«Замуж за дракона»

2058

Описание

Я легко отделалась после похищения, но теперь ни для кого не секрет, что скоро я стану женой Алекса Кейна, звезды Голливуда. С другой стороны, нам ведь больше не нужно опасаться сумасшедших фанаток? А еще Алекс случайно обмолвился о той судьбоносной для нас поездке в Москву, а я поняла, что до сих пор не знаю, зачем он прилетал в Россию. Нужно ли ворошить прошлое? Особенно, если учесть, что Алекс отказался говорить об этом. И как трактовать то странное предсказание, которое я получила на рождественской ярмарке? И что это за утренняя тошнота? О. МОЙ. БОГ.



Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

Замуж за дракона (fb2) - Замуж за дракона [Неполная] 676K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Жасмин Майер

Жасмин Майер Замуж за дракона

Пролог

Пик. Пик. Пик.

До чего мерзкий писк. Я шевельнула рукой, надеясь скинуть назойливого комара, но писк только ускорился. Язык превратился в наждачную бумагу. В голове засела боль. А уж как меня тошнило, словами не передать.

— Алекс…

— Все хорошо, солнышко, — нежно произнес женский голос.

Я с трудом повернула голову на подушке. И тошнота снова напомнила о себе.

Возле постели сидела женщина. Мне было очень плохо, но даже в таком состоянии можно было понять, что эта пожилая женщина с седыми кудрями, серьгами с бриллиантами и в красивом твидовом пиджаке никак не может быть сиделкой.

Да хоть королева Англии (кстати, похожа). Мне нужен был Алекс.

На глаза набежали слезы. Мне было так плохо, что я собиралась попрощаться с ним перед смертью и поблагодарить за все, что у нас было.

— Где Алекс?...

Помня о его реакции тогда в бассейне, страшно было представить, что он почувствовал, когда узнал о похищении.

Женщина сжала мою руку.

— Он не отходил от тебя все это время, солнышко, а журналисты осаждали больницу и мешали докторам и пациентам. Его попросили выйти к ним и ответить на вопросы, иначе они никогда не уйдут отсюда.

Значит, я умру, пока Алекс будет давать интервью. Ну что за черт.

— Ты не умрешь, — отозвалась женщина. Мысли она читать не умела, а, значит, я говорила вслух. Она провела рукой по моей щеке. – Доктор сказал, что только незначительная часть яда впиталась в кровь. Ты успела избавиться от содержимого желудка прежде, чем концентрация в крови настигла критической отметки. Ты большая молодец и все сделала правильно.

— Почему же мне так плохо?

— Интоксикация и небольшое сотрясение. Тебе очень повезло, что обошлось без переломов или серьезных ушибов.

— Кто вы?…

— Меня зовут Шарлотта Кейн, я мать Алекса, — сказала она с улыбкой. – Он больше никому не позволил приблизиться к твоей палате. Алекс провел здесь два дня и только сейчас ушел. Жаль, что так вышло, и он не застал, как ты очнулась. Ему бы тоже стало легче.

— Когда он вернется?...

— Не знаю. Там представители полиции, журналисты и он. Алекс решил на все вопросы ответить разом, чтобы избежать любых повторных интервью. Так что, думаю, тебе надо попробовать поспать, дорогая.

— Я должна дождаться…

— Вряд ли тебе это удастся. Ты еще слишком слаба, а у журналистов к нему много вопросов...

Палата вращалась, как центрифуга.

— Она хотела забрать Алекса… себе.

— Ни одна женщина не заберет его у тебя, поверь, я знаю, о чем говорю.

— Мне не нужны его гражданство… Или деньги, — сказала я.

Когда-нибудь надо же было сказать.

Мать Алекса ахнула и покраснела.

— Он рассказал тебе? О боже, мне так неудобно. Прости за это, конечно, я знаю, что не нужны. Поспи, Ирэн. После сна тебе станет лучше.

Я хотела сказать, что дождусь Алекса, но потом она запела. Тихую колыбельную, какую наверняка пела Алексу (и Джейку) в детстве.

Из глаз полились слезы, я хотела сказать, что люблю его больше жизни, хочу от него детей, хочу быть с ним, но вместо этого  провалилась в сон, в котором машина почему-то падала в океан и я вместе с ней. Потому что невозможно плыть по-собачьи против холодного тихоокеанского течения. Но откуда ни возьмись, появились гигантские рыбы, и одна из них разинула китовью пасть и сожрала Свету, которая умела плавать, в отличие от меня, а после позволила мне схватиться за ее плавник и устремилась на поверхность.

Рыбы? Хм…

Глава 1

Две недели спустя

Мой телефон зажужжал, сообщая о новом письме на почте, но мы уже приблизились к кованым воротам клиники, за которыми толпа с фотоаппаратами и камерами пришла в движение. Посмотрю, уже в машине. Останавливаться нельзя.

— Дайте пройти! Дайте мисс Воловиц и мистеру Кейну дорогу! — раздался зычный голос по ту сторону ворот.

Это Абрахам.

Алекс взял его на место Тревора. Абрахам под два метра ростом и меньше всего он напоминает водителя, скорее телохранителя, и не сложно догадаться, что именно этот факт и стал решающим в его трудоустройстве.

А еще Абрахам — муж Дженни, и если бы не это я бы никогда не согласилась сесть к нему в машину. Он действительно выглядит устрашающе. А еще все тесты на вождение, которые Алекс заставил его сдать перед приемом на работу, он выполнил виртуозно и безопасно.

Абрахам получил сильную травму на последних съемках и с карьерой каскадера пришлось повременить. Все это я узнала от Дженни, которая писала мне, пока я лежала в больнице.

На папарацци Абрахам действует так же, как появление Моисея перед Красным морем. Журналисты расходятся в разные стороны, Алекс крепче сжимает мою руку. Все рассчитано по секундам.

Я поправляю темные очки-авиаторы, хотя в этом и нет необходимости, но я нервничаю. Журналисты жужжат, как рой рассерженных пчел. Перед выходом Алекс сказал, что будет проще, если я не буду отвечать вообще, независимо от того, какие звучали или выкрикивались в спину вопросы. И еще буду держать лицо немного опущенным, скрывая глаза за темными очками. Вопросы сыпались, как град пуль из пулемета. Выдержать это было очень непросто.

Абрахам распахнул передо мной двери затонированного лимузина и зычно крикнул над толпой:

— Никаких интервью!

Я нырнула в машину первой, Алекс следом. Дверь тут же захлопнулась.

Абрахам обошел машину и сел на водительское сидение.

— Все по плану, сэр? — спросил Абрахам, трогаясь с места.

— Да, к моим родителям. После езжай домой. Как-никак канун Рождества.

— Есть, сэр. Спасибо. Когда вас забирать?

— Двадцать шестого утром.

— Хорошо.

Абрахам поднял перегородку между пассажирами и водителем, и машина мягко вошла в поворот. Больница оставалась позади.

Боже. Наконец-то.

— Как ты? — Алекс сжал мои пальцы.

— Голова немного кружится, а так вроде нормально.

Он притянул меня к себе, целуя в макушку.

Я вспомнила о телефоне и открыла новое письмо. Перечитывать пришлось несколько раз. Я не верила своим глазам.

— Дэвид Ройс возьмет мой сценарий!

— Еще бы он его не взял после всего, — мрачно отозвался Алекс.

Радость померкла.

— Ты говорил с ним? Это ты… уговорил его?

Алекс покачал головой.

— Я говорил с ним только кем утром две недели назад, когда нашел твою восторженную записку о лекции Ройса на курсах. И к моему ужасу, он тогда сказал, что он вообще-то на съемках в Новой Зеландии. Поверь, мне было не до сценариев, когда я узнал об этом. Так что я здесь точно не причем.

— Тогда почему…

— А разве Кевин тебе еще не звонил?

— Нет.

И тогда телефон зажужжал снова. Я бегло прочитала новое письмо, а потом еще раз… И завопила от счастья.

— Кевин хочет снимать продолжение «Короля драконов»!!!

— Да, — улыбнулся Алекс, обнимая меня крепче. — Поздравляю.

— Ты уже знал?

— Случайно, Эдвард внес в мое расписание на этот год даты примерной съемки на осень.

— Уже осенью?! — запаниковала я. — Но еще не было премьеры первой части. И не было сборов, и не было…

— Как ни прискорбно, но все скандалы работают во благо фильмам. И сейчас прогнозы Академии о грядущей популярности февральского фильма выросли невероятно. Ему пророчат успех, и вряд ли это будет не так. Кевин чувствует такие вещи.

— Так а что с Ройсом?…

— Так и Ройс чувствует, — улыбнулся Алекс. — А еще этот скандал с похищением. Думаю, Ройс заинтересовался, навел справки о новом сценаристе, увидел, вероятно, что ты уже связывалась с ним, да?

Я кивнула.

— Ну и вот, — продолжил Алекс, — а потом Ройс нашел сценарий, который ты ему, вероятно, отправляла, прочел, сделал выводы. И вот. Ты всего добилась сама. Это целиком твоя заслуга, Ирэн.

Я посмотрела на телефон. На Алекса, сидящего рядом. На кольцо на пальце.

— Невероятно… Каких-то два месяца, и моя жизнь так изменилась.

— И она еще будет меняться, разве нет? — он коснулся моих губ.

Провел губами по моей шее, спустился к груди, обвил талию и коснулся застежек на спине.

— Вот почему ты так настаивал на том, чтобы я надела платье этим утром…

— Виновен, признаю. Это был дьявольски хитрый план. Ты не должна была догадаться.

— Алекс, — задыхаясь от его поцелуев, сказала я, — там же… Абрахам.

— Здесь звуконепроницаемая перегородка. И как ты думаешь, почему я выбрал лимузин на сегодня? Чтобы поразить Джейка?

— Ты с утра только и думал об этом, что ли? — удивилась я.

— С утра? Детка, ты провела в больнице почти две недели. Наш последний раз был с клубничным джемом, и я настолько на взводе, что у меня встает даже на его запах.

Я рассмеялась.

— Я просто не уверена, что смогу сделать это в машине…

Алекс отстранился.

— Проблема в машине или в тебе?

— Боюсь, что во мне. Хотя и в машине тоже. Она движется, и если мы тоже начнем, то боюсь, меня укачает. Меня уже немного подташнивает.

— Все окей, — Алекс притянул меня снова себе, пытаясь унять дыхание. — Доктор сказал, что тебя может иногда тошнить из-за сотрясения, но не часто.

Сотрясение. Точно. Вот из-за чего это все.

Правда же?

***

— И когда вы поженитесь? — спросил Джейк, передавая Алексу пюре из батата.

Я потянулась к бокалу вина. Больная тема. Я еще не выпустила пар после того, как Алекс рассказал мне по дороге к его родителям, кто и как решал за нас, когда нам пожениться.

Алекс покосился на меня, опасаясь, что я опять взорвусь.

— Все в порядке, — кивнула я мрачно.

Еще и вино кислое и не лезет совсем, ну что такое. И секса в лимузине не было, и вино теперь разонравилось. Да что ж такое!

— Расскажите нам, — сказала Шарлотта, сидевшая напротив Алекса.

— Да! — подхватила Роуз, подружка Джейка. Сексапильная блондинка с ярко-розовыми губами. — Мы увидим весь Голливуд на церемонии?

При виде ее, я подумала, что, слава богу, так и не покрасила в блонд. Потому при встрече с Роуз мне бы срочно захотелось вернуть естественный цвет волос. Блондинкой я бы точно не выглядела так эффектно, как она. Была бы бледной мышью на ее фоне.

(Спасибо Господи, что сделал меня слишком ленивой для внезапных порывов).

Джейк хохотнул и пригубил вина. Роуз посмотрела на него и спросила:

— Что такое, милый?

— Да так, ничего, — отозвался брат Алекса.

Он менял девушек, как перчатки, сказал мне Алекс, когда мы только приехали и с ней познакомились. Очень сомневаюсь, что она будет рядом с ним не то что на нашей свадьбе, Джейк мог расстаться с ней даже до Нового года, до которого оставались считанные дни.

Сама Роуз об этом, как ни печально, даже не догадывалась. Она вся светилась в своем кашемировом нежнейшем розовом блейзере, тонкими золотыми браслетами на изящных кистях. Она была сошедшей со страниц глянца моделью. Рядом с ней обычным женщинам — таким, как мне, — было некомфортно.

Мои ноги были короче, чем у нее. Я подпирала рукой щеку, когда сидела, и могла развалиться в кресле перед камином, а не сесть как она, на краешке с ровной спиной и длинными ногами Барби в узких брюках.

Ну и голливудская улыбка, куда ж без нее.

После приезда, пока мы бродили по дому, Алекс рассказывал мне, что брат нагло пользуется родственными связями. Есть полно желающих, которые понимают, что нет никаких шансов переспать со звездой, а вот брат звезды — другое дело, тем более что он-то совсем даже не против!

Именно Джейк, а не Алекс, не пропускал ни одной юбки и первым принялся отговаривать Алекса в свое время от первого брака.

Теперь Алекс собирался жениться во второй раз, а Джейк до сих пор даже не завел постоянной подружки. Поэтому шансы Роуз побывать на нашей свадьбе стремились к нулю также уверенно, как и столбик ртутного термометра за окном.

Родители Алекса жили на границе двух штатов Невады и Калифорнии. И под Рождество у них было ощутимо прохладней, чем в солнечном ЛА.

Алекс отложил вилку и стал рассказывать.

— Эдвард настаивает на том, чтобы мы поженились перед премьерой, то есть в феврале. Кевин этому противится, потому что говорит, что все произошедшее с Ирэн уже достаточно подогрело интерес к фильму. И настаивает на том, чтобы мы поженились в ноябре, сразу после того, как кончатся съемки второй части.

— Для которой еще даже нет сценария, — вставила я.

Еще одна больная тема.

— То есть ты не можешь выйти за него, потому что тебя уже похищали в этом месяце? — хохотнул Джейк.

— Что-то вроде того, — кивнула я. — Или надо договориться с еще одной сумасшедшей фанаткой о новом похищении перед премьерой второй части.

— Не смешно, — сказал Алекс.

Я сжала его руку и сказала беззвучно: «Прости».

— Знаешь, Алекс, а ведь у нас с твоим папой было что-то похожее, — сказала Шарлотта. — Помнишь, дорогой?

Отец Алекса и Джейка сидел во главе стола, но с тем же успехом можно было посадить там манекен или его портрет в рамке. За те неполные сутки, что мы провели в доме, отец Алекса и десятком слов не обмолвился.

Даже когда Алекс впервые знакомил меня с ним, или когда Шарлотта сказала ему на кухне: «Ой, дорогой, ты отхлебнул лимонный сок для соуса», его лицо ровным счетом ничего не выражало.

Рядом с отцом даже Алекс был прямо таким живчиком. Знаете, он уж совершенно точно смеялся чаще, да и мимика была живее. Может быть, стоило благодарить профессию актера. Потому что Джейкоб Александр Кейн был судьей, и именно профессия обязывала его часами сидеть с каменным выражением лица. С чем он, поверьте мне, справлялся блестяще. С таким же лицом, как и на суде, Джейкоб-старший присутствовал и на семейных торжествах.

Когда я спросила Алекса об этом, он сказал, что помнит отца таким с детства.

А вот Джейку досталась вся мамина жизнерадостность и эмоциональность. Алекс сильнее напоминал отца, и я очень надеялась, что он не превратится в каменную статую за семейным столом лет так через десять-двенадцать.

Джейкоб Кейн-старший поднял глаза на жену и кивнул. После снова принялся за еду.

— Наши родители решили, что могут за нас определить дату свадьбы, — продолжила Шарлотта. — Моя мама хотела подвести свадьбу под какую-то благотворительную акцию своего комитета в марте, а родители Джейкоба просили ни в коем случае не проводить церемонию весной, поскольку у них у двоих братьев уже были свадьбы, которые прошли в апреле и мае, а потом еще пара племянников родились тоже весной. Они сказали, что весной у них перебор семейных торжеств.

— Так вот почему бабушка с дедушкой приходили с такими несчастными лицами на мой день рождения в апреле! — рассмеялся Джейк.

— Да, дорогой, — улыбнулась Шарлотта, — когда Алекс родился в сентябре, они были на седьмом небе от счастья. Но когда ты родился в апреле, они сказали, что это были последние свободные от праздников деньки. И что в первый раз у нас вышло лучше.

Мы с Джейком рассмеялись, звонко хихикнула Роуз. Алекс с отцом улыбнулись.

— И когда же вы поженились? — спросила я.

— В феврале, — ответила Шарлотта и ее щеки зарумянились.

— А Алекс родился в сентябре, — сказал Джейк. — Понятно. Кто-то классно оторвался на новый год, — снова рассмеялся он.

— О да, — весомо произнес отец Алекса. Впервые за все время застолья.

Джейк рассмеялся еще громче, а Шарлотта легонько ударила мужа в плечо со словами:

— Как раз сейчас мог бы и помолчать.

Джейкоб-старший поднял брови, мол, у нас взрослые сыновья, Шарлотта, думаешь, они не знают, как появляются на свет дети?

Больше до самого конца застолья и когда мы ушли в холл, к камину и елке, когда пили горячий шоколад с бренди, а Роуз безупречно сыграла соната Шуберта, за все это время отец Алекса больше не произнес ни слова.

Уже вечером, в гостевой спальне далеко за полночь, мне не спалось. Я вертелась и крутилась на пышном матрасе, утопая в дюжине подушек и под пушистым, как булочка бургера, одеялом. Сдавшись, я села, а потом юркнула в небольшую гардеробную, принялась просматривать вещи, которые взяла с собой.

Нет, у меня не было с собой ничего похожего на кашемировые блейзеры и обтягивающие брюки. Только свободные джинсы, толстовки, вязанные свободные платья с капюшонами, чтобы носить их с сапогами.

Я снова вспомнила, как вечером у камина не знала, куда деть руки, ноги, волосы. Хотелось сесть на ковер, как сидел Джейк и Алекс, обнять его и прижаться к нему, но девушек усадили в кресла. И напротив меня сидела Роуз в позе «Жаклин Кеннеди ждет журналистов». У нее даже помада не стерлась с губ после еды. Ее волосы были словно только что уложены опытной рукой стилиста, а не так, как должны выглядеть волосы под вечер, когда причесывалась в последний раз утром.

— Что случилось?

Я вздрогнула. На пороге появился зевающий Алекс, щурясь от яркого света. Мое сердце сразу пропустило несколько ударов. Домашний, лохматый, сонный. Такой родной и только мой.

Я стояла с платьем в одной руке и джинсами в другой.

— Решила сбежать, Золушка?

Я обняла его, не выпуская одежды из рук. Слишком крепко, чему он и удивился.

— Ты меньше радовалась мне в больнице, когда мы, наконец, увиделись, — заметил он.

Как объяснить ему этот наплыв чувств? Не поймет ведь все мои страдания по тому, что я обычная женщина. Совсем не такая, как Роуз, которая отлично бы смотрелась на страницах газет и журналов рядом с ним во время дефиле по красной дорожке.

А я?

Я вот не смогу сесть так, чтобы с меня захотелось писать картины или увековечить в мраморе. Или пользоваться столовыми приборами с таким изяществом, что Королева Британии прослезилась бы от умиления.

Конечно, он уже не раз говорил, что только для остального мира он — звезда, и никто не собирался видеть в нем обычного мужчину. И для него ведь все просто. Он уже говорил мне об этом, а повторяться — для него странно, переживать во второй раз о том, о чем уже говорили — тем более! Не поймет. А я струсила при первом же столкновении с красавицей-моделью.

— Переживаю из-за премьеры, — сказала я.

Алекс забрал из моих рук одежду.

— Так я тебе и поверил, что в декабре ты вскочила из-за того, что ждет нас только в феврале.

Я тяжело вздохнула.

— Тебе не нужно носить дома одежду с подиума, — сказал он. — Если только сама не захочешь. Я вижу, как ты киснешь рядом с Роуз.

— Черт. Не думала, что это так заметно.

— Джейк с ней и вполовину не счастлив так, как я с тобой. Не в модельной внешности дело, но он это пока не понимает. Продолжает выбирать женщин глазами.

— Ага. Глазами, — рассмеялась я. — Как будто ты выбирал меня иначе. И при встрече, конечно же, не думал только о сексе.

Я прижалась к нему всем телом и почувствовала, как крепнет его возбуждение.

— Это большая разница, когда у тебя стоит на каждую или только на одну, — многозначительно ответил Алекс.

— Больше не хочу говорить о твоем брате, — прошептала я, вытягиваясь на носочках и касаясь его губ.

— Согласен, — сказал он, стягивая с меня футболку для сна через голову. — Ты как?

— В порядке. Ты говорил здесь очень тонкие стены, — прошептала я.

— Мы будем тихо.

Его пальцы скользнули по моей груди.

— Легко тебе говорить, — выдохнула я.

Алекс подхватил меня на руки и вернулся в спальню. Уложил на кровать.

— Давай уберем эти подушки, пожалуйста, почему их так много?

Алекс сверкнул улыбкой в темноте, скинул парочку на пол, но какие-то оставил.

— Приподними бедра, — сказал он и подсунул под меня одну из них.

Мои бедра оказались вровень с его лицом, когда он лежал, приподнявшись на локтях. Он поднялся, провел ладонями по бедрам и подцепил трусики.

— Подушки могут быть полезны, — сказал он, осыпая живот поцелуями.

Потом медленно стянул с меня белье и стал подбираться все выше, ведя языком от коленей, к бедрам. Выводя восьмерки и обжигая дыханием.

Я взяла одну подушку и вцепилась в нее зубами.

— Так дело не пойдет, — сказала я, отбрасывая ее в сторону. — Иди ко мне, иначе я перебужу весь дом своими стонами.

Не слушая меня, он нагнулся и впился губами в меня, пока его язык вращался и вытворял такие вещи, от которых кровь вскипела моментом. Я выгнулась, прикусив губу.

Затем он поднялся и лег рядом.

— Не смог пройти мимо, — признался он.

Я поцеловала его и заглушила стон поцелуем, потому что его руки вернулись туда, где только что был язык. Закинула ногу на его бедро, раскрываясь перед ним, а сама провела руками по напряженному члену.

Боже, как я скучала по нему. До этого доктор прописал строгий постельный режим и никаких встрясок и резких движений.

А теперь наступило Рождество, и вот мы здесь. В доме его родителей, шепчемся, как подростки, и стараемся не шуметь. Обозначенная доктором неделя уже прошла. Тошнота и головокружения уже меня не беспокоили так, как в больнице в первые дни. Да и меня ведь выписали, значит, все в порядке.

— Я буду аккуратным, — прошептал Алекс, прерывая поцелуй.

Думает о том же, что и я. Надо же.

Я кивнула, попыталась стянуть с него трусы, но не смогла, и ему пришлось остановиться и помочь. Он снова вернул мою ногу к себе на бедро и провел пальцами между ног, но я и так была более чем готова.

— Хочу кончить, когда ты будешь во мне, — прошептала я.

— Детка, мы кое-что не обсудили… — ответил он хрипло.

Он провел членом по моим складкам, нежным, долгим, тягучим движением, и я вцепилась в его руки.

— Сейчас? — выдохнула я.

Он снова дразнящим движением провел по мне, и я задрожала, выгибаясь ему навстречу.

— Как мы будем предохраняться? — спросил Алекс, удивительным образом сохранявший способность мыслить и говорить.

— Не знаю, — прошептала я, думая только о том, когда он, наконец, войдет в меня. — А что у нас есть с собой?

И еще раз головкой по клитору и ниже горячим пульсирующим членом.

— Ничего, — просто сказал Алекс.

— Боже, — пискнула я, — если ты сделаешь так еще раз…

Я не договорила, потому что он, конечно, сделал это еще раз. Я впилась зубами в его плечо, пальцами оцарапала спину.

— У Джейка что-то должно быть…

Головка задела клитор, и меня прошило током.

— Да, но сейчас три часа ночи, и Джейк скорей всего спит.

— Тогда вспомни, как было с джемом.

— Снова джем, проклятье, — с этими словами он направил его в меня и вошел.

Я ослепла от удовольствия.

Не прерывая глубокого поцелуя и не покидая меня, Алекс перевернул меня на спину и остался нависать надо мной почти на вытянутых руках. Поцелуй пришлось прервать. А потом он вышел из меня полностью. Надавил головкой и снова стал погружаться миллиметр за миллиметром, так медленно, что пожар нетерпения внутри меня взмыл до потолка, охватывая все тело, сжигая в предвкушении.

Он вошел весь и сделал какое-то движение бедрами, так что искры из глаз посыпались. Я потянулась к его губам, но он был сильно выше, поэтому стала целовать его напряженные руки, прикусывая и облизывая их. Кажется, кусала куда ощутимее, так что завтра на его руках останутся хорошие такие засосы.

Я горела от желания и движений, резких, быстрых, частых. Но Алекс вышел, провел членом, задевая головкой клитор. И эти неловкие движения приносили столько удовольствия здесь и сейчас, что заставляли только сильнее сжимать зубы на коже Алекса.

— Ты хочешь, чтобы я вошел?

Нет, он все-таки не человек. Как ему удается еще и разговаривать?

— Да, черт возьми!

Он вошел в меня только головкой, едва-едва. Еще. Еще! Я шире развела бедра, выгибаясь к нему всем телом.

А потом он нагнулся, втянул в рот мой сосок и стал вводить член  все также медленно, тягуче, и это удовольствие было густым, как мед. Сокрушающим, как десяток оргазмов разом.

Медленно, на всю длину, растягивая меня собой и перекатывая на языке сосок.

Я выгнулась в пояснице, обхватила его ногами, не желая, чтобы он уходил, приподнялась, повиснув на его шее.

И тогда Алекс стал двигаться быстро, не покидая меня и наполовину, добираясь до центра удовольствия, и я очень сомневаюсь, что мне удавалось при этом вести себя тихо.

Я разлетелась на мириады звезд, и его поцелуи собрали меня заново, вернули к жизни, после того, как я пережила вместе с ним не одну маленькую смерть, а как минимум две подряд, одну за другой.

Он почти рухнул на меня, едва устояв на локтях, когда вбился так глубоко, что казалось, сил на обратную дорогу уже не осталось.

Я вывернулась, коснулась его основания, помогла ему выйти. Сжала и без того подтянувшиеся твердые яйца. И тогда он кончил мне на живот, пока я водила по нему рукой и целовала Алекса в губы.

После Алекс рухнул рядом и прошептал с закрытыми глазами:

— Дай мне две секунды, и я принесу полотенце.

— Спи, я лучше быстро в душ.

Когда я вернулась через пять минут, он действительно уже спал. Я устроилась рядом, почему-то снова вспомнила ту ночь и наши игры с джемом. Как мы переместились в джакузи, а после на кровать и снова занялись сексом. И на Алексе точно не было презерватива, ни в первый, ни во второй раз. Это ведь не опасно? И потом у него ведь отличная реакция.

Вроде бы.

Глава 2

Сквозь сон почувствовала, как он обнял меня и поцеловал в голое плечо. Я улыбнулась.

— Мы будем тихо, — повторила я его вчерашние слова. — И поэтому ты решил провернуть такое, от чего я прямо сейчас, от одного воспоминания могу кончить.

— Если будешь говорить об этом, то я тоже, — ответил он, прижимаясь ко мне.

Член устроился между ягодицами.

— В самый раз, — прошептал он, целуя плечо. — Создана только для меня.

— Мы так не успеем к завтраку.

— Мы уже не успели. На часах четверть одиннадцатого.

— Ого. Теперь все знают, чем мы занимались вчерашней ночью, раз проспали.

— Ага. Поэтому нам нечего терять.

Он шевельнул бедрами и погладил мою попу.

— Кто-то обещал мне эту попку еще на съемках.

— Ничего подобного, — простонала я. — И возьми себя в руки. Только не в родительском доме.

— А ты не сказала «нет», — проворковал он, наглаживая меня.

Я прижалась к нему.

— Почему бы и нет? Я хочу попробовать это с тобой.

— Ты уже пробовала?

— Да, и это было ужасно, — рассмеялась я. — Даже не думай ревновать.

— Это сложно. Но есть один способ вспомнить, что ты только моя.

Как эротично это звучало, проклятье.

Он откинул одеяло в сторону, облизал пальцы и проник в меня.

— Горячая и влажная. Моя, — простонал он, забирая пальцы и погружаясь в меня.

— Твоя, — согласилась я, выгибаясь в пояснице, позволяя войти ему полностью.

Покусывая мою шею, он стал двигаться, звонко ударяясь бедрами о мои ягодицы. Я лежала на сгибе его руки, на боку, и это была такая домашняя, уютная поза в сравнении со всеми другими, которые у нас были. Неужели так теперь будет всегда? И без подсобок?

Алекс немного приподнял мою ногу, и я охнула. Уперлась пяткой в его бедро, сдерживая рвущиеся наружу крики. Но все равно вскрикнула, когда пальцы легли на клитор. Алекс не стал шевелить ими, быстрые резкие движения бедер сделали это за него.

Я впилась в его кисть губами и застонала, извиваясь. Алекс вскрикнул — ой, кажется, не рассчитала свои силы, — зарычал, ускорился настолько, что я уронила ногу, не в силах ее держать, не в силах вообще что-либо предпринять, кроме того, чтобы отдаваться и растворяться, позволяя проникать и дарить удовольствие в ответ.

Он излился на бедро горячей струей, вжимаясь всем телом в мое, впечатывая меня в матрас. Оглушительное сердцебиение Алекса сотрясало и множило мою собственную дрожь.

— Боже, как хорошо, — выдохнул он. — И как долго я тебя искал.

Я извернулась, коснулась его губ, прошептала:

— И я тебя тоже люблю. Идем в душ?

— Сделаем это снова?

— Ага.

— Ну, это вообще-то опасно делать во второй раз сразу же после первого, особенно без презервативов.

— Правда? — едва слышно прошептала я и откашлялась. — Ну, не в нашем случае. Мой цикл скоро кончится, так что можем зажечь напоследок.

— Тогда идем.

Хм. А когда именно у меня кончается цикл?

* * * 

После душа, одеваний, поцелуев мы спустились как раз к обеду. Роуз в мягкой юбке до колена и кашемировом свитере с широким воротом поглядела на меня с завистью. Или мне так показалось, когда я в обычных джинсах и свободном свитере улыбнулась ей широкой и счастливой улыбкой.

С такой же улыбкой нас встретил Джейк. Он с размаху ударил Алекса по плечу. Меня такой удар сшиб бы с ног.

— Ого, парень! Похоже, ты чудом уцелел в схватке с вампиром!

Алекс провел рукой по шее. Мы честно искали в его гардеробе что-то с высоким воротом, нашли только водолазку, но шею она полностью не закрывала. А засосы были что надо. Яркие, темно-фиолетовые.

На моем плече был такой же, но скрыть его одеждой было легче.

— Еле отбился, — сказал Алекс. — А где мама с папой?

— Благоразумно свалили к соседям, как раз перед вашей битвой.

Боже, я заливалась краской от каждого его слова. А Джейк явно не собирался останавливаться. Я молча протянула Алексу кофе из кофеварки, направилась к холодильнику. Вчера вечером я помогала Шарлотте с праздничным ужином и примерно знала, что где на кухне.

Подозреваю, что пикировки между двумя братьями на протяжении их взросления были куда ожесточеннее этой. Им было не привыкать.

— Ты собираешься готовить? — спросила Роуз с удивлением.

Я замерла с пачкой от яиц, бутылкой молока и беконом в руке. Хлопнула дверца холодильника.

— Э… да, — ответила я неуверенно.

Это что-то вопиюще неправильное хотеть жрать после жаркой ночи и не менее жаркого утра? Или принцессы питаются эфиром?

— Да я просто, — отмахнулась она. — Там полно еды со вчерашнего ужина осталось. И мы вроде едем в город, на ярмарку. Да, Джейк?

— Да, это традиция. Спорим, я в этом году выбью того медведя? — спросил он Алекса.

— Сомневаюсь, кривоглазый, — ответил Алекс. — Медведь мой.

Я вылила будущий омлет на сковородку, а на второй перевернула бекон. Потом спрошу Алекса, как мы будем прятать его звездность на ярмарке, или тут все знают его с детства и проще с этим. При Роуз мне явно не хотелось этого обсуждать.

Уже хорошо, что мы поедем и будем почти как нормальные люди, гулять и веселиться. Ему ведь так не хватало этого, а то я опасалась в глубине души, что мы все праздники просидим в четырех стенах.

— Дома ты тоже готовишь? — не унималась Роуз.

Намекает, что Алекс завел наивную русскую вместо кухарки? Или мне просто кажется?

— Один раз готовила, — честно ответила я. — Тосты с клубничным джемом на ужин.

— Это было так незабываемо, что обязательно надо будет повторить, — отозвался Алекс, глядя на меня поверх чашки. — У нас полный дом слуг, Роуз.

Ага, значит, не мне одной так показалось. На свадьбу она нашу хочет, как же!

Тут у Джейка зазвонил телефон, а Роуз недовольно нахмурилась.

— Я сейчас! — он не стал поднимать трубку и выбежал в столовую, а оттуда в холл. Голос донесся издалека.

— Пойду переоденусь для прогулки, — сказала Роуз и вышла.

Я поставила две тарелки с омлетом на стол, села рядом с Алексом и посмотрела ей вслед.

— Она пошла подслушивать?

— Ага, — кивнул он. — Не понимаю только зачем, ему звонила секретарша.

Я вспомнила приятную женщину, одно слово — домашнего вида, хотя рядом с Роуз, наверное, любая нормальная женщина с планеты Земля, а не со страниц «Cosmopolitan», будет выглядеть именно так. Чуть полноватая в бедрах, крепкая грудь, серый пиджак простого покроя.

— А почему ему звонит секретарь в праздники?

— Может, что-то срочное? — предположил Алекс.

Не сговариваясь, мы оба притихли и навострили уши. Слов было не разобрать, но тон Джейка не оставлял сомнений — о работе так не воркуют.

Мы обменялись многозначительными взглядами.

— А давно она на него работает?

— «Давно» по шкале Джейка или обычных людей? — уточнил Алекс. — Потому что я работаю с Эдвардом уже шесть лет и это мало. А она работает на Джейка уже три, но для него это прямо-таки вечность.

На кухню вернулся Джейк, и мы замолчали.

— А где мисс недотрога?

— Ушла переодеваться.

— Ну да, два чемодана одежды ведь надо выгулять.

Джейк с тяжелым вздохом опустился на стул и стянул с тарелки Алекса бекон.

— Кажется, зря я ее сюда притащил, — вдруг признался он.

— Только не давай ей отворот-поворот прямо сейчас.

— Ладно, — быстро согласился он, — но не проси меня ждать до Нового года. Кстати, у вас какие планы?

— Как обычно, — равнодушно отозвался Алекс.

Я аж подпрыгнула. «Как обычно» — означало лучшую вечеринку года в Голливуде. Там были все. Звезды уходили в отрыв. И никаких папарацци.

Эта новогодняя вечеринка загодя наводила на меня ужас, особенно если учесть, что там будет полно женщин типа Роуз.

Но ладно, я дала себе слово не думать об этом в дни Рождества.

— Так, ребята, а теперь серьезно. Как лечащий врач, хочу уточнить — вы же не забыли про контрацептивы?

— Джейк! — это Алекс.

Чувствуется по голосу, что ему впервые стыдно за то, что младший брат имеет полное право его отчитать.

— Забыли, — это я примирительным тоном.

Джейк мигом из сорванца-ловеласа превращается в серьезного профессионала.

— Потом не жалуйтесь. Будешь свой кофе, Ирэн?

— Как-то не хочется, твой брат взбодрил меня лучше любого кофе. Так что бери.

Джейк посмотрел на меня долгим взглядом и глотнул из моей нетронутой кружки.

Глава 3

За рулем сидел Джейк, потому что наш лимузин уехал вместе с Абрахамом и заберет нас только завтра. Вперед сидела молчаливая и неприступная, как Снежная Королева, Роуз в такой же белой дубленке с оторочкой мехом. На светлых кудрях покоилась аккуратная вязанная шапочка.

Я была в обычным пуховике, который рядовые земляне, обычно, покупают с наступлением зимы, в отличие от не мерзнущих моделей, сапогах и джинсах. Алекс надел кепку и капюшон сверху, но половину лица скрывал еще и шарф, который ему повязала вовремя вернувшаяся от соседей мама.

— Не советую надевать солнечные очки при минус двух, сразу примут за звезду. Ну, или маньяка в федеральном розыске, — сказал Джейк.

Так что очки он надевать не стал. К тому же стемнело, а небо не определилось и сыпало на землю то ли снег, то ли дождь. Лучшая погодка для прогулок.

Ярмарка, к моему удивлению, действительно располагалась под открытым небом. Даже в такую погоду. Только троих американцев рядом со мной это ни капельки не удивило. Я решила не делиться с ними мыслями, что, наверное, там просто никого не будет, кроме нас, и хорошо, что ничего такого не сказала.

Народу была тьма-тьмущая. Дети всех возрастов, даже собаки всех пород, — словом, целые семьи.

Шел дождь, но грязи, слякоти, засасывающей сапоги, нигде не было. Сверкали гирлянды, горели фонари, переливались фонарики и мерцали рекламные вывески, и в свете этой иллюминации капли подтаявшего снега выглядели особенно сказочно. Они блестели на козырьках и остроконечных крышах, а люди ходили словно присыпанные алмазной крошкой.

Обалденно пахло выпечкой, горячим вином, дымом углей и мясом. Звучала рождественская музыка.

Мы прошлись вдоль еды и брали разного на пробу — обжигающе горячие мясные пироги, несколько видов сыра на гриле, конечно, самые разные бургеры и хотдоги, пончики, маффины, кексы всех размеров и в каких угодно вариантах.

Потом дошли до орехов и шоколада, и там я трижды пожалела о каждом съеденном пончике до этого.  Так что мы набрали орехов с собой, и отправились на аттракционы.

Я ела кешью в шоколадке, Алекс выбрал какой-то огромный круглый орех с карамелью и часть тоже с шоколадом. Он скормил мне один шарик, и я не распробовала вкуса, пока мы стояли в очереди в комнату страха.

Я потянулась за еще одним орехом.

— Как ты сказал они называются?

— Макадамия. Никогда не слышала?

Я покачала головой, наслаждаясь сладким ореховым вкусом с солеными нотками карамели.

Когда подошла наша очередь и мы заняли места в вагонетках, орехи я распробовала так, что за уши было не оттащить. Свои кешью я отдала Джейку после того, как он разделался со своим скучным арахисом в шоколаде.

Я честно, не знаю, в какой момент вышло так, что вместо орехов в моем рту оказались пальцы Алекса. Орехи, видимо, закончились, а пальцы у Алекса-то остались. Они были солено-сладкими на вкус, когда он провел одним по моей губе, а я втянула его в рот. Вагонетка как раз тронулась, мы въехали в кромешную тьму, которая тут же разорвалась яркими вспышками кровавых оттенков. Откуда-то неожиданно выскакивали скелеты, кто-то искренне верещал перед нами от страха.

А я только облизывала его указательный и средний палец, которыми он держал орехи, а сам Алекс не мог отвести взгляда. Потом он прошептал, что надо добавить макадамию к списку продуктов для прелюдии, чтобы клубничному джему и нутелле не было скучно.

Пуховик я расстегнула еще когда мы только сели в вагонетку, внутри аттракциона так безбожно топили, что было тепло даже вокруг него.

Распаленная темнотой, теснотой и близостью, я потянулась к его губам. Он ответил с жаром, запуская руку мне под свитер. Поддел чашечки лифа, провел пальцами по соскам.

А с потолка сыпались не то пауки, не то тараканы. Сбоку заработал вентилятор, выскочила мумия и впереди снова кто-то истошно завопил, и снова стало темно.

Мы целовались так горячо, как подростки на заднем ряду кинотеатра, когда, наконец, можно, а других возможностей нет.

А потом вдруг стало невыносимо ярко, как если бы в комнату, где мы извивались на кровати, вдруг кто-то вошел и включил верхний свет.

Аттракцион кончился, и вагонетки вернулись на старт.

Джейк обернулся к нам, захлебываясь, стал хохотать над тем, как испугалась Роуз мумии — это она верещала перед нами.

— А этот как его… видели? Тот в шрамах!

Я покачала головой, оправляя одежду, мы переглянулись с Алексом заговорщицки, и Джейк закатил глаза:

— Да ладно! Прямо тут, что ли? Неугомонные.

Потом было Колесо Обозрения, американские горки, на которые я посмотрела издали. Сотрясение сыграло на руку и меня оставили внизу. Матч на аэрохоккее, в котором Алекс продул Джейку, потому что тот захотел играть на спор и обменяться девушками на игру. Он попросил меня встать рядом с собой, а Роуз — рядом с Алексом, и сказал, что так Алексу ни за что не выиграть из-за ревности.

Они одинаково хорошо играли, но в разгар игры Джейк притянул меня за талию к себе, и Алекс тут же пропустил гол.

Потом Алекс повторил тоже самое с Роуз, а Джейк что-то прошептал мне на ухо, и я рассмеялась. Еще один гол в пользу ревности.

Потом они стреляли в тире за право обладать огромным медведем из розового плюша, но оба оказались теми еще мазилами, так что промахнулись, а пыльный розовый медведь остался ждать более меткого снайпера.

Алекс с Джейком встречали многих друзей детства, из средних и старших классов. Эти люди, похоже, уже не раз и не два брали у Алекса автографы и, в целом, уже свыклись с мыслью, что учились со звездой. А может просто не были его фанатами. Такие люди тоже бывают. Правда-правда.

Алекс всем представлял меня, как его невесту, и на Роуз к концу вечера лица не было. Зато я перезнакомилась с кучей народу, среди жен одноклассников Алекса нашлись даже одна россиянка и одна латышка. Две переехали из России в далеком детстве и говорили на русском с жутким акцентом. Так что я даже поговорила на русском в тот вечер.

На вопрос: «Где же вы познакомились?» я всегда отвечала: «На съемках».

Потому что Джейку, например, Алекс сказал правду.

— В шкафу?! — изумился тот.

После Джейк иногда спрашивал меня, не скучаю ли я по Нарнии. И как там дела у льва Аслана.

***

Напоследок мы вышли к деревянной набережной, тянущейся вдоль мрачного зимнего океана. Пахнуло солью и холодом. Он дышал там мощью и древностью, а мы ели мороженое в рожках и иногда останавливались возле жаровен, в которых пылали высокое пламя. Бродили музыканты с гитарами и барабанами, где-то вдали пел рождественский хор.

Мы прошли ее всю и добрались до конца набережной, где было меньше света, тише голоса и рычали моторы больших семейных автомобилей, под завязку заполненных уставшими детьми и собаками.

Ни звезд, ни луны не было. Джейк с Роуз плелись где-то позади нас, а Алекс шел вперед, не зная усталости и не чувствуя холода.

— Я как будто сбежал из тюрьмы, — сказал он тихо.

Да, это сильно отличалось от его перебежек по Нью-Йорку на мотоцикле и шлеме, лишь бы не узнали, и передвижениям в затонированной машине с водителем по ЛА. Я снова вспомнила его слова о том, что звезды всего лишь люди, но любовь фанатов всего мира лишает их самых обычных радостей. Это ни хорошо и ни плохо, это цена успеха.

Я крепче переплела наши с ним пальцы, и мы, дойдя до ограждения, повернули обратно. Мы вернулись к Джейку и Роуз, как раз когда Джейк врезал ногой по какому-то игровому аппарату. Единственному стоящему на отшибе вдали от всех.

«Предсказательная машина Абдаллы», гласили изящные буквы, написанные на восточный манер. Ниже вращались глаза на выкате, но лампочки коротило, и Абдалла с красной чалмой на голове иногда засыпал, погружаясь во тьму. А потом снова вспыхивал, вращал глазами и открывал рот на экране.

Под этим прямо-таки скажем страшной физиономией вращались цилиндры, напоминающие емкости из «Киндер Сюрприза». Вот одна такая и застряла в проеме, откуда они должны были выпадать. Видимо, в очередной раз, когда коротнуло электропитание.

— Давай я брошу еще одну монетку, и вашу записку выбьет, — сказал Алекс.

И действительно, стоило ему забросить пять центов, предсказание выпрыгнуло прямо в руки Джейку, а Абдалла снова потух и на этот раз уже не воскрес.

Джейк вручил «Киндер» Роуз.

— Открывай! Сама же хотела.

Роуз открыла и прочитала:

— «Известия неприятные скрыты и лишь ждут своего часа».

Она с чувством отшвырнула предсказание и зло посмотрела на Джейка.

— Что? — возмутился тот. — Это же чертов Абдалла, а не я.

— Не делай из меня дуру. Между нами все кончено, — прошипела Роуз и пошла в одиночестве в сторону парковки.

Тут Абдалла ожил, замигали лампочки, и что-то упало на деревянные доски и покатилось по ним со стуком.

— Лови! — первым отреагировал Джейк. — Это ваше.

— Да пошло оно нахрен, — не сдержалась я, но Джейк уже словил цилиндр и протянул мне.

— Открывай.

— Не-а, — сказала я и спрятала его в карман.

— Это же просто шутка, — сказал Джейк. — Просто какая-то неудачная.

— Поехали? — спросил Алекс, глядя в спину Роуз.

— Ага, — отозвался Джейк.

— Дай ключи, я поведу.

Джейк смерил брата с головы до ног и сказал с серьезным видом, на манер мастера Йоды и ярмарочного предсказателя Абдаллы:

— Лежит в бардачке то что ты ищешь, юный падаван.

Мы высадили у дома родителей Джейка и Роуз, не проронившей ни слова, и Алекс поехал дальше по притихшим улочкам пригорода, где каждый дом был настоящим искусством в оформлении гирляндами. Я смотрела на них, разинув рот и припав к стеклу.

Алекс ездил одному ему ведомыми кругами, наверное, по памятным местам детства или просто воскрешал какие-то события из прошлого в голове. Может быть, просто думал о чем-то. Или не хотел, чтобы этот вечер кончался той сценой на пристани.

Я не задавала ему вопросов, просто смотрела в окно, наслаждаясь тишиной, сытостью и теплом. Не сразу, но как только я согрелась, то расстегнула верхнюю одежду и сбросила ее на заднее сидение. Потом стянула сапоги и с наслаждением подтянула ноги к подбородку.

Через какое-то время машина остановилась.

Алекс заехал в какие-то дебри, фары высвечивали в темноте снежинки, в которые, наконец, превратились капли дождя. Впереди вроде была поляна… или какое-то свободное от деревьев пространство, так точно. Большего было не разглядеть. Деревья темнели вдали.

— Тут я лишился девственности.

Так это он меня по местам боевой славы возил все это время?

— Да что ты? Прямо в лесу?

— Это городской парк. Тут устраивали кинотеатр под открытым небом. Вот там, видишь, — он приподнялся на сидении, — колея еще не заросла. Там машины съезжали вниз…

Удивительно, что у нас никогда не было такой традиции — смотреть кино в салоне автомобиля. Хотя, может, климат сыграл не последнюю роль. Тут, впрочем, тоже был не май месяц. Куда холоднее, чем в южной Калифорнии.

— И как это было?

— Ну, — он рассмеялся, — это было в первый раз, так что… Я чуть не кончил, когда потрогал ее грудь. А потом… она сделала это ртом, хотя больше руками, конечно. И мне потребовалось минуты две, хотя я думал, что не продержусь и тридцати секунд. Она очень боялась забеременеть.

Моя улыбка погасла.

— Я не боюсь беременности, Алекс.

Он посмотрел на меня через темный салон.

— Правда? Почему мне кажется, иначе?

Я тяжело вздохнула.

— Это из-за бывшего мужа. И из-за карьеры. И…

— Всегда будут причины.

— Это не просто какие-нибудь отговорки.

— Обсуди их со мной, Ирэн. Поговори о своих страхах. Карьера — это ведь основной твой страх, я верно понимаю?

— Да, — прошептала я. — Мне по возвращению надо работать над двумя полными метрами. Для Кевина и для Ройса.

— После этого режиссеры к тебе в очередь выстроятся, понимаешь? Будут новые заказы. Это бесконечный процесс.

— Знаю, но… — протянула я и не смогла продолжить.

— Подумай, что именно тебя так пугает.

Я покопалась в себе, и оказалось, что и далеко идти не пришлось. Воспоминания услужливо подсунули мне самое родное, что у меня было, — маму.

Вот я ем манную кашу в детском стульчике. Ну как ем… Больше размазываю по столу. А она кричит, срывается, плачет и злится на меня за то, что никак не может меня накормить.

Потом я помню зиму, когда так хотелось покататься на санках, слепить снежную бабу, а мама тащит меня, санки, продукты в пакетах и ворчит, что нет времени гулять, надо готовить обед, потом ужин, потом стирка и так до бесконечности.

Я вспоминаю ее саму — высохшую, бесцветную, собственную же тень и потом бьют наотмашь, как звонкая пощечина, папины слова: «Посмотри, во что ты себя превратила!»

Всхлипываю и чувствую, как Алекс утирает бегущие из глаз слезы.

— Эй, я ведь не давлю на тебя… Не хочешь, так и ладно…

Мотаю головой из стороны в сторону, не в силах заговорить. Так близко в памяти и так давно это было, а как глубоко сидят страхи, что их не вытравить теперь даже хорошей жизнью и любимым мужчиной.

— Я хочу детей, Алекс, — наконец, произношу ломким голосом. — Это все страхи из детства, необоснованные, неприменимые к нам… Карьера — это, конечно, важно, но я всегда смогу к ней вернуться, правда?

— Сейчас это звучит так, как будто тебе в суде пожизненный срок вынесли, — сказал он мягко.

Думаю, что мама относилась к материнству очень похоже.

Вдох-выдох… О боже. Я ведь ей даже не сказала, что замуж выхожу.

Алекс притянул меня к себе, погладил по спине и волосам.

— Ты напишешь эти два сценария, и напишешь другие. У нас куча денег, мы найдем лучших нянь или выберем сад для звездных отпрысков. У тебя найдется время и для карьеры. Я ведь понимаю.

Так, лучше я помолчу сейчас о том, какая во мне встала волна негодования от слов, что моего ребенка будет расти какая-то там няня. Тоже что-то из детства, когда самопожертвование и личная жизнь были вознесены на алтарь материнства.

Еще один вдох-выдох. Ох, как-то не ожидала, что после такого вкусного и умиротворяющего вечера буду рыдать в три ручья. Надо срочно отвлечься. Не дать этому вечеру окончательно испортиться. Протухнуть. Скиснуть и утонуть под градом жгучих слез.

Поднимаю заплаканное лицо и целую Алекса.

Сначала для успокоения, и чувствую, как выравнивается паника, отступает истерика, крепнет уверенность в собственных силах и будущем.

От этого поцелуй становится жарче. Требовательнее. Глубже.

Задыхаюсь из-за работающей печки или это кровь начинает кипеть от его рук, которые снова пробираются под свитер, как на аттракционе. Но теперь он расстегивает бюстгальтер одной рукой, и я не могу сдержаться, чтобы не отстраниться и не заметить:

— Дежавю не ощущаешь?

Алекс смеется, поглаживая мою грудь.

— Немного, — отвечает он.

Я стягиваю свитер, остаюсь наполовину голой. Кругом лес и вроде бы ни одной машины с тех пор не проехало. Если это и парк, то какой-то очень уж безлюдный.

Да и никаких признаков города я не вижу, но, может, это снег тому виной, который уже налип на лобовое стекло и продолжает сыпаться сухой крупой.

Тянусь к его ширинке, провожу рукой. Он помогает мне с ремнем, а после снова возвращается к груди.

Обхватываю его член левой рукой, а правой сжимаю яйца. Вожу языком по всем изгибам и впадинкам. Не спешу, целую, облизываю, как самое вкусное на свете мороженое.

Потом заглатываю. Повторяю хваленную «бабочку» — порхаю языком по головке и уздечке, — и снова позволяю ему скользнуть глубже.

Когда выпускаю его, Алекс тянется к моим губам и целует их, после отодвигает водительское сидение сильно назад, чтобы не мешал руль. Тянется к бардачку.

Презервативов внутри хватит на роту солдат. Джейк запасливый.

Он рвет упаковку зубами, пока я стаскиваю с себя джинсы вместе с бельем. Места мало, но я встаю, нависнув над членом, пока он целует мои соски по очереди и трахает меня пальцами.

Я так близка к финишу, что сама направляю его в себя и опускаюсь, позволяя члену прошить мое тело и заполнить изнутри. Два больших пальца по очереди поглаживают клитор, один за другим, мой амбидекстер старается во всю, а я начинаю приподниматься и опускаться, а соски трутся о свитер, который Алекс так и не снял.

Замираю в предчувствии оргазма, остро чувствую, как перебирают, поглаживаю мои складочки пальцы одной руки и как пальцы второй скользят по клитору все быстрее. Впиваюсь в его губы и кончаю со сдавленным стоном, а он хватает мои бедра и начинает приподнимать и насаживать на себя. Быстро, глубоко, резко.

Касаюсь его щеки и стону, кажется, чересчур громко в ухо, и чудо-расчудесное, кончаю во второй раз. Сжимаюсь изнутри, обхватывая его член сильнее, царапаюсь торчащими сосками даже через одежду. Во мне так плотно становится из-за оргазма, что он едва входит, едва может двигаться, так что через мгновение он лишь насаживает меня сильнее, притягивает к себе, и вздрагивает всем телом.

Потом мы долго целуемся, а после я перелезаю на заднее сидение, чтобы нормально одеться, пока Алекс перевязывает презерватив узлом и прячет в пакет от орехов и потом в карман.

Любой русский вышвырнул бы его в лес, не задумываясь, ловлю я себя на этой мысли. Перелезаю обратно на пассажирское сидение, и мы едем обратно.

Дома уже все спят, когда Алекс быстро принимает душ, а моих сил хватает только на то, чтобы переодеться в пижаму. Когда снимаю джинсы, из кармана выпадает емкость с предсказанием.

Открываю. Читаю.

И понимаю, что все мои усилия, чтобы не испортить этот вечер, только что пошли крахом.

«Не повтори судьбу предшественницы».

* * * 

Какого черта?!

С этой мыслью я заснула, проснулась и провела весь следующий день, пока мы прощались с родителями и загружали в машину контейнеры с едой. Роуз уехала первой рано утром, Джейк уехал позже сам.

Я упросила Алекса заехать еще раз на ярмарку, якобы за орехами, на самом деле, хотелось от души пнуть Абдаллу так, чтобы его пробки раз и навсегда перегорели и он больше никому не мог портить отличные выходные.

Абдаллы на месте не оказалось. Только парень в спецовке сматывал кабель.

— Утром еще увезли, мэм. В ремонт.

Пожелала Абдалле, чтобы он из него не возвращался с такими-то предсказаниями, запаслась орехами, как белка-истеричка на случай апокалипсиса, и мы тронулись в сторону ЛА.

Алекс поначалу молчал, но после и он не выдержал.

— Даже мой отец разговорчивей, чем ты сегодня, — заметил он. — Что случилось?

— Плохой сон, — отмахнулась я.

Ну как так, ну за что, бездушная ты машина, Абдалла!

Логически мыслить не получалось. По уму, надо было бы показать записку Алексу, поскольку предсказание, конечно, было на английском. «Предшественницу» я перевела в женском роду в ту же секунду, как прочитала текст, но у самого слова на английском никакого рода не было, разумеется. Понимай, как знаешь, меняй, как хочешь от контекста.

Мой мозг контекст нашел сразу. Сложно было найти иной, после разговоров о детях. А еще нельзя было не вспомнить о Меган.

В машине, по дороге в ЛА, я погуглила все значения этого слова и варианты его перевода на русский. Это могли быть и предки, и родители (что тоже нерадостно), и просто предыдущие поколения в целом.

Ни один из вариантов меня не устраивал и не успокаивал.

Предком я могла считать свою в маму, и в этом контексте фраза «не повтори судьбы» тоже не предвещала ничего хорошего. Если считать родителей в целом, то на ум шел их скоропостижный развод после брака. Еще хуже.

Но седьмое чувство кричало и вопило о том, что все эти значения подобраны неправильно и каким-то образом Абдалла прознал о Меган.

Вот какого черта, а?

Вдобавок ко всему я не умела скрывать настроение или натянуто улыбаться. Пыталась, но по выражению лица Алекса понимала, что ничего хорошего у меня не выходит. Вкупе с разговорами о детях мое сегодняшнее состояние вызывало у него недоумение и, наверное, он связывал мое раздражение именно с этой темой.

Несколько раз я порывалась заговорить с ним, что нет, любимый, дети тут совсем не причем, но я не умела лгать. Меня подвели бы голос, интонация, выражение лица и глаз. И Алекс заподозрил бы только самое худшее — что, конечно же, это все именно с детьми и связано!

И ведь так оно и было. Разум волновали теперь только дети и десятки вопросов, как и в чем нужно быть аккуратной, чтобы не повторить судьбы предшественницы.

Разве мог быть какой-то предшественник? Ничьих мест, которые бы до меня занимали мужчины, ни в карьере, ни в личной жизни (боже упаси), я не занимала, а значит, могла трактовать это слово только в женском роду.

Чертов английский. Чертов Абдулла. И Роуз, которая обратила внимание на эту игровую машину. И изобретатели, и те, кто сочинял текст предсказаний. Ау, люди! Вы в своем уме вообще были?

И что еще хуже я верила в потустороннее. В призраков, знаки с того света, медиумов и экстрасенсов. Так-то я, конечно, делала вид, что ни черта не верю, глупости какие, но в глубине души… О да, в глубине души мои отношения с паранормальным были похожи на анекдот: «Бога, может быть, и нет, но и отношения с ним лучше не портить».

Это не прибавляло спокойствия, и пришлось несколько раз останавливаться, чтобы я могла взять из багажника новую порцию макадамии в карамели и благополучно сгрызть подчистую.

— Они вообще-то очень калорийные, — заметил Алекс.

— Да? — спросила я с набитым ртом.

— Ага. Такие, что ночь придется провести на беговой дорожке.

Еще одна подстава. Хотя чего я ожидала от карамели? И орехов. Я с сожалением доела пакетик, сказала, что ладно, по возвращению домой ужинать не буду, пойду на беговую дорожку.

Я вытерпела полчаса. Клянусь, засекала.

— Можно я их доем? Раз уж все равно бегать буду до полуночи.

Алекс улыбнулся, попросил Абрахама притормозить. Я взяла сразу два пакетика, и жизнь немного улучшилась, правда, ненадолго.

Домой Алекс вернулся голодным, но нас спасла мамина еда в контейнерах, а готовить замороженные продукты не хотелось. У повара и остальных по-прежнему был выходной в честь праздников.

Как и обещала, я переоделась и спустилась в подвал, в полностью оборудованный спортивный зал, который вполне мог бы работать в каком-нибудь подвале спальных районов Москвы. А тут в собственном доме.

Давай, беговая дорожка, очень рассчитываю на тебя если не в плане калорий, то хотя бы останови поток безрадостных мыслей в моей голове.

Я бегала, ездила на велотренажере, потом пресс, тренажеры для бедер, повторить… Пока не появился Алекс.

— Действительно решила тут заночевать?

Оказалось, что прошло уже куда больше часа, а мысли… Так никуда и не делись.

Я освежилась в душе там же и в халате вышла к бассейну. Алекс читал новый сценарий. Он собирался снияться в боевике, а после вернуться к Кевину на «Возвращение короля драконов».

— Как сценарий? — спросила я, усаживаясь напротив.

Он налил мне белого вина, подвинул тарелку с нарезанными сырами, оливками и — чудо, — последним пакетом макадамии.

— Съешь уже все, — улыбнулся он. — Может, наконец, отпустит. А сценарий неплохой. Боевик. Двадцать реплик и сорок восемь драк.

— У тебя есть дублер?

— Да, Майк. Парень прямо таки мой брат-близнец. Даже с Джейком мы похожи меньше. Не понравилось вино? — удивился он.

Я сделала еще один глоток и скривилась.

— Как-то нет. Мы ведь его уже пили один раз?

— Да, ты осталась в восторге.

— Думаю, восторг был больше от тебя, чем от вина.

— Что ж, сегодня тебя, судя по всему, вообще ничего не радует.

— Это не так, Алекс. Просто…

— Что?

— Да я так и не написала маме, что выхожу замуж.

— Еще ни разу? — удивился он. — Но ты написала отцу, я помню.

— Ему — да.

Кто бы мог подумать, что я скорее поделюсь радостной новостью с отцом, с которым у меня не было отношений на протяжении десяти лет, чем с мамой, которая меня растила.

Я насилу глотнула вина. Хотелось напиться, но получалось только лопать орехи, как медведь перед спячкой.

— У тебя с родителями прекрасные отношения, Алекс. У меня, судя по всему, нет. Я не задумывалась над этим, пока была в Москве… Я ведь не смогу даже познакомить маму с тобой, так ведь?

— Да. Если только я сам не поеду к ней в Москву. Ты должна оставаться в Штатах какое-то время после брака.

— Боже. Мама будет в ярости.

— Она не звонила тебе на Рождество?

— Мы отмечаем Рождество другого числа, так что нет. Нужно будет позвонить ей на Новый год… Хоть эта дата общая для всех.

— Я к тому, что думаю, что она уже в ярости, — аккуратно произнес Алекс.

— Почему?

— Я ведь объявил о нашей помолвке неделю назад, новость к этому времени растиражировали все таблоиды.

— Не думаю, что мама читает журналы… Может быть, наши журналисты и не переводили эту новость…

Кого я пытаюсь обмануть? Боже, если это так, то она знает обо всем. И что я в больнице лежала, и про мое похищение, и что скоро выйду замуж. Разумеется, теперь она никогда не позвонит мне первой!

Ну вот, опять глаза на мокром месте.

Алекс потянул меня к себе и усадил на колени.

— Это все таблетки Джейка, — сказала я, шмыгая носом.

— Конечно, — согласился он. — Или цикл?

— Может быть. Все равно заеду завтра к Джейку, пусть проверит.

— Он вроде не обещал мгновенных результатов.

— Нет, нет, надо поехать.

Еще и потому, что у Джейка можно узнать все о своем здоровье. А еще он меня уж точно не пошлет куда подальше, когда я начну задавать странные вопросы.

— Впору начать ревновать, — сказал Алекс. — Мы ведь только расстались с Джейком.

— Как и Роуз, — отозвалась я, заливаясь слезами.

— Господи, Ирэн! Я и не думал, что ты так сильно ее жалеешь.

— Да мне и не жаль, — прорыдала я в голос на его плече.

Даже не соврала. Рыдала-то я от страха за себя и Алекса.

— Как же мне тебя успокоить?

— Дай пакетик с орешками.

Этот ответ уже был неожиданным даже для меня. Глядя на меня с опаской, Алекс потянулся к столу и взял последний пакет с макадамией.

Когда я его разворачивала, у меня дрожали пальцы от предвкушения. Какая-то ненормальная тяга. Я съела первый орех, жмурясь от удовольствия.

— Боже, как вкусно… Кажется, я подсела.

Алекс ничего не сказал, только потянулся поверх моего плеча к столику, взял бокал с вином и осушил его до дна.

Глава 4

— Не передумала ехать к Джейку? — спросил Алекс утром, когда я подорвалась вместе с ним в семь утра.

Он ехал на съемки боевика, а я не собиралась откладывать в долгий ящик свои опасения. Так и до нервного срыва недалеко.

— Ни за что! — бодро отозвалась я.

И вот в семь тридцать после завтрака мы уже были в машине. Алекс поглядел на часы.

— И мой брат приедет так рано?

Я показала ему смс-ку Джейка — даже в тексте угадывалось ворчание, но отказываться от такой ранней встречи он не стал.

— Может, мне тоже подняться? Я могу на полчаса опоздать.

— Не надо!

Алекс покосился на меня с подозрением.

— Я имела в виду, что тебе не стоит опаздывать на съемки, Алекс. Все-таки первый день.

— Ладно, — согласился он медленно. — А ты едешь к Ройсу после Джейка?

— Ага. Еще и поэтому нервничаю.

Нечего было нервничать из-за Ройса, если честно. Его полный метр давно был в разработке, и все, что зависело от меня, я уже сделала, оставалось расписать только несколько сцен в кульминации.

Абрахам свернул к подземной парковке и остановился. Так что я поцеловала Алекса, попрощалась со всеми. И столкнулась с Джейком, стоило только выйти.

Он хлопнул дверью собственной машины и был мрачнее тучи. Алекс тут же вышел из машины, пожал брату руку.

— Не знаю, на какую консультацию ты рассчитываешь от этого доктора-зомби, — шепнул он мне. — Правда, Ирэн, давай я останусь?

Джейк только сделал глубокий глоток кофе из кружки.

— Все в порядке, — улыбнулась ему я. — Увидимся вечером.

Джейк снова молча пожал руку брату на прощание и мы вместе с ним пошли к лифту.

— Боже, женщина… — выдохнул Джейк, когда мы вошли внутрь. — Если бы ты была обычной клиенткой, я бы содрал с тебя втридорога за эту несусветную рань.

— Тусил вчера, да Джейк?

С таким-то запасов презервативов в бардачке и без девушки, чем еще мог заниматься холостой обеспеченный доктор?

— Поначалу тухлая была вечеринка. Вот я и согласился, когда ты написала. Но потом как-то все завертелось, закрутилось… И вот.

— Ты хотя бы отрезвел?

— Я не пью.

— Совсем?

— Ага.

— Почему?

— А для этого должна быть причина?

Двери лифта раскрылись, мы направились к его кабинету.

— Доктор Кейн!

Как непривычно слышать.

И тут доктор Кейн преобразился. Спина вдруг выпрямилась, глаза засияли. И это точно не было чудесным преображением из-за ударной дозы кофеина.

Ему навстречу вышла низенькая женщина, полная в бедрах, с аккуратным каре. Его секретарша. Джейк заговорил с ней тем же вкрадчиво-нежным голосом, как и в доме родителей. Она была настолько не похожа на Роуз, как небо и земля. Вот я с Мэри явно были одного поле ягоды.

— Как прошли праздники, Мэри? — ворковал Джейк. — Большое спасибо за поздравления. Это было так неожиданно.

Мэри тепло улыбнулась, глядя в глаза босса чуть дольше положенного. В ее янтарных глаза было столько теплоты.

— Как всегда. Шумно, неорганизованно и дети наелись конфет раньше, чем мы сели за стол.

Вот и ответ, почему он выбрал Роуз, а не Мэри. А еще у Мэри было кольцо. Но сердцу не прикажешь.

Джейк не успел попросить кофе, Мэри опередила его и сказала, что сейчас приготовит так, как он любит, с корицей. Мэри исчезла за одной из дверей, и в Джейке словно подкрутили киловатты. Светиться изнутри он резко перестал.

— И давно ты в нее влюблен?

— Ш-ш-ш-ш, — Джейк распахнул передо мной дверь кабинета.

Ясно. Стадия первая. Отрицание.

— Так что стряслось? — спросил мистер «Не хочу говорить об этом».

— Повышенная эмоциональность.

— Конкретнее.

— Я рыдаю в три ручья по любому поводу. Может, пересдать какие-то анализы? Может, ты там какие-то гормоны не те выкрутил на полную?

Он сел за стол, зевнул и посмотрел на меня мрачно.

— Я похож на диджея?

Он таки был больше походил на диджея, который заработался допоздна, чем на врача, но я не стала говорить об этом.

— Сдавать гормоны в эти дни цикла бесполезно, — вынес свой вердикт не выспавшийся эскулап. — Ты пришла только из-за этого? В чем срочность? Мы могли поговорить по телефону!

— Не только, — уклончиво ответила я. — Скажи мне вот что, Джейк. Ты брал у меня литр крови…

— Меньше.

— Ладно, меньше. Но ты сказал, что сдавал ее на все, что угодно.

— Ты собиралась стать женой моего брата, я должен был проверить, здорова ли ты.

— Отлично. Я не в обиде. Что показала кровь?

Джейк с минуту глядел на меня в упор.

— Что ты здорова, — ответил он. — Разве это не ясно?

— А если бы у меня были какие-то неизлечимые болезни или смертельные отклонения, ты бы узнал об этом по тем анализам?

— Ирэн, в чем дело?

— Хочу обследоваться с головы до ног.

— Я эндокринолог.

— Знаю, но ты врач. И можешь выписать направления, или как это делается здесь? Я хочу УЗИ, МРТ, рентген, анализы на все маркеры рака, генетические отклонения…

— Зачем?

— Просто. Мне так спокойней.

— Алекс знает?

— Нет! И не говори ему.

— Так, — сказал он. — Вот мы и добрались до главного. Почему?

— Потому что это медицинская тайна?

— Начинается, — он закатил глаза. — Что случилось? Чего ты боишься?

— Заболеть? — рискнула я.

— Да с чего вдруг? — рявкнул он голосом старшего брата, что я аж подпрыгнула. Подумала на миг, что это сам Алекс в кабинет вошел, когда хлопнула дверь.

А Джейк уже мягко шелестел:

— Ой, спасибо большое, Мэри, пахнет просто невероятно!

Мэри вплыла в кабинет в облаке ароматов корицы, ванили и сливок. Оставила чашку и передо мной и вышла. Пока Джейк пил кофе, я сказала тихо:

— Давай так. Я не скажу Алексу, что ты давно и безответно влюблен в свою секретаршу, а ты выписываешь мне все анализы, какие только можешь.

Я не верила, что поможет, но на горизонте других врачей не было. Джейк аж поперхнулся.

— Мы без пяти минут родственники, — проворчал он. — А родственники не ставят друг другу ультиматумы.

Смотрите-ка, помогло.

— Ты не говоришь ей о чувствах из-за мужа?

Джейк фыркнул.

— Нет.

— А что тогда тебе мешает?

Джейк снова глотнул кофе. Кажется, он весь сегодняшний день проведет на кофеине из-за этого раннего подъема.

— Долго объяснять, Ирэн, но все может быть только так и никак иначе.

— Это у тебя-то?

Он взвился.

— А что у меня? Вот Алекс смог, а я — нет. Точка.

— Ясно.

— Рад, что ясно. Пей свой кофе.

— Не хочу, спасибо. Если я расскажу Алексу, то он тебя точно сдвинет с мертвой точки.

— Ты не отстанешь? — вздохнул Джейк.

— Нет.

— Тогда не жалуйся.

— Звучит, как угроза.

Он посмотрел на меня, доставая кипу бланков.

— А ты думала, сдавать анализы это то же самое, что сходить в спа-салон?

* * *

К сожалению, до нового года оставались считанные дни, и мне удалось только сдать кровь на общий анализ. Все остальные направления в ближайшей клинике в шаговой доступности, куда меня отправил Джейк, оказались возможны уже после 3 января. И через каких-то пятнадцать минут мой январь оказался расписан буквально по часам.

Джейк слово сдержал, а значит, Алекс не узнает о его чувствах к Мэри, но это не значит, что я сама никак не могу им помочь.

После докторов Абрахам снова забрал меня с парковки офисного здания Джейка, куда я благополучно вернулась, чтобы сохранить в тайне свои перемещения. Но надо бы придумать, как скрыть от Алекса мою увлеченность врачами.

Ничему меня, похоже, жизнь не учит.

У Ройса я встретила только команду сценаристов, с которыми мы стали дорабатывать мой полный метр, обсудили предпочтительный состав фокус-групп и примерную раскадровку.

Для Ройса я написала о сценаристе, который терпел неудачи всегда и везде, пока не написал уникальный метр, который оказался для него волшебным пропуском в мир кино. Правда, одно «но» — это был сценарий в жанре хоррор и после того, как определенные сцены заканчивали снимать, в жизни сценариста происходило нечто похожее. Где-то в середине фильма герой понимает, что когда фильм будет снят, он будет мертв. И после всячески этому противостоит.

Самого Ройса я так и не видела, он только отписался мне позже после того, как мы выслали ему итоговые правки по первым сценам и варианты раскадровки.

Наконец, можно было ехать домой.

И за мной вместо Абрахама приехал сам Алекс.

— Каникулы, — сказал он. – Садись, помоем машину. А потом поедим. Я уже заказал столик. Что сказал Джейк?

— В целом все нормально, но он выписал мне столько анализов! Ты же знаешь этих врачей, всегда хотят подстраховаться.

Упс! Кажется, я не собиралась рассказывать ему про анализы. Надо срочно учиться врать. Или поздно начинать в моем возрасте?

— Просто так обследоваться? – удивился Алекс.

Я развела руками с широкой улыбкой.

— Представляешь?

— С трудом. А как Ройс?

— Все в порядке, его я даже не видела. Я, наверное, и сценарий без него закончу и сдам в работу.

— Это вряд ли. Просто он делает сразу кучу фильмов одновременно, — сказал Алекс, выруливая из центра города. – Один в монтаже, другой снимается, к третьему пишут сценарий. Не сидит без дела.

— А Кевин успеет с монтажом «Дракона»? Он взял очень сжатые сроки.

— Да, я как раз сегодня озвучил оставшиеся сцены. Отдел визуальных эффектов черновую работу уже закончил, так что премьера будет в середине февраля.

— Круто.

Мы заехали в огромный ангар, Алекс опустил окно, расплатился картой в терминале. Заглушил мотор, но машина, как гигантский чемодан, все равно двигалась вперед по ленте, как в аэропорту.

— А где люди? Рабочие?

— Все автоматическое, — сказал он, закрывая окно.

Тут  на машину словно пролился водопад, я взвизгнула от неожиданности. Алекс с улыбкой взял меня за руку, я обняла его. В салоне потемнело. Вода лилась по стеклам, машина сама и беззвучно двигалась. Мы словно попали в самое сердце шторма.

Алекс рассеяно гладил меня, ему было не в первой.

— А долго еще? — уточнила я.

— Минут пятнадцать.

Хватит, значит, но и медлить нельзя.

Коснулась молнии на его джинсах и потянула вниз.

— Что ты… ох!

А я уже отвела белье в сторону, нагнулась и втянула в рот еще мягкий, не ожидающий подвоха член, и он тут же стал увеличиваться в размерах за секунду.

На лобовое стекло обрушились клубы пены, какие-то щетки стали тереть машину со всех сторон. А я провела языком и задвигалась быстро, помогая себе руками. Алекс вцепился в мои волосы.

Нежность нежностью, но я чувствовала, ему это необходимо – показать, что я все также люблю и принимаю его таким, какой он есть. Да и успокоить после вчерашнего.

Хватка стала тверже. Корни волос натянулись. Он двинул бедрами мне навстречу и глубоко вошел в глотку. Я застонала и вибрация передалась члену, усилила наслаждение.

Стала двигаться часто, быстро, уже не захватывая так глубоко, позволяя губам скользить по головке и не останавливая язык ни на минуту. Яйца под моей рукой сжались, подтянулись, и он кончил мне в рот.

Потоки чистой воды как раз смыли с лобового стекла пену, и в салоне стало светлее.

— Успели, — улыбнулась я.

Алекс привел одежду в порядок, облизнул губы и сказал, прерывисто дыша:

— Это было… неожиданно.

Потом поцеловал меня, но машина, дернувшись, остановилась. Последние щетки со скрипом проехались по стеклам и фарам.

Алекс снова завел мотор, и вывел машину на оживленную улицу.

Правда, уехал недалеко. Свернул к обочине и снова стал меня целовать, пока у него не восстановилось дыхание.

Потом завел машину и сказал:

— Вот теперь я точно голоден.

В ресторане после того, как принесли десерт, Алекс вкрадчиво спросил:

— А ты заметила, что у тебя во всех блюдах орехи? Не рассказала Джейку о своем ореховом помешательстве?

Я вспомнила салат с кедровыми орешками, рыбу с оливкого-миндальным соусом и шоколадный кекс с ассорти из грецких, лесных и еще каких-то.

— Нет, — отмахнулась я. — Это случайность. Так что с новым годом? Ты говорил, нам нужен план.

— У меня полная машина пригласительных, Эдвард вручил в офисе.

Я сразу вспыхнула. Вспомнила, что мы вытворяли в его офисе.

— Я тоже думал об этом, когда был там, — улыбнулся Алекс. – В общем, надо решить, куда мы пойдем, а куда – нет. Там слишком много приглашений и мы не сможем побывать везде.

— Какие визиты важнее для твоей карьеры? Наверное, так правильнее спросить?

— Такие визиты планирует Эдвард, нам он оставил те, от которых ничего не зависит, и мы можем прогуляться ради собственного удовольствия.

— Мммм, — сказала я, закрывая глаза от наслаждения. – Эта смесь орехов в кексе просто божественна.

— Правда? Дай попробовать.

Он потянулся к моим губам и углубил поцелуй, насколько это было возможно в общественном месте.

— Наши фотки потом появятся в журналах? – спросила я, отстраняясь и украдкой оглядывая степенный ресторан.

— Может быть, — кивнул Алекс. – Они озаглавят эту статью «Один десерт на двоих».

— Слишком просто, — рассмеялась я. – «Звезда Голливуда съел невесту вместо десерта».

— О да, похоже. Поэтому и не распускаю руки под столом, как хотелось бы.

Я медленно облизала шоколад с ложки.

— А хотелось бы, да?

— После того, что было в машине? Конечно. Ты бы раздвинула ножки, и я бы вошел в тебя влажную и горячую. Сначала пальцем.

— Ммм… -— сглотнула я. — А мы сейчас сразу домой?

— Не знаю, может быть, придется снова ломиться в офис Эдварда.

— У меня есть идея получше.

— Брать счет?

— Да и быстрее.

Мы вышли из ресторана, и ужин обошелся нам всего в десяток автографов и два фотоснимка. Когда мы вышли, я указала Алексу на кинотеатр через дорогу. Ночной сеанс начинался через пять минут. Попкорн мы брать не стали.

На кассе Алекс выбрал самые отдаленные места в углу на последнем ряду. И мы побежали в зал.

Едва погас свет, мы стали целоваться. Наш ряд оказался пустым, как и тот, что перед нами. Народу было от силы человек двадцать. Шел какой-то древний боевик, явно не вызывавший ажиотаж у зрителей. Все популярные премьеры уже отгремели в вечерние часы.

— Всегда носи юбки, — пробормотал он, приподнимая платье. – Это так удобно…

Под его руками я развела ноги, и даже закинула одну на ручку от кресла, полностью для него раскрывшись. Все пять его пальцев ожили. Он водил ими, перебирал пальцами и поглаживал, погружая их в меня. Я стонала ему в рот, но вскоре на экране стали взрываться машины, автоматные очереди не утихали и постоянный рев просто перекрывал все остальные звуки.

Алекс вдруг убрал руки и раньше, чем я опомнилась, опустился на колени передо мной и припал ко мне губами, накрыв себя с головой свободной длинной юбкой.

Меня выгнуло от волны удовольствия. Язык пробежался снизу вверх. И, вращаясь, вернулся к клитору. А сам Алекс ввел в меня палец и стал ритмично им двигать, пока его язык творил со мной невероятные вещи.

В кинотеатре. Обалдеть.

Это невероятно усиливало возбуждение, хотя нас в нашем углу мало кто мог увидеть, сама близость людей и факт того, что мы делаем, заставило меня задрожать. Я сама заткнула себе рот руками, а после одну из моих рук сменилась рукой Алекса. Я посасывала и облизывала его палец, пока он, не отрывая губ ни на минуту, вращал языком, поглаживал, облизывал твердую горошину.

Я выгнулась и забилась в оргазме, а он вынул палец, но не убрал губ. И облизывал меня до последней волны удовольствия, пока меня, наконец, не перестало трясти с головы до ног.

Тогда он поднялся, и я притянула его к себе, чувствуя свой вкус на его губах, поцеловала, выдохнув:

— Хочу тебя. Еще.

Алекс поднялся и потянул меня за собой на выход.

— Не понравился фильм? – спросил парень на выходе из фойе.

Алекс сунул ему чаевые, чему тот сильно удивился, и сказал:

— Очень понравился.

Ехать до дома была слишком далеко. Машина тоже была припаркована на ночной подземной парковке в трех кварталах от нас.

Алекс устремился вниз по улице и резко затормозил возле отеля.

— «Хилтон»? – хохотнула я. – Наконец-то.

Девушка на рецепции уставилась на Алекса во все глаза.

— Ваше имя и фамилия, — пролепетала она.

— Мистер и миссис Дональд Дак.

Ему надо было предупредить меня заранее, черт возьми. Меня чуть не разорвало там от хохота. Я слышала, что звезды используют разные имена диснеевских персонажей, когда останавливаются в отелях, но на деле это оказалось в сто крат круче.

Надо отдать должное девушке. Стопроцентный профессионал. Она и глазом не моргнула.

— Как долго планируете у нас пробыть… мистер Дак?

— Одна ночь. Завтра мы уедем, да, миссис Дак?

— Да, — выдавила я.

— Вот карта от номера, приятного вам времяпрепровождения.

— Спасибо.

Мы устремились к лифту, и когда двери закрылись, расхохотались оба. Я так вовсе согнулась пополам и повисла на Алексе.

— Всегда мечтал это сделать, — выдохнул он, утирая слезы.

И я захохотала снова.

А он притянул меня к себе и стал целовать, сначала аккуратно, а потом все с большей страстью, проникая языком в мой рот, исследуя его. Лифт открылся, и мы не сразу вышли. Чуть не уехали на другой этаж.

Как добирались до номера, открывали дверь, раздевались – помню плохо. Пришла в себя уже голая, посреди номера, держусь за спинку дивана, и мне настолько хорошо, что еще пять минут, и я перебужу весь «Хилтон».

Потом Алекс вышел из меня, подхватил на руки и донес, наконец, до кровати, где развел ноги и снова погрузился в меня, глубоко и требовательно. Я обвила его руками ногами, руками, и отдавалась так, как в последний раз в жизни.

Глава 5

В нечеловеческую рань нас разбудил звонок телефона. Алекс, с трудом оторвав голову от подушки, включил громкую связь и рухнул обратно.

— Знатно вчера оторвались, folks? – громыхнул Эдвард.

Пришло утро, а с ней расплата. Он использовал слово – «ребятки», как и кролик в конце мультфильмов, в том числе, про Дональда Дака. Что не оставляло сомнений в том, что выходка Алекса не прошла мимо Эдварда.

— Насколько все плохо, по шкале Линдси Лохан? – пробормотал Алекс.

Эдвард кашлянул, видимо, сдерживая смех. Сейчас он был в роли строгого отца, а смех разрушил бы образ.

— Про вас написали абсолютно все, Алекс. Тебе Кевин за это, конечно, только спасибо скажет…

— Ага! Спасибо! – донесся издали голос продюсера.

Они и живут вместе?

— … пресса-то вас обоих с фильмом связывает, вот теперь только «Дракона» и обсуждают. И то, как вы, должно быть, отрывались на съемках. Но, ты же понимаешь, даром тебе это не пройдет. Вас теперь в покое не оставят. Вы дали им информационный повод. Раньше-то ты был скучным семьянином, Алекс.

— Я и теперь им буду, — зевнул Алекс. – Только чуть позже.

— В общем, я вас предупредил. Прохода вам не дадут… Алекс! — крикнул Эдвард после молчания. — Ты там?

— Ага, – встрепенулся Алекс.

— Ладно, спи. Позже поговорим.

— Чего ты привязался к молодым, старый хрен? – проворчал Кевин раньше, чем Эдвард нажал на отбой.

Алекс повернулся ко мне, обнял и мы снова уснули.

Через три часа, позавтракав в номере, мы выглянули с балкона. На тротуаре толпились люди. Фургоны и машины с логотипами разных СМИ стояли припаркованными вдоль всей по улицы.

Нас взяли в осаду.

Алекс связался с рецепицей и попросил подняться в номер старшего менеджера. Когда тот явился незамедлительно, то на вопрос о черном выходе нам было сказано, что там тоже полно папарацци.

Если бы наша машина была возле отеля, проблем бы не было. Мы бы выскочили из отеля и сели в нее, но и тогда предпочтительнее было бы, чтобы кто-то другой был за рулем, чтобы уехать не медля. Машину можно было подогнать, но  Алекс настоял на том, чтобы вызывать Абрахама, несмотря на праздники. Ему Алекс и объяснил, где найти брошенную нами вчерашним вечером машину.

— Хм… сэр, — кашлянул Абрахам. – Я буду с ребенком, ничего? Мне не на кого его оставить.

— Хорошо, аккуратней тогда там. Позвони заранее и мы очень быстро спустимся.

— Столько проблем, — вздохнула я. – Прости. Не знала, что все будет так сложно.

Алекс посмотрел на меня с улыбкой сытого кота.

— Детка, ты мне кое-что вчера обещала… Я не забыл. Так что это того стоило.

Я залилась краской. Вчера было одно, а вот сегодня принять и произнести это вслух… Было сложнее.

Алекс поцеловал меня и прошептал:

— Я не буду давить. Просто снова доведу тебя до такого экстаза, что ты опять скажешь «Да».

И я знала, что у него получится.

* * *

В машине на заднем сидении нас встретила смуглая девочка с круглыми глазами цвета спелой вишни. На голове кучеряшки спиральками, перетянуты неумелой рукой отца. Но разглядеть девчушку удалось не сразу.

Сначала пришлось прорываться через журналистов.

Ослепляли вспышки, напирали фотоаппараты и диктофоны. Сверху летали мохнатые микрофоны. Человеческий рой жужжал и задавал какие-то дурацкие вопросы: сколько раз кончали, что ели в ресторане, когда свадьба и предохранялись ли мы.

Одним словом — кошмар.

Это было как в разгар последних скидок в магазине женского белья, когда остался только последний комплект, который срочно всем нужен, а оказался он на мне.

Стоило нам появиться на пороге черного входа, журналисты устремились к нам.

В такой давке я оказалась впервые, растерялась, отшатнулась назад, а люди по-прежнему перли тараном. Алекс выдернул меня из этого, гаркнув, чтобы все разошлись и дали пройти. И повел за собой.

На миг я представила, что в этой тесной толпе окажется какой-нибудь маньяк, которому срочно надо разделаться со звездой по одному ему известным счетам… Ой, ой, ой.

Мы влетели в машину, и на заднем сидении и оказалось автокресло с малышкой Кайли.

— Гони, Абрахам, я чуть дальше пересяду на переднее, — сказал Алекс.

И раньше, чем он закончил, Абрахам вдавил педаль газа.

А через три квартала, мы остались с крошкой Кайли одни на заднем сидении, Алекс пересел вперед. Девочка смотрела на меня большими глазами, вложив в ротик пальчик. Она удивительно походила и на Абрахама, и на Дженни. И в то же время родительские черты смешались в ней причудливым образом, делая ее внешность незабываемой и уникальной.

Под ложечкой засосало.

Я помахала ей рукой. Она смотрела на меня с серьезным сосредоточием, как директор на собеседовании. Улыбнулась ей – никакой реакции.

— Ей только два, мэм, — сказал Абрахам так, как будто это все объясняло.

— Месяца? – переспросила я.

— Года, — улыбнулся Алекс. – Тогда Дженни рожала бы прямо на съемках.

Господи, как я буду с детьми, если не различаю два месяца от двух лет?

— Она такая серьезная.

— Это точно, мэм. Домой?

— Да. Прости, что пришлось выдернуть тебя. Мы вчера…

— Знаю. Читал в сети утром. Так и понял, что придется вас спасать, сэр. На праздники еще в город выбираться будете?

Алекс повернулся на сидении и посмотрел на меня с хитрой улыбкой. Я сразу вспомнила все, на что согласилась в порыве страсти.

— Посмотрим, — ответил он. – Мы еще с планами не определились.

— Оторвитесь, пока можно, — вздохнул Абрахам.

— А у вас с Дженни какие планы? – спросила его я.

— Наши планы сидят рядом с вами, мэм. У Кайли режим и она не любит его нарушать, а наша няня сломала ногу, катаясь на лыжах.

— Можете завести ее к нам, если хотите.

Абрахам посмотрел на меня в зеркало заднего вида.

— К вам, мэм?

Алекс молчал, но глядел на меня с удивлением.

— Да. Дженни моя единственная подруга здесь, в Америке. Я с удовольствием помогу ей.

— Вам лучше с ней самой поговорить, мэм, — протянул Абрахам. – У нас вообще-то и планов-то никаких не было.

— Никаких вечеринок?

Абрахам хмыкнул.

— Кайли устраивает нам незабываемые вечеринки.

— Алекс, а где та кипа пригласительных, о которых ты говорил?

— Да здесь, в бардачке… — он открыл его, и оттуда посыпались конверты.

Хорошо, что не презервативы, как у Джейка в машине.

— Пока доедем до дома, я найду вам вечеринку, Абрахам.

Кайли протянула руки к картонному конверту с тканевой лентой. Я вытащила само приглашение, а конверт отдала ей. Она тут же потянула его в рот.

— Эй, детка, не надо так.

— Дайте ей бисквиты, мэм, они в сумке возле автокресла.

— Ух ты, с орехами! – не сдержалась я, за что была вознаграждена подозрительным взглядом Алекса. – Не смотри на меня так, я не буду объедать ребенка.

— С орехами это для вас, мэм, — сказал Абрахам. – Кайли еще нельзя, у нее может быть на них аллергия. Печенья Дженни сама испекла, вчера вечером.

— Очень вкусно, — ответила я с набитым ртом. – Что? – спросила я Алекса, который снова одарил меня многозначительным видом. – Действительно вкусно, хочешь один?

— Ешь сама, — улыбнулся Алекс и отвернулся.

Боже, как вкусно. Хорошо, что Дженни передала их так много.

Пережевывая печенья, я рассортировала пригласительные на три кучки. Именные, неименные и точно не нужные.

Именные были, разумеется, адресованы Алексу и отдать их другим людям было нельзя. Это были самые лучшие вечеринки, для звезд и друзей звезд, а конверты, бумага и дизайн сами по себе были произведениями искусства. Кайли, впрочем, одинаково грызла и элитное пригласительное, и обычное. Едва спасла оба.

В категорию «не нужных» попадали те, куда и врагов-то не пошлешь, не то что друзей. Например, вечеринка нудистов.

Йо-хо-хо, и можете измазать выпирающие места на вашем теле зеленой краской и украсить стразиками. Клянусь, так и было написано в графе: «Дресс-код».

Из-за моих опрометчивых обещаний, у нас с Алексом и так, похоже, будет вечеринка нудистов и очень скоро. Надо будет прикупить стразики.

Я нервничала, да. Прошлый опыт анального секса доставил мне куда больше дискомфорта, чем я сказала Алексу. Я была в ужасе, слезах и панике. И эти ощущения прочно засели в моей голове. Алекс до сих пор не верит, что я, в общем-то, не была богиней секса до того, как познакомилась с ним.

Как Алексу, несмотря на все, удалось вчера выбить у меня согласие на это?… Он воспользовался запрещенным методом – добиваться от меня ответа, когда я в шаге от оргазма. Задаешь вопрос, замедляешь темп движений и вуаля, автоматически получаешь: «Да-а-а!».

Шучу, конечно, но произошло это очень похожим образом.

Он обещал, что мне будет хорошо. Я скептически настроена к этому виду секса, но попробую довериться и расслабиться. Тем более что чуть что, Алекс сразу прекратит все попытки. В это я верю, в прошлый раз у моего партнера остановиться не получилось. И вот.

Пока я думала о грядущих ночах, Кайли опять чуть не сгрызла лиловый бантик. Я забрала бант и вручила ей печенье. Она посмотрела на меня, как на врага народа.

А я закончила с сотней цветных конвертов. «Не нужные» я сразу спрятала в кармашке кресла, именные – убрала в свою сумку с ноутбуком. Их вышло двадцать пять. Тоже слишком много для четырех дней, но их придется выбирать Алексу, я не знаю так хорошо Голливуд и все его обязательства и куда интересно идти, а где нас могут ждать зеленые члены со стразиками.

Пока я пристальнее рассматривала неименные пригласительные, у меня появилась еще одна идея. Я подтянулась к креслу Алекса и спросила:

— А как полное имя секретарши Джейка?

— Миссис Фокс, – удивился Алекс. – Она тебе зачем?

— Хочу сделать сюрприз Джейку.

Он повернулся ко мне.

— Ты не перестаешь меня удивлять.

— Прости, не могу тебе рассказать сейчас. Я обещала Джейку, что буду молчать.

— У тебя с моим братом уже есть свои тайны?

— Всего одна.

Я полезла за ручкой в сумку, положила ее себе на колени и, выбрав несколько, нацарапала на них миссис Мэри Фокс и мистер Джейк Кейн.

Остальные я собрала в пачку и поставила рядом с локтем Абрахама.

— Вот здесь куча вечеринок. Передай их Дженни. Сходите развейтесь, все-таки Новый год. А Кайли мы возьмем на себя. Мы ведь справимся, Алекс? С этим тихим ангелочком двух лет.

— Конечно! – ответил он с поспешной горячностью, когда Абрахам повернулся к нему. – Как не справиться?

* * *

— Детка, ты ведь не делаешь это, чтобы отвлечь меня от твоей попки? – спросил Алекса, как только мы доехали до дома и остались одни.

Его руки недвусмысленно легли на мои ягодицы и он стал поглаживать их через ткань платья.

— Конечно, нет! – ответила я с той же горячностью, что и он в машине час назад.

Он сразу узнал тон.

— Ладно, признаюсь, я не очень уверен на счет Кайли и думаю, нам лучше найти для нее няню.

— Брось, Алекс! Это ведь всего лишь маленький ребенок. Один, а не трое! Мы справимся. Дженни ведь сказала по телефону, что привезет еду, и ее нужно будет только покормить и уложить спать.

— Звучит подозрительно просто, — сказал Алекс.

— Как же ты уговаривал меня на детей, если так опасаешься их? – спросила я с улыбкой.

— Это не так. Я боюсь только того, что мы привыкнем к ней и не захотим потом отдавать.

Я расхохоталась, потом опять показала на разложенные на огромном столе в столовой пригласительные.

— Так какие ты выбираешь?

— Не знаю, Ирэн, — протянул он, — смотри. Это алко-вечеринка. Там не будет ни одного безалкогольного напитка. А из еды только кексики с марихуаной. Я был на такой.

Он сбросил ее со стола и взял другую.

— Здесь официантки будут в коротких передничках на голое тело. И с любой из них можно творить, что угодно. Все заранее оплачено.

— На такой ты тоже уже был?

— Джейк был. Я же примерный семьянин, забыла? Эта! – он взял ярко-зеленую карточку. – Здесь будут галлюциногены, алкоголь, марихуана и так далее в том же духе. Тут – свингеры. Здесь – БДСМ с обязательным условием, что сабмиссивами можно обмениваться.

— Ты…

— Был. Давно. Но ничего нового с тех пор, не придумали.

Вот откуда в его голосе нотки: «Я строгий доминант, всем лежать, бояться».

— Это карнавал в духе старого Голливуда. Единственно приличный вариант. И вот этот – бал-маскарад среди заброшенных декораций. Но там везде будет очень много алкоголя, а ты вчера не одолела и тот бокал вина в ресторане.

— Не лезет в меня вино.

— А кофе с утра?

В отеле мне хватило только понюхать кофе, пить его даже не стала.

— Не знаю, как ты не почувствовал этот вкус жженых бобов! Хочешь, я выпью наш домашний кофе и даже не поморщусь?

— Не надо вливать его в себя насилу, если не хочется.

— Хочется! – заупрямилась я.

Вообще-то не хотелось, но надо же доказать, что это кофе в отеле был плохим, а не со мной что-то не то.

— Ладно, сейчас я попрошу приготовить кофе.

— Давай, — сверкнула я глазами.

А сама стала переводить взгляд с одной картонки на другую. И куда пойти? Я как-то думала, здесь буду более удачные варианты вечеринок, чем эти.

Зазвонил телефон. Я ответила, не глядя:

— Алло?

— Ты что творишь, — прошипел в трубку Джейк, как будто его душили. – Я же просил держать это в секрете.

— Я никому ничего и не рассказала. Абрахам привез вам пригласительные? Ты поэтому звонишь?

— Так они ведь на меня и на нее, — продолжать шипеть Джейк.

— Ну да! Когда люди идут на свидание, они, обычно, делают это вместе.

— Она никогда не пойдет со мной на свидание, Ирэн, — безжизненным голосом ответил он.

— Скажи, что это по работе!

— Ты учишь врать меня, мастера лжи и изворотливости?

— Почему она должна отказать тебе? Что ее дома держит?

— Например, трое детей.

— Трое? – переспросила я севшим голосом.

— Ага, раз, два и три. Целых трое.

— Ты поэтому с ней отношения не заводишь?

— Конечно, нет!

— Знаешь, что, Джейк, я тебя не понимаю! Если проблема только в детях…

Тут вошел Алекс с чашкой кофе в руках и замер на пороге.

— Это не то, что ты подумал, — сразу сказала я Алексу. – Так вот, Джейк, если проблема только в детях на вечер, то скажи, что она может привезти их к нам.

— Куда это к вам?

— Опять к нам? – это Алекс.

— У нас огромный дом. Всем хватит места. Мои друзья вот регулярно оставляют нам свою дочь.

— Да ну? – хором произнесли братья.

Один в трубку, один рядом со мной.

— Давай, предложи ей и перезвони мне, — сказала я, положила трубку и посмотрела на Алекса: — Кажется, нам привезут еще детей.

— Сколько?

— Троих.

— Всего трое? Вместе с Кайли?

— Нет, с Кайли их будет четверо.

— А хоть чьи это дети?

— Миссис Фокс.

— Оке-е-е-е-й, — протянул Алекс.

— Я знаю, что у тебя много вопросов, но я пока не могу на них ответить.

— Потому что ты обещала Джейку, — кивнул он. – Ладно. Вот кофе.

Я взяла чашку в руки. Плохой знак. Мне неприятен сам запах, не говоря уже о вкусе.

Интересно, придется выпить всю чашку или достаточно будет пары глотков? Об этом речь не шла изначально.

Я отхлебнула горячую, густую жидкость. Горькую, пряную, резкую. Боже, и за что это я так любила кофе до этого?

— Очень вкусно, — сказала я через силу.

— Неужели? И поэтому ты чашку так далеко от себя отодвинула?

— Просто не хочу пить его сейчас.

Алекс достал из-за спины пакетик.

Рот моментально наполнился слюной.

— А это хочешь? – спросил он.

Черт возьми, всегда хочу. Очень хочу. Это же макадамия в карамели!

— Нет, — ответила я неуверенно.

— Правда? И я могу съесть их сам?

Алекс взглядом уже дыру во мне прожег.

Все еще запечатанный пакетик. Вот бы понюхать хотя бы…

— Открыть? – невинно спросил Алекс.

— Да! К черту кофе! Дай мне эти орехи!

Алекс надорвал пакет и протянул мне, я запустила внутрь пальцы и, клянусь, они дрожали от нетерпения, когда я запустила один орех в рот. И я чуть не кончила, когда почувствовала тот самый вкус.

Я не смогла остановиться, пока не опустошила весь пакет. Облизала пальцы. И посмотрела на Алекса, который сидел, зачарованно на меня глядя.

— Детка, — выдохнул он, — что с тобой?

— Эм… Ничего, — пробормотала я. – Со мной все в полном порядке.

— Какой у тебя сейчас день цикла?

С перепугу я так и не смогла вспомнить.

— Не помню, но… у меня точно нет задержки, Алекс, понимаешь?

— Может, просто еще рано?

— Да как рано, если…

Я не договорила.

Ежу понятно, как может быть рано, если:

а) в меня чудесным образом не лезет алкоголь;

б) мне противен любимый кофе

и пункт в) меня клинит на орехах

— Может быть, у меня просто развилась ореховая зависимость? – пискнула я. – Как думаешь, есть анонимные группы, куда я могла бы сходить?

— Ты будешь ее основателем.

Алекс откинулся на спинку стула, сложив руки на груди, и я видела,  он просто не мог перестать улыбаться, глядя на меня.

Мне вот было не до улыбок. Если бы стол пустился в пляс или столовые приборы ожили и спели мне арию, я и то удивилась бы меньше.

— Да нет, — потрясла я головой, — не может быть…

— После всего, что у нас было?

— Но мы ведь…

— Мы не предохранялись.

— Но когда… как…  где это произошло?

— Разве это важно?

— Конечно, нет, просто…

— Просто ты привыкла все планировать, Ирэн.

Я вспомнила о своем ежедневнике в сумке, где были расписаны все встречи, врачи, заметки, наброски к сценариям. Потом списки отелей, которые составляла перед поездкой в Америку и то, как готовилась за полгода до самолета, посещая косметолога и тому подобное.

Похоже, Алекс прав.

Вот только в моем ежедневнике по-прежнему оставалась одно дело, которое я переносила со дня на день, откладывая какими угодно способами.

Я так и не позвонила маме. Список того, о чем я ей не рассказала, уже перевалил за границу допустимого. О разводе ей, наверняка, рассказал кто-нибудь из Ваниных родственников. О похищении и свадьбе она могла узнать из таблоидов, или ей тоже кто-нибудь мог сообщить. И теперь я должна позвонить и скопом рассказать не только об этом, но еще о том, что теперь я жду ребенка и в ближайшие несколько лет приехать к ней не смогу!

А сценарии? А второй фильм в сентябре? О боже!

— Только не говори, что ты сейчас в уме считаешь, когда тебе рожать, — сказал Алекс.

— Именно этим я и занимаюсь, но ты ведь уже тоже посчитал!

— Посчитал, — кивнул он. — У тебя есть наработки сценария?

— По «Дракону» ничего нет, — выдохнула я, чувствуя, как меня охватывает паника. – Мы со сценаристами в первый раз встречаемся только в начале февраля!

— А Ройс?

— Там все проще, слава богу.

— Еще какие-то активные контракты есть?

— Нет, нет. Получается, только «Дракон» горит.

Он протянул руку через стол и сжал мои пальцы.

— Уверен, ты справишься. Это твой мир, твои герои. Ты знаешь их лучше всех.

— Ага, — прошептала я.

Он потянул меня к себе и усадил на колени. Запечатлел на моих губах нежный долгий поцелуй. Алекс еще никогда не целовал меня так.

Он запустил пальцы в мои волосы, водил языком по губам, изучая изгибы и контуры. Без нажима и напора, чувственный восторженный поцелуй.

Я вспомнила о его неумении говорить о чувствах и о том, что, наверное, этот поцелуй и значит, поздравляю и то, как сильно на самом деле он рад этой возможной новости.

Я говорю «возможной», ну потому что задержки ведь еще нет. А вдруг только показалось?

Он играл моим ртом и языком, и, один раз начавшись, теперь этот поцелуй уже нельзя было просто прервать и продолжить день, как ни в чем не бывало. Теперь этот поцелуй горячил кровь, становился все глубже, проникновеннее.

— Хочу тебя. Сейчас, — простонал Алекс. – И не могу оторваться… Чтобы закрыть чертову дверь.

Та была нараспашку. А неподалеку кухня, в которой полно народу.

Я выгибалась под его лаской, целовала его с призывным жаром в ответ. Оторваться от него сейчас у меня тоже никак не получалось.

Его губы прочертили линию вдоль моих скул, а после Алекс снова вернулся ко рту, с жадным захватническим поцелуем.

Возвращался Алекс, которого я знала и любила. Надеюсь, он не станет обращаться со мной как с хрустальной вазой, если этого не потребуется по каким-либо причинам, от нас независящих. Например, врачебным.

Тут меня словно ударило под дых.

Я замерла с отрытым ртом, резко прервав поцелуй. Я словно окаменела, а в груди разлился стылый страх.

«Не повтори судьбы предшественницы».

Я-то опасалась, что могу оказаться тяжело больной и тоже скоропостижно скончаться. А сейчас… Проклятье.

Как и Меган, я могу потерять ребенка! Если чертов Абадалла говорил об этом?!

Глава 6

Алекс, видимо, решил, что я застыла из-за открытой двери, воспользовался моментом. Поднял меня и встал сам, захлопнул дверь и вернулся ко мне.

— Останемся здесь или идем в спальню?

У меня так кружилась голова, что я не смогла стоять, рухнула на стул, с которого он только что встал, и Алекс решил, что я хочу остаться здесь.

Я посмотрела на него.

Мой король драконов хоть и старался казаться суровым и неприступным, таким, на самом деле, не был. Ему с лихвой хватило испытаний и боли, разве не жестоко заставлять его снова страдать?

Я совсем не думала о себе. Чувствовала, что я-то все выдержу и вынесу и, прежде всего, сделаю так, чтобы чертовы предсказания с рождественской ярмарки не имели силы над нашей с ним жизнью.

— Что не так? – спросил он, коснувшись моей щеки.

Я прижалась к его руке, чувствуя, как колотится сердце. Сейчас мы не будем о плохом, только о хорошем. Я впервые увидела его счастливым. Настолько счастливым, каким еще ни разу не видела.

— Я люблю тебя, — прошептала я, чувствуя, как одна предательская слезинка все-таки бежит по щеке.

Он рывком притянул меня к себе, сжал до хруста костей, а потом резко отпустил, словно одумавшись.

— Я тоже тебя люблю. И хочу, чтобы ты говорила со мной, если что не так. Я вижу, что тебя что-то тревожит, ты не умеешь скрывать эмоции. Давай я позвоню твоей маме?…

Я улыбнулась сквозь слезы.

— Она не говорит по-английски.

— Мы придумаем что-нибудь, хорошо? Обещаю. Я хочу видеть тебя счастливой. Если что-то не так со сценариями, давай разорвем контракты, если тебе кажется, что ты не потянешь их.

— С этими сценариями я справлюсь, просто… не буду брать новые.

— Время пролетит быстро, обещаю, ты скоро вернешься в строй. Ты сделаешь самую незабываемую карьеру в Голливуде, не волнуйся об этом, — он провел губами по шее к плечу, а его руки уже забрались мне под футболку.

Бюстгальтера под ней не было.

— Трезво оценивай свои возможности, Ирэн.

Его руки легли мне на живот.

— Особенно сейчас.

Он нарисовал знак бесконечности подушечками пальцев вокруг пупка. Потом подхватил свою футболку за края и стянул ее через голову. Следом полетела моя.

Я прижалась к нему грудью, а пальцем провела по крыльям черного дракона чуть ниже пупка. И сказала неожиданно для самой себя:

— Хочу такую же татуировку.

Алекс и бровью не повел. Кажется, для меня наступил благословенный период, когда он собирается потакать всем моим желаниям.

— Это может быть больно, — только и сказал он. – Правда, будет зависеть от места, где набивать.

Он накрыл мои груди ладонями.

— Этих малышек я мастеру не отдам, — он поиграл пальцами на сосках, и я чуть не вскрикнула от нахлынувших ощущений.

— Похоже, чья-то грудь уже стала чувствительнее…

В ответ я смогла только всхлипнуть, а он усадил меня на стол, нагнулся и втянул один сосок в рот. Он прав, черт возьми.

Я чувствовала малейшее касание его языка, а сам сосок изнывал от жара его рта и от того, как Алекс нежно водил языком вокруг него.

— Боже, я сейчас кончу…

Вот теперь мне удалось его удивить. Он посмотрел на меня снизу вверх, закрыл глаза и потеребил сосок языком, а после втянул его в рот, пока вторую грудью ласкали его пальцы.

Я сильнее обхватила его талию бедрами и сдержала свое слово. Это не было сильным оргазмом, только легкой волной удовольствия, которая выгнула мое тело дугой, а внутри вспыхнул иссушающий страстью пожар.

— Вау, — выдохнул Алекс, возвращаясь к моим губам. – Я читал о таком только в книгах.

— Что это были за книги такие? – прошептала я.

— Разные. Но, детка, нам нельзя заигрывать с твоей грудью долго, это может быть опасно.

На меня как будто ушат холодной воды вылили.

— Опасно?

— Стимуляция сосков на ранних сроках.

Он говорил это и продолжал меня целовать, пока руки поглаживали голую спину – верх и вниз. Вверх и вниз.

— Ты так спокойно об этом говоришь?

— Поверь, это спокойствие дорогого мне стоит. И к тому же, я не хочу пугать тебя. Есть множество вещей, которые одновременно могут быть полезными и опасными. Не надо думать обо всем разом. Хорошо? Обещаешь не гуглить? Я знаю, о чем говорю.

— Ты уже сам это все нагуглил? — слабо отозвалась я.

— Ага. Давай выберем тебе место для татуировки, если ты еще не передумала.

— А ты не против?

— Это твое тело, детка. Ты взрослый человек, как я могу что-то тебе запрещать? И потом, может быть, сейчас это поможет тебе отвлечься. Расслабься, Ирэн.

— Дождемся задержки?

— Да, — поцеловал он меня. – Не накручивай себя раньше времени. Сможешь?

— Попробую.

Он оставил меня и, обойдя стол, вернулся к пригласительным. Нашел среди цветных картонок ручку и вернулся вместе с ней ко мне.

— Теперь я хочу тебя раздеть.

— А если кто-нибудь войдет?

— Никто не войдет. Это запрещено и это наш в дом, в конце-то концов.

Я кивнула. Он стянул с меня капри вместе с трусиками, пробежался руками по бедрам и подвел к зеркалу на стене. Вокруг на полках стояли многочисленные награды Алекса – я мигом отразилась во всех золотых поверхностях, не говоря уже о бесстрастном зеркале.

Рефлекторно сжала бедра и закрыла руками грудь.

— Не надо, — прошептал он. – Расслабься. Я люблю тебя такой, какая ты есть.

Он поцеловал меня жарким поцелуем, пока его руки скользили по телу – талия, бедра, ягодицы.

— Ты еще одет, — простонала я, касаясь его члена под одеждой.

— Ага. Иначе это быстро кончится.

Его ладонь заскользила по бедрам и остановилась на ягодице. Он обошел меня и опустился на одно колено.

Его дыхание опалило кожу. Я почувствовала его губы чуть ниже поясницы.

— Здесь?

— Что здесь? – я забыла, как дышать. Не говоря уже о том, о чем мы говорили до этого.

— Набить тебе дракона.

Я вздрогнула, когда он щелкнул ручкой.

— А там больно?

— Немного. Просто здесь ты его почти не будешь видеть.

Он что-то нарисовал на ягодице.

— Но его часто буду видеть я.

Он провел языком по рисунку.

— И все на пляже будут видеть, если ты наденешь бикини.

Алекс поднялся и развернул меня к зеркалу боком.

— Сердечко, — улыбнулась я.

— Художник из меня никакой, — хмыкнул Алекс. – Дракона я тебе не нарисую.

Я посмотрела на сердечко, склонив голову.

— Он ведь привлекает к себе внимание?

— Еще какое.

— Тогда нужно выбрать не такое вызывающее место.

Алекс коснулся моей лопатки.

— Вот хорошее, но опять же, на спине ты видеть его не будешь.

Он нарисовал сердечко и там. Пришлось убрать волосы, чтобы увидеть.

— Да… Тогда предплечье?

Алекс вывел на моей левой руке сердце примерно таких же размеров, что и его дракон ниже талии.

— Здесь я буду его видеть.

— Будешь, поэтому взвесь все хорошенько. Рисунок может быстро надоесть. Он должен много для тебя значить.

Я запустила пальцы под его шорты, пробежалась по очертаниям черных крыльев.

— Этот дракон значит для меня очень много. Ты знаешь.

Алекс кивнул, притянул меня к себе. Игры закончились, поняла я, по его потемневшим глазам.

Я опустила руку ниже, сжала его член, а он потянулся к губам, возобновляя тот глубокий нежный поцелуй.

Одна его рука держала меня за талию, а второй он провел по моим бедрам. Я немного развела ноги и поддалась к нему, одновременно с этим сильнее сжимая его член. Но одежда стесняла мои движения, поэтому я только и могла, что, сжав его, водить большим пальцем по головке и немного вокруг нее.

— Хватит, детка, — выдохнул он. – Я не выдержу.

Он опустился на колени и провел языком снизу вверх. Я качнулась, вцепившись в его плечи.

Уткнулась в бесстыдное отражение в зеркале. Его голова между моих ног, руки скользят по бедрам. Язык повторил с клитором тоже, что с грудью несколько минут назад, и я охнула.

— Я сейчас упаду, Алекс…

Он моментально потянулся к стулу одной рукой и подтянул его ко мне, и я рухнула. А он только развел шире мои ноги и, оставаясь вровень с моим лицом, прошептал:

— Люблю, как ты кончаешь. Как стонешь. Отдаешься. Люблю тебя всю.

Его пальцы заскользили медленно, тяжело, сверху вниз. Я уперлась пятками ему в бедра. Он стоял на коленях, вровень с моим лицом, а рука, достигнув низа, снова взмыла вверх. И он опять повел все пять пальцев вниз, медленно, наслаждаясь каждым миллиметром.

Все разрывающие меня эмоции я могла выразить только в поцелуе. Знала, что даже если буду молить о том, чтобы он двигался быстрее, чтобы он, наконец, подарил мне оргазм, он не послушается. Да и я, положив руку на сердце, не готова была променять эти тягучие ласки ни на что иное.

Всего два раза он провел по мне, а я горела изнутри. Я едва сидела на месте. Бедра дрожали под его медленной томительной лаской.

Он дошел до низу, и я выгнулась навстречу, умоляя всем телом, чтобы хотя бы один его палец вошел в меня, но нет. Он оторвал руку и вернул ее на живот.

Не чувствовать его пальцы на себе было еще хуже. Алекс словно бы увлекся поцелуем и не двигал пальцами, и я извивалась от бушующего внутри меня пламени. Утолить мою жажду мог только он. А он изводил меня ожиданием.

Пальцы заскользили вниз. Все пять. Медленно. Я чувствовала каждый.

Я задрожала крупной дрожью, когда он стал вести ими по клитору. Мгновения казались вечностью. Я горела от желания кончить сейчас, чтобы пытке пришел конец, и от желания никогда не отпускать их от себя и снова ощутить это тягучее скольжение на себе.

Еще раз он провел ими сверху вниз, и я всхлипнула от пытки. Тех крох наслаждения было недостаточно, чтобы кончить, хотя, если это будет продолжаться снова и снова, то я обязательно взорвусь, разлечусь на тысячи осколков.

Алекс отстранился от моих губ, а его пальцы снова стали ползти вниз.

— Детка, нам нужно кое-что сделать… Пока наш дом не превратился в детский сад.

Я развела ноги еще шире, подрагивая от едва уловимого, близкого и в то же время недостижимого оргазма.

— Мне будет больно?... – всхлипнула я, прекрасно зная, к чему он клонит.

— Может быть, чуть-чуть. Я мог бы ответить, что нет… Но я честен.

— Хочу кончить. Сейчас.

— Нет, твое возбуждение сгладит острые ощущения, а оргазм будет сильнее. Потом. Когда я буду в тебе.

— Это шантаж.

— Нет, я сделаю, как ты скажешь.

Его пальцы задержались на клиторе, надавили, и я зажмурилась от темного пламени страсти, которое пылало внутри.

— Хорошо…

Он впился в мои губы, словно не веря, что я все-таки согласилась.

— Здесь? – спросила я потом.

— В спальне.

— Я не дойду, — простонала я.

Алекс подхватил меня на руки, открыл дверь с ноги и устремился к лестнице.

********

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Только там полноценная версия книги

Только там полноценная версия книги

Только там полноценная версия книги

Только там полноценная версия книги

* * *

В спальне Алекс сбросил почти все с кровати, оставив только большую подушку по середине.

— Ляжешь на нее животом. Твоя попка должна быть приподнятой, хорошо?

— Я боюсь.

— Я люблю тебя, — он поцеловал меня, — и не сделаю тебе больно. Обещаю. Детка, не думал, что скажу это, но мне нужна «Пантера».

Внизу живота все заныло от предвкушения. А во рту, наоборот, пересохло. Я неопределенно махнула в сторону прикроватной тумбочки.

От вида розовой «Пантеры» в его руках колени подогнулись. Алекс бросил ее на кровать, прижал меня к себе. Я стянула с него шорты, опустилась на колени раньше, чем он остановил меня. Но остановилось, не доходя до члена, только обхватила его рукой. А сама провела языком по дракону и поцеловала его долгим, жарким поцелуем.

Член в моих руках дернулся в нетерпении.

— Ложись, — прохрипел Алекс.

Я взобралась на подушку, пока он достал из своей тумбочки ярко-красный тюбик и пару презервативов.

— Что это?

Вместо ответа Алекс щелкнул крышечкой и выдавил на пальцы тягучую бесцветную жидкость. Подошел ко мне с улыбкой и провел по складочкам между ног, его пальцы заскользили волшебным образом, едва касаясь.

Смазка. Ясно-понятно.

— Еще, — выдохнула я. – Еще!

Его пальцы двигались почти невесомо, увлажненные и скользкие. Словить удовольствие теперь стало еще сложнее, хотя он двигал рукой быстрее, настойчивее.

А потом он отвел руку и приставил ко мне едва вибрирующую «Пантеру», тоже обильно смазанную увлажнителем.

Я поерзала, надеясь, наконец, добиться разрядки. Уж с собственным-то вибратором я справлюсь. Но я услышала, как хмыкнул Алекс, как прогнулась под ним кровать, он встал позади меня. Погладил бедра, ягодицы, я развела их в стороны, бесстыдно при этом выпячивая к потолку задницу. Умоляя об оргазме или том, чтобы он вошел в меня.

Я сходила с ума от желания. Ловила пусть не его руки, но хотя бы «Пантеру», но Алекс только водил ею по клитору, нежно, снова подогревая, приближая к оргазму ненавязчиво, неуловимо.

— Войди в меня…

Он ввел палец, и я выгнулась, насадилась на него, тщетно пытаясь испытать от этого удовольствие.

— Мало.

Алекс навис надо мной, перемежая слова поцелуями в плечо и спину:

— Ты хочешь меня?

— Да.

— Хочешь мой член внутри себя?

— Да!

— Я хочу твою попку, детка.

Он провел скользким пальцем между ягодиц, и меня прошило током. Сильное, жгучее желание откликнулось на эти движения. Сдерживаемая лавина страсти дала трещину.

Я выгнулась в пояснице, потерлась попкой о его живот.

— Да, Алекс. Сделай это…

Я хотела его. Хотела всего и везде. Ему удалось вырубить все предохранители, и на смену страху пришло только башнесрывное желание.

«Пантера» продолжала легко вибрировать между ног, не давая прийти в себя, не сбавляя градус наслаждения.

Я вздрогнула, когда между ягодиц упала прохладная гель-смазка. Управляя левой рукой «Пантерой», пальцами правой Алекс стал поглаживать и надавливать. Эти откровенные пронзительные ласки так вовремя пришли на смену тем дразнящим, неуловимым движениям.

Я прогибалась в пояснице ему навстречу. Я перестала понимать и осознавать, что именно делали руки Алекса и где. Я доверилась ему и растворилась в его мягкой подготовке, в безграничной ласке, когда удовольствие важно было для обоих, а не только для одной стороны.

Иногда он нагибался и целовал мою спину, шептал, как хочет меня и как давно мечтал об этом. Какой вид ему открывается. И что, пожалуй, «Пантере» самое место в его руках, а не моих.

Я застонала в голос, когда он ввел «Пантеру» в меня. Это было, как первый глоток воды после путешествия по пустыне.

Какое-то время Алекс трахал меня «Пантерой», но после вытащил ее, я поддалась к нему, в поисках ее, снова готовая кончить. И ощутила, как он уперся членом выше. В тугое кольцо мышц.

Его пальцы скользили по клитору, уже целенаправленно только там. После стольких раз, когда я была в шаге от оргазма, а тот покидал меня, много времени не потребовалось.

Я задрожала от шквала удовольствия, вцепившись в простыню. И почувствовала, как Алекс надавил и вошел. Едва.

Пальцы, которые замерли, снова пришли в движение, и вот тогда-то оргазм и накрыл с головой, смешался с редкими вкраплениями острых ощущений, прошивших тело. И когда он стих, а я лежала, всхлипывая от мыслей, что вот все и кончилось, Алекс шевельнул бедрами.

Я закричала. И вовсе не от боли.

Все удовольствие, которое только что испытала, было ничто в сравнении с этим. Наслаждение было острее, преступнее, глубже. Оно рождалось глубоко внутри, темной запретной волной.

Я не знала, также хорошо Алексу в этот момент, как и мне, потому что, казалось, ну никому не может быть лучше, чем мне. Что было глупостью столько времени бояться. Что в руках этого мужчины я могу ощутить куда больше граней удовольствия, чем знала до этого.

Что люблю и доверяю. Что готова с ним на все. И что он никогда не причинит боли. Не оставит. И будет любить меня вечно.

Алекс двигался, постепенно ускоряя ритм, позволяя принять больше, погружаясь все сильнее. И спустя какое-то время снова подвел к клитору «Пантеру», и когда я решила, что больше удовольствия уже быть не может, меня снова накрыло.

Я выгнулась в немом крике, пока мелкая дрожь перерастала в головокружительные толчки наслаждения. Меня колотило изнутри, на миг я перестала дышать и после закричала в полный голос, растворяясь, разбиваясь, переставая существовать.

Алекс что-то процедил сквозь зубы, вошел в последний раз, и его дрожь передалась мне. Он рухнул сверху, все еще содрогаясь от собственного оргазма. Притянул меня к себе, вжимаясь в губы, срывая остатки крика с моих губ.

— Я люблю тебя, — шептала я, — как же сильно я тебя люблю…

Он водил руками по моим волосам, лицу, рукам, бедрам и талии. Целовал, улыбался, благодарил за эти незабываемые ощущения. А потом обе руки Алекса снова легли мне на живот.

Я посмотрела на его ладони, а потом на него – его глаза были закрыты.

— Алекс…

— Подожди, — прошептал он. – Я молюсь.

Глава 7

— Ну, наконец-то ты взяла трубку! – воскликнул Джейк.

Ага, сама просила перезвонить, а потом мне было точно не до разговоров. Перезвонила я ему сама через добрых два часа, уже в халате после душа.

— Какие новости, Джейк?

— Мэри согласна, — сказал он.  – Правда, она хотела вызвать няню, но раз уж вы настояли… Думаю, вам будет полезно посидеть с детьми. Может, поумерит ваш пыл.

— Вряд ли, Джейк… Есть еще кое-что, о чем я тебе не сказала…

Алекс был в душе, я хотела закончить с разговором быстрее, чем он выйдет.

— Ирэн, мы виделись вчера утром! Что еще успело произойти?

— Джейк… Кажется… я уже.

Пауза в трубке.

— Задержка есть?

— Пока нет.

— Тогда пока ничего не точно, Ирэн. Это также может быть и эффект от приема таблеток. Не хочу тебя расстраивать, но из-за них тоже может быть задержка. Ты поэтому выпросила столько направлений к врачам?

— Нет, не поэтому.

Я снова поглядела на закрытый душ. Жаль будет, если это задержка из-за препаратов.

— А УЗИ? Тесты?

— Тест можешь сделать в первый день задержки, но цикл мог и сбиться. Ты ведь больше не принимаешь таблетки, поэтому…

— Я поняла, Джейк, — перебила его я. – Прием твоих таблеток мне пока никак не навредит?

— Нет. Если все подтвердиться, мы подкорректируем дозы. Резко прерывать нельзя. Организм сойдет с ума, учитывая и другие возможные перестройки.

— Ясно… Дашь мой номер Мэри, чтобы она мне сама позвонила?

— Конечно! И знаешь, что?

— Что?

— Спасибо. Может, мне как раз такой пинок и нужен был.

— Удачи, Джейк. Пусть все получится.

Я отключила телефон и рухнула на кровать, закрыв глаза. Господи, пусть это не окажется случайной задержкой? Пусть все будет хорошо.

Хлопнула дверь, и я услышала тихие шаги Алекса. Он опустился на кровать.

— Я не сплю, — пробормотала я, подползая к нему.

От него пахло свежестью и гелем для душа. Несколько капель скользнули с его волос мне на щеку.

— Джейк сказал, что это может быть из-за таблеток, — прошептала я.

— Может быть. Но Джейк не знает тебя также хорошо, как я. Идем, надо отвлечься. Сколько дней еще ждать?

— Два. Три. Четыре. Не знаю… Джейк сказал, что цикл мог увеличиться. И что будет считаться задержкой, неизвестно.

Он нагнулся и поцеловал меня.

— Тогда мы будем пробовать еще.

Я почувствовала, что улыбаюсь.

— У тебя только одно на уме, Алекс.

— Рядом с тобой не может быть иначе, правда, сегодня мне нужен отдых.

Я обвила руками его талию.

— Мне было очень хорошо, — призналась я.

— Мне тоже. Чем займемся? Ты будешь работать сегодня?

— Боюсь, мне не удастся сосредоточиться… Может сначала поедим?

— Орехи? – улыбнулся он.

— На этот раз что-нибудь серьезней. Как на счет стейка с кровью?

— Кровожадная супруга. Хорошо, я пока спущусь на кухню, а ты переодевайся. Жду тебя у бассейна.

Он снова чмокнул меня на прощание и вышел.

Я еще подумала, потянулась к телефону.

ИРЭН:«И карпаччо»

КОРОЛЬ ДРАКОНОВ:«Хорошо. Его придется подождать. Доставят из ресторана»

ИРЭН:«А шоколадное мороженое у нас есть?»

КОРОЛЬ ДРАКОНОВ:«Заказ принят. Что-нибудь еще?»

ИРЭН:«Макадамия!»

КОРОЛЬ ДРАКОНОВ:«Вот орехами я запасся заранее»

ИРЭН:«А маринованные помидорки черри?»

КОРОЛЬ ДРАКОНОВ:«Ты бы видела лица поваров»

ИРЭН:«И тирамису»

КОРОЛЬ ДРАКОНОВ:«Все, меня уже начали поздравлять»

ИРЭН:«Это может быть всего лишь ПМС *грустный смайлик*»

КОРОЛЬ ДРАКОНОВ:«Теперь у нас два имени на выбор — макадамия или ПМС *хохочущий смайлик*»

ИРЭН:«ОМГ! Помнишь, Джейк говорил о близнецах?!»

КОРОЛЬ ДРАКОНОВ:«Супер, у нас уже есть имена для обоих»

КОРОЛЬ ДРАКОНОВ:«Еда ждет, моя королева»

После ужина снова позвонила Дженни, и она была в восторге от пригласительных и вечеринок. Мы больше говорили о платьях и звездах, которых она может там встретить, чем о вечере, когда нам придется нянчиться с Кайли.

Так что Алекс беззвучно прошептал, что будет в спортзале и ушел, а я отправилась наворачивать круги вокруг дома, по аллеям, с телефоном в одной руке и неизменными орехами в другой. Попутно поблагодарила ее за те ореховые печенья для меня.

По итогу, ЦУ по уходу за Кайли Дженни выпалила скороговоркой в последние три минуты разговора после фразы: «А черт, Кайли проснулась».

Накормить, уложить, покачать, погладить, спеть песенку. Звучит вроде просто, а?

С детьми я дела не имела. У меня не было старших или младших братьев или сестер, не было подруг, которые бы уже нянчили младенцев. Мы с младенцами держались особняком на протяжении всей моей жизни, и теперь я не понимала, как это один из них решился выбрать именно меня в качестве своей мамы.

Если я чего-то не знала и хотела чего-то добиться, то начинала учиться. Жаль, что с курсами для сценаристов не срослось, из-за больницы я пропустила целых две недели, а из-за шумихи вокруг похищения и публичного объявления о нашей с Алексом помолвке и подавно уже не могла вернуться в ряды обычных студентов.

Возможное материнство пугало меня неизвестностью. И моей полной неосведомленностью, какие они, эти младенцы и что вообще требуется от меня. Это как если бы мне поручили написать сценарий, не обучив грамоте. Ощущения были именно такими.

У учебы было одно неоспоримое преимущество — она позволяла распланировать жизнь и дни, дозировать новую информацию, распределить встречи и тому подобное, в общем, все то, что я делала в Москве перед поездкой в Америку. Ко всему тому, с чем я могла столкнуться, я готовилась заранее, изучала вопросы вдоль и поперек.

Неожиданностей, конечно, тоже хватало. В конце концов, один из таких неприятных сюрпризов и привел меня сюда, в город ангелов, к этому мужчине, который час совершал со мной немыслимые ранее вещи в постели.

А еще сделал мне ребенка.

Или даже двух.

Я долго бродила с телефоном в руке между деревьев, наслаждаясь тишиной и одиночеством. И чем больше ходила, тем спокойнее становилось на сердце.

Теперь-то, даже если беременность не подтвердится, я знаю, что нужно будет делать. Витамины, планирование, чтение научных трудов и тому подобное. Я встречу этот этап во всеоружии.

А потом, поддавшись внезапному порыву, я открыла календарь в телефоне. Вспомнила дату последних месячных и снова пересчитала цикл…

И остановилась, как вкопанная.

Я ошиблась. Пропустила несколько дней, когда перелистывала недели в цифровом календаре в телефоне. Будь у меня под рукой бумажный, я бы не совершила такой глупой ошибки. А еще я почти целый год не следила за днями цикла, ведь, когда ты на таблетках, нет такой необходимости.

Мой цикл должен был закончиться еще под Рождество, когда мы только приехали к родителям Алекса. Целых три дня назад, которые как я думала, мне придется коротать и изнывать в ожидании задержки.

А это значит…

Я беременна.

* * *

Так уж вышло, что первым я сообщила Джейку. Объяснила, что задержка уже есть и во всем виноваты мои подсчеты. И попросила не говорить брату. Еще спросила, какие анализы оставить, а какие могут быть опасными. Попросила контакты лучшего гинеколога, какого он сможет найти. И еще всякого по мелочам.

Не стала только писать, что уверена на все сто — задержка не из-за таблеток.

В общем, хорошо, когда в семье есть доктор.

Сдержанный доктор Джейк ответил только: «Тогда сделай тест».

Домой я возвращалась долго, постоянно останавливаясь, потому что гуглила книги о беременности. На английском и русском, и когда дошла до дому, то в корзине онлайн-магазина их уже было десятка два. Их и заказала на наш домашний адрес, оплатив счет на ходу. До чего удобно!

Хотелось бы дождаться книг… Вручить Алексу «Беременность для чайников» и посмотреть на выражение его лица, но я понимала, что не смогу держать рот на замке даже несколько часов. Меня распирало от желания рассказать.

Алекс к этому времени уже закончил тренировку. Когда я влетела в спортзал, он как раз взбивал протеиновый коктейль в шейкере одной рукой, а второй вырубал оглушительную музыку в айподе.

Я повисла у него на шее, уткнувшись лицом в грудь. Три месяца, подумать только, мы знакомы всего каких-то три месяца! А ближе человека уже для меня нет.

Алекс пошатнулся и сел на крохотный пуф возле стойки со всеми огромными банками, наполненными порошками.

— Что такое? К нам приедут еще дети? — спросил он с улыбкой.

— Да, но позже.

Он сделал глоток из шейкера.

— Чьи на этот раз?

— Наши.

Алекс закашлялся. Посмотрел на меня, на живот, снова мне в глаза.

— В смысле? — спросил он едва слышно.

— Я беременна.

— Ты уверена?

Я кивнула.

Алекс поднял глаза к потолку, прошептал: «Спасибо», коснулся моего живота и поцеловал в губы. Потом отстранился, я заметила, как он побледнел.

— А то, что мы сегодня делали…  Тебе не было больно? Все в порядке?

— В полном.

— Ладно, но пока завяжем с этим.

— С сексом? — ахнула я.

— Экспериментами, — ответил он с улыбкой, снова касаясь моих губ.

— Только мне надо сделать тест для Джейка.

— Для Джейка? — рассмеялся Алекс.

— Не в том смысле, — рассмеялась я. — Ему нужны доказательства.

— Ладно. Можем заказать домой, может съездить сами. Что выбираешь?

— Поехали! Я не усижу на месте.

— Только переоденусь, — Алекс допил коктейль.

Мы поднялись вместе в холл, Алекс взбежал по лестнице на второй этаж, я осталась внизу, и тут из кухни выглянула миссис Хайд. В руках она держала планшет.

— Ирэн, у вас есть пять минут?

— Конечно!

Она подошла ближе.

— Хочу обсудить меню. Вы, может быть, хотите внести что-нибудь особенное на ближайшее время?

— О черт, — спохватилась я. — Как хорошо, что вы спросили! Завтра к нам приедут четверо детей. Младшей два года, у нее еда будет с собой. Но тем троим — три, пять и семь лет. Их всех нужно будет кормить.

— Аллергии?

— Не знаю… Давайте я позвоню их матери.

Миссис Хайд пощелкала по кнопкам планшета и протянула его мне.

— Вот несколько примеров для детского меню. Просто выберите и мы приготовим.

— Спасибо большое! — я достала телефон, а она собралась благоразумно удалиться. — Подождите, миссис Хайд, не уходите. Мне может понадобиться ваша помощь.

Мэри ответила сразу же. По тону было ясно, что она была очень смущена и согласна была на все, что бы я ни предложила. Пару раз я переспрашивала, уточняла названия неизвестных мне продуктов, Мэри приходилось повторять и она смущалась еще сильнее, поэтому, чтобы не мучить нас обоих, я включила громкоговоритель. Миссис Хайд кивала, что-то отмечая в планшете. У каждого из троих детей на что-то была аллергия, и как только Мэри запомнила все это!

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Только там полноценная версия книги

Только там полноценная версия книги

Только там полноценная версия книги

Только там полноценная версия книги

Утром я проснулась в восхитительнейшем, невероятном расположении духа. Вот просто как открыла глаза, так сразу и захотелось вскочить с кровати, закружиться по спальне и спеть песенку хором с маленькими птичками, которые стали бы клевать зерна из моих рук. Это здорово получалось у всех принцесс Диснея, а мной владело pure happiness — счастье высшей пробы.

И длилось оно ровно до того момента, как из горизонтального положения я перешла в вертикальное.

Стоило коснуться ногами пола, как вместо танцев мои ноги понесли меня к туалету, а из горла… о нет, рвались отнюдь не песни. Я едва успела. Меня вывернуло наизнанку, и я рухнула на кафель, безжизненная, как Белоснежка после отравленного яблока.

Что со мной, черт возьми?!

Ах да.

Я же беременна.

Я все еще сидела возле унитаза, пытаясь отдышаться, когда в дверном проеме появился Алекс.

— Хотел сказать доброе утро, но, кажется, не стоит.

— Уйди, — едва успела сказать я и меня снова вывернуло.

Вашу ж мать! Так теперь всегда, что ли, будет?

— Может, кофе? — крикнул он из гардеробной.

Ему не стоило произносить этого. От одного только воспоминания, каким терпким и горьким может быть один только аромат, я извергла из себя все и даже больше.

— Понял! — отозвался Алекс после паузы. — Гугл говорит, что надо есть соленые крекеры прямо в постели, чтобы утренняя тошнота прошла легче.

Легче? Что, черт возьми, это значит? Блевать не пять раз, а один?

Но на предложение похрустеть соленых крекеров организм никак не отреагировал. Я смогла подняться, добраться до раковины и прополоскать рот и потом почистить зубы. Кстати, бледной я при этом не выглядела, как бывало при кишечном гриппе, например.

Когда я закончила чистить зубы, то вышла в спальню. Алекс сидел на кровати с телефоном в руках. Я сказала:

— Яичницу. Бекон. Сок. Никакого кофе. И свой лучше выпей раньше, чем я спущусь. И те ореховые пирожные, что мы купили вчера.

Алекс кивнул.

— А ты?

— А я в душ.

— Поцеловать тебя можно?

— Если тебе не противно.

Он обнял меня и притянул к себе, поглаживая по спине.

— Мне не противно, мне очень тебя жаль.

Я шмыгнула носом.

— Иди и добудь мне бекон, Алекс.

— Слушаюсь, моя королева, — улыбнулся он.

В душе меня ждало еще одного открытие — соски болели даже от бьющих в них струй воды. Пришлось отворачиваться или стоять, зажимая соски руками. И да, грудь стала тяжелее, Алекс вчера не ошибся. Так быстро? Боже, так и должно быть? Почему так быстро все происходит: и тело меняется, и настроение, и состояние?

Когда я спустилась на завтрак, то надо же… Сюрприз!

От запаха бекона, который я так жаждала еще полчаса назад, я пулей вылетела из-за стола.

— Убрать его с твоей тарелки? — крикнул Алекс из столовой.

— И быстрее, — прохрипела я.

Итак, я осталась без бекона и кофе. Маленькая детка внутри меня, не отбирай хотя бы орехи, пожалуйста.

Я села за стол и хлебнула кислого апельсинового сока. Стало чуть легче.

— Это токсикоз, — сказал Алекс, — и ученые до сих пор не могут объяснить его механизм.

— Вот же бездельники, — проворчала я.

— Он, обычно, заканчивается ко второму триместру.

— Обычно? — повторила я с ужасом. — А может, не закончиться?!

— Да, и это плохая новость. Хорошая в том, что на протяжение всей беременности он бывает редко. И что у тебя это пока только в первый раз, и больше может не повториться.

— Спасибо, гугл.

Алекс стрельнул глазами в мою сторону.

— Не смей переименовывать меня в записной книжке.

— А ведь я даже не думала об этом, пока ты не сказал… — протянула я, ковыряя вилкой еду. — Так мне надо утром есть крекеры прямо в постели?

— Да, не вставая. Пишут, что это помогает.

— А орехи?

— Нужно пробовать. Каждому помогает что-то свое.

Я протянула руку через стол и сжала его пальцы.

— Спасибо.

— Не за что. Я очень стараюсь помочь, но, черт, мне не понять и десятой доли всего, что ты чувствуешь.

— Мое тело уже меняется, Алекс, — прошептала я неожиданно для самой себя. — А что будет дальше? Сейчас ведь только… самое начало!

Утром я проснулась в восхитительнейшем, невероятном расположении духа. Вот просто как открыла глаза, так сразу и захотелось вскочить с кровати, закружиться по спальне и спеть песенку хором с маленькими птичками, которые стали бы клевать зерна из моих рук. Это здорово получалось у всех принцесс Диснея, а мной владело pure happiness — счастье высшей пробы.

И длилось оно ровно до того момента, как из горизонтального положения я перешла в вертикальное.

Стоило коснуться ногами пола, как вместо танцев мои ноги понесли меня к туалету, а из горла… о нет, рвались отнюдь не песни. Я едва успела. Меня вывернуло наизнанку, и я рухнула на кафель, безжизненная, как Белоснежка после отравленного яблока.

Что со мной, черт возьми?!

Ах да.

Я же беременна.

Я все еще сидела возле унитаза, пытаясь отдышаться, когда в дверном проеме появился Алекс.

— Хотел сказать доброе утро, но, кажется, не стоит.

— Уйди, — едва успела сказать я и меня снова вывернуло.

Вашу ж мать! Так теперь всегда, что ли, будет?

— Может, кофе? — крикнул он из гардеробной.

Ему не стоило произносить этого. От одного только воспоминания, каким терпким и горьким может быть один только аромат, я извергла из себя все и даже больше.

— Понял! — отозвался Алекс после паузы. — Гугл говорит, что надо есть соленые крекеры прямо в постели, чтобы утренняя тошнота прошла легче.

Легче? Что, черт возьми, это значит? Блевать не пять раз, а один?

Но на предложение похрустеть соленых крекеров организм никак не отреагировал. Я смогла подняться, добраться до раковины и прополоскать рот и потом почистить зубы. Кстати, бледной я при этом не выглядела, как бывало при кишечном гриппе, например.

Когда я закончила чистить зубы, то вышла в спальню. Алекс сидел на кровати с телефоном в руках. Я сказала:

— Яичницу. Бекон. Сок. Никакого кофе. И свой лучше выпей раньше, чем я спущусь. И те ореховые пирожные, что мы купили вчера.

Алекс кивнул.

— А ты?

— А я в душ.

— Поцеловать тебя можно?

— Если тебе не противно.

Он обнял меня и притянул к себе, поглаживая по спине.

— Мне не противно, мне очень тебя жаль.

Я шмыгнула носом.

— Иди и добудь мне бекон, Алекс.

— Слушаюсь, моя королева, — улыбнулся он.

В душе меня ждало еще одного открытие — соски болели даже от бьющих в них струй воды. Пришлось отворачиваться или стоять, зажимая соски руками. И да, грудь стала тяжелее, Алекс вчера не ошибся. Так быстро? Боже, так и должно быть? Почему так быстро все происходит: и тело меняется, и настроение, и состояние?

Когда я спустилась на завтрак, то надо же… Сюрприз!

От запаха бекона, который я так жаждала еще полчаса назад, я пулей вылетела из-за стола.

— Убрать его с твоей тарелки? — крикнул Алекс из столовой.

— И быстрее, — прохрипела я.

Итак, я осталась без бекона и кофе. Маленькая детка внутри меня, не отбирай хотя бы орехи, пожалуйста.

Я села за стол и хлебнула кислого апельсинового сока. Стало чуть легче.

— Это токсикоз, — сказал Алекс, — и ученые до сих пор не могут объяснить его механизм.

— Вот же бездельники, — проворчала я.

— Он, обычно, заканчивается ко второму триместру.

— Обычно? — повторила я с ужасом. — А может, не закончиться?!

— Да, и это плохая новость. Хорошая в том, что на протяжение всей беременности он бывает редко. И что у тебя это пока только в первый раз, и больше может не повториться.

— Спасибо, гугл.

Алекс стрельнул глазами в мою сторону.

— Не смей переименовывать меня в записной книжке.

— А ведь я даже не думала об этом, пока ты не сказал… — протянула я, ковыряя вилкой еду. — Так мне надо утром есть крекеры прямо в постели?

— Да, не вставая. Пишут, что это помогает.

— А орехи?

— Нужно пробовать. Каждому помогает что-то свое.

Я протянула руку через стол и сжала его пальцы.

— Спасибо.

— Не за что. Я очень стараюсь помочь, но, черт, мне не понять и десятой доли всего, что ты чувствуешь.

— Мое тело уже меняется, Алекс, — прошептала я неожиданно для самой себя. — А что будет дальше? Сейчас ведь только… самое начало!

Утром я проснулась в восхитительнейшем, невероятном расположении духа. Вот просто как открыла глаза, так сразу и захотелось вскочить с кровати, закружиться по спальне и спеть песенку хором с маленькими птичками, которые стали бы клевать зерна из моих рук. Это здорово получалось у всех принцесс Диснея, а мной владело pure happiness — счастье высшей пробы.

И длилось оно ровно до того момента, как из горизонтального положения я перешла в вертикальное.

Стоило коснуться ногами пола, как вместо танцев мои ноги понесли меня к туалету, а из горла… о нет, рвались отнюдь не песни. Я едва успела. Меня вывернуло наизнанку, и я рухнула на кафель, безжизненная, как Белоснежка после отравленного яблока.

Что со мной, черт возьми?!

Ах да.

Я же беременна.

Я все еще сидела возле унитаза, пытаясь отдышаться, когда в дверном проеме появился Алекс.

— Хотел сказать доброе утро, но, кажется, не стоит.

— Уйди, — едва успела сказать я и меня снова вывернуло.

Вашу ж мать! Так теперь всегда, что ли, будет?

— Может, кофе? — крикнул он из гардеробной.

Ему не стоило произносить этого. От одного только воспоминания, каким терпким и горьким может быть один только аромат, я извергла из себя все и даже больше.

— Понял! — отозвался Алекс после паузы. — Гугл говорит, что надо есть соленые крекеры прямо в постели, чтобы утренняя тошнота прошла легче.

Легче? Что, черт возьми, это значит? Блевать не пять раз, а один?

Но на предложение похрустеть соленых крекеров организм никак не отреагировал. Я смогла подняться, добраться до раковины и прополоскать рот и потом почистить зубы. Кстати, бледной я при этом не выглядела, как бывало при кишечном гриппе, например.

Когда я закончила чистить зубы, то вышла в спальню. Алекс сидел на кровати с телефоном в руках. Я сказала:

— Яичницу. Бекон. Сок. Никакого кофе. И свой лучше выпей раньше, чем я спущусь. И те ореховые пирожные, что мы купили вчера.

Алекс кивнул.

— А ты?

— А я в душ.

— Поцеловать тебя можно?

— Если тебе не противно.

Он обнял меня и притянул к себе, поглаживая по спине.

— Мне не противно, мне очень тебя жаль.

Я шмыгнула носом.

— Иди и добудь мне бекон, Алекс.

— Слушаюсь, моя королева, — улыбнулся он.

В душе меня ждало еще одного открытие — соски болели даже от бьющих в них струй воды. Пришлось отворачиваться или стоять, зажимая соски руками. И да, грудь стала тяжелее, Алекс вчера не ошибся. Так быстро? Боже, так и должно быть? Почему так быстро все происходит: и тело меняется, и настроение, и состояние?

Когда я спустилась на завтрак, то надо же… Сюрприз!

От запаха бекона, который я так жаждала еще полчаса назад, я пулей вылетела из-за стола.

— Убрать его с твоей тарелки? — крикнул Алекс из столовой.

— И быстрее, — прохрипела я.

Итак, я осталась без бекона и кофе. Маленькая детка внутри меня, не отбирай хотя бы орехи, пожалуйста.

Я села за стол и хлебнула кислого апельсинового сока. Стало чуть легче.

— Это токсикоз, — сказал Алекс, — и ученые до сих пор не могут объяснить его механизм.

— Вот же бездельники, — проворчала я.

— Он, обычно, заканчивается ко второму триместру.

— Обычно? — повторила я с ужасом. — А может, не закончиться?!

— Да, и это плохая новость. Хорошая в том, что на протяжение всей беременности он бывает редко. И что у тебя это пока только в первый раз, и больше может не повториться.

— Спасибо, гугл.

Алекс стрельнул глазами в мою сторону.

— Не смей переименовывать меня в записной книжке.

— А ведь я даже не думала об этом, пока ты не сказал… — протянула я, ковыряя вилкой еду. — Так мне надо утром есть крекеры прямо в постели?

— Да, не вставая. Пишут, что это помогает.

— А орехи?

— Нужно пробовать. Каждому помогает что-то свое.

Я протянула руку через стол и сжала его пальцы.

— Спасибо.

— Не за что. Я очень стараюсь помочь, но, черт, мне не понять и десятой доли всего, что ты чувствуешь.

— Мое тело уже меняется, Алекс, — прошептала я неожиданно для самой себя. — А что будет дальше? Сейчас ведь только… самое начало!

Утром я проснулась в восхитительнейшем, невероятном расположении духа. Вот просто как открыла глаза, так сразу и захотелось вскочить с кровати, закружиться по спальне и спеть песенку хором с маленькими птичками, которые стали бы клевать зерна из моих рук. Это здорово получалось у всех принцесс Диснея, а мной владело pure happiness — счастье высшей пробы.

И длилось оно ровно до того момента, как из горизонтального положения я перешла в вертикальное.

Стоило коснуться ногами пола, как вместо танцев мои ноги понесли меня к туалету, а из горла… о нет, рвались отнюдь не песни. Я едва успела. Меня вывернуло наизнанку, и я рухнула на кафель, безжизненная, как Белоснежка после отравленного яблока.

Что со мной, черт возьми?!

Ах да.

Я же беременна.

Я все еще сидела возле унитаза, пытаясь отдышаться, когда в дверном проеме появился Алекс.

— Хотел сказать доброе утро, но, кажется, не стоит.

— Уйди, — едва успела сказать я и меня снова вывернуло.

Вашу ж мать! Так теперь всегда, что ли, будет?

— Может, кофе? — крикнул он из гардеробной.

Ему не стоило произносить этого. От одного только воспоминания, каким терпким и горьким может быть один только аромат, я извергла из себя все и даже больше.

— Понял! — отозвался Алекс после паузы. — Гугл говорит, что надо есть соленые крекеры прямо в постели, чтобы утренняя тошнота прошла легче.

Легче? Что, черт возьми, это значит? Блевать не пять раз, а один?

Но на предложение похрустеть соленых крекеров организм никак не отреагировал. Я смогла подняться, добраться до раковины и прополоскать рот и потом почистить зубы. Кстати, бледной я при этом не выглядела, как бывало при кишечном гриппе, например.

Когда я закончила чистить зубы, то вышла в спальню. Алекс сидел на кровати с телефоном в руках. Я сказала:

— Яичницу. Бекон. Сок. Никакого кофе. И свой лучше выпей раньше, чем я спущусь. И те ореховые пирожные, что мы купили вчера.

Алекс кивнул.

— А ты?

— А я в душ.

— Поцеловать тебя можно?

— Если тебе не противно.

Он обнял меня и притянул к себе, поглаживая по спине.

— Мне не противно, мне очень тебя жаль.

Я шмыгнула носом.

— Иди и добудь мне бекон, Алекс.

— Слушаюсь, моя королева, — улыбнулся он.

В душе меня ждало еще одного открытие — соски болели даже от бьющих в них струй воды. Пришлось отворачиваться или стоять, зажимая соски руками. И да, грудь стала тяжелее, Алекс вчера не ошибся. Так быстро? Боже, так и должно быть? Почему так быстро все происходит: и тело меняется, и настроение, и состояние?

Когда я спустилась на завтрак, то надо же… Сюрприз!

От запаха бекона, который я так жаждала еще полчаса назад, я пулей вылетела из-за стола.

— Убрать его с твоей тарелки? — крикнул Алекс из столовой.

— И быстрее, — прохрипела я.

Итак, я осталась без бекона и кофе. Маленькая детка внутри меня, не отбирай хотя бы орехи, пожалуйста.

Я села за стол и хлебнула кислого апельсинового сока. Стало чуть легче.

— Это токсикоз, — сказал Алекс, — и ученые до сих пор не могут объяснить его механизм.

— Вот же бездельники, — проворчала я.

— Он, обычно, заканчивается ко второму триместру.

— Обычно? — повторила я с ужасом. — А может, не закончиться?!

— Да, и это плохая новость. Хорошая в том, что на протяжение всей беременности он бывает редко. И что у тебя это пока только в первый раз, и больше может не повториться.

— Спасибо, гугл.

Алекс стрельнул глазами в мою сторону.

— Не смей переименовывать меня в записной книжке.

— А ведь я даже не думала об этом, пока ты не сказал… — протянула я, ковыряя вилкой еду. — Так мне надо утром есть крекеры прямо в постели?

— Да, не вставая. Пишут, что это помогает.

— А орехи?

— Нужно пробовать. Каждому помогает что-то свое.

Я протянула руку через стол и сжала его пальцы.

— Спасибо.

— Не за что. Я очень стараюсь помочь, но, черт, мне не понять и десятой доли всего, что ты чувствуешь.

— Мое тело уже меняется, Алекс, — прошептала я неожиданно для самой себя. — А что будет дальше? Сейчас ведь только… самое начало!

Утром я проснулась в восхитительнейшем, невероятном расположении духа. Вот просто как открыла глаза, так сразу и захотелось вскочить с кровати, закружиться по спальне и спеть песенку хором с маленькими птичками, которые стали бы клевать зерна из моих рук. Это здорово получалось у всех принцесс Диснея, а мной владело pure happiness — счастье высшей пробы.

И длилось оно ровно до того момента, как из горизонтального положения я перешла в вертикальное.

Стоило коснуться ногами пола, как вместо танцев мои ноги понесли меня к туалету, а из горла… о нет, рвались отнюдь не песни. Я едва успела. Меня вывернуло наизнанку, и я рухнула на кафель, безжизненная, как Белоснежка после отравленного яблока.

Что со мной, черт возьми?!

Ах да.

Я же беременна.

Я все еще сидела возле унитаза, пытаясь отдышаться, когда в дверном проеме появился Алекс.

— Хотел сказать доброе утро, но, кажется, не стоит.

— Уйди, — едва успела сказать я и меня снова вывернуло.

Вашу ж мать! Так теперь всегда, что ли, будет?

— Может, кофе? — крикнул он из гардеробной.

Ему не стоило произносить этого. От одного только воспоминания, каким терпким и горьким может быть один только аромат, я извергла из себя все и даже больше.

— Понял! — отозвался Алекс после паузы. — Гугл говорит, что надо есть соленые крекеры прямо в постели, чтобы утренняя тошнота прошла легче.

Легче? Что, черт возьми, это значит? Блевать не пять раз, а один?

Но на предложение похрустеть соленых крекеров организм никак не отреагировал. Я смогла подняться, добраться до раковины и прополоскать рот и потом почистить зубы. Кстати, бледной я при этом не выглядела, как бывало при кишечном гриппе, например.

Когда я закончила чистить зубы, то вышла в спальню. Алекс сидел на кровати с телефоном в руках. Я сказала:

— Яичницу. Бекон. Сок. Никакого кофе. И свой лучше выпей раньше, чем я спущусь. И те ореховые пирожные, что мы купили вчера.

Алекс кивнул.

— А ты?

— А я в душ.

— Поцеловать тебя можно?

— Если тебе не противно.

Он обнял меня и притянул к себе, поглаживая по спине.

— Мне не противно, мне очень тебя жаль.

Я шмыгнула носом.

— Иди и добудь мне бекон, Алекс.

— Слушаюсь, моя королева, — улыбнулся он.

В душе меня ждало еще одного открытие — соски болели даже от бьющих в них струй воды. Пришлось отворачиваться или стоять, зажимая соски руками. И да, грудь стала тяжелее, Алекс вчера не ошибся. Так быстро? Боже, так и должно быть? Почему так быстро все происходит: и тело меняется, и настроение, и состояние?

Когда я спустилась на завтрак, то надо же… Сюрприз!

От запаха бекона, который я так жаждала еще полчаса назад, я пулей вылетела из-за стола.

— Убрать его с твоей тарелки? — крикнул Алекс из столовой.

— И быстрее, — прохрипела я.

Итак, я осталась без бекона и кофе. Маленькая детка внутри меня, не отбирай хотя бы орехи, пожалуйста.

Я села за стол и хлебнула кислого апельсинового сока. Стало чуть легче.

— Это токсикоз, — сказал Алекс, — и ученые до сих пор не могут объяснить его механизм.

— Вот же бездельники, — проворчала я.

— Он, обычно, заканчивается ко второму триместру.

— Обычно? — повторила я с ужасом. — А может, не закончиться?!

— Да, и это плохая новость. Хорошая в том, что на протяжение всей беременности он бывает редко. И что у тебя это пока только в первый раз, и больше может не повториться.

— Спасибо, гугл.

Алекс стрельнул глазами в мою сторону.

— Не смей переименовывать меня в записной книжке.

— А ведь я даже не думала об этом, пока ты не сказал… — протянула я, ковыряя вилкой еду. — Так мне надо утром есть крекеры прямо в постели?

— Да, не вставая. Пишут, что это помогает.

— А орехи?

— Нужно пробовать. Каждому помогает что-то свое.

Я протянула руку через стол и сжала его пальцы.

— Спасибо.

— Не за что. Я очень стараюсь помочь, но, черт, мне не понять и десятой доли всего, что ты чувствуешь.

— Мое тело уже меняется, Алекс, — прошептала я неожиданно для самой себя. — А что будет дальше? Сейчас ведь только… самое начало!

Утром я проснулась в восхитительнейшем, невероятном расположении духа. Вот просто как открыла глаза, так сразу и захотелось вскочить с кровати, закружиться по спальне и спеть песенку хором с маленькими птичками, которые стали бы клевать зерна из моих рук. Это здорово получалось у всех принцесс Диснея, а мной владело pure happiness — счастье высшей пробы.

И длилось оно ровно до того момента, как из горизонтального положения я перешла в вертикальное.

Стоило коснуться ногами пола, как вместо танцев мои ноги понесли меня к туалету, а из горла… о нет, рвались отнюдь не песни. Я едва успела. Меня вывернуло наизнанку, и я рухнула на кафель, безжизненная, как Белоснежка после отравленного яблока.

Что со мной, черт возьми?!

Ах да.

Я же беременна.

Я все еще сидела возле унитаза, пытаясь отдышаться, когда в дверном проеме появился Алекс.

— Хотел сказать доброе утро, но, кажется, не стоит.

— Уйди, — едва успела сказать я и меня снова вывернуло.

Вашу ж мать! Так теперь всегда, что ли, будет?

— Может, кофе? — крикнул он из гардеробной.

Ему не стоило произносить этого. От одного только воспоминания, каким терпким и горьким может быть один только аромат, я извергла из себя все и даже больше.

— Понял! — отозвался Алекс после паузы. — Гугл говорит, что надо есть соленые крекеры прямо в постели, чтобы утренняя тошнота прошла легче.

Легче? Что, черт возьми, это значит? Блевать не пять раз, а один?

Но на предложение похрустеть соленых крекеров организм никак не отреагировал. Я смогла подняться, добраться до раковины и прополоскать рот и потом почистить зубы. Кстати, бледной я при этом не выглядела, как бывало при кишечном гриппе, например.

Когда я закончила чистить зубы, то вышла в спальню. Алекс сидел на кровати с телефоном в руках. Я сказала:

— Яичницу. Бекон. Сок. Никакого кофе. И свой лучше выпей раньше, чем я спущусь. И те ореховые пирожные, что мы купили вчера.

Алекс кивнул.

— А ты?

— А я в душ.

— Поцеловать тебя можно?

— Если тебе не противно.

Он обнял меня и притянул к себе, поглаживая по спине.

— Мне не противно, мне очень тебя жаль.

Я шмыгнула носом.

— Иди и добудь мне бекон, Алекс.

— Слушаюсь, моя королева, — улыбнулся он.

В душе меня ждало еще одного открытие — соски болели даже от бьющих в них струй воды. Пришлось отворачиваться или стоять, зажимая соски руками. И да, грудь стала тяжелее, Алекс вчера не ошибся. Так быстро? Боже, так и должно быть? Почему так быстро все происходит: и тело меняется, и настроение, и состояние?

Когда я спустилась на завтрак, то надо же… Сюрприз!

От запаха бекона, который я так жаждала еще полчаса назад, я пулей вылетела из-за стола.

— Убрать его с твоей тарелки? — крикнул Алекс из столовой.

— И быстрее, — прохрипела я.

Итак, я осталась без бекона и кофе. Маленькая детка внутри меня, не отбирай хотя бы орехи, пожалуйста.

Я села за стол и хлебнула кислого апельсинового сока. Стало чуть легче.

— Это токсикоз, — сказал Алекс, — и ученые до сих пор не могут объяснить его механизм.

— Вот же бездельники, — проворчала я.

— Он, обычно, заканчивается ко второму триместру.

— Обычно? — повторила я с ужасом. — А может, не закончиться?!

— Да, и это плохая новость. Хорошая в том, что на протяжение всей беременности он бывает редко. И что у тебя это пока только в первый раз, и больше может не повториться.

— Спасибо, гугл.

Алекс стрельнул глазами в мою сторону.

— Не смей переименовывать меня в записной книжке.

— А ведь я даже не думала об этом, пока ты не сказал… — протянула я, ковыряя вилкой еду. — Так мне надо утром есть крекеры прямо в постели?

— Да, не вставая. Пишут, что это помогает.

— А орехи?

— Нужно пробовать. Каждому помогает что-то свое.

Я протянула руку через стол и сжала его пальцы.

— Спасибо.

— Не за что. Я очень стараюсь помочь, но, черт, мне не понять и десятой доли всего, что ты чувствуешь.

— Мое тело уже меняется, Алекс, — прошептала я неожиданно для самой себя. — А что будет дальше? Сейчас ведь только… самое начало!

Утром я проснулась в восхитительнейшем, невероятном расположении духа. Вот просто как открыла глаза, так сразу и захотелось вскочить с кровати, закружиться по спальне и спеть песенку хором с маленькими птичками, которые стали бы клевать зерна из моих рук. Это здорово получалось у всех принцесс Диснея, а мной владело pure happiness — счастье высшей пробы.

И длилось оно ровно до того момента, как из горизонтального положения я перешла в вертикальное.

Стоило коснуться ногами пола, как вместо танцев мои ноги понесли меня к туалету, а из горла… о нет, рвались отнюдь не песни. Я едва успела. Меня вывернуло наизнанку, и я рухнула на кафель, безжизненная, как Белоснежка после отравленного яблока.

Что со мной, черт возьми?!

Ах да.

Я же беременна.

Я все еще сидела возле унитаза, пытаясь отдышаться, когда в дверном проеме появился Алекс.

— Хотел сказать доброе утро, но, кажется, не стоит.

— Уйди, — едва успела сказать я и меня снова вывернуло.

Вашу ж мать! Так теперь всегда, что ли, будет?

— Может, кофе? — крикнул он из гардеробной.

Ему не стоило произносить этого. От одного только воспоминания, каким терпким и горьким может быть один только аромат, я извергла из себя все и даже больше.

— Понял! — отозвался Алекс после паузы. — Гугл говорит, что надо есть соленые крекеры прямо в постели, чтобы утренняя тошнота прошла легче.

Легче? Что, черт возьми, это значит? Блевать не пять раз, а один?

Но на предложение похрустеть соленых крекеров организм никак не отреагировал. Я смогла подняться, добраться до раковины и прополоскать рот и потом почистить зубы. Кстати, бледной я при этом не выглядела, как бывало при кишечном гриппе, например.

Когда я закончила чистить зубы, то вышла в спальню. Алекс сидел на кровати с телефоном в руках. Я сказала:

— Яичницу. Бекон. Сок. Никакого кофе. И свой лучше выпей раньше, чем я спущусь. И те ореховые пирожные, что мы купили вчера.

Алекс кивнул.

— А ты?

— А я в душ.

— Поцеловать тебя можно?

— Если тебе не противно.

Он обнял меня и притянул к себе, поглаживая по спине.

— Мне не противно, мне очень тебя жаль.

Я шмыгнула носом.

— Иди и добудь мне бекон, Алекс.

— Слушаюсь, моя королева, — улыбнулся он.

В душе меня ждало еще одного открытие — соски болели даже от бьющих в них струй воды. Пришлось отворачиваться или стоять, зажимая соски руками. И да, грудь стала тяжелее, Алекс вчера не ошибся. Так быстро? Боже, так и должно быть? Почему так быстро все происходит: и тело меняется, и настроение, и состояние?

Когда я спустилась на завтрак, то надо же… Сюрприз!

От запаха бекона, который я так жаждала еще полчаса назад, я пулей вылетела из-за стола.

— Убрать его с твоей тарелки? — крикнул Алекс из столовой.

— И быстрее, — прохрипела я.

Итак, я осталась без бекона и кофе. Маленькая детка внутри меня, не отбирай хотя бы орехи, пожалуйста.

Я села за стол и хлебнула кислого апельсинового сока. Стало чуть легче.

— Это токсикоз, — сказал Алекс, — и ученые до сих пор не могут объяснить его механизм.

— Вот же бездельники, — проворчала я.

— Он, обычно, заканчивается ко второму триместру.

— Обычно? — повторила я с ужасом. — А может, не закончиться?!

— Да, и это плохая новость. Хорошая в том, что на протяжение всей беременности он бывает редко. И что у тебя это пока только в первый раз, и больше может не повториться.

— Спасибо, гугл.

Алекс стрельнул глазами в мою сторону.

— Не смей переименовывать меня в записной книжке.

— А ведь я даже не думала об этом, пока ты не сказал… — протянула я, ковыряя вилкой еду. — Так мне надо утром есть крекеры прямо в постели?

— Да, не вставая. Пишут, что это помогает.

— А орехи?

— Нужно пробовать. Каждому помогает что-то свое.

Я протянула руку через стол и сжала его пальцы.

— Спасибо.

— Не за что. Я очень стараюсь помочь, но, черт, мне не понять и десятой доли всего, что ты чувствуешь.

— Мое тело уже меняется, Алекс, — прошептала я неожиданно для самой себя. — А что будет дальше? Сейчас ведь только… самое начало!

Глава 8

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Только там полноценная версия книги

Только там полноценная версия книги

Только там полноценная версия книги

Только там полноценная версия книги

* * *

Утром я проснулась в восхитительнейшем, невероятном расположении духа. Вот просто как открыла глаза, так сразу и захотелось вскочить с кровати, закружиться по спальне и спеть песенку хором с маленькими птичками, которые стали бы клевать зерна из моих рук. Это здорово получалось у всех принцесс Диснея, а мной владело pure happiness — счастье высшей пробы.

И длилось оно ровно до того момента, как из горизонтального положения я перешла в вертикальное.

Стоило коснуться ногами пола, как вместо танцев мои ноги понесли меня к туалету, а из горла… о нет, рвались отнюдь не песни. Я едва успела. Меня вывернуло наизнанку, и я рухнула на кафель, безжизненная, как Белоснежка после отравленного яблока.

Что со мной, черт возьми?!

Ах да.

Я же беременна.

Я все еще сидела возле унитаза, пытаясь отдышаться, когда в дверном проеме появился Алекс.

— Хотел сказать доброе утро, но, кажется, не стоит.

— Уйди, — едва успела сказать я и меня снова вывернуло.

Вашу ж мать! Так теперь всегда, что ли, будет?

— Может, кофе? — крикнул он из гардеробной.

Ему не стоило произносить этого. От одного только воспоминания, каким терпким и горьким может быть один только аромат, я извергла из себя все и даже больше.

— Понял! — отозвался Алекс после паузы. — Гугл говорит, что надо есть соленые крекеры прямо в постели, чтобы утренняя тошнота прошла легче.

Легче? Что, черт возьми, это значит? Блевать не пять раз, а один?

Но на предложение похрустеть соленых крекеров организм никак не отреагировал. Я смогла подняться, добраться до раковины и прополоскать рот и потом почистить зубы. Кстати, бледной я при этом не выглядела, как бывало при кишечном гриппе, например.

Когда я закончила чистить зубы, то вышла в спальню. Алекс сидел на кровати с телефоном в руках. Я сказала:

— Яичницу. Бекон. Сок. Никакого кофе. И свой лучше выпей раньше, чем я спущусь. И те ореховые пирожные, что мы купили вчера.

Алекс кивнул.

— А ты?

— А я в душ.

— Поцеловать тебя можно?

— Если тебе не противно.

Он обнял меня и притянул к себе, поглаживая по спине.

— Мне не противно, мне очень тебя жаль.

Я шмыгнула носом.

— Иди и добудь мне бекон, Алекс.

— Слушаюсь, моя королева, — улыбнулся он.

В душе меня ждало еще одного открытие — соски болели даже от бьющих в них струй воды. Пришлось отворачиваться или стоять, зажимая соски руками. И да, грудь стала тяжелее, Алекс вчера не ошибся. Так быстро? Боже, так и должно быть? Почему так быстро все происходит: и тело меняется, и настроение, и состояние?

Когда я спустилась на завтрак, то надо же… Сюрприз!

От запаха бекона, который я так жаждала еще полчаса назад, я пулей вылетела из-за стола.

— Убрать его с твоей тарелки? — крикнул Алекс из столовой.

— И быстрее, — прохрипела я.

Итак, я осталась без бекона и кофе. Маленькая детка внутри меня, не отбирай хотя бы орехи, пожалуйста.

Я села за стол и хлебнула кислого апельсинового сока. Стало чуть легче.

— Это токсикоз, — сказал Алекс, — и ученые до сих пор не могут объяснить его механизм.

— Вот же бездельники, — проворчала я.

— Он, обычно, заканчивается ко второму триместру.

— Обычно? — повторила я с ужасом. — А может, не закончиться?!

— Да, и это плохая новость. Хорошая в том, что на протяжение всей беременности он бывает редко. И что у тебя это пока только в первый раз, и больше может не повториться.

— Спасибо, гугл.

Алекс стрельнул глазами в мою сторону.

— Не смей переименовывать меня в записной книжке.

— А ведь я даже не думала об этом, пока ты не сказал… — протянула я, ковыряя вилкой еду. — Так мне надо утром есть крекеры прямо в постели?

— Да, не вставая. Пишут, что это помогает.

— А орехи?

— Нужно пробовать. Каждому помогает что-то свое.

Я протянула руку через стол и сжала его пальцы.

— Спасибо.

— Не за что. Я очень стараюсь помочь, но, черт, мне не понять и десятой доли всего, что ты чувствуешь.

— Мое тело уже меняется, Алекс, — прошептала я неожиданно для самой себя. — А что будет дальше? Сейчас ведь только… самое начало!

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Только там полноценная версия книги

Только там полноценная версия книги

Только там полноценная версия книги

Только там полноценная версия книги

Утром я проснулась в восхитительнейшем, невероятном расположении духа. Вот просто как открыла глаза, так сразу и захотелось вскочить с кровати, закружиться по спальне и спеть песенку хором с маленькими птичками, которые стали бы клевать зерна из моих рук. Это здорово получалось у всех принцесс Диснея, а мной владело pure happiness — счастье высшей пробы.

И длилось оно ровно до того момента, как из горизонтального положения я перешла в вертикальное.

Стоило коснуться ногами пола, как вместо танцев мои ноги понесли меня к туалету, а из горла… о нет, рвались отнюдь не песни. Я едва успела. Меня вывернуло наизнанку, и я рухнула на кафель, безжизненная, как Белоснежка после отравленного яблока.

Что со мной, черт возьми?!

Ах да.

Я же беременна.

Я все еще сидела возле унитаза, пытаясь отдышаться, когда в дверном проеме появился Алекс.

— Хотел сказать доброе утро, но, кажется, не стоит.

— Уйди, — едва успела сказать я и меня снова вывернуло.

Вашу ж мать! Так теперь всегда, что ли, будет?

— Может, кофе? — крикнул он из гардеробной.

Ему не стоило произносить этого. От одного только воспоминания, каким терпким и горьким может быть один только аромат, я извергла из себя все и даже больше.

— Понял! — отозвался Алекс после паузы. — Гугл говорит, что надо есть соленые крекеры прямо в постели, чтобы утренняя тошнота прошла легче.

Легче? Что, черт возьми, это значит? Блевать не пять раз, а один?

Но на предложение похрустеть соленых крекеров организм никак не отреагировал. Я смогла подняться, добраться до раковины и прополоскать рот и потом почистить зубы. Кстати, бледной я при этом не выглядела, как бывало при кишечном гриппе, например.

Когда я закончила чистить зубы, то вышла в спальню. Алекс сидел на кровати с телефоном в руках. Я сказала:

— Яичницу. Бекон. Сок. Никакого кофе. И свой лучше выпей раньше, чем я спущусь. И те ореховые пирожные, что мы купили вчера.

Алекс кивнул.

— А ты?

— А я в душ.

— Поцеловать тебя можно?

— Если тебе не противно.

Он обнял меня и притянул к себе, поглаживая по спине.

— Мне не противно, мне очень тебя жаль.

Я шмыгнула носом.

— Иди и добудь мне бекон, Алекс.

— Слушаюсь, моя королева, — улыбнулся он.

В душе меня ждало еще одного открытие — соски болели даже от бьющих в них струй воды. Пришлось отворачиваться или стоять, зажимая соски руками. И да, грудь стала тяжелее, Алекс вчера не ошибся. Так быстро? Боже, так и должно быть? Почему так быстро все происходит: и тело меняется, и настроение, и состояние?

Когда я спустилась на завтрак, то надо же… Сюрприз!

От запаха бекона, который я так жаждала еще полчаса назад, я пулей вылетела из-за стола.

— Убрать его с твоей тарелки? — крикнул Алекс из столовой.

— И быстрее, — прохрипела я.

Итак, я осталась без бекона и кофе. Маленькая детка внутри меня, не отбирай хотя бы орехи, пожалуйста.

Я села за стол и хлебнула кислого апельсинового сока. Стало чуть легче.

— Это токсикоз, — сказал Алекс, — и ученые до сих пор не могут объяснить его механизм.

— Вот же бездельники, — проворчала я.

— Он, обычно, заканчивается ко второму триместру.

— Обычно? — повторила я с ужасом. — А может, не закончиться?!

— Да, и это плохая новость. Хорошая в том, что на протяжение всей беременности он бывает редко. И что у тебя это пока только в первый раз, и больше может не повториться.

— Спасибо, гугл.

Алекс стрельнул глазами в мою сторону.

— Не смей переименовывать меня в записной книжке.

— А ведь я даже не думала об этом, пока ты не сказал… — протянула я, ковыряя вилкой еду. — Так мне надо утром есть крекеры прямо в постели?

— Да, не вставая. Пишут, что это помогает.

— А орехи?

— Нужно пробовать. Каждому помогает что-то свое.

Я протянула руку через стол и сжала его пальцы.

— Спасибо.

— Не за что. Я очень стараюсь помочь, но, черт, мне не понять и десятой доли всего, что ты чувствуешь.

— Мое тело уже меняется, Алекс, — прошептала я неожиданно для самой себя. — А что будет дальше? Сейчас ведь только… самое начало!

Утром я проснулась в восхитительнейшем, невероятном расположении духа. Вот просто как открыла глаза, так сразу и захотелось вскочить с кровати, закружиться по спальне и спеть песенку хором с маленькими птичками, которые стали бы клевать зерна из моих рук. Это здорово получалось у всех принцесс Диснея, а мной владело pure happiness — счастье высшей пробы.

И длилось оно ровно до того момента, как из горизонтального положения я перешла в вертикальное.

Стоило коснуться ногами пола, как вместо танцев мои ноги понесли меня к туалету, а из горла… о нет, рвались отнюдь не песни. Я едва успела. Меня вывернуло наизнанку, и я рухнула на кафель, безжизненная, как Белоснежка после отравленного яблока.

Что со мной, черт возьми?!

Ах да.

Я же беременна.

Я все еще сидела возле унитаза, пытаясь отдышаться, когда в дверном проеме появился Алекс.

— Хотел сказать доброе утро, но, кажется, не стоит.

— Уйди, — едва успела сказать я и меня снова вывернуло.

Вашу ж мать! Так теперь всегда, что ли, будет?

— Может, кофе? — крикнул он из гардеробной.

Ему не стоило произносить этого. От одного только воспоминания, каким терпким и горьким может быть один только аромат, я извергла из себя все и даже больше.

— Понял! — отозвался Алекс после паузы. — Гугл говорит, что надо есть соленые крекеры прямо в постели, чтобы утренняя тошнота прошла легче.

Легче? Что, черт возьми, это значит? Блевать не пять раз, а один?

Но на предложение похрустеть соленых крекеров организм никак не отреагировал. Я смогла подняться, добраться до раковины и прополоскать рот и потом почистить зубы. Кстати, бледной я при этом не выглядела, как бывало при кишечном гриппе, например.

Когда я закончила чистить зубы, то вышла в спальню. Алекс сидел на кровати с телефоном в руках. Я сказала:

— Яичницу. Бекон. Сок. Никакого кофе. И свой лучше выпей раньше, чем я спущусь. И те ореховые пирожные, что мы купили вчера.

Алекс кивнул.

— А ты?

— А я в душ.

— Поцеловать тебя можно?

— Если тебе не противно.

Он обнял меня и притянул к себе, поглаживая по спине.

— Мне не противно, мне очень тебя жаль.

Я шмыгнула носом.

— Иди и добудь мне бекон, Алекс.

— Слушаюсь, моя королева, — улыбнулся он.

В душе меня ждало еще одного открытие — соски болели даже от бьющих в них струй воды. Пришлось отворачиваться или стоять, зажимая соски руками. И да, грудь стала тяжелее, Алекс вчера не ошибся. Так быстро? Боже, так и должно быть? Почему так быстро все происходит: и тело меняется, и настроение, и состояние?

Когда я спустилась на завтрак, то надо же… Сюрприз!

От запаха бекона, который я так жаждала еще полчаса назад, я пулей вылетела из-за стола.

— Убрать его с твоей тарелки? — крикнул Алекс из столовой.

— И быстрее, — прохрипела я.

Итак, я осталась без бекона и кофе. Маленькая детка внутри меня, не отбирай хотя бы орехи, пожалуйста.

Я села за стол и хлебнула кислого апельсинового сока. Стало чуть легче.

— Это токсикоз, — сказал Алекс, — и ученые до сих пор не могут объяснить его механизм.

— Вот же бездельники, — проворчала я.

— Он, обычно, заканчивается ко второму триместру.

— Обычно? — повторила я с ужасом. — А может, не закончиться?!

— Да, и это плохая новость. Хорошая в том, что на протяжение всей беременности он бывает редко. И что у тебя это пока только в первый раз, и больше может не повториться.

— Спасибо, гугл.

Алекс стрельнул глазами в мою сторону.

— Не смей переименовывать меня в записной книжке.

— А ведь я даже не думала об этом, пока ты не сказал… — протянула я, ковыряя вилкой еду. — Так мне надо утром есть крекеры прямо в постели?

— Да, не вставая. Пишут, что это помогает.

— А орехи?

— Нужно пробовать. Каждому помогает что-то свое.

Я протянула руку через стол и сжала его пальцы.

— Спасибо.

— Не за что. Я очень стараюсь помочь, но, черт, мне не понять и десятой доли всего, что ты чувствуешь.

— Мое тело уже меняется, Алекс, — прошептала я неожиданно для самой себя. — А что будет дальше? Сейчас ведь только… самое начало!

Утром я проснулась в восхитительнейшем, невероятном расположении духа. Вот просто как открыла глаза, так сразу и захотелось вскочить с кровати, закружиться по спальне и спеть песенку хором с маленькими птичками, которые стали бы клевать зерна из моих рук. Это здорово получалось у всех принцесс Диснея, а мной владело pure happiness — счастье высшей пробы.

И длилось оно ровно до того момента, как из горизонтального положения я перешла в вертикальное.

Стоило коснуться ногами пола, как вместо танцев мои ноги понесли меня к туалету, а из горла… о нет, рвались отнюдь не песни. Я едва успела. Меня вывернуло наизнанку, и я рухнула на кафель, безжизненная, как Белоснежка после отравленного яблока.

Что со мной, черт возьми?!

Ах да.

Я же беременна.

Я все еще сидела возле унитаза, пытаясь отдышаться, когда в дверном проеме появился Алекс.

— Хотел сказать доброе утро, но, кажется, не стоит.

— Уйди, — едва успела сказать я и меня снова вывернуло.

Вашу ж мать! Так теперь всегда, что ли, будет?

— Может, кофе? — крикнул он из гардеробной.

Ему не стоило произносить этого. От одного только воспоминания, каким терпким и горьким может быть один только аромат, я извергла из себя все и даже больше.

— Понял! — отозвался Алекс после паузы. — Гугл говорит, что надо есть соленые крекеры прямо в постели, чтобы утренняя тошнота прошла легче.

Легче? Что, черт возьми, это значит? Блевать не пять раз, а один?

Но на предложение похрустеть соленых крекеров организм никак не отреагировал. Я смогла подняться, добраться до раковины и прополоскать рот и потом почистить зубы. Кстати, бледной я при этом не выглядела, как бывало при кишечном гриппе, например.

Когда я закончила чистить зубы, то вышла в спальню. Алекс сидел на кровати с телефоном в руках. Я сказала:

— Яичницу. Бекон. Сок. Никакого кофе. И свой лучше выпей раньше, чем я спущусь. И те ореховые пирожные, что мы купили вчера.

Алекс кивнул.

— А ты?

— А я в душ.

— Поцеловать тебя можно?

— Если тебе не противно.

Он обнял меня и притянул к себе, поглаживая по спине.

— Мне не противно, мне очень тебя жаль.

Я шмыгнула носом.

— Иди и добудь мне бекон, Алекс.

— Слушаюсь, моя королева, — улыбнулся он.

В душе меня ждало еще одного открытие — соски болели даже от бьющих в них струй воды. Пришлось отворачиваться или стоять, зажимая соски руками. И да, грудь стала тяжелее, Алекс вчера не ошибся. Так быстро? Боже, так и должно быть? Почему так быстро все происходит: и тело меняется, и настроение, и состояние?

Когда я спустилась на завтрак, то надо же… Сюрприз!

От запаха бекона, который я так жаждала еще полчаса назад, я пулей вылетела из-за стола.

— Убрать его с твоей тарелки? — крикнул Алекс из столовой.

— И быстрее, — прохрипела я.

Итак, я осталась без бекона и кофе. Маленькая детка внутри меня, не отбирай хотя бы орехи, пожалуйста.

Я села за стол и хлебнула кислого апельсинового сока. Стало чуть легче.

— Это токсикоз, — сказал Алекс, — и ученые до сих пор не могут объяснить его механизм.

— Вот же бездельники, — проворчала я.

— Он, обычно, заканчивается ко второму триместру.

— Обычно? — повторила я с ужасом. — А может, не закончиться?!

— Да, и это плохая новость. Хорошая в том, что на протяжение всей беременности он бывает редко. И что у тебя это пока только в первый раз, и больше может не повториться.

— Спасибо, гугл.

Алекс стрельнул глазами в мою сторону.

— Не смей переименовывать меня в записной книжке.

— А ведь я даже не думала об этом, пока ты не сказал… — протянула я, ковыряя вилкой еду. — Так мне надо утром есть крекеры прямо в постели?

— Да, не вставая. Пишут, что это помогает.

— А орехи?

— Нужно пробовать. Каждому помогает что-то свое.

Я протянула руку через стол и сжала его пальцы.

— Спасибо.

— Не за что. Я очень стараюсь помочь, но, черт, мне не понять и десятой доли всего, что ты чувствуешь.

— Мое тело уже меняется, Алекс, — прошептала я неожиданно для самой себя. — А что будет дальше? Сейчас ведь только… самое начало!

Утром я проснулась в восхитительнейшем, невероятном расположении духа. Вот просто как открыла глаза, так сразу и захотелось вскочить с кровати, закружиться по спальне и спеть песенку хором с маленькими птичками, которые стали бы клевать зерна из моих рук. Это здорово получалось у всех принцесс Диснея, а мной владело pure happiness — счастье высшей пробы.

И длилось оно ровно до того момента, как из горизонтального положения я перешла в вертикальное.

Стоило коснуться ногами пола, как вместо танцев мои ноги понесли меня к туалету, а из горла… о нет, рвались отнюдь не песни. Я едва успела. Меня вывернуло наизнанку, и я рухнула на кафель, безжизненная, как Белоснежка после отравленного яблока.

Что со мной, черт возьми?!

Ах да.

Я же беременна.

Я все еще сидела возле унитаза, пытаясь отдышаться, когда в дверном проеме появился Алекс.

— Хотел сказать доброе утро, но, кажется, не стоит.

— Уйди, — едва успела сказать я и меня снова вывернуло.

Вашу ж мать! Так теперь всегда, что ли, будет?

— Может, кофе? — крикнул он из гардеробной.

Ему не стоило произносить этого. От одного только воспоминания, каким терпким и горьким может быть один только аромат, я извергла из себя все и даже больше.

— Понял! — отозвался Алекс после паузы. — Гугл говорит, что надо есть соленые крекеры прямо в постели, чтобы утренняя тошнота прошла легче.

Легче? Что, черт возьми, это значит? Блевать не пять раз, а один?

Но на предложение похрустеть соленых крекеров организм никак не отреагировал. Я смогла подняться, добраться до раковины и прополоскать рот и потом почистить зубы. Кстати, бледной я при этом не выглядела, как бывало при кишечном гриппе, например.

Когда я закончила чистить зубы, то вышла в спальню. Алекс сидел на кровати с телефоном в руках. Я сказала:

— Яичницу. Бекон. Сок. Никакого кофе. И свой лучше выпей раньше, чем я спущусь. И те ореховые пирожные, что мы купили вчера.

Алекс кивнул.

— А ты?

— А я в душ.

— Поцеловать тебя можно?

— Если тебе не противно.

Он обнял меня и притянул к себе, поглаживая по спине.

— Мне не противно, мне очень тебя жаль.

Я шмыгнула носом.

— Иди и добудь мне бекон, Алекс.

— Слушаюсь, моя королева, — улыбнулся он.

В душе меня ждало еще одного открытие — соски болели даже от бьющих в них струй воды. Пришлось отворачиваться или стоять, зажимая соски руками. И да, грудь стала тяжелее, Алекс вчера не ошибся. Так быстро? Боже, так и должно быть? Почему так быстро все происходит: и тело меняется, и настроение, и состояние?

Когда я спустилась на завтрак, то надо же… Сюрприз!

От запаха бекона, который я так жаждала еще полчаса назад, я пулей вылетела из-за стола.

— Убрать его с твоей тарелки? — крикнул Алекс из столовой.

— И быстрее, — прохрипела я.

Итак, я осталась без бекона и кофе. Маленькая детка внутри меня, не отбирай хотя бы орехи, пожалуйста.

Я села за стол и хлебнула кислого апельсинового сока. Стало чуть легче.

— Это токсикоз, — сказал Алекс, — и ученые до сих пор не могут объяснить его механизм.

— Вот же бездельники, — проворчала я.

— Он, обычно, заканчивается ко второму триместру.

— Обычно? — повторила я с ужасом. — А может, не закончиться?!

— Да, и это плохая новость. Хорошая в том, что на протяжение всей беременности он бывает редко. И что у тебя это пока только в первый раз, и больше может не повториться.

— Спасибо, гугл.

Алекс стрельнул глазами в мою сторону.

— Не смей переименовывать меня в записной книжке.

— А ведь я даже не думала об этом, пока ты не сказал… — протянула я, ковыряя вилкой еду. — Так мне надо утром есть крекеры прямо в постели?

— Да, не вставая. Пишут, что это помогает.

— А орехи?

— Нужно пробовать. Каждому помогает что-то свое.

Я протянула руку через стол и сжала его пальцы.

— Спасибо.

— Не за что. Я очень стараюсь помочь, но, черт, мне не понять и десятой доли всего, что ты чувствуешь.

— Мое тело уже меняется, Алекс, — прошептала я неожиданно для самой себя. — А что будет дальше? Сейчас ведь только… самое начало!

Глава 9

Я отправила Алексу только одно смс, с просьбой рассказать, как появится возможность, что случилось, но он так и не ответил. После я говорила с Дженни, которая, как оказалась, была в приемном покое детской больницы. С макияжем и в вечернем платье. Они как раз собирались выходить из дома вместе с Абрахамом, чтобы завести дочку к нам, но за считанные минуты у Кайли поднялась температура, и из-за стремительной лихорадки девочка потеряла сознание.

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Глава 10

31 декабря погода основательно испортилась. Небо хмурилось, поливая мир мелким ледяным дождем, а мрачно-серый океан бросался на пляжи и скалы с ожесточением голодной собаки.

Тот самый день, когда мы должны были впервые появиться на главной вечеринке Голливуда и предстать на красной дорожке перед сотней папарацци.

Этот день ничем не отличался от трех предыдущих, которые начинались одинаково, несмотря на крекеры, орехи, тосты, бублики (да, Алекс нашел даже бублики в русском магазине) и то, что нашу кровать приходилось ежедневно перестилать после тоны крошек от всех этих снексов.

Выматывающий токсикоз был тут как тут. С невероятным упрямством он каждое утро застилал мое хорошее настроение, совсем как низкие свинцовые тучи обычно синее калифорнийское небо. Оставалось только надеяться, что как и зима, токсикоз однажды тоже закончится, а на смену ему придет весна, а моя ванна по утрам станет зоной свободной от регулярной тошноты.

У нас даже установились определенные ритуалы. Пока меня выворачивало наизнанку, Алекс успевал выпить две чашки крепкого кофе, так как после я не могла даже поцеловать его, если он пил кофе в течение дня. И он заодно подъедал мой бекон, который мне неизменно хотелось, но никак не удавалось съесть ни кусочка.

Тем же утром после утренней тошноты, ведомая плохим предчувствием, я скинула футболку для сна и встала голой перед зеркалом. Низ живота довольно внушительно округлился. Как вчера мне объяснял Алекс, это связано с тем, что мышцы пресса постепенно расслаблялись и даже расходились, чтобы позволить в свое время вырасти животу.

Мышцы пресса могли и подождать денек, думала я, кусая губы. Платье мне подобрали в тон костюма Алекса, и сделали это еще две недели назад стилисты, нанятые Эдвардом. Они выбрали для меня платье цвета бордо, обтягивающее тело до бедер, а ниже колен юбка расширялась русалочьим хвостом.

Теперь же я видела в зеркале, что мой живот предстанет на обозрение публики раньше времени. Куда раньше, чем будут сделаны заявления со стороны мистера Кейна, а значит, станет темой номер один для желтых таблоидов, которые так любят перемывать косточки и обсуждать скрывается ли под свободными платьями животик или это просто лишняя пицца?

Это было катастрофой. Еще и потому что две недели назад Эдвард рассказывал байку об актрисе, которая решила поменять дизайнерское платье за несколько часов до «Оскара». Я и тогда не поняла этой шутки о реалиях Голливуда, а теперь мне и подавно было не смешно. Шутка сводилась к тому, что дизайнерские дома заранее заключают контракты со звездами и после поставляют им наряды на обозначенные мероприятия. И в том, как по-дурацки бывают иногда одеты звезды, виноваты не они сами и не их стилисты, а дизайнеры домов мод, чьи изобретения иногда просто-напросто несовместимы с жизнью, но контракт ведь уже заключен. Не отвертеться.

Такие договора к тому же исключали возможность, что звезды появятся в одинаковых платьях или же все отдадут предпочтение какому-то одному модельному дому.

Короче говоря, менять за несколько часов до выхода платье, было сродни тому, чтобы изобрести машину времени и помочь «Титанику» избежать катастрофы. Одним словом — невозможно.

— Что случилось? Ты так и не спустилась к завтраку.

Я моргнула и пришла в себя. Оказалось, что все это время я так и стояла голая перед зеркалом, держа руки на животе.

Алекс тут же положил свои руки поверх моих, правда, ненадолго. Через миг его руки уже поднялись к груди, избегая, впрочем, сосков, а губы скользнули к голым плечам.

— Детка, что не так? — повторил он.

— Платье, -— выдохнула я, откидываясь назад под его лаской и поцелуями, которые становились все более горячими.

От убрал волосы с моего плечами и спросил:

— И что с ним? — вернулся к поцелуям.

— Все сразу поймут, что я беременна.

Алекс остановился.

— Никто ничего не поймет на этом сроке. Тебе просто кажется.

Я повернулась боком. Внизу живота появился бугорок. Раньше его там не было!

— Смотри! Мне не кажется.

Алекс опустился на колени и поцеловал низ живота.

— Тебе кажется. В книгах пишут, что это просто начинают расслабляться мышцы пресса. И у худых и стройных животик может появляться чуть раньше. Но, фактически, в твои пять или шесть недель сейчас еще ничего не заметно.

Он вдруг отвел трусики в сторону и сказал, перебирая пальцами:

— Посмотри, как ты стонешь, когда я делаю так, — он стал перебирать пальцами. — Детка, когда я увидел это в первый раз, я не смог устоять.

— И тем не менее, — я тяжело дышала, — ты устоял от соблазна взять меня прямо там.

— Я не продержался и сутки, — прошептал он. — Ты знаешь, что стала пахнуть иначе?

— Хуже? — вспыхнула я.

— Кто сказал хуже? Иначе. Ты пахнешь теперь так сладко, как лучший сорт шоколада. Так соблазнительно.

Пальцы вытворяли невероятное в трусиках.

— Устоишь? — спросил он, глядя на меня снизу вверх, но не дождался ответа.

Коснулся губами и провел языком по изнемогающему клитору, а я задохнулся от ощущений и того, что все это по-прежнему происходило перед зеркалом в полный рост.

— Алекс… стой…

— У нас здесь нет такой же тумбы, как там. Так что придется стоять.

— Только, пожалуйста, уйдем от зеркала…

— Я хочу видеть. Помнишь, как ты насаживалась на мой палец впервые? — прошептал он, играя во мне пальцами. — Я помню. Знаешь, как это чертовски завело меня? Разве мог я отпустить тебя после?

— А как ты объяснил тогда Эдварду, из-за чего хочешь поменять рейс? — просила я, отдышавшись.

— Сказал, что пропустил конференцию с главным сценаристом, и теперь мне лучше полететь с тобой, чтобы успеть за восемь часов полета выяснить все, что необходимо для роли.

— А почему ты вообще пропустил ту конференцию? — встрепенулась я. — Я убила весь день на то, чтобы сделать укладку и макияж и вообще хорошо выглядеть.

— Ты определенно выглядела хорошо, когда мы встретились, — хмыкнул он. — Удивительно, что это все было для меня, а я даже не знал об этом, когда увидел тебя на вечеринке.

— Ты так и не ответил, Алекс.

Он тяжело вздохнул, а мне вдруг стало зябко.

— Тебе не нужно этого знать.

Я отстранилась.

— Почему?

Он отвел глаза в сторону.

Сердце снова застучало быстрее, хотя еще минуту назад его ритм в моей груди стих после пережитого удовольствия.

— Скажи мне правду, Алекс. Сейчас же.

— Я не могу, — ответил он. — Просто на хрен не могу сказать тебе этого. Не надо, Ирэн. Все это в прошлом. Это не имеет никакого значения.

— Не имело бы, если бы я не собиралась связывать с тобой свое будущее, Алекс.

— Не могу, — повторил он.

— Не можешьпочему? Что произойдет, если я узнаю? Что, скажи на милость, ты мог сделать такого в Москве, о чем не можешь рассказать мне?

— Это уже не важно, поверь мне.

Я отстранилась.

— Это все еще важно. Мы встретились из-за этого.

Я успела выскользнуть из гардеробной прежде, чем он остановил меня. Я должна была чувствовать голод, ведь так и не позавтракала до сих пор, но внутренности связало узлом, а от страха и отвращения закружилась голова. Вернулась тошнота. Что ж, значит и не буду завтракать, если желудок будет пустым, рвать будет нечем.

Натянув джинсы и толстовку с кроссовками, выскочила из спальни, миновала комнаты и сбежала вниз по лестнице. Деревья в саду качались на ветру, а стекла были мокрыми после недавно прошедшего дождя. Но теперь дождя не было, поэтому я не стала брать зонт и вышла к бассейну.

Было зябко и сыро. Соленая влажность пробиралась холодными пальцами под одежду. Я натянула на влажные волосы капюшон и толкнула дверцу, за которой скрывалась лестница, ведущая к океану.

Было не по себе от прогулки по саду. Во мне бушевала ярость, которая отзывалась с ревом бело-серого океана вдали. Раз помогло Джейку, может быть, поможет и мне.

Я побежала вниз по деревянным ступеням, мимо заросших холмов, перемежавших с камнями. Ветер стал порывистым, на губах стало солено.

Я старалась не думать, но раз за разом возвращалась к разговору и прокручивала его в своей голове. Вариантов было не много.

У него кто-то был там, в Москве. Какая-то другая женщина удержала его от встречи со мной, которая все же состоялась после. В этом и состояла ирония происходящего. Может быть, на моем месте должна была быть другая. Может быть, и не стоило верить ему, что все это время он был примерным семьянином. Ведь он все-таки последовал за мной в тот шкаф и не продержался и сутки, как оттрахал в самолете.

Это ведь не очень похоже на поведение примерного семьянина, верно?

Потребовалось аж четверть часа, чтобы спуститься по длиннющей лестнице, наконец, к пляжу. Дикому, с темным крупным песком и полосами бурых водорослей. Рев океана оглушал. Темные низкие облака, казалось, напирали сверху, клубились вдали скрытой угрозой.

А если у него была любовница в Москве? Не случайная, а постоянная? Сколько раз он вообще летал туда и почему прилетел тогда? Алекс говорил, что прилетел на выставку друга художника, но разве теперь я могла верить? И разве мог он при первой же встрече рассказать мне правду?

Я заорала во всю силу и все равно не услышала своего голоса. Высокая волна налетела вдали на выпирающую скалу и разлетелась сотней брызг.

Меня скрутило от боли. Я обхватила себя обеими руками, чувствуя, как внутри словно плещется жидкое пламя. Меня просто-напросто тошнило, но желудок, как я и рассчитывала, был пуст. А сухие рвотные позывы оказались куда хуже обычных.

Ноги меня не держали. Голод, холод, страх и обида лишили последних сил. Как и оргазмы, которые теперь казались такими далекими. Я рухнула на песок, сгибаясь пополам от боли.

Я должна дать ему шанс? Должна ли согласиться с его словами, что это лишь прошлое? Но кто даст мне гарантию, что он не встретит вновь какую-нибудь другую женщину, пока я размерами буду напоминать выброшенного на берег кита? Только доверие давало подобную гарантию и скорее лишало возможности усомниться, а теперь… не было и того.

Он чертов актер… Ему будут выбирать красивых женщин в спутницы, они должны шествовать с ним по красным дорожкам, не я, доверчивая наивная иммигрантка.

Алекс схватил меня за предплечья и поднял рывком.

Разумеется, я не слышала его шагов. За ревом океана не было ни малейшего шанса даже услышать его тихие слова, поэтому ему пришлось проорать: «Идем домой! НЕМЕДЛЕННО»

Я стряхнула его цепкие руки и, перекрикивая шум волн, сказала:

— Скажи мне, черт тебя подери! Скажи мне правду!

Алекс глядел на меня так, словно я всадила ему нож в сердце и для верность прокрутила рукоять.

— Тебе не нужно этого знать! — крикнул он в ответ. — Я ненавижу себя за это!

— Как ее звали?

Он моргнул.

— Кого?

— Эту женщину!

— Не было никакой женщины!

— Посмотри на меня, Алекс! — заорала я, надвигаясь на него по влажному песку, из-за которого разъезжались ноги. — Я в шаге от того, чтобы возненавидеть тебя! Скажи мне правду!

Я хотела топнуть, но не учла зыбкого песка под ногами. Кроссовок ушел вглубь, я потеряла равновесие, взмахнула руками и очутилась в крепких объятиях Алекса, после чего стала осыпать его грудь, плечи несомненно слабыми ударами, которые не причиняли ему вреда. Я хотела, чтобы он меня отпустил, но вместо этого он поднял меня над землей и взял на руки.

В два шага преодолел пляж и ступил на первую деревянную ступень. Коснулся моего лба своим лбом, наклонился к уху, вероятно, чтобы не орать и сказал:

— Я смотрю на тебя. Каждый день. Когда ты спишь, засыпаешь или думаешь, что я не смотрю на тебя. Я, черт возьми, не могу отвести от тебя взгляд с самой первой встречи. Ты — единственная женщина, которая была там. Ты вернула меня к жизни, когда я на хрен проклял ее. Могу представить, что ты успела придумать за это время, но все это чушь собачья, поверь мне. Ты не представляешь, какой дерьмовой была моя жизнь тогда. И самое паршивое, что это дерьмо почти победило. Я чуть не сдался, Ирэн! Меган была сильнее меня, лучше меня, а я подвел ее!

Мои зубы стучали от холода и, несомненно, и от жестоких коротких фраз Алекса. Я была непреклонной.

— Ты все еще хочешь знать, зачем я прилетел в Москву? — спросил он с тяжелым вздохом.

Я кивнула, сжав ногти так, что они впились в мои ладони.

Он пошел наверх, широко шагая, так и не ослабив хватку и не выпустив меня из рук.

— Хорошо. Я расскажу.

Глава 11

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Утром я проснулась в восхитительнейшем, невероятном расположении духа. Вот просто как открыла глаза, так сразу и захотелось вскочить с кровати, закружиться по спальне и спеть песенку хором с маленькими птичками, которые стали бы клевать зерна из моих рук. Это здорово получалось у всех принцесс Диснея, а мной владело pure happiness — счастье высшей пробы.

И длилось оно ровно до того момента, как из горизонтального положения я перешла в вертикальное.

Стоило коснуться ногами пола, как вместо танцев мои ноги понесли меня к туалету, а из горла… о нет, рвались отнюдь не песни. Я едва успела. Меня вывернуло наизнанку, и я рухнула на кафель, безжизненная, как Белоснежка после отравленного яблока.

Что со мной, черт возьми?!

Ах да.

Я же беременна.

Я все еще сидела возле унитаза, пытаясь отдышаться, когда в дверном проеме появился Алекс.

— Хотел сказать доброе утро, но, кажется, не стоит.

— Уйди, — едва успела сказать я и меня снова вывернуло.

Вашу ж мать! Так теперь всегда, что ли, будет?

— Может, кофе? — крикнул он из гардеробной.

Ему не стоило произносить этого. От одного только воспоминания, каким терпким и горьким может быть один только аромат, я извергла из себя все и даже больше.

— Понял! — отозвался Алекс после паузы. — Гугл говорит, что надо есть соленые крекеры прямо в постели, чтобы утренняя тошнота прошла легче.

Легче? Что, черт возьми, это значит? Блевать не пять раз, а один?

Но на предложение похрустеть соленых крекеров организм никак не отреагировал. Я смогла подняться, добраться до раковины и прополоскать рот и потом почистить зубы. Кстати, бледной я при этом не выглядела, как бывало при кишечном гриппе, например.

Когда я закончила чистить зубы, то вышла в спальню. Алекс сидел на кровати с телефоном в руках. Я сказала:

— Яичницу. Бекон. Сок. Никакого кофе. И свой лучше выпей раньше, чем я спущусь. И те ореховые пирожные, что мы купили вчера.

Алекс кивнул.

— А ты?

— А я в душ.

— Поцеловать тебя можно?

— Если тебе не противно.

Он обнял меня и притянул к себе, поглаживая по спине.

— Мне не противно, мне очень тебя жаль.

Я шмыгнула носом.

— Иди и добудь мне бекон, Алекс.

— Слушаюсь, моя королева, — улыбнулся он.

В душе меня ждало еще одного открытие — соски болели даже от бьющих в них струй воды. Пришлось отворачиваться или стоять, зажимая соски руками. И да, грудь стала тяжелее, Алекс вчера не ошибся. Так быстро? Боже, так и должно быть? Почему так быстро все происходит: и тело меняется, и настроение, и состояние?

Когда я спустилась на завтрак, то надо же… Сюрприз!

От запаха бекона, который я так жаждала еще полчаса назад, я пулей вылетела из-за стола.

— Убрать его с твоей тарелки? — крикнул Алекс из столовой.

— И быстрее, — прохрипела я.

Итак, я осталась без бекона и кофе. Маленькая детка внутри меня, не отбирай хотя бы орехи, пожалуйста.

Я села за стол и хлебнула кислого апельсинового сока. Стало чуть легче.

— Это токсикоз, — сказал Алекс, — и ученые до сих пор не могут объяснить его механизм.

— Вот же бездельники, — проворчала я.

— Он, обычно, заканчивается ко второму триместру.

— Обычно? — повторила я с ужасом. — А может, не закончиться?!

— Да, и это плохая новость. Хорошая в том, что на протяжение всей беременности он бывает редко. И что у тебя это пока только в первый раз, и больше может не повториться.

— Спасибо, гугл.

Алекс стрельнул глазами в мою сторону.

— Не смей переименовывать меня в записной книжке.

— А ведь я даже не думала об этом, пока ты не сказал… — протянула я, ковыряя вилкой еду. — Так мне надо утром есть крекеры прямо в постели?

— Да, не вставая. Пишут, что это помогает.

— А орехи?

— Нужно пробовать. Каждому помогает что-то свое.

Я протянула руку через стол и сжала его пальцы.

— Спасибо.

— Не за что. Я очень стараюсь помочь, но, черт, мне не понять и десятой доли всего, что ты чувствуешь.

— Мое тело уже меняется, Алекс, — прошептала я неожиданно для самой себя. — А что будет дальше? Сейчас ведь только… самое начало!

Утром я проснулась в восхитительнейшем, невероятном расположении духа. Вот просто как открыла глаза, так сразу и захотелось вскочить с кровати, закружиться по спальне и спеть песенку хором с маленькими птичками, которые стали бы клевать зерна из моих рук. Это здорово получалось у всех принцесс Диснея, а мной владело pure happiness — счастье высшей пробы.

И длилось оно ровно до того момента, как из горизонтального положения я перешла в вертикальное.

Стоило коснуться ногами пола, как вместо танцев мои ноги понесли меня к туалету, а из горла… о нет, рвались отнюдь не песни. Я едва успела. Меня вывернуло наизнанку, и я рухнула на кафель, безжизненная, как Белоснежка после отравленного яблока.

Что со мной, черт возьми?!

Ах да.

Я же беременна.

Я все еще сидела возле унитаза, пытаясь отдышаться, когда в дверном проеме появился Алекс.

— Хотел сказать доброе утро, но, кажется, не стоит.

— Уйди, — едва успела сказать я и меня снова вывернуло.

Вашу ж мать! Так теперь всегда, что ли, будет?

— Может, кофе? — крикнул он из гардеробной.

Ему не стоило произносить этого. От одного только воспоминания, каким терпким и горьким может быть один только аромат, я извергла из себя все и даже больше.

— Понял! — отозвался Алекс после паузы. — Гугл говорит, что надо есть соленые крекеры прямо в постели, чтобы утренняя тошнота прошла легче.

Легче? Что, черт возьми, это значит? Блевать не пять раз, а один?

Но на предложение похрустеть соленых крекеров организм никак не отреагировал. Я смогла подняться, добраться до раковины и прополоскать рот и потом почистить зубы. Кстати, бледной я при этом не выглядела, как бывало при кишечном гриппе, например.

Когда я закончила чистить зубы, то вышла в спальню. Алекс сидел на кровати с телефоном в руках. Я сказала:

— Яичницу. Бекон. Сок. Никакого кофе. И свой лучше выпей раньше, чем я спущусь. И те ореховые пирожные, что мы купили вчера.

Алекс кивнул.

— А ты?

— А я в душ.

— Поцеловать тебя можно?

— Если тебе не противно.

Он обнял меня и притянул к себе, поглаживая по спине.

— Мне не противно, мне очень тебя жаль.

Я шмыгнула носом.

— Иди и добудь мне бекон, Алекс.

— Слушаюсь, моя королева, — улыбнулся он.

В душе меня ждало еще одного открытие — соски болели даже от бьющих в них струй воды. Пришлось отворачиваться или стоять, зажимая соски руками. И да, грудь стала тяжелее, Алекс вчера не ошибся. Так быстро? Боже, так и должно быть? Почему так быстро все происходит: и тело меняется, и настроение, и состояние?

Когда я спустилась на завтрак, то надо же… Сюрприз!

От запаха бекона, который я так жаждала еще полчаса назад, я пулей вылетела из-за стола.

— Убрать его с твоей тарелки? — крикнул Алекс из столовой.

— И быстрее, — прохрипела я.

Итак, я осталась без бекона и кофе. Маленькая детка внутри меня, не отбирай хотя бы орехи, пожалуйста.

Я села за стол и хлебнула кислого апельсинового сока. Стало чуть легче.

— Это токсикоз, — сказал Алекс, — и ученые до сих пор не могут объяснить его механизм.

— Вот же бездельники, — проворчала я.

— Он, обычно, заканчивается ко второму триместру.

— Обычно? — повторила я с ужасом. — А может, не закончиться?!

— Да, и это плохая новость. Хорошая в том, что на протяжение всей беременности он бывает редко. И что у тебя это пока только в первый раз, и больше может не повториться.

— Спасибо, гугл.

Алекс стрельнул глазами в мою сторону.

— Не смей переименовывать меня в записной книжке.

— А ведь я даже не думала об этом, пока ты не сказал… — протянула я, ковыряя вилкой еду. — Так мне надо утром есть крекеры прямо в постели?

— Да, не вставая. Пишут, что это помогает.

— А орехи?

— Нужно пробовать. Каждому помогает что-то свое.

Я протянула руку через стол и сжала его пальцы.

— Спасибо.

— Не за что. Я очень стараюсь помочь, но, черт, мне не понять и десятой доли всего, что ты чувствуешь.

— Мое тело уже меняется, Алекс, — прошептала я неожиданно для самой себя. — А что будет дальше? Сейчас ведь только… самое начало!

Утром я проснулась в восхитительнейшем, невероятном расположении духа. Вот просто как открыла глаза, так сразу и захотелось вскочить с кровати, закружиться по спальне и спеть песенку хором с маленькими птичками, которые стали бы клевать зерна из моих рук. Это здорово получалось у всех принцесс Диснея, а мной владело pure happiness — счастье высшей пробы.

И длилось оно ровно до того момента, как из горизонтального положения я перешла в вертикальное.

Стоило коснуться ногами пола, как вместо танцев мои ноги понесли меня к туалету, а из горла… о нет, рвались отнюдь не песни. Я едва успела. Меня вывернуло наизнанку, и я рухнула на кафель, безжизненная, как Белоснежка после отравленного яблока.

Что со мной, черт возьми?!

Ах да.

Я же беременна.

Я все еще сидела возле унитаза, пытаясь отдышаться, когда в дверном проеме появился Алекс.

— Хотел сказать доброе утро, но, кажется, не стоит.

— Уйди, — едва успела сказать я и меня снова вывернуло.

Вашу ж мать! Так теперь всегда, что ли, будет?

— Может, кофе? — крикнул он из гардеробной.

Ему не стоило произносить этого. От одного только воспоминания, каким терпким и горьким может быть один только аромат, я извергла из себя все и даже больше.

— Понял! — отозвался Алекс после паузы. — Гугл говорит, что надо есть соленые крекеры прямо в постели, чтобы утренняя тошнота прошла легче.

Легче? Что, черт возьми, это значит? Блевать не пять раз, а один?

Но на предложение похрустеть соленых крекеров организм никак не отреагировал. Я смогла подняться, добраться до раковины и прополоскать рот и потом почистить зубы. Кстати, бледной я при этом не выглядела, как бывало при кишечном гриппе, например.

Когда я закончила чистить зубы, то вышла в спальню. Алекс сидел на кровати с телефоном в руках. Я сказала:

— Яичницу. Бекон. Сок. Никакого кофе. И свой лучше выпей раньше, чем я спущусь. И те ореховые пирожные, что мы купили вчера.

Алекс кивнул.

— А ты?

— А я в душ.

— Поцеловать тебя можно?

— Если тебе не противно.

Он обнял меня и притянул к себе, поглаживая по спине.

— Мне не противно, мне очень тебя жаль.

Я шмыгнула носом.

— Иди и добудь мне бекон, Алекс.

— Слушаюсь, моя королева, — улыбнулся он.

В душе меня ждало еще одного открытие — соски болели даже от бьющих в них струй воды. Пришлось отворачиваться или стоять, зажимая соски руками. И да, грудь стала тяжелее, Алекс вчера не ошибся. Так быстро? Боже, так и должно быть? Почему так быстро все происходит: и тело меняется, и настроение, и состояние?

Когда я спустилась на завтрак, то надо же… Сюрприз!

От запаха бекона, который я так жаждала еще полчаса назад, я пулей вылетела из-за стола.

— Убрать его с твоей тарелки? — крикнул Алекс из столовой.

— И быстрее, — прохрипела я.

Итак, я осталась без бекона и кофе. Маленькая детка внутри меня, не отбирай хотя бы орехи, пожалуйста.

Я села за стол и хлебнула кислого апельсинового сока. Стало чуть легче.

— Это токсикоз, — сказал Алекс, — и ученые до сих пор не могут объяснить его механизм.

— Вот же бездельники, — проворчала я.

— Он, обычно, заканчивается ко второму триместру.

— Обычно? — повторила я с ужасом. — А может, не закончиться?!

— Да, и это плохая новость. Хорошая в том, что на протяжение всей беременности он бывает редко. И что у тебя это пока только в первый раз, и больше может не повториться.

— Спасибо, гугл.

Алекс стрельнул глазами в мою сторону.

— Не смей переименовывать меня в записной книжке.

— А ведь я даже не думала об этом, пока ты не сказал… — протянула я, ковыряя вилкой еду. — Так мне надо утром есть крекеры прямо в постели?

— Да, не вставая. Пишут, что это помогает.

— А орехи?

— Нужно пробовать. Каждому помогает что-то свое.

Я протянула руку через стол и сжала его пальцы.

— Спасибо.

— Не за что. Я очень стараюсь помочь, но, черт, мне не понять и десятой доли всего, что ты чувствуешь.

— Мое тело уже меняется, Алекс, — прошептала я неожиданно для самой себя. — А что будет дальше? Сейчас ведь только… самое начало!

Утром я проснулась в восхитительнейшем, невероятном расположении духа. Вот просто как открыла глаза, так сразу и захотелось вскочить с кровати, закружиться по спальне и спеть песенку хором с маленькими птичками, которые стали бы клевать зерна из моих рук. Это здорово получалось у всех принцесс Диснея, а мной владело pure happiness — счастье высшей пробы.

И длилось оно ровно до того момента, как из горизонтального положения я перешла в вертикальное.

Стоило коснуться ногами пола, как вместо танцев мои ноги понесли меня к туалету, а из горла… о нет, рвались отнюдь не песни. Я едва успела. Меня вывернуло наизнанку, и я рухнула на кафель, безжизненная, как Белоснежка после отравленного яблока.

Что со мной, черт возьми?!

Ах да.

Я же беременна.

Я все еще сидела возле унитаза, пытаясь отдышаться, когда в дверном проеме появился Алекс.

— Хотел сказать доброе утро, но, кажется, не стоит.

— Уйди, — едва успела сказать я и меня снова вывернуло.

Вашу ж мать! Так теперь всегда, что ли, будет?

— Может, кофе? — крикнул он из гардеробной.

Ему не стоило произносить этого. От одного только воспоминания, каким терпким и горьким может быть один только аромат, я извергла из себя все и даже больше.

— Понял! — отозвался Алекс после паузы. — Гугл говорит, что надо есть соленые крекеры прямо в постели, чтобы утренняя тошнота прошла легче.

Легче? Что, черт возьми, это значит? Блевать не пять раз, а один?

Но на предложение похрустеть соленых крекеров организм никак не отреагировал. Я смогла подняться, добраться до раковины и прополоскать рот и потом почистить зубы. Кстати, бледной я при этом не выглядела, как бывало при кишечном гриппе, например.

Когда я закончила чистить зубы, то вышла в спальню. Алекс сидел на кровати с телефоном в руках. Я сказала:

— Яичницу. Бекон. Сок. Никакого кофе. И свой лучше выпей раньше, чем я спущусь. И те ореховые пирожные, что мы купили вчера.

Алекс кивнул.

— А ты?

— А я в душ.

— Поцеловать тебя можно?

— Если тебе не противно.

Он обнял меня и притянул к себе, поглаживая по спине.

— Мне не противно, мне очень тебя жаль.

Я шмыгнула носом.

— Иди и добудь мне бекон, Алекс.

— Слушаюсь, моя королева, — улыбнулся он.

В душе меня ждало еще одного открытие — соски болели даже от бьющих в них струй воды. Пришлось отворачиваться или стоять, зажимая соски руками. И да, грудь стала тяжелее, Алекс вчера не ошибся. Так быстро? Боже, так и должно быть? Почему так быстро все происходит: и тело меняется, и настроение, и состояние?

Когда я спустилась на завтрак, то надо же… Сюрприз!

От запаха бекона, который я так жаждала еще полчаса назад, я пулей вылетела из-за стола.

— Убрать его с твоей тарелки? — крикнул Алекс из столовой.

— И быстрее, — прохрипела я.

Итак, я осталась без бекона и кофе. Маленькая детка внутри меня, не отбирай хотя бы орехи, пожалуйста.

Я села за стол и хлебнула кислого апельсинового сока. Стало чуть легче.

— Это токсикоз, — сказал Алекс, — и ученые до сих пор не могут объяснить его механизм.

— Вот же бездельники, — проворчала я.

— Он, обычно, заканчивается ко второму триместру.

— Обычно? — повторила я с ужасом. — А может, не закончиться?!

— Да, и это плохая новость. Хорошая в том, что на протяжение всей беременности он бывает редко. И что у тебя это пока только в первый раз, и больше может не повториться.

— Спасибо, гугл.

Алекс стрельнул глазами в мою сторону.

— Не смей переименовывать меня в записной книжке.

— А ведь я даже не думала об этом, пока ты не сказал… — протянула я, ковыряя вилкой еду. — Так мне надо утром есть крекеры прямо в постели?

— Да, не вставая. Пишут, что это помогает.

— А орехи?

— Нужно пробовать. Каждому помогает что-то свое.

Я протянула руку через стол и сжала его пальцы.

— Спасибо.

— Не за что. Я очень стараюсь помочь, но, черт, мне не понять и десятой доли всего, что ты чувствуешь.

— Мое тело уже меняется, Алекс, — прошептала я неожиданно для самой себя. — А что будет дальше? Сейчас ведь только… самое начало!

Глава 12

Лос-Анджелес, наши дни

Невероятно, но мы все-таки пошли на тот новогодний прием на Голливудских холмах.

Эдвард привез целую толпу визажистов, и то, что они сотворили с моим заплаканным лицом, стало настоящим новогодним чудом. Слезы просто катились по моим щекам. Все время пока Алекс говорил.

С пляжа он вернулся со мной в спальню, раздел, растер полотенцами, а потом укутал в одеяло с кровати. А сам так и ходил, меряя шагами комнату, глядя на тучи в небе. А я оплакивала тех молодых Алекса с Меган, которые хотели бы жить долго и счастливо, но не вышло. Ни долго, ни счастливо.

Когда он закончил, то по стеклам уже вовсю барабанил дождь. Я медленно подошла к нему, волоча за собой тяжелое одеяло, и обняла, кутая его в белом облаке, притягивая к себе.

Его могло не быть в моей жизни, но кому-то или чему-то было угодно столкнуть нас лбами именно там и именно тогда, ни минутой раньше и хорошо, что не позже.

Этого позже могло и не быть.

— Это не то, чем я мог бы гордиться, Ирэн, — прошептал он, обнимая меня. — Не то, о чем хотел бы тебе рассказывать, но и молчать не мог.

— Я решила, у тебя была любовница, — всхлипнула я.

— Это ж каким дерьмом надо быть, чтобы изменять умирающей жене… Впрочем, я ведь так и поступил, верно? — Он тяжело вздохнул. — Я вряд ли смогу дать адекватную оценку этим поступкам. Встретив тебя, я просто слетел с катушек. Все, кроме тебя, перестало существовать. И когда на съемках прежний мир вернулся, таким же каким он был до тебя, я сходил с ума от безысходности. Играть? К чертям собачьим. Я понимал, что теряю тебя, но как удержать, если я не мог ничего пообещать тебе и быть с тобой честен?

— Поэтому она и решила лететь в Швейцарию, — сказала я тихо.

— Да. И это тоже останется на моей совести. Прости, что…

Не дала ему договорить, прижалась к губам.

Этим поступкам и не нужно давать оценок. Они за гранью обычного понимания, они выше этого. Меган знала его лучше всех и не зря настаивала на новых отношениях. Она знала, что обречена. Как и то, что Алекс не выдержит без нее.

Одеяло падает вниз, Алекс переступает через него, подхватывает меня на руки и несет к кровати. Хочу чувствовать себя живой рядом с ним, хочу его губы и руки, которые из-за ряда случайностей могли никогда не коснуться меня.

Даже когда он оказывается во мне, по моим щекам все равно катятся слезы. Алекс вытирает их, целует в губы, он любит меня сверху, а я растворяюсь в нем, как и всегда. Я чертовски боюсь потерять его теперь, и тогда чертово предсказание Абдаллы снова всплывает в памяти.

Нужно рассказать ему. К черту тайны!

Что я и делаю сразу после секса. Алекс просит принести его ему, и я приношу цилиндр, который прятала среди трусиков. Даю, чтобы он прочел и сказал, правильно ли я перевела фразу.

В целом, все верно. И у слова «предшественница» нет неожиданного перевода, как я надеялась, которое было бы известно только native speakers, то есть тем, кто говорит на английском с рождения. Хотя Алекс не стал переводить слово однозначно в женском лице, поскольку все зависит от контекста. А контекста-то и нет, говорит он, каждый сам его придумывает, поэтому… Он глубоко вздыхает, это же чушь собачья, говорит он, ты ведь не из-за этого выглядела такой подавленной?

Вообще-то из-за этого. О чем я и говорю прямо.

— Я боюсь, — говорю я и касаюсь его руками своего живота. — Понимаешь?

Алекс моргает. Тянет медленное:

— Оке-е-е-ей, тогда будет лучше, если мы позволим врачу делать соответствующие выводы и не будем сами строить догадки.

И тут его лицо меняется и он произносит:

— Анализы.

— Да, — киваю я. — Поэтому я попросила Джейка.

Когда мы вышли из душа, то по домашнему интеркому миссис Хайд сообщила, что здесь внизу агент мистера Кейна. Алекс спросил, не хочу ли я забить на все и встретить новый год в постели?

— Черта с два! — говорю. — Тебе только дай волю, и ты запрешь меня в подсобке навечно.

Он вдруг вдавил меня в стену и поднял мои руки над головой. Чертовы привычки доминанта. Сминает мои губы, а я отчаянно хочу его коснуться, но руки он держит крепко. И я понимаю, что у меня между ног опять влажно и горячо, и пока прикидываю, можем ли мы опоздать и спуститься к Эдварду чуть позже, Алекс отпускает меня и открывает двери с хитрой улыбкой, позволяя пройти первой.

Все еще тяжело дышу, когда мы спускаемся вниз. А там… уже развернули целый салон красоты.

Три девушки подхватывают меня за руки, не давая опомниться, усаживают перед зеркалом со специальным освещением. И я вздрагиваю, когда вижу себя — заплаканную, взъерошенную, губы горят.

Куда я собралась? К звездам Голливуда? Хочется крикнуть, Алекс, неси меня обратно на второй этаж и где мой халат, мне было в нем так уютно, но потом начинают мелькать кисти, пахнет косметикой. Одна из них велит запрокинуть голову, мне раскрашивают лицо на манер бенгальского тигра. Особенно впечатляют белые круги под глазами и темные полосы тонального крема на скулах.

Господи, кого привел Эдвард? За что мне это?

А потом они опять велят запрокинуть голову, долго трут, втирают, размазывают, присыпают, постукивают, обводят, подкрашивают.

И через какой-то час я снова смотрю на себя в зеркало и совершенно не узнаю. Так вот как звезды умудряются так хорошо выглядеть, даже сидя на наркотиках.

Потом настает черед платьев. На трех вешалках полно чехлов, такой кучи платьев, мне не перемерить ни в жизни. Вешалки катят в столовую, и я снова стою в одном белье перед тем самым зеркалом. И не могу не думать о том, что мы делали здесь несколько дней назад.

Первым достают платье «а ля Рус», и в нем я выгляжу так, как будто прямо на мне сшили два бабушкиных платка — ярко-красных, с гигантскими вышитыми розами. Платье свободное и скрывает любые недостатки фигуры. Как, впрочем, и достоинства.

Потом идут еще платья, не понимаю, откуда Эдвард достал столько. Все свободные на талии, некоторые с голыми плечами, другие расходятся солнышком от груди.

Алекс все-таки написал ему и попросил заменить платье. Даже если живота все еще не видно, как он говорил мне.

— Зачем? — шепчу я ему, указывая на вешалки.

— Чтобы тебе было спокойней.

На десятом платье говорю, что пойду в этом, просто потому что у меня больше нет сил мерить остальные. Платье красивое — рукава на три четверти, у него есть талия, но немного завышенная, юбка в пол, строгий верх скрывает грудь. Платье черное с белым цветочным узором, который покрывает ткань так плотно, что, кажется, что оно скорее белое, чем черное.

После того, как выбор сделан, мне наносят тени, которые соответствовали бы платью, а образ в целом был гармоничнее. Потом меня, наконец, отпускают в холл.

На Алексе костюм тройка, темно-синий, с жилеткой под пиджаком. Волосы зачесаны назад и немного приглажены гелем, только на лоб падает одна непослушная прядка.

Весь вечер я буду откидывать ее назад с его лба, пока мы будем танцевать, и с трудом удерживать руки от того, чтобы не запустить их в его волосы и взъерошить, даже когда он снова прижмет меня к стене на пустой и темной террасе.

В первые пять минут в том зале у меня глаза разбегаются от количества звезд мировой величины, но потом отчетливо вспоминаю слова Алекса, что они такие же люди, как и мы все. Там нет журналистов, они встречали нас только у входа.

В первые несколько часов я знакомлюсь заново с теми, чьи имена давно знаю, и с теми, о ком никогда не слышала. Их голоса звучат иначе, чем с экрана. Те, кто играл лютых злодеев и убивал друг друга на экране, здесь не отходят друг от друга и смеются в голос. Не хочу думать о том, честны ли эти люди сейчас друг с другом, завидуют ли они чужим успехам в обычной жизни. Все кругом блестит и переливается от украшений, платьев, макияжа, звенят бокалы, звучит смех.

Если до этого вечера я любила его, то под обратный отсчет, когда понимаю, что за весь вечер он не взглянул ни на одну другую женщину, потому что не сводил взгляд с меня, к полуночи я уже абсолютно без ума от него. Не представляю своей жизни без него, без его рук на моей талии. Без его губ на виске во время танца и жаркого шепота, которым он обещает, что сделает со мной, как только мы вернемся домой.

Сейчас все хорошо. И пусть сказка остается сказкой.

Хотя бы сегодня.

Глава 13

Уже со второго числа нового года жизнь вернулась к прежнему режиму. Никаких праздников, растянувшихся на две недели.

Алекс поднимался ни свет, ни заря, а возвращался за полночь. Его день начинался с тренировок с персональным тренером, а заканчивался на съемочной площадке.

Утром они прорабатывали драки, которые Алексу предстояло играть лично. Особо опасные моменты, как, например, прыжок на мотоцикле через горящую машину, конечно, выполнит каскадер, но вот сражаться с тремя плохими парнями, которые подскакивают к нему после приземления мотоцикла, Алекс будет сам. Полностью доверить такие сцены дублеру нельзя, это боевик, в конце концов, который весь и состоит из таких сцен. И к тому же, почти все из них снимали или ночью, или в сумерках.

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Утром я проснулась в восхитительнейшем, невероятном расположении духа. Вот просто как открыла глаза, так сразу и захотелось вскочить с кровати, закружиться по спальне и спеть песенку хором с маленькими птичками, которые стали бы клевать зерна из моих рук. Это здорово получалось у всех принцесс Диснея, а мной владело pure happiness — счастье высшей пробы.

И длилось оно ровно до того момента, как из горизонтального положения я перешла в вертикальное.

Стоило коснуться ногами пола, как вместо танцев мои ноги понесли меня к туалету, а из горла… о нет, рвались отнюдь не песни. Я едва успела. Меня вывернуло наизнанку, и я рухнула на кафель, безжизненная, как Белоснежка после отравленного яблока.

Что со мной, черт возьми?!

Ах да.

Я же беременна.

Я все еще сидела возле унитаза, пытаясь отдышаться, когда в дверном проеме появился Алекс.

— Хотел сказать доброе утро, но, кажется, не стоит.

— Уйди, — едва успела сказать я и меня снова вывернуло.

Вашу ж мать! Так теперь всегда, что ли, будет?

— Может, кофе? — крикнул он из гардеробной.

Ему не стоило произносить этого. От одного только воспоминания, каким терпким и горьким может быть один только аромат, я извергла из себя все и даже больше.

— Понял! — отозвался Алекс после паузы. — Гугл говорит, что надо есть соленые крекеры прямо в постели, чтобы утренняя тошнота прошла легче.

Легче? Что, черт возьми, это значит? Блевать не пять раз, а один?

Но на предложение похрустеть соленых крекеров организм никак не отреагировал. Я смогла подняться, добраться до раковины и прополоскать рот и потом почистить зубы. Кстати, бледной я при этом не выглядела, как бывало при кишечном гриппе, например.

Когда я закончила чистить зубы, то вышла в спальню. Алекс сидел на кровати с телефоном в руках. Я сказала:

— Яичницу. Бекон. Сок. Никакого кофе. И свой лучше выпей раньше, чем я спущусь. И те ореховые пирожные, что мы купили вчера.

Алекс кивнул.

— А ты?

— А я в душ.

— Поцеловать тебя можно?

— Если тебе не противно.

Он обнял меня и притянул к себе, поглаживая по спине.

— Мне не противно, мне очень тебя жаль.

Я шмыгнула носом.

— Иди и добудь мне бекон, Алекс.

— Слушаюсь, моя королева, — улыбнулся он.

В душе меня ждало еще одного открытие — соски болели даже от бьющих в них струй воды. Пришлось отворачиваться или стоять, зажимая соски руками. И да, грудь стала тяжелее, Алекс вчера не ошибся. Так быстро? Боже, так и должно быть? Почему так быстро все происходит: и тело меняется, и настроение, и состояние?

Когда я спустилась на завтрак, то надо же… Сюрприз!

От запаха бекона, который я так жаждала еще полчаса назад, я пулей вылетела из-за стола.

— Убрать его с твоей тарелки? — крикнул Алекс из столовой.

— И быстрее, — прохрипела я.

Итак, я осталась без бекона и кофе. Маленькая детка внутри меня, не отбирай хотя бы орехи, пожалуйста.

Я села за стол и хлебнула кислого апельсинового сока. Стало чуть легче.

— Это токсикоз, — сказал Алекс, — и ученые до сих пор не могут объяснить его механизм.

— Вот же бездельники, — проворчала я.

— Он, обычно, заканчивается ко второму триместру.

— Обычно? — повторила я с ужасом. — А может, не закончиться?!

— Да, и это плохая новость. Хорошая в том, что на протяжение всей беременности он бывает редко. И что у тебя это пока только в первый раз, и больше может не повториться.

— Спасибо, гугл.

Алекс стрельнул глазами в мою сторону.

— Не смей переименовывать меня в записной книжке.

— А ведь я даже не думала об этом, пока ты не сказал… — протянула я, ковыряя вилкой еду. — Так мне надо утром есть крекеры прямо в постели?

— Да, не вставая. Пишут, что это помогает.

— А орехи?

— Нужно пробовать. Каждому помогает что-то свое.

Я протянула руку через стол и сжала его пальцы.

— Спасибо.

— Не за что. Я очень стараюсь помочь, но, черт, мне не понять и десятой доли всего, что ты чувствуешь.

— Мое тело уже меняется, Алекс, — прошептала я неожиданно для самой себя. — А что будет дальше? Сейчас ведь только… самое начало!

Утром я проснулась в восхитительнейшем, невероятном расположении духа. Вот просто как открыла глаза, так сразу и захотелось вскочить с кровати, закружиться по спальне и спеть песенку хором с маленькими птичками, которые стали бы клевать зерна из моих рук. Это здорово получалось у всех принцесс Диснея, а мной владело pure happiness — счастье высшей пробы.

И длилось оно ровно до того момента, как из горизонтального положения я перешла в вертикальное.

Стоило коснуться ногами пола, как вместо танцев мои ноги понесли меня к туалету, а из горла… о нет, рвались отнюдь не песни. Я едва успела. Меня вывернуло наизнанку, и я рухнула на кафель, безжизненная, как Белоснежка после отравленного яблока.

Что со мной, черт возьми?!

Ах да.

Я же беременна.

Я все еще сидела возле унитаза, пытаясь отдышаться, когда в дверном проеме появился Алекс.

— Хотел сказать доброе утро, но, кажется, не стоит.

— Уйди, — едва успела сказать я и меня снова вывернуло.

Вашу ж мать! Так теперь всегда, что ли, будет?

— Может, кофе? — крикнул он из гардеробной.

Ему не стоило произносить этого. От одного только воспоминания, каким терпким и горьким может быть один только аромат, я извергла из себя все и даже больше.

— Понял! — отозвался Алекс после паузы. — Гугл говорит, что надо есть соленые крекеры прямо в постели, чтобы утренняя тошнота прошла легче.

Легче? Что, черт возьми, это значит? Блевать не пять раз, а один?

Но на предложение похрустеть соленых крекеров организм никак не отреагировал. Я смогла подняться, добраться до раковины и прополоскать рот и потом почистить зубы. Кстати, бледной я при этом не выглядела, как бывало при кишечном гриппе, например.

Когда я закончила чистить зубы, то вышла в спальню. Алекс сидел на кровати с телефоном в руках. Я сказала:

— Яичницу. Бекон. Сок. Никакого кофе. И свой лучше выпей раньше, чем я спущусь. И те ореховые пирожные, что мы купили вчера.

Алекс кивнул.

— А ты?

— А я в душ.

— Поцеловать тебя можно?

— Если тебе не противно.

Он обнял меня и притянул к себе, поглаживая по спине.

— Мне не противно, мне очень тебя жаль.

Я шмыгнула носом.

— Иди и добудь мне бекон, Алекс.

— Слушаюсь, моя королева, — улыбнулся он.

В душе меня ждало еще одного открытие — соски болели даже от бьющих в них струй воды. Пришлось отворачиваться или стоять, зажимая соски руками. И да, грудь стала тяжелее, Алекс вчера не ошибся. Так быстро? Боже, так и должно быть? Почему так быстро все происходит: и тело меняется, и настроение, и состояние?

Когда я спустилась на завтрак, то надо же… Сюрприз!

От запаха бекона, который я так жаждала еще полчаса назад, я пулей вылетела из-за стола.

— Убрать его с твоей тарелки? — крикнул Алекс из столовой.

— И быстрее, — прохрипела я.

Итак, я осталась без бекона и кофе. Маленькая детка внутри меня, не отбирай хотя бы орехи, пожалуйста.

Я села за стол и хлебнула кислого апельсинового сока. Стало чуть легче.

— Это токсикоз, — сказал Алекс, — и ученые до сих пор не могут объяснить его механизм.

— Вот же бездельники, — проворчала я.

— Он, обычно, заканчивается ко второму триместру.

— Обычно? — повторила я с ужасом. — А может, не закончиться?!

— Да, и это плохая новость. Хорошая в том, что на протяжение всей беременности он бывает редко. И что у тебя это пока только в первый раз, и больше может не повториться.

— Спасибо, гугл.

Алекс стрельнул глазами в мою сторону.

— Не смей переименовывать меня в записной книжке.

— А ведь я даже не думала об этом, пока ты не сказал… — протянула я, ковыряя вилкой еду. — Так мне надо утром есть крекеры прямо в постели?

— Да, не вставая. Пишут, что это помогает.

— А орехи?

— Нужно пробовать. Каждому помогает что-то свое.

Я протянула руку через стол и сжала его пальцы.

— Спасибо.

— Не за что. Я очень стараюсь помочь, но, черт, мне не понять и десятой доли всего, что ты чувствуешь.

— Мое тело уже меняется, Алекс, — прошептала я неожиданно для самой себя. — А что будет дальше? Сейчас ведь только… самое начало!

Утром я проснулась в восхитительнейшем, невероятном расположении духа. Вот просто как открыла глаза, так сразу и захотелось вскочить с кровати, закружиться по спальне и спеть песенку хором с маленькими птичками, которые стали бы клевать зерна из моих рук. Это здорово получалось у всех принцесс Диснея, а мной владело pure happiness — счастье высшей пробы.

И длилось оно ровно до того момента, как из горизонтального положения я перешла в вертикальное.

Стоило коснуться ногами пола, как вместо танцев мои ноги понесли меня к туалету, а из горла… о нет, рвались отнюдь не песни. Я едва успела. Меня вывернуло наизнанку, и я рухнула на кафель, безжизненная, как Белоснежка после отравленного яблока.

Что со мной, черт возьми?!

Ах да.

Я же беременна.

Я все еще сидела возле унитаза, пытаясь отдышаться, когда в дверном проеме появился Алекс.

— Хотел сказать доброе утро, но, кажется, не стоит.

— Уйди, — едва успела сказать я и меня снова вывернуло.

Вашу ж мать! Так теперь всегда, что ли, будет?

— Может, кофе? — крикнул он из гардеробной.

Ему не стоило произносить этого. От одного только воспоминания, каким терпким и горьким может быть один только аромат, я извергла из себя все и даже больше.

— Понял! — отозвался Алекс после паузы. — Гугл говорит, что надо есть соленые крекеры прямо в постели, чтобы утренняя тошнота прошла легче.

Легче? Что, черт возьми, это значит? Блевать не пять раз, а один?

Но на предложение похрустеть соленых крекеров организм никак не отреагировал. Я смогла подняться, добраться до раковины и прополоскать рот и потом почистить зубы. Кстати, бледной я при этом не выглядела, как бывало при кишечном гриппе, например.

Когда я закончила чистить зубы, то вышла в спальню. Алекс сидел на кровати с телефоном в руках. Я сказала:

— Яичницу. Бекон. Сок. Никакого кофе. И свой лучше выпей раньше, чем я спущусь. И те ореховые пирожные, что мы купили вчера.

Алекс кивнул.

— А ты?

— А я в душ.

— Поцеловать тебя можно?

— Если тебе не противно.

Он обнял меня и притянул к себе, поглаживая по спине.

— Мне не противно, мне очень тебя жаль.

Я шмыгнула носом.

— Иди и добудь мне бекон, Алекс.

— Слушаюсь, моя королева, — улыбнулся он.

В душе меня ждало еще одного открытие — соски болели даже от бьющих в них струй воды. Пришлось отворачиваться или стоять, зажимая соски руками. И да, грудь стала тяжелее, Алекс вчера не ошибся. Так быстро? Боже, так и должно быть? Почему так быстро все происходит: и тело меняется, и настроение, и состояние?

Когда я спустилась на завтрак, то надо же… Сюрприз!

От запаха бекона, который я так жаждала еще полчаса назад, я пулей вылетела из-за стола.

— Убрать его с твоей тарелки? — крикнул Алекс из столовой.

— И быстрее, — прохрипела я.

Итак, я осталась без бекона и кофе. Маленькая детка внутри меня, не отбирай хотя бы орехи, пожалуйста.

Я села за стол и хлебнула кислого апельсинового сока. Стало чуть легче.

— Это токсикоз, — сказал Алекс, — и ученые до сих пор не могут объяснить его механизм.

— Вот же бездельники, — проворчала я.

— Он, обычно, заканчивается ко второму триместру.

— Обычно? — повторила я с ужасом. — А может, не закончиться?!

— Да, и это плохая новость. Хорошая в том, что на протяжение всей беременности он бывает редко. И что у тебя это пока только в первый раз, и больше может не повториться.

— Спасибо, гугл.

Алекс стрельнул глазами в мою сторону.

— Не смей переименовывать меня в записной книжке.

— А ведь я даже не думала об этом, пока ты не сказал… — протянула я, ковыряя вилкой еду. — Так мне надо утром есть крекеры прямо в постели?

— Да, не вставая. Пишут, что это помогает.

— А орехи?

— Нужно пробовать. Каждому помогает что-то свое.

Я протянула руку через стол и сжала его пальцы.

— Спасибо.

— Не за что. Я очень стараюсь помочь, но, черт, мне не понять и десятой доли всего, что ты чувствуешь.

— Мое тело уже меняется, Алекс, — прошептала я неожиданно для самой себя. — А что будет дальше? Сейчас ведь только… самое начало!

Утром я проснулась в восхитительнейшем, невероятном расположении духа. Вот просто как открыла глаза, так сразу и захотелось вскочить с кровати, закружиться по спальне и спеть песенку хором с маленькими птичками, которые стали бы клевать зерна из моих рук. Это здорово получалось у всех принцесс Диснея, а мной владело pure happiness — счастье высшей пробы.

И длилось оно ровно до того момента, как из горизонтального положения я перешла в вертикальное.

Стоило коснуться ногами пола, как вместо танцев мои ноги понесли меня к туалету, а из горла… о нет, рвались отнюдь не песни. Я едва успела. Меня вывернуло наизнанку, и я рухнула на кафель, безжизненная, как Белоснежка после отравленного яблока.

Что со мной, черт возьми?!

Ах да.

Я же беременна.

Я все еще сидела возле унитаза, пытаясь отдышаться, когда в дверном проеме появился Алекс.

— Хотел сказать доброе утро, но, кажется, не стоит.

— Уйди, — едва успела сказать я и меня снова вывернуло.

Вашу ж мать! Так теперь всегда, что ли, будет?

— Может, кофе? — крикнул он из гардеробной.

Ему не стоило произносить этого. От одного только воспоминания, каким терпким и горьким может быть один только аромат, я извергла из себя все и даже больше.

— Понял! — отозвался Алекс после паузы. — Гугл говорит, что надо есть соленые крекеры прямо в постели, чтобы утренняя тошнота прошла легче.

Легче? Что, черт возьми, это значит? Блевать не пять раз, а один?

Но на предложение похрустеть соленых крекеров организм никак не отреагировал. Я смогла подняться, добраться до раковины и прополоскать рот и потом почистить зубы. Кстати, бледной я при этом не выглядела, как бывало при кишечном гриппе, например.

Когда я закончила чистить зубы, то вышла в спальню. Алекс сидел на кровати с телефоном в руках. Я сказала:

— Яичницу. Бекон. Сок. Никакого кофе. И свой лучше выпей раньше, чем я спущусь. И те ореховые пирожные, что мы купили вчера.

Алекс кивнул.

— А ты?

— А я в душ.

— Поцеловать тебя можно?

— Если тебе не противно.

Он обнял меня и притянул к себе, поглаживая по спине.

— Мне не противно, мне очень тебя жаль.

Я шмыгнула носом.

— Иди и добудь мне бекон, Алекс.

— Слушаюсь, моя королева, — улыбнулся он.

В душе меня ждало еще одного открытие — соски болели даже от бьющих в них струй воды. Пришлось отворачиваться или стоять, зажимая соски руками. И да, грудь стала тяжелее, Алекс вчера не ошибся. Так быстро? Боже, так и должно быть? Почему так быстро все происходит: и тело меняется, и настроение, и состояние?

Когда я спустилась на завтрак, то надо же… Сюрприз!

От запаха бекона, который я так жаждала еще полчаса назад, я пулей вылетела из-за стола.

— Убрать его с твоей тарелки? — крикнул Алекс из столовой.

— И быстрее, — прохрипела я.

Итак, я осталась без бекона и кофе. Маленькая детка внутри меня, не отбирай хотя бы орехи, пожалуйста.

Я села за стол и хлебнула кислого апельсинового сока. Стало чуть легче.

— Это токсикоз, — сказал Алекс, — и ученые до сих пор не могут объяснить его механизм.

— Вот же бездельники, — проворчала я.

— Он, обычно, заканчивается ко второму триместру.

— Обычно? — повторила я с ужасом. — А может, не закончиться?!

— Да, и это плохая новость. Хорошая в том, что на протяжение всей беременности он бывает редко. И что у тебя это пока только в первый раз, и больше может не повториться.

— Спасибо, гугл.

Алекс стрельнул глазами в мою сторону.

— Не смей переименовывать меня в записной книжке.

— А ведь я даже не думала об этом, пока ты не сказал… — протянула я, ковыряя вилкой еду. — Так мне надо утром есть крекеры прямо в постели?

— Да, не вставая. Пишут, что это помогает.

— А орехи?

— Нужно пробовать. Каждому помогает что-то свое.

Я протянула руку через стол и сжала его пальцы.

— Спасибо.

— Не за что. Я очень стараюсь помочь, но, черт, мне не понять и десятой доли всего, что ты чувствуешь.

— Мое тело уже меняется, Алекс, — прошептала я неожиданно для самой себя. — А что будет дальше? Сейчас ведь только… самое начало!

Утром я проснулась в восхитительнейшем, невероятном расположении духа. Вот просто как открыла глаза, так сразу и захотелось вскочить с кровати, закружиться по спальне и спеть песенку хором с маленькими птичками, которые стали бы клевать зерна из моих рук. Это здорово получалось у всех принцесс Диснея, а мной владело pure happiness — счастье высшей пробы.

И длилось оно ровно до того момента, как из горизонтального положения я перешла в вертикальное.

Стоило коснуться ногами пола, как вместо танцев мои ноги понесли меня к туалету, а из горла… о нет, рвались отнюдь не песни. Я едва успела. Меня вывернуло наизнанку, и я рухнула на кафель, безжизненная, как Белоснежка после отравленного яблока.

Что со мной, черт возьми?!

Ах да.

Я же беременна.

Я все еще сидела возле унитаза, пытаясь отдышаться, когда в дверном проеме появился Алекс.

— Хотел сказать доброе утро, но, кажется, не стоит.

— Уйди, — едва успела сказать я и меня снова вывернуло.

Вашу ж мать! Так теперь всегда, что ли, будет?

— Может, кофе? — крикнул он из гардеробной.

Ему не стоило произносить этого. От одного только воспоминания, каким терпким и горьким может быть один только аромат, я извергла из себя все и даже больше.

— Понял! — отозвался Алекс после паузы. — Гугл говорит, что надо есть соленые крекеры прямо в постели, чтобы утренняя тошнота прошла легче.

Легче? Что, черт возьми, это значит? Блевать не пять раз, а один?

Но на предложение похрустеть соленых крекеров организм никак не отреагировал. Я смогла подняться, добраться до раковины и прополоскать рот и потом почистить зубы. Кстати, бледной я при этом не выглядела, как бывало при кишечном гриппе, например.

Когда я закончила чистить зубы, то вышла в спальню. Алекс сидел на кровати с телефоном в руках. Я сказала:

— Яичницу. Бекон. Сок. Никакого кофе. И свой лучше выпей раньше, чем я спущусь. И те ореховые пирожные, что мы купили вчера.

Алекс кивнул.

— А ты?

— А я в душ.

— Поцеловать тебя можно?

— Если тебе не противно.

Он обнял меня и притянул к себе, поглаживая по спине.

— Мне не противно, мне очень тебя жаль.

Я шмыгнула носом.

— Иди и добудь мне бекон, Алекс.

— Слушаюсь, моя королева, — улыбнулся он.

В душе меня ждало еще одного открытие — соски болели даже от бьющих в них струй воды. Пришлось отворачиваться или стоять, зажимая соски руками. И да, грудь стала тяжелее, Алекс вчера не ошибся. Так быстро? Боже, так и должно быть? Почему так быстро все происходит: и тело меняется, и настроение, и состояние?

Когда я спустилась на завтрак, то надо же… Сюрприз!

От запаха бекона, который я так жаждала еще полчаса назад, я пулей вылетела из-за стола.

— Убрать его с твоей тарелки? — крикнул Алекс из столовой.

— И быстрее, — прохрипела я.

Итак, я осталась без бекона и кофе. Маленькая детка внутри меня, не отбирай хотя бы орехи, пожалуйста.

Я села за стол и хлебнула кислого апельсинового сока. Стало чуть легче.

— Это токсикоз, — сказал Алекс, — и ученые до сих пор не могут объяснить его механизм.

— Вот же бездельники, — проворчала я.

— Он, обычно, заканчивается ко второму триместру.

— Обычно? — повторила я с ужасом. — А может, не закончиться?!

— Да, и это плохая новость. Хорошая в том, что на протяжение всей беременности он бывает редко. И что у тебя это пока только в первый раз, и больше может не повториться.

— Спасибо, гугл.

Алекс стрельнул глазами в мою сторону.

— Не смей переименовывать меня в записной книжке.

— А ведь я даже не думала об этом, пока ты не сказал… — протянула я, ковыряя вилкой еду. — Так мне надо утром есть крекеры прямо в постели?

— Да, не вставая. Пишут, что это помогает.

— А орехи?

— Нужно пробовать. Каждому помогает что-то свое.

Я протянула руку через стол и сжала его пальцы.

— Спасибо.

— Не за что. Я очень стараюсь помочь, но, черт, мне не понять и десятой доли всего, что ты чувствуешь.

— Мое тело уже меняется, Алекс, — прошептала я неожиданно для самой себя. — А что будет дальше? Сейчас ведь только… самое начало!

Утром я проснулась в восхитительнейшем, невероятном расположении духа. Вот просто как открыла глаза, так сразу и захотелось вскочить с кровати, закружиться по спальне и спеть песенку хором с маленькими птичками, которые стали бы клевать зерна из моих рук. Это здорово получалось у всех принцесс Диснея, а мной владело pure happiness — счастье высшей пробы.

И длилось оно ровно до того момента, как из горизонтального положения я перешла в вертикальное.

Стоило коснуться ногами пола, как вместо танцев мои ноги понесли меня к туалету, а из горла… о нет, рвались отнюдь не песни. Я едва успела. Меня вывернуло наизнанку, и я рухнула на кафель, безжизненная, как Белоснежка после отравленного яблока.

Что со мной, черт возьми?!

Ах да.

Я же беременна.

Я все еще сидела возле унитаза, пытаясь отдышаться, когда в дверном проеме появился Алекс.

— Хотел сказать доброе утро, но, кажется, не стоит.

— Уйди, — едва успела сказать я и меня снова вывернуло.

Вашу ж мать! Так теперь всегда, что ли, будет?

— Может, кофе? — крикнул он из гардеробной.

Ему не стоило произносить этого. От одного только воспоминания, каким терпким и горьким может быть один только аромат, я извергла из себя все и даже больше.

— Понял! — отозвался Алекс после паузы. — Гугл говорит, что надо есть соленые крекеры прямо в постели, чтобы утренняя тошнота прошла легче.

Легче? Что, черт возьми, это значит? Блевать не пять раз, а один?

Но на предложение похрустеть соленых крекеров организм никак не отреагировал. Я смогла подняться, добраться до раковины и прополоскать рот и потом почистить зубы. Кстати, бледной я при этом не выглядела, как бывало при кишечном гриппе, например.

Когда я закончила чистить зубы, то вышла в спальню. Алекс сидел на кровати с телефоном в руках. Я сказала:

— Яичницу. Бекон. Сок. Никакого кофе. И свой лучше выпей раньше, чем я спущусь. И те ореховые пирожные, что мы купили вчера.

Алекс кивнул.

— А ты?

— А я в душ.

— Поцеловать тебя можно?

— Если тебе не противно.

Он обнял меня и притянул к себе, поглаживая по спине.

— Мне не противно, мне очень тебя жаль.

Я шмыгнула носом.

— Иди и добудь мне бекон, Алекс.

— Слушаюсь, моя королева, — улыбнулся он.

В душе меня ждало еще одного открытие — соски болели даже от бьющих в них струй воды. Пришлось отворачиваться или стоять, зажимая соски руками. И да, грудь стала тяжелее, Алекс вчера не ошибся. Так быстро? Боже, так и должно быть? Почему так быстро все происходит: и тело меняется, и настроение, и состояние?

Когда я спустилась на завтрак, то надо же… Сюрприз!

От запаха бекона, который я так жаждала еще полчаса назад, я пулей вылетела из-за стола.

— Убрать его с твоей тарелки? — крикнул Алекс из столовой.

— И быстрее, — прохрипела я.

Итак, я осталась без бекона и кофе. Маленькая детка внутри меня, не отбирай хотя бы орехи, пожалуйста.

Я села за стол и хлебнула кислого апельсинового сока. Стало чуть легче.

— Это токсикоз, — сказал Алекс, — и ученые до сих пор не могут объяснить его механизм.

— Вот же бездельники, — проворчала я.

— Он, обычно, заканчивается ко второму триместру.

— Обычно? — повторила я с ужасом. — А может, не закончиться?!

— Да, и это плохая новость. Хорошая в том, что на протяжение всей беременности он бывает редко. И что у тебя это пока только в первый раз, и больше может не повториться.

— Спасибо, гугл.

Алекс стрельнул глазами в мою сторону.

— Не смей переименовывать меня в записной книжке.

— А ведь я даже не думала об этом, пока ты не сказал… — протянула я, ковыряя вилкой еду. — Так мне надо утром есть крекеры прямо в постели?

— Да, не вставая. Пишут, что это помогает.

— А орехи?

— Нужно пробовать. Каждому помогает что-то свое.

Я протянула руку через стол и сжала его пальцы.

— Спасибо.

— Не за что. Я очень стараюсь помочь, но, черт, мне не понять и десятой доли всего, что ты чувствуешь.

— Мое тело уже меняется, Алекс, — прошептала я неожиданно для самой себя. — А что будет дальше? Сейчас ведь только… самое начало!

Утром я проснулась в восхитительнейшем, невероятном расположении духа. Вот просто как открыла глаза, так сразу и захотелось вскочить с кровати, закружиться по спальне и спеть песенку хором с маленькими птичками, которые стали бы клевать зерна из моих рук. Это здорово получалось у всех принцесс Диснея, а мной владело pure happiness — счастье высшей пробы.

И длилось оно ровно до того момента, как из горизонтального положения я перешла в вертикальное.

Стоило коснуться ногами пола, как вместо танцев мои ноги понесли меня к туалету, а из горла… о нет, рвались отнюдь не песни. Я едва успела. Меня вывернуло наизнанку, и я рухнула на кафель, безжизненная, как Белоснежка после отравленного яблока.

Что со мной, черт возьми?!

Ах да.

Я же беременна.

Я все еще сидела возле унитаза, пытаясь отдышаться, когда в дверном проеме появился Алекс.

— Хотел сказать доброе утро, но, кажется, не стоит.

— Уйди, — едва успела сказать я и меня снова вывернуло.

Вашу ж мать! Так теперь всегда, что ли, будет?

— Может, кофе? — крикнул он из гардеробной.

Ему не стоило произносить этого. От одного только воспоминания, каким терпким и горьким может быть один только аромат, я извергла из себя все и даже больше.

— Понял! — отозвался Алекс после паузы. — Гугл говорит, что надо есть соленые крекеры прямо в постели, чтобы утренняя тошнота прошла легче.

Легче? Что, черт возьми, это значит? Блевать не пять раз, а один?

Но на предложение похрустеть соленых крекеров организм никак не отреагировал. Я смогла подняться, добраться до раковины и прополоскать рот и потом почистить зубы. Кстати, бледной я при этом не выглядела, как бывало при кишечном гриппе, например.

Когда я закончила чистить зубы, то вышла в спальню. Алекс сидел на кровати с телефоном в руках. Я сказала:

— Яичницу. Бекон. Сок. Никакого кофе. И свой лучше выпей раньше, чем я спущусь. И те ореховые пирожные, что мы купили вчера.

Алекс кивнул.

— А ты?

— А я в душ.

— Поцеловать тебя можно?

— Если тебе не противно.

Он обнял меня и притянул к себе, поглаживая по спине.

— Мне не противно, мне очень тебя жаль.

Я шмыгнула носом.

— Иди и добудь мне бекон, Алекс.

— Слушаюсь, моя королева, — улыбнулся он.

В душе меня ждало еще одного открытие — соски болели даже от бьющих в них струй воды. Пришлось отворачиваться или стоять, зажимая соски руками. И да, грудь стала тяжелее, Алекс вчера не ошибся. Так быстро? Боже, так и должно быть? Почему так быстро все происходит: и тело меняется, и настроение, и состояние?

Когда я спустилась на завтрак, то надо же… Сюрприз!

От запаха бекона, который я так жаждала еще полчаса назад, я пулей вылетела из-за стола.

— Убрать его с твоей тарелки? — крикнул Алекс из столовой.

— И быстрее, — прохрипела я.

Итак, я осталась без бекона и кофе. Маленькая детка внутри меня, не отбирай хотя бы орехи, пожалуйста.

Я села за стол и хлебнула кислого апельсинового сока. Стало чуть легче.

— Это токсикоз, — сказал Алекс, — и ученые до сих пор не могут объяснить его механизм.

— Вот же бездельники, — проворчала я.

— Он, обычно, заканчивается ко второму триместру.

— Обычно? — повторила я с ужасом. — А может, не закончиться?!

— Да, и это плохая новость. Хорошая в том, что на протяжение всей беременности он бывает редко. И что у тебя это пока только в первый раз, и больше может не повториться.

— Спасибо, гугл.

Алекс стрельнул глазами в мою сторону.

— Не смей переименовывать меня в записной книжке.

— А ведь я даже не думала об этом, пока ты не сказал… — протянула я, ковыряя вилкой еду. — Так мне надо утром есть крекеры прямо в постели?

— Да, не вставая. Пишут, что это помогает.

— А орехи?

— Нужно пробовать. Каждому помогает что-то свое.

Я протянула руку через стол и сжала его пальцы.

— Спасибо.

— Не за что. Я очень стараюсь помочь, но, черт, мне не понять и десятой доли всего, что ты чувствуешь.

— Мое тело уже меняется, Алекс, — прошептала я неожиданно для самой себя. — А что будет дальше? Сейчас ведь только… самое начало!

Утром я проснулась в восхитительнейшем, невероятном расположении духа. Вот просто как открыла глаза, так сразу и захотелось вскочить с кровати, закружиться по спальне и спеть песенку хором с маленькими птичками, которые стали бы клевать зерна из моих рук. Это здорово получалось у всех принцесс Диснея, а мной владело pure happiness — счастье высшей пробы.

И длилось оно ровно до того момента, как из горизонтального положения я перешла в вертикальное.

Стоило коснуться ногами пола, как вместо танцев мои ноги понесли меня к туалету, а из горла… о нет, рвались отнюдь не песни. Я едва успела. Меня вывернуло наизнанку, и я рухнула на кафель, безжизненная, как Белоснежка после отравленного яблока.

Что со мной, черт возьми?!

Ах да.

Я же беременна.

Я все еще сидела возле унитаза, пытаясь отдышаться, когда в дверном проеме появился Алекс.

— Хотел сказать доброе утро, но, кажется, не стоит.

— Уйди, — едва успела сказать я и меня снова вывернуло.

Вашу ж мать! Так теперь всегда, что ли, будет?

— Может, кофе? — крикнул он из гардеробной.

Ему не стоило произносить этого. От одного только воспоминания, каким терпким и горьким может быть один только аромат, я извергла из себя все и даже больше.

— Понял! — отозвался Алекс после паузы. — Гугл говорит, что надо есть соленые крекеры прямо в постели, чтобы утренняя тошнота прошла легче.

Легче? Что, черт возьми, это значит? Блевать не пять раз, а один?

Но на предложение похрустеть соленых крекеров организм никак не отреагировал. Я смогла подняться, добраться до раковины и прополоскать рот и потом почистить зубы. Кстати, бледной я при этом не выглядела, как бывало при кишечном гриппе, например.

Когда я закончила чистить зубы, то вышла в спальню. Алекс сидел на кровати с телефоном в руках. Я сказала:

— Яичницу. Бекон. Сок. Никакого кофе. И свой лучше выпей раньше, чем я спущусь. И те ореховые пирожные, что мы купили вчера.

Алекс кивнул.

— А ты?

— А я в душ.

— Поцеловать тебя можно?

— Если тебе не противно.

Он обнял меня и притянул к себе, поглаживая по спине.

— Мне не противно, мне очень тебя жаль.

Я шмыгнула носом.

— Иди и добудь мне бекон, Алекс.

— Слушаюсь, моя королева, — улыбнулся он.

В душе меня ждало еще одного открытие — соски болели даже от бьющих в них струй воды. Пришлось отворачиваться или стоять, зажимая соски руками. И да, грудь стала тяжелее, Алекс вчера не ошибся. Так быстро? Боже, так и должно быть? Почему так быстро все происходит: и тело меняется, и настроение, и состояние?

Когда я спустилась на завтрак, то надо же… Сюрприз!

От запаха бекона, который я так жаждала еще полчаса назад, я пулей вылетела из-за стола.

— Убрать его с твоей тарелки? — крикнул Алекс из столовой.

— И быстрее, — прохрипела я.

Итак, я осталась без бекона и кофе. Маленькая детка внутри меня, не отбирай хотя бы орехи, пожалуйста.

Я села за стол и хлебнула кислого апельсинового сока. Стало чуть легче.

— Это токсикоз, — сказал Алекс, — и ученые до сих пор не могут объяснить его механизм.

— Вот же бездельники, — проворчала я.

— Он, обычно, заканчивается ко второму триместру.

— Обычно? — повторила я с ужасом. — А может, не закончиться?!

— Да, и это плохая новость. Хорошая в том, что на протяжение всей беременности он бывает редко. И что у тебя это пока только в первый раз, и больше может не повториться.

— Спасибо, гугл.

Алекс стрельнул глазами в мою сторону.

— Не смей переименовывать меня в записной книжке.

— А ведь я даже не думала об этом, пока ты не сказал… — протянула я, ковыряя вилкой еду. — Так мне надо утром есть крекеры прямо в постели?

— Да, не вставая. Пишут, что это помогает.

— А орехи?

— Нужно пробовать. Каждому помогает что-то свое.

Я протянула руку через стол и сжала его пальцы.

— Спасибо.

— Не за что. Я очень стараюсь помочь, но, черт, мне не понять и десятой доли всего, что ты чувствуешь.

— Мое тело уже меняется, Алекс, — прошептала я неожиданно для самой себя. — А что будет дальше? Сейчас ведь только… самое начало!

Утром я проснулась в восхитительнейшем, невероятном расположении духа. Вот просто как открыла глаза, так сразу и захотелось вскочить с кровати, закружиться по спальне и спеть песенку хором с маленькими птичками, которые стали бы клевать зерна из моих рук. Это здорово получалось у всех принцесс Диснея, а мной владело pure happiness — счастье высшей пробы.

И длилось оно ровно до того момента, как из горизонтального положения я перешла в вертикальное.

Стоило коснуться ногами пола, как вместо танцев мои ноги понесли меня к туалету, а из горла… о нет, рвались отнюдь не песни. Я едва успела. Меня вывернуло наизнанку, и я рухнула на кафель, безжизненная, как Белоснежка после отравленного яблока.

Что со мной, черт возьми?!

Ах да.

Я же беременна.

Я все еще сидела возле унитаза, пытаясь отдышаться, когда в дверном проеме появился Алекс.

— Хотел сказать доброе утро, но, кажется, не стоит.

— Уйди, — едва успела сказать я и меня снова вывернуло.

Вашу ж мать! Так теперь всегда, что ли, будет?

— Может, кофе? — крикнул он из гардеробной.

Ему не стоило произносить этого. От одного только воспоминания, каким терпким и горьким может быть один только аромат, я извергла из себя все и даже больше.

— Понял! — отозвался Алекс после паузы. — Гугл говорит, что надо есть соленые крекеры прямо в постели, чтобы утренняя тошнота прошла легче.

Легче? Что, черт возьми, это значит? Блевать не пять раз, а один?

Но на предложение похрустеть соленых крекеров организм никак не отреагировал. Я смогла подняться, добраться до раковины и прополоскать рот и потом почистить зубы. Кстати, бледной я при этом не выглядела, как бывало при кишечном гриппе, например.

Когда я закончила чистить зубы, то вышла в спальню. Алекс сидел на кровати с телефоном в руках. Я сказала:

— Яичницу. Бекон. Сок. Никакого кофе. И свой лучше выпей раньше, чем я спущусь. И те ореховые пирожные, что мы купили вчера.

Алекс кивнул.

— А ты?

— А я в душ.

— Поцеловать тебя можно?

— Если тебе не противно.

Он обнял меня и притянул к себе, поглаживая по спине.

— Мне не противно, мне очень тебя жаль.

Я шмыгнула носом.

— Иди и добудь мне бекон, Алекс.

— Слушаюсь, моя королева, — улыбнулся он.

В душе меня ждало еще одного открытие — соски болели даже от бьющих в них струй воды. Пришлось отворачиваться или стоять, зажимая соски руками. И да, грудь стала тяжелее, Алекс вчера не ошибся. Так быстро? Боже, так и должно быть? Почему так быстро все происходит: и тело меняется, и настроение, и состояние?

Когда я спустилась на завтрак, то надо же… Сюрприз!

От запаха бекона, который я так жаждала еще полчаса назад, я пулей вылетела из-за стола.

— Убрать его с твоей тарелки? — крикнул Алекс из столовой.

— И быстрее, — прохрипела я.

Итак, я осталась без бекона и кофе. Маленькая детка внутри меня, не отбирай хотя бы орехи, пожалуйста.

Я села за стол и хлебнула кислого апельсинового сока. Стало чуть легче.

— Это токсикоз, — сказал Алекс, — и ученые до сих пор не могут объяснить его механизм.

— Вот же бездельники, — проворчала я.

— Он, обычно, заканчивается ко второму триместру.

— Обычно? — повторила я с ужасом. — А может, не закончиться?!

— Да, и это плохая новость. Хорошая в том, что на протяжение всей беременности он бывает редко. И что у тебя это пока только в первый раз, и больше может не повториться.

— Спасибо, гугл.

Алекс стрельнул глазами в мою сторону.

— Не смей переименовывать меня в записной книжке.

— А ведь я даже не думала об этом, пока ты не сказал… — протянула я, ковыряя вилкой еду. — Так мне надо утром есть крекеры прямо в постели?

— Да, не вставая. Пишут, что это помогает.

— А орехи?

— Нужно пробовать. Каждому помогает что-то свое.

Я протянула руку через стол и сжала его пальцы.

— Спасибо.

— Не за что. Я очень стараюсь помочь, но, черт, мне не понять и десятой доли всего, что ты чувствуешь.

— Мое тело уже меняется, Алекс, — прошептала я неожиданно для самой себя. — А что будет дальше? Сейчас ведь только… самое начало!

Глава 14

В день, когда было назначено УЗИ, я проснулась с четким ощущением, что что-то изменилось. Поднявшись с кровати, прислушалась к организму и да, мне действительно не хотелось нестись со всех ног к туалету. Я медленно почистила зубы, ожидая, что сейчас меня и накроет, но ничего не произошло.

За время токсикоза я привыкла просыпаться раньше Алекса, поэтому будила его за минуту раньше, чем сработает будильник. Сегодня я испытывала легкость, какой не испытывала очень давно.

А с этим еще кое-что.

Я вернулась обратно в кровать, аккуратно стянула со спящего Алекса одеяло, но он и ухом не повел.

Провела пальцами по синякам и ушибам на бицепсах. Вчера он снялся в решающей для сюжета драке, и вернулся домой абсолютно выжатый, только проглотил стейк и рухнул в кровать.

Надеюсь, он успел отдохнуть за ночь.

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Глава 15

— Алекс! — прошипела я, приоткрыв дверь примерочной.

Он спрятал телефон в карман джинс и отлепился от стены.

— Нужна помощь? — тут же подскочила продавец-консультант.

— Нет, спасибо! — улыбнулась я ей. — Алекс, можно тебя на пару слов?

Он шагнул в примерочную, и я прикрыла за ним дверь.

— Что такое?

— Это! — я ткнула в бюстгальтер на мне. — Он стоит целое состояние!

Его взгляд переместился ниже и замер на телесном бюстгальтере на размер больше моих привычных.

— Алекс!

— Ты что-то сказала? — он по-прежнему не отрывал взгляда от груди. — Я ничего не слышал.

Я

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Утром я проснулась в восхитительнейшем, невероятном расположении духа. Вот просто как открыла глаза, так сразу и захотелось вскочить с кровати, закружиться по спальне и спеть песенку хором с маленькими птичками, которые стали бы клевать зерна из моих рук. Это здорово получалось у всех принцесс Диснея, а мной владело pure happiness — счастье высшей пробы.

И длилось оно ровно до того момента, как из горизонтального положения я перешла в вертикальное.

Стоило коснуться ногами пола, как вместо танцев мои ноги понесли меня к туалету, а из горла… о нет, рвались отнюдь не песни. Я едва успела. Меня вывернуло наизнанку, и я рухнула на кафель, безжизненная, как Белоснежка после отравленного яблока.

Что со мной, черт возьми?!

Ах да.

Я же беременна.

Я все еще сидела возле унитаза, пытаясь отдышаться, когда в дверном проеме появился Алекс.

— Хотел сказать доброе утро, но, кажется, не стоит.

— Уйди, — едва успела сказать я и меня снова вывернуло.

Вашу ж мать! Так теперь всегда, что ли, будет?

— Может, кофе? — крикнул он из гардеробной.

Ему не стоило произносить этого. От одного только воспоминания, каким терпким и горьким может быть один только аромат, я извергла из себя все и даже больше.

— Понял! — отозвался Алекс после паузы. — Гугл говорит, что надо есть соленые крекеры прямо в постели, чтобы утренняя тошнота прошла легче.

Легче? Что, черт возьми, это значит? Блевать не пять раз, а один?

Но на предложение похрустеть соленых крекеров организм никак не отреагировал. Я смогла подняться, добраться до раковины и прополоскать рот и потом почистить зубы. Кстати, бледной я при этом не выглядела, как бывало при кишечном гриппе, например.

Когда я закончила чистить зубы, то вышла в спальню. Алекс сидел на кровати с телефоном в руках. Я сказала:

— Яичницу. Бекон. Сок. Никакого кофе. И свой лучше выпей раньше, чем я спущусь. И те ореховые пирожные, что мы купили вчера.

Алекс кивнул.

— А ты?

— А я в душ.

— Поцеловать тебя можно?

— Если тебе не противно.

Он обнял меня и притянул к себе, поглаживая по спине.

— Мне не противно, мне очень тебя жаль.

Я шмыгнула носом.

— Иди и добудь мне бекон, Алекс.

— Слушаюсь, моя королева, — улыбнулся он.

В душе меня ждало еще одного открытие — соски болели даже от бьющих в них струй воды. Пришлось отворачиваться или стоять, зажимая соски руками. И да, грудь стала тяжелее, Алекс вчера не ошибся. Так быстро? Боже, так и должно быть? Почему так быстро все происходит: и тело меняется, и настроение, и состояние?

Когда я спустилась на завтрак, то надо же… Сюрприз!

От запаха бекона, который я так жаждала еще полчаса назад, я пулей вылетела из-за стола.

— Убрать его с твоей тарелки? — крикнул Алекс из столовой.

— И быстрее, — прохрипела я.

Итак, я осталась без бекона и кофе. Маленькая детка внутри меня, не отбирай хотя бы орехи, пожалуйста.

Я села за стол и хлебнула кислого апельсинового сока. Стало чуть легче.

— Это токсикоз, — сказал Алекс, — и ученые до сих пор не могут объяснить его механизм.

— Вот же бездельники, — проворчала я.

— Он, обычно, заканчивается ко второму триместру.

— Обычно? — повторила я с ужасом. — А может, не закончиться?!

— Да, и это плохая новость. Хорошая в том, что на протяжение всей беременности он бывает редко. И что у тебя это пока только в первый раз, и больше может не повториться.

— Спасибо, гугл.

Алекс стрельнул глазами в мою сторону.

— Не смей переименовывать меня в записной книжке.

— А ведь я даже не думала об этом, пока ты не сказал… — протянула я, ковыряя вилкой еду. — Так мне надо утром есть крекеры прямо в постели?

— Да, не вставая. Пишут, что это помогает.

— А орехи?

— Нужно пробовать. Каждому помогает что-то свое.

Я протянула руку через стол и сжала его пальцы.

— Спасибо.

— Не за что. Я очень стараюсь помочь, но, черт, мне не понять и десятой доли всего, что ты чувствуешь.

— Мое тело уже меняется, Алекс, — прошептала я неожиданно для самой себя. — А что будет дальше? Сейчас ведь только… самое начало!

Утром я проснулась в восхитительнейшем, невероятном расположении духа. Вот просто как открыла глаза, так сразу и захотелось вскочить с кровати, закружиться по спальне и спеть песенку хором с маленькими птичками, которые стали бы клевать зерна из моих рук. Это здорово получалось у всех принцесс Диснея, а мной владело pure happiness — счастье высшей пробы.

И длилось оно ровно до того момента, как из горизонтального положения я перешла в вертикальное.

Стоило коснуться ногами пола, как вместо танцев мои ноги понесли меня к туалету, а из горла… о нет, рвались отнюдь не песни. Я едва успела. Меня вывернуло наизнанку, и я рухнула на кафель, безжизненная, как Белоснежка после отравленного яблока.

Что со мной, черт возьми?!

Ах да.

Я же беременна.

Я все еще сидела возле унитаза, пытаясь отдышаться, когда в дверном проеме появился Алекс.

— Хотел сказать доброе утро, но, кажется, не стоит.

— Уйди, — едва успела сказать я и меня снова вывернуло.

Вашу ж мать! Так теперь всегда, что ли, будет?

— Может, кофе? — крикнул он из гардеробной.

Ему не стоило произносить этого. От одного только воспоминания, каким терпким и горьким может быть один только аромат, я извергла из себя все и даже больше.

— Понял! — отозвался Алекс после паузы. — Гугл говорит, что надо есть соленые крекеры прямо в постели, чтобы утренняя тошнота прошла легче.

Легче? Что, черт возьми, это значит? Блевать не пять раз, а один?

Но на предложение похрустеть соленых крекеров организм никак не отреагировал. Я смогла подняться, добраться до раковины и прополоскать рот и потом почистить зубы. Кстати, бледной я при этом не выглядела, как бывало при кишечном гриппе, например.

Когда я закончила чистить зубы, то вышла в спальню. Алекс сидел на кровати с телефоном в руках. Я сказала:

— Яичницу. Бекон. Сок. Никакого кофе. И свой лучше выпей раньше, чем я спущусь. И те ореховые пирожные, что мы купили вчера.

Алекс кивнул.

— А ты?

— А я в душ.

— Поцеловать тебя можно?

— Если тебе не противно.

Он обнял меня и притянул к себе, поглаживая по спине.

— Мне не противно, мне очень тебя жаль.

Я шмыгнула носом.

— Иди и добудь мне бекон, Алекс.

— Слушаюсь, моя королева, — улыбнулся он.

В душе меня ждало еще одного открытие — соски болели даже от бьющих в них струй воды. Пришлось отворачиваться или стоять, зажимая соски руками. И да, грудь стала тяжелее, Алекс вчера не ошибся. Так быстро? Боже, так и должно быть? Почему так быстро все происходит: и тело меняется, и настроение, и состояние?

Когда я спустилась на завтрак, то надо же… Сюрприз!

От запаха бекона, который я так жаждала еще полчаса назад, я пулей вылетела из-за стола.

— Убрать его с твоей тарелки? — крикнул Алекс из столовой.

— И быстрее, — прохрипела я.

Итак, я осталась без бекона и кофе. Маленькая детка внутри меня, не отбирай хотя бы орехи, пожалуйста.

Я села за стол и хлебнула кислого апельсинового сока. Стало чуть легче.

— Это токсикоз, — сказал Алекс, — и ученые до сих пор не могут объяснить его механизм.

— Вот же бездельники, — проворчала я.

— Он, обычно, заканчивается ко второму триместру.

— Обычно? — повторила я с ужасом. — А может, не закончиться?!

— Да, и это плохая новость. Хорошая в том, что на протяжение всей беременности он бывает редко. И что у тебя это пока только в первый раз, и больше может не повториться.

— Спасибо, гугл.

Алекс стрельнул глазами в мою сторону.

— Не смей переименовывать меня в записной книжке.

— А ведь я даже не думала об этом, пока ты не сказал… — протянула я, ковыряя вилкой еду. — Так мне надо утром есть крекеры прямо в постели?

— Да, не вставая. Пишут, что это помогает.

— А орехи?

— Нужно пробовать. Каждому помогает что-то свое.

Я протянула руку через стол и сжала его пальцы.

— Спасибо.

— Не за что. Я очень стараюсь помочь, но, черт, мне не понять и десятой доли всего, что ты чувствуешь.

— Мое тело уже меняется, Алекс, — прошептала я неожиданно для самой себя. — А что будет дальше? Сейчас ведь только… самое начало!

Утром я проснулась в восхитительнейшем, невероятном расположении духа. Вот просто как открыла глаза, так сразу и захотелось вскочить с кровати, закружиться по спальне и спеть песенку хором с маленькими птичками, которые стали бы клевать зерна из моих рук. Это здорово получалось у всех принцесс Диснея, а мной владело pure happiness — счастье высшей пробы.

И длилось оно ровно до того момента, как из горизонтального положения я перешла в вертикальное.

Стоило коснуться ногами пола, как вместо танцев мои ноги понесли меня к туалету, а из горла… о нет, рвались отнюдь не песни. Я едва успела. Меня вывернуло наизнанку, и я рухнула на кафель, безжизненная, как Белоснежка после отравленного яблока.

Что со мной, черт возьми?!

Ах да.

Я же беременна.

Я все еще сидела возле унитаза, пытаясь отдышаться, когда в дверном проеме появился Алекс.

— Хотел сказать доброе утро, но, кажется, не стоит.

— Уйди, — едва успела сказать я и меня снова вывернуло.

Вашу ж мать! Так теперь всегда, что ли, будет?

— Может, кофе? — крикнул он из гардеробной.

Ему не стоило произносить этого. От одного только воспоминания, каким терпким и горьким может быть один только аромат, я извергла из себя все и даже больше.

— Понял! — отозвался Алекс после паузы. — Гугл говорит, что надо есть соленые крекеры прямо в постели, чтобы утренняя тошнота прошла легче.

Легче? Что, черт возьми, это значит? Блевать не пять раз, а один?

Но на предложение похрустеть соленых крекеров организм никак не отреагировал. Я смогла подняться, добраться до раковины и прополоскать рот и потом почистить зубы. Кстати, бледной я при этом не выглядела, как бывало при кишечном гриппе, например.

Когда я закончила чистить зубы, то вышла в спальню. Алекс сидел на кровати с телефоном в руках. Я сказала:

— Яичницу. Бекон. Сок. Никакого кофе. И свой лучше выпей раньше, чем я спущусь. И те ореховые пирожные, что мы купили вчера.

Алекс кивнул.

— А ты?

— А я в душ.

— Поцеловать тебя можно?

— Если тебе не противно.

Он обнял меня и притянул к себе, поглаживая по спине.

— Мне не противно, мне очень тебя жаль.

Я шмыгнула носом.

— Иди и добудь мне бекон, Алекс.

— Слушаюсь, моя королева, — улыбнулся он.

В душе меня ждало еще одного открытие — соски болели даже от бьющих в них струй воды. Пришлось отворачиваться или стоять, зажимая соски руками. И да, грудь стала тяжелее, Алекс вчера не ошибся. Так быстро? Боже, так и должно быть? Почему так быстро все происходит: и тело меняется, и настроение, и состояние?

Когда я спустилась на завтрак, то надо же… Сюрприз!

От запаха бекона, который я так жаждала еще полчаса назад, я пулей вылетела из-за стола.

— Убрать его с твоей тарелки? — крикнул Алекс из столовой.

— И быстрее, — прохрипела я.

Итак, я осталась без бекона и кофе. Маленькая детка внутри меня, не отбирай хотя бы орехи, пожалуйста.

Я села за стол и хлебнула кислого апельсинового сока. Стало чуть легче.

— Это токсикоз, — сказал Алекс, — и ученые до сих пор не могут объяснить его механизм.

— Вот же бездельники, — проворчала я.

— Он, обычно, заканчивается ко второму триместру.

— Обычно? — повторила я с ужасом. — А может, не закончиться?!

— Да, и это плохая новость. Хорошая в том, что на протяжение всей беременности он бывает редко. И что у тебя это пока только в первый раз, и больше может не повториться.

— Спасибо, гугл.

Алекс стрельнул глазами в мою сторону.

— Не смей переименовывать меня в записной книжке.

— А ведь я даже не думала об этом, пока ты не сказал… — протянула я, ковыряя вилкой еду. — Так мне надо утром есть крекеры прямо в постели?

— Да, не вставая. Пишут, что это помогает.

— А орехи?

— Нужно пробовать. Каждому помогает что-то свое.

Я протянула руку через стол и сжала его пальцы.

— Спасибо.

— Не за что. Я очень стараюсь помочь, но, черт, мне не понять и десятой доли всего, что ты чувствуешь.

— Мое тело уже меняется, Алекс, — прошептала я неожиданно для самой себя. — А что будет дальше? Сейчас ведь только… самое начало!

Утром я проснулась в восхитительнейшем, невероятном расположении духа. Вот просто как открыла глаза, так сразу и захотелось вскочить с кровати, закружиться по спальне и спеть песенку хором с маленькими птичками, которые стали бы клевать зерна из моих рук. Это здорово получалось у всех принцесс Диснея, а мной владело pure happiness — счастье высшей пробы.

И длилось оно ровно до того момента, как из горизонтального положения я перешла в вертикальное.

Стоило коснуться ногами пола, как вместо танцев мои ноги понесли меня к туалету, а из горла… о нет, рвались отнюдь не песни. Я едва успела. Меня вывернуло наизнанку, и я рухнула на кафель, безжизненная, как Белоснежка после отравленного яблока.

Что со мной, черт возьми?!

Ах да.

Я же беременна.

Я все еще сидела возле унитаза, пытаясь отдышаться, когда в дверном проеме появился Алекс.

— Хотел сказать доброе утро, но, кажется, не стоит.

— Уйди, — едва успела сказать я и меня снова вывернуло.

Вашу ж мать! Так теперь всегда, что ли, будет?

— Может, кофе? — крикнул он из гардеробной.

Ему не стоило произносить этого. От одного только воспоминания, каким терпким и горьким может быть один только аромат, я извергла из себя все и даже больше.

— Понял! — отозвался Алекс после паузы. — Гугл говорит, что надо есть соленые крекеры прямо в постели, чтобы утренняя тошнота прошла легче.

Легче? Что, черт возьми, это значит? Блевать не пять раз, а один?

Но на предложение похрустеть соленых крекеров организм никак не отреагировал. Я смогла подняться, добраться до раковины и прополоскать рот и потом почистить зубы. Кстати, бледной я при этом не выглядела, как бывало при кишечном гриппе, например.

Когда я закончила чистить зубы, то вышла в спальню. Алекс сидел на кровати с телефоном в руках. Я сказала:

— Яичницу. Бекон. Сок. Никакого кофе. И свой лучше выпей раньше, чем я спущусь. И те ореховые пирожные, что мы купили вчера.

Алекс кивнул.

— А ты?

— А я в душ.

— Поцеловать тебя можно?

— Если тебе не противно.

Он обнял меня и притянул к себе, поглаживая по спине.

— Мне не противно, мне очень тебя жаль.

Я шмыгнула носом.

— Иди и добудь мне бекон, Алекс.

— Слушаюсь, моя королева, — улыбнулся он.

В душе меня ждало еще одного открытие — соски болели даже от бьющих в них струй воды. Пришлось отворачиваться или стоять, зажимая соски руками. И да, грудь стала тяжелее, Алекс вчера не ошибся. Так быстро? Боже, так и должно быть? Почему так быстро все происходит: и тело меняется, и настроение, и состояние?

Когда я спустилась на завтрак, то надо же… Сюрприз!

От запаха бекона, который я так жаждала еще полчаса назад, я пулей вылетела из-за стола.

— Убрать его с твоей тарелки? — крикнул Алекс из столовой.

— И быстрее, — прохрипела я.

Итак, я осталась без бекона и кофе. Маленькая детка внутри меня, не отбирай хотя бы орехи, пожалуйста.

Я села за стол и хлебнула кислого апельсинового сока. Стало чуть легче.

— Это токсикоз, — сказал Алекс, — и ученые до сих пор не могут объяснить его механизм.

— Вот же бездельники, — проворчала я.

— Он, обычно, заканчивается ко второму триместру.

— Обычно? — повторила я с ужасом. — А может, не закончиться?!

— Да, и это плохая новость. Хорошая в том, что на протяжение всей беременности он бывает редко. И что у тебя это пока только в первый раз, и больше может не повториться.

— Спасибо, гугл.

Алекс стрельнул глазами в мою сторону.

— Не смей переименовывать меня в записной книжке.

— А ведь я даже не думала об этом, пока ты не сказал… — протянула я, ковыряя вилкой еду. — Так мне надо утром есть крекеры прямо в постели?

— Да, не вставая. Пишут, что это помогает.

— А орехи?

— Нужно пробовать. Каждому помогает что-то свое.

Я протянула руку через стол и сжала его пальцы.

— Спасибо.

— Не за что. Я очень стараюсь помочь, но, черт, мне не понять и десятой доли всего, что ты чувствуешь.

— Мое тело уже меняется, Алекс, — прошептала я неожиданно для самой себя. — А что будет дальше? Сейчас ведь только… самое начало!

Утром я проснулась в восхитительнейшем, невероятном расположении духа. Вот просто как открыла глаза, так сразу и захотелось вскочить с кровати, закружиться по спальне и спеть песенку хором с маленькими птичками, которые стали бы клевать зерна из моих рук. Это здорово получалось у всех принцесс Диснея, а мной владело pure happiness — счастье высшей пробы.

И длилось оно ровно до того момента, как из горизонтального положения я перешла в вертикальное.

Стоило коснуться ногами пола, как вместо танцев мои ноги понесли меня к туалету, а из горла… о нет, рвались отнюдь не песни. Я едва успела. Меня вывернуло наизнанку, и я рухнула на кафель, безжизненная, как Белоснежка после отравленного яблока.

Что со мной, черт возьми?!

Ах да.

Я же беременна.

Я все еще сидела возле унитаза, пытаясь отдышаться, когда в дверном проеме появился Алекс.

— Хотел сказать доброе утро, но, кажется, не стоит.

— Уйди, — едва успела сказать я и меня снова вывернуло.

Вашу ж мать! Так теперь всегда, что ли, будет?

— Может, кофе? — крикнул он из гардеробной.

Ему не стоило произносить этого. От одного только воспоминания, каким терпким и горьким может быть один только аромат, я извергла из себя все и даже больше.

— Понял! — отозвался Алекс после паузы. — Гугл говорит, что надо есть соленые крекеры прямо в постели, чтобы утренняя тошнота прошла легче.

Легче? Что, черт возьми, это значит? Блевать не пять раз, а один?

Но на предложение похрустеть соленых крекеров организм никак не отреагировал. Я смогла подняться, добраться до раковины и прополоскать рот и потом почистить зубы. Кстати, бледной я при этом не выглядела, как бывало при кишечном гриппе, например.

Когда я закончила чистить зубы, то вышла в спальню. Алекс сидел на кровати с телефоном в руках. Я сказала:

— Яичницу. Бекон. Сок. Никакого кофе. И свой лучше выпей раньше, чем я спущусь. И те ореховые пирожные, что мы купили вчера.

Алекс кивнул.

— А ты?

— А я в душ.

— Поцеловать тебя можно?

— Если тебе не противно.

Он обнял меня и притянул к себе, поглаживая по спине.

— Мне не противно, мне очень тебя жаль.

Я шмыгнула носом.

— Иди и добудь мне бекон, Алекс.

— Слушаюсь, моя королева, — улыбнулся он.

В душе меня ждало еще одного открытие — соски болели даже от бьющих в них струй воды. Пришлось отворачиваться или стоять, зажимая соски руками. И да, грудь стала тяжелее, Алекс вчера не ошибся. Так быстро? Боже, так и должно быть? Почему так быстро все происходит: и тело меняется, и настроение, и состояние?

Когда я спустилась на завтрак, то надо же… Сюрприз!

От запаха бекона, который я так жаждала еще полчаса назад, я пулей вылетела из-за стола.

— Убрать его с твоей тарелки? — крикнул Алекс из столовой.

— И быстрее, — прохрипела я.

Итак, я осталась без бекона и кофе. Маленькая детка внутри меня, не отбирай хотя бы орехи, пожалуйста.

Я села за стол и хлебнула кислого апельсинового сока. Стало чуть легче.

— Это токсикоз, — сказал Алекс, — и ученые до сих пор не могут объяснить его механизм.

— Вот же бездельники, — проворчала я.

— Он, обычно, заканчивается ко второму триместру.

— Обычно? — повторила я с ужасом. — А может, не закончиться?!

— Да, и это плохая новость. Хорошая в том, что на протяжение всей беременности он бывает редко. И что у тебя это пока только в первый раз, и больше может не повториться.

— Спасибо, гугл.

Алекс стрельнул глазами в мою сторону.

— Не смей переименовывать меня в записной книжке.

— А ведь я даже не думала об этом, пока ты не сказал… — протянула я, ковыряя вилкой еду. — Так мне надо утром есть крекеры прямо в постели?

— Да, не вставая. Пишут, что это помогает.

— А орехи?

— Нужно пробовать. Каждому помогает что-то свое.

Я протянула руку через стол и сжала его пальцы.

— Спасибо.

— Не за что. Я очень стараюсь помочь, но, черт, мне не понять и десятой доли всего, что ты чувствуешь.

— Мое тело уже меняется, Алекс, — прошептала я неожиданно для самой себя. — А что будет дальше? Сейчас ведь только… самое начало!

Утром я проснулась в восхитительнейшем, невероятном расположении духа. Вот просто как открыла глаза, так сразу и захотелось вскочить с кровати, закружиться по спальне и спеть песенку хором с маленькими птичками, которые стали бы клевать зерна из моих рук. Это здорово получалось у всех принцесс Диснея, а мной владело pure happiness — счастье высшей пробы.

И длилось оно ровно до того момента, как из горизонтального положения я перешла в вертикальное.

Стоило коснуться ногами пола, как вместо танцев мои ноги понесли меня к туалету, а из горла… о нет, рвались отнюдь не песни. Я едва успела. Меня вывернуло наизнанку, и я рухнула на кафель, безжизненная, как Белоснежка после отравленного яблока.

Что со мной, черт возьми?!

Ах да.

Я же беременна.

Я все еще сидела возле унитаза, пытаясь отдышаться, когда в дверном проеме появился Алекс.

— Хотел сказать доброе утро, но, кажется, не стоит.

— Уйди, — едва успела сказать я и меня снова вывернуло.

Вашу ж мать! Так теперь всегда, что ли, будет?

— Может, кофе? — крикнул он из гардеробной.

Ему не стоило произносить этого. От одного только воспоминания, каким терпким и горьким может быть один только аромат, я извергла из себя все и даже больше.

— Понял! — отозвался Алекс после паузы. — Гугл говорит, что надо есть соленые крекеры прямо в постели, чтобы утренняя тошнота прошла легче.

Легче? Что, черт возьми, это значит? Блевать не пять раз, а один?

Но на предложение похрустеть соленых крекеров организм никак не отреагировал. Я смогла подняться, добраться до раковины и прополоскать рот и потом почистить зубы. Кстати, бледной я при этом не выглядела, как бывало при кишечном гриппе, например.

Когда я закончила чистить зубы, то вышла в спальню. Алекс сидел на кровати с телефоном в руках. Я сказала:

— Яичницу. Бекон. Сок. Никакого кофе. И свой лучше выпей раньше, чем я спущусь. И те ореховые пирожные, что мы купили вчера.

Алекс кивнул.

— А ты?

— А я в душ.

— Поцеловать тебя можно?

— Если тебе не противно.

Он обнял меня и притянул к себе, поглаживая по спине.

— Мне не противно, мне очень тебя жаль.

Я шмыгнула носом.

— Иди и добудь мне бекон, Алекс.

— Слушаюсь, моя королева, — улыбнулся он.

В душе меня ждало еще одного открытие — соски болели даже от бьющих в них струй воды. Пришлось отворачиваться или стоять, зажимая соски руками. И да, грудь стала тяжелее, Алекс вчера не ошибся. Так быстро? Боже, так и должно быть? Почему так быстро все происходит: и тело меняется, и настроение, и состояние?

Когда я спустилась на завтрак, то надо же… Сюрприз!

От запаха бекона, который я так жаждала еще полчаса назад, я пулей вылетела из-за стола.

— Убрать его с твоей тарелки? — крикнул Алекс из столовой.

— И быстрее, — прохрипела я.

Итак, я осталась без бекона и кофе. Маленькая детка внутри меня, не отбирай хотя бы орехи, пожалуйста.

Я села за стол и хлебнула кислого апельсинового сока. Стало чуть легче.

— Это токсикоз, — сказал Алекс, — и ученые до сих пор не могут объяснить его механизм.

— Вот же бездельники, — проворчала я.

— Он, обычно, заканчивается ко второму триместру.

— Обычно? — повторила я с ужасом. — А может, не закончиться?!

— Да, и это плохая новость. Хорошая в том, что на протяжение всей беременности он бывает редко. И что у тебя это пока только в первый раз, и больше может не повториться.

— Спасибо, гугл.

Алекс стрельнул глазами в мою сторону.

— Не смей переименовывать меня в записной книжке.

— А ведь я даже не думала об этом, пока ты не сказал… — протянула я, ковыряя вилкой еду. — Так мне надо утром есть крекеры прямо в постели?

— Да, не вставая. Пишут, что это помогает.

— А орехи?

— Нужно пробовать. Каждому помогает что-то свое.

Я протянула руку через стол и сжала его пальцы.

— Спасибо.

— Не за что. Я очень стараюсь помочь, но, черт, мне не понять и десятой доли всего, что ты чувствуешь.

— Мое тело уже меняется, Алекс, — прошептала я неожиданно для самой себя. — А что будет дальше? Сейчас ведь только… самое начало!

Глава 16

А в одном павильоне Голливуда сценаристы продолжали изгаляться в том, как еще должна страдать жена главного героя. Для героя, как и для меня, наступили действительно черные денечки, поскольку Ройс испытывал нездоровую тягу не только к лакричным конфетам, но и пыткам на экране.

Беременность сделала меня невероятно чувствительной к теме насилия. Я только и могла думать, что всех этих замученных на экранах людей кто-то зачал, выносил, родил и потом любил всем сердцем. Меня не останавливало даже то, что они были вымышленными.

Оказалось, что во многих фильмах главные героя на пути к достижению цели, убивают невероятное количество невинных людей. Например, всех этих безымянных охранников. А те, может быть, просто устроились на работу к злодею, который, знаете, явно лучше платит, чем хорошие парни, и может, у них семья большая, а тут вышел не вовремя из-за угла — и нет больше единственного кормильца.

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Утром я проснулась в восхитительнейшем, невероятном расположении духа. Вот просто как открыла глаза, так сразу и захотелось вскочить с кровати, закружиться по спальне и спеть песенку хором с маленькими птичками, которые стали бы клевать зерна из моих рук. Это здорово получалось у всех принцесс Диснея, а мной владело pure happiness — счастье высшей пробы.

И длилось оно ровно до того момента, как из горизонтального положения я перешла в вертикальное.

Стоило коснуться ногами пола, как вместо танцев мои ноги понесли меня к туалету, а из горла… о нет, рвались отнюдь не песни. Я едва успела. Меня вывернуло наизнанку, и я рухнула на кафель, безжизненная, как Белоснежка после отравленного яблока.

Что со мной, черт возьми?!

Ах да.

Я же беременна.

Я все еще сидела возле унитаза, пытаясь отдышаться, когда в дверном проеме появился Алекс.

— Хотел сказать доброе утро, но, кажется, не стоит.

— Уйди, — едва успела сказать я и меня снова вывернуло.

Вашу ж мать! Так теперь всегда, что ли, будет?

— Может, кофе? — крикнул он из гардеробной.

Ему не стоило произносить этого. От одного только воспоминания, каким терпким и горьким может быть один только аромат, я извергла из себя все и даже больше.

— Понял! — отозвался Алекс после паузы. — Гугл говорит, что надо есть соленые крекеры прямо в постели, чтобы утренняя тошнота прошла легче.

Легче? Что, черт возьми, это значит? Блевать не пять раз, а один?

Но на предложение похрустеть соленых крекеров организм никак не отреагировал. Я смогла подняться, добраться до раковины и прополоскать рот и потом почистить зубы. Кстати, бледной я при этом не выглядела, как бывало при кишечном гриппе, например.

Когда я закончила чистить зубы, то вышла в спальню. Алекс сидел на кровати с телефоном в руках. Я сказала:

— Яичницу. Бекон. Сок. Никакого кофе. И свой лучше выпей раньше, чем я спущусь. И те ореховые пирожные, что мы купили вчера.

Алекс кивнул.

— А ты?

— А я в душ.

— Поцеловать тебя можно?

— Если тебе не противно.

Он обнял меня и притянул к себе, поглаживая по спине.

— Мне не противно, мне очень тебя жаль.

Я шмыгнула носом.

— Иди и добудь мне бекон, Алекс.

— Слушаюсь, моя королева, — улыбнулся он.

В душе меня ждало еще одного открытие — соски болели даже от бьющих в них струй воды. Пришлось отворачиваться или стоять, зажимая соски руками. И да, грудь стала тяжелее, Алекс вчера не ошибся. Так быстро? Боже, так и должно быть? Почему так быстро все происходит: и тело меняется, и настроение, и состояние?

Когда я спустилась на завтрак, то надо же… Сюрприз!

От запаха бекона, который я так жаждала еще полчаса назад, я пулей вылетела из-за стола.

— Убрать его с твоей тарелки? — крикнул Алекс из столовой.

— И быстрее, — прохрипела я.

Итак, я осталась без бекона и кофе. Маленькая детка внутри меня, не отбирай хотя бы орехи, пожалуйста.

Я села за стол и хлебнула кислого апельсинового сока. Стало чуть легче.

— Это токсикоз, — сказал Алекс, — и ученые до сих пор не могут объяснить его механизм.

— Вот же бездельники, — проворчала я.

— Он, обычно, заканчивается ко второму триместру.

— Обычно? — повторила я с ужасом. — А может, не закончиться?!

— Да, и это плохая новость. Хорошая в том, что на протяжение всей беременности он бывает редко. И что у тебя это пока только в первый раз, и больше может не повториться.

— Спасибо, гугл.

Алекс стрельнул глазами в мою сторону.

— Не смей переименовывать меня в записной книжке.

— А ведь я даже не думала об этом, пока ты не сказал… — протянула я, ковыряя вилкой еду. — Так мне надо утром есть крекеры прямо в постели?

— Да, не вставая. Пишут, что это помогает.

— А орехи?

— Нужно пробовать. Каждому помогает что-то свое.

Я протянула руку через стол и сжала его пальцы.

— Спасибо.

— Не за что. Я очень стараюсь помочь, но, черт, мне не понять и десятой доли всего, что ты чувствуешь.

— Мое тело уже меняется, Алекс, — прошептала я неожиданно для самой себя. — А что будет дальше? Сейчас ведь только… самое начало!

Утром я проснулась в восхитительнейшем, невероятном расположении духа. Вот просто как открыла глаза, так сразу и захотелось вскочить с кровати, закружиться по спальне и спеть песенку хором с маленькими птичками, которые стали бы клевать зерна из моих рук. Это здорово получалось у всех принцесс Диснея, а мной владело pure happiness — счастье высшей пробы.

И длилось оно ровно до того момента, как из горизонтального положения я перешла в вертикальное.

Стоило коснуться ногами пола, как вместо танцев мои ноги понесли меня к туалету, а из горла… о нет, рвались отнюдь не песни. Я едва успела. Меня вывернуло наизнанку, и я рухнула на кафель, безжизненная, как Белоснежка после отравленного яблока.

Что со мной, черт возьми?!

Ах да.

Я же беременна.

Я все еще сидела возле унитаза, пытаясь отдышаться, когда в дверном проеме появился Алекс.

— Хотел сказать доброе утро, но, кажется, не стоит.

— Уйди, — едва успела сказать я и меня снова вывернуло.

Вашу ж мать! Так теперь всегда, что ли, будет?

— Может, кофе? — крикнул он из гардеробной.

Ему не стоило произносить этого. От одного только воспоминания, каким терпким и горьким может быть один только аромат, я извергла из себя все и даже больше.

— Понял! — отозвался Алекс после паузы. — Гугл говорит, что надо есть соленые крекеры прямо в постели, чтобы утренняя тошнота прошла легче.

Легче? Что, черт возьми, это значит? Блевать не пять раз, а один?

Но на предложение похрустеть соленых крекеров организм никак не отреагировал. Я смогла подняться, добраться до раковины и прополоскать рот и потом почистить зубы. Кстати, бледной я при этом не выглядела, как бывало при кишечном гриппе, например.

Когда я закончила чистить зубы, то вышла в спальню. Алекс сидел на кровати с телефоном в руках. Я сказала:

— Яичницу. Бекон. Сок. Никакого кофе. И свой лучше выпей раньше, чем я спущусь. И те ореховые пирожные, что мы купили вчера.

Алекс кивнул.

— А ты?

— А я в душ.

— Поцеловать тебя можно?

— Если тебе не противно.

Он обнял меня и притянул к себе, поглаживая по спине.

— Мне не противно, мне очень тебя жаль.

Я шмыгнула носом.

— Иди и добудь мне бекон, Алекс.

— Слушаюсь, моя королева, — улыбнулся он.

В душе меня ждало еще одного открытие — соски болели даже от бьющих в них струй воды. Пришлось отворачиваться или стоять, зажимая соски руками. И да, грудь стала тяжелее, Алекс вчера не ошибся. Так быстро? Боже, так и должно быть? Почему так быстро все происходит: и тело меняется, и настроение, и состояние?

Когда я спустилась на завтрак, то надо же… Сюрприз!

От запаха бекона, который я так жаждала еще полчаса назад, я пулей вылетела из-за стола.

— Убрать его с твоей тарелки? — крикнул Алекс из столовой.

— И быстрее, — прохрипела я.

Итак, я осталась без бекона и кофе. Маленькая детка внутри меня, не отбирай хотя бы орехи, пожалуйста.

Я села за стол и хлебнула кислого апельсинового сока. Стало чуть легче.

— Это токсикоз, — сказал Алекс, — и ученые до сих пор не могут объяснить его механизм.

— Вот же бездельники, — проворчала я.

— Он, обычно, заканчивается ко второму триместру.

— Обычно? — повторила я с ужасом. — А может, не закончиться?!

— Да, и это плохая новость. Хорошая в том, что на протяжение всей беременности он бывает редко. И что у тебя это пока только в первый раз, и больше может не повториться.

— Спасибо, гугл.

Алекс стрельнул глазами в мою сторону.

— Не смей переименовывать меня в записной книжке.

— А ведь я даже не думала об этом, пока ты не сказал… — протянула я, ковыряя вилкой еду. — Так мне надо утром есть крекеры прямо в постели?

— Да, не вставая. Пишут, что это помогает.

— А орехи?

— Нужно пробовать. Каждому помогает что-то свое.

Я протянула руку через стол и сжала его пальцы.

— Спасибо.

— Не за что. Я очень стараюсь помочь, но, черт, мне не понять и десятой доли всего, что ты чувствуешь.

— Мое тело уже меняется, Алекс, — прошептала я неожиданно для самой себя. — А что будет дальше? Сейчас ведь только… самое начало!

Утром я проснулась в восхитительнейшем, невероятном расположении духа. Вот просто как открыла глаза, так сразу и захотелось вскочить с кровати, закружиться по спальне и спеть песенку хором с маленькими птичками, которые стали бы клевать зерна из моих рук. Это здорово получалось у всех принцесс Диснея, а мной владело pure happiness — счастье высшей пробы.

И длилось оно ровно до того момента, как из горизонтального положения я перешла в вертикальное.

Стоило коснуться ногами пола, как вместо танцев мои ноги понесли меня к туалету, а из горла… о нет, рвались отнюдь не песни. Я едва успела. Меня вывернуло наизнанку, и я рухнула на кафель, безжизненная, как Белоснежка после отравленного яблока.

Что со мной, черт возьми?!

Ах да.

Я же беременна.

Я все еще сидела возле унитаза, пытаясь отдышаться, когда в дверном проеме появился Алекс.

— Хотел сказать доброе утро, но, кажется, не стоит.

— Уйди, — едва успела сказать я и меня снова вывернуло.

Вашу ж мать! Так теперь всегда, что ли, будет?

— Может, кофе? — крикнул он из гардеробной.

Ему не стоило произносить этого. От одного только воспоминания, каким терпким и горьким может быть один только аромат, я извергла из себя все и даже больше.

— Понял! — отозвался Алекс после паузы. — Гугл говорит, что надо есть соленые крекеры прямо в постели, чтобы утренняя тошнота прошла легче.

Легче? Что, черт возьми, это значит? Блевать не пять раз, а один?

Но на предложение похрустеть соленых крекеров организм никак не отреагировал. Я смогла подняться, добраться до раковины и прополоскать рот и потом почистить зубы. Кстати, бледной я при этом не выглядела, как бывало при кишечном гриппе, например.

Когда я закончила чистить зубы, то вышла в спальню. Алекс сидел на кровати с телефоном в руках. Я сказала:

— Яичницу. Бекон. Сок. Никакого кофе. И свой лучше выпей раньше, чем я спущусь. И те ореховые пирожные, что мы купили вчера.

Алекс кивнул.

— А ты?

— А я в душ.

— Поцеловать тебя можно?

— Если тебе не противно.

Он обнял меня и притянул к себе, поглаживая по спине.

— Мне не противно, мне очень тебя жаль.

Я шмыгнула носом.

— Иди и добудь мне бекон, Алекс.

— Слушаюсь, моя королева, — улыбнулся он.

В душе меня ждало еще одного открытие — соски болели даже от бьющих в них струй воды. Пришлось отворачиваться или стоять, зажимая соски руками. И да, грудь стала тяжелее, Алекс вчера не ошибся. Так быстро? Боже, так и должно быть? Почему так быстро все происходит: и тело меняется, и настроение, и состояние?

Когда я спустилась на завтрак, то надо же… Сюрприз!

От запаха бекона, который я так жаждала еще полчаса назад, я пулей вылетела из-за стола.

— Убрать его с твоей тарелки? — крикнул Алекс из столовой.

— И быстрее, — прохрипела я.

Итак, я осталась без бекона и кофе. Маленькая детка внутри меня, не отбирай хотя бы орехи, пожалуйста.

Я села за стол и хлебнула кислого апельсинового сока. Стало чуть легче.

— Это токсикоз, — сказал Алекс, — и ученые до сих пор не могут объяснить его механизм.

— Вот же бездельники, — проворчала я.

— Он, обычно, заканчивается ко второму триместру.

— Обычно? — повторила я с ужасом. — А может, не закончиться?!

— Да, и это плохая новость. Хорошая в том, что на протяжение всей беременности он бывает редко. И что у тебя это пока только в первый раз, и больше может не повториться.

— Спасибо, гугл.

Алекс стрельнул глазами в мою сторону.

— Не смей переименовывать меня в записной книжке.

— А ведь я даже не думала об этом, пока ты не сказал… — протянула я, ковыряя вилкой еду. — Так мне надо утром есть крекеры прямо в постели?

— Да, не вставая. Пишут, что это помогает.

— А орехи?

— Нужно пробовать. Каждому помогает что-то свое.

Я протянула руку через стол и сжала его пальцы.

— Спасибо.

— Не за что. Я очень стараюсь помочь, но, черт, мне не понять и десятой доли всего, что ты чувствуешь.

— Мое тело уже меняется, Алекс, — прошептала я неожиданно для самой себя. — А что будет дальше? Сейчас ведь только… самое начало!

Утром я проснулась в восхитительнейшем, невероятном расположении духа. Вот просто как открыла глаза, так сразу и захотелось вскочить с кровати, закружиться по спальне и спеть песенку хором с маленькими птичками, которые стали бы клевать зерна из моих рук. Это здорово получалось у всех принцесс Диснея, а мной владело pure happiness — счастье высшей пробы.

И длилось оно ровно до того момента, как из горизонтального положения я перешла в вертикальное.

Стоило коснуться ногами пола, как вместо танцев мои ноги понесли меня к туалету, а из горла… о нет, рвались отнюдь не песни. Я едва успела. Меня вывернуло наизнанку, и я рухнула на кафель, безжизненная, как Белоснежка после отравленного яблока.

Что со мной, черт возьми?!

Ах да.

Я же беременна.

Я все еще сидела возле унитаза, пытаясь отдышаться, когда в дверном проеме появился Алекс.

— Хотел сказать доброе утро, но, кажется, не стоит.

— Уйди, — едва успела сказать я и меня снова вывернуло.

Вашу ж мать! Так теперь всегда, что ли, будет?

— Может, кофе? — крикнул он из гардеробной.

Ему не стоило произносить этого. От одного только воспоминания, каким терпким и горьким может быть один только аромат, я извергла из себя все и даже больше.

— Понял! — отозвался Алекс после паузы. — Гугл говорит, что надо есть соленые крекеры прямо в постели, чтобы утренняя тошнота прошла легче.

Легче? Что, черт возьми, это значит? Блевать не пять раз, а один?

Но на предложение похрустеть соленых крекеров организм никак не отреагировал. Я смогла подняться, добраться до раковины и прополоскать рот и потом почистить зубы. Кстати, бледной я при этом не выглядела, как бывало при кишечном гриппе, например.

Когда я закончила чистить зубы, то вышла в спальню. Алекс сидел на кровати с телефоном в руках. Я сказала:

— Яичницу. Бекон. Сок. Никакого кофе. И свой лучше выпей раньше, чем я спущусь. И те ореховые пирожные, что мы купили вчера.

Алекс кивнул.

— А ты?

— А я в душ.

— Поцеловать тебя можно?

— Если тебе не противно.

Он обнял меня и притянул к себе, поглаживая по спине.

— Мне не противно, мне очень тебя жаль.

Я шмыгнула носом.

— Иди и добудь мне бекон, Алекс.

— Слушаюсь, моя королева, — улыбнулся он.

В душе меня ждало еще одного открытие — соски болели даже от бьющих в них струй воды. Пришлось отворачиваться или стоять, зажимая соски руками. И да, грудь стала тяжелее, Алекс вчера не ошибся. Так быстро? Боже, так и должно быть? Почему так быстро все происходит: и тело меняется, и настроение, и состояние?

Когда я спустилась на завтрак, то надо же… Сюрприз!

От запаха бекона, который я так жаждала еще полчаса назад, я пулей вылетела из-за стола.

— Убрать его с твоей тарелки? — крикнул Алекс из столовой.

— И быстрее, — прохрипела я.

Итак, я осталась без бекона и кофе. Маленькая детка внутри меня, не отбирай хотя бы орехи, пожалуйста.

Я села за стол и хлебнула кислого апельсинового сока. Стало чуть легче.

— Это токсикоз, — сказал Алекс, — и ученые до сих пор не могут объяснить его механизм.

— Вот же бездельники, — проворчала я.

— Он, обычно, заканчивается ко второму триместру.

— Обычно? — повторила я с ужасом. — А может, не закончиться?!

— Да, и это плохая новость. Хорошая в том, что на протяжение всей беременности он бывает редко. И что у тебя это пока только в первый раз, и больше может не повториться.

— Спасибо, гугл.

Алекс стрельнул глазами в мою сторону.

— Не смей переименовывать меня в записной книжке.

— А ведь я даже не думала об этом, пока ты не сказал… — протянула я, ковыряя вилкой еду. — Так мне надо утром есть крекеры прямо в постели?

— Да, не вставая. Пишут, что это помогает.

— А орехи?

— Нужно пробовать. Каждому помогает что-то свое.

Я протянула руку через стол и сжала его пальцы.

— Спасибо.

— Не за что. Я очень стараюсь помочь, но, черт, мне не понять и десятой доли всего, что ты чувствуешь.

— Мое тело уже меняется, Алекс, — прошептала я неожиданно для самой себя. — А что будет дальше? Сейчас ведь только… самое начало!

Утром я проснулась в восхитительнейшем, невероятном расположении духа. Вот просто как открыла глаза, так сразу и захотелось вскочить с кровати, закружиться по спальне и спеть песенку хором с маленькими птичками, которые стали бы клевать зерна из моих рук. Это здорово получалось у всех принцесс Диснея, а мной владело pure happiness — счастье высшей пробы.

И длилось оно ровно до того момента, как из горизонтального положения я перешла в вертикальное.

Стоило коснуться ногами пола, как вместо танцев мои ноги понесли меня к туалету, а из горла… о нет, рвались отнюдь не песни. Я едва успела. Меня вывернуло наизнанку, и я рухнула на кафель, безжизненная, как Белоснежка после отравленного яблока.

Что со мной, черт возьми?!

Ах да.

Я же беременна.

Я все еще сидела возле унитаза, пытаясь отдышаться, когда в дверном проеме появился Алекс.

— Хотел сказать доброе утро, но, кажется, не стоит.

— Уйди, — едва успела сказать я и меня снова вывернуло.

Вашу ж мать! Так теперь всегда, что ли, будет?

— Может, кофе? — крикнул он из гардеробной.

Ему не стоило произносить этого. От одного только воспоминания, каким терпким и горьким может быть один только аромат, я извергла из себя все и даже больше.

— Понял! — отозвался Алекс после паузы. — Гугл говорит, что надо есть соленые крекеры прямо в постели, чтобы утренняя тошнота прошла легче.

Легче? Что, черт возьми, это значит? Блевать не пять раз, а один?

Но на предложение похрустеть соленых крекеров организм никак не отреагировал. Я смогла подняться, добраться до раковины и прополоскать рот и потом почистить зубы. Кстати, бледной я при этом не выглядела, как бывало при кишечном гриппе, например.

Когда я закончила чистить зубы, то вышла в спальню. Алекс сидел на кровати с телефоном в руках. Я сказала:

— Яичницу. Бекон. Сок. Никакого кофе. И свой лучше выпей раньше, чем я спущусь. И те ореховые пирожные, что мы купили вчера.

Алекс кивнул.

— А ты?

— А я в душ.

— Поцеловать тебя можно?

— Если тебе не противно.

Он обнял меня и притянул к себе, поглаживая по спине.

— Мне не противно, мне очень тебя жаль.

Я шмыгнула носом.

— Иди и добудь мне бекон, Алекс.

— Слушаюсь, моя королева, — улыбнулся он.

В душе меня ждало еще одного открытие — соски болели даже от бьющих в них струй воды. Пришлось отворачиваться или стоять, зажимая соски руками. И да, грудь стала тяжелее, Алекс вчера не ошибся. Так быстро? Боже, так и должно быть? Почему так быстро все происходит: и тело меняется, и настроение, и состояние?

Когда я спустилась на завтрак, то надо же… Сюрприз!

От запаха бекона, который я так жаждала еще полчаса назад, я пулей вылетела из-за стола.

— Убрать его с твоей тарелки? — крикнул Алекс из столовой.

— И быстрее, — прохрипела я.

Итак, я осталась без бекона и кофе. Маленькая детка внутри меня, не отбирай хотя бы орехи, пожалуйста.

Я села за стол и хлебнула кислого апельсинового сока. Стало чуть легче.

— Это токсикоз, — сказал Алекс, — и ученые до сих пор не могут объяснить его механизм.

— Вот же бездельники, — проворчала я.

— Он, обычно, заканчивается ко второму триместру.

— Обычно? — повторила я с ужасом. — А может, не закончиться?!

— Да, и это плохая новость. Хорошая в том, что на протяжение всей беременности он бывает редко. И что у тебя это пока только в первый раз, и больше может не повториться.

— Спасибо, гугл.

Алекс стрельнул глазами в мою сторону.

— Не смей переименовывать меня в записной книжке.

— А ведь я даже не думала об этом, пока ты не сказал… — протянула я, ковыряя вилкой еду. — Так мне надо утром есть крекеры прямо в постели?

— Да, не вставая. Пишут, что это помогает.

— А орехи?

— Нужно пробовать. Каждому помогает что-то свое.

Я протянула руку через стол и сжала его пальцы.

— Спасибо.

— Не за что. Я очень стараюсь помочь, но, черт, мне не понять и десятой доли всего, что ты чувствуешь.

— Мое тело уже меняется, Алекс, — прошептала я неожиданно для самой себя. — А что будет дальше? Сейчас ведь только… самое начало!

Утром я проснулась в восхитительнейшем, невероятном расположении духа. Вот просто как открыла глаза, так сразу и захотелось вскочить с кровати, закружиться по спальне и спеть песенку хором с маленькими птичками, которые стали бы клевать зерна из моих рук. Это здорово получалось у всех принцесс Диснея, а мной владело pure happiness — счастье высшей пробы.

И длилось оно ровно до того момента, как из горизонтального положения я перешла в вертикальное.

Стоило коснуться ногами пола, как вместо танцев мои ноги понесли меня к туалету, а из горла… о нет, рвались отнюдь не песни. Я едва успела. Меня вывернуло наизнанку, и я рухнула на кафель, безжизненная, как Белоснежка после отравленного яблока.

Что со мной, черт возьми?!

Ах да.

Я же беременна.

Я все еще сидела возле унитаза, пытаясь отдышаться, когда в дверном проеме появился Алекс.

— Хотел сказать доброе утро, но, кажется, не стоит.

— Уйди, — едва успела сказать я и меня снова вывернуло.

Вашу ж мать! Так теперь всегда, что ли, будет?

— Может, кофе? — крикнул он из гардеробной.

Ему не стоило произносить этого. От одного только воспоминания, каким терпким и горьким может быть один только аромат, я извергла из себя все и даже больше.

— Понял! — отозвался Алекс после паузы. — Гугл говорит, что надо есть соленые крекеры прямо в постели, чтобы утренняя тошнота прошла легче.

Легче? Что, черт возьми, это значит? Блевать не пять раз, а один?

Но на предложение похрустеть соленых крекеров организм никак не отреагировал. Я смогла подняться, добраться до раковины и прополоскать рот и потом почистить зубы. Кстати, бледной я при этом не выглядела, как бывало при кишечном гриппе, например.

Когда я закончила чистить зубы, то вышла в спальню. Алекс сидел на кровати с телефоном в руках. Я сказала:

— Яичницу. Бекон. Сок. Никакого кофе. И свой лучше выпей раньше, чем я спущусь. И те ореховые пирожные, что мы купили вчера.

Алекс кивнул.

— А ты?

— А я в душ.

— Поцеловать тебя можно?

— Если тебе не противно.

Он обнял меня и притянул к себе, поглаживая по спине.

— Мне не противно, мне очень тебя жаль.

Я шмыгнула носом.

— Иди и добудь мне бекон, Алекс.

— Слушаюсь, моя королева, — улыбнулся он.

В душе меня ждало еще одного открытие — соски болели даже от бьющих в них струй воды. Пришлось отворачиваться или стоять, зажимая соски руками. И да, грудь стала тяжелее, Алекс вчера не ошибся. Так быстро? Боже, так и должно быть? Почему так быстро все происходит: и тело меняется, и настроение, и состояние?

Когда я спустилась на завтрак, то надо же… Сюрприз!

От запаха бекона, который я так жаждала еще полчаса назад, я пулей вылетела из-за стола.

— Убрать его с твоей тарелки? — крикнул Алекс из столовой.

— И быстрее, — прохрипела я.

Итак, я осталась без бекона и кофе. Маленькая детка внутри меня, не отбирай хотя бы орехи, пожалуйста.

Я села за стол и хлебнула кислого апельсинового сока. Стало чуть легче.

— Это токсикоз, — сказал Алекс, — и ученые до сих пор не могут объяснить его механизм.

— Вот же бездельники, — проворчала я.

— Он, обычно, заканчивается ко второму триместру.

— Обычно? — повторила я с ужасом. — А может, не закончиться?!

— Да, и это плохая новость. Хорошая в том, что на протяжение всей беременности он бывает редко. И что у тебя это пока только в первый раз, и больше может не повториться.

— Спасибо, гугл.

Алекс стрельнул глазами в мою сторону.

— Не смей переименовывать меня в записной книжке.

— А ведь я даже не думала об этом, пока ты не сказал… — протянула я, ковыряя вилкой еду. — Так мне надо утром есть крекеры прямо в постели?

— Да, не вставая. Пишут, что это помогает.

— А орехи?

— Нужно пробовать. Каждому помогает что-то свое.

Я протянула руку через стол и сжала его пальцы.

— Спасибо.

— Не за что. Я очень стараюсь помочь, но, черт, мне не понять и десятой доли всего, что ты чувствуешь.

— Мое тело уже меняется, Алекс, — прошептала я неожиданно для самой себя. — А что будет дальше? Сейчас ведь только… самое начало!

Утром я проснулась в восхитительнейшем, невероятном расположении духа. Вот просто как открыла глаза, так сразу и захотелось вскочить с кровати, закружиться по спальне и спеть песенку хором с маленькими птичками, которые стали бы клевать зерна из моих рук. Это здорово получалось у всех принцесс Диснея, а мной владело pure happiness — счастье высшей пробы.

И длилось оно ровно до того момента, как из горизонтального положения я перешла в вертикальное.

Стоило коснуться ногами пола, как вместо танцев мои ноги понесли меня к туалету, а из горла… о нет, рвались отнюдь не песни. Я едва успела. Меня вывернуло наизнанку, и я рухнула на кафель, безжизненная, как Белоснежка после отравленного яблока.

Что со мной, черт возьми?!

Ах да.

Я же беременна.

Я все еще сидела возле унитаза, пытаясь отдышаться, когда в дверном проеме появился Алекс.

— Хотел сказать доброе утро, но, кажется, не стоит.

— Уйди, — едва успела сказать я и меня снова вывернуло.

Вашу ж мать! Так теперь всегда, что ли, будет?

— Может, кофе? — крикнул он из гардеробной.

Ему не стоило произносить этого. От одного только воспоминания, каким терпким и горьким может быть один только аромат, я извергла из себя все и даже больше.

— Понял! — отозвался Алекс после паузы. — Гугл говорит, что надо есть соленые крекеры прямо в постели, чтобы утренняя тошнота прошла легче.

Легче? Что, черт возьми, это значит? Блевать не пять раз, а один?

Но на предложение похрустеть соленых крекеров организм никак не отреагировал. Я смогла подняться, добраться до раковины и прополоскать рот и потом почистить зубы. Кстати, бледной я при этом не выглядела, как бывало при кишечном гриппе, например.

Когда я закончила чистить зубы, то вышла в спальню. Алекс сидел на кровати с телефоном в руках. Я сказала:

— Яичницу. Бекон. Сок. Никакого кофе. И свой лучше выпей раньше, чем я спущусь. И те ореховые пирожные, что мы купили вчера.

Алекс кивнул.

— А ты?

— А я в душ.

— Поцеловать тебя можно?

— Если тебе не противно.

Он обнял меня и притянул к себе, поглаживая по спине.

— Мне не противно, мне очень тебя жаль.

Я шмыгнула носом.

— Иди и добудь мне бекон, Алекс.

— Слушаюсь, моя королева, — улыбнулся он.

В душе меня ждало еще одного открытие — соски болели даже от бьющих в них струй воды. Пришлось отворачиваться или стоять, зажимая соски руками. И да, грудь стала тяжелее, Алекс вчера не ошибся. Так быстро? Боже, так и должно быть? Почему так быстро все происходит: и тело меняется, и настроение, и состояние?

Когда я спустилась на завтрак, то надо же… Сюрприз!

От запаха бекона, который я так жаждала еще полчаса назад, я пулей вылетела из-за стола.

— Убрать его с твоей тарелки? — крикнул Алекс из столовой.

— И быстрее, — прохрипела я.

Итак, я осталась без бекона и кофе. Маленькая детка внутри меня, не отбирай хотя бы орехи, пожалуйста.

Я села за стол и хлебнула кислого апельсинового сока. Стало чуть легче.

— Это токсикоз, — сказал Алекс, — и ученые до сих пор не могут объяснить его механизм.

— Вот же бездельники, — проворчала я.

— Он, обычно, заканчивается ко второму триместру.

— Обычно? — повторила я с ужасом. — А может, не закончиться?!

— Да, и это плохая новость. Хорошая в том, что на протяжение всей беременности он бывает редко. И что у тебя это пока только в первый раз, и больше может не повториться.

— Спасибо, гугл.

Алекс стрельнул глазами в мою сторону.

— Не смей переименовывать меня в записной книжке.

— А ведь я даже не думала об этом, пока ты не сказал… — протянула я, ковыряя вилкой еду. — Так мне надо утром есть крекеры прямо в постели?

— Да, не вставая. Пишут, что это помогает.

— А орехи?

— Нужно пробовать. Каждому помогает что-то свое.

Я протянула руку через стол и сжала его пальцы.

— Спасибо.

— Не за что. Я очень стараюсь помочь, но, черт, мне не понять и десятой доли всего, что ты чувствуешь.

— Мое тело уже меняется, Алекс, — прошептала я неожиданно для самой себя. — А что будет дальше? Сейчас ведь только… самое начало!

Утром я проснулась в восхитительнейшем, невероятном расположении духа. Вот просто как открыла глаза, так сразу и захотелось вскочить с кровати, закружиться по спальне и спеть песенку хором с маленькими птичками, которые стали бы клевать зерна из моих рук. Это здорово получалось у всех принцесс Диснея, а мной владело pure happiness — счастье высшей пробы.

И длилось оно ровно до того момента, как из горизонтального положения я перешла в вертикальное.

Стоило коснуться ногами пола, как вместо танцев мои ноги понесли меня к туалету, а из горла… о нет, рвались отнюдь не песни. Я едва успела. Меня вывернуло наизнанку, и я рухнула на кафель, безжизненная, как Белоснежка после отравленного яблока.

Что со мной, черт возьми?!

Ах да.

Я же беременна.

Я все еще сидела возле унитаза, пытаясь отдышаться, когда в дверном проеме появился Алекс.

— Хотел сказать доброе утро, но, кажется, не стоит.

— Уйди, — едва успела сказать я и меня снова вывернуло.

Вашу ж мать! Так теперь всегда, что ли, будет?

— Может, кофе? — крикнул он из гардеробной.

Ему не стоило произносить этого. От одного только воспоминания, каким терпким и горьким может быть один только аромат, я извергла из себя все и даже больше.

— Понял! — отозвался Алекс после паузы. — Гугл говорит, что надо есть соленые крекеры прямо в постели, чтобы утренняя тошнота прошла легче.

Легче? Что, черт возьми, это значит? Блевать не пять раз, а один?

Но на предложение похрустеть соленых крекеров организм никак не отреагировал. Я смогла подняться, добраться до раковины и прополоскать рот и потом почистить зубы. Кстати, бледной я при этом не выглядела, как бывало при кишечном гриппе, например.

Когда я закончила чистить зубы, то вышла в спальню. Алекс сидел на кровати с телефоном в руках. Я сказала:

— Яичницу. Бекон. Сок. Никакого кофе. И свой лучше выпей раньше, чем я спущусь. И те ореховые пирожные, что мы купили вчера.

Алекс кивнул.

— А ты?

— А я в душ.

— Поцеловать тебя можно?

— Если тебе не противно.

Он обнял меня и притянул к себе, поглаживая по спине.

— Мне не противно, мне очень тебя жаль.

Я шмыгнула носом.

— Иди и добудь мне бекон, Алекс.

— Слушаюсь, моя королева, — улыбнулся он.

В душе меня ждало еще одного открытие — соски болели даже от бьющих в них струй воды. Пришлось отворачиваться или стоять, зажимая соски руками. И да, грудь стала тяжелее, Алекс вчера не ошибся. Так быстро? Боже, так и должно быть? Почему так быстро все происходит: и тело меняется, и настроение, и состояние?

Когда я спустилась на завтрак, то надо же… Сюрприз!

От запаха бекона, который я так жаждала еще полчаса назад, я пулей вылетела из-за стола.

— Убрать его с твоей тарелки? — крикнул Алекс из столовой.

— И быстрее, — прохрипела я.

Итак, я осталась без бекона и кофе. Маленькая детка внутри меня, не отбирай хотя бы орехи, пожалуйста.

Я села за стол и хлебнула кислого апельсинового сока. Стало чуть легче.

— Это токсикоз, — сказал Алекс, — и ученые до сих пор не могут объяснить его механизм.

— Вот же бездельники, — проворчала я.

— Он, обычно, заканчивается ко второму триместру.

— Обычно? — повторила я с ужасом. — А может, не закончиться?!

— Да, и это плохая новость. Хорошая в том, что на протяжение всей беременности он бывает редко. И что у тебя это пока только в первый раз, и больше может не повториться.

— Спасибо, гугл.

Алекс стрельнул глазами в мою сторону.

— Не смей переименовывать меня в записной книжке.

— А ведь я даже не думала об этом, пока ты не сказал… — протянула я, ковыряя вилкой еду. — Так мне надо утром есть крекеры прямо в постели?

— Да, не вставая. Пишут, что это помогает.

— А орехи?

— Нужно пробовать. Каждому помогает что-то свое.

Я протянула руку через стол и сжала его пальцы.

— Спасибо.

— Не за что. Я очень стараюсь помочь, но, черт, мне не понять и десятой доли всего, что ты чувствуешь.

— Мое тело уже меняется, Алекс, — прошептала я неожиданно для самой себя. — А что будет дальше? Сейчас ведь только… самое начало!

Глава 17

Если бы не тот игривый секстинг, а после внезапное появление Алекса в моем номере, я бы, может быть, и не заподозрила неладное, когда вечером миновали все оговоренные сроки, а Алекс так и не появился дома.

Первым я набрала Абрахама, но он ответил, что после того, как он отвез меня домой, мистер Кейн отпустил его и сказал, что доберется сам, поскольку не знает, насколько затянутся дела.

Было только девять вечера, но я не находила себе места.

Телефон Алекса не отвечал. И тогда я набрала Эдварда. Он сказал, что видел Алекса в последний раз в шесть вечера. Когда у того закончились интервью.

— Не переживай, задержался где-нибудь. Может быть, хочет сделать сюрприз ко дню святого Валентина, — хмыкнул Эдвард. — Давай не будем все портить?

Все мои обостренные до предела чувства вопили о том, что это не имеет ничего общего с сюрпризами, тем более приятными, но я попробовала внять словам Эдварда и спокойно дождаться Алекса.

Но я не могла сидеть на месте, и наворачивала круги по гостиной, иногда заглядывая на кухню. Кусок в горло не лез.

Дом уже опустел, и я впервые подумала о том, на каких правах вообще нахожусь здесь. Мы до сих пор так и не поженились. И если не

Глава 18

Я набрала Эдварда, и встретив нас, он повел нас в темную комнатушку, заставленную мониторами камер наружного наблюдения.

— Ты уже видел? — спросила я его.

— Там нечего смотреть. Пару секунд с парковки и видео с рецепции.

— Алекс действительно сам отдал им этот конверт?

Сам конверт я держала в руках. Но не открывала. Не могла увидеть эти слова.

— Сейчас увидишь, — ответил Эдвард.

Я села на единственное свободное кресло перед монитором, рядом со мной сидел служащий. Рядом я заметила лист бумаги с указанием времени и даты.

Вчерашнее утро, день, и вечер.

Утром я проснулась в восхитительнейшем, невероятном расположении духа. Вот просто как открыла глаза, так сразу и захотелось вскочить с кровати, закружиться по спальне и спеть песенку хором с маленькими птичками, которые стали бы клевать зерна из моих рук. Это здорово получалось у всех принцесс Диснея, а мной владело pure happiness — счастье высшей пробы.

И длилось оно ровно до того момента, как из горизонтального положения я перешла в вертикальное.

Стоило коснуться ногами пола, как вместо танцев мои ноги понесли меня к туалету, а из горла… о нет, рвались отнюдь не песни. Я едва успела. Меня вывернуло наизнанку, и я рухнула на кафель, безжизненная, как Белоснежка после отравленного яблока.

Что со мной, черт возьми?!

Ах да.

Я же беременна.

Я все еще сидела возле унитаза, пытаясь отдышаться, когда в дверном проеме появился Алекс.

— Хотел сказать доброе утро, но, кажется, не стоит.

— Уйди, — едва успела сказать я и меня снова вывернуло.

Вашу ж мать! Так теперь всегда, что ли, будет?

— Может, кофе? — крикнул он из гардеробной.

Ему не стоило произносить этого. От одного только воспоминания, каким терпким и горьким может быть один только аромат, я извергла из себя все и даже больше.

— Понял! — отозвался Алекс после паузы. — Гугл говорит, что надо есть соленые крекеры прямо в постели, чтобы утренняя тошнота прошла легче.

Легче? Что, черт возьми, это значит? Блевать не пять раз, а один?

Но на предложение похрустеть соленых крекеров организм никак не отреагировал. Я смогла подняться, добраться до раковины и прополоскать рот и потом почистить зубы. Кстати, бледной я при этом не выглядела, как бывало при кишечном гриппе, например.

Когда я закончила чистить зубы, то вышла в спальню. Алекс сидел на кровати с телефоном в руках. Я сказала:

— Яичницу. Бекон. Сок. Никакого кофе. И свой лучше выпей раньше, чем я спущусь. И те ореховые пирожные, что мы купили вчера.

Алекс кивнул.

— А ты?

— А я в душ.

— Поцеловать тебя можно?

— Если тебе не противно.

Он обнял меня и притянул к себе, поглаживая по спине.

— Мне не противно, мне очень тебя жаль.

Я шмыгнула носом.

— Иди и добудь мне бекон, Алекс.

— Слушаюсь, моя королева, — улыбнулся он.

В душе меня ждало еще одного открытие — соски болели даже от бьющих в них струй воды. Пришлось отворачиваться или стоять, зажимая соски руками. И да, грудь стала тяжелее, Алекс вчера не ошибся. Так быстро? Боже, так и должно быть? Почему так быстро все происходит: и тело меняется, и настроение, и состояние?

Когда я спустилась на завтрак, то надо же… Сюрприз!

От запаха бекона, который я так жаждала еще полчаса назад, я пулей вылетела из-за стола.

— Убрать его с твоей тарелки? — крикнул Алекс из столовой.

— И быстрее, — прохрипела я.

Итак, я осталась без бекона и кофе. Маленькая детка внутри меня, не отбирай хотя бы орехи, пожалуйста.

Я села за стол и хлебнула кислого апельсинового сока. Стало чуть легче.

— Это токсикоз, — сказал Алекс, — и ученые до сих пор не могут объяснить его механизм.

— Вот же бездельники, — проворчала я.

— Он, обычно, заканчивается ко второму триместру.

— Обычно? — повторила я с ужасом. — А может, не закончиться?!

— Да, и это плохая новость. Хорошая в том, что на протяжение всей беременности он бывает редко. И что у тебя это пока только в первый раз, и больше может не повториться.

— Спасибо, гугл.

Алекс стрельнул глазами в мою сторону.

— Не смей переименовывать меня в записной книжке.

— А ведь я даже не думала об этом, пока ты не сказал… — протянула я, ковыряя вилкой еду. — Так мне надо утром есть крекеры прямо в постели?

— Да, не вставая. Пишут, что это помогает.

— А орехи?

— Нужно пробовать. Каждому помогает что-то свое.

Я протянула руку через стол и сжала его пальцы.

— Спасибо.

— Не за что. Я очень стараюсь помочь, но, черт, мне не понять и десятой доли всего, что ты чувствуешь.

— Мое тело уже меняется, Алекс, — прошептала я неожиданно для самой себя. — А что будет дальше? Сейчас ведь только… самое начало!

Утром я проснулась в восхитительнейшем, невероятном расположении духа. Вот просто как открыла глаза, так сразу и захотелось вскочить с кровати, закружиться по спальне и спеть песенку хором с маленькими птичками, которые стали бы клевать зерна из моих рук. Это здорово получалось у всех принцесс Диснея, а мной владело pure happiness — счастье высшей пробы.

И длилось оно ровно до того момента, как из горизонтального положения я перешла в вертикальное.

Стоило коснуться ногами пола, как вместо танцев мои ноги понесли меня к туалету, а из горла… о нет, рвались отнюдь не песни. Я едва успела. Меня вывернуло наизнанку, и я рухнула на кафель, безжизненная, как Белоснежка после отравленного яблока.

Что со мной, черт возьми?!

Ах да.

Я же беременна.

Я все еще сидела возле унитаза, пытаясь отдышаться, когда в дверном проеме появился Алекс.

— Хотел сказать доброе утро, но, кажется, не стоит.

— Уйди, — едва успела сказать я и меня снова вывернуло.

Вашу ж мать! Так теперь всегда, что ли, будет?

— Может, кофе? — крикнул он из гардеробной.

Ему не стоило произносить этого. От одного только воспоминания, каким терпким и горьким может быть один только аромат, я извергла из себя все и даже больше.

— Понял! — отозвался Алекс после паузы. — Гугл говорит, что надо есть соленые крекеры прямо в постели, чтобы утренняя тошнота прошла легче.

Легче? Что, черт возьми, это значит? Блевать не пять раз, а один?

Но на предложение похрустеть соленых крекеров организм никак не отреагировал. Я смогла подняться, добраться до раковины и прополоскать рот и потом почистить зубы. Кстати, бледной я при этом не выглядела, как бывало при кишечном гриппе, например.

Когда я закончила чистить зубы, то вышла в спальню. Алекс сидел на кровати с телефоном в руках. Я сказала:

— Яичницу. Бекон. Сок. Никакого кофе. И свой лучше выпей раньше, чем я спущусь. И те ореховые пирожные, что мы купили вчера.

Алекс кивнул.

— А ты?

— А я в душ.

— Поцеловать тебя можно?

— Если тебе не противно.

Он обнял меня и притянул к себе, поглаживая по спине.

— Мне не противно, мне очень тебя жаль.

Я шмыгнула носом.

— Иди и добудь мне бекон, Алекс.

— Слушаюсь, моя королева, — улыбнулся он.

В душе меня ждало еще одного открытие — соски болели даже от бьющих в них струй воды. Пришлось отворачиваться или стоять, зажимая соски руками. И да, грудь стала тяжелее, Алекс вчера не ошибся. Так быстро? Боже, так и должно быть? Почему так быстро все происходит: и тело меняется, и настроение, и состояние?

Когда я спустилась на завтрак, то надо же… Сюрприз!

От запаха бекона, который я так жаждала еще полчаса назад, я пулей вылетела из-за стола.

— Убрать его с твоей тарелки? — крикнул Алекс из столовой.

— И быстрее, — прохрипела я.

Итак, я осталась без бекона и кофе. Маленькая детка внутри меня, не отбирай хотя бы орехи, пожалуйста.

Я села за стол и хлебнула кислого апельсинового сока. Стало чуть легче.

— Это токсикоз, — сказал Алекс, — и ученые до сих пор не могут объяснить его механизм.

— Вот же бездельники, — проворчала я.

— Он, обычно, заканчивается ко второму триместру.

— Обычно? — повторила я с ужасом. — А может, не закончиться?!

— Да, и это плохая новость. Хорошая в том, что на протяжение всей беременности он бывает редко. И что у тебя это пока только в первый раз, и больше может не повториться.

— Спасибо, гугл.

Алекс стрельнул глазами в мою сторону.

— Не смей переименовывать меня в записной книжке.

— А ведь я даже не думала об этом, пока ты не сказал… — протянула я, ковыряя вилкой еду. — Так мне надо утром есть крекеры прямо в постели?

— Да, не вставая. Пишут, что это помогает.

— А орехи?

— Нужно пробовать. Каждому помогает что-то свое.

Я протянула руку через стол и сжала его пальцы.

— Спасибо.

— Не за что. Я очень стараюсь помочь, но, черт, мне не понять и десятой доли всего, что ты чувствуешь.

— Мое тело уже меняется, Алекс, — прошептала я неожиданно для самой себя. — А что будет дальше? Сейчас ведь только… самое начало!

Утром я проснулась в восхитительнейшем, невероятном расположении духа. Вот просто как открыла глаза, так сразу и захотелось вскочить с кровати, закружиться по спальне и спеть песенку хором с маленькими птичками, которые стали бы клевать зерна из моих рук. Это здорово получалось у всех принцесс Диснея, а мной владело pure happiness — счастье высшей пробы.

И длилось оно ровно до того момента, как из горизонтального положения я перешла в вертикальное.

Стоило коснуться ногами пола, как вместо танцев мои ноги понесли меня к туалету, а из горла… о нет, рвались отнюдь не песни. Я едва успела. Меня вывернуло наизнанку, и я рухнула на кафель, безжизненная, как Белоснежка после отравленного яблока.

Что со мной, черт возьми?!

Ах да.

Я же беременна.

Я все еще сидела возле унитаза, пытаясь отдышаться, когда в дверном проеме появился Алекс.

— Хотел сказать доброе утро, но, кажется, не стоит.

— Уйди, — едва успела сказать я и меня снова вывернуло.

Вашу ж мать! Так теперь всегда, что ли, будет?

— Может, кофе? — крикнул он из гардеробной.

Ему не стоило произносить этого. От одного только воспоминания, каким терпким и горьким может быть один только аромат, я извергла из себя все и даже больше.

— Понял! — отозвался Алекс после паузы. — Гугл говорит, что надо есть соленые крекеры прямо в постели, чтобы утренняя тошнота прошла легче.

Легче? Что, черт возьми, это значит? Блевать не пять раз, а один?

Но на предложение похрустеть соленых крекеров организм никак не отреагировал. Я смогла подняться, добраться до раковины и прополоскать рот и потом почистить зубы. Кстати, бледной я при этом не выглядела, как бывало при кишечном гриппе, например.

Когда я закончила чистить зубы, то вышла в спальню. Алекс сидел на кровати с телефоном в руках. Я сказала:

— Яичницу. Бекон. Сок. Никакого кофе. И свой лучше выпей раньше, чем я спущусь. И те ореховые пирожные, что мы купили вчера.

Алекс кивнул.

— А ты?

— А я в душ.

— Поцеловать тебя можно?

— Если тебе не противно.

Он обнял меня и притянул к себе, поглаживая по спине.

— Мне не противно, мне очень тебя жаль.

Я шмыгнула носом.

— Иди и добудь мне бекон, Алекс.

— Слушаюсь, моя королева, — улыбнулся он.

В душе меня ждало еще одного открытие — соски болели даже от бьющих в них струй воды. Пришлось отворачиваться или стоять, зажимая соски руками. И да, грудь стала тяжелее, Алекс вчера не ошибся. Так быстро? Боже, так и должно быть? Почему так быстро все происходит: и тело меняется, и настроение, и состояние?

Когда я спустилась на завтрак, то надо же… Сюрприз!

От запаха бекона, который я так жаждала еще полчаса назад, я пулей вылетела из-за стола.

— Убрать его с твоей тарелки? — крикнул Алекс из столовой.

— И быстрее, — прохрипела я.

Итак, я осталась без бекона и кофе. Маленькая детка внутри меня, не отбирай хотя бы орехи, пожалуйста.

Я села за стол и хлебнула кислого апельсинового сока. Стало чуть легче.

— Это токсикоз, — сказал Алекс, — и ученые до сих пор не могут объяснить его механизм.

— Вот же бездельники, — проворчала я.

— Он, обычно, заканчивается ко второму триместру.

— Обычно? — повторила я с ужасом. — А может, не закончиться?!

— Да, и это плохая новость. Хорошая в том, что на протяжение всей беременности он бывает редко. И что у тебя это пока только в первый раз, и больше может не повториться.

— Спасибо, гугл.

Алекс стрельнул глазами в мою сторону.

— Не смей переименовывать меня в записной книжке.

— А ведь я даже не думала об этом, пока ты не сказал… — протянула я, ковыряя вилкой еду. — Так мне надо утром есть крекеры прямо в постели?

— Да, не вставая. Пишут, что это помогает.

— А орехи?

— Нужно пробовать. Каждому помогает что-то свое.

Я протянула руку через стол и сжала его пальцы.

— Спасибо.

— Не за что. Я очень стараюсь помочь, но, черт, мне не понять и десятой доли всего, что ты чувствуешь.

— Мое тело уже меняется, Алекс, — прошептала я неожиданно для самой себя. — А что будет дальше? Сейчас ведь только… самое начало!

Утром я проснулась в восхитительнейшем, невероятном расположении духа. Вот просто как открыла глаза, так сразу и захотелось вскочить с кровати, закружиться по спальне и спеть песенку хором с маленькими птичками, которые стали бы клевать зерна из моих рук. Это здорово получалось у всех принцесс Диснея, а мной владело pure happiness — счастье высшей пробы.

И длилось оно ровно до того момента, как из горизонтального положения я перешла в вертикальное.

Стоило коснуться ногами пола, как вместо танцев мои ноги понесли меня к туалету, а из горла… о нет, рвались отнюдь не песни. Я едва успела. Меня вывернуло наизнанку, и я рухнула на кафель, безжизненная, как Белоснежка после отравленного яблока.

Что со мной, черт возьми?!

Ах да.

Я же беременна.

Я все еще сидела возле унитаза, пытаясь отдышаться, когда в дверном проеме появился Алекс.

— Хотел сказать доброе утро, но, кажется, не стоит.

— Уйди, — едва успела сказать я и меня снова вывернуло.

Вашу ж мать! Так теперь всегда, что ли, будет?

— Может, кофе? — крикнул он из гардеробной.

Ему не стоило произносить этого. От одного только воспоминания, каким терпким и горьким может быть один только аромат, я извергла из себя все и даже больше.

— Понял! — отозвался Алекс после паузы. — Гугл говорит, что надо есть соленые крекеры прямо в постели, чтобы утренняя тошнота прошла легче.

Легче? Что, черт возьми, это значит? Блевать не пять раз, а один?

Но на предложение похрустеть соленых крекеров организм никак не отреагировал. Я смогла подняться, добраться до раковины и прополоскать рот и потом почистить зубы. Кстати, бледной я при этом не выглядела, как бывало при кишечном гриппе, например.

Когда я закончила чистить зубы, то вышла в спальню. Алекс сидел на кровати с телефоном в руках. Я сказала:

— Яичницу. Бекон. Сок. Никакого кофе. И свой лучше выпей раньше, чем я спущусь. И те ореховые пирожные, что мы купили вчера.

Алекс кивнул.

— А ты?

— А я в душ.

— Поцеловать тебя можно?

— Если тебе не противно.

Он обнял меня и притянул к себе, поглаживая по спине.

— Мне не противно, мне очень тебя жаль.

Я шмыгнула носом.

— Иди и добудь мне бекон, Алекс.

— Слушаюсь, моя королева, — улыбнулся он.

В душе меня ждало еще одного открытие — соски болели даже от бьющих в них струй воды. Пришлось отворачиваться или стоять, зажимая соски руками. И да, грудь стала тяжелее, Алекс вчера не ошибся. Так быстро? Боже, так и должно быть? Почему так быстро все происходит: и тело меняется, и настроение, и состояние?

Когда я спустилась на завтрак, то надо же… Сюрприз!

От запаха бекона, который я так жаждала еще полчаса назад, я пулей вылетела из-за стола.

— Убрать его с твоей тарелки? — крикнул Алекс из столовой.

— И быстрее, — прохрипела я.

Итак, я осталась без бекона и кофе. Маленькая детка внутри меня, не отбирай хотя бы орехи, пожалуйста.

Я села за стол и хлебнула кислого апельсинового сока. Стало чуть легче.

— Это токсикоз, — сказал Алекс, — и ученые до сих пор не могут объяснить его механизм.

— Вот же бездельники, — проворчала я.

— Он, обычно, заканчивается ко второму триместру.

— Обычно? — повторила я с ужасом. — А может, не закончиться?!

— Да, и это плохая новость. Хорошая в том, что на протяжение всей беременности он бывает редко. И что у тебя это пока только в первый раз, и больше может не повториться.

— Спасибо, гугл.

Алекс стрельнул глазами в мою сторону.

— Не смей переименовывать меня в записной книжке.

— А ведь я даже не думала об этом, пока ты не сказал… — протянула я, ковыряя вилкой еду. — Так мне надо утром есть крекеры прямо в постели?

— Да, не вставая. Пишут, что это помогает.

— А орехи?

— Нужно пробовать. Каждому помогает что-то свое.

Я протянула руку через стол и сжала его пальцы.

— Спасибо.

— Не за что. Я очень стараюсь помочь, но, черт, мне не понять и десятой доли всего, что ты чувствуешь.

— Мое тело уже меняется, Алекс, — прошептала я неожиданно для самой себя. — А что будет дальше? Сейчас ведь только… самое начало!

Если нам нужен детектив, то я знаю лучшего.

Глава 19

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Глава 20

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Данный текст был утащен с сайта ЛитНет

Глава 21

Утром я проснулась в восхитительнейшем, невероятном расположении духа. Вот просто как открыла глаза, так сразу и захотелось вскочить с кровати, закружиться по спальне и спеть песенку хором с маленькими птичками, которые стали бы клевать зерна из моих рук. Это здорово получалось у всех принцесс Диснея, а мной владело pure happiness — счастье высшей пробы.

И длилось оно ровно до того момента, как из горизонтального положения я перешла в вертикальное.

Стоило коснуться ногами пола, как вместо танцев мои ноги понесли меня к туалету, а из горла… о нет, рвались отнюдь не песни. Я едва успела. Меня вывернуло наизнанку, и я рухнула на кафель, безжизненная, как Белоснежка после отравленного яблока.

Что со мной, черт возьми?!

Ах да.

Я же беременна.

Я все еще сидела возле унитаза, пытаясь отдышаться, когда в дверном проеме появился Алекс.

— Хотел сказать доброе утро, но, кажется, не стоит.

— Уйди, — едва успела сказать я и меня снова вывернуло.

Вашу ж мать! Так теперь всегда, что ли, будет?

— Может, кофе? — крикнул он из гардеробной.

Ему не стоило произносить этого. От одного только воспоминания, каким терпким и горьким может быть один только аромат, я извергла из себя все и даже больше.

— Понял! — отозвался Алекс после паузы. — Гугл говорит, что надо есть соленые крекеры прямо в постели, чтобы утренняя тошнота прошла легче.

Легче? Что, черт возьми, это значит? Блевать не пять раз, а один?

Но на предложение похрустеть соленых крекеров организм никак не отреагировал. Я смогла подняться, добраться до раковины и прополоскать рот и потом почистить зубы. Кстати, бледной я при этом не выглядела, как бывало при кишечном гриппе, например.

Когда я закончила чистить зубы, то вышла в спальню. Алекс сидел на кровати с телефоном в руках. Я сказала:

— Яичницу. Бекон. Сок. Никакого кофе. И свой лучше выпей раньше, чем я спущусь. И те ореховые пирожные, что мы купили вчера.

Алекс кивнул.

— А ты?

— А я в душ.

— Поцеловать тебя можно?

— Если тебе не противно.

Он обнял меня и притянул к себе, поглаживая по спине.

— Мне не противно, мне очень тебя жаль.

Я шмыгнула носом.

— Иди и добудь мне бекон, Алекс.

— Слушаюсь, моя королева, — улыбнулся он.

В душе меня ждало еще одного открытие — соски болели даже от бьющих в них струй воды. Пришлось отворачиваться или стоять, зажимая соски руками. И да, грудь стала тяжелее, Алекс вчера не ошибся. Так быстро? Боже, так и должно быть? Почему так быстро все происходит: и тело меняется, и настроение, и состояние?

Когда я спустилась на завтрак, то надо же… Сюрприз!

От запаха бекона, который я так жаждала еще полчаса назад, я пулей вылетела из-за стола.

— Убрать его с твоей тарелки? — крикнул Алекс из столовой.

— И быстрее, — прохрипела я.

Итак, я осталась без бекона и кофе. Маленькая детка внутри меня, не отбирай хотя бы орехи, пожалуйста.

Я села за стол и хлебнула кислого апельсинового сока. Стало чуть легче.

— Это токсикоз, — сказал Алекс, — и ученые до сих пор не могут объяснить его механизм.

— Вот же бездельники, — проворчала я.

— Он, обычно, заканчивается ко второму триместру.

— Обычно? — повторила я с ужасом. — А может, не закончиться?!

— Да, и это плохая новость. Хорошая в том, что на протяжение всей беременности он бывает редко. И что у тебя это пока только в первый раз, и больше может не повториться.

— Спасибо, гугл.

Алекс стрельнул глазами в мою сторону.

— Не смей переименовывать меня в записной книжке.

— А ведь я даже не думала об этом, пока ты не сказал… — протянула я, ковыряя вилкой еду. — Так мне надо утром есть крекеры прямо в постели?

— Да, не вставая. Пишут, что это помогает.

— А орехи?

— Нужно пробовать. Каждому помогает что-то свое.

Я протянула руку через стол и сжала его пальцы.

— Спасибо.

— Не за что. Я очень стараюсь помочь, но, черт, мне не понять и десятой доли всего, что ты чувствуешь.

— Мое тело уже меняется, Алекс, — прошептала я неожиданно для самой себя. — А что будет дальше? Сейчас ведь только… самое начало!

Утром я проснулась в восхитительнейшем, невероятном расположении духа. Вот просто как открыла глаза, так сразу и захотелось вскочить с кровати, закружиться по спальне и спеть песенку хором с маленькими птичками, которые стали бы клевать зерна из моих рук. Это здорово получалось у всех принцесс Диснея, а мной владело pure happiness — счастье высшей пробы.

И длилось оно ровно до того момента, как из горизонтального положения я перешла в вертикальное.

Стоило коснуться ногами пола, как вместо танцев мои ноги понесли меня к туалету, а из горла… о нет, рвались отнюдь не песни. Я едва успела. Меня вывернуло наизнанку, и я рухнула на кафель, безжизненная, как Белоснежка после отравленного яблока.

Что со мной, черт возьми?!

Ах да.

Я же беременна.

Я все еще сидела возле унитаза, пытаясь отдышаться, когда в дверном проеме появился Алекс.

— Хотел сказать доброе утро, но, кажется, не стоит.

— Уйди, — едва успела сказать я и меня снова вывернуло.

Вашу ж мать! Так теперь всегда, что ли, будет?

— Может, кофе? — крикнул он из гардеробной.

Ему не стоило произносить этого. От одного только воспоминания, каким терпким и горьким может быть один только аромат, я извергла из себя все и даже больше.

— Понял! — отозвался Алекс после паузы. — Гугл говорит, что надо есть соленые крекеры прямо в постели, чтобы утренняя тошнота прошла легче.

Легче? Что, черт возьми, это значит? Блевать не пять раз, а один?

Но на предложение похрустеть соленых крекеров организм никак не отреагировал. Я смогла подняться, добраться до раковины и прополоскать рот и потом почистить зубы. Кстати, бледной я при этом не выглядела, как бывало при кишечном гриппе, например.

Когда я закончила чистить зубы, то вышла в спальню. Алекс сидел на кровати с телефоном в руках. Я сказала:

— Яичницу. Бекон. Сок. Никакого кофе. И свой лучше выпей раньше, чем я спущусь. И те ореховые пирожные, что мы купили вчера.

Алекс кивнул.

— А ты?

— А я в душ.

— Поцеловать тебя можно?

— Если тебе не противно.

Он обнял меня и притянул к себе, поглаживая по спине.

— Мне не противно, мне очень тебя жаль.

Я шмыгнула носом.

— Иди и добудь мне бекон, Алекс.

— Слушаюсь, моя королева, — улыбнулся он.

В душе меня ждало еще одного открытие — соски болели даже от бьющих в них струй воды. Пришлось отворачиваться или стоять, зажимая соски руками. И да, грудь стала тяжелее, Алекс вчера не ошибся. Так быстро? Боже, так и должно быть? Почему так быстро все происходит: и тело меняется, и настроение, и состояние?

Когда я спустилась на завтрак, то надо же… Сюрприз!

От запаха бекона, который я так жаждала еще полчаса назад, я пулей вылетела из-за стола.

— Убрать его с твоей тарелки? — крикнул Алекс из столовой.

— И быстрее, — прохрипела я.

Итак, я осталась без бекона и кофе. Маленькая детка внутри меня, не отбирай хотя бы орехи, пожалуйста.

Я села за стол и хлебнула кислого апельсинового сока. Стало чуть легче.

— Это токсикоз, — сказал Алекс, — и ученые до сих пор не могут объяснить его механизм.

— Вот же бездельники, — проворчала я.

— Он, обычно, заканчивается ко второму триместру.

— Обычно? — повторила я с ужасом. — А может, не закончиться?!

— Да, и это плохая новость. Хорошая в том, что на протяжение всей беременности он бывает редко. И что у тебя это пока только в первый раз, и больше может не повториться.

— Спасибо, гугл.

Алекс стрельнул глазами в мою сторону.

— Не смей переименовывать меня в записной книжке.

— А ведь я даже не думала об этом, пока ты не сказал… — протянула я, ковыряя вилкой еду. — Так мне надо утром есть крекеры прямо в постели?

— Да, не вставая. Пишут, что это помогает.

— А орехи?

— Нужно пробовать. Каждому помогает что-то свое.

Я протянула руку через стол и сжала его пальцы.

— Спасибо.

— Не за что. Я очень стараюсь помочь, но, черт, мне не понять и десятой доли всего, что ты чувствуешь.

— Мое тело уже меняется, Алекс, — прошептала я неожиданно для самой себя. — А что будет дальше? Сейчас ведь только… самое начало!

Утром я проснулась в восхитительнейшем, невероятном расположении духа. Вот просто как открыла глаза, так сразу и захотелось вскочить с кровати, закружиться по спальне и спеть песенку хором с маленькими птичками, которые стали бы клевать зерна из моих рук. Это здорово получалось у всех принцесс Диснея, а мной владело pure happiness — счастье высшей пробы.

И длилось оно ровно до того момента, как из горизонтального положения я перешла в вертикальное.

Стоило коснуться ногами пола, как вместо танцев мои ноги понесли меня к туалету, а из горла… о нет, рвались отнюдь не песни. Я едва успела. Меня вывернуло наизнанку, и я рухнула на кафель, безжизненная, как Белоснежка после отравленного яблока.

Что со мной, черт возьми?!

Ах да.

Я же беременна.

Я все еще сидела возле унитаза, пытаясь отдышаться, когда в дверном проеме появился Алекс.

— Хотел сказать доброе утро, но, кажется, не стоит.

— Уйди, — едва успела сказать я и меня снова вывернуло.

Вашу ж мать! Так теперь всегда, что ли, будет?

— Может, кофе? — крикнул он из гардеробной.

Ему не стоило произносить этого. От одного только воспоминания, каким терпким и горьким может быть один только аромат, я извергла из себя все и даже больше.

— Понял! — отозвался Алекс после паузы. — Гугл говорит, что надо есть соленые крекеры прямо в постели, чтобы утренняя тошнота прошла легче.

Легче? Что, черт возьми, это значит? Блевать не пять раз, а один?

Но на предложение похрустеть соленых крекеров организм никак не отреагировал. Я смогла подняться, добраться до раковины и прополоскать рот и потом почистить зубы. Кстати, бледной я при этом не выглядела, как бывало при кишечном гриппе, например.

Когда я закончила чистить зубы, то вышла в спальню. Алекс сидел на кровати с телефоном в руках. Я сказала:

— Яичницу. Бекон. Сок. Никакого кофе. И свой лучше выпей раньше, чем я спущусь. И те ореховые пирожные, что мы купили вчера.

Алекс кивнул.

— А ты?

— А я в душ.

— Поцеловать тебя можно?

— Если тебе не противно.

Он обнял меня и притянул к себе, поглаживая по спине.

— Мне не противно, мне очень тебя жаль.

Я шмыгнула носом.

— Иди и добудь мне бекон, Алекс.

— Слушаюсь, моя королева, — улыбнулся он.

В душе меня ждало еще одного открытие — соски болели даже от бьющих в них струй воды. Пришлось отворачиваться или стоять, зажимая соски руками. И да, грудь стала тяжелее, Алекс вчера не ошибся. Так быстро? Боже, так и должно быть? Почему так быстро все происходит: и тело меняется, и настроение, и состояние?

Когда я спустилась на завтрак, то надо же… Сюрприз!

От запаха бекона, который я так жаждала еще полчаса назад, я пулей вылетела из-за стола.

— Убрать его с твоей тарелки? — крикнул Алекс из столовой.

— И быстрее, — прохрипела я.

Итак, я осталась без бекона и кофе. Маленькая детка внутри меня, не отбирай хотя бы орехи, пожалуйста.

Я села за стол и хлебнула кислого апельсинового сока. Стало чуть легче.

— Это токсикоз, — сказал Алекс, — и ученые до сих пор не могут объяснить его механизм.

— Вот же бездельники, — проворчала я.

— Он, обычно, заканчивается ко второму триместру.

— Обычно? — повторила я с ужасом. — А может, не закончиться?!

— Да, и это плохая новость. Хорошая в том, что на протяжение всей беременности он бывает редко. И что у тебя это пока только в первый раз, и больше может не повториться.

— Спасибо, гугл.

Алекс стрельнул глазами в мою сторону.

— Не смей переименовывать меня в записной книжке.

— А ведь я даже не думала об этом, пока ты не сказал… — протянула я, ковыряя вилкой еду. — Так мне надо утром есть крекеры прямо в постели?

— Да, не вставая. Пишут, что это помогает.

— А орехи?

— Нужно пробовать. Каждому помогает что-то свое.

Я протянула руку через стол и сжала его пальцы.

— Спасибо.

— Не за что. Я очень стараюсь помочь, но, черт, мне не понять и десятой доли всего, что ты чувствуешь.

— Мое тело уже меняется, Алекс, — прошептала я неожиданно для самой себя. — А что будет дальше? Сейчас ведь только… самое начало!

Пик. Пик. Пик.

До чего мерзкий писк. Я шевельнула рукой, надеясь скинуть назойливого комара, но писк только ускорился. Язык превратился в наждачную бумагу. В голове засела боль. А уж как меня тошнило, словами не передать.

— Алекс…

— Все хорошо, солнышко, — нежно произнес женский голос.

Я с трудом повернула голову на подушке. И тошнота снова напомнила о себе.

Возле постели сидела женщина. Мне было очень плохо, но даже в таком состоянии можно было понять, что эта пожилая женщина с седыми кудрями, серьгами с бриллиантами и в красивом твидовом пиджаке никак не может быть сиделкой.

Да хоть королева Англии (кстати, похожа). Мне нужен был Алекс.

На глаза набежали слезы. Мне было так плохо, что я собиралась попрощаться с ним перед смертью и поблагодарить за все, что у нас было.

— Где Алекс?...

Помня о его реакции тогда в бассейне, страшно было представить, что он почувствовал, когда узнал о похищении.

Женщина сжала мою руку.

— Он не отходил от тебя все это время, солнышко, а журналисты осаждали больницу и мешали докторам и пациентам. Его попросили выйти к ним и ответить на вопросы, иначе они никогда не уйдут отсюда.

Значит, я умру, пока Алекс будет давать интервью. Ну что за черт.

— Ты не умрешь, — отозвалась женщина. Мысли она читать не умела, а, значит, я говорила вслух. Она провела рукой по моей щеке. – Доктор сказал, что только незначительная часть яда впиталась в кровь. Ты успела избавиться от содержимого желудка прежде, чем концентрация в крови настигла критической отметки. Ты большая молодец и все сделала правильно.

— Почему же мне так плохо?

— Интоксикация и небольшое сотрясение. Тебе очень повезло, что обошлось без переломов или серьезных ушибов.

— Кто вы?…

— Меня зовут Шарлотта Кейн, я мать Алекса, — сказала она с улыбкой. – Он больше никому не позволил приблизиться к твоей палате. Алекс провел здесь два дня и только сейчас ушел. Жаль, что так вышло, и он не застал, как ты очнулась. Ему бы тоже стало легче.

— Когда он вернется?...

— Не знаю. Там представители полиции, журналисты и он. Алекс решил на все вопросы ответить разом, чтобы избежать любых повторных интервью. Так что, думаю, тебе надо попробовать поспать, дорогая.

— Я должна дождаться…

— Вряд ли тебе это удастся. Ты еще слишком слаба, а у журналистов к нему много вопросов...

Палата вращалась, как центрифуга.

— Она хотела забрать Алекса… себе.

— Ни одна женщина не заберет его у тебя, поверь, я знаю, о чем говорю.

— Мне не нужны его гражданство… Или деньги, — сказала я.

Когда-нибудь надо же было сказать.

Мать Алекса ахнула и покраснела.

— Он рассказал тебе? О боже, мне так неудобно. Прости за это, конечно, я знаю, что не нужны. Поспи, Ирэн. После сна тебе станет лучше.

Я хотела сказать, что дождусь Алекса, но потом она запела. Тихую колыбельную, какую наверняка пела Алексу (и Джейку) в детстве.

Из глаз полились слезы, я хотела сказать, что люблю его больше жизни, хочу от него детей, хочу быть с ним, но вместо этого  провалилась в сон, в котором машина почему-то падала в океан и я вместе с ней. Потому что невозможно плыть по-собачьи против холодного тихоокеанского течения. Но откуда ни возьмись, появились гигантские рыбы, и одна из них разинула китовью пасть и сожрала Свету, которая умела плавать, в отличие от меня, а после позволила мне схватиться за ее плавник и устремилась на поверхность.

Рыбы? Хм…

Глава 22

Пик. Пик. Пик.

До чего мерзкий писк. Я шевельнула рукой, надеясь скинуть назойливого комара, но писк только ускорился. Язык превратился в наждачную бумагу. В голове засела боль. А уж как меня тошнило, словами не передать.

— Алекс…

— Все хорошо, солнышко, — нежно произнес женский голос.

Я с трудом повернула голову на подушке. И тошнота снова напомнила о себе.

Возле постели сидела женщина. Мне было очень плохо, но даже в таком состоянии можно было понять, что эта пожилая женщина с седыми кудрями, серьгами с бриллиантами и в красивом твидовом пиджаке никак не может быть сиделкой.

Да хоть королева Англии (кстати, похожа). Мне нужен был Алекс.

На глаза набежали слезы. Мне было так плохо, что я собиралась попрощаться с ним перед смертью и поблагодарить за все, что у нас было.

— Где Алекс?...

Помня о его реакции тогда в бассейне, страшно было представить, что он почувствовал, когда узнал о похищении.

Женщина сжала мою руку.

— Он не отходил от тебя все это время, солнышко, а журналисты осаждали больницу и мешали докторам и пациентам. Его попросили выйти к ним и ответить на вопросы, иначе они никогда не уйдут отсюда.

Значит, я умру, пока Алекс будет давать интервью. Ну что за черт.

— Ты не умрешь, — отозвалась женщина. Мысли она читать не умела, а, значит, я говорила вслух. Она провела рукой по моей щеке. – Доктор сказал, что только незначительная часть яда впиталась в кровь. Ты успела избавиться от содержимого желудка прежде, чем концентрация в крови настигла критической отметки. Ты большая молодец и все сделала правильно.

— Почему же мне так плохо?

— Интоксикация и небольшое сотрясение. Тебе очень повезло, что обошлось без переломов или серьезных ушибов.

— Кто вы?…

— Меня зовут Шарлотта Кейн, я мать Алекса, — сказала она с улыбкой. – Он больше никому не позволил приблизиться к твоей палате. Алекс провел здесь два дня и только сейчас ушел. Жаль, что так вышло, и он не застал, как ты очнулась. Ему бы тоже стало легче.

— Когда он вернется?...

— Не знаю. Там представители полиции, журналисты и он. Алекс решил на все вопросы ответить разом, чтобы избежать любых повторных интервью. Так что, думаю, тебе надо попробовать поспать, дорогая.

— Я должна дождаться…

— Вряд ли тебе это удастся. Ты еще слишком слаба, а у журналистов к нему много вопросов...

Палата вращалась, как центрифуга.

— Она хотела забрать Алекса… себе.

— Ни одна женщина не заберет его у тебя, поверь, я знаю, о чем говорю.

— Мне не нужны его гражданство… Или деньги, — сказала я.

Когда-нибудь надо же было сказать.

Мать Алекса ахнула и покраснела.

— Он рассказал тебе? О боже, мне так неудобно. Прости за это, конечно, я знаю, что не нужны. Поспи, Ирэн. После сна тебе станет лучше.

Я хотела сказать, что дождусь Алекса, но потом она запела. Тихую колыбельную, какую наверняка пела Алексу (и Джейку) в детстве.

Из глаз полились слезы, я хотела сказать, что люблю его больше жизни, хочу от него детей, хочу быть с ним, но вместо этого  провалилась в сон, в котором машина почему-то падала в океан и я вместе с ней. Потому что невозможно плыть по-собачьи против холодного тихоокеанского течения. Но откуда ни возьмись, появились гигантские рыбы, и одна из них разинула китовью пасть и сожрала Свету, которая умела плавать, в отличие от меня, а после позволила мне схватиться за ее плавник и устремилась на поверхность.

Рыбы? Хм…

Утром я проснулась в восхитительнейшем, невероятном расположении духа. Вот просто как открыла глаза, так сразу и захотелось вскочить с кровати, закружиться по спальне и спеть песенку хором с маленькими птичками, которые стали бы клевать зерна из моих рук. Это здорово получалось у всех принцесс Диснея, а мной владело pure happiness — счастье высшей пробы.

И длилось оно ровно до того момента, как из горизонтального положения я перешла в вертикальное.

Стоило коснуться ногами пола, как вместо танцев мои ноги понесли меня к туалету, а из горла… о нет, рвались отнюдь не песни. Я едва успела. Меня вывернуло наизнанку, и я рухнула на кафель, безжизненная, как Белоснежка после отравленного яблока.

Что со мной, черт возьми?!

Ах да.

Я же беременна.

Я все еще сидела возле унитаза, пытаясь отдышаться, когда в дверном проеме появился Алекс.

— Хотел сказать доброе утро, но, кажется, не стоит.

— Уйди, — едва успела сказать я и меня снова вывернуло.

Вашу ж мать! Так теперь всегда, что ли, будет?

— Может, кофе? — крикнул он из гардеробной.

Ему не стоило произносить этого. От одного только воспоминания, каким терпким и горьким может быть один только аромат, я извергла из себя все и даже больше.

— Понял! — отозвался Алекс после паузы. — Гугл говорит, что надо есть соленые крекеры прямо в постели, чтобы утренняя тошнота прошла легче.

Легче? Что, черт возьми, это значит? Блевать не пять раз, а один?

Но на предложение похрустеть соленых крекеров организм никак не отреагировал. Я смогла подняться, добраться до раковины и прополоскать рот и потом почистить зубы. Кстати, бледной я при этом не выглядела, как бывало при кишечном гриппе, например.

Когда я закончила чистить зубы, то вышла в спальню. Алекс сидел на кровати с телефоном в руках. Я сказала:

— Яичницу. Бекон. Сок. Никакого кофе. И свой лучше выпей раньше, чем я спущусь. И те ореховые пирожные, что мы купили вчера.

Алекс кивнул.

— А ты?

— А я в душ.

— Поцеловать тебя можно?

— Если тебе не противно.

Он обнял меня и притянул к себе, поглаживая по спине.

— Мне не противно, мне очень тебя жаль.

Я шмыгнула носом.

— Иди и добудь мне бекон, Алекс.

— Слушаюсь, моя королева, — улыбнулся он.

В душе меня ждало еще одного открытие — соски болели даже от бьющих в них струй воды. Пришлось отворачиваться или стоять, зажимая соски руками. И да, грудь стала тяжелее, Алекс вчера не ошибся. Так быстро? Боже, так и должно быть? Почему так быстро все происходит: и тело меняется, и настроение, и состояние?

Когда я спустилась на завтрак, то надо же… Сюрприз!

От запаха бекона, который я так жаждала еще полчаса назад, я пулей вылетела из-за стола.

— Убрать его с твоей тарелки? — крикнул Алекс из столовой.

— И быстрее, — прохрипела я.

Итак, я осталась без бекона и кофе. Маленькая детка внутри меня, не отбирай хотя бы орехи, пожалуйста.

Я села за стол и хлебнула кислого апельсинового сока. Стало чуть легче.

— Это токсикоз, — сказал Алекс, — и ученые до сих пор не могут объяснить его механизм.

— Вот же бездельники, — проворчала я.

— Он, обычно, заканчивается ко второму триместру.

— Обычно? — повторила я с ужасом. — А может, не закончиться?!

— Да, и это плохая новость. Хорошая в том, что на протяжение всей беременности он бывает редко. И что у тебя это пока только в первый раз, и больше может не повториться.

— Спасибо, гугл.

Алекс стрельнул глазами в мою сторону.

— Не смей переименовывать меня в записной книжке.

— А ведь я даже не думала об этом, пока ты не сказал… — протянула я, ковыряя вилкой еду. — Так мне надо утром есть крекеры прямо в постели?

— Да, не вставая. Пишут, что это помогает.

— А орехи?

— Нужно пробовать. Каждому помогает что-то свое.

Я протянула руку через стол и сжала его пальцы.

— Спасибо.

— Не за что. Я очень стараюсь помочь, но, черт, мне не понять и десятой доли всего, что ты чувствуешь.

— Мое тело уже меняется, Алекс, — прошептала я неожиданно для самой себя. — А что будет дальше? Сейчас ведь только… самое начало!

Утром я проснулась в восхитительнейшем, невероятном расположении духа. Вот просто как открыла глаза, так сразу и захотелось вскочить с кровати, закружиться по спальне и спеть песенку хором с маленькими птичками, которые стали бы клевать зерна из моих рук. Это здорово получалось у всех принцесс Диснея, а мной владело pure happiness — счастье высшей пробы.

И длилось оно ровно до того момента, как из горизонтального положения я перешла в вертикальное.

Стоило коснуться ногами пола, как вместо танцев мои ноги понесли меня к туалету, а из горла… о нет, рвались отнюдь не песни. Я едва успела. Меня вывернуло наизнанку, и я рухнула на кафель, безжизненная, как Белоснежка после отравленного яблока.

Что со мной, черт возьми?!

Ах да.

Я же беременна.

Я все еще сидела возле унитаза, пытаясь отдышаться, когда в дверном проеме появился Алекс.

— Хотел сказать доброе утро, но, кажется, не стоит.

— Уйди, — едва успела сказать я и меня снова вывернуло.

Вашу ж мать! Так теперь всегда, что ли, будет?

— Может, кофе? — крикнул он из гардеробной.

Ему не стоило произносить этого. От одного только воспоминания, каким терпким и горьким может быть один только аромат, я извергла из себя все и даже больше.

— Понял! — отозвался Алекс после паузы. — Гугл говорит, что надо есть соленые крекеры прямо в постели, чтобы утренняя тошнота прошла легче.

Легче? Что, черт возьми, это значит? Блевать не пять раз, а один?

Но на предложение похрустеть соленых крекеров организм никак не отреагировал. Я смогла подняться, добраться до раковины и прополоскать рот и потом почистить зубы. Кстати, бледной я при этом не выглядела, как бывало при кишечном гриппе, например.

Когда я закончила чистить зубы, то вышла в спальню. Алекс сидел на кровати с телефоном в руках. Я сказала:

— Яичницу. Бекон. Сок. Никакого кофе. И свой лучше выпей раньше, чем я спущусь. И те ореховые пирожные, что мы купили вчера.

Алекс кивнул.

— А ты?

— А я в душ.

— Поцеловать тебя можно?

— Если тебе не противно.

Он обнял меня и притянул к себе, поглаживая по спине.

— Мне не противно, мне очень тебя жаль.

Я шмыгнула носом.

— Иди и добудь мне бекон, Алекс.

— Слушаюсь, моя королева, — улыбнулся он.

В душе меня ждало еще одного открытие — соски болели даже от бьющих в них струй воды. Пришлось отворачиваться или стоять, зажимая соски руками. И да, грудь стала тяжелее, Алекс вчера не ошибся. Так быстро? Боже, так и должно быть? Почему так быстро все происходит: и тело меняется, и настроение, и состояние?

Когда я спустилась на завтрак, то надо же… Сюрприз!

От запаха бекона, который я так жаждала еще полчаса назад, я пулей вылетела из-за стола.

— Убрать его с твоей тарелки? — крикнул Алекс из столовой.

— И быстрее, — прохрипела я.

Итак, я осталась без бекона и кофе. Маленькая детка внутри меня, не отбирай хотя бы орехи, пожалуйста.

Я села за стол и хлебнула кислого апельсинового сока. Стало чуть легче.

— Это токсикоз, — сказал Алекс, — и ученые до сих пор не могут объяснить его механизм.

— Вот же бездельники, — проворчала я.

— Он, обычно, заканчивается ко второму триместру.

— Обычно? — повторила я с ужасом. — А может, не закончиться?!

— Да, и это плохая новость. Хорошая в том, что на протяжение всей беременности он бывает редко. И что у тебя это пока только в первый раз, и больше может не повториться.

— Спасибо, гугл.

Алекс стрельнул глазами в мою сторону.

— Не смей переименовывать меня в записной книжке.

— А ведь я даже не думала об этом, пока ты не сказал… — протянула я, ковыряя вилкой еду. — Так мне надо утром есть крекеры прямо в постели?

— Да, не вставая. Пишут, что это помогает.

— А орехи?

— Нужно пробовать. Каждому помогает что-то свое.

Я протянула руку через стол и сжала его пальцы.

— Спасибо.

— Не за что. Я очень стараюсь помочь, но, черт, мне не понять и десятой доли всего, что ты чувствуешь.

— Мое тело уже меняется, Алекс, — прошептала я неожиданно для самой себя. — А что будет дальше? Сейчас ведь только… самое начало!

Глава 23

Оглавление

  • Пролог
  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Глава 9
  • Глава 10
  • Глава 11
  • Глава 12
  • Глава 13
  • Глава 14
  • Глава 15
  • Глава 16
  • Глава 17
  • Глава 18
  • Глава 19
  • Глава 20
  • Глава 22
  • Глава 23 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg

    Комментарии к книге «Замуж за дракона», Жасмин Майер

    Всего 0 комментариев

    Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!