«Бастард»

Бастард (fb2) - Бастард (Мир Лоротеон) 1471K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Тимур Вычужанин

Тимур Вычужанин Бастард

Нужно выплёскивать чувства наружу.

Хуже, если перестать это делать.

Иначе они будут накапливаться и затвердевать внутри.

А потом — умирать.

Харуки Мураками.

Глава 1

У раскрытого окна стоит юноша. Длинные чёрные волосы ниспадают на плечи, словно водопад чёрной смолы, каких много в Бездне. Он задумчиво смотрит на ночное небо, и его ровные черты лица освещает полная луна. Цвет глаз нельзя точно разобрать, т. к. в них отражаются звёзды и тёмное небо, делая его взгляд каким-то необыкновенным. Он будто погружает тебя в омут с головой, ты заглядываешь в его душу и не видишь ничего, кроме холодного света звезды. Он не греет, просто светит. Только встряхнув головой удаётся отогнать наваждение, и тогда ты замечаешь его лёгкую ухмылку, но она почему-то не противна, а тебе хочется улыбнуться в ответ. Юноша упёрся руками в подоконник, высунувшись немного из окна, и тяжело вздохнул. Ему снова не спится. Снова его мучают кошмары и снова служанка, перепуганная его криками, стучится в комнату и спрашивает «всё ли в порядке, милорд?». На что юноша отвечает коротким «да». И когда служанка удаляется, он снова откидывается на подушки и закрывает руками лицо. Перед глазами всё ещё встают сцены из кошмара, но вот почему-то когда юноша снова забывается тревожным сном, то не может вспомнить ничего из кошмара. Он уже не раз ходил к придворному магу, но тот лишь разводил руками и ссылался на какую-то особую фазу луны, но такая отмазка не устраивала юного принца. Ему нужно было решение, а не причины. Брат всё время шутил, что, мол, это связано с годовщиной того дня, но юноша ничего не хотел слышать об этом. Он уже давно забыл, он хотел забыть об этом и старался сделать это, погрузив себя в бесконечные поездки по самым дальним уголкам королевства. Даже довелось ему в свои годы побывать в Княжестве Шан, в Подгорном Королевстве гномов, что жили в горах, отделяющих земли королевств от могучего восточного Мортремора — самого грозного из современных государств. А скоро предстояла ещё одна, но это уже его собственная инициатива — он думал, что в пути его кошмары, наконец, отступят и убегут туда, откуда пришли — в царство ночных грёз.

Юноша, прищурившись, пристально всмотрелся в горизонт. Кажется, солнце уже начало подниматься, а значит, ему пора собираться в путь. Кони скоро будут готовы, а просторные покои уже настолько обрыдли ему за два месяца, что он очень сильно хотел покинуть дворец. Отец, брат и мать не раз говорили ему, что он слишком сильно полюбил походную жизнь, но юноша ничего не мог с собой поделать. Что-то тянуло его туда, в далёкие земли и он не верил в то, что это просто романтизм молодости, жаждущий приключений. Дорога стала его домом, а отцовский чертог — просто временным пристанищем. Из-за этого у него часто возникали перепалки со всей семьёй, но в итоге они все опустили руки и повесили на стенах своей цитадели белый флаг.

Однако, мудрый правитель решил направить сына в нужное русло и всё чаще юноша уходил к соседям с посольствами. И всё чаще он возвращался из этих путешествий один — все остальные погибали, но ему удавалось каким-то чудом избежать гибели…причём он платил врагам их жизнями. Юноша покосился на ножны, в которых покоился его верный полуторный меч Диарнис. Он уже много раз спасал ему жизнь, но придворные всё ещё с настороженностью косились на него. Всё-таки уже успевший стать легендарным меч появился непонятно откуда в тот самый день, о котором юноша предпочёл бы забыть, но по какой-то непонятной причине всё ещё «отмечал» его каждый год, к недовольству отца и печальным вздохам его…матери. На самом деле, королева не была его мамой, но он уже привык так её называть. Ему вообще повезло, что его не убили ещё при рождении, а признали. Конечно, не без помощи мага Клохариуса, который очень долго убеждал своего короля оставить мальчику жизнь. И, признаться, венценосный монарх ни на секунду не жалел о своём сердоболии. Как только мальчик начал подрастать, в нём сразу проявился острый ум и покладистость. Однако, было то, что приходилось держать от всех в тайне. А именно — мальчик не имел никакого магического потенциала, он вообще не мог колдовать, а ведь все короли Ланда так или иначе, но были магами и именно этим снискали себе большую известность в других землях. Но поделать было ничего нельзя — бастард был признан и теперь имел такие же права, как и его старший брат, и король надеялся, что его горячий и скорый на драку первенец не сложит свою голову раньше времени, а во всём королевстве думали, что молодой человек, по имени Адриан является прямым потомком и даже вероятным наследником, что под собой подразумевало и владение хотя бы азами магии.

Юноша тряхнул головой и отошёл от окна. «Если так продолжиться, то я сам опоздаю к сбору. Не хочется сразу же потерять уважение своих спутников». И, руководствуясь такими вот мыслями, принц-бастард быстро оделся в свой обычный походный костюм: штаны, не очень грубые кожаные сапоги, свободную рубашку и жилет из очень лёгкой, но прочной ткани, в который к тому же была вшита кольчуга. Этот элемент одеяния не раз спасал ему жизнь — кольчуга была действительно просто отменной, гномьей работы. На жилете сохранилось множество заплат, которые отмечали каждую шальную стрелу и удар мечом, от которого спасала его кольчуга. Многие настаивали на том, чтобы принц восстановил полностью ткань с помощью магии, а то, по словам «матери», он выглядел, «как нищий из Трёхгрошевого Квартала»[1]. Но юноша было не переубедить в его желании сохранить память о каждом путешествии. Хотя, вся его одежда не очень подходила для путешествия по опасному в последнее время королевству, но сейчас это вполне можно объяснить тем, что в этот раз Адриан собирался отправиться в Султанат с личным посланием от своего венценосного отца, а там, как известно, куда более спокойно.

Собственно, по этой причине и отправлялся туда принц-бастард. Наёмная армия Султаната славилась своей мощью и дисциплиной (что тем более ценилось, т. к. наёмники всё-таки всегда были наёмниками) и именно поэтому король хотел всё устроить так, чтобы его старший сын женился на старшей дочери Верховного Султана. Т. е. грубо говоря, сейчас Адриан выступал в качестве высокопоставленного свата. И из-за этого ему приходилось брать в это путешествие столько ненужно поклажи, вроде красивой придворной одежды и прочей дребедени, которую он никогда не любил и одевал только по просьбе королевы или отца. И при мысли о предстоящем визите бастард тяжко вздохнул. Хоть официальные приёмы и были его сильной стороной, Адриан просто ненавидел этих напыщенных правителей, придворных и прочих людей, которые слетались ко двору, словно мухи на открытую банку мёда…ну или на труп. И последнее сравнение почему-то нравилось молодому принцу куда больше и казалось более правдоподобным.

Наконец, за окном начало потихоньку светлеть и лучи только что проснувшегося солнца коснулись капелек росы на зелёных стебельках и лепестках цветов, которые росли в саду, от чего казалось, что растения сверкают, покрытые россыпью невероятно чистых бриллиантов. Адриан закрыл ставни и быстро вышел из своих просторных покоев. Все его спутники были согласны с тем, чтобы выступить прямо на рассвете. Вспомнив о тех, с кем ему придётся проводить время в дороге, он задумался. На столько странных попутчиков ему ещё ни разу не давали. У каждого из них была какая-то история за плечами, но для юноши все эти жизни были покрыты мраком тайны и загадочности. Оставалось только надеяться, что старый маг Клохариус не ошибся, ведь именно он посоветовал ему этих людей. В таком задумчивом состоянии он и вышел во внешний двор, где его с уже осёдланными лошадьми ждали четверо людей столь разных между собой даже по внешнему виду, что оставалось только удивляться, как они вообще могли оказаться все в одном месте.

Личный слуга Адриана подвёл ему вороного жеребца, который, наряду с мечом, был известен по всему королевству, да и за его пределами об этом безумно верном и выносливом скакуне знали, а один бард даже успел сложить песню о нём. Принц вежливо кивнул и снова окинул взглядом присутствующих.

— Как вы все знаете, меня зовут Адриан, и я…

— Мы знаем, кто Вы, милорд, но не могли бы мы уже отправиться в путь? Как-никак рассвет уже далеко позади, а мы ещё не продвинулись ни на йоту, — вежливо, но, тем не менее, настойчиво прервал принца коренастый мужчина с грубым обветренным лицом и заплывшим правым глазом, через который тянулся старый шрам.

«Это, похоже, тот самый человек из Дашуара. В точности как описывал его Клохариус. Даже по тому, как он держится, можно понять, что в плане опыта и путешествий я вряд ли смогу его когда-нибудь догнать. Да и все остальные тоже признали его старшинство…ну что же, пускай так и будет…»

— Хорошо, — коротко ответил Адриан, сразу поняв, что с этим воином лучше общаться по делу и как можно более ёмко и коротко излагать свою проблему — мы так и поступим, но для начала я бы хотел узнать ваши имена и должность, чтобы знать, с кем я имею дело, — после этих слов принцу-бастарду пришлось выдержать тяжёлый взгляд дашуарца, в котором явно читалось «будто бы ты и так не знаешь». Но правда состояла в том, что юноша действительно не знал ничего о своих спутниках, за исключением разве что этого воина, т. к. о нём первым делом и упомянул Клохариус.

— Тогда я представлюсь первым, — с этими словами дашуарец сделал шаг вперёд и слегка склонился в вежливом поклоне, что было удивительно, ведь обычно перед принцем преклоняли колено, но это не особо огорчило Адриана, можно сказать, что даже наоборот — обрадовало, т. к. юный принц не любил всех этих почестей, хоть и научился сдерживать вызванное ими раздражение и скуку на официальных приёмах, — меня зовут Ронтр, я из Дашуара, бывший начальник стражи этого славного города, ушёл в отставку три года назад, после этого переехал в столицу, где жил, благодаря тому, что подрабатывал вышибалой в одном из трактиров в центре, не женат, детей нет, — чётко, короткими фразами отрапортовал воин и, выпрямившись, сделал шаг назад, чтобы снова встать в то подобие строя, коим являлись спутники Адриана.

— Рад, что буду иметь честь находиться с вами на одной дороге, — ответил ему на манер Вольных[2] принц, из-за чего снова заметил на себе несколько удивлённый взгляд Ронтра.

Следующим вперёд шагнул парень, которому на вид было лет двадцать пять. Он был не очень высокого роста, особенно если сравнивать его с тем же Ронтром, напоминавшим гранитную скалу, однако его рост можно было считать всё-таки немного выше среднего, что ещё подчёркивала его худоба и бледная кожа. А короткие пепельно-серые волосы и глубоко посаженые карие глаза только ещё больше убедили Адриана в том, что этот его спутник был родом из юго-восточной провинции королевства, которая делится на два баронства и одно графство. Поэтому можно сказать, что эта провинция не имеет и не имела никакого особого значения, да и никаких военных действий на этой территории не проводилось, а досталась она королевству по взаимному согласию власти Ланда и местного населения, о котором стоит поговорить уже подробней. Народ эти не особо гостеприимные болота (которые собственно покрывают всю территорию нынешней провинции Даргост) населяет весьма миролюбивый, занимающийся в основном…хотя, даже этой незначительной детали неизвестно об обитателях болот. Они всегда были скрытными, а болота очень ревниво охраняют секреты тех, кто смог выжить в непростых условиях. Именно поэтому этот ещё молодой житель юго-восточной провинции сразу заинтересовал Адриана. Ведь даже самым великим умам их королевства так мало известно о даргостцах, а ему судьба буквально под нос пихает такой замечательный шанс!

Этот конкретный даргостец был одет в простую охотничью одежду, за спиной висел колчан со стрелами, а на поясе бы не очень хорошо припрятан кинжал с костяной рукояткой. Необычным Адриан нашёл в нём ещё то, что этот житель болот не носил плащ, хотя все охотники, встреченные им во владениях Ланда и Шан очень даже любили этот предмет одежды и носили его поголовно.

Тут принц заметил, что уже через чур долго рассматривает своего спутника и вежливо ему кивнул, таким образом разрешая ему представиться (старался Адриан вложить в этот кивок как можно меньше высокомерия и, надо признать, у него это получилось).

— Зовите меня Син, родом я из провинции, а судьба моя вряд ли Вам будет интересна, милорд, — весьма туманно поведал о себе даргостец. Говорил он медленно и монотонно, ни вкладывая в свои слова никаких красок, как обычно делают это профессора в Высшей Академии Тайлонда[3].

— Син? — Адриан вопросительно изогнул бровь. — Это больше похоже на прозвище, чем на имя. Неужели тебя так действительно назвала мать?

— Нет, — Син безразлично пожал плечами, — родители выбрали мне другое имя, но эта кличка приклеилась ко мне так давно, что я уже и позабыл своё настоящее имя. Так происходит со многими из нашего народа, ведь наши традиционные имена настолько длинны, что запомнить их просто невозможно.

«Хм, думаю, об этой особенности жителей Даргоста наш архимаг не знал, надо будет ему сообщить» — тут же пронеслась в голове Адриана краткая мысль-заметка, а вслух он сказал:

— Ладно, Син, — он кивнул и кареглазый сделал шаг назад.

Признаться, это прозвище было действительно странным. Наверное, если бы оно обозначало что-нибудь другое, то принц бы и не обратил внимания, но «Серый» …какой же право чудной люд эти даргостцы!

Следующим на очереди был седовласый старик в поношенной мантии тёмно-синего света. Всё-таки Клохариус не мог оставить группу без магической поддержки и поэтому отправил в отряд одного из тех, кто повидал много на своём веку. Настолько много, что они ушли от света, сложив все свои чины и почётное звание Архимага Защитных Искусств. Его звали Лорайн, с ним Адриан был уже знаком — придворный маг часто брал тогда ещё маленького мальчика с собой в недалёкие путешествия, где их часто сопровождал и этот старый, но, тем не менее, приятный в общении старик, которому даже сам Клохариус выказывал почтение, хотя был весьма самолюбивой натурой. Поэтому принц, просто вежливо поклонился старому магу и посмотрел на последнего, четвёртого.

Он выходить вперёд, похоже, не собирался и просто кивнул. Адриан сделал то же самое и хотел уже было отойти, но природное любопытство (или любознательность, всем казалось по-разному) взяло верх. И было от чего ему пробудиться! Четвертый его спутник своим внешним видом напоминал одного из членов Гильдии Сейрам: одежда из мягкой лёгкой ткани темно-коричневого цвета, штаны того же цвета, только ткань для них была выбрана уже более грубая, на правом плече красовался кожаный наплечник, выкрашенный в красный цвет, с вделанным в него металлическим знаком — глаз, вместо зрачка у которого был вставлен красный рубин. На голову был надет капюшон, а половину лица закрывала ткань и только жёлтые, невероятно выразительные молодые глаза смотрели в упор прямо на Адриана. Общий наряд был точь-в-точь как у гильдийцев, вот только цвета их были другие: цвет общий был серым, а наплечники они красили в лазурный. Да и знаком их была корона с семью зубцами, в каждый из которых на конце был вставлен небольшой полудрагоценный камень. Но кто же тогда этот человек? Знак глаза был неизвестен принцу-бастарду, хотя в детстве королева заставила выучить его отличительные знаки всех организаций, которые числились в их королевстве от обычных объединений портных и ювелиров до Гильдий Тайных Услуг и Торговых Компаний[4]. Были там и животные, и растения, и щиты, и замки, чего там не было на самом деле сказать куда легче, чем перечислить всё то, что выбирали в качестве своего знака эти организации. И, как ни странно, одним из тех предметов, что не использовались в качестве таких знаков, был глаз. Всё это вихрем пронеслось в голове Адриана и в итоге вылилось в вопрос:

— Не хочешь ли ты представиться тем, кто будет твоими спутниками в долгой дороге? — вежливо и спокойно спросил бастард, хотя в голове его всё ещё крутился тот ураган, что поднял этот действительно необычный человек. Просто Адриан по своей старой привычке подавил желание выказать свои чувства, внешне проявить эмоции, заперев всё это в темницах своей души на тяжёлый кованый замок.

— А разве им это нужно? По-моему, сейчас для них важно, чтобы я не предал в пути и не воткнул нож в спину. На этот счёт можете быть спокойны, такой противной чертой, как лицемерие, я никогда не обладал.

— Тогда может, хотя бы назовёшь своё имя?

— Я бы обошёлся и без этого, но раз милорд настаивает…Меня зовут Дорнис и вырос я за пределами Ланда. Надеюсь, это не помешает Вам остаться при своём решении и взять меня в свои путники? — в глазах Дорниса сверкнули издевательские искорки. По какой-то причине он явно недолюбливал принца, а может, и всех тех, кто звался чиновниками, графами и т. д.

«Нужно будет присматривать за ним. В его глазах пляшут странные огни неприязни. А ещё лучше будет, если я смогу сблизиться с ним, всё-таки иметь неприятеля среди своих спутников не хотелось бы…и о чём только думал Клохариус, когда советовал мне его? Да и вообще компанию он мне подобрал до боли странную. Они же в первый раз видят друг друга, а нам придётся проехать через пол королевства, а потом по степям и пустыням Султаната. Мне была нужна сплочённая команда. Если дашуарец и Лорайн, в силу своего опыта, ещё смогут быстро сработаться, то остальные двое хорошо, если вообще смогут это сделать, не говоря уж о быстром сплочении. Остаётся только надеяться на то, что Лорайн и Ронтр будут помогать мне в сложившейся ситуации».

— Нет, не поменяю, — Адриан ещё раз обвёл взглядом четырёх людей и коротко сам себе кивнул, — вот теперь я знаю немного о вас, поэтому прошу по коням, мы и так задержались тут непростительно долго, — и, подавая пример товарищам, бастард легко вскочил в седло.

Также поступили и остальные. Проверять припасы им не было нужды — это путешествие было спланировано за несколько месяцев до его начала, как делается всё в наше время. Людям приходится жить по заранее написанному сценарию, и некоторым это даже нравится, что ещё печальнее. Вскоре они неспешно выехали из внутреннего двора, и направили своих коней по широкой городской улице, которая должна была вывести их к южным воротам пока ещё спящей столицы. Однако некоторые её обитатели уже начали скидывать с себя оковы приятного сна, погружаясь в мир рутинной обыденности и бесконечных дел, в которых нет места даже мимолётным мечтам. Вот на втором этаже в одном из домов средних лет женщина со стуком отворила ставни и что-то неразборчиво крикнула своему слишком уж любящему поспать мужу.

Адриана всегда забавляли такие семейные пары. Они часто ругаются из-за всяких мелочных пустяков, будь то потерянный гребень или пропажа сапога. Иногда их ссоры даже доходят до драк, причём таких, что им позавидуют самые ярые любители потасовок в тавернах. Но почему-то не расходятся и продолжают жить вместе, хотя любовь из их отношений уже давно ушла. Однако, несмотря на всё это, любая жена готова оторвать голову даже своей подруге, если она как-то неправильно глянула на её мужа, который в свою очередь наподдаст каждому, кто не в шутку оскорбит его жену. Забавно, не правда ли?

Если разобраться, то все человеческие отношения не могут быть вечны, потому что основываются на чувствах или личной выгоде. Первое у человека похоже на огонь: необычайно сильно и ярко горит, но если перестать подпитывать их, то они гаснут, а зачастую, топливо кончается очень быстро, и остаются лишь воспоминания, ради которых люди и мучают себя обществом друг друга. Со вторым же всё ещё проще — человек не может вечно приносить тебе выгоду. Постепенно у него закончатся деньги, товары, силы и т. д. И вот тогда уже о том, что бы продолжать знакомство даже речи не идёт. Конечно, они могут потом встретиться вновь, но вряд ли кто-то из них будет рад такому неожиданному столкновению.

Думая об этом, принц вместе со своими спутниками выехал из столицы. Адриан посмотрел вдаль. Этот запах дороги снова манил его, а голос дальних земель всё сильнее и настойчивей звал его вперёд. И бастард не собирался противиться этому искушению. По его лицу пробежала лёгкая улыбка, и он дал шпоры коню.

* * *

У широкого окна, выходящего во внутренний двор, откуда только что отъехал принц-бастард, стоял седовласый старик в мантии цветов королевства — красного, золотого и тёмно-синего. Он по привычке держал руки за спиной и немного наклонил голову вправо. Так маг мог неподвижно стоять часами, думая о чём-то, что ведомо только ему, а потом также безмолвно уйти в свои покои и сидеть там подряд несколько дней, не выходя даже за тем, чтобы поесть.

Но в ближайшее время такой досуг не был у него в планах. Наблюдая за отъездом Адриана, маг одновременно думал о том, действительно ли удачно посоветовал он компаньонов принцу. Всё-таки такой набор совершенно незнакомых и разных людей был странен даже для него, известного во всём Ланде своими нестандартными решениями.

Вспомнив о своих заслугах, Главный Советник по Магическим Делам, а вместе с тем и Верховный Архимаг, улыбнулся и чуть было не предался ностальгии, как вдруг его мысли прервал мой голос:

— Вы меня вызывали? — осведомился я негромко, но вместе с тем достаточно, чтобы меня мог услышать Архимаг.

— Да-да, звал. И ты мог бы немного поторопиться ради приличия, — недовольно проворчал Клохариус — старый маг, как и большинство ветеранов, не любил, когда его вырывали из воспоминаний о собственных великих свершениях.

— Извините, господин Архимаг, у меня были дела, — с лёгкой иронией в голосе ответил я.

— И какие же, позволь узнать? Они были важнее, чем вызов от человека, занимающего второе место в нашем государстве? — старик даже не удостоил меня взглядом, но я не сильно переживал по этому поводу. Легенду о том, что он может метать молнии из глаз, мне на себе проверять не хотелось.

— Можно сказать, что по важности поручения были равные, и я просто выполнял их по мере поступления.

— Хм, и от кого же тогда исходило первое послание? — похоже, мне удалось пробудить в старом маге интерес, что же, тем лучше, жаль, что не доведётся поиграть ещё немного.

— Извините, господин Архимаг, но мне запрещено об этом распространяться. Но в общих чертах скажу, что сегодняшнюю ночь я провёл вовсе не в Увеселительном Квартале и уж точно не у себя дома.

— Знаешь, иногда мне кажется, что у тебя дома нет вовсе, — в его словах мне почудилась какая-то боль, словно от старой раны, которая вроде и зажила, но иногда всё же напоминает о себе короткими уколами.

Я развёл руками и улыбнулся уголками губ, хоть старик этого и не мог видеть, т. к. всё ещё стоял ко мне спиной. Но тут ему пришлось сощуриться и отвернуться, потому что луч красного рассветного солнца попал в окно и прочертил косую линию света на ковре, что лежал здесь уже несколько поколений и сохранял свой первозданный вид лишь благодаря усилиям магов.

Инстинктивно глаза мага прошлись по мне, и его лицо скривилось в усмешке.

— Ты себя хоть в зеркало видел? Всё-таки во дворце находишься и часто тут бываешь, а к манерам так и не приучился.

— А разве не вы ругали меня за опоздание? А если бы я потратил время на переодевание, то пришёл бы ещё позже. Не думаю, что если бы я в лучшем виде был опоздавшим, вы бы меня встретили теплее.

— Не люблю я, когда ты включаешь свою логику, — недовольно фыркнул Архимаг.

Моим ответом была лишь таинственная полуулыбка. На самом деле, на мне была такая же одежда, как и при предыдущих наших встречах, только ещё более потрёпанная и грязная из-за того, что ночка была действительно та ещё.

Я выжидающе посмотрел на Клохариуса. Всё-таки он позвал меня не просто за тем, чтобы поболтать. Скорее всего, у него ко мне опять была какая-то просьба, ведь по его лицу было видно, что старый Советник был чем-то обеспокоен.

«Наверное, это связано с очередным отъездом младшего принца. Слишком уж сильно тревожится он за этого мальчика» — подумал я и вежливо кашлянул, замечая, что Архимаг снова готов погрузиться в свои мысли. Он тряхнул головой и кивнул сам себе, как делал это всегда, когда его выводили из состояния своеобразного «транса».

— Чуть не забыл. Я ведь тебя позвал не просто так.

— Наконец, я уже думал, что мы никогда не дойдём до сути.

— Ты всегда становишься сух, когда разговор доходит до дела, а я так соскучился по твоим ироничным высказываниям, — с сарказмом ответил Клохариус.

— Прости, надо будет почаще радовать тебя своими визитами, раз ты тут изнемогаешь. Да, и к тому же, разве напыщенные аристократы и их отпрыски не достаточно на балах бросают в твой адрес колкостей и эпиграмм?

— Да, завидующих мне много, особенно среди нового поколения, да и среди почтенных старцев есть ещё те, кто не забыл того, как я возвысился над ними, — скрипуче рассмеялся Советник, — но их слова со временем теряют свою остроту, а молодые ещё не отточили этого искусства, а вот твои фразы никогда не станут менее едкими. Даже не знаю почему.

— Мне напротив говорят, что я начинаю терять позиции, — улыбнулся я уголками губ.

— Они просто льстят своему самолюбию. Ну, или самолюбию тех, с кем они тебя сравнивают.

После этого наш разговор ненадолго прервался из-за того, что Клохариус решил пройти в свой кабинет, ведя меня по извилистым, но широким коридорам дворца королей Ланда, вынуждая меня снова смотреть на портреты правителей и даже изображения всей королевской четы. Были тут и картины, запечатлевавшие охоту, рыцарские турниры, балы и множество других событий, которые меня мало интересовали. Да и, если честно, в плане живописи никто из королей могучего Ланда не славился своим тонким вкусом. Но была здесь одна картина, которая каждый раз, когда я проходил мимо неё, приковывала мой взор. Это был портрет молодого и очень красивого юноши в парадных доспехах. Взор светло-голубых глаз, доставшийся ему от отца, был необычайно выразителен и говорил о том, что из этого юноши в скором времени получиться сильный и волевой мужчина, но была ещё в этом взгляде не совсем понятная мне искра боли, которую так умело подчеркнул старый талантливый художник. И именно этот едва заметный огонёк словно накладывала на всё лицо юноши тень холодности, преображая, казалось, весь облик молодого человека.

Я мысленно представил этот портрет перед собой снова, а потом вспомнил того юношу, который уже, наверное, выехал из города вместе со своими спутниками. Да, этот портрет был написан с младшего принца около двух лет назад, когда Адриану было всего восемнадцать. «Он возмужал…» — пронеслось в моей голове, и я мысленно улыбнулся. Как же вовремя вспомнился принц, ведь, скорее всего, именно он и был причиной такого срочного призыва, исходящего от самого Архимага.

Наконец, мы попали в то крыло дворца, где находились покои Клохариуса. Минуя библиотеку и ещё несколько помещений, где хранились различные свитки, книги и летописи, мы оказались перед тяжёлой деревянной дверью, что вела в кабинет, куда мы собственно и вошли.

— А ты всё так же верен своим привычкам, — невольно вырвалось у меня, когда я обвёл взглядом тот бардак, что творился в этом казавшимся небольшим из-за кучи хлама, записей и инструментов, наваленных на многочисленных письменных столах в помещении.

Маг лишь недовольно проворчал что-то невнятное мне в ответ и начал рыться в свитках и других бумагах, которые лежали на столе, стоявшем посреди комнаты. Видимо, именно он являлся «основным». Наконец, маг извлёк какой-то пергамент и торжественно протянул его мне. Я перевёл вопросительный взгляд со свитка, который по своему виду напоминал обычную подорожную, на Клохариуса. Но господин Архимаг не собирался давать каких-либо пояснений, поэтому мне самому пришлось спросить его:

— Ну и что это такое?

— Это то, за чем ты сюда собственно и пришёл, — ответил Советник так, будто бы это должно было мне сразу всё объяснить.

— Извините меня, Архимаг, но я, наверное, слишком глуп, чтобы уловить ход Вашей мысли, — съязвил я, ибо не любил, когда меня держат в неведении.

Клохариус скорчил кислую мину.

— Кажется, ты решил накормить меня своими лимонами на месяцы вперёд. Это грамота, которая поможет тебе пройти свободно через все заставы и границы провинций, — сказано это было таким тоном, каким обычно объясняют совершенно простые вещи маленькому ребёнку.

— И зачем же мне вдруг отправляться в путешествие по нашему «чудесному» королевству? — после этого я немного промолчал, но тут мой мозг поразила догадка. — Неужели ты хочешь, чтобы я отправился вслед за принцем? — нахмурившись, снова задал я вопрос.

Ответом мне был кивок, который сам собой вызвал у меня насмешливую улыбку.

— А разве ты не сам посоветовал ему спутников? Чего же тебе опасаться? Ты же сам Великий Архимаг Клохариус! Твои решения мудры и…

— Хватит! Ещё одно слово, и я испепелю тебя, а душу заточу в банку и заставлю её мучиться вечно! — вспылил маг, и в руке его действительно зажглось ярко-красное пламя.

— Тише-тише, мы оба знаем, что ты этого не сделаешь, — с совершенно наплевательским видом сказал я.

Это была правда. Непонятно почему, но Советник очень ценил меня и, разумеется, очень хорошо помнил об этом, что и заставило его потушить пламя в руке, но вот взгляд его по-прежнему горел и потухать никак не собирался. Однако вскоре Клохариус уже совсем успокоился, и мы продолжили наш прерванный разговор.

— На счёт спутников ты совершенно прав. Их советовал я, лично, с глазу на глаз, и этот разговор я помню так, словно это было вчера, — после этой фразы мне просто с титаническим трудом удалось удержать себя от колкости про старческий маразм и про давность этого события. Эти бесовские искорки Архимаг не мог не заметить, и они заставили его угрожающе нахмуриться, но, так и не дождавшись очередной причины меня сжечь, он продолжил, — и не жалею о своём выборе. Все они люди надёжные и их нужно оправдать в глазах нашей Короны.

— Если их нужно оправдывать, то у них есть какие-то грехи за душой? — это предприятие обещало быть интересным (отказать я не мог, и поэтому говорю о своём «да», как о деле уже решённом и сделанном). Меня всегда привлекали истории чужих жизней, ибо о своей я никогда никому почти ничего не рассказывал.

Архимаг поморщился.

— Прошу тебя, избавь меня от этого плотоядного блеска в твоих глазах. Честное слово, так ты очень похож на кровопийцу!

— А Вы что-то имеете против вампиров, господин Архимаг?

— Нет. Меня вполне устраивают обычные вампиры, пьющие кровь. Но ты пристрастился уже к другому напитку. У тебя свой нектар богов. Слишком уж ты любишь истории, особенно печальные. Никогда не понимал эту страсть узнать как можно больше о незнакомом человеке, будь то даже обычный постоялец в трактире.

Мне осталось только пожать плечами.

— Я люблю общаться с незнакомыми людьми. Ни ты о них ничего не знаешь, ни они о тебе. Это своеобразное соревнование искусства добывать информацию. А побеждает в нём тот, кто узнал о своём оппоненте много, но при этом рассказал о себе как можно меньше. В таких случаях полезно быть путешественником. Можно отвлечь собеседника одной из историй, которая произошла в пути, он и не заметит, что ты сам в том случае, о котором рассказываешь ему, играл крайне незначительную роль. Может, даже просто наблюдателя, но при этом слушателю будет казаться, что ты ему рассказал какой-то важный момент своей жизни и поспешит отплатить тебе тем же. Ещё не плохо в таких случаях уметь пить. Тогда можно просто напоить собеседника за свой счёт и выступить в качестве сердобольного слушателя, постоянно кивая головой и добавляя «понимаю» или «как жаль!», ну или ещё что-нибудь в этом же духе.

— Не пускайся в слишком уж длинные рассуждения о своих способах обмануть собеседника и вытянуть из него информацию или нечто другое, что тебе нужно. Я и так знаю, что ты в этом деле можешь дать фору даже нашему пройдохе-казначею.

— А как же Глава? — притворно обиделся я.

— Не зазнавайся, мальчик, до него тебе ещё, как отсюда до Султаната пешком.

— Ничего, если учесть нашу разницу в возрасте, то отличий вообще нет, — пожал я плечами.

— Ты льстишь себе. Да, и к тому же никто, кроме самого короля, не видел ещё Главы, поэтому неизвестно, сколько ему лет.

Я щёлкнул пальцами и победно улыбнулся.

— Вот оно, Клохариус, вот оно! Если его никто не видел, то почему же все так его уважают и боятся? Стой, не отвечай! Ты начнёшь мне говорить про его заслуги перед двором, о которых знают лишь Первые Советники, но откуда знать, что всё это не лапша, которую нам так успешно вешает Гильдия уже столько лет? Мы слишком подвержены влиянию выдуманных нами же идолов, господин Архимаг, и это нужно срочно исправлять!

Я был очень взволнован, о чём говорил огонь в моих глазах и слегка дрожащие руки, от чего я поспешил сложить их за спиной. Редко, очень редко мне удавалось вот так подловить хитрого старика, который с самого начала нашего знакомства был главным моим оппонентом в спорах. Слишком уж много он знал, и это обстоятельство у меня после первой встречи оставило крайне неприятное чувство, потому что как сильно я не люблю идеалистов, почти так же сильно мне не нравятся люди, которые знают больше, чем нужно…больше, чем безопасно знать. И он умел пользоваться этими знаниями, но как-то совершенно по-своему. Он выдавал их, словно стрелял из арбалета в упор: нельзя было понять, когда точно это произойдёт, но ты чувствуешь, что выстрел будет точно, и, если он не убьёт тебя, то уж точно пошатнёт и выведет из строя. Архимаг пользовался этим, «убивая» оппонентов именно так.

Старый маг удивлённо вскинул брови, видя мою вспышку.

— Давно я не видел, что бы ты говорил с таким искренним чувством, — в голосе его мне слышалось явное удивление и, признаться, от этой его фразы я немного смутился и поспешил снова остудить свою голову и успокоиться.

— Я немного увлёкся, — словив на себе хитрый взгляд Клохариуса, я кинул ответный недовольный взор и поправился, — ну, может не немного. Но мы тут не ради наших обычных словесных баталий, не так ли? Так почему же, Бартас меня дери, если ты уверен в спутниках, отсылаешь меня в Султанат через половину Ланда вслед за принцем?!

— Успокойся, нет нужды так резко реагировать на это моё новое поручение. На такое решение у меня есть причина — беспокойство на счёт Диарниса.

Я тяжело вздохнул и едва не закатил глаза.

— Неужели и ты веришь в те глупые сказки, что ходят про этот меч? Да, в нём конечно заключена какая-то магия, даже я это чувствую, но это же не Меч Одиннадцати, не уничтожит же он мир. По мне, так это не больше, чем просто артефакт, который какой-то маг случайно телепортировал во дворец, а то, что попал на тот самый день — просто чья-то глупая и не совсем удачная шутка или вообще совпадение.

— Ты слишком беспечен, дорогой друг. В этом мече есть не просто какая-то там сила. Я чувствую там древнюю и давно утерянную магию. Кстати, ты верно вспомнил про Меч Одиннадцати. Помнишь, какую энергию он использовал? Так вот, то, что прячет Диарнис, одной природы с той энергией.

Это поставило меня в тупик, и я нахмурился. Этот легендарный меч, которым владел Хартон Тиран[5], пользовался ужасной славой среди всех живущих. И, по правде сказать, совершенно заслужено. Много разных баек сочиняли про это демоническое оружие и некоторые из них повторяются сейчас, только уже про меч принца-бастарда. Сам же Хартон утверждал, что его меч был выкован одиннадцатью кузнецами (отсюда и название этого меча), слывшими лучшими в своём деле. Он даже называл имена этих кузнецов, на чём и попался. Эти великие кузнецы оказались обычным деревенскими железных дел мастерами. Но тогда остался вопрос: если этот меч не ковали лучшие из лучших, то откуда же в нём такая сила? Ответ на этот вопрос до сих пор не нашли, но вся суть в том, что когда Хартона убили и попытались уничтожить легендарный меч, то вызвали ужаснейший катаклизм, чуть не погубивший всю Северную Провинцию, сделав и без того холодную землю совершенной глыбой льда, и устроив такие снежные метели, что ни один караван с провизией не смог добраться до туда. В итоге север Ланда пришлось возрождать практически из ничего, а Меч так и не нашли. Все утверждали, что никто не сможет больше создать нечто с подобной природой, но, если верить Архимагу, они ошибались.

Наконец, я решился заговорить:

— Ты уверен в этом Клохариус? Это не просто очередная твоя догадка, на подобие той, что ты меня потчевал во время предыдущего визита?

— Я уверен в этом так же, как в том, что меня зовут Кохариус, — твёрдо ответил Архимаг.

— Хорошо. Но что ты хочешь от меня? Как я смогу что-нибудь сделать, если та энергия пробудится? Ты забываешь, что я не маг, подчинение высших сил не моё.

— Ты просто должен присматривать за ним и сделать их путешествие как можно более лёгким и безопасным. Особенно держи ухо в остро, когда доберёшься до самих степей и пустынь Султаната, говорят, что клар'хта[6] снова начинают подниматься. Да и при дворе у них там не всё спокойно. Есть те, кто не хотят этого союза и сделают всё, что бы он не был «подписан», даже могут совершить покушение на посла, а это может привести к войне, что совершенно нам не нужно.

— И вот для такой эпической задумки ты выбираешь меня? Не надёжней ли будет поручить это кому-нибудь из Гильдии или тех же самых гвардейцев? Это ведь как раз по их части — устранять угрозы королевству.

— Ты сам прекрасно понимаешь мой выбор. И не прикидывайся дурачком, мне же виднее. Гильдия бы просто проложила кровавую и ровную дорогу для принца, а гвардейцы слишком шумные. Твой же подчерк я успел изучить. Ты не будешь никого устранять физически, а просто заставишь их молчать. Не знаю, как у тебя это выходит, и знать не хочу, но это факт. Сейчас главное, что бы всё выглядело как можно более естественно.

Я вздохнул и махнул рукой.

— Хорошо. Насколько я понимаю, отправляться нужно немедленно?

В ответ мне последовал кивок. Эх, а я так надеялся хоть немного выспаться…

Глава 2

Мерный стук копыт раздаётся где-то вдалеке. Вокруг, на сколько хватает глаз, расстилаются недавно засеянные поля. Ни деревень, ни тем более шумных городов никто не встретит здесь на многие мили вокруг (на посевы сюда пригоняли крестьян из деревень около столицы). А ведь когда-то это был самый оживлённый тракт во всём Ланде. Постоянно по нему шли караваны из богатого Султаната, к ним примешивались и повозки Княжества, и даже эльфы иногда им пользовались. Но те годы уже давно прошли. Дорогу размыло, за ней перестали следить, после того как проложили Великий Тракт. Именно по этой древней, как сам Ланд, дороге проходил путь Адриана и четырёх его спутников.

Солнце уже клонилось к горизонту, да и сами путники порядком подустали, из-за чего и решили устроить привал в небольшой рощице, которая неожиданно оказалась неподалёку от самой дороги. Они стреножили лошадей и начали разбивать небольшой лагерь. Всё это проходило молча. Между путниками всё ощутимей была напряжённость, которая в любой момент готова была вылиться в нечто неприятное. Уже совсем стемнело, когда все, наконец, собрались у костра и принялись всё так же молча поглощать скромный ужин, бросая друг на друга угрюмые взгляды исподлобья. Единственным, кто вёл себя спокойно и более-менее дружелюбно, был Син. Первоначальные предположения о том, что ему будет сложно вписаться и закрепиться в команде из-за скрытности даргостцев, оказались неверными. Син вёл себя с остальными участниками предприятия вежливо и выказывал особое почтение Ронтру и Лорайну, называя их не иначе, как «Господин Воин» и «Господин Маг». Вот и сейчас он просто смотрел на едящих людей, изредка бросая взгляды поверх их голов, высматривая что-нибудь в просветах между деревьями, но, не находя там ничего, кроме светлячков, снова возвращался к еде.

Именно поэтому, когда все доели, он не одолел ещё и половины положенной порции.

Смотря на такую вялую работу челюстями, Дорнис, который всё-таки снял капюшон и маску, поморщился:

— Глядя на тебя, мне хочется выплеснуть из себя весь свой ужин. Ты ешь его так, будто там отрава или это самое противное блюдо на земле, — говорил он это с такой миной, что сразу любой бы поверил его словам.

— А разве тебе не должно быть всё равно? Готовил же эту пищу не ты, а значит, не должен испытывать ни вины, ни стыда за то, что она не вкусна. Да и сам то ты съел этого кролика с большим аппетитом.

— Лишь из-за того, что устал от долгой дороги, ведь мы весь день были в седле, чтобы укладываться в срок. А всё из-за чего? Из-за того, что наш принц решил остановиться и выслушать того полоумного, который взялся неизвестно откуда, крича о восстании в Харосе и пихая какой-то магический предмет!

— В пути всегда происходят неожиданности. Иногда приятные, иногда не очень, — безразлично пожал плечами Син и откусил ещё один кусок от кроличьей ножки, начав тщательно его пережёвывать.

— Этой задержки можно было бы избежать, если бы наш командир не был мечтательным юнцом!

— Остепенись, Дорнис, ты всё-таки говоришь о принце Ланда, — прогудел Ронтр.

— Да хоть сам король! Мне плевать! Он не может руководить людьми, он даже себя в руки взять не может! Не представляю, как ему до сих пор удалось выжить. Наверное, он вообще никогда за пределы дворца не выходил, а если и выходил, то только под охраной гвардейцев, — упрямо продолжал гнуть своё Дорнис.

— Ошибаешься, друг, — улыбнувшись, сказал Син и устремил свой взгляд в огонь, — он очень много где побывал, хоть об этом и знают лишь те, кто его отправлял, те, кто с ним был и те, к кому он ехал.

— Я никогда в это не поверю, пока он сам лично не докажет мне, что сможет за себя постоять.

— Неужели ты хочешь вызвать его на поединок? — вскинул бровь Син, на мгновение потеряв своё привычное спокойствие.

— С твоей стороны это был бы очень опрометчивый шаг, — вмешался в разговор Лорайн, до этого лежавший в свое палатке, которая представляла из себя обычный шалаш, зачарованный им от протекания и ветра, — не забывайте, что все мы здесь, по той или иной причине, стали неугодны нашему королевству. Это наш шанс «исправиться», но за любую провинность нам припомнят все грешки прошлого.

— Господин Маг прав. Мы все, можно считать, одной ногой на плахе, а принц — это наш шанс вернуться, причём вернуться с триумфом.

— Да что такого особенного может быть в путешествии ко двору Султана, с целью просить руки его дочери? Тут и мы то понадобимся лишь для того, что бы в лучшем случае разогнать людей с большой дороги. Не сильно много чести.

— И ты опять ошибаешься. От Клохариуса я слышал, что в Султанате сейчас неспокойно. Там очень горячий народ, которому и так не нравится, что их заперли в рамках единого государства. Да ещё и эти духи, клар'хта, снова начинают заявлять права на степь. Интриги там плетутся, и чувствует моё сердце, что направлены они на то, что бы Султанат объявил Ланду войну. Пока неизвестно с какой целью и кто собирается это сделать, но то, что собирается, это точно.

— Мне в это слабо верится. Султанату это не принесёт никакой выгоды, да и армия наша сейчас в полной боеготовности.

— Никак нет. Армия сейчас разлагается и воняет, как труп кобылы в августе, — решил снова вмешаться в разговор молчаливый Ронтр.

— А ты откуда это знаешь, а? — бросил на гиганта прожигающий взгляд Дорнис. — Разве ты не был с позором выгнан из армии пару лет назад?

— Так точно. Но я всё ещё стараюсь держаться близко к этим делам.

— Какие мы все осведомлённые! — с явным сарказмом воскликнул Дорнис. — У меня складывается такое впечатление, что я, по сравнению с вами, вообще ничего не знаю, и сижу безвылазно в своей конуре.

— Откуда мы можем это знать? Вдруг ты действительно сидел в этой, как там её? А! Конуре! Мы же вообще ничего друг о друге не знаем, — разведя руки в стороны, сказал Лорайн.

— И не будете знать! — после этих слов Дорнис встал со своего места и направился к своей «палатке», давая таким образом понять, что разговор окончен.

— А наш друг подал мне отличную идею, — провожая вспыльчивого парня взглядом, задумчиво проговорил Син, — пожалуй, я тоже отправлюсь сейчас спать. Прошу вас разбудить меня, когда подойдёт очередь мне заступать на ночной караул, — Син поднялся и, пожелав спокойного дежурства и ночи, пошёл в сторону своего места ночлега.

Проводив даргостца взглядом, маг подбросил сухих веток в огонь и глянул на Ронтра, который всё так же молча и неподвижно сидел на своём месте.

— Как же Вы, Ронтр, выживали в холодном Дашуаре со своей привычкой сидеть вот так неподвижно? Там при таком времяпрепровождении недолго превратиться в ледяную глыбу.

— Это верно. Но если скакать, пытаясь согреться, то можно превратиться не в глыбу, а в обглоданный волками скелет.

— Я думал, что Дашуар больше не беспокоят волки. Была же проведена специальная операция, чтобы их всех истребить.

— Пытаться истребить волков так же глупо, как пытаться растопить Ледяную Пустыню.

— А Вы давно были у себя на родине?

— Нет, я лишь недавно вернулся оттуда.

— А Вы случайно не знаете о правдивости тех слухов, что ходят о правителе славного Дашуара?

— Всё правда, — по своему обыкновению коротко ответил Ронтр.

— Благодарю за беседу, но мне пора найти нашего принца. Спокойной ночи, — и, поклонившись, маг удалился, оставив Ронтра наедине с самим собой. И так дашуарцу придётся провести первую часть ночи, вдалеке от приятно греющего костра, ведь именно он первым несёт ночную вахту.

Лорайн же тем временем направился к камню в окружении берёз, который приметил, ещё подъезжая сюда. Наверное, когда-то здесь находилось место поклонения Поверженным Богам, но если это и было так, то сейчас от храма под открытым небом остался лишь один валун, исписанный символами на древнем языке. Именно сюда отправился Адриан сразу же после того, как они спешились, и здесь же Лорайн надеялся найти принца. Но, к сожалению, его не оказалось ни здесь, ни где-либо ещё в этой роще, из-за чего старый маг начал сильно беспокоится. Ему даже пришлось прибегнуть к убеждению самого себя в том, что Адриан давно уже не мальчик, что он пережил много опасных поездок и что он может за себя постоять. Ещё немного поискав принца, Лорайн решил вернуться в лагерь и немного поспать.

Но вот на дежурство уже заступил Дорнис, а Адриан всё никак не появляется. Старый маг ворочается на своём спальнике, сшитом из шкур, и никак не может заснуть. В конце-концов он встаёт со спальника и быстрым шагом отправляется к валуну, тщетно пытаясь привести в приличный вид растрепавшуюся бороду. Дойдя до камня и всё ещё не успокоившись, Лорайн начинает нарезать круги около камня, когда вдруг в небольшой участок земли откидывается в сторону как люк, и маг еле удержался от того, что бы не пустить туда огненный шар. Вскоре из люка вылез Адриан и слегка озадачено посмотрел на Лорайна, который в боевой стойке мага нацелился огненным шаром прямо ему в лоб. Наконец, оба оправились от удивления и хотели одновременно задать друг другу интересующие их вопросы, но принц всё же опередил старого мага:

— Лорайн, что вы здесь делаете? Вам положено отдыхать сейчас.

— То же самое хотел спросить и у тебя, Адриан, — строго глянув на бастарда, ответил старик.

— Ну, я тут…разведывал территорию, — немного замявшись, ответил юноша.

— И, как я вижу, кое-что интересное ты нашёл, — Лорайн указал на люк, — и куда же он ведёт?

— В целую сеть тоннелей. Там легко заблудиться, поэтому я шёл прямо, пока не упёрся в стенку.

— Да? Крайне интересно… — задумчиво протянул маг, поглаживая свою седую бороду.

— Что в этом такого? По-моему, вы говорили, что таких вот тоннелей по всему Ланду огромное количество. Их строили и сектанты, и демонологи с некромантами.

— Да-да, всё это правда, но интересно то, что вдоль всего тракта, по которому мы держим наш путь, нет известных нам подземелий.

— Может, наши картографы просто обленились?

— Да, наверное, ты прав. В Ланде сейчас мало кто выполняет свои обязанности так, как это следовало бы делать, — как-то странно улыбнувшись, ответил Лорайн.

Тут со стороны лагеря до них долетели звуки какой-то возни, негромких криков и лязга стали. Адриан положил руку на рукоять Диарниса:

— Что это такое?

— Похоже, на наш лагерь кто-то напал.

Без слов поняв друг-друга, они стали максимально тихо подбираться через рощицу к палаткам, где остались остальные трое путников, но, когда маг и принц оказались на месте, всё уже было окончено. Сожженные палатки и несколько обгорелых трупов — вот то, что они увидели. Адриан присел на корточки и изо всех сил вгляделся в землю. Хорошо, что небо было ясным, и луна щедро поливала всё вокруг мёртвым светом. И в этом освещении, хоть и не таком ярком, как это было днём, Адриану удалось различить следы борьбы и тел, которые волочили куда-то в сторону. Лорайн же в это время сканировал магические потоки и ауру в этом месте. И результаты этой проверки, по-видимому, были приятными, т. к. маг облегчённо вздохнул:

— Слава богам, это не наши товарищи.

Адриан выпрямился и посмотрел туда, куда вели следы.

— А кто же это тогда?

— Нападавшие, милорд. На них, похоже, было наложено специальное заклятие, чтобы после смерти они сгорали. Так легче сохранить инкогнито своей организации или нанимателям, если у них при себе есть договор, который, по сути, является компроматом.

— Т. е. вы хотите сказать, Лорайн, что это наёмные убийцы?

— Я не могу быть полностью в этом уверен, милорд, но, скорее всего так и есть.

— Да, отец и Клохариус предупреждали меня о трудностях и опасностях, связанных с тем, что союз моего брата со старшей дочерью Султана угоден не всем, но я надеялся, что мы отправляемся с хоть какой-то форой, прежде чем они узнают о нашем выезде. Видимо, зря надеялся, — на лице бастарда отразилось недовольство.

— В наше время нельзя положиться на людей, поэтому лучше секреты доверять стенам, — улыбнулся Лорайн.

— И у стен есть уши, — не поддержал шутки Адриан и медленным шагом, постоянно всматриваясь в свежие следы на земле, направился вперёд, — нам нужно поторопиться, они не могли далеко уйти.

— Тогда нам лучше взять наших лошадей, тогда наши шансы догнать их намного возрастут!

— Они подумали также, — и принц лёгким кивком указал на обрубленные верёвки, которыми к деревьям привязывали своих лошадей сам принц и его спутники.

— Тогда нам их точно не догнать, проклятье на их голову! — Лорайн с досадой топнул ногой.

— Мы обязаны это сделать, ведь с ними наши спутники, да и все наши припасы, без которых в этих безлюдных местах мы не протянем, — Адриан резко развернулся и быстро зашагал в сторону люка, из которого он выбрался по пришествии мага.

— Куда вы, cир? — Лорайн постарался не отставать от принца.

— Тот ход идёт как раз в нужном нам направлении. Да и к тому же я там обнаружил следы недавнего пребывания и, думаю, это не просто совпадение, что напавшие, кто бы они ни были, оказались рядом.

— Значит, скорее всего они обычно по этому тоннелю и уходили отсюда, но, видимо, в этот раз мы им помешали и они решили воспользоваться альтернативным методом, — задумчиво добавил Лорайн и остановился прямо у открытого люка, в который уже спускался Адриан. Маг вздохнул и неловко спустился вниз. Люк захлопнулся.

* * *

— И Вы, милорд Рилиан, конечно же, отдали этот обруч принцу? — уже в который раз за вечер спрашиваю я у сына барона Харосского, нервно барабаня пальцами по столешнице.

— Это был мой долг, я просто не мог не выполнить последнюю просьбу человека, который сохранил мне жизнь! — всё с тем же жаром отвечает мне юноша, а я опрокидываю в себя очередную кружку замечательной медовухи.

Я, конечно, и раньше был большим охотником до выпивки на халяву, но за этим ужином она исчезала с просто пугающей скоростью, и официантка, наверное, уже устала подливать мне. Вот и сейчас она с дежурной улыбкой подходит к нашему столику и собирается поставить на стол очередную бутылку, но я делаю знак рукой, и она, явно удивлённая, идёт обслуживать другого клиента. Мне точно нужно освежить мозги, после того, что я услышал от баронского семейства, а в частности от старшего сына барона и его единственной дочери. Восстание в Харосе! Это же надо! Все уже надеялись, что местные жители успокоились, но они, как оказалось, ждали лишь удобного случая, в виде появления непонятно откуда какого-то лучника, который всколыхнул в них застоявшиеся жажду свободы и справедливости. Но ладно. Само восстание можно было предсказать и мне сейчас, если честно, на него плевать. С этим пусть разбирается Его Величество. Куда больше в данный момент меня беспокоит тот артефакт, который этот фанатично честный парень передал Адриану, и то, что этот артефакт, по словам Лины, является то ли проклятым, то ли заколдованным. А мне не хотелось бы заметать следы, если артефакт нанесёт вред бастарду или ещё как-нибудь поспособствует провалу операции.

— И как давно Вы встретили Его Величество Адриана, милорд Рилиан? — стараясь удержать себя от взгляда, каким обычно одаривают самых тупоголовых учеников Академии Тайлонда их профессора.

— На рассвете. И он куда-то очень спешил, ведь даже не расспросил меня о предмете, который я ему отдал. Да и слава богам! Я сам не знаю о нём ничего, а дураком мне предстать перед Его Величеством совсем не хотелось.

«Зато передо мной ты показался именно в таком свете», — пронеслось у меня в голове.

— Благодарю за ужин и ценные сведения, милорд, но мне уже пора в путь. Я должен как можно скорее догнать Его Величество, — я поднялся со стула и вежливо поклонился. Рилиан хотел сделать то же самое, но его отец положил руку на плечо юноши и покачал головой, мол, недолжно сыну барона оказывать почтение человеку без должности, и тому пришлось опуститься обратно на своё место.

— А разве Вы не поедете с нами дальше?

— Думаю, что с полудня я уже успел Вам надоесть. И к тому же мне действительно пора в путь.

— Но ведь солнце уже село. Не лучше ли будет остаться здесь на ночь и провести остаток вечера в нашей компании за ужином?

— Смею отказаться от столь щедрого предложения, милорд, прощайте, — и я быстрым шагом покинул обеденный зал таверны, в которой приезд баронского семейства произвёл настоящий фурор.

Но далеко мне уйти не удалось. В конюшне я наткнулся на дочь барона, которая пробормотала какие-то извинения и поспешила удалиться. Однако я не мог не заметить, что теперь у меня за поясом лежит конверт. Адресата я уже знал, и мне стоило лишь подивиться настойчивости этой юной особы, которая с таким упорством пыталась завладеть вниманием принца. Я вытащил письмо из-за пояса и спрятал его в куда более надёжное место, где уже покоилось другое письмо. Конь уже был осёдлан, и через пару минут я уже мчался по Старому Тракту на юг, в сторону Султаната.

* * *

Маг зажёг над головой магический шар, который тускло осветил стены прохода. Адриан стал всматриваться вперёд, но ничего кроме тех же замшелых стен и темноты не увидел. Шар опустился к земле, и Лорайн удивлённо посмотрел на свежие следы, которые явно принадлежали не принцу.

— Вы были правы, здесь действительно недавно кто-то был. Но что-то уж слишком странные эти следы. Словно здесь кто-то ходил босиком.

— Эту странность я заметил. Скорее всего, это следы зомби, но они большой опасности не представляют, а следов обитания здесь другой нежити или существ посильнее зомби я не нашёл.

— И далеко ли Вы прошли вглубь этого прохода?

— Где-то метров шестьсот. До развилки.

— Вы знаете, какой из путей выбрать на развилке?

— У нас просто нет выбора. Левый проход немного дальше от его начала завален, поэтому нам в любом случае придётся повернуть направо.

— А не могли ли напавшие пустить сюда одного из своих, чтобы он завалил путь отступления?

— Это маловероятно.

Закончив это короткое выяснение обстоятельств, они направились вперёд по проходу, и вскоре оказались перед развилкой. Тут Лорайн резко остановился и повернулся к левому проходу. Ему показалось, что оттуда исходит магическая энергия, словно где-то там на местность было наложено какое-то заклятие, но точно природу он определить не мог — сильно мешали помехи, вызванные, скорее всего близким местом поклонения Старым Богам[7]. Наверное, в том заваленном проходе когда-то находилось подземное святилище или храм, который запечатали и магически, и физически, чтобы последователи Новых Богов его не уничтожили. Они всё продвигались вперёд, но больше им не попадалось отпечатков ног или каких-либо других следов пребывания в этом подземелье кого-то ещё, кроме них.

Вдруг шар начал мерцать и, в конце концов, потух совсем, погрузив весь проход в непроницаемую тьму. Адриан достал из ножен свой меч, о чём можно было говорить по характерному звуку. Лорайн попытался сотворить ещё один шар света, но, как только он сконцентрировал для этого магическую силу, на него будто что-то навалилось, и старый маг опустился на землю, не в силах подняться на ноги сам. Принц, услышав, как осел на землю Лорайн, крепче сжал рукоять Диарниса. В темноте в шаге от него загорелись жёлтым безжизненным светом холодные глаза. Адриан тут же сделал выпад и воткнул меч точно промеж глаз зомби, который тут же с хрипом отступил назад, «соскальзывая» с лезвия меча, и делая неуклюжие попытки достать человека своими полусгнившими руками, одну из которых принц тут же отрубил. Ни одного звука зомби при этом не издал, что и неудивительно, ведь они не чувствуют боли. Всю боль, которая была им отмерена, они уже вытерпели.

Неожиданно зомби с поразительной для него ловкостью и скоростью прыгнул на бастарда, тем самым повалив его на землю и намереваясь прогрызть ему горло. Но почти тут же он поднялся и отошёл в сторону, а над Адрианом склонился человек в красной мантии с капюшоном, который скрывал его лицо. Хотя если бы капюшона и не было, то разглядеть его подробно всё равно было бы невозможно, из-за темноты, царившей вокруг. Принц почувствовал странную слабость, и меч сам выпал из его рук, который в ту же секунду оказался в руках у человека в мантии. Самого же Адриана и Лорайна взвалил себе на плечи зомби, после чего они такой компанией направились дальше по коридору.

Так они шли довольно долго, пока проход постепенно не начал расширяться и, в конце концов, не образовал большую пещеру, свод которой терялся в чём-то похожем на туман. Посреди неё ярким пламенем горела огромная пентаграмма. Вокруг расставлены скамьи, столы, лежали спальники, были поставлены палатки и разведены костры. И было здесь довольно людно: повсюду можно было видеть людей в красных с серебряными узорами (на свету стало ясно, что именно в такую и облачён «конвоир») и чёрных мантиях, которые сидели на скамьях, разговаривали, ели, ставили новые палатки, читали старинные фолианты. Однако схвативший их маг и зомби, который нёс Адриана и Лорайна прошествовал мимо этого лагеря и направился к другому ходу, который, как оказалось, был всего лишь проходом в другую пещеру размером походившую на большой кабинет, который, похоже, тут и располагался, судя по книжным полкам и столам, которые были завалены картами, свитками и различными амулетами. В одной из стен было выдолблено нечто похожее на камин, в котором горел магический не дымящий огонь. Перед камином в удобном, но уже старом кресле сидел человек в сером балахоне без капюшона. Короткие седые волосы были растрёпаны.

Человек в мантии, сопровождавший принца и мага остановился почти у самого входа, а вот зомби прошёл почти к середине «кабинета», где и скинул с себя пленников, скованных обездвиживающим заклятием. Звук упавших на каменный пол тел вывел сидящего в кресле старого мага из оцепенения, и он резко повернул голову в сторону пришедших. Пленники удостоились лишь беглого осмотра, а вот их конвоир получил по-настоящему испепеляющий взгляд.

— Сколько раз я уже говорил тебе не приходить ко мне без разрешения, чтобы тебя демоны Астрала сожрали? Да ещё и эту гору гнилой плоти с собой притащил, бесовитый дурень! — маг с досадой махнул рукой и зомби рассыпался в прах.

— Простите меня…снова. Я забыл об этом, потому что хотел как можно скорее показать вам пленников и услышать дальнейшие распоряжения, — маг в красном слегка поклонился. Судя по голосу, он был ещё молод и полон сил.

— Да отдай их демонам на съеденье, как и всех остальных. Или некромантам в качестве пополнения. Мне что, всему тебя учить нужно, дубинноголовый? — старик снова повернулся к огню, но, когда понял, что его непутёвый ученик не собирается уходить, недовольно добавил. — Почему ты всё ещё здесь, свались на тебя Фолиант Кругов?!

— Это не обычные искатели приключений или какие-то там разорители гробниц, а кое-кто поинтересней, — с этими словами будущий дубинноголовый обед демонов прошел к креслу и протянул старику Диарнис, который всё это время держал в руках. Старик, даже не глядя, выхватил меч из рук своего ученика, — я же вам говорил, учитель, крайне занимательно.

— Как, Бартас вас утащи в своё царство, попал к вам этот меч?! — старик вскочил с кресла. — Отвечайте сейчас же!

Адриан и Лорайн переглянулись, но так ничего и не ответили.

— Может им пятки на Пентаграмме Алленуида поджарить, чтобы разговорчивей были, учитель?

— Нет, я знаю, как выведать у них всё, что они знают, — старик потёр руки, подошел к одной из книжных полок и начал водить по корешкам книг, что-то бормоча себя под нос и чихая от пыли, которая, похоже, копилась на старинных томах несколько десятилетий.

— Неужели вы хотите… — удивлённо выдохнул приведший сюда пленников маг.

— Тихо, дубина ты стоеросовая! Мешаешь ведь! — прикрикнул на юродивого ученика старик и продолжил искать нужный ему фолиант. Наконец, он его нашёл и выдернул с книжной полки, подняв в воздух тучу пыли, которую тут же заботливо сдул в сторону ученик. — Ну хоть что-то ты догадался сделать без моей подсказки, артинкул![8]

— Стараюсь, учитель, стараюсь! — улыбнулся ученик и стал сосредоточенно наблюдать за тем, как его учитель листает фолиант и выкладывает на стол какие-то свитки и предметы, чертит на земле защитную пентаграмму.

— Что он собирается делать? — тихо прошептал Адриан.

— Кажется, вызвать демона, и это мне совсем не нравится, — ответил ему Лорайн.

Вдруг пещеру осветила яркая вспышка света, ослепившая пленников, которые не закрыли глаза, в отличие от мага в красном и самого призывателя. Всё пространство заполнил дым, который тут же втянул в себя… маленький краснокожий демон всего-то метр ростом. Ученик немного непонимающе уставился на коротышку, однако старик, похоже, был доволен.

— Что тебе от меня опять понадобилось, смертный? — пробасил демон, чем ещё больше удивил мага в красном, который поспешил высказать своё сомнение на счёт удачности вызова.

— Учитель, а вы уверены, что это нужный нам демон?

— Ты сомневаешься во мне, неблагодарный дарт?![9] — взбесился старик.

— Нет, что вы, что вы! — замахал руками ученик. — Просто вы же знаете, как иногда неправильно работают каналы связи между мирами и… — больше он не смог выдавить из себя ни звука, т. к. его рот оказался таинственным образом склеен.

— Благодарю, Моладиус, — облегчённо вздохнул старик, — этот нерадивый ничего ещё не смыслит в демонологии.

— Из него выйдет толк, но над этим надо работать, — окинув оценивающим взглядом ученика, сказал демон, после чего повернулся к вызвавшему его магу, — так что ты хотел, смертный?

— Нужно узнать у этих пленников, откуда у них меч, — старый демонолог указал на обездвиженных Адриана и Лорайна.

Демон щелкнул пальцами, и в руке у него появился свиток, который он тут же сунул в руки старика, после чего схватил со стола какой-то амулет и по-быстрому исчез, пока маг не успел возмутиться таким самовольным выбором платы за работу.

— Вот ворьё проклятое! — потрясая кулаком, прокричал маг и, продолжая недовольно ругаться себе под нос, начал бегать глазами по написанному в свитке.

С возвращением демона в свой мир и заклинание на ученика перестала действовать, чем он не преминул воспользоваться, задав очередной вопрос:

— Это то, что нам было нужно?

— Помолчи, несчастный! Надо бы разучить то заклинаньице… — прошептал старик и положил свиток на стол. — Да, это то, что нужно, — он махнул рукой, и пленники почувствовали, что снова могут двигаться и поднялись на ноги, отряхивая одежду.

— Что вам нужно от нас? — глядя прямо в глаза старика, спросил принц.

— Уже ничего. О происхождении меча вы ничего не знаете, вы абсолютно бесполезны, а держать вас тут против воли лишняя морока.

— То есть вы вот просто так нас отпускаете? — недоверчиво глянул Адриан на старика.

— Я не думал, что демонологии стали такими мягкими за то время, что запретили им заниматься их магией, — усмехнулся Лорайн.

— Мы стали практичнее, — старик кивнул своему ученику, — отведи их обратно на поверхность.

— А меч мы разве не оставим себе? — снова удивился молодой маг.

— Дурья башка, конечно нет! Не просто же так он выбрал этого юнца! — сверкнул в ответ глазами демонолог. — Мы просто будем наблюдать!

Всю пещеру сотряс взрыв.

* * *

Я стою у развилки и разглядываю указатель. Оборачиваюсь и смотрю на своего спутника, восседающего на превосходном вороном скакуне, задавая ему немой вопрос. Он в ответ лишь качает головой и разводит руками. Я снова обращаю свой взгляд на указатель и задумчиво почёсываю подбородок. И всё же на более долгое ломание головы меня не хватило:

— Ты уверен, что правильно определил их путь?

— Абсолютно точно.

— Бартас их подери! Что им могло понадобиться в полуразрушенной дозорной башне в глуши?

— Может у них недостаток мха или кандалов? — сделал предположение мой товарищ.

— А ты молодец, умеешь повеселить! — я рассмеялся.

— Вообще-то это была…

— Да знаю я, что ты серьёзно, — перебил я его, — просто мне гораздо интересней и веселей думать, что ты обладаешь хоть чем-то похожим на юмор. Клянусь, если бы со мной ехал покойник, мне и то было бы веселей!

— Это же не обычная прогулка, или я ошибаюсь?

— Да нет. Я предпочитаю проводить свой досуг как-нибудь иначе, чем гоняться за какими-то непонятными головорезами-работорговцами, — усмехнулся я.

— Вы, люди, странный народ, может, ты так отдыхаешь, откуда мне знать?

— А вы разве у себя там не читаете о таком виде зверей, как человек обычный, и не изучаете их повадок? — наиграно удивился я.

— Нет. Это бесполезно, т. к. можно считать, что каждый человек — это отдельный подвид, имеющий свои особенности, — покачал головой мой спутник.

— Так у вас же полно времени! Неужели никто не догадался потратить свою вечность на занятие вроде этого? — я пустил своего коня легкой трусцой.

— Мы предпочитаем заниматься более полезными вещами, например совершенствованием своей культуры и магии. Нам не приходит таких идей в голову, в отличие от людей, — мой спутник поравнялся со мной и сбавил ход.

— Ах да, ах да! Как я мог забыть? Эльфы же самый благоразумный народ, а вот все люди немного безумны, но каждый при этом по-своему.

— Именно так и есть. Однако нельзя не признать, что ваши безрассудные поступки никогда не приносят пользы. Иногда можно даже утверждать обратное.

— Но заметь, что всех героев людских песен, легенд и баллад ты называешь сумасшедшими. Так может им быть не так уж и плохо? Ведь можно считать, что теперь они живут вечно.

— Жизнь — есть движение. Одним подвигом-безумством нельзя заработать бессмертие. Лишь непрерывная череда дел может увековечить тебя. Жаль, что вы этого не понимаете и, совершив одно не очень то великое дело, усаживаетесь у себя в замке, отращиваете бороду, складываете оружие и доспехи не стойку и рассказываете своим внукам без конца одну и ту же историю.

— Просто мы быстро устаем, и часто нас не хватает даже на одно такое дело.

— Проблема тут совершенно в другом.

— И в чём же?

— Вы не можете или не хотите использовать всё то, что у вас есть. Если хотя бы каждый пятый человек выкладывался в течение всей жизни, то вы бы давно превзошли все известные расы. У вас громадный потенциал, но вы по какой-то причине не используете его.

Я задумался и ничего ему не ответил. Эльф говорил правду, и мне было трудно это признавать. Чёрт возьми, как же трудно спорить с тем, кто живёт вечно!

Глава 3

Из импровизированного кабинета выбежали все те, кто там находился. Старый демонолог тут же начал искать глазами кого-то в толпе замельтешивших людей в красных и чёрных одеждах. Наконец, он нашёл того, кого искал, и, подняв левую руку вверх, пустил к своду огромной пещеры сноп красных искр. На это фейерверк прибежал запыхавшийся мужчина лет тридцати. Лицо его было скрыто деревянной маской. Собственно только ей он и выделялся. Такие люди относятся к совершенно непонятному типу. Ни толстые, ни худые, ни высокие, ни низкие. В облике таких людей глазу не за что зацепиться и он, только наткнувшись на такую личность, проскальзывает мимо, как будто человек этот с ног до головы обмазан маслом. В толпе они с лёгкостью вора растворяются и их просто невозможно заметить. Они становятся такой же неотъемлемой частью города, как камень — частью стены. Неотъемлемой, но незаметной. Таких людей стоит бояться, ведь их обыденность и серость — их самое сильное оружие, ведь никто не подумает на него, если, допустим, в толпе украдут кошелёк или письмо у дворянина, или убьют кого-нибудь. Такое же непонятное, ни чем необоснованное чувство тревоги оставлял после себя и этот человек в маске.

— Что происходит, демоны утащи тебя в свои серные ямы?! — прокричал демонолог, нервно теребя рукава своей красной мантии.

— На нас опять напали, — из-за маски голос мужчины казался ниже, чем есть на самом деле, и был приглушён.

— Кто?! Кто посмел это сделать?! Мы же на месте храма Старых Богов! Даже жрецы Новых Богов не смеют нарушать покой древних святилищ!

— Никто, кроме тех, кто сохранил свою веру ещё со времён старого пантеона. И они настроены весьма серьёзно, — словно в подтверждение его слов пещеру сотряс ещё один сильный толчок.

— Проклятье! На их же территории у нас нет шансов с ними справиться, — старый демонолог раздосадовано топнул ногой, — даже при помощи Пентаграммы Алленуида.

— Не стоит забывать, что сейчас на нашей стороне не только силы демонов, но и помощь мёртвых.

— На многие мили вокруг нет ни одного мало-мальски крупного захоронения. Некромантам попросту неоткуда черпать силы.

— Тогда, получается, нам остаётся принять смерть и отдать демонам как можно больше бартасовских фанатиков, — с холодной решимостью в голосе проговорил человек в маске.

— Именно так. Но не все из нас умрут сегодня. Я не хочу, чтобы на счёт демонологов и некромантов записали смерть невинных. Тогда на нас точно спустят Стражей Порядка[10] или паладинов Антара[11], — старик махнул рукой и отправился в центр пещеры, который сейчас почти опустел.

Все маги стянулись к многочисленным выходам, где отражали натиск жрецов. Откуда-то слева послышался рёв вызванного демона, где-то справа бушевало пламя Нижнего Мира. Адриан, Лорайн и ученик демонолога отправились вслед за своим лидером и человеком в маске, которые продолжали о чём-то тихо перешёптываться. Вся процессия дошла до пентаграммы, от которой на них пахнуло неистовым жаром. Будто их выстроили перед плавильными печами и заставили подойти почти вплотную. О чём-то договорившись, старшие демонологи кивнули один одному. Они подняли руки к потолку и начали читать заклинание. Постепенно пентаграмма начала менять свой цвет с ярко-красного, огненного на синий, и жар стал спадать, вскоре сменившись лёгким холодком.

— Они обращаются к верхним кругам Нижнего Мира, — восторженно прошептал молодой маг, застывший между принцем и Лорайном в благоговейном трепете.

Оба мага опустили свои руки и жестом подозвали к себе ожидающих. Молча они начертили вокруг них контур. Адриан и Лорайн не проронили ни слова с того самого момента, как они вышли из «кабинета» старого демонолога. Всё, что здесь сейчас творилось, не мог объяснить ни опытный маг, ни тем более бастард. У них скопилось достаточно много вопросов, но они чувствовали, что сейчас их задавать бесполезно, и что у них ещё будет на это время, поэтому просто наблюдали за действиями людей в красном. Неподдельный восторг в глазах ученика сменился тревогой, и он забеспокоился, хотел выйти из круга, остаться здесь до последнего со своим учителем, но старик, похоже, решил по-другому.

— Не суетись, несчастный! Ты должен благодарить меня за то, что ты останешься жив.

— Зачем?! Я тоже могу драться! Почему? Вы не доверяете мне, учитель? — глаза юноши сверкали, он был очень взбудоражен и даже немного разозлён.

— Доверяю. Но всё-таки будет жаль загубить талант, пусть и такой дубинноголовый, как ты, — впервые за долгие годы улыбнулся старый маг. За его спиной прогремел особенно сильный взрыв. Там барьер был сломлен.

— Поторопитесь, мастер, без вас в центральном проходе долго не продержаться, — угрюмо сказал человек в маске.

Старик кивнул и коротко махнул рукой своему ученику.

— Прощай.

И стоявших в кругу ослепила очередная яркая вспышка, которых что-то за сегодня Лорайну и Адриану пришлось пережить уж как-то слишком много. Они исчезли из пещеры, а старшие маги поспешили на помощь своим товарищам.

* * *

— Вы только выпустите меня, и я покажу вам, как на самом деле сражаюсь! Бартасовы трусы!

— Может ты уже, наконец, успокоишься? Уже как два часа орёшь, всё равно сюда никто не придёт.

— Я согласен с даргостцем. Лучше посиди и отдохни. Вряд ли до утра мы узнаем что-нибудь о нашей дальнейшей судьбе.

— Не собираюсь я успокаиваться! Я должен выбраться на свободу и показать этому неженке-принцу, как бросать своих людей!

— Не думаю, что он имеет к этому хоть какое-то отношение. Скорее всего, он сам только по случайности избежал плена.

— Или сам нанял этих головорезов, чтобы расправиться с нами! Я знал, не может быть так, что шанс очистить своё досье от грязи. Наверняка Его Величество просто решил таким способом избавиться от нежелательных «тёмных личностей» в своём королевстве, — за этими словами последовал смачный плевок.

— Если бы это было так, то нас бы не отправили вместе с его сыном в это путешествие. Он ведь мог предположить, что мы догадаемся и, допустим, возьмём в плен принца. За нами бы просто пришли гильдийцы и тихо прикончили в тех ямах, где мы до недавнего времени находились.

— Так точно. Я снова согласен с даргостцем.

— Кстати, Северный Человек, почему ты не зовёшь меня по имени?

— Я привык к этому ещё на службе в Дашуаре, там людей из других провинций можно было по пальцам пересчитать, вот мы и называли их по месту, где они родились.

— Интересная привычка, ничего не скажешь. Но я уже привык к этому, поэтому называй меня, как тебе того хочется.

— Как вы можете говорить о таких вещах, сидя в вонючей камере Бартас знает где?!

— Мы просто пытаемся отвлечься от мыслей о своей дальнейшей судьбе. Тебе я настоятельно советую заняться тем же или, по крайней мере, вздремнуть часок-другой.

— Как я могу спать в логове врагов?!

— Точно также как в любом трактире. Ну ладно, очень плохом трактире.

— Ты невыносим! Твоё спокойствие давит на нервы!

— Тише, Горячий Человек, тише, нам всем не по себе, вот каждый и спасается, как может.

— Прекрати меня так называть! И единственное как я собираюсь спасаться — это спасаться отсюда.

Послышался шорох. Похоже, что один из пленников что-то искал на полу. Следующим звуком уже был удар камнем о металлическую решётку. Потом ещё и ещё. Остальные заключённые, решив, что успокаивать своего товарища бесполезно, больше не говорили и ждали: произойдёт ли что-нибудь после устроенного Горячим Человеком балагана. Где-то спереди открылась тяжёлая деревянная дверь, и к камере тяжело проковылял подвыпивший, здоровый как бык охранник, державший в руке факел, который выхватил из темноты трёх человек в нищенских обносках, один из которых стоял и продолжал неистово бить камнем о железные прутья своего узилища. Даже такой неяркий свет больно резанул пленникам по глазам, от чего все сощурились и только Дорнис продолжал, не моргая, смотреть на одного из работорговцев.

— Ты мешаешь мне заснуть, бартасов ублюдок. Если ты продолжишь, то я отрежу тебе руки и оставлю истекать кровью на глазах твоих проклятых друзей. Благо командир считает вас не особо ценным грузом, который можно подпортить.

— Во-первых, они мне не друзья, а во-вторых, ещё неизвестно, кто кому и что отрубит, — Дорнис примерился и через прутья решётки кинул камень, который угодил точно в лоб охраннику. По блестящему от пота лбу покатились красные струйки.

— Ах ты, сукин сын! Я заставлю тебя за это расплатиться болью и жизнью! — стражник со странным пыхтением начал приближаться к решётке.

— Ну, давай. Попробуй. Я с нетерпением жду, — рот Дорниса исказился в злорадной усмешке.

Работорговец подошёл к решётке и потянулся к мечу, висящему у него в ножнах на поясе, но тут его рука остановилась, а вскоре и совсем опустилась, факел упал на каменный пол в лужу, которая накапала с потолка, и с шипением потух.

— Что там у тебя происходит, Горячий Человек?

Ответа не последовало. Единственным звуком, который сейчас отражался от стен подземелья, был монотонный «кап-кап-кап», гулко отдававшийся в головах пленников. Падающие капли дополнил скрежет поворачиваемого в замке ключа и скрип открывшейся решётки.

— А вы говорили: «Успокойся-успокойся», — ехидно улыбнулся Дорнис и первым сделал шаг к свободе.

— Порой все ошибаются, — пожал плечами Син, выходя из клетки и с интересом рассматривая стоящего неподвижно охранника, — мне вот интересно, что же ты с ним сделал?

— Сейчас это не столь важно, главное, что очнётся он минут через десять, а значит, нам надо поскорее запереть его и уходить.

Без слов поняв, что от него требуется, Ронтр взвалил на плечо незадачливого работорговца, предварительно кинув меч в ножнах Дорнису, и кинул его в клетку, после чего закрыл её на ключ, который оставил около дверцы, чтобы новоявленный заключённый мог дотянуться до него.

— Зачем же давать ему такой явный способ побега? — недовольно спросил Дорнис, глядя на ключ.

— На этом месте ключ невидно, — отчеканил Ронтр и направился прямиком к распахнутой тяжёлой деревянной двери.

Син и Дорнис последовали за ним. Трое пленников попали в не очень длинный коридор, в котором по бокам находились точно такие же двери, из которой только что вышли они сами. Их заметили двое других работорговцев. Они немного непонимающе посмотрели на вышедших из-за двери людей, но быстро спохватились и встали на ноги, обнажив короткие мечи. Дорнис скосил глаза на клинок, который достался ему «в наследство». Не самый худший вариант, видно, что за оружием бережно ухаживали, а отполированная почти до блеска рукоять говорила о том, что бывший владелец меча часто вверял свою жизнь в руки «старого друга». «Что же, сегодня ты уже будешь помогать сражаться за жизнь другому человеку, и надеюсь, не подведёшь» — пробежала в голове Дорниса мысль, и он обнажил клинок, кинув ножны в одного из наступавших на него охранников. Он, судя по всему, такой неожиданной атаки не ожидал и как-то ошалело посмотрел на юношу, а тот только нагло улыбнулся в ответ. Работорговцы одновременно напали на Дорниса, что вдвое усложняло его задачу выжить, да ещё и с непривычным оружием в руках, но он не растерялся и быстро отскочил назад, пропуская лезвия вражеского оружия перед собой, и тут же сам ринулся в атаку, нанося короткие удары, заставляя немного выпивших охранников отступать к столу, за которым они недавно сидели и играли в дурака, и в который, по старому непонятному обычаю, на удачу был воткнут простенький кинжал с деревянной рукояткой. Кажется, противники юноши почувствовали, что их куда-то теснят против воли, и сами попытались наносить ответные атаки, чем им удалось застать врасплох Дорниса, не ожидавшего ударов со стороны противника, и поэтому пропустившего три выпада, которые отпечатались на нём неглубокими царапинами на груди, левой руке и одной кровоточащей, но не серьёзной раной на правом плече. Однако юноша постарался не сбавлять темп и продолжал наносить быстрые удары. От очередного укола противника он откатился в сторону, к столу, и выхватил из столешницы кинжал, который тут же прибавился к атакам мечом. Наконец, Дорнису удалось-таки выбить у одного из охранников оружие и тут же вонзить ему в горло кинжал. Второй же работорговец поспешил воспользоваться этим отвлечением на одну цель (видимо, весь алкоголь у него выветрился из-за кризисности ситуации) и нанёс рубящий вертикальный удар, от которого Дорнис прикрылся уже мёртвым товарищем охранника, и сам «из укрытия» колющим ударом пронзил сердце противника, и тот, не издав ни одного звука, осел на землю. Юноша выдернул меч из мёртвого тела.

— А эти ребята оказались крепче, чем я думал, — он срезал у одного из трупов кошель, подошёл к столу и сгрёб туда монеты, которые кто-то из них проиграл в карты.

Он уже хотел было идти дальше, но его остановил оклик Сина.

— Эй, Горячий Человек, а как же остальные пленники?

— А какое нам до них дело, нам самим нужно выбраться отсюда! — кинул злой взгляд на товарища Дорнис.

— Если мы оставим их здесь, то это будет не по-человечески, это будет жестоко. Не спасти, когда можешь это сделать — всё равно, что убить, — нахмурившись, заметил даргостец.

— С каких пор ты это у нас в проповедники записался?

— Если не хочешь делать этого сам, то дай сделать мне.

Син подошёл к столу, отстранил Дорниса в сторону, склонился над одним из трупов и нащупал у того в кармане связку ключей. Он недовольно отметил про себя, что ключей здесь вполне приличное количество и процесс спасения может занять слишком много времени, за которое сюда успеет спуститься ещё кто-нибудь из работорговцев, а они могли поднять тревогу, чего сбежавшим пленникам совсем не был нужно. Ронтр молча выхватил у задумавшегося Сина связку и кинул её на пол.

— Что ты делаешь, Северный Человек?

— Похоже, что он всё-таки на моей стороне и считает твою затею глупостью.

— Нет, — как всегда просто ответил дашуарец и поднял меч одного из поверженных охранников.

Примерившись, Ронтр нанёс сильный удар мечом по кольцу, потом ещё два таких же сильных и кольцо рассоединилось, от чего связка отлетела прямо к ногам Сина, по пути рассыпав ключи, которые весело зазвенели по каменному полу.

— Молодчина, Северный Человек, — улыбнулся Син, — теперь мы быстрее откроем все двери.

Даргостец быстро подобрал ключи и поделил их между своими товарищами. Дорнис тоже, хоть и нехотя, но взял-таки ключи и пошёл освобождать пленников. Некоторые клетки оказались пусты, а в тех, камерах, где кто-то был, пленники были сильно истощены, но все-таки на приход людей в таких же обносках, как и они, отреагировали радостно. Вскоре в коридоре собралось человек двадцать бывших пленников. От мужчины средних лет, который отсидел здесь больше всех, они узнали о том, что в отряде работорговцев ровно тридцать человек, все они вооружены и умеют неплохо сражаться. Среди них есть даже профессиональные головорезы.

— А где они держат имущество пленных? — после недолгого молчания спросил Дорнис.

— На первом подземном этаже за дверью, ключ от которой всегда находится у их главаря.

— А на каком подземном этаже мы сейчас находимся?

— На втором. Всего этажей пять, включая три наземных. Перед башней есть двор, огороженный каменными стенами в три человеческих роста, довольно толстыми, но…

— Таких подробностей нам знать необязательно. Мы не башню штурмовать собираемся, а сбегать отсюда.

— Верно, — как-то глупо улыбнулся мужчина.

— Среди вас есть воры? — громко осведомился Дорнис.

В ответ раздался ропот, и вперёд шагнули три довольно молодых парня.

— Отлично, — сам себе кивнул Дорнис, — кто-нибудь из вас владеет оружием? — в ответ молчание и неуверенный кивок одного из парней, ему желтоглазый тут же вручил меч. — Значит так. Ваша задача пробраться на первый подземный этаж, найти ту бартасову дверь и открыть её.

— А как мы сделаем это без отмычек?

— Вот этим кинжалом, — Дорнис кинул другому парню окровавленный кинжал, которым он убил первого охранника, — всех, кто будет вам мешать, убейте, но только тихо. А лучше вообще не попадайтесь им на глаза. Вперёд, — он махнул им рукой на выход к лестнице. Воры сглотнули и побежали в указанном направлении, — Син, ты пойдёшь со мной, а Ронтр поведёт за собой остальных пленников по проложенному нами пути, — юноша повернулся к «наводчику», — где, говоришь, находится комната их главаря?

— На втором этаже. Там все двери обычные, деревянные и там стоят бочонки с элем и мёдом, а есть одна справа, в самом конце, на ней стоит защитная руна.

— Ага, понятно. На сколько я понял весь центр башни занимает лестница, а сами жилые помещения находятся как бы сбоку и к ним ведут двери с лестницы. Сами они опоясывают башню?

— Всё верно, — был ответ.

— А с чего ты это вдруг взял на себя руководство, Горячий Человек?

— Без обид, но опыта в побегах у меня куда больше, в этом я просто уверен.

— Поверю тебе на слово, — пожал плечами Син и последовал к двери, около которой уже стоял Дорнис.

Желтоглазый кинул даргостцу меч и молча, крадучись начал подниматься по лестнице.

— Ты собираешься сразу пробраться на второй этаж и убить главаря? — шёпотом осведомился Син.

Ответом ему был короткий кивок и уверенный блеск жёлтых глаз. Они продолжали идти по лестнице вверх, они миновали первый подземный этаж, и тут Дорнис жестом остановил своего спутника и остановился сам. Дверь, которая вела на лестничную площадку, открылась, и из проёма вышло три человека, видимо, они шли на смену тем охранникам, что были внизу. Несколько секунд длилась немая сцена. Потом Дорнис одним прыжком оказался перед работорговцем, зажал ему рот и нанёс быстрый удар в горло, после чего опустил тело на землю. Точно также поступил и Син, одновременно отгораживая оставшегося работорговца от двери. Дорнис закрыл тяжёлую дверь. Работорговец начал бегать взглядом по стенам, пытаясь найти хоть что-то, что могло его спасти, но не успел этого отыскать. В спину ему желтоглазый нанёс два быстрых удара и снова уложил мертвеца на каменный пол. Кивнув друг-другу, они отправились вверх. Тихо проскользнули в открытую дверь, ведущую на второй этаж и отправились к комнате главаря вдоль дверей и деревянных буфетов, полки которых были заставлены различными видами дешёвой, но качественной выпивки. Так они дошли до конца коридора, там была нараспашку открыта дверь откуда доносился хриплый низкий голос. Дорнис осторожно заглянул в комнату.

К нему спиной на кровати сидел широкоплечий лысый мужчина, чьё тело шрамами было покрыто так же щедро, как и татуировками. На полу лежал красный потёртый ковёр, стены были увешаны шкурами и трофейными головами животных. На коленях у него сидела хрупкая девушка, которой на вид было лет восемнадцать. По щекам у неё обильно катились слёзы. Работорговец груб лапал девушку, всё время шепча ей что-то на ухо, от чего она невообразимо краснела и слёзы из глаз текли всё сильнее. Наконец, эта прелюдия, кажется, надоела головорезу, и он кинул девушку на кровать.

Син коснулся плеча своего товарища, но тот недовольно скинул руку. Перед глазами Дорниса сейчас стояла другая, но до боли похожая картина из прошлого. Он сильно сжал рукоять меча, костяшки пальцев побелели, и он решительно шагнул в комнату, захлопнув за собой дверь. Главарь банды работорговцев повернул голову к вошедшему и яростно сверкнул глазами.

— Я, кажется, просил меня не беспокоить, проклятое отребье! — но, сообразив, что перед ним не один из его сообщников, а кто-то чужой, он осёкся. Девушка лежала на кровати, закрыв глаза, и ожидая дальнейших действий работорговца.

Мужчина резко поднялся и схватился за рукоять двуручника, всегда находившегося рядом по старой привычке. Дорнис зло ухмылялся, глядя на удивлённый и одновременно с тем яростный взгляд главаря банды.

— Сейчас ты умрёшь, — без всякого сожаления в голосе осведомил юноша стоявшего перед ним противника.

Ответом ему была какая-то непечатная тирада и сильный удар, которым, видимо, мужчина собирался разрубить парня. Блок для такой атаки ставить было бесполезно, ибо по одному взгляду на противников можно было понять, кто из них сильнее, да и оружие для этого у Дорниса было не самое подходящее, поэтому юноша просто отскочил в сторону, схватил со стола нож и метнул его в напавшего. Нож тому угодил точно в руку, но вряд ли это попадание могло причинить какие-то серьёзные неудобства, скорее только сильнее разозлило его.

— Ты сейчас похож на быка, который увидел красный цвет. Такой же злой, и такой же тупой, — нарочито издевательским тоном сказал Дорнис.

И снова ответом была нецензурная брань. Главарь банды нанёс ещё один горизонтальный, широкий удар, под который юноша подкатился, оказавшись прямо перед своим противником (благо разница в росте у них была большая, и этот удар прошёл достаточно высоко над землёй). Наверное, это был бы конец для работорговца, но отменные рефлексы спасли его: он нанёс сильный удар сапогом, носок которого был обит железом. Дорнис охнул и отлетел назад, по пути врезавшись в стол. Мужчина противно заулыбался и занёс меч над головой, намереваясь нанести последний удар и продолжить развлекаться с девушкой, которая была одной из пленниц. Дорнис поднял голову и посмотрел мужчине прямо в глаза.

— Ну, давай, чего же ты ждёшь? — его лицо исказила странная улыбка, больше похожая на оскал. — Не можешь, и твой брат тоже не смог, — Дорнис схватил лежавший рядом меч и наотмашь резанул им, заставляя явно ошарашенного работорговца отступить.

Юноша так и не дал ему опомниться, вскочил на ноги, и сильным ударом отрубил своему противнику голову, которая покатилась по полу, оставляя за собой кровавый след. Дорнис рукавом вытер кровь со своего лица. Обезглавленное тело с шумом свалилось на пол, от чего девушка, до этого неподвижно лежавшая на кровати, открыла глаза и в ужасе уставилась на Дорниса.

— Вставай, — почти приказал юноша странным, хриплым голосом, — остальные пленники ждут нас на лестнице.

Девушка вскочила и выбежала из комнаты, чуть не снеся Сина, который продолжал так же неподвижно стоять перед дверью. Дорнис вышел вслед за пленницей работорговца, слегка пошатываясь. Син тут же подставил плечо своему товарищу, на которое тот сразу же опёрся.

— Такое чувство, что тебя там очень сильно побили, но я не вижу синяков и ран. Что случилось, Горячий Человек?

— Как-нибудь потом объясню. Пошли, нас уже, скорее всего, заждались, — всё также хрипло отозвался Дорнис.

Они начали спускаться вниз по лестнице и на площадке, где находилась дверь, ведшая на второй этаж, уже не увидели трупов, зато там стояли Ронтр, на плечах которого покоилось три мешка, видимо, с вещами всех пленных, три вора, которых они отправили на поиски своего имущества, и Горни, который давал им своеобразные наводки. Дашуарец кивком поприветствовал Сина и Дорниса и указал на дверь.

— Что нам дальше делать? Горни говорит, что там осталось ещё достаточно много врагов, а у нас людей меньше, да и оружия нет. Если внутри мы и сможем тихо всех перебить, то во дворе придётся ввязываться в открытый бой в любом случае, — сообщил текущую обстановку дашуарец, — кажется, мы попали в ловушку, и нам всё-таки отсюда не выбраться.

— Не отчаивайся, Северный Человек, мы ещё что-нибудь придумаем. Надо только подождать пока очнётся Горячий Человек, без него способных сражаться становиться ещё меньше.

— У нас не так много времени, — подал голос Горни — их «проводник», — судя по всему, они скоро пойдут делать обход. Вы, конечно, можете их убить и всё такое, но их хватятся и поднимут тревогу, тогда нам точно не удастся сбежать.

Повисла давящая тишина, которую нарушал только плач недавно спасённой девушки.

* * *

Наших коней под уздцы отвели куда-то в сторону. Я придирчиво осмотрел неказистые сооружения, расположившиеся во дворе и саму башню, которая возвышалась на самом деле не так уж и высоко, но радиус обзора давала приличный. К нам подошёл какой-то здоровый, давно не мывшийся чернокожий детина. Со всей своей недоброжелательностью он посмотрел на нас и смачно плюнул в сторону, показывая этим жестом всё то, что он думает о нас.

— Чего надо? — своим грубым голосом осведомился он и оскалил ослепительно белые зубы. — Неужели не видите, что это не постоялый двор? Проваливайте отсюда, иначе мы с ребятами вам в этом поможем.

— Нет нужды в этом спектакле, Хаш, они знают. Проведи их к командиру, — поспешил остановить вжившегося в роль коллегу ничем непримечательный субъект, встретивший нас у самых ворот.

— Да? — он уже совсем по-другому смотрел на нас, явно оценивая, сколько денег мы можем отдать. Когда его внимательный цепкий взгляд скользнул по мне, в нём промелькнуло сомнение, но, переведя взгляд на эльфа, он успокоился.

— Хорошо. Командир просил его пока не беспокоить, поэтому вам придётся немного подождать.

— Мы не можем ждать. У нас есть срочное дело, — холодно сказал я, — если нужно, мы готовы доплатить за оперативность ваших действий.

— Извините, но жажда золота у меня всё-таки слабее страха отрубленной головы, — усмехнулся чернокожий.

— Тогда нам придётся искать другое место. Прощайте, жаль, что вы не смогли нам ни чем помочь, — я и мой друг эльф развернулись. Я прямо чувствовал, как мечется сейчас член банды работорговцев и кусает губы, думая, что же ему предпринять. Наконец, он не выдержал.

— Хорошо, я отведу вас к командиру.

Он пошёл в сторону входа в башню. Мы пошли за ним, минуя конюшню и ещё какую-то ветхую деревянную постройку непонятного назначения. В башне оказалось достаточно прохладно и сыро. Со стульев и спальных мешком из шкур животных на нас тут же уставилось достаточно много глаз, чтобы мы чувствовали себя неуютно. Но вскоре они потеряли к нам всякий интерес, продолжив заниматься своими делами. Чернокожий провёл нас к двери и уже взялся за кольцо и немного приоткрыл дверь, но тут эльф неожиданно его остановил.

— Знаете, может действительно не стоит отвлекать вашего командира от дел. Мы можем и немного подождать.

Я вопросительно глянул на остроухого, и тот без слов незаметным жестом, будто одёргивал плащ, указал мне на дверь. Кажется, за дверью кто-то был, и, судя по всему, было нежелательно, чтобы его обнаружил этот детина.

— Действительно, сейчас мне уже тоже так кажется. Мы немного раньше отправились в путь. Жаль, конечно, терять выигранное время здесь, но ничего не поделаешь, придётся подождать.

— Не стоит, раз вы уже собрались, то я всё-таки отведу вас к нему.

Эльф снова махнул рукой, что означало «путь свободен».

— Тем лучше, нам не придётся ждать, и мы сможем по пути остановиться где-нибудь в более приятном месте, — с этими словами мы проследовали за чернокожим на лестничную площадку, но там он почему-то остановился и оглянулся через плечо.

— Что-то парни не возвращаются. Нужно бы пойти проверить, может, случилось чего.

— В этом нет необходимости, скорее всего, они там остались поиграть с предыдущей сменой. Там ведь темницы, да?

— Да, там мы держим наш товар. Ладно, потом проверю. Идёмте дальше к командиру.

Мы стали подниматься с ним дальше по лестнице, а за нашими спинами на площадке проявилась во время замеченная и замаскированная эльфом с помощью магии лужа уже начавшей темнеть крови. Похоже, что в башне что-то происходило, и мы заглянули сюда не в самое лучшее время. Такими темпами у меня уже в привычку войдёт оказываться не в то время не в том месте!

* * *

— Ушли, — сказал Дорнис, который уже немного оправился и сам твёрдо стоял на ногах, выглядывая из-за выступа в стене, — но нам нужно поторопиться, они, скорее всего, отправились к тому подонку, которого я обезглавил. Через минут пять поднимется шум, если мы, конечно, дадим им уйти со второго этажа живыми, — при этом на лице юноши снова появилась та улыбка-оскал, которая уже начинала немного пугать Сина.

Все семеро спустились вниз к остальным пленникам и там начали обсуждать свои дальнейшие планы.

— Из-за дурацкого планирования этой проклятой башни сбежать так просто не получится. Если бы, конечно, все здесь хоть умели прятаться на уровне вора-карманника, то мы могли бы попробовать выбираться маленькими группами, но вряд ли нам попался такой чудесный набор людей. Да и маги среди вас тоже вряд ли есть, поэтому нам остаётся только три варианта: разойтись по своим камерам и сделать вид, что ничего не произошло, что вряд ли пройдёт, ведь на нашем счету уже шесть трупов и один связанный охранник в клетке; второй вариант мне нравится ещё меньше, потому что он совершенно сумасшедший. Идти в рукопашную всего с шестью обычными мечами, луком, двумя стилетами, боевым молотом и двуручным мечом, глупо и самоубийственно, потому что никто из вас раньше оружие в руках не держал, это я вижу просто по вашим глазам, когда вы смотрите в сторону трупов. Третий вариант оставляет нам хоть какой-то шанс на выживание и освобождение, хоть и после некоторого времени, особенно учитывая, что башня каменная и поджечь её не удастся.

— Ты предлагаешь укрепиться в башне и держать оборону? — когда Дорнис в ответ кивнул, Ронтр уверенно продолжил. — Тогда я приму на себя командование, потому что в обороне всё-таки опыта больше у меня.

— В этом я согласен, хоть мне и хочется поспорить. Но ты всё-таки не забывай, что план придумал я, — хитро улыбнулся юноша.

— Не забуду, и уверен, что корона тоже не забудет.

— О нет, Наше Величество помнит только плохие дела своих подданных. От хороших он предпочитает отделываться орденами и титулами. То-то сейчас меченых стало почти так же много, как аристократов.

— Ладно, хватит разговоров, — строго заметил Ронтр и кинул Дорнису наплечный мешок, — там твоя одежда и оружие, можешь переодеться в любой из камер. После выберем план зачистки. Такой же мешок оказался в руках Сина, и они разошлись по разным камерам. Минуты через три они вышли. Теперь лицо Дорниса по обыкновению скрывала ткангевая полумаска.

— Времени рассуждать о планах у нас нет. Надо пока обезвредить тех троих, что отправились наверх в комнату командира. Они уже, должно быть, бегут вниз по лестнице, чтобы сообщить страшную новость другим отморозкам.

— Ты прав. Вы с даргостцем отправляйтесь решать эту проблему, пока…

— Тихо! Кто-то идёт. Живо все разбежались по своим камерам!

Через минуту коридор был пуст. Я вошёл сюда и осмотрелся. Эльф сделал то же самое и кивнул мне, мол, можно начинать разыгрывать наш небольшой спектакль. Конечно, увидеть наверху обезглавленное тело было для нас сюрпризом, но мой друг быстро среагировал и избавил нас от общества темнокожего. Тут картина представлялась не лучше. На полу растеклась солидная лужа крови, в которой лежало пятеро убитых, просто сваленных в кучу перед столом. Кажется, именно их кровь пришлось маскировать моему спутнику тогда на лестнице.

— Похоже, мы пришли сюда в не совсем удачное время.

— Ты прав. Интересно как им удалось сбежать?

— Это не имеет значения. Да и вряд ли мы сможем это узнать. Раз они побывали в комнате главаря, то, скорее всего, нашли там план башни и уже ушли через «чёрный ход», который как раз таки находился очень близко к камерам. Нужно запомнить это для последующей операции по обезвреживанию этих мерзавцев. Какая там дверь?

— Третья камера справа. Выходит тоннель в миле от башни, рядом с небольшим леском около дороги, который мы проезжали, — эльф, как и я, говорил достаточно громко, однако так, что бы это не казалось фальшивым.

— Отлично. А теперь пошли. Нужно поскорей убраться отсюда, до того как они обнаружат пропажу всех этих людей. Иначе мы можем вызвать подозрения. И ещё кое-что. Сожги этот план. Вряд ли главарь его показывал кому-то.

Эльф кивнул. В его руке ярко вспыхнула кусок бумаги с планом башни и опустился на каменный пол, догорая и слегка дымя. Мы покинули коридор и отправились по лестнице вверх, на первый этаж. Нам действительно стоило поторопиться. Эти парни, конечно, не шибко умны, но уже должны вскоре понять, что здесь что-то нечисто, и тогда вряд ли нам удастся покинуть эту башню обычным мирным путём. За мной захлопнулась тяжёлая деревянная дверь…

Все пленники осторожно вышли из своих укрытий, тихо перешёптываясь. Это был радостный ропот. Такая удача! Шанс выбраться отсюда сам предоставил себя на блюдечке с голубой каёмочкой. Все начали подтягиваться к третьей камер справа. Они начали усердно обыскивать каждый уголок на наличие потайных люков, рычагов, нажимных плит. Наконец, в воздухе раздался радостный крик.

— Вот он! Люк!

Все тут же стянулись к парню, который выкрикнул то радостное известие. Он как раз пытался отодвинуть в сторону тяжёлую каменную плиту. Его отстранил Ронтр. Дашуарец примерился и с пыхтением полностью сдвинул её, открывая проход, в котором без особых проблем могли все идти в полный рост, даже включая самого Ронтра. Правда он был узок, поэтому приходилось передвигаться там по одному и идти колонной, но вскоре все спустились в лаз и дашуарец, замыкавший цепочку пленных, закрыл потайной ход.

Кажется, миля в этом подземном ходу растянулась во множество раз, так невыносимо давили земляные стены. А ещё эта темнота. Непроницаемая. Угнетающая. Живая. Как будто пленники вовсе и не шли к свободе, а наоборот, спускались в Бездну, чтобы навсегда оставить свои души там. Кто-то в середине колонны споткнулся и упал. Движение замедлилось, ещё двое человек упало на землю и корчилось там, как будто их кто-то сейчас пытал. Беспокойство всё больше нарастало, казалось, что за ними кто-то гонится по пятам. Ронтр даже почувствовал у себя на шее чьё-то обжигающее дыхание и тут же развернулся, но за ним была лишь темнота. Такая же пугающая. Тоннель, как огромный плотоядный червь, проглотил бывших пленников работорговцев. Всё больше людей падало, и вот не осталось рук, чтобы нести тех, кого уже сразил этот проклятый «спасительный путь». Теперь в ушах оставшихся стоять на ногах ещё гудел какой-то непонятный шум, постепенно переходящий в скрежет и хор ужасных голосов, которые стонали, шептали, плакали, кричали от боли. Вдалеке забрезжил неяркий свет. «Неужели? Наконец-то выход!» — пронеслось в голове каждого, но это не был лаз, ведущий наверх. Это был магический шар, который в руках держал маг в красном одеянии. Рядом с ним стоял принц-бастард, который поддерживал потерявшего сознание Лорайна.

— Быстрей! Вам нужно выбираться отсюда! — раздался его голос, отпугивая шум и все другие звуки.

Беглецы ускорились. Вскоре им, наконец, удалось добраться до троицы. В неверном свете магического светильника они походили на каких-то призраков старого замка. Таких же бледных, худых, измождённых. Хотя, возможно, этот мираж был правдой. Слишком уж странно и пугающе было то, что происходило вокруг. Даже Дорнис, обычно не лезущий за словом в карман, просто молчал, глядя потускневшими, казалось, глазами.

— Если мы пробудем здесь ещё хоть немного, то мы погибнем, но я не знаю, как выбраться, я не чувствую прохода обратно. Адриан, он пришёл за вами и не отпустит нас, пока вы не разберётесь с ним, докажите, что вы не зря носите этот меч. Принц-бастард кивнул и скрылся в темноте, которая будто поглотила его. Над беглецами повисла гробовая тишина, которая снова начала наполняться жуткими звуками.

Адриан на ходу достал меч. Он не знал, с чем ему предстоит столкнуться, не знал, зачем он пришёл за ним, но знал, что он, во что бы то ни стало должен одолеть его, потому что сейчас на него возлагают надежды не только его товарищи, но и совершенно незнакомые люди, которых он разглядел за спиной Дорниса, идущего в самом начале колонны. Он хотел позвать своего противника, но из открытого рта упорно не хотел вылетать ни один звук. Он чувствовал, как на него кто-то смотрит, огненное дыхание опаляло его лицо. Из него как будто высасывали силы, ноги уже отказывались держать его, руки дрожали и чуть не выпустили рукоять верного Диарниса, но Адриан собрался и до боли в глазах всмотрелся в непроницаемую тьму. Там что-то блеснуло, принц-бастард собрал всю свою силу и волю в кулак и нанёс тяжёлый рассекающий удар, яркий свет резанул глаза, а уши наполнил душераздирающий крик. Всё вокруг начало покрываться мерцающими во тьме трещинами, расходящимися из многих мест, напоминая зеркало, которое долго и упорно бьют камнем. Начинают отваливаться целые куски этого «стекла» и, наконец, вся завеса разлетается на мелкие осколки, заставляя принца прикрыть рукой глаза от лучей яркого полуденного солнца.

Все пленники радостно подставляли свои лица ласкающему тёплому небесному светилк. Все они были до безумия рады, что выбрались и остались живы. Они были ещё больше измождены, будто пробыли в дороге несколько дней, но на их лицах всё равно были улыбки. Молодой маг в красном стоял в стороне и тоже улыбался. К нему подошёл Адриан. Его щёки немного впали, под глазами были тёмные круги, как будто принц не спал много ночей. Исхудавший, как и все те, кто сейчас стоял на опушке небольшого леска.

— Благодарю тебя за помощь, без тебя ни мы, ни эти люди не смогли бы выбраться из той ловушки, что нам устроила Судьба.

— Это была не судьба, Адриан. Это было создание Бездны, и я в этом уверен. Только оно могло сбить прицел телепорта моего учителя. По сути, мы сами ненадолго оказались в той части Бездны, что мы, демонологии, привыкли называть Неверной Тьмой.

— Но как мы попали туда?

— Похоже, что это существо сумело создать разлом, в который нас и затянуло. То, что мы нашли других людей — это всего лишь счастливая случайность.

— А если бы мы их не нашли… — тихо выдавил Адриан.

— Да, они бы все погибли. Остались в Бездне и стали частью тех неприкаянных душ, что и создают там вечный мрак.

Адриан от мысли об этом вздрогнул и замолчал, отвернувшись и опустив свой взгляд на землю. Молодой маг не торопил юного принца, он понимал, как важно сейчас ему осознать то, что произошло. После достаточно продолжительного молчания бастард повернулся лицом к своему собеседнику и решительно спросил:

— За чем или за кем оно пришло сюда?

— Я могу предполагать, что его привлекли выбросы энергии, которые шли от нашей пещеры во время битвы, но я всё больше склоняюсь к тому варианту, что целью были вы, а точнее — ваш меч. В нём особая энергия. Подобное оружие уже посещало наш мир и в руках не того человека причинило огромные разрушения. Надеюсь, что на этот раз выбор пал правильно.

— Вы даже не представляете, как надеюсь на это я, — словно сам себе сказал Адриан.

К собеседникам подошёл Ронтр, который уже снова был одет так же, как и до их разделения. За спиной у него висел его верный боевой молот.

— Когда мы собираемся отправляться дальше?

— Уже скоро, подготовь остальных, нам ведь придётся идти пешком до ближайшей крупной деревни, а это не близко, — ответил Адриан.

Ронтр кивнул и отправился к расположившимся в тени дерева Сину и Дорнису, которые опять о чём-то спорили. Будто и не было пленения и этого страшного путешествия через тоннель в Бездне. Хотя это совместное испытание сблизило спутников принца, и это не могло не радовать.

— Сколько мы пробыли там?

— Это ещё предстоит выяснить, — улыбнулся молодой маг, — там время течёт своим, совершенно особенным и сумасшедшим образом. Но я думаю, что не очень много. Может дня два-три. Обычно люди начинают растворяться на четвёртый день, но мы никого не потеряли.

— И снова благодаря тебе, — незаметно для себя перешёл на «ты» Адриан.

— Тварь была сильна, но я оказался более стойким, — выдавил из себя усталую улыбку маг.

— Нам уже пора прощаться. Я так и не спросил твоего имени.

— Меня зовут Карио, ми…

— Не надо этого. Я просто Адриан, запомни это. А теперь прощай, и по возможности помоги этим людям найти их дом, — принц бодрым шагом направился к своим спутникам.

Молодой демонолог смотрел вслед удаляющемуся отряду из пятерых человек, и когда они скрылись на тропинке в лесу, обвёл взглядом стоящих на поляне людей. Пора и ему собираться в путь, он должен найти другое укрытие демонологов и сообщить о падении Ордена Алленуида и предупредить об опасности, но прежде следовало выполнить просьбу принца — позаботится о безопасности этих людей. Они уже достаточно испытали в своей жизни, теперь самым необходимым для них был покой.

4 Глава

Бескрайнее поле желтоватых трав расстилается перед ним. Солнце своими первыми лучами лишь недавно начало греть это беспрестанно колышущееся море растений, а вот жизнь тут и не собиралась гаснуть или успокаиваться хоть на мгновение, в отличие дневного светила. Среди жёлтых стебельков травы всё время мельтешили мыши-полёвки да другие грызуны, которым, однако, вскоре предстояло стать обедом степного сокола, который уже высматривает себе самую сочную мышь. Но его охоте, к сожалению, закончиться было не суждено. Ещё одно живое существо с самого рассвета до рези в глазах всматривалось в дальний горизонт, но пока ещё не видело ничего, кроме растений и редких кустарников.

Этим существом был человек. Пока жаркое летнее солнце не достаточно прогрело воздух степи, он надеялся найти себе место, где сможет переждать невыносимую полуденную жару, чтобы потом снова отправиться в путь по вольной степи. Странно было встретить его здесь, в месте, где не проходят дороги, да ещё и не конного, хотя направлялся путник как раз в ближайший город великого купеческого государства — Жахан, который располагался ещё в трёх днях пешего пути и был легендарной столицей Султаната, располагавшейся на границе пустыни и степи. Одиночка ещё раз всмотрелся в даль, но опять там ничего не увидел и не смог сдержать печального вздоха, который вырвался из его груди скрытой лишь тонким слоем лёгкой, но прочной материи, да двумя кожаными ремнями, один из которых крепил к спине колчан, а второй — ножны с распространённым здесь видом оружия — парными палашами. Он уже два дня шёл по степи, и каждые сутки казались ему не больше чем повторением предыдущих, настолько однообразна была степь. Но почему-то это однообразие всегда манило юных искателей приключений с самых разных уголков континента своим неповторимым запахом свободы и опасности, которую всегда хранит в себе такая дикая территория, как его родная степь.

Да, сейчас он с замиранием сердца вспоминает свои первые шаги в этой траве, которая тогда казалась ему такой огромной, первые уроки, которые она ему дала и первый караван, который он провёл от границы с державой гномов до столицы султаната и те приключения, что ему пришлось пережить во время этого действительно опасного похода. Но степь не оставила своего сына беззащитным пред лицом тех невзгод, что она хранила в себе и высыпала на головы людям уже не один век. От многочисленных бандитов и других отбросов он мог защититься своим оружием, которым владел как никто другой, чтобы он не заблудился, степь наградила его умением читать следы всех обитающих в ней зверей, понимать звёзды и слушать ветер, доверяться теням и собственной интуиции. Много ещё умений и тайных знаний передала ему степь, и он их использовал, никогда не злоупотребляя, ведь тогда бы она сразу же его покарала. Он никогда не верил в чужих богов, он вообще в них не верил и почитал лишь предков — так его научил старый шаман. «Вера в богов лишь ослепляет тебя, делает из здорового человека с большим будущим фанатичного глупца, а монастыри и тому подобные заведения не больше, чем тюрьмы, в которые люди идут добровольно. Мы — люди степи, а степь — свободная сторона! И только предки, которые создали нам наше имя и дали нам жизнь, только они достойны того почёта, который оказывают люди городов своим богам. Помни это, мальчик мой, и духи предков всегда помогут тебе найти тропу, если ты заплутал, всегда направят твою стрелу в цель, если твоя рука дрогнет, помни!» — вот как говорил старый шаман. Он был мудр, но, к сожалению, вместе с этим и стар, поэтому его сейчас уже нет в живых, и одинокому путнику остаётся лишь пользоваться теми советами, что успел дать старый шаман в отведённый ему срок.

Степняк сделал шаг, видимо, проверяя прочность земли под ногами. Для того, кто не посвящён в таинства степи, это может показаться очень странным, ведь здесь не болото, но у путешественника была причина на такое необычное поведение. И это были клар'хта — духи, что обитали на свободной земле задолго до прихода сюда людей. По древним легендам, что слышал охотник от других шаманов, между первыми Вольными и клар'хта велась жестокая и кровопролитная война, где никому так и не суждено было стать победителем. Сначала Вольные не могли понять, как бороться с почти бесплотными духами, которые передвигались бесшумно, словно их и вовсе не было, и атаковали быстро, подобно молниям, которые озаряют небо в пору летних гроз, но всё-таки люди не зря слывут во всех землях самыми хитрыми и изворотливыми существами из всех тех, что населяют этот континент. Они теряли своих воинов, но с каждым убитым к ним приходили те доли информации, которых им так не доставало. И вот, наконец, к Вольным снизошло озарение, и они поняли, что убить клар'хта может только специально подготовленный боец, оснащённый заговорённым клинком, но не было у Вольных времени обучать таких воинов и обратились тогда их шаманы за помощью к предкам, и поведали те им древнюю тайну обряда, с помощью которого можно было память предков перенести в совсем ещё зелёного мальчишку, и как только пробудит он в себе эти воспоминания — сразу станет непобедимым воином. И Вольные использовали этот дар, но немного нашлось таких, кто смог выдержать знания сотен поколений и большинство умирало, но те же, кто смог пережить этот обряд действительно становились великими и, вооружившись древними заговорёнными клинками, могли противостоять клар'хта. Сначала это были лишь небольшие стычки между отрядами под предводительством Зак'хар (так назвали тех великих воинов) и перевес постепенно стал склоняться на сторону людей, потому как и сейчас нет существа хитрее, чем человек. Тогда клар'хта решили дать решающее сражение в долине, что по сей день носит имя Даринаш'Нит, что в переводе с языка Вольных значит «Великий День».

Немногочисленны были армии обеих сторон, ведь многолетняя война истощила «живые силы» как людей, так и клар'хта, но долина всё равно утопала в крови Вольных, а сами они едва могли видеть из-за развеянного свободными ветрами степи праха противников. Всё по тому же преданию, в конце битвы на ногах остались стоять только Зак'хар и Нукар'тар — «степные демоны», как их называли Вольные — лучшие из лучших среди клар'хта. Они бились не за жизнь, но и не за смерть, они бились за равенство народов в степи и поэтому никто из них так и не пал — сломалось их оружие, и они ушли в разные стороны. Так и по ныне, между Вольными и клар'хта сохраняется зыбкий и не гласный, но всё же мир. Однако оба народа стараются как можно сильнее насолить друг другу и не собираются забывать старых обид.

Именно поэтому охотник всегда был осторожен в этой части степи — тут обитало много клар'хта, и поговаривали даже, что где-то глубоко под землёй у них есть свой собственный город, но путник не верил этому, ведь существа, рождённые на бескрайних просторах степи не смогли бы жить в подземном каменном мешке, также как и рождённые ползать не могут летать.

От собственных мыслей охотника оторвал донёсшийся до его чуткого слуха звук, который трудно с чем-то перепутать. Сюда кто-то ехал верхом, судя по всему, всадников было двое, но их лошади ступали странно тяжело, будто были чем-то нагружены. «Странно это. Здесь не проходят дороги, с чего бы здесь проезжать торговцам? Может они отстали от своих из-за проделок клар'хта?» — подумал одиночка и поспешил взбежать на холм, который скрывал от его взора двух всадников. Действительно, вдалеке среди ровного колышущегося моря трав ярко выделялись два конных силуэта, которые во весь опор мчались к Вольному, не щадя лошадей и не обращая внимания на уже начавшее сильно жарить солнце. Похоже, что всадники, наконец, заметили его. Охотник просто ждал, пока они подъедут к нему.

Я в который раз дал шпоры своему скакуну. Мой спутник последовал моему примеру. Лошади уже были покрыты белёсым слоем, но мы продолжали гнать во весь опор. Тот человек, что стоял на холме мог быть нашим спасением. Я снова ощутил дыхание на руках и яростный взгляд, который прожигал спину. Встряхнув головой, я попытался сбросить наваждение, но совсем забыл, что всё это было так же материально, как степь кругом и безоблачное небо. Вот и холм, с которого уже спустился вниз человек, одетый на обычный манер Вольных. Умные, уже немного обесцвеченные беспощадным временем глаза с каким-то странным интересом разглядывал нас. Я подождал, пока он убедится, что мы не собираемся нападать, тогда он приложил раскрытую правую ладонь к сердцу, после чего протянул мне руку, я спешился и поступил точно также. Мой друг эльф тоже спустился на землю и отвёл наших скакунов в сторону, начав возиться с ними.

— Какая Судьба привела вас сюда, в столь далёкое от людей и дорог место?

— Мы направляемся в Жахан, столицу Султаната, куда недавно прибыл принц королевства Ланд.

— Вы свернули с пути?

— Нет, мы даже не с ним, просто так сложилось. Но за нами увязался преследователь, от которого надо бы срочно избавиться, а задерживать письмо мы не можем. Поэтому мы просим тебя, Вольный, отнести это письмо в Жахан и передать его главе Торговой Кампании, которая там обосновалась. Мы можем заплатить… — он жестом прервал меня.

— Не нужно денег, друг, я всё сделаю. Есть только одна просьба: ваши кони тяжело ступают, не могли бы вы освободить их от поклажи?

— Этого уже не обязательно делать. Как только мы слезли с седла, наши скакуны снова легки, как ветер.

— Ваш преследователь один из клар'хта, — глаза степняка недобро сверкнули.

— О нет, это кое-что страшнее степных духов, — с горькой усмешкой в голосе сказал я.

— В степи нет никого коварнее клар'хта, — нахмурился охотник.

— Есть, и это мы с тобой, — я протянул письмо степняку и тот быстро спрятал его под одеждой.

— От кого послание?

— Скажи, что от старого друга из Ланда, он поймёт.

Охотник кивнул и подошёл к эльфу. Несколько минут Вольный разглядывал предоставленных ему скакунов и выбрал того, на котором ехал эльф. Они обменялись парой коротких фраз, и степняк помчался в сторону Жахана, подняв тучу пыли. Эльф подошёл ко мне, смотря вслед удаляющемуся всаднику. Когда тот исчез за горизонтом, он повернулся и перевёл взгляд на меня.

— Что мы будем делать дальше? Мы едва выбрались оттуда живыми, так, как нам справиться с ещё одной тварью, вырвавшейся оттуда?

— Я не знаю! Это ты у нас сведущ в магических делах, значит это по твоей части.

— Да, я маг, но не по той части. Магия — это наука, в которой есть свои ответвления и…

— Да-да, я знаю, и ты, и Клохариус читали мне лекции на эту тему тысячу и один раз. В тысяча второй раз я слушать её категорически отказываюсь.

— Хорошо. Тогда что нам делать? — с тем же степенным спокойствием задал мне тот же самый вопрос эльф.

— Сколько мне ещё раз тебе сказать, чтобы ты понял? Или может мне на твоём родном языке заговорить для этого?

— Я не против. Тебе бы гораздо лучше пошла наша речь, нежели человеческая. И кстати, раз уж мы заговорили о разных языках, то, как ты собираешься общаться с жителями Султаната без амулета-переводчика?

— Разве сейчас время думать о таких вещах? Нас в любой момент может сожрать тварь из Бездны! Может, нам больше вообще никогда не придётся говорить. Ты лучше помолись там кому-нибудь из своих лесных богов. Думаю, что даже здесь они тебя услышат, — едко заметил я.

— Услышат, не сомневайся в этом. Но рано пока просить упокоения в Ланалле. Мы ведь ещё не знаем точно, кто за нами охотится.

— Да какая к Бартасу разница? Любое из порождений Бездны проглотит нас вместе с конём и всей твоей вечной жизнью.

— Не начинай старых споров. Ты же сам сказал, что сейчас нам лучше всего сосредоточится на том, как остаться в живых.

— Да. И, кажется, у меня есть идея, — поймав вопросительный взгляд своего спутника, я улыбнулся, — ты же мне говорил, что все существа Бездны разумны, несмотря на свой звериный и прочий монстровидный облик?

— Всё верно. Каждое существо оттуда разумно, как человек, эльф или любой другой представитель рас, населяющих наш континент.

— Стоп. А что, есть другие континенты?

— Да, разумеется, есть.

— Ладно, об этом побеседуем с тобой как-нибудь потом.

— Так что ты собираешься делать?

— То, что умею лучше всего, — я улыбнулся, — поговорю с тем, кто хочет убить меня.

* * *

Адриан нервно бродил по своей комнате на первом этаже в шикарном доме из белого песчаника в Третьей Стене Жахана, который ему предоставили для проживания до приёма у Султана, который должен будет состояться через несколько часов. В город они приехали уже несколько дней назад, но, как оказалось, Султан сейчас находился в другом крупном городе, который свой резиденцией выбрала Нарийская Торговая Кампания — главная соперница Жаханской, поэтому гостям пришлось немного подождать и полюбоваться красотами города. Странно, что он так волновался, ведь раньше на подобных мероприятиях он всегда бы спокоен, но теперь какое-то непонятное недоброе предчувствие тревожило его.

За ним внимательно следил Син, сидящий на ковре под картиной какого-то известного художника. В открытую дверь, которая вела на террасу, влетал лёгкий утренний ветерок, доносивший из сада запах цветов и пение живших здесь круглый год птиц. Весь дом ещё спал, даже слуги, которые обычно просыпались ни свет, ни заря, дремали в отведённой им большой комнате. Только даргостец и принц-бастард уже бодрствовали. Адриан вышел на террасу и несколько минут стоял там, сложив руки за спиной и наслаждаясь утренней свежестью, которая через пару часов сменится невыносимым зноем, обычным для местных жителей. Но вскоре принц вернулся в комнату и удивлённо посмотрел на Сина. Кажется, принц только сейчас заметил наблюдающего за ним даргостца, сменившего свой обычный охотничий наряд на просторную белую рубашку и широкие штаны из лёгкой ткани, которые ему одолжил кто-то из слуг. Сам принц тоже сменил свою одежду. Она была аналогичной одежде Сина, но на груди у него был вышит герб Ланда — золотой лев с магическим посохом с серебряными звёздами на синем фоне.

— И давно ты тут сидишь?

— Да. Всю ночь, милорд. Вы очень беспокойно спали сегодня. Кажется, вас мучили кошмары.

— Ты прав…и сколько раз я уже просил не называть меня милордом? Мы всю степь проехали бок о бок, через Бездну прошли.

— Прости, — Син виновато улыбнулся, — это старая привычка, а от таких очень сложно избавиться. Да и к тому же я подумал, что будет лучше держаться официально, раз за нами следили.

— Следили? С чего ты это взял? — Адриан нахмурился ещё больше, чем обычно.

— Дорнис вчера выловил одного в саду и запер в кладовке, но он всё-таки успел отправить с почтовым голубем какое-то послание.

— Почему никто мне об этом не сказал?

— Ты и так был взволнован вчера вечером, после того происшествия на рыночной площади, поэтому мы решили немного с этим подождать.

— Да, того происшествия… — рассеянно пробормотал Адриан и повернулся к Сину спиной. — Кстати, как она? — будто бы невзначай добавил бастард.

— Девочка в порядке. Она ещё совсем мала и была сильно напугана. Я уверен, что сейчас она спит как никогда крепко, — заверил принца Син.

— Хорошо, — Адриан кивнул и повернулся к даргостцу. Ни следа не осталось от его недавнего лихорадочного беспокойства и волнения. Его голубые глаза снова сияли холодно, но ярко, — можешь отвести меня к тому человеку?

— Я уже думал, что ты не попросишь, — Син поднялся, — пойдём, дверь в кладовую совсем рядом.

Син вышел из комнаты Адриана и повёл его к двери, которую бастард заприметил, как только они начали располагаться в доме, потому что тяжёлую железную дверь просто нельзя было не заметить, когда больше нигде дверей и вовсе не было. Их заменяла ткань, которая отгораживала одну комнату от другой. Син толкнул дверь, которая оказалась открытой, и взял со стены факел, чтобы осветить тёмную лестницу, ведшую вниз. Адриан и Син начали медленно спускаться в кладовую, пока не услышали достаточно громкое мычание. Адриан вопросительно глянул на даргостца, и тот кивнул. Син за стеллажом с различными мешками повернул налево, где и остановился, вставив факел в держатель на стене. Дрожащий свет осветил загорелое лицо мужчины. Чёрные волосы были на затылке собраны в волчий хвост. Карие глаза со злобой смотрели на Адриана и Сина, и, наверное, за невнятным мычанием скрывались проклятья. В руке Сина сверкнул нож и глаза пленника в ужасе расширились, но бледнокожий житель болот лишь аккуратно срезал тряпку, которая служила кляпом. Мужчина тяжело выдохнул и действительно на головы даргостца и принца хлынули ругательства и угрозы, напоминания о том, кто он такой и кто его друзья. Однако даже у этого типа запас подобных фраз истощился и он, наконец, задал дельный вопрос:

— Что вам от меня нужно, мерзавцы?

— Я хочу узнать, почему ты следил за нами? Это обычная мера безопасности у вас в Жахане по отношению к чужакам?

— О нет, — криво усмехнулся пленник, — это я делал для того, чтобы ваша компания ничему не помешала. Да и всё равно вам отсюда не выбраться, я успел показать им информацию.

— Не помешала чему? Какую информацию? — жаханец повернул голову в сторону, явно не собираясь отвечать. — Я требую, чтобы ты ответил! — Адриан положил ладонь на рукоять покоящегося в ножнах Диарниса, который даже сейчас был при принце.

Однако даже этот жест не заставил упрямца ответить, и юноша уже хотел было перейти к следующему этапу запугивания, как в кладовую буквально скатился один из слуг — мальчик четырнадцати лет. Он что-то неразборчиво кричал и размахивал руками. Син подошёл к парнишке и быстро успокоил его. Тогда он рассказал, что на дом напал вооружённый отряд. Адриан кивнул Сину, и они вместе взбежали по лестнице на первый этаж. Там уже во всю суетились одетые кто во что слуги. Они спешно баррикадировали двери и окна, около которых уже лежало несколько убитых меткими выстрелами луков жертв. Всем этим сумбуром руководил обнажённый по пояс Ронтр, к которому и поспешил Адриан.

— Что происходит, Ронтр?

— На нас напали, там человек пятнадцать, пять из которых с луками. Дом им поджечь не удастся, но у них явно серьёзные намерения, поэтому придётся обороняться. Такое чувство, что они знали, где кто располагается, и в первую очередь обстреляли вашу и мою комнаты.

«Так вот значит, что за послание он отправил», — пронеслось в голове принца, а вслух он спросил:

— Где Лорайн и Дорнис?

— Маг на втором этаже изредка огрызается магией, но они просто не дают нам показаться даже на секунду. Я дал нескольким слугам тряпки и мётлы. Они сидят около окон и стараются, чтобы у противника как можно быстрей закончились стрелы. Дорнис следит, чтобы никто не пробрался в дом со стороны сада. Там много народу не пройдёт, а он может справиться и с тремя.

— Отлично. Если бы каждый командир отряда нашей армии был таким, как ты, мы бы стали непобедимы.

— Благодарю, но сейчас не время для комплиментов. Син! Чего застыл? Хватай лук и поднимайся на второй этаж к господину магу! Живо!

— Как скажешь, Северный Человек, — в своей обычной растянутой манере ответил даргостец и быстро взбежал по лестнице на второй этаж, где была его комната, и где собственно находился Лорайн, которому предстояло помогать.

— Что прикажешь делать мне?

— Вам? — кажется, такой вопрос немного выбил дашуарца из колеи, и он почувствовал себя явно не в своей тарелке. Ещё бы, отдавать приказы принцу!

— Конечно, сейчас ты командир и тебе нужны все люди, которые есть в твоём распоряжении.

— Верно, — голос Ронтра снова стал уверенным, — помогите слугам забаррикадировать западное крыло, а потом присоединитесь к тем, кто расходует боеприпасы противника.

— Так точно, — Адриан развернулся и побежал в западное крыло, где тут же начал помогать слугам перетаскивать тяжёлый шкаф с книгами.

Ронтр присел и осторожно выглянул в окно. Над его головой тут же пронеслась стрела, из-за чего дашуарцу снова пришлось вернуться в своё укрытие. Пока среди нападавших не было ни одного убитого или раненого. Этот бой мог опасно затянуться, особенно учитывая, что на полу уже лежало несколько новых трупов. В распоряжении осаждавших дом были прекрасные лучники.

* * *

Девочка сидела в углу, обхватив руками колени и с испугом смотря на дверь. Она первая увидела людей, которые шли к дому и именно её громкий крик перебудил всех обитателей дома, дав им время подготовиться к атаке. Она хотела выйти и спуститься вниз, к тому человеку, который спас её вчера из рук стражников, но в коридоре, как только она открыла дверь, на неё упал мёртвый слуга. Это он вчера накормил девочку, а теперь она сидит и её руки перепачканы его кровью. Она продолжает неотрывно смотреть на дверь, ожидая, что в любой момент сюда вломиться один из тех, кого она видела на улице, идущих к дому с оружием наготове.

Вдруг дверцы большого шкафа, стоящего в комнате, где её оставил вчера тот человек, приехавший издалека, раскрылись, и оттуда вывалился парень в грязных, некогда белых не слишком широких штанах опускавшихся чуть ниже колен и красной потрепанной лёгкой жилетке. Девочка вскрикнула и тут же зажала себе рот, боясь, что её услышат, и забыв о том, что внизу сейчас было слишком шумно. Парень смотрел на девочку так же ошарашено, как и она на него. Наконец, он пришёл в себя и поднялся на ноги.

— Ты откуда здесь? — поинтересовался он у обомлевшей девочки, которая увидела у парня за поясом маленький кинжал.

— Я…меня сюда привёл человек издалека, — пробормотала она в ответ.

— Да не бойся ты так, дурёха, — парень улыбнулся, — я же тебе ничего плохого не сделаю. Я тут просто отдыхаю обычно. Дом тут всегда пустует, а старый охранник пускает меня ночевать. Тут комната осталась не занятая даже после приезда гостей, вот и остался я здесь, только в шкафу пришлось прятаться, чтобы не нашли.

— А ты кто? — немного успокоившись, спросила девочка.

— Я - вор, — гордо ответил парень, — и зовут меня Алаид, — он прислушался к звукам, доносившимся снаружи, — что там за возня?

— На дом напали.

— Кто напал? — удивлённо спросил парень, пригибаясь и подбираясь поближе к окну.

— Не знаю. Но у них у всех лица разрисованы красным.

— А-а-а, я их знаю. Это наёмники из Барнухада. Жестокие и беспощадные ребята. Я знал, что неспроста они появились недавно на торговой площади, — довольный своей догадливостью сказал Алаид, — а это не тебя ли случаем вчера стражники словили?

— Меня, — тихо отозвалась девочка.

— Тебе повезло, что люди из королевства рядом были, иначе бы не видать тебе своих рук. Воровать надо уметь, а если не умеешь, то лучше не рисковать на рыночной площади. Там все без исключения глазастые, как бесы, — со знанием дела проговорил парень и начал что-то нащупывать у себя в карманах.

— Что ты делаешь?

— Собираюсь помочь, — ответил Алаид и достал небольшой камешек с острыми, специально обработанными краями, — не всё же чужакам одним сражаться, нужно показать, что и мы кое-что умеем.

Он резко встал, быстро прицелился и с размаху кинул камень в одного из лучников. Бросок оказался на редкость точным и снаряд, со свистом рассекая воздух, попал в бровь лучнику, заставив того пошатнуться и удивлённо посмотреть на окно, откуда только что прилетел этот «подарок». «Там ведь незанятая комната! Тогда какого…» — он не успел додумать. Его тут же сразил меткий выстрел даргостца, а с пальцев мага к отряду быстро устремилось фиолетовое облако…

* * *

Густой туман резал дыхательные проходы и заставлял глаза слезиться, что мешало целиться. Они попытались выбраться на ощупь, но это проклятое облако будто следовало вместе с ними. Меткими выстрелами даргостец вывел из строя уже трёх лучников. Сзади послышался топот, но никто из них даже не обернулся — всё равно ведь бесполезно из-за режущего глаза фиолетового тумана ничего нельзя было разглядеть. В воздухе засвистели стрелы, и вскоре облако рассеялось. Ему больше некого держать в своём плену. К дому спешил другой отряд, на одежде членов которого была вышита символика Жаханской Торговой Компании, вооружёны они были тяжёлыми скимитарами и луками. Подойдя ближе к дому, люди демонстративно сложили оружие, показывая, что пришли с миром. В доме послышался скрежет и грохот отодвигаемой в сторону мебели и к отряду вышел Ронтр.

— Кто вы и что вам здесь нужно? — громко и отрывисто спросил дашуарец.

— Мы пришли, чтобы помочь. На улицы города вышли барнухадские наёмники. Они тихо убивают всех стражников, и во дворце, скорее всего, ещё никто не знает о том, что город наполнили вооружённые головорезы из Барнухада. В Жахане сейчас небезопасно. Кажется, начался переворот. Мятежники идут по направлению к дворцу, — ответил командир отряда, что можно было понять по количеству колец в его правой брови.

— Тогда мы должны добраться до туда раньше них! — сказал вышедший из дома Адриан.

— Нам сказано защищать вас, а не вести в самое пекло. Сейчас лучше будет отправиться к Первым Стенам и покинуть город.

— Но мы должны предупредить Султана!

— Это бесполезно. Пока мы дойдём до дворца, они уже могут успеть захватить его. Нам же придётся пробиваться с боем.

— Проклятье! Как всё неудачно складывается!

— Смотри, принц, кого я нашёл в комнате нашей маленькой гостьи, — проговорил Дорнис, ведущий перед собой парня двенадцати-тринадцати лет и девочку, как всегда саркастично выделяя слово «принц».

— Отпусти меня и сразись как мужчина! — пытался вырваться парень из цепких рук желтоглазого.

— Кто это ещё, Дорнис? Неужели не видно, что мне сейчас не до этого?

— Но этот парнишка может сейчас нам пригодиться. Он утверждает, что знает город, как свои пять пальцев и даже бывал во дворце.

— Это правда? — внимательно посмотрел на парня Адриан.

— Чистая правда, сир, — активно закивал головой Алаид.

— Ты сможешь передать Султану, что по городу ко дворцу идут барнухадцы, быстрее, чем они сами дойдут до туда?

— Конечно! Но мне нужен какой-нибудь опознавательный знак, иначе меня не пустят внутрь, а пробираться туда через-чур долго, я могу и не успеть.

Адриан начал шарить глазами, ища тот самый опознавательный знак для парня, и взгляд его упал на металлический глаз с рубином на наплечнике Дорниса. Тот перехватил его взгляд и покачал головой.

— Нет-нет, даже не думай, слышишь!

— Дорнис, не веди себя как мальчишка!

— Ни за что, если попробуешь сделать это, я отрублю тебе обе руки!

— Не заставляй меня делать этого!

— А иначе не получится!

— Я приказываю тебе, как принц королевства Ланд, отдай мне этот знак!

Дорнис сильно рванул металлический глаз, вырывая его из наплечника, и кинул под ноги принцу.

— Подавись. Не часто пользуешься своей властью, значит? Да ты такой же, как и все остальные зажравшиеся аристократы и чиновники! Я до сих пор не понимаю, как меня угораздило оказаться тут!

Адриан наклонился и поднял знак с земли. Кинул его парню, и тот сорвался с места, следующим делом взобравшись на крышу ближайшего дома. Отряд выстроился в каре, в центре которого находился маг и девочка, и отправился в сторону дворца, каждый член отряда всматривался в переулки, чтобы заметить там врага, каждый из них был готов ринуться в бой и умереть.

* * *

Я сидел в большой просторной палатке посреди степи. Странное зрелище. Вокруг ни единой живой души, а единственной неровностью является небольшой холм. И тут вдруг палатка. Яркая. Красная. Рядом стоит стреноженный конь серого окраса. Перед палаткой на добротном деревянном стуле сидит эльф в лёгкой традиционной парадной одежде своего народа, которую он непонятно зачем с собой таскал с самого начала нашего предприятия. Зато пригодилось, будто он предчувствовал, что нечто подобное с нами, а точнее, со мной, может случиться. Так наша парочка хоть солидней выглядит что ли. Я вот себя никакими нарядами не обременял, и поэтому эльфу пришлось сотворить иллюзию дорогого камзола на манер тех, которые носят самые, что ни на есть щёголи Ланда. Задумчиво кручу в руках золотой обруч. Простой. Без гравировки и украшений. Всего один неизвестный мне не слишком крупный камень мутновато-зелёного цвета, по которому наискось шёл след от кончика меча принца-бастарда — почти легендарного Диарниса. Странная история вышла с этой вещицей. Попала она ко мне в Бездне, когда молодой демонолог спешно выкидывал из походной сумы всё ненужное в поисках одного ему известного предмета. Тогда же вылетел и это обруч. Видимо, молодой маг не посчитал его слишком ценным. Я подобрал обруч, который отлетел прямо к моим ногам. Вообще очень странно, что мы тогда оказались рядом с принцем в Бездне. Забавное совпадение. Сам не знаю, зачем я взял его. Хотя нет, знаю. Тогда мне вспомнилось встреченное мной в таверне семейство бывшего барона Харосского, а точнее, наша беседа с его сыном — молодым, полным рвения красивым юношей по имени Рилиан, который рассказал мне о загадочной истории, связанной с некой вещью, которую вышеупомянутый юноша отдал Адриану по просьбе некого Дарса, который и устроил восстание в Харосе. Он довольно точно описал эту вещь. Я тогда немного попроклинал слишком уж честолюбивого Рилиана и плюнул на это. И тут вдруг она сама плывёт мне в руки. Почему бы заодно и не уберечь принца от подозрительного подарка? А теперь смотрю на обруч и думаю: «Зачем он мне сдался? На вид совершенно обычный. Не особо ценный. Может, этот Дарс был чем-то обязан Адриану? Он, как-никак, уже много побывал и многое видел. Вдруг помог когда ему?» Когда я показал вещицу эльфу, тот лишь пожал плечами и сказал, что всё-таки обруч магический, но ничего такого в нём нет. Магия, конечно, недоброй природы, но вроде не смертельное проклятье. И потом посоветовал мне его не одевать, пока у него не будет времени сесть и поподробней изучить этот вопрос. Ну да ладно. Хоть как память останется. Ведь это он блеснул тогда. Адриан рванул в нашу сторону, и тут на его пути возникло то существо. Эльф немного выбил из равновесия это ОНО и принц убил его своим Диарнисом, попутно задев и обруч в моих руках, оставив на нём отметину в виде царапины. Странно, конечно, что принц нас не заметил, но то, что творится в этой бартасовой Бездне, не понять даже самому высоколобому учёному или магу! Может завесой нас закрыло, а может просто в каком-нибудь «другом отсеке» мы были.

Я поднялся со своего места и вышел из палатки, оставив на столе, который также был плодом стараний моего спутника, золотой обруч. Молча кидаю взгляд на эльфа, и тот разводит руками. Вглядываюсь вдаль, замечая, как удлинились тени. Солнце уже перевалило середину небосвода и катилось вниз, наливаясь красным цветом, словно спеющее прямо у тебя на глазах яблоко. Что-то запаздывает наш гость из Бездны. Неужели потерял след и уже возвращается в свой мрачный дом? Нет. Мы оба до сих пор чувствуем на себе взгляд и уже ледяное дыхание. То, что это чувствуем именно мы, а не только я, просто уверен. Это видно по тому, как напряжённо всматривается в горизонт своими красивыми ярко-зелёными глазами мой друг. И если оно ещё идёт за нами, то почему медлит? Как же я не люблю ждать. Это невыносимое бездействие добавляет куда больше седых волос, чем самый кровавый бой или кошмар. Но приходится томиться здесь, посреди степи. Ждать и надеяться, что моё письмо, отправленное со степняком, дошло. Солнце всё ближе клонится к горизонту, тени становятся всё длиннее, небо захлёбывается собственной кровью. Будто нас с эльфом затягивает в другой мир. В нас начинает стремительно таять, как сосулька в начале весны, уверенность в том, что встретить преследователя лицом к лицу было хорошей идеей. Но иначе никак. Нужно собрать волю в кулак и ждать. О, как же я не люблю ждать.

* * *

Отряд медленно продвигался к дворцу, до которого осталось уже совсем чуть-чуть. Их стало меньше. Несколько раненых, но они продолжали двигаться вперёд, чётко выполняя приказы своего командира. На улицу перед ними выбегает ещё несколько барнухадских наёмников, одного из которых тут же пронзает стрела Сина. Это была уже последняя, и даргостец выхватывает из ножен короткий прямой меч. Наёмники кидаются на них, но тут же откатываются назад под стройными ударами каре. Один из барнухадцев подаёт какой-то сигнал и вскоре на улице уже наёмников с разрисованными лицами куда больше, чем воинов Жаханской Торговой Компании. Дворец уже совсем рядом. Наёмники слаженно наваливаются на отряд, но тот ещё держит строй, преобразовав его в шеренгу, что позволяет широта главной улицы Третьих Стен. Вот под ударами ятаганов упал один воин Компании, второй, третий. С каждой минутой боя их становится всё меньше и меньше, но они дорого платят за свои жизни. Руки каждого из них в крови. Дорнис яростно отбивается от наседающих врагов двумя стилетами. Как не предлагали ему меч, он отказывался, предпочитая безумство — выйти против полноценного клинка со стилетом. Но, тем не менее, на его счету за сегодня было уже достаточно много убитых. Ронтр со спокойствием гранитной скалы ломил черепа и кости своих врагов боевым молотом. Даже хорошая броня не спасла бы от его чудовищных ударов, что же говорить о наёмниках, которые вообще никакой защиты не носили под жарким палящим солнцем Султаната. Маг отвлекал врагов обманками, заставляя их наносить удары по воздуху и давая шанс стоящим к нему спинами воинам лишить жизни ещё одного противника. Он уже порядком устал, но продолжал раз за разом творить иллюзии. Он не мог подвести никого из них, ведь каждая жизнь людей Компании была ценна сейчас. К нему испугано жмётся маленькая девочка. Для неё, наверное, это всё больше похоже на какой-то страшный сон, чем на реальность. Но это она. Кровавая и жуткая. Хорошо, что Лорайн убедил её в иллюзорности происходящего. Син вытаскивает меч из тела поверженного противника и едва успевает поставить блок, на который обрушивается удар ятагана, отдавшегося тупой болью в запястье. Не нужно замечать её. Нельзя отходить назад, чтобы дать себе время перекинуть меч в другую руку. Надо продолжать сражаться, как сражается Горячий Человек с болезненной раной на боку и плече, как продолжает опускать молот на врагов Северный Человек, несмотря на то, что уже весь его торс испещрён кровоточащими ранами, которые с каждой секундой высасывают силы. В конце-концов, как Адриан, который прикрывает собой одного из воинов, давая ему отойти назад, чтобы быстро перевязать рану, подставляя себя под удары.

Это безнадёжно. Их слишком много…не армия, и не рота, но больше, чем они могли бы осилить. Им бы чуть больше человек, тогда всё было бы лучше. Будь они простыми бандитами, был бы шанс спугнуть их слишком ярым отпором, подавить, но не наёмников, для которых отдавать свои жизни за золото и девушек было таким же обычным делом, как для гнома — ухаживать за своей бородой. Они просто не умели жалеть себя и не знали, что значит отступать, выстаивая до самого конца, даже самую кровавую резню, при том зная, что они все до единого погибнут, если не случится чудо, в которое никто из них не верил. Ведь какой смысл? Если они развернутся и побегут, как это делают обычные солдаты, то им не заплатят, и тогда получится, что все наёмники сегодня погибли зря. Нет. Так не пойдёт. «Лучше я буду сражаться, как никогда, тогда кто-то из нас может быть и выживет, тогда и получит достойную плату», — думал каждый из наёмников, в тайне надеясь, что этим «кем-то» будет именно он.

Кто это там виднеется позади барнухадцев? Неужто ещё наёмники? Тогда им точно конец сегодня. А ведь так хочется жить. Так хочется вернуться домой. Люди за спинами наёмников опускают длинные тяжёлые копья и начинают разбег.

— Откиньтесь! — гулко проносится над головами связанных боем.

Командир понимает, что если они все разом отойдут назад, то и наёмники последуют за ними, скорее всего, даже не заметив этого отката. Надо, чтобы кто-то остался, чтобы кто-то связывал их боем, и потом всё равно погиб, от меча противника в неравной схватке или от копий, которым не приходиться делить людей на «своих» и «чужих». Им всё равно в чьё тело впиваться смертельным укусом закалённой стали наконечника. Командир обречённо вздыхает. Он то надеялся, что ему никогда не придётся оставлять своих подчинённых вот так, на верную смерть. Они столько раз отрабатывали этот приём так, на всякий случай, но никто не думал, что этот день настанет. А он подкрался незаметно. Командир поднимает взгляд и кричит, до предела напрягая голосовые связки, будто надеясь, что сорванный голос станет хоть малой толикой отплаты тем, кто сейчас останется в первой линии.

— Откат! — громоподобно звучит приказ в головах людей в красных жилетках со значком Торговой Компании.

Как много раз на отработках часть воинов начинает быстро пятиться назад, а те, что остались в первых рядах, смыкаются плечом к плечу, чтобы не дать противнику пробиться к своим товарищам. Всё как-то само по себе решилось. Кому оставаться, а кому продолжать ходить по земле. Без нелепых попыток откатиться назад, подталкивая вперёд товарища на своё место. Всё чётко. Как обычно, как на учении.

Оставшиеся в бою отчаянно отбиваются от наёмников, как будто в них открылось второе дыхание. Барнухадцы же словно и не слышат топота ног, несущихся на них людей с тяжёлыми копьями, продолжают наседать, убивая «первую линию». Лорайн помогает им, создаёт иллюзии, давая немного времени, но это уже бесполезно, и вот он опускает руки. Командир закрывает глаза и отворачивается. Отряд с копьями сталкивается с наёмниками, насаживая их на древко оружий, вместе с частью воинов компании. Лязг стали резко прекратился. Все, кто ещё сражался, теперь были мертвы. Подоспевшие на помощь люди в форме армии Султаната кидают на землю окровавленные копья, которые бесшумно опускаются на мощёную улицу. Тела заглушили звук. Адриан кладёт руку на плечо командира. Ещё не старый, но многое повидавший воин стоит неподвижно, как памятник тем, кто пожертвовал собой. Но эта рука возвращает его к реальности. Он поднимает голову и смотрит в глаза принца-бастарда. Кажется, что он как всегда спокоен, но во взгляде голубых глаз теперь явно читается боль и понимание, сочувствие. Этот завораживающий взор помогает командиру снова окрепнуть и дать новую команду своему отряду — соединиться с подоспевшими так вовремя силами. Адриан убирает руку с плеча мужчины и идёт исполнять приказ, успев заметить благодарный взгляд немолодого воина.

* * *

Алаид бежит как можно быстрее в большой зал, где обычно Султан принимает своих подданных и устраивает шикарные банкеты по тому или иному незначительному поводу. Во дворце молодой вор бывал уже не раз. Чаще он сюда пробирался сам. Ночью. Используя всю свою сноровку и смекалку, чтобы не попасться на глаза громилам-охранникам. Пару раз он даже попался. Два раза охранникам, и один раз одной из дочерей Султана, которая, ничего не поняв, даже не додумалась позвать своих телохранителей, удивлённо смотря на парня в обносках. Тот ей улыбнулся и тут же шмыгнул в соседнюю комнату, а оттуда — в окно. Сейчас же он бежал по этим знакомым коридорам без опаски впервые. Его сюда впустили сами стражники, тут же побежавшие собирать помощь. Теперь парнишке оставалось только предупредить самого Султана, вежливо попросить вознаграждение за труды и удалиться восвояси. Или, может, наконец, начать вести более-менее нормальную жизнь во Вторых Стенах. Устроиться там на работу.

«Не о том сейчас ты думаешь!» — прикрикнул сам на себя Алаид и подбежал к большим золотым дверям, которые на самом деле можно было с чистой душой назвать добротными воротами. Вор попытался их открыть, но, как оказалось, они были закрыты изнутри тяжёлым деревянным засовом. Такого молодой вор не ожидал и начал лихорадочно соображать, как же ему попасть внутрь. Тут он щёлкнул пальцами. «Точно! Верёвочный подъёмник! Я должен туда поместиться. Так я смогу попасть туда», — молнией без грома сверкнуло в голове Алаида, и он со всех ног помчался на кухню, которая была этажом выше.

Лестница. Коридоры. Опять коридоры. Вот, наконец, и нужная дверь. Не обращая внимания на испуганные крики рабов-слуг и самого повара, на грохот бьющейся посуды, парень откидывает в сторону ткань, скрывающую подъёмник, использующийся, чтобы спускать вниз блюда, забирается внутрь и начинает быстро-быстро перебирать руками верёвку, спускаясь вниз. Вот он уже и там, где нужно. Достаёт из-за пояса нож и перерезает верёвку, чтобы его не смогли поднять обратно на кухню. Повар не осмеливается кричать в шахту, боясь потревожить Султана. Однако и сам парень не спешит отодвигать в сторону деревянную заслонку, внимательно прислушиваясь к разговору, который доносится до него из пиршественного зала, ярко освещённого сейчас благодаря стеклянному куполу. Самих говоривших он разглядеть не мог, но догадывался, что глубокий проникновенный бас принадлежал Султану, ведь однажды ему уже удалось подслушать какой-то повседневный разговор правителя Султаната с кем-то из своих рабов-слуг.

— Но вы не понимаете меня, господин! Зачем нам союз с королевством, которое полностью увязло в долгах из-за своего предыдущего нерадивого правителя? Конечно, у них достаточно сильная армия, но разве мы нуждаемся в защите от каких-то врагов? Да, они могут помочь нам освоить и использовать магию для блага государства, но так ли это нужно на самом деле? Если же магия нам необходима, то можно просто кинуть как можно больше ресурсов на её изучение. Можно, в конце концов, даже подключить к поиску древних фолиантов и свитков в гробницах в пустыне кого-то из Вольных! Да, король Ланда, сэр Борм Мудрый великолепный дипломат, отличный военачальник. Да, у Ланда хорошие отношения с Подгорным Королевством, что при заключении союза, даст и нам возможность наладить связи. Но ведь в таком случае у нас буквально под боком появится страна, которая является оплотом всех Гильдий Тайных Услуг! Это опасно! Это больше, чем опасно, скажу я вам! Это, в широком смысле слова, конечно же, можно назвать самоубийством! Султанат отлично справлялся, справляется, и будет справляться без Ланда. Мы… — взволнованную тираду прервал Султан.

— Я вас понял, Хадаз. Вы опасаетесь на счёт Гильдий? Не стоит. Король держит их в ежовых рукавицах, давая процветать, но не давая переходить рамки, в чём ему помогает Гильдия Сейрам.

— Вот именно! Король держит под боком у себя подобную организацию! Это просто немыслимо!

— Вспомните, Хадаз, во всех королевствах и княжествах есть те, кто, оставаясь в тени, помогает держать власть, устраняя неверных. Они ещё не достигли того уровня, когда эти Гильдии перестанут быть нужными. Они ещё не достигли нашего уровня. Когда в государстве просто не останется неверных правителю.

— Нашего уровня! Когда не останется неверных! — собеседник Султана дико рассмеялся. — Вы думаете, в Султанате не осталось неверных? Я вас разочарую! — за этим послышался удивлённый возглас Султана.

Алаид выпрыгнул из ниши в стене и увидел готовящегося нанести удар длинным изогнутым кинжалом человека в длинном балахоне и сидящего к нему спиной Султана. Алаидн рванул с места, совершая длинный сильный прыжок, и сбивая Хадаза с ног. Кинжал зазвенел, откатываясь в сторону по мраморному полу. Хадаз почти сразу же пришёл в себя, скинув мальчишку, будучи куда сильнее его. Алаид откатился в сторону и тут же вскочил, выдёргивая из-за пояса свой кинжал. Советник зашипел, зло глядя на нахального мальчишку, взявшегося здесь непонятно откуда. Он кинулся на Алаида, намереваясь задушить парня.

«Жди! Жди! Не торопись!» — билось в его голове, и он послушался, проявил железную выдержку. Движения бегущего на него Хадаза будто замедлились, зато сердце молодого вора стучало быстро-быстро, отдавая в виски. Хадаз уже в шаге от него, ещё чуть-чуть и он накинется на Алаида. Парень быстро отскакивает в сторону, подставляя советнику подножку и направляя его полёт в нужную сторону — в колонну. Такому приёму его когда-то научил нищий в Первых Стенах города. Старик был ещё крепок и телом, и духом, несмотря на то, что прожил уже около семи десятков лет. В прошлом он был наёмником, но отошёл от дел. Алаиду он сам никогда не рассказывал почему, а сам парень не спрашивал.

Хадаз влетел в колонну, и съехал по ней, потеряв сознание от удара и оставляя на белом мраморе красную дорожку крови из разбитого носа и брови. Султан сидел на своём месте не шевелясь, приходя в себя от только что пережитого им покушения. Он удивлённо переводил взгляд с лежащего на полу без движения Хадаза на тяжело дышавшего парня. Алаид, наконец, вспомнил о цели своего визита и, подбежав к Султану на расстояние трёх шагов, как того требовал обычай, упал на колени перед правителем, не смея взглянуть ему в глаза.

— Господин, я пришёл, чтобы сообщить вам, что в городе начался мятеж. На улицы вышли барнухадцы, вооружённые и направляющиеся ко дворцу. Я сам видел их! Они напали на дом человека издалека!

— Встань с колен, — уже придя в себя, привычным повелительным тоном потребовал Султан, и Алаид, разумеется, поднялся, — кто прислал тебя, мальчик?

— Тот человек, из Ланда, которому вы выделили обычно пустующий дом в Третьих Стенах, господин, — молодой вор всё ещё не осмеливался поднять глаза на Султана.

— Мне всё ясно. Жаль, что я не смог раньше разглядеть этого жуткого предательства, — Султан с сожалением взглянул на бессознательного Хадаза, — и нужно как можно быстрее исправить мою ошибку. Ты уже оказал Жахану услугу, мальчик, но мне снова нужна твоя помощь. Сейчас нам необходима поддержка Жаханской Торговой Компании и её воинов. Ты можешь передать от меня личное послание её главе?

— Не думаю, что это нужно. — Алаид всё-таки осмелился поднять глаза на Султана.

Никогда бы не подумал он, что Великий Султан, правитель грозного Султаната — одной из могущественнейших стран мира, может выглядеть, как обычный человек…очень уставший человек в очень дорогом одеянии. Средний рост, смуглая кожа, ухоженная седая борода и небольшая полнота, свойственная многим пожилым людям Султаната. Мудрые, проницательные глаза, всегда глядящие с какой-то почти отеческой заботой. Если бы Алаид встретил его на улице в обычной мещанской одежде, то никогда бы не подумал, что перед ним Султан.

— На помощь ландестерам подоспели люди, в которых я узнал воинов Компании.

— Вот как! Похоже, Ларез оказался куда прозорливей меня, — эта новость явно обрадовала Султана, — тогда иди, открой двери, мальчик, и сообщи командиру моих личных наёмников быть готовыми к бою.

— Конечно, мой господин! — Алаид сорвался с места, чтобы исполнить приказ правителя.

Парень подбежал к двери и, немного поднатужившись и запыхтев от усилий, отодвинул в сторону деревянный засов, после чего открыл двери. Первое, что он увидел в широком, как целая улица, коридоре, были массивные спины воинов, блестящие от пота. Неожиданно попав из абсолютной тишины пиршественного зала в гул сражения, Алаид немного оробел. Один из сражающихся обернулся, проявив ужасную неосторожность, но сегодня Госпожа Фортуна была к нему благосклонна, и он, благодаря этому, не лишился жизни. Он громко сообщил своим товарищам о том, что проход в зал открылся, и тут же над отрядом разнеслась команда:

— Отбросить! Отступать назад! — и сразу стало видно, как напряглись спины воинов, отдававших всех себя, чтобы откинуть назад врага.

Лорайн, не снявший своего обыденного потрепанного наряда мага, начал совершать руками магические пассы, бормоча себе что-то под нос. Он создавал иллюзию. Кидал все оставшиеся у него магические силы на эту спасительную обманку. Вот отряд из солдат Султаната и воинов Компании делает единый, очень сплочённый выпад вперёд, отбрасывая противника назад, и начиная при этом пятиться назад. Однако те, созданные магом копии, за которыми не видно оригиналов продолжают идти вперёд на барнухадцев, заставляя их откатываться назад, не вступая при этом в бой, увеличивая расстояние между двумя враждебными сторонами. Алаид только сейчас заметил, что к нему прижимается та самая девочка, которую он сегодня видел в доме, отведённом для ландестеров. Вор подхватывает девочку на руки и буквально запрыгивает внутрь огромного помещения. Вот весь отряд уже попал в зал и Ронтр с Адрианом, которые оказались по краям, закрывают тяжёлые двери, укрепляя их тяжёлым засовом. Сюда без тарана теперь точно не пробиться. Небольшая крепость внутри дворца. От отряда отделяются три человека с капитанскими нашивками и падают на колени перед Султаном. То же делают и все присутствующие. Даже принц и Дорнис, который, наверное, слишком устал за этот действительно тяжёлый день, чтобы спорить. После Султан поднимает их, и воины расходятся по сторонам, наскоро сооружая перевязки из подручных материалов. Лорайн устало садится в левой части зала, опираясь спиной о стену. К нему тут же подсели и остальные спутники принца-бастарда. Адриан и капитаны подходят к правителю, чтобы начать доклад. Видя, что никто особого желания начать первым не испытывает, бастард выходит вперёд. Султан окидывает взглядом этого молодого человека. Длинные волосы, слипшиеся от пота и крови, прядь которых упала ему на лицо. На левой щеке алеет глубокий порез. Обычный для жителей Ланда жилет во многих местах разорван и в этих брешах виднеется отличная кольчуга, в районе правого бока всё же пробитая, и там видны кровавые подтёки. Правая рука юноши наскоро перевязана какой-то бежевой тряпицей, пропитавшейся кровью. «Видимо, он не пожелал оставаться в стороне, несмотря на своё происхождение. Смело. Смело, но с другой стороны безрассудно. Однако то, что с ними плечом к плечу сражается принц, могло дать дополнительный стимул бойцам. Похвально. А этот взгляд. Он ещё разгорячён схваткой, но уже готов вступить в переговоры. Удивительное свойство», — про себя оценил принца Султан, всё ещё ожидая, пока тот заговорит. И Адриан больше не заставил себя долго ждать, надел амулет-переводчик и начал разговор:

— Господин Султан, на улицах сейчас полно наёмников. Они все постепенно подтягиваются к дворцу со всех сторон города. Они точно намерены взять вашу твердыню штурмом и им будет плевать на потери. Вам срочно нужно покинуть город. Здесь есть какие-то тайные ходы, по которым вы можете это сделать?

— Нет. Все мои предшественники ценили честность, как и я. Здесь никогда не было ничего подобного.

— Тогда придётся защищать вас здесь, — Адриан помрачнел и задумался.

— Против такого количества отъявленных головорезов нам долго не продержаться, учитывая, что они уже попали в сам дворец, и этот зал, по сути, является единственным местом, где остались те, кто верны вам. Все остальные погибли, — подал голос двадцатичетырёхлетний рарниец, капитан отряда регулярной армии Султаната.

— К тому же наши люди устали и есть раненые. Ведь пробиться сюда через город не было такой уж лёгкой задачей, — это сказал уже знакомый командир воинов Компании.

— Я всё это понимаю, но что ещё нам остаётся? Выбраться мы можем разве что через крышу, — ответил Султан, обводя взглядом выпрямившихся капитанов и принца.

— Тогда бой, — коротко кивнул широкоплечий чистокровный жаханец, возглавляющий личных телохранителей правителя.

— Только он и остаётся. Помолимся же Даху, чтобы он помог нам в этом нелёгком испытании.

Султан и капитаны закрыли глаза и начали бормотать слова молитвы на языке, который амулет не мог перевести на ландский, поэтому Адриан направился к своим спутникам, молча сидевшим около отдыхающего Лорайна. Син повернул голову к принцу. Его правая рука висела на перевязи, а бровь пересекал шрам, оставленный кончиком ятагана одного из барнухадцев.

— Что вы решили? — безучастно спросил даргостец, скорее всего, уже зная ответ.

— Дать бой. Это самоубийство, я знаю, но ничего другого поделать мы не можем. Это не наше поле боя. Здесь нет тайных ходов, нет магов, нет ничего того, к чему я привык на родине, где иногда хитрость и уловки бывают эффективнее грубой силы. Здесь же совершенно другие законы. Я просто не знаю, что делать, — Адриан тяжело сел на пол. Син успокаивающе положил руку ему на плечо, но принц скинул её.

Раздался звук мощного удара в тяжёлые двери. Все тут же повскакивали со своих мест и под громкие команды своих командиров начали строиться. Те же, кто был крепче своих товарищей, ринулись подпирать собой дверь, чтобы она продержалась ещё хоть немного. Когда все выстроились, это перестало быть необходимым, они присоединились к остальным, подперев плечами тех, с кем ещё в начале этого дня не были знакомы. Вот солдат армии стоит бок о бок с воином-наёмником из Компании. И тот, и другой готовы в любой момент прикрыть друг друга. Красные лучи заходящего солнца пляшут на стенах неверными бликами, преломленные стеклянным куполом. Ещё один удар. Следующего эти двери уже не выдержат, ведь они не были рассчитаны на то, что бы выдерживать осаду, а архитекторы вряд ли могли предположить, что в такой стране, как Султанат, кто-то посмеет посягнуть на жизнь правителя. Не могли они подумать о том, что когда-то здесь придётся отбиваться от мятежников людям из столь разных фракций, не могли подумать, что когда-то в этом зале история будет решаться не словами, а мечом. Жаль, что они не умели смотреть в будущее. Армейцы готовят тяжёлые копья. Щиты смыкаются, образуя непробиваемую стену. Для большинства это был новый опыт, но они инстинктивно понимали, что нужно делать. Это подобие рарнийской фаланги давно использовалось в Султанате, где масштабные сражение сменились небольшими стычками. Полноценную фалангу строить было без надобности и на смену ей в стране торговцев пришла вот эта «сокращённая фаланга», принцип действия которой был таким же, как и у обычной. Первый ряд держал крепкие, почти во весь рост щиты. В основном это были телохранители, привыкшие держать оборону. Второй ряд почти полностью составляли армейцы с тяжёлыми копьями, которые они держали двумя руками, на локте был закреплён маленький щит, который в случае чего мог защитить от случайного удара. В третьем ряду стояли те, кому придётся заменять павших товарищей. Три-четыре человека из третьего ряда вооружены луками. Серьёзно раненые держат пращи, которые оказались у некоторых армейцев. Сумы со снарядами — просто камнями, которые молотом поотбивал Ронтр от каменного стола и трона Султана. Все замерли в ожидании.

Ещё один тяжёлый удар сотрясает стены, покорёженные двери распахиваются и над головами верных Султану разносится новая короткая команда:

— Рывок!

И строй делает шаг вперёд, обрушивая на головы врагов удары тяжёлых копий поверх в нужный момент пригнувшихся соратников, заставляя их ошарашено отступить назад.

— Рывок!

Они делают ещё один шаг, снова лишая жизни барнухадцев, не ожидавших такого активного сопротивления со стороны загнанных в угол «приспешников Султана». Из-за спин воинов периодически, но почти не останавливаясь, сыплются на головы наёмников камни и стрелы. Они всё отступают. Их не предупредили о таком повороте, они думали, что подавленные потерей своего правителя, противники сложат оружие, но нет, вот они единым выдохом снова со всей своей силой обрушивают мощь копий. Что же пошло не так? Какая часть плана провалилась? Они же всё сделали правильно. Тогда какого дьявола эти проклятые жаханцы продолжают наступать? Часть наёмников уже оклемалась и пытается пробиться через щиты, но их пыл быстро смеряют ещё одним шагом, который теперь сопровождался не только ударами копий, но и мечей первого ряда, который ещё как-то ухитрялся при этом не опустить щиты. Сказывалась суровая подготовка длинною в жизнь. Ну ничего. Они позволят себя теснить до выхода из дворца, держась на расстоянии. А там ещё надеющиеся их противники поймут, что все попытки тщетны. Ведь таков их план, который очень долго шлифовали в кузницах, где издавна куются самые подлые заговоры и интриги, самые кровавые перевороты.

Ещё один шаг, на этот раз не сопровождавшийся ударом из-за того, что барнухадцы откатились слишком далеко назад. Они будто специально тянут их прочь из дворца, к главным воротам. Что там может быть? Ловушка? Подкрепление? Под пески всё! Главное выйти отсюда. Главное защитить Султана. Вот над их головами уже и вечернее небо, алеющее на западе, будто там виден отсвет какого-то ужасного пожара. В распахнутых настежь воротах стоит толпа горожан с факелами. Они что-то кричат, но смысл фраз уже не доходит до многих из воинов в фаланге. Будто кто-то уже накинул на них покрывало траура, хотя они ведь ещё живые. Какое-то внезапное, удушающее отчаяние сжало горло ледяной рукой, заставляя опустить щиты, копья, мечи. Какое-то совсем неестественное отчаяние для тех, кто иногда сражался там, где не было шансов на победу. И тут вдруг неожиданно они уже почти готовы бросить оружие на землю, но что-то останавливает их. Что это так ярко сверкает? Меч? Опусти его, глупец, разве не видишь, что даже народ выступил против своего правителя? Наши попытки тщетны.

Но клинок продолжает сверкать в последних лучах красного солнца. И сквозь плотное чёрное полотно пробивается подбадривающий крик молодого принца из далёких незнакомых воинам Султаната земель:

— Они приветствуют нас! — нарастает этот клич, заставляя воинов поднимать оружие и смыкать щиты, чтобы отразить атаку бежавших на них барнухадцев.

И наёмники с разрисованными лицами разбиваются о плотный строй воинов Султаната. Теперь они слышат, что жители скандируют имя Султана с радостью и обожанием, а не сыплют проклятья на его голову, как казалось до этого. Последний луч этого дня исчезает, и меч перестаёт возвещать всем о том, что ещё не всё потеряно, но его помощь больше и не нужна. Или нет? Снова тяжесть в руках. Но вот из-за спин молодой вор пускает из пращи камень, который попадает точно в голову одном из барнухадцев, почему-то стоящему без дела. На землю падает уже маг в длинном сером одеянии, и воины снова отталкивают назад своих врагов, ещё один удар. Они знают, что мятежные жители пустыни не успокоятся, и что они будут драться куда неистовей, чем раньше, но ведь за их спинами нет Султана, нет маленькой девочки, парнишки, метнувшего камень и раненых товарищей! Нет людей, которые кричат, прославляя имя своего господина, а вместе с тем и тех, кто сейчас защищает его!

Теперь всё было кончено. Все барнухадцы до единого мертвы и лежат сейчас здесь, в своей и чужой крови. Их похоронят, как подобает, по старым обычаям, но на отдельном кладбище, чтобы жёны и дети их точно знали, где лежат люди, чей мятежный дух однажды воспламенел и заставил их пойти против властителя Султаната. Но их семьи не будут наказаны. Какой смысл карать женщин и детей за деяния отцов? Никакого. Радостные солдаты качают на руках мальчишку, благодаря ловкости и смелости которого им было за кого сражаться. Люди разбрелись по домам. Много, много народу собралось, чтобы показать мятежникам своё нежелание перемен. Вся главная улица была заполнена жителями Жахана со «светлячками» в руках. Послезавтра будет чудесный пир, который охватит весь город, а пока пусть все отдыхают.

Адриан с улыбкой беседует с командиром отряда Компании, держа в руке кружку с вином, три бочонка которого выкатили прямо перед дворцом слуги. Султанат подходит к принцу и трогает его за плечо. Юноша оборачивается и отдаёт кружку командиру, которого, как оказалось, звали Жамал.

— Вот, выпей за нас двоих командир, здоровья и тебе, и мне, а самому двойное удовольствие, — улыбнулся Адриан и последовал за Султаном, отойдя немного в сторону, где их уже ждал худой старик с приятным лицом, ухоженной козлиной бородкой и тюрбаном на абсолютно лысой голове.

Старик пожал руку принцу, и тут же перешёл к делу:

— Вот мы и уединились в какой-то мере. Нам стоит решить несколько вопросов.

— А нельзя ли эти вопросы разрешить потом? Завтра, например? Я уже достаточно устал за сегодня, — вздохнул Адриан.

— К сожалению, нет, принц. Мы сегодня слишком близки были к поражению, что бы сразу же расслабиться. Лишь догадливость одного моего знакомого и быстрота одного из Вольных спасла нас от этого.

— О каком знакомом вы говорите, Ларез? — прищурился Султан.

— Друг, который сообщил мне о том, что для того, что бы добить боевой дух солдат, сюда должны были выйти люди, изображавшие жителей Жахана, и требующие перемен, включая и вашу казнь, господин, — старик отвесил вежливый поклон правителю.

— Как же ему удалось об этом узнать? — с интересом спросил Адриан.

— Чего не знаю, того не знаю. Его источники и способы всегда были для меня загадкой, — разведя руками, улыбнулся Ларез.

— Хорошо. Перейдём тогда сразу к сути. Мятежникам содействовал маг, которого мы бы не одолели без вас, — при этом Султан склонил голову в сторону бастарда, — а значит, что движущая сила была со стороны, чего и следовало ожидать, ведь внутри Султаната власть моя непоколебима так же, как вера в Даха. Эту систему установили уже несколько поколений назад.

— Да. И я, кажется, знаю, откуда, — задумчиво сказал Адриан, отдавая Ларезу обратно письмо, найденное у мага, сейчас уже сидящего в подземелье, — эта печать мне знакома. Одна из первых, которых я выучил. Она принадлежит Гильдии Малда, чей главный пункт находится у нас в Ланде, в столице. Сама Гильдия берёт своё начало в королевстве Хариот, жители которого известны сильной нелюбовью к Султанату. Но мне казалось, что малданцы уже давно потеряли связь с Хариотом.

— Вы ошибались. Скорее всего, известная неприязнь вылилась в то, последствия чего мы наблюдаем сейчас своими глазами.

— Похоже на то, — отозвался Адриан.

— Говорите, они располагаются в столице?

— Да. Так и есть.

— Тогда я сейчас же отошлю гонца к вашему отцу, чтобы он позаботился об этой Гильдии.

— Но ведь мага могли просто нанять, не так ли, господин? — подал голос Ларез.

— Нет, — покачал головой Адриан, — я видел их контракты собственными глазами и это не он. Это личная просьба и если маги откликнулись на неё, то имеют непосредственное отношение к мятежу.

— Тогда на этом всё. Можете идти, Адриан. Мы ещё немного побеседуем.

Принц поклонился и направился к Лорайну, который стоял немного в стороне от других спутников бастарда, которые сейчас пили вино и веселились со своими новыми боевыми товарищами. Старый маг деловито потягивал вино, изредка причмокивая. Принц встал сбоку от Лорайна, смотря, как Алаид рассказывает историю о том, как он спас Султана.

— Как всё удачно сложилось. Правда, Лорайн?

— Совершенно верно. Я уже и не помню, когда в последний раз мне приходилось так активно использовать магию в бою.

— А где девочка? — спросил Адриан, оглядевшись, и не найдя маленькой фигурки.

— Её уже отвели во дворец. Совсем умаялась бедняжка, такое потрясение. Надеюсь, моя магия сработала, и на завтра воспоминания пред ней будут представать неяркими образами давнего кошмара.

— Я тоже на это надеюсь, Лорайн, и верю в ваши силы. Сегодня вы ни разу не подвели нас. Отдельное спасибо за то, что оградили меня от того заклятия, которое поразило всех остальных.

— Я не творил щита, — совершенно спокойно ответил маг, — это ваша природная защита. Вы из невосприимчивых, Адриан.

— Как такое может быть? — удивлённо уставясь на старого мага воскликнул принц.

— Не кричите так, прошу вас. Скорее всего, это качество передалось вам от матери. Теперь понятно, почему вы не можете творить магию. В вашей крови просто нет магии, поэтому ни воздействовать ей на вас не получиться, ни вы её использовать не можете, — после этого Адриан залпом допивает пол кружки, которую взял по дороге к Лорайну.

— Вот так новость, — отрешённо смотря перед собой, — то есть, и шары, и…

— О нет! — рассмеялся Лорайн. — Нет! Что вы? Материальные предметы, вроде молний и огненных шаров будут вам вредить так же, как и остальным, но вот большинство иллюзий, кроме самых сложных, которые действительно что-то меняют вокруг, а не воздействуют на одно из чувств, никак не обманут вас. Также если попытаться вас заразить какой-нибудь болезнью магией напрямую, то ничего не выйдет. Таких людей в Ланде можно встретить очень редко, всё равно, что белая ворона.

— Интересно. Вы как-нибудь потом расскажите мне побольше об этом, а я пока пойду к остальным, — Адриан бодро направился к веселящейся компании, оставив мага в одиночестве.

* * *

«Бартас бы их всех побрал этих дурацких „исследователей“ Бездны! Все до единого существа разумные! Ага! Как же. То, что пыталось поужинать мной и эльфом вряд ли можно назвать разумнее обычного медведя. Умнее, конечно, во много раз и хитрее, но никак не разумнее. Сказывался, наверное, дефицит материала для исследований и тех, кто по своей воле отправлялся туда, а тех, кто возвращался, было ещё меньше. Где же Ларез? Ему пора бы уже появиться. Да и Нартаниэль пропал куда-то, сославшись на то, что хочет купить что-то в подарок своей жене и дочери. А, вот и Ларез!»

Я поднимаюсь с места и протягиваю руку, которую старик тут же энергично пожимает и садится на ковёр напротив меня, сложив ноги. Мне всегда казалось, что такая манера сидеть крайне неудобна, а вот Ларез всегда сидел только так, поэтому в его доме, а по совместительству и главном здании Жаханской Торговой Компании, не было ни одного нормального стула. Но приходилось терпеть привычки хозяина, ведь сегодня я гость…как, впрочем, и в большинстве мест, где мне посчастливилось побывать.

— Наконец-то, вот и ты! Я уже думал, что тебя по дороге инфаркт хватил.

— Я тоже рад тебя видеть, — улыбнулся в ответ Ларез. Он остаётся верен своим привычкам.

— Эх, ну вот почему ты никогда не реагируешь на подобное? Клохариус всегда сразу вспыхивает, как сухая ветка. Что ты, что мой друг эльф.

— А, кстати говоря, где он?

— Отправился на рынок. Ты ведь знаешь, что эльфы так же падки на людское барахло, как мы на эльфийское.

— Точно, — лицо старика снова озарила добрая улыбка, тонущая в его бороде, — ну а теперь рассказывай, как тебе удалось узнать всё то, о чём ты мне написал.

— Ты мне не поверишь, но это было чистой воды случайностью, — я беру бокал с подноса и немного отпиваю. Замечательный, знакомый вкус виноградников Рарна, глава Компании знает, как меня порадовать.

— Ты прав, я действительно тебе не верю, хотя вроде бы и привык, что тебе всегда и везде сопутствует удача, — говорит Ларез, в свою очередь пробуя отменное вино.

— Если это так, то госпожа Фортуна решила в этот раз отыграться за свою помощь сполна.

— О, я уже жду твоего рассказа с таким же нетерпением, как новое поступление специй.

— Ну ладно, тогда я начну с самого начала. Мы с эльфом шли по следу работорговцев, которые, как оказалось в дальнейшем, обосновались в старой, никому уже сто лет ненужной дозорной башне. Ты бы видел, как они на нас таращились, когда увидели. Ну ещё бы! Эльф и какой-то бродяга. Меня они, наверное, приняли за слугу, ведь говорил с ними в основном я, а Нартаниэль взирал на них свысока своими зелёными глазами, полными презрения к ничтожным людишкам, копошащимся там, внизу. Ну, ты же знаешь, как отлично он это умеет, — в ответ Ларез улыбнулся и поднял бокал, произнося молчаливый тост, мы чокнулись и выпили за здоровье эльфа, после чего я продолжил, — почти сразу же по прибытии нас попытались выгнать оттуда, напугав нас здоровым чернокожим головорезом, чьи краснющие выпученные глаза, по правде, меня действительно немного смутили, но от него нас тут же спас какой-то жуликоватого вида тип. Первый тут же успокоился и спросил о цели нашего визита. И я ему сказал, что мы, мол, хотим приобрести парочку рабов в срочном порядке. Мы ещё немного поспорили на счёт «срочного порядка», но громила быстро сдался и повёл нас к главарю этой банды. Однако, как оказалось, на этих рабов у него были совершенно другие планы, о которых он, по глупости или из жадности, не поведал своим бандитским дружкам. В комнате мы нашли только обезглавленное тело. Чернокожий сразу возмутился и непонятно почему схватился за оружие, тогда эльфу пришлось его успокоить заклинанием. Он тогда крепко головой о шкаф платяной приложился, едва не пробил. После мы принялись обыскивать комнату. Тут то и попался нам договор, в котором говорилось о том, для чего на самом деле должны были послужить эти рабы. На найденном там же клочке бумаги я быстро написал письмо, которое после к тебе и пришло вместе с Вольным. Из башни мы выбрались без всяких проблем, предварительно недвусмысленно указав уже успевшим освободиться рабам на потайной ход, ведущий из башни. Эту лазейку я подсмотрел на плане.

Я вижу, ты уже собираешься выпить «за то, что хорошо кончается»? Не спеши, друг мой. Это ещё далеко не конец. Ты ведь сам говорил, что хочешь услышать всю историю целиком. Дальше происходила, что называется, оплата долгов перед Фортуной. Нас с моим спутником эльфом затянуло в Бездну. Да-да, в ту самую Бездну, о которой многие из вас говорят с иронией! Это чистая правда! Мне даже оттуда сувенир достался, вот, полюбуйся, — я положил на пол тот самый магический обруч и два ярко-красных камня, которые жутко напоминали глаза. Собственно это они и были…

— Вам удалось завалить одно из порождений Бездны в собственном доме?! — потеряв своё спокойствие, воскликнул глава Компании. Мне удалось растревожить самого Лареза! Я ликовал…внутренне, конечно.

— Не в собственном доме. Из Бездны нам удалось бежать, не без помощи Адриана, — после этих слов мы выпили за здоровье принца, и пришедший из соседней комнаты слуга снова наполнил наши бокалы, — победить это существо нам удалось лишь в степи, до которой оно следовало за нами, буквально дыша в спину и прожигая взглядом. Я бы ни за что не пожелал бы никому из своих знакомых этого жуткого ощущения чьего-то присутствия, — мы выпили за то, что бы это не повторилось, — как сражался Нартаниэль! Знаешь, я иногда забываю, насколько он сильный маг. Этот бой в степи мне напомнил об этом. Да и не только об этом, вспомнил и я сам кое-что из военных премудростей. Как же всем нам повезло, что в Жахан шёл этот Вольный, — теперь мы выпили за здоровье Вольного. Кажется, я допил уже третий бокал, — Он чертовски быстро бежал в город, наверное, раз успел так вовремя! Если бы не он, то какие-нибудь другие подставные личности вышли бы, чтобы угнетать солдат. Но ты всё оперативно устроил. Собрал народ, и вообще ты как всегда на высоте! За тебя! — мы снова чокнулись, и я допил четвёртый бокал.

Не помню, что было дальше. Вино ударило мне в голову, но я, видимо, продолжал пить, несмотря на то, что помнил об ужасной вещи под названием похмелье. Когда мы закончили разговор и поели, я с чистой душой и спокойной совестью завалился спать в одной из комнат вечно пустовавшей жилой части дома. А почему бы и нет? Я и так сделал больше, чем от меня требовалось!

Глава 5

Два года спустя…

Вдоль одной из главных улиц столицы выстроились люди, все как один одетые в чёрное. В полной тишине изредка раздавались голоса плакальщиц, но все остальные стояли молча, даже дети, которых привели сюда родители, не пытались поговорить между собой или устроить какую-то шалость, проникнувшись общей атмосферой траура. Это было уже что-то наподобие обычая — провожать высокопоставленных людей в последний путь в гробовой тишине. Откуда это взялось? Никто бы ответить не смог, слишком уж давно так делалось. Вот, немного раздвигая толпу в стороны, показался король и его супруга, восседающие на вороных жеребцах в чёрных парадных мантиях. Они действительно были опечалены потерей, которую понесли не только они сами, но и всё королевство. За ними шли четыре, несущие на своих плечах гроб. Многие не без удивления узнали в них двух принцев, сына умершего, который ещё два дня назад находился на севере королевства, и старого мага Лорайна, который тоже совсем недавно прибыл в город. Вслед за гробом шли жрецы Новых Богов, монотонно напевая прощальные песни. Как только мимо людей проходила похоронная процессия, они смыкались за ней и сплошной чёрной полосой тянулись к кладбищу, где умершего собирались похоронить в склепе вместе с остальными его предшественниками.

Погода, словно насмехаясь над горем людей, никак не хотела сменять радостного палящего солнца на тучи и дождь, но жители столицы не обращали на это внимания, продолжая предаваться мрачному скорбящему молчанию. Вот и кладбище, состоящее на самом деле из пяти склепов, в которых издавна хоронились Советники и короли Ланда. На этот раз гроб направился к склепу, где с миром покоились Архимаги, а вместе с тем и Советники по магическим делам и науке. Гроб поставили на специальный постамент, чтобы после речи короля каждый желающий мог попрощаться с лежащим там Архимагом Клохариусом. Король вышел вперёд, прокашлялся, несколько нарушая торжественность момента, и начал рассказывать людям о тех делах, что успел совершить Архимаг до своей смерти, настигшей его так внезапно.

Адриан не слушал его. Он с того самого момента, как узнал о смерти Клохариуса, который был ему, наверное, самым близким человеком, после брата, сестры и отца с королевой, заменившей ему мать. Почему судьба так жестоко насмехается над ним? Почему все самые близкие ему люди умирают в этот день? По щеке потекла слеза, оставляя влажную холодную дорожку на щеке принца. На плечо бастарда ложиться чья-то рука. Он оборачивается и видит брата с женой, дочерью Султана, которая ободряюще улыбается младшему из принцев. Благодаря этой поддержке, ему становится немного легче, и он благодарно кивает брату. Вот король заканчивает свою речь и зовёт своих сыновей. Адриан толком не знает, что ему делать и поэтому просто повторяет то, что сказал его брат, потом кладя две белые розы на грудь Архимага. Это были его любимые цветы. Они отходят в сторону, давая и всем остальным попрощаться со старцем, который был любим народом за свой ум, волю, миролюбие и желание сделать жизнь ландестеров лучше. Адриан молча стоит в стороне и смотрит, как жрецы совершают ритуал, отправляя мага в последний путь, после чего гроб вносят в склеп. Минута Памяти, Минута Молчания. Хотя, и до этого мало кто произнёс хоть слово. Вряд ли место Советника когда-нибудь займёт кто-то хоть отдалённо похожий на Клохариуса.

Закончилось. Но Адриан почему-то был уверен, что люди начнут расходиться только через час или больше. Он тоже продолжает стоять, отмахиваясь от попыток брата забрать его с семьёй. В конце-концов, он бросает эту затею и отправляется вместе с остальными во дворец, оставив одинокого бастарда стоять перед склепом. Вот уже и люди начинают расходиться, а он продолжает стоять всё также неподвижно, словно посмертный памятник Архимагу. Вдруг его кто-то крепко хватает за локоть и отводит в сторону. Бастард даже не успевает обернуться, чтобы разглядеть наглеца. Вот они остановились и Адриан наконец, оборачивается, собираясь преподать урок тому, кто так бесцеремонно посмел прервать его мысли об усопшем друге, но тут же останавливается, с трудом узнав в увлёкшем его человеке Дорниса. Как же он изменился! Живую мимику и горящие вечным дерзким огнём глаза, сменило усталое лицо и мудрый взгляд человека, который прошёл многое. Дорнис отпускает принца и выдерживает с действительной достойной уважения стойкостью удивлённый осмотр от него.

— Откуда ты здесь? — оправившись от удивления, спрашивает бастард.

— По той же причине, что и ты, — Дорнис улыбается. Это тем более показывает, что он изменился. Раньше, он никогда не улыбался, за исключением того единственного случая после их победы над мятежниками в Жахане два года назад.

— Я пришёл почтить память Архимага, ведь именно его усилиями я стал тем, кем являюсь сейчас.

— Я рад, что ты помнишь об этой услуге, — Адриан попытался улыбнуться, но вышло это как-то грустно, неестественно, фальшиво.

— Не только я. Здесь и Син, и Ронтр, даже тот демонолог, который вытащил нас из Бездны. Они примчались сюда, как только узнали.

— Тогда где же они? Может, хоть встреча со старыми друзьями сможет хоть как-то развеять надвигающуюся апатию.

— Они тоже с радостью встретились бы с тобой, но потом. Сейчас лучше каждому из нас побыть одному.

— Тогда почему же ты сейчас здесь?

— Я хочу поделиться с тобой своими наблюдениями, — после этого Дорнис замялся, будто подбирая слова, — мне кажется, что Архимага убили, — после недолгого молчания выдохнул он.

— Это невозможно, он не был отравлен, и точно не был убит оружием, задушен или как-то ещё, — уверенно, или просто не желая верить словам Дорниса, ответил Адриан.

— Я понимаю твоё нежелание принять это, да и, к тому же, ты абсолютно прав, — Дорнис всё ещё говорил как-то неуверенно.

— Тогда почему же ты говоришь, что его убили?

— Это сложно объяснить, я просто чувствую это. Ты когда-нибудь слышал о «ведьминых детях», — Адриан покачал головой, — хорошо, точнее, не то, что бы хорошо, просто тебе придётся послушать меня, тогда ты, может быть, поймёшь.

— Тогда я весь внимание.

— Замечательно, но нам лучше было бы присесть где-нибудь, ведь я собираюсь рассказать тебе небольшую легенду.

— Мы можем пойти в парк, который рядом с дворцом.

Дорнис кивнул и пошёл к воротам кладбища. Весь путь они проделали молча, изредка ловя на себе удивлённые взгляды прохожих. Город уже ожил и люди в этом каменном муравейнике уже вернулись к обычным каждодневным своим заботам. Из лавок уже зазывали к себе портные, оружейники, торговцы тканями. Кто сам, а кто нанял для этого дела кого-то из бездельничающих мальчишек, которые и сами были не прочь подзаработать немного. Парк встретил их освежающей тенью деревьев и полной безлюдностью под кронами старых деревьев, из-за которых парк можно было даже называть небольшим леском, напоминанием жителям о том, что когда-то здесь росли леса так же густо, как в Харосе. Вечерами здесь можно было встретить парочки влюблённых, стайки молодых девушек, обсуждавших общего нового знакомого, замужние пары, чинно расхаживающие по аккуратно протоптанным тропинкам. Изредка на лавочке можно было заметить лютниста или художника, поленившихся или побоявшихся выехать за город и получать вдохновение и удовольствие от созерцания настоящей дикой природы. Хотя, этот парк на самом деле был ни чем не хуже, а контраст серого города и буйной зелени эти творческие личности, наверное, ощущали куда острее, чем почти прозаичное для них, которые провели большую часть жизни в небольшой деревне, а в большой город приехали в надежде стабильного заработка, буйство обыкновенных зелёных красок, столь милых сердцам ловчих и следопытов, но быстро надоедающих людям вроде них. Всё-таки многие знатные (а главное богатые) сеньоры ценили таланты на вес золота, что давало возможность многим людям проявить себя. Недаром ведь многие шедевры, что висят на стенах во дворце, в замках и фамильных поместьях, зачастую бывают созданы именно такими «мимо проходящими талантами». О, какие истории порой бывают скрыты в молчаливых полотнах! Жаль, что почти никто не интересуется историей того человека, чья еле заметная подпись стоит в углу картины.

Адриан и Дорнис прошли немного вглубь парка, чтобы быть точно уверены в том, что их никто не потревожит. Тут было холоднее, чем в самом городе и чувствовалось, как воздух посвежел. Они присели на скамейку. Адриан смотрел на Дорниса, в ожидании рассказа, но тот почему-то медлил.

— Не правда ли здесь красиво? — неожиданно задал вопрос желтоглазый.

— Да, это самое прекрасное место в городе, но мы ведь пришли сюда поговорить?

— Верно. Я обещал тебе рассказать тебе легенду о том, как появились и кто такие ведьмины дети. Слушай…

Это произошло много лет назад, когда ещё не существовало королевств. Были лишь разрозненные племена, которые постоянно сражались друг с другом. И вот одно племя начало завоёвывать всё большие и большие территории. Никто не мог устоять против них. Тем, кому удалось уйти с поля битвы, говорили, что в рядах их противников была ведьма, которая сжигала их луки, копья, дубинки, дома и их самих. Тогда, на Великом Сходе, было решено объединится против Непобедимых. Но вождь Непобедимых узнал о союзе от одного из людей, бывших на Сходе, когда тот возвращался домой. Он понял, что ему не удастся одолеть союз даже при помощи ведьмы. Тогда он насильно заставил её выйти за него. Она прокляла его, и всё его племя, предрекая Непобедимым погибель от рук детей, которые, по замыслу вождя, должны родиться, чтобы противостоять союзу племён. Но никто тогда не поверил словам ведьмы, посчитав, что она сошла с ума из-за надругательства над ней. У неё родилась двойня. Мальчик и девочка с жёлтыми глазами.

Дети росли и не доставляли проблем. Все забыли о проклятье ведьмы, которая покончила с собой на глазах у своих детей. Она не хотела, чтобы они служили тем, кто намеревался лишить свободы все остальные племена, подчинив их себе и сделав рабами. В сердцах сына и дочери вождя Непобедимых пылал огонь ненависти к тем, кто хотел властвовать над другими, а значит, и к своему отцу.

Поход готовился много лет. Сын вождя возмужал и стал великолепным воином, а дочь выросла красавицей, которая могла использовать силу огня, как и мать. И вот сын бросает вызов своему постаревшему, но всё ещё сильному и властному отцу. Тот бой был долгим и тяжёлым, он истощил силы обоих. Тогда сын вождя посмотрел в глаза своего отца, который тут же встал, словно увидел армию призраков. После он сложил оружие и признал своего сына новым вождём племени. Под предводительством сына ведьмы Непобедимые подписали первый в истории мирный договор, после чего появилось самое первое королевство, сохраняющее своё могущество и по сей день, королевство Мортремор. Они скрепили этот договор браком нового вождя Непобедимых и девушки, которую выбрали Объединённые племена в качестве своей предводительницы.

Однако люди шептались за спиной нового короля, помня, как именно он победил своего отца. Поднялось восстание. Король и его сестра были навсегда изгнаны из Мортремора.

Время шло. Королевство Мортремор росло и крепло. Появлялись другие страны. Люди уже забыли о ведьминых детях. Но не все. Были и те, кто говорил, что изгнанный король начал собирать вокруг себя последователей, и что у него были дети, как и у его сестры. Однако дети короля не обладали такой способностью, в отличие от его племянницы, ведь магию передавали из одного поколения в другое лишь девушки, а мужчины могли лишь ею пользоваться. Это было словно напоминание о проклятье древней ведьмы. И те, кто говорили о продолжении рода изгнанников, были правы. Ведьмины дети до сих пор живут среди нас, их немного и они прячутся, но они всё-таки есть.

Дорнис закончил свой рассказ и внимательно посмотрел на принца, сидящего сейчас неподвижно и обдумывающего слова своего друга. Наконец, он вышел из оцепенения, но на лице его всё ещё отражалась сосредоточенная задумчивость.

— Я слышал историю создания королевства Мортремор, но ни в одном из тех старых фолиантов и свитков не говорилось о ведьминых детях. Почему, Дорнис?

— Потому что это секретная страница истории, — улыбнулся в ответ желтоглазый, — те, кто ещё помнит о нас, боятся. Боятся нашей силы, которая позволяет нам управлять людьми, лучше, чем любому другому, каким бы хорошим уговорщиком он ни был. И если мы убиваем с помощью этой силы, то отпечаток всегда остаётся на жертве, но разглядеть его может лишь один из нас.

— Ты хочешь сказать, что Клохариуса убили, и сделал это один из ведьминых детей? Стой! «Один из нас»? Ты тоже? — Адриан удивлённо посмотрел на Дорниса.

— Да. Я один из них, ведьминых детей.

Адриан снова погрузился в молчание. У него не было причин не верить Дорнису, но эти ведьмины дети, их сила. Больше похоже на какую-то сказку, нежели на правду. Ожившие тайные легенды? Что за глупость? Или всё-таки странная реальность? И если Дорнис прав? Что если Клохариуса убили? Он был самым верным и надёжным из всех Советников. Значит, кто-то хочет оказаться у власти. Но ведь Архимагом завтра станет Лорайн, который верен короне так же, как и Клохариус. И если его предположения верны, то, скорее всего, если что-то должно произойти, то оно произойдёт сегодня…или уже происходит. Адриан вскочил, хотел тут же сорваться с места, но Дорнис схватил его за руку.

— Куда это ты?

— Ты сам говорил, что нам лучше сейчас побыть наедине со своими мыслями, не так ли? Именно это я и хочу сделать — уединиться, — Дорнис кивнул и отпустил руку принца, который тут же побежал прочь из парка…

Он бежит по улице, почти не останавливаясь. Лишь изредка он это делает, чтобы проверить, не сбился ли он с пути. Вот уже и дворец. Стража, лишь завидев его, перехватывает удобней свои алебарды, явно намереваясь схватить принца, но тот на бегу достаёт меч и отклоняет удары стражников. Два быстрых взмаха и в руках у них остаются лишь не слишком опасные палки. Адриан проскакивает мимо них и бежит во дворец. «Неужели они не узнали его? Или что-то уже случилось?» — испуганной птицей бьётся в голове бастарда тревожная мысль. Он сворачивает в сад, не желая идти через парадный ход. Там он привычно нащупывает рычаг, открывающий потайной ход, и проскальзывает в темноту. За ним стена отъезжает на своё законное место. Тут темно, хоть глаз выколи, но принц чувствует, что время на поиски факела уже нет, и поэтому идёт так, нащупывая свой путь по влажным стенам руками. Он попадёт прямиком в свою комнату, откуда помчится в главный зал, где сейчас должен проходить обед в память об умершем Архимаге. Он ударяется лбом о стену. Вот уже и выход из каменного тайного коридора. Вслепую нащупывает рычаг и сильно дёргает его вниз.

Яркий свет, ворвавшийся через широкое окно, которое находилось прямо напротив хода, скрытого за большим платяным шкафом, ослепляет принца и поэтому он слишком поздно замечает высокого человека в одежде Гильдии Сейрам, который сильным ударом рукояти короткого меча попадает точно по голове принца. В глазах бастарда потемнело, он качнулся и упал на пол. Гильдиец тут же взвалил бессознательное тело принца на спину и вместе с ним направился в сторону зала суда.

* * *

«Много же сегодня здесь народа собралось. Даже больше, чем когда судили и приговорили к смерти взбунтовавшего против Новых Богов мага. В той истории всё обошлось без кровопролития. Не считая самого мага, конечно. Но сегодня кое-что посерьёзней будет. Да и суд собрался как-то слишком уж быстро, всего ведь пару часов прошло. Проклятье! Старина Клохариус, даже ты такого не предусмотрел, а? Убийство всей королевской семьи, за исключением младшего сына, Адриана. Пол города его видело на пути к тому месту, где нашли убитых в своей же карете короля с королевой, старшего принца и его жену. Я, конечно, этому ни в коем случае не верю, но там нашли его меч! Как они только смогли его достать? И везде полно этих бартасовых гильдийцев. А вот и суд…»

Я поднялся, как и все, кто присутствовал сегодня на суде. Когда Верховный Судья Ланда прошёл и сел, мы последовали его примеру. Никогда мне не нравился этот продажный, маленький толстый человечек, больше похожий на гнома, нежели на полноценного человека. Вот и сейчас, сидит, рыскает своими поросячьими глазками в поисках обвиняемого на скамье подсудимых, но не находит, и теперь в его взгляде читается явное недоумение и растерянность, что доставляет мне небывалое удовольствие. Если Адриану удастся вырваться из цепких лап Сейрама, то я клянусь… А, нет, не удалось.

Большие двери в зал суда распахнулись, и два гильдийца под руки ввели сюда принца. Не очень он хорошо сейчас выглядел. Хотя вроде как удар ему нанесли только один, по затылку. Но, видимо, хороший удар, раз у него всё лицо в кровавых подтёках. Они кинули его на скамью подсудимых и встали по двум бокам от него, в качестве стражи. Он был связан, на поясе его не было меча, чего собственно и следовало ожидать. Они хорошо всё устроили, мерзавцы. Только вот почему я так уверен в том, что принц невиновен? Не знаю, просто знаю, что это так, просто знаю и всё!

— Начинается слушанье дела Адриана, принца Ланда, сына короля Борма, ныне покойного, и королевы Роланды, ныне покойной, брата принца Волена, ныне покойного, и принцессы Силаны. Он обвиняется в убийстве четырёх человек, братоубийстве, отцеубийстве и государственной измене с целью получения престола, — громко объявил судья. Толпа негодующе загудела. Ещё бы, убийство такого короля, как Борм, должно вызвать гнев, ведь ему почти удалось вытащить королевство из той долговой ямы, в которую Ланд затащил предыдущий король, — в качестве доказательства виновности подсудимого у нас есть показания полсотни свидетелей, орудие убийства, которое представляет собой всем вам известный полуторный меч Диарнис и письмо, подтверждающие злой умысел против короля. Обвиняемый, у вас есть, что сказать в свою защиту? — строго глядя на принца, спросил судья. Адриан ответил ему таким же уничтожающим взором и гордо ответил:

— Да, есть! Это всё гнусная ложь и клевета, я никого не убивал, свидетели могли видеть, как я шёл в парк, вместе со своим другом, больше я сегодня нигде в городе не появлялся, а меч у меня украли и подсунули подделку!

«Бартас вас всех дери! Где же его адвокат? Его ведь всё равно повесят, даже ели он будет говорить очень убедительно. Всем людям здесь словно промыли мозги, отовсюду доносится гневный шёпот вроде „да как он смеет!“ и „повесить ублюдка без разговоров и всё тут!“ Мой сосед пытается мне что-то говорить, но я его не слушаю и смотрю точно на Адриана, который сейчас стоит совершенно один. Никто не верит ему, кроме меня. Всё говорит против молодого принца, и никого сейчас не волнует, что то самое письмо поддельное, если вообще оно существует, а полсотни свидетелей подкуплены звонким золотом. Я явно почувствовал ложь в словах судьи, когда он упоминал о письме. Странное ощущение, никогда раньше такого со мной не было».

— Однако никто не видел, что бы вы дошли до парка.

— Но ведь никто не видел меня на месте убийства, не так ли?

— Видели, позвать сюда свидетеля, живо!

В зале показался щупленький мужчинка, судя по одежде, он держал какую-нибудь не очень процветающую лавчонку недалеко от площади Догена Великого. Видно было, что он боится, аж коленки трясутся.

— Господин Тимрон из Дморы, вы видели обвиняемого на месте, где было совершено убийство?

— Д-д-да, в-в-видел, — заикаясь, ответил этот Тимрон.

— Успокойтесь, и расскажите нам, что именно вы видели.

— Хорошо, — Тимрон тяжело вздохнул и каким-то затравленным взглядом посмотрел на присутствующих, — я как раз шёл на работу, после прощания с покойным Архимагом, — он выдержал небольшую паузу в память об усопшем, — я немного задержался на кладбище из-за жены. Я шёл-шёл, и вдруг услышал какой-то странный шум. Ну, я сначала струсил, но потом стало уж очень интересно, и я высунулся туда. Тут-то я увидел принца, который с окровавленным мечом выпрыгнул из королевской кареты, он тут же меч и бросил, да помчался куда-то, сломя голову. Меня не заметил. Я смекнул, что дело нечисто и тоже дал стрекача, да только не домой, а к стражникам побежал, — переминаясь с ноги на ногу, поведал нам Тимрон из Дморы.

Ложь. Жалкая, фальшивая, как голос большинства менестрелей, ложь. Это можно было понять кому угодно, даже самому узколобому болвану, но люди, кажется, клюнули, и особенно громко зашептались, иногда даже срываясь на крик, когда Адриан сказал им об этом. Почему они так отчаянно хотят верить в виновность молодого принца? Или кто заставляет их верить? А я даже никак не могу помочь ему. Иногда я всё-таки жалею, что не занимаю высоких постов.

— У вас есть, что сказать в свою защиту, кроме жалких оправданий, обвиняемый?

— Нет, я ничего больше сказать не могу, — в голосе, во взгляде, во всём стане принца сейчас читалось отчаяние и злость, даже ярость, но ей нельзя давать выход, и Адриан это прекрасно понимал.

— Тогда вы приговариваетесь к…

Судью заставил прерваться голос Лорайна, многократно усиленный магией он, подобно грому с небес, обрушился на головы присутствующих. Все, как один, обернулись, и там они увидели разъярённого мага, за спиной которого стоял высокий эльф, в котором я с радостью узнал своего друга Нартаниэля. Между ними, съёжившись от страха, стояла женщина.

— Я протестую, Бартас вас всех дери! — взревел Лорайн так, что стены зала суда содрогнулись.

К компании подступили гильдийцы, но их тут же откинуло в сторону мощным порывом ветра. Ещё один попытался выстрелить в побеспокоивших заседание суда самодуров из арбалета, но его руки вдруг отяжелели, и арбалет выпал из них, болт стальным наконечником звякнул о каменный пол. Судья с ужасом взирал на ворвавшихся со своего места, всего два мага обезвредили охрану за считанные минуты. Всё-таки лучше Гильдии Сейрам действовать из тени, как они привыкли, а такую нехитрую работу, как охрана лучше было доверить наёмникам, переодевшимся в гвардейцев. Лорайн твёрдым шагом направился к судье и остановился только, когда их разделяло деревянное ограждение и трибуна. От уничтожающего взгляда старика судье захотелось сжаться, провалиться под землю. Появлению будущего Архимага я почти не удивился, всё-таки он не может допустить подобного произвола и теперь знает куда больше, чем думают заговорщики, но появление моего друга эльфа поставило меня в тупик. Откуда он здесь взялся? Как узнал? Ведь я не писал ему с того самого момента, как мы расстались у границы Ланда. Слишком много работы на меня свалилось, да и денег за выполнение моего задания Клохариус не пожалел, поэтому после выполнения части своих обязательств я занялся благоустройством личной жизни. От него я также никаких вестей не получал, видимо, сказалось достаточно долгое отсутствие лорда у себя на родине и накопление различных бумаг и прочих «радостей», коими щедро одаривает жизнь тех, кому посчастливилось занять высокие должности. Большинство предпочитало доверять эту работу секретарям, казначеям и другим персонам подобных специальностей, однако Нартаниэль по какой-то причине все дела свои вёл сам и поэтому большую часть дня проводил за стопками отчётов, правками кладовых книг, счетов, договоров, таблиц расходов и других бумаг, с которыми не знаком любой уважающий себя дворянин. Видимо, не доверял он этим личностям.

— Как вы смеете прерывать заседание суда? — всё-таки нашёл в себе силы пискнуть судья.

— Как смею? Как я смею?! — такое чувство, что Лорайн начнёт испепелять молниями из глаз всех вокруг. — Как вы смеете судить человека, обвиняя его в том, чего он не совершал?! Этот человек говорит, что они с женой долго были около склепа Архимага, но это не так! Вот его жена! И она говорит, что они ушли сразу же! И что муж её никуда не уходил сам, его утащили гильдийцы!

— Вы могли убедить эту несчастную в чём угодно своей магией!

— Не хотите слушать меня? Хорошо! Но вам придётся выслушать его! — старик махнул рукой в сторону эльфа, который до этого стоял за его спиной, но после слов Лорайна вышел вперёд и прокашлялся. Он был как всегда спокоен. Словно мраморное изваяние, сошедшее со своего пьедестала и пришедшее сюда, чтобы, как и много лет назад, защитить справедливость.

— Нартаниэль, лорд одного из двенадцати эльфийских Залов, — коротко представил сам себя эльф, заставив всех замолчать, его голос, несомненно, благодаря магии, громко взлетел под самый купол Главного Суда Ланда, — и я прибыл сюда из далёких Восточных Лесов, чтобы почтить память Архимага, но я не думал, что застану здесь вместо траура по ушедшему в Дебри Эдалы, такие интриги. Я всегда замечал за людьми странную страсть к самоуничтожению, но не настолько явную. Неужели вы забыли, сколько сделали Архимаг и ваш король, чтобы снова поднять королевство Ланд на ноги, неужели вы не понимаете, что после их смерти снова начнётся чёрная полоса в истории? Неужели вы хотите этого? Неужели недостаточно ваши деды и отцы настрадались? Тогда одумайтесь, сохраните жизнь принцу, и пусть он взойдёт на престол и продолжит дело отца, — теперь Нартаниэль говорил без помощи магии, спокойно, размеренно, как делал это всегда, но в повисшей тишине каждое его слова звучало, словно раскат грома.

Эльф обернулся, желая увидеть реакцию людей, но их взгляды уже давно были прикованы к высокому человеку в одеждах Гильдии Сейрам. Он был хорошо сложён, но это не тот тип громил, которых мы привыкли представлять после таких слов. Стройный, с гордой осанкой, в его движениях была грациозность, в которой я уже почти без труда признал движения человека, привыкшего убивать быстро, точными ударами, прямо в сердце, по самому дорогому. Он не был лишён физической красоты, многие молодые люди могли ему позавидовать, это была та самая, величественная, эльфийская, каменная красота, которую в веках запечатлели в своих произведениях великие скульпторы. Ни одной живой нотки не было в его лице. Такое я уже видел, на портрете Адриана, но если на нём во взгляде юноши читалась боль, то в жёлтых глазах этого человека были только жестокость и холод.

Было что-то пленительное во всём его, словно застывшем во времени, облике. Хотелось подойти и поздороваться с этим человеком. Просто так, без всякой причины. Но это влечение было подобно тому, как хищный цветок, увиденный мной однажды в лавке редких товаров, привлекает к себе насекомых, но желание сблизиться с ним тут же пропадает, если посмотришь в его глаза. Ты окунаешься в них, но ощущение вовсе не такое, когда тонешь в глазах своей любимой. Совсем наоборот. Словно пару секунд назад ты ступал по замёрзшему озеру, но вот ещё тонкий неокрепший лёд проламывается под твоими ногами, и ты падаешь в холодную, замораживающую бездну жёлтых глаз. Вряд ли тебе когда-то удастся вынырнуть из этого омута.

Именно такой человек приковал к себе взгляды всех без исключения. «Вот и явился, наконец-то я увидел тебя, не старше ты меня, мы с тобой одного возраста, а не так, как думал Клохариус», — промелькнуло у меня в голове.

— Никто не забыт, ничто не забыто, господин эльф, — и голос у него подходящий, любой бард бы продал свою душу кому угодно за такой, однако сталь беспощадно резала его, — но разве мы можем позволить, что бы незаконнорожденный сын, убивший своего отца, брата, его жену и королеву взошёл на престол?

Я устремил взгляд на Адриана. Он сжал кулаки в бессильном гневе. Значит бастард, да? Теперь я понимаю, что вряд ли принцу удастся избежать приговора. Теперь даже самый недалёкий может представить себе предполагаемую картину и мотивы. Незаконнорожденный, да ещё и младший сын понимает, что ему вряд ли в этой жизни светит престол и решает забрать его силой. Теперь ему никто не сможет помешать, ведь Клохариус мёртв, а новый Архимаг ещё не избран. Лучшего времени и придумать нельзя. Умело подтасованные профессиональным шулером карты, каждая из которых брошена в самый подходящий момент — вот действительно страшное оружие тех, кто знает, как нужно играть в тенях. По залу после слов прокатилась целая волна шёпота, которая постепенно перерастала в крик, подобно лавине, но Глава (в том, что это он, я уже не сомневался) остановил это зарождавшееся безумие одним взмахом руки.

— Всё верно. Принц Адриан, которого все считали покорным сыном своего отца, который так много раз подвергал себя опасности в путешествиях ради Ланда, оказался лицемерным убийцей, возжелавшим власти. Мне очень больно это говорить, ведь я сам считал его честным, добрым малым, но принц-бастард заслуживает справедливого наказания за свои деяния, — он закончил, и никто ничего не сказал ему в ответ, ни эльф, ни Лорайн, ни сам Адриан.

Их всех будто парализовало неведомой магией. Слова заставляли тут же покориться его воле, а взгляд убивал в тебе личность, делая безвольной куклой. Он просто гипнотизировал всех своей речью, в которую вкладывал ровно столько фальшивых, но при этом почти не отличимых от оригинала, эмоций, сколько это было нужно, в глазах горел умело подделанный огонь жажды справедливости. Он умел убеждать людей, это была его работа.

— Вы согласны со мной, судья?

— Конечно, господин, — пролепетал в ответ он и прокашлялся, собираясь объявить приговор. Эльфа и Лорайна уже усадили на пустые места в зале, где они сидели, бездумно смотря перед собой.

— Незаконнорождённый сын ныне покойного короля Борма за совершённые им преступления приговаривается к смертной казни через отрубание головы. Казнь состоится сегодня же на закате. До этого же приказывается заключить его под стражу, и если он того захочет, исполнить его предсмертное желание, — он стукнул молоточком и быстро удалился под радостные крики толпы.

Я снова начал искать Адриана взглядом на скамье подсудимых, но его уже там не было. Гильдия Сейрам работает быстро. После я отыскал глазами эльфа, который о чём-то разговаривал со старым магом, но решил пока не подходить к ним. Нартаниэль наверняка заметил меня, когда шёл по залу. Он потом найдёт меня, а сейчас мне надо, во что бы то ни стало повидаться с одним человеком. Если уж он не поможет мне в сложившейся ситуации, то никто не поможет. Всё-таки я должен был исполнить последнюю волю покойного Архимага, которая сейчас покоилась у меня на груди в качестве письма. Он просил меня оберегать принца, но при получении этого письма я не думал, что мне действительно придётся это делать. Проклятье! Тучи неожиданно собрались над столицей Ланда. Похоже, казнь будет проходить под проливным дождём.

* * *

Дождь так и не пошёл, но пасмурное, нависшее над головой толпы, небо ещё больше угнетало обстановку. На специально сооружённой для сегодняшнего «мероприятия» «сцене», уже стоял палач в красном колпаке. Он не точил топор, не сверкал глазами из прорезей, не опирался небрежно на рукоять топора. Он просто смотрел на раздвигающуюся толпу. Конвоиры вели Адриана, закованного в кандалы. В его глазах не видно ни страха, ни раскаяния. В нём вообще ничего теперь не видно, но при этом взгляд его не был пустым. Всё тот же яркий свет до сих пор был, но, как и прежде не был живым. Сотни людей провожали его к плахе. Молча. Так же, как и сегодня утром, все они молчали. Нельзя было назвать это молчание скорбным. Нет. Они молчали просто по тому, что уважали человека, которому сейчас предстояло встретить смерть. Все деревянные ступеньки уже преодолены. За спиной Адриана стоит Главный Жрец. Он строго смотрит в глаза принца и спрашивает:

— Раскаиваешься ли ты в своих делах, Адриан, сын Борма?

— Нет, — следует ясный и быстрый ответ, эхом разнёсшийся над головами людей.

— Готов ли ты встретить свою смерть?

— Да, готов, — принц-бастард сам опускается на колени.

С его рук палач снимает кандалы. Жрец спускается вниз и возносит руки к грозовому небу.

— Да свершится приговор. И пусть сгорит твоё тело в очищающем огне Антара.

Палач удивлённо переводит взгляд со спины Жреца на усмехающегося Адриана.

— Таково было моё последнее желание.

Мужчина в колпаке кивает. Каждая казнь — не лучшие моменты в его жизни, но это его работа, тут уж ничего не поделаешь. Палач спускается к основной толпе. Только сейчас он замечает кучу сена и деревянных обломков, сложенных под деревянным плацдармом. Жрец торжественно вручает ему факел, а человек в колпаке кидает его в обломки, уже куда менее торжественно. Все собравшиеся безропотно смотрели на то, как пламя охватывает доски, перекидывается на само сооружение, а потом и самого принца скрывает от их взоров бушующее пламя. Адриан не издал ни единого звука, хоть огонь и беспощадно лизал его обжигающими ярко-алыми языками. Через несколько часов посреди главной площади осталось лишь пепелище и больше ничто не напоминало о в один день исчезнувшей королевской семье.

Дождь полил лишь ночью. Разразилась жестокая гроза, и многим в шуме грома и вспышках молний чудился голос и лицо молодого принца. Почти все жители столицы не вышли на работу на следующий день, ссылаясь на странные сны, видения и призраки прошлого. Единственная оставшаяся в живых из королевской семьи принцесса всю ночь безудержно плакала, и тщетны были попытки служанок её успокоить. Теперь по праву последней наследницы престол должна была занять она.

Кто бы мог подумать, что всё обернётся именно так? Я не смог выполнить последнюю просьбу своего друга, но что-то мне подсказывало, что это ещё не конец истории принца-бастарда.

Глава 6

— Неужели ты действительно думал, что тебе удастся что-то сделать? Почему-то я думал, что ты умнее. Похоже, Клохариус всё-таки переоценивал тебя, — задумчиво проговорил Глава, рассматривая меня в подрагивающем свете факела.

— Он упоминал меня? — в моём голосе предательски прозвучало удивление.

— Да. Несколько раз, но так, мельком. Он называл тебя «нужным человеком». В последний раз он сделал это, когда я предлагал отправить своих людей на защиту принца в Султанате. Однако Клохариус отказался, и, должен признать, там ты справился отлично. Жаль, что я уже не смогу заполучить тебя в Гильдию, очень жаль. Ты был бы нам очень полезен.

— Почему это не можешь? Я всегда открыт для новых предложений. Всё равно мой основной работодатель уже умер.

— Потому что кое-кто в королевстве Хариот хочет лично увидеться с тем, кто сорвал его планы в Султанате.

— Вот чего я не понимаю, так это почему ты связался с такими идиотами, как малданцы. Если нужны были маги, то можно было бы поработать с Гильдией Дортеса. Да и у королевства Сарт куда больше влияния и связей, чем у почти карликового Хариота, хотя когда-то первое и было частью второго.

— У меня на это есть свои причины, — пожал плечами Глава.

— Дай-ка я угадаю. Этих причин четыре, они женского пола и славятся своей красотой на весь мир? Неужели самого Главу Гильдии Сейрам подкупили, всего лишь предложив аппетитненьких принцессок? — язвительно спросил я.

И вместо того, что бы разозлиться или хотя бы хорошенько приложить меня лежавшей здесь дубинкой, он рассмеялся. Искренне, громко, переливисто.

— Если бы всё было так просто, то я искренне радовался такому славному стечению обстоятельств! Но наш мир не столь благосклонен ко мне.

Я удивлённо смотрел на Главу.

— Кажется, тебе не совсем нравится то, что здесь происходит, а?

— Нельзя с этим согласиться, но и отрицать глупо. Не могу точно сказать.

— Кстати, куда твои бугаи дели мой обруч?

— А зачем он тебе? — безразлично спросил Глава. — Лично я не увидел в нём никакой ценности. Даже дворцовых стражников он не заинтересовал.

— Это памятная вещь, — быстро соврал я.

— Памятная? О чём? Или, может быть, лучше спросить о ком?

— О девушке, которая была в меня влюблена. А может, влюблена и сейчас.

— Вряд ли тебе понадобиться эта память там, куда ты отправишься.

— Но это было бы очень любезно с твоей стороны, — стараясь как можно меньше сарказма вкладывать в свой голос, ответил я.

— Хорошо, обруч тебе отдадут, когда будешь выезжать.

— И как скоро это будет?

Он хотел мне ответить, но его прервал один из гильдийцев, который вежливо звякнул стальной пластиной на наручи по решётке. Глава обернулся, снова приобретая вид властного и непроницаемого человека. Член Сейрам склонил голову, не смея взглянуть в жёлтые глаза своего Главы.

— Я же просил, чтобы меня не беспокоили. Что случилось? — громко, чётко и с расстановкой спросил он.

— Простите, но это действительно важно, сир. Меч принца пропал.

— Что значит пропал?

— Он просто взял и исчез. Никаких всплесков магии не было замечено.

— Бартас вас всех подери. Верни сюда стражников! — с этими словами Глава почти вылетел из камеры, в которой меня держали, после того, как поймали на попытке нанять убийцу, который мог бы сорвать казнь.

Я улыбался. Всё-таки правда оказалась моей. Вряд ли меч так быстро нашёл себе нового хозяина. Я был полностью уверен, что Диарнис просто вернулся к прежнему владельцу, пусть сейчас это и казалось совершенно невероятным. Пришли стражники и уселись на грубые деревянные стулья. Ещё один нудный караул в дворцовых застенках. Им это, наверное, уже порядком надоело, но, что поделать? Служба есть служба. Да и моя рожа за шесть месяцев тоже приелась, хуже дрянного эля в «Ложе Скомороха». Не понимаю, зачем Глава так долго меня тут держал? Вряд ли из-за того, что я интересный собеседник. Но сейчас не особо хочется думать об этом. Закрываю глаза. Мне нужно отдохнуть перед предстоящей поездкой в Хариот, вернее, лучше всего сказать: «доставке в Хариот».

* * *

«Помогите! Помогите мне кто-нибудь! Эти твари меня живьём съедят!», — откуда-то издалека доносится до Адриана. Он пытается подняться, но обнаруживает, что чем-то завален. Вдруг на него обрушивается ужасный холод. Ему удаётся пошевелить рукой, и тогда он слышит злое рычание где-то совсем рядом с собой. Адриан нащупывает меч и рывком садится, стряхивая с себя снег, успевший порядком его припорошить. Краем глаза успевает заметить волка и во время выставить меч перед собой. Юноша скидывает с себя мёртвое тело северного хищника. На ослепительно белый снег с лезвия стекает алая кровь, оставляя свежие горячие следы на девственно чистом снежном порывале. Адриан пытается размять окоченевшие конечности, но пока это у него плохо получается. Кажется, здесь он пролежал уже много времени, учитывая очень тёплую одежду, которая была на нём. Снова до его ушей доносится отчаянный крик о помощи. Только теперь Адриан замечает, что где-то в ста футах от него стоит человек, яростно размахивающий над головой факелом. К нему со всех сторон подходят волки. Животные не собираются рисковать. Они ждут, пока человек устанет, замёрзнет. Тогда они нападут. Всё равно они уже давно отвыкли от свежего, не промороженного насквозь мяса. Они почти физически чувствуют, как человека оставляют силы. И когда последняя их капля покинет его, уже ничто не спасёт двуногого от клыков и когтей стаи. Ни его стальной зуб, ни крепкая металлическая кожа.

Адриан начинает лихорадочно искать взглядом хоть что-нибудь, что поможет ему и тому человеку избежать участи обеда волков. Но глазу не за что уцепиться. На сколько хватает глаз, простирается белый простор, белая пустошь, ледяная пустыня с редкими снежными барханами. Но теперь волки учуяли свежую кровь. Некоторые из них начали водить носами, один даже развернулся и кинулся на Адриана. Пока волк преодолевал расстояние между ними, юноша успел подготовиться к прыжку хищника и, сделав шаг в сторону, пригвоздил волка к земле. Юноша направился прямиком к человеку, который уже вместе с факелом теперь в другой руке держал и боевой топор. Вот между Адрианом и ближайшим волком осталось всего порядка трёх футов. Хищник прижимает уши к голове и зло рычит, предупреждая противника о том, что будет, если он сделает ещё хоть один шаг. И Адриан его сделал, при этом запорошив глаза волка снегом, который поднял своей ногой. Диарнис пробил голову волка, не ожидавшего такой подлости от своего противника.

В это время человек, которого настигли волки посреди бескрайних снегов, уже избавился от факела, кинув его в одного из волков и поднял щит с гербом Дашуара, который, как оказалось, валялся в снегу совсем рядом со своим хозяином. Один из волков прыгнул на него, но мощный удар щитом отправил волка в снег со сломанными рёбрами. Хищники сгрудились в одну кучу. На них с двух сторон надвигались люди, которые уже преобразились из защищающихся в нападающих. Видимо, волки не хотели терять других из стаи. Им ведь не свойственна убийственная людская доблесть и мужество, ради которых они готовы стоять даже тогда, когда надежды нет вовсе. Это очень странно. Некоторые зовут это глупостью, другие геройством. Интересно, что же думают те, кто умирает в окружении? Наверное, о том, что они погибают не просто так, а за какую-то великую цель, родных, близких, короля. Но так ли это на самом деле? Может быть. Но действительно ли эта самая «великая цель» настолько важна, чтобы ради неё умирали люди? Стоит ли король их жизней? Они считают, что да. Это их выбор. Нельзя осуждать людей за выбор того, за что они хотят умереть. Не нам решать, достойна ли цель смерти того или иного человека. В глазах каждого это будет выглядеть по-разному.

Но у волков нет никакой цели. Им и так трудно выживать на этой мёртвой земле, а добычу получается загнать лишь большой стаей. У них сработал инстинкт самосохранения. Они бросились бежать, и люди не стали им мешать, молча провожая глазами удаляющихся хищников. И только после того, как они скрылись за линией горизонта, невольные напарники повернули головы друг к другу.

Покрытое щетиной грубоватое лицо. Небольшая козлиная бородка побелела от намёрзшего на неё льда. Слегка кривой нос говорил о том, что этот человек не против хорошей драки. На голове у человека, атакованного волками, был накинут тёплый меховой капюшон. Остальная его одежда так же не представляла ничего необычного для жителей севера. Он прикрылся щитом и крутанул в руке топор, видимо, ожидая нападения, но его не последовало, что удивило воина севера.

— Кто ты? И чего тебе нужно? Если ты по мою душу, то зря стараешься, я так просто не дамся, не вернусь в Дашуар ни за что, несмотря на то, что ты спас мне жизнь, незнакомец, — чётко проговаривая каждое слово, крикнул он своим немного хрипловатым голосом.

В знак своих мирных намерений Адриан аккуратно положил меч справа от себя и сделал пару шагов к мужчине со сломанным носом.

— Я не собираюсь вести тебя в Дашуар. Я ведь даже не знаю, где я сейчас, хотя догадываюсь.

Юноша словил на себе удивлённый взгляд собеседника. Вдруг он снова встал в боевую стойку и начал надвигаться на Адриана.

— Что, решил меня ещё одним морозным сделать? Ну уж нет, отсеку твою голову и буду носить с собой, как трофей. Ишь, проклятая нечисть!

— Стой, я обычный человек, — повелительным тоном сказал Адриан, отступая при этом на шаг назад.

Но мужчина не ответил. Вместо того, что бы остановиться, он наоборот ускорился. Адриан быстро схватил меч. Как раз вовремя. Воин севера нанёс сильный удар топором, который юноша отбил почти без труда, однако не привыкший сражаться против врагов со щитами Адриан, чуть не упал, когда на него обрушился мощный удар щита. Он отшатнулся от противника, но тот не хотел давать юноше ни мгновения передышки и снова набросился на Адриана, но тот успел поставить блок. Однако это была ложная атака и юноша был опрокинут на землю ещё одним ударом щита. Меч отлетел в сторону. Мужчина склонился над Адрианом и улыбнулся.

— Вот и конец твой пришёл, нечисть поганая, — он занёс топор для удара.

— Я человек, смотри! — с этими словами юноша быстро сдёрнул со своей головы капюшон.

Взгляд человека с севера упал на лицо Адриана. Он отшатнулся, что дало юноше возможность вскочить на ноги и взять меч.

— Кто ты, Бартас тебя дери, такой? — прохрипел воин, всё ещё смотря на лицо юноши.

— Не важно. Куда важнее сейчас, кто ты такой, и почему хотел меня убить?

— Тебе меня не утащить к остальным, демон! — выкрикнул мужчина и выхватил из-за пояса длинный тяжёлый охотничий нож.

— Нет! Стой!

Но было уже поздно. Мужчина воткнул нож по самую рукоять себе в грудь. Туда, где у него было сердце. По рукам уже мёртвого человека потекла его собственная кровь. Он упал лицом вниз. До последнего момента он смотрел на лицо Адриана. Юноша опустил меч и подошёл к воину севера. Снег вокруг тела начал пропитываться свежей кровью. Волки, скорее всего, скоро сюда вернуться. Нужно быстрее уходить. Адриан огляделся, всё ещё надеясь увидеть хоть какой-нибудь намёк на дорогу, но ничего не увидел. Юноша засунул меч в ножны и снова накинул на голову тёплый меховой капюшон, скрывающий его лицо. Он отправился в путь. Одинокий странник, чёрная точка среди бескрайних белых просторов.

Через час ходьбы Адриан заметил, как на горизонте показалась башня. Она будто просто всплыла из ниоткуда. «Может быть, я просто её не заметил?» — успокоил себя Адриан и ускорил шаг. Он хотел как можно скорее добраться до этой башни, чтобы там хоть немного передохнуть и согреться, несмотря на то, что шёл он и не так уж долго, но лёд под ногами и редкие полосы глубокого снега сделали своё чёрное дело. Юноша плотнее запахивается в плащ. Солнце начинало клониться к горизонту, постепенно алея, разливая свежую кровь своими лучами на белом снегу. Ветер начинал усиливаться. Стало ещё холоднее, чем было. Адриан слышал от Ронтра, что в Ледяной Пустыне очень холодные ночи, но никогда не думал, что ему придётся испытать ярость замёрзших просторов на себе. Ему нужно было переждать ночь в этой башне. Туда хотя бы не заберутся волки, да и от остальных легче отбиваться, кто бы они ни были.

Бастард тряхнул головой, отгоняя от себя мысли о том, кто может обитать в этих землях. «Но ведь я не помню, что бы Ронтр мне говорил о том, что в Ледяной Пустыне живёт кто-то кроме волков. Помню, что он рассказывал о людях, которые пропадали здесь без единого следа. Да в таком холоде в этом нет ничего удивительного. Проклятье, сколько же идти ещё до этой башни?» — юноша поднял голову. Башня всё так же маячила где-то вдалеке. Солнце продолжало опускаться, удлиняя тень Адриана, и заставляя его ещё больше ускорить шаг. Ветер уже мешал идти, а башня всё никак не приближалась. Мысль о том, что ему, возможно, придётся провести эту ночь под открытым небом пугала его. Пугала настолько, что он даже запретил себе думать об этом. Над Пустыней разнёсся отчаянный вой. Этот тоскливый призыв пробирал до глубины души. Хотелось заткнуть себе уши, чтобы не слышать его, но слишком уж близко он раздался, что бы не обращать на него внимания.

Адриан перешёл на бег. Он бежал так быстро, как это позволяла одежда и ветер, который как на зло дул прямо в лицо, обжигая кожу ледяным дыханием. Под ноги предательски попался лёд. Бастард растянулся на нём лицом вниз, но нашёл в себе силы и поднялся. Преодолев скользкий участок пути, юноша снова побежал. Вот уже и башня. Теперь она оказалась совсем рядом, хотя ещё недавно была так же далека от него, как и в самом начале этого утомительного и бесконечно долгого пути. Дверь оказалась распахнута настежь.

Адриан вбежал туда и захлопнул за собой дверь. Здесь было не так холодно, как могло быть. Юноша выдохнул облачко пара и начал подниматься по старой деревянной лестнице только чудом ещё не обвалившейся под ногами караульных, которыми башня, как оказалось была оставлена. Или нет. Адриан огляделся. Он оказался в небольшой комнатушке наверху невысокой дозорной башни. Окно было открыто. Здесь всё ещё горел факел и одинокая свечка. Темно, хотя солнце ещё не совсем скрылось за горизонтом. И пыли здесь не было. Но следов на снегу нигде рядом с башней Адриан не заметил. Да и судя по тому, что до сих пор комната не успела остыть, человек здесь был всего пару минут назад, а значит, юноша в любом случае должен был увидеть его при подходе сюда.

«Странно всё это» — подумал Адриан и направился к раскрытому окну, чтобы закрыть его, но тут же отшатнулся. Ему показалось, что в стёклах отражается кто-то другой, а не он. Бастард положил ладонь на рукоять Диарниса и снова подошёл к распахнутым ставням. Там действительно застыло чьё-то отражение. Застыло навсегда. Как лёд в этих безжизненных краях. Как огонёк маленькой свечки…как эта комната. В глаза юноше бросился солнечный зайчик, заставив его прикрыть глаза свободной рукой. Адриан выглянул в окно. «Этого не может быть. Ведь солнце только садилось, а теперь оно встаёт. Там же, где и садилось, будто это отражение». Бастард прищурился. Странно, но ему показалось, что земля покрыта не снегом, а каким-то странным туманом, который, словно покрывало, был прибит к земле. Юношу кто-то тронул за плечо. Адриан среагировал неожиданно резко. Он быстро обернулся и выхватил меч из ножен, готовый убить того, кто так бесцеремонно подобрался к нему со спины.

Перед ним стоял человек в одежде знакомой бастарду — это была форма дозорных Дашуара. Адриан перевёл взгляд на лицо солдата, и то, что он там увидел, заставило его крепче сжать рукоять меча. Совершенно синее опухшее лицо, стеклянные глаза неопределённого цвета, не выражающие абсолютно ничего. Мертвец протянул юноше кружку. Просто пустую жестянку, в которой ничего не было. Адриан хотел её взять, но задубевшие пальцы солдата никак не хотели отпускать заветный сосуд. Мертвец что-то промычал и указал на окно. В неживых глазах бастард заметил, что к башне приближается какая-то птица, которая становится всё больше и больше. Адриан оттолкнул мертвеца в сторону и рванул к лестнице. За спиной он услышал треск досок в огне. Но почему-то не почувствовал спиной жара, хоть и было понятно, что пламя буквально идёт за ним по пятам. Адриан успел выбежать из башни, перед тем, как начали падать вниз деревянные перегородки и лестница. Юноша побежал, сломя голову, куда глаза глядят. Да и если бы у него был определённый маршрут, то в таком густом тумане, он бы всё равно его потерял. Шум широких перепончатых крыльев за его спиной всё приближался. Юноша знал, что ему не уйти от этой крылатой смерти. Однако всё ещё не верил в происходящее. Драконы ведь вымерли несколько сотен лет назад. Откуда же он тут? Да и где же сам Адриан?

Огромная туша за его спиной приземлилась на землю.

Адриан что есть сил прыгает в сторону и теперь старается уходить в бок, зная, что драконы в большинстве своём неповоротливы на земле. Но туман мешает ориентироваться, никак не даёт понять, в какую точно сторону нужно бежать. Невозможно ни скрыться, ни напасть. Безвыходное положение, больше напоминающее какой-то кошмар, нежели реальность. Бастард уже начинает уставать. В тяжёлой одежде, защищающей от холода, бежать было трудно, а туман, казалось, был настолько густой, что мешал юноше продвигаться вперёд.

Вдруг сзади его что-то сильно бьёт в спину. Адриан падает лицом вниз, но успевает среагировать и откатиться в сторону, прежде чем прямой кинжал вонзился в землю рядом с ним. Адриан не успевает рассмотреть нападающего, как уже следующий удар несётся к своей цели, но юноше и в этот раз удалось спасти свою жизнь, отразив удар верным мечом. Крепкий блок, кажется, немного ошеломил противника, что дало ценную секунду, чтобы подняться на ноги. Но только секунду. Кинжал свистнул слишком близко к лицу бастарда, не давая усомниться в мастерстве того, кто им владеет. Адриан крепче сжал рукоять своего меча. Из тумана к нему выступил высокий человек в поношенном чёрном плаще. Полы его уже были протёрты в некоторых местах до дыр, края капюшона, который полностью скрывал лицо носящего, были изрезаны. Из-под одежды показалась худая рука со скрюченными, будто от невыносимой боли, пальцами, сжимающими короткую, немного грубоватую и простенькую, но, тем не менее, удобную рукоятку кинжала. Адриан вгляделся во мрак, который окутывал лицо его противника и в ужасе отшатнулся. Это были те самые глаза и усмешка, которую он видел в стёклах окон одинокой дозорной башни. Человек начал приближаться. Адриан старался пошевелиться, но у него ничего не вышло. Холодный взгляд будто парализовал его, проникая в душу, оплетая её и заставляя подчиниться тому, в чьих глазах была заложена сама суть Ледяной Пустыни. Он приблизился и резким движением перерезал принцу глотку.

Адриан в холодном поту вскочил. Перед его взором всё ещё стоял человек в плаще и кинжал, который орошает свежая кровь. Его кровь. Но вот ночной кошмар отступает и бастард понимает, что находится сейчас в небольшой комнате. Скорее всего, это был какой-то постоялый двор, потому что комната ему показалась знакомой, а, как известно, все номера в придорожных гостиницах являются чуть ли не полной копией своих собратьев. Единственным нюансом, который мог бы выделить эту конкретную комнату из остальных таких же, это явное наличие у хозяина вкуса. К тому же, здесь было чисто, что бывает далеко не во всех тавернах.

Юноша повернул голову направо и увидел мужчину, который сидел на деревянном, грубо сколоченном стуле. Адриан сразу же узнал в нём человека, которого он спас от волков в своём сне. Разве что сейчас он выглядел более уставшим, от чего, казалось, постарел на несколько лет. В руках он задумчиво крутил нож. Тот самый, которым проткнул себе сердце. На пару недолгих мгновений события сна вновь предстали перед юношей во всей своей ужасной красе, но человек не дал Адриану снова погрузиться в наваждение, вернув его к реальности окликом:

— А, вижу, ты уже очнулся. Я уж думал, что ты отправился к Бартасу, — он крепко хлопнул Адриана по плечу.

— Что? Что я здесь делаю? — Адриан потёр лоб. Голова ныла, будто его по ней ударили.

— И это ты мне говоришь вместо спасибо? — насупился мужчина со сломанным носом, и, заметив смущение принца, снова улыбнулся. — Ладно, парень, успокойся. Я тебя понимаю. Сам когда оказался в такой ситуации вообще сразу же заорал, что бы мне принесли чего-нибудь выпить. И, кстати, раз уж речь зашла о выпивке, ты не прочь промочить горло? Немного здешнего пива тебе совсем не повредит, да и подкрепиться тебе тоже нужно. Уже как два дня в отключке лежишь.

Адриан кивнул и встал с кровати. Странно, но он не заметил на себе никаких ранений. Да и на самом деле единственным, что у него сейчас болело, была голова, которая, тем не менее, тоже начала быстро переставать напоминать о себе неприятной тяжестью и долбящими ударами, отдающимися во всём теле тупой болью. На нём была его обычная походная одежда. Видимо, не обнаружив внешних следов ран, мужчина посчитал излишним раздевать бастарда, что с его стороны было весьма тактично. По выражению лица юноши было понятно, что он в замешательстве, поэтому ему поспешили пояснить ситуацию:

— Да ты не удивляйся. Я тоже поначалу совсем не понял, какого ты делаешь в Обмёрзлом Доме в таком виде. Хотя, и сейчас понимаю не больше. Но, думаю, ты сам мне все расскажешь, ведь так? И про шрамы на лице тоже расскажи. У тебя их такое множество, что можно подумать, будто ты в Подгорной Войне участвовал, — он рассмеялся и снова хлопнул Адриана по плечу. Юноша улыбнулся ему в ответ, натягивая сапоги.

Он не понимал про какие шрамы говорит этот человек, но решил не подавать виду, чтобы не вызвать ненужного недоверия со стороны своего жизнерадостного попутчика.

Они спустились в обеденный зал постоялого двора, который, по традиции, занимал весь первый этаж. Как и думал Адриан, это была самая обыкновенная гостиница. Добротные деревянные столы и такие же стулья, призванные выдерживать не только вес тех, кто на них сидит, но и силу, с которой их иногда обрушивали на головы других постояльцев перебравшие лишнего бравые северные вояки. Мужчина подошёл к хозяину таверны, крепко сложенному гному в возрасте с огненно-рыжей бородой, в которой в некоторых местах уже прорезалась седина. Компаньон бастарда положил на стойку перед ним одну серебряную и две медных монетки, подмигнув ему:

— Нам двоим так, как я люблю, Дорт, и побыстрее, этот парень уже несколько дней даже сухарь не жевал.

— Как скажешь, — коротко пробасил гном и протопал на кухню. Монеты уже успели исчезнуть.

Адриан всегда удивлялся той быстроте и ловкости, с которой хозяева подобных заведений прячут монеты со стойки. Любой карманник бы позавидовал такому мастерству.

Мужчина приземлился за столик у окна и пригласил Адриана. Юноша сел и начал изучать пейзаж за окном. Хотя, какой пейзаж? Запотевшие окна выходили на вечернюю городскую улицу, по которой спешили домой немногочисленные прохожие. По их одежде было видно, что Адриан действительно находится где-то на севере. Тёплая меховая одежда была не только удобной, но и тёплой. Эти виды не вдохновили бастарда на дальнейшее созерцание, и он вернул свой взгляд к мужчине, который сейчас пускал к потолку аккуратные кольца дыма. Им принесли ужин. После нескольких глотков пива, которое действительно оказалось здесь выше всяческих похвал, мужчина со сломанным носом решил снова заговорить:

— Ну что, расскажешь мне, как ты оказался там, или предпочтёшь и дальше держать свою личность и историю в секрете? — он глянул на Адриана, ожидая ответа. Юноша вздохнул и покачал головой. Он совершенно честно не знал ответа, и поэтому решил ответить без каких-либо уловок.

— Я не знаю, — крайне просто ответил он.

Его спаситель аж подавился.

— Как это не знаешь?! Ты же как-то там оказался? Что-то мне кажется, ты темнишь, но я ведь не прошу тебя рассказывать. Прошлое человека, это его дело, но мне же интересно, как ты туда попал, — он начал остервенело тыкать вилкой кусок мяса, лежавший у него на тарелке.

— Прости, но я действительно не помню, как я туда попал и что я там делал. Это сложно объяснить. Если честно, то я даже не понимаю, о каких шрамах ты упомянул.

— Не понимаешь? Да вот, посмотри, ты выглядишь похуже демона, — он достал из-за пояса нож и поставил его так, что бы в лезвии отражалось лицо Адриана.

То, что он увидел, не могло его порадовать. Весь его профиль действительно бороздили ужасные шрамы. Мужчина убрал нож обратно. Бастард нахмурился.

— Я не знаю, откуда они у меня. Я не узнаю себя.

— Ха, да тебе ещё повезло, что тебя никто не увидел одного, а ты уж очень на Него похож, если верить описаниям.

— На Него? Кто это, Он?

— Вот теперь уже моя очередь ответить «не знаю», — улыбнулся мужчина, — это существо, не известно, живое оно или нет, но вся та бартасовщина, что творится в Ледяной Пустыне, это его рук его дело. Это Он больше не даёт нашим стражникам выходить в «одинокий дозор». Из-за Него все те немногие таверны, что были за пределами баронства, перестали существовать. Благодаря Ему мы постоянно живём в страхе перед теми странными волками, что постоянно воют за нашими стенами. Люди в Дашуаре медленно, но верно сходят с ума. Конечно, с приходом к власти нового барона стало лучше, но не намного. Да ещё и это убийство королевской семьи. Проклятый принц! — он одним глотком осушил свою кружку и с грохотом поставил её на стол.

Адриан не подал виду, что объект ненависти его спутника сейчас обедает за одним с ним столом да ещё в придачу и за его счёт. Ведь из-за этих шрамов его теперь мало кто сможет узнать, если вообще сможет.

Бастард немного помолчал и потом спросил:

— Ты знаком с человеком по имени Ронтр?

— Ронтр? Конечно, его весь город знает. Он капитан нашей стражи, чуть ли не самый уважаемый человек в городе. Не думал, что о нём знают за пределами Дашуара.

— Некоторые и знают, но мы с ним знакомы очень хорошо. Сражались плечом к плечу, но не здесь, а в то время, когда он был не на очень хорошем счету у королевства.

— Насколько я понимаю, тебе хочется с ним повидаться, да? — ответом ему был кивок. — Как скажешь, я всё устрою, мне очень интересно, кто же ты такой и откуда взялся. Завтра днём тебя устроит?

— Да, конечно. А теперь я, пожалуй, пойду, мне есть о чём подумать, — бастард поднялся и отправился в комнату, которую снял для него мужчина со сломанным носом. Пища для размышлений у него действительно была.

Адриан проснулся ближе к полудню. Когда он спустился вниз, его там уже ждал мужчина, имя которого он так и не узнал. Бастард решил не тратить время на завтрак, который грозился стать уже обедом, и они отправились к казармам стражи, где сейчас должен был находиться Ронтр. Попутчик юноши не пылал желанием провести экскурсию по городу, а сам Адриан знал, что в Дашуаре нет, ни красивых дворцов, ни храмов. Всё в этом городе просто дышало какой-то особой суровостью, даже несмотря на то, что все дома здесь были деревянные, даже невзирая на обычный дневной шум, которого никогда не услышать в городах-крепостях. Но, тем не менее, чувствовалось, что в городе повисла какая-то обречённость, недоверие. Все, кого они встретили на своём пути, были хмурыми и неприветливыми. Даже торговец в лавке, в которую они зашли, чтобы купить точильный камень, оказался мрачен как сама смерть и не носил ту дежурную улыбку, которой одаривают лавочники любого своего клиента во всех странах, где уже доводилось побывать бастарду.

Так они и проделали весь путь до казарм молча. У входа их остановили двое стражников, но объяснив им, что привёл с собой старого друга капитана, мужчина со сломанным носом добился того, что бы их пропустили. Ронтр стоял спиной к прибывшим, разговаривая с каким-то стражником, видимо, отдавая ему приказы. Вскоре солдат вышел из казармы, напоследок одарив «новеньких» подозрительным взглядом. Ронтр повернулся лицом к Адриану и его спутнику. Поначалу на его лице можно было разобрать удивление, но потом оно сменилось привычной для воина нахмуренностью.

— Что такое, Тар? Снова беспорядки в вашем районе?

— Нет, там всё пока что спокойно. Да и зря ты в этом сомневаешься. Наши крысы после вашей облавы вряд ли скоро начнут бедокурить по-новому.

— Тогда что это за парень с тобой? Если ты опять захотел с моей помощью кого-то отправить за Срединные Горы? Не выйдет. Нам нужны люди, сейчас и так каждый человек в Дашуаре на счету.

— Нужны люди? — Тар горько усмехнулся. — Зачем тебе нужны люди? Ты стал бояться теней, волчьего воя. Я был в Пустыне, я ходил в «одинокий дозор». Там нет ничего опасней хищников.

— А как же Он?

— Ты же знаешь, что Он ни за что не сунется в город. Уж не знаю почему, но не может Он этого сделать, и всё тут. Ты только зря накручиваешь себя и своих ребят. Я вообще не узнаю тебя с тех самых пор, как ты вернулся из Столицы полгода назад, после сожжения предателя.

— Адриан не был предателем! — крикнул Ронтр и стукнул кулаком по стене. — Если ты ещё раз скажешь что-то подобное, я лично проломлю тебе череп молотом!

— Я никогда не устану этого говорить. Он предал свою страну! Он убил своего отца! Он заслуживал смерти! — с вызовом ответил ему Тар.

— Ах ты! — Ронтр сделал шаг к нему и уже схватился за рукоять своего молота, но ему пришлось остановиться, потому как между двумя собирающимися схватиться мужчинами встал Адриан.

— Остановитесь, оба! — самым повелительным тоном, на какой был способен, сказал бастард.

— Отойди в сторону, парень, этот подлец должен ответить за свои слова!

— Знаешь, Ронтр, я тоже тебя не узнаю. В нашем отряде ты всегда был спокоен и придерживался нейтральной стороны.

— О каком ещё отряде ты говоришь, а?

— Дорнис, Син, Лорайн, ты и я. Или ты быстро забываешь лица и имена?

— Ты? Этого не может быть. Адриан мёртв. Я своими глазами видел, как его сожгли!

— Ты мне не веришь? — Адриан отошёл на несколько шагов назад и резким движением обнажил меч. — Может это тебя убедит?

— Я не верю своим глазам. Это тот самый меч, это точно Диарнис. Адриан, это ты, — Ронтр быстро оказался около юноши и сжал его в поистине богатырских объятьях.

— Ронтр, полегче, ты меня задушишь.

— Ах да, прости, — воин отпустил Адриана и снова принял суровый вид, — как ты здесь оказался? Как ты вообще выжил?

— Если честно, я не знаю ответа ни на один твой вопрос. Тар сказал, что нашёл меня в Обмороженном Доме. Я увидел на своём лице множество шрамов, которые сделали невозможным узнать меня, но я не помню, как я их получил. Я просто вдруг очнулся, будто после долгого сна.

— Стойте-стойте! — прервал бастарда Тар, который до этого стоял и в ошеломлении молча слушал. — Ты, Ронтр, хочешь сказать, что этот парень, и есть тот самый принц?!

— Так точно, — кивнул воин.

— Но ведь этого просто не может быть!

— Перед тобой стоит живое подтверждение того, что может, — Адриан улыбнулся, хоть это и было едва заметно из-под глубокого капюшона.

— Хм, — только и смог ответить Тар, с недоверием глядя на бастарда, — ты не кажешься мне такой сволочью, которая способна убить всю свою семью ради власти, но ведь поэтому тебе и удалось это сделать.

— Я никого не убивал, — холодно отрезал Адриан, — я был обвинён несправедливо. Скорее всего, за всем этим стоит Глава.

— Тогда почему он сам не взял бразды правления в свои руки? — самодовольно усмехнулся Тар, гордясь своей осведомлённостью в делах королевства.

— Потому что он слишком умён для таких открытых действий. Тогда все бы заподозрили неладное.

— Адриан, — неожиданно прервал юношу Ронтр, — правда то, что сказал на суде Глава? То, что ты бастард?

Юноша кивнул.

— Да, это чистая правда. Но, я думаю, нам лучше будет обсудить все наши дела за обедом. Я так проголодался, даже позавтракать сегодня не успел.

— Не надо было валяться в постели до полудня, спящая красавица, — широко улыбнулся Тар, показывая большинство своих на удивление белых зубов.

Ронтр, кажется, тоже был не против. На выходе из казармы он отдал несколько коротких команд стражникам и отправился вместе с Адрианом и Таром в гостиницу, где они остановились. Беседа обещала быть насыщенной и занимательной для всех участвующих.

* * *

— Насколько я понимаю, моё путешествие в Хариот отменяется?

— Совершенно верно. Мне что-то подсказывало, что может понадобиться твоя помощь. Интуиция меня не обманула.

— Жаль, очень жаль. Я так давно мечтал побывать в Хариоте, а ты лишаешь меня поездки со всеми удобствами. Да и встретили бы меня там, не пришлось бы искать подходящий постоялый двор.

— И пропуск в пыточные камеры ты получил вне очереди, — усмехнулся Глава.

— Это был бы замечательный опыт. Знаешь, мне кажется, что я многое теряю, — я с фальшивым сожалением закусил губу.

— Отказаться ты всё равно не сможешь.

— Эх, твоя взяла, — я сказал это таким тоном, будто сейчас у меня был масса незаконченных дел, а меня от них отрывают. Он бросил на меня недовольный взгляд.

— Тебе нужно найти меч и проучить того, кто его украл.

— Постой-ка. Я тебе уже, кажется, говорил, что я не вор и не убийца.

— Да говорил, — кивнул Глава.

— Тогда почему, Бартас тебя дери, ты отправляешь меня воровать и убивать?!

— О тебе Клохариус говорил, как о человеке весьма умном. Я не говорил тебе «украсть меч и убить вора». Я сказал «найти меч и проучить вора».

— Слушай, я не глухой и старческим маразмом не страдаю, не нужно всё повторять дважды.

— Тогда ты должен был понять, что тебе нужно убедить его вернуть меч и молчать об этом, будто ничего и не было. Ну, или придётся расширить свой профиль, — он отечески мне улыбнулся.

— И сколько у меня есть времени на это? — нервно спросил я, теребя рукав.

— Сколько потребуется.

— Вот так вот просто? Ты не задаёшь мне срок и отправляешь на волю? Не боишься, что я сбегу, затеряюсь среди местного населения? Сбегу в страну, где твоё влияние и гроша ломаного не стоит?

— Да, — снова коротко ответил Глава.

— Здесь точно есть какой-то подвох.

— Его нет. Как и нет гарантии, что ты не сбежишь или ещё что-нибудь не сделаешь. Но я хочу, что бы ты сам проникся нашим духом. Мы ведь все стараемся во благо нашего королевства…

— Не пытайся промыть мне мозги, — резко остановил я его, — всё равно это не подействует. Где мне выдадут мои вещи?

— В конюшне тебя уже ждут.

Я кивнул и мы разошлись. Враги, которые перестали быть врагами, но так и не ставшие друзьями.

Глава 7

Ронтр решил, что надёжнее всего будет отправить Адриана в Сарт. Это решение тут же одобрил Тар, да и сам Адриан тоже был не против выехать именно туда. На территории этого молодого королевства, змейкой тянущегося меж Хребтом Туманных Вершин на востоке, который отделяет остальные королевства от самого сильного и влиятельного на данный момент Мортремора, и Великим Ильредом на западе, всегда творилось нечто странное. Возможно, сказывалось обилие порталов в Бездну, которые давным-давно кто-то додумался переоборудовать в весьма своеобразные храмы. Так же там было множество мест, в которых скапливались огромные количества природной магической энергии, образовывая так называемые «гладкие камни» — платформы совершенно гладкого (как можно догадаться из названия) фиолетового или бирюзового кристалла, имевшие весьма неприятное свойство, а именно, притягивали к себе элементалей, которые, кстати, были замечены лишь в двух регионах: в знаменитых Мерцающих Пещерах Срединных Гор и, собственно, в королевстве Сарт. Раньше оно, правда, принадлежало Хариоту, однако в ходе известного во всём мире переворота, эти земли освободились из-под тяжёлой и весьма бестолковой власти короля Леона, который все деньги королевства тратил на развитие магической науки, однако обнаглевшие маги требовали всё больше и больше, разоряя казну, которая пополнялась за счёт простого люда, работавшего в шахтах плечом к плечу с немногочисленными гномами, которые по какой-то причине никак не желали переселяться к своим собратьям на север Ланда, сохраняя при этом очень шаткий мир с прочими подземными созданиями, такими как гоблины, кобольды и прочие. Но изредка эти твари выбираются наружу, и, бывает, даже устраивают логова в лесах, коих много в Сарте. Но это ещё далеко не все беды, которые избрали своей резиденцией сие не слишком большое королевство. Второй по масштабу трагедией для жителей Сарта является нежить. Иногда возникает такое чувство, что уставшие от вечных молитв и очищений жрецов Антара личи, ожившие скелеты и зомби приезжают сюда, чтобы отдохнуть от всего этого в тени раскидистых старых деревьев или же погреть косточки на тёплом солнце южных пустынных земель Сарта, где Ильред уже полноводен, но ему всё ещё не хватает сил, чтобы превратить жёлтые пески в цветущие леса и луга. Именно на юге расположены две знаменитые Охранные Башни Сарта, построенные ещё во времена правления Эйхке Великого. Эти массивные сооружения в ущелье защищают остальные земли королевства от набегов кровожадных, но немногочисленных племён минотавров, которые, кстати, тоже облюбовали себе территории рядом с Сартом, став ещё одной бедой для и без того претерпевших жителей этой страны. Единственным местом в королевстве, где было более менее спокойно, являлся север, но, как ни странно, никто не стремился туда. Видимо, жители Сарта были теплолюбивыми или уж слишком боялись Ледяной Пустыни, пусть их и отгораживали от неё Срединные Горы и территория Ланда с легендарным Дашуаром — единственным крупным городом по ту сторону гор. Единственный оплот людей, выстоявший под сокрушающим дыханием мертвых обледенелых просторов, которые не были нанесены ни на одну карту. А Леон не желал решать все эти проблемы, до сих пор большую часть денег сплавляя Малданской Гильдии, постоянно повышая налоги и ведя слишком праздный и вызывающий образ жизни, чтобы это осталось без внимания простого люда.

Именно горы этих проблем с особенным разгулом всех видов нечисти и зверья в том году подвели терпение сартовцев к точке кипения. Во главе восстания встал прославленный военачальник армии Хариота, известный в первую очередь по своим славным подвигам ещё в чине капитана. Ему удалось, командуя всего лишь одной ротой новобранцев, разбить наголову полк ветеранов Мортремора. Говорят, что тогда ему помогли тогда бесы из Бездны, но на самом деле всё было не так. Он никогда бы не прибегнул к помощи тварей оттуда, даже будучи на краю гибели, ведь его подвиги были так же известны, как и непоколебимость его принципов, основанных в основном на старых рыцарских кодексах, оставшихся в пыльных библиотеках времён Эйкхе. Неудивительно, что под командованием столь талантливого и знаменитого полководца восстание быстро приобрело такой масштаб, что у короля практически не осталось поддержки, и ему пришлось срочно подписывать договор с делегацией от восставших, по которому вся многострадальная провинция Сартская, а так же ещё несколько, становились независимым государством под общим названием королевство Сарт. Почему они выбрали в качестве общего наименования название самой невезучей провинции до сих пор остаётся загадкой, однако, Фортуна повернулась, наконец, к жителям бывшего Хариота лицом, не дав больше им лицезреть свой очаровательный стан сзади, а дав разглядеть прекрасные очертания профиля. Во главе новоиспечённого королевства встал ещё совершенно молодой король что, разумеется, не слишком понравилось бедным людям, уставших от постоянных бедствий, желавших уже увидеть на троне кого-то, кто сможет исправить их положение, кого-то, похожего на того самого легендарного полководца, который, к сожалению, был смертельно ранен в одной из стычек на подходе к столице Хариота. Эта подозрительность, тем не менее, скоро сменилась суетой — новый король объявил Всекоролевскую Ярмарку.

Его расчёт был вполне понятен — Ярмарка отвлечёт людей от недавно прошедшего восстания и гибели лидера мятежников, к тому же, позволит обогатиться казне за счёт беспрестанной работы постоялых дворов, а так же налогов, которые, кстати сказать, были установлены почти в два раза меньше, чем то было в Хариоте. Сами же крестьяне смогут продать те излишки товаров, что у них накопились за время распространения восстания и самого переворота, на вырученные деньги купив то, что было необходимо им самим, а оставшееся припрятать на следующие дни, ведь годы научили жителей Сарта быть бережливыми и запасливыми, никогда не знаешь, когда случится очередной набег гоблинов или когда волки снова погрызут стадо. Так же по задумке молодого короля вместе с ярмаркой должны были проводиться различные турниры и состязания в ловкости, силе и умении обращаться с оружием. Во время же подготовки к этому грандиозному событию, монарх распорядился снарядить экипаж к Хребту Туманных Вершин. Он собирался встретиться со старейшинами гномов. В чём заключалась суть того разговора известно лишь старейшинам и самому королю, но вот результат сразу оказался налицо: большинство гномов-ремесленников переселились в города людей, что сделало их товары более доступными в прямом смысле, а так же в плане цены, ведь теперь их не нужно было сначала доставлять на поверхность, а потом уже везти по небезопасным дорогам бывшей провинции Хариота к ближайшему городу. Но такое количество различных цехов могло привести к конкуренции, которая не всегда благоприятно сказывается на торговле, особенно среди гномов. Уж слишком эти горные карлики раздражительные и горячие, слишком быстро хватаются за свои обоюдоострые секиры. Но и это «неопытный юнец» предусмотрел, объединив их под общим названием Гильдии Ремесленников Сарта, что не убило конкуренции совсем, потому как кроме знака Гильдии на каждом изделии ставился ещё и знак конкретного цеха, но удерживало её на допустимом уровне, без нечестной игры и рукоприкладства. И, как ни странно, первым делом Гильдия принялась изготавливать военное снаряжение. Весьма рискованный ход, учитывая, что люди и так уже подустали от вооружённого восстания, но занятый приготовлениями к Ярмарке народ не заметил этой детали. Некоторые были даже рады видеть в городах бородатых весельчаков, с которыми жители Сарта уже много лет жили вместе.

И вот, спустя пять месяцев, началась, наконец, долгожданная Ярмарка. Расчёт молодого предприимчивого монарха оказался верен — люди совершенно забыли о своих бедах, преследовавших их на протяжении многих лет, полностью увлёкшись торговлей и зрелищами, обогащая самих себя, а так же своих знакомых или же просто крестьян из других деревень. Некоторые, правда, последним увлекались уж слишком сильно, такие уж сердобольные некоторые жители Сарта, и тратили всё до последнего медяка, в то время как самим продавать было уже нечего. И таких, справедливости ради надо сказать, было если не много, то прилично. Но монарх не собирался оставлять без своего внимания этих людей. Ему было совершенно не нужно, чтобы в первый же год его правления число нищих в королевстве возросло до такого количества, которого не видел даже Хариот. Он давал им шанс восстановит свой капитал, однако уже не работой на полях и редким торгом, а строительством, ведь некоторые переехавшие в города гномы с радостью брали себе учеников, к тому же люди Сарта всегда славились тем, что могли в краткие сроки освоить совершенное новое дело. Никто из крестьян не остался обиженным новым правителем.

Стоит также упомянуть и о состязаниях, которые так часто устраиваются одновременно с ярмарками. Чтобы поучаствовать в них из своих небольших имений выехали рыцари баронов, а так же те, кому ещё не посчастливилось обзавестись собственным домом и землёй. Вопреки народной молве, новый король устроил эти турниры не только ради потехи. Его доверенные люди высматривали среди странствующих, а так же оседлых воинов тех, кому впоследствии предстояло встать во главе знаменитого Зала Мечей и не менее известного Объединения Вольных Стрелков. Но тогда эти герои всевозможных баллад и сказаний были в основном представителями обедневших и безземельных вельмож, лесничих и просто любителями приключений. Тех, кто удостаивался внимания слуг короля, вскоре созвали в столицу Сарта, где был проведён Вертранский Турнир, в котором принял участие сам король, показав весьма неплохие навыки обращения с холодным и стрелковым оружием, а так же приверженность, как законам рыцарской чести, так и негласным кодексам рейнджеров, что подняло его в глазах поданных. Он стал для них уже не просто «юнцом на троне», а символом того, что их страна перерождается, символом её светлого будущего. Недаром ведь на широком щите монарха красовался геральдический феникс. После этого турнира все участники по собственному желанию присягнули на верность короне. Это был поистине славный день, навсегда вписавшийся на страницы истории Сарта.

В рекордные сроки был возведён в Вертране Зал Мечей, двери которого всегда открыты для тех, кто хочет научиться не только мастерски махать заточенной железкой, но и уметь владеть собой, контролировать свои чувства, обучиться грамоте, развить кроме тела и духа, так же интеллект. Тогда же появилось и Объединение Вольных Стрелков, главный лагерь которых располагается в лесах близ Великого Ильреда. Точнее месторасположение его не сможет указать никто, кроме самих стрелков, но они не спешат это делать, окружая всех своих товарищей своеобразной дымкой тайны и загадочности, может даже романтичности. Хотя и у воспитанников Мастеров Меча, и у вольных стрелков и без того отбоя не было от воздыхательниц. Однако это были далеко не единственные организации, которые сейчас процветают под знаменем короля. Монарх решился на весьма странный поступок, основав Гильдию Магов Сарта. Из-за малданцев люди и так недолюбливали магию, боясь повторения печальной истории. На короля тут же обрушился целый поток просителей, умолявших одуматься и распустить бородатых чудаков в остроконечных шляпах, но молодой король проявил поистине железную волю, справедливо полагая, что против него сейчас уж точно не поднимут восстания, да и пока особых поводов для сильных волнений не было. Одинокая башня стояла ближе к северным землям, где из-за соседства с Ландом, все правители которого были магами, люди были более толерантны в этом плане. Волшебники же не особо любили выбираться в свет, предпочитая выходить из своей окутанной грозовыми облаками (трудно устранимой проделки одного из учеников) лишь в крайних случаях, занимаясь исследованиями и обучением тех редких кадров, что по своей воле приходили к ним в поисках знаний или же просто из желания овладеть тайными искусствами. Как оказалось, магиков в своём королевстве монарх тоже решил завести не просто так, а с целью, которая вскоре объяснила это рискованное предприятие — члены Гильдии исследовали и изучали сложнейшую технологию наложения чар на оружие, доспехи, а так же на сельскохозяйственные и кузнечные инструменты, что позволило бы хоть немного уменьшить затраты крестьян на новые плуги и упряжи, что, казалось бы, должно принести казне убытки, но некоторые разом полюбившие магов люди тут же устремились ближе к ним на север, где было ещё относительно много не обработанных земель, да и открывшиеся на рынках, славившихся тем, что на них можно найти всё, что угодно, магические лавки тоже приносили существенный доход, так что исследования и потери от малой продаваемости инструментов быстро окупились. Мастера Меча и лучшие рейнджеры вольных стрелков с радостью приобретали себе высококачественное заколдованное оружие, чары с которого не мог снять даже сам их наложивший маг, не говоря уж о малданцах, поносившихся сейчас в народе самыми нечистыми словами, какие только решались произносить такие простодушные люди, как народ Сарта.

Ещё одним пространным действием нового монарха был пункт в договоре между Хариотом и Сартом о том, что вся армия Хариота остаётся именно у него, а не переходит под власть появившегося королевства, что несколько опечалило солдат, однако молодой монарх с радостью принимал их в своё королевство с одним единственным условием — они либо становились обычными крестьянами, работая на полях, идя в ученики к гномам или же, если никак не могли расстаться с воинским ремеслом, шли в Зал Мечей. Большинство, как ни странно, выбирали первый путь, хотя никто уже и не помнил, когда в последний раз воевал Хариот с кем-нибудь, а значит, война им надоесть не могла…в отличие от унылой службы в регулярной армии. Многим может показаться, что таким образом монарх превратил своё королевство в лакомый кусочек для захватчиков, особенно для амбициозного правителя Мортремора, но для того, чтобы достичь территории Сарта армии пришлось бы преодолеть негостеприимные горы, всегда славившиеся своей труднопроходимостью, да и гномы бы сделали жизнь солдат невыносимой во время этого перевала, а воевать с карликами на их территории было гиблым делом — никто лучше самих рудокопов не знал эти горы, скалы, ущелья и пещеры. Им ничего не стоило заманить противника в ловушку под своды грозившей вот-вот обвалиться старой шахты, а самим улизнуть ещё до обвала в тайный проход, вырытый когда-то смекалистым шахтёром. И если незадачливым воякам всё же удастся перейти Хребет, то на них бы обрушились все несчастья, преследующие изо дня в день жителей Сарта. Однако народ королевства кое-как всё же научился с ними бороться, а вот для полков Мортремора они будут весьма и весьма неприятным сюрпризом, который проредит строй славных воинов ещё больше. Но если случиться такое, что силы воли солдатам будет не занимать, и им удастся дойти таки до какого-нибудь города, то задолго до их подхода за стенами и на них уже соберутся все воспитанники как Зала Мечей, так и Объединения Вольных Стрелков, которые с радостью встретят возможность заслужить себе славу и признание не только благодаря борьбе с личами, волколаками и медведями один на один, но и в бою под знаменем своего короля, ведь стоит только монарху узнать о серьёзной опасности, угрожающей тому или иному поселению в его владениях, как тут же он назначает награду тем, кто встанет на его защиту, справедливо полагая, что честь и слава это, конечно, хорошо, но жить ведь тоже на что-то нужно, да и новое оружие стоит вполне материальных золотых, а не сказаний о великих свершениях. Именно эти награды служили основным средством управления всеми теми воинами, что сейчас ходили по дорогам его королевства. Стоило только появиться в окрестностях какому-нибудь слишком многочисленному отряду нежити, как тут же, король приказывал дать вознаграждение тому, кто выяснит, в чём заключается причина. И если ей являлось старое заброшенное кладбище, коих много на территории Сарта было, есть и долгое время ещё будет, то он снова обещал приличную сумму тому или тем, кто избавит народ от напасти, ведь если скелеты бродят по полям и ближайшим лесам, то людям будет совсем не до работы, а это непорядок. Сам король, как ни странно, тоже редко отсиживался в стороне, отправляясь в свою резиденцию в том месте, коему угрожала опасность. Благо, их построили и обустроили в каждом более менее крупном поселении, вдохновляя «героев королевства» своим присутствуем. В общем, любую армию, посмевшую перейти Великий Ильред, Срединные Горы или Хребет Туманных Вершин, ждали все напасти, которые только могли обрушиться на армию захватчиков, но даже самых сильных духом и телом солдат ждало впоследствии поражение от клинков умелых воинов Зала Мечей и стрел с зелёным оперением вольных стрелков. Беды Сарта стали его защитой. Новый король — настоящим лидером, которого любили и уважали, который вёл за собой и которому починялись. Под его знамёнами шли на подвиги, за него раз за разом поднимались кружки в тавернах, его имя славили барды.

Ах да, в королевстве существовало ещё одно совершенно уникальное заведение, успевшее прославиться ещё во времена, когда все эти земли принадлежали Хариоту, а на троне гордо восседал Эйкхе Великий — Школа Бардов. В её стенах воспитывались лучшие трубадуры и мастера слова. Большинство придворных музыкантов во всех королевствах имели за плечами обучение именно тут. Бывало, туда заглядывали даже эльфы, поражаясь красоте музыки, извлекаемой из самых различных инструментов теми, кто навсегда остался там, чтобы обучать следующие поколения прекрасных поэтов. По возвращении на родину они часто вспоминали эти звуки, людей, саму Школу, умных и жаждущих знаний учеников, словесные поединки и поистине прекрасные музыкальные вечера. Тирнад — город, где располагалась школа — уже давно стал культурной столицей Хариота, а теперь этот прекрасный город близ самого крупного из притоков Ильреда — быстрой и полноводной Лиги, спускающейся с вершин Хребта, принадлежал Сарту, но по-прежнему оставался местом, куда стремились все творческие люди со всех концов мира. В Тирнаде можно было встретить самых разнообразных путешественников: здесь были и чистокровные черноволосые ландестеры, и загорелые жители Султаната, и диковатые кочевники равнин Даруана, и всегда верные своим обычаям Вольные, и представители народа Княжества Шан с волосами цвета самой золотистой пшеницы да ярко-голубыми глазами, и бородатые гномы, и даже гордецы-мортреморцы. Об этом городе знали все и любой, кто когда-нибудь выходил на дорогу не только махать мечом, считал своим долгом побывать в славном Тирнаде. Особенно многолюдно в этом городе было на Праздник Музыки — грандиозного торжества, которое устраивалось каждый год во втором месяце весны и длилось целую неделю. Никто не выходил в эти дни на работу, все веселились, услаждали слух прекрасной музыкой, а животы — не менее прекрасной едой. Улицы заполнялись зеваками, торговцами, художниками, поэтами и музыкантами, а были и такие блистательные личности, совмещавшие в себе все три последних призвания, умудряясь при этом быть так же и в ряду первых, и не уступать вторым в изворотливости. Но всех этих людей объединяло одно — сейчас они собрались на Празднике Музыки. Кого-то из них потом разведут дороги, но кто-то найдёт себе верного друга или же вечную любовь. Здесь ждали каждого, никто не был лишним.

Именно в канун этого праздника и прибыл в Тирнад Адриан. Среди приехавших сюда путников уже было весьма легко затеряться, хотя до начала торжества оставалась ещё почти целая неделя, но приготовления к нему уже развернулись в полную силу. Ставились шатры, на скорую руку сооружались небольшие ларьки и сцены, на которых предстояло выступать приехавшим сюда музыкантам, уже во всю распевавшихся у здания Школы, изредка бросая в адрес конкурента колкие эпиграммы. Под тенью деревьев в небольшом парке, коих много было раскидано по городу, увлечённо играли в шахматы почтенного вида старики, на дальней скамейке не менее увлечённо целовалась парочка молодых людей, юноша, судя по одежде, был бардом, а девушка — не слишком знатной дворянкой, жившей, скорее всего, в домах ближе к Каменному Цветку (так назывался дворец, и это название, надо сказать, полностью оправдывалось — дворец был прекрасен, как дикий цветок, но взять его было не легче, чем какую-нибудь крепость), и сбежавшей из-под отеческого крыла на волю в поисках новых ощущений, где пташку тут же зачаровал своей речью умелый птицелов. Адриан решил отправиться через парк, но свернул, немного не дойдя до той скамейки, тактично решив не мешать молодым людям. Он прошествовал уже и мимо Школы, и мимо рыночной площади, и прошёл слишком далеко от дворца, что бы быть одним из его посетителей, а, значит, могло быть лишь одно место, куда направлялся бастард, нагло игнорируя главные достопримечательности города — Таверна «Кость и Стрела». Это было единственное в Тирнаде заведение, где во время Праздника Музыки можно было встретить тех, кто всегда носит с собой не лютню и флейту, а меч да колчан со стрелами. Только там собирались воины Сарта, чтобы отдохнуть от долгой дороги и тяжёлых сражений. Только там можно было найти тех, кто готов пойти в древний склеп, чтобы немного помахать там мечом, взбудоражив местную нежить. К тому же и ночлег, и еда с выпивкой были тут куда дешевле, чем в других заведениях такого рода, из-за чего почти все жители считали его недостойным своего присутствия, включая и бардов, и дворян, и торговцев, и самых обыкновенных обывателей, ведь у Тирнада было ещё одно название — Город Где Нет Нищих. И это тоже было весьма справедливо, здесь действительно все могли позволить жить себе не побираясь, здесь не было вонючих грязных и душных «муравейников», где люди ютятся чуть ли на головах друг у друга. Здесь не было ни одного попрошайки, потому что здесь случайные заработки считались честью, символизируя принадлежность к деятелям искусства. Бедность здесь не была пороком, а нищеты, как было сказано выше, не существовало.

Адиран вышел из-под спасительной тени деревьев и направился прямиком в таверну, находившуюся на той стороне мощёной камнем улицы Пяти Струн. Этот недолгий переход, правда, чуть не стоил принцу головы, пары сломанных рёбер и синяков. Дело в том, что уже поддавший лишнего стражник с алебардой едва не срубил голову бастарда, развернувшись. К счастью, Адриан успел во время пригнуться…а потом ещё раз, потому что блюститель закона снова лихо повернулся на пятках, решив посмотреть на действо, которое разворачивалось на втором этаже дома. Из открытого окна на мостовую ловко спрыгнул лишь наполовину одетый юноша без башмаков. Вслед за ним с бранью и криками полетели остальные предметы его одежды, судя по которым он тоже принадлежал к братии странствующих и не очень музыкантов, после посуда и горшки с цветами. Один из них, весьма увесистый надо сказать, летел прямо в принца, но тот снова чудом избежал увечья, ловко отпрыгнув в сторону. Но и тут приключения на голову принца обрушились в буквальном смысле. Из мимо проезжавшей повозки выпал мешок с овощами, которые незамедлительно рассыпались по дороге. На одном из помидоров Адриан поскользнулся и почти загремел на камни, но резким движением в качестве опоры использовал ножны меча, которые он отстегнул от пояса. Он поднялся и отряхнулся, повесил ножны обратно на пояс, а незадачливый хозяин телеги даже не подумал обернуться и извиниться, преспокойно поехав дальше и браня непутёвого бродягу, лезущего под копыта. А вот вышвырнутый из окна бард поспешил подойти к принцу.

— Вы в порядке, сир? — окликнул бастарда менестрель, на ходу натягивая сапоги и заправляя в них уже надетые цветастые штаны.

— Да, вполне, благодарю, — Адриан вежливо кивнул барду и собирался пойти по своим делам, но молодой музыкант не собирался его оставлять.

— Ух ты, знатный у вас меч! Хоть и в простеньких ножнах, но всё равно сразу видно, что это славное оружие! — воскликнул юноша. Бастард поспешил одёрнуть свой плащ, чтобы тот прикрыл ножны.

— Ничего необычного, качественных клинков сейчас полно. А теперь, позвольте, мне нужно…

— Вы идёте в «Кость и Стрелу»? К старому Лерджи? Нас с вами по пути, — бард широко улыбнулся и, застегнув последние пуговицы на простеньком чёрном кафтане без рукавов, плохо сочетающимся со штанами, потянул бастарда ко входу в вышеупомянутую таверну.

Обычно в таких заведениях, где собираются исключительно бравые вояки, жутко душно и вообще довольно противно. Всё время слышится нецензурная брань, звуки драки и залихватские похабные песенки, но это место просто ломало установленную систему. Общий зал был настолько опрятным, насколько это было вообще возможно в тавернах. Ни одного сломанного стола, ни одного пьяного, валяющегося под этим самым столом. Наверное, сказывалось то, что в Сарте не было простых наёмников, все они были либо выходцами из Зала Мечей, где на первых же занятиях учили манерам и сдержанности, что роднило всех воспитанников с паладинами Антара в Ланде, либо членами Объединения Вольных Стрелков, которые вообще предпочитали вести себя тише воды, ниже травы, из-за чего некоторые могли недооценить их мастерство, но, как говорится, самый опасный враг тот, кто думает, слушает и молчит. Нельзя сказать, что Адриан был разочарован, можно даже утверждать обратное, но то, что он удивился это, безусловно, чистой воды правда. Молодой бард тут же протащил принца мимо двух составленных между собой столов, за которыми на длинных скамьях сидели одетые в обычную повседневную одежду горожан воины. То, что они воины, можно было без труда определить по оружию, висевшему у них на поясе или стоящему рядом. Они с аппетитом ели, утоляли жажду элем, мёдом и пивом из больших кружек, рассказывали друг другу шутки и истории о свершениях. Часто раздавались раскаты смеха, но не громоподобного и безобразного, к коему привык уже принц, часто путешествуя инкогнито по своему королевству и останавливаясь в придорожных тавернах. Этот смех был искренним, но каким-то не таким, вежливым что ли. За столиками поменьше сидели вольные стрелки. Они, в отличие от рыцарей Зала Мечей, никогда не расставились со своими лёгкими и удобными доспехами, как и с зелёными плащами. Разве что сейчас на их головы не были накинуты капюшоны, и можно было понять, что они о чём-то тихо говорят хотя бы по едва шевелящимся губам. Из дальнего угла таверны, где была небольшая пристройка, примерно равная двум комнатам здесь, доносились звуки, привычные для тех, кому приходилось видеть кулачные бои: удары, тяжёлое дыхание и торжествующие крики победителей, наравне со стонами побеждённых. Вошедшие не вызвали у мирно обедающих путешественников никакого интереса, лишь подтянутый, но старый уже человек в сером фартуке поднял на них глаза. Бард приветственно махнул ему рукой, но хозяин таверны лишь грустно усмехнулся и покачал головой.

— Я слышал шум на улице, тебя выставила за порог Зильда?

— Не за порог, я вылетел из окна подобно птице, ощипанный, но непобеждённый, — гордо заявил бард и стукнул себя кулаком в грудь. Улыбка, красовавшаяся на его лице, могла свидетельствовать о том, что этот полёт был величайшим триумфом в его жизни.

Лерджи снова покачал головой.

— Эх ты, пора бы тебе уже покидать Тирнад, дурень. Если тебя в Школу не приняли, то тебе тут ничего уже не светит, сам знаешь. У тебя даже лютни нет, какой из тебя бард?

— Лучше, чем все эти обалдуи, напялившие на себя нелепые наряды и шапки с перьями, да считающие себя теперь великими музыкантами и поэтами. Они не стоят даже моего плевка в их сторону! — вспыхнул тут же юноша. Этот маленький бард выглядел очень забавно, несмотря на то, что в его глазах полыхал настоящий праведный гнев.

— Ладно-ладно, — старик поднял руки, но было видно, что неудачливый молодой человек его ни капли не убедил, в глазах Лерджи он всё ещё оставался всего лишь маленьким бардом, — ты сегодня снова собираешься снимать тут комнату и обедать? У тебя деньги ещё остались? — юноша презрительно фыркнул.

— Если бы у меня оставались деньги, то это значило бы, что я был плохим мужчиной для Зильды.

— Будь ты действительно мужчиной, то взялся бы за голову, а не вылетал из окон и дверей чуть ли не каждую неделю. Но суть всё та же, у тебя деньги есть? — юноша повесил нос и покачал головой. — Тогда прости, но мне придётся тебя выпроводить. Ты и так уже порядком мне должен, а старику Лерджи тоже надо на что-то жить, да и личность твоя уже слишком во многих местах засветилась. В других заведениях тебя бы даже на порог не пустили, а я жалел, думал, что ты одумаешься, но нет, поэтому, ещё раз прости, но если нет денег, то и ночлега тебе не видать.

Бард провёл рукой по урчащему животу.

— И даже не покормишь по старой дружбе? — Хозяин вздохнул и хотел уже крикнуть что-то жене, в поте лица трудящейся на кухне, но тут юноша развернулся и направился к выходу. — Ну и Бартас с тобой! Мне не нужны твои подачки, я и сам справлюсь!

Адриан догнал его уже в дверях, когда бард хотел в последний раз обернуться и процитировать какую-то обвиняющую фразу, предназначенную хозяину таверны, чтобы пробудить в нём лучшие человеческие качества и в случае, если это не подействует, призвать на его дурную голову гнев богов. Юноша удивлённо посмотрел на спутника, про которого уже забыл, но не спешил сменить гнев на милость.

— Чего тебе? Тоже решил посмеяться надо мной? Ничего, я ещё всем вам докажу, что я великий бард!

— Я хотел предложить заплатить за тебя… — спокойно начал Адриан, но его тут же снова прервал взвинченный юноша.

— Не нужно мне ничьей помощи! — принц удивлённо поморгал, но быстро пришёл в себя.

— Тогда будем считать это услугой за услугу. Я помогу тебе, а ты мне.

— И какую же помощь я должен буду тебе оказать?

— Расскажешь мне о посетителях таверны, пока мы будем обедать, — небрежно бросил бастард первое, что пришло в голову.

Бард тут же оживился и с радостным видом снова потащил принца к сойке. Лерджи был не мало удивлён, снова увидев одного из не самых любимым постояльцев, да ещё и с каким-то неизвестным типом, который не хотел отрывать своего лица, хоть и не был вольным стрелком, т. к. носил не лук, а меч. Старик подозрительно сощурился.

— Будьте добры нам две порции…

— Нам как обычно, Лерджи, — прервал бастарда юноша и тут же утянул за собой Адриана, усадив его за самый дальний столик, ещё не занятый вольными стрелками.

Принц обвёл внимательным взглядом из-под капюшона весь общий зал таверны, на который отсюда открывался отличный вид, позволявший охватить всё помещение за раз кроме пристройки с бойцами, за что бастард тут же мысленно поблагодарил барда. Адриан перевёл взгляд на сидевшего в самом центре скамьи массивного воина с окладистой рыжей бородой, в которой уже прорезались седые пряди. Блестящая же кожа на голове напротив пугала своей абсолютной лысостью, особенно при таком освещении, когда из-за света, падающего из окна, череп его казался и вовсе голым, даже не покрытым кожей. Бард перехватил взгляд принца и откинулся на спинку немного грубо сработанного, но удобного стула, сложив руки за головой.

— Это Сэр Хельд Огнебородый. Прозвище своё он получил понятно за что, — бард шутливо провёл двумя руками по чисто выбритому подбородку и после по воздуху до середины груди, изображая бороду рыцаря, — особых заслуг у него нет. Так, понемногу нежить истреблял, один на один победил медведя, но этим тут каждый второй может похвастаться. В общем, личность не достойная даже одной строчки в балладе, — юноша потянулся, блаженно прикрыв глаза. — А вот человек рядом с ним, его брат, с рыжими кудрями, Сэр Джеймс Победитель Вампиров. Вот он достоин внимания, но, к сожалению, о нём уже написали песню, хотя, невелика потеря, — бард небрежно махнул рукой.

Адриан кинул быстрый взгляд на человека, который был немногим младше Хельда, лет тридцати трёх, с правильными волевыми чертами и шрамом от когтей, уродовавшего ему лицо. Видимо, старая память о том, в честь кого он получил своё гордое прозвище.

— Можешь рассказать мне о нём побольше? — принцу было действительно интересно, но в свой голос он постарался вложить как можно больше небрежного безразличия, как его учили во дворце.

— Ну, почему бы и нет, раз пока рот пока нельзя занять едой? — вторую часть он произнёс более громко, чтобы её расслышал Лерджи, но тот только покачал головой, бард обиженно поджал губы. — Он родился в Хариоте, участвовал в восстании, а после пришёл к стенам Зала Мечей, где тут же разглядели в нём потенциал и принялись обучать всему и вся. Он стал одним из лучших рыцарей, говорят, даже почти попал в круг Мастеров Меча, но почти не считается. Сначала брался, как и многие, за не слишком опасные дела. Занятия это, конечно, хорошо, но опыт всё-таки нужен каждому, а те, кто не согласен, уже давно покоятся на кладбище, пополняя в скором времени ряды нежити. Вот однажды он решил получить вознаграждение за зачистку небольшого семенного склепа, где, судя по всему, завёлся обыкновенный крикун или зомби в цепях, мешающий людям спать и не на шутку пугающий их жуткими стонами и уханьем. Когда он прибыл в селение, крестьяне тут же приняли его как бога, самолично спустившегося на землю, да и вид у него, если честно, был соответствующий — сверкающие латы, знатный боевой жеребец, большой щит с девизом и гербом, меч с прекраснейшей гардой, — бард мечтательно закатил глаза, представляя себе образ рыцаря, будто сошедшего с древних гравюр, но тут же откашлялся и продолжил своё повествование, — он доехал до кладбища, где стоял склеп, там спешился. Надо сказать, у дряхлого забора собралось довольно много народу, но как только послышались первые звуки боя, они тут же бросились бежать, кинув своего славного спасителя на произвол судьбы. Крикун там, кстати, всё же был…раньше, до того, как в склепе поселился древний вампир. Поединок был знатным, в конце склеп даже обрушился, а Джеймс отрубил ему голову, вылез из-под обломков, весь в пыли и крови, показав своё трофей вернувшимся людям, тут же упал, разве что не замертво. К счастью, упырь его покусать не успел, и поэтому Сэр Джэймс получил свой грозный титул. Как я уже говорил, о нём написана песня, весьма средненькая, я бы смог лучше, но зачем мне писать о подвигах, которые уже были описаны? На этом славы и денег не заработаешь. Остальные здесь собравшиеся не слишком прославлены, на их счету нет подвигов, да и вообще сюда не часто такие заглядывают, посему я спрашиваю себя порой, что я здесь забыл? А я всё жду, пока придёт сюда достойный о себе сказаний. Пока я сердцем не почую, что вот оно — моё спасенье, что вот он — тот герой, что сможет вдохновить меня на написанье! — бард торжественно замолчал и наклонил в голову в сторону единственного человека, который сейчас услышал его тираду — Адриана. Принц похлопал.

— Браво!

— Благодарю, хоть один человек здесь ценит настоящее искусство, а не те «джентельменские песенки», которым учат в так называемой «великой Школе Бардов Тирнада». Бред да и только. Туда идут лишь полные бездари.

— Тогда почему же ты сам туда пытался попасть, а? — усмехнулся Лерджи, решивший сам принести обед и выпивку своим посетителям, у стойки было невероятно скучно.

— Маленький камешек способен вызвать лавину! Именно на это я и надеялся, но, они побоялись нарушить свой закостенелый порядок. Ну и Бартас с ними со всеми! Мне не нужна никакая Школа, я сам себе дорогу в этом мире пробью! Помяните моё слово! — бард грозно потряс кулаком.

— Поешь сначала, а то уже худой совсем, скоро даже этот старый камзол спадать будет, — покачал головой хозяин таверны и отправился обратно к своему привычному месту.

Бард поспешил последовать совету, как и принц, на которого юноша изредка поднимал глаза, отрываясь от еды, видимо, ожидая, что бастард скинет свой капюшон, но тот не спешил этого сделать, и бард, пожав плечами, решил пока не выведывать у неожиданного спутника причину такой скрытности. Адриан ел не спеша, с аристократической утончённостью и сдержанностью, бард же уплетал за обе щёки, заливая всё это солидными порциями эля, который здесь был весьма и весьма не плох. В итоге, через пару минут юноша уже поставил на стол пустую тарелку и не менее пустую кружку, а Адриан только доедал половину своей порции, пригубив пару раз эль. Видя такую медлительность, юноша решил занять себя наилюбимейшим из своих занятий — поболтать с самим собой. Он всегда умел это делать, зная, что кто-нибудь да услышит его, может быть подчерпнёт для себя что-то новое и интересное, а может и просто пройдёт мимо, но на таких бард уже привык не обращать внимания, считая их просто неспособными понять его мысли.

— Знаешь, меня всегда вот удивляли эти ребята. Они ведь намеренно идут рисковать своей жизнью ради благосостояния других. Причём не всегда делают это только ради денег, иногда и вовсе не смотрят на награду, только из чистых рыцарских побуждений. Они погибают, но на их место становятся другие. И это будет повторяться без конца. И о них складывают баллады такие, как я. И при этом эти парни с пиками наперевес приносят пользу, в отличие от нас, но я всё равно, зная это, пошёл не в рыцари, а в барды. Знаешь почему? А потому, что просто не смог бы так, как они. Никогда не смог бы. Поэтому люди делятся на бардов и героев. Есть те, кто может совершать великие поступки, а есть те, кто может лишь рассказывать и петь о них, никогда не решаясь самому совершить что-нибудь подобное.

— Если бы не было бардов, и никто бы не записывал подвиги этих героев, то новые рыцари никогда не пришли бы на смену прежним. Если никто не вдохновляет, то никто и не идёт. Всё время заботиться лишь о материальном благе нельзя, чем и занимаются рыцари, казначеи и все остальные. Нужно не забывать и о культуре. Первые рыцари были придуманы именно такими парнями как ты, которым не хватало славных подвигов и романтики в жизни, поэтому они их придумали. Без вас не появилось бы ни настоящей любви, ни настоящих рыцарей, — Адриан ободряюще улыбнулся поникнувшему барду, но тот этого не увидел.

— Ты действительно так думаешь?

— Да, — принц уверенно кивнул, отодвигая уже пустую тарелку в сторону. Она тут же испарилась со стола вместе с монетами. Вернее, показалось, что испарилась, на самом деле просто все хозяева подобных заведений бывают половчей некоторых членов Лейтанской Гильдии.

— Может, ещё о ком-нибудь хочешь спросить? — поспешил перевести тему бард. Он уже корил себя за то, что разоткровенничался перед этим незнакомцем, но по-другому юноша не умел общаться с людьми. Либо дистанция слишком короткая, опасная, с которой легко воткнуть кинжал прямо в спину, либо непреодолимая, какую не пройдёшь и за всю жизнь.

— Вон там, в углу сидят двое, — Адриан кивнул в сторону ещё одного маленького столика в тёмном углу зала, за таким же сидели и они сами.

Бард посмотрел туда, сглотнул и тут же отвернулся.

— А вот их я не заметил.

— Кто это? — Адриан поднял брови. Такая реакция менестреля его удивила.

— Одни из самых странных типов, коих когда-либо носила земля Сарта. Они оба прошли восстание, были на передовых позициях, смогли вести за собой многих людей. Но лидер нашей освободительной войны никогда не подпускал их ближе, чем к командованию небольшими отрядами, потому что не доверял и опасался. Хотя они вроде бы и не давали повода для этого, но их мастерство было слишком высоко, чтобы безбоязненно дать им командовать восставшими с более высоких позиций, да они, по правде, никогда к этому и не стремились. Не обманывайся видом человека в мантии, — юноша кивнул в сторону человека лет двадцати шести с ёжиком коротких жёстких волос песочного цвета, — он не так молод, как кажется. По наряду легко догадаться, что он маг. Один из тех, кто первым вступил под своды башни, где Гильдия Магов располагается. Говорят, что это он напустил те тучки, которые никто разогнать не может, — бард усмехнулся, — но я не верю в это. Он слишком солидный для этого что ли. Ходят слухи про него, много разных слухов. То он некромант, то демонолог, то ещё не пойми кто, но одно про него известно точно — если бы захотел, то с лёгкостью бы встал во главе всех наших магиков. А так даже имя назвать никто не может. Всё клички. Бродяга, Скиталец, Странник. Он много путешествовал до того, как окончательно прижился у нас, до восстания, говорят, даже у эльфов побывал. То-то его гномы не особо-то привечают в своих мастерских.

— Он так известен, но лично о нём никто ничего не знает, да?

— К сожалению, да. Как и о его делах. Поэтому о нём не написано ни одной баллады, даже самой маленькой шутливой песенки. Просто никому неизвестно, любит он шутки или нет.

— Занимательная личность, интересно, что могло его сюда привести? — задумчиво проговорил Адриан, внимательно вглядываясь в лицо мага, который сейчас что-то говорил сидящему рядом человеку с жёсткими чертами. Его смолистые волосы спадали почти до плеч, зачёсанные назад, открывали высокий лоб, который уже начинали бороздить морщины. Две пряди были закручены в короткие косички с обеих сторон его лица, на котором особенно ярко выделялись льдисто-голубые глаза. Он явно не был коренным жителем Сарта, больше походя на ландестера, однако Адриан его не знал. Рядом со стулом этого человека стояли ножны. В них покоилось два немного искривлённых меча. Принц узнал их — таким оружием пользуются эльфы, однако эти клинки были более массивными, явно выкованные как специальный заказ или же подарок, но бастард знал, что эльфы никогда не дарят оружие. Браслеты, книги, камни, прочие красивые безделушки — остроухие никогда не скупились на них, но никогда ещё Адриан не слышал о ком-либо, кто получал в подарок от народа лесов их оружие.

— Я слышал, что в окрестностях Тирнада что-то уж слишком всполошилась нежить. Все думают, что это лич или спятивший некромант, что по сути одно и то же. Укрыться ему есть где — полуразвалившийся от времени замок старого барона. Отличное убежище для подобных типов, как думаешь? — принц коротко кивнул. — Вот и я о том же. Но мне всё же кажется, что зря люди на себя ещё и проклятья некроманта насылают. Я был в том замке дважды. В первый раз забрёл туда по чистой случайности и вылез едва живой от страха, хоть не встретил никого, ни мертвецов, ни тем более кого-то живого, но завываний ветра и шорохов мне на всю жизнь хватило, поэтому я зарёкся туда ходить. Но судьба посмеялась над словом, данным самому себе, и мне пришлось заглянуть туда ещё раз. Буквально пару дней назад, вместе с Зильдой, от которой я сегодня ушёл. Мы долго плутали по коридорам замка, а потом уединились, — он смущённо откашлялся, но вскоре продолжил, — так вот, очень странно, но я не заметил ни одной каменной горгульи, к которым, судя по моим прошлым наблюдениям, бывший владелец тех руин питал сильную слабость. Когда я на одну из таких в темноте наткнулся, то едва…в общем, это неважно. Суть остаётся одна — статуи этих тварей куда-то делись. Хотя, не факт, что это были обычные статуи. Тело барона ведь так никто и не нашёл, он в один не слишком прекрасный день просто взял и исчез. Часто шепчутся в последнее время, что он стал вампиром, уж очень странные привычки были у него, да и личностей подозрительных в кругу общения было уйма, наверняка и кровососы среди них были, вот и покусали барона. Пропажа горгулий только ещё раз подтверждает, что слухи — не всегда просто слухи. Ведь только вампиры могут оживить этих тварей. Я видел несколько трупов, не похоже, что бы их рубили ржавым оружием или рвали человеческими руками и зубами. Они были распилены, будто косой, а следы когтей явно не человеческие, да и ни один обыкновенный зверь не мог таких оставить. Уж я то знаю, никак отец у меня был охотником.

Адриан задумался. Новость о возможном появлении вампира в округе не слишком радовала его, но давала отличную легенду — славный воин прибыл сюда, чтобы повторить подвиг Сэра Джеймса и избавить окрестности от жуткого кровопийцы.

— Ты думаешь, что они пришли сюда, чтобы проверить замок?

— Да, почти уверен, — пожал плечами бард, — насколько я знаю, все остальные тут уже вернулись со своих подвигов и сейчас просто ждут Праздника Музыки, чтобы потратить заработанные ратными делами деньги. Они же наоборот прибыли накануне, буквально пару дней назад. Я слышал, что они в городе, но никак не думал встретиться с ними лицом к лицу.

— Они оба настолько известны?

— Не столько известны, сколько окутаны тайнами, а это всегда людей привлекает, заставляет говорить о них. И, кстати, их скорее всего трое, а не двое.

Адиран оглядел зал, но никого, кто бы вписался в компанию мага и человека с двумя мечами не заметил.

— Трое? Где же тогда третий? — принц перевёл вопросительный взгляд на барда, тот весело улыбался.

— Не пытайся найти его, думая будто он похож на своего брата.

— Брата?

— Да, того, о ком я ещё ничего не рассказал. Да и не расскажу, потому что знаю о нём ещё меньше, чем о Скитальце. Зовут его Дезард, без сэра, потому что он не рыцарь Зала Мечей, хотя оружием владеет получше некоторых Мастеров. К Вольным Стрелкам он тоже не относится, однако стреляет тоже весьма и весьма неплохо. Я видел его на одних состязаниях. Четыре из пяти выстрелов точно в яблочко. Там же увидел и как он сражается на мечах. Правда, два ему взять не разрешили, сославшись на правила, но противнику это всё равно не помогло. Этот парень настоящий демон! Я ещё ни разу в своей жизни не видел такого быстрого поединка. Всего лишь парой движений ему удалось обезоружить своего оппонента, причём это был не просто какой-то безызвестный молодой рыцарь, а закалённый во многих боях с нечистью Сэр Лид Железный Кулак, который, кстати, получил своё прозвище именно за то, что ещё ни одному человеку не удалось лишить его оружия. Рыцарь потом утверждал, что Дезард применил магию, но это было невозможно — на таких турнирах всегда ставят блокады. Ни до, ни во время, ни после поединка он не сказал ни слова. Да и вообще никто не слышал, чтобы он хоть что-то говорил, даже сейчас, посмотри, когда маг с ним разговаривает, он молчит, — принц бросил короткий взгляд на задумчивое лицо Дезарда, — думаю, он когда-то дал обет молчания, который снимается лишь после смерти. Да и, по сути, ему не за чем произносить слова. Его глаза, жесты, различные оттенки молчания всё рассказывают не хуже слов. Главное, уметь ловить и различать их, а это великое искусство! — бард поднял вверх руку. — Искусство, которым овладеть куда сложнее, чем живописью или музыкой. Потому что всегда самым сложным для людей было понимать других людей. Знаешь, ведь каждый из нас живёт в собственном мире. Я вообще удивляюсь, как мы можем общаться между собой, если каждый видит мир настолько разным. Но, отойдём от философии и вернёмся к господину Дезарду. Неизвестно к какой организации он принадлежит, но то, что принадлежит — это точно, потому что в Сарте нет наёмников, которые шатаются тут просто так. И тут я снова обращаюсь к слухам, потому что для меня они часто являются самым простым, но, тем не менее, ценным источником информации о людях и событиях. Приходится, правда, просеивать суеверия и бред, но в итоге остаются только крупицы золотого песка. С его именем многие связывают известные кражи, например из Каменного Цветка была украдена Королевская Лилия из чистого золота с инкрустированными драгоценными камнями. Потом её обнаружили в Вертране у скупщика краденого…тот был мёртв, убит прямо в собственной постели, даже не успел проснуться, вряд ли хотя бы боль почувствовал. Рядом с ним лежала окровавленная записка, а когда её развернули, то весьма и весьма удивились. Она была пустая, ни единого слова, только красные пятна. Таких писем было найдено ещё шесть. Все убийства явно совершил один и тот же человек, потому что пустые письма имели одинаковую магическую невидимую печать. Мага, который её установил, определить никто не смог. В остальном же почерк убийцы сильно отличается, разве что все раны были нанесены одним и тем же оружием. Не смотри на меня так удивлённо, среди моих друзей есть врач, который занимался этим. Хотя одного человека убийца пришил из лука. Умудрился забраться на стены, пронеся с собой оружие, найти место, не попавшись при этом ни одному стражнику, убить герцога и быстренько убраться оттуда. Кстати, письмо было прикреплено к стреле. Кто бы он ни был, но убийца бил наверняка, первый же выстрел должен был быть последним. Отчасти именно поэтому Дезрад является одним из главных подозреваемых — он один из немногих, кто отлично владеет и луком, и мечом. Ну, по крайней мере, один из тех, кого знает народ, и кто имеет достаточно дурную славу, чтобы претендовать на эту роль.

— Поэтому они вдвоём и сидят в стороне?

— Вряд ли они делают это из-за молвы. Скорее, им так просто самим хочется. Если бы я встречался со старым другом, то тоже предпочёл бы одинокий столик и умеренный обед, нежели пир в большой компании.

— Ты говорил о том, что они собрались здесь втроём, кто же третий?

— О, этот человек просто ну никак не вписывается в покрытую туманом тайны компанию этих двоих. Он открытый. Порой, даже слишком, но это не мешает ему быть популярным среди простых людей, которых уже не единожды спасал от разных опасностей. Его зовут Лиард, он брат Дезарда. Похож на него внешне, такие же чёрные волосы, похожие черты лица, разве что только глаза у него более тёмные, да лицо подлиннее будет. Лиард младше своего брата, не знаю точно насколько. Отчасти из-за того, что никто не знает настоящего возраста старшего из братьев Марг. Рыцарь, самый настоящий рыцарь, точно сошедший со страниц древних легенд, красивых картин и гравюр в учебниках для будущих героев. Невероятно честный. До того, как сам его увидел, думал, что это лишь выдумки, да пустые толки, но при личной встрече убедился в обратном. Он даже отказался от победы в турнире, чтобы не обесчестить старого и уважаемого рыцаря, что в наше время встречается разве что…да кому я вру? Вообще не встречается. Я часто потом спрашивал себя: а не приснилось ли мне это? Может, это был всего лишь прекрасный мираж? Но он настоящий, точно тебе говорю. Ни на ком не смотрится так красивый полный начищенный до блеска доспех. На нём будто пляшет белое пламя, он весь тогда горел. А меч! Его меч был просто невероятен! Пусть он в боях с нечистью предпочитает многолопастную булаву, но на турнирах пользуется мечом. Никогда не видел ничего подобного. Это лучший меч, который мне когда-либо доводилось видеть. Жаль, что он так редко его обнажает. Хотя, может, именно поэтому он и не стал обыкновенным клинком. Ещё ни разу он не познал чужой крови, он самый чистый из всех, и держит его такая же чистая рука, которая окроплена лишь прахом нежити, да каплями чёрной крови минотавров. Нет больше таких людей, их просто уже не осталось, даже в нашем королевстве, где процветает рыцарство. Да, по сравнению с Лиардом все эти воины лишь сборище жалких продавшихся наёмников. Я когда-нибудь напишу балладу о нём, пусть он и не борется с драконами, не убивает демонов Бездны или ещё чего-нибудь масштабного. Он помогает людям, и этого, по мне, вполне достаточно для баллады, которая посвящена будет ему. Клянусь своим именем и честью барда, строки этой баллады будут самыми ладными, насыщенными и живыми, а музыка столь прекрасной, что ей позавидуют даже эльфы! — юноша вскочил, одной рукой опёршись о стол, а второй грозно потрясая в воздухе. В глазах его горел яркий, почти фанатичный огонь свойственный деятелям искусства, а взгляд был устремлён точно на Адриана. Он быстро успокоился и снова легко опустился на своё место. Теперь его взгляд был каким-то пустым. Холодным и отрешённым, подобно потухшему костру. Знаешь, что здесь точно что-то было, но уже никогда не увидишь яркого живого огня, который весело танцевал на углях, сейчас уже серых, словно камни далёких гор.

— А где же он сейчас? — поспешил возобновить разговор принц.

— Я не знаю, — отозвался бард, постепенно уходя в себя. Его навязчивое желание говорить быстро пропало.

— Спасибо за помощь, — Адриан поднялся и поклонился юноше, тот удивлённо глянул на него и слегка улыбнулся.

— Я не король и не граф какой-нибудь, чтобы мне кланяться. Да и вряд ли мы прощаемся, скорее всего, Лерджи поселит нас в комнате…вернее, на чердаке, где я обычно и жил, потому что никто из уважающих себя рыцарей и стрелков даже не сунется туда, а мне приходится довольствоваться, как говориться, тем, что есть. Поэтому достаточно лишь пожать мне руку, — юноша поднялся и протянул руку бастарду.

— Как тебя зовут? — Адриан ответил крепким рукопожатием.

— Меня? — кажется, бард немного удивился. — Ах, ну да, конечно же, меня, — он неловко улыбнулся, разжимая пальцы и почёсывая затылок, — моё имя Фельт.

— Приятно познакомиться, Фельт, — принц улыбнулся ему из глубины капюшона.

— Могу я поинтересоваться твоим именем?

— Конечно, это будет справедливо. Я прошу прощения за то, что не представился сразу, во время странствий я слегка подзабыл правила хорошего тона. Меня зовут Адриан, к вашим услугам, — он снова слегка поклонился.

— Прям рыцарь какой-то, — бард рассмеялся, его черты и глаза снова ожили.

— Нет, не рыцарь, иначе бы у меня был свой герб.

— Не обязательно носить герб на щите или знамени. Самый правдивый герб — это твоё сердце, только оно расскажет о тебе всё, как есть, без утайки и прикрас.

— Не так легко заглянуть в сердце человеку.

— Глаза помогут в этом, ведь это сделать сложно только лишь, если у человека холодное сердце и не светится в пустоте или оно скрыто где-то глубоко внутри за слоем сдерживаемых внутри чувств.

— Да, может ты и прав, — с какой-то странной печалью в голосе отозвался Адриан.

— Ты поэтому носишь капюшон? — тихо спросил бард. — Боишься, что кто-то заглянет внутрь? Боишься того, что там спрятано?

— Возможно, так и есть, но в этом трудно признаться в первую очередь самому себе.

— Ничего, прости за такие вопросы. До встречи, — бард улыбнулся и сел обратно на стул, прислушиваясь к разговорам и наблюдая за посетителями, но вскоре ему это надоело, и он стал о чём-то сосредоточенно думать, видимо, подбирая рифмы.

Адриан же медленно направился в ту часть заведения, где, по словам Фельта, проходили кулачные бои. Принц надеялся там найти рыцаря, о котором столь восторженно отзывался молодой бард. И нашёл. Рыцарь как раз получил сильный удар в челюсть от своего противника и слегка отшатнулся в сторону, но следующий замах прервал быстрым выпадом, хоть его кулак и прошёл мимо головы противника, в которую он целился, тот успел пригнуться. Лиард сделал шаг назад, противник пока не решался нанести следующий удар, внимательно поглядывая на черноволосого рыцаря из-под кустистых бровей. В отличие от рыцаря, он был уже изрядно побит, да и к тому же плоховато видел заплывшим правым глазом, который встретился с кулаком Лиарда пару минут назад. Мужчина тяжело дышал, младший из братьев Марг же лишь немного вспотел. Явно это был не самый тяжёлый противник для рыцаря, привыкшего носить тяжёлый доспех, щит и владеть массивной булавой, да ещё при этом и выдерживать удары нечисти. Лиард, довольно быстро пришедший в себя, тут же поспешил доказать своё превосходство, одним прыжком преодолев расстояние, отделяющее его от противника, рыцарь нанёс сильный удар в живот оппонента, от чего тот сразу же сложился пополам и захрипел. Останавливаться на достигнутом Лиард явно не желал, решив закрепить свой успех апперкотом, который отправил противника в нокаут. При этом, кажется, мужчина с густыми бровями потерял на полу пару зубов. Зрители — в основном крепкие и красивые мужчины из числа воспитанников Зала Мечей — взорвались радостными криками и аплодисментами. Кто-то же, напротив, не очень радовался победе Лиарда, отдавая проспоренные деньги в услужливо протянутую руку друга, который весело улыбался и хлопал незадачливого приятеля по плечу, мол, «повезёт в другой раз», к тому же Адриан был почти уверен, что эти деньги они всё равно потратят вместе, если, конечно, слухи о честолюбии, порядочности и вежливости воинов Сарта, которые он слышал у себя на родине, были правдивы. Лиард подошёл к единственному столу в этой пристройке, что стоял в самом углу, чтобы не мешать дерущимся. Взял кружку с пивом и залпом её опорожнил, после отерев губы рукой.

— Ну что, кто ещё хочет помериться со мной силами, а? — у Лиарда был звучный, низкий голос.

— Ты тут уже наподдал самым умелым бойцам, никто с тобой теперь драться не полезет, — крикнул коренастый блондин со свежей перевязкой на руке.

— Ещё бы! Они неповоротливее каменного голема, зато куда слабее и хуже держат удар, неужели нет никого, кто хочет снова подраться со мной на кулаках?

Раздались возгласы, но это были не вызовы, а совсем наоборот. Черноволосый рыцарь нахмурился.

— Ну нет, так не пойдёт, мертвяки и то охотнее вылезают из могил. Вы пришли сюда драться или смотреть? — Лиард скрестил руки на груди и обвёл испытующим взглядом всех присутствующих.

Большинство выдерживали его, это были настоящие воины, рыцари, а не те отбросы, что встречаются на дорогах Ланда. Но ни одному из них не хотелось испытать на себе силу ударов синеглазого рыцаря, это была не трусость, скорее, благоразумие. Каждому здесь было известно, что Лиард мастер кулачного боя. Вот если бы он предложил сразиться на мечах, то согласились бы все. Любой из тех, кого рыцарь бы вызвал на подобный поединок, без раздумий пожал бы руку Лиарду, назначил место, время и отправился бы готовиться, потому что отказаться от вызова, брошенного столь известным воином, считалось бесчестьем для воспитанников Зала Мечей. А вот соглашаться или нет на кулачный бой было исключительно личным выбором каждого.

— А ты не хочешь отдохнуть, вон уже два боя держишься на ногах, ещё проиграешь, небось, — крикнул высокий шатен.

— А ты выйди, и посмотрим, кто из нас проиграет, а кто выпьет ещё одну победную кружку пива, усмехнулся Лиард.

— Нет уж, я только недавно вернулся, хочу отдохнуть сегодня. Возможно, в другой раз.

— Да и вообще тут все прибыли со своих ратных дел на Праздник Музыки. Мы все устали и просто хотим насладиться торжеством, едой и развлечениями. Это ты сюда приехал свеженький, будто только с горячих источников в горах, — снова вступил в разговор блондин с перевязанной рукой.

— Неужели здесь нет никого, кто полон сил?

— Мы всегда полны сил, но сегодня просто не лучший день. Сейчас больше хочется поговорить и выпить, нежели драться.

— Тогда прошу у каждого из вас прощения, — рыцарь поклонился, — не хотел тревожить вас. Но во мне самом кипит кровь, и я был бы очень признателен тому, кто всё же окажет мне честь, схлестнутся в кулачном бою.

— Я согласен драться, — все без исключения повернулись в сторону высокого человека в плаще с капюшоном, отбрасывающим на лицо непроницаемую тень. Удивлённо зашептались. Лиард выпрямился и повернулся принцу, до этого стоявшему почти у самого входа в пристройку за спиной широкоплечего гиганта, чья чёрная спутанная борода могла помериться даже с гномами. Сейчас же бастард вышел из-за мужчины и стоял прямо напротив рыцаря, который хмурился. Этот человек был ему незнаком, хотя он думал, что уже знает всех, кто поселился или же просто обедал в таверне «Кость и Стрела».

— Хорошо, но по правилам приличия, нужно сначала назваться и показать своё лицо. Второе я уже выполнил, сейчас же выполню и первое. Меня зовут Лиард Марг, я странствующий рыцарь, а кто же вы?

— Меня зовут Адриан, — принц и не думал скрывать своего истинного имени, к тому же, в мире был далеко не один Адриан, — я просто странник, не рыцарь.

— Теперь вам осталось лишь показать своё лицо.

— Вы уверены, что хотите этого, господин рыцарь? — принц всё никак не мог избавиться от сквозящей в его голосе показной вежливости. Он заметил, как от этих явно фальшивых нот скривились лица некоторых присутствующих, но он ничего не мог с собой поделать. Многочисленные светские мероприятия и официальные приёмы, казалось, влились в его кровь вместе со всей их неискренностью и театральностью.

— Я более чем уверен в этом, сир, — в тон ответил Лиард, что вызвало ухмылки у воинов, которые всё ждали, чем закончится этот разговор. Им всё ещё трудно было поверить в то, что кто-то добровольно согласился на кулачный бой с Лиардом.

— Ваша воля, — Адриан кивнул и снял капюшон. Кто-то даже охнул, увидев его лицо, покрытое вязью шрамов и следами ожогов на коже. Единственным, что осталось не изменившимся, были его глаза, всё такие же светло-голубые, отражавшие холодные глубины его сердца и бездонный тёмный омут души принца. Лиард же ни капли не смутился.

— Рад, что мы соблюли правила приличия, но теперь, может, перейдём к самому бою? — уже обнажённый по пояс рыцарь встал в боевую стойку.

Адриан аккуратно снял плащ, попутно отстегнув ножны с мечом, положил этот свёрток в угол, где ещё недавно нашёл себе пристанище. После туда же отправился и стёганый дублет, купленный принцем ещё Дашуаре на деньги, которые одолжил ему Ронтр. Вскоре вся одежда, скрывающая торс принца, покрытый шрамами так же щедро, как и лицо, обнажился, как и подобало правилам честного кулачного боя. Свои сапоги он так же поставил в тот угол. Дощатый пол приятно охладил пятки. Принц принял защитную стойку, таким образом будто бы говоря противнику: «Я готов, можно начинать».

— Такое чувство, что этого парня нашинковали как капусту, а потом снова склеили, ты посмотри на его тело. Сплошные боевые отметины, ни одного живого места, — прошептал зеленоглазый брюнет, стоявший рядом с раненым блондином.

— А лицо его, будто демона из Бездны, — тихо ответил ему шатен, до этого отказавшийся драться с Лиардом. Тихо, но Адриан всё равно услышал, хотя ему было уже не до этого, потому что рыцарь, стоявший напротив принца, совершил быстрый выпад и едва не достал бастарда сильным ударом в челюсть, но Адриан успел сделать плавный шаг в сторону, в последний момент уходя из-под атаки.

Этот приём был рассчитан на то, что противник по инерции полетит вперёд, не сумев совладать с собственным весом, но черноволосый рыцарь был не так прост, он сумел резко остановиться, развернуться всем телом и снова попытался достать принца, которому опять-таки ничего не оставалось, кроме как отскочить в сторону. Да, тренировкам во дворце и теория не сравнится с настоящей практикой, хотя они сейчас, безусловно, помогали. Без ценных знаний и умений, полученных благодаря им, Адриан пропустил бы самый первый удар и уже лежал бы на деревянном полу, где были видны старые засохшие пятна чьей-то крови. Лиард остановился, чтобы снова взглянуть на своего противника. Этот юноша двигался быстро, плавно, не так, как обычно неуклюже топают рыцари, привыкшие к тяжёлым доспехам, которые выдержат удар, из-за чего пропадала необходимость уклоняться, танцевать вокруг врага. Рыцарь и сам начинал забывать, каково это — вести быстрый бой на мечах, когда тебя не сковывают латы, когда клинки мелькают, будто молнии, а не изредка опускаются тяжёлыми ударами. А вот его противник, похоже, и вовсе никогда не носил полный рыцарский доспех, привык полагаться больше на расчёт, тактику, чем на силу своего оружия и прочность лат. Он знал такой тип людей. Они всегда всё держат в себе, будто бы боясь настоящего проявления чувств. Но Лиард привык встречать таких среди дворян, а никак не среди посетителей «Кости и Стрелы». И редко такие люди вообще владеют оружием, потому что их главное оружие — это слова, именно поэтому они становятся непревзойдёнными лидерами. Холодная уверенность, которую источает их взгляд, жесты, речь — всё это не даёт товарищам усомниться, бежать, их дух никогда не дрогнет, если рядом подобный человек. Наверное, таким был его брат, пока не замолчал. Дезард тоже был холоден, уверен в себе, но превратился в статую, а статуи не могут передавать свою уверенность никому другому, она просто не проходит через камень. А этот парень был живой, пока ещё живой. Пока ещё чувства, годами сдерживаемые внутри, не умерли, не превратились в тот самый пласт, не дающий вырываться наружу ничему, кроме ужасного морозного ветра, ледяными сквозняками продувающего сердце и душу, которые потеряли чувствительность. Жизнь на грани, у которой много плюсов, но слишком легко сорваться с обрыва. Поэтому рыцарь и предпочёл с самого начала путь открытого и благородного человека.

Адриан пока не спешил нападать. Лиард был сильным противником, который не купится на простые обманные приёмы, а пробить его защиту будет очень и очень сложно. Нужно было всё просчитать, выработать тактику, которая позволит ему если не победить, то хотя бы достать рыцаря парой ударов. Но Лиард не собирался давать принцу такой возможности, снова сделав резкий выпад в его сторону, от которого бастарду пришлось уходить в сторону, а не назад — за его спиной уже была стена, врезаться в которую совсем не хотелось. Рыцарь тут же остановился, развернул корпус, будто кукла на шарнирах, и едва не попал в челюсть принцу, но Адриан успел прикрыться руками. От сильного удара он покачнулся, но, используя не слишком выгодное и устойчивое положение своего противника, бастард поспешил ответить сильным ударом, направленным в ухо Лиарда. Этот выпад достиг своей цели, потому как рыцарь не сумел вовремя вернуться в защитную стойку и удобнее поставить ноги. От удара в его глазах на секунду помутнело, но это не помешало сделать ему быстрый шаг в сторону и снова нанести удар снизу. Адриан, получив удар в живот, согнулся пополам. Всё-таки силы черноволосому рыцарю было не занимать. Лиард собирался уже завершить поединок так же, как и прошлый, но принц в последний момент упал на бок и откатился в сторону, после чего быстро встал на ноги — приём, которому его обучил Син, когда они возвращались из Султаната. Конечно, этот трюк больше подходил для лучников, но и сейчас оказался полезен. Лиард на мгновение потерял Адриана из виду. Этого хватило, чтобы провести серию быстрых ударов, лишь два из которых попали в цель, а один вскользь прошёл по брови рыцаря. Однако Лиард не остался в долгу — удар в солнечное сплетение, от которого тут же перехватило дыхание, отдавался, кажется, во всём теле. Но от следующего выпада Адриан всё-таки сумел увильнуть в сторону, отмахнувшись при этом каким-то нелепым движением, которое, как ни странно, привело его кулак прямо на встречу с носом рыцаря. Бастард почувствовал, как по костяшкам пальцев полилась тёплая кровь.

— А ты посмотри, парень то неплох.

— Да, точно. Ударом на удар отвечает, вот уж достойный соперник.

— Ха, Лиард сам хотел себе проворного противника, вот и получает теперь.

Адриан уже не слушал их. Рыцарь снова атаковал. В свои удары он вкладывал всю силу, которую он ещё не израсходовал в предыдущих поединках. По тёмно-голубым глазам Лиарда было видно, что этот бой доставляет ему несказанное удовольствие. Но и уставал он не меньше, Адриан всё время выскальзывал из-под его ударов, изводя черноволосого рыцаря, танцуя вокруг него, заставляя рыцаря изредка ругаться сквозь стиснутые зубы. Но вот танец закончился. Принц снова пригибается, избегая удара, и коротким выпадом, в который он вложил все силы, достаёт наконец-таки челюсть противника. Лиард выплёвывает слюну вперемешку с кровью в сторону на пол, но быстро возвращает голову в обычное положение, чтобы не пропустить следующий выпад. И как раз вовремя — прямо между глаз ему уже намечен удар изуродованного шрамами человека, но рыцарь наклоняет корпус в сторону и двумя не слишком сильными выпадами сбивает Адриана с ритма, третий же удар опрокидывает бастарда на спину.

Гулко приземлившись на твёрдый дощатый пол, принц застонал. Сила рыцаря действительно была невероятна, но принц ещё помнил уроки Ронтра. Благодаря им бастард мог бы встать после любого сильного удара, если он был не смертелен. Будь в нём хоть крупица магии, Адриан сейчас бы с лёгкостью восстановил свои физические силы за счёт магического запаса, но из-за его невосприимчивости такая помощь самому себе сразу же исключалась. Глубоко вдохнуть, собрать волю в кулак, подняться и выдохнуть. Нет, рыцарь, ты ещё не победи. Бастард ещё пока держится на ногах.

Лиард нахмурился, когда увидел, что его противник тяжело, слегка покачиваясь, но всё же поднимается на ноги и снова принимает боевую стойку, подняв руки к иссечённому лицу. После удара, которым рыцарь достал Адриана мало кто мог подняться. Бывало, что даже Дезард во время совместных тренировок с братом оставался лежать на земле. Хотя, старший из братьев никогда не считался особенно стойким. Он был вынослив, безусловно, это было так. Но его выносливость выражалась не в умении принимать удары, зато фехтовать и изматывать противника Дезард мог бесконечно долго. Его тактика боя просто не предполагала того, что кто-то сможет его достать, поэтому он редко одевал что-то кроме лёгкого и удобного доспеха из сыромятной кожи с металлическими вставками. Большего ему было и не нужно — мечи служили куда лучшей защитой для него. Ещё ни разу во время тренировочного боя на мечах рыцарю не удавалось достать своего брата хотя бы одним ударом. Но сейчас перед ним стоял человек куда менее искусный в уклонении, отходах и лавировании, а значит, у него было мало шансов. К тому же, этот парень уже едва держится на ногах, после его удара, нет, однажды рыцарь всё-таки проиграет, но не сегодня. Лиард шагнул в сторону Адриана, надеясь на то, что тот ещё не пришёл в себя после падения, но бастард сделал неожиданно резкий выпад, от которого рыцарь не успел защититься. Его голова откинулась назад, теперь его нос точно был сломан, и из него по губам текла кровь. Во рту снова ощущался привычный для воина солёный вкус тёплой крови с металлическим привкусом. Лиард облизнул губы, смотря прямо в глаза своего противника. Да, этот странный человек был одним из немногих, кто смог нанести ему такие повреждения в бою на кулаках. Это было интересно, очень даже. Рыцарь шагнул в сторону, уклоняясь от атаки Адриана, в глазах которого всё расплывалось после падения на пол. Следующего удара, пришедшегося прямо в челюсть, принц уже почти не почувствовал, отлетев в стену и повалившись там на бок, подобно мешку с картошкой.

Бастард пришёл в себя спустя несколько минут. Голова раскалывалась от боли, перед глазами плавали тёмные круги, но в остальном всё было весьма не плохо, хотя звуки, раздававшиеся кругом, он едва различал. Сейчас они больше походили на гул роя пчёл. Принц не без удивления заметил, что сидит на стуле. Видимо, его усадил кто-то из смотревших на бой. Или нет. Адриан поднял отрешённый взгляд на человека, сидящего напротив него за столом. Это был Лиард. Сейчас он уже был одет на манер бедных аристократов и приведён в порядок. Только слегка опухший нос говорил о том, что он недавно дрался. Рыцарь внимательно смотрел на принца и хмурился, будто пытаясь прочитать его мысли, но, заметив, что бастард очнулся, он улыбнулся и хлопнул его по плечу.

— О, вы наконец-то очнулись. А то я уже думал, что придётся звать доктора и платить вам за комнату, чтобы дать время оклематься. Отличный был бой! Давно уже я не видел ничего подобного. Где вы научились тому приёму с откатом в сторону, милсдарь? — теперь в глазах рыцаря был неподдельный интерес к сильному противнику.

— Один мой друг научил. Он охотник, родом из Даргоста.

— Болотные люди? Интересные же у вас знакомые, нечего сказать, да и сами вы, как я вижу, не так уж и просты. Вы рейнджер или из Зала Мечей?

— Я же представился, просто путник. Зашёл в город, чтобы отдохнуть и продолжить свои странствия. Ни к рейнджерам, ни к рыцарям я отношения не имею.

— Нет уж, такого в Сарте не бывает. Тут все служат королю. Нет «просто путников».

— Я не отсюда.

— Оно и видно. Жители Сарта в основном имеют рыжие и каштановые волосы, а у вас, милорд, они чёрные, как смола. Да и черты лица. Вы из Ланда, верно?

— Да, — коротко ответил Адриан, который уже постепенно начал приходить в себя, — как и вы, сэр рыцарь, я прав?

— Не совсем, — немного помолчав, честно ответил Лиард, — корни нашей семьи действительно уходят в Ланд, что отразилось как в моей внешности, так и моего брата, но сами мы родились и живём в Сарте, служа Его Величеству верно и самоотверженно. Кстати, именно по его личной просьбе мы и прибыли в Тирнад накануне намечающихся торжеств. До сих пор не могу поверить, что с моим братом с глазу на глаз говорил сам король! Хотя, в прочем, о чём это я? Ах, да! Просьба короля. Он послал нас, чтобы мы разобрались с личем, который уже добрый месяц терроризирует округу. Странно, что до сих пор ещё не нашлось желающих получить награду, которую назначил король за очистку старого замка, где поселился мёртвый маг. Хотя сумма, надо признать, весьма внушительная. Поэтому мы с братом и нашим старым другом решили взяться за эту работу. Не ради денег, разумеется, а чтобы остановить зло. Я думаю даже отказаться от награды, которую будет вручать Его Величество нам самолично. Но втроём соваться туда будет опасно. Всё-таки недаром это место обходят стороной даже рейнджеры, которые не боятся самых заросших троп в тёмных чащах. Нужен человек, который будет способен не только прикрыть спину, но и быть в первых рядах. Поэтому хочу предложить вам пойти с нами.

— С чего вы взяли, что я тот, кто вам нужен?

— Это сразу видно по глазам, да и в бою вы показали себя весьма неплохо. И можно уже избавиться от этого вежливого обращения? Я не люблю этих светских напыщенных вельмож, общающихся таким образом, — тяжело вздохнул рыцарь, было видно, что он чувствует в себя не в своей тарелке.

Лиард слишком привык к обществу простодушных и дружелюбных рыцарей.

— Конечно, — Адриан кивнул, — но мой вопрос всё ещё остался без ответа, — принцу же напротив было неловко называть старшего и по положению, и по возрасту человека на «ты», поэтому теперь он будет старательно избегать прямых обращений, сам превращая разговор в подобие тропы, на которой во множестве мест, почти на каждом повороте, стоят капканы.

— Знаю, но я просто не понимаю, как ответить на него. Считай это просто интуицией, она меня редко подводит. Я просто вижу это по глазам.

— Хорошо, тогда стоит учесть, что я недавно слышал, будто бы в замке живёт никакой не лич, а вампир.

— Всё это не больше, чем обыкновенные слухи, — Лиард небрежно махнул рукой.

— В замке исчезли все каменные горгульи.

— Что?! — рыцарь вскочил, уперев руки в стол и нависнув над принцем. — Не может быть! Там множество этих уродливых статуй!

— Значит, их просто невозможно не заметить, — пожал плечами Адриан.

— В этом ты прав, — Лиард опустился обратно на стул и снова нахмурился, поглаживая гладковыбритый подбородок, — нужно будет поговорить об этом с Дезардом. Где ты это слышал? От кого? — рыцарь снова поднял взгляд на бастарда.

— От барда по имени Фельт. Буквально за пару минут до начала нашего боя. Он сам недавно был там, как был и до этого. Он сказал, что на тех местах, где стояли статуи, теперь пусто.

— Это не могли быть мародёры?

— Вряд ли, скорее всего, статуи были из обыкновенного камня, да и унести их весьма проблематично, учитывая размер. А от разрушенных каменных изваяний остались бы груды камня. Но там, если верить Фельту, не осталось ничего.

— Очень и очень странно. Вряд ли король знал об этом. Думаю, нужно будет отправить ему весточку, но самим не ждать ни секунды. Если в округе действительно объявился вампир с армией каменных горгулий, то дела куда хуже, чем представлялось в начале, — Лиард поднялся, — прошу прощения, но мне нужно пойти поговорить с моими спутниками.

— Может, стоило бы представить меня им?

— Обязательно, но не сейчас. Сейчас тебе лучше всего будет отдохнуть в комнате, — с этими словами рыцарь удалился из таверны. Стол, за которым ранее сидели Дезард и Скиталец, теперь пустовал.

Адриан, вопреки совету рыцаря, остался сидеть за своим столом с задумчивым видом. Похоже, ему посчастливилось записаться в самую странную компанию охотников за нечистью из тех, что вообще можно было себе вообразить. Путешествующий практикующий маг, о котором известно так же мало, как и о молчаливом Дезарде, чьё прошлое и настоящее окутано мрачной тайной, от которой явно веет могильным холодом, лязгом клинков и запахом крови. И прославленный рыцарь, являющийся настоящим идеалом для закованных в латы тружеников меча и щита. Дни перед началом Праздника музыки обещали навсегда врезаться в память принца добавив ещё один шрам к его и без того обширной коллекции. Из этого задумчивого молчания его вывел взволнованный голос Фельта, который уже успел сесть напротив бастарда, заняв место, на котором до этого сидел черноволосый рыцарь.

— Не могу поверить, что ты дрался с Лиардом! — молодой бард был очень возбуждён и говорил быстро, сбивчиво. — И при этом, говорят, ты даже почти его победил, невероятно! Вся таверна уже гудит об этом, теперь я живу на чердаке вместе с местной знаменитостью, — Фельт досадливо закусил губу.

— Не придавай этому значения, — спокойно проговорил бастард, — это был обыкновенный кулачный бой, в котором я проиграл. Он отправил меня в нокаут, поэтому меня вряд ли можно выделить из тех, с кем он бился до этого. Они немного поговорят, но вскоре забудут об этом.

— Не думаю, — бард поёрзал на стуле, — ты расквасил нос самому Лиарду, смог подняться после его удара, который других сваливает так, что они целый день оклематься не могут, а ты потом ещё и продолжил бой. Такое не забудется просто, для этого теперь нужно вообще нигде не мелькать и не попадаться на глаза тем, кто там был, а лучше вообще выехать из города.

— Не думаю, что я смогу это сделать сегодня. Голова раскалывается, будто по ней били кузнечным молотом.

— Ну, кулаки Лиарда вполне подходят под это сравнение, — Фельт улыбнулся.

— Поможешь мне дойти до комнаты?

— Конечно, но там я тебя оставлю, у меня есть ещё кое-какие дела.

— Дела? Я думал, праздник начнётся только через пару дней, — Адриан, наконец, поднял взгляд на своего собеседника. Того, казалось, совсем не волновали многочисленные шрамы принца, он будто не замечал их, смотря сквозь них, на какой-то миг бастарду даже показалось, что бард видит его прежнее лицо, но тут же отогнал от себя эту мысль.

— Верно, но я решил, что лучше забронировать место сейчас, отбив его у бездарей из Школы. Прямо на площади перед Каменным Цветком. Я потратил все деньги, чтобы уговорить этого проклятого гада оставить мне место, но это того стоит. Думаю, что заработаю в два раза больше и смогу купить ту чудесную эльфийскую лютню, — Фельт мечтательно закатил глаза.

— А как же ты сыграешь на сцене, если у тебя нет инструмента? — Адриан действительно удивился, это было слышно по его слегка дрогнувшему голосу, который обычно был монотонно спокоен.

— Это уже не столь важно, — Фельт отмахнулся от вопроса, как вельможа обычно отмахивается от мухи, — но если тебе действительно интересно, то я думаю одолжить лютню у одного своего знакомого. Старый менестрель, который когда-то имел отличный голос и слух, поражал публику чувственностью и одновременной простотой своих произведений, но со временем голос его почти пропал из-за того, что какой-то конкурент решил нарисовать ему на шее «вторую улыбку» своим кинжалом. А слух старина Борг потерял из-за взрыва у какого-то чокнутого алхимика. Так жахнуло, что даже я услышал, хотя в это время был на другом конце города. Вот и стоит его славная «Жульет» в углу да пыль собирает. А инструмент этот действительно не плох, даже очень. Думаю, я смогу сделать так, что бы он зазвучал как в прежние времена, пожалуй, даже сыграю самую красивую из песен Борга, в память о хозяине лютни, которая заменила когда-то ещё юному музыканту погибшую первую любовь, а пустоту в сердце его заполнила музыка. Интересно, что он чувствовал, когда потерял голос и слух? Наверное, это было ужасно больно, я имею в виду душу. Надо будет у него об этом спросить. Вот почему никто никогда не интересуется тем, кто пишет картины или стихи, или музыку? Ведь без этого знания все произведения искусства смотрятся как какие-то безликие и неинтересные мёртвые изваяния, нагромождение краски и звуков. Нельзя понять творение не зная судьбы и характера его автора, в каждом полотне, в каждой строке и в каждой ноте живёт его отражение, частичка его души. Но что это я? Нужно помочь тебе подняться наверх. Вставай, я сейчас принесу твои вещи.

Адриан, опираясь о стену, поднялся с места. Через минуту вернулся Фельт, в охапке несущий все его вещи, включая и импровизированный свёрток из собственного плаща, который для большей безопасности пришлось соорудить принцу для ножен с Диарнисом. Они поднялись наверх, где располагались все комнаты, кроме той, в которой предстояло провести ночь им самим. В конце коридора была маленькая дверь, за которой скрывалась ветхая деревянная лестница, ведущая на чердак. Бард быстро поднялся туда, оставил вещи бастарда, кинув их на один из соломенных тюфяков, заменяющих здесь кровати. После он помог взойти по лестнице, на которой, наверняка, уже сломал шею не один постоялец, самому Адриану. Принц тут же перебрался к лежанке и блаженно закатил глаза. Для усталого и побитого путника, как известно, не существует ничего лучше, чем даже этот набитый соломой тюфяк. Принц уставился в потолок. Смотреть на ещё что-нибудь в этом пыльном, мрачном, тёмном помещении ему не хотелось. Даже стул, сделанный лучшими плотниками Ланда, который каким-то образом оказался здесь, теперь выглядел не лучше старика, уже как минимум тридцать лет смертельно больного. Именно на этот стул сел бард, хотя ещё пару минут назад он говорил, что куда-то спешит по делам. Какое-то время они молчали. Из-за слишком недавнего знакомства, оба не знали, о чём можно поговорить. Адриан почувствовал на себе внимательный, пронизывающий взгляд Фельта на себе и повернулся в его сторону. Молодой бард действительно смотрел прямо на принца. Брови его были сдвинуты к переносице, что придавало его взгляду тяжесть, даже некоторую жёсткость. Вдруг он заговорил. Его хорошо поставленный певческий тенор, будто ножом, разрезал повисшую на чердаке тишину вопросом:

— Я вот всё никак не могу понять, откуда ты появился? — после этих слов бард ещё больше нахмурился.

— Дорога. Меня сюда привела дорога, — коротко ответил принц, в его словах проскочили нотки, как будто он выучил эти слова и уже устал их повторять.

— И дорога тебе сказала подраться с Лиардом, что сделало тебя известным? Может, это дорога помогла тебе подняться после его удара, может, это она шептала тебе, как уклоняться и когда бить? — Фельт немного помолчал, после покачал головой. — Боюсь, в таких делах дорога плохой помощник, потому что утомляет, уж поверь моему опыту. Я слышал разговоры Вольных, которых как-то случайно встретил в городе. Они что-то болтали про то, что всё решает дорога, которая тебе предначертана и если так будет нужно, то ты сможешь совершить невозможное, чтобы лишь идти по ней дальше. Если, конечно, сам этого захочешь. Но, как по мне, это всё вздор. Если человек чего-то не умеет, то он не сможет этого сделать, что бы ни было предначертано ему этой «дорогой». Не бывает такого. Ничто не случается просто так. Я могу строить предположения, одно невероятнее другого, но не буду. Не буду, потому что не привык этого делать. Но, подозреваю, что сам ты мне ничего не расскажешь, — он прервал Адриана жестом, тот, кажется, хотел извиниться, — не стоит ничего говорить. Я понимаю. У каждого есть страницы, которые не даёшь почитать никому, кроме себя самого. Ты решил счесть такой запретной рукописью всё своё прошлое, но что-то мне подсказывает, что ты не начнёшь новую жизнь, просто немного передохнёшь и вернёшься в старую. Не знаю, правильно это или нет, но если это так и есть, то мой тебе совет: поскорее уезжай из города. Праздник Музыки в Тирнаде всегда богат на странные происшествия, неожиданные повороты. Он не раз уже выкручивал чужие жизни наизнанку, а тебе этого вряд ли хочется. Поэтому тебе нужно ехать отсюда, далеко, как можно дальше… — Фельт вдруг замолчал, будто бы слова, вертевшиеся у него на языке, вдруг сорвались, но он так и не успел их произнести.

— А почему ты не уезжаешь тогда? Хочешь перемен? — Адриан снова перевёл взгляд на потолок. Молодой бард был прав. Принц не хотел закрыть старую книгу и начать всё с чистого листа. Чувствовал, что не сможет так просто отбросить всё прошлое прочь. Понимал, что не просто так к нему вернулся его Диарнис. Принц скосил глаза на свёрток с мечом. Этот клинок тесно связан с его судьбой. И пока он рядом, бастарду не суждено порвать с прошлым.

— Я? Нет, не думаю, — на лице барда появилась странная грустная улыбка, так странно смотревшаяся на его почти всегда весёлом и взволнованном лице, — это трудно объяснить. Мне просто банально не хватает слов, хоть я и поэт. Не могу пропустить волшебство этого торжества. Увидев его однажды, приедешь и в следующий раз. Это похоже на приворотные чары. Невозможно не вернуться. Никто ещё не смог, — Фельт поднялся со стула и подошёл к лестнице, — помни про мой совет, Адриан, — бард улыбнулся и хотел идти, но голос принца его остановил.

— Стой, Фельт.

— Да?

— Спасибо тебе.

Бард ничего не ответил. Только улыбнулся и покинул чердак.

* * *

Я выдавливаю из себя вежливую улыбку и здороваюсь с ещё одним гостем на вечере, который устроил бывший барон Харосский в честь того, что ему, наконец, снова дали свои собственные земли и замок. Для этого пришлось откусить солидный кусок у другого дворянин, но тот был уже стар, детей не имел, а значит возражать бы не смог. Зато вот Тарнуд мог ещё послужить королевству, сохранил прежние связи, и его недовольство вышестоящим было ни к чему. Своеобразный закон джунглей. Отчасти именно из-за этого пренебрежения к людям, если у них нет денег и власти, я ненавидел всех тех, кто сидел в совете, всех этих напыщенных вельмож с их дурацкими ненатуральными масками, с их бартасовски вычурным видом. Ненавидел всех и каждого любой частью своего тела. Именно за то, что они были ненастоящие, какие-то картонные. И именно в обществе этих людей я оказался сегодня. Получив приглашение от сына барона, я просто не мог не прибыть, потому что мне было это нужно. За время отсидки в камере я потерял всякий контакт с новостями, совершенно не знал, что сейчас происходит в королевстве. Я ехал сюда с полной уверенностью в том, что сделать это будет как всегда легко. Но ошибся. Если бы всё шло по первоначальному плану, то я сейчас должен был стоять вон в том кружке что-то обсуждающих разодетых дворян, но вместо этого сидел в полном одиночестве в одном из глубоких кресел, которых по поистине огромной гостиной было разбросано штук пять или шесть. Совершенно не хотелось говорить ни с кем. Хотелось просто закрыть глаза, чтобы не видеть всех этих клоунов, и провалиться в сладостное забвение. Плевать было на взгляды, которые они бросали на меня, перешёптывания, в которых мне слышалось осуждение. Плевать, абсолютно плевать. Даже язвить уже не хотелось. Я снова осмотрел гостиную и поднялся. Может быть, удастся незаметно проскочить мимо всех тех, кому непременно нужно со мной поздороваться, хотя они меня и не знали, но этим мимолётным знакомством надеясь получить в будущем для себя какие-то выгоды. Выскользнуть из гостиной, пробраться на кухню, достать себе немного нормальной еды, а не этих закусок на один зуб. Потом в погреб, за бутылкой вина. Найти свободную комнату, которых, наверняка, в этом пусть и не слишком большой замке должно быть много. Да, с таким сценарием этот вечер стал бы куда лучше. А главное, я бы смог остаться один, вдалеке от этого яркого света, людей, сплетничающих друг о друге за спиной, а с глазу на глаз выслуживающихся и льстивых. Лживые, противные змеи. Жаль не могу раздавить их, разве что словами. Но молчать сейчас хотелось куда больше, чем что-то говорить. Поэтому я направился прямиком к выходу из гостиной, но не успел скрыться с глаз присутствующих на этом роскошном приёме. Меня окликнули. Я сразу же узнал голос. Это был Рилиан, молодой сын барона. Восторженный, честный юноша. Единственный настоящий и живой. Пожалуй, так же и единственный здесь, кого мне не хотелось отправить в долгую дорогу к Бартасу. В последний раз мы с ним виделись чуть больше года назад. Он тогда состоял в оруженосцах у одного из паладинов. Юноша жаждал стать рыцарем, это было похвально. Я видел в его глазах настоящий огонь, честный, почти фанатичный огонь. У всех остальных немногочисленных рыцарей Ланда он уже потух.

— Друг мой, я рад тебя видеть, — Рилиан направлялся ко мне через зал широкими шагами, оставив даму, с которой он только что беседовал, удивлённо смотреть ему вслед. Он вырос, возмужал, видимо, служба шла ему на пользу, но в остальном он не изменился. На лице его красовалась та самая искренняя улыбка, к которой я уже привык во время нашего совместного путешествия на север королевства.

— Я тоже, — сын барона крепко пожал мне руку, я слегка улыбнулся ему.

— Как тебе этот приём, устроенный моим отцом?

— Не люблю подобные сборища, — я слегка скривился.

— По твоему виду это сразу заметно, — Рилиан слегка рассмеялся, — сидишь, будто бы объелся лимонов.

— Правда? — делано удивился я. — Как жаль, надеюсь, это не слишком смущало всех здесь присутствующих, — продолжил я с ещё более наигранным раскаянием и сожалением.

— А ты не меняешься. Только вот выглядишь ты не очень. Уставшим. Что с тобой случилось после похорон Клохариуса? Я не получал от тебя никаких вестей. Я даже не надеялся, что ты получишь моё приглашение. Не можешь даже представить, как я обрадовался, когда вместе с почтовым голубем пришёл твой ответ. Но волновался ещё больше. Что с тобой случилось, друг мой?

— Не думаю, что это так важно. У меня были дела, только и всего, — я примирительно улыбнулся. Рассказывать о том, что я сидел в темнице, не очень хотелось.

— Настолько не важно, что ты пропал на столь долгое время? Целых шесть месяцев! Друг мой, этого срока достаточно было мне, чтобы стать паладином, но ты вряд ли об этом знаешь, — Рилиан горько усмехнулся и закусил губу.

— Да? — это известие на какое-то время выдернуло меня из своего внутреннего мира, в котором я находился с самого начала этого мероприятия. — Рад за тебя, Рилиан, ты долго и упорно шёл к этому, — я улыбнулся. Вряд ли он поверил в правдивость этой улыбки.

— Знаю, я действительно горжусь собой, но сейчас я не хочу говорить о себе. И я ещё раз спрашиваю тебя: что с тобой случилось? — он положил мне руку на плечо. — Думаю, это не просто совпадение, что ты пропал сразу после похорон и казни, — вспомнив два этих события, он тут же отвёл взгляд в сторону, — я удивлённо поморгал.

— Что такое, Рилиан?

— Ничего, просто…я довольно часто вспоминаю тот день, — он понизил голос почти до шёпота, заметив, что на нас начинают поглядывать, но я по-прежнему отлично его слышал, — знаешь, до сих пор не верится, что нет больше нашего короля, нет Архимага, нет принца. Как будто всё это только сон.

— Ты веришь, что он мог это сделать?

— Нет, — уверенно сказал Рилиан и вскинул голову, — не верю и никогда не поверю.

— Почему? Его же признали виновным.

— К Бартасу этот суд! — в его глазах снова запылал огонь. — Это не мог быть он! Просто не мог и всё тут! Я это чувствую, чувствую, что он ушёл лишь потому, что так надо. Мне уже знакомо это чувство, в Харосе, когда Дарс отдавал мне тот предмет, я чувствовал, что всё то, что он сделал, было не напрасно. Это была борьба за свободу, прекрасная идея, но он уже совершил всё, что мог, и поэтому ему пора уходить. В тот день, когда я смотрел на казнь, меня не покидало то же самое ощущение, но к нему вот уже два месяца примешивается кое-что ещё. Это предчувствие. Будто бы, он ещё вернётся. Но это ведь невозможно! Я своими глазами видел, как он сгорел! — Рилиан отступил от меня на шаг.

— У меня тоже есть такое предчувствие, кажется, мы сходим с ума вместе, — я снова улыбнулся.

— Может быть, — Рилиан рассмеялся, кажется, его настроение снова поднялось, — прости, но мне нужно тебя оставить, наверняка меня уже ждут другие гости, да и ты не в настроении сейчас привлекать к себе внимание и сыпать колкостями как обычно. Поэтому ухожу. Можешь побродить по замку немного. Только осторожнее, старайся не попадаться на глаза слугам, ты уж очень сильно походишь на привидение. Но, прошу тебя, сначала найди мою сестру. Я вижу, что она очень хочет поговорить с тобой, но не решается подойти. Уж и не знаю зачем. Она ждёт тебя на балконе. Осторожно, уже темно, не сорвись там вниз. До встречи, надеюсь, она состоится достаточно скоро.

И он поспешил к группке гостей, которые что-то уж слишком активно обсуждали, оставив меня наедине с мыслями. От его слов мне стало ещё хуже. То письмо. Я так и не удосужился его отдать. Потому что не успел, потому что не смог, потому что не посчитал, что это достаточно важно, но теперь от этого стало дурно. Я ведь не выполнил то молчаливое обещание, что дал ей тогда в таверне. Ненавижу людей, которые не держат обещаний. Какая ирония, кажется, теперь придётся ненавидеть и самого себя. Но этим я займусь позже. Сейчас я должен поговорить с ней. Или лучше сбежать? Последовать своему первоначальному плану? Это было бы легче. Не чувствовать вины, когда она будет говорить. Сидеть где-то в тёмной комнате. Где-то в углу, где никто тебя не трогает. Совершенно один, в мыслях и чувствах, которых, кстати говоря, осталось уже не так уж и много. Действительно очень просто. Настолько, что выворачивает наизнанку. Это будет обыкновенное бегство. Бегство от всех, бегство от самого себя в самого себя. Странно, никогда не замечал за собой такой маниакальной жажды уединиться. К Бартасу всё это. Сначала нужно поговорить с ней. На какой же балкон указал Рилиан ненароком взглядом, когда говорил, что меня ждёт его сестра? Кстати, пока я туда иду, неплохо было бы вспомнить её имя. Кажется, Лина, если я не ошибаюсь. Странно, откуда я это знаю? Вроде бы никто при мне его не называл. А, может, и называл, точно ведь сложно сказать. Я слишком много людей выслушиваю каждый день. И почти каждый из них мне противен. Как же я сочувствую тем людям, кому по долгу службы приходится принимать просителей ежедневно. Я бы от такого точно давно свихнулся. Так это был не тот балкон. Здесь уже уединилась какая-то парочка. Кажется, в глазах парня проскочили гневные искорки, хорошо, что я успел вовремя быстро скрыться, не сказав ни слова. Не хотелось бы, чтобы он вызвал меня на дуэль из-за того, что я всего лишь увидел их поцелуй. Я ведь даже драться не умею. Точнее, помню кое-что из уроков фехтования, но этого, боюсь, будет маловато. А болтать на дуэли этот горячий молодой человек мне не даст. Хотя, кто сказал, что мне нужно будет на неё приходить? Кто вообще сказал, что она будет, я же ушёл? Со мной точно что-то не так. О, а вот и она! Она повзрослела. Чудесная девушка. Странно, что её ещё не выдали за какого-нибудь богатенького сынка герцога или ещё какого другого высокопоставленного господина. Прекрасная в серебряном свете луны. О да, она была красива, неправдоподобно красива. Будто бы картина, а не живой человек. Так странно чувствовать себя одним из персонажей, изображённых на полотне. Помню, когда меня случайно в толпе танцующих нарисовал художник, я очень долго смотрел на это произведение. Не мог поверить, что там, среди других навечно застывших лиц, есть и моё. Странно, необычно, парадоксально, невероятно. Трудно поверить, но мне в тот момент показалось, что никто больше уже не увидит меня другим. Только таким, каким я был на этой картине. Это был первый день, когда я решился всё-таки надеть тот самый обруч со следом клинка принца на камне. Лина обернулась. Кажется, я уже стоял за её спиной уже достаточно давно, погрузившись в свои мысли. Нет, определённо надо быстрее покинуть это общество. Как же я сейчас скучаю по молчаливому и гордому Нартаниэлю. Интересно, где он сейчас? Как поживает его жена? Как он сам? Мы ведь с ним так и не свиделись после того памятного дня. Опять мои мысли убегают куда-то далеко. И всё никак меня не оставляет это чувство, что все мне лгут. Только Рилиан говорил правду. Оно слишком часто появляется и не хочет исчезать, как бы я его ни гнал от себя. Не думаю, что это можно назвать хорошим симптомом, уж слишком сильно похоже на паранойю. Я будто бы точно знаю, когда человек врёт мне, а когда нет. Хотя и раньше определить это было не очень то сложно, большинство людей просто не умеет притворяться. Но теперь меня было невозможно обмануть. Я всегда знал. Каким бы мастером притворства ни был мой собеседник, не удастся ему провести меня вокруг пальца. С одной стороны это было весьма не плохо, ведь теперь не приходилось лихорадочно бегать глазами по лицу собеседника, по его рукам и телу, чтобы уловить малейшие признаки лжи, но с другой стороны терялась острота ситуации, боязнь оплошать, в конце-концов азарт от этого своеобразного поединка умов. Снова я задумался. А она уже смотрит на меня, таким взглядом, будто ждёт каких-то конкретных действий, о которых меня должны были уведомить заранее, а теперь я никак не хочу следовать сценарию, и она не понимает, что происходит. Это постоянное погружение в свои мысли и резкое пробуждение от них сейчас мне почему-то напоминало нелепые барахтанья тонущего человека. Причём, замечу, что именно человека, а не эльфа или гнома. Эльфу просто гордость не позволит звать на помощь и нелепо махать руками, это ниже его достоинства. А гном вообще никогда в жизни в воду не сунется. Разве что его сразу смоет потоком подземных вод. Человек же до последнего будет цепляться за жизнь, они очень любят жить, не хотят расставаться с этим даром ни за что на свете. То с головой уже уходят за край, то снова выныривают на поверхность, пытаясь доплыть до спасительного берега, чтобы выбраться на него, чтобы выжить. Вот так и я, то в себя, то снова к людям. Только вот в отличие от тонущего я с гораздо большим удовольствием бы ушёл под тяжёлую мутную и тёмную воду своих мыслей, чем снова вернулся на этот залитый лунным светом балкон. К ней. Она, кажется, что-то сказала, но я не расслышал. Поприветствовал и спросил о погоде. Не угадал. Она удивлённо посмотрела на меня и поморгала, от чего её длинные ресницы заискрились. Девушка явно ждала от меня объяснений. Никогда не умел объяснять кому-то свои собственные слова, если собеседник их не понял. Потому что я человек, живущий тем самым моментом, настоящим моментом, моментом, который уже прошёл, который уже упустил мой слушатель. Но это не значит, что я не пытался. Нет, ещё как пытался, но не получалось, не моё это. Она всё ещё ждёт. Надо проснуться, срочно.

— Прошу прощения, я задумался, — моё лицо оживает, скидывая непроницаемую маску отрешённости, я улыбаюсь и смотрю ей в глаза, она отводит взгляд в сторону и подходит к краю, опираясь на резные перила и смотря куда-то вдаль, — но всё-таки сегодня действительно прекрасная погода, не находите? Такое чистое небо и луна, замечательно, не правда ли? — я подхожу к ней и становлюсь слева, не смотрю ей в лицо, будто боюсь что-то там увидеть, сам не знаю что, зато созерцаю сад, за которым так бережно ухаживает старый садовник, который когда-то работал при дворе короля.

— Пожалуй, вы правы, — кажется, на её лице появилась улыбка, это было хорошим знаком, наверное, — но всё же лучше было бы проводить этот вечер не на приёме.

— Да уж, эти люди похожи на назойливых мух, которые слетелись на торт. А ещё это напоминает мне библиотеку с книгами современных писателей. Такие же яркие обложки и такие же пустые строчки внутри. Прямо поразительное сходство. И как только столько никчёмных людей может собраться в одном месте? — я сокрушённо покачал головой. Лина выпрямилась и посмотрела меня, хоть я и заметил это лишь краем глаза.

— Вы не боитесь, что вас услышат? — в её голосе прозвучало удивление, но вместе с тем и какой-то странный страх. Я понимал её. Если девушку найдут здесь со мной, говорящим «опасные речи», то вряд ли это хорошо отразится на её репутации, а я просто не хотел вредить ей своими словами, пусть не намеренно. Я знал, как ужасно действуют на светских людей слухи, которые кто-то распускает за их спиной. Они подобны какой-то смертельно болезни, которая убивает не сразу, а постепенно, при этом заставляя несчастного страшно мучиться.

— Да пусть хоть весь мир слышит! Мне уже, на самом деле, всё равно, — я безразлично пожал плечами, — плевать, что они там себе подумают. Пусть назовут меня сумасшедшим — их слова не значат для меня ничего, потому что они сами — никто. И их титулы, богатство и насмешливые улыбки не могут это спрятать. Наверное, я слишком много общался с эльфами и преисполнился презрения к большинству людей, но что поделать, если сами люди просят такого отношения к себе, стараясь казаться как можно более ничтожными и жалкими? Они сами виноваты в том, что дали себя поработить золотому идолу и красивым тряпкам. Я бы мог сделать так, что любой из тех, кто со мной сегодня заговорил, больше бы не посмел появиться в приличном обществе. Но что-то мне не хочется сегодня выступать в роли вершителя судеб и обличителя. Да и не интересно, когда твоим оппонентом в споре является человек, который прочёл в жизни максимум одну книгу и та, скорее всего, была либо тактическим справочником, где он ничего не понял, либо второсортный любовный роман, в котором она смогла утолить свои фантазии о славных рыцарях, — моё лицо искривилось в презрительной гримасе, почти против моего собственного желания.

— Наверное, вы в чём-то правы, — баронская дочь отвела взгляд сторону и закусила губу, не зная, что сказать мне в ответ.

Вряд ли она ожидала от меня таких резких слов о людях, с которыми так часто общалась, но было видно, что и ей они уже наскучили, что она уже не получает удовольствия от общения с ними, от их льстивых комплиментов и подобострастных взглядов. Их толки о том, за кого же она всё-таки выйдет замуж. Они оценивали её почти как вещь, и это вызывало в сердце юной особы гнев наравне с жалостью — ведь эти люди никогда не познают, что такое настоящие чувства и какого это — любить за душу, а не за капитал и замок. А вот во мне, человеке, стоящем напротив этого прекрасного создания, сострадания не было.

— Я знаю, что прав. Прав настолько, что это меня даже пугает, — я повернулся к Лине и заглянул в её глаза, — но вы ведь позвали меня не для того, чтобы безумец развлекал вас речами, рискуя нарваться на шпагу или меч. Хотя сейчас честный бой не в чести, всё чаще им предпочитают яд или нож, — наши взгляды встретились лишь на какое-то незначительное мгновение, потом она снова отвела его в сторону, а сама подошла к перилам.

— Я очень часто вспоминаю тот день, когда наша семья впервые встретила вас. Отец и мать относились к вам с большим подозрением. Вы не походили на того, кто обязательно должен лично встретится с самим принцем. «Обыкновенный бродяга, который решил за наш счёт пообедать» — так они говорили о вас, после вашего отъезда, — это известие меня не удивило, я действительно не любил выделяться из толпы одеждой, шикарными нарядами и дорогими побрякушками — слишком уж часто за них приходиться платить жизнью щёголям, — но в моих глазах вы тогда почти сравнились с богом. Вы стали посланником, единственным моим шансом сделать так, что бы принц узнал о моих чувствах. Я знаю, что вы думаете. Знаю, что поступила глупо, но я ведь не только из-за рассказов влюбилась в него. Мы виделись несколько раз до восстания в Харосе на балах. Поэтому я решила отдать вам письмо и теперь мне ужасно неловко. Это было так глупо. Я гналась за иллюзией, ведь он никогда не сможет ответить мне взаимностью, даже если она будет существовать. Его титул накладывает на него много ограничений, он просто не может позволить себе дать выплеснуться тому тёмному озеру, что колышет свои волны в его душе. Эти воды никто не может разглядеть, но я их увидела, видела, как он страдает. И вас я поставила в ужасно неловкое положение. А теперь ещё и признаюсь вам. Не знаю, почему я уже во второй раз решаюсь вам довериться, но, кажется, что вы не из тех, кто выдаёт чужие тайны. Прошу, простите меня, если сможете, — она повернула своё красивое лицо ко мне, в глазах у неё стояли слёзы.

— Мне не за что вас прощать, потому что я не отдал то письмо, — в моём голосе, кажется, прозвучало слишком много стальной жёсткости, слишком грубо и обескураживающе, но по-другому я бы не смог, потому что не имел большого опыта в признании своих собственных ошибок и не сдержанных обещаний.

Она резко вскинула голову, но тут же снова её опустила.

— Может, это и к лучшему, — голос девушки стал слабее и вроде бы даже дрогнул.

Я сделал шаг в её сторону, но остановился, сжал кулаки.

— Нет, не к лучшему. Это письмо могло многое изменить. Очень многое.

— Я не верю в это, всего лишь любовное признание. Уверена, что он получал сотни таких же, — на лице Лины заплясала грустная полу-улыбка.

— Может быть, но в этом письме было что-то особенное. Я почувствовал это, когда спрятал его у себя на груди. Оно было не обычным, уж точно не таким, какие ему отправляли до этого восторженные дворянки. Потому что это были настоящие чувства. И будь я проклят, если это не так. Оно могло бы дать ему стимул. Может, он смог бы отбиться, не попасть тогда в руки гильдийцев, сбежать из камеры до казни. Я уверен, что смог бы, потому что у него был бы стимул — вы бы ждали его. Пусть где-то далеко, пусть он и не помнил бы вашего лица, но ждали бы. Адриан бы это чувствовал, — Лина вздрогнула, когда прозвучала имя бастарда, — а если вы иного мнения, то можете забрать письмо, оно всё ещё со мной, — я протянул девушке запечатанный конверт, всё это время он был у меня на груди по старой привычке. В моих глазах плясали очень странные искры, думаю, что она заметила их.

— Нет, я не возьму его назад. Не возьму, потому что это память о любви, которая умерла.

— Не обманывайте себя. Умер принц, но не ваша любовь.

— Нет! У меня больше нет к нему чувств. Это…это было бы очень глупо! — она почти сорвалась на крик.

— Да, глупо, даже почти безумно, но так ведь и есть.

— Замолчите! — она не выдержала, отвернулась, закрыла лицо руками и разрыдалась.

Её красивые плечи вздрагивали, я слышал её всхлипы, почти чувствовал, как через эти слёзы выходит вся боль, накопленная ею за время со дня казни принца. Я заставил её плакать, потому что знал, что это было ей необходимо. Потому что если она разучится плакать, то уже не будет прежней Лины. Останется та же красота, но не будет уже души. Думал, что только она сможет помочь принцу освободиться от пласта мёртвых эмоций. О, да, я сумасшедший, но я верю, что принц выжил, что ему это удалось и плевать, какую магию он там использовал для этого. Пусть даже некромантию или силу демонов Бездны, главное, что он это сделал. Я хотел подойти к ней, утешить, обнять, но не стал. Придёт время и это сделает тот, кому она сама отдала своё сердце. А я что? Я буду просто посланником, безликим, как гонцы срочной королевской службы, ведь их никто никогда не благодарит. Воздают дары тем, кто отправил письмо, а гонцов лишь ругают, если они опаздывают. Но и такой роли вполне достаточно, ведь нет ничего дороже, чем видеть улыбку на лице того, кому ты вручаешь это письмо, будто женщина, ждущая мужа с войны или алхимик, заждавшийся своих ингредиентов.

Я покинул балкон быстрым шагом. Уже не обращал внимания на тех, кто пытался со мной здороваться или даже просто заговорить. Даже нескольких людей я просто отталкивал в сторону, чтобы они не мешали мне. Наверняка, после этого обо мне заговорят, как о якшающемся с тёмными силами, но какое это имеет значение, если я больше не намерен видеться с этими людьми? Спускаюсь вниз. Хотелось избегать слуг, и я даже пытался сначала это делать, но потом мне надоело прятаться в нишах за старыми доспехами и я просто летел вперёд по тёмным коридорам. Быстро спустился в погреб. Там выбрал бутылку хорошего вина (благо у барона был отменный вкус, и долго искать не пришлось). Потом снова этот быстрый бег по коридорам. Со стороны могло показаться, что я от кого-то убегаю. Возможно, так и было. Я пытался убежать от тех мыслей, что я оставил, когда заговорил с Линой, но они были всё ближе и я понимал, что мне от них уже не скрыться. Подобно арбалетным болтам — знаешь, что если он выпущен, то точно настигнет. Дверь. Комната с кроватью, на которую я падаю и закрываю глаза. Тягучий поток мыслей наваливается на меня и смывает из реального мира, заставляя полностью в нём увязнуть. Всю ночь я буду думать. Думать и поливать размышления хорошим вином. Пусть утром слуги и выкинут меня из замка, приняв за вора или ещё кого, но сейчас я об этом не думал. В тот вечер я поклялся себе, что обязательно отдам письмо дочки барона Танруда принцу, пусть даже мне придётся вытащить его из самой Бездны!

* * *

Как только наступило время, когда ленивые стражники после ночной вахты сменяются на других, а те, в свою очередь, в отличие от товарищей, не заходят в сторожку, а остаются на свежем воздухе — им уже не надо бояться странных звуков, то и дело доносящихся из-за стены, окружающей Тирнад каменным неприступным кольцом. Они открывают ворота, впуская и выпуская всех желающих, хотя обычно в столь ранний час мало кто стремится в город или же из него, даже накануне намечающегося праздника. Телеги и палатки, стоящие под стенами всё ещё спят, как и улицы культурной столицы Сарта. По этому поводу стражники часто ворчат, но больше по привычке, чем с настоящим недовольством. Они уже привыкли к ранним подъёмам и этим тихим утренним часам, которые предшествуют всем известной будничной суете. Пожалуй, они им даже нравились. Свежесть и лёгкая дымка тумана, которая золотится в лучах утреннего солнца. Простое солдатское сердце не могло не радоваться этой красоте, пусть и по-своему, пусть и не так возвышенно, как это делает сердце поэта, музыканта или художника, но, может, это и к лучшему? Однако сегодня им предстояло всё-таки выпустить из восточных ворот четверых путников, чьи кони уже нетерпеливо скребли копытами по мостовой и фыркали. Это были странные люди — все, как один, закутаны в тёплые плащи с капюшонами, которые скрывали их лица, хотя было довольно тепло, особенно для утра, день обещал быть приятным. У одного из них на спине висел композитный лук и колчан со стрелами, но солдат догадывался, что это не всё оружие таинственного всадника — на поясе у него изредка позвякивали ножны при чём, как ему показалось, не одни. Второй, сидевший на мышастой лошади, держал в руках невзрачный посох со вставленным в навершие голубым камнем, который слегка светился и мерцал. Сразу понятно, что это был маг. Солдат их не любил, тайные их науки были не по душе простому вояке, поэтому он считал, что от магиков добра стоит ждать разве что за круглую сумму. Но этот вроде вёл себя спокойно и огненными шарами да молниями кидаться направо-налево не собирался, и посему, одарив колдуна напоследок подозрительным взглядом, солдат посмотрел на следующего, восседающего на гнедом знатном жеребце. У этого под плащом был полный латный доспех, да и не слишком он старался это скрыть, как и герб, украшавший его большой щит. Солдат хмыкнул. Интересно, что в этой компании забыл рыцарь? Хотя, не так уж это и важно, пусть себе поезжает — дела этих господ для служаки вроде него всегда будут непонятны. А вот последний вроде бы ничем не выделяется. Обычная одежда. Обычная лошадь. Даже как-то неуместно он здесь смотрится, что ли, они все какие-то необычные, а он похож на простого наёмника. Эх, к товарищу возвращаться совсем не хочется, тот что-то уж сильно везуч в последнее время в костях, может, даже мухлюет, поэтому новую партию проигрывать служивому хочется как можно позже, сегодня уже можно будет обвинить его в шулерстве. Поэтому солдат решил занять и себя и путников разговором:

— Куда собираетесь, господа хорошие? — лениво поинтересовался стражник и тут же почувствовал, как его обжёг взгляд человека с луком, но говорить стал не он, а маг.

— Разве такие вопросы задают при выезде из города?

— Нет, но… — солдат замялся, не зная, что сказать, холодный тон незнакомца и его необычный говор обескуражили вояку, заставив его в очередной раз неловким движением поправить перевязь с мечом на поясе.

— Не твоего ума это дело, — маг поднял голову и устремил взгляд на небо, — время пришло открывай ворота.

— Дык, это, надо разрешения дождаться, без оного никак не можно открывать.

— Открывай, или хочешь, чтобы я сам это сделал?

От ответа на этот весьма сложный вопрос стражника спас крик из сторожки его командира. Разрешали открывать ворота, и вояка тут же поспешил к рычагам. Как только решётка полностью поднялась вверх, всадники покинули город. Стражник только сплюнул им вслед. Испортили такое прекрасное настроение, а ещё этот возможный проигрыш, идёт оно всё к дьяволу! Солдат присел на простой и старый деревянный стул, достал трубку и набил её табаком. Пока командир не видит, можно и покурить, успокоить нервы.

А путники пустили коней галоп, старясь как можно быстрее умчаться подальше от города. Всё ближе к своей цели. Они слегка притормозили лошадей лишь, когда стены Тирнада и шпили редких башенок скрылись за горизонтом. Всадники поравнялись друг с другом. Ехали молча, потому что не знали друг друга, да и один из них никогда не говорил. Лиард подъехал ближе к Адриану и, слегка наклонившись к нему в седле, что было совсем не просто с его-то доспехами, прошептал:

— К закату мы будем уже у замка. Там спешимся и подождём ночи.

— Ночи? Разве разумно охотиться на ночных тварей в их время? Не лучше ли будет подождать дня и застать того, кто живёт в замке, днём, когда он не так силён, будь то лич или всё-таки вампир? — принц кинул вопросительный взгляд на рыцаря из темноты, отбрасываемой на его лицо.

— Сразу видно, что у тебя нет большого опыта в подобных делах, — Лиард скинул капюшон, на его лице плясала весёлая улыбка.

— Что правда, то правда, до этого мне ещё не приходилось охотиться на чудовищ.

— Но ведь у тебя есть меч, против кого же ты его тогда использовал? — черноволосый рыцарь кинул вопросительный взгляд на бастарда, хотя, кажется, заранее знал ответ.

— Против людей, — принц не побоялся сказать правду.

— Вот как, — Лиард опустил взгляд в землю.

— Так почему же мы не можем дождаться следующего дня? — поспешил продолжить разговор Адриан, отвлекая рыцаря от мрачных мыслей, наполнявших его голову.

— Ах да, сейчас тебе всё объясню. Во-первых, разбуженное чудовище куда страшнее, чем бодрствующее. К тому же, как только почувствует, что его загнали в угол, начнёт обороняться вдвое яростнее и почти перестанет чувствовать боль, хотя, я не уверен, что лич или кровопийца вообще способны её ощущать.

— Ты говоришь о них так, будто бы это неразумные звери.

— А разве это не так?

— Не знаю, мне ещё не приходилось с ними сталкиваться, но я многое слышал. И говорят, что они умнее и хитрее людей, потому что прошли смерть и вернулись обратно, дважды переступили линию, за которую всем остальным можно зайти лишь один раз и навсегда.

— Вряд ли это так, те, кто вершит столько зла, по определению не могут быть разумны. Я, конечно же, говорю о личах, потому что с вампирами ещё ни разу не встречался, поэтому, думаю, стоит согласиться с тобой.

— Хорошо, — Адриан коротко кивнул, — но вернёмся к причинам. Какая вторая?

— А вот она уже куда существеннее, чем первая, — рыцарь сразу стал очень серьёзен, его аккуратные брови съехались к переносице, — если мы будем ожидать следующего дня в такой непосредственной близости от замка, то, кто бы он ни был, но он почувствует нас и натравит всю нечисть в округе. В таком случае нам очень сильно повезёт, если удастся выжить, потому что здесь различных тварей и нежити целые толпы, будто их что-то сюда притягивает. Может быть, где-то здесь находится портал в Бездну, скорее всего, если он и есть, то в подвале замка, потому что ещё в те времена, когда барон был жив, об этих местах ходили не слишком привлекающие посетителей слухи. Да и если переживём, то вряд ли сможем убить того, на кого, собственно, вели охоту, а это, как ты понимаешь, не самый лучший ход событий.

— Согласен, это имеет смысл, — Адриан кивнул, — но всё ещё остался один вопрос: как мы собираемся убить его, для этого нужны какие-то специальные средства или магия? — Лиард рассмеялся. — Что? Что такое? Разве я сказал что-то смешное? — глаза принца сверкнули.

— Нет, что ты, просто меня всегда веселят подобные предрассудки. Конечно, не плохо было бы иметь с собой серебряный меч, но пока он нам не по карману, поэтому придётся довольствоваться обычной сталью, которая хоть и не обжигает нечисть, как серебро, но вполне отлично рубит, колет и ломает кости, как и у обычных людей. Разве что убить их куда сложнее, чем обыкновенных людей, потому что их поддерживает магия. Лич в этом плане куда сильнее, как-никак, при жизни он был могущественным некромантом, который перед самой смертью смог провести ритуал, который обратил его самого в того, кто может направлять своей рукой любую нежить. К тому же, его чары сильнее, чем те, что использует наш маг. Не по тому, что он самоучка или ещё что-то, совсем нет, этот парень кому хочешь форы даст, но вот его магия обыкновенная, если можно так сказать о магии, использует силы этого мира, а лич использует силы самой смерти, а у живых против неё не велик шанс выстоять, и никакие амулеты, что продают шарлатаны на ярмарках, не помогут защититься от неё, потому что даже самый сильный маг нашего мира один на один не выстоит даже против самого слабого лича. Поэтому для борьбы с ними в основном и зовут тех, кто с магией не в ладах, но в большинстве случаев это не помогает. Им удаётся ослабить, истощить и запечатать, но не уничтожить. Я сам однажды наткнулся на гробницу, где было заперто шесть личей, к счастью, они были ещё очень слабы, но мне едва удалось унести оттуда ноги, потому что эти гады не только разъедают всё вокруг своим чёртовым туманом и слизью, но ещё и влияют на разум. Я очнулся, когда мой меч уже готов был пронзить мой собственный живот. Именно поэтому лучше идти либо совсем одному, чтобы никого не поранить, либо втроём, чтобы было кому тебя уносить, а кому — прикрывать спину.

— На этот счёт можешь не беспокоиться.

— Почему это?

— На меня эта магия не действует.

— Вот так удача, — Лиард присвистнул, — значит пойдёшь в первых рядах, — рыцарь заметил, как вздрогнул Адриан и рассмеялся, — успокойся, я так шучу, — черноволосый хлопнул принца по плечу, бастард недовольно поджал губы, но из-за капюшона этого не было видно.

— Хорошо, но что там с вампирами, думаю, они не такие опасные маги, как личи, но почему-то встречи с ними боятся куда больше.

— Это верно и вполне понятно. Если бы мне дали выбор, с кем сражаться один на один, то я без раздумий выбрал бы лича, потому что против него ещё есть шанс выжить, хоть и не большой, а вот с кровопийцей всё обстоит куда плачевней. Он быстрее, сильнее, ловчее, чем любой из людей. Даже мой брат не сравнится с ним в эффективности методов убийства, но куда хуже то, что они действительно умны и свой не слишком впечатляющей арсенал умений используют настолько хорошо, что славный охотник за нечистью рискует умереть раньше, чем вступит с кровопийцей в открытый бой. Не знаю, что из россказней про них правда, а что — глупые крестьянские байки да предрассудки, но даже половины хватит на тысячи ловушек. Хорошо, что я позвал с собой Дезарда, с его помощью мы сможем их обойти, но я всё-таки надеюсь, что в замке нас ждёт лич, а не вампир, — Лиард замолчал. Было видно, что он действительно волнуется, но при этом полон решимости. Адриан знал, что этот рыцарь ни за что не отступится от цели, которую себе задал.

— Мне снова остаётся лишь с тобой согласиться, расписанная перспектива не слишком сильно меня привлекает, — поставил точку принц.

Какое-то время они ехали молча, но эта тишина, разгоняемая лишь постукиванием копыт по дороге, ужасно удручала, нагоняла мрачные мысли о предстоящем визите в замок и бое, который было не миновать. Вопрос лишь в том, с кем им предстоит встретиться меж каменных стен руин баронского жилища. Адриан чувствовал, что Лиард не так спокоен, как хочет показаться. Его живое, объятое огнём рыцарства, сердце сейчас трепетало и билось о стенки своей стальной клетки. Нет, вряд ли он боялся, вряд ли он вообще умел бояться. Скорее, он переживал за брата, за мага и даже за самого бастарда, хоть и знал его меньше одного дня. Такая у него была натура, он стремился защищать всех и каждого, боялся, что не сможет сохранить чью-то жизнь, хотя был в это время рядом. Видимо, в этом и была суть его рыцарства, хотя, у Лиарда было очень много принципов, но все они базировались исключительно на чести, выделяя его из множества самозванцев в латах и выступающих на турнирах под красивыми именами, прозвищами, гербами и флагами. Но, так или иначе, вряд ли кому-нибудь удастся их узнать, потому что рыцарь никогда не отвечает, если его об этом спрашивают. Эти правила вырезаны на его душе, видимо, ему просто слишком больно читать их, водя по строкам пальцем, и перелистывать страницы. На самом деле у каждого из четверых, что свела Фортуна вместе, имелся свой кодекс, свои принципы, которым он следовал всегда, никогда не преступал, потому что просто не мог даже в мыслях допустить подобного. Без этого внутреннего стержня им просто бы не удалось стать теми, кем они являются сейчас — лучшими из лучших в своём деле.

— Ты не спишь? — Лиард повернулся к Адриану, который положил голову себе на грудь, будто задремал в седле, принц тут же выпрямился, показывая, что сон ещё не пришёл к нему знакомыми ночными тропками. — Я должен у тебя спросить, прости за бестактность, но любопытство просто съедает меня. Ещё никогда мне не доводилось видеть на теле человека столько шрамов. Даже самые бывалые воины из тех, что я знаю, не могут похвастаться такой обширной коллекцией. Как ты их получил и как после такого количества ран тебе удалось выжить? — рыцарь поднял взгляд к лицу Адриана, которое ещё до сих пор пряталось в темноте капюшона.

— Это долгая история, — нехотя ответил принц.

— Слава богам, времени у нас пока предостаточно. Прости, если это неприятная тема, но, пойми, мне нужно знать, получил ты эти шрамы из-за неумения или наоборот, из-за того, что слишком яро рвался в бой и взял больше, чем смог понести, это определит роль, которую тебе придётся отыграть в нашем деле, — тон рыцаря и его лицо снова стали серьёзными.

— Я не могу тебе сказать. Не потому что не хочу или по тому, что это нечто личное, нет, просто, по большому счёту я сам не знаю, откуда они появились, — бастард тяжело вздохнул и слегка отвернул голову в сторону от черноволосого рыцаря.

— Что? Такого ведь не бывает. Или это проклятье?

— Что-то вроде такого, — пожав плечами, кивнул Адриан.

— Хм, что же, тогда ясно. Тогда придётся оценить по-другому твой опыт. Хотя, бой со мной, безусловно, был весьма показательным, но всё же не совсем достаточным.

— Ты слышал о бунте в Султанате два года назад?

— Слышал, говорят, тот бой был очень суровым, до сих пор в голове не укладывается, как им удалось пройти весь город, а потом ещё и оборонять дворец, храбрость и умение каждого воина достойны моего восхищения.

— Я был там, — к счастью, никто не знал, что в том бою принимал участие принц Ланда и Адриан мог оставаться спокойным, рыцарь не догадается, кто он на самом деле.

— Что? Не может быть! — Лиард сразу же встрепенулся и удивлённо посмотрел на принца, который пустым взглядом осматривал дорогу и горизонт, заслонённый лесом. — Никогда бы не подумал, что мне доведётся общаться с самим участником тех знаменательных событий. Неудивительно, что ты не горишь желанием рассказывать о себе. Говорят, что это на всех них отразилось не самым благоприятным образом, всё-таки их почти довели до полного отчаяния, столько друзей пало под мечами барнухадцев. Ужасный день, который никогда не должен был наступить, но наступил и породил много непревзойдённых воинов, но столько же и забрал. Снова прости меня за то, что я затронул эту неприятную для тебя тему.

— Ничего, — голос принца как всегда оставался спокойным, хоть в голове он снова прокручивал те печальные события.

Они снова замолчали. Зеленели поля, расстилающиеся на много миль во все стороны. Лишь на востоке едва была различима тёмно-зелёная зубчатая стена леса. Кажется, в столь ранний час даже мыши-полёвки ещё не пробудились, даже соколы всё ещё спали, время охоты ещё не началось. Адриан всегда не любил, когда его путь пролегал через степи или подобные поля. Это необъятное пространство, можно сказать, пугало его своим невозмутимым спокойствием и постоянством. Поистине неживой монолитностью. В такие моменты он чувствовал себя неимоверно слабым и беспомощным, маленьким и жалким. Поэтому он чаще предпочитал длинный и не самый безопасный путь, но ни за что не проезжать через поля.

Его внимание привлекли остатки тумана, уже почти рассеявшиеся, но ещё висевшие над землёй густым дымчатым облаком. Он повернулся к Лиарду. Рыцарь вглядывался дорогу, будто пытаясь различить на ней чьи-то следы, но младший из братьев Марг никогда не был силён в подобных науках хитрости и уловок, как следопытство, слежка и охота. Больше по душе рыцарю были кузнечество, искусство боя, но не такого, какое предпочитал его брат, другое, честное, легко читающееся, полагающееся на силу и выносливость, на умение и стойкость, а не уловки и обманные выпады. Может, оно было и не столь эффективно, но пока Лиард не проиграл ещё ни одного сражения…хотя бы по тому, что его меч всё ещё не изведал человеческой крови.

— Знаешь, — Лиард вздрогнул, услышав спокойный голос своего изуродованного шрамами спутника, — мой друг из Даргоста рассказывал, что у них на родине считается, что такие одинокие клочья тумана — это души умерших близких, которые издалека наблюдают за тобой. Я до этого не встречал подобного, думаю, что это просто предрассудки.

— Даже предрассудки не появляются на пустом месте, ничто не появляется просто так, из ничего. Может, кого-то из этого тумана звали призраки, поэтому и появилась эта легенда?

— Вполне может быть. Болота всегда были странным местом.

— Ты бывал там?

— Нет. Боюсь, не смог бы избежать блуждающих огоньков, — Адриан слегка улыбнулся.

— Один мой товарищ так сгинул в трясине, — тяжело вздохнул рыцарь, — а я ведь говорил ему, что стоит пойти более безопасной дорогой, но он, видите ли, решил сократить путь. Мы попали в засаду, там было много зомби, мы едва ушли. Вернее, я. Ему арбалетный болт попал в ногу, он споткнулся и канул в лету.

— Зомби? Я думал, что на болотах водятся другие монстры, — принц нахмурился, новость появления нежити в топях была не слишком хорошей новостью, как-никак охотнику вроде Сина чаще других приходится бывать в самой центре болот, где очень трудно найти хотя бы дорожку, чтобы не попасть в смертельные объятья гнилой воды, а драться там и вовсе почти невозможно. Хотя, возможно, именно поэтому Син был таким ловким и быстрым, наверное, именно поэтому среди даргостцев он носил кличку в честь тех самых болотных духов, которые заманивают людей в трясину — Син Блуждающий Огонёк.

— И других монстров там тоже хватает, — согласно кивнул черноволосый рыцарь, — но суть не в этом. То болото когда-то было местом грандиозного сражения между Хариотом и Мортремором. Это был единственный случай, когда армия самого восточного из людских королевств перевалила через горы. Страшная война, но ты, наверное, слышал о ней, поэтому я сразу расскажу о сражении. В то время болота ещё были вполне пригодными землями, так же там находился один из ключевых юго-восточных фортов Хариота. Вот только почему-то главнокомандующие решили вывести войска из-под защиты каменных укреплений и столкнуться открыто. Много трупов, но Хариоту удалось откинуть назад армии Мортремора, что впоследствии позволило и вытеснить их обратно за горы, после чего оно уже не пыталось больше покуситься на наши земли, да и гномы, которым не очень понравилось, что солдаты с востока прошли по их старым тоннелям, как по своим родным, сказали своё слово. Теперь, если Мортремор всё же решится снова повторить свою попытку, то мы найдём надёжных союзников в лице бородатых карликов, хотя, вряд ли этому королевству взбредёт такое в голову. Им не позволят эльфы, которые объявили себя хранителями мира и порядка. Говорят, их оракулы недавно узнали какое-то страшное пророчество, ведь остроухим всегда удавалось смотреть в глубь времён, поэтому-то они и всполошились. Не думаю, что им хочется, чтобы мы тут сначала друг друга перебили, а потом остатками пошли жечь их леса, полностью обезумев. Они, конечно, большую часть армии уничтожат лучниками ещё на подходах, да и лес тоже на их стороне, но кто-то всё же дойдёт, и вот тогда начнётся резня. Так вот, вернёмся к тому сражению. У Мортремора всегда была сильная, хорошо подготовленная тяжёлая пехота. Заставить бежать этих закованных в латы гигантов практически невозможно, а сражаются они так, что на одного приходится где-то трое или даже четверо. А Хариот почти не уделял внимания армии, уже тогда все деньги отдавая магикам-недоучкам. Однако в бою, как оказалось, они ничего не стоили. Победа была одержана лишь чудом, вернее, благодаря вовремя подоспевшим на помощь отрядам Ланда, которому впоследствии и отошли те земли. Зато маги Мортремора успели провести ритуал, который и привёл к тому, что начали появляться зомби в тех местах. Но не в больших количествах. Думаю, что они это сделали на всякий случай, если придётся туда по какой-то причине вернуться, чтобы был запасной план, коим были шагающие мертвецы. Но пока они дойдут сюда, мы уже успеем полностью уничтожить их «план Б», — Лиард усмехнулся, наверняка, он и сам приложил к вырезке зомби свою руку.

— Как думаешь, возможна ли такая война снова?

— Этого я не могу сказать тебе точно, но от Мортремора уже давно ничего не слышно. Да и вообще, по ту сторону гор что-то много времени уже подозрительно тихо.

Им пришлось замолчать. Дезард снова пустил своего коня в галоп.

Каменная громада руин баронского замка нависала над четырьмя путниками, которых дорога привела сюда. Тёмная тень навечно легла на поляну перед воротами, а сами стены, хоть и почти разрушившиеся, будто бы грозились раздавить несчастных. Они спешились, но заходить во внутренний двор пока не решались, застыли, в своих тёмных плащах походя на часть этой зловещей композиции. Казалось, баронские ловчие вернулись из леса, чтобы преподнести своему господину подстреленную дичь, но вот с ворот им кричит стражник о том, что барона уже нет в живых, и его верные слуги обратились в камень, не желая видеть этот замок пустым, навсегда став его неотъемлемой частью, как камень в кладке. Но вот одна из статуй пошевелилась, мёртвый барон зовёт своих лучших охотников на помощь, они должны помочь найти ему дорогу в мир, где его уже ждёт любимая жена, должны помочь ему обрести покой, пусть для этого им и придётся убить своего господина во второй раз. Пусть после этого они уже утратят магию, которая позволит им превращаться в камень и жить вечно, главное, что их зовёт старый барон.

Но вот наваждение проходит. И на поляне перед замком снова лишь четверо путников. Хотя задачи их схожи с целями баронских ловчих. Они должны очистить это место, пусть это явно будет нелегко. Каждый из них знал, что стоит им перейти черту, как начнётся вечный бой, но никто из них отступать не собирался. Скиталец начал нашёптывать слова заклинания, проверяя двор на наличие магии. Там она была. Значит, даже просто дойти до замка будет уже сложно, не говоря уже о путешествии по самим тёмным коридорам мёртвого строения. Маг коротко кивнул Дезарду, тот быстрым движением обнажил оба меча, лезвие которых оказалось необычного цвета — темнее, чем сталь, с красными прожилками, причудливой вязью расходившихся от гарды по всему клинку. Они слегка светились в темноте, это точно было не простое оружие и не только по тому, что его выковали эльфы. От него сразу повеяло магией, хотя до этого никаких признаков её не было и в помине. Лиард тоже снял с пояса свою лопастную булаву и поднял щит, маг лишь сильнее сжал посох, на какое-то мгновение Адриану показалось, что его рука слилась воедино с деревянной тростью, но лишь на мгновение. Пришёл черёд принца обнажить своё оружие, что он незамедлительно и сделал. Диарнис мимолётно сверкнул на солнце. Братья Марг вышли вперёд, являя собой сплочённый, хорошо смазанный и работающий гномий механизм без каких-либо изъянов. Идеальное соединение мощи и изящества, полезности и красоты, смертоносности и невинности. Адриан без слов понял, что ему нужно прикрывать их спины, а заодно следить, чтобы никто не мог навредить магу. Он чувствовал это инстинктивно, по-другому и не могло быть — во время дела никто из его неожиданных соратников не любил говорить. Одновременно для него было огромной честью стать частью этого отлаженного до предела механизма, стать ещё одной шестерёнкой, которая не только не будет ухудшать его работу, но и станет приносить пользу. Они двинулись вперёд. Напряжённые, готовые отбивать нападение. Вот их стройная процессия проходит под аркой ворот, наверху ещё торчат остатки уже проржавевшей насквозь железной решётки. Их накрывает тень, остаётся лишь два источника света — спереди и сзади, но на последний никто даже не смотрит, никто даже не думает о нём, никто не хочет отступать. И тут их уже ждало первое предупреждение — тени, словно живые, устремились к ним, стараясь задушить, пронзить их тела, сломать шеи, обвив чернильными щупальцами руки и ноги, но Скиталец по праву считался одним из лучших магов, сотворённое им защитное заклинание действовало отменно. Хотя нет, Адриан краем глаза заметил как резко дёрнулся Дезард и тут же снова принял прежнее положение, лишь только ускорил шаг. Но то, что показалось принцу странным секундным припадком, было на самом деле выпадом, стремительно серией из двух ударов. Обрубки теней начали медно опускаться на пол, будто листки бумаги и тлеть. Они вырвались на свет так же внезапно, как оказались в темноте. Никто не сказал ни слова, они и без них всё поняли. Личи не могут управлять тенями, для него было бы гораздо проще запечатать их в этой арке и запустить ядовитый туман или же просто, разъев камень своим смертельным дыханием, обрушить ворота незваным гостям на головы. Лич бы так и сделал, если бы он тут был. Но в баронском замке поселился кое-кто куда опаснее лича, Фельт оказался прав, в замке обитал вампир и он предупреждал путников о том, что если они пойдут дальше, то вряд ли смогут вернуться так все вместе, он начинал свою игру, он начинал охоту на них и у него были тысячи преимуществ, но всё-таки он был один.

Первым движение среди обломков строения, которое некогда было каменными конюшнями, заметил Дезард. Он скинул капюшон и быстро отправил оба меча в ножны, клинки вошли туда, будто бы он пару минут назад смазал их маслом. Вскинул лук, бросил вопросительный взгляд на мага, тот утвердительно кивнул, отвечая на немой вопрос старшего из братьев. Не прошло и нескольких секунд, как к компании бросилось какое-то существо, телосложением напоминающее небольшого медведя, только вот у этого «косолапого мишки» были за спиной крылья, а кожа подозрительно отливала серостью и гладкостью камня. В полёт отправилась оперённая красавица, в лучах заходящего солнца на наконечнике сверкнула руна. Почти тут же раздался оглушительный взрыв, сотрясший казалось, даже монолитную неподъёмность замка. В разные стороны полетели каменные осколки, а лучник уже снова натягивал тетиву — к ним неслись ещё три ожившие горгульи. Скиталец быстро сплёл из огненных нитей шар и метнул его в сторону той, что приближалась к нему. Ещё два взрыва разорвали пространство почти одновременно. Лиарду даже пришлось прикрываться щитом от разлетавшихся в стороны частей монстров, которые шумно били по его доспехам. Один из них оцарапал уже немного заросшее щетиной лицо рыцаря — он не одел шлем, потому что тот мешал бы обзору, а в замке полном опасностей это могло стоить жизни. Уж лучше изуродованное лицо, чем смерть. К тому же, за его спиной стояло живое доказательство в пользу этого умозаключения. Дезарду пришлось спрятать лук и быстро выхватить мечи, отражая сильный удар горгульи, который больше походил на опустившуюся почти на голову огромную булаву или боевой молот, но вооружённый двумя эльфийскими клинками воин в очень лёгкой и пластичной, но невероятно прочной броне, даже не отъехал назад. После того, как он отбил удар, тут же сделал шаг с полуоборотом в сторону, одновременно взмахнув обоими мечами. Прожилки на клинках будто бы налились кровью, как только коснулись каменного тела противника и вошли в него, как нож в масло — магия заключённая в мечах просто-напросто расплавила камень. Страшно подумать, какую боль испытывает человек, если он получает раны таким оружием. Горгулья развалилась напополам, но не успокоилась, на руках с огромными когтями пытаясь подползти к Лиарду, но рыцарь быстро усмирил разбушевавшуюся статую ударом булавы, которая раздробила голову монстра на мелкие кусочки. Но вскоре верные каменные стражи вампира стали не единственной проблемой четырёх путников. Через арку, а так же со стороны груд камня, некогда имевших вид жилых помещений, складов и кузницы, к ним уже приближались зомби и скелеты. Кое на ком из восставших ещё сохранились остатки доспехов и одежды, но большинство обходилось даже без этого, зато вот оружие почти у всех было новое, словно выкованное совсем недавно. Бартасов кровопийца ждал своих гостей и хорошо подготовил тёплый дружеский приём. Были и те, кто ещё в прошлой жизни умел стрелять из лука, вот и сейчас призвавший их на свою защиту снова решил воспользоваться их способностями — над головами четырёх людей пропели стрелы. К счастью, ни одна из этих мелодий не стала для них похоронным маршем. Адриан крепче сжал рукоять своего верного полуторного меча. С каменными монстрами он сражаться не мог, у него не было ни силы Лиарда, ни зачарованного арсенала Дезарда, зато вот с нежитью принц мог вполне справиться. Неповоротливые зомби вряд ли смогли бы уйти от его ударов, как и скелеты, но они брали числом. Что же, придётся справляться с ними, нельзя подвести товарищей, подбросив им ещё одну проблему в виде гниющих ходячих трупов, наседающих на них со спины.

Первому зомби Адриан отрубил голову и пинком откинул в сторону, опрокидывая скелета, который уже бежал к нему с поднятым над головой мечом. Сильно ударившись о камни, которыми был вымощен двор, старые кости сломались и вряд ли когда-то снова станут пригодными для некроманта, но бастард этого не заметил, всё его внимание устремилось на следующих противников. За те два с половиной года, что прошли со времени его визита в Султанат до смерти Клохариуса, Адриан сильно поднял свой навык фехтования. Нет, он не стал в этом абсолютным мастером, но уже мог продержаться какое-то время даже против королевских гвардейцев. Уже тогда он делал упор на технику боя, изобиловавшую уклонениями, отходами в сторону, постоянным движением, словом, направленную на сражение с несколькими противниками, позволяющую рубануть одного и при этом уйти из-под удара другого. Сейчас это очень сильно помогало, учитывая, что зомби были неуклюжи, а скелеты недостаточно хорошо владели вручённым им оружием. Но всё-таки количество противников сказывалось, принц начинал уставать, хотя всё ещё ни одному из мертвяков не удалось его достать. От вони бастард начал задыхаться, но вот к запаху гниения примешался ещё и запах палёной плоти, которому, как ни странно, принц обрадовался. Покончив с горгульями, на помощь к нему пришли братья Марг и Скиталец, который хоть и был отменным магом, но уже тоже порядком израсходовавший запас своих колдовских сил.

Через несколько минут всё было кончено. Они стояли и восстанавливали силы. Хозяин замка благосклонно давал им время на передышку, которой они не могли не воспользоваться. Уж очень быстрым и утомительным оказался первый танец на этом балу. Адриан чистил своё оружие от мёртвой крови, которая сегодня щедро оросила клинок Диарниса. Мечи Дезарда в такой чистке не нуждались, они уже покоились в ножнах, а сам он снова держал в руках лук, на тетиве лежала стрела, ждавшая лишь сигнала, чтобы взметнуться в воздух и лишить жизни противника. Лиард же, кажется, почти не устал, он сейчас о чём-то тихо разговаривал с магом в стороне, и лицо его становилось всё более хмурым. Наконец, он повернулся к принцу и подошёл к нему.

— Плохи наши дела. Этот гад, кажется, установил где-то печати, которые существенно осложняют сотворение даже простых заклинаний, не говоря уже о том щите, который нас от теней прикрывал. Скиталец уже на исходе, да и ты, вижу, порядком запыхался. Но путь назад нам уже закрыт — сунемся туда, и поминай, как звали, там открыт портал, невидимый, в один конец. Даже я чувствую, как с той стороны веет холодом.

— Мы бы в любом случае не вернулись, так? — Адриан всё-таки посчитал нужным спросить, хотя прекрасно знал ответ, но Лиард промолчал, зато уверенно кивнул, этого было вполне достаточно.

Они снова выстроились в прежнем порядке. Теперь им предстояло войти в замок и там начнётся второй танец, ещё более смертельный и сложный, чем первый, но принцу почему-то казалось, что каждый из его товарищей привык вальсировать со старухой в балахоне, да и сам он уже не боялся смерти. Как-никак, двум смертям не бывать, а одну он уже пережил. Ему вдруг вспомнился всепожирающий, бушующий вокруг него огонь, то полное отсутствие эмоций, которое захватило его во время казни. Он тряхнул головой, стряхивая наваждение. Вот исчезли в тёмном широком проёме братья. Теперь его черёд и он тоже делает шаг, растворяясь в абсолютной темноте, будто бы всегда был её частью.

* * *

Я проснулся. Это было, мягко говоря, не самое приятное пробуждение в моей жизни. Хотя бы по той причине, что проснулся я не сам по себе. Меня невероятно наглым образом разбудил какой-то старый слуга, стоявший прямо надо мной и звенящий своим дурацким маленьким колокольчиком. Во-вторых, ужасно болела голова, такое чувство, что вчера меня по ней били молотом или я много выпил. Поводив мутным взглядом по комнате, я застонал и снова закрыл глаза. На полу лежало две пустые бутылки из-под вина. Не помню, что было вчера вечером, после разговора с Линой, но, похоже, я здорово напился. Увидев, что я опять собираюсь погрузиться в царство сновидений, слуга вновь принялся активно звонить своим орудием пытки и что-то мне говорить. Я коротко выругался, нащупал подушку и накрыл ей свою многострадальную голову. Видя, что его методы не помогают, этот паразит начал пытаться надеть на мою ногу ботинок. Тогда я кинул в него свой щит от тех барстасовских звуков, что издавал треклятый колокольчик. По минутному замешательству понял, что попал точно в цель, но после лакей сразу же возобновил свои попытки обуть меня. Тогда я не выдержал и начал брыкаться, в итоге перевернулся, разлепил глаза и уставился на несчастного слугу своим самым ненавидящим взглядом из тех, что были в моём арсенале. В его руках был какой-то очень странный, помятый предмет, которому я затрудняюсь дать какое бы то ни было описание вообще, так как мне он больше всего напоминал бесформенную кучу чего-нибудь, но уж точно не обувь. Хотя нет. Приглядевшись, я не без удивления узнал в этом таинственном нечто свой ботинок. Второй, кажется, был на мне. Я с трудом сел, собрав для этого все оставшиеся силы в кулак. Да уж, наверное, у меня сейчас не самый лучший вид. Взъерошенные, торчащие во все стороны волосы, синяки под глазами, дикий, бегающий по сторонам взгляд человека, который яростно пытается понять, что вокруг него происходит, но на протяжении долгого времени ему это уже не удаётся сделать. Наконец, мне удалось хоть отчасти прийти в себя и разобрать то, что бормотал себе под нос слуга:

— Милорд, вас ждут на завтраке, собирайтесь быстрей, иначе опоздаете, — лепетал он, всё ещё пытаясь надеть мне на ногу покорёженное то, что когда-то было моей обувью.

— О, Бартас тебя дери, неужели не видно, что он уже никогда в жизни не налезет на мою ногу?! — я вскочил и выхватил из рук слуги ботинок и сильным броском вышвырнул его в окно, даже не позаботившись убедиться в том, что оно открыто, но, к счастью благодаря Фортуне, за разбитое многострадальным предметом обуви окно мне платить не придётся, зато вот за мой отличный бросок, кажется, кто-то поплатился нервами — под окном раздался пронзительный женский крик и стук быстро отдаляющихся от места происшествия каблуков. Кажется, это была одна из фрейлин. Вскоре в окно отправился и следующий ботинок, этот, судя по смачному «бултых», угодил прямиком в небольшой пруд посреди прекрасного сада за замком барона Танруда. Сам того не зная, я выбрал комнату с самым лучшим видом. Даже пьяный в стельку я обладал более изысканным вкусом, чем большинство трезвых людей.

— Но, как же вы пойдёте к барону без обуви, милорд? — оторопело пробормотал слуга, но тут же щёлкнул пальцами. — Я сейчас принесу ещё одну пару! — он развернулся на каблуках своих налакированных чёрных туфель и кинулся к двери.

— И принеси ещё стакан воды! — признаком того, что старый лакей меня услышал, стал его едва заметный кивок.

Почти сразу же в комнату вбежало ещё двое слуг с тазиком воды и какими-то блестящими предметами в руках, подозрительно напоминавших арсенал пыточных дел мастеров, на который я успел насмотреться во время своего двухмесячного заточения в казематах Гильдии Сейрам. Меня быстро оттащили в сторону от кровати, сняли те остатки одежды, что на мне ещё были и буквально закинули в огромную байду с водой, которую втащили сюда ещё трое. На меня обрушился поток воды и каких-то странно пахнущих веществ, спину не слишком приятно заскребли мочалкой, щётками и ещё чем-то непонятным, чего я не мог видеть, так как глаза мне залепили собственные волосы и вода. Довольно быстро меня оттуда вытащили, вытерли полотенцем, но и тут меня не ждала передышка — цирюльник (тот самый слуга с блестящими железками) усадил меня на стул перед большим зеркалом, которое неожиданно появилось в комнате, где я так чудесно и одиноко провёл ночь. Тут же его руки замелькали передо мной, одни инструменты сменяли другие, а я боялся даже пошевелиться, застыв как мраморное изваяние и отдавшись, так сказать, на волю победителя. Правда, я должен сказать ему спасибо — этот парень сделал то, до чего у самого не доходили руки — сбрил проклятую щетину, которая сизой тенью уже покрывала мои щеки и подбородок, грозясь перерасти в самую настоящую гномью бороду, если это дело запустить и отправить на самотёк. Но с другой стороны эти постоянные обливания меня водой не давали сосредоточиться на собственных мыслях и понять, наконец, что здесь вообще происходит! Вскоре меня вытащили оттуда, начали с таким усердием вытирать, что я даже боялся, как бы они не перестарались, и не протёрли меня до костей, однако переживания мои были, как оказалось, совершенно напрасны — эти парни (а, может, и девушки, ни одного из вошедших, я разглядеть не смог) были настоящими мастерами своего весьма непростого, надо сказать, дела. Но и тут даже пары свободных мгновений мне не дали, начали одевать в какую-то явно дворянскую, а, значит, неудобную с непривычки мне одежду. Появился слуга, который разбудил меня и пытался надеть на ногу то, что осталось от ботинка, в данный момент лежащего на одной из садовых дорожек. Сейчас же этот подвижный старичок ловко натягивал на меня обувь, которые на поверку оказались щегольскими туфлями — наверняка последнее веяние моды, которые всегда отличала просто невероятная вычурность и неудобство. Смотреть на себя в зеркало мне абсолютно не хотелось, как и пить, я уже успел нахлебаться мыльной воды так, что почти выливалось из ушей. Поэтому сразу же сделал повелительный жест рукой, требуя, чтобы меня проводили к владельцам замка на завтрак. Всё-таки ещё оставался шанс, что они меня с кем-то спутали, а мне не хотелось их разубеждать в том, что я действительно являюсь какой-то важной шишкой.

Они повели меня длинными, хорошо освещёнными коридорами. Сразу было видно, что здесь был маг, натворивший здесь столько ярко-белых пульсаров, которые бы резали глаза, если бы не находились в стене, на которые редко кто-то смотрел из-за того, что «утончённый вкус» аристократов никогда не устраивали простые серые замковые стены, поэтому они предпочитали украшать камень дорогими полотнами и коврами, приходившими из Султаната и стоившими неимоверное количество денег. Если это, конечно, были оригиналы, но те же самые дворяне ещё в придачу не желают тратиться на настоящие произведения искусства, подменяя дешёвыми подделками местных цехов, которые настоящим шедеврам даже в подмётки не годились, хотя сеньоры-шарлатаны и пытались выдавать подобное издевательство за те самые легендарные оригиналы. Однако наученный горьким опытом Хароса барон Танруд не сделал такой ошибки и стены по-прежнему пугали своей каменной холодной серостью и редким блеском стоящих в нишах доспехов, которые вчера сослужили мне такую верную службу, вовремя укрывая в тенях от ненужных глаз. Я поёжился от воспоминаний. Уж слишком это место походило на темницу, о пребывании в которой у меня могли остаться и куда худшие впечатления, но и тех, что были, мне вполне хватило. Ни за что бы я не вернулся туда, пусть даже мне бы и обещали за это целое состояние, дворец, лучшие земли и молоденькую невесту. Пусть даже на день. Это невыносимо. Постоянная однообразность, но хуже всего то, что ты там совершенно один. Не с кем поговорить, не с кем даже перекинуться взглядом. В обычных камерах хотя бы можно услышать других пленников, пусть это и будут лишь неразборчивые стоны и бормотанья, пусть это и будет бред нескольких сумасшедших одновременно, я ничуть не лучше этих спятивших. Но зато ты понимаешь, что не один в этих бартасовых стенах заперт, что ты не провалился в Бездну, что ты ещё где-то среди обыкновенных людей, что ты всего лишь заключённый, которому по воле злой Фортуны довелось сюда попасть. Никогда я ещё не ощущал такого жуткого одиночества, как тогда, за решёткой. Даже когда, казалось, я был совершенно один, далеко от моих друзей, даже просто от знакомых, вздымающиеся к небу вялые столбики дыма на горизонте, показывающие место возможной стоянки каравана, лагеря бродячих артистов или же маленькой деревни, придавали мне уверенности, не давали сойти с ума в своих почти постоянных скитаниях, пусть я и знал, что мне вряд ли удастся туда заехать и посидеть вместе с хорошими людьми у костра, послушать прекрасные песни или же поспать под открытым небом на сене — всегда моим уделом были лишь редкие стоянки наедине со своими мыслями. Хотя, кто знает, может, без них бы я не научился так думать, как думаю сейчас? Не научился бы так хорошо разбираться в людях, ведь проводя большую часть времени в дороге, поневоле приходится это делать, ведь далеко не все сейчас являются просто воспитанными путешественниками и усталыми романтиками. Хотя, встречаются и очень хорошие люди. Большинство моих друзей попались мне на дороге среди таких же, каким был тогда и я сам — никому не нужных, но при этом с улыбкой идущих к своей, одной лишь нам ведомой цели. До сих пор помню, как я встретил своего лучшего друга, который после сопровождал меня во многих моих путешествиях, хоть и я, и он приобрели неплохое положение, а он ещё и семью. Пусть он и пытается казаться вечно серьёзным, непробиваемым и высокомерным, но я-то знаю, что где-то в глубине его эльфийской натуры ещё остался присущий только людям авантюризм, который он приобрёл за годы, проведённые среди нас…

Это было весной. Только недавно сошёл снег, и на дорогах стояла ужасная грязь, больше походившая на трясину, в которой охотно вязли не только тяжёлые фургоны и лошади, но даже пешие путники. Поэтому я и предпочёл срезать через лес. Крюк, конечно, выходил приличный, но что-то мне подсказывало, что так выйдет быстрее и уж тем более куда приятнее, чем это шлёпанье с промокшими сапогами, ужасным настроением, запахом конского и людского пота, постоянными ругательствами и резкими выкриками. Да и к тому же сейчас был просто огромный шанс наткнуться на каких-нибудь работорговцев, а в лесу меня вряд ли ждал кто-то страшнее разбойников, которые в этих местах не убивали, если не было чего украсть, а пропускали мимо, не трогая или же просто спрашивая о ситуации в мире (всё-таки безвылазно сидеть в лесу приходилось, а новости с фронта, как говорится, знать охота), что очень даже нетипично для работников ножа и топора, которые прослыли весьма кровожадными типами среди всех народов, даже среди гномов, которые редко кого признавали более буйным, чем они сами, но это был как раз один из таких уникальных случаев. К тому же, вряд ли мне светила даже встреча с этими «миролюбивыми ребятами», ведь кое-где поговаривали, что в этом лесу разбили свой лагерь беженцы из Мортремора, который вдруг решил провести набеги на деревни близ их границы с лесами эльфов востока. Конечно, проще остроухим было бы вернуться под спасительные кроны вековых гигантов, но стражи границ отказались их пускать, поэтому несчастным жертвам внезапной агрессии пришлось переходить через горы, где по известной взаимной неприязни гномы отказались их приютить, и теперь обретаться на территории Хариота, куда завела меня не простая дорога посыльного. Мне было интересно познакомиться с представителями легендарного, самого гордого и магически одарённого народа, но вместе с этим я и боялся их встретить, не зная, как они себя поведут с чужаком, который появился в лесу, ставшего, по сути, уже их владениями. Я много слышал об эльфах, но пока проверить всё личным знакомством и отделить слухи от настоящих фактов мне не представлялось возможности, но вот она так рядом, буквально в паре шагов, а я готов развернуться и выпустить её из рук. Такой глупости я бы себе никогда не простил, да и вперёд меня вело предчувствие. Что если я не попаду к эльфам в этом лесу, то потеряю нечто очень важное. Так оно и получилось.

Эльфийский лагерь я нашёл ближе к закату. Встретил он меня не слишком приветливо, хотя, как оказалось, это было лишь первое обманчивое впечатление. Здесь не горело ни одного костра, а небольшие магические светлячки, которые могли запускать даже дети, давали больше тени, чем света, придавая при этом всему на лесной поляне истинно эльфийский оттенок изящности, таинственности и грациозности, смешанного с всепоглощающим спокойствием. Ни одного сорванного цветка, даже помятого стебелька или обломанной для костра ветки — всё здесь сохранило первозданный вид, будто бы и не стояло под сенью деревьев тёмно-зелёных навесов и палаток. Зато вот сами эльфы были очень заметны в своих красивых, просторных, сказочно украшенных одеждах цвета оперения огненного феникса — птицы, символизирующей весь народ эльфов, ведь и им когда-то пришлось восстанавливать свои леса и оплоты, чтобы потом вновь вознестись над всеми. Однако, в отличие от людей, эльфы не забыли тех ужасных пожаров, что бушевали на их родине, не забыли и кованых латных башмаков, что топтали их земли, помнили мечи, которые проливали кровь их собратьев, собирая свою ужасную жатву. Этому народу дарована превосходная память наряду с возможностью смотреть гораздо дальше в глубь времён. Наверное, поэтому теперь они редко выходят из своих лесов и не вмешиваются в дела людей. Остроухие, в отличие от нас, не хотят повторять ошибок прошлого, хоть и не мешают слишком порывистым юнцам идти на людские войны, хотя неприветливое отношение однополчан вынуждает эльфов дезертировать очень быстро, приводит к разочарованию и их возвращению в навсегда застывшие в потоках времени леса на далёком востоке. И тут, будто бы перенесённая невероятно мощным колдовством, находилась та самая земля вечно цветущей зелени. И жители её сейчас заинтересованно смотрели на меня.

Как мне и представлялось, все они были красивы, все без исключения. Наверное, эльфы просто не могут не рождаться такими прекрасными, это было против их утончённой натуры, против самой их природы. Но это была не такая красота, как у людей. Другая, при чём совершенно. Человеческая красота — простая, открытая и далеко не идеальная, а эльфийская красота была, напротив, самим совершенством. Настолько, что в это верилось с трудом, пусть они сейчас и сидели так близко, что можно было дотянуться до ближайшего эльфа в кожаных доспехах охотника и тронуть его за плечо, чтобы спросить дорогу. Но я продолжал молчать, поражённый, не смеющий вымолвить даже слова, боясь разрушить эту чудесную сказку, которая напоминала скорее картину или гравюру из книги со старыми легендами, но никак не желала походить на лагерь отвергнутых всеми беженцев. Я даже протёр глаза, чтобы убедиться в том, что это действительно происходит со мной наяву, что это не сон и не какой-нибудь морок шутника-иллюзиониста. Но эльфы не исчезли. Они продолжали всё так же смотреть на меня своими большими глазами. Особенно дети. О, да, здесь было довольно много детей. Как минимум десять остроухих босоногих ребятишек остановили свои игры и удивлённо моргали, глядя на пришельца, роль которого мне невольно довелось исполнять в этой немой, но невероятно насыщенной эмоциями сцене. Здесь кружилась настоящая метель из чувств, я почти чувствовал это, даже будто бы ощущал их запах, но это было лишь мимолётное наваждение. Тот самый охотник смотрел на меня с настороженностью и подозрением, другие — со смесью страха и недоверия, я тогда не понимал, чего они боятся, но потом до меня дошло, что они, как и люди, боятся того, чего не знают, а я сейчас был как раз из этой категории, в глазах детей же читался явный интерес к по-дорожному одетому чужаку, они и раньше видели таких, как я, но всё больше издалека, а теперь вот он я, стою так близко, можно меня рассмотреть и пощупать. Были здесь и другие взгляды: высокомерные, холодные, мягкие, сочувственные, были и добрые — их на меня бросали эльфийские женщины…или девушки, я никогда не умел угадывать точный возраст этих остроухих. Но не было здесь явно злых, неприязненных взглядов, которыми так часто одаривают представителей других рас люди. И это было необычно, странно, выбило меня из колеи, настолько я привык к всепоглощающей людской злобе, что теперь я не знал, что делать, когда я её не оказалось, витающей в воздухе, как это бывает обычно.

Но я сразу приметил того единственного представителя остроухого народа, который не обратил на меня ни малейшего внимания, у него одного глаза были сейчас устремлены в свиток, который он бережно держал в руках, будто бы это была самая дорогая для него во всём мире вещь. У него были красивые волосы — белые, с лёгким зеленоватым оттенком, который так часто встречается среди эльфов, глаза же его походили на два омута в глуби леса, впитавшие в себя всю его суть, тёмно-зелёные, выразительные, умные, но всегда немного печальные, хотя в них и проскальзывали изредка весёлые искорки, но это случалось очень редко, слишком редко, что бы счесть эту грусть во взгляде только лишь настроением, испортившимся из-за дождливой погоды. Это был Нартаниэль. Эльф, который стал мне лучшим другом, который не раз выручал меня в переделках, вместе с которым я поднялся с колен, смог проявить себя. Да, без него я бы определенно не стал тем, кем стал в будущем, которое в тот не слишком приятный день представлялось мне очень печальным и туманным. Но тогда я не подошёл к нему сразу же, продолжал стоять, будто бы меня недавно поразила молния. Наверное, со стороны это выглядело ужасно глупо, но этого точно я сказать, конечно же, не могу, всё-таки большого зеркала при мне тогда не было. Пожалуй, я бы так и простоял там целую вечность, если бы тот самый охотник, стоявший ко мне ближе всех, не спросил, куда я иду, откуда, и зачем вообще забрёл к ним в лагерь? Не помню, что я ему ответил. Я вообще, как ни странно, плохо запоминаю слова, плохо запоминаю то, что говорят мне и то, что говорю я сам, то, что написано в книгах, поэтому сейчас я уже почти не читаю, да и времени нет, что бы можно было его уделить чтению. Всё эти бартасовы поездки. Зато вот образы отлично отпечатываются в моей памяти. Всё, от картин, до малейших узоров на одежде мимо проходящей барышни. Это очень странно, я ведь так часто общаюсь с людьми, они так часто говорят со мной, а я их будто бы и вовсе не слышу. Вернее, правильно будет сказать не так, я то их слышу, но по схеме «в одно ухо влетело, в другое вылетело». Наверное, я всегда оставался в своих мыслях, насколько бы интересным ни был бы собеседник, потому что и разговора с тем эльфом я не помню, зато припоминаю, что он часто смотрел куда-то в сторону и теребил какой-то талисман, прицепленный ему на пояс с помощью верёвки. Кажется, это были перья птицы, не знаю какой, по мне, так все эти пернатые похожи друг на друга, а различаются лишь размерами, цветом и степенью когтистости да клювастости. Вот и так всегда. Привычки, взгляды, одежда, интонации — всё это я помню, скорее даже, выводы, сделанные в связи с ними, они навсегда остаются у меня в голове, в моей личной библиотеке, где так много книг и название каждой — чьё-то имя или прозвище. Свой ответ я тоже уже забыл, наверное, быстро сказал что-нибудь невнятное и мало похожее на правду, но быстрым своим уходом из поля зрения собеседника сбил его, не дал усомниться и задать новые вопросы. Хотя, может, и сказал правду, это тоже вполне возможно, всё-таки я вру не так уж и часто, если этого не требуют какие-нибудь обстоятельства, а тогда мне это было и вовсе не нужно. Я быстро прошёл через эльфийский лагерь, под внимательными взглядами остроухих чувствуя себя неловко. Даже один раз споткнулся, но ни одной улыбки или даже лёгкой усмешки, даже тени её я не заметил на безупречно красивых лицах этих живых статуй. Эта красота, пожалуй, никогда не перестанет меня пугать именно своим совершенством, которое так гармонично сочетается в них с белым неподвижным мрамором, их красота не такая живая, как у людей, это, как мне кажется, их самое главное различие. Отряхнувшись, я подошёл к тому самому эльфу, который был полностью погружён в чтение свитков. Он до сих пор не обращал на меня никакого внимания, но мне было всё равно. Я сел рядом с ним на спальный мешок из шкур. Никто не протестовал, эльфы пошли дальше по своим делам. Не знаю, что они тогда обо мне подумали, скорее всего, приняли за какого-нибудь невменяемого, по крайней мере, это было бы типично для людей, хотя я забываю, что, несмотря на внешнее сходство, мы с эльфами словно из разных миров, поэтому я почти уверен в том, что ошибаюсь на этот счёт, но при этом всё равно сделал такое предположение. Странно? Пожалуй, да.

Эльф лишь через какое-то время обратил на меня внимание, вряд ли этот период был на самом деле долгим, как мне показалось, а, если быть точным, то мне показалось, будто прошла целая вечность. Он тряхнул головой, от чего его волосы взметнулись вверх и засверкали на солнце, которому едва удавалось пробиться своими лучами через плотные кроны деревьев. Обычно леса не так быстро просыпаются после своей зимней спячки. Это точно была магия эльфов, только в их присутствии так быстро может ожить природа, которую убили под снегом суровые холода. Интересно, смогли бы они возродить Ледяную Пустыню, если бы удалось нашим магам растопить там вечные льды? Хотя, мне как-то непривычно думать о том, что на месте этих замёрзших просторов может быть что-то ещё кроме синеватого снега. Да и почему-то мне кажется, что не вернётся ни один из тех, кто решится на это рискованное мероприятие — эта земля не любит, когда кто-то лишний вступает на неё, когда чьи-то сапоги, которых не должно здесь быть, топчут снег, оставляя на нём следы и ломая тонкую ледяную корку. Она будет просто поглощать их без остатка, никаких напоминаний о том, что этот человек вообще существовал, кроме семьи, которая осталась где-то там, далеко, за границей Ледяной Пустыни, которую я считал уже другим миром. Ничего, кроме тех самых следов, которые вскоре запорошит лёгкий снег. Хотя ни один из жителей Дашуара не видел, чтобы там шёл снег, ни одной снежинки не упало за всю историю с того безразличного, безоблачного, ярко-синего неба, которое, казалось, тоже промёрзло насквозь как сама Ледяная Пустыня. Эльф посмотрел на меня. На несколько секунд в его взгляде застыло удивление, потом показался интерес, а после пришло и непонимание. Он явно не ожидал здесь увидеть человека, да ещё и так близко. Скорее всего, он просто увлёкся чтением и не заметил, как время пролетело мимо. О, да, какой контраст. Мы, люди, пытаемся затормозить время, заставить его течь медленнее, чтобы мы могли всё успеть, но при этом сами не замечаем, как тратим его на самые бесполезные вещи в мире, вроде ожидания. Мы ждём всего: первой любви, удачного брака, шанса в картах, счастливого случая, который устроит нам жизнь, солнечной погоды, чтобы выйти на улицу и сходить, наконец, на рынок, на этом самом рынке ждём, в надежде, что продавец овощей устанет торговать и именно вам скинет цену на свой товар, а в итоге его полностью разбирают, а вам остаётся лишь кукиш с маслом. И этим ожиданием мы создаём для себя весьма удобную иллюзию того, что время течёт крайне медленно, но не успеем мы оглянуться, как впереди будет лишь надгробная плита. Поэтому я всегда считал идиотами тех людей, которые жаждали бессмертия и посвящали всю свою жизнь этому, не добиваясь в итоге ничего, кроме сумасшествия. А вот эльфы никогда не тратят время впустую, хотя им и дарована вечная жизнь, вечная молодость. Именно поэтому они научились в совершенстве созерцать, а не разрушать, как мы, люди. Наверное, поэтому им доступно то, над чем мы бьёмся уже так долго, но безрезультатно. Наверное, поэтому именно они, а не мы, научились использовать природную магию в чистом виде, наверное, поэтому им удаётся жить с ней в полной гармонии, в отличие от нас. Да, они, безусловно, пока что выше нас. Выше во всём. Но я верю, что когда-нибудь мы начнём учиться на своих ошибках и воцарится мир, в котором мы станем правителями, справедливыми правителями, которым больше никогда не придётся прибегать к насилию. Жаль только, что мне вряд ли удастся дожить до этого момента, увидеть эту утопию, потому что в силу человеческой натуры, произойдёт это ещё очень не скоро. Хотя, может, это и к лучшему? Всё-таки у меня не будет тогда повода бездействовать и просто ждать наступления этого момента, зато будет причина самому приближать его. Да, безусловно, каждый из нас мог бы изменить мир, если бы хотел этого, ведь человек может всё, что угодно. Ему под силу абсолютно всё, вот только он единственный, кто этого не понимает, а другие расы не особо желают открыть нам глаза, за что лично я им благодарен, потому что иначе мы бы не ценили все те таланты, которыми обладаем, считали бы, что это дар, принимали как должное, без уважения. Да и вообще, если бы каждый из нас менял весь мир под себя, то ему бы в любом случае пришлось бы устранять всех, кто с ним не согласен. Началась бы жуткая, кровавая бойня между нами, в которой, скорее всего, сгорел бы и весь мир, а на останках его остался бы один единственный, тот самый победитель, который превзошёл всех, теперь он сможет всё сделать так, как ему кажется правильным, потому что теперь уже не с кем спорить, да и менять, по большому счёту, тоже нечего. Думаю, поэтому в природе у людей есть эдакий «щит талантов», который удаётся сломать лишь настолько малому количеству людей, что они либо вовсе не сталкиваются, либо их споры не приобретают таких ужасающих масштабов. Таким образом мир сам себя защищает от разрушения. Всё-таки всё, что нас окружает, даже самое обыкновенное, попадающееся на глаза каждый день, на самом деле очень хитрый, сложно настроенный и сконструированный механизм, у которого есть своя определённая цель. Только люди сумели преодолеть этот закон и двигаться совершенно хаотично, совершать поступки, которые ломают эту отлаженную до совершенства систему. Поэтому им и доступно так много, но одновременно они и не могут ничего. Если же они найдут баланс между упорядоченностью и свои внутренним хаосом, то это станет поворотным моментом не только в истории людей, но и эльфов, и даже гномов, которые, запершись в своих горах, считают, что могут отделаться от всех внешних проблем подачками в виде руды и драгоценных камней. Но даже их подземные катакомбы не спасут от того потрясения, что случится, когда люди сломают этот «щит».

Все эти идеи я почерпнул из того самого свитка, который читал эльф ставший в последствии моим лучшим другом. Да, это был Нартаниэль. Самый спокойный, самый каменный, самый странный, самый умный, самый эльфийский эльф из тех, что мне доводилось видеть. В тот день мы долго говорили. Так странно было видеть нас, совсем ещё юных, беседующих о таких философских вещах. Это всегда смотрится нелепо, когда дети оказываются умнее взрослых, но на самом деле это вполне естественно и легко объясняется — в детях ещё нет тех стереотипов, который сужают кругозор взрослых, превращая его в точку зрения. Дети способны мыслить очень широко, глобальнее, чем все эти нелепые тактики вместе взятые, их мыслям просто нет предела, нет ничего того, что могло бы им помешать думать так, как думали тогда мы. Наверное, поэтому мы тогда и заметили друг друга. Мы были умны, умны не по годам, у нас были похожие взгляды, даже похожая жизнь и любовь к дорожной романтике путешествий, которые нам уже осточертели, но всё равно звали той неизвестностью, что так богато валяется на обочинах всех путей мира. Мы оба в какой-то мере были одиночками, но при этом не могли долго оставаться без общества. У нас было множество общих черт, но самая главная — мы были детьми, о, да, мы всё ещё были детьми, именно это сблизило нас больше всего, именно это не дало распасться нашей дружбе с возрастом и всё утекающим сквозь пальцы временем.

В тот день мы говорили до утра и не выспавшимися, но счастливыми отправились в путь — беженцы возвращались домой, границы леса стали открыты для них, а я решил пойти с ними до гор, где мы остались вдвоём, а перед нами были тысячи открытых дорог…

Я вошёл в уже знакомый мне большой зал. Стол уже был накрыт, уставлен дорогими яствами, которых не видели многие короли даже на самых торжественных вечерах, не говоря уж о завтраке. Такой размах удивил меня, но не сбил с толку. По всем правилам придворного этикета, который мне, к моему наивеличайшему сожалению, пришлось выучить в совершенстве и следовать ему, если того требовали обстоятельства, я поздоровался с хозяином замка, после с его женой, а потом уже с их детьми. Спросил о здоровье, о том, как им спалось, отметил замечательную погоду. Без энтузиазма, даже с явно подчёркнутой фальшивостью и безразличием. Они это заметили, но не подали даже малейших признаков того, что раскрыли мой «тщательно скрытый и замаскированный обман», они играли по стандартным правилам того высокого света, в котором они привыкли находиться, видимо, почитая меня за одного из тех господ, что постоянно крутится при королевском дворе, хотя сейчас я и в самом деле походил на типичного высокопоставленного расфуфыренного щёголя, с внешностью настолько яркой, насколько пустая голова была на плечах. И только Рилиан, знающий меня дольше и лучше всех из присутствующих, не скрывал своей улыбки, видя разыгрываемую здесь сцену из спектакля «Светский Ужин» знаменитого драматурга, которого никогда не существовало. Мне даже показалось, что уголки губ Лины слегка дрогнули, но я почему-то сразу уверил себя в том, что это лишь игра света и тени, ну или и вовсе лишь моё богатой воображение, не больше. Глава семейства отвечал мне односложно, пытаясь при этом вложить в свои слова как можно больше искренности, но у него плохо это получалось, о чём я незамедлительно ему сообщил, при этом поморщившись, что было просто-напросто непроизвольной реакцией на столь явную фальшивость:

— Знаете, вам бы не помешало взять уроки показной вежливости у настоящих мастеров этого дела. Я слышал, что они в большинстве своём ошиваются у трона, да и вчера их тут было довольно много, как же вы упустили столь удобно представившийся шанс, господин барон? — с наигранным удивлением спросил я, да, ко мне определённо вернулось моё обычное настроение.

Ошеломлённый таким внезапным нарушением этикета человеком, который ещё пару мгновений назад так яро следовал ему, барон не знал, что сказать, но от неловкого и глупого молчания его спас Рилиан, с лица которого так и не сходила дружелюбная улыбка, напротив, она стала ещё шире, от чего его лицо стало более открытым, чем обычно, хоть мне и казалось, что это было практически невозможно. Что же, каждый человек ошибается.

— Мой отец, как и ты, не особенно любит этих людей, поэтому вы должны быстро найти общий язык, — Рилиан встал со своего места и указал на место рядом с собой, которое пустовало и, судя по всему, предназначалось как раз для меня, — присаживайся, мы как раз собирались приступить к трапезе, думая, что ты всё ещё не оправился после вчерашнего, но, вижу, мы ошиблись, и тебе уже лучше, я прав? — он подождал, пока я подойду к месту, и сел одновременно со мной. Такого жеста бы не позволил себе ни один принимающий гостей хозяин, но поэтому Рилиан и отличался от них всех, ему претят эти правила общества, он настоящий и не боится это показывать даже в светском обществе, не говоря уж о завтраке в узком кругу своих родных.

— Да, ты абсолютно прав, мне уже гораздо лучше и поэтому я не побоюсь спросить о том, чему обязан такой честью, присутствовать сегодня на этой трапезе, как назвал это мероприятие мой друг?

— Это инициатива моего сына целиком и полностью, к тому же вы единственный гость, который остался в замке после вчерашнего приёма, и было бы просто невежливо не пригласить вас позавтракать с нами, — простодушно пожал плечами грузный барон, всё-таки я сделал правильный вывод — именно в отца своей простотой и открытостью пошёл Рилиан, приятно думать, что за время безумно одинокого пребывания в темнице я ещё не разучился делать о людях верные предположения.

— Очень рад, что хоть кто-то ещё может быть вежливым, просто потому что ему этого хочется, а не для того, чтобы польстить чьему-нибудь самолюбию.

— Не будем о плохом, — Рилиан снова улыбнулся мне, в этом жесте было предостережение, видимо, для барона это была болезненная тема, которую лучше не затрагивать.

Или, может, у Танруда просто было плохое настроение или напротив слишком хорошее, чтобы портить его философскими спорами на счёт морали, лживости и гниения общества? Что же, я был не против просто поесть в приятной компании, без лишних разговоров и пикировок. Да и последние новости узнать не помешало бы. Всё, что мне удалось вчера услышать на пышном банкете на счёт событий, происходивших за два месяца моего заключения, успешно выветрилось из головы вместе с винными парами и головной болью.

— Действительно, не стоит об этом. Предлагаю тост: за здоровье вашей семьи, господин барон! — я поднял кубок, который слуга уже заботливо наполнил, и отпил.

Это было не вино, мне хотелось скривиться, но я сдержался. Когда все принялись за еду, я наклонился к Рилиану и прошипел ему в ухо:

— Что? Морковный сок?! Ты издеваешься надо мной?! Я ненавижу морковный сок! И если я один раз напился, как свинья, то это не значит, что я делаю так всё время! Да кому я это говорю? Ты сам не раз сидел со мной за столом!

— Прости, — виновато улыбнулся молодой рыцарь, — но я решил, что лучше не рисковать, я сейчас же прикажу сменить тебе этот напиток на что-нибудь другое.

— И при этом желательно алкогольное, — снова выпрямившись, отметил я.

— А вот об этом пока забудь, то, что тебе расскажет мой отец должно быть воспринято на свежую голову. Кстати, если ты не заметил, то из солидарности я тоже пью тот же самый сок.

— Ха, тоже мне солидарность, ты просто никогда не пил спиртного, вот и всё, — вяло фыркнул я.

Однако то, что сказал сын барона, меня, безусловно, заинтересовало.

Некоторое время все молчали. В зале раздавался лишь стук столовых приборов о тарелки, шелест одежды, даже дыхание, казалось, было слышно, хотя я снова поспешил заверить себя в том, что это лишь воображение. Боязнь того, что я не успею расспросить жителей замка о том, что мне нужно было узнать, не покидала меня, но я всё не начинал разговор. Будто бы чувствовал, что подходящее время ещё не наступило. А, может, просто подсознательно заметил некоторую напряжённость, переглядывания членов баронского семейства друг с другом, предугадал, что первые слова должны быть не моими. Так и произошло, начала беседу жена барона, будто бы невзначай спросив:

— Что слышно в последнее время из столицы, дорогой мой Танруд? А то за всеми этими хлопотами в замке я не успеваю следить за новостями. Уже всё улеглось, после тех страшных событий?

— Хм, трудно сказать, что да. Я бы даже сказал, что невозможно, — барон нахмурился, от чего его суровое лицо стало ещё более жёстким и внушающим уважительный страх, — всё больше назревает недовольство из-за царящего в Ланде безвластия. Нашлись даже те, кто выступает за проведение каких-то выборов и установления народовластия, но это же вздор! Когда к власти придёт толпа, то настанет полный хаос! Даже если это будет представитель от большинства, то он будет глупцом, ведь большинство людей идиоты!

— Вы хотите сказать, господин барон, что престол должен занимать тот, кто по праву силы на него претендует или по крови? — я вскинул брови.

Это учение о представительстве и выборах называлось, кажется, демократией, многие его не одобряли, но в последнее время становилось всё больше тех, кто присоединился к этому движению, кто считал подобный строй идеальным. Главное, чтобы не начался переворот, иначе это грозило полным хаосом.

— Нет, я хочу сказать, что туда должен восходить человек, который будет устраивать не большинство, а ту малую часть, которая хотя бы обладает мозгами.

— Отец, думаю, что ты не прав, — кротко возразила барону Лина, бросив сначала взгляд на Рилиана.

Если бы он не поддержал её, то она бы и виду не подала, что не согласна со своим грозным отцом, но Рилиан всеми силами пытался выказать сестре своё желание помочь ей, если это, конечно, понадобиться.

— О, только не говорите, что мои дети тоже присоединились к этим бартасовым «демократам»! — воскликнул барон и устремил свой тяжёлый взгляд на дочь, которая тут же опустила свои прекрасные глаза, смотря в тарелку, на которой ещё покоился аристократически маленький кусок мяса птицы.

— Нет, но думаю, что предоставлять правление кучке «избранных» — это не самое разумное из возможных решений. Рано или поздно их действия перестанут быть правильными, потому что ответственность, возложенная на них, будет слишком большой. Каждый из них станет бороться лишь за то, что бы сохранить своё место путём подстав и обманов своих коллег. Это приведёт к тому, что, погрязнув в своей междоусобной войне, они совершенно забудут про дела своей страны, в которой начнётся то же самое, что сейчас происходит у нас — люди поднимутся против безвластия. При этом они будут бороться не за какие-то новые идеи, не за своего предводителя, а именно против существующей, вернее, уже всё равно что не существующей, власти.

Да, Рилиан не перестаёт меня удивлять. Он действительно стал лучше разбираться во всём с момента нашей первой встречи в той таверне, где он показался мне глуповатым и слишком уж наивным очередным богатеньким сынком влиятельного отца. Что же, тогда это впечатление не было обманчивым, но, как говорится, люди меняются, времена меняются, вот и этот юноша поменялся, причём в лучшую сторону. Не растеряв ни грамма своей честности, дружелюбности, смирения и прочих высоких человеческих и волевых качеств, он смог при этом приобрести острый ум, который теперь позволял ему ещё сильнее выделиться на фоне других молодых рыцарей. Эх, побольше бы нам таких людей, как он. Это стало бы тем самым поворотным моментом, о котором говорилось в свитке, который я прочитал вместе с Нартаниэлем много лет назад. К сожалению, пока этот славный молодой человек является скорее исключением только лишь подтверждающим правило.

— И что же ты предлагаешь? Людям в любом случае нужен кто-то, кто будет ими руководить, кто будет организовывать работу рынков, лавок, публичных домов, пивных и прочих подобных заведений. Ведь для этого они и придумали такую вещь, как государство, а если оно им было с самого начала нужно лишь для того, чтобы устраивать сварки по поводу власти, то тогда что мешало им продолжать жить неорганизованными группами на основе одного только стадного инстинкта? Ничего!

— Интересная точка зрения, — усмехнулся я, — вот только я думаю, что такой ход событий в любом случае был бы невозможен.

— Хм, и почему же вы так думаете, дорогой гость?

— Потому что эволюция является слишком естественным процессом, чтобы её избежать.

— Хо-хо, да вы, кажется, один из тех безумцев, что на каждом углу кричат про прогресс и эволюцию человечества. Не вы ли стали основоположником дурацкой теории о том, что люди произошли от тех мерзких ползающих по деревьям животных, обитающих на юге?

— Нет, к сожалению, мне такой чудесной идеи не пришло в голову, — на моих губах заплясала насмешливая улыбка, я знал, какой вопрос задаст сейчас, знал, как мне на него ответить.

Странное, но такое блаженное, охватывающее всё естество чувство превосходства, я всегда любил его, пожалуй, для меня это было то, от чего труднее всего будет отказаться. Да и пока я не представлял такого поворота в моей жизни, который может потребовать подобного отречения.

— Чудесной? Вы находите эту бредовую идею чудесной? — Танруд нахмурился ещё больше, хотя казалось, что это уже невозможно.

— Да, ведь это бы вполне могло объяснить повадки и интеллект некоторых людей.

Рилиан повернул голову в сторону, делая вид, что его очень интересует птица, севшая на ветку дерева, росшего прямо напротив окна. На самом же деле он просто таким образом пытался скрыть от отца свою улыбку. Лина тоже улыбалась, но не так явно, как её брат, у неё лишь только немного приподнялись уголки идеально красивых, но слишком тонких губ, которые выделялись на её несколько бледном лице ярко-алой полоской, что делало её похожей на изображения вампирш в старых бестиариях, хоть один из которых должен прочесть любой уважающий себя путешественник, чтобы в случае чего, знать, как защититься от чуда-юда, которое неожиданно выпрыгнуло на него из кустов. Хотя, в наше время монстров в Ланде осталось не так уж и много, благодаря многочисленным наёмникам, но те «бесценные крупицы знаний» всё равно никогда не спасали невезучих путешественников, из которых на роду у каждого третьего написано погибнуть в пути, как бы это ни было печально. Всё-таки, не только людей настигает та самая эволюция, к которой так скептически отнёсся барон Танруд, монстры тоже подвергнуты этому «феномену», в результате которого они становятся сильнее, выносливее, приспосабливаются к новым видам оружия против них, даже становятся умнее, поэтому подобные произведения «великих учёных» быстро устаревают и приходят в негодность, в результате чего быстро отправляются на книжные полки, где пылятся вместе с остальными своими собратьями по несчастью, пока их не заберёт пламя пожара, ну или пока совсем не истлеют их пожелтевшие от времени страницы. Танруд хотел что-то мне ответить, причём, судя по выражению его широкого сурового лица, это «что-то» по сути своей было весьма неприятным, однако его жена, ещё не растерявшая своей красоты, несмотря на возраст, положила барону руку на плечо. На её лице, которое уже избороздили морщины, придававшие ей, однако отнюдь не уродливое выражение, а, напротив, наделяя её черты каким-то особенным умом и опытностью зрелой женщины, блистала искренняя, светлая улыбка, которую от неё унаследовала и дочь. Но баронесса, в отличие от Лины, не боялась показывать свои эмоции, всегда будучи открытой и слишком настоящей для того общества, в котором она пребывала чаще всего, хотя, несомненно, за столь долгие годы среди тех людей она выработала типичные для светской львицы осторожность и некоторые повадки, но лишь те, что не разрушали бы её образ действительно порядочной, искренней, умной, доброй пусть и светской женщины, как о ней, насколько я знаю, отзывались почти все её знакомые. А этих знакомых у неё было очень много. Отчасти потому, что всё-таки до восстания в Харосе Танруд занимал весьма почётную должность и был уважаем многими людьми, пусть и уважение это в большинстве случаев было лишь неприкрытой даже листиком лестью, пропитанной, будто пирог неумелого кондитера, отвратным и липким сиропом фальши, в котором, тем не менее, барон не увяз, за что я обязательно выскажу ему своё почтение, ведь среди нынешних людей это очень сложно сделать. Отчасти потому, что она действительно была очень интересным человеком. Я помню её на одном из тех мерзких приёмов, на которые меня изредка водил Нартаниэль, когда ещё был здесь в качестве чрезвычайного и полномочного посла эльфов в Ланде. Хотя, было и пару раз, когда на подобных мероприятиях я оказывался, благодаря инициативе Клохариуса. Однако тот вечер не был столь скучным как раз благодаря тому, что я наблюдал и слушал эту чудесную женщину. Однако я с ней так и не заговорил. Видимо, у меня было много дел, а значит много болтал, так что неудивительно, что из того вечера я не помню практически ничего, кроме ужасно отвратительно приготовленной оленины. После неё меня ещё несколько дней мутило. Кстати, пора бы уже вернуться к делам и разговору, а то в зале повисла очень нехорошая тишина, грозившая продлиться дольше, чем это было мне нужно и выгодно, осталось только припомнить тему разговора. Ах, да, кажется, до почти начавшегося спора об эволюции, мы говорили о сложной ситуации в Ланде, о которой я, несмотря на свою привычку быть обо всём осведомлённым, не знал, в чем, конечно же, виноват Глава и его дурацкая Гильдия со своими тёмными сырыми и холодными казематами.

— Ну, вернёмся же к той теме, с которой мы начали, — я улыбнулся и посмотрел на барона, тот кинул мне в ответ хмурый взгляд из-под сдвинутых к переносице бровей, — вы говорили о том, что назревает всё большее недовольство, но мне помниться, что оно и раньше никуда не исчезало и всё поднималось, да поднималось, как хлеб в печке, но ни во что серьёзное так и не вылилось. Даже при предыдущем короле никто не посмел поднять восстание, ни крестьяне, ни ремесленники, не говоря уж о дворянах, которые в любой ситуации смогут подстроиться, благодаря своим отвратительным качествам мерзкого характера.

— Кажется, вы не слишком любите людей света, дорогой гость, — улыбнулась мне баронесса, хотя в этой улыбке было уже не столько доброты, её место занял неподдельный интерес к причине той ярой неприязни. Что же, я был готов удовлетворить любопытство этой особы.

— Да, это действительно так, — кивнул я в ответ, — тому есть множество различных причин.

— Но, думаю, мой друг не особенно хочет об этом говорить. Ему, должно быть, гораздо интереснее узнать обо всех событиях, которые происходили во время его…хм, отлучки, — прервал меня Рилиан, за что тут же удостоился не самого приятного взгляда из моей коллекции, что его нисколько не смутило, лишь пробудило огоньки вызова в его глазах, — а о его мнении на счёт тех, кто считает своим долгом вести праздную, бесполезную и глупую жизнь, вы сможете поговорить после, дорогая мама, — он улыбнулся баронессе своей самой лучезарной и красивой улыбкой, улыбкой сына, который действительно любит свою мать. Безусловно, от неё юный рыцарь перенял только лучшие качества, как и Лина, хотя, может быть, у госпожи Дарианы просто-напросто было не так много плохих черт характера? Что же, для того, чтобы сказать об этом точно, нужно было лучше знать жену грозного барона, но этого знания у меня, к величайшему сожалению, не было.

— Что же, — баронесса перевела взгляд внимательных глаз с сына на меня, а после устремила его в окно, сделав вид, что заинтересована поразительной игрой света на листьях деревьев, — с радостью поговорю с ним позже. Дорогой барон, можете продолжать осведомлять нашего гостя о том, что происходит сейчас в нашей несчастной стране.

— Несчастной? — да, то, что мне хотели сказать, действительно меня смогло заинтересовать, что же там могло происходить такого, что эта улыбчивая женщина назвала свою страну несчастной?

— Да боюсь, что сейчас положение дел в Ланде очень печально. Как я уже говорил вам, дорогой гость, люди недовольны безвластием, и если это не остановить, то всё может вылиться в борьбу вооружённых группировок, каждая из которых будет выдвигать своего кандидата. А это уже междоусобная война, которая грозит стереть Ланд с лица земли, разбив его на мелкие беззащитные государства. Вы только представьте, что будет: Даргост превратится в отдельную страну, как это было раньше, Дашуар и все северные земли раздробятся, тамошние бароны очень вспыльчивы и самодовольны, они только и ждут случая, чтобы получить свою независимость, до этого их сдерживал уважаемый во всех кругах лидер в лице покойного короля, отколются восточные земли, а западные и вовсе захотят войти в состав Княжества Шан! Это же будет второй Харос!

— Вы думаете, что ваши бывшие владения, жители которого не пожелали мириться с королевской властью на своей, исконно своей земле, действительно могут стать примером для тех бунтовщиков, что поднимают свои головы сейчас? — на моём лице появилась снисходительная улыбка. — Очень смешное предположение надо заметить.

— И почему же оно кажется вам столь смешным? — слегка повысил голос барон, однако должного эффекта этот приём не возымел, я не смутился, продолжал смотреть ему в глаза и не отказался от слов, которые хотели сорваться с языка, не отрёкся от мыслей, что вертелись в моей голове.

— Прошу вас, не злитесь, милорд, но я действительно не считаю, что это так, разве что в очень малой степени. Дух недовольства действительно могли сегодняшние повстанцы унаследовать от тех, кто поднялся против короля в лесах Хароса, но вряд ли это будут и идеи, и средства, и всё остальное. Ведь те, кто привыкли жить в тени лесов, боролись не за какие-то выгоды для себя, не за чины, не за лучшее место под солнцем в лучах чей-то славы, не из-за политики или простого тщеславия и ослепляющей гордыни. Нет, эти люди, пусть они и дикари, но они боролись за куда более возвышенный идеал — они боролись за свободу. Не за ту свободу, которую получат новые государства, если восстание действительно поднимется и победит, что ещё более невероятно, «бумажную независимость», как назвал бы её я. Ведь эти новоиспечённые карлики, по сути, сами ничего не смогут сделать, чем непременно воспользуются все страны, включая и уже упомянутое вами Княжество, и Хариот, который только и ждёт случая, чтобы снова укрепить свои позиции, даже Мортремор, я уверен, приплетётся и начнёт предъявлять свои права, как это было много лет назад с Сартом, однако это молодое королевство смогло дать отпор «восточному гиганту», потому что, как-никак, зиждилось на останках пусть и ослабевшего к тому времени, но всё ещё сильного Хариота, хоть восточному королевству и придётся делать это издалека, ведь Сарт, о котором я уже говорил, чётко дал понять властителям Мортремора, что не хочет видеть на своей территории ни одного вооружённого отряда. А вот то, что возникнет на территории Ланда, будет очень сложно назвать самостоятельными и полноценными государствами. Хорошо, если они не начнут жрать друг друга до того, как кто-то предъявит им ультиматум о «вассальном государстве». Да, у них будет свобода, будут права и прочее, но они всё равно будут жить под крылом, если так можно выразиться, других гигантов, которые сейчас занимают весьма важное место на политической арене. А всё это случится потому, что восставшие будут осуществлять свои проекты без головы, без взгляда в будущее, а это всегда приводит лишь к плачевным результатам.

— Я вижу, вы всё ещё скептически относитесь к самой идее о том, что восстание вообще может начаться.

— Я тоже это заметил, — кивнул Рилиан, в его глазах я видел изумление, вполне понятно почему, — но теперь мне всё-таки хочется поддержать отца. Спешу напомнить тебе, мой дорогой друг, что Ланд это ведь страна контрастов! Она состоит из слишком большого количества народов и в прошлом самостоятельных земель, что бы они никак не отреагировали на сложившуюся ситуацию.

— Кажется, вы путаете начало восстания, с началом гражданской войны, где целью будет — суверенитет того или иного народа. Если начнётся такая война, то на месте Ланда останется лишь выжженная земля с горой трупов, щедро посыпанная сверху белым пеплом. Такая война не станет началом для множества маленьких государств, она может стать лишь окончательным и полным концом истории такого королевства как Ланд, потому что борющийся за свою свободу с другими расами народ превращается в неуправляемое стадо, стихийное бедствие, сносящее на своём пути всё, каждый из тех людей будет абсолютно безумен, он потеряет рассудок, а во главе их будет стоять самый главный сумасшедший! Восстание же к таким печальным последствиям привести не должно, хотя если его не контролировать в должной мере, то оно действительно приобретёт слишком большие масштабы, изменятся идеи и идеалы, и вот тогда действительно начнётся самая настоящая война.

— Вы сами делаете такие прогнозы, но всё ещё говорите о малой вероятности мятежа? — Танруд вскинул брови, его жена тоже непонимающе смотрела на меня, что же, кажется, придётся им хоть немного пояснить ход моих мыслей.

— Да, я всё ещё в этом сомневаюсь, причём Рилиан, который знает меня лучше вас, вполне справедливо, я думаю, предполагает, что эти сомнения должны быть обоснованы. Что же, это так и есть, я не высказываю необоснованных мнений. У меня есть основания и причины так думать, весьма веские причины, надо сказать. Убийство короля и казнь принца были не просто действительно спонтанным актом. Думаю, объяснять, что на самом деле это не Адриан убил свою семью, мне не надо? — я обвёл вопросительным взглядом всех присутствующих, никто из них мне ответил, хорошо, это было очень хорошо, я оказался в кругу действительно умных людей…ну, или слишком верящих. — Это был тщательно спланированный план. Мне удалось узнать человека, который это придумал и осуществил, к счастью или нет, но этот так, он просто не мог не предусмотреть того, что будет после этого убийства и казни, слишком уж идеально и тщательно спланированы и осуществлены были эти две части какого-то действительно большого проекта. Думаю, что он и эти волнения предусмотрел, однако вряд ли даст им вылиться во что-то большее. Скорее всего, он даже наоборот будет их распалять, но лишь до определённого рубежа, до точки кипения, которую никто не пересечёт. Могу дать руку на отсечение, что у него уже есть тот «избавитель», который придётся по душе всем и каждому.

— Почему же только руку? — усмехнулся Рилиан, вряд ли он ожидал того ответа, который я ему дал.

— Потому что в наше время нельзя быть ни в чём уверенным, а голова мне ещё пригодится.

* * *

Глаза привыкали к кромешной тьме медленно. Слишком медленно, что делало из них отличные мишени, по которым отлично видящий в темноте вампир мог с лёгкостью нанести решающий удар, но все они ещё оставались живы. Кажется, хозяин этого замка не только решил устроить на незваных гостей охоту, но и превратить её в славное развлечение для себя любимого. Ведь жить совершенно одному в этом месте, наверное, ужасно скучно! Они шли вперёд. И как только Адриан уже приноровился к этим тягучим сумеркам, которые походили на чернила, которыми кто-то замазал глаза, сумел различить очертания обвалившегося коридора и лестницы, потускневшие, но всё ещё каким-то чудом висевшие на стенах картины и полотна, даже показалось, что он на одном из некогда красивых тканевых родовых древ различает чьё-то имя, единственное не выгоревшее и выглядевшее так, будто его лишь недавно туда вшили, как его резко ослепил яркий свет, вспыхнувший, подобно молнии, будто в насмешку над теми, кто сейчас почти наощупь пробирались по владениям своего противника. О, да, этот бартасов вампир точно устроит из этого замечательное представление. Замечательное лишь в его собственном понимании. Им ни за что не дойти без боя до того места, где он прятался, а оно находилось где-то там, в конце лабиринта, который этот вампир организовал внутри своего замка, завалив проходы, обрушив лестницы, сломав отъезжающие в сторону стены, которые должны были открывать гостям и хозяевам замка потайные ходы, раньше использовавшиеся каждый день многократно. Слуги, любовники, любовницы, тайные агенты, шпионы, недоброжелатели и наоборот те, кто хотел предупредить — все они когда-то проходили по этим старым коридорам, сокрытым в стенах, но теперь туда уже не ступит ни одна живая душа. Зато вот призраков в этом замке было предостаточно. Адриан чувствовал это, холод, исходивший от некоторых мест, мимо которых они уже прошли, был просто ненормальным, не мог быть обыкновенным, ведь ощущалось, что идёт он совсем не от этих старых камней. Да и меч его тоже слегка подрагивал в руке. Любой другой бы удивился этому, может, даже откинул в сторону «проклятое оружие», но не принц-бастард, который уже привык к странностям Диарниса, особенно сильно проявлявшимися после того, как в Бездне ему удалось убить ту тварь, что не хотела пускать их наружу, обратно в мир, к которому они привыкли и в котором жили. Видимо, клинок, о котором и до того распускали различные слухи, пропитавшись кровью жителя Бездны, приобрёл ещё более странные свойства. Клохариус предупреждал, что бы он был осторожен с этим артефактом, архимаг всегда был несколько подозрителен, но при этом благоразумен, оберегал Адриана, но принц не внял этому совету, хотя лучшие кузнецы Ланда предлагали ему задаром выковать меч, какого ещё свет не видывал, но он отказывался. Скорее всего, даже сам принц не сможет назвать причину таких ответов, но ему казалось, что по-другому ответить он просто не в праве. Они остановились. Слева завал, впереди стена и только справа была дверь, открытая, ведущая в средних размеров зал, который был по периметру уставлен книжными полками, тянущимися прямо до потолка. Некогда у барона была богатая библиотека, к сожалению, сейчас от неё остались лишь сгоревшие фолианты, да пепел, только пара-тройка уцелевших книг лежала на полу, однако их состояние трудно было назвать идеальным, как, в принципе, и уцелевшими. Скиталец покачал головой, отвечая на немой вопрос Дезарда. Маг не смог бы расчистить проход от завала, да и особого смысла это не имело, ведь за ним наверняка окажется ещё один, а потом ещё и ещё. Им в любом случае придётся идти прямо в эту ловушку, умело и заботливо приготовленную для своих гостей добродушным хозяином. Что же, они готовы пройти это испытание. Только вот что-то подсказывало, что это будет не так уж и просто сделать, ведь после него нужно будет ещё суметь идти дальше, возможно, пройти ещё несколько ловушек, подготовленных для них хитроумным кровопийцей, а потом и победить его самого. Задача перед ними стояла уж точно не из лёгких, но каждый из них решил, что отступать уже поздно.

— Ты можешь проверить, что за огонь бушевал здесь? — спросил Лиард, переводя взгляд с тех самых «полу уцелевших» книг на мага.

— Уже, — кивнул тот, — ты правильно задал вопрос, это явно было не обычное пламя. Но и не магическое.

— Хм, как это понимать? Ты хочешь сказать, что это не огонь здесь всё так «приукрасил»?

— Нет, огонь, — с невозмутимым видом ответил рыцарю Скиталец.

— Я не понимаю, — покачал головой Лиард, — если это не магический, не обыкновенный, но всё же огонь, то это какой-то третий вид пламени? Я, конечно, читал твои трактаты, но как-то, видимо, пропустил момент, в котором говорилось об этом виде.

— Потому что я о нём не писал, — сухо отозвался маг, — он слишком редко встречается.

— Кажется, я понял, о чём говорит уважаемый маг. Это огонь элементалей, верно?

— Совершенно верно, — снова кивнул Скиталец, бросив при этом удивлённый взгляд на Адриана, он не ожидал от нового члена их «союза» сведений об этих редких существах, которые, к тому же, не обитают в Ланде, откуда, скорее всего, прибыл этот человек. — Этот огонь ещё называют чистым, так как он действительно является просто энергией, которой лишь придали определённую форму и наделили свойствами пламени. На это не способен ни один маг, даже эльфийский, ибо никакое живое существо не сможет пропустить через себя чистую магическую энергию. А элементали, в данном случае огненный, у которого есть ещё одно имя — ифрит, является сгустком материи, которая способна это сделать, при этом преобразовав эту энергию в зависимости от вида материала. К тому же сила, которую пропускает через себя элементаль, не может не контролироваться каким-то центром, ибо тогда она бы уничтожила всё вокруг, а природа таких ошибок не допускает, поэтому она весьма удачно наделила элементалей хотя бы зачатками разума, однако этот разум, в силу его невероятной простоты и отсутствия каких-либо защитных ментальных блокад, может с лёгкостью подчинить даже маг-новичок. Проблема состоит лишь в том, что с силой содержащейся в элементале, может правильно направить далеко не каждый, поэтому магам без специального диплома запрещено заниматься изучением этих, безусловно, интереснейших существ. Да и так много моих коллег сгинуло на этой нелёгкой тропе, поэтому Гильдия Магов Сарта не особенно одобряет таких энтузиастов, вот ни у кого и не возникает желания заняться вплотную исследованиями, а жаль, нам бы сейчас даже крупицы знания сильно помогли.

— Проще говоря, нам сейчас придётся сразиться с летающим огненным шаром, который поджигает всё вокруг, но сам при этом огонь поглощает? — Лиард нахмурился, долгие объяснения мага он прекрасно понимал, хоть и привык к более простой компании, но от этого больше они ему нравиться совсем не стали.

— Именно так, ты как всегда выразил всё коротко и ясно, склоняюсь перед этим умением, — язвительно заметил маг, но рыцарь оставил подколку без внимания, его сейчас занимали более важные проблемы.

— Значит, что с заклинанием, наложенным на оружие Дезарда, эльфы немного прогадали, да?

— Именно так, боюсь, твой брат не сможет использовать своё оружие. Чары на его мечах лишь усилят его, а самим оружие он не сможет нанести вреда, потому что…

— Да, я знаю, сталь не убивает большую часть экстраординарных существ и тем более не сможет прикончить этот…как ты его назвал? Сгусток магической энергии? Вот, точно, его. Твоя магия, как я понимаю, тоже не поможет?

— Я всё ещё могу защищать нас, мы сможем пройти до следующей двери и скрыться за ней. Вряд ли вампир рискнёт выпускать ифритов за пределы сдерживающего их круга подчинения.

— Ты думаешь всё так просто?

— Не знаю, но никаких защитных заклинаний, которые могли бы нам помешать это сделать, я не вижу.

— Вряд ли он нас так просто туда пропустит, согласен с Лиардом. Это какая-то ловушка. Нам либо придётся биться с ними и победить, либо он придумает что-то ещё. Хозяин замка не позволит навязывать нам свои собственные правила.

— Но в любом случае защита не помешает, — Скиталец сделал несколько пассов и прошептал слова заклинания.

Одежда, волосы и открытые участки тела всех четверых «охотников за вампирами» засветилась, говоря о том, что какое-то заклинание магу всё-таки удалось наложить, оставалось лишь надеяться на то, что это именно защита, и они не взорвутся при любом касании. На купол, вроде того, что защитил их при проходе через старые ворота замка, у мага после битвы во дворе уже просто не оставалось сил. Всё-таки у любого волшебника есть предел возможностей, а та заварушка требовала полной отдачи, пусть он и был уверен, что даже без его помощи там отлично справились бы и братья, к тому же Адриан тоже неплохо помогал и, как оказалось, весьма умело владел своим полуторным мечом. Конечно, ему было далеко в умении фехтования до Лиарда или Дезарда, но многих он смог бы победить это уж точно. Недаром ведь его «украшает» такое количество шрамов. Повисло молчание, никто не хотел вступать первым в комнату, где их ждало что-то неизвестное, принц понимал это, он и сам не горел желанием, но знал, что теперь место в первом ряду суждено занять именно ему, поэтому он и сделал первый шаг. За ним в выжженное помещение зашёл и рыцарь, за ними уже последовали Дезард, державший наготове лук и маг, который был готов в любой момент обновить защиту и делать это до тех пор, пока уже совсем не останется сил, а несколько амулетов-накопителей израсходуют весь свой заряд. И тут комната вспыхнула.

На стенах заплясали жуткие изломанные тени, багровый свет, разливавшийся по стенам, потолку и полу, слишком сильно походил на кровь и вместе с шумом пламени создавал жуткий хаос в головах четверых глупцов, что вступили в эту комнату. В комнате появились ифриты, всё больше разжигавшие огонь, кружа вокруг людей, ещё больше усиливая ощущение дикого противоестественного праздника нечисти, какими их обычно изображали жрецы Новых Богов. Но они пока не нападали. Просто кружились в безумном хороводе, сбивая их столку, убивая все шансы попасть по ним, хотя даже если бы кому-то это удалось, то всё равно усилие это было бы бесполезно — сталь не могла ни ранить, ни даже сбить ифритов со взятого ими ритма. Если бы не защита, то их бы сразу же сожрало пламя, ведь даже через неё они чувствовали нестерпимый жар, от которого хотелось скрыться куда угодно, лишь бы больше не ощущать этого обжигающего дыхания на своей коже. Но они не кинулись к выходу. Продолжали медленно идти к двери, обливаясь потом и тяжело ступая по покрытому сажей полу. Они думали, что если продолжать двигаться так же неспешно как сейчас, то огненные элементали и вовсе позабудут о них, но нет. Молниеносно из кружившихся в танце ифритов вырвался один. Он нёсся прямо на них, никто не успел среагировать на этот неожиданный выпад, даже магическая защита Скитальца не спасла бы от такого направленного удара чистой энергии, превращённой природой элементаля в огонь. Никто, кроме Дезарда. Старший из братьев Марг вскинул лук, в воздухе пропела стрела. Эту мелодию вряд ли кто-нибудь ещё услышал, кроме самого лучника, вокруг по-прежнему бушевал огонь, но это и не было столь важно. Адриан краем глаза успел заметить на наконечнике руну, как и во дворе, когда она блеснула оранжевым на солнце. Но это был уже другой знак. Он слегка светился ярко-голубым. Принц будто бы почувствовал на какое-то мгновение, что жар отступил несмотря на то, что прямо на них мчался ифрит, являющийся, по сути, самим воплощением огня, бастарда словно обдало резким порывом ледяного северного ветра от одного взгляда на магическую руну. Предусмотрительный воин не забыл о том, что ему может понадобиться не только разрушительная сила огненных взрывов, но и уверенные точные удары ледяной магии, которые сейчас были особенно нужны. Теперь резкий всплеск холода уже не был просто иллюзией, вызванной подсознательной ассоциацией с этой руной. Ифрит остановился, стрела прошила бы его насквозь, но чары, наложенные на наконечник, сработали быстрее. Огненного элементаля буквально разорвало на части ледяными шипами. Он отлетел в сторону, но, видимо, эта руна была не так проста, как могло показаться сначала. Ифрит врезался в хоровод своих собратьев, вернее, порождение чистой энергии превратилось уже в утыканный, подобно ежу, колючками ледяной шар. Сверкнули мечи, и четырёх искателей приключений ослепил яркий голубой свет. Лиард едва успел прикрыться щитом от летящих в него ледяных шипов, Адриану же пришлось быстро отреагировать на эту внезапную вспышку, отбив несколько таких снарядов Диарнисом. Дезард же с лёгкостью защитил не только себя, но и мага. Вот только отсутствие информации о противнике сыграло с ними злую шутку. Эта магия, противная природе ифритов, а, значит, и самая эффективная против них, конечно, сработала, но никто из них не знал, что убитые огненные элементали имеют нехорошую привычку взрываться. И именно это они и сделали, поражённые сокрушительной магией, наложенной умелыми чародеями на стрелы Дезарда. Комнату сотрясло несколько хаотично следующих один за другим взрывов, от которых, казалось, ходуном ходить начала не только эта комната, в которой сейчас творилось огненное безумие, но и весь замок. На них посыпался потолок. Лиард едва успел отскочить в сторону от падающего на него тяжёлого книжного шкафа, на котором, как ни странно, ещё сохранились книги, вернее, то чёрное «нечто», что от них осталось. Рёв пламени начал заглушаться другим шумом, ещё более сильным и невыносимым, казалось, от него готовы лопнуть барабанные перепонки — это был скрежет камня. От взрывов на них обрушился потолок, взметнув в воздух тучу пыли, которая застилала глаза, резала нос, забивалась в рот, оседая там неприятным налётом, ужасной болью раздирала грудь. Адриан почувствовал, как каменная крошка засыпается ему за воротник, царапая спину, руки и лицо. Почувствовал, как в ногу ударил осколок камня, от которого, настроенное на защиту от магии, заклятие Скитальца его уже не спасло. Штанина тут же намокла и прилипла к плоти. Боли Адриан уже почти не ощутил — весь этот ужас сменился свободным падением. Пол не выдержал такого надругательства над своей персоной и безбожным образом провалился. Однако этот полёт быстро закончился резким ударом, отозвавшимся ноющей болью во всём теле, особенно в повреждённой ноге. Лиарду повезло ещё меньше. Стоя рядом с бастардом, он оказался в середине комнаты, однако если Адриану удалось избежать града обломков, то рыцарь оказался почти полностью погребён под горой щебня. Скорее всего, он потерял сознание, да и тяжёлый доспех вряд ли содействовал мягкому приземлению. Дезард, которого откинуло в стену ударной волной, почти смог упасть на ноги, однако неровная поверхность помешала идеальному исполнению этого сложнейшего акробатического трюка, и в итоге он совсем не элегантно покатился по полу, гремя мечами. Скиталец же оказался тоже придавлен крупным осколком лепнины, на которую в своё время барон потратил немало денег.

Адриан поднялся на ноги, когда пыль уже осела, перестала мешать видеть и дышать. Покачнулся и схватился за стену, чтобы не упасть. Осколок в ноге причинял сильную боль. Вряд ли это было серьёзное ранение, но всё же лучше было бы вытащить его и перевязать рану, чтобы не пустить туда инфекцию. Он садится обратно, чувствует, как по ноге потекла тёплая струйка крови. Аккуратно извлекает каменный осколок из ноги. К счастью, он был не слишком большой и вошёл не глубоко, иначе всё было бы гораздо хуже. Отрезает ножом, который он всегда носил с собой на всякий случай (это был подарок Сина), лоскут от рукава и крепко перевязал им рану. Снова поднялся, сделал несколько шагов. Боль всё ещё осталась, но он, по крайней мере, мог ходить. Тут же он услышал звук разгребаемого завала — это из своей каменной тюрьмы медленно, но верно выбирался черноволосый рыцарь. С другой стороны послышался сдавленный стон, первый звук, который от старшего из братьев услышал Адриан. Потом снова грохот, в сторону отлетел тот самый кусок лепнины, сковывающий движения мага. Ему, видимо, этот настырный камень уже порядком надоел, раз он решил избавиться от него таким радикальным способом. Ну, или это было своеобразное осуждение своих товарищей, которые не особенно спешили помочь ему. Маг поднялся и начал старательно отряхивать свою одежду от пыли и каменной крошки. Принц поднял голову и посмотрел наверх. Выбраться отсюда снова в ту комнату им уже в любом случае бы не удалось. Да и выжить им в том хаосе удалось лишь чудом. Если бы потолок падал не частями, а рухнул на них сразу весь, то все бы они уже отправились к праотцам, даже маг, которому вряд ли бы хватило сил и времени на заклинание телепортации и уж тем более на создание телепорта. Скорее всего, они провалились в подземелья этого замка, в казематы, где раньше, возможно, барон наказывал нерадивых слуг или тех, кто отказывался подчиняться устанавливаемым им законам. Так же в пользу этого предположения говорили остатки железной решётки, торчащей из-под груды щебня. Принц прищурился. Да, точно, именно за это решёткой их ждал выход, выход в виде ещё одного тёмного провала в никуда, подобно тому, в который они вошли, чтобы оказаться в замке. Он направился туда, махнув рукой, призывая остальных идти за собой. И именно он первым почувствовал опасность. В его руке дрогнул меч и почти сразу же из прохода выскочило несколько зомби. Тот, что был ближе остальных, сразу же получил удар мечом, но устоял. Бастард всё никак не мог привыкнуть к тому, что сражаться ему сейчас приходиться не против живых людей, а против ходячих мертвецов, а это две совершенно разные вещи. Тот колющий выпад, который сделал Адриан, убил бы человека, так как направлен был точно в сердце. Осталось бы только оттолкнуть ногой труп, снизывая его с меча, и атаковать следующего противника, но для зомби сердце является не таким важным органом. По сути, для него оно вообще не нужно. Единственный шанс убить зомби это отрубить ему голову, испепелить или же изрубить на мелкие кусочки. Поэтому принцу пришлось быстро отскочить назад. Он едва не подвернул ногу из-за неровной поверхности, усыпанной камнями, но устоял на ногах и тут же исправил свою ошибку, широким ударом перерубив шею зомби. На лицо ему брызнула кровь, голова отлетела в сторону и поскакала по полу, оставляя за собой красные неприятные следы. Но любоваться этой «чудесной картиной» у принца не было времени, следующий зомби уже опускал свой серп на него. Адриан подставил меч под углом, когда серп соскользнул по лезвию меча, принц сильным пинком опрокинул противника на спину. Медлительный мертвяк не успел подняться, принц на бегу прошёлся мечом ему по шее. Диарнис снова окрасился кровью. Третьего зомби обезвредил уже Лиард, буквально размозжив тому голову, превратив её в месиво из плоти, костей и крови. Однако это было ещё не всё. Из прохода вылетело несколько арбалетных болтов, к счастью, рыцарь успел прикрыться щитом от двух, а остальные пролетели мимо. На какое-то мгновение им дали передышку, но лишь на мгновение, и начало следующего этапа боя ознаменовали не примитивные выстрелы. Адриан почувствовал, как по спине пополз жуткий холод, лицо обдало ледяным дыханием, будто он снова оказался на севере своей страны. Но нет, это была не магия и уж тем более не настоящий холодный ветер, нет. Здесь только одно могло вызвать такое резкое понижение температуры — это призраки, вне всяких сомнений, вампир спустил на них своих бестелесных охотников за незваными гостями. Что же, оригинально, жар ифритов сменить кладбищенским холодом гостей из потустороннего мира, этот вампир, определённо, обладал неплохим чувством юмора. Однако думать об этом ни у кого из четверых не было времени. К ним уже тянули свои полупрозрачные руки призраки, а они не могли их отрубить или вообще как-то навредить призракам — обыкновенное оружие бесполезно использовать против этих духов, навсегда застрявших в измерении живых, пусть сами они уже и мертвы. Сейчас их связывала воля хозяина, в роли которого выступал кровопийца, и сейчас его голос приказывал им убить, растерзать, забрать с собой этих наглецов, посмевших потревожить вечный покой старого баронского замка. Живым нельзя касаться призраков, нельзя протягивать к ним руки, но главное, что запрещалось делать при встрече с ними — это смотреть в глаза иначе всё, на что мог надеяться несчастный, встретившийся с призраком взглядом, это верная смерть, а потом бесконечный путь, который никуда не приводит. Вечные скитания без шанса на то, что бы сойти с него. Он тоже станет призраком, но уже другим, он не сможет уже никого забрать с собой, потому что, в отличие от этих духов, которых люди называли «тянульщиками», у них уже нету этой силы, они уже не просто застрянут в мире живых после смерти, нет, они будут скитаться между этими двумя мирами, а это в тысячи раз мучительнее. Ведь среди обыкновенных людей призраки ещё не совсем теряют рассудок, например, они никогда не тронут родственников, которые не делали им ничего плохого, заботились при жизни, и напротив могут жестоко отомстить своим убийцам или же просто недоброжелателям. Те же призраки, что скитаются между мирами, теряют всё человеческое, оставаясь без оболочки, без собственных мыслей, обречённые чувствовать лишь нестерпимую боль и ничего больше. Против них может действовать жреческая магия, как ни странно, ведь большинство дипломированных магов считают жрецов Новых Богов не более чем просто ярмарочными шарлатанами, которые морочат людям головы своими глупыми байками о противостоянии добра и зла, и всемогуществе богов. Забавно это слышать от тех, кто сочинил историю о том, как уже одну порцию таких же «всемогущих богов» свергли новые боги, учинив свои порядки. Тогда что же мешает и этот пантеон так же упразднить? Верно, ничто. Так же с призраками могут справиться и некроманты, ведь их магия как раз и рассчитана на подчинение, уничтожение и защиту от таких вот существ из мира мёртвых, в этом состоит всё их искусство магии, которую многие считают жуткой и слишком «тёмной», но глупо было бы отрицать то, что эта магия действенна, никто не умеет так навести страх, ослабить и запугать противника, как эти одетые в чёрное бледные колдуны, всегда намеренно распускавшие слухи о своём ремесле. Их боятся, поэтому и связываются с ними лишь фанатики да те самые жрецы. Пусть их «помощники» не так эффектны и сильны, как у демонологов, но зато заставляют противника бросать оружие и бежать, куда глаза глядят, гораздо действеннее, нежели те существа, которых себе на помощь вызывают «любители пентаграмм и прочих защитных кругов». Кстати, уже упомянутые фанатики, вернее, паладины, тоже весьма эффективно борются против призраков, и секрет этого искусства весьма ревностно охраняется всеми магистрами, подобно невинности родной дочери.

Но среди товарищей Адриана не было ни некромантов, ни жрецов, ни паладинов. Был маг, считавшийся одним из лучших, но его «слишком материальная магия» вряд ли смогла бы помочь им в борьбе с призраками. Был человек, который уже дважды спасал их сегодня от неминуемой смерти своей предусмотрительностью, своим мастерством, своим холодным расчётом профессионала, своим оружием. Однако всё это в мгновение ока оказалось ненужным, выброшенным на обочину из-за этой ненадобности. Вряд ли ему это чувство беспомощности в критический момент перед лицом опасности могло хоть сколько-нибудь нравиться, но он как всегда не показывал своих эмоций ни одним лишним движением, ни одним взглядом, на одним случайно дрогнувшим мускулом на красивом суровом лице. Был сам Адриан, который тоже никак не мог биться с призраками, пусть и владел таким великолепным и странным клинком, как Диарнис. Но зато в их компании был так же и Лиард, который мог сойти за паладина. Только вот принц не видел, что бы у рыцаря был с собой его меч, который, если верить слухам, не пролил ещё ни капли человеческой, эльфийской или гномьей крови. Так сказать, чистое оружие, а в народе говорили, что паладины могут сражаться с призраками именно из-за того, что они чисты. Сейчас представился шанс проверить эти догадки простого люда, и, честно сказать, бастард надеялся на то, что эти слухи будут не только лишь трактирными байками, надеялся, что люди действительно правильно поняли причину, по которой паладинам удаётся раз за разом одерживать победу над силами тьмы в виде бестелесных духов, проклятых душ несчастных грешников или же, если быть проще и использовать язык обыкновенных рубак с большой дороги, то призраков, в данном случае, как уже было сказано, так называемых «тянульщиков».

— Лиард, твой меч! — крикнул Адриан, отскакивая в сторону от призрака, уже протянувшего к нему свои худые руки, при этом рефлекторно отмахиваясь от него мечом, но, как и ожидалось, Диарнис лишь прошёл духа насквозь, не нанеся ему абсолютно никаких повреждений. Весьма печально, в принце ещё теплилась надежда, что из-за своей необычной природы его полуторный меч разрежет этого призрака напополам, тогда бастарду уже не придётся крутиться и плясать, подобно бродячему циркачу, чтобы избежать соприкосновения с мёртвым и до жути холодным туманом, из которого и были сплетены эти духи.

— При чём тут мой меч? — рыцарь повернулся к принцу лицом, к нему призраки пока не особо спешили подходить, зато вот Дезарда и принца обступали всё плотнее. Кажется, слухи о количестве убитых старшим из братьев не были просто слухами или хотя бы маленьким преувеличением, и теперь его мастерство играло против Дезарда. Тёмная энергетика, исходившая от него, привлекала эти неспокойные души, подобно мёду. А к Адриану их, наверняка, тянул меч. Всё-таки в какой-то мере старый архимаг был тогда прав, сейчас Диарнис мог действительно принести вред принцу, но тот всё равно не жалел о том, что не отказался от этого оружия, знал, что оно должно ему ещё хорошо послужить.

— Думаю, он сможет убить этих призраков!

— Дезард!

Старший из братьев коротко кивнул и сделал в воздухе широкий жест рукой. За его рукой потянулся густой след из тёмно-фиолетового дыма, в котором принцу удалось разглядеть меч, который, казалось, даже немного светился и блестел, хотя здесь было совершенно темно, а продолжавший гореть наверху огонь давал больше теней, нежели света. Дезард, подобно неуловимому вихрю, промчался мимо призраков, но меч своего брата при этом в ход не пускал. Лиард повесил булаву себе на пояс и принял из рук молчаливого убийцы свой легендарный в определённых кругах меч. Тот лёг ему в руку как влитой. И тут же облачённый в тяжёлый доспех рыцарь перешёл в атаку, по-прежнему держа призраков на расстоянии удара, не позволяя им приблизиться и коснуться себя. Это действительно сработало. Меч сверкнул, и первый призрак растворился в воздухе, издав протяжный, леденящий душу крик, который мог бы подействовать на новичков, впечатлительных творческих людей или на дам, но не на повидавшего виды славного рыцаря с неустрашимым духом, нерушимой решительностью и объятым пламенем праведного гнева сердцем. Он поразил своим мечом уже почти всех призраков, но эти беспокойные духи были отнюдь не последним сюрпризом, который припас для своих гостей хитрый вампир. Из тёмного прохода уже не вылетали болты, нет, теперь оттуда вылетело кое-что куда более страшное, нежели эти снаряды. Это был крик, но не такой, который издавали духи, когда испарялись, разрубленные мечом рыцаря. Этот звук был ещё более ужасным, он вселял страх, даже в сердца рыцарей, от него жутко разболелась голова, казалось, вот-вот лопнут барабанные перепонки, Адриан почувствовал, как из ушей по щеке течёт тёплая кровь, от которой волосы слипаются и неприятно приклеиваются к лицу. Но это был не дух-плакальщик, так же известный в народе как баньши, о, нет, это было кое-что гораздо более труднообъяснимое. Это было то, с чем обыкновенные люди не сталкиваются, а потому и не сочиняют про это никаких легенд. Про это не ходит слухов и сплетен, потому что люди просто-напросто бояться даже шептаться о тех тварях, что вылазят из Бездны. Да, это было одно из таких жутких существ. А если быть более точным, то это был «крикун», не самый сильный, но просто невероятно неприятный противник. У него не было сил демонов Первого Круга, он не был хитёр и могущественен, как лич, не был так неуязвим, как оборотни, призраки или те же самые ифриты, но у него было оружие гораздо более сильное — своим криком он умел влиять на подсознание тех, кто его слышал, вызывая из него самые сильные страхи, погружал в них своих жертв полностью. В этой пленительной пучине собственных кошмаров люди постепенно сходили с ума, уже не могли сопротивляться и тогда «крикун» разрывал их своими когтями, зубами, заглатывал, испепелял, высасывал энергию, оставляя лишь жалкие «шкурки», которые, конечно, уже не могли существовать. Эти монстры приобретали тот вид в глазах своих потенциальных жертв, которого они боялись больше всего. И если этой дичи было много, то для каждого он становился чем-то отдельным, чем-то невозможным, но при этом весьма определённым. К счастью, это объяснялось не разными феромонами или другими «алхимическими и научными» трактовками подобных свойств «крикунов». О, нет, всё было гораздо более обыкновенно, если так, конечно, можно сказать о существе, сама суть которого совершенно необычная. Всё было проще, до безобразия просто — это была магия. Примитивная, использующаяся этими монстрами, скорее всего, на уровне инстинктов, нежели полностью осознанно, но она имела место, и это был неопровержимый факт. Неопровержимый факт, о котором пока что знал лишь один человек, ведь большинство из тех, кто изучает Бездну и её жителей ни разу не встречались с последними и уж тем более не бывали там, зато вот принцу удалось сделать и то, и другое, поэтому из него вышел куда более осведомлённый исследователь этой, безусловно, пока ещё тёмной тайны, в сравнении с толпой тех напыщенных павлинов, которые на каждом углу кричат о своих теориях, большая часть из которых является бредом сумасшедшего или же просто человека, который уже давно и часто курит кальян. Но Адриан, обладая даже такими обширными познаниями в указанной области, вряд ли когда-нибудь согласиться не то, что вступить в эту разношёрстную братию псевдоучёных, но и поделиться своим знанием, с кем бы то ни было. Почему? Да хотя бы потому, что для того, чтобы сделать это, нужно было для начала хотя бы выжить в столкновении с «крикуном». Второй бой с жителем Бездны в жизни принца-бастарда. А для этого ему понадобиться недюжинное умение. К счастью, та магия, влияющая на сознание людей, не действовала на Адриана из-за его невосприимчивости, унаследованной от матери, а вот на его товарищей «крикун» уже успел повлиять, а, значит, принцу нужно было торопиться, чтобы не дать своим товарищам сойти с ума. Он знал, что Диарнис убьёт эту тварь наповал, ведь ему уже однажды представился случай проверить это оружие в бою против порождения Бездны. Знал так же, что эту тварь нужно поразить в определённое место, иначе даже его клинок не сможет убить «крикуна». Именно туда, где на безобразном неровном шаре, заменяющим монстру голову, красовалось что-то наподобие старого рубца, однако принц знал, что это рот «крикуна», представляющий чёрную дыру, усеянную тысячами мелких, но острых, как бритва, зубов почти правильной треугольной формы. Однако вряд ли он будет просто так стоять на месте и ждать, пока Адриан нанесёт первый и последний удар. Его щупальца, в разные стороны торчащие из уродливой «головы», были покрыты едва заметными шипами, с которых на пол капал тёмно-фиолетовый яд. И этих отростков разной длинны было много, от чего они походили на некрасивые жирные волосы, сплетённые каким-то безумным цирюльником в косы, другого сравнения в голову принца тогда не пришло. И от всех этих щупалец, заменявших гостю из Бездны жуткие клыки и когти, которыми, если верить учёным, которые всё же кое-что знали о тварях, вылазящих из тех тёмных просторов (не все же они, в конце-концов, просиживали задницы на стульях и ничего не делали!), были щедро одарены множество других их собратьев или же, если так, конечно, можно сказать о подобных существах, соседей и сожителей. От этого «оружия», даже мимолётное касание которого означало бы смерть для принца, Адриану нужно было уклоняться, отбиваться, чтобы добраться до самого чудища и уже тогда, проявив поистине чудеса искусства фехтования, ловкости и проворности, поразить монстра в слабое место. Да, задачка предстояла не из лёгких, однако у бастарда не было времени сомневаться и размышлять, пусть это и прозвучит пафосно, но от него сейчас зависели жизни ещё трёх человек. Пора ему применить в деле всё то, чему его научили друзья, с которыми он прошёл день, часто ещё возвращающийся ему потом в кошмарах. Хитрости и уловки Сина, столь характерные для охотников далёких и опасных болот Даргоста. Холодный расчёт Ронтра, сочетающийся с горячим сердцем и жаждой битвы Дорниса. Всё это сейчас он должен был показать в лучшем виде, не хотелось сейчас опозорить своих учителей, к тому же, момент был уж слишком критический.

Адриан сорвался с места в сторону монстра. Тот отреагировал на это молниеносно, хоть и не имел даже каких-то самых маленьких намёков на глаза или то, что помогало ему видеть происходящее вокруг него. Но думать о «шестом чувстве» своего противника принц предпочёл бы потом, сейчас было, мягко говоря, не лучшее время для построения научных теорий. И пусть все магики и учёные сочтут это богохульством, но сейчас всё можно было решить лишь одним способом — грубой силой и клинком из холодного металла, соединив это в пару-тройку ударов для верности, чтобы тварь уж точно издохла. Однако щупальца «крикуна» оказались не такими короткими, как могло показаться сначала. Вернее, изначально они, конечно же, были именно такого размера, но, видимо, к обширному арсеналу умений этого монстра прибавилось ещё и свойство, позволяющее ему увеличивать размер этих шипованных ядовитых отростков. Да и управлял он ими ничуть не хуже «мастеров хлыста», кои в большинстве своём обретались в цветастых шатрах бродячих цирков. Хотя, эдакого уродца не приняли бы даже в то разношёрстное сборище, которое представляют из себя артисты этих, с позволения сказать, «заведений развлекательного характера». Но отсутствие прорицательских способностей принцу, так или иначе, пришлось восполнять физическими данными, с которыми у него, на счастье, всегда было всё в порядке. Одно из щупалец, приблизившееся резким броском на слишком опасное расстояние, чтобы оставаться незамеченным и дальше избегать клинка принца, Адриан быстрым движение отрубил и на всякий случай отпрыгнул в сторону, чтобы его не коснулась тёмная вязкая жидкость, выливающаяся из обрубка, мало ли она тоже ядовита или, хуже того, похожа на те вещества, которые показывал ему в своей лаборатории один известный до своего полного помешательства алхимик. Он называл их кислотами и вот они своим действием действительно напугали тогда ещё ребёнка, которым являлся в те времена бастард. Они оставляли на теле жуткие ожоги, но совершенно не похожие на те, что появляются, если яркий огонь своими пламенными языками лизнул тебя, нет, ожоги, оставляемые этими кислотами куда сложнее было вылечить, если вообще возможно. Но могло и не повезти или же под руку подвернулся не слишком умелый лекарь. Тогда эти ожоги превращались в вечные язвы на теле, вызывая отравление из-за своей крайне высокой токсичности. Человек медленно умирал, мучаясь от действительно невыносимой боли. Адриан видел на теле того алхимика множество следов его «не совсем удачных экспериментов». Что же, в таком случае совершенно не удивляет тот факт, что этот, безусловно, великий учёный свихнулся на почве собственного величия, изрядно приправленного жменей первосортной мучительной боли. Именно поэтому Адриану и не горел особым желанием проверять, является ли кровь монстра этой самой кислотой или хотя бы ядом. Поэтому область возможных уклонений сразу резко уменьшалась, что не могло радовать новоявленного охотника на монстров из Бездны, однако с этим фактом приходилось мириться, как и с тем, что «крикун» не собирался давать ему ни минуты передышки. К принцу поочерёдно устремилось ещё несколько щупалец, казалось, это существо совершенно не почувствовало боли и потеря одного щупальца не могла сбить его с толку. Ещё одно напоминание о том, что сейчас бастарду приходилось драться не против человека. Сейчас перед ним куда более совершенная машина убийств. А все те рассказы, мол, никто не убивает лучше людей, не больше, чем просто сказки полоумных стариков, на чью долю выпали не самые лучшие времена кровавых войн. В тот час люди действительно показали себя не с самой лучшей стороны, однако всегда были существа, убивающее всё живое ещё более изощрённо и умело, чем люди. Одно из таких сейчас и было перед Адрианом. Принц сделал два быстрых шага в сторону, пируэтом уклонился от следующего направленного в него щупальца, одновременно рубанув его мечом, рискуя при этом попасть под весьма неприятный душ из монстрячьей крови, но избежал этого, резко пригнувшись, от чего «фонтан» ударил над его головой. Принц тут же перекатился вперёд, становясь ещё на шаг ближе к своей цели. Плащ мешал и принц быстрым движением срезал его, ибо расстёгивать было бы слишком долго, а сейчас дорога была каждая секунда, да и нож пригодился — им гораздо быстрее, чем мечом, удалось отхватить «крикуну» ещё одно щупальце. Ну, вернее, почти удалось. Нож Адриан уже давно не точил, и потому его лезвие увязло в плоти чудовища, но принца это не смутило, он тут же выпустил деревянную рукоять, в рывке поднялся, сделав при этом ещё два шага по направлению к своему сверхъестественному противнику. И снова взмах мечом, ещё один обрубок, всё ещё извиваясь, отлетает в сторону. Из-за брызнувшей фонтаном вязкой крови монстра, принц не заметил мчащегося к нему щупальца и был сбит с ног сильным ударом в грудь. Тело тут же пронзила жуткая боль — «крикуну» не только удалось добраться до плоти принца, но его отросток ещё и вгрызся в его тело, яд проникал внутрь, но через боль Адриан отрубил поразившее его «оружие» и с трудом поднялся на ноги. Он снова был в самом начале своего пути, а гость из Бездны не хотел останавливаться на достигнутом. Упиваясь своей победой (если, конечно, подобное существо может чувствовать нечто подобное), «крикун» собирался завершить начатое, подкрепить свой успех ещё одним ударом, который уже точно бы добил принца, но Адриан не собирался давать ему такой возможности. Принц уклонился в сторону. Это движение было более тяжёлым, нежели предыдущие его манёвры, но, тем не менее, весьма успешным — бастарду удалось избежать щупальца и ещё раз полить каменный пол кровью чудища. Сейчас принц походил, скорее, на берсеркера из старых сказаний дашуарцев, которые поведал ему в своё время Ронтр. Он был покрыт слоем пыли, на груди красовалась весьма плохо выглядящая рана, с меча медленно смоляными тяжёлыми каплями падала на пол кровь его противника, лицо его, покрытое ужасными шрамами, было уже в своей собственной крови, волосы слиплись от неё же и прядями падали на плечи, он ступал по полу, на котором кучками сгнившей плоти лежали поверженные зомби, который уже успело щедро забрызгать кровью монстра, обрубки щупалец коего ещё шевелились на полу, разбрызгивая в разные стороны тёмную жидкость. Не хватало только снега, постепенно укрывающего следы судьбоносного и потому невероятно жестокого сражения. Но вряд ли бы он пошёл в подземелье полуразрушенного замка, и потому Адриану пока приходилось довольствоваться тем антуражем, который у него был. К нему устремилось ещё несколько щупалец, но в этот раз принц уже не уходил в сторону, не уклонялся. Кончилось время уловок и мельтешения. Сейчас в принце заиграла горячая кровь его предков, дававшая ему поистине великое упоение этим боем, оно заглушало боль, всё вокруг размывало в неясные силуэты и полутени. Взгляд Адриана сейчас был направлен лишь в одну точку — то самое слабое место его чудовищного противника. Ему было плевать, что сейчас по его телу льётся смертельный яд, что его собственная кровь, падая на пол, смешивается там со смоляной кровью монстра. Диарнис дважды сверкнул, потом ещё один раз, довершая серию успешных ударов, лишивших чудовища ещё трёх шипованных ядовитых отростков. Принц ускоряет шаг, постепенно переходя на бег, вот последнее щупальце целится ему в грудь, туда, куда уже однажды пришёлся удар, введший бастарда в этот состояние боевого безумия. Ловкий шаг в сторону, он едва не поскальзывается, но всё же хотя бы кончиком меча ему удаётся достать это своеобразное «оружие» своего противника, но оно, в отличие от других щупалец, не продолжило атаковать, резко свернулось и вздрогнуло. Даже через красную пелену, затянувшее его сознание, принц почувствовал, как его пронзила боль. Он горько усмехнулся. Какая ирония, сейчас в его животе торчал его собственный кинжал, который чудищу не только удалось вытащить из себя, но и отбросить так удачно, что лезвие прошило плоть этого черноволосого человека с мечом, который уже испробовал его крови. С этим странным мечом, от которого исходит непонятная, но невероятно сильная энергия, которую так остро ощущают его родичи из Бездны. Что же, пожалуй, это был последний его выпад в сторону этого человека, взгляд которого стал сейчас таким безумным. Он явно упивался этим моментом. Последний удар «хлыста», скорее призванный, чтобы окончательно поставить точку в этом бое. В бое, в котором вряд ли можно определить победителя, ведь оба противника сейчас истекают кровью. Полуторный меч, носящий гордое эльфийское имя в честь своего владельца, снова взвился в воздух. Закалённая боями и огнём сталь встретилась с плотью, рождённой где-то в измерении, находящимся за пределами простого человеческого понимания. Сталь оказалась сильнее. Ещё один, последний, отросток монстра отлетает в сторону, ещё один фонтан бьёт из обрубка. Уродливый чёрный шар падает на пол, заливая его ещё больше своей кровью. Принц медленно подходит к нему. Под ногами неприятно хлюпает, однако вряд ли это сейчас волнует бастарда. Он двумя руками берётся за рукоять своего меча, опуская его клинком вниз. Монстр всё ещё пытается бороться за жизнь, продлить своё уже ставшее мучительным существование, он открывает свой рот, в надежде издать ещё один душераздирающий крик, да, его голосовые связки снова были готовы к этому испытанию. На таком расстоянии он бы точно убил Адриана, но принц не дал ему этого сделать. Диарнис полностью погрузился в тело монстра, наконец, полностью почувствовав плоть своего врага. «Крикун» ещё некоторое время подёргался в предсмертных конвульсиях, но вскоре окончательно затих. Бастард опустился около поверженного противника на колени. Он сам напугал себя этой внезапной вспышкой всепоглощающей жажды битвы и крови. Видимо, это был всплеск чувств, которые он сдерживал в себе, скорее уже просто по привычке, нежели действительно по необходимости. Все его «отложенные в долгий ящик» эмоции смешались и вызвали эту «красную бурю» в его сознании. Но она закончилась, перестал дуть этот палящий ветер, осел обратно кровавый песок, и он почувствовал, как устал, как жутко болит всё тело, как по груди стекает его собственная кровь, как из живота торчит его собственный нож. Он разжал пальцы, ладонь соскользнула с рукоятки Диарниса, и он повалился на бок. Когда его товарищи вернулись из страны своих кошмаров, то бастард, напротив, провалился в пучину небытия.

Он очнулся через несколько минут от странной прохлады, которая резким толчком разлилась по всему его телу. Он с трудом разлепил глаза и первым, что он увидел, было лицо склонившегося над ним мага. Принц резко сел, почувствовал резкую вспышку боли в животе и груди, но не подал виду, снова сдержал стон, который бы являлся проявлением эмоций, что претило Адриану. Он не схватился за грудь, пытаясь нащупать рану — это было бы проявлением слабости, а он не мог позволить себе этого, он же принц, человек, который ведёт за собой людей, а лидеры должны являться воплощением непоколебимой силы и уверенности в своих силах, наполняя этой энергией тех, кто за ним идёт, иначе паника и слабость передадутся его верным товарищам, чего ни в коем случае нельзя допустить. Он увидел Лиарда, который стоял немного в стороне и улыбался, понимая, что его соратник жив, хоть и изрядно покорёжен тварью из Бездны. Дезард сидел на полу рядом со своим братом, невзирая на то, что тот был, мягко говоря, не самым чистым местом здесь.

— Не дёргайся, чтобы заклинание нормально срастило тебе рану, а не остановило сердце, нужен покой, — недовольно проворчал маг, но по тени, пробежавшей по его хмурому лицу, стало понятно, что он тоже рад за принца, рад, что бастард смог выкарабкаться, а не отправиться вслед за своим противником к праотцам.

— Прости, я должен был проверить, действительно ли я остался настолько живым, насколько мне это кажется, — принц позволил себе улыбнуться.

— Ты живее всех живых. Уж по крайней мере точно живее того гада, которого так славно уложил, — черноволосый рыцарь подошёл к принцу и крепко хлопнул его по плечу.

— Спасибо, Лиард.

— Хватит его тормошить, это заклинание действует быстро, но потому оно и опасно. Знаешь, будет обидно, если наш герой, не скончавшийся от ран во время поединка, сейчас помрёт от того, что ты решил выказать своё восхищение. Не забывай, нам ещё предстоит таким же способом избавиться от самого хозяина замка, который ждёт нас за тем походом, из которого вылезло это чудище, которое так славно, как ты уже успел заметить, уничтожил наш товарищ. Да и к тому же ты отнимаешь драгоценное время. Восстанавливающее и обезболивающее колдовство, которое на него сейчас действует, продлиться ещё максимум несколько часов, а нам ещё нужно того вампа угрохать, поэтому, будь так добр, не мешай мне, — маг нахмурился.

— Хорошо, прости, Бродяга, не буду мешать, — Лиард поднял руки в капитулирующем жесте и вернулся на своё старое место, сев рядом с братом, скрестив ноги и уложив на них свой тяжёлый щит.

Маг тем временем снова склонился над Адрианом, шепча слова заклинания и совершая магические пассы, за его руками тянулся едва видимый голубоватый свет, похожий на звёздную пыль. Принц старался не шевелиться, даже не думать, но не мог. Не мог, потому что в нём поднималось странное чувство, кажется, это был страх. Ведь там, в этой темноте его ждал враг, который был куда сильнее этого «крикуна», в бою с которым Адриан едва не сгинул. Это действительно его пугало. Пугала также и неизвестность, которая скрывалась за этим провалом в никуда. Ведь это, возможно, будет его последний бой. Так глупо, так глупо было бы умереть здесь, пережив сожжение. Да, безусловно, очень глупо, но людям ведь свойственна глупость.

— Как думаешь, что нас ждёт там? — спросил у Скитальца принц, смотря куда-то вдаль отрешённым, пустым взглядом красивых, но при этом невероятно печальных глаз.

— Думаю, что вряд ли это что-то хорошее, — резонно заметил маг, заклинание он уже закончил, и потому не стал ворчать на Адриана за то, что тот его прервал, рискуя ради глупого вопроса своей жизнью, — это же очевидно, потому что там что-то непонятное, а непонятное, так как неизвестное, а что-то неизвестное и непонятное всегда представлялось мне чем-то плохим. Но, знаешь, я, пожалуй, дам тебе совет, хоть и не люблю этого делать, потому что многие люди этого не ценят, но ты, кажется, воспримешь его со всей серьёзностью. Не думай о том, что тебя ждёт там, это будущее, а ты ведь не прорицатель, не можешь со стопроцентной уверенностью сказать, что там, поэтому просто не думай об этом, если у тебя нет каких-то фактов или доказательств в пользу той или иной теории. Хотя лучше их вообще не строить, особенно сейчас, когда из-за них ты начинаешь бояться, в тебе на глазах тает уверенность. Нас там ждёт кто-то очень опасный, хитрый, невероятно сильный — это точно, я не стану тебя убеждать, что ничего этого нет, и там будет только сад с радужными единорогами, это было бы глупо и на самом деле бредово, но, помни, что с тобой рядом есть мы, да и ты сам кое-чего стоишь, ты это доказал боем с этим монстром, явно выползшим из Бездны, больше нигде такое водиться не могло. Иначе я бы просто не стал на тебя расходовать драгоценную магическую энергию из своих накопителей, а оставил бы истекать кровью, — при этом на лице мага появилась широкая улыбка, от которой Адриану стало не по себе.

— Знаешь, спасибо тебе за совет, думаю, он действительно мне поможет, — немного подумав, ответил магу принц.

— Ещё бы, я потому и редко даю советы, что если бы бросался ими направо и налево, то все мои знакомые давно стали бы умнее меня.

Адриан улыбнулся этой колкости. Странно, но сейчас с этими людьми он чувствовал такую же близость, как в своё время с мягким и добродушным магом Лорайном, спокойным, как сам снежный север, Ронтром, таким же спокойным, доброжелательным, но странным охотником Сином, со вспыльчивым, жёстким и вообще немного диким Дорнисом. Даже вечно мрачный Дезард сейчас казался ему, как ни странно, таким же близким как эти его старые товарищи. И именно старший из братьев Марг подал команду к подъёму. Небольшая передышка, которую позволил им сделать перед финальным боем вампир, закончилась, ещё одной выходки кровопийцы они бы просто не выдержали, пора было уже встретиться с ним самим и избавить этот замок от мёртвого хозяина. Лиард крепко сжал ручку щита, принцу даже показалось, что он услышал треск дерева, но лишь показалось. Рыцарь снял с пояса булаву и подошёл к месту, откуда монстр из Бездны поразил их своим криком, от чего на его лицо упала тяжёлая тень. Казалось, что мрак сам ползёт из прохода, стараясь поглотить, утащить рыцаря с собой и уже не вернуть никогда. Дезард снова достал свой лук и положил на тетиву ещё одну стрелу. На её наконечнике уже не было никаких рун, чистая сталь. Видимо, заколдованные стрелы были дорогим удовольствием даже для такой «ходячей легенды», как этот молчаливый странный человек с идущим от него запахом крови. Он остановился, явно ожидая, когда подойдёт Адриан, чтобы пропустить его вперёд. Принц не заставил себя ждать. Он поднялся с пола, опираясь на меч, который маг заботливо положил рядом с ним, и, подойдя к компании у входа, к которой уже примкнул и маг, занял место рядом с рыцарем. Тот ободряюще улыбнулся бастарду, который являлся тут самым молодым, но, тем не менее, уже заслужил право сражаться плечом к плечу с этими славными воинами, о которых знал весь Сарт. Мастера, преданные своему делу, готовы были рискнуть сейчас жизнью, ради безопасности и спокойного сна незнакомых им людей. Похвальное, благородное стремление, которое так редко встречается сейчас у людей, к величайшему сожалению. И эти люди позволили какому-то бродяге, роль которого так старательно исполнял в театре жизни принц-бастард. Видимо, дух Адриана не удалось от внимательных глаз этих троих утаить даже жутким шрамам. Что же, тем лучше, тем больше сейчас будет его уверенность и сила. Пора. Бой должен начаться сейчас, спустя какое-то мгновение. Адриан и Лиард одновременно сделали шаг во тьму.

Несколько шагов они прошли по этому коридору в непроглядной мгле, здесь неприятно пахло гнилью и сыростью, было холодно, но уж точно не холоднее того, что наступило с приходом призраков, поэтому последнего четыре человека не замечали вовсе. Люди вообще привыкают к меняющимся условиям быстро, гораздо быстрее всех остальных рас, с которыми им приходится сосуществовать. Гномам, например, чтобы освоиться в городах понадобился почти век. Целый век, чтобы научиться жить рядом с людьми, в их «муравейниках», который от малейшей искорки мог сгореть дотла, целый век недоверия и вражды, который едва не вылился в ужасную войну, но в итоге привёл к весьма успешному сотрудничеству. Только вот вы всё равно никогда не встретите гнома где-нибудь в деревне. Разве что этот гном — наёмник, а эта деревня находится на тракте и в ней подают неплохой эль, при чём, этот эль должен быть действительно замечательным, что бы в людском трактире остановился представитель этого бородатого народа. И напротив, вы никогда не сможете найти эльфа в городе людей, даже днём с огнём, как говорит старая пословица. Изредка, конечно, остроухие захаживают в человеческие гнёздышки, но лишь за тем, чтобы купить припасов в дорогу или безделушек. Даже те, кто по какой-то причине не хочет возвращаться в леса востока к своим родичам, не живут в городах, а предпочитают отдельно стоящие лагеря, пусть они и будут под самыми стенами каждый день мозолить несчастным стражникам глаза, но что бы «селиться в этом грязном и вонючем каменном мешке», да ни один порядочный эльф, будь он даже на грани жизни и смерти, не позволит себе пасть так низко! Зато вот людей можно встретить где угодно. Они селятся в горах, хоть это и считается странностью, но это факт, они там живут, при том живут весьма неплохо, работают в шахтах, разводят горных козлов и являются куда более здоровыми, нежели любой городской житель. Люди живут и в лесах, вспомнить хотя бы тот же самый Харос. Они привыкают ко всему, ко всему тому, что для других является противоестественным, чем-то, что вредит им и противит самой их природе. Пусть это и называют приспособленчеством, что для гордых эльфов и принципиальных гномов было бы хуже смерти, но именно эта черта является одной из тех, что делает людей более способными к выживанию, а, значит, и существованию в этом мире, в сравнении с другими народами. Но Адриану сейчас было не до этих мыслей, он всё ещё помнил, что их всех ждёт, когда закончится темнота этого коридора, хоть маг и посоветовал ему не думать об этом. Он увидел свет в конце коридора. Символично. Ведь свет в конце тоннеля всегда означал смерть, сейчас это было как никогда актуально, потому что бастард, хоть и в глубине души, даже сам не отдавая себе в этом отчёта, но всё же думал и понимал, что вряд ли они вернутся отсюда все вместе. Они уже успели увидеть, на что способны слуги их противника, и этого было бы вполне достаточно, чтобы обратить в бегство даже некоторых отъявленных смельчаков и сорвиголов. Но, как и во всех тех рассказах, где фигурировал этот таинственный свет где-то там, в конце, он манил к себе невероятно сильно, даже несмотря на осознание того факта, что дотронуться до него — это верная смерть. Наверное, как всегда сказывалась человеческая безрассудность и невероятная, действительно фантастическая тяга ко всему необычному, но опасному. Иногда принцу и вовсе казалось, что у людей окончательно пропала такая важная особенность живых существ, как инстинкт самосохранения, они ведь совершенно потеряли из виду ту великую ценность, которую представляет из себя их жизнь. А это ведь на самом деле самый драгоценный камень из тех, что существуют в этом мире, и уж тем более она стоит куда дороже тех, что их якобы ждут в качестве приза за все испытания, но реальность ведь куда суровее, чем все те сказки и байки, которые травят вояки, чтобы хоть как-то скрасить свои собственные воспоминания, погружая самих себя в сладостную иллюзию, обманывая и лицемеря перед самими собой, они ещё в придачу и завлекают этой сетью молодых людей, которые могли бы принести куда больше пользы, если бы развивали свои многогранные таланты, а не погибали один за одним в поисках этих самых мифических сокровищ, оставляя мир глупцам, невеждам и лентяям, которые хотят многого, но не хотят ничего для этого делать. Жаль, что изменить этот порядок вещей, увы, очень и очень сложно, ведь все хоть чуточку талантливые люди либо ленятся не хуже тех самых «амбициозных и великих ничегонеделателей», либо делают слишком много и предпочитают «быстро сгореть, чем медленно угаснуть». Они стремятся узнавать что-то новое, каждый из таких людей в душе немного романтик, пусть и кроется это где-то очень и очень глубоко, но рано или поздно свойство это выползает наружу, выливаясь в невероятную депрессию, усталость от жизни, или же, напротив, в неутолимую жажду чего-то нового, в частности, приключений. И они отправляются в дорогу, в дорогу вслед за теми, кому было неведомо слово «страх», уходя с первым рассветным лучом, уходя, чтобы уже никогда не вернуться. И тем сложнее было признать Адриану, что он является как раз одним из таких людей. И вместе с этим, разумеется, он всё больше боялся, ведь в конце истории своего пути «таланты» обычно как раз-таки дотрагиваются до этого света, они умирают, а принц не хотел снова умирать, уже один раз оказавшись и вернувшись с той стороны, он теперь панически боялся потерять дарованную во второй раз жизнь. Но, тем не менее, как уже было сказано, поворачивать назад он не собирался.

Они вышли на свет, который сразу же ослепил их, но все четверо быстро привыкли к нему. Одновременно им всем стало понятно, что это именно то место, где должен был произойти финальный бой, последняя схватка, завершающее испытание, после которого им полагается приз, если они, конечно, смогут его пройти, а для этого нужно было сильно постараться, пролить немало крови и пота, но при этом ещё и не забыть о том, что ты здесь совсем не один, что кроме тебя здесь ещё и те, кто может прикрыть тебе спину, но так же ты должен не забывать в свою очередь и сам их защищать. Но главное, что это была территория их противника, его поле, на котором у него были все преимущества. О, да, он постарался сделать для этого всё, приложил все возможные усилия, чтобы у незваных гостей осталось как можно меньше шансов выжить. Все стены были увешаны портретами. Портретами одного единственного человека, и никто из четырёх не сомневался, что этим человеком был именно хозяин замка. А всем ведь известно, что одной из способностей, которой вампиры действительно обладают — является некое таинственное свойство, позволяющее этим ночным кровопийцам жить в собственных портретах и перемещаться между ними, если таких картин в одном месте больше пяти. Тут же их было явно куда больше пяти, а, значит, вампир мог появиться откуда угодно, но всё же они могли успеть среагировать, если стоять достаточно далеко от стен. У них была бы возможность это сделать, если бы не ещё одно «но», которое являлось особенностью этой и без того необычной комнаты: здесь не было окон, совершенно никаких, даже небольших, зарешёченных, как в камерах, где держат опасных преступников, которые напоминают, что где-то там есть голубое небо и свобода, но так же не дают забывать, что к этому небу им ни за что не выбраться. Свет, который сбил их с толку, как только они вошли сюда, исходил от множества не дымящих магических факелов, которые вампир каким-то чудом умудрился примостить между портретами. А это значило, что с таким же успехом он мог легко их погасить. Тогда никому из них уже точно не светило хоть как-то защититься от неожиданной атаки своего врага из портрета. Что же, ещё одна ловушка, ещё одно испытание, которое пройти сможет далеко не каждый, да и им это вряд ли будет под силу, даже Дезарду, о котором ходят слухи, будто он сам живёт в тенях. Но это ведь слухи, а для их врага тени на самом деле являются родным домом. Он ночной хищник, он не видел солнца уже много лет, ведь никто точно не знает, когда этот замок вообще появился и когда его владелец скончался, скончался, чтобы потом стать вампиром, наводящим ужас на всю округу.

И именно этот вампир сейчас вальяжно развалился на каменном троне, украшенном изящной резьбой настоящего мастера. Он стоял в самом конце этого просторного зала, у дальней стены, по бокам громоздились две особенно массивные горгульи, которые походили больше на мифических огромных медведей, по преданиям, ставшими первыми животными в лесах Хароса и по-прежнему живущих там в самых дремучих, непроходимых и древних чащах, чтобы ни один охотник не мог найти их. На лапе той, что стояла слева, лежала бледная, тонкая рука вампира-барона. Взгляд его внимательных, странных и голодных жёлтых глаз сейчас перебегал с одного гостя на другого. Они дошли до середины зала и там остановились, ни один из них не спешил кидаться в бой первым, потому что знал — реакция вампира во много раз превышает человеческую, а его скорость и сила возросли, после трансформации, которая тоже являлась для новоявленного ночного охотника серьёзным испытанием и далеко не все обращённые могли преодолеть хотя бы первую ступень, чтобы обрести часть могущества, которое предоставляет вампирская сущность, превращаясь в бездумных тварей, которые, бывает, уничтожают даже сами кровопийцы, не желая, чтобы их род разбавлялся подобными монстрами, из-за которых, в основном, и пошла дурная слава о вампирах. Хотя, есть и те, кто использует своих не слишком удачливых и слабых собратьев как пушечное мясо, как ручных зверей, как гончих псов, чтобы спускать их на тех, кто пытается убить «хозяина» или же просто подошёл слишком близко к его логову…либо только ради развлечения. Те же новообращённые, кто оказывается сильнее, одарённее, а, может, и просто более удачлив, и преодолевает первую ступень трансформации, получает доступ к ещё не столь обширному, но всё же впечатляющему арсеналу способностей. Обычно, на этом многие вампиры и останавливаются, из-за чего не приобретают абсолютного бессмертия и по прежнему не могут противостоять огню, боятся серебра, осиновых кольев, ну и других «народных средств». Было бы куда проще, если бы перед ними был как раз такой «новичок», тогда стоило лишь подобраться к нему поближе, втроём им бы удалось связать его боем, а в это время Скиталец мгновенно сжёг бы его, оставив лишь пепел да тень на стене, но нет, тогда вряд ли бы ему удалось вызвать себе в качестве защитников ифритов или того же самого крикуна. Не смог бы создать и подчинить себе столько горгулий и нежити. Не смог бы оживить этих двух гигантов, стоящих с двух сторон от трона, но, тем не менее, они двигались, дышали и изредка скрежетали своими каменными когтями по полу, каждый раз заставляя Адриана вздрагивать. Да и крылья, которые словно мрачный, но торжественный занавес, висевшие за высокой спинкой трона, не давали усомниться в том, что перед ними не простой вампир, это был кровопийца, которому благодаря обрядам, точная суть которых никому не была известна, да и, по правде говоря, мало кого вообще интересовала, из-за совсем небольшого количества тех, кто через эти ритуалы проходил, а выбрав этот путь, после выживал. И снова отсутствие должной информации могло сыграть с этими четырьмя злую шутку, которая и вовсе грозила оказаться последней в их жизни. Вампир поднялся. Плавно, без резких движений, видимо, ему пока не хотелось провоцировать своих гостей, но вряд ли он сейчас начнёт раскаиваться в своих преступлениях, великодушно давать им шанс не совершать ошибки и идти домой, уж тем более он не станет говорить о своей усталости от жизни, никчёмного существования и не завалит их, самых великодушных, чистых и честных, случайно нагрянувших в его одинокое и унылое жилище, просьбами убить его, несчастного и уставшего. Такое бывает только в глупых сказках, не имеющих под собой никаких оснований и ничего общего с реальностью. Всем ведь известно, что могущество и почти вечная жизнь пьянят куда лучше, чем самое лучшее вино, что существует в этом мире. Они вызывают слишком сильное привыкание, что бы попросить кого-нибудь лишить тебя этого, даже пребывая в жутком лихорадочном бреду. Вампир замер, по-прежнему разглядывая их. Потом он открыл рот, зашевелил губами, будто бы пытаясь что-то сказать, но ничего не вышло, кроме сипения и сдавленного хрипа. Кровопийца закашлялся. Кашель этот был сухой, резкий и долгий. Такое обычно случается со стариками, которые регулярно курят уже много-много лет, но вряд ли вампир страдал этим пороком, ведь ему просто не было в этом необходимости, он бы не чувствовал удовольствия от курения даже самого высококачественного табака, как не ощущает вкуса пищи, как не получает удовольствия от дорогих напитков, потому что не может даже немного напиться, зато при этом испытывает постоянную жажду, жестокая ирония жизни вампира. Есть, конечно, кровопийцы-романтики, которые делают из этого огромную трагедию и, несмотря на отсутствие такой потребности, всё равно продолжают есть и пить вина. Многие дамочки на это покупаются, сочувствуют несчастным вампирам и в итоге либо умирают, либо становятся порабощёнными слугами того самого «бедного юноши с трудной судьбой, которого она так любила». Однако этот экземпляр «кровопийцы-разумного» явно не был из тех мечтательных, но, тем не менее, расчётливых глупцов, главным оружием которых является вампирская способность к гипнозу и очарованию выбранной жертвы. При чём, вопреки распространённому мнению, способность эта в одинаковой степени распространяется как на противоположный пол, так и на свой собственный. Просто, видимо, вампиры предпочитают, чтобы под их влияние попадали именно особи противоположного пола, чтобы повысить самооценку или же им просто нравится, когда рядом находится кто-то, к кому они могут испытывать что-то наподобие любви или же просто симпатии чтобы не чувствовать себя слишком одинокими. Ещё одна иллюзия, в которую умело погружают себя те самые злополучные романтики. Но этот снова доказывал, что не является одним из этого поколения. В этом угрюмом замке он был единственным более менее живым существом, если, конечно, так можно сказать о вампире. Он, наконец, смог откашляться, прорезался его голос, шипящий и грубый, явно не человеческий:

— Добро пожаловать, надеюсь, мой горячий приём с прекрасной музыкой вам понравился, — вампир широко улыбнулся, от чего кожа на его худом, болезненно бледном лице натянулась, а острые, немного более длинные, чем у обычных вампиров, клыки показались из-под верхней губы.

Он медленно приближался к ним, они это видели, но взгляд этих янтарных глаз, этот странный голос, будто сковали их по рукам и ногам, хоть это были и не чары, ведь Адриан тогда бы не поддался. Это был страх, настоящий, животный, первобытный страх перед хищником, перед хищником, который во много раз сильнее тебя, но при этом ты осознаёшь, что встречи с ним не удастся избежать, прибегнув даже к самой изощрённой хитрости. И понимание этого, принятие факта заставляет конечности каменеть, а душу и сердце покрыться ледяной коркой. Его широкие нетопыриные крылья на тонких костях окутали вампира, словно плащ, делая его похожим на какое-то жуткое мифическое существо, которое являлось бы, скорее всего, предвестником как минимум чумы, если вообще не конца всего живого в этом мире. Даже Дезард, обычно реагирующий на всё молниеносно и довольно враждебно, особенно зная, что сейчас рядом опасность, не натянул тетивы, хотя стрела уже лежала на ней, он продолжал смотреть на всё ближе подходящего вампира. А кровопийце беспомощность его потенциальных противников, казалось, доставляла истинное удовольствие. По крайней мере, так можно было подумать из-за того, как он кончиком языка проводил по своим тонким, бескровным губам.

— Вижу, вы не настроены разговаривать, что же… — вампир снова настиг приступ страшного кашля, а после он ещё плотнее обернул себя крыльями, будто бы ему было холодно, а этот кашель — не более чем обыкновенная простуда.

Словно прочитав их мысли, вампир провёл рукой по своему почти плоскому носу, как обычно делают крестьяне или дети с насморком, после чего снова обвёл их взглядом и на этот раз, как показалось Адриану, в нём была насмешка и вместе с этим злость, будто бы кровопийца ненавидит их за то, что они застали его именно в минуту слабости.

— Думаю, тогда стоит перейти сразу к делу, ведь каждый из вас — человек действия, — он говорил это с такой уверенностью в голосе, будто бы уже много лет знает каждого из них, — я предлагаю вам два варианта, ведь вы всё же показали, что кое-что умеете. Ну, в любом случае больше, чем те, что уже приходили сюда и пытались со мной покончить. Вы можете драться со мной по одному, а можете все вместе. Если в первом варианте это будет честный бой, то во втором вы умрёте как ничтожества, как добыча, я буду охотиться в темноте и убивать. Убивать как зверь, за которого вы меня, скорее всего, и принимаете. Да и среди вас есть рыцарь, думаю, что хотя бы он примет мой вызов, воззвав к голосу разума, — взгляд янтарных глаз пронзил Лиарда, словно молния.

— Ты же знаешь, что один на один ни у кого из нас нет шансов, — стиснув зубы, проговорил рыцарь.

— Согласен, нету. Да и я, по правде говоря, не собираюсь предлагать вам дуэль в стандартном её понимании, с выбором оружия, дурацкими церемониями и прочими, как мне кажется, совершенно ненужными формальностями. Это будет бой, поединок, драка, называйте, как хотите, но не дуэль. Но в смерти в таком поединке куда больше чести, чем в гибели в полной темноте от подлого удара в спину. Конечно же, я буду использовать все свои способности и в бое один на один. Буду это делать, потому что хочу жить, так же, как и вы. Но я снова начал много болтать, привычка, когда ты так надолго остаёшься один, то уже не видишь ничего зазорного в том, чтобы говорить с самим собой. А когда впереди у тебя целая вечность, то делаешь это дни напролёт. И, знаете, я от этого не страдаю, такая жизнь мне нравится, совершенно не жалею о том, что не отражаюсь в зеркалах, не чувствую вкуса. Но вернёмся к вам, мои дорогие гости, что вы выберете? Верную, но честную смерть в поединке, — в его бледной руке с длинными худыми и скрюченными пальцами загорелся красный пульсирующий огонёк, напоминающий сердце, — или же охоту в ночи, — вампир оскалился и во второй руке у него появился туман, который был похож на чернила и жил, он двигался, даже, казалось, дышал.

— Что же, тварь, мы… — уже готового разгорячиться Лиарда прервал его брат, положив черноволосому рыцарю руку на плечо и покачав головой.

Младший тут же замолчал, обернулся, увидел в глазах Дезарда непоколебимую решимость, кивнул, а потом крепко обнял его, после повернулся лицом к вампиру, хмурый, мрачный, но в его глазах теплились огоньки надежды, он верил в своего старшего брата, который медленно, но уверенно шёл навстречу со своим противником, на ходу сняв лук и колчан и протянув его принцу. Сейчас в него верили все.

— Мы выбираем первый вариант, но вызов твой принимаю не я. Ответный вызов бросает тебе Дезард Марг, и я желаю тебе побыстрее сдохнуть, вампир.

В ответ кровопийца лишь ещё больше обнажил свои клыки и смерил своего противника оценивающим взглядом, в котором явно читалось пренебрежение. Он явно сомневался, что этот человек сможет что-то ему противопоставить. Он, конечно, неплохо стрелял из лука, да и обоими своими мечами умел пользоваться, но пока продемонстрированные умения не слишком впечатляли древнего кровопийцу. Но всё же барон понимал, что нужно быть осторожным, ведь пока этот Дезард был единственным, кто ещё не полностью продемонстрировал себя, будто всё время ставил себе определённый предел, за который нельзя было перешагнуть, чтобы не выдать себя раньше времени, чтобы никто не узнал, на что он способен на самом деле до того момента, как сам этого захочет. Хорошая тактика, будь кто другой на месте вампира, он бы сразу же сделал для себя вывод, что этот всегда молчащий человек ничего из себя не представляет, но у кровопийцы всё же был многовековой жизненный опыт. Однако всё же осознание собственного могущества вертелось в голове мёртвого барона, не давая ему полностью трезво оценить ситуацию, не давая взвесить настоящий риск, не погружаясь при этом в иллюзию собственной неуязвимости. И именно это чуть не привело к тому, что вампир не лишился головы после первого же выпада со стороны старшего из братьев Марг.

Дезард напал быстро, резко, ударил, словно кто-то нажал спусковой крючок арбалета, и пружина разжалась, а болт устремился к своей цели и чуть не пробил плоть и кости, завершив всё одним ударом. Но тогда всё было бы слишком просто, слишком сказочно и неправдоподобно. В жизни, как известно, всё гораздо хуже и сложнее, чем представляется юнцам, наслушавшихся тех самых баек и историй от своих родных да наёмников, с которыми им удалось изредка встречаться, сбегая из-под почти всевидящего родительского ока в трактиры и прочие «запретные места». Кровопийца никак не ожидал от человека такой прыти, он едва сумел отскочить в сторону, чтобы избежать двух клинков, готовых не только ранить его, но и обжечь, а огонь он ненавидел, как ни один из вампиров. Но это пламя было не таким, не обычным, оно было невидимым, заключённым в его изогнутых эльфийских клинках, оно полыхало где-то там, внутри, но выпускающее свою мощь наружу, когда это было нужно владельцу, как, например, сейчас. Этой бой обещал стать действительно запоминающимся. Вампир даже подумывал сейчас обратить этого человека, он был бы хорош в роли ночного кровопийцы со своими умениями, со своей клятвой о молчании, которая не позволила бы ему разболтать их секреты. О, да, старый барон всё ещё был полностью уверен в своей победе, потому что его способности лежали далеко за человеческим пределом. И сейчас говориться не о магических способностях, иллюзии и прочих «вампирских фишках», нет, в большей степени сейчас кровопийца думал о том, что и силой, и скоростью, и умением он превосходит своего противника, у него была целая вечность, чтобы научиться выживать, а, значит, и сражаться. Ведь он же вампир, причём далеко не обычный, он был так же куда сильнее и своих собратьев, с которыми и то не все могут справиться. В двух пунктах своих убеждений барон был, безусловно, прав целиком и полностью, ведь облик ночного хищника всё-таки имеет свои преимущества, которые, тем не менее, уравновешиваются постоянной нестерпимой жаждой и поистине звериной яростью, которая иногда заволакивает сознание того, кто решил ступить за эту черту, оставленную лунным светом. Но лишь в двух. Он действительно в совершенстве отточил и умел пользоваться тем, что ему дала ночная тьма. Точно рассчитывал силу, всегда передвигался так быстро, как это было возможно, но именно поэтому он и походил больше на хищного зверя, нежели на настоящего профессионального воина. А таким как раз-таки являлся его противник. Кровопийца, будь он сейчас обычным человеком или хотя бы обычным вампиром, не имел бы ни единого шанса против Дезарда, но он то не был ни тем, ни другим, а, значит, этот бой будет серьёзным. Серьёзнее, чем все те, что им уже пришлось пройти до этого. Поняли они это одновременно, но, видимо, слишком поздно, потому что сразу же кинулись друг к другу, не оставляя себе времени на раздумья и психологические игры. Вампир часто применял их, потому что его это хоть как-то развлекало, разгоняло вечную скуку, которая преследовала его изо дня в день. Но сейчас он был зол, зол на себя за то, что не кинул на этих наглецов сразу всё, что у него было, чтобы убить их ещё под аркой, за свою глупую непредусмотрительность и собственное великодушие, из-за которого позволил им выбирать между охотой и поединком, который можно считать более-менее честным. Злился так же и на человека, который вопреки всем его предположением оказался достойным ему противником, возможно, единственным из тех, что посмели потревожить покой его старого жилища. И именно этот человек по нелепой случайности принял его вызов на поединок. Какая жестокая ирония судьбы.

Однако ему уже было пора отойти от мыслей. Хотя время в его голове будто бы замедлилось, каждый миг растянулся на несколько минут, но он всё равно уже чувствовал жар, исходящий от эльфийских клинков, которые всё ближе становились к его худому, казалось, измождённому телу. Но мало кто мог вообразить, какая на самом деле сила скрывается за плёнкой, на которой кто-то старательно изобразил немощного старика. Как невероятно ловко этот истощённый вампир способен избегать ударов в последний момент. О, да, ему это доставляло несравненное удовольствие, какое-то садистское. Он позволял своему противнику почти нанести удар, он был уверен, что тот уже чувствует, как его оружие вспарывает ненавистную мёртвую плоть кровопийцы, как ломаются под напором стали или дерева его кости, как его охватывает агония боли, как он умирает. А потом это бартасово порождение ночи уходит в сторону так, что бы смертельный удар прошёл лишь на толщине волоска. И вампир ухмыляется, смотрит, как недоумённо переводит взгляд со своего оружия на кровопийцу охотник, как эта неудача, едва не ставшая решающим доводом в пользу человека, разрушает даже самые фанатичные надежды, колеблет даже самую каменную уверенность. Как у искоренителя нечисти буквально опускаются руки, а кровопийца наносит свой последний, жестокий, заканчивающий мучения несчастного, удар, когда ему уже надоедает наслаждаться полной беспомощностью своей жертвы. И сейчас он сделал точно так же. Взвинтил своё восприятие до невиданных высот, и вот оба меча один за другим проходят мимо, не достигают своей цели. Он ловко уклоняется в сторону, отходя на достаточно большое расстояние, чтобы Дезарду не удалось тут же сделать следующий выпад. Этому человеку ни за что не поспеть за его сверхъестественной скоростью. И вот мёртвый барон уже снова готов наслаждаться своим пусть ещё не окончательным, но всё же триумфом, однако этот человек даже не показал, что его смутил такой неожиданный промах. Даже напротив, он, будто бы, ожидал подобной подлости со стороны своего противника. Хотя пока вампир списал это на маленькую продолжительность их боя, ведь, по сути, вампир ещё даже не начал показывать, на что он на самом деле способен, ещё недостаточно сломил своего противника, ведь этот приём он использовал скорее как последнюю каплю, как довершающий удар в кулачном бое, который подкашивает ноги противника. Но сейчас это хотя бы могло ускорить расправу над этим ничтожным человеком, который посмел думать, что сможет просто так выйти на поединок против такого старого и могущественного вампира, как он. Причём не просто выйти, а ещё и победить! Как ему такое в голову вообще могло прийти?! И он снова рассвирепел. Снова в нём восторжествовала звериная сущность хищника до этого ещё скрывающаяся под личиной насмешливого господина этого замка. Его взбесила эта холодная маска на лице человека, его невероятно спокойные и уверенные льдисто-голубые глаза, его руки, которые так крепко сжимали оружие. И он напал. Кинулся на этого бартасовски противного ему человека, пытаясь разорвать ему когтями, совершенно забыв обо всей той хитрости и умениях, которыми он обладал и владел в совершенстве. Возможно, это и стало началом его конца.

Первый взмах его резко удлинившихся по мысленному приказу страшных когтей на правой руке Дезард парировал одним мечом, заставив их соскользнуть по лезвию клинка, одновременно с этим поворачиваясь и пытаясь достать своего противника вторым мечом. И ему это удалось, ведь глаза кровопийцы, как вы помните, застилала безумная пелена, как это недавно случилось с Адрианом во время боя с монстром из Бездны. Вампир почувствовал, как огонь, спрятанный в металле умелыми колдунами, вырывается наружу, как вспыхивает внезапным пожаром, опаляя его мёртвую плоть. Боль захлестнула этого зверя с головой, но зато вернула ему рассудок, охладила пыл не хуже ведра ледяной воды из горного источника. Заставила его снова трезво оценивать ситуацию, а не бросаться, сломя голову, на этого опасного человека с необычным для его расы оружием. Старший Марг понял это, бросив лишь мимолётный взгляд на своего противника, понял, когда смотрел ему прямо в глаза, которые вдруг перестали быть похожи на рыбьи стекляшки, а снова стали, как и до этого, умными, проницательными, но всё равно по-звериному жестокими. Тогда он понял, что нужно действовать сейчас, не дать проклятому кровопийце придумать идеальный план, который позволит ему победить. Не дать ему использовать даже одну третью из тех способностей, что даёт ему его чудовищная сущность, которую на этой ступени не скрывал уже и внешний вид. Нельзя дать ему уйти в тень, стать там невидимым, не дать ему подчинить эту темноту, как он сделал это тогда, в самом начале их пути, под аркой. Не дать ему очаровать себя взглядом этих глубоких янтарных глаз. Не дать ему скрыться в одном из своих портретов, чтобы всегда знать, откуда, как и когда будет атаковать этот сверхъестественное кровососущее создание. Не дать ему обратиться в туман, который позволит ему восстановить силы и залечить ту рану, которую молчаливому убийце уже удалось нанести. Дезард уже сейчас видел, как прямо на его глазах края раны тянуться друг к другу, как обугленная кожа отваливается, а на её месте тут же появляется новая со следом ожога, будто бы оставленным много-много лет назад. Этот вампир имел просто невероятно быструю регенерацию, а значит, бой нельзя было затягивать ни на одну лишнюю секунду, ведь она могла тут же стать последней для старшего брата черноволосого рыцаря. Нужно было выложиться полностью, на все сто процентов, чтобы уничтожить своего противника. Так думали они оба. Это было их главное задачей. Два первых пробных удара достаточно много сказали им друг о друге, ведь один из них был настоящим профессионалом, а второй — древним вампиром, который на своём веку научился весьма неплохо разбираться в людях. И сейчас предстояло применить эти знания на практике. Вот только сейчас на самом деле наступил тот момент, когда начинался настоящий бой. До этого шла лишь подготовка к нему, сбор информации, психологические установки, оценка поля боя. У многих этот этап, особенно же это касается рыцарей, чьи роды давно ведут между собой кровную войну, затягивается на несколько лет. Они узнают всё, что только можно, хоть прямо сейчас иди и записывайся в его личные биографы. Когда он появился на свет, кто родители и родственники, где его владения, если таковые имеются, в каких турнирах участвовал, с кем уже ему приходилось сражаться — всего того, что они собирают за это время хватило бы не на один том. Но в бою, к великому разочарованию славных парней в начищенных латах, все эти сведения оказываются полностью бесполезными, ведь тем, кто действительно не первый день живёт с мечом в руке и носит кольчугу, хватает лишь пары минут, чтобы понять, как нужно драться именно сейчас и именно с этим человеком…или не человеком, что сейчас и предстояло сделать Дезарду.

Он резко крутанул оба меча в руке, сделал шаг в сторону вампира. Тот в свою очередь тоже плавно переместился ближе к нему, одновременно стараясь зайти человеку слева. Марг не поворачивался, но внимательно следил за своим противником, не давая ему выйти из поля зрения. Казалось, из такой позиции ему будет совершенно неудобно атаковать противника, находящегося от него сбоку, но это действительно только лишь казалось. Как только вампир начнёт замахиваться для удара, Дезард успеет повернуться и блокировать его атаку, после чего тут же перейти в контрнаступление, ведь повернись он сейчас, то пропустил бы момент начала атаки, а он не мог себе позволить даже на мгновение потерять из виду когти кровопийцы, который заменяли ему оружие. Десять острейших клинков против его двух. Что же, с таким ему ещё сталкиваться не приходилось, но убийца был почему-то уверен, что он справится, хотя какое-то странное предчувствие всё-таки сжимало его сердце. И вот за попыткой разобраться в этом внутреннем беспокойстве он едва не пропустил начало выпада, которого так долго ждал. Странно, но кровопийца почему-то решил бить вертикально, а не горизонтально, хотя это было гораздо удобнее, да и надёжнее — тогда человек бы просто не смог уйти в сторону, ему в любом случае пришлось бы задействовать своё оружие для парирования или приседать, а из такой позиции ответный удар наносить и вовсе было бы неудобно. Однако вскоре Марг понял, почему барон выбрал именно такой способ. «Мёртвая хватка» — простейшее заклинание, которое заключалось в том, что от настоящей конечности отделялся её астральный двойник, который мог перемещаться в абсолютно любом направлении, однако на весьма ограниченное расстояние, причиняющий при этом не меньше вреда, чем если бы это была настоящая рука. Маги редко используют этот приём, так как в отличие от дерущегося сейчас с Дезардом вампира, у них не было огромных когтей ничем не уступающих своими свойствами металлу, которые могли в момент превратить противника в бесформенную груду мяса. И вот, когда Марг ловко ускользнул в сторону, уходя из-под линии удара своего противника, то лишь в последнюю секунду заметил лёгкое мерцание воздуха с оранжевым оттенком, характерное как раз для «мёртвой хватки». Поздно, но всё-таки он успел среагировать и подставить меч. Это была неустойчивая позиция, он ведь был в движении, а удар, казалось, был слишком сильным, чтобы удержаться на ногах, но этот человек лишь слегка прогнулся назад и тут же нажал на слабую точку этой материальной иллюзии, которая у данного заклинания всегда находится в центре ладони астральной руки. «Мёртвая хватка» рассыпалась со звоном, будто бы только что Дезард разбил бокал, отозвавшись при этом у вампира лёгкой и головной болью, вспышкой и помутнением в глазах, чем поспешил воспользоваться старший Марг, сделав полуразворот, позволивший ему снова оказаться лицом к лицу со своим противником. Дезард не дал прийти вампиру в себя и снова использовать какую-нибудь уловку, обрушив на него град ударов. Такой скорости Адриан ещё ни разу не видел. Мечи мелькали подобно вспышкам молнии, такие же неуловимые и смертельные, но и кровопийца не желал так просто расставаться с жизнью, он защищался так яростно, как только это вообще было возможно, может, и ещё яростнее. Со стороны это казалось чем-то совершенно беспорядочным, безумной пляской, у которой просто нет законов по тому, что они ей не нужны вовсе, но любой, кто так подумал, глубоко заблуждается, так как, скорее всего не имеет опыта ни в наблюдении, ни, тем более, в участии. В действительности это не было сумбуром, да и просто не могло быть. Чётко рассчитанная последовательность, сила, точки, уловки и приёмы — вот, что это было на самом деле. Вот именно после таких боёв понимаешь, что это на самом деле искусство, а не работа для грубых вояк. Вот Дезард делает ложный выпад, но вампир не покупается на этот не слишком изощрённый приём, и человек тут же мгновенно переходит в оборону, отбивая несколько ударов когтями старого барона. Марг ставит оба меча под углом, от чего «оружие» противника соскальзывает не только вниз, но ещё при этом и в разные стороны, позволяя человеку сразу же рубануть вампира, пытаясь одним ударом вывалить ему наружу через живот все внутренности, но ловкий кровопийца тут же отступает назад так, что лишь только кончики мечей задевают его, заставляя кожу вокруг порезов снова почернеть и обуглиться. И всё же, несмотря на все усилия вампира, которые тот прикладывал, чтобы хоть на мгновение освободиться от ударов своего противника, чтобы завершить, наконец, этот бой, превратившись в летучих мышей, мгновенно переместиться за спину Дезарда, ему это не удавалось. И хуже всего этого, человек теснил его назад. К трону, где ждали гигантские горгульи. Стоило им подать приказ, они тут же бы накинулись на наглеца и его дружков, растерзали бы их на мелкие кусочки, но почему-то вампир не звал своих верных телохранителей на помощь. Видимо, он ещё не понял, что этот человек, кажущийся таким безразличным, спокойным и уверенным в себе, уже отчаялся. Отчаялся в тот самый момент, когда начал беспрестанно атаковать его и защищаться, когда вовлёк его в этот танец смерти. Если до этого Марг ещё надеялся выжить, то сейчас уже оставил все эти глупые мечты за спиной и просто дрался так, как никогда до этого. Он теснил его к трону, чтобы проткнуть сердца горгулий, их лавовые горящие сердца, которые при контакте с его заколдованным оружием взорвутся. Пусть они заберут и его тоже, но зато он хотя бы сможет считать себя победителем в этой схватке. И вот он увеличивает темп, это его жутко выматывает, но по-другому ему просто не удастся нанести удар точно туда, куда нужно, чтобы огонь унёс их. Он резко, грубо и жёстко отражает удары вампира, от чего его руки отскакивают в сторону, вот он, тот самый последний шанс. Два точных, одновременных выпада в разные стороны. О, да, он может по праву гордиться ими. В последнюю секунду чувствует, как живот и шею пронзает жуткая боль, как вспышка невероятно медленно нарастает, но постепенно исчезает — это крылья попавшего в смертельную огненную ловушку вампира накрывают его с головой, будто бы пытаясь защитить человека, ставшего ему достойным противником, от обжигающего пламени. В последний момент до Дезарда долетают крики его товарищей. Он был благодарен им за то, что они пришли вместе с ним сюда. Своему безукоризненно честному брату, магу, которого знал уже так давно, и тому парню со шрамами, которого напротив не знал совсем. А потом всё унёс с собой ужасный гул пламени в ушах. Его полностью захватила темнота, но он всё-таки победил.

Глава 8

Бастард не помнил, как они выбрались из той комнаты, увешанной портретами, не помнил, как им удалось избежать падающего потолка и стен, которые из-за своего возраста уже не выдержали такой встряски, что устроил им Дезард. Отрывками потом в его сознании всплывали картины того, как они садились на лошадей, как скакали галопом по той же дороге, стараясь как можно быстрее убраться от этого жуткого места. Но и даже через много лет это проявлялось лишь в кошмарах, даже тогда он по-прежнему чувствовал ту жуткую боль, которая захлестнула его с головой, мешая трезво мыслить, да и вообще делать хоть что-то, кроме как элементарно бежать вперёд, выполняя такие привычные, рефлекторные, машинальные действия, не требующие особого напряжения мозга. У Скитальца просто-напросто не хватило больше сил, чтобы снова уничтожить боль, которую доставляли Адриану раны, полученные во время боя с «крикуном», однако не позволил ему свалиться без сознания, ведь тогда бы принц точно остался погребённым под завалом. Маг просто не мог нести его, не теряя при этом скорости необходимой для выживания, а Лиард и вовсе погрузился в непробиваемую апатию, не реагируя ни на что, кроме громких криков Бродяги. Да и то, скорее всего, делал он это, лишь элементарно повинуясь инстинкту самосохранения. И принцу приходилось терпеть эту почти невыносимую боль без возможности уйти в спасительное забытье. Всё-таки у заклинания, которое так быстро заштопало его, были минусы, весьма, надо сказать, ощутимые. Но когда они уже оказались в сёдлах, то маг сжалился и отключил колдовство, до сих пор позволяющее Адриану идти и хоть как-то думать. Бастард был ему за это безмерно благодарен. По крайней мере, боли во время скачки он совсем не чувствовал, потому что отключился. Изредка он, конечно, приходил в себя. На несколько мгновений перед ним проносились отдалённо знакомые поля, дуб, который крестьяне не захотели выкорчевать, хоть тот был уже неимоверно стар и пережил уже не один десяток их старост. Но потом снова его поглощала непроглядная тьма. Оставалось только удивляться, как он умудрился не свалиться с лошади и не сломать парочку рёбер. Хотя, может, он и упал несколько раз, только не мог помнить этого, ведь через эту пелену ему казалось иногда, что они вовсе остановились или летят по воздуху, подобно прекрасным эльфийским воинам на пегасах из древних легенд остроухого народа. Хотя, кто знает, может, это и не просто легенды, а где-то глубоко в лесах ещё остались загоны и пастбища для этих сказочно красивых животных? Ведь, как-никак, единороги в лесах востока действительно водились, хотя и были уже давно отнесены к виду вымирающих животных. При чём никто не мог объяснить этого феномена, ведь охота на них была запрещена давным-давно, а кара для нарушителей была настолько жестока, что желающих побраконьерствовать в лесах эльфов желающих не находилось никогда, даже сейчас. Но, тем не менее, популяция этих магических животных уменьшалась с такой стремительной скорость, будто бы сезон охоты на них был открыт круглый год. Многие в этом видели страшные предзнаменования. Многие с этим соглашались. И мнения эти были отнюдь не безосновательными. Ведь несколько столетий назад так же внезапно стали вымирать драконы. По сей день их остаётся совсем немного, можно по пальцам пересчитать. Потому эти гигантские рептилии и перестали показываться на глаза человеку, который уж очень жаждал по непонятным причинам повесить голову дракона у себя над кроватью, особенно если это был человек в латах. Из-за этих мимолётных мыслей Адриану снова приснился тот жуткий кошмар, в котором ему приходилось убегать от дракона по неживым просторам Ледяной Пустыни. Он, наверняка, кричал во время этих жутких видений, но даже если так, то ему об этом весьма тактично и деликатно никто не сказал. Никто, даже бард, которого он первым делом увидел, когда очнулся уже окончательно.

В себя он пришёл в уже знакомой таверне «Кость и Стрела». Странно было лишь то, что не слишком удобные и изысканные соломенные тюфяки сменила весьма себе презентабельная деревянная кровать, на которой даже почти не было клопов, блох и прочей мелкой живности, которая является настоящим бичом для усталых путников в средней руки тавернах. Видимо, это заведение, хоть и являлось пристанищем для тех, кто привык к тяжёлой походной жизни солдата удачи, не стремилось меж тем понизить свой класс, сделав его привлекательным для всякого сброда. Ведь тут всё-таки для себя находили временное прибежище не кто-нибудь, а весьма именитые воспитанники Зала Мечей и Гильдии Вольных Стрелков, которых вряд ли бы привлекло что-то из того, что попадалось так часто принцу во время его странствий. И среди всего этого люда неожиданно затесался вот этот молодой бард, который, казалось, здесь совершенно неуместен. Все при оружии, сильные, мужественные, со своей историей, знающие, чего они хотят в этой жизни, знающие, как добиться этой цели. И этот маленький бард, тщедушный музыкант, у которого не хватало денег даже на чердак и самый скудный обед. Да что там говорить? У него не было даже своей лютни. Это был очень странный музыкант, но именно с ним Фортуна решила свести Адриана. Наверняка ведь она сделала это не просто так.

Бастард не верил в случайности. Для него всё то, что казалось обычному обывателю чем-то совершенно необъяснимым, простым стечением обстоятельств между собой совершенно никак не связанных, для принца было уже давно предопределено волей Госпожи Фортуны, волей Судьбы. Этот взгляд на мир, эту психологию он перенял от Вольных, которые не раз ему встречались во время частых путешествий по государственным делам. Это были действительно необыкновенные люди. Жёсткие, но при этом невероятно дружелюбные. На первый взгляд сухие, как те пески, что были их родиной, но стоило лишь капнуть немного глубже, и даже незнакомцу они готовы были открыться неиссякаемым источником преданий, притч и поучительных историй, которые когда-то давно им рассказывал тот, кто готовил их в вечный путь, который никогда не должен был закончиться, ведь говорят, что даже после смерти Вольные продолжают бродить по дорогам, ведь вся их жизнь — это путь. Но они не становятся приведениями или прочими духами, которых так боятся крестьяне, да и более высокопоставленные личности. Они превращаются в ветерки, поэтому знайте, что если у вашего дома неожиданно закружилась небольшая метель, хотя уже несколько дней стоит совершенно безветренная погода, то это всего лишь кто-то из погибших на своей дороге просится к вам в дом, чтобы погреться в этот холодный день. Откройте дверь, впустите его. Эти чернокожие светловолосые люди никогда не остаются в долгу, будьте уверены, что очень скоро вам начнёт сопутствовать удача, а из следующего своего путешествия вы обязательно вернётесь живым, здоровым и невредимым.

Фельт так и не заметил, что Адриан уже пришёл в себя. Он по-прежнему задумчиво смотрел на обыкновенную для городских постоялых дворов тяжёлую деревянную дверь, по-видимому, пребывая в том романтичном настроении, в которое так часто погружаются действительно талантливые творческие личности, предпочитая недра своего разума и фантазии той праздной суете, которую выбирают многословные пустозвоны, по сути своей ничего не стоящее, но именно из-за своего вызывающего поведения и дерзких слов, долго гремящих во всей округе и опережающих их самих, они быстро становятся известными. И это, по мнению многих умудрённых годами и своим собственным жизненным опытом культуроведов, в скором времени должно было привести к абсолютному упадку искусства, сделав его уже не достоянием интеллигенции, а более широких масс, что так же автоматически предполагает под собой ухудшение качества всех его составляющих от литературы до изобразительного искусства. Это стало бы настоящей трагедией для всех тех, кто посвятил свою жизнь служению высшим идеалам, ведь тогда бы им пришлось подстраиваться под мнение большинства, а большинство людей, как известно, являются круглыми дураками и упрямыми болванами, которых не переубедить даже самой железной и нержавеющей логикой, если они что-то вбили себе в твердолобые головы. Конечно, это могло помочь сделать крестьян менее грубыми и необразованными, но ведь если у простого мужика есть талант, то эта «массовая культура» создаст у него иллюзию, что и он и так уже приобщён к высокому искусству настолько, насколько это вообще возможно, не позволит ему развивать свой, возможно, уникальный талант скульптора, художника или музыканта. Люди совсем перестанут понимать настоящее искусство, и рано или поздно вырастет поколение идиотов, которое будет спорить обо всём на свете, считая себя великими специалистами во всех областях, не прожив и трёх десятков лет, не зная в действительности даже саму маленькую толику того, что следовало бы знать, но считая при этом, что весь мир должен покориться им. Век золотых корон с драгоценными камнями у великих гигантов мира сего сменится веком корон у блох. Разница состоит ещё и в том, что короны то эти будут уже картонные. Они начнут внимать музыке и стихам тех, у кого нет даже подобия таланта и голоса. Они будут выдавать за величайшие шедевры мазню, на которую способен даже годовалый ребёнок. Хотя если у него есть хотя бы задатки каменщика или кирпичника, то и у него даже будет получаться лучше, чем у этого псевдо художника. Они будут читать совершенно бездарные романы, повести, рассказы, поэмы и стихотворения, называя их при этом шедеврами. Но хуже всего то, что люди всё-таки сохранят столь замечательную свою черту, как понимание и вечный поиск тайного смысла. Почему же это так плохо будет в то время? Потому что эти «великие деятели искусства» просто разучатся вкладывать его в свои творения, из-за чего его придётся выдумывать, порой даже доходя в этом до полнейшего абсурда. Это будет время, когда на умных, вежливых и просто интересных выделяющихся людей будут смотреть, как на каких-то монстров, как на тех, кого просто не должно быть в этом бесконечно ничтожном и глупом обществе, где больше всего будет цениться умение драть глотку, а не мыслить, где люди с деньгами будут делать всё, что хотят, а те же, кто не имеет ничего, будет бесправным рабом, несмотря на все личные качества. Время людей, которые будут безразличны ко всему, которые будут идти лишь, если их пинать самым беспощадным образом, время людей, которые будут умирать, ничего не достигнув, время людей, не встающих с кровати, жалких и глупых. Нереализованные потенциалы, жажда наживы, непроходимая тупость, всё больше накапливающаяся злость из-за врождённой тяги к радостной жизни — всё это приведёт к тому, что звезда человечества угаснет навсегда. Оно умрёт в ужасной агонии, долго трепыхаясь в предсмертных муках, всё ещё пытаясь выбраться, но выгребная яма, где оказались люди, будет слишком глубокой. Они захлебнутся во всём этом и умрут. Умрут по тому, что не сделали того, что советовал им один мудрый эльф по имени Нартаниэль: отбросить все материальные ценности, власть, жестокость и просто стремиться к лучшей жизни, скинуть с себя оковы пределов, чтобы достичь тех вершин, до которых людям на самом деле не так уж и трудно добраться, несмотря на то, что эти пики кажутся такими далёкими и неприступными. Умрут, потому что перестанут ценить то, что действительно важно, заменив это какими-то мнимыми идеалами. Это будет жуткий век упадка, вряд ли кому-то захочется жить в это время, но, к сожалению, человеку не приходится выбирать, когда жить, за него это делают родители, боги, Фортуна, Судьба — смотря кто во что верит.

Бард, наконец, повернул голову в сторону лежащего на кровати принца. Его лицо мгновенно озарилось искренней доброй улыбкой, как-то более подходящей его образу парня в странной одежде, нежели та задумчивость, которой уж слишком не хватало длинной бороды и седины в волосах.

— Вы посмотрите, кто проснулся! — Фельт буквально вскочил со стула и быстро подошёл к кровати принца. — Неужто сюда пробрался какой-то принц и поцелуем разбуди нашу спящую красавицу? — бард некоторое время ещё смотрел на недоумённое лицо Адриана, а потом рассмеялся, легко и весело, сразу стало понятно, что у него прекрасное настроение, несмотря на то, что ещё минуту назад заметил бастард, хотя, может, именно благодаря этому у юноши и было такое чудесное расположение духа. — Вижу, что ты ещё не до конца пришёл в себя, но выглядишь уже куда лучше, чем когда тебя сюда привезли. Клянусь всеми богами, ты был бледен, как сама смерть! С твоими-то шрамами это смотрелось и вовсе жутко! А сейчас снова вон румянец появился. Хоть меня и уверяли, что ты выживешь в любом случае, я всё ещё сомневался, думал, что ты вот-вот коньки откинешь, но, как видишь, оказался полностью не прав, в отличие от того мага, который тебя сюда приволок и заплатил за комнату. Представь себе, он даже мне несколько монет отсыпал за то, что я тут за тобой понаблюдаю! Видимо, заметив нас вместе в общем обеденном зале, поэтому и искал именно меня. Да и проживание с обедами он тоже взял на себя. Удивительной доброты человек, несмотря на свою кажущуюся суровость и циничность. И вот почему у меня раньше не хватало смелости подойти и поговорить с ним? Я был просто круглым идиотом, не иначе! Однако о чём это я? Ах, да! Он просил приглядывать за тобой и сказать ему сразу же, как только ты проснёшься. Вернее, не совсем сказать, скорее, передать. Он оставил мне свою почтовую голубку и даже заготовил письмо, мне осталось лишь подписать дату такого славного события, как твоё пробуждение, для летописи и отправить это сообщение нашему общему другу, чем я сейчас и собираюсь заняться, — Фельт поспешил выполнить своё обещание и подошёл к добротному, но небольшому столу, где лежал испещрённый неразборчивым почерком лист бумаги, и стояла чернильница с торчащим из неё пером.

Бард сел на стул и по привычке долго переводил взгляд с кончика пера на почти законченное письмо, будто бы сочинял поэму, а не собирался просто лишь пометить число отправки этого послания. Так он просидел довольно долго и, казалось, мог бы пробыть в таком состоянии весь день, а то и не один, если его не вырвал из раздумий слегка хрипловатый из-за долгого молчания и сна голос Адриана:

— Письмо? Зачем отправлять ему письмо? Разве он уже не в городе? — принц сел на кровати, подставив под спину мягкий свёрток, заменявший здесь подушки.

— А? — бард повернулся к принцу, выходя из своего внутреннего мира и хлопая глазами с таким видом, будто бы бастард вырвал его из сна, не дав поэту полностью насладиться этим блаженным состоянием. — Ты о ком вообще? — уже невероятно удивлённо спросил у Адриана молодой бард.

— О маге. Скитальце, с которым, судя по твоим словам, я сюда вернулся, — теперь уже пришла очередь принца удивляться такой реакции своего соглядатая и стража.

— А! Точно, прости, вряд ли ты мог спрашивать ещё о ком-то, я просто задумался, — бард смущённо улыбнулся, — он уехал из города в тот же день. Сказал, что его ждут какие-то важные дела среди других магиков, я не особо спрашивал, потому что он действительно очень спешил, это было сразу понятно по его всклокоченному виду и бегающим глазам. Написал это письмо, уплатил на целый месяц вперёд и умчался на том же коне, что и приехал сюда, даже сменных не попросил, поэтому, думаю, что он не сразу в башню отправился к магам, заедет по дороге ещё куда-нибудь. Говорят, что много его коллег по цеху сейчас собрались совсем недалеко отсюда. На это собрание, думается мне, он и спешил так, что даже денег не пожалел для нас. Печально, конечно, что не получится эти деньги забрать и уехать пораньше. Старина Лерджи снова заведёт свою старую шарманку про то, что, мол, мы отбили у него массу посетителей, а теперь он просто так и вернёт нам деньги? Да ни за что на свете не бывать этому! Эх, Лерджи-Лерджи, старый скупердяй, — качая головой, беззлобно сказал музыкант и весело улыбнулся, — но что это я? — он быстро, но аккуратно вывел на бумаге числа. Перо знакомо заскрипело, оставляя за собой чернильный след.

Парень даже не стряхивал капли обратно в чернильницу, но ни одной неприятной кляксы не растеклось по немного уже слегка желтоватому листу. Сразу было видно, что этот юноша имеет дело с приспособлениями для письма совсем не в первый раз, да и вообще, скорее всего, пользовался ими ежедневно, чтобы не давать своему таланту простаивать без дела и ржаветь, как хорошему гномьему, но доверенному плохому хозяину, мечу. После Фельт свернул письмо в трубочку, спрятал его в небольшой футлярчик и привязал к лапке голубя. Выглядело это весьма компактно, к тому же сразу стало понятно, что эта почтовая птица принадлежит не простому человеку, а магу, потому что тут же письмо поблекло и вовсе растворилось в воздухе. Так что теперь вряд ли кому-то придёт в голову заподозрить одиноко летящего голубя в переносе писем, а если кто-то его и поймает, то вскоре отпустит, ведь послания не найдёт. Да и кому вообще взбредёт в голову искать и перехватывать письмо от молодого совсем ещё начинающего барда без лютни к магу? Разве что какому-нибудь параноидальному шизофренику, который страдает алкоголизмом. Таких, к счастью, ни Фельту, ни Адриау ещё не встречалось. Юноша открыл окно и выпустил птицу на волю, та быстро скрылась из виду, пролетая над крышами домов. Поэт залюбовался этим полётом, но вскоре ему пришлось закрыть окно. Вечерняя прохлада пробралась сюда, а в лёгкой одежде стоять на сквозняке было не самой удачной идеей. Не хватало ещё простудиться и сорвать из-за этой нелепой случайности голос. Прямо таки трагичный конец комичной истории жизни молодого музыканта, который очень хотел стать известным и улучшить своё искусство, но потерял голос и поэтому умер глупой смертью в бедности и отчаянии. Нет, такого сценария для своей жизненной пьесы Фельт точно не хотел, поэтому закрыл окно, прервав своё, безусловно, интереснейшее занятие, и вернулся на облюбованный им стул. Хотя, скорее всего, он сделал это просто по той причине, что больше тут сидеть было не на чем. Этот номер вряд ли можно было даже с натяжкой назвать большим. Бард снова замолчал, но сейчас смотрел уже не куда-то в пустоту, а на Адриана. Принца не покидало чувство, будто бы юноша пытается что-то вспомнить и сказать ему, либо просто подбирает слова, но ему никак не удаётся сделать это правильно, поэтому он и молчит. Бастард даже слегка улыбнулся, но вряд ли молодой поэт мог это заметить из-за шрамов, о которых Адриан с такой лёгкостью каждый раз забывал, но болезненным напоминанием ему до сих пор являлись удивлённые и даже испуганные взгляды в его сторону, когда ему приходилось снимать капюшон. Хотя нельзя было сказать, что он уж очень сильно переживал по поводу своей испорченной внешности, он никогда не считал эту наружную красоту поводом для беспокойства и переживаний, хотя знал, что другие придерживаются совершенно иного мнения, и поэтому научился многое подмечать о людях благодаря их одежде. Но далеко не всегда эти выводы были полностью верными. Не все ведь люди, с которыми встречался принц, были полностью пустыми и состояли личностью только из своей одежды. Тогда это было бы просто ужасно, жуткий мир людей безликих, зато в красивых камзолах и бальных платьях. Были и те, чья одежда совершенно не подходила их внутреннему миру. Эти люди просто не умели подбирать себе нужную одежду, да и вообще в пышных дорогих нарядах чувствовали себя очень неуютно. И таких персон Адриан любил больше всего, ведь уже давно заметил, что именно они являются самыми талантливыми и умными из тех, кто обычно приходил на приёмы и балы, которые так часто проходили в королевском дворце. Вообще уже давно бастард отметил странную особенность людей творческих и более того обладающих весьма не маленьким талантом. Они всегда стремились больше погрузиться в свой внутренний мир, находя его куда более привлекательным, чем даже самый яркий и живописный из праздников. Их всегда больше увлекали другие типы красоты, не столь экстравагантные, зато более изящные. Красота природы, красота девушки, красота звёзд в чистом ночном небе и луны в пруду — всё это они чувствовали куда более тонко, нежели те, кто кричал на каждом повороте о том, какой великой личностью он является. Жаль, что именно из-за этой своей отрешённости далеко немногим истинным талантам удавалось в полной мере проявить себя. Для этого им всегда требовался человек, который толкал бы их вперёд, не давая при этом и упасть от неудач, всегда вовремя подставляя своё надёжное плечо, чтобы эта талантливая личность не загремела ещё глубже в пучину своего по-настоящему творческого отчаяния. Только вот парадокс заключался в том, что они не старались искать для себя этой поддержки, а если кто-то предлагал её сам, то они тут же с многочисленными скандалами и колкими выпадами отвергали её, что оставляло их чаще в одиночестве, ведь сейчас редко можно найти того, кто, даже несмотря на все эти капризы, останется и станет меценатом таланта. Но это был далеко не единственный минус современных творческих людей. Был у них ещё один весьма существенный недостаток, который заключался в том, что из-за своей асоциальной натуры они отрицали общество и творили в большей степени лишь для себя и для узкого круга людей, с которыми они по-прежнему общались и считали их своими близкими друзьями. Их произведения видели свет лишь уже после смерти или же полного банкротства, а в связи с этим они уже устаревали на тот момент, были лишь прекрасным отражением прошлого в глазах людей, а они никогда не воспринимали подобное всерьёз, думая, что это станет отличным украшением их дома или замка, но не задумывались о смысле, который автор вкладывал в свою картину, поэму или же сонату. И поэтому искусство уже давно перестало тянуть общество вслед за собой вверх, став лишь дополнением к интерьеру, тем, что сейчас модно знать, не более этого. К счастью, Фельт хоть и был талантлив, что было понятно принцу с первого взгляда в его восторженные глаза, на его необычную одежду, послушав его речь, он, тем не менее, был не из того типа людей, что постоянно ищут полного уединения и не собираются показывать свои гениальные творения миру лишь из-за этой мании одиночества. И поэтому Адриан действительно надеялся, что этот юноша будет далеко не единственным в своём роде, а лишь одним из многих. Может быть, даже самым первым из них. Думал, что именно он откроет поколение творческих людей, которые не пытаются убежать от общества, а смело предоставляют своё искусство ему на глаза, чтобы люди видели и понимали, что это действительно актуально сейчас, что именно здесь стоит искать ответы на свои вопросы, именно здесь стоит пробовать найти решение своих личных и также глобальных проблем, а не воспринимать произведения только как какой-то жалкий показ прошлого или диковинный и необычный элемент, украшающий их гостиную. Этот немного странноватый парень действительно мог стать родоначальником поколения людей куда лучших, чем живут сейчас. Но мало того они ещё могли бы сделать лучше и всех тех, кто их окружал. Это было бы действительно замечательно, ну или, по крайней мере, так казалось на первый взгляд, хотя в любом случае Адриан сомневался, что когда-либо он поменяет своё мнение на этот счёт.

Но это молчание уже затянулось куда больше, чем то было необходимо. Вообще когда люди слишком долго молчат, это значит, что им пора уже, наконец, выяснить отношения между собой, чтобы понять, как они на самом деле друг к другу относятся. Конечно, сейчас был случай совсем не из этой оперы, но у принца всё равно уже накопилось много вопросов к молодому музыканту и не терпелось их задать. К тому же, сведения, которые он мог получить в ходе этих расспросов, были для него действительно важны, он чувствовал это, да и без интуиции об этом было догадаться не так уж и сложно.

— Фельт? — позвал барда бастард.

— Да? Я слушаю тебя, — юноша повернулся лицом к собеседнику и улыбнулся. Улыбка эта была действительно искренней, но какой-то странной, даже показалось, что в ней сквозит потаённая печаль.

— Как долго я уже тут лежу без дела?

— А я всё думаю и жду, когда же ты задашь этот вопрос! Не беспокойся, в кому ты не впадал, всего-то пару дней. Обычно это не такое уж большое количество времени, чтобы пропустить нечто на самом деле важное, но ты всё-таки умудрился это сделать!

— Что ты имеешь в виду? — Адриан нахмурился и сел на кровати уже полностью, поставив ноги на пол. Это известие совсем ему не понравилось, он всё-таки надеялся, что в его, так сказать, отсутствие ничего стоящего не произойдёт, он глубоко ошибался.

— О, новостей, на самом деле, всего-то три, да и то одна из них напрямую связана с другой, но всё же хочется рассказать о них обеих. Для начала хочется сказать…о, да! Не знаю как тебя, но меня это событие обрадовало просто безмерно! Тебя приглашает на ужин сам король, который прибыл сюда на Праздник Музыки! Это просто невероятная удача. Ты так смотришь на меня, понимаю, что хочешь спросить у меня. Ага, теперь понимание. Всё верно, я иду туда с тобой, это мой шанс открыть себя миру. К счастью, мой друг одолжил свою лютню, а в моих записях уже давно есть замечательная поэма, которая только и дожидается своего часа, чтобы заблистать на небосводе в славном созвездии других именитых произведений, которые читает весь мир! Вот только для тебя эта встреча будет куда менее приятная, — Фельт сразу же нахмурился, с его лица в мгновение ока сошла радостная улыбка, а блеск в глазах сменился тлеющими огоньками где-то в самой глубине, — Его Величество, скорее всего, будет спрашивать тебя о вашем предприятии. Обо всём, что там произошло, с кем вы там встретились, почему от руин осталась лишь гора щебня, почему не вернулся Дезард. Вот, как мне кажется, вопросы, над которыми тебе стоит сейчас подумать. Почему именно тебя? Да это же проще простого! Скитальца сейчас нету в городе, вот потому король и не может с ним поговорить, хотя, безусловно, предпочёл бы именно его. Лиард сейчас и вовсе ни с кем не разговаривает. Сдаётся мне, что в память о своём брате, он примет такой же обет молчания. Хотя мне ли знать о том, что творится в голове у таких великих людей, как этот рыцарь? Вряд ли. Думаю, что я для этого слишком мелочный и ничтожный, но сейчас всё-таки не об этом. Я ещё не поведал тебе другие две новости. И если первая тебе показалась не слишком радостной, то эти и подавно могут привести к тому, что ты сейчас снова отключишься, но изволь хотя бы дослушать меня до конца и только потом уже падать в обморок или отгораживаться от окружающего мира! Обещаешь дослушать меня до конца, даже если это тебе не понравится? А я уже почти полностью уверен, что именно такую реакцию у тебя эта новость вызовет.

— Хорошо, я обещаю, — не думая ни секунды, кивнул головой бастард. Фельт смерил его подозрительным взглядом, но, видимо, поняв, что Адриан не собирается размышлять над своим обещанием по настоящему, вздохнул, покачал головой и продолжил свой рассказ.

— Так вот, новость заключается в том, что в Ланде началось восстание.

— Что?! — принц вскочил с кровати, но тут же пожалел об этом, у него закружилась голова, заболела раненая каменным осколком нога, и поэтому пришлось снова лечь обратно. Бастард поморщился, тут же упрекая себя за вспышку эмоций, на которые он сам себе уже давно наложил табу, хоть и сам вряд ли знал точную тому причину.

— Вот видишь! — торжествующе хлопнул в ладоши юноша, за что тут же удостоился не самого дружелюбного взгляда голубых глаз бастарда. — Говорил же, что эта новость всколыхнёт у тебя что-то внутри! Ты ведь сам оттуда, верно?

— Да и, кажется, я тебе уже об этом говорил, — недовольно проворчал Адриан.

— Не помню! — бард легко махнул рукой. — Но слушай меня дальше и на этот раз, прошу тебя, без перебивания, — Фельт шутливо нахмурился, как преподаватель в Академии, которого прервали на самом интересном (по его личному мнению, конечно) месте лекции.

— Я весь внимание.

— Вот и отлично, — с тем же видом кивнул бард, но тут же снова снял маску, — так вот, восстание это началось внезапно, как обычно ночью в тебе в дом вламываются бандиты. И, как ни странно, не где-нибудь в захолустье оно начало набирать свои силы, а сразу в столице. Вряд ли кто-то этого ожидал так скоро, но ландестеры всегда славились у нас тем, что не любят несправедливости и каких-то утаек, а так же своим просто невероятным, я бы даже сказал немного через чур уж фанатичным, патриотизмом. Это была первая, вернее, уже вторая, но первая из тех двух связанных новостей, о которых я тебе говорил. Вернее, это ещё не совсем её конец, поэтому я и продолжаю. Это восстание быстро переросло не много не мало в борьбу против другого мятежа, потому что на трон взошли какие-то новый король с королевой, неожиданно устроившие всех в Ланде, потому что, во-первых, происходят из какого-то рода, который правил на этих землях давным-давно в дремучих и бородатых годах; во-вторых, они тут же объявили о снижении налогов и разных вольностях не только для дворянства, но так же и для крестьян. Уменьшили объём их работы, ну и так далее и тому подобное. Я, конечно, не очень разбираюсь в политике, но что-то мне подсказывает, будто сделали они это, потому что знали о другом мятеже, и им нужно было срочно заручиться поддержкой простых людей. В общем, история эта весьма и весьма запутанна и тем более что-то сложно сказать, наблюдая за всем этим отсюда, но я чувствую, как ветер приносит с запада запах войны. В любом случае, мне понятна одна вещь — с этими личностями на троне всё не так просто, как кажется на первый взгляд, потому что просто не бывает такого, что бы люди, ещё пару минут бунтовавшие, так быстро перешли на их сторону и сплотились против нового врага уже под руководством «врага старого». Это как-то противоестественно, хотя было бы неплохо, если бы новые восставшие тоже примкнули к новым порядкам. Это позволило бы избежать кровопролития.

— В этом я полностью с тобой согласен, но, к сожалению, люди слишком уж склонны к уничтожению себе подобных, поэтому эти две волны обязательно схлестнуться.

Фельт кивнул и с досадой закусил губу. Как бы ни неприятно ему было это принимать, но принц был абсолютно прав. Иногда даже в голову барда закрадывалась идея, что люди даже кровожаднее всех тех существ, что ежедневно пытаются испортить жизнь жителям Сарта, включая и самых жестоких из них — минотавров. Но юноша никогда не говорил этого вслух, потому что где-то в глубине его творческой души ещё теплилась надежда на то, что когда-нибудь это изменится, и что именно он сам сделает для этого что-то решающее. Сожалел он сейчас лишь о том, что не может ничего сделать для предотвращения войны, которая была готова вот-вот разразиться в Ланде и смести всё живое и не очень на своём пути, подобно бурям прошлого, о которых барду часто читала мама в детстве долгими зимними вечерами, когда за окном завывал ветер и бушевала метель, а в доме тихонько потрескивали дрова в печи. Но Адриан, снова замечая по взгляду юноши, как мысли его уносятся куда-то далеко отсюда, решил его вновь вернуть к реальности, он спросил Фельта ещё не обо всём:

— Ты не знаешь, кто встал во главе восстания?

— А? — бард тряхнул головой. — Какого из двух? — как-то безразлично задал встречный вопрос юноша.

— Последнего. Вряд ли ведь у первого был какой-то явный лидер.

— Верно мыслишь, это вообще больше, как мне кажется, походило на абсолютно стихийное явление, нежели тщательно подготовленный переворот. У них, скорее всего, даже претендента на трон своего то и не было. Вот и ещё одна причина, по которой они так быстро приняли новых правителей.

— Да, это вполне возможно, — кивнул бастард.

— Но ты спрашивал о лидере второго, поэтому я быстро перехожу именно к нему. И вот, что я тебе скажу, дорогой мой инвалид, о нём знаю не только я, не только весь наш город, не только всё королевство Сарт. Об этом человеке уже говорит весь восток, а очень скоро заговорит и запад!

— Ты в этом так уверен? — Адриан вскинул бровь.

Он не припоминал в Ланде совершенно никого, кто мог бы претендовать на такую роль, ведь со смертью Клохариуса и королевской четы в этой стране не осталось никого известного за пределами королевства. Ни полководцев, ни дипломатов, ни оружейников, ни кого-то там ещё. Разве что Глава Гильдии Сейрам, но он всегда предпочитал держаться в тени, исполняя лишь скромную роль серого кардинала.

— Я в этом больше чем уверен! — Фельт снова вскочил со своего стула и начал широкими шагами мерять комнату, при этом постоянно размахивая руками. — Во-первых, как-никак, именно он стал поводырём этого мятежа, уже охватившего как минимум половину Ланда, во-вторых, он даже не пытается скрываться и во всех крупных стычках, что успели произойти за то время, пока до нас шла эта новость, он участвует сам, если, конечно, верить слухам. Да и о свих лозунгах он говорит, совершенно не стесняясь. Да что там говорит! Он кричит о них! В населённых пунктах, где уже разгорелся его огонь, на каждом углу распевают песни во славу его правого дела. Песни я сам, конечно, не слышал, но уверен, что он не поскупился на финансирование музыкантов и поэтов. В-третьих, благодаря то ли своей врождённой харизме, то ли невероятно долгому обучению искусству дипломата, он уже смог привлечь на свою сторону не много не мало весь Даргост и север Ланда, что хотя бы позволит избежать полного раздела территории и ещё более кровопролитной национальной борьбы за освобождение.

— Ты хочешь сказать, что на стороне новых королей остался запад, центральные владения и какая-то часть восточных земель Ланда? Не слишком-то много шансов у этих новых мятежников, учитывая, что теперь против них выступит кроме армии ещё и народное ополчение из их бывших «коллег».

— Сначала я тоже так подумал, но когда узнал, кем является их лидер, то сразу же понял, что шансы примерно равны.

— Я внимательно тебя слушаю, — Адриан кивнул, он был действительно заинтересован. Всё-таки этот бардак творился в стране, где он когда-то занимал далеко не последнюю ступень в иерархической лестнице. В его родном королевстве. Какой ужас!

— Ты наверняка слышал о ещё одной Гильдии Тайных Услуг, которая очень сильно расширила своё влияние на восточных землях, став там почти наравне с законной властью. А уж местные крестьяне тем более шли к ним куда охотнее, чем к своим угнетателям-баронам. Их сразу же окрестили храмовниками, потому как они вели скрытный и аскетический образ жизни, больше похожий на жизнь каких-нибудь паладинов, но никак не наёмников. Отчасти именно поэтому за ними сразу закрепилась невероятно хорошая репутация, да и выполняли они не только типичную для Гильдий работу, вроде убийств, подстав, краж и прочих «грязных делишек». Они с радостью помогали крестьянам уплачивать их долги, оказывали поддержку продуктами питания, инструментами и прочим. Грубо говоря, занимались благотворительностью в свободное время и при любом удобном случае. Конечно же, при таком раскладе простой люд невероятно быстро растерял свою лояльность к слишком уж разошедшимся в восточных провинциях королевским подданным. Многие хотели вступить в ряды храмовников, но те принимали далеко не каждого, и где-то на два десятка желающих приходилось максимум три прошедших первоначальный отбор. Полноправным же членом этой Гильдии и вовсе становился лишь один из них. Больше я ничего тебе сказать не могу, потому что сам я и не из Ланда, а случайные заработки не дают возможности расслабиться и насладиться слухами, но вот что я тебе ещё скажу. Как только в королевстве воцарилось безвластие, храмовники сразу начали вести активную пропаганду своих идей о мире между народами, свободной торговле, отмене крепостного права и прочего. Некоторые, конечно, с подозрением отнеслись к последнему пункту, так как не знали и даже представить не могли, что им нужно будет делать с внезапно полученной свободой, но, тем не менее, проглотили эти наживки. Они тут же начали искать среди известных деятелей достойного кандидата на трон, но их было, видимо, не так уж и много, потому они остановились на главе их гильдии, который, к сожалению, скончался спустя неделю после этого судьбоносного решения. Будущие бунтовщики невероятно опечалились такой потере, но тут на сцену и выходит тот, кому Судьба доверила вожжи повозки Ланда. Новый молодой лидер встал во главе храмовников, и в их Цитадели началась полномасштабная подготовка к войне. Вот мы и подошли, наконец, к четвёртому пункту моей уверенности в том, что о нём скоро заговорят абсолютно все и сложат как минимум одну балладу. Или только к третьему? А, не суть! К следующему, в общем, пункту подобрались. Он знал покойного нынче младшего принца Ланда, которого во всеуслышание объявили бастардом во время знаменитого суда по делу об убийстве королевской семьи. Причём знал весьма и весьма близко. Именно он был одним из тех, кто отправился с ним в Султанат и остановил чуть было не удавшееся покушение на Султана. Этой операцией и браком они, как известно, установили крепкий союз между государствами, который уже сейчас потихоньку начинает трещать по швам, благодаря тому хаосу, что сейчас творится в Ланде. Но ты, наверняка, знаешь об этом событии, поэтому не стоит здесь останавливаться слишком подробно, ведь и ты сам, если мне не изменяет память, принимал в том бою участие. Я прав? Отлично, тогда продолжим о лидере восстания! Так вот мало того, что он с ним знаком, так и утверждает ещё, будто бы этот парень жив и что он не невиновен. Не знаю я, сошёл ли он на самом деле с ума или просто таким способом подбадривает тех, кто готов стоять за него до последнего, но это, Бартас его дери, работает невероятно хорошо! Уже все земли на востоке, прилегающие к Даргосту и северу на его стороне. Меня вообще такое чувство, что вскоре его идеи поглотят весь восток и тогда Ланд окажется разделённым напополам. Главное, что бы у этого парня во главе не поехала крыша вот и всё. Так-то он борется за правое дело, да и не сразу в ход пускает мечи. Если кто-то не хочет к нему присоединиться, но при этом объявляет нейтралитет, а не присоединяется к, как ты сказал, «народному ополчению», то его люди их не трогают, просто проходят мимо, при этом не задерживаясь даже на ночь. И, кстати, на счёт того принца. Он говорит, что сейчас этот человек скрывается где-то у нас в Сарте, находясь здесь совершенно инкогнито. Да и не узнать его сейчас. Удивительное совпадение, не правда ли? — бард остановился и весело взглянул на Адриана.

Бастард, незаконнорождённый принц короля Ланда, но сейчас единственный имеющий права на престол этого королевства, владелец известного и необычного меча, названного в честь него, выдавил из себя ответную улыбку и прошептал:

— Да уж, действительно забавное совпадение. Кому расскажешь, так и не поверят.

За окном начинало светать. Пора было подняться и спуститься в обеденный зал, чтобы набить уже урчащий живот. А потом весь день потратить на приготовления к визиту на королевский ужин. Лучик солнца скользнул по лицу Адриана, от чего его глаза стали ещё больше напоминать две холодные звезды.

* * *

Знаете, я был бы безмерно рад, если бы война была настолько простой штукой, как о ней думает большинство людей, даже несмотря на многовековой опыт человечества в подобных заварушках. Было бы просто замечательно, если бы было только две стороны, армии выходили в чистое поле и бились там на смерть за свои идеалы, за власть, деньги, ну или за что там ещё обычно ведутся войны? Солдаты спокойно и мирно рубят друг друга, не трогая при этом никого постороннего, не сжигая ни деревень, ни городов. Не вешая никаких воображаемых доносчиков. А ещё лучше было бы, когда сами не поделившие что-то между собой властители или просто какие-нибудь большие шишки бросали друг другу вызов и решали всё именно так, только с глазу на глаз, без каких-либо третьих лиц, ведь эти неудачники могут всё испортить! Но, к сожалению, к моей невероятно сильной и глубокой печали, короли считают, что за них всё должен делать кто-то другой. Они ведь не могут запачкать своих белоснежных монарших рук! Поэтому за них на поле боя гибнут люди, которые могли бы стать цветом его народа, но они решили пустить их в расход, думая, что их цели куда важнее жизней каких-то никчёмных людей, копошащихся так далеко внизу у подножия его трона, что он даже не разбирает их лиц, от чего часто считает себя подобным богам. За это я и ненавижу большую часть современных правителей. За все эти раздоры, которые они учиняют, за все те беды, что всегда приносит с собой война. Но в любом случае дуэли между королями не случится никогда, разве что в каком-нибудь другом мире, уж точно не в нашем, но помимо отсутствия этой утопической детали и стравливания между собой целых армий, они ещё и ежедневно подписывали сотни смертельных приговоров тем, на кого падало хоть малейшее подозрение в измене, доносах и прочих нелицеприятных вещах. Патриоту не подобает такого, особенно в час войны! Как ты смеешь называть себя гражданином страны N?! Тьфу! Я, конечно, ни разу не попадал в подобную ситуацию, но уверен, что плюнул бы в лицо не только господину следователю, пыточных дел мастеру, но и всем остальным, кто будет даже просто стоять рядом и наблюдать, потому что именно к таким людям я всегда испытывал что-то, что можно назвать настоящей неприкрытой ненавистью. Но вряд ли бы у меня столько негативных эмоций это вызывало, если бы всё ограничивалось бы просто стычками армий двух враждующих сторон, как я уже сказал, в чистом поле и без лишних свидетелей, которые, присутствуй таковые, автоматически превратились бы в невинных жертв этого всегда глупого раздора, потому что война по определению не может быть умной. Вообще любой событие, где погибает хотя бы один человек, я сразу же назову глупым. Жаль только, что люди с самого начал своего существования разучились обходиться без убийств, подлостей, подстав, шантажа и прочей гадости. Поэтому я, несмотря на все свои таланты и способности, отказался от перспективы вступить в какую-нибудь из Гильдий Тайных Услуг, предпочитая куда более безобидную, по моему мнению, работу время от времени. Что-то послушать, кому-то что-то передать, но исключительно без вреда для хороших людей, это было одним из моих главных, «золотых» правил, которые я не нарушал никогда. Однако сейчас я не хочу задерживаться на своей биографии, поэтому вернусь, пожалуй, к самому началу, а если быть точнее, то к силам, которые принимают участие в вооружённых конфликтах, то бишь в войне. А то я снова рискую слишком глубоко погрузиться в свою извечную философию, но с другой стороны это ведь не так уж и плохо, да? Это помогает мне быть умнее остальных, но, кажется, где-то подобное уже всплывало, а думать дважды об одной и той же вещи до ужаса скучно, поэтому продолжим о политике, ну, или хотя бы сделаем вид, что говорим о ней.

Так вот, всегда, в абсолютно любой войне помимо двух явных движущих сил есть ещё и две не столь явные, но, тем не менее, играющее свои роли наравне с главными действующими лицами и влияющие на ход событий не меньше них. Как я уже сказал, сил этих две: это торговцы и бандиты. Сейчас я расскажу, почему пришёл к такому выводу. Начну, конечно же, с первых в этом импровизированном списке.

Торговцы — в наше время это люди, которые влияют на судьбы мира порой наравне с королями, а то и больше их, потому что у последних не всегда бывает много денег для подобных штучек, у первых же их всегда предостаточно. Именно деньги, деловая хватка и полное отсутствие такой несъедобной вещи, как мораль дали им то место на глобальной мировой арене, которое они занимают сейчас. Первое они получили, благодаря второму, а это второе просто было бы невозможно приобрести без третьего, ведь эти люди не гнушаются одновременного сотрудничества с обеими враждующими сторонами, да ещё и с бандитами в придачу. Да и способы даже с огромной натяжкой невозможно назвать лицеприятными: здесь работает всё, от простого и безобидного подкупа, до пыток и устранения опасно болтливого клиента ил же конкурента. Вот такая вот торговая взаимосвязь. И именно на этих людях сейчас Султанат заработал ключевое место в мире, позволяющее ему диктовать свои условия всем ближайшим к нему землям, независимо от того, в какое королевство они входят и чьими владениями официально являются. Именно благодаря этим паразитам он сейчас процветает. Причём слово «паразиты» я употребляю сейчас не просто так, а по вполне логичным причинам. Ну, во-первых, в отличие от бандитов, о которых я буду говорить чуть позже, эти «бизнесмены» не создают проблем сами, зато с огромной охотой наживаются на чужих бедах, при том, рассматривая их исключительно в таком свете, без каких-либо ненужных и мешающих им сантиментов. У тебя убили мужа, и теперь ты не можешь прокормить семью? Что же, пожалуй, он даст деньги, но под такие же огромные проценты, как и всем, а о скидке на его товары можете и вовсе даже не мечтать. Что? Говоришь, что не сможешь отдать? Ну, милочка, тогда уж простите, но и денег вы не получите. Ты пилигрим, идущий к священному для тебя месту, но уже совсем не хватает денег даже на кусок хлеба и кружку воды, к которым ты так привык во время этого кажущегося бесконечным путешествием к просветлению? Ну уж нет, ничего ты не получишь от купца, потому как он знает, что прибыли с тебя никогда не сдерёт, да и вряд ли когда-нибудь удастся ещё тебя найти, чтобы взыскать долги, поэтому, извиняй, дружище, но придётся тебе помереть с голоду. Зато вот если ты главарь какой-нибудь весьма успешной разбойничьей шайки, то тогда тебе всегда рады. Хочешь купить оружие для своих молодцов? Да пожалуйста, с таким предложением ты всегда желанный гость! И вот именно из-за этих своих принципов самый расцвет торговцев приходится именно на военные годы, потому что обеим сторонам нужно оружие, продовольствие и прочее, а это значит, что в кошелёк никчёмного жирдяя отправится очередная порция так сладко звенящих монет. Они с радостью сделают вид, будто бы помогают, надев маску самого добродетельного человека в мире, но с ещё большим восторгом они её снимут и сдерут с тебя всё до последней копейки, а то примутся и за одежду с кожей. Думаю, что теперь понятно, почему я назвал их паразитами, и почему ненавижу таких беспринципных торговцев-ублюдков? Отлично. Хотя, справедливости ради должен отметить, что не все купцы являются такими. Среди них есть и те, у кого есть свои установки, которые они не переступают даже находясь на грани банкротства, что очень роднит с ними меня самого. Например, мне в качестве примера сейчас вспоминается случай, когда купец отказался продавать и показывать свой тайник с товаром лидеру местных бандитов, за что тут же лишился головы. Зато настоял на своём и не стал причиной смерти других людей, что для него было бы, в отличие от первого типа (они считают, что вышедший из их рук товар уже к их персоне никакого отношения не имеет, что неправильно ни с точки зрения трезвых законов, ни с точки зрения морали, потому что в первую очередь надо наказывать именно тех, кто продаёт, а не тех, кто этим пользуется, ибо именно они являются корнем проблемы), стало бы настоящей трагедией, а угрызения совести мучали бы беднягу всю оставшуюся жизнь, из-за чего он, скорее всего, в конце-концов покончил бы с собой, облегчив собственные страдания души. Были и не столь фанатичные, но от этого не менее честные, торговцы, которые, например, вели дела только с одной стороной или отказывались поставлять оружие, иногда и вовсе объявлявшие о полном прекращении торговли на время войны, не желая «вмешиваться в такое грязное дело, как политика». Жаль только, что такие люди были скорее исключением, лишь подтверждающим правило. Правило, которое гласило, что все, кто вступает на дорогу наращивания собственного капитала (а заодно с ним брюха и количества подбородков), рано или поздно становятся отъявленными сволочами, причём такими, которые из-за своего влияния причиняют куда больше серьёзных бед, нежели те, о которых сейчас я буду говорить, вернее, размышлять. Собственно, именно поэтому я поставил торговцев на почётное третье бронзовое место.

Как вы уже догадались, это бандиты, разбойники, головорезы, рубаки, сорвиголовы, вольные люди, крысы — в общем, все те представители лихого народа, которые выходят из лесов и начинают на всю катушку развлекаться в своё удовольствие, когда приходит военное смутное время. И зачастую эти самые их гульбища ну вот никак нельзя назвать безопасными, мирными и интеллектуальными, потому как к столбам пожаров, вздымающимся к самому небу и красившим его в чёрный, трупам женщин, детей и стариков, не говоря уж о хоть как-то сопротивляющихся мужчинах, работорговле, разграбленным домам и целым деревням, пыткам и побоищам даже мне никогда не приходило в голову применить подобные определения, ибо именно они являются показательным примером того, как самые худшие человеческие качества не только пробиваются в конкретных индивидуумах наружу, но и полностью руководят им, вытесняя всё то немногое хорошее, что, возможно, ещё в нём оставалось, пусть и где-то очень глубоко внутри. Так глубоко, что это просто не представлялось возможным рассмотреть за медведеподобной фигурой (обычно как сложением, так и волосатостью они его напоминают), тупыми и злыми глазами, да невероятно косматой и спутанной бородой. Именно эти ребята являются теми хищниками, которые разрывают страну на куски физически, нежели собственно противостоящие друг другу армии, чьи интересы ограничиваются зачастую лишь политикой. Именно они зачастую творят все те ужасные вещи, которые кое-кто выставляет в качестве бесчинств, творимых на родных землях чужими мародёрами, чтобы в сердцах воинов воспылала ненависть к врагам, которые смеют так издеваться над их женщинами и землёй. Конечно, случается и так, что это действительно числиться на счету солдат из армии напротив, но снова вынужден вспомнить об исключении, потому как это либо просто совпадение, либо просто разбойники ещё не успели добраться до этого места и в это время развлекались где-то не здесь, но всё-таки развлекались, ибо не проходит ни одного дня войны или же просто мятежа и беспорядков, чтобы лихие люди не натворили что-нибудь, что так же печально, как и бесчестность торговцев. Однако всё-таки бандиты являются, как я уже наверное, сказал выше, именно хищниками, а не паразитами, потому что, как-никак, они сами создают неприятности, сами дерутся за них и сами погибают за своё, пусть и не правое, но дело. Ведь, кто знает, может ещё не повывелись в этом мире так называемые «благородные разбойники», которые грабят богатых и отдают всё бедным? Хотя в последнее время я заметил странную тенденцию в вырождении рассказов и легенд о них. Видимо, хоть где-то в крестьянской голове, наконец, начала реальность вытеснять разные домыслы и сказки, хотя было куда лучше, если бы хоть эти байки не были просто байками. Но, к сожалению, это не так, далеко не так, ибо я всё чаще ловлю себя на мысли, что люди перестали расти вверх, а сейчас лишь постоянно падают вниз. Не все, конечно, но в своём подавляющем большинстве почему-то делают именно так, а те, кто ещё лезет вверх, падая, ломая руки, рёбра и голову, сбивая в кровь ноги, просто уже не могут тянуть за собой всех остальных, потому что сейчас и им одним подняться было очень и очень сложно, потому что уже не хватает сил даже на своих самых близких, и остаётся лишь печально смотреть со своей одинокой горы, как внизу беснуется живое море грязных, жестоких, жрущих друг друга людей то ли от голода, то ли в диком приступе алчности, которая уже и сейчас грозится вот-вот стать тем главным, что руководит человечеством, задвинув при этом на второй план то, что раньше было так важно для каждого: любовь, честь, самосознание. Просто ужасно.

Особенно ужасно, когда тебе приходиться уже в течение примерно двух часов созерцать рожи «лучших представителей» четвёртой силы, которые каким-то совершенно немыслимым образом сумели пробраться в замок с помощью потайных подземных ходов, о которых не знал не то что, но даже хозяева не имели об этом чуде архитектуры ни малейшего представления и были удивлены не меньше меня, когда в обеденный зал, прервав при этом самым безобразным образом разговор умных и образованных людей (я решил остаться в замке барона на несколько дней, чтобы вместе с Рилианом отправиться в путь, именно тут меня и настигли вести о подавленном восстании и выступлении храмовников против нового короля и королевы, а, следовательно, и установленных ими порядков), ворвались эти типы, грозясь при этом прирезать всех, если хоть кто-то двинется с места…ну или только того, кто двинется. В их беспорядочном рёве и ругательствах этой детали я, к величайшему моему сожалению, не разобрал и считаю это просто ужаснейшей потерей для своего ума и эрудиции. Кстати, говоря о телодвижениях и нелитературных выражениях. Кое-кто из сидевших за столом в этот момент людей всё-таки рискнул встать и проверить, сдержат ли славные лихие ребята своё данное второпях обещание. Эти гады, мало того что были немытыми, грубыми и вообще неприятными, оказались ещё в придачу и жуткими лгунами. Хотя, может, это так мне показалось, и им просто-напросто не хватило упорства? Что же, это вполне может и так, но в любом случае они не прирезали не то что всех, им не удалось даже справиться даже конкретно с тем, кто проявил непослушание, а, если быть точным, с Рилианом, который, будучи хоть и молодым начинающим, но всё же паладином, а потому был по долгу, так сказать, службы обязан всегда носить с собой меч, который он тут же поспешил пустить в ход, ловко отразив направленные в него выпады. Надо сказать, что за то время, пока мы с ним не виделись, он развился не только духовно, но и его умения фехтовальщика теперь тоже были на высоте. Всего лишь несколькими быстрыми движениями ему удалось обезоружить троих. Четвёртый, стоявший в дверях, уже чуть было не всадил Рилиану арбалетный болт в спину, но тут уже пришёл мой звёздный час. Хотя, справедливости ради надо отметить, что бросок этот был не самым выдающимся из тех, что мне посчастливилось исполнить в своей жизни, а было их не так уж и много. Но, тем не менее, должный эффект возымел и он. Тяжёлый бокал врезался ему точно в лоб, он пошатнулся, а этого времени было достаточно, чтобы лишить оружия и стрелка. Хотя тот сразу же потянулся к кинжалу на поясе, но юный паладин легко срезал кожаный ремень, штаны упали вниз, утянув вместе с собой и спасительное оружие. Я уже тоже стоял на ногах и держал в руках то, от чего так ловко избавил мой друг этих типов, они же, видимо, поражённые до глубины души, не торопились пока оспорить обладание этими железками, хотя их было двое и ростом, как и весом, они превосходили меня едва ли не вдвое. Не то что бы я был каким-то маленьким и хиленьким, нет, для своих лет я был развит весьма и весьма хорошо, просто эти парни действительно походили на гигантов. Видимо, главарь банды осчастливил владельцев замка, послав на их захват своих лучших ребят. Вот только вряд ли он ожидал. Что какой-то парнишка с лёгким мечом (помнится, раньше Рилиан и вовсе предпочитал только рапиры и шпаги, которые, тем не менее, годились разве что для дуэлей, ибо были крайне неэффективны даже против лёгкой кожаной брони) так ловко и быстро разделается с ними. Я тут же отметил про себя сообразительность моего друга, ведь он мог убить этих бандитов прямо тут, но не сделал этого, поскольку их можно было использовать в качестве спасительного ключа, который позволит нам выбраться из этой ловушки. Хотя, вполне возможно, что сделал он это не из этих глубоко корыстных рассуждений, а из чисто паладинской чистоты, что теперь мне казалось более вероятным, но ведь в любом случае теперь они всё равно могли выполнить свою роль, так какая к Бартасу разница, почему он оставил их в живых? Вот теперь их ещё неплохо было бы чем-нибудь связать. О! Какое замечательное совпадение — у одного из слуг, который по счастливой случайности…а нет, он упал в обморок, так и не договорив, очень и очень жаль. Хотя я всё равно был не уверен, что эти громилы подпустят кого-нибудь к себе на расстояние вытянутой руки без попытки этой самой рукой выбить приблизившемуся к дикому зверю все зубы, сломав попутно нос, оставив фингалы под глазом и рассечённую губу с бровью. Поэтому пока придётся обходиться тем немногим, что у нас есть — а если быть точным, то самострелом, которым вооружился какой-то ещё один старый слуга, видимо, личный дворецкий самого барона Танруда, и двумя мечами, которые мы отобрали. Заставили их отойти куда-то в угол, оставив под пристальным вниманием слуги с арбалетом, мы с Рилианом вернулись к столу, подойдя ближе к обнявшимся матери и дочке. Барон как раз пытался их успокоить. Думаю, Рилиан тоже бы это сделал, но, поймав мой взгляд, сразу же понял, что сейчас это не самая лучшая и рациональная трата времени. В данный момент надо было действовать как можно более решительно и быстро. Каждая секунда промедления могла кончиться тем, что сюда ворвутся остальные члены банды, заждавшись своих дружков, и вот тогда уж точно «поминай как звали». Никто из нас этого не хотел. В голове моей лихорадочно заработал механизм, который на выходе должен был дать мне идеальный план освобождения, но вот то ли я шестерёнки давно не смазывал, то ли попало туда что-то, но я никак не мог ничего придумать, и это чувство беспомощности по-настоящему злило меня. Но, пока ничего я с этим поделать не мог, а значит, всё-таки немного время потянуть придётся, иначе они точно что-нибудь сделают не так и в итоге погибнут. К тому же, кое-какие идеи всё-таки мой механизм выработал.

Рилиан выглянул в окно, которое выходило во внутренний двор замка. Увидел, как несколько бандитов сторожат лошадей собственных и своих товарищей, при этом лениво о чём-то переговариваясь и изредка ругаясь на нескольких слуг, которых зачем-то оставили связанными сидеть около столба, на котором висел старый масляной светильник. Его каждую ночь зажигал старик, отсчитавший уже куда больше лет, нежели личный слуга барона, которого Танруд не пожелал во время бунта в Харосе оставить на волю мятежникам и взял с собой. Именно поэтому старик знал все привычки своего хозяина, а молодой лакей бы слишком часто бывал битым из-за вспыльчивого характера барона, который, кстати, судя по его виду, совсем неловко чувствовал себя, будучи под защитой своего сына и ещё какого-то вовсе незнакомого ему человека, то бишь меня. Немного поразмыслив, я решил, что действительно неплохо было бы нашему грозному барону вручить один из мечей, которых так ловко Рилиан лишил наших незваных гостей. Неужели им никто не говорил, что являться в подобные дома с оружием, если ты не рыцарь, верх всякого невежества? Что же, видимо, они не усвоили даже этой небольшой детали к школе жизни, за что и платили сейчас, оказавшись в ситуации, позволявшей им разве что бросать беспомощно злые взгляды на всех здесь присутствующих поочерёдно. Танруд вежливо поблагодарил меня кивком головы. Он был мрачен. Понятно почему. Разыгравшаяся здесь пьеска вызывала у него весьма неприятное чувство дежавю, но что-то мне подсказывало, будто бы на этот раз барон сделает всё, чтобы финал у представления оказался другим. А своим предчувствиям я привык доверять почти так же, как собственным глазам, если, конечно, исключить случаи лихорадки и белой горячки, которые пару раз со мной приключались. Рилиан тем временем отошёл от окна. По лицу его было понятно, что недавно увиденное, его радует примерно так же, как если бы прямо тут в зале разверзнулся портал в Бездну.

— Сколько их там? — сразу перешёл я к делу. Самому подходить к окну было опасно. Меня могли заметить и тут же напичкать различными острыми предметами, которым ну вот никак не должно быть в моём теле.

— Как мне показалось, не меньше пятнадцати, но я точно не успел сосчитать. К тому же, сразу понятно, что это ещё не все, потому что того, кто там кричал и отдавал приказы, эти разбойники слушались совсем неохотно, а, значит, это точно не их главарь. Скорее всего, он как раз на пути сюда. Думаю, нам стоит его встретить либо баррикадой, либо сразу в лоб, поставив свои жизни на неожиданность. Но для выбора мне нужно знать, как хорошо ты обращаешься с мечом.

— Думаю, что мы сможем обойтись без жертв, хотя идею с баррикадой ты придумал отличную, — я щёлкнул пальцами, мне в голову пришла отличная мысль.

— Значит, фехтовальщик из тебя так себе? Что значит без жертв? Сейчас в нашем доме бандиты, они не пощадят нас, когда сломают заграждения, и вот тогда нас, как защитников этого замка, скорее всего, просто превратят в ежей, а с матерью и Линой…я даже боюсь представить, что они с ними сделают! И поэтому я не намерен сидеть, сложа руки, пока эти головорезы подбираются сюда всё ближе и ближе. Я собираюсь дать им бой! — молодой паладин вскинул руку с мечом вверх.

— И что ты собираешься сделать? — мой голос показался даже мне слишком уж холодным в этот момент. — Просто выбежать к ним со своим боевым кличем и ринуться в бой, подобно сказочному герою? — Рилиан с вызовом глянул на меня. — Это глупо и иррационально. Так ты сделаешь даже меньше, если останешься за баррикадой и дождёшься их прихода, чтобы, как ты выразился, «превратиться в ежа». Хотя, да что я несу? Так ты вообще ничего не сделаешь, потому что эта метаморфоза с тобой произойдёт в несколько раз быстрее, потому как ты им покажешься не только глупым, но ещё, в придачу, и больным бешенством. Вряд ли они захотят подхватить от тебя этот чудесный вирус.

Рилиан уже готов был вспылить, это сразу стало понятно по его горящему взору, в котором просто невероятно сильным огнём полыхала сейчас неуёмная жажда действий молодого человека, желавшего проявить себя, но в кажущийся удачным момент ему не дают этого сделать. Он негодует и злится на того, кто его сдерживает, не понимая, что трагедия таких, как он, заключается как раз в том, что из-за своей бьющей ключом энергии, они зачастую не видят действительной опасности и риска, в результате чего складывают свои молодые шальные головы на пути к своему великолепному триумфу. О, нет, я ни в коем случае не говорю, что двигаться вперёд и действовать это плохо. Я, как раз-таки, всегда утверждал, утверждаю и буду утверждать обратное, но при этом всегда оговариваясь, что нужно всегда оценивать риск. Если, конечно, у вас всё ещё осталось то, что вы можете потерять. В противном случае можете вообще делать всё то, что вам угодно, вплоть до прыжков с башен одиноких магов-отшельников головой вниз и без стога сена внизу, ведь, ходят слухи, что он спасает от смерти при выполнении подобных акробатических трюков. И Рилиану, кстати, было что и кого терять, поэтому я просто считал своим долгом осадить порывистого юношу, чтобы он не нарубил дров, не успев даже зайти в лес. К счастью, барон был со мной полностью согласен и предупредил взрыв своего отпрыска тяжёлым взглядом, который мог по своему действию сравниться не только с ушатом ледяной ключевой воды, но и с кое-чем более действенным в таких ситуациях.

— Я понимаю, что тебе не хочется снова потерять свой дом, но, судя по голосу и взгляду твоего друга, он знает, что делать в такой ситуации. Лучше всего сейчас будет довериться ему, потому что мы действительно не сможем сделать против этой банды ничего, если полагаться только на силу своего клинка и умения фехтовальщика. Нас самих быстро порубят.

— Хорошо, — с досадой закусив губу, ответил Рилиан, — действуй. Надеюсь, ты действительно знаешь, что надо сделать, чтобы они убрались отсюда и вообще пожалели, что посмели сунуться, иначе я приведу в исполнение свой собственный план, — хмуро добавил он, глядя на вход в зал. Видимо, он всё же был готов в любую минуту встретиться с противником в честном бою. Даже немного жаль было лишать его такой возможности, но ещё обиднее будет, если он поляжет в этом самом поединке во славу своей гордости и честолюбия, а это непременно случится, если мы ничего не успеем сделать, чтобы оградить себя и выпроводить незваных гостей из замка господина барона.

— О, ты меня плохо знаешь, если думаешь, будто я отверг бы твой замечательный план, если бы не имел своего собственного. Он, конечно, не столь идеален и превосходен, как твой, но всё же моё скромное слово и действие всё-таки возымеет нужное действие, Ваше Величество, — я изобразил у себя на лице раболепную улыбку и поклонился.

— Сейчас не самое время язвить и показывать своё остроумие, — сухо заметил мне барон. В данной ситуации я вынужден был с ним согласиться.

— Верно, мне уж давно пора бы избавиться от этой вредной привычки, но у меня всё никак не получается, — я развёл руками и пожал плечами, состроив при этом какую-то странную гримасу, — а пока вам стоит заняться делом. В частности, нам всё-таки придётся соорудить баррикаду, но такую, которая не должна выглядеть оборонительным сооружением. Скорее, как просто завал старых вещей, который не должен позволить сюда войти любому желающему, но при этом он должен поддаться, когда эти парни начнут сюда ломиться. Нам обязательно нужно, чтобы они сюда попали. Ещё не плохо было бы оставить какую-нибудь лазейку, чтобы сразу стало понятно, как их товарищи сюда пробрались. Тут не такой уж и широкий проход, главное, закройте двери, а там рядом и шкаф стоит, его можно сразу же привалить.

— Но там же дорогая посуда из Султаната! Она очень старинная! — вскрикнула жена барона. Даже на секунду показалось, что эта умнейшая женщина действительно боится за посуду больше, нежели за безопасность своей семьи, но потом я понял, что это был не более чем просто рефлекс, потому как она сразу пристыжено замолчала. Я решил никак не комментировать этот неловкий инцидент.

— А дальше в ход пойдут стулья, кресла, тумбочки. Но помните, что они должны сюда заявиться. Это обязательно! Иначе они просто разграбят тут всё, а так они сначала пойдут сюда, думая, что именно здесь застанут владельцев замка. Им всегда доставляет странное удовольствие совершать свои злодеяния на глазах у друзей, близких или даже просто незнакомых людей. И как можно быстрей!

— А ты что собрался делать, а? — спросил Рилиан, с сомнением глядя на меня.

— Почему ты ещё стоишь? — я вскинул руку с поднятым указательным пальцем. — Работать, лентяи, быстрее!

Барон никак не отреагировал на это. Ну, вернее, он действительно аккуратно закрыл двери и туту же привалил туда шкаф. Уж не знаю, как он догадался, что всё надо делать не только быстро, но и ещё и тихо, ведь об этом я упомянуть забыл. Но, видимо, у него и самого неплохо крутились те же шестерёнки в голове. Рилиан же фыркнул, закатил глаза, но тоже быстро начал помогать отцу, потому что, несмотря на все его возмущения и недовольства, показное недоверие, он всё же верил мне. Не знаю, справедливо это или нет, если говорить о таком моменте времени как «всегда», но сейчас я действительно не хотел подвести ни его, ни барона, ни тем более его жену с дочкой, у которых уже прошёл первый шок, но они всё ещё были испуганы. Я быстро сел на пол и достал из кармана небольшой медальончик, который был покрыт множеством мелких эльфийских и гномьих рун. Весьма забавная вещичка, доставшаяся мне по чистой случайности. Я никогда бы не подумал, что она может мне когда-нибудь пригодиться, но случилось как всегда именно то, чего я ожидал меньше всего. Простая суть действия этой вещицы заключалась в том, что она создавала иллюзию, будто бы место, где оно используется, уже давным-давно заброшено и здесь не ступала ничья нога. Зато вот призраки, которые, как известно, не ходят, а парят над землёй, от чего следов совершенно не оставляют. Зловещий слой пыли, скрип не смазанных петель и половиц, паутина, несколько дыр в полу и облезшие стены с небольшим беспорядком — всё это создавало просто невероятно эффективный коктейль для того, чтобы отвадить человека приходить сюда во второй раз. Я, конечно, не был магом, иначе смог бы добавить к этому ещё парочку простых иллюзий, но не судьба, придётся обходиться тем, что есть, хотя и этого обещало быть вполне достаточно, ведь о бандитах всегда говорили, как о людях очень суеверных, а небольшие декоративные работы, которые я тут собирался устроить, как раз попадали к категорию «жуткие россказни и толки». Хорошо хоть, что эта вещица ничего не преображает для тех, кто в момент срабатывания оказался внутри, иначе резкий крик кого-нибудь из дамочек мог нас сразу же выдать, а старый слуга и вовсе мог отправиться к своим праотцам из-за столь внезапно сменившейся атмосферы. Вот действительно жаль, что я не вижу своей работы, надеюсь, этот артефакт сделал меня достаточно похожим на призрака, зомби ну или ещё какого-нибудь мертвяка, отлично вписывающегося в здешний, так сказать, пейзаж, а то было бы обидно. Что же, осталось только мне, как главному постановщику, раздать текст славным актёрам и объяснить ту важную роль, которую они будут играть в этой пьесе. Кстати, было бы не плохо придумать этому чудесному представлению какое-нибудь название, которое войдёт потом в историю мирового искусства драмы. Жаль вот только сейчас в голову не приходило ничего дельного. Видимо, я и так уже слишком перетрудился, придумав такой весьма оригинальный и остроумный выход из сложившейся очень непростой ситуации. Ничего, это не такое уж и большое упущение. Ведь я знаю слишком уж много людей, вкладывающих в название больше, чем в само произведение, и очень мало тех, у кого именно содержание стоит дороже красочной и кажущейся глубокой обложки. Но я снова ушёл как-то далеко от темы, а времени в обрез, в обрез! Надо действовать, а не разглагольствовать, этим можно заняться уже как-нибудь потом! Ведомый этими соображениями, я быстрыми шагами направился к проявляющим всё большую активность пленникам. Именно им, как ни странно, я решил доверить роли первого плана.

— Ну что, как вы тут поживаете? Удобно? Нравится приём, которого вас удостоили? — я улыбнулся.

И мне снова стало интересно, как это выглядело со стороны. Бартас, а в зеркале я таким же останусь или мне покажут всё-таки изменённый облик? Хотя ведь тогда в любом случае почти ничего не удастся увидеть, особенно, если я принял облик призрака. Я досадливо закусил губу. Хотя с другой стороны это давало огромный простор для моей фантазии.

— Провались в Бездну, ублюдок, — сказал один из них. Каких-то подробностей для отличия его от другого бандита я дать не могу, ибо они были мне оба одинаково отвратительны. После недолгих раздумий он решил ещё и дополнить свою фразу смачным плевком, который должен был попасть мне на новую обувь, но я успел убрать ногу в сторону.

— Хм, хорошо, намекаешь, что хочешь сразу перейти к делу. Похвально, ты, видимо, проникся нашим духом, потому что времени у нас действительно очень и очень мало.

— Я не собираюсь ничего для вас делать. Вас порубят, как только войдут сюда, у вас нет ни единого шанса, — прорычал второй бандюга, глядя на меня ну точь-в-точь так же ненавидяще, как и его «брат по оружию».

— О, что вы, что вы, дорогой гость? — наигранно удивился я. — Как можно заставлять вас делать что-то против воли? Ни в коем разе! Это же нарушение всех человеческих прав, как и то, что мы посмели держать вас здесь. Вы с лёгкостью можете выйти отсюда, когда вам это будет угодно. Жаль только, что главный выход отсюда по нелепой случайности оказался перекрыт, а осталось только окно, — я с ещё более фальшивой досадой и глупой улыбкой пожал плечами.

Разбойники гневно засопели в унисон. Казалось, вот-вот они готовы были кинуться на меня, упустив из виду тот факт, что я, в отличие от них, был вооружён, да и на моей стороне был ещё старик с арбалетом, который он, несмотря на свой возраст, держал весьма уверенно, и я каким-то шестым чувством понимал, что у него не дрогнет рука нажать спусковой крючок. Это меня успокаивало, ибо фехтовальщик из меня, как уже верно подметил мой друг Рилиан, был не ахти какой, а эти парни были уж слишком здоровыми. Настолько, что на какое-то мгновение перед моими глазами появилась весьма чёткая картина: вот я замахиваюсь на вскочившего бандита, клинок стремиться навстречу с телом, готовый рассечь плоть и напиться крови, но как только соприкасается с этим гигантом, то рассыпается на тысячи мелких металлических осколков, которые тут же разлетаются в разные стороны, а разбойник гнусно ухмыляется в свою нечёсаную грязную чёрную бороду. Я тряхнул головой, отгоняя этот поистине жуткий мираж, не дав ему продолжить развиваться в своей голове. Тем более стоит отдать должное Рилиану, которому удалось так быстро совладать с этими здоровяками, кои с лёгкость бы скомкали любого прославленного рыцаря, пойдя он на них с надеждой на свою силу и только. Говорить, тем не менее, бандиты пока не собирались, и поэтому я решил продолжить уведомлять их о том, что предстоит им сегодня сделать:

— Но если вы решите пренебречь моим предложением, то для вас у меня всегда есть второй вариант, дорогие гости, который позволит вам вернуться к своим товарищам и снова попытаться сделать то, что вам не удалось ранее.

— Катись в Бездну, — прорычал второй.

— С радостью, но только лишь после того, как удостоверюсь в том, что всё прошло именно так, как надо, без сбоев, гладко, — осклабился я, — к тому же, у вас в любом случае просто нет иного выхода, потому что иначе придётся вас оставить тут связанными навсегда, в шкафу, например, по которому так вдохновенно вскоре заколотят ваши товарищи. Вроде бы и не мы вас пришибли, а время, но с другой стороны вы уже и никому мешать не будете, бед не натворите, справедливость восторжествует, так сказать.

— Кишка тонка, — скривился в странной гримасе первый.

— Ошибаешься, ты даже не представляешь, как глубоко и сильно, поэтому всё-таки предлагаю вам либо согласиться, либо, пожалуйста, путь через окно всегда открыт для вас, — я сделал небрежный жест рукой в вышеуказанном направлении.

— Бартас тебя дери, ублюдок. Давай, выкладывай, что у тебя там, а то чудится мне, что не просто так ты, подонок, так легко нас отпустишь, — первый подтвердил свои слова ещё одним плевком в мою сторону.

— Хм, а вы смотрите в самую суть, сэр, остаётся только удивляться, как столь учёная личность ступила на столь грубый путь, лишённый абсолютно всякой романтики, да и ещё в придачу и стало частью такого жестокого и тупого общества.

— Заткнись, а то, клянусь, я не погляжу на то, что у тебя в руке моя железяка, и выпущу тебе кишки, — его голос снова перерос в утробный рык, который с обликом вязался как нельзя лучше.

— Хорошо-хорошо, прошу прощения за свою невежливость и непростительные в нашей ситуации отступления, на которые я трачу драгоценные песчинки времени, — я шутливо поклонился, вместе с этим одновременно делая шаг назад.

Всё-таки очень не хотелось, чтобы этот громила привёл в исполнение вынесенный мне без суда и следствия приговор. Я как-никак был сторонником честных процессов. Причём как можно более продолжительных, если дело касалось меня, и как можно менее протяжённых, когда шла речь о каких-нибудь отпетых мошенниках, убийцах и прочем сброде, в чьих преступлениях не стоило сомневаться ни на секунду.

— Так вот, вернёмся к нашей сделке. Суть её проста, как азбука хотя о таком предмете вы вообще вряд ли когда-нибудь слышали, поэтому признаю, что это не слишком удачное сравнение в данной ситуации, однако я снова отвлекаюсь. Всё, что вам нужно сделать, это, как я уже сказал, вернуться к свои товарищам. Но подойти к ним образом особым, ради моего развлечения, не более. Медленно, лучше даже, чтобы вы прихрамывали. Это будет просто идеально. Тогда, может быть, я даже потом найду вас и отблагодарю звонким золотом, за которое вы уже убили далеко не одного человека, хотя, не буду врать, шанс нашей повторной встречи весьма и весьма иллюзорен по ряду определённых причин, которые я не собираюсь сейчас вам перечислять, потому как ваши друзья уже стучатся к нам в гости. Помните о своих ролях и золоте, которое может вам перепасть, да и о своих жизнях. О каменный двор вы точно разобьётесь насмерть, так что…а, впрочем, это уже неважно, — я резко развернулся на каблуках, — как только они зайдут, вы уже должны быть на ногах и ковылять к ним. Старик, встань от них подальше, а то ещё затопчут ненароком.

— Рилиан! Господин барон и вся его славная семья! Всем быстро за стол и замереть! Некогда объяснять! — я кричал, чтобы мои слова возымели как можно больший эффект.

К счастью из-за грохота, который учинили ломящиеся сюда бандиты, они меня не могли услышать, а, значит, ничего и не заподозрили. И так же весьма кстати оказалось то, что мои «актёры» в этой ситуации оказались сообразительными и быстро реагировали на команды, отданные постановщиком, и поэтому столь неожиданный обращённый к ним возглас не сбил их с толку. Баронесса и Лина тут же вернулись на свои места и замерли в позах, будто как раз собирались приняться за еду. То же самое сделали и Танруд со своим сыном, которые уже несколько минут назад закончили возведение нашего нехитрого сооружения. Как оказалось, весьма вовремя, иначе эти разбойники могли всё увидеть и тогда бы уже вряд ли удалось привести в исполнение наш, вернее, мой план, после свершения которого, бандюги должны были тут же убраться восвояси. Хотя это сработает лишь в том случае, если лихие люди действительно так суеверны, как о них говорят в народе. Что же, сейчас мне достанется случай проверить все толки путём экспериментальным, отбросив в сторону те, что окажутся не больше чем обыкновенными сплетнями бабушек у колодца, и, оставив для себя те, что окажутся правдой. Хотя никто не исключал тот факт, что эта банда может оказаться какой-то уникальной и исключительной, тогда в следующий раз при встрече с обыкновенными разбойниками, мои выводы и методы дадут сбой. Как говориться, век живи, век учись. В этом случае работало как раз-таки конкретное правило, однако я всё же надеялся, что эти парни окажутся просто ещё одной стаей хищников, вышедших на охоту в преддверии грядущего хаоса, который вот-вот грозил воцариться на землях, принадлежащих пока ещё Ланду, если так называемые храмовники и приверженцы нового порядка всё-таки встретятся лицом к лицу в бою, что станет самым настоящим знамением о начале войны. Да и, на самом деле, в королевстве уже давно не было даже хоть какого-то подобия порядка, начиная с того самого момента, как казнили принца-бастарда. Хотя эти безумцы под предводительством юнца кричат о том, что Адриан смог каким-то немыслимым образом выжить, и что даже глава стражи Дашуара видел его своими собственными глазами, и самолично отправил его пока переждать в Сарт. Странное совпадение с тем, что я уже давно ощущал. Да и вообще с того момента, как я начал носить этот дешёвый обруч, я начал замечать за собой много самых различных странностей, которых до того никогда не было. Однако мне уже пора встречать наших гостей.

Как и ожидалось, наши пленники-медведи забыли о договоре тут же, стоило лишь их товарищам сломать выстроенную непосильным трудом баррикаду, они кинулись к ним навстречу. То, что отразилось на лице остальных бандитов, было достойно тысяч и тысяч картин. Но именно то, что медведи так резво кинулись к хозяину, спасло их от неминуемой гибели, потому что разбойники были действительно ошеломлены, ведь не будем забывать о том, что сейчас эти двое громил выглядели ни чем не лучше свежевытащенных из могил трупов, а возгласы, ими издаваемые, напоминали для банды больше какой-то странный заунывный вой, от которого кровь стыла в жилах, и хотелось поскорее убежать отсюда. И это как нельзя кстати играло нам на руку, иначе эти многословные здоровяки могли бы с лёгкостью выдать всю суть нашей маленькой аферы. Как только громилы приблизились к своим братьям по оружию, те тут же повытаскивали мечи и кинулись на них, но с искусством Рилиану они сравниться не смогли и поэтому завязалась продолжительная драка, в которой было сломано, как минимум, пять различных конечностей и выбито, по меньшей мере, два десятка зубов, это ещё не считая тех, что уже шатались, в любой момент готовые покинуть насиженные места. Вскоре здоровяки оказались в центре, а их плотно окружили, таким образом повернувшись спинами ко мне, ибо, скорее всего, просто-напросто не заметили моей одиноко стоящей у стены фигуры, что ещё больше радовало меня. Этой оказией я поспешил воспользоваться, чтобы усилить эффект иллюзии того, что на этот зал будто бы наложено страшное проклятие, которое якобы превратило уже двух из напавших в страшных уродливых мертвецов. К сожалению, в этот раз вряд ли удастся обойтись без кровопролития, но я буду считать это не более чем обыкновенной жертвы ради великого искусства драматургии. Как раз моё умение фехтовальщика подойдёт для неуклюжего трупа или призрака, которому и вовсе непривычно держать в руках земное оружие. Я издал глухой стон, который одновременно мог быть и нечленораздельным бормотанием зомби, и тихим плачем призрака, который уже устал скитаться в этом измерении, ведь ему уже давно пора бы вернуться туда, где ему положено быть. Несколько раз взмахнул мечом, чтобы привыкнуть к нему и в случае чего хоть как-то себя защитить, однако это не потребовалось, потому как эти парни действительно оказались очень и очень суеверными. Я лично никогда не понимал досужих слухов и страха перед ними. Знал, конечно, что и призраки и разные прочие мертвяки существуют при чём в довольно впечатляющих количествах, но уж слишком много разного связанного с ними бреда придумали для себя люди, загнав тем самым в клетку собственного страха настолько, что некоторые даже боятся сходить на кладбище, чтобы почтить память своих родственников, опасаясь как бы то, что они не воткнули своему прадедушке по маминой линии железный кол в сердце, не обернулось тем, что он вылезет из могилы в образе стригоя и выпьет их кровь. Или проверка на наличие упыря в могиле посредством проведения через неё лошади. Это же просто невероятно глупо, потому как над кладбищами всегда витает запах смерти, который инстинктивно вызывает у животных страх и отвращение, а конкретные захоронения являются своеобразным магнитом для этой энергии, концентрируя её близ себя, из чего следует, что при проходе через любую могилу лошадь заупрямится и не захочет идти. Поэтому получается, что лежит ли в могиле стригой или нет, определяется отнюдь не на самом деле, а просто смелостью и покладистостью лошади, с помощью которой это пытаются выяснить, что, согласитесь, не может быть надёжным способом по вышеперечисленным причинам. Так же хочется упомянуть о кругах, то ли начерченных мелом, то ли высыпанных солью. Когда мне выдалось не слишком приятное свидание с кем-то из неживого семейства, я посчитал своим долгом проверить этот народный способ, если верить молве, помогающий в ста процентах случаев абсолютно от любой нечистой силы. Мягко говоря, он совсем не сработал. Если же говорить грубо, то мне придётся выразиться некультурно и помянуть при этом всю родню того, кто начал распускать этот безосновательный и по-настоящему бредовый слух, поэтому лучше воздержимся и остановим вот-вот готовый вырваться наружу поток моего невероятно богатого словарного запаса, в котором весьма удачно сочетаются нецензурные выражение многих народов. Вернёмся лучше к делам более насущным, а именно к тем, кто не обладал моим рациональным мышлением и был полностью ослеплён домыслами и досужими сплетнями. Тот, кто стоял ближе всех ко мне, резко обернулся. Это оказался весьма щупленький тип с крысиным лицом, который ну совсем не смотрелся рядом с остальными весьма впечатляющими своим телосложением парнями, которые всё ещё пытались достать двух здоровяков своими мечами, но у них это получалось не очень, потому что кому-то из них удалось достать нож, а второму и вовсе меч, обезоружив сильным ударом по руке своего товарища. Я же в свою очередь выдавил самую жуткую улыбку из тех, на какие был способен. Этого хватило, чтобы крысо-человек сначала побледнел, потом посинел, а после и вовсе, закатив глаза, свалился в совсем не театральный обморок, грузно бухнувшись на пол, что совсем не вязалось с его фигурой. Этот звук просто не мог не привлечь внимание остальных. Несколько человек обернулись, за что тут же получили сокрушительные удары кулаков двух громил. Тех же, кого справедливая кара за свои злые деяния не настигла, увидев меня, приобретшего вид неведомо кого, да ещё и хрипящего да размахивающего во все стороны бандитским мечом, который, кстати сказать, больше напоминал то ли широкую саблю, то ли и вовсе тесак, тут же растеряли желание дальше продолжать бой. Заметив моё странное поведение и стараясь ему подражать, со стула поднялся и барон с Рилианом, которые тоже медленно, хромая, поплелись в сторону бандитов, обнажив свои мечи. Этого стало достаточно для того, чтобы те, кто ещё оставался и сохранял самообладание, растеряли его жалкие остатки, побросали своё оружие и кинулись наутёк, крича что-то про жуткое проклятие, про ходячих мертвецов, вплетая в это всё какие-то странные молитвы, анафемы и экзорцизмы, призванные, видимо, отгородить их от зла, скрывающегося в этом зале. Что же, я не был удивлён, потому что именно на это и рассчитывал, именно это и должно было стать финалом моего представления, столь удачно разыгранного благодаря несуществующим декорациям. Это был несомненный успех. Аншлаг! Полный зал! Толпа ликует и аплодирует, что есть мочи! Но кто мог знать, что слишком уж порывистый актёр решит, что этого недостаточно? Что подумает превратить эту пьесу из лёгкой комедии в трагедию? Наверное, он слишком уж хорошо знал людей и их вкусы. Понимал, что без крови у этого произведения нет шансов быть когда-нибудь поставленным на большой сцене, а судьба его по-прежнему оставаться шедевром лишь для маленьких и грязных театральных подмостков. О чём, вернее, о ком я? О том человеке, который не убежал, увидев меня, громил и приближающуюся мужскую часть баронского семейства. Который двумя резкими ударами отбил почти одновременные выпады обоих бандитов в «маскировке» и тут же прикончил их одним широким взмахом меча, который оставил за собой в воздухе и на полу кровавый след. Он наверняка пришёлся ровно по шеям обоих головорезов. Точный, действительно просто невероятно точный и замечательный удар, который мог выйти только у человека, понимающего, что пути к отступлению у него нет. Видимо, он был ещё суевернее, чем всего товарищи, думая, что потревоженная по незнанию злая сила не оставит его в покое, даже если он просто убежит отсюда в страхе. Но эта слепая вера в домыслы сочеталась в нём, видимо, с недюжинной храбростью, раз он решил кинуться в бой, а не просто сложить оружие на землю и ждать своей смерти.

Дальше всё произошло невероятно быстро, как мне показалось. После я не мог вспомнить это в подробностях никогда, но момент этот часто приходил ко мне в кошмарах. Всегда я после него просыпался в холодном поту и потом уже не мог заснуть, как ни старался. Высокий бандит одним скачком преодолел расстояние, разделявшее нас, так быстро, что я едва смог отреагировать на это движение, но каким-то чудом мне удалось отбить его удар. Жёстко, от чего у меня тут же заныла кисть. Но и мой противник покачнулся от этого, остался открытым. Во мне сработал обыкновенный рефлекс, заговорил инстинкт самосохранения, ибо я тогда всё-таки понимал, что если не я сейчас нанесу удар, то не увижу уже заката, который обещал сегодня быть невероятно прекрасным, не смогу уже насладиться вином и горячей пищей, не смогу вновь повидаться со своим другом эльфом, которого не видел уже так давно, потому что этот человек без промедления и жалости прикончит меня. Сам не помню, как я поднял меч, как в быстром взмахе запела сталь, как клинок прошил его плоть, сердце и вышел из спины. Помню только пелену перед своими глазами и жуткое ощущение тёплой крови на своих руках, ещё сильно сжимавших рукоять меча, помню предсмертный хрип бандита и то, как мы вместе с ним осели на пол. Как я всё же выпустил из рук меч, как уже бездыханное тело повалилось на пол, как растекалось постепенно под ним красное пятно, пропитывая мою одежду. Как Рилиан и барон трясли меня, пытаясь вывести из шока, я уже не помнил, хотя оба они мне потом говорили об этом не раз.

В голове сейчас разразилась буря, устроенная лишь одной мыслью: «Я убил. Убил. Вот и стал я теперь таким же глупцом, как и все остальные. Убил, убил. Не может быть». Знаете, я слушал многих, кто рассказывал о своих чувствах после первого совершенного убийства. Торжество, ярость, застилающая глаза, пафос, пустота, грусть, отрешенность — все эти возвышенные чувства составляли дивный букет для новоявленного убийцы, но, как ни странно, я не ощущал ничего из этого. Наверное, это случилось по тому, что на самом деле нет ничего пафосного и великого в том, что бы стоять на коленях в луже крови человека, которого ты только что убил. Ты не чувствуешь ничего, кроме того, что ты будто бы весь покрыт грязью с ног до головы и хочется срочно её с себя смыть.

Дальше воспоминания обрываются совсем, но не верю, что бы я потерял сознание. Думаю, что просто не хочу это вспоминать.

* * *

Не было ни торжественного приветствия, ни фанфар, не герольдов, выкрикивающих имена тех, кто явился сегодня в Каменный Цветок, чтобы лично встретиться с королём. Не было и торжественного пиршества в огромном зале, где стол ломился бы от выставленных на него яств. Не было музыкантов, играющих весёлую живую музыку для того, чтобы взбодрить гостей. Не было и высокопоставленных людей, которые постоянно спрашивают о природе да погоде, о самочувствии и о еде, об искусстве и науке, в которых ровным счётом ничего не смыслят. Ничего этого не было, зато Адриан хорошо запомнил тёмные коридоры, едва освещённые сильно чадящими факелами, которые вокруг себя щедрыми жменями разбрасывали тени, в живом воображении принца превращающиеся в никогда не существовавших животных. Запомнил он также и неразговорчивого типа, ведшего его по этим переходам. У него на поясе висел меч, который периодически позвякивал ножнами. Помнил он и маленькую комнатушку, в которую вела неприметная дверь, едва различимая из-за недостатка света, в которую его пропустил провожатый, после этого закрыв за ним дверь. Помнил то, как сглотнул идущий рядом с ним молодой бард. Он ведь ожидал совсем не этого и, наверное, успел уже тысячу раз пожалеть о том, что по собственной воле навязался в спутники к бастарду. Звук двери, которую закрывали на ключ и с трудом сдерживаемое желание потянуться к рукояти меча, который он никак не пожелал оставить на постоялом дворе, хоть Лерджи и уверял его в том, что оружие останется в полной сохранности и что если понадобится, то он выставит у их с Фельтом комнаты караульных. Но нет, Адриан был непреклонен. Хорошо запомнил он и того человека, который стоял у небольшого окна, выходящего на улицы города, где уже вовсю развернулись празднования. Шли разодетые толпы. Лилась музыка. Распродавали разные безделушки ремесленники-люди и кузнецы-гномы. Все радовались той беззаботности, которая всегда настигала их во время Праздника Музыки. Сейчас никто из них не думал о том, что в Ланде вот-вот реками польётся кровь, что может развернуться война, которая грозит поглотить весь мир, если туда ввяжется амбициозный Мортремор, если начнёт предъявлять свои права на территории Ланда Великое Княжество Шан. Уже никто сейчас не помнил о том, что ещё неделю назад все смертельно боялись нечисти, которая готова была полезть из всех щелей и углов, чтобы убивать всё живое на своём пути. Нет, сейчас все были полностью поглощены праздником. Все напрочь забыли о своих проблемах, но ведь именно на это и был рассчитано это торжество изначально, разве не так? Если, конечно, исключить поднятие экономики, прибыль, политику и так далее, то именно так и было. А человек, придумавший эту систему, стоял сейчас и смотрел на этих людей, но не улыбался. Не улыбался, потому что знал, какой ценой было достигнуто то, что сейчас людям не надо опасаться никаких сверхъестественных тварей. А цена эта была действительна велика, ведь королевство Сарт потеряло одного из лучших своих людей. Пусть никто об этом никогда и не узнает, но вклад Дезарда в то, что эту страну ещё ни разу не встряхивали недовольства, был просто необычайно огромен. Хотя именно благодаря этому вкладу вокруг него и ходило столько портящих репутацию слухов. Жаль, что король не имеет шанса отмыть её даже после смерти своего верного слуги. От этой мысли у него больно стискивало сердце, хотелось скрипеть зубами, схватить меч и тут же проткнуть манекен, стоявший в этой комнате, видимо, как раз для таких случаев. Но сейчас король отвлёкся от кавардака в своей голове, «разбуженный» звуком захлопнувшейся двери. Он повернулся лицом к пришедшим, от чего свет, падающий из-за спины монарха, сделал невозможным разглядеть его лицо, однако на минуту Адриану показалось, что в темноте блеснули кошачьи зелёные глаза, но это продлилось лишь мгновение. Единственной деталью внешности, которую удалось разглядеть принцу, были медовые волосы, которые король хоть и не любил отращивать, сейчас же, тем не менее, почти достигали ему плеч. Пару минут они просто смотрели друг на друга, после Адриан и Фельт почти одновременно склонились в глубоком поклоне.

— Мы приветствуем вас, Ваше Величество.

— Не стоит кланяться, во-первых, это не официальный приём, как было задумано сначала, а, во-вторых, это не моей заслугой люди без опаски ходят сейчас по улицам и празднуют, — у него был глубокий, успокаивающий голос очень усталого человека, причём действительно уставшего по-настоящему, не больше и не меньше, — думаю, вы знаете, о чём мы будем говорить. Оба. Раз сюда пришёл и господин бард, то не думаю, что будет разумно потом ещё раз вызывать его к себе. К тому же, вы же не собираетесь ничего скрывать или врать? Хотя, зачем я спрашиваю?

— Верно, Ваше Величество, — Адриан кивнул, Фельт же немного опешил от того, что сейчас с ними говорит сам обожаемый им король Сарта, ведь юноша не был так привычен к светскому обществу богатых и известных людей, как бастард.

— Тогда перейдём сразу к делу, потому что я всё же надеюсь, что вы ещё успеете оценить все прелести Праздника Музыки, — он сказал это, как заботливый отец, столько тёплых ноток было в этом голосе, принц был почти уверен в том, что сейчас король улыбнулся, хотя и не мог увидеть этого, — что там произошло? Подробно. Я должен знать, с чем, может быть, придётся иметь дело тем, кто решил, что его дорога идёт в Зал Мечей или в леса Гильдии Вольных Стрелков, — теперь в голосе славного монарха, возраст которого точно определить вряд ли было возможно даже при ярком свете, прорезалась властность и каменная сила, присущая многим самым достойным представителям правящих семейств прошлого.

— Это будет правильнее всего. Начать с того, как мы туда прибыли или о том, как в нас закрались сомнения по поводу природы того, что выбрало своим обиталищем баронский замок?

— С самого начала, — король слегка кивнул.

— Фельт, — бастард слегка подтолкнул нерешительного юношу, тот вышел вперёд, прокашлялся.

— Как скажете, ваше величество, — голос у барда не дрожал, всё-таки он уже был знатоком своего дела, несмотря на возраст, — думаю, мне стоит опустить некоторые подробности, чтобы не вовлекать в эту ситуацию некоторых…кхм, — Фельт неловко кашлянул, принцу даже показалось, что юноша покраснел, в этой темноте действительно многое кажется, и ни о чём нельзя говорить с уверенностью, — если, Вы, конечно, позволите мне такую вольность, Ваше Величество.

— Конечно, меня не очень интересует судьба, как вы выразились, нежелательных личностей в этом повествовании, — король точно улыбнулся, потому что в его голосе явно послышалась весёлость.

— Рад, — юноша тут же оживился, судя по всему, он был готов вот-вот разразиться потоком красочных слов, но вовремя вспомнил, что сейчас лучше быть как можно более кратким, а не показывать своё красноречие, для этого, был уверен Фельт, всегда найдётся своё время, но оно явно было не сейчас, — я постараюсь уложиться как можно быстрее. За пару фраз. Так вот. Случилось так, что мне довелось дважды побывать в замке, где позже поселилась нечисть. Впервые я туда попал по…некоторым обстоятельствам и очень хорошо запомнил одну деталь, которая в последствии, как оказалось, стала ключевой, хотя в тот момент я уж никак не мог подумать об этом, честное слово. Это были статуи крылатых монстров, которых многие знают под именем горгулий. Во время же следующего посещения мною памятника местной архитектуры я их уже не обнаружил. А имея, так сказать, в кармане сведения и просто слухи о том, что в этом районе где-то поселилась какая-то злая сила, а так же знания о вампирах и некоторых их способностях, я сделал логический вывод, что именно один из таких кровопийц и поселился в замке, который раньше служил обиталищем барона. Об этом своём наблюдении я, когда представилась оказия познакомиться с тем, кто сейчас имеет честь, как и я, общаться с Вашим Величеством, рассказал уже упомянутой личности, потому что какое-то неведомое мне шестое чувство подсказало, что это может ему пригодиться. Как показало время, я был полностью прав, а о дальнейшем ходе событий мне известно крайне мало, так как наш друг проснулся совсем недавно и ещё не успел мне ничего рассказать. Ваше Величество будет первым, кто услышит эту историю и для меня так же является великой честью войти в почётный узкий круг тех, кто её знает, — судя по неясному движению и шелесту одежды, Фельт поклонился, но это снова была лишь догадка, с таким же успехом он мог и снять свою странную шляпу.

В комнате настала полная темнота, потому как небольшой огонёк в масляной лампе, стоявшей на столе, заваленном какими-то книгами и пустыми чернильницами, уже совсем выдохся и погас. Но это, казалось, совсем не смутило короля, который уже давным-давно задёрнул шторы на небольшом окошке, в которое смотрел до прихода своих гостей. Зато вот у Адриана это вызвало весьма неприятные воспоминания. На мгновение даже показалось, что снова заболела раненая нога и где-то слева блеснули жуткие вампирские глаза и клыки, что вдалеке раздался приглушённый вопль «крикуна». Да, кажется, эта авантюра ещё долго будет приходить к нему в воспоминаниях, снах и ассоциациях. Ведь такое не забывается никогда, оставляя на сознании вечный шрам.

— Хорошо, что поменялось после того, как вы узнали о том, что вас может там поджидать вампир? Причём не простой, а тот, который способен оживить множество каменных изваяний.

— Я не могу вам сказать об этом, Ваше Величество. Не по той причине, что это секрет или ещё что-то. Нет. Просто я не знаю, какой план у них был до этого, потому что познакомился с ними всего-то за полдня до того, как они отправились в путь. Но по счастливой случайности именно от меня они узнали эту догадку.

— Как же так случилось, что вы стали одним из тех, кто отправился в замок? Раньше я не замечал, что бы кто-то из тех троих так легко принимал в свою группу новичков.

— Я принял вызов на кулачный бой и едва не победил Лиарда. К тому же, думаю, свою роль сыграла моя внешность, Ваше Величество.

— О, да, я понимаю и прошу простить за такую бестактность.

— Не стоит, Ваше Величество, я уже привык, — он сказал это не слишком сухо, но и не слишком мягко, ровно так, как это было нужно, равнодушно, но без перебора, однако, в любом случае, это было неестественно, неестественно, но как-то уж очень гармонично сочеталось с образом принца. — С вашего позволения, я начну рассказывать. Мы выехали рано утром…

Когда Адриан закончил рассказ, король уже стоял к нему спиной, скрестив руки на груди. Принц ждал, пока властитель Сарта хоть как-то отреагирует на это повествование с весьма печальным концом, но монарх пока молчал. Молчал и не двигался, будто бы был тут вовсе и не он, а манекен, на который просто напялили парик, маску и королевскую одежду. Вот только от бездушной куклы венценосного мужчину отличало то, что он ещё дышал. Дышал тяжело, но спокойно, грудь его вздымалась крайне размеренно. Молчание затянулось и уже начинало звенеть в тёмной тишине маленькой комнаты-приёмной, как вдруг король пошевелился, обернулся от зашторенного окна к своим гостям. Долго смотрел на них, его внимательные зелёные глаза бегали по их фигурам в темноте, пытаясь выловить самые мелкие детали в их наряде, лицах, взглядах, несмотря на плохую видимость, будто бы и вовсе её не замечая. Прежде чем Адриан и Фельт начали строить на счёт этого самые фантастические и невероятные предположения, король заговорил:

— Это не слишком хорошие новости, которые могут стать предзнаменованием конца.

— О чём Вы, Ваше Величество? — удивлённо воскликнул Фельт, которому молчание уже надоело жутко, потому он и поспешил воспользоваться первым же подвернувшимся случаем, чтобы хоть как-то подать голос и для себя разорвать тяжёлый давящий занавес тишины.

— О том, что то природное зло, обитавшее здесь задолго до прихода людей, вот-вот готово снова предъявить свои права на эти земли. Всё чаще до меня доходят сведения о горных великанах, спускающихся вниз, обваливающих шахты и целые районы гномьих подземных городов, об элементалях, которые всё дальше отдаляются от «гладких камней», причиняя всем вокруг множество всевозможных неудобств, о чрезмерной активности порталов, о нежити, которая выходит далеко за пределы кладбищ и некрополей. С севера не раз уже приходили вести о том, что морозы крепчают всё сильнее, что всё чаще происходят очень странные события, что в небе даже несколько раз видели дракона. В последнее я не верю, ведь эти огромные рептилии вымерил уже много лет назад, но я многое знаю о Ледяной Пустыне. Там нет никаких явных опасностей: ни хищников, ни каких-то враждебных государств, ни варваров. Она страшна именно тем, что в ней таится какой-то неведомый нам ужас, угроза, которую изо дня в день я ощущал, когда гостил в Дашуаре по государственным делам. Но до этого от неё нас защищал Ланд. Страна, уже свыкшаяся с соседством этих мертвых и замёрзших краёв, которые многие называют местом, где встречается наш мир и Бездна. Страна, научившаяся уже защищать и себя, и соседей от ледяного дыхания заснеженных просторов, закованных в морозной клетке. Но теперь тюремщики из Дашуара перестали следить за своим заключённым, слишком увлёкшись раздорами внутри страны, обратив свой взгляд от пустынного севера к югу. И узник воспользуется этим. Он уже начинает потихоньку тянуть свои руки через каменные решётки гор, он уже нащупывает земли Сарта, а эти жадные пальцы загребут всё, что посчитают нужным, всё то, что посчитают своим по первобытному праву сильного, потому как у Ледяной Пустыни нет чувства меры, ведь она бездушна совершенно. Даже странно, что сейчас я говорю о территории на карте, как о чём-то одушевлённом, но это лишь подтверждает её уникальность, странность и могущественность. Я слышал, как однажды она уже предъявила свои права на земли близ Дашуара. Помню последствия этих притязаний, помню холодок, пробежавший у меня по спине, когда я читал то письмо, помню странное ощущение взгляда в спину и липкого вязкого страха перед неизвестным. Я не хочу, чтобы трагедия баронской резиденции повторилась уже на моих землях. Не хочу оказаться один на один с хищником, чей оскал предоставляет на всеобщее обозрение белоснежно-совершенные зубы. Но для того, чтобы избежать этого, мне каким-то чудом надо содействовать подавлению конфликта в Ланде мирным путём. Так, чтобы это не выглядело интервенцией. Так, чтобы Сарт смог остаться за кулисами, чтобы никто не знал о том, что я приложил к этому руку. Я уже был готов, знал, как провернуть эту хитрую аферу, выбрал нужного человека и сторону, которую принял бы в данной ситуации, в руках у меня были все средства, но в один миг я потерял всё! Потому что один тщеславный болван отказался сидеть сложа руки, когда его брат и друг идут сражаться с опасной нечистью, и как зелёный юноша кинулся в разрушенный замок, чтобы свершать подвиги! — король зло распахнул шторы. Свет, хоть он был и весьма тусклый — за окном вечерело — больно резанул глаза принца и барда, заставив их сощуриться. На мгновение стало различимо раскрасневшееся от искреннего гнева лицо монарха, но после оно снова погрузилось в таинственную темноту.

— Дезард. Должен был отправиться в Ланд именно он, я прав? — зачем-то задал вопрос Адриан, хотя ответ.

— Да, ваша догадка абсолютно верна, — король уже почти успокоился, его резко повысившийся голос снова стал спокойным, снова в нём зазвучала странная заботливость. Бастард помнил, что у его отца голос тоже часто становился таким. Видимо, это было отличительной чертой всех хороших королей. — А если вы так быстро поняли это, хотя, право, было и не очень сложно, но всё равно должны понять, как меня сильно потрясло сообщение о том, что он погиб. Я знал его не только как своего верного подданного, как лучшего из наших «людей из тени», но и как человека, он действительно был моим другом. Я несколько дней не говорил ни с кем. Если честно, то вы первые. Первые, потому что именно вы смогли пролить свет на причину его смерти. Ещё где-то в глубине души я боялся, что он умер бесчестно, так, как не заслужил, потому что был действительно хорошим человеком. Но теперь вы успокоили мою душу хоть немного. Он пожертвовал собой, очень благородно.

— Замечательно, но теперь нам стоит вернуться к насущным делам, — на этот раз слова Адриана звучали куда более сухо, чем то позволял этикет, но, всё ещё следуя некоторым традициям Вольных, не любил, когда кто-то много говорит об умерших, восхвалял их. Мёртвым нужен покой и ничего более. Чем больше плача и страданий, тем сложнее им покинуть мир живых. Люди, сами того не зная, преумножают популяцию призраков и духов, которых боятся и ненавидят всей душой, не давая им уйти восвояси.

— Да, вы, несомненно, правы, — король снова стал серьёзным, кажется, даже нахмурился. Он вновь предстал тем самым сильным, волевым королём, который смог поднять на ноги новое молодое королевство после долгих и тяжёлых лет войны, смог сделать так, чтобы Сарт стал настоящим примером терпимости и культурного процветания, невероятно мудрого короля, которым он, безусловно, и являлся.

— Тогда я, как человек, родившийся в Ланде и переживающий за его судьбу, считаю своим долгом спросить о том, какую сторону Ваше Величество выбрало в конфликте, который там имеет место?

Все напряглись. У принца возникло трудно преодолимое желание снова потянуться к Диарнису, висевшему на поясе. Но король, казалось, не был взволнован, потому что, вроде бы, на его губах плясала лёгкая улыбка человека, который знает больше, чем его собеседники и вот-вот собирается выложить все свои карты из рукава на стол.

— Неужели вы не догадываетесь? — он сложил руки за спиной.

— Нет. Я не знаю вас, Ваше Величество, поэтому и не берусь предполагать.

— Очень правильная, я бы даже сказал, мудрая позиция, чего и следовало ожидать. Тогда тем более понятно, какую сторону я собираюсь избрать.

— Я не совсем понимаю, — желание всё-таки пересилило его сдержанность и показную холодность, в ладонь как влитая легла рукоятка полуторного меча.

Заметивший этот непроизвольный жест, Фельт закусил губу и шумно выдохнул. Его Величество же, то ли действительно не увидело этого, то ли притворилось. И снова факт, который нам никогда не удастся узнать достоверно, остаётся лишь строить догадки и выдвигать гипотезы. Как и в большинстве случаев, в принципе, когда дело касается каких-то исторически важных или же просто древних событий. Всегда есть лишь бесчисленные теории и всегда за истину принимают ту, создатель которой кричит громче всех.

— Я выбираю сторону тех, кого люди называют «храмовниками». На чём основывается это решение? Да на том, что их идеалы мне как-то ближе но, мало того, их крики о том, что жив человек, способный продолжить внезапно исчезнувший королевский род, не такие глупые и безосновательные, как это могло показаться на первый взгляд.

Адриан выдернул меч из ножен и начал оглядываться по сторонам, ожидая, что маленькую комнату должны были наполнить агенты Гильдии Сейрам. Может, даже сам Глава выйдет, чтобы словить того, кто мог так беспардонно вторгнуться и нарушить его столь далеко идущие планы. Но никого не было. Никто не появился, никто не нападал, не размахивал мечами и кинжалами, не наводил на него самострелов, из желобов которых на принца хищно щерились бы калёные наконечники болтов. Здесь по-прежнему находилось лишь три человека: Адриан, уже опустивший меч, Фельт, в глазах которого читался лёгкий испуг, и король, глядящий на своего гостя весьма и весьма удивлённо.

— Что заставило вас так беспокоиться, принц?

— Принц?! — у Фельта буквально отвалилась челюсть, о чём можно было судить по блеснувшим в темноте идеально белым зубам юноши.

— Именно так, — король утвердительно, — сейчас вы, господин бард, действительно находитесь в необычайно высоком обществе, в котором вряд ли кому-нибудь ещё удавалось остаться наедине с представителями, так сказать, элиты.

— Вот уж никак не мог подумать! — воскликнул молодой поэт, переводя удивлённый взгляд со своего спутника на короля и обратно. Эта новость действительно поразила его живое воображение и пламенное сердце. — Даже не верится, хоть это и сказали это мне вы, Ваше Величество!

— Как вы догадались? — пока что прятать меч обратно в ножны Адриан совсем не спешил.

— Очень просто. Невероятно просто. Твой меч, ставший легендарным в Ланде, однако ты не боялся его обнажать и носить везде тут, в Сарте, ибо справедливо думал, что здесь о нём никто и слыхом не слыхивал, и уж тем более не узнает его.

— Если я правильно понял ход ваших мыслей, то оказался в этом не прав, верно?

— Я бы сказал, не совсем прав, потому что забыл о людях более образованных, которые имеют дурную привычку знать больше, чем все остальные. Я сразу узнал этот меч. И решил столь важную деталь предстоящего именно сейчас, несколько минут назад, в этой самой комнате. Думаю, кто-нибудь через много-много лет узнает об этом разговоре и напишет картину в тёмных тонах, на которой будет изображён освещённый со спины светловолосый мужчина в богатой одежде, юноша в новеньком камзоле, взгляд которого блестит удивлением из темноты, но свет, падающий из окна, всё-таки выхватывает часть его лица, и там будет ещё третий человек, но эту личность из эстетических соображений художник не включит в основную композицию, лишь кратко обозначив её силуэт во мраке. Единственным же явным свидетельством того, что здесь точно есть кто-то третий, будет изумительный меч, который, казалось бы, светится, являясь самым ярким предметом на всей картине. Это будет действительно неповторимое полотно, если за него возьмётся талантливый человек. Жаль только, что мы с вами, господа, вряд ли доживём до того момента, когда это чудное творение увидит свет, потому что об этом разговоре, если и узнают, то узнают очень и очень не скоро.

— Зачем вы сказали мне о том, что догадались? Могли ведь просто использовать. Сказать, что я стану заменой для Дезарда, — Диарнис отправился в ножны. Адриан справедливо рассудил, что если бы король хотел его схватить или убить, то уже давно сделал бы это, а не размышлял о ещё ненаписанных картинах.

— Потому что моё королевство держится именно на том, что я не использую никого просто так, без его ведома и согласия, потому что рано или поздно это всплыло бы, народ поднялся, как сейчас в Ланде, а я не смог бы жить спокойно, всё время строя вокруг себя теории заговора.

— Это действительно достойно уважения. И именно то, что вы сразу же, так сказать, вывалили колоду из рукава, заставляет меня верить вам. Вы говорите, что знаете, как помочь сделать так, чтобы в Ланде всё разрешилось мирно? Я клянусь в том, что помогу вам, чего бы это мне не стоило, — Адриан не кланялся, он просто приложил сжатый кулак к груди, как это было принято у Вольных.

Он почему-то верил в то, что бескорыстный замысел этого весьма странного в народном понимании миролюбивого короля, должен удастся, потому что однажды этот правитель уже совершил невозможное, научившись защищать своих людей от тех многочисленных напастей, что поджидали их на землях Сарта. Вот и теперь бастард надеялся, что чудо случится во второй раз, что с его помощью монарх, гордо восседающей на троне Королевства Тысячи Несчастий, сможет остановить надвигающуюся на Ланд войну, пока ещё не полилась кровь.

— Но, несмотря на это, должен признать, что данное предприятие будет весьма непростым, потому что обе стороны, если верить тому, что мне рассказал мой друг, уже вот-вот готовы пустить друг другу кровь.

— Ваш друг действительно прав и доносит информацию верно, без искажения фактов, за что ему выражаю искреннюю благодарность, — король слегка поклонился в сторону Фельта, тот, как было положено по этикету, склонился в глубоком поклоне.

— Тогда как вы собираетесь предотвратить невинные жертвы, да и вообще любые жертвы, Ваше Величество?

— У меня есть сведения о предмете, который имеет связь с историей королевства Ланд. Причём связь весьма тесную, ибо отыгрывает в этой истории весьма немаловажную роль. Я знаю, где он находится, и если мы сумеем им завладеть, то, как бы странно это неправдоподобно ни звучало, сможем предотвратить настоящую войну. Я вижу скептицизм на ваших лицах. Не стоит. Может, с одной стороны, это и кажется наивным, даже немного глупым и недостойным короля, но когда я устраивал Всекоролевскую Ярмарку, мне тоже многие говорили, что на всевозможные приготовления уйдёт куда больше, чем потом составит прибыль и выгода не только денежная. Они были не правы, поэтому прошу дослушать меня до конца, ведь другого варианта всё равно пока я не вижу.

— Хорошо, мы внимательно слушаем вас, — после недолгого молчания ответил Адриан. Он, кажется, начинал понимать, о каком древнем артефакте говорит сейчас король Сарта, но всё ещё нужно было убедиться в том, что его догадка верна.

— Этот предмет находится в Ланде. Если быть более точным, то где-то в болотах Даргоста. Точное его местоположение установить не удалось, зато совсем недавно я узнал, благодаря, конечно же, нашей разведке, о том, что в том же королевстве объявился родственный артефакт, с помощью которого любой маг среднего уровня сможет установить, где находится именно тот, нужный нам предмет. Вы всё ещё не слишком верите в успех. Вспомните, что на стороне новых королей в основном простой люд, который очень легко будет угомонить не совсем обычным происхождением и славным прошлым, да армейцы, которым, по большей части, всё равно за кого биться. Они встанут на сторону тех, у кого будет преимущество, у кого сейчас будет больше прав на престол, да и законности в этом плане больше именно у вас, дорогой принц, нежели у тех, кто сейчас занимает трон. У новых короля и королевы вряд ли уже успели появиться фанатично преданные верноподданные. Аристократия, конечно же, быстро перешла на их сторону, чтобы избежать кровавой, но тихой расправы, которую бы им учинила Гильдия Сейрам, несомненно, приложившая руку к восхождению на трон этих личностей, однако также быстро дворяне снова присягнут вам на верность, если хоть чуть-чуть пригрозить им. Стыдно это признавать, но именно самые высшие слои прогнили больше всего, хотя наоборот должны нести сверху просветление вниз, как эти люстры со свечами в их бальных залах. Да и чётко сформированных идей, лозунгов и направления новые правители ещё не сформировали, поэтому это даёт нам немного времени, но так же и заставляет делать всё как можно быстрее, чтобы не допустить появления тех, кто будет стоять за короля и королеву до самого конца. Вряд ли кто-то одобрит то, что после нашей победы, все возможные и известные темницы наполнятся знатными «постояльцами». Тогда сразу возникнет угроза реванша со стороны обиженных родов, а это ещё хуже, чем народное восстание, ибо у них есть деньги и власть, благодаря которым они смогут купить кого и что угодно.

— Вы так говорите, будто бы полностью уверены в том, что нам удастся всё сделать в лучшем виде, Ваше Величество.

— Потому что именно так и есть. Я верю в успех этого предприятия.

— Мы даже не знаем, где точно находиться нужный нам предмет. Если быть точным, то корона, которая пропала, когда мой дед взошёл на трон, так ведь?

— Всё верно. Она являлась символом власти и могущества королевской династии Ланда. Нужно лишь отыскать её и предъявить народу после столь долгого отсутствия и предшествующего ему неожиданного исчезновения при таинственных обстоятельствах, тогда они точно поверят и в то, что казнённый принц вернулся, чтобы спасти их, и в то, что это провидение или воля их богов. Это уже, как говорится, каждому на свой вкус.

— Мы не успеем ничего сделать. Чтобы перебраться в Ланд, нужно, как минимум пересечь Великий Ильред, а это сейчас будет не просто. Это быстрая и полноводная река, поэтому на самодельном челне этого не сделаешь, а паромы уже перегружены пилигримами, путешественниками и купцами, которые едут в Ланд и Княжество Шан по своим невероятно важным делам. К тому же, даже Ваше Величество никак не может влиять на них подорожными и прочими документами, потому что они не смотрят на них, это вносит ещё больше сумбура в их и без того непростую работу. При всём желании нам ни за что не пересечь границу Ланда как минимум до следующего месяца. Если, конечно, отправиться в путь прямо сейчас.

— Не обязательно форсировать Ильред, чтобы добраться в Ланд. Это действительно будет не самым лучшим вариантом, поэтому его я вычеркнул из списка в самом начале.

— Если мне не изменяет память, то Даргост находиться ближе всех других провинций к Сарту на юге, так?

— Да, однако, эта граница весьма условна, так как очень мало картографов решаются рисковать своими жизнями ради того, чтобы нанести на карту эти малозначимые заболоченные территории на юге Ланда. Да и сами даргостцы, по правде говоря, не очень-то любят чужаков. Не выгоняют их, но всё равно будут весьма понятно намекать на то, что они тут совсем нежеланные гости.

— Ущелье, где стоят Охранные Башни Сарта! — догадался молодой бард.

— Верно, — король снова утвердительно кивнул, — в Даргост можно попасть прямиком, пройдя через Ущелье Двух Башен, после чего пересечь границу с Султанатом, проделать день пути, огибая ущелья, и тогда сразу же вы окажетесь на самых южных болотах. Они имеют тенденцию высыхать и при ветреной погоде, когда разносится торфяной слой почв, полыхать пламенем, но в этом плане нам как раз-таки время играет на руку — ещё не наступила летняя жара, которая высушит верхний слой и доставит нам и Султанату массу проблем в этом году. В ущелье вас не задержат, дадут сменных коней. Если пожелаете, то выделят комнаты. Но всё же я рекомендую проехать этот участок пути как можно быстрее, потому что минотавры будто бы устроили нам затишье перед бурей, уж слишком долго не поступает никаких вестей об их нападениях. Наши маги, по мере своих возможностей, будут отводить от вас непогоду, которая может замедлить в пути. В Султанате вы можете запросто представиться срочными гостями, но вряд ли вы встретите там хоть кого-нибудь, потому что Султан как раз решает вопрос о том, что бы отдать этот участок земли нам. Так сказать, окончательно отделаться от проблемы минотавров, свалив полностью её на нас, зная, что мы изобрели весьма действенную систему обороны против них. Да и не живёт там никто уже много лет. Если же ещё Султанат решит нам доплатить за то, что мы будем охранять их от этих монстров, то это снова станет весьма неплохой выгодой, да и наладит пока не слишком тёплые отношения между нашими государствами.

— Смею напомнить, что наша проблема всё ещё не решена. Мы знаем, как добраться до Даргоста быстрее, это хорошо. Однако, исходя из ваших слов, я подумал, что это не будет нашей первоначальной целью, поскольку всё ещё у нас нет «компаса», который укажет дорогу к короне.

— Пока что он действительно ещё не в наших руках. Относительно, конечно. Но в любом случае его заполучение уже не ваша забота. Завтра утром к вам приедет гонец, который выдаст вам карту с обозначенным на ней местом встречи. Советую ехать сразу же, потому что время, как неоднократно вы уже замечали, играет не совсем на нашей стороне, если речь не касается погоды.

— Это хороший план. Остаётся только надеяться, что в Ланде противоборствующие стороны не успеют перегрызть друг другу глотки, пока мой товарищ будет добираться до этой самой короны, — Фельт улыбнулся и слегка хлопнул принца по плечу, — да ещё верить, что простой люд до сих пор не избавился от своих предрассудков по поводу разных исчезающих неведомым образом предметов, обладающих магической силой. Да и всё-таки храмовники тоже должны укрепить свои позиции среди хоть какой-то части населения, иначе все наши хлопоты могут пойти коту под хвост, — начал размышлять юноша дальше, однако взгляд, косо брошенный бастардом в его сторону, обрубил поток красноречия.

— Ты прав, Фельт, абсолютно, — после принц вновь обратился к королю, — всё будет сделано, Ваше Величество, — Адриан снова не кланялся, приложил, как и прежде, кулак к сердцу, — позвольте только задать последний вопрос.

Король промолчал, но кивнул.

— Эта корона, — принц ненадолго замялся, но потом продолжил, — я довольно много слышал и читал о ней, но нигде точно не говорится ни о её свойствах, ни о происхождении. Даже приблизительно, будто это вещь значит не больше, чем обыкновенное изделие золотых дел мастера.

— Потому что так и есть, — беззаботно отозвался монарх.

— Но ведь… — теперь Адриан запнулся и молчал долго.

Поняв, что бастард уже не может продолжать, король снова заговорил:

— Это действительно самая обыкновенная корона. К тому же, мягко говоря, не самая роскошная из тех, что мне доводилось видеть своими собственными глазами, несмотря на то, что династия королей Ланда по своему существу самая необычная династия правителей во всём современном мире. Но именно то, что эти короли были столь необычны, символ их власти стал таковым в народе. Только поэтому. Иначе бы она и оставалась просто пустышкой на голове очередного пустозвона на троне. Запомни это, принц. Не вещь делает человека известным, потому что это просто вещь, ничего более. Неживой предмет, пусть он и будет невероятно красивым и дорогим. Зато вот человек может сделать вещь известной, подарив ей толику самого себя. Запомни это. Ведь с твоим мечом произошло точно так же.

Адриан на этот раз молчал ещё дольше. Слова короля действительно заставили его задуматься. Фельт начал тихо насвистывать весёлую мелодию, которая вскоре стала единственным звуком, который было слышно в этой тёмной, едва освещённой комнате, где собрались три человека, которые собирались спасти далёкую для двоих и родную для одного из них страну. А за окном во всю уже развернулись вечерние гулянья, романтика и весёлость которых, говорят, способна растопить самое холодное сердце, способна заставить человека забыть о самом большом горе.

Лиард тоже был среди тех, кто праздновал. Он танцевал. На сердце ещё немного скреблись кошки, но и они постепенно уходили. Становилось легко и радостно. Он знал, что брат не одобрил бы долгой по нему печали. Знал, что это обидело бы его. Поэтому он решил жить дальше, радоваться той жизни, которая ему была подарена, которую он сумел сохранить. Может, даже немного её поменять. А, как известно, нет лучшего начала новой жизни, как Праздник Музыки в славном городе Тирнаде!

* * *

Я молча стоял у окна и ждал. Ждал, когда уже, наконец, ко мне заглянет Рилиан и его сестра. Почему ждал? Ждал, потому что знал, что они просто не могли не прийти. Вот уже несколько дней они смотрят на меня со всё нарастающим беспокойством. Всё чаще сводят разговор к его окончанию. Как и всегда в таких ситуациях напряжение копилось долго. Я бы даже сказал, что слишком долго, ибо уже начинало раздражать и даже злить меня это дурацкое ожидание и я безмерно радовался, когда, наконец, почувствовал, что они подготовились к разговору со мной. Не знаю как, но понял я это сразу же. По одному единственному взгляду, который бросила на меня Лина сегодня за завтраком. Чувствовал, что это, скорее всего, будет очень длинный разговор. Приятный он станет для нас или нет, поймём мы друг друга? Хорошие вопросы, которые всегда стоит задавать себе перед началом, но их злая ирония состоит в том, что получить ответы на них можно только в самом конце, когда один из участников беседы покинет место, где она, собственно и проходила. Жаль, что я не умею смотреть в будущее. Хотя, так ли это на самом деле было бы мне нужно? Нет, думаю, вряд ли. Но всё же иногда очень хочется знать, что будет спустя минуту, час, месяц, год, целое столетие. Знать, чтобы всё сделать правильно, чтобы понять, как надо действовать, чтобы всё было правильно, так, как должно быть.

Они оба вошли без стука. Наверное, потому что дверь была открыта, а, может, потому что тоже понимали, что я жду их. Причём жду уже довольно давно. Рилиан остановился в нескольких шагах за моей спиной. Ближе он подходить явно не собирался. Лина же стояла ещё дальше. Её каблучки перестали цокать по полу ещё за две секунды до того, как остановился молодой паладин. Я не спеша повернулся к ним лицом. Солнечный зайчик от обруча, который как всегда был на мне, весело заскакал по потолку, подрагивая в такт моему дыханию. Я долго смотрел в его умные, но всё ещё по-юношески наивные глаза. Он взгляда не отводил. Был полон решимости. Я знал, о чём он хочет меня спросить. Знал, что задаст он этот вопрос как всегда прямо, без вступления, но нисколько не бестактно. В этом было его особое умение: быть одновременно и жёстко прямолинейным, и до безобразия тактично вежливым в то же самое время. Вряд ли когда-то мне удастся провернуть что-нибудь подобное, но я никогда не жаловался на то, как люди относятся к моей язвительности и немного странному поведению. Мне, по большому счёту, было плевать на них всех. Всех, кроме тех нескольких людей, чьё мнение я ценил дороже всего, но они, в свою очередь, уже давно привыкли ко мне, моему пренебрежению к титулам и деньгам, моей ненависти к глупым людям, которые пытаются казаться образцовыми интеллектуалами, некоторая зацикленность на себе и постоянные напоминания всем подряд о том, как мало они ещё сделали в своей жизни, несмотря на весьма солидный возраст и положение в обществе. От всего этого, конечно, из соображений собственной безопасности мне следовало бы отказаться, но это было не так просто, как могло показаться на первый взгляд, потому что уже давно стало такой же неотъемлемой частью моего характера, как у Рилиана, к примеру, постоянное стремление помочь всем и вся, невзирая ни на какой риск, и уже упомянутая мной прямолинейность. Я, однако, не желал, чтобы разговор так резко начался. Так сказать, общение в стиле «с места в карьер» не слишком мне нравилось, поэтому я не дал начать своему другу, и первая реплика прозвучала именно из моих уст:

— Рилиан, Лина, — я слегка кивнул обоим по очереди, — вы даже представить не можете, как я рад вас видеть. Сегодня прекрасная погода, не правда ли? Не хотите прогуляться со мной в парке после обеда? Это, говорят, помогает пище лучше усваиваться, да и способствует быстрому приходу столь любимого вашими родителями послеобеденного сна, — я слегка улыбнулся.

Радостная спокойная и беззаботная жизнь, которую я вёл в замке барона Танруда, нравилась мне безмерно. Пожалуй, одной из причин такой любви к этому месту была именно традиция сна днём. Ещё никогда раньше я не позволял себе подобного. Если так продолжиться, то я рискую заплыть жиром и разучиться думать. Благо, этот разговор вполне можно было счесть сигналом к тому, что Рилиану, наконец, нужно будет скоро выезжать, а, значит, вместе с ним отсюда уеду и я.

— Мы с радостью примем твоё предложение, но до обеда ещё довольно много времени, поэтому сначала нам нужно поговорить.

— Ты уверен, что это так необходимо? — я поморщился. От разговора всё равно было не уйти, но вот это отдаление не слишком приятного момента доставляло мне какое-то странное, близкое к эстетическому, удовольствие.

— Абсолютно уверен, — жёстко отрезал всякие пути к отступлению Рилиан.

— Ну хорошо-хорошо, — вздохнул я и махнул рукой, — валяй, выкладывай, что там у тебя?

— Я думаю, что ты знаешь, о чём пойдёт речь, — паладин нахмурился.

— Не буду спорить с этим утверждением. Я действительно догадываюсь, но не могу знать точно, всё-таки, я не умею читать мысли, — на моём лице расплылась широкая улыбка. Мысли я, конечно, читать не умел, зато вот ложь с недавнего времени распознавал со стопроцентным попаданием в яблочко.

— Хорошо, тогда я развею твои сомнения полностью. Обруч, который ты в последнее время носишь, не снимая. Речь пойдёт о нём.

— Ты действительно развеял мои сомнения. Что с ним не так? В этом замке мужчинам запрещено носить украшения в стиле эльфов? Прости, я не знал, сейчас же исправлю свою ошибку. Это больше не повторится, — я старался придерживаться самого серьёзного и официального тона, который до жути неуместно смотрелся в этой неофициальной беседе.

— Не надо этого представления, в котором ты разыгрываешь из себя незнающего, — Рилиан поморщился. Он, конечно же, был как раз одним из тех, кто привык к подобному, но я ведь не говорил, что им это начинает нравиться, так?

— Я действительно не понимаю тебя, — продолжа я гнуть своё, изобразив на лице искреннее изумление. В пределах разумного, конечно же.

— Этот тот самый обруч, о котором ты расспрашивал меня несколько лет назад в таверне? Тот, который я получил от человека, вставшего во главе мятежа в Харосе?

— Да, — не думая ни секунды, ответил я, — да, это именно он и есть.

— Почему ты тогда не вернул его принцу, зная, что он из себя представляет? Зная, что для того человека с равнин Даруана это был какой-то символ? Может, даже условный знак к определённым действиям.

— Я что похож на идиота, чтобы отдавать принцу неизвестный артефакт явно магической природы, учитывая то, что до этого я пообещал его защищать всеми своими силами? Он лишь по счастливой случайности не сумел причинить ему вреда до того, как попал ко мне.

— Тогда почему ты сам с ним не расстаёшься, если считаешь его столь опасным? — Рилиан опасно сощурился, глядя мне в глаза.

— Потому что ненавижу себя, — я усмехнулся, — но на самом деле я не верил, что в нём есть действительно что-то уж очень опасное. Думал, что отделаюсь простецким ухудшением своего самочувствия и так далее, от которого меня с лёгкостью избавит любой знахарь или маг.

— Неужели ты оказался неправ? — теперь уже настала очередь молодого паладина усмехаться.

— Да, — кивнул я ему в ответ, — хотя я ещё не понял в чём именно. Этот артефакт, безусловно, оказывает на меня какое-то воздействие. Не могу точно понять какое, благоприятное или не очень. Могу лишь сказать, что несколько раз я уже пытался от него избавиться. Один раз это вышло совершенно случайно. Когда я ехал в столицу, на меня напала бандитская шайка. Вот одна из таких, которая недавно объявилась здесь, — я запнулся, снова будто бы ощутив, как липкая тёплая кровь покрывает мои руки, вздрогнул, потёр одну ладонь о другую, даже быстро опустил взгляд, чтобы проверить, так ли это на самом деле, хотя и знал, что сейчас они совершенно чисты. Глупо и странно, но это преследовало меня всё время с того момента, как я убил разбойника.

Видимо, молчание и неловкость, по мнению моего друга, затянулись слишком надолго, а Лина пока и вовсе, судя по всему, не собиралась вступать в наш разговор, поэтому он решил подтолкнуть меня к продолжению рассказа:

— Ты говорил о том, что напали на тебя. Забудем на время о том, что произошло здесь, настало время заглянуть в прошлое.

— Верно, иногда это делать весьма полезно, главное не слишком часто и не слишком усердно прибегать к этому приёму, — решив ещё немного помолчать, всё же после ответил я, — так вот, мне удалось скрыться от нападавших, однако один из них всё же сумел каким-то немыслимым образом срезать суму с моей лошади, от чего та понеслась ещё быстрее, а возвращаться за своими вещами было совсем небезопасно. Среди моих скудных припасов был и тот обруч, который до этого я надевал лишь два раза. В первый раз на какой-то приём, а во второй, чтобы слишком длинные тогда волосы не мешали мне разбирать кое-какие записи в библиотеке. Вы не представляете, как велико было моё удивление, когда я снова обнаружил его у себя спустя месяц. Он преспокойно лежал на столе в комнате, которую я снял в одном из тех постоялых дворов на Старом Тракте, что ещё каким-то чудом не разорились, после того, как им перестали пользоваться торговцы. Хотя, возможно, именно поэтому там были такие дикие цены, но сейчас мы ведь не об алчности этих «частных предпринимателей», так ведь? Задумчиво крутя вещицу в руках, я спустился вниз, благо там не было в то время кроме меня больше никого, ибо погода была отличная и большая часть путешественников, по не слишком счастливой случайности попавших на эту дорогу, предпочитала ночевать под открытым небом и довольствоваться прихваченной в дорогу едой, чем платить за ночлег и тёплый обед. Весьма разумный, кстати сказать, выбор. В следующий раз я сделал именно так, наученный горьким опытом, но я снова зачем-то ухожу от темы, будто бы она мне неприятна. Но это не так, у меня нет от вас секретов, поэтому я всё рассказываю без утаек и недоговорок.

— Да-да, особенно «кое-какие записи в библиотеке». Ты абсолютно нам доверяешь, — Рилиан усмехнулся.

— Какой уместный сарказм, — скривился я, хотя сам частенько использовал его не в том месте и не в то время, — но это я могу объяснить по-другому, если желаете. Скажем так, то предприятие касалось не меня одного, а не считаю себя вправе выдавать чужие секреты и распространять сплетни, — я снова почему-то перешёл на официальный тон, но быстро исправился, — снова вернёмся к тому, как я спустился в общий зал, где, как я уже успел сказать, не было абсолютно никого. Я спросил у владельца той дыры, кто приходил сюда ещё, и как эта вещь оказалась у меня. Он бормотал что-то невнятное про какого-то человека, который попросил отдать эту вещь мне и всё в таком же духе. Уже тогда ко мне в душу закрались сомнения на счёт «обыкновенности» этого украшения. Однако, после одного инцидента, когда я случайно утопил обруч, а он после самым непостижимым образом оказался снова у меня уже даже без посредников, эти сомнения улетучились окончательно. На смену им пришла полная уверенность в том, что я завладел очень странным предметом. Немного поразмышляв, я сделал вывод, что, скорее всего, он относиться к «злым», то есть проклятым предметам, ибо обычно просто магические предметы не имеют такой противной привычки, как преследование того, кого они посчитают своим владельцем, пусть он этого и не желает. Но мне не известно буквально ничего из его свойств, кроме, разве что, того незначительного факта, что они у него, безусловно, присутствуют. Хотя, здесь есть тот, кто может пролить на это свет.

— Я ничего не знаю о нём. Фактически, я даже видел его всего несколько раз. Большую часть времени он пробыл в моей походной суме.

— Знаю это, поэтому и не говорил о тебе.

— Лина? — паладин повернулся к своей сестре и тут его осенило. — А ведь ты верно мыслишь. Она была у него в плену несколько дней. Общалась с ним больше, чем кто-либо другой, ибо во время дуэли, о которой я тебе рассказывал, у нас не было особо времени поболтать, потому что тогда пришло время действий.

От упоминания своего имени девушка вздрогнула, будто бы сжалась и уставилась в пол, чтобы не видеть, как наши взгляды обращены на неё. Как в наших глазах читается просьба рассказать о том, что произошло уже почти четыре года назад. О том странном человеке, который похитил её, но не сделал ничего дурного. Как вечером он рассказывал ей о своей жизни. Вспомнила его умные, печальные глаза, светлые волосы, лицо, по которому нельзя было точно определить возраст. Снова у неё перед глазами встал тот дом посреди леса, в котором они жили. Вспомнила звук его шагов, когда он каждое утро уходил на охоту. Она это вспомнила, но почему-то не имела ни малейшего желания рассказывать это ни мне, ни даже своему брату, а тем более и двоим сразу, будто бы думая, что это тот самый «секрет, который касается не только её». Но всё-таки она была умной девушкой и ясно осознавала то, что теперь эта история касается ещё и меня, потому что именно я стал тем, к кому то ли по случайности, то ли по воле Судьбы или богов попала эта вещь, ранее принадлежавшая страннику с равнин Даруана. И, может, она даже видела его во мне, хоть я и не знаю, сильно ли мы были похожи внешне. Лина понимала, что не может не рассказать. Пора было уже посвятить нового человека в суть этой истории, чтобы он не наделал ошибок и знал о том, в чём состоит сила этого обруча. Пусть она и знала не так много, как хотелось бы мне и Рилиану, но она могла хоть немного пролить свет на эту странную и запутанную историю, в которую, как в клубок, с которым часто играют котята, вплелись множество судеб, но главная, светящаяся и выделяющаяся нить была всего одна. Ранее это была судьба человека, за которым пошли свободолюбивые люди из лесов Хароса, теперь же эту линию кто-то обрезал и прилепил новую. Мою.

— Лина, ты же понимаешь, что нам нужно это узнать, — мягко начал Рилиан, но тут же прервался, когда его сестра подняла голову, и он посмотрел ей в глаза. Уразумел, что девушка расскажет всё сама.

— Он почти ничего не рассказал мне о нём. Он мало говорил со мной, но я точно знаю, что с ним происходило так же, как сейчас с твоим другом, Рилиан. Этот артефакт будет возвращаться до тех пор, пока сам не решит, что пора искать себе нового хозяина или пока не почувствует близкую смерть старого владельца. Он и к нему возвращался множество раз, несмотря на все попытки избавиться от артефакта, часто при этом оставляя за собой трупы и кровь, — Лина сжала свои изящные ручки в кулачки, сглотнула, будто бы ей приходилось силой выталкивать слова из горла, она чувствовала невероятно тонко для человека, ей было жалко тех людей, что погибли из-за обруча на моей голове, хоть она и не знала ни одного из них, — он рассказал мне, что нашёл его где-то в пещерах Срединных Гор. Говорил о плохом предчувствии, которого он не послушался, за что и поплатился. Думал, что это просто красивая вещица, но вскоре понял, что это не так.

— Как забавно, какая ирония и цикличность! — я горько усмехнулся. — Я думал точно так же, хотя во мне и жило то самое предчувствие беды. Но не только оно предостерегало меня. Мой друг эльф мне тоже говорил, чтобы я не надевал его, а он маг, но я всё равно не послушался. Вот и мне теперь придётся так же, противные ошибки прошлого снова возвращаются, наверное, мы никогда не научимся учиться на них, — я поморщился, будто бы только что мне дали самый кислый лимон из тех, что я когда-либо пробовал, хоть никогда и не брал в рот эти жёлтые фрукты с юга, — но прости, что я тебя прервал, Лина. Пожалуйста, продолжай, нам нужно знать ещё больше.

— Нет, ничего страшного. К тому же, я почти закончила. Ничего больше я не знаю, но всё же он поведал мне одно из его свойств. Оно заключается в том, что человек, которого обруч выбрал хозяином, живёт очень долго. Даже дольше человеческих магов и гномов. В этом и состоит его главное проклятие, в купе с тем, что предмет постоянно возвращается к владельцу. Думаю, тот человек был очень и очень старым, это было видно по его глазам, но не мог умереть, даже когда ему не удалось освободить свою страну, когда все его друзья и близкие погибли. Когда он остался один во всём мире, не принадлежащий ни одному народу, не живущий ни в одном из домов, не исповедующий ни одну из религий. Вечно живущий скиталец, которому опостылела жизнь. Мне жаль, — немного погодя, добавила она и взглянула на меня.

Её полный искренней заботы и жалости взгляд что-то кольнул у меня внутри. Я поспешил отвернуться обратно к окну, не столько поражённый рассказом, сколько не желая смотреть на эту чистую и добрую девушку. Мне почему-то было стыдно перед ней из-за этого взгляда, которым она меня одарила. Стыдно, потому что я знал, что не заслуживаю его, что я не уместен здесь со своим извечным сарказмом, категоричностью, жаждой знать всё о незнакомых мне людях, навязчивым любопытством и состязательным духом. Может, кому-то это и покажется глупым, но мне всё равно, потому что я знал, что действительно не по праву достался мне этот взгляд. Рилиан стоял. Его глаза бегали из стороны в сторону. Молодой паладин не знал, что сказать в ответ на ту судьбу, которую предрекла мне со слов Лучника из Хароса его сестра. Но эту затянувшуюся паузу нужно было прервать, наконец, потому что помолчать всегда успеется, а кое-что для себя я ещё не уяснил.

— Что же, вечная жизнь и замороженность во времени это не так уж и плохо, — развернувшись снова лицом к своим собеседникам, пожал плечами я, — за такую долгую жизнь можно многое узнать, увидеть и понять, а там, глядишь я и сам надоем этой вещице. Так что не стоит пока строить наперёд грустные предположения и рисовать в своём воображении пессимистичные картины из моего предполагаемого будущего. В нём может быть всё далеко не так печально, как вам кажется, поэтому вернёмся пока в близкое нам настоящее. Мне интересно, почему вы решили вдруг завести со мной этот разговор. Не буду строить из себя дурака и врать. Я ждал его, но ничего в этом мире не происходит просто так, поэтому должен был появиться повод.

— Мы тоже не будем врать. Подпишем, так сказать, негласное соглашение о полной правдивости, — Рилиан улыбнулся, без слов благодаря меня за то, что разорвал тишину своими словами, — и причина эта заключается в том, что нам нужен этот обруч. Вернее, он нужен мне.

— Что? — я поднял брови, вот такой новости я никак не ожидал.

— У меня нет времени тебе объяснять. Это займёт слишком много времени. Думаю, нам стоит поговорить в пути.

— В пути? Ты, наконец, уезжаешь?

— Да, именно так и есть. Отправлюсь прямо сейчас. Наших коней уже седлают.

— И куда же мы отправляемся, позволь узнать?

— В Даргост, там нас будут ждать.

— И кто же?

— Я говорю, нет времени. Всё в пути. К тому же, нам нужно будет встретить ещё одну личность, которая разделит с нами дорогу к южным болотам.

— Хоть кто эта…личность? — я вышел из комнаты вслед за Рилианом.

— О, как же много ты задаёшь вопросов! — воскликнул юноша. — Но на это я могу тебе ответить с лёгкостью. Ты знаешь его. Это эльф. Нартаниэль, ты много говорил о нём. А теперь иди и переодевайся в походную одежду. Путь предстоит неблизкий, а спешить нужно изо всех сил.

Что же, хорошая новость всё-таки была. Я снова повидаюсь со своим другом.

* * *

Мы выехали из замка и уже час неслись от него галопом, будто не только мне, но и Рилиану тоже до колик в животе надоела безмятежность семейного гнезда под неустанной родительской опекой. Лошади хрипели, их бока покрылись соляным налётом испарившегося на солнце пота, казалось, вот-вот у них изо рта пойдёт пена. Я не понимал, зачем он так рискует, ведь такая дикая скачка в очень скором времени грозила нам тем, что мы останемся без лошадей на безлюдье, а на большую дорогу, где можно натолкнуться на странствующего торговца, мы пешим ходом отсюда попадём только дня через два (да-да, баронский замок стоял в самом настоящем захолустье, даже ближайшие деревни, которые принадлежали Танруду и его семье, не находились прямо под стенами, как это обычно бывает). Таким образом, мы потеряем время, довольно много времени, которым, судя по этому бешеному началу нашего путешествия, мой друг очень и очень дорожил. И я уже хотел было ему об этом напомнить, осадить юного разгорячившегося через чур паладина, но этого не потребовалось, он и сам опомнился, когда лошадь под ним протяжно захрапела и начала прихрамывать, всё чаще спотыкаясь на не слишком ровной дороге, которая, тем не менее, была единственным выходом из замка во внешний «большой» мир. Лошадь пошла рысью, чему обрадовалась и сама скотина и я, ибо к галопу я был не слишком привычным, предпочитая немного опоздать то тут, то там, чем отбивать себе зад на бесконечных кочках, колдобинах, ямах и неровностях, которые все мои «бравые скакуны» почему-то норовили именно перепрыгнуть, а не обогнуть, как это делают все их нормальные собратья. Я поравнялся с Рилианом, который вырвался немного вперёд. Молодой паладин запыхался, на его щеках выступил румянец, будто несла в диком галопе не лошадь его, а совсем наоборот, но, несмотря на это, он счастливо улыбался тому, что, наконец, снова оказался на такой желанной свободе, далеко от людей, среди природы, что снова перед ним стоит какая-то наверняка важная цель, от которой, может, будут даже зависеть жизни людей. Но именно такую важную деталь, как цель его задания и то, почему он перед этим начал расспрашивать меня об обруче, Рилиан решил пока утаивать от меня, отделываясь какими-то жалкими отмазками, вроде «потом поговорим», когда мы только готовились в путь, а потом у меня просто-напросто уже не было возможности его спросить хоть о чём-то, ибо при даже малейшей попытке это сделать, я рисковал наесться до отвала мухами и прочей мелкой насекомовидной живностью ещё даже до того, как придёт время настоящего обеда. Благо, припасов с собой Рилиан и я взяли довольно много, что, скорее всего, объяснялось очень просто: мой друг вовсе не собирался нигде останавливаться, чтобы пополнить запасы провизии или ещё чего, поэтому и взял с собой всё необходимое для дальнего странствия. Но теперь у меня представилась прекрасная возможность с ним поговорить обо всём, узнать всё то, что мне хотелось узнать. Вряд ли ему сейчас бы удалось сбежать от этого разговора, а если и удалось бы, то ненадолго, потому что лошадь его выдержала бы галоп ещё недолго, а там я бы неспешной рысью догнал его. В общем, во всех возможных вариантах и сценариях развития событий я получал ту информацию, которая была мне нужна. Я просто обожал такие расклады, они доставляли мне несказанное удовольствие, заставляя думать, будто я настолько умён, что мог выстраивать такой мат, не прилагая к этому даже видимых усилий. Главное в этом было не слишком переусердствовать именно с обожанием, ибо это было слишком рискованно, могло расслабить меня больше, чем то было нужно и допустимо, дав чудесный шанс всем моим злопыхателям и, конечно же, тому, кто попал в такую чудесную выстроенную по чистой случайности ловушку. О, да, верно, такие моменты были не более чем вовремя возвратившейся мне хорошей кармой, потому как без нужных планов, анализа и вычислений невозможно было подстроить такое чудесное положение дел в данной игре.

— Рилиан, — слишком уж слащавым голосом начал я, паладин покосился на меня и недовольно что-то пробурчал, после чего тяжко вздохнул, понимая, что от этой беседы ему никаким чудом не удастся снова умчаться, но он всё же предпринял ещё одну весьма вялую, надо сказать, попытку.

— Слушай, может, помолчим пока? Сейчас такая хорошая погода, не хочется нарушать идиллию, — он очень по-доброму, но оттого ещё более неестественно улыбнулся. Этот парень просто не умел притворяться, но именно это мне в нём и нравилось.

— Погода, ты прав, конечно, замечательная, но мне кажется, что смогу воспринимать эту красоту ещё более тонко, и она мне будет доставлять куда больше удовольствия, если ты соизволишь, наконец, рассказать мне, какого Бартаса мы сорвались в такую дикую скачку, чуть не загнав лошадей? Что это за цель, с которой нам понадобилось обратиться за помощью к такому сильному магу, как Нартаниэль? М? Может, ты уже ответишь мне на эти элементарные вопросы, которые я успел задать тебе множество раз? Может, перестанешь, наконец, отговариваться, отмахиваться от меня? — я немного повысил голос и зло глянул на него исподлобья. Сейчас я, наверное, сильно походил на ребёнка, обиженного тем, что ему не рассказывают какие-то свои секреты взрослые.

— Хорошо-хорошо, — снова вздохнул он, — я и сам-то, по правде говоря, не знаю, почему не сказал тебе всё сразу же. Видимо, я действительно торопился, да и требовательный тон письма, полученного мною вчера вечером, требовал, чтобы я выехал в путь, не медля ни секунды. Я и так нарушил этот полу приказ, дождавшись сегодня столь позднего часа. Он, конечно же, поздний только в нашем положении.

— Постой-постой, — быстро прервал я его, — либо мне послышалось, либо ты действительно упоминал о том, что ехать надо было тебе. Тебе одному.

— Верно, так и есть, — Рилиан кивнул, ненадолго замолчал, залюбовавшись полётом какой-то птицы в лазурном, почти безоблачном небе, потом снова заговорил, — мне нужно было взять с собой артефакт, который, как им удалось узнать, находился в замке и был им просто жизненно необходим по какой-то причине. Кажется, операция эта была спланирована недавно, потому что письмо дошло до меня с большим опозданием, тем более плохо, что я так долго задержался.

— Кому им? И что вообще за письмо, о котором ты говоришь?

— У меня нет его с собой, — весьма деликатно ставил без внимания мой первый вопрос Рилиан, — да и даже если бы было, то я не был бы вправе показать тебе его, ознакомить с содержанием.

— Такое чувство, что мы собираемся мир спасать, — с сарказмом ответил я.

— Вполне возможно, что так и есть. Если под миром понимать Ланд, — я узнал этот голос, эльф как всегда не понял моей шутки и ответил серьёзно.

Он ехал к нам на вороном жеребце. Явно не слишком чистых кровей, но всё равно он был куда лучше тех лошадей, что мы раздобыли в далёком от цивилизации замке. Как всегда в подобных путешествиях на нём была простая грубая обычная для людей одежда, но даже она не могла скрыть того, как эльф прямо сидел в седле, какими плавными были все его движения, какими чёткими и сдержанными они были. Его красивые волосы были специально приведены в весьма художественный беспорядок, свойственный людям, которые долгое время уже пробыли в пути. Эти грязные, кое-где и вовсе свалявшиеся засаленные пряди скрывали от взглядов слишком любопытных его остроконечные уши, но не могли скрыть бархатной идеальной и по-аристократически бледной кожи, тонких, всегда слегка поджатых губ, его слишком идеальных черт лица, умных и глубоких зелёных глаз, всегда взиравших немного свысока. И отнюдь не по тому, что он был выше многих людей. Не могла его показная неряшливость скрыть и его красивого голоса. Ничто не могло скрыть в нём представителя народа лесов востока, потому что он были им и останется до конца своей долгой, очень долгой жизни, потому что он один из лучших. Эльф подъехал ближе, вежливо поприветствовал Рилиана кивком головы, потом настал мой черёд. На его лице как всегда была идеальная каменная маска, сделанная будто бы специально для него на заказ лучшими мастерами гномов, но я уже слишком долго знал его, чтобы обмануться ею. Я знал, зачем он носит её постоянно, знал, что к этому привели его через чур уж частые выступления на политических подмостках. Но он с самого начала допустил ошибку, если хотел, как всегда казаться равнодушным, спокойным, ледяным, как просторы севера. Он не промолчал, не начал разговор только тогда, когда подъехал и поздоровался уже с нами обоими. Сразу же заговорил с нами издалека, что в понимании эльфов было высшей степенью нарушения этикета. Он был рад меня видеть. Понял свою ошибку по хитрым огонькам в моих глазах, но, надо отдать ему должное, почти не показал этого, если не считать, конечно, быстрого, едва заметного взгляда, брошенного им в сторону, прежде чем он протянул мне руку — знак того, что со мной он знаком дольше и ближе, чем с моим молодым спутником. Едва заметный взгляд, но я его заметил, и оттого маленькие бесы заиграли ещё оживлённее.

— Приветствую тебя, Kaarmeil, — последнее слово прозвучало напевно, красиво, особенно из его уст. Как давно я не слышал, что бы он говорил на своём родном языке!

— Что это значит? — переводя взгляд с меня на эльфа, спросил Рилиан.

— На его родном языке это слово обозначает «змей». Польщён такой характеристикой, — я ядовито усмехнулся.

— По мне, так она подходит тебе как нельзя кстати. Я запомню её, — переливисто рассмеялся молодой паладин. Глядя на него мне невольно захотелось улыбнуться, но я сдержался.

Мы тронулись. Всё так же рысью. В молчании. В присутствии эльфа мне почему-то не хотелось ни о чём расспрашивать уже молодого паладина, хоть я и знал, что мне придётся это сделать, но точно не сейчас, потому что чувствовал, что эльф хочет мне ещё кое-что сказать. Кое-что, чего я ждал.

— Nuakave nahadir a teneil, — повернувшись ко мне, сказал он, наконец, коротко, после чего снова замолчал.

— Я тоже, дружище, я тоже.

Мы снова замолчали. Ехали дальше. Не знаю, сколько точно прошло времени в этой тягучей тишине. Очень странно, даже птицы и кузнечики не давали знать о себе вечным шумом, который их всегда окружает. Место здесь будто бы вымерло. За тонкой оградой деревьев простирались поля, на которых уже понемногу начали расти золотые колосья. Ветер, изредка прилетавший с запада, шелестел ими, пуская по полям волны. Но и это не придавало живости, до сих пор всё здесь казалось застывшим и неживым, вызывая не слишком приятные ассоциации. Несмотря на прекрасную погоду, я поёжился. Лошадь подо мной тревожно всхрапнула. Я видел, что и эльф с Рилианом чувствуют себя не лучшим образом, иногда паладин даже оглядывается по сторонам, но ничего там не увидев, продолжает ехать вперёд, хоть рука сама так и норовит потянуться к мечу. На руке же Нартаниэля слегка мерцал его перстень. Я знал, что такое случается лишь тогда, когда рядом находится какой-то сильный источник магической энергии. Эта вещица никогда не подводила его, потому что была настоящим произведением искусства эльфийских чародеев и мастеров ювелирного дела. Когда перстень начал ещё и немного вибрировать, эльф не выдержал и повернулся к Рилиану:

— Что это за место?

— А? — молодой паладин слегка удивлённо посмотрел на него молодой паладин.

— Что нас окружает? Что это за место? — ни сколько не раздражённый повторил Нартаниэль свой вопрос.

— Это поля. Владения моего отца. Я уже не помню, что здесь растёт, надо будет потом спросить об этом, — парень нахмурился.

— Я понял это и сам, но благодарю за информацию. Однако меня всё же больше интересует история этих мест. Здесь когда-нибудь проходили крупные битвы? Может, ритуалы?

— Ах, вы об этом, господин эльф! — после возгласа Рилиан нахмурился ещё больше, силясь припомнить хоть что-то. — Нет, прошу прощения, но ничего такого здесь не происходило. В этом я уверен полностью, потому что знать историю своих мест — это одно из первых. К чему нас призвали, когда возводили в паладины.

— Это замечательно, советую вам не пренебрегать этим советом.

— А к чему был этот вопрос, господин эльф?

— Это может показать странным, но я чувствую, что вокруг нас творится какая-то странная магия. Я не уверен, что смогу точно определить её вид, потому что кто-то всё-таки пытается замаскировать следы, но у него это получается очень плохо.

— Здесь поэтому так тихо и странно?

— Да, ты это тоже чувствуешь, благодаря обручу, он легко, но всё же реагирует на это, как и любой другой магический артефакт.

— Что это может значить?

— Вряд ли что-то хорошее, потому что безвредная магия не отпугнула бы отсюда всех животных.

Мне снова пришлось признать правоту эльфа. Он был не только умён, но и прекрасно разбирался во всём, что касалось магии, природы и взаимодействии магии с природой. А то, что он так беспокоился по поводу того места, где мы оказались, заставило и меня, и Рилиана действительно опасаться. Мы, не сговариваясь, подогнали лошадей, которые всё больше и больше храпели. Из их ноздрей почему-то начинал валить пар. Меня бросало то в жар, то в холод. Судя по мелким вздрагиваниям молодого паладина, с ним творилось такое же непонятно что. Становилось всё тревожнее, а долгожданный шум большака всё никак не желал приближаться или хотя бы появиться. Ещё больше стали беспокоиться лошади. Ко мне закралось весьма неприятное чувство, что вот-вот какая-нибудь из них взбрыкнёт, скинет одного из нас, а её примеру последуют и все остальные, оставив нас на дороге с ушибами и, возможно, даже переломами. Но эта волна прошла также быстро, как и появилась. Животные полностью успокоились и пошли так же ровно и бодро, как до этого, но напряжённость эльфа, выражавшаяся в губах поджатых сильнее, чем обычно, не давала мне успокоиться полностью, потому как я знал, что Нартаниэль никогда не переживает и не беспокоится по пустякам, а, значит, эта странная магия действительно представляла из себя довольно серьёзную для нас опасность и, скорее всего, не пропала бесследно. Эльф был крайне восприимчив к любому применению магии всех видов, мог определить её вид и даже назвать заклинание, если, конечно, волшебник не применял маскирующих чар. То же, что мой друг не мог даже точно понять, откуда она исходит и что из себя представляет, заставляло меня сильно задуматься и оставаться настороже, в отличие от Риилиана, который немного вырвался вперёд и уже вовсю насвистывал какую-то походную песню. Как оказалось, расслабился он слишком рано, потому что источник не заставил себя долго ждать, решив развеять все догадки, успевшие возникнуть в голове эльфа, и предъявить нам неоспоримый факт.

Эльф резко дал шпоры коню, обогнал Рилиана, который послал ему вдогонку удивлённый взгляд, после чего в седле обернулся ко мне. Я на его немой вопрос только и мог, что пожать плечами, потому что не знал, какая муха укусила нашего спутника, но вскоре это выяснилось. Отдалившись от нас на некоторое расстояние, он остановил коня, тот нехотя ещё какое-то время погарцевал на месте, явно он был ещё полон сил и совсем не желал останавливаться, но быстрая реплика Нартаниэля успокоила его, позволив эльфу свеситься с седла, будто бы рассматривая какие-то следы там. Я видел, как шевельнулись его губы, а потом буквально за пару мгновений по его лицу пробежало множество теней самых разных эмоций, после чего, однако снова появилась гранитная непробиваемая маска. Он снова выпрямился в седле, развернул коня к нам и поднял руку в знак того, что бы мы остановились. Доверяя его опыту, чутью и таланту, мы тут же послушались, чему наши «бравые скакуны», в отличие от жеребца эльфа, были несказанно рады и тут же принялись пользовать эту возможность всеми доступными способами. Если быть точнее, то вовсю ощипывали придорожную травку. Кричать никому из нас не хотелось, поэтому мы подождали, пока эльф, так сказать, вернётся в наши ряды, что и поспешил сделать. Мы несколько минут переглядывались с ним, но это не дало почти никаких ответов на вот-вот готовые вырваться вопросы, поэтому Нартаниэль решил их опередить, начав говорить первым:

— Нас не пустят дальше, мы попали в ловушку.

— Что?! — паладин оказался быстрее меня, глаза его тут же стали невероятно большими и ещё более детскими, чем раньше. — Нам нужно спешить! Мы не можем задерживаться ни на минуту!

— Боюсь, нам просто не оставили выбора.

— Но вы же маг, так ведь? Именно поэтому мы и должны были вас найти, пусть вы и сами поехали нам навстречу. Это вы же должны были определить место того предмета, который нужен другой группе.

— Верно, — эльф медленно кивнул, — именно поэтому, а ещё по тому, что я просто оказался под рукой, но это не важно в данной ситуации. Магия, отгородившая нас от преследуемой цели, имеет такую природу, что я не могу её разрушить.

— Неужели тот, кто её сотворил, настолько силён? — Рилиан оглянулся по сторонам, но в его глазах, уже переставших казаться такими большими не было страха, напротив он был очень решителен, готов принять бой от кого бы то ни было.

— Нет, не поэтому, — если бы я не знал Нартаниэля, то мне бы показалось, что эльфа задели эти слова и недооценка его способностей.

— Тогда что же мешает вам разрушить это заклинание? Сломать там печати, стереть руны, посыпать волшебным порошком, ну или как это там у вас делается? — я усмехнулся, знал, что Рилиан говорит это не всерьёз, но всё равно было забавно услышать снова эти предрассудки, сохранившиеся ещё с тех времён, когда магию не признавал как науку, а тех, кто пытался доказать обратное, заживо сжигали на кострах в назидание другим «умникам».

— Договор, заключённый много лет назад, где есть пункт о том, что в качестве доказательства своего нейтралитета эльфийские маги не имеют права хоть как-то вмешиваться и уж тем более отменять заклинания ваших жрецов.

— Я не помню ни о чём таком, что ещё за глупость?

— Эту глупость придумали не мы, но не подписать не могли, потому что иначе это могло потом нам аукнуться, как вы любите говорить.

— Я прекрасно помню этот договор, но если ты вдруг о нём вспомнил, то это значит, что нас зачем-то хотят удержать тут жрецы? Зачем? — я просто не мог ничего понять, этим старикам в странных одеждах не должно быть до нас никакого дела.

— Видимо, кому-то уж слишком перестал нравиться твой атеизм и отрицание всевозможных богов.

— Рилиан, на недавнем приёме я случайно не говорил ничего лишнего, когда выпил?

— Нет, ты тогда вообще странно мало говорил, — паладин улыбнулся этой беззлобной само ироничной шутке.

— Это хорошо, но тогда не даёт нам ответа на вопрос, почему они смеют нас задерживать, учитывая, что в нашем отряде помимо эльфа, который является послом, чья личность, как известно, пользуется абсолютным правом неприкосновенности, есть ещё и паладин.

— Значит, у них на это есть очень и очень серьёзные причины, — Рилиан нахмурился.

— Либо они действуют тайно, не пользуясь при этом никакими договорами.

— Тогда что мешает тебе точно так же «тайно» разворотить их барьер? — я немного недовольно глянул на эльфа.

— Потому что мы ещё не убедились, что это так. Нужно сначала быть уверенным, чтобы по незнанию не нарушить уже упомянутый договор.

Он как всегда был просто до тошноты предусмотрителен и логичен в своих суждениях, словах, выводах и действиях. Хотя в этот раз я мог лишь поблагодарить его за то, что не дал нам отвлечься на различные разговоры, которые потупили бы наше внимание, не дали бы вовремя увидеть личностей, которые как тени выплыли из-за деревьев, по-прежнему отделявших нас от полей. А они были, надо сказать, весьма занимательны и выглядели, очень мягко говоря, недружелюбно. Взять, к примеру, их одежду, по которой сразу можно было понять, кто они и откуда, а, как известно, появление членов Гильдии Сейрам на твоём пути в безлюдном месте вряд ли могло означать хоть что-то хорошее, не говоря уж о том, что их сопровождали никто иные, как жрецы Новых Богов — старики в длинных и неудобных робах, расписанных какими-то странными символами, являющихся, по-видимому, каким-то известным лишь им одним наречием. Они окружали нас медленно, не торопясь, зная, что нам уже просто некуда бежать из-за их заклятия. Жрецы смотрели на нас зло, исподлобья, из-под своих кустистых уродливых бровей с явной ненавистью, что совсем не делало им чести. Из-за этого они напротив становились ещё более отвратительными в моих глазах. А на лицах и в глазах гильдийцев не было написано абсолютно ничего, и я был уверен, что дело не только в тканевых масках, которые как всегда закрывали половину их лица, чтобы никто не мог узнать их, просто встретив на улице, чтобы оградить своих близких от опасностей, которые влекла за собой служба в Гильдии. Они были профессионалами, закалёнными, матёрыми, побывавшими во множестве подобных операций — это было видно по каждому их движению, даже по тому, как ровно и спокойной они дышали, как смотрели на нас, не предпринимая ничего сейчас, но готовые в любой момент сорваться с места, чтобы успокоить раз и навсегда того, кто хоть как-то мешает претворению в жизнь планов их Главы. Или, наоборот, в этот раз их задача заключалась в том, что бы устранить того, кто собирался выполнить его поручение, но вдруг стал не нужен. Я машинально сглотнул и сжал кулаки, поскольку никогда не носил меча или какого-либо другого оружия. Да и вряд ли бы сейчас оно хоть как-то защитило бы кого-то из нас, если, конечно, Рилиан не умел отбивать маленькие арбалетные болты, в чём я очень сомневался, а способность эта могла бы пригодиться, поскольку я уже насмотрелся на тот весьма впечатляющий арсенал, который они скрывают под своими бесформенными серыми плащами. Были там и ножики разных калибров, и склянки с ядами, и даже пришедшие с юга в нашу страну катары. Но всё-таки чаще всего гильдийцы предпочитали решать свои проблемы, не в рукопашной (нет, они были непревзойдёнными мастерами и в этом деле, но это уже, как говорится, что-то вроде профессиональной традиции, которые есть у всех мастеров, будь то каменщик или кто-нибудь из мэтров воровства Лейтанской Гильдии[12]). А в этом кроме ядов было всего два надёжных товарища: метательные ножи и складной самострел — настоящее чудо в области изготовления всегда полезного, дешёвого, удобного и надёжного оружия, порождённое на свет самыми светлыми головушками достопочтенных инженеров из народа гномов — и последним, надо сказать, члены Гильдии Сейрам пользовались куда охотнее, нежели первым способом, поскольку, как уже я сказал чуть выше, этот самострел был невероятно надёжен и удобен, а для того, чтобы освоить искусство метания ножей, нужны были годы тренировок и последующей практики. Но почему-то, глядя в глаза тех. Кто вышел из-за деревьев, я не сомневался, что таковая практика и опыт у них имеются, причём имеются в избытке, что заставило меня ещё больше нервничать и поёрзать в седле. Наверное, со стороны я сейчас выглядел весьма глупо, так сильно опасаясь за свою жизнь, хотя ещё даже и не стало понятно, чего конкретно хотят от нас эти типы, но сейчас я почему-то вдруг очень ясно для себя осознал, что просто категорически не хочу пока умирать. Если бы сейчас заговорил, то, могу дать голову на отсечение, мой голос бы предательски задрожал, может, даже и сорвался, но от этого неловкого положения в глазах возможных палачей меня снова спас эльф. Он вообще имеет безупречное чувство такта и драматизма, всегда приходя на выручку ровно в тот критический момент, когда уже, кажется, что всё потеряно и вот-вот полетит твоя голова. Нартаниэль уже не единожды вытаскивал меня из подобных передряг, когда словом, а когда своей магической мощью. И сейчас я надеялся, что всё обойдётся лишь первым, без применения второго.

— Приветствую вас, — он в вежливом поклоне склонил голову.

Во второй раз он своей ошибки, повторять не собирался. Конечно, мог бы начать сразу же с вопроса, без приветствия, которое в данной ситуации было простой формальностью, в которой совсем не было необходимости. Мог, но почему-то не хотел, либо в нём снова заговорил дипломат, которым он являлся, что всё-таки давало мне надежду на то, что всё разрешится мирно, без кровопускания, но мрачные злые лица жрецов и всё такие же бесстрастные маски гильдийцев почти сразу же задавили её. Ненадолго воцарилось гнетущее молчание, ставшее преследовать нашу компанию уж что-то слишком часто, а это не могло не беспокоить, хотя вряд ли сейчас было самое подходящее место и время для того, чтобы думать об этом. Можно заняться, конечно, как-нибудь на досуге, но точно не сейчас. Хоть и не факт, что этот досуг для меня вообще наступит когда-нибудь, но, помните, я всё ещё надеялся, а эта надежда подпитывалась верой в силы моего остроухого друга, который тем временем обводил всю эту разношёрстную братию взглядом своих красивых зелёных глаз.

— Что же, не хотите отвечать, пренебрегая законами вежливости? Ваше дело, которое, должно быть очень важным, если вы осмелились преградить нам путь, — то, что Нартаниэль слегка нахмурился, вряд ли могло сулить хоть что-то хорошее, но это, как оказалось, их совершенно не смутило.

— Да как ты смеешь, иноземное отродье, в таком тоне разговаривать с посланниками воли Богов? — тут взвился самый противный и самый злой старик из тех, что, к несчастью, пришлось сегодня лицезреть так близко. — Мы здесь…

— Прошу говорить со мной в более уважительном тоне, иначе, видимо, мне всё же придётся напомнить, кто я такой, — не терпящим возражений тоном проговорил эльф и от его голоса у меня по спине пробежали мурашки, а воздух будто бы наэлектризовался. Кажется, это почувствовал не только я, потому что Рилиан тоже вздрогнул в седле, а жрец тут же сбавил обороты, хотя всё ещё был зол. Очень зол, а потому вряд ли разумен.

— Я знаю, кто ты, Бартасов эльф! Ты связался с мятежниками, которые смеют посягать на священное право правления королей Ланда, поэтому все твои права и неприкосновенность уже ничего не значат. Ты теперь такой же мятежник и безбожник, как все остальные, кто пошёл за этими «храмовниками», — последнее слово старик выплюнул, будто бы это было какое-то жуткое ругательство, — а, значит, и судить мы тебя будем так же, как и всех остальных!

— То есть вообще не судить, так я понимаю? Это, кажется, в вашем стиле — без следствия и доказательства вины бросать в темницы и там пытать? Отличный способ, надо сказать, чтобы заставить человека сознаться во всех грехах, даже тех, которых он не совершал или тех, которые вас не касаются, — всё-таки я решил заговорить, потому что раздражение и отвращение к этому старому хрычу в глупой робе пересилило во мне страх и беспокойство.

— О, а ты ещё хуже всех остальных. Ты ещё посмел…

— Хватит этого дешёвого спектакля, — на этот раз старика прервал уже не эльф, а один из гильдийцев, который, по-видимому, хотел перейти сразу к делу, избежав перед этим каких-либо продолжительных дискуссий о праве и морали, вот-вот готовых тут разразиться.

— Это действительно будет лучше всего. Что вам нужно от нас? — обратился эльф к этому человеку, поняв, что от жреца он вряд ли добьётся хоть чего-то, кроме верещания. Я уже догадывался, какую роль ему придётся тут выполнять. Причём не сейчас, а в будущем. Тут же он являлся таким же важным, как куст или дерево.

— Вряд ли имеет смысл снова начинать ходить вокруг да около. Вы объявлены личностями, которые могут быть опасны для королевства Ланд. Нам приказано вас ликвидировать по этой причине и ни в коем случае не дать добраться до места, куда вы собираетесь, хоть нам и неизвестно, что это за оно.

— А если мы будем оказывать сопротивление? Так, чисто теоритически вы предполагали такую возможность? — в моём голосе была издёвка. Вряд ли можно описать, каким титаническим трудом мне удалось её добиться, сделав при этом так, чтобы слова не застряли в горле, как комок шерсти.

— Я бы не советовал вам этого делать, потому что тогда нам придётся убить вас.

— А так вы не собирались этого делать? — а вот сейчас моё удивление было искренним настолько, насколько вообще оно может быть искренним.

— Ликвидировать не всегда значит убить. Остаток жизни вы проведёте в темнице.

— Ха-ха! Вот это предложение, так предложение! Даже невооружённым взглядом можно увидеть выгоду для себя и для своих товарищей!

— Я не советовал бы так саркастично к этому относиться. Я уже сказал, что вас ждёт, если будете оказывать сопротивление.

— Забавно, казалось, ещё совсем недавно ваш Глава посыла меня с каким-то заданием, говорил, что у меня неограниченно время и полная свобода действий.

— Нет нужды посылать кого-то за ценной вещью, если сам можешь до неё дотянуться.

— Это он попросил передать?

— Да, с наилучшими пожеланиями.

Если бы не маска и его по-прежнему мёртвые глаза, то я готов был поклясться, что на его лице сейчас противная усмешка искривляет губы. Он сделал шаг вперёд, я уже хотел было слезть с коня и, так сказать, покориться своей несчастливой судьбе, снова отправиться в ненавистные казематы Гильдии Сейрам, но что-то заставило меня специально замешкаться на секунду, а после я уже и вовсе ничего не собирался делать, потому что заметил, как в седле напрягся эльф. Как окружающее пространство прямо-таки завибрировало от концентрирующейся с помощью его воли природной магической энергии. Я, конечно, заранее почувствовал, что Нартаниэль не даст просто так взять и увести себя в темницы, но уж слишком долго он что-то тянул с хоть какими-то действиями. Причина этого была проста, как схема изготовления бумажного самолётика: у него была любящая семья, пусть и не слишком большая, но она у него была, был и собственный дом, в отличие от меня, у него ещё оставалось то, ради чего стоило каждый раз идти обратной дорогой, ради чего работать и рисковать своей жизнью. Я знал, что мой друг любил свою жену и души в ней не чаял. Знал, что ни за что не оставит её одну, без защиты при живом муже. Поэтому собирался либо вырваться из цепких лап гильдийцев, либо умереть прямо здесь и сейчас, но в любом случае попытавшись сделать хоть что-то, потому что без этого он не смог бы даже смотреть в глаза своим родным. Да и ему не давало покоя то, что сейчас рядом с ним ещё и я, его друг, а также почти незнакомый ему молодой Рилиан, который вряд ли смог бы один выстоять против стольких идеально подготовленных бойцов из Гильдии. Жаль только, что ему не удалось утаить от этих людей, устроивших на нас засаду, сотворение заклинания. Они это ощутили, что и не мудрено на самом деле, потому что эльф действительно собирался применить что-то на действительно мощное.

— Я снова вам напоминаю о том, что не стоит оказывать сопротивление. К тому же в вашем положении.

— И чем же моё положение отличается от положения моих товарищей? Кажется, мы все в одинаково невыгодной ситуации. Или я ошибаюсь? — взгляд эльфа пронзил гильдийца так, что мне показалось, будто бы он сейчас рухнет замертво, но человек даже не дрогнул, хоть и не посмел взглянуть в два зелёных омута. Видимо, слухи об эльфах в нём всё ещё были сильнее профессионализма. Хотя тут нечему удивляться. С людьми это случается чаще, чем с кем-либо. Мы слишком верим россказням и бредням, давая им затуманить наш светлый разум.

— Намного хуже, чем вам думается. Помните, вы всё ещё являетесь послом и если нападёте, то это уже будет прямым нарушением договора. Вряд ли ваши короли захотят рисковать и защищать вас после такого. Они отдадут вас под наш суд или заберут и будут судить уже там. Я слышал, что из-за этого позор ложится на весь род, включая и предков. К тому же вряд ли он будет так же снисходителен, как наш.

На какое-то мгновение мне показалось, что эльф вот-вот готов насмешливо улыбнуться, поджать губы, отвернуться в сторону, опустить и потупить взгляд, жестоко усмехнуться — в общем, сделать хоть что-нибудь, говорившее о тех эмоциях, что вызвали в нём слова гильдийца. Но я ошибся. Что-то я слишком часто стал ошибаться, но, как я всегда себе говорил: «Трудно предугадывать действия того, кто живёт вечно!». Так случилось и в этот раз.

— Кажется, ваш друг сказал, что я уже не имею никаких полномочий. Я теперь такой же по положению и социальному статусу, как и мои спутники, а, значит, вряд ли меня вообще захотят судить и разбираться со мной. Поэтому вряд ли для меня этот аргумент имеет хоть какое-то значение. И, да, ещё одно: у меня нет рода, а, значит, и позору не на кого ложиться.

Он слегка повысил голос в конце своей фразы. Это было сигналом, который поняли не только мы, но и те, кто решили помешать нам добраться в Даргост. Гильдиец, разговаривавший с нами, тут же кинулся к эльфу, который был к нему ближе всех, но не успел, как и все его товарищи, потому что всё-таки Нартаниэль был невероятно сильным и опытным магом. Прочтение заклинания на мелодичном магическом эльфийском наречии заняло у него гораздо меньше времени, чем потребовалось гильдийцам, чтобы вскинуть свои складные самострелы, пусть это и кажется невероятным, учитывая то, что здесь действительно были настоящие мастера удавки, кинжала и колбы. Тем более не успели ликвидировать волшебство эльфа жрецы, да и вряд ли им бы хватило на это силёнок. Не буду врать, я всё же боялся получить шальной болт куда-нибудь в плечо или грудь, поскольку не знал, что именно сделал эльф с помощью своего заклинания, но я напрасно опасался, потому что мой друг как всегда проявил чудеса предусмотрительности и здравомыслия, весьма трезво рассудив, что защита в нашей ситуации куда важнее эффективной и сокрушительной атаки, потому как наши противники с лёгкостью могли так же разделаться с нами, хоть и менее эффектным способом. Магический щит, который полусферой отгородил нас от неприятеля, тут же принял на себя первый удар. От него отлетели арбалетные болты и несколько каких-то особенно ярких, но вряд ли мощных заклинаний, пущенных в нас жрецами. От них щит пошёл рябью, но по совершенно спокойному взгляду Нартаниэля я понял, что это в порядке вещей и нам не о чем беспокоиться, хотя Рилиан всё-таки нервно выхватил меч из ножен и приготовился к бою. Может, кому-то и покажется глупым, что я определял степень опасности по взгляду такого спокойного эльфа, как Нартаниэль, но всё-таки кое-что в общении с ним я понял: он всегда будет опасаться за жизнь своих товарищей и это всегда, без исключений, будет отражаться в его взгляде, ведь глаза, как говорится, зеркало души, а сейчас он преспокойно смотрел на самого главного и сейчас ещё больше разъярившегося жреца, нашёптывая слова заклинаний и чертя в воздухе руками какие-то символы. Сейчас спешка уже была не нужна и могла лишь помешать, нарушить сложную формулу заклинания, сделать так, что действие его окажется не тем, что нам было нужно, а этого нельзя было допустить, поскольку ситуация была действительно критическая. С той стороны что-то зло кричал этот противный старикашка, отдавал приказания своим подчинённым главный из членов Гильдии, они кивали в ответ и что-то там делали, жрецы же беспорядочно бегали и осматривали непонятно что по краям дороги, видимо, проверяли сохранность удерживающих нас заклинаний, но какое-то шестое чувство настойчиво твердило мне, что если они ещё и на месте, то недолго им осталось исполнять свою роль. А к своим предчувствиям я в последнее время относился крайне серьёзно, потому что они перестали издеваться надо мной и обманывать самым подлым образом. На этот раз они снова сработали просто идеально. Свидетельством этого стали непонимающие лица сразу нескольких жрецов, потом на них появилось подозрения и уже после, самым последним их поразил страх, потому что они почувствовали, как их конечности и тела медленно деревенеют, как их кожа превращается в непробиваемую твёрдую кору, а волосы и ногти — в листья. Они все пытались бороться с этим по-своему: жрецы выкрикивали экзорцизмы и молитвы, гильдийцы же сжимали свои защитные амулеты, которые, по их представлениям, должны были защитить от ворожбы и вообще любой магии, направленной на них, но колдовство эльфа было неумолимо. Вскоре всё было кончено и прямо посреди дороги возвышалось несколько молодых и не очень деревьев, в которых никто не смог бы узнать людей, как это обычно бывает в каких-нибудь сказках и легендах. Щит исчез, о чём нам сказал едва слышный хлопок и разлившаяся в воздухе блестящая пыльца. Рилиан подъехал к одному из деревьев и провёл рукой по шершавой поверхности.

— Неужели нельзя было по-другому? — в его голосе была печаль.

Эльф даже не смотрел в эту сторону, он уже направил коня вперёд. Я последовал его примеру, потому что знал, как он ответит на это.

— Это лишь на время, чтобы они не смогли догнать нас, — сухо бросил он через плечо.

Улыбку радости и облегчения, появившуюся на лице Рилиана, было просто невозможно описать словами, по крайней мере, нашего языка уж точно. Он тут же подогнал коня и вскоре вырвался вперёд.

И почему самыми человечными всегда оказываются не люди?

* * *

Они сидели на предпоследнем этаже одной из Охранных Башен Сарта, где располагались комнаты тех, кому зачем-то взбрело в голову проехать через ущелье, где стоят эти поражающие воображение сооружения. Наверное, именно поэтому они были здесь единственными посетителями, поскольку те, кто нёс здесь службу (другими словами, проводил всю жизнь), жили в казармах, выдолбленные настоящими мастерами обработки камня прямо в скалах, что было не только выгодно в плане того, что эти жилые помещения были незаметны и труднодоступны для возможного врага, но и укрывали солдат Его Величества от жуткого ветра, который не утихал почти никогда. Да и к тому же позволял иногда отменять круглосуточные вахты в самих Башнях во время особенно напряжённых дней, когда минотавры могли пойти на штурм в любой момент, потому что выдолбленные в камне плацдармы, использовавшиеся обычно для тренировок, прикрытые изготовленными специально для таких случаев кустами, отлично выполняли функцию наблюдательного пункта, при этом, не подвергая опасности ни одного из тех, кто лежала в этой засаде, пусть на холодных камнях это наблюдение и трудно было назвать удобным, зато оно было невероятно эффективным, что ещё больше затрудняло задачу, которую ставили перед собой враги: взять Охранные Башни штурмом и разрушить их, чтобы они больше уже никогда не мешали армиям идти через это ущелье, которое было единственным на многие мили способом попасть из Султаната в Сарт. Хотя какой бы гениальный план ни придумывали недруги, им всё равно так ни разу и не удалось исполнить его до конца. Может, это, конечно, и связано с тем, что хорошо подготовленные и организованные армии ещё ни разу не пытались осуществить взятие Башен, пока что эта инициатива была полностью в лапах всё ещё полу диких минотавров, однако вряд ли бы даже такой мощной армии, как мортреморская, удалось бы разрушить или хотя бы добраться до Охранных Башен Сарта, потому что мало того, что сами эти строения были вершиной гения защитной архитектуры, так ещё и находились они в таком месте, что легко и без потерь добраться до их основания было просто невозможно. На этом стоит остановиться, пожалуй, подробнее. Сами Башни, как и казармы, где проводили своё свободное от службы время дозорные, были буквально высечены в камне, и потому являли собой огромные монолиты почти природного происхождения, нависавшие над узким ущельем, где при очень большом желании могло разместиться разве что десять человек не самого впечатляющего телосложения. Чтобы попасть к их подножию, нужно было пройти по очень узкой тропе, всё время петляющей как змея и всё время норовившей осыпаться прямо под ногами у незадачливого путника. Согласитесь, весьма проблематично будет провести вверх по этому жалкому подобию дороги вверх группу захвата, которая мало того, что должна быть многочисленна, так ещё в придачу обязана и нести на себе большие щиты, чтобы прикрывать себя от летящих стрел, камней и кухонной утвари, которую защитники границ Сарта тоже активно используют в особенно отчаянных ситуациях. Стоит к этому прибавить ещё несколько факторов: во-первых, в ущелье просто невозможно разместить много осадных машин, которые смогли бы пошатнуть боевой дух, численность и уверенность противника, во-вторых, по давно известным законам военного дела малочисленный отряд хороших бойцов на узком участке пути может удерживать точку невероятно долго, что в разы повышает эффективность обороны, учитывая, так сказать, местный пейзаж, в-третьих, в Охранных Башнях и были только хорошие, проверенные бойцы, поскольку король Сарта совсем не бы дураком и, принимая во внимание предыдущий пункт, с некоторых пор стал делать упор именно на качество подготовки воинов, а не на количество «выпускников», потому что много людей здесь всё равно не разместишь, а вот именно умелые бойцы будут просто незаменимы, принимая во внимание ещё и то, что чаще всё-таки несущим в Охранных Башнях службу солдатам приходилось биться не с такими же, как и они сами, людьми, а с представителями воинственного племени минотавров, которые буквально живут боем и пролитой кровью своих противников; и, наконец, в-четвёртых, снова стоит упомянуть гениальность архитекторов, придумавших этот почти совершенный оборонительный комплекс. Проект Башен предусматривал в них шесть наземных этажей и три этажа, которые находились полностью внутри скал: первый наземный этаж имел самые крепкие стены, дополнительно укреплённые деревянными подпорками и заклинаниями, чтобы врагу не удалось, так сказать, срубить этот каменный дуб у основания. Так же здесь было всё, что нужно для того, чтобы долгое время держать оборону, хотя, таким замечательным набором предметов и элементов «декора» обладал каждый этаж, так что противнику, доберись он всё-таки до Башен по тропкам над пропастью, ещё потом пришлось бы с боем брать каждый этаж башни, что вымотало бы его настолько, что, скорее всего, напрочь бы отбило любое желание продолжать штурм. В то же время, как товарищи ценой своих собственных жизней и большой крови противника оборонялись внизу, следующие четыре этажа (один из которых был переоборудован в место, где могут отдохнуть путники, хоть при этом он и не потерял своей обороноспособности) активно осыпали противника метательными снарядами самых разных мастей через бойницы, которые буквально изъедали стены. При этом с каждым этажом их становилось всё больше, поскольку до последних двух этажей с трудом могли добить даже самые мощные машины из тех, что можно было разместить в ущелье, а вот стрелы и камни же самих защитников наоборот набирали большую энергию, буквально с неба обрушиваясь на голову идущего на штурм противника. И вовсе недосягаемый шестой этаж во время боя становился «резиденцией» магов, чья задача сводилась к тому, что бы ещё больше проредить строй противника заклинаниями, ещё больше усложнить им подход к Башням и в тоже самое время не дать основным силам двинуться вперёд, хотя с этой задачей отлично справлялись стрелки, размещённые на едва заметных естественных выступах, откуда они меткими выстрелами «из ниоткуда» сеяли панику и лишали противника верхушки, а, как известно, армия без своих полководцев не больше, чем просто толпа вооружённых крестьян, которая не знает, что им делать и куда выплёскивать свою невыносимую злобу, из-за чего вряд ли возможно хоть какое-то продвижение, не говоря уж о полном игнорировании боя, идущего у Башен и целенаправленном марше, приближавшего их к владениям Сарта. Теперь же снова стоит спуститься вниз, обойти мимо кипящую бойню на первом этаже строения, найти неприметный люк, маскирующий собой каменную (как и почти всё здесь) лестницу и спуститься по ней вниз. Два подземных этажа со вполне чистой душой и совестью можно назвать «ложными», поскольку они не представляют собой ничего, кроме как скопления всевозможных головоломок и ловушек, чьи хитрые механизмы являются «вторым дном» на первый взгляд грубой и непривлекательной шкатулки Охранных Башен Сарта. Для прошедших специальный инструктаж защитников они не представляют никакой опасности, поскольку солдаты знают, как обойти или обезвредить их, а вот для несведущего противника это точно станет смертельной игрой на выживание, из которой выйдет лишь несколько, да и те будут, мягко говоря, не в самом лучшем состоянии. На последнем, третьем подземном этаже Башен расположен весьма обширный склад продовольствия и запасы оружия, а также выход в сеть тоннелей, которые изъедают скалы вокруг, будто живут здесь не люди, а самые настоящие муравьи, кроты или ещё какие-нибудь твари, проводящие почти всю свою жизнь под землёй, а потому строящие там целые подземные города. По этим ходам можно попасть в уже упомянутые казармы, что можно отнести к ещё одному пункту того, почему Башни почти невозможно взять. Согласитесь, будет весьма неприятным сюрпризом для атакующих, если на подмогу уже истощённым боем защитникам подоспеют новые, всё ещё свежие. И ещё пару слов о казармах, которые располагаются недалеко от Башен. Если быть точнее, то практически рядом с ними. Противник, казалось бы, с лёгкостью может провести «карательную операцию», поскольку там уже нет ни узких проходов, ни каменных стен, ни ловушек. Так сказать бой, где всё решает лишь мастерство или количество воинов. В последнем, как не трудно догадаться, перевес чаще всего оказывается именно на стороне атакующих. Что же, можно только поплакать над судьбой этих новоявленных карателей, поскольку помещения, где отдыхают солдаты Сарта представляет из себя ни что иное, как плохо освещённый лабиринт, где человек незнающий заплутает и вскоре умрёт с голоду, если, конечно, раньше не получит арбалетный болт или кинжал в спину (думаю, то, что никто не собирается принимать бой на открытых площадках для тренировок, понятно). Если же врагов окажется настолько много, что они, буквально, наводнят, казармы, то солдатам ничего не останется, как решить использовать самый последний рубеж обороны этого участка — стоит лишь коснуться одной единственной печати у тайного выхода из казарм в паутину тоннелей (где уже, конечно, к этому моменту будет большая часть защитников, собранная условным знаком), как на противника обрушится каменный потолок, погребя под собой всех, кто будет внутри, и оставив калеками большую часть из тех, кто будет близко. Укрывшимся же в катакомбах воинам Сарта ничего не останется, кроме как поочерёдно делать вылазки и устраивать противнику те самые неприятные сюрпризы. Наверное, именно поэтому ещё никто и никогда не пытался своей армией прорваться в Сарт этим южным путём, от чего Охранным Башням Сарта так ещё ни разу и не удалось предъявить себя во всей внушающей трепетный страх и уважение красоте, даже несмотря на то, что подземное кладбище с каждым годом всё ширилось и ширилось, а на монолите, украшающем вход туда, появлялись новые имена.

И именно тут непогода застала Адриана и Фельта, решившего после долгих и мучительных раздумий всё же отправиться в Даргост вместе с принцем. Обычный для этих мест зной палящего весеннего солнца да безоблачное небо буквально за несколько часов сменились проливным дождём и непроницаемой громадой чёрных грозовых облаков. Ветер становился всё сильнее, а это не могло предвещать ничего кроме бури, что означало для путников лишь одно: нужно будет задержаться здесь ещё как минимум на день, чтобы дождаться, пока скользкие каменные тропы хоть немного высохнут и сделают возможным спуск по ним с лошадьми обратно в ущелье, по которому принц и молодой бард продолжат своё путешествие в Султанат, а из него — уже в родной для бастарда Ланд. Разумеется, никого из них это вынужденное просиживание штанов радовать не могло, потому и не радовало, а лишь раздражало. Добавьте к этому ещё и то, что стены были в бойницах и через них залетал пронизывающий ветер, обычно приносивший с юга жажду и желание скинуть одежду, а сегодня, будто бы в насмешку, решил поиздеваться и начать пробирать до костей, что в купе с дождём создавало просто невероятный салат, в котором главной приправой было раздражение. Потому-то Адриан и мерил сейчас шагами комнатушку, отведённую им двоим, кутаясь при этом в плащ, который он не собирался, судя по всему, снимать и ночью. Бард же в свою очередь довершал мрачную картину, постоянно барабаня пальцами по грубому деревянному столу, поскольку лютню с собой взять ему помешала совесть, а гордость и максимализм не позволили ему просить на собственный инструмент денег у короля. Вот и приходилось ему удовлетворять свою потребность в музыке таким нехитрым и не слишком приятным способом. Адриан уже в который раз бросил на Фельта недовольный взгляд, а тот снова сделал вид, что не заметил этого. Продолжалось это уже довольно долго. Где-то с середины дня они остались одни в этой комнате, именно тогда, в обед, они в последний раз видели уставшее и заросшее лицо десятника, почему-то решившего принести им обыкновенную солдатскую похлёбку собственноручно, несмотря на своё положение, предполагающее возможность послать кого-нибудь вместо себя. Но даже при этом он не оказался разговорчив, на все вопросы молодого барда он отвечал сухо и односложно, если вообще отвечал. Поняв, что добиваться от него чего-то большего бесполезно, юноша махнул на него рукой. Адриан же всё время молчал. Но вот сейчас он решил заговорить:

— Может, перестанешь уже? Дождь и без тебя отлично справляется с музыкальным сопровождением сегодняшнего паршивого дня, — зло бросил он через плечо барду, при этом не останавливаясь.

— Нельзя мешать мне творить! — тут же вскочил Фельт, будто бы только и ждавший, когда бастард заговорит с ним, чтобы оторваться, наконец, от своего наискучнейшего занятия.

— Только не говори мне, что ты собираешься написать какую-нибудь «Балладу о дожде».

— То, что ты принц, ещё не даёт тебе права насмехаться над моим искусством, — взвился бард, после чего демонстративно отвернулся от Адриана, скрестив руки на груди и поджав губы.

Зашелестела тяжёлая ткань, отгораживающая место, где предстояло ночевать молодому поэту и бастарду, от остального помещения. Адриан и Фельт обернулись почти одновременно, но при этом не посмотрели в сторону друг друга, что не могло уйти от взгляда мага, который так удачно потушил спор, который чуть было не вспыхнул на благодатной для этого почве недовольства и напряжения из-за слишком долгого бездействия, в котором пребывали путники. На мгновение глаза принца стали похожи на два блюдечка, но потом снова на его изуродованное шрамами лицо опустилось безмятежное спокойствие, к которому сегодня примешалась небольшая доля озлобленности. Этого, к счастью маг не заметил. Такая реакция была вполне понятна, ведь волшебник, нарушивший гнетущую атмосферу их ночлежки, был не кто иной, как тот самый молодой демонолог, которому, видимо, единственному удалось спастись во время штурма жрецами Старых Богов подземного укрытия «черных и красных». Он повзрослел, его волосы отрасли и выгорели на солнце, став пшеничными, как у народов, населяющих территорию Княжества Шан. Кожа же его наоборот потемнела, что в купе со светлыми волосами сделало его подозрительно похожим на Вольных. Видимо, тут он провёл почти всё время с того момента, как они виделись в последний раз в импровизированном лагере, после того как им удалось выбраться из Бездны. Вряд ли он мог узнать Адриана, но принцу всё же показалось, что взгляд уже не такого юного демонолога задержался на нём дольше, чем то было нужно. Хотя, возможно, это случилось из-за тех же самых шрамов, сделавших его неузнаваемым для всех старых знакомых, одновременно и оберегая, и ставя болезненный барьер между ним и прошлым, который не получиться преодолеть одним махом.

— Прошу прощения, я не вовремя? — его голос был хриплым, сильно изменившимся и будто бы заржавевшим за то время, что Адриан не видел его.

Вскоре причина стала понятна: когда демонолог вошёл и выпрямился во весь рост, то воротник его красной мантии слегка съехал вниз, открыв покрытое изящными татуировками горло мага. Судя по тому, что он носил и перчатки на руках, а вся одежда была запахнута на нём невероятно плотно (бастард теперь уже сомневался, что причиной этому была лишь отвратительная погода), такие же «украшения» покрывали всё его тело, хотя строить догадки на этот счёт у принца уже не хватило времени, поскольку мозг внезапно поразила тревожная мысль, бьющаяся, пульсирующая, болезненно ему напоминавшая о том, что ножны с Диарнисом стоят на самом виду, а это было прямо таки компроматом на бастарда в данной ситуации, если не забывать о том, что демонолог даже при первой их встрече безошибочно распознал в мече что-то необычное. Вряд ли теперь его внимательно всё осматривающие глаза опустят такую важную деталь интерьера, как эта. Адриан покосился на Фельта. Тот мгновенно перестал дуться и едва заметно кивнул. Сделал несколько шагов назад и облокотился на стену, прикрыв собой оружие. Всё-таки он не был глуп и понимал: самым плохим, что может с ними случиться, сейчас было установление личности Адриана, поскольку король весьма однозначно намекнул им на то, что есть очень и очень много персон, желающих их смерти и последующего срыва операции. Да и к тому же никто не тешил себя тщетной надеждой на то, что Гильдия до сих пор не знает о короне и не пытается её искать, полностью предоставив эту чудесную возможность своим противникам. Наверняка ищейки уже вдоль и поперёк прочёсывают не только сам Даргост, но и те районы, где мог находиться артефакт, который помог бы отыскать «главный приз». Вот только принц очень сомневался в том, что это вынюхивание даст хоть какие-нибудь, даже самые минимальные результаты, потому что болота очень и очень ревностно хранят абсолютно все свои секреты без исключения.

— Я не помешал? — снова задал вопрос маг, переводя несколько удивлённый и сконфуженный взгляд с одного «постояльца» Башни на другого. Он уже и вовсе собирался уйти, чтобы после заглянуть сюда при более удачных для этого обстоятельствах, но Фельт остановил его.

— Нет-нет, проходите. Нам наоборот не помешает общество кого-то третьего, а то смотреть всё время на кислые физиономии друг друга нам уже несколько наскучило. Так и поубивать недолго, вряд ли потом солдаты будут рады, если им придётся отмывать кровь с пола и стен, — при этом молодой бард улыбался так беззаботно, что принц буквально кожей почувствовал, как неловко себя чувствует маг, будто в любой момент ожидая, что пессимистичный прогноз Фельта должен был вот-вот сбыться, только в качестве одного из главных действующих лиц будет уже сам демонолог.

— Вы что-то хотели нам передать? — поспешил исправить ситуацию принц, по своему обыкновению холодно взглянув на мага, что ещё больше стушевало его.

Но всё же уже вместо того, чтобы боязливо выглядывать из-за импровизированного полога, он вошёл в комнату, задёрнув за собой ткань, будто бы не хотел, чтобы этот разговор кто-то услышал. Адриан тут же напрягся, но, как оказалось, его опасения были напрасны и безосновательны:

— Да, хотел передать вам, что непогода продлиться как минимум до середины следующего дня, — похоже, он так и не отделался от своей весьма неприятной привычки констатировать с умным видом общеизвестные факты.

— Это значит, что придётся задержаться здесь ещё на день, чтобы подождать, пока камни хоть чуточку обсохнут на солнце, иначе нам ни за что не спуститься вниз. Проклятый дождь застал нас невероятно вовремя.

— Вам действительно не повезло. Ни одной капли тут не видели уже как минимум год.

— Тем более стоит порадоваться нашему успеху, — Адриан снова стал мрачен и отвернулся, ещё плотнее кутаясь в плащ.

Чуть позже поняв, что маг не собирается уходить (хотя, может, в нём всё-таки заговорило королевское воспитание и привитая вежливость, которую не смогли отбить даже несколько лет странствий), принц снова повернулся к нему и окинул его с ног до головы неприязненным взглядом. В таком ужасном настроении вряд ли кому-то приходилось его видеть. Это был один из тех редких дней, когда бастард не стеснялся своих эмоций и проявлял их открыто. Настолько открыто, насколько ему это ещё позволял сделать почти полностью атрофировавшийся за долгое время пребывания «взаперти» запас чувств.

— Вы хотели что-то ещё?

— Не то что бы, — он замялся, — но, как весьма кстати заметил ваш спутник, иногда однообразный пейзаж наскучивает слишком сильно, что может привести к…к неприятным последствиям.

— Вы хотите присоединиться к нашему обществу? — Адриан вскинул брови вверх. Он хоть и ожидал чего-то подобного, но всё же надеялся, что демонолог всё-таки не скажет этого, поскольку будет в высшей степени невежливо не позволить ему остаться здесь, принимая ещё во внимание и тот факт, что он якобы являлся тут хозяином, поскольку был единственным постоянным обитателем Башни, не желая выходить из своего оборудованного кабинета на последнем этаже строения, о чём бастард знал из коротких перекличек дозорных, которые ему по чистой случайности удалось услышать.

— Нет, хотя, может и да, смотря, что вы под этим понимаете. Я хотел пригласить вас к себе, потому что тут, как мне кажется, нет ничего располагающего к беседе.

«Будто бы на шестом этаже башни такие обстоятельства будут», — пронеслось в голове Адриана. Он уже хотел было отказаться (благо, законы такта позволяли ему это сделать, в отличие от ситуации, которую он предположил изначально), сославшись на усталость, плохое самочувствие и поздний час, но Фельт даже не дал ему раскрыть рта, радостно открывшись возможности сменить уже набившую оскомину обстановку на что-то новенькое и отлипнув при этом от стены.

— Мы с радостью принимаем ваше предложение, господин маг!

— Что же, рад, — демонолог улыбнулся, — тогда буду ждать вас у себя. Дорогу в моё скромное «обиталище» найти совсем не трудно, — и он скрылся за занавеской так же внезапно, как и появился там, чтобы поведать новоприбывшим неприятные новости о природе да погоде.

Адриан снова позволил одарить себе молодого барда не самым доброжелательным и мягким взглядом, а тот опять-таки сделал вид, что вообще не заметил этого. Но делать было нечего, поскольку из-за слов музыканта к магу придётся идти и самому Адриану, а значит и говорить что-либо Фельту было уже в любом случае бесполезно. Несмотря на съедающее барда любопытство, они просидели в своей комнате ещё как минимум минут десять, чтобы вежливо дать демонологу подготовиться к приёму гостей, не принимая во внимание то, что раз он сам пришёл позвать их, то, скорее всего, уже был готов к их приходу, либо не собирался готовиться вовсе. Наконец, Фельт не смог усидеть на месте и буквально выскочил из комнаты, отведённой им для ночлега и отдыха на просторную лестничную площадку, которая, по сути, и представляла собой пятый этаж Охранной Башни, поскольку из-за почти полного отсутствия здесь хоть какой-то мебели, жилым помещением или тем более залом это место вряд ли бы повернулся язык назвать даже у того, кто, мягко говоря, любит всё слегка приукрашивать. Там бард столкнулся с заспанным, взъерошенным и слегка испуганным солдатом. Однако он был не настолько заспан и испуган, чтобы не ругнуться и не пронзить Фельта взглядом, от которого тот покачнулся и удивлённо уставился на дозорного Охранной Башни Сарта (что-то уж слишком часто на этого молодого человека обращают подобное негативное внимание).

— Что вы тут делаете в такое время? Кажется, вам было сказано не выходить из выделенного помещения в вечернее время суток, чтобы не мешать караульным нести вахту, — проворчал он, всё ещё глядя на Фельта исподлобья, — возвращайтесь обратно, нечего тут сейчас делать, — он уже хотел было развернуться и направиться вверх по лестнице, к магу, но неугомонный юноша остановил его окликом.

— Но ведь нас пригласил к себе сам ваш колдун. Думаю, будет просто неприемлемо не явиться, после того, как мы дали своё согласие.

— Боюсь, что сейчас у него найдутся занятия куда более важные, чем пустая болтовня со взявшимися непонятно откуда путешественниками, — бросил в ответ солдат ещё более раздражённо и недовольно, чем раньше.

Видимо, у него времени было в обрез, а этот парень мешал выполнить ему поручение, отданное капитаном — человеком преклонных лет, но всё ещё крепким, как скалы, среди которых он провёл почти всю свою жизнь, ещё обыкновенным новобранцем будучи отправленным сюда в те времена, когда люди, прибывавшие на самый опасный пункт южной границы, не проходили такого тщательного отбора, как сейчас. Капитан обладал железным характером и был типичным представителем солдата старой закалки, гонявшим своих подчинённых с рассвета до заката, не жалея никого, поскольку не видел в таких поблажках ничего, кроме вреда для солдат, считая, что это отучает их работать с полной отдачей. Помимо этого, он в своём распоряжении имел шикарную коллекцию татуировок, сделанных ему несколько раз здесь проходившими Вольными в знак уважения к его лидерским качествам, воинскому искусству, доблести и поистине львиной отваге. Принимая во внимание и без того устрашающий своей каменной непоколебимостью образ капитана, с татуировками он готов был вселять страх в сердца даже самых отважных врагов. Вот только не повезло ему в том плане, что на минотавров это не производило практически никакого эффекта, поскольку эти монстры могли из-за внешности испугаться разве что мифического народа людей-ящеров, обитавших на их землях, когда их ещё покрывали леса и сеть мелких речушек, из-за испарений которых почти всегда шёл проливной дождь. Да и в его отсутствии высушить что-либо было просто невозможно, «благодаря» слишком высокой влажности. Однако сомневаться в том, что даже минотавры уже узнают «Скального Льва» — такую кличку своему командиру дали те, кто служит со старым капитаном уже не один год — не приходилось, поскольку какой-никакой, а язык у этого племени нелюдей всё же существовал, и каждый раз, когда они видели, что Лев собирается вступить в бой, минотавры в едином порыве вскидывали своё оружие вверх и протяжно воинственно торжествующе ревели какое-то слово на своём наречии. Капитан отвечал им тем, что также поднимал оружие, но молча, как память о погибших в частых стычках с этим народом боевых товарищах. Это было уже чем-то вроде постоянного ритуала. Так же каждому, кто состоял под командованием Скального Льва, было известно, что он недолюбливает нового мага, которого направил сюда сам король. Видимо, он каким-то шестым чувством, отточенным за годы службы вдали от цивилизации, догадывался о тёмном прошлом этого человека, даже в самые жаркие дни носящего плотно запахнутую красную мантию с высоким воротником, тяжёлые сапоги и перчатки. Капитан обращался к нему за помощью только в самых критических и безвыходных ситуациях. Тем более странно, что в такое позднее время он послал к нему не какого-нибудь «салагу», как он называл новичков, забывая о том, какой отбор им устраивают прежде, чем они сюда попадут, а десятника, одного из своих самых надёжных товарищей. Но ни Фельт, ни уже стоявший за его спиной Адриан знать этого не могли, а поэтому им были вовсе непонятны раздражение и злость солдата. Хотя, надо сказать, что принц сразу же списал это на ту же причину, которая и его привела в похожее состояние — погоду, которая вкупе с общей неприглядностью, строгостью и серостью здешних мест составляла поистине удручающий коктейль.

— Что-то случилось? — несмотря на сказанное выше, принцу всё же удалось снова стать спокойным, что, разумеется, отразилось и на его голосе с манере речи.

— Случилось? Пожалуй, да, хоть для меня это уже и в порядке вещей. На нас напали и если вы не хотите получить ещё парочку шрамов, сир, то советую вам не высовываться отсюда.

— Тогда к чему такая спешка? — Адриан всё же нахмурился, ему не понравился этот насмешливо-покровительски-недооценивающе-высокомерный тон солдата.

— Отставить разговоры, — грубо ответил десятник, явно не собиравшийся точить лясы со всякими там подозрительными типами, вместе с которыми сюда пришёл и этот дурацкий дождь. Всё-таки он был простым человеком и как все простые люди верил в приметы и «знаки свыше».

Принц замолчал. Он не собирался обиженно поджимать губы, как это делал в таких случаях Фельт, но думал он также и о том, что бы развернуться и демонстративно уйти. Не собирался этого делать он хотя бы по тому, что это лишило бы его возможности услышать разговор, который по определению должен был начаться между десятником и буквально скатившимся вниз по ступенькам магом в красном, который решил, что раз гора не идёт к нему, то он сам к ней придёт, чтобы услышать то, что нашепчут ему сосны на каменных склонах скалистого великана.

— Что здесь происходит?! Почему вы так поздно пришли за мной?! Они уже взбираются наверх! Из-за ваших дурацких шуточек я не смог засечь их при первом намёке на активность! — сразу же накинулся на солдата маг, тот стоял и слушал, ворча что-то себе под нос явно не слишком дружелюбное. — Отправляйтесь на свой пост, раздери вас демоны! Быстрее! Вы нужны своим людям! Кажется, вы ими очень дорожите! — демонолог действительно был зол. Кажется, то, что происходило сейчас за пределами Башни выходило за грани «порядка вещей», о котором ещё недавно разглагольствовал десятник.

— Капитан приказал мне привести вас к нему, — по-прежнему угрюмо отозвался солдат.

— Надо было это сделать ещё Бартасов час назад, если он хотел, чтобы я пришёл, а теперь у меня нет на это времени!

— Это приказ, — уже более настойчиво, но всё ещё не поднимая глаз кинул десятник.

— Я бы выразился, куда он может засунуть себе эти приказы, но не буду этого делать, поскольку здесь кроме вас есть и умные культурные люди, — маг уже срывался на крик, активно при этом размахивая руками, а глаза его сверкали в самом прямом смысле этого слова. Казалось, на дозорном вот-вот вспыхнет вся одежда, поскольку волос на его голове было столько же, сколько может быть волос на только что обглоданной кости.

— Вы отказываетесь подчиниться?

— Неужели! До тебя дошло! А теперь катись отсюда!

— Я бы советовал вам…

— Можешь свои советы оставить там же, где и приказы твоего тупоумного капитана! Убирайся! — в голосе демонолога завибрировали такие нотки, которые действительно заставили солдата почти что исчезнуть с пятого этажа.

Маг в красном тяжело вздохнул, прикрыл глаза и покачал головой, приложив руку ко лбу и явно сетуя на тугоумность простых солдат, которые, бесспорно, отлично выполняют приказы, но вот проявить хоть какую-нибудь малейшую инициативу и пораскинуть мозгами ну совершенно неспособны из-за привычки, что всеми их действиями руководит капитан и что они должны повиноваться только ему, а о любой самодеятельности позабыть совсем, поскольку в большинстве случаев она карается весьма и весьма сурово. Однако довольно быстро он вспомнил о том, что здесь всё ещё стоят и удивлённо смотрят на него «умные и культурные люди». Он повернулся к ним. В глазах его уже не было того демонического огня злости, лицо не было бледным от праведного гнева, переполнявшего мага ещё только несколько мгновений назад. Демонолог улыбнулся им. Улыбнулся как-то очень устало, будто бы прося у них помощи, хоть и не было пока понятно в чём.

— Прошу прощения за эту вспышку, мне нужно было спровадить его, чтобы не мешал работать. Да и к тому же они действительно напортачили, артинкулы треклятые, — последнее маг бросил будто бы в сторону, тише, чем основную часть фразы, но принц всё же услышал и мысленно улыбнулся. Ученик перенял от своего учителя некоторые привычки. Ворчливость, например, так странно и немного смешно смотревшуюся на фоне его ещё далеко даже не среднего возраста, поскольку демонологу было примерно столько же лет, сколько и самому бастарду.

— Так что же там происходит? — наконец, прервал тишину, судя по всему обозначавшую взаимное уважение и всепрощение, Фельт, которого, видимо, уже замучила эта дурацкая и непонятная неизвестность, поскольку ему уж совсем не хотелось, чтобы так славно начавшийся путь закончился бесславно в стычке на Охранных Башнях Сарта, где пришлось задержаться лишь по просто идиотской причине, заключавшейся во внезапно пошедшем дождике.

— Нападение.

— Тогда к чему такое беспокойство и паника? Тут ведь это обычное явление, как я слышал, разве нет? — бард закусил губу и заломил пальцы, было видно, что он сильно переживает.

— Это очень верно подмечено. Стычкой уже никого не удивишь, даже самых «зелёных». Просто так случилось, что в этот раз нападавшие оказались чуть сильнее и чуть необычнее, чем это случается всегда.

— И кто же это? — бард сглотнул, такой ход событий ему тоже не нравился. Он был готов поклясться, что уже почувствовал, как смерть ледяными тисками сжимает его горло.

— Духи, пустынники, некоторые даже называют их джиннами, но на самом деле их имя на языке коренных народов звучит, как «клар» «хта».

Фельт простонал и, кажется, даже помянул каких-то богов. Адриан вздрогнул. Он слышал об этих жестоких существах издавна воющих с народом Вольных за степи и пустыни. Эта ночь обещала быть невероятно тяжёлой не только для защитников Башен, но и для столь не вовремя прибывших сюда путешественников.

* * *

Бард сидел в углу и мелко вздрагивал. Рядом с ним лежал раненый воин, из которого уже выходил последний дух. Но он, тем не менее, всё ещё изо всех сил хватался за жизнь, стонал и звал на помощь. Фельту очень хотелось заткнуть уши и не слышать этих ужасных звуков, предвещавших ещё одну скорую мучительную смерть. Юноша хотел бы помочь умирающему воину, но не смог бы, потому что после таких ран, нанесённых к тому же сверхъестественным оружием, которое использовали духи степи, не выжил бы даже самый крепкий, матёрый и подготовленный воин. Они были смертельны, и оставалось только удивляться, как он ещё остаётся в мире живых. Люди действительно тратят свою жизнь бездарнее всех, но при этом пытаются с ней не расставаться как можно дольше, отчаянно дерутся за каждый лишний глоток воздуха. За сегодняшнюю ночь молодой музыкант уже достаточно насмотрелся на всё это. Смерть, кровь, звон клинков, крики — всё это уже смешалось у него в голове, он почти сошёл с ума среди этой безумной агонии, в которую превратилась их остановка в Охранных Башнях Сарта. Внизу и за стенами этих легендарных сооружений всё ещё кипел бой, но его активность всё больше сходила на нет. Фельт понимал, что людям ни за что не выстоять против клар'хта, столь неожиданно решивших напомнить о себе людям из королевства, которому собирались отдать ещё одну часть "их" степей. Эти существа были быстры, незаметны, необычайно ловки. Неудивительно, что им так легко удалось подняться вверх по скалам, не привлекая при этом внимания стражей тем более под покровом темноты и дождя. Те, кто охраняли тропы, были убиты первыми, всё так же бесшумно, но вот когда они приблизились уже к самой Башне, дозорные заметили, подняли тревогу, но слишком поздно. Им уже было не защититься от духов, которые оказались неуязвимы для их обыкновенных мечей и стрел. Зато сами клар'хта убивали жестоко, быстро, без жалости и игр. Они пускали в ход сразу всё, что у них имелось. Стало понятно, что они пришли сюда не для того, чтобы просто показать себя. Они пришли, чтобы убить всех людей здесь, и пока это у них отлично получалось. Фельт видел, как они ворвались на первый этаж, куда они с Адрианом спустились, чтобы укрыться в подземельях. Именно с того момента он погряз в кровавой Бездне, откуда только каким-то чудом удалось выбраться сюда, где теперь он смирно ожидал своей смерти. В ушах всё ещё сидел свист мечей, скрежет металла, плеск крови и тот странный звук, с которым клинки людей рассекали полу материальные тела клар'хта. Адриану тут же пришлось ввязаться в этот бой, чтобы защитить себя и молодого барда, которого тут же вырвало от всего увиденного. Суровая реальность настоящей схватки оказалась куда более жёсткой, чем ему представлялось после прослушивания многочисленных произведений его "бездарных коллег", посвящённых именно этой теме. Здесь не было ни героев, которые ценой своих жизней спасали товарищей, подставляя под мечи грудь, потому что все просто-напросто хотели спасти лишь только свои жизни; не было здесь великих воинов, которые своими предсмертными криками подбадривали остальных солдат на месть, здесь все умирали просто ужасно одинаково; не было талантливых предводителей, гордо взирающих на битву откуда-то издалека с холма — все сражались наравне, а Скальный Лев погиб одним из первых, буквально растерзанный на кусочки яростными духами. Фельт видел всё это, но отказывался это воспринимать, отказывался, потому что всё-таки там был один человек, который выделялся среди остальных, среди тех, кто бегал, кричал, отчаянно сражался, падал, исходил кровью, умирал. Это был тот самый "принц", с которым он приехал сюда. Тот странный тип, чьё лицо и тело были покрыты уродливой вязью всевозможных шрамов. О, нет, он не сиял, над головой у него не было ореола, вокруг него не расцветал мир, и не порхали бабочки с птичками. Ничего такого. Он тоже был измазан кровью, с него также лился пот, он также коротко вскрикнул, когда длинный изогнутый кинжал одного из клар'хта вспорол ему бок. Но вместе с тем и было в нём что-то необычное. Может то, как он стоял, как смотрел вокруг своими льдисто-голубыми глазами, в которых не читалось страха, безумия, отчаяния — всех тех чувств, которые преследуют человека в самом пылу схватки, когда он понимает, что смерти ему вряд ли удастся избежать даже при помощи чуда. Принц, казалось, был абсолютно спокоен, холоден, как камень, который окружал его. На какое-то мгновение в воображении барда, которое металось сейчас в белой горячке из-за всего того, что творилось вокруг, всплыл весьма поэтичный образ, будто бы пришедший ему из будущего: огромная статуя, сооружённая в этом ущелье таким образом, что разрушенные Охранные Башни являются её ногами. Этот шедевр скульптурного искусства действительно поражает свои размахом и великолепием. Взгляд Фельта возносится вверх, чтобы он смог разглядеть лицо человека, которого решили на века запечатлеть в камне. Это строгое красивое лицо с аристократическими чертами, в котором, тем не менее, читается странная печаль, показавшаяся барду смутно знакомой. Рука статуи поднята вверх и сжата в кулак, вторая опущена, в ней человек сжимает меч, который параллелен земле. Бард с удивлением присматривается к клинку, рукоятке и с удивлением узнаёт в нём идеальную, вытесанную из камня копию того оружия, которым орудовал тот, кого король назвал принцем Ланда. Но вот прекрасное солнечное видение пропадает так же внезапно, как пришло, и молодой музыкант снова погружается в весьма неприглядный настоящий мир, где его только что снова забрызгало кровью из рассечённого горла солдата. клар'хта уже прыгает к нему, чтобы оборвать жизнь барда, но снова его защищает Адриан, который отводит атаку в сторону и связывает противника боем. Он увязает там всё больше и больше, ему уже всё сложнее вырваться. Именно там Фельт и потерял своего товарища, когда схлестнулись друг с другом очередная волна нападавших и защитников. Первых было куда меньше, но их боевое искусство и оружие были не в пример лучше. Бард своими глазами видел, как некоторые мечи, видимо, особенно долго бывшие в употреблении, после столкновения с клинками духов буквально разлетались на куски, поливая при этом всех вокруг градом металлических осколков. Музыкант отвернулся, когда один из таких пробил глаз кому-то из тех, кто стоял рядом с ним. А потом духи стали всё больше теснить людей. Фельт напрасно пытался взглядом отыскать бастарда, ему это не удалось, из-за чего он решил, что его спутник лежит где-то под трупами, что он уже скончался, а это значило для барда лишь одно: теперь он сам за себя, теперь уже не стоит полагаться на то, что этот странный человек со шрамами придёт к нему на помощь. Как ни странно, но эта мысль лишь придала барду уверенности, веры в свои силы. Непонятно зачем, но всё же он взвалил себе на спину какого-то раненого солдата и стал пробираться вверх. Он несколько раз поскальзывался на крови, спотыкался о трупы. Его вывернуло ещё как минимум три раза, хотя в последний раз он был уже уверен, что внутри ничего не осталось. Но всё же он выбрался оттуда, смог избежать смерти и даже донёс с собой раненого. Вот только теперь на него навалилось отчаяние. Он просто не знал, что ему делать дальше. Он просто сидел и слушал, внимал звукам, которые были так непривычны для его слуха. Он ведь привык к симфониям, к прекрасным мелодиям, которые извлекали из лютни мастера музыки, поэтому всё то, что творилось сейчас, для него было куда хуже смерти. А внезапно затихший рядом с ним солдат только ещё больше ухудшил положение.

Вдруг среди этой жуткой какофонии чётко раздались тяжёлые шаги. Складывалось такое чувство, будто бы кто-то тащит кого-то на своей спине вверх по лестнице. Бард замер. Он начал строить в своей голове самые невероятные предположения, вплоть до того, что это он сам сейчас войдёт с солдатом. Настоящий он. А тот, кто сейчас думает об этом просто-напросто иллюзия — предвестник не слишком хорошего будущего, будущего, в котором уже нет музыканта, носящего имя Фельт. Почувствовал, как по спине начинают бегать мурашки, как на лбу выступает противный холодный и липкий пот, который так и хочется смахнуть, но страх парализовал его, даже рукой пошевелить было невероятно трудно. Но он ошибался. Это не был жуткий "призрак настоящего", не были это и обезумевшие, потерявшие человеческий облик из-за ужасов сегодняшней ночи солдаты или бесшумные клар'хта, которые точно не стали бы церемониться. Адриан, к счастью, это был он. А на его плечо опирался странный человек с невероятно измождённым, худым и жёстким лицом, тем не менее, всё ещё сохранившим юношескую свежесть и нетипичную красоту. Бард тут же вскочил, принц скинул с плеча руку спасённого им человека. Фельт заметил, что бастард немного прихрамывает и слегка придерживается за правый бок. Видимо, та самая рана, за получением которой ещё удалось уследить молодому барду, оказалась не такой уж и лёгкой, как могло представиться на первый взгляд.

— Где ты был, Бартас раздери тебя на части?! — чуть прикрикнул на молодого музыканта принц, но тут же пожалел об этом, о чём можно было судить по его сдавленному хрипу, вырвавшемуся из груди.

— Я думал, что ты умер, — начал оправдываться ошарашенный бард, глядя на уставшего, злого ещё больше, чем раньше, грязного бастарда с обнажённым абсолютно чистым мечом.

— Неважно, быстрее, нужно идти, у тех, что внизу осталось совсем немного времени, уже очень скоро клар'хта будут здесь, — взгляд Адриана на какое-то мгновение задержался на трупе солдата и измазанных в крови руках барда.

— А как же вторая Башня? Она же выстоит, верно? — в голосе Фельта было очень много наивной надежды.

— Нет, в ней сейчас творится ровно то же самое, что и здесь. Почти что зеркало, — принц закашлялся и сплюнул на каменный пол кровью, непонятно чему улыбнулся, и улыбка эта выглядела действительно жутко, — похоже, ваши Охранные Башни оказались не такими уж крепкими, как это всем казалось. Кто бы мог подумать, что нужно лишь полсотни духов, чтобы взять эту точку, которая должна была в течение месяцев сдерживать многочисленные армии? Всё-таки есть силы, против которых все усилия и подготовка людей бессильны, есть кое-что, что нам пока неподвластно. Но лишь пока, потому что Вольные уже научились убивать их.

Адриан замолчал, всё ещё не сводя глаз с трупа. После без слов стал подниматься наверх так быстро, как это было возможно. Фельт сразу же кинулся за ним, чтобы снова не потерять принца из виду, как это уже однажды случилось этой ночью. Вдруг он опомнился и обернулся, хотел позвать за собой человека, которого привёл с собой бастард, но его уже нигде не было видно. Размышлять об этом у барда просто не было времени, потому что с шестого этажа до него уже доносился отчаянный крик Адриана. Фельт влетел на самый верх Охранной Башни Сарта. Некогда аккуратно оборудованный здесь кабинет сейчас напоминал свалку, ну или как минимум старую библиотеку, долгое время служившую убежищем магу-экспериментатору, и в которой уже никого не было как минимум пол века. Фолианты и свитки были раскиданы по углам, некоторые из них горели, посреди же была начертана странная пентаграмма, заключённая в несколько кругов, составленных из замысловатых символов. Ровно в её центре сейчас завязалась драка — бастард пытался отобрать у беснующегося мага кривой кинжал. Было видно, что он не в себе и Адриан хочет уберечь его от какой-то страшной ошибки. Наконец, ему удалось выбить у мага в красном оружие сильным ударом по руке, от которого он взвыл, словно подбитый пёс, и отполз в сторону, забившись в угол и смотря на всех оттуда дикими, ничего не понимающими глазами, которые застлала пелена, обычно появляющаяся у тех, кого неожиданно вырвали из транса. Бастард тут же подскочил к нему, опрометчиво откинув в сторону меч, начал тормошить демонолога. Он начал приходить в себя, и когда взгляд его сделался полностью осмысленным, и он собирался задать какой-то вопрос, то его слова заглушил разрывающий барабанные перепонки грохот и тонкий, протяжный крик, который был главной нотой в этом ужасном оркестре, дающем свой последний ночной концерт: "Дракон! Это дракон!"

Всё массивное сооружение, казалось, вздрогнуло. Хотя, вполне может статься, что так оно и было. Каменная стена разлетелась кусками в разные стороны, подняв в воздух тучу мелкой пыли, забивавшей глаза и нос, вызывая у принца неприятные воспоминания о вампирском замке барона близ культурной столицы королевства Сарт. В образовавшейся дыре показался силуэт дракона, а его голова на длинной змеиной шее просунулась внутрь, оказавшись прямо напротив Адриана. Это был тот самый дракон из его кошмаров, тот самый, только мёртвый, будто за пределами своего родного дома, скованного вечным льдом, он обрёл свой истинный облик. Ни чешуи, ни огня, ни перепончатых крыльев — ничего не было у этого дракона, кроме всеподавляющей мощи костей, веками укреплявшихся в снегах Ледяной Пустыни. Он смотрел на принца пустыми глазницами, и этот неживой взгляд заставлял кровь стынуть в жилах, делая невозможными хоть какие-то движения. Этот взгляд пугал куда больше, чем если бы сейчас бастарду приходилось смотреть в жёлтые злые змеиные глаза настоящего дракона. Он бы не испугался его мощного дыхания, шелеста крыльев, скрипа идеальной чешуи, блестящей в отсветах устроенного им самим пожара. Но это существо не дышало. Оно просто бесшумно разинуло пасть и потянулось к принцу, а он ничего не мог с этим поделать, чувствуя себя беспомощным юнцом, на которого внезапно напала бешеная дворовая облезлая собака или кабаниха, подумавшая, что он хочет причинить вред её поросятам. Сердце в груди Адриана замерло, он даже не пытался машинально нащупать Диарнис, чтобы хоть как-то защититься от надвигающейся на него смерти. Но его спас Фельт. Вряд ли сам бард смог бы ответить, что его тогда толкнуло на такой поступок, что заставило его схватить меч товарища и кинуться с ним на это страшное существо, чьи зубы всё ближе приближались к принцу, готовые вот-вот сомкнуться у него на поясе, чтобы перекусить пополам, чтобы напиться его кровью, а потом скинуть вниз, наслаждаясь тем, как кости этого хрупкого человека будут с хрустом ломаться о неприступные стойкие камни. Полуторный меч блеснул в руках юноши и тяжело опустился на голову дракона один раз, потом ещё и ещё. Фельт с бешеным криком остервенело колотил скелет одного из легендарных ящеров по черепу, дробя его на мелкие кусочки. Несколько ударов пришлось на шею. Наконец, голова с хрустом пошла трещинами. Костяной дракон забился в агонии, круша вокруг себя всё подряд. Стены начали обваливаться, потолок затрещал и тоже посыпался. Огромный представитель нежити смёл с ног Адриана, от чего принц тут же потерял сознание, крепко приложившись головой о каменный пол, волосы на его затылке слиплись от крови, на этот раз от своей. Фельт же так и застыл с мечом в руках, не понимая, что происходит. Только чудом его не постигла такая же судьба, как и принца. Демонолог вскочил на ноги, кричал что-то барду и махал руками, но до юноши его слова долетали будто бы издалека. Однако он всё же понял, что от него требуется. Быстро подскочил к принцу, кряхтя, поднял его. Маг в красном что-то дико закричал и кинулся к дыре, которую проделал дракон. Всё ещё с трудом воспринимая происходящее, Фельт кинулся за ним.

Ощущение свободного полёта почему-то не придало ему совершенно никакого поэтического вдохновения, зато холодный ночной чистый от каменной пыли воздух быстро привёл его в себя. Они летели вниз вслед за драконом. Юноша видел, как огромный скелет со скрежетом и грохотом ударяется о дно ущелья, как за их спинами с не менее ужасным шумом обрушивается три этажа Охранной Башни Сарта, погребая под собой тех, кто ещё пытался там защищаться от наседавших клар'хта, мгновенно обрывая людские хрипы и крики, увековечивая их под завалами. А потом он ощутил странное чувство, будто он сейчас находится в каком-то странном месте, где очень темно, где он не чувствует не только веса Адриана, но и своего собственного. Потом понимает, что вокруг стало невероятно темно. На какое-то мгновение он думает, что вот оно, камни, что они все мертвы, но потом видит мага, который усердно шепчет слова заклинания, рисуя при этом в воздухе углём очередную пентаграмму. И на душе у молодого барда стало невероятно легко и радостно, захотелось смеяться, но сил хватило только лишь на слабую блаженную улыбку.

"Нет, глупости они всё говорят. Всё-таки жизнь хоть чуточку, но иногда похожа на сказку" — пронеслась последняя мысль в голове Фельта, после чего он позволил себе потерять сознание.

* * *

Прошло уже несколько дней. Они добрались до Даргоста. Демонолог каким-то образом смог догадаться, что нужно им именно туда и поэтому телепортировал сразу же к южной границе Султаната с Ландом, где уже начинались болота. Постепенно отвоёвывая территорию у степей, они всё дальше заманивали путников в свои опасные топи. Близ самой границы трясина простиралась под плотной кроной высоких деревьев. Испарения погружали болота в плотный зелёный туман, заставляли жутко потеть и идти очень медленно, потому что каждый неосторожный шаг мог обернуться для них трагедией, а в этой липкой мгле не было ничего видно даже на пару шагов вперёд, не говоря уж о том, что бы бежать по узким тропкам, состоящих из кочек разной высоты, будто бы специально созданных природой для того, чтобы здесь не прошёл ни один неподготовленный человек. Неудивительно, что даже всем известные своей ловкостью и охотничьими инстинктами пепельноволосые даргостцы не селились в этих землях, предпочитая "более спокойный" север, где деревья росли редкими и покорёженными руками утопленников со скрюченными пальцами. Нет, там тоже часто стоял туман, а "блуждающих огоньков", главным развлечением которых было заманивать всех путников без разбору в топи, где они присоединялись к обширной коллекции таких же бедолаг, было там ещё больше, чем здесь, но климат там был куда приятнее, потому что вряд ли кому-то было бы приятно жить здесь. Хотя, поговаривают, что тех, кого даргостцы изгнали из своих общин за страшные преступления, уходили именно сюда. Живя здесь, в уединении, в изоляции от внешнего мира, они ожесточались до такой степени, что уже больше походили на зверей. Рассказывали, что они иногда заключали сделки с местными кровожадными духами, чтобы отомстить тем, кто их выдал. Ну и заодно ещё и тем, кто вынудил здесь жить. Почему они не могли уйти куда-то в другое место? Очень трудно сказать. Скорее всего, это связано с тем, что к жителям болот всегда относились с подозрением. Тем более к тем, кто ведёт себя очень скрытно и т. д. Что поделать? Даргостцы тоже не любят остальных людей и жизнь их устроена совсем иначе, а человеческая раса всё ещё полна предрассудков и потому не может принять этого, следствием чего и является эта подозрительность. Хоть это и нельзя не считать странным, поскольку они всё-таки являются людьми. Но и представителей других народов люди одаривают не меньшим "дружелюбием". Особенно эльфов, которые мало того, что живут за тридевять земель, так ещё в придачу и культура их так сильно превосходит человеческую. А их гордый взгляд свысока, который большую часть людей просто выводит из себя! И как же можно забыть о том, что они никогда не вступают в войны? Это же просто немыслимо! Они же не помогают, а это в понимании большей части людей, равносильно оказыванию содействия врагу. Конечно же, это очень странная логика, которую даже таковой и назвать-то трудно, однако сейчас ни Адриану, ни демонологу, ни уж тем более спящему под плащом Фельту (ночью тут становилось достаточно холодно, а поскольку всё то, что они взяли с собой в путь, включая, разумеется, и удобные спальные мешки, осталось под завалами великой Охранной Башни, то пришлось довольствоваться, так сказать, подручными средствами и спать по очереди, потому что болота всё-таки таили в себе опасность) не было дела до таких глобальных проблем, как толерантность (вернее, её отсутствие) людей по отношению к другим расам или просто другим, но таким же представителям человечества, как и они сами. Сейчас их занимали куда более мелкие вещи. Например, они старались не забывать о том, что здесь вряд ли может быть кто-то ещё, кроме них, а эти шепотки и шаги в ночной непроглядной тьме, невероятно быстро опустившейся на болота, не больше, чем проделки огоньков, которые изредка мелькали среди плотной стены деревьев и свисающих с них лиан. Они старались не думать о полуразвалившемся маленьком деревянном доме на сваях, стоявшем чуть поодаль. Пытались, но в голову всё настойчивее лезли мысли о тех самых преступниках, которые шли на поводу у злых духов. Особенно для них было неприятным тут слово "духи", поскольку ни у кого из них ещё не выветрилось произошедшее на южной границе Сарта. Глупо, конечно, было думать, что извечные жители степей последуют за ними сюда, но, как уже было сказано выше, в людях часто предрассудки и страх за собственную жизнь пересиливают здравый смысл. А потому сейчас они старались не смотреть по сторонам и молчать, чтобы не упустить момент, чтобы иметь возможность прислушиваться к каждому из тех звуков, что доносились до них из-за ночного занавеса.

Адриан, словно зачарованный глядел в огонь. Он всегда любил смотреть на то, как этот живой оранжевый зверёк с весёлым треском поедает сухие ветки и дрова, как танцует на них во время этого чудесного пира и как потом тихо умирает на пепле, чтобы потом снова возродиться, но уже в другом месте и другом времени. Но теперь в таких привычных, греющих душу звуках принцу чудиться ещё что-то. Что-то такое, уж слишком сильно напоминающее скрежет металла, хруст ломающихся костей, грохот падения вниз чего-то невероятно огромного. И это изменение пугало бастарда. Пугало так же сильно, как тот неживой уже много столетий дракон. Принц со злостью сжал кулаки. Он корил себя за то, что не смог тогда противостоять этому страху, что сидел на полу и трясся, как обычная портовая крыса. Ненавидел себя. И ненависть эта была ещё сильнее из-за того, что он не смог расплатиться за минуту слабости своей собственной жизнью. У Вольных это считалось честью, но его такой возможности лишили. И кто его спас? Кто? Какой-то молодой музыкант даже без собственной лютни, впервые в жизни видящий смерть и кровь своими собственными глазами, а не представляя это после очередной прочитанной книги или выслушанной баллады. Тот, кого Адриан нашёл на пятом этаже осаждённой Башни, сжавшегося, бледного, жалкого, как котёнок в холодный осенний день. Тот, кто в первые секунды глядел на него с неописуемым страхом. Тот, кто в ту жуткую ночь чуть не потерял рассудок из-за долгого уединения с умирающим солдатом, а в последствие и с его трупом. Но именно у этого маленького человека, как оказалось, было самое большое и неустрашимое сердце, которое выбралось из своей неприглядной оболочки в тот момент, когда это было больше всего необходимо. Именно он в самый последний момент, когда уже могло сложиться впечатление, что всё кончено, схватил Диарнис и напал на дракона, спасши тем самым обездвиженному страхом Адриану жизнь. О, да, безусловно, Фельт обладал просто невероятным чувством драматизма.

Демонолог заметил это странное напряжение и озлобленность уже давно, с самого начала их совместного пути он сразу же отметил в одном из своих новых спутников именно эти черты. Конечно же, он не мог знать о его прошлом, а шрамы вполне себе были веской причиной для такого характера и поведения, но уж слишком резко он контрастировал с не потерявшим даже после Башни своей жизнерадостности Фельтом. Да и к тому же, считая себя в первую очередь учёным, он думал логически и очень верно рассудил, что такая атмосфера в их маленькой группе вряд ли может привести к чему-то хорошему, а, значит, нужно было срочно как-то исправить положение. Он, конечно, мог прибегнуть для этого к помощи сверхъестественных существ, магии, ритуалам и тому подобному, но не хотел этого делать, потому что не считал этичным такое вмешательство в "личное пространство человека". Маг не знал никаких способов кроме этих, ибо больше привык общаться с людьми либо непроходимо глупыми, либо просто глухими, а, следовательно, колдун чаще всего молчал, но всё-таки ещё не забыл, что часто разговор может решить очень и очень много проблем. Главное лишь заставить человека открыться, и именно этот фортель он сейчас собирался провернуть с черноволосым ландестером, сидящим напротив него с невидящим взглядом, предварительно отложив в строну палочку, которой до этого успешно скрёб по земле в надежде изобразить какие-то формулы и символы.

— Ты неважно выглядишь, — начал издалека демонолог.

Он просто не знал, как ещё ему подступиться к этому странному человеку. Адриан кинул на него недобрый взгляд, но промолчал, снова уставившись на огонь в надежде отыскать в пламени хоть что-то знакомое ещё с уже казавшимся таким далёким детства. Но все его попытки были напрасны, зато вот маг счёл молчание одного из своих невольных спутников хорошим знаком, а потому решил не отдавать так просто отбитые позиции и продолжил:

— Может, ты хочешь поговорить об этом? — колдун снова взял в руки облюбованную палочку, сейчас она придавала ему хоть немного столь необходимого в предстоящей беседе спокойствия.

— Поговорить? Зачем? — бастард слегка удивлённо глянул на демонолога, на секунду его взгляд стал для мага в красном подозрительно знакомым. Он тут же стал перебирать в памяти галереи лиц, но ни одно из них не совпадало даже чуточку с тем, что он сейчас видел перед собой, а потому "красный" быстро бросил это занятие, решив полностью посвятить себя разговору и ни на какие иллюзорные "призраки прошлого" более не отвлекаться.

— Ну, обычно люди рассказывают своим друзьям о том, что их тревожит. О бедах там разных, — демонолог снова начал чертить на земле незаконченные формулы.

По непонятной причине он боялся смотреть в эти бездонные голубые глаза с заключённым в них холодным недосягаемо далёким сиянием. В эти два омута, которые откладывали даже на это страшное лицо отпечаток непонятной, таинственной, какой-то даже детской грусти и печали, делая его для большинства людей ещё более отталкивающим, потому что такое выражение без слов просило у людей помощи, а люди почему-то уж очень не любят помогать один одному, полностью погрязнув лишь в своих собственных мелочных проблемах, и за этой горой гальки они уже никогда не увидят того, что действительно заслуживает пристального внимания. Если, конечно, они не догадаются обойти её. А ведь эти несколько небольших шагов в сторону могли бы решить множество вопросов, но почему-то их делают лишь единицы, а единиц, насколько бы они ни были гениальны, всё равно никогда не будет хватать для того, чтобы изменить мир к лучшему. Это станет возможно лишь при том условии, что у них будут последователи. Те люди, которые последуют их примеру и обойдут собственные "горы", чтобы навсегда сравнять с землёй кое-что более значительное, поменяв при этом устои, сделав мир намного лучше. Ведь как изменится мир, если ты решишь одну свою маленькую проблемку? Так сказать, уберёшь один камень с верхушки, стряхнёшь пепел с трубки в поставленную рядом тарелку. Никак. Как изменится мир, если ты прочитаешь одну книгу? Она может изменить лишь твоё собственное мировоззрение, но никак не весь мир, не людей, с которыми ты живёшь, с которыми говоришь и ведёшь дела каждый день. Зато стоит лишь рассказать паре знакомых об этой книге. Сделать так, чтобы изложенные там идеи поселились и в их головах. Да достаточно будет уже одного человека, и вы вдвоём составите новое светлое пятно на мировой карте. И представьте, что будет, если каждый сделает так же? Ну, или хотя бы каждый десятый. Сразу устраивать глобальные перевороты глупо и более того, не этично и не гуманно. Всё должно идти постепенно, но настойчиво, ни на одну секунду не теряя своего темпа и при этом приобретая "эффект лавины", привлекая на свою сторону всё больше и больше однодумцев. Если всё будет идти именно так, то не нужно будет кровавых переворотов, восстаний и тому подобной дурости, которой и без того уже было достаточно на страницах истории. Просто рано или поздно эта волна дойдёт и до самой верхушки. Пусть это случится и не очень скоро, пусть родоначальники и не доживут до того счастливого дня, когда их идеальный мир станет реальностью. Но ведь нужно всего лишь начать, правда? И начать достаточно с малого.

— Здесь ключевым словом является "друзья". Или хотя бы знакомые, я же не знаю даже твоего имени, не говоря уж о том, кто ты и что ты, — Адриан по-прежнему не поднимал головы, всё ещё любуясь теперь уже несколько пугающей красотой огня, отбрасывающего на сидящих около костра людей оранжевые отблески, удлиняя тени, делая и без того мрачноватую атмосферу болот поистине тёмной и готичной, даже немного гротескной.

— Я знал, что ты это скажешь, — заявил демонолог с таким видом, будто бы только что совершил самое значимое открытие в истории человековедения или, как её всё чаще называли "психологии", — а потому приготовился рассказывать, чтобы ты смог считать меня "хотя бы знакомым".

— Польщён, но не стоит себя утруждать. Я всё равно не собираюсь ничего рассказывать о себе, так что, надеясь на такую же открытую искренность с моей стороны, вы сделали ошибку. К тому же, я не очень люблю слушать чужие исповеди. Нахожу их скучными и нелепыми.

— И не нужно, потому что этот рассказ будет очень трудно назвать исповедью, потому что особых проступков я за собой не чувствую. Это, скорее, мемуары или же автобиография. Ох, два раза "потому что", — демонолог с досадой хлопнул себя по лбу, вместе с этим прибив комара, выбравшего не слишком удачное время, чтобы отведать крови волшебника, — никак не могу отделаться от этого при построении ряда причин одной вещи или череды, состоящей из причины и причины этой самой причины. Тавтология, — сам для себя отметил маг в красном и закусил губу.

Принц, глядя на это слегка усмехнулся, но демонолог из-за неверного, "скачущего" света принял это просто за тень, которая скользнула по лицу со шрамами, скорее всего, из-за какой-нибудь пролетевшей недалеко от них болотной птицы, потревожившей тем самым огонёк, который уже постепенно умирал на становящихся всё тоньше и тоньше хлипких ветках. Ему изначально было не просто из-за уже упомянутой как минимум дважды влажности. К тому же деревья здесь всё ещё были слишком массивными и высокими, до крупных веток было не добраться, не говоря уж том, что бы срубить этого гиганта без доброй бригады профессиональных крепких лесорубов, и посему приходилось довольствоваться лишь тем гнильём, что им удалось подобрать с земли да ветками кустов, уже умерших из-за слишком высокой кислотности почв (всё-таки никому из путников не хотелось проверить на себе факт существования легендарных охранников болот, наказывающих всякого, кто посмел причинить хоть малейший вред растениям или тем более животным).

— А как же то, что там, в обваливающейся Башне, которую ты должен был защищать, погибло так много людей, а ты остался жить? Ты не чувствуешь из-за этого вины? Тебя не гложет совесть?

— Пф, тоже мне глупости. С чего бы, мне вот интересно, такие мысли должны были у меня появиться?

— Может, потому, что ты не выполнил свои обязанности? Что бросил умирать своих товарищей?

— Я выполнял свои обязанности до конца. До того момента, пока это не стало угрожать моей жизни.

— То есть ты просто сбежал?

— Да, пожалуй, в глазах слишком уж сентиментальных и восторженных людей это выглядит именно так. Надеюсь, ты не разделяешь их взглядов? — он бросил на Адриана такой взгляд, будто бы смотрел поверх очков, выглядело это весьма забавно и тянулось довольно долго, но как только принц раскрыл рот, чтобы ответить, маг тут же прервал его, заставив бастарда снова насупиться. — А если это и так, то я хочу разубедить тебя в этом. Взглянем на всё это с научной точки зрения. Включим логику. Поверь, это не так сложно, как может показаться на первый взгляд. Я честно и упорно оборонял Охранную Башню Сарта до того самого момента, как она пала. И тогда я уже не мог ничего сделать. Она была потеряна, все мои усилия всё равно не дали бы никаких результатов, потому я и не стал изводить себя до полусмерти, чтобы потом трагически долго, в мучениях и с речью умирать в руках товарищей. Вот если бы всё не было так безнадёжно, то я, конечно, пытался бы помочь, кинул на это все силы, если бы знал, что это поможет, что это откинет духов и даст время солдатам оклематься, но, как я уже сказал, такой радостной перспективы не представлялось. Однако вернёмся к полному разгрому защитников Башни. Этот момент ознаменовал не только маячивший вдалеке на фоне луны силуэт увиденного мною впоследствии дракона, но и то, что крики умирающих доносились снизу всё реже, а, значит, людей оставалось всё меньше. Простой логический вывод, не больше. А что до тех просто идиотских рыцарских суждений, мол "я должен был умереть вместе с ними, это мой долг" и тому подобного бреда, то я считаю его просто-напросто абсолютно бессмысленным. Нет, не так. Эта самая бессмысленная бессмыслица из тех, что мне когда-либо доводилось слышать. Ведь это, по сути, смерть ради смерти и ничего более. Почему так? Да всё невероятно просто! Во-первых, следуя такому принципу, человечество бы вымерло уже много-много сотен лет назад, а, значит, природа этого в нас не закладывала, из чего следует, что это просто очередной сумбурный бред, пришедший в голову какому-то сумасшедшему, которому, видимо, в жизни просто не хватало острых ощущений или крови. Вряд ли стоит прислушиваться к мнению и теориям таких людей, правда? Во-вторых, оставаться там и умирать лично для меня бы значило потерю всех тех трудов, всего того времени, что я потратил на свои исследования. А это уже просто немыслимо! Столько похоронить под обломками лишь только потому, что только что рядом с тобой умерли другие люди? Думаю, им бы это не понравилось, — демонолог покачал головой, но потом как-то странно улыбнулся, — если, конечно, мертвецы умеют чувствовать. И из этого следует третий, завершающий довод сего поучительного монолога: такая смерть поставит крест не только на твоём прошлом, но так же и на будущем, причём тут уже не только твоём. Ведь ты уже не сможешь приносить никакой пользы ни себе, ни окружающим (смотря, что предпочитаешь), а это тоже не очень хорошо, учитывая то, что это не имеет, как я уже сказал, никакого смысла. Именно поэтому я и не переживаю на счёт того, что я сбежал. К тому же за ту жизнь, которую я мог там похоронить, думаю, мне ещё удастся окупить этот "должок", если так будет кому-то угодно, хоть мне в это и не верится.

Адриан ничего ему не ответил. Он встал и повернулся к демонологу спиной, после чего пошёл куда-то в сторону леска, расположенного на таком же островке, где разбили свой лагерь и они сами. Благо, туда вела надёжная тропка. Такое поведение магу не понравилось. Он вскочил на ноги, сжал кулаки.

— Неужели тебе настолько не понравились мои слова, что ты вот так просто возьмёшь и уйдёшь, ничего не сказав, а, человек со шрамами? Ну же, давай, ответь мне! Ответь снова в такой же "придворной", кукольной и ненастоящей манере, как ты это делал. Ответь, цитируя каких-нибудь пустоголовых философов, популярных среди аристократов! Ответь мне высокомерно, но при этом вежливо, заключив свои настоящие чувства в клетку! Ты же ведь так, скорее всего, привык разговаривать с теми, кого ты считаешь глупцами, да?! Ну же, ответь!

Принц сделал ещё несколько шагов, но потом остановился, слегка повернул голову и кинул демонологу через плечо:

— Спасибо тебе, я действительно многое понял. Слишком многое. А потому мне надо немного побыть одному, только со своими мыслями в голове. Заодно соберу ещё немного веток, а то наш костерок уже почти догорел. Ещё раз спасибо. За всё. В особенности за то, что не дал последовать советам "сумасшедшего".

Адриан ускорил шаг, так и оставив мага стоять с приоткрытым ртом и занесённой для какого-то жеста рукой. Потом он бухнулся обратно на притащенный специально для этой цели пень и начал что-то ворчать про себя, снова взявшись за любимую палочку. Фельт не спал. Светало. Костёр уже не был нужен, и бард понимал, что Адриан знает об этом.

* * *

Вот и наступил кульминационный финал нашего путешествия. Мы встретились с теми, с кем должны были встретиться ровно в том самом месте, которое нам указал Нартаниэль. И вряд ли это было простой случайностью. Лично я ожидал здесь увидеть что-то хоть сколько-нибудь грандиозное, но, как это бывает почти всегда при слишком высоких запросах, меня ждало ужасное разочарование в виде небольшого заросшего мхом островка посреди болот с серым потрескавшимся и покосившимся камнем надгробия на нём. Не было похоже на то, что бы могиле этой было действительно уже много лет. Скорее, даже напротив она была довольно новой, потому что цветы, лежавшие на ней, ещё не успели окончательно завять и превратиться в труху. Просто здешний климат влиял благоприятно разве что на жаб, змей, черепах и прочих земноводных гадов, которых здесь было в изобилии. И это если забыть о вечно снующей туда-сюда мошкаре и комарах, из-за которых у меня чесались уже все открытые участки тела, коих хоть и было не так уж и много, но причиняли они мне жуткое беспокойство и неудобство, поскольку приходилось сдерживать себя, чтобы не казаться глупым, постоянно почёсывая себя или тем более не кривить идиотские рожи, выдерживая такую же строгую и неприступную мину, какая была на моих спутниках, ибо эльфа, казалось, местная флора, фауна и микроклимат вообще нисколько не волновали, он являл собой воплощение полной гармонии с окружающей природой. Рилиан просто-напросто проявлял чудеса рыцарской стойкости и мужества, не подавая виду, что его уже жутко утомил этот однообразный, погружающий в депрессию пейзаж и звуки, которые его наполняли, преследовавшие нас вот уже который день. Вот и мне приходилось, чтобы не выделяться из этой компании, корчить такую же гордую генералиссимускую физиономию. Наверное, со стороны мы выглядели весьма комично, потому что наш общий внешний вид ну никак не соответствовал выражению лиц, ибо энное количество дней в пути отложат свой определённый отпечаток на кого угодно. Не стал исключением даже всегда тщательно следивший за собой эльф, который после первых же двух дней на болотах махнул на свою внешность рукой, поскольку, видимо, справедливо рассудил, что сейчас его никто кроме нас видеть не может, а мы, собственно, уже оба стали для него достаточно близки (ну один из нас точно), что бы он мог не обращать на нас внимание в таких мелочах, как внешний вид. В итоге из братии, походившей на группу, состоящую из одного как минимум просто интеллигентного господина (а то и вовсе какого-нибудь государственного деятеля, занимавшего не последнее место в стране) и двух его подопечных слуг, мы превратились в настоящую разбойничью шайку, где каждый был человеком без рода и имени. Я думал, что хуже нас после этого путешествия выглядеть не может никто, потому что для этого действительно надо было очень постараться, ибо случаев, когда нам приходилось вместе с конями вылазить мокрыми из топи, просто нельзя было счесть. Эти болота действительно были гиблым местом, другого эпитета для характеристики мне сейчас просто-напросто не приходит в голову. Я так думал, но, как оказалось, ошибался не просто сильно, а поистине глобально, поскольку представшая перед нами троица уже была похожа не просто на бандитов, а, скорее, на каких-нибудь беглых каторжников или вовсе, проведших в болотах Даргоста уже не один год, а потому полностью отвыкших от горячей ванны, тёплой постели и нормальной еды.

И при нашем столкновении на это раз осталось спокойным лишь лицо эльфа. Видимо, они тоже никак не ожидали нас здесь увидеть. Интересно, их тоже вывел сюда маг или ими руководило предназначение, Судьба и Фортуна? Весьма интересный вопрос для будущих рассуждений, но лучше сейчас больше внимания уделить этим типам, хотя Рилиан уже не выглядел таким удивлённым, а значит, ожидал здесь кого-то встретить. Вот только всё же вряд ли он думал, что они будут выглядеть так плохо и пахнуть так отталкивающе. Худые, измождённые, даже, кажется, немного позеленевшие — со всеми этими приметами они представляли собой действительно угнетающее и жалкое зрелище. Мне, с моим добрым, нежным, тонко чувствующим сердцем, хотелось просто подойти и накормить их. Желание это усиливалось ещё и тем, что, судя по всему, у них не было никаких собственных припасов. Да уж, не одни мы попали во время этого утомительного путешествия в объятья завлекающих стоявшим в воздухе запахом гнили топей.

Тот, кого я с самого начала принял за мага, был одет в длинную, повидавшую виды красную робу с невероятно грязными полами. Он был среднего роста, с живым, даже несколько любопытным взглядом умных и по-старчески упрекающих глаз. На руках носил перчатки, затёртые настолько, что как минимум три пальца уже пробили ткань и вырвались на свободу из тесной кельи, в которой они провели самые тяжёлые для себя дни заточения. Но за колдуна я его считал не из-за его немного необычной даже по меркам нашей разношёрстной компании одежде. Именно он вёл неожиданно свалившуюся на нас группку людей, а, как мне уже стало понятно, место это действительно было не простым и волшебники сразу же отмечали его. То же, что это именно те, кого здесь думал встретить Рилиан не вызывало сомнений, ибо именно сюда, как я уже сказал выше, нас и вёл Нартаниэль. Второй из этой компании был ещё очень молодой юноша, который даже не достиг ещё возраста сопровождающего меня и эльфа паладина. Его пёстрый, но несколько не сочетающийся своими элементами наряд сразу выдавал в нём деятеля искусства, при том ещё начинающего, а потому не научившегося зарабатывать с помощью этого солидные деньги. У него была типичная для красивых жителей Сарта внешность, что немного приоткрывало над ним и его товарищами завесу тайны — скорее всего, они ехали именно из этого "невезучего королевства", даже можно было определить направление — двигались они с юга на север, то есть прямо навстречу нам, что тем более исключало вероятность того, что наша встреча — это лишь забавное стечение обстоятельств и ничего кроме этого. Самый высокий из них — человек стройный, некогда, видимо, бывший не менее презентабельным, чем наш эльф, со спутанными теперь чёрными, как смоль, волосами и голубыми выразительными глазами, которые сразу же показались мне до боли знакомыми и вызвали в голове видение портрета, часто попадавшегося мне на глаза во время визитов в королевский дворец к Великому Архимагу Клохариусу — моему близкому, но теперь, к сожалению, уже покойному другу. Ещё больше его сходство с тем молодым человеком, что был изображён на картине, придавал меч, который я бы сразу же узнал из тысячи любых других клинков, потому что судьба меня неразрывно связала с единственным его законным владельцем. Да и на свободе я оказался лишь благодаря тому, что Главе Гильдии Сейрам зачем-то этот меч понадобился, а потому он решил отправить за ним именно меня. Конечно же, я должен был знать, как выглядит та вещь, которую я ищу, до самых мельчайших подробностей, а то было бы немного глупо притащить ему вместо этого какой-нибудь "шедевр" местного железных дел мастера. Вряд ли бы он обрадовался такому ходу событий, а его недовольство сразу бы выплеснулось на того, кто был ближе всех и кто, по сути, являлся его причиной, то есть да, именно на меня, а я не был большим любителем криков, брани и жестов в адрес своей персоны. Но всё же я уже не признал молодого аккуратного и по-аристократически изящного принца-бастарда в этом измождённом жёстком взрослом человеке, чьё лицо было полностью покрыто рисунком переплетающихся жутких шрамов, обезобразивших его до такой степени, что даже если это и был на самом деле тот Адриан, которого Клохариус поручил мне защищать перед своей смертью, то узнать его не представлялось вообще никакой возможности. Только глаза и меч — всё, что у него осталось от того принца, который был младшим из сыновей в королевской семье Ланда. Того человека, которого обвинили в убийстве всей четы, кроме своей сестры, пропавшей вскоре после этого инцидента. Преступника, которого судили и приговорили к казни. Хорошего человека, которого пытался избавить от несправедливой кары мой друг Нартаниэль. Идеал, в чью порочность никак не хотел поверить юный паладин по имени Рилиан. Всё это он оставил там, на костре, где сгорел, а пепел его прошлого развеял ветер начавшейся после сожжения грозы. Но почему-то при первом же взгляде на этого человека я понял, что прошедшие дни никогда не оставят его, что каждый шрам на его теле имеет зеркальное отражение в душе. И следы засохшей крови у него на одежде, и то, что он придерживался за бок, лишь подтверждало мою догадку — недавно в его богатейшей "галерее картин" появился ещё один шедевр. Но посетители могли видеть лишь тот, что выставлен напоказ, что доступен для всеобщего обозрения и любования работой, бесспорно, талантливого художника, который своей кистью смог подчеркнуть всё самое главное и важное открыто, но вместе с тем и заложить в этот холст свою особую глубинную жизнь. Но зеваки никогда не заглядывали в подвалы этого музея, никто не заходил туда, потому что не желал дышать пылью, кашлять и разглядывать в темноте те жуткие картины, что там находились. Это место отталкивало их ещё и по другой причине: не всякого хозяин пускал туда, нужно было для начала пройти очень и очень суровую проверку, выдержать которую мог далеко не каждый. Да и для "избранного" всё равно не открывались все подземные секреты этого музея и его лабиринтов, казавшихся полной копией залов наверху, но тут кроме запахов краски и уже упомянутой тяжёлой вековой пыли были и другие ароматы, отпугивающие не хуже проверки и слишком долгого пути сюда, не хуже, чем странный и холодный звёздный свет, изредка появляющийся в коридорах, но так же внезапно и исчезающий. И главными из них был запах крови и окроплённого ею металла. О да, от этого человека буквально несло кровью, причём не только собственной.

Рилиан сделал несколько шагов вперёд. Ни один из тех, кто стоял напротив нас, даже не попытался пошевелиться, сразу было понятно, что ни чего-то ждали, и если этот парень с каштановыми волосами не оправдает их ожиданий, то вот тогда они уже начнут действовать, и я очень сомневался в том, что характер эти действия будут носить дружелюбный по отношению к нам. Как раз у нас были примерно равные силы: и в нашей компании, и в их были те, кто неплохо владел холодным оружием (в том, что странный тип со шрамами носит меч не для красоты, я даже на секунду не позволил себе усомниться), а значит, они бы сразу же связали друг друга боем, не вовлекая при этом никого другого, поскольку этот поединок продлился бы в любом случае довольно долго, пусть даже незнакомец и был мастером клинка. Я ведь уже говорил о том, что Рилиан тоже был не из обычных рыцарей-простачков, не так ли? Маги бы тут же стали мешать друг другу сотворить заклинания. Со стороны такие поединки всегда выглядят довольно забавно. Должно быть, вы представили молнии, бьющие с небес в оппонента? Огненные шары? Мощные ураганы? Потоки сорвавшейся с поводка энергии? Ничего подобного. Так думают и воображают себе подобные "дуэли" лишь те, кто никогда в жизни не видел, как на самом деле сражаются маги друг с другом, потому что обычных людей они уничтожают как раз-таки именно вышеперечисленными способами и не только ими. С другими колдунами же дело обстоит куда хуже, поскольку они, в отличие от "простых смертных", могут блокировать заклинания своего оппонента, причём делают они это в самый последний момент, чтобы уже скопившаяся энергия вырвалась в как можно большем количестве, что нанесёт противнику максимум возможных повреждений, которые почти никак не проявляются внешне. Никаких ран, ожогов и так далее. Вот только один из магов может неожиданно зайтись кровавым кашлем или у него закатятся глаза с полопавшимися в них до этого сосудами. Эта борьба, как по мне является верхом любой борьбы, потому что происходит без единого атакующего (по крайней мере, сработавшего атакующего) действия со стороны кого бы то ни было из противников. Лишь защита и постоянные предосторожности, лишь попытки предотвратить выпады противника, который в свою очередь постоянно обманывает, делает вид, что пытается что-то сделать, сбивает его с толку. Выглядит это для стороннего несведущего наблюдателя как простое размахивание руками полоумных с беспрестанным нашёптыванием формул и бормотанием себе под нос, а в действительности же такой поединок требует невероятных затрат сил и недюжинного интеллекта, который способен просчитать на несколько шагов вперёд последствия своего действия, разоблачить обманку противника, прогнозировать, постоянно думать и не упускать ни одной, даже самой маленькой и кажущейся незначительной детали. Долго в таком поединке выстоять было действительно показателем не только высшего магического мастерства, но и ловкого, неординарного ума. Это были почти шахматы, вот только без цейтнотов и с той небольшой оговоркой, что платой за неправильный ход вполне могло стать кровоизлияние в мозг. Ну и, наконец, были те, к кому я с радостью относил себя и юношу, сопровождавшего мага в красном и человека с Диарнисом в ножнах. Люди, не имевшие никакого военного опыта, да и не желавшие его иметь просто-напросто. Мы были теми, кто ненавидел кровопролитие, и любое проявление насилия противило нашей натуре. К тому же ведь недаром я сразу же признал в нём музыканта. Говорят, что многие творческие люди являются законченными пацифистами. Я, конечно, таковым не являлся, но своё отношение к кровопролитию и бессмысленным конфликтам уже высказывал неоднократно. Ну, по крайней мере, мне кажется, что я это делал. Я ведь прав, да? Или нет? А, Бартас вас задери, неважно!

— Мы прибыли сюда по указанию Дорниса, который ведёт под своим руководством армию освобождения к столице славного королевства Ланд, — эту, как я понял, кодовую фразу явно придумал не самый гениальный шифровальщик из ныне живущих, потому что если это снова были шпионы, подосланные к нам Главой, то им больше не нужно было никаких доказательств, чтобы истыкать нас арбалетными болтами, но, судя по тому, что человек со шрамами шагнул навстречу нашему молодому паладину, никто из них не собирался делать ничего подобного.

Интересно, у меня сейчас был такой уже удивлённый и непонимающий вид, как у мага в красной грязной робе? Мне ведь так и не удалось закончить тот начавшийся перед приездом эльфа разговор. Я до сих пор не знал, зачем мы собственно сюда явились, какие цели преследовали. Но теперь я, кажется, начал что-то понимать, а если ещё и принять во внимание те тайные беседы Нартаниэля с паладином и то, как они постоянно косились на мой обруч. Хм, очень интересно всё, однако, получается. Мы что-то ищем и это что-то неведомым мне пока образом связано с тем хаосом, что творится сейчас на землях Ланда, а если быть точным, то конкретно пока с самым явным противостоянием тех, кто хочет, чтобы королевство оставалось независимым и самостоятельным и новыми владыками, желающими объединения с более сильной страной (эта их позиция дошла до эльфа по "телепатофону" буквально несколько дней назад). И это ещё не принимая во внимание тех, кто называл себя "патриотами" и сражался за независимость территорий, которые некогда были самостоятельными. Ланд сейчас буквально раздирали на части эти мелкие хищники, почти не оставляя ему шансов на выживание. А ведь ещё даже не подключились сильные мира сего, а собирались. Собирался Великий Князь, который уже давно заявлял о том, что Ланд является исконными землями его страны, что пора бы уже "блудному сыну вернуться к своему отцу", а если он не собирается этого делать, то тогда "папаше" придётся взяться за ремень и хорошенько наказать непослушное чадо и показать ему настоящее место. Взяться за это дело хотел и Мортремор с Хариотом, желавшие оторвать себе кусок, чтобы нажиться на богатых землях королевства Ланд. Страна исходила кровью, а мы собирались ещё больше подогнать тот момент, когда она окончательно ею захлебнётся? Мне это, мягко говоря, не слишком нравилось. Нет, конечно же, я не говорю, что нужно сидеть, сложа руки, но принимать в этом конфликте какую-либо из сторон, по мне, было крайне неразумно, поскольку ни одну из позиций я не принимал как верную, а потому считал нужным направить все силы здравомыслящих людей на улаживание конфликта. Странно, что и благоразумный эльф, чаще всего разделяющий мои взгляды, решил присоединиться к этой авантюре. Очень и очень жаль, что люди всегда чувствуют себя обязанным поддержать хоть кого-нибудь, подбрасывая ещё больше дров в костёр, а не бегут все вместе с бочками слов, чтобы потушить его. Да, я бартасов утопист, но ничего не могу с этим поделать! Я всё ещё верю в людей!

— Мы пришли сюда по велению короля Сарта, чтобы помочь вам отыскать некое место, где находится корона, принадлежавшая роду королей Ланда.

Что? Корона? Какая ещё корона? Какое ещё место? О чём они вообще тут говорят? Что здесь вообще происходит? Как связано это с походом "храмовников"? Бартас вас всех дери, как много у меня было в тот момент вопросов, ответить на которые я смог бы сам при помощи своих собственных мозгов! Но я не задал ни одного из них. Почему? Хороший вопрос, но, думаю, что во мне сработало какое-никакое чувство такта, которое, как оказалось, я ещё не растерял окончательно во время отсидки и нескончаемых путешествий, начавшихся после моего освобождения из казематов. К тому же я не слишком люблю опережать события, а предчувствие говорило мне, что они сами сейчас в беседе ответят на некоторые из немых, невысказанных вопросов, читающихся пока только лишь во взгляде. Но вот ещё что-то странное зашевелилось внутри, будто бы холодок чего-то недоброго. Вот странно, с чего бы? Мы ведь на месте, добрались вроде все в таком же составе, как и планировали, даже, если верить обрывкам услышанных мною реплик Рилиана, их было ровно на одного человека больше, и что-то мне подсказывало, будто бы этим "лишним" был как раз-таки маг в красной одежде. Вот только это склизкое противное ощущение могло быть оправдано лишь в одном случае — если на самом деле это было лишь обманкой. И тогда наше положение было не из самых завидных. Как же я ненавижу себя за то, что так безропотно доверяю своим предчувствиям и начинаю только из-за них чуть ли не впадать в истеричную панику! Надеюсь, что никто не заметит моих лихорадочно бегающих глаз, что никто не подумает, будто я о чём-то переживаю. А для этого неплохо было бы перестать пытаться оторвать рукав своей одежды и хрустеть костяшками пальцев. Вот только иногда это сделать сложнее, чем кажется на первый взгляд. К счастью, сейчас все были слишком заняты разглядыванием друг друга, и мне стоящего позади Рилиана и Нартаниэля, никто вообще не обращал внимания, а сейчас мне это было только на руку, поскольку давало время успокоиться без лишних любопытствующих взглядов, которые я вообще никогда не любил. Тем более, когда они чему-то мешают, особенно думать или, как сейчас, успокаиваться.

— Думаю, что ваша помощь уже не потребуется. По крайней мере, в поиске. Как видите, мы вышли к одному и тому же месту, а, значит, это именно то, что нам нужно.

— А ведь верно! Отсюда прямо-таки фонит магической энергией. Совсем неудивительно, что это место вы выбрали в качестве встречи, вот только я не совсем понимаю, зачем мы тут? Я, к сожалению, присоединился к ним уже во время их путешествия при не самых благоприятных обстоятельствах, — демонолог небрежно кивнул в сторону ландестера и юноши, — а потому не знаю, куда и зачем они шли.

— Весьма забавно, я ведь тоже, по сути, не знаю нашей цели, господин маг, — я горько усмехнулся, всё-таки держаться вдали от разговора у меня не получилось.

— Вот-вот, раз нас уже двое, то, думаю, вам стоит объяснить нам, что здесь происходит, да сожжёт вас всех Алленуид, — довольно быстро вспыхнул от нетерпения маг в красном.

Мне показалось, что при упоминании имени этого великого демона эльф поморщился, ведь всем известно, что больше всех других тварей остроухие ненавидят именно демонов, этих монстров, которые вырывались и вырываются в наш мир, с одной лишь целью — убивать и ещё раз убивать. Вот уж не знаю, зачем они это делают, и из-за чего они становятся такими кровожадными, но, опять-таки посмею высказать свою личную точку зрения, думаю, что последнее просто заложено у них в природе, а не появляется в ходе какой-то эволюции или созревания. Первое же они, скорее всего, делают лишь ради своего собственного удовольствия, потому что только люди могли придумать такую глупую вещь, как боги и связанная с ними религия, ради которых нужна боль каких-то живых существ, жертвоприношения, кровь и прочая оккультная дребедень. Но, что очень странно, после этого выкрика человек в красном мне стал только больше нравиться за свою жёсткую прямолинейность и нежелание ходить вокруг да около. К тому же мне стоило его поблагодарить за то, что он избавил меня от такой неприятной обязанности, как выпроваживание заданного им вопроса на свет своими устами. А ведь на самом деле, надо бы не забыть сказать ему за это "спасибо".

Нартаниэль переглянулся с Рилианом, тот же в свою очередь не посмел бросить взгляд на человека со шрамами. Что же, вполне оправдано. Во мне тоже это лицо не вызывало ну просто никаких симпатий.

— Эта корона должна послужить символом того, что притязания на престол претенденте, которого выдвинет уже упомянутый сегодня Дорнис не просто бред спятившего, а весьма законное требование, подкреплённое к тому же желанием сверхъестественных сил, ведь, как всем известно из истории и мифологии Ланда, предмет этот непонятным образом и в неизвестном направлении пропал. Его же внезапное появление вместе с фаворитом Дорниса вполне может обеспечить ему место на троне, поскольку люди всё ещё свято верят в то, что это некий божественный артефакт. Это, конечно, в некоторой степени обман, но без этого никак. Так хотя бы удастся избежать кровопролития.

— Не удастся, уже поздно.

Кажется, в этот момент абсолютно все обернулось на хриплый голос, который высказал свою, весьма радикальную надо сказать, точку зрения. Как ни странно, но слова эти были произнесены человеком, который уже был мёртв как минимум пару лет. К счастью, это был не зомби, а призрак, иначе тут же заслезились бы глаза от запаха разложения, захотелось бы зажать себе нос. Рилиан сразу узнал его. Это был Дарс с равнин Даруана. Тот самый легендарный герой народа Хароса, которого они называют освободителем, тот, с кого началось это национальное недовольство в районах Ланда, тот, кто запустил цепочку, сейчас разворачивающуюся всё активнее и захватывающую своей массой всё большие территории и народные массы. Вот только сейчас он уже действительно стал стариком, глубоким, но даже у меня язык не поворачивался назвать его немощным, какими обычно представляют старых магов. Он всё ещё был крепок, ловок. В его полупрозрачных глазах читалась радость, но она тут же пропала, когда его взгляд скользнул по мне, вернее, по моему обручу. И что в нём такого особенного? Что он так всем не нравится? Не понимаю. Он сделал несколько шагов вперёд. Рилиан и эльф расступились перед ним, пропуская к надгробному камню. Все уже догадались, чья это была могила. Призрак лучника медленно, прихрамывая, но всё же странно легко подошёл к серому монолиту, провёл по его шершавой поверхности рукой, будто бы мог наощупь почувствовать мох, росший на нём. На мгновение на его старом, заросшем белой бородой лице проскользнула печальная улыбка, но она так же быстро, как до этого радость во взгляде, сменилась грустью и усталостью. Он ведь, наверное, даже не знал, кто поставил ему этот памятник, кто вырыл для него могилу, кто не оставил его останки гнить под вечно серым небом, нависшим над этими болотами. Наверняка это был простой человек, не знающий о великих делах и долгой жизни Дарса с равнин Даруана, которого называли единственным по-настоящему свободным человеком во всём мире. Но вряд ли лучник из Хароса сильно печалился о том, что на месте его смерти никто не возводил шикарных мавзолеев и склепов. Он привык к незаметной жизни на вторых ролях, но при этом и пресыщенной множеством приключений и активных действий. Привык быть никому не известным одиночкой. Ведь большинство из тех, кто пошёл за ним тогда в лесах провинции Ланда, так и не удосужились узнать его имени. Он слишком быстро исчез, как исчезал всегда. Пожалуй, такая могила была единственным достойным пристанищем для этого человека, слишком много повидавшего в своей жизни. Тут, вдали от людей, вдали от мирской суеты. Он заслужил это, действительно заслужил, как никто другой. Этот спокойный безмятежный отдых посреди спокойных и смертельных, как он сам, болот. Он просто слишком устал при жизни, он просто слишком долго жил.

Рилиан явно что-то хотел сказать, но из-за удивления и шока, которое он испытывал при виде призрака лучника из Хароса, у него это получалось, ну как-то не очень, мягко говоря. Он походил на рыбу, выброшенную на берег и хватающую ртом воздух, который для неё был хуже, чем для нас дым от сотен пожаров. Остальные же просто никогда раньше не видели этого человека, поэтому не спешили что-то говорить. Даже маг в красном замер с отвисшей челюстью. Даже несмотря на то, что он упомянул одного из самых известных в широких кругах демона, вряд ли в его практике имелся опыт общения с призраками известных борцов за свободу и независимость, а посему он не знал, что надо предпринимать в такой ситуации — то ли пытаться изгнать его, то ли, напротив, внимательно слушать его и впитывать в себя каждое слово и каждую толику информации, которая поступала с ними. Судя по тому, что никто не собирался кидаться в него заклинаниями, не выхватывал мечи из ножен и не читал экзорцизмы, все мы единогласно придерживались второго варианта. Думаю, просто все мы весьма здраво рассудили, что это будет самый верный способ, который ознаменуется для нас самыми маленькими потерями, чем хотя бы в первом пути. Например, он действительно мог нам рассказать что-то интересное и познавательное. Особенно в это хотелось верить после того радикального заявления, которым он нас встретил. А если потом этот бартасов дух взбесится, то у нас всегда будет время его прикончить. Как-никак магов у нас было целых два. А между тем паладин так и не оправился от удивления, а потому всю инициативу пришлось возложить на свои идеально ровные плечи эльфу:

— Почему вы считаете, что уже поздно? Время было рассчитано, а опоздали мы всего на два дня, за этот маленький промежуток не могло случиться ничего важного по определению.

Приведение саркастично усмехнулось. Видимо, освободившись от телесной оболочки, он почувствовал себя действительно свободным и уже не считал больше нужным сдерживать свою мимику. Что же, его право, но если это была провокация, то она не удалась, Нартаниэль даже бровью не повёл, его лицо оставалось ровно таким же непроницаемым, как и до того.

— В этом все эльфы — вы всё меряете только по-своему. Особенно любите проворачивать это, когда речь заходит о времени. У вас ведь оно неограниченно, вам некуда спешить, а потому вы и не понимаете той суеты и скорости, с которой живут люди, буквально не расставаясь с ними ни на секунду. Не понимаете, потому что не считаете это нужным, больше времени уделяя "более важным вопросам".

— Кажется, мы здесь не для того, что бы обсуждать философию эльфов, — сухо прервал призрака человек со шрамами.

С этим я был полностью согласен, но немного по другой причине. Я исходил из своих знаний об этом эльфе. Он мог распинаться на вышеуказанную тему часами, а то и днями, поскольку, как верно заметил мертвый лучник из Хароса, дни совершенно не считал, зато спор и поиски истины в нём считал делом святым, а посему не хотел его прерывать из-за какой-то глупой нехватки времени. Что вообще за бред? У эльфа и вдруг нет времени? Ха-ха, очень смешно! Они ведь живут вечно, неужто забыли?

— Я как раз хотел перейти к более насущным делам, — бросил короткий взгляд Дарс на прервавшего его, мне показалось, что в нём промелькнула какая-то злоба, но я быстро одёрнул себя и убедил в том, что это лишь игра света и тени.

— Тогда, думаю, что лучше всего будет без отступлений говорить только о сути. Вы ведь сами весьма однозначно дали нам понять, что сейчас время не на нашей стороне. Хотелось бы узнать, из чего исходит это предположение? — магу в красном, наконец, удалось "подобрать" чуть было не отвалившуюся челюсть, не только пристроив её на место, но и заставив выполнять те функции, для которых она, собственно, и была предназначена, то есть для разговора и жевания. Пока что, правда, удалось нам лицезреть лишь первое.

— Не даёте старику развлечь себя разговором, — на этот раз усмешка Дарса была однозначно добрая, без каких-либо выдумок и вариаций, — ну да ладно, что с вами делать, молодые всегда спешат. К тому же сейчас это вполне оправдано. Вам нужно спешить, спешить вернуться, чтобы вмешаться и остановить то, что сейчас твориться в мире, пока жертв ещё не слишком много.

— Вернуться? Это мы и собирались сделать, когда найдём корону, разве не так? — самый молодой из нас удивлённо начал переводить взгляд с одного на другого.

Судя по их лицам, они уже тоже догадались о том, что здесь ничего нет, что это просто глупая пустышка, обманка, которую нам подкинул Глава, чтобы вывести из игры короля Сарта, полностью занятого поиском предмета, который стал бы идеальным спасением Ланда от того кровавого спектакля, который готов был там развернуться. А тем временем он проворачивает свою хитрую аферу, собираясь отдать избитое королевство тому, кто больше заплатит. Но пока идут торги, он ни в коем случае не может допустить того, что бы бойня и беспорядки завершились. Ему обязательно нужно было поддерживать их, подливать масло в огонь, чтобы новые хозяева всё ещё видели для себя богатые земли с народом, которым не руководит никакая явная власть, а не очередного сильного противника на политической и экономической арене. Люди должны быть разорены, истощены, подавлены, неспособны оказать достойного сопротивления тем, кто придёт на их территорию. Они должны были просто смириться, смириться и тут же начать работать на нового хозяина. А для этого нужно было, чтобы обе самые активные и явные стороны конфликта продолжали ненавидеть и противостоять друг другу. Новые короли, конечно, были лишь куклами в руках Главы, не более, но это и так было известно почти всем, кто здесь находится, за исключением разве что мага в красном и жителя Сарта. Они лишь делают вид, что находятся на стороне тех, кто хочет стабильности. Хотя, на самом деле я уже перестал понимать, чего они хотят. У них уже пропали всякие идеи, которые они ещё несли с собой в самом начале. Удивительно как быстро они растеряли их. Но, думаю, королям это лишь на руку, потому что их главная задача на самом деле лишь ещё больше дестабилизировать ситуацию в стране, они лишь видимость власти, не более. К тому же таким образом он уводил с поля ещё и меня, поскольку я довольно много знал, и нового владельца Диарниса, который представлял для его задумки потенциальную опасность, и эльфийского посла, способного также сыграть не последнюю роль в крахе его планов. Такой старый трюк, требующий всего лишь двух ложных информаторов и всё, некоторые опасности убраны, их можно больше не принимать во внимание, и пока они заняты поисками несуществующего на самом деле легендарного артефакта, он налаживает новые ниточки и дёргает за старые. Что же, он как всегда оказался впереди всех на несколько шагов.

Старик обвёл нас всех небесно-голубыми глазами, он хмурился, но всё же его не могло не радовать то понимание, отразившееся на лицах каждого из нас, даже молодого музыканта.

— Вижу, вы осознали. Вас всех одурачили. И не только вас. Все те, кто идёт сейчас за Дорнисом и его приближёнными, обмануты точно так же, потому что их лидер сейчас надеется на то, что к нему в руки приплывёт корона, а его шпионы смогут отыскать якобы погибшего принца-бастарда. Вот он будет удивлён, когда короны он не получит, зато Адриан явится к нему собственной персоной.

— Что? Он всё-таки жив? — с наигранным, невероятно фальшивым удивлением воскликнул я и для пущего эффекта заморгал и приложил ладонь к сердцу.

Это не вызвало одобрения, только юноша легко усмехнулся. Он ещё был молод, а потому не научен сдерживать свои чувства. Рилиан же просто не одобрял моих действий, потому и не улыбнулся.

— Думаю, мне не стоит обращать внимания на это кривляние, потому что большая часть присутствующих либо точно знает, кто здесь тот самый Адриан, либо просто догадывается. Скажу сразу, что догадываются они верно, — я заметил как Рилиан бросил короткий, почти незаметный взгляд на человека со шрамами и полные удивления глаза мага в красном, да, для него это явно было сюрпризом, — но собрала вас здесь не только злая воля недруга. Как бы глупо и похоже на старые сказки это ни звучало, но это действительно так. Пусть это будет случай, провидение, судьба, Фортуна, предназначение, череда взаимосвязанных и вытекающих друг из друга событий — что угодно, но…

— Стоп, тпру, баста! — я покачал головой. — Что-то я не понимаю. Вы сами говорили о том, что не будет больше никаких отступлений и вдруг начинаете разглагольствовать о каких-то высших материях. Думаю, все со мной согласятся: для начала неплохо было бы узнать, что там творится и на что опираются ваши догадки и мысли. Потому больше, как на события, происходящие, так сказать, "на большой земле", вам опираться не на что. Это более реальное и актуальное для нас сейчас.

— Прагматизм, реализм, смешанный с насмешкой и прямолинейностью, острым умом, который не принимает чужие законы за истину и стремится всё проверить? Что же, это хороший набор качеств во все времена, потому что такие люди чаще всего идут вперед, но медленно, потому что им мешает большая часть общества, не принимая его немного вызывающее, саркастичное поведение и тыканье людей лицом в их собственные ошибки. Из уважения к такой очень редко встречающейся "сокровищнице" я пропущу мимо ушей тон. Да и вообще стоит ли мне, призраку, обижаться на живых? Вряд ли. В эти времена мне, наоборот, хочется вас жалеть, а не настраивать себя против. Там, как вы выразились, на большой земле, сейчас творятся жуткие вещи. Произошла первая крупная стычка между теми, кто выступает за новую власть и теми, кто жаждет свергнуть её ещё раз. Многие погибли, потому что против "храмовников" выступила не только регулярная армия, но и обезумевшие крестьяне. Люди Дорниса сражались храбро, но им это не очень помогло. Пришлось отступить и разбить лагерь. Так случилось, что он расположился ровно посередине Ланда. Теперь это настоящая линия фронта, потому что на востоке никто не хочет вступать в состав других стран, а на западе на это уже начинают подбивать, но, тем не менее, по обе стороны ещё есть те, кто жаждет независимости именно для своего кусочка земли и для проживающего на нём народа. Королевство Ланд уже начинает заходиться пламенем, которое потом оставит после себя лишь пепелища, чёрную выжженную землю, которая не сможет уже породить больше ничего. Чернильное пятно на мировой карте. А до этого ведь дошли они сами. Глава Гильдии Сейрам лишь подтолкнул, нужен был лишь повод, маленькая искорка, из которой разрастётся смертельный пожар. Сами из-за целого ряда королей, которые за несколько лет закопали титанические труды своих предшественников по объединению и обогащению. Ведь у Ланда огромные ресурсы, огромный потенциал, его всегда недооценивали, но они уничтожили всё это, и твой отец, Адриан, не смог это восстановить. Он был хорошим, справедливым, рассудительным и умным королём, в отличие от предыдущих, но у него просто не хватило времени и сил, потому что на восстановление Ланда потребовалось бы намного больше времени, чем то, за которое он пришёл в упадок. Только в сказке возможно, что один славный владыка на раз-два исправил ошибки королей, что были до него. Их было слишком много, все они вылились в это. Нельзя было избежать чего-то подобного. Все эти события должны были начаться, для меня честь, что именно я стал тем, кто запустил механизм, а от вас зависит лишь то, как долго он будет ещё работать, — призрак тяжело выдохнул и обвёл нас суровым взглядом, как обычно это делают преподаватели, когда объясняют подопечным, насколько важный им предстоит экзамен.

Эльф под этим взглядом остался совершенно невозмутимым, долго смотрел в глаза Дарса. Рилиан отвернулся, даже вздрогнул, видимо, он до глубины души проникся словами этого призрака и поверил в то, что на него сейчас действительно свалилась судьба всего Ланда. Адриан тоже взгляда не отвёл, вот только в отличие от Нартаниэля, в льдисто-голубых глазах не было решимости, в них будто бы застыл немой вопрос. Маг в красном вообще ушёл в свои мысли и теперь нервно поглаживал подбородок, на котором уже слегка обрисовалась бородка клинышком, которую он, видимо, собирался отращивать. Его явно речь впечатлила, но размышления его точно отличались своим характером от паладиновских. Молодой бард сглотнул и быстро уставился в землю, изо всех сил стараясь избежать встречи взглядом с приведением лучника из Хароса. В моих глазах Дарс наверняка прочёл вызов, недоверие и присущую мне, как он уже весьма резонно заметил, насмешку. Призрак продолжал смотреть на нас. Явно ждал ещё какой-то реакции, кроме этого немого принятия его слов. Хотел, чтобы мы высказали и своё мнение, дали ему хотя бы знать, что собираемся делать после столь, мягко говоря, безрадостных вестей из страны, которая для половины здесь присутствующих, была родиной. Что же, мне не хотелось заставлять мёртвого старика ждать:

— Что ещё за чушь? — я недовольно скрестил руки на груди и приподнял одну бровь. — Как мы можем повлиять на ход событий? Тем более в корне изменить его, остановить этот, как вы выразились, "механизм". Причём таким образом, что бы избежать при этом большой крови? Я ведь правильно понял? Вы возлагаете на нас именно такие надежды, так?

— Да, именно так, — этот спокойный тон и взгляд человека, который знает намного больше, чем ты, почти выводил меня из себя, но я старался не подавать виду. Странно, но вышло у меня это довольно хорошо, хоть в последнее время я и перестал считать себя мастером лицемерия, как это было раньше. Видимо, за время заточения я растерял кое-какие свои навыки, до того не раз вытаскивавшие меня из не слишком приятных ситуаций.

— Тогда, кажется, в этом состоянии вы чуточку спятили, мой дорогой. Не может шесть почти никому не известных людей взять и изменить ход истории. Это просто невозможно, что уже не раз было доказано тысячами потенциальных героев. Жаждущих прославиться, а попутно и переделать окружающих, чтобы заставить их в будущем плясать под свою дудку. Хотя нет, пожалуй, исправлюсь. Один человек может всё-таки сделать так, чтобы исторический процесс пошёл так, как нужно ему, пусть это изменит его направление, которого он придерживался до того, в корне. Но для этого нужны, деньги, власть и, в первую очередь, высокое положение, с которым они приходят. А сейчас, когда вся система взаимоотношений рушится, уже будет его сложно получить, а, значит, мы не сможем ни на что повлиять, поскольку до этого бардака нам не удалось взобраться вверх по иерархической лестнице, то и сейчас мы тем более сделать этого не сможем, а, значит, нас просто-напросто никто не будет слушать. Конечно, здесь есть сын барона, но таких баронов невероятное множество и некоторые из них либо по-прежнему мечутся между молотом и наковальней, либо уже приняли какую-то из сторон, влились в этот поток и стали ничего не значащими шестерёнками в том механизме. И не надо мне, пожалуйста, говорить о том, что если сломать маленькую часть, то весь механизм престанет работать. Все мы с вами знаем, что это не так, что гномы уже давным-давно научились обходить эту проблему, так что в наше время подобные заявления будут уже неактуальны. Пусть среди нас и чрезвычайный и полномочный посол эльфов востока в Ланде, но в настоящее время вряд ли их королева захочет вмешиваться, тем более, все знают о прославленном "остроухом нейтралитете". Без обид, Нартаниэль. Да и в любом случае, как нам остановить две волны, несущиеся друг на друга на полной скорости? Правильно, никак! Но если всё-таки предположить, что нам каким-то неведомым мне образом и чудесами удастся их остановить, то мы уж точно не станем препятствием между такими гигантами, как Великое Княжество Шан и Мортремор, который при союзе с карликовым Хариотом, его магами и какими-никакими сохранившимися связями, вполне сможет перекинуть войска через горы и прийти в Ланд. Судя по тому, что вы нам рассказали, они уже маршируют в сторону перевалов, а Сарту ничего не останется, кроме как пропустить их по своим землям. Что бы там ни говорили, а гномам, разрозненным героям и преследующим королевство напастям ну никак не помешать Мортремору продолжать продвигаться вперёд и форсировать Великий Ильред. А почему придётся? Объясню, потому что по загоревшемуся в глазах нашего юного музыканта огню вижу, что он со мной не согласен и всё ещё верит в то, что король Сарта не допустит такой несправедливой расправы над уже умирающим и слабым королевством, истощённым гражданской войной, начало которой ознаменовали первые стычки. Потому что если он объявит войну, то понесёт невосполнимые потери даже при том условии, что ему удастся-таки вышвырнуть обратно за хребет армию Мортремора, Сарт придёт в упадок, а армии Княжества Шан, которые готовились к столкновению с действительно невероятно сильным противником в лице восточного королевства, очень быстро расправятся с теми, кто ещё будет оказывать сопротивление на территориях Ланда, ибо всем известно как истощает всевозможные ресурсы война внутри государства, и они тут же начнут поход уже на Сарт, тоже разорённый и бедствующий. Королевство не сможет сопротивляться и снова войдёт в состав другой страны. Пропадут труды короля, подобного которым я, если честно, и не припоминаю ни в одной истории ни одного из существующих сейчас государств. Он просто вынужден будет пропустить по своим землям армию Мортремора для блага своего королевства и людей, в нём проживающих. Другого выхода у него, к сожалению нет. Так что печальный финал неизбежен или, по крайней мере, его избежание уж точно никак не будет зависеть от нас шестерых людей.

— Браво! Какая логическая цепочка! Как расписаны варианты! — лучник похлопал мне, кажется, даже искренне, без насмешки, по крайней мере, в голосе её не было. — Вот только вы уже не совсем обычные люди хотя бы по тому, что мертвы.

— Что? Как?! — почти одновременно воскликнули маг в красном и юноша, начав при этом яростно колотить себя по бокам и щипать, чтобы, видимо, убедиться в том, что они пока ещё в полной мере живы и не стали похожи на этого призрака, столь странно высказавшегося о, так сказать, их положении в этом мире.

Эльф всё ещё оставался спокойным, хотя по его лицу пробежала тень непонимания, но после он быстро уразумел иносказательный смысл фразы лучника из Хароса. Принц-бастард резко поднял брови, он пока не мог похвастаться таким же стремительным мышлением, как у моего остроухого друга, но до него тоже постепенно начало доходить. Рилиан же по-прежнему сохранял удивлённое выражение лица, которое ну никак не желало покидать его во время этого разговора. Нет, молодой паладин был далеко не глуп, но всё-таки для него было слишком много информации, потому что в отличие от меня, Нартаниэля и Адриана, он не привык плавать в этом грязном море политики и закулисных игр, которые устраивают самые влиятельные и богатые иногда только ради развлечения, а иногда и для того, чтобы изменить что-то их не устраивающее. Причём и перемены, и способы их достижения зачастую являются весьма и весьма радикальными, но даже если это не так, то сильные мира всё равно никогда не имели вредной привычки думать о том, как их решения повлияют на судьбу окружающих. Да и вряд ли когда-нибудь вообще начнут об этом размышлять. Что же до мага и музыканта, то им просто было не до политики и всех её нюансов, они были заняты тем, что играли в "найди отличия", пытаясь отыскать приметы, по которым они бы походили на призрака. К их неподдающейся описанию огромной радости, пока таких признаков не отыскалось. Разве что они все принадлежали к человеческой расе, но, как правило, это не всегда значит, что вы — приведение.

А Дарс продолжал всё так же покровительски, всепрощающе, снисходительно улыбаться. Глядя на это, я фыркнул и даже отвернулся, но вскоре мне снова пришлось повернуться лицом к призраку, потому что он заговорил, снизойдя, наконец, до того, что бы объяснить тем, кто ещё не понял, что конкретно он имел в виду:

— Нет, конечно же, в буквальном смысле вы не мертвы, вы живее всех живых, но вместе с этим весь мир уже похоронил вас. Ну, сами подумайте, неужели вы, господа, думаете, что весть о потере такого важного оборонительного пункта, как Охранные Башни, ещё не дошла до короля Сарта? Он ведь точно рассчитывал время и знает, что в тот момент вы были там. Он тут же сообщил об этой печальной новости Дорнису, теперь все они думают, что вы трое мертвы, — сейчас призрак борца за свободу обращался к тем, с кем мы встретились тут, но вот очередь дошла и до нас, — как и вы, ведь то заклинание не только на время превратило нападавших в деревья, но и переписало им память, а потому они донесли Главе, что их задание выполнено в лучшем виде, а в качестве доказательства они предоставили искусную копию заколки, с которой господин эльф не расстаётся почти никогда. Так что сейчас на этом маленьком островке посреди болот уже можно организовывать настоящее кладбище. Вот только вся разница между вами и мной состоит в том, что я уже сделал всё возможное, отыграл роль, а у вас ещё есть шанс повлиять на события, вы можете ещё изменить мир, не дать ему превратиться в чёрную Бездну, чтобы существа оттуда приняли его за свой родной дом. Вам нельзя упустить этот шанс, но для реализации этой возможности нужно будет постараться, очень сильно постараться, но, глядя на вас, я понимаю, что невозможных вещей для столь талантливых, сильных и неординарных личностей просто нет. Миры всегда склонялись не перед силой, а перед разумом тех, кто смог собрать вокруг себя эту силу. А ума всем вам не занимать, пусть у каждого он и проявляется по-своему.

— Тогда тем более нам никак не удастся изменить ход этих событий. Мёртвые потому и мёртвые, что в мире живых им уже нечего делать, они уже всё сделали, как это и случилось с вами, — впервые подал голос принц-бастард, обведя всех присутствующих каким-то странным, даже можно сказать недобрым взглядом.

— Знаете, а я согласен со своим спутником, — вышел из задумчивого оцепенения маг в красном, при этом утвердительно кивнув себе и своим мыслям головой, — вы тут начали говорить о судьбе и о разных цепях событий, финал которых предрешён некими высшими силами заранее. Так не знак ли эта "общественная смерть" от них? Я, конечно, не верю в это и предпочитаю смотреть на всё с более, хм, рациональной, логичной и научной стороны, но всё же раньше я не верил в существование демонов и живых мертвецов, однако потом лицом к лицу встретился с ними в весьма тесном знакомстве, так что, исходя из вашего душещипательного монолога, вполне возможно, что нам как раз таки лучше не вмешиваться, потому что это может не понравиться хотя бы той самой Фортуне, разве я не прав? Я не могу быть не прав, потому что рассуждаю логически.

— А ведь этот парень в забавном наряде в чём-то действительно прав, призрак, а? Не находишь? Если всё так настойчиво катится в Бездну, то, может, не стоит этому мешать? А то, того и гляди, нас может поразить молния с небес или "случайно" пришибить камнем, который кинет из-за угла такой же случайный прохожий. Конечно, мне самому это дурацкая перспектива бездействия, мягко говоря, не слишком нравится, но я всё ещё сильно, подчёркиваю, очень сильно сомневаюсь в том, что мы можем сделать хоть что-то. Как вы себе это вообще представляете, дорогой мой? Что мы просто встанем между ними, когда уже будет начинаться атака? Боюсь, что, во-первых, нас просто не хватит на весь фронт, а, во-вторых, они просто сомнут нас и даже не заметят. По мне, так это самая глупая затея из тех, что я слышал.

— Вы забываете о том, дорогой друг, — голос Дарса с равнин Даруана уже перестал быть дружелюбным, видимо, ему всё-таки надоел мой насмешливо-саркастический тон, что же, возможно, я действительно самую малость переборщил с этим, но тут этот странный призрак уже сам виноват — нечего возлагать на нас какие-то надежды по спасению мира, всё-таки мы не боги, не титаны и даже не полубоги, так что вряд ли нам удастся образумить этого Дорниса, возглавляющего храмовников, Главу и тем более королей Мотремора, Хариота с Великим Князем Шан в придачу, это было просто невозможно, не под силу компании из пяти " мёртвых" людей и одного не менее мёртвого, если всё же принять во внимание слова лучника из Хароса, эльфа, — что у вас есть кое-что, чего нет у всех остальных — у вас есть связь, возможность влиять на решения тех, кто встал во главе обеих сторон внутреннего конфликта в Ланде: на лидера Гильдии Сейрам, уже начавшего кампанию по культивации в людях желания присоединиться к более сильному союзнику, Дорниса, занявшего прямо противоположную позицию, заключающуюся в том, что ландестерам не нужна никакая власть, кроме собственной, что черноволосые и голубоглазые люди ни за что не допустят кровосмешения, потому что они лучше всех остальных, они лучше умрут свободными, чем подчиняться. По вашим лицам понятно, что обе эти позиции не кажутся вам правильными, разумными, потому что в будущем ни одна из них не обеспечит стабильного мира и экономики, как внутри страны, так и за её пределами. Поверьте, вы уже не единственные, кто думает также. Вы лишь одни из них, потому что лучшие друзья и командиры покинули Дорниса из-за излишней радикальности его методов, из-за того, что он отказался от прежних идеалов мира и теперь сам не замечает, как ведёт людей на уничтожение того, что поклялся защищать ценой своей жизни. Думаю, что вы уже догадались, о ком я говорю, не так ли, господин принц? — Дарс усмехнулся и кинул характерный именно для стариков хитрый взгляд слегка прищуренных глаз, при этом ухмыляясь себе в бороду.

— Да, — после странного, напряжённого и будто бы вибрирующего в воздухе молчания ответил Адриан, и голос его вдруг показался холоднее меча, покоящегося в ножнах, несмотря на толки о том, что пришёл Диарнис из Ледяной Пустыни, но, тем не менее металл был далеко не чистым, потому что в нём ещё была и надежда, он действительно не просто догадался, а точно знал, кто решил отказаться от новых идей радикалиста-Дорниса и пойти своим, четвёртым путём, отличным от пути храмовников, приверженцев новой власти и борцов за "крошечные независимости", — да, знаю. Это Син и Ронтр. Те, кто когда-то вместе со мной, Дорнисом, Архимагом Лорайном, парнем-вором и ребятами из наёмных солдат Жаханской Торговой Компании спасли от подобной разрухи Султанат. Если они отошли от желтоглазого лидера храмовников, то я не соглашаюсь с мнением человека, пришедшего вместе со знакомым мне эльфом Нартаниэлем, которому я всё ещё обязан высказать свою благодарность за заступничество на суде, — Адриан при этом поклонился остроухому, тот ответил лёгким наклоном головы — жест, означающий, что они принял эту благодарность и считает её весьма лестной для своей персоны, чистой воды придворный этикет, но что поделать? Некоторым уж очень сложно отойти от него даже в условиях, столь не походящих на роскошные, сверкающие залы дворцов, в которых подобная манера общения имеет место быть. — За Ронтром пойдёт весь север, если топотребуется, а мы все знаем, что самые лучшие воины Ланда рождаются именно там. Син же имеет почти непререкаемый авторитет среди даргостцев, что почти ровняет его с вождём, несмотря на то, что у жителей болот нет таких лидеров.

— А север может стать рычагом давления, — задумчиво пробормотал Нартаниэль.

— Что-что вы сказали, господин эльф? — встрепенулся маг в красном, он явно считал мнение мало говорившего до этого эльфа самым "увесистым" в нашей пёстрой компании.

Видимо, не в последнюю очередь это было связано с тем, что они как-никак являлись коллегами, пусть и вполне понятно было, что магия, которую они практикуют, отличается так же сильно, как огонь и вода — вроде бы есть что-то общее — энергия там, все дела — но при этом они и стоят точно друг напротив друга. Мне даже кажется, что я догадался, какое именно волшебство практикует наш "увлечённый учёный", как уже стал называть про себя я этого порывистого мага, но пока мои догадки не обоснуются хотя бы одним примером, не смею их озвучивать, а потому не стоит отвлекаться от основной темы, нужно вернуться к ней и разговору, который уже начинал походить на переговоры той самой верхушки, если верить досужим толкам, управлявшей всем миром. Хотя, опять-таки если верить нашему старенькому приведению, то сейчас роль именно этих людей мы и выполняли. Весьма забавно.

— Что мнение севера всегда будет учитываться в любом случае. Сейчас я говорю не о гномах Срединных Гор, которые в последнее время пресекли любые контакты с внешним миром. Речь идёт непосредственно о Дашуаре, потому что именно он сейчас является единственным пунктом между миром и Ледяной Пустыней, все исследования которой так и не увенчались успехом, из чего следует, что информация о ней крайне скудна. Даже с учётом весьма нелестных слухов, которые можно ежедневно услышать на улицах упомянутого города. Эта местность представляет потенциальную опасность для всего живого и всегда нужен будет тот, кто станет стеной, принимающей на себя первый удар. Поэтому если Ронтр, который, по словам многоуважаемого принца, является почти владыкой севера, пригрозит отказаться от этой должности и увести людей из Дашуара в более спокойные места, то от этого покроются гусиной кожей все. Кто знает, может этот почти вымерший город как раз и является той самой песчинкой, которая не даёт Ледяной Пустыне развернуться и показать себя? Это может стать тем, что сыграет ключевую роль в установлении будущего мира. К тому же, несмотря на слова одних наших знакомых, сыгравших значительную роль в дезинформации противника, — Нартаниэль даже не бросил на меня мимолётного взгляда, зато вот мы с Рилианом многозначительно переглянулись, — у меня всё ещё осталось кое-какое влияние при дворе королевы, я могу убедить её так же оказать давление на Мортремор. Но для этого мне нужно спокойное место, где я смогу установить стабильную связь для долгих переговоров, потому что в том, что они продлятся как минимум несколько дней, я не сомневаюсь.

— Такое место есть. Оно на юге отсюда, в самой древней части болот.

— А! Город На Воде! — воскликнул маг в красном.

— Мы видели это прекрасное место, вернее, его огни, но не зашли, потому что сначала приняли их за болотных светлячков, а когда поняли, что это такое на самом деле — было уже слишком сложно, — с одновременной печалью и радостью в голосе отозвался, наконец, молодой бард. Он с того самого момента лелеял мечту побывать там, и вот такой случай плывёт в руки! О, да, мне казалось, что этот малый вот-вот засветится от счастья, а вместе с ним вспыхнут и все близлежащие торфяники.

— Именно туда отправился Син. Только там во всём Даргосте есть те, кто способны поддерживать магическую связь на расстоянии достаточно часто и долго, как это требуется в сложившейся ситуации, — кивнул призрак Дарса.

— Что же, думаю, решено, так? Раз мы все мертвы, то нужно держаться вместе, не так ли? — я обвёл всех взглядом, они кивали мне в ответ. — Значит, отправляемся. Не только за тем, чтобы, как утверждает наше милое приведение спасти мир, но так же для того, чтобы, наконец, смыть с себя всю эту бартасову грязь!

Рилиан улыбнулся. Мы все поочерёдно подходили к призраку лучника из Хароса, благодарно кланялись и уходили, каждому он что-то говорил, и эти слова явно вселяли смятение в сердца и мысли моих товарищей, но вместе с этим и давали им что-то новое. В этом был весь он. Даже при первой и единственной встрече это стало понятно. Нас он лишил надежды на помощь чудодейственной миротворческой легендарной короны правителей Ланда, зато дал цель и надежду на то, что это королевство всё ещё можно спасти. Вместе с этим, разумеется, пришло и напряжение, которое всегда по пятам преследует чувство ответственности, сейчас давящее просто невероятно тяжёлым грузом, но сейчас оно, тем не менее, как-то ушло на второй план, а в главных ролях в данный момент выступала предстоящая дорога, разговоры, новые люди, чувство, что мы движемся вперёд и делаем это не зря. Когда настала моя очередь, я только лишь слегка поклонился ему. Всё-таки информацию, которую он нам передал, мы бы ещё долгое время не смогли услышать от кого-то другого. Да и вообще хорошо, если бы хоть от кого-нибудь услышали. Я уже собирался догнать эльфа, гордо шествующего впереди нашей процессии, но тут призрак глянул на меня и прошептал что-то вроде:

— Будь осторожнее, вечная жизнь не то, чем кажется на первый взгляд.

Вот странно, интересно, что он хотел этим сказать? Снова таинственные предостережения на счёт моего обруча? К Бартасу их всех! Пока я не чувствую от него совершенно никакой угрозы, а, значит, вряд ли она будет исходить. Но всё же эти слова породили во мне сомнения, усилившиеся ещё больше тем, что я услышал дальше. К приведению подошёл Адриан, Дарс тут же наклонился к нему и быстро, настойчиво прошептал:

— Помни, ты должен их сберечь!

Да, кажется, игра, в которую мы играем, будет стоить нам довольно дорого. Может, даже не все дойдут до финала. Но я не хотел думать об этом. Хотелось лишь поскорее уйти отсюда и оказаться в том самом "Городе На Воде", как назвали поселение даргостцев маг в красном и молодой бард. Вот только слишком много важных слов было сегодня сказано, а потому я вскоре погрузился в болезненные размышления, которые через несколько дней превратились в видения. История близится к своей кульминации.

Глава 9

Город этот на меня с самого начала произвёл пренеприятнейшее впечатление. И связано это было не только с деревянными мостками, которые тут заменяли улицы, не только с жарой, малым количеством света, неприятным запахом болотной гнили, огромными роями насекомых, которые только и ждали момента, чтобы впиться в тебя и высосать всю кровь. О, нет, это были далеко не все "прелести" Города На Воде, с которыми нам пришлось столкнуться. Их было много, гораздо больше, чем я перечислил, но если бы я развернул, так сказать, полный список, то, боюсь, это заняло бы слишком много времени. Во всяком случае, больше, чем его было в запасе у меня и моих спутников, а потому перейду к самой главной особенности этого города, являющейся не просто не менее замечательной из тех, что я уже назвал, но оказавшейся самой прекрасной из них. Вся прелесть этого поселения даргостцев состояла в том, что за исключением нескольких стариков, двух-трёх охотников, старейшины и, собственно, самого Сина, которого нам, однако, так и не удалось увидеть, потому что он не выходил из своего жилища, которое было выдолблено прямо в большом дереве, росшем прямо посреди этого, с позволения сказать, города, здесь никого не было. Но несмотря на указанную "густонаселённость" данного пункта, домов здесь было много. Складывалось такое впечатление, что все жители отсюда либо куда-то ушли, либо просто вымерли, потому что вариант с нападением сразу же отпадал — все хижины, что здесь были, казались настолько старыми, что просто не верилось в то, что они пережили хоть одну битву в ближайшие сто лет. А если всё же жителей вырезали, но случилось это очень и очень давно, то почему никто так и не пришёл сюда? Ведь раньше, судя по всему, это место было почти столицей Даргоста. Кто бы мог подумать, столица, состоящая полностью из покосившихся деревянных убогих домиков, которые, казалось, готовы при малейшем дуновении даже самого слабого ветерка (тут это случалось не так уж и часто, видимо, всему виной плотная стена деревьев и слишком тяжёлый воздух) развалиться на доски и навсегда исчезнуть в тёмно-зелёной пучине болот Даргоста. Неудивительно, что такое обилие необитаемых, поросших зеленоватых мхом хижин не вызывало во мне чувства эстетического удовлетворения красотой или хотя бы того уюта, который я надеялся получить в городе, раньше бывшего, так сказать, сердцем этих гиблых болот. К сожалению, этот орган оказался настолько же гнилым, непривлекательным и пустым, как и все остальные внутренности, как и вся поверхность этого организма, который вместе со всеми этими лесами, топями, тропками, редкими деревнями, камышами и живностью составлял единое целое, все части которого идеально сочетались друг с другом. Это место, откровенно говоря, ужасно удручало меня. Особенно ночью, когда из дома, в котором меня поселили (из-за обилия нежилых помещений каждому была выделена отдельная хижина), я видел лишь несколько очень слабых огоньков, из-за тумана казавшихся невероятно далёкими. Мне в такие моменты казалось, что я сейчас нахожусь на каком-то покинутом всеми корабле в бескрайнем море, а эти светлячки не более чем просто миражи, которые зазывают меня на скалы. Поэтому я почти не спал и вздрагивал от каждого шороха, будь то кваканье лягушки или шкрябанье ветки по стене дома. Эти ночные бдения рано или поздно должны были вылиться во что-то не слишком хорошее. Так и получилось. На четвёртый день нашего пребывания в Городе На Воде и второй день переговоров Нартаниэля с эльфийской королевой у меня начались видения. Поначалу они были странные, размытые, неясные, а потому я с радостью принял их за те миражи, что возникают у нас во время столь желанного мною ночного забвения и зовутся снами. Вот только вскоре они стали уж слишком понятными, а оттого ещё более пугающими. Через три дня я потерял счёт времени и полностью в них погрузился. Я начал путать их с реальностью, бороздить их на своём выдуманном корабле, который потерпел уже сотни крушений. А эти огоньки всё продолжали преследовать меня даже там, среди выжженных полей сражений, на которых не осталось ничего живого. Только скорченные трупы, чьи позы весьма ярко показывали, что испытывали люди, которым не посчастливилось свои последние часы провести здесь. Эти безрадостные пейзажи были настолько мёртвые, что даже чёрные вороны — извечные птицы-посланники смерти, чьё присутствие почти обязательно во всех местах кровавых баталий, устроенных за мир, свободу или же просто во имя чьих-то неумеренных амбиций — не кружили здесь, заслоняя небо, которое было непривычно серым, будто это и вовсе было не небо нашего мира. Чернота пугала, заставляла меня бежать мимо покорёженных остовов зданий, телег, баррикад, гор трупов, каких-то странных выложенных камнями кругов, мимо всё ещё кое-где горящих огней, бывшими (в этом я не сомневался) отсветами тех самых огоньков в ночи, ибо были они так же далеки и нереальны. Я всё продолжал бежать вперёд, вперёд и вперёд, не останавливаясь. Ведь, кажется, всегда герой снов в кошмарах бежит, чтобы за ним не угналась какая-то неведомая, пугающая до холодного пота опасность. Но тут не было даже её, а это уже не просто пугало — это заставляло сердце сжаться от сильнейшего ужаса, а душу — забиться в самый потаённый уголок, чтобы там, обхватив колени руками, качаться из стороны в сторону и беспрестанно бредить. Здесь просто не было никого и ничего живого, но всё бы ничего, если бы это был просто кошмар, ведь богатство человеческой фантазии известно всем, как и степень влияния потаённых подсознательных страхов, коих у каждого из нас целое множество, на сновидения, а потому никого уже не удивляет, какие причудливые и страшные одновременно картины мы рисуем у себя в голове, когда галлюцинируем от болотных грибов, бредим в лихорадке или же просто спим. Вот только когда ты буквально ощущаешь отвратительный запах гари и палёной плоти, когда начинаешь задыхаться от него, когда глаза начинают слезиться от едкого дыма, который валит от странных холмов непонятного происхождения, то ты уже перестаёшь понимать, что это всего-навсего наваждение мираж, что всё это ненастоящее. Грань стирается. Сон и явь сливаются в одну жуткую кавалькаду сменяющих друг друга жутких сценок, перемежающихся со спокойными и скучными днями в Городе На Воде. Иногда, выглядывая из окна своего временного пристанища, я не видел соседние дома, зелёную воду и почти осыпающиеся в неё мостки, по которым изредка проходил Фельт, декламируя какие-то стихи. Хоть кого-то это место вдохновляло. Кажется, я медленно, но верно сходил с ума тут.

Но всё-таки случались короткие мгновения, когда эта мутная пелена отходила в сторону, вновь освобождая место привычному разуму, к которому я привык, на который я привык полагаться, потому что только он никогда не покидал меня даже в самые затяжные моменты одиночества, которое, несмотря на относительную многочисленность нашей компании, настигло меня и тут. Рилиан большую часть времени проводил вместе с магом в красном, имя которого мне так и не удалось узнать, и Адрианом, почти не выходившим из своей хижины, расположенной где-то на самой окраине по соседству с жилищем одного из тех странных стариков, носивших одежду исключительно зелёного цвета. Молодой паладин, конечно, пару раз пытался зайти ко мне, но я всегда запирал дверь перед тем, как лечь спать или же когда просто чувствовал, что ко мне снова приходят видения. То есть дверь моего нового дома была заперта почти всегда, а потому я оказался один на один со своими видениями и подступающим вместе с ними сумасшествием. Хотя нет. Справедливо будет сказать, что я сам решил так сделать. Я ведь не знал, что точно со мной происходит? Мало ли это место является порталом в какие-то отдалённые миры, и если кто-то сюда зайдёт во время этих "галлюцинаций", то окажется в том же месте, где и я, а это в свою очередь вызовет какие-то помехи, и мы останемся там навсегда? Это было бы не очень хорошо, а потому лучше не рисковать. Весьма печальный и глупый был бы конец истории — вечное скитание по вымершему полностью миру, где всё застыло, даже огонь никогда не тухнет. Почему же я не просил, чтобы меня переселили в другое место, хоть и знал, что они не откажут мне в этой просьбе? Почему, связывая миражи только с необычностью места и конкретно этого дома, я ещё не воспользовался своим "привилегированным" положением? Думаю, потому что понимал: это всё были лишь утешения. Я хотел верить в то, что от этих мучающих меня видений можно укрыться лишь с помощью обыкновенного переезда, но это не было правдой. О, да, это далеко не было правдой. Я понимал, что они никогда не оставят меня просто так, что мне придётся убегать от пустоты до того самого момента, пока мне не удастся понять, какой смысл был в них заключён. А в том, что таковой там действительно был, сомневаться глупо. Никогда, никогда видения не приходят просто так, если появляются так часто и настойчиво, если они такие же реалистичные, как были у меня в Городе На Воде. А потому дверь моего дома по-прежнему была заперта и для надёжности подпёрта стулом. Окна всё ещё были плотно занавешены шкурами, раздобытыми мною ещё в первый день нашего пребывания тут (я не могу заснуть при свете, а тут его хоть и было не очень много, но при этом здешний свет оказался очень надоедливым, а окон в маленькой хижине было целых три). Я же по-прежнему прибывал всё время в полуобморочном состоянии сомнамбулы. Почти не ел и не пил, стал похож за несколько дней на настоящее приведение, но всё же не отказывался от заданной цели — я должен был понять, о чём хотели мне сказать эти галереи, по которым я бродил. Должен, потому что эти места почему-то очень сильно напоминали мне наш мир, а от этого неприятный холодок пробегал по спине, настойчиво заставляя продолжать искать разгадку.

* * *

Тут-тук. Резкий неожиданный звук разорвал тёмно-чернильную тишину, вырвав меня из забвения и заставив вскочить на кровати, резким, неестественным движением повернуть голову и широко раскрытыми безумными глазами уставиться туда, где должна была быть дверь. Стук повторился снова, ещё настойчивее. Мне даже показалось, что я слышу знакомый голос, но я убедил себя в том, что это снова у меня начинаются видения, до того оставившие меня на пару дней. Сколько точно времени прошло с последнего момента их прихода, я не знал, потому что всё это время окна были плотно занавешены шкурами, не давая даже самому маленькому лучику пробиться сюда. Я не выходил из дома, не ел, но пил. Допивал то, что у меня осталось ещё с прошлых раз. О, да, я уже давно не обедал в доме у старейшины Города На Воде, где ежедневно на обед и ужин собиралась вся наша компания. Вся, за исключением почти не выходившего из своего укрытия Нартаниэля и меня, погрязшего в своём маниакальном безумии и бегу по неведомым мне выжженным, заледеневшим или же наоборот пугающе живым полям. Даже не знаю почему, но эти поросшие сочной зелёной травой и яркими цветами луга пугали меня куда сильнее мест кровавых баталий, в результате которых не было ни пленных, ни спасшихся бегством. Но, думаю, после я догадался о причине. Всё это снова были игры моего подсознания, которое из-за пребывания в полной темноте и почти непрекращающемся бреду выбралось на поверхность, показало своё уродливое, но, тем не менее, необычайно притягивающее своей загадочностью лицо. Я подсознательно боялся того, что это те же самые поля сражений только много-много лет спустя. А пугало меня в них как раз то, что они были так же пусты, как и чёрные просторы с трупами. Здесь было много животных, насекомых, это точно. Но ни одного человека я не встречал, сколько бы ни бежал вперёд, а это действительно пугало. Пугало и приводило в ступор. Наверное, именно поэтому я уже привык к знакомым голосам в голове — думаю, что я просто прокручивал у себя в голове какие-то воспоминания чисто рефлекторно, машинально, потому что всё же нуждался в чьём-нибудь обществе, это было для меня так же необходимо, как та вода, которой уже осталось буквально на дне небольшого глиняного сосуда. Я слышал и нуждался в этих родных звуках, но не мог себе позволить наслаждаться ими, так сказать, в живом исполнении, а потому приходилось довольствоваться лишь иллюзией, которая стала ещё одной гранью моего постепенно поглощающего весь разум сумасшествия. Но даже сквозь него я понял, что голос, который сейчас весьма повелительно требовал от меня открыть эту "бартасову дверь", был самым что ни на есть настоящим, что это не очередная серия "шепотков во тьме". Я всё ещё думал, есть ли опасность того, что нас сейчас засосёт в параллельный мир (ну или будущее, где я был на самом деле мне, пожалуй, не удастся до конца своей жизни) и стоит ли, учитывая этот шанс, ещё лучше подпереть дверь, при этом не подавая ни одного признака жизни, как моим посетителям надоело ждать и потому они прибегли к весьма радикальному методу пренебрежения запретом хозяина пройти в его апартаменты, тобишь, грубо говоря, просто снесли хлипкую дверь с петель.

Резкий пусть и слегка приглушённый кронами деревьев свет ослепил меня внезапно. Он, конечно, почти сразу же иссяк, потому что в дверном проёме возникли все те, с кем я проделал путь от могилы легендарного лучника из Хароса (в компании некоторых из них путь этот не ограничился только сим коротеньким маршрутом), но всё равно заставил меня забиться под толстый кусок выделанной шкуры, который заменял мне здесь одеяло, и свернуться под ним клубком, подобно маленькому, побитому щенку или котёнку. Но почти тут же с меня сорвали и этот защитный кокон. Я сжался ещё больше, став похож на какую-то очень древнюю мумию. Худой, грязный, бледный, с тяжёлыми и налившимися синевой мешками под глазами — эти дни на грани настоящей реальности и ставших с ней одним целым кошмарных видений действительно сделали меня почти не похожим на того человека, которым я был раньше. Даже во время пребывания в казематах Гильдии Сейрам я не выглядел настолько плохо, потому что два раза в день мне удавалось там видеть людей, а потому я всегда знал, какое сейчас время суток, какой сейчас день. Я думал, что именно там познал настоящее и самое пугающее одиночество, но я ошибался. Безумство, творившееся со мной в этой хижине посреди болот лишь стало подтверждением того, что если ты начал путь познания какого-то чувства, то будешь продвигаться по нему всё вперёд и вперёд, никогда не достигнешь конца, потому что ни у одного из чувств нет предела, но будешь переживать всё новые и новые ступени его развития, которые с каждым разом будут всё больше и больше захватывать тебя, пока в один прекрасный день не сведут окончательно тебя с ума, не заставят тебя без остатка раствориться в них. Неужели я оказался настолько плохим последователем одиночества, что всего лишь вторая ступень так дурно повлияла на меня и подвела к самому порогу того самого сумасшествия? Как-то очень слабо, а потому мне совсем не хотелось верить в это. Однако всё же не стоит забывать о том, что мне удалось-таки пройти этот весьма и весьма непростой этап, при этом не сойдя с ума, не став пускающим слюни и бешено хохочущим безумцем. Наверное, поэтому, несмотря на столь бурную и, мягко говоря, не слишком гостеприимную реакцию на своих новых и старых друзей я всё же рад был их видеть. Хотя этой радости, надо сказать, немного поубавилось после того как, эльф буквально столкнул меня с кровати, а потом, схватив за шкирки, несколько раз крепко встряхнул, вдобавок после, видимо, для пущего эффекта. Но голос пока всё равно доносился до меня будто бы издалека, будто мы мой старый друг стоял за тяжёлой портьерой и был лишь суфлёром или тайным шпионом, а не стоял прямо здесь и не колошматил меня, чтобы выбить всю ту потустороннюю дурь, что во мне накопилась. Справедливости ради надо заметить, что делал он это с лицом профессионального следователя, то есть оно было всё ещё не лицом, а самой настоящей каменной маской (что-то слишком часто я использую подобное сравнение по отношению к нему, но что поделать? Больше мне совершенно ничего не приходит в голову). Однако старые добрые тумаки как нельзя лучше прояснили мой разум от тяжкого полузабытья. Слова долетали до меня всё более чётко, они уже не были обрывками, а потом просто взяли и резко прорвали драпировку, которая отгораживала меня от внешнего мира до сих пор. Вот теперь я окончательно, кажется, преодолел этот порог. И я многое понял именно в тот самый момент, глядя в суровые глаза Нартаниэля, в которых явно читался немой упрёк. Упрёк за то, что я не попросил у него помощи раньше, за то, что не положился на него. Но он был эльфом, и такое не могло его задеть, а потому во взгляде не было боли, совсем не показавшейся бы мне странной, будь на его месте человек. Но он не был им, а потому я нисколько не удивился, когда он в очередной раз слегка стукнул меня о стену дома, я уже весьма явно это почувствовал. Поняв это, эльф быстро меня отпустил. От столь неожиданного перемещения из подвешенного состояния на ноги, я, конечно же, не удержал равновесия и рухнул на колени. Должно быть, у меня сейчас был жутко глупый и жалкий вид, но почему-то казалось, что по-другому я сейчас выглядеть и не могу. Наоборот я был благодарен, что мой друг, наконец, вырвал меня из темноты, в которую я погрузил себя, как оказалось, лишь ради того, чтобы избежать реальных проблем, которые вдруг неожиданно на меня свалились. Всё-таки слова Дарса с равнин Даруана повлияли на меня сильнее, чем можно было предположить. Я просто жалел себя всё это время, взвалив на себя воображаемую миссию по поиску какого-то запрятанного в самых пыльных уголках неведомого тайного смысла, скрывавшегося в моих видениях, когда всё было просто и понятно. Жаль, что мне понадобилось так много времени, чтобы понять это. Всё-таки иногда я чувствую себя полным идиотом и должен благодарить людей, которые возлагают на свои плечи благородную миссию по тактичному напоминанию об этом присущем мне "чудесном качестве", столь ярко показывающем, что даже люди, которые считают себя умнее большинства, могут ошибаться. Собственно, как раз-таки они и ошибаются чаще всех остальных, потому что везде пытаются найти тот самый глубинный смысл, тратя на его поиски слишком много драгоценного для любого человека времени. Иногда ведь всё лежит на поверхности и не надо копать глубокую яму и целые подземные города в том месте, где нет абсолютно никаких золотых жил. Вот поэтому настоящее искусство не в том, что бы догадываться и искать. Оно в другом: нужно уметь понимать, когда стоит порыться, а когда нужно лишь просто сбросить покрывало или сдуть пыль.

Но чуть дольше побыть пресмыкающимся никчёмным червём мне не дали (к счастью это или к сожалению решать уже не мне, потому что с моей позиции, согласитесь, было весьма сложно определить пользу или же напротив бессмысленность такого поведения и положения). Эльф решил ещё раз для профилактики встряхнуть меня, но на этот раз выбрал ещё более экзотический и суровый способ приведения в чувство: снова резко подняв меня на ноги, он тут же окатил меня ледяной водой из любезно предоставленного ему кем-то из нашей компании ведра. Разумеется, что такое действие мной уже просто ну никак не могло быть проигнорировано, а, значит, я незамедлительно на него отреагировал, моментально покрыв эльфа и всех его родственников, до которых успел добраться за несколько секунд, весьма нелестными словами, отрывочными выражениями и даже весьма обдуманными сложными предложениями, что стало для моего старого друга ознаменованием успешности всех его не слишком приятных для меня действий. Всё ещё ругаясь, но уже менее активно, я стал стаскивать с себя промокшую насквозь лёгкую грубую крестьянскую одежду, которую носил в Городе На Воде с самого нашего сюда прибытия. Благо, стесняться женского пола мне не приходилось совершенно, ибо сейчас в доме ни одной представительницы не было. Дрожь меня начала колотить довольно быстро, несмотря на извечно тёплую погоду, царящую на болотах. Эльф же тем временем стоял и, наконец, решил отбросить в сторону свою проклятую карнавальную маску и сейчас слегка ухмылялся уголками тонких губ, явно довольный своей работой. Всё же, освободившись от мокрой мешающей двигаться "оболочки" и натянув на голое тело привычную для меня походную одежду, в которой я сюда и приехал, мне пришлось-таки одарить своим очень "добрым, приветливым и невероятно нежным" взглядом Нартаниэля, который теперь выглядел ещё более самодовольным и гордым, чем обычно. Ещё несколько раз ругнувшись, я закончил приводить себя в порядок и теперь выглядел более менее приемлемо. Конечно, на королевский приём или просто бал у какого-нибудь вельможи меня не отправишь, но хотя бы мой вид перестал внушать омерзение и желание пнуть меня посильнее, чтобы я, наконец, убрался с глаз высокопоставленных людей долой. Мне тут же захотелось заехать по этой наглой роже как можно сильнее, но я боялся, что из-за, мягко говоря, не слишком обильного питания в предыдущие дни данный жест не произведёт нужного эффекта, а потому я решил немного с этим повременить, подумав дождаться более подходящего для свершения справедливой мести момента, и пока ограничился лишь тем, что зло что-то пробурчал, смотря исподлобья на него и переводя изредка взгляд на всех остальных моих спутников, стоявших за его спиной и улыбавшихся этой, должен справедливости ради сказать, действительно весьма забавной со стороны картине. Вот только мне было совсем не до смеха, ибо теперь моё сознание было кристально ясно и всё происходящее не казалось мне таким же далёким, как те огоньки, смотря на которые каждый раз перед тем, как лечь в кровать, я размышлял, потому что обычно мысли упорядочивались и безумие отпускало меня именно в эти вечерние часы, которые я всегда любил, но здесь они почему-то казались мне невероятно тяжёлыми. Должно быть, снова всему виной гнетущая атмосфера этого "города", которая не давала расслабиться ни на секунду, не говоря уж о целом вечере. Эта грязь, беспрестанное гудение комаров и прочей мелкой мошкары над ухом, кваканье лягушек, постоянные всплески и далёкие непонятные звуки, доносившиеся из-за тумана, в котором кольями частокола виднелись деревья, бывшие здесь почему-то очень хлипкими, хотя посреди Города На Воде рос настоящий гигант. Я встряхнул головой, отгоняя прочь это зелёное марево, которое грозило меня вновь утащить за собой в выжженные страны чёрных полей и дыма, и снова поглядел на Нартаниэля, замершего в той же надменной позе со скрещенными руками на груди и слегка вздёрнутым подбородком.

— Ты сам выйдешь на свет или нам придётся приложить свои собственные силы, чтобы вытащить тебя из облюбованного убежища? — несмотря на лицо, голос моего остроухого друга был спокойным и пугающим своей совершенной, отточенной годами безэмоциональностью.

— Хм, хороший вопрос, — я начал почёсывать заросший подбородок и щёки, не столько делая вид, что я задумался, сколько проверяя, насколько плохо я сейчас выгляжу, вывод мой был не слишком утешительными, но я всё же нашёл в себе силы хитро ухмыльнуться, — вы предлагаете вынести меня из дома, словно я какой-нибудь король? Весьма забавно, что вы ещё меня спрашиваете о том, как я предпочитаю покинуть это унылое тёмное место. Разве кто-нибудь может отказаться от такой чудесной возможности быть унесённым из скромного обиталища самим послом эльфов на землях Ланда? Только настоящий идиот или сумасшедший может упустить столь редкую и чудесную возможность, Бартас вас всех дери! — я широко раскинул руки, будто бы хотел сейчас задушить в объятьях всю нашу компанию. — Я жду, когда вы меня понесёте, несчастные плебеи! Ну же, несите своего царя! — я закрыл глаза, и даже на какое-то мгновение мне показалось, что я действительно какой-то древний и могущественный царь, что в лицо мне дует тёплый морской бриз, развевая волосы и приятно щекоча лицо, а слуги мои вот-вот подхватят меня под руки и понесут по моим землям, чтобы их королю ни в коем случае не нужно было напрягаться самому и стирать недостойной землёй свои ноги.

Да, пожалуй, иногда моя фантазия действительно выходит за пределы разумного, но я никогда не пытался и не буду пытаться что-то сделать с этим, ибо без неё жизнь для меня казалась бы слишком серой и однообразной, а воображение спасает меня от подобной катастрофы, разбавляя тяжёлую и рутинную обыденность своими яркими вспышками салютов в ночном небе, спасая меня от долгих и мрачных измышлений по тому или иному поводу, для коих времени у меня почему-то всегда было предостаточно. Будто бы это была ещё одна злая насмешка судьбы. Да, пожалуй, когда-нибудь мне всё-таки придётся вспомнить слова путешественника, встреченного мною в поле, где я покусился на его стог, в котором этот человек уже собирался провести ночь в гордом одиночестве. Действительно славные это были деньки, когда от выполнения порученных мне заданий ещё не зависели судьбы людей, и я не чувствовал на себе день ото дня прижимающий к земле всё сильнее и сильнее невыносимый груз ответственности за людей, коих ты даже не имел чести знать; когда я мог просто ехать сам по себе куда глаза глядят, не задумываясь о судьбах королевств и мира, просто выбирать себе компанию и следовать по пути, который выбирал себе сам, когда я был ничего не значащим на мировой арене человеком, пусть это и прозвучит странно для тех, кто всегда мечтал о власти, славе, деньгах и возможности всё решать за других людей. Причём решать так, что никто не смог бы противиться твоему выбору. Так вот, мне сразу хочется сказать, что без зазрений совести такое могут делать лишь люди совершенно подлые и бездушные, все остальные же обречены на постоянные сомнения и метания, потому что без этого невозможно править. Даже при самых мудрых решениях всегда найдётся хороший человек, которому из-за них заживётся хуже, чем раньше, но, даже зная это, правитель всегда должен следовать принципу меньшего зла и выбирать то, что лучше именно для большинства подвластных ему людей. Так что у подобного могущества, как и у всего в этом мире, есть и тёмная сторона почётного ордена. Тот скиталец тогда приветствовал меня не слишком дружелюбно, отреагировав на моё весьма наглое и беспардонное вторжение в его "ночлежку" так же активно, как и я на своё сегодняшнее "утреннее обливание". Однако мне быстро удалось уладить назревающий конфликт. Конечно, скорость эта была связана не столько с моими дипломатическими талантами, сколько с добродушностью моего будущего собеседника (ну какой человек не становится волком, если незнакомый мужик пытается вломиться в уже забитый стог и при этом чуть ли не топчется тебе по голове?). Мы разговорились. Продвижению нашего знакомства сопутствовало так же и тот факт, что мой новый знакомый был жутко голоден, а у меня как раз были свежие продукты, ибо по пути, приведшему меня на это поле, я решил завернуть в город, чтобы пополнить свои припасы, так как путь предстоял неблизкий. Нас подбадривал алкоголь. А после моего длинного и душещипательного монолога уже не помню на какую тему, он, немного помолчав перед этим, сказал мне то, что я запомнил на всю свою жизнь: "Знаешь, парень, мне кажется, что ты иногда слишком много думаешь. Вот, выпей ещё, может это и пройдёт".

— Что же, вижу, ты чувствуешь себя уже намного лучше, — неожиданные посетители один за другим стали покидать дом, попутно сорвав с окон все шкуры и утащив их с собой, что дало мне, наконец, нормально сориентироваться во времени (как оказалось, было утро, что вполне объясняло немногословность моих товарищей, которые обычно не умолкали ни на секунду) и разглядеть эльфа, который, надо сказать, выглядел после долгих и наверняка утомительных переговоров тоже не лучшим образом. Вот, что значит, "два сапога пара", если и доводить себя до полуобморочного состояния, то сразу вдвоём и так, чтобы уж наверняка, если никакого помощника случайно не окажется рядом, где-нибудь помереть на пару от недоедания, недосыпания и жажды.

— Да, в этом ты вроде как прав, хотя сейчас, на самом деле, я просто ужасно хочу есть. Причём сей красочный эпитет я употребляю не просто так, у меня в животе действительно такое чувство, будто бы меня несколько дней подряд обвивала огромная змея, выдавливая при этом из тела все соки. Насколько я понял, время как раз подходящее для небольшого завтрака? Ну, или большого…я бы даже сказал огромного. Я прав или нет?

— Да, ты абсолютно прав, — кивнул Нартаниэль, — за этой трапезой я расскажу вам то, что узнал от моей королевы.

— Судя по всему, новости эти не слишком утешительные, — скривился я, видя, как мой друг пытается скрыть тревогу в своих глазах, изредка бросая взгляды на обруч, который я, как и прежде, не снимал.

Даже не знаю почему, но эта вещица чем-то притягивала меня к себе. Может, кровавой историей её предыдущего владельца, может, тем, что Рилиан говорил о проклятье, будто бы наложенном на это украшение, а, может, была тому причиной странная зависимость, которая выработалась у меня к ней. И этот камень со следом от Диарниса на нём всегда приковывал к себе взгляд в те редкие минуты, когда мне удалось взглянуть на своё отражение в зеркале или на глади воды. В какие-то мгновения это даже начинало меня пугать, но потом я быстро забывал об этом, погружаясь в тот немного новый мир, открывшийся мне после того, как в Бездне этот обруч по случайности попал ко мне, а я спустя несколько месяцев надел его. Когда Нартаниэль понял, что его "незаметные поглядывания" уже перестали быть для меня тайной, он без каких-либо обиняков сразу же заявил мне то, что я и ожидал от него услышать в подобной ситуации:

— Думаю, тебе стоит избавиться от него, — странно, но на его лице снова проступили эмоции — он нахмурился.

Видимо, на нём так неблагоприятно сказывались долгие и тяжёлые переговоры, а такие их последствия лишь ещё больше подогревали во мне интерес к результатам, однако, вопрос с этим артефактом нужно было решить именно сейчас, дальше медлить было просто нельзя. А кто может мне помочь в этом лучше, чем мой старый друг, да и к тому же один из самых сильных магов, которых мне посчастливилось узнать на протяжении жизни? Совершенно верно! Никто! А потому только с ним и стоило говорить об этом. К тому же это было что-то вроде дани уважения нашему давнему знакомству и тому множеству дорог, что мы с ним проехали, прошли или проплыли бок о бок. Да, я никогда не забуду те дни! Никогда, потому что именно они были доверху наполнены той чудесной, романтической живостью, которая присуща всем молодым. Очень жаль, что у некоторых эти прекрасные годы отобрала война или какие-нибудь другие несчастья, как это случилось с Адрианом из-за важных государственных дел (хотя, как по мне, нет ни одной достаточно веской причины, чтобы отбирать у людей их драгоценную во всех смыслах этого слова юность). Зато как было приятно смотреть на того же самого Фельта, столь увлечённо впитывающего в себя всё новое, от какой-то невзначай кинутой реплики мимо проходящего охотника или старика, до самой атмосферы этого города и окружающих его кажущихся бескрайними болот. Пусть за этим понаблюдать мне довелось ещё меньше, но как увлечённо он говорил, спорил и работал. Право, если этот парень был не гением, то я ничего не понимаю в творческих людях! Так же выделялся пусть уже и слегка угасающим, но всё ещё горевшим огнём молодости маг в красном. Он тоже был невероятно увлечён своим делом, всё время на земле рисовал какие-то формулы и знаки, часто сидел в стороне от всех, совершая какие-то ритуалы, смысл которых был известен разве что ему одному. Кажется, он искренне верил в то, что в области магии, которую он практиковал, ему удастся совершить революцию, которая перевернёт понимание его коллег, да и вообще всех окружающих. Что же, мне оставалось лишь горячо, сбивчиво и пылко пожелать ему удачи и крепко пожать протянутую руку. Однако стоит вернуться пока ко мне и моему вопросу, отойти пока от идеалистического будущего, которое могли нам устроить этот пламенный культурный деятель и не менее верный своему делу учёный, пусть его наука и была магией. Так сказать, из розового тумана снова оказаться в серо-зелёном тумане негостеприимных даргостских болот.

— Тебе нужно избавиться от него, навсегда, — видя, что я снова витаю в своих весьма далёких от суровых реалий жизни облаках, со столь несвойственным для него нажимом повторил эльф.

— Неужели ты не слышал, что сказал тот странный призрак? — снова я скорчил какую-то гримасу, исказившую и без того болезненно выглядящее лицо, превратив его и вовсе в уродливую карнавальную маску, которую обычно надевают артисты, играющие в неописуемо душераздирающе ужасных в своей правдивости трагедиях. — Это невозможно. Он пытался и не один раз, кажется, если я правильно запомнил и расслышал его слова. Вещица-то непростая, всегда к нему обратно приходила, при этом оставляя множество людей лежать в канавах с перерезанными глотками или трепыхаться на дне озера вместе с рыбами, которые таращили бы на свежеиспечённого трупа свои стеклянные ничего не понимающие глаза. Значит, своим относительным бездействием я, фактически, спасаю жизнь некоторым людям. Разве это так уж плохо, а? — я вскинул брови и глянул на остроухого, который так и не удосужился сменить своей позы, что даже немного раздражало меня, делая его уж слишком похожим на статую какого-нибудь надменного владыки, полководца или же обыкновеннейшего героя древности.

— Нужно хотя бы попытаться это сделать. Посмотри, что этот артефакт сделал с тобой. Он же медленно сводит тебя с ума своим влиянием. Нужно лишь разобраться в его свойствах и природе. Потом уже не составит совершенно никакого труда избавиться от него так, чтобы он уж точно не попал больше ни к кому в руки, уж тем более не вернулся обратно, если, конечно, нам не удастся его уничтожить, а это я буду стараться сделать в первую очередь! — эльф говорил всё громче и громче пока окончательно не перешёл на крик, но тут же осёкся и огляделся по сторонам, будто бы желая удостовериться в том, что его сейчас никто не слышать, пусть сие действие и было немного глупо в нашем положении, ибо было понятно, что нас здесь никто не мог слышать посторонний, так как хижина стояла почти на самой окраине, а немногочисленные жители предпочитали ютиться как можно ближе к уже упомянутому мною гигантскому дереву.

А от наших товарищей этот разговор скрывать было бы ещё большим идиотизмом, потому что я знал, что как минимум Рилиан и тот маг явно обеспокоены этой вещью и тем, что я с ней никогда не расстаюсь. Молодой паладин знал историю артефакта и его предыдущего владельца как никто другой, а волшебник уже видел обруч мельком, когда шёл вместе с Адрианом по неприветливой чёрной Бездне, в которую они каким-то неведомым образом попали вместе с пленниками, засосав при этом ещё и нас с эльфом, и уже тогда он почувствовал нечто странное в этом не слишком заметном на первый взгляд предмете. Сам же принц, как я понял из своих непродолжительных наблюдений, если чего-то не понимал, как это было в конкретной ситуации или же в магии вообще, предпочитал не вмешиваться, а Фельту же просто хватило ума молчать и не всовывать свой нос, куда не следует. Они тоже хотели помочь мне всем, чем только смогут, и я действительно ценил это, но всё же понимал своего старого друга и не судил его за эту подозрительность — с его профессией рано или поздно просто в привычку войдёт оглядываться при каждом слове, в любой момент ожидая получить нож в спину или арбалетный болт под лопатку.

— А ты не думал, что он пытался это сделать? Он, конечно, очень скользкий и подозрительный тип, но всё же не глупец, и это понятно сразу, разве нет? Или ты считаешь, что он был настолько твердолобым, и просто ему не пришло в голову пойти и отдать его гномам в утиль на перековку, а? Ты это хочешь сказать? Что-то раньше я за тобой такой наивности не замечал, Нартаниэль. Наверное, ты очень и очень устал во время этой бартасовой удалённой аудиенции королевы. Это, кстати, сразу же заметно, тебе нужно срочно поспать, но для начала съесть и выпить чего-нибудь, не находишь? Пошли, нас уже, наверняка, все заждались.

— Они нас не ждут, я сказал, что мы придём ещё не очень скоро, потому что этот вопрос действительно важен, мой старый друг. Я догадываюсь, почему он не сказал нам ничего о своих попытках, хотя они, несомненно, имели место. Причём далеко не одна, в этом я уверен. Скорее всего, они либо не увенчались успехом, и ему так и не удалось найти в ходе этих "экспериментов" подходящего действенного способа, либо ему это всё-таки удалось.

— Что? Удалось? — я резко вскинул голову, до того я разглядывал свои ботинки, вернее, следы засохшей грязи на них. — Это уже как-то совсем не вяжется, разве нет? Он узнал нечто такое, что могло стать шансом избавиться от вещицы, которую он, судя по всему, ненавидел больше всего на свете, но при этом не воспользовался столь удачно подвернувшимся шансом? Как так? Я не вижу логики. Ты уверен, что ничего не упустил в своих рассуждениях? — я приподнял брови и глянул на эльфа, но он, видимо, был твёрдо уверен в верности выводов, а потому мне стило либо удивляться и самому строить какие-то невероятные догадки, либо ждать продолжения от моего друга. К счастью, мы оба предпочли второй вариант первому, что обоим давало максимум информации и высказанности.

— Всё очень и очень просто. Он действительно верит в то, что нам подвластно немного изменить мир посредством своих действий, а потому ни в коем случае он не мог допустить того, что бы мы подвергли себя даже крошечной опасности. Он поэтому не сказал нам ничего, заранее зная, что самим в этом круговороте стремительных событий нам ни за что не успеть самим выяснить то, что удалось узнать ему. А знание это, как мне кажется, имеет потенциальную опасность, поскольку для уничтожения этого артефакта наверняка нужно или провести особый ритуал, или же найти место, где обруч был создан, как это обычно бывает. Ты ведь знаешь, что все заявления ваших псевдо-магов-учёных о том, что подобные теории являются лишь предрассудками и вымыслами недалёких крестьян ничто большее, как ничем необоснованные и пропитанные фальшивым пафосом и самодостаточностью теории? Вещь всегда будет связана с тем местом, где она появилась. Эти трактаты о "следах", помнится, ты читал, когда мы случайно набрели на бродячего эльфийского друида, который хоть и был не в своём уме, но успел до этого составить достаточно, чтобы оставить значительный вклад в развитие магической науки эльфов. Очень жаль, что не удалось уговорить отдать их добровольно.

— Что? Мы, кажется, оставили его тогда в покое и даже обеспечили какими-то деньгами. Пусть это и была совсем незначительная, мизерная для его нужд сумма, но всё же доброе дело. Однако вернёмся к твоему "не удалось уговорить отдать их добровольно". Что это значит, Бартас тебя дери, а?! — я приблизил лицо почти вплотную к Нартаниэлю, глядя в его зелёные глаза, а он смотрел на меня сверху вниз, в общем, я был в самой проигрышной для такой "игры" позиции.

Как и ожидалось, эльф не пожелал развивать эту тему дальше, но я тоже не собирался так просто отступать.

— Вернёмся к оставленной теме, — сухо отрезал он и предупреждающе сверкнул глазами.

Ха! Очень смешно, эти приёмчики я уже давно изучил и не поведусь на них, как зелёный, ничего не знающий юнец. Не пройдёт, старый друг, не пройдёт! Не отвертеться тебе от моих вопросов, а в том, что я их буду задавать много, ты не сомневайся даже на долю секунды. Ведь это ещё один аргумент в пользу нашего извечного спора на счёт того, что ты сможешь когда-нибудь отказаться от лояльности к своей сказочной королеве. Сомневаюсь я в этом, мой остроухий товарищ. Ты уже слишком долго крутишься в этом водовороте, что бы просто так взять и выплыть оттуда. Жаль, конечно, но это так, пусть ты с этим и не согласен, но пора бы уже смириться с фактом. К тому же, у тебя достаточно веская причина есть. Ты женат, у тебя есть семья, и именно забота и ответственность за неё заставляет тебя быть одним из тех, кто склоняет колени и бьёт челом перед троном Лесной Госпожи. Но, что самое странное, тебе никогда даже в голову не приходило то, что, может быть, большей степенью внимания к ним было бы то, что ты всё время находился рядом с ними, читал сказки своей малышке, а не блуждал в это время где-то на просторах Ланда и не только вместе со своим другом, который никогда ничего подобного не знал, а потому особенно сильно переживает за счастье твоего семейного очага. Мне ведь несколько раз удалось видеть твою жену. Это не та женщина, которая могла бы выйти замуж просто из-за положения, она действительно любит тебя большой глупый эльф. Но ты отрицаешь ту невозможно глупую для тебя идею, что ты можешь сделать их счастливыми, просто находясь рядом. Ты откидываешь её в сторону, где гниёт куча никому не нужного мусора сантиментов и прочей ерунды, а после молча смеёшься в лицо тому, кто посмел высказать тебе в глаза подобную глупость. В этом весь Нартаниэль, что уж тут поделать? Только смириться, потому что он уже не изменится. Эльфы костенеют в своих взглядах и принципах даже раньше, чем мы, люди, превращаясь в надоедливых брюзжащих стариков, с которыми ну совершенно неинтересно спорить.

— Ну уж нет! Ты завёл свою шарманку про обруч, так давай попляши и под мою флейту, дорогуша! Что значит твоя невзначай брошенная реплика, а? Ты что, потом снова наведался к этому одинокому, несчастному бродяге, чтобы отобрать для своей королевы то единственное, ещё приносившее ему редкие минуты радости?! Да?!

Эльф продолжал молчать, а когда я попытался схватить его за шкирки, он отрезал этот жест рукой, надменно, грозно, повелительно, как настоящий эльф, как того требовали обычаи и заложенные тысячелетиями качества. Он повернулся ко мне спиной, показывая, что разговор окончен, и направился к выходу. На самом пороге он остановился, постоял несколько секунд, будто бы мучительно раздумывая над чем-то, а потом жёстко, металлически бросил:

— Так было нужно для общего блага. Они могли помочь, были очень важными. Пойми, так было нужно.

— Что было нужно? Лишить одного человека чего-то, чтобы помочь другим?! — я сорвался на крик, странно, обычно мне не присуща такая открыто выраженная эмоциональность. — И где эти бартасовы изменения я вас спрашиваю?! Где это великое благо?! Когда вы уже, наконец, поймёте, что нельзя одних делать счастливыми за счёт несчастья других, потому что общий баланс сил не поменяется, Бартас вас всех дери, не поменяется!

Я кричал, сжимал кулаки и топал ногами. В общем, сейчас у меня была просто абсолютная схожесть с маленьким, недовольным, избалованным ребёнком, разве что я не плакал навзрыд, не хлюпал носом и не размазывал всю эту грязь себе по лицу неловкими короткими движениями. Наверное, даже к лучшему, что Нартаниэль уже не увидел меня, он просто пошёл дальше, даже не оборачиваясь, и это оставило в душе очень неприятный осадок, который, тем не менее, вскоре растворился в мыслях о предстоящей беседе и завтраке. В первую очередь о завтраке.

* * *

Я дождался его, вот только странно, что не радовался этому долгожданному событию, отплясывая какой-нибудь сумасшедший энергичный шаманский танец, ибо я надеялся, что за едой мне удастся поговорить с товарищами и вновь отыскать, так сказать, потерянный контакт, но не вышло, ибо, как оказалось, меня обрекли есть в полном одиночестве, а сами они уже все давным-давно меня ждали в центре города, в жилище лидера даргостцев — Сина. Не хотелось заставлять их там натирать мозоли на пятых точках, а потому я старался уплетать не слишком вкусно приготовленное мясо как можно быстрее. Конечно, я и не надеялся, что со здешней фауной мне преподнесут нечто изысканное, к чему я привык, часто будучи гостем на праздниках, которые устраивают у себя в имениях богатые сеньоры, но надеялся, что блюдо хотя бы не будет напоминать свои вкусом (вернее, отсутствием такового) и жёсткостью подошву моих грязных, многое повидавших сапог. Если бы я знал это, то не тратил бы время на нахождение в общем доме, который представлял собой продолговатое строение, самое большое в городе и совмещавшее в себе обеденный зал, кладовую и ещё Бартас знает что, а просто смочил бы воде, которая была здесь повсюду, даже в некоторых домах, свою собственную обувь и перекусил по дороге к центральному дереву. Но сейчас было ничего не поделать, выбор, так сказать, уже сделан, а потому по пути туда мне пришлось заняться выковыриванием кусков злополучного мяса неизвестного животного из зубов кончиком ножа, который мне из доброй воли одолжил один из охотников, сославшись на то, что у него есть ещё. На самом же деле причина его невиданной доброжелательности к чужаку объяснялась тем, что лезвие оказалось невероятно тупым, а потому я нашёл ему как нельзя лучшее применение — больше он ни на что не годился. Но судить за это охотника я, конечно же, не стал, потому что на его месте поступил бы точно также, учитывая к тому же ещё и всем известную подозрительность и скрытность даргостцев, было вовсе не удивительно, что они не упускали случая как-нибудь помаленьку показать, что мы тут на самом деле вовсе не желанные гости, что бы там ни вешал нам на уши старейшина и сам Син, с которым, судя по всему, кое-кому из нас всё же повидаться удалось. Что тут поделать? В болотах было слишком много разных секретов скрыто, неудивительно, что его единственные постоянные жители ни за что не хотели раскрывать их первым встречным или даже компании, которая пришла в их бывшую столицу с заявлением, что им нужно срочно выделить жильё и уединённое место для переговоров с эльфийской королевой, цель которых состояла в том, что бы определить ближайшие шаги нашей "спасательной миссии", в свою очередь решавшую судьбу Ланда, о последних новостях из которого мы слышали уже достаточно давно, пусть и прошло всего-то около двух недель, наверное. Как-никак сейчас мне было говорить о времени даже сложнее, чем моему остроухому товарищу, ведь он хоть и просиживал целые дни в своём уединённом доме, но всё же не выпадал из реальности, как это случалось со мной. Сейчас же не то, что каждый день, почти каждый час значил очень многое, ведь именно в этот час в голове у главных поводырей и кукловодов, участвующих в этой самой тяжёлой в истории шахматной партии, могло сформироваться решение, которое впоследствии могло привести к краху не только Ланда, но и некоторых областей вокруг него, например, Хариота, который, в отличие от Сарта, не был отгорожен от злополучного королевства Великим Ильредом, игравшего для последнего роль настоящего природного щита. Почему-то я не сомневался в том, что этой маленькой, беспрестанно гавкающей собачкой, успевшей отличиться уже и на стороне Мортремора, и на стороне Главы, ведь это именно с помощью Малданской Гильдии было организовано восстание в Султанате и покушение на правителя пустынных земель, в том же, что это дело рук Главы Гильдии Сейрам сомневаться мне не приходилось ни на секунду, нужно было лишь взглянуть немного дальше и капнуть чуть глубже, чем имеют обыкновение это делать все остальные, и вот тогда всё станет понятным. Не ленитесь иногда порыться и сделать собственные выводы, не довольствуйтесь всегда лишь чужими мыслями, считая их верными лишь за счёт авторитета того, кто их высказал. Возможно, именно из-за этого люди и идут вперёд так медленно, что иногда при прочтении исторических трактатов меня тянет в сон, потому что это ну совсем не похоже на то, что хотелось бы видеть в истории, пусть большая часть того, что там написано — чистая выдумка или же нагромождение мало чем обоснованных теорий зазнавшихся старичков-археологов, решивших заняться историей, потому что считают это наидостойнейшим поиском истины, совершенно забывая о том общеизвестном факте, что историю пишут только победители, а они далеко не всегда хотят оставлять в летописях только правду. Наверное, именно из-за них и появилась эта борьба Истинного Добра с Невероятно Чёрным Злом. Ведь выигравшая сторона всегда старалась представить противника, доставившего неисчислимое количество проблем, в как можно более ужасном свете, в независимости от того, насколько сей портрет относился к жанру "жёсткого реализма". Вот и появились разные Владыки Тьмы и Великие Герои, борющиеся друг против друга. И никого вот совершенно не волновало то, что предыдущие поколения могли читать об этих событиях в прямопротивоположном свете. В общем, всё это запутано куда больше, чем кот, недавно поигравшийся с клубком шерсти, а потому стоит вернуться к настоящим вопросам и перестать думать о прошлом, достоверно которого не знает абсолютно никто. Хотя, конечно, вполне вероятно, что при обсуждении вопросов тех, кто выступает за независимые государства по национальному признаку, нам всё-таки придётся обратиться к тёмным тайнам истории, чтобы понять, насколько же их притязания на подобное справедливы и имеют ли они вообще место. Однако я знал, что эльф не доверяет историкам так же, как и я, а поскольку основным "докладчиком" сегодня выступал именно он, то я с полной уверенностью мог говорить, что сегодня этих "взглядов назад" будет уж очень мало, если они, конечно, вообще будут, ибо я сомневался в том, что мы за оставшуюся часть дня успеем решить так много важных вопросов, чтобы добраться впоследствии до проблемы "маленьких стран", а сидеть там несколько дней без перерыва я не собирался. Слишком долго я и так был взаперти и находился на одном месте, хватит, мне нужно было срочно развеяться, а потому я надеялся, что мы закончим сегодня до того, как я упаду на стол головой и захраплю на весь дом, выдолбленный в дереве. Хотелось вечером немного побродить по этому мрачному городу. Желательно, как можно дальше от призрачных огоньков и своего дома. Я вообще думал сегодня сбежать из Города На Воде до утра, а потом поспать хотя бы часа два в каком-нибудь из домов на самой окраине. Благо свободных домов там было много и вряд ли кто-то обидится, если я займу нежилое помещение. А позволить себе так мало времени, выделенного на столь необходимую вещь, как сон, я мог себе также позволить, поскольку последние два дня только и делал, что спал (благо, последнее видение пришло три дня назад и уже почти стёрлось из моих воспоминаний, не являясь столь ярким, как зелёные луга или же чёрные дымящиеся просторы), и теперь у меня сложилось такое впечатление, что я уже могу не уходить в царство ночной неги как минимум год, а то и больше. Правда, болота, окружавшие старую столицу Даргоста меня, мягко говоря, немного пугали, особенно в ночное время суток, но всё же мне думалось, что как раз это-то и должно взбодрить меня как нельзя лучше. По мне, так это вполне верный ход рассуждений, разве нет? Главное только не сгинуть где-нибудь в болотах, а то это грозило войти в историю, как самая нелепая смерть на грани свершения великих деяний. Просто глобальная неудача. Да и сначала нужно всё-таки сосредоточиться на разговоре, который я ждал с таким нетерпением, а теперь почему-то вдруг решил забыть о нём и сменить на побег из этого города. Весьма странно и неразумно с моей стороны. Да и незаметным отсюда выскользнуть было весьма проблематично, ибо у меня уже давно сложилось такое впечатление, что все коренные жители этого города без перерывов на обед наблюдают за нами. Очень неприятное и липкое чувство, если честно. Никому бы не пожелал испытывать его круглосуточно, даже врагу.

В общем, совершенно неудивителен должен быть для всех тот факт, что под таким давлением я управился с едой довольно быстро, пусть и не получил от этого ну даже маленькой крохи того удовольствия, на которое рассчитывал, идя сюда, но всё равно решил не унывать, потому что набитое брюхо в любом случае лучше пустого, а впереди меня ждало весьма и весьма интересное мероприятие. Так сказать, кульминация небольшой сценки в Городе на Воде. Надо сказать, что вступление оказалось не очень, затянутое и весьма сюрреалистичное, понятное далеко не каждому зрителю, но что с этим поделать? Искусство и должно быть рассчитано не на широкие массы, а как раз наоборот, на весьма узкий круг людей, которые способны не только его приблизительно понять, но и пробраться в самую суть, ощутить на себе всё влияние этих странных мелькающих перед глазами картинок, сменяющих друг друга голосов, которые почему-то частенько срываются на какие-то то слишком громкие, то почти шепчущие интонации. Если же искусство способно понять именно большинство, то оно перестаёт быть искусством, а становится чем-то наподобие еды. Искусство должно всегда идти вперёд на несколько шагов, гении всегда должны опережать всё своё окружение, быть лучше всех них, пусть это и будет им даваться крайне тяжело, пусть они будут долго и упорно отвергаться обществом, но всё же их труды будут того стоить — единицы потянутся за ними следом, чтобы понять истинный смысл творений гениев и станут, возможно, сами теми, кем они считают своих кумиров. И уже за этими единицами потянутся их друзья и так далее. Количество образованных, умных, интеллигентных и полных лучших человеческих качеств людей будет расти в тригонометрической прогрессии, пока эта пандемия не охватит весь мир, и вот тогда наступит та самая утопия, о которой мечтает каждый из нашей компании. Искусство должно тянуть за собой всех. Это как пробка. Вытащишь её — и тут же польётся все остальное, сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее, пока всё вино уже не окажется в бокале или же на столе. Но проблема в том, что если пробки не будет, то мы просто-напросто не заметим потока, а потому те, кто решили преодолеть несколько ступеней и сразу нести "культуру в массы", ошиблись. Это не возымеет абсолютно никакого эффекта, потому что будет тут же поглощено серым обывателем и не воспринято им, как искусство, а, скорее, как часть повседневности, что очень и очень плохо, ибо настоящие творения должны дарить новые эмоции, размышления, да хоть что-то новое, Бартас вас всех дери! Оно должно выделяться, а потому нужно начинать с самого начала. С гениев-одиночек, которые действительно творят шедевры, но не хотят о них говорить совершенно никому. Конечно же, не надо трубить о них на весь свет, потому что тогда все лишь будут повторять за кем-то: "Да-да, это действительно нечто", и никто даже не попытается на самом деле призадуматься, постоять в галерее чуть подольше, посетить ещё одно выступление или снова прочитать книгу, что, поверьте мне, угнетает творческих людей гораздо больше, чем негативная критика, с которой им неизбежно приходится сталкиваться, потому что не всем понятно, что они на самом деле творят, что находится там, за этими полотнами или же какой смысл скрывают в себе белые места между строк и нотных линеек. Но гениям стоит показывать хотя бы некоторым свои произведения искусства, иначе просто-напросто никто не узнает, что они гении, никто к ним не потянется, а, значит, они будут не менее бесполезными, чем те, кто "творит искусство для всех в этом обществе".

О, а вот и дом в дереве оторвал меня от мыслей, кружившихся в голове настоящим роем гудящих назойливых пчёл. Это место сразу наполнило меня каким-то странным спокойствием, к коему я, будучи личностью чуточку импульсивной, никогда не был склонен, однако жилище одного из самых уважаемых даргостцев оказывало на меня именно такое умиротворяющее и протрезвительное воздействие. Он почти сразу магическим образом упорядочил все обрывки фраз, кусочки слов и образов, что копошились у меня в голове, выстроив из них чёткую цепочку, отбросив в сторону всё ненужное, которого, кстати сказать, оказалось совсем немало. Он позволил мне быстро сконцентрироваться только на предстоящей беседе и перестать думать о всякой чепухе, потому что разговор, как я уже неоднократно говорил, был предельно важен. Важен настолько, насколько это было вообще возможно, а таких слов я не бросаю просто на ветер, что доказывает всю серьёзность не только самой ситуации, но и наших намерений, касающихся непосредственно тех вопросов, которые мы сегодня должны были хотя бы начать решать, если, конечно, это позволит нам сделать рассказ эльфа, хотя я что-то очень уж сомневался в том, что он будет говорить мало. Просто невозможно сказать всё быстро и вкратце, когда он целую неделю почти безвылазно торчал на своих переговорах. А вот я уже отодвигаю в сторону какие-то сшитые между собой в одно целые тряпки, отгораживающие сам дом от, так сказать, всего остального, что находилось за пределами этого странного места. Говорю я так, ибо для меня это странное жилище внутри большого дерева было действительно чуть ли не другим миром. Я сразу же погрузился в его слегка отдающую оранжевым во всём атмосферу. Очень странное чувство, когда ты вчера ещё метался в бреду, в полной темноте, думая, что вот скончаешься из-за того поистине жуткого состояние, когда видения уже закончились, но у их теней всё ещё не удаётся отвоевать свой собственный рассудок, а теперь вдруг оказываешься в таком спокойном месте, имеющем свою собственную магию, бесспорным подтверждением чего был тот поразительный факт, что внутри оказалась комната, по своим внушительным размерам сравнимая даже с обеденным залом в замке семейства бывшего барона харосского, который даже я, человек, подкованный в таких вопросах и имеющий за плечами солидный опыт, нашёл весьма и весьма просторным. Тем более было удивительно видеть его внутри дерева, пусть все мои товарищи и заняли ровно столько места, чтобы им было удобно, но и в то же время сидевший в центре образованного ими круга эльф не должен был повышать голоса, пытаясь докричаться до рассредоточившихся по местности товарищей. В общем, компактность нашей, на первой взгляд кажущейся большой, компании я оценил сразу же по приходу сюда и, устроившись, как и все, на полу, полностью заросшем мхом, поскольку, уже не знаю по какой причине, но жители болот крайне не любили стульев, а некоторые из них вовсе не признавали такого предмета мебели, а потому совсем неудивительно, что здесь их тоже не было, что, однако, ни мне, ни кому-либо ещё не доставило каких-нибудь неприятностей. Адриан, сам Син, владелец этого странного дома, и наш сегодняшний докладчик просто достаточно долго пробыли в Султанате, чтобы привыкнуть к такому положению при разговоре и еде, ибо там все поголовно сидели только на подушках и больше ни на чём другом. В их народе сидеть на стульях было своеобразным негласным табу. Фельт же был слишком переполнен предвкушением и потому не замечал почти ничего, снова став похожим на сухую губку, готовую полностью пропитаться информацией. Странно, сейчас он так походил на наивного ребёнка, хотя во время нашего совместного перехода я понял, что это уже весьма зрелый во всех отношениях юноша. Контраст, который только лишь придавал этому молодому человеку шарма. По магу в красном же было понятно, что в своей жизни ему приходилось слушать и в менее удобных позициях, так что и его сидение на мхе ничуть не смутило.

Эльф обвёл всех нас взглядом, внимательным, испытывающим и требовательным даже больше, чем обычно. Его зелёные глубокие глаза казались теперь уже не отражением свежей ещё молодой светло-зелёной травы на лесных полянках, освещённых солнцем, где-то в глубине эльфийских земель, а, скорее, свои цветом походили теперь на листву многовековых дубов, которым ранее ещё дикие тогда племена эльфов поклонялись, как своим божествам и называли их Гиганты Хранители. Определение это в полной мере соответствовало этим деревьям не только с точки зрения впечатляющего внешнего вида, но и с кое-какой другой стороны. Вокруг королевства остроухих вообще во все времена ходило огромное количество самых разнообразных слухов. Чего там только не было! Маленькие феечки, которых жестокие и высокомерные эльфы считают низшими созданиями, а потому используют в качестве рабов, периодически подвергая их пыткам и прочим нелицепристойным вещам. Чего только стоят рассказы "бывалых путешественников" о впечатляющих своими масштабами эльфийских башнях сильнейших их магов или не менее великолепных библиотеках, в которых хранятся самые редкие фолианты, порой даже в единственном экземпляре. А эта легенда тут же породила ещё две: насколько прекрасны сами сооружения, настолько ужасны и беспощадны те, кто хранят под своим недремлющим оком ценные знания эльфийского народа, а слухи, распространившиеся среди людей на счёт так называемых "запретных залов" просто поражают и заставляют искреннее восхищаться фантазии рассказчиков каждый раз, когда они заводят об этом речь. Чего там только нет, если верить их словам: от книг о запретных для эльфов разделах магии, как то демонология и некромантия, до старинных томов из самой Бездны и ещё более древних фолиантов, в которых записана вся история человечества от её торжественного начала и не столь красочного и торжественного конца. Хочется в перечне этих толков упомянуть и о небезызвестных Дозорных, охраняющих священную границу эльфийских лесов и безжалостно убивающих всех, кто посмеет её пересечь без дозволения Лесной Госпожи, ибо обойти и обделить их вниманием просто невозможно. Уж слишком много о них говорят в последнее время. От них невозможно уйти — они слишком хорошо знают тайные тропки; бесполезно пытаться скрыться от них с помощью самого леса, ибо он помогает им, потому что они — его истинные дети, а ты — всего лишь жалкий чужак, посмевший ступить на эту землю; борьба с ними не будет иметь никакого смысла — они, словно тени, быстры, зорки, как орлы, а их стрелы с красно-чёрным оперением не знают промаха и всегда разят точно в цель. Где бы ты ни был, нарушитель границы, тебе не уйти от Дозорных. Они везде найдут тебя. Найдут и убьют без жалости. Нет абсолютно никакого толку пытаться умолять их о пощаде. Они всегда будут глухи к этим нелепым просьбам, ибо, если верить всё тем же слухам, то идеально холодные сердца их выточены из камня лучшими эльфийскими зодчими, а лучшие искуснейшие остроухие маги покрыли эти безукоризненные произведения искусства тончайшим слоем льда, который ни за что не даст этим воинам почувствовать даже малейший укол эмоций. Если верить тому, что я слышал от своего друга Нартаниэля, то в большей части россказни о Дозорных не были просто досужими сплетнями и имели под собой вполне веские основания, то есть почти были правдой, и это меня даже немного пугало, от чего, каждый раз думая об эльфийских лесах, в моём воображении всплывали не прекрасные волнующие разум образы неземных дворцов и женщин, а тёмный лес, размытые, мелькающие между покрытых многолетним слоем мха стволами жуткие тени, безжалостные, но невероятно большие и красивые глаза, сверкающие где-то в чаще, скрип натягиваемой тетивы и следующий за ним свист отправленной в смертельный полёт стрелы, которая своим наконечником готова разрезать не только воздух, но и с куда большей радостью твою собственную плоть. Но, безусловно, самой известной легендой таинственного волшебного и многим кажущегося почти сказочным царства эльфов были гигантские живые деревья, скрывающие ещё больше секретов, чем те же самые библиотеки, о которых здесь уже говорилось. Рассказывают, что это самое сильное оружие эльфийской королевы — единственного живого существа, которому удалось подчинить себе этих могучих великанов. Есть легенда, что однажды, много-много лет назад, какой-то неизвестный истории захватчик собрал армию, которую не видел мир ни до, ни после этого. Цель этой армады была одна — уничтожить королевство остроухих, к которым этот тиран питал какую-то особенную, ничем неоправданную ненависть. Они двинулись в поход, не трогая никого на своём пути, чтобы сэкономить силы для величайшей во всей истории битве, которой так и не состоялось. Когда они подошли к границе, то лес встретил их неприветливой хмурой стеной. Ни одного эльфа не вышло из чащи, ни одна стрела не просвистела, знаменуя начало кровавой бойни. Тиран низвергал на головы эльфов водопады самых страшных проклятий, желая выманить их из своего леса, но это не возымело эффекта. Остроухие были слишком горды и благоразумны, чтобы отзываться на эти "радушные приветствия". Зато вот новоиспечённый завоеватель таким полезным в данной ситуации качеством, как благоразумие не располагал в своём арсенале, а потому решил, что ненавистные ему остроухие просто-напросто испугались его грозной армии. Его чёрное гнилое сердце наполнилось торжеством до самых краёв. Оно передалось и его воинам, которые до того с опаской поглядывали на недружелюбные колья деревьев, будто намекая на то, что их ждёт, если они сунуться туда, за эту стену, что с ними будет, если они перейдут границу. Но после вдохновляющей речи своего предводителя о тех радостях, что их ждут в глуби леса, воины, почти не думая, кинулись вперёд, а лес по-прежнему оставался молчалив, ни единого звука не доносилось оттуда, хотя все леса всегда полны жизнью, и это должно было насторожить захватчиков, но они были ослеплены жадностью, алчностью, они хотели заполучить эльфийские богатства, могущество, оружие, магию, эльфийских женщин, которые на весь мир славились своей безупречной почти кукольной, но вместе с тем и неприступной, возвышенной надменной красотой. И лес поглотил их всех без остатка. В самом прямом смысле этого слова. Из леса не вышел абсолютно никто, потому что Лесная Госпожа, не желая рисковать своим народом в этой войне, ведущейся на уничтожение, решила обратиться за помощью к древним Гигантам Хранителям, которые откликнулись на зов своей королевы и встали на защиту всех эльфов, проживающих в лесном королевстве, они встали на защиту своего родного дома, чьим сердцем они являлись. Сам лес стал армией королевы, а потому у несносных захватчиков не было не единого шанса выжить. Ходят слухи, что до сих пор близ некоторых из этих защитников леса лежат кости воинов из той самой армии, что некоторые из них, уже однажды почувствовав, как их кору окропляет человеческая кровь, уже не смогут устоять, чтобы не убить снова, а некоторые из них вовсе обезумели, из-за чего приходится сдерживать их особыми заклинаниями, чтобы они в своём гневе не уничтожили всё королевство эльфов, ибо убить Гигантов Хранителей не под силу никому, даже самой Лесной Госпоже. И именно одного из тех легендарных магов, что проводят всю свою жизнь вдали от всех, становясь просто тенями, которые вскоре стираются со страниц истории, но выполняющих не менее важную миссию, чем те, чьи имена ярко выделены в летописях, напоминал мне мой друг Нартаниэль.

Он кивнул, когда я сел и, немного поёрзав на месте, чтобы устроиться поудобнее, наконец, успокоился.

— Что же, вижу, все теперь в сборе. Можно начать, — его тон не почти не предвещал хороших новостей, но надежда на таковые всё ещё теплилась в каждом из нас.

— Мне почему-то казалось, что вас было больше, но, если это действительно все, кого вы хотите посвятить, то действительно можно. Как-никак ночь становится всё ближе, а сон требуется всем, — весело заметил Син, вальяжно развалившись, но всё же это добродушие не могло скрыть цепкого взгляда внимательных карих, типично глубоких и блестящих для даргостцев глаз.

Он, конечно, не был столь подозрителен и недоброжелателен, как те, кого мы встречали на протяжении нашего пребывания в Городе На Воде, но всё же, как говорится, генетику и природу пересилить очень и очень сложно, а потому этот Син не мог упустить возможности приглядеться к каждому из нас для полного, так сказать, спокойствия. Хотя весьма примечательным фактом было то, что при нём не было абсолютно никакого оружия, в то время как Рилиан и Адриан были при своих мечах. Это значит, что несмотря ни на что, этот даргостец всецело доверял, если не нам всем, то уж точно тому, с кем ему уж приходилось биться бок о бок — принцу-бастарду. Что же, этот факт мог быть только приятным и больше никак. Не очень-то хотелось, что бы эта беседа проходила в напряжённой обстановке, когда каждый или готов кинуться с оружием на соседа или, напротив, ждёт удара. Эльф тем временем, ещё какое-то время молчал, но, как весьма верно заметил хозяин этого дома, ночь не собиралась убегать от нас, а потому, какими бы ни были неприятными новости, что приготовил для нас Нартаниэль, ему придётся нам их рассказать. Видимо, так же трезво оценив ситуацию, он тяжело вздохнул, после чего снова заговорил, и его чистый эльфийский голос зловещим эхом предзнаменования отдавался от толстых покрытых вездесущим мягким влажным мхом деревянных стен дома:

— Как вы все знаете, я долгое время не выходил из своего дома по весьма веской причине — я удостоился чести удалённой магической аудиенции у моей королевы, которую вы часто называете Лесной Госпожой, — решил начать немного издалека эльф, сразу стало понятно, что он просто-напросто ищет подходящие слова, что для него, опытного дипломата уже далеко не один год выступавшего на политической арене в самых различных ролях, было довольно странно, — и по этой же причине я пригласил вас всех сегодня в дом нашего друга и человека, который хочет помочь нам в нашем нелёгком деле. Оно будет особенно сложным после того, что я услышал от своей королевы.

— Неужели всё настолько плохо? — подал голос маг в красном, нахмурившись.

— Боюсь, что новости действительно неутешительные. Ситуация дестабилизировалась ещё больше с того момента, как мы слышали последние новости из Ланда. Мортремор двинулся в сторону Ланда, чтобы предъявить свои полностью незаконные права на него. Ближе к границе их встретят воины Хариота и маги. Княжество Шан также проводит срочную подготовку своих солдат и готово в любой момент двинуться в поход. Великий Князь только и ждёт провокации со стороны восточного королевства или же начала развёрнутых боевых действий на территории самого Ланда, чтобы ворваться туда под предлогом "миротворческой миссии".

— Насколько я понимаю, такой повод ему уже скоро представится? — с довольно кислой миной заметил я.

Новости, в самом деле, бы не из ряда тех, что я желал бы услышать, хоть я, конечно же, в силу своего благоразумия, и не ожидал услышать от эльфа, что Княжество Шан и Мортремор неожиданно воспылали чистой любовью и решили помочь всё упорядочить в Ланде, помочь в восстановлении и прочее, это было глупо и в любом случае не реально, потому что все мы знаем, кто сидит на троне Великого Княжества и самого восточного королевства людей, но всё же, как говорится, надежда умирает последней. Да и к тому же всё могло быть просто хоть чуточку лучше, но судьба, видимо, решила немного поиграть с нами, заставив нас против воли стать её личными источниками вдохновения для какого-то остросюжетного рыцарского романа, пусть рыцарем, по сути, являлся лишь один из нас, а все остальные на эту роль ну никак не подходили не только по той причине, что не пользовались оружием, но и из-за своих моральных устоев, принципов и правил, которые ну никак не походили на то, что обычно пишут в рыцарских кодексах чести. Тот же, кто ранее, должно быть, ещё мог претендовать на роль второго воина-приверженца высоких человеческих качеств и этих самых кодексов, сейчас больше походил на людей, о которых очень любили рассказывать бывалые старики — людей короля из так называемого "отряда Ворона", который был расформирован при отце "претендента" — Адриана. Это полумифическое подразделение армии Ланда (да и тех королевств, что были на его территории за много лет до того, как их под единым стягом объединили "короли-маги" с восьмиконечной бело-голубой звездой на чёрном поле, ибо история и легенды отряда Ворона, как мне кажется, так же стары, как самые древние летописи, что хранятся в королевском дворце) на самом деле не было просто зловещим слухом, что витал над полями особенно жестоких, кровавых и оттого важных сражений. Это самый настоящий исторический факт, о котором, тем не менее, удаётся узнать далеко не многим, даже мне сии, безусловно, ценные сведения достались по простой случайности, чтобы добиться которой мне пришлось приложить совсем немало усилий. А всё почему? Почему из этого на первый взгляд совершенно обыкновенного армейского подразделения, такого же, как тяжёлая кавалерия или же лучники, сделали такую большую государственную тайну? Почему людей, носивших плащи, похожие на крылья ворона, всегда избегали? Да и то только в тех необычайно редких случаях, когда видели их где-нибудь, кроме самой гущи крови, звона стали и смерти. Почему эти чёрные плащи всё время считались дурным предзнаменованием? Хотя тут стоит добавить одну существенную деталь, что таковым оно считалось лишь среди противников, ибо самим воинам той страны, в чьей армии сейчас числился отряд Ворона, никогда не видели этих молчаливых людей, чьи лица всегда были скрыты в тени глубоких капюшонов, ещё больше создавая впечатление того, что это не люди, а кто-то другой, кто-то пришедший из других миров, что это всегда были одни и те же личности, пусть с каждым разом численность отряда становилась всё меньше и меньше, но у слухов и человеческой фантазии нет предела, а потому ничто не мешало людям додумывать. Вот так и появилась легенда о бессмертных не людях из отряда Ворона, всегда появляющихся в самый критический момент в самых опасных точках, куда отказывались отправляться даже самые преданные командиры своих сеньоров, потому что они дорожили жизнями воинов и не хотели приказывать своим парням идти на верную смерть. Всегда появлялись внезапно, всегда в их руках были обнажённые сверкающие идеальные одинаковые для всех клинки, а отсутствие ножен мягко намекало на цель их прихода на это боле боя — они здесь, чтобы убить всех, кто подвернётся им под горячую руку по приказу своего повелителя, ибо больше выбора у них и не было. У них не было ни жизни, ни прошлого, ни семьи, ни дома — ничего из того, ради чего обычно люди додумываются встать под развевающиеся над открытым полем стяги с изображением того или иного герба на них. Ведь, как повелось ещё с самых первых войн, сражаться приходили всегда или честные безумцы, или защитники чего-то, что им было дорого, либо такие, как те, что состояли в отряде Ворона — им уже было просто-напросто нечего терять, а в битве они находили успокоение и безмятежность, кровь врагов позволяла напиться и забыть о старых ранах, всё ещё слишком часто напоминающих о себе резкими вспышками боли где-то в неведомых глубинах души. Безумный оркестр, состоящий из криков, топота, скрежета, звона, всплесков, хрипов, стонов и прочих не менее отталкивающих звуков, знакомых каждому, кто хоть однажды оказался в мясорубке, устроенной пехотой или же был одним из тех, кто принял на свои копья мчащуюся во весь опор в устрашающем накате кавалерию — для них это всё было настоящей музыкой, ласкающей слух, потому что всё так же позволяло абстрагироваться от всего вокруг и, в первую очередь, от самих себя, от тех невероятно длинных теней, что тянулись за ними и ну никак не желали отставать. Поговаривали, что некоторые из них до такой степени хотели избавиться от памяти и прошлого, что совершали особый ритуал отречения, заключавшийся в том, что им нужно было полностью отрезать свою тень в знак того, что они навсегда забыли о прошлом и с этого момента для них начинается новая жизнь, заключавшаяся лишь в том, что бы всегда идти в опаснейшие места на поле битвы по воле короля, великого предводителя грозных армий. А потом из этих теней они шили себе плащи, которые постепенно полностью становились с их телами единым целым, постепенно превращая членов отряда Ворона в настоящих хозяев, жителей тьмы своего прошлого, которые из-за слишком частых кошмаров настоящего становились невероятно безжалостными. Неудивительно, что после такого-то количества устрашающих слухов об этом подразделении вражеские солдаты дрожали лишь при одном упоминании о людях в плащах из собственных теней, как осенние сухие листки на холодном северном ветре, предвещающем скорый приход снежной зимы. А при одном только виде издалека блеска их обнажённых мечей некоторые тут же бросали собственное оружие и кидались прочь с поля боя, порождая повальное бегство среди тех, кто думал, что эта паника обусловлена окончательным разгромом армии, а не тем, что здесь просто появился какой-то непонятный отряд Ворона. Что за чушь? Кто они такие, чтобы испугать их, славных воинов, прошедших уже через множество куда более кровавых битв? Они сейчас просто пойдут и уничтожат их, выполнят работу этих малодушных трусов, которых потом в любом случае ждёт плаха или верёвка за дезертирство, им всё равно не выжить, лучше бы продолжали сражаться, тогда их хотя бы настигла смерть, покрывшая их бренные останки славой. Хотя, кому вообще нужна эта эфемерная вещь? Видимо, кому-то да нужна, раз ради неё порой умирает столько людей. И те смельчаки бегут через волну отступающих к отряду Ворона, чтобы убить этих внушающих какой-то суеверный страх людей. Бегут, но вскоре останавливаются, увидев черноту плащей и тьму под капюшонами, что скрывают их лица. Видят, что клинки уже не блестят в лучах заходящего солнца, потому что полностью покрыты кровью врагов короля. Сердца начинают биться всё быстрее и быстрее, заставляя кидаться в бой всё с большей яростью и остервенением. Начинается танец стали, танец крови, танец воронов над поверженными воинами. И всё больше гибнет людей с тенями на плечах, но их это совершенно не смущает. Говорят, что в своей безжалостности они сравнимы разве что с Дозорными. Зато вот обычные люди замечают трупы и кровь вокруг себя, а такой вид, как водится, вселяет в их сердца страх, заставляет руки дрожать, душу уходить в пятки, а эти самые пятки — повернуться и кинуться вслед за убегающими товарищами. А они не сдвигаются с места и продолжают выполнять приказ: "Ни шагу назад, не отдавать врагу ни пяди земли. Стоять насмерть!" Мечи поют во славу короля. С некоторых пор Адриан почему-то вызывал у меня такое же странное ощущение подсасывания под ложечкой. Неудивительно, что я сравнил его именно с этими страшными чёрными легендами кровавого прошлого. Он почему-то слишком походил на них, и я боялся, как бы он не стал таким же безжалостным как те парни из отряда Ворона.

— Верно, — эльф уверенно коротко кивнул в мою сторону, — причём такой повод не просто может представиться ему в будущем, а он уже есть. Недавно произошло сражение за один из городов, находящийся как раз на образовавшемся фронте. В ходе стычки жертвы были с обеих сторон, в довольно больших количествах, однако больше всего пострадало именно мирное население. Город был сожжён дотла.

— Значит, всё-таки настоящая война, — необычно мрачно заметил обыкновенно всегда оптимистично глядящий на события Рилиан, — всё-таки они решились.

— Конечно, потому что обе стороны ждут поддержки от тех, кого они называют союзниками, вот только, кажется, и Дорнис, и короли под руководством Главы забыли о том, что эти новоиспечённые спасители на самом деле преследуют исключительно свои весьма корыстные цели и на судьбу Ланда и его людей им плевать. Хотите знать, почему пока армии Княжества не двинулись? О, причина совсем не в том, что их воины ещё не подготовились. Это бред сивой кобылы, ибо все мы знаем, что их армия всегда готова к бою, как никакое другое войско в мире. Причина гораздо более сложна, но и её, тем не менее, вычислить не составит особого труда. Они просто ждут, пока две основные движущие силы немного покромсают друг друга, чтобы потом им не составило никакого труда захватить власть в королевстве. К тому же, насколько я понимаю, есть ещё и небольшие страны внутри Ланда сейчас? Их никто не признал, но они, тем не менее, сами определили для себя собственные границы и закрыли их абсолютно для всех, беспощадно расправляясь с каждым, кто попробует их пересечь? И бандиты, которые устраивают свои стоянки прямо на дорогах, сооружают блокпосты и грабят, насилуют, убивают всё, что им только попадётся под руку. При этом "маленькие пятнышка" ждут прихода своих "освободителей и покровителей" в лице армий Мортремора, который вообще непонятно каким боком сюда приплёлся. Он им, конечно, наобещал много чего, начиная от помощи в поднятии на ноги экономики и поддержки каждой из этих карликовых государств, часто ограничивающихся лишь пределами владений одного-двух городов, и заканчивая обеспечением их своей собственной армией, которая должна будет им помочь отбиваться от наседающих с двух сторон "гнусных захватчиков, нагло посягающих на их родные земли, принадлежащие им по древнему праву крови". И они придут, это точно. Даже выполнят некоторые из своих обещаний, но, разумеется, не будут делать этого совершенно бесплатно, ибо король Мортремора далеко не идиот. Вскоре он напомнит о долгах и вот тогда новым государствам на пёстрой политической карте придётся крепко пожалеть и сильно покусать локти, ибо они поймут, в какую глубокую долговую яму их загнали те самые спасители, которых раньше они наделяли чуть ли не божественными качествами и едва ли им не поклонялись. И, скрепя зубами, но новоиспечённым правителям "великих чистых по национальному составу королевств с богатой историей и невероятно глубокими корнями на той земле" придётся таки стать государствами-вассалами Мортремора, а вскоре и вовсе стать его частью, поскольку восточное королевство будет требовать от них всё больше и больше поставок, а они просто-напросто не смогут выдерживать такой объём и им придётся через пару лет войти в состав Мортремора окончательно и бесповоротно. Разумеется, народу, которому только недавно удалось отвоевать своё право на независимость, это совершенно не понравится. Вспыхнет и мгновенно разгорится восстание, которое будет подавлено невероятно жестоким образом местными властями. Будут полностью уничтожены некоторые маленькие народы. Бесследно пропадёт множество известных деятелей культуры, политиков, знаменитых ремесленников и глав гильдий самого различного характера. Вот только никто, никто из них не будет знать о том, что прибегать к таким крайним мерам было совершенно необязательно, ибо эта часть Мортремора полностью потеряет связь с основной частью восточного королевства из-за внезапно налетевшей так называемой "магической бури", — я остановился, чтобы перевести дыхание, потому что, как заметил только сейчас, рассказывал им это недоделанное "пророчество" очень быстро, но тем не менее, оно не превратилось в тарабарщину, и разобрать было можно каждое слово.

Не остались незамеченными мною и слегка удивлённые взгляды всех присутствующих на этом подобии совета сильных мира сего. И снова лишь по ним можно было понять, насколько мы все здесь разные. Однако не будут вдаваться в подробности, ибо для внимательных людей и так вполне себе очевидно, чем так разительно отличались взгляды и каким он был у каждого из моих товарищей, потому, переведя дыхание, я выдавил из себя немного насмешливую улыбку и продолжил:

— Да-да, не удивляйтесь друзья мои. Эти сведения, так сказать, почти из другого мира являются, собственно, ответом на ваш немой вопрос о том, что я делал всё то время, что мы находимся в Городе На Воде под покровительством нашего гостеприимного хозяина, — я наклонил голову в сторону Сина, тот ответил на этот жест, — видите ли, я, можно сказать тоже не провёл эти дни в совершенном безделии и самобичевании, как это может показаться на первый взгляд. Если кто-то из вас так подумал, то осуждать его глупо, учитывая мой внешний вид, — я снова усмехнулся, — ко мне приходили кое-какие весьма странные видения, как я понял сейчас, связанные между собой полностью логически обоснованной цепочки событий, вытекающих друг из друга.

— С чего ты решил, что это не были просто сны? Снотолкование, как известно, является не более чем псевдонаукой, ибо ночные сновидения, как и дневные, собственно, не имеют совершенно никакого смысла, а те, кто пытаются его таки отыскать, ничего не понимающие в настоящих "высших силах" мистификаторы и не более. Так что, не думаю, будто бы сейчас уместно упоминать об этих видениях и, тем более, тратить на изложение их содержания столько драгоценного времени. Нам стоит вернуться к тому, что нам говорил господин эльф, — со свойственными всем учёным скептицизмом и иронией заметил маг в красном, чьё имя мне так и осталось неизвестным, а никто из моих товарищей почему-то не желал называть его ни во время путешествия, ни в тот короткий промежуток времени, что я находился в здравом уме уже, собственно, в самом Городе На Воде.

— Я согласен. Прости, но мы все видели, в каком состоянии ты находился, когда мы нашли тебя в твоём доме. Вряд ли можно верить твоим словам хотя бы ближайшие пару дней. Тем более не стоит принимать всерьёз твои видения, которые вполне могут быть последствием влияния на тебя местных испарений. Нам тоже плохо спалось в эти дни, а сны были пугающими.

— Не стоит прислушиваться?! — я хотел вскочить, но взгляд эльфа, брошенный им быстро и вскользь, остановил меня как раз вовремя, спасибо, Нартаниэль за то, что ты всегда оказываешь помощь в самый нужный момент. — Тогда какого Бартаса вы вообще меня сюда позвали, позвольте спросить? Может, было бы лучше оставить меня там метаться в бреду? Раз моё мнение не будут учитывать, то я, пожалуй, тогда вовсе пойду погуляю, пока вы тут обсуждаете столь важные вопросы, что бы не надышать на вас этими "ядовитыми испарениями".

— Я бы не стал так легкомысленно относиться к тому, что видел ваш друг, пусть это действительно и будут последствия тех самых испарений, — уничтожил на корню разгоравшуюся ссору Син, говоря тихо, мягко и характерно растягивая при этом слова, что придавало его речи схожесть с той самой вязкой болотной жижей, от которой, тем не менее, отдавало мёдом, — верно, Адриан? — обратился даргостец к принцу-бастарду, взгляд которого теперь стал невероятно внимательным и был устремлён на меня.

Он кивнул и встал. Я тут же представил его в роскошных королевских одеждах, а не в тех, по большей части, лохмотьях, в которых он ходил сейчас. Он возвышался над нами, как настоящий король из древних времён величия человеческого народа, будто бы пришедший с целью избавить людской род от преждевременного бесславного конца. Немного странно было представлять его в таком виде, особенно после того, как я совсем недавно провёл параллель между этим человеком и теми ужасными призраками из отряда Ворона, но, как известно, некоторым правителям не мешало быть одновременно и устрашающими, и справедливыми, и мудрыми. Оставалось только надеяться на то, что Адриан сочетал в себе именно эти качества, потому что, как бы там ни было, он был единственным из нас, кто мог законно претендовать на престол. Не хотелось бы, что бы он оказался кем-то вроде Хартона Тирана, хотя вероятность этого была всё же велика, учитывая ещё и некоторые пункты, в которых их история соприкасается. И главной линией этого пространного пересечения были мечи. Я невольно кинул быстрый взгляд на рукоять небезызвестного Диарниса — полуторного меча принца-бастарда — который сейчас покоился в простых ножнах, главной задачей коих как раз и было наименьшее привлечение внимания к клинку, что в них был запелёнат. Клохариус говорил, что это далеко не обычный меч, во что я охотно верил, пусть и не привык поддаваться стадному инстинкту, а о мече Адриана ходило множество самых разнообразных по своему характеру досужих толков. Но ныне покойному Архимагу я доверял по той причине, что он был знатоком, настоящим экспертом в этом деле. И его утверждение на тот счёт, что Диарнис и легендарный Меч Одиннадцати скрывают в себе одинаковую природу, пугало меня теперь, когда я осознал всю серьёзность последствий, которые мог нести с собой этот факт. Тогда, несколько лет назад, я не отнёсся к его теории, как было должно это сделать. Как стало понятно сейчас, очень и очень зря. Однако то, что человек, владеющий столь необычным оружием, решил поддержать меня, необычайно льстило, но всё ещё нужно было выслушать, что точно он хочет сказать.

— Действительно, не стоит так легко отбрасывать в сторону его видения. Не по тому, что я верю в их силу. Я не суеверен и вам это известно. Причина моих слов другая. Я сам видел нечто подобное, пусть и не смогу передать свои видения, как это сделал наш друг, но в них показывалось одно и то же. Я в этом абсолютно уверен. Вряд ли это было простой случайностью.

— Почему же? Вполне может быть, что характер испарений был одинаков, а потому и вызвал похожие видения. Это вполне возможно, что-то вроде группового транса, который, несмотря на заверения некоторых магиков, всё же имеет место быть, — продолжал упорно настаивать на своём маг в красном.

— Тогда я всё же возражу и вставлю своё слово, — снова реши подать голос Син, — я тоже видел это. Точь-в-точь те же картины, что описали нам до этого.

— Хм, как известно, у даргостцев иммунитет к большому количеству ядов и тем более к болотным испарениям. Я проиграл спор, — поднял руки в капитулирующем жесте спорщик.

— Раз мы решили, то пока стоит отложить этот вопрос грядущего, но всё ещё слегка далёкого от нас будущего, и вернуться к настоящим вопросам, — решил, наконец, вмешаться в разговор наш "докладчик", — не могу не заметить, что мой друг был прав на счёт и целей Княжества Шан, и причины, по которой армия ещё не выступила на земли Ланда. Однако я могу прояснить для вас причины, по которым в этот конфликт ввязался Мортремор. Можно сказать, у него просто не было выбора.

Мы все, как по команде, замерли и приготовились услышать то, чего почти никто не знает. Это действительно было интересно. У могучего восточного королевства и вдруг нет выбора? Вот это действительно что-то новенькое!

— Это почему же, интересно, у него не было выбора? — приподняв брови, снова со скепсисом спросил маг в красном, который, видимо, всё же немного обиделся на нас за то, что мы не дали ему выиграть в споре. Но что тут поделать, если он действительно был не прав? Вот странно, однако некогда сейчас задумываться о свойственных человеку весьма нелогичных схемах поведения, нас ждут куда более интересные измышления, а на эту тему, уверен, кто-нибудь сможет поговорить куда более плодотворно и непредвзято, чем я.

— На то есть множество разных причин, часть из которых довольно мелочны, но есть и такие, что имеют под собой основания, лежащие на процессах, затрагивающих саму суть мироздания и современной картины мира, к которой мы привыкли. В частности, тут хочется затронуть истощение потоков эфирной энергии, которая пропитывает всё вокруг нас и даёт жизнь всему тому, что имеет, хм, скажем так, не совсем обычную природу.

— А если говорить проще? — сморщил я забавную рожицу. — Видишь ли, тут не все обладают такой степенью эрудиции, какая досталась тебе путём долгого и упорного труда. Не все понимают, о чём ты тут сейчас разглагольствуешь, поэтому, прошу тебя, говори общедоступным языком с самым маленьким примешиванием к нему различных заумных словечек, которые ты так любишь.

— Хорошо, буду говорить проще, — ответил эльф с таким же каменным лицом, но при этом опасно прищурив свои зелёные зенки, — магия умирает. Она постепенно выветривается из нашего мира, магические существа становятся всё слабее, вскоре они и вовсе перестанут существовать.

— Что? — вскочил со своего места маг в красном. — Этого не может быть! Дедушкины сказки!

— Я бы не отзывался о словах господина эльфа так быстро и однозначно. Думаю, он знает, что говорит и предоставляет нам только проверенные факты, — мягко попытался отсудить разгорячённого учёного Син, но тот даже не дал ему закончить, а о желании слушать даргостца тут, как все правильно поняли, и вовсе речи не шло.

— Какие ещё факты? Об этих "фактах" вот уже третью сотню лет вопят различные полоумные, и что мы видим? Ни одного подтверждения этим непонятно откуда взявшимся гипотезам! Все те, кто раньше могли колдовать, до сих пор остаются волшебниками и ничуть не растеряли своих навыков или же природной силы! Даже наоборот, они приобретают всё большее могущество, а потому я вынужден вернуться к теме о разных мифических…

— Это не магическая сила, а обыкновенное политическое влияние, — сухо и холодно прервал уже слишком разошедшегося мага Адриан, и его слова и взгляд подействовали на волшебника в красном, как ведро холодной воды, в самый неподходящий момент вылитое ему на голову, от чего тот с какими-то странно ошалевшими глазами опустился на своё место и пока замолчал.

— Согласен с принцем, — решил снова вклиниться в разговор я, — действительно в последнее время маги заняли очень крепкие и высокие позиции при всех дворах, а в некоторых странах, как например в упомянутом уже здесь Хариоте, гильдии волшебников и вовсе заправляют всеми делами королевства из тени, а иногда пренебрегают даже ей и открыто заявляют о том, что то или иное решение принимается именно с их подачки и только по тому, что этого хотят они, великие колдуны. Однако вряд ли это как-то укладывается в одну целую картину с тем, что сказал нам Нартаниэль. С чего бы королям приближать к себе волшебников, если они становятся слабее, а, королевство, следовательно, всё более беззащитным? Зачем им наделять властью тех, кто, по сути, уже не может нормально выполнять даже свои обязанности, не говоря уж о том, что бы вмешиваться в высокую политику и мировые игры, что ведутся на шахматной доске наших карт. Что-то мне не верится в то, что абсолютно все маги являются гениями в таком нелёгком деле, как эти дипломатические дебаты и политические дрязги, а потому я отчасти согласен с нашим вспыльчивым другом, но выскажусь немного более корректно, что ли. Мне нужны доказательства. Думаю, именно это он и хотел сказать, только слишком уж резко он это сделал, надо признать. Без неопровержимых доказательств вашей правоты, господа, я не поверю больше ни единому вашему слову. Кто из вас двоих начнёт? Может вы, Адриан?

— С радостью, сэр, — без всякого сарказма, в отличие от меня, ответил принц-бастард, — постараюсь быть по возможности краток, надеюсь, что у меня это выйдет, потому что мне не хочется отбирать время у господина эльфа. Думаю, у него есть сказать гораздо больше, чем у меня. У меня был доступ к историческим записям, которые являются достоверным источником информации о том, что магия действительно медленно угасает, — кажется, никто не заметил, как я скривился при одном только упоминании этих "достоверных источников", однако Ланд считался довольно-таки молодым королевством (ну, по крайней мере, как единая самостоятельная страна, а до того там были лишь маленькие и очень плохо организованные государства), а потому его летописцы ещё не должны были успеть слишком сильно переврать его историю, и, исходя из таких соображений, я не стал прерывать Адриана, подвергая сомнению истинную достоверность тех самых источников, и просто продолжил слушать, — в этих текстах ясно указывается на то, что ранее короли Ланда были куда могущественнее именно в плане магии, и на троне наш род оказался именно по той причине, что в нём магический потенциал был наиболее высок. Однако постепенно мы начали терять его, при том, что для королей супруги всегда избирались очень тщательно. Круг этот ограничивался, однако, семьями аристократов, но на престоле всегда оказывались лишь те женщины, которые не разбавляли бы магию в крови. Чаще они даже наоборот обогащали её. Но это всё равно не спасло королевский род от того, что он постепенно растерял силу своей магии, а потому ему пришлось утверждаться на троне по-другому, в результате чего Ланд и пришёл в упадок, но сейчас это не относится к теме. Я сказал всё, что у меня было. Надеюсь, этот факт станет весомым камнем на чаше весов с той стороны, с которой стою я и господин эльф.

— Что же, "господин эльф", вам слово, — саркастично заметил я, но и на этот укол Нартаниэль не отреагировал совершенно никак.

— Я бы не стал разводить здесь эти, на мой взгляд, совершенно бессмысленные дебаты, но раз этого требует ситуация и мои товарищи, то я не могу просто отмалчиваться.

— Это очень хорошая новость, конечно, но, может, ты всё-таки уже начнёшь? Мне уже, лично, успели слегка поднадоесть эти долгие ненужные вступления, несмотря на то, что мы здесь не так уж долго и пока не узнали ничего дельного, либо если и узнали, то не услышали доказательств этому, а потому с нетерпением ждём их, — протараторил я, чтобы больше не задерживаться на этом месте дольше, чем было необходимо. Во мне всё ещё теплилась надежда на то, что я смогу проветрить голову, немного погуляв ночью по болотам, а для этого нужно было закончить до вечера обсуждать хоть какую-то часть вопросов, а у нас пока даже выкладывание новостей эльфом затянулось слишком надолго. Оставалось только уповать на то, что их, в общем, не так уж и много, но мне почему-то, даже при огромном желании, ну никак не верилось в это.

— Хорошо, перейду сразу к двум самым весомым аргументам, — невозмутимо продолжил эльф, когда я замолчал, будто бы он и не прерывал свою речь, — как давно кто-нибудь из вас получал последние сведения о гномах Срединных Гор?

— Конечно же, эти гномы имеют прямое отношение к исчезновению магии. Вернее, последние новости, с ними связанные, только эти сведения нам и нужны сейчас, — с сарказмом заметил я, но эльф уверенно кивнул, как всегда то ли действительно не поняв насмешки, то ли просто игнорируя её и выставляя всё в выгодном для себя свете.

— Именно так и есть. Это действительно важно, задумайтесь над этим, я дам вам несколько минут, чтобы перебрать в голове все воспоминания, связанные с этим подгорным народом.

— Как это великодушно, с вашей стороны.

Эльф хотел мне что-то ответить в том же тоне, что и до этого, но Рилиан его опередил, а потому моему старинному остроухому другу пришлось сделать вид, что он якобы просто сдувает непослушную прядь волос, чтобы не ставить ни себя, ни молодого паладина в глупое положение. Как всегда безупречное чувство такта, иногда это даже немного раздражает, хотя я и сам не знаю, почему веду себя так, если можно выразиться, агрессивно. Обычно я бываю более мягок, особенно в последнее время. Должно быть, сказывается то раздражение и усталость, что накопились во мне за не слишком приятное и уже, как мне кажется, затянувшееся пребывание в Городе На Воде. Надо будет следить за собой. Вполне может быть, что мне даже надо будет выработать для себя изменённую модель общения в связи с тем, что, похоже, таинственный обруч с неприметным камнем, всё же кое-как влияет на меня, пусть мне и совсем не хочется признавать этот факт. Однако, в любом случае, этим заниматься надо не сейчас, а позже. Сейчас надо слушать и только. Но не забывать следить за собой. В первую очередь конкретно за своим языком, а то с моими выступлениями сие мероприятие грозится затянуться, чего вряд ли хотелось хоть кому-то из нас, учитывая ещё и тот факт, что, возможно в каждую лишнюю секунду, которую мы просиживаем штаны на этом мягком природном ложе из мха, кто-то из мировых правителей мог отдать приказ о начале наступления своих армий, а лидеры обеих сильных групп, что орудуют сейчас на территории Ланда, вполне могли в это время успеть совершенно спятить и, к примеру, вызвать друг друга на дуэль. Конечно, сие событие могло значительно облегчить нам задачу, но с таким же успехом вполне сделать нашу жизнь ещё тяжелее, а рисковать не хотелось никому, и поэтому следовало как можно скорее заканчивать с этим.

— Думаю, что тебе пока стоит заткнуться, дорогой друг, — резко сказал Рилиан, глядя на меня в упор, — некоторым из нас действительно стоит подумать на счёт того вопроса, который предложил нам Нартаниэль.

— Я, кажется, понял, к чему вы нас подводили, господин эльф, — почти тут же отозвался Адриан, кивнув самому себе, — от гномов Срединных Гор нет вестей вот уже несколько десятков лет, в то время как ранее, это достоверный и общеизвестный факт, они выходили на контакт раз хотя бы раз в год в день их самого большого праздника, посвящённого памяти знаменитого воина и короля гномов — Дарнина Железного Молота.

— Стоп-стоп! Вы утверждаете, что это как-то связано с тем, что, по вашим словам, магия умирает. Но я тут вижу пока только одну ниточку. Не хотите ли вы нам сказать, что гномы вымерли там в своих горах из-за недостатка магии? Но мне всегда казалось, что они всегда больше склонялись к науке, прогрессу и технологиям, нежели к магическим потокам. Эльфы в этом плане всегда были ближе к магии. Почему же тогда они ещё не умерли?

— Они умирают, медленно, но верно, — впервые я услышал, как в голосе эльфа прорезались эмоции, но я бы отдал всё на свете за то, что бы первыми живым нотками были не эти всепоглощающаие горечь и боль, — всё меньше остаётся тех, кому ещё удаётся сохранять наше былое величие. Мы хотели отправиться на кораблях к другому континенту, о существовании которого вы, люди, ещё не знаете. Мы думали, что если покинуть эту землю, то мы сможем избежать этого увядания, но ошиблись. Наши маги поняли, что этот крах ожидает именно весь мир, а не какие-то отдельные участки суши, а потому мы не можем сделать абсолютно ничего. Нам остаётся лишь медленно терять остатки своих сил и смотреть на то, как те, что ещё недавно были красивейшими, сильнейшими и мудрейшими из нас, стареют прямо на глазах и умирают от болезней, которые раньше нас никогда не поражали.

— Мортремор знает об этом? Я имею в виду то, как это неблагоприятно влияет на вас. А не всю проблему в целом.

— Да, знает, а потому решил не принимать в серьёз нашу королеву, её советы, предостережения и даже угрозы. Их король считает, что мы уже ничего не можем, а в такой ситуации наш народ не может доказывать ему обратное силой. Ресурс душ и так уже истощён до критического предела, поэтому, с огромным сожалением, должен сообщить, что нам не стоит ждать абсолютно никакой помощи из лесов эльфов, потому что мы не имеем такой склонности, как вы, к записыванию в добровольцы.

Внутри дома в дереве повисла гробовая тишина. В глубине души, думаю, каждый из нас надеялся, что Лесной Госпоже удастся-таки повлиять на Мортремор и заставить его отречься от притязаний на земли Ланда. Тогда хотя бы Княжество Шан не действовало с такой жестокостью и решительностью, не торопилось бы в попытке выиграть эту гонку, но в один миг все эти надежды разрушились. Что же, этого следовало ожидать. Жизнь весьма далека от сказки и чудо здесь приходит не всегда, а потому не стоило нам всем зацикливаться на этом, нужно было продолжать, ибо долгая остановка на этом месте не могла дать никаких положительных результатов. Нам решительно нужно было продвигаться дальше. Главное в этом деле не перейти на спешку и не начать все поставленные вопросы решать наобум. Это может закончиться очень и очень плохо. Но всё же это молчание действительно затянулось. Не хватало ещё, что бы кто-нибудь из нас сейчас решил покончить жизнь самоубийством или же впасть в депрессию, посчитав нашу ситуацию совершенно безвыходной, безнадёжной. Но, тем не менее, стоит смотреть правде прямиком в глаза. Мы с самого начала не возлагали свои надежды на народ лесов, однако, это неожиданное заявление Нартаниэля выбило нас из колеи, загнав в иллюзию того, что мы хотели придерживаться именно этого плана. Нельзя было допускать развития этой ситуации, как обычно врачи стараются не позволить болезни прогрессировать далее, ибо для пациента такой сценарий обычно заканчивается, мягко говоря, не слишком хорошо во всех смыслах. Новые симптомы, а потом он, чего доброго, и вовсе превратиться в повальную эпидемию. Нет-нет! Ни в коем случае! Нужно вернуть их к реальности и напомнить о словах призрака Лучника из Хароса: теперь всё зависит только от нас, пусть я до сих пор не слишком в это верю и полагаюсь на эту схему, однако, кажется, это весьма благоприятно влияет на, так сказать, интеллектуальную производительность моих товарищей, что не может не радовать. Жаль, что сейчас они немного подзабыли об этом, а потому я решил взять на себя весьма серьёзную задачу: нужно было срочно вернуть этот мрачный внезапно затихший некрополь обратно к жизни и обсуждению, которые царили здесь ещё буквально пару минут назад. И сделать это нужно, желательно, как можно быстрее, а то я уже вижу, как у Фельта и Рилиана медленно опускаются головы.

— Конечно, это всё хорошо, как полагается. Обоснованно, есть даже несколько доказательств, которые опираются на те самые достоверные источники, о которых говорил Адриан. Но ты ведь, как мне кажется, дорогой друг, говорил о нескольких глобальных причинах, затрагивающих сами основы, на которых зиждиться мироздание, — я усмехнулся сам себе, — мы пока услышали лишь первую. Хотелось бы, чтобы ты осветил нам ещё хоть одну, иначе мы рискуем так и не понять всю ситуацию в целом. К тому же, некоторым из нас всё ещё может быть непонятно, как может быть связано "истощение потоков эфирной энергии" с тем, что у могучего Мортремора не осталось иного выбора, кроме как посягать на разрозненные междоусобицей земли Ланда.

— Собственно, я как раз хотел перейти к этому, — в тишине голос эльфа прозвучал как гром среди ясного неба, пробудив от нелепой "грустной спячки" всех присутствующих, их взгляды тут же снова оживились, они приготовились слушать и принимать очередную порцию информации, подготовленной специально для них чрезвычайным и полномочным послом эльфийских земель в королевстве Ланд, — связь эту, по большому счёту, действительно весьма трудно заметить, не обладая теми сведениями, которыми я собираюсь вас обеспечить сейчас, а потому мне стоит начать именно с новой причины. Следуя совету Адриана, я постараюсь быть как можно более кратким, а потом предлагаю сделать небольшой перерыв, ибо каждому из нас будет над чем подумать. Вторая причина, из которой, как я уже сказал, вытекает и первая, может показаться вам ещё более неправдоподобной, но доказательства той теории, что я сейчас озвучу, могут увидеть лишь те, кто не понаслышке знаком с архитектурой. В особенности, со схемой расположения алтарей в храмах Старых и Новых Богов, которым поклоняются в Ланде, а ранее так же, как известно, эта религия исповедовалась и в Харосе, прежде чем её вытеснил культ, главенствующий сейчас там. Но об этом вам прекрасно известно и без меня, а потому я сразу же начну обращать ваше внимание на те на первый взгляд незначительные детали, которые и будут являться доказательствами моих слов, ибо я не желаю снова развязывать спор и тратить на него ещё больше времени. Поэтому прошу, по возможности, не прерывать меня, — он обвёл нас всех взглядом, каждый по очереди кивал, его глаза ненадолго задержались на мне, но я решил не подводить его ожидания и тоже последовал всеобщему примеру, — что же, раз этот вопрос решён, то вернёмся к основной теме. Некоторым должна быть известна схема построения храмов, посвящённых различным божествам. Как и прочие масштабные, особенно крупные и значимые памятники культуры они имеют весьма чёткую ориентировку на стороны света. Так, например, алтарь в храмах всегда обращён на север. Такая же тенденция наблюдается и в исследованном эльфами древнем городе, название которого остаётся пока для нас загадкой, однако в его архитектуре отличительной чертой является не только идеальная геометрическая пропорциональность зданий, но и то, что его главная дорога направлена строго на север. На тот север, к которому мы привыкли, — я удивлённо приподнял бровь, похожую реакцию эта, казалось бы, совершенно незначительная фраза, вызвала и у всех остальных, маг в красном и вовсе собирался что-то сказать, но сидевший рядом Фельт во время успел одёрнуть его и покачать головой, колдун тут же разочарованно и, как мне почудилось, немного обиженно захлопнул рот, — вижу по вашей реакции, что вы действительно слушаете меня внимательно, — удовлетворённо кивнул головой эльф, — продолжайте, это будет весьма полезно. Я остановился на том, что дороги города ориентированы на север. Однако всё-таки есть некоторые различия в, если можно так выразиться, схемах их построения. Сейчас я говорю не о тех совершенно несущественных в данной ситуации отличиях, которые обусловлены в большей степени несовершенностью методик зодчих, их инструментов и прочими тривиальными вещами. Речь идёт о несовпадениях куда более значимых. Хотя те строения, о которых я говорил сейчас, не в пример старше храмов и даже того города, однако, я спешу опередить вас и сказать, что различия между ними совершенно никак не связаны с тем, что я упомянул. И тому в подтверждение есть множество научных фактов, которые, тем не менее, у меня приводить нет времени, а потому пока что вам придётся поверить мне на слово. К примеру, одна из сохранившихся до нашего времени башен, в которых была обнаружена магическая активность и бывшей ранее, безусловно, частью целого комплекса подобных сооружений. Говорить об этом мы можем с полной уверенностью, поскольку членам экспедиции удалось обнаружить и другие фундаменты, а потому мы так же можем утверждать, что это имеет право претендовать на роль культурных сооружений, строившихся по тем же самым стандартам, что и современные крупные комплексы. К тому же, там удалось найти совершенно не косвенные доказательства всего вышесказанного. Однако вернёмся к основному руслу. Как стало понятно, эта башня являлась основным сооружением, а потому главная дорога вела именно к ней. Безусловно, она не могла быть направлена куда угодно и использовалась та же схема — центральная точка — север. Но есть кое-что, являющееся основным из всего уже мною сказанного. Она была направлена на тот север, который мы все знаем. Этот, невероятно древний север, находился на территории современного Мортремора и эльфийских лесов, ибо, как известно, наши земли занимают собой очень маленькое пространство, поскольку мы никогда не нуждались в обширных территориях, но я снова позволил себе отвлечься. Если вам этого недостаточно, то мы нашли ещё несколько мест с подобным необычным явлением, пусть и менее больших и хуже сохранившихся, но сам факт это не отменяет. Однако и это ещё не всё из того, что я хотел вам сказать на счёт этого. Предыдущий Султан отправил нам просьбу, которая заключалась в том, что бы наша королева отправила на помощь его исследователям нескольких наших учёных для изучения засыпанного многовековыми песками здания, которое, как удалось выяснить, было ещё более древним, нежели те строения, что я упоминал. Самое интересное то, что основные элементы в нём направлены уже на наш современный север, находящийся, как мы все знаем, в Ледяной Пустыне. Лучшие из наших историков и учёных тут же выдвинули предположение, что географический север имеет тенденцию после прошествия определённого количества времени менять своё положение, переходя из известного нам положения в район, где находится Мортремор. Большая часть тут же отвергла эту сумасшедшую теорию, однако, вскоре они заметили, что климат действительно меняется, причём для нас совершенно не в лучшую сторону. Восточное королевство, как вы понимаете, тоже заметило это. Их людям удалось выведать у нас кое-какие сведения на счёт проводимых исследований, чем и объясняются их агрессивные попытки экспансии и последующей оккупации. Они просто не желают, чтобы их народ, который, как не сложно понять, они считают выше, чем все остальные, проживающее на этом материке, включая и гномов с эльфами. А избежать этого можно лишь одним способом. Именно этот план они и пытаются привести в исполнение путём насильственной интервенции в Ланд. Им нужны новые территории для того, чтобы заселить их, чтобы хоть какая-то часть переселилась туда и сумела избежать вымирания, поскольку север, судя по всему, перемещается скачкообразно. Сначала, конечно, идёт плавное изменение климата, однако сам переход является мгновенным. Не выживет ни одно живое существо. Они будут сразу же замерзать насмерть. Ледяной ветер, снегопады. Мортремор и современные леса эльфов буквально за пару дней примут такой же вид, какой сейчас имеет Ледяная Пустыня, в то время как она сама спустя может, несколько десятков лет растает и станет доступна не только для исследований, но и для заселения. Я сейчас совершенно не затрагиваю те изменения, что претерпит наш континент, да и весь мир в целом, это слишком объёмная тема, и на раскрытие даже её малой части у нас, как уже неоднократно здесь многими было замечено, просто банально не хватит времени. Сожалею, что, вопреки обещанию, мне не удалось быть достаточно кратким, однако, с другой стороны, я смог всё же в минимальном объёме изложить довольно большое по всем меркам количество информации, что не может не радовать. Понимаю, что вам столь огромные масштабы сложно вообразить и, тем более, поверить во всё мною сказанное, ибо это действительно похоже на бред сумасшедшего, который уже давно свихнулся на изучении различных древностей. Почти невероятным кажется то, что такое могущественное королевство, как великий восточный Мортремор может просто за несколько дней совершенно исчезнуть с карты, покрывшись непробиваемой ледяной коркой, но стоит вам всем в таком случае напомнить, что природа всегда была выше всех нас и гораздо сильнее, чем любой из нас, пусть он и будет величайшим магом, королём или воином из всех. Это не сможет остановить стихию, как бы он ни старался. Признаюсь, мне тоже изначально эта теория казалась совершенно дикой, неправдоподобной, однако, те, кто знают меня достаточно хорошо, поймут, что я не могу долго утверждать подобное, сам при этом не изучив вопрос достаточно подробно для таких серьёзных обвинений. Сначала я решил не слишком углубляться в данный вопрос, однако, это у меня не вышло. Постепенно изучение занимало меня всё больше и больше. Иногда даже в ущерб моим профессиональным обязанностям. В результате всех своих научных изысканий мне удалось понять, что эта теория не только не бредова по своей сути, но имеет под собой весьма серьёзные основания и доводы, опровергнуть которые будет очень и очень сложно даже человеку или представителю любого другого народа невероятно хорошо осведомлённо в этом вопросе. Вам просто придётся поверить в неё. Осталось только немного пояснить то, как эти две упомянутые причины связаны между собой, ибо для некоторых это может оставаться до сих пор непонятным, к тому же после моих последних слов о всемогуществе и превосходстве природы перед людьми, эльфами, гномами и прочими народами, многие из которых до сих пор остаются нам неизвестны, ибо тщательно охраняют не только свои секреты, но и, собственно, сам факт существования. Связь эта имеется, причём довольно яркая, если на неё хоть как-нибудь указать. Заключается она в том, что на тот момент, когда стало известно о цикличном перемещении севера, мы ещё не знали о том, что магия уходит из мира, а потому возложили все свои надежды на неё, ибо нам не хотелось умирать, как и мортреморцам. Лучшие из наших магов стали различными способами влиять на погоду, Ледяную Пустыню и прочие важные для этого дела участки с помощью магии, пытаясь таким образом отсрочить приход страшного, часа. Однако, как понятно из первого пункта моего рассказа, делать им это удавалось очень недолго, ибо из-за истощения энергетических потоков сие мероприятие стало совершенно неэффективно и лишь зря отвлекало наших магов, потребность в способностях которых резко возросла во всех эльфийских поселениях. Да и не только в эльфийских. Мортремор также часто присылал нам сообщения с просьбами отправить кого-нибудь из лекарей, ибо холодный климат наступал невероятно быстро, это не давало людям возможности адаптироваться, а потому участились случаи различных болезней, с которыми королевство, где почти нет собственных волшебников, не могло справиться теми скудными средствами, что они гордо именуют медициной. Но, как это ни странно, они, тем не менее, скоро осознали, что такой подход к делу не возымеет должного эффекта. Если быть точным, то не спасёт их от жуткого холода, что придёт к ним из Ледяной Пустыни. Вместо профилактики нужно было начать непосредственно решать саму проблему. Этим и объясняется их активная и, как я уже говорил, весьма агрессивная позиция в политике по отношению к другим странам.

— Тогда сразу напрашивается вопрос? Почему Мортремор предпочёл именно Ланд, а не посягнул на более близкий Сарт или Хариот? — подал голос маг в красном, когда стало понятно, что эльфа, наконец, закончил и теперь ждёт от нас вопросов.

— Вполне логичный вопрос, — кивнул головой Нартаниэль, показав таким образом, что полностью понял проблему своего собеседника и готов полностью объяснить её, — Сарт действительно был бы куда лучшим вариантом, ибо, как известно, он находится приблизительно на одинаковом расстоянии и от севера современного и от того, что нас ждёт, а значит, он является единственной более или менее неподвижной точке в этом вращающемся механизме. Из этого следует, что королевство Сарт из-за смены климата пострадает меньше всего, что, скорее всего, выведет его на лидирующие позиции во всём мире. Однако и сейчас, благодаря разумным действиям короля, Сарт довольно стабилен и, по мимо всего прочего, весьма обороноспособен, а потому посягать на его территорию Мортремору не выгодно. Это может обернуться не только слишком большими жертвами, но и поражением, что окончательно поставит крест на истории мортреморцев. Конечно же, холод накроет не всё восточное королевство, однако, из-за всем известной нелюбви гномов к жителям Мортремора, никто не решается селиться там, потому что справедливо опасаются того, что горный народ сочтёт это посягательством на их территории и объявит войну, которую почти незащищённым переселенцам ни за что не выиграть, а если отправить туда армию, то в землях, которые не будут затронуты перемещением севера, будет буквально негде капле дождя упасть. К тому же, как считает король Мортремора, этих земель просто не будет достаточно для того, чтобы сохранить могущество его славного народа. Этим я сразу же отвечаю на вопрос о том, почему выбор не пал на Хариот, ибо это карликовое ныне королевство также не подходит для осуществления всех грандиозных планов короля Мортремора. Но помимо вопросов желания и планов, которые хотелось бы осуществить, существуют ещё и суровые реалии возможностей, которые также сужают рамки. Сужают настолько, что за них буквально вываливается королевство Сарт. Конечно же, с военной мощью восточного королевства Сарту, где нет даже регулярной собственной армии, никак не удастся выиграть войну, если Мортремор её развяжет, однако, тут в большей степени играет роль вопрос времени. Король восточного королевства опасается, что Сарт будет сопротивляться слишком долго, и он просто не успеет его захватить до прихода холодов, ибо в последнее время все их учёные и немногочисленные маги только и говорят о том, что этот час уже невероятно близок и не сегодня, так завтра Мортремор престанет существовать. Брать же с собой в армию женщин и детей для того, чтобы исключить вероятность исчезновения народа восточного королевства с лица земли, невозможно, ибо тогда боеспособность армии снизится. К тому же при тяжелейшем переходе через горы часть из них погибнет, что только ускорит падение мортреморцев. Также король ещё не забыл, как его предыдущий военный поход на королевство Сарт оказался неудачен, и поэтому совершенно не желает повторять этот подвиг снова, потому что ещё одна военная операция с такими же потерями будет стоить ему на этот раз не только тех людей, что в ней погибнут, но и жизней всех остальных, потому что у него уже действительно не останется времени даже на высылку жителей за границу. К тому же, скорее всего, после такой попытки гномы и вовсе закроют границу, что сделает совершенно невозможным переправить на ту сторону хоть кого-нибудь. Как известно, гномы — самый принципиальный народ из всех, а потому они ни для кого не будут делать исключений, если уж решили не пускать людей с востока через свои владения. Это заключит народ Мортремора в своеобразную стену, за которую им никак не удастся выбраться, даже при очень большом желании, ибо, как известно, мореходная наука ещё не развита достаточно ни у одного из ныне существующих государств, а потому им не удастся обогнуть полуостров, на котором располагаются наши земли, и высадиться в Султанате. Помимо всего прочего, всем известен панический страх нынешнего короля Мортремора перед океаном и морской стихией, а потому он ни за что не станет вкладывать деньги в развитие судоходства, пусть это и не очень разумно, ведь могло бы принести ему значительные выгоды, однако мы здесь сейчас собрались не для того, чтобы обсуждать решения короля восточного королевства на счёт развития экономики. Думаю, что объяснять далее причины выбора Ланда не стоит. В сравнении со слишком маленьким по площади Хариотом и недоступным сейчас Сартом, разрозненный гражданской войной Ланд представляет собой идеальный лакомый кусок земли для заселения. Богатые природные ресурсы, большая территория — вот те факторы, которые повлияли на выбор Ланда в качестве ковчега для народа Мортремора. Думаю, что я ответил на ваш вопрос.

— Вполне, — кивнул маг в красном.

Больше никто не задавал никаких вопросов. Сейчас они просто-напросто были бы лишними. Всем нужно было подумать над сказанным, ведь всё действительно принимало очень и очень серьёзный оборот. Катаклизмы, глобальное изменение климата, исчезновение магии — всё это было таким неожиданным для нас, что быстро сориентироваться и начать что-то решать было совершенно невозможно. Хотя из-за этого я стал ещё менее уверен в том, что мы сможем хоть как-то повлиять на ход событий, однако, если я правильно понял, то наша задача, в общем, заключалась не в том, что бы спасти весь мир и как-то предотвратить перемещение севера (что, как должно быть сразу же понятно, нашими скудными силами был совершенно невозможно, ибо до этого сильнейшие из магов пытались это сделать, и у них не совсем получилось), а ограничивалась куда более реальными масштабами деятельности, если можно так выразиться в данной ситуации. Нам нужно было лишь не допустить преобразования Ланда в местный филиал Бездны, ибо тогда из будущих исторических документов исчезнет не только упоминание о самом Ланде и его жителях, но и Мортреморе, который, если верить словам эльфа и тех материалам, на которые он опирался, говоря это. А это, в принципе, было уже куда вероятнее, если взять тот объём работы, который нам бы пришлось проделать, если бы на нас была возложена такая ответственная миссия, как спасение мира. Что же, везде надо находить плюсы. Тут они, безусловно, были, как и в любой другой ситуации. Не бывает совершенно безвыходных моментов в жизни. Даже от занесённого топора палача тебя всё ещё может спасти какой-нибудь спятивший гуманист и сторонник настоящего честного суда, коего в наше время добиться практически невозможно, ибо всё решают деньги и власть. Те же, у кого нет ни того ни другого (а, как известно, оба эти показателя всегда ходят парой), могут даже не мечтать о том, что когда-нибудь свершиться справедливость, которая, будто бы насмехаясь над всеми, чаще всего оказывается именно на стороне таких вот несчастных и обездоленных. Ещё одна злая ирония жизни, коих это шутница с весьма специфичным чувством юмора подготовила для нас всех не мало. Хотя, большая часть из них всё же обусловлена деятельностью человека, а не роком, но кого это, собственно волнует? Проще ведь всё скидывать на жизнь и законы подлости, предусмотренные недоброжелательной по какой-то причине природой, чем признавать неправильность действующих порядков, установление которых потребовало таких огромных сил от всех, включая не только самого их идейного вдохновителя, но и так же всех тех, кто принимал участие в акциях "насаждения огнём и мечом". Просто, по каким-то неведомым мне причинам, люди решили, что раз они на что-то потратили огромное количество времени, то это не может быть бесполезным. Ну, разве это не смешно? Конечно же, это совершенно глупое и необоснованное суждение. Есть люди, которые годами работают над совершенно бездарным творением, а после требуют признания, и, разумеется, из-за надрывания своих глоток получают его. А есть те, кто создают шедевры довольно быстро, но при этом не получают ничего из-за восклицаний вроде: "Ты не мог создать нечто действительно ценное за такое малое количество времени! Это невозможно! Наверняка это лишь ничего не стоящая замаранная чернилами или же краской бумага!". И, самое печальное, что против них практически невозможно идти, потому ты — один, а их — подавляющее большинство. Но не стоит так просто сдаваться. Всегда стоит помнить о том, что большинство — это всё-таки не все и есть те, кто смогут по достоинству оценить ваше творение. Так что стоит просто идти к своей цели, пусть это даже кому-то и не будет нравиться.

Уйдя в свои мысли, я не заметил, как постепенно начали выходить из оцепенения мои товарищи. Кажется, я слегка недооценил их, если можно так выразиться в данной ситуации. Они смогли быстро проанализировать всё то, о чём им доложил эльф, быстро сделать свои выводы и начать уже в свою очередь говорить о них. Кажется, перерыва, о котором говорил Нартаниэль, не потребуется совершенно. Что же, это не может не радовать. Как-никак, закончить это нужно было как можно раньше, хоть я и устал уже об этом напоминать, но из-за своего недавнего помутнения я всё ещё боялся, что мысли снова разбегутся в разные стороны, а потому я не смогу полностью участвовать в беседе, а чуть позже меня и вовсе, чего доброго, могли выволочь отсюда в бессознательном состоянии. Лучше уж немного помучить себя ненужными повторами, чем претерпеть подобную неудачу. Однако вот уже поднялся со своего места Адриан, который, кажется, решил говорить первым. Что же, ему это право принадлежало вполне себе законно, так что никто ничего не имел против. Сие обстоятельство наоборот было даже к лучшему, ведь в итоге всё во многом будет зависеть как раз-таки от его решения, а потому очень хорошо, что нам сразу же удастся выяснить его точку зрения.

— Я прошу право первого слова, — всё-таки, будучи человеком, привыкшим находиться в более-менее культурном обществе, принц не смог не сказать этого, потому что таковы были требования законов вежливости и правил этикета.

Думаю, его мало волновал тот факт, что мы сейчас вряд ли походили на высокую интеллигенцию, но всё же было лестно, что он приравнял нас именно к этому классу своей просьбой, учитывая ещё и то, что как минимум у троих из нас не было абсолютно никакого положения в стране, где мы сейчас находились. Приятно осознавать, что его это сейчас не волнует, ибо те же самые правила этикета предписывали не говорить господам его происхождения и статуса с такими, как мы, представляющими собой самое настоящее ничто. Хотя, как может показаться, сейчас это вряд ли было актуально, однако, исходя из тех недолговременных наблюдений, он никогда не отходил от упомянутых правил, всегда следовал им, будто бы это были какие-то священные писания, а он — истинный, преданный и чуть ли не фанатичный последователь той веры, где они считались священными текстами. Хотя, я, кажется, начал понимать его. Дворцовая жизнь всегда накладывает свои определённые ограничения, которые сильно стесняли его свободолюбивую натуру. Ранее ему удавалось убегать с этих сверкающих умопомрачительным блеском балов, от разукрашенных дам и чрезмерно льстивых придворных, чьи слова были похожи на мёд, в котором, тем не менее, была не то что ложка дёгтя, а целая бутылка отменного яда. Его спасали от этого кошмара небезызвестные посланнические миссии. Но, насколько я знаю, принц никогда не был любителем открыто проявлять свои чувства, а тот факт, что последние годы после своей знаменательной миссии, обернувшейся спасительной операцией власти Султана на юге, он провёл в столице почти безвылазно, если, конечно, не брать во внимание редкие, не столь дальние и захватывающие путешествия вместе с семьёй, да охоты, которую устраивали каждый месяц; окончательно мне всё прояснил. Видимо, из-за частого пребывания в обществе, которое я уже не раз описывал в самых неприглядных красках, а также полнейшего нежелания проявлять этим подлецам и подлизам свои чувства, он решил прикрыться правилами и показной вежливостью, что хоть и приближало его к этим препротивнейшим людям, однако, не ставило его в один ряд с ними. Даже напротив, намеренно выделяло его из этой лицемерной и блестящей толпы для взгляда понимающего и хоть сколько-нибудь разбирающегося в людях человека. Он надевал сию маску не для того, чтобы продвинуться вверх по карьерной лестнице, найти себе достойную партию, несмотря на то, что претенденток на руку молодого принца было множество. Они буквально кружились около него как мошкара, но он каждой своим безразличием и полнейшим придерживанием правил этикета давал понять, что они его не интересуют совершенно. Но именно это, как мне кажется, и привлекало к нему поклонниц всё больше и больше, а, как следствие, вызывало и сопутствующую зависть со стороны всех остальных, которые гнили изнутри из-за своей бессильной злобы, но при этом продолжали пудрить лица и блестеть улыбками. Но, как понятно, никто не посмел проявить свою истинную натуру, выказать своё неудовольствие и, тем более, вызвать Адриана, ибо помимо всего, эти гады ещё были и самыми настоящими трусами. Они все знали не только меч принца-бастарда, но и то, что этот черноволосый молодой человек с ледяными глазами умел им владеть и раньше применял его довольно часто. Никому не хотелось рисковать своей жизнью, ведь потом они всё равно смогут купить этих девушек, расположение не только их самих, но и родителей приглянувшейся красивой игрушки, ведь только так они и воспринимали юных дам, что присутствовали на подобных мероприятиях. А пока они вполне могли дать насладиться этим певчим птичкам минутами свободы. Возможно, одними из последних в их жизни. Однако пусть принц и надевал костюм с иной целью, но нельзя отрицать то, что он всё же на нём был. И, что было хуже всего, после Адриан уже практически не вылазил из него, буквально врос в него, стал одним целым с той личиной, которую до того применял так редко и с таким явным пренебрежением, одолжением и недовольством. Нельзя было его в этом винить. Окружение, правила, положение — всё это обязывало его вести себя определённым образом. К тому же это ещё играло и роль своеобразной стены, которой принц-бастард отгораживался от неприятных ему людей. Он мог спокойно болтать с ними, как делали все остальные. Также непринуждённо и бестолково, чтобы не вызвать каких-то явных негативных эмоций у собеседника. Мог раздавать комплименты направо и налево, интересоваться погодой и здоровьем отца человека, с которым впервые встретился лишь пару минут назад. Он мог всё это делать при этом, так сказать, не причиняя никакого вреда себе, благодаря возведённой в нужное время стене. А каждый такой разговор был лишь очередным камнем в этом массивном сооружении, ставшим уже невероятно высоким и заслонившим для узника небо, солнце и звёзды, что изредка ещё сверкали в памяти, но их свет становился всё менее ярким с каждым днём, проведённым в заточении. И вскоре единственными звёздами грозились стать лишь льдисто-голубые глаза того, кто холодно взирал на него через стену. Вот только плохо, что принц, достраивая это впечатляющее сооружение, настолько увлёкся сим процессом, что совершенно забыл о том немаловажном факте, что неплохо было бы оставить хоть небольшой люк с решёткой, через который изредка можно будет выходить наружу повидаться с родными, близкими, любимыми или же просто приятными людьми. Показать себя настоящего. Рассмеяться не по тому, что того требуют дурацкие предписания, а просто из-за шутки, которая сама по себе была смешной и близкой ему. Улыбаться не только из вежливости, ибо тогда улыбка получается фальшивой и неестественной, а просто из-за того, что улыбаться хочется, потому что собеседник приятный, интересный и с ним он чувствует себя невероятно легко, свободно. Он запер себя настоящего там. Сам отгородил себя от внешнего мира, дабы не видеть уже страшно надоевших ему приторных людей с их льстивыми речами и глупыми улыбками. Оторвал кусок себя и запер в этой самодельной тюрьме, предварительно поставив заслоны, которые не давали бы питанию и посетителям проходить туда даже при огромном желании. Оторвал, чтобы он там медленно слабел, умирал, чтобы уже никогда не смог выбраться наружу, чтобы никогда Адриану, который находился в большом мире, не пришлось снимать прижившейся маски, чтобы носить её постоянно и не бояться того, что в какой-то момент она слетит на пол, сорванная с лица порывом неприятных слов, и наружу вырвется настоящий он, который уж точно заставит обидчика ответить за свои слова. Принца-бастарда можно было понять, и я понимал, но всё же видел, что в одном месте работники над стеной потрудились хуже. Узник уже начал разбирать стену, сбивая в кровь пальцы худых рук и сдирая ногти. Но работа шла, и он уже почти видел лучи живого солнца внешнего мира.

Но из этого отступления стоит вернуться в настоящую действительность. Разумеется, никто не стал возражать и оспаривать право принца на первое слово. Все, скорее всего, даже напротив ждали именно этого, да и пока ни у кого из них самих ещё не созрело что-то, хоть отдалённо напоминающее связанную между собой логической цепочкой выводов речь, а потом говорить предоставили именно Адриану. Видя это, бастард ещё немного помолчал, видимо, решив окончательно убедиться в том, что его, как и ранее эльфа, не будут прерывать или отвлекать зачастую ненужными вопросами и комментариями. Однако долго так стоять он не собирался, ибо, судя по всему, боялся потерять пришедшую в голову мысль. Тяжело вздохнул и начал говорить:

— Я внимательно слушал всё то, что тут было сказано. Благодарю вас всех за то, что вы столь много усилий прилагаете для того, чтобы спасти страну, которая для некоторых из вас является чужой. В частности хочется поблагодарить господина эльфа, который здесь проделал в этом направлению действительно огромную работу. Но всё же не стоит забывать о том, что осведомлённость во всех вопросах, связанных с ситуацией, сложившейся в Ланде — это ещё далеко не всё. Мы должны ещё принять решение и нужно сделать это как можно скорее, потому что, как уже было замечено, каждая минута дорога, в любую секунду судьба целого королевства может решиться без нашего участия, а этого допустить нельзя. Мы теперь знаем, что собираются предпринять все стороны конфликта. Знаем, чем это может обернуться для всех. Безусловно, первым делом надо решить проблему, связанную с Княжеством Шан и Мортремором, потому что именно их армии в случае выступления, будут представлять главную угрозу для Ланда, ибо пока ещё стороны внутреннего конфликта недостаточно хорошо организованны для начала массовых боевых действий. Конечно же, не стоит откладывать рассмотрение этой проблемы, но пока стоит повернуться именно к странам-гигантам. Пока что я не вижу способа, чтобы придержать Княжество Шан, однако, пока что сам Великий Князь не очень торопится с началом каких-либо военных операций, а потому круг сужается уже до одного Мортремора. У меня есть предложение, но для того, чтобы убедиться в его правильности, мне для начала нужно кое-что уточнить у господина эльфа.

— Конечно, я готов ответить на все вопросы, которые будут мне вами заданы, — кивнул головой Нартаниэль, глядя прямо в глаза принцу-бастарду.

— Хорошо. Как много знает восточное королевство о том, что вы нам поведали? Сейчас в большей степени имеется в виду именно цикличное перемещение севера, нежели исчезновение магии, хотя оно тоже, безусловно, имеет отношение к делу. Могут ли они понять, если мы попытаемся их обмануть, сказав, что от нас зависит то, насколько быстро случится сей катаклизм?

— Нам точно не известно, насколько хорошо они осведомлены в этом вопросе, но, я думаю, что это приемлемый вариант, поскольку мы сразу же по обнаружении утечки информации стали уделять сохранности этих данных значительно больше внимания. К тому же в то время и наши собственные знания не отличались полнотой и правильностью суждений, а поэтому вполне можно предположить, что их сведения уже устарели и неактуальны, потому как более не было замечено, что бы они интересовались этим вопросом. Но мне всё же не совсем понятно, что именно вы предлагаете сделать.

— То же, что мы планировали с самого начала: мы должны надавит на Мортремор, чтобы сдерживать его как можно более продолжительное время, занявшись при этом другими проблемами.

— Но если делать это слишком долго, то они что-то заподозрят и начнут действовать если не по этой причине, то из-за отчаяния, потому что достоверно известным нам фактом является то, что они верят: нельзя остановить приближение к ним севера.

— Мы не будем им обещать полную остановку сего процесса, ибо это действительно невозможно. Я предлагаю предпринять что-то куда более реальное. К примеру, можем устроить переговоры, представившись посланниками одной из сторон конфликта и предложить им проживание части населения на землях Ланда при условии, что они отказываются от идеи военного вторжения. Также одним из пунктов соглашения будет являться то, что мы обязываемся заключить соглашение с королём Сарта, в котором он обещает повлиять на гномов так, что бы они не препятствовали жителям Мортремора переселяться ближе к горам, что позволит остальному населению избежать вымирания из-за холода, который неумолимо движется в их сторону. Конечно же, король будет долго думать над этим предложением из-за всем известной болезненной гордости мортреморцев, но от части это нам лишь на руку, поскольку позволит тянуть время, пока все остальные занимаются другими проблемами. Однако у него не останется иного выбора, кроме как согласиться, поскольку из-за недостатка информации, на который мы делаем ставки, они действительно будут полагать, что мы можем влиять на процесс перемещения севера на их земли. Пока что это кажется мне единственным вариантом, который позволит нам хотя бы на время списать со счетов Мортремор, являющийся в данный момент одной из основных проблем для нас, поскольку его агрессия вкупе с невероятно сильной и всегда боеспособной армией может стать основной причиной исчезновения Ланда с лица земли. К тому же не стоит забывать о его давнем соперничестве с Княжеством Шан, которое вместе с уже перечисленными фактами, только ещё больше осложняет ситуацию, — кажется, сам того не замечая, Адриан машинально подражал манере речи эльфа, который выступал до него и пока что являлся для принца-бастарда единственным собеседником, участвующим в его изложении мыслей.

Что же, я уже не раз замечал, что мой остроухий друг оказывает на своих слушателей именно такое влияние, особенно если дело касается, как это было сейчас, каких-либо публичных выступлений на политические и прочие темы, где Нартаниэль чувствовал себя как рыба в воде. Наверное, это было связано с его весьма авторитетным и представительным видом того, кто действительно знает своё дело, что во многих вызывает именно подсознательное желание подражать. Честно сказать, сначала я тоже поддался этому влиянию, но не вижу в этом ничего плохого, ибо рано или поздно человеку, который более-менее здоров и уравновешен, простое подражание начинает жутко надоедать и, как следствие, он отказывается от него, начиная развиваться сам, а, имея основой те качества, которые он приобрёл за годы или месяцы подражания, получается в итоге совершенно неплохой человек. Конечно, это правило работает лишь в том случае, если пример действительно достойный, а эльф являлся наилучшим из возможных вариантов такового. Он был красив, вежлив, обходителен, но при этом до нельзя принципиален, умён и осведомлён, казалось, во всех возможных вопросах современных сфер жизни общества, что частенько вызывало к нему лютую зависть и даже порой искреннюю ненависть тех, с кем ему приходилось общаться по долгу службы. Однако на их активную жестикуляцию, крики и брызганья слюной, которые всегда сопровождают подобные тёплые чувства, он отвечал так же, как обычно реагировал на кружащегося у самого уха комара, который надоедал ему свои тонким писком. То есть никак. Если, конечно, не считать его надменного взгляда и тех редких совершенно спокойных фраз, которые буквально заставляли недоброжелателя захлебнуться от негодования и бессильной злобы, ибо на такие фразы Нартаниэля ответить было, порой, действительно просто невозможно, если вы, конечно, не перечитали пару библиотек и поняли абсолютно каждую страницу прочитанных книг.

— Мне кажется или сейчас стоит провести голосование? Кажется, в таких случаях поступают именно так, — немного растерянно глядя по сторонам, заметил молодой бард.

— Это будет правильнее и справедливее всего, — закивал головой Рилиан, маг в красном также поддержал эту идею, хотя, кажется, всем было понятно, что против идеи Адриана никто возражать не будет, однако, стоило всё же ещё раз в этом убедиться, прежде чем начать приводить его в исполнение.

Всё-таки иногда следует доверять поговоркам, потому что зачастую их сочиняют не только пьяные мужики, но и старики, которые уже многое повидали на своей дороге жизни. Их надо слушать хоть изредка, ведь советы, бывает, помогают в весьма непростых ситуациях. Однако это я снова отвлёкся, нужно продолжать.

— Хорошо, тогда я, как хозяин этого дома, объявляю голосование открытым, — проговорил Син, всё так же внимательно рассматривая принца-бастарда умными карими глазами, будто бы стараясь увидеть ту внешность, которую Адриан навсегда потерял, когда смертельный приговор привели в исполнение на главной площади столицы Ланда.

Но, видимо, напрасно, потому что вскоре взгляд даргостца снова стал немного рассеянным, каким был и до начала выступления Адриана. Порой даже складывалось впечатление, что он вовсе не слушает, но, судя по всему, такой вывод был в корне неверен. Всё-таки странным типом был этот Син. Я почему-то не доверял ему, хоть и понимал, что подозрения на его счёт совершенно беспочвенны и, более того, глупы. Наверное, хоть сколько-то, но я всё же подвержен влиянию общественного мнения, ибо полного абстрагирования от него добиться практически невозможно. А если уж очень захотеть этого, то стопроцентного эффекта можно добиться лишь при помощи очень и очень радикальных методов. К примеру, запереть себя в башне и питаться лишь водой да магической энергией (что, как оказалось, при современных условиях уже как-то не совсем актуально). Хотя, кто сказал, что знание, собственно, позиции общества всегда бывает лишь бесполезным и вредным? Если и сказал некий неизвестный мне человек такое, то я открыто называю его дураком и бестолочью. И причины этого не в том, что мне просто вдруг неожиданно захотелось кого-то оскорбить без повода. Такими непристойными для интеллигентного человека вещами я не занимаюсь. Всё гораздо более логично и правильно с моей точки зрения. Согласитесь, было бы весьма обидно стать отшельником, вырабатывать свои различные концепции с той единственной целью, что бы она отличалась от большей части того, что принято в обществе, пункты его собственных кредо практически не должны совпадать с общепринятыми, а потом, снова явив себя народу после длительного отсутствия, убедиться в том, что, на самом то деле, твои правила не так уж и уникальны как бы тебе того хотелось. Так что лучше сначала изучить то, с чем тебе так уж хочется не соглашаться, а не отрицать его сразу, ибо это, может, не так уж и плохо, как тебе показалось на первый взгляд. К тому же, задумайся, если ты думаешь, что это плохо, не разобравшись при этом в деталях, то, возможно, это значит, что ты попал под то самое влияние общественного мнения. Это сразу же сломает картину мира, не так ли? Люди очень хорошо научились манипулировать себе подобными и убеждать их в том, что они додумались до чего-то сами, в то время как на самом деле им такую точку зрения кто-то навязал. Действительно невероятно хитрый ход. Не попадайтесь на него это может плохо кончиться, потому что от фанатичных приверженцев своих идей серые кардиналы после выполнения возложенных на таких марионеток задач избавляются в самую первую очередь. И вообще, в последнее время я всё чаще ловлю себя на той неприятной мысли, что единственное из всех дел, которые практикуют люди, мы развиваем лишь одно единственное, как по мне, не слишком эстетичное: мы лишь с каждым годом учимся всё лучше обманывать всех окружающих и убивать. Эти два занятия мы, по какой-то мне непонятной причине, предпочли магии эльфов, механизмам гномов, духовной культуре Султаната, хотя возможных путей у нас были целые тысячи, если не миллионы. Но вряд ли это удастся исправить хотя бы за одну сотню лет. Для того чтобы перевоспитать нас потребуется гораздо больше времени. И, если честно, я буду очень и очень рад, если это вообще в принципе окажется возможным, потому что как-то я уже начинаю сомневаться в этом. Остаётся лишь надеяться, что эти опасения так же безосновательны, как и мои подозрения в адрес даргостца.

— Кто поддерживает план принца Адриана, прошу поднять руки вверх, — продолжил тем временем Син, решив благоразумно сэкономить время и начать сразу с согласия.

Расчёт его оказался абсолютно верным. "За" проголосовали все без исключения. Даже поначалу колебавшийся маг в красном, вовремя разложив все свои соображения и доводы самого принца-бастарда по полочкам, решился всё же высказать своё согласие лёгким кивком головы и несмело поднятой рукой. Фельт вскинул свой "знак" сразу же после слов пепельноволосого даргостца, ибо, по-видимому, за время совместного путешествия с Адрианом, молодой творец в области музыки нашёл в этом изуродованном сейчас шрамами человеке смелого бойца, лидера (а после недавнего разглядел в нём наверняка ещё и оратора), а также просто хорошего, располагающего к себе человека, даже принимая во внимание его немного раздражающую вежливость и нежелание показывать настоящие эмоции, которое порой и вовсе перерастало в какую-то флегматичную манию, однако, зная настоящего мастера в этом искусстве, мне не составляло труда понять, что на самом деле этот молодой человек далеко не так бездушен и бесчувственен, как хочет показать себя стороннему наблюдателю. В его душе скрывался целый мир далёких прекрасных звёзд, о чём нам говорили его голубые глаза, унаследованные им от отца — единственная деталь внешности (если не считать, конечно, чёрных, как смола, волос), что ещё была сохранена им с того печально запомнившегося многим жителям королевства Ланд дня. Думаю, что и Фельт тоже видел это, а сей факт лишь в очередной раз доказывал, что этот молодой и неопытный пока деятель искусства имеет действительно незаурядный талант вкупе с тонкой чувствительной натурой настоящего творца, способного, помимо всего прочего, неплохо разбираться в людях. Действительно невероятно редкий набор качеств, но оттого не менее замечательный. Напротив, это даже увеличивало ценность этой "шкатулки".

Следующим на очереди был Рилиан, который поддержал Адриана по ещё более явным причинам — молодой паладин свято верил в то, что принцу действительно предначертаны великие дела, а призрак Лучника из Хароса был полностью прав, возлагая именно на него основную часть груза ответственности, который, разумеется, присутствовать должен был обязательно при выполнении столь важной задачи. Я даже в какой-то мере, глядя на принца-бастарда, был согласен с сыном барона. Дарс, определённо, знал, что говорил и что делал, да и сам Рилиан далеко не был круглым дураком, так что и его слова, поступки и убеждения, как я уже говорил, кое-что значили для меня и, порой, даже влияли на мои собственные мысли и решения.

Я, Нартаниэль и Син подняли руки почти одновременно и, как мне кажется, наши мотивы вполне очевидны, а потому долго останавливаться тут с пояснениями совершенно нет никакой нужды. Хотя мне всё же ещё не до конца остаются понятны причины, по которым сей план поддерживает наш таинственный хозяин и житель болот, однако, задумываться над этим пока не имело никакого смысла, ибо для себя я уже сделал определённые выводы и на основе них же попробовал себя уверить в том, что он действительно на нашей стороне, а не является гнусным притворщиком, шестёркой и змеёй в нашей компании. Как ни странно, но вышло это довольно убедительно. Хотя, если посмотреть с другой стороны, то в этом нет ничего особенного, потому что, как-никак, я убеждал сам себя, а это всегда получается проворачивать как-то легче, чем с другими людьми. Однако всё же мои концепции не так уж и плохи, если так подумать. К тому же стоит принять во внимание и национальный характер самих даргостцев, а одной из главных его черт является просто невероятное миролюбие, которое порой перерастает в самый натуральный пацифизм, и в этом им удалось превзойти даже самих эльфов, которые не развязывают войны вот уже как два века. Хотя иногда им всё же приходится обороняться, но это уже не совсем относится к делу, ибо самооборона, как я считаю, сама по себе не является свидетельством излишней агрессии обороняющегося, зато лишь в очередной раз доказывает наличие такого качества у того, кто, собственно, осуществляет нападение. Так вот, если учитывать то, что мы услышали от призрака Дарса на счёт планов и идей Дорниса, предводителя восточной части основной движущей силы восстания, которые предусматривали не только сами идеи, противоречащие даже природе даргостцев, но и весьма радикальные действия, на которые Син тем более ни за что бы не согласился, а если ещё принять во внимание и характер лидера так называемых "храмовников", то нет совершенно ничего удивительного в том, что этот любящий спокойствие и уединение человек предпочёл склочного, горячего и порывистого Дорниса нам. Хотя, конечно же, мы тоже не представляли собой общество самых благоразумных из всех, но, во всяком случае, способы, которые собирались применить мы, нравились Сину гораздо больше. Да и цель, думаю, мы преследовали куда лучше подходящую для Сина, нежели те странные наклонности и лозунги, которыми пользовались храмовники и всех их последователи, начиная от простых крестьян, которые даже читать и писать, не то что мыслить не умели, и заканчивая теми немногочисленными представителями аристократии и интеллигенции, что поддалась новому течению и посмели выступить против новой власти, что, разумеется, тут же отыгралось на них самих и их семьях, ибо тех, кто посмел прошептать что-то не то, тут же лишали всех почестей земель и довольно часто кидали в казематы на растерзание пыточных дел мастерам. Более активно напоминающих всем вокруг о своей гражданской позиции убирали куда галантнее, нежели первых (коих частенько уволакивали в вышеуказанное место прямо с торжественных приёмов), но зато прибегали к таким способам, что также изящно о несчастных не вспоминал больше никто. Всё-таки Глава и его люди из Гильдии Сейрам были мастерами своего дела и не могли позволить подрывать авторитет власти всяким там зарвавшимся вельможам. Они умели корректно напоминать им, кто на самом деле дал им всё то, чем они сейчас располагают, говорить, что этого так же легко можно и лишиться, а потому лучше всего не зарываться и заикаться о своей нелояльности короне исключительно на собраниях тайных обществ, деятельность которых как раз и ограничивалась только лишь посиделками и обыкновенной болтовнёй с толикой недовольства царствующими порядками. До тех пор, пока всё обстояло именно так, гильдийцы закрывали на это глаза, однако, стоило хоть одному из членов такого братства переступить начерченную на полу мелом черту, как тут же в темноте слышались скрипы пружин и щелчки спусковых крючков складных самострелов.

— Вижу, что проводить вторую часть голосования бессмысленно, — кивнул Син, обведя всех присутствующих ставшим несколько замутнённым взглядом, — единогласно решено принять план, предложенный нам принцем Адрианом.

— Да, теперь осталось только выбрать того, кто будет приводить его в исполнение, — как-то странно поморщившись, проговорил маг в красном.

Видимо, его самого не слишком прельщала перспектива тащиться в Мортремор и вести там практически бесконечные переговоры. Хотя, вряд ли именно он станет нашим "избранным", из-за, так скажем, некоторых качеств, которые не в самом лучшем свете выставляют его как дипломата и человека, способного достаточно долго тянуть время, постоянно при этом идя на какие-то уступки. В частности, он бы не смог этого сделать из-за своей просто феноменальной упёртости и неимоверного желания везде и всегда доказать свою правоту. Конечно, нельзя не отметить то, что, приведя ему достаточно веские доводы, вы могли выиграть у него в споре, но для этого придётся, скорее всего, пройти невероятно длинную и сложную полосу препятствий, состоящую из метафор с двойным дном, афоризмов и каверзных вопросов, коими ваш оппонент начнёт буквально засыпать с первых же минут начавшегося спора. Вкупе же с его прямолинейностью и систематизированным скептицизмом картина, которая бы всплыла после того, как мы бы назначили именно его ответственным за выполнение этой задачи, представлялась ещё мене радужной и впечатляющей своим счастливым финалом. Так что зря наш товарищ-колдун так уж явно выражал своё нежелание быть тем, на кого падёт выбор, решив стать лишь просто инициатором, собственно, только самого начала выборов. Но, думаю, он это понимал, потому что я, пока, не заметил за ним дурной привычки преувеличивать даже на словах свои возможности, что было, безусловно, довольно хорошим качеством, хоть и очень странно, надо признать, смотрелось с тем, что я уже перечислил выше, но всё-таки это было именно так. Даже в яростной попытке всем доказать, что только его слова являются истиной, он никогда не говорил громких слов о своём непревзойдённом уме и способностях, предпочитая больше обращаться к сторонним источникам и указывать именно на их авторитет, что делало его ещё более опасным, а оттого и интересным противником в словесных баталиях и дискуссиях на все возможные для обсуждения темы, где мы бы с ним не придерживались одной точки зрения. Хотя, как я успел заметить, такого исхода мне вряд ли стоило бояться, ибо наш маг имел весьма занимательное мнение абсолютно на всё, частенько примешивая частичку манящего мистицизма, а это вместе с некоторыми его специфическими магическими способностями, которые он нам уже успел продемонстрировать, и теми формулами, что он постоянно чертил на земле, кое-что могло сказать нам о том виде магии, что практиковал наш спутник. Весьма опасном и незаконном с относительно недавнего времени виде волшебства, которое связывает творящего его с так называемыми Кругами, где обитают самые странные и могущественные создание из тех, что хватит представить себе человеческой фантазии. Это была демонология. То ли магия, то ли полная настоящая серьёзная точная наука, которую, тем не менее, большая часть людей по непонятным причинам боится. Такая теория хотя бы объясняет тот потусторонний яркий оранжевый огонь, что порой загорался в глазах нашего друга в красной потрёпанной робе.

— Думаю, что тут не стоит проводить голосование, чтобы сохранить время. Я выдвигаю кандидатуру Нартаниэля. Причины всем должны быть кристально ясны. Он среди нас всех лучше всех разбирается в политических играх, а значит, справится с этой задачей превосходно. К тому же мы снова можем начать блефовать, ибо сможем выдать его за посла эльфов, которым, несомненно, мортреморцы уделят гораздо больше внимания, ибо все их сведения о надвигающемся холоде они почерпнули именно у народа эльфов. Есть возражения?

Ни одной реплики не последовало. Все снова были согласны с решением принца, ибо на данный момент оно было действительно единственно правильным. Никто лучше нашего остроухого друга с этой задачей действительно справиться не мог, но была всё же и в столь, казалось бы, почти идеальном плане, свой заусенец, заключавшийся в том, что, смотря ни на что, мы всё же собирались давить на Мортремор именно с той позиции, что Ланд может каким-то образом повлиять на Ледяную Пустыню и север, который, собственно, весь и состоял из местности с таким общим названием. Именно королевство, где мы сейчас находились, должно было выступать тем, кто будет немного угрожать могучему восточному гиганту, ибо именно на территорию Ланда не должны были ступать латные башмаки солдат Мортремора, а, как известно, с эльфами у нас никогда не было хороших отношений и, безусловно, те, на кого мы собирались влиять, знали об этом ни чуть не хуже всех остальных государств. А учитывая ещё и недавние события, в частности постепенное вымирание магии, а вместе с ней и самого остроухого народа, вовсе можно было не надеяться на то, что кто-либо в восточном королевстве воспримет угрозы и предостережения эльфийского посла. Скорее всего, только услышав первые строчки требований, выдвинутых им, мортреморцы лишь зло рассмеются и хорошо если просто вытолкают Нартаниэля взашей, а не попытаются обезглавить или же повесить нашего друга, чтобы проучить всех остальных остроухих наглецов, которые уже на закате своей эпохи ещё осмеливаются диктовать условия людям, мешая им тем самым спастись от неминуемой гибели в стальных объятьях севера с холодным отпечатком синих губ у себя на ещё пышущих живым жаром устах. Странно, что Адриан не подумал об этом, хотя, думаю, это всё объяснялось обыкновенным отсутствием опыта в подобных хитрых делах и закулисных интригах. Как-никак, а он всё же чаще привык выполнять поручения своего венценосного отца, а все возникавшие в ходе осуществления планов проблемы чадо с примесью королевской крови в своих жилах предпочитало решать уж явно не в духе политиков и тех хитрецов, что так любят плести в дворцовых углах паутины, в которые ловят не только мух, кои в будущем станут им прислуживать и, возможно, через какое-то время и сами станут такими же толстыми пауками, но и маленьких пташек тех, кто мешает им самим и тем, кто дёргает самих старых пауков за ниточки. Ему был свойственен более честный подход ко всем ситуациям и, как мне кажется, его натура отвергала всякие тёмные делишки так же страстно, как натура даргостцев отрицала почти всякое насилие. Хотя, как показывала практика, в критических ситуациях Адриан всё же прибегал к такому типу действий, хоть и с явной неохотой. Однако на его недочёт всё же надо было указать, это безусловно, ибо он мог потом нам в не исправленном состоянии принести множество всевозможных проблем, которые в итоге обернулись бы крахом не только этой маленькой части предстоящего глобального плана, но и самого проекта в целом. Уж слишком эта миссия и все её составляющие напоминали карточный домик — достанешь пусть даже и шестёрку, так вся конструкция тут же рухнет к твоим ногам и ей будет совершенно наплевать на то, что для завершения этого шедевра тебе осталось водрузить лишь последнюю деталь на саму вершину этой замысловатой башни. Но карточный домик — это одно. Его можно восстановить, да и вряд ли для его создателя он является чем-то действительно важным в жизни. А вот возложенная призраком на нас задача, если мы её не выполним, могла принести беды не только нам самим, но ещё огромному количеству других людей, так что всё должно быть спланировано идеально. Даже маленького изъяна не должно быть в том листе, где мы по пунктам расписывали все те действия, что в конце должны были привести нас к успеху, суть которого заключалась в том, что бы добиться мира в Ланде и при этом более менее стабилизировать отношения между Сартом, Княжеством Шан и Мортремором. Не стоило ещё забывать и то, что нужно было нам ещё и позаботиться о мортреморцах, которым грозило вымирание. Да, пожалуй, это был действительно самый масштабный проект из тех, в которых мне когда-либо довелось поучаствовать и тем более сделать существенный вклад.

— Кажется, я тут заметил одну неувязочку между самим планом и кандидатурой того, кто, собственно, будет приводить его в действие, — несколько озадаченно заметил маг в красном, благовоспитанно и поистине благородно избавив меня своими словами от необходимости самому указывать принцу-бастарду на его непреднамеренную ошибку, ибо делать этого мне совсем не хотелось.

— Я знаю, о чём вы, дорогой друг, — странно, но Адриан всегда называл этого необычного колдуна только так и никак иначе, видимо, они были близко знакомы раньше, и их совместное появление на болотах не было простой случайностью, как мне подумалось сначала, — и я как раз хотел говорить об этом. Разумеется, в свете нынешней ситуации только лишь посол из народа эльфов не произведёт на верхушку Мортремора нужного впечатления, при всём моём уважении к господину Нартаниэлю. А потому нужно отправить с ним ещё и представителя от непосредственно королевства Ланд. Думаю, что на эту роль как нельзя лучше подойдёт сэр Рилиан, ибо он, как паладин, представитель лучшего класса не только среди аристократии, но и среди людей военных, которые почитаются в восточном королевстве чуть ли неб, больше чем первые, сможет убедить их. Я знаю, что он будет придерживать наших интересов, но в силу своей честности и прямолинейности, сможет также справедливо решить ситуацию и с пользой для Мортремора. Именно поэтому я доверяю ему эту задачу на пару с господином эльфом, который сможет, если это потребуется, направить сэра Рилиана в нужное русло и подсказать ему, как вести себя в той или иной ситуации.

Это предложение вызвало уже куда более живое обсуждение в наших рядах. Ибо всем нам было известно, что вышеупомянутый молодой паладин был совершенно не подкован в делах политики. Хотя, вполне может быть, что именно по этой причине принц-бастард и предложил именно его в качестве партнёра для Нартаниэля. Эта открытая совершенная кристальная честность Рилиана располагала к нему абсолютно всех, инстинктивно заставляла доверять ему, будто бы они уже откуда-то знали, что этот человек никогда не сможет их обмануть. И паладин действительно оправдывал их ожидания, приятно удивляя их тому же и ещё больше заострившимся умом и неплохо подвешенным языком, благодаря чему он мог дать фору почти любому из того общества, в котором ему приходилось крутиться в основном из-за положения отца, которое кроме всего прочего должно было перейти и к нему по наследству. Хотя что-то мне подсказывало, что Рилиан откажется от него в пользу своей сестры, полностью отдав себя пути рыцаря, но, как говорится, поживём увидим. Даже мортреморцам не позволила бы совесть одарить недоброжелательностью и недоверчивостью такого человека, как наш Рилиан, а потому выбор Адриана был вполне разумным и оправданным, лишь ещё раз подтверждая уже успевшую сформироваться теорию о том, что на самом деле у принца-бастарда уже приготовлена роль для каждого из нас. Хотя меня совершенно не радовала мысль о том, что нам придётся расстаться, но это было действительно необходимо сейчас. Иначе нам просто нельзя будет добиться нужной эффективности действий за столь короткий срок, что нам был отведён. Неудивительно, что и с этим предложением принца-бастарда все согласились после недолгого обсуждения. На этот раз обошлись без комментариев. Постепенно время уже подходило к ночи, которая наступала на болотах совершенно внезапно, без каких-либо предупреждающих её появление сумерек и всех тех прочих атрибутов, что обычно говорят крестьянам о приближении тёмного времени суток. Нужно было всё ещё решить, что делать со стороной, которая поддерживала королей, с их противниками, национальными государствами и Княжеством Шан. Хотя на решения последних нам вряд ли удастся повлиять даже при неимоверном желании и титанических усилиях, а потому главным образом нужно было сконцентрироваться на первых трёх.

И Адриан решил снова дать мне повод для того, чтобы гордиться собой и своими выводами в частности, ибо он действительно решил перейти к этим самым проблемам сразу же по завершении этого так и не состоявшегося голосования, что ещё раз доказывало его способность к принятию довольно быстрых решений, при этом не упуская из своего внимания ни одного существенно важного момента. Это качество было, безусловно, полезно для него в будущем, как для лидера, ибо именно им чаще всего приходится что-то придумывать и решать не только в экстренных ситуациях, но и в обусловленных ими же весьма тесных временных рамках. Ещё одно подтверждение тому, что никто из нас не мог лучше исполнить роль короля нового, уже не раздробленного Ланда. Да и на самом деле среди нас изначально не было претендентов на это место, ибо никто не пылал особым желанием взойти на престол, да и нужными качествами мы не обладали. К примеру, Нартаниэль, несмотря на богатый набор достоинств, которые я для себя перечислял уже не раз, при этом иногда даже не меняя ни одного пункта в этом списке, не обладал нужной для лидера государства харизмой. Он был хорошим оратором, но вряд ли мог бы служить примером для большей части народа, ибо слишком ярко он среди них выделялся, хотя единицы, как я уже говорил, могли бы считать его свои идеалом. Да никогда к тому же мой старый друг не стремился к власти и его буквально воротило от одной мысли о том, что придётся заботиться о нуждах тысячи людей не делами, а лишь пустыми словами, ибо казна Ланда, к сожалению, никогда не славилась своей полнотой и роскошностью того, что в ней находилось. Конечно, он был хорошим отцом, но не более того. Он всегда старался выполнять данные обещания, а на посту правителя сделать это было бы уже куда проблематичнее, поскольку помимо чести туда всегда бы примешивались ещё и интересы государства, которые имеют весьма вредную привычку быть полностью противоположными в отношении личных желаний самого короля. Примерно по той же причине не годился в кандидаты на престол и молодой Рилиан, коему, помимо всего прочего, и кодекс паладина запрещал восходить на какие-либо высокие политические и управляющие должности, связанные с той же самой мировой ареной. Максимум, на что мог претендовать сын барона, выбравший для себя подобный путь, так это наследство его отца (и то при условии, что он достиг хотя бы звания "брата по оружию", до этого же ранга воспитанники паладинов могли предъявлять свои притязания разве что на скромно обставленную келью в Серой Цитадели), да звание Великого Магистра, что под собой подразумевает не только управление всеми делами ордена паладинов, обязанных защищать простых людей от всевозможных напастей, но и небольшой земельный надел, все доходы от которого, разумеется, идут на пользу всех остальных братьев, ибо паладины, как известно, всегда нуждаются в новом обмундировании и оружии не только по той причине, что количество новичков никак не хочет уменьшаться, но и из-за слишком частого использования всех вышеупомянутых вещей более опытными братьями. Я же по вполне, думаю, понятным абсолютно всем причинам не годился на роль короля. Да и в любом случае отказался бы от неё, потому как просто не представляю себя одетым в сверкающие монаршие одежды, бесконечный приём просителей, дворцовую жизнь, груз ответственности и все те прочие радости, которые сваливались на голову новоиспечённого главы государства. Нет уж, спасибо, благодарю за предложение, но я не принимаю столь щедрого подарка. Фельт же и маг в красном также никем не рассматривались на этот высокий пост, а потому и оставался лишь, собственно, сам Адриан, сочетавший в себе всё необходимое будущему королю. Наверняка сказывались наследственность, да и воспитание давало о себе знать.

— Что же, раз с этим решено, то пора идти дальше. Время уже близится к ночи, а бороться с сонливостью и при этом пытаться решать что-то действительно важное не гарантирует эффективность тех планов действий, что мы составим. Нам пока что нужно подумать над тем, что предпринять в деле, касающемся Главы Гильдии Сейрам, который, как известно, предал предыдущего короля, моего отца, а потому заслуживает смертельной казни за измену и подготовку спланированного убийства с целью разжигания мятежа и свержения власти. Его, как мы все знаем, найти крайне сложно, а заставить говорить или следовать чьим-то правилам ещё сложнее. Члены Гильдии совершенно преданны ему, ни один из них не выдаст местонахождение своего Главы, а потому здесь мы полностью предоставлены сами себе. Но смею предположить, что сейчас он находится недалеко от линии фронта, оттуда ему легче всего руководить действиями. А потому поиски лучше всего начать именно там. Думаю, что они быстро закончатся и увенчаются успехом, потому как он сам уже давно ищет меня и будет рад выйти на контакт хоть с кем-то, кто знает о моём последнем месте пребывания хоть что-нибудь. Однако должен вас предупредить о том, что с ним нужно быть крайне осторожным, и не только по тому, что он гений закулисных игр, диверсий, шпионажа и споров. В любой из этих сфер его можно превзойти, но у него есть ещё одно средство, с помощью которого он всегда может привлечь на свою сторону кого угодно. Это не пустые слова, я знаю, о чём говорю, поверьте мне. Он один из тех, кого называют "ведьмины дети". Для них характерен ярко-жёлтый цвет глаз, в которых и заключается та самая способность, о которой я говорил. Глава может вводить своего собеседника в подобие транса, в котором загипнотизированный человек не сможет никак воспротивиться воле Главы. Он может заставить его сделать всё, что угодно, от выдачи тайной информации до самоубийства. И противостоять этому практически невозможно. Это могут сделать лишь невосприимчивые к магии, такие, как я. Однако, поскольку и предводитель второй стороны также является одним из "ведьминых детей", то я считаю, что лучше я отправлюсь именно к Дорнису, ибо я думаю, что в силу нашего старого знакомства, мне удастся переубедить его. Остановить все те бесчинства, что он творит на землях родного мне королевства вместе со своими храмовниками. Это уже решено и обсуждению не подлежит, — после непродолжительной паузы сухо добавил принц-бастард, однако, как мне кажется, возражений и так бы не последовало, ибо со вспыльчивым и быстрым на расправу свихнувшимся предводителем армии фанатично верных храмовников Дорнисом встречаться с глазу на глаз никто не желал, зато вот на счёт того, кто можем отправиться к Главе у меня были свои соображения, и я, разумеется, не мог просто так отмалчиваться и не высказать их нашему второму главному выступающему сегодня на этом чудном заседании.

— Думаю, у меня есть предложения на счёт того, кто может выполнить вторую часть и взять на себя переговоры с Главой, — решил я прервать уже, по моему мнению, несколько затянувшееся отмалчивание со своей стороны, ибо, как-никак, все должны участвовать в решении таких важных дел, особенно, когда дело доходит непосредственно уже до распределения ролей.

Да и, к тому же, у меня были кое-какие личные счёты с Главой и хотелось бы их решить, так сказать, в рамках выполнения работы, нежели выделять на это специальное время, которого, помимо всего прочего может и вовсе не представиться в будущем. Лучше схватить синюю птицу счастья за хвост сразу же, чем ждать, когда она прилетит к вам в более удобный момент. Эта самая наиглупейшая ошибка из всех возможных. Уж поверьте мне и моему опыту общения с людьми, которые её каким-то образом всё же допустили.

— Мы все внимательно слушаем, — Адриан кивнул и перевёл взгляд на меня.

Я заметил, как посмотрел на меня мой старый друг эльф, как по его лицу пробежала какая-то странная тень. Безусловно, он если и точно пока ещё ничего не знал о том, где я провёл те месяцы, что предшествовали нашей с ним встрече, то уж догадывался наверняка. Он так же и понимал, что я хочу сказать. Совершенно точно не одобрял моего желания встретиться с Главой с глазу на глаз, тем более после того, что нам сказал принц-бастард. Уж не знаю было ли это записано в богатых эльфийских библиотеках, но, во всяком случае, какое-то представление о "ведьминых детях" у Нартаниэлся было. Но, зная меня, он, конечно же, понимал, что бесполезно что-то говорить, пытаясь меня остановить и переубедить, что я всё равно буду идти так, как захочу, подобно самому упрямому барану в мире, пусть это и не делает мне большой чести, а потому эльф лишь коротко покачал головой и промолчал, полностью вверяя мою жизнь лишь в мои собственные руки.

— Я думаю, что лучше всего отправить на встречу с ним меня. Одного. Большее количество людей лишь только быстрее выдаст себя, поиски могут затянуться настолько, что уже станут бесполезными. Видите ли, этот тип очень скрытный и если не хочет, чтобы мы его нашли, то нам этого ни за что не сделать, а показывать себя сразу двум людям он вряд ли вознамерится сам.

— На самом деле я как раз хотел сказать об этом. Судя по тому, что мне о вас успел рассказать господин эльф, вам не впервой участвовать в тайных аферах и прочих подобных "делах". Не знаю, да и не хочу на самом деле знать ничего о вашем прошлом, мне, как и всем здесь присутствующим, важно сейчас лишь одно: вы сможете если не полностью переубедить его и помешать исполнению планов, то хотя бы задержать их исполнение? Если да, то я не буду также спрашивать и про причины, которые побудили вас самому вызваться в качестве добровольца. В противном же случае нам придётся поручить это кому-нибудь другому.

Мне не потребовалось ни одной секунды на лишние, совершенно ненужные сейчас раздумья. Я как всегда был полностью уверен в себе, своих силах и способностях, а потому незамедлительно ответил:

— Конечно, Адриан, сделаю в лучшем виде. Поверьте, ему просто придётся говорить со мной, даже если он и не очень этого хочет.

Принц-бастард ещё довольно долго смотрел на меня, но потом кивнул и снова обвёл всех взглядом. Думаю, наше собрание уже почти завершилось, а я ещё не хотел спать. Кажется, даже если не из простого желания, то мне всё же придётся погулять по болотам, чтобы заставить себя этой ночью сомкнуть глаз, ибо я не собирался здесь задерживаться больше ни одного лишнего дня.

— Что же, теперь нам осталось лишь решить, что делать с теми новыми государствами, что образовались на территориях, где люди требуют для себя полной независимости и не желают больше находиться ни под чьей властью, однако, при этом надеются, что либо Великое Княжество Шан, либо Мортремор окажут им поддержку, необходимую для окончательного становления их страны. Конечно же, мы понимаем, с какой целью ими на самом деле будет использована территория, столь зависимая от них. Однако пока что я не представляю себе ни одного такого выхода, при котором им удалось бы одновременно и сохранить формальный суверенитет, и не зависеть в действительности от поставок Мортремора или же Княжества Шан. У нас нет ни одного рычага давления на них. Мы совершенно никаким способом не сможем заставить их играть на нашей стороне, поскольку в трёх самых больших подобных новых государствах нам даже не известны имя и личность того, кто там правит. А потому пока этот вопрос для нас совершенно не представляется возможным решить. Нам придётся действовать с оглядкой на эти образовавшиеся внутри Ланда страны, но при этом не забывать о том, что, фактически, они также играют весьма значительную роль в хаосе, который творится в нашем королевстве, а потому, конечно же, наша задача в большей степени состоит в том, чтобы всё устроить таким образом, что они в будущем никак не смогут мешать восстановлению Ланда. Возможно, нам даже удастся в будущем провести переговоры с ними и договориться о том, что они вновь вступят в состав королевства, пусть и на каких-то других условиях, нежели все остальные земли, но того будут требовать обстоятельства.

— То есть вы предлагаете пока просто отложить это на потом? Не ввязываться в дела этих государств. Я правильно понимаю? — решил всё же на всякий случай уточнить я, приподняв бровь.

— Да, совершенно верно, — Адриан кивнул, от чего его волосы колыхнулись отливающим чёрным водопадом в ночи, — конечно, это может показаться неправильным с нескольких точек зрений, но пока у нас нет другого выбора. С одной стороны мы оставляем в покое, как я уже говорил, одного из виновников гражданской войны, что может дать совершенно непредсказуемый результат. С другой же стороны это не гуманно, поскольку, буквально, мы бросаем на произвол судьбы народ, который населяет территорию, ещё недавно принадлежащую Ланду. Но, как я уже сказал, другого выхода для нас просто не остаётся в силу обстоятельств, — Адриан сделал небольшую пазу, дав себе отдышаться, — вижу по глазам и лицам, что вы со мной согласны, — снова утвердительно кивнул он, — а потому теперь у нас остался лишь один пункт, по которому ещё не принято какого-то конкретного решения. Думаю, вам всем понятно, что речь сейчас пойдёт о тех, кто не задействован, так сказать, в основных проектах. Сегодня все устали, а потому не стану зацикливаться на этом, пусть это и может показаться немного надменным, но, я думаю, что в любом случае расклад оказался таким же. Если нет, то прошу простить меня за неучтивость, тогда я предоставлю вам самим выбирать тех, с кем вы пойдёте, — он повернулся непосредственно к тем, о ком сейчас говорил: молодому барду Фельту и магу в красном который уже в открытую зевал (видимо, всю прошлую ночь он снова провёл за какими-то вычислениями и экспериментами), — думаю, вы бы хотели отправиться со мной, не так ли? Мы шли сюда вместе и вместе же пережили штурм Охранных Башен Сарта степными духами клар'хта, а подобное всегда тесно связывает людей, их судьбы и мысли. Это действительно так или я ошибаюсь?

Они довольно долго молчали, переглядывались друг с другом, а потом Фельт улыбнулся и они кивнули друг другу. Молодой бард встал.

— Нет, не ошибаетесь, мы действительно хотели бы отправиться с вами. Не только по тем причинам, которые вы тут назвали, но и просто по тому, что нам приято находиться в вашей компании, без каких-то там нелепых задних мыслей и всего того прочего, чем любят некоторые захламлять себе головы.

И юноша, и маг в красном выдержали пронзительный взгляд принц-бастарда, которым они их одарил, после этого Адриан кивнул и, наверное, сказал о том, что раз всё так удачно сложилось, то всё теперь уже решено. Наверняка, он также ещё о чём-то там говорил, но этого я уже не слышал, поскольку слишком сильно устал от этого долгого заседания, и мне срочно нужно было проветриться. Мне удалось каким-то образом незаметно выбраться из дома в дереве, оставив при этом записку, что выезжать я собираюсь завтра утром (благо в доме я нашёл все нужные принадлежности для письма, к тому же и находились они достаточно близко ко мне, чтобы, не привлекая к себе никакого внимания, быстренько черкануть это письмецо). Я указал в нём, что не стоит меня ждать или же звать с собой. Этот путь я собирался проделать от начала и до конца сам. Пусть это и может показаться странным, учитывая то, как не лестно я всю свою сознательную жизнь отзывался об одиночестве, но, как я уже сказал на собрании, если бы отправился с кем-то, то Глава никогда бы не появился вблизи нас даже на километр, а потому лучше не продолжать прятаться в иллюзиях, а сразу же смело сказать себе о том, что как минимум ближайшие два месяца мне удастся говорить разве что с самим собой да с редкими проезжими или же беженцами, которых, наверняка, уже немало на трактах Ланда. И все они бегут от той войны, которую затеял лидер Гильдии Сейрам и которую мы собираемся остановить своими силами, имея при этом в распоряжении ресурсы куда более скудные, нежели те, которыми во время того, как начинался этот хаос, располагал Глава. Теперь я ещё больше уверился в том, что мы лишь кучка сумасшедших, собирающихся противостоять силам, которые не подвластны ни им, ни кому-либо ещё, кроме тех, что стоят у истоков. Но всё же я обещал, а я всегда держу обещания. Поэтому мне в любом случае придётся разрезать поток бегущих, идти им навстречу, ловя на себе при этом удивлённые взгляды, слышать окрикивания, хотеть самому присоединиться к одной из уезжающих из раздираемого гражданской войной королевства семей, но при этом совершенно чётко понимать и принимать тот факт, что ни в коем случае этого делать нельзя, нужно продолжать ехать к своей цели, вперёд и только вперёд, ни шагу назад. Интересно вот только, как долго на самом деле придётся мне идти по этому непростому пути? И вообще увижу ли я ещё кого-нибудь из тех, к кому так сильно привязался? Моего старого, рассудительного друга из лесов эльфов. Смогу ли я когда-нибудь ещё посмотреть в эти два невероятно глубоких зелёных омута, насладиться отгадыванием тех теней, что пробегают по его лицу так редко, но несут в себе так много? А Рилиан? Наш молодой, невероятно честный, добрый и чистый паладин, с которым порой так интересно говорить, да и просто слушать, наслаждаться его такими наивными, но оттого ещё более пленяющими теориями о мире, о том, каким должен быть он сам и те, кто его населяют. Человек, которого я могу смело назвать идеальным, совершенно неиспорченным, даже несмотря на то, что, может быть, на его руках и есть чья-то кровь. Ведь мои ладони теперь тоже окроплены ею. В действительности, в нашем мире невозможно умереть так, чтобы твоя совесть не была испачкана этой проклятой красной жидкостью. Пусть она и будет будто бы ненастоящей, пусть всего лишь метафорическая, эфемерная, образная, но эта иллюзия собственной невиновности и святости будет именно не более чем обыкновенным миражом и самообманом. Все хоть сколько-нибудь разумные существа по сути являются эгоистами. Такова уж их природа пытаться это исправить невероятно глупо и бесполезно, подобные эксперименты всё равно не принесут абсолютно никаких результатов даже при невероятном желании того, кто их, собственно, и проводит. Все то, кто кажутся вам самыми закоренелыми альтруистами всего лишь притворяются, причём частенько у них это выходит просто ужасно и фальшь чувствуется буквально за версту. Даже самые молодые актёры на каких-нибудь замшелых театральных подмостках справляются со своими ролями куда лучше этих ничтожеств, считающих себя великими профессионалами и мастерами своего дела. В реальности же они в первой же по настоящему критической ситуации выберут именно себя, а не кого-то другого (если, конечно, это не рыцарь или ещё кто-то со схожим родом деятельности и уставом, но и это будет скорее объясняться не личными мотивами, а тем, что подобных действий требует всем известный рыцарский кодекс чести, из-за неповиновения которому вполне могут лишить этого почётного звания). Даже те же самые гоблины, коих многие считают просто тупыми тварями, которые не способны на саму простецкую организацию вроде племён или хотя бы чего-то отдалённо напоминающее любую другую общину, тем не менее, всё же умеют мыслить. Умеют мыслить чётко в том направлении, где есть хоть какая-то польза для них. Для одного конкретного гоблина. То есть с самого начала уже закладывается то, о чём я говорил. Хотя мне и не верится в то, что когда-нибудь гоблинам удастся эволюционировать до степени разумности хотя бы как у тех же самых странных кобольдов или ещё каких-нибудь горных существ. Но это уже совершенно другая тема. Хотя так мне удалось отвлечь себя от неприятных мыслей о предстоящем выполнении миссии и том, что мне, возможно, не суждено больше увидеть своих друзей. Почему-то теперь мне стало невыносимо жалко, что я не попрощался ни с одним из них. Ведь нужно было хотя бы просто сказать им "до свидания" или же "прощайте", но я никогда не любил этих долгих расставаний. Да, это была одна из моих главных слабостей, но я всегда уходил, не попрощавшись, такова уж была моя природа, с этим трудно что-то поделать, по крайней мере, мне уж точно. Даже этот маг в красном, о котором я не знал ровным счётом ничего, теперь почему-то мне вдруг показался очень давним и добрым знакомым, с которым совершенно не хотелось расходиться на долгое время. Что же, видимо, так всегда бывает, когда кто-то тебе по-настоящему дорог, раньше я такого не припомню. Да и что-то этого странного, сжимающего всё в стальные холодные тиски предчувствия не было. Хотя, может это просто голод и слабость сказываются? Как-никак, а мы там просидели почти весь день, а ел я только утром. Неплохо было бы, конечно, по возвращении чего-нибудь перехватить, а то так и помереть недолго.

Я скорее почувствовал, нежели услышал, как мой сапог наступил в неприятную мутную жижу болота, поскольку в моей голове сейчас жужжали только собственные мысли и ничего кроме них. Так частенько со мной бывает после какого-нибудь особенно занимательного разговора, который поглотил меня. Я обычно ещё очень и очень долго не могу выйти из этого оцепенения, но мокрая обувь оказала в этом плане просто волшебное действие, заставив тут же оценить ситуацию вокруг, ибо я, разумеется, занятый своими измышлениями, совершенно не глядел по сторонам, да и вперёд тоже, а потому то место, где я сейчас оказался, было для меня полнейшей загадкой, которая вдруг стала для меня куда важнее, чем всё то, о чём я думал ещё пару минут назад так увлечённо. Ещё не хватало мне тут заблудиться. Кажется, я накаркал беду на себя даже в мыслях. Хотя, может, я не так уж и далеко сумел зайти? Но я ведь даже не знаю, сколько конкретно времени прошло с того момента, как я выбрался из нашего сымпровизированного "зала заседаний большого совета", а, зная себя, я вполне мог предположить, что гуляю здесь уже достаточно давно, чтобы заплутать в этих болотах так, что выбраться мне отсюда, может быть, уже не суждено никогда. Оставалось только надеяться, что я начал наворачивать круги вокруг Города На Воде куда раньше, чем это бывает со мной обычно при таких вот неожиданных прогулках. Странно, что я не сгинул ещё раньше, потому что, кажется, я шёл как раз в том направлении, где тропки были особенно ненадёжными и плохо различимыми. Видимо, тут уже сработал пресловутый инстинкт самосохранения, который не дал мне так бесславно утопить самого себя в этой вонючей гнилой воде. Но вот зато теперь, когда я уже, так сказать, пришёл в сознание, что мой мозг воспринял, как то, что я уже и сам могу справиться с тем, чтобы избежать такой глупой смерти, я оказался в совершенно невыгодном для себя положении, ибо было темно, а, как я уже сказал чуть выше, место это было ещё более опасным и унылым, нежели все те, через которые нам уже довелось пройти во время путешествия по юго-восточной провинции королевства Ланд. Думаю, совершенно не сложно представить степень моего искреннего изумления, когда в подобном месте, которое в самой полной мере отражает смысл словосочетания "забытая богами глушь", я услышал, как под чьим-то тяжёлым, явно солдатским кожаным сапогом с твёрдой, как кусок дерева, подошвой хрустнула ветка, отвалившаяся от совершенно больного на вид дерева, наверняка, доживавшего в этом угрюмом, наводящем самые неприятные мысли и образы месте последние дни. Я уже было надеялся, что это кто-то из моих товарищей решил отправиться следом за мной, неожиданно для себя отметив моё отсутствие, а потом и найдя на месте, где я, казалось, ещё совсем недавно сидел и слушал речи Нартаниэля и Адриана записочку. Начал быстренько придумывать оправдательно-извинительную тираду, в которой заверил бы их в своей вечной дружбе и в том, что эта пародия на письмо была не более чем обыкновенной и при том совершенно неудачной шуткой. Но всё-таки долго распинаться мне не пришлось, потому что я что-то не припоминал ни у кого из своих спутников чёрных, как самая беззвёздная и безлунная ночь, плащей. Конечно, был похожий у принца-бастарда, но был он в таком ужасном состоянии, что через него легко можно было бы увидеть хотя бы стоящее за спиной прибывшего на этот маленький островок в топях дерево. Эти же на самом деле напоминали самые, что ни на есть настоящие вырезки из неба над головой, которой сейчас, к сожалению, скрывали нависшие над нашей компанией деревья. Их здесь было как минимум человек шесть. И все они напоминали чёрные, совершенно неподвижные столбы. Непосвящённый или же слегка подслеповатый человек мог, конечно, их принять за деревья, но я никогда не жаловался на своё зрение и, тем более, знал, что в болотах Даргоста деревья никогда не растут так чётко и правильно, не бывают они настолько ровными, будто бы их кто-то специально выстроил, заставив вытянуться по струнке, будто бы невидимый полководец-леший сидит где-то невдалеке и отдаёт этим пугающим тёмным фигурам мысленные приказы, которым они просто не могут не подчиниться. К тому же, с каких это пор деревья носят с собой отменные стальные мечи, едва уловимый звон ножен которых я уловил, когда последний из призраков ночи замер напротив меня. Кстати, их командира мне, к счастью, не пришлось долго выискивать, бегая по болотам и постоянно окликая его, тем самым доводя до белого каления и вынуждая своими жалкими попытками поиска постоянно менять своё местоположение. Он сам решил показать мне себя. Сам вышел из строя своих подопечных, разорвав этот сплошной массив тьмы, отделившись от него, став отдельным куском мрака, ещё более тёмным, чем сама ночь, что его окружала. Он двигался совершенно бесшумно ловко, плавно, как тень, которая зачем-то покинула своего хозяина и отправилась самостоятельно скитаться по этому негостеприимного свету, где почти всё норовило сделать её более слабой, где буквально везде был свет, который рвал, терзал её, заставляя прятаться, испытывать жуткую боль, почти исчезать, чтобы потом снова появиться. Появиться в месте вроде этого, в месте, напоминавшем средоточие тьмы. Здесь этот с первого же взгляда вселяющий благоговейный, почти суеверный ужас человек чувствовал себя как дома. Но, несмотря на это, и в нём самом был свет, таков уж закон природы. Не бывает чего-то или кого-то полностью злого, чёрного, в каждом из предметов или живых существ есть ещё и крупица чего-то хорошего, белого. Иначе бы наш мир уже давно перестал существовать из-за дисбаланса, который установился бы повсеместно, если бы природе вдруг стало лень разбавлять абсолютную черноту хотя бы очень маленькой, пусть даже и вовсе микроскопической каплей белого. Разумеется, этот человек-тень тоже не был исключением из всеобщего правила. Если у всех его подопечных таким светом являлись наверняка отполированные до режущего глаза блеска мечи, то он сам, как мне показалось, либо был совершенно безоружным, либо же просто невероятно хорошо скрывал факт присутствия у себя хоть какого-нибудь намёка на вооружённость. Но ему и не нужны были эти громоздкие железяки, которые свет испускали не сами, а лишь отражали то, что уже само было на них направлено. Ему не нужно было таких одолжений от кого-то, он всегда и всего привык добиваться сам, своим собственным способом, опасным, но при этом таким манящим светом белоснежных зубов, которым волшебным удалось избежать столь распространённых в наше время болезней. Но и не это было главным его "светильником". Его глаза, взирающие на меня из-под глубокого капюшона, использовавшегося им скорее в абсолютно прозаичной и банальной цели защиты от мелкого моросящего дождя, который шёл здесь почти безостановочно, нежели для того, чтобы "погрузить своё лицо в романтичную дымку неизвестности и тёмной тайны, которая так привлекает молоденьких девушек". Пронзительные, умные, невероятно жёсткие, холодные, и, несмотря на яркий жёлтый цвет, напоминавший янтарь, отливавшие серой сталью. О, эти глаза я узнал бы везде, в любом месте, в абсолютно любой момент времени, даже находясь на грани смерти и среди тысячи желтоглазых детей, которых Адриан так странно назвал "ведьмиными детьми", я бы смог безошибочно выделить его из этой толпы лишь благодаря этим глазам, взгляду, который мне частенько приходилось выдерживать, когда этот человек заходил в казематы, где удерживал меня против воли. Глава, это, безусловно, был именно он. Никто другой это не мог быть по определению. Как всегда он оказался впереди на несколько шагов. Впереди тех, кто собирался помешать исполнению его собственных планов. Он не терпел подобного и всегда считал своей прямой обязанностью навсегда прервать подобную деятельность. Мы хотели его найти сами. Он нашёл нас первым. Хотели подготовиться, чтобы поговорить с ним и убедить. Теперь в таком положении оказался он сам, а я был совершенно не готов к разговору с ним. Хотели навязать ему свои правила игры. Теперь мы поменялись местами, и право первому сделать такую попытку принадлежит именно ему. Браво, Глава, ты снова оказался на высоте!

Но, знаешь, частенько поговаривают, что чем выше ты взлетаешь, тем больнее падать, так что я бы на твоём месте побаивался умереть от болевого шока при слишком уж стремительном пикировании или же штопоре, который всегда может не удаться даже у асов воздушного дела. Ты набрал уже слишком большую высоту для обычных новичков, после падения с которой остаются лишь маленькие, едва заметные синячки и ссадины, кои скорее подбивают продолжить эксперименты в этой области, нежели заставляют всё прекратить и начать вести скучную, серую, пошлую жизнь простого толстого обывателя, который не умеет говорить о "несъедобных" вещах вроде политики, искусства и всего подобного. Ты думаешь, что удержишь её, всегда так думал. Эта уверенность скользила в каждом твоём движении и взгляде, которые мне удавалось изредка подмечать. Но вот разве может быть хоть кто-то по-настоящему уверен в том, что никогда не допустит ошибок, что ему уже не суждено спуститься с той легендарной горы богов, на которую он взобрался? Ответ на этот глупый вопрос, как не сложно догадаться, очень прост и банален: конечно же, нет. Никто не может быть полностью застрахован от проигрыша, но ведь именно в этом и заключается весь азарт жизни. Иначе, как мне кажется, жить было бы просто-напросто до жути скучно, и большая часть мёртвых людей при таком течении жизни приходилась бы уже не на войны, которые часто случаются именно из-за ошибок тех, кто уверен в своей абсолютной неприкасаемости, всемогуществе и везении, а из-за самоубийств, которые совершали бы те, кто либо слишком тонко чувствует мир и природу и не желает больше мириться с этой дурацкой унылой дождливой серостью обыденщины вокруг него, либо просто те, кто хочет острых впечатлений и приключений на свою филейную часть, а таких авантюристов и искателей приключений, как ни странно, сейчас пруд пруди. Гораздо проще сейчас в маленьких провинциальных городах найти человека, который хочет навсегда уехать отсюда и отправиться странствовать по свету, нигде не останавливаясь, чем того, кто хотел бы продолжить тяжёлое отцовское дело. Жаль, конечно, что этим мечтателям чаще всего никак не удаётся достичь этой цели, ведь среди них действительно достаточно много талантливых людей, приносивших бы куда больше пользы, выступая на экономической, культурной или же политической арене, чем на изрезанном бороздами поле, где выращивают пшеницу, рожь, овёс и прочие сельскохозяйственные культуры, но с этим нельзя ничего поделать. Я бы, конечно, с радостью спонсировал тех, в ком увидел бы хоть искорку таланта, помог бы им выбраться из этой унылой жизни, где каждый день похож на предыдущий и все они одинаково тяжелы и безрадостны. Но, опять-таки, к сожалению, у меня никогда не было в распоряжении такое количество наличных, которого хватало бы не только на меня, но и на помощь этим бедолагам, от чего мне только и оставалось уповать на то, что им поможет кто-то другой, а не я. Хотя ни одного подобного случая в жизни ещё ни разу не попадалось, но я всё же надеялся, что я просто не был в достаточном количестве мест и не достаточно широко раскрывал свои глаза на происходящее вокруг меня. К примеру, на то, сколько именно молодых людей живёт в этой или той забытой всеми богами деревне. Надеюсь, что после того, как это всё закончится, мне ещё удастся занять себя столь интересным хобби, но пока меня занимали совершенно другие мысли, желания и предчувствия. С каждым лёгким шагом, которыми приближался ко мне Глава, я всё отчётливее ощущал, что он всё же разбился и сейчас балансирует на грани жизни и смерти, что он, кажется, уже теряет интерес к жизни, своё могущество и авторитет. Пожалуй, единственное, что у него ещё оставалось от прежнего Главы, которого я знал и с которым провёл такую увлекательную беседу перед самым отъездом и началом этой аферы, из-за которой меня затянуло в водоворот ужасных событий, что сейчас творились во всём мире, начиная от Княжества Шан, которое готовит войска для выступления в Ланд под предлогом того, что это "их исконные земли" и "они просто обязаны остановить это безумие", и заканчивая, разумеется, восточным королевством людей и лесами эльфов, где сейчас буквально всех охватила жуткая паника и предчувствие того, что им уже никак не избежать смерти, что костлявая старуха уже сжимает горло каждому из них ледяными пальцами, выпивает из них жизненные силы своими мерзкими поцелуями со сладковато-терпким привкусом гнили и разложения. Но, пожалуй, даже у этого нового, почти полностью иссушенного, опустошённого и отчаявшегося Главы всё же осталось что-то от того человека, которого я увидел в здании суда по делу об убийстве королевской семьи. От человека, произведшего на всех тогда присутствующих в зале без исключения впечатление, сродни грому среди ясного неба. От человека, чей голос заставил тут же замолчать всех остальных и вслушиваться в него так, что, казалось, слышишь даже самые маленькие перепады тонов и эмоций. Вглядываться в это лицо, гордое, аристократическое, мужественное, с первого же взгляда на него вселявшее уважение даже таким людям, как я, привыкшим не признавать ничьих авторитетов. Разумеется, этим его отличительным качеством, застывшим во времени и в нём, подобно камню в какой-нибудь древней храмовой статуе, был интеллект. Тот самый острый, прозорливый, ловкий ум, позволивший ему стать во главе такой сильной организации, как Гильдия Сейрам, не достигнув при этом даже того возраста, когда волосы уже начинает сильно прореживать старость и красить их в белый цвет, будто бы просто присыпая постоянным гостем зимы — снегом. Тот интеллект, благодаря которому он так долго смог руководить ей и достигнуть наилучшей эффективности, при этом сделав Гильдию ещё более секретной, чем то было когда-либо ранее, причём окутав свою собственную личность завесой величественной тайны, за которую никто так и не заглянул до того самого памятного дня, когда, несмотря на столь долгое нахождение в тени, все сразу же поняли, что перед ними именно тот полулегендарный Глава, которого некоторые во дворце частенько называли то богом, то демоном, то самой опасной и хитрой тварью, что когда-либо вылезала из тёмных опасных глубин Бездны. Хотя слышал я о нём и более странные толки, но они уже были настолько смешны и нелепы, что я просто не удостаивал их абсолютно никаким вниманием, вполне по праву не считая себя собирателем дурацких сказок. Я же, в конце концов, не какой-нибудь там бродячий рассказчик разных баек за еду и кров над головой, верно?

Глава подошёл ко мне почти вплотную, благодаря чему я смог разглядеть на его лице все следы тех печальных происшествий, о которых подсказывала мне интуиция. Оно уже не было столь красивым и гордым. Сейчас его синяки под глазами, впалые щеки, бледная кожа и общий усталый вид никак не могли вселить того уважения вперемешку с благоговением и раболепным трепетом, а вызывали скорее жалость и сочувствие, желание чем-то помочь этому бедолаге, ибо казалось, что он пережил нечто действительно ужасное, потому что без повода невозможно было заставить себя выглядеть настолько плохо. Он протянул мне худую руку, на которой ещё виднелись порезы и синяки, свидетельствовавшие, видимо, о том, что ему добраться сюда было не легче, чем нам, а, может быть, и даже куда сложнее, но этого мы никогда не узнаем, поскольку Глава был из тех людей, что даже под страхом смерти не расскажут о себе больше, чем хотят того сами. Их невозможно было принудить к этому. А жаль, часто именно у этих людей жизнь достойна мемуаров, в отличие от тех, кто с таким увлечением поручает их писать кому-нибудь из своих знакомых мастеров слова или же, чего доброго, сам берётся за перо и начинает марать своим совершенно неграмотным текстом бумагу. Думаю, общественность многое потеряла, не имея ни малейшего представления о биографии людей, похожих на Главу, но вряд ли это волновало его самого или же кого-то из этого негласного братства. Я пожал его тёплую руку на удивление крепко. Такое рукопожатие обычно бывает у старых добрых знакомых, которые не видели друг друга уже достаточно долгое время, что бы окончательно соскучиться и начать изнемогать по обществу друг друга. Главу я не относил к кругу настолько близких знакомых, но тем более странно было, что и он ответил мне тем же, сильно сжав мою руку. Он повернулся ко мне спиной. Долго молчал, рассматривая, видимо, тех, кто пришёл сюда вместе с ним. Я не спешил ничего говорить. Похоже, просто боялся сбить его с мысли, а то, что он должен был сказать, должно оказаться невероятно интересным, я прямо-таки чувствовал это каждой своей клеточкой, а потому не хотел ему мешать, путать. Он сам со мной заговорит, когда сочтёт это нужным. Эту его привычку я вычислил уже давно, хотя она, как и все остальные, вытекала лишь из особенностей его характера, так что все их можно было предугадать, зная его достаточно хорошо и благодаря этому знанию не допускать ошибок в общении с Главой. Вот только проблема состояла в том, что, как я уже говорил, он совершенно не желал кому-либо открывать себя. Даже для своих самых доверенных людей он оставался просто таинственным призраком, который отдаёт приказы откуда-то сверху, которого они, вроде как, видят рядом с собой каждый день, слышат, как он говорит, но при этом по-прежнему сохраняет статус живой легенды, в чьё существование порой, даже бывает сложно поверить, а эти редкие встречи кажутся сном. В этом была ещё одна его особенность — всегда находиться на виду, но при этом быть незаметным. Вершить крупные дела так, что все знают, кто за этим стоит, но при этом у них не было никаких прямых доказательств. Безупречное оружие, которое никогда не оставляет следов. Благодаря своему пребыванию в казематах Гильдии Сейрам я кое-что узнал о распорядке жизни её членов, о том, какие именно задания им поручают. И всегда было нечто странное: ни один из них не заикался об убийствах. Вернее, они часто говорили о подобном, но при этом никто никогда не знал того, кто конкретно возьмётся за это задание. Тогда я думал, что это просто обычай или же попытка сделать личность убийцы ещё более тайной, чтобы в случае чего не могли выйти ни на него, ни на саму Гильдию, но теперь мне почему-то казалось, что на самом деле все такие миссии по устранению неугодных короне людей брал на себя лично сам Глава. Он мог доверять только себе и никому больше, поэтому только и оставалось, что поступать именно так и никак иначе. К тому же он действительно был лучшим в этом деле. Недаром ведь до сего момента никто даже не думал о том, что бы поднимать бунт, потому как всегда чувствовали на своей спине взгляд пронзительных жёлтых глаз, который буравил их, выведывая все тайны и заставляя обливаться холодным потом липкого страха. Недаром ведь он ещё был главой Гильдии Сейрам, главной задачей которой было обеспечение абсолютной безопасности властей. Или уже не был?

Я кинул взгляд на его спину. Ветра не было, а потому чёрный плащ висел как тряпка и уже не производил столь сильного впечатления. Плечи мерно поднимались и опускались в такт спокойному дыханию. Что же, даже сейчас, в столь явно тяжёлый для него период Глава сумел сохранить самообладание, мужественное спокойствие, которым от него разило наповал каждый раз, когда он спускался в темницы, чтобы лично поговорить с несколькими особо важными пленниками. И голос его прозвучал точно так же, как и прежде:

— Я был бы рад встретиться с тобой при других обстоятельствах. Хотя бы в таких, при которых мы с тобой виделись в последний раз, но, кажется, не суждено, — теперь он уже стоял лицом ко мне.

Его жёлтые глаза, казалось, слегка светились в темноте и были устремлены прямо на меня, но меня это не смутило. Я привык выдерживать такие взгляды. Пусть сейчас меня им одаривал не какой-нибудь офицер стражи, а сам Глава Гильдии Сейрам, но для меня это как-то не очень сильно меняло саму суть ситуации.

— Просто кто-то, видимо, питает уж слишком сильную слабость к тёмным, сырым и угнетающим своей мрачной атмосферой местам.

Он либо не оценил шутки, либо просто не посчитал нужным сейчас улыбаться.

— В любом случае говорить нам придётся именно здесь и сейчас, при таких не благоприятных для этого условиях, но это нужно. На самом деле необходимо.

— И о чём же ты собираешься мне говорить, а? О том, что ты теперь раскаиваешься в том, что заварил всю эту кашу и хочешь просить нашей помощи? О том, что уже не желаешь мировой власти, когда её приходиться завоёвывать такими вот кровавыми методами? Если об этом, то знай, я не желаю тебя слушать. Если честно, то я бы, наверное, придушил тебя прямо сейчас за всё то, что твоими стараниями происходит в Ланде сейчас, но я просто не хочу больше убивать. Насилие порождает насилие. Думаю, ты в этом и сам уже убедился, оказавшись в самой гуще этих проклятых событий, которые мне хочется просто взять и забыть, как жуткий кошмарный сон.

— Ты абсолютно прав. Во всём, что сейчас сказал. Обычно в самом центре круга, который образует буря, самое спокойное место. Но я забыл, что имею дело со стихией куда более странной и не поддающейся обычным законам.

— Хватит глупых красивых слов, — сухо оборвал его я и сам тут же подивился этой резкости, которая была в моём голосе в этот момент, но доселе никогда не проявлявшаяся в нём, — ты слишком ими увлекаешься, и, бывает, уходишь от сути. Видишь ли, мне тут поручили одно пикантненькое дельце, которое нужно выполнить в рекордно короткие сроки, так что поторапливайся со своей речью.

— Я знаю, что это за "дельце". И говоря здесь со мной ты, по сути, и выполняешь его. К тому же тебе не придётся ничего делать, кроме как хорошо слушать меня, ибо переубеждать и переманивать меня на вашу сторону не нужно. Я сам уже давно принял её. Почти с самого начала, когда всё начало валиться у меня из рук, когда я, впервые за всю свою жизнь и карьеру, начал терять контроль над ситуацией и своими людьми.

— А вот это уже на самом деле что-то интересненькое, — активно закивал головой я, показывая тем самым, что теперь я весь внимание и даже более чем готов выслушать всё то, что он хочет мне рассказать, несмотря даже на ту злость и отвращение, которое вызывал у меня этот человек, после всего того, что он сделал и, тем более, появившись передо мной в таком убогом виде, больше подходящем для заправского пропойцы, нежели для лидера организации вроде Гильдии Сейрам.

— Ты как всегда в своём репертуаре. Не изменяешь своим принципам и всё так же ненавидишь любые проявления насилия. Может, оно и к лучшему, что мы говорим с тобой именно здесь, недалеко от старой столицы страны, где зародилось само понятие пацифизма и миролюбия. Того миролюбия, которое не требует войны, а наоборот отрицает её. Я собрал богатое досье на тебя. Не настолько богатое, как хотелось бы того в идеале, но и имеющаяся у меня информация тоже может помочь нам понять друг друга, — я поморщился при этих словах, всегда не любил, когда собеседник знает о тебе больше, чем ты о нём, это, как по мне, совершенно не честно, но сейчас уж было ничего с этим не поделать, тем более глупо было бы его просить не пользоваться этой информацией, если она на самом деле могла содействовать нашему соглашению, — у тебя богатая биография. Ты многим помог и, как ни странно, ни разу при этом не прибегал к насилию или обману. Тебе всегда каким-то образом удавалось задействовать или связи, или ещё нечто такое, что позволяло просто уладить этот конфликт без лишней суеты, нервов и кровопролития, которое, к сожалению, почти все сейчас считают наилучшим и самым действенным решением всех их проблем, связанных с несогласием других людей. Это не просто великолепный талант, это самый настоящий дар, хоть я и знаю, что ты не веришь в богов, но я всё же упомяну это слово. Мне его всегда не доставало. Я привык решать свои и чужие проблемы лишь с помощью устранения источника проблемы, но не её самой. Жаль, что мне удалось понять всю бессмысленность такого метода, лишь когда он потерпел столь явное фиаско, а последствия этого провала оказались столь ужасны и пугающи.

— Ну, хорошо, что ты хоть смог понять сам, а то некоторым приходиться это вдалбливать годами, а до них всё никак не доходит, будто бы они сидят под какими-то ментальными блокадами или чем-то вроде того, — уже немного мягче сказал я и даже почти улыбнулся.

Глава снова замолчал. Сделал несколько шагов вперёд к краю этого небольшого озера. Отыскал глазами тропинку, ступил на неё и жестом позвал меня за собой. Я как-то несмело сделал несколько шагов ему навстречу, но, вспомнив, что он, скорее всего, совершенно не вооружён, я уже, ничего не боясь, последовал за его удаляющейся тёмной фигурой, которая сделала ещё один знак своим спутникам не идти за нами. Они повиновались, не шелохнувшись, не издав ни единого звука, будто бы вовсе и не собирались следовать за нами, будто для того, чтобы их оживить, нужно было произнести какую-нибудь древнюю магическую формулу, чей первоначальный и единственно правильный вариант уже много лет назад утерян для человечества навсегда. Так я и шёл за ним какое-то время. Он снова решил замолчать, судя по всему, просто собираясь с мыслями. Думаю, у него уже вошло в привычку обдумывать не то что каждую фразу, а чуть ли не каждое слово в своей речи. Нельзя сказать, что бы мне это сильно нравилось, но и не очень-то раздражало на самом деле, ведь, согласитесь, куда лучше немного подождать и дать человеку несколько минут, чтобы сформулировать свои мысли, нежели слушать его и воображать себе простолюдином, который и писать-то толком не умеет, не говоря о том, что бы прочитать хоть одну книгу, кроме разве что какого-нибудь календаря посева той или иной культуры. Конечно, вряд ли бы Глава, находясь даже в столь непростой ситуации и подобном месте, опустился бы до настолько пугающего и отвратительного низкого уровня, но всё же я уважал его право на подобное молчание, а потому не торопил. К тому же, у меня было чувство, что он и сам скоро со мной заговорит. Я, как часто бывает в подобных ситуациях, не ошибся:

— Что вам известно о происходящем на территории Ланда? — как-то невзначай, почти безразлично и вскользь бросил он мне через плечо, даже не посчитав нужным обернуться, видимо, это был какой-то вводящий или наводящий вопрос, хотя, если честно, я не счёл его таковым, а потому решил не поддерживать такого небрежного тона и рассказать всё достаточно подробно.

— Ну, прямо скажем, информации у нас не очень много, ибо никому из нас не удалось оказаться в самой гуще событий и посмотреть на это всё изнутри, но, так сказать, у нас были другие, думаю, стоящие уважения "доносчики", которые рассказали нам кое-что об этом хаосе. В частности, о том, что теперь весь восток на стороне Дорниса и его радикально настроенных храмовников, которые самыми активными методами подавляют любое сопротивление и хотят свергнуть новую власть, которую, как нам кажется, установил именно ты и твои люди после той провокации и достаточно долгого безвластия, что жутко утомило людей королевства. Они считают, что эти король и королева восседают на троне и правят совершенно незаконно, а потому решили не гнушаться различных кровавых методов и достигнуть своей цели любой ценой. С другой же стороны у нас есть те, кто всё же встал на сторону новых королей. В основном это запад, конечно, никто другой и не мог этого сделать, ибо все остальные земли изначально попали под влияние идей Дорниса, к которым же с самого начала примкнул и север Ланда с Даргостом, но чуть позже, осознав, что идеи и методы этого чокнутого парня чуточку не подходят для них, они, если можно так выразиться, отошли от дел и теперь занимают вроде как совершенно нейтральную позицию, но на самом деле это не так, поскольку Даргост уже согласился примкнуть к нашим идеям, а поскольку север является союзником этой провинции, да и предводитель их вроде как старый добрый друг и спутник нашего принца Адриана, то, как мне кажется, стоит надеяться на то, что он тоже окажет нам поддержку, случись что-то, что может помешать нашим планом. Королевские отряды в стычках помимо, собственно, регулярной армии, в которой остались лишь истинно верные короне, своим присягам, да ещё какие-нибудь спятившие от своей гипертрофированной чести аристократы, жаждущие ратных подвигов и непревзойдённой боевой славы. Вот только, кажется, они совершенно забывают о том, что война это им не те красочные пафосные картинки, которые обычно рисуют после этого слова известные писатели, художники и прочие деятели так называемого "современного "искусства". Война — это в первую очередь жуткая грязь, болезни, вонь армии, вездесущий шум, от которого потом некоторым трудно избавиться в течение всей оставшейся жизни. Это, Баратс их всех подери, настоящее торжество смерти, над которым беспрестанно летают чёрные вороны и худые стервятники! На войне не бывает героев, как нет побеждённых и победителей, потому что там действует этот проклятый закон диких животных: "если не убьёшь ты, то убьют тебя". И ведь это правда! Если ты пощадишь кого-то в том месиве на поле боя, то он обязательно не забудет отблагодарить тебя вилами в живот! Вот, что хуже всего!

— Не потому ли война представляется тебе самой ужасной вещью на свете? — этот совершенно безучастный тон уже начал немного раздражать меня, особенно учитывая то, какой темы мы сейчас коснулись, но я старался не подать виду.

Вроде, у меня это получилось, потому как голос не дрогнул, а моего лица и взгляда Глава видеть в любом случае не мог, поскольку всё ещё не считал нужным повернуться ко мне лицом и смотреть в глаза. Хотя это вполне могло быть оправдано тем, что идти спиной по столь ненадёжной тропке сомнительной прочности весьма и весьма сложно, а сейчас он играл именно роль проводника, так что ему вполне было простительно такое пренебрежение своим собеседником и правилами хорошего тона в данной ситуации. К тому же, вполне может быть, что он просто ждал, когда нам удастся выйти на ещё один островок, подобный тому, с которого мы недавно ушли, чтобы снова остановиться и поговорить уже, так сказать с глазу на глаз. Конечно, немного подозрительно, что он не доверял тем пугающим парням в чёрных одеяниях, но, если я правильно помню, то Глава всегда предпочитал что-то обсуждать с людьми, не относящимися непосредственно к Гильдии Сейрам, в одиночестве, никого при этом к себе не подпуская. Весьма, надо сказать, оправданная мера безопасности. Без неё, думаю, эта организация никогда бы не достигла таких высот, на которых находится сейчас, ведь даже среди самых проверенных из лояльных её членов мог найтись тот, кто за кучу золота согласился бы предать Главу и свою Гильдию, выдав её планы кому-нибудь, кто этого по каким-то причинам захотел. А желающих, поверьте мне, было огромное множество, как и причин учитывая то количество людей, которые "благодаря" деятельности этой организации закончили если не жизнь, то хотя бы карьеру. Всегда ведь будут родственники или же принявшие клятву фанатичные друзья безвременно покинувшего наш мир неугодного короне человека, которые считают своей прямой обязанностью отомстить подлецам и убийцам. Вот только самим пачкать руки им совершенно не хочется в большинстве случаев, ведь, как правило, они всё же не являются настолько фанатичными, чтобы рисковать ради свершения правосудия своими собственными головами и местами, коих с таким титаническим непосильным трудом удалось добиться, а потому эту "священную месть" свершают через различного рода подставных людей, для которых уже совершенно не важна какая-то былинная мораль или же не менее сказочная честь, ибо единственное, что они на самом деле ценят в этой жизни — это звон кошелька, прямо таки лопающегося от золотых монет. Хотя, весьма странно, что такой способ расплаты ещё не вышел из моды из-за своего крайнего неудобства, ведь, как-никак, полновесные золотые монеты в кошельке не так уж и легко спрятать, а это сразу же привлекает определённого рода деятельности тёмных личностей. Да и сам по себе кошелёк является жутко тяжёлым, но традиции есть традиции, тут уж, как говорится, ничего не попишешь. Так что в Гильдии Сейрам лишь стоит подивиться организаторскому мастерству Главы, который сумел сделать всех максимально работоспособными в сфере услуг, которые оказывала конкретно эта Гильдия, но при этом оставить всё при таком порядке, по которому все, по сути, зиждилось лишь на нём, и никто больше к управлению и секретным данным доступа не имел, и никак заполучить их не представлялось возможным, ибо я мог вполне справедливо и, думаю, правильно предположить, что Глава хранил секреты Гильдии Сейрам, как зеницу ока, а учитывая необычность его глаз, сила такого сравнения лишь усиливается.

— Да! Разумеется, я думаю именно так! И мне совершенно непонятно, почему ты говоришь со мной об этом в таком тоне, хотя ещё буквально несколько минут назад так сильно убивался на счёт того, что развязал войну лишь из-за своих амбиций-переростков! Но, знаешь, даже не то самое худшее в войне, о чём я тебе уже сказал сегодня. Есть ещё кое-что, вылазящее у людей наружу в экстремальных ситуациях подобных войне. Убийства, хоть совершенно противны и мне, и самой природе, поскольку являются чем-то абсолютно противоестественным, всё же можно оправдать тем, что начинает слишком сильно работать инстинкт самосохранения и его среднестатистический неподготовленный обыватель уже никак не сможет пересилить, не имея при этом нужного набора моральных ценностей и психологических черт. Да и просто он поддастся эффекту толпы, которая будет бесноваться и крушить всё вокруг него. Этому, как мне кажется сопротивляться сложнее всего, а человека сама природа создала почти полностью беззащитным и невероятно слабым перед лицом её могущества, несмотря на все те достижения, что кажутся нам великими, но на самом деле не имеющими совершенно никакого значения в тех масштабах, в которых мы вынуждены существовать и сосуществовать не только с себе подобными, но и с теми, кто на нас не похож абсолютно. Так что для человека это хоть и не делает чести, но всё же, если смотреть с такой чисто физиологической и психологической стороны, отбросив в сторону уже упомянутую мной мораль, то это вполне себе можно оправдать при большом желании. С этим можно спорить, мне самому сейчас себя хочется ударить за такие слова, но я это сказала лишь для того, чтобы сравнить эту модель поведения и ту, что кажется мне ещё более отвратительной, гнусной, беспринципной, а оттого чисто человеческой. Многие пытаются нажиться на войне — вот, что хуже всего. Эти треклятые паразиты выпивают кровь из страны, которая и так уже скоро скончается от полученных ранений. И это уже, в отличие от предыдущего случая, совершенно невозможно оправдать какими-то там инстинктами. О, нет! Здесь работает то качество, которое человек приобрёл в ходе гниения тех порядков и систем, в которых ему приходится жить. Глядя на то, как успеху приходят самые отъявленные подлецы, а честные хорошие люди остаются с кинжалами в спинах гнить в сточных канавах, он тоже решает, что лучше быть богатым ублюдком, чем добрым, но нищим, да ещё и трупом. Они начинают пренебрегать теми правилами, которые, по сути, должны быть священными для каждого, но при этом они приходят к успеху, достигают заоблачных вершин, порождая при этом ещё сотни таких же мелких гниющих людишек, желающих лишь одного: высосать пользу для себя отовсюду, забывая при этом об остальных и том, что им уже никогда в жизни не потратить те деньги, что они уже на данный момент заработали, не говоря уж о тех капиталах, которые придут к ним в недалёком будущем! Даже в момент войны, когда все должны объединяться, стоять единым бескорыстным фронтом, эти гады, эти проклятые бартасовы паразиты лишь вбивают палки в колёса своими аферами, работая на обе стороны, гонясь за богатством. Им ведь совершенно не важны ни будущее страны, ни человеческие идеалы, ни те сотни разбитых жизней, что появятся в результате их деятельности. Этих людей я ненавижу больше всего на свете! И, знаешь, что самое интересное? — я повысил голос, даже сорвался на крик, думаю, меня смогли услышать даже спутники Главы, несмотря на то, что мы отошли от них и островка посреди болот на приличное расстояние, но он так и не обернулся, хотя, безусловно, догадался, что я хотел сказать. — То, что я отношу тебя как раз-таки к этой гнойной прослойке торта человечества. Да-да, именно тебя! Того, кто говорил мне, что делает всё лишь ради блага королевства, гонясь при этом на самом деле за собственной славой и опьяняющей властью. Сперва действительно может показаться, что ты всё делаешь лишь во славу людей, идей и каких-то одних тебе видимых высоких идеалов, но на самом деле это не так. От начала и до конца это было не так, потому что если бы ты всё делал действительно с чистой совестью, бескорыстно, как бартасов праведник или мученик, изображений которых полным полно в разного рода храмах, то у тебя бы всё получилось. Ты бы не погрузил королевство в хаос и беспрерывный кровавый ужас гражданской войны! Ты бы смог прославить его на весь мир, сделать куда мощнее восточного гиганта. Покорить все известные горы, одержать самые яркие, запоминающиеся, навсегда вошедшие бы в историю победы, о которых даже спустя тысячи лет слагали прекраснейшие легенды, пусть даже тогда из летописей сотрутся не только наши с тобой имена, но и само название королевства Ланд. Но этому светлому будущему ты, как и многие, очень многие другие люди, предпочёл себя любимого, пожертвовав для этого теми самыми хвалёными идеалами, возложив ещё при этом на жертвенный алтарь свою честь и парочку-другую сотен людей, которые уже погибли в стычках, не упоминая ещё тех, кто погибнет, если нам не удастся всё сделать правильно и остановить этот устроенный тобой кавардак! Так что прости, но мне не о чем тут с тобой лясы точить, пока там, не так уж и далеко на самом деле, умирают люди, горят их дома и земля, на которой они так долго работали, — я разошёлся, во мне ярко-красным неестественно ярким огнём пылал гнев, я так, наверное, никогда в жизни ни на кого не злился.

Хотелось плюнуть ему в лицо, а лучше всего просто ударить, повалить на землю. Не знаю зачем. Может, затем, чтобы увидеть этого худого, усталого, никчёмного человека, некогда бывшим самым влиятельным и могущественным в королевстве после, конечно же, самого короля, в грязи. Здесь, на болотах Даргоста, вдали от крупных городов и трактов, от тех интриг, что он привык крутить и распутывать резким ударом кинжала. Увидеть и понять, что он уже достаточно расплатился за все свои ошибки, что он всё это осознал, что он сейчас терзается не меньше, чем я на него злюсь, что он пришёл сюда не просто так, что он на самом деле хочет просто выговориться мне, а после, может, даже и предложить свою помощь в решении проблем и бед, что случились в королевстве Ланд по его вине. Потом жар сменился нестерпимым синим холодным огнём обиды и злости уже управляемой. Из-за неё хотелось просто оставить его тут совершенно одного лишь в присутствии его собственных мыслей. Дать им съесть разум Главы, подобно червякам, прогрызающим ещё не слишком дряхлое на вид яблоко, а потом найти его здесь совершенно безумным, просящим прощения у всех, начиная от простых людей и заканчивая богами, в которых (я почему-то был полностью в этом уверен) он не верил, что лишь ещё раз бы подтвердило то, что от прежнего Главы осталось разве что лицо да жёлтые глаза, свет которых стал бы уже не тем ровным и спокойным, а лихорадочным и блестящим, сумасшедшим. Но я не сделал ничего, совсем ничего. Даже не развернулся, чтобы просто уйти или же показать таким жестом, что я больше не намерен с ним разговаривать и всё, что бы он ни сказал, всё равно пройдёт мимо меня, ибо я не считаю, что есть нечто достойное и приятное в том, что бы разговаривать с человеком, виновным в смерти такого действительно пугающего, а не впечатляющего количества людей. А всё по тому, что я буквально почувствовал, как он раскрывает рот, чтобы сказать мне что-то очень важное, что-то, что, вполне возможно, перевернёт моё понимание этой войны и её причин с ног на голову. Я думал, что он уже подготовил для меня за столь длительный промежуток времени какую-то великолепную речь, которой ему бы удалось полностью отбелить своё имя и снова стать в моих глазах умным и талантливым стратегом, непревзойдённым лидером и интриганом. Приготовился её слушать, вникать, прочувствовать каждое её слово, искать тайный смысл в метафорах и между строк, но я ошибся. О, как же я ошибся, забыв о том, что Глава всегда мог уложить огромнейший смысл и силу всего лишь в одну фразу. Всего лишь одной фразой он всегда мог произвести впечатление и эффект, которого порою не добивались самые известные ораторы прошлого, изливая на своих слушателей поток слов в течение многих часов. Зная многие нюансы общения с конкретными собеседниками, он мог всего лишь какой-то ничтожной парой предложений для любого другого кажущихся совершенно постными и обыденными сказать так многое тому, к кому были обращены его слова. Так получилось и в этом раз:

— Нет, ты ошибаешься. Я на самом деле следовал идеалам и идеям, просто всё пошло не так, просто всё вышло из-под контроля. Просто я ошибся точно так же, как это делаешь сейчас ты, но ведь это обыкновенное явление, людям свойственно ошибаться.

Мне поначалу очень хотелось рассмеяться ему в лицо и уйти, но я снова этого не сделал. На этот раз по другой причине, но не менее весомой. Он не врал мне, а это я чувствовал безошибочно, каким бы хорошим обманщиком ни был мой собеседник. Никому не удалось ещё перехитрить меня с того момента, как я стал носить этот обруч. Даже в тех ситуациях, где раньше я никогда бы не распознал ложь, теперь я всегда выходил из игры победителем. Вот и сейчас во мне поднялось ощущение того, что Глава говорит мне правду, и как бы мне ни хотелось убеждать себя в обратном, тут я ничего поделать не мог, а потому мне оставалось лишь слушать его дальнейшие объяснения. К счастью, мы уже нашли похожий островок, хоть и поменьше, на котором находился пенёк от срубленного в незапамятные времена довольно большого дерева, где можно было весьма удобно расположиться и выслушать моего желтоглазого знакомого. Он, кстати, наконец, решил повернуться ко мне лицом, но, что было весьма и весьма странно для меня, человека уже немного изучившего привычки Главы, которые одолевали его во время разговора, не смотрел теперь мне в глаза. Надо сказать, что подобный его обычай был несколько раздражителен в силу необычности его взгляда и тех мыслей, что могли не только витать в его голове, но и возникнуть в твоей голове после этой дуэли взглядами, так что я не очень-то сильно огорчался на тот счёт, что на этот раз Глава решил оставить меня без столь пристального осмотра, цель которого, видимо, заключалась в том, что бы уловить малейшую ложь или увиливание собеседника во время разговора. Однако он так внимательно вглядывался в какую-то одному ему ведомую точку в лесу, что я решил незаметно для Главы обернуться назад и убедиться в том, что там нет ничего опасного. К примеру, этих мифических болотных зомби, водяных, леших или какой-нибудь ещё другой, но не менее опасной для двух одиноких безоружных человек нечисти. К счастью, ничего похожего на это там не оказалось, а потому я мог быть спокоен. Тем, что привлекло внимание Главы, была одна единственная звезда, слабо светившая и мерцающая нам с далёкого неба. Она едва виднелась из-за веток и болотных испарений, которые висели над топями круглые сутки, хотя сейчас, ночью, они и были не такими густыми и тошнотворно пахнущими, но всё же приятного в них всё равно было очень и очень мало. Одинокий гость на чёрном небе, которое простиралось над болотами юго-восточной провинции окровавленного Ланда, которые мне и вовсе теперь казались совершенно бескрайними и настолько дикими, что на какую-то секунду я и вовсе стал думать, что мы с Главой — единственные выжившие после конфликта и последующего за ним катаклизма. Что мы оба каким-то невероятным волшебным образом заснули и проснулись уже теперь, во времена, когда мир уже совершенно забыл о тех цивилизациях и народах, что некогда пытались захватить над ним власть и стать здесь единственными правителями, не подпуская к великому трону мировой власти никого, кроме тех, кого одобрял сам предыдущий правитель. И сколько бы ни шли, нам всё равно не попадётся ни одного жилого дома, не говоря уже о многолюдных городах из камня, шикарных дворцах бывших господинов этой земли и замков грозных баронов, которые держали всю округу в страхе, сжимая горло жителям своей латной перчаткой. Казалось, что если мы сейчас вернёмся тем же путём, что пришли сюда, то единственное, что мы увидим, так это поросшие мхом, покосившиеся и потрескавшиеся от времени статуи людей в просторных развевающихся одеждах, из-за которых едва виднеются славные мечи, бывшие, наверное, в руках тех, кому посвящены эти памятники, самым грозным оружием, которое когда-либо видели времена расцвета людей. Пройдя чуточку дальше, мы не найдём уже некогда великого и славного Города На Воде, который даже уже и в наш век был довольно жалким и убогим зрелищем, которое совершенно не радовало глаз, а сейчас и вовсе напоминал о своём существовании лишь парочкой почти полностью развалившихся хижин, да кривых свай, торчащих из зеленоватой воды. Дом же в дереве, резиденция Сина, предводителя миролюбивого народа провинции Даргост, который, наверняка, ещё успел себя проявить до того, как случился этот конец света для всех цивилизаций, что когда-либо существовали в мире, но теперь, за то количество времени, что прошло с момента его свершения, никаких следов уже не осталось от его деяний; напоминал сейчас обыкновенное дупло какой-нибудь болотной твари, разве что размер его совсем отбивал желание заглянуть туда и осмотреться. Да и не только его, всех, кто когда-либо существовал и называл себя великолепным, великим, грозным и могущественным теперь уже давным-давно съели черви, забрав с собой всё то, что они сделали, ведь, на самом деле, все эти дела ничего не значили в мировых масштабах, несмотря на то, что все его пытались убедить в обратном. Разве что до меня с севера начинает доноситься препротивнейший запах гари, перед глазами уже постепенно всплывает знакомая картина из тех моих кошмаров, что пугали больше всего. Чёрный мёртвый мир, который некогда уничтожили те, кто тоже считали себя достойными звания великих, считавших себя чуть ли не богами, у которых есть право убивать и жечь землю под собой. Но ведь и этот след рано или поздно пропадёт. Всё вокруг обновится, сюда залётный ветер занесёт семена, которые прорастут на, казалось бы, уже совершенно мёртвой земле, коя не подлежит возрождению и восстановлению. Снова здесь будет зелёная трава, цветы, которые будут разносить на многие километры приятный свежий запах новой жизни. А он уже в свою очередь привлечёт новых обитателей, которые ещё больше оживят это место, совершенно забыв о тех временах, когда им нужно было прятаться в лесах, бояться и постоянно ждать того, что стальные клыки людей вонзятся в их плоть, лишая жизней отцов, детей, матерей и даже стариков, коих сторонятся все остальные хищники, поскольку знают, что они больны, а есть заражённое мясо — лишь делать самому себе хуже, не говоря уж о том, что им мог отравиться сам вожак стаи, оставив свою семью без руководства, а это чаще всего обозначает начало кровавой борьбы за освободившееся на вершине поросшего свежей зелёной травой холма высотой в несколько жалких метров, но кажущимся маленьким животным таким невероятно огромным, потому что они никогда не видели настоящих гор. У людей ведь всё так же, разве нет? В Ланде всё началось именно из-за того, что умер король, вожак стаи, который руководил людьми и без которого люди не чувствовали себя в безопасности. Вот только людьми и животными есть одно весьма принципиальное отличие в этом плане. "Безмозглые звери" дерутся действительно за то, что бы выбрать самого достойного из претендентов, того, кто на самом деле сможет защитить стаю, кто сможет вести их всех за собой с одного места на другое, если наступят трудные времена, а вот люди действуют с несколько другим расчётом. Они льют свою и чужую кровь, но в итоге на трон восходит тот, кто отсиживался дольше всех, самый хитрый или же самый богатый, самый горластый, ну уж точно никак не самый достойный, правильный, лучший. И если в среде животных сражаются лишь сами те, кто предъявляют свои права на место вожака, то люди предпочитают опять-таки другой подход. Они ведут на смерть своих сторонников, тысячи людей гибнут, зато сам будущий правитель остаётся цел и не вредим, ему совершенно плевать на то, что руки на его портрете буду залиты чужой кровью, он не будет испытывать угрызений совести и везде видеть горы трупов, зато очень обрадуется, когда своими глазами увидит казну, из которой в будущем будет с таким оживлением и восторгом воровать каждый золотой или драгоценный камень, что плохо лежит. Так что стоит задуматься над справедливостью крикливых речей тех, кто столь активно возмущается, когда "великую человеческую расу" кто-то называет тупыми и кровожадными животными, к которым ещё помимо всего прочего приписались такие "чудесные" черты, как жадность и подлость.

А этот мир без людей, на самом деле, как оказалось не так уж и плох, как мне показалось с самого начала, когда я впервые увидел его в одном из своих бредовых ночных видений. Но всё же он чем-то меня пугал. Наверное, тем, что я тоже был человеком, и отсутствие хоть какого-нибудь общества казалось мне куда хуже самой мучительной смерти, ведь в бесконечных разговорах с самим собой и животными недолго было сойти с ума и совершенно перестать наслаждаться невообразимой красотой и спокойствием мира, где нет огромных городов и людей, в них живущих. К тому же сейчас это пришло совсем-совсем не вовремя, да и вообще я уже надеялся на то, что подобные видения совсем оставили меня. Хотя, может, это только лишь моё богатое воображение, которое разыгралось из-за необычности ситуации, переживаний и этой бартасовой одинокой звезды посреди иссиня-чёрного полотна ночного неба. Я быстро поморгал и повернулся обратно, снова устремив свой взгляд на Главу, который, кажется, уже подобрал все необходимые слова и готов был говорить:

— Конечно, мои слова могут показаться тебе лишь жалким оправданием, недостойным того, кто когда-то именовался Главой такой организации, как Гильдия Сейрам, которую многие боялись, да и боятся сейчас, ибо в их распоряжении есть ресурсы и информация, которыми не владеет больше никто в королевстве, но я постараюсь избежать такой банальности. Видишь ли, я согласен с тем, что весьма трудно поверить, будто бы какая-нибудь цель с высокими идеалами может привести к чему-то настолько ужасному, как в нашем случае гражданская война, в ходе которой уже есть довольно много жертв.

— Ты даже не представляешь насколько сложно это сделать, особенно мне, тому, кто просидел в казематах Гильдии несколько месяцев и пару раз пересекался с её членами, так сказать по долгу службы, из-за чего я знаю, в чём иногда заключается их работа. Весьма грязная, надо сказать, работа, — язвительно добавил я, снова более менее уже возвратившись в колею и оклемавшись после той яркой, но непродолжительной вспышки гнева, связанного как раз-таки с деятельностью вышеупомянутой организации, вернее, если быть совершенно точным, то с тем, что проворачивал у всех за спинами Глава.

— Ты снова ошибаешься, я вполне себе представляю эту сложность, которая для некоторых может казаться и вовсе неподъёмной, но тебе просто придётся поверить мне на слово, и я полностью верю в то, что ты сможешь это сделать, ибо никаких документальных доказательств того, что я преследовал именно высокие идеалы и имел лишь только добрые намерения, как и следовало ожидать, у меня нет, ибо это не очень вяжется с кодексом и тем мнением, которое сложилось о Гильдии Сейрам. Ни король, ни кто бы то ни было из членов Гильдии, если бы он каким-то образом узнал об истинных целях, которые я преследовал, когда устраивал покушение на Султана, не одобрил бы моих действий, что в нашем узком кругу и при современном укладе не очень хорошо могло сказаться не только на моей карьере, но и на здоровье, если ты понимаешь, о чём я. Конечно, большая часть людей Гильдии мне предана, но всё же не стоит забывать о том, что мы всё же в первую очередь служим именно королю, и любое неповиновение будет караться самым жестоким образом. Тем более никто не одобрил бы того, что я готовлю покушение на нашего славного правителя, как ты понимаешь, особенно сам король, — он слегка улыбнулся, и мне показалось из-за белизны зубов и его кожи, что сейчас Глава просто рассеется в воздухе, подобно какому-нибудь призраку или же обыкновенному болотному мороку, возникшему перед глазами лишь из-за каких-то отравляющих газов (ну или ещё в любом случае оставался вариант на счёт тех странных грибов, парочку которых я попробовал сегодня на завтрак), — мне нельзя было выдавать этих тайных замыслов даже самым верным из Гильдии, тем, в ком я был совершенно уверен, но это была вынужденная мера, даже несмотря на цели, которые, как я уже сказал, были совершенно чисты и даже, можно сказать, благородны.

— А вот тут я что-то не совсем тебя понимаю, — покачал головой я и скрестил руки на груди, кинув на Главу подозрительный взгляд слегка прищуренных глаз, — ты говоришь, что цели твои были "благородные, чистые и возвышенные", я правильно тебя понял, да? Но при этом ты ещё и утверждаешь, что не мог доверить даже теорию самым проверенным и верным из твоих людей, не говоря уж о выполнении, так? Мне кажется, что именно тут створки твоего повествования чуточку не сходятся. Разве они все не должны были с радостью поддержать тебя, раз ты решил вдруг выступить пророком-спасителем человечества? Или, может, просто на самом деле твои замыслы были куда более корыстными, чем ты мне тут рассказываешь, а? — я начал барабанить пальцами по своей руке, всё также внимательно смотря на Главу, от которого я с нетерпением ждал ответа. Всё-таки он был полностью обязан прояснить мне эту досадную неувязку, иначе всё то, что он скажет мне далее, будет выглядеть как-то не очень убедительно и правдоподобно.

— Я понимаю твоё критическое настроение. Слушая сам себя, я бы наверняка думал точно так же, но всё же ты мог бы немного подождать, я как раз собирался продолжить говорить об этом. Ты ведь, кажется, сам говорил, что у тебя довольно мало времени, рвался уйти, не выслушав, а теперь сам затягиваешь время моей речи.

— Да-да, прости. Дурацкая привычка, никак не могу от неё отделаться, но тут было уж слишком явное противоречие, чтобы промолчать, тем более с моим-то мерзким характером, — отмахнулся я от его замечания, быстро кинув недовольный взгляд куда-то в сторону, он на это не обратил никакого внимания.

— Это связано с натурой людей. Если не вдаваться в подробности и ненужную сейчас философию, историю и прочие серьёзные науки, то, говоря проще, понятнее и короче, всё дело и проблема заключалась в том, что они бы не захотели увидеть добрую цель моих планов и действий, поскольку не знали того, что знал я. Поскольку думали, что то, как они живут сейчас, этого достаточно, и если что-то поменять, то можно сделать лишь хуже, но никак не лучше.

— Хм, смотря на то, во что вылились все твои грандиозные планы, я думаю, что они не были так уже не правы, как ты хочешь это преподнести, — слегка усмехнулся я, но в этой кислинке была столь явная горечь, что она вышла какой-то невероятно кривой и, наверняка, жутковато смотрелась со стороны.

— Знаю, — как-то очень грустно и со вздохом отозвался он, после чего ненадолго замолчал и чувствовалась в этой непроницаемой и тяжёлой тишине не столько грусть человека, чьи планы развалились прямо на его глазах, сколько печаль того, кто действительно переживает за судьбы людей и своей страны, но сам же всё и разрушил из-за того, что изначально пошёл не по тому пути, по которому было нужно, — я всё это знаю, но всё дело в том, что этот страх перемен одно из самых жутких заболеваний недалёкого человека, коих сейчас, к сожалению, большинство, а что надо делать с болезнями? Правильно, лечить. Вся проблема заключается в том, что я решил этого не сделать, а просто закрыть глаза на болезнь. Провернуть всё самолично, без помощи "больных", не спросив их мнения. Расчёт был на то, что увидев результаты, они поймут, что изменений не нужно пугаться, что они не всегда приводят к трагедии, что они могут дать и весьма положительный результат. Я был не прав. Радикальные перемены действительно чаще всего всё портят, потому что все силы отдают на то, что бы разрушить старый уклад, из-за чего часто им не хватает уже ни энергии, ни желания построить на руинах что-то совершенно новое и лучшее, чем то, что было на этом месте до переворота. Единственное, что может положительно сказаться, так это постепенные реформы, проводимые обязательно мирным путём, без применения насилия, ибо то, что привнесено в жизнь с его использованием, всегда будет подсознательно вызвать у людей недовольство, что, как ты сам понимаешь, впоследствии приведёт лишь к тому, что подобные мятежи, бунты и войны будут начинаться снова и снова бесконечное множество раз, пока кто-то, у кого хватит терпения, смелости, таланта и умений не разорвёт эту цепь, изменив что-то, не применяя при этом ни огня, ни меча. Жаль, что я осознал это лишь после того, как решил продвинуться на следующую ступень в своём плане именно насильственным путём, если быть точным, то убийством короля Ланда. Нельзя нести свет чего-то нового и хорошего факелом, от которого занимаются дома и заживо горят люди, это неправильно, это самое ужасное, что можно сделать, ибо это лишь отражение, иллюзия того, чего ты хотел достичь. Тебе кажется, что это уже и есть славный финал всех твоих деяний и изысканий, но это ведь не так. Это похоже на то, как пьяница, упавший ночью в лужу и увидев в ней звёзды, решил, что он уже летает в небе, достигнув того мифического просветления, о котором так самозабвенно порой говорят монахи-отшельники. Очень досадно, когда столь красивые идеи из-за неправильности выбранных методов скидывают свою прелестную чешую, превращаясь в существ из твоих самых жутких, давно забытых ради благополучия психики кошмаров. Можно спорить с тем, что пока "эти треклятые либералы" что-то на самом деле поменяют, можно состариться, чаще всего это именно так и есть, но это в любом случае наилучший способ. Проблема лишь в том, что им не удаётся добиться успеха лишь по той причине, что люди сами не хотят меняться, несмотря на такие яростные крики о том, что они желают новых порядков, власти, лучшей жизни и так далее. Глупости, да и только, они даже на самом деле чаще всего не знают, чего хотят в действительности. Я помнил о том, что предыдущие подобные мероприятия всегда достигали успеха. Оказалось, что он был лишь видимым и не более того, ибо за ним снова приходил хаос, хоть и казалось, что это никак не связано, потому что для людей достаточно долгим был срок, разделявший упомянутые события, но если смотреть на всё глазами эльфов, то всё становится понятным, всё оказывается на своих местах.

— Вот так-так, это уже лучше. Картина уже понемногу становится более ясной, приоткрывается завеса тайны над тем, как это всё началось. Ты признал свою ошибку, признал, что всё началось именно из-за тебя, потому что ты, мягко говоря, не слишком верно выбрал способ, с помощью которого собирался достичь своих целей, но всё ещё остаётся неразъяснённой тобой та деталь, которая касается, собственно, самих планов, их сути, ибо твоих слов и определений мне пока маловато, что бы понять, на самом ли деле они были так благородны или же это всего лишь красивые россказни, как это кажется мне сейчас. Надеюсь, ты сможешь меня переубедить, потому что если тебе этого не удастся, то я окончательно в тебе разочаруюсь и буду считать круглым идиотом, ибо намудрить и в определении цели, и в выборе плана, и в самих действиях мог только человек именно с такой вот не слишком высокой оценкой умственных способностей. Когда я впервые заговорил с тобой, меня тогда только-только выпустили из твоей темницы, если ты, конечно, помнишь столь незначительное событие и столь мелкого в твоих грандиозных масштабах человечка. Ты сказал, что Клоахриус описывал меня как человека умного и что после всех моих не слишком разумных действий в попытке всё исправить в одиночку, ты сильно разочарован, огорчён и чуть ли не плачешь от досады. Так вот я нахожусь сейчас в такой же ситуации. Разве что антураж немного поменялся, но суть остаётся той же самой, если, конечно, брать всё в общих чертах и не вдаваться в подробности.

— Ты весьма удачно вспомнил об этом дне, — Глава кивнул, хотя взгляд его снова был устремлён куда-то вдаль, что же, хорошо хоть он снова не молчит и не заставляет меня изводиться от нетерпения, а так пусть пялиться куда ему заблагорассудиться, хоть в землю, хоть на свои ногти, главное, что бы он больше не занимал времени этой давящей на сознание тишиной, которую почему-то совсем не хотели нарушать даже лягушки с жабами, хотя вроде как до этого, даже находясь в бреду, их голоса ночью преследовали меня постоянно, не говоря уж об этих бесконечных тихих всплесках, которые отдавались в голове самым настоящим громом каждый раз, когда ещё одной из этих противных земноводных вдруг вздумается прыгнуть на соседнюю кувшинку за очередной мимо пролетающей мошкой или комаром.

Я всегда не любил их, а эти топи были для них родным домом, это было их царство. Неудивительно, что я сразу же, с первого же дня нашего путешествия по ним так сильно воспылал нелюбовью к провинции Даргост, несмотря на её историю и схожесть моей философии со взглядами на мир местных жителей.

— Хорошо, что у меня всё ещё осталась в рабочем состоянии такая чудесная, незаменимая вещь, как интуиция и умение понимать, к чему клонит собеседник, но всё же ты, кажется, забываешь о том, что я немножечко не телепат, а потому тебе всё же придётся мне поведать суть твоей цели, к которой ты собирался прийти в итоге. Конечно, ты вполне можешь оставить меня терзаться призрачными и основанными лишь на каких-то совершенно невесомых призраках толик информации, но вроде бы ты хотел меня убедить в том, что я ошибался и ошибаюсь на счёт того, что ты жуткий и корыстный человек, который в силу этих, мягко говоря, неприятных черт характера, довёл страну не только до мятежа, истощения, до края, за которым лишь смерть, но уже и одной ногой заставил королевство Ланд ступить за эту роковую черту, — всё же поторапливать его было необходимо, кажется, любимой музыкой Главы была не какая-нибудь безвкусица, которой так часто увлекаются мои современники, считая её верхом, пиком искусства передачи эмоций с помощью звукоизвлечения, но и не та завораживающая своей сказочной странностью и изящностью музыка истинных подземных гениев, на самом деле понять которую могут лишь избранные единицы из всего круга её слушателей, который и без того ограничивается весьма малым количеством гурманов.

Глава принадлежал к тем людям, которых уже и сейчас осталось крайне мало, наверное, в силу того, что их по большей части считают сумасшедшими, недалёким, неспособными понять музыки как таковой, даже самой простой, не говоря уж о тех сложных и волнительных композициях, что я упоминал выше. Желтоглазый лидер Гильдии Сейрам был из тех, что больше всего на свете любили тишину. Её томные, успокаивающие вибрации, которые услышать и почувствовать дано далеко не каждому, и были для него той самой музыкой, которую сотворила сама природа, не нуждаясь при этом ни в каких экзотических и странных инструментах, к которым в последнее время почему-то стали питать пристрастие деятели в этой ветви искусства. Остальные же считали тех, кто наслаждается ею глупцами, сами же при этом упиваясь музыкой, которая лично мне больше напоминает беспорядочный набор звуков, который сливался в такую какофонию, что от неё порой и вовсе можно было сойти с ума. Сойти с ума в самом плохом смысле этой фразы, ибо тишина тоже частенько делала из людей сумасшедших, но их безумие обладало несколько другим оттенком, нежели безотчётное хаотическое психическое расстройство. Было в их сумасшествии нечто романтичное, таинственное, что-то такое тянувшее к себе тех, кто мог увидеть эти тоненькие струны за целыми тоннами самых разных причуд. Бесценно смотреть на то, как эти люди наслаждаются своей особой музыкой, своей тишиной, которая принадлежит лишь им немногим, ибо больше никто на неё и не претендует, считая бездарной и глупой, ничего из себя не представляющей пустышкой, в которой на самом деле нет ничего такого, что бы там ни говорили эти чокнутые старикашки, которые, возможно, доживают уже свои последние дни, а, может, и вовсе часы. Но, как это частенько бывает, они ошибаются и не видят великолепия того, что так близко к ним, стараясь при этом дотянуться до чего-то недосягаемого, что лежит за глубокой пропастью. Они все срываются туда, вниз. Летят, наслаждаясь этими секундами, но потом на смену столь ярким незабываемым ощущениям приходит резкая вспышка боли во всём теле и окутывающая их темнота, когда эти новоявленные птицы разбиваются об острые камнями, что поджидают их на дне пропасти. И они ещё успевают бросить презрительный взгляд на тех, кто сидит у этой пропасти или же идёт вдоль ущелья, надеясь обойти его или найти мост. Они думают, что эти люди слабы, глупы и вообще уже вовсе не имеют права относить себя к человеческому роду. Вот только в этой слепой погоне за чем-то лучшим и идеальным будущие летуны забывают о том, что те, кто пошёл тоже двигаются к своей цели, приближаются к ней с каждым шагом всё ближе, при этом не жертвуя ни собой, ни кем-то ещё. Да и ведь кто знает, вдруг это ущелье кончается не так уж и далеко? Двигаться вперёд, конечно, нужно, но всё же перед началом каких-то сумасшедших предприятий стоит проверить, а не находиться ли то, что вы ищете уже рядом с вами, к примеру, на другом берегу быстрой речки. И если это оказывается действительно так, то не надо в порыве безумного счастья кидаться в реку и пытаться её переплыть, ибо тогда вас ждёт совершенно незавидная судьба. Ведь недалеко может оказаться брод, который вы просто пока не видите, зато увидели другие.

— Да, конечно, прости. Это место навевает на меня какие-то странные мысли, — он тряхнул головой и снова посмотрел на меня, вот это было уже совсем другое дело, такой поворот событий мне нравился куда больше, оставалось лишь надеяться, что наш разговор и дальше пойдёт в том же благотворном русле, — конечно, мне действительно стоит тебе всё объяснить и как можно скорее.

— Вот в этом я с тобой абсолютно согласен, потому что меня не покидает чувство того, что скоро нас уже настигнет утро, хотя в этих болотах, должен признать, весьма трудно определить время суток, но поторопиться стоит в любом случае, — я снова состроил какую-то странную гримасу, надо за этим как-то следить что ли, не очень хочется мне быть клоуном.

— Знаю, но всё же если я буду торопиться, ты можешь чего-то не понять. Но начну я сейчас. Как бы пафосно это ни звучало, но я действительно хотел спасти Ланд, поставив на его престол того, кто смог бы защитить его от надвигающейся опасности. Конечно, отец Адриана был весьма хорошим правителем, при нём страна стала крепче, люди зажили куда лучше, чем при его печально известных предшественниках, но, как и всегда бывает, его время прошло. Приходят куда более неспокойные времена, в самих себе несущие опасность, от которой он уже бы не смог спасти своё государство, а потому я решил, что нужно действовать как можно скорее и решительнее.

— Стоп-стоп-стоп, погоди-ка. О какой ещё опасности ты говоришь? Не об изменении ли положения севера часом? Но, если я, конечно, правильно помню карты, которые видел, то Ланд не должен сильно пострадать от этого, главный удар придётся в основном по Мортремору и Княжеству Шан, где умеренный климат смениться засушливым. Если я прав, то тогда не понимаю тебя. Что ещё за таинственная угроза?

— Ты забываешь о том, что несмотря ни на что, в нашем мире магия всё ещё играет весьма значительную роль, и есть в нём вещи, объяснить которые можно лишь с её помощью. Так же и в этом случае. Хотя и то, о чём сказал ты, и то, о чём говорю тебе я, как-то связаны, в этом почти нет сомнений, но ты всё же располагаешь информацией от одного из народа эльфов, парадокс которого заключается в том, что они, несмотря на то, что без магии жить не могут и пользуются ей даже в повседневном быту, совершенно забывают о её влиянии на мир в целом, предпочитая лишь голые сухие факты, которые часто не могут охватить всё полностью.

— Не хочешь ли ты сказать, что Ланду угрожает какой-то спятивший тёмный маг, как в бабушкиных сказках?

— Нет, что ты, конечно же, нет, это, как ты уже сказал, выглядело бы не очень убедительно. Но эльф забыл вам всем напомнить о том, что сейчас север это не просто север. Недаром ведь он носит имя Ледяной Пустыни, которое держит в страхе не только жителей Дашуара, но и весь остальной мир. Именно от этой неизведанной земли и исходит опасность, которая связана с историей о Хартоне Тиране, которую ты, наверняка, знаешь. Меч Одиннадцати, тот катаклизм, который случился, когда его пытались уничтожить, участившиеся странные происшествия на границе Ледяной Пустыни — всё это связано. Люди сейчас полностью погрязли в своих маленьких проблемах и борьбе за выживание, а потому мне нужен был король, который сможет пробудить их ото сна, объединить, чтобы противостоять этой опасности, что быстрым шагом приближается к нам из Ледяной Пустыни. Штурм и падение Охранных Башен Сарта это последнее звено в цепи предшествующих основным событиям действий. Думаю, они не сказали тебе о том, что там был дракон. Тем более не упомянули и том, что это был лишь его скелет, труп, призрак прошлого. Того самого прошлого, ошибки из которого, накопившись, скоро выйдут из-под векового снега, чтобы проверить людей, чтобы узнать, научились ли они хоть чему-нибудь за то время, что они спали и не давали о себе знать. Я хотел направить действия нового короля, но, как ты знаешь, у меня ничего не вышло, потому что нужный претендент в самый последний момент был убит, в то время как покушение уже было совершено, семья правителей Ланда была уничтожена. Всё вышло из-под моего контроля. Я начал спешные поиски, надеясь, что мне всё же удастся найти ещё кого-то, совершенно забыв о то, что на предыдущее такое предприятие у меня ушло несколько лет. Как и следовало ожидать, из этого ничего не вышло. Люди начали беспокоиться, а потому мне пришлось рисковать, возведя на престол человека, который, по сути, просто попался мне под руку, обыграв при этом всё так, что он оказался одним из лидеров восставших во время безвластия групп. Эта была ещё одна непоправимая ошибка, потому что он не удовлетворял требований некоторой части населения, в результате чего и началось это безумие. Но всё же мой разгром ещё не был завершён окончательно, как оказалось. Последней каплей стало совсем недавнее событие, о котором вы, наверняка, ещё не знаете, ибо до эльфов оно ещё не дошло в силу несовершенства нашей связи, в которую вносит дополнительный сумбур и сама война. Новые король и королева отказались подчиняться моим приказам и заявили о том, что отныне они поддерживают Дорниса и его "храмовников". Это заявление вылилось в жуткую кровавую бойню в нескольких крупных городах Ланда, в результате чего часть ополченцев бежала в новые государства, которые уже начали объединяться путём заключения союзов, а люди Дорниса объявили себя армией Ланда и теперь проводят карательные операции в этих странах, с целью того, чтобы законные земли королевства вновь вернулись в его состав, ибо король не хочет видеть на своей земле тех, кто хочет присоединиться к другим государствам или даже просто просить у них помощи, ибо считает, что это ослабляет Ланд. Ополченцы, уже приобретшие кое-какой опыт, сопротивляются. Пока что силы примерно равны за счёт неразумности и крайней озлобленности действий королей с одной стороны и слишком уж жалобных просьб и надежд на чудо с другой стороны. Хотя, как мне кажется, сами правители всё же не оставляют надеж на то, что им поможет Мортремор и Хариот, но не показывают виду. В итоге силы осталось всего две, если не считать бандитов, которые тоже в свою очередь творят зверства уже не только на дорогах, но и в небольших поселениях. Солдаты убивают друг друга, мирное население просит прекратить братоубийство и живёт в постоянном страхе, но их никто даже слушать не желает. Меня сместили с должности главы Гильдии Сейрам, а потому теперь в моём распоряжении остались лишь те, с помощью кого я совершил покушение — расформированный отряд Ворона, который, тем не менее, тайно всё же остался существовать. А скоро ещё на землях Ланда схлестнуться армии Княжества Шан и Мортремора. Мир рушится на части, и именно на этот слабый мир движется угроза, которая уничтожит его полностью. Люди обезумели, стали уже слишком похожи на зверей, хотя всё ещё продолжают строить из себя высокоразвитых существ и "венцы природы" на разных политических советах, щеголяя друг перед другом якобы знаниями, которые для человека, по-настоящему в этом разбирающегося, выглядят ещё боле глупо, нежели если бы они несли там откровенную бессмыслицу. Хотя в последнее время именно этим они и занимаются, но делают это с невероятно умными и одухотворёнными лицами. Мир катится в Бездну и, мне кажется, ему уже ничто не может помочь.

Теперь уже настала моя очередь молчать. Наверняка, он наслаждался и этой тишиной, которую по-прежнему почему-то не спешили оборвать вездесущие обитатели топей, хотя, как я уже говорил, обычно их было не заткнуть. Но, поскольку я всегда гордился своей способностью быстро принимать, понимать и обрабатывать информацию, то я взял на себя ответственность за лишение Главы многочасового концерта лучшей музыки. Конечно, вряд ли он обидится на меня, ведь было бы глупо злиться на того, кто быстро решил высказать своё мнение на счёт всего сказанного тобою, при том, что ты сам ещё недавно говорил о том, что нужно бы поторопиться. За Главой я подобной нелогичности не наблюдал, а потому и начал говорить без опаски получить в свою сторону не слишком доброжелательный взгляд, да и теперь уже бывший лидер Гильдии Сейрам почему-то всё никак не хотел устанавливать со мной достаточно продолжительный контакт, видимо, считая, что я смогу всё проанализировать и без подсказок вроде этой, сделать правильный вывод без его помощи. Что же, не знаю, на самом ли деле я оправдал его ожидания или всё же он разочаровался в том, что я понял его не так, как он на то надеялся, но кое-какие умозаключения для себя я сделал и тут же поспешил ими поделиться с тем, кто, собственно, и заставил выработать их в столь ускоренном режиме:

— Знаешь, сначала, когда ты начал говорить про какую-то таинственную опасность, связь столь легендарной, но, тем не менее, уже давно мёртвой личности, как Хартон Тиран и его не менее известный в определённых и не определённых кругах Меч Одиннадцати с событиями, которые происходят в Ланде в данный момент, что это нечто вроде кары за ошибки и прочее, ты мне напомнил одного спятившего пророка, которого мне однажды "посчастливилось" встретить в одном из не самых чистых переулков не самого приятного и гостеприимного города нашего королевства. Он вещал от имени богов и предрекал, что на головы людей придёт страшная кара. Как ни странно, но в его словах тоже периодически мелькала Ледяная Пустыня, не столь давнее её расширение, в котором свою жизнь отдал барон Дашуара. Его, к моему величайшему сожалению, вскоре уволокли какие-то громилы, вышедшие из соседнего здания, где, как я узнал чуточку позже, находилась какая-то непримечательная ничем лавка. Наверное, этот старый полоумный бедолага распугивал и без того не слишком богатый круг покупателей, но не в этом суть. Именно с того момента, как ты начал об этом говорить, я стал относиться к твоим словам так же несерьёзно, как и вещаниям старичка, взобравшегося на перевёрнутый ящик. Но потом я начал постепенно вспоминать историю, связанную с северным захватчиком, которую в своё время я буквально изъездил вдоль и поперёк после того, как закончилось предприятие в Султанате, ибо в разговоре со мной Клохариус то ли случайно, то ли специально обмолвился о том, что Диарнис, за которым ты послал меня, когда выпустил из казематов, — Глава сделал странный жест, который, видимо, должен был означать, что он приносит свои искренние извинения за эту нелепую ситуацию и моё заключение, но я весьма высокомерно не обратил на это никакого внимания, всем своим видом как бы говоря ему "не бывать прощению", — и уже не раз сегодня упомянутый Меч Одиннадцати имеют нечто общее в своей природе, что очень беспокоило Архимага, как, видимо, и тебя, ведь недаром же ты решил отправить меня за ним, располагая информацией обо всех моих, так сказать, заслугах перед родиной. Припомнил несколько теорий, которые в своё время не получили широкой огласки и популярности в кругах исследователей этого вопроса, ибо у их создателей не было достаточного количества фактов, что бы возвести эти догадки в ранг официальных, а потому ещё на первоначальном этапе были отсеяны и названы псевдонаучными. Но, как ты весьма грамотно заметил, в нашем мире ещё действительно большую роль играет магия, и эти так называемые учёные совершенно упускают из виду сей немаловажный, надо признать, факт. Конечно, я говорю сейчас не о тех бреднях, где говориться о каких-то совершенно мифических проклятиях, которые Хартон Тиран "низвергал на головы мерзких людишек, находясь уже на грани жизни и смерти". Это даже звучит смешно, хотя, если честно, то после прочтения этих трактатов мне было совершенно не до смеха остаётся лишь радоваться, что кое-кто в наших интеллектуальных кругах ещё не разучился по-настоящему думать и отличать сказки от чего-то более-менее приемлемого. Так вот, были ещё теории, связанные с так называемыми "следами". Ты, наверняка, слыша об этих действительно объёмных, фундаментальных работах, которые проложили дорогу для тех, кого мы сегодня знаем под общим именование "поисковиков" — магов, которые благодаря этим самым следам могут найти что угодно. В этих теориях говорилось, что "след" Хартона Тирана на Мече Одиннадцати был настолько силён, что при попытке уничтожить легендарный артефакт высвободилось такое количество энергии, имевшее связь с уже на тот момент мёртвым завоевателем, что оно вполне было способно вернуть его к жизни, хоть и в несколько, так сказать, изменённом обличии. Конечно же, тогда все подобные гипотезы отсеивались ещё на начальном этапе, поскольку тогда ни маги, ни учёные не верили в то, что можно кого-то с того света просто взять и поднять, пусть даже и с помощью такой огромной силы и катаклизма, что был вызван во время не слишком удачной попытки. Но об этих "безумцах" снова заговорили, когда на поверхность начали пробираться из далёких сырых подземелий слухи о самых могущественных некромантах, которые с помощью ритуалов поднимали своих самых сильных собратьев по ремеслу в облике ужасных, но всё таких же могущественных как и при жизни личей. Хотя, зачем я всё это тебе рассказываю? Ты, наверняка, осведомлён в данном вопросе ничуть не хуже меня, а то и лучше, причём намного лучше, ведь у тебя был доступ к тайным знаниям и их хранилищам, в отличие от меня. Так что моё изначально насмешливое и недоверчивое настроение довольно быстро сменилось осознанием того, что ты, вполне возможно, и прав на счёт всей этой непонятной угрозы, исходящей с далёкого от нас севера, ведь, как уже как-то резонно заметил мой друг эльф, нам о Ледяной Пустыне и делах, что там творятся, неизвестно практически ничего, за исключением разве что тех незначительных фактов, что ночью там гулять не стоит, а местных волков стоит опасаться куда больше наших доходяг, ибо холод не только закаляет их, но и делает невероятно жестокими из-за голода и всепоглощающей жажды выжить. Было бы, конечно, куда лучше и проще, если бы вся наша проблема состояла лишь в остановке гражданской войны в Ланде и к ней не подмешивались столь глобальные события, как изменение местоположения севера и мировой угрозы, которая, может, явиться к нам в облике уже давно всеми забытого Хартона Тирана, но, увы, жизнь частенько жаждет острых ощущений, из-за чего и помещает нас в такие экстремальные ситуации, их которых, на первый взгляд, нет никакого выхода. Мы с моими спутниками упустили из вида последнюю глобальную проблему, и хоть она по-прежнему кажется мне несколько иллюзорной, ибо хочется всё же верить в то, что всего лишь плод воспалённой фантазии наших славных учёных, я всё же решусь у тебя уточнить одну деталь. Ты послал меня за мечом принца Адриана, который исчез у тебя прямо из-под носа. Ты бы не стал так сильно беспокоиться, а я видел, что ты тогда был немного взволнован, хоть и совершенно не подавал мне поводов так думать, надо признать, ты мастер театрального искусства притворяться и надевать маски, из-за какой-то незначительной вещи, а, следовательно, это оружие что-то да значило для тебя и твоих планов, которые до сегодняшнего дня для меня оставались самой манящей загадкой из всех. Но после всего того, что ты мне сказал, я предполагаю, что именно с помощью Диарниса некто, кого ты искал, должен был остановить надвигающуюся на людей из Ледяной Пустыни угрозу. Но при этом ты сам убираешь с пути владельца меча, при этом даже не брезгуя тем, что с тебя слетит вечное инкогнито, которым ты до этого пользовался всегда и везде, при том весьма удачно. А учитывая твоё упоминание и акцент на влияние магии в нашем мире, я не улавливаю связи. Ты потратил множество времени на поиски кандидата, которого планировал вооружить мечом принца-бастарда, которого Диарнис, если верить слухам, выбрал сам. Вот тут я не вижу логики. Не проще ли было свалить убийство на кого-нибудь другого, а самого Адриана возвести на трон? Это бы сэкономило тебе много времени и сил, не говоря уже о том, что такая кандидатура не вызвала бы ни у кого сомнений и недовольства, ибо никто бы так и не узнал, что он — бастард, а, значит, и не началась бы эта идиотская война с таким количеством ненужных жертв, — я перестал ходить из стороны в сторону, остановился, сложив руки на груди, и кинул на Главу вопросительный испытующий невероятно эффектный взгляд, который этот паразит даже не заметил.

— Он не подходил на роль этого спасителя, всё просто. Я думал, у тебя не возникнет таких странных вопросов, кажется, я разъяснил всё достаточно чётко и подробно для этого, — безразлично, будто бы отмахиваясь от меня, ответил он, продолжая невидящим взглядом смотреть куда-то в ту сторону, откуда мы с ним пришли.

Может, он уже хотел возвращаться к своим "черным воронам", которых мы оставили позади? Может, всё, что ему было нужно, так это просто выговориться хоть кому-нибудь, кто задал бы хоть несколько вопросов и всё на этом? Может, он не хотел добиться какой-то определённой реакции, а просто поведать о своих планах, надеждах и целях, оставив их, так сказать в наследство слушателю, а потом самому навсегда исчезнуть из мировой истории, на страницах летописей удостоившись лишь одной коротенькой строчки о том, что он когда-то де занимал пост человека, возглавляющего Гильдию Сейрам. Почему больше ничего? Да потому, что, как я уже сказал, он не доверял своих тайн никому, а поэтому я мог быть абсолютно уверен в том, что никто не знает из сказанного им недавно ничего, кроме, собственно, меня. Конечно, можно было гордиться столь великой честью, что была мне оказана, но я почему-то сейчас чувствовал себя обманутым, мне хотелось большего. Может, даже каких-то подсказок на счёт того, что же всей нашей компании нужно делать дальше, ибо я совершенно запутался в переплетении нашей политики, мелочных проблем, надвигающейся войны и каких-то событий, угрожавших не только отдельным странам и населяющим их народам, но и всему живому в целом. Не знал, что делать, даже чуть не начал было паниковать, если быть совершенно откровенным, но как-то на удивление быстро взял себя в руки, хотя никакого, даже приблизительного плана действий в моей голове ещё не сформировалось, но знать, что делать нужно хоть что-то это, можно считать, уже половина работы, так что я имел полное основание быть довольным собой и если бы придумал хоть первый шаг, то, наверное, и вовсе бы назвал себя без преувеличения гением, но пока мне что-то абсолютно ничего не приходило в голову, а поскольку я давно уже заметил за собой странность, заключающуюся в том, что обыкновенно мне лучше думается, когда со мной кто-то говорит, то я снова решил оборвать наслаждение желтоглазого мужчины, имени которого я не знал, а потому в мыслях по-прежнему именовал Главой, несмотря на то, что он уже лишился этого высокого поста, но, как говорится, ум не пропьёшь, а взошёл он, так сказать на престол именно благодаря ему:

— Вот мне тут кое-что пришло в голову, — начал я, стараясь не сразу же кидаться на штурм, но и не слишком затягивать вступление, ибо такой грешок я в последнее время стал замечать за собой довольно-таки часто, что вряд могло хорошо отражаться на продуктивности разговора, но я весьма благоразумно списывал это на ещё одно побочное действие ношения обруча, который и сейчас был на мне, ибо пока у меня в любом случае до решения этой проблемы руки бы не дошли, — ты, если я правильно всё запомнил, и этот треклятый как всегда не вовремя поднявшийся ветер не выдул у меня ещё из головы остатки мозгов, которые постепенно высушиваются, потому что я уже, если честно, немного хочу спать, благо ты весьма благородно избавил меня от надобности тащиться куда-то за тридевять земель, а потому я смогу восполнить эту потерю; в своей трогательной и полной отчаянного призыва речи говорил о том, что скоро на территории Ланда схлестнуться в кровопролитной войне армии Мортремора и Великого Княжества Шан, хотя сам же говорил, что слышал всё то, о чём мы говорили на импровизированном собрании, а потому знаешь, что мы намерены остановить вмешательство восточного гиганта в этот конфликт, но при этом говоришь о вышеупомянутом вторжении, как о факте, даже, скорее, как о чём-то уже почти свершившемся. Снова какая-то небольшая неувязочка в словах. Хотя, рискую предположить после печального опыта указания на подобные досадные недоразумения, что оно тоже имеет под собой кое-какие основания, и если я в самом деле прав, то картина выглядит ещё хуже, чем мне представлялось даже уже после всех твоих слов. Прошу тебя, разубеди меня и скажи, что ты на самом деле просто оговорился, либо такая уверенная интонация мне просто послышалась, и из-за продолжительного стресса, связанного с хронической бессонницей, галлюцинациями и бредом я просто-напросто накручиваю себя, выстраивая у себя в голове самые, что ни на есть печальные финалы для этой истории, которая кажется мне всё более и более трагичной, а всё, что я сказал выше, просто плод моей дурной воспалённой фантазии. Хотя, если это не так, то лучше скажи мне сразу, чтобы меня хватил инфаркт и я уже не увидел печального заката не только всего человечества, но и мира в общем, ибо вряд ли победитель остановится толь на Ланде, а вкупе со всеми остальными бедами, что свалились на наши голову именно в эту бартасову эпоху, это точно приведёт к прекращению спектакля.

— Да, ты действительно ни капли не изменился. Даже время, проведённое в казематах, которые ты вспоминаешь с такой искренней любовью и обожанием, что видно по твоим глазам, не смогли выбить из тебя кое-каких противных привычек, о которых я знаю в основном со слов Клохариуса да и из досье, о которых я тебе уже говорил. Всё так же превращаешь серьёзные вещи в клоунаду. Надо признать, в твоём исполнении это раздражает куда меньше, чем обычно, потому что ты на самом деле живёшь этим, в отличие от остальных шутов, которые разыгрывают такие пьесы настолько фальшиво, что, порой, хочется просто избавить себя от этого мерзкого зрелища, пустив в ход старую добрую закалённую сталь.

— А-а-а, мы же только недавно говорили о вреде применения насилия. Точно также потом кто-то из зрителей может решить, что ты с окровавленным кинжалом в руке представляешь не менее мерзкое зрелище, чем тот актёришка или шут, как ты изволил выразиться, и тоже пустит в ход ту самую сталь, так что это в любом случае не выход, бросай эти свои маниакальные штучки и кровожадность, гораздо лучше решать все проблемы без рассмотрения, так сказать, богатого внутреннего мира оппонента. А что на счёт моего отношения к, как ты говоришь, серьёзным вещам, то, в самом деле, нельзя же на всё смотреть с угрюмым уважением, в конце-концов! Разве нет? Я знаю очень многих людей, которые с самыми серьёзными лицами говорят совершеннейшие глупости, при этом полагая, что они изрекли какую-то новую истину, которой должны следовать абсолютно все даже без малейшего исключения. Но, знаешь, что в этом самое странное? Из-за выражения лица им действительно все верят и принимают за самых настоящих гениев, которые способны вывести всё человечество из любого кризиса, хотя на самом деле они лишь ещё больше усугубляют различного рода незавидные положения. Но при этом ещё есть и те люди, которые говорят о вещах, над которыми обычно не смеются, с улыбкой на лице, из-за чего их слова никогда не принимают в расчёт, что часто является ужасной ошибкой, ибо они, в отличие от тех псевдо-просветителей, просто понимают, что на самом деле это не такие уж и серьёзные вещи, как может показаться сначала, а проблемы, которые лежат на плечах у большинства людей, на самом деле и вовсе на проблемы не похожи, и именно это раздувание заставляет их улыбаться, а порою и вовсе смеяться. Но ты так и не сказал ничего на счёт своей полной уверенности в том, что всё-таки армии двух гигантов схлестнуться в любом случае, несмотря на то, что до сего момента ни Мортремор, ни Княжество особо не торопились выступать в военный поход.

— Всё просто. Помнишь, я говорил о расширении Ледяной Пустынии?

— Да, мы вообще, как я заметил, слишком часто повторяемся в этой беседе, но, видимо, без этого было бы очень и очень сложно обойтись, так что простительно, но всё же лучше с этим завязывать. Однако я снова отвлекаюсь от темы, давай выкладывай, что там, а то действительно придётся завтракать в этой неприглядной обстановке, которая, если честно, вскоре грозится напрочь убить мой аппетит как минимум на день.

— Всё дело снова в информации. Знаешь, мне кажется, что однажды наступит век, когда информация будет значить абсолютно всё, но вместе с тем и ничего, поскольку будет очень много людей, целью которых будет распространение ложных сведений. Политика тогда станет настолько сложной, что даже мы с тобой уже не сможем её понять, но, к счастью, до этого момента мы вряд ли доживём, поскольку время, отведённое для жизни одного конкретного человека, не рассчитано на столь длительные промежутки, потому что люди сгорают крайне быстро и уже не могут дальше работать с той же эффективностью на протяжении хотя бы той же самой сотни лет, которая для эльфов совершенно маленький срок. Войны тогда будут вестись совершенно по-другому, так, как мы себе даже представить не можем. Не будет применяться оружие в огромных масштабах, зато постоянно будут проводиться советы, съезды глав мировых держав и именно там будут проходить эти "боевые действия". Каждая страна будет преследовать свои цели, они будут угрожать, поднимать пошлины, торговаться, опять-таки дезинформировать своих оппонентов и мирное население настолько эффективно, что пока мы даже на одну десятую не приблизились к таким впечатляющим результатам. Это будет самый подлый век из всех, которые только можно себе представить, потому что если сейчас обманывают друг друга в основном те, кто борется за власть, то есть сами аристократы и прочие интриганы из этого же круга, то в будущем в эти манипуляции будут попадать исключительно широкие массы мирного населения, потому что люди постепенно начинают сходить с ума от навязчивой мысли о равенстве. Конечно, она сама по себе не так уж и плоха, но нужно достаточно подготовиться, чтобы провести этот проект, поднять общий уровень культуры до действительно недосягаемой высоты, причём достичь такой статистики не отдельными личностями с запредельными возможностями, а именно общими массами, потому как иначе равенство будет лишь видимым, формальным, бумажным, а это всегда хуже всего, потому что, по сути, это та же самая ложь, которую все порицают. Власть всё равно будет сохраняться в руках тех, кто доминирует, пока люди не откажутся от ценности денег и вещей, так будет всегда, так что все эти разговоры в итоге лишь приведут к тому, что мир будет зиждиться на тлеющем стогу сена противостояния востока и запада, ожидая лишь того, когда он, наконец, вспыхнет ярким пламенем, чтобы поглотить всё вокруг. Но вряд ли тебя это сильно волнует, ты привык смотреть в настоящее и самое ближайшее будущее, а, как я уже сказал, до этого печального момента у нас с тобой дожить нет ни единого шанса, так что отложим в сторону ненужную философию и прогнозы, вернёмся к нашей конкретной проблеме.

— Да, действительно было бы неплохо это устроить, а то мне уже кажется, что я вижу первые лучи солнца через листву этих треклятых деревьев. Да и туман становится всё плотнее, можем потом не найти дорогу обратно и вот тогда у нас точно будет уйма времени поговорить, даже слишком много, я боюсь не выдержать и просто сойти с ума, чтобы больше тебя не слышать. Так сказать, инстинктивно сработавшая защита собственных мозгов.

— Своей непрерывной болтовнёй ты как раз-таки и мешаешь мне закончить всё это раньше, — уже с неприкрытым раздражением отозвался Глава.

— Это кто тут у нас распинается уже, как мне кажется, несколько часов, говоря о каких-то там тайных угрозах и не давая мне просто спокойно насладиться хотя бы остатками ночи, которая, кстати, была не такой отвратительной, как все предыдущие, а это, знаешь ли, очень и очень обидно, — тут же посчитал нужным возмутиться я, он же в ответ на это только покачала головой, что-то пробормотал себе под нос (я не смог расслышать даже одного слова), и продолжил.

— Если информация — это самое лучшее оружие, чтобы "убить" противника, не используя при этом ни каких острых предметов, то отсутствие таковой вполне можно сравнить с кинжалом, который твоя собственная рука уже почти поднесла к груди и лишь плоть отделяет сталь от твоего сердца, которую, разумеется, клинок прошьёт, даже не задумываясь. В этом случае всё точно так же. Мотремор принял расширение Ледяной Пустыни за знак к тому, что перемещение севера уже началось, а, значит, вот-вот всё восточное королевство должно покрыться слоем льда. Они начали активно собирать свою армию в поход. В рекордные сроки им это удалось сделать и те шпионы, что ещё остались мне верны, донесли до моих ушей, что армия Мортремора уже стоит у порога Сарта и терпеливо ждёт, пока король и гномы разрешат им пройти через горы, а в том, что такое разрешение ими будет получено сомневаться не стоит, несмотря на проведение недавних масштабных операций по очистке восточного королевства людей от чужих соглядатаев, всё же Княжество Шан уже тоже знает о начале военного похода, а потому лишь ждёт того же самого разрешения, что бы в свою очередь двинуться в Ланд. Стоит упомянуть, что некоторые их отряды уже побывали на территории нашего королевства и эта вылазка имела для них весьма положительные результаты, если ты понимаешь, о чём я, ибо жители новоиспечённых государства приветствовали их с распростёртыми объятьями и тут же предоставили всё необходимое для их пребывания. Разумеется, солдаты не преминули воспользоваться такой возможностью. Смотря на этот успех, думаю, остальная часть армии Великого Княжества Шан тоже скоро двинется в путь, надеясь не только подобрать под себя Ланд, но и попутно отвесить щелбан своему извечному противнику-гиганту, заполучив в лице территории королевства Ланд буферное государство, которое будет их защищать от влияния востока, поскольку Сарт, несмотря ни на что, Великий Князь считает уже чуть ли не официальными территориями Мортремора, поскольку прекрасно понимает, что у столь молодого королевства ещё недостаточно сил и смелости, чтобы противиться настолько сильному соседу, пусть и отгороженного природной преградой в виде горного хребта. Разумеется, обеим этим сторонам плевать на судьбу народа Ланда, несмотря на все их заверения в вечной дружбе и помощи любыми средствами. При первой же возможности они напомнят о долгах, забудут договора о мире и сойдутся на земле нашего королевства своими двумя ужасными армадами. Эта война приведёт к полному разорению страны, но, думаю, тебе это прекрасно известно и без меня. А вкупе с тем, что из Ледяной Пустыни приближается ещё что-то, вполне возможно, так же хоть сколько-нибудь напоминающее армию, это действительно обернётся всемирной трагедией, поскольку живой ресурс, потери которого с обеих сторон будут поистине огромными, восстановить будет крайне сложно, я бы даже сказал, почти невозможно. Как известно, на войну идут в основном мужчины или женщины, у которых нет семей. Те же, что остаются в своих домах не могут выполнять достаточно тяжёлую работу, на основе которой и стоит процветание и Княжества Шан, и Мортремора, а, значит, скажется эта война не только на экономике Ланда, которая будет полностью уничтожена, но и на благополучии двух гигантов. Те же люди, что с войны всё же сумеют вернуться, принесут с собой болезни, которые, как известно, являются бичом и вечным спутником всех военных колонн. Если не разгорится эпидемия, то восстановить всё будет в любом случае невозможно. Оба этих главенствующих в наше время государства придут в страшнейший упадок из-за своих амбиций и уже не будут столь великими, как раньше, поскольку для поддержания и сохранения границ им придётся идти на невероятные уступки Султанату, на которые раньше они бы никогда не решились хотя бы из гордости и принципиальности, но тогда они уже отступят на второй план, а на первый выйдет вопрос выживания, потому что о возрождении былого величия речь вряд ли пойдёт. Ланд же, скорее всего, превратится в выжженную чёрную пустыню, поскольку, видя разорение своей страны, большая часть выживших разбредётся по армиям, не говоря уже о пленных. Восстанавливать страну будет некому, да и не из чего, потому что даже руин былого не останется, всё будет лишь пеплом. На территории уничтоженного королевства останутся лишь больные, нищие, в общем, все те, кому не позволят идти с солдатами, ибо они будут задерживать их. Разумеется, надежды Мортремора на то, что Ланд станет землями для заселения, чтобы избежать вымирания мортреморцев, как нации, не оправдаются, а потому им снова придётся унижаться и просить гномов и короля Сарта селиться в долинах гор. В итоге великий народ мощнейшего из людских королевств из завоевателей и надменных властителей превратиться в нацию жалких шахтёров и фермеров, которые от своих предков сохранят лишь алчность, злобу и ту самую надменность. Поверь, я знаю, что всё произойдёт именно так, несмотря на то, что не обладаю какими-то провидческими способностями…

— Да-да, хватит уже болтать, я верю тебе на слово, но не потому, что ты являешься для меня каким-то непререкаемым авторитетом. В твоём повествовании есть логика, а этого мне вполне достаточно, да и к тому же я сам частенько в этих дурацких болотах видел подобные картинки, а если они повторяются так настойчиво и часто, то не замечать их было бы, как по мне, верхом человеческой глупости и консерватизма. А этим видениям, хоть я тоже никогда ранее не замечал за собой каких-то особенных магических способностей, вроде предсказывания будущего и подобной ерунды, которой занимаются шарлатаны в цветастых палатках, доверяю абсолютно в силу кое-каких других причин, раскрытие которых займёт у нас ещё довольно много драгоценного времени, так что отложим это на какое-нибудь "потом", желательно то, которое будет ещё не скоро, поскольку я, по правде говоря, не имею ни малейшего желания рассказывать тебе об этом, потому что, несмотря на столь пламенные извинения и раскаяние, я всё ещё продолжаю винить тебя за то, что Ланд, возможно, превратится в мёртвые чёрные пустоши, и вряд ли когда-нибудь перестану это делать. Но всё же я должен тебя поблагодарить, поскольку без полученной от тебя информации бы потеряли впустую огромное количество времени, не говоря уже о тех ошибках, что мы бы допустили, действуя по составленному нами плану. Устаревшая информация это действительно кинжал, которым с лёгкостью можно самому себе перерезать горло, но, прости, мне надо предупредить моих товарищей и снова обговорить с ними план действий, принимая уже во внимание всё тобою сказанное, так что прощай. Надеюсь, мы больше никогда не увидимся, а ты, наконец, перестанешь рваться наверх и заживёшь нормальной, спокойной жизнью, потому, если честно, то я даже своему врагу бы не пожелал взлететь так высоко, а потом упасть и разбиться, как это случилось с тобой. Это ведь невероятно больно. Да и вся эта жизнь за кулисами тоже не кажется мне счастливой. Удачи тебе, бывай, — я протянул ему руку, он подошёл и пожал её, даже крепче, чем в прошлый раз.

— Прощай.

— Не могу.

Я отвернулся и пошёл прочь от этого места, уже не глядя на то, как первые лучи рассветного ярко-красного солнца ложатся на плечи Главы, как будто заживо превращая его в бронзовый памятник. С ним мы больше никогда не увиделись.

* * *

Теперь, когда мы все мирной сидим в замке, принадлежащем отцу моего хорошего друга Рилиана, мне совершенно не верится в то, что где-то за его стенами может идти кровопролитная гражданская война, к которой примешиваются не только политические интересы сильных мира сего, но и какие-то события, которые двигают силы пока ещё неподвластные человеку, но о которых мы, к счастью и благодаря моему неожиданно обнаружившемуся умению быстро бегать по совершенно незнакомым болотам, знаем. Я успел предупредить всех своих спутников об ошибочности нашего первоначального плана до того, как они привели его в исполнение, тем самым наделав множество непоправимых ошибок, погрузив тем самым мир в непроглядную темноту всеобщей паники и хаоса, изрядно вместе с тем приправленной серым пеплом пожарищ, который во рту оставляет неприятный привкус гари и чего-то ещё, о чём не очень хочется задумываться в силу тех не слишком эстетичных событий, что обычно предшествуют, собственно, возникновению огня на жилой территории в таких пугающих до глубины души масштабах. На месте, разумеется, нам ничего быстро придумать не удалось, что не удивительно, принимая во внимание тот факт, что предыдущий неправильный план мы составляли внушительное количество времени, а потому мы все вместе решили выдвинуться в замок бывшего барона Харосского, где должны были в рекордные сроки составить очередной план действий и тут же привести его в исполнение, поскольку все мы прекрасно помнили о том, что время продолжает играть с нами злые шутки и толкать в спину, при этом используя не только руки, но я всякого рода прочие острые предметы, прикосновения которых к упомянутой части тела, вряд ли у кого-то с нормальной психикой могут вызвать хоть сколько-нибудь положительные эмоции. Однако, как я уже сказал, в первые часы после нашего приезда, замок находился в такой блаженной полудрёме, что все, кто оказался невольными гостями под его гостеприимной крышей, попадали под это влияние против своей воли и совершенно забывали обо всех своих проблемах. Хотя, наверное, так же на нас сказался и утомительный переезд, поскольку, несмотря на всё магическое искусство, интеллект и опыт в подобного рода предприятиях моего друга из народа эльфов, он всё же немного прогадал с телепортацией (хотя вряд ли можно ставить это ему в вину, ибо всё-таки не стоит забывать о том, что в нашем мире с каждым днём магии становится всё меньше, а, значит, и колдовать становится куда сложнее, к тому же вряд ли любой уважающий своё ремесло посмеет отозваться о массовой телепортации, как об "одном из самых лёгких видов волшебства, что ему когда-либо приходилось применять", а на всё же было семь, включая и самого мага, переместив нас не прямиком в замок, точные координаты которого он не знал, а без подробной карты ни я, ни Рилиан, побывавшие в этой чудной резиденции цвета ландестерской аристократии, в отличие от Нартаниэля, не могли ему их указать с полной уверенностью в своих словах. Мы оказались где-то в лесах близ замка, по которым мы скитались добрых два дня, снова теряя драгоценное время и уповая лишь на то, что пока правители всё же медлят, а горячая голова Дорниса всё ещё держится на плечах, а не улетает куда-то в неведомые края из-за своей крайней взрывоопасности. Выбравшись оттуда грязные, злые и голодные, мы тут же поспешили разойтись по своим комнатам, которые владельцы замка благосклонно тут же предоставили в наше распоряжение сразу по прибытии нашей пёстрой разношёрстной компании. Честно сказать, кислые мины моих товарищей за эти пару дней, проведённых без отрыва друг от друга в лесах, где, казалось, каждый куст питал к нам какую-то кровную ненависть, норовя то зацепить, то подставить свой бартасов корень, заставляя нас попеременно ругаться самыми грязными словами и набивать очередную порцию синяков и ссадин; порядком надоели, а потому я был совершенно рад сейчас остаться наедине со своими весьма тревожными мыслями и дать им успокоиться, благодаря богатому обеду и вкуснейшему вину, которые я попросил принести мне сразу в комнату, ибо присоединяться к семейной трапезе, как понятно, не имел абсолютно никакого желания. К тому же, у меня был весьма веский повод гордиться собой, ибо я, кажется, начал устраивать личную жизнь Адриана, на которого вряд ли сейчас посмотрит хоть одна, даже самая непривередливая девушка, и сестры моего друга молодого паладина Рилиана. На одном из привалов в лесу (забыл сказать, что нам там приходилось спать прямо на голой земле и мхе, что так же не могло сказаться хорошо на настроении моих спутников, не говоря уж о здоровье, благо, провели мы там не так много времени, чтобы успеть простудиться и подхватить лихорадку) мне удалось выполнить просьбу Лины и тайком подкинуть её письмо в вещи принца-бастарда, которых, надо сказать, было не так уж и много, за что, безусловно, Адриана, выросшего в дворцовых покоях, можно уважать, поскольку обыкновенно люди из его круга берут в путешествие целые залежи совершенно ненужных в походе вещей, считая, что без них им ну никак не выжить в суровых условиях, видимо, совершенно забывая о том факте, что передвигаться им, скорее всего, предстоит не пешком, и даже не на лошади, а в удобнейшей новейшей карете, единственной бедой для которой могут являться лихие люди с дорог, ибо подобные способы путешествий всегда привлекают к себе их внимание, потому что, несмотря на все досужие толки, которые ходят об этих парнях, разбойники не так уж и глупы, а потому всегда нападают лишь на ярко разукрашенные экипажи, поскольку владельцы таковых обычно, взяв с собой те самые горы хлама, считают себя защищёнными от всех возможных опасностей, при этом совершенно не задумываясь о том, что не плохо было бы нанять охрану, так как в последнее время работники ножа и топора уж очень активны в наших краях. Судя по его выражению лица, вернее, по тому месиву шрамов, которое оно из себя сейчас представляло (это, надо сказать значительно затрудняло определение настроения по физиономии, что обычно так легко и даже несколько приятно проворачивать с обычными людьми, которые не умеют притворяться), он нашёл моё, точнее, не совсем моё, послание чуточку раньше нужного времени, ибо я надеялся, что момент этот будет отложен хотя бы до того момента, как мы прибудем в замок, потому что тогда не пало бы подозрение ни на кого из нас, а вот теперь Адриану придётся гадать, кто же ему это подложил и не является ли это чьей-нибудь не слишком удачной шуткой. Хотя, думаю, мне не стоило беспокоиться на этот счёт, поскольку, как и следовало ожидать, первым, на кого подумал принц-бастард, оказался Рилиан. Я видел, как они говорили в стороне от всех, после нашего весьма скудного обеда, который состоял в основном из кореньев и ягод, раздобытых для нас Сином ночью. Сам он, кажется, хронически страдал приступами бессонницы и, несмотря на то, что, скорее всего, знал прекрасное средство от них (всем известно, что даргостцы, помимо всего прочего, отлично разбираются в разного рода целебных травяных отварах), никак не хотел его использовать, ибо в то, что он не мог найти нужных ингредиентов, мне как-то не особо верилось, по правде говоря. Думаю, принц-бастард всё же вспомнил, что у Рилиана была сестра, да и, думаю, паладин уже не раз обмолвился о ней, в то время, как я метался в бреду и странных видениях в своей одинокой хижине в Городе На Воде, ибо молодой паладин действительно души в ней не чаял и мог говорить о своей любимой сестрёнке действительно без конца. Конечно, это бы, наверное, невероятно раздражало меня, потому что я не люблю, когда кто-то уж очень долго восхваляет человека, которого я пусть и не знаю близко, но пару раз видел в лицо и даже разговаривал, но Лина действительно была исключением, да и нельзя не отметить то, что в своих речах Рилиан говорил одну только правду, потому что льстить он просто не мог по своей природе, да и, так сказать, занимаемой должности. Не стоило мне так же сомневаться и в том, что молодой паладин хоть и сказал Адриану правду на счёт того, что он ничего не знает об этих письмах, но при этом и словом не обмолвился обо мне. Рано или поздно принц, конечно же, всё равно всё поймёт, но, поскольку уже в замке, то я надеюсь, что это произойдёт гораздо позже, а потому сейчас я могу просто сидеть на чудесной удобной кровати, смотреть в окно и потягивать вино, совершенно забыв о том, что там, не так уж и далеко, за этими лесами, под тем же самым небом сейчас, возможно, умирают люди, а мы можем всё это остановить, если верить словам призрака освободителя Хароса. Но, в любом случае, нам нужно восстановить силы и освежить головы, иначе мы можем лишь набедокурить и только ухудшить положение, а вряд ли Дарс имел в виду именно это. Так что этот отдых я считал вполне заслуженным. Жаль, что он продолжался так недолго.

В дверь постучали. Я, конечно, удивился, поскольку имел полное право полагать, что наскучил спутникам так же сильно, как и они мне, но, прислушавшись, тут же понял свою ошибку и то, что удивляться на самом деле нечему, поскольку это не был ни один из моих товарищей. Стук этот не был похож на то, как обычно просит разрешения войти в комнату Нартаниэль — деликатно, по-джентльменски, но вместе с тем и крайне настойчиво, будто бы намекая, что он ни за что не примет отказа и, если это понадобиться, выломает дверь, потому что сам эльф никогда не приходит без крайней необходимости, а потому считает, что тот, к кому он пришёл, должен уважать его время. Тем более это был не энергичный, сбивчивый и неритмичный стук Рилиана, который по какой-то причине всегда волновался, прежде чем начать разговор хоть с кем-либо, тем более, если этот "кто-то" находился сейчас, так сказать, на своей территории, совершенно забывая о том, что этими "владениями" чаще всего являлись комнаты в замке, которые принадлежали, собственно, родителям молодого паладина. Адриан сейчас абсолютно точно был в своей комнате, это я знал, поскольку видел, как он запирался на ключ, а если бы он вышел, то я бы сразу же узнал об этом, поскольку дверь в его комнате ужасно скрипит, а замок настолько старый, что ключ в нём проворачивается с таким скрежетом, что, кажется, оттуда сейчас выйдет не покойный для всех принц-бастард, а какая-нибудь тварь из бездны, потому что только её когти могли издавать столь страшные звуки, заставляющие идти из ушей кровь. Что же, кроме них вряд ли я кому-то ещё из нашей компании мог понадобиться, а потому это могли быть либо слуги, коих в замке, как мне показалось, стало вдруг больше, чем в то время как мы отсюда уезжали, либо сами хозяева замка, а, судя по тому, что никто не звал меня из-за двери, как это обычно делали те, кто живут исполнением чужих прихотей, то мне стоило как можно скорее подняться, привести себя хоть в сколько-нибудь приемлемый вид и поприветствовать тех, кто владел этим замком и столь радушно принял нас под свою крышу, что я, разумеется, и поспешил сделать, с искренним изумлением обнаружив, что там стоит не кто-то один из родителей моего доброго друга, а своим присутствием меня решили почтить сразу оба старших члена баронского семейства. Пропустив их внутрь и закрыв за ними дверь, я поклонился барону и поцеловал руку баронессы, как того требовали законы приличия, но больше ничего сделать не решался, поскольку тем более странным был их неожиданный визит, что на дворе уже стояла ночь, а в такое время господа обычно уже видят как минимум второй сон. Что же, думаю мне стоило приготовиться к серьёзному разговору, коих за последнее время что-то случалось уж слишком много, но тут уж, как говорится, ничего не попишешь. Конечно, сейчас я мог сослаться на нездоровье или усталость, отложив тем самым это мероприятие, но вряд ли бы это было вежливо, да и вид мой сейчас совершенно не напоминал о человеке, которого мучают хоть какие-нибудь проблемы, так что мне оставалось лишь выслушать то, что для меня приготовили славный барон и его жена, они не заставили ни себя, ни меня долго ждать:

— Мы понимаем, что наш визит для Вас может показаться немного странным. К тому же час довольно поздний, а потому мы просим прощения, но мы действительно не могли поступить иначе, а потому, прошу, выслушайте нас, — драматично и торжественно начал барон, при этом приложив сжатый кулак к сердцу, что, скорее всего, должно было означать то ли настоящую искренность извинений, то ли важность того, о чём он, собственно, мне собирался сказать, в любом случае эта пафосная фальшивая начальная нотка мне не понравилась, но я помнил, что хоть и явлюсь близким другом их старшего сына, но это мне не давало права нарушать этикет, тем более сейчас я находился в их доме и являлся гостем, которому позволили после долгого пути отдохнуть здесь, а потому было бы верхом неуважения сейчас переходить на тот неформальный тон, к которому я привык и, раз барон решил следовать такой модели разговора, то мне волей неволей придётся его поддержать и играть по его правилам.

— Я вас внимательно слушаю, барон. Я ещё не собирался ложиться спать, поэтому вам не стоит беспокоиться на счёт того, что вы пришли так поздно, я всегда рад видеть хозяев замка, которые так приветливо распахнули ворота перед несчастными путниками, уставшими от долгой дороги, — конечно, меня совершенно не волновало то, что нашу дорогу даже с очень и очень большой натяжкой можно было назвать длинной, но я просто старался придерживаться, так сказать, шаблона, а в подробности вдаваться кто-нибудь вряд ли захочет.

— Как раз на этот счёт я со своей женой и хотели поговорить с Вами, поскольку мы больше не знаем никого из них, а наш сын, Рилиан, сразу же уединился в своих покоях, чтобы отдохнуть.

— Простите ему нежелание увидеться с родственниками. Путь был действительно утомительный. Здешние леса, в отличие от вас, не очень привечают путников.

— Мы не виним его, но всё же нас немного беспокоят все эти люди. Мы ни в коем случае не хотим обидеть ваших знакомых и товарищей моего сына, но некоторые из них не внушают особого доверия нам. Мы бы предпочли видеть сына в более культурном обществе, мы боимся, что это может сказать на его безопасности, — продолжал быстро говорить барон, мне осталось лишь тяжело вздохнуть и закусить губу, думая, как бы лучше ему преподнести то, что я собираюсь сказать.

— Господин барон, я совершенно понимаю ваши опасения, но всё же вам не стоит так сильно беспокоиться за сына. Поверьте, Рилиан вполне может постоять за себя вы и сами могли в этом убедиться, когда в замок ворвались бандиты. Он один из лучших фехтовальщиков, которых мне приходилось видеть, а в своих путешествиях я увидел достаточно людей всяких профессий, можете мне поверить, так что я знаю, о чём говорю.

— Я верю вашим словам. С некоторых пор вы действительно заставили меня уважать себя некоторыми впечатляющими качествами, но я всё же прошу вас об одном одолжении: вы не могли бы рассказать немного о тех, кто пришёл с вами в мой замок и теперь отдыхает здесь? Клянусь, это поможет мне и моей жене успокоиться. Она, хоть и молчит сейчас, но тоже волнуется не меньше моего.

Я удивлённо вскинул голову. Да, действительно, тот сильный, суровый, мужественный барон, готовый всегда стоять на своём, воин отдал вдруг своё место заботливому отцу, который сейчас даже казался мне немного мельтешащим и слишком уж озабоченным. Жена же его, напротив, выглядела совершенно спокойной, уравновешенной, но, если верить словам её мужа, то это просто лишь умения, приобретённые ей в светском обществе, так что не стоит обманываться этой маской, но на распознание уловок у меня сейчас нет ни времени, ни желания, так что лучше пока удовлетворить просьбу барона, как можно быстрее. Вино как раз заканчивается, потом можно будет уже и пойти спать, поскольку Адриан и Нартаниэль весьма однозначно дали мне понять, что завтра все просыпаются довольно рано утром опять-таки в целях экономии времени. Я кивнул, жестом пригласил свои то ли гостей, то ли хозяев присесть в кресла, которые так удачно расположились у большого окна, выходящего в сад. Сам я сел напротив них. Вина не предлагал, потому что было бы в самом деле глупо выдать себя, когда я до этого с поистине шпионским мастерством закинул её под кровать, что бы мои гости не подумали, будто бы я собираюсь спиться.

— Хорошо, господин барон. Я весь к вашим услугам. О ком вы бы хотели спросить меня сначала, потому что лично мне совершенно без разницы, с кого начинать, а вот вас, скорее всего, интересуют больше как раз те личности, которые, по вашему мнению, представляют наибольшую опасность для вашего сына, а потому вы сразу спросите о них, чтобы успокоиться и убедиться в моих словах.

— Честно говоря, я даже не знаю, с кого начать. Они все кажутся мне довольно странными.

— Ну, тут уж ничего не поделаешь, — я улыбнулся, — мы действительно представляем из себя не совсем типичную компанию. Никто бы не решился пустить нас не то, что в сам замок, так даже во внутренний двор, но это всё предрассудки. Конечно, внешним видом доверия мы не вызываем, но каждый из них хороший человек. Пусть некоторых из них я и не знаю так долго, как вашего сына, но я готов поручиться за них, потому что им доверяют мои товарищи, а этого, как мне кажется, вполне достаточно.

— Конечно, мы и не спорим с тем, что все они достойные люди, — барон, к счастью, начал постепенно возвращаться в обыкновенную для себя размеренную, спокойную и величественную манеру речи, к которой я уже успел привыкнуть за то недолгое время, что провёл в этом замке до нашего повторного сюда прибытия.

— Это очень хорошо, потому что переубеждать вас, честно говоря, у меня нет желания, а потому я просто буду рассказывать то, что посчитаю нужным. Простите, конечно, что не могу рассказать всё, но, знаете, есть такое понятие, как общие тайны. У меня самого от вас нет никаких секретов, уж слишком хлопотное это дело — хранить скелеты в шкафу, тем более, если на этих костяшках ещё и остались следы тех причин, почему их пришлось запереть в этом предмете интерьера. Но есть те, что принадлежат не только тебе. Это похоже на сундук с двумя замками. Крайне надёжная система, кстати. Таких не очень много делают даже гномы, но всё же возьмите на заметку, в них гораздо лучше хранить те вещи, что действительно имеют ценность для вас. Всегда нужно два ключа, чтобы открыть его, а, поскольку я не получал такого у своих товарищей, то буду, так сказать, не касаться скрытой там информации, потому что не чувствую себя в праве делать это.

— Хм, вы так говорите, будто бы эти сундуки полны, что не внушает мне доверия, — барон ту же нахмурил свои брови, что сделало его и без того суровое лицо и вовсе немного страшноватым.

— Просто на них, на самом деле, замков гораздо больше, чем только лишь два, а это уже, видите ли, сразу говорит о масштабе, — я улыбнулся барону и его жене, он от этого ещё сильнее нахмурился, а его супруга сдержанно ответила мне, приподняв уголки губ и успокаивающе положила свою руку на плечо мужа.

— Что же, раз всё складывается так, то, думаю, лучше мне будет забыть о ваших оговорках на счёт "сундуков" и продолжить вести разговор как раньше. Первым, о ком мне хотелось бы узнать, это единственный представитель нечеловеческой расы в моём доме. Эльф, столь сдержанный, сколь и галантный.

— Очень точное его описание, — я слегка усмехнулся, — его зовут Нартаниэль, и с ним мы знакомы очень и очень давно. Можно считать, что с ним я провёл большую часть своей жизни. Он в определённой степени замечателен…

* * *

Адриан стоял у окна и думал. Сейчас ему почему-то вспоминался тот самый день, когда он впервые увидел тех, с кем оказался на краю жизни и смерти, балансировал на острие меча и выжил. Наверное, ночь была похожей. Вот только интересно, будет ли таким же и рассвет? Как и в тот знаменательный для принца-бастарда день он чувствовал, что стоит на пороге чего-то невероятно важного, вот только всё отличие заключалась в том, что он и малейшего понятия не имел о том, что его ждёт, что из себя представляет эта самая неведомая важность, а теперь он точно знал. Точно знал, что вскоре ему придётся переубедить Дорниса, потому что другого выхода у них нет, как только этот Горячий Человек откажется от своих радикальных идей и взглядов, как только его люди сложат оружие, то в Ланде воцарится хоть какое-то спокойствие, да и у армий мировых гигантов тогда не будет абсолютно никакого повода, что бы вторгаться на территорию королевства, потому принц-бастард верил в то, что ему удастся снова объединить под общим флагом и знаменем разрозненные междоусобицей земли королевства Ланд, как бы самоуверенно с его стороны это ни звучало. Он понимал, конечно, что это будет не так уж и просто, потому что большая часть населения Ланда уже давно стремилась к суверенитету конкретных народов, но, может, ему удастся воззвать к их разуму и дать понять, что это невозможно в теперешнем мире, с тем положением дел, при котором эти маленькие государства вскоре совсем исчезнут со всех известных карт, потому что им не удастся так быстро наладить экономику, что бы успеть подготовиться к попыткам более сильных государств поглотить их, тем более, если учитывать, что они изначально рассчитывают на помощь Княжества Шан, то у них нет совершенно никаких шансов на выживание, потому что всем известен один факт: Великий Князь никогда не прощает долгов и не забывает о них, придёт время и он напомнит, что пора бы платить, при чём сделает это в тот момент, когда будет абсолютно уверен в том, что должник не сможет ничего вернуть и вот тогда он с наигранным сожалением начнёт диктовать свои правила, которым так или иначе придётся подчиниться, поскольку второй войны за независимость уж точно новые государства не переживут. Население смешается с жителями Княжества и плакала тогда их хвалёная национальная независимость. Адриан же, как сын короля, по праву считавшегося одним ил лучших за всю пусть и не слишком долгую, но богатую на различные события историю Ланда, понимал, что нет никакого другого шанса сохранить национальное богатство населения королевства в чистом виде, кроме как снова объединить все земли и по возможности сделать так, что бы каждый регион мог похвастаться своей относительной самостоятельностью, то есть максимум, что от особенно строптивых территорий мог требовать король, так это лишь то, что бы они не слишком уж сильно расходились и пели направо и налево об этой самой независимости. К тому же, Адриан не смел забывать о том, что личность самого короля играет весьма немаловажную роль в успехе проводимой им политики, да и общей любви народа, из которой вытекает и его послушание. Он должен был проявить себя в наилучшем свете перед всем королевством в предстоящем нелёгком предприятии, что потребует от него максимум самоотверженности. Он немного боялся, об этом нельзя умалчивать, но кто бы на его месте не переживал, ведь в большей степени именно от него зависит судьба родного королевства, потому что, как ему казалось, единственной частью прошлого плана останется именно та часть, в которой отведена роль самому принцу-бастарду. Именно на него всё ещё будет возложена непростая задача выступить в качестве миротворца. И пока он совершенно не представлял, как ему удастся это сделать, потому что, принимая во внимание непростой характер Дорниса, вместе с его помешательством, о котором им намекнул призрак Лучника из Хароса, поменять точку зрения лидера храмовников словами без применения силы казалось Адриану совершенно безнадёжным, глупым, заранее обречённым на провал предприятием, но он всё же понимал, что попытаться необходимо, а что делать, если ничего не получится, решать нужно будет уже прямо на месте, после самого разговора, заранее исключив поединок, который хоть и мог по современным законам стать неоспоримым доказательством правоты и главенства Адриана, но не всегда являлся выходом, тем более в той ситуации, которая сложилась сейчас. Та идея, которую хотел до него донести друг того каменного посла эльфов, о том, что насилие только лишь порождает насилие, но не решает самой проблемы, дошла до него, и теперь он совершенно ясно понимал, почему многим хорошим по сути идеям так и не удалось надолго закрепиться в обществе: те, кто их нёс с собой, считал такой порядок единственно правильным, а потому, разумеется, старался навязать его силой. Разумеется, это вызывало, и всегда будет вызывать недовольство, несмотря на то, насколько такой уклад жизни действительно хорош.

От этих тревожных мыслей, что беспокойным роем чёрных птиц будоражили его разум, принца оторвал звук чьих-то лёгких шагов по каменному полу замка. Конечно, это мог быть Син, только его бессонница могла выгнать из уютной тёплой комнаты этого гостеприимного замка в холодные тёмные коридоры, составлявшие с жилыми помещениями столь сильно бросающийся в глаза резкий контраст, но почему-то Адриану казалось, что даргостский лидер и охотник движется совершенно бесшумно, потому что пепельноволосому всегда удавалось приходить и уходить незамеченным. В лесу принц не раз незаметно для других вздрагивал, когда Син неожиданно выбирался из чащи и указывал им дорогу. Эти же шаги, даже, скорее, шажки, походили больше на то, что к комнате Адриана приближается какая-то молодая девушка. Принц тут же начал припоминать, кто же мог претендовать на роль его ночной гостьи, но не вспомнил никого подходящего, а потому рефлекторно его рука легла на рукоять Диарниса и стала поглаживать навершие. Принц-бастард со времени приезда так и не захотел снять с пояса свой верный клинок, хотя полностью доверял Рилиану и его родителям, которые, как оказалось, являются владельцами этого места, но чувство опасности ни на секунду не оставляло его с того самого момента, как он покинул старинные развалины замка, где навсегда остались похороненными не только останки сотен безымянных и неизвестных ему людей, но и Дезард, брат Лиарда, который заслужил у Адриана уважения не только своими умениями, как бойца, но и тем действительно самоотверженным и благородным поступком, который, по сути, и лишил неразговорчивого таинственного убийцу жизни. А сейчас это подлое ощущение лишь усиливалось по мере того, как принц-бастард приближался к двери, что заставляло его нервничать, пусть и на обезображенном лице это никак не отражалось. Да и рука продолжала сжимать рукоять всё так же сильно, не дрогнув, даже когда он отчётливо услышал, как девушка споткнулась и всхлипнула, но её тут же оборвал какой-то странный писк и скрежет, слегка разбавленный, как показалось Адриану, шелестом довольно тяжёлой одежды которую вряд ли бы предпочла гостья в столь поздний час, а это значит, что помимо её самой, там, в коридоре, где сейчас не горел ни один факел (что было понятно, поскольку иначе бы из-под двери в комнату принца тянулись длинные колышущиеся слегка жутковатые тени, приобретавшие столь фантастические формы, что невольно будоражили воображение и заставляли поминутно вздрагивать, обращая на них внимание, особенно когда сквозняк, бывший здесь частым гостем, влетал и заставлял дрожать пламя, что будто бы на пару секунд скидывало с таинственных фигур цепи и давало им волю, которой они ту же пользовались с огромной радостью, шевелясь и даже, казалось, что-то шепча на ухо гостям и постоянным жильцам замка) был и ещё кто-то, что, конечно же, ну никак не придавало принцу-бастарду душевного спокойствия и нервов. Осторожно подойдя к самой двери, Адриан потянулся к двери, но его определи. Скрипнув, единственная преграда между принцем и ночными визитёрами подалась навстречу Адриану. Словно ошпаренный, принц отскочил в сторону и резким движением обнажил меч, но, к счастью, не успел пустить его в ход. Буквально ему в руки из дверного проёма свалилась молодая девушка. Её волосы шелковистым водопадом рассыпались по плечам, а сама она тут же прижалась всем телом к принцу и всхлипнула, казалось, она вот разразиться громким истеричным плачем. Адриан был, мягко говоря, ошеломлён, но ему пришлось быстро оправиться от этого удивления, поскольку следующий, кто вылетел из темноты, был настроен уже не столь дружелюбно по отношению к черноволосому принцу-бастарду и поспешил пустить в ход странные слегка кривые мечи, которые показались Адриану смутно знакомыми особенно после тех воспоминаний и неприятных мыслей, что посетили его недавно на счёт Дезарда, а потому ландестеру пришлось тут же одной рукой прижать гостью к себе ещё плотнее, а второй поднять меч, чтобы отразить атаки противника, который был для него почти невидим, ибо полностью сливался с тьмой и показывался лишь тогда, когда в лунном свете, едва проникавшим через окно в комнате, блестели лезвия мечей, что давало Адриану хоть какой-то шанс на то, что бы отбить очередной выпад. Надо признать, что сейчас принц был невероятно рад тому факту, что, несмотря на уговоры отца, не стал выбирать себе в качестве оружия тяжёлый и неповоротливый двуручный меч, которыми пользовались гвардейцы короля, а решил отдать предпочтение полуторному мечу, которым при большом желании можно было драться и одной рукой, что сейчас спасло ему жизнь. Конечно, не будь здесь девушки, бой был бы куда более честным, но принц понимал, что противник втолкнул её в комнату именно с тем расчётом, что она помешает Адриану драться в полную силу. Да и вряд ли этот таинственный ночной враг пощадит её, а принц же в свою очередь считал своим долгом защитить её от выпадов врага, которые находил невероятно умелыми, точными и смертельными. От них принца пока спасало лишь мастерство, приобретённое за время путешествий, да мысль о том, что сейчас он борется не только за свою жизнь. Конечно, навряд ли можно было сказать, что Адриану в таком положении было драться удобно и что он мог при таком раскладе показать всё своё умение и боевую эффективность противнику, а потому вскоре он почувствовал, как на боку одежда прилипает к телу (кольчуги или каких-то других защитных элементов на нём, как понятно, не было) и в глазах не секунду мутнеет из-за резкой вспышки боли. По комнате начинает распространяться едва уловимый запах палёной плоти, от которого хочется тут же вывернуть всё содержимое желудка обратно на волю, но принц сдерживается. Его противник, разумеется, видя это замешательство, которое продлилось буквально несколько секунд, поспешил тут же снова перейти в активное наступление, обрушив на Адриана град стремительных ударов, которые, казалось, направлены не на то, что бы убить противника, порубив его на куски, а измотать и нанести как можно больше ранений, чтобы принц-бастард сам в итоге сполз на пол, но при этом не умер. Конечно, всегда была вероятность, что черноволосый ландестер скончается от потери крови, но у ран, которые оставляли эти необычные для людей клинки, было одно странное свойство — они тут же прижигались, будто бы на мечи была наложена какая-то магия, не давая, таким образом, принцу потерять ни одной капли ценной красной жидкости. Долго это продолжаться не могло, а потому, скрипя сердцем, бастарду всё же пришлось нарушить кое-какие правила светского этикета, чтобы сохранить жизнь себе и своей спутнице, буквально отбросив последнюю от себя. Благо, рядом оказалась кровать, и девушка упала точно на неё, тут же свернувшись там подобно маленькому несчастному выброшенному бездомному котёнку в особенно дождливый и холодный осенний день. Краем глаза принц заметил, как начали вздрагивать её плечи, когда гостья начала плакать. И этот небольшой взгляд в сторону чуть не стоил Адриану жизни, поскольку оба клинка противника прошли в каком-то несчастном сантиметре от груди принца, едва не подарив ему очередной букет чудесных ощущений. В этой стремительной атаке противник бастарда подался вперёд, и на секунду луна выловила из темноты часть его невероятно бледного, будто бы совершенно бескровного лица, на котором красовалась жуткая гримаса ярости. Блеснули злым огнём оранжевые глаза противника, которые при таком скудном освещении и вовсе показались принцу совершенно красными. Не было никаких сомнений в том, что сейчас Адриану противостоял не человек, но всё же в этом монстре принц нашёл знакомые черты молчаливого убийцы, а эти мечи, столь сильно напоминавшие эльфийское оружие, и их свойства лишь подтверждали эту страшную догадку. Теперь объяснялось всё: и это чувство опасности, и ощущение того, будто бы за ним всё время следят чьи-то внимательные глаза, и эти пугающие тени, которые, казалось, движутся за ним от самого Сарта и неотступно преследовали его от самого Тирнада, но, казалось, оставили после того, как принц и двое его спутников весьма специфическим способом пересекли границу Султаната, а затем и Ланда, но совсем недавно снова отыскали его. По пути сюда Адриан совершенно точно различил похожие силуэты в лесу, на одной из стоянок, на той самой, на которой нашёл в своих вещах те странные записки с признаниями в любви и просьбой о личной встрече некой Лины, которая, если он правильно помнил, была сестрой Рилиана. Но тогда он был готов поклясться, что их было несколько, но тогда где же все остальные и были ли они в действительности, не навеянное ли это чей-то невидимой рукой мороки? Во всяком случае, тени для этого нового Дезарда, который каким-то неизвестным принцу образом сумел выжить в том огненном смертельном, водовороте, который сам и устроил, были явно родным домом, поскольку исчезал он там совершенно бесследно, а появлялся в самых неожиданных местах, так что принцу пришлось пустить в ход всю свою сноровку и мастерство, чтобы не оказаться поверженным в этом бою, что, надо сказать, было сделать весьма и весьма затруднительно, поскольку темнота не играла на руку Адриану, да и монстр, поняв все свои ошибки, которые по неосмотрительности допустил в самом начале, уже постепенно исправлялся и выходил на полосу лунного света значительно реже, чем раньше, а потому принцу, чтобы опять-таки не оказаться поверженным в этой дуэли со сверхъестественным существом, в которое превратился брат славного рыцаря из Сарта, приходилось полагаться не столько на своё зрение, которое едва улавливало силуэт противника во тьме и могло обмануть Адриана, сколько на интуицию. К счастью, после того, как его в плен захватили демонологи после не слишком удачного исхода поединка с зомби в тоннеле, куда они спустились вместе с Лорайном вовремя знаменательного путешествия в Султанат, принц стал значительное время уделять тренировкам, суть которых заключалась в том, что бастарду приходилось сражаться в весьма специфических условиях. К примеру, ему так и не удалось достичь успеха в балансировке, стоя на бревне, но вот зато биться в темноте, когда глаза уже не могли быть хорошим подспорьем, принц научился почти в совершенстве, хотя этот противник являлся совершенно нетипичным, ведь Адриан привык, что для врага, как и для него самого, темнота является необычными условиями и мешает выложиться на все сто процентов, поскольку и отражать атаки, и нападать становилось куда сложнее. Он чаще всего наравне с предчувствием, которое не раз выручало его в подобных ситуациях, использовал и слух, поскольку часто враги много шумели, да и по свисту клинка можно было в последний момент успеть понять, откуда будет нанесён удар и успеть отскочить, заблокировать или отвести его в сторону, но в этот раз всё обстояло совершенно по другому. Дезард двигался абсолютно бесшумно, а удары его были настолько быстрыми, что не представлялось никакой возможности успеть что-то предпринять, пока смертоносный кривой зачарованный клинок несётся к тебе, напевая при этом какую-то заунывную однотонную похоронную мелодию. Но, несмотря на это, Адриану всё же пока весьма успешно удавалось отбивать все атаки противника, пусть у самого принца и не было никакой возможности самому нанести хоть один удар или хотя бы сделать даже один отвлекающий выпад. Дезард буквально связал его боем и не давал ни малейшего шанса на инициативу. К тому же, пока что он, несмотря на взятый темп, который был, надо сказать, весьма высоким, и не думал уставать, а потому вскоре принцу пришлось начать лихорадочно думать о том, как повернуть ход поединка в свою пользу, вот только, как оказалось, сделать это было совсем не просто.

Помощь, как это частенько бывает, пришла совершенно неожиданно и оттуда, откуда принц ну никак не ожидал её получить. Девушка, которую он едва в порыве не ткнул мечом, когда он столь неожиданно влетела в его дверь, оправившись от шока и поняв, что Адриану сейчас не помешало бы её содействие, проявила себя как невероятно решительная и смелая личность. Быстро утерев слёзы и вскочив с кровати, она тут же незаметно для полностью поглощённого поединком с принцем Дезарда прокралась к настольной большой масляной лампе, которая, по обыкновению её семьи (несмотря на значительную пожароопасность которую она собой представляла), была в каждой комнате замка и стояла на тумбочке около кровати. Она быстро зажгла огонёк, который, хоть и не давал такого же прекрасного обзора, как днём, но всё же вкупе с лунным светом, который разливался по комнате всё более широким серебряным пятном, существенно увеличивал шансы Адриана на победу в этом нелёгком поединке, поскольку всё чаще изменившийся Дезард мелькал теперь, выдавая своё местоположение принцу, и теперь, благодаря этому, его атаки уже не были столь неожиданными и непредсказуемыми для бастарда, а потому ему даже пару раз удалось самому перейти в стремительное контрнаступление, хоть он и сомневался в том, что его меч сумеет причинить хоть какой-то вред этому явно сверхъестественному существу, которое не переставало поражать его своей ловкостью, скоростью и боевым мастерством.

Однако, несмотря на всю внезапность и неожиданность вспыхнувшего света, ночной монстр даже не дрогнул, ни на секунду не сбил заданного темпа и продолжал наседать на Адриана даже с ещё большим пылом, чем раньше, поскольку, решив, что теперь, когда у его противника появился хоть малейший шанс на победу, нужно как можно быстрее расправиться с ним, завершив эту дуэль, в которой с самого начала он уже считал себя победителем. Но, надо признать, этот человек с исполосованным шрамами и ожогами лицом смог его удивить только тем, что всё ещё держался на ногах и получил всего одно незначительное ранение при том, что изначально им приходилось сражаться практически в кромешной темноте, которая была для нового Дезарда самым лучшим помощником, поскольку в ней он мог исчезать и появляться в абсолютно любом месте, ловко уходя от атак противника, которых, тем не менее, не последовало во время его полного доминирования в схватке ни одной, и самому наносить удары из самых неожиданных для противника позиций, что полностью лишало его всякого преимущества, если оно ещё какое-то и оставалось. Но этот человек, чей образ в ещё не окончательно замутнённом звериной яростью и жаждой крови сознании Дезарда был смутно знакомым, пока что, казалось, даже ни капли не устал и продолжал всё так же отражать атаки противники. А теперь ещё и эта девчонка увеличила его радиус обзора, что позволило принцу атаковать. Ему нужно было сразу убить её, а не ждать таких досадных происшествий, но ничего уже с этим не поделаешь, приходилось принимать такой расклад, какой был на данный момент. Да и меч этот был очень странный. Изменившиеся ощущения Дезарда подсказывали ему странным покалыванием в висках, что есть в этом клинке что-то необычное, что нельзя ни в коем случае дать ему коснуться себя иначе могло случиться непоправимое. Вампир, в которого превратился брат Лиарда, каким-то шестым или даже, скорее, седьмым чувством понимал: этот меч сможет причинить ему вред, в отличие от тех бесполезных железяк, которыми пытались его достать эти глупые стражники, патрулировавшие невысокую стену, которая отгораживала замок от остального мира. Взобраться на неё не составило никакого труда с его новыми способностями, не говоря уж о том, что бы избавиться от тех, кто её охранял. В прошлой жизни для такого искусного и опытного убийцы, как Дезард, это тоже было бы совершенно легко. Но теперь убийства приносили невиданное наслаждение. Каждой секундой боли своей жертвы вампир упивался, как божественным нектаром. Жаль, что время его было ограничено, а то он бы поигрался с несчастными ещё немного, заставив их познать настоящую боль, её новую ступень, на которую раньше из них явно никто даже не посмел смотреть, не то, что бы подниматься. А этот запах свежепролитой крови! Убивать всё живое стоило лишь ради него! Но эти гады уже успели отравить эту единственную пригодную для вампиров пищу, гарантирующую им бессмертие и вечную молодость, а потому Дезард не смог себя побаловать внеплановым пиром в свою честь, пришлось оставить трупы гнить прямо на стенах (благо беспокоиться о том, что их кто-то найдёт, было уже незачем: на другой стороне стены острый слух порождения ночи уловил едва различимый стон — качественно выполняли свою работу те, кто пришли вместе с ним) и продолжать двигаться вперёд, к заветной цели, которая ждала его в одной из комнат холодного замка, которую нужно было убедить в своей силе, но ни в коем случае не убивать. Лишь только отобрать у него это проклятое оружие, буквально изливавшее вокруг себя потоки странной энергии, которые почти звериные оранжевые глаза с вертикальным кошачьим зрачком различали так чётко, как ни один другой вид энергии, будто бы даже и человек мог её различить, но вряд ли он бы тогда продолжал им пользоваться, потому она была невероятно тёмной и зловещей. В ней явно ощущались примеси чего-то настолько потустороннего, что даже Дезард и его покойный создатель не осмелились бы заикнуться о своём родстве с чем-то подобным. Вампир словно на самом деле ощутил, как прямо перед ним разверзлась Бездна, и из неё на ночного монстра смотрят тысячи глаз её таинственных обитателей, а где-то там, далеко в глубине, ярче всех других огоньков мерцает клинок проклятого меча, который стремительно приближается к нему с нарастающим гулом в ушах, от которого лопаются чувствительные барабанные перепонки. Хочется просто взять и сбежать подальше от этого жуткого места, от этого меча, которым владеет столь странный человек, умеющий драться в темноте и не поддавшийся пока ни на один из тех иллюзионных трюков-обманок, которые Дезарду уже столько раз удавалось удачно провернуть с другими своими противниками и жертвами, нельзя всё же ему забывать о том, что для поддержания такой без преувеличения идеальной формы, ему теперь была необходима кровь. Человеческая кровь, потому что животная не давала такой силы и чувства удовлетворения, да и нужно было её для минимального насыщения не в пример больше. А люди, по какой-то причине, так и не научились делиться с его братом-вампиром, а потому приходилось применять всю свою хитрость, чтобы сначала заманить жертву в ловушку, выпить её кровь, а потом ещё и сделать так, чтобы никто ничего не заподозрил, стерев у жертвы память при помощи элементарного гипноза, которому, к счастью, пока что были подвержены все встреченные Дезардом люди. Что же, ему пришлось прервать эту "победную серию", потому что человек со шрамами никак не желал попадать под действие чар вампира. Зато вот сам, как оказалось, сумел сделать каким-то образом так, что ночной монстр сам угодил в подстроенную им же ловушку, поскольку вдруг мираж с Бездной пропал и вампир почувствовал, как всё его тело пронзает жуткая боль. Глаза его опустились с лица принца на клинок Диарниса, который лишь едва торчал из живота. Адриан пронзил Дезарда своим мечом насквозь, когда тот вдруг замешкался и даже не какое-то мгновение замер на месте, будто бы поражённый молнией и громом в светлый летний денёк, когда на небе не видно даже одного облачка на многие мили. А ведь ОН предупреждал вампира, что бы тот оставил все свои полу магические штучки при себе, ибо мало того, что сама его цель из так называемых "невосприимчивых", которые для вампиров всегда являются заранее забракованными вариантами, поскольку гипноз и следующее сразу за ним стирание памяти не возымеют никакого эффекта (к огромной радости ночных кровопийц таких сейчас осталось очень и очень мало, да и встречаются они гораздо чаще на далёком севере, куда вампирам проход заказан), так ещё и сам меч будет его защищать поскольку конкретный человек является его избранником, а свойства этого оружия ещё никто до конца не изучал, потому как ни исследователей, ни времени на эксперименты, если бы таковые нашлись, не было, потому как таинственный клинок не желал подолгу находиться хоть у кого-то, кроме этого черноволосого человека. Что же, теперь вампир мог гордиться собой и с полной уверенностью добавить к полностью пока пустому списку точно известных умений данного артефакта то, что он либо усиливает свойства своего владельца, таким образом, превратив просто "невосприимчивого" в самое настоящее зеркало для любой магии, воздействующей на разум, либо сам по себе обладает способностью отражать подобные заклинания на самого того, кто их и сотворил, при этом совершенно игнорируя сопротивляемость к такого рода магии колдуна, поскольку, как всем известно, вампиры, можно сказать, полностью иммунны к иллюзиям, морокам, очарованию и прочим видам магии из той же отрасли, которая всегда, надо сказать, могла порадовать абсолютно любого мага своим богатством и разнообразием, дав ему не только огромное поле для практики и получения новых знаний, но и богатую пищу для размышлений, поскольку многие заклинания обладают не только специфическими свойствами и побочными эффектами, но и богатой историей, которую часто бывает почитать интересней, чем какой-нибудь роман, популярный и восхваляемый в широких кругах в последнее время. Вот только сможет ли Дезард рассказать кому-нибудь о своём открытии? Сейчас всё зависит только лишь от самого Адриана, который внимательным взглядом пронзительных льдисто-голубых глаз буравит вампира так настойчиво, что последнему, даже несмотря на свою натуру и тёмную сущность, хочется провалиться сквозь землю или хотя бы просто отвернуться, чтобы избежать его, потому что, если Дезард сейчас встретится с бастардом глазами, то для первого это превратится в самую настоящую пытку, так что не стоит сомневаться в том, кто на этот раз выиграет в "гляделки".

Вампир захрипел и обхватил руками клинок, пытаясь вытащить его из себя, но это лишь обожгло ему руки очередным приливом боли и не принесло никакого результата, поскольку бастард продолжал держать меч всё так же крепко и не намеревался больше отдавать преимущество и инициативу в руки своего противника. Дезард чувствовал запах свежей королевской крови, разлившийся в воздухе. Она, в отличие от той, что была у стражников замка, оказалась абсолютно чистой, такой манящей и была так близко к вампиру, что он, казалось, мог дотянуться до неё, но это была лишь иллюзия близости. На самом же деле она находилась в недосягаемых сантиметрах, несмотря на то, что вену на шее принца, вызывающую в нём такую сильную жажду и по-настоящему первобытную звериную ярость, ночной гость мог разглядеть во всех подробностях, а та единственная рана, которую удалось нанести монстру во время поединка, так и манила к себе видом разрезанной одежды и тёмного пятна на ней. Меч, который пронзил тело вампира, словно парализовал его не хуже какого-нибудь яда, но Дезард был уверен в том, что вряд ли в этом мече было что-то кроме его таинственного происхождения и стали, потому как на детей ночи никакие яды не могут подействовать, что делает их ещё более совершенными в сравнении с людьми.

И ведь именно об этом после поражения цели должен был рассказать Дезард. Именно о том, что, несмотря на всю ту злость и ненависть, с которой люди относятся к его новым братьям, вампиры, в сущности, гораздо лучше приспособлены для выживания, чем люди, эльфы и даже эти низкорослые жители гор, пусть они и научились процветать в весьма суровых условиях, которые являются для них естественной средой обитания. Вампиры гораздо сильнее тех, кого, в принципе, они могут считать прародителями, то есть, собственно, людей. Они гораздо проворнее, лучше умеют скрываться, в их арсенале гораздо больше различных умений, которые не только помогают им выжить, но и делают жизнь куда более комфортной, к примеру они не чувствуют холода, не болеют. Для пропитания им необходима только лишь кровь, а, принимая во внимание тот факт, что вампиры могут увеличивать своё число только посредством обращения, то и урон природа будет нести куда меньший, поскольку, как известно, ночные кровопийцы не принимают в свои ряды кого попало. Вампирам не нужны деньги и власть, они просто будут сами избегать подобного в своей системе, потому что они лишены возможности получать удовольствие от обладания чем-то подобным, что опять-таки сильно отличает их от людей. Вампира и убить намного сложнее, чем обычного человека. Об этом должен был рассказать Дезард. Пролить свет для Адриана на ту таинственную угрозу, которая, по словам всё того же друга остроухого посла, шла на Ланд с севера. Своей победой вампир должен был доказать превосходство над людьми в целом, после чего передать письмо, написанное неразборчивым кривым почерком, в котором объяснялось, почему нельзя иначе. Почему им нужно нанести удар прямо сейчас. Дезард примерно знал, что конкретно сказано в этом таинственном письме, покоящемся у него на груди так близко от того места, где сейчас торчал Диарнис, но сам не мог сказать этого бастарду, поскольку обращение так и не научило его говорить, не дало ему того странного, доносящегося словно из-за крышки гроба голоса, которым почему-то гордятся все его собратья, которых, тем не менее, он пока встретил крайне мало, но и они смотрели на него с пренебрежением, будто бы он всё ещё оставался человеком. Они всегда с трудом принимают новых членов в своё ночное братство. Вампир знал, что ОН хочет спасти мир от той разрушительной войны, которую затевают люди, при этом, конечно же, понимая, что никто из них не согласится подпустить даже на пару шагов к власти ненавистных им существ, среди которых были не только вампиры. О, нет. Там, далеко на севере, в сугробах, уже давно ожидают своего часа и все те другие, которых люди окрестили таким некрасивым словом "нечисть". Но та война, которую будут вести эти существа, в корне отличается от той, что планируют люди. Не будет плотных столбов чёрного дыма, застилающего небо и тянущегося от опустевших деревень и выжженных полей. Не будет этих ужасных дорог, вдоль которых растут деревья с голым покорёженными ветками, едва выдерживающими вес раскачивающихся на верёвках висельников. Не будет пленных, потому что пройдут времена пряток и страха перед фанатиками, которые всюду бегают с осиновыми кольями и столь отвратительно пахнущим чесноком, но зато со временем, после того, как вампиры станут даже не просто привычной частью общества, а его основной частью, отпадёт нужда в том, что бы забирать у людей кровь насильственно. Да и не нужна уже будет та сила, которую даёт человеческая кровь, а потому можно будет обходиться и животной, принимая человеческую, скорее, как невероятно редкий деликатес, да и то, только если сами люди будут хотеть её отдавать. Конечно же, в ЕГО армии не нашлось места полу разумным гоблинам и прочим тварям, к которым не только люди, но и вампиры относятся с отвращением. Зато есть там элементали, которые являются даже лучшими магами, чем эльфы, а знаний о природе магической энергии и её преобразованиях в физическую форму у них тем более больше, чем во всех лесных библиотеках вместе взятых. Есть там и такие существа, о которых люди совсем ничего не знают. У людей тоже будет своё место в мире, потому что уничтожать их никто не собирается, но ослабление магии вскоре приведёт к тому, что они сильно поубавят в своих позициях. Большая часть армии севера тоже канет в лету, но останутся и те, чьи способности не обусловлены влиянием волшебства, такие как вампиры и оборотни. План этот будет осуществляться долго, но и времени у существ из ЕГО армии куда больше, чем у людей, а потому с каждым новым поколением присутствие в повседневной жизни существ, которые ранее появлялись лишь в жутких бестиариях да страшных историях, которые травят бывалые охотники и вояки у походного костра, уже не будет казаться чем-то невероятным и из ряда вон выходящим, станет совершенно обыденным явлением, а рано или поздно люди совсем поймут то, что они никогда и не были верхом эволюции, несмотря на некоторые их весьма впечатляющие достижения.

Но теперь, смотря на этого человека, который смог его победить в честном бою, вампир стал понимать, что, на самом деле, не всё в этой теории так уж стройно и верно, как ему казалось сначала, иначе бы он просто не взялся за столь грязную и мелочную работу, как драки и доставка писем. Да, у людей не было силы и способностей вампиров, не было их приспособленности к суровым условиям, не было столь совершенного природного оружия и защиты как у тех же самых ликантропов, но ведь они каким-то образом сумели занять главенствующее положение в мире. Сумели стать доминантным видом, при том, что возраст расы людей и вампиров примерно одинаковый, поскольку с первыми людьми появились и первые кровопийцы, у которых, правда, светобоязнь ещё не была в такой крайней степени, в которую перешла сейчас. Конечно, можно было это объяснить весьма внушительным списком, мягко говоря, не слишком приятных качеств, коими, к сожалению, обладал почти каждый человек. К примеру, жестокостью, меркантильностью, подлостью и беспринципностью, но всё же вряд ли те, кто только лишь уничтожает себе подобных и всё вокруг себя, смогли бы подняться так высоко и из необразованных, неорганизованных животных превратиться в весьма могущественную расу, которая может сравниться теперь даже с древними клар'хта, населявшими степи и пустыни нынешнего Султаната ещё задолго до появления в них людей. Такой успех, надо признать, весьма впечатлял. И, кажется, Дезард начал постепенно понимать, что привело их к нему. Кажется, ОН, несмотря на всю свою силу, всё же ошибался. Не имея ничего в своём природном арсенале, люди сумели всё устроить так, что самой природе и пришлось расплачиваться за эту обделённость человеческой расы, сделав так, что каждая её часть теперь служит им на благо. С помощью густой растительности они научились прятаться, что заменило им скрытность вампиров и позволило выслеживать себе животных для пропитания. Они научились разбираться в травах и использовать их таким образом, что от некоторых болезней им удавалось тут же излечиться. Не имея в своём распоряжении когтей, силы и природной защиты, они научились добывать в горах металлы, а у гномов переняли умение изготавливать из них оружие, доспехи и инструменты. Используя магию, которой они обучились у эльфов, люди ещё на шаг выше поднялись по ступеням мировой иерархии. Сила человека была в том, что ради выживания и процветания он готов был отказаться от некоторых своих взглядов и перенять те навыки, которые все остальные считают себя недостойными, как остроухие жители лесов никогда не позволят себе трудиться до кровавого пота в рудниках, а прямолинейные гномы — повсеместно использовать магию, как это делают эльфы. Сила была в том, что люди способны учиться и при том весьма эффективно, а после приобретения конкретных навыков они продолжали развивать их и дальше, не останавливаясь на достигнутом, пусть и в силу некоторых причин процесс этот шёл довольно медленно. Сейчас же они пришли к такому глобальному кризису, потому что совсем обленились и перестали использовать этот дар, приобретая всё новые и новые умения, остановились в своём развитии, считая, что уже достигли того самого пика, вершины, после которой им уже двигаться некуда. А, значит, смещать их с верхушки было бы неразумно, нужно лишь немного подтолкнуть их, показать ещё одну дорогу, по которой они могут пойти, ещё одну кладезь знаний, к которой они могут стремиться. Им просто обязательно нужно показать этот путь, потому что со своим вечным стремлением к лучшему, к совершенству, которое сейчас просто-напросто немного убавилось и перешло на второй план, смогут вытянуть мир из той проклятой Бездны, в которой он оказался, а вампиры и прочие, кто встанет под ЕГО знамёнами вечны, бессмертны и уже ничего в этой жизни не хотят, а потому под их правлением мир будет напоминать просто место, застывшее в почти абсолютном стазисе, где никогда ничего нового не случается, где ни одно живое существо больше не развивается, при этом медленно умирая, поскольку природе всё же требуется постоянное обновление, да и с теми запросами, что предъявляют современные жители мира, он долго не протянет. Нужно научиться обходиться меньшим количеством затрат, иначе когда-нибудь ресурсы просто закончатся и тогда уже всех ждёт участь куда ужаснее мгновенной заморозки, которая была уже довольно близкой перспективой для большей части Мортремора, ведь медленное вымирание от голода и жажды куда хуже быстрой смерти, верно?

Жаль вот только вампира связывает приказ, иначе он бы тут же сложил оружие и отправился к своему повелителю рассказать, вернее, написать о том, что он понял в поединке с этим человеком. Теперь стало Дезарду понятно и то, почему столь странная и нужна ЕМУ вещь, как этот меч, выбрал цель вампира. Этот человек был невероятно силён духом, он был способен снова зажечь в людях огонь жажды совершенствоваться, а все те, кто вместе с ним приехал в этот замок, помогут ему в этом, будто символизируя собой все те направления, в которых может пойти этот новый путь людей в окружающем их суровом мире. Да, как ни странно, о спутниках своей цели вампир знал куда больше, чем, собственно, о самой цели, что, по идее, нарушает все правила да и убивает саму логику, но всё же факт есть факт. ОН рассказал Дезарду очень и очень много в своём сообщении на такой же жёлтой бумаге и таким же безобразным кривым почерком, как и в письме, принесённом вампиром для сразившего его противника.

Был здесь и путь развития всей своей культуры по примеру эльфийской расы, который представлял собой посол из лесов, носивший имя Нартаниэль. Как показалось вампиру, путь этот хоть и показал свою эффективность, если взглянуть на то, каких высот смогла достичь благодаря ему цивилизация эльфов, но всё же пока не подходил для людей, поскольку для этого им нужно было бы весьма и весьма резко отказаться от той модели отношений в обществе, которая доминирует там сейчас, то есть перестать делить людей по системе хозяин-подчинённый, а сделать всё так, что бы общество абсолютно уравнялось и делилось лишь на подгруппы, которые, тем не менее, были бы абсолютно равными в плане положения и не имели бы никаких привилегий в сравнении с другими социальными классами. Во главе бы в таком случае пришлось поставить того, чей авторитет полностью непререкаем, и кому люди смогли бы доверять безоговорочно, даже не смея посягнуть на престол, что при их мятежной натуре тоже очень и очень маловероятно, поскольку рано или поздно всё же найдётся алчный наглец, который захочет оспорить власть, что тут же пошатнёт всю систему, нарушит её и тут же сделает неэффективной, а потому люди пока просто-напросто не готовы к тому, что бы повышать уровень культуры повсеместно, и вряд ли человечество сможет скоро себя к этому подготовить, при этом, не превратив культуру в продукт массового потребления, что тут же бы отрицательно сказалось всё на том же уровне. Зато, если дальше рассматривать пути развития именно духовной и материальной культуры, то в этом плане людям мог очень удачно подойти тот путь, который собой представлял некий Фельт — самый молодой из тех, кто был в отряде, расположившемся в баронском замке. Насколько вампир знал, этот юноша был бардом и не принимал то, что сейчас подиум захватывают те, кто не имеет даже малейшего намёка на талант, но при этом владеет средствами, что позволяет им подкупать слушателей, зрителей и читателей своей роскошностью, приёмами, обедами и так далее, в то время как настоящие жемчужины вынуждены проводить всю свою жизнь в грязи и нищете, еле сводя концы с концами, а вряд ли такого грязного оборванца когда-нибудь пустят выступать даже в не менее убитой, чем он сам, таверне, несмотря даже на то, что самой дорогой вещью для такого человека является его небольшая дорожная сума с листками, исписанными от и до прекрасными стихами и нотами, которым он обучался не у какого-нибудь великого мэтра музыки, который взялся за это дело только по той причине, что ему и самому не плохо было бы прожить ещё хотя бы пару лет, не умерев при этом от голода, а сам по себе, охотясь за крупицами знаний, чтобы они, как инструменты, помогли огранить алмаз, пусть он и навсегда останется в грязи, незамеченный из-за фальшивого сияния мнимых стекляшек-идеалов. Фельт считал, что всё должно быть ровно наоборот, что только действительно талантливые люди должны добиваться успеха, греметь на весь мир, вдохновлять своей историей тысячи таких же, какими раньше были они сами. Заставлять их подниматься с низов, идти вперёд и блистать, блистать, блистать! Освещать весь мир, чтобы культура с каждым таким человеком выходила на новый уровень, а поскольку люди всё ещё очень серьёзно и даже раболепно относятся к тем, на кого показывают пальцами, говоря, что он талантлив, то с истинными гениями человеческой расе действительно ничего не стоит быстро достигнуть того уровня всех граней культуры, который сможет даже в какой-то степени сравниться с эльфами, а это уже само по себе просто огромнейший успех, так что по пути Фельта, по пути непревзойдённости конкретных личностей, которые при этом только лишь слухами о своих успехах уже порождают в людях желание быть, как они, стоит идти именно сейчас, пока ещё не стало слишком поздно, пока таланты всё ещё рождаются, пока они ещё не вымерли или совсем не утонули в грязи, окончательно померкнув перед той абсолютно бесталанной толпой павлинов, которая сейчас взад и вперёд расхаживает по сценам всех крупных городов и культурных столиц всех государств. Был здесь и человек представлявший собой путь абсолютной чести, идя которым, люди, возможно, избавились бы от того вороха не слишком лесных эпитетов, которыми их частенько одаривают за глаза представители гномьей расы, поскольку в лицо им этого говорить совсем не выгодно, а, как известно, горный народ ведёт свой расчёт в первую очередь именно на прибыль, а не на личные дружеские отношения, а потому они всегда могут вести дела даже с теми, кто им абсолютно противен, но при этом не сказав даже слова, не моргнув глазом и не усмехнувшись зло в свою шикарную бороду (хотя это, справедливости ради сказать, им никогда не мешало поносить неприятного партнёра всеми известными бранными словами, на которые так богат несколько грубоватый язык гномов, где-нибудь в таверне, в кругу своих собратьев по ремеслу, что приносило им огромное удовольствие почему-то, видимо, они уж очень гордились тем, что могли скрывать даже самое своё плохое отношение к собеседнику, считая это чем-то вроде показателя своего профессионализма). Рилиан, молодой паладин и сын барона, владевшего этим замком, действительно представлял собой самого настоящего рыцаря из древних баллад. Без шуток, этот молодой человек казался и в самом деле идеальным, будто пришёл в сюда откуда-то из совершенно другого мира, где счастье и покой уже давно стали привычными, где уже давно не ведётся воин, а мечи служат лишь как доказательство чести его владельца. Лишь символ, который уже никогда и никем не применяется по его былому практическому назначению. Вот только жаль, что в большинстве людей эти проклятые червяки уже проели настолько огромную дырку, что устроили там себе гнездо и вытравить их будет совсем и совсем не просто. Конечно, отдельное внимание стоило уделить такому пути, который представлял собой некий маг, чьё имя не знал даже ОН. Этот человек, судя по всему, имел за своей спиной богатую жизнь, полную самым разных событий, в которых так или иначе чувствовался солоноватый металлический привкус крови, столь любимы вампирами. Известно, что каким-то образом он был причастен к довольно большой группировке, которая объединяла в себе демонологов и некромантов совершенно разных классов. Она базировалась под землёй и была уничтожена фанатиками, которые до сих пор так и не смогли принять пантеон Новых Богов, а потому всё ещё сохраняли старые обычаи и скрывались, поскольку теперь в Ланде считались вне закона, отчасти именно из-за тех варварских обрядов, что предусматривала религия Ланда на предыдущей её ступени. Потом же его след теряется где-то в череде событий и вновь обнаруживает себя всего лишь два года назад, когда он каким-то образом оказывается в королевстве Сарт и высказывает весьма настойчивую просьбу, что бы его назначили тем самым магом, который будет гарантировать сохранность южных границ этого государства, которое так часто посещают несчастья в виде нападок некоторых из тех существ, что также решили примкнуть к великому походу, который собрал ОН. Однако и тут злой рок продолжает его преследовать, из-за чего можно всю жизнь этого несчастного последователя древнего учения сравнить с судьбой всего человечества, которое всегда вело войны с себе подобными, многое теряло, но тут же находило новое, утопало в крови старых друзей, чтобы тут же обзавестись новыми. И именно такой путь сделал человека невероятно сильным и научил его быстро приспосабливаться к стремительно изменяющимся условиям, это та дорога, которой всегда шли люди и продолжают идти сейчас, не желай оглянуться назад и понять, что из-за них и появляются такие несчастные, как этот молодой демонолог, превративший для себя магию в саму настоящую точную науку и решивший, что хватит смотреть на все эти разрушения и беды сквозь пальцы, это глупо и неправильно, нужно отказаться от подобного и развиваться в другом направлении. Вот только его идеи кардинально отличались от тех, что предлагал Фельт, потому как демонолог считал, что люди могут перестать воевать и убивать всех вокруг только если им это уже будет не нужно, либо если они будут слишком бояться ответного удара, то есть надо больше времени уделять именно развитию науки, техническому прогрессу, который будет с каждой новой ступенью делать человека одновременно и на шаг ближе к идеальному, поскольку делает его жизнь куда легче и приятнее, сводя затраты собственной энергии людей к минимуму, и к уничтожению, поскольку всегда медаль имеет обратную сторону и таковой в этом случае будет являться появление новых видов оружия, потому как люди всё ещё никак не хотят уразуметь, что нельзя всё решать только силой стали. Девизом этого пути был знания, знания и всё ради знаний. Конечно, такой взгляд на мир имел право на существование в силу того, что человеческая раса в своей практичности взгляда на мир уступает разве что тем же самым гномам, да и сами по себе знания являются не самым худшим идеалом, можно даже утверждать то, что одним из лучших, ради которых люди готовы рисковать своей жизнью. Тот же человек, что, казалось, на первый взгляд не представлял из себя ничего особенного и бывший близким другом эльфа, тоже, как ни странно, характеризовал собой ещё один путь. Путь ненасильственных преобразований, которые с самого начала могут быть и вовсе незначительными, но постепенно будут принимать всё больший и больший размах, чтобы в итоге, подобно очищающей волне, окончательно смести со своего пути даже следы старого порядка, принеся на его место совершенно новый и лучший, где все люди равны, где нет столь ненавистных тому человеку напыщенных глупцов, что занимают сейчас самые почётные и высокие должности. Где нет безграмотности, которая сейчас, к сожалению, значительно преобладает почти во всех слоях общества, несмотря на то, что, казалось бы, все аристократы отдают своих детей на воспитание в специальные школы или же нанимают учителя, совершенно забывая и закрывая глаза на то, что впоследствии они так часто раскрывают свои кошельки, чтобы преподаватели в свою очередь не обращали внимания на проделки их непоседливого чада. Им плевать, что эти шалости мешают ему учиться. Ведь они отдали его на обучение, пункт в списке вычеркнут и хорошо, верно? Где нет лжецов столь искусных и бессовестных, что они смеют обманывать даже тех, кто им ближе всего, ради своей собственной выгоды. Где нет этих дурацких рыночных отношений, когда каждый готов собственную мать продать, лишь бы выручить немного денег то ли для продвижения кого-то большого дела, чем часто прикрываются такие мерзавцы, то ли просто для того, чтобы накопить ещё немного золота, которое на самом деле не такое уж и нужное, как это многим кажется. Просто ненужный и к тому же до жути непрактичный металл, но именно перед ним люди почему-то преклоняются и готовы за него не только отдать абсолютно всё, но и забрать это самое всё у других, что ещё более ужасно. Этот мир действительно был утопией, где все понимают и поддерживают друг друга, где нет ничего, кроме вечного спокойствия и уверенности в завтрашнем дне, что сильно роднило его с тем, к чему бы люди могли прийти, выбирая дорогу Рилиана, но всё же были здесь и различия, поскольку молодой паладин предлагал не забывать некоторые обычаи своих предков, чтить их память, в то время как друг эльфа, в силу особенностей своего характера и опять-таки прагматичности, хотел забыть о настоящем времени, как о позорном абсурде и страшном сне, как о разрушенном замке, чей фундамент так плотно зарос травой, что его даже и не видно больше. Это был мир, где нет больше месту взгляду в прошлое, потому как оно уже умерло, а трупы, как известно, в будущем только и смогут, что лежать в могилах да разлагаться на радость червям и прочим земляным паразитам больше не вставая, поднятые магией и не причиняющие никому вреда. И, наконец, последний человек в этой весьма странной компании, который символизировал собой абсолютное смирение. Всем своим видом лидер даргостцев призывал прекратить ненужные распри, перестать искать себе место в мире, поскольку под таким огромным небом хватит места абсолютно для всех, а потому не стоит убивать друг друга, пытаясь взобраться на очередную ступень. Нужно было довольствоваться малым. Тем, что даёт природа, всё же остальное вы сможете найти и сами, без помощи силы, ведь, по сути, человеку не так уж и много нужно для счастья, а все проблемы, из-за которых так часто печалятся представители человеческого рода на самом деле не являются такими уж и крупными, всего лишь нужно сесть и подумать, ведь человеку, если он того захочет всей душой, подвластно абсолютно всё, но эту мощь он должен направлять не на разрушение, а на созидание, как считал Син. Каждый человек просто должен понять это, начать постепенно отказываться от тех огромных запросов на потребление, ведь частенько именно нехватка того, что на самом деле не нужно, вызывает у людей так много негативных эмоций, которые не все могут выдержать и даже умирают, перед этим серьёзно заболев и мучаясь.

И все эти люди собрались в одном месте, будто бы говоря, что вот человечество стоит на перекрёстке и что пора им уже, наконец, определиться, какой же путь они предпочтут всем остальным. Конечно, об абсолютном единстве в столь важном вопросе говорить не приходится, люди сами по себе такие существа, что ещё очень и очень не скоро научатся приходить к согласию, а потому пока что это будет решать большинство и именно большинство выберет этот самый путь, путь от которого зависит вся дальнейшая судьба человечества и то, какое место он займёт в новом мире, будут ли они по-прежнему господинами или же станут кем-то вроде гоблинов, а их сменит кто-то более совершенный, потому что они сами загонят себя в смертельную ловушку, решив, что ни одна из описанных дорог им не подходит, а лучше всего они последуют примеру таких людей, как Дорнис. Смогут ли они обогатить и жить в гармонии со своим окружением или же уничтожат его? Что же, решать это было только им, а потому теперь Дезард понимал, что план его повелителя не идеален и даже в некоторой степени глуп, недальновиден, а, значит, нужно было срочно сказать ЕМУ об этом, пока поход ещё не начался. Люди на самом деле просто проходят сейчас переходный этап, и только лишь поэтому кажется, что наступил век заката человеческой цивилизации. Огромной ошибкой было бы помешать им развиваться, ведь было множество возможных вариантов, при которых мир под правлением людей становился действительно идеальным, лучшим, чем когда-либо мог стать, если бы к главенству пришли такие, как сам вампир. И ночной кровопийца понял это, глядя на человека, который даже своей кровью символизировал главную силу человека — преемственность посредством слияния разных культур, которые несут в себе что-то новое и лучшее, что делает человечество непременно богаче духовно, а, значит, и лучше.

В этом стремительном водовороте мыслей, в этой неожиданно разыгравшейся в его голове буре вампир совершенно не заметил, как Адриан вытащил меч из его груди и опустил его, видимо, несколько удивлённый тем, что столь необычного и сильного противника ему удалось победить всего лишь одним ударом. Он не верил в это, а потому продолжал пронзать взглядом вампира, несмотря на то, что пока он пребывал в совершенно неподвижном и апатичном состоянии, столь похожем на тот беспробудный, но и одновременно такой чуткий сон, в который впадают подобные Дезарду в светлое время суток, чтобы восстановить свои силы и укрыться от смертельных для них солнечных лучей. Удалось привести вампира в чувство только тогда, когда бастард снова поднял меч и приставил его кончик к горлу жителя ночи. Его взгляд тут же стал осмысленным и скосился сначала на клинок Диарниса, по которому скользил вверх, пока не наткнулся на глаза юноши, в которые теперь уже не боялся смотреть, потому что сейчас он уже понимал, что больше не является врагом для этого черноволосого человека в шрамах. Когда их взгляды встретились, Адриан опустил меч, больше не увидев в глазах вампира той непостижимой уму ожесточённости и бешенства загнанного в ловушку зверя, который бьётся уже из последних сил, но второе дыхание будто бы стократно увеличивает его мощь, давая последний шанс вырваться из западни, отбросить противников и скрыться. Теперь в необычно ярких, даже немного светящихся глазах Дезарда были осмысленность и спокойствие, то самое хладнокровие, которым он внушал уверенность всем своим спутника, ещё будучи обыкновенным человеком. Хотя нет. Брат рыцаря никогда не был обычным, в нём всегда было нечто такое, что выделяло его из серой толпы, сразу делая его одежду и фигуру безошибочно узнаваемыми, неповторимыми и особенными. С самого рождения, наверное, из-за примеси крови жителей Ланда, ему было предначертано сыграть немаловажную роль в судьбе этого королевства. Судьба и жизнь его с самого начала вели к этому. Сейчас же ему представилась, наконец, возможность исполнить свой долг и спасти не только жителей Ланда, но и многих других достойных людей от вечного забвения в пучинах бесконечного времени. Ведь именно ему теперь предстояло отправиться в то место, где ОН ждёт его с донесением и мечом, что до сих пор сжимает тонкая рука принца-бастарда, ждёт, что Дезард ЕМУ покорно скажет, что всё сделано в лучшем виде и что люди, которые остановились в баронском замке больше не представляют совершенно никакой опасности для тех, кто примет участие в походе и уже давно ждёт только лишь условного знака, чтобы двинуться в путь, скрываясь в тени в самых узких и редко посещаемых переулках славного города Дашуара, которому уже не один десяток лет приходиться жить бок о бок с теми страхами, что несёт в себе Ледяная Пустыня, которая вот-вот может лишь одним прыжком поглотить всю северную провинцию Ланда, не оставив от неё никаких следов, кроме промёрзших насквозь, а оттого очень хрупких остовов домов и скелетов людей, которым уже невозможно было спастись от холодных объятий смерти, направленной худой рукой с кривыми будто бы выломанными пальцами. И он поедет туда. Найдёт ЕГО среди бескрайних абсолютно пустых просторов, где нет ничего живого, кроме ожесточённых волков да двух таверн, которые ещё каким-то образом умудряются держаться, видимо, в силу того, что вернуться обратно в большой мир хозяевам не позволяют тёмные странички их бурного прошлого. Найдёт и скажет, что больше не собирается выполнять приказы, расскажет всё то. Что ему удалось понять за эти несколько минут, которые показались для вампира целой вечностью, что уже само по себе говорит о многом. Скажет, что не позволит вытеснить людей под тем девизом, что миру таким образом должно стать лучше и легче, потому что это неправда. Застывшая во времени почти вечная нечисть не сможет никак улучшить мир, в то время как всегда идущие огромными шагами вперёд люди смогут это сделать, пусть и не скоро и только при том условии, что выберут правильный путь, но всё же смогут, потому что шанс того, что они пойдут по дороге Дорниса, невероятно мал, поскольку человек уже вдоволь насмотрелся на те ужасы, которые приносит с собой война, уже устал от убийств, привкуса гари во рту, карканья воронов над полями сражений и крови, на которой так часто поскальзывался. Рано или поздно они должны понять всю глупость такого поведения и отказаться от него, измениться, а все те, кто идут под ЕГО командованием уже никогда не поменяются, а потому не смогут ничего переделать и в самом мире. Если же ОН не захочет слушать одного из своих слуг-вампиров, то Дезарду придётся скрестить с ним мечи и сойтись в вечном поединке, чтобы ОН уже никогда не смог командовать своей армией, а они же, в свою очередь, под влиянием тех, кого с собой сегодня привел один из братьев Марг (а он был полностью уверен в том, что ему удастся переманить соратников на свою сторону, поскольку вампир заслужил у них уважение своим мастерством, силой и к тому же сущностью того, кто его обратил), научатся жить среди людей, иногда мирясь с их ненавистью и прочими нападками, но они все будут верить в то, что когда-нибудь наступит тот счастливый день, когда абсолютно все существа, населяющие этот мир смогут забыть о старой вражде и распрях, сложат оружие и будут жить, больше не боясь за свои жизни. Вампир уже убедил себя в том, что он сможет выдержать этот поединок, а солнца ему бояться незачем, потому что в Ледяной Пустыне даже оно другое, будто бы это место является границей, переходом из одного измерения в другое. И Дезард будет сражаться, не отступая ни на шаг и не сбавляя темпа. Конечно, он не будет стараться убить ЕГО, потому что знает, что это, скорее всего, безнадёжная затея и сделать это невозможно, но вампир знал, что собственное боевое умение сможет сравниться с НИМ, а, значит, поединок этот будет самым запоминающимся в его жизни. Этот бой будет идти до тех пор, пока вампир окончательно не озвереет и не сойдёт с ума от нехватки пищи, либо пока самая последняя крупица магии не исчезнет из этого мира, а вместе с ней не исчезнет навсегда и ОН, оставшись навсегда лишь в памяти своих слуг страшным призраком прошлого и символом всех тех ошибок, что они допустили на своём пути. Это будет жертва, но Дезард был готов на неё пойти, так как знал, что больше никто не сможет этого сделать, а ему самому, в конце-концов, совершенно нечего терять, ведь его брат и друг маг думают, что он уже мёртв, а ещё больше огорчать их тем, что на самом деле один из братьев стал столь ненавистным всем жителям Сарта вампиром, не хотелось, а потому лучше всего будет, если он сейчас исчезнет в том месте, которое ещё очень не скоро будет нанесено на подробные карты, выполняя то, что вампир считает своим священным долгом, а потом вновь появиться в уже немного изменившемся мире, где, скорее всего, не будет уже ни тех, кто приехал сегодня с его бывшей целью в замок, ни самого владельца меча, но зато будет тот след, что они оставили, и Дезарду доставит несказанное удовольствие находить эти хорошие следы во всём, что происходит вокруг него, пусть и придётся делать это из тени, но ночь теперь для него родное время суток, так что это ничего не меняет.

Вампир опустил свои мечи, он сначала хотел и вовсе их бросить на пол, но решил, что и так наделал уже достаточно шума, а потому просто быстрым движением сунул их обратно в ножны, которые предстоит эльфийским зачарованным клинкам покинуть ещё очень не скоро, из тепла тут же вынырнув на жуткий пронзительный холод, который, тем не менее, не чувствует их хозяин. Дезард, стараясь не обращать внимания на боль достал письмо, которое порядком уже было заляпано его мёртвой кровью, и, показав его принцу, демонстративно разорвал его на мелкие кусочки, которые, кружась, стали медленно опускаться на каменный пол. Вампир надеялся, что принц поймёт смысл этого жеста и не ошибся, он действительно понял и тоже вложил оружие в ножны, после чего снова раскрыл дверь, по-прежнему не проронив ни слова и пропуская вперёд себя ночного гостя, который тут же воспользовался немым предложением Адриана и бесшумной тенью проскользнул в дверной проём, за ним вышел и сам бастард. Они, казалось, невероятно долго шли по тёмной паутине коридоров спящего замка, в котором будто бы по мановению чей-то невидимой руки вдруг погасли все факелы, что обычно по ночам отбрасывали, конечно, больше теней, нежели давали света, но всё же хоть создавали вид того, что ещё не покинуто это место, а сейчас же резиденция бывшего барона Харосского могла показаться непосвящённому местом совершенно мёртвым и безлюдным, несмотря даже на то, что если очень и очень хорошо прислушаться, то было слышно, как кто-то тяжело во сне дышит за дверью, а в другом конце о чём-то тихо переговариваются слуги, при этом периодически повышая голос. К этой процессии из других комнат и переходов постепенно подтягиваются и другие, те, кто пришёл сюда вместе с Дезардом и, видимо, получил его мысленный сигнал о том, что выполнение задания, которое дал им повелитель, откладывается на неопределённый срок. Благодаря авторитету вампира ни одного возражения не последовало, а потому вскоре за Адрианом следовала уже целая процессия, больше походившая на похоронную, ибо все остальные собратья Дезарда были, как и он сам, одеты в абсолютно чёрную одежду, что частенько приводило к тому, что они полностью сливались со стенами, но, наверное, они выбирали свои наряды как раз по случаю, ибо ведь не стоило забывать о том, что их первоначальная задача состояла в том, что бы пробраться сюда совершенно незаметно. Они всё ближе были к выходу из каменного мешка, пока, наконец, совершенно неожиданно в этой кромешной темноте не оказались в зале, который выполнял здесь роль прихожей. Вся компания быстро последовало вслед за принцем во внутренний двор, где сейчас никого не было, да и быть на самом деле не должно, ведь все стражники были профессионально уничтожены (что, наверняка, вызовет небольшую панику поутру, но вряд ли сейчас это волновало кого-то из тех, кто стоял и смотрел на решётку), а суеверные и боязливые слуги никогда не выходят из замка ночью, тем более в столь неспокойное время и после того инцидента, что произошёл здесь, когда гостил здесь друг их молодого господина Рилиана. Адриан подошёл к рычагу, с усилием потянул его на себя. Решётка начала подниматься вверх, постепенно пропуская на свободу все тёмные фигуры, которые поочерёдно исчезали во мраке ночи, растворяясь там, будто бы всегда были лишь его частью, которая зачем-то решила выбраться в мир обычных людей. Последним замок решил покинуть Дезард. Проходя мимо принца, он остановился и решил в последний раз взглянуть в эти бездонные голубые глаза, впервые увиденные им ещё в далёкой таверне города Тирнад, что в королевстве Сарт, но теперь принц уже не увидел ни спокойного понимания с толикой удивления из-за так неожиданно пришедшего осознания, ни тем более той ярости, с которой вампир набросился на Адриана в его комнате, зато теперь в глазах вампира была искренняя благодарность, из-за которой его яркие оранжевые глаза тут же перестали даже отдалённо походить на звериные, сделав взгляд осмысленным и даже немного добрым, после чего Дезард последовал за своими собратьями, чтобы выполнить свой долг, а бастард смотрел ему вслед, чувствуя, как холодный ночной северный ветер пробирается под одежду, заставляя кожу порываться мурашками, и шевелит длинные волосы, которые за время путешествия отрасли ещё больше и теперь даже иногда мешали ему. Принц, сам не зная зачем, до боли в глазах всматривался в ночь, пока не понял, что если продолжить в том же духе, то и заболеть не долго, а потому он тут же нажал на рычаг, заставляя решётку опуститься на своё прежнее законное место, чтобы замести хотя бы некоторые следы, что оставили после себя столь неожиданные ночные гости. Он уже хотел было уйти, но тут почувствовал как сзади его обнимают чьи-то женские руки, едва не касаясь свежей раны и оттого причиняя бастарду некоторое беспокойство. Тут же он ощутил у себя на спине и чьё-то скомканное сбившееся, но от этого не менее нежное дыхание молодой девушки. Адриан мягко, но при этом и настойчиво положил на замок, в который сплелись изящные пальцы девушки на его груди, свою руку, прося её успокоиться, отпустить его из этого приятного плена и вернуться в замок, чтобы всё-таки лечь сегодня спать, потому как это ночное приключение заняло довольно много времени да и утомило бастарда порядком, а завтра ему предстоял весьма и весьма насыщенный день. Возможно, завтра он и вовсе навсегда покинет этот замок, отправится вместе со своими верными товарищами в путь, чтобы, наконец, уже либо разрешить проблему Ланда, либо потерпеть поражение и навсегда сгинуть со страниц истории, как позорная чёрная клякса в летописи, не приглянувшаяся старому щепетильному в таких вопросах монаху, который своим каллиграфическим почерком день ото дня исписывает страницы, запечатлевая на них в словах все важнейшие события, что происходят в мире. Да, именно завтра всё и решится. То, что они там завтра решат, о чём будут говорить поутру, собравшись в большом обеденном зале, заглянув в который Адриан про себя отметил странную пустоту в этом помещении (он вообще никогда не любил просторные помещения, где никого нет, потому что они всегда ассоциировались с тем самым нелепым чувством, когда заходишь туда, где ещё вчера веселились гости, но теперь никого нет, и от этого ты чувствуешь вдруг себя невероятно одиноким, будто бы не осталось в этом мире ни одного человека, кроме тебя самого), всё это решит их дальнейшую судьбу. Именно от этого будет зависеть то, кто всё же сможет дожить до конца этой истории, поскольку принца никак не хотело покидать предчувствие какой-то нависшей над их компанией беды. Он уже почти совершенно точно знал, то даже при полном успехе их весьма рискованного предприятия им вряд ли уже когда-нибудь снова удастся собраться таким же составом, пусть даже они и захотят это сделать сразу же после окончания этого кошмара. И, честно сказать, это было одно из самых ужасных ощущений, что когда-либо приходилось испытывать принцу. Будто бы его раз за разом окунали в холодную воду, когда он видел всех своих спутников в одном месте и понимал, что рано или поздно на этой картине будет не доставать чей-то улыбки, взгляда, жеста, будто бы вытягивая из окружающего мира все краски, а потом резко выдёргивали обратно на свежий воздух, заставляя судорожно выплёвывать на землю эту противную жидкость, но при этом принц осознавал, что полностью избавиться от этой тяжёлой внутренней ноши ему уже никогда не удастся. Это путешествие от границы северной провинции Ланда, что протянулась широкой полоской до самого Туманного Залива, что принадлежит то ли народу эльфов, то ли амбициозным мортреморцам, по землям столь странного и необычного, но вместе с тем сильного и относительно счастливого королевства Сарт, по болотам негостеприимного Даргоста, где им пришлось столкнуться с таким огромным количеством странностей и миражей, что, наверное, обыкновенные кошмары принца ещё долго будут принимать облик именно этих мест; позволило Адриану понять множество важных вещей. К примеру, то, что нельзя вечно прятаться за вежливой маской, ибо это глупо и неестественно, а человека, который притворяется, никогда не смогут принять хорошо в более менее приятном обществе цивилизованных и интеллигентных людей. Что надо дорожить каждой секундой, а не спускать её на какую-то глупую ежедневную суеты, чем почему-то так увлечённо любят заниматься скучные обыватели. То, что быть не таким как все и тянуться к необычным знаниям и вещам это нисколько не глупо и не стыдно, а напротив является показателем того, что ты хоть что-то представляешь из себя как человек, что всё-таки в тебе ещё сохранились какие-то крупицы индивидуальности, коих так мало осталось в каждом из людей, пытающихся вечно уподобиться один одному. И ещё много чему он научился у своих спутников или же понял сам во время долгих и утомительных переездов с одного места на другое. Но всё же главным, пожалуй, было то, что нельзя отгораживаться от внешнего мира, каким бы ужасным и неприятным он тебе ни казался, что нельзя прятать все чувства в себе, запирая их на тысячи лучших гномьих замков, каждый из которых является настоящим произведением искусства горного народа. Уж лучше быть настоящим, пусть немного странным и слегка не вписывающимся в формат общества, как Фельт и тот демонолог, с которым Адриан познакомился ещё во время своего запомнившегося на всю жизнь путешествия в Султанат, чем тем бесчувственным осколком ледяной звезды, каким раньше хотел себя всем преподнести сам принц, чтобы никто из людей не хотел с ним завести более тесные отношения, поскольку бастард всегда желал жить лишь в своём собственном мире, где нет неприятных людей, с которыми нужно общаться по долгу положения и службы, где нет нужды всё время кому-то выказывать своё фальшивое уважение и расположение лишь по тому, что того требовали какие-то там обычаи и правила этикета. К тому же, вряд ли у бастарда это получалось хорошо, судя по тем письмам, что он получил от сестры Рилиана, хоть тот и клятвенно заверял Адриана, что ничего не знает об этом, а потому в любом случае лучше было оставить это неестественное притворство кому-нибудь другому, кто чувствует себя с ним по настоящему комфортно, а самому принцу уже стать, наконец, настоящим. Перестать притворяться, что ему нравятся те или иные люди говорить им прямо в лицо всё то, что он думает о них, как это всегда делал тот самый друг эльфа, столь странно ведший себя во время их пребывания в Городе На Воде, а после принесший весть, которая изменила все их уже построенные планы, на которые ушло так много бесценного золотого песка времени. Перестать, наконец, сдерживать себя, если вокруг происходит что-то заслуживающее пристального внимания и тщательного анализа, но к чему нельзя проявить даже малейшего интереса из-за того, что подобного не позволяет бартасов этикет или ещё что-нибудь столь же глупое, придуманное светскими людьми для того, чтобы просто-напросто скрыть у них полную неспособность к собственным мыслям и поступкам, но при этом настолько крепко засевшее в обществе, что точное следование этим дурацким правилам, можно считать, делает человека в глазах всех остальных просто идеальным, несмотря на то, что чаще всего за сияющей отполированной красивой обёрткой скрывается либо что-то невероятно прогнившее, к чему приближаться не хочется даже на две сотни шагов, либо совершенная пустота, которую без внешности бы никто и никогда не заметил. Перестать уже стремиться к этому мифическому одиночеству, которого всё равно никогда не удастся добиться, разве что Адриану самому стать инициатором уничтожения не только всех людей, но и других остальных рас, что населяют этот мир, приобретающий постепенно новую историю, новые краски и грани. Просто надо научиться выделять среди толпы тех, с кем бы ты был готов общаться без даже малейшего признака на неприязнь, лицемерие и всё то прочее, что приобрело такие огромные масштабы среди всех тех современных людей, что думают лишь о своей карьере и деньгах, забывая о внутреннем мире и о счастье окружающих, ведь когда все вокруг улыбаются разве ты сам не становишься ещё на пару шагов ближе к своей личной нирване? Сразу же отказывать тем, кто тебе чем-то противен, потому что от общения с ним никогда не получишь никакого удовольствия, а таких людей, для которых абсолютно все люди неприятны либо совсем не бывает, либо они ещё в возрасте десяти лет убегают жить в лес, чтобы никогда больше не встречаться с людьми. Всегда будет хоть кто-то, кого не захочется оттолкнуть в сторону, повелительным жестом убрать со своей дороги, чтобы никогда не видеть и не встречаться впредь. Нужно лишь найти такого человека, не переставать искать и не отчаиваться, ни в коем случае не бросать эти кажущиеся бесконечными поиски, потому что никогда не стоит забывать о том, что где-то там, возможно, за следующим поворотом он тоже ищет вас, а, может, с ним и все те остальные, которые также составят вам самую лучшую компанию на всю оставшуюся жизнь, даже если её останется и совсем немного, но зато даже в проклятом загробном мире вы будете с наслаждением вспоминать эти последние минуты, не давая душе увядать от того, что не было в вашей жизни ничего яркого и насыщенного. Просто надо искать и тогда вы обязательно найдёте. Ведь именно так и случилось с Адрианом, который, думая, что никогда уже не найдёт никого похожего на тех, с кем пережил ту бойню в Султанате, но при этом всё же не теряя надежды, всё-таки сумел отыскать тех, кому без преувеличения был готов доверить даже собственную жизнь. Он был уверен, что Фельту хватит смелости ещё раз выйти с мечом на дракона, если того потребует ситуация, хотя юноша никогда и не был воином, не говоря уж о тех, кто так много повидал и в чьих глазах он видел доброту и преданность, как во взгляде молодого паладина, чьё сердце, казалось, совсем не знало, что значит слово "страх". Смелость же всех остальных, кроме демонолога, ему хоть и не удавалось проверить на практике, но всё же в присутствии такого качества в каждом из своих спутников принцу вряд ли приходилось сомневаться, потому как ни один из них даже после столь неутешительных новостей и не подумал отказаться от этого предприятия, полностью отдавая всего себя на дело ради страны, которая даже для некоторых из них не была родной. К тому же каждый из них знал, с какой опасностью всё это сопряжено, но всё ещё ни у кого не возникало даже мысли на счёт того, что бы вывесить над стенами своей крепости белый флаг и отдать её вместе с прилегающими землями на растерзание кровожадному врагу. А сейчас в принце начало подниматься весьма странное чувство, будто бы сейчас рядом с ним находится ещё один столь же верный и преданный друг, готовый идти за ним до самого конца, пусть он и не будет победным, что было тем более необычно, поскольку сейчас рядом с ним была лишь незнакомая принцу девушка, которую, кстати, неплохо было бы поблагодарить за весьма своевременную помощь, ведь без этой невероятно полезной поддержки вряд ли поединок между вампиром и бастардом закончился бы столь мирно и хорошо, как это случилось, и сделать это нужно было как можно скорее, потому как Адриан вдруг почувствовал, что невероятно устал за этот долгий изнурительный день, насыщенный одновременно и печальными, и радостными событиями, составляющие весь тот яркий контраст жизни, благодаря которому многие так никогда и не теряют вкуса к ней, хотя, надо признать, что если уж слишком много таких сменяющих друг друга полосок, то это действительно довольно сильно утомляет, ведь если удовольствие составляет всю твою жизнь, то рано или поздно ты престаёшь чувствовать все доступные для человека удовольствия и постепенно все краски вокруг начинают блекнуть, чего ни в коем случае нельзя допустить.

Принц снова дотронулся до рук девушки. Та вздрогнула от этого прикосновения, может, руки Адриана были холодные, а, может, он просто этим движением пробудил её от того подобного сну состояния, в котором она сейчас пребывала. На этот раз девушка действительно впустила принца из своих крепких объятий и даже, кажется, начала лепетать слова оправдания за такое своё фривольное поведение, при этом, наверняка, сильно краснея и смущаясь, поскольку что-нибудь членораздельное и ясное у неё так и не вышло, а потому принц довольно быстро её остановил, чтобы дать девушке отдышаться, успокоиться и собраться с мыслями. Адриан критически осмотрел её, не столько чтобы приглядеться и узнать её (в темноте подобная попытка всё равно не дала бы каких-нибудь более менее приемлемых результатов, даже несмотря на то, что луна уже почти полностью вышла из-за того облака, что заслоняло её всё это время), сколько убедиться в том, что вампир, ещё недавно показавший себя как непревзойдённый боец, не доставил ей каких-нибудь неудобств в виде незначительных порезов или синяков, которые сразу же стали бы ясно видны на её идеальной коже, но не нашёл ничего подобного и быстро успокоился, убедившись в том, что Дезард действительно знал своё дело и свято чтил негласное правило всех тех, к чьей профессии его часто причисляли ещё в той, другой, прошедшей для него жизни: не трогать никого, кроме самой цели, если, конечно, это третье лицо не мешает тебе достичь успеха, при этом применяя против тебя силу стали, яда или верёвки, тогда уже любом случае придётся дать отпор хотя бы в целях самозащиты. Осматривая девушку, принц поневоле залюбовался ей. Она действительно была красива и в ней угадывались черты её брата, а потому не оставалось сомнений в том, что это была как раз она, сестра молодого паладина, которая и написала ему те странные, полные отчаяния, просьбы и нежности письма, которые он перечитывал несколько раз лишь для того, чтобы убедиться в том, что это не чья-то шутка, но нет, послание, написанное так, как те письма, просто само по себе не могло быть розыгрышем. Сейчас она казалась бастарду невероятно маленькой и хрупкой, сконфуженной и будто бы чем-то сильно напуганной почти до полусмерти, от чего стала невероятно слабой, но он уже видел, что в ней на самом деле полно решимости и смелости, истиной силы, иначе бы она не стала привлекать к себе внимание взбешённого вампира, зажигая ту лампу, чтобы помочь бастарду выиграть поединок, в котором в тот момент перевес сил был явно не на его стороне. Можно, считать, что она спасла ему жизнь, ведь, Адриан не знал, что Дезард не собирался его убивать, а дрался с таким остервенением и такой яростью, что другого исхода событий в том случае, если бы принц всё-таки проиграл, предполагать даже и не приходилось, а он ведь до сих пор так её и не поблагодарил, надо было срочно исправить это упущение, но уже не только ради того, чтобы показаться вежливым и следовать общепринятым правилом, а чтобы показать свою действительно искреннюю благодарность и восхищение её находчивостью, ведь кроме того, что бы решиться на этот поступок, нужно было ещё и придумать, как помочь Адриану в тот непростой момент. Эта девушка, чьё имя бастард пока до сих пор не знал, ибо в возбуждении не успел спросить у Рилиана имя его сестры, а сами письма были не подписаны, о родстве принц мог догадаться лишь по мимолётным оговоркам девушки, действительно заслуживала искреннего восхищения, но не только в духовных качествах было дело, поскольку и своей внешней красотой она могла похвастаться даже перед первыми красавицами столицы Ланда, к которым, надо сказать, Адриан никогда не проявлял того интереса, которого они от него ждали, ни одна из них не смогла зацепить сердце или же взволновать его мысли, в отличие от сестры молодого паладина. Да, пожалуй, эта семья была действительно одной из лучших, что когда-либо были в вассалах у его отца.

— Вы в порядке, мадам? Этот случай мог доставить вам массу неудобств, — всё же решил окончательно убедиться в самочувствии девушки принц.

В ответ она лишь слегка кивнула, из-за чего её взгляд ненадолго пересёкся с взглядом Адриана, от этого она тут же снова смутилась и устремила взгляд в землю, при этом взволновано теребя складки своего платья, которое она ещё не успела сменить на лёгкую полупрозрачную ночную сорочку. Ей, несмотря на явный опыт пребывания в свете и бесед в нём, что сразу же отражалось в некоторых её движениях, было почему-то невероятно сложно говорить с бастардом, хоть и явных причин для этого не было абсолютно никаких.

— Мне хочется искренне поблагодарить вас за помощь, мадам. Вы весьма своевременно пролили свет на ту тёмную историю. Без вас я действительно мог бы погибнуть, — вместо положенного поклона и поцелуя услужливо предоставленной женской ручки Адриан предпочёл куда более простой способ показать свою искренность, улыбнувшись своей новой знакомой, хотя улыбка эта, видимо, в силу недостатка практики в использовании подобного выражения лица, вышла немного блёклой и грустной, но это также можно было списать и на крайнюю усталость, которую ощущал сейчас бастард, несмотря даже на то, что эта девушка будто бы подарила ему новый запас сил, который, тем не менее, довольно быстро испарялся, словно уже полностью показавшая свой стыдливый лик луна старательно выпивала последние капли живости из принца, — однако вы, наверное, сильно устали за этот долгий день. Да и меня, если честно тоже уже покидают последние силы. К тому же мою рану было бы неплохо обработать, но я бы с удовольствием остался с вами ещё немного, если бы завтра меня не ждал столь тяжёлый и насыщенный день, который, возможно, окажется даже ещё более напряжённым, чем этот.

— Что? Вы сказали, что он успел вас ранить? — сестра Рилиана тут же взволнованно вскинула голову и оглядела принца внимательно с ног до головы, совершенно забыв про своё стеснение и неловкость самого положения в целом. Её взгляд на секунду остановился на том месте, где одежда была темнее и немного разорвана, но тут же, будто бы испугавшись собственной смелости, снова опустила голову. Адриан заметил это и вновь улыбнулся, на этот раз не в пример мягче и добрее, чем в первый раз.

— Да, но вряд ли это что-то серьёзное, иначе я не смог бы дойти сюда, не говоря уж о том, что бы выиграть в том поединке. К тому же мне не впервой получать раны, а потому вам не стоит беспокоиться, мадам. Вы и так достаточно сегодня волновались и сделали уже для мня всё возможное. Сейчас вам лучше всего будет пойти в замок и лечь спать, чтобы восстановить силы. Эта ночь, думаю, всем нам запомнится надолго. Со своими проблемами дальше я смогу справиться и сам.

— Конечно, милорд, как пожелаете, — девушка поклонилась, принц тут же фыркнул.

— Не нужно этих официальных обращений. На самом деле я их терпеть не могу, уж простите мне такую прямоту, мадам. Меня зовут Адриан, хотя, думаю, имя это уже известно, зато я до сих пор остаюсь в неведении.

— О, простите меня. Я Лина, сестра Рилиана и дочь барона, который принял вас в своём доме.

— Лина, какое красивое имя, как раз под стать его обладательнице.

Девушка тут же снова залилась краской, что в лунном свете теперь уже было видно весьма отчётливо.

— Раз теперь мы знакомы, то, пожалуй, я задержусь ещё ненадолго, чтобы поговорить с тобой о ещё одной весьма важной и серьёзной вещи, — быстро перешёл Адриан с формального "вы" на "ты", которое всегда гарантировало разговор, в котором куда лучше происходил обмен информацией, чем если бы они продолжали придерживаться этих вежливых обращений и титулов, — совсем недавно среди своих вещей я весьма неожиданно для себя обнаружил письма, в которых одна дама весьма горячо признавалась мне в своих чувствах, при этом то прося простить её за такую вульгарность, то увиливая в какие-то пространные аллегории, где, кажется, напротив хочет, чтобы я ответил на её чувства. Думаю, эти письма принадлежат вам, поскольку в них я нашёл упоминания того, что молодой паладин является братом автора тех строк, а, насколько мне известно, у Рилиана лишь одна родная сестра, — бастард хотел продолжить что-то говорить, но его тут же прервала сбивчивая речь Лины.

— Я понимаю, что повела себя глупо и неправильно, вы…ты ведь не знал даже моего имени до этого момента, но я, впервые увидев тебя, сразу поняла, что, кажется, влюбилась по-настоящему. До этого у меня были похожие увлечения, но в этот раз чувство действительно было сильным и не проходило в течение многих месяцев и даже лет, но я всё никак не решалась сказать об этом, хоть и довольно часто видела тебя на разных приёмах. Я ни разу так и не подошла, не сказала даже слова, потому что боялась, что ты откажешь мне точно так же, как и всем остальным девушкам, едва заметив признаки чувств в моих глазах. Эти письма были единственным выходом из ситуации, а потому я попросила друга нашей семьи передать их тебе. Теперь мне невероятно стыдно за такой поступок, но я действительно не верила, что мне когда-нибудь удастся быть с тобой так близко. Кажется, я на самом люблю тебя, Адриан.

Бастард смотрел на Лину, и ему казалось, что она вот-вот сорвётся на плач, потому что глаза её уже влажно блестели, отражая в себе луну, казавшуюся сейчас невероятно большой и красивой в этих двух бездонных водоёмах. Адриану в самом деле было жалко эту хрупкую, нежную и красивую девушку, но лгать и обманывать её он не мог, потому что ложная надежда всегда гораздо хуже отсутствия таковой. Он положил свою руку на плечо девушки, и это прикосновение подействовало на неё чудесным успокоительным образом, потому как она снова нашла в себе силы поднять взгляд и посмотреть в голубые глаза принца, в которых сейчас была какая-то печальная доброта и забота.

— Я понимаю тебя, Лина, но прошу сделать то же и для меня. Пойми, как бы тебе ни было больно это слышать, но я не могу ответить на твои чувства взаимностью. Мы почти не знаем друг друга. Ты красива и приятна, в этом нет сомнений и видно с первого же взгляда на тебя, но этого недостаточно. Думаю, мне вообще необходимо невероятно много времени, чтобы действительно довериться человеку и отдать ему своё сердце, потому как это на самом деле сложно. И я бы с радостью дал тебе это время, столько, сколько нужно, потому что ты приятна мне, но сейчас не самое подходящее время для этого. Наша страна буквально распадается на части и горит, я должен это исправить, и мне не должны мешать мысли о девушке, которая влюблена в меня и которую люблю я, я должен действовать сейчас во благо всех людей, а не только себя. Прости меня за это, но, думаю, у нас потом ещё будет время.

— Ты обещаешь мне? — Лина снова с надеждой заглянула в его глаза, но Адриан покачал головой.

— Прости, я не могу ничего обещать, потому что у самого тоже нет никаких гарантий.

"Хотя я очень хотел бы дать тебе честное слово, клянусь, хочу сейчас больше всего на свете" — пронеслось в голове бастарда, когда он в последний раз за эту ночь взглянул на полную луну и удаляющийся силуэт девушки, скрывшейся в тёмном спящем замке, где даже не подозревали пока о том, что произошло сегодня ночью.

* * *

Адриан одиноким тёмным всадником ехал среди цветастых палаток военного лагеря, который армия новых королей во главе с Дорнисом разбила почти у самой границы одного из новых якобы независимых государств. Через два-три дня все эти солдаты должны были двинуться в поход, чтобы осадить форт, виднеющийся вдали чёрной точкой и как раз-таки обозначавший начало территории суверенной страны, ещё необозначенной ни на одной из существующих карт, несмотря даже на всю ту похвальную оперативность, с которой имели привычку работать все известные бастарду картографы. Конечно, не вся армия будет брошена на эту, по сути, совсем незначительную операцию, ведь форт и вовсе мог оказаться всеми покинутым, поскольку, несмотря на всю свою решительность и смелость, ополченцы, конечно, не могли сравниться в подготовке и боевом опыте с регулярной армией и наёмниками, пусть среди защищающейся стороны и встречались изредка дезертиры, которые отказались поддержать такую негуманную политику новой власти и перешёл на сторону тех, кто решил всеми силами противостоять ей. Остальная часть двинется вглубь страны, продираясь туда подобно тупому ножу в чьё-то мясо, оставляя за собой болезненно выглядящие гноящиеся раны и пожарища. Это будет война на уничтожение, несмотря на все те заверения, которые сыплются на головы солдат и уже пленённых ими людей из уст стоящих на ящиках глашатаев, которые дерут свои глотки, не переставая с утра до ночи. Они будут убивать всех, кто попытается поднять оружие, и им будет совершенно плевать на то, что несчастный старик или совсем молодой ещё юноша такой допустил жест, лишь чтобы потом бросить вилы или же кухонный нож на землю. Люди уже устали жить в страхе перед очередным набегом, которые повторяются чуть ли не каждый день и солдаты армии ведут себя всё более распущенно, понимая, видимо, что достойного сопротивления им оказать никто не может, ведь по большей части все сильные молодые люди уже присоединилась к основным силам сопротивления и изо всех сил сейчас готовятся, чтобы суметь отразить удар стального кулака регулярной армии Ланда по сердцу их движения. И недавно они, наконец, решились дать отпор агрессорам, как тут называли приспешников Дорниса, которого уже успели в народе прозвать желтоглазым демоном за то, что он никогда не позволял своим воинам сжалиться над теми, кто посмел высказать недовольства. Казалось, что в нём уже окончательно растаяли все те высокие человеческие качества, которые были ему присущи ранее, то благоразумие и спокойную размеренную рассудительность, которой Адриан так удивился, встретив своего товарища спустя несколько лет после возвращения их команды обратно в Ланд. Ополченцы дрались на удивление умело, и первая победа оказалась бы в их копилке, если бы на место сражения не прибыли те самые храмовниками, которые изначально вроде как выступали против новых королей, но потом резко к ним присоединились, потому что оказалось, что всё это был лишь хитрый план, чтобы заманить как можно больше ополченцев в ловушку и устроить после бойню. Сейчас, можно считать, история повторилась, но всё же потери со стороны армии были значительные, а, учитывая то, что до этого им на самом деле не приходилось участвовать ни в одном более менее серьёзном бое за период гражданской войны, то на них это подействовало весьма и весьма угнетающе, а потому большая часть солдат сейчас выглядела крайне деморализовано. Да и погода вряд ли содействовала общему повышению боевого духа и становлению хорошего настроя у солдат, поскольку, невзирая на пору года, сейчас холодный ветер пронзал буквально до костей, заставляя Адриана плотнее кутаться в тёплый плащ, найденный им ещё в замке, а солдат рассесться у небольших походных костров, где они тихо переговаривались и тайком от начальства курили табак, который им удалось захватить в одной из деревень, разграбленной ими по пути сюда. Мелкий моросящий дождь лишь ещё больше усугублял положение, создавая совершенно законченное впечатление полной безнадёги и удручённости, будто бы поселившейся в сердце каждого из солдат, несмотря на то, что силы их явно превосходили противника и силой и качеством. Вряд ли сейчас они могли рассуждать так здраво, ведь у некоторых ещё до сих пор перед глазами окаменевшие лица их товарищей, чаще всего залитые собственной кровью. Трупы, ужасный грохот стали, который оглушал, будто бы гром раздавался из секунды в секунды под самым ухом несчастного вояки, который всего лишь и хотел немного подзаработать на войне, чтобы прокормить свою семью, но при этом совершенно не думал о том, что ему придётся убивать и видеть столь ужасные вещи, как смерть людей, с которыми ты ещё вчера сидел у костра и делился историями из жизни. А ведь ему ещё не приходилось встречать в лоб атаку тяжёлой конницы, в которой смерть, казалось, преобладает над самой жизнью. Когда люди кричат от боли, молят о пощаде, вспоминают всем известных им богов, но все их возгласы тонут в кровавом водовороте, к которому не подготовлен сейчас ни один боец в армии, кроме, разве что, этих странных неразговорчивых и жестоких храмовников, чьи одноцветные палатки без развевающихся рядом с ним боевых знамён стоят у самого холма, на котором виден самый настоящий королевский шатёр, где расположился их главнокомандующий, сейчас наверняка до мелочей продумывающий план атаки. Большая часть солдат надеялась, что им всё же не придётся идти на штурм, даже если форт всё же откажется сдаваться и продолжит защищаться до победного конца, рассчитывая на то, что Дорнису всё же удастся найти какой-нибудь тайный проход в форт и использовать хитрость, чтобы захватить его, а на подобные операции обыкновенные солдаты никогда не ходили, ибо их командир доверял подобные дела лишь самым доверенным людям из числа храмовников, потому что только они могли на самом деле без малейшего признака жалости вырезать даже тех, кто уже сложил оружие и сдался на волю победителя. Они надеялись, что всё пройдёт, так как это бывает обычно и им уже придётся войти в совершенно пустой форт, где как всегда не будет даже ни малейшего намёка на защитников, кроме крытой большой телеги, от которой доносится жуткий запах смерти, но солдаты предпочитают не думать об этом, воспринимая всё это лишь как ещё одну славную победу их военной компании, смысл которой не все из них понимают до конца, но и это их тоже мало волнует, ведь какая разница, что они, можно считать, просто убивают мирных жителей, если это приказы высшего командования, им за это платят, да ещё и достаются весьма ценные в это время трофеи, приносящие не только материальное богатство, но и успокоение совести, моральное удовлетворение, за которым тут же скрывается всё беспокойство, тревожность и та чёрная тоска, которая с недавнего времени преследует их буквально по пятам. У них были все основания надеяться на то, что Дорнис именно так и сделает, потому что своего надменного пренебрежения к простым солдатам он никогда даже и не думал скрывать, но вот сейчас всё зависело не только от главнокомандующего ведь всем было известно, что некоторые из тех архитекторов, что возводили на территории Ланда оборонительные сооружение, не терпели всякого рода интриги и скрытности, а потому не принимали во внимание возгласы правителей и аристократов о том, что всегда нужен запасной путь отхода, и полностью отказывались даже от малейшей возможности строить какие-то потайные ходы или же подземелья, за исключением тех, что могли служить в качестве тюрьмы для пленных, захваченных во время штурма, который удалось отбить или же напротив, для обороняющихся, если форт достался противнику. А только храмовников, разумеется, на открытый штурм Дорнис не пошлёт, поскольку не захочет рисковать этим элитным подразделением армии, которая недавно получила положение, сравнимое с королевской гвардией, то придётся и солдатам идти в бой, а потому каждый из них мысленно сейчас молился о том, что бы этот форт не возвёл в своё время один из тех твердолобых прямолинейных упрямцев.

И именно среди этих унылых, небритых и недовольных лиц ехал сейчас одинокий всадник, разбавляющий яркие цвета гербов, палаток и туник своей печальной и давящей на сознание однотонностью. Он, как ни странно, был совершенно один на самом деле. Все его спутники остались на окраине лагеря, поскольку дозорные не решались впускать столь подозрительную группу, в которой два человека были вооружены и ещё двое явно относились к магической братии, к которой, судя по косым взглядам, здесь многие относились если не полностью отрицательно, то уж точно с недоверием и осторожностью. Разумеется, и сам Адриан частенько ловил на себе удивлённые и не слишком дружелюбные взгляды вояк, которые, видимо, принимали его за одного из ополченцев, поскольку все остальные, кто был в этом маленьком угрюмом мирке, носили те или иные цвета, относившие их к определённым отрядам (храмовники тоже носили определённую форму одежды, что было известно солдатам, хоть они и видели людей из этого подразделения редко, потому что те не горели желанием выходить за пределы того места, где кучно расположились их палатки). Конечно же, при таком массовом заблуждении более тёплого приёма ждать принцу и не приходилось, а потому он просто продолжал ехать через лагерь, не обращая ни никакого внимания и всё больше укутывая себя плащом, хотя и так уже походил просто на груду тряпья на лошади, нежели на человека, и только едва видневшиеся ноги, глубокое дыхание и изредка позвякивавшие ножны Диарниса сообщали о том, что это не новая одежда для солдат, а кто-то чужой в этой среде, скорее всего, принёсший дурные вести, ведь иначе бы за ним следовали несколько человек, а на окраине лагеря уже знали о посланце доброй воли и успели бы разнести эту весть, подобно лесному пожару, по всему лагерю, благо болтливости некоторым воякам было не занимать. Бастарда никто не остановил, даже когда он завернул своего коня на ту дорогу, которая вела к холму, на котором расположился главнокомандующий. Зато вот на границе, отделявшей лагерь регулярной армии от отрядов храмовников ему пришлось немного задержаться, однако и там всё было достаточно быстро лажено и он смог продолжить свой путь, уже спешившись, потому как вряд ли бы этому скакуну доставило бы удовольствие взбираться на холм, поросший травой, сейчас мокрой из-за дождя, а потому Адриану пришлось проделать эту малоприятную процедуру полностью самостоятельно пусть и по-прежнему в полном одиночестве, поскольку ни один из числа новоиспечённой гвардии не горел желанием сейчас тревожить Дорниса. В голове бастарда было невероятно тихо, хотя он ждал шквала бурлящих мыслей, которые, пытаясь перекричать одна другую, полностью заняли бы его сознание, не давая мыслить здраво и чётко, что стало бы настоящей трагедии в том, что он собирался сейчас сделать. Но всё же волнение, конечно, он чувствовал, и это было видно по тому, как нервно он то сжимает, то разжимает пальцы, как периодически сбивается его дыхание и как он пару раз чуть не съехал вниз по холму, весь перепачкавшись в грязи. Но вот он уже у самого шатра, откуда доносится запах, привычный любому, кто когда-либо бывал в тавернах, так обычно пахнут места, где круглосуточно горят факел. Кажется, так было и тут, потому как, несмотря на день, принцу всё же удалось различить внутри отливающие оранжевым тени, которые пламя факелов отбрасывало не стены этого переносного временного дома, где через пару минут должен был состояться разговор, который, возможно, решит судьбу многих людей, хотя они не будут знать даже о самом факте, не говоря уж о личность, между которыми эта беседа проводилась. На какое-то мгновение Адриан испугался возложенной на него ответственности. Ему захотелось убежать как можно дальше с этого ставшего вдруг ужасно страшным холма, забиться в какую-нибудь нору и больше уже никогда не вбираться оттуда к людям, оставив мир и собственное королевство на произвол жестокой судьбы, которая уже почти полностью повернулась спиной к жителям Ланда, да и вообще всему этому миру. В голову прокралась одна единственная мысль: "А что если я не смогу? Если я всё сделаю не так?". Однако он сумел быстро взять себя в руки, успокоиться и если не окончательно убедить себя в успехе, то, по крайней мере, уверить в том, что он сделал всё, что мог, всё, что было в его силах. Адриан вздохнул, снова сжал кулаки и откинул в сторону ткань, которая служила в этой своеобразной хижине чем-то наподобие двери, прошёл внутрь, услышал, как за ним, казалось, невероятно медленно ткань опускается на своё прежнее место, будто бы давая бастарду последний шанс сбежать, но он убил в себе эту мысль сразу же, как только она появилась, ибо понимал, что после этого шага пути назад уже нет и всё решится прямо здесь и сейчас. Больше нет времени на планы и раздумья, пришла пора приводить всё это в исполнение, пришла пора действовать, ведь если не он, то никто этого не сделает. И ведь даже сама эта палатка будто бы намекает, что все его потуги на самом деле никак не отразятся на мире в целом, если не касаться населяющих его разумных цивилизаций, поскольку все эти следы будут стёрты, как когда-нибудь этот шатёр исчезнет с холма, но он всё равно не хотел принимать этого. Люди стали такой же частью мира, как и холм, а потому заслуживают право на то, что бы остаться в этом мире, а для этого нужно было сейчас всего лишь одному человеку остановить гражданскую войну и войну мировую, развернув армии сильнейших человеческих государств. Невероятное, казалось бы, дело, но для человека ведь нет абсолютно ничего невозможного. Пора, пора, не стоит больше тянуть резину, хватит.

Однако всё началось не совсем так, как себе представлял Адриан. Он думал, что Дорнис тут же его заметит, разозлиться, что храмовники впустили сюда кого-то даже не состоящего в армии, что находилась под его командованием, начнёт рвать и метать. Конечно, если не узнает принца, потому что в противном случае он, скорее всего, несказанно обрадуется тому, что ему больше не придётся посылать людей на поиски, с которых они слишком часто не возвращались. Будет воодушевлён мыслью о том, что его станут хоть чуточку менее сумасшедшим, потому как, несмотря ни на что, бастард всё-таки оказался жив, как он и говорил, хоть почти никто в это и не верил, поскольку многие своими глазами видели, как Адриана поглотили языки пламени на самой большой площади столицы Ланда, как медленно его силуэт исчезал за стеной бушующего яркого огня и дыма, поднимающегося от деревянного помоста, на котором и свершалась казнь, бывшая, если верить тому суду, совершенно справедливой, ведь только смерть могла оправдать отце и братоубийцу, который после этого ещё и надеялся взойти на трон. Вот только Дорнис всегда утверждал обратное и изо дня в день не уставал напоминать об этом своим подчинённым, говоря, что на самом деле убийцей был совсем не принц-бастард, что на самом деле он сумел каким-то образом выжить и теперь лишь он является единственным законным претендентом на престол. Вот только с совсем недавних пор почему-то эти заверения прекратились, чего, однако, солдаты совсем почти и не заметили, полностью занятые своими повседневными делами, обязанностями и обдумыванием тех событий, что произошли накануне. Но Дорнис пока не то, что не спешил проявить хоть какие-то эмоции по поводу столь внезапного появления Адриана, которого его люди искали уже очень и очень давно, ведомые лишь идеями своего командира да смутной надеждой на то, что бастард действительно жив и, взойдя на престол, сможет, наконец, остановить это кровавое безумие и бойню, в которую вот-вот готов был превратиться Ланд, если армия всё же переступит границу и начнёт свою кампанию, цель которой, разумеется, сохранение целостности государства и прочее, хотя многие уже втихомолку называли подобную операцию никак иначе, как карательной, ведь, по сути, так оно и было, ведь пока что в основном им приходилось лишь атаковать и брать те пункты, где остались лишь мирные жители, но их это не останавливало и они всё равно обнажали мечи и закидывали дома факелами. Конечно, многие из солдат понимали, что приверженцы идей новых государств тоже неправы, потому как своими действиями подвергали всю структуру Ланда опасности, можно сказать, разрушали его изнутри, но с другой стороны и сами принимали их идеи, ведь им на самом деле тоже были не очень близки те король и королева, что сейчас оккупировали трон, ведь всем было понятно, что к власти они пришли совершенно незаконным путём, пусть и было безвластие, пусть и те, кого назначили временной властью не могли справиться даже с самыми рядовыми проблемами, но всё же эти новые власти нельзя было назвать действительно законными и любимыми даже их приверженцами. По крайней мере, теми, кто ещё сохранил здравый смысл, рассудок и разум, а не превратился в фанатиков, которые оголтело вопят на каждом углу о том, что пора уже избавиться от всего этого "мусора", который сейчас ещё и хочет в придачу собственных государств, что единственные, кто могут жить в Ланде, так это только коренные ландестеры и никто больше, совершенно закрывая глаза на то, что королевство Ланд всегда было одним из самых многонациональных государств в мире, да и появилось как самостоятельная полностью независимая страна не так уж и давно, особенно если сравнивать его с такими стариками, как Мортремор, Княжество Шан и Султанат. А их идеи о том, что можно ещё и получить помощь от почему-то вдруг ставшего невероятно враждебным Княжества Шан и вовсе казались этим полоумным чем-то вроде святотатства и даже за одно косвенное упоминание подобного они готовы были заживо сжигать людей в их собственных домах. Те же, кто всё ещё сумели в этом хаосе остаться людьми, на самом деле дико устали от подобной неоправданной жестокости и борьбы без каких-то явных идеалов, ведь не было у них командиров, которые долгими часами толкали свои вдохновляющие цели, оправдывая таким образом многие из тех приказов высшего начальства, что начинали казаться даже самым твердолобым чем-то грязным и чёрным, недостойным людей, но тогда они хотя бы считали, что у них хорошая цель, которая отмывает их от невинной крови, а вот сейчас такого не было, а потому многие из простых солдат чувствовали, что уже вот-вот они не выдержат подобного и просто-напросто дезертируют из армии, а если учесть количество голов, в которых подобно крысе или другому паразиту поселилась эта мысль, то можно предположить, что тогда силам новых королей уже нечем будет вершить своё высшее правосудие и устанавливать лучший порядок, выколачивая из ополченцев абсолютно все мысли о независимости и прочих недопустимых в этом едином королевстве глупостях. Люди с обеих сторон уже окончательно устали от насилия, от этого противостояния идей и идеалов, которые, на самом-то деле, у большей части тех, кто выполнял здесь просто роль рабочей силы, были абсолютно одинаковыми, ведь чаще всего в подобных войнах сами солдаты только и хотят того, что бы вернуться домой, к своим семьям, забыть об этом кровавом и грязном кошмаре навсегда, зажить снова своей старой спокойной и мирной жизнью, где нет больше месту лязгу мечей, свисту стрел, скрежету проламывающихся под ударами тяжёлых латных доспехов, крику раненых и умирающих, этому вездесущему запаху смерти, который, казалось, въелся даже в некогда красивую и пёструю тунику теперь уже полностью прибредшую какой-то странный монотонный оттенок, при одном взгляде на который тут же хотелось вывернуть всё содержимое желудка наружу, а спасало от этого лишь то, что он обыкновенно к этому времени и так пустовал благодаря всему увиденному на поле боя. Они хотели мира и спокойствия, прекращения войны и только им, поверьте, было совершенно плевать на то, за что там их посылают на смерть сильные мира сего, прикрывая свои личные интересы красивыми формулировками, приманивая солдат и говоря им, что на самом деле только таким способом и можно добиться желанного всеми мира, а те мужчины по другую стороны баррикады никто иные, как враги, не желающие, чтобы солдаты вернулись к свои жёнам и детям, что, конечно же, было лишь едкой ложью, потому как и эти ужасные враги хотели того же самого, что и бегущие на них приступом воины, но первые не покидали свои укрепления по той же причине, что и атакующие, они тоже благодаря тщательной промывке мозгов верили, что могут только так отстоять своё законное право на мир. Ну, или, во всяком случае, думали, что верили, ведь на самом большая часть из них готова была сдаться прямо сейчас, бросить оружие на землю, чтобы его уже больше никто и никогда не поднял, чтобы прямо вот на этом месте оно заросло травой и, проржавев насквозь, рассыпалось в прах, больше уже не напоминая о гнилой эпохе братоубийственной гражданской войны, которая велась не самими людьми, но теми, кто ими командовал, при этом прикрываясь идеями для людей. Они хотели выйти уже навстречу друг другу и обнять, поняв, что если бы они не сделали такого мужественного поступка, то могли бы умереть от той руки, что сейчас утешительно легла на плечо. Но никто из них не мог этого сделать, поскольку помнил о том, что их генералы страшны в свой злости, что месть их рано или поздно настигнет и тогда уже точно не будет никакого шанса скрыться и выжить, а так оставался хоть малейший шанс, что им ещё удастся вернуться домой пусть и не всем, а потому они продолжали стоять на смерть, а кровавые магнаты потирали руки, считая прибыль и прогнозируя будущие доходы.

И вот сейчас перед Адрианом стоял кто-то из тех, стоявший в одном ряду с этими не слишком таинственными и умелыми кукловодами, но всё же и не принадлежавший им до самого конца, ведь его цели ещё оставались до конца не известны, а потому бастарду оставалось лишь искренне надеется на то, что всё же Дорнис действительно преследовал лишь свою собственную корысть, амбиции или же жажду власти, потому что если он полностью верил в те идеи, которые нёс с этим походом, то вряд ли бы его удалось убедить человеку, у которого переубеждать получается лучше всего на свете, потому как всем известно, что фанатиков ни за что нельзя заставить изменить свою точку зрения даже под угрозой смерти, они всё равно до самого конца, до самой последней капли крови в своём измученном теле, но никогда, ни за что не отступят от тех идей, что накрепко поселились у них в голове, как паразиты, полностью иссушая их самосознание и разум. Конечно, иметь в жизни стержень убеждений это хорошо, но от них надо так же и уметь отказываться, если всё-таки кому-то удалось доказать, что такая концепция не принесёт тебе успеха, а в этом случае фанатики ещё и могли нанести вред, при чём в весьма впечатляющих масштабах, чего вряд ли могло хотеться хоть кому-нибудь, а в особенности тем, кто, собственно, возложил всю грязную работу на этих индивидом, ведь как-никак именно им потом придётся выпивать прибыль из нового порядка, а на опустошённых и сожжённых землях это не получится делать эффективно даже при огромном желании, а потому всегда лучше предпочесть профессионалов фанатика, ведь последние хоть и требуют плату за свою работу, но хотя бы их действия всегда предсказуемы и управляемы, в то время как одержимые идеи совершенно неконтролируемы и в итоге могут вовсе обернуться против того, кто собрал их под своими знамёнами, неожиданно обнаружив, что он следует их идеалам лишь ради собственной выгоды, что в их пониманием было самым худшим грехом из всех возможных. Хотя сейчас, надо призать, лидер храмовников выглядел что-то уж слишком хладнокровно для того самого фанатика. Он внимательно разглядывал карту и подробный план форта, который ему каким-то образом всё же удалось раздобыть на правах главнокомандующего, делая какие-то пометки и не отрываясь от этого невероятно увлекательного занятия, будто бы давая Адриану время осмотреться и привыкнуть к обстановке, которая, кстати, совершенно не ассоциировалась с тем, что обычно представляют люди, когда им говорят о штабе командования. Здесь не было какой-то особенной роскоши, парадных доспехов генерала, стоящих в углу и блестяще отполированных до такой степени, что свет, попадающий на них, отражался и слепил, трофейных изысканных карт и прочего красивого хлама, коим почему-то обыкновенно высшие должности так любят себя окружать без всякой на то видимой причины. Всё здесь было крайне просто, можно даже сказать несколько аскетично и этого впечатления не могла разбавить также прочная кровать, оказавшаяся здесь будто бы по волшебству, что было тем более странно, учитывая, что в армии не было ни одного мага, поскольку Дорнис почему-то не доверял им, а потому не хотел держать ни одной "всезнающей змеи" у себя под боком. Остальное же убранство шатра составлял стол, на котором, собственно, и лежали столь тщательно изучаемые карты, да ещё пара стульев, по виду которых можно было с полной уверенностью говорить, что они трофейные, ибо выглядели действительно так, будто бы вот-вот разваляться от малейшего ветерка, а потому не вызывали особого желания поверить их комфортность и посидеть на них. А за не имением того, к чему может прицепиться взгляд, Адриан решил всё же, наконец, привлечь к себе внимание Дорниса, чтобы начать же столь важный и нависший в воздухе плотной почти абсолютно чёрно грозовой тучей разговор, кашлянув и нарушив таким образом тишину, что, разумеется, тут же возымело нужный бастарду эффект.

Дорнис поднял голову, отрывая взгляд от карт, но сперва в его глазах не было каких-то чувств и эмоций, связанных непосредственно с появлением здесь Адриана, будто бы все его мысли ещё находились где-то среди тех мест, коридоров и комнат, что были обозначены на лежавших перед ним бумагах, но это вскоре прошло, и проскользнуло удивление, которое, как ни странно, не сменилось тут же внезапной и яркой вспышкой безудержного гнева, а скорее столь неожиданным визитом бастарду удалось возбудить в главнокомандующем армии Ланда неподдельный интерес, ведь того никто не осмеливался без приглашения ступить в этот шатёр, зная все слухи, что ходили о вспыльчивом характере командира. Желтоглазый храмовник убрал руки со стола и выпрямился, внимательно разглядывая своего гостя, которого он что-то совершенно не припоминал среди солдат и уж тем более среди элитного подразделения, находившегося под его личным командованием, и тем более было странно, что этот человек, чей плащ промок от дождя, а сапоги были ещё даже более грязными, чем у вояк, которым пришлось испытать на себе все прелести скорого многодневного марша, казался Дорнису столь знакомым, хотя имя человека с таким лицом он бы точно запомнил, ведь такое количество уродливых шрамов и ожогов на одной физиономии ему ещё в своей жизни встречать не приходилось, хотя пару раз ему уже довелось побывать в тайных пыточных камерах Гильдии Сейрам, где остались ещё те, кого гильдийцы либо просто не успели вывести до прихода храмовников, либо просто эти несчастные сказали им уже всё, что знали на самом деле, и, судя по виду большей части пленников, количество лиц из второй категории можно было назвать всецело преобладающим. Несколько бесконечно долгих минут тянулось эта угнетающая немая сцена, во время которой оба старых друга смотрели один на одного и не могли узнать, ведь каждый из них изменился действительно до неузнаваемости, причём как внешне, так и внутренне, что было также весьма хорошо видно, ибо ни одному из них пока не за чем было скрывать от стоявшего напротив те чувства, что его сейчас обуревали, хотя сначала, справедливости ради нужно сказать, Адриан и пытался это сделать, однако лишь в силу старой привычки, нежели по реальной необходимости, ибо её на самом деле не было, ведь бастард всё ещё надеялся, что ему удастся переубедить Дорниса, что этому желтоглазому парню ещё можно доверять, но чтобы убедиться в этом нужно было хотя бы для начала заговорить, узнать с его собственных слов, что происходит и зачем он делает то, что делает, навязчивые ли это идеи, которые невозможно уже вытолкнуть из головы, или же просто ненадолго ослепившие амбиции, прозрев после которых Дорнис сам будет глубоко жалеть о том, что натворил и тут же попытается всё исправить. Адриан хотел верить в то, что видения, которые приходили к нему и другу Нартаниэля всё же являются просто обманом и иллюзией, навеянной мрачным видом некогда великого Города на Воде и окружающих его болот, вечно прикрытых дымкой зеленоватого плотного и будто липкого тумана, ведь если бы он доверился этому прозрению, то его бы не было здесь, потому как он принял бы будущее таким, какое оно есть, решил бы, что его уже невозможно изменить и что глупо даже пытаться тратить свои силы на подобные глупости, ведь есть вещи, которые пока что ещё неподвластны людям и менять будущее, когда оно уже предрешено какими-то другими высшими силами — к сожалению, одна из таких вещей. Но всё-таки бастард не отступил, он всё равно добрался до этого холма, несмотря на все свои сомнения и такие странные взгляды, которые перед расставанием бросали на него его товарищи, прошедшие и помогавшие выбрать ему этот нелёгкий, для некоторых даже кажущийся гибельным и саморазрушительным путь. Он собирался изменить всё, что приснилось ему, собирался сделать так, что бы выжженный чёрный безжизненный пустырь превратился в покрытые сочной зелёной травой поля, на котором бы в своё удовольствие работали люди под льющим свои тёплые ласкающие лучи солнцем. Конечно, вряд ли это будет легко, но Адриан на это никогда и не рассчитывал, но надо было уже начинать, иначе он рискует растерять даже те жалкие остатки боевого настроя, с которым он въехал в лагерь перед лицом этого желтоглазого человека, во взгляде которого интерес уже сменился судорожным нетерпением и раздражённостью, коя вполне могла объясниться тем, что его так бесцеремонно отвлекли от столь важного занятия, как планирование атаки на форт, которая должна была стать знамением либо того, что на самом деле армия ничего не может её не стоит бояться, либо того, что кара неизбежная и вскоре все эти новые государства охватит огонь очищения, если, конечно, противники не сдадутся, но даже и в таком случае судьбе их вряд ли можно будет позавидовать. Что же, теперь Адриану нужно было сделать всё возможное, чтобы необходимость возвращаться к картам и подобным планам у Дорниса отпала. Желательно навсегда.

— Дорнис, — будто бы вытолкнул это имя из себя принц вместе со вздохом, от чего оно приобрело какой-то шипящий змеиный оттенок, — я мог бы сказать, что рад тебя видеть, ведь в последний раз наша встреча была весьма сумбурной, а с того момента уже утекло достаточно много воды, но не буду врать, потому что и сейчас я предпочёл бы встретиться с тобой при других обстоятельствах, а не стоять по разные стороны крепостного вала и готовиться к тому, что ты можешь вот-тот кинуться на меня с кинжалом за то, что я смею перечить твоим идеям, — Адриан сделал несколько шагов на встречу Дорнису, чьи яркие глаза уже превратились в две узенькие щёлочки, потому как он ещё не до конца понимал, что здесь происходит и почему этот черноволосый молодой человек смеет так фамильярно и панибратски говорить с ним, при этом утверждая, будто бы они уже виделись когда-то.

Он вышел из-за стола и автоматически принял защитную стойку, рука потянулась к короткому мечу, что всегда висел у него на поясе пусть и покидал он ножны невероятно редко, а случай для этого должен быть действительно исключительный и невероятный. Во всяком случае, ещё никому из обыкновенных солдат не удавалось видеть клинок главнокомандующего обнажённым, не говоря уж о том, что бы рассмотреть, насколько хорошо Дорнис им владеет и какую манеру бою исползают, но принц, конечно же, совсем не хотел снова увидеть, как желтоглазый делает стремительный выпад, от которого ведь в любом случае придётся защищаться, а звон клинков может привлечь храмовников, и уж тогда Адриан точно не успеет ничего сказать, потому как элитное подразделение никогда не спрашивает и сразу же пускает своё оружие в дело, если видят, что их командиру угрожает опасность. От бастарда этот жест не укрылся, однако сам он пока не спешил на него отреагировать, но и сделать ещё один шаг не решился, поскольку уже не раз ему приходилось видеть Дорниса в действии и никогда ему ещё не приходила в голову какая-нибудь сумасшедшая мысль на счёт того, что ему хотелось бы скрестить свой меч с клинком этого желтоглазого убийцы.

— Не стоит сразу хвататься за оружие, Дорнис, думаю, ты уже постепенно начинаешь понимать, в чём тут дело и кто я такой. Чтобы тебя окончательно убедить в догадках позволь мне предъявить бесспорное доказательство того, что я на самом деле Адриан, незаконнорождённый король бывшего и ныне покойного короля Ланда, — Адриану быстро отстегнул ножны от пояса и резко протянул их Дорнису, чтобы тот не успел отреагировать, если бы принял это действие за проявление агрессии и враждебности.

Он удивлённо переводил взгляд с протянутой ему вещи на лицо Адриана. Разумеется, он сразу же узнал меч, простую рукоять того меча, чей клинок этот странный человек со шрамами не обнажал, хотя доверия своим видом не вызвал и с первой же секунды. Когда Дорнис заметил его, он был настроен именно на поединок, а тут вдруг он сам отдаёт ему своё оружие, да ещё и оказывается, что этот самый меч, который желтоглазый уже никогда не надеялся увидеть, хотя он был так сильно ему нужен. Это точно был Диарнис, вне всяких сомнений, но ведь он точно знал, что это оружие может находиться лишь у одного человека, а это значит, что человек, стоящий перед ним, является на самом деле принцем, которого он уже и сам считал покойным после падения знаменитых Охранных Башен Сарта. Он не взял предложенное доказательство, а потому бастард вскоре вернул ножны на прежнее места, казалось, совершенно не обращая внимания на тот несколько ошарашенный взгляд, которым он сейчас одаривал принца, скрестившего руки на груди и ожидавшего хоть какой-то более бурной и явной реакции на предоставленное доказательство и своё появление. Как ни странно, волнения уже почти не было, снова вернулась та направленность, которая вроде бы уже совсем покинула его с первых минут проезда по унылому лагерю, но уют этого шатра и то, что человек, которому он собирался доносить свои идеи, был хоть более менее знакомым способствовали новому приливу сил и боевого духа. К тому же произведённый эффект тоже не мог его не радовать.

— Не может быть, — наконец выдохнул Дорнис, снова опираясь на стол одной рукой, а второй проведя рукой по лбу, будто бы проверяя, не вспотел ли он, — этого на самом деле не может быть, — ещё раз повторил он, разом растеряв всё то спокойствие, с которым он первоначально встретил Адриана, — люди дважды не возвращаются из мёртвых.

— Я не уверен, что умер хоть в одном из тех случаев, о которых ты говоришь, — вздохнув, совершенно серьёзно ответил бастард, — честно сказать, я даже не знаю, что со мной точно произошло, но загробный мир я точно увидеть не успел. Скорее, было такое ощущение, словно я просто внезапно заснул или потерял сознание, а потом очнулся уже в Дашуаре.

— Может, просто, наконец, найдено неопровержимое доказательство того, что все эти рассказы про загробную жизнь и мир мёртвых не более чем просто бредни и ложь жрецов, которую нам скармливают уже не один десяток лет? Да и не только нам, ведь такая концепция, кажется, есть во всех современных религиях, только лишь немного иначе преподнесённая и показанная, — кажется, к Дорнису начали постепенно возвращаться спокойствие и словоохотливость, что сделало его фигуру для глаза Адриана более узнаваемой, хотя всё ещё он смотрел на желтоглазого через своеобразную призму.

— Не знаю, да и, если честно, сейчас мне совершенно не до этого. Ты должен тоже это понимать. Сейчас у нас обоих есть дела, куда больше заслуживающие внимания, нежели философские размышления на счёт того, что нас ждёт после смерти, — взгляд Адриана показался Дорнису недовольным.

— Да, совершенно верно, ты прав! — главнокомандующий тут же выпрямился, снова приняв грозный и гордый вид. — Нужно, наконец, сообщить моим людям, что цель достигнута, что теперь в нашем лагере есть тот, кого мы так долго искали! Единственный законный наследник престола! Теперь уже у наших противников не будет никаких поводов для того, что бы продолжать это бессмысленное сопротивление! — Дорнис подошёл к Адриану ближе и положил руку ему на плечо, направляя к выходу, но бастард тут же скинул её, не двинувшись с места, желтоглазый нахмурился, явно не понимая в чём дело. — Что такое, Адриан? Я, конечно, понимаю, что к "явлению народу" было бы неплохо подготовиться, но ты сам сказал, что нужно торопиться с этим, чем скорее враг поймёт, что на нашей стороне древний закон престолонаследия, то они ту же перестанут выступать против новой власти.

— Не перестанут, Дорнис.

— Что? Что ты такое несёшь, Адриан? У нас есть законный наследник престола, есть армия, есть какие-никакие гарантии завтрашнего дня, причём предоставленные не только нами, но ещё и Мортремором. У них нет даже жалкой пародии хоть на что-то подобное, потому что они на самом деле сами не знают, чего хотят, и мы собираемся вбить им в головы, что так дело не пойдёт. Это лишь ещё больше ослабит наше королевство перед лицом Княжества Шан, которое уже во всю свою прыть передвигает армию к нашим границам. Поверь мне, уже завтра они пересекут её, а эти проклятые ополченцы будут рады этому как дару богов и тут же побегут встречать их хлебом и солью, но мы не позволим такому случиться. У меня есть все основания полагать, что раз ты пришёл сюда, то тоже на нашей стороне, но твои слова вызывают у меня некоторые сомнения, прошу, развей их, и пойдём уже, наконец, объявим эту радостную новость.

— Ты никогда не задумывался над тем, почему они так рьяно защищаются, несмотря на явное превосходство сил противника?

— Конечно. Я думал над этим и думаю сейчас, очень часто. И всё время я прихожу к одному и тому же выводу: они просто бросают все свои последние силы, оттягивая время до того, как придёт это "Великое Княжество Шан", чтобы потом продаться ему вместе со своими гнилыми потрохами и землёй, которая по праву принадлежит королевству Ланд и не может входить в состав какого-либо другого государства.

— А если на самом деле окажется, что они просто преследуют идеи, которые, по сути, мало чем отличаются от ваших.

— То я никогда в это не поверю и велю тут же избавиться от того пустослова, что посмеет таким образом деморализовать солдат, уверяя их в том, что мы якобы действуем неправильно! — Дорнис стукнул кулаком по столу, его жёлтые глаза тут же загорелись в мимолётной вспышке гнева, прошедшей, как и всегда, когда дело касается Дорниса, невероятно быстро, будто бы пламя это было не естественным, а магическим, управляемым неким таинственным закулисным волшебником. — Но к чему всё это, Адриан? К чему все эти пустые разговоры? Честно сказать, они уже немного начинают меня утомлять, а я очень быстро теряю терпение, как ты знаешь.

— Знаю, очень хорошо это знаю по старой памяти и собственному опыту, — Адриан слегка улыбнулся, думая о тех давно ушедших временах и всё ещё сильно жалея о том, что они уже вряд ли когда-нибудь смогут вернуться, ведь бастард знал, что Син точно никогда не простит своего старого друга за то, что он стал во главе армии, которая пожала столько невинных жизней в своём кровавом походе якобы ради великой цели, — а потому постараюсь быть предельно краток и откровенен, поскольку по-другому в этом разговоре у нас понять друг друга вряд ли получиться, — снова вернулся в прежний серьёзный тон принц, придавая чуть было не утерянную полу формальную обстановку.

— Ты опять начинаешь уходить в какие-то дальние дебри, дорогой друг. Я, конечно, люблю болтать, но всё-таки иногда настают времена, когда эту любовь приходиться держать в узде, а на её место выпустить пристрастие к немедленному действию. Сейчас как раз одна из таких ситуаций. Нет времени, мы не знаем, когда точно ударят по нам враги, подкреплённые продовольствие и оружием со стороны Княжества. Нельзя допустить, что бы они сделали это первыми. Ты представляешь, как сильно мы можем снизить их боевой дух, если ты выйдешь впереди нашей армии? Уверен, большая часть из них тут же опустит оружие и победит к нам на встречу, а на той стороне останутся лишь совсем чокнутые идиоты, которых ждёт смерть, потому что нам от них точно никакой пользы не будет. Думаю, такая победа войдёт на страницы летописей, как величайший триумф в истории Ланда. Мы вернём себе утраченные из-за козней врагов земли с самыми минимальными потерями, а у Княжества Шан не останется больше никаких корней здесь и тогда, и вот тогда уже они отступят и надолго откажутся от своей идеи посягать на наши территории. А ты хочешь отложить этот день? Ты будто бы и вовсе не хочешь, чтобы он свершился, откладывая и откладывая его в долгий ящик. Что с тобой? Раньше я не замечал в тебе, Адриан, такой нерешительности. Или, может, ты перешёл на сторону врага? Тогда я больше не могу считать тебя другом и тут же, на этом самом месте, скрещу свой меч с твоим, после того, как ты сознаешься в своём ужасном непростительном проступке. Можешь быть уверен в том, что поединок будет абсолютно честным, без стражи. Только ты и я. На самом деле мне уже давно хотелось сразиться с тобой, ведь я всё ещё не люблю знать за её продажность и узколобость, но ты показал себя как лучшей её представитель в Султанате, когда не испугался грязной работы и в первых рядах прорывался ко дворцу. Очень жаль будет, если ты всё же изменил своим привычкам и повёлся на сладкие песни Нура, но тогда всё хотя бы снова вернётся на круги своя, и я снова смогу с чистым сердцем ненавидеть всех этих змей в блестящей чешуе. Слово за тобой, учти, от этого может зависеть твоя жизнь а потому подбирая слова тщательней, если не хочешь снова вызвать у меня таких подозрений.

— Я понимаю все вои подозрения, могу даже сказать, что сам подал для них основание, но я не сбираюсь перед тобой оправдываться. Даже на том злосчастном суде мне хватило просто того, что бы сказать: "Я не виновен". Тем более я не унижусь и перед тобой, Дорнис, потому что всё же одна черта от своего социального класса у меня сохранилась — я действительно гордый. Ты так увлечённо рассказывал, какое ужасное зло представляет в своём лице Княжество Шан, как оно подкупает лицо, о том, что единственная цель, которую преследует это государство, заключается захвате земель, по праву принадлежащих Ланду. О том, что после того, как вы разобьёте приверженцев новой независимости, у неё не останется тут корней и их армии придётся надолго убраться отсюда. Ты в этом абсолютно прав. Действительно, скорее всего, так и было бы, но ты упустил одну немаловажную деталь: вы ведь на самом деле идёте той же дорогой, что и ваши противники. Можно даже сказать, что вы являетесь зеркальным отражением друг друга. Обе стороны борются за независимость и те земли, что считают по праву своими. Ты выступаешь с идеями о том, что в Ланде могут проживать лишь коренные ландестеры, при этом сова забывая о том, что изначально наше королевство было, можно сказать, сборником земель самых разных народов, которые до того имели почти полную самостоятельность, но были вынуждены объединиться перед лицом общей опасности, а потому имеют точно такое же право на суверенитет своих земель, как и все остальные. Ты же идёшь неверным путём, навязывая превосходство одного народа над другими. Такая позиция в корне не верна, поскольку без взаимодополнения, лучшим примером которого является именно королевство Ланд, все народы, населяющие его, были бы уже давно или совсем вырезаны или же просто исчезли бы навсегда из-за кровосмешения. Вед ландестеры тоже когда-то были лишь маленьким, ничего не значащим в мировых масштабах народцем, который, тем не менее, сумел подняться с колен, сбросить с себя бремя податей Хариоту, Северному Королевству и Княжеству Шан. Именно своей силой и доблестью, честностью мы сумели объединить все эти народы под своим крылом, а теперь ты, Дорнис, превращаешь наш народ в кровавых палачей, убивая тех, кого мы когда-то сами позвали к себе и обещали защиту, — Адриан сделал несколько шагов навстречу желтоглазому, будто бы нависая над ним чёрной грозовой громадой и заставляя главнокомандующего армии Ланда против воли отступить назад и снова потянуться к своему оружию, — но и это не самое худшее. Я понимаю, что тебя, как и любого другого, можно с лёгкостью ослепить такими масштабными и чистыми идеями, за которыми часто люди совершенно перестают видеть даже крупицы здравого смысла, становясь самым главным бичом всего человечества — фанатиками. Есть ещё один изъян в твоих идеях, который ты почему-то ну никак не хочешь увидеть, а вот в лагере напротив на это указываешь постоянно. Вы ведь тоже на самом деле боретесь не за свои собственные интересы. Вам это лишь кажется, потому что мортреморцы, в силу того, что их государство намного старше и могущественнее, чем наше, гораздо лучше разбираются в плетение подобных паутин, обманывая при этом не только своих врагов, но и тех, кого они пока могут называть союзниками. Хотя здесь больше бы, по правде говоря, подходило что-то вроде "рабочей силы".

— О чём ты говоришь? Мортремор нам помогает, он может обеспечить нас всей необходимой помощью, но мы не работаем на него, а он предпринимает подобные действия лишь затем, что бы мы смогли стать сильным государством, — в голосе Дорниса послышалась нарастающая ярость, слова Адриана явно ему совсем не понравились, а в своём нынешнем положении он уже совсем отвык от того, что ему смеет кто-то перечить, став в этом плане уж слишком сильно похож на тех, кого так ненавидел. Злая ирония, не правда ли?

— Открой, наконец, глаза шире Дорнис. Взгляни на вещи так, как они есть на самом деле, без всяких приборов и прочей ерунды, которая мешает тебе оценить ситуацию трезво. Неужели ты не можешь понять, что на самом деле Мортремор просто пускает вам пыль в глаза, этими отговорками и якобы совершенно бескорыстной помощью. Всё не так, Дорнис, всё совсем не так, как тебе кажется, потому что в этом путешествии я понял, что сейчас очень немногие способны делать что-то подобное лишь во имя тех самых идеалов, не просчитывая при этом в уме затраты и возможную прибыль. А, можешь мне поверить, восточный гигант возьмёт своё, причём сделает это очень и очень скоро, поскольку не привык оставлять долги. Сам подумай, зачем им ещё одна сильная страна, когда буквально под боком расцветает и множит свои силы королевство Сарт, а Султанат уже давно перехватил инициативу почти во всех возможных видах торговли? И Княжеству Шан так же не нужны эти государства-карлики. Сильные мира сего просто стравили нас, некогда братские народы, между собой, заставляя изойти кровью, ослабнуть и самим уже молить о помощи. Они же в роли благодетелей и великих спасителей придут к нам и начнут свой пир, всё ещё прикрываясь масками той самой добродетели. Они же просто воспринимают нас как большой кусок мяса, который невозможно проглотить за один присест, а потому они решили разрезать нас своим ножом тайных интриг, после чего по кусочкам отправить в рот, чтобы стать ещё сильнее и кровожаднее, чем прежде. Никто и никогда не собирался нам помогать. Мортремор ведёт сюда свою армию совсем не за тем, что бы помочь вам в этой нелёгкой борьбе. Они просто хотят раз и навсегда выяснить, кто сильнее, они или всё же Княжество Шан, при этом совершенно не интересуясь тем, согласны ли мы, что бы наше королевство стало для них этим полем боя. Мы сами впустили их сюда, сами буквально преподнесли Ланд на блюдечке с голубой каёмочкой, но у нас всё ещё остался шанс. Мы можем успеть в последний момент выдернуть у них из рук этот деликатес, но для этого нужно отказаться от вражды, от тех идей, в которых чётко прослеживается то самое превосходство, одна национальность и прочее, ведь природа не просто так создала так много народов, мы должны учиться друг у друга всему полезному, идти всё ближе к совершенству, должны стать показательным примером всему миру, что враждовать между собой лишь по принадлежности к той или иной народности — это верх глупости. Кто-то должен это сделать, кто-то должен сложить оружие и показать, что Княжеству Шан и Мортремору уже нечего здесь искать, поскольку мы снова объединились, мы снова сильны, как и прежде, и больше им не удастся так просто снова разобщить нас себе на пользу. Конечно, я понимаю, что сейчас есть множество вещей, кажущихся более материальными, полезными и близкими, чем всё это единство и самосовершенствование, о котором я говорю, но, пойми, по-другому сейчас нельзя. Если снова пойдут в ход мечи, топоры, копья и стрелы, то круг никогда не разомкнётся, даже если тебе удастся выдать кого-то за законного наследника, то рано или поздно найдутся те, кто вспомнит, каким путём на самом деле ты возвёл его на трон, они снова восстанут, сыграя всё на тех же струнах, что затронули и сейчас. История снова повторится, снова польются реки крови, я уверен, что так уже случалось бесчисленное множество раз, но вот сейчас вся проблема в том, что мы живём в действительно переходную эпоху, когда меняемся не только мы, но и мир вокруг нас. Сейчас обе стороны этого внутреннего конфликта уже не знают, за что они на самом деле сражаются. Нужно лишь вразумить тех змей, что продолжают подливать яд в кубки. Люди устали от войны, Дорнис, и в наших силах её остановить, в наших силах не дать родному королевству превратиться в руины и пепелища, но для этого тебе придётся отказаться от всех тех идей, что ты преследуешь сейчас. Поверь, если это сделаешь ты, то и все пойдут за тобой, потому что я видел тех людей снаружи, они перестали верить в то, что желтоглазый демон на этом холме может измениться, но я верю, Дорнис, что ты сможешь это сделать, а это заставит поверить и их, заставит так же и наших противников сложить оружие, ведь их обманывают точно так же, как обманывали и тебя, а всё тайное всегда становится явным. Однако финальный выбор всё ещё остается за тобой. Больше слов я подобрать не могу, как и заставить тебя силой, поскольку я уже сказал, что насилие лишь только порождает в будущем ещё большее насилие. Я жду, Дорнис, жду, и если ты решишь меня убить за слова, столь сильно противоречащие твоим взглядам, то я не буду защищаться, потому что есть ещё те, кто продолжит моё дело, и, возможно, сейчас они занимаются как раз тем, что пытаются переубедить лидера ополченцев в том форте и открыть ему глаза на тот страшный, но столь искусный обман, действующий на всех подобно гипнозу. Твоё слово, Дорнис, я замолкаю.

В шатре вновь повисло неловкое молчание. Было видно, что Дорнис действительно воспринял слова Адриана и серьёзно обдумывает их. Сейчас в его душе, наверное, разыгралась целая битва между тем самым здравым смыслом и трезвым разумом, о котором говорил принц-бастард, и всеми теми туманными обещаниями и смутными идеалами, якобы гарантирующими светлое и беззаботное будущее для всех тех, кто последует им. Причём весьма забавно в этой истории было то, что обе стороны готовы были продать собственные души за борьбу, свято уверенные, что всё им обещанное действительно сбудется и случится, что забудутся, наконец, все эти бесчисленные беды, но опять-таки достигнуть такой нирваны можно лишь полностью изничтожив конкурирующий лагерь. Весьма удобная концепция взглядов для тех, кто управлял всей этой толпой, поскольку таким образом они убивали сразу двух зайцев: и привлекали на свою сторону бесплатных бойцов против врага, который мешал им в той или иной области, и при этом выступали в роли чуть ли не святых и новых богов, потому как вроде бы спасали от полного бедствия тех, кто всё-таки нашёл в себе силы примкнуть к ним. К тому же у подобных убеждений был весьма странный эффект, которые некоторые сравнивают с алкогольной зависимостью или ещё чем-нибудь подобным. Ведь чтобы пристраститься к таким радикальным взглядам достаточно лишь пару раз побывать на каких-нибудь собраниях (для некоторых и вовсе хватает лишь одного), увидеть листовки, которые в последнее время тоже стали весьма значимым аргументом в вербовке, услышать речь глашатая, идя на работу или на рынок, чтобы купить разозлившейся за позднее возвращение домой жене чего-нибудь, что бы успокоило его нервы и заставило вновь горячо полюбить своего супруга. Зато вот отказаться от вновь приобретённого мировоззрения для некоторых становится самым сложным испытанием в жизни, ведь до этого они, по сути, ни имели никакой чёткой гражданской позиции и смотрели на все вещи вокруг как-то обыденно, не давая какой бы то ни было чёткой однозначной оценки, исходя из того, что если их это не касается, то и обращать внимания на самом деле незачем, только лишние нервы и время, гораздо полезнее будет выпить ещё одну бутылку с парнями или выкурить ещё одну самокрутку из самой свежей партии табака из далёких и жарких песков южного Султаната. Следовательно, новая позиция заполняет пустоту, а, как говорится, первая любовь никогда не забывается, а потому новые взгляды, которые им пытаются привить некоторые подозрительно выглядящие личности, уже не кажутся им столь убедительными и полезными, несмотря на то, что та самая позиция, которой они придерживаются теперь, была схвачена им подобно болезни где-нибудь так же на улице, но ведь теперь они активные политические личности, а потому и на горлопанов, которые на свою сторону привлекают народ какой-то ересью, надо смотреть свысока и ни в коем случае не прислушиваться к тому, что они там несут, ведь единственно верной концепцией является та, которая уже у них есть. И этот паразит продолжает развивать свою силу внутри таких индивидов, пуская корни и в конце-концов заставляя носителя занять место того самого глашатая на ящике и начать точно так же без конца говорить о том, как хорошо живётся с такими взглядами на мир и что только так можно достичь счастья, ну и тому подобное и так далее в том же духе, из-за чего эти взгляды продолжают множиться в обществе, пускать всё более глубокие корни и в итоге обычно образовываются два-три, максимум пять враждующих между собой лагерей, которые постоянно проводят какие-то там новые кампании по привлечению на свою сторону очередных шалопаев. Если же кто-то попытается вмешаться в уже установленные и всем привычные правила подобной игры, то, можете в этом ни секунды не сомневаться, тут же выпрут за дверь, при этом ещё и отвесив смачного пинка, поскольку кукловоды и серые кардиналы очень не любят третьих личностей, ибо тогда сразу же в глазах их подопечных рушиться вся система, ведь они привыкли чётко делить мир на чёрное и белое, где чёрное — это те самые идейные противники, для которых нет ничего святого и единственное, чего они жаждут, так это господства и уничтожения мира, а власть к деньгам у них ещё больше, чем у самых алчных в истории королей гномов, а белое — это собственно, их товарищи и все те, кто примкнул к правильной, светлой стороны, не поддавшись влиянию тёмных материй. При этом, что интересно, такое чёткое деление присутствует у всех, сколько бы сторон конфликта ни насчитывалось, но люди понять и углядеть этого опять-таки не могут из-за всё той же глухости и слепоты, которая не позволяет им взглянуть на вещи здраво и, разложив всё по полчкам, уразуметь, наконец, что и те и другие ничем не лучше, а всё, что им надо, так это действительно собственная выгода, а люди, которым так пламенно обещают хорошую безбедную жизнь, нужны им только как кулаки, которые изредка поколачивают других таких же слепых дурней с противоположной стороны. И такое перебрасывание камнями продолжается бесконечно, потому что те, кто предпринимает уже упомянутые попытки что-то изменить, быстро опускают руки и идут в ближайший кабак заливать своё вселенское горе старым добрым элем или же более популярным в прибрежных городах грогом. Так же весьма интересной и отличительной особенностью таких вот "уличных взглядов" является то, что как раз-таки лидер этого движения, собственно, самый жадный и плохой человек из всех тех, что находятся по эту стороны баррикады, выступает напротив в роли того самого благодетеля, который прогнозирует в самом ближайшем будущем (которое до сего момента, конечно же, представлялось обычному человеку непонятным и страшным, а из этого тумана неизвестности ещё в придачу и вылазили различные твари вроде чумы, голода, войны и ещё чего-нибудь менее масштабного, но не менее противного душе простого человека, как то неурожай или же убежавшая скотина) лучшую жизнь, богатства ну и всё то прочее, что ещё обычно обещают такие пустословы, если им срочно надо заручиться поддержкой широких масс, в противном же случае клятвенно заверяя простой люд, что на их головы обрушатся разного рода несчастия, да и к тому же зачем смотреть налево, если рядом есть такой первоклассный лидер, который обязательно всех в конце-концов победит и установит мир да порядок в этом мире, который уже постепенно пожирает хаос, распространяющийся, разумеется, из того самого лагеря напротив, над которым буквально нависла туча неизбежного горя, существовавшая, как не сложно догадаться, исключительно в головах людей. Вот потому примерно и одинаково во всех лагерях людей, поскольку обычно вербовщики в ряды зомби стоят где-нибудь в центре города, обычно по краям площади и голоса имеют столь же идентично громкие, сколь и противные, а в самом процессе привлечения на свою сторону уже больше играет то, где человек живёт, работает и до кого он, собственно быстрее дойдёт, нежели какие-то его личные качества, взгляды и предрасположенность к определённого рода действиям, ведь такие многогранные личности ни в коем случае не нужны великим полководцам, им подавай лучшего качества мясо на кости, но что бы обязательно было даже без намёка на мозги иначе контракт будет в мгновение ока расторгнут. Люди же в свою очередь на самом деле верят в то, что они сами выбрали своего командира по зову сердца и разума, никак иначе, ведь принятие той или иной позиции это дело серьёзное и тут ни в коем случае нельзя полагаться нар различные там случайности и слова того немного пьяного парня, которые конкретный индивид услышал в таверне и послужившие той самой непосредственной причиной его позднего возвращения с работы, ведь со столь славным парнем, выбравшим правильную сторону (при этом обыкновенно наш завсегдатай до сего момента даже не слышал об этой группировке ни единого слова, как плохого, так и хорошего) нельзя не распить очередную бутылку опять-таки из смой новой партии, которая пришла в заведение ещё только вчера, и потому к ней ещё никто не успел даже пальцем притронуться. Тот же самый идеальный лидер в то время, скорее всего, с видом довольного сытого кота подсчитывает монетки, которые отправятся, конечно же, в его собственный кошелёк, а не на нужды правого дела, ведь ему совершенно плевать на то. Что себе там вообразили эти головастики, главное, что бы они продолжали беспрекословно слушаться его во всём и всё так же исправно выплачивали так сказать, членские взносы, которые часто скрываются под красивой формулировкой "поможем нашему делу!"

— Хорошо, Адриан, — наконец, подал голос Дорнис, разрывая это тяжёлое полотно молчания и вновь выпуская пленников под ним на свет, — я внимательно выслушал тебя, понял, что ты хочешь сказать. Ты не одобряешь мои действия и действия тех, кто мной руководит. Вернее, только последнее, потому как ты считаешь, что я лишь марионетка на верёвочках, которой предварительно выкрутили глаза и высосали мозги, чтобы они ничего не смогла понять, даже если бы очень захотела. Ты говоришь, что нас всех жестоко обманывают и под видом помощи на самом деле просто кидают приманку, которая впоследствии станет той самой деталью, которая загонит нас в клетки этих злодеев. Я понял это, понял очень хорошо, но весь парадокс заключается в том, что ты также и не поддерживаешь и этих, как ты их называешь, ополченцев, представляя их с точно такой же стороны, как и нас. Мне не понятно это. В любом конфликте есть стороны, которых надо придерживаться, но никогда не бывает такого, что бы один человек или какая-то группа бесправных оборванцев являла собой такую сторону. Мне не понятно это, а, значит, я вполне могу сделать вывод, что на самом деле ты всё же продался и теперь таким образом хочешь посеять сомнения в рядах моих воинов, что я вполне могу оценивать как диверсию и государственную измену, а вот этого тебе уже никогда не отмыться, Адриан, никогда и народ уже не примет тебя. Ты этого что ли хочешь? Хочешь потерять всю ту власть и высокое положение, которое принадлежат тебе по праву, но законность которого оспаривают эти жалкие тёмные крестьяне, которые даже читать и писать не умеют? Одумайся, пока не поздно, старый друг, ты ещё можешь отказаться от этой глупой затеи и присоединиться к нам. Давай же, даю тебе последний шанс, Бартас тебя дери, прими верную сторону в этой войне, не совершай самую ужасную ошибку в твоей жизни, ведь это не нам, а тебе кто-то запудрил голову этими дурацкими сказками о мире и о том, что люди могут меняться.

— В войнах никогда не бывает правильной стороны, Дорнис. Всегда есть лишь победители и побеждённые, хотя в последнее время я стал считать, что и первых тоже нет. Война — это самое худшее, что когда-либо придумал человек, ведь она опустошает не только землю, но и души людей, их сердца и головы, делая безвольными рабами тех, кто отдаёт приказы. Я никогда не думал, что не придётся увидеть тебя среди таких людей, ты ведь всегда хотел идти только своей собственной дорогой и не прогибаться под тех, кто имеет власть в мире и покупает людей за деньги, но, как оказалось, всё меняется, и в решающий момент ты всё же сделал выбор не в свою пользу. Я верю в то, что сделал ты не по собственной воле, а по нужде или же по просьбе того самого предыдущего главы храмовников, ведь ты должен был каким-то образом заполучить авторитет среди своих людей, а их уже давно готовили к этой войне, уже давно подговаривали против Княжества и помогали войти в тесный контакт с Мортремором, ведь то, к чему ты находишься ближе всего, чаще кажется и куда более родным, безопасным, хотя на самом деле ни на западе, ни на востоке нет ничего того, что вам обещали. Тот, кто выиграет битву за Ланд, никогда, разумеется, не пойдёт на то, что бы наше королевство вновь возродилось в таком же состоянии, в каком оно пребывало до того, как начался упадок. Победитель просто заберёт его себе, как трофей, как вещь, у которой нет ни характера, ни истории, и будет вертеть и использовать её только так, как этого захочется ему, не взирая и не слушая, конечно же, всех тех, кто на этой земле проживает. Люди в двух этих огромных страх уже почти разучились помогать бескорыстно, от чистого сердца, но в нашей стране ещё остались те, кто готов это сделать. Да, я верю, что люди могут измениться, Дорнис, верю, потому что сам видел, как это происходит. Нужно лишь дать им понять друг друга, а с взаимопониманием придёт и прощение. Люди пока ещё не стали зверьми, но эта война станет тем самым поворотным моментом. Эта та грань, шагнув за которую, человечество уже никогда не сможет вернуться к титулу одной из самых процветающих и сильных рас в мире, а вкупе с тем, что кроме нас вскоре не останется никого, то всё вокруг станет диким, враждебным и мстящим за все те беды, что мы причинили миру и природе за годы нашего "правления".

— Что? Что ты имеешь в виду, говоря будто бы вскоре мы останемся одни? Я, конечно, знаю о том, что Мортремор не очень любит гномов и эльфов но и те, и другие пока способны дать ему весьма достойный отпор, что мы видим в истории. Что изменилось за это время? Неужели мортреморцы изобрели какое-то оружие или превосходную тактику, которая позволит им раз и навсегда стереть с лица земли эти народы? Ведь если это так, то подобное может пригодиться и нам в этой войне, тогда с нашей стороны падёт ещё меньше солдат, в то время как наши враги будут терпеть поражение за поражением, — теперь Дорнис уже не выглядел раздражённым и злым, хотя это ещё пару минут назад закипало в нём и готов было вылиться через край, зато теперь в его глазах читался интерес перемешанный с искренним удивлением.

— Очнись уже, наконец, Дорнис, и послушай меня на самом деле внимательно. Твоя жажда установить новый порядок и справедливость похвальна, действительно похвальна, но эту энергию ты пускаешь не в том русле и не под тем руководством. Продолжение этой бессмысленной войны — самая большая глупость, которую только можно сделать в такой ситуации, как ты этого не понимаешь? Если не хочешь верить, что Мортремор предаст вас при первой же возможности и напомнит о ваших долгах, то пойми хотя бы, что это идёт на пользу Княжеству Шан, которое ты почему-то вдруг так резко невзлюбил. Дорнис, почему ты не хочешь остановить бессмысленное кровопролитие, если у тебя есть такой шанс? Как давно ты выходил отсюда, из своего шатра, а, великий главнокомандующий? Когда ты в последний раз глядел на тех, кого заставляют идти за тобой приказы, страх смерти и твоя озлобленность? По глазам вижу, что это было давно, ведь тебе плевать на этих людей, которые делают то, что ты им говоришь. Ты так ненавидишь эту верхушку, но при этом сам уже стал её частью и постепенно приобретаешь такие черты, которые раньше ненавидел всем сердцем и потому запирал от них свою голову и душу. Власть развращает и меняет людей не в лучшую сторону, Дорнис и ты тому самый лучший пример, старый друг. Но ты ещё не до конца приобщился к этому дну, хоть и не социальному, но духовному. Есть ещё шанс, для этого, как я уже говорил, ты должен отказаться от идей, которые, словно ошейник, накинули на тебя те, кому это выгодно, чтобы было легче управлять тобой и твоей силой, ведь теперь за тобой стоит не только орден храмовников, но ещё и вся армия Ланда. Они натравливают тебя, как собаку, я не припомню, что бы ты когда-нибудь хотел быть этой самой собакой, ведь ты всегда стремился к свободе, не толь личной, но и всеобщей. Свобода мысли, свобода творчества, свобода слова, свобода страны — вот какие идеалы были у тебя раньше, и я никогда не думал, что такой человек, как ты, от них откажется в пользу власти.

— О чём это ты, Адриан? Не играй с огнём, — в голосе Дорниса вновь послышалось нарастающее бешенство, — я никогда не продавал своей свободы и тем более самого себя. Я продолжаю бороться за это, а те, кто сейчас сидит в том проклятом форте, нам мешают, а потому их нужно уничтожить, снести, как стену при осаде замка. И у меня всё сильнее становится чувство, будто бы тоже хочешь нам помешать.

— И это чувство тебя не обманывает, поскольку тому, что ты творишь сейчас, я действительно буду противостоять до самого конца, пусть в итоге всё сложится и не в мою пользу, но я буду стоять за это, не вынимая меча. Дорнис, всё то, что ты сейчас делаешь, не ведёт к цели, которую преследуешь ты и твои люди, но ведёт к обратному результату. Это очень похоже на зеркало — тебе кажется, что верно приближаешься к финалу, но на самом деле с каждым шагом удаляешься от него всё дальше и дальше, при этом совершенно не замечая того, что под ногами всё чаще начинает хлюпать земля, пропитанная кровью и ты изредка спотыкаешься обо что-то хрустящее и неприятное наощупь. Дорнис, ты ведь на самом деле так и не хочешь услышать меня. Эти люди, которых ты сейчас считаешь противниками, на самом деле на вашей стороне и хотят того же — силы внутри собственного государства. Достаточно лишь убедить их в том, что маленькими странами добиться желаемого величия не удастся, поверь, они послушают нас и согласятся все вместе войти в состав Ланда, дополняя друг друга и создав таким образом идеальный механизм, который уже не смогут так просто разладить красивыми сказками Мортремор и Княжество Шан. Дорнис, я понимаю, ты хочешь верить в то, что сильные мира сего ещё не растеряли человеческие качества и действительно помогают от чистого сердца, но сейчас настало такое время, когда им приходится бороться за выживание и, конечно же, очень жаль в этой борьбе они совершенно забывают о том, что всё-таки люди, а не какие-то там кровожадные животные, которые просто научились использовать в своих гнусных целях деньги и власть, которая часто приходит вместе с ними. Княжество Шан хочет власти и новых земель, ведь они им нужны для того, что бы доказать собственному народу и всему миру, что эта великая страна ещё не растеряла всё своё было могущество и великолепие, а что может быть лучше в этом плане, кроме как наше королевство, богатое ресурсами, к тому же как я уже сказал, тут они ещё и обыграли так, что становятся самыми настоящими праведными рыцарями, трудящимися лишь ради справедливости и всеобщего блага, противостоя при этом силам зла, это сразу повысит их авторитет и мировое влияние, возможно, даже выдвинет на ещё более высокую ступень на мировой арене. Мортремору же нужна новая территория элементарно для выживания, ведь север меняет своё местоположение и вскоре большая часть этого королевства станет новой Ледяной Пустыней, в то время как наша страна льда и снега начнёт постепенно оттаивать. Возможно, это поможет нам лучше исследовать, но я думаю, что не в холоде там всё дело, а в чём-то большем, хотя я не учёный, а потому мне сложно говорить об этом, да и тема разговора у нас совсем другая. Ты должен меня услышать и понять, что без объединения в этой ситуации мы только лишь сделаем хуже и самим себе и Ланду, ведь ни один из союзников противостоящих сторон не будет вам после помогать. Сойдясь в битве, они выжгут тут всё и просто выяснят для себя, кто сильнее, после чего кусок земли с людьми будет передан, как законная награду победителю. Разве ты, Дорнис, считаешь, что это правильно? Разве такой подход к судьбе множества людей вообще может считаться хоть сколько-нибудь правильным? А если нет, то кто же на самом деле в этом будет виноват? Люди в первую очередь вспомнят именно тебя, твоих людей и, как бы странно для это ни звучало, тех, против кого ты сейчас готов поднять меч, потому что сейчас вы все играете на стороне разрушения, думая, что на самом деле выступаете за наш Ланд. И если ты всё же послушаешь меня, то в конце-концов всё равно пожалеешь об этом, поймёшь, что было на самом деле правильным. Поймёшь, что известная фраза "хочешь мира — готовь войну" никогда не была на самом деле правильной, потому как установленный таким путём будет лишь слепящим и затуманивающим разум мороком, он протянется несколько лет, может, даже сотен лет, но с помощью насилия вечный мир установить не получится, а ведь все хотят именно этого и если сейчас пойти по тому пути, что я тебе предлагаю, то он станет возможным, возможным в самом ближайшем будущем, Дорнис.

— Ты ошибаешься, я весьма внимательно слушал всё то, что ты мне говорил, но, видишь ли, в силу некоторых обстоятельств мне весьма сложно поверить в том, что объединением и дружбой, как в бабушкиных сказках, можно достигнуть тех целей, которые мы преследуем. Но если хоть на секунду предположить, что ты прав, допустить эту чудовищную, просто безумную, по моему мнению, мысль, то я всё равно не вижу никаких гарантий. В самом деле, где они, Адриан? Люди без уверенности в завтрашнем дне никогда и ни за кем не пойдут, этот закон я уже давно усвоил. Те туманные выгоды, которые ты прогнозируешь для них вряд ли покажутся простому человеку чем-то стоящим его усилий и тем более жизни, а потому они всё же предпочтут идти за мной, именно за мной, а не за Мортремором, им гораздо привычнее пускать в ход свою силу, свои мечи и копья, ибо они знают, что в конце-концов это да принесёт какой-нибудь положительный результат, если, конечно, они будут достаточно сильно стараться и смогут победить. Они помнят историю и могут быть полностью уверены в эффекте действий, носящих такой характер, а вот добиваться своих целей твоим путём им и их предкам ещё ни разу не приходилось, а потому они изначально будут относиться к такому подходу с недоверием, спасти его может лишь то, что он немедленно, буквально молниеносно дат результат, но, поверь мне и опыту тех, кто был до нас, это при таком подходе к решению проблемы практически невозможно добиться тех самых моментальных эффектов. Адриан, люди просто-напросто не пойдут за тобой, если ты будешь пытаться подкупить их таким образом, а если я всё-таки к тебе присоединись, то они, скорее всего, решат, что я окончательно спятил и доверять мне не следовало с самого начала, не говоря уж о том, что бы вручать бразды правления армией Ланда, которая, кстати, находится в весьма боеспособном состоянии, как ни странно, хотя воин мы уже давно ни с кем не ведём, а те люди, что как добровольцы пришли к нам из Дашуара вскоре покинули нас по ряду кое-каких причин, одной из которых является предательство лидера стражи этого города — нашего общего знакомого и старого друга Ронтра, который последовал по стопам того проклятого мягкотелого даргостца, уведшего своих людей ещё раньше и на захотевшего принимать участие в нашей компании, предпочитая отсиживаться в своих болотах, полагая, что там их ничего не коснётся. Наивный глупец! Как только к власти придут эти самовлюблённые князья, которым "ополченцы" продадут нашу страну, то им достанется в первую очередь, не говоря уже о том, что их ждёт, если победа кажется на нашей стороне, а в таком исходе я уверен куда больше.

— Ты говорил о том, что люди не пойдут за мной и такими сомнительными идеями, которые, как ты утверждаешь, не могут принести мгновенного результата и именно поэтому выглядят в глазах людей такими ненадёжными, можно даже сказать, опасными, ведь ты, наверняка, подразумевал и то, что современные люди боятся бездействия, стерегутся того, что может случиться за то время, пока они ничего не делают, ведь враги не дремлют, и защитники форта могут в любой момент превратиться в нападающих, а ведь тогда никто не будет готов. Нужно отвечать злобой на злобу, атакой на атаку, но никогда нельзя говорить с противников, ибо для вас он уже совсем потерял человеческий облик, вот только и в его глазах вы выглядите ничуть не лучше. Ты всё ещё забываешь о том, что в любой ситуации есть два взгляда, обычно противоположных лишь за счёт действующих лиц и того, кто, собственно, смотрит, но пора нам всё же вернуться к упомянутым тобой Ронтру и Сину, которых ты считаешь гнусными предателями и обещаешь обрушить на их головы чуть ли не кару всех известных богов. Как раз-таки именно они, можно считать, и стали основателями того маленького движение, в которое влился впоследствии и я. Именно такие взгляды они уже давно распространяют на севере и юга Ланда. Люди идут за ними, люди слушают их и хотят верить в то, что такой выход из ситуации, мирный выход всё ещё возможен. Даже скрытные даргостцы во время этой войны вышли из болотной тени, чтобы сказать, наконец, своё слово миру и звучит это обращение весьма однозначно: "Остановите эту бессмысленную войну, хватит уже смертей невинных людей!" Пойми, Дорнис, то, что вы сейчас затеваете, конечно, вам кажется лишь свершением справедливости и укреплением страны посредством подавление повстанцев, которые призывают людей против новой власти, может в итоге обернуться чем-то на самом деле страшным. И я видел результаты этих действий, видел собственными глазами, что случится, если не вы не остановитесь. Как бы тебе это ни показалось странным, я доверю этим видениям, к тому же приходили они не только мне, но и ещё одному человеку, который шёл сюда вместе со мной. К тому же, весьма просто спрогнозировать всё то, к чему это может привести, имея хоть минимальные познания в экономике и политике. Крах всей системы, что сейчас установилась, Мортремор невероятно ослабнет, ему придётся униженно просить помощи у Сарта, чтобы дать возможность выжить хотя бы тем, кто не погиб в кровопролитных битвах с Княжеством Шан, о которых даже самые смелые и острые на язык барды никогда не посмеют написать и одной самой жалкой и корявой строчки, поскольку столь ужасные события их не заслуживают. Примерно то же самое станет и Великим Княжеством, хотя их положение всё же немного более выгодное, но и для них кардинальная перемена климата станет поворотным моментом, имеющим негативный характер, поскольку им срочно придётся переделывать всю свою экономику, а, как мы знаем, в таких делах эта страна никогда не была сильна, а потому и она тоже придёт в упадок. Ланд прекратит существовать, его если не навсегда, то, во всяком случае, очень долгое время заменит выжженная чёрная пустыня, имени у которой не будет даже на самой подробной карте. Ты должен понять, что если сейчас ты не остановишься и нападёшь на этот форт, то пути назад уже не будет, ты сам приведёшь так горячо любимую тобой страну в Бездну, из которой ей уже никогда не удастся вернуться. Мортремор и Княжество сойдутся здесь, развяжут свою собственную войну, в которой вас пошлют в первых рядах, чтобы потом никто из вас даже не думал подать голос о данных вам обещаниях, вас останется слишком мало, чтобы один из победивших гигантов услышал ваш слабенький голосок, доносящийся откуда-то снизу. Вы всего лишь выбрали, за какую из сторон бороться в этом поединке, хотя на самом деле хотели выбрать Ланд. Время ещё есть, я уже говорил об этом.

— А что если все эти бедствия, которые ты и твой дружок увидели в своих галлюцинациях — это последствия как раз того, что сейчас я тебя послушал и всё-таки пошёл вместе с тобой объявлять солдатам, что те, кого мы считали заклятыми врагами, на самом деле наши лучшие друзья и вообще для выживания нам просто необходимо объединить все имеющиеся силы, чтобы противостоять тем, кто до этого момента оказывал нам поддержку? Что, если на самом деле это именно вы сейчас нас заманиваете в ловушку своими лживыми речами, а, Адриан? Я что-то не вижу у тебя никакого документа, который мог бы меня заверить в том, что наши противники после не повернуться вновь к нам спиной, заполучив всё то, чего им так хотелось. Мне бы хотелось верить, что ты говоришь правду, честно. И я почти поверил, поскольку всё-таки ещё молод и потому являюсь натурой довольно горячей, но всё-таки на мне сейчас лежит огромная ответственность, и я не могу просто полагаться на слова, пусть и говоришь их мне ты, Адриан, сын покойного короля Борма, которым многие в моей армии искренне восхищаются. Я могу заставить их, но ты ведь сам говорил, что это не даст нужного нам всем результата, а потому мне нужны гарантии того, что наши противники после объединения через пару лет снова не начнут говорить о своей независимости и плести заговоры против нас, иначе мне снова придётся тебя уже более настойчиво просить взойти на престол. О том, что тебя ещё до сих пор считают отцеубийцей, можешь не беспокоиться, каждому в этом королевстве уже давно известно, что на самом деле всё это лишь афера Гильдии Сейрам, даже повстанцы знают это, а потому эта организация утратила своё былое влияние, да и её великий Глава, главный интриган Ланда, бесследно пропал. Можешь ли ты с полной уверенностью обещать нам спокойный завтрашний день, если мы послушаем тебя? Можешь ли подкрепить после это обещание хоть какими-то доказательствами? Это ведь не так много на самом деле, если твой путь и в самом деле верный, если он на самом деле тот, которым нам нужно идти для того, чтобы спастись самим и спасти наше королевство.

— Дорнис, я могу тебе это обещать, могу, потому что сейчас их борьба и злость, которые на самом деле являются лишь умело наведённой иллюзией, подпитываются лишь ложью и кажущимися невероятно щедрыми подачками от Мотремора и Княжества. На самом же деле их просто нет ни у вас, ни у них, и нужно просто показать это обеим сторонам, тогда всё это пропадёт, развеется, как ночной кошмар, этой лжи уже некуда будет вливаться, а потому её поток быстро иссякнет. Цель исчезнет, потому что на самом деле её никогда и не было, нужно лишь просто понять это, скинуть пелену с глаз, это ведь довольно просто, Дорнис.

— Знаешь, это действительно почти не может считаться на самом деле веским доводом, я бы тебя даже не стал слушать до конца, но всё решило то, что ты на самом деле изменился. Не в ту сторону, которую я предполагал с самого начала, ты выбрал, можно сказать, почти прямо противоположный путь, став искренним, честным, настоящим, в отличие от всех тех, кто обычно находится в твоём положении и светском обществе. На самом деле я и не припомню, наверное, когда в последний раз ты был так искренне эмоционален, так яро отстаивал позицию, которая кажется тебе правильной, ведь обычно ты занимал нейтральную сторону и старался не вмешиваться в наши споры, всё время предпочитая оставаться в стороне и не выказывать какого-то открытого расположения одной из сторон. Не могу сказать, что в этот раз ты изменил подобным принципам, но действительно удивителен тот факт, что ты заботишься и беспокоишься о судьбе обеих сторон, а такого не ещё не приходилось встречать на этой войне. Тут все преследуют свою цель, но ты доказал, что ещё не умерил в тебе чувства, бывшие так долго заперты в тебе на множество замков и упрятанные далеко за светом холодных звёзд. Перечеркни свой герб бастард, но пусть эта лента будет не позором, как это бывает обычно, эта лента станет символом преемственности и того, что люди ещё могут выходить из положения путём взаимопомощи. Может показаться, что я слишком резко изменил свою позицию, но это не так, чтобы обдумать твои слова, мне нужно было время, а потому я продолжал наш разговор, всё больше уверяя себя в том, что, если я приму твою позицию, то не ошибусь. Я иду за тобой, мой старый друг, ты доказал, что на самом деле можешь вести за собой людей. Я вернул себе трезвость разума и заявляю от имени нашего ордена, что мы сложим оружие, как только нам это позволят обстоятельства, но если противная сторона не будет тебя слушать, то нам придётся защищаться, Адриан, надеюсь, что ты это понимаешь, — в жёлтых глазах Дорниса вновь появились столь удивившие тогда в парке принца спокойствие и задумчивость, почти до неузнаваемости изменившие Горячего Человека, но теперь к ним прибавились ещё и знакомые демонические огоньки, всё-таки предводителю храмовников нужен был не только трезвый разум, но и определённая харизма, чтобы остальные члены ордена слушались его не из-за страха, а действительно уважая его, как человека и командира.

— Понимаю, Дорнис, но надеюсь, что так же, как и ты, все остальные тоже прислушаются к моим словам и пускать в ход оружие просто не будет никакой нужды.

Желтоглазый ничего не ответил, молча отодвигая в сторону ткань и пропуская вперёд Адриана, которого неожиданный яркий свет после полутьмы в шатре ослепил, будто бы здесь в воздухе летали сотни магических светлячков. Однако вскоре принц начал постепенно привыкать к такому освещению, которое на самом деле не было таким ярки, как ему показалось (всё ещё стояла пасмурная погода, а с неба назойливо накрапывал мелкий дождик, заставляя ежесекундно сморщивать нос, когда холодная капелька падала тебе на лицо), но прежде чем он успел различить всё до самых мельчайших подробностей, до него донеслись слова Дорниса, от которых неприятный холодок пробежал не только по спине:

— На самом деле я не поверил тебе ни на секунду, всё-таки нам, людям, действительно очень сложно отказывать от иллюзий, тем более таких сладких, но, видишь ли, люди тебе доверились. Неужели ты думал, что я не почувствую этот амулетик на твоей шее, который весь наш с тобой разговор передавал по лагерю и, скорее всего, тому форту, который не раз в этой беседе фигурировал? Люди тебя послушали и теперь смотрят не только с надеждой, но и с восхищением, раболепием, как на спасителя, чуть ли как не на бога, но мы то с тобой знаем, что на самом деле ты обыкновенный человек, смертный, как и все, несмотря даже на то, что тебе каким-то образом удалось выжить после публичного сожжения, а поэтому, если бы здесь никого не оказалось, то я бы, не раздумывая ни одной лишней секунды, приказал своим людям без лишнего шума скрутить тебя и кинуть в какую-нибудь яму, отобрав предварительно меч, ибо я не верю во все те нелепые слухи, что про него ходят. Можешь считать, что в этом плане тебе очень сильно повезло, ты ведь сам знаешь, что я не только всегда держу свои обещания, но и являюсь человеком действия. Они пойдут за тобой теперь хоть на край света, но советую тебе не ошибаться, потому что дело это слишком щепетильное для такого рода казусов, да и я всегда буду рядом. Конечно же, вставлять палки в колёса я не буду, напротив, буду помогать всеми силами, потому что для меня главное — это благополучие Ланда, а вновь возродить его былую славу сможет только тот, в чьих руках есть поводки, которыми можно управлять людьми, только тот, в чьих руках есть их мысли и сердца, а сейчас таким человеком являешься ты и все те, кто принял твои взгляды раньше моих солдат, но всё-таки я и храмовники всегда будем рядом, чтобы напоминать тебе о том, что ты обещал не ошибаться. Любое твое отступление в сторону будет воспринято мной не только как нарушенное обещание, которое ты дал своему другу, но и как прямая угроза нашему королевству, Адриан. Помни, я всегда уду рядом.

— Я запомнил, Дорнис запомнил на всю оставшуюся жизнь, — медленно и тихо проговорил бастард, когда глаза его уже окончательно привыкли к свету, и он смог увидеть, что под холмом собрался чуть ли не весь лагерь.

Люди толпились внизу, и даже самым широкоплечим и сильным из храмовников уже составляло достаточно много труда удерживать их за пределами собственной территории, не подпуская к самой возвышенности и палатке, что стояла на ней. Это море людей волновалось, будто бы представляя собой единый гигантский организм, у которого общее абсолютно всё: мысли, желания, взгляды, интересы. Адриан с неподдельным изумлением смотрел на то, какой эффект произвели его слова на этих людей, ещё недавно бывшими совершенно подавленными событиями прошлого и мыслями о возможной будущей атаке на замок, где снова придётся убивать, чтобы не быть самому убитым и всё ещё иметь хоть какую-то возможность вернуться домой. Никто из них, правда, не кричал и не приветствовал бастарда, что было бы вполне логично в такой ситуации, единственное, что они считали себе позволенным, так это тихо переговаривать между собой, но Адриан почему-то знал, что сейчас их боевой дух, да и вообще настроение не в пример лучше того, что было, когда он только въезжал в лагерь. Кто бы из этих солдат мог подумать, что тот странный одинокий всадник, кутающийся в тёплый плащ, будто бы сейчас была самая настоящая суровая зима, принесёт с собой такие положительные изменения, такие невероятно хорошие новости. Расскажет их желтоглазому суровому командиру о том, что они сами думают, но опасаются высказать вслух, поскольку боятся наказания, которое, несомненно, последовало бы до этого, но теперь они были почти что счастливы, ведь возможность мира была как никогда близка к ним, а потому они, в самом деле, готовы были теперь идти за ним до конца, хотя, кажется, связано это было, скорее всего, с тем, что Адриан обещал им такой мир, для которого не нужна предварительная война. Тех же, кто всё ещё придерживался страшных идей, которые до того распространялись в лагере, довольно быстро либо обратили на свою сторону, либо выдворили прочь из лагеря, но на всеобщей внезапной волне пацифизма сделано это было без применения насилия. Адриан никогда бы не мог предположить, что его слова смогут возыметь такой эффект, потому что в последний момент он уже было начал сомневаться в правильности своей позиции, где-то на краю сознания тревожно забилась мысль о том, что его слова больше похожу на нелепую сказку и недостижимую в реалиях современного мира утопию, но всё же люди верили в прекрасное, продолжали тянуться к нему, к совершенству, которое сейчас для них приобрело облик столь желанного мира, мира, который обещал этот человек в шрамах, назвавший себя тем самым принцем, которого незаконно обвинили в убийстве своей семьи, сделать вечным за счёт того самого взаимодополнения, взаимопомощи и преемственности, хотя некоторые ещё и не до конца понимал смысл этих слов. Дозорные, что в силу своих обязанностей и военного положения остались на свих постах, уже начали доносить первые вести о безоружных ополченцах, которые стягивались к лагерю, также желая присоединиться к новому движению, в котором все они видели спасение для себя и своей страны. Они уже не боялись того, что кто-то выйдет к ним навстречу с мечами, откроет по ним огонь, желая убить как можно больше людей, ведь теперь им уже незачем было сражаться, потому как на самом деле цель оказалась единой для всех. Многие с удивлением обнаружили в повстанцах своих старых товарищей или даже соседей и теперь даже не могли представить, что им по приказу пришлось бы поднимать меч друг на друга, теперь им это казалось чем-то совершенно невероятным и диким, тем, что даже вообразить себе при самой богатой и живой фантазии невероятно трудно. Живое море заволновалось ещё более активно, самые смелые выкатили несколько трофейных бочек вина. Они утратили бдительность, потому что в ней уже не было совершенно никакой необходимости, ведь для них война была уже закончена, ведь какие боевые действия могут вестись, если обе стороны конфликт сейчас вместе пьют вино? Это было действительно сейчас чем-то волшебным, если бы кто-то рассказал Адриану о подобном случае, пускай и произошедшем в далёком прошлом, он бы ни за что не поверил, поскольку до недавнего времени сам частенько пускал в ход меч, считая, что в особенно критических ситуациях другого выхода просто быть не может. Но сейчас, увидев всё своими глазами, он действительно изумился той силе, которую на самом деле несут в себе искренние слова и трезвый ум. Теперь он понимал, что на самом деле это ни какое не оружие, а инструмент, которым с относительной лёгкостью можно ваять светлое будущее. Очень жаль, что человечество поняло это слишком поздно и до этого все проблемы решала или мечом, или, если и словами, то там скорее решающую роль играло то, у какой из сторон голос громче и чей молот или кулак сильнее бьёт по столу переговоров, мешая кому бы то ни было там мыслить здраво и принимать решения, которые одинаково выгодны обеим сторонам, ведь люди часто не приемлют никаких компромиссов, когда дело касается каких-то подобных ситуаций, им всегда казалось, что это урезает их собственные права, но при этом они совершенно не заботились о том, что если они получат полностью желаемое, то для других не останется ничего. Но теперь, на этом живом примере, все могли ясно увидеть, что словами можно добиться взаимовыгодного договора или мира, как в конкретном случае. Лишь бы только не было слишком поздно для этого, ведь в этом радостном веселье все позабыли о тех, чьи руки спонсировали эту гражданскую войну, натравливая жителей одной страны друг на друга, ведь обе армии гигантов всё ещё шагали сюда, топча подкованными башмаками землю, они всё ещё жаждали крови, а их убедить будет куда сложнее.

Воспользовавшись всеобщей суматохой, Адриану и Дорнису удалось незаметно выбраться из лагеря. Конечно, некоторые солдаты и бывшие повстанцы узнавали их, а им в свою очередь приходилось отвечать на эти радостные приветствия и благодарности, но в целом им довольно быстро удалось выбраться на берег этого моря людей, где сейчас царил относительный покой, вот только уж слишком эта тяжесть в воздухе и напряжённое молчание природы вокруг напоминало о такой не слишком приятной вещи, как затишье перед бурей. Что-то подсказывало: гроза надвигается и скоро уже будет слышен гром, а за ним в землю начнут бить и первые молнии, пытаясь уничтожить всё живое на своём пути. Там, невдалеке у быстро сооружённого походного костра расселись товарищи Адриана, которые привели его сюда, помогли ему выполнить миссию. Теперь же они старательно делали вид, что не замечали негативной энергии, которая буквально клубилась в воздухе в таком количестве, что, казалось, её уже и вовсе скоро можно будет потрогать рукой и придать нужную форму. Этим занимался и я, буквально через силу выдавливая из себя улыбку, чтобы хоть как-то отреагировать на ту шутку, которую рассказывал нам Рилиан, который, пожалуй, был здесь единственным, кто радовался нашему успеху на самом деле, ведь даже всегда весёлый и словоохотливый молодой бард теперь сидел угрюмее тучи и что-то старательно строчил в своём дневнике, который был подарком одного из охотников Города На Воде, которому приглянулся этот деятель искусства. Вещица, кстати, пришлась весьма к месту, ибо, судя по всему, в последнее время Фельта обуревало очень и очень много мыслей, поскольку пера он не выпускал из рук порою даже в пути, а одну из раздобытых чернильниц он уже сумел каким-то невероятным образом опустошить. Идея надеть на Адриана амулет-ретранслятор, чтобы их разговор с Дорнисом услышали не только они вдвоём, но и люди, что находились в лагере и форту, принадлежала нашему головастому магу в красном, так и не назвавшего нам своего имени, плюя на всякие там ненужные учёному манеры, но при этом проявивший себя с самой лучшей стороны, поскольку эффект оказался даже лучше, чем мы все могли ожидать, а потому теперь мы все могли, вроде бы, с чистой совестью насладиться заслуженной передышкой, но вместо этого мы продолжали переживать и нервничать, будто бы уже собственными филейными частями чувствуя, как содрогается земля от поступи воинов Великого Княжества Шан и Мортремора. Хотя, честно сказать, я на самом деле пытался это сделать, но все мои подобные попытки шли коту под хвост, ибо мрачные физиономии моих товарищей ну никак не способствовали повышению моего настроения хоть на пару отметок вверх. Даже, казалось, у всегда спокойного Нартаниэля сейчас был удручённый и встревоженный вид, чего раньше я за ним никогда не замечал, потому что даже в то время, когда мы в наколдованной посреди степей палатке ждали чудовища из Бездны он сохранял поразительную активность и самообладание, что, конечно же, помогало с тягостным ожиданием справиться и мне, зато вот теперь он словно ждал, что мы поменяемся местами, но я, к сожалению, не мог так же героически, как он, показывать всем, что всё не так плохо, как кажется, к тому же предчувствие опасности усиливалось с каждой минутой, а потому, увидев Адриана, я тут же вскочил со своего места, ибо сил и дальше сидеть сложа руки у меня положительно не осталось. Хотя, надо признать, тот парень, что шёл вместе с нашем принцем-бастардом меня смутил, ибо я примерно догадывался, кто это может быть по тому косому взгляду, что на новичка кинул Син, что было для совсем нетипично, но и это быстро прошло, ибо я сейчас обрадовался сейчас даже самой малейшей возможности себя занять, а это, к тому же, был весьма неплохой вариант из тех, что мне ещё могли выпасть.

— А вот и тот, кому мы все обязаны таким чудесным настроением! — воскликнул я, стараясь, чтобы это заявление не выглядело слишком уж фальшиво радостно и контрастно на фоне таких кислых физиономий, от которых сразу же хотелось то ли плакать, то ли хорошенько врезать одной из них, чтобы болезненный жёлто-зелёный цвет незрелого лимона ещё разбавил и фиолетовый, что доказало бы — перед нами не какой-то там овощ, а самый настоящий человек, только сейчас он чем-то опечален. — Ты отлично постарался, такой пламенной речи я ещё никогда, честно сказать, не слышал, хотя мне довелось побывать на многих дебатах, причём посвящённых также и теме единства, которая сегодня была основной, — я подошёл к принцу широкими шагами и крепко пожал ему руку, похлопав при этом по плечу и улыбнувшись, однако ответного жеста дружелюбия и радости не последовало, поскольку Адриан, будучи человеком весьма умным и наблюдательным, всё же не смог не заметить, мягко говоря, низковатого боевого духа своих товарищей, которые, помимо всего прочего, даже и не пытались скрыть того, что они чем-то озабочены, несмотря на тот успех, которого нам, вернее, в большей части принцу удалось добиться на этих спонтанных переговорах.

Хотя стоило, конечно же, подбодрить бастарда ведь он сейчас может подумать, что нечто сделал не так, а ведь на самом деле выступил он в лучшем виде, ведь мои слова про речь были исключительно искренними, как бы это ни было странно в сложившейся непростой ситуации. Но, думаю, скрыть такое настроение нам не удалось бы даже при большом желании, уж слишком оно было плохое и взбудораженное, а наши жалкие попытки могли лишь ещё больше насторожить или же расстроить принца, поэтому, наверное, даже хорошо, что на этот раз мы избрали тактику стопроцентной прозрачности нашего поведения, ведь тогда и нам, и Адриану будет куда легче во всём этом разобраться, а устроенный цирк мог бы этому только помешать, что сейчас нам было совершенно ненужно, ибо время всё ещё подгоняло нас метлой, причём, казалось, даже ещё более активно, чем до этого. Тот же человек, что пришёл вместе с бастардом раскусил нас ещё быстрее и уже пару минут смотрел на нас как-то то ли зло, то ли непонимающе, по его прищуренным глазам было трудно определить точный оттенок этого взгляда, но если он теперь на нашей стороне то зачем ему злиться? Что же, оставалось только надеяться на то, что это всё не очередной какой-нибудь гнусный план Главы иди же мортреморцев по срыву плана, который мог для них обернуться становлением в мире ещё одного достойного противника, что, как мы уже поняли из слов принца, совершенно никому не было нужно, и именно этим объяснялась такая агрессивная политика в отношении Ланда. Тем временем некоторые из нашей в этот час не очень дружной команды тоже разразились скудными и какими-то постными бесчувственными поздравлениями принца с удачным завершением своего задания, на которые тот снова не посчитал нужным отвечать, из-за чего этот и без того хилый поток иссяк очень и очень быстро, после чего вновь нависло тягостное молчание, которое не посмел нарушить даже весёлый до этого момента молодой паладин, будто бы поддавшись всеобщему отчаянию и совершенно забыв о том, что в лагере неподалёку сейчас все предавались веселью, совершенно позабыв о том, что ещё минут десять-двадцать назад они готовы были поубивать друг друга и о том, что если и закончена эта гражданская война, то ещё одна только. Подумав об этом, я вдруг сильно разозлился на всех тех, кто сидел сейчас у костра и бездействовал, ведь у нас было крайне мало времени, и даже в самые наши позитивные планы не могла уместиться подобная бездеятельная депрессия, в которую мы тут все вдруг погрузились. Нужно было срочно что-то с этим делать причём, желательно, в самом срочном порядке, ведь было бы очень и очень обидно проиграть сейчас, сделав уже так много и недавно одержав такую славную победу без единой жертвы с обеих сторон. Кажется, подумал об этом не один я, поскольку и Адриан тоже открыл рот, явно собираясь что-то сказать и подбодрить приунывших спутников, при этом сделав несколько шагов вперёд и оставив позади меня буквально один на один со странным желтоглазым типом которого, как я догадывался, зовут Дорнис и это именно он возглавлял ту армию, которая хотела под корень вырезать всех мятежников и тем самым решить судьбу всего Ланда не в самую лучшую сторону, но нас обоих прервал вдруг тихий сдавленный стон Нартаниэля, будто бы кто-то очень неожиданно ткнул его мечом в спину или же выплеснул целое ведро холодной воды на голову, ибо на более бурную реакцию эльфийского посла никогда не хватало. Но в этот раз явно было что-то совершенно другое, из ряда вон выходящее и действительно ужасное, не сулившее нам абсолютно ничего хорошего. Никогда я ещё не видел в этих зелёных глазах, которые сейчас стали вдруг похожи на два огромных блюдца, столько боли и отчаяния. Я вообще никогда раньше не замечал подобной бури эмоций во взгляде моего старого друга, не говоря уж о том, что подобный ураган оставил след и на его обычно каменном лице, вдруг исказив его, превратив в жуткую маску на которую не захочется смотреть даже самом отъявленному садисту. Глаза эльфа влажно заблестели, казалось, он вот-вот расплачется прямо здесь и сейчас, а это ведь для него было бы совершенно невероятным, но вряд ли он сейчас думал том, что находится в относительно большом кругу людей, полностью поглощённый тем неведомым нам пока горем, что свалилось на его точёные белые мраморные плечи, едва не сломав Нартаниэля. Я мог предположить только две вещи, которые могли бы привести моего друга в такое действительно ужасное состояние: смерть своей семьи, которую он любил на самом деле больше жизни, что сейчас случается, к моему огромному сожалению, всё реже и реже, и готов был сделать для неё абсолютно всё, даже прогуляться по Ледяной Пустыне, но сделать всё, что было в его силах, чтобы помочь, или же утрата куда более ужасная в мировых масштабах, особенно если в отдельности брать такую легендарную расу, столь сильно повлиявшую на всю мировую культуру, как эльфы восточных лесов — смерть Лесной Госпожи, королевы остроухого народа, что мудро правила ими с незапамятных времён, приведя к их наивысшему расцвету, которого им не удавалось достичь всеми силами даже в самые древние времена, когда магия была ещё невероятно сильна, а эльфы не были побиты войнами. В тех обстоятельствах, которые сложились в сегодняшнем мире, оба этих варианта могли иметь место, ведь, как известно, эльфы процветают благодаря магии и буквально не могут без неё жить, а сейчас, в век, когда эта энергия, расширяющая границы человеческих возможностей, навсегда покидает наш мир, светлая остроухая раса тоже вымирает и неизвестно, кого эта "болезнь" убьёт первой, ведь теперь перед смертью оказалась бессильна даже вечно молодая Лесная госпожа, ведь если учесть, что она одна из самых могущественных магов в мире, то, наверное, на ней эти перемены сказались особенно сильно, с каждым днём всё настойчивее лишая её былых сил. Однако и семья Нартаниэля также подходила на тех, кто навсегда уйдёт в дебри Эдалы в самых первых рядах, ведь я почти наизусть выучил историю о том, что жена моего друга была смертельно больна, однако Нартаниэль сумел её вылечить и с тех самых пор она, можно считать, только и держится на магии своего мужа, даже не подозревая о том, что все те вещички, которые он её привозит из своих путешествий, он на самом деле наделяет частичкой своей магией, чтобы его ненаглядная чувствовала себя всё так же великолепно. Впоследствии болезнь эта была обнаружена и у дочери моего остроухого друга, а потому свой подвиг, отнявший в то время у него огромное количество сил, ему пришлось повторить снова и привозить всё больше различных маленьких не слишком бросающихся в глаза безделушек, чтобы сохранить свою семью и не дать им пасть от недуга. Всё-таки даже эльфы, как и люди, могут умереть от болезни, так и не познав всей радости жизни. Конечно же, я был близок его семье, а потому, если всё-таки окажется верным моё предположение об этой чудовищной утрате, то, пожалуй, ещё долго я буду пребывать в молчаливом и мрачном состоянии, как это обычно бывает, когда какая-нибудь плохая новость задевает самые чувствительные струны моей души. Никто не решался подойти к нему и спросить в чём же дело, поскольку теперь Нартаниэль ещё и как-то странно съёжился, будто бы сейчас шёл не мелкий дождик, а настоящий ливень, в то время как завывающий северный ветер пробирался под промокшую одежду, вымораживая всё внутри, а потому этот первый шаг пришлось сделать мне, как человеку, бывшему эльфу ближе всех, что я тут же и поспешил предпринять, наклонившись к нему и спросив так мягко, как это только у меня получилось:

— Хэй, что с тобой такое, Нартаниэль? Ты выглядишь каким-то уж через чур взволнованным, в чём дело? — я, конечно, был не особым мастером в подобных задушевных успокаивающих разговорах между хорошими старыми друзьями, видимо, из-за недостатка практики, однако подумать об этом времени у меня не было, поскольку эльф тут же бросил на меня такой дикий взгляд, что по нему вполне можно было предположить, будто бы оказался не только прав, но и попал в точку сразу на счёт двух вариантов, а тогда для нас ничего хорошего это не могло значит, ведь помимо временного недееспособного состояния Нартаниэля у нас на руках окажется и факт того, что где-то произошло сразу несколько сильных магических выбросов, а в нашей ситуации предположить, на что пошли подобные невероятные затраты, было совсем не трудно.

Кажется, Госпожа Фортуна, которой поклоняются Вольные, как полноправной и могущественной богиней, решила, что на сегодня для нас достаточно хороших новостей, а потому пора бы уже разбавить эту бочку мёда ложкой чего-нибудь столь же неуместного в сосуде с подобным содержимым, как, к примеру, дёготь, но объявить подобное решение сама почему-то не захотела, зато решила вложить эти слова на уста Нартаниэля, который тихо прохрипел, однако в нависшей над нашим сымпровизированным лагерем тишине его смогли услышать все находившиеся здесь:

— Они умерли, мой старый друг, я почувствовал это, когда мои амулеты перестали действовать.

— Твоя семья? — буквально силой выталкивая из себя слова, проговорил я, но больше ничего так и не добавил, поскольку банальное "мои соболезнования" или же "мне жаль" я считал в такой ситуации совершенно неуместными, да и к тому же я знал, что вряд ли моя жалость нужна Нартаниэлю сейчас, она лишь ещё больше ударит по нему, ведь только что он потерял самое важное для себя в жизни, то самое, за что он цеплялся, чтобы ещё оставаться тут, со всеми нами, а не уйти навсегда в какое-нибудь отшельничество, подобно тому старику, у которого он после нашего визита отобрал свитки.

— Да, и не только, сразу же за этим пришла и другая новость, — зелёные глаза уже смотрели не на меня, а отрешённо таращились куда-то в сторону.

— Как я могу предположить по твоему виду, она так же печальна, как и первая, верно, Нартаниэль?

— Да, Лесная Госпожа, наша королева, она умерла, а вместе с ней и большая часть из тех, кому ещё удавалось каким-то образом выживать, даже несмотря на то, что держались они в основном лишь благодаря целебной магии. Кажется, теперь я один из последних эльфов, старый друг.

И вновь это тягостное нелепое молчание, которое теперь, словно в насмешку над нами, никто даже и не пытался прервать ещё хоть какими-то событиями. Казалось, что сейчас время застыло для нас всех, будто бы давая насладиться последними мгновениями безмятежности и спокойствия перед чем-то невероятно ужасным, что непременно должно было вот-вот случиться, чтобы навсегда разделить нас, изменить наши жизни, причём, кажется, совсем не в лучшую сторону. Но всё-таки в этих мгновениях была невыразимая, ужасная печаль, ведь я искренне сопереживал своему другу, хоть и никогда бы не смог представить себе, какого это — остаться единственным из своего рода, будто бы во всём мире ты один, а вокруг тебя ни единой души, так что даже не радует тот красивейший пейзаж, что раскинулся перед глазами. Хотя, нет, всё же мог, пусть со мной это случилось и не наяву, но всё же кое-какое представление о подобных чувствах я имел, так что тем более совсем не мог позавидовать Нартаниэлю, но, как оказалось, и времени плакаться у нас не было, ибо иллюзию относительного спокойствия тут же разбил вдребезги совсем ещё молодой солдат, который прибежал сюда, размахивая руками и явно не жалея сил, что было видно по раскрасневшемуся юному лицу и тяжёлому сбившемуся дыханию. Он явно пытался что-то нам сказать, однако получалось это у него, мягко говоря, не очень хорошо, поскольку, судя по его не особенно внушительному телосложению, этот парень совсем не был приспособлен к таким вот затяжным проверкам на прочность, но тут нам всем на помощь пришёл Рилиан, обдумав всё и среагировав довольно быстро. Наверное, он понял, что те новости, которые должен нам сообщить этот молодой адъютант, явно не терпели никаких отлагательств и, возможно, от них вовсе могла зависеть наша жизнь, однако, несмотря на это, Нартаниэль так и не поднял головы, не замечая вокруг себя абсолютно ничего и вертя в руках маленький медальончик, на котором были выгравированы имена его жены и дочери, которых он вот так, в один момент, лишился навсегда. А ведь ему даже не удастся побывать на их похоронах, скорее всего, ведь и его смертный час уже достаточно близок, я прямо-таки чувствовал это, но всё же в глубине души надеялся, что на этот раз предчувствие просто решило сыграть со мной злую шутку, зная о моём почти безграничном доверии той информации, что она мне предоставляла. Вот только понимание того, что сейчас не только ему грозит смертельная опасность, билась в голове, причиняя значительные неудобства. Молодой паладин же тем временем отыскал в своих вещах флягу с водой (благо ничего кроме воды или ещё чего-нибудь столь же безалкогольного людям его положения было пить запрещено, что было однозначно к лучшему, поскольку я на своём собственном опыте знал, сколько неудобств может приобрести злоупотребление алкоголем, порой приходилось распутывать историю, в которую вляпался по пьяни по несколько месяцев, ибо иначе я рисковал остаться не только без кошелька, но и без кое-чего куда более значительного, к примеру, головы; к тому же не стоит забывать и о такой ужасной вещи как похмелье). Солдат с радостью принял из рук Рилиана эту материальную помощь и довольно быстро опустошил её, однако вода, пусть и не первой свежести, подействовала на юношу отрезвляюще и спустя пару мгновений он действительно преобразился, теперь уже внушая своим какое-никакое к нему уважение. Запыхавшийся мальчонка превратился теперь в серьёзного молодого человека к тому же весьма красивого. Чёрные волосы и орлиный гордый профиль сразу выдавали в нём коренного ландестера, что сразу же объясняло, почему на нём туника с расцветкой Ланда, а не та странная одежда, которую носили все ополченцы, не придерживающиеся какой-либо определённой формы в своём подобии армии. Умные глаза смотрели на нас из-под сдвинутых бровей, что придавало его взгляду какой-то особенный вес, столь свойственный некоторым молодым офицерам, для которых армия является не обременительным долгом, делом всей жизни, к тому же, любимым делом. Хотя этот адъютант очень походил на того, кто попал в армию по собственному желанию, больше походя на студента, которому просто из-за некоторых не слишком благоприятных обстоятельств пришлось оставить учёбу и взяться за оружие. Причин на то могло быть огромное множество: от элементарной неуспеваемости, ведь сегодняшним стандартам соответствовать было весьма и весьма сложно даже очень способным юношам и девушкам, до куда более обидной нехватки денег у родителей. К тому же, как я слышал, в Ланде объявили всеобщий призыв, так что наш вестник мог также попасть и под эту статью. Хотя, на самом деле, ему ещё повело, ведь, скорее всего, благодаря замолвленному словечку родителей он оказался не где-нибудь среди рядовых, а сразу же попал в адъютанты, так что умереть на поле боя ему практически не грозило, ведь обычно способными людьми офицеры не рискуют, стараясь отправлять со срочными приказами кого-то, кто меньше думает и сомневается, зато более активно и с охотой действует. Гораздо больше приходилось сочувствовать тем, чьи судьбы война действительно поломала, ведь, как правило, в первых боях новобранцев используют как живое бездушное мясо, способное слегка подзадержать наступление противника, но не более того. Очень жаль тех молодых парней, что по обязанности, старым долгам или же собственному энтузиазму уже никогда не смогут принести пользу своей стране, столь бездарно погибнув из-за бездушности командования и тех самых кукловодов, которые дёргают за ниточки генералов и прочую верхушку. Наш адъютант уже отдышался и смог, наконец, нормально донести до нас то, что хотел:

— Благодарю, благородный сэр, — он поклонился Рилиану, на что тот ответил лёгким кивком головы, но не более, чтобы не сбивать юношу с мысли, — меня сюда прислал один из наших офицеров, поскольку нам стало известно, что тут пребывает наш главнокомандующий.

— Меньше слов, — довольно грубо оборвал адъютанта Дорнис, уже повернувшийся в сторону лагеря, — судя по всему, у нас нет времени для пустых разговоров.

— Простите, сэр, вы полностью правы. Мы заметили силы противника, которые превосходят наши, по крайней мере, в два раза. Они разворачивают войска под флагами Мотремора и Великого Княжества Шан. Они явно готовятся к бою, сэр, и наши командиры не знаю, что делать, просят немедленно отдать приказ об эвакуации, поскольку мы оказались зажаты между ними, а сражаться на какой-либо из сторон люди категорически отказываются и грозятся поднять бунт против вас, если вы отдадите подобное распоряжение.

Взгляд Дорниса, в котором одновременно читался и смертельный страх, и гнев, мог сказать нам обо всех тех эмоциях, что сейчас им овладели. Казалось, что сейчас он готов совершить самые большие глупости, которые могли привести к смерти множества людей, а мы никак не могли его остановить, поскольку апатия, до этого едва нас не придавившая, теперь прижимала к земле ещё сильнее, не давая не то, что бы двинуться, но даже сказать слова. Поистине ужасное чувство, сейчас я ощущал себя на самом деле беспомощным, ведь всем нам было понятно, что сейчас нет абсолютно никаких шансов переубедить и остановить тех безумцев, что направляли действия кулаков в латных перчатках, потому как они уже увидели свою добычу, а после этого мозги у них окончательно съехали набекрень, это уж точно. Все понимали, что делать нужно хоть что-то, при этом как можно скорее, желательно, и вовсе немедленно, потому что каждая секунда промедления могла стоить нам сотен, а то и тысяч жизней, но даже понимая это, мы не могли заставить себя сдвинуться с места, ведь несмотря на все усилия, что мы вложили в это миротворческую кампанию по защите Ланда, сейчас всё крошилось буквально у нас в руках, а мало какой человек может это выдержать без проявления каких-либо эмоций, это слишком сложно, почти невозможно. Адриан что-то говорил сам себе, будто бы он может ещё успеть снова толкнуть очередную речь, но теперь пришло время смотреть правде в глаза — единственное, что мы сейчас могли предпринять, так это увести отсюда как можно больше людей, только вот как сделать это, запертыми между молотом и наковальней я пока слабо себе представлял, из-за чего моё состояние ещё больше ухудшилось и мне казалось, что я начну галлюцинировать теми самыми болотными видениями прямо здесь и сейчас, что было бы совсем и совсем не кстати, поскольку тем, что было нам сейчас больше всего необходимо — оказался трезвый рассудок. Все звуки будто бы пропали куда-то, словно какой-то бартасов психопат-маг собрал их в свою волшебную банку и не даёт им выбраться. Я понимал, что сейчас Дорнис кричит на адъютанта, принесшего эту страшную весть и сейчас съёжившегося под чудовищным напором своего главнокомандующего. Желтоглазый пытается выяснить, откуда тут взялись эти проклятые огромные армии, если у него везде есть разведчики и патрули, которые предупредил бы его о приближении такой огромной армады как минимум за несколько часов чего бы хватило ему при большом желании, чтобы вывести отсюда всех или, по крайней мере, хоть какую-то-о часть людей. Молодой человек пытался что-то ему объяснить на счёт вспышек, волн и порталов, но Дорнис и слышать об это "магической мишуре" ничего не хотел, уже на всех парах мчась в сторону оставленного им лагеря, при этом на ходу давая какие-то указания молодому адъютанту, чтобы успеть сделать хоть что-то до того момента, как начнётся битва, грозившая стать одной из самых масштабных и кровавых в истории. Она должна была определить дальнейшее развитие всей истории и по-другому сейчас быть просто не могло, а мы сейчас сидим тут как беспомощные дети и понимаем, что на этот раз сделать нам ничего не удастся и всё, на что мы были способны с самого начала, так это примирить стороны внутреннего конфликта, но никак не повлиять на решения таких гигантов, как Мортремор и Княжество. Кажется, теперь, всё что нам оставалось, так это сбежать, поджав хвосты, подальше от начинающейся заварушки, но что-то мне подсказывало — ни один из моих товарищей не сможет себе такого позволить и скорее умрёт от удара какого-нибудь чрезмерно бравого вояки, чем оставит этих ни в чём не повинных людей на верную смерть. В самом деле ужасно, но вдруг через эту черноту прорезался голос того самого демонолога, который до сего момента не сказал ни единого слова, предпочитая молчать и думать о чём-то своём:

— Кажется, я знаю, что мы можем сделать, есть план, есть план! Но нужно действовать ещё быстрее, пока всё тут окончательно не рассеялось! — он вскочил со своего места и начал трясти за плечи эльфа, но тот всё никак не хотел реагировать.

Тогда молодой маг в красном отвесил моему другу весьма сильную пощёчину, от которой тот даже слегка покачнулся, но, кажется, это вернуло его обратно к жизни, и теперь он смотрел на демонолога уже полностью осмысленно, приготовившись внимательно выслушать то, что там пришло в голову этому странному парню.

— Послушай, я, конечно, тебя не очень хорошо знаю, но что-то мне подсказывает, что маг, способный так долго держать контакт со столь удалённым местом, как страна эльфов, является как минимум одним из самых способных. Что мне когда-либо попадались в жизни, а потому, мне кажется, нам удастся провернуть одно дельце, которое может в самом ельце спасти отсюда если и не всех, то, во всяком случае, очень и очень многих людей. Ведь для них остаться тут — это верная смерть, поскольку те стычки, через которые некоторые из них прошли, не идут ни в какое сравнение с тем, что здесь начнётся через час, а может и через каких-то двадцать-тридцать минут. Вот только я не уверен, что нам с тобой удастся также удачно смотаться отсюда, но ведь в этом нет проблемы для тебя, так?

— Стой-стой, о чём это ты говоришь? — тут же замахал руками я, и давая тем самым немного времени, чтобы мои товарищи успели подойти к говорившим.

— Послушайте. Есть множество теорий о том, что после особенно мощных заклинаний остаются так называемые избытки энергии, которые скопились в той точке, было задействовано заклинание — в нашем случае это портал — но при этом не были использованы во время его создания и остались висеть в воздухе, пока кто-нибудь их снова не соберёт для волшебства или же просто не рассеются в окружающем пространстве и станут непригодны для повторного применения, как излишки руды в горном деле и ещё что-то подобное, не могу подобрать точного примера, потому что всю свою. Жизнь занимался только магической наукой. Думаю, отчасти именно из-за этого в нашем мире магия постепенно исчезает, хотя. Конечно, сейчас об этом судить довольно сложно, но я точно знаю, что заклинаний огромной силы для этого было применено достаточно много, так что, как по мне, такая вероятность есть и этот вариант кажется мне куда более правдоподобным, чем все те другие, что так же приходили мне в голову по этому поводу, однако сейчас это не столь важно, верно? В нашей ситуации куда более интересной информацией в этих гипотезах, некоторым глупцам кажущимися бредом сумасшедшего, является как раз таки тот факт, что мы ещё можем использовать ту самую ненужную скопившуюся энергию в своих целях, что значительно увеличивает круг доступных для сотворения заклинаний, как и время, требующееся на их создание, поскольку помимо собственного резерва и запасов окружающего мира, мы будем использовать ещё и третий источник, который, судя по количеству прошедших через портал людей, может быть даже в некоторой степени больше, чем оба предыдущих, так что моя затея вполне может увенчаться успехом. К тому же нам на руку играет и ещё одна деталь: заклинание, то собираюсь применить я и портал, созданный для перемещения сюда двух гигантских армий, имеют примерно одинаковую природу, что значительно упрощает нашу задачу, поскольку если что, то мы можем использовать детали так называемого "каркаса" для нашего собственного волшебства.

— Так хорошо, — кивнул Адриан, нахмурившись, — насколько я понимаю, ты хочешь использовать портал, подобный тому, который ты использовал, когда спас нас с Фельтом во время падения Охранных Башен Сарта?

— Ну, да, можно сказать и так, — ненадолго замявшись, отозвался маг в красном, только вот эта задержка совсем не понравилась никому из нас, а потому бастард посчитал своим долгом уточнить, что же всё-таки на самом деле хочет предпринять его товарищ, ведь, имея приблизительное представление о том, в какой именно ветви магии специализируется наш спутник, от него можно было ожидать самых каверзных сюрпризов.

— Можно сказать? Что это значит? Пойми, никто из нас не сможет дать согласия, если мы не будем знать, что именно ты хочешь сделать, хоть мы и верим тебе, безусловно, но сейчас ведь речь идёт не только о наших судьбах и жизнях. Сейчас на наши плечи взвалена ноша куда более тяжёлая и страшная, а потому, прошу, расскажи всё от начала и до конца, без утаек. Всё равно, думаю, твой вариант будет лучше, чем если бы они все остались здесь погибать от мечей и стрел чужаков. Всё лучше, чем эта бессмысленная борьба.

— В этот раз вам может как раз таки показаться наоборот, — тяжело вздохнув, проговорил маг, уже тише, чем прежде, так что Рилиан, стоявший позади всех, едва смог точно разобрать его слова.

— Что ты имеешь в виду?

— Видите ли, вам может слегка не понравиться то место, в которое я хочу отправить всех людей, чтобы их спасти. Нет-нет, конечно, в итоге всё равно все окажутся здесь, в Ланде, в этом мире, но вот промежуточный этап.

— Что ещё за промежуточный этап?

— Честно сказать, — после недолгого, но весьма тяжёлого и утомительного молчания вновь заговорил маг, — я хочу, нет, не просто хочу во славу науки и каких-то экспериментов, сейчас, как вы понимаете, для этого совсем не время, поскольку ответственный момент, жизни людей и всё такое, перенести их на какое-то время в Бездну.

— Что?! Ты с ума сошёл?! — тут же воскликнул я, поскольку такая идея, после того, как один раз я уже побывал в этом месте, выманив при этом оттуда какую-то тварь, которую удалось прикончить только лишь благодаря помощи и природным талантам Нартаниэля.

— Да, по мне так это тоже какая-то совершенно сумасшедшая идея, даже несмотря на то, что ты уже один раз нас спас, — наконец, решил подать голос и высказать своё Фельт, до этого всё так же энергично записывая всё в свой походный дневник, в котором, наверняка, уже накопилось материала для парочки не слишком толстых приключенческих романов.

Весьма странным мне показалось то, что промолчали Адриан, эльф и Син, также имевшие неудовольствие оказаться пленниками абсолютной темноты ужасов Бездны, ведь они, кажется, тоже должны были воспротивиться тому, что бы выводить людей с поля битвы таким способом, ведь, по сути, тогда их шансы выжить почти никак не увеличивались. Можно даже сказать, уменьшались, поскольку некоторые в обеих армиях всё ещё могли оставаться людьми, а, значит, им не были чужды такие понятия, как жалость и милосердие, в то время как твари Бездны, которые, вопреки мнениям некоторых псевдоучёных, не все были разумны, готовы были растерзать каждого встречного, даже по случайности попав в наш, а потому даже представить было сложно, что они могут сотворить с незваным гостем на своей территории. И они трое знали это куда лучше, чем все здесь присутствующие, чьи познания об этом странном и жутком измерении ограничивались лишь какими-то рассказами да небольшими главами в учебниках, но, тем не менее, всё ещё молчали.

— Я знаю-знаю, — с досадой продолжил маг, прерывая тем самым волну шёпота, которая всё постепенно нарастала, — но вы всё-таки должны понять меня, исходя не из стереотипов и суеверного страха, а из рациональных рассуждений.

— Какие могут быть рациональные рассуждения, если ты предлагаешь отправить столько людей в пасть Бездны, что для большинства из них означает верную смерть? Вспомни, они ведь не сартовцы, где каждый, кто держит в руках оружие, является мастером обращения с ним, будь то лук или же огромный двуручный меч. Это в основном новобранцы, крестьяне, которые до того не знали никаких боёв. В Бездне большую часть из них разорвёт первое попавшееся чудовище, а остальная часть от страха или помрёт сразу на месте, или же разбежится, визжа, как новорождённые поросята, что так же не даёт им больших шансов на выживание.

— И это я тоже понимаю, — теперь уже в голосе нашего демонолога слышалось самое настоящее раздражение, ведь как-никак таким образом мы отбирали у него столь драгоценное время на объяснение, а если он не сможет всё нам разъяснить и разложить по полочкам, то вряд ли мы последуем этому плану, пока действительно не походящему на лучший или хотя бы разумный, — но, поймите, если мы просто мгновенно перенесём всю эту толпу в какое-то другое место, то это не возымеет нужного нам эффекта, поскольку Ланд ещё достаточно долго будет в огне, а те, кто выиграют эту битву ценой большой крови вполне могут начать поиски, чтобы "наказать гнусных предателей за измену", чтобы больше никто не посмел проворачивать с ними подобного. Конечно, вероятность этого довольно мала, ведь вряд ли выживших будет много, поскольку, как мне кажется, силы примерно равны, да и когда на карту поставлено так много обычно не бывает, что бы кто-то желал оставить хоть парочку своих врагов на этом свете, не попытавшись хотя бы раз отправить их к праотцам. Но в любом случае эта битва будет идти достаточно долго, а нам нужно будет время, портал же, как всем известно, работает мгновенно, да и создавать его будет куда дольше без точного образа места, куда нужно отправить людей, а щит, который нам нужен, мы не сможем удерживать долго, поскольку всё-таки большая часть энергии уйдёт на создание перехода, а он нам нужен будет в любом случае, поскольку, если меня не обманывает мой слух, то армии уже готовятся к бою и начинают обмениваться первыми выстрелами, несмотря на то, что между ними всё ещё находится наш лагерь. Бездушные твари, тут ведь, можно считать, гражданское население. Женщины и дети, которые пошли вместе со своими мужьями из-за того, что нелепая гражданская война уничтожила всё их имущество! Этот уход в Бездну — единственный для нас приемлемый вариант в сложившейся ситуации, как вы не понимаете? А на счёт опасности, что таится там для всех людей, то вам не стоит этого опасаться по нескольким причинам. Во-первых, проход буду создавать и удерживать я, а я, в свою очередь, без лишней скромности, в это хороший специалист, поскольку часто помогал своему учителю именно в подобном, да и всё прошедшие время совершенствовал свои навыки именно для того, чтобы самому отправляться в Бездну, а не призывать каких-нибудь нелепых демонов, чем обычно занимаются мои так называемые "коллеги", поскольку такие исследования приносили бы куда больше пользы, но о чём это я? Ах, да, вторая причина, по которой вам стоит послушать меня, точно-точно. Она заключается в том, что с вами идут те двое, что уже как-то раз бывали в Бездне, к тому же, этот Дорнис, думаю, тоже захочет присоединиться к нам, так что ещё на одного человека больше. Но главная суть всё-таки не в этом, а в том, что Адриану уже как-то раз удалось своим мечом убить одного из тех существ, что живут в Бездне, а они это всегда чувствуют, но, как ни странно, не собираются мстить, а напротив очень боятся этого убийцу. Вернее, его оружия, хотя на этот счёт ещё можно поспорить, но явно не сейчас, так что, учитывая те две причины и всё плюсы такого варианта, думаю, вам лучше всего принять именно его, верно?

Мы все переглянулись в нерешительности, поскольку от этого решения сейчас зависело очень и очень многое, можно даже сказать, почти всё, однако колебаться было уже некогда, потому что до нас всё отчётливее начали доноситься крики, топот ног и все те прочие звуки, что могли свидетельствовать лишь об одном — в лагере началась паника, ибо, видимо, обе армии, наконец, ринулись в наступление, а это значило, что времени у нас осталось крайне мало, а потому все наши сомнения как рукой сняло после одной единственной короткой фразы, сказанной эльфом, но при этом прорезавшей наше сознание будто бы молнией, что, как мне показалось, было весьма символично, ведь ранее я сравнивал это угнетающее молчание с медленно надвигающейся грозой, а первые молнии я всегда считал самым важным знаком.

— Вперёд, я согласен, а раз я на это пойду, то вам уж тем более придётся.

Справедливость таких слов нельзя было отрицать, поскольку всё, что нужно было демонологу для осуществления плана, так это помощь Нартаниэля, а, значит, теперь они вполне могли провернуть это дельце даже и без нашей помощи, хотя вряд ли кому-то из нас хотелось здесь оставаться, а так у нас хоть появлялся некий шанс на то, что мы сможем пережить эту заварушку, вот только, конечно, я не слишком хорошо себе мог представить, как уйдёт отсюда мой старый друг, ведь он будет удерживать щит до тех самых пор, пока запасы магии вокруг, а, может, и во всём мире не подойдёт к концу, но ведь это подразумевает, что с этим и закроется портал, а открыть его возможно будет уже только с той стороны, из самой Бездны. Неужели это значит, что это место всё-таки станет могилой для одного из нас? И почему именно для того, кто мне здесь дороже всех, ведь даже Рилиан не был мне настолько близким другом, каким являлся этот до жути правильный эльф. Это дурацкая несправедливость жизни, которая, кажется, преследует всех хоть сколько-нибудь порядочных людей. Вот только жаль, что думать мне об этом пришлось уже набегу, а потому никакой возможности остановить всё это у меня уже не было, да и вряд ли это было бы безопасно начинавшемся хаосе, поскольку я уже отсюда видел, как в лагере горят несколько палаток. Вокруг них суетятся люди, иногда оббегая тех, кому уже никогда не придётся подняться на ноги, ибо шальная стрела нашла их и подарила смерть, куда более раннюю, чем та, на которую они все рассчитывали. Вдалеке я слышу, как постепенно нарастает грохот, говоривший нам о том, что две страшные армии уже мчатся навстречу друг другу, чтобы истребить всё живое, ведь это они почему-то считают враждебным, а вместе с этим звуком в моей душе поднимается невероятный страх, потому что было ещё одно видение, о котором я никому не рассказал. Никому, потому что, как мне казалось, оно касалось только меня, меня одного, ведь в нём и был только я. Нет, это видение было не из ряда тех, где я один бродил по безлюдным пейзажам, любуясь их красотой или же напротив приходя в ужас от того, что люди могут сделать с некоторыми землями только лишь из-за своей жадности и того, что они предались инстинктам, потеряв при этом всё человеческое. В тот раз там были и другие люди, но они все были безликие, словно какие-то тени или далёкие воспоминания о когда-то, возможно, знакомых людях, но о которых теперь ты не можешь припомнить ничего, кроме разве что приблизительного силуэта, а потому я и говорю, что там был только я. Вокруг, кажется, кипел бой, но я ничего не слышал, пребывая примерно в таком же состоянии, в коем находился за пару секунд до того, как молодой адъютант прибежал к нам, чтобы сообщить новость о том, что откуда ни возьмись тут вдруг материализовалась целых две огромных армии. Ничего не слышал до того момента, как один из проезжающих мимо всадников не задел меня и не повалил на землю. В то мгновение мир вокруг наполнился красками и звуками столь яркими, что даже в жизни мне не приходилось никогда видеть чего-либо подобного, но это почему-то не принесло мне никакой радости, потому что всё было слишком ужасно, а потому захотелось закрыть глаза, а уши заткнуть пальцами, чтобы ничего из этого не слышать, но, к сожалению, это оказалось невозможным, поскольку снова все очертания начали расплываться, я почувствовал жуткую боль во всём теле и умер. Я до этого момента считал это не боле чем просто очередным бредом, в котором не было никакого смысла, в отличие от тех видений, где мне показывались другие события или же их последствия, но теперь я понял, что и тот странный сон тоже был знаком для меня. Знаком того, что, возможно, я тоже уже никогда не уйду с этого поля, но я не желал с этим мириться, ибо хотел своими глазами видеть, как начнётся возрождение Ланда под предводительством Адриана, принца-бастарда, сумевшего объединить две враждующие стороны только с помощью слов. Всем своим существом я хотел помочь Адриану в этой нелёгкой задаче, я просто чувствовал себя обязанным, в конце-концов, это сделать, потому что невероятно подло было бы бросать его сейчас вот так, когда до этого момента мы помогали ему всё время, он ведь может тогда не справиться и запаниковать. Конечно, он молод, талантлив, умён и смел, но всё же он человек, а люди довольно часто ошибаются в подобных вещах, а, значит, ему нужен будет наставник, и по какой-то причине я считал, что им вполне могу стать я, невзирая на то, что были здесь те, кто гораздо лучше знал принца, его характер и личность. Что же, кажется, всё-таки мне придётся смириться с этим, ну или, во всяком случае, очень и очень сильно попытаться выжить сегодня.

В лагере уже царило полное безумие, все вокруг бегали, кричали, хватались за оружие или же, напротив, бросали его и начинали молиться всем богам, прося их сохранить семью и собственную жизнь. Но вот мне показалось очень странным, что никто не пытается сделать хоть чего-нибудь разумного, к примеру, собрать в одном месте все припасы, чтобы было удобно перевезти их отсюда. Не пытается даже выстроить хоть какое-то подобие надёжной обороны лагеря, чтобы суметь хотя бы для начала сделать так, что обе армии будут обтекать его, как вода в реке обтекает камень. Они все просто бегают, мельтешат, паникуют, они снова разбрелись кто куда и сейчас из-за своего страха готовы накинуться на каждого, кто, как им кажется, готов причинить вред или же, если дело касается тех, кто находился в этом лагере в месте с семьёй, или забрать их жён, сыновей, дочерей ну и прочих не столь близких родственников. Издалека я видел, как некоторые в спешке попытались покинуть этот лагерь, но это бегство, как и следовало ожидать, не увенчалось успехом, поскольку здесь было открытое поле, никакого леса или хоть чего-нибудь отдалённо его напоминающего по близости не было, а значит и беглецам укрыться было негде, из-за чего большая часть из них тут же получила стрелы или же болты в те места, где совершенно не должно быть никаких металлических предметов такого характера. В другой стороне лагеря Дорнис и его люди в бешенстве метались туда-сюда, выглядев при том ничуть не лучше тех же самых беглецов, пытаясь организовать хоть какое-то подобие обороны, но у них это совсем не получалось или же получалось очень и очень плохо, потому те, тому им удалось собрать, выглядели ну уж больно вяло и напугано, некоторые из них едва стояли на ногах, не говоря уж о том, что бы держать в руках меч или копьё. А о том, что бы встретить в лоб атаку знаменитой тяжёлой мортреморской кавалерии и речи не могло идти, поскольку эти "храбрые воины" побросают оружие, как только она начнёт свой галоп. Разбредутся в разные стороны, а там с ними расправятся уже с другой стороны, ведь Княжество Шан всегда было известно хорошими лучниками, которые умели бить прямо в цель и с земли и сидя в седле. Они выглядели действительно жалко, но вряд ли это был их вина, ведь мужество в нашей стране никто не воспитывал уже много лет, да и наш план, тоже не отличается смелостью, зато хотя бы с помощью него мы сможем сохранить множество жизней, ведь стоять тут насмерть, как те самые герои-идиоты из древних легенд никому здесь точно не хотелось. Мы уже все видели пыль, которую поднимали скачущие сюда конники, но пока что Нартаниэль только готовился к заклинанию, как и демонолог, который в это время чертил на песке формулы, точно выверяя "каркас" портала, чтобы он привёл их точно туда, куда нужно. Ведь если он зашлёт нас в глубину Бездны, то там вряд ли действовать будет тот закон. Что твари бояться того, кто убил хоть одного из них, ибо там, если верить тем же самым учёным, обитают монстры настолько жуткие, то даже человек с самой воспалённой фантазией вряд ли сможет себе когда-либо представить хоть что-то приблизительно похожее на это уродство и само воплощение всеобъемлющего страха. Когда я уже сумел почти во всех подробностях различить разнообразные шлемы рыцарей восточного королевства Мортремора, то моё сердце буквально замерло, и я уже совершенно не слышал того, как Адриан, Рилиан, Син и даже Фельт собирают людей в одном месте, выстраивая их в такую очередь, чтобы она, по данным полученным непосредственно от нашего персонального создателя портала, точно входила в него, не образовывая толкотни и давки, которая могла привести к новому приступу паники, что в наше ситуации, в этом я был уверен почти на сто процентов, сопровождалось бы и жертвами, да и к тому же никто не гарантировал, что все те, кто вбегут в портал не по системе окажутся в том месте, где должны были оказаться. Конечно, если верить опять-таки нашему магу, то он был большой спец в этом, и подобных казусов случиться не должно, но всё-таки это Бездна, самый таинственный и страшный мир из тех, что известный человечеству. Самый худший ночной кошмар, который только можно себе вообразить. Теперь мне уже и вовсе казалось, что прямо под копытами коней горит земля, будто бы я снова погружался в те самые жуткие видения, где ещё я вроде как слышал стоны боли и хрипы отчаяния, несмотря на то, что не встречал никого живого, бредя по унылым выгоревшим просторам. Сзади до меня доносился свист стрел и улюлюканье стремительной лёгкой кавалерии Княжества Шан, которая готова была принять на себя удар, применив свою излюбленную тактику в бою против неуклюжих латников, с ног до головы закованных в доспех, словно какие-нибудь металлические ящики с мясом и костями. Они заставят атаку завязнуть, сбавить темп, постоянно кружа вокруг и нанося удары, а потом подоспеет и пехота, которая довершит триумф на этом этапе битвы. Вот только потом Великому Княжеству будет совсем непросто, поскольку если с конным рыцарем можно с лёгкость расправиться, убив его лошадь, а потом просто пройдясь своей, сдавив доспех и перекрыв несчастному доступ к воздуху, то против тяжёлой пехоты Мортремора слабо защищённая кавалерия и пехота Княжества будет биться очень долго и, несмотря на превосходящие силы. В этом поединке шансы на победу буду примерно равны у каждой стороны, поскольку Мортремор всегда славился отличными доспехами, которые по качеству уступали только гномьим, а воины их все состояли из профессиональных солдат. Но, честно сказать, сегодня у меня не было абсолютно никакого желания восторгаться тактическим гением и восторженно хлопать отменным выпадам или же выстрелам, а потому я предпочёл бы уже прямо сейчас отгородиться от надвигающегося ужаса чем-нибудь вроде магического щита, который накроет если и не весь лагерь, то хотя бы ту часть, где сейчас находились люди, ведь, я верил в это изо всех сил, магия ещё не совсем исчезла, и у одного из последних эльфов хватит сил, чтобы направить какую-то её часть на создание столь сложного и мощного заклинания. Конечно, понятно, что времени на подобное качественное колдовство нужно не в пример больше, чем на какой-нибудь стандартный огненный шар или ещё чего-нибудь в этом роде, но всё же это напряжение, вызванное задержкой, крайне плохо сказывалось на моих нервах, да и не только на моих, поскольку я краем глаза увидел, как некоторые люди в выстроившейся цепи начинают оборачиваться, тревожно переводить свои взгляды с Нартаниэля, уже выпрямившегося во весь свой внушительный рост на мага в красном, всё ещё сидящего на земле и увлеченно выверяя свои расчёты. Это волнение просто сводит с ума, но я понимаю, зачем эльф выжидает уже теперь, когда вся магическая формула уже держится у него в голове и теперь достаточно лишь пары пассов и произнесения заклинания, чтобы сотворить щит. Сейчас каждая лишняя секунда стоила нескольких жизней, а потому лучше сейчас потратить немного нервов, чем быть уверенным на сто процентов в своей безопасности, но при этом буквально обрести на смерть всех тех. Кто не успеет, пройти в этот портал, ведь людей много, а, значит, таких наверняка будет достаточно. В очереди к ещё не возникшему проходу в самом начале стояли целыми семьями или же те, кому посчастливилось найти друг друга уже в этом лагере в столь печальное время. После шли одинокие женщины и дети, которым повезло куда меньше, чем тем молодым счастливым парам. Дети плакали, не понимая, что происходит, а матери не могли их успокоить. Потому сами сейчас боялись за свою жизнь. Мужчины, стоявшие самыми последними, переговаривались и кричали что-то эльфу, но он и слышать не желал, но я не присоединялся к этому многоголосому хору, потому что полностью доверялся своему другу в столь ответственный момент. Каким-то чудом нас пока миновали стрелы, но гул, производимый наступление тяжёлой кавалерии, уже гремел в ушах, заставляя бороться с неимоверно сильным желанием броситься на землю и закрыть голову руками, чтобы уже больше ничего не видеть и не слышать, а просто встретить свою смерть. Но я ведь не был жалким трусом, а потому скинул с себя это нелепое и мешающее действовать и трезво мыслить оцепенение и в хвосте этой живой очереди присоединился к храмовникам, уже понявшим, что от них требуется и поддерживающими порядок здесь, не давая самым трусливым пробраться вперёд, мешая тем самым всем остальным. Как ни странно, здесь же находился и Дорнис, сейчас не управлявший своими подчинёнными, но помогавший им изо всех сил, что всё-таки выдавало в нём неплохого командира. Жаль только, что с самого начала он выбрал неверную сторону, из него нам вышло бы неплохое подспорье, да и люди бы не столь ополчились друг на друга, если бы не те идеи, которые он нёс со своим орденом.

И вот, наконец, настал этот треклятый момент, когда часы начинают тикать, отсчитывая для некоторых последние секунды и вселяя тем самым самый сильный страх в их сердца. С обеих сторон друг на друга надвигались две волны, который наверняка снесли бы нас, если бы в последний момент Нартаниэль не оградил нас всех моментально возникшим куполообразным щитом, нависшим над лагерем, подобно какой-нибудь крышке над кастрюлей, где сейчас в собственном соку варились множество людей. Когда на это прозрачную, но непробиваемую стенку накатила волна тяжёлой кавалерии, то на нас обрушился самый страшный звук из тех, что мне когда-либо доводилось слышать. В нём смешались все те жуткие звуки, которые обычно ассоциируются у бравых вояк, прошедших множество боёв, с тем, как пехота принимает на копья всадников в латах: скрежет железа, ржание коней, крики падающих со своих верных скакунов рыцарей, которых тут же, как огромными жерновами, перемалывали копыта тех же самых взбесившихся от боли в переломанных костях животных. Люди умирали, кричали и сейчас всем свои существом источали тошнотворный запах смерти, который, казалось, пробирается даже через этот щит, защищающий нас от того ужаса, по сравнению с которым Бездна казалась не таким уж и плохим вариантом. Портал тоже открылся и люди начали постепенно двигаться, старясь как можно быстрее убраться от этого жуткого побоища, где не на жизнь, а на смерть рубились две самые сильные армии которые когда-либо прежде видел этот мир, ведь даже армаде Хартона Тирана было ни за что не сравниться с тем масштабом, который приобретало это сражение. В ход пошло масло, которое поджигали стрелами, обмотанными смоченными в смоле тряпками, горело и дымилось всё вокруг. Казалось, даже латы рыцарей теперь исходили чёрным дымом, заставляя заживо плавиться того, кто был в них, как в тюрьме, заключён. Кровь и смерть была везде вокруг нас, ибо бой кипел уже со всех сторон щита, а сила моего друга всё истощалась, поскольку некоторые спятившие воины пытались прорваться сюда, видя, что здесь ещё почему-то не умирают те, кто не носит цвета и страны. Я видел, каких титанических трудов ему стоит стоять здесь и продолжать держать это проклятое заклинание, ведь большую часть энергии всё же забирал себе портал, спасавший жизни, уводя их, как ни странно, в самое жуткое измерение для людей. Адриан уже тоже исчез в этом чёрном проеме вместе с Рилианом, чтобы успокаивать людей, который внезапно оказались в абсолютно непроглядной темноте и чувствуют на себе дыхание этих чудовищ, как было тогда со мной и эльфом по пути в Султанат. К тому же без него эти твари тут же бы сожрали их, а потому он и должен были идти первым, а как только он исчез, то во мне почему-то зародилось странное чувство, будто бы я в последний раз вижу эти голубые глаза и лицо, пусть и изуродованное шрамами, но всё же хранившее на себе ещё следы той гордости и красоты, которая раньше была отличительной чертой этого человека, которого по праву можно было считать одним из самых великих людей не только в истории Ланда, но и всего мира, ведь именно на своём примере он показал, что верхушке совершенно незачем убивать друг друга, что нужно жить в мире, что не все ещё аристократы и магнаты являются продажными ублюдками, он показал, что в преемственности на самом деле нет ничего плохого, она лишь взаимно обогащает культуры, делая их более приспособленными к суровому миру, ведь именно он показал большому миру на примере гражданской войны, уничтожившей Ланд, что объединение и судьба всего государства чаще всего являются куда важнее личных интересов и амбиций, ведь в стране живёт множество таких же людей, которые ничем не хуже, а то и лучше тебя. Даже если это предчувствие окажется правдой, то я на самом деле буду горд, что знал этого человека и даже помогал ему в этой непростой миссии.

Всё больше и больше людей исчезало в этом портале под душераздирающие звуки с той стороны и не менее печальное сопровождение, идущее уже непосредственно отсюда, состоявшие из всё тех же криков, но носивших уже несколько другой характер. Во всяком случае, в них не чувствовалось того ледяного дыхания смерти, которым веяло из-за щита. Там уже во всю пылал огонь, а дождь, как на зло, прекратился совсем и словно в насмешку над несчастьем людей тучи начали расходиться и теперь на нас сверху смотрелся улыбающийся жёлтый диск слепящего солнца, вот только теперь эта улыбка почему-то казалось ненадёжной и страшной, он словно бы говорила: "О, да, многие из вас навсегда останутся здесь, что потом начать вонять под моими лучами и не вредить больше миру, в котором вы жили, несчастные создания". И снова сработал этот проклятый закон подлости. Как только люди почувствовали себя хоть сколько-нибудь защищёнными от ужасов боя, кипевшего по ту сторону, щит пал. Наша стена разрушилась, в мгновение ока сделав смерть так близко, как она ещё никогда не была и нас тут же хлынула живая волна в не столь живых доспехах и обозлившаяся острыми мечами, которая могла сделать ас такими же неодушевлёнными, как эти куски металла, что защищали рыцарей от ударов. На нас тут же полетели стрелы, выпущенный из тугих луков лучших стрелков верхом, когда-либо живших на тех просторах, что принадлежали Княжеству Шан и звались равнинами Даруана — родиной того самого легендарного Лучника из Хароса, который и запустил всю эту цепь событий, однажды явившись нам на болотах у своей могилы и поведав всё то, что в корне поменяло наши планы. Я кинулся к тому месту, где ещё недавно стоял Нартаниэль, поскольку я понимал, что мне ни за что не успеть к уже начавшему закрываться порталу, в который ещё успевал проскакивать люди, в котором уже скрылись все те, с кем я приехал к этому проклятому месту. Краем глаза успел заметить, как отчаянно борются за жизнь остатки храмовников во главе с Дорнисом, во всю орудовавшему свои коротким и невероятно лёгким клинком, убивая одного противника за другим, будь то степняк или же рыцарь, но и их силы стремительно таяли под тем ужасающим напором живой освирепевшей волны, подавлявшей на своём пути любое сопротивление, сметая любые преграды и не останавливаясь ни перед чем. Конечно же, я понимал, что вряд ли моё желание помочь другу даст какие-нибудь результаты, поскольку то, как резко разрушилась наша защита, не оставляло сомнений в том, что эльф уже мёртв, но я просто не знал, что мне делать в этом полнейшем хаосе и безумии царившем вокруг меня, а потому мчался, сломя голову, каким-то чудом избегая направленных на меня ударов и стрел, стремительно проезжающих мимо всадников, как и я, против воли затянутых в этот хоровод, который напоминал мне старинную гравюру под красочным названием "Пляска Смерти". Здесь не было место смелости и героизму, который всегда воспевали барды в подобных битвах, и, думаю, Фельт, увидевший всё это своими глазами, положит начало новой ветви в поэзии и музыке, где всё будет переполнено красками, но там не будет светлых тонов, поскольку в каждом цвете так или иначе будет присутствовать коричневый и красный оттенок, обозначающие грязь и кровь соответственно. Конечно, людям нужно будет верить в то, что здесь всё-таки были славные рыцари, а потому кому-то придётся их выдумать, но вряд ли кто-то из тех, кому удалось спастись в Бездну, возьмёт когда-нибудь в руки подобные произведения. Хотя бы в память о тех, кто не сумел скрыться в портале и теперь беспомощно метался по полю боя, старясь избежать смерти, но при этом краем обезумевшего сознания понимая, что это невозможно, ибо смерть здесь была на каждом шагу, а настигнуть она их уж очень хотела. Я тоже не составлял исключение, всё ещё будучи простым человеком, таким же беспомощным, как и все остальные, так же испуганным, невероятно испуганными и готовым сделать всё, лишь бы выжить, а потому буквально в паре шагов от того места, где стоял мой старый друг, меня настиг мощный удар, отозвавшийся жуткой болью во всём теле и поваливший меня на землю, заставив, наконец, вкусить самое главное блюдо сегодняшнего сумасшедшего пира — грязь с металлическим привкусом крови. Надо мной лошадь поднялась на дыбы, свалив с себя седока, которого тут же буквально втоптал в землю его товарищ, явно даже не заметивший этого досадного инцидента. Её тут же, как молния одинокое дерево в поле, находит стрела одного из степняков, которая убивает животное, заставляя упасть прямо на меня. Последним, что мне удалось увидеть прежде, чем я потерял сознание, спасшись в свою собственную маленькую Бездну, было лицо Нартаниэля. Как всегда спокойное и даже умиротворённое. Ты сделал своё славное дело, мой старый друг. Последний из эльфов показал, что их раса действительно была одной из лучших, но и лучшие всё-таки умирают, израсходовав отведённое им время. В моей же памяти ты будешь жить до того самого момента, пока я не умру. Надеюсь, в дебрях Эдалы ты найдёшь свою семью, Нартаниэль. Удачи тебе и покойся с миром, мой лучший друг.

Эпилог

Нам не удалось разорвать этот бартасов порочный круг. Просто не хватило времени, а ведь это жутко обидно, когда всё идёт вроде бы по плану, всё отлично, но в последний момент в эти шестерёнки вклинивается какой-то затор, из-за которого весь механизм не может продолжать свою работу и безвозвратно ломается. Очнувшись после той ужасной битвы, я уже не нашёл рядом с собой тело Нартанаэля. Наверное, его унесли победители в какую-то братскую могилу или ещё что-то подобное. Я же оказался пленником одного из тех самых ужасных своих ночных кошмарах, где я был один посреди выжженной земли. Нет ничего живого. Только запах гари, крови, плоти и смерти витал вокруг, но теперь, столкнувшись с этим лицом к лицу наяву, я почему-то воспринял это не так остро, словно те видения подготовили меня к чему-то подобному. Трудно, на самом деле трудно мне вспоминать те годы, что пошли после того судного дня. Всё, насколько я могу судить теперь, разворачивалось пол тому самому сценарию, который привиделся нам с Адрианом на болотах южной провинции Ланда. Остатки огромных армий вернулись домой, уничтожая на своём пути абсолютно всё, чтобы это не досталось врагу, а победителем так никого и не назначили. Два гиганта пришли в упадок. Вскоре окончательно погрязнув в долгах и дворцовых интригах, что в итоге привело к распаду этих древних могущественных государств. Те же из лагеря, кому удалось скрыться в Бездне после вышли в Ланде, который теперь просто поразительно напоминал как раз таки то самое негостеприимной измерение. Адриан во главе большей части людей отправился на север, чтобы просить помощи у Дашуара, который эта война не задела. Остальные же помогали Рилиану отыскать его семью. Поиски увенчались успехом и вскоре эта группа также присоединилась к основным силам, которые уже начали постепенно обустраиваться в долинах Срединных Гор, которые оказались действительно покинуты всеми гномами по известным причинам. Я же в свою очередь снова отправился в болота, чтобы там долго жить отшельником и учиться работать не только головой, но и руками. Новости до меня доходили редко, но я старался частенько наведываться в Город На Воде, куда уже стариком вернулся Син. Думаю, он не узнал меня, поскольку мой облик почти не изменился с тех самых пор, хотя прошло уже огромное количество времени. Кажется. Мой обруч и меч принца-бастарда, остались единственными хранителями магии в мире, который теперь почти полностью поработили технологии. С севера возрождение постепенно потянулось к югу, благо свободных рук хватало, а Ледяная Пустыня почему-то решила вдруг успокоиться и больше не тревожить мирных жителей. Когда Адриан Великий умер, его похоронили вместе с его мечом и товарищами, которые помогали ему снова начать возвышать народ Ланда, даже несмотря на то, что всего друзья были из совершенно разных классов. Женой Адриана всё-таки стала Лина, сестра Рилиана, который до сих пор в моём сердце остаётся знаменем всего лучшего, что есть в человеке. Бастард действительно её любил тем нежным тёплым чувством, которое так редко приходит после первоначальной вспышки страсти. Их сын возглавил ландестеров, продолжив дело отца, когда мать тоже умерла, довершив ту славную композицию на теперь уже давно затерянном кладбище в горах, на котором к тому моменту уже были похоронены Фельт — один из лучших музыкантов, что я знал, Рилиан, Син, Ронтр и тот самый демонолог, чьё имя до сих пор осталось известным, но чей путь, тем не менее, выбрали люди. Они пошли путём науки, совершенствуя свои технологии и стремясь к знанию. Конечно, то, что мы не сумели завершить начатое, сыграло свою роль. В поисках малейших деталей этой великой истории, теперь уже навсегда затерянной в пучине веков, я провёл много долгих лет, которые теперь пролетают для меня совершенно незаметно, поскольку уж слишком много я их уже прожил, наблюдая за людьми, отмечая аналогии и дописывая историю, которую, скорее всего, потом просто посчитают легендой. Хотя, конечно же, вряд ли прочтёт её много людей, ведь кому хочется попадать в тюрьму за такие вещи, верно? Теперь же, сидя в экскурсионном автобусе, едущим как раз по тем горам, что в незапамятные времена назывались Срединными и кишели самыми разнообразными существами, я вспоминаю последние новости, что мне удалось услышать в небольшом городке у их подножия. К счастью, зерно посеянное величайшим из лидеров легло в благодатную почву и теперь, в Век Технологий, люди снова стоят у перекрёстка и снова мне слышится звук боевых рогов, но теперь ещё даже до того, как начались различные безобразия на улицы городов вышли люди, которые призывают к миру, делая это так же, как в своё время Адриан. Также весьма забавно, что на плакатах часто видны ленты, пересекающие их поперёк, будто бы напоминание о принце-бастарде, покоящемся вместе со своим мечом и друзьями где-то здесь, среди этих каменных рек, что называются дорогами. Надеюсь, вы не повторите ошибки своих предков, новое поколение. Надеюсь, что на этот раз для выбора пути вам не понадобится такое огромное количество жертв. История циклична, в этом нет сомнений, я могу прямо сейчас убедиться в этом на собственном опыте, даже не рассматривая дела прошлых лет. Но я всё же верю в вас люди. Прекратите войну на уничтожение ещё до её начала. Разорвите круг. Разорвите круг.

Примечания

1

Трёхгрошевый Квартал — трущобы столицы. Именно там обитают все нищие, убогие и др. Но именно это место выбрала Лейтанская Гильдия своим штабом. Не гуляйте по Трёхгрошевому Кварталу без охраны, там всё время за вами наблюдают внимательные глаза и их обладатель только и ждёт момента, чтобы воткнуть вам нож в спину.

(обратно)

2

Вольные — люди, которые считают себя не принадлежащими ни к одному государству. В основном они занимаются торговлей или подаются в наёмники. В Княжестве и Ланде считаются вне закона, именно поэтому Ронтр и удивился, когда Адриан ответил так, как ответил бы любой Вольный. Они не признают богов и верят лишь в Судьбу, Удачу и предков.

(обратно)

3

Высшая Академия Тайлонда — лучшая магическая школа Ланда. Там преподают все виды магии, кроме некромантии и демонологии, которые запретили Жрецы Богов.

(обратно)

4

Торговые Компании — объединения наиболее богатых и влиятельных торговцев, которые часто словами и золотом заставляют политические и экономические дела идти так, как это выгодно им. Особенно крепки их позиции в Ланде, т. к. королевство погрязло в долгах и им приходится брать кредиты у Компаний.

(обратно)

5

Хартон Тиран — правитель тогда ещё существовавшего Северного Королевства (в последствии стало владениями Ланда). Он отличался особой жестокостью и упрямством. При нём Северное Королевство постоянно вело войны с соседями, при чём весьма успешно. Его убили в Зале Заседаний. Убийцу так и не нашли, а тело диктатора захоронили в отдельном склепе

(обратно)

6

Клар'хта — духи степи, издавна ведущие войну с Вольными.

(обратно)

7

Старые Боги — упразднённый пантеон богов. Их, согласно мифологии Ланда, в войне свергли Новые Боги, которые и заняли их места. Единственным сохранившим своё место Старым Богом является Фур-Дион — бог Пустоты и Ничего, которого не смогли свергнуть из-за того, что он обладал самой великой силой из Старых.

(обратно)

8

Артинкулы — демоны Тринадцатого Круга (самого низшего), которые прислуживают другим демонам, стоящим выше в иерархии, в качестве шутов или слуг, выполняющих мелкие поручения. Именно их люди обычно представляют, когда говорят "бес".

(обратно)

9

Дарты — как и артинкулы являются демонами Тринадцатого Круга, но в отличие от них не прислуживают никому и выживают в мире демонов за счёт постоянных мелких, но выгодных контрактов, которые заключают со своими собратьями или жителями верхнего мира

(обратно)

10

Стражи Порядка — организация, которая выполняет, по сути, те же обязанности, что и Гильдия Сейрам, но, мягко говоря, менее скрытно, да и в важные политические дела их не пускают. Теперь основной задачей Стражей является обеспечение закона в крупных городах, зачистка логов бандитов и так далее.

(обратно)

11

Антар — главный бог пантеона Ланда. Бог милосердия, доблести и покровитель всех рыцарей и паладинов. Попасть в Орден Белых Паладинов Антара является величайшей честью, о которой только может мечтать тот, кто посвятил себя защите обездоленных, униженных и так далее

(обратно)

12

Лейтанская Гильдия — проще говоря, это Гильдия Воров, а название своё она берёт от города Лейтан, где находился первый штаб, и где собственно она была основана.

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

4 Глава

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg