Часть первая. В начале было Слово
1
Нищесвой Фил воровато оглянулся, вытащил из тайника накопник и добавил себе ума. Голова закружилась, как от браги из морквосвёклы, которую варит старая Лайга. Сразу же наступило просветление, и унылые окрестности Отстойника предстали в ином виде. Добавленные к уму около пятисот своев романтики сделали убогий окружающий мир загадочным и зовущим – самое приятное ощущение, ради которого Фил ежедневно наведывался к тайнику. От романтического созерцания окрестностей удовольствия больше чем от жёванки из толокнянника, которой тайно снабжает собратьев-нищесвоев выжига и прохвост Харпат.
В накопнике оставалось ещё решительности чуть больше трёхсот своев и всякая мелочёвка вроде электропроводности и упругости. Но Фил пришёл сюда, чтобы помечтать и полюбоваться окружающим неприглядным миром, поэтому решительность могла лишь помешать; он не стал ею накачиваться. А упругость вообще даром не нужна, не собирался же он скакать как блоховошь вдоль Купола!
К приятному романтическому чувству, приправленному умом, примешивалось щекочущее чувство тревоги. В трёх сотнях шагов от тайника – посёлок смотрил. Если их патруль застукает Фила с накопником, беды не миновать. Сначала смотрилы будут долго и задорно пинать виноватого, затем отволокут в посёлок, швырнут нищесвоя под абстрактор и превратят в абстра. А могут полениться тащить в такую даль и просто сунут в ближайший пересущ, откуда несчастный Фил вылезет в виде какого-нибудь прожорливого щелкача или ещё того хуже.
Но в том-то и весь секрет, что сюда патрульные никогда не суются, здесь некого обессвойствить: нищесвои от Обиталища так далеко не забираются. Собратья Фила копошатся в основном на Плоске, где полно словохлама, в котором можно отыскать неплохую обвещь и продать её смотрилам за чашку похлёбки. А если действяк попадётся, случайно затерявшийся среди словохлама, или, ещё лучше, навычка, можно и недельный паёк заработать. Здесь же, возле Купола, не то, что обвещи, съедобных кореньев не найдёшь.
Нищесвой обвёл умным и романтическим взглядом окраины Отстойника. Позади Фила – полупрозрачный Купол. С той стороны, в неведомом и загадочном Закуполье, иногда мелькали какие-то смутные тени, пробуждая любопытство. Справа – опасный посёлок смотрил, о котором не следовало забывать даже в минуты романтического экстаза. Слева в пятистах шагах рябит Ржавое Озеро с торчащими вдоль берегов корявыми кустами без листьев и скользкими грепулонами. За озером, за этой огромной грязной лужей – обитель абстров, страшное место, куда даже вооружённые до зубов смотрилы побаиваются соваться. Впереди – сам Отстойник во всей красе: кучи словохлама, разноцветных хиканобусов, сломанных флибадонов, ржавых прутьев и прочего мусора.
Проглоченный романтизм придавал унылому пейзажу загадочность и привлекательность. Созерцать родные места и мечтать о прекрасном лучше, чем накачиваться брагой и бить физиономии родным и соседям. В такие славные минуты чувствуешь себя чуть ли не наружником. Жаль только, что времени на мечты маловато – нужно успеть вернуться в обиталище, пока не выползли на ночную охоту квазиволки, толстоглазики, щипалки и прочая малоприятная и нелепая живность.
Если приглядеться, то можно рассмотреть нищесвоев на Плоске, занятых своими вечерними нехитрыми делами. Одни ищут мучнистые коренья – прибавку к скудному суточному пайку, другие роются в кучах словохлама и складывают найденную обвещь в большие грязные мешки. У Фила тоже есть такой мешок, в котором лежит мегест и парочка злапаусов. Обвещь, конечно, дрянная, но сгодится, чтобы отбрехаться от патруля, если вдруг попадётся.
Уловив движение со стороны посёлка смотрил, нищесвой отработанным движением убрал ум и романтику в накопник, который моментально запихал под коробку, привалив сверху старым забубонником. Из ворот посёлка вышли два смотрилы в оранжевой униформе, вооружённые явломётами, и выволокли ободранного нищесвоя, до того убогого, что он скорее напоминал абстра. Оборванец рыдал в голос и бился в сильных руках смотрил. Те потащили его в сторону поглупевшего Фила. Нищесвой сжался, сердце его заколотилось, и он отбежал подальше от тайника: на это хватило оставшегося ума. Смотрилы приближались, волоча оборванца; бежать было некуда – заметят моментально. Фил присел за зловонной кучей мусора, прижал к себе мешок с обвещью и зажмурился. Смотрилы, как назло, приволокли оборванца именно к той куче, за которой прятался романтик, и с размаху швырнули оборванца чуть не голову Филу.
- Вот теперь твоё место, нищесвой! – загоготал один из смотрил, пихая оборвыша ногой в бок. – Привыкай, принюхивайся…
Второй смотрила встрепенулся, заметив Фила, ткнул в бок первого и указал на сжавшегося романтика. Гоготавший немедленно умолк, подозрительно нахмурился, вынул из кармана унимер и направил его на романтика. Фил осторожно приподнялся, прижимая мешок с обвещью к груди и лизоблюдски хихикая.
- Норма, - произнёс первый смотрила, глядя на унимер. – Девятнадцать своев по среднему.
- А мне показалось… - недоверчиво проговорил второй, снимая с плеча явломёт.
Увидев оружие в руках смотрилы, Фил вздрогнул и попятился. Смотрила прицелился немного в сторону от романтика и нажал на спуск. На то место, где совсем недавно сидел умный Фил и любовался окрестностями, обрушился мощный град. Несколько крупных градин отскочили и щёлкнули романтика по лбу. Фил упал и закрыл голову руками, закричав от страха. Смотрилы удовлетворённо зареготали в обе глотки.
- Я ж говорю, что норма, - уверенно сказал первый. – Обычный нищесвой, глупый и трусливый, как шакалоид. Даже взять с него нечего. Хотя…
Он уверенно подошёл к испуганному нищесвою и отобрал у него мешок. Деловито поджав губы, смотрила выудил из мешка обвещь, брезгливо отбросил злапаусы, сунул в карман новенький мегест и швырнул мешок обратно Филу.
- Мегест изымается по имя Лепеста! – хохотнул второй смотрила.
При упоминании всуе имени господа Фил набожно перетреуголился правой рукой, одновременно подхватывая мешок левой.
Потеряв всякий интерес к романтику, смотрилы подошли к оборванцу, рыдающему в куче мусора, для порядка потыкали в него стволами явломётов и направились к воротам посёлка, закинув оружие за спину. Фил подождал, пока они скроются с глаз, подобрал злапаусы, сунул их в мешок и осторожно подошёл к нищесвою.
- Ну, здравствуй, новичок, - дружелюбно поприветствовал он лежащего и несильно пнул его.
Новенький немедленно завопил, втягивая голову в плечи. Фил за шиворот поднял его с кучи, поставил на ноги, встряхнул и наградил подзатыльником. Потом он обшарил карманы тряпья, в которое был одет нищесвой, но они были пусты. Глупо найти что-то в карманах после смотрил – те, конечно, давно всё выгребли.
- Будешь моим личным шустриком, - «обрадовал» оборванца романтик. – Пошли со мной.
Оборвыш втянул шишковатую голову в плечи и, испуганно озираясь, засеменил к посёлку смотрил.
- Да не туда, Лепест тебе в глотку! – ткнул ему в спину Фил. – Эк тебя обессвойствили!
Тычком романтик развернул новичка по направлению к обиталищу нищесвоев и придал ему скорости другим тумаком. Новичок пискнул, вжал голову в плечи и, всхлипывая, побрёл, аккуратно огибая торчащие сипады и кусты и поминутно запинаясь о торчащие из земли ржавые арматурины. Фил побрёл сзади, время от времени останавливаясь, чтобы справиться с одышкой. При этом он успевал одной рукой нащупать обвещь в мешке, а другой притормозить оборвыша за шкирку.
- Ты откуда такой красивый? – спросил романтик во время одной из остановок. – Смотрила что ли бывший?
- Чего это? – содрогнулся новичок, заранее вжимая голову в плечи.
- Ничего! – пробурчал Фил. – Обессвойствили же тебя, болезного, под самый корень! Хоть бы капельку соображаловки оставили, шакалоиды! Ничего не понимает! Имя-то хоть помнишь?
- Чьё? – удивился оборвыш, остановившись и приоткрыв рот.
- Ну не моё же! Своё! Вот тупище!
- Герт, - представился новичок, тупо глядя перед собой.
- Ну, хоть что-то, - удовлетворился ответом романтик. – А ко мне можешь обращаться «господин Фил». Или просто «хозяин». Не бойся, я буду хорошим хозяином. Бить тебя сильно не буду, если провинишься…
Герт в ответ лишь втянул голову в плечи, ускорил шаг и едва не угодил в пересущ. Фил едва успел сграбастать ротозея за шиворот.
- Ослеп что ли, раззява?! – закричал он на новоиспечённого шустрика.
Тот обернулся и непонимающе уставился на Фила.
- Чего это?
И тут же трусливо добавил:
- …хозяин!
- Пересущ не увидеть, это надо же! – проворчал романтик. – Его же за десять шагов видно! Откуда тебя только принесло такого? Смотри сюда!
Он нагнулся, подобрал с земли камень покрупнее, швырнул в пересущ и проворно отскочил за гору словохлама, волоча за собой Герта. Камень исчез, пересущ издал знакомый рёв, заблестел всеми цветами радуги и выбросил наружу вертлявую плевачку. Та тут же завизжала, захлопала ушами и начала крутиться на месте и плевать вокруг себя ядовитой слюной, от которой на коже вылезают волдыри и язвы. Израсходовав запас слюны, плевачка промчалась мимо нищесвоев в сторону Ржавого Озера. Изумлённый новичок уставился ей вслед, пока тычком в бок Фил не привёл его в чувство.
- Вот и ты мог бы превратиться в такую уродину, - пояснил романтик раззяве. – Или в кого ещё похуже. Ну, пошли!
Теперь настала очередь новичка хватать за шиворот. Не ожидавший такого Фил чуть не упал.
- Ты чего? – набросился он на Герта.
- Так пересущ же!.. А ты прямо на него…
Фил изумлённо поглядел на оборванца и покрутил пальцем у виска:
- Он же разрядился! – Удивительно, что кому-то пришлось объяснять такие простые вещи, которые знает любой мальчишка. – Теперь до ночи заряжаться будет.
Романтик смело прошёл через пересущ, новичок последовал за ним, приседая от страха. Напуганный пересущем Герт чуть ли не до самого обиталища оглядывался и вжимал голову в плечи.
Когда впереди показалось родное обиталище - нагромождение хижин, сделанных из всякой дряни вроде непонятных железных коробов и трухлявых кавламаров, обнесённых частоколом из серого бедаката - новичок струхнул ещё больше. Он засуетился, прислушиваясь к пьяным воплям нищесвоев, принюхиваясь к запахам гниющих остатков пищи, выброшенных за частокол. Соплеменники Фила, как всегда в это вечернее время, кучковались на пустыре, хвалясь дневными находками, решая мелочные проблемы, накачиваясь брагой и дурея от жёванки.
- Не хочу туда, мамочка! – завопил Герт, когда они с Филом приблизились к проёму в частоколе, и хотел задать стрекача. Фил еле успел схватить его за шиворот и втолкнуть в калитку.
Привлечённые криками Герта, к Филу и новичку немедленно начали стекаться жители обиталища. Не успели романтик с оборванцем отойти от калитки, как вокруг них собралась целая толпа нищесвоев: грязные мужчины, оборванные женщины, тощие агрессивные дети. Разумеется, тут же из толпы выскочил заводила Харпат.
- Смотрите, братцы, новенький! – радостно завопил он и захохотал во всю глотку, обнажив гнилые пеньки зубов. – Да какой убогонький, Лепест тебя задери!
Харпат немедленно начал прыгать вокруг Герта, кривляясь и корча страшные рожи.
- Новенький, новенький! – заорали другие нищесвои. Некоторые начали тянуть грязные руки к оборвышу, стараясь дёрнуть его за обноски или ущипнуть побольнее. Старая Лайга, напробовавшаяся с утра своей браги в процессе приготовления, пошатываясь, пробралась сквозь толпу к новичку и изо всех старческих сил ударила его по спине клюкой. Герт подпрыгнул от неожиданности, закричал и присел, прикрывая голову руками. Это ещё больше обрадовало толпу. Щипки и тычки посыпались на несчастного со всех сторон. Напрасно Фил пытался угомонить соплеменников, защищая своего шустрика: на романтика никто не обращал внимания.
- Не трогайте мужчинку! – неожиданно вступилась за новичка похотливая Найза, у которой привлекательность слегка превышала норму. – Изувечите мне мужичка!
Она пробралась к новичку, плотоядно улыбнулась и потянула его за рукав:
- Пойдём со мной, новенький-свеженький! Я тебе кое-что покажу…
- А я? – немедленно обиделся кривляка Харпат и подскочил к Найзе, размахивая кулаками. – А как же я? Меня променяла на этого недоделка?!
Он, красный от бешенства, вцепился Найзе в волосы. Та тут же ответила метким пинком в низ живота. Ревнивец скорчился и истошно завизжал, держась обеими руками за больное. Толпа, обрадованная новым зрелищем, моментально забыла про новичка. Дерущихся окружили и начали подбадривать, давая советы один пошлее другого.
- Быстрее отсюда! – приказал Фил, дёрнув Герта за рукав. – Пока эти тут…
Они выбрались из толпы. Следящие за дракой нищесвои не обратили на них внимания, лишь какой-то злобный подросток швырнул им вслед сухим лисомедвежьим помётом.
Фил и Герт, оглядываясь, добежали до короба, где жил романтик, отдышались, поднялись по шатающейся лесенке и оказались в тёмном душном помещении с нарами, застеленными рваным тряпьём. Вдоль помещения тянулась верёвка, на которой сохла какая-то пахучая рухлядь. В дальнем углу чадила печка, на ней в ржавой банке кипело смрадное варево. На одной из полок спал нищесвой, закутавшись в рваньё с головой. Мощный храп пробивался даже через плотную ткань.
- Вон та полка моя, - указал Фил на нары в самом дальнем углу. – Рядом свободная. Твоей будет. Там и постелить есть что. До тебя жил тут один… Вчера его щелкачи сожрали. За полку с тебя – две пайки.
- Не хочу я тут жить! – простонал новичок, постепенно приходя в себя от всех прошедших потрясений.
- Других полок нет, - развёл руками Фил, удивлённый неожиданной привередливостью новенького.
- Причём тут полки! Среди вас, подонков, не хочу жить. Мать моя, какие же вы все негодяи!
Фил не вытерпел и отвесил дерзкому оборванцу затрещину. Тот не захныкал по обыкновению, а бешено посмотрел на романтика.
- Ну, бей меня, сволочь, бей! – закричал он. – Перед сильными ты скачешь на задних лапках и хихикаешь. А меня, слабака, чего ж не побить. Ну, бей! Хозяин, чтоб тебя!
Романтик опешил от такой тирады и опустил руки. Храп прекратился, из кучи рванья показалась заросшая седыми волосами голова.
- Я сейчас встану и поубиваю всех! – прорычал разбуженный нищесвой.
Фил и новичок испуганно присели. Убедившись, что носитель седой головы опять захрапел, они перешли на шёпот.
- Не хочу тут жить, - повторил вполголоса Герт.
- Не живи, пожалуйста! Давай, иди за ограду. Скоро ночь, квазиволки тебе будут очень рады. Костей не оставят.
Аргумент подействовал, и новичок замолкнул.
- Есть хочешь? – примиряющее спросил романтик.
- А у тебя есть пища? Господин Фил…
- Сейчас украдём немного.
Фил подошёл к своей полке, пошарил под ней и нащупал железный мятый биганчик. На цыпочках романтик подкрался к печке, покосился на полку с храпящим нищесвоем и аккуратно отлил в биганчик кипящего варева.
- Жри, – благодушно посоветовал романтик, вернувшись.
Он усадил новичка на свою полку и сунув ему под нос еду.
- А где ложка? – спросил тот, зачем-то пошарив глазами возле биганчика.
- Чего тебе ещё? – недовольно пробормотал Фил, удивлённо глядя на Герта.
- Ложку бы…
- Какую «ложку»? Что ты мелешь? Бери и ешь!
- Руками?!
- Можешь ногами! – хмыкнул романтик.
Новичок неловко полез в биганчик пятернёй.
- Да подожди, пускай остынет! – запоздало посоветовал Фил, увидев, что оборванец отдёрнул руку и немедленно заревел в голос. Однако, заметив, что храп на соседней полке прекратился, испуганно затих, всхлипывая и дуя на обожженные пальцы.
- Ну ты и тупица! – прошептал романтик, дивясь на несообразительность Герта. – Ум у тебя подчистую, что ли, забрали?
- Нет, оставили чуть-чуть, - ответил новичок, делая вторую попытку зачерпнуть мутную жижу рукой. – По норме полагающийся.
- Минимум самый, видать, оставили, - проворчал Фил. – Чтобы в абстра не превратился.
Новенький так и не успел отведать варева. В жилище внезапно вошёл местный предводитель нищесвоев Мих, сопровождаемый своим шустриком Харпатом, вразвалку подошёл к новичку, рывком поднял его и неспешно вывернул карманы.
- Всё успел забрать? – недовольно спросил он Фила, повернувшись к нему.
- Я же говорю, всё! – заорал Харпат, подпрыгивая от нетерпения. – Дай ему, Мих! Дай ему по морде!
- Да не было у него ничего, Мих! – залепетал романтик, пятясь в тёмный угол и униженно кланяясь. – Смотрилы всё подчистую захапали. Лепест свидетель, не было ничего!
- Врёшь, шакалоид! – зарычал предводитель, наступая на Фила. Его маленькие глазки зло смотрели на романтика.
Храпящий на полке нищесвой снова замолчал, приподнял голову, собираясь рявкнуть, но, увидев местного предводителя, испуганно замолчал и зарылся в тряпьё. Фил вжался спиной в стену и зажмурился, ожидая удара. Мих остановился перед ним.
- Врежь ему, Мих, врежь! – подзуживал Харпат, увиваясь вокруг предводителя. – Чтобы кровища брызнула!
Предводитель, не обращая внимания на своего шустрика, хищно улыбнулся:
- Что нужно сделать, когда тебя ругает предводитель?
Фил уже давно догадался, но старался оттянуть момент. Теперь, когда у него явно попросили мзды, он вздохнул, вытащил из-под нар мешок и протянул его Миху. Тот вырвал мешок из рук и с разочарованием вытащил злапаусы, уже начавшие портиться и тошнотворно пахнуть.
- Действяков нет? – спросил предводитель, швырнув мешок на пол.
- Да какие там действяки, Мих! – заныл Фил. – Одна дрянь сегодня попадалась!
- А навычек?
Романтик только закатил глаза, что должно было убедить настырного предводителя в полном отсутствии навычек.
- Может, у него ещё что есть, - науськивал Харпат, глядя на него снизу вверх на предводителя. – Давай поищем вместе, а? Под полкой прячет, я точно говорю. Он ведь жадный, сволочь! Делиться не хочет!
Но раздосадованный Мих уже собрался уходить. Не зная, чем заглушить досаду, он наподдал ногой биганчик с украденной жижей, расплескав так и не остывшее варево по всему помещению. Перед выходом он обернулся и погрозил Филу кулаком. Увидев, что угроза миновала, голодный новичок начал соскребать жижу с пола.
2
Утром Фил проснулся от привычного грохота. Это палили в воздух из явломётов смотрилы. Явлов они не жалели, причём самых разных. Над обиталищем разразилась сильная гроза с бураном, смерчами и селевыми потоками. Несочетаемые природные явления, разбушевавшиеся на небольшом участке, издавали это неприятное грохотание, служащее сигналом подъёма для нищесвоев.
- Подъём, быдланы!! – слышался за стеной жилища чудовищный голос. – На утреннюю проповедь становись, пока я вас не передушил всех!!
Казалось, его было слышно во всём Отстойнике. Это орал Голосун – смотрила с невероятно громким голосом. Голосистости у него было чуть ли не с килосвой, видимо, специально для того, чтобы будить жителей обиталища.
Глянув на соседнюю полку, романтик увидел, что Герт проснулся, завернулся в тряпьё и испуганно прислушивается к воплям на улице.
- Подъём, подонки!! Браги, что ли, перепились?! Вши помойные, бегом на улицу! – надрывался Голосун. – А то песчаными бурями стрелять начнём!
- Давай быстрее, новенький! – посоветовал Фил. – Пока смотрилы бить не начали.
- А чего это они, хозяин? – спросил Лер с содроганием.
- Ничего. Обычный подъём. Так каждое утро.
Фил и Герт выскочили на улицу и под грохот разнообразных природных стихий помчались на пустырь, где обычно проходила проповедь. Они миновали двух рослых смотрил-явломётчиков в оранжевой форме. Один из смотрил повернулся к бежавшим друзьям и прицелился в них:
- Бух! – пошутил он, делая вид, что нажимает на спуск.
Лер действительно испугался, Фил же знал о подобных «шутках» смотрил. Для удовольствия смотрилы он сделал вид, что замер от ужаса, а затем что есть силы рванул к пустырю, изображая панику выпученными глазами, бестолково размахивая руками. Ничего не понимающий Герт бросился за ним под дикий хохот явломётчиков.
На пустыре уже присутствовал отец Гведоний, которого охраняли четверо гороподобных смотрил, держащих наготове унимеры и накопники. Священник, одетый в оранжевую рясу и перепоясанный оранжевым поясом, заметно отличался от охранников. Он был маленьким и сухоньким. Но недостаток физического развития у него компенсировался хорошо подвешенным языком и изворотливым умом. Отец Гведоний терпеливо дожидался заспанную и грязную паству, которая постепенно заполняла пустырь. Последней прибежала, запыхавшись, старая Лайга, подгоняемая пинками одного из смотрил. Мих, стоящий впереди толпы, захихикал, заискивающе поглядывая на смотрил и священника. Он знал, что иногда, очень-очень редко, самых преданных нищесвоев переделывают в смотрил, страстно мечтал об этом и поэтому выслуживался как только мог.
- Здравствуйте, мои родные ублюдки! - медовым голосом проворковал священник. – Начнём, помолясь.
Нищесвои, у кого на головах были шапки, немедленно стащили их. Все дружно опустились на колени. Фил подтолкнул зазевавшегося Герта. Отец Гведоний раскрыл Либру.
- Сегодня, дети мои, я прочту вам назидательную притчу о Хабидоське, - сообщил он замершей толпе. Это была его любимая притча; если он её читал, значит, настроение у него было хорошее. Филу притча тоже нравилась, потому что была относительно короткой.
- Задумал нищесвой Хабидоська стать не просто наружником, а уподобиться самому господу нашему Лепесту, - нараспев начал священник. - И обманом проник он в посёлок смотрил, совершив тем самым тяжкий грех. И ещё больший грех он совершил, украв все свойства с второсклада: и ум, и совесть, и смелость, и любовь к ближнему своему. Наполнился Хабидоська свойствами до отказа и радуется, ожидая, когда же ему будут молиться нищесвои, смотрилы и наружники. Весь второсклад перенёс он в себя. Но не дождался молитв от паствы Хабидоська, ибо Лепест устроил мир так разумно, что излишества в свойствах оборачиваются бедой. Излишек красоты превращается в смазливость, совести – в самобичевание, смелости – в безрассудность, щедрости – в транжирство, мужественности – в брутальность, красноречия… - Отец Гведоний покраснел, - в болтливость…
Фил искоса глянул на новичка и увидел, что тот озирается по сторонам и слушает невнимательно.
- Неинтересно? – шепнул романтик, опасливо косясь на смотрил.
- Религия – опиум для народа, - непонятно ответил Герт. – Вздох угнетённой твари.
- Эй, кто там шепчется?! – услышав шёпот заорал Голосун, вглядываясь в толпу.
На Фила и Герта немедленно указали несколько пальцев:
- Это вот эти двое! Это они всё… - раздались поблизости радостные голоса.
Отец Гведоний ласково улыбнулся:
- Оставьте этих неразумных детей без суточной пайки, - велел он смотрилам. – Ибо голодная плоть увеличивает смирение и кротость. Особенно у таких подонков, как вы, дети мои.
Фил так расстроился из-за слов священника, что проповедь перестала восприниматься. Тут не до Хабидоськи, когда есть не дают! Он начал усиленно вспоминать места, где растут съедобные коренья. Надо ведь будет питаться чем-то целый день. Скудную пайку раздают только утром, да и то её хватает не на всех. Она не насыщала, а лишь притупляла чувство голода. Теперь, чтобы не чувствовать пустоты в желудке, придётся целый день ползать на коленях, выкапывая водянистые коренья, которые создают иллюзию сытости. А если повезёт, то можно найти обвещь и продать её смотрилам за еду.
По коленопреклонной толпе шныряли смотрилы с накопниками и унимерами. Они замеряли характеристики нищесвоев. Излишки тут же изымались, пополняя накопники. Все свойства, что были нажиты за сутки, уменьшались до нормы. Герт с ужасом наблюдал эту картину. Рядом с новеньким стоял на коленях юноша. По лёгкому блеску его глаз было видно, что за сутки ум его увеличился весьма прилично. Молодость есть молодость – за сутки у юнцов любое свойство увеличивается на несколько десятков своев. К юноше сзади подошёл смотрила и направил ему в затылок унимер. Устройство тревожно запиликало.
- Ого! – удивился смотрила, глядя на унимер. – В два раза выше нормы!
Юноша встрепенулся и дерзко посмотрел на смотрилу.
- Не отдам! – процедил он сквозь зубы.
Но опытный смотрила оказался проворнее. Он моментально воспользовался накопником. Глаза юноши потускнели, рот приоткрылся, и на землю закапала слюна.
- Другое дело! – удовлетворённо произнёс смотрила, встряхивая покруглевшим накопником. – За твою дерзость придётся тебе дурачком походить…
Новенького настолько поразила эта сцена, что он побледнел как полотно и начал заваливаться на бок. Фил незаметно придержал его за локоть.
- Видите, братья мои! – проникновенно произнёс отец Гведоний, указывая на поглупевшего и обезволенного юношу. – Этот жадный нищесвой совершил страшный грех. Он пожалел свои качества. Он забыл, что вы отдаёте господу своему самое главное – свои свойства. За то, что господь наш Лепест кормит, одевает и согревает нас, мы отдаём ему лучшее, что у нас есть. Мы отдаём ему силу, ум, любознательность и храбрость. Ибо для господа нашего ничего не жалко.
Ехидный Харпат, стоящий на коленях возле поглупевшего юноши, хрипло рассмеялся и стал тыкать в парня пальцами, стараясь подпрыгнуть на четвереньках.
- Ты зачем привлекательности у Найзы убавил? – возмутился один смотрила, стоящий неподалёку от Фила и Герта, действиями другого. – Эта девочка нам ещё пригодится. Она же к нам в посёлок в гости ходит!
Отнявший немедленно вернул отнятую привлекательность молодухе, сальным взглядом оглядел её и остался доволен.
Проповедь с одновременным изъятием излишков ума, смелости, силы воли, логики и доброты была настолько отработанным мероприятием, что как только смотрилы обошли каждого нищесвоя, отец Гведоний тут же и закончил притчу. Фил подозревал, что священник импровизирует, в зависимости от ситуации удлиняя или укорачивая рассказ, пока накопники смотрил не достигнут нужной толщины, но гнал от себя эти грешные мысли. После проповеди священник перетреуголил толпу и пожелал приятного вкушения даров господа.
Нищесвои, поглупевшие и пострашневшие за время проповеди, оживились, видя, как со стороны посёлка смотрил приближаются к пустырю двое в оранжевой форме, волоча огромный биган. Самые опытные нищесвои вынули припасённые биганчики и ржавые банки, готовясь получить свою пайку, менее опытные побежали в обиталище за тарой. Новички заметались, чувствуя, что могут остаться без еды. В этом они правы – биган был слишком мал, чтобы накормить такую ораву. Хватит далеко не всем; остальным придётся отправиться на поиски съедобных кореньев. Говорят, ушлый Харпат придумал выращивать капустные помидоры, но смотрилам эти зачатки земледелия не понравились. У нищесвоя вытянули всю сообразительность и хозяйственность почти до нуля, урожай сгнил на корню, и Харпат с тех пор и думать забыл о земледелии.
Двое смотрил, притащившие биган, поставили его возле отца Гведония. Тот отошёл подальше, зная, что за этим последует. Смотрила открыл биган, и в воздухе неприятно запахло съестным. Вокруг бигана моментально собралась толпа. Нищесвои, отпихивая соседей локтями, протягивали ёмкости в ожидании раздачи. Кто-то, задавленный, пронзительно заверещал, раздалась плюха. В воздухе витала ядрёная матерщина. Старая Лайга, кусаясь и царапаясь, пробивалась к баку наравне с мужчинами. Смотрила начал раздачу, черпая из бигана бурую жижу и плюхая её в подставленные биганчики. Время от времени он, отвлекаясь от раздачи, лупил половником наиболее наглых нищесвоев, разбрызгивая похлёбку в разные стороны. Пара шустрых новичков, не позаботившиеся о таре, получили свои порции в подставленные ковшиком ладони и, обжигаясь и рыдая от боли, выхлёбывали жижу в сторонке.
Понадеявшись, что смотрилы про него забыли, Фил нашёл какой-то мятый биганчик и попытался получить пищу. Но зоркий смотрила заорал на него:
- А ты куда лезешь?! Тебя же пайки лишили!
И метко ударил романтика по голове половником. Схватившись за ушибленное место, Фил заплакал скорее от досады чем от боли и отошёл в сторону, отшвырнув ненужный пустой биганчик. Заметив стоящего рядом Герта, он замахнулся на него:
- Из-за тебя всё, опиум для народа!
Тот проворно отскочил в сторону, не став спорить. Он всё ещё был подавлен отвратительной проповедью.
- Теперь весь день придётся коренья искать! – сетовал Фил, сердито глядя на новичка. – «Религия», «угнетённая тварь»... Придумает тоже!.. Пойдёшь со мной искать, понял? Половину найденного – мне.
Судя по выражению лица, отец Гведоний был доволен сегодняшним сбором. Он с удовольствием смотрел на чавкающую и давящуюся паству. Решив отблагодарить нищесвоев за отличный урожай свойств, он достал из кармана пару действяков приличного размера.
- Братья мои! – воззвал он к толпе. - Господь щедр, и я, исполняя волю его, желаю вам сделать приятное. Что вы хотите испытать, подонки ублюдочные, радость или веселье?
- Веселье! Радость! Нет, веселье! – раздались в толпе выкрики.
За веселье шумели больше. Священник спрятал в карман радость, перетреуголил нищесвоев, поднял над головой веселье, направил на толпящихся нищесвоев и активировал его. По толпе словно прокатилась волна. На грязных лицах нищесвоев появились улыбки. Перемазанные жижей, они начали скакать, дико гоготать и подбрасывать вверх биганчики с остатками месива. Некоторые, весело хохоча, схватывались в шутку бороться. Другие, глядя на них, катались по земле от смеха. Мих, захлёбываясь от смеха, выхватил клюку у старой Лайги и сломал об колено. Харпат погнался за похотливой Найзой, награждая её весёлыми тумаками. Один из весельчаков пнул опустевший биган, желая пошутить, но тут же получил половником по лбу от мрачного смотрилы.
Зная, что бурное веселье скоро затихнет, священник дал знак смотрилам уходить. Двое подхватили опустевший биган, и вся группа – восемь смотрил и отец Гведоний – направилась к посёлку. Отвеселившийся Фил грустно смотрел им вслед.
Солнце стояло над головой и тускло светило сквозь Купол – середина дня. Кореньев на Плоске попадалось мало: более шустрые собратья-нищесвои уже успели повыдергать. То, что Фил и Герт находили, незамедлительно поедалось и моментально переваривалось. К тому же Герт не умел находить и выкапывать съестное, а Фил не умел объяснять в силу ограниченности ума. Романтик с тоской думал о спрятанном накопнике. Вот бы добавить новичку, этому дурню непонятливому, немного ума, объяснить как следует – и, может, вышел бы из него неплохой копальщик. Из обвещи товарищи по несчастью нашли только грателистику да с пяток мятых прудеров. За это добро самый щедрый смотрила даст не больше полбиганчика еды.
Однако чуть позже друзьям повезло. Неподалёку от них рыл землю жадный Харпат. Он ковырял грунт с такой яростью, что комья летели в разные стороны. Кореньев он находил раза в три больше, чем Фил с Гертом вдвоём, и тут же с хлюпаньем пожирал их, обливаясь соком и брызгаясь. Фил успел заметить, что этот противный шустрик успел утром найти брабульницу. Правда, брабулят из неё почти весь вытек, но крышка цела. Брабульница – довольно редкая обвещь, за неё можно было у смотрил выручить суточную пайку, а то и полторы, если хорошо поторговаться. Ценную обвещь Харпат спрятал в мешок, который отложил в сторону, потому что он мешал копать. Время от времени шустрик поглядывал на мешок.
Неожиданно из-за кучи словохлама вышел полуживак. Мёртвого в нём было в несколько раз больше чем живого; он еле перебирал ногами. В лицо, густо усеянное трупными пятнами, было страшно смотреть. Копавшая неподалёку Найза взвизгнула и, выронив коренья, пустилась наутёк к обиталищу. За ней последовали несколько женщин. Мужчины, успевшие за полдня нажить немного смелости, выдёргивали из земли арматурины, готовясь всыпать полуживаку по первое число. Мальчишки, рывшиеся в земле наравне со взрослыми, увидев полуживака, обрадовались и начали бросать в него камнями, вопя:
- Полуживка, полутруп,
Как Харпат, вонюч и глуп!
Харпат, услышав упоминание в дразнилке о себе, немедленно возмутился и, забыв о полуживаке, бросился к мальчишкам, отчаянно ругаясь и грозя им страшными карами. Ребятишки вскарабкались на кучу словохлама и начали швырять в Харпата всем, что под руку попадётся. Тот только успевал уворачиваться от летящих в него хелехов и сипад. Полуживак, удивившись такому повороту событий, попятился назад и скрылся с глаз, потерявшись среди словохлама. Нищесвои, вооружённые арматуринами, моментально забыли о полуживаке и с интересом начали наблюдать, как Харпат штурмует кучу, стараясь достать обидчиков и накостылять им от души.
Пользуясь всеобщей суматохой, Фил подскочил к Харпатову мешку, моментально выудил оттуда брабульницу и сунул её за пазуху. Но занятый битвой шустрик всё же заметил кражу. Он тут же прекратил штурм кучи и, обернувшись к Филу, заорал:
- Эй ты, ублюдок! Верни брабульницу на место! Это моя обвещь!
Герт зажмурился, испугавшись, что вооружённые нищесвои набросятся на воришку Фила, а заодно накостыляют и ему, новичку. Но к счастью, среди нищесвоев воровство, вымогательство, грабёж и разбой не считались пороками. Поэтому остальные нищесвои лишь обрадовались новому интересному зрелищу, побросали работу и стали жадно следить за Харпатом и Филом.
- Я Миху расскажу! – орал Харпат, брызгая слюной и прыгая от ярости. – Он тебя в клочки порвёт!
Шустрик грозил страшными карами, размахивал кулаками, но приближаться к романтику побаивался. Фил знал, что Харпат слабее его, и поэтому особо не боялся. К тому же Мих вряд ли будет заступаться за шустрика, который умудрился среди белого дня прохлопать свою добычу.
- Да хоть Лепесту расскажи! – усмехнулся Фил, вынимая из-за пазухи брабульницу и перекладывая её в свой мешок.
- И про богохульство твоё расскажу отцу Гведонию! – не унимался Харпат, жадно провожая глазами обвещь. – Завтра же на проповеди расскажу!
- Мих идёт! – крикнул кто-то из нищесвоев.
Харпат запрыгал от радости и истошно завопил:
- Ну, гад, допрыгался! Сейчас Мих тебе башку проломит!
Мих не будет заступаться за шустрика, однако брабульницу отберёт – это факт. Поэтому романтик скомандовал Герту:
- А ну, давай за мной!
И напарники дружно рванули с Плоски. Оглянувшись, Фил увидел, как нищесвои, которые пошустрее, тоже пустились наутёк. А менее шустрые начали суетливо прятать дневную добычу, стараясь поглубже зарыть в словохлам.
3
Отбежав на безопасное расстояние, Фил и Герт свалились от усталости прямо на землю и некоторое время не могли перевести дыхание от усталости. Отдышавшись, романтик вынул из мешка брабульницу, полюбовался на неё, побаловался крышкой и горделиво посмотрел на новичка:
- Учись, сынок, как нужно обвещь добывать! А то так и останешься неумехой!
- Я учусь, - уныло проговорил Герт. – Хотя на кой оно мне надо…
- Как «на кой»?! – возмутился Фил. – Собирать коренья ты не умеешь! Проповедь слушать – тоже! В пересущ прёшь не глядя! Вообще что ты можешь в этой жизни?!
Герт грустно посмотрел на романтика и выдавил из себя:
- Наверное, ничего.
- Вот и я про тоже. Толку от тебя как от полуживака.
Вспомнив странного человека с трупными пятнами, Герт содрогнулся. Фил это моментально заметил:
- Да не трясись ты! Обычный полуживак, через дней десять помрёт полностью. Сам таким будешь когда-нибудь.
- Можно избавиться от скачков, - вдруг чужим голосом проговорил новичок. – Плавные переходы между явлениями и состояниями. Значит, и переход от жизни к смерти тоже может быть постепенным.
У Фила полезли глаза на лоб от удивления. Он уронил от неожиданности брабульницу, и остатки ценного брабулята вылились на землю. Но он этого даже не заметил, поражённый непонятной фразой новичка.
- Ты чего это сейчас сказал? – с трудом выдавил романтик.
Герт потряс головой, похлопал глазами и проговорил:
- Не знаю. Вспомнилось что-то. В памяти застряло. А что это значит, не могу понять. Ума не хватает.
Фил вспомнил о других странных фразах и словечках, которые время от времени вворачивал в свою речь новичок. До сих пор его не интересовало, кто такой этот новичок, откуда он взялся. Сейчас же от новичка повеяло загадкой, и остатки любознательности у Фила разыгрались не на шутку.
- Слушай, Герт, - обратился он к новичку. – Я думал, что ты – обычный нищесвой, только из другого обиталища. Есть тут в Отстойнике такие. Но сдаётся мне, что ты не нищесвой. Ты кто вообще? Смотрила обессвойственный? Священник бывший?
В ответ Герт только криво усмехнулся. Фил тоже ухмыльнулся:
- Не угадал? Хочешь сказать, что ты – из-за Купола? Наружник?
- Представь себе, - невозмутимо ответил Герт.
Романтик рассмеялся:
- Брехло ты, а не наружник! Чего так скромно? Назвался бы уж сразу Лепестом!
Если бы новичок стал спорить, с пеной у рта доказывать, что он наружник, Фил бы ему не поверил. Но оборванец пожал плечами, мол, не веришь – не надо, нагнулся и начал подбирать рассыпанные коренья. Романтик обошёл Герта со всех сторон. Не похоже, что этот оборванец его разыгрывает. Хотя, кто знает: ума у Фила сейчас недостаточно, чтобы понять, враньё это или нет.
- Что-то не похож на наружника… - с сомнением произнёс Фил, пристально рассматривая новичка.
- А ты видел наружников? – хмыкнул Герт и ехидно добавил: - Хозяин!
- Не видел, - честно признался романтик. – Но знаю, что они не такие. Они… Они…
Он бессильно защёлкал пальцами. Новичок насмешливо смотрел на него, ожидая ответа. Не дождавшись, он спросил:
- И какие они, наружники, по-твоему?
- Другие, - уверенно ответил Фил. – Может, они и не люди совсем.
- Кто это тебе сказал? Отец Гведоний, небось, наплёл?
- Ну почему сразу отец Гведоний? Все говорят…
- А ты верь больше болтунам…
Конечно, за такие слова и поведение не мешало бы как следует врезать зарвавшемуся новичку. Для шустрика он слишком дерзок с хозяином. Но слова оборванца глубоко затронули романтическую душу Фила, и он не стал распускать руки. На мечтателя повеяло неизведанным и непознанным. Ведь романтика у него даже без накопника превышает норму; смотрилы излишек не изымают. Кому нужно это бесполезное свойство, это ведь не смелость и не сила воли.
Романтик вспомнил, что священник рассказывал о Закуполье и с суеверным страхом уставился на новичка:
- Отец Гв… То есть люди говорят, что за Купол попадают только после смерти. Да и то лучшие из лучших. А оттуда вообще не возвращаются…
Герт только хмыкнул в ответ:
- Ладно, чего об этом… Пошли коренья собирать.
Прозвучало это так обыденно, что романтик успокоился. К тому же Герт был совершенно не похож на выходца с того света. Более того, новичок сам побаивался смерти. Затрясся как женщина, когда полуживака увидел! Значит, сказки всё это, про Закуполье.
Фил мёртвой хваткой вцепился Герту в рукав.
- Подожди! Если ты не врёшь, расскажи, как ты сюда попал.
- Обессвойствили меня и сюда отправили… Всё потерял… - помрачнел Герт. - Вот теперь буду до конца жизни копаться в дерьме и шустрить.
- За что обессвойствили?
- Всё равно не поймёшь. Давай искать уже… Ах, извини, забыл добавить «хозяин»!
Герт обернулся к ближайшей куче словохлама и начал сосредоточенно в ней рыться. Но было видно, что это он делает только для того, чтобы уйти от неприятного разговора. Фил рассеянно ковырял землю. Он представлял себе загадочное Закуполье, где жизнь сладка и беззаботна. Где полно похлёбки, коренья растут прямо под ногами, а действяки валяются на каждой тропинке. Где смотрилы не отбирают свойств, не разве что чуть-чуть, а предводители бьют не кулаками, а ладошками.
Что же нужно натворить, чтобы тебя изгнали из такого удивительного места? Утаить накопник? Ограбить второсклад? Фил вспомнил о спрятанном накопнике. Вот бы его сейчас сюда! Добавить немного ума, и сразу стало бы ясно, врёт новичок или нет. Но приходилось довольствоваться тем минимумом, который был в наличии.
- Ты чего какой квёлый? – окликнул задумавшегося Фила бывший наружник. – Вон какой корень пропустил!..
- Расскажи о Закуполье, - попросил романтик жалобным тоном.
Герт посветлел взглядом, набрал в грудь воздуху, напрягся и замолчал.
- Ну? – поторопил его Фил.
- Никак! – прохрипел наружник. – Не могу объяснить…
- Чего объяснить?
- Всего. Ума не хватает. Помнить помню, а рассказать не могу.
Однако Филу так хотелось узнать правду, что он решил рискнуть.
Всё-таки Фил перестраховался, сообразив о риске той жалкой крохой ума, которая у него была. Когда до тайника осталось около сотни шагов, он приказал Герту остановиться, а сам отправился к спрятанному накопнику. Он рассчитывал, если новичок нажалуется на него смотрилам, а сам не будет знать, где тайник, то будет шанс отвертеться и обвинить новенького во вранье.
Когда романтик вернулся с драгоценным накопником, Герт с тоской смотрел на Купол, пытаясь что-то разглядеть сквозь мутную стену. Когда Фил окликнул его, новичок вздрогнул, невидящими глазами поглядел на накопник.
- Откуда он у тебя, у нищесвоя паршивого? – спросил он, приходя в себя от тяжких мыслей. - Прости, кстати, за грубость, хозяин!
- Смотрила один обронил, а я подобрал… Только смотри, никому не говори! Выдашь, кто у меня есть накопник – берегись! – пригрозил Фил. – Я тебя хоть здесь, хоть за Куполом достану!
Герт недоверчиво оглядел Фила с головы до ног и криво ухмыльнулся, видимо, не поверив в мстительность напарника.
Друзья спрятались в укромное место под нависшей железякой, где романтик обычно накачивался умом и мечтал. Фил предварительно оглядел окрестности; ни собратьев, ни патрулей смотрил поблизости не было.
- Нам на двоих тут ума маловато, - посетовал романтик, активируя накопник. – Но хоть что-то…
Когда новичок получил свою порцию ума, он моментально преобразился. Пустые глаза превратились в глубокие и горящие. Морщины на лбу разгладились. Показалось даже, что лоб Герта стал выше, и уродливые шишки на черепе разгладились. Романтик никогда не видел со стороны, что делает ум с человеком, поэтому с любопытством наблюдал за напарником. Себе Фил добавил вторую половину ума. Подумав, он добавил себе всю романтику, которая была в накопнике, для того, чтобы получить самые яркие впечатления от рассказа новичка. От романтики жажда нового разгорелась в нём во стократ сильнее.
- Рассказывай скорее! – поторопил он оборванца, который с видимым удовольствием прислушивался к внутренним ощущениям.
- А что тебя интересует?
- Да всё. Как живут наружники, чем ты занимался… Вообще, что там за мир, за Куполом.
Герт немного подумал и вздохнул:
- Ума маловато у нас. Я толком рассказать не смогу, а ты понять.
- У тебя, что ли, раньше больше ума было?
- Раз в двадцать больше, - ухмыльнулся новичок.
- Хорошо тебя обессвойствили! Ну, так у тебя же ум отняли, а не память. Помнить о Закуполье ты ведь должен!
Но Герт только развёл руками:
- Помнить помню. А вот объяснить суть не могу. Дал бы ты ещё умишка!
- А больше нет, - Фил для убедительности потряс накопником, в котором оставались решительность и кучка других свойств попроще. – Если я тебе свой ум отдам, то сам не смогу понять ничего.
- Больше нет! – с тоской повторил новичок. – В том-то и беда! Был бы ум да сила, стал бы я торчать в этой помойке! Придумал бы, как отсюда выбраться.
Он вскарабкался на железный лист и с отчаянием наподдал ногой полупрозрачный Купол, как будто хотел пробить его и выбраться наружу.
- Хочешь знать, что там, за Куполом? – с яростью обернулся Герт к Филу. – Хорошо, я расскажу тебе! Там настоящая жизнь, Фил, а не существование. Там никто не копается в словохламе. Там люди добрые и умные. Там есть творильни с выдумницами, приставниками и аналогизаторами. И ошибочники… Фантобы, сглажники, скрепилы… А буквальники какие, видел бы ты! А словогены!
Опешивший от такого количества новых слов, романтик залез на лист и попытался оттащить Герта от Купола.
- Не ори ты так, смотрилы услышат!
- Пусть слышат! Что они смогут сделать со мной! Я и так всё потерял! Что у меня можно забрать? Остатки ума? Так его и так капелька осталась!
- Это не самое страшное, - заверил Фил. – А вот привяза гораздо страшнее. Возьмут тебя и привяжут в качестве свойства, скажем…
Он указал на торчащее неподалёку чахлое деревце с кривым стволом.
- …Скажем, к этому дереву. И будешь ты… как бы сказать… свойством, «гертовостью» этого дерева до скончания веков. А это очень скучно.
Герт перевёл взгляд с Купола на дерево и несколько приутих. Фил, видя успокоившегося новичка, расслабился, но, оказалось, зря. Оборванец неожиданно выхватил накопник у зазевавшегося романтика и мгновенно нагрузил себя всей решительностью, которая там была. Взгляд его превратился из горящего в стальной, на лбу проявились волевые вертикальные складки, а челюсть заквадратилась.
- Врёшь! – не понятно к кому обратился Герт, глядя на Купол, сжав губы в тонкую нить. – Я всё равно вернусь. Ох, и отомщу я вам всем! Всё Закуполье на уши поставлю! Есть у меня там друзья, с которыми мы весь гнилой закупольский мирок перевернём!
- Ты же только рассказывал, как там хорошо, - засомневался романтик. – Словогены какие-то, приставники… А теперь говоришь, что Закуполье – гнилой мирок.
- Долго объяснять, Фил. Ум у тебя есть, но его не достаточно. Не поймёшь проблему.
- Какие могут быть там проблемы! – Филу очень не хотелось расставаться со сказочной мечтой в счастливую закупольную жизнь. – Еды там хватает?
- Хватает, - приподнял брови Герт, с удивлением глядя на романтика. – А почему тебя это интересует?..
- Жильё?
- В общем-то проблем нет…
- А действяки есть?
- Есть. Только…
- А навычки?
- И навычки… - Было видно, что Герт не успевает уловить мысль Фила.
- Тогда я вижу, что ты, брат, просто зажрался! – подытожил романтик. – Есть, где жить, чем питаться, действяки… Что ещё надо для счастливой жизни?
Лицо Герта потемнело от гнева:
- Примитивное ты существо, Фил! Тебе бы только брюхо набить! Есть же и другие потребности.
- Одежда?
Новичок с досадой отмахнулся от примитивного существа:
- Я не могу на таком уровне вести беседу, - сердился он. – Давай закончим пустой трёп. Тем более, что мне надо придумать, как выбраться отсюда.
Фил хотел ему возразить, что через Купол на ту сторону не перебирался ещё ни один нищесвой, но Герт так решительно посмотрел на него, что романтик прикусил язык. С тоской посмотрев на изрядно потощавший накопник, Фил посетовал на собственную недалёкость. С такой решимостью Герт, пожалуй, наворотит дел. И сам попадётся, и его, Фила, за собой потянет.
А ставшему решительным новичку вдруг пришла в голову новая мысль:
- Хочешь со мной туда? – предложил Герт, кивнув в сторону Купола.
- Куда? – испугался романтик. – За Купол?
- Естественно! Будешь там моим личным шустриком, - хохотнул новичок.
Фил отрицательно помотал головой. Не из-за шуточного предложения стать закупольским шустриком, а из-за самой безумной идеи перебраться на ту сторону Купола. Соглашаться с этим ненормальным было выше сил. О Лепест, что решительность делает с человеком!
- Не хочешь, оставайся здесь! – разрешил Герт, видя замешательство романтика. – Сиди в этой помойке до конца дней. Пей брагу, собирай хлам, ешь варёные помои. А, может, повезёт, так смотрилой станешь. Это же так здорово – смотрила на помойке! Вершина карьеры!
Что такое «карьера», романтик не понял, но иронию уловил. Новичок всем своим видом демонстрировал такую уверенность, что хотелось ему верить.
- Как ты наружу собрался попасть? – дрожащим голосом спросил Фил сумасшедшего.
Герт не ответил. Он подобрался, нахмурился и осторожно пошёл в сторону посёлка смотрил. Фил безвольно поплёлся за ним. Не то, чтобы он поверил этому ненормальному, а просто было жалко ума и решительности, которые он так неосторожно отдал безумцу.
Друзья, пригибаясь, с трудом вскарабкались на высокий холм из словохлама и спрятались в коробе эскуламора («в кабине», объяснил шёпотом Герт). Отсюда хорошо просматривался почти весь посёлок; ворота были в шагах в пятидесяти от друзей. Приходилось говорить шёпотом, потому как перед воротами расхаживал смотрила (новичок назвал его «часовым»), вооружённый явломётом. Вряд ли он мог их услышать, но осторожность есть осторожность.
Мужчин в посёлке было мало: середина дня, мужское население занято патрулированием окрестностей, а женщины заняты домашними хлопотами. На улочках между коробами для жилья («домами» по словам Герта) играли смотрильские дети в укороченных оранжевых курточках.
- Подождать придётся немного, - прошептал новичок, напряжённо оглядывая посёлок. – Не время ещё…
«Немного» растянулось надолго. Сидеть в неудобной кабине было тесно. У Фила постоянно затекали ноги, а в бок упирались железные стержни, которыми была утыкана вся кабина. Решительный Герт, казалось, не замечал неудобств. Он лишь успевал подталкивать романтика, видя, как очередной патруль возвращается в посёлок, и друзья пригибались к полу кабины. Улицы посёлка постепенно наполнялись оранжевыми смотрилами, которые неспешно расхаживали, поглядывали на солнце и потряхивали толстыми накопниками.
- Чего это они собираются? – шепнул Фил.
- Ждут, - дал Герт исчерпывающий ответ. – Скоро начнётся.
- Чего начнётся-то?
Оборванец не ответил, а только указал квадратным подбородком на посёлок. Там началось какое-то оживление. Появился огромного роста смотрила, явный главарь, и начал орать на остальных. Смотрилы выстроились в шеренгу напротив самого высокого дома в посёлке и вынули накопники. Главарь подошёл к дому, заглянул в проём и что-то прорычал.
Смотрилы засуетились и, отталкивая друг друга, заспешили к проёму дома, вынимая на ходу накопники. По одному заходили они в узкий проём, исчезали в темноте дома, затем выскакивали обратно. Главарь останавливал каждого выходящего и пристально вглядывался в его накопник. Даже с такого расстояния было видно, что накопники у выходящих были опустевшие.
- Что это, а? Герт? – раз за разом спрашивал Фил, теребя товарища за рукав. – Чего это они, а?
После десятого раза Герт не выдержал и зашипел:
- Тебе что, ума не хватает самому догадаться? Это второсклад. Перевалочный.
- Что такое «перевалочный»?
- Скоро узнаешь, - пообещал новичок.
4
Фил удивлённо уставился на высокий дом в центре посёлка. О второскладе он слышал от отца Гведония в притче о Хабидоське. Теперь ему повезло увидеть это загадочное сооружение своими глазами. Романтик с уважением посмотрел на высокий дом, в котором хранилось огромное количество свойств. Вот бы украсть оттуда капельку силы, и никакой Мих не страшен!
Новичок же напряжённо глядел, как громила вырвал у одного из выходящих накопник, несколько раз ударил его в зубы и отшвырнул вместе с накопником в сторону.
- Зачем это? – прошептал еле слышно Фил, как будто главный смотрила мог его оттуда услышать.
- Утаить себе хотел немного, - рассеянно шепнул Герт, пристально глядя на суетящихся смотрил и думая о чём-то своём. – Разве не понятно?
- Взял бы в себя эти свойства. Зачем в накопник-то прятать? Вот дурак!
- Иди у него и спроси! – шёпотом рассердился новичок. – По-моему, он не глупее тебя!
Фил замолчал. Его изголодавшийся по уму мозг одолевали одна мысль за другой. Одна из мыслей была настолько поражающей, что он даже зажмурился от такой догадки. Раньше при катастрофической нехватке ума он не задумывался об этом.
- Герт, только не ругайся! Это ведь наши свойства они прячут?
Новичок снисходительно поглядел на Фила:
- Надо же, какой догадливый! Ну, а чьи же ещё!
- Которые на проповеди отнимают?
Герт мог и не отвечать. И так всё было ясно. Пока жуликоватый отец Гведоний читает очередную проповедь, смотрилы шныряют по толпе с накопниками и высасывают полезные свойства. И вот сейчас они добытое несут и вываливают на второсклад.
- Догадался, зачем они это делают? – опередил вопрос романтика новичок. – Чтобы нищесвой не стал умнее или добрее. Чтобы у него хорошие свойства были в пределах нормы. А на второсклад они тащат изъятые излишки. Всё просто!
- Так вот зачем их патрули ходят с унимерами! – чуть не крикнул Фил.
Смотрилы измеряют свойства попавшихся на глаза нищесвоев, чтобы не дай Лепест те не стали смелее, мужественнее или смекалистее чем положено по норме. А если кто вдруг и поумнел немного за ночь, то тут же в ход пускается накопник, высасывающий этот излишние ум и мужество. Фил, конечно, замечал это и раньше, но не задумывался из-за недостатка ума.
- Теперь ты понял, почему нищесвои жадные, трусливые и подлые? – невесело усмехнулся Герт. – Их обирают и патрули, и отец Гведоний.
Он мог бы не объяснять. Настроение романтика было совсем не романтическим. Ему хотелось броситься в посёлок смотрил и начать бить отвратительных типов, открыто ворующих у убогих нищесвоев доброту, порядочность, гордость и заботливость. Но это только мечты – любой смотрила может играючи справиться с двумя десятками нищесвоев и при этом даже дыхание не сбить.
Выгрузившие добычу смотрилы разошлись по своим делам: кто в патруль отправился, кто домой. Улицы опустели, даже дети разбежались. Один лишь главарь продолжал вышагивать вдоль высокого дома, поглядывая в сторону Купола. Герт же продолжал заворожено смотреть на второсклад. А что толку на него глазеть, к нему ведь не подберёшься. Нищесвои вдвоём даже одного часового скрутить не смогут.
- Ну? - шёпотом поторопил Фил Герта. – Долго мы будем ещё сидеть?
- Сейчас ещё кое-что увидишь, - пообещал оборванец. – Поинтереснее…
Фил только горько усмехнулся. Толку от просиживания в кабине нет ни малейшего, лишь душу себе растравливать. Романтик думал, что у решительного Герта созрел план, как выбраться за Купол, из-за чего они и сидят в этой кабине. Но, как оказалось, никакого плана нет.
Главарь смотрил вдруг остановился и поднял вверх руку. И тут произошло такое, отчего Фил подпрыгнул от неожиданности, и кабина эскуламора закачалась. А невозмутимый и решительный Герт вдруг отважно всхлипнул и сжал кулаки. Скупая мужественная слеза скатилась с квадратного подбородка.
Дальним концом посёлок упирался в стену Купола. Сейчас эта стена разверзлась, в ней образовался проём, из которого хлынул яркий свет. Сияние было настолько сильным, что разглядеть в проём кусочек Закуполья было невозможно.
- Всеблагой Лепест, я вижу царствие твоё! – забормотал Фил, судорожно треуголясь, хотя яркий свет не давал ему вообще что-либо увидеть. – Дай милость лицезреть тебя, но не дай ослепнуть от созерцания…
- Заткнись, фанатик! – неожиданно грубо шепнул новичок, смахнув скупую слезу с подбородка. – Смотри лучше…
Но ума у Фила было всё же недостаточно, чтобы заглушить набожность. Увидев внезапно возникшие две человеческие высокие фигуры в проёме Купола, он пуще прежнего затреуголился обеими руками и, забыв о часовом, возопил:
- Это вестники Лепеста! С чем явились вы к нам, слуги господни?! Не на тот ли свет отвести раба дрожащего?! Прости, господи, несмышлёного раба твоего!
Герт бросился на романтика, повалил его на дно кабины и навалился сверху:
- Молчи, сектант! Часовой услышит!
Фил начал трепыхаться, пытаясь сбросить новичка и лицезреть вестников Лепестовых, но тот держал крепко. На их счастье часовой не услышал возни в полусотне шагов от себя, поскольку сам был упоён чудесным зрелищем. Один из вестников ответно поднял вверх правую руку. Главарь смотрил помахал ему и что-то изобразил на пальцах поднятой руки. Второй вестник кивнул в ответ. Из проёма в Куполе показался светящийся цилиндр, начавший быстро расти в сторону второсклада. Он с чмоканьем уперся в стену высокого дома, которая из кабины была не видна.
- Ну, пошло дело, - шепнул Герт, отпуская Фила.
- Какое дело? – спросил романтик, осторожно поднимаясь и отряхиваясь.
Увидев вестников снова, он задрожал и хотел опять воззвать к ним, но новичок раздражённо лягнул его.
- Хватит орать! Не заберут они тебя с собой на тот свет. Хотя было бы неплохо.
Цилиндр сотрясся и засветился изнутри.
- Начали! – крикнул вестникам главарь.
Они одновременно кивнули в ответ. Цилиндр трясся довольно долго, потом хлюпко отцепился от стены и начал стремительно уменьшаться в сторону проёма. Когда он исчез, вслед за ним растворились в ярком свете и вестники. Фил хотел броситься в посёлок, добежать до проёма и умолить слуг Лепестовых взять его с собой, но Герт, уловив настроение романтика, выкрутил ему руку за спину и упёрся коленом меж лопаток. Романтик в приступе религиозного фанатизма, не чувствуя боли, вывернулся из болезненного захвата и ответно схватил новичка за грудки, чтобы врезать безбожнику от всей души, а потом поспешить, пока вестники не ушли далеко за Купол.
Пока они боролись, проём в Куполе затянулся, и божественное сияние исчезло. Фил немедленно разрыдался. Герт схватил его за шиворот и выволок из кабины. Стараясь не создавать шум, он стащил упирающегося романтика с кучи словохлама.
- Чуть всё не испортил, сектант безмозглый! – ворчал он, пихая Фила впереди себя в сторону тайника. – Попробуй только завопи, сволочь, я из тебя дух в момент вышибу! Решительности мне на это хватит, уж поверь!
Когда они добрались до тайника Фила и уселись под нависшим листом железа, новичок перевёл дух. Теперь можно было говорить в полный голос, и он немедленно набросился на романтика:
- Ты что устроил, недоумок? Ты на что себе столько ума натолкал? Чтобы треуголиться и молитвы бормотать?!
- Так вестники же господни, вестники! – не очень уверенно объяснил Фил, постепенно отходя от религиозного дурмана.
- Тоже мне вестники! – презрительно хмыкнул Герт. – Это обычные наружники, грузчики с центрального второсклада, который с той стороны стоит.
Фил, конечно, не понял, кто такие «грузчики» и что такое «центральный», и немедленно спросил:
- Что они делали, эти «грузчики»?
- Грузили, что же ещё! – нехотя отозвался Герт, погружаясь в свои богохульные мысли.
- Что грузили? – продолжал наседать Фил.
- Вторичку перегружали, слепой что ли! Не знаешь, что такое вторичка? Это свойства, действяки, навычки и…
- Лепесту?
- Что ты сказал?
- Я говорю, Лепесту эти свойства отправляются? – спросил Фил, которому сам вопрос показался нелепым.
Герт вздохнул и покрутил пальцем у виска:
- Лепесту, Лепесту.
Но романтик продолжал приставать:
- Нам ведь отец Гведоний говорит на каждой проповеди, что наши свойства нужны господу. А Лепест обитает за Куполом. Значит…
- Значит, считай, что ваши идиотские свойства утекают к нему, - закончил мысль Герт. – Чем ты недоволен?
- Зачем ему наши свойства? Он ведь и так бесконечно добр и умён.
- «За то, что господь наш Лепест кормит, одевает и согревает нас, мы отдаём ему лучшее, что у нас есть», - процитировал новичок Либру. – Ты можешь что-то лучше свойств предложить? Корешки с Плоски? Полбиганчика жратвы недоеденной? Или свою рвань?
Герт брезгливо указал на потрёпанную одежду Фила. Не дождавшись ответа, он удовлетворённо кивнул:
- Вот именно, ничего больше у тебя нет.
- Зачем же господь обирает нас? – подавленно прошептал романтик, сам изумляясь своему вольнодумию. – Зачем ему наши жалкие свойственные крохи? Неужто ему приятно потреблять свойства грязных негодных нищесвоев?
- Свойства не пахнут, - глубокомысленно произнёс новичок. – К тому же если они у кого-то убывают, то, соответственно, должны у кого-то прибавляться. Закон сохранения свойств, однако.
- Господь обирает нищесвоев… - не слушая собеседника, шептал Фил.
- Да причём здесь господь! – рассердился Герт.
- А кто тогда?
- Долго объяснять. Вот переберёмся за Купол, сам всё увидишь. Я тебе не собираюсь читать лекции по политэкономии.
Почему Фил раньше не задумывался, куда уходят его свойства? Наверное, не хватало умного собеседника. А может в те недолгие минуты, когда он накачивался умом, добавленная романтика мешала аналитике и трезвому рассудку. Теперь ему представились доброта, нежность, жизнерадостность и храбрость, уходящие по светящемуся каналу за Купол, а там ещё дальше. И всеблагий Лепест, сидящий на троне, жадно заглатывает их, как съедобную бурду из бигана, и становится всё добрее и добрее, храбрее и храбрее за счёт несчастных нищесвоев. Может, и наружникам что-то перепадает, всё-таки они ближе к трону господнему.
Заметив подавленное настроение романтика, Герт встревожено глянул на него и, придвинувшись, доверительно зашептал:
- Ну, ты чего раскис? Всё нормально будет, у меня план созрел, как выбраться за Купол. Жаль у тебя в накопнике ум не тот. У тебя комплексный, а нам специализированный нужен – хитрость.
- Зачем выбираться? – уныло пробормотал Фил. – Я не хочу к Лепесту, раз он такой… Такой…
- Э, брат! Слышал бы тебя отец Гведоний! – рассмеялся Герт. – Он бы мигом тебя абстрагировал за такую крамолу.
Потом, посерьёзнев, новичок проникновенно заговорил:
- Ты всё немного не так понимаешь, Фил. Я же говорю, что объяснять долго, лучше самому посмотреть. Выберемся, сам поймёшь и увидишь, что всё не так ужасно, как тебе представляется. Не всю же жизнь тебе прозябать на этой помойке!
Фил не стал спорить. Может, Герт и прав, он жил в Закуполье, больше видел, больше знает. Может, в самом деле, романтик что-то недопонимает. Что он видел в этой жизни? Дальше Ржавого Озера и не заходил. Посмотреть другой мир, конечно, стоит. Только с одной решимостью Герта отсюда не выбраться. Новичок, словно угадав мысли романтика, быстро оглянувшись, зашептал:
- Нам с тобой нужно ограбить второсклад. Смотрильский, конечно. Наберём свойств получше, накачаемся ими. Самые отборные возьмём. А с таким количеством свойств я не то, что из Отстойника, с того света кого хочешь вытащу!
Хоть Фил и был в подавленном настроении, но счёл нужным осадить самоуверенного новичка.
- Как ты собрался ограбить второсклад? Вон на воротах какая рожа стоит. С явломётом! Думаешь справиться с ним? Да он тебя одним мизинцем! И другие тут же подскочат на шум…
- Идиот! Переодеться надо в смотрил и в посёлок пробраться!
- А где ты их форму достанешь?
Романтик с сомнением поглядел на драный балахон новичка, который на оранжевую форму смотрил не походил совершенно. Но Герт самоуверенно улыбнулся.
- С патрульных снимем.
- Ага, давай иди снимай! Да тебя самый чахлый патрульный одной левой…
Новичок сморщился:
- Дослушай хоть раз до конца! Мы ловушку сделаем. Яму. Завалим сверху всяким мусором или словохламом. Патрульные пойдут мимо, наступят, провалятся, и мы их сверху камнями… - Герт кровожадно оскалился.
Романтик лишь кисло улыбнулся:
- Камнями! Да для этих громил твой камень – что укус мухокомара! Да и если переоденешься ты, в тебе ж за сто шагов нищесвоя видно! Посмотри у них какие рожи и фигуры, и с нашими сравни...
Он с отвращением посмотрел на своё тщедушное тело. Худобу и врождённую сутулость не скроет смотрильская форма. Герт тоже оглядел себя, помрачнел и засопел, но через некоторое время опять оживился.
- Силу мы достанем!
- У кого? У Лепеста выпросим? – Фил, сам того не замечая, сбогохульничал. - Он даст, у него же её много. Со всех нищесвоев…
- Перестань паясничать! У твоих собратьев возьмём. Накопник у нас есть. Вернёмся в обиталище, и помаленьку, потихоньку, с каждого…
Фил зло рассмеялся в ответ:
- «Помаленьку», «потихоньку»… На это, знаешь, сколько времени уйдёт! Всю ночь надо будет работать. А утром явятся смотрилы, увидят, что у паствы сил мало, начнут проверять, куда она подевалась. И все на нас сразу покажут. Ты что, нищесвоев не знаешь?
- Ну и что? Мы ведь уже сильными будем. Справимся с отцом Гведонием и его сподручными.
- Сомневаюсь. Не хватит собранной силы.
- Не хватит? – поднял брови Герт. – Собранной со всего посёлка не хватит, чтобы справиться с несколькими уродами?!
- Думаешь, у нищесвоев много силы за день нарастает? Ну, с двумя-тремя смотрилами каждый из нас, пожалуй, справится, если с каждого нищесвоя возьмём понемногу. Но с отцом Гведонием обычно восемь сподручных бывает. Да они ещё и тревогу поднимут, весь их посёлок примчится на помощь.
Но мысль у Герта били ключом несмотря на небольшое количество ума.
- Тогда абстры!
- Какие абстры?
- Я говорю, абстры нам помогут! Какой ты непонятливый! – раздражённо проговорил новичок. – Ум что ли выронил, пока Лепесту молился?
- Абстры?! Причём тут абстры?
- Абстры нам помогут с силой!
- Как?!
- Увидишь!
Герт в своём обыкновении не стал объяснять, а только вскочил и жестом пригласил следовать за собой в сторону Ржавого Озера. Подавленный сегодняшними событиями Фил не стал возражать и интересоваться. Друзья предварительно убрали ум и решительность в накопник на случай встречи с патрулём. Накопник Фил спрятал в складках своего балахона.
Идти было довольно долго. Непривычный к таким переходам обезрешительный Герт постоянно ударялся о твёрдые железные прутья и хелехи, в изобилии торчащие на берегу озера. Каждый раз, ударившись, он расстраивался, садился на землю и начинал плакать навзрыд. Филу приходилось пинками поднимать его и заставлять идти дальше, хотя он и сам изрядно устал. Ладно хоть догадался спрятать мешок с обвещью, чтобы не тащить лишнюю тяжесть. Рыдания Герта настолько злили, что хотелось достать накопник и снова вкачать ему всю решительность, лишь бы не слышать эти стенания. Но лучше не нарываться: вдруг смотрилы встретятся по пути, замеряют, увидят решительность выше нормы и хана. Накопник отберут, а несостоявшиеся грабители отправятся за Ржавое Озеро уже навсегда в качестве абстров.
Когда они обогнули ржавую лужу, романтик увидел впереди полуматериальные очертания ограды абстровой обители. Его пробила потусторонняя дрожь. Он пожалел, что пошёл за одержимым новичком; в эти проклятые места не суются ни нищесвои, ни смотрилы, ни сам отец Гведоний.
Неизвестно, почему нищесвои и другие обитатели Отстойника так боялись абстров. Самое интересное, что никто никогда не говорил, чем же они так страшны или опасны. С точки зрения Фила даже плевачка была гораздо опаснее чем абстры. Одно время он даже думал, что их не существует, мало ли баек рассказывают старики вечерами. Однако какое-то подсознательное чувство заставило его сейчас дрожать и бояться непонятно чего. Страх был поход на детскую боязнь темноты, когда объяснить не можешь, почему ты её боишься, а страх всё равно разбирает.
5
До ворот обители оставалось ещё около сотни шагов. Герт, не спрашиваясь, сунул руку в широкую складку балахона романтика и выудил накопник. Одним махом он закачал в себя весь ум и всю решительность, не тронув, разумеется, бесполезную романтику.
- Эй, эй! А мне? – возмутился Фил, опешив от такой наглости и даже забыв о потустороннем страхе.
- Да верну я тебе твой ум, не трясись! – отмахнулся от него Герт, как от надоедливого мухокомара.
- А что ты собираешься делать, – спросил Фил, который так до сих пор и не понял замысла новенького, - с таким количеством ума?
- Ты без ума всё равно не поймёшь, - ответил Герт, сжимая накопник Фила. – Потом расскажу, как вернусь. Мне твой накопник понадобится.
И он бодро со всей приобретённой решимостью, размахивая накопником, направился к воротам. Романтик испугался, что он видит свой накопник последний раз. Хорошо было бы догнать новичка и вернуть его назад, но подходить к воротам опасной обители не хотелось.
- Я не пойду туда! - задрожал Фил, увидев манёвры новичка. – Уж лучше к смотрилам, чем к абстрам!
- Ладно, сиди здесь и наблюдай, - снисходительно разрешил Герт. - Свистнешь, если что.
Фил обрадовано скрылся за кустом сухого фиалона и стал наблюдать, готовый в любую минуту дать стрекача. Лепест с ним, с накопником, пропадёт так пропадёт. Лишь бы самому живым остаться.
Романтику было хорошо видно, как его напарник, стараясь не делать резких движений, подошёл к воротам. Возле ворот немедленно замаячили призраки, какие-то мутные фантомы неприятного вида. Вернее, не неприятного, а никакого вида. Просто никакого. Они были настолько никакими, что даже описать словами их было бы трудно. Как любого глупого человека, Фила затрясло от столкновения с неизвестным и непонятным. Но, невероятными усилиями минимума воли, которая у него была согласно норме, он заставил себя сидеть и наблюдать.
К Герту приблизился один из призраков с туманным никаким лицом без единой характерной черты. Остаток ума подсказал Филу, что это и есть один из страшных и загадочных абстров. В его абстрактных чертах почему-то угадывалась бдительность. Было слышно, как фантом спросил бесцветным голосом у Герта:
- Ты зачем пришёл сюда, конкрет?
Новичок стоял спиной к Филу, поэтому романтик не услышал ни слова из долгого объяснения Герта. Абстрактное лицо призрака не выражало никаких эмоций, поэтому понять, что ему говорят, было трудно. Терпеливо дослушав Герта до конца, абстр отреагировал:
- Я – Бдительный Человек. Тебе же нужно поговорить с Сильным Человеком.
Новичок, показывая на накопник, начал снова что-то доказывать Бдительному Человеку. Тот, кивнув, ушёл. Вернулся он довольно быстро, ведя за собой другого абстра с таким же постным полуматериальным лицом. Пришедший был заметно выше Бдительного Человека и шире в плечах. От него даже на расстоянии веяло силой. Герт развернулся вполоборота, и Филу стал слышен их разговор.
- Мне нужна твоя сила, Сильный Человек, - витиевато обратился новичок к подошедшему.
- Я не могу отдать тебе всю силу, конкрет, - ответил Сильный Человек, выдержав паузу. – Иначе я стану просто Человеком, а не Сильным Человеком.
- Мне нужна половина твоей силы, Сильный Человек. Я хочу с тобой меняться. Я дам тебе пятьсот своев романтики. Ты будешь Не Очень Сильным Романтичным Человеком и немного приблизишься к нам, конкретам.
- Сколько тебе нужно силы, конкрет? – совершенно без эмоций спросил Сильный Человек.
- Пять килосвоев. По текущему курсу, - опять ввернул непонятные термины Герт. – Десять своев силы за один свой романтики.
- Сдаётся мне, что этот конкрет хочет тебя обмануть, Сильный Человек, потому что десять больше чем один, - вмешался в разговор Бдительный человек. – Конкретам нельзя верить, у них есть хитрость и коварство. Надо быть бдительным и позвать сюда Сообразительного Человека. А пока пусть Существа поохраняют конкрета.
Бдительный человек свистнул. К воротам сбежались абстрактнейшие существа. Просто существа, без каких-либо отличительных признаков. Единственное, что можно было увидеть, что они живые. Черты их были настолько абстрактны, что нельзя было увидеть, есть ли у них крылья, хвосты, жабры, клешни или вообще какие-либо конечности.
- Не нужно Сообразительного Человека, брат абстр, - отреагировал наконец тугодум Сильный Человек. – С романтикой я стану немного конкретнее. И это будет хорошо. Я согласен, конкрет.
Герт, сдержав торжествующую улыбку, поколдовал с накопником. Фил ощутил, что от Сильного Человека силой стало веять заметно меньше, ростом он уменьшился, в плечах сузился, зато в абстрактных глазах засияли романтические искорки.
- Непередаваемые ощущения, – так же размеренно проговорил теперь уже Не Очень Сильный и Романтичный Человек, получив свои пятьсот своев романтики. – Я стал конкретнее. Быть может когда-нибудь я стану настоящим конкретом.
- Обязательно станешь, - пообещал ушлый новичок, аккуратно пятясь назад, стараясь не задеть окружающих существ. – Собачек своих только отгони.
- Это не Собаки, это Существа, - поправил Бдительный человек, но существ всё же прогнал.
Оба абстра пристально следили за отступавшим новичком. Герт поравнялся с Филом, встрепенулся и крикнул:
- Бежим!
Друзья шустро рванули от неприятного места назад к Ржавому Озеру. Герт по-прежнему запинался о ржавые железные прутья, но проглоченная решительность теперь не давала ему сесть и расплакаться. Он только шипел сквозь зубы от боли. Фил, стараясь не задыхаться, бежал за ним следом.
Добежав до берега озера, беглецы спрятались в железных кустах. Герт достал накопник.
- Силой мы обеспечены! – порадовался он, глядя на накопник. – По два с половиной килосвоя на брата.
- А зачем нам столько силы? Лучше бы хитрости выменял побольше. Ну или смекалки…
Оборванец недовольно скривился:
- Я уж думал об этом. Но с хитростью мы не замаскируемся под смотрил. А, значит, и в посёлок к ним не проберёмся. Да и попробуй вымани хитрость у Хитрого Человека.
- Взял бы напополам силу с хитростью, - продолжил упорствовать романтик.
- Не ворчи! – огрызнулся новичок. – В следующий раз тебя отправлю, раз ты такой умный.
- Ты романтику мою променял! - насупился Фил, не в силах сдержать катящиеся скупые слёзы. – Романтику! Как я мечтать буду?
- Зачем тебе теперь мечтать, дурень! – убеждённо проговорил новичок. – Теперь мы с тобой действовать будем, а не мечтать. У тебя сейчас силы будет больше чем у главаря смотрил! Мы с тобой захватим второсклад, и ты оттуда возьмёшь себе романтики хоть гигасвой! Умечтаешься!
Друзья быстро разделили силу. Фил почувствовал, как мышцы стали упругими и налились мощью; даже балахон затрещал. Плечи развернулись, грудная клетка расправилась, а дряблый живот поджался и затвердел. Романтик почувствовал себя способным справиться по меньшей мере с полдесятком смотрил. Не поверив своим ощущениям, он вырвал из земли вросший железный прут толщиной с руку и легко завязал его узлом.
Герт самодовольно посмотрел на друга.
- Ага, силушку почуял? – улыбнулся он, следя за действиями Фила.
- Уверенность в себе ещё появилась, - с удивлением заметил тот, прислушиваясь к себе. – Ты ведь вроде её не выменивал?
- Побочный эффект, всё нормально, - заверил Герт, выгрузив половину ума и протягивая накопник Филу. – Чистых свойств ведь не бывает, разве что у абстров. А у нас, «конкретов», всё взаимосвязано. Добавишь силы, появляется немного уверенности в себе и мужественности. Добавишь выносливости, появляется воля к победе. Добавишь доброты, появляется альтруизм.
- Кстати, как ты додумался выменять силу у абстров? – произнёс Фил, принимая накопник и глядя с уважением на новичка. – Ума вроде не так много…
- Это нетрудно было догадаться. Чем абстрактное от конкретного отличается? У абстрактного конечное число свойств, а у конкретного бесконечное. И абстрам очень хочется стать конкретными. Не Человеком, Существом или Силачом, а настоящим конкретным человеком с именем и уникальным бесконечным набором параметров… Ты ум, кстати, проглотил? А то кому я рассказываю…
Фил поспешно загрузил в себя остатки ума из накопника, но всё равно толком не понял, о чём болтал новичок.
- У абстров считается, чем больше разных свойств, тем лучше, - болтал довольный собой Герт. - Я дал Сильному человеку твою романтику. Значит, он на одну махонькую ступенечку приблизился к конкретам. Так эти недоматериальные уродцы нас называют. Выгодно для него? Выгодно! И нам выгодно.
Герту, видимо, стоило больших нервных усилий общение с абстрами, которых побаивались по непонятным причинам все обитатели Отстойника. Поэтому сейчас, когда опасность миновала, он трещал не умолкая:
- У абстров есть иерархия. Чем разнообразнее свойства у абстра, тем выше он по социальной лестнице. На предпоследней ступени у них – Нечто. Это такие абстры, у которых только одна особенность – то, что они есть, существуют.
- А на последней ступени кто? – спросил Фил только чтобы спросить, не понимая и половины речи Герта.
- На последней ступени есть такие твари – Ни То Ни Сё называются. Насчёт них даже непонятно, есть ли они вообще или нет. То ли существуют, то ли не существуют…
Романтику надоела болтовня новичка, и он прервал его разглагольствования:
- Отдохнул? Выговорился? Пошли тогда дальше. Патрульных будем искать, жертв. А то скоро ночь, крысоволки повылазят.
- Да что нам теперь крысоволки! – самонадеянно ответил Герт, для проверки силы схватив огромный валун и с шумом швырнув его в озеро. – Мы с любой стаей справимся.
В этом Фил сильно сомневался:
- Если бы ты ловкости ещё раздобыл, тогда, может, и справились бы. А так они на нас скопом набросятся, и пиши пропал.
Неизвестно, сколько времени друзья бы препирались на берегу Ржавого Озера, но сильный всплеск брошенного в воду валуна привлёк патруль. Смотрилы находились довольно далеко и к озеру подходить явно не собирались, но шум им показался подозрительным. Бдительные патрульные решили проверить источник этого шума.
Двое смотрил-патрульных в обычной оранжевой униформе появились так неожиданно, что Фил оцепенел на месте. Он тут же забыл про свою богатырскую силу. На помужественевшем от силы лице романтика появилась привычная угодливая улыбка. Он привычно ссутулился и захихикал.
- Что вы тут шумите, сволочи? – спросил один из патрульных, ленивой походкой двигаясь к друзьям, на ходу доставая унимер.
Он небрежно направил устройство в сторону Фила. Унимер немедленно замигал красным и заверещал на всю округу. Смотрила тут же встрепенулся.
- Лепеста мать! – грязно выругался он, отскакивая назад и сдёргивая с плеча явломёт. – На землю оба! Быстро! Руки за голову!
Фил и Герт послушно упали и приняли рекомендуемую позу. Пока первый смотрила держал их под прицелом, второй вынул накопник, подошёл к Филу и одним махом перекачал себе всю его силу, прихватив даже необходимый минимум. Романтик почувствовал, словно огромная тяжесть навалилась на него. На руки и на ноги словно положили по тяжеленному мешку с обвещью, даже пошевелиться было невозможно.
Но к счастью у Герта была вся решительность из Филова накопника. Новичок вдруг резко вскочил. Будь у него опыт подобных переделок, он бы в первую очередь бросился на вооружённого противника. Но неопытный Герт кинулся ко второму, вышиб у него из рук накопник и сильным ударом кулака отбросил его шагов на десять в сторону. У первого чуть глаза на лоб не вылезли, когда он увидел великолепный полёт своего напарника. Моментально придя в себя, первый смотрила прицелился в Герта и выстрелил. Чудовищной силы снежный вихрь обрушился на новичка. Но силы, добытой у абстров, хватило на то, чтобы, согнувшись, прорваться сквозь буран и отправить патрульного вслед за напарником отличным ударом в челюсть.
Буран скоро затих. Герт откопал из сугроба обессилевшего Фила, отволок его поближе к озеру и побрызгал в лицо ржавой водичкой.
- Что ты брызгаешь, я же в сознании! – проворчал Фил, стараясь подняться на ноги, которые совершенно его не слушались.
- Не ворчи, дружище! – улыбнулся Герт. – У нас теперь полно трофеев!
Что такое «трофеи», Фил не знал. Но он знал, что у них теперь была оранжевая форма смотрил, два унимера, три накопника, считая Филовский, и два явломёта. Новичок взял один из трофейных накопников, обошёл лежащих без сознания смотрил и ограбил их подчистую. Он со злости так их обессвойствил, что те стали похожи на пустые мешки, с которыми нищесвои ходят по обвещь.
- Потерпи, дружище, сейчас я тебя вылечу от бессилия, - пробормотал Герт, возвращаясь и на ходу активируя один из накопников.
Новичок закачал Филу обратно свою его богатырскую силу, а свойства смотрил они поделили поровну: много силы, средне – ловкости, гибкости и выносливости, и совсем немножко сообразительности. У смотрил было ещё предостаточно исполнительности, но Герт сказал, что она не понадобится. Обессвойствленных патрульных, лежащих без сознания, друзья переодели в своё рваньё, а сами напялили их яркую униформу. Силы в друзьях было столько, что форма трещала по швам.
Новичок великодушно предложил оставить смотрил на берегу Ржавого Озера, не связывая. Сильные люди всегда добродушны, особенно к поверженным соперникам. Наверное, у силы есть ещё один побочный эффект – она добавляет немного благородства.
- Вдруг про нас расскажут! – заволновался Фил. – Их хватятся, будут искать, найдут, а они про нас всё выложат. Тогда нам конец!
- Кто расскажет? Эти? – ухмыльнулся Герт. – Ты глянь на них, кто им поверит, что они смотрилы!
По виду патрульных в самом деле было трудно определить бывших смотрил. Рваная одежда, дряблые конечности. Когда они очнутся, у них будут сутулые плечи, затравленный взгляд и глуповатое хихиканье в ответ на обращение более сильных.
- Сила на внешности сильно отражается, - с умным видом объяснил новичок, перезаряжая явломёт. – Как, впрочем, и другие свойства. Я, например, по лицу сразу определю, силач этот человек или слабак. Даже на мышцы его не глядя.
Явлов для явломётов было маловато, десятка по два на брата. В их видах ни Герт, ни Фил не разбирались. Синие, красные, крапчатые… Какие из них вызывают бурю, а какие – селевой поток, трудно сказать.
- Наплевать! – резонно заметил новичок. – Главное, что это – явлы, и ими можно стрелять. А чем стрелять – грозой или потопом, по-моему, без разницы.
- Не скажи, - возразил Фил, неловко держа оружие. – Одно дело – гроза, совсем другое дело камнепад. Первая только попугает, а второй – раздавит даже главаря смотрил.
Герт презрительно глянул на романтика и улыбнулся:
- Ты хоть стрелять-то умеешь, теоретик?
- Точно не скажу, не пробовал, - смутился тот. – Но дело нехитрое. Сто раз видел, как смотрилы стреляют.
- Дай-ка сюда, - отобрал явломёт у романтика новичок.
Он бойко снарядил явлами оружие, передёрнул затвор и прицелился.
- Смотришь через прицел на противника, - объяснил он, водя стволом из стороны в сторону, - а потом плавно нажимаешь спусковой крючок указательным пальцем. Вот так.
Ствол явломёта дёрнулся, и водная поверхность Ржавого Озера моментально обледенела. Герт с удовлетворением поглядел на результат выстрела и погладил приклад явломёта:
- Приятная машинка! Понял, как стрелять?
- Да понял, понял, - отмахнулся Фил, - дело нехитрое.
Он испугался, что новичок заставит его выстрелить, а потом высмеет за неумение. Но Герт не стал проводить тренировку по стрельбе, а только заметил:
- Машинка приятная, но слабоватая. Крысоволков хорошо пугать или нищесвоев. – Он подмигнул Филу. – А вот для смотрил я бы предпочёл что-нибудь помощнее. Скажем, дематор.
- Дематор?
- Ага. Есть такое оружие. Оно дематериализует любую вещь, в которую выстрелишь. Или существо. Напрочь дематериализует, насовсем. Вот то машинка так машинка!
Под воинственные разглагольствования Герта друзья, увешанные трофеями, обогнули Ржавое Озеро и двинулись к посёлку смотрил.
6
Когда друзья заняли свой наблюдательный пункт в кабине эскуламора, Отстойник уже погрузился в сумерки. Ночевать тут было опасно: по ночам рыщет столько мерзких тварей, что никаких сил не хватит отбиться. Залезут даже в кабину. Не в обиталище же идти ночевать: смотрилы, в которых превратились Фил с Гертом, никогда не будут ночевать с нищесвоями. Необходимо было любыми способами пробраться в посёлок под защиту мощного частокола, а там уже как Лепест даст.
- Давай часовому скажем, что мы из другого посёлка, - высказал дельную мысль Герт. – Попадём в посёлок, нам никакие твари не страшны. Спрячемся возле второсклада, там и заночуем. Ночи сейчас тёплые. Всё равно нам до завтрашнего полудня где-то ошиваться надо, пока Купол не разверзнется.
- Он раз в день, что ли, открывается? – на всякий случай уточнил Фил.
- Ты же сам видел. В полдень свойства переправляют за Купол.
- Это мы должны до завтра терпеть? Я уже есть хочу, - капризно скривился романтик. Он бы по обыкновению расплакался, но закачанная сила не давала ему это сделать. Фил лишь скрипнул зубами.
- Я тоже хочу есть. А что делать! Правда иногда, по утрам Купол открывается, чтобы словохлам из Закуполья сбросить… Может, нам повезёт, и мы прошмыгнём в Закуполье утром.
- Утром? А зачем он утром открывается?
Герт с сожалением посмотрел на друга:
- А откуда, по-твоему, в Отстойнике словохлам берётся?
У Фила за сегодняшний бурный день было выплеснуто столько эмоций, что он уже не удивился новому открытию. В самом деле, он до этого момента и об этом не задумывался. За Купол отправляются отборные свойства, а взамен сваливается разный словохлам! Ничего себе открытие!
Герт выпрямился, насколько позволяла кабина эскуламора, и решительно произнёс:
- Значит, план такой: мы представляемся смотрилами из другого посёлка. Мол, прибыли по обмену опытом. Или просто заблудились и зашли не на свою территорию. Просим ночлега.
- А не раскусят?
- Придётся рискнуть. Всё равно хитрости у нас нет, в голову ничего умнее не приходит. Кстати, дай-ка на всякий случай брабульницу. Пригодится для взятки.
Друзья осторожно выбрались из кабины и направились к воротам. Бдительный часовой, заметив двух незнакомцев, немедленно взял наизготовку явломёт:
- Стой, кто идёт?
- Свои, друг! – осторожно отозвался Герт. – Заплутали немного. Пусти в посёлок, пока нас разные твари не сожрали.
Часовой достал светило и осветил сперва новичка, потом Фила, идущего чуть позади и готового в любой момент задать стрекача.
- Кто такие? – нахмурился смотрила, опуская светило и нацеливая явломёт на Герта.
- Мы с другого посёлка, - объяснил новичок, немного стушевавшись. – Патрулировали тут и запатрулировались слегка…
- С какого посёлка, с Западного или Южного? – помог Герту наивный часовой. Повезло, что смотрил не снабжают сообразительностью в достаточном количестве!
- С Южного, - наугад брякнул новичок, не вдаваясь в подробности. Он вовремя понял, что отвечать нужно как можно короче, чтобы не брякнуть чего лишнего.
Ответ был принят: часовой опустил явломёт. Чтобы окончательно задобрить стража, Герт вынул брабульницу и заманивающее повертел её перед носом смотрилы. И это оказалось верным, судя по алчно блеснувшим глазам часового.
- Держи! Подарок тебе.
Страж принял подарок, открыл крышку брабульницы и разочарованно посмотрел на друзей.
- Без брабулята? – спросил он, скривясь.
- Увы, - грустно улыбнулся новичок. – Чем богаты… Зато крышка цела.
Часовой вздохнул, но всё же посторонился, пропуская друзей в посёлок. Не успели они отойти от ворот, как немедленно нарвались на главаря смотрил.
- Стоять! – грозно приказал он, и друзья интуитивно приняли строевую стойку. Сердитый главарь обошёл их со всех сторон, придирчиво осматривая чуть ли не каждую складку на форме.
- Это откуда такие красавцы явились? – спросил он, раздражённо сопя.
- С Южного посёлка, - бодро ответил Герт, всем видом стараясь показать преданность и послушание.
- Вас в Южном посёлке не учили, как нужно отвечать главному?! – тут же взорвался главарь. – А ну-ка, руки по швам, недоноски!
Фил и Герт послушно вытянулись. Слава Лепесту, новичок догадался, что в данной ситуации лучше помалкивать.
- Я – Тирл, глава этого посёлка. Обращаться ко мне нужно «господин Тирл», - помог главарь друзьям; с сообразительностью у него было тоже туговато. – Распустили вас там, в Южном посёлке! Ни стойку строевую принять не можете, ни к старшему обратиться как положено! Разгильдяи! Зачем прибыли?
- Заблудились, господин Тирл, - бойко отчеканил Герт.
- «Заблудились»! Ты чего мямлишь, смотрила! – Вероятно, новичок ответил недостаточно чётко, как ни старался. - Отвечать не учили, как следует?! Не нравитесь вы мне что-то, ребята! А ну-ка…
Тирл вынул унимер, направил на друзей и удивлённо свистнул:
- Ого! Это кто ж вам разрешил столько ума заполучить?! И силищи как у лисомедведей!
Романтик побледнел, вспомнив, что они на этот раз забыли о бдительности и не спрятали излишки свойств в накопники.
- Слышь, часовой, ты кого сюда впустил? – обратился Тирл к стражу.
Тот вытянулся в струнку и неуклюже попытался спрятать за спину брабульницу.
- Да!.. Дисциплинка у вас в Южном посёлке прихрамывает! – не дождавшись ответа задумчиво пророкотал Тирл и вдруг взорвался: - Но у нас не Южный посёлок! С таким умищем я не позволю разгуливать по улицам! Марш к отцу Гведонию на блокирование!
Тирл вынул пищик и пронзительно пискнул. К нему сразу же подлетело несколько смотрил.
- Халь, - обратился главарь к самому рослому из них, - отведи этих умников к отцу Гведонию, пусть блокирует. И заодно объясни им, как нужно со старшими разговаривать. Обезоружить не забудь. Потом лично доложишь.
Халь подобострастно вытянулся, затем повернулся к друзьям:
- Оружие сдать и за мной бегом марш! – скомандовал он.
Остальные смотрилы взяли друзей на прицел. Ничего не оставалось делать, как, мысленно кляня себя за оплошность, сдать явломёты. Заодно бдительные смотрилы отобрали у «коллег» накопники и унимеры. Затем Халь побежал в сторону Купола, Фил и Герт, подталкиваемые сзади смотрилами, засеменили за ним.
Возле красивого дома с кружевной оградой из золотистого бедаката смотрилы остановились. Под ристальерой уютно устроился отец Гведоний, он любовался темнеющим в сумерках Куполом и лениво потягивал пахучий напиток.
- Отец Гведоний, разреши обратиться, - отчеканил Халь, обращаясь к священнику. - У нас тут двое южан пришли, нужно срочно блокировать. Умные больно.
- В Либре сказано: ум не есть порок, если он в нужной голове, - изрёк отец Гведоний, с сожалением отставляя ёмкость с напитком. – А у вас, дети мои, нужных голов не бывает.
Он с любопытством посмотрел на прибывших и велел войти в дом.
- Двое с ними, охранять, - скомандовал Халь и проворчал: - От таких умников всего можно ожидать.
От сопровождающих отделились двое и последовали к священнику. Отец Гведоний, Фил, Герт и конвой последовали в дом. Друзья даже не успели как следует оглядеться, как очутились в небольшой комнатке, заставленной целой кучей разных вещей: ящиков, коробок и каких-то прозрачных ёмкостей.
- Ну, что там у вас, дети мои? – проворковал священник, направляя на друзей накопник. Глянув на устройство, он обомлел: - О Лепест! Где ж вы столько ума набрали?! Неблокированные что ли?
Услышав тревожные нотки в голосе отца Гведония, сопровождающие немедленно взяли друзей на прицел. Священник, бормоча «сейчас мы всё поправим», достал из ближайшего ящика прозрачный цилиндр, поколдовал над ним и приблизился к Филу.
- Закатай-ка рукав, сын мой. Будет немного больно, на то и блокировка…
Но заблокировать романтика он не успел. Со всей решимостью, которой у него было предостаточно, Герт обрушился на ближайшего конвойного и моментально обезоружил его. Второй ничего не успел сделать, потому как на этот раз и Фил не зевал. Ударом кулака по темечку он свалил охранника на пол.
- Молодец! – успел похвалить его Герт, укладывая на пол своего конвойного. – Моя школа!
Отец Гведоний от неожиданности выронил цилиндрик и попятился в угол. Он судорожно зашарил руками, пытаясь открыть коробку, стоящую в углу, но Герт направил на него явломёт и хищно улыбнулся:
- Не надо дёргаться, святой отец! Подними-ка лучше руки вверх.
Священник послушно выполнил приказание. Новичок, держа его на мушке, подошёл к коробке и выудил оттуда небольшую штуковину, похожую на маленький явломёт.
- О! Дематор! – оживился Герт. - Хорошее оружие любишь, святой отец? А как же «возлюби ближнего своего»?
- Лепест тебе не простит этого, - пролепетал отец Гведоний. – Поднять руку на священника – большой грех. В Либре сказано…
- Нищесвоям будешь рассказывать, что там в Либре сказано, - оборвал его новичок. – Хотя вряд ли ты сможешь рассказать после этого…
Герт обшарил бесчувственного смотрилу, которого свалил на пол Фил, выудил накопник и направил его на священника.
- Так… Ого, ну и хитрости же у тебя, святой отец! Что там в Либре написано: нужно делиться с ближними?
Он одним махом перекачал всю хитрость священника в накопник, заодно захватив и красноречие. Затем он содрал с отца Гведония оранжевый пояс, разорвал его на две части и ловко связал конвойных, успев мимоходом выкачать у них силу и разную мелочёвку вроде ловкости.
- Вы отсюда всё равно не выберетесь, - прошипел отец Гведоний, потеряв хитрость, а вместе с ней и осторожность.
Он злыми глазами следил за манипуляциями Герта. Тот не торопился отвечать. Он не спеша затянул узлы на смотрилах, забрал у них явлы, затем они с Филом по-братски поделили свойства-трофеи, в том числе и хитрость отца Гведония. И только проделав перечисленное, новичок удосужился ответить:
- Без тебя не выберемся, это факт. А с тобой – сколько угодно.
Он бесцеремонно ткнул священника в бок трофейным дематором и приказал:
- Высунься в окно и прикажи этим головорезам убраться. Мол, ты нас блокировал и решил провести беседу. И скажи ещё, что разрешил нам заночевать у тебя.
Видя, что отец Гведоний медлит, Герт ещё раз ткнул его стволом и веско произнёс:
- Мне терять нечего, батюшка. А тебе – есть что. Ну!
Священник, видя безвыходность ситуации, послушался и выполнил требуемое.
- А наши бойцы где? – в ответ раздался с улицы голос Халя.
- Пусть останутся, - по подсказке Герта ответил отец Гведоний. – Охранять будут на всякий случай. Ступай, сын мой, доложи старшему. И не спрашивай больше ничего ради Лепеста! Ибо в Либре сказано, что любопытство – от лукавого.
Халь немного потоптался, зачем-то оглядел окна дома священника, и пошёл прочь. За ним потянулись другие смотрилы из сопровождения. Герт и Фил перевели дух. Затем новичок, вынув один из трофейных накопников, навёл его на отца Гведония и загрузил в священника всю смотрильскую исполнительность.
- Чтобы больше не дёргался, - пояснил он романтику, - и бежать не пытался.
Новичок, приказав священнику сесть, уселся напротив с явломётом наготове и спросил:
- Что ты с нами хотел сделать?
- Блокировать, - послушно ответил священник, ставший исполнительным.
- Зачем?
Священник удивлённо приподнял брови, но под воздействием исполнительности, подкреплённым дулом дематора, всё же счёл нужным ответить на вопрос:
- Чтобы лишних свойств себе не присвоили. Соблазн ведь велик. В Либре сказано, что…
Герт, не дослушав, повернулся к Филу:
- Вот тебе и ответ на твой вопрос. Помнишь, ты спрашивал, почему смотрилы не присваивают свойства себе, а послушно сдают на второсклад? Потому что они заблокированы. Больше ума, чем позволяет блокировка, у них не получится в себя скачать, хоть расстарайся.
- Послушания можно сколько угодно брать, - ввернул священник.
- А у тебя, святой отец, на что блокировка стоит? – хмыкнул новичок. – На совесть?
Отец Гведоний забормотал что-то, но Герт опять перебил его.
- Когда Купол разверзнется? Завтра в полдень?
Пока священник мялся с ответом, Фил успел подумать, что до завтрашнего полудня они не доживут. Утром должна состояться проповедь, и священника обязательно хватятся, поднимется переполох на весь посёлок. Но как выпутаться из этой ситуации, он не знал. Однако неожиданный ответ отца Гведония его обрадовал.
- Рано утром. Словохлам будут выгружать и разбрасывать по Плоске.
- Отлично! – обрадовался Герт. Он наклонился к Филу и шепнул:
- Трофейных свойств у нас хватит, чтобы выбраться отсюда. Можно и второсклад не грабить. Всё равно не дождёмся полудня.
Довольный, он обернулся к священнику и приказал:
- А теперь, святой отец, веди нас в свою кладовочку. Надо тебя пообщипать маленько. Да не пожимай плечами! У любого священника есть закрома, где он вторичку прячет. Давай, показывай, что у тебя припрятано: действяки, навычки, обвещь хорошую…
Отец Гведоний вздохнул и под прицелом побрёл к внутренней двери. Не успел он открыть её, как откуда-то из-за стены раздался женский голос:
- Ужинать будешь, батюшка?
- Ответь! – ткнул его в бок дематором Герт.
- Попозже, матушка! – уныло ответил послушный священник. - У меня прихожане, души заблудшие.
- Остынет же всё!
- Благое дело делаю, матушка. Неразумных на путь истинный наставляю. Потом разогреешь.
Матушка замолчала, а священник под прицелом повёл друзей полутёмными коридорами в потайную комнату, которая, по мнению Фила, должна быть доверху забита действяками и прочими интересными штуковинами.
Сокровищница была наполовину заставлена коробками, похожими на те, которые громоздились в комнате для блокировки. Отец Гведоний отпер дверь, вошёл и обречённо облокотился на стену.
- Ты не стой в сторонке. Давай, показывай, - подтолкнул его новичок.
- О Лепест! – всхлипнул священник, подходя к коробкам и выворачивая их содержимое наружу.
Герт присвистнул, увидев, как из одной коробки градом посыпались действяки. Велев Филу держать священника на мушке, он наклонился и начал перебирать их, приговаривая:
- Да тут у тебя целый второсклад! Ох и выжига же ты, святой отец! Что тут есть… Безумие. Пригодится на завтра, с ума сводить смотрил… Безделье. Тоже пойдёт… Похоть. Хе-хе, представляю похотливых смотрил!.. Ну-ка, давай следующую коробку.
Действительно, неплохой запасец был у отца Гведония. Фил, держа под дулом явломёта священника, краем глаза косился на небывалые сокровища. Свойств, как ни странно, священник не хранил, зато отборных действяков у него было с десяток коробок. Да каких крупных, просто загляденье! Печаль, стремление, скорость, упоение, тоска… Из одной коробки высыпались навычки, полезные и бесполезные вперемешку: умение читать, слушать собеседника, плавать, танцевать… Глаза разбегаются!
Опрокинув коробки на пол, отец Гведоний опять опёрся на стену и отвернулся с оскорблённым видом. Упоённый набиванием карманов сокровищами, Герт не заметил, что священник постарался незаметно задвинуть в угол небольшую коробочку.
- А тут у тебя что? – невинно спросил Фил, указывая явломётом на невзрачную коробку.
- Да так, мелочёвка… - ответил священник, заметно напрягшись. Поскольку хитрость у него отняли, он не смог придумать ничего лучшего.
Новичок тут же подскочил к коробке и вывернул её содержимое на пол. Глаза его от удивления расширились.
- А ты прохвост, святой отец! Утаить хотел!
- Что там? – заинтересовался романтик, разглядывая непонятные штуковины странного вида, вывалившиеся из коробки.
Герт выбрал одну штуковину и торжественно поднял её над головой:
- Поздравляю тебя, хозяин! Считай, что ты уже в Закуполье! Это, друг мой нищесвойный, называется прят. Он спрячет тебя и меня так, что даже квазиволки не учуют! Жаль, правда, что он один. Но на двоих должно хватить заряда.
Романтик с уважением посмотрел на штуковину в руках Герта.
- Невидимкой он нас сделает, что ли? – решил уточнить он.
Новичок фыркнул:
- Невидимкой! Не только. И невидимкой, и неслышимкой, и неучуйкой. Прят от всех органов чувств прячет. С ним тебя не видно, не слышно, не осязаемо и не обоняемо. Он даже память о тебе сотрёт у всех твоих знакомых, если мощности хватит. У этого, к сожалению, не хватит, но это и не обязательно.
Новичок вернулся к кучке таинственных предметов, выкопал ещё одну странную штуковину и торжественно преподнёс Филу.
- А это специально для тебя. Нетреба. Ты ведь жрать хочешь постоянно.
- И что?
- С нетребой ты можешь долго обходиться без еды.
Герт поколдовал над нетребой, и романтик в самом деле перестал чувствовать голод. Ощущение было такое, словно он недавно плотно поел, хотя пища и не давила на желудок.
- Теперь тебе хватит силёнок, чтобы завтра выскочить в дырку и немного побегать по Закуполью, - радовался новичок.
Повеселившись, Герт посерьёзнел и распорядился:
- Сейчас мы возвращаемся в блокираторскую. Будем коротать время до утра. По очереди стеречь этого… - Он указал на священника. – Утром, как появятся наружники и приоткроют Купол, маскируемся прятом и выскальзываем наружу.
7
Утром Фила растолкал Герт, дежуривший возле пленников. В глазах его была тревога.
- Вставай, брат, на подвиги пора! Как говорят у нас в Закуполье, есть две новости, хорошая и плохая. С какой начать?
Романтик не знал это поговорки и пока спросонья соображал, какую новость лучше услышать первой, новичок ответил сам:
- Хорошая: Купол разверзнется до проповеди. Так что святого отца пока не хватятся.
- А плохая?
- Плохо то, что заряда в пряте всего один киломатэрг.
- «Кило» что? – поморгал глазами Фил.
- Долго объяснять. Короче, матаккумуляторы посажены. Надолго спрятаться не получится. Придётся топать до проёма в обычном состоянии, а потом включать прят и галопом за Купол. Вот, посмотри сам.
Герт показал на прят. На передней стенке устройства за окошечком мигали непонятные знаки. Романтик посмотрел на них и недоумённо перевёл взгляд на новичка.
- Ах ты, безграмотный дурень! – расстроился тот. – Придётся тебя чуток подправить.
Новичок покопался в карманах и вытащил пару навычек умение читать и знание элементарной математики. Немного повозившись, он активировал навычки, и Филу опять пришлось прислушиваться к незнакомым ощущениям. Теперь он понял, что непонятные значки – это цифры, и подсознательно догадался, что значение этого числа не очень хорошее.
- Батюшка, завтракать пора! – неожиданно раздался голос надоедливой матушки. – Всю ночь с паствой был, замаялся поди.
Герт толкнул спящего священника. Тот встрепенулся и поглядел на новичка ошалелыми со сна глазами.
- Батюшка, я к тебе иду! – пропела матушка. Сверху раздались приближающиеся тяжёлые шаги матушки. Новичок бросился к двери, подпёр её плечом и свирепо зыркнул на отца Гведония, выразительно помахав дематором.
- Не надо, матушка, - сообразил полусонный священник. – Сейчас Купол разверзнется. Я пойду словохлам принимать. А уж потом вместе отзавтракаем.
- Куда ж ты пойдёшь голодным! – отозвалась матушка совсем рядом.
- Ступай с Лепестом, матушка. Голод – это во благо. Ибо Либра говорит, что путь к господу лежит через страдание и усмирение плоти.
Аргумент подействовал. Из-за двери было слышно, что грузная матушка, явно не желающая усмирять плоть, стала удаляться. Священник подошёл к окну, осторожно выглянул и испуганно обернулся к друзьям.
- Пора!
Герт сжал губы в узкую полоску и деловито произнёс:
- В общем так. Выходишь на улицу первым, мы за тобой. Если кого встречаем, ты отбрехиваешься, мол, поставил нам блокировку и всё такое. Вздумаешь нас выдать – дематериализую.
Он щёлкнул предохранителем дематора, и священник вздрогнул.
- Понял, понял!
- А с этими что делать? – спросил Фил, указывая на связанных смотрил. Один из них пришёл в себя и зло смотрел на друзей, готовый заорать в любое мгновение.
Герт в качестве ответа подошёл к отцу Гведонию, бесцеремонно оторвал ему полу рясы, разорвал на две половины и заткнул смотрилам рты.
- Чтобы не орали, - объяснил он и обратился к священнику: - Потом вернёшься и можешь их развязать, если захочешь.
- Нам пора, - напомнил священник, тревожно поглядывая на окна.
- Успеем, - процедил Герт, копаясь в карманах и зачем-то перекладывая действяки и навычки. – Подготовиться надо на всякий случай… Если у прята матэргии не хватит… Давай явломёты оставим. Лишняя тяжесть не нужна, да и матэргия на них будет тратиться лишняя, чтобы спрятать.
Закончив странные манипуляции с обвещью, новичок выпрямился, решительно сверкнул глазами и произнёс:
- Ну, братцы, с Лепестом! Рванули!
Дом священника удачно расположился недалеко от Купола. Подавленный ночными событиями, исполнительный отец Гведоний брёл к нему, опустив голову. Он машинально отвечал на вопросы смотрил, которые выбрались из своих жилищ посмотреть на красивое зрелище. К счастью, смотрилы из-за нехватки ума не отличались любопытством и не допытывали, кто это идёт рядом с ним и почему священник такой понурый и растрёпанный.
Друзья добрались до Купола очень удачно: он как раз начал разъезжаться. На полупрозрачной его поверхности появилась быстро увеличивающаяся трещина, из которой хлынул яркий свет.
- Только не вздумай в религиозный экстаз впадать! – прошипел Герт на ухо Филу. – Изувечу!
Тот кивнул в ответ, не отводя завороженного взгляда от небывалого зрелища. Второй раз романтик наблюдал открывающийся Купол. Но на этот раз зрелище было внушительнее, потому что Купол находился в каких-то нескольких десятках шагов. От того, что сейчас он, Фил, обычный нищесвой-неудачник, попадёт в святая святых, сильно билось сердце. Ещё пару дней назад об этом и мечтать было страшно. Нищесвой порадовался, что у него не было романтики, которая сейчас бы его выбила из колеи совершенно. Нужно не мечтать, а действовать, как говорил его решительный напарник.
Когда Купол разверзся, и посёлок озарился загадочным светом Закуполья, в проёме, как и в прошлый раз, показались две высокие фигуры в синей форме. Фил хотел упасть на колени, но, глянув на решительного напарника, благоразумно решил этого не делать. Он украдкой перетреуголился, поглядывая на Герта, который осторожно выудил из кармана прят и начал готовить его к работе.
Но торжественность момента, которого подсознательно ждал Фил, наверное, всю свою жизнь, была нарушена.
- А, южане! – раздался над ухом зычный голос главаря Тирла. – Заблокировались уже?
Фил резко обернулся и этим встревожил Тирла. Последний достал унимер, но не успел ничего предпринять. Герт активировал прят, и друзья на глазах опешившего главаря исчезли.
- Они здесь! – тут же завопил испуганный священник. – Ищите их. Это грабители! Они обокрали меня!
Тирл снял с плеча явломёт и снял его с предохранителя. Он присел и начал водить стволом из стороны в сторону, как будто это могло ему помочь увидеть столь внезапно исчезнувших «южан».
Фил в который раз за последнее время почувствовал себя невероятно странно. Он первым делом глянул под ноги и чуть не упал: ног не было.
- Не смотри под ноги, беги по памяти, - посоветовал новичок, активируя два действяка-скорости.
Друзья быстрее мухокомаров понеслись к проёму в Куполе. Пробегая между двух грузчиков с второсклада, «вестников Лепестовых», Фил хотел замереть в благоговении, но сильным тычком в спину Герт отправил его дальше. Романтик только успел уловить беседу грузчиков:
- Что там по накладной?
- Словохлама четыре тонны и свежая живность.
- Что за живность?
- Копошуны, саложоры и парочка подхрипышей.
Почти весь проём заняла огромная прозрачная ёмкость с невероятным количеством словохлама. Было видно, как среди обвещи неприятно шевелятся омерзительные создания, наверное, это и были упомянутые копошуны и подхрипыши.
- Не останавливайся, вперёд! – крикнул Герт, подталкивая Фила в спину.
Тот испуганно обернулся и прошептал:
- Ты чего орёшь? Услышат!
- Не услышат! У нас же прят! – в полный голос возразил новичок, не останавливаясь. – Я же тебе вчера объяснял!
Аккуратно, бочком напарники протиснулись мимо прозрачной ёмкости, содрогаясь от омерзения, и, выбравшись за Купол, зажмурились от яркого света.
Фил открыл глаза; свет нестерпимо резанул, и пришлось зажмуриться снова. Но за это короткое мгновение романтик успел заметить высокие деревья, покрытые зелёной листвой, равнину, покрытую яркими цветами и высокую изгородь в сотне шагов впереди. Когда он открыл глаза вторично и проморгался, то охнул от восторга.
После угрюмого Отстойника Закуполье казалось чудесной страной из сказок старой Лайги, которые она рассказывала детворе, когда была в благодушном настроении от своей браги. Мир за Куполом был окрашен в яркие радостные цвета в отличие от угрюмых блёклых тонов Отстойника. Романтик посмотрел наверх и присел от неожиданности. Он не увидел над головой привычного полупрозрачного Купола, лишь ярко-синее небо, по которому плыли незнакомые белые комья. А нестерпимо яркий свет лился от светила, которое висело посреди неба.
И растительность! Лепест праведный, какая тут была растительность! Разве напоминала она чахлые кривые кусты или жухлую траву Отстойника! Озарённая светилом, она была настолько красочна, что у бедного романтика закружилась голова.
- Вот мы и дома, Фил, - улыбнулся Герт и не удержался от колкости: - Прости. Я хотел сказать «господин Фил».
Романтик хотел упасть на траву и лежать долго-долго, любуясь белыми комьями на небе и вдыхая сладкий аромат ярких цветов. Наверное, романтика за последние сутки увеличилась и в несколько раз превысила норму. Но новичок не дал упасть, он неожиданно толкнул Фила и крикнул:
- Бежим!
Не успев опомниться, Фил помчался вместе с Гертом к высокой изгороди. Сзади раздалось топанье, но оглянуться назад не было сил. На ходу новичок вынул пару навычек и активировал их. Это были прыгучести. Поэтому, добежав до стены, друзья легко перемахнули через неё, словно две блоховошки. За изгородью рос густой кустарник; Герт потянул романтика за рукав, и они присели в кустах, затаив дыхание.
С той стороны изгороди раздались топот и дыхание преследователей.
- Куда они побежали? – спросил звучный баритон.
Не менее звучный тенор ответил ему:
- Кажется, за забор перепрыгнули.
- Сколько их?
- Двое. Смотрилы в оранжевой форме.
- Кошмар! Сколько тут работаю, первый раз такое случилось.
- Я тоже не слышал, чтобы из Отстойника кто-то выбирался.
- Сообщи, пусть дружина сконфигурится и наряд сюда перепухнет. Я пока покараулю.
Сидящего в кустах Фила вдруг осенило:
- Зачем мы прячемся? – спросил он в полный голос. – Мы ведь невидимы.
- Тихо, идиот! – зашептал Герт. – Мы уже давно видимы. Матаккумуляторы сели.
Романтик оглядел себя и убедился, что новичок прав. А голос за стеной обрадовался:
- Эй, Дак, они здесь! На территорию забрались!
- Отползаем! – прошептал Герт, и друзья начали потихоньку пробираться вдоль изгороди.
Изгородь окружала с полдесятка внушительных строений, в окнах которых отражалось светило. На счастье беглецов людей им не встретилось, лишь за изгородью где-то топал один из грузчиков. Фил предложил отползти подальше и отсидеться, но Герт отверг это предложение:
- Сейчас сюда перепухнут дружинники.
- Дружинники? Перепухнут?
- Ну да, - тревожно проговорил новичок, оглядываясь. – Дружинники – это вроде смотрил ваших, только они временно конфигурятся. И у нас скоро будут очень большие неприятности. Даже не знаю, что и придумать.
- Я же говорю, давай отсидимся тут, - начал сердиться Фил. - Может, не заметят.
Герт с сожалением поглядел на романтика:
- Эх ты, темнота! У них ведь следило есть. Штуковина такая. С ней любой предмет можно где угодно увидеть и следить за ним.
- Ну, так то предмет…
- А мы кто, по-твоему?
- Люди.
Теперь настала очередь раздражаться Герту:
- Следилом можно увидеть любой предмет, любую вещь, любое существо, любое явление, функцию, формулу, действие где угодно и когда угодно. В любом участке дружины при конфигурации появляется такое следило. Ясно?
- Ясно, - убито пробормотал Фил, не понимая толком насчёт конфигурации, но догадываясь, в какую переделку они вляпались. Теперь их точно схватят и в абстров превратят. Герта сделают Решительным Человеком, а его, Фила – Романтическим Нечто.
Но решительный Герт не унывал. Он деловито оглядел ближайшее строение и с досады хлопнул себя по колену:
- Жаль, перепухальника нет. Можно было бы на склад проникнуть…
- Зачем?
- Поискать розетку матэргетическую: матаккумуляторы у прята зарядить. Тогда бы мы спрятаться могли от следила. Я тебе что, каждую мелочь объяснять должен?!
- А зачем перепухальник? Может через дверь можно?
Новичок настолько рассердился, что на мгновение выскочил из кустов:
- Какая дверь?! Где ты двери видишь, дурень?! Нет в Закуполье дверей! Нет!! Нигде нет! Тут все перепухают! Для этого перепухальник нужен! Понял, неуч?!
- Тогда через окно, - невозмутимо предложил романтик. – Окна ведь в Закуполье есть. Сам посмотри, вон их сколько.
Герт на удивление уважительно поглядел на Фила:
- Ты прав. Давай-ка за мной поживее, пока дружина сюда не перепухнула.
Проникнуть в ближайшее строение оказалось очень легко. Герт камнем разбил прозрачную субстанцию («стекло», как объяснил он), и друзья влезли в образовавшийся проём, ухитрившись не порезаться.
Напарники попали в титанических размеров зал. Фил огляделся и присел от удивления. Он увидел длинные ряды огромных призм, верхние основания которых упирались в недосягаемый потолок. Где-то на середине каждой призмы мерцала надпись. Научившийся читать романтик разглядел ближайшие надписи: «Магнитная проницаемость», «Момент инерции», «Текучесть». На каждой призме сбоку была приделана какая-то штуковина с двумя рукоятками и тёмным овальным отверстием между ними. Над одной рукояткой была надпись «Загрузка», над другой – «Выгрузка», а над овалом – «Поставь носитель».
- Знаешь, дружище, куда мы попали? – повернул к Филу радостное лицо новичок. – В пещеру с сокровищами! Это - хранилище свойств!
- Второсклад? Для Лепеста?
- Ага. А заодно и для нужд наружников.
Фил не понял, причём здесь наружники. Но времени на обдумывание у него не было – слишком много нового вокруг. Значит, призмы – это огромного размера накопники, в которых хранятся свойства. Фила даже затрясло от возбуждения:
- Так давай ими нагрузимся!
- Нам прят зарядить сперва нужно, - возразил Герт, глазами пытаясь отыскать розетку. – И спрятаться, как следует.
Ближайшая матэргетическая розетка нашлась на стене между призмами с надписями «Живучесть» и «Размножаемость». Едва Герт успел подсоединить к ней прят, как Фил почувствовал какое-то движение. В десяти шагах от них возникли пять рослых наружников в серой форме с красными повязками. Четверо из них держали в руках дематоры, а пятый – странный плоский предмет, на который он смотрел не отрываясь. Герт охнул и активировал прят. Романтик почувствовал знакомое странное ощущение и понял, что они с Гертом исчезли.
Невооружённый наружник недоумённо поднял голову, потом потряс плоским предметом и сказал своим друзьям:
- Не пойму ничего. Только что тут были!
Один из вооружённых через плечо глянул на предмет.
- Вот гады! Прятом воспользовались! Теперь следило бесполезно!
Невооружённый расстроено опустил плоскую штуковину и развёл руками:
- И как теперь их ловить будем? Не сидеть же здесь всё время.
- Только старым добрым способом – натянем пуст вокруг склада. Через него не проберутся. И матэргию отрубим: их прят через полдня разрядится.
- И что толку, следило не следит через пуст!
- Зачем следить? Будем запухать сюда время от времени. А сами у грузчиков посидим пока. Здесь-то и сидеть не на чем.
- А если у них перепухальник тоже есть? Упухнут, а мы будем, как дураки, сидеть у грузчиков…
- Откуда у этих животных из Отстойника перепухальник! – хохотнул один из серых.
Все пятеро моментально растворились в воздухе.
- Кто это? – спросил Фил шёпотом. Хоть Герт и говорил, что с прятом можно говорить в полный голос, но романтик в это слабо верил.
- Дружинники, кто ж ещё! Блюстители порядка!
- Я не понял, что они собираются делать.
- Ты же слышал – пуст натягивать. Это скверная вещь, брат. Просто пустота без свойств и особенностей. Вляпаешься в неё – и прямиком на тот свет!
Стараясь далеко не отходить от заряжающегося прята Герт приподнялся и вытянулся, чтобы выглянуть в окно. За окном дружинники возились с пустом, оборачивая им здание. По лицу новичка было видно, что на этот раз вляпались друзья крепко.
- У тебя же дематор есть, - вспомнил Фил. – Может, этих дружинников того самого?..
- У них тоже не злапаусы в кобурах! – огрызнулся новичок. – Перестреляют на раз!
И он опять задумался.
- Ну, Герт, ты чего нос повесил? – жизнерадостно прошептал романтик. - У нас же полно свойств, посмотри вокруг!
Он обвёл рукой вокруг себя, показывая на бесконечные ряды призм. Но понурившийся новичок не разделил его оптимизма.
- И что? – уныло спросил он.
- Как что?! Напитаемся силой и прошибём этот пуст!
- Я же тебе уже объяснил, что пуст – это абсолютная пустота. Её ничем не прошибить.
- А мы всю силу заберём, которая есть на этом складе, - сказал романтик уже не очень уверенно.
- Тебе же, дурню, рассказывали про Хабидоську!
- Причём тут Хабидоська?! – удивился романтик, не уловив мысли Герта.
- А при том, что нельзя много свойств в себя пихать! Перенасыщение может произойти. Интересно, чем ты слушал проповеди?
- Ты же сам говорил, что это всё ерунда. Как там… Религия – опиум для народа!
- Может и говорил, - согласился новичок. – Но в данном случае Либра права. Перенасытишься свойствами – может произойти качественный скачок. Большое количество положительного свойства скачком переходит в отрицательное качество. Вник хоть чуть-чуть?
Фил понял, конечно, далеко не всё. Но он не стал обдумывать слова Герта, потому как ему в голову пришла новая мысль.
- Прят зарядился? Давай поищем с тобой хитрость. Где-то тут она мелькала…
Новичок ничего не успел возразить, как Фил схватил прят, выдернув его из розетки, и пошёл искать по залу хитрость. Герту пришлось пойти рядом с ним, чтобы не выйти из поля действия прята. Им не пришлось долго блуждать среди рядов: призма с хитростью нашлась довольно быстро.
Герт не успел ничего сказать, как Фил вынул накопник и сунул его в овальное отверстие. Немного подумав, он повернул рукоятку с надписью «Выгрузка».
- Погоди, ты что делаешь? Вдруг тут сигнализация…
Но Фил только отмахнулся. Рукоятка щёлкнула и призма тихонько зажужжала. Металлический женский голос равнодушно произнёс:
- Для идентификации положи правую руку на панель.
Романтик немедленно подчинился.
- Выгрузку свойств производит только заведующий складом, - сообщил голос. – При следующей попытке выгрузки будет открыт огонь на поражение!
8
До вечера друзья сидели в почти полной темноте: лучи светила («солнца», как называл его Герт) не могли пробиться через пуст. Лишь тускло мерцали надписи возле призм. То, что снаружи вечер, можно было только догадываться. Новичок отключил бесполезный прят, решив активировать его, когда в помещение перепухнут полицейские.
Положение друзей было аховым, ещё хуже чем тогда, в доме отца Гведония. Перескочить абсолютную пустоту, поглощающую любой предмет, любое существо, было невозможно. Единственный способ – перепухнуть через отверстие в пусте, когда очередной дружинник появится, чтобы проконтролировать ситуацию. Как объяснил Герт, для этого нужно специальное устройство – перепухальник, который позволяет исчезнуть в этом месте и материализоваться, «вспухнуть», в другом.
- Я уже говорил, у всех наружников есть перепухальники, - «успокаивал» он удручённого романтика. – В любое место за мгновение перемещаешься.
- И в жилища тоже?
- Конечно.
Хоть Фил и делил в Отстойнике жилище на несколько десятков человек, он знал, что жилище может быть и персональным. Например, Мих жил один в весьма обширном по меркам обиталища доме. Или отец Гведоний, который тоже обладал собственным домом.
- Это что же получается, что у тебя дома в любой момент могут вспухнуть незваные гости? Или, ещё хуже, воры?
- Тёмный ты человек! – с сожалением посмотрел на Фила новичок. – А пуст на что? Мы на ночь или когда уходим надолго, всегда включаем пуст. А если ты в квартире живёшь, то для пуста есть специальное пустое пространство в стенах. Перед уходом ты туда напускаешь пуст, и он как бы обёртывает квартиру. Ты не об этом сейчас думай!
Фил мало что понял из рассказа Герта. Одно было ясно – перепухальник был необходим как воздух. И с ним нужно ловить момент, чтобы выпухнуть со склада.
Пару раз в пусте появлялось небольшое отверстие, и в помещении возникал дружинник с небольшим светилом в одной руке и со следилом в другой, но друзья были начеку. Они моментально активировали прят, и блюститель порядка зря пялился в следило, пытаясь их отыскать. Попытаться с помощью прята проскользнуть мимо дружинника было опасно – для двоих отверстие в пусте было слишком мало. Заденешь чуть – смерть моментальная. К тому же за дружинником отверстие через пару мгновений захлопывалось. Видимо, коллеги следильщика опасались, что под прятом беглецы выскочат и скроются.
В третий раз вслед за дружинником в отверстие протиснулась юная красавица в синей форме. Как только Фил в тусклом свете дружинникова светила увидел спутницу следильщика, у него отвисла челюсть и забилось сердце, как при быстром беге. Он чуть не выскочил из поля действия прята, но новичок вовремя удержал его.
Она была ослепительна, эта девушка. Найза, первая краса обиталища нищесвоев, по сравнению с ней была страшна как толстоглазик. У этой девушки были все атрибуты красавицы, и они превышали все разумные пределы. Блондинка с огромными синими глазами, точёным лицом и пухлыми чувственными губами. Фигура и грация – словами не выразить! Она что-то сердито говорила чарующим голосом, а дружинник кивал головой и пытался возразить. Фил прислушался к разговору.
- Нельзя пустом опутывать склад! – чарующе возмущалась блондинка. – Кто вам разрешил?
- Но тут беглецы прячутся, - объяснял ей дружинник, поглядывая на следило. Свободную руку он держал на кобуре с дематором.
- Нет тут никого. Они давно уже удрали, ваши беглецы.
- У них перепухальника нет. И отверстие мы захлопываем тут же.
- Мне всё равно! – очаровательно сердилась девушка. - Я – заведующая складом и отвечаю за сохранность свойств. Нельзя держать в темноте меганакопники – могут параметрявки завестись.
- Так дежурное освещение включи.
- Оно автоматически включается в ночное время. А сейчас не ночь.
Они ещё некоторое время препирались, потом девушка достала своё светило и отправилась к противоположной стене помещения, мимо притаившихся под прятом беглецов. Фил чуть не потерял сознание, пока она проходила мимо. Лишь присутствие опасности в виде дружинника удержало его от падения.
- Послушай, Нея! Тебе нельзя здесь оставаться, - канючил дружинник, шагая рядом с ней и озираясь.
- Но мне отчётность нужно готовить! – хмурилась ослепительная Нея.
- Я с тобой посижу. Тебе охрана нужна.
- Ты меня отвлекать будешь. Ничего со мной не случится. Я кабинет пустом отгорожу.
У Фила возникла мысль выскочить из поля действия прята и напасть на дружинника, но он её отмёл: товарищи блюстителя придут на помощь, если их напарник пропадёт в помещении надолго. Беглецы под прикрытием прята осторожно проследовали за парочкой, пока не упёрлись в противоположную стену. Блондинка подошла к двери и скрылась за ней. Дружинник некоторое время постоял в раздумье, а затем двинулся назад и через некоторое время пропал в отверстии.
- Ты же говорил, что в Закуполье дверей нет, - шепнул Фил.
- Я про наружные говорил, - огрызнулся Герт. – А межкомнатные есть. Внутри помещения можно и пешком походить, чтобы перепухальник не тратить.
Он отключил прят и проговорил:
- Значит так, Фил, у нас есть только один способ отсюда выбраться – раздобыть перепухальник. И он есть у этой блондинистой стервы.
- Зачем ты её так называешь? – оскорбился романтик. – Она не стерва! Такая красивая…
Герт с интересом глянул на Фила, и тот покраснел.
- О-о! Как интересно! Наш романтик интересуется женским полом! – ехидно обрадовался новичок. – Дурында ты всё-таки, нищесвой!
- Почему это? – вскинулся романтик.
- Да потому что она – заведующая этим хранилищем. Сам видишь, свойств тут – уствойствиться можно по самое горло! Вот она и нахапала себе блондинистости и фигуристости.
- Своровала?
- Вот чудик! Зачем воровать? Она свойства списывает. Усушка, утруска… Она же кладовщик!
Романтик только обречённо махнул рукой, мол, всё равно не понять. Герт разъяснять не стал. Он дружески похлопал его по плечу:
- Я не думал, что ты такой чувствительный, братец! От первой же смазливой девки слюной изошёлся, как подросток. В город выберемся, там такие девицы ходят – весь тротуар слюной укапаешь.
Новичок мечтательно посмотрел на потолок:
- У нас ведь женщины любят свойства менять как наряды. По утрам нацепит на себя хозяйственность, днём – деловитость, а зато по вечерам в ресторанах и клубах… М-м-м!.. Сегодня у неё стервозность зашкаливает, завтра – миловидность и доверчивость, послезавтра – красота и ласковость…
- Зря ты всё красноречие у отца Гведония забрал, - прервал разглагольствования Герта Фил. – Разошёлся – не унять.
И тут романтика осенило:
- Слушай, может, с твоим красноречием у этой Неи перепухальник выпросить? Ну, наговоришь ей всяких приятностей…
Герт встрепенулся было, но тут же потух.
- Не получится. Посмотри на неё и на меня. Куда ж мне с такими внешними данными!
Он продемонстрировал грубые руки, неприятное смотрилоподобное лицо и мощный, но кривоватый торс.
Уловив движение среди призм, друзья метнулись к пряту и скрылись под его защитой. На этот раз в зале оказался не дружинник. По помещению из угла в угол заметались неуловимые глазу призрачные тени.
- Что это? – содрогнулся Фил.
- Не бойся, это параметрявки. Ожившие свойства, грубо говоря. Они не опасны.
- Вроде абстров?
- Не совсем. Точнее, наоборот. Абстры – это абстрактные Люди, Существа или Предметы. А параметрявки – это живые свойства.
Герт уже хотел отключить прят, но тут дверь, за которой скрылась заведующая складом, распахнулась, и на пороге появилась она, Филова пассия. Блондинка была растрёпана и сердита, в правой руке она держала какое-то приспособление, а в левой – зажжённое светило.
- Я же говорила этим идиотам, что в темноте параметрявки заводятся, - проворчала она вполголоса. – Сейчас эти тварюшки отведают моего чистила!
Девушка щёлкнула приспособлением и, держа его перед собой, как оружие, двинулась по проходу между рядами призм. Параметрявки заметались с удвоенной скоростью. Ослепительная блондинка чистилом загоняла их обратно в меганакопники, но шустрые существа упорно не хотели загоняться. Параметрявки явно беспокоили её больше, чем притаившиеся в темноте преступники, о которых предупреждал дружинник. А, может, она просто забыла о них – слишком коротка память в блондинистой голове.
Чтобы не тратить драгоценную матэргию, друзья спрятались в самом дальнем углу и отключили прят. Они довольно долго наблюдали, как красавица бойко расправляется с параметрявками и превращает обратно в обычные свойства. Маленькая симпатичная параметрявка, спасаясь от карающего чистила, метнулась в угол, где прятались беглецы и в нерешительности остановилась перед ними. От неё веяло таким обаянием, что Фил так и понял, что это – ожившее Обаяние.
- Ну, иди сюда, - тихонько позвал параметрявку Герт. – Прыгай в меня, спасайся.
Обаятельная параметрявка некоторое время раздумывала, но, услышав приближающийся противный скрип чистила, решилась прыгнуть на грудь новичку и проникнуть ему внутрь. Видимо, для параметрявки лучше быть чьим-то свойством, чем сидеть в тесном меганакопнике. Герт тут же преобразился. На его похорошевшем лице заиграла очаровательная улыбка.
- А теперь держись, красотка! – проговорил он, вышел из засады и направился прямо к блондинке. Всё произошло так быстро, что Фил не успел его задержать.
Девушка, увидев вышедшего из ниоткуда Герта, опешила, а затем, моментально придя в себя, замахнулась на него чистилом, как на надоедливую параметрявку. Но обаятельный новичок не смутился:
- Привет! – поздоровался он, ослепительно улыбнувшись.
Фил сморщился от такого банального начала разговора.
- Ты кто такой? – грубо спросила заведующая складом, отступая к меганакопнику. – Я дружину сейчас позову.
- Зови, - просто сказал Герт. - Но сперва дай немного посмотреть на тебя. Хочу запомнить напоследок твоё лицо, твои глаза.
Романтик сплюнул и закрыл лицо обеими руками.
- Зачем это? – поинтересовалась блондинка, опуская чистило.
- Я люблю тебя, - заявил Герт. – С того момента, как впервые увидел. Ради тебя я проник сюда, рискуя своей свободой, а может и жизнью.
Герт когда-то рассказывал, что одни свойства влияют на другие. Наверное, увеличение блондинистости добавляет наивности и отнимает ум. Идиотская фраза новичка почему-то произвела на девушку впечатление. Она очаровательно улыбнулась:
- Ты пришёл, чтобы признаться мне в любви?
- Да. А ещё, чтобы забрать тебя отсюда и увести в дальние страны.
- Ты хочешь меня похитить? – удивилась блондинка. По её виду было видно, что она совсем не прочь, чтобы её похитили и увезли с этого скучного склада.
- Хочу. Я объявил об этом на весь белый свет, и стал преступником.
- Так ты стал преступником из-за меня?! – обрадовалась глупая девушка.
Обаяние параметрявки, помноженное на красноречие отца Гведония и усиленное решительностью из Филова накопника, дало потрясающие результаты. Непрерывно болтая подобную чушь, Герт всё больше и больше располагал к себе блондинку. Удивительно, как у него получалось изображать из себя мужественного и романтичного героя, не боящегося ради любви пойти на нарушение закона, и в то же время деликатного при общении с женщиной. Фил даже пожалел, что параметрявка-обаяшка прыгнула не в него. Герт играл роль отчаянного влюблённого парня настолько блестяще, что романтик чуть было не поверил в искренность чувств новичка к блондинке. Но обаятельный Герт знал своё дело. Постепенно, шаг за шагом он направлял беседу в нужное русло:
- Для того чтобы бежать в жаркие страны, нужны средства. Много средств.
- Не бойся. Я же заведующая. Гигасвоями списываю.
- А, так ты тоже преступница! – обаятельно рассмеялся Герт. – Родственная душа. Так почему бы двум родственным душам не убежать вместе, прихватив парочку гигасвоев. На лазурном берегу под пальмами на шезлонгах мы неплохо проведём время.
Новичок ещё долго расписывал блондинке прелести загадочных дальних стран, не забывая намекать, что для того, чтобы наслаждаться любовью под жарким солнцем, неплохо бы иметь несколько гигасвоев про запас. Фил боялся одного: что появится в очередной раз дружинник и весь замысел Герта провалится.
Девушка скрылась за дверью и скоро вернулась с объёмистым накопником в руках. «Влюблённый» Герт ещё немного поворковал с ней. Фил прислушался к разговору и понял, что тот уговаривал блондинку дать ему перепухальник.
- Сделаем так, - говорил новичок со всей страстностью, на которую у него хватало решительности и красноречия. – Я воспользуюсь твоим перепухальником, перепухну в город и разузнаю, как можно выбраться. Ты пока сиди тут и карауль накопник. Когда я вернусь, мы подхватим твои гигасвои – и вперёд, навстречу ветру и солнечным лучам!
Услыхав эту ахинею, Фил хотел выскочить из укрытия и заорать: «Ты совсем спятил! Куда ты собрался?! А как же я?!» Ему был непонятен замысел Герта. Он его понял только после того, как новичок, обменявшись с блондинкой страстным поцелуем, бережно принял из её рук перепухальник и неожиданно подхватил с пола накопник, что есть сил рванул к Филу. Тот догадался, что нужно делать, и мгновенно активировал прят.
- Ну ты даёшь! – восхитился Фил, когда поле прята окутало их вместе с накопником. А потом вдруг встревожился: - А как мы вдвоём выберемся? Перепухальник ведь один!
- Не бойся, вдвоём тоже можно, если не очень далеко. А город рядом, на двоих перепухнуть хватит. Смотри, как красавица рвёт и мечет. Жалко ей списанных свойств.
Фил невольно зажмурился, увидев в двух шагах впавшую в ярость блондинку, в один миг потерявшую и возлюбленного и накопленные за несколько лет свойства.
- Сволочь! Гад! Подонок! Жулик! Спрятался, ублюдок?! Появись только, я тебе покажу жаркие страны с шезлонгами!
Светлые красивые её волосы растрепались, на щеках играл яростный румянец, в общем, она стала ещё красивее. Блондинка в бешенстве размахивала чистилом, и недозагнанные параметрявки, перепуганные, метались по всему помещению. Герт довольно захохотал. А потом посерьёзнел и сказал:
- Шутки в сторону. Нам с тобой нужно подзагрузиться свойствами и бежать отсюда в город.
Фил потыкал ногой увесистый накопник.
- Куда нам столько. Ты же сам недавно напоминал о Хабидоське. Мол, чересчур много свойств – это очень плохо.
- Так мы и не будем много брать. Силы у нас навалом. Возьмём ума, хитрости, силы воли, ещё чего-нибудь. По килосвою-другому каждого свойства. На каждого, естественно. У дружинников следила настроены на определённую личность. А личность – это набор свойств. Мы добавим себе свойств, наши личности изменятся, и их следила нас потеряют.
Друзья быстро накачались самыми отборными свойствами. Опытный Герт следил, чтобы их количество не зашкалило, и не произошло «скачка». Накачавшись до предела, новичок приподнял накопник и отметил, что тот почти не похудел.
- Остальные с собой возьмём, пригодятся, - решил Герт, берясь за накопник.
И тут Фил вспомнил нечто важное:
- Послушай, ты как-то рассказывал, что на второскладе есть не только свойства. Что это – склад вторички. Значит, тут где-то должны быть действяки, следствия, навычки…
- Ну, есть в соседних зданиях. И что?
- Давай их тоже с собой наберём побольше.
Герт задумался на мгновение:
- Не получится. Посмотри на прят, он разрядится скоро. А матрозетки эти гады отключили.
- А зачем нам прят? Ты ведь говорил, что наши личности изменились. И следилом теперь нас не отследить.
- Следилом не отследить, это верно. Но глазами-то они нас могут увидеть. Какая разница, изменили мы личность или нет. Любые посторонние на складе вызывают подозрение. Так что давай лучше не рисковать.
Было видно, что новичок слегка нервничал, ожидая, когда разверзнется пуст. К тому же его раздражала неугомонная блондинка, которая то и дело проносилась мимо друзей, размахивая чистилом. Скрывая волнение, Герт непрерывно болтал:
- Я тебя, брат, с такими людьми познакомлю! И мы перевернём вверх дном всё Закуполье! С такими свойствами да не перевернуть!
Герт, устав болтать, занялся перепухальником. Он перевёл перепухальник в состояние готовности и как раз вовремя. В пусте появилось отверстие, и в зал проник дружинник. Новичок мгновенно схватил Фила за рукав и скомандовал:
- Приготовится… Старт!
И оба они в тот же миг исчезли.
Часть вторая. Прилетел зелёный блум
1
Незнакомые со спецификой нашей работы обыватели считают дилаперов суперменами, способными невредимыми выплыть из цистерны с серной кислотой и одной левой уделать десяток вооружённых врагов. Чушь, конечно. Я, например, дрался последний раз ещё в школе, а из выживательских премудростей помню только то, что мох растёт с северной стороны.
Некоторые молодые дилаперы в первые годы работы в «Межмирторге» с упоением учатся стрельбе, фехтованию, рукопашному бою и выживанию в экстремальных условиях. Мы, опытные волчары дилапинга, смотрим на эти игрушки свысока. Если ты наглупишь во время проекта, и против тебя восстанут все силовые организации нового мира, то умение лягать в челюсть и пулять из пистолетика тебе вряд ли поможет. Против тебя будет обращена мощь тайной полиции, жандармерии, спецназа или ещё каких-нибудь подобных структур: понятно, что ни пистолет, ни даже пулемёт с миномётом тут не помогут.
На этот дилапинговый проект мне выделили «балласт». Так мы, тёртые, называем дилаперов-стажёров, которых нам навязывают «для получения навыков практической работы в дилапинге». Приятного мало. Прожжённому спецу проще действовать в одиночку. Одному легче адаптироваться, добывать пищу, разыскивать жилище в новом мире и выпутываться из возможных передряг. А тут приходится, как няньке, заботиться о стажёре. Мне в этот раз навязали Виталика, который в «Межмирторге» работает месяца три. Инициативный и глуповатый молодой человек невзрачной, как у всех дилаперов, внешности. Он первый раз на проекте, поэтому придётся с ним держать ухо востро: может такое отчубучить, что потом придётся бежать отсюда сломя голову. Были уже прецеденты с подобными юнцами.
Как только мы вышли из горловины вещевода, Виталик выудил из наспинной кобуры пистолет, киношно присел и начал им размахивать из стороны в сторону. Я внутренне улыбнулся, вспомнив, как сам лет десять назад первый раз переместился и тоже веселил опытного напарника похожими ужимками.
- Остынь, - посоветовал я стажёру. – В радиусе трёх километров ни одной живой души. Отдел перемещения гарантирует.
Он вскинулся и диковато глянул на меня, нервно тиская оружие.
- Дай игрушку сюда, - протянул я руку за пистолетом. – Она тебе не понадобится. У тебя есть другое оружие.
- Какое? – жадно спросил стажёр. Подумал, наверное, что я для него припас гранатомёт, и сейчас его выну из рюкзака.
Вместо гранатомёта я постучал ему по черепу согнутым пальцем:
- Вот такое. Серенькое и извилистое. Это твоё главное и единственное оружие, которое должно быть всегда почищено, смазано и заряжено.
Виталик, увидев мою улыбку, угодливо засмеялся, но тут же осёкся, испуганно глядя по сторонам. Как это всё знакомо!
- Не волнуйся. Если кто-нибудь на нас нападёт, я тебя успею вытащить, - пообещал я, стараясь поддержать юнца.
Я понимал его напряжённое состояние. Среди стажёров часто ходят байки об ужасных смежных мирах, где правит бал инквизиция или каннибалы. Попавшихся дилаперов там варят живьём или сдирают с них кожу. Тут стажёры правы, такие миры бывают. Но они не знают, что инквизиция для опытного дилапера – это всё равно что детсадовская младшая группа против чемпиона мира по каратэ. Я делал дилаперские проекты в нескольких десятках мирах, пару раз попадал на невольничий рынок в кандалах, три раза - на каторгу, один раз – в концлагерь и два раза – в лапы религиозных изуверов. И ничего, выкручивался. С помощью головы, кстати, а не пистолета или приёмов рукопашного боя. Новички пугают друг друга понятными страшилками вроде пыток и казней. Но они не знают, что в новых мирах бывают вещи гораздо страшнее, после которых инквизиция покажется благотворительной организацией.
- Давай спрячем твою пукалку, - предложил я Виталику. – И вообще пора делами заняться.
Я специально принял деловой тон, чтобы новичок не зацикливался на внутренних страхах, а начал действовать. И тогда страхи сами собой развеются.
Когда сканировщики «Межмирторга» находят новый смежный мир, они дают ему условное название. Последнее, как правило, берут с потолка. Чтобы не путаться, наш родной мир принято называть Землёй. Строго говоря, в смежные миры мы тоже перемещаемся на тамошнюю Землю, но её так называть не принято – путаница возникнет.
Мир, который нам предстояло дилапировать, назвали Миоген. Что это такое ответить мог только автор названия. Миоген в том месте, куда нас переместили, был довольно уютным мирком. Время года – то ли конец лета, то ли ранняя осень. Температура – градусов двадцать. Небольшая облачность, осадков нет. Место высадки сродни нашей средней полосе. Вокруг нас с новичком – небольшой лесок с высокими деревьями, что-то среднее между берёзами и соснами, и густой травой. Изучать местную флору – дело наших учёных, которые через несколько лет после дилапинга обязательно сюда прибудут и начнут ползать с лупами и всякими приборами. Бестолковая и бесполезная профессия – учёный, хоть физик, хоть ботаник. Потому как от их трактатов толку как от козла молока. Будь моя воля, я бы давно всех их поразогнал вместе с колбами и пробирками.
Мы нашли симпатичный холм на опушке леса, с которого прекрасно просматривалась местность. В кустарнике возле холма мы спрятали рюкзаки с припасами и пистолет Виталика.
- Ну, Виталик, что теперь будем делать? – спросил я тоном университетского экзаменатора.
Стажёр покраснел и закатил глаза. Его весьма среднего качества мозг производил чудовищную интеллектуальную работу, листая в памяти страницы многочисленных межмирторговских инструкций.
- Смелее. Какой первый этап любого проекта? – подбодрил я юнца.
- Эксклюза! – выпалил он.
После такого ответа мне захотелось пинками погнать Виталика назад к горловине, запихнуть его в вещевод и зашвырнуть обратно на Землю. Он же, видя моё кислое лицо, решил, что мне не нравится дилаперский жаргон, и тут же поправился:
- Эксклюзивные товары и услуги, я хотел сказать...
Ничего не скажешь, уровень подготовки молодёжи оставляет желать лучшего. Или просто я старею и становлюсь брюзгой?
- Вообще-то эксклюза – это цель любого дилаперского проекта, а не этап, - поправил я стажёра.
- Ну да! – обрадовался тот. – А первый этап – это поиск эксклюзы. Так ведь, Игнат?
Мне пришлось демонстративно вздохнуть:
- Первый этап, молодой человек – это не поиск эксклюзы, а адаптация в новом мире. А поиск эксклюзы с параллельным изучением тонкостей нового мира – это второй этап.
- Понял. Понял! – с энтузиазмом произнёс новичок.
Мне не понравился этот подъём. Терпеть не могу энтузиастов – от энтузиазма до фанатизма один шаг.
- Молодец, - осторожно похвалил я стажёра. – Ну и с чего бы ты начал первый этап?
- С зацепа! – бойко ответил новичок, гордясь своими скудными знаниями дилапинга.
Зацепом у нас, дилаперов, называется первый контакт с аборигенами.
- С зацепа, говоришь? – ухмыльнулся я как можно презрительнее. – Ну, давай, иди, цепляй!
Я указал ему в сторону поля, начинающегося от подножия холма. Километрах в трёх на другом конце поля начинался местный населённый пункт. У перемещенцев, специалистов отдела перемещения «Межмирторга», железное правило – открывать горловину вещевода не ближе трёх и не дальше пяти километров от населённого пункта.
- А откуда ты знаешь, что в той стороне город, Игнат? – удивлённо спросил новичок, глядя на меня как на пророка.
- По запаху! – рассердился я. – Ты что, перед отправкой карту не смотрел?
- А чего там смотреть, - непонимающе глядел на меня Виталик, – на ней ничего не разберёшь…
Зря, конечно, я на него давлю. Тут он прав. Сканировщики могут составить лишь приблизительную карту нового мира, насколько позволяет межмировая сканирующая аппаратура. Поэтому перемещенцы открывают горловину возле самого крупного населённого пункта смежной Земли, найденного в наиболее подходящей местности: желательно на материке в средней полосе.
- Давай-ка лучше начнём не с зацепа, а с первичного наблюдения, - предложил я. – Кстати, знаешь, почему нас высаживают в средней полосе?
На этот раз мне не удалось захватить его врасплох:
- В соответствии с геоцизмом! – бойко отчеканил он. – По геоцистской теории лучшие народы, георийцы, проживают в средней полосе. На юге народ бешеный, а на севере – тормозной. Нам там делать нечего.
В геоцистской теории юнец явно преуспел. Я сам не сторонник этой теории, но об этом помалкиваю. Интергеоцизм, который мне больше по душе, в «Межмирторге» не приветствуется. Говорят, давно на Земле жили нацисты, которые считали одни расы хорошими, арийскими, а другие – низшими. А современные геоцисты оценивают «полноценность» людей не по крови, а по региону проживания. По их мнению, южные народы – тупые агрессивные животные, а северные – тоже животные, только спящие на ходу и медленно соображающие. Мы, жители средней полосы, считаемся георийцами – высшими народами. К сожалению, в «Межмирторге» большое количество приверженцев геоцизма, особенно среди туповатой молодёжи. Чем глупее человек, тем ему больше хочется стать выше других по умолчанию – по крови, форме черепа или месту жительства. Туповатый Виталик – яркий пример.
Я не стал ввязываться в дискуссию о геоцизме - потом стажёр нажалуется, и у меня начнутся проблемы со службой безопасности, где полно геоцистов, а предложил Виталику занять наблюдательный пост и рассмотреть окраины города в бинокль. Про то, что высадка в средней полосе делается для более быстрой акклиматизации дилапера, я говорить не стал.
Стажёр долго рассматривал в бинокль новый мир, а я в это время наблюдал за ним и время от времени поглядывал по сторонам. Перемещенцы ведь гарантируют отсутствие угроз в радиусе трёх километров только на момент высадки. А кто набежит или наползёт через час-другой, они предсказать не могут. Честно говоря, я некомфортно ощущаю себя на природе. Зато, как рыба в воде, чувствую себя в обществе. Причём, в любом социуме, как истинный дилапер.
- Ну что там? – поторопил я стажёра.
Тот отлип от бинокля и доложил:
- Небольшой город. Даже странно, перемещенцы обещали крупный город, а тут деревня какая-то…
- Не по существу!
- Ну… Там домики трёх- и четырёхэтажные. Без дверей почему-то. А окна есть. Людей много шляется. Праздник, может, какой или ярмарка. Люди на нас похожи…
- А ты кого хотел увидеть, - поддел я стажёра, - перепончатокрылых обезьян?
- Да я не о том! Как мы, в смысле, белокожие и русые.
- А ещё что-нибудь заметил?
- Да вроде всё пока… - неуверенно проговорил Виталик, опуская бинокль.
- Ладно, молодец. Дай-ка сюда…
Я отобрал бинокль и начал сам рассматривать новый мир. Дома действительно были без дверей, а людей на улицах много. Опытным глазом я заметил ещё кое-какие детали, которые остались незамеченными стажёром. Например, на улицах не было асфальта, толпы ходили по короткой жёсткой травке. Лица у людей были радостные и умиротворённые. Вокруг взрослых увивалось много ребятни. Пьяных и хулиганящих замечено не было. Полиции или каких других силовиков тоже не было; по крайней мере, я не увидел ни одного аборигена в форме. Одежда, кстати, у местных была простая, без изысков, у женщин чуть ярче чем у мужчин.
Я рассказал о своих наблюдениях Виталику. Новичок оживился и предложил немедленно пойти в город для поисков зацепа. Чтобы погасить нездоровый энтузиазм, пришлось его немного осечь:
- Счастливые лица – это не значит, что в этом мире всё в порядке. Я как-то дилапировал один мерзкий мирок, издалека наблюдал такие же радостные физиономии. А потом оказалось, что у них – наркократия, и верховные правители накачивают простолюдинов наркотиками, чтобы те не роптали, радовались жизни и работали до седьмого пота.
Виталик немедленно поскучнел. Тогда я добавил:
- К тому же радостные лица могут быть и в тоталитарном обществе. Энтузиазм и всё такое. Думаю, при тоталитаризме ты, энтузиаст, приживёшься неплохо.
Стажёр не нашёлся что ответить. Я не стал мучить его серое слабоизвилистое оружие и предложил всё-таки пойти в город:
- Не сидеть же в лесу до Второго пришествия!
- А вдруг это – наркоманский мир?
- Замаскируемся под наркоманов. Разве мы не дилаперы?
Не знаю, какова подготовка у нынешней молодёжи, а нас в своё время здорово натаскивали на практических занятиях по дилапингу. Причём, готовили нас те легендарные дилаперы из первых. Когда эти пионеры дилапировали смежные миры (учёные только-только узнали свойства такого явления природы как вещевод), ещё не было теории дилапинга, инструкций на каждый чих и прочей бюрократии. Гибли первопроходцы, конечно, почём зря. Но зато те, которые выживали, накапливали такой опыт, что мне, тёртому волчаре, дилапировавшему не один десяток миров, и не снился.
Мой преподаватель практических занятий, которого мы звали дядей Витей, обожал устраивать нам «стрессовые тренировки». Он считал, что в таких жёстких условиях мы быстрее отработаем дилаперские навыки выпутывания из различных затруднительных ситуаций. Для начала мы тренировались на уличных продавцах, распространителях биодобавок, средств для похудания и прочей чепухи. У них языки подвешены, будь здоров. Требовалось их переболтать. Высшая цель – убедить жертву больше никогда не заниматься распространением.
Язык и умение выкручиваться мы совершенствовали на втором этапе обучения. На этот раз жертвами были сектанты, ещё более фанатичные и упёртые нежели распространители. Вспоминаю с гордостью, как я за час для смеха перекрестил двух свидетелей Иеговы в новую веру. После беседы со мной они стали истовыми буддистами.
Ещё более сложное задание – оттачивание навыков на уличных цыганках. Высший пилотаж – самому выцыганить у них деньги. На такое были способны единицы. И эти умельцы должны были пройти последний, самый тяжёлый и опасный этап практических занятий. Нужно было в вечернее время в каком-нибудь неблагополучном районе города побеседовать с шайкой хулиганов и склонить их сделать что-нибудь общественно-полезное и совершенно нелепое для шпаны, скажем, покрасить песочницу или наделать скворечников. После таких адских тренировок я за своё словоблудие был спокоен. А неопытному стажёру я прикажу первое время помалкивать и присматриваться.
Чтобы подбодрить заметно волнующегося Виталика, я улыбнулся ему и дал следующее задание:
- Давай-ка, друг ситный, не рассиживайся, а начинай распаковываться.
Я указал ему на объёмистый рюкзак. Чего он туда, интересно, напихал? Я приподнял его ношу и взвесил на руке.
- У тебя там, наверное, целый арсенал? – спросил я стажёра.
- Нет, - смутился тот. – Там консервы.
- Консервы? – удивился я. – Зачем тебе столько консервов? Обмениваться с аборигенами вместо «огненной воды»?
Виталик кисло улыбнулся.
- Я подумал, - промямлил он, - вдруг мы не найдём пищи в первые дни. А у меня запас еды на неделю.
- Ну ты даёшь! – Стажёр удивлял меня всё больше и больше. – Ты где-нибудь слышал, чтобы дилапер не раздобыл себе пищи в течение суток? Что это за дилапер тогда!
- Парни рассказывали, что всякое бывает…
- Поменьше слушай своих друзей, - посоветовал я ему, ставя рюкзак на траву. – Они тебе и не такое наговорят. Хотя, может, тебя просто разыграли.
Я пожалел, что лично не проверил рюкзак стажёра перед перемещением. Вернее, я убедился, что он упаковал базовый набор юного дилапера: планшетник, понимальник и хамелеонник (тяжёлую станцию межмировой связи я благородно решил взвалить на себя). От него требовалось доложить личные вещи по своему усмотрению. Не буду же я проверять, сложил ли он мыльно-рыльные принадлежности или запасное нижнее бельё! Не в армии всё-таки.
Вижу, насупился стажёр. Оттащил рюкзак подальше и уселся на него. Если его и разыграли, то довольно безобидно. Со мной, помню, обошлись гораздо жёстче при первом перемещении: наплели, что при движении по вещеводу возникают сильные магнитные поля, и чтобы защититься от них, нужно обмотать медной проволокой всё тело. Мой тогдашний наставник чуть в обморок не упал, увидев своего стажёра в медном коконе.
- Ладно, хватит дуться, - примирительно обратился я к напарнику. – Давай-ка лучше делом займёмся. Свой продуктовый склад можешь спрятать…
Я покосился по сторонам и нашёл неплохое местечко у подножия холма.
- …Вон в тех кустах. А я пока межмирсвязью займусь.
2
Основной принцип дилапера – слиться с толпой и стараться не выделяться. Для этого у любого специалиста есть две прекрасные вещи – понимальник и хамелеонник. Эти хитрые штуковины – предмет моей гордости, эксклюза из одного очень развитого технологически мира, который я дилапировал лет десять назад. Пользу «Межмирторгу» я принёс огромную, правда, с премией меня тогда обидели.
Понимальник – устройство, позволяющее понимать речь любого разумного существа и разговаривать на его языке. А хамелеонник – это такой бесформенный балахон, который можно запрограммировать под любую одежду. Конечно, если присмотреться, можно заметить отличия от одежды аборигенов, но беглым взглядом определить трудно, хамелеонник это или настоящая одежда.
Одеяния аборигенов не удалось воспроизвести с абсолютной точностью. Я запрограммировал хамелеонник приблизительно по той одежде, которую разглядел в бинокль с расстояния трёх километров. С собой я взял ещё сенсорный планшетник с картой местности. Он еле поместился во внутренний карман балахона. Подумав, я решил захватить небольшую сумку с первичным комплектом дилапера для зацепа. На отвороты балахона я прикрепил полупрозрачное переговорное устройство размером с горошину и крохотную видеокамеру. Базовую переносную станцию межмировой связи я настроил и спрятал в том же кустарнике недалеко от рюкзаков. Виталик замешкался с понимальником; пришлось ему показать, как пользоваться устройством и как его замаскировать, чтобы не оттопыривался карман.
Мы с Виталиком осторожно двинулись по тропинке через заросшее жёлтыми цветами поле к городишке, который перемещенцы представили нам как самый крупный город в средней полосе. Я шёл, время от времени останавливаясь и поворачиваясь из стороны в сторону. Аналитик (мы, дилаперы, называем его «суфлёр»), сидящий на Земле, должен был увидеть чёткую картинку, идущую с моей закамуфлированной видеокамеры. На этот проект аналитиком назначили знаменитого Пашу – парня умного, но ленивого и рассеянного до безобразия. Зато он умел по видеоизображению делать потрясающие по глубине выводы. Мы с ним на пару с полдесятка проектов сделали.
Я постучал пальцем по переговорнику, вызывая суфлёра на связь.
- А, разрушитель миров! – поприветствовал меня Паша.
Слышно было, как он торопливо дожёвывает. Я хорошо представил его – толстяка неформального вида в джинсах и клетчатой рубахе, сидящего перед монитором с неизменной кружкой в руках. С утра в кружке - кофе, ближе к вечеру и при отсутствии начальства – пиво.
- Чего так долго копались? – спросил аналитик, сглотнув. – Эксклюзы, небось, нашли пару тонн?
У Паши очень странный юмор, понятный только ему.
- Не нашли. Без твоих советов никак не ищется, – «пошутил» я в стиле аналитика.
«Взять бы тебя и отправить в какой-нибудь военно-тоталитарный мирок для перевоспитания», - подумал я и улыбнулся, представив, как себя будет чувствовать Павлик со своей серьгой в ухе, бородёнкой и причёской-хвостом среди брутальных военных. Сидеть и ехидничать на родной Земле в уютном кабинете с кружкой кофе в руках каждый может!
- Город хоть покажи, - попросил аналитик.
- Как я тебе покажу, не дошли ещё.
- Ну, наблюдать-то его наблюдали?
Вкратце я рассказал суфлёру о малоэтажках без дверей и радостных горожанах.
- Так, так… Без дверей, говоришь… - начал рассуждать вслух Паша. - И не видно никакой хозяйственной деятельности: ни дыма заводского, ни полей вспаханных…
- Какая пахота! – рассердился я. – Здесь лето в разгаре! Сам посмотри.
Я несколько раз повернулся вокруг себя, чтобы показать отсутствие крестьянской страды и вдруг заметил стремительно приближающегося к нам человека, едва заметного из-за клубов пыли.
- Потом поговорим, впереди абориген! Виталик, спокойствие! Паша, молчать и наблюдать!
Клубы пыли подкатились к нам, и из них высунулась физиономия аборигена. Румяная такая физиономия, жизнерадостная.
- Вам помочь, ребята?
Я обрадовался, что понимальник сработал нормально. А то, говорят, в некоторых мирах он не может распознать речь местных жителей. Если, скажем, те общаются запахами или телепатией, тут никакой понимальник не поможет.
- Спасибо, мы как-нибудь сами, - вежливо ответил я, дружелюбно улыбаясь.
Чужая речь лилась из меня как родная.
- Если вы в город, так зачем время зря тратите. Перепухальника нет? Ну, тогда влево идите, там общественный анизотроп. Хотя пора бы уж личным обзавестись, как я.
- Да мы не спешим, - брякнул Виталик.
Я еле сдержался, чтобы не треснуть его по лбу. Кто его за язык тянет! Мне немедленно вспомнился один неуютный мирок, в котором жители, как муравьи, работали чуть ли не сутками без отдыха и перекуров. Там любые неспешные прогулки карались смертью.
- Время только теряете, - посетовал абориген. – Взяли бы скоростных действяков горсточку, если пешком гулять любите. У меня парочка осталась. Задублить?
Он показал пару каких-то предметов, настолько странных, что описать словами их бы не получилось, как ни старайся.
- Нет, спасибо, - отказался я осторожно. – В другой раз.
- Ну, как хотите.
Абориген стремительно умчался, оставив за собой целые облака дорожной пыли.
- Сапоги-скороходы? – спросил Виталик, указывая вслед шустрому аборигену.
- Он же сказал, анизотроп, - недовольно отозвался я, доставая планшетник.
Попадая в новый мир, я всегда завожу специальную табличку, в которой отмечаю любые предметы, претендующие на эксклюзу. В нынешней табличке появились две строки: «анизотроп» и «скоростной действяк». Что это такое, где доставать и сколько это стоит нам ещё предстоит выяснить.
Когда мы достигли окраин города и встретили первых аборигенов, я понял, что мы попали в мир каких-то суперменов. Все аборигены, попадающиеся нам по пути, были рослые, фигуристые, с правильными чертами, как на кастинге для рекламного журнала. В бинокль это было незаметно. Мы со стажёром выглядели страшненькими задохликами на их фоне. На нас почти не обращали внимания, только иногда случайный прохожий бросал сочувствующий взгляд, мол, откуда вы взялись, доходяги. Увы, первое правило дилапера – потеряться в толпе – было невыполнимо. Кто его знает, может в этой суперменной стране за хлипкое телосложение можно сесть в тюрьму или ещё чего похуже.
Но пока нас не трогали. Я принял решение двигаться к центру города по широкой улице, почему-то не покрытой асфальтом (под ногами была короткая жёсткая трава), по пути осматривая торговые точки и, заодно, высматривая жертву для зацепа. Однако жертва пока не находилась. Зацепить можно человека недовольного, слабохарактерного, это знает любой дилапер-новичок. А тут у всех, как на подбор, уверенные волевые лица.
Я старался прислушиваться к диалогам прохожих, но ничего не мог понять:
- У тебя есть сборщило? Задубли.
- Своё потерял что ли? А искач на что?
- Да не было своего никогда. Я нетребой обходился или везильником.
- Бросай эти привычки! Лучше бабочник или преобраза…
Приходилось запоминать эти странные названия, чтобы потом, в укромном месте занести их в таблицу. Не доставать же планшетник у всех на виду!
Время от времени некоторые прохожие растворялись в воздухе. Другие, наоборот, появлялись из ниоткуда. Глупый Виталик, увидев это, раскрыл рот и застыл в изумлении. Пришлось наградить его незаметным тычком. Хоть у него это и первое перемещение, но нельзя забывать о главном правиле любого дилапера: ничему не удивляться. Этому готовят с первых дней занятий, иначе в новых мирах дилаперы вместо поиска эксклюзы только бы и делали, что застывали с раззявленным ртом и ахали от изумления. А от слишком большого количества чудес можно и свихнуться.
- Обычная телепортация, как в играх, - пробормотал из переговорника суфлёр Паша, заметив появления и исчезновения аборигенов. – Одни исчезают, другие появляются… Понятно, почему нет транспорта. На кой он нужен, если тут телепортироваться умеют. И двери поэтому в домах не нужны… И асфальта поэтому нет, трава под ногами.
Ближе к центру я начал замечать всё больше и больше странных устройств непонятного назначения. Одни штуковины были маленькими, их держали в руках прохожие. Другие, громоздкие, стояли возле домов и загадочно урчали. Я только успевал поглощать странные названия вроде «травоед», «глазун», «железник», «мерцалово»… Причём, самое интересное, многие аборигены сами не всегда понимали название этих штуковин и постоянно спрашивали друг друга:
- Что это такое?
- Небопроектор.
- А что он делает?
- На небо проецирует.
- Что проецирует?
- Да хоть что. Тебя, например…
После часового блуждания по улицам (я уже порядком притомился), мы добрались до площади. По крайней мере, это было что-то похожее на площадь – пустырь, поросший низкой травкой, окружённый зданиями. У одного из зданий толпились люди, держа в руках набитые чем-то пакеты. По очереди аборигены входили в здание, а, выходя, комментировали:
- Морквосвёкла.
- Рыбокреветки.
- Картофелекапуста.
- Ледовода.
- Дровадым.
На здании не было вывески, но почему-то я понял, что это «сглажник». Боясь, что у стажёра начнётся приступ переинформации, знакомый любому начинающему дилаперу, я повёл его в небольшой уютный дворик, нашёл там скамеечку, и мы присели, переведя дух.
Во дворе, зелёном и тихом, стояло несколько досок, похожих на школьные. Горожане толпились возле этих досок, рисовали на них формулы и жарко спорили. Ощущение, что тут проживают супермены-фотомодели с учёными степенями докторов наук. Другие аборигены сидели за столиками и играли в какие-то хитроумные игры вроде наших шахмат. Даже удивительно, ни хулиганов, ни алкоголиков мы не заметили. Наверняка тут мощная полиция и везде видеокамер понатыкано, иначе как объяснить, что местные ведут себя как паиньки.
- Ты заметил, что мы ни одного магазина не встретили, - спросил я унылого стажёра.
- Заметил, - ответил тот, хотя по нему было заметно, что ничего он не заметил.
- Не нравится мне это, - вполголоса произнёс я. - Миры, где нет торговли, не внушают доверия.
- Почему?
- Потому что торговля – это основа мироздания. Торговля – это универсальный обмен, взаимодействие. А что за мир, в котором отсутствует взаимодействие!
Видно, что мои слова доходят до него с трудом. Я пихнул его плечом.
- Ну, выше нос, дилапер! Устал? Терпи, дружище. Такова наша дилаперская доля.
Самому мне было немного стыдно перед новичком, что я, такой опытный и тёртый, до сих пор не могу найти кандидатуру для зацепа. Уже начинало вечереть, а у ни зацепа, ни еды, ни крыши над головой. Хоть и стыдно, но, видимо, придётся вернуться к тайнику, поесть консервов и заночевать в лесу.
Но скоро мне удалось реабилитироваться. Вернее, нам просто повезло. Совершенно неожиданно к нам подошла красивая темноволосая фигуристая девушка с большими тёмно-синими глазами и с ходу взяла быка за рога:
- Добрый вечер, забредыши! Ищете ночлег? Тогда пойдёмте со мной.
Стажёр заметно напрягся; наверное, ему вспомнились страшные рассказы о коварных аборигенах, заманивающих бедных дилаперов в подвалы инквизиции с помощью красивых девушек. Я же как можно непринуждённее улыбнулся и осторожно спросил:
- Мы похожи на забредышей, ищущих ночлег?
- Вы не похожи. Вы такие и есть, - улыбнулась темноволосая. – Пойдёмте, не бойтесь. Какие все забредыши пуганые!
В ней было столько весёлого напора, что мы, как телки, поплелись за ней. Пройдя десяток метров, мы подошли к зданию. Я опять непонятным образом догадался, что это «Бюро по устройству забредышей, ищущих ночлег».
- Ну, смелее! – пригласила нас девушка, указывая на вход. – Специально для вас двери сконфигурила, забредыши вечно без перепухальников... Ты, с сумкой, проходи первым.
Мы вошли и очутились в приятном полумраке холла. Роскоши особой я не увидел, в помещении было просто уютно, хотя и пустовато. Было похоже на провинциальную гостиницу, в которой администратор куда-то отлучился и надолго. Я надеялся, что брюнетка не спросит у нас документы. На наше счастье так и произошло. Девушка лишь достала плоскую коробочку и по очереди навела на нас. Видимо, это было что-то вроде идентификатора личности, и мне это не сильно понравилось – не хватало ещё быть занесённым в какую-нибудь местную базы данных забредышей.
- Давайте сюда, в номер, - приглашающе махнула девица по направлению к двери с номером один. Кстати, дверь в холле была единственная, если не считать входной.
Мы опять послушно последовали за ней. За дверью был обычный гостиничный номер среднеценовой гостиницы. Коридор, две комнаты, в каждой по кровати, стулу, тумбочке и окну.
- Если надо помыться, то ванная организуется здесь, - пояснила темноволосая, указывая на дверь в коридорчике. – Туалет там же… Чистилом ведь не умеете пользоваться.
Меня кольнуло слово «организуется», но дилапер не должен реагировать на странные термины и выражения.
- Простите, а вы кто будете? – вдруг брякнул Виталик, устав от долгого молчания.
Я незаметно показал ему кулак.
- Кто это «мы»? – вытаращила на стажёра синие глазищи темноволосая.
Настала его очередь растеряться.
- Ну, вы… В смысле…
- Ты кого имеешь в виду под «нами»? – поинтересовалась удивлённая девушка.
- Он имеет в виду тебя, - сообразил я, понимая, что у них тут принято обращаться ко всем на «ты». - У него привычка такая, спрашивать во множественном числе.
Темноволосая понимающе усмехнулась:
- Понятно. А что он понимает под «должностью»?
- Он пошутил, - ответно осклабился я. – Не обращай внимания.
Девица нахмурилась, потом её лицо просветлело.
- Понятно! Он подумал, что у меня это постоянная работа! Так все забредыши почему-то думают.
- А что, временная? – вмешался в разговор я, чувствуя раздражение.
- Просто сконфигурилось так, - «пояснила» темноволосая. Я с умным видом многозначительно покивал, мол, вот оно как бывает, ещё и не то сконфигуривается.
Но девушка решила нас больше не мучить.
- Ладно, я упухаю, а вы отдыхайте. Ужин будет в холле через час. Пища под вас выдумается, всё равно достом пользоваться не умеете.
Она посмотрела на нас снисходительно, мол, мало того, что задохлики, ещё и с достом разобраться неспособны.
- Среднить будете, максималить или так поужинаете? – спросила она, как будто специально пытаясь запудрить нам мозги незнакомыми словами.
- Лучше так, - приятно улыбнулся я. – Среднить что-то не хочется, устали очень…
- Если что понадобится, мысляйте меня.
- А как тебя мыслять, если не секрет, - осторожно спросил я.
- Элина, - Я вообще-то хотел просить, что значит «мыслять», а не как её зовут.
- Очень приятно, Игнат. А это – Виталий.
Стажёр судорожно кивнул.
- Да, чуть не забыла. Завтра можете прийти на выставку инженерной лингвистики и прикладной философии. Вон в том здании.
Голубоглазая подошла к окну и показала на синевшее в наступающих сумерках здание в форме полусферы.
- Вам, забредышам, будет интересно посмотреть. Ну, пока.
Элина упухнула, то есть растворилась в воздухе. Стажёр, оглянувшись, бросился ко мне и вцепился мне в рукав.
- Надо уходить, Игнат! Не нравится мне что-то эта Элина! Похоже, засада!
- Не похоже, - засомневался я. – Зачем весь этот цирк с гостиничным номером…
- Может, они хотят нас подслушать.
- А мы понимальники отключим. Пусть слушают.
- Думаешь, у них понимальников нет? – волновался стажёр. – При их-то технике.
- Даже если и есть, мы ведь ничего такого не говорим. Разве что мысли прочитают…
- Давай ужинать не пойдём, вдруг нас отравят!
Я рассмеялся как можно беззаботнее:
- Какой смысл нас травить! Шпионов не травят, а стараются выпытать, на кого они работают.
При упоминании о пытках, Виталик побледнел и замолчал, оглядываясь на дверь.
- Пытки – это ерунда, - заверил я стажёра. – Мне рояльность этого Миогена не нравится. Вот это уже серьёзно.
По взгляду стажёра я понял: он не знает, что такое рояльность. А, может, просто от волнения не соображает, о чём речь.
- Рояльность просто зашкаливает, - повторил я. – Ночлега у тебя нет – появляется гостиница с девушкой-заманушкой, еды нет – пожалуйста, ужин в холле, эксклюзы хочется - выставка опять же как по заказу…
- Почему «рояльность»? – всё-таки спросил Виталик.
- Это термин из литературы, - пояснил я. – Раньше писали фантастические романы про попаданцев. Ну, это что-то вроде нас, дилаперов, только случайно перемещённых в другие миры. Плохой автор старался упростить жизнь своему герою и выдумывал рояли в кустах.
- Рояли? В кустах?
- Это жаргонное название всяких удобных штуковин или явлений, которые попаданцу помогали победить всех врагов. Я сам не помню, почему это явление роялями называется. Но термином «рояльность» мы, дилаперы, пользуемся.
Я совсем забыл про суфлёра Пашу, которому наскучило молча сидеть у монитора и он подал голос:
- Интересный у вас мирок, ребятки. Самоконфигурируемый. Рояльность как-то связана с самоконфигурацией. Это надо будет поподробнее изучить…
Он хотел ещё что-то сказать, но я отключил переговорник. Если нас прослушивают, то суфлёр-болтун может брякнуть что-нибудь лишнее.
- Ладно, пойдём на ужин. Спать будем по очереди. На всякий случай.
3
Как ни странно, до утра мы дожили. Нас не отравили и не арестовали ночью. Утром за плотным завтраком я заметил, что Виталик выглядел плохо: осунувшееся лицо и огромные тёмные мешки под глазами. Первая ночь в новом мире, всё понятно. Скорее всего, глаз не сомкнул.
Поскольку мы не умели пользоваться анизотропом, и перепухальников у нас не было, мы добирались до выставочной полусферы на своих двоих. Благо идти было недалеко. В этом городе вообще всё было компактно.
Как и вчера, на улицах было полно аборигенов, болтающих о непонятных вещах, в которых нам с Виталиком предстояло разобраться при помощи суфлёра-аналитика. Я чувствовал, что выставка должна нам помочь в поиске эксклюзы. Не теряя надежды найти зацеп, я взял с собой первичный дилаперский набор для зацепа.
По дороге я осторожно косился по сторонам и подмечал различные странности и особенности, которых тут становилось всё больше и больше. Например, молодая красивая девушка, раздающая детишкам странные предметы. Приглядевшись, я признал в этих предметах невозможные объекты, которые просто физически не могут существовать в обычном мире. Мимо нас пробежал довольный мальчишка, держа в руках треугольник Пенроуза. Похоже, невозможные объекты девушка раздавала совершенно бесплатно. Неужели мы попали в коммунистический мир? Бесплатная гостиница (по крайней мере, с нас пока никакой мзды не потребовали), бесплатные игрушки, да ещё какие!.. Попросить бы одну и отправить на Землю, чтобы оценщики определили её стоимость у нас. Но пока не стоит, может, здесь взрослым не принято выпрашивать подобные вещи.
Недалеко от девушки стоял рослый парень и из какого-то ящика под довольный визг ребятни вытаскивал сказочные вещи. В прямом смысле сказочные: шапку-невидимку, скатерть-самобранку, гусли-самогуды. Ребятишки тянули к нему руки, и он не глядя совал им эти вещи.
- Я кое-что тоже заметил… - неожиданно подал голос Виталик, тревожно глядя по сторонам.
- Что же?
- Стариков нет. Совсем нет. И старух.
- Это я уж давно заметил. Молодёжь одна кругом.
Стажёр поглядел на меня испуганными глазами:
- А, может, они тут стариков?.. Того самого?.. Я слышал, бывают такие миры, где всех пожилых людей… ну… уничтожают физически.
- Бывают такие, - согласился я. – Но, думаю, не в этом случае. Видишь, какие они тут развитые? В смысле технологически. Если аборигены додумались телепортироваться, то для их учёных придумать омоложение – детский лепет.
- Понятно, - посветлел лицом стажёр. – Может, они такие рослые и здоровенные тоже из-за каких-нибудь технологий? Ну там генетическое что-нибудь…
А Виталик, оказывается, не такой тупица, каким кажется с первого взгляда!
- Молодец! – похвалил я его. – Соображаешь, когда хочешь.
Стажёр пропустил мою похвалу мимо ушей. Он, как завороженный, смотрел на другую девушку, тоже окружённую детьми, которая проделывала странные вещи.
- Ну-ка, детки, - задорно кричала она голосом зазывалы в бродячий цирк, - кто из вас самый смелый? Кто придумает выражение с переносным смыслом?
- Тучи плакали! – выкрикнул какой-то мальчишка.
- Отлично! Теперь я включаю буквальник… Опа!
Над детьми появилось несколько тучек с грустными глазами, которые, не успев материализоваться, тут же начали плакать. По-настоящему, горькими слезами, которые катились из самых настоящих глаз и капали на детишек. Девочки довольно завизжали, а мальчики захлопали в ладоши.
- Солнышко смеялось! – крикнула девочка с большими бантами.
Виталик аж весь вытянулся, так ему было любопытно посмотреть, как буквальник заставит смеяться солнце. Но девушка не дала ему насладиться этим зрелищем. Она рассмеялась и погрозила пальцем:
- Так не пойдёт, детки! Тучи плакали, солнышко смеялось, ветер ругался… Это всё однотипно. Давайте что-нибудь поинтереснее.
Я дёрнул стажёра за рукав:
- Пошли! Чего рот раззявил? Забыл, что нам удивляться запрещено?
Он с сожалением вздохнул и послушно побрёл к выставочному центру. Меня, конечно, тоже заинтересовал этот буквальник, не меньше чем невозможные объекты, но не стоять же посреди улицы с разинутым ртом!
В полусферическом здании выставочного центра (как и в случае с гостиницей, я вдруг понял, что это та самая выставка, которая нам нужна) специально для нас сконфигурилась дверь. Мы вошли в огромный многоярусный зал, битком набитый разными непонятными предметами. У большинства предметов были размытые странные формы. Я ожидал увидеть кучу народу, но почему-то в выставочном зале мы оказались единственными посетителями.
Навстречу к нам вышел высокий молодой человек гладиаторского сложения и с приятной улыбкой обратился к нам.
- Доброе утро, забредыши! Меня сюда сконфигурило, чтобы я вам всё показал и рассказал. Зовут меня Лар, я буду вашим гидом.
- Утро доброе, - сдержанно ответил я, стажёр просто кивнул.
- Что вас интересует?
- А что у вас есть интересного?
Лар не смутился. Он немного подумал и ответил:
- К сожалению, забредышей в основном интересуют продукты деятельности нашей онтроники. Всякая мелочёвка вроде навычек, действяков или невозможных объектов. А ведь это – мишура.
Хорошенькая мишура! У нас на Земле треугольник Пенроуза или шапку-невидимку можно продать за бешеные деньги. А тут это – ерунда, детские игрушки. Я даже передёрнулся от мысли, что мы скоро увидим то, что у них ерундой не является. Удивительно рояльный мир всё-таки! Выставка как будто по дилаперскому заказу. Если бы в каждом смежном мире для дилаперов устраивались подобные выставки…
- А штука, которая делает шапки-невидимки, на выставке есть? – спросил я.
Вопрос был явно удачный. Юноша расхохотался так, как будто я – житель глухой деревни, и меня заинтересовала «достопримечательность» вроде кондиционера или пульта для телевизора.
- Фантоб у нас есть. Он в подвале стоит, где малоинтересные экспонаты. Фантоб делает любые сказочные предметы и невозможные объекты. Детишкам интересно, но мы-то с вами люди взрослые.
- Да уж, действительно, - ошарашено произнёс Виталик.
- А буквальник? – вспомнил я плачущие тучи.
- Эх, забредыши, забредыши! – с сожалением глядя на нас, покачал головой Лар. – Фантоб, буквальник – это ведь примитивная детская онтроника. Вы не с детьми работаете случайно? Педагоги? Воспитатели?
Мы дружно замотали головами.
- Ну, тогда вам детская онтроника будет неинтересна. Есть ведь более увлекательные вещи, - с жаром произнёс Лар. - Например, вот это. Повернитесь направо.
Мы послушно посмотрели в правую сторону и уставились на странного вида агрегат. Я заметил, что в Миогене есть много странных предметов, не описываемых словами. Эту установку я бы тоже не смог описать. Невозможно подобрать аналогию.
- Это обратник, - объяснил Лар. - Он меняет местами причину и следствие. Скажем, отчего может намокнуть?.. Ну, вот эта скамейка.
Он показал на удобную мягкую скамейку, стоящую к стены и предназначенную по всей видимости для отдыха посетителей, одуревших от созерцании онтроники. Лар, задав вопрос, уставился на нас, как учитель на туповатых школьников.
- От дождя, - болтанул Виталик. Наверное, ему не давали покоя плачущие тучи.
Гид усмехнулся:
- В здании дождь… Почему бы и нет? Дождь – причина, мокрая скамейка - следствие… А теперь давайте поменяем местами причину и следствие.
Неизвестно откуда у него в руках появилась бутыль с водой. Он щедро облил скамейку, затем подошёл к обратнику, поколдовал над ним. Над скамейкой сгустились тучки, из которых полил дождь. На этот раз тучи были без глаз.
- Впечатляет, - Я глубокомысленно покивал головой и изобразил, как мог, изумление.
- А бабочник разве плох? – воодушевился Лар, показывая на соседний аппарат странной формы, размерами поменьше обратника. – Он связывает любую причину с любым следствием. Например… Например… Подойдите к окну.
Мы подошли к окну и посмотрели туда, куда показывал нам юноша.
- Видите ту гору? Так, она вроде никому не нужна… Разрушим её для опыта… Скажем, щелчком пальцев.
Он наклонился над бабочником, поводил над ним руками и обратился ко мне:
- Щёлкай пальцами.
Я покорно щёлкнул и увидел, как гора, немного подумав, с грохотом обрушилась, подняв огромное облако пыли.
- Бабочник только горы рушит? – спросил я наивно, притворяясь дурачком.
Лар возмущённо встрепенулся:
- Конечно нет! Он любые причины связывает с любыми следствиями. Помогает, так сказать, малой кровью делать большие дела.
Я рискнул и достал из потайного кармана планшетник.
- Можно записывать?
Юноша удивлённо посмотрел на планшетник. Наверное, для него он был гораздо интереснее бабочника или обратника. Но, скорее всего, гидов готовят не меньше чем дилаперов, поэтому удивление его длилось недолго:
- Конечно, записывай. Секретов тут нет.
«Интересно бы глянуть на ваши секретные технологии», - подумал я, когда мы переходили к следующему устройству.
- Самоорган, - пояснил Лар, показывая на небольшой ящик переливающейся формы. – Самоорганизует материю почти моментально. Ну вот например…
Опять непонятно откуда у него в руках появилась охапка каких-то металлических брусков, которые он с грохотом свалил возле самооргана.
- Сейчас самоорганизуем… - проворковал он, включая самоорган.
Устройство загудело. Через секунд десять бруски зашевелились, поползли друг к другу и сложились в металлическое существо, похожее на робота, сделанного каким-нибудь умельцем в сарае.
- Иди вниз, на склад! – приказал Лар.
«Робот» повиновался, поклонился и, грохоча, умчался из зала.
- Видите? – указал ему вслед гид. – Бруски самоорганизовались и сами ушли к месту назначения. Самоорган удобно использовать для самоотправления разных грузов. И не только…
Не чувствуя усталости, мы бродили за неутомимым гидом, обходя экспонат за экспонатом. Моя таблица пополнялась сумасшедшими темпами. Мой мозг постепенно отказывался переваривать поступающую в огромных количествах информацию, и я удивлялся самому себе. Приступами переинформирования обычно страдают молодые дилаперы.
- Вариалон, - показывал Лар склянку с мутной жидкостью. – Моментальная эволюция любого живого существа или устройства. Предмет эволюционирует до самой оптимальной формы. Падаешь со скалы, глотнёшь вариалона, и тут же крылья вырастут.
- Эковариалон, - совал он мне под нос соседнюю склянку с не менее мутной жижей. – Наоборот, оставляет предмет неизменным, а окружающая среда вокруг него эволюционирует. Эволюция наоборот. Падаешь со скалы, глотнёшь эковариалона, и воздух тут станет плотнее под тобой. Упадёшь не больно.
- Стилятор, - показывал он на полупрозрачную призму, - меняет форму, не меняя содержания. Одну и ту же книгу можно прочесть в разных жанрах или стилях. Содержание её не изменится, а текст – очень даже. Или одну и ту же песню можно послушать в разных музыкальных стилях.
У Виталика, по-моему, опять начался приступ переинформации. Он выглядел совсем плохо, сказывалась ещё и бессонная ночь. Стажёр еле волочил ноги, таскаясь за нами, и равнодушно прислушивался к гиду.
- Сборщило. Позволяет собрать любую вещь из любых деталей. Неважно каких. Для сборщила части не важны, важно целое. Удобно из разного мусора получать полезные вещи.
- Откатилка. Позволяет откатиться в прошлое на любой период и переиграть события. Например, исправить ошибки своего прошлого.
- Расковыватель. Делает константу переменной на любом участке. Хоть математическую, хоть физическую, хоть ещё какую. Например, можно сделать переменным число «пи».
Заметив состояние стажёра, гид замолчал, тревожно посмотрел на него и тут же отреагировал.
- Ты что, болеешь? Есть одно средство. Заодно и посмотрите его действие на практике.
Он повёл нас мимо ещё не осмотренных экспонатов к серебристому конусу, стоящему в конце зала.
- Ремница всем помогает, - объяснял он по дороге. – Она лечит людей и живые организмы, чинит приборы. Полезная вещь в хозяйстве.
Виталик, увидев подозрительный агрегат, начал было упираться, но гид мягко, но настойчиво подтолкнул его к конусу.
- Ремница ещё ни одному забредышу не повредила, - заверил он, пробегая пальцами по конусу.
По ремнице пробежали разноцветные искры от вершины до основания. Мешки под глазами у Виталика немедленно пропали, на щеках заиграл румянец. Стажёр с удовольствием потянулся и улыбнулся:
- Как заново родился!
- Ещё бы! – ответно просиял Лар. – Ремница тебе заодно гастрит вылечила. Хочешь, я тебя ещё под молодилом подержу? Хотя ты и так молодой…
- Спасибо, не надо, - вежливо отказался стажёр.
- Молодило – тоже вещь нужная. Она омолаживает не только людей и живность, но и изношенные детали у механизмов восстанавливает. Хотя кто в наше время использует механику…
- А есть у тебя что-нибудь для оживления мёртвых? – спросил я с издёвкой. Просто надоела самоуверенность этого юного гладиатора; страшно хотелось, чтобы у него хоть на этот раз не нашлось никакой штуковины.
Он удивлённо поднял брови:
- Конечно есть. Восстанова же! Она может не только оживлять мёртвых, но и восстанавливать утерянное навсегда. Например, сломал ты в детстве какую-нибудь любимую игрушку, её дематериализовали… Хотя, зачем слова, давай я тебе покажу лучше.
- Нет, нет, спасибо! – испугался Виталик, наверное, представив, что гид пригласит нас на какое-нибудь кладбище-полигон для демонстрации. – Мы верим!
- А про следопричу слышали? – не смутившись моментально заговорил гид, указывая куда-то в конец зала. – Хорошая штука. Сперва следствие получаешь, а потом причину должен сделать.
- Следствие в кредит, - пробормотал я.
- Что, прости? – уставился на меня Лар.
- Да так, вспомнилось…
- Так вот, нужно, например, тебе вырыть яму. А настроения копать нет. Берёшь следопричу, и яма появляется. А потом ты должен её вырыть.
Я не совсем понял, как можно потом вырыть уже вырытую яму, но не удержался от вопроса:
- А если не вырыть?
- Как это? – удивился Лар.
- Ну, яма появилась, а рыть потом ты не стал.
Гид удивлённо посмотрел на меня:
- Этого делать нельзя. Парадокс причинно-следственный может возникнуть.
- Понятно, - вздохнул я. – Нет в мире совершенства.
Так мы бродили чуть ли не целый день. У меня уже подкашивались ноги, и я, глядя на бодрого Виталика, пожалел, что тоже не воспользовался ремницей. Моя таблица пополнилась доброй сотней образцов отборной эксклюзы. Онтроника, так собирательно назвал все эти чудесные штуковины Лар. Представляю, как восхищался глядя на все эти чудеса Павлик – большой любитель всяких технических штучек-дрючек. Хорошо, что я выключил переговорник, иначе он бы вставлял свои комментарии и мог вызвать подозрение у гида.
На выходе мы тепло распрощались с дружелюбным Ларом. Он пригласил нас посетить центр завтра, потому что, по его словам, на выставке было представлено более полутора миллионов экспонатов. Чтобы их все осмотреть, понадобится очень большое количество времени. «Времястопом можно воспользоваться, - предложил любезный гид, - остановим время, и смотрите, сколько угодно». Я ответил неопределённо. Напоследок разговорчивый Лар нам объяснил принцип действия смысловика – той штуковины, которая сразу передаёт в мозг название того или иного здания. Словом, смысловики в Миогене использовались вместо вывесок.
Отойдя от выставочного центра на приличное расстояние, я повернулся к стажёру и довольно спросил:
- Ну что, дилапер, впечатлён?
- Да!... – протянул Виталик. – Полтора миллиона! Полтора миллиона устройств, каждое из которых стоит целое состояние! Я чуть с ума не сошёл, пока мы всё это рассматривали!
- Я тебе скажу по секрету, Виталик, такого ещё никто никогда не находил, - сообщил я. – Ни один дилапер. Понимальник и хамелеонник – тьфу! По сравнению с онтроникой – чушь собачья, мелочёвка.
Стажёр прокомментировал мои слова нечленораздельным восторженным рыком.
- Полтора миллиона! – только и смог вымолвить он.
- Да, стажёр! Премия у нас будет – страшно представить. Теперь уж точно куплю я себе домик на морском побережье, женюсь и займусь разведением цветочков, - помечтал я.
И чтобы стажёр не расслаблялся, добавил:
- Если выберемся отсюда живыми-здоровыми.
- А что тут опасного может быть? – встревожился Виталик. – Они же дружелюбно к нам относятся. Показывают вон всё… У нас бы такую онтронику засекретили моментально.
- Наивные они здесь, - согласился я. – Даже слишком. Все секреты выложили как на блюде. Это мне и не нравится.
- А что тебе конкретно не нравится? – продолжал тревожиться стажёр.
- Как-то всё слишком гладко получается.
Может, я и зря напугал неопытного стажёра. Но меня в самом деле что-то тревожило. Не мог этот мир с такими технологиями быть настолько простым, что его можно было взять голыми руками. Какой-то тут крылся подвох. Умные, красивые, здоровые и доверчивые аборигены, владеющие самыми сокровенными тайнами природы и умеющие ими управлять, не вызывали у меня доверия. Непонятно почему.
4
В паре кварталов от гостиницы мы увидели что-то вроде небольшого летнего кафе: несколько столов под тентом. Из кафе несло такими вкусными запахами, которые напомнили мне, что я не ел с утра. Посетителей было мало, однако удалось заметить, что клиенты берут пищу с раздачи, как в обычной столовой, и за неё не расплачиваются. По крайней мере, не расплачиваются в моём понимании об оплате: ни деньгами, на карточками, ни талонами, ни, наконец, вещами. На питание в кредит не похоже. Может, тут какая-то другая система оплаты? Хотя, за гостиницу мы тоже не заплатили.
Понаблюдав немного, я решил рискнуть.
- Есть как охота, Игнат! – повёл носом голодный Виталик.
И это он сделал вовремя.
- Пойдём в кафешку, - предложил я. – Не сидеть же в гостинице до ночи. Там даже телевизора нет.
Я бросил дилаперскую сумку на стул, чтобы занять место. Мы взяли подносы и подошли к раздаче. Миловидная женщина-повариха в белом одеянии дружелюбно посмотрела на нас.
- Что будете, молодые люди? Чимарги, флаки, котлеты?
Услышав знакомое название, я пожелал котлет. Кто его знает, что за чимарги, не отравиться бы…
- Гарнир? Клида, макароны, ремих?
- Конечно, макароны! От ремиха меня что-то мутит в последнее время…
Беседуя таким образом, нам удалось набрать более-менее знакомой пищи. Наши разносы наполнились аппетитной на вид едой.
- Что среднить будем? – спросила повариха.
- Ничего, спасибо.
- Вы не хотите среднить? – удивлённо вскинула брови женщина.
Я улыбнулся как можно шире.
- Мы вчера насреднились. Сегодня как-то не хочется, благодарю вас.
Боясь, что нас всё-таки заставят платить, я взял разнос и под изумлёнными взглядами поварихи направился к свободному столику. Стажёр направился за мной. Оглянувшись, я увидел, как повариха направила на нас плоскую коробочку, которую я видел в первый день в руках у Элины.
Всё обошлось, но напряжение осталось: вдруг нас заставят платить перед уходом. Страшного для дилапера тут ничего нет – не пыточная камера, но вляпаться в скандал в первый же день не хотелось. Ведь мы ещё ничего практически не знаем об этом мире. Даже элементарных документов у нас нет; и я не знаю, есть ли вообще в этом мире документы.
В этот день, который начал постепенно превращаться в вечер, нас ожидал ещё один сюрприз, в несколько раз повысивший рояльность мира в моём представлении. Когда мы с Виталиком доедали ужин, в кафе вошла шумная группа аборигенов. Преобладали юноши студенческого возраста и симпатичные девушки, они вели себя, как обычная молодёжь в любых мирах: шутили с поварихой, подтрунивали друг над другом. Заказали посетители немного, в основном напитки. Спиртного я не заметил. Заняв больше половины столиков, аборигены завели разговоры. Прислушавшись, я понял, что посетители спорят о поэзии.
Длинноволосый молодой мужчина с унылым лицом поднялся и громко продекламировал:
Устав от серости печальной, Я ухожу в тугую мглу. Вонзив судьбы своей иглу В постылой жизни шар хрустальный.И тут меня словно изнутри подбросило. Как же я сразу не заметил: длинные волосы, отличающиеся от коротких мужских причёсок этого мира, на лице – озабоченность глобальными проблемами человечества и, самое главное, бегающие глазки. Давно я ждал подобного типажа! Такие есть в любом мире – неуверенные в себе, разочарованные, страстно увлечённые всякой ерундой вроде стихосложения, коллекционирования этикеток или собирания марок. Такие люди, изгои-диссиденты – опора дилаперов, потенциальные жертвы зацепа. Не показав виду, я начал внимательно прислушиваться к разговорам новых посетителей.
Яркая зеленоглазая девушка с копной тёмно-рыжих волос, покраснев, вскочила с места и набросилась на поэта:
- Это не стихи! Это зелёная тоска убогого графомана! Нам не нужны такие упаднические вирши! Поэт должен рассказывать о покорении звёзд, романтике дальних странствий, силе человеческого духа!
Выпалив эту тираду на одном дыхании, девушка села и нервно отхлебнула из стакана.
- Точно, ерунда какая-то! – подтвердил атлетически сложенный парень, сидящий рядом с рыжей. – Зачем писать о тоске, разве нет других эмоций? Стремление, радость, любовь…
Высказавшись, он покосился на зеленоглазую соседку. Остальные посетители возбуждённо загалдели, на все лады обхаивая стишки длинноволосого. Тот попытался дочитать свой опус, почти целиком состоящий из слов «печаль», «грусть», «отчаяние» и их производных, но его уже никто не слушал.
- Таким как ты, Ант, нужно не стихи писать, а в откатилку сходить. Откатиться подальше в детство и научиться чему-нибудь полезному, - безапелляционно заявила рыжая. - Пошли, ребята!
Она порывисто встала, едва не опрокинув стул. За ней немедленно поднялся атлет. Парочка направилась к выходу, туда же потянулись остальные посетители. Длинноволосый Ант на разгоне прочёл ещё пару тоскливых четверостиший, но, заметив, что кафе опустело, замолк, обречённо плюхнулся на стул и машинально глотнул из ближайшего стакана.
Я подтолкнул Виталика под столом ногой, мол, смотри как дилапер работает и учись, поднялся и подошёл к поэту. Он посмотрел на меня взглядом побитой собаки, чем ещё больше обрадовал.
- Замечательные стихи! – сказал я как можно проникновеннее.
- Тебе правда нравится? – спросил он с надеждой, встрепенувшись.
- Не то слово! – вздохнул я. – Твои стихи – это новая веха в поэзии.
- А они не понимают! – дрожащим голосом пожаловался длинноволосый, кивнув вслед уходящим. – Говорят, что тоска зелёная.
- Беда всех гениев, - заверил я поэта. – Твои стихи поймут лет через сто.
- Через сто лет я уже умру, - резонно заметил Ант. – И не знаю, оживит меня кто-нибудь из потомков или нет.
Ну конечно, как я мог забыть! Подобным «гениям» нужна слава здесь и сейчас.
- Печататься не пробовал? – сочувственно спросил я поэта.
Видимо, я брякнул что-то не то. Ант подозрительно посмотрел на меня и спросил, нахмурившись:
- Забредыш, что ли?
- В некотором роде, - ответил я туманно, не вдаваясь в подробности.
- А в вашем мире есть поэты? – поинтересовался Фил довольно равнодушно.
Естественно, подобные непризнанные гении считают поэтами только себя. А остальные так, бумагомараки.
- Конечно, - горячо заверил я. – В нашем мире умеют ценить таланты.
Поэт воровато оглянулся.
- Может, перепухнем ко мне и поговорим? – предложил он, оживившись.
- Я не один, – предупредил я, указывая на одиноко сидящего стажёра. – С напарником. Он тоже ценитель хороших стихов.
Ант с сомнением посмотрел на Виталика. Тот, прислушиваясь к нашему разговору, старался принять вид ценителя поэзии, что у него получалось не очень правдоподобно. Поэт, вздохнув, растворился в воздухе. Мы с новичком некоторое время смотрели друг на друга, не зная, что предпринять, пока длинноволосый не появился снова.
- Чего вы не перепухаете? – удивлённо спросил он.
- Не перепухается что-то…
- Перепухальника нет?
Я виновато развёл руками.
- Ну вы даёте! Поэзию ценить умеете, забредыши, а таких простых вещей не имеете, - покачал длинноволосой головой непризнанный гений. – Давайте руки.
Виталик подошёл к нам. Мы втроём взялись за руки, будто собрались закружиться в хороводе, и моментально перепухнули внутрь небольшой квартиры с большими окнами и высокими потолками. Комната, в которую нас запух поэт, смущала своей пустоватостью.
- Моя обитель, - пафосно произнёс длинноволосый, обводя вокруг себя, не давая нам прийти в себя после перепухания. – Пристанище томящейся души.
Без всякой связи Ант принял поэтическую позу и с надрывом прочёл:
Рыдал я грустью, Пел печалью. И в мира устье Глядел я далью.Мне пришлось закатить глаза и перевести дух грустно и печально. На поэта это подействовало.
- Ант, - сказал он и приложил руку к сердцу. Мы с Виталиком ответно представились.
- Игнат? – вскинул брови поэт. – Виталик? Интересные имена, поэтические... Из каких далей прибыли к нам, забредыши?
«Из туманных», - подумал я, а вслух ответил:
- С Земли.
Недогадливый поэт удивлённо поморгал:
- А мы, по-твоему, где?
- С другой Земли, со смежной, - пояснил я недалёкому гуманитарию. – Смежные миры бывают, знаешь ли. Вещевод и всё такое прочее.
- Ну да, ну да, - равнодушно отреагировал Ант. Он сделал лёгкое движение, и из пола выросли три кресла. Графоман с размаху ухнул в одно из них. Я осторожно опустился в другое, ощупывая подлокотники. Виталик благоразумно остался стоять. Вот, значит, почему комната пустовата: аборигены помимо изготовления онтроники и перепухания умеют ещё и мебель творить на пустом месте. На кой чёрт при таких умениях нужны унылые стихи!
- Ты говоришь, у вас там умеют ценить настоящих поэтов? – напомнил мне поэт, возжелав продолжить разговор, начатый в кафе.
- О, да! Поэтов у нас ценят, - с чувством превосходства сообщил я. – У нас никто не заставляет творческих людей описывать романтику покорения звёзд. Наши поэты – свободные люди и пишут о чём хотят.
Межмирторговские дилаперы побывали в сотнях миров, самых различных: высокоразвитых и умирающих, рабовладельческих и социалистических, диктаторских и демократических. Но в любом из миров всегда находились такие диссиденты-интеллектуалы, мечущиеся и страждущие, с затравленным взглядом и бегающими глазками. Самое интересное, что все они считали, что общество на них давит и сковывает их творческий потенциал. Поэтому слово «свобода» для них было синонимом рая. Хотя многие из не понимали, что за свобода им нужна.
- Совсем свободные? – спросил Ант недоверчиво.
- Полностью, - кивнул я важно. – Они отвечают только перед собственной совестью.
Взгляд поэта превратился в горящий.
Земель много. В каждом смежном мире обязательно есть Земля. Некоторые отличаются от нашей сильно, некоторые почти неотличимы. Одни напоминают Землю начала нашей эры, другие – далёкое будущее, до которого нам ещё расти и расти.
Я дилапировал не один десяток миров. Но моя родная Земля – лучший из миров. У нас всё просто и понятно: смысл жизни – заработать как можно больше денег и с умом их потратить. Земляне – практики до мозга костей, не любят мечтателей, романтиков и альтруистов. Мне лично кажется, что энтузиасты и фантазёры – просто мусор цивилизации. Не будь наше общество слишком гуманным, их бы давно извели на удобрения. У нас всё устроено по справедливости: чем нужнее ты обществу, чем выше твоя выживаемость в обществе, умение приспособиться, тем у тебя больше денег. А общество само определяет, кто ему нужен в настоящий момент, и награждает нужного человека деньгами, развлечениями и прочими приятными вещами.
Мне, например, платят в «Межмирторге» весьма неплохо, потому что моя деятельность нужна обществу. Земля жаждет новых товаров, новых услуг и развлечений, новых мест паломничества туристов, словом, эксклюзы. А без дилаперов ничего этого бы не было.
- Наши поэты отвечают только перед собственной совестью, - повторил я разомлевшему Анту. – И мои сограждане умеют ценить таланты.
Поэт прикрыл глаза. Наверное, ему мерещился удивительный мир, в котором толпы ценителей жаждут услышать его бредовые вирши. Увы, я соврал. На практичной Земле шансов быть услышанным и понятым у него было бы ещё меньше чем в Миогене.
- А у нас не ценят гениев, - вздохнул Ант. – Ко мне никто не размазывается.
- Грамотная раскрутка нужна, - вполголоса сообщил я. – Тысячами будут размазываться.
- Что нужно для этого? – встрепенулся поэт.
- Да есть пара секретов, - подмигнул я дружески, видя оживление жертвы зацепа. – Расскажешь про свой мир, и я что-нибудь придумаю. Мне надо знать некоторые особенности твоего мира, чтобы грамотно раскрутить тебя.
- А что про него рассказывать, - скривился поэт. – Ты ведь сам всё видел. Серо, блёкло, скучно…
Он вскочил с кресла и продекламировал, подвывая:
Нет солнца, только злая тьма, Нет жизни, только воет смерть. И мир – сплошная кутерьма, Разбитых судеб круговерть.Я уже устал заказывать глаза и многозначительно вздыхать. Не скажешь же этому чудику, что я терпеть не могу поэзию ни в каком виде. И поэтов не люблю, особенно непризнанных.
Я подморгнул Виталику, чтобы он тоже запоминал сведения, которые нам собрался сообщить Ант. Задремавший было от скуки стажёр проморгался и приготовился внимательно слушать. Но узнавать о новом мире из уст изгоя-диссидента – последнее дело. Мы пытали Анта часа два, старательно вздыхая и закатывая глаза каждые десять минут после очередного опуса, которыми он щедро разбавлял свой рассказ. Кроме того, что Миоген – обитель тоски, зла и серости, я узнал и некоторые полезные вещи. Например, что тут умеют, помимо всяких онтронных вещей, заглядывать в прошлое и будущее и превращать материю в пространство или время и наоборот («грубую ткань в светлую даль», по словам поэта). Меня даже пот прошиб, когда я представил себе размер премии за этот проект. Сумма премии всё раздувалась и раздувалась. У моря я приобрету не домик, а целую виллу, пятиэтажную, с пятидесятиметровым бассейном и вертолётной площадкой.
- В нашем мире ты бы мог стать миллиардером при своём таланте, - неосторожно брякнул Виталик. Ему не терпелось узнать, есть ли в мире деньги или тут всё бесплатно, как еда.
Я незаметно погрозил ему кулаком, но он не заметил.
- Кем стать? – задрал брови кверху поэт.
- Миллиардером. Ну, состоятельным человеком, богатым… У кого денег много.
Между ними состоялся замечательный диалог:
- Денег?
- Ну да. Таких штук, на которые можно много разных вещей купить.
- А зачем вещи покупать?
- Чтобы их было много.
- А разве задублить нельзя?
- Задублить?
- Ну да. Разве у вас в мире нет дублятора? Это такая онтроника, которая любой предмет может размножить. Ну, сделать категорию «количество» неважной…
Этим он добил Виталика. Мир, в котором можно любую вещь размножить в неограниченном количестве, мир, в котором количество не играет роли, произвёл на стажёра огромное впечатление. Он подавленно замолчал. Пришлось вмешаться в разговор мне.
- Представь, - обратился я к поэту, - что у тебя есть какая-то уникальная вещь. Эксклюзив. Которой нет ни у кого. И все тебе завидуют. Зачем ты будешь кому-то её давать задублить, если можешь пользоваться ею сам? Только ты, один-единственный.
По лицу Анта было видно, что в поэтической голове шла титаническая мыслительная работа. Чтобы не быть голословным, я открыл первичный дилаперский набор, вынул первую вещь для зацепа – джинсы и торжественно встряхнул ими перед носом ошалелого поэта. Аляпистые штаны были щедро украшены лейблами и ярлыками. Лёгкие пошорканности придавали джинсам фирменный вид.
- Вот это вещь! – восторженно произнёс поэт, сглотнув от напряжения, и даже привстал с кресла.
- Фирма! – гордо ответил я, позволяя Филу потрогать лейблы.
- Откуда?
- Оттуда. На, подержи!
Поэт бережно, как святыню, принял штаны из моих рук.
- У нас таких не выдумывают, - завистливо произнёс он, рассматривая джинсы на вытянутых руках. – У нас в выдумницах - только эту дрянь.
Он с отвращением поглядел на свою одежду.
- А незачем такие выдумывать! – заметил я. – Если джинсов будет много, тогда все будут их носить, и никто удивляться не будет. А так они будут у тебя одного. Дарю!
От привалившего счастья поэт совсем обезумел. Он счастливыми глазами смотрел на меня и прижимал джинсы к груди.
- Если ты хочешь добиться славы, добивайся её любыми способами, - менторским тоном поучал я. – А слава – это публичность, внимание людей. Наденешь джинсы – автоматически становишься центром внимания, и можешь спокойно читать свои стихи. Тебя выслушают из уважения к твоим фирменным штанам.
- Что я могу для тебя сделать? – засуетился поэт.
О, это уже другой разговор! Приятно слышать и понимать, что зацеп состоялся. В любом мире, хоть рабовладельческом, хоть в коммунистическом, есть люди, способные за джинсы сделать всё, что угодно. Они – потенциальные жертвы зацепа.
- У меня есть много интересных вещих, - опутывал сетями поэта я всё сильнее и сильнее. – Получше этих джинсов. Они могут стать твоими. К тому же я помогу тебе стать знаменитым, чтобы тебя слушали и обсуждали. Помоги мне тоже немного.
- Что? – прошептал поэт.
- Я скажу, когда мне понадобится твоя помощь.
5
Ант выпухнул нас из своего дома уже в сумерках. Спокойной ночи он пожелал своеобразно:
Уснуть, и чтоб весь мир пропал, Уснуть, проспав судьбы запал. Проснуться бы в тиши ночной И вечный ощутить покой.Своим стихотворным бредом поэт изрядно надоел за этот вечер. Я привычно вздохнул, закатив глаза, на этот раз просто от облегчения.
В гостиницу мы не пошли. По сумеречным опустевшим улицам я и стажёр добрались до окраины города и нашли укромное место на берегу небольшой речушки. Мне необходимо было посоветоваться с суфлёром, подвести итоги дня. В гостинице вряд ли могла быть прослушка, но перестраховаться никогда не вредно. Стажёра я поставил караулить.
Я отключил понимальник и постучал по переговорнику.
- А? – встрепенулся на том конце «провода» Павлик.
- Спишь, что ли? – недовольно спросил я. – Забыл, что должен трое суток проекта дежурить непрерывно?
- Глаз не сомкнул! – вяло заверил меня суфлёр, смачно зевнув.
- Что скажешь? В общем и целом?
Аналитик хмыкнул:
- Лучше бы девку зацепили, чем этого патластого графомана. Хотя бы эту, Элину. Или рыженькую в кафе.
- Кто бы рассуждал о девках! – рассердился я. – Донжуан-теоретик! По существу что скажешь?
- И так всё понятно. Коммунизм с пережитками социализма. Или социализм с зачатками коммунизма. От каждого по способности, каждому по морде.
Виталик, обладающий умением искренне смеяться над самой тупой шуткой, хохотнул и тут же смолк под моим сердитым взглядом.
- Павлик, - сказал я проникновенно, - я знаю, что ты главный остряк аналитического отдела. Но мне сейчас не до шуток. Я и так весь вечер идиотские стихи слушаю. Давай просыпайся до конца и выдавай своё мнение.
- Мирок интересный. Эксклюза тоже неплоха, - выдал скромное мнение суфлёр, посерьёзнев.
- «Неплоха»! – Я даже подскочил от возмущения. – Шикарная эксклюза, роскошная! Хрен кто такую добывал из дилаперов!
- Эксклюза – это так, мелочёвка, - не разделил моего восторга Павлик. - Тут другое интересно. Перепухание, картофелекапуста… Вывод не напрашивается?
Я задумался с точки зрения суфлёра бессовестно долго, и он через пару секунд сам ответил:
- Вывод такой, что в Миогене нет чётких границ. Это нечёткий мир. Мир, в котором противоположности сглажены, между ними нет выраженной разницы. У нас каждая вещь – это отдельная сущность, а у них – полудрова-полудым и морквосвёкла.
- А перепухание тут причём?
- Я думаю, что тут тоже своего рода нечёткость. У нас каждое твёрдое тело занимает своё определённое место в пространстве. А у них, видать, размазана по всему пространству. То есть ваш поэт не целиком в соседней комнате дрыхнет, а в основном, на девяносто девять и девять десятых процента. А одна тысячная его часть размазана по всему пространству Вселенной.
- Ты точно проснулся? – поддел я Пашу, слегка обалдев от его гипотезы. В принципе у него все гипотезы сумасбродные.
- Идиот! – прокричал суфлёр так, что я прикрыл рукой переговорник. Верный признак, что ему мысль кажется логичной и правильной; он всегда злится, когда его не понимают, - Включи мозг, недоучка! Поэтому и называется перепухание, что человек плавно перетекает из одной точки пространства в другую! В одном месте он сдувается, а в другом вспухает! Просто меняет концентрацию себя в данной точке. Что не ясно?!
Мы с Виталиком промолчали.
- И между самими вещами, кстати, нет чёткой разницы, - слегка успокоился Павлик. - У нас есть морковь, и есть свёкла, и между ними нет ничего общего.
- Корнеплоды, - брякнул я.
- Что?! – опешил суфлёр.
- Я говорю, у них есть общее: морковь и свёкла – корнеплоды.
- Вот идиот!– задохнулся от возмущения суфлёр-философ. – Что с тобой сегодня? Ты что-то соображать плохо стал. Я же тебе о другом толкую, а не о классификации. Я говорю, что у нас между любыми вещами есть чёткая разница, граница. А в Миогене можно из любых двух вещей получить нечто среднее. На четверть свёклу, на три четверти морковку.
«Что среднить будем?», - всплыли в мозгу странные слова поварихи.
- И фазовые переходы тут, скорее всего, плавные. Водалёд. Значит, вода в лёд переходит не скачком, как у нас, а плавно густеет. Заметил, кстати, что город здешний похож на село? И это тоже гладкость, сглаженность – в Миогене нет разницы между городом и деревней.
- А конфигурация? – неожиданно возник из темноты уставший караулить Виталик.
Я удивлённо посмотрел на него, и он, смутившись, пробормотал:
- Ну… Конфигурится тут всё… Само…
- А смысловик? – добавил я, обращаясь к Павлику. – Бабочник, обратник? Какая тут нечёткость?
Но суфлёра не так просто завести в тупик:
- Я думаю, Миоген не только нечёткий, но и саморегулирующийся. Вся рояльность, которая тут зашкаливает – это результат саморегуляции. Следствие само настраивает причины, целое – части… У нас следствие зависит от причины, а тут ещё и причина от следствия. Обратная связь.
И тут меня осенило:
- Нечёткий, саморегулирующийся мир с обратной связью, говоришь? - усмехнулся я. – А ты, Паша, не перепил пива случайно? Где ты видишь нечёткость?
Я повертелся вокруг себя, водя камерой.
- Где? Где расплывающиеся перетекающие друг в друга предметы? Вот река. Она что, наполовину река, а наполовину каша манная? Почему мы со стажёром не перетекли никуда? Саморегуляция… У меня что, внутренние органы отсаморегулировались?
Даже здесь, в другом мире я почувствовал, что Павлик озадачен. Несомненно, мозги у него закипели, потому что я попал в десятку.
- Я понял! – вдруг выкрикнул суфлёр из переговорника. – Всё так просто, что даже неинтересно. Онтологический мир.
- Чего сказал? – За ходом мысли Павлика сложно уследить, особенно когда он увлечён.
- Миоген – онтологический мир. Наш земной мир – технологический. Бывают другие миры, например, магические. А этот – онтологический.
- Онтология – это раздел философии, изучающий наиболее общие вопросы бытия, - вставил Виталик, топтавшийся тут же рядом.
Павлик был терпелив и не обозвал его тупицей и идиотом. Это значило, что у него в голове сложилась определённа картинка.
- Мы, земляне, строим свою цивилизацию на базе техники. Она определяет развитие общества. Техника – практическое применение естественных наук. А тут онтроника – аналог техники, только для философских наук. Так сказать, инженерная онтология.
Онтологический мир – это, конечно, интересно. На Земле я бы охотно поболтал бы с Павликом, подискутировал на эту тему. Но сейчас меня больше интересовало другое – совет, с чего начинать дилапинг этого онтологического коммунистического мира.
Мы вернулись в гостиницу уже в полной темноте. Хоть этот мир и был онтологическим, но до уличного освещения они явно не додумались: весь город был погружён во мрак. Только где-то вдалеке мерцали зеленоватым полусферические купола, один из которых – выставочный центр. Другие, наверное, тоже какие-нибудь научные центры. Особенно заметен был самый дальний огромный купол, по размеру превосходящий все остальные. По-моему, он бы запросто покрыл бы ведь этот городишко. Я решил, что в этом куполе должен находиться завод по производству онтроники, и улыбнулся своим дурным мыслям.
В номере стажёр хотел было завалиться спать, но я решил перед сном его немного помучить теорией дилапинга. Тем более, что Павлик, выдумав термин «онтологический мир» так и не дал толкового совета, как его дилапировать.
- Ну, юноша, в Миогене мы выжили и вроде как адаптировались, анализ мира проведён. Суфлёр подвёл все факты под заумную теорию. По-моему, пора переходить к стадии собственно дилапинга.
Виталик приложил палец к губам и посмотрел по сторонам.
- Не бойся, - успокоил я его. – Понимальники отключены, да и в нашем дилаперском жаргоне ни один абориген не разберётся. Павлика я тоже заглушил. Так что говори смело.
Стажёр понял, что ему не отвертеться от экзамена и уныло покивал. Я плотоядно улыбнулся:
- Ну, мил человек, поведай нам, какой вид дилапинга мы применим к Миогену?
У стажёра с теорией были явные пробелы. Троечником был, наверное, наш уважаемый Виталик.
Он закатил глаза, надулся и выдавил:
- Дилапинг – это комплекс мероприятий, цель которых преобразовать любую цивилизацию в общество потребления. Потому как общество потребления – высшая точка развития человечества…
- Ты мне не рассказывай с самого начала инструкцию, - оборвал я его. – Я знаю, что такое дилапинг. Повторяю вопрос: какой вид дилапинга применим к Миогену?
- Мы в данном случае применим прогрессорский дилапинг, - брякнул новичок.
Я вздохнул:
- Думай, прежде чем болтать! Прогрессорский дилапинг, - отчеканил я слова межмирторговской инструкции, - применяется для миров, не достигших уровня потребительского общества. Как то первобытнообщинные, рабовладельческие, феодальные, ранне-капиталистические и им подобные миры.
- Нормализующий? – продолжал гадать стажёр.
- Попал! – с издёвкой хмыкнул я. – Тем более что других видов не бывает. А почему нормализующий?
- Потому что он применяется для миров, свернувших в сторону от стадии общества потребления. Социалистические, коммунистические, коммуноподобные…
- Ладно, не перечисляй, - остановил я Виталика. – Расскажи-ка лучше, какую методику ты применил бы к Миогену.
Новичок покряхтел и выдал:
- «Болевые точки»?
- Господи, чему тебя учили пять лет?! Принцип «болевых точек» - это общая методика для любого дилапинга, хоть прогрессорского, хоть нормализующего. Мы ищем болевые точки в обществе, нажимаем на них, общественные устои разваливаются… В этом сама суть работы дилапера – найти болевые точки и надавить на них. Для коммуноидных обществ этот принцип называется «ослиным». Слышал?
- Нет…
- В древности был один детский писатель. Он в одной книжке описал коммунистическое общество, Солнечный город назывался, что ли. Там жители были умненькие и праведные, как здесь. Так вот, три осла, превращённые в людей, за короткое время совратили всё тамошнее общество своими идиотскими выходками. И у них, самое интересное, нашлась масса последователей.
- Понял! – обрадовался Виталик. – Коммуноидов можно совратить всякой пошлятиной!
- Умница! Чем, по-твоему, будем совращать? Голыми бегать по улицам?
- Не, ну это… - засмущался стажёр.
- Я тебя отправлю стриптиз показывать, – пригрозил я новичку, - если ничего не придумаешь.
- Стриптиз ты сам придумал! – огрызнулся Виталик, осмелев. – Зачем обязательно голыми? Есть тысяча других способов. Хотя бы метод «бус и зеркал». Или метод «огненной воды»…
- «Бусы и зеркала» хороши при прогрессорском дилапинге. И «огненная вода» тоже. Мы, конечно, тоже устроим «товарную наживку» - Ант ведь на джинсы клюнул. Но она годится для быдла.
- А разве в коммунистическом обществе есть быдло? - удивился стажёр.
- Быдло есть при любом строе. Быдло бывает рабочее и творческое. Последнее считает себя небыдлом. Так вот, товарную наживку можно устроить рабочему быдлу. А вот с творческими людьми мы поступим по-другому. Мы их соблазним двумя вещами.
Я выдержал паузу, ожидая, что Виталик сам догадается, что это за вещи, но он промолчал.
- Интеллигенция жаждет двух вещей: свободы и правды, - объяснил я, не дождавшись ответа. - «Интеллигентная паранойя» - это когда творческому человеку кажется, что ему не дают свободы творчества и что власти скрывают правду. На это и будем давить.
Я не стал перегружать новичка информацией. Он, скорее всего, не знал о «парадоксе дерьма в среде интеллигенции». Суть в том, что интеллигенция, если её не контролирует общество, начинает писать дерьмо, рисовать дерьмо и изобретать дерьмо. Словом, самовыражаться. Мы нажмём на чувства свободы, интеллигенция вытребует себе этой самой свободы и начнёт выдавать дерьмо в промышленных масштабах. А нам это и нужно: одурев от такого количества «шедевров», общество перестанет понимать разницу между настоящим искусством и дерьмом, начнётся разброд и шатание. С быдлом ещё проще, у неприхотливых нетворческих людей нужно разбудить животные инстинкты разной низкопробной пошлятиной.
- А если не получится? – задал странный вопрос Виталик. Но я в теории собаку съел, меня не так просто поставить в тупик.
- Всё уже давно придумано и опробовано, стажёр. Слышал про единый принцип недовольства? В любом обществе всегда есть процент недовольных: хоть в коммунистическом, хоть в первобытнообщинном.
- Чем же коммуноиды недовольны? – удивился стажёр. – Всё бесплатно, жизнь спокойная…
- Это и утомляет больше всего. Называется синдром усталости от спокойной жизни. Людям хочется борьбы, потрясений, побед, подвигов, приключений. Вряд ли коммунистическое общество может порадовать бурной интересной жизнью своих граждан. А почему? Потому что, согласно диалектике, в бесклассовом обществе отсутствует борьба противоположных классов, а, следовательно, отсутствует развитие.
Вздрагивая на словах «диалектика» и «противоположности», Виталик внимательно слушал меня.
Меня прорвало на монолог из-за паршивого настроения. Дело в том, что при всём своём богатом опыте дилапинга, я ни разу не дилапировал коммуноидые миры: ни коммунистические, ни социалистические. У дилаперов по поводу коммуноидных обществ мнения расходились. Одни говорили, что коммуноидов дилапировать необычайно трудно: отсутствует жажда наживы – самое естественное человеческое чувство. Другие говорили, что, наоборот, коммуноиды очень легко клюют на всякие «бусы и зеркала»: лейблы, товарные знаки и надписи на английском.
Мне лично гораздо больше нравятся рабовладельческие общества. Если там не глупить при зацепах, удачно адаптироваться, то можно дилапировать с большим комфортом. По ассортименту развлечений и грязных удовольствий нет миров, равных рабовладельческим. Если бы я не решил купить себе домик на берегу моря, то переселился бы в такой мир и до конца дней тратил бы свои накопления на разные непотребства. Эх, мечты, мечты!
Я не стал пугать Виталика тем, что, помимо дилапинга, нам придётся параллельно заняться ещё одним интеллектуальным занятием: искать предприятия, изготавливающие средства производства. Проще, заводы, на которых изготавливается онтроника. Если это общество коммунистическое, то онтронные заводы должны быть в руках народа, а, значит, надо готовить массы к будущей приватизации. Ну, а кто приватизирует эти предприятия, думаю, и ежу понятно – наши ушлые и тёртые земные капиталисты, олигархи, эффективные хозяева. Есть такой дилаперский приём – миф о Хозяине, который постепенно внедряется в умы аборигенов. Мол, придёт загадочный Хозяин, который наведёт порядок, и жизнь наступит совсем сладкая. Но для этого надо доказать миогенцам, что их теперешняя жизнь – серая и унылая. Для этого и проводится товарная наживка – демонстрация ярких земных товаров со всякими брендами-трендами.
Товарная наживка – только первая стадия дилапинга. Метод основан на принципе «запретного плода». Суть – вброс товаров-наживок, будящих в строителях светлого будущего жажду обладания и сопутствующие зависть и разочарование от серой окружающей действительности. Для нетворческих слоёв населения обычно вбрасывается продукция, будящая простые животные радости - похабщина (журналы, фильмы) разной степени эротичности, новые сорта алкоголя и самые раскрученные образцы поп-культуры. Творческой интеллигенции (дерьмоинтеллигенции, как мы её называем) предлагаются «статусные» товары – продукция, не представляющая реальной ценности, но придающая обладателю определённую богемность: курительные трубки, статуэтки из эбонитового дерева, глиняные маски и прочий хлам.
- Бери листок, ручку и пиши, - скомандовал я новичку. – «Начальнику отдела обеспечения. Заявление. В связи с началом третьего этапа проекта дилапинга Миогена для проведения стадии «товарная наживка» прошу выдать со склада: два ящика пива, двадцать порнофильмов на флешке, запись конкурса «Молодой попсовик», десять книг авторов-номинантов премии «Короли меча и магии»…»
Я сделал паузу, новичок вопросительно уставился на меня.
- «…А также пять статуэток нэцкэ, три любые репродукции картин с выставки «Современное элитарное искусство», книгу «Лечебное калоедение» академика Ротенглюка…»
- А это зачем? – удивился стажёр.
- Ты думаешь поразить интеллигенцию порнухой или пивом? Интеллигенцию нужно наживлять по-другому.
И я вкратце рассказал Виталику о статусном хламе.
6
Дилапинг как наука сформировался с открытием смежных миров. Конечно, некоторые способы дилапирования были открыты в древние времена, особенно прогрессорские. Но они применялись в редких случаях; наши воинственные предки предпочитали завоёвывать рынки сбыта и эксклюзу крайне неэффективно, с помощью оружия. Колоссальные ресурсы уходили на это. Странно, что агрессивные предки не догадались, что ящик коньяка более результативен нежели танк, а ворота крепости проще распахнуть не осадными орудиями, а джинсами и прохладительными напитками. Мало того, распахнувшие эти ворота граждане будут благодарны таким гуманным захватчикам.
В качестве классического примера нормализующего дилапинга в учебниках любят упоминать историю со старинным государством Советский Союз. Эта страна чем-то напоминала Миоген – стремления ввысь, идеалы и прочая чепуха. Я, помню, очень удивился, узнав, что мы – потомки тех самых советских. С ними у нас, правда, осталось очень мало общего: имена, корни слов да территория проживания. Так вот, этот Союз продилапили тогдашние западные страны за два приёма («нажима» на дилаперском жаргоне). Первый нажим – на интеллигенцию, из-за которого в Союзе появились диссиденты, жаждущие свободы и правды. Второй нажим провели через пару десятков лет. Он был направлен на быдло, жаждущее шмоток, жратвы и прочих низменных утех. Советская эксклюза была неплохой по тем временам – научные разработки, военные технологии, природные ресурсы, качественные мозги и здоровая женская плоть для западных порностудий. Так что приёмы нормализующего дилапинга появились и были успешно обкатаны ещё в те давние времена.
Самое смешное, что тогдашние дилаперы возились с Союзом лет двадцать до полной деморализации. Если бы я сказал своему шефу, что собираюсь дилапировать новый мир двадцать лет, он меня тут же уволил бы. Современные дилаперы делают проект за пару месяцев.
Когда во всём земном мире восторжествовало общество потребления, то через некоторое время люди, попросту говоря, заелись. Возник так называемый потребленческий коллапс: общество потребления жаждало новых товаров и услуг, а вырастить инженеров и учёных не смогло, ибо на это оно не рассчитано. Открытие смежных миров, сделанное совершенно случайно, было отдушиной. Через вещеводы, соединяющие смежные миры, к нам хлынули новые товары, а мы ответно начали поставлять в новые миры всякую дрянь, которая самим уже приелась.
Когда-то до открытия смежных миров на Земле существовало такое государство – Китай. Западные страны, успешно дилапировавшие Советский Союз, догадались поместить своё производство в этой стране с дешёвой и послушной рабочей силой. История повторяется, в наше время всё производство вынесено в третьесортные смежные миры, поставляющие через вещевод мегатонны разного хлама. У нас, дилаперов, дрянные, непрочные и некачественные товары называются свистульками. Они, свистульки, хороши только для того, чтобы дилапировать новые миры товарной наживкой. Земляне же предпочитают эксклюзу – редкие жемчужины из гигантской товарной массы.
Мы, земляне, давно ничего не производим и не выращиваем. У нас нет рабочих, крестьян и учёных. Мы - клерки, задача которых – распределение товарно-материальных ценностей. Из диких миров мы привозим ценные ресурсы, из среднеразвитых – свистульки, необходимые для диких народов, а из развитых – эксклюзу, для производства которой мы поставляем ресурсы из слаборазвитых миров и которую покупаем за свистульки. Такими хитроумными «производственными» цепочками необходимо уметь управлять, что и делают многочисленные земные клерки.
Если провести аналогию с промышленными мирами и сравнить наших офисных клерков с рабочими, то мы, дилаперы, в таком случае – воины общества потребления. Разведчики-диверсанты. Мы ищем жемчужины в новых мирах, но беда в том, что аборигены не больно хотят поставлять нам эксклюзу и получать взамен наши свистульки. Их нужно сперва подготовить к потребительству, и иногда приходится это делать жёсткими методами вплоть до дворцовых переворотов. Любому дилаперу ничего не стоит вывести из строя целый мир, взбаламутить общество, внести в него хаос и смуту. А потом в новый взбаламученный мир хлынут наши коммерсанты ловить рыбку в мутной воде. Это и есть конечная цель дилапинга.
Навестившая нас наутро Элина показала, как пользоваться визуном, на который мы не обратили внимания. Это что-то вроде нашего телевизора, только он не показывает, а переносит на место события, которое хочется посмотреть. Перемещаешься ты не физически, а только твоё сознание, так что риск исключён. Можно переноситься в прошлое, что я легко научился, и даже в будущее, что я так и не смог сделать. Два дня мы с Виталиком не выходили из гостиницы, заглядывая во все уголки Миогена, забывая порой даже пообедать.
Суфлёр постоянно находился на связи. Он задавал вопросы об общественном устройстве Миогена, а я ему охотно отвечал.
- Сельское хозяйство?
- Наличествует в виде выдумален, в которых выдумывается пища. Это такая онтроника.
- Вот видишь, - радовался Павлик, - и здесь есть нечёткость. Выдумальни позволяют сгладить разницу между материей и сознанием. Всё, что ты выдумаешь, можно материализовать. Я всегда верил в то, что материя и сознание с некоторых точек зрения неотличимы.
И тут же опять строго спрашивал:
- Промышленность?
- Наличествует в виду выдумален. В них выдумываются любые товары…
- Понял, не продолжай. Медицина?
- Наличествует в виде ремниц и молодил.
- Строительство?
- Дома тут тоже выдумывают. Кстати, есть какая-то онтроника, позволяющая в одном месте разместить несколько зданий. И они друг другу не мешают.
Вспомнив одну забавную вещь, я отвлекался:
- Знаешь, Павлик, как тут квартиры проветривают? Их просто выворачивают наизнанку. Есть такая онтроника – вывертушка. Она меняет местами внутреннее и внешнее…
- Потом об этом. Образование?
- Переразвито. Все чему-то учатся, курсы всякие…
- А разве для быстрого обучения нет специальной онтроники?
- Есть, но аборигены предпочитают учиться классическим методом. Для них главное – личное общение с преподавателем.
Павлик пыхтел, переваривая информацию, потом опять задавал вопросы:
- Спорт?
- Очень развит. Каждый чем-нибудь занимается.
- Искусство?
- Очень развито. Потому что мозги у аборигенов тренированы на выдумальнях.
- Работать хоть нужно? – смеялся суфлёр. – В этом раю?
- Тут нет постоянных профессий и организаций. Они конфигурируются, когда возникает задача. Появилась шпана на улицах – тут же возникают дружины по охране правопорядка. Пожар возник – тут же конфигурируется пожарный участок…
- Ясно. Где изготовляется онтроника?
- Пока не выяснено. Визун ничего не показывает, люди про это говорят неохотно. Слышал я от Анта, что есть какая-то Изобра. Возможно, там производится онтроника. Но Анту верить…
- Может, она выдумывается?
- Точно нет. Выдумываются только простые вещи. А онтроника настолько сложна, что её вообразить невозможно.
Мы бы могли ещё месяц-другой изучать Миоген, но мой шеф, начальник отдела дилапинга, через Павлика передал распоряжение ускорить проект. И случай вскоре представился. Наш графоман Ант, которого мы навестили на третий день, сообщил, что после обеда в Сквере Творчества состоится публичное выступление поэтов. То есть каждый подобный Анту маньяк от поэзии может прочитать свои стихи, которые тут же и обсудят зрители. Я напросился с ним. Виталика я решил не брать, отправив его к вещеводу за посылкой с товарной наживкой, пересланной по моему заявлению.
- Помнишь, я тебе говорил о секретах раскрутки? – напомнил я поэту, видя его колебание.
Тот покивал, хотя было видно, что он уже забыл.
- Ваше собрание как-то освещается в новостях? – спросил я Анта. - Ну, в смысле, как широкая публика узнаёт, что вы там читаете, творите? Или у вас закрытое собрание?
- Визун ведь есть… - неуверенно произнёс поэт. – Там новости публикуются, можно переместиться и посмотреть…
Точно, у визуна есть своеобразная «новостная лента», рекомендующая самые интересные события, куда можно переместиться.
- Прекрасно! Вот через визун мы тебя и раскрутим! Нужно, чтобы о тебе заговорили. А для этого просто необходим скандал. Сегодня ты его и устроишь.
- Скандал?
Поэту страшно не хотелось устраивать дебош. Этому трусишке, жаждущему славы, страшно не хотелось оказаться в центре скандала. Неужели он взаправду думал прийти к славе с помощью своих виршей? Придётся научить его кое-каким земным технологиям раскрутки, о которых тут видно и не подозревают.
- По-другому, родной, никак не получится, - заверил я его. – Тебе нужна слава? Я тебе её обеспечу. О тебе с сегодняшнего дня заговорят.
- А какой скандал? – спросил, бледнея, поэт.
- Не волнуйся, простенький скандальчик. Можно было, конечно, заставить тебя набить морду какому-нибудь коллеге-поэту. Но это банально. Вы там, в сквере стихи вслух читаете?
- Конечно, - улыбнулся Ант, заметно радуясь, что ему не придётся никому бить морду.
- Так вот, для скандала ты прочтёшь примерно такое.
Я принял псевдопоэтическую позу и с выражением прочёл:
Там где блещет валалум Нацепив колечки Прилетел зелёный блум На горячей печке!Поэт некоторое время обалдело смотрел на меня.
- Что это? – спросил он, выйдя из ступора.
- Стихи.
- Разве это стихи?!
- Конечно. Даже рифма есть. И ты их прочтёшь публично.
- Ведь ничего не понятно! – возмутился Ант. – На каком это языке?
- На твоём родном. В этом вся и соль, чтобы стихи были странными, - пояснил я непонятливому поэту. – Объясни всем, что в них есть сокровенный смысл, понятный только избранным. Тех, кто будет хаять твои стихи, объяви тупыми и недалёкими животными, не разбирающимися в истинной поэзии.
- Так ведь все обхают!
Я глянул на него снисходительно:
- Эх, Фил! Я тебе гарантирую, что не все. Творческие люди вроде тебя страшно боятся показаться некомпетентными, не разбирающимися в истинной поэзии, за которую ты выдашь эти «стихи».
В Сквере Творчества, когда мы туда перепухнули, уже собралось десятка три поэтов. Они читали стихи о покорении вершин, изобретении новой онтроники и силе человеческого духа.
- Привет, Ант! – дружелюбно поздоровалась знакомая рыжая девушка, за которой неотрывно следовал молодой атлет. – Написал что-нибудь? Давай, почитай, просим!
- Просим, просим! – зашумела толпа поэтов. Ант тут, видимо, выступал в роли мальчика для битья, судя по снисходительным улыбкам поэтов.
Перед Антом расступились, и он взобрался на возвышение в центре сквера. Тряхнув длинными волосами, он с поэтическим подвывом вдохновенно прочёл ту галиматью про «валалум», которой я научил его час назад. Слова он, разумеется, переврал, но эффект был достигнут.
Толпа поэтов от неожиданности замерла. Кто-то неуверенно хихикнул, но тут же замолк. Воспользовавшись всеобщим замешательством, я громко зааплодировал, продрался сквозь толпу, вскарабкался на возвышение и порывисто пожал руку поэту.
- Дорогие друзья! – пафосно обратился я к толпе. – Нам с вами довелось жить в счастливую эпоху! Эпоху рождения нового направления в поэзии! Мы стали свидетелями зарождения сумбуризма!
- Но ведь это чушь! – выкрикнула из толпы рыженькая. – Это не стихи!
В поисках поддержки она оглянулась на атлета, и тот расправил плечи. Я снисходительно глянул на парочку и обратился к девушке:
- Девушка! Вы хотите быть преградой настоящему искусству? Откуда вы знаете, какой должна быть настоящая поэзия? Вы ведь свободные личности, - обратился я к толпе, – а для полёта творческой мысли не должно быть ограничений, правил и преград. Сколько известно случаев в истории, когда творцы, не понятые толпой, умирали в неизвестности. И лишь через сотни лет потомки понимали, что загубленные таланты творили шедевры!
- Причём тут шедевры! – не сдавалась рыжая. – Это же набор звуков, а не шедевр!
Но куда этой коммуноидной девахе тягаться с дилапером, у которого по демагогии были круглые пятёрки!
- Да, действительно, кому-то так может показаться. Обезьяне вообще любые стихи покажутся набором звуков, - сказал я под неуверенные смешки, - но это не значит, что стихи плохие. Дело в обезьяне.
Я заметил, что атлету не понравилось сравнение девушки с обезьяной. Он потемнел лицом и сделал шаг по направлению ко мне. Я поспешно добавил:
- Про обезьяну я, разумеется, образно.
В ожидании поддержки я обвёл глазами поэтов и возвысил голос:
- Но ведь мы – не обезьяны. Мы должны смотреть в будущее. Сумбуризм – это наиболее естественное направление, ибо сам космос возник из хаоса, сумбура. Так и в стихах Анта, в сумбурных звуках на первый взгляд, я ощутил дыхание грядущего. Я увидел картины покорения Вселенной, росистые зори, цветущие луга и журчащую речку, текущую среди густых трав.
На мужественном лице атлета я прочёл сомнение:
- Правда, Леда, что-то в этом есть… - пробормотал он, обращаясь к рыжей. - Вроде как речка…
- Да что ты понимаешь, Лим! – рассердилась девушка, почему-то не услышав в «валалуме» росистых зорь. – Какая речка?! Набор звуков нам пытаются преподнести как новое направление в поэзии!
Но к моему великому удовлетворению на лицах некоторых поэтов я прочёл сомнение. Они усиленно искали смысл в прочтённой ахинее. Мощная штука – синдром поиска глубинного смысла. Свойственный интеллигенции, он заставляет искать потаённый смысл в любой абракадабре.
Закончив выступление, я спустился с возвышения и перевёл дух. Ко мне немедленно подскочил моложавый человек с такими хитрыми глазами, что я вторично обрадовался. Типаж прощелыги, как и диссидента-неудачника, для дилапера – тоже находка.
- Я – Герт, - преставился он. – Визунист. Очень сегодня интересная новость получится!
Он от радости потёр ладошками. Мне стало ясно, что визунист – это вроде нашего журналиста, формирующего новостную ленту в визуне.
- Заголовок нужен броский, - посоветовал я. – Что-то вроде «Скандал в Сквере Творчества» или «Непонятый гений наносит удар».
- Замечательно! Я подумаю, забредыш, - пообещал Герт, вдохновившись. Удивительно, как тут с первого взгляда определяют, что я – из другого мира.
К нам подошёл раскрасневшийся поэт, и визунист обратился к нему:
- Ты молодец! Сенсация! Мне страсть как надоело писать об открытии новой выдумницы, показателях матэргостаний и прочей тоски. А тут – взрывная новость! Потрясающая!
- Надо обязательно сообщить, - поддержал я визуниста. – Люди жаждут свежего, нового. Это и есть выражение свободы слова.
Немного подумав над этой фразой, визунист восторженно выдохнул:
- Как это верно сказано! Свобода слова!
- Люди рождены свободными, - подлил я масла в огонь. – Свобода творчества, свобода визунистская, свобода мыслить и дышать…
На непривыкшего к дилаперскому словоблудию визуниста эти слова подействовали как глоток энергетического напитка. Он прямо взвился в воздух от восторга. Герт рвался с места, чтобы скорее умчаться публиковать скандальную новость, но я не мог просто так отпустить такого нужного человека. Мне страшно нужен был свой человек в сфере массовой информации, чтобы капать на мозги аборигенов. Мы договорились замыслиться в ближайшее время.
В номере гостиницы я ожидал увидеть скучающего стажёра, притащившего пиво и порнуху. Но удивительно, номер был пуст. Может, новичок решил дотащить посылку в два этапа? Но я, осмотрев номер, не нашёл ни пива, ни прочих присланных товаров. Пока я занимался поисками, в номере неожиданно вспухла странная группа: два молодых человека с красными повязками на рукавах и помятый Виталик с тощим рюкзаком в руках. По-моему, новичок был пьян. Я понял, что его сцапали сконфигурировавшиеся дружинники.
- Добрый день, - обратился ко мне юноша повыше. – Это ваш товарищ?
Он указал на хмурого новичка.
- Мой…
- Забредыш? – уточнил высокий парень.
Я неопределённо промычал.
- У нас, молодые люди, спиртное распивать на улицах не принято, - веско проговорил тот, который пониже. - Тем более в людном месте, где полно женщин и детей. И пытаться споить при этом окружающих. На первый раз прощаем, но при условии, что больше такое не повторится!
Виталик мутным взглядом посмотрел на меня. Я постарался придать своему взгляду самое сердитое выражение, на которое был только способен.
Сделав замечание, молодые люди отпухнули от нас.
– Ну, юный дилапер, как тебя угораздило с силовиками столкнуться? – начал я допрос с пристрастием.
Новичок опустил голову и начал теребить лямку рюкзака. От него пахнуло спиртным.
- И пиво где? – добавил я, наконец, обратив внимание на подозрительный маленький объём рюкзака.
- Я, это… Дилапинг проводил… - высказался стажёр. – По инструкции…
- Дилапинг он проводил! – возмутился я. - По инструкции! Это ж какая такая инструкция научила тебя среди бела дня пиво хлестать ящиками?!
- Понимаешь… Я забрал посылку из горловины… А потом решил с быдлом поработать. Пошёл на площадь, нашёл пару человек и угостил их. А потом эти налетели, с повязками, пиво отобрали и сюда привели.
Я сморщился. Чему только учат молодёжь на бесконечных межмирторговских тренингах! Это ж додуматься надо – начать дилапинг коммуноидного мира со спаивания населения на улице!
- Двойка тебе за практику! – вынес я резолюцию. – Чуть всё не испортил. Будем надеяться, что не попали на крючок здешних спецслужб.
- Да какие тут спецслужбы! – резонно заметил стажёр. – Так, дружинники одни…
- И что теперь, можно пьянствовать средь бела дня?!
Виталик только вздохнул, опахнув меня запахом пива. И я добавил:
- Запрещаю тебе принимать самостоятельные решения. Теперь будешь проводить дилапинг только с моего разрешения.
Я заметил, что последнюю фразу я сказал почти стихами. Вот что значит общение с творческой интеллигенцией!
7
Увы, мой план тоже не сработал. Интеллигенция не клюнула на скандальные стихи Анта. Общества любителей сумбуризма тоже не возникло. Книгу «Лечебное калоедение» публично обсмеяли, а картины с выставки «Современное элитарное искусство» здешние интеллектуалы вообще не признали за картины, решив, что это какое-то непонятное украшение. Мы с Антом попытались провести скандальный перфоманс с обмазыванием вареньем и ползанием в голом виде (разумеется, я остался в стороне, заставив проделывать эти штуки подкупленного земными шмотками поэта), но нас опять не поняли. Одни обсмеяли, а другие приняли за сумасшедших. Я попытался организовать выставку собачьих экскрементов, но тоже потерпел неудачу.
Быдло тоже подкачало. Порнуха, которую Виталик продемонстрировал со своего планшетника знакомым, с которыми он прошлый раз пил пиво, вызвала у них тошноту. Попсовая музыка была с непониманием отвергнута, как и фэнтезийные романы из серии «Короли меча и магии». Я даже расстроился от такой высокой моральной устойчивости аборигенов. Прямо святые какие-то.
После такого сокрушительного поражения на всех фронтах, я провёл мозговой штурм с Виталиком и Павликом, сидящим на Земле за монитором. Суфлёр сегодня был серьёзным. Почуял наш шутник серьёзность момента. Он ведь тоже премии получает с проекта, свой процент, пусть и небольшой.
- В общем так, ребятки, - начал я, - люди тут – не люди, а ангелочки. Тошнит их, видите ли, от порнухи. Нежности какие! Придётся действовать другими методами.
- Ты поторопись, Игнат, - посоветовал мне суфлёр. – Я написал отчёт по онтронике. Дошло до генерального директора и очень его заинтересовало. Он взял твой проект под личный контроль. Требует результатов. Его не интересуют всякие онтронные штуковины, ему нужна прибыль.
- Понятно, - расстроился я. Кому охота попасть под «личный контроль» начальства. – Я уже понял свою ошибку. Кроме дурачка Анта на джинсы никто не клюнул. Товарная наживка тут не катит, если у них любую вещь можно выдумать.
- Ну и что ты дальше будешь делать? – спросил Павлик. – Ант – дурачок и слабак, это ясно… Может, рыженькую зацепишь? По-моему, она довольно авторитетная поэтесса!
- Перестань! Я тут познакомился с одним скандальным визунистом, так что доступ к средствам массовой информации у нас есть. Думаю применить метод информ-атаки.
- Что ты собираешься вбросить? – поинтересовался Виталик. – Опять что-то фекальное?
- Фекальная выставка не пройдёт, - покраснел я, вспомнив последнюю неудачу, - к экскрементам местные ангелочки равнодушны. Что-нибудь другое надо, изящное. «Волна абсурда» - неплохой вброс: метровые крысы в метро, съеденные заживо дети в школе. Метро тут, правда, нет. Да и школы своеобразные. Можно применить «панический штурм»: скоро будет голод, скупайте продукты. Правда, купли-продажи тут тоже нет.
- «Жирующая верхушка», - предложил свой метод вброса стажёр. – Мол, руководители и чиновники имеют гигантские привилегии. Но руководителей тут тоже не найти, они временно конфигурятся…
- «Заговор элит», - высказался Павлик. – Правительство скрывает страшные тайны. Хотя с правительством опять же напряжёнка…
- «Неприглядная правда», - задумался я. – Показать через визун неприглядные стороны жизни общества. Дома престарелых, помойки, больницы… Только где в этом Элизиуме искать стариков и больных?
Перебрав ещё несколько видов вбросов, мы приуныли. Этот проклятый мир ничем нельзя удивить. Базовый принцип нормализующего дилапинга – жажда низшего – тут почему-то не работал. А ведь коллеги, дилапировавшие коммуноидные миры, говорили, что этот принцип срабатывает всегда и везде. Жажда обратного есть в каждом разумном существе. Чем больше в мире высших ценностей, тем больше хочется низших. При коммунизме – капитализма, при высоких технологиях – шмоток.
- Коллеги, - неожиданно осенило меня, - а почему бы не применить методику «серого шума»?
- А что это? – поинтересовался суфлёр. – С экскрементами связано?
- Остынь, надоел уже! – раздражённо прервал я шутника. - Мы показываем, что нынешний мир и так хорош, что все всё знают, что полезная информация всем надоела. И начинаем забивать эфир бесполезной информацией до полного отупления общества. Жизнь «звёзд» и их домашних животных, сплетни, скандалы…
- Интеллигенция не клюнет, - засомневался Павлик. – У них она слишком правильная.
- Для интеллигенции есть модификация – «ложная эрудиция». Забиваем умные головы правдивой, но бесполезной информацией: число волос на хвосте быка, размер клюва синицы, что сказала местная звезда, споткнувшись о порог… Можно организовать «интеллектуальные» игры: угадайте, какого цвета блевотина у слона. А: синяя, Б: чёрная, В: зелёная.
- Дельно, - подумав, произнёс Виталик. – У тебя и визунист знакомый есть.
- Пробуйте, - отреагировал суфлёр. – С Изоброй не забудьте разобраться.
За три дня мы не успели разобраться с Изоброй, потому что в один прекрасный день произошли события, которые перевернули всё с ног на голову. После мозгового штурма у нас закипела бурная деятельность. Я выдумывал или копировал с планшетника всякую чушь, потом замысливался с Гертом, и он публиковал эту ахинею в новостной ленте визуна. «Наши учёные открыли, что брюнеты более любвеобильны, чем блондины», «Известный гид Лар во время демонстрации экспонатов упал и разбил себе нос», «Если вас одолевают проблемы, то расслабьтесь и сходите в кафе». Подобная чепуха наполнила центральный новостной ресурс всей системы визидения Миогена, распространилась по всему миру. Всё-таки и в коммуноидных мирах есть свои плюсы – отсутствие цензуры, доверчивость населения и огромные технические возможности в распространении информации.
Даже за этот короткий период удалось отследить появление у отдельных личностей признаков одилапивания, что меня несказанно обрадовало. По этим признакам можно следить и делать выводы об успешности или неудачности проекта. С удовлетворением я наблюдал на улицах города появление людей с хомячьим синдромом, при котором весь круг интересов личности суживается до одного – урвать побольше и притащить в свою норку, в свой дом. Синдром свиньи тоже радовал. При этой болезни человек стремится отупить себя глупыми занятиями вроде алкоголизма или примитивных игр. Молодёжь постепенно приобретала обезьяность: желание кривляться, стоить гримасы, хохотать без причины, визжать и впадать в истерики. Среди творческих людей появилась попугайность – жажда постоянно болтать о несущественных вещах с умным видом. У ярых приверженцев спорта появились признаки бычества – постоянного агрессивно-хамского поведения. Словом, общество, хоть и медленно, но всё же начинало деградировать. Однако начинать массовую приватизацию и коммерциализацию общества было ещё рано.
В тот злополучный день мне хотелось сосредоточиться одному, и я отправил Виталика к Анту. Недалеко от нас находилась творильня, и поэт приконфигурился в её коллектив. Работа выдумальщика была непыльной – сиди и выдумывай разные вещи, но требовала полного сосредоточения. Вход на территорию творильни был свободен, и стажёр отправился на экскурсию.
Его не было довольно долго, наверное, часов пять-шесть. Я успел в тишине придумать пару десятков новостей, убойных по своей глупости и начал намысливать Герта. Но визунист почему-то не отвечал. Зато в номер вихрем ворвался бледный стажёр и с порога заорал:
- Игнат! Тут такое!.. В общем…
- Давай-ка по порядку, - осадил я его. – Присядь и не спеша расскажи, что тебя так напугало.
- Понимаешь, Игнат, пришёл я в эту самую творильню. Ант меня встретил, всё нормально. И начал мне показывать, что там у них и как. Есть у них выдумальня, на ней работают выдумальщики. Выдумывают всякий ширпотреб и тут же его материализуют. Эта самая выдумальня работает на этой… как его… матэргии.
- Стоп! – прервал я его, включил переговорник и постучал по нему. Из него донеслось мычание Павлика.
- Повтори ещё разок для нашего умника-суфлёра.
Виталик послушно повторил, а потом продолжил:
- Ещё там есть обвещило. Это такая онтроника, которая, как бы сказать, овеществляет невещественное. Например, может сделать скорость или ярость. Просто сделать в виде предмета. Материализовать.
- Постой, любое понятие что ли можно овеществить? – спросил из переговорника суфлёр.
- Любое, в том-то и дело! Можно овеществить, скажем, умение летать, а потом проглотить, и тут же полетишь. Всякие овеществлённое невещественное они называют обвещью. Скорость, ярость и ненависть – это действяки. А всякие умения называют навычками. И всю эту обвещь отправляют на второсклад. Есть тут такое хранилище…
- Почему «второ»?
- Не знаю. Они почему-то материализованные слова называют вторичкой.
Стажёр перевёл дух и тут же снова зачастил:
- Там такая онтроника есть, какую вы, парни, и не видели! Приставочники есть, суффиксаторы и окончальники. Берешь, скажем, диван, суёшь его, например, в приставочник и прибавляешь к нему приставку «анти». И на выходе получаешь антидиван. Что угодно можно получить: недоветер, перестул, занож…
Я попытался представить себе антидиван, но у меня ничего не вышло.
- Чёрт, там столько всего, парни! – возбуждённо орал стажёр. - Скрепило есть – соединяет два предмета или больше, в один сложный. Можно получать всякие столокровати, кружколожки, мухокомаров, облаколюдей… Максиман есть – слепляет два предмета, беря от каждого самое лучшее. Да я если буду весь день рассказывать, всё равно всего не перечислю!
- Ты давай ближе к тебе и поменьше эмоций, - вмешался я в монолог Виталика.
- Почему, пусть рассказывает, - возразил Павлик. – Это ведь тоже онтроника, я её в отчёте опишу.
- Чтобы ещё больше начальство раззадорить? – рассердился я. – Чтобы с меня потом вообще не слезли? И так торопят – быстрее, быстрее, заканчивай проект… А как тут быстрее закончишь, когда каждый день что-то новое.
- Я видел в творильне много онтроники, - продолжил стажёр, завершив нашу полемику, - но это всё ерунда. Я узнал гораздо больше. И это меняет вообще всё.
- Да не томи ты, бога ради! – психанул я ещё больше. – Что за привычка дурацкая!
- У них при изготовлении возникают отходы, словохлам. Например, выдумываешь ты какую-нибудь фигню, и вдруг в голове у тебя возникло слово «плевачка», например. И эта самая плевачка тут же появляется. Побочный продукт мыслительной деятельности. А дематериализовать, говорят, накладно. Поэтому весь словохлам они отправляют вон в тот купол. Они его называют Отстойником.
Мы подошли к окну, и Виталик показал на самый большой полусферический купол, который высился у самого горизонта. Я на эту громадину давно обратил внимание, но думал, что там какое-нибудь производственное здание. Тут все нежилые дома любят делать в форме куполов.
- Так там, получается, словопомойка? – обрадовался я, и мысли закипели с удвоенной быстротой. – А если её в новостях анонсировать? Пусть визун покажет людям эту словесную овеществлённую дрянь.
- Думаешь, мне это не пришло в голову? – обиделся стажёр. – Я точно так же подумал, да только на этом куполе установлен антивизун. Фига с два ты туда заглянешь!
Неизвестно, что бы ещё рассказал Виталик, но неожиданно в номер запухнул визунист Герт. Он был бледен гораздо сильнее стажёра, непрерывно трясся и огладывался.
- Наконец-то! – обрадовался я, ещё не понимая, зачем он перепухнул к нам. – А я тебе весь день мыслю, мыслю. Что случилось?
- У вас тут пуст есть? – спросил он, подскакивая к стене и шаря по ней руками.
- Наверное, нет. Не знаю.
Бледный визунист, бормоча «вы – последняя надежда, вас тут никто не знает, можно отсидеться», рыскал по номеру. Через некоторое время, не найдя «пуста», он плюхнулся прямо на пол и убито пробормотал:
- Всё, погиб! Сейчас меня найдут и обессвойствят! И вам тоже достанется.
- Да ты расскажи толком! – попросил я, начиная раздражаться. Что за день сегодня: то один трясётся, то второй!
- Что рассказывать! Из-за тебя всё! – набросился на меня Герт. – Из-за твоих глупых новостей! В общем, контрразведка сконфигурилась, и теперь меня оперативники преследуют. Погоня. А как поймают, обессвойствят и отправят внутрь Купола как особо опасного преступника. И это навсегда.
- Что значит «обессвойствят»? – прокричал Павлик из переговорника, и визунист его услышал.
- То и значит, что заберут все хорошие свойства, и стану слабым трусливым подлым дураком! Ой, забредыши, чую я, что они где-то рядом!
Герт подскочил, заметался по комнате, попытался залезть под шкаф. Это он сделал вовремя: в комнате так неожиданно вспухли три молодых человека с решительными праведными лицами, что мы со стажёром подскочили от испуга.
- Вот они! – произнёс самый решительный и праведный юноша, указывая на нас с Виталиком. Оглянувшись, он произнёс:
- Ну и где этот визунист?
Его напарники молча подошли к шкафу и начали выволакивать оттуда Герта.
- Всё, конец! – завопил несчастный визунист. – Не хочу быть нищесвоем, сволочи! Игнат, запомни, у нас тут диктатура умных и честных. А всех глупых и брехливых отправляют внутрь Купола!
- Замолчи! – приказал ему один из контрразведчиков, выкручивая ему руку за спину.
- Не замолчу! – сопротивлялся Герт. – Игнат, у нас умные и смелые живут за счёт дураков! Это паразиты! Они высасывают из них полезные свойства! Поверь!
Второй контрразведчик пришёл на помощь напарнику, вдвоём они скрутили визуниста и выпухнули с ним из номера.
Третий контрразведчик обратился к нам со стажёром:
- От вас, забредыши, слишком много всякой дряни исходит. У нас ещё такие не забредали. Поэтому, вам три дня на то, чтобы убраться из нашего мира навсегда. Не уберётесь – отправитесь внутрь Купола, обессвойствленные или абстрагированные. И радуйтесь, что у нас общество гуманное. Я бы лично вас обессвойствил прямо сейчас!
Сказав это, он исчез. Мы втроём, считая невидимого Павлика, некоторое время ошарашено молчали, приходя в себя. Первым подал голос суфлёр:
- Ну что, умники, прокололись? – с горькой иронией произнёс он. – Плакала премия? Думали, что тут коммунизм, а оказалось вообще не понять что.
- Почему не понятно, - ответил я понуро, - как раз понятно. Типичное классовое общество, только тут не богатые помыкают бедными, а умные и добрые – глупыми и злыми.
Теперь у меня в голове окончательно сложилась картина общественного устройства Миогена. Умные, добрые и честные пришли к власти и через некоторое время решили стать ещё умнее и добрее. Онтроника позволяла отделять свойства и обмениваться ими. У нас преступников запирают в тюрьмы и заставляют работать, чтобы приносить хоть какую-то пользу обществу. Здесь же глупых и злых загнали в резервацию – под Купол, а пользу они приносят, отдавая свои полезные свойства, которые у них постепенно накапливаются. Общество, в котором твой статус зависит не от наличия материальных ценностей, а от количества у тебя полезных свойств. Значит, свойства в Миогене – универсальный эквивалент ценностей, можно сказать, аналог денег.
Я неожиданно вспомнил, как на нас наводили странные коробочки Элина и повариха в кафе. Наверное, это был какой-то обменник свойств, и с нас брали плату за гостиничный номер и за еду. Что же они взяли? Ум? Хитрость? Красноречие? Я вспомнил, как после этих коробочек было трудно сосредоточиться на работе.
- Сворачиваем проект? – убито спросил Павлик, мечтавший о приличной премии.
- Ещё не вечер, - пробурчал я в ответ, понимая, что, скорее всего, всё-таки уже «вечер».
- Заново ведь придётся план дилапинга разрабатывать, - проныл Виталик. – За три дня не успеем. Тем более за нами хвост.
Я изо всех сил ударил кулаком по столу:
- Ну, чего раскудахтались?! «Не получится», «не получится»… У нас ещё куча времени! Не из такого дерьма выпутывались!
Мне нужно было просто взбодрить напарников, хотя надежды на успех было мало. Но у меня ещё было три дня, а для дилапера это большой срок.
8
Наверное, Элина или повариха выкачали из меня изрядно сообразительности. Как я не смог догадаться до всего сам! Суфлёра удалось подключить к местному информационному хранилищу, и он объяснил мне некоторые философские доктрины этого мира. У них считается, что с развитием цивилизации вверх берёт вторичное, а первичное уходит на задний план. Как у нас на Земле пользователь компьютера, сидя за раскладыванием пасьянса, мало задумывается об элементарной базе, регистрах и прочих составляющих этого сложного устройства. Вторичное затмевает первичное: программы становятся главнее оборудования, дух - главнее материи, слова - главнее вещей, свойства - главнее предметов. Зачем нужна машина, когда лучше просто задействовать скорость. Зачем нужна промышленность, когда изделия можно выдумывать. Зачем следящие устройства и видеокамеры, если существует искач.
Постепенно аборигены начали считать, что вещи в мире – это сгустки свойств, действий и функций. Вторички, как тут называют. Каждый отдельный человек, животное, камень, стул, кровать – это сгусток бесконечного количества вторички: массы, плотности, электропроводности, храбрости, сообразительности, бега, стояния, прыжков. Причём значения этих свойств у каждой вещи уникальны, из-за чего она и становится вещью. Вселенная по здешней философии обладает сразу всеми свойствами, в том числе и несочетаемыми. Она упруга, вязка, текуча и тверда, у неё масса пять, и семь и сто тонн одновременно. Материя смела, она железная и деревянная, толстая и тонкая, умная и мягкая. Материя одновременно бежит, стоит, прыгает, мелькает, ест и спит. Отсюда и основной вывод из их странной философии – количество вторички в природе всегда одинаково. Если одна вещь увеличивает массу, то где-то эта масса должна уменьшиться. Если человек становится добрее, то какой-то другой должен обязательно стать злее. Если кто-то побежал, то другой должен остановиться. Этот факт и позволял умным и волевым аборигенам обчищать глупых и слабохарактерных, ведь это закон природы.
Правда, были ещё и преобраза, которая переделывала одни свойства предмета в другие не меняя его сущности, и обезвред, удаляющий вредные свойства, и другая онтроника для работы со свойствами, но изъятие свойств у нищесвоев был основной метод поддержки высокого морального облика и интеллектуального развития высшего класса.
Вторичкой в Миогене оперировали с такой лёгкостью как на Земле – с кухонной утварью. В этом помогала онтроника. Аналогизатором можно было сделать один предмет похожим на другой, корове придать свойства электромотора. Беззаком можно отменить на небольшой территории любые законы природы. Невера позволяла любое невозможное событие сделать возможным и даже актуальным. Действиями обменивались, их выторговывали за свойства. Навыки глотались и мгновенно усваивались. Облик меняли как одежду: утром ты блондин, а вечером брюнет. Конечно, всех прелестей онтологического прогресса были лишены нищесвои, миссия которых была – питать ожиревшее общество своими свойствами.
Это был мой первый промах за всю мою дилаперскую деятельность. Я готовился в дилаперы с детства. В детском саду я был один из самых слабых в группе. Но мне удавалось постоянно стравливать между собой сильных мальчишек, оставаясь при этом небитым. В школьные я был первым интриганом во всей школе. Любого самого авторитетного хулигана я мог лишить его титулов за пару-тройку недель своими кознями и сплетнями. В институте я ещё больше развил свои навыки, потому что на факультете дилапинга склоки и интриги активно поддерживались преподавателями и деканатом. И неужели после стольких лет практики мне не удастся справиться с этим странноватым миром!
Два дня после ареста Герта я сидел в номере и обдумывал дальнейший план действий. Вернее, делал вид, что обдумывал, а на самом деле большее количество времени сидел, уставившись в точку. На удивление, нас не выселили из номера и, кормёжка появлялась на столе в холле три раза в день, как обычно. Гуманисты чёртовы! Какие же вы гуманисты, если паразитируете на глупых и трусливых нищесвоях! Как можно пользоваться чужими свойствами! Хотя, если рассудить, ничего особенного в этом нет. У нас тоже много добрых и заботливых людей, которые тем не менее не возражают против тюрем и пользуются вещами, изготовленными заключёнными.
Виталик понимал, что меня лучше не трогать. Пока я, мрачный, сидел на своей койке, он, как мышь, затаивался в своём углу либо потихоньку брёл к визуну и смотрел всё подряд. Зато Павлик, вместо того, чтобы помочь, натолкнуть на мысль, ударился в глубокие философские размышления о Миогене и зачастую отвлекал меня своими безумными теориями и догадками. Он – философ по образованию. Считается, что философия – наука обо всём, но я думаю, что обо всём – это, значит, ни о чём. Болтология одна, а не наука.
Время от времени суфлёр выходил на связь. Каждый раз я думал, что он мне подкинет зацепку (времени до выдворения из Миогена осталось катастрофически мало), но он, вместо этого, нёс очередной бред:
- Слышишь, Игнат! Я тут подумал… У нас на Земле принято считать, что у материи есть только одна форма существования – движение. И количественная мера движения – энергия. А в Миогене, помимо движения, открыты другие формы существования материи. Например, материализация-дематериализация. Наши философы в один голос возразят, мол, материя несотворима и всё такое. А миогенцы отрицают это сплошь и рядом. Выдумальни те же… А мера этой материализации – матэргия. Аналог энергии!
Через час:
- Я думаю, Игнат, что миогенцы используют ещё одну форму существования материи, на которую у нас не обращают внимания. Самоорганизация. А это – штука фундаментальная, можно сказать, причина возникновения космоса из хаоса. И у неё есть количественная мера – синергия. По моему, таких форм движения и, соответственно, таких «эргий» в Миогене не один десяток!
Через другой час:
- Скорее всего, у них тут есть матэргетические и синергетические станции. Типа наших электростанций. Они перерабатывают один вид «эргии» в другой. Вот бы их приватизировать! В общем, ты думай, Игнат, думай! Шевели серыми извилинами!
- Ты бы подсказал, умник! – не выдерживал я. – «Матэргия», «синергия»… Толку от твоей зауми никакой, одна боль головная!
- А что тут думать! – легкомысленно возражал суфлёр, видимо, уже потерявший надежду на премию. – Мы напоролись на новую общественную формацию – посткоммунизм.
- Что за посткоммунизм?
- Я думаю, что тут недавно был коммунизм: самые умные и честные, в общем, хорошие, правят миром, бесклассовое общество и всё такое. Но постепенно хорошие обнаглели и установили диктатуру. Да ещё и онтроника помогла свойства собирать и накапливать. Ничего нового.
- Эх ты, всевед-буквоед! Каша у тебя в голове! Коммунисты считают что коммунизм – высшая формация, конечная цель человечества. Мы, нормальные люди, считаем, что коммунизм – тупиковая, ошибочная ветвь. Какой ещё посткоммунизм?!
Но разочаровавшийся во мне, как в дилапере, Павлик был красноречив:
- Значит, и те, и эти ошибаются. Почему бы коммунизму не перейти в новую формацию? Диалектика! В мире нет ничего абсолютно высшего и абсолютно низшего.
- Почему тогда из коммунизма выросло классовое общество – хорошие против плохих?
- Ну так и рабовладельческое классовое общество выросло из бесклассового первобытнообщинного. Развитие по спирали. Проще: новое – хорошо забытое старое.
Павлик любит не только шутить, но и философствовать. Он меня, конечно, здорово отвлекал, но я прислушивался и старался подчерпнуть из его философских рассуждений рациональное зерно. Но оно упорно не хотело подчерпываться.
Но решение всё же пришло, неожиданное и эффективное. Вечером, после ужина, мы с Виталиком сидели в номере, погружённые каждый в свои думы. Не знаю, о чём думал стажёр, а я маялся от стыда перед новеньким – изображал из себя тёртого дилапера, и тут такая неудача. И ещё я думал о предстоящей головомойке от межмирторговского начальства. Все расходы за неудачный проект обычно возлагались на виновника, то есть в данном случае на меня. Когда я суммировал в уме стоимость пива и репродукций картин современных художников, в голове раздался вызов – кто-то мыслился ко мне.
- Игнат! Это я, Герт! Не спрашивай ни о чём, через час визунируй на берег реки. Там, где обрыв. Ну, ты знаешь…
- Привет, Герт! Конечно! Только…
- Не волнуйся, визун не прослушивается. Визунируй смело. Только не размысливайся.
Не был бы я дилапером, сильно бы удивился. Значит, его не обессвойствили, нашего визуниста, чёрного пиарщика! Предупредив Виталика, я, не разрывая мыслесвязь, свизунировал на то место у реки, где мы первый вечер связывались с суфлёром.
Герт был в таком виде, что я его еле узнал. С подурневшим огрубевшим лицом, в нелепом оранжевом балахоне. За эти два дня он сильно раздался в плечах. Визунист был не один, рядом с ним стоял плотный парень на удивление схожей с ним наружности. Здоровяк держал в руках какой-то чемодан. Не давая опомниться, Герт рассказал про свои приключения в Отстойнике: что он там видел, что пришлось пережить и как удалось выбраться. Наверное, неудобно общаться, не видя собеседника: визунист постоянно вертелся из стороны в сторону и всматривался в пустоту, пытаясь разглядеть меня.
Его рассказ меня не поразил. Он только подтвердил догадки насчёт общественного устройства Миогена, которое мы, три осла из «Межмирторга», не смогли раскусить. Я испытал невольное уважение к Герту, который, выбравшись из омерзительного места, был настроен продолжать драку:
- Ох, и отомщу я всем, Игнат! У меня куча друзей на визидении. Надёжных ребят, которые хотят говорить правду. Мы такую бучу поднимем! Это будет поинтереснее твоих дурацких конкурсов.
- Что ты собрался делать? – спросил я, хотя уже давно разгадал намерения визуниста. Жажда правды у местной интеллигенции здорово порадовала.
- Я расскажу зажравшимся обывателям о нищесвоях. А Фил, - Герт указал на стоящего в сторонке здоровенного парня, - подтвердит мои слова.
- А не боишься снова в Отстойник загреметь?
- Не боюсь. Я ведь сущник поменял. Так что теперь меня ни одна контрразведка не опознает.
Я поглядел на решительного Герта (раньше он таким не был), перевёл взгляд на парня с чемоданом, и тут меня озарила догадка. Осенило меня так сильно, что моё тело в номере подпрыгнуло и затанцевало на месте. У моего тела пересохло в горле, поэтому я хрипло выкрикнул только одно слово:
- Толерантность!!
- Что, прости? – насторожился Герт.
- Герт, дружище, толерантность! Толерантность перевернёт весь твой мир с ног на голову!
Оба беглеца уставились на меня: визунист – недоумевающе, Фил – с надеждой. Они ждали немедленных моих комментариев, а я молчал, потому что перед глазами у меня проносились картины ближайшего будущего Миогена. Герт рассказывает на визидении об ужасах Отстойника, Фил подтверждает его слова. Общество шокировано от такого, ведь раньше никто об этом не задумывался. Люди рвутся к визуну, чтобы своими глазами увидеть кошмарную жизнь внутри Купола. Но антивизун не пускает. Тогда разъярённая толпа обывателей крушит антивизун, и толпы зрителей наблюдают Отстойник во всей красе. Наступает ломка сознания, возникает комплект вины перед нищесвоями, ведь доброты у обитателей «Закуполья» выше крыши.
Нищесвоев освобождают и уравнивают в правах с гражданами. Из-за чувства вины нищесвоев начинают конфигурить на разные высокие руководящие посты. Глупые, слабохарактерные и жестокие обитатели Отстойника становятся привилегированным классом. А дураки в руководстве – это просто песня для дилапера, стартовая площадка для ушлых моих землян. Дуракам мы запудрим мозги, жадин подкупим, трусов запугаем, а на слабохарактерных нажмём.
Обидно было то, что я, хоть и узнал о нищесвоях и Отстойнике, сразу не догадался о толерантности. Идея терпимости способна уничтожить любое развитое общество, в котором есть классы, один из которых высший, другой – низший. Я был уверен, что интеллигенция горячо поддержит эту идею, потому что подобное было проверено не на одном десятке смежных миров. Потребности интеллигентов в свободе и правде покрываются полностью. Правда – это ужасы Отстойника, свобода – это освобождение и уравнивание в правах нищесвоев.
Беглецам я пояснил идею толерантности, умолчав, естественно, о конечной цели внедрения её в общественное сознание. Я также не стал заострять внимания на том, что дураки должны занять самые важные посты в Миогене. Поэтому Герт принял идею на ура.
- Здорово, Игнат! Это будет справедливо.
- И для безопасности общества хорошо, - добавил я. – Рано или поздно нищесвои бы взбунтовались, вырвались из-под Купола и разнесли весь город к чёртовой матери.
Я плохо представлял, как слабовольные дураки смогут победить умных и смелых горожан, к тому вооружённых такими знаниями, которые нам, землянам, и не снились. Но это уже не важно, главное – идея.
Герт неожиданно помрачнел и задумался:
- Странно получается, Игнат. Безмозглый дебил Мих будет управлять матэргетикой, потаскушка Найза ведать культурой, хитровывернутый отец Гведоний – наукой, лизоблюд Харпат разрабатывать новую онтронику… Что-то плохо всё получается, забредыш!
Видимо, ума визунист украл прилично, раз додумался до того, что я хотел скрыть.
- Почему плохо? – возразил я. – Общество будет свободным. А в свободном обществе – свободная конкуренция. Вот ты и будешь конкурировать с Михом и Харпатом за тёплые места. Я не думаю, что при твоём интеллекте ты проиграешь.
Разумеется, я кривил душой. Всё будет по-другому. Интеллигенция вроде Герта и графомана Анта конечно же останется за бортом. Таков удел интеллигенции в любом обществе. Но об этом визунисту лучше не говорить.
Молчавший до сих пор Фил наконец подал голос:
- А почему нельзя поделить свойства поровну? – спросил он. – Почему нельзя просто открыть второсклады и раздать свойства нуждающимся? Раздать тем, у кого они были отобраны.
- Потому что это будет уже не толерантность, а равенство, - пояснил я непонятливому нищесвою.
- А чем плохо равенство? – удивился Фил.
- Равенство плохо тем, что все будут серенькими и одинаковыми. Ни умными, ни глупыми. Ни сильными, ни слабыми. Ни рыба, ни мясо, в общем.
Сомневаюсь, что мои слова убедили нищесвоя. Идея равенства – самая въедливая идея на свете. Если она кому западёт в голову, то выгнать её непросто. Поэтому умные правители и стараются заменить её толерантностью, квазиравенством – вроде как все равны, но табачок врозь. Если бы у меня была возможность не хитрить, а выложить всё начистоту, я бы ответил Филу так: «При равенстве дуракам вход во власть заказан. При толерантности же одни дураки и вылезают наверх. А этого я и желаю больше всего. Властные дураки помогут нам, пришельцам-забредышам, вывозить ценную онтронику, а взамен поставлять вам всякий аляпистый, мигающий, свистящий и звенящий хлам».
Договорившись встретиться через час, мы расстались с беглецами. Те поспешили к друзьям-визунистам, а я привезунился в номер. Виталик вопросительно посмотрел на меня, Павлик нетерпеливо пищал из переговорника, а я всё доказывал воображаемому Филу, что толерантность – это прекрасно.
«А разве для того, чтобы править, не нужно ума? Если Миху дать власть, он такого наворотит…» - утверждал невидимый Фил.
«Если общество сконфигурирует Миха во власть, такова воля общества, - возражал я, - Обществу видней, кто должен править»
«Ты ведь кривишь душой, Игнат, - говорил нищесвой, - интеллигенция останется у разбитого корыта. Дураки нахрапом возьмут власть, вы, забредыши, им поможете, а интеллектуалам что останется?»
Я мысленно смеялся: «А интеллектуалам можно будет бороться дальше. Чтобы общество стало ещё толерантнее. Например, за права абстров. Затем за права параметрявок. А потом уравнять в правах людей и плевачек с саложорами».
И в этом я был прав. Доведённая до абсурда идея толерантности способна на многое.
Часть третья. Занимательная юриспруденция
1
У Петровича дурная привычка – он любит поручать новое дело в конце дня. Вместо того чтобы провести вечер дома, как все нормальные люди, мне придётся тащиться к чёрту на кулички. Сегодня утром из спорткомплекса «Юность» нашему дежурному позвонил подросток-пловец и сообщил, что некий Рома Седельников, его согруппник, обладает чрезвычайным везением. Мол, плавает этот Рома неважно, зато во всех соревнованиях постоянно побеждает. Причём, выигрывает он не из-за высоких результатов, а случайно: у его соперников то очки слетят при входе в воду, то фальстарт, то верёвочка от плавок лопнет. И Петрович не нашёл лучшего решения, как поручить это дело мне. На его месте я бы послал этого юного доносчика в Центр помощи подросткам, и пусть там разбираются в фантазиях этого молодого дарования. Тем более что подобных организаций у нас в городе пруд пруди. На нас, физиков, привыкли сваливать все дела, которые нельзя направить в химическую или биологическую группу. Вот мы и занимаемся всякими психами, фантазёрами, брехунами и прочими пубертатными подростками.
Надо было мне, дураку, в своё время идти в химики. На них дел сыплется раз в пять меньше нашего. Взять, скажем, последнее: в продажу поступил препарат, замедляющий взросление. Многие ведь обожают возиться с котятами, щенками и другими детёнышами и хотят, чтобы те подольше не росли. Вот и пичкают несчастных животных этим адским зельем. Так доблестные оперативники-химики (мы, физики, называем их «мензурками») всей группой в составе четырёх бездельников это плёвое дело три месяца мусолили! Да ещё хотели на нас перекинуть, мол, раз задержка развития во времени, значит, это дело физиков, временные парадоксы, искажения пространственно-временного континуума. Умники!
Хорошо хоть дежурный сегодня попался толковый. Он определил, что звонок был сделан с телефона администратора спорткомплекса, моментально перезвонил и узнал, кто звонил. Теперь я сидел у себя за столом и искал в Сети информацию о стукаче, некоем пятнадцатилетнем Мезенцеве Илье, и подозреваемом Седельникове, тоже пятнадцати лет от роду. Краем уха я прислушивался к скучному голосу своего соседа по кабинету, лейтенанта Олега Барышева, и надоедливому нытью допрашиваемого. Допрос начался ещё до моего злополучного похода к Петровичу и продолжался уже около трёх часов.
- Так вы говорите, что нашли кривофот во дворе, гражданин Игнашкин? – без эмоций вопрошал Барышев.
- Конечно, во дворе, гражданин начальник! – ныл Игнашкин, дебильно выпучивая глаза, - прямо вот так вот шёл по двору и нашёл!
- А ваша сожительница, гражданка Белькова, утверждает, что вы его купили. Потому как сами ей об этом сказали.
- Да брешет она, гражданин начальник! – ёрзал на неудобном стуле допрашиваемый. – Баба из ума выжила, а вы ей верите! Она ещё и не то наговорит. Из вредности бабьей наговаривает, стерва! Из-за того, что я мусор не вынес на прошлой неделе.
Олегу подсунул это дело в прошлый понедельник наш Петрович. Кривофот позволяет фотографировать из-за угла, через замочную скважину, через форточку, да и вообще через любую щёлку, непонятным образом искривляя обзор. Дегенерат Игнашкин фотографировал симпатичную соседку, когда та переодевалась или принимала душ, и выкладывал фотографии в социальную сеть. Соседка рылась в Сети, увидела свои пикантные фото и сообщила в полицию. Те проверили её квартиру, убедились в отсутствии скрытых камер, обнаружили, с какого адреса загружались фотографии и вышли на Игнашкина. А дальше дело передали нам.
- Пользуясь кривофотом, вы, Игнашкин, нарушили сразу несколько статей Естественного кодекса из раздела «Физика», подраздела «Оптика», - невыносимо занудным голосом вещал юный лейтенант. – Вы знали, что нарушаете законы природы? В частности, законы геометрической оптики?
- Что по административке пойду, знал. За это самое… за разглашение личной информации без ведома. А законы природы я ж по незнанию нарушал, гражданин начальник, вот те крест! – Игнашкин суетливо крестился.
В Сети на Мезенцева Илью я ничего не накопал. Как говорится, не был, не состоял, не имеет. А вот Рома Седельников, оказывается, у нас - знаменитость. Кроме плавания, он ещё и многократный победитель всяких математических и физических олимпиад, отличник и активист. Я когда-то сам занимался плаванием, поэтому, просмотрев протоколы соревнований, убедился, что результаты Седельникова на самом деле неважнецкие. Выигрыш по чистой случайности. А всё, что касается случайностей, отдают в разработку нам, физикам. Мол, случайности связаны с вероятностями, а вероятность – с информацией и энтропией, то есть физическими сущностями. Придётся всё-таки съездить в «Юность» и познакомиться с обоими тинэйджерами. Я позвонил в спорткомплекс и узнал, у кого тренируются Мезенцев и Седельников и время их тренировок. Вечерние занятия у них начинались через час.
Бубнёж Игнашкина вывел меня из себя. Я подошёл к столу Барышева и отлично изобразил «злого следователя», взяв похабника за грудки и основательно встряхнув.
- Административка тебе и так светит, Игнашкин, - сказал я, отрывая его от стула, в который он попытался вжаться. – И моли бога, что ты не попал ко мне! Я бы тебя, подъюбочник, не только за нарушение геометрической оптики посадил. А вкатил бы я тебе, родной, и интерференцию, и дифракцию, и пару статей сверху за электромагнитку прикрутил! И не увидел бы ты, выкидыш, голых баб до конца своей жизни никчёмной!
Я отпустил Игнашкина, подошёл к шкафу и стал одеваться. Допрашиваемый и Барышев следили за мной одинаково испуганными глазами. Олег ещё неопытный, возится с подобными типами сутками, когда можно за пару часов управиться. Меня Петрович иногда поругивает за жёсткие методы работы: угрозы, шантаж, запугивания. Но ругает больше для порядка, без меня две третьих дел были бы до сих пор не раскрыты.
До спорткомплекса я дошёл пешком. Можно было на машине поехать, да в шесть вечера за руль садится только идиот – умный вряд ли захочет увязнуть в паутине пробок и потерять лишний час-два. Но мёртвые вечерние заторы доказывали, что умных людей у нас в городе не так уж много.
Подступы к «Юности» были забиты машинами так, что приходилось, как слаломисту, вихлять тазом, пробираясь между ними, чтобы случайно не зацепить зеркало, потревожив истеричную сигнализацию. Странные люди, ей богу! Везде ездят на машинах: в магазин, на работу, с работы, за детьми в садик, в спорткомплексы, ночные клубы и, соответственно, жиреют. А потом тратят бешеные деньги на всякие фитнесы, чтобы похудеть. Да ты возьми и вечерком просто пройдись пешочком до своего фитнес-центра и обратно, даже заходить в него не надо: и полезнее будет, и бесплатно! Всё равно фитнесом ты толком не занимаешься, а косишься по сторонам больше, какое впечатление производишь на противоположный пол.
Я уточнил у администратора, когда закончатся занятия у тренера Соколова, который занимался с интересующими меня подростками, занял наблюдательную позицию возле стенда с кубками и стал терпеливо ждать. Спорткомплекс «Юность» сделан по типовому проекту, хорошо мне знакомому. Он был спроектирован так, что пройти в тренерскую можно было только через мужскую раздевалку. Поэтому я не боялся, что Соколов проскочит мимо меня. А в тренерскую он пойдёт рано или поздно в любом случае. Разговор я решил начать с тренера.
Расчёт оказался верным: через полчаса появился Соколов. Он деловито прошагал мимо меня, рослый, выше меня на полголовы, с журналом под мышкой и секундомером на шее. В правой руке он сжимал несколько вискозим. Я догнал его и окликнул. Он остановился и надменно поглядел меня серыми суперменскими глазами.
- Владислав Леонидович? Можно вас на пару слов? – дружелюбно улыбнулся я и придержал его за локоть.
Тренер оглядел меня с головы до ног, аккуратно высвободил локоть и выпятил лопатообразную челюсть:
- Вы из родительского комитета?
- Почти, - ещё шире улыбнулся я.
- Мне сейчас некогда, - холодно отреагировал Соколов. - Давайте завтра в это же время…
Пришлось достать из кармана «корочки» и сунуть ему под нос:
- Федеральная служба Естественного надзора, старший оперуполномоченный капитан Гусаров, - представился я ледяным тоном.
Супермен встрепенулся и удивлённо уставился на красную книжицу.
- Чем могу быть полезен ФСЕНу?
- Давайте не здесь, господин Соколов. Пройдёмте в тренерскую и там поговорим, - предложил я.
Мы поднялись на второй этаж в тренерскую, увешанную вымпелами и заваленную разным спортивным скарбом. Он приглашающее указал на стул, а сам уселся на лавку, положив журнал на колени. Горсть вискозим он небрежно свалил на стол.
- Я хочу поговорить с вами о ваших подопечных, - заявил я. – А потом с некоторыми из них с глазу на глаз.
- Со мной можете поговорить, Василий Александрович, - согласился Соколов, нервно теребя переплёт журнала (успел прочитать и запомнить имя-отчество в удостоверении, молодец!). – А вот допрашивать подростков без согласия родителей… По закону…
- Почему допрашивать? Я просто поговорить хочу.
- Не могу этого позволить, извините. Если только родители разрешат… В письменном виде…
Я умею нехорошо улыбаться. У многих эта улыбка вызывает дрожь. Я сейчас именно так улыбнулся и указал на вискозимы, лежащие на столе у тренера:
- Вижу, вискозимками балуетесь, господин Соколов?
Это нехитрое устройство, вывезенное из какого-то технологического мира, меняет вязкость воды возле пловца. Тренеру удобно увеличивать или уменьшать нагрузки пловца, регулируя вязкость для каждого тренируемого индивидуально. Формально использование вискозимы является правонарушением. Но негласно вискозима используется практически всеми тренерами, и мы, Естественный надзор, на это закрываем глаза. Закончик-то нарушается плёвый, не второй же принцип термодинамики!
Поэтому тренер удивлённо заморгал глазами:
- Так все же пользуются!
Я улыбнулся ещё злее:
- Это как посмотреть, уважаемый Владислав Леонидович. Можно на это дело глаза закрыть, а можно и привлечь тебя по статье двести четырнадцатой Естественного кодекса за нарушение закона вязкости Ньютона. Штраф десять минимальных размеров оплаты труда или пятнадцать суток административного ареста. Ты лично что предпочитаешь?
Побелел наш супермен, заволновался, чуть переплёт у журнала не оторвал. А я небрежно добавил:
- К тому же репутация тренера, господин Соколов – вещь хрупкая. Другие тренеры тебя поймут и даже посочувствуют, а вот обыватели – вряд ли. Журналисты тут же раздуют, что тренер Соколов – преступник. Им только волю дай! Родители переполошатся, начнут переводить детей к другим тренерам, а ведь это денежки, уважаемый Владислав Леонидович. Твои кровные денежки.
- С кем из учеников вы хотите поговорить, Василий Александрович? – выдавил из себя супермен, заелозив на скамье.
- Вот это другой разговор! – подобрел я. - С Мезенцевым Ильёй в первую очередь. Пока он домой не усвистал.
- А во вторую?
- Там видно будет. Может, и не будет второй очереди.
Я подгадал всё верно: подростки ещё не успели уйти. Тренер вызвал Мезенцева, позвонив администраторше. Через некоторое время в дверь тренерской постучали, и на пороге появился низкорослый дёрганый подросток. Соколова я довольно бесцеремонно выставил за дверь тренерской, объяснив, что хочу побеседовать с парнем с глазу на глаз.
- Спасибо за своевременный сигнал, гражданин Мезенцев, - начал я без предисловий, когда за тренером закрылась дверь.
Мезенцев заметно вздрогнул на слове «гражданин».
- А откуда вы догадались, что я звонил? – промямлил он, оглядываясь на дверь.
- От верблюда. Думаешь, раз звонок анонимный, так мы не определим, кто звонил? У нас установлена система распознавания голоса: анализирует голос, пробивает по базе и готово! - приврал я.
Замечено, что фраза «тебя пробили по базе» производит деморализующее действие на собеседника, особенно на недалёкого.
- Хочешь я тебе рассказу одну историю? – вкрадчиво предложил я растерявшемуся парню, и, не дожидаясь ответа, начал: – Жил-был мальчик Илюша. И нравилась ему одна девочка. А этой девочке нравился другой мальчик, Рома. Потому что Рома лучше плавал, был более удачлив и преуспевал во всяких олимпиадах. И тогда Илюша решил насолить Роме и наябедничал на него во ФСЕН. Мол, нарушает Рома законы везения и счастья. Интересная история?
Уши Ильи приняли свекольно-малиновый оттенок.
- Это не из-за Нади… Не из-за девочки… - забормотал он, и я понял, что попал в точку. – Просто я решил, что раз такое дело…
Я резко подскочил к подростку и приподнял ему подбородок.
- В глаза смотреть! – приказал я тихо и зло.
Он глянул на меня, как побитая собака.
- Зачем нам звонил? Думал, мы сразу Седельникова арестуем по твоему доносу? Запрём его на десять лет в тюрягу, и Надя сразу на тебя обратит внимание… Так?!
- Нет, – отшатнулся он от меня, - неправда! Просто Седельников в самом деле какой-то не такой. Он везунчик, понимаете? И ведёт себя странно! Он плавает плохо, а всегда выигрывает. На случайностях.
- А вот я сейчас выйду и расскажу всем твоим согруппникам, что ты – стукач. Что тебе парни за это сделают, представляешь?
Илья сильно побледнел и замотал головой:
- Не надо, пожалуйста! – заблеял он противным голосом, напоминая Игнашкина с кривофотом. - Я вам всё расскажу как есть.
- А ты разве не всё рассказал?
- Он ещё топор всегда с собой носит! – отчаянно выкрикнул Мезенцев. – Туристический топорик. Не знаю зачем. Может, он маньяком стал…
- Скорее, это ты стал параноиком. Ты что, к нему в сумку заглядывал?
Илья сменил бледный цвет лица на алый.
- Случайно…
- Понятно. Ушлый ты парень, Мезенцев. Далеко пойдёшь.
Я задал Мезенцеву ещё несколько вопросов и убедился, что парень не врёт. Или он очень хороший выдумщик и интриган.
- Молодец, Мезенцев, бдительный, - с издевательской улыбкой произнёс я. - Хорошо жизнь начинаешь, честно. Хочешь к нам штатным осведомителем, как школу закончишь? Оклад неплохой, санаторно-курортные, отпуск полтора месяца…
Парень не понял иронии. Он неуверенно улыбнулся, но, увидев выражение моего лица, испуганно замер.
- Будь моя воля, юноша, я бы доносчиков в первую очередь сажал, - холодно сказал я, глядя ему в глаза. – Лучше быть везунчиком, чем стукачом. Иди, зови тренера. Да не волнуйся, разговор между нами останется.
Он пулей вылетел из тренерской. Вошедший Соколов с неодобрением посмотрел на меня, но я сделал вид, что не заметил.
- Беседу с Седельниковым отложим, - объявил я тренеру. – Иначе он поймёт, кто на него наклепал, и у Мезенцева будут проблемы.
Я добрым взглядом посмотрел на Соколова и улыбнулся:
- А я никому не хочу создавать проблемы: ни Мезенцеву, ни тебе, дорогой Владислав Леонидович.
У Соколова от огорчения челюстная лопата из совковой превратилась в штыковую.
- Не надо проблем! Да я эту визкозиму… - начал лепетать он, но я его перебил.
- Да не в вискозиме дело, уважаемый. Дело в другом. Твой ученик выигрывает одно соревнование за другим. Тебя хвалят в Федерации плавания, может, и премийка какая перепадает за воспитание чемпиона. Не так ли, Владислав Леонидович?
- Совсем не так, капитан! – выпучив глаза, возразил тренер. По размеру выпученных глаз можно было догадаться, что дело обстоит именно так.
- Если хочешь обратиться по званию, то следует говорить «господин капитан», - холодно поправил я его.
Я встал и подошёл к окну. От того, что за окном моросил противный октябрьский дождь, мне захотелось морально размазать тренера.
- Ты думаешь, у нас дураки во ФСЕНе работают?
- Да я так не…
- Думаешь, я ничего не понимаю?! – повысил я голос. – Твой Седельников до сих пор плавает по третьему разряду. У пятнадцатилетнего парня позорный третий разряд! Я его в два раза старше, и то быстрее проплыву. На слетевших очках и лопнувших плавках, Владислав Леонидович, далеко не уедешь. Рано или поздно, не Мезенцев, так кто-нибудь другой нам сообщил. И радуйся, что нам позвонил твой ученик, а не председатель Федерации плавания.
Пока я отчитывал тренера и слушал его невнятные оправдания, у меня сложился план действий на завтра. Предположим, что всё верно, Мезенцев не врёт, протоколы это подтверждают. Значит, мы имеем дело с патологической везучестью. И это мне сильно не нравилось, поскольку выходило за рамки физики. А это означает, что у меня появилось новое дело.
2
Если Мезенцев не наврал, то, похоже, я опять столкнулся с онтроникой. Ни одно изделие из смежных миров так не нарушало законы нашего мира, как эта гадость. Год назад два недоумка-дилапера из «Межмирторга» открыли новый смежный мир Миоген. Они притащили оттуда кучу опаснейших вещей, от которых Петровича чуть инфаркт не хватил. Эти вещи, называемые онтроникой, самым злостным образом нарушали все мыслимые и немыслимые законы природы. Мне и моему коллеге, Грише Шелестову, поручили это дело, и мы полгода с ним возились. Постепенно к нам присоединились все отделы конторы: и наш оперативно-розыскной, и следственный отдел, и экспертная группа.
«Межмирторг» - компания авторитетная. Три четверти всякой дряни из смежных миров поступает через вещеводы «Межмирторга». И половина поступившего так или иначе нарушает Естественный кодекс самым наглым образом. Поэтому у них в компании юристы – настоящие крючкотворы, задача которых – отмазывать, выкручиваться, отбрехиваться от нападок ФСЕНа. По арбитражному делу межмирторговцы добрались до третьей инстанции. Вначале они цеплялись к тому, что Естественным кодексом запрещены изделия, нарушающие законы природы, а предметы онтроники - не изделия, так как они не являются результатами производственного процесса. Просто наша экспертная группа лопухнулась и отнесла онтронику к изделиям, за это их крючкотворы и уцепились. На самом же деле ни мы, ни дилаперы «Межмирторга» не знали, откуда берётся онтроника. Во всяком случае, она точно не изготавливалась на заводе.
В суде второй инстанции наши следаки подсуетились и обосновали, что предметы онтроники являются вещами в самом общем философском смысле. Естественный кодекс запрещает использование не только изделий, а вообще любых вещей, нарушающих законы природы, будь то объекты неживой природы или живые существа. Вся линия обвинения была построена на этом: следственный отдел днями и ночами готовил материалы перед вторым судом. Решение суда второй инстанции было снова в нашу пользу.
Однако их скользкие юристы подали кассационную жалобу в суд третьей инстанции. Они настаивали на том, что онтронные штуковины не являются вещами. У каждой вещи, мол, есть структурные и качественные характеристики, свойства. А у онтронных устройств нет ни структуры, ни устойчивых свойств. Значит, вся эта онтронная дрянь не попадает под понятие «вещь», следовательно, не попадает под действие Естественного кодекса. Но тут уж обвинение сплоховало; обвинитель обратил внимание суда на то, что главным свойством любой вещи является её объективность. А то, что онтроника объективна и существует независимо от нас, сомнений не вызывало.
До Верховного Арбитражного суда «Межмирторг» не добрался. В этом заслуга не только наших следаков и экспертов, но и нас, оперов. Мы с Гришей и парой крепких оперов из «мензурок» вычислили адреса межмирторговских юристов, которые занимались онтронным делом. Тихими весенними вечерами мы отлавливали крючкотворов по одному и вежливо, без мордобития, объясняли, что мы с ними сделаем, если они будут продолжать апеллировать. Юристы понимали с полуслова. Правда с начальником юридического отдела «Межмирторга» пришлось повозиться: он, завидя нас, успел нажать «тревожную» кнопку, и к нему на помощь явились ребята из их службы безопасности. Они все сплошь геоцисты – есть такая бульдожье движение вроде националистов. Для геоцистов подраться как за хлебом сходить. Нам пришлось вызывать на подмогу наших конторских костоломов из отряда моментального реагирования; наши бойцы не сплоховали – от их безопасников только перья полетели. Начальник юротдела был деморализован, поэтому следующую апелляцию подавать не стал. А следующий суд запретил туристические перемещения в Миоген в связи с особой опасностью этого мира, чтобы туристы не могли накачиваться всякими вредными свойствами: у них в Миогене со свойствами обращаются также легко как мы с одеждой.
Под запрет попала вся онтроника и продукты её «деятельности», всякие нелепые штуковины, которые могли генерировать некоторые онтронные устройства: разные треугольники Пенроуза, плачущие натуральными слезами облака, абсолютно твёрдые тела и теплород. Слава богу, что общий раздел Естественного Кодекса позволял накладывать запрет на классы вещей. То есть ФСЕН наложил запрет не только на попавшую в наш мир онтронику, но и на всю онтронику, которая только могла существовать.
На работе я с утра полез в электронный каталог нашего хранилища конфиската. Нашёл раздел «Онтроника» и пробежал глазами по списку из пары сотен разновидностей этой дряни. Но ничего, что управляет везением и счастьем, у нас в хранилище не было.
Когда тянулась судебная тяжба с «Межмирторгом», ушлые дилаперы успели натащить к нам онтроники. Когда наша контора разобралась с порождением миогенских гениев, и следственный отдел с экспертной группой отмечали это шампанским и ананасами, началась работа нашего отдела. Мы, как гончие, рыскали по городу, выискивая онтронику. Вся онтроника, что лежит в хранилище – наша с Гришей работа.
Видимо, прочитав мои мысли, Шелестов оторвал голову от бумаг и спросил:
- Вася, что там у тебя со вчерашним везунчиком?
- Ему в самом деле везёт, Гриша. Так что придётся попотеть.
Шелестов нахмурился:
- Думаешь, онтроника? Мы же всю её разыскали!
Молодец, старший лейтенант! С ходу просекает. Проработает с моё, цены ему не будет как оперу.
- Вот именно, всю.
- Может, прозевали чего?
С утра меня лучше не злить, тем более, когда на меня повесили новое дело. Я тут же завёлся:
- Я похож на зелёного мальчика, Гриша?! За межмировыми перемещениями следит Федеральная комиссия по смежным мирам, смежномирцы. На каждый вещевод навешивается следящее оборудование. Все перемещения протоколируются. Незаметно даже муху не переправишь! Слышал про закон о межмировых перемещениях? Почитай на досуге, полезно!
Но Шелестов – тёртый калач. Не смутившись, он ответил:
- Ты ж мне слова сказать не даёшь, Вася! Я думаю, может сбой какой в следящей аппаратуре и пара экземпляров онтроники переместилась неучтённой…
- Вряд ли. Аппаратура вся прорезервирована-продублирована. К тому же каждый месяц – поверка, тестирование, диагностика…
Но Гриша не сдавался:
- Аппаратуру выключить можно или заблокировать. С помощью той же онтроники.
- Нельзя, Гриша, нельзя. У смежномирцев бы моментально сигнализация сработала, и всех отключальщиков тут же повязали бы.
- А может у нас в хранилище «крыса» завелась? Таскает потихоньку онтронику и продаёт…
Я аж закашлялся от такой глупости:
- У нас не продуктовый склад, просроченное не спишешь! Ты, Гриша, поменьше увлекайся теориями заговора, жить будет легче!
Шелестов нахмурился и уткнулся в бумаги. Мысль у него движется в правильном направлении, но только он не знал, что я вечером из дома запросил у смежномирцев выборку по онтронике из протокола входящих вещей. Я выяснил, что онтроника поступала только через вещеводы «Межмирторга», около тысячи экземпляров трёхста разновидностей. Половина экземпляров осела в нашем городе, мы с Гришей нашли всё, другая половина расползлась по стране. Коллеги-фсеновцы из других городов нашли её всю, это я тоже выяснил. Крысятничество в хранилищах невозможно на девяносто девять и девять десятых процента, так что этой десятой процента можно пренебречь.
- А другие фирмы не занимаются онтроникой? – спросил Гриша, снова отрываясь от скучного отчёта.
- Вряд ли. Во-первых, какая фирма потерпит конкурентов на своей территории. А во-вторых, я смотрел выборку по онтронике – она вся поступала через «Межмирторг».
- И что это значит? – не унимался Шелестов.
- А это значит, дорогой старлей, что дилаперы опять притащили какую-то новую дрянь. Знать бы откуда…
К школе, в которой учился Рома Седельников, я подошёл за полчаса до окончания занятий у его десятого «Б». Я прислонился к ограде, откуда хорошо просматривался центральный вход, и стал терпеливо высматривать смазливого паренька с капризным нервным лицом, стриженного под «канадку». Его физиономию я запомнил по фотографиям в социальных сетях, где Рома вёл активную жизнь, судя по огромному количеству виртуальных друзей. К тому же открылась ещё одна любопытная деталь: Седельников последний год переводил крупные суммы денег некой Наймушиной Клавдии Ивановне, скромной пенсионерке, не связанной с дилаперами и торгашами.
Терпения у меня хоть отбавляй, жизнь научила. Надвинув на глаз кепку, я стоял возле ограды и размышлял о том, что Ромина везучесть какая-то однобокая. Перед моим походом сюда я успел изучить протоколы школьных и городских олимпиад, в которых Седельников был победителем, и убедился, что в них, в отличие от плавания, Рома побеждал честно. Везением он пользовался только в плавании. Наверное, ум у него был свой в отличие от техники плавания. В любом случае ответить на этот вопрос мог только сам везунчик. Немного смущало то, что папа у Ромы был весьма непрост – какой-то крупный чиновник из областной администрации. На утреннем совещании Петрович меня в очередной раз предупредил, чтобы я действовал помягче, без угроз и шантажа. Он постоянно мне делает внушения насчёт моих грубых методов работы. Интересно, сколько бы я раскрывал дел в год, если бы действовал одними уговорами и законными методами!
Везучий пловец-отличник вышел из школы, окружённый стайкой смешливых девчат. Он что-то им с упоением рассказывал, размахивая руками. Рома оказался высоким сухопарым юношей в модной курточке и с синим рюкзаком за спиной. Я незаметно расстегнул кобуру и подобрался. Когда стайка подростков вышла за территорию школы, я направился к ним.
- Молодой человек, можно тебя на пару слов? – окликнул я Рому, когда молодёжь отошла от ворот шагов на сто.
Дальше события начали развиваться с головокружительной быстротой. Услышав мой голос, Рома оглянулся и тут же задал стрекача. Он рванул через дорогу, едва не попав под машину. На нас, оперов, удирающий человек действует как бегущий заяц на волка. Я бросился вслед за ним под визг девчушек-хохотушек.
- Полицию надо вызвать, полицию! – донеслось мне вслед.
Вызвали девчата полицию или нет, осталось неизвестным, потому что вслед за Ромой я нырнул в подземный переход. Мы пересекли проспект, и далее гонка продолжилась по дворам. Мчась за Ромой, я благодарил судьбу, что Седельников – пловец, а не легкоатлет, потому как в моём возрасте состязаться в выносливости с подростком затруднительно, хотя я нахожусь и в относительно неплохой спортивной форме.
Я нагнал юношу возле руин недостроенного здания. Вернее, он сам себя загнал в тупик: упёрся в стену и, обернувшись, увидел, что путь к отступлению отрезан. Взвизгнув, как пойманный зверёк, он сбросил с плеч рюкзак, расстегнул его и вынул оттуда туристический топорик. Я не ожидал от него такой прыти, поэтому немного замешкался, и он успел неуклюже замахнуться топором. Даже прожжённые торговцы запрещёнными вещами не позволяли себе так откровенно нападать на оперативника-фсеновца! Я рассердился, прыгнул на парня, вышиб у него топор и, сбив с ног, припечатал его к земле. Сделал я это с большим удовольствием, постаравшись, чтобы он физиономией ткнулся в кучу грязной листвы.
- Ты что это, мил человек, на людей бросаешься? – переводя дух, спросил я, сидя на поверженном сопернике и выкручивая ему руку. – Не с той ноги встал?
- Пусти, тварь! – пропыхтел Рома, стараясь сбросить меня со спины.
- Ты как со старшими разговариваешь! – Я отвесил зарвавшемуся подростку подзатыльник.
- Чего тебе надо, стаб паршивый?! – прокричал юноша, затрепыхавшись.
Вот тебе раз! Впервые в жизни меня приняли за стаба. Есть у нас в городе такая молодёжная группировка, сборище придурков, борющихся с изобретениями во имя стабильности. Они нападают на торговцев смежномирскими товарами, а иногда и на дилаперов. Бывает, наши оперативники не брезгуют контачить со стабами, чтобы выявить нелегальных поставщиков запрещённых товаров.
Я отпустил Седельникова, встал и поднял топорик.
- Не стаб я, - успокоил я юношу, - а оперативник из ФСЕНа. И даже капитан, как ни странно.
Он приподнял чумазое лицо и удивлённо уставился на меня.
- Поговорить надо, Рома, - вкрадчиво предложил я, - о твоих успехах в плавании и ещё кое о чём.
Рома встал и, отряхнув колени, обратился ко мне:
- Ипостасник… то сеть топорик отдайте. Лучше по-хорошему.
- Ух ты какой борзый! – рассмеялся я. – Напугал! Папочкой грозить будешь?
- Хотя бы и папой…
- Знаешь, Рома, меня кем только не пугали. И папами с мамами, и губернатором, и президентом. А я, как видишь, жив и здоров, и даже капитана получил раньше положенного.
Я подошёл к подростку и взял его за грудки:
- Может, твой папочка меня и прищемит. Но предварительно я расскажу ему, что ты, пакостник, у него из кармана денежки тянул и переводил одной бабуле. А если меня с работы уволят, то тебе и папе твоему в нашем городе будет делать нечего. У меня много друзей, и спокойной жизни вам не дадут.
Парень некоторое время переваривал информацию, размазывая грязь по лицу.
- Думай, Рома, думай. Не советую тебе со мной ссориться. Дружить надо с силовиками, а не топором замахиваться. Я ведь при исполнении, а ты меня нападаешь! Хочешь, я забуду про то, как ты топором махал? И как денежки у папы тырил?
Седельников удивлённо посмотрел на меня и быстро-быстро закивал головой.
- На несколько вопросов ответишь, расстанемся друзьями, обещаю. Почему ты такой везучий? Что за топорик, который ты назвал ипостасником? Зачем ты переводишь денежки старушенции? Присаживайся вот сюда, на пенёк и подумай хорошенько. Не спеши.
- Я не могу этого сказать, - выдавил юноша, аккуратно садясь.
- Почему?
Он испуганно оглянулся.
- Не озирайся, нет тут никого. Давай рассказывай.
Поминутно оглядываясь и ёрзая, Рома рассказал свою историю. Он попал в секту с таинственным названием «Ипостась». Организация серьёзная («Если узнают, что я проболтался, сразу грохнут»), руководит ею у нас в городе некий брат Евпраксий. Через Наймушину Клавдию Ивановну секта получала денежные переводы от членов секты, своеобразные членские взносы. Седельникова завлёк в секту сам брат Евпраксий, обещая его «уподобить господу богу». Дескать, у бога есть ипостаси: бог-отец, бог-сын и бог-святой дух, так и члены секты смогут представлять себя в нескольких ипостасях.
В общем, эта псевдохристианская муть не вызвала бы интереса, если бы не топорики, которые были у каждого члена секты и которые они называли ипостасниками. С помощью топорика «просто» Рома мог расщепиться на собственные ипостаси: на Умного Рому, Везучего Рому, Красивого Рому, Ещё-бог-весть-какого Рому… Умный Рома решает задачки на олимпиадах, Везучий Рома выигрывает соревнования – разделение труда среди ипостасей. Разумеется, в нужный момент можно было «схлопнуться» назад в единого Рому. Но онтронику легко определить по внешнему виду: неопределённая форма, непонятный цвет, перетекающая и мерцающая. Туристический топорик конкретной формы и красной ручкой совершенно не напоминал кошмарные порождения миогенской цивилизации.
Седельников описал мне внешность брата Евпраксия. Его настоящего имени, адреса, места работы пловец, разумеется, не знал.
- Мне одно не ясно, Рома, - задумчиво произнёс я после сбивчивого рассказа Седельникова, - почему ты не испостаснулся в Плавучего Рому, а предпочёл Везучего Рому?
- Я движения не знаю, - пролепетал пловец. – На каждую ипостась есть своё движение. Вот, например…
Я не успел ничего сказать, как юноша схватил топор, выписал им в воздухе замысловатую восьмёрку и тут же раздвоился. Будь я обычным обывателем, а не фсеновским опером, у меня челюсть бы отвисла. Один экземпляр Ромы расправил плечи, выпятил челюсть и посмотрел на меня волевым взглядом. Другой, с топором в руках, как бы сдулся, сгорбился, съёжился в размерах.
- Это – Сильный Рома, - заявила сгорбленная ипостась, указывая на плечистого двойника топором. – А я – Несильный. Отрицание сильной ипостаси.
- Разве Сильный Рома не мог бы стать знаменитым пловцом.
Оба Ромы погрустнели и одновременно пожали плечами:
- Силы недостаточно для плавания. Нужна ещё техника. А вот как топором получить Плавучего Рому не знает даже брат Евпраксий.
3
Итак, после беседы с пловцом у меня было несколько зацепок: секта «Ипостась», словесный портрет руководителя секты брата Евпраксия, роль пенсионерки Наймушиной в секте и изъятый топорик, который я пообещал вернуть Роме. Последний я отдал нашим экспертам на пару дней. Дольше держать его у себя не следовало: сектанты на очередном сборище заметят, что Рома пришёл без топора, и повлечёт за собой массу ненужных расспросов. О Наймушиной я собрал информацию по всем доступным мне источникам: в паспортном столе, в Пенсионном фонде и райсобесе. Я узнал её домашний адрес и то, что у неё есть внук, проживающий в нашем городе. Я решил, что этот внучек, Наймушин Андрей Валентинович, и есть тот самый брат Евпраксий. К сожалению, в социальных сетях Наймушин зарегистрирован не был, а по фотографии, запрошенной из паспортного стола, нельзя было определить, он это или нет. Словесного описания, сделанного Ромой, было недостаточно. Не домой же идти к внуку и проверять, сектант он или нет!
С топором оказалось сложнее. На другой же день к вечеру Пирогов Коля, эксперт-физик, сообщил, что отклонений физических параметров у топорика не замечено. В нём нет никаких встроенных устройств, топор как топор. Добросовестный Коля отдал его в химическую лабораторию, но химики тоже ничего особенного не обнаружили. С онтроникой, помню, дело обстояло совсем по-другому: у онтронных штучек параметры были переменными, противоречивыми или вообще полностью пропадали на время.
Я залез в базу данных смежномирцев. Никогда бы не подумал, что по вещеводам между мирами проходит такое количество топоров! Сделав выборку, я обнаружил интересную вещь: в продилапированный Миоген туристические топоры тоже ввозились – коммерция есть коммерция. Однако зачем-то в наш мир из Миогена три месяца назад было ввезено двадцать топоров. На возврат бракованного товара не похоже. Самое интересное: вывоз топоров из Миогена совершила небольшая фирма с немного неприличным названием «Смежность», зарегистрированная в Завьяловске, небольшом городке на севере нашей области, на имя некоего Михайлова Евгения Павловича. И ещё одно: эта же самая «Смежность» четыре месяца назад отправила в Миоген двадцать топоров.
Вообще эта завьяловская фирмочка вызвала много вопросов. По-первых, она работала с Миогеном, который, как я считал, являлся вотчиной «Межмирторга». Во-вторых, фирма была создана недавно, как раз после запрета онтроники. В-третьих, фирма только и занималась тем, что ввозила в Миоген небольшими партиями самые разные товары и в таком же количестве вывозила их обратно. А что если в Миогене, мире с самыми удивительными технологиями, которые я встречал на своём веку, с обычными вещами проделывали что-то, из-за чего они становились «ненормальными»? Обычный топор, например, становился ипостасником. Что там ещё ввозилось? Пылесосы, бинокли, рюкзаки, секундомеры, снотворное, кастрюли, охотничьи ружья… С ума сойти! Теперь придётся разыскивать все эти предметы с необычными свойствами? Ну и четвёртое, я узнал в завьяловском ГОВД, что директор «Смежности» Михайлов – бомж и алкоголик. То есть он – номинальный руководитель фирмы, что встречается сплошь и рядом. На него выходить не имело смысла; скорее всего, он сам не знает, что является директором. Скажем, паспорт продал за пару бутылок водки фактическим владельцам этого странного бизнеса.
Перед обедом нас с Петровичем пригласил на совещание сам Череп, начальник нашего оперативно-розыскного отдела подполковник Черепанов. Я кратенько доложил ему обо всех своих похождениях, скромно умолчав о методах получения информации у тренера Соколова и у Ромы.
- Давайте накрывать «Смежность», - решил прыткий Черепанов. – Отправим бойцов из отдела моментального реагирования в Завьяловск, и дело в шляпе!
- Нельзя, Валерий Иванович, - замялся Петрович. – У тех, кто со смежными мирами работает, информирование неплохое. Узнают, что фсеновцы к ним едут, могут успеть товар скинуть и контору на клюшку закрыть. Ищи их потом…
- А протоколы? – возмущался крепыш подполковник, сторонник силовых методов. – У нас же протоколы есть! До чего ты любишь резину тянуть, Владимир Петрович!
Заметив, что Петрович замялся, я пришёл к нему на помощь.
- Протоколы ничего не доказывают, - нерешительно высказался я. – Они скажут, что это не их топор. А ввоз и вывоз одних и тех же товаров законом не запрещён.
- Я вижу, ты, Гусаров, очень умный, - рассердился Череп, – только я не глупее! Я опером проработал дольше, чем ты на свете живёшь!
- Может, стоит проследить за братом Евпраксием и выяснить, связан ли он со «Смежностью»? – предложил Петрович, выручая меня.
Надо Петровичу почаще выбираться из кабинета, он начал терять навыки оперативной работы.
- Вряд ли сектанты покупают топоры напрямую в «Смежности», - возразил я. – Обычно фирмы, торгующие запрещёнными вещами, действуют не напрямую, а через торгашей. Привлекают криминальный мир для сбыта.
- Хорошо, что ты предлагаешь, умник? – нахмурился Черепанов.
- Перво-наперво я предлагаю установить, является ли Наймушин братом Евпраксием. Дальше нужно войти к нему в доверие и затесаться в секту. А через них выйти на поставщиков и узнать, откуда они получают замечательные топорики. Через «Смежность» или другую фирму.
Подполковник сморщился:
- «Смежность», «Промежность»!.. Так мы до Нового Года возиться будем!
- Гусаров – опытный опер, - улыбнулся Петрович. – Он за неделю справится.
- Пусть справляется, - согласился подполковник. – Майор Малышев, поручаю тебе контролировать каждый шаг капитана! Понял, Валерий Иванович?
Таинственного брата Евпраксия я вычислил на третий день. Сразу после совещания я позвонил жулику Шершавому и предложил встретиться. Шершавый – незаменимый человек в деле подделки документов; он частенько меня выручает, когда надо изготовить какую-нибудь «липу».
С ним я познакомился при весьма интересных обстоятельствах. Три года назад наша биологическая группа («инфузории», как мы их называем) была в полном составе брошена на одно дело. В городе появилась фирма, торгующая детекторами, которые у любого человека определяют количество любовников. Прислоняешь маленькую картонку к телу человека, подноготную которого ты хочешь узнать, и через секунду на картонке проявляются полоски по числу бывших и настоящих партнёров. Через неделю после поступления такого пикантного товара весь город встал на уши. Началось с того, что какой-то задохлик приложил к своей благоверной детектор, пока та спала, и с изумлением увидел с десяток полосок. Хотя та уверяла, что он у неё первый и единственный. Ревнивый рогоносец в припадку ярости нанёс тяжкие телесные своей неверной жёнушке. Он был первой ласточкой. Вскоре вся полиция была на ушах из-за резкого повышения бытовых преступлений. Мужья и жёны, уличая друг друга в прелюбодеянии, в пылу праведного гнева не жалели кулаков и сковородок.
Фирма доказывала, что детектор основан на законах генетики, но наши эксперты не могли понять, как с помощью генетических законов можно определить число партнёров. Черепанов подключил нас, физиков, мол, тут дело связано с информацией, значит, вас тоже касается. Когда я вычислил Шершавого, организатора всего этого безобразия, и прижал его, тот признался, что нарушения законов биологии и физики тут нет, а есть обыкновенное жульничество. Детектор никаких партнёров не определял, а просто проявлял произвольное число полосок случайным образом. Мне удалось договориться с уголовными следаками, Шершавый отделался условным сроком, а я обрёл неплохого помощника в криминальном мире.
Шершавый часа за два изготовил мне поддельное удостоверение заместителя председателя городской Думы по социальным вопросам. Не знаю, есть ли такая должность в Думе, но удостоверение позволило мне безнаказанно опрашивать соседей Клавдии Ивановны. Правда, мне пришлось заплатить за это дорогую цену: бабули из дома Наймушиной одолели меня руганью по поводу того, что «цены растут, а Дума ни хрена не делает», «понасадили вас на нашу голову», «трубы текут, а коммуналку повышают постоянно».
На третий день моих мучений я, наконец, увидел подозреваемого. Молодой человек с рюкзаком, похожий по описанию на брата Евпраксия, пересёк двор и подошёл к подъезду Клавдии Ивановны. Я быстренько достал из кармана рентгенку и посмотрел через неё на парня. Мы, опера, сами иногда используем запрещённую технику; например, у меня в сейфе есть несколько очень полезных вещичек. Рентгенка – штука полезная, она позволяет смотреть сквозь любую ткань. Я её давно должен был сдать, как вещдок, но мне удалось замылить столь ценную вещь. Гриша Шелестов иногда берёт рентгенку у меня из сейфа, чтобы попялиться на симпатичных девчонок из отдела информации.
Рентгенка показала мне содержимое рюкзака парня, и я чуть не подпрыгнул от радости: в рюкзаке был туристический топорик! Конечно, это мог быть обычный топор, не ипостасник. Но слишком уж много совпадений: и человек похож на брата Евпраксия, и направляется он к Клавдии Ивановне, и топорик наличествует. Через подъездные окна было видно, как он поднялся именно к Наймушиной.
День сегодня был неплохой, дождя не было, поэтому лавочка возле подъезда была оккупирована любопытными старушками. Я аккуратно поинтересовался у них о вошедшем, и бабули подтвердили, что это был внук Клавдии Ивановны. Дополнительно они сообщили мне, что пунктуальный внучек регулярно навещает бабушку через день и приходит всегда в это самое время. Ну ещё бы, ведь на бабушкин счёт регулярно переводятся пожертвования секты! И немалые, если судить по суммам, которые перечислял бабуле глупый Седельников. Секта и живёт за счёт таких вот богатеньких сынков. Видимо, брат Евпраксий, в миру гражданин Наймушин, и заманил в «Ипостась» Рому, чтобы поправить финансовые дела.
До послезавтра я должен был найти способ втереться в доверие к Наймушину. Голова моя была загружена только этим, поэтому дома за ужином я машинально жевал приготовленное Светкой, не чувствуя вкуса. А потом долго не мог уснуть, прокручивая в голове способы внедрения в секту, один фантастичнее другого. Почему-то вспомнилось, как Рома принял меня за стаба. Неожиданная идея пришла в голову среди ночи, и я подскочил от радости на кровати так, что Светка проснулась, изумлённо посмотрела на меня и покрутила пальцем у виска.
Уломать правильного Барышева было сложнее чем внедриться в секту. Молодой лейтенант никак не хотел дать мне кривофот.
- Это ведь вещдок, Вася, - испуганно говорил он.
- Ну и что?! – сердился я. – Я ведь не насовсем у тебя его забираю! Завтра верну. Он мне позарез сегодня вечером нужен.
- Нельзя! - упирался вредный Барышев. – Если каждый будет вещдоки направо и налево давать…
Спор разрешил вошедший к нам Петрович. Я отвёл его в сторонку и шёпотом объяснил, для чего мне сей хитрый прибор понадобился. Во все подробности своих замыслов я начальника физической группы посвящать не стал.
- С ума сошёл! – прокомментировал мой план майор. – Стабы – народ нервный. Изувечить могут. Может, тебе пару костоломов дать в подмогу? Я поговорю…
- Не надо, - отказался я. – Костоломы только всё испортят. Здесь тонкая работа нужна.
У каждой молодёжной группировки в нашем городе есть своё место сбора. Стабы тусуются по вечерам в дендропарке. Я занял наблюдательный пост на остановке возле парка и стал ждать удобного момента. Мне было хорошо слышно жеребячье ржание бритоголовых парней, сторонников стабильности и противников технических новинок. Через полчаса до меня донеслись звуки разбиваемых пивных бутылок. Ну конечно, какой стаб без пива! Но сегодня этот пенный напиток будет играть на моей стороне.
Я осторожно достал кривофот и, приникнув к видоискателю, начал обшаривать парк. С непривычки было трудно управляться с хитрым устройством, но скоро я привык. Я увидел с полтора десятка рослых молодых людей, среди которых ошивалась пара коротко стриженых девиц. Я навёл на них кривофот и стал следить. Хорошо, что прибор был снабжён системой ночного видения, иначе бы мой план не сработал. Скоро я был вознаграждён на своё терпение: накачанные пивом девицы, хихикнув, отправились к ближайшим кустам. Современные девушки, как собаки, справляют пивную нужду, где хотят. Я видоискателем последовал на ними, едва не потеряв из виду. Мне удалось застать девиц в весьма интересном ракурсе, и я сделал с полдесятка снимков, стараясь запечатлеть все подробности столь пикантного процесса.
Затем я «проводил» видоискателем бессовестных девчонок назад, к толпе бритоголовых, и начал ждать, когда вся эта кодла направится по домам. Особенно меня интересовал здоровенный парень по прозвищу Гладиатор, лидер этой банды. Стабы ещё часа полтора веселились, затем начали постепенно расползаться. Гладиатор, он же Рожнов Алексей, покинул парк одним из последних. Я молился всем богам, чтобы молодёжь не отправилась проводить досуг куда-нибудь в клуб или развлекательный центр. Расчёт оказался верным: у юных сторонников стабильности не было лишних денег на развлечения.
Гладиатор отправился провожать одну из бессовестных девиц. Я потихоньку последовал за ними, стараясь находиться в тени. Мне сегодня определённо везло: Гладиатор не пошёл ночевать к девице. Они минут пятнадцать целовались под светом фонаря, затем юная стабша, счастливая, побежала домой, а атлет, постояв немного, пошёл к своему дому. Я следовал за ним до тех пор, пока он не завернул в свой двор (адрес Рожнова я узнал в паспортном столе). Во дворе было пусто, и я начал действовать. Догнав здоровяка, я окликнул его:
- Слышь, Гладиатор, поговорить надо!
Он, не дрогнув, обернулся и сжал пудовые кулаки:
- Ты кто такой?
- Не пыли, стаб! – Пришлось изобразить крепышу нехорошую улыбку. - Я – судьба твоя. Захочу, помилую, а захочу – в грязь втопчу.
Гладиатор с сомнением оглядел меня с головы до ног и презрительно хмыкнул:
- Давай, втаптывай!
И он угрожающе захрустел пальцами, разминая кисти рук. Паренёк не из робких, но я и не таких обламывал.
- Я тебе скажу сейчас одну вещь, - предложил я, - а ты потом решай, стоит ли устраивать поединок.
Вынув из кармана кривофот, я показал его атлету:
- Знаешь, что это такое? Эта штучка злобно нарушает стабильность и порядок. Преступная вещица, законы оптики не уважает. Фотографировать умеет криво. Смотри, какие интересные фотки!
Я показал Рожнову на маленьком экранчике кривофота двух девиц из его компании в разгар оправления естественных надобностей. Гладиатор рассердился всерьёз:
- Знаешь, извращенец, да я тебя!..
- Нет, брат, - остановил я его, - извращенец – это ты! Я сейчас свистну понятых, и они подтвердят, что кривофот – твой. Идёт?
Моя фраза не сразу дошла до тугого мозга стаба. Я незанятой рукой вынул «корочки» и ткнул ему в лицо:
- Не дёргайся, придурок, я из ФСЕНа! Меня прикрывает силовая группа, так что от тебя мокрое место останется, если ты хоть пальцем меня коснёшься! Пристрелят на месте при попытке к бегству!
Хоть парень был не из пугливых, но всё же он оглянулся в поисках несуществующей группы прикрытия.
- Я суну кривофот тебе в карман, а понятые подтвердят, что нашли эту штуку у тебя, - продолжал наседать я, не давая ему и секунды на обдумывание. – Как твои друзья отнесутся к тому, что ты, стабский лидер, пользуешься вредными штуками из других миров? Да ещё и фоткаешь нуждающихся девок? Своих же единомышленниц, а?
Кулаки Гладиатора разжались сами собой.
- У меня много фоток твоих девочек в подобных позах, - блефанул я. – Я их обязательно выложу в Сеть под ником «Гладиатор». И очень сильно постараюсь, чтобы твои гориллоидные друзья об этом узнали.
- У меня в Сети другой ник… - неуверенно пробормотал Рожнов.
- Это ты будешь своим дебилам доказывать. Когда они придут к тебе в гости с бейсбольными битами.
Было видно, что мои слова Гладиатора задели:
- Погоди, капитан, давай разберёмся…
- Господин капитан! И на «вы» желательно, – жёстко поправил я его. – А что тут разбираться? Всё и так ясно! Лидер стабов, Гладиатор, гроза торговцев и дилаперов – подглядывальщик, который своих же соратниц показывает в неприглядном виде всему белому свету!
- Зачем так сразу… Мы ведь с вами одно дело делаем.
- Нет, гражданин Рожнов. Мы, фсеновцы, лечим больные головы, а вы их рубите. Мы защищаем законы природы, а вы хотите всех в каменный век загнать во имя стабильности. А я, брат, не хочу ходить в шкурах и греться у костра. Так что нам не по пути.
Здоровенный Рожнов опять задумался, и я моментально переменил тон.
- Поможешь мне, стабилизатор, в одном дельце? Я тогда удалю все фотки и мы разойдёмся друзьями.
Удивлённый такой переменой в тоне, Гладиатор почесал затылок и замялся:
- Смотря что за дело…
- Ты хочешь поторговаться? – усмехнулся я. – Позвать понятых?
Он отрицательно замотал головой.
- Не бойся, стабилитрон, дело чистое! - подмигнул я ему. - Как раз по твоему профилю. Надо одного любителя вещей-преступников припугнуть. Возьмёшь пару неболтливых друзей и встретишь этого человека там, где я скажу. Нападёшь на него, а я его красиво спасу от вас, головорезов. Трепаться об этом не стану, и полицию беру на себя. Идёт?
4
Получилось всё не совсем гладко, но нужного результата я добился. На другой день ближе к вечеру я облюбовал лавочку во дворе Наймушиной. Из импровизированной засады прекрасно просматривался двор. Гладиатор не обманул, в назначенное время он подошёл с двумя гориллоидами, вооружённых битами, и уселся в домике на детской площадке. Фото брата Евпраксия я ему показал заранее. И попутно объяснил, что если его друзья в пылу драки травмируют меня или Наймушина, то всей их банде несдобровать. То же самое с ними будет, если они потом, без моего ведома, попробуют что-нибудь сделать с сектантским лидером.
Грозного вида троица распугала всех мамашек с колясками, так что во дворе было относительно пусто. Только бабули возле подъезда, неодобрительно косились на бритоголовых и что-то горячо обсуждали. То ли молодёжь ругали, то ли решали, вызывать полицию или немного подождать.
Я едва не прозевал брата Евпраксия, пока наблюдал на старушками. Гладиатор не подкачал. Увидев жертву, стабы покинули детскую избушку и, небрежно помахивая битами, пошли навстречу сектанту.
- Дружище, закурить не найдётся? – стандартно-хулиганской фразой остановил Наймушина Рожнов.
Тот дёрнулся, увидев бритых парней, захлопал себя по карманам и заискивающе улыбнулся:
- Не курю.
- Не куришь, значит? – прорычал Гладиатор. – Себя бережёшь? А людям всякую гадость из других миров впариваешь?
Рожнов немного напутал. Видимо, он решил, что жертва – торговец запрещёнными вещами.
- Я не впариваю ничего… - пролепетал несчастный сектант, пятясь. – Это ошибка… Я жаловаться буду…
- Куда жаловаться? – расхохотался Рожнов. – Да у меня во ФСЕНе опер знакомый!..
Вот дурак! Я знал, что стабы тупые, но не на столько же! Что он мелет, идиот?! Пришлось срочно выскакивать из засады и заканчивать эту комедию.
- Эй, парни! – окликнул я стабов, быстрым шагом подойдя к ним сзади. – Вы чего к человеку привязались?
Сценарист из меня слабоватый, поэтому прозвучало это не очень внушительно. Наверное, Гладиатор плохо проинструктировал своих подопечных, потому что они, как по команде, развернулись и вполне серьёзно набросились на меня. Драку мы заранее не отрепетировали, поэтому пришлось импровизировать на ходу. Первого я довольно увесисто ударил в челюсть, признаюсь, без особых угрызений совести. Он пошатнулся и уронил биту. Второй уклонился и нанёс мне битой весьма чувствительный удар по печени. Я задохнулся скорее от возмущения. Неужели Рожнов их не предупредил насчёт меня? Проскочив мимо ударившего, я рванул прямо к Гладиатору, довольно коряво бросил его через бедро и, прижав к земле, прошептал на ухо:
- Что вы творите, дебилы?! Ну-ка, марш отсюда!!
Рожнов запыхтел, без особого напряжения высвободится из моей хватки и, поднявшись, крикнул:
- Сваливаем, парни! Это боксёр!
Один из гориллоидов явно хотел продолжить драку, но Гладиатор дёрнул его за плечо, и вся троица ретировалась.
Сектант перевёл дух и с благодарностью посмотрел на меня:
- Спасибо вам, мил человек! Если бы не вы, то…
Я ответно улыбнулся и наклонился, чтобы поднять выроненную одним из стабов биту. Я это сделал специально, чтобы липовые «корочки» заместителя председателя городской Думы по социальным вопросам «случайно» выпали из внутреннего кармана. Ойкнув, я подобрал документ, раскрыл его, стараясь, чтобы он попался на глаза брата Евпраксия, и не торопясь сдул с «корочек» пыль. Главное, чтобы сектант не заподозрил, что я из силовых структур.
Скосив глаза, Наймушин прочёл записи на документе, пока я старательно очищал «корочки» от несуществующей пыли. Прочитав, сектант заметно расслабился.
- Вы, извините, не из полиции? – явно для собственного спокойствия спросил он.
- Что вы! – улыбнулся я. – Я из Думы.
- А где же вы так драться хорошо научились? – продолжал сомневаться брат Евпраксий.
- Там и научился, в Думе. Нас, специалистов по социальным вопросам, специально обучают рукопашному бою. На случай встречи с обманутыми избирателями.
Я отшвырнул биту и обратился к сектанту:
- У меня, если честно, всё внутри кипит от этих негодяев. Может, зайдём в кафе, тут неподалёку, выпьем кофейку, поговорим?..
Расчёт был сделан на то, что Наймушину будет неудобно отказать своему спасителю.
- Хорошо, - согласился сектант. – Я только к бабушке забегу на пять минут, предупрежу.
В кафе «Кофемания» мы устроились за угловым столиком, чтобы посетители не мешали мне излить душу Наймушину. К сожалению, от коньяка сектант наотрез отказался, поэтому пришлось вести задушевный разговор всухую. Постепенно я перевёл беседу на проблемы спасения души.
- Вот так, брат, - ныл я на третьем часу беседы, поглощая пятую чашку кофе, - всё у меня в жизни есть, а душа просит чего-то. Нет у меня бога в душе, нет! И Пасху праздную вроде, и на Крещенье в прорубь ныряю как все, а чувствую, что этого мало.
Я специально заказывал самый дорогой кофе, чтобы сектант сделал вывод о моей состоятельности. Пришлось форсировать беседу, так как наличности у меня осталось всего на пару чашек, а кредитку я с собой на работу не беру.
Сектант мялся, мялся и, наконец, сдался:
- Знаешь, брат, ты не там ищешь бога.
- А где его искать, Андрей? Может, бога и нет совсем, - сбогохульничал я.
Глаза Наймушина загорелись сектантским блеском:
- Есть он, есть!! Просто тебе не попадались люди, которые гораздо ближе к богу, чем вся эта пьянь, которая купается в Крещенье и напивается на Пасху.
Любой сектант обязательно заговорит о своей вере, если его подтолкнуть. Так же как и уличный распространитель любую беседу сведёт к товару, который он впаривает прохожим.
- Если бы нашлись люди, которые привели бы меня к богу… - Я сделал многозначительную паузу. – Я бы мог помочь таким людям, чтобы они нести свет истинного знания заблудшим душам.
Прозвучало немного пафосно и фальшиво, но сектант не обратил на это внимания.
- Я могу помочь, - серьёзно сказал брат Евпраксий.
«Ты себе бы помог сначала. От хулиганов отбиться не можешь», - подумал я, а вслух удивился:
- Ты?!
- Я. Приходи на собрание нашей… организации. Завтра в шесть вечера, клуб железнодорожников.
Я сделал удивлённые глаза:
- А ты кто, свидетель Иеговы или пятидесятник?
Наймушин брезгливо скривился:
- Нет. Мы – стопроцентные истинные христиане. Ипостасьевцы.
Петрович дал мне «напрокат» Барышева на недельку. Олег закончил возиться с Игнашкиным, передал дело в следственный отдел и был относительно свободен. Лейтенант – парень толковый, только слишком правильный. Наверное, от большого ума: он недавно закончил юридическую академию и диплом защищал на кафедре естественнонаучного права. С таким образованием он мог бы работать следаком, но он выбрал неблагодарный труд сыскаря-опера. Мальчику захотелось романтики.
Помощь Барышева мне была нужна. Он больше склонен к кабинетной работе, чем рысканью «в поле». Поэтому я ему поручил собрать информацию о фирме «Смежность» как наиболее подозрительную. Главное, чтобы он умудрился добыть сведения об истинных владельцах бизнеса. А я решил через брата Евпраксия выйти на торговца этими испостасниками. Торговец – очень важное связующее звено между сектантами и поставщиками. Без него весь замысел – коту под хвост. Фирма успеет спрятать товар, а Наймушин выпучит глаза и скажет, что нашёл замечательные топорики в бабусином дворе.
У нас в картотеке зарегистрировано десятков пять торговцев, попадавшихся на продаже запрещённых вещей. Из них около десятка приторговывали онтроникой, пока мы их не прижучили. Однако если мы начнём шерстить их по очереди, то первый же, к кому мы придём с проверкой, сообщит остальным, и они пойдут в отказ. У торговцев взаимовыручка сильна, несмотря на конкуренцию. Менталитет, однако.
Пока добросовестный лейтенант трудился, наводя справки о «Смежности», я развлекался, таскаясь каждый вечер на сектантские сборища. Светка, привычная к моим постоянным задержкам на работе, даже начала ревновать. Куда это я, видите ли, каждый вечер ухожу, нарядный и выбритый. Я, по старой привычке, не вдавался в подробности, рассказав ей в самых общих чертах, что мы ловим опасных преступников, способных нарушить самые фундаментальные законы природы.
Сектанты собирались по вечерам в актовом зале дома культуры железнодорожников. Их было с полсотни, в основном женщины бальзаковского возраста, наиболее падкие на всякую религиозную муть. Среди ипостасьевцев был и Седельников, которому я вернул топорик и велел вести себя тихо. «Если брякнешь брату Евпраксию, - пригрозил я пловцу, - сам знаешь, что будет и тебе и папе твоему». Рома был моим главным консультантом в сектантских делах. Собрания были скучнейшие – бесконечные нудные проповеди и «внутренние беседы с богом», однако я заметил, что после собраний, когда основная масса верующих уходит, брат Евпраксий оставляет «избранных», человек двадцать. Седельников объяснил мне, что избранные – это те, у кого есть ипостасники. Счастливчики учатся владеть ипостасниками и тем самым приближают себя к богу. Чтобы вступить в число избранных, нужно было перечислить крупную сумму денег на счёт бабки брата Евпраксия. Рома назвал сумму, и я ужаснулся.
Если бы у меня была такая сумма, мне брат Евпраксий должен был бы вручить ипостасник. Я бы попросил Гришу или на худой конец Олега проследить за сектантом и узнать адрес торговца. У Петровича выпрашивать такие суммы подотчёт - дохлый номер, он до сих пор мне за дорогой кофе из «Кофемании» деньги не вернул, ссылаясь, что я не предоставил чеки. Не у Шершавого же в долг просить! Пришлось обратиться к более богатой конторе - коллегам из службы безопасности Русской православной церкви. У меня там одноклассник опером работает, Мирошников Боря. Он, вняв моим мольбам, свёл меня со своим шефом, начальником опергруппы отцом Сергием. Мне пришлось привлечь всё своё скудное красноречие, чтобы добиться результата.
- Поймите, отец Сергий, мы с вами делаем общее дело! – взывал я к совести начальника опергруппы, вспомнив, как несколько дней назад меня точно так же совестил стаб Гладиатор. – Законы природы написаны богом, и их нельзя нарушать! Значит, я делаю богоугодное дело, борясь с их нарушителями. Так помогите мне!
- Это большие деньги, сын мой, - сомневался церковный чиновник.
- Да, риск есть. Но ведь это выгодно нам обоим. Вы устраняете конкурентов на своей территории, которые уводят у вас паству…
Отцу Сергию не понравились такие слова, и он нахмурился:
- Послушай, сын мой! Бог один, и ни о какой его делёжке нет и речи!
- Бог-то один, да посредников между ним и паствой много, - брякнул я и тут же спохватился. – Помогите мне справиться с лжепосредниками. Они каждый вечер изображают из себя бога, пользуясь запрещёнными предметами.
- Бог с ними. Что ты-то затеял, расскажи?
- Всё очень просто. Вы переводите деньги на счёт, который я назову. Я вычисляю поставщиков преступных вещей и ловлю торговцев. А в благодарность я сдаю вам секту – людей, адреса, пароли, явки…
- Как ты говоришь, секта называется? – заинтересовался отец Сергий.
Но со мной такие номера не проходят:
- Название секты и всё остальное я скажу, когда поймаю торговца.
- А если не поймаешь? Он, скажем, уедет или застрелится.
- Тогда мы вместе берём секту, и я лично вышибаю из её руководителя долг.
- Ручаешься за него, Боря? – строго поглядел на Мирошникова начальник опергруппы. – Деньги-то большие…
Я знал, что Боря за меня поручится. Не так давно я здорово его выручил, помог разобраться с конкурентами из смежных миров, которые пытались протащить в наш город свои религиозные порядки.
- А как мы потом деньги вернём? – волновался церковный чиновник. – Они ведь на частное лицо будут переведены.
- Господи, отец Сергий! – воздел я руки к небу. – Мы ведь опера с вами! Пообещаем руководителю секты пару-тройку лет скостить от срока, он сам принесёт денежки и положит вам на стол!
После перевода денег брат Евпраксий пару собраний словно не замечал меня, и я уже начал волноваться. Конечно, операция с деньгами рискованная, но другого способа узнать торговца я не знал. Шелестов Гриша предлагал притащить Наймушина к нам в контору и потолковать как следует, но он плохо знал, какие упёртые люди, эти сектанты. Вряд ли бы стал брат Евпраксий колоться. А то ещё мог зарезаться в кабинете или устроить самосожжение, тогда нас Черепанов точно бы лишил тринадцатой зарплаты, всю группу с Петровичем во главе.
Я не знал, как поступит Наймушин, получив деньги. Возможно, он выкупит ипостасник у торговца и потом вручит мне его в торжественной обстановке. Поэтому, я выпросил у Петровича Гришу на недельку и велел Шелестову следить за сектантом не спуская глаз. Но в эти дни брат Евпраксий никаких подозрительных мест не посещал.
На третьем собрании, когда закончилась проповедь, на которой меня по обыкновению страшно клонило в сон, ко мне подошёл Наймушин.
- Готовься, брат, завтра мы будем тебя посвящать в избранные, - обрадовал он меня.
Я старательно изобразил готовность приблизиться к богу на одну ступеньку. И после того, как мы расстались, я немедленно позвонил Грише и велел в оба глаза следить за сектантом и докладывать мне каждый его шаг.
Шелестов следовал за сектантом. Тот шёл пешком, как и я предпочитая в это время суток пешие прогулки. За плечами Наймушина болтался пустой рюкзак. Если мои расчёты верны, то через час-другой в рюкзаке должен был появиться туристический топорик – мой персональный ипостасник, который переведёт меня в стройные ряды избранников. По такому случаю я одолжил Грише свою рентгенку, строго-настрого запретив отвлекаться на разглядывание молоденьких прохожих.
Сам я, как тигр в клетке, расхаживал по тротуару взад-вперёд, держа в руке телефон. Опытный старший лейтенант отзванивался каждые десять минут, сообщая очередной шаг сектанта: «Прошёл торговый центр «Радуга». Свернул на Красногвардейскую. Прошёл мимо аптеки «Панацея». Пересёк проспект Шаталова».
Неожиданно раздался звонок, на экране телефона отсветился Барышев. Без предисловий он гаркнул так, что я чуть не выронил единственное средство связи:
- Вася, пляши! Ты знаешь, кто является главным бухгалтером «Смежности»? Только не падай!
- Неужели Петрович? – стараясь казаться равнодушным, ответил я.
- Шутки у тебя!.. Главбух фирмы – Виталий Смирнов! – радостно прокричала трубка голосом Олега.
- Ты думаешь, я знаю всех Виталиев Смирновых на свете?
- Всех знать не надо. Этот Смирнов – один из тех дилаперов, которые делали проект в Миогене! Он тогда стажёром был.
Сказать, что я удивился, нельзя. Я нутром чуял, что это ниточки из одного клубка: Седельников, секта ипостасьевцев, пока ещё неизвестный торговец, «Межмирторг», дилаперы, Миоген…
- Может, это другой Смирнов. Их ведь тысячи… - на всякий случай спросил я.
- Нет, тот самый. Он по делу об онтронике свидетелем проходил, у меня есть фотки из зала суда. Я запросил фото Смирнова из Завьяловского ГОВД – это один и тот же человек! Как ты думаешь, Вася, «Смежность» - дочерняя фирма «Межмирторга»?
- Не знаю. Варианта два: или «дочка», или просто Смирнов решил полевачить на сделанном проекте.
- Что значит «полевачить»? – удивился неискушённый лейтенант. – Нет, я знаю, как левачат таксисты, врачи, учителя даже…
- С дилаперами тоже такое случается. Пашет такой разрушитель миров на какой-нибудь «Межмирторг», пашет, а потом вдруг ему захочется самому кое-что поиметь с продилапированного им же мира. Он открывает в этом мире фирму или что там бывает у них, и начинает своё дело… Погоди, я перезвоню, у меня звонок на второй линии!
Гриша заорал в трубку не слабее Олега:
- Ты чего треплешься?! Потом не мог?! Слушай, твой подопечный вошёл в здание развлекательного центра «Клубничка», пробыл там минут пятнадцать и вышел. Я просветил ему рюкзак. Топорик в рюкзаке!
Ну, вот и гора с плеч! Всё стало на свои места. Нам с Гришей хорошо известно это злачное место, потому что хозяина заведения мы в прошлом году ловили с онтроникой. Значит, он опять занялся противоправным бизнесом.
- Всё, Гриша. Спасибо, отбой! Я выдвигаюсь к «Клубничке». Твоя помощь сегодня больше не потребуется. Я сам поговорю с хозяином.
5
Между развлекательным центром и притоном разница невелика. И зачастую её не видно, как в «Клубничке». Подобных заведений у нас в городе пруд пруди, но это было особенное. Его содержал Махамет, выходец из смежного мира (смеж на нашем оперском жаргоне). Когда его родной мир продилапировали, он всеми правдами и неправдами умудрился получить наше гражданство и теперь прочно обосновался у нас в городе.
Родной рабовладельческий мир Махамета был слабо развит в технологическом плане, зато сфера низкопробных развлечений была в нём переразвита. Дилаперы «Межмирторга», делавшие проект в том мире, погрязли в грехах настолько, что пришлось к ним на подмогу вызывать службу внутренней безопасности, которые сами едва не ступили на путь порока. Общество потребления пришлось по душе Махамету, бизнесмену от бога, и он прекрасно в него вписался. Когда он понял, что в его мире больших денег не заработать, он перебрался к нам и открыл тут своё богомерзкое заведение. Через некоторое время «Клубничка» стала одним из популярнейших мест отдыха мужской половины города и объектом ненависти женской половины.
В «Клубничке», помимо стандартных стриптиза, приват-танцев и пип-шоу, были и другие развлечения – предмет «культурного» обмена между нашими дружественными мирами. Например, можно было заказать баньку, в которой тебя вымоет симпатичная обнажённая девушка с помощью языка. У нормальных людей подобное удовольствие вызовет рвотный позыв, но, к сожалению, таких людей у нас в городе мало. А ещё у Махамета растёт биопластовое дерево. Подходишь к нему, представляешь себе человека, и дерево его тут же материализует. Правда, созданные биопласты живут недолго, часа три, но зато неотличимы от настоящих людей. Естественно, дерево используется в «Клубничке» для всяких недомужиков с вывернутыми мозгами; они материализуют для себя известных актрис, фотомоделей или просто недоступных красавиц, а потом используют их все три часа в своё удовольствие. Наши опера из биологической группы давно точат зуб на это дерево, но никак не могут определить, какой закон биологии оно нарушает.
Про такую мелочь, как выступление полностью обнажённых гимнасток, стеклянные женские раздевалки, плавательный бассейн для голых, не стоит даже упоминать. Словом, «Клубничка» - настоящий рай для идиотов с комплексами, где они могут полностью воплотить свои необузданные извращённые фантазии. Махамет гордился тем, что его заведение частенько посещают довольно известные в городе люди: предприниматели, депутаты и чиновники из мэрии. Для статусных посетителей у Махамета была VIP-зона, скрытая от глаз обычной публики, с такими развлечениями, от которых даже у отъявленного извращенца волосы бы дыбом встали.
Год назад я поймал Махамета с онтроникой. «Межмирторг» продал ему сверхняк – такая штуковина, которая любые свойства делала «сверх». Есть в физике сверхпроводимость и сверхтекучесть; а сверхняк мог сделать сверхтвёрдость, сверхупругость, сверхёмкость. Даже человеческие качества можно сделать «сверх»: сверхсилу, сверхсмелость, сверхнаглость. Понятно, что упругость и твёрдость Махамета не интересовали. Он за весьма солидную плату присваивал посетителям сверхкачества иного плана, понятно какого. Кроме сверхняка ушлый смеж охотно использовал и другую онтронику.
Поскольку Махамет онтроникой не торговал, а только извлекал из неё выгоду, суд приговорил его к пяти годам условно. Наш суд бывает гуманным не с теми, с кем следует. Мне удалось убедить смежа, что это именно я настоял на условном сроке; благо он не сильно разбирался в нашем правосудии и плохо понимал, чем отличается опер от следователя и судьи. Хозяин «Клубнички» мне был нужен как осведомитель, тем более, что после суда он клялся и божился, что будет доносить о любом торговце запрещёнными вещами. Но, наверное, страсть к деньгам сильнее боязни заключения: осмелев, Махамет снова занялся преступной деятельностью. Топорики стал продавать.
Я добрался до развлекательного центра к восьми вечера. «Клубничка» встретила меня сиянием неоновых реклам и грохотом музыки. На крыше трёхэтажного здания движущаяся голограмма изображала полуобнажённую девушку, завлекающее надкусывающую сочную клубнику, видимо, символизирующую название этого притона. Я некоторое время смотрел на юную соблазнительницу, прокручивая в голове предстоящий серьёзный разговор, и, когда девушка надгрызла ягоду в четвёртый раз, шагнул к входу.
Дверь передо мной растаяла в воздухе, а, когда я вошёл внутрь, снова материализовалась – Махамет хотел поразить воображение посетителей даже дверями. «Надо будет послать наших экспертов-физиков проверить эти тающие двери», - подумал я, оглядываясь.
У входа меня встретил охранник-смеж огромного роста и мощного телосложения. Он даже выбежал из-за своего стола. Выходца из смежного мира в нём выдавала синеватая кожа и жёлтые кошачьи глаза. У Махамета весь персонал клуба из его родного мира, нашим людям он не доверял.
- Ты куда, молодой человек? – с лёгким акцентом спросил охранник, преграждая мне путь.
- Поразвлечься хочется, - улыбнулся я. – С биопластовым деревом.
Смеж оглядел меня с головы до ног, и я пожалел, что не успел забежать домой переодеться. Вид у меня был далеко не клубный; неброский оперский наряд – короткая кожаная куртка, кепка, джинсы и мягкие ботинки на толстой подошве. Мне стало ясно, что фейс-контроль я не прошёл.
- Сюда нельзя в таком виде, - нахмурился охранник. – Приходите в другой раз.
Мимо меня продефилировал франт, одетый как попугай: длинное пальто с бантом сзади, брюки в обтяжку, туфли с длинными носами и клетчатый шарф, обмотанный вокруг шеи. Его смеж пропустил сразу же, едва глянув на наряд. Мне стало обидно, и в голове заиграл великодержавный шовинизм:
- Послушай, страж! Это мой мир, мой город! Ты - гость, а я живу здесь! И в своём городе я хожу там, где хочу!
- Эй ты, фашист! – рассердился охранник и демонстративно положил руку на электрошокер, висевший в него на поясе. – Я сейчас полицию вызову, и тебя за такие слова…
Плохо, что не удаётся проникнуть в клуб под видом посетителя. И другое плохо – пистолет оставил в сейфе. Было бы здорово сунуть под нос этого цербера ствол, сразу бы уважения прибавилось. Но оружие я оставил, чтобы не засветиться случайно на сектантском сборище. Поэтому сейчас совать под нос бдительного стража пришлось «корочки».
- Пропускай, интернационалист! А то регистрацию проверю во имя дружбы народов!
Охранник, сбитый с толку обилием силовых структур в нашем мире, имеющих право проверить документы, стушевался. Понятно, у него, как у большинства работников клуба, не было ни регистрации, ни гражданства. Это на его синей физиономии написано.
- Я должен доложить начальнику охраны, - пролепетал он.
- Чихал я на твоего начальника! Давай пропускай, пока я ребят с автоматами не позвал!
Смеж испуганно посторонился и сел за стол; я успел заметить, как он коленом нажал кнопку под столом.
Кабинет Махамета находился на третьем этаже в самом дальнем углу здания. Пока я вспоминал, как туда пройти по лабиринтам дворца развлечений и похоти, ко мне подбежал смеж. Судя по многочисленным нашлёпкам на его чёрной форме это был начальник охраны. Смежи очень любят украшать себя всякими регалиями; у этого их было столько, что формы не видать.
- Мне нужен хозяин заведения, Махамет Батькович, - заявил я, не дав открыть ему рот.
- А… хозяин в настоящий момент отсутствует, - не глядя мне в глаза заюлил начальник охраны.
Что значит слаборазвитый мир. В искусстве вранья смежи явно не сильны, за версту видно, что брешет.
- Тебе в детстве мама не говорила, что врать нехорошо? Давай проводи!
Смеж угрюмо поплёлся передо мной. Время от времени он пытался увести меня в другую сторону, но я подталкивал его в спину в нужном направлении. Мы прошли через лабиринты залов, и нас сопровождали девичьи визги, вопли и мелькание обнажённых тел. Светка, если бы узнала, где я провожу вечер, точно бы на развод подала.
Постучавшись, начальник охраны отворил роскошную дверь в Махаметов кабинет и, по-швейцарски склонившись, пропустил меня вперёд. Двери у Махамета были обычные, не тающие в воздухе – экономный у притона хозяин, бережливый.
Войдя, я упёрся взглядом в огромный накрытый стол. Во главе стола дымилось блюдо с баскердой – месивом из разных сортов мяса, приправленных острыми специями. Рядом с блюдом высилась стопка лепёшек. По другую сторону от баскерды стоял серебряный поднос с разнообразной зеленью. Я успел заметить несколько кувшинов с розовым молодым вином. Аппетитный запах мяса напомнил мне, что я сегодня не обедал, а время уже позднее.
Махамет, увидев меня, подскочил как мячик и бросился мне навстречу с распростёртыми объятиями.
- Дорогой Василий Александрович! – замедоточил он с сильным акцентом. - Давно тебя не видел! Хорошо, что зашёл! Не забываешь старого Махамета. Присаживайся, дорогой, будем баскерду кушать, вино пить!..
Здорово у них осведомление поставлено. Пока мы препирались с охранником, Махамет уже успел распорядиться насчёт стола, возле которого он сейчас стоял и старательно изображал радость от дорогого гостя. Нет, я был неправ, врать смежи тоже умеют не хуже нас.
- Ждал меня, что ли, Маха? – спросил я, старательно улыбаясь и стараясь уклониться от объятий.
Махамет сиял, как начищенная медяшка.
- У нас принято, чтобы для дорогих друзей всегда было готово угощение! – скалился хозяин. – Ты голодный, Вася-чжан? Настоящий мужчина всегда голоден. Доброе мясо, доброе вино, что ещё нужно настоящему воину!
Языком мелет не хуже дилаперов. Мне уже стал надоедать поток сладких речей:
- Я по делу, Махамет-чжан!
- У всех у нас дела, у всех заботы! Можно старым друзьям забыть о них хоть ненадолго? Кушай, дорогой, пока не остыло! Девочек позвать? У нас новенькая, Зухиля. Танцует так, что мужчины в обморок падают!
- Давай сначала о деле поговорим, а потом уж Зухиля с баскердой, - предложил я свой вариант.
Махамет моментально сник, вздохнул и указал мне на кресло.
- Расскажи-ка мне по старой дружбе, где ты берёшь замечательные топорики-ипостасники? – спросил я с вежливой улыбкой.
Жёлтые сияющие глаза хозяина стали оранжевыми и тревожными:
- Вао, какие топорики, дорогой? – заюлил он. - Ошибся, дорогой! С кем не бывает!
- Плохие топорики, Маха! Законы природы нарушают твои топорики! Ты уже один раз попадался мне с онтроникой. Опять за старое взялся?
Махамет старательно изображал законопослушного гражданина:
- Дорогой, зачем мне нарушать? Зачем мне онтроника-шмантроника? Я людей развлекаю, я людям радость дарю!..
- Я тоже радость дарю некоторым людям, - нехорошо улыбнулся я, - когда помогаю срок скостить. Хочешь, тебе помогу, как в прошлый раз? Скажи мне на ушко без протокола, у кого топорики покупаешь, а я подумаю, как тебе помочь в этой жизни.
- Что ты на меня напал? Какие топорики?
- Один из них ты час назад одному нехорошему человеку сплавил. Привести сюда?
Из тени неожиданно вышли два здоровенных смежа. Они подошли к Махамету и встали у него по бокам. Я рассмеялся:
- Ух ты! Напугать решил? А хочешь, Маха, я тебя огорчу? Ваш гадюшник окружён, на крыше соседнего дома снайперы. Если я не выйду через час, приказано открывать огонь без предупреждения. Без разницы, возьмёшь ты меня в заложники или нет.
Махамет молча встал и подошёл к окну; два телохранителя последовали за ним как тени.
- Проверить хочешь, вру я или нет? – поинтересовался я. – Ну, рискни, проверь.
Я так достоверно разыграл эту комедию, что сам чуть не поверил в снайперов и бойцов из отряда моментального реагирования, которые взяли «Клубничку» в плотное кольцо.
- Тебя приказано взять живым, - добавил я. – Знаешь, как с тобой поступят, если что со мной случится? Есть один феодальный мирок, пуританский до мозга костей, который совершенно не поддаётся дилапированию. Там матриархат махровый, злые тётеньки правят миром. Мои ребята перебросят тебя туда и местным амазонкам шепнут, что ты – содержатель притона и издеваешься над девчатами, заставляя их обслуживать всяких похотливых недоумков.
Махамет дал знак своим телохранителям, и они так же незаметно вышли из кабинета.
- У них с такими, как ты, не церемонятся, - подлил я масла в огонь. – Злые тётеньки тебя подвесят за одно место; сам догадайся, какое. Проткнут это место железным крюком, и ты будешь болтаться сутки и орать от боли, пока не помрёшь.
- Что тебе нужно, нехороший человек?! – истерично заорал хозяин притона. – Зачем ты пришёл?! Был у меня один топор, я его на улице нашёл и сегодня подарил одному случайному прохожему!
Я расхохотался от такого нелепого вранья:
- Ты клоун, Маха! В нашем мире операм принято говорить правду, как на исповеди. У тебя много было топоров. И других нехороших вещей. У нас есть свидетельские показания, - приврал я. – Говори, у кого берёшь товар? Рассказывай или через час на крюке будешь болтаться! Крюк толстый, ржавый…
- А если скажу, меня посадят? У меня ведь условный срок.
- Отмажу, Маха. За товар ты не сядешь, обещаю.
- В другом городе беру товар, в Завьяловске, - еле слышно прошептал Махамет. - Фирма «Смежность».
Вот и подтвердилось, кто бы сомневался.
- Что, кроме топоров, ты берёшь? Какой товар? Каталог есть?
По оранжевым глазам хозяина стало ясно, что такой каталог имеется.
- Колись, Маха, колись! Очисти душу.
Махамет вынул телефон, набрал номер и что-то проговорил в трубку на своём языке. Через минуту появилась симпатичная девушка-смежка и принесла ему пачку листов, скреплённых степлером. Я взял каталог и бегло просмотрел. На листах была изображена таблица с двумя столбцами: «исходный» и «товар». В столбце «исходный» перечислялись обычные предметы обихода: пылесос, телевизор, очки… В столбце «товар» шли названия странных предметов, чем-то напоминающие названия онтронных вещиц: подгляд, рулеточник, сырка. Поискав, я нашёл в «исходных» строчку «туристический топорик», в столбце «товаров» ей соответствовала строка «ипостасник». На первом листе был заголовок всего этого документа: «Болотный каталог». Больше никаких зацепок в документе не было: ни названия фирмы-поставщика, ни контактных телефонов.
- Скопировать можно? – спросил я юную смежку.
- Нет, - пропищала она, – листы антикопиром обрызганы.
Махамет шикнул на девицу, и она моментально скрылась.
- Расскажи, умник, поподробнее об этом каталоге, – спросил я. - Что такое «болотный»?
- Эх, дорогой, не знаю я про «болотный». Мамой клянусь!
- Откуда у тебя этот каталог?
- Курьер каждый раз привозит свежий.
- Из Завьяловска?
- Да, дорогой.
- Что такое «исходный» и «товар»? – Я уже догадался, но хотелось подтвердить догадку.
- Это значит, Вася-чжан, что мы даём обычную вещь и они нам её возвращают, только уже необычную.
- Говори яснее! Вы даёте обычный предмет из первого столбца, а вам возвращают соответствующий из второго? Топор превращается в ипостасник, а, скажем, секундомер обращается в… - Я заглянул в таблицу. - …в рулеточник?
Махамет тупо глядел на меня. Видимо, фраза была слишком сложна для него. Я не стал его утруждать дальше.
- Как вы передаёте исходные вещи и забираете готовый товар?
- Я ж говорю, курьером, дорогой. Есть хороший человек, он в Завьяловск ездит. Туда-сюда…
- Смеж?
- Нет, Вася-чжан. Ваш человек, городской.
План созрел у меня в голове моментально. Я подошёл к Махамету и взял его за грудки:
- Послушай, Маха, я тебе всё прощу. Когда твой курьер должен ехать в Завьяловск за товаром?
- Послезавтра, дорогой. Там онтоярмарка будет…
- Что за онтоярмарка?
- На ней товары можно купить или заказать.
- Давай сделаем так. Ни я, ни один опер фсеновский больше тебя не тронет. Я знаю, что у тебя здесь, в клубе, есть запрещённые товары, но я про них тоже забуду. А ты отправишь меня вместо курьера.
Махамет задумался.
- Не получится, дорогой. Сразу заметят. Спросят, кто такой этот Вася-чжан, зачем пришёл…
- Ты скажешь, что я новенький.
- Э, дорогой! - с жалостью глянул на меня хозяин. - Думаешь, ты один умный, а там дураки сидят? Каждого нового человека они проверяют десять раз.
Я уже хотел бросить эту затею с внедрением на онтоярмарку, но неожиданно у меня созрел великолепный план.
- Фамилию и адрес курьера! Быстро!
6
На следующий день я рассказал Петровичу о своём желании съездить в Завьяловск, скрыв часть своего плана. Если бы мой непосредственный начальник узнал, что я задумал, он бы точно не отпустил.
Майор не мог самостоятельно принять решение о моей командировке и позвонил Черепу. Тот назначил совещание на десять утра.
Перед совещанием я позвонил Мирошникову Боре:
- Привет, святая инквизиция!
- Ну, знаешь, Вася… - рассердился православный опер.
- Не обижайся, Боря, шучу. Бумажка с ручкой под рукой? Записывай координаты руководителя секты ипостасьевцев.
Я продиктовал ему имя брата Евпраксия и его домашний адрес.
- Только небольшая просьба к тебе, Боря: берите Наймушина аккуратно, без шума. И не упоминайте про запрещённые вещи. Иначе сломаете нашу игру.
- Не волнуйся, Вася, не в первый раз.
- Деньги помочь из него выбить?
Мирошников засмеялся:
- Я не новичок, Вася! Сам смогу.
- Ну, как у вас говорят, храни тебя господь!
Я с чистой совестью отправился на совещание. Черепанов был в ужасе, когда узнал о событиях последних дней.
- Вы что там за самодеятельность развели! – возмущался подполковник. – Надо было немедленно брать этого Махамета, тащить к нам и допрашивать!
- Это делать как раз не надо, – возразил я. – Мы бы только спугнули поставщиков из «Смежности».
- А зачем ты собрался в командировку? Что за онтоярмарка? Я ведь ещё неделю назад предлагал «Смежность» взять! Что ты за балаган затеял? Берём Махамета, арестовываем руководство фирмы и проводим очную ставку!
Петрович приподнялся, чтобы высказать своё мнение, но я опередил:
- Накрыть «Смежность» не трудно, господин подполковник. Только потом может появиться ещё какая-нибудь «Промежность», которая продолжит поставлять товар из Миогена.
- Какая «Промежность»! Мы ведь арестуем Смирнова!
- Боюсь, что Смирнов – не главная фигура в этой истории.
- Майор Малышев, где ты таких умных сотрудников набираешь!
После часа подобных пререканий Черепанов сдался.
- Владимир Петрович, под твою ответственность! Если операция сорвётся, можешь искать другое место работы! Это надо же, преступники, можно сказать, в руках, а мы тут какие-то шахматные комбинации разыгрываем!
- Я понял, господин подполковник.
- Гусаров, ты уверен, что тебя не вычислят фирмачи?
- Никак нет, господин подполковник!
- Малышев, дай Гусарову кого-нибудь поопытнее для прикрытия. Шелестова хоть. Или химиков попроси.
- Нельзя, господин подполковник, - возразил я. – Я ведь изображаю курьера. А у курьера не может быть подозрительных знакомых.
Черепанов покосился на меня и опять обратился к Петровичу:
- В общем, Малышев, отправляйте этого умника в командировку. Только продумайте прежде каждый шаг. И без цирка там! Мне докладывайте об операции каждые четыре часа.
Я никогда не думал, что Барышев Олег обладает такой прытью. Когда закончилось совещание, и я собирался улизнуть домой якобы для отдыха перед сложной командировкой, лейтенант остановил меня в коридоре и попросил на пару слов.
- Вася, я тут кое-что узнал об этом деле. Может, тебе будет полезно знать…
Мы зашли в наш кабинет.
- Давай, излагай.
- В общем, мне удалось завербовать системного администратора из «Межмирторга».
Этой фразой Барышев привёл меня в восхищение. Косноязычный лейтенант, который преступников называет на «вы» и расследования ведёт ни на шаг не отступая от инструкций, мог кого-то завербовать? Я просто не представлял себе, как ему это удалось. Ведь межмирторговские кадровики подбирают для работы в компании надёжных людей. Плюс каждый день топ-менеджеры фирмы проводят «накачку» сотрудников: люби свою компанию, будь предан своей компании, компания – одна команда, болей за общее дело …
- Силён! – искренне похвалил я счастливчика.
Я думал, что он расскажет, как ему это удалось, но Олег не стал вдаваться в подробности. Он скромно потупил глаза.
- Ерунда! Тут другое интересно. Вначале я просматривал протоколы перемещений людей через межмирторговский вещевод и обнаружил, что один человек, наш, землянин, оттуда не вернулся. Мне не удавалось вычислить, кто это такой. «Межмирторг» ничего по этому поводу не сказал, хотя мне кажется, что это был сотрудник компании.
Ещё бы! Крупные фирмы, занимающиеся дилапингом, очень не любят распространяться о своих сотрудниках. Кадровики у них засекречивают информацию не хуже органов госбезопасности.
- Тогда я вербанул системного администратора, и он мне предоставил некоторые материалы из отдела кадров. Я узнал, что в Миогене остался некий Зеленцов Игнат. Знаешь, кто это?
- Нет.
- Это руководитель проекта дилапинга Миогена! А Смирнов – хозяин «Смежности» - был на том проекте стажёром!
- И что Зеленцов там делает, в дилапированном мире? – удивился я.
- Мне кажется, что он руководит поставками запрещённых товаров с той стороны. А Смирнов – с нашей. Зеленцов принимает товар от Смирнова, что-то там с ним делает и отгружает обратно. Но ещё интересно и другое.
Барышев хитро улыбнулся:
- Зеленцов и Смирнов уволены из «Межмирторга» как раз после того, как мы запретили ввоз онтроники. А через месяц в Завьяловске появилась фирма «Смежность».
Вот моя догадка и подтвердилась. Эти два дилапера залевачили. Им было жаль бросать такую сокровищницу как Миоген, и они решили пойти обходным путём.
- А что межмирторговские безопасники? – спросил я. - У их ведь целый отдел есть. Там такие звери сидят…
- Конечно, туда сразу же переместилась группа захвата, но Зеленцову удалось их устранить. Скорее всего, с помощью онтроники.
Опасный человек, этот Игнат Зеленцов. Если в том мире онтроника как у нас – кухонная утварь, то заиметь с десяток мощных вещиц не проблема.
- Как они из обычных топоров и будильников делают запрещённые вещи, тебе не удалось узнать?
- Увы. Администратору это неизвестно. Но есть человек, который поможет и на это свет пролить…
Не скажу, что я был сильно удивлён рассказом Барышева. Примерно так я всё и представлял. Но на мои планы это никак не повлияло. На другой день я не поехал в контору, потому что перед вечерним поездом на Завьяловск мне предстояла уйма дел.
Первым делом я позвонил своему старому знакомому Егорову Вите – оперу из РОВД нашего района, с которым мы когда-то на пару ловили Шершавого. Мы встретились возле метро.
- Помоги мне, Витя, - попросил я его после приветствий. – Надо одного человека устранить. Причём сегодня до обеда.
Егоров испуганно оглянулся:
- Ты чего орёшь об этом? Услышит если кто…
- Да не насовсем устранить! Нужно, чтобы он дня на три потерялся.
- С ума сошёл! – возмущался Виктор. – Его ж искать будут! Жена, дети.
- Не бойся, он одинокий.
- Да не могу я его закрыть на три дня! У нас проверка как раз, прокуратура шерстит…
Егоров любит иногда из себя дурачка строить. Профессиональная привычка, что ли.
- Витя, у вас же есть конспиративные квартиры! И ещё конспиративная дача. Отвези его на дачу на три дня. Посидит в подвале, ничего с ним не случится.
- А кто он такой?
- Он – не очень хороший человек. Так что подвал ему будет на пользу, может, задумается о своей паскудной жизни.
В таком духе мы беседовали с полчаса. Я обещал всем операм Витиного РОВД «поляну» с коньяком и шашлыками, если он согласится. Наконец, опер сдался.
- Только одно условие, Витя. Надо, чтобы он не успел никому сообщить, что его взяли. Телефон у него сразу отберите…
- Ты будешь меня учить оперативно-розыскной работе?! – рассердился Егоров. – Ты сказал, чтобы втихую его взяли, значит, возьмём.
- И ещё одно, мне понадобятся его документы, на которых есть фотка: паспорт, права, профсоюзный билет… Чем больше тем лучше.
- Понял. Не спрашиваю зачем.
- Правильно, не спрашивай. Тайна следствия. Ладно, давай координаты.
Итак, первую часть моего плана можно было считать выполненной: Витя – человек надёжный, проверенный. А для выполнения второй части моего плана пришлось ненадолго заскочить на работу. Я предупредил Петровича и ребят, что больше не появлюсь, забрал потихоньку из сейфа лицедел и покинул контору. Через час я уже сидел в кафе и беседовал с Шершавым.
- Ты ведь, Шершавый, у нас художник. Любой документ может нарисовать. Мог бы стать вторым Пикассо, если бы был равнодушен к нетрудовым доходам.
- Вы мне позвали, чтобы мораль читать, Василий Александрович? – вздохнул неудавшийся художник. – Поздно. Возраст не тот.
- Я не участковый, чтобы наставлять оступившихся граждан на путь истинный. И не проповедник. Если хочешь очистить душу, могу с православным опером познакомить. Исповедует тебя по полной программе.
По лицу Шершавого было видно, что он силится понять, что мне от него нужно.
- Мне понадобится твой талант на сегодняшний вечер, - не стал я мучить собеседника. – Знаешь, что такое лицедел?
- Нет.
- Это что-то вроде грима, только гораздо лучше. Запрещённый товар из одного мирка, где обожают театр. Позволяет полностью изменить любую физиономию. Захочу я стать похожим на тебя – лёгкое движение кисти, и капитан Гусаров становится жуликом Шершавым.
- А зачем вам становиться похожим на меня?
Недогадливый всё-таки народ, эти жулики.
- Это для примера. Мне срочно нужно стать похожим на одного человека. И ты со своим непризнанным талантом живописца мне в этом поможешь. Проще: я тебе покажу фотку одного человека, и ты меня загримируешь.
- Я никогда не гримировал… - сопротивлялся Шершавый.
- Вот и поучишься заодно. Пригодится при твоей… хм… профессии. Так сказать, повышение квалификации. Какая тебе, по сути, разница, бумагу подделывать или рожу?
- Ну, по сути, да… - не совсем уверенно промямлил жулик. – А посмотреть лицедел можно?
- Потом посмотришь. Когда рисовать будешь.
Мы поехали в логово Шершавого – какой-то склад на вещевом рынке. Выставив любопытных за дверь, живописец приступил к новому для себя делу. Он был действительно мастером своего дела: моментально понял, как пользоваться лицеделом.
Фотокарточку курьера, который работал на Махамета, я запросил в паспортном столе. Теперь, держа её перед собой, Шершавый старательно водил по моему лицу хитрыми приспособлениями, похожими на кисточки для акварельных красок. Недалеко от меня висело запылённое зеркало – собственность местной кладовщицы, и я краем глаза с интересом наблюдал, как медленно превращаюсь в гражданина Смагина Дениса Владимировича.
Это и была вторая часть моего плана. С помощью лицедела я маскируюсь под завьяловского курьера Смагина. Витя к поезду привезёт мне его документы, и я под видом Дениса Владимировича еду на онтоярмарку. Махамета мне пришлось тоже посвятить в свой план. Я доходчиво объяснил хозяину «Клубнички» что я с ним сделаю, если он задумает позвонить в Завьяловск и предупредить о липовом курьере.
Через два часа умаявшийся Шершавый с гордостью отошёл и издали посмотрел взглядом живописца, только что нарисовавшего шедевр. Несколько раз отходил от меня, разглядывал и снова подходил, делая какие-то ему понятные мазки для большего сходства с оригиналом - Смагиным. Когда работа была окончательно завершена, Шершавый с гордостью протянул мне зеркало. На меня смотрел самый настоящий стопроцентный Смагин. По крайней мере сходство с фотографией было идеальным. Единственное, чего я боялся – халатные паспортистки подсунули мне какую-нибудь старую фотографию, и я сейчас выгляжу гораздо моложе оригинала. Тогда придётся врать знакомым курьера, что я помолодел на курорте: грязевые ванны, массаж лица и прочее.
- Спасибо, Шершавый! Я бы сказал «ты – настоящий друг» не будь мы по разные стороны баррикад.
- «Спасибо» не булькает, - пробурчал живописец.
- Ладно, Айвазовский, я что-нибудь для тебя придумаю.
- Подарите мне остатки лицедела, Василий Александрович, - предложил жулик.
- Ага, разбежался! Ты – человек ненадёжный, Шершавый. Намалюешь на своей физиономии губернаторскую и наобещаешь горожанам райских кущ. А настоящему губернатору потом расхлёбывай.
Мне было некогда рассусоливать с Шершавым, потому что я спешил на встречу с Махаметом. Он мне должен заказ для отправки в Миоген и список того, что я должен забрать.
В это время народу в «Клубничке» не было. Вчерашний охранник у входа долго не пускал меня, не узнав, чему я обрадовался: значит, в самом деле, изменился до неузнаваемости. Пришлось звонить Махамету, чтобы дал команду пропустить.
Хозяин обомлел, увидев лжекурьера в своём кабинете:
- Не узнать тебя, Вася-чжан! Вылитый Денис-курьер!
- Спасибо за комплимент, Маха. У меня мало времени. Давай мне товар.
- Секунду, дорогой!
Маха нажал на кнопку звонка у него на столе. Через секунду в кабинете появился здоровенный телохранитель с двумя баулами в руках. Было видно, что ему тяжело тащить.
- Ты что, Маха, обалдел? – возмутился я. - Дай тебе волю, ты бы и пианино на меня навьючил!
Хозяин улыбнулся, видя, что смог досадить мне:
- Что поделать, дорогой! У курьера работа трудная, но денежная. За одну такую поездку он получит больше чем ты за месяц работы.
- Вернусь, потребую с тебя двойную получку. С премиальными. А ты, прохвост, гордись, что опер-фсеновец на тебя пашет!
Я взвесил баулы на руке. Да, придётся вызывать такси до вокзала.
- Пока суть да дело, расскажи-ка мне, Маха, про Смагина, - предложил я. - Есть у него какие-нибудь особенности, привычки?
- Какие привычки, дорогой?
- Ну там, в носу ковыряет или чешется постоянно. Или слова-паразиты.
Махамет никогда не работал опером, поэтому мой вопрос поверг его в длительные раздумья. Я уже хотел махнуть рукой на привычки Смагина, как вдруг хозяин «вспомнил»:
- Есть одна особенность! У него голос другой. Тонкий такой, как у женщины.
Тьфу ты! Я совсем упустил это из виду! Пора переходить на кабинетную работу, если такой мелочи учесть не могу. Но я не показал виду, что расстроился.
- Может, у тебя есть вещица, которая голос меняет? – спросил я у Махамета.
- Что ты, дорогой! – замазал на меня руками смеж. - У меня нет ничего!
- Да ладно, шучу.
Я успокоился потому, что мне в голову пришла мысль. Я представлюсь простуженным и буду на онтоярмарке усиленно хрипеть. Не бог весть какая мыслишка, но более умного мне ничего не придумывалось.
- Возвращайся скорее, Вася-чжан! – со слезой в голосе проговорил Махамет. - Ты меня один защищаешь. А то без тебя пожарники ходят проверять, санэпид… санэпидемстанция, трудовая комиссия и всякие разные другие нехорошие люди. И всем денег надо. А откуда деньги у старого бедного Махамета.
- Не прибедняйся, Маха. Денег нет, как же! Да шучу, конечно помогу. Мы ведь сейчас в одной упряжке. И помни: если меня сдашь… - Я погрозил кулаком. – В общем, крюк для тебя приготовлен. И от тебя зависит, попадёшь ты на него или нет.
Я заказал такси к «Клубничке». Загрузив с помощью охранника баулы в багажник, я отправился на вокзал. Звонить при таксисте я не стал, но, когда мы приехали, я набрал номер Шершавого.
- Здорово, Рерих! Я обещал придумать награду за твоё творчество. В общем, я оставлю лицедел в камере хранения на вокзале и предупрежу, что ты заберёшь.
- О, здорово!
- Только воспользуйся им, как я скажу. Тебе деньги нужны?
- Спрашиваете!
- Нарисовать на своей роже сможешь?
- Наверное, смогу.
- Тогда рисуй на себе начальника отдела по борьбе с нелегальной иммиграцией, езжай в «Клубничку» и потребуй с хозяина, Махамета, денег. У него весь персонал нелегально работает. Тебе лицедела на один раз хватит, там его мало осталось.
Шершавый ненадолго замолчал.
- Отдел в нашем РОВД?
- Естественно! Фото начальника найдёшь в соцсети. На полицейском сайте все фотки начальства выложены с должностями и званиями.
- Почему именно Махамета? – аккуратно поинтересовался жулик.
- Потому что не нравится он мне. Нехороший человек. Я ему обещал, что ФСЕН его не тронет. А по поводу полиции я слово не давал. Так что бери с него денег столько, сколько душеньке угодно. Смотри только аккуратнее, на настоящих полицейских не нарвись.
Попрощавшись с Шершавым, я набрал Егорова Витю, который должен привезти мне документы курьера.
- Здорово, Витя! Всё получилось? Ну и слава богу. Вези документы на вокзал, только не пугайся. Я выгляжу немного странно, сам скоро увидишь.
7
В Завьяловск я приехал туманным ранним утром, совершенно не выспавшийся: я обычно сплю на животе, а тут пришлось всю ночь лежать на спине, чтобы не обмазать грим о подушку. В этом скверном маленьком городишке я должен был найти почту и спросить письмо до востребования на имя Смагина Дениса Владимировича. В письме будет указано место и время проведения онтоярмарки. «Смежность» - осторожная фирма, свои сборища проводит каждый раз в разных местах. Про письмо мне подсказал Махамет.
С собой я взял планшетник и бессонной ночью изучал карту Завьяловска, в который я ехал первый раз в жизни. Мне не хотелось расспрашивать прохожих, чтобы не привлекать к себе внимания в этом городишке, где все друг у друга на виду.
Я взял такси и отправился в единственную гостиницу в городе. Вообще-то я не хотел останавливаться в ней, но Махамет сказал, что настоящий Смагин всегда делал именно так. Поэтому я снял на сутки самый шикарный номер в этой гостинице (курьер был не очень экономным), оттащил туда баулы и отправился на поиски почты, на ходу вспоминая карту.
В письме, которое я получил, мне предписывалось явиться в семь вечера на заброшенный машиностроительный завод, когда-то бывший градообразующим предприятием. На заводе мне нужно было найти здание сборочного цеха, где и будет происходить основное действо. В записке был также указан пароль, который мне следовало назвать, чтобы попасть на онтоярмарку.
До шести вечера я слонялся по городу и успел пообедать в небольшом кафе возле вокзала. Кроме того, я успел проделать ещё одно небольшое, но очень важное дельце – встретиться с одним местным опером, который мне передал сведения об одной очень интересной для меня персоне. За час до открытия онтоярмарки я зашёл в гостиницу за баулами и вызвал такси. Чтобы не вызвать подозрения у таксиста, я велел ехать к магазину с дурацким названием «Сказка», который находился напротив проходной бывшего завода. Осведомлённый таксист хитро подмигнул мне:
- На онтоярмарку собрался? Так давай я тебя к проходной доставлю!
- Нет, мне в магазин надо, - упорствовал я.
Таксист пожал плечами и отвёз меня к магазину. В назначенное время я прошёл на территорию бывшего завода через разгромленную проходную, еле волоча за собой здоровенные баулы. Цех было найти не очень трудно, он был самым большим зданием на промплощадке после заводской управы. Пока я шёл к цеху, мне попалось несколько человек, которые, поминутно оглядываясь, спешили в том же направлении, что и я. У входа прибывающих встречал молодой человек; они шептали ему на ухо пароль, и он пропускал их внутрь здания. Я тоже шепнул кодовое слово, и он посторонился, пропуская меня в цех.
В цехе я долго бродил по ржавым железным лестницам и переходам, пока не попал в большое помещение, где было полно народу.
Мне открылась великолепная картина, ночной кошмар начальника оперативно-следственного отдела. Стольких запрещённых предметов, собранных в одном месте я ещё не видел, за исключением конторского хранилища. В цехе стояло множество проржавелых столов, оставшихся ещё со времён, когда завод действовал, и на них были разложены товары. У каждого стола стоял «продавец», объясняющий заинтересовавшимся принцип действия того или иного запретного предмета. Прибывающие курьеры ставили свои баулы в углу зала, и я последовал их примеру.
- Здорово, Дениска! – жизнерадостно окликнул меня кто-то, когда я, поставив баулы, выпрямился.
Я обернулся и увидел молодого человека, протягивающего мне руку.
- Ночным поездом приехал? – спросил он меня, когда мы обменялись рукопожатиями.
- Ага, - ответил я осторожно, решив не вдаваться в подробности.
Отвечать мне пришлось хриплым голосом, чтобы не выдать себя. Это удивило юношу:
- Ты чего сипишь? Простыл?
Дурацкий вопрос! Неужели есть люди, которые хрипят просто так?
- Да. В поезде продуло, - старательно прохрипел я.
Юноша немного поругал железнодорожников, которые не следят за своими вагонами, а затем поинтересовался:
- Как Махамет поживает?
- Нормально.
- Подгляд ему понравился?
- Ещё бы! – Я понятия не имел, о чём шла речь.
- А снильниц парочку он не хочет заказать? – не отставал назойливый парень. - Они вроде неплохо идут у вас в городе.
Я изобразил что-то неопределённое на лице. Юноша истолковал это по-своему и удивился:
- Ты что, не знаешь? Список не смотрел разве?
- Не то чтобы не смотрел…
- У тебя его нет разве?! – пристально посмотрел на меня приставучий собеседник.
На моё счастье в зале началось шевеление. Все засуетились и начали глядеть на какую-то кабину, которая возвышалась над залом. Когда-то она была остеклена, но сейчас все стёкла на ней были выбиты. В одном из проёмов появился господин Смирнов собственной персоной. Я узнал его по фото; мне его Барышев показывал, говорил, что запросил у местных паспортистов. Неброская, как у всех дилаперов, внешность. Запомнить трудно, но у меня за время работы во ФСЕНе выработалась профессиональная память на лица, тем более, что приходилось частенько запоминать невыразительные дилаперские физиономии.
В зале подхалимски зааплодировали. Мелкие торгаши, собравшиеся на это мероприятие, гордо именуемое онтоярмаркой, вызывали у меня раздражение. А вот Смирнов – фигура крупная. К нему, чувствую, на хромой козе не подъедешь. Виталий поднял руку, и зал послушно затих.
- Дорогие друзья, соратники, единомышленники! – пафосно начал речь Смирнов с истинно дилаперским красноречием. Их специально на это натаскивают.
- Нас считают преступниками. Нас ловят спецслужбы. Особенно рьяно нас преследуют недоумки фсеновцы…
«Вот за эти слова ты ответишь! Обещаю!» - мысленно обиделся я.
- Но мы снова вместе, и это здорово! Мы несём свет разума в наш отсталый многострадальный мир…
Смирнов некоторое время с надрывом рассказывал, какие они, торговцы, хорошие и пригожие, а потом плавно перешёл к онтронике:
- Наш мир онтологически беден. Мы стиснуты дурацкими законами онтологии, которые наши доморощенные мудрецы считают незыблемыми и вечными. Следствие всегда идёт за причиной. У объекта есть совокупность свойств. Целое собирается из частей. Явления отражают сущность.
Меня, опера-физика, мало волнуют онтологические законы. Естественный кодекс не предусматривает нарушения таких законов. Но изменение онтологии, которое проделывает онтроника, влечёт за собой нарушения физических, химических, биологических, геологических и прочих законов природы.
- Мы стиснуты рамками дурацкой биполярности, - вещал бывший дилапер. – Сила-слабость, тёмное-светлое, вещество-поле, бесконечное-конечное… Никаких третьих противоположностей не допускается. До каких пор мы будет это терпеть?
Толпа торгашей загудела, показывая, что на самом деле терпеть сие безобразие не намерены.
- Но есть мудрая цивилизация из славного Миогена, которая научилась преодолевать это. Они научились управлять не только законами природы, но и законами онтологии. И это они делают с помощью онтроники.
Похоже, Смирнов завёлся не меньше чем на час.
- Дебилы-фсеновцы запретили нам продавать онтронику. Но среди нас есть умные головы, которые нашли выход. Мы продаём обонточку – вещи, которые по физическим и химическим свойствам не отличаются от обычных вещей. Пусть обонточка лишь жалкое подобие онтроники, но с помощью неё мы прольём свет знаний на наших жителей. Мы приучим их к мысли, что законы мира можно менять и управлять ими. Ибо тупицы подчиняются законам, умные – используют их, а гении – изменяют.
Тут Виталий немного погорячился. Депутаты тоже меняют государственные законы, но гениев среди них я не замечал.
- Попрошу вас отметить аплодисментами открытие очередной онтоярмарки! – провозгласил демагог, и я с облегчением вздохнул.
Все оживились и задвигались между столами. Смирнов возвышался над толпой и, скрестив руки на груди, с улыбкой наблюдал за курьерами. Чтобы не стоять, как истукан, я тоже засуетился и, затесавшись в толпу, задвигался вместе с ней. Перемещаясь от стола к столу, я прислушивался к зазываниям торговых агентов:
- Приобретайте вредосос. Обонточивается из пылесоса. Удаляет всё вредное, включая шум от соседей и вредные привычки!
- А вот загляда! – Другой агент указывал на телевизор, стоящий на столе. – Позволяет заглядывать в будущее. Время заглядывания регулируется.
- Пакушка нужна? – навязывал третий агент рюкзак ярко-синего цвета. – Позволяет перетаскивать вещи любой массы и габаритных размеров. При этом его масса и размеры остаются неизменными.
Бойкий паренёк тряс какой-то кастрюлей и весело взывал к курьерам:
- Новинка сезона – сырка! Превращает варёное и жареное назад в сырое. Очень полезная вещь в хозяйстве. Может также восстанавливать просроченные продукты.
Я постарался обойти его стол, чтобы он опять не начал свои идиотские расспросы, посмотрел на тахиоган у соседнего торговца (ружьё, которое сперва попадает, а потом стреляет), повертел в руках хронозеркало – зеркало, которое позволяет посмотреть на себя, какой ты будешь через несколько лет, и ту почувствовал на себе взгляд. Осторожно посмотрев по сторонам, я заметил, что на меня со своего наблюдательного пункта пристально глядит Смирнов. Рядом с ним стоял мой недавний собеседник и указывал прямо на меня. Наверное, я делал нечто несвойственное обычному курьеру. Я быстро отвёл глаза, взял в руку мозготел – очки, принимающие телепередачи прямо в голову и делающие их объёмными, и стал пристально рассматривать, не обращая внимания на увещевания агента.
Через весь зал в мою сторону пробирались два человека, похожих на бандита. Я, перебираясь от одного агента к другому, начал постепенно двигаться к выходу, понимая, что это глупо. Уж если я им понадобился, то скрыться они мне всё равно не дадут. Бандиты двигались быстрее меня и скоро меня догнали.
- Подожди, братан! – обратился один из догнавших.
- Это ты мне, братан? – не очень искусно разыграв удивление, прохрипел я. – А в чём проблема?
- Да есть одна… - ответил «братан». – Босс тебя хочет видеть.
Прямо как в кино: «босс», «крёстный отец»!
Бандиты стиснули меня боками и таким странным манером повели куда-то через зал. Вслед нам смотрели и перешёптывались торгаши и курьеры. Мы прошли через зал, поднялись по шаткой лестнице на второй этаж, меня проконвоировали через разгромленный коридор и ввели в дверь с вывеской «Кабинет техники безопасности». В кабинете, как я и ожидал, находились Смирнов Виталий и разговорчивый парень, с которым я разговаривал час назад.
- Ба, какие люди! – фальшиво обрадовался Смирнов, вставая из-за стола. – Сам Дениска Смагин пожаловал! А, может, и не Дениска?
Виталий подмигнул одному из бандитов. Тот профессионально обшарил меня, вынул все смагинские документы, а затем нашарил зашитое в подкладке удостоверение. Надо было мне, дураку, оставить его в гостинице, но - проклятая привычка силовиков! – без «корочек» я чувствую себя словно голый.
Бандит вырвал документ с частью подклада и швырнул «корочки» на стол. Смирнов раскрыл документ и по-дилаперски заулыбался:
- С приездом, капитан Гусаров!
Бандит, который обшаривал меня, немедленно подскочил ко мне и зарядил под дых. Было не очень больно, скорее, обидно, что я так по-глупому прокололся. Но я всё же застонал и, согнувшись, упал на пол, на лету прикидывая, смогу ли вырубить четверых, двое из которых – весьма серьёзные ребята.
- Не притворяйся, мусорок, я тебя не сильно ударил, - осклабился ударивший и за шиворот приподнял меня как щенка.
- Где твои соратники, капитан? – посмотрел мне в глаза Смирнов.
Я отвёл взгляд и начал рассматривать облупившиеся плакаты на стенах, изображающие, как правильно удалять рвотные массы и делать искусственное дыхание рот в рот. Это не понравилось бандиту, и он второй раз ударил меня в то же место. На этот раз я не стал притворяться, всё равно не поможет. Хитроумными приёмами я не владею, и с четверыми мне не справиться. Поэтому я не нашёл ничего лучше как выругаться.
Второй бандит схватил меня и подтащил к столу. На столе у Смирнова стояла пластиковая бутыль с минералкой. Бандит схватил бутыль и начал мыть мне лицо. Лицедел закапал на куртку. Скоро перед этой компанией я предстал в первоначальном виде. Смирнов покосился на моё фото в удостоверении, сличил с «оригиналом» и остался доволен.
- А знаешь, как мы тебя вычислили? – спросил он. – Ты не учёл одного, настоящий господин Смагин был хромым.
Если бы в этот момент в кабинете находился Махамет, я бы пришиб его вон тем плакатом, на котором нарисованы индивидуальные средства защиты. «Особых примет нет, голос только тонкий!» Пока я мысленно переживал собственную неудачу, бандит, который смывал лицедел с моей многострадальной физиономии, пихнул меня в бок и ласково спросил:
- Ну, легавый, когда твои коллеги сюда пожалуют?
Я не заметил в кабинете никаких признаков системы охраны: ни мониторов видеонаблюдения, ни сигнализации. Наверное, технически развитый Смирнов использовал какую-нибудь хитрую охранную технологию из смежных миров.
На вопрос бандита я ответить не успел. Коллеги в лице Гриши Шелестова пожаловали совершенно неожиданно. Пинком распахнув дверь, старший лейтенант ворвался в кабинет и навёл пистолет на всю четвёрку.
- Руки в гору, живо!
Опешившие бандиты и Смирнов с пареньком послушно подняли руки.
- В полуприсед! – скомандовал Гриша, по очереди наводя ствол на преступников.
Они не поняли, что он хочет. Пришлось ему пинками объяснить. В результате объяснений все четверо встали в неудобную позу: руки вверх и ноги полусогнуты. Молодец, Григорий, мои уроки пошли ему на пользу! Я всегда говорил, что задерживаемых не надо укладывать на пол, потому что на полу они лежат и отдыхают, а ты держишь их на прицеле и устаёшь при этом. Лучше поставить их в неудобную позу, и когда их конечности начнут дрожать из-за неудобной позы, можно вязать.
- Живой, Васька? – улыбнулся коллега. – А я ведь тебя от самого вокзала пасу. В одном поезде ехали.
- А как ты узнал меня? Я ведь в другом облике был, - спросил я, подходя по очереди к бандитам и обыскивая их.
Мне в качестве трофея досталась пара пистолетов. Один я заткнул за пояс, другой навёл на задержанных.
- Махамет до тебя не дозвонился, позвонил мне, - пояснил Гриша. - С него полиция взятку вымогала за иммигрантов, он просил помочь. Ну, а дальше я его раскрутил и узнал про тебя.
Я подошёл к бандиту, который бил меня под дых и вернул ему удар. Пресс у него оказался послабее моего. Он, всхлипнув, согнулся, но я опять поставил его в неудобную позу. Тут я заметил, что Смирнов еле заметно перемещается к столу. Я опередил его. Подскочив к столу, я заглянул под него и увидел портативную станцию межмировой связи с «тревожной» кнопкой.
- Не успел, умник? – спросил я Виталия, нехорошо улыбнувшись. – Хотел, чтобы твой напарник Игнат отключил вещевод?
Смирнов потупился, подтвердив тем самым, что именно это он и хотел. Не знаю, отключить вещевод или просто дать сигнал туда, в Миоген, что мы накрыли их шайку-лейку.
- Послушайте, господа. Есть одно предложение… - начал Виталий, но я оборвал его.
С дилаперами нужно держать ухо востро, они с помощью словоблудия не из таких ситуаций выпутывались.
- Что с этими будем делать? – спросил я Гришу, указав стволом на задержанных. – Надо самим выбираться из этого гадюшника.
- Через час наши подъедут, - обрадовал меня Шелестов. – Два автобуса с бойцами-моментальщиками выехали. Петрович подъедет. Он меня вперёд отправил, за тобой следить и место онтоярмарки узнать.
Петрович опять поспешил. С одной стороны, конечно, здорово, что он послал Гришу подстраховать меня. Без этого я бы уже, скорее всего, стучался в райские врата. Но этот захват онтоярмарки рушил один мой план. Хотя ещё не всё было потеряно.
8
Он сидел за компьютером в офисном вертящемся кресле и редактировал «болотный» каталог. Рядом с ним стояла кружка кофе, лежал раскрытый пакетик с солёными фисташками и дымилась сигарета в пепельнице. Он был тем самым человеком, про которого мне рассказал Барышев, выудив сведения о нём в «Межмирторге», и о котором я полдня наводил справки у местных полицейских оперативников. Толстяк с бородёнкой, причёской-хвостом, серьгой в ухе, в клетчатой рубахе и потёртых дешёвых джинсах.
- Ну, здравствуй, Болотников Павел, - поприветствовал я его.
Он даже не вздрогнул. Обернувшись, Павел, бывший суфлёр-аналитик «Межмирторга», равнодушно посмотрел на меня красноватыми от монитора глазами.
- ФСЕН? – спросил он, криво улыбнувшись.
- Нет, санэпидемстанция, - ответил я. – Ну-ка, Павлик, отодвинься от стола. Чтобы соблазнов не возникало разных. Например, сообщить обо мне своему дружку Игнату.
Болотников послушно отъехал на кресле на середину комнаты.
- С кем имею честь? – поинтересовался он.
Прозвучало это немного издевательски.
- Гусаров Василий Александрович, - представился я. – Специалист по отлову любителей запрещённых вещей. Заодно и капитан ФСЕН. Думаю, не надо объяснять, для чего я пожаловал?
Павел пожал плечами. Его равнодушие к собственной участи начинало раздражать. В его глазах я прочёл желание поскорее вернуться к правке каталога имени себя, «болотного»; точнее было бы «болотниковского».
- Одного я не пойму, Павлик, - проникновенно начал я, - зачем ты, умный парень, философ, спутался с бандюками? С Игнатом и Смирновым всё ясно – дилаперы ничем не брезгуют ради денег. А тебе оно надо? Тебе в «Межмирторге» мало платили? Зачем ты уволился?
Болотников вздохнул:
- Вы не поймёте, господин капитан.
- Объясни, я постараюсь. Хоть и не такой умный, как ты.
- Можно мне закурить?
- Травись, - разрешил я.
Он взял со стола пачку сигарет, зажигалку и пепельницу. Я внимательно следил за ним, чтобы он не нажал никакую «тревожную» кнопку. На «той стороне», в Миогене, Игнат Зеленцов ничего не должен знать. Я и ребят-фсеновцев, которые приехали арестовывать посетителей онтоярмарки, предупредил, чтобы внимательно следили за задержанными.
Павел вернулся в кресло и вежливо протянул мне пачку.
- Не балуюсь.
Он закурил и деликатно выпустил дым в сторону от меня.
- Я ушел из «Межмирторга», потому что не хочу больше этим заниматься. Мне никогда не нравилось, что я помогаю дилаперам скурвливать целые миры.
Я рассмеялся:
- Надо же, какой праведник! И ты решил пойти трудиться на бандитов и жуликов? Похвально!
- Я ж говорил, что не поймёте меня…
- Конечно, как мне понять высокие порывы души философа! – нехорошо улыбнулся я. – Хотя попробовать можно. «Межмирторг» - контора жадноватая, аналитикам платит скромно. А бандиты, с которыми вы дружите, ты и твои дилаперы, кормят посытнее. Смотрю, домишко у тебя неплохой с садом, рядом лес, озеро…
- Я давно мечтал о таком, - промямлил Павел, давясь дымом. – Здесь хорошо уединяться и думать.
- Я тоже о домишке мечтаю, представь себе! – рассердился я. – Может, похлопочешь перед своими жуликами, и меня в «Смежность» примут? Языком молоть умею, вот только с образованием туговато…
- Мне хотелось докопаться до истины, - не слушая меня, вещал философ, дымя как паровоз.
- Ах, извиняюсь, что оторвал от такого важного дела! Истину он, видите ли, ищет! Может, мне уйти?
Я встал, прошёлся по комнате, не выпуская Павла из виду, подошёл к окну и посмотрел на сосновый лес.
- Обонточку ты придумал? – спросил я неожиданно.
- Я.
- Умён! Здорово придумано. Онтронику ввозить нельзя, так вы обонточкой занялись, которую не отличишь от обычных вещей! Так что же вы с Зеленцовым и Смирновым с вещами проделываете?
Павел закатил глаза на некоторое время, соображая, как бы попроще разъяснить столь заумную вещь туповатому капитану Гусарову.
- Там, в Миогене есть такая штуковина, Изобра. Это особая субстанция с удивительными свойствами…
«Любит своё дело, - подумал я. – Заговорил как поэт».
- …Онтроника – это куски Изобры, взятые в определённый момент в нужном месте.
- То есть?
- Ну, Изобра не постоянна. Она всё время переходит из одного состояния в другое. Как бы кипит. И вот если в нужный момент от неё отхватить кусок, да ещё из определённого места, то он и будет онтроникой. В Миогене есть специалисты, которые знают, в какое время и сколько нужно взять, чтобы получить тот или иной вид онтроники.
- Ты мне не про онтронику рассказывай, - попросил я. – Ближе к теме!
- Мне как-то пришла в голову мысль, а что, если погрузить в Изобру обычный предмет? Наши земляне, работающие в Миогене, попробовали это по моей подсказке и получили обонточку.
- Значит, обонточка – это обычные вещи, искупанные в Изобре? – уточнил я.
- Грубо говоря, да. Причём, в зависимости от продолжительности «купания» меняются свойства предмета. Например, если мы возьмём обычное снотворное и подержим в Изобре час, то получим снильницу – штуку, позволяющую лазить по чужим снам. А если два часа, то получится мечтуха. Она позволяет проникать в чужие мечты и грёзы.
Теперь всё стало на свои места. «Болотный» каталог пополняет господин Болотников, сидя за компьютером и…
- А как ты вычисляешь, во что может превратиться вещь? – поинтересовался я.
- Есть общие закономерности. Скорее всего, Изобра – это творческая субстанция, материализованное творчество в чистом виде. Если в неё поместить вещь, то она её совершенствует по своим законам творчества. Я смог вычислить закономерности из серии опытов. А потом вывел что-то вроде общей формулы: подставляешь в неё в качестве значения переменной любую вещь и время её «купания» в Изобре, и можно вычислить, во что она превратится.
- Для чего подзаряжают обонточку? – спросил я, вспомнив, что Махамет дал мне некоторые вещи для подзарядки.
Павел на некоторое время задумался:
- Чтобы она могла функционировать, - выдал наконец он. – Только её заряжают не энергией.
- А чем?
- Как бы объяснить… У нас в мире материя существует в движении. Мы считаем, что это единственная форма существования материи. Энергия – количественная мера движения. В Миогене открыли несколько сотен других форм существования. У них свои количественные меры – аналоги энергии. Вот ими и подзаряжают.
- То есть у «Смежности» есть зарядные станции или что-то вроде того? – несмотря на недостаток образования догадался я.
- Вроде того, - улыбнулся Павлик.
Вот и ещё одно злостное нарушение законов природы. В том, что Гриша или Петрович развяжут Смирнову язык, и он покажет местонахождение этих станций, я не сомневался. Меня беспокоило другое – то, что нарушались законы не только природы, но и бытия. Онтологические законы, которые ещё не прописаны в Естественном кодексе. При хорошем адвокате у Смирнова и иже с ним есть шанс выпутаться. Если так и дальше пойдёт, из-за прытких дилаперов нашим государственным деятелям придётся вводить новые статьи в Естественный кодекс, онтологические.
- Кстати, ты нашёл свою истину? – ехидно спросил я философа.
- Найдёшь тут с вами! – проворчал тот.
- Чем же мы тебе помешали?
- Своей ограниченностью! – начал заводиться Павел. – Защитники законов природы! Тайны мироздания свести в Кодекс, это же тупость! Правильно говорят, что мир рухнет, когда обществом буду править не творцы, учёные или поэты, а юристы. Вот мы и дожили до таких времён: мирозданием занялись следователи и сыскари!
- А что тут плохого? – возмутился я. Не люблю учёных споров, но за живое меня задело. – Ты хочешь, чтобы всякая дилаперская сволочь курочила законы природы? Чтобы любой человек мог летать, становиться невидимкой, проходить сквозь стены?
- Хочу! – сощурился Болотников. - Из любого правила всегда есть исключение. Для любого закона всегда найдётся явление, которое нарушает этот закон. И возникает новая теория, новый закон, который учитывает и предыдущий, и исключение из него. Это диалектика, единство противоположностей!
- По твоей диалектике убийца – тоже исследователь? Есть статья Уголовного кодекса об убийстве, а он – исключение. Думаешь, появится новый закон, одновременно карающий за убийство и разрешающий его? Хотел бы я прочесть такой закон в первой редакции!
- Законы природы зря передоверили юристам, - стоял на своём Павел. – Природные законы тем и отличаются от общественных законов, что они существуют объективно, независимо от нас.
- Ну почему же, - ядовито улыбнулся я. – Онтроника управляет этими законами. Если взять её на вооружение нашим деятелям, то скоро законы природы будет Государственная Дума принимать!
- Какой кошмар! – схватился за голову Павел, видимо, представив, как принимается закон Кулона в первом чтении.
- Вот поэтому мы и охраняем законы природы, - улыбнулся я, – чтобы жизнь была стабильной. Ведь любые законы нужны, чтобы регулировать процессы, будь то природные или общественные. А без законов будет хаос и анархия.
- Вы – неучи, которые, вместо того, чтобы постигать новое, решили законсервировать уже имеющееся! Мракобесы! Миоген мог бы дать нам столько нового!
Павел даже вскочил со своего кресла. Я не стал его удерживать.
- Ты пойми, – перешёл на «ты» философ, но я не стал его осекать, - у них уникальная цивилизация. Чтобы достичь благополучия, они не изготовляют железки, не выращивают жратву. Они управляют фундаментальными философскими категориями: причиной и следствием, количеством и качеством, сущностью и явлениями, содержанием и формой. Зачем расширять город, если можно изменить свойства пространства и в одной квартире поселить тысячу человек, и они не будут друг друга даже замечать? Зачем делать автомобиль, если его можно материализовать? И, вообще, зачем он нужен, если можно просто переместиться туда, куда надо?
Я понял, что философу нужно выговориться, и не стал прерывать его.
- Онтроника могла бы дать столько всего нашему миру! Мы бы забыли о страхе смерти: ведь мёртвых можно оживлять. Мы бы забыли о болячках – есть ремницы, лечащие от всего. Голода бы не было – ведь пищу можно выдумывать. Мы бы могли не мучиться выбором – есть множило, которое позволяет сделать множественный выбор. Мы бы могли исправлять ошибки прошлого, изменяя прошлое с помощью следственно-причинной связи.
Философ так раздухарился, что даже прикурить не смог с первого раза.
- А сколько новых знаний можно получить из Миогена! Основной вопрос философии можно снять – ведь сглажник стирает грань между материей и сознанием. Мало того, он может сгенерировать тысячи промежуточных форм между ними. Можно внедрить в нашу жизнь многовариантную математику, в которой переменная одновременно равна нескольким значениям, а треугольник может обладать одновременно свойствами круга и квадрата. Можно изучать науку о возможностях и способах преобразования их в действительность. Да и это не главное!
Я поглядел на часы. Уже два часа мы беседуем, а я не решил главной проблемы.
- Есть треуголятор, который добавляет к любым двум противоположностям третью, продолжал лекцию Павел. – С помощью него можно избавиться от дурацкой биполярности. Неужели не надоело: плюс-минус, сильный-слабый, толстый-тонкий?.. А ведь треуголятор может добавить нечто третье к любой бинарной конструкции! Представь себе третью противоположность к материи-сознанию, к причине-следствию, к части-целому. Можно добавить и четвёртую, и пятую, и ещё хоть какую противоположность к чему угодно.
«Смежновцев», наверное, уже повезли к нам в город.
- Не нравится третья противоположность? – по-своему истолковал мой пустой взгляд философ. – Пожалуйста, есть цепочник, который продолжает любую систему. Для материи- сознания добавит подсознание и надматерию. Для пространства-времени – подпространство и надвремя. Не нравится единство и борьба противоположностей? Есть относило, которое изменяет отношения между противоположностями на любые другие.
- Зачем нам это всё, Павлик? – прервал я его. – Принесёт ли это нам счастье? Миогенцам и то не принесло. У них, знаю, умные и добрые захватили власть и эксплуатировали тупых и злых, высасывали из них свойства. Ты хочешь, чтобы у нас то же самое было?
- Я хотел бы построить справедливое общество. И онтроника могла бы в этом помочь.
Я рассмеялся:
- Ты коммунист?
- Нет, что ты! – испугался философ.
- А зачем тебе пустые мечты о всеобщей справедливости? Не будет такого никогда. И Миоген это доказал.
Я отошёл от окна и подошёл к Павлу:
- Любая цивилизация стремится к справедливому обществу. Миоген почти мгновенно превратился в общество потребления. Теперь там есть отели, кабаки, супермаркеты и дворцы развлечений. Значит, наше общество не такое уж плохое, раз его копируют другие миры.
- С помощью дилаперов копируют, - проворчал философ.
- Да. Иногда запутавшихся нужно подтолкнуть в нужном направлении. Я не говорю, что наш мир идеальный, но в нём жить довольно удобно. Мне тоже многое не нравится: дворцы развлечений, например, но я же не иду на преступления. – Тут я немного покраснел, вспомнив Махамета. - У нас всё сбалансировано, а ты хочешь это разрушить. Зачем нам универсальное лекарство, если из смежных миров идут регулярные поставки лекарств? Ты хочешь разрушить фармацевтическую индустрию? Зачем нам одновременное существование в одной квартире тысяч людей, ведь от этого загнутся строительные фирмы. Зачем покойников оживлять? Ты хочешь оставить без работы людей из сферы ритуальных услуг? А если мы начнём вещи выдумывать, куда девать рабочих с десятков тысяч заводов из китаеобразных миров?
Я постарался посмотреть на помрачневшего философа как можно мягче:
- Не надо формировать, Павлик. Не нужна нам пока ни онтроника, ни обонточка. Это всё равно, что подарить пару пулемётов Александру Македонскому или ядерное оружие Наполеону. Я тебя, как философа, понимаю. Философия у нас на Земле всегда была никчёмной наукой, пристанищем болтологов. И тут ты обнаруживаешь мир, в котором есть отличное практическое приложение философии. В виде онтроники и обонточки. Поэтому ты и связался со всяким сбродом, чтобы исследовать такую интересную штуку. Но, поверь, не нужна она нам пока. Всему своё время.
- С вами, фсеновцами, вообще это время может не наступить, - пробормотал Болотников.
- Ну и бог с ним. Проживём с нашей паршивой биполярной онтологией, - оптимистично ответил я. – Может, и правы те, которые в наше время удаляются от цивилизации и живут в избушках, ведя натуральное хозяйство. Они по-своему счастливы. Не в прогрессе счастье.
Нафилософствовавшись, я решил всё-таки перейти к делу.
- Скажи-ка мне лучше, сколько Изобр в Миогене?
Павел с удивлением посмотрел на меня:
- Одна…
- На весь Миоген?
- Да.
- Откуда она взялась? Кто её изобрёл?
- Не знаю, - пожал плечами философ. - Мне Игнат помогал с исторической информацией, но я внятного ответа не нашёл. Есть несколько гипотез, но все несостоятельные. У них есть остатки религии, так вот, в святой книге, Либре, упоминается Изобра. Ощущение, что она была всегда. Возможно, она – какое-то особое природное образование или явление.
- А сейчас Изобра находится в собственности Зеленцова Игната?
- Да. Ему удалось её приватизировать, когда наши земляне организовали массовую ваучеризацию…
Ай да дилапер Зеленцов! Захватил, наверное, самый жирный кусок в смежном мире. То-то на него межмирторговское начальство злится!
- Насколько я знаю, ты ни разу не был в Миогене.
Павел горестно покивал.
- А хотел бы туда попасть? Поселиться возле своей любимой Изобры и копаться в ней потихоньку?
Глаза философа загорелись:
- А разве это возможно?
Я покровительственно улыбнулся:
- Конечно.
- А ты меня разве не арестовать пришёл?
- Я пришёл сделать тебе одно маленькое предложение. Чтобы ты потом не говорил, что фсеновцы – мракобесы, тормозящие прогресс. Мы мозгастых людей уважаем.
Я резко подошёл к Павлу и навис над ним:
- В общем, мы с тобой вдвоём отправляемся в Миоген. Ты поможешь мне найти Игната Зеленцова, чтобы я его арестовал, а я оставлю тебя там и постараюсь забыть о твоих шашнях с бандитами. Идёт? Даю минуту на размышление. Отсчёт пошёл!
Часть четвёртая. На круги своя
1
С момента сотворения мира терпели люди невзгоды и унижения. Плоды тяжкого труда людского присваивали себе сильные и алчные мира сего. Самые умные из людей изобретали сложные машины, чтобы сделать жизнь богаче и счастливее, но тем самым лишь увеличивали богатство алчных. Другие умные изучали законы природы, чтобы использовать их на благо людей, но число страждущих не уменьшалось. Третьи умные призывали вернуться в лоно природы, но не могли слабые люди противостоять силам естественным: ни стихиям, ни хищникам.
И появился на свет Бел, умнейший из людей. И понял он, что живут люди неправильно. Ни механизмы, ни возврат к природе не приведут людей к счастью и изобилию. И воззвал тогда он к небесам, и попросил вразумить, как жить дальше. Услышали небеса страстную мольбу Бела, и разверзлись Врата, и вышел из неё сам господь Лепест. Пал на колени Бел и взмолился господу. И просил он его, чтобы господь научил людей делать машины совершенные, надёжные и красивые. Но Лепест возразил ему и сказал, что в таком мире будут катастрофы и войны, и совершенные механизмы погубят людей.
И пал вторично на колени Бел. И просил он, чтобы господь научил людей подчинять себе живой мир. Чтобы рассказал Лепест, как получать большие урожаи и подчинять себе сильных животных. И чтобы люди сумели бы видоизменять животных под свои нужды. Но господь возразил, что такой мир будет жесток и несправедлив к природе и братьям меньшим. И плоды, и мясо в конце концов станут несъедобны, и животные станут уродливыми, и распространятся по всему свету жуткие генетические болезни.
Третий раз взмолился Бел Лепесту. И просил он научить людей чудесным заклинаниям, чтобы управлять природными стихиями. Но третий раз возразил человеку Лепест. И сказал он, что опасно давать людям такие знания, ибо алчные и сильные воспользуются ими необдуманно и нарушат природное равновесие. И будут в магическом мире возникать парадоксы и неопределённости.
«Что же нам делать, о Лепест?! - крикнул тогда Бел в отчаянии. – Не знаем мы, каким путём идти к счастью и изобилию!» Сжалился тогда Лепест над родом человеческим. «Я подарю вам Изобру, - сказал он, - которая даст вам изобилие. Я научу вас добывать из Изобры чудесные вещи, которые принесут вам счастье. С этими вещами вы сможете управлять самыми общими законами мира, не калеча природу. И будет у вас мир, не похожий на другие миры. Не технологический, не биотехнологический и не магический. Будет у вас мир онтологический, где философия станет прикладной наукой, способной изменять законы мира во благо человеку. И будут у вас онтологические устройства, которые позволят вам управлять диалектическими категориями и законами».
И принёс господь в мир человеческий Изобру. И научил добывать из неё чудные вещи и пользоваться ими. И возрадовался Бел, увидев силу этих вещей. И удивился он, узнав, что Изобра неисчерпаема. Но сказал Лепест: «Не спеши радоваться, человек. Ибо ни в одном из миров ничего не даётся даром. И любой из миров устроен так, что алчность должна быть наказана. И если одолеет жадность людей, и начнут они неразумно использовать Изобру, то вокруг неё возникнет Нелога, которая будет расти из года в год. И перестанут в Нелоге работать законы мироздания. И придётся людям добывать плоды Изобры, пробираясь к источнику счастья через ужасные нелепости и опасности».
И ушёл Лепест через Врата, и оставил людям Изобру. И много лет использовали её люди, и добыли из неё величайшее множество полезных вещей, и научились применять их в обычной жизни. Но увидел Бел, что не принесла Изобра счастья роду человеческому, ибо умные и честные стали притеснять неразумных и лживых. И отбирали хорошие у плохих всё хорошее, чтобы стать ещё лучше, а плохих сделать намного хуже и загнать их в отстойники. И понял Бел, что невозможно сделать так, чтобы одни люди не стремились взять вверх над другими, ибо это заложено в самой природе человека. И бросился он тогда в Изобру, и поглотила она его. И забыли люди о предупреждении Лепеста, и стали неразумно использовать Изобру. И появилась Нелога, и росла она из года в год. И с тех пор бродит неприкаянная душа Бела возле Изобры и взывает к совести прибывшим за вещами, но не слушают её люди, ибо жажда власти над миром затмевает и совесть и разум.
Так говорится в Либре, части второй, в «Книге творения».
Совсем недавно Нелога была маленькой, потому что обонточкой никто специально не занимался. Упадёт в Изобру раз в сутки веточка с ближайшей сосны, либо шишка либо нелоголаз-селянин сдуру уронит туда какую-нибудь утварь. От этого алогия повысится не более чем на одну тысячную балла; не каждый алогометр определит такое повышение, разве что самый чувствительный. Так что росла Нелога едва-едва, даже за сто лет не заметишь, насколько она выросла.
Давным-давно селение находилось в нормальном мире. Но постепенно Нелога увеличилась и поглотила село. И оказались жители внутри странного, нелепого и удивительного мира. Правда, странностей было немного – алогия была всего балла два, не больше. Старики рассказывали, что в первое время селяне сильно удивлялись, почему огурцы на грядках синели и вечерами распевали хором скабрезные песни, а теплицы неожиданно стартовали и улетали в космос. Почему от дома до колодца сто шагов, а обратно – вся тысяча. Почему у некоторых птиц внутренности оказывались снаружи, а стёкла домов таяли под весенним солнышком и стекали вверх, растворяясь в небе. Но вскоре все привыкли к этим странностям, потому как человек ко всему привыкает, тем более что подобные странности появлялись не часто, а время от времени. Люди научились вести хозяйство в странном мире и даже предугадывать некоторые необычные явления.
Одно было плохо – перестала работать онтроника, добытая из Изобры. Не работает она в Нелоге, по крайней мере так утверждали старейшины. Но и это не беда. Горожане – большие любители онтроники – охотно меняли на неё различную утварь, инструмент и деликатесы, так что селяне не знали нужды. Некоторые жители селения овладели новым ремеслом – нелоголазанием. Сложность данного ремесла была в том, чтобы добраться через различные нелепы до Изобры, подождать, пока часть её сконфигурится нужным образом, отхватить кусок – онтронику - и приволочь его в селение. Сколько видов онтроники добыли нелоголазы – уму непостижимо! И городу было от этого хорошо, и селяне не бедствовали.
Онтроникой селянам было пользоваться запрещено – табу. Старейшины зорко следили, чтобы никто из жителей села даже не вздумал попробовать активировать вещь из Изобры. Они боялись, что при повышенной алогии такие опасные вещи, как онтроника, будут работать иначе, чем в нормальном мире, и Лепест его знает, какие от этого могут быть последствия. Поэтому село продолжало жить натуральным хозяйством, как много лет назад. Исключение составляли нелоголазы, которые добывали себе на пропитание своим опасным ремеслом.
На первый взгляд самое трудное в ремесле нелоголаза – добраться через Нелогу до Изобры. Но это не так. Гораздо труднее было выполнять заказы горожан. Закажет, скажем, горожанин прозрачник или булятор, и сидит несчастный нелоголаз часами у Изобры с отхватом наготове, ждёт, когда матушка Изобра соизволит сконфигуриться нужным образом. И как только в ней появится нужная конфигурация, нелоголаз должен тут же броситься и отхватить её, стараясь не зацепить лишнее. Замешкается на секунду, и булятор тут же переконфигурится на творку, или оборотку или ещё на что другое. Придётся снова сидеть, маясь от жары в плотном противоиспарнике, и ждать, когда Изобра снова смилостивится и сконфигурит нужную онтронику.
Иногда случайно получалось открывать новые виды онтроники. Зазевается какой-нибудь юный нелоголаз, ожидая, скажем, частичник, и отхватит кусок на пару секунд позже. А потом стоит и дивится, что за штуковина у него получилась. Возьмут у него горожане эту непонятную штуковину, увезут к учёным. Те поковыряются, а потом объявят, что открыт новый вид, обзовут его и расскажут про его свойства. Старейшины для учёта занесут его в Свитки Бела, которые ведутся, говорят, со дня появления Изобры. Большие уже стали Свитки, сколько в них видов онтроники описывается – не перечесть. И, главное, отмечают старейшины не только виды онтроники, но и способы её добычи. Поэтому, нелоголазы-новички сутками сидят и зубрят Свитки, а особо упорные переписывают их.
Так тихо и мирно жили селяне, пока не пришли коварные и жадные забредыши из какого-то унылого мира. Сначала они совратили жителей соседнего города, привив им страсть к накоплению ярких и зачастую ненужных вещей. Они научили жителей города бездельничать и развлекаться. А в развлечениях забредыши знали толк; каждый день они открывали всё новые и новые центры удовольствий. И стал город гнездом разврата. Старейшины селения перестали отпускать селян, особенно падкую на всё новое молодёжь, в город, боясь, что страсть к развлечениям – это болезнь, и вернувшиеся из города могут заразить односельчан.
Но от перемен в мире невозможно было спрятаться даже в Нелоге. Через некоторое время в селе появились первые забредыши: обычные люди с белой кожей и разноцветными глазами. Они были миролюбивы, разговорчивы и улыбчивы. Пришельцы принесли с собой много разнообразных, доселе невиданных товаров. Первыми клюнули на удочку непрошенных гостей женщины, охочие до всего яркого и пёстрого. Косметика, наряды, бижутерия, шампуни и пена для ванн произвели на них впечатление гораздо большее нежели самая удивительная нелепа в Нелоге. И стали женщины требовать у мужей, отцов и сыновей приобрести им эти удивительные вещи. Забредыши, в отличие от горожан, не покупали товары за свойства. Им нужна была онтроника, много онтроники, намного больше чем требовали в своё время горожане. Засуетились тогда бедные нелоголазы под свалившейся на них непосильной ношей. Стараясь угодить жёнам и дочерям, они неделями не вылезали из глубин Нелоги, охотясь за онтроникой. А забредыши навязывали селянам всё больше и больше разных товаров: соковыжималки, беззаточные ножи для чистки овощей, средства для мытья посуды… А какая была у забредышей еда! Чипсы, засахаренные орешки, пиво, солёная рыба, сухая колбаса, йогурты со вкусом лесных ягод – всё это пришлось по вкусу селянам. В село, как и в остальной мир, тоже пришла Потребилка; так горожане называли новую эпоху, наступившую с приходом забредышей.
С каждым днём забредыши наглели всё больше и больше. Вначале они за простенький свойстводел давали целых десять банок пива и пять пакетиков сухих кальмаров. Потом стали жадничать: за редчайшую загляду расплачивались лишь тюбиком шампуня. Хотели пришельцы открыть в селе торгово-развлекательный центр, чтобы было не хуже чем в городе. И даже завезли других забредышей: танцовщиц и аниматоров, синекожих и желтоглазых. Но ничего у торговцев не вышло: торговый центр несколько раз поменял этажность, а танцевальный шест, неожиданно ожив, чуть не задушил стриптизёршу во время танца. Синекожие забредыши отказались работать, и белокожие закрыли центр удовольствий. Заброшенное здание центра через некоторое время ввинтилось в землю, и с тех пор его никто не видел.
А ещё через некоторое время стало совсем худо: в селе появился особо коварный и жадный забредыш со странным именем Игнат и объявил, что Изобра приватизирована, то есть с этого дня и навсегда является его собственностью. Он показал какие-то бумаги с печатями и радужными наклейками, сказав, что в этих документах зарегистрировано имущественное право. Игнат был жаднее чем все вместе взятые торговцы-забредыши, которые до него появлялись в селе. Теперь тюбик шампуня можно было получить за четыре загляды с двумя доводилами впридачу.
Прошло ещё немного времени, и по непонятным причинам Игнат перестал заказывать онтронику. Ходили слухи, что забредыши в своём мире запретили применять дары Изобры. Жители села приуныли, так как привыкли к товарному изобилию, к которому их приучили забредыши. Но это длилось недолго. Игнат рассказал, что один умный забредыш, находясь в своём мире, придумал обонточивать разные вещи. Умник составил какой-то Болотный каталог, в котором подробно расписал, какую вещь нужно погружать в Изобру, сколько её там держать, и что из этого получится. Теперь нелоголазы стали вместо Свитков Бела пользоваться этим каталогом и добывать вместо онтроники обонточку. Это было ещё сложнее, так как раньше приходилось тащиться нагруженным только от Изобры, а теперь нужно было и туда тащить кучу всяких вещей на своём горбу. Увы, в Нелоге не работала онтроника. Значит, не работали ни пакушка, которая позволяет переносить огромные тяжести, ни перепух, чтобы мгновенно перемещаться к Изобре и обратно. За обонточку Игнат платил в разы меньше чем за онтронику.
Из-за обонточки Нелога стала расти. Потому что, обонточивая различные вещи, Изобра искажает законы мира вокруг себя. Вещи улучшаются, а окружающая среда ухудшается. «Нелога – это производственные отходы, загрязнение природы, - непонятно объяснял Игнат, - что-то вроде отвалов возле карьера». Теперь от села до границ нормального мира нужно было плестись трое суток, а то и более. Алогия в селе повысилась до четырёх баллов. И нелепы стали возникать всё чаще и чаще: то местоклад навалится, то закипь весь урожай испортит, а то и ребусник пройдёт, исказив все надворные постройки. По ночам по селу летало от избы к избе огромное колыхающееся ухо. Оно прикладывалось к стене и прислушивалось к тому, что творилось в доме. Дети сильно пугались. Да что там дети, взрослые боялись выходить по ночам по нужде, ибо можно было нарваться на бледную вырглу, которая бродила по огородам и жутко завывала. Заметив ночного прохожего, она устремлялась к нему, протягивая скрюченные пальцы, и её бледное лицо синело от злости. А красивое озеро возле села вдруг встало вертикально, и в нём теперь никто не купался даже в самые жаркие дни.
Сам Игнат не жил в селении. Его контора обосновалась у границ Нелоги в нормальном мире. Граница нелепого мира расширялась, и контору приходилось переносить всё дальше и дальше от села. Селяне потихоньку проклинали Игната и того умника-забредыша, который придумал обонточивать вещи в промышленных масштабах. Старейшины требовали от забредышей нормализовать село, но жадный Игнат сказал, что невыгодно тратить драгоценную юстэргию для нормализации такого большого селения. Единственное, что он мог позволить – это проложить нормотропинку от села до конторы. Нормальники, уложенные вдоль тропы, включались раз в сутки, чтобы можно было доставить товар нелоголазам для обонточки и забрать уже обонточенные вещи.
Молодые селяне пытались выбраться из проклятого села и обосноваться в городе. Однако многим из них проходилось возвращаться обратно: в городе не требовались земледельцы и нелоголазы. Городу теперь нужны были аниматоры в ночные клубы, бармены, диджеи и стриптизёрши. Особо удачливые селяне умудрялись устраиваться охранниками в магазины или на автостоянки, где задерживались недолго. После загадочных «оптимизаций» или «сокращений» их первыми вышибали с работы, и приходилось несчастным снова возвращаться в село.
Последние, кто приезжал из города, рассказывали, что горожане сильно недовольны забредышами. Появляются люди, которые говорят, что нужно прогнать забредышей, грабящих наш мир. До Игната тоже доходили подобные слухи. В последнее время он стал раздражительным и требовал всё больше и больше обонточки, сокращая при этом размер и без того мизерной платы, ссылаясь при этом на загадочный «кризис». Кое-кто из нелоголазов шёпотом рассказывал, что Игнат собирается вернуться в свой мир и поэтому он старается высосать Изобру по максимуму. А некоторые говорили другое: что проклятый забредыш почему-то боится возвращаться домой и собирается поднакопить «средств» и удрать в какой-нибудь другой спокойный мир.
2
Во время обеда нелоголаз Вит старался помалкивать, чтобы Зида не начала неприятный разговор. Отец, чувствуя накалённую обстановку в доме, тоже молчал, сосредоточенно жуя и часто облизывая ложку. Съев похлёбку, Вит протянул жене пустую миску, попросил добавки и всё же нарвался на неприятность.
- Какая добавка?! – моментально взбеленилась Зида. – Ты заработал её?
- Что ж ты, Зидушка, съеденным попрекаешь? – вступился за Вита отец. – Он же не виноват, что от Игната никто не приходит. Сын уже неделю ждёт, спит вполглаза…
Но обозлённая сноха накинулась на отца:
- И сколько он будет ждать благодетеля? До второго пришествия Лепеста? Я чем детей завтра кормить буду? Одевать во что, в лохмотья?
Аргумент подействовал, и отец-тугодум замолчал, тупо глядя, как тает ложка и грязной лужей растекается по столу.
- И в самом деле, Вит, - обратился он наконец к сыну, - может, бросить тебе это поганое ремесло. Говорят, грешно это – Изобру тревожить.
- Кто это говорит? – вяло спросил нелоголаз.
- Со стариками я потолковал вчера. Они говорят, в Либре написано, что конец света настанет, если Изобру теребить. И Нелога весь наш мир покроет.
- Брешут твои старики! – с раздражением ответил Вит, стукнув пустой миской о стол. – Ничего такого в Либре нет. Там, наоборот, сказано, что Изобра дана нам во благо.
Опасливо косясь на сердитую сноху, орудующую возле печи, отец наклонился к сыну и шепнул:
- Бросай это дело! Давай, как я, землёй заниматься. Хоть небогато, да с голодухи ноги не протянем.
Но Зида услышала неудачный совет отца и резко обернулась:
- Какой землёй? Помидоры выращивать, которые разбегаются? Капусту, которая глазами моргает? Свёклу, которая ботвой вниз растёт? Я не буду такое есть, и детям не дам.
Вит уныло глядел в окно. Половину огорода занимала зимница, выросшая за ночь и поморозившая лук и редиску. Пав, не боясь замёрзнуть, залез в самую середину этой относительно безобидной нелепы и кидался оттуда в Юну снежками. Та взвизгивала и грозилась пожаловаться матери.
- Не надоело смотреть? – ядовито сказала жена, имея в виду зимницу. – А мне надоели эти нелепы каждый день наблюдать. То одно, то другое… И за детей боязно.
- Я тебе что, Лепест, чтобы нелепы разгонять? – возмутился Вит.
- В город надо перебираться, как ты не поймёшь! – устало проговорила Зида. Ухват в её руках неожиданно зацвёл. Она брезгливо осмотрела его и отбросила в сторону. – Пава и Юну в школу отдадим.
- А на какие шиши жильё купим? – огрызнулся нелоголаз. – У тебя свойств, что ли, навалом? Хотя на твою злобность, наверное, можно целый дворец купить!
- Пусть твой Игнат платит этими, как их, деньгами. У забредышей за деньги можно всё купить: и жильё, и еду, и за школу заплатить. Мне надоело жить в этой собачьей Нелоге, когда еда то разбегается, то улетает, то превращается в навозную кучу.
Это Зида со злости говорила. Запасы провизии хранились в чулане, где Вит установил нормальник, включив его на малую мощность. Юстаккумуляторов хватит по крайней мере на месяц. Так что пища не улетит и не расползётся.
Неизвестно, сколько они бы ещё спорили, но с улицы прибежал Пав и, потирая замёрзшие в зимнице пальцы, с порога прокричал:
- Папа, тропа нормализовалась!
Вит встрепенулся. Раз нормальники включились, следовательно, в конец тропы, которая упиралась в дом старейшины, скоро перепухнет работодатель из Игнатовой конторы. На нормотропе законы мира работают, и перепухальники поэтому тоже действуют. Нужно было спешить: сейчас к дому старейшины ринутся жаждущие работы нелоголазы, которых, как и Вита, испилили дома жёны.
Нелоголаз схватил крепкий мешок для обонточки, кинул в него полбуханки хлеба и несколько печёных картофелин и бросился на улицу. На улице уже было полно народу, даже Гибкий Кир притащился. Ещё год назад он считался лучшим из нелоголазов, а потом вляпался в испар, который клубится возле Изобры. Противоиспарник у нелоголаза был драный, и Кир приобрёл необычайную гибкость. Он даже руки мог узлом завязать; впрочем под настроение он не только руки узлом завязывал. Сейчас Кир вместе с другими конкурентами тоже тащился к нормотропе, обмотав руку вокруг мешка.
Вопреки ожиданиям, в село перепухнули не работодатели из конторы Игната. Когда Вит подбежал к дому старейшины, то увидел с полдесятка горожан. Один из них был одет как горожанин, другой, получше – в красивую коричневую одежду, остальные – в светло-серую. Серые были вооружены состарами, а коричневый – тяжёлым плоскачом.
Вит заметил, что появление вооружённых людей в селе вызвало небывалый ажиотаж. К дому старейшины потянулись не только нелоголазы, но и остальные селяне. Где-то в толпе Вит заметил Зиду, которая тоже не утерпела и упорхнула из дома вслед за мужем. На руках она держала Юну, а с левого боку к ней жался Пав. Мальчишке явно хотелось убежать от матери и пробраться к вооружённым людям, чтобы потрогать боевое оружие или хотя бы рассмотреть его вблизи, но мать не пускала. За спиной Зиды торчала седая голова отца.
Коричневый взял в руки знакомую Виту штуковину под названием мегафон, покашлял в неё, сказал «раз-раз» и громогласно произнёс:
- Дорогие друзья! Настало время великого освобождения и свободы. Я, полковник Народной гвардии Гвед, спешу вам сообщить, что неделю назад власть в мире перешла в руки нашего великого народа. Мы очистим наш многострадальный мир от забредышей, которые своей хитростью и коварством поработили нас.
- Я его знаю, - шепнул на ухо Виту Гибкий Кир, в своё время много путешествовавший по окрестностям. – Это же отец Гведоний, священник из Отстойника. Имя сменил, собака!
- Мы вместе с вами стенали под игом забредышей, - пафосно вещал священник-полковник в мегафон, - Они развращали нас, спаивали, хитростью выманивали свойства, овладевали нашими эргостанциями. Они забирали нашу онтронику. Они расширили ужасную Нелогу из-за мерзкого изобретения – обонточки. Они, наконец, отняли у нас Изобру. Мы жестоко страдали, работая в поте лица на захватчиков…
- Ты-то уж страдал! – тихонько хихикнул Кир. – Знаешь, Вит, этот краснобай при Потребилке был директором конторы, которая занималась гаданиями, ворожбой и прочей чушью.
Вит, не любящий шёпота в ухо, отмахнулся от надоедливого нелоголаза.
- Но час освобождения настал! – возвестил полковник, грозно потрясая плоскачом. - В наших жилах течёт кровь свободного народа. Мы произошли от могучей расы древних воителей. Мы умны и сильны. Захватчики в один миг разрушили жизнь нашего народа, ибо мы, чистые и добрые, оказались бессильны против их подлости, коварства и пошлости. Но забредыши скоро почувствуют, что такое расплата. В нашем мире мы ловим забредышей, судим их за преступления против нашего народа и обессвойствливаем. А совсем скоро сплочённые ряды наших храбрых воинов отправятся в их мир, чтобы очистить его от пошлости и разврата. Мы не завоеватели, мы освободители, которые очистят мир забредышей от скверны.
Длинная речь Гведа уже стала надоедать Виту. Похоже, работы на сегодня не предвиделось. От скуки он начал разглядывать пришельцев. Горожанин стоял с безучастным лицом. Видимо, его тоже утомлял излишний пафос полковничьей речи. Один из серых был крепышом с тупым лицом, как будто вырубленным из дерева. Второй, невзрачной наружности, как и горожанин, скучал с отсутствующим видом. На третьем серая засаленная одежда висела мешком. Он всё время беспокойно ёрзал: то подтягивал постоянно сползающие штаны, то закидывал на плечо состар.
- Одурманенные развратом, забредыши будут сопротивляться, - хмурил брови краснобай Гвед. - Но наши доблестные войска подавят сопротивление, потому что инородцы неполноценны. Я не боюсь этого слова, друзья. Толерантности – отвратительного порождения мира забредышей – больше не существует. Мы выбрали иную судьбу. Мы отказались от лживости, толерантности и терпимости к дуракам и инородцам. Мы гордимся тем, что дурака можем назвать дураком, а неполноценного – неполноценным. На нас с небес смотрят духи наших славных предков, не боящихся отдать жизнь за торжество нашей расы, нашего народа!
Полковник замер, видимо, ожидая аплодисментов. Не дождавшись таковых, он перешёл прямо к делу. Гвед щёлкнул пальцами, и на тропу выпухнула куча народу: с десяток молодых мужчин в коричневой одежде и три забредыша, в одном из которых Вит узнал Игната. Тот выглядел неважно: сильно похудевший, с осунувшимся лицом, небритый, в мятой одежде. Второй забредыш, толстяк, выглядел очень странно: короткая бородёнка, длинные волосы, собранные на затылке в хвост и в ухе серьга, как у женщины. Третий забредыш, жилистый моложавый блондин с короткой стрижкой, холодными голубыми глазами и разбитой губой, смотрелся получше своих приятелей. Он держался прямо и дерзко поглядывал на коричневых, время от времени трогая рану языком. Было видно, что у забредышей забрали понимальники, и поэтому они ни слова не понимают из пламенной речи Гведа.
- Вы знаете, кто это?! – гневно спросил полковник у толпы, указывая на забредышей, и сам же ответил: - Это преступники, расово неполноценные забредыши, которые вас обкрадывали!
Туповатая и злобная Селла, соседка Вита, закричала:
- Забей в глотку своё дерьмо! – И метнула в Игната открытый стаканчик с йогуртом. Забредыш успел увернуться, и желтоватая жижа попала ему на рукав.
Полковник жестом остановил разъярённую женщину:
- Не стоит портить нервы из-за неполноценных, - снисходительно сказал он. - Мы гуманны и поступим по-другому. Мы отправим их к Изобре, чтобы испытать наше новое сверхсекретное оборудование, которое пригодится нам в будущей войне. Этим самым они искупят свою вину перед обществом. Итак, селяне, мне нужен один опытный нелоголаз, чтобы проводить этих подонков до Изобры и обратно.
Гвед вперился глазами в толпу. Но никто из нелоголазов не испытывал желания отправиться в опасную экспедицию с коварными забредышами, тем более в компании с болтливым и хитрющим Игнатом. Вит тоже отвёл глаза и напоролся на красноречивый взгляд Зиды.
- А сколько заплатишь за этот поход? – спросил он полковника.
Тот побагровел от возмущения:
- Ты забредыш что ли, чтобы торговаться? Это они, неполноценные, не кашлянут, пока не выяснят, сколько за это заплатят! Когда дело касается Родины, какая может быть речь об оплате?!
- Ну, разве что для Родины… - забормотал Вит, пряча глаза и сердясь на себя, что ввязался в этот разговор.
- Кто это такой? – спросил Гвед у старейшин, указывая стволом плоскача на Вита.
- Хороший нелоголаз, опытный, - промолвил один из стариков. – Свитки неплохо знает, Болотный каталог…
- Вот он и пойдёт к Изобре, - решил полковник и приказал Виту: - Иди, собирайся! Нормальник, пищу и противоиспарник можешь не брать – мы тебе выдадим. Бери остальное, что нелоголазу полагается: определ, направу… Не волнуйся, нелоголаз, будет тебе награда, раз уж ты такой меркантильный. Двухнедельного гвардейского пайка для всей твоей семьи, думаю, будет достаточно.
- С этими, - упорствовал Вит, указывая на забредышей, - я не пойду. Тем более с Игнатом.
- Охрану дадим, из армейцев, - успокоил полковник и повернулся к серым: - Сержант Мих!
Серый крепыш немедленно вытянулся, выкатил глаза и щёлкнул каблуками.
- Отправишься в Изобру? – предложил Гвед.
- Я бы предложил отправить Фила, господин гвардии полковник! – аккуратно возразил Мих. – Он в Отстойнике был одним из самых живучих.
- Прекрасно! Рядовой Фил, готов отправляться? – Гвед обратился к равнодушному серому.
- Так точно, господин гвардии полковник! – встрепенулся тот, очнувшись от своих мыслей.
- Вот и славно, солдат! – обрадовался Гвед. – Я бы не хотел отправлять к Изобре гвардейцев. Они нам здесь для других целей нужны. Я тебе силы дам побольше, чтобы ты мог, если что, забредышей скрутить. Выносливости добавить могу…
Полковник вынул накопник и повертел им.
- Господин гвардии полковник, а ловкости у тебя нет случайно? – обратился к нему тот, кого назвали Филом.
- Увы, - развёл руками Гвед. – Хотя…
Он посмотрел на толпу.
- Есть у кого-нибудь преобраза?
Толпа не отреагировала никак.
- Силы у меня навалом. С преобразой мы её махом в ловкость переделаем, - зачем-то пояснил полковник Филу.
Но тому не удалось обзавестись ловкостью. Ни у кого не нашлось преобразы.
- Ладно, - махнул рукой Гвед, - пойдёшь с одной силой. Хочешь, я тебе свой плоскач отдам?
Он потряс оружием, но Фил отказался:
- Спасибо, не надо, господин гвардии полковник. Тяжесть такую таскать…
Толпа начала рассасываться. Полковник отвёл в сторону Фила и начал вполголоса ставить ему задачу. Замешкавшийся, обалдевший от резкой перемены событий Вит оказался невдалеке и услышал весь разговор.
- Если что, - поучал Гвед рядового, - сразу применяй оружие на поражение.
К ним подошёл горожанин и вмешался в разговор:
- Только в Павла не стреляй.
- В кого? – спросил за Фила полковник. – В этого хвостатого?
- В него, - подтвердил горожанин. – Он на благо народа работает. Это его изобретение мы идём испытывать.
Гвед скривился:
- Послушай, Лар, - начал он. – Почему солдат Народной армии должен щадить какого-то неполноценного…
- Потому что этот неполноценный поценнее будет чем некоторые гвардейцы, - холодно ответил горожанин Лар. – По мне, пусть он хоть абстр, лишь бы работал на благо народа и нашего мира. К тому же он – мой подчинённый, мы в Институте оборонных технологий работаем над одной важной проблемой.
- Хорошо, не тронем, - нехотя согласился полковник. – А с остальными что?
Лар пожал плечами. Полковник кивнул и снова обратился к Филу:
- Как вернёшься, силу и выносливость можешь оставить себе, - разрешил он.
Рядовой молча кивнул. Гвед добавил:
- Я выдам тебе два понимальника. Один себе возьмёшь, другой нелоголазу отдашь. Будете речь забредышей понимать. И прислушивайся к их разговорам постоянно, от этих тварей всего можно ожидать. Понимальники потом тоже можешь у себя оставить.
Фил снова покивал без особого восторга. Тогда полковник добавил:
- После похода найдёшь меня. Полковник Гвед, Четвёртое управление Народной Гвардии, начальник отдела контроля науки и оборонных технологий. Я подумаю о твоей дальнейшей судьбе. Надоело, небось, армейскую лямку тащить?
Рядовой молча вздохнул.
- Постараюсь перевести тебя в Гвардию, - пообещал соблазнитель Гвед. – А в Гвардии, сам понимаешь, и пайки пожирнее, и служба попроще, и жильё служебное дают.
- А с забредышами что потом будет? – неожиданно спросил Фил. Полковник явно не ожидал этого вопроса, поэтому смутился:
- Ну как что… Павел отправится назад в Институт оборонных технологий, к Лару. Игната абстрагируем однозначно, а Гусарова, так и быть, обессвойствим.
- Почему это сейчас нельзя сделать, господин гвардии полковник? – удивился рядовой. – Зачем их к Изобре тащить?
Полковник недовольно пожал плечами:
- Это было условие Павла. Понимаешь, он выдумал одну хитрую штуковину и закапризничал. Мол, нужно испытать её у Изобры, и для этого взять в экспедицию этих двух забредышей. А Лар, либерал, идёт у него на поводу. Говорит, что если Павлу отказать, то он запорет весь проект, и народ не получит этой хитрой штуки.
- У вас же полно… специалистов по развязыванию языков, - покривился рядовой. – Взяли бы этого Павла да вышибли бы из него информацию.
- Вот и я про то же! – обрадовался единомышленнику Гвед. – Но Лар, чтоб его, не хочет. Носится с этим забредышем, сопли ему вытирает! Скоро сам, как забредыш, станет!
Поняв, что болтает лишнего, полковник посерьёзнел и отчеканил:
- И вообще, слишком много вопросов от тебя, рядовой! Задание получил? Получил. Вот и выполняй! Военнослужащий, получив задание, уясняет его и выполняет, применяя смекалку и разумную инициативу. А затем докладывает по форме.
Гвед разочарованно покачал головой и, ни к кому особо не обращаясь, грустно произнёс:
- Мы семьсот лет ни с кем не воевали. Забыли, что такое армейская служба, устав, единоначалие… Приходится всё заново учить и вспоминать историю наших славных воинственных предков.
3
На первую нелепу экспедиция нарвалась уже через час после выхода из села. Это был прикрут – нелепа не слишком опасная, но появляющаяся резко и неожиданно. За минуту до прикрута всё было тихо и мирно. Вит возглавлял колонну; он шёл, выставив вперёд алогометр, с помощью которого выискивал места с пониженным уровнем алогии и вёл туда группу. За ним шёл Гусаров, светловолосый и жилистый; казалось, что рюкзак у него легче чем у стальных, настолько упруго и легко передвигался он по нелоголазским тропам и пересечённой местности. Даже не будучи психологом, можно было угадать, что этого беспокойного забредыша терзает только одна мысль – как бы сбежать отсюда поскорее. За ним шагал скрытный Игнат с равнодушным лицом, на котором не отражалось вообще никаких мыслей. Зато идущий следом Павел по-детски радовался при встрече с очередным чудом Нелоги. То его внимание привлекал ручей, выгнувшийся дугой над тропинкой, образуя арку, то забредыш-изобретатель заглядывался на растущее вверх корнями дерево, то он подолгу ползал вокруг абсолютно твёрдого камня. Фил же, замыкающий колонну, был строг и бдителен. Время от времени он снимал с плеча состар и щёлкал предохранителем.
Приближение нелепы первыми почувствовала многочисленная лесная живность, встревожено загомонившая на все лады. Затем заверещал алогометр, показывая резкое повышение алогии до пяти баллов. Вит немедленно достал определ и убедился, что они скоро столкнутся с прикрутом. Нелоголаз дал команду остановиться. Гусаров с Игнатом выполнили её мгновенно, Павел от неожиданности запнулся и упал. Из его плохо завязанного рюкзака выпала банка тушёнки и покатилась навстречу нелепе. Хвостатый забредыш дёрнулся было за убегающей провизией, но идущий позади Фил успел удержать его за лямку вещмешка.
Некоторое время все пятеро наблюдали как в десяти шагах торжествует алогичный прикрут. На кривых сосёнках выросли ананасы и морковь. Полевые цветы злобно заклацали зубами. Весёлая синичка, попав в нелепу, моментально обросла чешуёй и зарычала, щёлкая клешнями. У муравейника, расположившегося под сосной, появилось два тёмных глаза, которые, поморгав, недоумённо уставились на путешественников. Когда на цветущую поляну выбежал заяц, потряс щупальцами и затрубил в толстый хобот, забредыш Гусаров не выдержал и потянулся к состару Фила:
- Дай-ка пушку, дружище!
Но Фил крепко вцепился в ремень состара:
- В кого ты стрелять собрался?
- Да не в тебя, конвоир! Вон в того уродца, - Гусаров указал на нелепого зайца, который, похоже, сам недоумевал, откуда у него взялось столько лишних конечностей.
- Не положено, - тоном дубоватого служаки ответил Фил, по-прежнему удерживая ремень оружия.
- Ах, вон как заговорил! – презрительно сощурился воинственный забредыш. - «Не положено». Ну-ну… Сам-то хоть стрелять умеешь?
Гусаров сердито отвернулся от конвоира и поглядел на выроненную консервную банку, которая, докатившись до прикрута, немедленно обзавелась крыльями и крохотным пропеллером и, взревев, взмыла к небу, описав прощальный круг над путешественниками. От рёва пропеллера с невысокой ёлочки посыпались шишки. Последние вызвали смерч, который сгрёб с полянки глазастый муравейник, слонообразного зайца и пару деревьев и уволок добычу в неизвестном направлении.
- Ничего странного, - изрёк долго молчавший хвостатый Павел. – Прикрут добавляет, прикручивает лишнее к разным категориям. К вещам – лишние свойства, к составным объектам – лишние части, причины вызывают дополнительные следствия… Скажем, падение снега вызвало лишнее следствие – смерч.
- Помолчал бы! – раздражённо отреагировал Игнат. – Всезнайка! Тут люди побольше тебя о Нелоге знают, и то помалкивают.
Он кивнул на Вита.
- Я много читал про Нелогу в Институте, - обиделся Павел.
Услышав про Институт, Гусаров дёрнулся и прошипел:
- Предатель!
Виту за этот час уже успела надоесть эта компания забредышей. Никогда ему в походах по Нелоге не попадались такие бестолковые и шумные напарники. Всё время болтают не умолкая, переругиваются, философствуют, спорят. Внимательный нелоголаз заметил, что Гусаров всё время обзывает Павла «предателем», Павел сердится на Игната, что тот «скурвил» этот чудесный онтологический мир, а Игнат не переваривает Гусарова, называя его «тупой ищейкой». Он бы с удовольствием выключил понимальник, но полковник Гвед велел слушать и запоминать беседы забредышей. А что тут запоминать, если они всё время ругаются!
Ещё через час Вит устроил короткий привал, заметив, что хвостатый забредыш здорово утомился. Двое других держались неплохо. Фил, накачанный силой и выносливостью, не устал совершенно. Привал было решено сделать в небольшом стабиле, где уровень алогии чуть выше нормы.
На привале путешественники разделились на две группы: нелоголаз сел рядом в Филом, а забредыши расположились в стороне. Поговорив с солдатом, Вит узнал, что тот до Потребилки был нищесвоем, затем выбрался из Отстойника с Гертом, который тогда был визунистом, а при Потребилке – директором крупнейшего в мире рекламного агентства. Фил же не вписался в потребительское общество. Он работал грузчиком в крупном торговом центре, принадлежащем забредышам. Когда к власти пришли ультраправые и началась антизабредышная пропаганда, Герт стал министром пропаганды, а Фила призвали в Народную армию рядовым.
Разговорившись, Фил рассказал Виту и про двух своих сослуживцев, с которыми они сопровождали полковника Гведа. Кстати, сам полковник - родом из Отстойника, где он именовался отцом Гведонием. Года два назад Герт и Фил ограбили его, и теперь он, будучи полковником Гвардии, не раз напоминал об этом. Сержант Мих был тоже из Отстойника, при Потребилке работал вышибалой в ночном клубе, пока его не призвали в армию. За его тупость, слепую преданность и умение давить на подчинённых, Мих был произведён в сержанты. Постоянно подтягивающий штаны солдат, рядовой Ант, до Потребилки был поэтом. При власти забредышей он, как и Фил, не нашёл себе места, перебиваясь случайными заработками. Он свято верил, что при Потребилке наступит торжество свободы и правды, но забредыши не оправдали его ожиданий. После прихода ультраправых поэт, как и Фил, стал рядовым Народной армии. Как любой интеллигент, Ант был плохо приспособлен к тяготам и лишениям военной службы, за что не вылезал из внеочередных нарядов. Филу частенько приходилось защищать поэта от придирок злобного Миха, за что Ант награждал спасителя очередной порцией заунывных стихов.
Вит одним ухом слушал рассказ разоткровенничавшегося солдата, а другим прислушивался к оживлённым спорам забредышей, сидевших кружком поодаль. Больше всех выступал светловолосый живчик Гусаров.
- Были бы вместо вас мои опера из группы, я бы уже давно свинтил, - вздыхал шустрый забредыш.
- Куда бы ты бежал, оперативник? – хмыкнул Игнат. – Вокруг Нелога, а в селе гвардейцы нас ждут.
- Нам всем свободу пообещали после эксперимента, - вставил Павел, чем вызвал гомерический хохот Гусарова.
- Наивный же ты, хоть и умный! Я лучше тебе расскажу, что будет после эксперимента. Ты, предатель, будешь дальше кропать в Институте, а нас с дилапером обессвойствят и отправят в Отстойник, - Фил поразился догадливости бойкого забредыша. - Это при потребительском обществе отстойники ликвидировали, как оплот неравенства и нетолерантности, а сейчас они опять заработали в полную силу. Только содержат в них теперь забредышей.
- Я не предатель! – рассердился Павел.
- Предатель! – успокоил его Гусаров. – Ты работаешь на фашистов.
- Я с Ларом работаю, - возразил хвостатый, - а он не фашист. Он до дилапирования крупным учёным был, онтоведом.
- Нашёл, значит, своё счастье? – криво улыбнулся оперативник. – Только гнилое оно оказалось, твоё счастье. Хотел чистой наукой заниматься? Так вот, чистой науки не бывает. Её результатами всегда пользуются разные прощелыги: торгаши или фашисты.
- Зачем тогда ты в Нелогу полез, умник? – встрял в разговор Игнат. – Отказался бы, раз такой гордый.
- Затем и полез, чтобы время оттянуть, - не смутился Гусаров. – А ты зачем?
- По той же причине.
Наверное, слух Фила был не таким хорошим, как у Вита, поэтому он сидел молча и не реагировал никак на доносившиеся реплики забредышей. Нелоголаза же услышанное встревожило. От забредышей всего можно ожидать, тем более от таких прытких как Гусаров, которого назвали «оперативником». Конечно, силы у Фила хватит, чтобы справиться со всеми тремя, но забредыши сильны не физически. Их сила – это хитрость, коварство и подлость. Виту стало не по себе от мысли, что скоро ему придётся опять идти по Нелоге во главе колонны и ежеминутно ожидать какой-нибудь подлости за своей спиной.
Заночевать Вит решил в стабиле у Поющей Скалы. Место там было тихое и удивительно стабильное, хотя и располагалось на полпути к Изобре. Однако путешественникам следовали поторопиться, чтобы затемно дойти до места ночлега, и нелоголаз задал высокий темп ходьбы.
Не успели они прошагать и часа, как на тропинку перед самым носом Вита выскочили омерзительнейшие создания. Это были огромные, метра два по высоте, ноги, состоящие из пищащих мелких зверьков. Зверушки, похожие на белок с ободранной кожей, визжали и копошились, а ноги невозмутимо прыгали по тропе, сотрясая землю. Стая ног пересекла тропу и скрылась в чаще. Бегущие конечности, слепленные из зверьков, были настолько неприятны, что даже видавший виды Фил оцепенел. Но скоро он пришёл в себя и подбежал к Виту, на ходу сдёргивая с плеча состар. Нелоголаз жестом остановил его и вынул определ. Прибор показал, что впереди находится хаосина – довольно неприятная нелепа. Ногозвери – это последствия её деятельности. Алогометр показал повышение алогии до семи баллов.
Забредыши тоже остановились, видя как Вит напряжённо глядит вперёд. В метрах ста впереди появилось небольшое здание с окошечком, из которого высунулась женская голова:
- Свежие газеты! – провозгласила она. - «Вечерний мегаполис», «Экспресс-курьер», «Стольный град», «Сканворды от Георгича»… Беспроигрышная лотерея, абонементы в филармонию…
Павел дёрнулся было подойти, но Вит схватил его за рукав.
- Интересно, что пишут в таких газетах, - возбуждённо проговорил любознательный забредыш, вырываясь.
Но нелоголаз держал его крепко. Не дав удовлетворить любопытство Павла, Вит, постоянно сверяясь с показаниями алогометра и определа, повёл группу в обход. Путешественники свернули с тропы и захлюпали по болотистой почве. Их уже не удивляли ветки, состоящие из деревьев, сок раздавленных ягод брусники, состоящий из целых брусничин. Нелоголаз краем глаза заметил как крупные ягоды сделались ягодной крупнотой, хлюпкая почва – почвенной хлюпкостью. Зелёная хвоя мало чем отличалась от хвойной зелени, а сосновые стволы – от стволовых сосен. Павел шёл за Игнатом и бормотал себе под нос, ни к кому особо не обращаясь:
- Вот она какая, хаосина. Хаотически меняет категории: объекты со свойствами, целое с частью, причину со следствием. И нелепый киоск – результат замены случайного на необходимое…
Удивительные всё-таки люди – эти учёные, философы типа Павла. Для любого самого нелепейшего явления находят заумное объяснение. Вита отвлекал бубнёж философа:
- В конце концов, ничего удивительного. Какая разница, пирог состоит из муки, яиц и воды или мука состоит из пирогов, блинов и вермишели. Или пирог сладкий, круглый и горячий, или сладость пироговая, конфетная или вареньевая…
- Что ты там мелешь про пироги? – обернулся к болтуну раздражённый долгим обходом Игнат.
- Я говорю, - обрадовался собеседнику Павел, - что, по сути, без разницы, из чего состоит Вселенная: из объектов с привязанными к ним свойствами, или из свойств, сгущающихся в виде объектов. Может, Вселенная – это огромный набор всех мыслимых и немыслимых свойств. Она одновременно горячая, холодная, сильная, пятикилограммовая и десятивёдерная. А любой объект – это просто бесконечный набор свойств.
- Я знаю, какие в тебе сгустились свойства, - сердито вмешался в разговор Гусаров, видимо, не любивший бесед не по делу, - болтливость, инфантильность и раздолбайство. Болтливости ты половину у Вселенной забрал вместе с Игнатом.
Последний, услыхав столь нелестный отзыв, тут же возразил:
- Не болтливость, а красноречие. Чуешь разницу? Хотя что я объясняю косноязычному сыщику…
Вита больше всего поразило, как спокойно забредыши реагируют на выкрутасы Нелоги. Одно дело Фил, который всю сознательную жизнь прожил в Отстойнике среди словохлама. Другое дело – эти новички. Игнат никак не реагировал на чудеса, Павел смотрел на всё с любопытством малого ребёнка, а Гусарова, казалось, больше всего угнетало собственное бессилие. Может, в их мире такие нелепости и нелогичности встречаются на каждом шагу?
- То ли ещё будет, - «обрадовал» философ своих напарников. – Это была пятибалльная алогия. А возле Изобры она максимальная – двенадцать баллов.
- А в нормальном мире сколько? – спросил Гусаров.
- Один балл.
- Разве не ноль? – уточнил Игнат.
- Если бы ноль, то в мире царил бы абсолютный порядок, - улыбнулся философ. – Электроны были бы маленькими шариками, случайных процессов бы не наблюдалось, а у людей отсутствовало бы право выбора. Все законы исполнялись от и до, сплошной детерминизм.
- Вот бы наш сыщик обрадовался, - хмыкнул Игнат. – Мечта любого блюстителя порядка: никаких нарушений закона, все строем ходят. Закон невозможно нарушить в принципе. Только, увы, сыскари в таком мире были бы не нужны.
- Дилаперы тоже, - парировал Гусаров. – Половина вашей эксклюзы бы не работало.
- Это почему? – встрепенулся Игнат.
- Природный запрет на нарушение законов, ты же сам сказал. А большая часть ваших дилаперских штучек законы нарушает.
- Скучно было бы жить в абсолютно логичном мире, - примиряющее заговорил философ. – Всё предсказуемо, даже будущее можно было просчитать наперёд. Для чего жить тогда? Неинтересно.
- Зато в Нелоге жить очень интересно, - пробурчал сторонник стабильности Гусаров. – Вообще никакие законы не работают.
- Они работают, - горячо возразил Павел, заступаясь за Нелогу. – Только здесь законы тоже меняются по своим правилам. И эти правила очень сложно вычислить. Причём, и сами правила тоже меняются по мере приближения к Изобре. И правила правил. Чем ближе к Изобре, тем всё сложнее и запутаннее.
- А зачем нужно через Нелогу идти какими-то звериными тропами? – поинтересовался Гусаров. – Разве нельзя было тропинку обложить нормальниками и ходить, как люди, до Изобры и обратно? Туда – с вещами, обратно – с обонточкой?
- Это невыгодно, - ответил Игнат, знающий толк в вопросах выгоды. – Представляешь, сколько юстэргии будет тратиться, чтобы поддерживать тропинку в стабильном состоянии при восьми, десяти баллах алогии? Не окупятся затраты.
Виту пришлось осечь разговорившихся новичков, и путешественники отправились дальше. Пока они ещё бодры и веселы, потому как не видели и тысячной части всех несообразностей этого нелогичного края. Нелеп в Нелоге – сотни тысяч, и им пока везёт, что напоролись всего на две. Самое неприятное, что каждый день Нелога рождает по паре десятков новых нелеп, и неопытный нелоголаз запросто может сгинуть в одной из них, так и не успев разобраться в сути явления. Нелога корёжит самые фундаментальные законы мира, причём портит их так, что какая-нибудь антигравитация или отсутствие трения кажутся детскими шалостями.
До сумерек дойти до стабила не успели: в Нелоге опять что-то случилось со временем, а, может, и с пространством – идти оказалось немного дальше нежели рассчитывал Вит. Он вёл группу и напряжённо всматривался вперёд. Приборы приборами, а глаза и чутьё надёжнее. Тем более в темноте можно наскочить на какую-нибудь гадость вроде антиживых или мниморазумных существ, которых не зафиксирует ни определ, ни алогометр. Можно вляпаться в псевдотвёрдую почву, можно зацепиться за квазиветку – мало ли опасностей в Нелоге! Поэтому, заметив впереди очертания Поющей Скалы, Вит вздохнул с облегчением.
4
В центре стабила возвышалось полуразрушенное почти двухэтажное здание, то ли бывшая выдумальня, то ли форм-мастерская. Вит с удовлетворением отметил, что число этажей у здания практически не изменилось и само оно не уползло, не улетело и не превратилось в стакан с компотом. Ночевать решили отдельно: нелоголаз с Филом в одной комнате, забредыши – в другой. В молодом логичном ельнике путешественники нарубили лапника и застелили его противоиспарниками, а в изголовья импровизированных постелей положили рюкзаки.
Вит с солдатом разбили ночное дежурство пополам; после реплик Гусарова о побеге нелоголаз не мог доверить караул забредышам. Очередь дежурить первому выпала Виту. Он принял от Фила состар и принялся прохаживаться вокруг здания. Умотавшиеся за день забредыши и солдат разбрелись по комнатам и повалились на приготовленные постели.
Вит всегда любовался ночной Нелогой. Зрелище завораживающее. Жаль, что здесь не работают визуны: посмотреть абсурдную ночь было бы много желающих среди горожан.
На небе сияла квадратная луна. Один её угол был отгрызен. Время от времени нелепое светило заслоняли странных расцветок облака, издающие тонкий комариный писк. Свежий ветерок шептал Виту на ухо жуткие сказки. Скала ещё не начала петь; обычно она начинала под утро. Сперва распевалась гаммами, потом переходила на сложные вокализы. Ветер раскачивал деревья, на которых росли коровы и овцы, и те, стукаясь друг о друга, жалобно каркали и кудахтали. Траве это не нравилось, и она швырялась в каркающую скотину камнями.
Рядом с Поющей Скалой расположился бесперех, существующий тут чуть ли не с первых дней появления Нелоги. Хоть эта нелепа и считалась безобидной, но от неё лучше располагаться подальше. Попадёшь в такую, и будешь шагать, топчась на месте... В бесперехе не работает ни один переход: количество не переходит в качество, причина – в следствие… Даже помереть не сможешь от истощения, потому что смерть – это переход живого в мёртвое. И из частей там не собирается целое, как ни старайся. Сейчас видно, как в потёмках бродят по беспереху странные формы, лишённые содержания. А время от времени в нелепе происходят явления, не связанные ни с какой сущностью. В темноте это выглядит особенно красиво.
Чуть не задев зазевавшегося нелоголаза промчалась весёлая сравняшка. Эта безопасная нелепа любые признаки делает сравнимыми. Попадёшь туда, и у тебя один носок станет шерстянее другого, палка в руке будет особо деревянной, а пряжка на ремне – металлической-металлической. Детишек бы сюда, подумал Вит, устроить бы забавный аттракцион. Он засмеялся от глупой мысли. Ребятишки пошли уже другие. Их не интересуют подобные парадоксальные развлечения: ни фантобы, ни буквальники. При Потребиловке детей, оболваненных забредышами, интересовал всякий мигающий бесполезный хлам вроде планшетников или сотовых телефонов. А теперешнее Народное правительство вообще не поощряет детских забав, разрешены разве что игрушечные явломёты и плоскачи для мальчиков и куклы для девочек. Мальчики должны расти воинами, а девочки – матерями. Мыслители и мечтатели народу не нужны.
Вслед за умчавшейся сравняшкой, будто догоняя её, промчалась несовместка – нелепа далеко не такая забавная как её сестричка. Всего минуту хозяйничала несовместка у Поющей Скалы, а уже напичкала всех попавшихся на её пути несовместимыми свойствами. Дремлющей среди ветвей сороке, весившей от силы грамм триста, несовместка добавила второй вес, чуть ли не тонну. Ошалевшая спросонок бедная птица не знала, лёгкой ей быть или тяжёлой. Сперва она рухнула на землю, обломив своей тонной ветку. Потом сорока ощутила, что у неё остался ещё и прежний вес, что она по-прежнему лёгкая. Счастливая птица взмыла в темноту, но тонна опять потянула её на землю. Сорока возмущённо застрекотала и решила покинуть столь опасное место. Так она и летела, то взмывая в воздух, то падая, пока не скрылась в темноте.
На место, где сорока последний раз упала, выскочил заяц, не успевший поймать лёгко-тяжёлую птицу. Хулиганистая несовместка добавила ему свойство хищника. И теперь плототравоядный зверёк разрывался от противоречивых свойств, не зная, что ему делать: или ловить и пожирать травоядных, или глодать кору. Делать и то и другое попеременно он не мог, так как несовместка не добавила ему всеядности. Так и метался бедный косой между высоко-низких сосен, ставших благодаря нелепе ещё и лиственными, и одноклеточными.
Обычно возле Поющей Скалы хозяйничала блудня, но сегодня её почему-то не было. И слава Лепесту, потому что эта нелепа хуже несовместки и сравняшки вместе взятых. Она запутывает законы природы так, что потом пробираться к Изобре становится затруднительно. Перенесёт, например, в волчью стаю законы общества, и волчий парламент принимает решение объявить войну попавшимся по пути нелоголазам. И начинают волки-солдаты атаковать людей по всем правилам военного искусства. Или, скажем, камням на дороге или упавшим с елей шишкам навяжет блудня борьбу за существование – попробуй протолкаться меж камней, озабоченных выживанием сильнейших и естественным отбором между «особей»!
Всякие диалектические категории и их искажения в Изобре изучали городские учёные. До Потребилки, когда село ещё находилось в нормальном мире, к нелоголазам часто наведывались умники. Они расспрашивали про каждую новую нелепу, а потом подводили всё это под свои теории. Вот селяне волей-неволей нахватывались от учёных: диалектика, онтология, причинно-следственные связи, структура, мера, скачок… При Потребилке наука оказалась невостребованной, учёные занялись изучением совершенно других вещей: кривых спроса и предложения, воздействием масс-медиа на умы людей и прочими бестолковыми науками. Бывшие специалисты-онтологи стали заниматься разработкой средств от выпадения волос и несварения желудка. А вот теперь, после победы ультраправых и торжества расовых идей, учёные вновь востребованы. Только их нынешняя задача – работать над оборонными технологиями во имя торжества расовых идей во всех смежных мирах.
Проходя мимо окон комнаты, где расположились на ночлег забредыши, Вит услышал тихий разговор. Оказывается, новички не так уж сильно устали, раз у них хватает сил на продолжение дискуссии. Нелоголаз испугался, что коварные пришельцы замышляют побег. Фил спит, а Вит плохо владеет состаром.
- В общем так, братцы, - хриплым тихим голосом вещал Гусаров. – Нужно отсюда выбираться.
- Удивительно здравая мысль, - шутил Павел. – Самое главное, неожиданная!
- Тихо вы, услышит! – шипел Игнат.
- Да не услышит! Он на край стабила ушёл, - отшёптывался философ.
- Ну и как ты думаешь выбираться? – спросил Игнат, видимо, у Гусарова.
- Вырубим этого гаврика, который нас ведёт, - ответил решительный оперативник, - отберём пушку… С оружием я буду для них очень опасен.
- Хорошо, обезоружим, и что дальше?
- Как что? Выберемся из Нелоги и дёру.
Вит услышал, как возмущённо засопел Павел:
- Ты собрался отсюда выбраться без проводника-нелоголаза? Ты разбираешься в нелепах? Ты сумеешь обойти поскакуна? Ах, да, ты знаешь, что такое жилотяг! Ты представляешь, чем отличается клеточница от берестянника, и чем они оба отличаются от потеряшки…
- Что ты сыплешь терминами? – возмутился Гусаров, забыв о том, что нужно разговаривать шёпотом. – Сюда же мы дошли? Я дорогу запомнил. А приборы у этих конвоиров отберём…
- Дорогу он запомнил! – тихонько засмеялся Павел. – Дорога обратно может не совпадать с дорогой туда. Слышал про анизотропию пространства, нелинейную географию и прочее? Оно и понятно, что не слышал, раз чушь мелешь. Да и нелепы ты не обойдёшь, не факт, что на обратном пути нам те же самые попадутся.
- Даже если ты выберешься, - подхватил разговор Игнат, - как ты проберёшься через кордон гвардейцев? В деревне их десяток, и все свойствами напичканы по самое не хочу.
- Зачем же мы в село пойдём? – удивился Гусаров. – Мы в другую сторону направимся.
- Гвардейцев за Нелогой ещё десятка три, - уверенно ответил Игнат. – Сам видел. И визуном они весь периметр вокруг Нелоги сканируют. Увидят, что мы вышли из Нелоги в другом месте, тут же туда всей оравой перепухнут.
- Ну, это не твоя забота, как я выберусь, - возмутился оперативник. – С оружием я и не из таких переделок выбирался.
- Про нас с Павлом ты забыл?
- Тебе твоё дилаперское словоблудие поможет. Вам, дилаперам, не привыкать вылезать из всяких переделок. Слышал, некоторым даже из-под виселицы выбираться приходилось. А Павлика не тронут, им мозги нужны. Он тут хотел остаться в Миогене, вот пусть и работает со своей онтроникой.
- А меня по возвращении ты собрался упечь лет так на десять, так? – поинтересовался Игнат.
- Выберемся – постараюсь скостить тебе срок, - самоуверенно заявил Гусаров.
- Давай, выбирайся. На чём ты до Земли собрался ехать? На трамвае?
Тут встрял в разговор Павел:
- Да перестаньте вы оба! У меня есть план, как отсюда выбраться. Но для этого мы должны дойти до Изобры.
Наступила тишина. Заявление философа явно шокировало Игната с Гусаровым.
- Так что ты молчишь?! – наконец подал голос оперативник.
- Вы не спрашивали. Для чего бы я, по-вашему, вас с собой потащил?
- Ну, давай излагай.
Павел начал рассказывать издалека. Начал он с диалектических законов. Он восхитился успехами здешних учёных, которые расширили и углубили эти законы. Философ посетовал, насколько у них, забредышей, убог закон единства и борьбы противоположностей. Здешние диалектики расширили его до закона взаимодействия противоположностей. Во-первых, противоположностей может быть не обязательно две, а сколько угодно: и три, и четыре, и одна, и дробное число, и отрицательное, и мнимое. Во-вторых, и единство и борьба – далеко не полный набор взаимодействий между противоположностями. Они, кроме этого, могут и сотрудничать, и подчинять одна другую, и взаимодействовать сотнями других способов.
- Как был убог закон перехода количества в качество! – нудел Павел. – Здешние философы доказали, что, помимо этого перехода, есть ещё и переходы причины в следствие, части в целое, конечного в бесконечное, случайного в необходимое – так называемый закон больших чисел. К тому же для каждого перехода есть и обратный переход. Не только качества в количество, но и следствия в причину, целого в часть, необходимого в случайное. Таким образом, мы имеем общий закон диалектических переходов.
Таким же скучным голосом философ рассказал о расширении закона отрицания отрицания. Вит даже испытал гордость за своих учёных, которые открыли, что отрицание множественно: материя одна, а нематерий много, движение одно, а недвижений – сколько угодно. Значит, говорил Павел, развитие мира происходит не по спирали, а по очень сложной многомерной фигуре. Более того, были открыты другие законы диалектики, не менее фундаментальные, чем перечисленные три.
- Ты до утра собрался рассказывать? – нетерпеливо прервал философа Гусаров.
- Я ж по делу! – возмутился тот.
- Слышу я, как «по делу». Ты можешь излагать короче и яснее?
Было слышно, как Павел вздохнул и продолжил «короче»:
- Что такое онтроника, я думаю, объяснять не надо. Она расширяет и усиливает скрытые онтологические свойства обычного мира. Некоторым кажется, что наш мир бинарен, но это не так. Например, число цветов у кварков одного заряда равно трём. Число знаков у массы равно одному, и время имеет одно направление. Другой пример – противоположности в нашем мире, как оказалось, не равнозначны. Одни как бы сильнее, другие слабее. Сильные подчиняют себе слабые. Например, бесконечное сильнее конечного, следствие сильнее причины, содержание – формы, сущность – явления, объект – свойства... Таким образом, проявляется категорийная асимметрия нашего мира – одни противоположности сильнее других. Это похоже на зарядовую асимметрию, когда количество вещества преобладает над антивеществом…
Тут уже не выдержал невозмутимый Игнат:
- Послушай, Павлушка. Мы сидим не на лекции по философии, а в глубокой клоаке, откуда нам надо выбраться. А ты, вместо своего плана, ударяешься в какую-то заумь.
- Ну, если короче… - разочарованно пробубнил прерванный философ, - я должен сперва рассказать, что мы собираемся испытывать.
- Расскажи, если по делу, - разрешил Игнат. - Только сухо, коротко и без воды.
- Мы идём испытывать раздраж.
- Что это за дрянь? – подал голос Гусаров. - Онтроника?
- Нет. В Нелоге онтроника не работает, сколько можно повторять! Знаете, как добывают онтронику местные нелоголазы? Они сидят возле Изобры и караулят сутками, когда сконфигурится нужный вид. Потом берут отхват и отчекрыживают сконфигуренный кусок. Это и есть онтроника – частичка Изобры с определённой структурой. Проспал хоть секунду – и жди ещё, пока новый не сконфигурится.
- А раздраж?
- Он раздражает определённым образом Изобру, и она сама конфигурирует необходимую онтронику. Наша задача – получить с помощью раздража три контрольных образца очень редкой и ценной онтроники: отрицалку, расщепу и двойняк.
- Каким образом он раздражает? – заинтересовался практичный Игнат.
- С помощью определённого набора эргетических импульсов. Нужно использовать различные эргии: матэргию, энергию, синергию… Раздраж как бы программирует Изобру. Мы в Институте составили таблицу кодов импульсов для каждого из существующих видов онтроники. Например, чтобы получить вариалон, нужно передать Изобре сорок килоджоулей энергии и пятьдесят лимпов матэргии. Чтобы сконфигурировать вывертушку, нужно задать программу из ста килогиолисов синергии и трёхста фаломов абэргии. В нашей таблице – два с половиной миллиона кодов.
- То есть мы можем запросто получить два с половиной миллиона видов онтроники? – уточнил Игнат. – Значит, местные фашисты хотят поставить производство онтроники на поток…
- Ну, не так уж это и запросто. Нужно доставить к Изобре приличное количество аккумуляторов различных эргий для программирования.
- Молодые люди! – громко сказал Гусаров. – Извините, что прерываю вашу высоконаучную беседу… Но мне, недалёкому сыскарю и ищейке, хотелось бы всё же услышать план. Напомню, мы начали говорить о том, как отсюда вылезти.
- Так вот, когда я работал над раздражем, - тихим голосом продолжил философ, - я выяснил, что у Изобры есть один очень интересный эффект, до сих пор толком не изученный…
Но Виту на этот раз было не суждено услышать, что за эффект открыл Павел и как он связан со сверхсекретным раздражем. Нелоголаз приник поплотнее к стене, чтобы узнать, что придумал головастый забредыш. Но при этом Вит случайно задел стену, и от неё с шумом отвалился кусок штукатурки. За стенкой моментально смолкли. Нелоголаз замер.
- Что там? – через некоторое время раздался голос Гусарова.
- Тут всё время что-нибудь шумит, - ответил Павел, но план освобождения выкладывать не стал. – Нелога всё-таки…
- Похоже, этот тип нас подслушивает, - заподозрил неладное бдительный оперативник.
Вит быстро отошёл от стены и, стараясь ступать бесшумно, на цыпочках отбежал от здания к краю стабила. Скоро в окне показалась физиономия Гусарова. Он вгляделся в темному и позвал:
- Вит! Ты где?
- Да я тут… - неопределённо ответил нелоголаз. – По краешку стабила хожу.
- Ну-ну… - покивал головой Гусаров. – Бди.
Нелоголаз понял, что загадочный план освобождения забредыши уже больше обсуждать не будут. Голова оперативника исчезла в окне. Некоторое время Вит наблюдал за окнами и усиленно думал, как ему поступить. Он – не фашист-фанатик из города и против забредышей ничего не имеет, хотя злится на Игната за Нелогу, выросшую из-за обонточки до безумных размеров. Вит просто боялся, что одним из пунктов плана Павла будет ликвидация их с Филом. Нелоголаз решил незаметно разбудить солдата и поделиться с ним своими опасениями.
5
Вит разбудил Фила и шёпотом, чтобы не услышали забредыши, изложил ему ночной разговор о плане побега. Заодно нелоголаз рассказал солдату о сути эксперимента, которую тот, как оказалось, не знал. Фил некоторое время раздумывал, а потом предложил потихоньку пробраться в комнату, соседнюю с комнатой пришельцев, и дослушать их план.
Так они и поступили. Однако их ждало разочарование: за стеной у забредышей царило молчание. Осторожные пришельцы, вероятно, решили не рисковать и помолчать некоторое время. Вит и Фил прождали около часа, но не услышали от соседей даже шороха. Тогда солдат, видимо, насмотревшийся на жёсткие методы у гвардейцев, решил действовать напрямую. Он забрал у Вита состар и постучался в дверь к забредышам.
- Кто там? – спросил из-за двери голос Гусарова.
- Есть проблема одна… - проговорил Фил, держа оружие наизготовку.
Если бы забредыши не открыли, то вынести одним ударом хлипкую полусгнившую дверь не составило бы труда. Но дверь отворилась, и в проёме показался Игнат. Он недоумённо уставился на ствол состара.
- К стене быстро! – скомандовал солдат, стволом указав дилаперу, куда именно идти.
Тот поднял руки и послушно попятился, пока спиной не упёрся в стену.
- Все трое к стене! – уточнил Фил.
К Игнату присоединился Павел. Вит догадался, что Гусаров притаился за открывшейся дверью, готовый наброситься на Фила, как только тот войдёт в комнату. Солдат тоже сообразил это и поэтому произнёс:
- Гусаров! Тебе особое приглашение нужно? Не выйдешь, я твоих друзей мигом состарю!
В подтверждении своих слов он выстрелил в сломанный трёхногий стул, стоящий посреди комнаты. Тот немедленно состарился до безобразия и рассыпался, превратившись в труху.
- С твоими друзьями будет то же самое! – пригрозил солдат. – Ну?
Гусаров нехотя вышел из-за двери с ножкой от стула в руке.
- Дубину – на землю, а сам – к стене! – приказал Фил.
Оперативник подчинился. Только после того, как все забредыши скучковались у стены, солдат вошёл в комнату. За ним проскользнул Вит. Фил нацелил состар на Павла:
- Ну-ка ты, давай рассказывай, что у тебя за план!
- Какой план? – фальшиво удивился философ, стараясь не смотреть на оружие в руках солдата.
- Тот самый план побега, который вы только что бурно обсуждали.
- Что-то не помню… - заюлил Павел, но Фил угрожающе щёлкнул предохранителем, переводя состар в положение стрельбы одиночными.
- Погоди, дружище, давай разберёмся… - начал Гусаров, попытавшись осторожно подойти к солдату, но тот остановил его окриком и движением ствола. Убедившись, что сыщик не двигается, Фил снова обратился к философу.
- Давай, рассказывай, куда и каким образом вы собираетесь сбежать. И как вам в этом поможет Изобра с раздражем.
Павел вздохнул и под суровым взглядом Гусарова начал:
- Если вкратце, то ваши учёные значительно расширили законы диалектики…
Но Фил оборвал его:
- Это я уже знаю. Про раздраж тоже можешь не рассказывать. Повторить вопрос? Куда и как вы собираетесь бежать?
Снова в разговор вмешался Гусаров:
- Послушай, Фил. Я тебе скажу пару слов, а ты потом сам решай, что делать. Просто послушай меня.
Солдат отрицательно помотал головой:
- Я знаю ваши забредышеские штучки. Кого угодно заболтаете…
- Я не дилапер и не собираюсь тебя забалтывать. Дай мне сказать тебе кое-что. Ты ж под прицелом меня держишь! Что я тебе смогу сделать?
Гусаров поднял руки и для убедительности потряс ими.
- Пусть скажет, - предложил Вит, сжалившись.
- Ладно, говори, - согласился Фил.
- Тебе, конечно, наобещали всяческих благ после этого похода, - начал Гусаров. - А я разочарую: тебя вместе с нами обессвойствят и отправят в Отстойник. Ты ведь не хочешь обратно в Отстойник, Фил? Ты родился нищесвоем и знаешь, что там за жизнь собачья.
- Откуда ты знаешь, что я из Отстойника? – удивился солдат.
- Не только вы умеете слушать чужие разговоры. Я случайно услышал ваш разговор на привале. Но это неважно. Важно то, что ты по возвращении снова станешь нищесвоем, а то и абстром.
Фил ухмыльнулся:
- Не ври! За что меня, рядового Народной армии, обессвойствливать?
- Потому что проект сверхсекретный, - объяснил Гусаров, внимательно глядя на руки солдата, держащего состар. Вит, заметив это, догадался, что опытный оперативник оценивает, можно ли выхватить оружие. Нелоголаз хотел о своей догадке сказать солдату, но не решился прервать разговор.
- Ну и что, что секретный? – продолжал недоумевать Фил.
- Вы, друзья, подслушали наш разговор и теперь знаете всё, - терпеливо объяснял Гусаров непонятливому рядовому. - Да даже если бы и не подслушали, всё равно бы увидели действие раздража. То есть вы оба – нежелательные свидетели, которых надо устранить. И вас обязательно устранят.
Вит с изумлением увидел, что Фил колеблется. Сам нелоголаз не то, чтобы до конца поверил в слова Гусарова, но определённая логика в них была.
- Никто, кроме высших чинов Гвардии, не должен знать про раздраж, - добавил оперативник, не сводя глаз с оружия. – Я сам из спецслужб и прекрасно знаю всю эту кухню.
- У нас свидетелей не обессвойствливают… - засомневался солдат.
- Раньше не обессвойствливали, - возразил Гусаров. – Теперь у вас правят фашисты. Они любят всякие секреты и не любят, когда про эти секреты узнают посторонние.
- Но меня переведут в Народную Гвардию! – возмутился Фил. – Сам полковник Гвед обещал!
- Я слышал разговор полковника с другими гвардейцами перед отправкой сюда. Он хвастался, что обманул тебя, завлёк обещаниями. А ещё он приказал перехватить нас, когда мы будем выходить из Нелоги, и отправить всех четверых в Отстойник. Ты соскучился по Отстойнику, Фил?
Вит опять захотел вмешаться в разговор и сказать, что Гусаров не мог этого слышать, так как без понимальника он бы ни слова не понял из разговора полковника с Филом. Но кто его знает, может, этот прыткий оперативник знает их язык. К тому же Гусаров был совершенно серьёзен, и нелоголаз никак не мог понять, врёт он или правду говорит. Вит знал, что забредыши способны пудрить мозги так, как недоступно даже самому хитрому горожанину.
- Зачем тебе Гвардия, Фил? – улыбнулся Гусаров. – Грязная работа. Сначала ты будешь ловить забредышей, потом – инакомыслящих, потом – ещё кого. Фашисты всегда находят себе врагов, уж поверь; мы это уже проходили в своём мире. А потом фашисты убьют тебя во время очередной чистки. Потому что уже будет некого убивать, ничего другого они делать не умеют, а кровушки свежей хочется. Прикрутят тебе сотрудничество с нами, забредышами, и хана.
- Я не сотрудничаю с вами… - не очень уверенно проговорил Фил.
- А кто тебя слушать будет? Фашисты? Гвардейцы? Они не любят слушать разумные доводы, уж поверь. Ходил с забредышами в Нелогу? Ходил. Следовательно, общался; не мог же ты молча идти! А раз общался, значит, в расход!
Солдат упорно молчал.
- Просто не мешай нам выбраться, Фил, - продолжал дожимать Гусаров. - А мы поможем тебе. Я не фашист и обещания сдерживаю. Я вытащу тебя в наш мир. Хоть у нас не сахар, обычная Потребиловка, но зато никого не обессвойствливают просто так, из-за цвета кожи.
- Нет, забредыш! – решительно отказался Фил. – Я уже пожил при Потребиловке. И не знаю, что хуже – толерантное общество или фашистское.
- По сути это – одно и то же, - грустно подытожил Павел, не обращая внимания на гневные взгляды Гусарова и Игната. – Две стороны одной и той же формации – капитализма.
Неожиданная реплика Павла привела Фила в чувство. Вит заметил, как тот словно сбросил с себя оцепенение. Солдат покрепче перехватил состар, перевёл ствол на Павла и скомандовал:
- Ну ладно, довольно болтовни! Так что там насчёт плана?
Философ вздохнул и, не обращая внимания на испепеляющий взгляд Гусарова, промямлил:
- В общем, мы собрались связаться с Землёй… в смысле, с нашим миром. Для этого я взял с собой аппарат межмировой связи…
Вит припомнил, что подобную штуковину он видел в конторе Игната. И ещё вспомнил, что дилапер рассказывал про невозможность межмировой связи в Нелоге.
- Постой! – крикнул нелоголаз. – Зачем тебе аппарат? Он ведь здесь бесполезен!
- Точно? – встрепенулся Фил. – Опять выкручиваетесь, забредыши? Ну-ка, ты, показывай аппарат!
Солдат махнул стволом на Павла. Тот осторожно отошёл от стены и подошёл к своему лежбищу. Из рюкзака, забитого аккумуляторами для программирования Изобры, философ выудил два устройства. Фил вопросительно посмотрел на нелоголаза.
- Это он, - подтвердил тот. – Вот базовая часть, а вот трубка связи.
- И как ты собрался его использовать? – продолжил допрос Фил.
- Понимаешь, Изобра…
Но Гусаров не дал договорить Павлу. Он выкрикнул:
- Ты замолчишь наконец?! – И бросился на философа, свалив его на пол подсечкой так быстро, что солдат и Вит не успели отреагировать. Павел упал на спину, на грудь ему немедленно взгромоздился оперативник и начал отвешивать тумаки, несильные, но весьма увесистые. Фил растерялся и, перехватив поудобнее состар, приказал:
- Хорош драться, эй, вы, забредыши!
Но Гусаров рявкнул:
- Да пошёл ты! – И продолжал «воспитание» говорливого философа.
- Ребята, хорош! – отошёл от стены Игнат.
Заметив такое движение, Фил сунул состар в руки Виту, велев держать забредышей на прицеле, а сам бросился разнимать драчунов. Но ничего сделать он не успел. Гусаров резко вскочил, нырнул под руку солдата и, увильнув от того, подскочил к нелоголазу. Через доли секунды оперативник резким движением вырвал состар из рук Вита.
- А теперь вы оба к стене! – приказал Гусаров.
Солдат было заколебался, но оперативник рассеял его сомнения:
- Не беспокойся, стрелять я умею, - И в подтверждение своих слов он передёрнул затвор.
Фил и нелоголаз отошли к стене. Но Гусаров на этом не успокоился:
- Ну-ка, родной, возьми в каждую руку по рюкзачку, - велел он Филу.
Вит удивился такому нелепому приказу. Но скоро он понял замысел оперативника. Тот скомандовал Филу удерживать рюкзаки на вытянутых руках. Скоро мощные руки солдата, нашпигованные силой, задрожали от усталости.
- Вот теперь можно вязать, - удовлетворённо проговорил Гусаров. – Умаялся, силач?
Он, отдав состар Игнату и велев держать пленников на мушке, вынул из своего рюкзака запасную лямку и ловко стянул руки Фила за спиной. Затем он ловко обыскал пленников, отобрал у них понимальники и выключил их.
Стоящий у стены Вит следил за забредышами. Они сгрудились посреди комнаты вокруг сломанного стула и что-то горячо обсуждали на своём курлыкающем языке, который нелоголаз перестал понимать. Наверное, бунтари обсуждали план побега, потому что Вит видел, как лицо оперативника было сначала недоумённым, а затем прояснилось. При разговоре Гусаров не забывал держать на прицеле пленных. Посовещавшись с друзьями, оперативник подошёл к Виту и включил понимальник.
- Ну что, двигаем дальше?
Нелоголаз криво улыбнулся:
- Куда дальше? На выход?
- Нет, к Изобре.
- Под прицелом не пойду, - отказался Вит.
Гусаров вздохнул:
- Послушай, парнишка! Ты – селянин, твоя жизнь – это дом и огород. Зачем тебе наши политические дрязги? Тебе задачу поставили – доставить нас к Изобре, вот и доставляй. Я не в тебя целюсь.
Он демонстративно отвёл состар в сторону и добавил:
- Тебя гвардейцы не тронут, ты ведь свою задачу выполнишь. А у кого оружие отобрали, это не твоя забота. Какой с тебя спрос? Если хочешь, можем тебя с собой забрать в наш мир.
- А семью мою?
- И семью заберём, если надо. У Павла дом большой, на первое время приютит.
Фил завозился в углу и прокричал:
- Не верь ему, Вит! Они обманут! Они драку нарочно разыграли, чтобы оружие отнять.
Гусаров самодовольно ухмыльнулся:
- Это точно! Паша, я не сильно тебя помял?
Философ только закряхтел в ответ.
- Я с врагами беспощаден, - обратился оперативник к Виту. – Но тебе нечего бояться. От тебя вреда никакого. Так что, давай, веди!
Видя, что Вит находится в глубоком раздумье, Гусаров притворно вздохнул, отдал понимальник нелоголазу, чтобы Фил не понял суть предстоящей беседы и подмигнул Павлу:
- Расскажи ему, Павлик, зачем нам к Изобре нужно. Разрешаю. Только коротко.
Философ пожал плечами, мол, как получится. Он, часто сбиваясь и уходя в высокомудрёные дебри, рассказал о своём плане побега. Оказывается, Павел, работая в Институте над раздражем, обнаружил у Изобры ещё один эффект, третий. Разумеется, открытие теоретическое, но он несколько раз перепроверял расчёты. Чудо-субстанция, помимо онтроники и обонточки, может ещё и управлять самыми общими законами природы, онтологическими. Для этого на Изобру нужно воздействовать большим количеством различных эргий. Можно даже ликвидировать всю Нелогу, исправив там неправильные законы, только эрги для этого понадобится тьма-тьмущая. Так вот, умный Павел рассчитал состав и количество эргий, чтобы нормализовать небольшую площадку возле Изобры, чтобы с этого кусочка нормальности связаться с Землёй и попросить открыть горловину вещевода.
Поскольку площадка будет нормальной, то и межмировая связь будет на ней работать, и вещевод откроется. Главное, не ошибиться в расчётах. При воздействии на Изобру большим количеством эргии возникает обратный эффект – появляются странные и очень неприятные вещи, своего рода антионтроника. Но эти «производственные отходы» философа не беспокоили, поскольку они должны быть не опаснее Нелоги.
Остальные детали плана Павла Вит додумал сам. Хитрый забредыш взял с собой в поход уйму эргетических аккумуляторов якобы для раздража. На самом деле, они нужны ему совсем для нормализации места побега. Видать, его начальник Лар разрешил ему взять всё необходимое и не обратил внимания, что аккумуляторов слишком много.
- Как же тебе аппарат связи удалось добыть? – подозрительно спросил Гусаров, забыв про Вита и включённый понимальник.
- Помнишь, как мы прибыли в Миоген? – вопросом на вопрос ответил Павел.
После утвердительного кивка оперативника, он продолжил:
- Трубку я спрятал. Аборигены пока опыта не набрались в задержании, обыскать не догадались.
- Но ведь базовую часть мы в кустах спрятали…
- Я ещё через неделю к себе в Институт перенёс. Когда мне разрешили гулять по городу без охраны. Гулял, гулял, вышел на окраину города, нашёл её и перетащил.
- А визуном за тобой разве не следили? – нахмурился оперативник. – Странно, очень странно…
Павел дёрнулся:
- Ты меня подозреваешь?
- Кто знает. Может, за месяц тебя перевербовали, и ты на местных фашистов работаешь. А нас за нос водишь.
- Ну, знаешь, Василий Александрович! – обиделся философ. - С таким подходом к людям…
- Ладно, разберёмся.
Гусаров опять повернулся к Виту, и только тут нелоголаз заметил, что всё это время оперативник держал в руках трубку межмировой связи. Ну, держит и держит, Вит не заострял на этом внимания. И, оказывается, зря. Гусаров пощёлкал кнопками на панели трубки и радостно объявил:
- Теперь ты, брат, точно поведёшь нас. В моём мире принято любую технику оснащать всякими ненужными функциями. Вот в этой трубке, например, есть диктофон…
Оперативник щёлкнул выключателем, и Вит понял, что Гусаров записал весь их разговор с Павлом.
- Я случайно на кнопку нажал, а оно и записалось, - нехорошо улыбнулся оперативник. – Теперь, если ты нам не поможешь, и гвардейцы нас схватят, я им прокручу эту запись. И от себя добавлю, что ты, зная про этот план, вызвался нам помочь. Мне терять нечего, а у тебя семья. Фашисты тебя обессвойствят, а кто детишек твоих кормить будет?
- Так я вам не буду помогать! – закричал Вит, поняв, с каким коварным врагом он связался.
- А кто тебе поверит? Фил не понял ни слова из нашей беседы, мы с Игнатом и Павлом – лица незаинтересованные. Так что, брат, будем вместе Отстойник бороздить. Не хочешь? Тогда веди к Изобре. Доведёшь – я при тебе эту запись сотру.
6
На этот раз путешественники шли к Изобре в другом порядке. Возглавлял шествие, как обычно, Вит. За ним плёлся Фил со связанными за спиной руками. За солдатом шёл Гусаров с состаром, взявший на себя роль командира. В спину ему дышал Павел, а замыкал шествие Игнат.
Идти стало заметно труднее. Поясные нормальники путешественников работали во всю мощь, но они могли защитить лишь от четырёхбалльной алогии. А все нелепы, которые появлялись то тут, то там, обладали алогией никак не меньше шести, а то и семи. То ли ещё будет, возле самой Изобры, где по преданию бродит неприкаянная душа первого нелоголаза Бела, встречаются и десятибалльные нелепы.
Любой нелоголаз знает, что по мере приближения к Изобре поход превращается в непрерывное лавирование между нелепами. Нужно алогометром прощупывать относительно нормальные тропинки и по ним двигаться. С каждым километром это становилось всё труднее и труднее. Вокруг путешественников, слабо защищённых нормальниками, бушевало море абсурда. Пение птиц немедленно конденсировалось и тяжёлыми каплями скатывалось с ветвей. Утренняя свежесть воздуха окрасилась в ультразелёный цвет. На деревьях выросли свежие сковородки и газонокосилки. Камни закукливались, а затем из них на свет появлялись послекамни-бабочки. Зайцы дружно размножались черенками и клубнями. Мошкара в воздухе сложилась в надпись «Магазин постоянных распродаж», и эту надпись тут же сожрал утренний туман и отрыгнул перегаром.
Не успели путешественники отойти от Поющей скалы, как налетело скользилово – неприятная нелепа, перестраивающая любые цепочки классов вверх или вниз. Растения эта нелепа может превратить в подрастения, а животных – в надживотных. Воздух над скользиловом перешел из газообразного состояния в плазму, а камни на дороге из твёрдых стали сверхтвёрдыми. Деревья, росшие впереди, сплющились от навалившейся на них невероятной тяжести. И вдруг наступил вечер.
- Лепеста мать! – выругался Вит. – Половину суток сожрала, гадюка!
- Кто сожрал? – остановился Гусаров.
- Да нелепа эта, скользилово!
- Ничего страшного, - подал голос Павел, идущий сзади. – Просто время превратилось в гравитационное поле. Смотрите, вон как деревья сплющились.
Умный философ догнал Вита, встал рядом с ним и через плечо нелоголаза поглядел на его направу.
- Ого, зато Изобра приблизилась! Потому как скользилово сожрало ещё и пространство перед нами. И превратило его в вещество. Видите кучу впереди? – Павел указал на ворох непонятного хлама, выросший возле сплющенных деревьев.
Пришлось Виту, ориентируясь на показания алогометра, сворачивать в пути и обходить кучу. Сначала он хотел провести группу слева, но там расположилась аналожка, большая и свежая. Хитрая нелепа заняла удобную полянку и краем упёрлась прямо в кучу хлама, возникшего по вине скользилова. Стайка мелких пичужек, пресекая поляну, попала в нелепу, остановилась и перестроилась в странном порядке. Птички, подобно планетам, закружились вокруг ярко засветившегося вожака стайки. Те, которые помельче, начали вращаться вокруг экземпляров покрупнее. При этом все пичуги, включая вожака стаи, выполняющего роль звезды, завертелись вокруг собственной оси. Молодые сосёнки, растущие вокруг поляны, задрожали и приняли размытые очертания. Похоже было, что они тоже начали вращаться вокруг своей оси, только гораздо быстрее и непонятнее чем птички. Туман, не успевший рассеяться с утра, помутнел, затвердел, и от него резко и вкусно запахло свежей выпечкой. Увязнув в тестоватом тумане, птички завращались медленнее.
- Ребята, это ведь аналожка! – обрадовался Павел. – Такая редкая нелепа!
Философ поднял с земли камешек и запустил его в центр аналожки. Не долетев до цели, камешек заострился, металлически заблестел и вдруг оглушительно взорвался. Все от неожиданности вздрогнули. Гусаров наградил исследователя лёгким подзатыльником.
- В другой раз сам прыгай! – посоветовал он. – Сперва думать надо, а не швыряться чем ни попадя.
- Это же аналожка, Василий! – повторил философ, в пылу исследовательской страсти не заметив унизительного подзатыльника. – Она делает одни предметы похожими на другие. Видишь птичек? Они стали на планеты похожи. А деревья – на элементарные частицы. Смотри, как вертятся! Это спин у них.
Пока Павел демонстрировал Гусарову бурундуков, похожих на щёлочь, муравьёв с дифракцией и интерференцией и землянику с вертикальным взлётом, Вит, прощупав алогометром всё вокруг, нашёл нормотропинку. Группа, косясь по сторонам, направилась по ней к своей цели.
Перед Изоброй Вит решил сделать последний привал. Он начал выискивать стабило с алогией хотя бы в шесть баллов. Если сесть всем в кружок, то суммарная мощность нормальников увеличится и будет способна выдержать эти шесть баллов. Было видно, как замучился грузный Павел, хотя Гусаров освободил его от рюкзака, взвалив последний на пленного Фила.
Неподалёку был уютный овражек, в котором Вит намеревался сделать привал. В прошлый свой поход тут было стабильно, но на этот раз в овражке расположилась крутильница. Эта нелепа проделывает с попавшими в неё вещами геометрические преобразования всех видов, помимо перемещения и вращения, принятых в обычном мире. Крутильницу было видно издалека: огромные шишки размером с три человеческих роста торчали из оврага. А бедные лягушки, случайно проделавшие над собой конформное преобразование, стали странными кривулями.
- Аккуратнее идите, - посоветовал Вит, решивший осторожно пробраться мимо нелепы и поискать стабило за оврагом.
- Действительно, - подтвердил Павел. – А то проделаете над собой случайно произвольную деформацию, а потом обратное преобразование не получится.
Он ещё некоторое время бормотал что-то насчёт аффинных преобразований, геометрий Клейна, эрлангенской программы и о том, какая интересная в овраге механика, в которой разрешены любые преобразования, но надоевшего философа уже никто не слушал.
За оврагом путешественников поджидал новый сюрприз. На этот раз это была переносилка. Дурацкая нелепа перетаскивала части структуры из одного места в другое, вплоть до причинно-следственных цепочек. На этот раз переносилка перенесла двух странных людей, которые неожиданно выросли перед путешественниками. Один из перенесённых был бородат, другой – совсем юнец. Одеты просто. Бородач был вооружён чем-то вроде состара, а паренёк держал в руках штуковину, похожую на явломёт.
- Стоять! – скомандовал бородач. – Кто такие?
Благодаря понимальнику Вит понимал каждое его слово, хотя он явно говорил не на местном наречии.
- Свои мы, командир! – быстро сориентировался Гусаров, но состар с предохранителя всё же снял. – Тоже партизаны.
Вит вспомнил, что у оперативника нет понимальника, но тем не менее он заговорил с этими людьми на одном языке.
- Много тут своих бродит…
Менее бдительный юнец, разглядев связанного Фила, обрадовался:
- Гляди, дядя Ваня, фрица поймали! Молодцы! Попался немчура, нихт шиссен – я в рейхстаге прописан. Что, не сладко в плену, данке за полсклянки?
- Погоди, Толя! Не нравятся мне эти, - нахмурился дядя Ваня и обратился к Гусарову. - Из какого отряда?
- Опусти автомат, Борода! Мы из отряда товарища Чалого! – уверенно проговорил оперативник.
Ответ не удовлетворил дядю Ваню. Он взял на изготовку автомат и распорядился:
- Оружие за спину! Отведу я вас в штаб. Пусть Сидор Артемьевич с вами разбирается. И с фрицем вашим.
Но не успел бородач отвести путешественников к загадочному Сидору Артемьевичу, который скорее всего, вместе со штабом находился совсем в другом мире и времени. Павел открыл было рот, чтобы, наверное, поведать партизанам о нарушении диалектических законов, но в этот момент справа показались всадники, закованные в железо с копьями наперевес. Впереди отряда нёсся знаменосец с сине-красным флагом.
- Что это, дядя Ваня?! – опешил юнец.
- Чёрт его знает, Толька! – недоумённо ответил бородач и взял автомат наизготовку.
Всадники, заметив путешественников и партизан, опустили забрала шлемов и ринулись в атаку. Дядя Ваня дал по ним длинную очередь и вместе с Толькой скрылся в молодом ельнике.
- Назад! – скомандовал Вит, и путешественники, очертя голову, ринулись к оврагу. Нелоголаз бежал впереди, не забывая сканировать дорогу перед собой алогометром.
Когда всадники и партизаны скрылись из глаз, Павел изрёк:
- Перенос явлений в межмировом пространстве и времени. Ничего удивительного.
- Помолчал бы! – раздражённо оборвал его Гусаров.
Наверное, часа два путешественники метались в поисках места для привала. По расчётам Вита уже давно должна была наступить ночь, но солнце застряло на небе и никак не хотело закатываться. Казалось, что вся местность была утыкана нелепами: то типичница обнаружится, то замерье вылезет, а то и хвалило разбросается на полкилометра.
Наконец, измученная выкидонами Нелоги группа нашла довольно большое стабило с алогией около шести баллов. С облегчением скинув рюкзаки, путешественники сели в тесный кружок, тем самым устроив себе нормальное местечко в океане нелепостей. Костёр разводить не стали из соображений осторожности: кто его знает, во что превратится открытый огонь в этом нестабильном мире. Пообедали холодными консервами. Гусаров лично покормил пленного Фила, не став развязывать ему руки.
- Был бы унимер, - прокомментировал Павел, - можно было его силы лишить. А так, пусть лучше связанный посидит.
Солдат пошевелил затёкшими руками и попросил Вита:
- Скажи Гусарову, пусть понимальник возьмёт. Мне ему что-то сказать надо. Срочно.
Вит перевёл просьбу пленного. Оперативник взял второй понимальник и включил его.
- Ну?
- Развяжи меня, - потребовал Фил.
- Обойдёшься! – ухмыльнулся Гусаров.
- Развяжи. А я тебе скажу что-то важное.
- Нет, брат. Ты есть пленный. Так что сначала ты говори своё важное, а я подумаю, развязывать тебя или не стоит.
Фил вздохнул, повозился немного и выпалил:
- Вы хотите переместиться в свой мир?
- Тебе какая забота? – ухмыльнулся Гусаров.
- Зря это. Через неделю-другую наша Народная армия начнёт освобождение вашего мира.
Опытный оперативник слегка растерялся:
- Какое освобождение?
- От потребительства и стяжательства. Мы освободим ваш мир от торгашей.
- Вот те раз! – заморгал глазами Гусаров и обернулся к Виту. – Это правда?
Тот покивал головой. Оперативник вздохнул и повернулся к своим забредышам.
- Ну что скажете, господа дилаперы?
- Похоже, не врёт, - решил Игнат. – Не в его положении брехать.
- Зачем же нам тогда спасаться?
Вит с некоторым удовлетворением наблюдал, как нахрапистые, ничему не удивляющиеся забредыши растерялись.
- Давайте домой доберёмся и расскажем правительству о вторжении, - предложил Игнат.
Это вызвало усмешку Гусарова:
- И что толку? – грустно улыбнулся он. – Кто воевать против этих пойдёт? Наши жирные ленивые земляне, которые без чипсов с орешками дня прожить не могут?
- Наёмники есть из разных воинственных миров… - не очень уверенно возразил Игнат.
- Толку от них. Увидят, как стреляет состар или явломёт, и разбегутся через пять минут. Я уж про онтронику молчу.
Игнат не нашёлся, что ответить. Рассерженный Гусаров воспользовался его молчанием и сорвал на нём всю злость.
- Тебя совесть не гложет? Это ведь ты весь этот фашизм развёл вместе с умником, - Он небрежно кивнул в сторону Павла.
На удивление разговорчивый дилапер не стал возражать. Он горестно покивал и пробормотал:
- Не рассчитал я, что маятник так быстро качнётся…
- Какой маятник?!
- Эффект маятника, - пояснил Игнат. – Общество стремится к противоположному строю. При демократии люди жаждут диктатуры и порядка, при диктатуре – наоборот, свободы и демократии. Потребительское общество качнулось в сторону фашизма – ответная реакция, всё нормально.
- Ну и почему так быстро оно качнулось, а, дилапер со стажем? – ехидно спросил Гусаров.
- Тут вообще всё быстро происходит. Я скурвил этот мир за очень малый срок. И теперь за такой же малый срок победили ультраправые. Местные привыкли, что у них моментально всё конфигурится. Вот общество и сконфигурилось в ультраправую сторону…
- Саморегулируемое общество, - прокомментировал, как всегда, Павел. – Само выбирает строй в зависимости от условий.
Гусаров зыркнул на него, и философ замолчал. Оперативник зло уставился на Игната и проговорил:
- Я тебя здесь оставлю, дилапер. Пусть меня на работе взгреют, но на Землю я тебя не возьму. Исправляй Миоген как хочешь. Ты тут, смотрю, порядочно накуролесил: фашизм, Нелога… Не ложка дёгтя, а целый ковш.
Игнат немного побледнел.
- Наш самый гуманный суд даст тебе максимум десятку, - продолжил воспитательную работу Гусаров. - Отсидишь половину, выпустят по амнистии – и всё, опять полноценный гражданин. Нет, брат, пусть тебя местные судят.
- Это жестоко, Василий, - сунулся в разговор Павел. – Его осудят не за навязывание потребления и не за обонточку. Его покарают фашисты за расовую неполноценность. Где справедливость?
- А справедливость, Павлик, в том, что это будет справедливое возмездие. И неважно, за что и кто его покарает. Главное, он получит сполна за свои делишки.
Выдержав эффектную паузу, Гусаров предложил:
- Но не всё потеряно, Игнат. Придумаешь выход – заберу на Землю. Отделаешься малым сроком. Лично скажу судье, что ты занимался онтроникой и обонточкой по принуждению. Фашисты местные тебя заставили, с них и спрос. Отделаешься годами пятью. Идёт? Вместе с Павлом думай, у него котелок варит.
- Не хочу я спасать мир! – с неожиданной злостью заявил философ. – Пусть получат по заслугам наши зажравшиеся земляки-обыватели. Может, хоть война выбьет из тупых голов жажду потребления и развлечения.
- А вот это не твоя забота, Павлик – проповедовать скромность и смирение. Это – удел попов. Твоё дело – шариками в голове вращать. Вот и вращай. Думай. Может, в Изобре есть какой четвёртый эффект. Может, ещё что…
Павел задумался:
- А если я расскажу Лару о своём открытии? – выдал он наконец. - О том, что можно законами управлять и Нелогу ликвидировать?
Гусаров поморщился:
- Толку-то. Расскажешь – дураком будешь. Фашистам нужна война, а не высокие технологии.
Забыв про Вита, забредыши терзались, как спасти свой мир. Нелоголазу даже стало жалко их. Он представил, как неповоротливых трусливых забредышей отрывают от зрелищ и гонят толпами в отстойники. И на месте огромного дома Павла, про который рассказывал Гусаров, вырастает самый большой отстойник, в котором навеки поселятся Гусаров, Игнат и сам Павел.
Наверное, Гусаров прав: фашисты не остановятся после завоевания нового мира. Сейчас они переловили всех забредышей здесь; Павел и Гусаров были одни из последних пойманных. Завтра Народная армия завоюет новый мир. А послезавтра понадобится свежая кровь. Это будут или новые завоёванные миры, или начнётся преследование инакомыслящих. Сначала арестуют всех, кто сотрудничал с забредышами, затем - кто работал на них, потом тех, кто завидовал им… Потом арестовывать будет некого, а гвардейцы вряд ли захотят возвращаться к мирной жизни. Отвыкнут. И начнут тогда преследовать каких-нибудь темноглазых, горбоносых, загорелых и прочих отличающихся от большинства. Но Вит уже не увидит это, поскольку его, если верить Гусарову, арестуют в первой партии за контакт с забредышами.
- Я помогу вам добраться до Изобры, - сказал он, расчувствовавшись.
- Спасибо, конечно, - ехидно ответил оперативник, - только, сам видишь, как всё поворачивается.
- Вам домой надо, - улыбнулся Вит. - Дома стены думать помогают. Что-нибудь придумаете. Вон у вас какие головы есть.
Он указал на Павла, и тот, несмотря на тревожную обстановку, покраснел от удовольствия.
7
Возле Изобры абсурд начал превращаться в сумбур. Нелепы начали смешиваться, складываться, вычитаться и обрушиваться на окружающий мир двойной и тройной мощью алогий. Их уже невозможно было распознавать и классифицировать. Вит вцепился в направу, стараясь не потерять направление в царстве почти сумбурного абсурда.
Идти дальше пришлось плотной кучкой – так суммарная мощность нормальников выше. Однако, самая малая алогия превысила семь баллов. Павел как-то говорил, что алогия – это мера нелогичности мира. Онтология мира связана с логикой, подобно физическим законам, связанным с геометрией континуума. Изменение онтологии влечёт за собой изменение логики. А если онтология выписывает абсурдные кренделя, то и ничего логического в окружающем мире не остаётся. И, главное, непонятно, почему так происходит. Но это и не удивительно. Аборигены пользуются дарами Изобры, не зная её природы и внутреннего устройства. Всё, как у людей. Все знают, что одноимённые заряды отталкиваются, но никто не знает, почему. Дилаперы пользуются смежными мирами, но не знают их природы; то ли это параллельные миры, то ли наслоение трёхмерных миров в четырёхмерном пространстве, то ли ещё что. Но философ верит в людей. Ведь когда-то люди не знали причин возникновения молнии, ветра и дождя. Теперь знают. Значит, и Изобра познаваема. А, познав её, можно выведать ещё столько интересного, по сравнению с которым онтроника покажется детским лепетом.
А ещё Павел сказал, что раз возле Изобры абсурд равен максимуму, значит, внутри Изобры он выше максимума. Четырнадцать, двадцать, тридцать баллов алогии. Абсурд в Изобре настолько абсурден, что перешёл в новое качество, заабсурдное.
- Абсурд в обычной логике может быть совершенно неабсурдным в расширенной, - сказал Павел, морщась от бушующего вокруг сумбура. – Квадратный корень из отрицательного числа абсурден в поле действительных чисел, а в поле комплексных – нормальное явление.
- Нормальное явление, - подтвердили часы, идущие за путешественниками.
- Нормальное явление, нормальное! – захихикали ржавые рельсы, уходящие в небо.
- Абсурден в поле комплексных чисел, - сказал Бел, вышедший из-за сосны.
- Всё в мире комплексно, - сказал мудрец и выпил бокал машинного масла. – Сначала придумывают нечто, потом расширяют его до натурального ряда, затем придумывают нулевое значение, потом отрицательное, дробное и – венец творения – комплексное поле этого нечто.
- Мир с одной стороны старается уменьшить число сущностей бритвой Оккама, - проворковало воронье гнездо, - а с другой – увеличить их помазком Попандопуло-Кречинского. Это и есть диалектика.
В воздухе резко запахло испаром. Вит, борясь с путавшимся сознанием, велел надеть противоиспарники. Машина тоже велела. И пролетавшая мимо миска с макаронами подтвердила правоту слов Вита. И микроволновка подтвердила, и овощехранилище.
Путешественники или табличные представления шли, цепляясь друг за друга. А рядом шли их души и тоже цеплялись друг за друга и за ненависть. Доброта таяла, как мороженое. Моряки и кинозвёзды ели её ложками, сделанными из гнутой печени ягнёнка. Нежность играла на баяне, сделанном из толстой нежности, тавтологический блюз.
- Не смотрите по сторонам, - шептал Вит и закрывал глаза идущему рядом философа. – Не смотрите, свихнётесь. Вперёд идти, только вперёд!..
- Зачем идти вперёд? - сказала добрая бабушка Павла. – Все всегда идут вперёд, и никто не догадается идти назад или вбок.
- Бабушка! – закричал философ, сбрасывая с глаз руку Вита.
- Внучек мой, - тепло ответила старушка. – Вырос-то как, возмужал! Дед тебя и не узнает. Он тут, рядышком, пошёл накосить травы кроликам.
Нелоголаз, выронив направу, изо всех сил вцепился в Павла. Тот вырывался и слёзно кричал:
- Отпусти меня, идиот! Они не умерли, ты же видишь, они не умерли. Они тут живут, в Нелоге!
- Тихо, дурак, тихо… - шептал Вит, крепко держа философа. – Молчи и иди! Не смотри на бабушку, не смотри!
- Можно и посмотреть, - возразило облако и рассмеялось. – Вы, люди, всегда на что-то смотрите.
- Действительно, пусть посмотрит, - разрешил Гусаров.
- Пусть, - сжалился Вит.
- Я ничего не говорил,- закричал оперативник. – Это не я сказал.
- Я тоже молчу, - ответил Вит.
- И я молчу, - ответил Вит. – Всё время молчал, даже не полсловечка за цельный день.
- Идём вперёд и не обращаем внимания, - посоветовал Вит.
Они шли меж бильярдных столов, на которых толстые почки играли в «подойди и ударь». Над столами висели лампы на шнурах, и горела яркая тьма. Толстый перец вышел из избы, чихнул три раза, перевернулся через левое колено и стал немощью, завёрнутой в железный лист псевдоматрицы. Пятое взаимодействие подружилось с седьмым кварком, и они вместе пошли бить отрицательный объём. А тот позвал на помощь отрицательную массу, но плотность снова стала положительной.
- Когда это всё кончится?! – закричал невозмутимый Игнат. Первый раз Вит увидел, как ничему не удивляющийся забредыш одурел от увиденного.
- Никогда, - сказала левая рука Игната и показала ему кукиш.
- Нормальник на полную мощность поставь, идиот! – крикнул дилаперу Павел. – Ты нормальность теряешь!
Сказав это, философ уселся на лавочку и закурил огромную козью ножку. Он смотрел на соседнюю завалинку, где сидела Маруся с подружками. Хихикая, они лузгали семечки и задорно поглядывали на жениха. А Павел выглядел молодцом: сатиновая красная рубаха, картуз и новые сапоги. Он давно хотел жениться на Марусе, да батя не разрешал, пока уборочная страда в разгаре.
- Держи меня за пояс, - прокричал Вит.
- За пояс нельзя держать, - отреагировал Гусаров, глядя на раненого Шершавого. Нелоголаз сразу догадался, что это Шершавый. Он знал его много лет, они вместе грабили морские караваны и замки, похищая шелка, красавиц, золото и деревянные синхрофазотроны со стразами.
- Дорогие товарищи! – сказал диктор. – От имени Партии и правительства позвольте поздравить вас с Днём Святого Патрика! Этот праздник стал славной вехой…
Парикмахер с костылём рассмеялся. А океан заплакал рыбами и морскими животными. Слёзливость стала матерью. Отец был неизвестен. Катушка! Катушка! Где твой кабель?!
Вдруг раздался ужасный рёв, переходящий в инфразвук. Вся сумбурная вакханалия вокруг путешественников застыла в оцепенении.
- Ребятки! Это Изобра зовёт! – заорал от радости Вит. – Изобра-матушка! Метров двести осталось. Смотрите, какой испар густой.
Связанный Фил неожиданно разрыдался. Он ревел в голос, и крупные слёзы капали на землю. Алогия была очень высокой, поэтому слёзы превращались в трудных подростков и в звание мастера спорта по борьбе с мадмуазель Крюшо. Но никто не обращал на это внимания, ведь спасение было уже рядом. Реальное спасение, а не то, которое повисло на ели и испортило десяток шишек.
Путешественники пошли дальше, борясь и сопротивляясь злу и насилию. Не убий, не укради. Подставь другую щёку. Точка, точка, запятая. Шли по нарастающему сумбуру с рюкзаками на спинах. Квадрат гипотенузы был ими доволен. Чихать он хотел на катеты. Да здравствует сумбур! Всё равно всему! Из малинового джема можно сделать рыбалку, из оперного театра – тонкий писк слона, из радости – бутылку игристого сундука. Из уголовного кодекса лёгким движением ноги получается рыжий ржаной вопль, из доблестной трусости – печальная влага на головном стекле, из папирос, набитых креветками – тупой желудок, испорченный управлением по работе с персоналом.
- Невесть что творится, - говорил бог. – Самое интересное, что кто-то в этом всём пытается найти смысл.
- Смысл есть во всём, - спорил с ним картофельный салат, - даже в бессмыслице.
Валенковость уже давно наступила и припекала корнями сметану. А там, чуть ближе чем за холмом, росли пешки и сохлая ненадёжность. Немного ещё оставалось идти путешественникам. Граммов пять, а то и ближе, вольт сто. Единицы измерения произвольны, любой из них можно измерять любое. А любое само может стать единицей измерения. Зачем что-то измерять, если само понятие меры не существует? Точнее, оно жило брёвен сто или полморковки, а потом умерло. И его похоронили с почестями, выстрелив три с четвертью раза противозачаточными гардинами.
- Чуть-чуть ещё, орлы мои! – крикнул Вит. Он тоже давно умер, и памятник ему, вырубленный из Гусарова, стоял на берегу бронебойной реки. И курлыкали над ним небеса, и сел в тени Игнат, женатый на Игнате, и запел про далёко-близкие толстоглазые страны.
Осталось сделать последний рывок. Нормальники уже перекалились. Но это ещё полбеды. Беда началась, когда ширпачи вздрягнулись на карбе, а потом халала отпехтерела плинку. Вит хрякнул по тереплясине, и та вскалдабудилась всеми баглиаками.
- Хвалибруй! – взбулдыкнул Игнат, увстревая зебелую магликану.
- Епе! – якнул вздрюн, усластая каклоидность. – Епе, епе, переепе!
Перка. Макастура праста. Изобра вбебедилась, и Вит упредрил хеде-хеде:
- Доставай аккумуляторы! Быстрее, придурок!!
Павел, клякая, вбыкнул из рюкзака аккумуляторы и расчёты. Прибуя, некоторое время он баклунил над ними, а затем запридякнул их в самую середину. Все замерли, фиблюдая, как Изобра заиграла всему цветами радуги и заревела сотнями голосов.
- Сейчас всё будет, - орал Павел. – Господи, только бы в расчётах не ошибиться!
Процесс уже было не остановить. Сначала упипы по-прежнему дикласывали, но постепенно они начали рассасываться. За ними блебы растворились без следа. Хотя вкуснота ещё тилюмировала, но опасности уже не представляла.
Изобра заревела на басах и выбросила клубы испара. Когда тот рассеялся, путники увидели, как от творческой субстанции отступают нелепистые нелепы и нелепы, собранные из нелеп. Вот уже и стайка птичек пролетела мимо путешественников. Почти нормальные птички, копыта у них были маленькие-маленькие, почти незаметные. Сосны стряхивали с себя последние капли подобострастия и тайного порока. Совсем близко прошагал медведь. Пусть с крыльями, пусть рогатый, но он именно прошагал, а не проехал на троллейбусе и не провдрыгал на бабуяке.
Теперь уже все дружно по примеру Павла орали:
- Давай, Изобра! Давай, матушка!
Мир стремительно нормализовывался на небольшой площадке радиусом метров в тридцать. За границами нормальности бесился сумбур, пытаясь прорваться через невидимую границу. Но Изобра, напитанная причудливой смесью различных эргий, не пускала его к путешественникам, стоящим в центре площадки.
- Хрен тебе! – кричал сумбуру потерявший хладнокровие Гусаров и показывал неприличный жест. – Выкуси!
Связанный Фил смотрел, как сухие шишки под его ногами постепенно отказываются от парламентаризма и табакокурения. Слёзы катились по его щекам, падали на землю и просто впитывались в почву. Игнат, совершенно потерявший голову, подбрасывал вверх банку консервов и, вопя от радости, наблюдал, как она падает обратно к нему в руки. Павел старался сохранить беспристрастность учёного, но улыбка сияла на его лице. Наверное, он чувствовал себя богом, творящим космос из хаоса.
Вит, как и все остальные путешественники, впервые в жизни наблюдал нормализацию. Он тоже радовался как дитя, видя над головой обычное солнце, не треугольное, не розовое и не сделанное из сливок или предвзятости. И чистый лесной воздух не твердел. И сосны не собирались удрать, а спокойно стояли на своих местах. Более, того, они перестали разговаривать, а просто росли, как и положено при нормальной природе. Павел оказался прав. Если взять эргий в тысячу раз больше, то можно искоренить Нелогу.
Но можно пойти ещё дальше. Открытие Павла позволит менять законы мира по желанию людей. Убирать мешающие, добавлять нужные, корректировать имеющиеся. И онтроника с обонточкой будут не нужны, если сам мир можно переделать по вкусу большинства людей. Можно будет сделать его приветливым и добрым. Два мешка энергии – и все станут сытыми, три мешка матэргии – богатыми, пять мешков синергии – счастливыми. Это ведь очень здорово, сделать мир комфортным. Пусть каждый будет счастлив. Это ведь так просто сделать. Искоренить несчастную любовь, устранить возможность несчастных случаев, вычеркнуть из человеческой жизни зависть, ревность, ненависть.
С краю площадки скопился невероятно неприятный мусор. Какие-то спутанные мокрые шевелящиеся волосы, отвратительно пахнущие свежей рвотой, нечто похожее на окровавленные кишки, дрянь, напоминающая ободранных собак… Вит догадался, что это и есть антионтроника – отходы от изменения онтологических законов. Кто знает, быть может, умные головы найдут и им применение. Нелоголазу показалось, что это сам сумбур, сконденсированный и умерщвлённый, лежит на краю площадки. Мусорная нелепость сметена могучей Изоброй и собрана в зловонную кучу.
Когда Павел объявил, что площадка нормализовалась, все, кроме Фила, бросились к нему, подхватили его на руки и несколько раз подбросили. Философ был грузен, и его быстро опустили на землю.
- Силён, брат! – похвалил его Гусаров. – Я, честно признаться, не верил, что у тебя получится. Ай да башка!
- Он в «Межмирторге» самым умным аналитиком был, ничего удивительного, - улыбался Игнат. – Такие задачки раскусывал! Половина дилаперов ему жизнью обязана. И премиями.
Вит молча пожал руку Павлу. Все слова уже сказаны, добавить ему было нечего. Нелоголаз посмотрел на алогометр. Прибор показывал алогию в один балл. Норма. Мир в радиусе тридцати метров снова стал абсолютно нормальным.
Гусаров, заметив, что Вит смотрит на прибор, очнулся от эйфории. К нему снова вернулась деловитость и решительность.
- Ладно, порадовались и хватит, - сказал он сурово. – Пора за дело приниматься. Паша, где связь?
Павел достал из рюкзака аппарат межмировой связи и начал его настраивать.
- Ты хорошенько проверь состояние, - посоветовал вездесущий оперативник. – Через такой сумбур пробирались, мало ли что.
- Я что, маленький?! – возмутился философ и тут же остыл. – На вид вроде всё нормально. На батарейках апельсины не выросли, и корпус остался пластмассовым, а не пряничным.
Что-то бубня себе под нос, Павел начал возиться с аппаратом. Он щёлкал тумблерами, нажимал какие-то кнопки. Всё это он проделывал не спеша, и это вывело из себя Гусарова.
- Ты побыстрее не можешь? Два часа будешь копаться?!
- Тогда сам делай! – надулся изобретатель.
- «Сперва добейся» - это не отговорка, - парировал оперативник.
Подстегнув философа, деятельный Гусаров обратился к Игнату:
- А ты, болезный, придумал, как спасти мир?
Дилапер угрюмо отвернулся.
- Жаль, то ты не такой умный, как наш Павлик. Через часок мы переместимся на Землю. Павлика я отмажу, а вот ты, родной, через пару часов будешь сидеть в «обезьяннике». А потом, дилапер, загремишь ты на наш славный Север и будешь махать кайлом лет так с десяток, если не больше. Заработаешь туберкулёз, это уж как водится…
Тут Павел закричал так, что все подпрыгнули.
- Я догадался! Это горловина вещевода, а не Врата!
Гусаров подскочил к нему с состаром наготове.
- Какая горловина? Где?
Вит огляделся, но нигде открывшейся горловины не увидел. Откуда ей было взяться, горловине, когда ещё связь не налажена.
- В Либре сказано, что Лепест проявился из Врат и принёс в этот мир Изобру, - возбуждённо проговорил Павел. – Что-то мне не давало покоя. Всё время эти Врата не выходили из головы.
- Причём тут Либра?! – раздражённо спросил Гусаров. – Ты связь настроил, книгочей?
- Да при том, - оставив аппарат, проговорил философ, - что Врата – это горловина. Лепест – не бог, не создатель, а такой же забредыш, как и мы. Только он прибыл из очень развитого мира. Может, цивилизация в том мире поднялась выше разума, как разум у нас на Земле поднялся над жизнью, а жизнь – над неживой природой…
- Ну, понёсло опять тебя в диалектику! – рассердился оперативник. – Дай-ка сюда аппарат. Толку от тебя…
Но тут настала очередь Игната поразить всех. Дилапер подскочил к Павлу, схватил его за грудки и заорал:
- Что ж ты раньше не додумался, умник?! Ведь это спасение! Всей Земли нашей спасение! Ведь наш мир уже спасён!! Как ты не поймёшь, дурень ты хвостатый!
Гусаров и Вит, ничего не понимая, смотрели на орущего Игната.
8
Но то, что произошло через секунду, вообще ни в какие ворота не лезло. Воздух над путешественниками задрожал, и на нормоплощадку выпухнуло много людей. Полтора десятка гвардейцев во главе с полковником Гведом и собственной персоной Лар. На последнем была надета коричневая гвардейская одежда. Заметив своего начальника в таком обличье, Павел застыл над недонастроенным аппаратом.
Лар, заметив произведённый эффект, улыбнулся и представился:
- Гвардии генерал Лар прибыл проконтролировать ход эксперимента.
Гусаров, увидев гвардейцев, упал на землю и прицелился. Генерал Лар кивнул, и на Павла с Игнатом тут же нацелились с десяток гвардейских состаров.
- Не торопись, забредыш! – покачал головой генерал. – Или тебе не жалко друзей? Встань, брось оружие и сделай десять шагов вперёд.
Видя абсолютное преимущество противника, оперативник медленно поднялся и, оставив на нормализованной траве состар, побрёл к гвардейцам. Его моментально взяли на прицел трое, а Лар, не обращая больше на него внимания, подошёл к Павлу.
- Ну, как результаты, подчинённый? – ехидно спросил он. – Где расщепа, которая расщепляет сущности? Мне нравится делить массу на гравитационную и инерционную. Где двойняк, который генерирует дуализм любых сущностей на манер корпускулярно-волнового?
Но Павел, оцепенев, во все глаза глядел на генеральские погоны начальника.
- Ты разве в Гвардии? – выдавил он наконец из себя.
- А ты не знал? – притворно удивился Лар. – Ах да, я же забыл тебе об этом сказать! Вот растяпа! Извиняюсь, конечно. Теперь всё время буду ходить в форме, чтобы не было недоразумений.
Лар по-хозяйски оглядел нормоплощадку и снова повернулся к Павлу:
- А ты в самом деле умён! Я в тебе никогда не сомневался. Научиться управлять онтологическими законами – это многого стоит. Я тебе премию выпишу: смену белья, две, нет, три банки пива и блок сигарет. Здорово, правда?
Генерал явно чувствовал себя хозяином положения, поэтому он играл с забредышами, как кошка с мышкой.
- Я всегда говорил, что ты – полезный человек, хотя и неполноценный. Увы, у нас в Гвардии полно горлопанов, которые мизинца твоего не стоят, - Лар не обратил внимания на нахмурившегося полковника Гведа. – По мне, так пусть человек будет неполноценнее некуда, лишь бы работал мозгами на благо народа. К сожалению, горлопаны этого не понимают.
Павел, сидя на корточках, затравленно глядел на генерала. А тот упивался своей победой:
- Когда ты уходил с работы, я брал твои расчёты и любовался игрой мысли, - поделился с философом Лар. – А когда я понял, что ты открыл третий эффект Изобры – просто ошалел, если не сказать грубее. По сравнению с этим изобретением раздраж – просто детский лепет. Мы теперь из нашего старого мира сделаем клубнику со сливками! Поэтому я сквозь пальцы смотрел на некоторые твои шалости. Например, на то, как ты упорно готовился к побегу и собирался выручить своих земляков.
Генерал довольно захохотал и продолжил:
- Не красней, Павел. Ты наивен, хоть и умён. Думаешь, почему я разрешил тебе взять в Нелогу двух этих гавриков? По доброте душевной? Как бы не так! Мне хотелось посмотреть на результат эксперимента. Не с раздражем, гори он синим пламенем! С нормализацией. Я даже «не заметил», как протащил в Нелогу межмировой связной аппарат. По-твоему, я не догадался, что это за штука, которую ты спрятал на дне рюкзака? Или ты считаешь, что я не следил за тобой визуном, когда ты якобы гулял по окрестностям, а сам искал базовую часть аппарата?
Лар наклонился над Павлом и задушевно сказал:
- Я разгадал твой замысел, Павел. И я переиграл тебя. Ты хорошо проработал план, но упустил одну маленькую деталь. На нормоплощадке действуют законы нормального мира, а, значит, на ней действует онтроника. Что из этого следует? Правильно. На неё можно перепухнуть.
И, довольный собой, генерал захохотал. Вслед за ним хихикнул полковник Гвед. Насмеявшись вдоволь, генерал с хрустом потянулся и лениво произнёс:
- Что же мне с вами делать, ребятки? По-хорошему, надо бы вас обессвойствить, чтобы неповадно было бегать от народной власти. Но, к сожалению, я человек гуманный. И поступлю я с вами гуманно. Ты, Павел, вернёшься в Институт и будешь продолжать исследования. Кто знает, может ты скоро откроешь четвёртый, пятый, десятый эффект у Изобры. Ты ведь сам говорил, что она неисчерпаема. Вот и черпай на здоровье!
Заметив, что философ потемнел лицом, Лар наклонился к нему и сказал почти на ухо:
- Ты будешь в тихой спокойной обстановке заниматься своей любимой наукой. Будешь сыт, одет и защищён нашей славной Народной Гвардией. Знаешь, многие бы хотели оказаться на твоём месте. Глядишь, протолкнём мы закон о процедуре придания полноценности, и никто тебя больше не будет считать неполноценным забредышем. Будешь стопроцентным гражданином нашего мира. Как тебе перспективы?
- С ними что будет? – сипло спросил Павел. Лар догадался, что он имеет в виду Игната и Гусарова.
- Эх, гуманизм, гуманизм! Когда-нибудь меня погубит моя доброта! Так и быть, шустрого Гусарова мы сделаем начальником смотрил. Отстойник возле города работает во всю мощь, а вот смотрил пока в нём нет. Вот пусть этот прыткий забредыш и соберёт команду.
Лар хитро посмотрел на Игната и тут же решил его судьбу:
- А нашему дилаперу, который весь мир поставил на уши, мы простим его грехи и сделаем его… священником в Отстойнике! С его болтливостью и хитровывернутостью он будет очень хорошим священником. Отец Игнатий! Звучит?
Когда Вит поглядел на Игната и увидел его лицо, он понял, что тот не будет священником. Такие лица бывают только у учёных, нашедших решение сложнейшей проблемы. Нелоголаз понял, что дилапер сейчас спасёт их забредышеский мир.
- Можно тебя на минутку, господин гвардии генерал, - звонким голосом обратился Игнат к Лару. И все присутствующие, включая самых тупых гвардейцев, поняли, что дилапер снова перевернёт всё с ног на голову.
Игнат и Лар отошли в сторонку. Вит, обладающий острым слухом, услышал их беседу от начала и до конца.
- Поговорим начистоту, генерал, - фамильярно обратился к Лару дилапер, но тот пропустил это мимо ушей. – Зачем вам завоёвывать наш мир?
- Чтобы освободить его от потребительской… - начал было генерал, но Игнат нетерпеливо перебил его:
- Да ладно, это всё лозунги. Вам нужны наши свойства, так ведь? Любой захватчик придумывает красивую миссию: освобождение и прочая чушь. На самом деле всем нужны ресурсы: полезные ископаемые, плодородные земли, рабы, свойства…
- Ну и что дальше? Ты хочешь отговорить нас от справедливой войны?
- Конечно! Какие свойства вы сможете у нас забрать? Болтливость? Страсть к вкусной пище? Лень? Мы отравлены Потребилкой, Лар, полностью отравлены. У нас на Земле найти смелость, ум и порядочность очень сложно. Таких, как Павел или Гусаров – единицы. Большинство – тупые обыватели, разомлевшие от сладкой жизни. Нужны вам их свойства?
- Погоди, - остановил дилапера генерал, - есть ведь преобраза, которая может из одних свойств…
Игнат рассмеялся:
- Поверь, генерал, я в экономике сильнее тебя! Знаешь, сколько матэргии уйдёт, чтобы нашу лень, пошлость, трусость и обжорство переделать в ум и отвагу? У вас все матэргостанции загнутся!
Заметив, что генерал задумался, дилапер заглянул ему в глаза и тихо произнёс:
- Я тебе другое хочу предложить, Лар. Ты – большой человек в Гвардии, к тебе прислушиваются. Ты можешь остановить войну, потому что я подскажу тебе более интересную штуку чем битва с обжорами и лентяями.
Игнат потёр ладони и заявил:
- Наш умный Павел догадался, откуда в вашем мире появилась Изобра. Её к вам доставили из смежного мира невероятно умные забредыши. Одного из них Лепестом звали, представляешь?
Лар, как и все горожане, не был набожным, но от возмущения у него брови сошлись на переносице.
- Знаешь, забредыш, ты говори, но не заговаривайся!
- Просто послушай, вопросы потом. Этот визит и описан в Либре иносказательно. Можешь себе представить этот мир? Мир, в котором Изобра – это только одно из изобретений, возможно, незначительное. Мир, в котором миллионы, а то и миллиарды устройств, подобных Изобре. Мир, в котором эксклюзы… товаров – огромный океан, и все товары не менее ценные чем Изобра. Забредыши этого мира оставили вам Изобру как малую толику своих богатств. Возможно, они её потеряли, а то и выбросили как просроченную.
Виту было видно, как умные глаза генерала выпучились от изумления.
- А теперь главное. Перед тобой, генерал, стоит дилапер, специалист по порче миров. Эдакая ложка дёгтя, которая испортит любую бочку с мёдом. Без ложной скромности скажу, что это, возможно, лучший дилапер в своём мире, а то и всех смежным мирах. Как ты думаешь, Лар, неужели этот специалист не сможет дилапировать мир Лепеста? А я отвечу, сможет. Я знаю, как сканировать смежные миры и искать нужные. Я найду мир Лепеста. Так что через пару месяцев к вам потоком хлынет такая эксклюза, что вы забудете о глупой мечте завоевать наш скромный мир потребления!
Последняя фраза окончательно добила генерала. Он велел всем немедленно перепухнуть в селение, где Лар свяжется с генеральным штабом.
В селение перепухнули всей оравой. Вит хотел отправиться домой, но его не отпустили гвардейцы. На нормотропе Лар незамедлительно замыслился со штабными генералами и очень долго молча разговаривал. Он доказывал, несколько раз подскакивал от возмущения и бегал вдоль тропы. Целый час он мыслился, и все уже изрядно утомились. Наконец, всё решилось. Лар, просияв, отмыслился и объявил:
- Войны не будет!
Гусаров поднял брови от удивления и уставился на торжествующего дилапера. А Лар заявил:
- Вождь велел начинать подготовку к дилапированию немедленно. Что для этого нужно?
Игнат, почувствовав себя в своей стихии, начал деловито перечислять: сканирующий аппарат, генератор вещевода, видеокамеру с межмировым подключением…
- Ах да, чуть не забыл! Мне понадобится суфлёр. Аналитик, который будет следить за каждым моим шагом и подсказывать умные решения. Я предлагаю Павла. Мы с ним много работали, он самый лучший аналитик у нас в мире.
Лар с сожалением посмотрел на подчинённого; Игнат, заметив это, добавил:
- Суфлёрство он может вполне совмещать с научной деятельностью.
Павел, совершенно опустошённый последними событиями, лишь покорно кивнул. Но тут радостную картину слегка подпортил Гусаров.
- Со мной что будет?
- Возвращайся к себе домой, - снисходительно отмахнулся Лар, в предвкушении предстоящего проекта. – Надоел уже тут…
- Без него я не вернусь, - Оперативник указал на Игната.
Тот только покрутил пальцем у виска и вздохнул.
- Этот дилапер у нас в мире – преступник. Моя задача – поймать его и доставить к нам в мир.
Вит испугался, что Лар от такой наглости разозлится и состарит нахала на месте. Но генерал тут же выдал решение.
- Доставишь, в чём проблема? Мы задублим Игната. Один экземпляр будет дилапировать, а второй – отправится с тобой. Устраивает?
Заметив недоумение Гусарова от такого поворота событий, Лар улыбнулся:
- Тебе ведь не важно, арестуешь ты всего Игната или только один его экземпляр? И суду вашему, думаю, это тоже не важно.
Но Гусаров никак не мог уняться:
- А наши люди? Арестованные и обессвойствленные забредыши, которых вы держите в отстойниках?
- Отпустим, – улыбнулся Лар. – Вот Лепестов мир найдём, я сразу же всех отпущу. Только свойства не верну назад, уж не обессудь. Хотя какие там свойства у ваших торгашей…
Не дожидаясь ответа, генерал громогласно заявил:
- И эту проблему мы решили. Полковник Гвед, отправь кого-нибудь из бойцов за дублятором.
Вит кашлянул, чтобы напомнить о себе, и Лар наконец обратил начальственный взор на него и Фила.
- Про вас-то я забыл. Свободны! Эй, гвардейцы, развяжите в конце концов этого болезного. У него скоро руки отвалятся.
Один из гвардейцев развязал Фила. Тот долго тряс затёкшими кистями рук, а затем осторожно обратился к генералу:
- Господин гвардии генерал! А как же Гвардия?
- Что «гвардия»?
- Ты же меня обещал в Гвардию взять…
Генерал рассмеялся:
- Зачем мне нужны в Гвардии такие олухи, которые накачаны силой донельзя и не могут при этом справиться с какими-то забредышами! Профукивают боевое оружие!.. Всё, рядовой, свободен! С этого момента ты из армии тоже уволен. Так что иди и радуйся.
Вит заметил, с каким удивлением восприняли это известие коллеги Фила, стоящие в стороне сержант Мих и рядовой Ант. Солдат тоже это заметил. Ещё он обратил внимание на завистливый взгляд поэта и решился ещё раз обратиться к генералу.
- Разреши ещё одну просьбу, господин гвардии генерал. Уволь из армии вот этого солдата, - Фил указал на Анта.
Добрый генерал только махнул рукой:
- Проваливайте оба! Не до вас сейчас.
Через четверть часа всё стихло. Все упухнули то ли в Институт, то ли в генеральный штаб. Упухнул, забыв попрощаться, Павел. Исчез раздвоенный Игнат. Лишь Гусаров на прощание подмигнул Виту, мол, держись, парень, не скучай без нас. Оперативник отправится домой, дилапера и философа, хоть они и остаются в этом мире, нелоголаз, скорее всего, тоже больше встретит. Нелогу скоро ликвидируют, и опасное ремесло Вита будет невостребованным. Он с ужасом представил, с какой яростью будет ругать его Зида, когда он из относительно неплохо зарабатывающего нелоголаза превратится в простого землепашца.
И тут Вит почувствовал себя намного мудрее Павла, Игната и Лара вместе взятых. Ведь он единственный среди них знал, чем обернётся вся эта затея с дилапированием. Из мира Лепеста сделают такую же Потребилку, и теперь уже земляки Вита начнут тащить сюда кучи разных высокотехнологичных и, быть может, опасных вещей вроде Изобры. Маятник качнётся в обратную сторону, и фашизм опять обернётся Потребилкой. Земляки, как забредыши, зажиреют и отупеют гораздо сильнее чем при Игнате. Потому что на этот раз центром потребления станет не мир Игната, а его, Вита, родной мир. И кто знает, может совсем скоро к ним заявятся захватчики из какого-нибудь совершенно незнакомого мира. Грубые и жадные, соблазнённые лёгкой добычей, они без усилий завоюют мир Вита, и наступят новые времена, в которых землякам нелоголаза отведена роль рабов.
Нелоголаз хотел отправиться домой, но только тут вспомнил о Филе и Анте. Бывшие солдаты стояли в растерянности посреди села. Вит посочувствовал им. Бедные, они не знали, куда им идти. До этого они получали свою казарменную пайку, имели крышу над головой. Теперь им самим придётся заботиться о пропитании и ночлеге. Вит знал, что Фил ничего не умеет, кроме как бродить по Отстойнику, собирая разный хлам. А доходяга Ант – бесполезное существо при любом строе: хоть при Потребилке, хоть при фашизме.
- Пойдёмте ко мне, ребята, - неожиданно для себя предложил Вит.
Солдаты встрепенулись. Ант даже помотал головой, не ослышался ли он.
- Я тут недалеко живу, - улыбнулся нелоголаз. – Пойдёмте, не ночевать же на улице!
Они втроём двинулись вдоль села к дому Вита. Нелоголаз не представлял, как к этому отнесётся сварливая Зида и суровый отец. Он не задумался о том, что в их тесном доме будет теперь ещё теснее. Вит вёл к себе новых друзей и приговаривал на ходу:
- Ничего, парни! Поживёте пока у меня. Потом всё утрясётся, образуется… Я с супругой вас познакомлю. Душевная женщина!
- А не прогонит? – словно прочитал мысли нелоголаза Фил.
- Ты брось! Конечно нет! Она, наоборот, будет рада гостям. Ждёт, небось! Поесть приготовила… Эх, сейчас супчику горячего похлебаем! С дороги полезно жиденького поесть…
Ант брёл чуть позади и не участвовал в беседе. Он читал себе под нос стихи:
Наполню чашу светлыми слезами, Взгляну в неё печальными глазами И прокляну весь белый свет, Что корчится под злыми небесами.Время от времени поэт останавливался и поддёргивал сползающие штаны.
Комментарии к книге «Ложка дегтя», Шлифовальщик
Всего 0 комментариев