Сергей Мех Вставай! Страна огромная!
Вставай страна огромная, вставай на смертный бой!
Глава 1
— Здорово, славяне! — ничтожно сумняшеся, выдал я универсальную формулу фронтового приветствия, столь хорошо мне известную по множеству книг и кинофильмов. Но, видимо, немало должно было пройти времени, донельзя насыщенного, совместными испытаниями, горечью поражений и радостью побед, для того чтобы из простого пожелания здоровья, выкристаллизовалось это незабываемое и, вместе с тем, легко узнаваемое, приветствие. По которому, в дальнейшем, бывалые фронтовики определяли принадлежность друг друга к сонмищу воинского братства.
— Как говорится, не один пуд соли, надо было, совместно скушать!
Потому-то, вероятно, я и не дождался никакого ответа от своих собеседников. Которых, собственно и собеседниками-то, можно было именовать чисто условно, поскольку все трое, не то что к беседе, но и к простому, адекватному, восприятию реальности, в данный конкретный момент времени, были мало пригодны.
Вся троица, сидевших напротив меня бойцов Красной Армии, а если говорить точнее, то яркие представители лучшей ее части, пограничных войск, представляла собой изваяние, переквалифицировавшегося в скульпторы, известного художника, автора картины: «Не ждали!» За это говорили и их застывшие фигуры, и выпученные от удивления глаза, а также открытые, в беззвучном крике, рты.
Ну еще бы! Стоило бы было только описать то, что они в данный момент времени лицезрели, то и сомнение в их адекватности, отпало бы само собой. И представив картину, открывшуюся перед их глазами, я невольно, про себя, ухмыльнулся.
С точки зрения человека XXI века, привыкшего к различным спецэффектам современного кинематографа, а также возможностям компьютерной графики, с помощью разнообразных редакторов, увиденное можно было бы охарактеризовать одной, емкой фразой — «Чучело гороховое!»
Но, для человека, родившегося в начале прошлого века, как правило малограмотного, да еще и, несмотря на антирелигиозную пропаганду, жутко суеверного, все это выглядело гораздо серьезнее. Даже боюсь представить, с какой конкретно нечистью, они ассоциировали мою личность, но боюсь что эта аналогия, будь она озвучена, мне бы очень сильно не понравилась.
Впрочем, слабо ориентируясь в особенностях национального фольклора, гадать затруднительно, но наверняка, что-то среднее, между Лихом одноглазым и Кикиморой болотной, но при этом, непременно, находящимся в близком родстве с, негласным, хозяином леса — Лешим. Хотя, последнее сравнение, было бы, как нельзя более уместным. Поскольку маскировочный костюм, дополнительно украшенный свежей растительностью, носил, согласно артикула, именно такое наименование. «Леший».
И, даже, если принимать во внимание, что накидка, прикрывающая лицо, в данный момент, была откинута, на создание положительного образа это нисколько не влияло. Потому как тактическая краска, густо нанесенная на кожу, в лунном свете, придавала лицу, воистину демоническое выражение. Да еще и задранные вверх, ввиду временной ненадобности, окуляры ночного прибора, образующие, на фоне светлеющего неба, конфигурацию на подобие рогов.
Не удивительно, что мои визави впали в ступор. Эту то проблему, возникшую, на мой взгляд, практически на пустом месте, необходимо было решать, и решать как можно скорее. Поскольку времени, с того момента, когда я, подкравшись незаметно, почти как тот, приснопамятный полярный зверек, с неудобопроизносимой фамилией, уселся на заднюю стенку стрелковой ячейки, свесив ножки и, выдав, заранее заготовленное приветствие, прошло уже довольно таки много времени. А его и так осталось немного. Поэтому пришлось поторопить события.
— Чему молчим, кому ждем? — задал я конкретный вопрос. На который, наконец-то получил вразумительный ответ.
— А-а…! Гхм! Ой! Тфу ты! — к сожалению ответ состоял из одних междометий и ясности в отношения не вносил.
— Чего замерли говорю, с таким видом, как будто черта увидали? — поторопил я собеседника, который, судя по знакам различия, являлся сержантом пограничных войск Красной Армии. О чем явственно говорило наличие в его петлицах двух треугольников зеленого цвета.
— Почему интересно, многие попаданцы, терялись при определении воинских званий предков?
Ведь для человека, служившего в Советской Армии, хотя бы срочную, большой проблемой вопрос выяснения ху есть ху, составлять не должен. Для этого достаточно только помнить, что воинские звания в Красной Армии установлены с 1 января 1941 года, а до этого именовались по должностям: комбриг, комдив. Младший командирский состав — комвзвода (вспомните фильм «Офицеры» — комвзвода Варрава), комроты и т. д.
— Правда, именно они, первыми, в 1935 году, перешли на звания. Остальные — сержанты и генералы — только в 41-м.
Для сержантского состава — командир отделения, помощник командира взвода, старшина.
— Так, кстати и называлось. Не воинское звание, а должностное положение.
Сейчас-то, любой служивший знает, что старшина, как звание, и старшина роты, как должность — это, как говорят в Одессе, две большие разницы.
В остальном же, все по аналогии: красноармеец (боец) — рядовой, чистые погоны — чистая совесть. Ефрейтор (старший солдат) — он и в Африке ефрейтор, одна «сопля» (читай лычка), что там, что здесь. Правда далее идут различия: у младшего сержанта сейчас две лычки, а тогда были треугольники, которые вешались на ефрейторскую «соплю». Соответственно: младший сержант — один, сержант — два, старший сержант — три, и наконец старшина — целых четыре. Которые, практически соприкасаясь в основании, своим видом напоминали ножовочное полотно. Отсюда и название — «пила». Подразумевая предназначение старшины: отчитывать (читай воспитывать) нерадивых подчиненных, то есть «пилить». Примерно как жена мужа пилит. Но так как, в доблестные вооруженные силы со своей женой, как в Тулу с самоваром, нельзя, то ее функции, с успехом, заменяет старшина.
Вот такой-то, бравый, пограничных войск сержант и сидел напротив меня, на дне стрелковой ячейки.
Кстати, если мне не изменяет память, на данный момент времени, пограничные войска относятся к ведомству НКВД. Правда, с небольшим отличием. В НКВД, как известно, по сравнению с армейскими, звания считались на две ступени выше. Соответственно: лейтенант ГБ — был равен капитану, а капитан — подполковнику. У пограничников же, звание за звание.
— А-а… вы кто? — наконец-то разродился сержант вопросом, явно показывавшим, что первоначальный шок, от встречи с потомком, в демоническом обличие проходит. И что он пытается, в силу своих командирских обязанностей, хоть как то овладеть ситуацией.
— Силен бродяга! — подумал я с искренним уважением. А вслух, оставив без внимания стандартный ответ, включающий в себя упоминание о непарнокопытных животных, разодетых, к тому же, в теплые, не по сезону одежды, сказал:
— Капитан государственной безопасности Седых! — и добавил. — Специальное подразделение ОСНАЗ НКВД!
— А-а… — также внятно протянул сержант, — а зачем?
— За тем! — коротко, но также внятно, ответил я.
Но видимо сержант, тоже был не лыком шит. А если судить по его внешнему виду, ясно говорившему посвященному человеку, что он не только кадровый, но еще и старослужащий. Матерый волчара! Такому палец в рот не клади, мигом оттяпает. Надо быть настороже!
— Ну ничего, — подумал я, — мы тоже не пальцем деланные!
И закончил, отметая все возможные вопросы. Как отрубил:
— Специальное задание наркомата! Место выполнения — пограничная зона!
Но и сержант, сразу видно, оказался стреляный воробей, которого, вот так просто, за здорово живешь, на мякине не проведешь. Что и не удивительно. Судя по характерным интонациям и проскальзывающим, то и дело, в его речи, украинизмам, именно с ним меня свела судьба. В тот самый, самый мой первый, выход на приграничной территории. Поэтому следующий его вопрос, и даже не вопрос, а требование, прозвучали вполне ожидаемо.
— Документы! — но видимо, все ж таки, мое липовое ГБшное звание произвело на него должное впечатление. Поэтому уже более благожелательным тоном он добавил. — Пожалуйста.
— Да пожалуйста, — ответствовал я ему, одновременно доставая из специального кармана разгрузки, документы.
Кстати говоря, пришлось поломать голову, экипируясь в этот, первый свой, боевой выход. Поскольку, с одной стороны, пошитая, на заказ форма, с соответствующими, собственноручно прикрепленными, знаками различия, в наличии имелась. Но с другой стороны, изначально предполагалось действовать в лесном массиве, говоря современным языком, в «зеленке», поэтому использование маскировочного костюма было жизненно необходимо. А вот сочетать одно с другим, я посчитал не только излишним, но и даже, не побоюсь этого слова, довольно таки опрометчивым действием.
Хотя, образ советского разведчика, действующего в тылу врага, давным-давно уже создан, стараниями отечественных кинематографистов. И представляет собой, такого, всего из себя, рубаху-парня, в неизменном маскхалате, через расстегнутый ворот которого, проглядывают петлицы. И если сам по себе рубаха-парень, у меня лично, никакого отторжения не вызывает. Необходимое использование кинематографического приема, для создания соответствующего патриотического настроя. То вот внешний вид героя, вызывает некоторое сомнение. Прежде всего, это, конечно же, сама гимнастерка под маскхалатом. Настолько ли необходимо его наличие? Давайте подумаем.
Разведывательно-диверсионная группа, как правило, не многочисленна. Поэтому члены группы хорошо знают друг друга. И знают, кто среди них начальник, а кто подчиненный. Во-вторых, документы и личные вещи, перед выходом, положено было сдавать старшине, на ответственное хранение. Дабы противник, даже захватив, хотя бы труп разведчика, не смог, ни коим образом, определить его принадлежность. И тут, здрасьте вам пожалуйста, форма одежды со всеми регалиями? И даже, если предположить, что вместе с наградами, также снимались и знаки различия, то ведь отверстия все равно останутся. Да и знаки различия командирского состава, коренным образом отличались от знаков различия рядового и сержантского, по форме, а самое главное, по текстуре и качеству используемого материала. Да еще, вдобавок, и дублировались нарукавными знаками различия. Поэтому определить, по форме, начальствующий состав от рядового, как два пальца…, это самое, об асфальт.
И самое главное, целесообразность использования всего этого, в совокупности, да еще и летом. Ведь известно, что человек греется не шубой, а теплом собственного тела. Задача верхней одежда, в данном случае, удержать тепло у тела, и не дать ему выветриться. Наиболее успешно, с данной задачей, справляется именно многослойная одежда. Чем больше воздушных прослоек — тем теплее. Закон физики! И что мне, любимому, в таком случае делать. Только представить: нижнее белье, гимнастерка, бронежилет скрытого ношения, обшитый материей с обеих сторон, разгрузка, да еще и маскировочный костюм. Уже только, от одного перечисления, жарко становится.
Поэтому и пошел я, по пути наименьшего сопротивления. Оставив, на себе, только необходимый минимум: камуфлированная футболка — для того чтобы впитывала пот и предохраняла, мою нежную кожу, от натирания бронником. Обычно я предпочитаю тельняшку, но не в данном случае. Береженного, как известно, Бог бережет. Мало ли как сложится, а немцы тельник, тем более синий, не носили, кроме плавсостава. Но и у тех он был черного цвета. Во-вторых, бронежилет скрытого ношения. Надо же свою тушку сохранить в целости и, по возможности, в сохранности. Во всяком случае погибать я, пока, не собираюсь. В-третьих, разгрузка. А куда прикажите размещать все, необходимое для боя, снаряжение, вооружение и боеприпасы? Не в руках же таскать!
И последнее — маскировочный костюм «Леший». Без него тоже никуда. Правда пришлось внести в него некоторые, конструкционные, изменения. Но это жизнь так заставила. Ведь надеть его сверху, значит изменить мешковатость фигуры на подтянутость, что уже, даже издалека, будет говорить о войсковой принадлежности. В результате вся маскировка, псу по хвост. Но и размещать ее под костюмом, не рационально. Достать сразу, нужную вещь, не получится. Поэтому и пришлось, на самых ответственных местах, пропарывать прорехи, обметывая, затем края, чтобы не расползались.
Зато теперь, любая вещь, оказывается у меня в руках, как по мановению волшебной палочки. Практически мгновенно. Вот и сейчас, сунув руку в прореху, достал из специального, предназначенного именно для документов, прорезиненного кармана, закрытого, и, к тому же, водонепроницаемым, клапаном, командирскую книжку и мандат, подписанный самим нарком. При этом сохраняя надежду, что полиграфические возможности начала следующего века, не сильно отстают от типографских возможностей середины прошлого.
То есть, протягивая, такие же липовые как и озвученное звание, документы, надеялся, что сержант не распознает подделку. Во всяком случае, при первом приближении.
Сержант внимательно изучил, сначала командирскую книжку, а затем и мандат. Особо остановился на подписи — Л. Берия.
— Интересно, если бы Лаврентий Павлович узнал, что я, вот так вот запросто, ставлю его факсимиле на столь ответственных документах, смог бы я отделаться лагерями, или получил бы уж по максимуму, десять лет беспрерывного расстрела?
Пока я размышлял подобным образом, сержант тем временем, видимо убедившись в их подлинности, а вернее, не распознав высококачественную подделку, протянул их мне со словами:
— Но все равно, это не объясняет причину вашего нахождения в приграничной зоне.
— Сначала представьтесь, — поставил я его на место, при этом беря инициативу на себя.
Ведь военный человек приучен к субординации и поэтому необходимо дать ему посыл к действию, команду, которую он безусловно должен выполнить. После чего он, на подсознательном уровне, будет готов к дальнейшему исполнению команд. Если, конечно же, они не идут в разрез с раз и навсегда заложенной программой. И что для него может быть более привычным, чем представление старшему по званию.
— Сержант Нечитайло!
— А вот это вы зря, зря батенька, — неожиданно, даже для самого себя, схохмил я. — Читать надо учиться, хотя бы для того, чтобы распознавать подлинность предъявляемых вам документов.
— Что-то не так, товарищ капитан государственной безопасности? — насторожился сержант.
— Да нет, все правильно сержант, — попытался я развеять его сомнения и снять настороженность, навеянные нечаянным каламбуром, связанным с фамилией, — просто трудно от вас ожидать способностей по распознаванию фальшивок. В особенности если учитывать, что в германской военной разведке — Абвере, имеются неплохие специалисты в этой области. Кстати, некоторые из них уже привлекались советским судом за изготовление не только фальшивых документов, но даже денег. И с ходу распознать их подлинность очень трудно, в особенности для неспециалиста.
— Так что же делать? — было видно, что сержант заметно скис. — Неужели вовсе невозможно?
— Ну почему же, — попытался я его приободрить, — очень даже возможно. Но для этого необходимо знать определенные нюансы.
— Какие, — вскинулся он, но сразу себя отдернул, — а эти сведения не секретны?
— Ну-у, — протянул я, как бы высказывая сомнение в том, стоит ли доверить ему эту тайну, — аналитики нашего наркомата выявили некую, характерную, особенность, присущую фальшивым удостоверениям, изготовленным немецкой разведкой. Причем, самое интересное, что сами они об этом даже не догадываются.
— Что за особенность? — тело сержанта, невольно, подалось вперед, выказывая, тем самым, его неподдельную заинтересованность в этом вопросе.
— Я думаю, что могу довести их до вашего сведения, — стал незаметно переводить разговор в доверительную плоскость, — тем более, что в скором времени эти знания вам понадобятся.
— В каком смысле? — голос сержанта выдавал растерянность.
— В самом, что ни на есть прямом, — продолжал я негласное психологическое давления, — кстати, как Вас по имени, отчеству.
— Николай Спиридонович, — теперь, кроме растерянности, явно слышалось и недоумение.
— Николай Спиридонович, давайте, отойдем немного в сторонку, — повел я его из зоны досягаемости слуха остальных пограничников.
Сержант, исподлобья, зыркнул в мою сторону, но промолчал.
— Так вот, — сказал я, когда мы удалились на безопасное расстояние, — я не знаю, насколько вы в курсе вопроса, но, после отражения первого удара, пограничные войска, приказано отвести за передовую линию наших войск, — и дождавшись подтверждающего кивка, продолжил. — С задачей поиска, выявления, задержания, а при невозможности и уничтожения вражеских агентов, диверсантов и различных пособников в тылу наших войск. — новый кивок. — А вот для того, чтобы эффективнее выполнять эту задачу, некоторая толика дополнительных знаний, вам, я думаю, нисколько не помешает. — я опять сделал паузу, которая уже явно выглядела как преднамеренная. — Но-о, услуга за услугу…
— Что вы хотите, — подозрения всколыхнули пограничника с новой силой.
— Об этом несколько позже, — опять увел я разговор в сторону, при этом заново опутывая собеседника словесами, как паутиной, — и поверьте, моя просьба будет чисто личного характера.
Таким образом ведет себя рыбак, задавшийся целью подвести крупную рыбу, как можно ближе к берегу. Натянет леску, затем отпустит, создавая у рыбы иллюзию свободы, а сам, тем временем, невозмутимо выбирает образовавшуюся слабину, причем без всякого сопротивления.
— Так вот, на этот раз германская разведка сама себя перемудрила. И подвела ее, как это не парадоксально, именно немецкая аккуратность и педантичность. Или, лучше сказать, излишняя основательность. Наверное забыли, известную поговорку, что «лучшее — враг хорошего». Желая сделать как можно более качественную подделку они не стали экономить на материале, и использовали все то, лучшее, что могла им предоставить их, германская промышленность.
— Ну и что? — было ясно видно, что сержант не до конца понимает, куда я веду.
— А то, — продолжал я, как ни в чем не бывало, — что на скрепки, соединяющие страницы командирской книжки, они используют нержавеющую проволоку…
— Ну и что?
— Пока удостоверение новое, то и ничего. Но, все дело в том, что они любят рядить своих агентов и диверсантов в опытных военнослужащих. Имеющих солидный послужной список. Таким доверия больше. Понимаешь? — и дождавшись ответного кивка, продолжил. — А вот тут то, собака и порылась…
— Как? — опять в голосе явственно слышалось искреннее непонимание.
— В этом то, говорю, и собака зарыта. Так понятнее?
— Ага, — совсем уже по детски обрадовался сержант.
— У наших, старослужащих, по типу тебя, — не преминул я польстить сержанту, — со временем скрепки ржавеют. И следы от ржавчины пачкают бумагу. Можешь сам убедиться.
Сержант достал свою, сержантскую книжку, и, некоторое время, увлеченно ее разглядывал. Для сравнения я протянул ему свое удостоверение, где скрепки были уже изначально, искусственно, состарены. Чего проще, вытащил, на ночь положил в воду, затем обратно. Ржавеют быстро — проверено на собственном опыте.
— А вот фальшивки, таких следов ржавчины не имеют. Уразумел?
— Так точно! — лицо его расплылось в улыбке.
— Пользуйся, — проявил я щедрость и широту души, — и другим можешь передать. Но так, чтобы враг не догадался, раньше времени.
— Можете не сумлеваться, — заверил меня сержант.
Убедившись, что доверительные отношения установлены, я перешел к главному.
— А теперь, на счет моей просьбы, — увидев его настороженность, тем не менее продолжил, — ты мое предписание внимательно изучил?
— Так точно!
— В преддверии предстоящего нападения противника, — начал я официально, — принято решение отправить в предполагаемую зону будущих боевых действий группу наблюдателей, от наркомата. С целью сбора объективной информации и передачи ее напрямую, минуя другие инстанции. Во избежание ее искажения. — немного подумал и добавил. — Решение принимал лично товарищ нарком. Это до тебя доходит?
— Ясно — понятно, уразумел, — даже обиделся сержант, — ведь не мальчишка, чай!
— Так вот, задача, поставленная товарищем Берией, недвусмысленна — НАБЛЮДАТЬ, и докладывать. Вмешиваться разрешается только в самом крайнем случае. Доходчиво объясняю?
— Более чем.
— Но я ведь, все ж таки русский человек! И моя совесть коммуниста, не дает мне права, безучастно наблюдать, как враг вторгается на нашу землю! Мой долг, как и долг любого советского гражданина дать достойный отпор агрессору! — я поймал себя на мысли, что стал изъясняться лозунгами. Но тут же спохватился, что именно такие слова будут не только более всего уместны, в данный момент, но и быстрее дойдут до собеседника. Ведь, насколько известно, именно на лозунгах воспитано нынешнее поколение. Поэтому мои, пафосные, слова не должны вызывать отторжения. Но тем не менее поинтересовался, — я не слишком заумно говорю?
— Да нет, — подтвердил мои предположения сержант, — доходчиво все объясняете.
— Да, но совесть советского командира, обязывает меня, свято соблюдать пункты приказа! Как быть?
— Не знаю, — сержант пожал плечами.
— Вот я и прошу тебя, Николай Спиридонович, оказать мне услугу…, - новая пауза.
— Какую? — было видно, что настороженность его рассеялась, и вопрос им задан далеко не из праздного любопытства, а для того, чтобы уяснить, какие сюрпризы в будущем его ожидают в моем лице.
— Я тут, вместе с вами, немного повоюю, — я со значением посмотрел на него, но боюсь, что в темноте он не сильно рассмотрел многозначительности взгляда, поэтому продолжил, — а ты, по возможности, не будешь распространяться о моем участии. Ну, в крайнем случае подтвердишь, что ситуация была действительно крайняя.
Он немного подумал, видимо прикидывая какие неприятности его могут ожидать в дальнейшем, если он согласится, но тем не менее выдал:
— Согласен.
— Ну вот и хорошо, — обрадовался я, — тогда пошли к остальным, обсудим диспозицию.
— Диспо… что?
— Там поговорим.
Мы вернулись обратно в фортификационное сооружение, гордо именуемое стрелковой ячейкой, причем выполненное по всем правилам инженерного искусства и со всем тщанием. Поскольку можно было разглядеть элементы, которых, при первом приближении, здесь не должно было быть. В частности, наличие наката, пускай только в один ряд, но зато из бревен 20-ти сантиметровой толщины, меня откровенно порадовало. Так же, как и оборудованная запасная позиция для пулемета, и даже ход сообщения, ведущий в тыл, с оборудованным, по всем правилам, отхожим местом. По ходу дела познакомился с другими бойцами, которые и составляли, вместе с сержантом, усиленный пограничный наряд.
Одним из бойцов оказался, тоже, уже знакомый мне Семен, которого я узнал по голосу, носившего кошачью фамилию — Муркин. Найды, как и ожидалось, в составе наряда не было, поскольку изначально предполагалось боестолкновение, с возможным огневым контактом, а не просто задержание нарушителя. Так что, в данном случае, она была бы скорее помехой, чем помощницей. По этой же причине я также оставил собаку дома, на привязи. Зато, вместо Найды, присутствовал еще один боец, глядя на которого, изречение известного мужчины, в полном расцвете сил, да еще и с моторчиком, о том что «Малыш, но я ведь лучше собаки», на мой взгляд, являлось спорным. Поскольку им было лицо, даже не кавказской, а скорее среднеазиатской национальности. Что в полной мере и подтверждалось его фамилией — Турсунзадеков. Глядя на него становилось понятно, что если в элитные, даже по меркам того времени, пограничные войска, присылают этих, с позволения сказать «нацкадров», то ситуация с призывным контингентом, в Красной Армии, была далека от идеальной. И чем то напоминала мне ситуацию в родных Вооруженных Силах, сложившуюся в конце 80-х годов.
Волей случая, первая моя войсковая стажировка проходила в живописном районе Сертолово, близ Ленинграда. Часть, в которую мы попали, была не только элитной, поскольку носило негласное наименование придворной, каковыми, в те времена считались образцово-показательные части. Которые не стыдно было показать не только высоким начальникам, но и иностранным гостям. Что и подтверждалось тем, что за один месяц пришлось пережить две проверки Министерства обороны, а также официальный, дружеский, визит Министра обороны Финляндии. Которым, на удивление, оказалась баба, что для нас, в то время было сродни футурошока. Кроме всего прочего эта часть оказалась еще и учебной. В которой готовили специалистов для мотострелковых войск. Водителей БТР, механиков-водителей БМП, наводчиков-операторов и других. Мне же лично «посчастливилось» принять взвод в роте, специализировавшейся на подготовке командиров отделений.
— А командир что должен уметь? Правильно, все тоже, что и его подчиненные, но на порядок лучше. То есть и водить, и стрелять и командовать. Во всяком случае, нас именно так и учили.
Но тут меня ожидал большой облом. Или лучше сказать, большая ж… Поскольку учебный взвод не имеет, как правило, штатной численности, то мне досталось всего-навсего 17 курсантов. Но каких?!!! 10 узбеков, 5 азербайджанцев и 2 чечена. Причем только трое из них узбек, азербайджанец и чечен, с трудом, но говорили на русском. Поэтому служили в качестве переводчиков между мной и представителями своей диаспоры.
— Конечно, с принципом службы «нацкадров»: «первый год — не понимаю, второй год — не положено», я был уже более-менее знаком, но вот попробовать их чему-нибудь научить, это и «сизифов труд» и «танталовы муки», в одном флаконе. И если до этого я относил выражение: «вай-вай, шапка разговаривает», к разряду анекдотов, то тут понял, что это и есть, самая, что ни на есть, реальность.
И в реальности пришлось их учить не закрывать глаза при стрельбе, управлять вождением нажимая ногами, поочередно, то на левое, то на правое плечо, да что там говорить, даже правильно срать приходилось учить. Ей богу не вру! Поскольку узбеки, уж не знаю почему, принимали сливную трубу унитаза за держалку. И садились на «очко» задом наперед, держась за трубу руками. И водному потоку не хватало напора, чтобы смыть фекалии с такой площади.
— Уф, как вспомню, так вздрогну. Благо только, что все это длилось недолго. Всего четыре недели, которые длилась стажировка.
Вот и сейчас, передо мной, на дне окопа, сидел именно такой «нацкадр», крепко вцепившийся в цевье мосинского карабина.
А вообще-то, вооружение пограничного наряда вызывало уважение. Видимо, в этот раз, предки подготовились к отражению супостата должным образом. Помимо пулемета «Максим», первым номером которого являлся сержант Нечитайло, одновременно выполняя функции старшего наряда. И как первый номер, имел в наличии также револьвер, авторства незабвенных, бельгийских оружейников Эмиля и Леона, именуемый фамильярно — Наган. Второй номер, красноармеец Муркин, помимо всего прочего был вооружен автоматом ППД-40. Ну и, уже упомянутый мною, карабин Мосина, которым был вооружен Турсунзадеков.
Познакомившись с личным составом, коротко ознакомившись с инженерным оборудованием позиции, и уяснив состав, имеющегося в наличии, вооружения, решил перейти к выяснению обстановки.
— Так что там сержант, на счет диспозиции? — задал я провокационный вопрос, на который получил предсказуемый ответ.
— Товарищ капитан государственной безопасности, а что это за зверь такой, и с чем его едят? — вопросом на вопрос, ответил сержант.
— Да-а, — протянул я, — сразу видно, что Академиев Генштаба вы не заканчивали. Да, и на будущее — не надо полностью произносить мое звание. Во-первых, я его и без вас хорошо помню, а во-вторых, длительные разговоры во время боя, могут привести к непредсказуемым последствиям. Как говорится: «Меньше слов, а больше дела».
— Слушаюсь, тащ капитан, — тут же урезав звание до минимума, выдал Нечитайло.
— Вот и хорошо, — похвалил я его, — а что касаемо диспозиции, то этот термин дословно переводится как «распоряжение», а в развернутом смысле обозначает возможное или должное поведение субъекта, в зависимости от цели и изменяющейся обстановки.
— Тащ капитан, — растерялся сержант, — нам бы, как-нибудь попроще, если можно конечно.
— Можно и проще, — не стал упорствовать я, — какая у вас цель, сиречь задача, и как вы конкретно собираетесь ее выполнять.
— Ну так бы сразу и сказали, — выдохнул сержант с облегчением, — задача простая — отразить нападение, задержать, насколько возможно, и отходить на соединение с основными силами заставы.
— Ну это-то и так было понятно. Меня больше интересует как вы эту задачу собираетесь выполнять и что нам может помешать, а что и помочь, при ее выполнении. Следовательно нам нужно знать, во-первых — свои силы. Каков численный состав заставы и как далеко она расположена?
— На заставе 36 бойцов и командиров, включая начальника заставы и политрука. А располагаются они в 5-ти километрах на юг. От границы до заставы, напрямик, 2 километра.
— Все силы сконцентрированы в одном месте? Или кроме вашего, есть еще наряды?
— Начальник заставы приказал сегодня выделить три наряда: наш, один напротив заставы, у границы, и еще один 7 километров южнее.
— Та-ак, а чем интересно это место? Почему вы именно здесь расположились?
— Так ведь по другому и нельзя. Речка, по которой проходит граница, хоть и не широкая, метров 30 всего, да и то, лишь в самом широком месте, а уж своенравная, не приведи господь. В некоторых местах, глубина, ого-го какая. Только напротив заставы — брод. Потому-то заставу там и расположили.
— А дальше что?
— Дальше? — сержант некоторое время соображал, что я имел в виду, но затем, видимо сообразив, продолжил. — Дальше берега настолько поросли ивняком, что не пройти, не подойти. Вот только здесь плес, небольшой, образовался. Но, правда, глубина такая, что дна еще, на середине, никто не доставал. Но, ежели на лодках, или там на плотах, то переправиться вполне можно. Но зачем? Если через брод то, оно быстрее будет. И здесь немец навряд ли полезет. Но, наш секрет, именно здесь и поставили. На всякий, видимо, пожарный случай.
— Да не на всякий, — бросил я, как бы невзначай, мысленно оценивая обстановку, — голова у вашего командира соображает, и соображает неплохо. Слышал выражение — «смелые герои, всегда идут в обход».
— Не доводилось, — с удивлением в голосе, сказал сержант.
— А именно так оно и есть. Помимо стрельбы и штыкового натиска, немаловажное значение, в бою, имеет и маневр. И обход, как вид маневра, является одним из основных. Кстати, немцы неплохо поднаторели в военном искусстве, за последнее время. Что и не удивительно, поскольку обширную практику получили в Европе. И что из этого следует?
— Что?
— А то, что вероятность переправы части наступающих, несколько в стороне от основных сил очень высока. Поэтому я предлагаю исходить именно из этого, и быть к этому готовыми.
— Так мы и готовы, — опять встрял пограничник.
— К чему готовы?
— Ну это, к бою конечно.
— Николай Спиридонович, бой с подразделением регулярной армии, да еще и имеющем к тому же колоссальный опыт боевых действий, это вам не козюльки под партой мазать.
— Чего? — не врубился с ходу, сержант в озвученную идиому.
— Это, говорю, не контрабандистов гонять, и не с нарушителями перестрелки устраивать. Это действо посильнее Фауста Гёте будет.
— Чего?
— Вот заладил, чего да чего, — подумал я. — Видимо не к месту мои хохмочки, придется переходить на доступный, для большинства присутствующих, язык.
— Думать надо, и крепко думать. — и продолжил. — А для полной ясности картины нам не хватает… Чего?
— Чего? — ну вот опять, прямо чевокалка какая-то.
— Нам не хватает сведений о противнике?
— Зачем? — наконец-то сменил пластинку.
— Знаешь, Николай Спиридонович, в древности, у китайцев, был мудрец. Звали его Сунь Цзы. Так вот, он утверждал, что если ты не знаешь ни себя ни врага, то каждый раз будешь бит, если ты знаешь себя, но не знаешь его, то один раз победишь, а другой проиграешь. И только если ты знаешь и себя и противника, то сражайся хоть сто раз, опасности не будет. Вот так-то! Сколько веков прошло, а до сих пор актуально.
— Так что же делать, — чуть ли не со слезами в голосе выдавил сержант, — не разведку же посылать, в самом-то деле.
— Ну-у, проведение разведки было бы несусветной глупостью. Потому как, во-первых, для этого у нас недостаточно сил. Во-вторых, война еще не началась, и проникновение на сопредельную территорию будет являться наказуемым деянием. Это они, а не мы агрессоры! Ну и в-третьих, самое главное, в этом нет необходимости.
— Как так? — удивлению сержанта не было предела.
— Очень просто! Достаточно просто поставить себя на место противника и, в первом приближении, можно смоделировать ситуацию.
— Что сделать?
— Это я так. Мысли вслух. Надо только представить, как будет действовать немецкий командир. Учитывая что местоположение заставы, подходы и штатная численность ему хорошо известны.
— Откуда?
— Оттуда! Ты уж, Николай Спиридонович, немца за дурака-то не считай. Да и разведка, у них, всегда на высоте была. — констатировал я прописные истины. — Так значит, говоришь 36 человек на заставе?
— Так точно!
— Задача как раз для ротного уровня. Значит пошлют роту. А пехотная рота, это примерно 160 харь немытых.
— Почему немытых? — задал сержант вполне резонный вопрос.
— Почему, почему, не любят они там у себя, в Европах, мыться, потому что. — отвлекся я, но тут же спохватился, продолжая размышлять вслух. — А что сделает, при таком раскладе, немецкий ротный командир? Правильно! Основными силами обозначит атаку напрямую, через брод, а один взвод пошлет в обход. Это ведь не переход в наступление из непосредственного соприкосновения с противником. Значит, есть возможность выдвинуться на исходные позиции заблаговременно и начать атаку одновременно, согласовав по времени. Значит что мы, в итоге, будем иметь?
— Что? — опять высунулся сержант.
— Бледный вид будем иметь, вот что, — раздраженно ответил я. — Пехотный взвод — это четыре десятка фрицев, четыре пулемета, как минимум, да еще, наверняка минометный расчет придадут. Так, на всякий случай. А нас сколько?
— Четверо!
— Вот то-то и оно. По десятку на брата. В лоб держать, поляжем все тут же, не отходя от кассы. Закидают минами так, чтобы головы не поднять. Подберутся поближе, закидают гранатами и амбец. А сами дальше пойдут, даже особо не запыхавшись.
— Так что, выходит напрасно все?
— А вот уж хрен! Утрутся суки. На каждую хитрую ж. у, всегда найдется х… с винтом, а на более хитрую, с лабиринтом, и х… подберем, с путеводителем.
Сержант, да и остальные бойцы, буквально выпали в осадок от моего пассажа.
— Так, сержант, — взял я с места в карьер, — до границы далеко?
— Как и положено, 300 метров.
— Кем, простите, положено? — пришел мой черед удивляться.
— Так приказ пришел! Начальника погранвойск! Давно уже. Наряды, ближе 300 метров от линии границы, не располагать.
— А-а-а, ну да, совсем забыл этот пункт, — вспомнил я, что в действительности, что-то такое было. По типу: или он украл, или у него украли. В общем была там какая-то, нехорошая, история!
— Ладно, местность, на протяжении этих метров какая?
— Какая? — сержант задумался. — Ровная, — еще немного подумал и добавил, — в основном.
— А поточнее?
— Ну, прямо отсюда, можно плес обстреливать, — он махнул рукой прямо. — Правее, — взмах рукой вправо, — косогор небольшой. Но просматривается до вершины, метров на 500. А вот справа, похуже. Там, метров через 50, ложбинка имеется. Отсюда не видно.
— Значит, — подвел я итог, — мертвая зона.
— Точно так.
— Эт-то очень хорошо. Даже очень хорошо. — сам не заметил, что заговорил речитативом, на манер песенки. Как в фильме «Хочу в тюрьму».
— Чего же хорошего, — возмутился пограничник, — спрячутся, и не выковырять их будет, оттудова.
— Не скажи, Николай Спиридонович, не скажи, — тут я не удержался. — Как говорится, что на мешает — то нам и поможет.
И тут же спохватился:
— Так, времени мало, боец, — указующий перст в сторону Муркина, — за мной!
Боец молча подхватился и потрусил за мной.
Спустя полчаса, мы запыхавшиеся, но жутко довольные, скатились обратно, в окоп.
— Значит так, Николай Спиридонович, — отдышавшись, начал раздавать слонов, то есть давать вводные, — план будет следующий: я займу позицию на косогоре, где то посередине, между вами и границей. Просьба в мою сторону не стрелять. Командир, наверняка, останется на том берегу. С минометным расчетом. Я постараюсь их успокоить. Еще, не дай бог, радист с ним будет. Того тоже, до кучи. Чтобы подмогу не выслал. Твоя задача! Подпустишь противника метров на сто и, ведя огонь справа налево, постарайся их загнать в ту самую ложбинку. Я посмотрел, она небольшая, так что, чтобы ты им задницу не отстрелил, то набьются туда плотно.
— А дальше?
— А дальше все! Финита ля комедия! Не долго музыка играла, не долго фраер танцевал. — и тут, поняв, что несет меня куда то не туда, без перехода закончил. — Заминировали мы там все. Как набьются поплотнее, тут им и звиздец настанет. Останется только заупокойную молитву прочитать.
— Товарищ капитан, — вклинился в разговор Муркин, видимо совместная работа, по минированию местности, придала ему смелости, — а вы что, верующий?
— Да вот, то Бога вспоминаете, то молитвы всякие, — в голосе не было подозрительности, только любопытство.
— Ох-хо-хо, с кем мне, за мою долгую жизнь, только не приходилось общаться. И со священниками, и с заключенными, и еще бог знает с кем. А человек я очень восприимчивый. Вот с Нечитайло два часа пообщался, завтра глядишь, по украински забалакаю. — и добавил, отсекая дальнейшие разглагольствования. — Ладно, об этом позже, когда время будет. Вот только буде ли у нас еще спокойное время? Вот в чем вопрос? — и сержанту, — Николай Спиридонович?
— Здесь!
— Сверим часы.
Часы показывали половину третьего утра. До времени «Ч» оставалось совсем чуть-чуть. Да что там, времени совсем не оставалось, но выкроить минутку на то, чтобы заморить червячка, его хватало, с избытком. На мое предложение перекусить, чем бог послал, народ откликнулся с энтузиазмом. Только сержант смотрел с укоризною, дескать, на посту не положено. Но я его успокоил тем, что сказал:
— Впереди война, Николай Спиридонович! И сколько она продлится, никто не знает. А на войне, каждый день на посту. Так что, теперь, всю войну голодным проходить?
Озадаченный такой отповедью сержант обреченно махнул рукой, мол делайте что хотите. Но, тем не менее, от предложенного угощения не отказался. А так как, согласно устава, иметь съестное с собой, им было не положен, то и угощать пришлось мне. Благо что позаботился об этом заранее. Прихватив с собой, на боевой выход, обезличенные продукты. Которые, в случае необходимости, и самому можно съесть, а придется, вот как сейчас, то и предков угостить. Причем без опасения быть раскрытым. Круг «краковской» колбасы, шмат соленого сала и буханка «Бородинского» хлеба. Умяли за милую душу!
А вот давать свою фляжку я поостерегся, напился из предложенной ими. И сразу похвалил себя за сообразительность. Поскольку их посуда, в корне отличалась от моей. Хотя бы уже тем, что была стеклянная, а не жестяная, как я привык. По этой же причине пришлось и сигареты, вернее папиросы, стрелять у сержанта. Хотя это лучше, чем горлодер, по недоразумению именуемый махоркой. Которая имелась в наличии у Муркина. Узбек, или туркмен, я так и не смог разобраться в его национальности, курительных принадлежностей не имел. Что и не удивительно, даже в мое время, а мне доводилось бывать в Средней Азии, те же узбеки, всегда табаку предпочитали наркотическую смесь, которую, к тому же не курили, наподобие марихуаны, а сосали.
— Может и он также? Ну извини, дорогой, бананов у меня нема!
Сержант же, воспользовавшись моим благодушным настроением, попытался, под шумок, урвать свои три копейки. То есть выведать откуда у меня столь необычное снаряжение. А больше всего его, как военного человека, заинтересовал автомат и прибор ночного видения, который я так и не снял с головы. Хотя и необычность маскировочного костюма тоже отметил. Благо, что все остальное, могущее вызвать его интерес, было надежно укрыто от любопытных глаз, бесформенными складками, пресловутого маскхалата.
Пришлось отбрехиваться, что снаряжение секретное. Используется только в ОСНАЗЕ. Что «ночник», представляет собой оптический прибор для НАБЛЮДЕНИЯ, правда с оговоркой, что оное может осуществляться как днем, так и ночью. Оружие нового образца, предназначенное больше для наблюдения, кивок на прицел, но при необходимости может использоваться, также, и для уничтожения. Для того, чтобы увести разговор от нежелательной темы, а также ссылаясь на лимит времени, которое уже откровенно прижимало, предложил выдвигаться на позиции. Предварительно оговорив способы взаимодействия и условные сигналы.
Отойдя на довольно приличное расстояние, используя возможности прибора ночного видения, сначала выбрал, а затем стал устраивать огневую позицию, не пренебрегая при этом маскировкой. Хотя возможности костюма и позволяли затеряться хоть в чистом поле, но все равно, мелочами пренебрегать не следует.
— Ведь известно, что дьявол, он ведь именно в мелочах!
Устроился с удобствами и затих, только изредка поглядывая на часы.
Стрелки на часах двигались словно сонные мухи, оправдывая тем самым состоятельность теории относительности, согласно которой, если верить автору, то «если присесть голым задом на горячую плиту на минутку, и эта минута покажется часом. А если провести час с симпатичной приятной девушкой — и этот час покажется одной минутой». А также присказку, что нет ничего хуже, чем ждать и догонять. Но, слава Богу, все рано или поздно заканчивается. Закончилось и мое, томительное, ожидание. На противоположном берегу началось нездоровое шевеление. Если бы все мое внимание не было сосредоточено на конкретной точке, в качестве каковой я выбрал пограничный столб, то просто-напросто мог не успеть за стремительно развивающимися событиями. Настолько неожиданно, из прибрежных кустов порскнули группки людей, несущих что-то темное, которое при подробном рассмотрении оказались надувными лодками. Таких групп оказалось, как я и предполагал, четыре. Примерно по десятку человек в каждой. Я не успел и глазом моргнуть, как лодки оказались в воде, и в них, споро стали загружаться вооруженные люди.
Все это действо было хорошо различимо в обычный оптический прицел, поскольку света, только что занимающегося утра, для этого было более чем достаточно. И я мысленно похвалил себя, что отказался от идеи использования ночного прицела. Во-первых, он был более громоздкий, а во-вторых, рассмотреть все более подробно мешал не столько предрассветный сумрак, сколько утренний туман, буквально стелящийся по поверхности воды. Но все ж таки, в хоть и редкие разрывы, но на расстоянии всего 250 метров, противник был виден довольно отчетливо. И тут же спохватился. Время, которое только что плелось, как старая кляча, вдруг понеслось вскачь, как чистокровный рысак. Боясь не успеть, приложился щекой к прикладу автомата и навел перекрестье оптики на цель. Успев при этом подумать:
— А первый выстрел, на этой войне, будет за мной, — и нажал на спуск.
Хлоп! Звук выстрела был не громче хлопка в ладоши, но отдача все равно существенная. Чувствуется разница 9-мм калибра, супротив 7,62-мм СВДшки. Хотя, пороховой заряд и поменьше, но это не стало препятствием для точного попадания, которое я визуально наблюдал. От удара пули лодка слегка покачнулась, но, судя по тому, что никто не всполошился, противника это не насторожило.
Перевожу прицел на другую лодку. Хлоп! Есть! Еще одна. Хлоп! Есть! Осталась последняя, она же первая. Эту пропустим.
— Пускай оторвутся от коллектива! Да и лишнее плавсредство не помешает. А буде кто дернется обратно, то извиняйте, этот пароход обратно не поплывет. Чай не бронекатер.
Глядя, как быстро, надежные на первый взгляд, лодки, превращаются, под весом вооруженных солдат, в бесформенное нечто, порадовался. И, с благодарностью, вспомнил незабвенной памяти Сергея Федоровича, старшину курсантской роты. Который, не только смог разглядеть во мне задатки хорошего стрелка, но и приложил определенные усилия, для того, чтобы огранить мой талант должным образом. А ведь первоначально, когда на должность ротного «цербера» прислали этого типа, гражданской наружности. Да еще и, с напрочь отсутствующими командирскими навыками, вся рота отнеслась к нему пренебрежительно. Дескать, что с него взять, прапорщик, которому до пенсии осталось всего два года, без военной выправки и еще, в добавок в очках. Судя по толщине линз, с очень сильными диоптриями. И такое положение сохранялось, но только до первых стрельб. Где, в силу должности, он заведовал пунктом боепитания. И, между делом, комментировал нашу неудачную стрельбу. На ехидный совет, попробовать самому, отреагировал неожиданно для всех. Взял автомат и вышел на огневой рубеж.
И выдал такой мастер-класс, что ни до, ни после, такой стрельбы я никогда не видел. Хотя до этого и считал себя неплохим стрелком. Подняв все мишени, имеющиеся в наличии, в количестве 20-ти штук, расположенных на дальности от 200 до 600 метров, меньше чем за минуту, не меняя магазина, уложил все на землю. Подтвердив тем самым, что свой знак «Мастер спорта международного класса» он носит не за красивые глаза. Хотя до этого, на вопрос, за какие это такие заслуги, отшучивался: «За метание пончиков».
После такой демонстрации, большего авторитета по стрельбе у нас не было. Оказалось, что всю свою службу он прослужил в СКА округа и, только перед пенсией, его бросили на личный состав, поскольку у данной категории она выше. Именно Сергей Федорович внушил нам, что упражнения прописанные в наставлении, это для солдат срочной службы. Для офицера эти нормативы должны исходить из технических возможностей оружия, находящегося в его руках. Если в ТТХ автомата определена дальность прямого выстрела для грудной фигуре — 440 метров, а по ростовой — 625, то и стрелять нужно именно на эту дальность. А уж стрелять из СВД на 300 метров, как указано в наставлении, это все равно, что в песочнице играть. Вот и испытаем выученные уроки на практике.
Хотя сами выстрелы противником замечены не были, но вот не заметить их последствий они, ну никак не могли. Поскольку уже на середине речки, там где, по словам сержанта, дна еще никто не доставал, лодки сдулись, и все немцы оказались вводе.
— Дай бог, если среди четырех десятков найдется кто-нибудь, не умеющий плавать. Тут то ему и трындец придет. И подозрений не вызовет. Мало ли из-за чего лодки прохудились. Может на сучок напоролись. Русские реки, они такие. В них какой только гадости не плавает. Бывает что и дерьмо. Как сейчас например. Смачные такие кучи дерьма плывут Но надо отдать им должное, плывут молча и целенаправленно. В сторону нашего берега. Эх, сейчас бы пройтись по головам, провести проверку, на предмет наличия там мозгов. Полетят наружу или нет? Но нельзя. Если вдруг, наличие мозгов обнаружится, могут ведь, ненароком, и соседа забрызгать. Их остатками. Тогда прощай скрытность. Лучше подождать.
На берег, вражеское воинство выбиралось постепенно и по одному. Видимо не все владеют навыками плавания в полной амуниции, в должной мере. Это ведь, только, на первый взгляд простое действие. Для тех кто не пробовал. На самом же деле: во всем нужна сноровка, закалка, тренировка. В советской армии существовали нормативы ВСК (военно-спортивного комплекса), по образу и подобию, нормативов ГТО (готов к труду и обороне). Только адоптированные к военной службе. И знак назывался соответственно — воин-спортсмен. Имел две ступени. Для получения которых необходимо было не только выполнить упражнение, но и соблюсти требования. Среди которых было: наличие спортивного разряда и плавание в обмундировании и с оружием. И хотя сапоги при этом привязывались к телу, а автомат был деревянный, хоть и равный по весу. Но даже при этом проплыть стометровку было не так уж просто. А уж здесь то и подавно. Ведь полная выкладка пехотинца тянет килограммов под тридцать, а у пулеметчика и поболее.
— Может кто пулемет утопит, чтобы самому не потонуть.
Вот вылазят, мокрые курицы. Настроение, даже отсюда видно, на нуле. Если не сказать больше. Злые и раздраженные.
— Это хорошо! Злость в бою, только помеха. Авось еще каких глупостей наделают.
А вот те хрен. Немецкий орднунг возобладал. Самые здравомыслящие вояки, видимо унтер-офицеры, собирают возле себя людей и, придав им ускорение, отправляют вперед.
— Эх, проредить бы! Но нельзя. До рубежа открытия огня пограничниками, им рысить метров 100–150, это, навскидку секунд 20–30. За это время надо успокоить наиболее опасных, оставшихся на том берегу. Тем более, что имею на это законное право. Противник форсировал реку, правда не столь удачно как сам на то рассчитывал, и тем самым нарушил границу Союза Советских Социалистических Республик. Это значит что? Значит война началась, и пришло время принять ответные меры. Благо что и туман, теперь, выступает в качестве моего союзника, и не даст разглядеть атакующим, что творится на том берегу.
А на противоположной стороне остались те, кто изначально и предполагался. Вот стоит один, смотрит в бинокль. Значит это и есть офицер, командир взвода. Рядом, на корточках, другой возится с ящиком. Наверняка радист. Левее, расположился минометный расчет.
— Раз, два, три. Командир, наводчик, заряжающий. Больше, для этой 50-мм пукалки, по недоразумению именуемой, ротным минометом, по штату, не положено. Но, правда, для пограничников, и этого, по за глаза хватит. Учтем!
Еще один бегает по берегу. Суетится. Термос в руках.
— Видимо вестовой, или вестовой это у нас? Значит денщик. Но тоже, за посыльного может сойти. Ну все, время вышло. Понеслась душа в рай!
Хлоп! У офицера подогнулись коленки. Хлоп! Радист уткнулся башкой в ящик с рацией. Хлоп! Наводчик миномета, последний раз обнял трубу, как родную маму. Хлоп! Обернувшийся на звук падения, командир орудия, выронил бинокль. Хлоп! Заряжающий упал в ноги наводчика, будто, напоследок, желая облобызать его сапоги.
— Стой! А ты куда? Термос оставь, скотина! Не на пикник пришел. Здесь война, здесь убивают.
Хлоп!
— Вот сука! Юркий!
Хлоп!
Споткнулся, встал на карачки, но улепетывает целенаправленно. А кусты все ближе. Автоматический огонь.
Та-тах!
— Пиздец, котенку!
В это время, передовое подразделение атакующих пересекло незримую линию, которую сержант Нечитайло определил, как конечную точку их маршрута. Поскольку пулеметный огонь, на 150 метровой дистанции, это практически в упор. И первое отделение, то самое, которое благодаря моим старанием ушло в отрыв от основной массы, как корова языком слизала. Тут же, в разнобой, захлопали винтовки и ударили немецкие пулеметы.
— Всего два? Значит какой-то, фашистский рассвистяй, все ж таки утерял, вверенное ему, подотчетное, имущество. А второго пулеметчика, скорее всего, уконтропупил сержант. Но все равно, двое на одного, это не по джентельменски. Поэтому уравняем шансы.
Хлоп!
Ближайший, ко мне, пулеметчик ткнулся носом в прибрежный песок.
Хлоп!
Рядом раскинул руки второй номер.
— Пижоны! Белоручки! Два мордоворота на одну железяку, веса в которой всего десять с половиной кило. Попробовали бы они «Максимушку» вдвоем поворочать, с его то сорока кг. Сразу бы пупок надорвали. А впрочем, вам это, уже не грозит.
Нечитайло продолжал вести неторопливую стрельбу, которая то и дело прерывалась, но затем продолжалась опять.
— И не мудрено, ведь одной из причин, отсутствия нормального пулемета до войны, являлось использование матерчатой ленты, которая то и дело заедала. И основная задача второго номера заключалась в равномерности ее подачи. Иначе перекос и, соответственно, задержки при стрельбе. Тот же Дегтярев, смог переделать свой ДП, только после того, как металлическая лента появилась в Красной Армии в достаточном количестве.
Но даже в таких условиях сержант умудрялся поддерживать темп стрельбы, близкий к номинальному в 600 выстрелов в минуту. И вражеский пулеметчик, просто за ним не успевал, теряя время на перезарядку и замену ствола. Поэтому преимущество советского пулеметного расчета стала проявляться все явственнее. И солдаты Вермахта решили ретироваться, от греха подальше, в более безопасное местечко. Каковым и оказалась та самая ложбина, на которую мне указал пограничник. А так как, с Николаем Сидоровичем, была на этот счет предварительная договоренность, то сделать это, у них получилось без проблем. Поскольку безопасный коридор им был изначально обеспечен.
Злые, не отошедшие после незапланированного купания, мокрые и ошеломленные неожиданным отпором, они решили взять временную передышку. Для того, чтобы перегруппироваться, осмотреться и перевести дух.
— Ага, счаз!
Взрыв гранаты ясно показал, что самые расторопные уже достигли самого дальнего конца ложбины и только, заранее установленная растяжка немного притормозила их бег. И позволила подтянутся отставшим.
— Теперь мой выход!
Хренак! Сдвоенный взрыв, сразу двух МОНок, установленных по краям выемки, таким образом, чтобы взрывные волны двигались навстречу друг другу, поставил жирный крест на фрицевском подразделении. До начала боя, гордо именовавшегося пехотным взводом.
— А нет, вру! Кто-то еще шевелится. Ну, это поправимо.
Зарядив в РГС, термобарическую гранату, прикинул траекторию и нажал на спуск.
Пф-ф!
Подарочек отправился по назначению, к непрошенным гостям.
— Извините что мало. Мы гостей не звали. Зато от чистого сердца.
Миновали те доли секунд, необходимые для распыления горючего вещества, и:
Хренак!
Эффект конечно поменьше, нежели после применения РПО, калибр все ж таки невелик. Но фрицам, судя по мгновенно наступившей тишине, и этого хватило с лихвой.
Еще раз окинув внимательным взором поле недавнего боя и, не найдя ничего подозрительного, привел оружие в походное положение, закинув гранатомет за спину, а ствол автомата положив на сгиб левой руки, и направился к пограничникам. Которых, после совместного боя, можно было смело именовать однополчанами.
Заранее подав условленный сигнал, подошел вплотную и, не спускаясь в окоп, начал раздавать распоряжения.
— Так, бойцы, быстренько пробежались и проконтролировали обстановку. С убитых собрать документы, солдатские жетоны, спороть знаки отличия, если таковые имеются. Все принести сюда. Винтовки побросать в речку. Пулеметы, автоматы и пистолеты тоже сюда. Собрать боеприпасы. Переправитесь на ту сторону, там шесть человек упокоились, вместе с ихним командиром, все что найдете ценного: карту, документы, оружие — все сюда. Рацию — обязательно, бинокли соберите. Миномет прихватите — пригодится. А мы, с сержантом, присмотрим, чтобы вам никто не мешал. Ясно?
— Есть!
— Так чего стоим! В темпе, в темпе.
В течении получаса, пока красноармейцы выполняли мои требования, мы с сержантом устроили знатный перекур. Нервы нужно было успокоить. Все ж таки это мой первый реальный бой, и пальцы рук немного подрагивали, когда я прикуривал комсоставовскую папиросу, неведомыми путями оказавшиеся у Нечитайло.
— И не мудрено, с такой то фамилией. Национальность, она, как говорится, обязывает. Не даром, когда хохол родился — еврей заплакал!
Пока мы перекуривали и перебрасывались ничего не значащими фразами, Муркин с узбеком, натащили кучу снаряги и оружия. Которые я, после того как почувствовал, что все, напряжение отпустило, стал сортировать. Пулеметов оказалось три, видимо, как я и предполагал, один утопили, все MG-34. Десять пистолетов, из которых два оказались P-08, еще их называют «Люгер», по имени изобретателя, или «Парабеллум» от телеграфного адреса фирмы производителя «ДМВ». Остальные были простые P-38, обычные пехотные варианты Вальтеров. Еще принесли четыре автомата, или, если называть правильно пистолета-пулемета, два из которых были MP-35, те самые, которые с прикладом, и два, стандартные MP-38.
— Хотя странно, MP-35, от аббревиатуры Maschinen Pistoll — «механический пистолет», обычно вооружают полицейских, и в войсках его можно было встретить крайне редко. Разве только в СС. Но здесь то эсесовцев не было. Или были? Посмотрим документы.
Солдатские книжки, 32 штуки, обычные «Зольбатенбух», к ним столько же смертных медальонов, на которых были выбиты данные военнослужащего. Имеющие линию надлома и зеркальное изображения верхней и нижней части. Медальоны были целые. Четыре книжки принадлежали унтер-офицерам, две фельдфебелям. Муркин высыпал споротые знаки, среди которых преобладали погоны и нашивки, но были также несколько знаков «За ранение», пять «серебряного» и два «золотого» типа, двенадцать «Нагрудных штурмовых пехотных знаков» и три нарукавных щита «За Нарвик».
— Заслуженные падлы! Были.
Был даже «Испанский крест», видимо принадлежавший офицеру.
— Интересно, кто таков? Обер-лейтенант Пауль Фогель. Пусть земля тебе будет… вернее ты для нее будешь удобрением.
Тем более, что документы остальных не нашлись. Или утонули, вместе с владельцами, или, как выразился Муркин, «пришли в негодность». В силу того, что несколько человек, попросту размазало в кашу, взрывом термобарической гранаты.
Рация, стандартный «Телефункен», интереса у меня не вызвала, а вот миномет заинтересовал. Но лишь на мгновение — все равно не дотащить. А вот один «цейсовский» бинокль я отжал, как и два пулемета, все автоматы и шесть пистолетов, среди которых, оба «Люггера». Сгреб все документы и значки, командирскую сумку офицера, с картой, смертные жетоны. Ответив, на вопрос сержанта, куда мне столько, коротко и ясно: «Для отчетности».
Я, совсем уже было, собрался прощаться, окидывая грустным взглядом кучу снаряжения. Мысленно прикидывая, как всю эту трихомудь допереть до, хотя бы, оврага. При этом во мне происходила внутренняя «борьба нанайских мальчиков», между хомячковой жадностью, помноженную на хохляцкую хозяйственность, и нелюбовью к переноске тяжестей. Как вдруг меня отвлек вопрос Муркина:
— Подожди, перебил я его, — повтори, что ты сказал?
— Товарищ капитан, — боец замялся, — я просто спросил, что с ранеными делать?
— С какими ранеными? — я все еще никак не мог врубится в смысл вопроса.
— Так это, — растерялся он, — там несколько человек, раненые лежат. Мы им бинты оставили, а что дольше?
— Какие бинты? — я начал закипать.
— Чтобы… чтобы перевязались.
— Я не понял, боец! — точка кипения приближалась к критической. — Я что, говорил, что кого-то надо перевязывать. Что-то такого не припомню. Наоборот я вам приказал ПРОКОНТРОЛИРОВАТЬ. Это значит, что среди нападавших, выживших быть не должно. НИКОГО! Вам понятно?
— Но-о, как же… — от волнения он даже начал заикаться. — Нас учили, что сострадание… Помощь слабому… — было видно, что он с трудом подбирал слова.
— Нет боец! — ярость меня отпустила и, на ее смену пришел трезвый, холодный, расчет. — Вы видимо так ничего, до конца и не поняли. Это война! И эта война не будет похожа ни на какую другую. Спросите почему?
— Почему? — это уже вклинился в разговор сержант. Видимо ему тоже стало интересно.
— Потому что эта война — война на уничтожение. Они пришли сюда, чтобы очистить «жизненное пространство», для своих бюргеров, киндеров, мутеров. И советские люди, населяющие территорию, абсолютно лишние. Мы для них расходный материал. Месяц назад, их фюрер подписал, так называемый план «Ост». Согласно которого 85 процентов жителей оккупированных территорий, включая женщин и детей, должны быть уничтожены, а остальные превращены в рабов. Для реализации этого плана издано ряд приказов, в одном из которых, приказе об особой подсудности в районе «Барбаросса», прямо говорится, что за преступления в отношении местного населения немецкий солдат, МОЖЕТ БЫТЬ наказан в дисциплинарном порядке. Это значит, что можно жечь, грабить, насиловать и убивать, а тебе за это ничего не будет. Вот у тебя Муркин мать есть?
— Есть.
— А сестры, братья есть?
— Есть. Две сестренки младшие и братишка.
— Так вот, боец, если ты не хочешь, чтобы этот изверг, в человеческом обличии, пришел в твой дом. Убил твою мать, отца. Надругался над твоими сестрами. Превратил твоего брата в раба, вывез его в Германию и заставил работать на себя, то ты, да именно ты, должен его убить! Здесь и сейчас! И только тогда ты обезопасишь своих родных и близких. Знаешь, что по этому поводу написал наш советский поэт Константин Симонов, когда узнал о звериной сущности немецкого фашизма? Не знаешь? Тогда слушай! Слушай и запоминай!
Так убей же немца, чтоб он, А не ты на земле лежал, Не в твоем дому чтобы стон, А в его по мертвом стоял. Если немца убил твой брат, Если немца убил сосед, — Это брат и сосед твои мстят, А тебе оправдания нет. Так убей же ты немца сам, Так убей же его скорей. Сколько раз увидишь его, Столько раз его и убей!Понял!
— Понял! — было видно что его проняло. Да и остальные как-то подобрались, насупились. Лица серьезные, глаза горят. Надо ковать, пока горячо.
— Тогда пошли.
И мы все вместе, сержант тоже не утерпел, направились в сторону границы, обходя вышеупомянутую ложбину, в которой полегло большинство наступавшего пехотного взвода. Причем, огибали ее по северному краю, поскольку бродить среди трупов ни у кого, особого желания, не было. Ближе к реке, где луг переходил в прибрежные заросли, возле деревьев лежали раненые фрицы. Которых сердобольные пограничники стащили в кучу, обеспечив также трофейными индивидуальными пакетами. Раненых оказалось пять человек. Ранения были различной степени тяжести, но при первом рассмотрении, при надлежащем медицинским присмотром, все пятеро должны были выжить. Но вот двое из них, обратно в строй уже не вернутся никогда. У одного пулей было разворочено колено и ему по любому грозила ампутация. У второго, почти напрочь оторвало правую руку, почти по локоть. Оба они уже были перевязаны, так что жизни их, ничего не угрожало. Они мне были мало интересны, зато оставшиеся трое, если их подлатать, скоро могли бы вернуться в строй. И продолжить победное шествие, в составе германской армии. Именно на одного из них, рыжего фельдфебеля с множественными поверхностными осколочными ранениями, я и указал Муркну.
— Убей его!
Было видно, что пограничник колеблется, не решаясь убить безоружного. И где-то я его понимал, но ситуацию надо было решать кардинально. Из набедренной кобуры я достал пистолет с глушителем, для чего пришлось воспользоваться очередной прорехой в маскировочном костюме. Передернул затвор и выстрелил в голову соседа, ражего амбала, с ранением бедра. Голова дернулось, во все стороны полетели кровавые брызги.
— Видимо немец, на досуге, решил пораскинуть мозгами.
После чего перевел ствол на узбека и, указывая на рыжего приказал:
— Убей его! — видя, что тот тоже сомневается, поторопилю — Ну! И недвусмысленно повел стволом.
Турсунзадеков, судорожно передернул затвор карабина, но я его остановил:
— Штыком!
Заорав, что-то по своему, тот ткнул немца в грудь. Рыжий дернулся, захрипел и затих.
Я вытащил из его ножен, неосмотрительно оставленный нож, протянул Муркину и, показывая на третьего, истинную белокурую бестию, с ранением обеих рук и окровавленной головой, тихо сказал:
— Теперь ты! — и ствол пистолета уткнулся ему в голову.
Судорожно всхлипнув, Муркин, наконец то решился и, неумело замахнувшись всадил фрицу нож, по самую рукоятку.
— Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал, — прокомментировал я его поступок и добавилю — Ну что пошли?
— А эти? — задал сержант, стоявший все это время молча у меня за спиной и только недовольно сопевший, резонный вопрос, показывая на оставшихся.
— А эти, никакой угрозы больше не представляют, — сказал я, — им теперь прямая дорога в инвалидную команду. Пойми, Николай Спиридонович, действие не в коей мере не относится к бессмысленной жестокости или хладнокровному убийству. Только трезвый расчет. Этих нужно будет лечить, тратить на них дорогостоящие лекарства, потом платить пенсию. Своим видом они будут говорить окружающим, что не надо ходить войной на Советский Союз. Там можно или умереть или стать калекой, и третьего не дано.
— Да-а, — нехотя согласился со мной сержант, — но надо ли было именно так? Мальчишки же совсем, — и он указал рукой на блюющего в сторонке Муркина. Азиат крепился, но тоже был бледным.
— Только так! — отрезал я. — Иначе в рукопашном бою замешкается и погибнет сам. Вместо того чтобы убить врага. Запомни, сержант, нужно не погибать за свою Родину, а воевать так, чтобы они, — я показал на трупы, — погибли за свой Фатерланд! Понятно?
Сержант кивнул. Я, приказал еще раз проверить тела убитых, чтобы не оставлять сюрпризов на подобие забытого, второпях ножа. А сам пошел к окопу, сортировать свою добычу и готовить ее к переноски.
После возвращения сержанта, вместе с остальными пограничниками, обговорил с ними их последующие действия, предложив идти на соединение с основными силами заставы. Тем более, что с той стороны доносились звуки нарастающего боя.
— Видимо, командиру немецкой роты, надоело ждать или же, услышав звуки нашего сражения, он поставил на обходящем отряде крест. В чем, в принципе был не далек от истинны.
Тепло с ними попрощался и, подхватив неподъемный груз, побрел, пошатываясь от тяжести, в обратный путь.
Москва, Кремль, 22 июня 1941 года, 5 часов 45 минут, утро.
— Лаврентий, ты мне можешь объяснить, что происходит? — в голосе Сталина явно слышалось неприкрытое раздражение.
Берия благоразумно молчал. Он уже примерно догадывался о чем пойдет речь, но как опытный аппаратчик предпочитал прояснить суть проблемы до конца.
— В три часа мне звонит Жуков и говорит о вероломном нападении фашистской Германии на Советский Союз. Он докладывает, что германские войска перешли государственную границу, на всем ее протяжении. Я начинаю звонить командующим приграничных округов, чтобы прояснить обстановку, и все они, ВСЕ, в один голос утверждают, что в большинстве случаев противник отбит с большими, для него, потерями. И знаешь почему?
Берия хладнокровно держал МХАТовскую паузу.
— Потому что им, своевременно позвонил товарищ Сталин и предупредил о возможном нападении! И теперь они, в один голос, хвалят товарища Сталина за умение предвидеть и прогнозировать события. Товарищ Сталин для них этакий мессия, Вольф Мессин, — Сталин прервался, раскуривая трубку, а затем продолжил. — Товарищ Сталин их предупредил, а сам не в курсе происходящего. Это что, выходит, самого себя я предупредить забыл? Так такое могло произойти? Отвечай! Чего ты молчишь.
— Скажу больше, товарищ Сталин, в то же самое время некто, Лаврентий Берия, поднял по тревоге все пограничные войска. Все! От Балтики до Черного моря. А сам тоже, не сном не духом.
— И ты тоже? — удивился Сталин. — Вот и объясни мне, как такое могло произойти.
— Об этом немного позже, — увильнул Берия от прямого ответа, — но еще добавлю. Я тщательно проанализировал все распоряжения этого псевдо Берии, и, убедившись в их актуальности, подтвердил все им сказанное. Но уже от своего лица.
— Как?
— Я считаю, — Берия продолжал гнуть свою линию, — что если появился некто, играющий на нашей стороне…
— Ты уверен в этом?
— Убежден! Так вот, — продолжил он, как не в чем не бывало, — играющий на грани фола, но все ж таки играющий за нас. Поскольку все отданные распоряжении, необходимо было отдать нам с Вами, но мы не знали о предстоящих событиях. А игрок знал! Спрашивается откуда? Вот это и нужно выяснить в первую очередь.
— Что предлагаешь?
— Подтвердить все указания данные от Вашего имени. Не надо преждевременно будоражить командующих. У них есть задача более насущная, чем разбираться в этих хитросплетениях. А самим, в это время, найти игрока. И выяснить, как он это сделал и, самое главное, откуда у него такие сведения.
— Это возможно?
— Да! Я уже выяснил, что разговор велся с коммутатора, расположенного на пункте управления Себежского укрепленного района. Правда, по моим сведениям он должен был быть уничтоженным, но я уже нашел оперативного работника, который под видом священника, проводил оперативное прикрытие строительства этого пункта. Он знает тайные ходы из церкви в секретный бункер. И я, взял на себя смелость, отправить его к месту событий. Вместе с группой усиления. Теперь жду известий.
— То есть ты советуешь не торопиться?
— Да.
— А что за директива N21, что за план «Барбаросса», на которые ссылается «игрок».
— Я уже поставил задачи нашей агентуре. Жду результатов.
— Держи меня в курсе дела.
— Слушаюсь!
Когда Берия покинул кабинет, Сталин стоя возле окна, смотрел на ночную Москву, еще не знающую, как и вся страна о свалившемся на нее бедствии, и думал: «Кто же ты такой — „игрок“»?
Глава 2
Возвращение от места моего первого, в этой истории, боестолкновения до портала, отдаленно напоминало путешествие мальчика-с-пальчика. Когда он, отмечая пройденный маршрут, высыпал в карманные дырки великана, хлебные крошки. Мой маршрут, также четко прослеживался, но только благодаря брошенному оружию. И как тут было не вспомнить, любимую компьютерную игрушку: «Call of duti». В которой, сколько бы ты не нагружал на себя образцов вооружения, но физически эта тяжесть, нисколько не ощущалась. Здесь же, с каждым пройденным шагом, тяжесть, давившая на мои многострадальные плечи, все ниже и ниже склоняли меня к земной поверхности. Напоминая, тем самым, легенду о русском богатыре Святогоре, которого, в конечном итоге, перестала держать сама, мать сыра земля, не выдерживая его тяжести. Поэтому и пришлось, последние годы, обитать ему только в горной местности, так как, стоило только коснуться простой земли, то он начинал в нее погружаться. Чтобы избежать подобной участи мне пришлось сбрасывать лишнюю тяжесть, хотя, ее величество, грудная жаба давила со страшной силой. Но, делая неизбежный выбор, между трофейным имуществом и, собственным здоровьем, то предпочтение, всегда отдавалось последнему. Поскольку, жизненный принцип: «Жадность — фраера сгубила!», всегда, для меня, был главенствующим.
Чувствуя, что дальнейшее продвижение, в полностью нагруженном состоянии, чревато непредсказуемыми последствиями, я решил избавиться от излишней тяжести. Поэтому, первоначально, в кусты полетел MG-34. Правда, место падения я, в памяти, отметил. Далее, за ним, последовал один автомат, затем другой и, в конечном итоге, третий. Через пять километров, пришлось избавиться от последнего пулемета и, спустя еще пару километров, от парочки пистолетов.
— Блин, — пришла в голову, далеко несвежая мысль, — надо искать какое-нибудь средство доставки трофеев, до места назначения. Иначе, как минимум, межпупочная грыжа, мне обеспечена.
В общем, когда я дошел до портала, в наличии у меня остались только документы, сложенные в полевой сумке обер-лейтенанта, да пара пистолетов. Таким образом, первый блин, в полном соответствии с известной поговоркой оказался комом. Поскольку итоги моего похода «за зипунами», были не просто плачевными, а даже более того, откровенно говоря, просто никакими.
— Екарный бабай, это что же получается, — свербела в голове одна, но от того не менее неприятная мысль, — что все лелеемые, в течение последних десяти месяцев, планы, попали в одно, трудно произносимое место, а в просторечии говоря — псу под хвост? Что все, с такой тщательностью и скрупулезностью выстраиваемые замки, на проверку оказались воздушными? Разбившись о суровые будни реальной действительности.
Не-е-ет! Такое положение меня в корне не устраивало. И если планы не соответствуют сложившейся ситуации, то в этом случае нужно, или менять планы, или же саму ситуацию. Второе, конечно же, предпочтительней. Как в песне: «Не стоит прогибаться под изменчивый мир, пусть лучше он прогнется под нас»!
— А как лучше всего это сделать? Элементарно, Ватсон, озаботиться средством доставки трофеев до места назначения. А выбор средств то, весьма ограничен. Можно, конечно же, нанять носильщиков. Но этот вариант чреват непредсказуемыми последствиями. Если брать людей из «светлого» будущего, то это значит посвящать в тайну портала посторонних. Не пойдет! Искать добровольных помощников на этой стороне? Тоже не вариант. Использовать в качестве тягловой силы пленных солдат противника? Вариант, но только на самый крайний случай. Поскольку после решения задачи с ними надо будет что-то решать, и решать радикально.
— То есть, бритвочкой по горлу, и в колодец. Так никаких колодцев не напасешься, да и как-то, ненадежно все это, что ли.
Остается последнее: найти реальное тягло, хотя бы и в одну лошадиную силу, на месте событий. На лошадь много чего вкусного можно навьючить, а на телегу еще больше нагрузить. Но есть один, очень, на мой взгляд, существенный недостаток — низкая мобильность. Да и со скрытностью придется распрощаться. А ведь она, то есть скрытность, одно из главных моих преимуществ. На лошадь то, маскхалат не натянешь, да и ползать ее не научишь. И голосом, то есть лошадиным ржанием, в самый, как правило, неподходящий момент, может выдать мое местоположение. И все, каюк, пишите письма. Хотя мне, и писать то некому.
Остается последнее средство, более, так сказать привычное для человека XXI века, механическая тяга. Это ведь только в 40-х годах, умение управлять механическим транспортом, будь то мотоцикл, трактор или автомобиль, относилось к категории дефицитных специальностей, а для большинства моих современников, настолько привычный атрибут жизнедеятельности, без которого как без рук. Вернее без ног. Некоторые мои знакомые настолько срослись, со своими железными лошадками, что извините за выражение, пешком даже срать не ходят.
— Да что там говорить, сам из таковских. Пройти двести метров пешком, когда под рукой машина, это просто выше моих сил.
Вот и надо исходить из привычных стереотипов, а не ударяться в экзотику. Осталось сущий пустяк: определиться с видом транспорта. Поскольку имеющиеся у меня в наличии, не подойдут, каждая по ряду причин. Внедорожник: элементарно не пролезет в портал, если пихать его целиком. А разбирать и собирать по запчастям, слишком затратно и утомительно. Спортивный мотоцикл: шумный и имеет низкую грузоподъемность. Квадрацикл: громоздкий и слишком привлекающий внимание. Как инородное тело.
— Проще бизона, в стаде коров спрятать.
Значит надо искать транспорт на той стороне. Лучше всего подойдет раритетный байк, и обязательно, чтобы с коляской. Во-первых, транспорт, во-вторых, средство доставки трофеев, до места назначения, а в-третьих, и сам по себе антиквариат. Некоторые экземпляры на несколько десятков тонн американской зелени потянут.
— Значит решено, — подвел я итог своих размышлений, — отправляемся на поиски подходящего транспорта. Но, — тут же сам себя поправил, — попутно при выполнении первоочередной задачи.
А первым делом, относящимся, по моему разумению, к категории первоочередных, была проверка состояния моста. Того самого, возле местечка Мяркине, целостность которого так удивила Гота.
— Надеюсь, что в этой реальности, ему не будет повода для удивления. Об этом я уже побеспокоился заранее.
Ведь принцип разминирования особо важных объектов заключается только в том, что саперы ликвидируют подрывную сеть, а сами заряды, как правило, оставляют на месте. На тот случай, если вдруг, придется самим смазывать салом пятки, то не будет необходимости, заново делать укладку, а только надо будет провести новую сеть. Сеть обнаружить очень просто, так как, в то время использовались только электрический или огневой способы подрыва. А это значит, что места установки детонаторов легко обнаружить, или по проводам, или по торчащему бикфордову шнуру. Стоит только вытащить детонатор и, вопрос подрыва заряда сразу станет большой проблемой. Но весь фокус состоит в том, что для подрыва всего заряда достаточно установить детонатор только в одну шашку, а конструктивно каждая имеет аналогичное гнездо, которое, до поры, до времени, пустует и, ввиду ненадобности, заклеено бумагой. А если вставить в такое отверстие радиовзрыватель, то обнаружить его, особенно если учитывать, что, в то время, они практически не применялись, очень проблематично. Ведь для этого необходимо проверить все шашки, а нынешние саперы, не избалованные такими новшествами, наверняка, этого делать не будут. А чтобы парочка шашек обзавелись такими новинками, об этом я уже побеспокоился, заранее. Но вот, для того, чтобы они сработали своевременно, для этого процесс нужно проконтролировать. А если учитывать такой нюанс, что мне удалось достать только такие радиодетали, которые гарантированно срабатывают лишь в радиусе 500 метров, то и соответственно, источник сигнала, вместе со мной, разумеется, должен быть на дистанции не большей этого расстояния. А мост расположен на удалении километров 30-ть от портала, и поэтому первоочередной задачей является: разменять это расстояние на те 500 метров, которые необходимы для гарантированного срабатывания заряда.
Первые шесть километров по любому придется преодолевать по дну оврага, который извилистой загагулиной тянется от портала и, под острым углом, выходит практически к самому Немана. Не доходя до берега реки несколько сот метром. Но даже эти метры, густо поросшие прибрежной растительностью, среди которой преобладали ивы, раскинувшие свои ветви, практически до самой земли, а также довольно густой кустарник. Что, в свою очередь, могло обеспечить скрытное перемещение, вплоть до самой воды.
И тут, в полный рост, вставала проблема выбора. Продолжать дальнейший путь вдоль берега, рискуя при этом добрести до финиша на последнем издыхании. Поскольку 30-ти километровый марш-бросок, по пересеченной местности, мало того, что грозил растянуться часов этак на шесть, но и неизбежно повлечет за собой чрезмерную усталость, которая может сказаться в дальнейшем. Если вдруг, не дай Бог, придется в экстренном порядке, уносить ноги.
— А ведь известно, что любые, даже самым тщательным образом, разработанные планы, имеют право на существование только до первого выстрела. После чего человек уже становится рабом обстоятельств.
И за примером даже далеко ходить не придется. Мой личный, в данном случае неудачный, опыт, тому наглядное подтверждение. Но, как говорится: «Гладко было на бумаге — да забыли про овраги».
А этих самых оврагов, да еще густо насыщенных многочисленными притоками Немана, имеющих, к тому же, разную ширину, от, практически незаметных ручейков, до, довольно таки широких, метров до 15–20, речек. Которые, вместе с оврагами, могут растянуть прибрежное путешествие до неизвестного временного промежутка.
— А время, это такая категория, которая течет только в одном направлении. Из прошлого — в будущее. И направить ее, в обратном направлении, еще никому не удавалось. Не даром говорится, что: «Прошлого не воротишь». Хотя, после обнаружения мною временного портала, я бы не стал утверждать этого, столь категорично. Но, тем не менее, действовавший, во времена курсантской юности постулат: «Чем меньше мы тратим времени на передвижение, тем больше его остается для всего остального», не потерял свою актуальность. И применим, в данном, конкретном случае, как никогда.
Поэтому, остается только один вариант, использовать силу естественного водного потока, в качестве движителя. Который может доставить адресат, в данном случае меня, до места назначения. Причем без затрачивания особых усилий, и, что немаловажно, с минимальной потерей времени. Тем более, что путь мне уже хорошо известен по прошлому путешествию к мосту. Правда, с существенной оговоркой. Та, не побоюсь этого слова, прогулка, протекала в мирное, довоенное время. Причем ночью и, с использованием лодочного мотора.
Сейчас же, предстояло весь путь пройти днем. По местности, на которой идут боевые действия между двумя самыми сильными, на данный момент, армиями Европы, а то и всего мира. И лодочный мотор, который в прошлый раз, без проблем, доехал до самой реки, на квадрацикле, в этот раз придется тащить на собственном горбу. Что при его массе, под 50-т килограмм, становится нетривиальной задачей. А в совокупности с весом остального снаряжения, то и просто не выполнимой. Значит придется обходится только одной лишь надувной лодкой. И надеяться, при этом, что река сама меня вынесет, куда-нибудь, до места назначения. Благо, что направление движения совпадает с направлением течения реки. В противном случае, я просто не выгребу в одну харю, 30-ть км, против течения. И возвращаться, по любому, придется по суше.
— Да и пес с ним. Если с мостом все обойдется, тьфу, тьфу, тьфу… То это уже не будет иметь особого значения.
Но вот тот факт, что до моста придется плыть днем, несколько напрягал. Поскольку надувная лодка, по середине не очень большой реки, это не есть гут.
— Достать могут с любого берега, причем даже особенно не напрягаясь.
Успокаивало, в некоторой степени, только то, что свои вооруженные всяким хламом, лоханки, фрицы по любому, не могли доставить до места назначения так оперативно. Это уж потом, с прибытием в данный район тыловых подразделений, подтянуться и части речных флотилий, вооруженных, в том числе и бронекатерами. Для перевозки которых необходим железнодорожный транспорт. А также переоборудованные рыбацкие баркасы и речные баржи. Для чего тоже необходимо время, а также некоторое затишье вблизи водной артерии. Сейчас же этого можно было не опасаться. Правда имелась и другая сторона медали. Ведь Неман входил в зону ответственности Пинской речной флотилии, которая в реальной истории практически никак себя не успела проявить, за исключением отдельных случаев. И основной причиной этого было то, что она относилась к оперативному управлению Краснознаменного военно-морского флота. А главнокомандующий ВМФ, адмирал Кузнецов, Николай Герасимович, насколько похвально действовал в вопросах приведения войск флота к полной боевой готовности, настолько непростительно упустил вопрос, связанный с подготовкой к войне данной флотилии. Потому и, соответствующие приказы дошли до адресата с некоторым опозданием. Практически в последнюю очередь. Потому и командование, просто напросто, физически не успело среагировать должным образом на угрозу нападения. Получив приказ о приведении флотилии в «оперативную готовность номер 1», ровно в 4.00 22 июня 1941 года, командующий флотилией, контр-адмирал Рогачев Д. Д., успел только оказать помощь в обороне Брестской крепости, а в последствии и самого Пинска, где располагался его штаб, а также Могилева. Поэтому в бассейн Немана, они уже физически попасть на могли. Сейчас же, после моего вмешательства, когда я специально акцентировал внимание командование округа на этом вопросе, надеюсь, что ситуация с участием флотилии в отражении агрессора, изменится должным образом. И пускай, кардинально, они изменить ничего не смогут, но даже несколько своевременных ударов, в наиболее уязвимые точки, должны замедлить продвижение противника.
Но вот сама возможность встретить советские бронекатера в то время когда я, как известная субстанция, буду болтаться по середине реки, ни в коей мере не улучшало моего самочувствия. Мало кто будет разбираться, встретив в зоне боевых действий резиновую лодку неизвестной конструкции. Да еще и с пассажиром на борту, одетого в униформу не известного образца. Просто шарахнут, со всей пролетарской ненавистью, из орудий главного калибра по неопознанному плавающему объекту. А то и просто, чтобы не размениваться по пустякам, причешут из пулеметов. Мне и такого «пустячка», хватит с лихвой. Особенно учитывая любовь морячков, пускай и речных, к пулеметам крупных калибров. В особенности ДШК, с его 12,7-мм. Одной такой пули хватит выше крыши, для того чтобы мое водное путешествие закончилось, так и не начавшись.
Единственное, что меня, в данной ситуации, несколько успокаивало — это то, что согласно всем известным законам природы, а также благодаря вращению земли в одном, строго определенном направлении, левый берег реки представлял собой заросшую камышом и низкорослым кустарником, низменную пойму. К тому же в изобилии насыщенную различными притоками, протоками, заводями и островками. Которые, местное население именует, в просторечии — плавни. В которых можно затеряться не только одинокой лодке, но и целому речному флоту.
Поэтому, если продвигаться от островка к островку, прикинувшись кочкой, да еще и напевая при этом, по примеру мультяшного героя: «я кочка, кочка, кочка, а вовсе не медведь!», то на шармачка, может и прокатить. В крайнем случае, можно уйти вплавь, и, затерявшись в камышах, продолжить дальнейший путь по суше. Но это на всякий, пожарный, случай.
— А вообще-то, очень бы не хотелось такого развития ситуации. Хотя, с другой стороны, можно долго сидеть и рассуждать, абы чего не вышло. На самом же деле, надо просто брать и делать. Ведь по лежачий камень, как известно вода не бежит. Да и вообще, в полном соответствии с известным анекдотом: «Хер ли здесь думать — прыгать надо!»
Размышляя таким образом, я совмещал приятное с полезным, одновременно отдыхая, лежа на деревянных нарах, которыми было оборудовано спальное помещение бункера. При этом задрал ноги, чтобы кровь отхлынула от нижних конечностей и, хотя бы в небольшой степени прилила к голове. Все ж таки, длительные пешие прогулки, да еще и в чрезмерно нагруженном состоянии, не самое приятное времяпровождение, в моем, далеко не самом юном возрасте. Поэтому, чтобы опровергнуть постулат о том, что «дурная голова, ногам покою не дает», нужно было все, как следует, обдумать.
Я специально не стал подниматься на поверхность, чтобы не расхолаживаться. Поскольку, нахождение в бункере довоенной постройки, даже с учетом того, что находится он в моем времени, все равно, должным образом, настраивало на определенный лад, и не позволяло расслабляться.
Отдыхая таким образом, я не забывал следить за временем, которое уже перевалило за полдень. Что ясно давало понять, что дальше тянуть с выходом уже нельзя. Если я не захочу шарится по окрестностям в темноте. Поэтому прибрал все ненужное, в данный момент имущество, которое включало в себя трофейное вооружение, которое, неимоверными усилиями, я все ж таки допер, до места назначения, а также документы и некоторые современные девайсы, в том числе и прицел ночного видения. Сложил все в сейф, находившийся в оружейке. Перемотал портянки, которые надевал перед выходом, вместо носков, помня о том, что для сохранения ног от потертостей и опрелостей, неизбежных в длительном походе, ничего еще не придумали. Проверил, в очередной раз, амуницию и снаряжение. Закинул за спину мешок с лодкой и ножным насосом, и подался на выход.
Движение по, уже хорошо известному маршруту, который пролегал по дну оврага, большой проблемы не составляло. Правда, приходилось, время от времени, соблюдать осторожность, преодолевая наиболее трудные участки. Стараясь не сверзнуться в ручей, чтобы преждевременно не промочить ноги. Потому что, долгое путешествие, с мокрыми ногами и сырой обувью, удовольствие ниже среднего. Вот и приходилось осторожничать и цепляясь за ветки кустарника, густо облепившего склоны оврага, перешагивать через ручей, с одного берега на другой. Дальше, когда ширина ручья превысила 1,5 метра, пришлось выбирать тот берег, который был наиболее удобен для движения.
Когда, таким образом, я уже отмахал почти две трети пути, впереди, по ходу моего движения, загрохотало. Причем солидно так. Как будто, совсем рядом. Хотя, по прикидке, до конца оврага оставалось еще километра два, но грохот стоял такой, что создавалось впечатление, что стреляют прямо над головой. Причем огонь велся явно не меньше чем батареей. Поэтому пришлось немного притормозить, умерив свою прыть, и усилить осторожность.
Конечно, я был далек от мысли, что противник мог бы разместить орудия, непосредственно в самом овраге. Во-первых, склон был довольно таки крутой, и, чтобы скатить по нему пушки, нужно было изрядно попотеть, а во-вторых, наличие ручья, вовсе, сводило на нет такую возможность. Но вот сам берег реки, довольно ровный, являлся идеальным местом для такого расположения. И скорее всего именно там командир немецкой батареи поставит свои пушки. Если конечно он не дурак, а вот дураков-то, нацисты, к большому сожалению, на таких ответственных должностях не держали. Нет, конечно же, и в Вермахте процветал протекционизм, пускай не таким махровым цветом как в Рейхсвере, или, позднее в родной советской армии. Стоит только вспомнить известный анекдот про сына полковника, которому никогда не стать генералом. В Рейхсвере же, главным условием успешного карьерного роста являлась принадлежность к аристократической касте, а еще лучше иметь прямое отношение к какой-нибудь военной династии, желательно с прусскими корнями. Нацисты такими вещами особо не заморачивались и ценили в людях, в первую очередь, личные качества человека. И будь ты хоть супер-пупер аристократ, но если из тебя офицер, как из дерьма пуля, то на ответственной командной должности тебе долго не продержаться.
Вот и командир батареи, преградившей мне дальнейший путь к реке, видимо свое дело знает довольно туго. И, соответственно, шансов у меня пробраться мимо огневых позиций незамеченным минимальны. Поскольку прилегающую к оврагу местность я, в предыдущие разы, изучил досконально. Но все-таки нужно осмотреть все визуально, вдруг какая умная мысля и, придет в голову.
Пока я мысленно прикидывал весь, применимый к данной ситуации, расклад, овраг незаметно кончился. Что стало явно заметно по уменьшающимся по высоте склонам. Если первоначально, даже в прыжке, нечего было и мечтать окинуть взглядом окрестности, то теперь приходилось уже пригибаться, дабы не торчать во весь свой, немаленький рост, на всеобщем обозрении.
В конечном итоге, мне уже пришлось ложиться на брюхо и ползти по-пластунски. Благо, что навыки, приобретенные когда-либо, со временем полностью не утрачиваются, а только как бы консервируются до лучших времен. Примером чему можно привести езду на велосипеде. Мало кто не падал и не разбивался при первоначальном приобретении этого, на первый взгляд, несложного навыка. Зато в дальнейшем, сколько бы времени не прошло, достаточно только оседлать железного коня, как все умения тут же восстанавливаются.
В отличие от неиспользуемых знаний. Которые, если не пополняются, то со временем утрачиваются полностью. О чем предупреждал еще непревзойденный гений сыска — Шерлок Холмс. Что если «забивать свой чердак всяким хламом, то, в самый ответственный момент в нем, наверняка, не найдется места для чего-то, действительно нужного».
Выбрав в качестве ориентира куст какого-то неизвестного, но донельзя колючего кустарника, я дополз до него, с таким расчетом, чтобы он дополнительно прикрывал меня от внимательных глаз немецких наблюдателей. Если таковые будут имеется в наличии.
Получив такой неожиданный бонус в виде естественного средства маскировки, достал оптику и стал обозревать окрестности.
Все было в точности так, как я и предполагал. Во всяком случае, почти. Ниже по течению, примерно в полукилометре, расположилась небольшая, на десяток хибарок, рыбацкая деревушка. В которой уже, деловито, хозяйничали оккупанты. Что подтверждалось не только запредельной суетой и мельтешением солдатских тушек между домами, но и, долетающим даже досюда, душераздирающим поросячьим визгом и заполошным кудахтаньем кур. Они были явно слышны в те, редкие минуты тишины, которые требовались номерам расчетов для перезарядки орудий.
— Все логично. Добыча пропитания — первейшая заповедь солдата. Причем не зависимо от национальной принадлежности. Ведь, как известно, его боеготовность прямо пропорциональна степени наполненности желудка и, соответственно общей сытости организма. А на общевойсковой паёк особо не разгуляешься. Это ведь не лётная норма. Вот и приходится изыскивать возможности для того, чтобы раздобыть приварок для солдатского котла. И командиры, причем по обе стороны фронта, относились к этому с пониманием. И даже, негласно, поощряли подчиненных на подобные действия. Имея, естественно, с этого свой гешефт.
Между деревушкой и оврагом, в котором я находился, среди довольно густых зарослей различного кустарника, в том числе и того самого, колючего, который, в данный момент, нещадно лохматил мою лохматую «камуфлу» на дополнительные лоскутки, раскинулась, довольно большая, но узкая проплешина. Примерно метров сто на пятьдесят. И, именно на ней, выстроенные в ровную линию, располагались орудия вражеской батареи. Интервалы между ними составляли метров 20–25, поэтому до самого крайнего, ближайшего ко мне, было всего-навсего около 70 метров. И судя по реакции моих многострадальных ушей, калибр орудий был внушительный. Где-то в районе 150-мм, а если учитывать, что в Вермахте, для ствольной артиллерии, был принят сантиметровый размер, то это примерно 15 сантиметров.
— И если меня не подводит память, то на вооружении Германии было только одно орудие такого типоразмера. А именно «schwereFeldHaubitze» — 15 cm sFH 18, что расшифровывается как «тяжелая полевая гаубица». А цифра 18 обозначала, соответственно, год принятия на вооружение. Но она фиктивна, для того чтобы обмануть наивных англичан. Ведь Версальским договором в Германии была запрещена разработка артиллерийских систем, и цифру 18 вводили, дабы ввести в заблуждение иностранные комиссии. На самом деле разработка гаубицы проводилась с 1926 по 1930 год, а в войска она начала поступать с 1934 года. Поэтому на сегодняшний день ее можно было считать одной из самых современных орудий Вермахта.
Так и есть! Визуально, с другими орудиями данного калибра, а именно с 15 cm sIG 33, тяжелым пехотным орудием полкового звена, или, тем более, с 15 cm Kanone 18 (K 18), которая уже относилась к артиллерии РГК, спутать довольно тяжело. Именно 15 cm sFH 18, стоявшая на вооружении тяжелого артиллерийского дивизиона артполка, дивизионного уровня подчиненности. Характерная, для данной модификации, конструкция шасси, включавшая в себя, наряду с двумя основными, металлическими колесами, снабженными цельнолитыми резиновыми шинами, два дополнительных, смонтированных в виде передка, на который укладывались станины, для уменьшения удельного тягового сопротивления при транспортировки в походном положении. Сами передки, стоявшие несколько в стороне от огневых позиций не оставляли сомнения, что это именно sFH 18. Это уже гораздо позднее, под самый конец войны, когда Германии катастрофически не хватало уже не только дефицитного каучука, но и элементарного металла, конструкция гаубицы претерпела некоторые, специфические изменения. В первую очередь лишились резиновых шин вспомогательные колеса, на передках, затем основные, а уж потом и вовсе убрали все излишества, коренным образом не влияющие на баллистические характеристики орудия.
— Что, в принципе, логично. Это, планируя захват огромных территорий Советского Союза, упор делался, прежде всего, на высокую мобильность и маршевую скорость артиллерийских частей. Отсюда и особенность конструкции, в виде четырехколесного шасси. В конце войны было не до излишеств. Как говорится, «не до жиру, быть бы живу». Главное дотащить гаубицу до рубежа обороны, а чем дальше, тем этот рубеж был ближе. А там уж как Бог даст. Он, чаще всего и давал, правда, совсем не то, на что рассчитывали гитлеровцы. Поэтому то, вопрос со сменой позиций, остро не стоял. Просто нечего было уже перемещать.
Жирным плюсом в моей ситуации было то, что батарея, видимо, относилась к артиллерийским частям новой организации. Поскольку до 1939 года вся артиллерия дивизионного звена базировалась исключительно на конной тяге. А это, без малого, 125 лошадей и 26 повозок. К которым, в качестве бесплатного приложения, приписывалось более пятидесяти водителей кобыл, или, говоря официальным языком, погонщиков. Из расчета один погонщик на двух лошадей.
— Но и водителей на механический транспорт, фрицы всегда набирали с запасом. Поэтому, помимо основного, всегда присутствовал и запасной. И, в первоначальный период войны, этот фактор был как нельзя более актуальным. Поскольку границу пересекали только части заведомо имеющие полный штат. И, соответственно, уменьшение общей численности личного состава на 6 унтеров и 19 рядовых, особой роли не играет. Как говорится, что «лбом об пень, пнём по лбу», в принципе без разницы и для меня большого значения не имеет. Хотя….
И тут мне вспомнилась книга, которую читал в детстве, а за неимением в наличии жанра альтернативной истории, приходилось довольствоваться художественной литературой описывающей реальную войну, пусть и элементами авторского вымыслы. Так вот, в этой книге, к сожалению, не помню ее название, один из героев подвизался на ниве медбрата, в армейском госпитале, в Подмосковье. Поскольку, после выхода из окружения, большего ему доверить не рискнули. И вдруг, как гром среди ясного неба, выходит Указ о присвоении ему Почетного звания — Герой Советского Союза. Разумеется, удивленные и заинтригованные однополчане кинулись к нему с расспросами: что да как, да почему? В итоге выяснилось, что пока он пробирался, в одиночку, к линии фронта по тылам противника, то неожиданно набрел на немецкую батарею, которая также располагалась на берегу реки и также вела огонь по нашим частям. И пользуясь тем, что в момент выстрела, артиллеристы, практически, больше ничего не слышат, а также благодаря навыкам потомственного охотника, он, не торопясь, «В ОДИНОЧКУ», выбил весь личный состав батареи.
— Не знаю правда, имел ли место в реальности подобный случай, или это авторский вымысел, но тем не менее, Родина, оценила действия этого солдата по достоинству. Вот мне и стало интересно, смогу ли я, пользуясь своим техническим превосходством в вооружении перед тем безвестным солдатом, у которого была одна только СВТ, повторить его подвиг. Или мне слабо?
Возникновению таких позитивных мыслей, способствовали некоторые нюансы, которые я разглядел в ходе детального рассмотрения позиции батареи. В первую очередь, бросалось в глаза вопиющее, по своей сути, нарушение хваленного немецкого «орднунга», в плане размещения пункта боепитания. Который, вопреки всем, имеющим место в германской армии, нормативам, располагался непозволительно близко от огневых позиций. Всего в каких то 30–40 метрах от ближайшего орудия. Чему явно способствовал тот самый колючий кустарник, который, в свою очередь, отравлял жизнь и мне. Его сплошные заросли занимали всю свободную площадь. За исключением той проплешины, на которой собственно и разместилась батарея. Почва на ней была преимущественно песчаной, но даже отсюда, были хорошо видны длинные полосы, белесоватого оттенка, пересекающие импровизированную поляну под разными углами. Что очень сильно напоминало цвет перенасыщенных солями почв, или говоря проще, солончака. Который, столь характерен для казахстанских степей. И на который, я столько насмотрелся, что уже ни с чем не перепутаю. Не удивительно, что на ней ничего не растет. Видимо, концентрация солей ставит жирный крест на возможности роста любой растительности.
Вот поэтому то и стала дилемма перед вражеским командиром: или таскать снаряды с уставной дистанции, сквозь колючий кустарник, или приблизить пункт боепитания на расстояние, продиктованное самой природой.
С одной стороны это положительно сказалось на скорострельности, и поскольку скорость перезарядки возросла неимоверно, то орудия грохотали почти непрерывно. Конечно же, несравнимо со стрельбой из автоматической пушки, учитывая вес снаряда, под 40 килограмм и раздельно-гильзовое заряжание. Но явно выше, чем стандартные 4 выстрела в минуту.
Но вот с другой стороны, такая близость к огневым позициям создает угрозу безопасности и, в случае прямого попадания, не только БПБ (батарейный пункт боепитания) накроет, но и само существование батареи будет под большим вопросом.
— В общем — «Алес капут»! Или, в переводе на русский язык — «Всеобщий п…ц!»
Кроме всего прочего, в данный момент, шла активная выгрузка боеприпасов с одного из транспортов, в качестве которого, при первом приближении, выступал транспортный вариант Kfz. 70, имевший девичью (гражданскую) фамилию «Крупп L2H143», с колесной формулой (6*4). Еще один, аналогичный. находился поблизости, видимо, только что прибыл и ждал своей очереди под разгрузку. Еще два обретались в стороне, рядом с четырьмя полугусеничными тягачами Sd. Kfz.7. Эти походу уже разгрузили. И тягачи, и грузовые вездеходы стояли как раз по кромке кустарника, обрамлявшего импровизированную поляну, подмяв его под себя, но срезом заднего борта нависавших над чистой поверхностью.
Еще несколько автомобилей различных модификаций, включая и легковые, были разбросаны тут и там, создавая тем самым импровизированные островки, возле которых концентрировались, по роду занятий, остальные солдаты батареи. Непосредственно незанятые в подготовке и проведении стрельб. А также и те, кто не принял активного участия в «заготовках». Причем род их занятий очень хорошо прослеживался именно по используемому автотранспорту. Который, по принятой в Вермахте, имел соответствующую аббревиатуру — Sd. Kfz (Sonderkraftfahrzeug), что в дословном переводе означало — «автомобиль специального назначения». И, по нумерации, следовавшей за неизменной аббревиатурой достаточно легко определить его специализацию. А следовательно и ВУС (военно-учетную специальность) солдат, которые возле него ошиваются.
Вот стоит машина, по внешнему виду напоминающий небезызвестный медицинский фургон, на котором легендарный Шурик, сматывался из психиатрической клиники. Тот самый, который еще водитель именовал «пылесосом». К его заднему борту прилеплено механическое устройство из нескольких блоков, отдаленно напоминающих полиспаст, которое служило, скорее всего, для выдвижения телескопической антенны.
— Почему я сказал, скорее всего? Да потому что, в данный момент антенна находится в полностью выдвинутом состоянии. Что еще раз говорит о том, что это явно радийный автомобиль, Kfz. 17/1, Funk-Kraftwagen. Поэтому и солдат, которые суетятся возле него, можно с уверенностью отнести к радистам. Или телефонистам, что принципиального значения не имеет.
Поскольку рядом примостились два детища немецкого автопрома. Причем один из них относился к классу наиболее распространенных в Вермахте легковых автомобилей Kfz.15. Имевших очень широкий спектр специализации. Этот явно имел отношения к телефонной связи. Причем, если по внешнему виду автомобиля этого сделать было категорически нельзя.
— Поди, вот так, с ходу, определи, что у него внутрях напихано?
Но вот его расположение, вблизи радийной машины, да еще и наличие другого авто, с более чем характерной внешность, по виду Kfz.76, или точнее, автомобиль наблюдения за телефонными линиями.
Немного в стороне, от развернутой по-боевому команды связи, стояла палатка. В которой, видимо, и разместился, походный штаб, ушлого командира батареи. О чем явно говорили расположенные по близости легковушки. Уже известный Kfz.15, с торчащей с заднего сидения штыревой антенной, а также легкий легковой автомобиль-вездеход Kfz.1, более известный как «KЭbelwagen». Но на самом деле являющийся армейским прототипом гражданского варианта Volkswagen Тур 82. Там же стояла пара мотоциклов, о двух колесах, вместе со своими седоками. Которые, судя по всему, использовались в качестве посыльных.
Ближе к огневым позициям стоял прадедушка отечественного УАЗика, в качестве которого, чаще всего, ошибочно, принимают американский внедорожник Willys MB. Но в действительности это далеко не так. Именно Stoewer R200, появившийся на пять лет раньше американца, и является таковым.
— Да достаточно просто внимательно приглядеться, как это становиться очевидным. Даже сейчас внешняя схожесть с ГАЗ-69, более известного как «козлик», прямо таки бросается в глаза.
Данный экземпляр был представлен в модификации Kfz 4, то есть его зенитный вариант. Что и подтверждалось наличием лафета под спаренную зенитную установку, оснащенную двумя пулеметами MG, с характерной блямбой авиационного прицела. За гашетками которых, внимательно бдил за воздушным пространством, один из пассажиров. Второй номер расчета притулился рядом. А вот водителя на штатном месте не наблюдалось.
— Видимо в кустики отошел. По нужде.
Еще один прототип обретался возле тягачей, и, судя по суете возле одного из них, относились к разряду ремлетучек, то есть Kfz.2/10.
Таким образом, после проведения визуальной разведки, расклад становился более очевидным, но от этого не менее безрадостным. Поскольку, наряду с положительными моментами, к которым, безусловно, относилось отсутствие в расположении батареи штатного легкого наблюдательного бронетранспортера Sd.Kfz.253. А также недокомплект радийных машин. Которых, в количестве двух штук, модификации Kfz.2, на базе все того же Stoewer R200, также где-то носило. И судя по интенсивной стрельбе из всех орудий батареи, я, по-моему, догадывался где.
— Ведь эффективная стрельба по невидимым целям, возможна только при условии корректировки огня. А если учитывать, что батарея расположилась прямо у береговой линии, то логично предположить, что наблюдатели, в данный момент, находятся где-то за рекой. И это позитивная новость.
Поскольку в группе управления стрельбой, в которую входят: разведчики, наблюдатели, теодолитчики и радисты-корректировщики, собраны, как правило, самые опытные солдаты. И опытные, в первую очередь, именно в вопросах пехотного боя. Поскольку, при отрыве от основных сил, опасность столкновения с противником многократно возрастает. И уменьшение личного состава на двадцать наиболее подготовленных солдат, безусловно, относится к хорошим новостям.
К негативным фактором можно смело отнести то, что при осмотре вражеской техники я, волей-неволей, рассмотрел и эмблему нанесенную повсеместно. Которая представляла собой фашистскую свастику белого цвета, заключенную в окружность. Вследствие чего, лучи ее были не прямые, а, как бы закрученные к центру. Да и сама свастика располагалась под углом к центру.
— И все бы ничего, но только вот эмблема эта, обозначала принадлежность артиллерийской батареи к 8-й пехотной дивизии Вермахта.
А дивизия эта, соответственно, относилась к соединениям первой волны. В которую входили самые первые, созданные после отмены запрета на собственные вооруженные силы, формирования германской армии. А соответственно и самые опытные, прошедшие горнило боев всех, бушевавших в Европе войн и локальных конфликтов. И личный состав дивизии состоял сплошь из одних ветеранов, вышедших победителями из не одного боя. И имевших колоссальный боевой опыт, не сравнимый с опытом противостоящих им, слабо обученных стрелковых дивизий Красной Армии.
— Волки! Приученные рвать противника как Тузик грелку. И совладать с ними будет ох как нелегко. Даже делая скидку на то, что передо мной артиллеристы. Хотя, если учитывать, что фронт наступления дивизии не очень большой, то и тот взвод, что накрылся медным тазом, вблизи границы, с моей легкой руки, тоже из состава этого соединения. Так что, не так страшен черт, как его малюют. Да и не Боги горшки обжигают. Кому-то ведь надо делать и эту, хоть и неприятную, работу. Тем более что последнее из увиденного мной и стало той соломинкой, которая переломила хребет верблюду моей нерешительности.
А именно, расположившаяся прямо возле меня, буквально на расстоянии вытянутой руки, полевая кухня Feldkochherd Hf.11, или Hf.13.
— Да кто их, в конце концов, разберет. И не надо думать, что я в одночасье стал признанным экспертом по организации и вооружению Вермахта, с готовностью выдающего на гора, по первому требованию, численный состав подразделений и тактико-технические характеристики техники и вооружения, в совокупности со знанием наносимых эмблем и тактических знаков. Отнюдь! Все, впрочем как и все гениальное, элементарно! Просто я загодя, в ходе подготовки, закачал гигабайты полезной информации в свой наладонник и теперь, по мере необходимости, достаю и использую. Мечта любого командира. Без всякой разведки знать всю подноготную вероятного противника. Вплоть до сексуальных предпочтений их военачальников. Мечта! Сказка! Но я для того и влез в эту авантюру, чтобы сказку сделать былью, понимаешь!
Но вот только кухня заинтересовала меня, отнюдь не с гастрономической точки зрения. Тем более, что я довольно плотно перекусил, еще находясь в бункере, перед самым выходом на поверхность. Поэтому муки голода меня абсолютно не мучили. Дело было совсем в другом. А именно в том, что в качестве тягловой силы использовалось не банальные 1–2 лошадиные силы, и даже не предусмотренный штатом средний грузовой автомобиль, а нечто невообразимое.
— Мечта оккупанта — полугусеничный мотоцикл высокой проходимости — SdKfz 2, известный также как Kettenkrad HK 101. Бли-и-ин! У меня аж слюнки потекли! Если бы были у Володьки усы, то наверняка бы встопорщились, как у мультяшного Рокшфора, при виде сыра. Пройти мимо такого богатства? Нет! На это я пойтить не могу! — вспомнилась крылатая фраза, озвученная актером Папановым в «Бриллиантовой руке». — Тем более, что наличие такого девайса одним махом решало возникшую проблему транспортировки трофеев. Да еще, что немаловажно, не очень сильно при этом выделяясь из общей картины транспортных перевозок противника. Накинул прорезиненную плащ-накидку, входящую в обязательное снаряжение мотоциклистов Вермахта, напялил каску, прилепил сверху очки-консервы и в двух шагах от соотечественника хрен отличишь. Правда, это при условии, что если близко не подходить и тем более в разговоры не вступать. Так что надо брать немца за мягкое гузно, да трясти до тех пор, пока душу не вытрясешь. Вместе, разумеется, с разными вкусняшками, в виде различных, но столь необходимых в хозяйстве деревенского жителя, трофеев. Так что, сомнения в сторону и брать! Однозначно! Тем более, что и время поджимает.
Приняв такое, судьбоносное решение, немедленно, не откладывая дела в долгий ящик, приступил к реализации плана, которому тут же присвоил кодовое наименование — «Мацацикл!»
— Почему именно такое? А чтобы никто не догадался!
Первыми кандидатами на путешествие в потусторонний мир стали два солдата, которые занимались заготовкой дров. Причем, не утруждая себя маханием топором, пошли по пути наименьшего сопротивления, сосредоточившись на сборке сухостоя. Который, почему-то, принято именовать «хворостом». Благо, что вокруг его было в избытке. Но, увлекшись процессом, несколько оторвались от коллектива, и теперь уже находились довольно далеко от расположения батареи.
Хлоп!
Обретавшийся позади, стал заваливаться на спину.
Хлоп!
Идущий первым, имевший дополнение к стандартной униформе в виде передника, наоборот, зарылся носом.
Похоже, что это был помощник повара. Поскольку еще один, такой же, увлеченно помешивал бурлящее варево, приличным по размеру, черпаком. Второй, скорее всего, являлся водителем того самого полугусеничного вездехода. Ну, или, просто добровольный помощник, свято соблюдающий основную заповедь солдата — «поближе к кухне, подальше от начальства!»
— Вернее — соблюдавший. Не зря сами немцы говорят: «Отделившуюся овцу волк съедает», а русские еще проще — «Не надо отделяться от коллектива».
Хлоп!
Повар, активно, до этого, махавший поварешкой, с головой ушел в работу.
— Причем буквально!
Нырнул, головой вперед, в собственное кулинарное изделие. Причем, приблизительно, по пояс. Только ноги, обутые в сапоги, с короткими голенищами, остались стоять на приступочке.
— Вот и приварочек для вас неплохой образовался, господа фашисты.
Причем, буквально, на пустом месте. И незачем рыскать по окрестностям в его поиске, разоряя сельские подворья. А, учитывая тот факт, что поварами служили, как правило, справные ребята, то и навар должен получиться отменный. Как раз в духе африканских людоедов — гурманов, которые, в отличие от своих полинезийских коллег, употреблявших соплеменников исключительно в жареном виде, любили поэкспериментировать. Разнообразить, так сказать, меню. И не только котлеты делали, но и супчики варили.
— А вот, как раз, и любители хорошо покушать нарисовались. И судя по тому, что идут они, поминутно оглядываясь, то относятся к классу «халявщик обыкновенный». Слиняли с боевого поста, чтобы втихаря поживиться, чем-нибудь вкусненьким, пока другие воюют. И, если их, до сих пор не хватились, то значит это тыловики. Значит, искать, сразу не кинутся. Да и, идут удобно. Повар от них крышкой закрыт. Но еще немного и заметят, что тот принимает, не предусмотренные уставом, водные процедуры. Значит что? Бьем? Бьем!
Хлоп! Хлоп!
Сначала у заднего, а затем и у впередиидущего, ноженьки подкосились и они, почти синхронно завалились на бок. Правда, один на левый, а другой на правый.
— Видимо для симметрии.
А вот еще парочка прется. Да целенаправленно так.
— Вам здесь что, медом намазано, что ли?
Таким Макаром, скоро здесь весь личный состав батареи соберется.
— Бля….. ха — муха, дурында! На часы то, трудно было посмотреть? Сейчас же время обеда. И этих, скорее всего, командир послал. Узнать, скоро ли делать перерыв. Для приема пищи. Война, то, она конечно, войной, но обед должен быть по распорядку. И, для привыкших к порядку немцев, это такое же незыблемое правило, как и все остальные требования устава. Поэтому и чешут так целеустремленно, поскольку приказ исполняют. А это уже на уровне подсознания вбито. В самую подкорку головного мозга, что «приказ начальника — закон для подчиненного!» И, как говорится, прочь все сомнения. Поэтому и творили на оккупированных территориях все что хотели. Потому что имели оправдание перед собственной совестью. Выполнение приказа! И все! Точка!
Вот и эти, скорее сдохнут, чем хоть на йоту отойдут от полученного задания.
— Ну что же, я особо то и не против первого варианта.
Хлоп! Хлоп!
Кого-то бьют конвульсии.
Хлоп! Хлоп!
Затих, слава богу! А то мог весь лагерь переполошить.
— Нет! Надо что-то срочно придумывать. А то в следующий раз взводом припрутся. Вот тогда-то и закончится тишина.
Втихую, сразу десяток, уделать, не получится. Да и отстреливать по одиночке — не самый лучший вариант. Провозиться можно до самого «морковкиного заговенья». Поэтому, надо что-то срочно менять в планах, и менять кардинально. У меня уже сложилось стойкое убеждение, что история о сибирском охотнике, в одиночку перестрелявшем всю батарею, не более чем авторский вымысел. Разве что, батарея, попавшая ему на пути, была кадрированной. По типу кадрированной пасеки, когда мед есть, а пчел нету. Но, к сожалению, изменить что-либо, уже нельзя. Как у той собаки, что попала хвостом в спицы колеса: пищи, но беги. Разве что, остается вариант, большого БУМа. Даже больше того — бара-Бума. Против которого прозакладывался, дотошный командир батареи, понадеявшись на русский авось. Но это он, конечно же, зря сделал.
— Русский Авось, бог случая и удачи в славянской мифологии, он на то и русский, что благоволит только соотечественникам. Лучше бы уж ставил на свою Фортуну. Которая сейчас, откровенно, повернулась к нему задом. Ну а мы поможем, чем сможем.
Пф-ф!
Гранатометный выстрел, с фугасной головной частью, по довольно высокой траектории, стартанул в сторону ящиков со снарядами. А я, наоборот, на дно оврага, от греха подальше. И только спустя мгновение понял, насколько правильно сделал.
Хренак!!!!
Впечатление было такое, что мне даже показалось, будто само небо рухнуло на меня всей своей тяжестью. И тот самый атмосферный столб, который давит на каждого человека, с силой 400 килограмм на квадратный сантиметр, просто-напросто вдавит меня в землю по самое, не хочу. Правда, это ощущение длилось всего несколько мгновений. Но если, даже я, испытал такие «очучения», то представляю каково тем, кто находился поблизости.
Тем не менее, соблюдая осторожность, еще раз лег на уже ставшее привычным, место. Приподнял, мешавшие обзору, нижние ветки колючего кустарника и выглянул наружу. Увиденное, надо прямо сказать, впечатляла. Буйно зеленевшая растительностью местность, изменилась до неузнаваемости. Теперь она больше напоминала изъеденный воронками ландшафт лунной поверхности. Причем именно темной ее стороны, поскольку выгорело все капитально. И эта выгоревшая проплешина на фоне оставшейся зелени выглядела удручающе, если не сказать угнетающе.
— Ну а что вы хотели? Если в результате детонации такого количества боеприпасов выделяется количество энергии, которая, согласно закона своего сохранения, просто вынуждена превращаться в свои модификации. В том числе и в тепловую. Поэтому и выжгло все не хуже огнемета.
Это если не считать, что помимо разлетающихся хаотично, в разные стороны, по непредсказуемым траекториям, осколков, основным поражающим фактором, является, все-таки, ударная волна. Вес основного осколочно-фугасного снаряда составлял 43,5 килограмма, из которых добрая треть приходилась на вес ВВ. Грузоподъемность одного грузовика «Крупп L2H143» составляет 3,5 тонны. Путем несложных математических вычислений получаем, что возимый боезапас, на одно орудие составляет 80 выстрелов на одно орудие. Соответственно, 320 штук на батарею, что составляет почти 14 тонн снарядов, или приблизительно 5 ТОНН взрывчатки. Единственно, судя по интенсивности стрельбы, некоторую часть боекомплекта фрицы уже расстреляли. Сколько не известно, но и оставшегося, должно было хватить по за глаза.
— И ведь хватило! Что характерно.
Ясно понятно, что при взрыве такого количестве взрывчатки, ударная волна будет, мягко сказать, очень не слабая. И возникающая при этом разница в давлении просто чудовищна. Сминающая все и вся, на своем пути.
При этом мне вспомнил объяснение одного старого шахтера, всю жизнь проработавшего проходчиком-взрывником, а под старость лет заведовавшего складом промышленной взрывчатки. Причем объемы ее использования на горно-обогатительном предприятии были таковы, что привозилась она вагонами. И на вопрос новичка, зачем железнодорожные тупики, в которых отстаивались вагоны перед разгрузкой, окружены земляными валами, то есть, обвалованы, просто ответил. Что взрывная волна никогда не ищет сложных путей, а распространяется по пути наименьшего сопротивления. Поэтому, если суждено вагону взорваться, то благодаря валам она просто уйдет в небо. «А если валов не будет?» — наивно спросил новичок. «Тогда и города не будет!» — с грустью пояснил старый взрывник, имея в виду шахтерский городок, располагавшийся в пяти километрах от склада.
Примерно такая картина и открылась моему взору.
Расположение батареи, практически, перестало существовать. Стоявшие под разгрузкой грузовики с боеприпасами просто-напросто испарились. Расположенные в линию орудия раскидало по окрестностям как кегли в боулинге, после удачного попадания шара. Парочку, даже не смотря на солидную, в 5,5 тонн, массу, опрокинуло. Номеров орудийных расчетов поблизости не прослеживалось. Во всяком случае, живых. Из чего можно было сделать вывод, что, как минимум сорок человек можно было смело списывать со счетов. А если учитывать, что остальные члены орудийной команды должны были крутиться неподалеку, то и все шестьдесят. Плюс двадцать из команды боеприпасов, которые, по логике вещей, должны были первыми кинуться торить дорогу к воротам святого Петра, чтобы остальные их однополчане, по пути не заблудились.
Стоявшие, несколько в стороне, тягачи в купе с присоседившимися грузовиком и ремлетучкой, превратились в груду искореженного металлолома. Командирская палатка исчезла, то ли сорванная ударной волной, то ли сгорела в пламени взрыва. Вокруг того места, где она стояла, валялись, хаотично разбросанные, обгоревшие останки автомобилей. Но, как это не странно, зенитная установка стояла практически не поврежденной. Единственно, что без дополнительных украшений, в виде своих пассажиров.
— Куда они могли подеваться? Ума не приложу. А впрочем, какая к чертям разница. Надо, в первую очередь, выявить выживших. А вот, кстати, и они.
Человек пять улепетывало в сторону деревни. Еще тройка уцелевших гансов, трусила аккурат в мою сторону. Причем, целенаправленными их действия можно было назвать только с большой натяжкой. Даже отсюда было хорошо различимы раззявленные в беззвучном крике рты, распахнутые, по пять копеек, выпученные от ужаса глаза, вихляющие, в разные стороны, конечности.
— Натерпелись, бедненькие, — лицемерно посочувствовал я, — ну идите к папочке, папочка вас пожалеет.
Хлоп!
Задний, из бегущих упал.
— Одного вылечили, — прокомментировал я удачное попадание.
Хлоп!
Второй запрокинулся навзничь.
— Отмучился бедолага, — констатировал я факт.
Первому, из бегущих, судьба товарищей была глубоко по барабану. Слишком уж он был озабочен собственной судьбой. Животный инстинкт самосохранения уводил его как можно дальше от опасного места. Правда, к его неудаче, вел он его прямо к оврагу, в котором я затихарился. И, судя по траектории движения, через несколько секунд он свалится прямо мне на голову.
— Бля! Так и есть. Чуть, сука, на башку мне не наступил, — выругался я, — но повезло тебе, кучерявый, немного промахнулся. А потому, живи, разрешаю.
И с этими словами приголубил немца по лысой голове, лежавшей рядом по случаю, сучковатой палкой. Тот упал, обливаясь кровью, видимо все-таки одним из сучков поранил ему кожу головы.
— А не хрен без головного убора по жаре бегать, — попенял я ему за потерю штатного имущества, — а то солнышко голову напечет. Отдыхай пока!
И сноровисто стянул конечности, припасенными, как раз для такого случая, пластиковыми стяжками для подвязки проводов. Которыми, перед самым выходом, набил полный карман. На всякий пожарный. Как видно, пригодились.
— Вообще-то, вещь эта многофункциональная. Очень удобная в хозяйстве и, что характерно, много места не занимает, да и весит всего ничего.
Можно, как в данном случае, в качестве наручников использовать. А доведется, в качестве кровоостанавливающего жгута сойдет. Или шашку толовую к чему-нибудь прифигачить. Да мало ли еще?
Немца решил попридержать для душевного разговора, на досуге.
— Вдруг да чего интересного расскажет. Мало ли что. Чем черт не шутит, когда ангелы отдыхают? Хотя это вряд ли. Оперативная обстановка данного участка фронта, на много дней вперед, забита в памяти компьютера. Так же как и весь расклад по основным используемым силам и средствам.
А что может знать простой солдат? Даже, если он какой-нибудь ваффенмейстергехильфе — гефрайтер! Вот то-то и оно.
— Но, то, что касается воинского звания, это чистая правда. Потому что, в ходе подготовки, я довольно таки подробно осветил этот вопрос. И ужаснулся. Настолько все это непривычно звучит для русского уха.
И если в портяночной пехоте, хотя откуда в просвещенной Европе знают, что в плане гигиены портянки гораздо предпочтительней носков. Так вот, в немецкой инфантерии Вермахта, звания еще туда сюда. Даже чем-то, отдаленно напоминают звания принятые в армии царской России. В SS похуже, но тут главное привыкнуть к месту и не к месту фюрера упоминать. Чтоб ему на том свете раскаленные сковородки лизать. Но вот что творилось со званиями во вспомогательных частях. Это что-то с чем-то.
— Без слез не взглянешь и без поллитра не разберешься. А после поллитры и не выговоришь.
Вот взять того же, вышеназванного ваффенмейстергехильфе — гефрайтера. По отдельности, вроде все понятно: ваффен — оружие, мейстер — мастер, гехильфе — помощник, соответственно гефрайтер — обозначает принадлежность к артиллерийскому роду войск. Соответственно — помощник артиллерийского оружейного мастера. Но вот все вместе, да без пропусков, так и язык сломать можно.
— Сами попробуйте, без продыху, выговорить — ваффенмейстергехильфегефрайтер! Только водителей на трезвость проверять.
И такая петрушка повсеместно: что в артиллерии, что в саперах, что в кавалерии. Как только сами не путались.
— А ведь, если учитывать, какое значение в Вермахте придавалось официозу в общении, то и времени это отнимало немеренно. Не то, что в более поздние времена, в славных рядах Советской Армии: «Товарищ генерал! К тебе жена пришел!»
Но, что-то меня не в ту сторону стало уводить, а время, между тем, утекает как песок сквозь пальцы. А ведь бумкнуло-то, довольно неслабо. Гораздо сильнее, чем воздушный шарик, под Пятачком. И мало вероятно, что на такой грохот не подтянется народец, из числа наиболее любопытных. И не факт, что они не сбегутся в таком количестве, что станет непосильной ношей для моих хилых плеч. Даже не смотря на все мои технические преимущества.
— Второй раз фокус, со взрывом, наверняка больше не прокатит. Да и взрываться то, особенно больше нечему. Поэтому ноги в руки и вперед.
Настегав себя подобным образом, я подорвался с насиженного, вернее належанного места, и порысил в сторону батареи. При этом внимательно глядя по сторонам и особенно под ноги, чтобы ненароком не наступить на чью-нибудь тушку. Или, не дай Бог, на неразорвавшийся снаряд. Они, в особенности после такого потрясения, вещи жутко не стабильные.
— Кто его знает, какой малости ему не хватило для детонации?
Рассуждая подобным образом, и, при этом, не прекращая движения, закинул автомат за спину, а из набедренных кобур, достал оружие, более пригодное для боя на короткой дистанции. А именно, австрийский автоматический пистолет Глок 18, в количестве двух экземпляров. Оба снабжены глушителями и магазинами повышенной ёмкости, на 33 девяти миллиметровых патрона, системы Парабеллум. Да еще, к тому же, и дополнительно оборудованные лазерными целеуказателями. Отличительной особенностью данной модели являлось наличие переводчика режима стрельбы, что позволяет вести огонь, как одиночными выстрелами, так и очередями. Причем, учитывая сравнительно небольшой вес, который составляет всего 620 грамм, без патронов. И очень высокий темп стрельбы, достигающий 1200 выстрелов в минуту, что позволяет опустошить магазин за 1,5 секунды, то мало что может сравниться с ним, в бою, на короткой дистанции. А, тем более, стоящий на вооружении Германской армии MP-38/40, с его 400 выс/мин и 5 кг. веса.
— Пока противник его поднимет, то уже будет нашпигован пулями, как фаршированная утка черносливом. Да и откуда взяться им в артиллерийской части. То, что немецкие солдаты были сплошь и рядом вооружены автоматическим оружием, это не более чем миф. На всю батарею, от силы, штук пять наберется. Да пара пулеметов. Поскольку основное оружие артиллериста — пушка, а в качестве личного, максимум карабин Karabiner 98 kurz, сокращенно Kar 98kr, на базе основной винтовки Mauser Gewehr 98.
Поставил переводчик режима одного пистолета на автоматический огонь и взял его в левую руку. Для подстраховки. Другой, с переводчиком в режиме одиночной стрельбы, соответственно в правую. И, перемещаясь, от укрытия к укрытию, приступил к осмотру и поиску недобитков.
Обход вражеской позиции я начал по спирали, сначала обходя по большому кругу, постепенно смещаясь к центру. И, в самом начале, такая тактика, принесла свои плоды. В первую очередь проверил кухню, включая обслуживающий персонал и посетителей. Никому из них правка не требовалась.
Зато дальше, когда я, обогнув кухню, с доваривающимся, на медленном огне, поваром, приблизился к стоящему поодаль грузовику, который, наверняка относился к тыловому обеспечению, а потому незначительно пострадавшему, то услышал стон. Стон доносился из кузова.
Я приблизился и осторожно заглянул в кузов. Глазам моим открылась чудная картина. Два немца лежали в обнимку, что наводило подозрение о не традиционности их сексуальной ориентации. Причем оба были плотно замотаны в различное тряпье, которым, в избытке, было усыпано дно грузовика. Здесь же валялись и сапоги, и шинели и элементы снаряжения, среди которого я без труда опознал котелки, всевозможные чехлы, фляжки, противогазы, ремни и др. Вещевое имущество, видимо и спасло бедолаг от фатальных повреждений, послужив своеобразным буфером от ударной волны, но, к их несчастью, не надолго.
Пук! Пук!
Звук выстрела из пистолета, оснащенного прибором для бесшумной и беспламенной стрельбы (ПББС), а в просторечии глушителем, некоторым образом отличался от автомата. Если у того он напоминал негромкий хлопок в ладоши, то здесь навевал мало аппетитные ассоциации с выпускаемыми, через прямую кишку газами. Но результат, от этого, не становился менее летальным.
Поэтому, убедившись, что несостоявшиеся «любовнички», почили в бозе, двинул дальше. Конечно, можно было бы покопаться в этой куче, на предмет поиска полезных вещей, но, к сожалению, времени не было.
Дальнейший мой путь лежал к огневым позициям, но уже на подходе стало понятно, что здесь моей помощи не требуется. Валяющиеся тут и там тела, отдаленно напоминали набитые соломой манекены, у которых, под различными углами, торчали изломанные конечности. У некоторых они отсутствовали по определению. У других держались на честном слове. Но и в первом и во втором случае, сомнений в летальном исходе не было. Что, в принципе, нисколько не мешало мне перестраховываться и разряжать правый пистолет, настроенный на одиночную стрельбу, по лежащим телам.
— Насколько, все же, великолепная вещь — лазерный целеуказатель, — сделал я вывод, стреляя в очередной труп. — Не надо тратить время на прицеливание, просто навел маркер на цель, нажал на спусковой крючок. Выстрел. И все. Финита ля комедия. Понеслась душа в рай! Хотя, по поводу места назначения, можно и поспорить. Как там говорится? Аз воздам по делам твоим! Вот-вот, в самую точку!
Так я и шел, лавируя между трупами, при этом не забывая освобождать тушки от документов и всего, что на мой взгляд могло представить хоть какой-то интерес. Знаки, нашивки, погоны, кокарды, пряжки и другую мелочь.
Вдобавок, меня еще потянуло на философствование. Я думал о том, насколько за последнее столетие, человечество поднаторело, в убийстве себе подобных. Сколько изобрело технических приспособлений, чтобы процесс этот стал как можно более эффективным и менее трудозатратным. Хотя, по большому счету, хрупкому человеческому организму, для полной потери жизнеспособности, много то и не надо. Чему ярким подтверждением являлись, лежащие тут и там тела, находившиеся в различной степени изломанности.
Особенно неприятно поразил один труп, одного взгляда на который было достаточно, чтобы меня чуть не вывернуло наизнанку. Больше всего он напоминал желеобразный студень, из которого, после длительной варки, удалили все кости. Или просто, перемололи их в труху. И данная, неприглядная, картина, невольно напомнила мне уже однажды виденное.
Давно, еще в пору курсантской юности, какому-то мудаку, отвечающему за организацию праздничного мероприятия, посвященного Дню училища, пришла в голову «светлая» идея. Ему уже было недостаточно, ставших привычными номеров, включавших: крушение кирпичей голыми руками, разбитие различной стеклотары дубовыми головами, и другие элементы рукопашного боя. Для большей зрелищности театрализованного представления он решил применить ноу-хау, вспомнив о том, что часть курсантов готовилось по программе подготовки воздушно-десантных войск. И пригласил окружную сборную по парашютному спорту выступить на празднике. А для большего эффекта, в качестве площадки для приземления, выбрал училищный плац.
Но, как человек, очень далекий от такого рода деятельности, он не учел ряд, очень немаловажных деталей. Удар по ногам, в момент приземления с парашютом, сопоставим с ударом при прыжке с высоты 3–5 метров. И, при неправильной группировке, перелом ног гарантирован. Но, одно дело прыгать на пашню, и совсем другое, на асфальт плаца.
— Как говорится, почувствуй разницу!
А во-вторых, нагретый жарким летним солнцем воздух над, дышащем жаркой поверхностью, плацем, окруженного по периметру, казарменными строениями, коварен переплетением восходяще-нисходящих потоков. Одного из участников, которому осталось метров пять до земли, вдруг, на наших глазах, неожиданно, подкинуло метров на 10–15 вверх. Парашют сложился, то есть сдулся, вытянувшись как презерватив. И парашютист, больше не удерживаемый в воздухе, камнем рухнул вниз.
Он упал метрах в пяти, от того места, где стояли мы с товарищами. Звук падения напоминал смачный шлепок куска сырого мяса по столешнице. Такой же влажно-чавкающий. Когда тело перекладывали на носилки, он напоминало желе.
Потом только мы узнали, что парашютист выжил. Им оказалась девчонка 25-лет, не смотря на молодость, уже заслуженный мастер парашютного спорта. Выжить то она выжила, но сломала себе все, что только было можно. Включая позвоночник и тазобедренные кости. И на всю жизнь осталась калекой. Девчонку было очень жалко.
— А вот эту падаль, нисколечко!
Пройдя по разрушенным ударной волной огневым позициям и, не узрев ничего что могло бы вызвать интерес, я, уже было собрался прогуляться до места стоянки тягачей, но передумал. Даже отсюда были хорошо различимы ошметки плоти висящие на выступающих частях обгоревшей техники. А также заляпанные кровью борта. Поэтому, решив, что ничего интересного для себя там не обнаружу, двинулся в центр позиции. Туда, где раньше располагалась командирская палатка.
Мой путь пролегал мимо позиции зенитной установки, которая избежала последствий взрыва, поскольку располагалась в своеобразной ложбине. Поэтому взрывная волна, прошедшая по верху, не причинила ей особого вреда. Поэтому я не смог отказать себе в удовольствии, рассмотреть ее поближе.
На заднем сидении лежал навзничь первый номер расчета, второй валялся у него в ногах. На первый взгляд помощь в путешествии в потусторонний мир им уже не требовалась. Но я решил все же перестраховаться.
Пук! Пук!
— Вот теперь точно отчалили, — резюмировал я, — отплыли на лодке Харона. Как говорится, в аналогичных случаях, семь футов под килем!
И только я уже было собрался поближе ознакомиться с вожделенным трофеем, как, краем глаза, на самой периферии зрения, заметил движения. Сфокусировал взгляд и только тогда рассмотрел, что со стороны деревни движется спасательный отряд. Состоявший, в большинстве своем, из «заготовителей», да присоединившихся к ним беглецов. Которые, сверкали пятками, аккурат в том направлении.
Видимо, среди этой сборной солянки, нашелся таки здравомыслящий и авторитетный командир. Скорее всего, из унтер-офицеров, или, на крайний случай, старослужащих солдат. Сумевший организовать, по быстрому, некое подобие бригады «центроспаса». Да еще, в добавок, в значительной степени технически экипированную. В смысле, оснащенную техникой.
Впереди, на всех газах, пылил мотоцикл с коляской, все посадочные места которого были забиты под завязку. Следом, подпрыгивал на ухабах, легкий грузовичек, тонны на 1,5, грузоподъемностью, в кузове которого, синхронно с ним, подпрыгивало штук восемь гитлеровцев. Замыкали спасательную колонну две подводы, видимо реквизированные у местного населения для эвакуации раненых. В каждой сидело по два человека. Судя по скорости движения колонны, ребятки были серьезно настроены на эффективную спасательную операцию.
Но вот только небольшая неувязочка образовалась. Спасать-то, по большому счету, уже и некого. Да и меня, преждевременно, со счетов скидывать не след.
— Хотя, вступать во встречный бой, с двумя десятками вооруженных фрицев? Для этого надо быть очень самонадеянным. А я, за собой, такого недостатка не замечал. Просто надо, с должной степенью эффективности, воспользоваться имеющимися у противника недостатками и, соответственно, своими преимуществами.
А они, как говорится, имели место. Во-первых, опытность и авторитетность их командира. Которая, в данном случае, должна сыграть с ними злую шутку. Поскольку опытный артиллерист, в качестве причины взрыва может предположить или случайный снаряд противника, или самоподрыв, из-за бракованного боеприпаса. Могло быть и такое. Авторитетность же, предполагает наличие, в определенной степени, самонадеянности. Чем, в частности, в первоначальный период войны, грешили многие фашисты. Поэтому он может думать все что угодно, но вот предположить наличие вражеского диверсанта, посреди разгромленного расположения батареи — это вряд ли. Что в частности и подтверждается их действиями. Судя по их виду, они едут спасать, но отнюдь не сражаться.
А во-вторых, на коляске мотоцикла не видно пулемета. Да и откуда бы ему взяться, если по штату на батарею их приходится только две штуки. И оба они, не там, а здесь. Смонтированные на лафете, для зенитной стрельбы. Но это не отменяет возможность их использования по наземным целям. Что я сейчас и собираюсь продемонстрировать.
Мигом, очутившись на заднем сиденье, проверил исправность оружия и его готовность к стрельбе. Взялся за гашетки и повернул спаренную установку в сторону противника.
— Бли-и-ин! — невольно вырвалось у меня. — Какой же прицел неудобный. Может, конечно, для стрельбы по воздушным целям эта, с позволения сказать, блямба и оптимальный вариант, но вот, что касается наземной стрельбы — не факт.
Единственно успокаивает, что если пулеметы подготовлены для стрельбы по самолетам, то и боезапас должен быть соответствующий. В смысле, с наличием трассирующих патронов. Проверим. Так и есть. Стандартное снаряжение, три простых, один трассер. Тогда, на цель, можно наводить и по ним. На дальности 250 метров, это не существенно.
— Ну что, — дал я сам себе отмашку, — от винта! И нажал на спуск.
Первым делом причесал кузов, резонно предположив, что на ходу из кабины, да и с мотоцикла быстро не выберешься. А вот из открытого кузова сигануть — запросто. Затем по кабине. Потом по мотоциклу. И еще раз: кузов — кабина — мотоцикл. И еще раз. И еще.
Последними расстрелял подводы. Но, так как прицел был не точен, то больше всего досталось бедным лошадкам. Но и возничим прилетело не слабо. Достал автомат. Еще раз обозрел место происшествия. Пару раз выстрелил. Туда, где мне померещилось шевеление.
— Ну вот и все, — оценил я устроенное мною побоище. — Баста, карапузики — кончилися танцы!
Кинул взгляд на часы и заторопился. Пробежался до колонны, добил контрольными, тех, кто еще шевелился. Прошмонал по-быстрому. Дотащил до полумотоцикла-полутрактора. Загрузил все. Добавил свинченную пулеметную установку — очень уж она мне понравилась. Кинул сверху пару автоматов — все что нашел. Десяток пистолетов, в основном P-38, но попалась и парочка Люггеров. Прижал все тушкой пленного немца, чтобы не рассыпалось все по дороге. Рассчитал маршрут, причем таким образом, чтобы он шел поверху оврага.
— Не хватало только по своим следам вывести поисковую группу к главной тайне столетия.
И пополз, поскольку ездой это действие, можно было назвать только с большой натяжкой. Пополз целенаправленно — в сторону портала.
Москва, Кремль, 23 июня 1941 года, 2 час 15 минут, ночь.
— Ну что, Лаврентий, ты что-нибудь выяснил, по известному тебе вопросу? — взгляд Сталина буквально пронзал собеседника насквозь.
Стоявший по стойке смирно, народный комиссар внутренних дел советского государства имел вид, далекий от совершенства. Скорее всего, он пытался примерить на себя, известное изречение Петра I, касаемое идеального образа подчиненного, который «должен иметь вид: лихой и придурковатый», но у него это плохо получалось. Собравшись с духом, он ответил:
— Товарищ, Сталин, как я уже Вам докладывал, для ответа на поставленный вами вопрос, дабы прояснить личность «Игрока», мною сформирована специальная группа. Костяк группы составляют бойцы «осназа» НКВД, для решения вопроса по силовому варианту, дабы возникнет такая необходимость. Кроме этого, в состав группы включен сотрудник, который хорошо ориентируется на местности, где предстояло работать. Он же единственный, кому известны тайные ходы, ведущие из церкви к секретному пункту управления УР. Для оперативной связи придан связист с радиостанцией. Вчера вечером, от своего агента, я получил доклад, что группа прибыла на место и приступила к операции. Но… — всесильный нарком замолк, боясь предугадать реакцию Хозяина на дальнейшую информацию.
Но Сталин не оставил ему выхода.
— Ну и! — в его голосе явно слышались металлические нотки, — Говори! Что ты мнешься как гимназистка?
И Берия, с обреченностью приговоренного, продолжил:
— Два часа назад агент вновь вышел на связь. По его докладу, когда до объекта оставалась не более 100 метров, церковь, вдруг, неожиданно взорвалась и рухнула.
— Действительно неожиданно, — после недолгой паузы сказал Сталин. — Что думаешь?
— Я считаю, — голос Берии окреп, — что, таким образом, фигурант обезопасил себя от нашего внимания.
— Значит все? — Сталин был раздражен. — Концы в воду?
— По словам агента, — продолжал нарком, — для разбора завалов требуется не менее недели. И это при условии привлечения инженерно-саперного батальона, вместе с техникой.
— Возможность есть? — Сталин перестал мерить шагами кабинет и остановился.
— С саперами проблем бы не возникло, — честно ответил Берия, — но вот времени у нас столько нет. По данным разведки, через неделю там могут быть немецкие войска. И если мы не закончим, то они, заинтересовавшись нашими раскопками, могут продолжить. Последствия могут быть чреватыми.
— Понятно, — опять зашагал Сталин. — Твои предложения?
— Я думаю, что нам не стоит идти по этому пути, — по внешнему виду было ясно, что Берия готов отстаивать свое мнение.
— Почему? — голос Сталина был начисто лишен эмоций.
— Само поведение фигуранта говорит само за себя. — Начал объяснять нарком. — Он, как бы дает нам понять, что способен контролировать ситуацию, но также и то, что предложенный нами сценарий контакта его категорически не устраивает. При этом дает понять, что он не настроен агрессивно по отношению к нам.
— Откуда такие выводы?
— Иначе бы он взорвал здание в тот момент, когда наши люди вошли бы в церковь.
— Логично, — Сталин кивнул, соглашаясь, — ну и?
— Еще он дает понять, что готов сотрудничать, но только на своих условиях.
— С чего ты это взял?
— Я прошу прощения, товарищ Сталин, — Берия явно хотел произвести впечатления, — но я взял на себя смелость и дал команду психоаналитикам составить психологический портрет личности Игрока.
— К каким выводам они пришли? — голос Сталина выдал заинтересованность.
— Главное, это то, что Игрок, владеющий, судя по всему информацией о предстоящих событиях, и являясь увлекающееся натурой, не сможет усидеть в стороне, когда эти события начнут происходить. Аналитики решили, что он, тем или иным способом себя должен проявить, — в голосе Берии послышалась некоторая театральность. — Поэтому я сразу дал ориентировку по всем подчиненным мне частям, а также начальникам особых отделов. И уже есть результат.
— Какой? — спросил Сталин.
— Вот рапорт командира одной пограничной заставы, под Гродно, — Берия, жестом фокусника он протянул бумагу.
Сталин взял бумагу, бегло пробежался глазами по тексту.
— Ты думаешь, что это он?
— Уверен! — Берия достал еще один документ. — Вот показания старшего наряда, сержанта Нечитайло. Здесь описание фигуранта, стенограмма разговоров, характеристика поведения. Все выходит за рамки общепринятого.
Сталин ознакомился с очередным текстом.
— План «Ост», — он задумался, — еще один, неизвестный нам план, Лаврентий!
— Я тоже обратил внимание.
— Еще один план, а у нас и по первому плану, который упоминал Игрок, по «Барбароссе», нет никакой информации.
— Я нацелил нашу агентуру, — подсуетился Берия, — но время….
— Да, времени у нас нет, — констатировал Сталин. — Поэтому, Лаврентий, нам нужна информация от Игрока. У него она точно есть. Сделай все возможное, чтобы он с нами поделился.
— Постараюсь, — Берия незаметно улыбнулся. Получилось, в очередной раз доказать свою незаменимость. — Но есть один нюанс.
— Какой?
— По показаниям пограничников, встреча с фигурантом состоялась около часа ночи, под Гродно, расстались они около шести часов утра. А в шесть вечера, он уже взрывает церковь под Псковом.
— Как такое может быть? — Сталин не скрывал удивления.
— Пока не могу объяснить, — в голосе Берии проскользнула растерянность.
— Разберись! — Сталин махнул рукой, как отрезал. — Делай что хочешь, но реши вопрос. И в первую очередь — добудь информацию по планам. Сам понимаешь, сейчас это остро необходимо.
— Все сделаю! — заверил Сталина нарком. — Разрешите идти?
— Иди.
Глава 3
До портала я добирался около часа, и дело было далеко не в расстоянии, шесть километров, чего тут идти то. От силы час быстрым шагом. Это если пешком, но я то уже был на колесах.
— Или все-таки, на гусеницах? — задумался я. — Вопрос конечно интересный. Но все ж таки не столь существенный, поскольку не очень насущный.
Самое главное, что не пешком. Как говорится: «Лучше плохо ехать, чем хорошо идти!» Хотя с данным изречением я готов и поспорить.
— Бывали, знаете ли, случаи в жизни, и, что характерно, оставили в памяти не самые приятные воспоминания.
Ну ладно еще, когда в пору, не совсем зрелой юности, взбрело в голову прокатиться на танцы, в соседнюю деревню. А транспортное средство было на всех одно — мотоцикл ИЖ-56, без коляски. И если то, что мы благополучно доехали до места назначения, особого удивления не вызывало. Известно ведь, что дуракам, везет. Но вот как мы вшестером умудрились на этот двухколесный драндулет, взгромоздится и не попадать по дороге, то это только Бахуса благодарить надо было.
— Что интересно, потом, на трезвую голову, такой фокус нам, при всем желании, повторить не удалось.
Второй подобный случай произошел в более старшем возрасте. Когда я уже мог сам управляться с мотоциклом и отец, светлая ему память, разрешал брать его «Урал», не только для хозяйственных дел, но и для личных.
— Девчонок там покатать, то се.
Так вот, этих девчонок, я умудрился усадить аж двенадцать штук. И тоже, все обошлось, слава Богу, благополучно. И опять все были не очень трезвые.
— Да что там приукрашивать. Не очень трезвые. Пьяные все были в дымину. Я, как водитель, самый нормальный. Наверно потому то и запомнилось.
Да и воспринималось все это как невинные детские шалости.
— Но вот последний случай приятным точно назвать нельзя. Даже с большой натяжкой.
Было это уже в училище. После окончания пятидневного полевого выхода, в течение которого перемежались тактические занятия с боевой стрельбой, инженерная подготовка с защитой от оружия массового поражения, многокилометровые марш-броски с бессонными ночами, донельзя насыщенными тревогами. Когда оставалось только доползти-добрести до родного училища, которое располагалось в пятнадцати километрах от места последней ночевки. Когда все, как послание свыше, лицезрели, одиночный БМП-2, присланный командиром роты нам в помощь. Как воспарили наши души в благодарности к небесам. И как жестко приземлил нас на землю командир взвода одной фразой: «На броне, кроме меня, никто не поедет».
И представьте, учебную группу, по численности равную мотострелковому взводу. Тридцать здоровых лбов, в полной экипировке, трамбуются в машину, предназначенную для перевозки всего-навсего отделения. Влезть мы тогда, конечно влезли, но вот выбраться самостоятельно, уже нет. Потому и вытаскивали нас, как селедку из бочки, утрамбованную по самое не могу.
Вот тогда-то, наверное, и началось формирование моего, философского характера, краеугольным камнем которого стало жизненное кредо, основанное на известном постулате: «Бойся своих желаний — они имеют свойство сбываться?»
А как иначе можно объяснить, что, увлекшись жанром альтернативной истории, много раз ставя себя на место главных героев, сам оказался в аналогичной ситуации. И, самое характерное, мне это нравится.
Еду себе тихонечко, на трофейной технике, более подходящей под определение музейной редкости. По белорусскому лесу, а если точнее, Полесью. Шукаю девчонку Олесю. Вернее, приключений на свои нижние полушария головного мозга. Сзади связанный фриц чего-то мычит. Красота! Полный сюрреализм.
— А по чему, спросите, тихонечко? Да потому что хрен ты больше разгонишься, на этом антиквариате.
Однозначно, что с технически заявленной скоростью по пересеченной местности в 40–45 километров в час, он и рядом не стоял. От силы километров двадцать, да и то под горку.
— Пешком обогнать можно. Но, правда, тяговое усилие у него не отнять. Что да, то да! Видать и впрямь, его можно было использовать для буксировки противотанкового орудия. Для 440 килограмм 3,7 cm PaK 35/36, в самый раз. Но тяжеловат. Массой в полторы тонны. Почти как мой внедорожник. И ползет как беременная черепаха.
Вдобавок, дернул меня черт ехать по верху, и несчастные шесть километров превратились во все тридцать. Если дно оврага более-менее ровное и не особо извилистое. То о его склонах этого сказать нельзя, категорически. То тут, то там различные ответвления, сплошь заросшие колючим кустарником. Поэтому напрямик никак не проехать. Только в обход. И, вдобавок приходилось петлять, как зайцу, чтобы сбить со следа доморощенных следопытов.
Почва в Белоруссии, почитай сплошная супесь, пополам с черноземом. Иногда, правда суглинок попадается. А вблизи водоемов — сплошной песок. Поэтому, даже просто пройти, не оставив за собой следов, практически невозможно. А уж проехать, так и вовсе нетривиальная задача.
— О транспорте на воздушной подушке, в это время, остается только мечтать. И, хотя, ягдкоманды, состоящие сплошь из егерей и бывших охотников, пока еще, хвала господу, не сформированы, но вот только не заметить колею, оставленную гусеничным драндулетом, не сможет только слепой.
Что характерно, и выхода ведь другого не было. Кроме как избрать именно такой маршрут. Во-первых, помня об известной солдатской мудрости, что любой извилистый путь, короче прямой, проходящей мимо начальника. Пускай это обернется потерей драгоценного времени, зато убережет от возможных неприятностей. А во-вторых, предоставлялась великолепная возможность собрать брошенные в лесу трофеи. Чем я не преминул воспользоваться. И, таким образом, стал на несколько стволов богаче.
Но все хорошее, или плохое, слава богу, рано или поздно заканчивается.
— Нет в мире неизменных вещей, свойств и отношений, — это я еще из курса марксистко-ленинской философии, хорошо помню.
Вот и мой земной путь закономерно завершился.
— Я имел в виду, путь непосредственно по земной поверхности. Настала пора спуститься. Нет не с небес на грешную землю, а несколько ниже уровня земли. В овраг.
Отъехав, предположительно, за точку выхода портала, выбрал такое место, где лес вплотную подходил к краю оврага и, даже несколько нависал над ним. Спешился и осмотрелся. Окружающий меня сосновый бор, в корне отличался от своего европейского собрата. Который мог бы просматриваться, а при необходимости и простреливаться насквозь. Здесь же, все пространство между деревьями было сплошь покрыто кустарником, зарослями травы и, в особенности папоротником. Который, в некоторых местах, был высотой по самые я…, ну приблизительно по пояс. Поэтому укрыть и замаскировать невысокое транспортное средство, особого труда не составило.
Достал из заднего кармана разгрузки веревку, на подобии той, что используют альпинисты, в своем снаряжении. Парочку карабинов. И стал ладить устройство для спуска, захлестнув веревку вокруг дерева, настолько накренившегося в сторону обрыва, что того и гляди рухнет. Но вот только впечатление это было обманчивым. Я ведь не поленился и залез таки на него, прошелся туда-сюда и, даже попрыгал, в особо подозрительных местах. И ничего. Только пружинит. Так что, для моей цели подходит как нельзя лучше.
Первым делом опустил вниз трофеи, обмотав их веревкой, наподобие вязанки с хворостом. Для чего использовал быстроразвязывающийся узел, именуемый у специалистов «ведерным». Поскольку очень удобен, именно для этой процедуры, то есть спуска ведра, например с водой. Относится к разряду «дистанционно развязываемых» узлов. Опустил груз, и рывком, за длинный ходовой конец, развязал узел.
Вторым, на очереди, был несчастный пленный. Его спустил тем же Макаром. Правда, для подстраховки, использовал уже немного более сложный узел, именуемый «пиратским». Для собственного спуска не подходит категорически. Очень большой риск зацепить ненароком второй конец, и попытаться научиться летать. Но вот для спуска, например, тещи, или же, как в моем случае, пленного немца, в общем, кого не жалко, подходит идеально. В крайнем случае, если конечно не научится летать, или убьется, или покалечится.
Сам же, предварительно замаскировав драндулет, спустился с комфортом, надежно обвязав веревку вокруг ствола, и зацепив страховочный карабин за кольцо. Специально для этого интегрированное в жесткую конструкцию разгрузки. В отличии от спуска предыдущих объектов, когда веревка была мне необходима для многоразового использования, при спуске себя любимого, мне наоборот, было нужно, чтобы она оставалась закрепленной наверху.
— А иначе как бы я обратно?
В этом месте овраг не то, чтобы отвесный, но даже имеет отрицательный угол наклона. Образуя, как бы, своеобразный козырек гигантского головного убора, который налезает на лоб великана. И влезть обратно самостоятельно, без подручных средств, даже теоретически не представляется возможным.
Но вот, наконец-то, я и внизу. Первоначально перетаскал трофеи в оружейную комнату. Затем, схватив за воротник незадачливого фрица, волоком потащил его к порталу, не утруждая себя сантиментами по поводу неровностей, которые он пересчитывал своими боками.
— Ничего, — подумал, — я разговорчивей будет.
Для чего мне понадобился этот артиллерист, я и сам себе, наверное, не смог бы объяснить. Первоначальная идея поспрашивать его на предмет известных ему особенностей обстановки, не выдерживала никакой критики. Поскольку я не только не знал о чем его спрашивать. Но даже был не способен правильно сформулировать вопрос. А ведь, как известно, правильно поставленный вопрос, есть половина ответа. Но вот с этим то, у меня большие проблемы. Говорить то, на немецком, я в корне не обучен. Причем именно говорить. Нет, полное отрицание общепринятого выражения «Sprechen Sie Deutsch», для меня не подходит категорически. Поскольку детство мое протекало в местностях населенных преимущественно этническими немцами, то ПОНИМАТЬ о чем они, между собой, гутарят, худо-бедно научился. Жизнь, как говорится, заставила. Но вот говорить! С этим у меня большая проблема. Как у той собаки, которая все понимает, но вот только говорить не может. Поэтому, единственно, на что я был способен, это сказать — «erzДhlen» — то есть «рассказывай», а дальше только слушать.
— Но, как говорится, и то хлеб, — рассуждал я сам с собой, тащя упирающегося немца за шкварник через портал.
Но только стоило мне затащить его в туманное марево, разделяющее временные эпохи, как вдруг он забился особенно яростно. Да так, что едва не вырвался у меня из рук. Не желая потерять языка, неизвестной степени ценности, я наподдал ему ботинком по почкам. Ну, или куда там ему попал, сослепу то и не разберешь. Но это, видимо, оказало определенное воздействие, так как немец вдруг обмяк и, как-то даже потяжелел.
Причина его такого неадекватного поведения вскоре выяснилась. Стоило мне, вместе с ним, оказаться в бункере. При первом приближении, даже для моего неискушенного взгляда, клиент был скорее мертв, чем жив. В чем я окончательно и убедился, пытаясь, безуспешно, нащупать у него на шее жилку.
— Вот те раз, коза пропала — было две, четыре стало! — только и смог я прокомментировать ситуацию. — Навряд ли он окочурился от моего пинка, скорее это такая реакция на межвременной переход. Видимо, организм не перенес такого издевательства.
Судя по синюшному цвету лица, смерть наступила от асфиксии. Видимо задохнулся, бедняга!
— Так что же, это получается, что портал пропускает выборочно, производя отбор непосредственно в момент перехода? Выходит, если бы я, в самый первый раз, этот самый отбор не прошел, то тут бы мне и карачун настал?
С другой стороны, ничего определенного о свойствах портала я, изначально, не знал. Принципа его работы не представлял. Порядка отбора, достойных перехода лиц, не ведал.
— Да что там говорить, поперся наобум, дурачок! Понадеявшись на извечный, русский авось. Авось пронесет.
Вот меня и пронесло. А немцу то, не свезло. Неведомый страж портала, если же таковой имеется в наличии, не счел его достойным.
— Склеил ласты, бедолага. Хотя, если разобраться, туда ему и дорога!
По большому счету, мне была абсолютна безразлична судьба этого неудачника. По крайней мере, его никто в гости не приглашал. А незваный гость, как известно, хуже татарина. Хотя, если сравнить и сопоставить, то фашистские изуверы, с татарами и рядом не стояли. У тех, во всяком случае, подход к военным действиям был сугубо рациональный. То есть, война должна иметь определенную цель. По их мнению, целью войны должна являться добыча. И чем ее больше, тем лучше. Поголовное уничтожение населения не относилось к разряду рационального, потому и признавалось не целесообразным. Они могли пойти на это только в самом крайнем случае. Например, для устрашения населения и, соответственно уменьшения сопротивления. На этом фоне, планы германских фашистов, по глобальной ассимиляции народов, населяющих оккупированные территории, выглядят гораздо более впечатляющими. Поскольку прививать им европейские ценности и немецкое мировосприятие, изначально никто не собирался. Слишком уж это, по мнению нацистских теоретиков затратное и бесперспективное занятие. Гораздо проще пойти по пути наименьшего сопротивления. Исповедуя принцип: «Нет человека — нет проблем». Причем, распространяя его на целые нации и народности. Поэтому, пускай и не обижаются, если и с ними будут также обращаться. Все в строгом соответствии с заповедями древнего китайского философа Конфуция, который, на вопрос своего ученика — «Можно ли всю жизнь руководствоваться одним словом?», ответил: «Это слово — взаимность. Не делай другим того, чего не желаешь себе!»
В русском языке, этому высказыванию больше всего соответствует поговорка: «Не рой другому яму — сам в нее попадешь!» Вот пусть, теперь и не обижаются.
— Вот черт! — в сердцах, выругался я, поскольку только сейчас до меня дошел смысл юридического казуса. — Это что же получается? В моем доме (поскольку бункер уже давно, априори, считался мною своей, неотъемлемой собственностью), обретается труп неизвестного лица, со следами насильственной смерти на теле!
То есть, по нашим, российским законам, я могу быть привлечен к уголовной ответственности как минимум за укрывательство и недоносительство о совершенном преступлении, а, как максимум — за убийство!
— Интересно девки пляшут, по четыре штуки в ряд! — меня, от такой перспективы, даже в пот бросило. — Вот сука! — адресовал я трупу свое возмущение. — Даже сдохнуть, по-человечески, и то не смог! Обязательно надо было создать проблему окружающим. И что же теперь делать?
Вариантов, при первом приближении, проглядывалось немного. Оставить его так — это, однозначно не вариант. Через некоторое время завоняет, так что не продыхнешь. Да и трупный яд — штука довольно неприятная. Вытащить на поверхность и закопать, где-нибудь в огороде? Тоже не фонтан. Соседская собака разроет и, пишите письма. Тогда уже точно не отмажешься. В лес уволочь? Те же яйца, только вид с боку. Найдут труп неизвестного гражданина, неопознанной национальности, будут землю носом рыть. А оно мне надо! Особенно, в ситуации, когда излишнего внимания, как к своему подворью, так и своей личности, привлекать нельзя. Остается последнее. Тащить его обратно в прошлое!
— Вот делать мне больше нехрен, как всяких жмуриков туда сюда таскать.
Опять же, там тоже, просто так не бросишь. Тащить далеко, замаешься. Закопать? Времени возиться нет. Единственный вариант, поднять наверх, загрузить на драндулет, да оттартать, куда подальше. Сбросить куда-нибудь, да и с концами. А еще лучше, концы в воду. Но это уж как получится.
Приняв такое решение приступил к действию. И, первым делом, пошел в дом, чтобы переодеться. Пока бегал по лесам да оврагам, взопрел как скаковая лошадь. Исподнее, хоть выжимай. А ведь уже вечереет. И хотя ночи, что здесь, что там, стоят теплые. Но ходить в мокром белье, несколько дискомфортно.
— Если честно, то, будучи, по факту рождения, глубоко сибирским жителем, жаркий климат, на дух не переношу.
Скинув, прямо на пол, всю униформу, вместе со снаряжением, и, в одних плавках, выскочил во двор. Где, стараниями дяди Феди, светлая ему память, был оборудован летний душ.
Блаженствуя под струями нагревшийся за день, до состояния парного молока, воды прикидывал. Ведь возможность воевать, с подобным комфортом, является недостижимой мечтой для всех, кто остался на той стороне портала. А тут, как в юности, во время жатвы. Пришел с работы, скинул грязное белье, смыл пот и грязь, и как будто заново народился.
— Вновь готов к трудовым подвигам! А ведь не зря говорят профессионалы, что к войне нужно относиться как к работе. Грязной, тяжелой, кровавой, но работе. Тогда и воевать легче будет.
Не зря говорят, что человек ко всему привыкает. Но это относится только к физическим нагрузкам. А вот психика человека не столь пластична. Поэтому, если гнуть ее через колено, то она, бедная, и сломаться, ненароком, может. Если по каждому поводу рефлексировать, то запросто с ума можно сойти.
— Поэтому нужно относиться ко всему философски, — сделал я заключение и пошел собираться в ночной выход.
Вернувшись в дом и взяв в руки форму, понял, что этот поезд дальше не пойдет. А если и пойдет, то очень не быстро, поскольку, даже на ощупь она была настолько сырой, что невольно напомнила мне Ленинград. Вернее войсковая стажировка в войсковой части, располагавшейся в его окрестностях. Там такая же петрушка происходила с обмундированием. Стоит с вечера постирать, погладить, стрелки навести, любовно на плечиках развесить. Утром глядь, а она насквозь сырая, даже в руки брать неудобно.
Делать нечего, пришлось развешивать маскировочную накидку, вместе с камуфляжем, на просушку. А самому облачаться в то, что осталось. А оставалось в запасе только, прихваченная по случаю в охотничьем магазине, униформа, изначально предназначавшаяся для спецподразделений ВДВ, но, доставшаяся, в итоге, охранникам. А потому и попавшая, в свободную распродажу. Называлась она незатейливо — «Бекас», но зато в комплекте с ней шел бронежилет, разгрузка «Тарзан», все тоже черного цвета. А в нагрузку, прикольная шапочка, которую, можно было носить как обычную «пидорку», едва прикрывающую макушку, а, в случае необходимости, раскатать и получить шапку-маску, с прорезями для глаз и рта.
Конечно, при дневном свете, в подобной униформе, да по приграничным лесам 41-го года, надеясь остаться незамеченным, можно было разгуливать только с большого перепоя. Но, на мое счастье, солнце клонилось на закат. Так что, по моим расчетам, к моменту выхода на исходную позицию, летняя ночь должна была уже заключить землю в свои объятия. И, в условиях плохой видимости, черный цвет будет только играть мне на руку. А в совокупности с прибором ночной видимости, даже служить преимуществом.
Некоторое время заняла подборка информации по основным пунктам плана «Барбаросса», включавшую в себя, как саму директиву N 21, с личной подписью Гитлера.
— Сканированное изображение, конечно. Где же было взять оригинал, который, и без того, является библиографической редкостью.
Также в подборку пошел список сил и средств, используемых Германией, для реализации этого плана. Их характеристика. Численный состав подразделений, возможности техники, ее качество и количество. Все было изложено в виде оперативной сводки. Кратко и образно. Разумеется на немецком языке. Так что не подкопаешься. Даже те сведения, которые не смог достать в оригинале, немного похулиганил, переведя на язык вероятного противника, исторические справки, с помощью компьютерного переводчика.
В действительности, все это уже было давно мной приготовлено, но хранилось в электронном виде. Осталось только распечатать и вложить в конверт, изготовленный из специальной бумаги, используемой для почтовых отправлений. Характерного серого цвета, качеством напоминающую оберточную.
— Вот интересно, — не кстати посетила меня мысль, — почему, даже в наш век, информационных технологий, российская почта, предпочитает действовать по старинке? Видимо из-за отсутствия конкуренции. Посудите сами, Почта России, ЖКХ, и другие отрасли, у которых пока еще нет противников, горазды только поднимать тарифы, не задумываясь о повышении качества обслуживания населения. А зачем? Пипл и так все схавает, за неимением альтернативы. А впрочем, мне это, даже на руку. Смотрится правдоподобнее, что ли.
Отдельным пакетом шла информация по плану «Ост»: планы строительства концлагерей, переписка лиц, имевших отношение к геноциду славянского народа. Копии приказов о назначении всяких гайляйтеров, с описанием стоящих перед ними задач. Для образности снимки палачей со своими жертвами, без указания, разумеется места и дат. В общем, не доклад, а бомба. И тоже, любовно упакованная в допотопный конверт
— Идея заключалась в том, чтобы, при возможности, подбросить эту информацию советскому командованию. Разумеется, должным образом, залегендировав сам процесс попадания. Но это, уже, как повезет.
В этот раз решил прихватить с собой и собаку. Рассудив, что в темноте дополнительные бонусы в виде собачьего нюха и слуха лишними не будут. Поскольку, если доведется вдруг, заночевать на вражеской территории, то и на стремя выставить некого будет. А самому караулить каждую ночь, так как потом воевать-то сонному?
Туман, возможности прогуляться по свежему воздуху, обрадовался неописуемо. И, стоило мне только снять его с поводка и произнести заветное слово — Гулять, — как он тут же начал нарезать круги по двору помечая, при этом, все что находилось в зоне доступности. Видимо чувствовал своей собачей интуицией, что идем надолго. Поэтому заранее старался предупредить возможных конкурентов о печальных последствиях, которые могут наступить, в случае его преждевременного возвращения.
— Нет бы мне, дураку, прислушаться, вовремя к голосу собачьего разума, если своего недостаточно. Или вспомнить, что животный инстинкт, а лучше сказать, интуиция, более совершенное чувство, чем человеческий разум. Но все мы горазды, задним умом. В чем я, впоследствии, и убедился.
Я уже, практически, перетаскал все нужное поближе к месту подъема, а с учетом того, что в моем распоряжении появилось транспортное средство, то количество нужного, почему-то, увеличивалось в геометрической прогрессии. Как вдруг сработал сигнал тревоги, который был присоединен к ноутбуку, разложенному на столе. Который стоял, посреди спального расположения, в непосредственной близости от портала. К нему был пристыкован кабель, протянутый через временной портал. На другом конце которого был смонтирован радиомодем. Который, в свою очередь, улавливал сигналы от аппаратуры слежения и видеонаблюдения, густо накиданными мною в окрестностях. Перед самым первым боевым выходом в прошлое, я активировал аппаратуру, и теперь она исправно отслеживала все перемещения в ближайших окрестностях. Большинство, близкорасположенных датчиков, вели передачу по проводам, прерываясь только в непосредственной близости от портала. Передатчик был хорошо замаскирован, но, даже при его обнаружении, невозможно отследить прохождение сигнала до радиомодема. Тем более, расшифровать. Поскольку сигнал шел в закодированном режиме, раскодировка которого, производилась уже непосредственно в компьютере.
И только самые удаленные видеокамеры, состыкованные с датчиками движения, и включавшиеся по их сигналу, передавали изображение только посредством радио.
— Ну, просто, элементарно, проводов у меня не хватило.
Именно эти датчики, расположенные непосредственно на въезде в село, и посылали, сейчас, сигнал тревоги.
Подсев к монитору, я включил видеоизображение, и настроив видеопоиск, обнаружил причину тревоги. А причина была очень существенной. Не зря я, видимо, в свое время, перестраховался. Как ж. ой чувствовал, что так оно и будет.
— Лучше перебдеть, чем недлбдеть! А, все-таки, как быстро они меня вычислили.
Фиксируемые бесстрастным объективом видеокамеры, от околицы, к центру села, а точнее сказать, к церкви, невозмутимо чествовала группа товарищей. Одного взгляда, на которую, было более чем достаточно, чтобы безошибочно, определить их ведомственную принадлежность.
— НКВД — к гадалке не ходи!
Рядом с группой, но несколько наособицу, вышагивал человек, обряженный в церковное одеяние. Но, не ряса, ни соответствующие сану шевелюра и борода, не вводили меня в заблуждение. Картина более чем ясная, как божий день.
— Наверное, тот самый агент, изображавший из себя местного попа, в период строительства пункта управления. И, который, наверняка, знает секретный вход в бункер. По крайней мере, ведущий от церкви. Ну и группа захвата с ним, куда же без нее.
Переключился на видеокамеру, установленную на самой высокой точке, а именно на звоннице колокольни. Сколько страху натерпелся, когда ее прикреплял, кто бы только знал. В полнейшей темноте, пользуясь только зыбкой подсветкой прибора ночного видения, по полуразрушенной винтовой лестнице, да на неустойчивый, полностью прогнивший пол. Благо, что колокола отсутствовали, по определению, видимо уже реквизировали для нужд пролетарской революции.
— Вот интересно, Петр I снимал колокола, поскольку ему остро не хватало бронзы, для литья пушек. Современные металлоискатели тащат все, что плохо лежит, или некрепко прикручено. А вот зачем коммунисты колокола снимали? Неужели ради тех грамм серебра, которые специально добавляли при литье, для благозвучности звучания. Отсюда и пошло название — благовест! Но вот только технология обратной процедуры слишком уж затратной выходит. Так что, овчинка выделки не стоит.
Но вот господствующее положение самого здания и его подавляющее преимущество по высоте над другими строениями, давало великолепный обзор. Чем я, в данный момент, и воспользовался. Когда импровизированной группе быстрого реагирования, на выходку пришельца из будущего, оставалось пройти не более 100 метров, я нажал на кнопку. Закодированный электрический сигнал, со скоростью света, преодолел незначительное расстояние до радиомодема. Тот, в свою очередь, преобразовал его в радиосигнал, который и зафутболил в эфир. Приемное устройство УВД-2А (Устройство взрывное дистанционное) уловило его и, вновь преобразовало в электрический импульс, которого было, более чем, достаточно, для активации инициирующего вещества капсюля-воспламенителя. Тот, в свою очередь, при помощи волноводов транслировал инициирующий импульс до детонаторов, установленных в подрывных зарядах.
— Конечно, невыносимо жалко было и здание церкви, столь органично вписывающиеся в окружающий ландшафт, и взрывчатку, которой ушло чуть не половина от наличного запаса. Но, деваться было некуда. Приходилось рубить хвосты по жесткому варианту. Поскольку я еще не бел готов к общению, ни с бериевскими волкодавами, ни с ним самим. А церковь, она так и так погибла в горниле войны. Поэтому, на мой взгляд, годом раньше, годом позже, разница не существенна.
Разумеется, ни звука взрыва, ни ударного сотрясения я не почувствовал. Что и не удивительно. Мало того, что меня прикрывает метровой толщины бетон, плюс нехилая земляная обваловка, так еще и время.
— Затруднительно почувствовать отголосок взрыва, если нас с ним разделяют десятилетия. А вот увидеть последствия — вот это ноу проблем.
Перенастроив управление на те видеокамеры, в зону действия которых попадало эта часть села, лицезрел следующую картину. Оседающую пыль, на месте взрыва и обалдевшие, от случившегося, физиономии НКВДшников.
После того, как пыль несколько осела, на месте церкви высилась груда развалин. И даже мне, как не специалисту, было ясно, что поисково-спасательные работы, учитывая несовершенство строительной техники предков, рискуют затянуться на длительное время. Которого и так, в условиях стремительно развивающегося наступления немецко-фашистских войск, было в обрез. Поэтому на вопросе несвоевременного обнаружения докучливого телефонного хулигана, со стороны советского руководства, можно было ставить жирный крест.
— Что ясно проглядывалось в выражениях лиц и активной жестикуляции, неудачливой комиссии, по встрече потомков. Вернее потомка.
Можно конечно было еще долго наслаждаться их растерянностью, но лимит времени не располагал к длительному просмотру киножурналов немого синематографа. Поэтому, коротко кинув в пустоту, ни к кому конкретно не обращаясь, — Пока, бандерлоги! — И, свистнув собаку, поторопился на выход.
Следующие полчаса слились для меня в единую череду спусков и подъемов. Напоминая одновременно, сизифов труд и танталовы муки, в одном флаконе. Хотя высота обрыва и не превышала 10 метров, но необходимость подъема такого количества жизненно важных вещей, несколько меня утомила. Сначала был поднят лодочный мотор, затем снаряжение, следом, ящики с взрывчаткой, по 20 килограмм, каждый. Особое внимание уделил водолазному снаряжению. Сохранить в целостности акваланг, задача приоритетная. Стоит образоваться, даже маленькой дырдочки, в баллоне и все! Сливайте воду, тушите свет! А акваланг можно выбрасывать, за непригодностью. Для того, чтобы поднять пса, мне сначала пришлось спуститься, сделать ему надежную обвязку, и поднявшись обратно, затащить 70 килограммовую тушу наверх. Благо, что хватило смекалки прихватить ручную лебедку, после привязки которой, к дереву, вышло простенькое, но эффективное подъемное устройство.
— Почти что лифт!
С подъемом незадачливого фрица особо заморачиваться не стал, а просто привязав веревку за ноги, перекинул ее через березу и, прицепив другой конец к фаркопу тарантаса, завел двигатель и выжал сцепление. Тело безвременно усопшего, взмыло к небесам, но, упершись в сук, немного притормозилось.
— А чего тут удивляться, скорее всего, сам он и рад бы в рай, но, видимо, грехи тяжкие не пускают!
К большому сожалению, доставшееся мне трофейное транспортное средство, вместе с рядом достоинств, имело и кучу недостатков. Одним из которых, было отсутствие кузова.
— Зачем иметь полутонную грузоподъемность, если вещи положить некуда?
Поэтому, чтобы не потерять часть поклажи по дороге, пришлось демонтировать и выбрасывать заднее сидение, предназначенное для двух пассажиров. Под ним обнаружилось вместительное внутренне пространство, куда удобно поместился основной груз. Сверху, ввиду ненадобности, небрежно бросил труп фрица, правда, принайтовив накрепко, чтобы он своим весом сдерживал поклажу, и сам не падал.
Собаке досталось место на капоте, который у данной модификации был, почему-то, расположен сзади водителя. Но, тем не менее, возвышаясь над общей плоскостью, служил дополнительной защитой задней полусферы. Сиречь спины.
Усевшийся сверху пес, отдаленно напоминал ямщика на облучке, поскольку, даже в сидячем положении он был гораздо выше водителя. То есть меня. Но и сомнения были. Поскольку поручней, или какого другого ограждения, конструкцией было не предусмотрено. И я закономерно опасался, что он может, элементарно вывалиться, во время движения. Но ему место, скорее всего, импонировало. Он гордо восседал, и с видимым удовольствием озирая окрестности, вертел лобастой башкой. Единственное, что его не устраивало, так это соседство с трупом. То и дело, оборачиваясь назад, он возмущенно фыркал, выказывая свое отношение к поверженному врагу.
Впрочем, свою неприязнь он проявил еще в бункере, где долго ходил вокруг тела, и скалил клыки. Но на более громкое выражение чувств, так и не решился. И только, когда я указал на труп, сопроводив свой жест фразой: «Враг!», угрожающе взрыкнул, показав тем мне, что понял и поставленную задачу уяснил.
Впрочем, в качестве бесплатного пассажира, путешествие его, особо не затянулось. Найдя подходящую балочку, сплошь заросшую кустарником, сбросил незадачливого зайца вниз. Еще и плюнул, на дорожку!
Отъехав от злополучной балки пару верст, остановился, чтобы немного перевести дух, осмотреться и сориентироваться. Последнее было особо необходимо, поскольку дальнейшее продвижение без оглядки, наобум, было равносильно самоубийству. При условии чрезмерной насыщенности вражеских тылов вспомогательными частями и подразделениями, незнание обстановки было чревато. Как говорится:
— Не зная брода — не суйся в воду!
Поэтому я и решил воспользоваться картой, любезно предоставленной в мое распоряжение, незадачливым командиром немецкой батареи.
— Ба, да вместе с ним погиб истинный талант штабного офицера! — Вынужден был я, констатировать сей факт, с нескрываемой завистью. — Такого перспективного кадра германский Генштаб потерял в его лице.
Я всегда завидовал людям, обладающим художественным даром, вне зависимости от того, в чем конкретно он проявлялся. Артиллерист явно таким талантом владел в совершенстве. Так доходчиво нанести оперативную обстановку не каждый сможет. Было достаточно одного взгляда, даже при условии, посредственного, знания языка, чтобы ясно себе представить, в ближайшей перспективе, ху из ху.
Значица так! Что мы имеем? Я, в действительности, оказался в зоне ответственности 8-й пехотной дивизии Вермахта. Два полка данной дивизии, а именно 28-й и 38-й пехотные, ведут наступление южнее моего местонахождения, непосредственно штурмуя Гродно. 84-й пехотный полк наступает по северной окраине города, широко растянув свои боевые порядки.
— Вот на них то я и напоролся около границы.
Гораздо севернее меня наступление ведет 28-я пехотная дивизия, которая форсирует Неман, в районе населенного пункта Гожа. Который находится, примерно в 15 километрах от Гродно. Согласно нанесенным на карту обозначениям, не встречая сопротивления от советских войск непосредственно в самом городе, командир дивизии, генерал пехоты Густав Хёне, принимает решение оказать помощь соседу слева. Который, в ходе форсирования водной преграды, натолкнулся на ожесточенное сопротивления частей 56-го стрелкового корпуса Красной армии. Но, не желая рисковать своими людьми, ограничился выделением только одной батареи тяжелых гаубиц. Надеясь и рыбку съесть, и на х… сесть, в смысле косточкой не подавиться. Учитывая дальность стрельбы в 13 километров, батарея выдвинулась на стык между дивизиями, аккурат на разграничительную линию. Чтобы и приказ командира выполнить, и далеко от своей пехоты не удаляться.
— То есть получается, что ее могут и не хватиться? Если собственное командование передало их соседу, то может думать, что те действуют в его интересах. И особо не беспокоится. А сосед, в свою очередь, решит, что начальство забрало батарею обратно. И тоже не будет волноваться. Не свое же! Так что, помер Никодим, ну и хрен с ним!
Видимо, потому-то и допустил командир батареи, некоторое отступление от буквы Устава. И при вопросе размещения самой батареи, и в расположении пункта боепитания, и в отсутствии пехотного охранения. Да и заготовители резвились в рыбацкой деревушке, скорее всего, не сами по себе, а с негласного одобрения руководства. Немного расслабился, в отрыве от собственного командования, находясь в так называемом свободном плавании.
— А вот не надо расслабляться, а то вые….т!
Что, в принципе, и произошло. Теперь вопрос, как долго их не хватятся? Хотя он и не имеет принципиального значения. Поскольку, находясь на стыке наступающих дивизий, имелась некоторая свобода для маневра. Всегда есть надежда, на то, что один из соседей понадеется на другого. А тот, в свою очередь на первого. Ведь, как известно, у семи нянек — дитя без глаза.
Не зря же, главной аксиомой, при разработке наступательных операций, по обе стороны фронта, было нанесение ударов именно на стыке обороняющихся частей. Где взаимодействие подразделений, относившихся к разному командованию, было изначально, гораздо более низким. А от того и сопротивление, соответственно, и менее стойким.
Сейчас же, передо мной стоит более простая задача, незамеченным выйти к реке. И думается, что в такой, благоприятно сложившейся ситуации, к тому же помноженной на сгущающиеся сумерки, она выполнима.
— Ну, а раз выполнима, то и выполним. Не впервой! Но, все-таки, лучше перебдеть, чем не добдеть.
Поэтому дельнейший мой путь пролегал, по кривой, причудливо изогнутой в зависимости от местности. А так как, она представляла собой не сплошной лесной массив, а набольшие участки леса, перемежающиеся открытыми пространствами. У нас в Сибири, кстати, такие лески называются колками, или околками. Но это уже в зависимости от особенностей местного диалекта.
Таким образом, я и перемещался, от колка к колку, пересекая открытые пространства только в тех местах, где они наименее продолжительные. Объехал лесок, остановился, заглушил двигатель, прислушался, нет ли посторонних звуков. Затем оптику в руки и тщательное сканирование пространства в различных, оптико-звуковых, диапазонах. На предмет наличия постороннего присутствия. Плюс отслеживание реакции собаки. И только убедившись в отсутствии опасности, рывок на максимальной скорости к следующему островку безопасности. Следующая остановка и, все по новой. При этом неустанно напоминая самому себе, в каких случаях полезна излишняя спешка и суета.
Поиграв, незнамо с кем, в эти импровизированные прятки-догонялки, только спустя, без малого, три часа добрался, наконец-то, до конечной точки маршрута. То есть до реки. Выбрал подходящее место, загнал транспорт под раскидистую иву, и тщательнейшим образом замаскировал. Только после этого приступил к разгрузке. Выгрузив все, сложил в неприметную ямку, образованную вывороченным, с корнем деревом. Закидал травой, примостился рядом сам, опершись спиной о дерево. Усадил собаку, обозначив близлежащую задачу командой: «Стеречь!» Поставил будильник коммуникатора на 24 часа, когда, по моим прикидкам, должно было окончательно стемнеть, и провалился в сон.
Спал хоть и недолго, зато крепко. Потому и относительно успел выспаться. Все ж таки, такие физические нагрузки, в моем возрасте, уже бесследно не проходят. «Укатали Сивку — крутые горки!» И требуется время на восстановление физической формы. В противном случае, рискую выйти, на финишную прямую, с высунутым, от усталости, языком. Как загнанная скаковая лошадь.
— Вообще, после этого, насыщенного событиями, первого дня войны у меня сложилось двойственное мнение по поводу ведения боевых действий.
Складывалось впечатление, что большая часть усилий противоборствующих сторон, сводилось к тому, чтобы войти в соприкосновение. Для этого наращивали имеющиеся силы, подтягивали подкрепления, разворачивали подразделения. Насыщали технику горючим и боеприпасами, не забывая при этом создавать необходимый запас, на непредвиденный случай. Который, на войне, возникал сплошь и рядом. Обустраивали личный состав, кормили его, давали возможность отдохнуть. И только после этого вступали в непосредственный контакт, который, по времени занимал гораздо меньше времени, чем подготовка к нему.
— Вот, насколько было бы проще воевать, если бы солдат, накормленный и отдохнувший, вышагивал бы по вражеской территории прогулочным шагом, взглядом закоренелого туриста успевая осматривать достопримечательности, а рядом, несколько наемных носильщиков несли бы вооружение, снаряжение, боеприпасы и другие необходимые в бою мелочи. Заметил одиночного противника, протянул руку, в нее вложили винтовку, протянул другую, в нее обойму. Зарядил, выстрелил, убедился в попадании, отдал все обратно и, неспешно, продефилировал дальше. Как игрок в гольф. Со своими верными кедди. А если далеко идти, тут тебе, зрасти пожалуйста, электромобильчик. Чтобы ноженьки не устали. Лепота!
Что-то я размечтался, видимо расслабуха, после сна покатила, а это не к добру. Стемнело уже, пора и делом заниматься. Господи, как вставать то не хочется.
— Но, надо, Федя — НАДО!
Потянулся и, не раскрывая глаз, выкурил свою первую, утреннюю сигарету. Ну, привычка у меня такая. И, хотя далеко уже, вернее еще, не утро, но только это и не важно.
— Привычки, в особенности плохие, они, на раз-два, не меняются. А по поводу времени суток… Когда встал, тогда и утро. И, не известно, когда еще поспать удастся. По всей видимости, ночь будет не менее жаркой, чем день.
Встал, непроизвольно бросив взгляд на внештатного сторожа. Лежит, ухом не ведет. Глаза закрыты. Поза расслабленная. Но, живущий, казалось бы, отдельной жизнью, хвост, показывает, что страж не дремлет. Он на боевом посту! Бдит!
— Подъем, блохастый, перед дальней дорогой нужно, как следует, подкрепиться. Во! Вскочил! Ну конечно, пожрать, это мы всегда готовы! Как пионеры! У-у, морда твоя, прожорливая. На уж, ешь.
После позднего ужина, или же слишком раннего завтрака, уж не знаю, как правильно обозвать, этот перекус, стали собираться. Вернее я стал, а Туман внимательно наблюдал за процессом. Не забывая, впрочем, и о своих должностных обязанностях — сторожа.
Первым делом, с помощью ножного насоса, накачал лодку. Небольшую, двухместную, но, довольно вместительную и с отменной грузоподъемностью. Сложил все вещи по середине, посадив на нос, или как говорят водоплавающие, бак, собаку. В качестве впереди смотрящего. Сам за руль управления. С боку от основного двигателя примострячил электрический, из набора дайвенгиста. Про себя скомандовал: «По местам стоять! С якоря сниматься! Отдать концы!» И отпустил сцепления.
Движок беззвучно затарахтел, оповестив, тем самым, о начале военно-морской, вернее военно-речной части, моей эпопеи.
С самого начала все складывалось очень даже неплохо, можно даже сказать замечательно.
— Тфу-тфу, чтобы не сглазить!
На какой-то короткий миг, мне даже показалось, что никакой войны нет и в помине. Что все это, по крайней мере, мне приснилось. Что, на самом деле, я перенесся не далеко в прошлое, а всего-навсего, вернулся в босоногое детство. И сейчас, вместе со своим верным другом Туманом, плыву не навстречу неизвестности, а навстречу рассвету. По одному из притоков Иртыша, стараясь успеть до начала зорьки выгрести к самому рыбному месту. Чтобы там, отдышавшись, закинуть удочки и приступить к священнодействию утренней рыбалки. Лучше которой может быть разве что, вечерний клев, незаметно переходящий в жор. Когда рыба, как с голодного края, исступленно кидается на наживку и руку так оттягивает приятная тяжесть улова.
Или кажется, что я даже не на просторах своей необъятной Родины, а где-то в Америке, плыву себе потихоньку по славной реке Миссисипи, на сближение с самодельным плотом. На котором, в свою очередь, сбегают из дома на поиски приключений литературные герои любимых с детства произведений, Том Сойер и Геккельбери Финн. Скоро мы встретимся, обменяемся дружескими рукопожатиями и поплывем дальше вместе. Заре навстречу, сверстникам на зависть.
Но очень уж не долго длилась эта эйфория. Чуть не забыл, где нахожусь и, что вокруг происходит.
— Головокружение-с от успехов!
Расслабился! А вот расслабляться то и не надо. А то может произойти то же самое, что и с незадачливым командиром батареи. Чуть-чуть не напоролся. Выручило везение, а также надетый, своевременно, прибор ночного видения. Который-то, собственно, и позволил разглядеть двигающиеся наперерез моему движению огоньки. Чего, в принципе, быть не могло. Откуда взяться на реке, двигающимся в колонне, автомобилям.
— Ведь не амфибии, чай!
С подобным видом транспорта, что у немцев, что у наших, был откровенный напряг. Нет, конечно, были некоторые экземпляры, в том числе и довольно удачные, например тот же Volkswagen Typ 166 (Schwimmwagen), но он, вроде как позже, после 42-го, в серию пошел. На данный момент у них, вроде как, должна находится только модель «Триппель SG6/41» (4*4), своим внешним видом больше напоминающая резиновое изделие, предназначенное для защиты от собственного создателя-изобретателя. Это только то, что мне было известно о плавающих автомобилях.
А ведь были еще и танки, на базе чешских Pz.Kpfw.35(t), которые, чешские же инженеры, и научили плавать. Подтверждая тем самым теорию, про то, как они мужественно боролись с германским фашизмом, посредством саботажа на своих предприятиях военных заказов. Так увлеклись борьбой, что сделали то, что до них не смогли сделать немецкие инженеры. Их прототип, на базе PzKpfw II (Sd Kfz 121), почему-то, категорически не хотел плавать, а только тонул. А у этих вот, взял и поплыл. Да так удачно, что был тут же принят на вооружении Вермахта под названием Schwimmpanerwagen 38 (t).
— Вот такая вот борьба, наоборот.
Но и их здесь быть не должно. Все то, что успела, к этому времени, наклепать германская промышленность, отжал, в свою пользу «Быстроходный Гейнц» Гудериан. А его войска наступают немного южнее.
Был еще, правда, удачный вариант плавающего тягача LWS, но и его довели до ума только к 44-му году. В 41-м, в наличии, только семь экземпляров на ходу было. Именно на ходу, а не на плаву. Не очень то, им хотелось плавать. Как тому топору.
Предположить, что эти экземпляры, одномоментно оказались в одном месте, да еще и, по случайности, рядом со мной, было все равно, что предположить, что я выиграл в лотерею.
— Чего, кстати, со мной никогда не случалось. Может планида такая, может обычное невезение, трудно сказать.
Поэтому и сейчас рассчитывать на что-то сверхъестественное не приходится, гораздо проще обойтись самой заурядной причиной. А именно той, что я едва носом не уткнулся в мост, по которому, даже не смотря на ночное время, не прекращалось интенсивное движение. Правда светомаскировкой фашики не пренебрегали, и пользовались только фарами со специальными шторками. Которые делают луч света узко направленным, а потому еле заметным. Но для «ночника», даже такой подсветки оказалось более чем достаточно, чтобы разглядеть не только вереницу машин, но и всю, прилегающую к мосту, обстановку.
Сам мост, соединявший берега, в самом, видимо, узком месте Немана. Поскольку я насчитал, всего-навсего, четыре пролета. Но, правда, сами берега были довольно таки высокими и обрывистыми. Такая их конфигурация была обусловлена тем, что река, в этом месте, проходила сквозь кряж. Поэтому, пробитый ею тоннель, издали напоминал каньон. Который, если мне не изменяет память, носит название Гродненские ворота. Соответственно, настил моста, возвышался довольно высоко, давая возможность беспрепятственного прохода малоразмерным речным судам, имеющим небольшую осадку.
— Во всяком случае, бронекатера Пинской флотилии, пройдут без проблем. А вот, канонерские лодки? Или мониторы? Тут я даже и не знаю. Поскольку не только не являюсь специалистом в данном вопросе, но, если честно, ни разу их в глаза не видел. Вот, катера, те приходилось.
После войны их частенько в качестве памятников использовали. А что, всех затрат-то — постамент соорудить, отреставрировать посудину, подкрасить кое-где, решить вопрос с транспортировкой, водрузить и, ву аля, памятник военным морякам готов.
— Всяко-разно, дешевле, чем у Церетели заказывать. Такой заказ бюджет ни одного города, кроме Москвы конечно, не выдержит. Вот и идут градоначальники по пути наименьшего сопротивления. Поэтому и расставлены, эти памятники ушедшей воинской славы по всей России, в особенности в городах расположенных на берегу моря, или, на худой конец, крупных водных артериях.
Потому и имею, определенное представление о размерах подобных плавательных средств. А если уж высота пролета, годится для габаритов такой посудины, то уж моя лодка проскочит без проблем. Только вот есть одна заковыка. В данном, конкретном, случае это гидросооружение интересует меня, не столько с точки зрения возможных помех для судовождения, а в первую очередь, по прямому своему предназначению. Как средство, предоставляющее противнику возможность переправы большой массы войск, через водную преграду.
— Было бы не плохо лишить противника такой возможности. Тем более, что отвесные берега ставят крест на вопросе оборудования понтонного моста в этом месте.
Ведь мало построить мост, необходимо еще оборудовать удобные подъездные пути к нему. А вот с этим-то могут быть очень большие проблемы. Почва, в основном, каменистая, не предназначенная для земляных работ. В зоне прямой видимости, во всяком случае, удобных мест не видно. Поэтому придется противнику направлять свои войска в обход. А это значительная потеря во времени.
Добраться до самого моста больших проблем не составило. Поскольку соблюдение немцами светомаскировки сыграло мне определенным образом на руку. Тут сказалось мое техническое превосходство. Я был единственным зрячим, среди слепых. Да и, собственная хлипкость моста, внесла свои коррективы в организации его обороны.
— Нет, конечно, к вопросам безопасности объекта, фашики отнеслись со всей, свойственной им педантичностью. И позиции зенитной артиллерии, состоящей преимущественно из какой-то автоматической мелочи, оборудованы. И подходы контролируются, ажно двумя пулеметными точками, с каждой стороны.
Вот только на самом мосту никого не наблюдается. Да оно и понятно, почему. Если судить по дистанции между проезжающими машинами, сильно на его надежность они не рассчитывают. Это ведь не капитальное германское сооружение, а хлипкий мостик, местного значения. Для которого, в мирное время, десяток машин в день, уже событие. А тут нескончаемый поток грузопассажирского транспорта, обеспечивающий всем необходимым вечно голодного бога войны.
Поэтому охрана больше внимания уделяет регулированию движения грузопотока. Упуская из виду возможность атаки с воды. Да и с чего бы это им так об этом беспокоится. В это время, такой выходки от противоборствующей стороны никто не ожидает. Не принято как-то — не по правилам. По правилам мост надо атаковать полноценным десантом, с авиационной или, на крайняк артиллерийской поддержкой. Которую, при условии удаления от основных сил, может обеспечить только дивизион бронекатеров. Приближение которого, к объекту, можно загодя услышать и приготовить ласковый прием. А вот так — на надувной лодке? Неправильно это, потому и непредсказуемо. Чем, собственно, я и собираюсь воспользоваться.
Забраться под мост, больших проблем то, не составило. А вот что делать дальше? Вот это вопрос. Опоры моста выполнены в виде ряда свай, изготовленных из толстенных бревен. Отдаленно напоминающие телеграфные. Во всяком случае, такие же, высокие. И забраться по ним буде задачей, не из легких. Кто со мной не согласен может попытаться такое осуществить, на ближайшем празднике, проводов весны. Где, в качестве одного из традиционных аттракционов, предлагают всем желающим достать приз, вскарабкавшись на столб.
— Что? Хотите возразить, дескать, там столб специально водой поливают, чтобы он обледенел. Так ведь и здесь он ни разу не сухой.
Нижняя часть, уходящая под воду, осклизлая от тины, противная на ощупь. Выше моего роста, конечно посуше, но тоже не фонтан. Можно было конечно, и не заморачиваться, забивая себе голову излишними проблемами. А просто присобачить заряд куда дотянешься, да и шут с ним. Но тут то вот и собака порылась. Закон физики, согласно которого распределение ударной волны в открытом пространстве, происходит равномерно, с одинаковым усилием во все стороны. А препятствие, то есть свая, только в одной стороне. Поэтому силы взрыва, может быть недостаточно, чтобы гарантированно вывести объект из строя. Для этого нужно или увеличить количество взрывчатки, которой у меня и без того, не безданная бочка, или же примострячить его, в самое уязвимое место конструкции. А именно, в стык, между опорой и полотном. А до него, без малого, метров восемь, на глазок.
Выручило меня только то, что при монтаже систем наблюдения, вблизи портала, пришлось полазить по деревьям. И для оптимизации процесса пришлось выменять, за неизменный эквивалент валюты, литр водки, кошки. Благо, что местному, деревенскому электрику, первое было более по сердцу, чем второе. Вдобавок, когда электрик уже хорошо приложился к напитку, которым отмечал удачную, на его взгляд, сделку, мне, под шумок, удалось прихватизировать и монтажный пояс. Поэтому сейчас был полностью экипирован для выполнения стоящей задачи.
Увязав тротил в компактный заряд, килограммов так на пяток, привязал к нему веревку, другой конец которой прикрепил на поясе, и начал подъем. До верха удалось добраться без шума, тем более, что в качестве шумовой завесы служили, то и дело, проезжающие поверху машины. Закрепился наверху, используя для этого монтажный пояс и, за веревку, вытянул к себе заряд. Наверху нашлось достаточно мест, куда, без особых проблем, можно было уложить «подарочек оккупантам». В конце концов, справился и с этим. Установил электродетонатор, в гнездо одной из шашек. Отходящие от него проводки соединил с самодельным часовым механизмом, которых, в свое время, наделал немеренно, с помощью паяльника и такой-то матери, из обычных электронных часов, китайского производства. Которые еще, очень часто использую водители в своих авто. Приглянулись они мне, прежде всего, своей низкой ценой, малыми размерами и, что самое важное, наличием функции будильника.
Можно было бы не городить огород, а применить простой огневой способ. Но в данном случае он не подходил. Во-первых, трудно рассчитать потребное время горения. Хотя и известна формула скорости горения: один метр в минуту. Но, как говорится, раз на раз не приходится. Тем более, что мне нужно было заложить еще один заряд, с другой стороны моста. А во-вторых, самое главное. Встанет ребром вопрос возврата. Если взорвать мост, когда я буду находиться ниже по течению, то этим же путем мне воспользоваться будет никак нельзя. Мост, рухнув, перегородит проход, а саперы, которых обозленное немецкое командование, обязательно пришлет его восстанавливать, окажутся нежелательными свидетелями.
— Так уж лучше установить будильничек, часиков так на девять-десять, что бы рвануло, аккурат тогда, когда будет наиболее интенсивное движение. Да и сам я, к тому времени, уже по идее, возвернуться должен.
Аналогичным образом зарядил крайнюю от меня сваю, с таким расчетом, чтобы взрыв разнес и опору, и настил и, если уж очень повезет, то какую-нибудь машинку. Пусть, махонькую, но на безрыбье, как известно, и рак за тунца канает.
Закончив с укладкой и, не забыв выставить таймер будильника, пускай у фрицев будет «гутен морген», спустился вниз. Когда я забрался в лодку, то меня там встретил обрадованный Туман. От радости, помахивающий хвостом.
— Вот ведь невозмутимая зверюга. Повезло мне, с помощником! Немногословный, за год от него, ни разу, лая не слышал. Изредка так, гавкнет, как бы обозначая свое присутствие, и на этом все. Усидчивый, где положил, там и лежит. Исполнительный, что сказал, то и делает. Сказал сидеть — сидит, сказал охранять — сторожит. Невозмутимый, хладнокровия на трех англичан хватит! В общем, идеальный напарник. Еще бы разговаривать умел, то ему бы вообще цены не было. А так, и хочется, иногда, поговорить о наболевшем, и не с кем. Ну, да ладно. Главное не скучно жить стало. Некогда скучать-то! Дел — невпроворот!
Прислушавшись к происходящему на верху и, не приметив ничего настораживающего, тихонько выгреб на стремнину. Вниз по течению, даже грести не надо. Только подправляй, изредка, чтобы к берегу не снесло. Да и, плыви себе, потихоньку. Течение у Немана, во всяком случае, в этом месте довольно сильное. Но, отойдя на безопасное расстояние, пришлось опять включать электродвигатель, потому что время поджимало.
Пока провозился у моста, часть времени потерял, поэтому сейчас приходилось наверстывать упущенное. Поскольку на часах уже шел второй час ночи. Пускай и сделал хорошее дело, но этот, нечаянно попавшийся мост, не имел стратегического значения. В отличие от того, что располагался под Меркине. Именно по нему сейчас движутся, со всей возможной скоростью, танковые части Гота.
— И пускай, кампфгруппы, третьей танковой группы уже ушли далеко вперед. Но танк это не лошадь, а такое животное, которое без своевременного питания, в данном случае горючим, далеко не уедет. Да и без боеприпасов, танк уже не танк, а железная колесница. Годная, только, для перевозки экипажа. А если лишить его и того и другого?
Кампфгруппой, согласно немецкой терминологии, обозначались временные организационные структуры, на которые делилась танковая дивизия в наступлении, включавшие в себя танки, мотопехоту, артиллерию и саперов. В вопросе выполнения поставленной боевой задачи, они были самодостаточны. Что позволяло им длительное время действовать даже в условиях полной автономии. Но все равно, успешность этих действий определялась, прежде всего, бесперебойностью снабжения. А так как немецкая военная машина отличалась крайней степенью организации работы тыловых служб, то и успех подвижных соединений, находился в прямой зависимости от нее.
Если же сюда добавить жалобные слезки самого, командующего третьей танковой группой, генерал-полковника Германа Гота, то складывается и вовсе интересная картина. В своих воспоминаниях, без наличия которых никак нельзя было представить любого, более-менее крупного, военачальника Вермахта, которому посчастливилось вырваться живым из огненного горнила этой войны. Каждый из них, считал своим непременным долгом, откреститься от ответственности за развязывание кровавой бойни, а также оправдаться в собственных неудачах. Находя для этого массу различных объективных причин.
— Хотя, для обозначения такой ситуации, в русском языке, давно уже существуют соответствующие аналогии, по типу того, что «плохому танцору всегда я. ца мешают».
Так вот, с целью оправдаться и доказать окружающим, что он лично не совсем плохой танцор, Гот и навалял, или навалил, гениальный опус, под громким названием «Танковые операции». В котором объясняет причины собственных неудач, в том числе и в первые дни войны.
По его словам, после того, как ударные кампфгруппы 12-й танковой дивизии, при поддержке передовых частей 18-й моторизованной дивизии выполнили поставленную перед ними боевую задачу, ему, как командующему 3-й танковой группы, не удалось развить успех. По самой банальной причине. Видите ли, пока части 19-й танковой дивизии отдыхали после форсированного марша, на западном берегу Немана, в преддверии дальнейшего прыжка на Восток, следовавшие следом за ними тыловые подразделения 8-го авиационного корпуса, таким отдыхом пренебрегли. Им, видите ли, приспичило, выполнить приказ своего командования, который гласил: «Не в коем случае не отрываться от передовых частей!» Вот и выполняли его со всем усердием. При этом обогнали части 19-й дивизии, расположившиеся на отдых. А так как в тылах этого корпуса наличествовало без малого 2000 единиц техники, включая, по словам Гота, тяжелые грузовики, груженные телеграфными столбами, то они, своей массой, запрудили все, пригодные для движения, фронтовые дороги. В особенности, когда, переправившись на восточный берег, НЕОЖИДАНО попали на плохой участок дороги.
— Ага! Это в России то, и вдруг неожиданно! Да у нас испокон веков две беды: дураки, и дороги. Причем, еще не известно, чего больше. А вот тот факт, что немцы тащили с собой все необходимое, включая ТЕЛЕГРАФНЫЕ СТОЛБЫ, при условии, что лесов в Белоруссии, более чем достаточно. Это еще раз говорит об идеальной организации логистики в германской армии. Которая в своей деятельности учитывала любую, даже такую, на первый взгляд, незначительную мелочь. И если вставить палку, а еще лучше железный лом, в колесо этого, отлаженного, механизма? То немецкая военная машина может дальше и не поехать. Или же будет ехать, но с большими пробуксовками.
Размышляя, таким образом, и прикидывая х… к носу, сравнивая различные породы ежиков, которых можно положить под роскошный зад Гота, чтобы он нашел еще тысячу и одну причину собственных неудач, я не забывал, при этом оценивать обстановку. И, по мере сил, управлять лодкой, для увеличения скорости которой, даже пришлось включать основной двигатель. Правда, продолжалось это недолго. На этот резкий, выбивающийся из общей картины шумов, звук мотора последовала незамедлительная реакция. Сначала по берегам реки, причем, что характерно по обоим, забегали огоньки карманных фонариков. Но вскоре, сразу в трех местах, вспыхнули огни авиационных прожекторов, которые целенаправленно стали обшаривать водную гладь. В поисках неучтенного нарушителя ночного спокойствия.
Так что мне, пришлось, в спешном порядке глушить этот демаскирующий девайс и ретироваться под защиту левого берега. Как более пологого, но густо поросшего камышом, и с изобилием множества островков. Которые в случае чего давали возможность безопасного укрытия от докучливых глаз. Что было немаловажным при условии приближения к крупному населенному пункту по правому борту. Хотя светомаскировка и соблюдалась, но множественные пожары давали достаточную возможность, чтобы рассмотреть даже малейшие детали.
Судя по карте, это был городок, под названием Друскеники, или, как он станет называться позже, в мое время, Дру?скининкай. Сейчас это районный центр на юге Литвы, а в описываемый период административно подчинялся Белоруссии.
Курортное местечко, получившее известность еще во времена царствования Николая I, благодаря наличию, в окрестностях, множества минеральных источников с целебными свойствами. Наибольшую популярность приобрел после Крымской войны, когда множество больных и раненых, в ходе кампании, хлынули сюда на излечение. Имеет даже, в своем активе, душещипательную историю о неземной любви, вспыхнувшей между Юзефом Пилсудским, тогдашним главой Польши, и местной врачихой, по фамилии Левицкая.
События происходили в 20-х годах прошлого века, когда, после развала Российской империи на самостийные княжества, эта часть Белоруссии, по недомыслию, отошла к Польше.
— С какого перепуга? Непонятно.
Ведь исторически, Царство Польское, делилась на десять губерний. Самая восточная из которых, Сувалкская, имела свою границу аккурат по Неману. И Друскеники, расположенные на его правом берегу, никаким боком не попадали под польскую юрисдикцию.
— Однако, гляди-ка, в рамках реализации программы создания Великой Польши, от моря до моря, хапнули больше, чем потом смогли переварить. За что, в дальнейшем и поплатились!
А самым большим инициатором расширения польской территории и был, кстати, пан Пилсудский. Но не устоял перед чарами провинциальной панночки. Отвлекся от государственных дел, утонув в омуте прекрасных глаз. Да так глубоко занырнул, что даже выныривать никак не хотел. В итоге, забрал прекрасную панночку в столицу! А там, сей высокопарны душевный порыв не был по достоинству оценен и не нашел отклика в сердцах ближнего окружения. Удавили милочку, втихую.
— А нечего, государственных мужей от великодержавных дел отрывать.
А Юзеф ничего, молча утерся, и все. Впрочем, не он первый, и ни он последний, кто подрывается на минном поле, с говорящей фамилией. Только и разница, что у Клинтона была Левински, а у Пилсудского — Левицкая. Роковая, для глав государств фамилия.
— В общем: «У Шпака — магнитофон, у посла — медальон!» Каждому, как говорится, свое.
Пока осуществлялся этот, импровизированный экскурс в историю, окраина городка, или, как любят именовать в этой местности — местечко, приблизилось уже вплотную. В «ночник» видно было все как на ладони. Особняком стояли массивные строения, видимо относившиеся к санаторным комплексам. Но, среди городских строений преобладали, преимущественно, деревянные одноэтажные. Которые, в своей массе, и попали под раздачу в первую очередь. И поэтому, большая их часть, уже даже не полыхала, а как бы нехотя тлела, давая достаточную подсветку для ночного прибора.
По всей видимости, бой за этот населенный пункт был жарким, но коротким. Это становилось понятным не сразу, а только если внимательно приглядеться. Судя по всему, после мощного артиллерийского налета, немецкие передовые подразделения, рывком ворвались в городок и, не ожидавшие такого развития событий, советские части были вынуждены поспешно отступить. Причем так поспешно, что даже мост не взорвали. И он достался противнику в целости и сохранности.
— В просторечии, такое поспешное отступление именуется паническим бегством. В общем, элементарно, драпанули!
Но лично для меня это было неожиданным, но, тем не менее, приятным бонусом. Поскольку если бы не было целой переправы, то наверняка немцы бы давно понтонный мост смастрячили. Они на эти дела большие мастера, в особенности их инженерные части. На их вооружении состоял понтонно-мостовой парк (ПМП) Brueckengeraet B. Который позволял навести 100-метровый мост, грузоподъемностью до 8 тонн, всего за пару часов. А такой мост для меня был равносилен непреодолимой преграде. Так как настил моста ложился аккурат на лодки-понтоны, имевшие незначительную осадку. И пробраться под ним, незамеченным, можно было разве что вплавь. Или, на крайний случай, причаливать к берегу и обходить препятствие по берегу. А если учитывать интенсивность движения, которое не прекращалось даже ночью, то и эта задача была невыполнима.
Вот по этому то, я и воспринял уцелевший мост, как манну небесную. Но и оставлять его за собой в исправном состоянии, было бы верхом глупости. Вот только проблема — заключавшаяся в том, что мост был бетонным. И простой динамитной шашкой его было не взять. И двумя, кстати, тоже.
Поэтому пришлось пожертвовать еще десять килограмм, ставшего вдруг, дефицитным тротила.
— Вот парадокс — до войны, только что не спотыкался об ящики, со взрывчаткой. Стоявшие в бункере, без какой-либо системности. А тут, над каждым килограммом трястись готов.
Очередной мост был трехпролетным. Причем дальняя, от меня, сторона моста была оборудована шлюзом. Для прохождения речных судов. Зато ближняя, скрывающаяся во тьме, возвышалась, от силы на пару метров, от поверхности воды. И добраться до верха мостовой опоры, большого труда не составило. Даже не пришлось использовать дополнительное оборудование. Обошелся только руками и простой веревкой.
В данном случае разбрасываться не стал и заложил весь заряд в одно место. Рассчитывая на то, что бетонная конструкция, в отличие от деревянной, хоть и более прочная, но зато и более хрупкая. Достаточно взрывом нарушить ее целостность как сразу использование инженерного сооружения по назначению станет проблематичным.
— То есть рухнуть может от любой дополнительной нагрузки. Это, конечно, если сразу не развалится.
Установив таймер будильника, по отлаженной схеме, на утренние часы и отчалил дальше. До цели моего путешествия оставалось не больше 20-ти километров, но небосклон, на востоке, уже начал сереть. Предвещая скорый рассвет. Который, в мои планы, не входил. Поэтому приходилось поторапливаться. Используя силу течения, вырвался за пределы городка и, отдалившись на безопасное расстояние, припустил во весь дух. На сколько хватало мощности мотора, стараясь рывком проскочить оставшийся путь. Даже не смотря на угрозу быть обнаруженным с берега.
Все равно немцам не на чем за мной гнаться. Ведь свои собственные бронекатера они, как мне помнится, везли по железной дороге. Поэтому, в данный момент, они, в лучшем случае, еще в пути. А местный транспорт приспособить для своих нужд элементарно не успевали. Остается опасность обстрела с берега. Но тут уж как фишка ляжет. Во-первых, не факт, что они станут сразу стрелять в неопознанный плавающий объект. Поскольку тот может оказаться и своим. А во-вторых, по ночному времени попасть в быстро движущуюся лодку, это ведь надо еще и умудриться. А вот, в случае, если я не поспею к сроку, то тут опасность во сто крат увеличивается.
Поэтому я и летел, на всех парах, разогнав лодку до состояния глиссера. Когда она только еле-еле касается воды, глиссируя по поверхности наподобие блинчика, пущенного умелой рукой под нужным углом.
Когда, по моим прикидкам, до рубежа перехода в атаку, то есть до моста, оставалось не более 1,5 километров, я вырубил двигатель и опять включил менее шумный, но от этого не менее эффективный, электроник. К мосту подходил на цыпочках. Сам себе, напоминая большого кота, на мягких лапках подкрадывающегося к добыче. Шажок, еще шажок, поворот за излучину реки и… Стоп мотор, суши весла!
Впереди маячила конфигурация, только отдаленно напоминающая шедевр инженерно-архитектурного гения, совсем еще недавно, бывшее мостом. Закрученные штопором металлические мостовые фермы, разрушенные напрочь опоры, рухнувшие в реку пролеты. Все это говорило не только о мощности взрыва, но и то, что история, хотя и частично, уже пошла по другому пути. Во всяком случае, нечаянный подарок, в виде целого моста, просвистел мимо немецкого кармана.
— Одним словом — птица «обломинго», во всей своей красе!
Но и в той истории Гот, будучи довольно опытным военачальником, не очень то и надеялся, на такой везение. А потому, заблаговременно, должным образом подготовился, к форсированию водной преграды. По всей видимости, нацистские специалисты по расовой чистоте, основательно лопухнулись, проверяя его родословную. Потому как, в его роду, однозначно были представители еврейской национальности. Иначе бы, откуда в его загашнике оказались в запасе, целых четыре саперных батальона? Никак ободрал все танковые дивизии своей группы, поскольку только в них, согласно штатного расписания, предусмотрено наличие Brueckenkolonne В (mot), т. е. «Мостовая моторизованная колонна типа В». И только имея не менее 4-х таких комплектов, плюс приданные 4–5 саперных рот, для их монтажа и обслуживания, можно было собрать такой наплавной мост. Способного выдержать, не менее 60 тонн полезной нагрузки. И обеспечить беспрерывный грузопоток, включая танковые колонны. И это в столь короткие сроки.
— Ну что тут сказать, немцы всегда отличались в лучшую сторону своей педантичностью и предусмотрительностью. Один только пример, с телеграфными столбами, чего стоит? Но тут вам не здесь. Всем хорош немецкий «орднунг», кроме одного. Не сможет он правильно среагировать на неучтенный фактор, которым в свою очередь славен русский человек. Просто в ступор впадает. И клинит его, совсем не по детски. На любую вашу хитрость, Россия всегда ответит своей непредсказуемой глупостью!
Вот именно таким фактором и буду выступать — я. И, вооружившись той самой глупостью, с ее непредсказуемостью, буду сейчас для вас, любимых, изобретать мелкие пакости, в совокупности с большими безобразиями.
— Чтоб служба — медом не казалась! А что ж вы думали, на прогулку приехали. На вояж с променадом. Так здесь вам не Елисейские поля и, уж тем более, не Пикадилли!
Конечно, применение для подрыва понтона морской мины, было бы более целесообразным. Но где ж ее взять то! Поэтому, как говорится, за неимением гербовой, будем писать на простой!
Рецепт мелкой пакости, в моем исполнении и, в данном, конкретном случае, был очень прост. Четыре бревна, связанных попарно. Два заряда взрывчатки, упакованные в целлофан, во избежание намокания. И крепко привязанные к миниплотику, таким образом, чтобы край заряда, слегка выступал за срез бревна. На противоположный конец, для противовеса, сходный по весу булыжник. Найденный, по случаю на речном берегу. Контактный взрыватель, поставленный на удар. И все! Да! Еще сила течения реки, любезно согласившейся доставить посылочку до адресата.
В принципе, вес заряда без труда бы выдержало и одно бревно. Но очень уж оно не устойчиво. Поэтому существовал риск, что, в самый ответственный момент, оно могло крутануться, вокруг своей оси и, все труды насмарку. Самым сложным было, на коленке, слепить контактный взрыватель. Но справился. Помогла смекалка. Имевшиеся у меня в наличии, стандартные детонаторы, были рассчитаны или на электрический, или на огневой способ подрыва. То есть, капсюль-воспламенитель в них, мог среагировать либо на электрическую, либо на обычную искру. А в водной среде со спичками играться проблематично. Запалы от гранат подходили гораздо больше, но вот возиться с ними в темноте — себе дороже. Тем более что срабатывание их бойка рассчитано на рывок, а не на удар. Да и изготавливаются они, изначально, мало пригодными для разборки. Выручил, как водится, случай.
Давным-давно, будучи номинальным начальником стрельб, попал мне случайно в руки, набор юного подрывника-минера. Из серии — сделай сам! Вернее собери. Собрать надо было немного-немало: унифицированный запал ручной гранаты модернизированный, сокращенно — УЗРГМ. Правда, с небольшой оговоркой. Граната была учебной. Простая чугунная болванка, внешностью напоминающая «лимонку», то есть оборонительную гранату Ф-1, выкрашенная в соответствующий, черный, цвет. Болванка, в отличие от других деталей, присутствовала в единственном экземпляре. Поэтому, перед каждым применением, ее нужно было снаряжать заново. Остальные комплектующие были представлены во множественном варианте, но каждая в отдельности. Вот такой вот конструктор. А в качестве капсюля-детонатора, использовался имитатор, снаряженный не инициирующим веществом, а, во избежание, простым, причем дымным, порохом. Но срабатывали стопроцентно. Отказов не было.
Вот этих то имитаций у меня с собой и было несколько штук. Вставил по парочке в каждый заряд. Для чего пришлось немного расковырять гнездо в тротиловой шашке. Поскольку форма имитации несколько отличалась от формы стандартного детонатора. Тот был цилиндрической формы, а имитация напоминала внешне бутылочку. Вроде тех малипусеньких шкаликов, которые используются для разлива коллекционного алкоголя. Правда, в уменьшенном варианте. Свободные места замазал веществом, по консистенции похожим на пластилин. Его еще используют в строительстве, для заделки швов между бетонными блоками. Рачительные хозяйки еще, с его помощью чистят одежду. Потому что к нему все прилипает. Потому и называется — «липучка». В качестве ударника использовал гвоздь обыкновенный, строительный. На 150 миллиметров.
— Пускай не эстетично, зато дешево, надежно и практично!
Когда самодельные брандеры были готовы я, пользуясь утренним туманом, который молочно клубился над водой, вывел их на боевой курс. Сначала отпустил один. Затем, не выпуская его из виду, на веслах, пересек реку. Прикинул траекторию движения первого плотика, сравнил с собственным курсом и, отпустил второй. Напутствуя его словами:
— Ловись рыбка, большая и маленькая! Торпедные аппараты товсь! Пли!
То, что силы удара, при столкновении, будет достаточно для инициации взрыва, я ни сколько не сомневался. Для этого, достаточно вспомнить, какой ущерб способно нанести бревно, мирно плывущее по течению, встречному судну. Так называемые «топляки» были форменным бедствием для речного судоходства, в особенности в эпоху деревянных судов. А чтобы пробить борт судна нужно гораздо большее усилие, чем для накалывания капсюля-воспламенителя гвоздем.
А одновременное использование сразу двух самодельных торпед, было обосновано необходимостью нанесения большего ущерба врагу. Так, чтобы в действительности, мелкие пакости, для него, превратились в большие неприятности. Если же ограничиться только одним зарядом, то логично его применить точно по середине. Тогда свести концы моста воедино и срастить его, не составит особых проблем. А два сразу, одновременно, позволит вырвать целый кусок сооружения. Который, наверняка развалится, или, по крайней меря займет больше времени на восстановление. Ведь, если Гот, оголил все свои танковые дивизии, решив сосредоточить все переправочные средства в одном месте, то взять новые ему будет просто негде. А если, возле Алитуса, части Красной Армии также не оплошали, как и здесь, у Меркине? И там тоже, своевременно, мост взорвали? Тогда и 39-й корпус притормозится. И будет вынужден терять время, которое и так, сейчас, на вес золота. И даже дороже. Поскольку ценой здесь служит не денежный эквивалент, а кровь человеческая и жизни людские.
Спрятавшись в прибрежных камышах я, в оптику, следил, как за движением своих самоделок, так и за обстановкой на мосту.
Конечно, за время победоносного похода по Европе, немецкие саперы поднаторели в наведении переправ. Вот только сопротивления им там, практически, никто не оказывал. И потому, расслабившись, они пренебрегли элементарными мерами безопасности при форсировании водной преграды. И, не перегородили, хотя бы со стороны течения, реку противоминными сетями и специальными заградительными уловителями. Которые, если мне не изменяет память, называются — «боны».
Помнится, во времена моей молодости, годах в 80-х, в период перестройки, на отечественные киноэкраны хлынули импортные фильмы. Причем различного качества. Начиная от шедевров мирового кинематографа и заканчивая обычным ширпотребом. Тогда и довелось мне посмотреть заурядный фильм с незатейливым названием: «Боны и покой!» Только под бонами там понималось совсем другое. Да это и не важно! Важно другое. Что в данной ситуации, наличие этих самых бонов обеспечило бы фрицам относительный покой. А вот в из отсутствии — извини подвинься! Покой им только снился!
— Ну, или, в качестве альтернативы, по многочисленным заявкам, отдельным категориям немецких граждан, будет сейчас гарантирован ВЕЧНЫЙ покой!
Пока я, мысленно, про себя, бормотал это напутствие, левый плот, все-таки вырвавшийся вперед, достиг, наконец-то цели. Наплавной мост, который фрицам пришлось прокладывать между наиболее пологими берегами, тем самым пересекал реку в самом широком месте. И, даже на глазок, его протяженность составляла метров 200–250. Плот же пришвартовался, приблизительно в метрах сорока, от западного берега. На счастье, а кому-то и на беду, аккурат в этом месте проезжала цистерна. Видимо с горючим, поскольку, на взрыв заряда, наложился и взрыв заправщика. Горящий бензин разлетелся во все стороны, попадая на все без разбору. Горел настил, горела даже вода. Часть топлива попало на идущую сзади машину, из которой, как тараканы, полезли гитлеровцы. Горели и понтоны, служащие опорой моста. Это те, которые уцелели при взрыве. Несколько штук просто разнесло в клочья, вместе с частью настила. В том месте, где до этого находился бензовоз. Течение стало разворачивать мост, который, с этой стороны, теперь ничего не удерживало.
Надо отдать должное немецкой организации, благодаря которой паника прекратилась. Но горящее дерево ставило крест на возможности исправить ситуацию. Немцы бегали по краю моста, но сунутся в огонь, не решались. И тут, добавляя хаоса и неразберихи, прогремел второй взрыв. Это достиг цели второй брандер. Этому, как на грех, бензовоз не попался, но силы взрыва все равно хватило, чтобы разрушить настил. Чем и не преминул воспользоваться впереди идущий танк, судя по небольшим габаритам, то ли Pz-1, то ли Pz-2, отсюда было не разобрать. Зато хорошо было видно как он, не успев затормозить, ухнул в воду как утюг. Мгновенно скрывшись под водой. Видимо глубина, в этом месте, была соответствующая.
Таким образом, и с правым, восточным, берегом связь моста была утеряна. В одно мгновение кусок моста, метров 120-ть длинной, превратился в неуправляемый паром, в плену которого оказались еще четыре танка, три Pz-4 и один Pz-3. Между ними затесалась пара крытых грузовиков. Судя по всему, груженных. Так как из кузова никто не выскакивал и заполошно по парому не носился. В отличие от самых водителей и экипажей танков. Чьи вопли были слышны даже здесь.
Причина их паники была видна невооруженным глазом. Неуправляемый паром, в который в одночасье превратился мост, несло прямо на остатки стационарного моста. От которого, хоть и осталась только груда искореженного железа, но вот волноломы, или как их еще называют ледорезы, сохранились в целости и сохранности. До них оставалось метров 70–80, и встреча была неминуема.
Так как левая часть отправилась в путешествие несколько раньше, то она первая, под острым углом, и столкнулась с остатками моста. Раздался треск. Предназначенные для ломки льда ледорезы, шутя справились со своей задачей. Стоявшие ближе к тому краю два танка ушли под воду без всякого возражения. Остальная техника их не намного пережила. Настил трещал по всей своей длине, по мере достижения понтоном конечной точки своего маршрута. Также, в порядке очередности, на дно отправлялась некогда былая мощь германского Panzerwaffe.
Еще раз окинув взором благостную картину разрушений, и убедившись, что добавки никто не просит, развернул лодку и отправился в обратный путь.
— Мавр сделал свое дело — мавр может уходить!
Глава 4
От места события я улепетывал во все лопатки, словно в ж. пу ужаленный. Несся на всех парусах, наплевав и на звуковую маскировку, и на опасность быть обнаруженным с берега. И не потому, что боялся погони. Отнюдь! Еще не рассеявшийся туман отлично скрывал меня от неприятельского взгляда. Но в этом был и существенный минус. Поскольку белесое марево покрывало всю речную пойму, словно пуховое одеяло, то и я не видел не зги. В сложившейся ситуации никакая оптика не могла мне помочь. Не придумали еще приборов способных видеть сквозь туман. Поэтому весь обратный путь приходилось пробираться буквально на ощупь. Больше по наитию, чем осознанно, придерживаясь речной стремнины, я до отказа выжимал ручку газа.
Преодолеть оставшийся путь, который, в этот раз, пролегал против течения, используя только весла или слабосильный электродвигатель, в отведенное мне время, нечего было и думать. А неумолимый бег времени остановить невозможно. В особенности если его отчет идет по таймеру часового механизма взрывателя.
Именно необходимость успеть до его срабатывания и заставляла меня, наплевав на осторожность, накручивать газульку до упора.
— Еще не хватало попасть под раздачу собственного самодельного взрывного устройства. Вот это был бы номер!
И только плохая видимость мешала развить скорость до максимальной. Но в этом был и положительный момент. Никакой прожектор не смог бы пробить туман, такой плотности.
— А стрелять по движущемуся в тумане объекту на звук, это все равно, что из пушки палить по воробьям. Во всяком случае, результат будет аналогичный.
Конечно, над водой звук разносится дальше и быстрее. Но, отражаясь от берегов, дает обманчивую иллюзию по реальному местоположению движущегося судна. При стрельбе, даже по видимой цели, при условии ее движения, необходимо брать упреждение. А какое оно должно быть, если ее скорость не известна? И предположить, что объект может развить такую скорость, с которой я, в данный момент, летел по речной глади, люди из прошлого не смогли бы и в самом фантастическом сне. Даже на глазок она зашкаливала за 60 км/ч.
Но все ж таки я просчитался. Выстрелы, спустя какое то время раздались. Но совсем не оттуда, откуда их можно было ожидать. Логично было бы заложиться на обстрел с берега, где прошлый раз меня пытались подсветить из авиационных прожекторов. Но это только заяц, попавший в луч света автомобильных фар, будет бежать по лучу до изнеможения. Или пока не пристрелят.
Но я не заяц, а скорее волк-одиночка. Как по жизни, так и по складу характера. Таких еще в народе называют — «бирюк». А тут напрочь забыл, что на волков охоту устраивают несколько иначе. С обязательным наличием загонщиков, которые настигают сзади, флажков, которые не дают уйти в сторону. И самое главное — стрелков, которые ждут впереди, в засаде. И название у такого вида охоты, соответствующее — облава.
Вот и у меня так же. В качестве загонщиков выступает время, которое, своей неумолимостью, заставляет меня рваться вперед. За место флажков — берега реки. Которые не дают возможности свернуть. И как тут можно было забыть о стрелках, ума не приложу? А вот они напомнили о своем существовании.
— Нарисовались, блин, что хрен сотрешь! Еще только окладчика, для полной картины, не хватает!
Но было видно, что стрельба ведется вразнобой, бессистемно. А это значило, что никого из тех, кто мог бы собрать воедино всю мозаику, у немцев нет. А то, что стрельба идет прямо по курсу, могло означать только одно — приближение моста. Того самого, который я заминировал последним. Который, как помнится имеет две опоры и три пролета. Причем средний пролет расположен таким образом, что если двигаться прежним курсом, то удастся проскочить точно по центру. Где, в принципе, никаких препятствий быть не должно. Во всяком случае, прошлый раз, я таковых не заметил. Если только, за время моего отсутствия, какой-нибудь, растяпа-водитель, не утопил свою колымагу именно в этом месте.
— А-а, где наша — не пропадала, Маша?
И с этим воплем добавил газу, хотя, казалось бы, больше уже и некуда. Оказалось, что есть куда. Взревев мотором, лодка понеслась вперед, изредка подпрыгивая на волнах, как необъезженный скакун. Сам же себе я напоминал участника родео. Поэтому, чтобы не вылететь на ходу, одной рукой вцепился в рулевой рычаг, а второй за собачий ошейник. А так как пес располагался на носу лодки, то для этого мне пришлось, почти распластаться. Таким образом, моя голова едва возвышалась над бортами. Руки раскинулись на максимальную ширину, а живот полировал центральную скамейку. Которую моряки, почему-то, именуют банкой.
Такое мое положение еще больше улучшило аэродинамические свойства судна, поскольку, благодаря тому, что корпус моего тела находился параллельно, а не пендикулярно днищу, парусность значительно уменьшилась. А скорость, соответственно, еще немного подросла. Теперь она достигала не менее 80 км/ч. И это было весьма кстати. Поскольку к хлопкам винтовочных выстрелов добавился резкий рокот пулеметной очереди. Пули вспенили воду немного сзади. Но в этот миг, лодка влетела под мост.
Не успел я перевести дух, как она тут же выскочила с другой стороны, и поскакала дальше. Спустя какое-то время опять послышались выстрелы. Теперь они гремели строго сзади, но уже не доставляли особого беспокойства. Потому что с каждой секундой я удалялся от моста. Но тут снова зарокотал пулемет. Видимо пулеметчик водил стволом из стороны в сторону, от всей широты своей немецкой души. Стараясь накрыть как можно большую площадь.
— Опытные люди говорят, что свою пулю не услышишь. Хотя откуда они могут это знать, если разобраться? Если по собственному опыту, то, как смогли поделиться ощущениями с окружающими? А не испытав этого на практике, вряд ли могли бы, об этом говорить, с такой уверенностью. Но лично мне хватило и того, что я слышал.
Сначала что-то просвистело слева, затем справа. Потом всплески послышались спереди и, наконец, сзади. Лодка вышла из опасной зоны. Что дало мне возможность выпрямиться, перевести дух и оглядеться.
Туман стал рассеиваться, под утренними лучами восходящего солнца. В появившихся разрывах было видно что, благодаря отсутствию управления, лодка сместилась ближе к левому берегу. И я уже начал вновь выворачивать на середину, как вдруг скорость резко упала. Создавалось впечатления, что будто бы кто-то схватил ее сзади и не хочет отпускать. Но нет! Оказалось, что причина была не сзади, а спереди. И ее было не только видно, но и отчетливо слышно, даже не смотря на работающий двигатель. Одна из пуль все ж таки задела лодку, пройдя по касательной по самому носу. И сквозь проделанную, ею, дыру сейчас со свистом утекал драгоценный воздух.
Не в том смысле, что дышать было нечем. А в том, что с его потерей стала резко падать плавучесть. В первую очередь стала съеживаться и зарываться в воду, носовая часть. Что сразу же, отрицательно, сказалось на скорости, которая стала стремительно падать. Поэтому, не дожидаясь пока она упадет окончательно, я резко повернул к берегу. Ближайшему. Которым оказался, как это не печально, левый. Но выбирать не приходилось. До правого я бы по любому не добрался. Правда, в качестве альтернативы, имелась еще возможность добираться до него вплавь, оказавшись посреди реки без плавсредства.
— Но это уже не альтернатива, получается, а только ее иллюзия.
Мое местоположение, на корме, при учете массы двигателя, сыграло против меня. Совокупным весом мы давили на самую наполненную воздухом часть, создавая тем самым дополнительное давление. Которое, в свою очередь, способствовало увеличению потока воздуха, покидающего лодку. И длина лодки не позволяла хоть как-то, или чем-то прижать дыру. Тут уж или править, или бороться за живучесть судна. Одновременное решение обеих задачи не представлялось возможным. Выручил Туман!
— Вот умница!
Видимо что-то сообразив, он положил свою башку, аккурат на дыру. Правда, даже этих его усилий было недостаточно, чтобы полностью перекрыть утечку, но вот снизить ее скорость, у него вполне получилось. Как будто понимая недостаточность оказываемой помощи, он грустными глазами смотрел вперед, на приближающийся берег. До которого оставалось еще метров пятьдесят. И только, развивающиеся, под напором вырывающегося воздуха, уши указывали на его готовность умереть на боевом посту, но не оставить своего товарища в беде.
Такая, бескорыстная помощь, бессловесного помощника, позволила, хотя и не без помех добраться до вожделенного берега. Когда лодка уткнулась, окончательно сдувшимся носом, в прибрежную растительность, на ее днище, уже вовсю, плескалась вода. В которую, мои ботинки, погрузились по самую щиколотку. Поэтому выражение: «Даже ног не замочив», не подходило категорически.
— Но нет худа, без добра! Зато все остальное осталось сухим.
Так я и вышел, на берег, сухой, и без ухи. В смысле голодный. И дико уставший. Поэтому, прежде чем планировать дальнейшие действия, было необходимо поесть и отдохнуть. Предварительно избавившись от лишнего, и самое главное, компрометирующего, имущества. В которое входил: сама лодка, двигатель от нее, и, оставшееся неиспользованным, подводное оборудование. Все остальное могло пригодиться и при сухопутном путешествии. А это подлежало немедленному уничтожению. Ну, или, хотя бы тщательному укрытию.
Окончательно выпустив воздух из лодки, завернул в нее, как в брезент, мотор и акваланг. Крепко обвязал, получившийся тюк, веревками, на концах которых прикрепил, найденные на берегу, камни. Которые должны были послужить дополнительной тяжестью, ну или, по крайней мере, якорем. Аккуратно притопил все в небольшом бочажке, образовавшемся возле берега, в результате его подмыва речным течением. Собрал все остальное имущество. Равномерно распределил нагрузку. Оружие взял в руки и пошел искать место для отдыха.
Но не тут-то было. Не даром бережок-то оказался пологим. Это и не берег вовсе был, а островок. Среди других, таких же. Такое чередование густо поросших камышом и кустарником островков с протоками между ними, местным населением именуются — плавни. Не зная которые, и не умея в них ориентироваться, можно было проплутать очень долго. Но опять выручил пес. Благодаря чутью, безошибочно выбирая правильное направление.
Вот правда о сухости пришлось забыть. Потому что большинство проток, те которые нельзя было перепрыгнуть, пришлось преодолевать вброд. То и дело погружаясь, где по пояс, а где и по самую грудь. В одном месте оступился и ухнул с головой. Благо, что «Вал» держал над нею. Поэтому он и не намок. А вот все остальное оружие, вместе с амуницией и снаряжением, купались вместе со мной. По полной программе. Успокаивало только то, что документы и особо ценные вещи, боящиеся сырости, находились в непромокаемом (из ткани полиуретановой пропиткой) рюкзаке.
Но, слава Богу, все плохое, рано или поздно заканчивается. Закончился и мой заплыв на короткие и очень короткие дистанции. И мы, с Туманом, наконец-то выбрались на сушу. Это не был крутой берег, а скорее, заливаемый в половодье, луг. Заросший разнотравьем, которая, в некоторых местах, достигала высоты, приблизительно по пояс. За лугом, метрах в пятистах, разрастался лес. Оглядевшись и, не заметив ничего подозрительного, бегом преодолел открытый участок. И только оказавшись под укрытием деревьев, мы остановились, чтобы перевести дух. Вернее я, чтобы перевести дух, а Туман просто встал. Раз напарник никуда не бежит, то ему, дескать, спешить тоже, вроде как, некуда. Вообще, создавалось впечатление, что для него это все вроде небольшой игры, с пробежками. Немножко бежим, немножко лежим, чуть-чуть купаемся, малек играем. Навроде как у чукчи, сдававшего зачет по тактической подготовке.
Вскоре обнаружилось подходящее местечко, для того, чтобы встать здесь на дневку. Учитывая, что всю ночь пришлось побегать, теперь имел возможность передохнуть. В полном соответствии с Трудовым Кодексом Российской Федерации, имеем право на труд и на отдых.
Почему германские войска имели такие успехи в начале русской компании? Да потому что относились к войне как к работе. А работать, как и воевать они тоже умели неплохо. Потому что знали, что лучших успехов можно достичь, только методично выполняя свою задачу, перемежая работу с отдыхом и приемом пищи. Мудрым был тот, кто первым сказал: «Война войной, а обед по распорядку!» В этом высказывании заложена не только житейская мудрость, но стратегический расчет. Вот немцы, к примеру, воевали строго по распорядку. Артиллерийско-минометный обстрел, авианалет, наступление, прием пищи — все по расписанию. Пускай предсказуемо, но зато, какой эффект. Войска идут в бой сытые, отдохнувшие, бодрые и, соответственно выполняют поставленную задачу. Наши, напротив, уставшие, голодные, потерявшие веру в себя и в свое командование. Поэтому откатываются все дальше и дальше. Да еще и постоянное напряжение, ожидание неприятностей, неизвестность. Плюс — хроническое недосыпание. Недаром, ветераны войны, в своих воспоминаниях постоянно жаловались на нехватку сна. Потому что, исконно русское — Даешь!!! А из уставшего солдата, какой боец?
Место, которое я облюбовал, идеально подходило для того, чтобы выспаться, без помех. А также, чтобы ненароком, на попасться на глаза. Растущая на дне небольшого овражка, раскидистая ель, своими нижними ветвями, упиравшимися в склон, создавало естественный шатер. Как будто бы, созданный, самой природой. Мне, только оставалось, озаботится подстилкой. Которую я тут же и смастерил, наломав лапника и устлав им землю. Сверху положил маскировочную накидку, которую пришлось прихватить, из-за черного цвета униформы. Затем раскатал «пенку», дабы не застудить себе чего не надо. А то, на сырой земле, заработать простатит, как нефиг-нафиг. В особенности, в моем возрасте.
Достал из рюкзака банку гречневой каши с мясом, а также тушенку. Часть содержимого вывалил на сорванный лопух, сверху сыпанул собачьего корма и пододвинул натюрморт своему напарнику.
— Жуй, лохматый, заслужил, — сказал я, потрепав пса за загривок.
Сам же удовольствовался остатками, перемешав их в одной посудине — все равно в желудке все перемешается. А, в полевых условиях, не до эстетики гастрономических пристрастий. Да и из предметов сервировки у меня в наличии была только несколько ножей, а также складная ложко-вилка. Подобные, насколько мне известно, использовались немцами, во время войны, повсеместно. Мой дед, прихватил такую, по случаю, возвращаясь, домой, с фронта, списанный подчистую. Вот и я позарился, увидев, аналогичную, в охотничьем магазине. Хотел еще стереть маркировку, чтобы было нельзя идентифицировать. Но потом плюнул. Я сам, весь, с головы до ног, сплошное недоразумение, выглядящее в этой реальности как инородное тело. Поэтому артефактом больше, или меньше, разницы, уже не имеет.
— Никакой, мало-мальски серьезной, проверки мне, все равно, не пройти. Спалюсь, нафиг! Во мне, абсолютно все, буквально кричит — чужой! Поэтому, одна ложка, общей картины не изменит.
А ножи, так те вообще, отдельный разговор. Конечно, колбаску там, сальца или хлебушка порезать — подойдут. Хотя у них, принципиально другое предназначение. Не порезать, а зарезать! Тем более, что большинство ножей были метательные. И, в качестве столовой утвари не годились.
Наскоро перекусил злаково-мясной смесью, заедая бутербродом с салом, для большей питательности и калорийности. Запил все квасом из фляжки и, совсем уже собрался прикемарить, минуток шестьсот, но передумал.
Сначала достал, из кармана разгрузки, записную книжку, с привязанной к ней, на веревочке, шариковой ручкой. Раскрыл на титульном листе и сделал первую запись.
Журнал боевых действий разведывательно-диверсионной группы «Леший» ОСНАЗа НКВД СССР.
Начато: 22 июня 1941 года. Окончено: _______________
22.06.1941 г. 04:00–06:20
Уничтожено:
1 пехотный взвод с минометным расчетом — из 8-й пехотной дивизии Вермахта,
в составе:
офицер — 1;
фельдфебель — 2;
унтер-офицеров — 4;
солдат — 32.
Захвачено:
50-мм миномет, с БК- 1 шт;
Пулемет MG-34, с БК — 3 шт;
Пистолет-пулемет MP-35 — 2 шт;
Пистолет-пулемет MP-38 — 2 шт;
Пистолет P-08 «Люггер — Парабеллум» — 2 шт;
Пистолет P-38 «Вальтер» — 8 шт;
Радиостанция «Телефункен» — 1 шт.
Сорвано уничтожение пограничного наряда и атака погранзаставы.
— 06. 1941 г. 12.30–16.00
Уничтожено:
1 артиллерийская батарея — из 18-го артиллерийского полка 8-й пехотной дивизии Вермахта;
в составе:
офицеров — 2;
унтер-офицеров — 11;
солдат — 72;
Тяжелые полевые гаубицы 15 cm sFH 18 — 4 шт;
Полугусеничный тягач 8-тонный Sd.Kfz.7–4 шт;
Транспортная машина Kfz. 70, Крупп L2H143 (6*4) — 4 шт;
Легковых автомобилей Kfz.1 — 1шт;
Легковых радийных автомобилей Kfz.2 — 1шт;
Ремонтный автомобиль Kfz.2/10 — 1шт;
Легковых автомобилей с зенитной установкой Kfz.4 -1шт;
Легковых автомобилей Kfz.15 — 2 шт;
Легковых автомобилей Kfz.15, радийный — 1 шт;
Автомобиль наблюдения за линиями связи Kfz.76 — 1шт;
Легких грузовых автомобилей — 1 шт;
Средних грузовых автомобилей — 3 шт;
Мотоцикл с коляской — 1 шт;
Мотоцикл без коляски — 1шт;
Полевая кухня — 1 шт;
Захвачено:
Полугусеничный мотоцикл высокой проходимости SdKfz 2
«Kettenkrad HK-101» — 1 шт;
Пулеметы MG-34 — 2 шт;
Пистолеты-пулеметы MP-38 — 2 шт;
Пистолеты — 12 шт.
Сорван артобстрел частей Красной Армии.
— 06. 1941 года. 3.00 — 4.20
Уничтожено:
Наплавной понтонный мост
Средний танк PzKpfw IV — 2 шт;
Средний танк PzKpfw III — 2 шт;
Легкий танк PzKpfw II — 1 шт;
Бензовоз.
Сорвана переправа частей 18-й моторизованной дивизии Вермахта.
Еще раз перечитал написанное, довольно хмыкнул:
— Это вам не цацки-пецки. В первые дни войны, такой результат и батальону иметь не зазорно. Конечно, в масштабах всей войны, это ничто — капля в море. Но все-таки!
И, с чувством глубокого удовлетворения, завалился спать.
Проснулся, когда солнце стояло уже высоко. И судя по его расположению на небосклоне, время уже перевалило за полдень. Сверился с часами, так и есть — без пятнадцати час. Время обеда!
— Та-ак! Поспали? Теперь можно и поесть! — подумал я, вспоминая мудрые слова мамы-жабы своему сыночку. — На сытый желудок, и воевать, веселее. Правда, Туман?
Пес был целиком и полностью разделял мою идею. О чем и не преминул сообщить, виляя, в знак согласия, хвостом. Видимо, в этом вопросе он был на стороне литературного героя, у которого жизненное кредо звучало: «Всегда!»
Обед мало, чем отличался от завтрака. Разве что, мясные консервы из будущего, в меню, были заменены трофейными, собранными, по случаю, на разгромленной батарее. Банки были оснащены химической приспособой, для разогрева содержимого.
— Интересно, конечно, чего это они туда напихали?
Самый простой вариант — карбида, насыпать, который при взаимодействии с водой выделяет тепло. Как в ацетиленовой горелке. Но опасно, потому что, кроме тепла, в результате реакции, еще и газ выделяется. О-о-очень, взрывоопасный! И тогда консервную банку можно использовать вместо гранаты.
— Но это вряд ли. Скорее всего, использовались другие реактивы. Какие? Понятия не имею! Я ведь не химик.
Но ведь, незнание внутреннего устройства автомобиля и принципа его работы не мешает женщинам им управлять. Так и здесь. Зато решение вопроса с горячим питанием значительно упрощается. А, вмонтированный в банку, механизм, выгодно отличается удобством использования, от мини-печек, работающих на сухом горючем. Которое, кстати, тоже широко применялось в войсках Вермахта. Еще во время войны.
— А у нас начали использоваться только в начале 90-х. Инертность мышления — великий тормоз прогресса!
Питаться, длительное время, всухомятку — верный способ заработать язву желудка. А больной солдат, это бонус в копилку противника. Отечественное командование никогда этого не понимало. Считая, что забота о солдате, дело рук самого солдата. Как у утопающего. Конечно, русский солдат, в вопросе чего-нибудь скомуниздить, из съестного, и сам был не промах. Но все-таки обидно, что начальство не уделяло этому вопросу должного внимания. Отдавая этот вопрос на откуп интендантам и начпродам. А те, знамо дело, в первую очередь, заботились о собственном кармане. А уж потом, о подчиненных. Потому и не менялись, практически со времен войны, суточные рационы сухих пайков. Правда, в последнее время, за решение этого вопроса взялись всерьез. Не прекращаются попытки улучшить не только само содержимое, но и упаковку. Кучу денег вбухали, в разработку.
— Ну, еще бы! Такие бабки на этом делаются — закачаешься!
Впрочем, у нас в стране, любые реформы и преобразования проводятся только с одной целью. Отжать, в свою пользу, как можно больший кусок, бюджетного пирога. Что в образовании, что в здравоохранении, что в вооруженных силах. Потом, тихонечко, распилят его между собой, а во всеуслышание объявят: «Дескать, не получилось ничего?» Но тут же, оставляя задел на будущее, добавляют: «Ничего! В следующий раз, обязательно получится!» И новый виток реформ.
— Недаром говорят, что общество развивается по спирали!
Размышляя, таким образом, я даже не заметил, что мой завтрак подошел к своему логическому завершению. То есть закончился, ввиду уничтожения запаса съестного, выделенного мной для данного приема пищи. Туман, свою порцию, прикончил еще раньше.
— Ну что же, — подумал я, — раз такое дело, то раз поели, теперь можно и поспать. Тфу ты, я имел в виду повоевать.
После чего экипировался по походному, собрал оставшиеся шмотки, попрыгал, на предмет проверки правильности подгонки снаряжения, и скомандовал сам себе:
— Вперед!
Маршрут дальнейшего движения вырисовывался сам собой, исходя из моего географического положения. Назад идти, смысла не было. Если немцы не дураки, а это далеко не так.
— Не надо считать противника тупее себя. Тут и до беды не далеко!
Так вот, если немцы не дураки, то они наверняка выслали в район моего предположительного нахождения, какое-никакое плавающее транспортное средство. С задачей, если не найти, то как минимум, прочесать берега. И таких средств может быть не одно, а несколько.
— Переправляться, в таких условия, да еще вплавь — это уж совсем надо быть ушибленным на всю голову. Или отмороженным по пояс!
Пробовать провернуть нечто аналогичное ниже по течению, тоже не реально. Особенно если учитывать, что там находятся, те самые Гродненские ворота, с характерными обрывистыми берегами и неслабым течением. При условии, что время, на которое я устанавливал таймер взрывателя на первом мосту вышло. То большая вероятность того, что там все прошло благополучно. Как говорится в штатном режиме. А это означает, что фрицы там носятся как наскипидаренные. И если не пристрелят, в горячке, то уж затопчут обязательно.
— Нафиг-нафиг, кричали пьяные пионеры. Я еще пожить хочу. Потому как дел, впереди еще, очень много. А я больше всего на свете не люблю недоделанные дела.
Поэтому и остается только один путь — идти к месту, где на противоположном берегу замаскирован мой «луноход». Это приблизительно километров 40–50, по прямой. И пытаться переправиться именно там.
— Место, во всяком случае, для переправы, там наиболее подходящее.
Но идти нужно, опять, же не напрямую, а в соответствии с известной поговоркой, в обход. Потому как, вероятность нарваться на противника, вблизи самой крупной, в данной местности, водной магистрали, гораздо выше, чем в отдалении. Тем более, что там и лесной массив погуще, и немецких войск пожиже. Они все остались или севернее, моего местонахождения, или гораздо южнее.
— Значит, решено — сначала иду на восток. Затем, сделав крюк, ну или типа заячьей петли, возвращаюсь обратно на запад, к порталу. Здесь я уже шороху навел, а там у меня «шведы Кемь взяли», вернее Манштейн на подходе.
Так что, следует поторапливаться. Да еще по пути не забыть, каким либо образом впарить нашим скопированные планы немецкого командования. А для этого надо переходить линию фронта. Или, как минимум искать окруженные части Красной Армии, если история пошла по старому, известному пути. Либо диверсионные или партизанские отряды, если все идет в соответствии с отданными мной указаниями. Тогда основные части должны были оттянуться к старой границе. А до нее пилить и пилить. Что уж точно не входит в мои планы. Так что остается только один путь — передать документы ближайшему подразделению, с обязательным указанием их особой, государственной важности. Пусть вызывают самолет, или прорыв организуют — они того стоят.
— Вот только необходимо тщательно продумать легенду, под каким соусом им эти документы втюхать. Да так, чтобы это, хотя бы отдаленно походило на правду.
Конечно, при тщательном разбирательстве, особенно если документы достигнут Москвы, там сразу догадаются, откуда ноги растут. Но мне главное, чтобы они до туда добрались. А для этого необходимо убедить местное начальство в их важности, и, что тоже немаловажно, подлинности.
— Ну, ничего, дорога предстоит долгая. Что-нибудь придумаю. Как говорится: война придет — план покажет!
А пока подобные выкладки мелькали у меня в голове, под ногами у меня, незаметно, мелькали километры. Ведь известно, что если голова занята посторонними мыслями, то и дорога кажется короче, а сам путь легче. Тем более, что не надо было отвлекаться на окружающую обстановку, имея при себе такого, высококлассного, разведчика. Который даст фору любому вражескому, особенно если тот имеет человеческий облик. Хотя наделять фашистскую сволочь этим, приличным, эпитетом было несколько опрометчиво. Скорее уж не облик, а обличье, или, еще лучше сказать: харю, морду, рыло. Или любой другой термин, который бы еще лучше отражал их звериную сущность. Проявление которой, во всей своей красе, мне и довелось вскоре лицезреть.
— Сразу хочу оговориться — зрелище не для моих слабых нервов. Поэтому я и не сдержался! Да и не хотел, честно говоря, сдерживаться!
Мы, с Туманом, действовали по уже отработанной схеме. В легком темпе пересекая очередной лесок, затем замирали перед открытым пространством, осторожно присматриваясь, прислушиваясь, а кое-кто и принюхиваясь. Затем резкий спринтерский спурт, до очередного леска, надежно укрывавшего нас от посторонних глаз. Дальше по тому же варианту. И когда мы, таким образом, оставляя за спиной километр за километром, отмахали уже, приблизительно, верст семь, приближались к очередному открытому пространству. Как вдруг, неожиданно, впереди раздался надрывный, полный ужаса и безысходной тоски, женский крик. Следом послышался пистолетный выстрел. Другой. Еще один. И, как завершающий аккорд, довольный, глумливый мужской гогот.
Сопоставил эти два фактора воедино. Да еще и Туман внес свою лепту, ощетинив загривок, обнажив клыки и сделав охотничью стойку. Показывая тем самым, что впереди находится враг. Хотя я это и так уже понял прекрасно. Осталось только выяснить, кто это и, самое главное, в каком количестве. Поэтому и придержал пса за ошейник, приговаривая:
— Тихо Туман, тихо! Сейчас разберемся, кто там пришел, зачем пришел. Разберемся, как следует — и накажем, кого попало. Вернее, кому попадет! А судя по крикам, попадет не слабо. — и добавил. — Сзади! Стереги!
А сам приставными шагами, осторожно двинулся вперед, плавно перетекая с одного места на другое, стараясь не наступить на какой-нибудь сучок, Который бы мог своим хрустом выдать мое место расположения. Наконец-то добрался до очередного кустарника, которым завершалась лесная поросль. И, укрываясь за его листвой, обозрел страшную, в своей омерзительности, картину. Омерзительную настолько, что я невольно заскрежетал зубами, от ярости.
При первом приближении, сама картина никаких вопросов не вызывала. Все было ясно, как божий день. Передо мной простиралась опушка леса, примыкающая к лесному же проселку. По которому и двигалась, видимо, подвода, с ранеными красноармейцами. На ее беду встретился ей, или догнал, что в принципе неважно, немецкий танк. И здесь начались гонки. Возница, а это наверняка был, лежащий в траве раскинув руки, молодой парнишка, совсем подросток, из последних сил пытался достичь спасительного леса. Но не успел! Уже на самой опушке танк догнал телегу и, с ходу, намотал ее на гусеницы, вместе со всем содержимым.
— Вон, до сих пор, кровавые капли стекают с катков на землю. И мало аппетитные куски человеческого мяса, застрявшего между гусеничными траками, видны отчетливо.
В общем, все, кто находился, на тот момент, в телеге погибли, смертью храбрых, не успев оказать никакого сопротивления. Выжили только, успевшие отбежать в сторону, возница, лошадь, которую не зацепило танком, а лишь оборвало постромки, да две девушки. По всей видимости, медсестры или санитарки. Причем одна из них была в форме, а другая в простом платье. Но на этом весь ужа для них не закончился. Вылезший, из танка экипаж, сначала, не утруждая себя, пристрелил парнишку. А затем, догнав девушек, устроили над ними форменное надругательство. О чем ясно говорили разорванная, в клочья, форма на одной, и задранный, оголяющий, окровавленные ноги, подол платья, на другой. Насытив свою звериную утробу нечеловеческой похотью, эти демоны, в человеческом обличии, не мудрствуя лукаво, просто их застрелили. Прекратив тем самым их мучения. Именно эти выстрелы и предсмертный крик последней жертвы я и слышал.
Кровь ударила мне в голову и я, выхватил оба пистолета, из набедренных кобур, поставил оба на автоматический огонь и, с криком:
— Ну, держите суки!!!! — вышел на поляну.
Танкисты, обряженные в черную, напоминающую эсесовскую, форму, в черных же пилотках, с металлическим черепом, вместо кокарды, сгрудились на месте преступления, буквально в десяти шагах. Они еще продолжали обсуждать недавнее веселье, с удивлением оглянувшись на мой возглас, как я, с первым же шагом, открыл по ним огонь. Причем жал на спуск до спазма пальца, пока не опустели магазины. Конечно, это было чистой воды безрассудством, но я, сгорая от ненависти, уже не контролировал себя. Спустя две секунды, я еле-еле, смог разжать одеревеневшие указательные пальцы.
Упавшие, как скошенные, танкисты, правки уже не требовали. Это было видно даже невооруженным взглядом. Шестьдесят патронов, практически в упор, не оставили им никаких шансов. Ближайшего, ко мне, очередь буквально распилила пополам. Остальные были нашпигованы свинцом, как рождественская утка черносливом. Практически ни одна пуля не прошла мимо цели. И только тут, удовлетворенно осматривая благостную, для меня, картину полного разгрома, я спохватился. И, немедленно перезарядив оружие, огляделся.
Видимо удача была на моей стороне. Или она всегда сопутствует тем, кто теряет голову в бою. Ага! Бо-ярин — яростный в бою.
Вокруг царила безмолвная тишина. Нарушаемая лишь стрекотом цикад, или кузнечиков. Ну не силен я в энтомологии, этимологии и других подобных науках. А вот тишина — это гут, даже больше — зер гут! Никто не спешит на выстрелы. Не пытается отомстить за своих соратников. Тишина! Гробовая, или лучше сказать — мертвая! Ага!
Одно из двух, или этот танк отстал от своих, что навряд ли. Поскольку наказание за подобное в Вермахте было очень жесткое, если не сказать жестокое. Не хуже чем у наших. Нет! Не зато, что они сотворили на лесной опушке. За это то, как раз, согласно приказа: «О военной подсудности в районе „Барбаросса“», они могли отделаться дисциплинарным взысканием. И то, если у их командира было бы, ну очень плохое настроение. А вот за то, что бросили свою часть на марше, вот тут да. Могли и в свой, фашистский, «штрафбат» загреметь. Который, по слухам, был пострашнее нашего. Из нашего можно было еще выйти, по ранению, или за особые заслуги. У них же, из «штрафбата» был единственный путь — вперед ногами.
— Кстати, я им дорогу сильно сократил!
Второй, более вероятный, вариант состоял в том, что танк или возвращался из ремонта, либо после поломки во время того же марша догонял свою часть. И причем, так как других следов видно не было, еще и срезал путь. Поэтому командир танка всегда мог бы отбрехаться за задержку. Потому и позволили себе танкистики развлечься.
— Поразвлеклись — суки! Тут вам — не здесь! За такие развлечения здесь только одна награда — смерть!
Но все равно, как бы, то ни было, расслабляться еще рано. Как бы, не началось, то самое «головокружение от успехов». Поэтому нужно, в темпе, подчищать за собой, да сваливать, отсюда, поскорей. Пока не набежали, всякие гаврики, как мухи на г… э-э, на мед, причем в безмерном количестве.
Быстро обшмонав трупы танкистов реквизировал у них все, что могло представлять хоть какую-то ценность. Нагрузил найденное имущество на коняшку.
— Ну, не на себе ведь все переть?
Бережно отнес тела погибших девушек и парнишки поглубже в лес, сложил в яму образованную огромным выворотнем. Лопатой, снятой с танка, обрушил стенки, и как мог, прикопал. Времени, на рытье полноценной могилы, не было. Хоронить останки раненых не стал. Да и нечего там было хоронить! Постоял немного у свежей могилы. Прошептал:
— Простите, девчата! Простите, что не успел! — и вернулся обратно.
Больше всего затруднений вызывал агрегат, по недоразумению именуемый — средний танк T — IV, или точнее PzKpfw IV, серии Ausf.В, или С, кто их разберет. С окурком 75-миллимитровой пушки, торчавшей из башни на подобии пиписьки. Выглядевшей на башне также несуразно, как и половой орган, неожиданно выросший во лбу человека.
Вариантов было несколько. Первый, который пришел в голову, покататься по окрестностям, дабы навести шороху в немецких тылах, был, при тщательном анализе, самым мало реализуемым. И даже опасным. Поскольку основное преимущество танка, возможность давить противника «броней и огнем», экипажем, состоящим из одного человека и одного пса, использовать было невозможно. Или давить, или стрелять.
— К сожалению, мой верный помощник, в этом вопросе мне помочь никак не мог. Ну не сможет он, своими лапами, ни штурвал крутить, ни на гашетки давить.
Если же только давить, то можно легко нарваться на гранату под гусеницу. Даже обычной, противопехотной «колотушки», будет более чем достаточно. Гусеницы, у современных танков, могли «разуваться» и вполне самостоятельно. Даже без дополнительной посторонней помощи. Причем, абсолютно на ровном месте.
— После этого — все! Пишите письма — мелким почерком! Или сразу похоронку! А мне то, ее даже и посылать-то некуда! Да и некому! Мои родители еще не родились. Если только на Главпочтамп, с пометкой «до востребования» — в будущем!
Если же только стрелять, то тоже не вариант. Неподвижный танк, на поле боя, учитывая выучку немецких противотанкистов — братская могила. В моем случае — гробик на двоих! Одного человека и одного пса!
Значит, если откинуть вариант — «покататься», то остается только подорвать. Но опять же, возникает вопрос — как? Устроить ловушку, надеясь, что взорвавшись, танк, прихватит с собой, еще пару — тройку фрицев? А вдруг что пойдет не так? Дарить фашистам полностью исправный танк? Как говорится: «не дождетесь!»
Поэтому, не заморачиваясь, кинул в открытый люк тротиловую шашку, отмотав, предварительно, «хвостик» бикфордова шнура подлиней. Чтобы, в случае детонации боекомплекта, на которую я и рассчитывал, мне сама башня на голову не прилетела. Поджег шнур, свистнул собаку и побежал в сторону лошади, заблаговременно отведенной на безопасное расстояние. И привязанной, к дереву, как говорится — во избежание.
Только успел до нее добежать, как сзади:
— Хрена-а-а-к! — раздался взрыв.
Я только и успел оглянуться, чтобы заметить, как башня танка отрывается от корпуса, который, в свою очередь подпрыгивает. Башня летит в сторону. Благо не в мою, а в противоположную. Падает прямо на дорогу, взметая тучу пыли, и, наконец, и замирает.
— Ну, вот и ладушки! — констатирую я, сей факт. — Этот поезд, уже точно, дальше не пойдет!
И с этими словами скрываюсь, в лесной чаще.
После происшествия, оставившего в душе тягостный осадок, причиной которого являлось мое опоздание к месту событий, прошло довольно таки уже много времени. Но осадок все равно оставался. И хотя острая ненависть, заставившая меня безрассудно броситься на врага, несколько притупилась. Но мне от этого было не легче. Пускай моей прямой вины в произошедшем не было, но… Вот то-то и оно! Как любил повторять мой преподаватель тактики: «Больше всего я не люблю опаздунов и опозданцев!»
Вот именно для того, чтобы не относить себя к какой-нибудь из этих категорий, мне и приходилось сейчас поспешать. Чтобы успеть на, самим собой, запланированную встречу. И в случае непредвиденных эксцессов, или случайностей которые могли бы привести к срыву операции, винить оставалось только себя.
Но в создавшейся ситуации были и свои плюсы. Они выражались в возможности использования тягловой силы в одну лошадь. Которая безропотно тащила свой крест, то есть поклажу, позволяя мне двигаться налегке. Что, в свою очередь, благоприятно сказывалось, как на скорости движения, так и на моей усталости. А если мои, непривыкшие к таким пешим переходам, ноги начинали гудеть от усталости, то лошадка принимала на себя дополнительную тяжесть, в виде моей, многострадальной, стокилограммовой тушки.
Это позволяло взвинтить темп передвижения до предела. Поскольку третий участник нашего небольшого отряда, в то время когда я ехал на лошади, давая отдых ногам, нарезал вокруг круги, ведя, дополнительно, ближнюю разведку. И при этом, не выказывал никаких признаков усталости. Только язык свешивался набок, показывая, что если бы не знойный летний день, и наличие несъемной шубы, то и вообще все было бы замечательно.
Кстати, жара действительно стояла изнуряющая. И если бы, не тот факт, что основной наш путь пролегал под сенью деревьев, то переносить этот зной было бы и вовсе невмоготу. Потому то и пришлось отказаться от всяческих пробежек, сосредоточив все усилия на неторопливой, но при этом непрерывной ходьбе.
— Да, в принципе, и сам маршрут движения не способствовал скоростному передвижению.
Белорусские леса, заваленные валежником и буреломом, густо переплетенные лесным разнотравьем, никоим образом, даже отдаленно не напоминали ухоженные леса Европы. Боле похожие на парки, чем на естественные лесные массивы. Потому и вероятность переломать ноги, здесь, была гораздо выше. Правда мне повезло, и мы случайно вышли на тропу, скорее всего протоптанную лесными жителями. Которая, к тому же, не сильно отклонялось от намеченного мной направления движения. Именно наличие этой тропы и позволяло мне, время от времени, взгромождаться на своего Росинанта. Которого роднило с литературным персонажем такая же неестественная худоба, с торчащими наружу ребрами. А также меланхоличная невозмутимость, свойственная большинству представителей гужевого транспорта.
Наличие ребер и отсутствие седла, потому и приходилось обходиться без оного, то есть ехать охлюпкой, не позволяли долго наслаждаться конной прогулкой. Так как, уже через несколько минут, от такого способа передвижения начинало ломить все тело. Особенно его мягкая часть. Ощущения были такими, что казалось я еду не на лошади, а скачу верхом на заборе, или в крайнем случае, на стиральной доске. У меня был определенный опыт верховой езды. Еще в детстве приходилось работать в деревне, пастухом, пускай непродолжительное время, но все-таки. И все равно, сейчас я этими навыками не злоупотреблял. А чаще вел коня, который оказался мерином неизвестной породы, в поводу.
За световой день мы отмахали довольно таки внушительное расстояние. Даже не смотря на то, что пару раз приходилось делать привалы. Чтобы дать отдых коню, да и самим подкрепиться не мешало. Учитывая, что в танке, мне удалось обнаружить продовольственный НЗ, то на питании решил не экономить. Да и лишнюю тяжесть таскать сподручнее в животе, а не на горбу. Даже если этот горб и не собственный, а лошадиный. Все равно, по моим расчетам, при движении таким темпом, до расчетной точки мне добираться еще дня два-три.
— Если, конечно же, ничего не помешает. Тьфу, тьфу! Похоже, я уже становлюсь суеверным.
Но все равно, припасов должно хватить, даже с избытком. В крайнем случае, ничего мне не мешает выйти поближе к оживленной дороге, и уговорить фрицев поделиться жрачкой.
— Думаю, что они мне не откажут. Убеждать, во всяком случае, я еще не разучился.
Небесное светило клонилось к закату, пытаясь спрятаться у меня за спиной, и даже, кое-где, начинало цепляться за верхушки самых высоких сосен. Что ясно говорило о неизбежности наступления темного времени суток, которое, как известно наступает после команды: «Отбой!» Но, к сожалению, не в данном конкретном случае. Даже если я, не удосужусь, подать такую команду, то ночь все равно наступит. А вот двигаться по ночному лесу, это скажу я вам и вовсе невозможно. Поэтому придется подыскивать место для ночлега.
И только стоило мне подумать об этом, как увидел, что собака замерла, приняв охотничью стойку, и повернула ко мне свою лобастую голову. И тут мне и самому показалось, что вроде как дымком потянуло. Что явно указывало на человеческое жилье. Хоть и стояла сушь неимоверная, но это не исключало необходимости, в деревенских условиях, ежедневно раскочегаривать печку.
— А что вы хотели? Цивилизацией, до этих мест еще не добралась. Газа нет, света нет, водопровода нет. Канализацией еще и не пахнет! Вернее пахнет, но от отхожего места.
Поэтому и готовить приходится по старинке. В печке. Ну, или, на крайний случай, во дворе, на костре. Некоторые, правда, ставили еще одну печку, малого размера, под открытым небом или под навесом. Летние кухни тогда еще были не в моде, и как в моей родной деревне, в каждом дворе не стояли. А если учитывать, что эта местность только совсем недавно перешла под власть Советов, то и мода на все отечественное не успела еще себя проявить. Во всей, как говориться, красе. Поэтому запах дыма в лесу, при логическом размышлении, мог означать только одно, что рядом располагается или хутор, или заимка, или, сторожка лесника. Ведь логический закон достаточного основания гласит, что «если дыра — это нора, то нора — это кролик!»
Вот только на карте никаких пометок в этом месте не наблюдалось. Лес здесь заканчивался, проселок его по опушке огибал, озерцо небольшое неподалеку, дальше, на север, болото тянется — и все. Никаких строений не отмечено. Так что будем поглядать.
Прежде всего, я освободился от лишнего демаскирующего фактора, то бишь мерина. Хотя он, как уже говорилось выше, значительно облегчал жизнь, но зато и сковывал маневр. Поэтому вытащив у нее удила и привязал за недоуздок к дереву, сделав повод, смастряченный налегке из вожжей, подлиннее. Обеспечив тем самым ему возможность добраться до окружавшей его зелени. Поскольку овса у меня для него припасено не было, то приходилось рассчитывать только на подножный корм. Щедро предоставленный, в мое распоряжение, буйной растительностью июньского леса. А подножный корм, он потому так и называется, что растет прямо под ногами. Поэтому я и постарался обеспечить лошади возможность охватить как можно большую площадь. Так что думаю, что за время нашего, с Туманом, отсутствия, она не только не оголодает, но и будет иметь возможность пополнить возможности своей одной лошадиной силы.
Наконец-то я закончил обихаживать лошадку, которая хоть и обходится без горючего, в отличии от техники, но зато требует к себе повышенного внимания. И ласки, конечно же. Любое животное любит ласку. И благодарно на нее реагирует. В отличии от человека. Который всегда норовит куснуть руку, делающую ему добро. Конечно же не все такие, но среди тех кого, в этих местах, встретить наиболее вероятно, таких большинство.
— Не надо забывать, что эти территории, не так давно были польскими. И среди местных жителей, людей, настроенных враждебно как к Советской власти вообще, так и к представителям русской национальности. И хотя в моей крови очень большой процент именно польской крови, но вряд ли я могу надеяться на радушный прием. В особенности учитывая собственный менталитет. И встретив в глухом лесу человеческое жилище, не надо торопиться навстречу к хозяевам, с распростертыми объятиями и вопя, во все горло, от радости. Береженного, как говорится, Бог бережет, ну а если наоборот, то и…!
Потому то, прежде чем идти к сторожке, я тщательно проверил амуницию, подогнал снаряжение, перезарядил оружие. Попрыгал, уже больше по привычке. Вроде бы ничего не мешало и, самое главное, не громыхало. Позвал собаку, скомандовав:
— Рядом!
И пригибаясь, на всякий пожарный случай, пошел вперед. Сначала, для скрытности, хотел накрыться маскировочной накидкой, типа Ghille, или просто Гилли. Для того, чтобы хоть как то прикрыть то черное безобразие, которое было на мне надето. Но при зрелом размышлении, был вынужден отказаться. Поскольку она хороша только в условиях леса, ну в крайнем случае, в траве. Но вот выходить в ней на контакт с местными жителями, это значит изначально обрекать миссию на провал. Поэтому, не заморачиваясь, решил идти в чем есть. Правда, шапочку пока оставил в скатанном состоянии.
— А то, не дай Бог, хозяина, или хозяев, кандрашка хватит, с перепугу, если ее в маску раскатать. Народ здесь живет не избалованный. К подобным фильдиперсам непривычный. Зачем зря людей пугать.
Когда я, наконец-то, вышел на опушку, и буйная лесная растительность больше не мешала мне обозревать окрестности, то понял что ошибался с определением жилищной принадлежности. Это был не крестьянский хутор, и не затерянная в глуши, сторожка лесника. Это была пасека. О чем явно говорили ульи, издали похожие на игрушечные домики. Даже крыты они были соломой, как и стоявшая, аккурат, посередине лесной полянки, изба. Обычный деревенский пятистенок, без каких либо изысков. Он располагался ближе ко мне. Ульи были расположены несколько дальше. На краю небольшого пойменного луга, плавно переходящего в бережок небольшого лесного озерца.
Сам луг поражал воображение цветущим разнотравьем. Тут тебе и клевер присутствовал, и люцерна дикорастущая, и донник. В общем, весь тот набор, который специально высаживали у меня на родине, в качестве медоносов и кормовых растений. Здесь, все это богатство росло вольно, без всякого приложения рук человеческих. И не только. Еще много всяких луговых трав и цветов, большинству из которых даже названия не смог бы подобрать.
— Ну не ботаник я, — расписался в собственной некомпетентности, — я в других областях специализируюсь. Стоп! А вот это, как раз вопрос по моей специальности.
Из-за дома выглядывал багажник легкового автомобиля. И судя по его конфигурации, в особенности притороченному сзади, по типу пропеллера, запасному колесу, явно, импортного производства. Вот, правда, марку определить затруднительно. Поскольку видна лишь небольшая его часть. Но то, что отечественный автопром здесь и рядом не стоял видно невооруженным глазом.
— Да и где вы видели легковой автомобиль стопроцентной российской сборки? Один же импорт, переделанный на русский лад. То форд, то фиат, то еще чья-нибудь лицензия. У нас только танки, те самые которые грязи не боятся, истинно родные. Остальное же…
Больше ничего особо примечательного разглядеть, к сожалению, не удалось. Все самое интересное, по-видимому, скрывалось от моего взора за избой. Так и хотелось сказать:
— Избушка, избушка, встань по старому, как мать поставила. К лесу задом, ко мне передом. Да и содержимое своего двора не забудь повернуть на сто восемьдесят градусов.
Вот только это заклинание будет выглядеть несколько неточно. Потому что и зад избушкин смотрел точно на лесную чащу, да и сам я здесь же обретался.
— То есть сзаду!
А должен быть спереду. Или, на крайний случай сбоку, чтобы разглядеть действо, во дворе дома происходящее. А для этого нужно, всего ничего, обойти избу по кругу. И желательно с той стороны, которая не выходит на проселок.
Сказано — сделано! Пробежавшись до стены, обращенной к лесу, я прижался к ней спиной. Чтобы немного перевести дух, отдышаться, да и шапочку раскатать. Теперь, когда предстоит встреча не с гостеприимными хозяевами, а с потенциальным противником, это будет не лишним. В случае чего, неизвестный в этом времени образ «человека в маске», может внести определенный элемент неожиданности и дать мне фору по времени. А в ближнем бою, даже доля секунды имеет значение. Особенно если она в твою пользу, а не на руку противнику.
Приставными шагами, стараясь не шуметь, переместился до угла. Прежде чем выглянуть, достал зеркальце, специально припасенное в нагрудном кармане, на всякий пожарный случай и, используя подобранную щепку, аккуратно выставил ее за край. Пусто! Обогнул угол. Туман держался сзади, передвигаясь на полусогнутых лапах, и практически шаркая брюхом по земле. Чем-то он мне напоминал кота, который подкрадывается к беспечной птахе.
Тем же Макаром до следующего угла, и вновь зеркальце на вытянутую руку. Есть!
— Вот они голубчики! Или голубки? Да не один ли хрен?
По правде сказать, я и изначально особо не напрягался. По вопросу количества солдат противника. Всяко разно много народа в Опель-кадет не засунешь Даже при великом желании. А если учитывать, что немецкие офицеры не сильно отказывали себе в комфорте, то и подавно. Водитель, охранник да сам, высокопоставленный, пассажир! Ну, можно конечно, было, перезаложиться на наличие почетного эскорта. На мацациклах! Но опять же, больше двух-трех, во двор, всяко разно не впихнуть. Так что, максимум, человек восемь-десять.
— Но ВДВОЕМ? Пускай даже в тылу собственных войск, но всяко разно, на оккупированной, а значит враждебной, территории. Обнаглели от безнаказанности? Или крыша съехала, от головокружения от успехов? Так это мы мигом поправим. Это ж просто подарок судьбы!
Подарок состоял из двух личностей враждебной национальности. Водитель стоял возле машины, со своей стороны и, явно маялся, от безделья. Второй, офицер, судя по погонам гауптман, то есть капитан, сидел на завалинке, рядом с замшелым мужичком. Которого, впрочем, мне было плохо видно, по причине того, что немец, практически полностью загораживал его своей фигурой. А вот его самого, в смысле его фигуру, мне было видно очень хорошо. Холеный, какой то, вальяжный и надменный. Даже в зеркало были хорошо различимы: нордическая внешность, аристократические манеры и покровительственно-надменное отношение к собеседнику. А еще явственнее это слышалось в его голосе.
О беседе здесь и речи быть не могло. Поскольку она подразумевает наличие, как минимум, двух участников. Здесь же звучал монолог одного актера. Который, не столько нуждался во внимании собеседника, сколько упивался собственными словами. И наставительный тон, которым он говорил, и интонации голоса явно указывали на это. Этот монолог чем-то отдаленно напоминал мне разговор куратора со своим агентом. Или что-то подобное этому. Во всяком случае, очень похоже. Таким тоном можно только указания раздавать.
— Стоп! Так он же по-русски говорит. Или мне мерещится? Да нет, вон, что- то про дело Великой Германии трындит. Ну, эта песенка нам хорошо известна! А вот пообщаться, поближе, не помешает.
Выскочив из-за угла, как чертик из табакерки, даже не целясь, выстрелил водителю в грудь. Затем, не прекращая движения, сделал два широких шага и оказался радом с офицериком. Который впал в ступор, при виде меня, и даже не помышлял о сопротивлении. Пододвинувшись к нему вплотную, я просто смел его с завалинки ударом приклада. Он покатился под машину. И тут только до меня дошло, что оружие, оснащенное дорогостоящей оптикой, отнюдь не предназначено для рукопашного боя. В противном случае, за точную работу прибора поручиться уже будет нельзя. Можно так стряхнуть все настройки, что потом не откалибруешь. Это все равно, что микроскопом гвозди забивать!
Досадуя на себя за эту оплошность, тем не менее, досаду я выместил на офицере. Врезав в живот ногой, обутой в армейскую бутсу, со всей пролетарской ненавистью. Присовокупив действие словами:
— Получи, паскуда! Пламенный привет Великой Германии от благодарной России!
Краем глаза, поскольку стоял к нему боком, заметил, что сидевший, как будто бы ничего не случилось старик, после этих моих слов как то дернулся. И глаза его молодо заблестели. Или же мне это показалось, поскольку я не хотел отрываться от своего увлекательного занятия. Но отвлечься все ж таки пришлось.
В чувство меня привел лязг автоматного затвора, взводимого у меня за спиной.
— Пиздец — приплыли!
Искоса глянул за плечо, и понял как я лоханулся. Охранник! Судя по спортивной фигуре и навыку владения оружием — боец не из последних. А распахнутая дверь деревенского сортира, ясно показывала, откуда он здесь взялся.
— Засранец! Чтоб тебя черти взяли! — я злился не столько на него, сколько на себя. За свою беспечность.
Черный зрачок автоматного ствола смотрел прямо на меня, и я отчетливо понимал, что не успеваю. Никак не успеваю отреагировать.
Но, тем не менее, тело действовало само, независимо от разума. Правая нога подбила левую таким образом, что они обе подлетели выше головы. А лишенное опоры тело, наоборот, с большой скоростью понеслось к земле. В какой-то момент я напоминал латинскую букву V. И именно в этот момент прогремел выстрел. Пуля пролетела в нескольких сантиметрах от тела, попав именно во впадину этого самого V, срикошетировала о радиаторную решетку и взвизгнув, улетела вверх.
Так как я в полете несколько развернулся, то охранник оказался ко мне боком и мой ствол теперь, в свою очередь, был направлен прямо на него. Еще находясь в полете, я нажал на спуск. Пуля ударила ему под пилотку, прямо в висок. И он начал валиться вперед. Но не успел коснуться земли, как что-то черное, похожее на облако взрыва, вспухло у него на спине. Окончательно припечатав к земной поверхности. Тут и моя тушка, наконец-то завершила свой непродолжительный полет.
— Уй-ё, как больно!
Ударом из меня выбило весь воздух из легких. И я несколько секунд лежал, пытаясь продышаться. Чем-то это напомнило мне юношеские годы. Соревнования по волейболу. Когда, в спортивном азарте подымаешь мяч с пола, при этом не задумываясь о последствиях. Только, вот там борьба шла за очки, а здесь, на кону стояла сама жизнь.
— Но я успел! Чьёрт по-бе-ри, я все-таки успел! — чуть не закричал я от переполнявших меня чувств. Но, тут же, спохватился. — Надо срочно вставать, пока второй не очухался.
Кряхтя поднялся, подошел к немецкому офицеру, который пытался встать и одновременно достать пистолет и кобуры. Я еще раз врезал ему ногой, как говорится во избежание и для профилактики. Гауптман в очередной раз согнулся, видимо вспомнил свою позу в утробе матери. Но я этим не ограничился. Вытащил его парабеллум, которым ему так и не довелось воспользоваться, и отбросил его подальше. Пистолет скрылся где то под автомобилем. За шиворот, рывком поднял немца. Ноги его не держали, но они то, мне, по большому счету были и не нужны. Даже вовсе наоборот. Поставил его сначала на колени, очередным пинком заставив переплести ноги, и усадил его на собственные пятки. Как мне известно, из такого положения встать, даже со свободными руками, довольно таки непросто. А тем более, если эти руки стянуты пластиковой стяжкой, за спиной.
Обезопасив, таким образом, себя и окружающих от незапланированных действий гауптмана, наконец-то смог вздохнуть полной грудью и оглядеться. И первым, на кого упал мой взгляд, был Туман. Так вот что я принял за облако взрыва! Пес стоял на спине поверженного охранника и своей немаленькой пастью сжимал ему шею. Хотя в этом уже и не было необходимости. Но даже на первый взгляд было понятно, что если бы моя пуля, не достигла цели, то для незадачливого фрица ничего бы не изменилось. Судя по положению его головы шейные позвонки, были не то сломаны, не то перекушены — напрочь!
— Силен, бродяга! — удивился я мощи его челюстей — тиски позавидуют. И добавил. — Туман, брось каку! Вечно ты всякую гадость в пасть тянешь!
Но после того, как моей повинуясь команде, собака оставила в покое свою жертву и подбежала ко мне, помахивая хвостом, видимо от избытка переполнявших его чувств, смилостивился:
— Молодец, молодец — Собакин! Спасибо тебе, выручил! — и в знак благодарности потрепал его по загривку. Хвост завилял еще интенсивнее, описывая умильные восьмерки.
И правда, в самом деле, молодец. Видимо ему было трудно решиться напасть на человека. Все-таки не бойцовый пес, а обычная деревенская дворняжка. Пускай и богатырских статей, не пустобрех, ни шавка какая-нибудь, но все-таки. Никто его специально не учил, охоте на людей не натаскивал. Потому и бросился на врага, только после того, как увидел, что тот непосредственно угрожает моей жизни. Но зато потом уже действовал без колебания. И не капли сомнений не возникало у него в правильности своих действий. Настоящий Друг!
Отдав должное собачьей преданности своего, добровольного помощника, я переключил свое внимание на местного жителя. И, сразу скажу, что экземпляр мне достался прелюбопытнейший. За все время развернувшихся на его подворье событий он никак отреагировал на происходящее. Остался сидеть в том же положении, в котором и встретил появление нового лица, то бишь меня. Только вот взгляд его и правда изменился. Цепкий взор прищуренных глаз отдалено напоминал взгляд снайпера. Которым он смотрит на цель, через оптический прицел. Правда, стоит отметить, что направлен он был не на меня, а на коленопреклоненную фигуру немецкого офицера.
И мое определение его «замшелости», кстати, было несколько поспешным. Старик был хоть и в возрасте, но еще довольно крепким. Больше всего было уместно определение — кряжистый. Как тот столетний дуб, который пропускает мимо себя все жизненные невзгоды, насылаемые на него судьбой. И стоит, вросший корнями в землю, не страшась не ветра, ни урагана, ни других природных катаклизмов. И еще ему подходило слово — основательный! Именно на таких стариках и держится русская земля. На земле живут, от земли же питаются и из нее же силы черпают.
Не выпуская «пасечника» из виду я, по быстрому обшмонал пленного, лишив его всех документов и избавил от мелочей, найденных в карманах. После чего полез в машину и выудил оттуда портфель. Солидный портфель, из хорошей кожи, который, судя по наличию сургучной печати, предназначался для перевозки секретных документов. Подобное мне уже встречалось на месте прошлой службы.
— Это я удачно зашел! — мелькнула мысль. — Судя по всему офицерик то не простой. Если в капитанском звании служит на побегушках. В качестве курьера. Значит и адресат у него должен быть под стать! Да и сами документы, если они, конечно есть в портфельчике, должны быть ой как солидными!
Вот сейчас и проверим. Да и с гауптманом пообщаемся. После чего, уселся на завалинку, рядом с дедом, небрежно бросив портфель у себя в ногах.
— А что! День клонится к закату. Вечерние сумерки сгущаются. Скоро совсем стемнеет. Вряд ли кто ночью в округе будет шастать. Так что появление новых гостей маловероятно. Можно немного расслабиться. Спешить то, все равно, особенно некуда. Передохнем, пока есть такая возможность.
Некоторое время сидели молча. Молчал я, молчал старик. У пленного тоже, особого желания разговаривать не было. Расположившийся рядом с ним Туман, добровольно взявший на себя обязанности конвоира, тоже молчун, не из последних. Так что некоторое время, над лесной пасекой застыла тишина. Прерываемая только жужжанием пчел, стрекотанием кузнечиков, шумом листвы, колыхаемой вечерним бризом. Да хриплым дыханием стоящего на коленях военнопленного. Которое, то и дело прерывалось кашлем.
— Видимо я ему что-то внутрях повредил, — мелькнула, и пропала мысль, — да и шут с ним, я его сюда не звал. За что боролись, на то, как говорится, и напоролись. Или, еще точнее, не хвались идучи на рать, хвались идучи с рати. В мечтах то, поди, бравый аристократ уже всю русскую землю под пятой немецкого сапога видел. Вот, как соловьем заливался. Накося — выкуси! Забыл видимо, что еще Сашка Невский говаривал: «Кто к нам с мечом придет, тому и бока намнем!» Пускай теперь сидит, собственными легкими харкает. Вон, кровушкой сплюнул.
Молчание, длившееся уже минут десять, непозволительно затягивалось. Пора было начинать допрос, пока гауптман окончательно не очухался и не выработал определенную линию поведения. Впарит мне легенду, пойди ее из лесу проверь? А чтобы добиться от него правдивых показаний в рекордно короткие сроки, прессовать придется по жесткому варианту. А он мне нужен, пока, более-менее здоровым, а самое главное транспортабельным. Ведь, по большому счету мне не нужны не оперативно-тактические планы немецкого командования, ни тем более дислокация и численность войск Вермахта, в прилегающих к данной местности районах. Это вопрос второстепенный. В крайнем случае, с помощью наладонника я могу получить более точные данные, да еще с уже готовым анализом и алгоритмом вероятных действий, как противника, так и советских войск. И единственный вопрос который меня действительно интересовал, можно было сформулировать довольно таки лаконично, как в кинофильме «Свадьба в Малиновке». Откуда — куда — зачем? И только получив достоверные ответы на эти вопросы, можно будет строить планы на ближайшее будущее.
И я совсем уже было собрался, помолясь, приступить к допросу первой степени, то есть без применения физического насилия, Как сидевший до этого, тихой мышкой, старик, первым задал вопрос, обращаясь к пленному:
— Ну, так как, герр офицер, теперича что вы можете сказать? — Видно было, что вопрос задан не из праздного любопытства, а продолжал собой прерванный моим неожиданным появлением разговор. — По-вашему выходит, или все ж таки, по-моему? Ась?
Тот в ответ, только зыркнул из подлобья, но промолчал.
— Ну ладно, — решил я перехватить инициативу в разговоре, — потом свой диспут закончите. — И добавил, — если будет такая возможность.
И, обращаясь к офицеру, жестко спросил:
— Фамилия, звание, номер части? Куда направлялись? И не вздумайте врать, что не понимаете русского языка! Я только что, собственными ушами удостоверился в обратном.
— Я бы попросил вас, — видно было, что слова ему даются с трудом. Хотя говорил он, практически, без акцента. — Я бы попросил вас проявлять вежливость, при разговоре с офицером германской армии. И как вежливый человек, вы первый должны назвать свое имя, звание и воинскую принадлежность.
— Ух ты! Во как! — я делано удивился. — Сразу видно прусского аристократа. Белая кость — голубая кровь! Аристократизм, так прямо и прет, из всех щелей! — Но, тут, же добавил в голос жесткости. — Вот только кто сказал тебе — мила-а-а-й, что я вежливый человек? А тем более, что я имею какое-нибудь звание? Да и на счет войсковой принадлежности, извиняюсь, промашка вышла. Я так просто, прохожий — обшитый кожей! Брожу по лесам, да твоих соплеменников, похожих на тебя, отлавливаю.
— Тогда, — немец чуть не поперхнулся от удивления, — тогда какое вы имели право нападать на меня и мое сопровождение? — Было видно, что он действительно чего-то недопонимает. — Если не имеете отношение к Красной Армии?
— Я что-то сейчас не понял, — пришел черед удивляться мне, — а мне что, на это нужно чье-то разрешение?
— Конечно, — попытался прокомпостировать мой головной мозг гауптман, — если вы не комбатант, то есть не имеете отношение к вооруженным силам воюющих государств, то ваши действия, по всем имеющимся международным правилам, относятся к разряду бандитских. И подлежат соответствующему наказанию! В отношении вас даже расстрел не применим. Только смертная казнь, через повешение!
— Ну-ну, — бросил я, снисходительно, — ты тут мне повыступай, поагетируй! Я так испугался, что ажно взбледнул, слегка! Вот только промашечка у вас вышла, хер гауптман, — я специально, одной интонацией, выделил официально-почтительное обращение, придав ему, уничижительное значение. — Да будет вам известно, что не далее как сегодня…
Тут я немного, преднамеренно слукавил, так как прекрасно знал, что это произойдет только через несколько дней, а именно 3 июля, когда в своем обращении к Советскому народу, Сталин впервые даст определение Отечественной, применительно именно к этой войне!
…глава Советского Союза, товарищ Сталин, объявил эту войну — Отечественной! — Краем глаза я уловил, как мой сосед, по завалинке, непроизвольно дернулся, но, тем не менее, продолжил. Уже для двух заинтересованных слушателей. — Наподобие Отечественной войны 1812 года, против Наполеона. Поэтому, святая обязанность, каждого русского человека, встать на защиту своего Отечества! И по мере сил и возможностей уничтожать захватчиков!
Тут я сбился с пафосного тона и добавил:
— Вот я, как могу, и пакастю, вашему брату, из своей, так сказать, природной вредности.
— И много успели напакостить? — в его голосе явственно слышался сарказм.
— Ой много, — не преминул я прихвастнуть, — за сутки танковый взвод, артиллерийскую батарею, да полуроту солдат на ноль помножил. Теперь вот тебя в оборот взял! Завтра еще кем-нибудь займусь. Буду и дальше пакостить, пока есть силы, или, — выдвинул я еще одну альтернативу, — пока солдаты у Германии не закончатся.
— Этого никогда не будет! — истеричным голосом, явно зазомбированным гебельсовской пропагандой, закричал немец. — Великая Германия — непобедима!
«Ой, блин, — пронеслась мысль, что-то я с лозунгами пересолил. Теперь закусит удила, и хрена лысого его разговоришь. Нужно немедленно осаживать. И как можно в более жесткой форме!» А вслух, добавил:
— Еще как будет! Я ведь не один буду. Много нас, таких, неприкаянных, по Руси-матушке, бродит. Земля у вас под ногами гореть будет! Каждый куст в вас будет стрелять! Собственной тени бояться станете! Ох не зря, товарищ Сталин, сравнил эту войну с наполеоновской, ох не зря! Ту же ошибку вы совершили, на те же грабли наступили! Не послушались своего Бисмарка? Полезли на Россию! Вот и получите этими самыми граблями, по своей наглой тевтонской морде, от всей широты русской души!
— Германия — победит!
— А как же! — Снисходительно бросил я. — Как только — так сразу! Я тебе больше скажу, Фриц — слушай меня сюда. Я точно знаю, что эта война закончится в Берлине! И иначе просто быть не может!
— Я Волфганг, — не согласился со мной гауптман, — и не откуда вы это не можете знать? Только фанатично на это надеяться. — И добавил — Все вы, большевики — фанатики!
Я же невозмутимо продолжил:
— Во-первых, с большевиками я и рядом не стоял, — открестился я от такого родства, — а во-вторых, все элементарно — Ватсон! Для того, чтобы прейти к такому выводу достаточно только знать логику и историю русского народа!
— И что такого, особенного, может быть в истории народа, относящегося к неполноценной расе? — в его голосе уже слышался не сарказм, а неприкрытое пренебрежение.
Так что я подумал, что пора уже заканчивать этот спектакль, а то диспут грозит перерасти в полемику. А это в мои планы некоим образом не входило. Но, тем не менее, последнее слово я решил оставить за собой.
— А все дело в том, Ганс, — я умышленно исковеркал уже известное мне имя гауптмана, — что вся история Руси, не знает случаев полного захвата другим государством. За исключением татаро-монгольского нашествия, — вынужден был я признать очевидное, — но и то, в конце концов, сошло на нет. Всегда Россия возраждалась! Вставала из пепла — как легендарная птица феникс! А знаешь почему? — И не дожидаясь ответа, который, в принципе, мне был и не нужен, продолжил. — А потому, что все русские люди — воины! Плоть от плоти земли русской. И в час испытаний, нам сама земля силу предает! И силы той — немерено! И даже простой крестьянин, который от этой земли кормится, и тот этой силой питается! И питает русских воинов — силушкой богатырской! Давным-давно, уж, ряд между ними положен. Что кормит крестьянин воина, а тот его защищать обязуется. И обычаю этому, не одна тысяча лет.
Я решил закругляться, и уже не скрывая ненависти, которая просто меня распирала изнутри, и которая стала явно слышна и в голосе, продолжал:
— Я — ВОИН! А ты, мразь, пришел на мою землю! Топчешь ее, без моего разрешения, жрешь мой хлеб, отбирая его у крестьянина! Опять же меня не спросясь! Ты что же думаешь, что это тебе даром, с рук сойдет? Что жизнь вам здесь, будет медом намазана! Хрен дождешься!
И с этими словами, схватив глиняную миску, из которой, намедни, немец вкушал дары природы, в виде пчелиных сот и свежего меда, и, с большого замаха, нахлобучил ему, ее, на уши. Миска, не выдержав соприкосновения с германской макушкой, раскололась, раня кожу головы керамическими осколками. Мед, моментом склеив волосы, потек по лицу и за шиворот.
Действие это было никоим образом не спонтанным, а вполне, даже себе спланированным. Поскольку нужно было заканчивать этот никчемный разговор, а также давало возможность вернуть пленного в первоначальное состояние. То есть вывести из равновесия, что очень способствует конструктивному разговору, но уже на заданную тему. Для этого, как нельзя больше, способствует резкий переход от задушевного разговора к прямой агрессии, сдобренной насильственными действиями. Психологический прием, часто применяемый в органах дознания. Более известный, как игра в «доброго» и «злого» полицейского.
Да и мед, пополам с собственной кровью, стекающий по лицу, не в коей мере на способствует душевному равновесию. Примерно как у человека, прилюдно наложившего в штаны, ему присущ внутренний дискомфорт. Что, опять же, благотворно влияет на откровенность.
— Итак, — подвел я итог случившемуся, — вернемся к нашим баранам. Еще раз спрашиваю — фамилия, звание, номер части? Куда направлялись? — и добавил. — Имя можешь не говорить. Оно мне уже известно.
Чтобы не затягивать паузу продолжил:
— Так как, Вольфганг — будем говорить?
Видя, что он колеблется, скомандовал:
— Туман! — Пес, прежде внимательно следивший, за каждым движением пленного, повернул, лобастую башку, в мою сторону. — Откуси ему ухо!
Не выразив и капли сомнения в моей команде он потянулся к немцу, не то намереваясь слизать, одуряюще пахнущую медом, вязкую массу с его лица, то ли, и в правду, желая выполнить мой приказ. Гауптман, заверещав от испуга, как заяц, дернулся в сторону. Но, не удержав равновесия на затекших ногах, повалился на бок.
Я, не кичясь, встал. Подошел к нему. За шиворот поднял и вновь усадил в прежнюю позицию. После чего, не торопясь, вернулся на место.
— Продолжаем разговор, — при этом я достал из ножен, висевших на разгрузке так как привычно у спецподразделений начала XXI века, но дико смотревшиеся сейчас, то есть сверху вниз, нож. Настоящий «Катран», который я, всеми правдами и не правдами, выцыганил у Олежки. И стал демонстративно чистить ногти.
— Значит так, Волфганг, — решил я немного прояснить для него ситуацию, — по большому счету, мне от тебя нужно только две вещи. Твой язык, чтобы ты смог, довести до меня интересные сведения, и твои ноги. Чтобы ты мог передвигаться самостоятельно. Остальные части твоего организма для меня интереса не представляют. Но, возможно, они необходимы тебе? Так что выбор за тобой! Значит смотри, — я поводил ножом перед его лицом, при этом он глядел на него заворожено, как кролик на удава, при этом поворачивая голову в такт с качанием, — я сейчас, медленно, буду отрезать тебе пальцы. Причем не целиком, а фалангами. Чтобы, так сказать, продлить удовольствие. Ну а ты уж смотри, на каком решишь остановиться. Когда примешь такое решение — скажешь. Хорошо?
— Вы не посмеете! — Попытался он покачать права. — Такое обращение с военнопленными противоречат всем существующим международным конвенциям!
— Ну-у, — протянул я, — во-первых, вы не можете являться военнопленным, поскольку я, как уже было объявлено, не имею отношения к Красной Армии, да и вооруженным силам других государств тоже. Поэтому не мог вас взять в плен, по определению. Я вас просто захватил, назовем это так. А во-вторых, Ганс, ответь мне пожалуйста на один вопрос, как по твоему, целенаправленное уничтожение мирного населения, с особой циничностью, солдатами Вермахта, попадает под определение воинского преступления. Опять же, согласно, вышеназванных, тобой, международных норм?
— Конечно! — искренне, хотя бы внешне, вскинулся гауптман.
— А вот хрен ты угадал! — Тут же обломал я его порыв. — Согласно решения вашего фюрера, начальником штаба верховного главнокомандования Вермахта, был подписан приказ, в котором говорится, что неправомерные действия против пленных или гражданского населения не является основанием для передачи виновного в них немецкого солдата под трибунал, а должны рассматриваться лишь его непосредственным командованием, на предмет вынесения дисциплинарного взыскания. Это как?
Пленный смущенно молчал.
— Видно знает кошка, чье мясо съело! — мелькнуло у меня в голове. — В смысле, что этот гауптман, не так уж прост, как может показаться, на первый взгляд. И наверняка, хоть краем уха, но слышал об этом приказе. Ну, или, по крайней мере об основных его положениях. А вот это есть гут! — Продолжал я анализировать ситуацию, исходя из его реакции на мой рассказ. — И, соответственно, наличию такого документа в его портфеле, как минимум не удивится, а как максимум, может и расскажет чего, интересненького. Не мне, так хоть советскому командованию. Хороший кандидат для того чтобы сыграть его втемную. — И напоследок. — Интересно, он сам то знает, что везет? Ведь судя по сургучной печати я бы не торопился утверждать это так категорично.
Пока эти мысли бродили у меня в голове, ситуация на пасеке нисколько не изменилась. Но вот реакция немца насторожила. Зыркнув на меня исподлобья, он сказал:
— Что-то вы слишком много знаете! Для лица, не имеющего отношения к армии.
На что я, презрительно фыркнув, ответил:
— Так я и не говорил, что не имею отношения к армии. Я только сказал, что не отношусь к Красной Армии. А это совсем другой коленкор. А вообще-то к армии я имею самое, что ни на есть прямое отношение. Чай не первый десяток лет тяну эту лямку!
— И до какого звания дослужились? Если это конечно не секрет.
— Да какие уж тут могут быть секреты. — Улыбнувшись, я развел руками. — К военным секретам отношения-с, не имею. — На что заработал еще один, удивленный, взгляд старика-пасечника, сидевшего рядом. — А звание у меня — майор! Потому и знаю достаточно, и говорить, с кем надо умею, и вопросы нужные задавать. Ну, а сложить, после получения такой исчерпывающей информации два плюс два, для военного профессионала, особого труда не составит. А уж источники мне сегодня попались, лучше и не придумаешь! Поскольку, практическое подтверждение пунктов этого приказа я лицезрел самолично! Не далее как сегодня утром! И успел, тут я немного слукавил, плодотворно побеседовать с участниками. — И тут же уточнил. — Правда, только с одной из сторон.
После чего, вкратце, поведал заинтересованной аудитории перипетии утренней эпопеи. С участием раненых, девушек, подростка, немецких танкистов, и вашего покорного слуги, с собакой. Красочный рассказ закончил фразой:
— Так вот, уважаемые присяжные заседатели! Я не в коей мере не раскаиваюсь в содеянном. И считаю, что немецкие солдаты, совершившие это, чудовищное, по своей сути, преступление, понесли суровое, но заслуженное наказание. Собакам — собачья смерть! — И, закончив повествование, перевел стрелки на гауптмана. Причем фразы старался произносить с таким тягучим равнодушием, что самому стало неуютно. — Поэтому, Фриц, я тебя сейчас буду, немного, резать. А ты подумай, пока, о недостойном поведении своих соплеменников. Ну и о своем тоже!
После чего встал и, совсем уже было, направился в его сторону, как заметил, что пленный незаметно сдулся. И, с трудом выталкивая слова из ставшего, вдруг, неродным, горла, выплюнул:
— Хорошо! Спрашивайте! — затем, видимо из чистого упрямства, добавил. — Я не Фриц, я Вольфганг!
— Да по мне, хоть Амодей Моцарт!
Я вернулся на место и облегченно, про себя, вздохнув, все таки не хотелось резать его на живую, сказал:
— Ну вот и ладненько! Вернемся, так сказать, к нашим баранам! Еще раз повторяю свой вопрос! Фамилия, часть, куда направлялись?
— Вольфганг фон Белов!
Глава 5
— Вольфганг фон Белов! — еще раз, с гордостью, как будто был прапорщиком, и не имя, а знамя носил, повторил гауптман.
— Во как! — меня тоже распирало, но не от гордости, а от предвкушения удачи. — Это я удачно зашел! И, если мои предположения верны, то ситуация складывается как нельзя лучше.
Боясь спугнуть капризную, синюю, как недокормленная курица, птицу удачи, сразу уточнил:
— Какое отношение имеете к Николосу фон Белову?
Пленный, в очередной раз зыркнув, нехотя выдавил:
— Кузен.
— Имея такого родственника, наверное, не затруднительно делать карьеру на военном поприще? — мои слова были буквально пронизаны сарказмом, который гауптман уловил. И тут же с возмущением отреагировал:
— В нашем роду протекционизм никогда не был в чести! — Гордо вскинув подбородок, попытался он меня убедить в обратном.
— Ню-ню, — это уже по себя, — пой ласточка, пой! Аристократ — тудыт твою, через коромысло! А вслух спросил:
— Тогда не будете ли столь любезны, сообщить свое место службы? — И кивнув на его знаки различия, пояснил: — Судя по вашей форме, вы обычный пехотный капитан, но, честно говоря, ваша принадлежность к известному аристократическому роду в совокупности с отличным знанием русского языка, заставляют меня усомниться в этом. Такой набор больше подходит штабному работнику, или, как минимум, представителю разведслужб. От штабной принадлежности вы открестились. Значит, остается только разведка. Скажете нет?
Немного помявшись, немец, в очередной раз попытался увести разговор в сторону:
— Судя по тому, насколько вы разбираетесь в организационной структуре Вермахта, ни за что не скажешь, что вы простой прохожий! — решил он мне подольстить.
Но вот только не германскому офицеру, пусть даже он будит трижды разведчиком, великолепно владеющим языком противника, тягаться в словесной баталии с тем, кто прошел суровую школу болтологии советского политработника.
— Вы несколько отвлеклись, герр гауптман, — оборвал я его, возвращая разговор в нужное мне русло, — сейчас разговор идет не обо мне, а о вас. Итак?
— Да вы правы, — нехотя согласился он со мной, — я действительно служу в армейской военной разведке.
— Поконкретней пожалуйста, — уже мысленно прокачав его, решил уточнить, — к какому именно подразделению Абвера вы имеете отношение?
— К 1-му отделу.
— Какие задачи выполняет ваш отдел?
— Сбор и анализ информации на оккупированных территориях, — на голубом глазу, продолжал лить пулю, гауптман, — именно этим я и занимался. До того как вы, соизволили прервать этот процесс. — Теперь уже в его голосе явственно слышался сарказм.
— Кто, на данный момент, является вашим непосредственным командиром?
— Я, напрямую, подчиняюсь начальнику отдела, которым является полковник фон Лахаузен-Виврмонт!
— Какие функции вы при нем выполняете?
— Помимо всего прочего я являюсь пилотом его личного самолета. Поскольку моя служба начиналась с летной школы Люфтваффе.
— Да-а, — подумал я, — врет и не краснеет! Зачем? Он что меня за лоха держит? Или просто решил прозондировать степень моей осведомленности? Ну-ну! Пой, ласточка, пой! — А вслух спросил, — Учились вместе с кузеном?
— Да, но на курс младше, — его готовность к сотрудничеству, только что из ушей не капала!
— Кстати, о вашем брате, — поставил я первую ловушку, — вы давно его видели?
— Вчера, — не задумываясь ответил он.
— Очень хорошо! — Я с удовлетворением отметил первое попадание. — А любимого начальника, вам давно лицезреть приходилось?
— Тоже вчера, — весомые булыжники из его лжи, уже нагромоздили целую гору.
— В Берлине? — решил я уточнить.
— Да, — выдал он, и улыбнулся.
Я не торопясь встал, потянулся, разминая затекшие от сидения мышцы и похрустывая отложениями солей в суставах. Старчески посетовал:
— Ох-хо-хо!
Не спеша обошел пленника, заходя ему за спину. Так же не спеша нагнулся и резким движением сломал ему большой палец.
Дикий вопль неприятно резанул меня по ушам и я, чтобы прервать этот крик, саданул ему локтем в голову. Крик резко оборвался и гауптман не удержавшись на сплетенных между собой ногах, завалился на бок. Пришлось подымать его, встряхивать и усаживать на место, придавая по возможности устойчивое положение его телу. Что было довольно непросто. Его заметно покачивало. Не то от боли, не то по другой какой причине. Но, во всяком случае, кроме неприятного скулежа, никаких других звуков он больше не издавал.
Удовлетворенно кивнув полученному результату, я, также не торопясь, вернулся на место. И, вновь усевшись на завалинку, констатировал:
— Я вас предупреждал, — сказал я с сожалением, — а вы не послушались. Ай-я-яй, а вроде бы, производите впечатление адекватного человека? И зачем тогда такие детские выходки? Непонятно. Или вы просто время тянете? Тогда возникает закономерный вопрос — зачем? Надеетесь на подмогу? Но уже темнеет, и вряд ли кто рискнет в такую пору шастать по оккупированной, вами же, территории. С изначально враждебно настроенным, против вас, населением. Ночью, как известно, все кошки серы! Можно и не разглядеть ту пулю, которая предназначена именно для вас.
Со стороны гауптмана скулеж постепенно затихал, сменяясь просто прерывистым, переходящим в свист дыханием. Я ж, между тем продолжал:
— Все равно, попав в руки представителей НКВД, вы все расскажете. Вспомните даже то, что уже давным-давно забыли. А так же то, что и никогда не знали, хоть и имели определенное представление.
— Ты сначала довези… — он нервно сглотнул, не договорив фразу. Видимо сам испугался возможного развития ситуации.
— Ах, вот оно в чем дело, — хохотнув, я хлопнул себя по коленке. Больно уж комичной мне показалась эта ситуация. — Вы просто изображая из себя тевтонского лыцаря, готовы умереть за свою сраную Великую Германию! Но при этом не выдать ужасным большевикам ВАЖНУЮ тайну своего самого главного Буржуина! Так что ли?
Пленник понуро молчал.
— Так вот, — с очередным сарказмом выдал я, — вынужден вас огорчить. Лично для меня, что-то новое вы вряд ли сможете сообщить! Вы обратили внимание, что пакет с документами, бывший при вас, — кивок в сторону небрежно брошенной мной папки с бумагами, — я до сих пор не удосужился хотя бы бегло просмотреть? Хотя именно это и должен был сделать любой другой военнослужащий, собирающий информацию для своего начальства.
Теперь в его взгляде сквозило ясно читаемое недоумение.
— Я вижу обратили, — удовлетворенно кивнул я. — А вы не задавались вопросом — почему я так поступаю? — Я взял в руки пакет, помахал перед его носом и, небрежно, бросил его на прежнее место. — А ответ очевиден. Просто я не думаю, что могу там обнаружить что-либо, для себя, интересное.
— Почему? — Наконец-то разродился он вопросом.
— Да потому что, лично вы, Вольфганг, никак не можете одновременно относится к первому отделу, или если говорить правильно, к Абверу-I! Вернее не так. Относится то вы можете, но в таком случае сбор информации на оккупированной территории, никак не может входить, в перечень ваших задач. Потому что это прерогатива подчиненных подполковника Франца фон Бентивеньи, начальника Абвера-III. И уж никак вашим командиром не может быть полковник Эрвин фон Лахаузен-Виврмонт. Который является начальником Абвера-II. Им, по идее, должен быть полковник Ганс Пикенброк. Но опять же вы никак не можете быть его личным летчиком, поскольку в Абвере только одно летное подразделение — эскадрилья «Гартенфельд». А та, в свою очередь, относится к Абверу-II. Вы специально хотите меня запутать? Зачем?
Гауптман понуро молчал.
— И последнее. Вы никак не могли одновременно видеться вчера ни с кем из вышеперечисленных лиц, кои сейчас находятся в Берлине. За исключением, разумеется, начальника Абвера-II — бедняги Эрвина. Который вынужден делить все невзгоды нелегкой службы диверсанта, со своими подопечными. Потому и находится сейчас в Кракове. Тем более, что при этом и одновременно встречаться с Николасом фон Беловым, вы тоже не могли. Физически. Кстати, он, если я не ошибаюсь, сейчас должен находиться рядом со своим придурочным шефом? Ведь так?
О как глазки то сверкнули! Ну будем считать, что ледяным холодом смерти от него на меня повеяло, и коленки у меня уже от страха задрожали.
— Я кажется кому-то сейчас вопрос задал? Или у кого-то плохо со слухом? Могу и прочистить, причем сломанным пальцем хозяина. Еще раз спрашиваю, ваш брат сейчас рядом с Гитлером?
— Да, — нехотя выдавил он из себя.
— А вас, милостивый государь, каким ветром занесло в «Вольфсшанце»?
У него, от удивления, вытянулось лицо.
— Что это вас так удивило? То, что я знаю, где находится в данный момент, великий вождь и учитель германской нации, товарищ Адольф Шикльгрубер? — продолжал я издеваться. — Тоже мне, секрет Полишинеля. Теперь то вы верите, что моих знаний больше чем достаточно?
Он кивнул.
— Итак, — решил я закругляться, — что вы делали в Ставке Гитлера?
— Прикомандирован, — он обреченно вздохнул.
— Ха, — моей радости не было предела, — все таки я был прав? Насчет карьерного роста? Брат то, все ж таки подсуетился и перетащил вас поближе к себе. Ведь так?
— Да, — от его красной от смущения, морды лица, можно было прикуривать.
— Что и требовалось доказать! — от избытка чувств я, немного привстав, влепил ему смачный подзатыльник.
Но, по всей видимости, этот подзатыльник, ударил по его самолюбию гораздо сильнее, чем сломанный палец. Поэтому он спросил:
— Вот только я никак не могу понять. Если вам и так все известно, зачем вы меня допрашиваете?
— Вы действительно хотите это знать? — Я пристально посмотрел ему в глаза.
Но он не поддался на мою уловку и, выдержав мой взгляд, твердо ответил:
— Да!
— А вы слышали такое выражение, что «во многой мудрости — многие печали, и кто умножает познания, умножает скорбь!»
— Если мне не изменяет память, то это изречение принадлежит царю Соломону. Кажется из Екклесиаста? Только откуда вы, коммунист, так хорошо библию знаете? Коммунисты же все поголовно атеисты? И в Бога не веруют.
— Ну вот опять, двадцать пять, — я от возмущения даже матюгнулся, — то к красноармейцем меня причисляете, теперь уже к коммунистам. А для этого вовсе нет необходимости изучать библию. Просто в русском языке этому изречению уже давным-давно аналог придумали. И звучит он так: «Меньше знаешь — крепче спишь!» Вас что, последнее время бессонница мучает?
Вопрос был чисто риторическим, и никакого ответа я на него не ждал, но он все таки последовал:
— Вы все больше и больше меня удивляете, — после некоторого сомнения, выдавил из себя гауптман. — Вы, то секретные сведения германской военной разведки выдаете как малозначимые сведения, то библию цитируете. Кто же вы, черт побери, все таки такой?
— Дед Пихто! — В тон ему ответил я. — Есть у нас, у русских, такой сказочный персонаж. Все знает! Обо всем собственное мнение имеет! И на чужое мнение ему начхать!
— Тогда, тем более, зачем этот допрос? Не понимаю.
— А тебе и не нужно ничего понимать, но если хочешь знать, то могу открыть тебе эту маленькую тайну, — я нагло ухмыльнулся. — Просто я хотел составить собственное мнение о вас. Что вы за человек, и самое главное, насколько можно доверять вашим словам.
— И к какому выводу вы пришли? Если, конечно, это не секрет.
— Помилуйте, какие же от вас могут быть секреты! Тем более, что к этому вопросу вы имеете непосредственное отношение. Ну что я вам могу сказать, ваш рассказ меня убедил в том, что доверять вам нельзя. Вы же все обмануть норовите.
А при себя подумал: «Вот таким-то ты мне голубчик и нужен. Чтобы не слова правды. Чтобы в твоих словесах, не то что черт ногу сломал, а сам Берия запутался. Но это то и хорошо. Чем больше врать будешь ты, тем больше веры будет бумагам, которые при тебе обнаружат. Потому что никто в здравом размышлении не будет посвящать простого курьера, которым ты сейчас и являешься, во все расклады. Это аксиома фельдъегерской службы. А вот твои родственные связи, да не с кем-нибудь, а с адъютантом самого Гитлера, могут сослужить хорошую службу. Ведь содержания бумаг, находящихся при тебе, ты, по определению, знать не должен. А вот слышать, хотя бы от братца, об основных моментах директивы „Барбаросса“ мог. И о планах германского командования в отношении восточных славян, более известных как план „Ост“, тоже можешь быть в курсе. Хоть и обрывками, но и это тоже хлеб. Современная контрразведка, как раз и любит складывать головоломки из отдельных фрагментов, относящихся к одному целому. А если ей подсунуть весь кусок, целиком, то это то, как раз, и будет подозрительным. И самое первое предположение будет о преднамеренной дезинформации, разработанной разведкой противника. Если бы ты оставался в кадрах Абвера, то так бы сразу и подумали. Но использовать в этих целях двоюродного братца лица приближенного к фюреру, даже для Абвера это было бы через чур. Тем больше будет веры.»
— Так что теперь, — в голосе гауптмана был явный страх, — вы меня убьете?
— Ну зачем же, так сразу. Вольфганг, убивать вас, как раз у меня нет никакого резона. А вот передать вас представителям советского командования, это было бы предпочтительней. Причем именно живым. Только живым вы сможете рассказать кто, и для кого были переданы те бумаги, которые я нашел при вас. С вами вместе им будет больше веры. Поэтому моя первоочередная задача доставить вас до места назначения целым и невредимым. Остался сущий пустяк, — я в сердцах сплюнул, — решить как это дело лучше всего провернуть. Чтобы и рыбку съесть, передать вас советской разведке, и при этом косточкой не подавиться, то есть не попасться вашим соотечественникам. Поэтому, я вас пока свяжу, как говорится, во избежание. А вы полежите и подумайте, на досуге, о своем, не очень достойном, поведении. А так же, что и как, вы, будете рассказывать, советскому командованию.
После чего стянул ему, кроме рук, еще и ноги, а также сунул в рот кляп, смастряченный на скорую руку, из его же собственного носового платка, обнаруженного мной при тщательном обыске его тушки. Затем, предварительно проверив на доступность подручных предметов для саморазвязывания на заднем сиденье его же автомобиля и, убедившись в их отсутствии, запихнул его туда. Была, правда мысль, по опыту современных мне рэкетиров использовать для этого багажник, но открыв, это чудо враждебной пыли еле прочихался. От поднятой, моими действиями, пыли. И, поняв, что о герметичности кузова, приходится пока только мечтать, а также опасаясь за жизнь и здоровье клиента, который мог бы помереть в дороги от удушья, решил переменить свое мнение и просто сунул его в салон. Разумеется назад. Поскольку передние места были уже зарезервированы. Туманом, ну и разумеется мною. Можно было бы уже и трогаться в путь, но осталось несколько нерешенных вопросов и недоделанных дел.
Во-первых нужно было что-то решить с трупами незадачливых спутников немецкого капитана, а для этого, в первую очередь разобраться с мутной личностью «пасечника». Который, сам не знаю почему, вызывал у меня смутные ассоциации, и в связи с этим и недоверие. Очень уж нетипичной была его реакция и на нестандартную ситуацию, в которой он оказался, волей случая. И, самое главное, на некоторые мои высказывания, которые вызвали у него необычные эмоции, которые не были свойственны простому труженику от сохи, по определению. Поэтому, закончив упаковывать, для дальнейшей транспортировки, хера гауптмана, я подошел к старику и нависнув над ним всей своей, немаленьких габаритов, тушкой, спросил:
— Ну что, прохожий, обшитый кожей, поговорим, по душам?
— Смотря какая будет тема для разговора, — буркнул он в ответ.
Мои подозрения еще больше усилились. И сами слова, и интонации, а самое главное способ построения фраз, выдавал его с головой. Так строить предложения мог только человек, за плечами которого имелось академическое образование. Причем, определение академическое, применительно к нему, имело не а прямое значение.
— У этого субчика, как минимум, кадетский корпус или того выше, Академия Генштаба, за плечами, — окончательно сформировалась, все время ускользающая куда-то, мысль, — да еще и, учитывая возраст, наверняка времен Российской империи.
— Вежливые люди имеют свойство представляться при знакомстве, — начал я, — но раз уж я этот разговор начал, то с меня и начнем. Майор Седых Никита Сергеевич, до последнего времени находившийся в запасе, но, в связи с последними событиями, самостоятельно призвавший себя, для исполнения своего, ОФИЦЕРСКОГО, долга. Который обязывает меня, согласно присяги, в случае внешней угрозы всегда быть готовым выступить на защиту моей Родины и, как ВОИН, я клянусь защищать ее мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей жизни для достижения полной победы над врагами. А вы…. как вас кстати звать-величать изволите?
Старик, наконец-то, перестал корчить из себя божьего одуванчика и встал, напротив меня, расправив плечи и приняв положение тела, больше напоминающее строевую стойку. При этом выяснилось, что росту он немаленького, почти с меня, да и стать вполне себе гренадерская. Качнувшись на носках, от чего стал казаться еще стройнее и выше, наконец то выдал:
— Ротмистр граф Разумовский, Андрей Кириллович, командир эскадрона Кавалергардского Ее Императорского Величества полка.
— Да-а, — протянул я, — «кавалергарда век не долог»!
— Что? — искренне изумился экс-граф.
— Да нет, — отмахнулся я, — это я так, вспомнилось кое что.
Не объяснять же ему сюжет фильма «Звезда пленительного счастья», основным лейтмотивом которого и была песня, с таким оптимистическим началом. Правда оно изначально звучало несколько иначе: «кавалергарды, век не долог!» что настраивало на восприятие этой самой жизни, как мимолетного мгновенья, которым нехрен дорожить.
— И все ж таки, — перебил он ход моих мыслей, — к чему такое пессимистическое утверждение?
— Да к тому, милый граф, — с еврейским прононсом, на манер Шурочки из «Гусарской баллады», ответствовал я, — что вы, когда то, клялись защищать Отечество от врагов, «телом и кровию». А на деле? Отсиживаетесь в этой Белорусской глуши, и в ус себе не дуете. Пускай, дескать, за Родину, другие погибают. А моя хата с краю, я ничего не знаю! Так что ли?
— Я Советской власти присягу не давал! — попытался он уйти от ответственности.
— Да бросьте вы, ротмистр, — оборвал я, — разве текст Вашей присяге, если отбросить все то, что относится к личности государя-императора, не предписывает Вам, как там: «Защищать Государство и земли от врагов, телом и кровию, в поле и крепостях, партиях, осадах и штурмах и в прочих воинских случаях храброе и сильное чинить сопротивление и во всем стараться споспешествовать, что к пользе государственной во всех случаях касаться может». Так кажется?
— Да! — С сердечным надрывом в голосе, выкрикнул он. — Да! Это вы правильно отметили, милостивый государь — Государство! Го-су-дар-ство! — Произнес он по слогам. — А где оно это Государство? Я вас спрашиваю? Где? Пришел Хам и все испоганил! Разрушил, это самое Государство! И теперь нет Его! А кого вы мне предлагаете защищать? Того самого Хама? Не дождетесь!
— А-а, — многозначительно протянул я, — так вот что вас так волнует? Вам ИДЕЯ нужна? За которую на смерть стоит идти.
— А если бы и так? — он немного успокоился. — Это что плохо? Это на ваш взгляд предосудительно? Погибать, знаете ли, хотелось бы во имя чего то.
— Так замените, Государство на Отечество, — посоветовал я ему, — и вся недолга. Стоит ли из-за такой ерунды так париться?
— Что-о? — Видимо мои перлы из будущего были здесь несколько неуместны.
— Да все очень просто, — попытался я ему объяснить, — государство, как известно состоит из трех основных компонентов: власть, территория и население. Отбросьте в сторону власть, если уж она вам так не по душе, и что получится в остатке?
— Территория и народ ее населяющий, — с уверенностью ответил он.
— Ну правильно, — похвалил я его сообразительность, — а это и есть то, что остается неизменным при смене власти. То есть Отечество! Вот его и защищайте! Ведь враг вторгся на исконно русскую территорию, топчет нашу землю своими грязными иноземными сапогами! И народ, оставшийся на оккупированной территории остался без защиты. Как вы считаете, стоит защищать СВОЙ народ от иностранного ига?
— Я думаю стоит, — немного поразмышляв, над такой постановкой вопроса, высказал он свое мнение.
— Ну вот и ладненько, — обрадовался я такому ответу, — вот и защищайте. Тем более, судя по всему опыту Вам не занимать. — Польстил я ему.
— Это вы верно говорите, — согласился он со мной, — опыта у меня более чем достаточно. Ту войну от начала и до конца прошел. Начал, в 14-м, подпоручиком, а закончил в 17-м, уже ротмистром. Когда Советы армию распустили, я не стал биться головой о закрытую дверь, а просто распустил свой эскадрон по домам. А сам здесь обосновался. Ведь именно здесь мы и воевали. Я этот театр военных действий, как свои пять пальцев знаю.
— Ну так, тем более, вам, как говорится, и карты в руки! Вот только, — тут я задумался на мгновенье, — как быть с оружием? А, — я махнул рукой, — знаю.
После чего, быстро обшмонав покойников, забрал у одного из них винтовку. Ту самую, хорошо всем известную Mauser 98k, в немецких источниках: Karabiner 98k, Kar98k или K98k. Прототип Mauser Gewehr 98, конструктивно немного укороченной и с незначительной модификацией, принятой на вооружение Германской армии в 1935 году. Очень надежной и простой в эксплуатации. Несколько легче нашей «мосинки», но имеющей немного больший калибр, 7,92 мм, против 7,62 мм «мосинки». Что, конечно же, создает определенные неудобства, при условии вооружения одного подразделения, разными типами винтовок.
Что, в реальной истории, чаще всего и наблюдалось в партизанских отрядах. Правда при этом был один существенный плюс. В условиях отрыва от собственных баз снабжения, найти боеприпасы для трофейных винтовок, все ж таки намного легче.
— В крайнем случае, всегда можно у противника позаимствовать.
Второй покойничек, поделился со мной своим автоматом. Хотя называть таким образом MP 38/40, было бы в корне не правильно. Поскольку все автоматическое оружие, сделанное изначально под пистолетный патрон, правильно именуется пистолетами-пулеметами. Что наши ППД и ППШ, что немецкие MP 36, MP 38\40 или MP 41. Единственно что их роднит с автоматами, так это то, что боеприпасы они также жрут немеренно. А вот с баллистическими характеристиками не все так гладко.
— Проще было бы их назвать плевательницами.
Поскольку стрельба на дальности свыше 200 метров, из подобных «пукалок» мало эффективна. Потому то и являлась винтовка Mauser 98k, основным стрелковым оружием Вермахта. И массовое использование немцами пистолетов-пулеметов на восточном фронте, не более чем миф. Причем ничем непотвержденный. Достаточно внимательно ознакомиться с штатным вооружением пехотного отделения, где на десять человек личного состава приходилось: семь карабинов 98К, два пистолета P-38 (R-08), один пистолет-пулемет MP-40, да и то у командира отделения, и один ручной пулемет MG-34.
— Вот правда пользоваться ими они могли гораздо эффективнее, чем красноармейцы. Особенно те, что были призваны накануне войны, и толком даже винтовку Мосина, освоить не успели. Плюс к этому можно добавить умелое маневрирование огнем. Которое было, в масштабах отделения, целиком построено на ключевом использовании пулемета. А вся остальная система огня выстраивалась вокруг него. Потому то и казалось, нашим бойцам и командирам, что противник поголовно вооружен автоматическим оружием. Что было далеко не так.
Прихватив, до кучи, четыре магазина и две колотушки, гранаты М-24, которые нашлись за голенищами сапог, я притащил все это изобилие и, аккуратно, сложил у ног старика.
— Ну вот, ротмистр, — сказал я, указывая рукой на кучку снаряжения, — вам и первые трофеи. Оружие, для вашего, будущего, партизанского отряда.
— Спасибо конечно, за подарок, — он криво ухмыльнулся, — но не стоило так утруждаться. У меня найдется чем вооружить бойцов МОЕГО отряда.
— Даже так, — я удивленно поднял бровь, — откуда ж дровишки? Если это конечно не секрет.
— Да какой же это секрет. Просто, когда я распускал свой эскадрон по домам, то попросил все оружие оставить в расположении части. Я, знаете ли, примерно догадывался, что после революционных преобразований в стране может начаться гражданская война. Известно же, что «русский бунт — бессмысленный и беспощадный». И как видите оказался прав. Как в воду глядел. Сам я, изначально, не собирался становиться на чью либо сторону. Хотя и предлагали. Бывшие сослуживцы, пристроившиеся при штабе Юденича. Но я не только не хотел прикладывать руку к уничтожению русских же людей, но и не желал, чтобы оружие моего эскадрона вносило свою лепту, в это, бессмысленное кровопролитие. Потому и разоружил эскадрон, а оружие спрятал. Поэтому сейчас, — он самодовольно ухмыльнулся, — способен самостоятельно вооружить человек 150–200, не особенно напрягаясь.
— Ну вы и жук, ваше благородие, — засмеялся я, — наверняка, кроме обычного стрелкового вооружения, у вас еще и пару пушек припрятано?
— И пушки есть, — без тени смущения отвечал граф, — и пулеметы имеются. И даже минометы.
— Я надеюсь, — на его пассаж мне оставалось ответить только шуткой, — вы не забывали грядки машинным маслом поливать?
— Какие грядки? — Не понял он моего юмора.
— Да это я так, о своем, о женском. — Постарался я переключить его внимание на другие вопросы. — Вы не поможете мне прибраться здесь, немного, за собой. — И показал на, лежащие в одном исподнем, трупы. — Куда их лучше деть?
— Да в болото скинуть, и всего делов, — не стал он заморачиваться выбором вариантов, — здесь бочажок есть. Аккурат возле берега. Скинуть туда, так ни одна собака не достанет. Кстати и авто немецкое, там тоже поместится.
— А вот автомобиль то, как раз и не надо. Мне что же, этого борова, фашистского, на себе переть? Нет уж, увольте-с. Благодарю покорно!
Избавление от нежелательных свидетельств моего иновременного вмешательства, не заняло очень много времени. И поэтому, уже спустя некоторое время мы вновь сидели, с отставным ротмистром и по совместительству графом, на уже ставшей привычной завалинке, и мирно беседовали. Не забывая при этом, отдавать должное дарам природы, любезно предоставленным радушным хозяином, нашему, с Туманом, голодному вниманию.
Импровизированный столик, в саду, под яблонями, он сгоношил, на удивление быстро. Не забыв, при этом, водрузить посередине четверть с медовухой. Для того чтобы меня удоволить он даже предложил из своего НЗ самогону, собственного изготовления. И даже достал штоф, из дореволюционных запасов стекла. Самогон был чист, как слеза, и стекло ничем не замутнял.
— Интересно, почему во всех художественных фильмах, где по ходу действие на сцене появляется самогонка, она всегда имеет мутный оттенок? Сколько лично я не сталкивался с этим продуктом домашнего приготовления ни разу не видел мутного самогона. Он ведь, по определению, является продуктом перегонки? То есть конденсат оседающих спиртовых паров. Чему там мутится то? Вот и у Андрея Кирилловича, — как он разрешил себя называть, видимо помня о традиции существовавшей в царской армии, когда как говорится «без чинов», — самогон был высшей степени очистки, прозрачный как слеза.
От которого я, впрочем, все равно, категорически отказался. мотивируя свой отказ тем, что дескать, не имею привычки употреблять на службе. На что он ответил, что в его время, искусство пития не являлось зазорным умением для русского офицера. Я был вынужден с ним согласиться. Но оговорился, что по моему, предвзятому, мнению, употребление горячительных напитков возможно только до или после службы. Но не как не во время ее.
А тот кто забывает эту непреложную истину, в скором времени, может обнаружить, что употребление уже идет не во время, а вместо службы. Что, в принципе, в военное время, не приемлемо.
С этим он был вынужден согласиться. Но себе, в удовольствии опрокинуть рюмочку другую, отказать не смог. Так мы с ним и сидели. Он пил медовуху, а я потягивал домашний квасок. И при этом неспешно беседовали, «за жизнь».
Бывший ротмистр, всю дорогу, пытался прощупать почву на предмет моего происхождения. Не сомневаюсь, что и попытка подпоить преследовала банальную цель разговорить меня. Но я то отшучивался, стараясь при этом употреблять как можно меньше измов и словечек, столь характерных для моего времени, то переходил на командно-штабной язык, который он, в свою очередь, очень хорошо понимал. Правда, в отличии от офицеров моего времени, которые матом не ругаются, а просто на нем разговаривают, в его, правильно поставленной речи, этого не прослеживалось. Было видно, что его, в свое время, учили не только правильно себя вести, но и говорить.
В полном соответствии с существующей в мое время сравнительной характеристикой русского и советского офицера, согласно которой: «Русский офицер знал все от Баха до Фейербаха, а советский, соответственно, от Эдиты Пьехи, до иди ты на х…»!
После непродолжительного ужина я засобирался в дальнейший путь, пожелав ему снискать славу на партизанском поприще, не меньшую, чем у однополчанина Дениса Давыдова. Который, как известно, тоже начинал свою службу именно с того самого кавалергардского полка, к которому был приписан и мой визави. Тот, в свою очередь, был, в очередной раз, огорошен моими знаниями особенностей построения взаимоотношений внутри частей царской лейб-гвардии. Но окончательно я его добил, сказав на прощание:
— «Famam extendere factis»!
Что было не просто латинским изречением, переводившимся как: «Прославляй доброе имя делами!» А, помимо всего прочего, являлось также девизом, украшавшим его родовой герб, графов Разумовских.
Пока возился с нейтрализацией оккупантов и проводил допрос незадачливого гауптмана, уже практически полностью стемнело. Да еще и вывод бывшего ротмистра и экс-графа из сумеречной зоны на сторону светлых сил, отнял кучу времени и сил.
— Дай Бог, чтобы оно того стоило.
Вероятность того, что партизанский отряд, под руководством опытного командира, да еще и в условиях лесисто-болотистой местности, сможет создать множество проблем в тылу наступающих немецких войск, была очень высокой. И надеюсь, что Разумовский оправдает и славу своих предков и мои ожидания. Во всяком случае возможностей у него, для этого, уж всяко разно поболее, чем у незадачливого диверсанта, к тому же действующего в одиночку.
Но, тем не менее, все эти заморочки и портуберации скрали много времени, которое и так было в большом дефиците. Особенно много его ушло на потрошение и перлюстрацию содержимого штабной документации. Правда выручило то, что сам портфель был даже не опломбирован. Зато находящиеся в нем три плотных конверта, из плотной бумаги, коричневатого цвета и маслянистой на ощупь, были не просто опечатаны, а опечатаны самым препаскуднейшим образом. С использованием сургуча. Который, как известно, не только легкоплавкий, но еще и очень ломкий.
Мне же было необходимо не просто ознакомиться с содержимым, изображая из себя строгого представителя военной цензуры, вымарывающего целые абзацы, непонравившегося текста, химическим карандашом. А именно перлюстрировать. То есть тайно обозреть содержимое, оставив, при этом, в неприкосновенности и сам конверт и, самое главное печати. Чтобы у следующих читателей, из советских органов госбезопасности, не возникло сомнения в их подлинности. Поэтому и пришлось повозиться.
Учитывая наступающие сумерки, я, выпросил у Андрея Кирилловича, допотопный осветительный прибор, представлявший собой, керосиновую лампу, неизвестной конструкции. И, отговорившись, необходимостью немного поработать в тишине, зашел в дом.
Первой проблемой было освоить раритетный агрегат, мало похожий даже на «лампочку Ильича». Скорее всего ей по времени были более близки стеариновые свечи, если уж не вовсе прабабкины лучины. Правда, в свое время я уже имел дело с подобным девайсом, хотя чаще приходилось пользоваться его модифицированным вариантом. Под кодовым названием «Летучая мышь».
Какое отношение имеет этот ночной зверек к освещению я не мог понять до тех пор, пока не выяснил, что эти модели впервые стали выпускаться в Германии. И фирма-производитель наносила на стекло брендовый, торговый знак, выполненный в виде стилизованной летучей мыши. Отсюда, соответственно, и название.
Пришлось немного помучится с регулятором яркости, который, ни в какую, не хотел крутиться в нужную мне сторону. Но, тем не менее, с помощью смекалки и известной матери мне все таки удалось произвести настройку. При этом я себя успокаивал, что подобное действие в походных условиях на лесной дороге, вообще в принципе, невозможно. После чего приступил к священнодействию вскрытия конвертов, используя при этом канцелярский ножик и зажигалку, оборудованную системой турбонадува. Которая пришлась очень кстати, при накаливании лезвия.
Нагретое до белого каления лезвие ножа легко, будто сливочное масло, посрезало сургуч, со всех трех конвертов. И мне, только и осталось, что ознакомиться с их содержимым.
Для детального изучения текстовой части не было не времени, ни, что самое главное, должных знаний.
— Как говорил один сатирический персонаж, лежа в нирване, после удара лошадиным копытом: «Зачем пошел — я же все равно, по монгольски, читать не умею»?
Поэтому, единственное, что я смог уяснить для себя, это то, что, в основной массе, содержимое представляло собой набор карт, приказов и директив. Отправителем являлся Генеральный штаб ОКХ, то есть командования Сухопутных сил Вермахта. Но, среди бумаг были и экземпляры с автографами не только генерал-фельдмаршала фон Браухича, но и его коллеги, Кейтеля.
Как известно, к началу боевых действий на восточном фронте, он занимал должность начальника штаба Верховного главнокомандования вооруженными силами Германии, сокращенно OKW. Роль Главнокомандующего играл, как известно, сам Гитлер. Великий фюрер германской нации, выдающийся военачальник и гениальный АКТЕР. Который просто блистал в этой труппе непризнанных гениев. А так как известно, что короля играет свита, то и окружение было ему под стать.
Не в том смысле, что немецкие генералы были плохими тактиками и стратегами. Практически все они были зубрами, прошедшими выучку в суровой школе Рейхсвера, где, как известно, верховодили прусские аристократы. Но вот найти в себе мужество противостоять гениальным выходкам Гитлера, так и не смогли. В большинстве своем. Те кто все таки осмеливался перечить усатому неврастенику, в конечном итоге оказывались очень далеко от Берлина. Примером тому могут служить Роммель, или Гудериан, после поражения под Москвой осмелившийся высказать собственную точку зрения. Выживали только особи на подобие Кейтеля. Более известного, по своей кличке: ЛАКЕЙтель, которой был удостоен за свое искусство прогибаться перед фюрером. И не зря, потому и смог удержаться на своей должности, начальника штаба OKW, до самого начала конца. Правда под этот самый конец, его немного понизили, до начальника штаба ОКХ, но в этом ничего обидного не было, поскольку и Гитлер из Главкома ВС, тоже стал простым Главкомом Сухопутных сил. Что, в принципе и логично. Поскольку к концу войны, ВВС, то есть Люфтваффе, приказало долго жить, в ввиду того, что и самолеты и летчики у Германии, просто напросто закончились. ВМФ, или Кригсмарине, накрылось медным тазом, потому что все военно-морские базы были, к тому времени уже захвачены союзниками. Вот и остались только сухопутные войска, которыми и рулил, на последок. Он даже давал поиграть в солдатиков своему лучшему другу, наци N2, рейхсфюреру СС Генриху Гиммлеру. Дабы тот не обижался, что придется умирать, а покомандовать немецкими солдатами так и не пришлось. Правда, ничего хорошего из этого не вышло.
И вообще, Германии всю войну не везло на всеразличных Главно- и просто командующих. Потому что Гитлер их держал при себе в качестве мальчиков для битья. Ну и, при неудачном, для него стечении обстоятельств на фронте, чтобы было из кого сделать «козла отпущения».
Но это все было потом, после первых поражений немецких войск на восточном фронте. А пока, в период победоносного наступления германских войск, так называемого «Drang nach Osten» — натиска на восток, весь генералитет, уверенно сидел на коне, махая шашкой и раздавая указания направо и налево. Правда и у них бардака хватало. Взять к примеру чехарду творившуюся в Главных штабах.
Поскольку функции Главного штаба OKW, по управлению войсками, были чисто номинальными, то основная нагрузка приходилась на штабы войск. Главный штаб Сухопутных войск, ОКХ (Oberkommando des Heer), который, кстати, формально вообще не подчинялся OKW, Главный штаб ВМФ, ОКМ (Oberkommando der Marine), и Главный штаб ВВС, ОКЛ (Oberkommando der Luftwaffe), который, к тому же был образован только в 1942 году. А до этого, имело в своем составе, сразу два штаба — Генеральный (Generalstabes der Luftwaffe) и Главный (Luftwaffenfuhrungsstabes).
— И все эти штабы считали, что круче них только яйца, а выше них только звезды. Соответственно, плевать они хотели, с высокой колокольни на указания сверху, из штабаOKW.
Разумеется, что при таком изобилии инстанций в управляющем звене, были неизбежны различные накладки и дублирование. Подтверждением этому и были эти три конверта, предназначенные для одного адресата, а именно, для командира 3-й танковой группой, генерал-полковника Германа Гота. В конвертах находились документы за подписями Браухича, Кейтеля и даже Гитлера.
При виде автографа последнего у меня аж слюнки потекли, при одной только мысли о том, сколько можно было «тонн зелени» срубить на каком-нибудь аукционе, типа Согби или Кристи. Да и остальные документы, тоже определенной степени вкусности.
— Но, низзя-я! Иначе мой блеф по направленному вбросу информации для конкретных людей из руководства Советского Союза, может лопнуть, как мыльный пузырь. Если пренебрегать правилами, хорошо известными, в наш век информационных технологий, то так оно, в конечном итоге, и произойдет.
Ведь, для того, чтобы получатель информации ПОВЕРИЛ, в ее достоверность он должен: во-первых, думать, что ему удалось самостоятельно прийти к определенным выводам, а во-вторых, чем через большее количество ступеней в логической цепочке, которая складывается в голове у получателя информации, пройдет (в ходе ее анализа), на пути к определенным выводам — тем ювелирнее направленный вброс.
Вот именно для достоверности, или, применительно к нашему случаю, для ювелирности и нужно как можно большее количество однотипных документов определенной направленности. Которые, в своей совокупности, и смогут создать общую картину планов германского командования в отношении событий на восточном фронте.
Чтобы составить общее впечатление о содержимом конвертов мне даже не пришлось прибегать к услугам хозяина пасеки. Судя по его богатому прошлому, вкупе с аристократическим происхождением, в среде которых знание иностранных языков было обязательным. Плюс к этому, полученное еще в империи, военное образование, предписывало изучать язык вероятного противника. Поэтому он просто обязан был владеть немецким, на достаточно приемлемом уровне, для того чтобы помочь мне разобраться с документами. Но, после беглого просмотра, прилагаемых к ним карт, с нанесенной оперативной обстановкой, необходимость в этом отпала.
Да иначе, просто и быть не могло. Ведь, с начала войны, времени прошло, всего ничего. И оперативные планы немецкого командования, просто физически, не могли столь кардинально изменится. Для того чтобы это могло найти отражение в течении исторического процесса, да и просто ближайших планов обеих сторон.
Я конечно надеялся, что та горсть песка, которую мне удалось сыпануть в буксы германской военной машины, со временем скажется. Причем в лучшую, для положения советских войск сторону. Но вот ожидать, что это произойдет мгновенно, было бы, по крайней мере наивно. Ведь за первую неделю войны передовые части той же танковой группы, просто физически не могли бы достичь рубежей на старой границе. И это еще без учета предложенной мной тактики пчелиных укусов, которая способна если и не остановить, то существенно замедлить продвижение подвижных частей. Ведь она и была, изначально, направлена на противодействие тактики «блицкрига», где ставки делались на механизированные части, повышающих мобильность и скорость передвижения войск.
Согласно этой тактики, упор делался на первоочередной вывод из строя техники и, по возможности, водительского и командного состава. Именно для этого была предложена мной схема противотанковых и снайперских засад, а также состав разведывательно-диверсионных групп, и их задачи в тылу противника.
— Правда, остаются сомнения, по вопросу реализации моих нововведений. Ведь стоит только тому же Сталину, или какому-нибудь начальнику, рангом пониже, категоричным тоном запретить их выполнение, и все: «тушите свет, сливайте воду». Все мои труд насмарку.
Остается только надеяться, что не все они там, в командовании РККА, поголовно «деревянные», и должны понять, при наличии успешных действий, хотя бы единичных групп, в эффективности именно этой тактики. Во всяком случае, для периода начала войны. Которая даст возможность не только занять устойчивую оборону по рубежам на старой границе, но и, при удачном стечении обстоятельств, успешно провести мобилизацию.
Сложив, заранее, еще на базе заготовленные документы, касаемые планов германского командования, в частности пресловутой директивы N21, именуемой в просторечии планом «Барбаросса», а также все, что я смог нарыть, в Сети, по поводу реализации плана «Ост», в ту папку, где обнаружился автограф Гитлера, аккуратно ее запечатал. Предварительно расплавив зажигалкой низ сургучной блямбы. Потом провел аналогичные операции, для запечатывая остальной корреспонденции.
— Надеюсь, что обалдевшие от свалившейся на них манны небесной, принесенной в клювике синей птицы удачи, сотрудники НКВД, сразу захотят ознакомиться с содержимым. И не будут, под микроскопом, изучать сами печати. А просто их банально сломают. Вот тогда-то и пускай ищут крайнего. Которых, надеюсь, будет предостаточно.
Уезжать с пасеки пришлось, когда уже окончательно стемнело. И, как на грех, именно в эту ночь приспичило народиться новому месяцу. Поэтому узкая, серебристая полоска, которую только с натяжкой можно было назвать серпом, давала света, ну, примерно с гулькин нос.
— Хотя ни самого Гульки, ни его носа, ни других частей тела, мне видеть и не приходилось.
Ну, если только по ассоциации, что гуль-гулем, подзывают голубей, то данное изречение, наверняка, относится к размеру клюва этого представителя семейства пернатых. Честно сказать, действительно небольшой, уж всяко разно с туканом не сравнить.
— Правда, если уж говорить о сравнении, на тех широтах, где данный тукан проживает, для определения темноты используют совсем другое, хоть и неприличное, но зато полностью отражающее суть, сравнение: как у негра в ж…!
Вот-вот, именно такая степень темноты местности меня и окружала. Особенно, когда я въехал под сень древесных крон.
— А что? Выбирать-то, не приходилось, поскольку дорога здесь была одна. Та самая, лесная. Дальше были сплошные болота. Хорошо хоть ее направление соответствовало моим нуждам. А то бы пришлось выписывать кругаля, по ночному лесу.
Конечно, по уму, надо было бы переждать ночь на пасеке, а уж по утру трогаться в путь. Но вот только тот навязчивый метроном, который мерно стучал в моей голове, на манер будильника, ни как не давал мне спокойно сидеть на месте.
— Вообще-то, я очень хорошо чувствую время. Потому и встаю всегда за пять минут, до звонка будильника. Но сейчас это чувство может сослужить мне плохую службу. Поскольку вместо пункта назначения можно было, особенно по такой темноте, въехать совсем в другое место. Которое не рекомендуется упоминать в приличном обществе. А именно, в дерьмо.
Такие мысли меня одолевали, пока я, проклиная все на свете, полз, со скоростью беременной черепахи, по узкой лесной дороге. Развить приличную скорость мешало несколько обстоятельств. Начиная с неустойчивого освещения, потому что еле пробивающийся, сквозь свето-маскирующее устройство, застопоренного в положении полного затемнения, свет автомобильных фар, не позволял разглядеть что-либо, дальше чем на пять метров от автомобиля. Поэтому пришлось напялить, на себя, прибор ночного видения. Чтобы на каком-нибудь повороте, которыми так изобиловала эта дорога, не вписаться в дерево. Другой причиной была сама дорога, которая, до этого, судя по всему, видела в оочую, только гужевой транспорт.
А самой главной причиной была представительница того самого, гужевого, транспорта, которая мотылялась позади автомобиля, привязанная к заднему бамперу, за веревку.
— Первоначально у меня была мысль, особенно учитывая приобретение трофейного автомобиля, оставить животину на пасеке. Но пасечник, категорически, отказался от такого подарка. аргументируя свой отказ тем, что пчелы на дух не выносят лошадиный запах. И могут, в знак антипатии, зажалить скотину насмерть.
Поэтому и пришлось тащить ее за собой, на привези.
— Ну не бросать же, в самом деле, бедное животное, на произвол судьбы.
Вот и тащились мы неспешным ходом, изображая собой странную, особенно по темноте, конфигурацию. Нарушающую, самим фактом своего существования, жизненный принцип, повествующий о том, что лошадь позади телеги не запрягают.
— Еще как запрягают. Особенно, если повозка самодвижущая.
Но если отбросить в сторону, единственное, что вносил диссонанс в тишину ночного леса, то есть звук автомобильного мотора, то во всем остальном картина выглядела сплошным сюрреализмом.
— Ага, лошадка есть, непроглядная темень, с успехом заменяющая туман, то же. Вот только ежика, для полного счастья, не хватает.
Стоило мне только так подумать, как машина, своим капотом уперлась в сухую валежину. Которая, настолько эффективно перегораживало проезд, мешая дальнейшему движению, что невольно наводила на мысль о своем неестественном происхождении. Вернее его рукотворности препятствия.
— Это жу-жу, не спроста, — и не успел я додумать эту мысль, как слева послышалось, материальное сему подтверждение.
Из темноты леса донеслось:
— Хальт! Хенде хох! — после чего, видимо не надеясь на качество своего произношения, невидимый в темноте, представитель славного племени ДПС, добавил. — Эй, ферфлюхтер, оглох что ли? Ну-ка, ручонки-то, подыми, а то гранатой зафигачу!
— Ага, а вот и ежик! — Не смотря на весь трагизм ситуации, помноженной на высокую вероятность схлопотать взрывоопасный предмет от этого доморощенного ГИБДДшника, меня разобрал смех.
Повеяло чем то, до боли родным и знакомым. Именно таким. образным выражением, называл мой отец, царство ему небесное, всех, проживающих в нашей деревне, представителей немецкой национальности. Кроме этого я испытал нешуточное облегчение. От того, что синяя курица, все еще не обделяет меня своим вниманием.
Все дело в том, что я узнал голос кричавшего. Поэтому, опустив дверное стекло, успев при этом посетовать на отсутствие стеклоподъемника, громко сказал:
— Слышь, Муркин, ты бы хоть не мучился и язык не коверкал. А то ты так по-немецки лопочешь, что ажно скулы сводит, как будто бы клюквы наелся.
— Товарищ капитан, — донеслось из кустов. И, даже невидимый в темноте, этот бравый боец-пограничник, представлялся мне с растянутой, до ушей улыбкой, — А как вы здесь очутились?
— Внезапно и вдруг! — Выдал я, выбираясь из машины. Вслед за мной выбрался и Туман, застыв изваянием неподалеку. — Ты, Муркин, если уж не знаешь, как следует, язык противника, то заставь его выучить великий и могучий русский язык. А то по каковски ты с ними в Берлине балакать будешь, на суахили, что ли?
— Тащ капитан, а что такое, это суахили? — Боец озадаченно почесал в затылке. — Чахохбили пробовал, про хмели-сунели слышал, а суахили, интересно, с чем едят?
— Откуда же это у тебя, боец, столь обширные познания в кулинарии, особенно в грузинской кухне? А?
— Так я ведь, тащ капитан с Терека, — ответил Муркин. — Так что Грузия, почитай, наши соседи. Только по ту сторону Кавказского хребта.
— Терской казак, значит, — сказал я и мысленно сплюнул от досады, заметив как он скривился и подозрительно на меня посмотрел. — Ну да, после коллективизации-то, не очень любили казаки, когда им напоминали про их корни. Особенно представители НКВД. — И решил сгладить возникшую неловкую ситуацию. — Ну да ладно, а на суахили негры, в Африке, между собой общаются.
— А вы что, товарищ капитан, — теперь, в его голосе, слышалось, неподдельное изумление, — и в Африке бывали?
— Ох, Петька, — вспомнил я известный анекдот, — где я только не бывал, и чего только не видал!
— Так я не Петька, — он искренне удивился, — я Вася.
— Тем лучше, — не стал я заострять вопрос, — но ближе к телу.
— Вы наверное имели ввиду, к делу? — переспросил он.
— Что имею, то и введу, — пробурчал я, уже чисто для проформы, себе под нос. — Ну ладно, позубоскалили и будет. Ты мне вот что лучше скажи, Нечитайло тоже здесь?
— Так точно, — бодро отрапортовал пограничник, — он с остальной группой в полукилометре отсюда. В овраге. Мы ведь уже на ночевку встали, а тут вашу машину услышали. Вот товарищ сержант и послал меня, и еще трех бойцов, проверить, кто это здесь, по лесу, в темноте шляется.
— А если бы это немцы были? — задал я резонный вопрос.
— Так ведь, товарищ сержант, так и сказал, — начал он оправдываться, — что если грузовик с солдатами едет, то пропустить. А если с грузом, то для сопровождающих и четверых должно хватить. Остальные то не успевали. — Пустился он в объяснения. — Я же говорю, мы на ночлег уже расположились. Многие ко сну приготовились, а мы, вчетвером, в охранении были. Вот нас и послали. Мы сами ели-ели успели добежать и сухостоину, поперек дороги бросить. Подумали, что если много народа, то потихоньку отойдем, а если мало, то перебьем. Остальные, кстати, сейчас уже подойти должны. А вот и они, — треск сухих веток, под ногами, не услышал бы только глухой.
Создавалось впечатление, что по лесу или парочка лосей ломится, или стадо кабанов мигрирует. Сразу было видно, что большинство членов РДГ новички, или просто, в большинстве своем, городские жители. А скорее всего, если вспомнить незабвенного Турсунзадекова, степные, или даже пустынные. В общем, о лесе имеющие смутное представление. Как и о навыках поведения в нем.
— Ну ничего, опыт, он, как известно, приходит с годами. Дай Бог, еще научатся. Если, конечно же, раньше времени не погибнут.
Муркин, с возгласом: «Товарищ сержант! Товарищ сержант!» кинулся к вновь прибывшим. И, через непродолжительное время, вернулся вместе с Нечитайло, что то успевая ему на ходу возбужденно докладывать, при этом эмоционально размахивая руками.
Подошедший сержант, уже было вскинул руку к головному убору, что бы не то докладывать, не то просто отрапортовать, о своем прибытии. Но я, жестом, остановил его, и просто, без затей протянул руку, для рукопожатия. Которого и удостоился, чуть не став калекой, настолько оно было крепким. Дружески хлопнув его по плечу, и кивнув в сторону, коротко бросил: «Отойдем?»
Сержант молча последовал за мной, но всю дорогу, как то странно косился, на сопровождающего нас Тумана.
Когда мы с ним отошли, на безопасное, от любопытных слушателей, расстояние, я, выбрав более менее, в темноте особо было не разобрать, поваленное дерево, сел. Махнул рукой указывая на место, рядом с собой, присовокупив эту пантомиму словами: «Присаживайся!»
Не став строить из себя стойкого оловянного солдатика, он сел, вытянув натруженные, за целый день беспрестанной беготни, по тылам противника, ноги и приготовился слушать. Но прежде я пожелал услышать его эпопею, которая и была мне вкратце изложена.
Оказывается, что после того, как мы с ним расстались, его наряд выдвинулся в расположение пограничной заставы. На которую, к тому времени, уже пришло распоряжение о передислокации в отряд. В отряде, лично он, а также другие бойцы наряда, были перехвачены бдительным особистом. Который вел с ними продолжительную беседу, более похожую на допрос. Причем, главным предметом обсуждения была моя, на мой взгляд, не слишком примечательная, персона. Но особист, по всей видимости был совершенно другого мнения. Поэтому допрашивал долго и дотошно, выспрашивая любые, даже казалось бы, незначительные, мелочи. Но что конкретно его интересовало, Нечитайло так и не понял.
— Знаете, товарищ капитан, у меня сложилось такое впечатление, что он сам не имел представления, о чем спрашивать, — выложил мне сержант как на духу. — Ну, вы понимаете? Когда поступает команда, а исполнитель не знает как ее правильно выполнять. Как будто бы номер отрабатывал. Потом похвалил за бдительность, а также за то что мы на границе, с вами учудили. И отправил восвояси.
Сделав это лирическое отступление он продолжил свое повествование. О том, что далее из отряда стали формировать группы, которые назвали неизвестной никому аббревиатурой РДГ, во главе одной из них и поставили его. Как наиболее опытного старослужащего сержанта. Группа насчитывала всего, вместе с командиром, двенадцать человек. И, не смотря на то, что по вражеским тылам они бродят всего второй день, для этого небольшого срока сделали уже не мало. В их активе были два грузовика, которые они подловили из засады, и перебив охрану, в последствии сожгли. Обоз из трех телег и шести обозников, а также два мотоциклиста. Которых взяли на веревку. Сержант так воодушевился собственным рассказом, что чуть ли не в лицах повествовал о том, как выносило мотоциклистов из седла. И как они их потом добивали.
В конце он опять вернулся к делам нашим скорбным, сказав:
— Кстати, командир заставы, обещал всех к наградам представить. За действия в секрете. Очень уж наши действия помогли. Командир сказал, что если не мы, то немцы просто окружили бы заставу и личный состав, просто не смог вовремя отойти. Погибли бы все, прямо там. Вот за это он нас и благодарил. И говорил, что все это наша заслуга. Хотя без вас, товарищ капитан, мы бы не справились.
— Да брось ты, Николай Спиридонович, — отмахнулся я от дифирамбов, — не за награды воюем. Наградят вас, и хорошо, вы их честно заслужили. Достойно дрались с врагом. А про меня не думай, а еще лучше, вспоминай пореже.
— Почему? — было видно, что он искренне недоумевает.
— А что, пример с особистом тебя ни чему не научил? — Вопросом на вопрос ответил я. — Понимаешь, я тут, по своему недомыслию, влез в дела больших дяденек.
После чего, вкратце поведал ему свою одиссею, правда опустив некоторые ключевые моменты. Которые относились к вопросу межвременных перемещений. Но и того, что я ему поведал хватило с лихвой. Он даже рот открыл от изумления. В конце он, наконец то смог адекватно воспринимать информацию и выразил свое восхищение словами:
— Вот это да! Ну вы, товарищ капитан, и дали немцем прикурить! Да за вами всему нашему погранотряду не угнаться!
Я, про себя, ухмыльнулся, подумав, что если все сложится как надо, то о моих похождениях скоро узнают и в Москве.
«Мистер Питкин, в тылу врага, понимаешь!»
Закончил я свой рассказ словами:
— Поэтому сейчас, Николай Спиридонович, я очень надеюсь на твою помощь. Очень уж я разворошил здесь вражеское змеиное гнездо. Поэтому не могу останавливаться на полпути, а должен довести дело до конца. — Я наклонился к нему, чтобы вызвать доверие. — Только вот боюсь, что если я выйду сейчас к нашим, то выдернут меня как репку из грядки и потребуют с докладом прибыть к руководству. А это потерянное время. И передоверить я это дело никому не могу. Потому что весь расклад знаю только я. Поэтому, товарищ сержант, — я перешел на командный язык, не терпящий кривотолков, — слушай приказ! Свободный поиск группы прекратить и перенацелить личный состав на выполнение другой, стратегической, задачи. От решения которой может быть будет зависеть очень и очень многое. Поэтому ты должен уяснить ее серьезность для себя и довести это до своих подчиненных. Понял?
Он кивнул, выражая тем самым понимание. Но видно, что до конца еще не проникся. Ну ничего, это поправимо. Сейчас еще добавим.
— В машине, которую остановили твои бойцы, находится пленный немецкий офицер. Владеющий ОЧЕНЬ ценной информацией. При нем обнаружены документы эту информацию подтверждающие! Скажу тебе, по секрету, этот немец не просто офицер, он не только представитель Главного штаба Вермахта, но и двоюродный брат, ЛИЧНОГО адъютанта, САМОГО Гитрлера! Улавливаешь момент?
Он только и смог, что выдавить из себя:
— Охуеть!
И его рот раскрылся от изумления. А я, тем временем, продолжал:
— Вопрос относится к категории ОГВ, что значит особой государственной важности. Поэтому должен быть выполнен, во что бы то, ни стало. Уяснил?
Он опять кивнул.
— Ты извини, сержант, что вынужден говорить тебе такие вещи. Но это суровая правда войны. Ты можешь положить хоть всю группу, но эти документы и этот пленный не только не должны обратно достаться врагу, но и не позднее чем к завтрашнему вечеру оказаться в Москве.
Я схватил его одной рукой за воротник гимнастерки и притянул вплотную к себе:
— Делай, что хочешь, но эти документы должны ЗАВТРА, лежать на столе наркома НКВД, товарища Берии! Понятно7
При этом я так его тряс, что голова болталась из стороны в сторону, как у китайского болванчика. Только не понятно, таким образом он полностью соглашался с моими требованиями, или просто мотал головой. Вот теперь видно как его пробрало. Настолько офигевшим стало его лицо, явно видимое, даже в темноте. Немного успокоившись я отпустил его и продолжил:
— После выхода к нашим выходи сразу на представителя особого отдела, рангом не ниже дивизии. И только ему передашь все то, что я тебе сейчас сказал. А если будет ерепениться и тянуть резину, передашь ему следующее, запоминай дословно: «Личный порученец товарища Берии, капитан государственной безопасности Седых, приказал НЕМЕДЛЕННО, доставить пленного и документы наркому НКВД. А если этого не произойдет, то по возвращению из немецкого тыла он лично вывернет матку, тому кто этому будет препятствовать!» Запомнил?
Он кивнул.
— И не бзди! В случае чего, вали все на меня! Мне все равно, перед наркомом, за все ответ держать придется. За одно и за это отвечу. Семь бед — один ответ! А тебя, я хочу сразу предупредить, трясти будут как грушу. На предмет всего что вы знаете и, самое главное, чего не знаете, но хотя бы догадываетесь. Поэтому и советую, лишний раз, о встречах со мной, не распространяться. Лады?
— А? — видимо, говоря современным мне языком, его интерфейс завис и операционная система требует перезагрузки. Или, по крайней мере, форматирование жесткого диска. Поэтому, я решил немного ослабить вожжи и разрядить обстановку.
— Ладно сержант, сказал я примирительно, — расслабься. Пошли, пленного принимать будешь.
Но прежде чем мы вернулись к машине, он все таки задал вопрос, который судя по всему, долго его мучил:
— Товарищ капитан, — его лицо приняло умильное смущенное выражение, — а вот это ваша собака?
— Да, — я даже остановился от неожиданной постановки вопроса, — а что?
— Мне кажется, я ее уже где-то видел?
— Николай Спиридонович, когда советскому человеку что то начинает казаться, он являясь убежденным атеистом не крестится, а матерится. Вы хотите это сделать прямо сейчас?
— Но я ведь ее уже видел, — стал он настаивать на своем.
— Видели, — не стал я отрицать очевидное, но вот давайте не будем поднимать эту тему. Иначе мне тоже придется вспомнить, что кто то, желая сделать приятное пограничной собаке Найде, пошел на должностное нарушение, если не сказать больше?
— А откуда….
— Оттуда! — обрезал я. — Так надо было, — и спросил, — Так что, может не будем вспоминать дела давно минувших дней?
— Хорошо! — согласился он наконец.
И мы пошли к ожидавшим нас бойцам.
Москва, Кремль, Кабинет Сталина, спустя сутки.
— Проходи, Лаврентий, присаживайся, — предложил хозяин кабинета, своему сподвижнику. — Объясни мне, пожалуйста, для чего наши войска отошли на старую границу, заняли там оборону, ждут неизвестно чего? Уже который день идет война, а до сих пор не было ни одного крупного сражения. Ведь наши войска отдали, БЕЗ БОЯ, противнику такую огромную территорию, а враг не может воспользоваться своим преимуществом и, у меня складывается такое впечатление, просто топчется на месте?
— Товарищ Сталин, предложенная Игроком тактика пчелиных укусов неожиданно стала приносить свои результаты. Действия наших подразделений, оставленных на территории оккупированной немцами, неожиданно стали приносить ощутимый эффект. Продвижение подвижных соединений Вермахта существенно замедлилось. Мне это чем то, отдаленно, напоминает действия финнов во время «зимней войны», но только в более крупных масштабах. Вспомните, что соотношение наших и финских войск, перед началом боевых действий, было в нашу пользу. Но благодаря правильно выбранной финнами, тактики действий, никаких успехов мы не имели, до того момента, пока не повысили численность нашей группировки, добившись чуть ли не 4-х кратного превосходства. Вы меня конечно извините, товарищ Сталин, вы опять будете говорить, что я ругаю военных за их бездарность и излишнее самомнение, но факты, упрямая вещь. И они говорят сами за себя. В той войне, мы смогли добиться успеха, только благодаря тому, что буквально завалили трупами наших бойцов финские позиции. Наши РЕАЛЬНЫЕ потери, превысили таковые у противника более чем в 10 раз!
— Ну, это ты, Лаврентий, уже перегибаешь палку, — Сталин укоризненно покачал головой.
— Никак нет, товарищ Сталин, — Берия решил до конца отстаивать свое мнение, — мне недавно предоставили цифры, которые это подтверждают!
— Ну ладно, — примирительно бросил Сталин, — ты лучше скажи, насколько эта тактика может пригодится в нашей ситуации?
— Уже! Уже пригодилась, — Берию просто распирало от собственной значимости, поэтому дальнейшая его речь была просто пронизана пафосом и самодовольством. — Из личного состава, подчиненных мне, пограничных войск, сформировано просто огромное количество разведывательно-диверсионных групп, сокращенно РДГ. Больше десяти тысяч. В общей сложности, из такого количества народа, можно было бы легко сформировать 15 полноценных дивизий. Но я думаю, что их применение, в роли обычных стрелковых соединений, было бы мало эффективно. А вот в своем, нынешнем, качестве они УЖЕ, приносят ощутимый результат. Вот вам наглядный пример, выдержка из донесения одного только командира РДГ:
«По вражеской колоне, двигавшейся в походном порядке, было произведено всего несколько, прицельных, выстрелов. После чего группа, немедленно, отошла. Оставшийся на месте наблюдатель, догнал группу только на следующий день и доложил, что снайперским огнем был убит какой-то высокий чин. Поэтому, донельзя обозленные немцы, усердно искали виновников этого убийства. В результате, колонна, простояла на месте, БОЛЕЕ 5 ЧАСОВ, после чего расположились, здесь же на отдых, так как наступила ночь.»
— Чем Вам не пример эффективности, — Берия чуть ли не сиял. — Десять человек остановили продвижение ЦЕЛОГО полка, более чем на полсуток. И это еще цветочки. Я дал команду по сбору и анализу аналогичных случаев. И хочу отметить, что таких донесений поступает все больше и больше. Особенно удачными оказались действия противотанковых засад, сделанных на скорую руку, из бронетанковой техники, выработавшей свой моторесурс. Вот вам такие примеры:
«Танк КВ-2, у которого, в результате неисправности, вышел из строя двигатель, был отбуксирован и установлен в межозерном дефиле. Приданное ему, для охраны, стрелковое отделение, вместе с экипажем, за короткий срок, оборудовали позиции и тщательно их замаскировали. В результате умелых действий командира танка лейтенанта Ершова, танковая группа противника, двое суток не могла преодолеть этот рубеж, понеся ощутимые потери. Одних только танков было подбито 15 единиц, не считая другой техники.»
— А что, Лаврентий, — прервал Сталин доклад, — это ведь показательный пример, достойный для подражания. Я думаю, этот случай следует широко обнародовать, а особо отличившихся наградить. Ты со мной согласен?
— Абсолютно, товарищ Сталин! — С готовностью ответил Берия.
— А, кстати, где это произошло?
— В Прибалтике. Неподалеку от местечка Расейняй, что рядом с Шауляем.
— Так вот до куда они уже добрались, — задумчиво, будто про себя, пробормотал Сталин, разглаживая усы мундштуком трубки. — А еще, подобные примеры есть?
— Очень много, товарищ Сталин, — я привел только самый знаменательный. Но есть и другие. Вот, например, донесение с другого фронта, Юго-Западного:
«Командир 68-го танкового полка, 34-й танковой дивизии, опасаясь, что находящиеся на вооружении его части, тяжелые танки Т-35А, из-за конструктивной недоработки ходовой части, просто не выдержат длительного марша, именно их оставил в прикрытии. Командир танкового взвода, старший лейтенант Соколов, умело используя рельеф местности, расположил имеющиеся в его распоряжении три танка так, чтобы они полностью могли перекрыть все существующие сектора обстрела. В результате внезапности, достигнутой тщательной маскировкой, взвод полностью разгромил колону пехотного полка гитлеровцев. Вместе с приданной ему артиллерией и бронетехникой. Бой длился более суток, но фашистам удалось справится с танкистами, только благодаря поддержке авиации.»
— Танкисты погибли? — спросил Сталин.
— Никак нет! Бомбежку они пережидали вне техники, в отрытых, заблаговременно, укрытиях. Поэтому потери составили всего шесть человек убитыми и пять ранеными, — доклад Берии показывал, что он заранее подготовился к возможным вопросам. — Остальные, подорвав остатки танков, под командой командира взвода смогли выйти в расположения наших войск.
— Так, — подвел итог Сталин, — значит тактика действий, предложенная нам Игроком, позволяет наносить значительный ущерб противнику, при минимальных наших потерях? Я правильно понимаю?
— Так оно и есть, — тут же отреагировал Берия.
— Но и это не самое главное, — Сталин немного подумал, а потом закончил свой монолог словами, — самое главное это то, что эта временная задержка, дает нам возможность достойно встретить противника на укрепленных рубежах. — Он взмахнул рукой, с крепко зажатой в ней, трубкой. — У меня сегодня был Шапошников. Он докладывал, что практически все части сумели без потерь отойти на исходные рубежи и теперь, там, на линии старой границы, строится глубокоэшелонированная оборона. Одновременно с этим, по всей стране проводится мобилизация военнообязанных граждан, из которых формируются дивизии резерва. Причем, эти новые соединения имеют возможность для проведения боевого слаживания и оснащаются всем необходимым, по штатам военного времени. В случае необходимости они могут быть выдвинуты на самые опасные участки, для укрепления обороны.
Ключевыми узлами обороны, служат опорные пункты укрепленных районов, но не это главное. Действия наших войск при прорыве линии Маннергейма, а также самих немцев во Франции, при прорыве линии Мажино, убедительно доказали, что при применении современных наступательных вооружений и отработанной тактики действий, это лишь вопрос времени.
Тем более, надо помнить, что ни одна война, не выигрывалась лишь обороной. Поэтому, в нашем случае, упор делается на действия мобильных механизированных групп, способных выполнять довольно специфические задачи. Мы были вынуждены согласиться, что идея создания танковых корпусов была не совсем правильной. В условиях обороны, наибольшую пользу принесут именно такие группы. Поэтому, сейчас, на базе танковых и кавалерийских корпусов, в спешном порядке, создаются смешанные механизированные бригады. Которые будут способны наносить стремительные контрудары на самых угрожаемых направлениях. И, в случае необходимости, прорвав оборону противника, осуществлять рейды, по его тылам. У генерального штаба только одна существенная проблема. Правильно определить направления главных ударов германских войск. Разведка работает в этом направлении, но результатов пока нет. А эти сведения нужны срочно. — Если до этого Сталин, по устоявшейся привычки, неспешно прохаживался по кабинету, то после этих слов остановился и пристально уставился на собеседника. — Ты понял, Лаврентий, СРОЧНО! Поэтому, будь добр, нацель свою агентуру. Может быть они лучше армейцев сработают.
Взгляд его глаз, имевших, по словам очевидцев, редко встречающийся в природе, желто-коричневый цвет, напоминающий тигриный, был способен лишить воли любого. Поэтому Берия, помимо своего желания, передернул плечами, как будто его внезапно, пробил озноб. Но, все таки опытный аппаратчик, смог взять себя в руки и даже вымучено улыбнулся.
Эта улыбка не осталась незамеченной.
— Что ты так ехидно улыбаешься, — прокомментировал Сталин его ухмылку, — видно уже что то накопал? Ну давай, доставай, все что в клювике принес.
— Так точно, товарищ Сталин, — браво отрапортовал Берия, — сотрудниками МОЕГО наркомата, доставлены очень ценные сведения. Которые позволяют, при проведении тщательного анализа, прогнозировать все действия противника на ближайший период.
— Ну-ка, ну-ка, — заинтересованно протянул Сталин, — давай поподробнее.
— Одной из разведывательно-диверсионных групп, которые во множестве оставлены во вражеском тылу, был доставлен, в расположение наших войск, очень ценный военнопленный. Офицер связи Главного штаба OKW, отправленный, в качестве курьера в штаб 3-ей танковой группы генерал-полковника Гота. При нем найдены документы содержащие очень ценную для нас информацию. Касающихся ближайших планов гитлеровских войск. А также директива N 21, тот самый «План Барбаросса», о котором мы впервые услышали от Игрока! И который вы приказали раздобыть, во что бы то ни стало! Помимо этого, имеются материалы относящиеся к «Плану Ост», о наличии которого мы тоже узнали из того же источника. Этот план предусматривает тотальное уничтожение лиц славянской национальности. И указывает порядок действий по его реализации. Я позволил себе ознакомиться и….
— Что ты замолчал, — в голосе Сталина было явное нетерпение, — продолжай!
— Это, — замялся Берия подбирая нужное сравнение, — это страшно, товарищ Сталин!
— Та-ак, — протянул Сталин, — понятно. Материалы при тебе?
— Вот они, — с этими словами Берия выложил на стол три ВСКРЫТЫХ пакета.
— Не дезинформация? — Прежде чем взять в руки документы, озаботился Сталин их достоверностью.
— Уверен что нет! — Тут же высказал свое мнение нарком внутренних дел. — И этому есть несколько причин: во-первых, курьером оказался кузен личного адъютанта самого Гитлера. И если он и не держал эти бумаги в руках, но о том, что в них изложено имеет определенное представление. Причем из разных, никак не взаимосвязанных между собой, источников. Не думаю, что германская разведка стала бы разменивать такую фигуру, как пешку в своей игре. Но не это главное, — Берия картинно выдержал паузу, чтобы с большим эффектом, продолжить. — Главное то, что документы содержащие главную информацию, в корне отличаются от остальных. И не по содержанию, нет, по форме.
— В каком это в смысле? — Сталин решил разъяснить ситуацию до конца.
— Дело в том, что остальные документы, кстати тоже представляющие определенный интерес, отпечатаны как обычно, с использованием печатной машинки и копировальной бумаги. Моими экспертами это установлено абсолютно точно. А вот с другими все гораздо сложнее.
— Что с ними не так?
— Наши технические специалисты, даже приблизительно, не смогли сказать, каким способом эти документы изготовлены. Они похожи на фотографии, но оттиск сделан, причем отличного качества, на обычной бумаге. Никто в мире подобными технологиями не владеет. И качество самой бумаги просто приводит в изумление специалистов.
— Может быть все это просто искусно сделанная фальсификация, чтобы ввести нас в заблуждение? — опять высказал свое сомнение Сталин.
— Я тоже, сначала, именно так и подумал, — вынужден был согласится с ним Берия, — но проведенное разбирательство рассеяло мое сомнение в этом вопросе. Правда добавило множество других.
— Рассказывай подробнее, — заинтересованно попросил глава Советского государства.
— Когда я только получил доклад об этом событии меня сразу насторожила фамилия командира разведывательно-диверсионной группы.
— Что в ней такого необычного?
— Да в принципе ничего. Обычная украинская фамилия — Нечитайло.
— По-моему я уже где то слышал эту фамилию, — удивленно сказал Сталин.
— Так точно, слышали, — с готовностью подтвердил Берия, — но мы, с вашего разрешения, вернемся к этому, чуть позже.
Сталин согласно кивнул.
— Когда я стал выяснять подробности захвата пленного, то меня сразу насторожил один момент. Из состава ДРГ, которая доставила и передала в особый отдел одной из дивизий Западного фронта, никто этого офицера в плен не брал.
— Как же он у них оказался? — удивился Сталин. — Сам пришел?
— Никак нет, товарищ Сталин. — Берия взял очередную паузу. — И пленный, и самое главное документы, были им ПЕРЕДАНЫ, одним человеком на оккупированной территории.
— Хм. вот так взял и просто передал? А они взяли и просто согласились принять? Что за чушь?
— Я сам этому удивился и задал аналогичный вопрос сержанту Нечитайло, которого вытребовал к себе. Вместе с пленным и бумагами.
— И что он ответил?
— Он сказал, что все это было передано ему человеком, которому он всецело доверяет. Потому что имел возможность сражаться с ним плечом к плечу. Во время отражения самого ПЕРВОГО нападения противника на государственной границе. Нечитайло тогда был старшим пограничного наряда. И именно тогда он впервые встретил этого человека, который, кстати, представился моим личным порученцем. Впрочем об этой встрече я вам уже докладывал, когда мы с вами обсуждали действия некоего лица. — Бария многозначительно посмотрел на Хозяина.
— Так этот Нечитайло…
— Да, это тот самый пограничник от которого мы впервые узнали словесное описание Игрока! — Берия триумфально улыбнулся.
— И тот человек, который передал пленного и бумаги….
— Да, это Игрок! Без всякого сомнения.
— Опять Игрок! — Сталин, в сердцах выругался на грузинском.
Глава 6
«Через тернии к звездам!»
Именно эта крылатая фраза, почему-то звучала лейтмотивом в моей голове. Может быть причиной этого было усыпанное звездами темное, даже скорее черное, как пролитые чернила, небо. Чернота эта еще больше усиливалась из-за полного отсутствия каких-либо следов ночного светила, иногда, в поэтических аллегориях называемого «волчьим солнышком!» Что было, в принципе, и не удивительно, поскольку июнь месяц шел к своему закономерному финалу, что, согласно лунного календаря, соответствовало новолунию.
Переломный этап! Когда старый месяц полностью сошел на нет, а новый еще не народился. Видимость — ноль! Или говоря простым языком: «Темно, как у негра в ж…!» И именно эта чернота еще больше подчеркивала яркость звезд. Тем более, что практическое отсутствие чего-то, хотя бы отдаленно напоминающего облака, еще больше усиливало эффект.
Невольно на память пришли соответствующие моменту строки:
Тот самый длинный день в году
С его безоблачной погодой
Нам выдал общую беду
На всех, на все четыре года.
Наши, отечественные, классики обладали не только поэтическим даром, но и редкой наблюдательностью. Действительно, и небо безоблачное, и луна напрочь отсутствует, и звездей — хоть…, в общем, много, до неприличия.
Но все ж таки, скорее всего, основной причиной пришедшей на ум фразы была ее первая часть. «Через тернии…!» Потому что пробираться по ночному лесу, при отсутствии естественного освещения, даже вооружившись прибором ночного видения, это еще то удовольствие. Невольно на память приходит тот самый пресловутый терновник, или в просторечии — терн. Кто имел сомнительное удовольствие собирать его плоды, чем то отдаленно напоминающие сливу, у того наверняка в памяти, да и не только, остались следы его колючек.
Уже почти два часа я продирался сквозь чащу смешанного леса, столь характерного для белорусского полесья. При этом с невольной завистью посматривая на своих спутников. Вот уж кому никакой ПНВ не нужен. Туман бежал где то впереди, невольно, тем самым, выполняя функции ГПЗ (головной походной заставы), или просто головного дозора. Нарезая круги он неожиданно возникал то справа, то слева, и вновь убегал вперед. Мирно плетущаяся сзади, на длинном поводке кобылка, себе таких вольностей не позволяла. Но тоже не спотыкалась на каждом шагу, в отличии от меня. Не сдирала бока о древесные стволы и не рисковала, то и дело, получить по морде особенно нахальной веткой или в глаз, особенно наглым сучком.
Лошадь, идущая медленным шагом, никогда не наступит на предмет который может причинить ей неприятность. Правда, это правило не распространяется на лошадей скачущих в галоп. Тогда существует вероятность попадания или в сусличью нору, или еще какую канавку, которую сразу и не разглядишь. Но это уже чистая физика! Масса помноженная на скорость дает большую инерцию. А чем меньше скорость тем легче остановиться. Именно поэтому лошадь, ну или другое какое животное, не смогут причинить себе вреда, даже если двигаются в полной темноте. Потому что дети природы! В отличии от человека. Который возомнил себя венцом творения, и объявил себя царем природы. За что природа-матушка ему и мстит. За его махровый эгоизм и самомнение. Но в данном, конкретном случае, за все человечество приходилось отдуваться мне горемычному.
К моему большому сожалению, в попутном, а именно в западном, или на худой конец, в юго-западном направлении, не просматривалось не то что дорог или хотя бы тропинок, но даже самой завалященькой просеки. Поэтому уже спустя два часа после того как я расстался с советской разведывательно-диверсионной группой, под командованием старого знакомого старшины-пограничника Нечитайло, буквально валился с ног от усталости. Такие марш-броски, по пересеченной местности, отягченные к тому же хреновой видимостью, уже не для моего возраста. «Укатали Сивку крутые горки!» Пора было подыскивать место для ночлега.
И оно себя не заставило долго ждать. Деревья внезапно расступились и мы, всей честной компанией, вывалились на лесную поляну. Небольшая по размеру она имела отличительную особенность. Практически все ее пространство было покрыто зарослями папоротника, высотой… ну, приблизительно по пояс!
— Вот тебе бабушка и Юрьев день! — Узрев все это природное великолепие не смог я сдержать своих эмоций. — Час от часу не легче! Из огня, да в полымя!
У меня уже возникали некоторые сомнения по поводу природы явления, которое позволяет мне с такой легкостью перемещаться во времени. Воспитанный в традициях диалектического материализма я, тем не менее, подозревал, что она отнюдь не физического свойства. Но, также накрепко вбитый в сознание, добросовестными советскими преподавателями, научный атеизм, не давал мне возможности уверится и в мистической природе портала. Вероятность его создания некими высшими, или потусторонними силами, тоже не укладывалась в моей голове. Но, тем не менее, факты, те самые, которые упрямые, все чаще и чаще наталкивали меня именно на такие мысли. Тем более известно, что сам вопрос существования этих самых сил, не имеет под собой никаких научных доказательств. Вернее сами ученые утверждают, что современной науке сие ПОКА не доступно. Но ведь и перемещение во времени ей также не доступно. А ведь согласно логическим законам существует вероятность, что эти два, недоступных современной науки явления могут находиться в одной плоскости. То есть быть взаимосвязанными друг с другом.
Именно такие невеселые мысли о бренном и вечном, а также о возможности существования потустороннего мира оказывающего влияние на действительность, навевал окружающий пейзаж.
А что вы хотите: оказаться в ночном лесу, на поляне сплошь заросшей папоротником, заросли которого неслышно колыхались в сплошной темноте, лишь изредка отливая серебром в зыбком свете звездного неба. Да еще и учитывая сегодняшнее число. 24 июня! Вернее НОЧЬ, с 23-го на 24-е июня. А чем знаменательна эта дата? Правильно! В этот день, в соседних Латвии и Эстонии отмечают Янов день! В расположенной еще ближе Литве — Иванов! Ну а на территории Белоруссии, где я в данный момент нахожусь, этот день больше известен как языческий праздник Ивана Купалы! И что характерно, отмечается он именно ночью.
В общем: Ночь на Ивана Купалу! В темном лесу! В зарослях папоротника!
— Защибись!
Волей неволей вспомнится мастер мистических побасенок, Николай Васильевич Гоголь, со своим незабвенным «Вечером накануне Ивана Купалы». Где он так мастерски живописал судьбу незадачливых ловцов удачи, пытавшихся найти легендарный цветок.
Иванов цвет, Жар-цвет или просто цветок папоротника — растение, которое, согласно народным представлениям, зацветает раз в году в одну из летних ночей. Цветок папоротника наделялся чудесными магическими свойствами. Человек, которому удалось раздобыть ярко-красный распускающийся лишь на мгновение цветок папоротника, приобретал магические знания и умения! Он, якобы, будет счастлив всю жизнь, научится понимать язык животных, птиц и растений и из разговоров растений узнает, какое растение от какой болезни помогает; ему откроются спрятанные в земле сокровища и клады, он приобретёт способность становиться невидимым, приворожить понравившуюся ему девушку, «отвернуть» от своего поля градовую тучу, над ним не имеет власти нечистая сила; с помощью этого цветка человек может добыть целебное муравьиное масло, которое сбивают муравьи в ночь на Ивана Купалу, и т. п.
По словенским поверьям, если в купальскую ночь вырвать из земли папоротник с корнем, то на конце корня найдешь золотой перстень.
Главная кладоискательская трава, папоротник, цветёт на Ивана Купалу, этой ночью, а ещё в одну из ночей Успенского поста, в канун Ильина или Петрова дня, а также в так называемую воробьиную ночь, когда случаются сильные грозы: «сначала затрещит, а потом лопнет и расцветёт».
Немногим удавалось найти этот цветок. Цветок папоротника не даётся в руки человеку: его трудно найти и увидеть, но ещё труднее сорвать и удержать у себя, ибо нечистая сила — ведьмы и черти — препятствуют этому. Добыча этой волшебной травы сама по себе сопряжена с трудностями и опасностями, здесь нужны мужество и отвага против дьявольских ухищрений и козней. На пути к цели искателя «черти хватают, мяукают, орут — такие страхи, что хоть брось». На пути к желанному цветку смельчака ждут 12 страхов: шум, гам и дикие крики; буря, ломающая деревья; «оживающий лес» — деревья и кусты начинают ходить, норовя зацепить кладоискателя; явление огромного медведя; явление разных зверей, щелкающих зубами; шум невидимых крыльев и появление огненных глаз; летающие камни; осыпание огненными искрами; удушающий дым; выстрелы; землетрясение; разверзание земли у ног смельчака и образование страшных пропастей. Если это всё преодолеть, то можно увидеть, как в ночи огнём вспыхивает легендарный алый цветок…
В восточнославянских быличках описывается немало способов добывания волшебного цветка. Чтобы завладеть им, надо пойти ночью в самую глушь леса, где не слышно пения петухов на заре, начертить на земле около себя круг, зажечь освященную на Сретение или Пасху свечу, взять в руки полынь или какое-нибудь другое растение, которого боится нечистая сила, и читать Псалтырь или Евангелие. Ровно в полночь, когда распустится цветок папоротника, начнется страшная гроза и вокруг человека станут бесноваться злые духи — они будут кидаться на него в облике страшных зверей, подползать к нему змеями, рядом с кругом появится огромная жаба, которая будет швырять в человека зажженной соломой, его станут пугать нечеловеческим визгом, криком и хохотом, ему будет казаться, что на него падают огромные деревья и обрушиваются шквалы воды, начнут мерещиться чудовища и т. п. Молодому человеку, решившему сорвать цветок папоротника, привидится девушка необыкновенной красоты, которая очарует и заговорит его так, что он забудет про цветок и пропустит тот момент, когда его можно было сорвать; старику же нечистая сила подсунет в руку вместо цветка головешку, кусок гнилого дерева или сухой гриб.
Прежде чем сорвать цветок папоротника, надо трижды обойти его, пятясь назад, затем прочесть «Отче наш» следующим образом: «Не отче наш, не иже, не еси…» и только после этого сорвать цветок и как можно быстрее бежать домой. Чтобы сохранить цветок, его клали в шапку, за пазуху, в лапоть или же, надрезав кожу на мизинце левой руки, прятали в ранке. На обратном пути черти и ведьмы вновь преследовали человека, звали его, и, если он откликался, оглядывался или произносил хоть одно слово, цветок бесследно исчезал. Человеку загораживали дорогу мертвецы, тянули к нему костлявые руки и лязгали зубами, а черт, обернувшись барином или купцом, предлагал ему несметные сокровища в обмен на ту вещь, в которой спрятан цветок. Считалось, что в этот момент человек терял память, с радостью продавал свою одежду и лишь позже обнаруживал, что вместо денег держит в руках кости или черепки.
Впрочем, заполучить цветок папоротника можно и случайно, не ведая того. Одна быличка рассказывает, как человек отправился в ночь на Ивана Купалу в лес разыскивать пропавших волов, и в полночь ему в лапоть упал цветок папоротника. В этот момент человек сразу же узнал, где находятся его волы, стал понимать язык птиц и животных, увидел таящиеся в земле сокровища. Однако по дороге домой цветок папоротника стал жечь ему ногу, и человек, вытряхнув лапоть, потерял цветок, а с ним и все свои чудесные знания.
Сорвав этот цветок, его надо сохранить, иначе отнимут его привидения. Для этого следует взрезать кожу на руке и вложить его в разрез. Рана тут же зарастет. По дороге назад надо быть готовым к встрече с бесами, которые хотят отобрать волшебный цветок и для этого обычно материализуются в образе полицейского или иного какого начальника. Остановив кладоискателя на дороге, «начальник» начинает его сурово допрашивать: где был, что делал, зачем ходил. Если ему правдиво отвечать и показать цветок, то он тут же его отнимет и скроется. Поэтому при такой встрече с бесом надо врать и изворачиваться, что есть мочи.
Бывали случаи, когда встреченный на пути бес-«полицейский» выкупал у кладоискателя цветок папоротника за неразменный рубль (целковый). Он имеет вид рубля-«крестовика» времен Петра I и Петра II (1720-е годы). Этим рублём можно владеть два года, и на него сколько ни покупай — он всё равно вернется к тебе.
Иногда сметливые люди пытались за три дня до появления цветка папоротника перенести растение домой и высадить его в горшок или в банку. Но эти попытки всегда кончались плачевно: в ту минуту, когда цветок папоротника расцветал, в избе вспыхивал пожар.
Старинные кладоискатели знали способ, с помощью которого можно отыскать цветок папоротника: надо поймать абсолютно черную кошку, без единого белого волоска, убить её, выварить в кипятке, кости собрать и по одной пересмотреть в зеркале: та косточка, которая не будет отражаться в зеркале, и есть желанный талисман.
Это, конечно, самое сильное средство при отыскании сокровищ.
Но, никаких мистических цветов папоротника я искать не пойду! Во-первых: НЕ ВЕРЮ! Ну а во-вторых: никаких кладов, которые открываются обладателю этого цветка, мне не надо.
Хотя, с другой стороны, владельцу магического цветка, обладающему к тому же и корнем плакуна, легче дастся в руке другое легендарное растение — разрыв-трава!
…Разрыв-трава в русских поверьях чудесное средство, которое рушит всякие запоры, отворяет замки и разрывает самые крепкие цепи и узы. Чародеи приписывают этой траве разные свойства: разрывать железо, сталь, золото, серебро, медь на мелкие кусочки. О разрыв-траве мечтали воры и кладоискатели, ведь она якобы разрывает запоры тюрем и превозмогает сатанинскую силу, стерегущую клады. Против неё не устоит никакое оружие, и ратники дорого бы дали за обладание ею, потому что тогда даже самые крепкие доспехи не защитят врага.
У разрыв-травы есть ещё два названия: прыгун, скакун, так как цветок её будто бы в Иванову ночь скачет, прыгает. Извеcтна она ещё под именем ключ-травы.
По преданию разрыв-трава достается лишь тому, кто имеет цветок папоротника и корень плакуна, выкопанный голыми руками. Но вот что интересно, в народных сказаниях встречаются упоминания, что разрыв-трава — всё тот же папоротник или очень похож на него.
Ботаники проверили подоплеку поверий, и оказалось, чтo разрыв-травой действительно именовали два папоротника: ужовник (по латыни офиоглоссум, что в переводе означает змееязычный) и гроздовник (ботрихиум). У этих папоротников имеется нечто, похожее на кисть цветков. Если внимательно присмотреться к такой «кисти», то окажется, что это всего лишь вытянутая часть листа с бутончиками — спорангиями, открывающимися в сухую погоду. С виду изменённая часть листа напоминает стрелку с кистью цветков (не зря ужовник получил название змееязычник: от его листьев отходит вырост, напоминающий узкий язык змеи). Ужовник и гроздовник встречаются в наших лесах очень редко, что также прибавляет таинственности. В действительности же ботаники считают, что ни один вид папоротника никогда не цвел и цвести не может.
Рассказывают, что листы разрыв-травы имеют форму крестиков, а цвет подобен огню: распускается она в полночь на Ивана Купалу и держится не более пяти минут — не долее, сколько нужно, чтоб прочитать «Отче наш», «Богородицу» и «Верую».
… Отыскать разрыв-траву трудно, где растёт она — никому неведомо, достать её непросто и сопряжено с большою опасностью, потому что всякого, кто найдет её, черти стараются лишить жизни. Это растение столь редко, что только люди посвящаемые в таинство чернокнижия могут находить его.
Первый способ узнать траву: на которой траве в Иванову ночь коса переломится, та и есть разрыв-трава. Второй способ: растёт эта трава на лугах и добыть её можно, если спутать лошади ноги проволокой и пустить пастись на луг. Если лошадь окажется около ключ-зелья, путы тут же сами спадут.
Есть ещё один способ достать разрыв-траву: надо в полночь, накануне Иванова дня, забраться в дикий пустырь и косить траву до тех пор, пока переломится железная коса: этот перелом и служит знаком, что лезвие косы ударило о разрыв-траву. В том месте, где свалится коса, должно собрать всю срезанную зелень и бросить в ручей или реку: обыкновенная трава поплывет вниз по воде, а разрыв-трава против течения тут её и бери!
Однако волшебной силой обладает не каждый цветок, а только добытый с помощью следующего ритуала, которым пользуются англичане. Сперва нужно найти дупло, где свил гнездо дятел, и чтобы в нём непременно были птенцы. Затем следует дождаться, чтобы птица-мать улетела из гнезда и плотно закупорить дупло. Увидев, что дупло заткнуто, птица должна вернуться со стеблем разрыв-травы в клюве, подлететь к дуплу и поднести стебель к затычке. Затем должен раздаться громкий хлопок — затычка вылетит наружу. В этот момент следует закричать изо всех сил. От страха птица выронит разрыв-траву. Именно этот стебель (если поднять его с земли красной или белой тряпицей) и есть тот талисман, который открывает все замки. Более того, обладание этим растением должно сделать вас невидимым; а если вы будете носить его в кармане, вас не смогут ранить ни пуля, ни свинец.
Другим растением, которому англичане приписывали способность открывать все замки, считался цикорий — при условии, что его срезали куском золота вечером или в полночь накануне Иванова Дня. Срезать цикорий следовало молча.
В нашей народной традиции волшебную траву также следует добывать с помощью особого ритуала, Но если англичане ищут дупло дятла, то в России отыскивают гнездо черепахи и выжидают время, когда черепаха, оставив гнездо с яйцами, уйдёт из него. Тотчас же, не медля, гнездо огораживают железными гвоздями, вколотив их в землю. Некоторые считают, что гвозди можно заменить прочными веточками. Устроив такой тын, удаляются, чтобы черепаха не могла видеть неприятеля. В известное время черепаха подползает к гнезду и видит, что при всех её усилиях она не может взойти в своё гнездо, тогда она удаляется на некоторое время и затем возвращается обратно к гнезду с травою в пасти, от прикосновения с которой каждый гвоздь вылетает.
Тогда можно подходить уже смело к гнезду, брать траву и врезывать её в ладонь левой руки, а не правой, иначе тогда нельзя будет держать в правой руке оружие.
На основании свойства этой травы те арестанты не могут быть заключены в темницу, которые имеют эту траву, и освобождаются. Ведь человек, обладающий этою травою, легко может разрушать все железные замки и оковы. Достаточно ему прикоснуться этою травою до железного замка, как он распадётся сам собою, а если бросить в кузницу — ни один кузнец не в состоянии будет сваривать и ковать железо, хоть бросай работу! Воры, когда им удастся добыть эту траву, разрезают себе палец, вставляют ее внутрь разреза и потом заживляют рану; от одного прикосновения такого пальца замки отпираются и сваливаются с дверей и сундуков. Если тронуть этим пальцем человека, тот скоропостижно умирает.
А вот это умение мне бы ой как пригодилось бы! Дотронулся до фашиста пальцем, а тот с копыт!
Но: Мечты! Мечты! Мечты! Сложно это как то все. Непредсказуемо!
Да и судьбы главного героя гоголевской повести — Петруся, что-то не хочется. Хотя, если принять во внимание имечко его нареченной, да еще и в контексте современного его значения, черт его знает на какие подвиги сподобишься. Лишь бы быть подальше от гарной дивчины со звучным именем — Пидорка!
— Свят! Свят! Свят!
А вдруг и правда этот ребенок результат семейных отношений родителей новомодных однополых браков? Геев?
Кстати, почему-то, редактор, при написании этого слова его подчеркивает? И альтернативы не выдает! Оказывается нет этого слова в русском языке!
Вот только и остается, современному хлопчику, нормальной сексуальной ориентации, не имеющему возможности геев, по совету Ивана Охлобыстина «живьем в печку запихивать» или по старорусской традиции на кол сажать, крепко поддав: или драконам головы рубить, или избушки, на курьих ножках по буеракам гонять, причем вместе с квартирантами. Хотя, если не грешить против истины, то, на мой взгляд, иметь дело с нечестью гораздо предпочтительней, чем с этими представителями секс меньшинств. В особенности если нечисть эта отечественного производства. Потому что импортная, сиречь забугорная, она то скорее всего будет относится к геям более мягче. Ну толерантнее что ли. Все ж таки соотечественники. В основном.
Интересно все же, а русская нечисть она как отнесется к появлению в зоне своего влияния иностранцев? Тех же фашистов? Причислит их к числу своих коллег? Ведь по своим деяниям они далеко переплюнули даже дьявольские козни! Или отнесется к их появлению в исконно русских землях как к интервенции? Вот если бы действительно она существовала, то чью бы сторону приняла? Вопрос? В альтернативной истории я только однажды встречал описание возможного развития событий. В произведениях Леонида Кондратьева, где полумифическому персонажу оказывали поддержку потусторонние же силы из клана нежити. А в реальности как бы оно было?
Но не настолько были эти вопросы животрепещущими, так просто мысли вслух, чтобы всерьез отвлечь от суровой действительности. Поэтому, наплевав на все условности, я принялся устраиваться на ночлег именно на этой живописной полянке. Оставив менее насущные вопросы на потом.
Быстро, насколько позволяла видимость, разнуздал кобылу. Предварительно сгрузив с нее и тщательно уложив под разлапистой елью весь хабар. Который стал моей собственностью в результате суточной деятельности. Вспомнилось при этом сколько было потеряно (а вернее сказать уничтожено) припасов и снаряжения за тот же отчетный период. Так что при зрелом размышлении становилось ясно, что при таких темпах никакая прибыль не окупит вложенных затрат.
Для того чтобы отправиться в сегодняшний рейд мне потребовалось использовать снаряжение стоившее целую кучу денег. Включая фильдеперсовый лодочный мотор, саму лодку, спасательный жилет и кое что по мелочи. А на выходе? Нет, ну конечно если принять во внимание ущерб нанесенный противнику, как то взорванный мост, разрушенная понтонная переправа, уничтоженная и утопленная техника противника. И так, по мелочи. В активе также сорванная на неопределенное время переброска войск через крупную водную артерию. И прочая, и прочая, и прочая….
С этой точки зрения затраты конечно же оправданы. Игра, как говорится, стоит свеч. Но если принять во внимание, что изначально такие иновременные походы планировались мною исключительно, ну или хотя бы в основном, для добычи трофеев, которые в моем времени можно обратить в звонкую монету то…. Вот именно! Дорогостоящее снаряжение и оборудование на добрых 10 тысяч американских рублей псу под хвост!
— Ой, Туман, прости великодушно! Я не твой хвост имел в виду!
Но все равно, часть снаряжения пришлось утопить! И будет ли возможность его забрать — большой вопрос! Благо что еще немцам не досталось. Документы, вместе с эксклюзивным автографом Гитлера, пришлось отдать для передачи в Москву! Автомашину импортного производства класса «ретро автомобиль» одна штука — туда же! Это если не вспоминать про утопленную и взорванную бронетехнику. Которая в наше время стоит как Боинг. А что в активе? Мелочевка собранная на месте экзекуции танкистов и в процессе захвата гауптмана? Обмен явно не равноценный. С точки зрения бухгалтерской науки сальдо (то есть разность между дебетом (приходом) и кредитом (расходом)), в моем случае имеет ярко выраженное отрицательное значение. То есть со знаком минус!
— Да и шут с ним!
Если честно, то в последнее время я все чаще стал забывать о первопричине подвигнувшей меня на иновременное турне. И все больше беспокоится о влиянии своих действий на изменение исторической действительности. На сколько результативными они окажутся и к каким последствиям, в конечном итоге, приведут? И судьба собственного народа в этой реальности становится для меня гораздо более значимым фактором, чем собственная судьба в той?
Это что же, я стал частью этой эпохи? Или мое нахождение здесь так влияет на мою психику? Или, по крайней мере, на мотивацию?
— Мдааа! Вопросец!
Надо будет поразмыслить на досуге об этом более детально. А теперь пора отдыхать. Тем более, что мысленные метания и сомнения ни в коей мере не отразились на автоматизме мышечного аппарата. Пока мозг анализировал сложившуюся ситуацию, тело, независимо от разума, отрабатывало заложенную в мышечной памяти программу.
Разгрузило транспортное средство. Распрягло лошадь и, привязав ее за недоуздок к дереву, оставило в покое. Чай не маленькая! Сама себе еду найдет. Тем более что длина поводка позволяла дотянуться довольно далеко, увеличивая тем самым радиус обрабатываемой поверхности. Вот нам с Туманом так не повезло. Мы ни разу с ним не травоядные. Поэтому пришлось о питании позаботится дополнительно. Благо что запасец еще оставался. Пускай и представленный в основном в виде мясных консервов, но, как говорится, на безрыбье и сам раком станешь! Плюс задача по формированию маломальской постели. Пусть и не похожей ни разу на прокрустово ложе, но тоже толику сил и времени занимает.
Наконец то управившись со всеми делами и повечерявши, вернее поночнавши, а как еще назвать прием пищи в два часа ночи, завалился спать. С надеждой, что какая никакая местная нечисть все таки придет в это загадочное место и позволит задать ей вопрос: «Чьих вы будете?» Вернее за кого, в этой войне. С тем и уснул!
— Надежды юношей питают, отраду старым подают!
Вот где-то именно так. В полном соответствии с заветами классиков. Хотя и имеются определенные сомнения в авторстве данного афоризма. Или это я процитировал его в меру своей образованности. Если лавры первенства отдать Михаилу Васильевичу, тому самому который Ломоносов, то у него вместо надежд — науки. А если Глинке, то у него не старые, а старцы. И если к Ломоносову особых претензий нет, поскольку как известно он был фанатом процесса обучения еще похлеще дедушки Ленина, и его предложение молодому поколению грызть усерднее гранит науки и тем быть сытым, особого отторжения не вызывает, то в отношении Глеба Александровича, тут, как говорится, статья особая. Если уж из юношеского возраста я давным-давно уже вышел и готов называться старым, то уж старцем — никогда. Потому что данное определение у меня ассоциируется с дряхлым стариком, согнувшимся в три погибели под тяжестью прожитых лет. Клюкой деревянною равновесие поддерживающий. И за одно дорожки песком посыпающий.
Нет, на такое сравнение я категорически не согласен. Пусть и не молод, но и не старая развалина.
— Мужчина, можно сказать, в полном расцвете сил! Ага! Наподобие Карлсона! Ага! И такой же болтливый не в меру!
Нет, если честно, то признаю за собой такой грех. Иногда заносит. А с другой стороны посмотреть, надо же каким-то образом эмоции выплескивать. Не все же их в себе держать. Так ведь недолго и с рельсов, то есть с катушек, съехать. А так поговорил, с хорошим человеком, с собой разумеется, пар выпустил, и глядишь, снова в норму пришел. Можно и дальше «немного пошалить»!
Кстати о чем это я? Ах, да! О афоризмах! Некоторые утверждают, что эта фраза является аналогом изречения Ф. Бэкона «Надежда хороший завтрак, но плохой ужин»! Вот это больше подходит для моей ситуации, правда если приемы пищи поменять местами. Если с вечера я еще надеялся на встречу с «внеземным», вернее с «потусторонним» разумом, то с утра пораньше эти надежды развеялись как дым. Вернее утренняя дымка, которая в сущности и стала причиной моего пробуждения.
Ночи в конце июня еще достаточно теплые, но климатические условия западной Белоруссии имеют свои особенности, связанные с большим количеством водоемов и болотистой местностью. Высокая влажность создает по утрам поразительный природный феномен выражающийся в виде пухового одеяла тумана, покрывающего землю на небольшой высоте. Потом, с восходом солнца, под действием солнечных лучей этот эффект пропадает. Но пока, стоящему человеку начинает казаться что он находится на вершине гигантского облака, которое ненадолго спустилось на землю.
Стоящему! Вот именно что стоящему. Но я то спал ЛЕЖА! Внутри этого самого облака. Со всеми, как говорится, вытекающими последствиями. Поэтому и проснулся от промозглой сырости! Не выспавшийся! И, в соответствующем моменту, настроении!
Даже просто лежать в этом молоке не было ни какого желания, поэтому пришлось вставать. Первое что бросилось мне в глаза, стоило мне только выпрямиться, была та самая кобылка, которую я привязывал в темноте к дереву. Ни дерево, ни лошадь ни куда не делись. Вот только у животного напрочь отсутствовали ноги. Они скрывались в мареве тумана, край которого как бы обрезал ей конечности. Чем та собственно не сильно заморачивалась, застыв как бронзовое изваяние. Видимо то самое «море» ей было по колено, вернее по брюхо. Походу спала. Кто не знает, что лошади умеют спать стоя? Лошади действительно умеют отдыхать стоя, так как обладают уникальным «запирающим» механизмом коленного сустава, который позволяет им оставаться на ногах очень длительное время и при этом максимально расслабить мышцы.
Вот и эта особь, пользуясь своими природными способностями, дрыхла сейчас, без задних ног! Хотя и передних то не было видно. Но то что она спит, тут к гадалке не ходи. Вот только шея была не опущена. Хитрая бестия, видимо чтобы чувствовать себя комфортнее, удобно устроила голову на развилку веток полу прикрыв глаза и отвесив нижнюю губу.
Быстро сделал несколько разминочных движений, только чтобы разогнать кровь застоявшуюся в жилах и размять затекшие от долгого лежания на сырой земле суставы. На полноценную зарядку не было не времени, ни, что самое главное, желания. Поэтому попрыгав на месте и поприседав, напоследок помахал руками и с чувством выполненного долга стал собираться, надеясь добрать оставшийся минимум физнагрузки в процессе движения. С завтраком решил не заморачиваться прекрасно зная паскудную сущность собственного организма. В который без аппетита впихнуть что либо съедобное является нетривиальной задачей. А аппетит, как назло, спит гораздо дольше своего хозяина. Просыпаясь позже часа этак на два. Поэтому и решил не насиловать себя, а пробежаться по утреннему холодку. Убивая, тем самым, сразу несколько ушастых зайцев. И разомнусь, и время сэкономлю и аппетит нагуляю, и расстояние до конечной цели сокращу. А осталось мне, по моим прикидкам, всего ничего. Километров так 15–20. Часа три-четыре хорошего хода. Это конечно же по самым оптимистическим прогнозам. Потому что расстояние в лесу удваивается, а то и утраивается. Ну никак не получается идти по прямой. То дерево нужно обойти, то бурелом, то овражек. А повезет ли выйти на какую-нибудь дорожку или, на худой конец, звериную тропу — это еще большой вопрос. Местность то не знакомая. Но единственно хорошо — не заблужусь. Даже просто держась ориентировочно на запад, а чувство направления у меня развито хорошо, да и солнце помогает в ориентировании, все равно мимо такой крупной водной преграды, как Неман, не промахнешься. Ну а там уж как-нибудь определюсь с привязкой и скорректирую азимут движения.
А все ж таки как приятно пройтись по просыпающемуся лесу. Утренняя свежесть бодрит. То показывающееся, то вновь исчезающее раннее солнышко еще не набрало своей огненной силы, превращающую эту сырую свежесть в душную парную. Лесные птахи щебечут, порхая с ветки на ветку по своим птичьим делам. Вот где то рядом, показалось что прям над ухом, прострекотал пулеметной очередью дятел. Вот черт пернатый! Я понимаю, что завтрак дело святое, но пугать то зачем. Следом прокуковала кукушка. Кукую, кукуй милая, я пока помирать не собираюсь! Одно плохо, вся влага, с лесного травяного покрова, плавно перемещается на мои ноги. И если армейские ботинки спокойно переносят это физическое явление, то вот камуфляжные штаны уже стали волглыми от росы.
Ну ничего, уже немного терпеть осталось. Желудок стал напоминать о своем существовании, и чем дальше, тем настойчивее. Да и впереди показался просвет. Толи на опушку должен в скорости выйти, толи на просеку. Там и привальчик можно сделать. И подзаправится от души.
Настроенный благостными мыслями о скором отдыхе с перекусом я не сразу то и понял, что за звук донесся до моих ушей. То ли стон, то ли всхлип, то ли вскрик. Поэтому остановился и настороженно прислушался. И тут же абсорбированный от посторонних лесных шумов слух услужливо донес новый звук. Который я уже классифицировал как полузадушенный вскрик. Женский или детский, Вот это если честно не разобрал. Зато четко определил направление — прямо по курсу. Этот вскрик почему то вызвал у меня неприятные ассоциации. И поэтому, уже не ожидая ничего хорошего, я рванул вперед, не разбирая дороги, как стадо лосей. В голове билась только одна мысль: «Только бы не опоздать!» Рядом, неслышной тенью, беззвучно бежал Туман.
Так мы вместе и вылетели на залитую ярким солнечным светом лесную дорогу. Настолько узкую, что кроны деревьев смыкались над ней на подобие шатра. А высокая травяная поросль устилала все пространство между ними. Оставляя на виду лишь еле различимые узкие колеи. Тоже сплошь и рядом заросшие вездесущей травой. Посереди стояла телега в которую была запряжена одинокая лошадь. За ней, видимый только по пояс, немецкий солдат. Он стоял и смотрел на действо, которое разворачивалось прямо перед ним. От меня его скрывала телега и трава, но судя по выражению его лица, что то уж очень интересное для него. Что аж слюни текли от нетерпения и вожделения. В руках он держал винтовки. Причем в количестве двух штук. Правда держал он их удобно для меня. За ствол, упираясь прикладами в землю. Так что их ошибочно можно было принять не за боевое оружие, а за костыли, или подпорки, иди лыжные палки. Не суть важно! Главное что по назначению именно в этот момент он их применить не мог. Ну а теперь уже и не успеет. С криком: «Фас!», я прыжком перемахнул через препятствие. Правда для этого мне пришлось бросить винтовку на землю, чтобы освободить руки. Почему я не стал стрелять я и сам не мог понять. Видимо, чисто на рефлексах, хотелось рвать эту падаль голыми руками. Так меня взбесили эти слюни.
Левой рукой я оперся о препятствие, а правая в это время, одним движением выхватила нож, разворачивая лезвием вдоль предплечья. Все это я сделал еще в полете, а приземлившись и пытаясь удержать равновесие непроизвольно взмахнул рукой. Да так удачно, что отточенный до бритвенной остроты клинок, прочертил багровую полосу на его тощей, какой-то цыплячьей шее. Не ожидавший нападения фриц, так и стоял замерев истуканом, глядя на меня выпученными от удивления глазами. Стоял и по коровьи лупал ими, не понимая, что уже мертв. С рассеченным горлом летальный исход гарантирован. Но его реакция меня несколько удивила. Она мне напомнила уже не раз виденную картину забоя крупного рогатого скота.
Будучи деревенским жителем мне не раз приходилось быть свидетелем умерщвления различной домашней живности. А то и самому прилагать к этому руку. Используемые при этом средства могли быть самые разные. Как и разнилась реакция самих животных. Курам принято рубить голову и трепыхаются они до последнего. И после смерти бьют крыльями и скребут по земле лапками. А то и носятся по двору. Без башки! Лично сам наблюдал. Но это уже агония. Голубям зажимают голову между пальцами и сильно встряхивают, ломая тем самым шейные позвонки. Кроликов, и других грызунов, вроде нутрий, бьют палкой за ушами. Свиней режут. Как правило в сердце. Деревенский мужик бережливый. У него все в ход идет. А что за кровяная колбаса без крови? Свинья тоже цепляется за жизнь до последнего. И только коровы спокойно идут на убой. Ее привязывают к столбу или к дереву с перехлестом за шею, а потом быстро перерезают горло. Она безучастно стоит пока жизнь вместе с кровью утекает из ее тела. Потом силы покидают ее и она валится на землю.
Вот и этот немец, как та корова, стоял и смотрел на меня, коровьими же глазами, а из его горла, толчками вытекала кровь. Стекая вниз, пачкая при этом мундир и капая на землю. Я же стоял и завороженно смотрел ему в глаза, которые медленно подергивались серой смертной пленкой. Потом он выронил обе винтовки разом. Они упали, звякнув друг об друга. Ноги у него подкосились. Немец сначала опустился на колени, пытаясь поднять руки к страшной ране. Видимо инстинктивно хотел зажать порез и удержать в теле утекающую вместе с кровью жизнь. Но в ослабевших конечностях сил уже не оставалось. Руки безвольно упали вдоль тела и сам он, наконец-то свалился на землю. А я все стоял и безучастно смотрел на него. Руки и ноги его подергивались в предсмертной агонии. И опять по ассоциации вспомнил, как у нас в деревне быка, вопреки традиции, забили, как свинью, в сердце. Оставив при этом нож в ране. И он страшно отомстил за свою смерть. Дернувшимся в смертной судороге копытом ударил по выпавшему ножу и отправил его в недолгий полет. Прямо в горло своему убийце. Судьба!
— АААААУУ!!! — Дикий, нечеловеческий вопль, ударил по ушам не хуже акустической гранаты. Да еще и в такой, непосредственной близости, что невольно заставило меня переключить свое внимание с умирающего. Но только и успел, что сопроводить взглядом падающую тушку, со странного, серовато-зеленого оттенка, цвета кожи. Даже невооруженным глазом было видно, что клиент безнадежно мертв.
— М-да-а! Вот смерть, что и врагу не пожелаешь. Хотя! Кто за что боролся — тот на то и напоролся! Но все равно. Брррр! Аж мурашки по коже!
Туман, всю дорогу бежавший рядом, получив атакующую команду, в отличии от меня не стал препятствие, в виде той самой злополучной телеги, не оббегать, ни тем более перепрыгивать. Тем более, что я как раз в это время над ней своими грабарками махал. Он просто пролез под ней, сразу же оказавшись перед своим противником. Потеряв при этом весь разгон не стал на него прыгать, а просто клацнул зубами куда дотянулся. На свою беду, вскочивший со своей жертвы фашист, был опытным воякой, поэтому не стал приводить свой внешний вид в порядок, а сразу изготовился к бою, приняв боксерскую стойку. Но в этот раз ему крупно не повезло. Стойка то была предназначена на человека. А тут зверь! Да еще и не брезгливый. Но кто же виноват, что гениталии этого уберменша оказались на уровне морды собаки? Челюсти сомкнулись с грохотом волчьего капкана.
Бытует мнение, что степень сжатия челюстей у бультерьера достигает от 21 до 29 атмосфер, а у ротвейлера и того больше. Не знаю, по мне так это полная глупость мерить силу такого явления такими единицами. Не соотносятся они между собой как то. Все равно что расстояние скоростью измерять. Где то считают более уместным измерения проводить в килограммах. Что тоже далеко от идеального. Но даже если это и так, то даже боюсь предположить сколько этих самых килограмм или атмосфер в челюстях у Тумана. Способен ли он, по примеру полицейской собаки К-9, разгрызть биллиардный шар, тоже сказать не могу. Но вот то что немцу хватило по самое не балуйся, это к гадалке не ходи. Сразу видно, что помер от болевого шока!
Еще раз окинул взором поле импровизированной битвы отмечая даже казалось бы малозначительные детали. Как то налипшие к подошвам солдатских сапог с, не по-русски короткими и одновременно широкими голенищами, комки глины. Жирная, отвратительного, изумрудно-зеленного цвета, муха, называемая в просторечье навозной, уже усевшаяся на черную лужу крови, натекшую из перерезанного горла. Кровяные пузырьки, еще надувавшиеся от выходящих из утробы остатков воздуха и лопавшиеся по краям раны. Земля, в сжатых смертельной судорогой пальцах, из которой торчали в разные стороны вырванные с корнем травинки.
И многое другое, что в обычной, спокойной обстановке, как бы проходит мимо внимания. Воспринимаемое как неотъемлемое содержимое окружающей действительности. Некий оптический фон, который сродни звуковому, который при своем наличии не настораживает, а наоборот успокаивает. И только исчезая создает неосознанное чувство тревог. Не зря говорится — звенящая тишина, вызывающая некий дискомфорт.
Наверняка многие замечали насколько необычно смотрятся кинофильмы без привычного музыкального сопровождения за кадром. Не знаю кому как, но лично я не любил известный советский телесериал «Следствие ведут знатоки» именно по этой причине. За отсутствие этого самого звукового фона. Звуки улиц большого города, которые в обычной жизни и создают для нас тот самый фон в фильме как бы гипертрофированно выпячены и поэтому невольно цепляют сознание и поэтому раздражают. Так и здесь. Отдельные элементы окружающей обстановки настолько не вписывались в идеалистическую картину летнего леса, что не только резко бросались в глаза, но и раздражали.
Это в большей степени относилось к тушкам убитых немцев, но и ворочавшаяся в густой траве нечто тоже привлекала к себе внимание. Чтобы рассмотреть подробнее пришлось подойти поближе, но как водится опоздал. Весь обзор закрыл далеко немаленький Туман, который что то с увлечением облизывал.
Только подойдя вплотную я смог разглядеть, что сжавшись в комочек на траве лежала девушка, даже скорее девочка, почти ребенок. Она лежала свернувшись калачиком и закрыв лицо руками, тихонько всхлипывала, никак не реагируя на происходящее вокруг. Но долго игнорировать такой фактор как Туман у нее не получилось. Под ласковым напором его языка облизывающем все доступные части тела сначала прекратились всхлипы. Потом она отняла от лица руки. А затем открыла свои доверчивые, удивительно ясные, васильковые глаза. Некоторое время она сначала с удивлением смотрела на склонившуюся над ней лохматую башку, а потом без всякого испуга счастливо улыбнулась и со словами: «Ой! Собачка!» доверчиво прижалась к нему, обхватив своими ручонками за шею.
— Вот суки! — только и смог я подумать. — Это как же надо было ребенка напугать, чтобы она этого Баскервиля за ангела-спасителя приняла?
Некоторое время девочка самозабвенно тормошила спокойно воспринимавшую такое обращение собаку, но скоро заметила меня и замерла от удивления открыв рот. Чтобы случайно не возродить только что прекратившуюся истерику от вида моей размалеванной тактической краской физиономии я поспешил ее отвлечь, надеясь что звуки родной речи смогут ее успокоить:
— Здравствуй девочка, — начал я скороговоркой, пытаясь дать как можно больше информации за минимально короткое время, — а мы тут с моей собакой гуляли! А тут слышим ты кричишь! Мы и решили тебе помочь! А тут ты! А ты из какой деревни? А до нее далеко? А как тебя зовут?
У нее, как видимо от обилия вопросов, интерфейс немного подвис, но уловка тем не менее сработала. Рот закрылся, а взгляд стал более осмысленным.
— Здравствуйте дяденька, — наконец-то ответила она. — Меня Даша зовут.
Потом немного помолчала, видимо не зная что еще сказать, но тут заворочался в ее объятьях Туман, напоминая о себе, и она продолжила:
— А это ваша собака?
— Моя! — Я понял что истерики не будет. — Его Туманом кличут!
— Ой! Туман! — она вновь принялась его тормошить. Но видимо вспомнила о том что только что произошло, потому что вдруг ее лицо исказилось, а глаза вновь начали наполняться слезами. — А где эти дядьки злые? Они мне больше больно не сделают?
— Нет! Не сделают! — Поспешил я ее успокоить. — Они вон валяются. Их Туман загрыз! — Решил я приплюсовать собаке свой трофей, чтобы не пугать ребенка. — Он не любит когда маленьких девочек обижают!
Тут же последовали благодарные излияния выразившиеся в очередном тормошении кудлатой морды перемежающиеся словами:
— Молодец Туман! Хорошая собака! Спас меня!
Ну и так далее и в таком же духе. Чувствуя что это действие может затянуться решил несколько поторопить события прервав ее словоизлияния:
— Дашенька! А ты не могла бы мне немножко помочь?
— Чем же дяденька я вам помогу? Я же еще ничего не умею? Я еще маленькая!
Пришлось импровизировать на ходу:
— Ой, извини! Я неправильно выразился. Не мне помочь, а Туману.
— А чем я помогу? — Она искренне удивилась.
— Мы там в лесу лошадку оставили. Ты не могла бы привести ее сюда. А то она может где-нибудь поводьями за ветки зацепится. А Туман тебя проводит! Правда Туман?
Всегда поражался с возрастом откуда в детях столько кипучей энергии. Вот только что лежала почти без сил и тут же подскочила как подброшенная пружиной.
— Конечно дяденька! — Энергия била фонтаном. — Конечно приведем! Пошли Туман!
И сладкая парочка Twix быстро скрылась за придорожным кустарником.
Желание удалить ребенка подальше от места событий было вполне естественным. Пусть развеется от грустных мыслей. Говорят что общение с живой природой, особенно с представителями фауны этому очень способствует. Недаром даже больных ДЦП рекомендуют катать на лошадях. Да и просто удалить ее было необходимо. Чтобы прибраться тут без помех.
Быстро обшмонав оба трупа на предмет поиска чего-нибудь интересного, и разочаровавшись, поскольку ничего заслуживающего внимания не нашел, оттащил тела подальше в лес и закидал валежником. Туда же спрятал, за ненадобностью, и обе винтовки, предварительно избавив их от затворов. Срезал напоследок, скорее уж по привычке, эмблемы, нашивки и знаки различия. Которые вместе с документами убитых добавил к своей коллекции. Вернулся на тропинку и более вдумчиво обыскал транспортное средство. Кроме бутылки с мутной жидкостью, даже внешне похожей на самогон и закуски, ничего заслуживающего внимания не обнаружил. Осталось решить что делать с лошадью.
Так просто как с предыдущей кобылкой может и не получиться. Отдавать ее местному населению категорически нельзя. Потому что ordnung! Порядок по нашему. Всю скотину, а тем более используемых в Вермахте лошадей, немцы клеймили. Вот и у этого одра, по старости уже списанного в обоз, на крупе красовалось клеймо в виде буквы W. Которая, согласитесь, ни разу не похожа не на одну из букв русского алфавита. Даже с очень большой натяжкой. И, следовательно, однозначно, как любит говорить один известный сын юриста, указывает на ее национальную принадлежность.
— Или его? — Опять на меня напали размышлизмы. — Вот если кобыла, то это она! Если жеребец — он! А если мерин? По правилам русского языка конечно же — он. А по существу? Тфу ты! Какая хрень только в голову не лезет! Пора с этим уже завязывать. Это или от жары или от безделья!
Правда все эти мысленные экзерсисы не мешали мне одновременно заниматься делом. Завел в лес коня, вместе с телегой, настолько, насколько эта самая телега позволила, вскорости застряв в редколесье, аккурат расклинившись между двух березок и орешника. Тем более, что и внешне ее конструкция этот самый клин и напоминала, постепенно расширяясь от передка к задку. Такая вытянутая равнобедренная трапеция. После чего выпряг животину и, ведя ее в поводу, вывел обратно на дорогу. Как раз во-время.
С другой стороны просеки из леса вывалилась гомонящая гоп-компания в количестве трех единиц. Кобылы, пса и девочки. Справедливости ради надо отметить, что первые двое не издавали не звука, зато гомона Дашутки хватало с избытком на троих. Она что-то щебетала на ходу обращаясь одновременно и к лошади, и к собаке, и просто в пустоту. Молчание собеседников ее видимо нисколько не смущало потому что она трещала безостановочно пока, с ходу, не уткнулась мне в грудь. Тихо ойкнула, остановилась и, задрав голову уставилась на меня своими большими васильковыми глазами.
— Пришли? Вот и хорошо, — прервал я молчание, одновременно опасаясь, что она сейчас опять начнет тараторить не дав мне возможности вставить хоть слово. — Здесь я уже прибрался, поэтому можно отправляться. Ты как? Готова?
— Да дяденька! — Она радостно заулыбалась. — А мы что, вместе пойдем?
— Да вот решил тебя проводить до дому. — Я тоже в ответ улыбнулся. Хотя наверняка, на полосатой физиономии, это не дало нужного эффекта. — А то ты опять в какую-нибудь историю попадешь. Мне кажется что тебя не Дашей, а Машей надо было назвать.
— Почему? — Ее личико удивленно вытянулось.
— Ну как почему? Ты сказку «Три медведя» читала?
— Да-а, — протянула она, — а что?
— Да просто ты как та самая Маша! Бродишь одна по лесу и ищешь приключений на свою…. - последнее слово я, вовремя вспомнив кто передо мной, проглотил, чуть не поперхнувшись.
Ощущение было настолько натуральным, что пришлось даже достать фляжку, чтобы промочить горло. Дал также напиться девочке и, закрутив крышку и убирая фляжку на место спросил:
— Ну что? Пойдем?
— Пойдем, — сказала она в ответ. И мы попылили по дороге.
«Цыгане шумною толпою…» Опять навязчивый лейтмотив. Но что же поделать если нашему походному построению другое название было подобрать довольно проблематично. Хотя все необходимые элементы походной колонны присутствовали, включая авангард — в лице девочки Даши, которая условно показывала дорогу. Основные силы — в лице меня любимого. В качестве арьергарда выступали наши транспортные средства, в количестве — корова… тфу ты, кобыла рыжая (отечественная) — одна штука, мерин мышастый (импортный), то бишь трофейный, то же один. В наличии была даже ближняя разведка, в лице все того же неизменного Тумана, который появлялся, то впереди, то сбоку, то выскакивал из-за кустов сзади, выполняя тем самым функции, то головного дозора, то бокового охранения, а то и тыльной походной заставы. Но все равно, ощущения что я нахожусь посередине цыганского табора, не проходили.
Всему виной была Дашутка. Мой авангард, со всей присущей ей детской непосредственностью, успевал кажется находиться в нескольких местах одновременно. То степенно вышагивала рядом со мной, но надолго ее серьезности не хватало, поэтому уже спустя мгновение она вырывалась вперед, в попытке догнать собаку, которая ускользала из ее рук. Расстроенная девочка возвращалась обратно, чтобы через минуту отстать заинтересовавшись цветочком, бабочкой или просто отлучалась проведать лошадей. При этом она не на секунду не умолкала, вываливая на меня ворох информации. Поэтому к концу пути я уже был в курсе всей ее недолгой истории от самого момента рождения, до сегодняшнего неудачного похода на соседский хутор. А также всего, что происходило вокруг за этот же зачетный период. Слава богу, что имело место относительная привязка к местности, так что хоть небольшое рациональное зерно в ее болтовне присутствовало. Я стал более-менее ориентироваться на местности.
До деревни, или говоря местным языком вески, под незамысловатым названием Борти, от места нашей встречи было, по словам девочки, не более 3-х километров. Еще столько же было до безымянного хутора, на котором жила со своим семейством ее тетя. На хутор послала ее бабушка Фрося, по каким то своим житейским делам. Что то там не то передать, не то пересказать своей дочери.
— Мд-а-а, пещерный век! Ни тебе сотовой связи, ни интернета. Вот и бегает такая вот двуногая смска, ищет на свою задницу приключений!
Еще из ее рассказа выяснилось, что ее мама, младшая дочь бабы Фроси вышла замуж за городского. Жила Даша с родителями в Гродно. Ходила в школу, а на каникулы, как и многие ее сверстники уезжала в деревню, к бабушке. Бабушка жила одна, поэтому такие наезды любимой внучки были ей в радость. И все бы ничего, если бы не война. О ее начале, кстати они узнали совсем случайно, от отступавших через деревню красноармейцев. Немцев, до сегодняшнего дня, ни в веске, ни в окрестностях никто и видом не видывал. Потому-то, так легко ее бабушка и отпустила.
— Ну понятно! На военные рельсы еще не перестроились. Тем тяжелее будет узнать, что спокойная мирная жизнь уже закончилась. В полный рост встает вопрос выживания!
Вот так весело и непринужденно болтая о том, о сем мы даже и не заметили, что подошли к околице деревни. Что, в принципе было и не мудрено, потому что никакой границы между лесом как таковым и непосредственно селом не было.
— Или все же не селом?
Если мне память не изменяет, селом имел право именоваться населенный пункт сельского типа обязательно имеющий на своей территории хоть какую-то, пусть даже самую захудалую церквушку. А за неимением таковой как угодно: деревня, хутор или, как в этом случае, со скидкой на национальный колорит — веска.
Вот именно что — веска! Другого названия просто не подберешь. Очень уж оно подходит. Для определения этой пасторально-замшелой действительности.
— Мда-а-а!
Это была первая деревня, если не считать хутора пасечника, который мне довелось посетить в этом времени. И как же поражает эта, не побоюсь этого слова убогость. Которая, при зрелом размышлении напрямую проистекала от серости бытия.
Серость!!! Другого определения было просто-напросто не подобрать. И понятно, что на это оказало непосредственное влияние скудный выбор и без того не богатых строительных материалов. Напрямую связанный с территориально-климатическими особенностями.
Когда речь идет об Украине, то невольно представляешь себе картинку или из гоголевских произведений, или, на крайний случай, из «Свадьбы в Малиновке». Белые мазанки с соломенными крышами утопающие в зелени садов. Что и понятно и логично. Мазанка — дом построенный из саманных кирпичей. Глина пополам с навозом, с добавлением соломы, в качестве армирующего материала. Потому что в степи другого строительного материала — днем с огнем не сыщешь. Да в этом и нет необходимости — дешево и сердито!
Здесь же в Белоруссии совсем другой коленкор. Пуща на пуще, и пущей погоняет. То есть строительного леса хоть ж… ешь! Мда! Много в общем! Хоть дома строй, хоть амбары. Вот местные жители тоже сильно то и не заморачивались. Использовали все то, что находилось в шаговой доступности. Даже крыши им же крыли. Или просто досками, в просторечии тесом, или их обрезками, плашками, которые назывались дранкой. И все бы хорошо — дерево как известно самый экологически чистый материал. Но вот время! Оно для деревянных строений самый главный враг и маляр одновременно. Со временем, веселые, блестящие свежим тесом постройки, под воздействием дождей и других непогодных условий темнеют. И превращаются вот в такую вот унылую серость.
Теперь все упоминания о белорусских деревнях невольно будут ассоциироваться у меня вот с таким серым пятном на фоне зеленого леса, под славным названием Борть.
Уже на подходе к деревне я стал забирать вправо, стараясь обойти ее по дуге. Бабушкин домик, как следовало из эмоционального повествования моей спутницы находился на другом конце вески, непосредственно двором примыкая к лесной опушке. Что меня как нельзя больше устраивало. Да и привлекать лишнего внимания к нашей гоп-компании мне не хотелось. Потому и пришлось выбирать такой хоть и не самый легкий, зато безопасный путь. Да и сам лес, вблизи деревушки был гораздо чище и проходимее. Видимо сказалось наличие печно-дровяного отопления. Весь сухостой и валежник предприимчивые крестьяне перевели на хворост.
— Вот тоже особенность русского языка. Почему валяющиеся на земле сухие сучья деревьев, собранные для разведения костра или очага, сразу же превращаются в хворост? Не знаю! Ну не филолог я! Хотя таких примеров масса. И что примечательно, мы очень часто произносим слова, и даже целые фразы, особо не задумываясь об их истинном, потаенном смысле.
Но как бы то ни было, именно свойство валежника превращаясь в хворост, сгорать в топках деревенских печек, существенно облегчило нам путь. И уже спустя короткое время, обойдя веску практически кругом, мы вышли на околицу, непосредственно примыкавшую к лесной опушке. Хотя ни того ни другого, в прямом смысле этого слова не было и в помине. Опять лезу в лингвистическо-смысловые дебри. Но все таки не могу удержаться, ведь опушка — это переходная полоса между лесом и смежным типом растительности (лугом, болотом и т. д.) Здесь же не было ничего подобного. Подлесок примыкал непосредственно к деревне. А вот околица, как не странно была, и именно в своем первозданном смысле. То есть не местность прилегающая к деревне, а изгородь вокруг нее.
Вот именно в эту самую изгородь, состоящую из двух жердин прибитых к покосившимся столбикам, я и уперся грудью.
— Тпруу! — Скомандовал я сам себе и окружающим. — Стой! Раз! Два! — Это уже для людской составляющей нашей компании.
Но не тут то было! Сразу видно, что этот ребенок в армии ни разу не служил! Да и просто удержать в узде этот сгусток энергии задачка не из легких.
— Бабуля! Бабуля! — Торнадо в юбке, лихо просочившись между перекладин условного забора, что говорило о богатой практике, вихрем понеслась к домику, видневшемуся за палисадником.
Одно мгновение и она уже скрылась за углом. С моего места входной двери было не видно, только часть небольшого оконца проглядывалось сквозь кусты сирени. Видимо вход в дом был с другой стороны. Что и логично. Редко кто делает двери в сторону леса. Разве только нечисть какая, на вроде Бабы-Яги! Строение которой главным героям сказок то и дело приходилось разворачивать по-божески. «Избушка! Избушка! Встань по старому как мать поставила: к лесу задом, ко мне передом!»
Спустя довольно короткое время, маленький смерч вихрем вылетел обратно и яростно жестикулируя начала махать, приглашая нас всех в гости. Видимо устроенной пантомимы ей показалось недостаточно, поэтому она добавила еще и вербально:
— Дядя Никита! Дядя Никита! Идемте скорее! Бабушка вас в гости приглашает.
Испугавшись, что она своим криком привлечет к подворью своей бабушки да и к нам, горемычным, излишнее внимание односельчан, я поторопился выполнить ее эмоциональную просьбу. Но чтобы не решать проблему перемещения непарнокопытных через ограду и, тем более не выводить их на открытое место, пытаясь обойти препятствие, я предпочел лошадей оставить в подлеске. Тем более, что его густой кустарник позволял это сделать незаметно и полностью обеспечивал маскировку объектов. Сам же, в сопровождении Тумана, протиснувшись между жердин изгороди пошел к домику, такому же серому от старости, как и большинство домов в деревне.
Обойдя избушку я прошмыгнул в приоткрытую дверь. Вернее хотел прошмыгнуть. Вот ведь зараза! Меня всегда бесили двери, дверной проем которых ниже моего роста. А как проходить в дверь верхняя планка которой чуть выше пояса? Чтобы хоть как то протиснуться в эту конуру мне пришлось складываться чуть ли не вдвое! Хорошо хоть на четвереньки вставать не пришлось. Вот пес таких затруднений явно не испытывал, потому и просочился вперед меня. Прямо как к себе домой! Ну еще бы, домик сей больше как раз на собачью будку похож, своими размерами. Вот и напомнило ему свое, родное!
У деревенских архитекторов такие излишества как веранда видимо были не в чести, поэтому сразу с улицы мы попали в узкий коридор, из которого вели две дверцы, по размерам ничуть не больше чем входная. Правая даже чуточку пониже. По моему такое помещение правильно называется сени. Те самые которые, ах вы! И мои! Правда когда новые! Здесь же пахло затхлостью и мышами. Видимо вторая дверца вела в хозяйственные постройки. Кладовка? Клеть? Не знаю как правильно обозначить, да это и не принципиально.
Проморгавшись и подождав пока глаза привыкнут к сумраку сеней я вслед за своей провожатой, которая уже успела прошмыгнуть вперед и открыть дверь, вошел уже непосредственно в жилую зону. Которая представляла собой стандартную планировку избы-пятистенка! Почему пятистенок? Потому что стен — ПЯТЬ! Четыре внешних по периметру и пятая служащая межкомнатной. Эта стена делит жилище не на равные части, а примерно в пропорции 1:3, а то и 1:4. Потому что главным атрибутом любой крестьянской избы аграрной эпохи неизменно является русская печь! Которая служит одновременно очагом, источником тепла, спальным местом, а иногда даже баней. Вторым по размерам объектом являлся стол. Самодельный, грубо сколоченный из дубовых досок, с добела отскобленной столешницей. Вокруг стола две скамьи вперемешку с самодельными же табуретками. Вот и вся нехитрая мебель. Правда за занавесками в соседней комнате виднелся край железной кровати с неизменными шишечками венчающими никелированные ножки. Видимо дань моды и подарок городской дочери. В красном углу, на полке, несколько икон. В простенке знакомые до боли семейные фотографии на общей рамке. Перед столом, лицом ко мне, стояла пожилая женщина в простой одежде и переднике. Я бы поостерегся называть ее старушкой, но это только лишь с высоты собственных прожитых лет. Для любимой внучки она все равно будет бабушкой. Но все равно ясный взгляд светлых как у внучки глаз, ровная осанка. Рук правда не видно, они спрятаны под передником. Голос сильный, грудной.
— Здравствуйте! — Она вежливо поздоровалась первой. — Меня Ефросинья Марковна зовут! Или просто тетка Фрося!
— Ну какая же вы тетка, Ефросинья Марковна? — Сразу же начал я разводить политесы. — Вы еще довольно молоды, чтобы теткой представляться. Меня вот Никитой кличут!
— А по батюшке?
— По батюшке — Сергеевич! Но мы ведь с вами почти ровесники! Поэтому можно просто Никита.
— Далеко ли путь держите?
— Да нет. Мне бы до реки дойти. Заплутал малось. Не подскажите — далеко еще?
— Нет. Недалече. Верст пять-семь, если по прямой. Только у нас никто по прямой не ходит.
— А что так?
— Да Бирюк там живет!
— Волк? Какой волк? — Удивился я. — Что ваши сельчане с одним волком-одиночкой справиться не могут?
— Да какой там волк. Мужик там на хуторе живет. Злой и нелюдимый! Вот и прозвали люди — Бирюк! Он и правда злой как волк. Никто с ним связываться не хочет. И хутор его стоит так, что не обойти. А по краям плавни да болота. Поэтому если кому на ту сторону надо, то в Гожу едут. Там паром есть.
— Ну в Гожу, так в Гожу, — я сделал вид что сдался, — а может погожу!
А у самого мысль в голове вертится, что не так страшен черт, вернее Бирюк, как его малюют. Что ж это я, с одним мужиком не справлюсь? В крайнем случае пристрелю и пойду дальше. И совесть меня нисколечко мучить не будет. Тем более, что если он бобыль, то и с семьей его разбираться не придется. Все меньше проблем.
А семь километров, это час-полтора хода. Глядишь к вечеру уже дома буду. Главное — через реку переправиться. Интересно, какая она здесь? Широкая? Узкая? Мелкая? Глубокая? Течение быстрое или нет? Может у тетки спросить? Да как то лишний след оставлять не хочется. Да и много ли может знать деревенская женщина об особенностях форсирования водной преграды? Ладно! На месте определимся. Ведь пока своими глазами не увидишь, руками не пощупаешь и не узнаешь. В общем будем импровизировать и играть с чистого листа. В общем война план покажет!
Тут Ефросинья Марковна прервала мои скорбные мысли предложив отобедать по приятельски. Вернее разделить с ними их немудренную трапезу. После недолгого размышления я согласился, все ж таки завтракали мы давно, да и происходило это действо практически на ходу, так что чувство голода уже давало о себе знать. Оговорил только необходимость кормежки пса. Но тут ждал небольшой облом-с. Так как в качестве угощения на столе присутствовали только неизменная в этих краях бульба, сиречь картошка белорусская, простая, обыкновенная. В качестве гарнира к ней предлагалась капуста квашенная с луком, на постном масле, огурцы бочковые, деревенского посола и какое-то грибное ассорти. Причем тоже в солено-маринованном виде. В общем еда простенькая, без затей, зато сытная и очень вкусная. Жаль только что для собаки абсолютно непригодная.
— Как там у Карлсона — «Ну нет, это я не ем — что это такое: один пирог и восемь свечей.» Вернее картошка с капустой, огурцами и грибами. Собакам вобще, между прочим острое, кислое и сильно соленое категорически нельзя. А пустую картошку он в жизни есть не будет. Тем более, что от нее у собак может быть диарея.
Поэтому пришлось распотрошить НЗ и насыпать в глиняную миску, с радостью предоставленную младшей хозяйкой, обыкновенный сухой корм
На естественный вопрос, что это такое, немного задумавшись соврал — пеммикан! Больше вопросов не было, что и не удивительно. Это в наше время спроси что такое пеммикан, дай бог ответит хотя бы каждый десятый, да и то вряд ли. А сейчас еще на слуху очень модные в это время полярные экспедиции. Поэтому народ, не избалованный доступностью информации, восполнял пробелы в знаниях об Арктике как только мог. В том числе и с помощью романов Джека Лондона, в частности его Юконской серии. Поэтому знали, пеммикан — это сушенное мясо с ягодами и специями, скатанные в виде шариков, составная часть рациона питания полярных исследователей. Ну и для собаки пойдет… наверное. Люди же едят! Хотя у того же Лондона, в то время когда сами полярники жевали пеммикан, их верные ездовые собаки хрумкали юколу — вяленную особым способом рыбу. Но это в основном ихние, избалованные американские жители Аляски, коренные же северные народы нашего Крайнего Севера предпочитают строганину. Кстати я в свое время ее тоже пробовал — экзотично, но довольно вкусно.
Что то меня на кулинарные изыски потянуло, видимо чувство голода солирует. Надо его быстренько заглушить, чтобы думать более адекватно текущему моменту. Сказано — сделано! Не чинясь присел за стол и отдал должное кулинарному искусству хозяек. При этом не забыл внести в застолье и свою лепту. Нечего людей объедать. У них и так тяжелые времена настают, в том числе и в плане еды.
— Дашенька! Детка!
— Аюшки! — Вот егоза, один раз от меня только и услышала, а уже переняла. Правду говорят, что дети очень восприимчивы к новому. Интересно, как бы она реагировала на сленг современных мне тинэйджеров: печалька, обаяшка, очаровашка, няшка и прочие мимишки. Не говоря уже об овуляшках и беременяшках. Ну что ж, попробуем в том же духе.
— Ты не могла бы мне помочь?
— А что нужно?
— Вкусняшки достать!
По выражению ее умильной мордашки было видно, что слово она не поняла, но основной смысл уловила. Видимо по созвучию. Поэтому с готовностью и радостью в голосе спросила:
— А откуда?
Хотелось ей ответить в рифму, но в последний момент сдержался. В том то и весь коленкор, что специфической особенностью моего костюма было наличие спинного кармана. С одной стороны очень удобно носить, но с другой, зае…, замучаешься доставать. А именно в него то я и сложил продуктовый НЗ, включавший в себя банку тушенки, банку сгущенки, пачку галет и пакетик с орехово-фруктовой смесью. Можно было бы банки брикетами заменить, для удобства ношения, но такой упаковки еще не придумали. Поэтому пришлось изворачиваться, да и найти сейчас банки без этикеток тоже проблематично. Пришлось просто содрать. Вот только дату выпуска на крышках не трогал. Так оставил. Не напильником же стирать? Авось не обратят внимания. Да и банки я все ж таки, от греха подальше, заберу. Да в лесу то и прикопаю.
Как мог объяснил.
— Ух ты! — Радостное удивление, судя по всему, а именно по звуку, вызвали сначала застежки-липучки, а затем замок-молния. Судя по тактильным ощущениям ребенок быстро освоился с принципами их работы и теперь просто игрался.
— Дашенька, поторопись пожалуйста! Не хорошо заставлять старших ждать!
— Ух ты! — Так и слышится — «Вау!» Это уже относится к содержимому кармана. — А что это!
— Тушенка! И сгущенное молоко! — Объяснил я. — Пробовала когда-нибудь?
— Не-а!
— Ну значит сейчас попробуешь, — обрадовал дите, — оно сладкое. Тебе понравится.
Швейцарским мультитулом, чтобы не светить Катран, с его необычным для этого времени, вороненным лезвием и не пугать окружающих его зловещими формами, вскрыл банки. Содержимое одной вывалил в свободную миску, а пробитую в двух местах вторую сунул девочке.
— Держи! Пробуй! — И закидывая голову показал как надо правильно употреблять продукт отечественного животноводства.
Сам же вооружившись вилкой преступил к дегустации местной кухни.
За столом разговор был не о чем. Сначала я вяло отшучивался от вопросов по поводу разрисованного лица. Затем предупредил хозяйку, что можно ожидать от оккупантов. Сначала она не верила, но когда я красочно описал что могло бы случиться сегодня с ее внучкой, пользуясь тем, что сама виновница отвлеклась, то даже немного сбледнула с лица. Прощаясь, поблагодарил за трапезу и не забыл забрать пустую посуду. Вторая банка к этому времени уже опустела. Содержимое пакетика с сухофруктами высыпал в кулек, наскоро сделанный из куска газеты. Сам пакетик, от греха, тоже прибрал. Уже собираясь уходить вспомнил, что переправиться с лошадьми я не смогу и еле-еле уговорил Марковну оставить у себя кобылу. Согласилась только после угрозы оставить ту на околице привязав к изгороди. Меченного мерина придется вести до конца, а там как карта ляжет. На крайний случай оставлю на берегу. А может хуторянину отдать? В качестве дорожного мыта? Да ладно, там видно будет.
— А вот это есть не гут! Совсем не гут!
Подробнейшим образом проинструктированный Марковной на предмет кратчайшего маршрута я без особого труда вышел на лесную дорогу ведущую в сторону одинокого хутора, некоего Бирюка. Но тут был вынужден остановиться. Потому что дорога мне не понравилась. Причем очень не понравилась. До жути. На сухом суглинке, проступавшем тут и там сквозь траву были ясно видны отпечатки колес. Не простых, тележных колес, которые можно во множестве повстречать в сельской глубинке. На дороге были явные следы от автомобильных протекторов. Хотя и местами. Потому что поверх них, что еще хуже, красовался след от гусениц. Они перепахали и песок, и глину и перемололи даже траву. Следы были явно свежими. Судя по глубине вмятин оставленных грунтозацепами, это было что то не тяжелое. А если принимать во внимание, что время от времени из под следов гусениц тут и там проглядывались следы автомобиля, то это или легковушка под эскортом танкетки, или, что более вероятно, уже хорошо мне известный Hanomag. Вот только осталось только узнать какой именно. Спросите какая разница? Дескать Ганомаг он и в Африке ганомаг. И будете в корне не правы. Потому что Ганноверский машиностроительный завод (Hannoversche Maschinenbau AG) производил три модификации — Sd.Kfz. 11, SdKfz 250 и SdKfz 251. И если первый являлся артиллерийским тягачом, то вторые два бронетранспортерами. Причем 250 был легким, предназначенным для перевозки от силы 5–6 человек, то второй по классу относился к средним. И мог вместить в себя уже полнокровное отделение, т. е. 10–12 человек. Как говорится — почувствуй разницу. Если справиться с первыми имея подавляющее техническое превосходство в принципе было еще можно, то воевать в одиночку с полнокровным отделением, возможно только если их взять врасплох. А еще лучше подорвать вместе с транспортом. Военная колонна на марше более беззащитна, чем окопавшийся в обороне взвод. Вот только взрывчатки у меня осталось хрен, да не хрена! Одна тротиловая шашка да пара гранат. Причем обе наступательные! Вывести этим набором транспортное средство из строя как говорится ноу проблем. Но вот положить рядышком еще и пассажиров, это уже из разряда фантастики. А учитывая тот факт, что тыловые части, в целях экономии, были лишены такой роскоши как БТР, то очень высока вероятность встретить именно представителей передовых частей. А в начале войны передовые части комплектовались, в основном, опытными солдатами имевшими за плечами не одну военную компанию. Польша, Франция, Норвегия, Дания! География довольно широка и охватывала почти всю Европу. То есть возможность встречи с этими битыми волками очень большая. А если учитывать, что направление их движения совпадало с моим, а по словам местной жительницы, прямо по дороге нас ждет тупик в виде хутора уже помянутого Бирюка, то и совсем хреновые варианты прослеживаются. Но все ж таки попробуем просочиться. Очень уж время поджимает. А вокруг семь верст киселя хлебать очень уж не хочется.
— Мда-а-а! Это я что то поторопился с определением хреновости ситуации! Не гут, то есть не хорошо, это еще мягко сказано! Полная ж…..а!!!!
Для этого стоило только внимательно приглядеться к этим ярким представителям подлого племени уберменшей! Военная форма может очень много сказать о своем носителе, в особенности для знающего человека. Я хоть и был не великим знатоком униформы, но этой темой немного в свое время увлекался. И могу с уверенностью сказать, что хорошо что попал я Великую Отечественную войну, а не на ту Отечественную, которая 1812 года. Вот там бы уж действительно можно было голову сломать определяя войсковую принадлежность того или иного индивидуума. Потому что просто не реально запомнить все это разноцветье всевозможных галунов, шнуров, опушек, и киверов. Тогда даже отдельные части отличались друг от друга по незначительным нюансам, не говоря уж о принадлежности к родам войск. Так например отличавшиеся наибольшей яркостью мундиров лихие гусары, за глаза называемые «павлинами» отличались по полкам цветом и доломанов, ментиков, шнуров, манжетов, воротников, султанов, репеек, этишкетов, чешуи, петлиц, эполетов, галстуков, гомбов, ташек, темляков и даже панталон. И не только цветом, но еще и материалом. Даже пуговицы у всех были разные. Причем все это закреплялось именным циркуляром, то биш Высочайшим Приказом Императора, и не могло быть истолковано никак иначе.
Мне же в некотором роде даже повезло, что в середине века 20-го уже была проведена некая унификация военной формы в сторону ее упрощения. Но все равно, то что я в данный момент лицезрел перед собой оставляло много вопросов. Если мне не изменяет память, то полевой камуфляж в первые дни войны носили исключительно представители войск СС. Весь остальной Вермахт довольствовался просто камуфлированными накидками. Да и в более позднее время камуфляж Третьего Рейха делился на 2 группы: камуфляж вермахта и камуфляж войск СС. Рисунок камуфляжа вермахта включал параллельные линии — так называемый эффект дождя. На камуфляже войск СС «эффект дождя» отсутствовал. Рисунки камуфляжа имели «растительно-древесные» названия по типу рисунка: Erbsen (в горох). Eichenlaub (дубовые листья), Platanen (листья платана). Была еще камуфла у парашютистов, но это был чистый самопал, из тех самых накидок. Шились на скорую руку, как пончо, поэтому не имели плеч. Униформа именно этих гавриков явно определяла их принадлежность к СС. Более точно ничего сказать было нельзя, потому что знаки различия и другие эмблемы были скрыты под куртками. Но вот головные уборы напрочь убивали эту гипотезу. На головах большинства из них красовались кепи. Которые, в свою очередь, в 41-м году могли носить только горные стрелки. Все остальные, за исключением африканского корпуса Роммеля, начали их носить повсеместно только с 43-го года. А до этого форсили исключительно в пилотках, как вон та парочка, которая занимается кулинарией во дворе. Правда у них пилотки заткнуты за пояс, но это видимо только чтобы не мешали работе. Все остальные в кепи.
Из горных стрелков в первые дни войны на Восточном фронте участие принимал только 1-ая горнопехотная дивизия. Та самая, печально известная, эмблемой которой и являлся альпийский цветок эдельвейс. Который впоследствии стал эмблемой всех горнострелковых частей. Но она, в данный момент должна находится гораздо южнее, под командованием Рундштета, в составе группы армий «Юг». Остальные: 2-я, 3-я и 4-я, на севере, в составе корпуса Дитля, пытаются штурмовать Советское Заполярье, а 5-я и 6-я на Балканах. Остальные появились гораздо позже. Да и той самой печально известной цветочной эмблемы не видать. Зато на кепочках присутствует что то отдаленно напоминающее три листика. На таком расстоянии толком и не разглядеть, но зуб даю, что эти листики дубовые. А значит это егеря!
Ептыть! Не было печали! Показался краешек той самой задницы!
Хотя откуда здесь могут быть егеря? Их же вроде бы еще не существует в природе. А появятся они только в 1942 году, преобразованные из легких пехотных дивизий. Нет, сами те дивизии уже во всю шагают по русской земле. В частности, самая известная 5-я пехотная, где то тут совсем недалеко. Вот только егерской она станет только в июле 42-го. Поэтому ее военнослужащие в принципе сейчас не могут носить егерские эмблемы!
А кто может? Ягдкоманды? Тоже мимо! Они создавались из состава охранных дивизий для борьбы с партизанами. Партизан здесь пока еще нет, поэтому бороться не с кем. Да и таких эмблем они не носили. Егерские команды есть у горных стрелков, но здесь их нет. Или мое вмешательство в исторический процесс внесло свои коррективы и все здесь стало несколько иначе? Или это вообще параллельная реальность? И тогда мои данные здесь просто не котируются! А нет! Вот и разгадка! На бронетранспортере эмблема принадлежности к 6-й пехотной дивизии. Три красных галочки на фоне желтого щита. Как же я мог забыть. Она наступает немного севернее, но именно в ее составе есть единственная на данный момент наземная часть Люфтваффе — учебный пехотный полк ВВС «Москва». Мало кто знает, но это исторический факт, что до начала войны с СССР, в составе Вермахта не было отдельных парашютно-десантных дивизий. То есть практически вообще! Одна только 7-я воздушная дивизия. Но летчики дивизии участвовали в основном в обеспечении десантных операций. Сбрасывали диверсантов, разведчиков и прочую шушеру. Как на парашютах так и на планерах. А в составе самой дивизии было всего несколько десантных батальонов и все. Только позже, уже после поражения под Москвой, на базе этой дивизии стала создаваться полноценная 21-я авиаполевая дивизия Люфтваффе «Майндль». А учебный полк ВВС «Москва» и был прообразом первой авиаполевой части. В составе которой и были егеря. И не просто егеря, а егеря Люфтваффе.
То-то я смотрю расцветка комуфляжа у них странная. На эсэсовскую не похожая. Да и куртки это же типичные — Knochensack, куртка парашютиста, но только раскрашенные в цвета «Luflwaffe-Splittermuster-41».
Значит что мы имеем в сухом остатке? Прямо передо мной, на глухом хуторе с нелюдимым хозяином, обосновалось подразделение егерей Люфтваффе. В количестве — раз, два, три… пятнадцати человек. Осталось определить какого, большого и толстого, им здесь понадобилось? Тем более в полосе наступления не своей дивизии. Подключаем логику: какое основное предназначение егерей? Правильно! Искать! Кого могут искать егеря Люфтвыффе? Логично предположить что летчика. Почему в зоне ответственности другой части? Поступила команда сверху! Что они делают на этом хуторе? Получают информацию у своего человека. Кем может быть этот человек? Агентом военной разведки. То есть абвера! Так как кроме Бирюка на хуторе больше никто не живет, значит это он и есть!
Какой из всего этого может быть вывод? Егеря Люфтваффе ищут человека имеющего отношение к авиации, но при этом еще и контактирующего с агентами Абвера. Причем по команде из вышестоящего штаба! Логично? Логично! И кто может быть этим человеком?
— Ха-а! Так эти явно по мою душу! К гадалке не ходи!
Бывший летчик, бывший военный разведчик имеющий волосатую лапу в штабе OKW. Кто это может быть если не мой старый хороший знакомый Вольфганг фон Белов? Вот только что то рано они засуетились. Суток еще не прошло. Но видимо братец Николас обеспокоился пропажей кузена и вышел напрямую на командира того самого полка «Москва». А тот, естественно, не смог отказать невинной просьбе адъютанта самого Гитлера. Да и возможность их личного знакомства тоже со счетов скидывать не стоит. Вот только гауптман то — тю-тю! Ищите и обрящете! Хоть до морковкиного заговенья! Надеюсь что злосчастный Вольфганг давно уже в лапах злобных особистов. Но вот засада! Идя по его следам они могут нечаянно наткнутся и на мои. Я то особенно и не заморачивался их прятать. Как то и в голову не пришло, что реакция может быть такой молниеносной. Что что, а вот искать егеря, большей частью состоящие из бывших охотников, наверняка умеют. И если они ненароком смогут выйти на место передачи пленного в нежные руки Нечитайло и его ДРГ, то закономерным для них будет разделиться. И если догнать группу, которая неслась в расположение наших войск быстрее своего визга, для них будет проблематично. То вот устроить облавную охоту на меня любимого — как два пальца, ну это самое. Какой из этого может быть вывод?
— Давить паровозы нужно пока они еще чайники!
Нанесем превентивный удар! Здесь и сейчас! Хоть их и многовато для меня, но на моей стороне внезапность, плюс техническое превосходство, в виде наличия бесшумного оружия. Пока прочухаются можно их уполовинить. Но видимо все ж таки придется дождаться ночи, чтобы еще увеличить отрыв, за счет использования приборов ночного видения и тепловизора. Тем более, что уже начинает смеркаться.
Оставшееся до темноты время я провел с большой пользой, выискивая вражеские секреты и мое упорство было вознаграждено. Я обнаружил одного наблюдателя расположившегося на крыше одной из хозяйственных пристроек и парный секрет, вооруженный пулеметом на опушке. Место они выбрали со знанием дела и теперь могли контролировать все подступы к перешейку, на котором расположился хутор. Этот перешеек мог бы называться дефиле, если бы не его миниатюрные размеры. Расположенный между двух затонов он представлял из себя идеальное место для обороны. А внешне напоминал бутылочное горлышко, заткнутое как пробкой строениями хутора. Брать его можно было только в лоб. И шансы на это были, но только при одном условии. Если снять без шума пулеметчиков, которые перехитрили сами себя. Наверняка зная, что с тыла подхода к ним нет, они выдвинулись почти на сто метров вперед. Чтобы, в случае чего, дать возможность остальным изготовиться к бою. Но вот тем самым пропадали из поля зрения наблюдателя и часового, которого выставили у крыльца, как только стемнело.
Значит четыре человека в карауле, столько же бодрствующая смена и отдыхающая. Итого двенадцать. Хм! Прям как ясных братцев-месяцев! Еще один разводящий. Наверняка какой-нибудь ефрейтор или даже фельдфебель. Ну и еще командир группы — офицер, плюс его помощник — унтер-офицер. Вот и все! Ах да, совсем забыл про хуторянина. Исходя из предположения что он является агентом Абвера, то отнесем его к вольноопределяющимся. Или лучше к категории добровольных помощников, то есть в итоге к полицаям. Итого шестнадцать человек. Наибольшую опасность из которых представляет та четверка которая на посту. Что то я сомневаюсь, что бодрствующая смена будет бодрствовать. Скорее всего этот элемент караульной службы будет опущен. Исходя из того, что завтра всему личному составу группы придется заниматься поисками. Так что можно рассчитывать на то, что очередная смена будет беззастенчиво дрыхнуть. Хотя не зря говорят, что устав написан кровью. Так что, кто не спрятался я не виноват. Остался сущий пустяк! Незаметно и без шума снять четверых часовых. Двое из которых находятся вместе. А я один!
Можно ли одним выстрелом убить сразу двух зайцев? Можно! Если зайцы стоят друг за другом, а в руках охотника не дробовик, а что-нибудь посущественнее. Например — автомат! Так что убить зайцев можно! Вот только есть потом нельзя! Вернее нечего! Иначе почему промысловики не ходят на мелкую дичь с нарезным оружием? Потому что пуля, выпущенная из винтовки при попадании в голову зайца, отрывает эту голову напрочь! А если в тушку, то перемалывает там все внутренности. Выражение «попадает белке в глаз», не более чем гипербола! Кому нужна белка без головы? А попасть в глаз одной дробинкой, когда дробь летит снопом невозможно! А одной дробинкой никто не стреляет!
Но я то фрицев есть не собираюсь! И шкурки мне их не нужны! Главное только поразить две мишени одним выстрелом. В компьютерной игре «Call of Duty» это у меня получалось! Вот только жизнь это не игра! А с другой стороны где бы я в жизни мог этому практиковаться? Ведь раньше по живым людям мне стрелять не приходилось! По мишеням сколько угодно, но даже там нет такого упражнения — поражения двух мишеней одним выстрелом! И люди, даже если они враги, это все ж таки не мишени! Поэтому стоит только рассчитывать на то, что бронежилетов пока еще не изобрели, да на пробивную способность пули. Хотя у спец патрона СП-5 она должна быть на высоте. Ведь ее разработчиками декларируется даже пробитие бронежилетов 1–2 класса защиты. Но все равно, на всякий случай нужно подобраться поближе.
— Ну что ползем? — Спросил сам себя. И сам же ответил, — Ну а куда уж деваться! Попала нога в колесо, визжи, но беги!
Мужик сказал — мужик сделал! Время начала операции традиционно назначил на собачью вахту! Для тех кто не знает, в армии это период с 3-х до 5-ти часов утра! Помня, что нападение на СССР было осуществлено приблизительно в это же время
Двадцать второго июня
Ровно в четыре часа
Киев бомбили, нам объявили,
Что началася война.
— решил сыграть алаверды! Но также помня кадры кинохроники, что в это время уже светало, решил напасть в половине четвертого. Тем более, что к этому времени произошла смена постов. Впрочем как я и думал. Во время службы ВСЕГДА все смены проводились только в нечетное время! Почему? Наверное потому что завтрак в армии в 8.00, обед в 14.00, а ужин в 20.00. Бывают конечно же вариации и расхождения, нор они незначительны. Вот и сейчас смена произошла около 3-х часов. Полчаса на то, чтобы сменившиеся успокоились и уснули, а заступившие размякли и их начало клонить в сон.
— Ну все — вперед! Перед смертью не надышишься!
Желание зайти противнику во фланг, для увеличения площади обстрела, сыграло со мной злую шутку. Как говорится бойтесь своих желаний — они имеют свойство сбываться! Хоть еще было и темно, но роса уже выпала. Поэтому пока полз по сырой траве вымок с головы до ног! Не смертельно, но жутко неприятно!
Но вот наконец и финиш. До секрета метров 40–50, ближе нельзя — услышат! Дальше тоже, можно промазать. Приложился в ноктовизор — видно, но очертания фигур какие-то нечеткие, размытые. Да и большая часть фигуры скрыто в траве. Переключился в режим тепловизора. Уже лучше! Во всяком случае контуры объектов видны четко и одним пятном. Значит находятся один за другим.
— То что доктор прописал!
Три раза быстро жму на спусковой крючок.
Пф! Пф! Пф!
Стреляю одиночными. Слышны чмокаюшие шлепки разрывающих живую плоть пуль. Полувздох — полухрип! Все! Тишина!
Прислушался. Нет, действительно тихо. Неужели получилось? Подползаю вплотную. Контроль не требуется. Клиенты уже отчалили.
А вот теперь вопрос на засыпку — кого снимать следующим? Часового возле домика или наблюдателя на крыше сарая? Казалось бы стоит предпочтение отдать наблюдателю, но вот незадача, часовой маячит прямо у крыльца, а от него до крыши сарая рукой подать. Можно конечно предварительно дождаться когда часовой начнет обходить периметр и зайдет за угол дома, но он, сука ленивая, как будто бы прирос к месту. И примеру своих предшественников последовать не хочет. Те были не чета ему — служаки ревностные! Обход каждые пять минут. Чтобы никто посторонний в окна к господам офицерАм не заглядывал. Ну ничего, сейчас мы тебя заставим службу любить.
Тщательно прицелился и выстрелил в яблоню растущую за домом, стараясь брать повыше, чтобы она закачалось. От сильного удара по стволу вершина дерева вздрогнула, производя так необходимый мне шум. Есть! Среагировал! Отлепился родимый наконец-то от крылечка и пошел посмотреть, вдруг враг с тыла подкрадывается? Не будем терять времени даром и вплотную займемся наблюдателем. Хотя, судя по всему, а именно ночной темноте, он не столько наблюдал, сколько слушал. Если конечно же не уснул еще зараза! Еще один секрет! Хорошо что я его вскрыл еще днем, а то можно было бы и напороться. Не даром известно, что почти половина всей разведывательной информации добывается с помощью наблюдения. Главное уметь правильно смотреть и делать выводы. Ну и конечно, желательно при этом иметь некоторое техническое превосходство над противником. И чем больше, тем лучше! Конечно же никто не спорит, что цейсовская оптика во время войны была самая лучшая. Но против современных цифровых девайсов она не пляшет. Особенно с учетом того, что разработка ночных прицелов сейчас только-только начинается. И более менее «компактные» ПНВ для стрелкового оружия появятся у Вермахта не ранее 44-го года. Почему в кавычках? Да потому что первые инфракрасные прицелы Zielgerat 1229 (ZG.1229) «Vampir», которые устанавливались на автоматы МР-44/1 представляли из себя целый комплекс. Комплект состоял собственно из прицела весом 2,25 кг, батареи в деревянном корпусе (13,5 кг), питающей ИК-прожектор, и небольшой батареи питания прицела, помещённой в противогазную сумку. Батареи подвешивались за спиной солдата на разгрузке. Вес прицела вместе с аккумуляторами достигал 35 кг, дальность не превышала ста метров, время работы — двадцать минут. Конечно же никакого сравнения с простеньким 1ПН93-1 отечественного производства, который из-за своего веса, всего 1 кг, получил незамысловатое прозвище — «Малыш».
Вот и сейчас это преимущество пригодилось как никогда.
Прицел! Затаить дыхание! Плавный спуск! Выстрел!
Пф!
Есть контакт!
Голова наблюдателя уткнулась в доски настила.
Пф!
Часовой так неожиданно появился из-за угла, что я невольно выстрелил. И к счастью попал! Правда не знаю куда, но его, далеко немалого веса тушка, просто улетела обратно. Правда довольно низко! Видимо к непогоде! Как в анекдоте, но зато быстро!
Странно! Очень странно! Криминалисты и баллистики, говоря о свойствах пули различают ее проникающую способность и останавливающее действие. В кино, злодей, коварно подкравшийся к главному герою по крыше, получив пулю, картинно падает вперед. Это логично, потому что более зрелищно. Но в действительности все немного не так. Вернее совсем не так! Такое возможно только если пуля остроконечная, то есть имеющая высокую проникающую способность. Она оставляет сквозные ранения и может не оказывать влияния на траекторию движения человека. Но если пуля тупая, то значит должна обладать большим останавливающим действием. То есть изначально предназначена для прекращения движения и даже изменения его на противоположный. В современных фильмах герой стреляет в злодея из большого револьвера и того отбрасывает обратно. Это ближе к реальности. И можно задуматься какое свойство имела пуля выпущенная из кремниевого пистолета которая внешне напоминала пушечное ядро, правда несколько меньшего диаметра. Так куда должен лететь злодей в пиратских и мушкетерских кинолентах? Вперед или назад? Вот то-то и оно?
— Черт! Почему же этот урод улетел назад? Ведь пуля ПС-5 остроконечная?
Быстрее к нему! На ходу достаю «Глок» и еще издалека начинаю стрелять.
Пук! Пук! Пук!
Контроль произведен! Теперь смотрим что тут у нас. Так и есть! Вот зараза! Везунчик хренов! Пуля попала в нагрудный карман в котором лежал портсигар. Да не серебряный, рядовому он по статусу не положен. Не по Сеньки — шапка! А самый, что не на есть стальной. Причем стенки больно уж толстостенные. Да и внутри вместо сигарет, почему то, видно покойный ратовал за здоровый образ жизни, лежал какой то медальон. Тоже металлический. Что там было изображено уже и не разобрать, так как он жутко изуродован пулей, так же как и обе стенки портсигара. Но вот именно этот миниброник почти спас незадачливого фашиста. Пуля потеряв свою убойную силу застряла где то внутри, не пробив его навылет. Почему незадачливого? Потому что его это все равно не спасло. Сотряс организма был такой, что он просто-напросто выключился, получив, как говорили в старину, обширную контузию внутренних органов. Некоторые зря считают, что контузия прерогатива исключительно только головы. Раньше так в диагнозах и писали: контузия тела. Но в просторечье это просто сильный сотряс с выключением сознания. Что позволило мне без помех закончить начатое.
Уф! Чуть не встрял! А ведь все могло быть гораздо хуже. Но слава Богу — пронесло! Так. Быстренько оглядеться и прислушаться. Вроде тихо. Никого мои танцы с бубнами не насторожили. Это уже хорошо! Собаки нет. Это уже просто замечательно! Видно Бирюк, в угоду своим хозяевам, не держал столь полезную в хозяйстве животину. Ну значит сам виноват. А интересно, почему фашисты так не любили деревенских собак? Просто патологически. Может быть это на генетическом уровне давала о себе знать память солдат того полка Вермахта, которые в страхе бежали от атаки 500 пограничников которых поддерживали 150 служебных собак? Кто его знает! Но факт такой был и в память об этой знаменитой рукопашной схватке в которой большая часть атакующих погибла, но повернула целый гитлеровский полк вспять, увековечена в памятнике стоящем на краю села Легедзино, что на Украине!
Та-ак! Остался сущий пустяк! Уконтропупить еще десяток фрицев! Надо только решить как это правильно сделать. Опять наклевываются два варианта. С учетом того, что в германской армии были очень сильны субординация и чинопочитания, то, не смотря на то, что егеря были отдельной кастой и в бою были все равны, то вот на отдыхе то это все и компенсировалось. Поэтому при выборе ночлега группа определенным образом разделилась. Рядовой состав расположился в отдельном здании. Что то на подобие флигеля, потому что жилое. Командир группы, вместе со своим помощником заняли хозяйские апартаменты. Ну и хозяина выгонять не стали, что еще раз подтверждает то, что человечек он здесь не случайный. И к своим гостям имеет определенное отношение. Не помешало бы с ним побеседовать с глазу на глаз, о сокровенном. Ну это уж как получится! Потому что сейчас стала дилемма — что первым атаковать? Дом или флигель? У каждого варианта были как свои достоинства, так и свои недостатки. Причем недостатков гораздо больше! Но все таки голос разума подсказывает выбрать самый безопасный. То есть используя эффект внезапности и наличие бесшумного оружия зайти и перестрелять всех постояльцев флигеля. Конечно же гораздо проще было бы забросать их гранатами, но очень уж не хотелось шуметь. Да и гранат у меня с собой всего две. Да и те М-39-е, в просторечии «яйцо». Если честно как ими пользоваться знаю чисто теоретически. Да и сомневаюсь что то в их эффективности. Если о тех же «колотушках» и в литературе часто упоминают, и в фильмах показывают, то вот «яйцо» такого внимания почему то лишено. Есть еще правда две «Зари» в модернизированном исполнении. Но применение их, судя по названию — светозвуковая, создаст именно тот шумовой эффект, которого я и хочу избежать. Придется импровизировать на ходу. Правда еще настораживает, что разводящий, ефрейтор или фельдфебель, под комуфляжем знаков различия было не видно, после смены постов зашел именно во флигель. Видимо, чтобы не потревожить чуткий сон господ офицеров. Поэтому в домике на одного человека больше.
— Ну! Как говорила моя бабушка — одним больше, одним меньше — не велика разница!
Тихонечко приоткрыл дверь и с низкого старта, важной и переваливающейся походкой прошествовал в дом. Почему так высокопарно? А как еще назвать гусиный шаг? Которым так часто мучали нас на занятиях по физподготовке. И которому, казалось бы, в реальной жизни нет и не может быть применения. Оказывается что может! А как еще можно идти, если обе руки заняты пистолетами, а низкая стойка в этом случае самая оптимальная? Еще проще, было бы прокрасться на четвереньках, ощупывая дорогу руками, но те самые пистолеты этому будут мешать. А такое их положение, прижатые к плечам, позволяет использовать их сразу и в любой позиции. Половицы к счастью не скрепят как, впрочем и дверь. Видно справный хозяин этот Бирюк. Ну все! Пришли! Вернее пришел! Здравствуйте девочки! Вспомнился не к месту анекдот. Потихоньку встал и спиной прижавшись к стене вытянул руки перед собой.
Единственная комната во флигеле размерами не впечатляла. Как в принципе и изобилием меблировки. Вместо традиционной русской печи — железная печка «буржуйка». Труба выведена в окно. Небольшой стол, сейчас в виду ненадобности сдвинутый в угол. Три лавки по периметру. На каждой по спящему человеку. Остальные спят вповалку на полу. Два окошка. Справа от двери рукомойник. Под ним тазик на табуретке. Рядом вешалка, которая в связи с летним временем, используется не по назначению, а в качестве оружейной пирамиды. На ней гроздьями висят винтовки, подсумки и прочая амуниция. Но на счет этого не стоит обольщаться. В такой группе наверняка только опытные солдаты, а значит у каждого при себе должен быть короткоствол. Не говоря уже о холодном оружии. Это аксиома! Да и свой эмпэшник ефрейтор наверняка в общую кучу не повесил, чтобы не искать в потемках, когда его позовет часовой.
Все это, а также еще кое какие мелочи, я смог рассмотреть благодаря возможностям ноктовизора. Зеленоватая картинка создавала эффект присутствия, как будто я нахожусь в компьютерной игре, изучая реальность сквозь виртуальные очки.
— Первыми надо гасить тех, кто на лавках! Однозначно! Как любит говорить Жириновский.
Самые казырные места наверняка заняли самые блатные. Ефрейтор и парочка старослужащих. Дедовщина в Вермахте процветала махровым цветом. Куда там до них дедушкам Советской Армии. Только расклад здесь был несколько иной — дольше прослужили, значит более опытные, а в моем случае и самые опасные. Даже спящие они выглядели матерыми волчарами.
— Понеслась душа в рай!
Пук! Пук! Пук! Пук! Пук! Пук!
В каждого лежащего по две пули. С правого и левого ствола. Один прицельный! Второй контрольный!
Остальные начали ворочаться просыпаясь.
— Твою ж дивизию!
Вот оно коренное отличие реального боя от компьютерной игры! И не попробовав этого на практике, никогда не узнаешь. Сколько не объясняй! Современные игрушки могут воспроизвести любой визуально-звуковой эффект, не отличимый от реального. Но вот ЗАПАХ! Там нет такого тошнотворного запаха свежей крови, человеческих внутренностей, испражнений и сгоревшего пороха! А для опытного бойца такой запах сродни выстрелу над ухом. Вот они ссуки и зашевелились.
Автоматический огонь!
Тррррррень! Трррррень! Трень!
Как палкой по штакетнику! Крест накрест по лежащим на полу! И еще раз! И еще! Надо перезарядиться. Сел на корточки в уголке и стал сноровисто менять магазины одновременно обозревая комнату.
Вот вскинулся один! Кинулся к вешалке!
Есть! Пистолеты заряжены!
Пук! Пук!
Одиночными.
Упал, зацепив табуретку. Тазик с грохотом покатился по полу. Бля! Без шума не получилось!
Пук! Пук!
Голова, поднявшаяся чтобы оглядеться, раскололась от выстрела в упор! Какие то теплые капли долетели и до меня.
Крайний в ряду тянет руку в мою сторону. Видно на звук. В ней зажат пистолет! Чуйка не подвела!
Пук! Пук!
Рука упала.
Сижу в углу в позе индийского Будды! На корточках. Руки в стороны, слегка согнуты в локтях. Не шевелюсь сам. Внимательно ловлю малейшее движение.
Шевельнулось!
Пук! Пук!
Ну-ка! Кто еще хочет? Нет желающих?
Методично начинаю расстреливать лежащие тела, стараясь никого не пропустить. Один дернулся! Видимо притворялся мертвым. Надеялся отлежаться в темноте! Шалишь! Парниша! Контроль это святое!
Вроде все.
Я все также сидел в позе курицы на насесте и не хотел шевелиться. Адреналин, который всего мгновение пер чуть ли не из ушей, кончился, и началась обратная реакция. Откат получился довольно мощным и теперь я чувствовал только безмерную усталость. Ноги уже дрожали от неудобной позы и нервного напряжения. Руки тряслись как с похмелья. Надо было спешить, потому что в соседнем здании еще остался противник, но я откуда то знал, что именно сейчас торопиться не следует. Как не быстро все произошло, но шума было достаточно чтобы насторожить оставшихся. И то что их было всего трое абсолютно ничего не меняло. Потому что двое из них были офицерами. И не паркетными штабными шаркунами, а командирами егерей. А в егерских частях выбиться из рядовых в офицеры могли только лучшие из лучших. Естественный отбор был жесточайший. И со стороны никого не присылали. Потому что пришлые почему-то не приживались.
Зная все это можно смело предположить, что они уже наверняка проснулись и застать их врасплох, также как незадачливых подчиненных не получится. Наверняка они настороже. Но тут их опытность может сыграть против них же.
Не имея информации о положении дел они напрасно рисковать не станут, а постараются укрепиться в доме. Сами атаковать в неизвестность не будут, а будут ждать рассвета. Но вот незадача, живыми они мне совершенно не к чему. Ну а мертвые сраму не имут! Потому что в отличие от предшественников их и гранатами закидать можно.
Приняв такое решение я решил его тут же воплотить в жизнь не откладывая в долгий ящик. Но все таки позволил себе несколько минут отдыха и даже выкурил одну сигарету. Главным образом для того, чтобы успокоиться и унять дрожь в руках. Пока прикуривал они все еще заметно подрагивали. А руки сейчас мой главный рабочий инструмент. Его просто необходимо настроить на работу.
Выходить через дверь, которая смотрела на хозяйский дом не рискнул. Поэтому воспользовался окном выходящим в противоположную сторону. Скользнул в заросли лопухов густо разросшихся вокруг флигеля и ими же прополз вокруг незаметно выглянув из-за угла.
— Твою же мать!
Мои предположения полностью подтвердились. Фрицы были настороже и неплохо подготовились к обороне. И кстати еще раз подтвердили, что они далеко не дураки. Во всяком случае возможность гранатометной атаки предусмотрели. Потому что окна, которые до этого, в виду теплого времени года были открыты настежь, теперь были наглухо закрыты. И не просто закрыты, а ставнями. Есть такие ставни которые запираются изнутри. И забросить теперь гранату во внутрь довольно проблематично. Если не сказать больше. Ставни конечно же на сравнить со специальной противогранатной сеткой, но и они смогут от них защитить! Одно радует — они деревянные! А кто самый лучший в мире специалист по дереву? Конечно же дятел! Вот и придется им поработать. Не в том смысле, чтобы продолбить клювом дырку такого диаметра, чтобы потом без помех пропихнуть туда гранату. Клюва у меня такого нема! Да и защитнички, забаррикадировавшиеся внутри вряд ли позволят мне это сделать безнаказанно. Но вот только Дятлу им противопоставить нечего. Тому самому, который «Изделие Д»! В просторечии — «Дятел»! Стрелково-гранатометный комплекс малого демаскирующего действия созданный еще в советские времена. В 60-х годах ХХ века. Это конечно не «Тишина», и даже не «Канарейка», но тоже довольно простое и, самое главное эффективное оружие. На каких задворках советской империи его смог раздобыть милейший Михаил Яковлевич — Бог его знает! Или Яхве! Не в этом суть. Да и гранат всего три. Но вот то, что эта самая 30-мм граната — БМЯ-31 «Ящерица» способна пробить 10-мм стальной лист и взорваться за ним — это как раз то что нужно.
— То что доктор прописал!
Правда вот сама по себе эта дура не удобная. Да и тяжеловата без меры. Поэтому пришлось засунуть в рюкзак без сошек. Но здесь, на дальности 20 метров они и на фиг не нужны. Вот на камешек обопрем и будет «гут». Да и кобуру в качестве приклада использовать можно. Как у АПС.
Пфрр!
Ббумкс! Глухо бумкнуло в домике. Еще раз!
Пфрр!
Бамс! Уже громче! Ну еще бы! Взрывная волна первого взрыва, распахнула ставни настежь. Наружу это не вовнутрь! Петли ломать не надо! А проволочный крючечек для силы, способной выносить дубовые двери, не преграда. А так как окна приглашающе открыты, то вслед еще «Зарю»
Ба-бах!
Хренасе долбануло! Но на то она и звуковая! Хорошо хоть успел глаза закрыть, а рот открыть. А то ходил бы сейчас слепой! И глухой в придачу!
А теперь вперед, вперед, пока не очухались! Вслед за гранатами, по проторенной дорожке, в окно. Очень сомнительно, что в дверь я попаду. Все ж таки к засовам на дверях всегда отношение было более основательное чем к запорам на ставнях. Надо делать скидку на крестьянский менталитет помноженный на отдаленность жилища от населенных пунктов. А окно так заманчиво распахнуто. Прыжок обеими ногами на завалинку. Упор руками в подоконник и рыбкой во внутрь. Кувырок через голову, чтобы погасить инерцию и разворот на 180 градусов.
Так. Что мы имеем? Одно неподвижное тело лежит по окном. Я через него перепрыгнул. Судя по многочисленным осколочным ранениям и количеству крови на полу — не жилец! Второй валяется чуть в стороне. Внешних повреждений не видно, но не шевелится. Шок? Контузия? Да ну нафиг!
Пук! Пук! От греха подальше.
А где третий?! За «Клинским» ушел?! Нет! Что то сзади шебаршится! Поворот в сторону опасности. Звуки доносятся с печки. Видимо за трубой отсиделся! Прыжок на лавку. Где ты здесь родимый? Вот он! Лежит в калачик свернувшись и тихонечко подвывает, одновременно скребя конечностями. Все ж таки досталось и ему. И судя по всему глушануло не слабо!
Без церемоний сдергиваю его с печи. Причем подтаскиваю к краю и резко отпускаю руки. Дальше уже закон всемирного тяготения делает все за меня. Валится на пол как мешок с дерь… ну пусть будет с картошкой! Спиной приложился не кисло. С двух метровой то высоты? Ненароком можно и перелом позвоночника получить. Но это не критично! Главное чтобы язык не отнялся. Все остальное мне без разницы! Поэтому для полноты ощущений пинками загоняю его в угол и приступаю к экстренному потрошению Экспресс-опрос в полевых условиях! Хватаю его сзади за волосы запрокидывая и одновременно выворачиваю голову. Да-а-а! Рожа то — мечта Ломброзо! Который считал, что по внешности человека можно судить о его криминальных наклонностях. Дескать на преступление толкают людей низменные страсти, которые, в свою очередь отражаются и в его внешности. В конце XIX века эта теория была очень популярна и даже признанный мастер детектива Артур Конан Дойл попал под ее влияние. Поэтому все преступники у него имеют такую колоритную зловеще-отталкивающую внешность. Стоит даже просто посмотреть отечественный сериал о знаменитом сыщике, чтобы убедиться. Дальнейшие исследования доказали полную несостоятельность этой теории. Но вот теперь, глядя на своего клиента я начал в этом сомневаться. На редкость отвратный тип! Густая растительность покрывала все лицо, сквозь которую пробивались только налитые лютой злобой глазки и ротовое отверстие полное гнилых зубов. Колтуны от слипшейся крови только усиливали эффект. Плюс ниточка слюны стекающая на бороду и гнилостный запах изо рта!
Да! С таким работать сплошное удовольствие! Никаких угрызений совести, а только удовлетворение от проделанной работы.
— Говори сука! — Рычу ему в лицо, надавливая кончиком ножа на нижнее веко. — Говори!!! Кого искали егеря? Глаз выколю! Говори! И не делай вид что меня не понимаешь! Говори!
— Ав-ва-в! — Проскулил гаденыш. — Не-е зна…
— Врешь! — Из под лезвия показалась кровь. — Зарежу!
После пяти минут сопротивления Бирюк сдувается как воздушный шарик и информация полилась из него широким потоком.
— Гауптмана фон Белова!
— Почему искали у тебя?
— Он был у меня здесь вчера.
— Почему именно у тебя? — Я в очередной раз сделал очень больно. — Ты был его агентом?
— Д-да! — Наконец он сдался. — Он был моим куратором.
Что и требовалось доказать! Моя догадка подтвердилась, поэтому я поставил жирную точку в разговоре. Как водится — пером! Точнее ножом в глаз!
И с чувством выполненного долга пошел заниматься своим любимым делом — сбором трофеев.
— Эх ноги, мои ноги — уносите мою жо….!
Ничего другого мне в голову просто не приходило, а этот речитатив как нельзя лучше отражал мое внутреннее состояние и, к тому же способствовал сбережению дыхания. На манер кричалок американских морпехов. Не важно что кричать, лишь бы ритм совпадал с соразмерностью шагов. А именно это мне было сейчас остро необходимо. Пока я пытался удержаться в тройке лидеров на стайерской дистанции. Впрочем один из этой тройки уже сошел с дистанции. А именно мерин непонятной масти и национальной принадлежности. Пришлось его бросить, причем вместе с грузом. Последнего было жальче больше всего. А ведь все так хорошо начиналось.
Сначала я скрупулезно собрал все самое ценное с покойничков. По уже сложившейся традиции, в первую очередь, документы, знаки различия, награды и другие элементы экипировки. Потом настала очередь крупногабаритных вещей. Среди которых наиболее ценными были: пулемет MG-34, пистолет-пулемет MP-40, две винтовки Mauser K98 c оптическими прицелами. Остальные постигла печальная участь утилизации, то есть приведение в негодное состояние. Из остального стоит отметить только пистолет Mauser C-96, почему то оказавшийся у немецкого обер-лейтенанта, командира группы. Тот самый легендарный Маузер, хорошо всем известный по кинофильмам о гражданской войне.
— Зачетная вещь! И главное редкая! Вот это повезло, так повезло!
У его помощника, помимо штатного Люгера, в кармане галифе оказался еще и Walther PPK, полицейская модель. Тоже довольно редкая вещь. И тем интереснее находка. Но больше всего порадовало разнообразие холодняка. Помимо стандартных штык-ножей от маузерского карабина нашлось также: офицерский кортик Люфтваффе обр. 1937 года, нож Гитлерюгенда обр. 1933 года, кинжал младшего чина имперской лесной службы, охотничий кортик Хиршфангер С.Eickhorn и даже почему-то тесак РАД (Имперской трудовой службы) обр.1934 года.
Все тяжелое вооружение, а также отдельные, выдающиеся элементы экипировки и амуниции егерей я тут же сваливал в открытый кузов автомобиля, который, при ближайшем рассмотрении и правда оказался Кюбельвагеном, то есть Volkswagen Тур 82 (KЭbelwagen). Автомобилем повышенной проходимости, которые сейчас называют просто и незатейливо — «джип». При зрелом размышлении я рискнул поменять одну лошадь на целый табун запрятанный под капотом. Правда табунчик небольшой, всего 23 с половиной лошадки, но надеюсь, что этот недостаток компенсируется его высокой проходимостью. Мерина решил оставить на хуторе, в придачу к уже живущей здесь скотине. Жалко было конечно бросать животных на произвол судьбы, но делать нечего — война!
Еще раз пробежался по хутору, проведя экспресс-ревизию хозяйственных построек, в поисках чего-нибудь интересного, как был отвлечен от экспроприации кулацких ценностей звуком автомобильного мотора. Звук шел с той стороны, откуда пришел и я. Поэтому, лично для меня он напоминал тявканье! Ведь как известно, лисы относятся к семейству псовых. Только в отличии от собак не лают, а тявкают! А одним из видов является полярная лисица. В просторечии — ПИСЕЦ! Вот приближение этого самого песца я и расслышал сквозь гул сразу нескольких моторов.
— Туман! Давай в машину! Валим отсюда!
Проводить разведку и выяснять кого это принесло по нашу душу у меня не было никакого желания. Потому что кроме как подкрепления к уничтоженной группе егерей здесь и сейчас ожидать было сложно. А сколько их прибыло мне было без разницы, потому что даже одного отделения, но полностью готового к бою, мне хватит по за глаза! Это не спящих резать!
Сначала все шло более менее хорошо. Даже с управлением этого пепелаца удалось быстро разобраться. Чем то оно отдаленно напоминало таковое у СМЗ С-ЗД. Может быть кто помнит, были такие мотоколяски-инвалидки. Ее предшественника еще Евгений Миронов на пупу вертел и известной комедии. Так вот та правильно называлась СМЗ С-ЗА, а его прототип, появившийся в 1970 году, имел уже квадратный кузов. И такими колясками обеспечивались в первую очередь инвалиды войны. Имела модификации для безногих и даже одноруких. Причем отдельно для левой руки и для правой. У моего соседа в деревне была такая. Так вот в ней управление было схожим с этим. Так что худо бедно поковыляли по бездорожью впереди собственного визга. Насилуя движок на все его 23,5 лошади.
Вот только Кэмел-трофи у меня не получился. Эта жестяная банка не оправдала оказанного ей высокого доверия, а также второй части своего названия «wagen» — ванна. Да! Внешне она напоминала этот сосуд. Вот только плавало как топор. Жалко что мне не досталась его плавающая модификация, 166 модель. Автомобиль-амфибия! Который так и назывался Schwimmwagen — плавающий автомобиль. К сожалению они появятся только в 1942 году. Потому что за хутором нормальная дорога закончилась. От слова — совсем! И вновь началась ни с чем не сравнимая прелесть пересеченной местности пойменной части реки. С изобилием ручьев, речек, проток, затонов, стариц и и других водных преград. Пару нешироких проток я смог перемахнуть сходу. А вот с третьей вышла форменная засада. Немного не рассчитал с шириной и обманулся с глубиной. Еле успели выпрыгнуть с Туманом на берег и пока этот «недовнедоржник» погружался в воду в голове звучали слова Михаила Светина: «Ты зачем туда попер? Ведь мост же есть!»
К сожалению в обозримом настоящем моста не наблюдалось. Поэтому приходилось переть напролом по кратчайшему пути, сквозь осоку и камыши. Раздававшийся сзади собачий лай только подстегивал мою прыть. Этот лай мог означать только одно — погоня идет по следу! И сейчас самое главное оторваться и оставить между собой и преследователями как можно большую преграду. Из таковых была в наличии только река, до которой оставалось где то километра 1,5–2. На такой дистанции выдержать темп и оторваться от двуногих загонщиков было еще можно. Но вот собаки! Эти твари имеют гораздо большую скорость и подвижность чем я. Конечно Туман мог бы с ними потягаться в скорости, но не в схватке. Потому что судя по звукам нас преследовали штуки 4–5 собак. Оставалась надежда, что они вырвутся вперед от основной группы и у меня будет в запасе минут пять чтобы решить эту проблему. Иначе все! Капец! Стреножат, а загонщики потом добьют.
Лай раздавался все ближе. Бежать, в полной экипировке, по влажной почве, с каждым шагом было все тяжелее. Пот застилал глаза. Ноги наливались свинцом и переставлять их становилось все тяжелее. Рядом и чуть сзади, как бы прикрывая меня от своих собратьев бежал Туман.
Все! Сейчас догонят! На бегу достаю из набедренных кобур пистолеты и перевожу их на автоматическую стрельбу. Жалко что пули у Глока остроконечные, то есть обладают низкой останавливающей способностью. Собаки — твари живучие и, даже смертельно раненые, все равно остаются опасным противником. Для верности каждую нужно просто нашпиговать свинцом. Лишь бы хватило патронов.
А вот и проплешина подходящая. Полянка метров двадцати диаметром. Если добежать до противоположной стороны и резко обернуться, то противник окажется как раз на открытой местности на дальности прицельного выстрела, которая у Глока, при автоматической стрельбе составляет всего 10–15 метров.
Все! Стоп! Кру-гом!
Опаньки! Вот это фокус! От удивления я просто застыл соляным столбом. Еще бы! Я о таком только в книжках читал!
Лай прекратился как по мановению ока! Между мной и противником встал Туман, как каменное изваяние. Он даже не рычал, а просто пренебрежительно кривил верхнюю губу. А вот реакция собак меня несказанно удивила. Их было пять и это были истинные немецкие овчарки — две черного, две чепрачного и одна зонарного окраса. Предназначенные для охоты на человека. Псы натасканные на то чтобы рвать и метать. Сейчас они лежали на брюхе и стыдливо прикрыв морды лапами, вели себя как нашкодившие щенки виновато поскуливая, как бы прося прощения за свое недостойное поведение.
По преданию, среди всех живущих ныне на земле особей, находятся экземпляры в ком сохранилась частичка их прародителя. Предками собак принято считать волков. А маманя Тумана наверняка согрешила с волком. Проглядывается в нем иногда что то такое волчье. Таких еще называют волчак или волчья собака. Иногда просто волкособ. Но как бы то ни было, но не жертву или добычу, а именно предка увидели перед собой овчарки. Вожака!
И у бедных животных произошел сбой программы, перегруз интерфейса. Когда одна команда полностью исключает другую, входя с ней в неразрешимое противоречие. Команда отданная их хозяевами — догнать и порвать, или хотя бы просто задержать натолкнулась на непреодолимую преграду. Приобретенные условные рефлексы не могли преодолеть запретов природных инстинктов. Поднять не то что лапу, а даже голос, на Вожака — запрет! Табу! Не выполнить волю псаря — позор! И псы заскулили от безысходности.
Туман повелительно рыкнул на овчарок и повернул голову ко мне как бы говоря: «Ну что друган? Я эту проблему решил! Что дальше?»
А что дальше? Дальше мы опять побежали.
Бежать, поминутно не прислушиваясь что происходит позади, было гораздо комфортнее и легче. И к меня даже открылось второе дыхание. Но эта эйфория продолжалась не долго. Уже когда в прямой видимости показался речной берег, вдруг раздался противный свист, и буквально метрах в двухстах хлестнул взрыв.
— Вот суки! Быстро сориентировались! Поняв, что фокус с собаками не получился, решили притормозить нас минами. И специально же сволочи с перелетом кладут, надеясь на то, что я вперед, под разрывы, не сунусь.
Но и особой альтернативы у меня не было. Или вперед под смерть вероятную или назад под ее же, но уже гарантированную. Оставаться на месте тоже не вариант. Обложат и задавят. Не смогут, так все равно минами закидают. А в неподвижную цель попасть гораздо легче чем в движущуюся. Поэтому — только вперед! Где наша не пропадала! И я из-за всех сил рванул дальше. Причем бежал по прямой особо не петляя и почти не нагибаясь. Разрывы вспухали то справа, то слева. Иногда впереди и вот, слава Богу уже и позади! Видно было что обстрел ведется по площадям и минометчики меня не видят. Да и корректировщика у них нет. А свою пулю, как говорится не услышишь! Также радовало, что судя по взрывам противник применял стандартный 5 cm leGrW 36 — 50-мм миномет. Скорострельность у него хоть и большая, но уж очень быстро боезапас заканчивается. Да и разлет осколков не велик, как и дальность стрельбы. Хотя второе-то как раз и настораживало. Если даже предположить, что огонь ведется на предельную дальность, то фора у меня всего то метров триста, максимум пятьсот, не больше. К большому сожалению деревьев здесь практически не было. Довольно густой кустарник, много-много камыша с осокой. И все! Поневоле дождичка запросишь! Если мне не изменяет память, то взрыватели у этих мин были настолько чувствительные, что инструкцией прямо запрещалась стрельба в лесу и даже в сильный дождь! Во избежании!
Уже подбегая к урезу воды я споткнулся и упал, зарывшись носов в речной песок. По спине как будто оглоблей звизданули. Первая мысль была — Все! Звиздец! Допрыгался! Но потом, спустя мгновение, проведя экспресс-тестирование своего организма убедился, что ничего фатального с ним не произошло. Видимо удар пришелся по касательной в бронежилет. Болела спина, но конечности двигались, значит позвоночник цел. Ну а раз цел, то нехрен и резлеживаться! В ускоренном темпе содрал с себя всю амуницию, разделся до трусов, завернул всю трехомудь, включая оружие, в бронник и с сожалением притопил.
Что то это стало превращаться у меня в привычку, но надо реально оценивать свои силы. Искать плавсредство времени нет! Вплавь я с этим грузом не выплыву, а оставлять врагу такие ценные экземпляры, особенно технологически уникальные не камильфо. Значит в воду! И поглубже! И быстрее на тот берег, пока противник не появился. Плывущий человек — отличная мишень! Потому что малоподвижная и предсказуемая.
Ширина реки в этом месте была небольшая, но все равно на берег я выполз на последнем издыхании и перебежав через пляж в изнеможении рухнул в траву. Вокруг росли густые ивы, поэтому была надежда, что противник меня не заметит.
— Уф! Неужели успел?
Единственным желанием было полежать минут…надцать и попробовать отдышаться. Не зря плавание считается самым энергозатратным видом спорта по количеству сжигаемых калорий. Поспорить с ним может только бег по лестницам небоскребов. Не даром у всех профессиональных пловцов такие развитые грудные мышцы и потрясающего объема легкие.
Час не час, но в себя я пришел минут через десять. Причиной этого стал Туман, который с каким то азартом нализывал мне спину. И только сейчас я почувствовал жгучую боль под лопаткой. Видно осколок все ж таки достал до тела и нанес рану, которую сейчас мой добровольный санитар самоотверженно зализывал. Другой вид санобработки мне был недоступен. Ни зажать, ни заклеить ни тем более перевязать рану в таком неудобном месте я просто физически не мог. Да что там перевязать? Я даже увидеть ее не смогу! Невольно вспомнился анекдот про самую неудобную болячку. Которую ни самому посмотреть, ни другим показать. Кто не знает — это геморой!
Но смех смехом, а мне стало не до шуток. Нужно экстренно обработать рану иначе есть риск банально истечь кровью. Ведь не известно какие сосуды мне повредило? Конечно, была определенная надежда на своего помощника, ведь как известно слюна обладает определенным антисептическим действием, а также способствует быстрой свертываемости крови. Но так как масштабы ущерба были не известны, то существовала опасность, что верный пес в своем рвении просто залижет меня насмерть. Шутка! В которой есть определенная доля правды. Так что ноги в руки и вперед!
По счастливой случайности, мой выход из речных волн, в подражании древнегреческой богини, случился недалеко от того места, где проходил тот самый злополучный бой с немецкой батареей. Это помогло мне сориентироваться на местности и выбрать правильное направление дальнейшего движения. Поэтому, не смотря на непривычную ходьбу босиком я, пробравшись через портал уже спустя всего час, вернулся в свое время. На дворе еще была глубокая ночь, поэтому я особо не маскируясь, быстренько привел себя в порядок. Хорошо что вода в душе нагрелась до состояния парного молока. Перетянул торс потуже при помощи широкого банного полотенца, от чего стал отдаленно напоминать своим внешним видом римского сенатора. И отправился по одному, приметному адресу.
Найдя нужное окно я тихонечко в него постучал. Через некоторое время испуганный голос спросил:
— Кто там?
— Это я, Алена Игоревна, ваш новый односельчанин. — Решил я сразу ее успокоить. — Надеюсь вы еще помните меня? Нас недавно ваш дядя…. Знакомил.
— Да, конечно, — испуг из голоса исчез и он стал более спокойным, — а что случилось? И почему так поздно?
— Дело в том, что мне нужна ваша, так сказать, квалифицированная помощь. Надеюсь, что внучка Эскулапа не откажет страждущему в такой малости?
— У вас что то серьезное? — Она не на шутку обеспокоилась.
— Да нет! — Поспешил я приуменьшить размеры трагедии. — Просто я стал жертвой собственной глупости, невнимательности и небрежности. Помноженной на темное время суток. Вчера решил погулять по лесу. Да немного заблудился. Проплутал до темноты а там забрел в какую то чащу и об колючую проволоку поцарапал спину. Мне самому конечно же не видно, но кровит сильно. Может быть вы посмотрите?
— Да, да, конечно! — Она спохватилась, что мы до сих пор беседуем через окно. — Проходите в амбулаторию. Это с той стороны. Я сейчас переоденусь и подойду.
Спустя некоторое время она начала колдовать над моей спиной. Что то там промывая, смазывая и зашивая. Рука у нее была очень легкая, но все равно она сделала мне укол новокаина, а по окончанию и противостолбнячную сыворотку не пожалела. Заклеила все пластырем и еще долго читала нотацию, на тему моей неосторожности и дальнейшему лечению.
Я уже совсем собирался ретироваться, как вдруг она внимательно посмотрела мне в глаза и сказала:
— Знаете, Никита Сергеевич, — надо же, имя запомнила. Вот только обращается с отчеством, а это уже настораживает, и, если честно, немного напрягает — я в растерянности и не знаю как мне поступить.
— У вас что то случилось? — пришла моя очередь высказывать беспокойство.
— Случилось, — она также вопросительно смотрела на меня, а я тонул в синеве ее глаз, — вот только не у меня, а у вас!
— У меня? — Я сделал удивленное лицо. — У меня все в порядке. Если, конечно не считать этого маленького недоразумения, — и я кивнул себе за спину.
— Маленького?! — Она аж вскочила от возмущения. — Видимо вы не понимаете всей серьезности ситуации.
— Да что случилось то? — Я и правда не понимал какая вожжа ей под хвост угодила и чего она так на меня взбеленилась.
— По правилам я должна докладывать в компетентные органы, если ко мне обращаются за хирургической помощью при огнестрельных и ножевых ранениях, — она немного помолчала, — но в вашем случае я в растерянности. Сейчас не лихие девяностые и я просто представить себе не могу, где вы умудрились, в нашей глуши, получить осколочное ранение? Вы что, рыбу на гранату ловили?
Оп-па! Похоже я влип! По самое небалуйся! И как теперь выкручиваться? Надо немного рассеять ее внимание.
— А с чего вам взбрела, в вашу прелестную головку, эта чушь по поводу гранаты и всего прочего?
— Да бросьте вы, — она устало махнула рукой, — я три года проходила интернатуру в госпитале имени Бурденко и там всякого насмотрелась. И уж осколочное ранение ото пореза проволокой отличу сразу.
Вот ведь зараза! Ее профессионализм меня приятно удивил. Видно богатая у нее была практика. Да и судя по всему пришлась она на вторую Чеченскую. Но мне то что сейчас делать? Нужно срочно уводить разговор в сторону и попытаться запудрить ей мозга. Будем опираться на то, что она, хоть и врач, но женщина. А значит существо впечатлительное и мнительное! На этом и сыграем.
— Да-а-а, — протянул я собираясь с мыслями, — в проницательности да и в профессионализме вам не откажешь! — Немного лести не повредит. — Но вот только проблема моя не столько хирургического, сколько психологического плана.
— Как это? — Ее глаза удивленно распахнулись, хотя, казалось бы, дальше уж некуда. — При чем здесь психология?
— Понимаете, Алена Игоревна, с момента моего приезда сюда, — немного трагизма — со мной стали происходить очень странные вещи. — мхатовская пауза. — Я стал видеть сны!
— И что, — по ней было видно что она не догоняет, — их многие видят.
— Да, — не стал я отвергать очевидное, — многие. Но вот последствия этих снов. Они меня беспокоят.
— И как это проявляется, — было видно что вопрос не праздный и у нее просыпается профессиональный интерес.
— Вы в юности, случайно, фильмами ужасов не увлекались? — Вопрос был чисто риторический. — Помните классический фильм: «Кошмары на улице Вязов»? — Дождавшись утвердительного кивка, продолжил. — Так вот, там главные герои во сне переживали определенные приключения, а на утро у них были видны следы бурно проведенной ночи. У меня то же самое!
— Так не бывает, — было видно, что она пытается скинуть всю ту лапшу, что я ей вешаю, со своих прелестных ушек.
— Можете мне не верить, — добавим в голосе убедительности и таинственности, — но с тех пор как я здесь поселился мне снится один и тот же сон. Как будто бы я попадаю в партизанский отряд, который воевал в этих местах и вместе с ним, каждую ночь ухожу на задания. Потом, на утро, обнаруживаю на себе ссадины и синяки. Вот, вот и вот, — для убедительности демонстрирую ей ссадину на руке и синяк на плече. Гематому на бедре, полученную в бою на границе показывать не стал, лишь поведал о ее наличии.
— Сегодня же ночью, мы с отрядом отбивались от егерей и я остался прикрывать отход. Вот там то, меня миной и зацепило!
И в подтверждении своих слов я ей показал осколок, застрявший в бронике. Зачем и для чего я его прихватил с собой, наверное и сам себе объяснить не смогу. Но вот пригодился.
Она заворожено вертела в руках кусочек зазубренного металла и недоверчиво его осматривала. Затем нечаянно укололась об острый край, ойкнула, и сунула порезанный палец в рот. Видимо это материальное подтверждение моих слов ее убедило и она вопросительно посмотрела на меня.
— Конечно же это все звучит фантастически, — я любуясь глядел на нее, — но я хочу попросить вас никому не рассказывать об этой моей проблеме. Я боюсь что окружающие неправильно все поймут и будут считать меня за сумасшедшего. А я этого не хочу. Договорились?
Она внимательно посмотрела на меня и наконец-то выдала:
— Хорошо!
Глава 7
Раздраженно шипя сквозь зубы от тянущей боли и сдержанно матерясь я, стоя на кухне натягивал на себя бронежилет скрытого ношения и разгрузку. Всем известно, что свежая рана не доставляет своему носителю столько неудобств, сколько она же, но уже заживающая. И кто хоть раз мучился от зубной боли хорошо знает, что иногда острая боль предпочтительней тупой и ноющей. Даже небольшая заусеница способна доставить массу неудобств своему владельцу, что уж здесь говорить о корочке запекшейся крови, покрывающей заживающий порез. Кажется, что все имеющиеся в организме нервные окончания протянули свои щупальца к этому пульсирующему тупой болью кусочку кожи. А если учитывать неудобное место его расположения, то испытаешь такие же неудобства как и при геморрое, когда не самому не посмотреть, не другим показать. Одевание чего-либо, в таких условиях превращается в сущую пытку, сродни инквизиторским. Создается впечатление, что зудящий кусок собственной плоти считает своим святым долгом зацепиться за каждый шовчик, каждую нитку или просто пройтись наждачкой по жесткой ткани камуфляжа. И если куртку еще как-то можно умудриться напялить на себя избегая этого дискомфорта, то бронник и разгрузка, которые должны плотно прилегать к телу, лишают свободы маневра по определению. Представляя что впереди меня ждет многочасовое бдение в этой униформе, отягченное физическими нагрузками и высокой температурой окружающего воздуха, столь характерной для знойного июля сорок первого года и как следствие обильный пот который по умолчанию имеет соленую основу, а соль как известно известный раздражитель кожных покровов. А если кожа имеет к тому же, в виде бонуса, выражаясь специфическим языком травматологов и криминалистов, сильные механические повреждения, то…. Служба медом не покажется.
Вот и скажите какое после всего этого у меня должно быть настроение? Вот именно! На сленге современной молодежи — далеко не айс!
Но делать нечего: «Взялся за гуж — не говори что не дюж!» Поздно! Лошадей на переправе не меняют. То есть нет никакой возможности изменить планы, потому что они жестко привязаны к известным историческим событиям. И если пойти на попятную, то можно и упустить благоприятный момент, когда, благодаря после знанию можно оказаться в нужном месте в нужное время. И, в очередной раз, внести некоторые изменения в историческом сюжете. Личным, так сказать, участием, подправить некоторые его линии, которые, по моему сугубо субъективному мнению, могут направить историю совершенно по другому пути. Чуть-чуть, всего-навсего пару дилетантских мазков на шедевре истории.
Да и честно говоря жалко того, без ложной скромности, титанического труда, который я для этого уже приложил. А также средств, которые впулил в этот проект.
— Ну вот и все! Как говорится — перед смертью не надышишься! Пора!
И только я успел мысленно пробормотать эту мантру призванную придать ускорение собственному телу и, попрыгав напоследок, с целью проверки подгонки снаряжения, чтобы ничего не бренчало и не звякало, потянулся за лежащим на столе «Винторезом», как рука сама собой застыла на полпути от неожиданности.
Со двора донесся лай собаки. Нет, не так! ЛАЙ! А так как во дворе кроме Тумана, других представителей собачей породы быть просто не могло по определению, уж в этом то я убедился самолично, то выходит что лаял именно он? ТУМАН? От которого я, за время нашего с ним совместного путешествия не то что лая, а даже малейшего взрыкивания то ни разу не слышал. Даже его безмолвная схватка с пятью фашистскими овчарками протекала без единого звука, только презрительно задранная губа, показавшая противнику всю прелесть его звериного оскала. И тишина! И мертвые с косами стоят! А здесь?
Туман не просто гавкал, он просто заливался лаем! Истошным до такой степени, что временами переходил в ультразвук. Иногда он срывался на визг, более присущий какому-то щенку, чем матерому волкодаву. Самое удивительное, что в этом визге явно слышались нотки обреченности. Как будто бы пес готовился к схватке из которой сам не надеялся выйти живым.
— Интересно! Это что же за монстр ко мне во двор лезет? Наверняка не меньше чем тираннозавр!
Но вместе с тем Туман показывал своему противнику готовность к смертельной схватке! А кроме того он подавал сигнал мне! И в этом тоже трудно было ошибиться, потому что не смотря на то, что я плохо владел иностранными языками, особенно языком животных, и в частности семейства псовых, но тем не менее в его лае мне отчетливо слышалось: «Отходи Друг! Я прикрою!»
В его голосе звучала готовность биться на смерть лишь бы прикрыть мой отход! Как самые смелые и отважные всегда готовы грудью встретить врага для того чтобы дать возможность спастись своим товарищам!
— Э нееет! Шалишь брат! Я еще никогда друзей в беде не бросал!
И я уже совсем было разогнался в сторону двери, держа ВСС наперевес, чтобы вместе с Другом, плечом к плечу встретить неведомого врага, кем бы он не был, и вместе противостоять его агрессии, как вдруг со двора донесся голос, заставивший меня затормозить, сплюнуть и, в сердцах матюгнуться.
— Блин! Васек! Принесла нелегкая! Как не вовремя!
Как бы подтверждая квинтэссенцию этой моей тирады, со двора вновь донеслось; «Никитос-папиндос! Выходи! Подлый трус!»
Только один человек в мире мог кричать эту фразу во всеуслышание, не опасаясь за свое здоровье! И этим человеком был мой старый товарищ из босоногого детства. По имени Вася!
Васек был настолько, во всех смыслах, примечательным человеком, что заслуживает отдельного рассказа. Я не зря употребил термин — примечательный, поскольку такую личность трудно было не заметить. Сам, от природы, являющийся далеко не маленьким я никогда не испытывал комплекса неполноценности связанных с собственными габаритами, все ж таки, под стоху весом и под сто девяносто ростом. Но это при условии, что рядом не было Васи.
По моей собственной классификации большие люди делились на несколько категорий: большие, очень большие, огромные и…. ВАСЯ!
Вася был не просто огромен, он был гигантом, на фоне которого все остальные, в том числе и я, выглядели форменными пигмеями. Этакий Святогор отечественного разлива. Ростом за два пятьдесят и весом за двести кило! Но при всем при этом он даже сам не знал своих точных размеров. Просто не заморачивался этим вопросом и все. Просто жил, таким каким его создали Мать-природа и собственная мать. Кстати довольно таки хрупкая женщина, невысокого роста. А вот поди ж ты, выродила этакого монстра.
Только однажды, когда мы вместе с ним проходили приписную медицинскую комиссию врач из военкомата попытался определиться с этим вопросом, но из этого ни черта не вышло. Количества отметок на ростомере элементарно не хватило, а напольные медицинские весы, на которые взгромоздилась Васина туша, приказали долго жить.! Обозленный этим донельзя врач, видимо в отместку, крупными буквами вывел на Васиной медицинской карте — ВДВ!
Но и там не обошлось без казусов, связанных с Васиными габаритами. Это наверное единственный, во всяком случае из известных мне, воин-десантник который НИ РАЗУ не прыгал с парашютом!
Нет, попытки сделать из него орла-десантника были, но слава богу закончились еще на стадии подготовки. Как известно, прежде чем отправиться в самостоятельный полет, воинов-десантников целенаправленно к этому готовят, что характерно, на земле. Так, в частности, в программу подготовки входит также обязательные практические занятия на ВДК (воздушно-десантный комплекс). Который оборудуется всеми необходимыми для десантника-парашютиста тренажерами, такими как унифицированный тренажер парашютиста УТП-76, или комплексный тренажер парашютиста-десантника КТПД-76, ну и разумеется парашютная вышка. Которая раньше, кстати, стояла чуть ли не в каждом парке культуры и отдыха, и каждый желающий мог хоть на мгновение, но ощутить себя настоящим десантником. А теперь их днем с огнем не сыщешь! Разве только в тех же самых парашютно-десантных полках, да в десантных учебках. Ну и разумеется в училищах, ныне институтах, ВДВ. А ведь сколько мальчишек впервые познавших радость полета под белоснежным куполом парашютной вышки в мечтах видели себя воинами-десантниками? И становились ими! А сейчас? Но ладно, речь не об этом. Что толку вспоминать о прелестях минувших лет. Прошлого ведь, как известно, не вернешь.
На Васино счастье в учебке, в которую он попал сразу после призыва, парашютная вышка была. Но вот его знакомство с ней едва не привела к плачевному результату. В общем, когда Васина туша сверзлась с многометровой высоты, препятствующий его встречи с родимой землей, трос, в совокупности вместе с куполом не вынесли такого издевательства, и звонко тренькув (это трос) и громко лопнув (это купол), приказали долго жить. Спасло его от травм только чудо, которое, как в анекдоте, распухло и мешало ходить.
Получив такой наглядный пример Васиного везения, отцы-командиры рисковать перспективным кадром не стали и на реальные прыжки его с собой не брали. Поскольку опасались, что стандартный десантный парашют Д-6, такую массу просто-напросто не выдержит, а переделывать грузовой под него не стали.
Не смотря на неудачную попытку стать орлом, из десанта его не списали. Потому что всего остального у него было с избытком. Поэтому и уволился он в запас имея на погонах только одну лычку. Зато широкую и вдоль! То есть старшиной! Потому что командир разведроты десантно-штурмовой бригады, в которую он попал после учебки, впечатлившись Васиными габаритами по самое нихочу, тут же, сходу, назначил его на вакантную должность — старшины роты! И, что характерно, не прогадал! Потому что все полтора года, которые Вася служил под его началом он мог спать спокойно. А не ночевать, как другие командиры, в казарме и не проводить выходные в расположении роты. Кроме него, никаких других авторитетов Вася не признавал. А жалкие попытки старослужащих роты объяснить молодому, но жутко перспективному старшине роты политику партии, вернее существующую в войсках негласную иерархию, потерпели сокрушительное фиаско. Сокрушительное, во всех смыслах этого слова. Даже шестнадцать дембелей разведроты имеющих соответствующую подготовку оказались бессильны против Васиных сокрушительных аргументов. Можно было бы сказать — убийственных, но по счастью обошлось без фатальных жертв. Хотя во всем остальном, все участники диспута, кроме Васи разумеется, долго носили на себе следы его воспитательного воздействия, а некоторым даже потребовалась медицинская помощь!
Да уж! Если сложить вместе выдающиеся природные данные с полученными в десантных войсках навыками, то получалась истинная машина для убийства. А если еще добавить и неиссякаемый авантюризм? То и вообще такая гремучая смесь получалась, что только держись. Кстати именно страсть к приключениям и сблизила нас в свое время. И разумеется страсть эта, как и у большинства мальчишек этого возраста была взлелеяна в основном на книжном материале. Что же делать, если в 70-е годы с фильмами этого жанра у нас в стране был жуткий дефицит. Да и хорошую книгу достать была задачкой не из самых простых. Поэтому и сошлись, что часто менялись друг с другом честно добытым. Карл Май и Фенимор Купер, Роберт Штильмарк и Рафаэль Саббатини, Вальтер Скотт и конечно же Александр Дюма. Именно герои их романов и были теми объектами для подражания, на которых хотелось походить двум впечатлительным подросткам.
Со временем я как то стал разделять вымышленный мир книжных героев и реальность, а вот Вася так и остался в душе непревзойденным романтиком. И объекты для подражания выбирал себе под стать. Любимым его героем был конечно же добродушный Портос, из незабвенных «Трех мушкетеров». Правда со скидкой на советскую застойную действительность. Больше всего ему запал в душу рассказ Портоса о его тренировках по примеру античного героя Милона Кротонского. «Я слышал, — говорил Портос, — что некий Милон Кротонский проделывал
удивительные вещи: он стягивал себе голову веревкой и движением головных
мускулов разрывал ее, ударом кулака сваливал с ног быка и уносил его на
своих плечах, останавливал лошадь на бегу за задние ноги и тому подоб
ное». В действительности ежедневно Милон взваливал быка на себя и переносил вдоль стадиона в Олимпии на расстояние больше 200 метров, выполняя этот прием каждый день. По мере роста быка, увеличения его веса, увеличивалась сила и выносливость самого Милона. К моменту, когда бык совсем вырос, Милон стал самым сильным борцом в Греции.
По этой же методике тренировался и Вася. В этом нет ничего удивительного, особенно если учитывать, что таких тренажеров какие есть сейчас в любой «качалке» тогда не было и в помине. Но что характерно такая метода тоже принесла свои результаты. И к 16 годам Вася спокойно таскал на плечах 3-х годовалого быка. Поэтому наверно и пошел после восьмого класса в сельскохозяйственный техникум учиться на зоотехника. Из-за всемерной любви к животным Но работать по специальности так и не стал. По той же причине.
На его проводах в армию случилась трагедия. Взбесился колхозный племенной бык. Огромный бугай, не разбирая дороги несся по деревенской улице, сметая все на своем пути. Жители попрятались, только маленькая девочка, Васина сестра, не успела убежать. Между ней и быком встал Вася. В общем одним ударом в лоб он пришиб бедную скотину. Быка освежевали, а Вася зарекся работать в животноводстве.
Другой отличительной особенностью у Васи была его физиономия, по которой даже самый выдающийся античный физиогномик мог гадать как по кофейной гуще, без всякого шанса на успех. До того была потрясающая способность к мимикрии, которая базировалась на удивительной подвижности мышц лица с одновременно исключительной эластичностью кожи. Используя эти свои природные данные он в считанные мгновения мог менять выражение лица превращаясь, в зависимости от своего желания, то в добродушного Шрека, то в злобного Гоблина. Александр Рева просто нервно курит в сторонке, вздыхая от зависти. Не даром Туман так бурно отреагировал на его появление. Это еще что! Я сам был свидетелем реакции неподготовленных людей на Васино появление. Сам я давно привык к его необычной внешности и воспринимаю ее как должное. Бывали же случаи, что впервые увидевшие этого монстра просто писились от страха, а некоторые, так даже какались!
Если принять во внимание все имеющиеся у него в наличии природные данные, помноженные на приобретенные, в том числе и в советском десанте навыки, то о лучшем напарнике в моих иновременных похождениях не чего было бы и мечтать. Если бы не одно НО… Оно, как известно у нас всегда одно. Вася был стопроцентным немцем, по национальности. С незатейливой фамилией Клаус. Это примерно как Иванов у русских. Его предки объявились в Сибири после приснопамятной депортации Поволжских немцев в августе 1941 года. Правда будучи немцем по национальности, по менталитету, Василий был больше русским. Для таких как он, в современной Германии даже особый термин ввели — «русские немцы». Вынужденный в 90-х годах, по настоянию жены, эмигрировать на историческую родину предков, отпуска, тем не менее он обязательно проводил в России. «Отдохнуть душой», как он это называл. И неизменно навещал меня, чтобы я, в меру своих сил, помогал ему в этом отдыхе. Вот и сейчас нашел, морда нерусская! Хотя я свой новый адрес вроде как никому не давал. Наверняка, гад, подключил свои старые МВДшные связи. Так как в животноводстве он работать зарекся, то после службы в армии направил свои стопа в милицию, где и дослужился до начальника областного медвытрезвителя, пока их не ликвидировали как класс. Что, кстати, стало еще одной причиной по которой он согласился с доводами жены и уехал в Фатерлянд.
— Менталитет, то конечно это очень хорошо, но как он отреагирует на необходимость стрелять в своих соотечественников? Мдааа, вопросец! Наверное все таки лучше будет обойтись без его помощи. А жаль!
Но все мои рассуждения одним махом стер сам виновник торжества. Стоило мне только, при полном параде, вывалится во двор, все также сжимая в руках снайперскую винтовку, то он, первоначально обалдел, узрев мою, затянутую в бронежилет и «комуфлу» тушку, но тут же, справившись с растерянностью спросил:
— Ты это куда в таком виде намылился? — И тут же без перехода добавил, — я с тобой!
— Куда со мной? — Меньше всего у меня было желания объяснять что по чем.
— Да все равно, — безапелляционно заявил Васек, — куда ты туда и я. В таком виде явно не на танцульки собрался.
— Вась! Там стреляют! — попытался я его урезонить. Но мои усилия пропали в туне.
— Вот и хорошо, — он даже обрадовался, — адреналинчика хапнем!
— Там убивать придется, — привел я еще один аргумент.
Видимо этот довод его озадачил. Причем не гипотетической опасностью, а как бывшего ментеныша его больше озаботила законность мероприятия.
— А как же закон?
— Ну, наши законы там не действуют, — поспешил я его успокоить. — Ваши германские, кстати тоже.
— А, — облегченно протянул он, — это проще.
Но я еще раз попытался его урезонить и отговорить от участия.
— Вась! Там в немцев стрелять придется.
Он опять засомневался.
— Каких немцев?
— Фашистов!
— Нациков что ли, — он облегченно выдохнул. — Фу ты! Я уж подумал. Нациков это всегда пожалуйста. Ты знаешь, что у советских десантников в Германии три профессиональных праздника?
— Это как это? — удивился я.
— Ну-у, — он протянул, — первый, и это естественно, второе августа! Ну а второй — 9 Мая!
— А третий? — Не удержался я от вопроса.
— Ну, а третий — 21 апреля!
— Второе августа, понятно, а 9 мая зачем?
— В августе мы сами по себе гуляем и нам никто не мешает! 9 мая свой Парад Победы устраиваем. Нам пытаются помешать всякие неосознанные элементы, но мы им делаем козью морду, и они успокаиваются.
— Ну а 21 апреля, чем дата знаменита?
— Серость! День рождения Гитлера, — он осклабился. — В этот день нацики и другие всякие недобитки пытаются свой Парад провести. В честь дня рождения своего Вождя. И вот тут то мы отрываемся по полной. До финиша еще никто на своих двоих не доходил.
— А полиция?
— А что полиция? Она как в том анекдоте, в споры хозяйствующих субъектов не вмешивается. Нас ведь там тоже не мало. Ты же знаешь, что у меня шесть братьев и все, кроме Димки, в десанте служили.
— Да уж! — Я на минутку представил себе эту картину маслом. Впереди, в качестве основной ударной силы, как таран — Васек. А за ним, строем, все его братья. Пусть и не дотягивающих до него статью, но тоже не маленьких габаритов. Любую толпу вынесут. Кстати, наш районный спорткомитет, впервые, на практике, ввел весовые ограничения для командных видов спорта, предусматривающих возможный контакт с противником. Как в боевых и силовых многоборьях. После того как наша школа 2-й раз подряд заняла 1-е место в межрайонных соревнованиях по футболу, баскетболу и хоккею. Чтобы хоть как то уровнять шансы других команд. Потому что после того как Вася с мячом выходил на острие атаки, а рядом, строем клина, вся остальная команда, то шансов не было никаких. Просто выносили их с поля, после чего творили на нем что хотели. За что и получили прозвище — «тевтонцы». Уж больно наш клин на их «свинью» похож был. И такой же по прошибаемости. А главный вышибала — Вася, за что и в своей среде ходил с кликухой — Тевтон. Отчасти из-за национальности, а в основном за эту самую прошибаемость.
Когда я понял, что отбоярится от Васиного участия не удастся не под каким соусом, пришлось вводить его в курс дела. Поскольку суворовский принцип о том, что «каждый солдат должен знать свой маневр», еще никто не отменял. Да и нужно было объяснить этому романтику всю глубину нашего, теперь уже совместного, анального падения. Вернее попадания. Но реакция была прямо противоположная! Узнав в какую авантюру он, благодаря мне, ввязался, его энтузиазму казалось не будет предела. Так что даже пришлось его немного притормаживать и разочаровывать, объясняя прописные, казалось бы истины. О том, что природа портала до конца не выяснена. Что последствия нашего вмешательства в исторический процесс трудно даже спрогнозировать. И так далее и тому подобное. Даже припугнул рассказав судьбу незадачливого гайфайтера, для которого попытка преодоления портала закончилась весьма плачевно. Но все мои усилия пропали втуне.
Он привел множество все различных аргументов отметающих мои доводы в сторону. Начиная от предположения, что портал работает по принципу диода и пропускает только в одну сторону. Когда я ему напомнил, что сам неоднократно не только переходил туда, но и возвращался обратно, он тут же сориентировался и предположил, что пройти через портал только представители одного, в данном случае нашего, времени, а наоборот никак. Также выдвинул гипотезу, что портал оценивае6 т душевное состояние переходника, а не определяет его национальность. И что тот факт, что откинувший копыта артиллерист являлся немцем, ни о чем не говорит. Что сам он себя ощущает стопроцентным русским. И так убедительно это доказывал, что мне уже начинало казаться, что это я по сравнению с ним выгляжу форменным иностранцем.
В общем убеждал он меня долго, пока наконец не договорился до того, что все мои планы без его деятельного участия обречены на провал и что если я, каким либо образом постараюсь отстранить его от проекта, то дружбе нашей придет конец. А в конце вообще выдал, что Сталин со мной разговаривать не буде, если рядом не окажется он, собственной персоной. От такого заявления я выпал в осадок и уточнил:
— А с чего ты взял, что я собираюсь встречаться со Сталиным?
— А как же, — было видно что он очень удивлен моей тупостью, — я тоже почитываю книжки про различных попаданцев. Жалко только что у нас в Германии таких книг днем с огнем не купишь! А у европейских авторов жанр альтернативной истории не в чести. А у читателей не пользуется популярностью.
— Почему это? — Пришел мой черед удивляться.
— Почему? Почему? Покочену! Я ведь уже не раз тебе рассказывал как люди на западе живут. Их все устраивает! И менять они ничего не собираются! А альтернативная история — это значит другая. А другой жизни они на хотят. Они же там уверены что прошлую войну выиграли американцы. И вообще эта война шла между Англией и Германией за колониальные владения. Шла с переменным успехом пока не вмешалось США. Тогда то и отвернулось военная удача от Германии. И ее поражение было предрешено!
— А Советский Союз? — Я все еще не догонял смысла сказанного.
— Какой Советский Союз? Ты о чем? — По его саркастической улыбке я понял, что он просто-напросто прикалывается. — Ах да! Советский Союз! Был такой союзник в ряду прочих, на вроде Австралии и Новой Зеландии. Но его влияние на боевые действия, а уж тем более на результаты войны были несущественными!
— Что за бред ты несешь? — Я уже не сдерживал своего раздражения.
— Я несу? — Он засмеялся. — Милай! Я тебе озвучил официальную версию изложенную в учебниках истории! А ты как думал? Это называется управление сознанием масс! И такие установки закладываются в школьном возрасте. А дальше уже бразды управления переходят в руки средств массовой информации. Ты забыл как просил меня достать тебе работу того философа, как там его…. Ааа! Впрочем не важно! А когда я тебе сказал сколько она стоит, то отказался?
— Ну! Помню! — Я действительно вспомнил, что как то пытался сдать кандидатский минимум в аспирантуре, для чего и понадобилась мне работа Карла Ясперса на языке автора. Но когда узнал, что небольшая книжица карманного формата с бумажной обложкой стоит 140 евро, то отказался.
— А ты думаешь почему серьезная литература на Западе такая дорогая? — Вопрос был чисто риторическим и ответа на него он не ждал, потому то сам и ответил. — Потому что она учит человека думать! А это опасно! Но и запретить ее официально нельзя. Демократия же! Свобода слова! А вот искусственно цену завысить — это запросто. Это же не государство ограничивает доступ, а издатель-коммерсант устанавливает цену исходя из выгоды. Вот развлекательное чтиво, наподобие Гарри Потера, а еще лучше комиксы — это да! Это дешево! А еще лучше не заморачиваться самостоятельным чтением, ведь есть зомбоящик. Который все тебе популярно объяснит, разжует и в рот положит. Тебе только останется проглотить!
— Вась! Какие ты страшные вещи говоришь! Это же деградация нации!
— Это жизнь, Никитос! — Вася устало махнул рукой, сворачивая разговор. Было видно, что и ему он неприятен. — Поэтому не может быть у них другой истории. Они и так — Победители! У них только один путешественник во времени — Янки! Тот самый, который при дворе короля Артура. Не прогрессор, а статист! А в русских книгах, которые я в сети находил, там везде, если герой попал на войну, то сразу прямиком к Сталину! Вот я и спрашиваю, когда мы к нему пойдем?
— Вась! Ты охолони немного. Притормози! Ты свою рожу в зеркало видел? — И тут же чтобы он ненароком не обиделся, добавил, — Это я к тому, что не с чем нам к нему пока идти. Мы в том мире — никто! И звать нас — никак! Вот сам рассуди? Вот что мы с тобой сделали такого, чтобы к нашему мнению прислушивались? Тем более такая знаковая историческая личность как Сталин! Кем мы перед ним предстанем? Прорицателями? Мессиями? Вольфами Мессингами? С какой стати ему нам верить?
— Ну! Эта… — он задумался, — надо сделать что-нибудь значительное!
— Воот! Речь не мальчика, но мужа! Этим то мы и займемся. — И я посвятил его в свой план локального изменения истории, на отдельно взятой территории.
После некоторого размышления он с ним согласился, правда высказал несколько, надо сказать довольно дельных замечаний. После чего мы пошли готовиться.
Так как с появлением еще одного, и надо сказать очень неплохого, бойца, возможности несколько расширились, но требовалось их еще усилить используя технические возможности. Поэтому, в первую очередь мы занялись Васиной экипировкой к предстоящему выходу.
Сначала надо было решить вопрос с его вооружением и тут же столкнулись с определенными проблемами. Выбор короткоствола отпал сам собой, потому что Васины сардельки, по недоразумению именуемые пальцами, элементарно не пролазили под спусковую скобу. А в тех моделях где этот фокус еще можно было провернуть, спусковой крючок блокировался напрочь. И не о какой стрельбе речи быть не могло. Винтовка отпадала по причине низкой скорострельности. Ввиду малочисленности нашей команды, которая из количества участников можно было смело считать тандемом, тактического преимущества перед численно преобладающем противником мы могли достичь только благодаря высокой скорострельности. Все имевшиеся у меня в наличии современное оружие покоилось в настоящий момент на дне речном, и в ближайшей перспективе было для нас недоступно. Из автоматического оружия оставались в основном пистолеты-пулеметы, как отечественного производства, так и трофейные. Те, которые я приволок с предыдущего выхода, еще к границе. Но Васек их забраковал в связи с недостаточной, на его взгляд надежностью. Шедевр советской оружейной промышленности под гордым наименованием ДП-27 (Пулемет Дегтярева), был отвергнут по причине неудобства. А вот немецкому пулемету MG-34 он обрадовался как ребенок. И долго что то изобретал и мудрил с лентами.
Для ближнего боя Вася решил ограничиться тульским двустволками двенадцатого калибра. Вооружившись ножовкой по металлу он быстро их привел в некое подобие траншейного ружья, правда с ограниченным количеством боезапаса на каждый ствол. Но при зрелом размышлении, даже в таком урезанном (от слова обрез) виде, на короткой дистанции это должно быть страшным оружием. Особенно если в качестве поражающих элементов использовать картечь. Сначала Вася хотел просто засунуть их за пояс, наподобие пиратских кремниевых пистолетов, но быстро убедившись в долговременности доставания сел строчить на машинке заплечные кобуры-чехлы. Когда он первый раз попался мне на глаза с торчащими из-за плеч рукоятками, я долго хохотал, сгибаясь от смех пополам и хлопал себя по ногам от избытка эмоций. Наконец успокоившись объяснил причину своего веселья:
— Вась! Ты не обижайся, но с этими штуками за спиной ты мне очень черепашку-ниндзю напоминаешь!
Васек сначала насупился от обиды, но потом передумал дуться и сказал:
— Ну и ладно! Пускай смешно — зато смертельно! Как говорили на Диком Западе: «Хорошо смеется тот, кто смеется последним!»
С выбором холодного оружия тоже возникли определенного рода заморочки. Перепробовав все имеющиеся у меня в наличии клинки, включая трофейные, Вася каждый раз брезгливо морщился и наконец выдал:
— Я с этими зубочистками в бой не пойду! Того и гляди сам порежешся!
После чего выудил из кучи шанцевого инструмента валяющегося в бункере, две малых пехотных лопаты, образца 1939 года, с квадратным лезвием, прихватил «болгарку» и пошел в гараж, где стоял точильный станок, мастырить привычное для себя, убойное холодное оружие советского десантника — лопата малая, пехотная, пятиугольная.
Решив вопрос с вооружением принялись за экипировку. Но вот опять засада, здесь тоже без проблем не обошлось. Сразу же вспомнилось нетленное:
Он разыскивал штаны Небывалой ширины. Купит с горем пополам, Повернётся к зеркалам — Вся портновская работа Разъезжается по швам!Хорошо еще что он изначально наведя справки и узнав, что его друг обретается в деревне, подготовился с расчетом возможности выезда на природу. Рыбалка, охота, просто пикник, как же без этого. Поэтому и сменную одежду выбирал из такого расчета. Что сейчас пришлось очень кстати. И хотя он мог достать и имел финансовую возможность приобрести ультрасовременный костюм, что рыбака, что охотника. Да даже любой комуфляж Бундесвера. Но в вопросах одежды Вася был жутко консервативен. Впрочем как и я. И предпочитал годами испытанный, привезенный еще из армии, стандартный маскхалат советского десантника. Тем более, что его, как и другую форму ему шили на заказ, ввиду отсутствия на складе подходящего размера. Поэтому никто даже и не возмутился, что все пошитое он забрал с собой. Все равно эти чехлы от бронетранспортера никому больше бы не подошли. А сейчас это было как раз в тему. Тем более, что двухцветная расцветка практически не претерпела изменения со времен войны. Впрочем как и многое другое. Поэтому в случае чего, в таком виде он может на той стороне портала и за своего сойти.
Гораздо сложнее было решить вопрос с броником. Ни один, из имеющихся у меня в наличии не хотел налезать на него категорически. Пришлось импровизировать и заниматься самопалом. Взяв за основу жилет рыбака самого большого размера и распотрошив один бронежилет пришили пластины изнутри. Все равно после переделки поля жилета не сходились и пришлось стягивать их шнуром по образу средневековых колетов. Или камзолов? Ну не знаток я европейской моды мушкетерских времен. Так же требовали правки и карманы, которые не подходили под стандартные оружейные принадлежности. Но эту проблему Вася решил очень просто, обмотавшись с головы до ног пулеметными лентами наподобие революционного матроса. На голову нацепил защитного цвета бандану, повязав ее на манер пиратской косынки. Завершали экипировку армейские говнодавы пятьдесят последнего размера. И вот наконец, калоритнейший образ громилы из преисподней завершился последними мазками тактической краски на лице.
Дааа! Смерть фашистским оккупантам! Зрелище получилось жуткое! Помесь терминатора с хищником! Одним только видом можно войну выиграть! Враг, завидев этого Кинг-Конга, будет бежать впереди собственного визга. До самого Берлина! Не останавливаясь!
— Ну что? — Я еще раз оглядел его со всех сторон выискивая недостатки но не найдя успокоился. — Готов?
— Усегда готов! — На манер папановского «усядем усе» прорычал Вася.
— Тогда попрыгали.
Без возражений, привычный ритуал разведчиков-диверсантов был выполнен и мы тронулись.
На удивление переход через портал прошел без каких либо эксцессов. То есть он на Васино присутствие никак не отреагировал. Причем совсем. То ли мое присутствие сказалось, то ли просто воспринял его за своего. Но факт остается фактом. Так что оказавшись на той стороне мы бодро потопали в нужную сторону. Я шел впереди. Вася топал сзади. След в след, как я его и предупреждал. Он слишком серьезно воспринял мой инструктаж о минировании подходов к порталу и организации ловушек, что всю дорогу держался позади и визуально пытался обнаружить мои «подарки». Как он потом сам признался ничего у него не получилось. Слишком основательно все было подготовлено и тщательно замаскировано. По ходу дела я ему показывал те из них, которые были в зоне видимости, но даже зная их точное местоположение и конфигурацию он с трудом мог что либо разглядеть. Наконец ему это надоело и он просто топал сзади, стараясь попадать мне след в след.
Нет, конечно, говоря топал, я несколько преувеличил. Потому что не смотря на свой значительный вес и рост, по лесу Вася ходить умел. Как бы еще и не получше меня. Давали о себе знать навыки сибиряка помноженные на десантную подготовку старшины разведроты. Опыт, тот самый, который приходит с годами, его как известно не пропьешь!
Отмахав таким образом половину пути мы устроили привал, совмещенный с перекусом. Пока методично работали челюстями я успел его сориентировать на местности и кратко обрисовать диспозицию. Узнав, что нашей целью является никто иной как сам Манштейн, тот самый который Эрих фон, самый эффективный антикризисный менеджер Вермахта, а пока мало кому известный командир 56-м моторизованным корпусом, он, после недолгого размышления согласился, что эта цель, в расчете на долгосрочную перспективу, по влиянию на историю более предпочтительна. Чем даже тот же Гудериан или Гот, не говоря уж о фон Боке и фон Леебе. Этих незадачливых военачальников и сам Гитлер отстранит от командования после первых же неудач на Восточном фронте. А вот на их место будет двигать молодых и перспективных. Самым опасным из которых и будет Манштейн. Так что в вопросе возможных изменений исторического процесса он был со мной солидарен. А вот идею улучшить свое материальное положение за счет трофеев резко раскритиковал.
— Вот я тебе Никита удивляюсь! — Он стал объяснять мне где именно я облажался. — Вот иногда ума-палата, а иногда наивный как ребенок! Вот скажи кому эти трофейные игрушки нужны?
— Как кому? — Я искренне удивился. — Антикварам там. Коллекционерам! Прочим любителям старины.
— Так их единицы! Этих антикваров с коллекционерами. Ну в крайнем случае десятки. А любители, как ты их называешь, ничего у тебя покупать не будут.
— Почему это? — Я действительно не догонял.
— Потому что ты плохо знаешь психологию среднестатистического немецкого бюргера! — Начал он мне объяснять очевидное. — Он очень бережливый и никогда в жизни лишнего переплачивать не будет. Сейчас на Западе на поток поставлено изготовление реплик. Причем очень хорошего качества. Не отличишь от оригинала. И если есть возможность приобрести что либо за меньшую цену, то бережливый немец ни за что ее не упустит.
— Так это немец, — попробовал я отстоять свою точку зрения.
— Ха! Ты думаешь французы или англичане в этом вопросе лучше? — Он покачал головой. — Неа! Они скряги и сквалыжники еще похлеще немцев! Да и пойми ты, европейцы в этом вопросе в корне отличаются от русских. У них нет привычки катеками меряться.
— Чем? Чем? Меряться, — мне показалось что я не расслышал.
— Ууу! Темнота! — Вася снисходительно улыбнулся. — Катек! У папуасов в Новой Гвинее так насадка на член называется. У кого она больше — тот и Вождь!
— Аааа! Слышал про такое! Только сразу не понял!
— Так вот, в Европе выставлять на показ свое богатство считается неприличным. — Продолжал он менторским тоном. — А раз нельзя, то зачем платить больше? Тем более, что ты здесь в качестве трофеев возьмешь? Мелочевку? На ней не заработаешь! Оружие? На таможне проблемы будут. А здесь, в России, толкать — это статья! Неее! Не вариант!
— А что ты предлагаешь?
— Учи классику! — Он засмеялся.
— Да погоди ты ржать! — Я даже немного обиделся. — Говори толком.
— Я и говорю! Только ты не слышишь! — Он назидательно задрал палец вверх. — Что говорил по этому поводу великий комбинатор?
— Тот самый, который Остап-Сулейман-Берта-Мария-Бендер-бей?
— Именно!
— Если в мире ходят денежные знаки, значит должны быть люди у которых их много!
— Правильно! Возьми с полки пирожок!
— Да хорош Ваньку валять! — Я уже начал психовать. — Дело говори!
— Я и говорю дело, только ты не слушаешь, а все пытаешься бежать впереди паровоза. Все! Шучу! Шучу! — Он уже понял что перегнул. — Если притянуть идею к нашему вопросу, то нужно знать не только таких людей, но и за что они их, заметь, ДОБРОВОЛЬНО, отдадут.
— И за что? — Мне стало интересно.
— А это опять голая психология. Немецкий бюргер существо не только бережливое до скаредности, но еще и жутко сентиментальное. У них очень трепетное отношение к своим корням. Ты бы видел с каким пиететом они относятся к семейным реликвиям. Какая-нибудь пожелтевшая фотокарточка любовно вешается в дорогую рамку и с благоговением демонстрируется гостям.
— И к чему ты это все мне рассказываешь?
— Чудик! У тебя дома, в рюкзаке, целое состояние! А ты не знаешь где деньги взять на свои прожекты.
— Документы что ли? — Наконец-то я понял о чем речь. — Толку с них! Им грош цена — пучок — в базарный день. Я уже интересовался.
— Правильно! Это если просто так продавать. Как антиквариат. А если родственникам, да как семейную реликвию, то цена зависит от состояния покупателя. То есть столько, сколько запросишь!
— А как узнать его состояние? Да и родственников еще найти надо. А это труд и не малый.
— Верно! Нужно иметь доступ к базе данных!
— А он у тебя есть?
— У меня нет, — он простодушно развел руками, — а вот моя жена работает в налоговом департаменте министерства финансов. Кстати с налоговым инспектором добропорядочный законопослушный немец, более откровенен чем с собственным психоаналитиком. Так что при правильном подходе это Клондайк! Эльдорадо! Вот погоди, вернемся, позвоню жене и все устрою.
— Не кажи гоп! — Попытался я сбить его настрой. — Пока не понял во что прыгнул!
На этой радужной ноте мы закончили разговор, а заодно и привал. И стали собираться.
Весь мой замысел операции по ликвидации Манштейна базировался на после знании. А что? Нечего было мемуары писать оправдывая свои действия в неудавшейся войне, которые, и в том числе, наряду со многими и привели Германию к катастрофе. Еще и название придумал такое пафосное — Утерянные победы! Как будто бы шел, шел… и потерял! Единственное что напрягало, это возможность появления некоторых расхождений истории возникших из-за моего собственного вмешательства в ее ход. Но я не думаю, что за столь короткий срок они станут на столько кардинальными. Но здесь наиболее важным моментом была даже не историческая, а географическая привязка к местности. Как описывал сам Манштейн уже на пятый день войны его корпус, вместе со своим командиром, разумеется, уже достиг рубежа Западной Двины и занял город Двинск (Даугавпилс).
Даже с учетом того, что благодаря моему вмешательству советские войска к этому времени были уже полностью выведены с недружественной территории Литвы и передислоцированы за линию Сталина, вряд ли у него получится пройти это расстояние быстрее. Конечно, такие высокие темпы наступления были обусловлены слабым сопротивлением противника на направлении главного удара корпуса и не готовностью советского командования к немецкой тактике танковых клиньев. Но и выше он быть просто не мог, по причине того, что более высокого темпа не выдержала бы даже хваленная немецкая техника. Да и уставам это бы противоречило. А немцы, как известно, были большим педантами в этих вопросах. Кстати, в сети я так и не нашел ни одного Устава Вермахта переведенного на русский язык. Есть только ссылки на архивные материалы и все. Кое где попадаются оригинальные версии, но продаются по запредельным ценам как антиквариат. Поэтому узнать точно какова была дальность суточного перехода танковой колонны не получилась, но при внимательном изучении журналов боевых действий некоторых танковых дивизий можно предположить, что вряд ли больше 150 километров. Потому что в отчетах немецкого командования фигурируют цифры — 136 км, 125 км, 112 км. Это реальные расстояния пройденные реальными соединениями в прошлой войне. Кстати сам Манштейн утверждает, что от границы до Двинска, а это не много не мало 300 километров, его части прошли за 4 дня и 5 часов. То есть примерно, в среднем по 70–80 верст в день. Он прямо на это указывает говоря, что глубина первого дня наступления была определена в 80 км. Исходя из этого можно было предположить, что дальность суточного перехода танковой колонны никак не должна быть больше 100–150 километров. По хорошим дорогам, разумеется!
Таким образом со скоростью движения определились! Теперь необходимо определиться с направлением. По словам самого полководца-неудачника, согласно первоначального замысла, закрепленного в том числе и в пресловутом плане Барбаросса, основной целью наступления являлся разумеется Ленинград. Поэтому предписывалось двигаться к нему по кратчайшему направлению. То есть через Псков и Новгород. Но в действительности пришлось вносить коррективы в связи с изменением обстановки. Так изначальный маршрут из Двинска на Псков, через Резекне и Остров, был изменен, в связи с имеющей место угроз флангового удара противника из района Великих Лук. Поэтому согласно приказа командования 56 моторизованный корпус был вынужден повернуть резко на восток на Себеж — Опочка. Приказ, есть приказ! И все соединения корпуса дружно выполнили команду напра-ВО! И бодро потопали в новом направлении. Как нельзя более соответствующее девизу всего Вермахта — Drang nach Osten! Натиск на Восток! И все бы ничего, да вот незадача, прямых дорог от Резекне на восток отродясь не было. От слова совсем! Сплошные леса и болота.
Поэтому вместо того, чтобы наступать так как предписано уставом, несколькими колоннами, дивизиям пришлось вытянуться в одну. Причем 3-я моторизованная так и не смогла пробиться и ее пришлось передать соседнему, 41-му моторизованному корпусу. Получив взамен из резерва 4-й танковой группы танковую дивизию СС — «Totenkopf», «Мёртвая голова». Которая находясь в более выгодных дорожных условиях вырвалась вперед и атаковала укрепления советских войск в районе Себежа. Главная же ударная сила корпуса — 8-я танковая дивизия вынуждена была корячится по единственной найденной ею гати, которая, к тому же, была забита брошенной техникой отступавших войск Красной Армии, прежде чем смогла выйти на нормальную дорогу.
В связи со своевременным отводом наших войск на оборонительные позиции старой границы таких заторов, в этой исторической реальности, конечно же быть не должно, но в связи с особенностью конфигурации самой границы и линии обороны за ней, которые как бы нависали над правым флангом немцев, другого выхода у них не было. Впрочем как и другого пути.
По признанию самого Манштейна, он несколько недолюбливал Теодора Айке, командира 3-ей танковой дивизии СС, более известной как «Мертвая голова», правда отдавая должное его личной храбрости, а также мужеству и стойкости его танкистов. Видимо здесь сыграла свою роль вечная антипатия представителей исконно-аристократического германского генералитета, воспитанных на традициях прусской военной школы к различного рода выскочкам не имеющим ни военного образования, ни выучки, ни опыта. А как еще должен был относится сын потомственного прусского офицера, генерала, племянник самого фельдмаршала Гиндербурга, к сыну простого железнодорожника? Который закончив Великую войну всего лишь унтер-офицером, смог сделать карьеру только в СС. Где больше военного образования и опыта ценились фанатичная преданность идеологии нацизма и личные качества. Вернее отсутствие таковых. Не даром взлет карьеры Айке начался с должности коменданта печально известного лагеря Дахау. Который в короткие сроки он превратил в образцовый концентрационный лагерь с исключительно дисциплинированной охраной с одной стороны и невыносимыми условиями содержания заключённых с другой. Кроме того при нем Дахау стал экономически эффективным предприятием. Это настолько поразило Гиммлера, что в дальнейшем концентрационные лагеря создавались по образу и подобию Дахау.
Разумеется, что такое соседство мало импонировало истому прусскому служаке и он предпочитал, при малейшей возможности, быть поближе к штабу другой, 8-ой танковой дивизии, с более близким по духу, генералом танковых войск Эрихом Бранденбергером. Именно его дивизия в данный момент должна была медленно, но уверенно ползти по болоту в районе современной российско-литовской границы. А так как мемуары Манштейна мной были тщательно проштудированы еще в прошлом году, когда я только-только обнаружил портал и раздумывал как лучше его использовать, то осенью излазил там все. Как в нашем времени, пешем по машинному, так и в том, изображая брюхоногое животное, медленно ползающее по псковским болотам. И действительно нашел ту саму гать. В наше время, благодаря заслугам местных мелиораторов от нее практически не осталось следов. А вот там она сохранилась практически в первозданном виде. То есть представляла собой, как впрочем и повсеместно, не дорогу а направление. Местами еще сохранившийся, а большей частью сгнивший бревенчатый настил, тянущийся через топи, с редкими вкраплениями сухих островков. Исходив и исползав место будущей акции вдоль и поперек я, в конечном счете, убедился, что мест для организации нападения на колонну в целом или на какую-нибудь отдельную ее часть до фига и больше. То есть с организацией нападения проблем нет! Проблема только с отходом. Вот таких мест было не очень много. Тем более стрельба по движущейся мишени дело малоперспективное. Причем не факт, что объект будет перемещаться по болоту на своих двоих или даже в открытой машине. Скорее уж с точностью наоборот. Чтобы случайно не запачкаться залезет в самую проходимую и соответственно, закрытую технику. Скорее всего в бронетранспортер. И пойди попробуй выковыряй его оттуда. Да еще и определи сходу, что он именно в той машине, а не в этой. Так что стрельба по колонне отпадает. Хотя достать любого сквозь броню имея в наличии такую зачетную ковырялку, как «Rucni Top», калибром аж целых 20-мм и бронебойные снаряды к ней, не проблема. Но все равно не вариант!
Манштейна, как и матерого кабана желательно брать на лежках. Поэтому и была у меня основная задача такую лежку вычислить. Прочесав не один гектар лесного массива вперемешку с болотами я такое место все ж таки нашел. Вернее вычислил! Поросший корабельными соснами невысокий холмик, отделенный от болота небольшой речкой, которая это болото питало. Вернее просто растворялась среди заболоченной равнины. Но именно в районе холма ее очертания были ярко выражены. Обрамленные по берегам кустарником и ивами, в сочетании с сосновым бором создавали просто идеальное место для пикника. Ну или для бивуака! Кому как нравится. Но тут то, как раз, должно иметь место второе. Поскольку бивак, или бивуак, это и есть пикничек, но с ярко выраженным милитаристским уклоном. То есть воинская стоянка. А стоянка штаба корпуса это вам не просто обыкновенный солдатский привал, на лапник лег, шинелкой или плащ-накидкой укрылся и спи-отдыхай. Господа офицера, тем более по-европейски цивилизованные, они как известно предпочитают комфорт. Даже в полевых условиях.
Как признавался сам фон Левински, они не задерживали себя долго поисками мест расквартирования. Во Франции на каждом шагу стояли большие и маленькие замки, где они и располагались. На востоке же такая роскошь отсутствовала как класс. А маленькие деревянные дома его не прельщали. Тем более, что он жаловался на присутствие так называемых «домашних зверьков», которые не давали спать. Кого уж он имел ввиду? Непонятно. Разве что безобидных отечественных клопов да тараканов. Тогда не удивительно. Если на их исконную, русскую территорию вторгается вшивый европеец, везя на себе полчища иноземных захватчиков, то вся домашняя «живность», как один вставала для отпора агрессору. Вот эти то баталии, устраиваемые на его изнеженном теле, видно и не давали спать полководцу. Поэтому то его штаб жил почти всегда в палатках и в двух штабных автобусах, которые вместе с немногими легковыми автомашинами, радиостанцией и телефонной станцией одновременно служили и транспортом для технического персонала штаба.
Сам Манштейн делил свою «маленькую» палатку, а может и не только палатку, со своим адъютантом. А вот далее самое интересное! «Мы ВСЕГДА, — пишет он, — разбивали свой маленький палаточный лагерь в лесу или кустарнике недалеко от главной дороги, если возможно — около озера или реки, с тем чтобы после возвращения из наших поездок, все в грязи и пыли, а также при утреннем подъеме выкупаться в воде».
Ключевые слова здесь: в лесу, недалеко от главной дороги и около озера. Такое сочетание в ближайшей округе только одно. Вот этот холмик у ручья. И как пить дать, разместятся они именно здесь. Не захотят в болоте ночевать! Да и дальше не полезут. Предпочтут отдохнуть после такого перехода. Тем более, что по гати им шлепать аккурат сутки, если всем кагалом да с привлечением инженерных средств. Под вечер точно дальше наобум не полезут. Будут ждать результатов разведки. А какая разведка ночью? Вот то-то и оно.
Так что с местом лежки главного кабана я определился с вероятностью процентов девяносто. Оставив десяток на всякие непредвиденные обстоятельства. И смог должным образом подготовиться. И пригорочек пристрелять и пути отхода обозначить. И еще одно. Дальше от болота, дорога взбиралась на возвышенность, которая, судя по всему являлась вдобавок еще и водоразделом. Чтобы дорога была проходимой для техники кто-то пропахал через нее бульдозером. Поэтому на протяжении метров двести едущие по ней попадали как бы в тоннель. Правда без потолка, но зато с отвесными бортами высотой метра три, а кое где и четыре. Идеальное место что бы создать небольшую такую пробочку. Когда основные силы дивизии пройдут.
Изначально я думал просто и без затей, взорвать весь этот тоннель к едрене-фене, на сколько взрывчатки хватит. Но с появлением в моем отряде еще одной штатной единицы, слегка подкорректировал планы. Дело в том, что Вася, имея выдающиеся, во всех смыслах, физические способности, в условиях сельской местности толком реализовать сои возможности не мог. В виду слабой материально-технической спортивной базы. Даже завалященькой штанги в школьном спортзале не было. Не говоря уж о гантелях и прочем спортинвентаре. Но это не беда. Для личных тренировок, как я уже рассказывал, у него бык был. Но вот незадача, с этим спортивным снарядом он не мог выступить не на одних соревнованиях. Ну нет такого состязания в спорте, как поднимание бычка! Даже трехгодовалого! А единственную пудовую гирю, которую местные силачи тягали на масленицу, подкидывал как мячик до тех пор, пока судья не сбивался со счета. В силовых единоборствах он тоже показать себя не мог, ввиду отсутствия достойных противников. Да что уж! Говоря откровенно и желанием то особо никто не горел!
Но вот один спортивный снаряд в самом дальнем загашнике спортзала все ж таки завалялся. В простой деревенской школе оказался самый настоящий спортивный молот. Какими неведомыми путями он там очутился никто не знал, но факт остается фактом. И вот он то и стал любимой Васиной игрушкой. Пускай не легендарный молот Тора, но для сельской местности и семи килограммовое ядро на тросике, этакая вундервафля. Но и здесь с рекордами не срослось. Нет! Мировой рекорд, в 86 метров 76 сантиметров, установленный в 1986 году советским же спортсменом Юрием Седых, Вася побил в том же 86-м, в возрасте 16 лет. И пускай он играючи кидал его на добрую сотню метров, но на мировой уровень так и не вышел. По банальной причине! Отсутствие школы! Соревнований на районном и даже областном уровне по этому виду спорта в те годы не проводились. А на республиканские его не взяли из-за отсутствия тренера и имеющихся в наличии официальных, зарегистрированных, результатов.
Вася немного обиделся на такое пренебрежительное отношение к нему со стороны спортивных чиновников, но занятия свои не забросил. Только уже не стремился улучшить свой результат, а стал оттачивать мастерство. Метая уже не на дальность, а на точность. Результатом таких тренировок стало то, что он уверенно попадал в любую мишень, размером 2х2 метра, на дальности до ста метров. Вот это то его умение я и решил использовать на полную катушку.
На место мы прибыли уже затемно и по многочисленным огням на берегу болота я понял, что успели во время. Не опоздали! И есть еще целая ночь впереди, чтобы ознакомить своего напарника с местности и теми сюрпризами, которые были устроены мной заблаговременно. На наше счастье, от расположения гитлеровцев до водораздела было больше километра. А на такое расстояние, особенно ночью, никто в здравом уме боевое охранение выставлять не будет. Потому что оно, это самое охранение, должно иметь определенный контакт с основными силами. А на такой дальности это сделать проблематично. В противном случае можно просто-напросто лишиться этого самого охранения за здорово живешь. Этот факт позволил без помех облазить там все, чтобы проверить готовность фугасов, проводку, установить радиовзрыватели, потому что при дневном свете колобродить в округе с подрывной машинкой будет проблематично. Само устройство для подрыва передал Васе с подробным объяснением, что и как. То есть, что такое хорошо! И как сделать так чтобы у противника было все плохо! Еще раз обговорили порядок наших совместных действий, уделив особое внимание путям отхода. Просто так, за понюх табаку, помирать бы не хотелось. Как говорится: «Есть у нас еще дома дела!»
Первоначально я планировать устроить фрицам Фермопилы, в современной версии, но недостаток взрывчатки сильно ограничивал мои возможности. Куцые какие то Фермопилы получались. Из имеющегося в наличии взрывчатого материала можно было максимум смастрячить четыре, ну от силы пять фугасов. Можно было конечно слепить и больше, но это бы получилось уже как в мультике «Жадный богач». Не будем уподобляться этому жадюге, помня что; «Больших семь шапок из овцы не выкроить никак»! А маленькие фугасики мастрячить, это все равно что из пушки по воробьям палить. Малоэффективно! Малый заряд пользу может принести только если воткнуть его в нужное место. И таких мест у немецкого танка, первоначального периода войны великое множество. Ходовая часть, моторное отделение, вооружение. Конечно же самым лучшим вариантом было бы прилепить его на боеукладку, но к большому сожалению находится она унутри и добраться до нее проблематично. Ходовую разлохматить не проблема даже одной тротиловой шашкой, но для этого ее нужно пихнуть аккурат между катками. А такой фокус возможен только на расстоянии вытянутой руки. И желательно чтобы при этом сам объект находился в состоянии покоя. То есть стоял! Под бегущую гусеницу сувать посторонние предметы смерти подобно. Извините, но дураков немае! Поймать на фугас с дистанционным подрывом, уверенно можно только первую машину, ну или любую на выбор в колонне. Остальное зависит от дистанции между ними. А вот тут не угадаешь. А рванет чуть дальше и если заряд маломощный, то толку не будет. Да и в любом случае, ремонтные мощности третьего рейха были на высоте и введение в строй любой машины имеющей только повреждение ходовой части это лишь вопрос времени. Остается моторная часть, то бишь двигатель. Вот тут то и могут пригодиться Васины навыки.
Разобрав два фугаса, мы из брикетов тротила скрутили новые конструкции отдаленно напоминающие охотничье метательное оружие южноамериканских индейцев, под названием бола, или болас, Только вместо 3–4 камней у нас в наличии присутствовала одна связка из тротиловых брусков. Принцип действия такой же как у спортивного молота. Раскручиваешь и кидаешь. Вес головной части вышел небольшим, всего около двух кило, но при небольшой дальности это не критично, а для двигателя, если кинуть прямо на моторный отсек — смертельно. Поэтому основным являлось не дальность, а точность. И чтобы связка не от рикошетировала от металла, то для надежности густо измазали ее солидолом, прихваченным из дому. Получилось дешево, надежно и практично! Во всяком случае Васек меня заверил, что эта задача ему по плечу. А если учитывать, что бросать он будет сверху, то шансы действительно были велики. Противопоставить ему вражеские танкисты ничего не смогут. Ну не были еще в ходу башенные пулеметы и перед атакой сверху танк был беззащитен. Поэтому, будем надеяться, что у него все получится.
Утро началось предсказуемо. Солнышко поднималось из-за горизонта, своими первыми робкими лучиками пробуждая природу к жизни. Вместе с природой стал просыпаться и вражеский лагерь. Тут и там раздавались звуки, столь характерные для большого скопища людей, чувствующих себя на войне как на пикнике. На естественный пересвист пернатых обитателей лесов и лугов, глуховатое, спросонья, кукование кукушки, квакание болотных обитателей, ретушью накладывались другие, чужеродные, полутона. Плеск умывающихся фрицев, вяло переругивающихся друг с другом, стук топора кухонных работников, крики фельдфебелей, придающих ускорение нерадивым подчиненным, лошадиное ржание и скрип телег, звон металла и, как завершающий аккорд, перекрывающий всю эту какофонию, рев заводимых моторов и лязг гусеничных траков.
Выплывающая из утреннего тумана картина еще больше подтвердила мое предположение, что перед нами не просто воинский стан, а нечто штабное. Уж больно много машин оснащенных радиостанциями сгрудилось вокруг приметного холмика, вершина которого была сплошь уставлена палатками, вперемешку с легковым транспортом. Весь луг был заставлен разнокалиберной техникой различного назначения. Кроме десятка не особо тяжелых танков, судя по виду в основном легкие пушечные Pz.Kpfw. II и пару-тройку пулеметных Pz.Kpfw.I, здесь также присутствовали бронетранспортеры, мотоциклы, автобусы и множество других авто, как явно грузового, так и специфического вида. О назначении некоторых из них, не имея достаточных знаний оставалось только догадываться. Но все ж таки из всего этого многообразия меня больше всего интересовала та техника, что стояла ближе всего к палаткам. Ее избыточное количество явно не вписывалось в картину описываемую самим Манштейном, что весь его штаб умещался в двух автобусах и нескольких легковых автомобилях. Также упоминалось о наличии радиостанции и передвижной телефонной станции. Но здесь техники гораздо больше, и намного. Значит все таки штаб корпуса ночевал в расположении штаба танковой дивизии.
А танковая дивизия Вермахта это не просто армада жестяных коробочек, это ударное соединение. Мне, привыкшему к принятой в Советской армии триединой системе, когда три танка — взвод, три взвода — рота, три роты — батальон, в полку — три танковых батальона. Соответственно, в танковой дивизии, при таком подходе должно быть 3 танковых полка. Ну и разумеется еще фуева туча различных подразделений. Организационно-штатная структура со временем менялась и, говоря современным языком, оптимизировалась. С незначительными вариациями. Так если танковый полк входил в состав танковой дивизии, то во взводах было по три танка, а если принадлежал мотострелковой дивизии, то четыре. Кстати, на момент начала Великой Отечественной войны танковая рота включала в свой состав 16 средних и 5 легких танков или 13 тяжелых и опять же 5 легких. Таким образом количество танков в роте варьировалось от 21 до 18. А в батальоне было 2 роты средних танков и одна рота тяжелых. Всего в танковом батальоне образца 41-го год вместе со штабом было 13 тяжелых танков, 34 средних и 20 легких. Итого 67 единиц. Для сравнения в современном танковом батальоне всего 31 машина. Правда и полк был всего двухбатальонного состава, но правда имелся резерв 12 машин (2 тяжелых, 6 средних и 4 легких, плюс танки штаба батальона в количестве 7 штук (2 средних и 5 легких). Итого танковый полк РККА насчитывал 153 машины различного класса. Но это не является истинной в последней инстанции. Потому что накануне войны в организации танковых подразделений, частей и особенно соединений сам черт мог ногу сломать. Настолько они были разными и зависели от множества факторов. Укомплектованности личным составом, оснащенности техникой новых или старых модификаций, от принадлежности к тому или иному военному округу и множества других. Как в этом всем разбирался начальник Главного автобронетанкового управления (ГАБТУ) РККА генерал-лейтенант Федоренко, Яков Николаевич, уму не постижимо!
Правда, если не грешить против истины, то у немцев дела в этом вопросе обстояли не лучше. Нет, сама организация была на высоте, но вот оснащение… Из-за недостаточности промышленных мощностей по производству бронетанковой техники Германия изымала их излишки у покоренных стран и ставила в строй. Чешские, польские, французские, трофейные английские, а позже и советские. Немцы не брезговали ничем! Но предпочтение все таки отдавали чешским Pz.35(t), Pz.38(t), а также легендарной тридцатьчетверке. Остальные трофеи в основном использовались на второстепенных участках фронта и в тыловых частях. Для охраны коммуникаций и борьбы с партизанами.
И со штатной структурой были определенные проблемы. С 1939 по 1940 годы танковая дивизия Вермахта состояла из двух бригад: танковой состоящей из двух танковых полков и пехотной в составе двух моторизованных стрелковых полков (включая один мотопехотный батальон на бронетранспортёрах SdKfz 251). Опыт Польской и Французской кампаний показал, что танковые дивизии сформированные из бригад являются слишком громоздкими и неудобными в ходе тактического применения, в результате чего управления танковых и пехотных бригад расформировали, а количество танковых полков в дивизиях сократили с двух до одного. Основной ударной силой дивизии был танковый полк. Сокращение управлений бригад и количества танковых полков в дивизии позволили до вторжения в СССР выполнить личный приказ Гитлера по увеличению в двое количество дивизий, без общего увеличения количества танков.
Но это были действительно ударные соединения, поскольку даже в такой, кастрированной, дивизии насчитывалось около двухсот танков разных типов. При повсеместной поддержке артиллерии и пехоты. Насыщенность артиллерией было просто запредельным, поскольку на 200 танков приходилось 180 орудий и минометов. А применять их гитлеровцы умели. В тактике действий танковых частей Вермахта понятие встречный бой, когда танки дерутся с танками, отсутствовало как класс. С танками должна сражаться артиллерия, а подвижные части вводится в прорыв. Именно поэтому потерпели неудачу контрудары наших танковых корпусов в первые дни войны. Их просто-напросто выбивали на дальней дистанции с помощью пушек и самолетов, а потом уже добивали остатки.
Вот что мне особенно нравится в организации Вермахта, так это предсказуемость. Не шагу от Устава! Ordnung превыше всего! Вот и сейчас разворошенный человеческий муравейник из хаотичного движения выстраивает образцовую походную колонну. Вот группа байкеров на мацациклах рванула вперед как наскипидаренная. Ну понятно, это дальняя разведка, или если быть по военному точным головной дозор. Отрыв от основных сил 2–3 километра. Чтобы заблаговременно обнаружить и предупредить если что. Если, конечно, противник будет ей самой не по зубам! А так они и сами могли решать задачки незначительной сложности. На вскидку 15 мотоциклов и только два из них без колясок. Хотя пулеметами оснащены всего лишь половина, но и семь штук это довольно таки большая огневая мощь по нынешним временам.
Следом попылили грзовики, под завязку забитые пехотой. Не сами по себе, а как водится в сопровождении бронетранспортеров и все тех же вездесущих мотоциклистов. У немцем просто тяга какая-то была к использованию именно смешанных колонн. Чтобы и солдатики ножки не били на марше. Все правильно, а то вдруг война, а они уставшие. И броня в наличии, чтобы в случае чего прикрыться ею. И подвижные группы для разведки и охранения. А так как кавалерия в век технического прогресса постепенно уходит на задний план, но ее с успехом заменяют те самые милитаризованные байкеры и рокеры. Нет, конечно и лошадкам на войне место нашлось. Но все больше в тыловых частях и в обозе. А вот кадрированных кавалерийских частей у Вермахта практически и не осталось. Были конечно кавалерийские дивизии у союзничков, румынской и венгерской армии, а вот в самом Вермахте, к началу войны насчитывалась только одна, она же единственная конная дивизия, которая хорошо себя показала в условиях русского бездорожья. И воевала кстати здесь недалеко. В Полесье, на стыке Западной Украины и Белоруссии. Но, делавшее ставку на моторизованные части немецкое командование не оценило их успехи должным образом и отправила соединение нести службу во Франции. Хотя однажды они чуть-чуть не захватили самого Сталина, который, вопреки расхожему мнению, неоднократно выезжал на фронт. Вот там то, в ноябре 41-го, у поселка Скирманово его кортеж и застрял на снежной целине. И только своевременное появление танкистов из бригады генерала Катукова, позволило избежать трагедии. Уже раскатавшие губу при виде легкой добычи фашистские конники из состава 1-й кавалерийской бригады СС не рискнули связываться с танками и только пассивно наблюдали издали за эвакуацией легковушек. Знали бы фрицы, кого они упустили!
Позже, когда стали возникать проблемы с нехваткой техники кончно же спохватились, но поезд уже ушел. Сформировать кавалерийскую часть, это не за угол сходить, не пехотную дивизию организовать. Здесь помимо всего прочего и кони нужны, и фураж для них, а самое главное подготовленные люди. А вот с последними у немцев был определенный напряг. Поскольку просвященным европейцам, тяготеющим к технике уже было зазорно по старинке на лошадях воевать. Они самолеты и танки предпочитали, бронетранспортеры и мотоциклы, на крайний случай даже велосипедами не брезговали. А вот лошадок то избегали. Нет, конечно на оккупированных территориях нашлись желающие повоевать против сталинского режима. И с лошадьми были знакомы не понаслышке. Из тех же обиженных расказачиванием, активно проводившимся в южных районах страны Донских, Кубанских и Терских казаков было созданно аж 6-ть конных казачьих полков. Из калмыков 25 кавалерийских эскадронов. Еще сюда и милицейские конные подразделения сформированные из крымских татар можно было отнести. Правда Гитлер не особо доверял «славянским унтерменшам» и потому на фронте такие части практически не использовались, а только в борьбе с партизанами и охране тыла. Хотя, в 1943 году, при наступлении Красной Армии в тех районах они немало крови нашим частям попортили.
Но чтобы подобный сценарий повторился и в этой реальности гитлеровцам сначала до тех районов дойти надо. Чтобы сформировать пятую колонну. А я надеюсь, что с моим вмешательством и Божьей помощью все здесь пойдет по другому.
К чему это мне так кавалеристы то вспомнились? А к тому, что если бы здесь было бы хоть одно их подразделение, то не составило бы большого труда, из их числа, организовать пару-тройку боковых дозоров. И вот тогда то было бы нам довольно кисло. А так, на этих байках по лесу, да еще на косогоре особо и не погарцуешь. Не лошадь чай! Поэтому в активе у них только головной дозор, ну и как водится тыловая походная застава. Но мы с тыла нападать не собираемся. А вот с непрекрытого фланга танковую колонну прищучить? Это самый цимес!
— О! А вот и оно! Дерево!
В смысле двинулись вперед и танки. Опять же заведенным порядком. Впереди мотоциклисты и позади опять же они. В середине колонны затесалась в одиночестве «троечка» она же, в девичестве Pz.III Ausf H. 2 ТД., причем в штабном исполнений. Об этом ясно говорило не столько наличие командирской башенки позволяющей вести круговое наблюдение за полем боя, большинство немецких танков имели такие, сколько изобилие на корпусе и башне различного рода антенн. Которых было до неприличия много. И спереди и сзади, и даже сбоку. Из верхнего люка торчал танкист, как чертик из табакерки, навроде того, которого Семен Семенович Горбунков подарил управдомше. Поверх традиционной пилотке, а не итальянского танкистского шлема, в который так любят одевать немецких танкистов наши киношники, имелись в наличии наушники. Точно такие же были и у другого чертика, торчавшего уже из бокового люка. Этот больше напоминал бабушку-веселушку из заставки передачи «В гостях у сказки». Ту самую которая все ставеньки приоткрываля и закрывала. Этот персонаж ассоциировался именно со ставнями. Которые у танка вообщето именуются бронешторами, но очень уж ставни напоминают. Во всем остальном картина ничем не оличалась от стереотипов вложенных в голову продукцией советской киноиндустрии. Хотя в той «ляпов» было хоть отбавляй. Меня всегда интересовал вопрос за что получал деньги тот дяденька, чаще всего в генеральском звании, который в титрах именовался военным консультантом? За подпись на сценарии?
Нежелание объекта вылезать из теплой норки давало мне возможность без помех обозревать окрестности и оценивать обстановку. Прикидывать, как говорится…. к носу! За то что меня могут обнаружить я нисколько не переживал. Схрон, ничем не уступающий укрытием «лесных братьев» был подготовлен давно. И за прошедшее время еще больше слился с ландшафтом, ничем не отличаясь от других болотных кочек и кустиков. Даже если пройти всего метре, то и то вряд ли что увидишь. Но по болоту особо и не побегаешь! А между мной и противником была хорошего такого размера лужайка, сплошь покрытая мхом. Если не знать что под веселенькой травкой таится топь непролазная, то сроду не догадаешься. Так что если кто желает напрямки — добро пожаловать! Но и там дураков нет. Прямо не полезут. А в обход идти, это крюк километра на три. Не меньше. По прямой то, всего метров восемьсот. Как раз дистанция для уверенной стрельбы из моего карамультука. Да и все на холмике, сейчас заставленном штабными палатками, пристрелянно именно с этого места, причем неоднократно и в разных погодных условиях. А также условиях плохой видимости: ночью, в сумерках, в туман. Так что остается только ждать. А Дед Мороз все не идет.
Что ему там? Медом намазано? Или адъютантик, тот самый обер-лейтенант Шпехг. Которого сам «папочка» Манштейн называл «Пепо». По его собственному признанию, «за его небольшую тонкую фигуру, свежесть и беззаботность». Что то уж очень много внимания уделяется личности простого адъютанта в мемуарах «прославленного» военначальника. Что то я не помню такого у наших полководцев. Ни у Жукова, ни у Рокоссовского, нет описаний внешностей своих подчиненных. Отдельные характеристики личностей с которыми они имели дело, да есть. А слащавых описаний внешности адъютантиков — нет! А тут такие дифирамбы с панагериками. Хотя учитывая сровый быт подготовки прусского офицерства, казарменная жизнь, отсутствие слабого пола… Ходили слухи, что некоторые из них отдавали предпочтение в своих симпатиях своим, скажем так «однополчанам». Не даром сам Манштейн делает упор на то, с каким удовольствием он выполнял «Желания» своего адъютанта. Именно так, с большой буквы! Что это? Описка? А как там у дедушки Фрейда? Вот то-то и оно.
Сколько же аго еще ждать! Влить уже надо отсюда! Солнце уже высоко!
— «Большей частью я выезжал рано утром…» Тьфу! Трепло! Как любят некогда большие начальники превозносить себя даже в мелочах. Ну ничего, не в наших правилах ждать милости от природы! Взять их у нее — вот наша задача! Прав был дедушка Мичурин. Сто раз прав!
Так что, побудем и мы юными мичуринцами. Не теми которые хером, груши околачивают, а те которые условия создают. И, соответственно — моментом пользуются. Сейчас уже! Скоро! Хвост танковой колонны скрывается за поворотом. Значит голова скоро будет в точке рандеву. То есть месте встречи первой машины с основным фугасом.
Сейчас! Сейчас! Сейчас прольется чья то кровь! Есть!
Хренак!!!
Даже на таком расстоянии грохот взрыва был довольно внушительным. Похоже взрывчатки все ж таки переложили! Ну не саперы мы! Не саперы! Так — любители! В смысле — любим мы это дело!
Мысли чередой проносились в голове не отвлекая от главного. Я даже не обернулся. Тем более, что взрыв был ожидаем. А вот оправдается ли другое предположение? Вот это сейчас и узнаем!
Есть!!!
Из палаток, потревоженные взрывом, как горох высыпал штабной народец! Видно не привычны тыловые крысы к звукам, больше присущим передовой. Да какие крысы? Суслики! Вон как засуетились и забегали. Как тараканы под тапком! А вот и главный таракан! Хоть и без усов, но в шляпе! Вернее без ктеля, но в подтяжках. Вот ты то голубчик мне и нужен!
— Банц!
А отдача у этой мини-пушки не слабая. Не смотря на дульный тормоз-компенсатор, реактивный гаситель отдачи и демпферные накладки, все равно как лошадь лягнула. И прицел естественно сбился. Ну что там?
Объкт не обнаружен! А вот кусочки — по кусточкам… Или говоря протокольным языком — отдельные фрагменты тела! В наличии присутствуют.
Да-а-а! Осколочно-фугасный снаряд по своему действию напоминает разрывную пулю. Но если учитывать его калибр — 20х110 мм, то эта штука посильнее Фауста Гете будет! Хотя если в упор фаустпатроном зафигачить, то эфект будет такой же! Хомячко-разрывательный! В точном соответствии с прогнозом, который я дал Михаилу Яковлевичу!
А это что? Бедненький адъютантик! Видимо я был прав в своих предположениях. Вон как убивается! На коленочки встал! Ручки заламывает! Плачет навзрыд! Форменная истерика. По начальнику ТАК не убиваются! А вот по «сердечному другу»… Ну что ж! Не будем бездушными извергами, неспособными понять душевных терзаний человека только что потерявшего своего близкого…
— Банц!
Догоняй своего любовничка…
Фьють! Фьють! Фьють!
Ой дурак! Какой же я дурак! Не нужно считать других глупее себя! Тем более знал же, что немец — вояка серьезный. Как быстро соориентировались. Возле штабных землянок стоял 222 броник, на который я не обратил никакого внимания, ввиду его неподвижности. А зря! Видимо экипаж ночевал в машине и после взрыва занял боевые места. После первого выстрела он засек мое местоположение, а после второго открыл огонь. Как я мог забыть, что одним из главных недостатков этого недоружья является то, что компенация отдачи при помощи реактивной системы демаскирует местоположение стрелка дымным следом вырывающимся из его сопла.
И не долго думая вражеский пулеметчик открыл огонь из всех видов оружия. А вооружения у разведывательного автомобиля Sonderkraftfahrzeug 222, или говоря проще Sd. Kfz. 222 довольно неслабое. Это 20 мм автоматическая пушка KwK-30 и 7,92 мм пулемет MG-34. Еще повезло, что пушка заряжена бронебойными выстрелами. А если он сейчас переснарядит на осколочно-фугасные? Мне станет совсем кисло! Поэтому хочешь — не хочешь, а придется вступать в эту гребанную дуэль — 20 на 20. На неравных условиях! Во-первых, у него заряжание автоматическое, а у меня одиночное. А во-вторых, у него в дополнении к этакому крупнокалиберному пулемету, еще и обыкновенный имеется. Пусть и 800 метров, но мне хватит по заглаза! Стоит ему только пристреляться.
Четр! Черт! Черт! Какой идиот придумал эту систему?! На перезарядку требуется целых 20 секунд! Из них 5-10 только на извлечение стрелянной гильзы. А фонтанчики разрыов все ближе!
Только не торопиться! Только не торопиться! У меня будет только один выстрел! Если промажу, то все! Трындец! Живым не уйду! Спокойно!
Спокойствие! Только спокойствие!
— Банц!
Уф! Заткнулся! Похоже попал! Хотя и стрелял сквозь броню! Снарядик то конечно бронебойный и для него эта броня, что бумага! Но попробуй попади в цель если не видишь ее контуры, а только угадываешь?
Ну а теперь быстрее! Ноги в руки… Хотя какие ноги? Руки! Руки в руки! И по-пластунски почесали отсюда! Пока минометами не накрыли! А уж этого добра у них навалом! Пускай та 50-мм плевательница, при помощи которой меня у Немана гоняли, и все ж таки достали, сюда и не добьет, но у них и кое что помощнее имеется. Например 81-мм миномет sGrW 34, образца 1934 года. Тот уж точно достанет. Нужно только знать куда стрелять. Поэтому быстро отползаем вон туда. За кустики. Здесь канавка уходящая в тыл. По ней можно уже и на четвереньках. За пригорочек. Здесь уже можно и встать. И бегом! Бегом отсюда! Курсом на северо-восток. К точке встречи с Васьком-разрушителем! Грохот взрывающихся танков все еше доносился от дороги. Но по мере моего удаления от вражеского лагеря они становились все тише и тише, пока не прекратились совсем. Это могла означать, что я или слишком далеко отдалился, что в принципе невероятно, либо то, что Вася свою миссию тоже закончил и сейчас также сматывается подальше от места событий.
Оказавшись первым в заранее оговоренном месте я даже толком отдышаться не успел, как следом за мной прибежал и Вася. Его приближение я даже не услышал, а буквально почувствовал. Почва вибрировала так, как будто по ней шлепало стадо слонопатамов. Оказалось что нет. Не стадо! Всего один слонотоп! Вывалившись из-за кустов он упал на траву рядом со мной и вместо традиционного «Хо-хо» выдал:
— Еще одна такая пробежка и я точно брошу курить!
Так как я уже успел более-менее оклематься, то на чистом глазу подначил:
— Во-во! Бросай курить — вставай на лыжи!
И тут же вспомнил своего однокашника по училищу. Мастер спорта по греко-римской борьбе. Призер множества чемпионатов. Но на лыжах бегать не умел абсолютно, поскольку родом был из тех краев, где снега отродясь не видали. На его беду одним из основных зачетов по физподготовке в зимнюю сессию был бег на лыжах на 5 километров. И лозунг: «В отпуск — через лыжню!» Вот тогда то я впервые видел как человек на лыжах БЕЖИТ. Не скользит, а именно бежит. Но все равно на оченку «отлично» уложился. Правда если бы не лыжи, то прибежал бы раза в три быстрее. Но все это было в прекрасной юности. Когда любые физические нагрузки были только в радость. Как говорится: «Все что нас не убивает — делает только сильнее!»
Сейчас же… М-да! Летят года, летят года!
— Как прошло? — Не удержался от дежурного вопроса. И услышал такой же дежурный ответ.
— Штатно! Все так, как и планировали. За исключением небольших нюансов…
— Каких? — мне было действительно интересно.
— Сначала первая «двойка» наехала на фугас и я нажал на кнопочку… Рвануло так… Видимо с количеством взрывчатки слегка переборщили!
— Это то я слышал…
— Слышал он, — Васек меня невежливо перебил, — а я не только слышал, но и видел. А еще ощущал… До сих пор в ушах звенит! И это еще учитывая, что я с другого конца колонны замаскировался. В общем рвануло так, что вместо одного танка — два смахнуло с дороги. Слишком близко ехал…
— Сам виноват! Держи дестанцию!
— Ага! А еще тот, кто под руку гундел: «Клади больше! Клади больше!» — он явно кого то передразнивал, но я на него не обижался. — «Машу каслом не испортишь!» — Он брюзжания он вновь перешел на деловой тон. — Третьему прилетела бышня от первого. Впечатление — как ядром то Царь-пушки!
— Из Царь-пушки ядрами не стреляли, — поспешил я поделиться информацией. — Из нее походу вообще никогда не стреляли.
— Да-а? А почему?
— Видимо не успели.
— А почему ядрами не стреляли? Там же рядом ядра лежат?
— Потому что она изначально предназначалась только для стрельбы картечью. А ядра так… Для декорации. Картечь бы не так эффектно смотрелась. Да и не было ее тогда. Стрелять железом, по тем временам было слишком расточительно…
— Ага! А пушку на 40 тонн лить, это как?
— Пушку и перелить можно. А картечь однозначно на выброс! Поэтому галькой обходились. Да ладно. Бог с ней! С этой пушкой! Дальше давай.
— Как в ушах отзвенело, так пошел я твои самоделки метать. Зачетно так получилось. Нацики просто реагировать не успевали. Да и не ожидали они нападения СВЕРХУ! Все по сторонам оглядывались. Врагов искали. А потом до командирской «тройки» очередь дошла…
— Так все таки была штабная машина? Зеачит мне не показалось!
— Штабная, не штабная, а то что командирская — это точно. Даже генеральская!
— Почему ты так решил?
— А как еще ее назвать, если в ней цельный генерал сидел…
— Прямо таки — целый генерал? — я скуптически фыркнул.
— Ну уже наверняка не целый! Я ему связку аккурат на колени закинул. Он так удивился! А нехрен с открытыми форточками ездить. Да еще и без кондиционера. В общем, если остальным я заряды на моторное отделение кидал, да и в люк попасть тяжеловато. Даже для меня! А тут смотрыю едит лайба с открытым люком, да еще ставни на всю ширь распахнула. Дескать: «Люби меня! Я вся пылаю!» А внутри генерал сидит… Ну я и не удержался! Прямо в форточку и зафиндилил. Прямо ему на колени. У него от неожиданности аж монокль из глаза выпал!
— Что? И даже монокль разглядел? — Я опять усмехнулся.
— Да вот как тебя! — Васю понесло. — Я его личико удивленное надолго запомнил. А потом — полыхнуло! Как на грех именно на этой связке самый короткий фитиль оказался. А потом опять рвануло! Боекомплект! Так что не думаю что от генерала что нибудь осталось. Разве что эполеты! Ну еще и монокль! До кучи. Если не оплавился.
— Врешь ты все, — я улыбнулся. — Врешь как сивый мерин! И не краснеешь.
— Я вру?! — Вася аж взвился. — Да чтоб мне провалиться! Был генерал!
— Ну! Генерал может и был, — начал я успокаивать горячего финского парня, — но тогда монокля точно не было!
— Почему это? — Его лицо надо было видеть. Настолько оно было озадаченным.
— Потому что если там был генерал, — начал я ему объяснять простые истины, — то это мог быть только Эрих Бранденбергер. Командир 8-й танковой дивизии. А он монокль в принципе не носил. Предпочитал очки! Так что выбирай — или генерал, или монокль?
По Васиному виду было видно, что он озадачен.
— Все то ты знаешь! Ладно! Уговорил! Не было монокля! — И тут же добавил. — Но генерал был!
— Был так был! Да и шут с ним! С этой горой покрытой вереском! Пусть земля ему будет пухом.
— Не понял, — Вася опешил, — причем тут гора?
— Бранденбергер! Переводится как «вересковая гора». А еще немец. Стыднео не знать!
— А-а. И верно. Я сразу и не понял. Вот нет у меня привычки фамилии переводить. И рпять же — вопрос. Ты то откуда знаешь?
— Готовился потому что. Ну ладно, замяли. «Помер Никодим! Да и хрен с ним!» В общем, подведем итог: танковую колонну ты разгромил, да еще и генерала, командира этой танковой дивизии кокнул.
— Ага! — Голосом двух дебилов из ларца, одинаковых с лица, проблеял он. — Десять танков и один генерал. А ты как? Все получилось?
— Получилось! — Не стал я запираться. — Манштейна тоже, как твоего генерала, разорвало. И кусочки по кустикам разбросало. А потом я дал маху…
Этот гусь-лапчатый, тут же отыгрался со мной за монокль, сарбезностью из пошлого анекдота:
— А не надо было Маху давать, — но тут же стал серьезных. — А что случилось?
И я пояснил ему ситуацию с адъютантом обильно разбавив рассказ собственными коментариями. А также с ее последстиями. Добавив в конце:
— В общем ситуация хуже некуда, — вынес я резюме, — за Манштейна и своего генерала в придачу, бравые танкисы порвут нас как Тузик грелку! Если конечно догонят. Поэтому сваливать надо отсюда и побыстрее.
Вася был со мной полностью и целиком согласен, поэтому мы и побежали. Но сначала задержались чтобы скинуть лишний груз. зря чтоли рандеву выбрано именно здесь рядом с бочажком. И прорезиненный мешок, без дела не просто так лежал, а ждал своего часа. И дождался. Мы завернули в него все лишнее снаряжение, включая и злополучную пушку-ружье, а также оставшуюся взрывчатку и прочую трехомудь.
А потом уже, налегке — рванули. По оговоренному ранее маршруту. И не напрополую, бездумно уходя от погони, а целенаправленно, по заранее намеченному пути отхода.
К сожалению наш олимпийский забег закончился очень скоро и неожиданно для нас. Я бежал впереди, как лучше ориентировавшийся на местности и знавший дорогу. Вася громыхал своими пятьдесят-растоптанными бутсами немного сзади. И таким цугом наш тандем вывалился на полянку. Одного взгляда мне хватило, чтобы понять, что мы с разбега прыгнули в дерьмо. В большую такую кучу говна, которую и перепрыгнуть то никакой возможности не было.
Картина представшая нашему взору ни разу не напоминала известный шедевр Перова. Тот самый который — «Охотники на привале»! По той простой причине, что на картине охотников было всего трое, а здесь же присутствовало гораздо больше народу. Это потом я только смог узнать, что нам «посчастливилось» нарваться на целый взвод панцергренадеров. Пусть их еще не было в природе, а были просто пехотные части в составе танковой дивизии. Но и они не просто так погулять вышли. Их основная задача — сопровождение танков в бою требовали специфического боевого опыта и бойцрвских навыков. Так что противник этот был более чем серьезный. Не тыловики. Поэтому и первой была мысль — «Все! П….ц! Приплыли!» И следом за ней — «Погоня сзади! Шуметь нельзя!»
Все это пронеслось в голове за считанные мгновения, а тело и руки действовали уже на рефлксах. Я успет только крикнуть:
— Вася! Втихую! — Как все вокруг завертелось в бешеной карусели.
Единственным плюсом было то, что гитлеровцы и сами не ожидали нападения и не были к нему готовы. Все оружие у них было составлено в козлы. Правда в шаговой доступности, но первым моим порывом было — не дать им этот шаг сделать. Поэтому руки сами, минуя разум стали отрабытывать автоматические действия. Я не зря столько времени уделял тренировкам возвращая утраченные навыки обращения с метательным оружием.
Вообще то, под категорию «метательное оружие» попадает любой предмет. Даже сковородка и утюг. Гланым условием является его желание использовать в этом качестве. Но все таки лучше всего использовать предметы изначально для этого предназначенные. А вот этого то добра у меня было достаточно. Поэтому воздух наполнился зловещим гулом летящих металлических предметов. Метательные ножи разных форм и размеров, с кольцами вместо рукояток и без, в виде хищных остроклювых щучек, с шнуровой оплеткой рукоятки из без оной, с кисточками для стабилизации полета и без них, метательные стрелки из набора юного ниндзи, но изумительного качества, сюрикены разных конфигураций от звездочки до пропеллера. Все пошло в ход.
Нет! Я не переоценивал собственные возможности и даже не стремился попадать. Моей главной задачей было ошеломить, напугать, вызвать растерянность, замедлить реакцию, а главное выиграть время и дать возможность своему напарнику приготовиться к бою. Но не все метательные снаряды пролетели мимо. Были и попадания.
Вот одному пехотинцу, в майке с имперским орлом и подтяжках нож попал прямо в глаз. Случайно! Но эффективно! Только кисточка болталась на ветру. Другому стрелка пробила насквозь щеку и торчала из нее как заноза. Третьему сюрекеном вскрыло сонную артерию и теперь кровь из него хлестала фонтаном как из недорезанного поросенка. И только последним снарядом, в качестве которого использовал «последний довод королей», свой любимый «Катран», я прицельно пробил грудь коренастому фельдфебелю успевшему вскинуть свой «эмпэшник». Вскинуть успел, а вот выстрелить, слава богу, нет!
И только я стал понимать, все имеющиеся у меня в наличиип подручные средства подошли к концу, как дикий рев вошедшего в боевой транс берсерка, раздавшийся у меня за спиной, заставил меня прянуть в сторону. И вовремя! Мимо меня, раненным медведем, с сажатыми в огромных кулаках саперными лопатками, прорычал Вася. И началось избиение младенцев. Ошеломленные его невиданными габаритами и небывалой мощностью, а также, что уж греха таить, запредельной жестокостью, фрицы впали в ступор. КАк бандерлоги перед старым и мудрым Каа. Лопатки в лапищах бывшего десантника, хаотично вихляясь на манер крыльев ветряной мельница, но по непредсказуемой траектории, пели свою зловещую песню смерти. Отлетали отрубленные с одного удара головы, конечности, вываливались внутренности из прорубленных чуть ли не до позвоночника тушек. Била фонтаном кровь. Вася уже весь, с ног до головы, был вымазан в какой то отвратной, красно-белесой, смеси. Но не прекращал свой смертельный танец. Удар ногой в грудь и очередной неудачник летит с проломленной грудиной, падая уже замертво. Удар коленом, и голова другого дергается назад с противным хрустом. Тоже готов. Мне только что и оставалось контролировать самых дальних, до которых Вася, пока еще, не мог дотянуться. Но таких были единицы. Ошалевшие от такого напора гитлеровцы даже уже не помышляли о сопротивлении.
Поэтому спустя короткое время все было кончено. Полнокровный взвод противника в считанные минуты перестал существовать как боевая единица. А потом и совсем перестал. Быть!
Да уж! Погуляли! Покуролесили! Запах как на скотобойне! Да и вид ничем не лучше. Рядом в изнеможении рухнул Вася. На пятую точку. Из него, как будто выдернули стальной стержень и он тупо сидел и пялился перед собой. Я его прекрасно понимл. Убивать живых людей не так то и просто. Тяжело и противно. Но в данном, конкретном случае, НАДО! Вася сделал свою тяжелую работу, но сейчас больше напоминал студень. Поэтому надо дать ему время прейти в себя, а у еще меня осталась «почетная» миссия проконтролировать лежащих. Во избежании! Стоящих не было, как и убежавших. Чисто!
Не мудрствуя лукаво я подобрал валявшийся в ногах стандартный Маузер 98к. У одного из фрицев с пояса снял штык и пристягнул его к винтовке. Дальнейшее было рутиной. Подойти к телу и потыкать его штыком. Если еще шевелится, а такие попадались, человек существо живучее, то тыкнуть посильнее. Некоторых приходилось и по нескольку раз. Ну не специалист я по штыковому бою! И не паталогоанатом ни разу! Да и практики в тиких делах маловато. Правда некоторые тела я оставлял без внимания. Даже на мой неискушенный взгляд было видно, что с такими ранами не живут. Изначально, как в криминальных сводках, несовместимые с жизнью. И вида соответствующего.
Мерзко? А что делать? За меня эту работу никто делать не будет. Но были и бонусы. Кто сказал что мародерничать некрасиво? Правильно сказал! А я и не мародерничаю. А вот военные трофеи — это святое! Как там про своих разведчиков и чужих шпионов? И совесть у меня чиста. Но время, время!
Поэтому потратив на контроль выживших и шмон убитых минимально короткое время я, тяжело нагруженный, плюжнулся рядом с другом. Достал трофейную фляжку с коньяком, видно эта часть тоже недавно из Франции, раз старые запасы еще не извели. Прополоскал горло, глотнул, не пропадать же добру, и протянул ее Васе со словами:
— Ну что? Оклемался?
Он только горестно вздохнул и печально кивнул головой. Потом взял у меня сосуд и надолго к нему присосался.
— Но-но! — Попытался я его урезонить. — Не переусердствуй! Нам еще далеко топать. — И добавил. — Вот так вот! А то «адреналинчика хапнем»! Хапнул! Наркоман ты — адреналиновый? Это тебе не цацки-пецки! И не козюльки под партой мазать! Здесь все по взрослому!
Васек только удрученно шмыгнул носом.
— Ладно, — прервал я дискуссию, — ты все равно молодец! Если бы не ты…
Мы немного помолчали. К чему слова? В таких ситуациях слова излишни!
— Давай еще глотни! Покурим и будем собираться.
Спустя пять минут ветки кустарника закрыли от нас картину побоища и мы продолжили свой путь.
Уходили, вопреки всякой логике, на северо-запад, в болота. Там было множество островков на которых я устроил небольшие заимки, наподобие таежных, охотничьих. Правда с военно-партизанской спецификой. То есть землянки, на 2–3 человека, устроенные по типу схрона. Недельку пересидеть пригодятся. Пройти туда можно было только если знаешь дорогу. иначе смерть! Кругом сплошные топи! Не то что поисковую группу, а целую дивизию спрятать можно. Надежно! И с концами!
Даже для местных жителей эти островки были недоступны. Чтобы до них добраться мне пришлось приложить немало усилий. И вложить немало средств. Мелкоячеистые металлические начтилы для гати в эти времена еще не известны.
После печальной встречи нам пришлось немного пересмотреть походный порядок. Теперь один из нас шел по маршруту, а другой нарезал круги, осуществляя охранение. Потом менялись. Вот когда пришлось пожалеть об отсутствии Тумана. Но собака на этом выходе была бы только помехой. Да и с Васей они что то не поладили. А «когда в друзьях согласья нет…»
Так я и шел оазмышляя, пока меня не остановил окрик:
— Стой! Кто идет! Стой! Стрелять буду!
В сердцах сплюнул, успев подумать: «да когда уж сегоднгяшний день закончится?», а вслух выдал фрауз из анекдота:
— Ша… Уже никто, никуда не идет! — И добавил, — Покажись, птица-говорун? Гюльчатай! Открой личико!
На эту мою тираду из кустов выползла колоритная троица. В гражданской одежде, но вооруженные. Правда разнокалиберным оружием. У одного была в руках винтовка. Другой был обладателем револьвера наган, который он демонстративно держал в руке. Табельное оружие участкового милиционера. Почему я так решил? Потому что он и одет был соответствующим образом. В белом кителе и синих бриджах. Третьим был дедок в телогрейке, с заткнутой за пояс немецкой гранатой и двухстволкой за спиной. Вся эта троица настороженно рассматривала меня и удивлялась. Видимо я резко выпадал из привычного им стереотипа. Ражый мужик в комуфляже. Оружия на виду не держу. В руках веточка, которой я комаров отгонял.
Я насмешливо смотрел на них. Они глазели на меня. Молчание затякивалось. Наконц то милиционер, видимо как старший в этой компании или как должностное лицо спросил:
— Кто такой? Чего здесь бродишь?
Я еще раз окинул взглядом окрестности и по еврейски ответил вопросом на вопрос:
— А по какому праву вы интересуетесь?
Тот аж взвился:
— Я участковый уполномоченный, — правильно я угодал его должность, — сержант милиции Стругов! Это право мне дала Советская власть. Это территория моего участка. И я при исполнении.
— А это, — я показал на сопровождающих его лиц, — как я понимаю, члены добровольной народной дружины? Или «Голубой патруль»?
Видно было, что шутку про патруль они не поняли.
— Это бойцы партизанского отряда Залесский мститель! — Ух ты! Сколько пафоса. — А вы неизвестное лицо. Поэтому предъявите документы и сдайте оружие!
— А оружия у меня нет! — Оно конечно у меня было, но не переубеждать же товарищей в обратном. — Здесь оно мне не к чему!
— Идет война, — стал сержант растолковывать мне очевидные истины, — и оружие должно быть у каждого гражданина Советского Союза. Чтобы сражаться с врагом!
О Господи, сколько пафоса!
— А мне оно здесь, ни к чему, — я ехидно улыбнулся. И вспомнив фильм про Данди, который крокодил, добавил: — Мне оружие без надобности! У меня Донг есть!
— Какой такой Донг? — Видно что фильм они не смотрели и ассоциации моей не поняли.
— Донг! Это я! — За спинами горе-партизан нарисовался Вася.
— Ну что? — Это уже я, — Граждане военные, невоенные и полувоенные? Руки подымать будем?
Берия сидел за собственным столом и рассеянно слушал доклад одного из многочисленных своих помощников. У каждого из них было собственное направление которое они некоторым образом курировали. Ну или осуществляли непосредственное руководство если это было необходимым. В частности капитан государственной безопасности Маклярский курировал деятельность новообразованных ДРГ (диверсионно-разведывательных групп) и создаваемых партизанских отрядов. Конечно же одному человеку было не под силу охватить такой объем работы, но в этом и не было необходимости. Потому что в штатах НКВД для этой работы уже формировалось целое управление под руководством Павла Анатольевича Судоплатова. Но в том то и дело, что процесс формирования только что был запущен, а информация по деятельности ДРГ требовалась наркому уже сейчас. Поэтому этот вопрос и был дан на откуп опытному чекисту Исидору Маклярскому. В обязанности которого вменялось сбор и анализ информации поступающей из-за линии фронта о всех формированиях которые в той или иной степени можно было бы использовать в борьбе с врагом. Особенно с разведывательной и диверсионной целью. Кстати в дальнейшем планировалось использовать наработанный опыт в деятельности аналитического отдела нового управления. Начальником которого и должен был стать Михаил Борисович.
Пока Маклярский перечислял все достижения ДРГ за прошедшие сутки, Берия думал о своем, а именно о той задаче которую поставил перед ним Верховный. По поиску и установлению контакта с Игроком, этим неучтенным фактором в раскладе прилагаемых усилий. О том что такой контакт необходим Берия и сам прекрасно понимал. Он чувствовал, что кроме той информации которая уже была предоставлена руководству Советского Союза, у Игрока в рукаве могло отыскаться еще много всего интересного. А интуиция наркома пока еще не подводила. Но одно дело понимать, и совсем другое знать как осуществить контакт. А вот на этот счет особых мыслей у Берии пока и не было. С этим то и была связана его рассеянность при слушании доклада. Но это и не смертельно, поскольку сам доклад в отпечатанном виде лежал перед ним на столе. И потом, в спокойной обстановке он еще раз с ним внимательно ознакомится. Но уже по устоявшейся традиции автор доклада всегда лично озвучивал основные его положения. Такой подход уже неоднократно приносил свои плоды. Поскольку именно в эти моменты не раз всплывали вопросы, на которые в других обстоятельствах просто бы не обратили внимание.
Наконец-то порученец закончил перечисление всех, наиболее значимых моментов, а также примеры эффективной деятельности диверсионных групп во вражеском тылу и вопросительно уставился на своего начальника. И вопрос последовал:
— У тебя все?
— По анализу той информации, которая имеется в моем распоряжении, да, — последовал ответ.
— Ладно. Иди.
Капитан повернулся кругом и сделал несколько шагов по направлению к выходу, но при этом каждый из последующих шагов был короче и нерешительнее предыдущих. Наконец он совсем остановился и вновь повернулся лицом к Берии. Заметив такое нетипичное поведение своего подчиненного тот спросил:
— Что-то еще?
На минуту замявшись и как бы собираясь с мыслями, Маклярский наконец-то решился:
— Даже не знаю как сказать, товарищ нарком. Просто недавно вы говорили о необходимости немедленного доклада если встречается что-то необычное или необъяснимое…
— Та-ак! — протянул Берия. — Говори!
— Дело в том, — начал капитан, — что наряду с докладами о проведенных диверсиях мы начали получать от групп также информацию разведывательного характера. И разумеется проверять ее и анализировать.
— Ну и? — поторопил Берия своего подчиненного.
— Такая же информация поступает также и от вновь созданных партизанских отрядов. Здесь ситуация несколько сложнее. Потому что сами партизанские отряды имеют свою специфику и отличия друг от друга. Одни разворачиваются на базе самих ДРГ имея своим ядром личный состав групп. Это касается тех групп кому была поставлена такая задача. Вторая категория — это отряды создаваемые партийными органами на местах, на территории занятой противником. И наконец — третья, это отряды возникающие стихийно.
— Дальше!
— Если с информацией поступившей от первых двух категорий все более менее ясно. Я имею в виду к степени ее достоверности, то вот с третьей категорией все гораздо сложнее. Необходимо проверить не только достоверность самой информации, но и в первую очередь надежность самого источника. А с этим есть определенные трудности. Да и время дополнительно отнимает.
— И к чему ты ведешь? — в голосе наркома уже слышалось еле сдерживаемое нетерпение.
— Вот от одного из таких отрядов мы и получили данные о дислокации войск противника.
— Данные подтвердились?
— Процентов на восемьдесят, товарищ нарком?
— Довольно высокий процент, — констатировал Берия. — А сам источник проработали?
— Так точно! Установлено, что партизанский отряд сформирован по инициативе бывшего председателя колхоза. Орденоносца! В прошлом бойца Первой конной армии Буденного! Он же и является командиром отряда! Комиссаром отряда стал бывший парторг колхоза. Тоже буденновец и орденоносец. Люди проверенные и заслуживающие доверия.
— Ну и что тебя смущает, не пойму? Люди заслуживают доверия. Информация подтвердилась. Что тебе еще надо?
— Дело в том, что войска противника, дислокация которых раскрывается в донесении, располагаются на самом южном фланге наших войск!
— Ну и что? Раз она подтвердилась.
— А сам партизанский отряд расположен на СЕВЕРНОМ фланге! Между ними несколько тысяч километров. И как они раздобыли эту информацию я понять и не могу. Для меня это необъяснимо. А о всем непонятном и необъяснимом вы и приказали докладывать.
— Ну мало ли, — стал рассуждать нарком, — может документы захватили. Может пленного. А пленный мог быть летчиком. Они быстро перемещаются. И представление о расположении войск имеют. Им сверху видно все. Да мало ли. Пошлите запрос на уточнение источника и не забивайте голову лишними проблемами. Да, кстати, донесение получили по рации.
— Да. Радиограммой.
— А это не может быть радиоигрой противника?
— Уверен что нет. Дело в том, что радистом в отряде является довольно известная личность. Радиолюбитель-энтузиаст! Очень хорошо известный в своей среде. Даже имеет собственный позывной — Забельский соловей!
— Странное какое-то прозвище, — удивился Берия, — тебе не кажется?
— Ничего странного, товарищ нарком! Просто до войны он был начальником радиоузла в своем родном селе Забелье, Себежского района, Псковской области.
— Как? — Берия аж подскочил. — Повтори, что ты сказал?
— Село Забелье, — уже менее уверенно повторил капитан, несколько испуганный реакцией своего начальства, на казалось бы простую информацию. — А что? Что-то не так?
— Да нет, — несколько успокоившись и вновь усевшись на свое место сказал нарком, — все так. Так говоришь — Забелье?
— Так точно. Костяк отряда составляют жители этого села. Командир — председатель забельского колхоза, а комиссар его парторг. Ну об этом я уже докладывал.
— Понятно, — сказал Берия и на некоторое время прекратил разговор обдумывая сложившуюся ситуацию. Вернее свои предположения по ее развитию. И, в конечном итоге пришел к выводу, что это может быть опять дело рук таинственной личности. Которая снова передает информацию окольными путями, через абсолютно посторонних людей. И как же заставить его выйти на прямой контакт? Обдумыванием этой задачи он и занимался некоторое время, пока не принял определенное решение.
— Значит так, — стал ставить задачу Маклярскому, — пиши радиограмму. Готов? Содержание такое: «Благодарим за предоставленную информацию по дислокации войск противника. Ставке Верховного командования остро необходимы сведения о возможном нападении милитаристской Японии на Советский Союз. И о вероятном действии японских войск вблизи наших дальневосточных границ. В случае наличия таких сведений прошу предоставить их НЕМЕДЛЕННО!» Записал?
— Записал.
— Зашифруй и отправь за моей подписью. В случае получения ответа доклад мне немедленно. Понятно?
— Сделаем, товарищ нарком! Вот только…
— Что-то непонятно?
— Непонятно! Откуда у заштатного партизанского отряда в глухом заболоченном лесу может быть такая информация по Японии?
— А откуда у них информация по обстановке на южном фланге фронта? — по-еврейски, вопросом на вопрос, ответил нарком.
— Ну мало ли, — засомневался капитан, — вот вы и сами столько вариантов привели…
— Привел, — не стал Берия отрицать очевидное, — пока не узнал ОТКУДА именно пришла информация. Из какой местности.
— А что в этом особенного, — не понял порученец, — местность как местность. Леса да болота.
— Э-э-э, — протянул нарком, — не скажи. Лес лесу рознь. Ладно, все равно тебе этот вопрос курировать. И чтобы не напортачил лишнего скажу… Дело в том, что из тех мест мы уже получали информацию. Важную информацию. Очень важную. Стратегического характера. Значит какой из этого вывод?
— Там находится источник.
— Правильно. Вернее МОЖЕТ находится. Потому что его появление было зафиксировано еще в нескольких местах. Особенность в том, что на прямой контакт он не идет. Более того, не двусмысленно дал понять, что сам будет выбирать формат этих контактов.
— Каким образом?
— Было предположительно установлено его местонахождение, но группа отправленная для контакта до точки входа не дошла. При подходе была взорвана церковь, в которой этот вход располагался. А церковь стояла посреди деревни Забелье. Теперь понятно?
— А сам он во время взрыва погибнуть не мог? — выдвинул предположение Маклярский.
— Нет, — категорически отверг нарком эту версию, — мы получали от него информацию и в дальнейшем. Но опосредованно. Через других людей. Но все указывает на то, что сведения из одного источника.
— А он точно существует? Может это фантом? Фальсификация?
— Тоже нет. Люди с которыми он контактировал хорошо известны. Вызывают доверие. Теперь вот еще командование партизанского отряда. Да-а. Если они получили сведения именно от него, то это дает нам возможность установления прямого контакта. Это и является главной задачей. Уразумел?
Капитан понятливо кивнул.
— Нет, если мы получим только саму информацию по Японии, она тоже будет не лишней. Особенно в свете происходящих на фронте событий. Но все ж таки лучше установить прямой контакт. Я думаю, что в этом случае мы можем получить доступ к таким сведениям, что даже дух захватывает. Но, учитывая крайне противоречивую сущность объекта носителя, действовать нужно крайне осторожно. Просчитывая каждый шаг. И не в коем случае не использовать силовые варианты. Он явно дал понять, что такой формат встречи его не устраивает. Поэтому и нужно отправить радиограмму за моей подписью. Если он не дурак, а оснований так думать он не давал, то поймет, что это приглашение к прямому диалогу. Поэтому будем ждать его реакции. Теперь все ясно?
— Так точно!
— Тогда иди и сделай все как я сказал. Да, и помни, что уровень секретности по этой операции повышенный. Если все подтвердится, то и ОГВ (особой государственной важности). Усек?
— Да!
— Тогда иди.
— Есть!
Глава 8
Столицу накрыла непроглядная ночная мгла, такая же черная как и та которая накатывалась на страну с Запада. Уже перекинув свои щупальца механизированных колонн через границу СССР, и всей своей многотонной тушей подползавшая к оборонительной линии Сталина, состоявшей из УРов и заполнивших предполье войск первого эшелона. Осталось только дождаться первого удара и тогда уж станет ясно чей хребет крепче. Русский или тевтонский. И для того, чтобы выстоять в этом единоборстве все тыловые организации и учреждения работали с полной отдачей без оглядки на время суток. Независимо от того был это день или ночь.
Поэтому, не смотря на позднее время в кабинете наркома одного из самых грозных ведомств все еще горел свет. Тем более, что свою работу, высший менеджмент наркоматов, вынужден был подстраивать под график главы государства. А он, как известно, был довольно своеобразный. С позднего утра до глубокой ночи. Только вот в отличии от Хозяина, Берия был ни разу не сова, поэтому физически тяжело переносил эти ночные бдения. Но это мало кого интересовало. Надо — значит надо. Поэтому и сидел сейчас грозный нарком НКВД за своим столом работая в тиши кабинета с накопившимися за день документами, требующими его личного внимания. Днем до этого руки обычно не доходили. Только если что-то действительно срочное. А так, в основном, весь день он непосредственно работал с людьми, как напрямую, вызывая их в свой кабинет, так и опосредованно, собирая информацию и отдавая распоряжения по телефону. Для документов же оставалась только ночь.
Отложив в сторону очередной отработанный документ, Берия снял свое печально известное пенсне, и, помассировав, уставшую переносицу, посмотрел на часы. Почти два часа ночи, а работы еще непочатый край. Наверное нужно немного взбодрить уставший организм посредством употребления вовнутрь какого-нибудь стимулятора. Так как энергетики типа «Рэд Булл» еще были не известны, то из доступных тонизирующих напитков оставались только чай и кофе. Кофе Берия не любил, поэтому закономерно остановил свой выбор на чае. Он протянул руку к телефонному трубке, чтобы дать команду секретарю обеспечить своего горячо любимого шефа чашечкой крепкого грузинского чая с лимоном, но не успел. Телефон зазвонил сам. Берия взял трубку и молча поднес ее к уху. Представляться не было необходимости, потому что у этого аппарата было всего два абонента. Он соединял кабинет нарком с приемной, где в данный момент мог находиться только его секретарь, капитан ГБ Шиян В. В. Из трубки донеслась только недоуменная тишина.
— Слушаю, — решил он поторопить своего собеседника.
Но вместо ответа тишина стала еще более недоуменной. Слышалось только взволнованное дыхание.
— Говори, — нарком уже начал заводиться.
— Т-т-товарищ на-арком? — Наконец-то, почему-то заикаясь разродилась трубка.
— Нет, — голос Берии был буквально пронизан злым сарказмом. — Тень отца Гамлета! Ты что, не видишь какую трубку берешь?
— Т-т-товарищ н-н-арком, — заикание продолжалось, — ва-ас по т-т-телефону спрашивают. По ВЧ!
— Кто? — удивился Берия. И было чему. Схема соединения была уже давно отработана. У секретаря на рабочем столе стоял телефонный коммутатор, поэтому он сначала узнавал кто звонит, по какому вопросу, докладывал о звонках наркому и только получив от него добро соединял с абонентом. Здесь же этого не было и в помине. Его просто ставили в известность о звонке. И все! Поэтому его удивление было оправдано. — Кто спрашивает?
— В-в-в-вы, — заикаясь, но тем не менее на одном дыхании выпалил секретарь!
— Кто-о-о? — пришло время удивляться наркому.
— В-вы! — Уже более твердо сказал Шиян.
Оторопевший Берия сначала некоторое время ошарашено сопел в трубку и только спустя некоторое время, видимо о чем-то начиная догадываться выплюнул. — Соединяй! Немедленно! Потом добавил: — И не вздумай подслушивать.
Сам же сел обратно на стул, с которого даже не заметил как вскочил, дождался из трубки характерного щелчка, и, уже окончательно успокоившись представился в трубку: — Слушаю, Берия!
— Доброй ночи, Лаврентий Павлович, — донеслось в ответ обычным голосом, ни разу не похожим на характерный голос хозяина кабинета. Просто я не стал играть в игры с этим опасным собеседником.
— Доброй, — осторожно сказал Берия. — Представьтесь пожалуйста.
Все таки видно было что он немного но волновался. В голосе явно слышался кавказский акцент и поэтому просьба прозвучала как пожалЮста.
Я, в свою очередь не стал выеживаться и просто сказал:
— Майор запаса, Седых Никита Сергеевич.
— Вы что то хотели спросить? — видно что Берия еще не определился как ему со мной себя вести. Поэтому осторожничал.
— Да, — не стал я наводить тень на плетень, — тут в один партизанский отряд пришел запрос за вашей подписью.
— Да, — не стал он отрицать очевидное. — Я давал такую команду.
— Но-о, — тут уж пришлось замяться мне, — как бы это помягче сказать?
— Говорите как есть, — он явно вызывал на откровенность, — не надо стесняться.
— Вы же должны понимать, что в псковском партизанском отряде неоткуда взяться сведениям о планах японского командования?
— Разумеется понимаю, — констатировал он очевидное, — не надо нас держать за недоумков. В партизанском отряде таких сведений по определению быть не может. Но ведь У ВАС то они есть?
— У меня, — пришлось разыграть удивление.
— Да! Именно у вас! Лично! Есть такие сведения?
— У меня лично? — Переспросил я чтобы потянуть время и собраться с мыслями. — У меня ЛИЧНО — есть!
— Вы готовы ими поделиться с нами?
— А почему бы и нет? Готов! Если вкратце, то нападения Японии ждать не приходится. Во всяком случае в ближайшее время.
— Вы точно в этом уверены, — опять явный акцент. Волнуется.
— Да! Сами японцы заявили Гитлеру, что готовы принять непосредственное участие в войне, но не раньше чем германские войска возьмут Москву. А так как это событие в ближайшее время не наступит, то и они не нападут. Кроме этого, в японском главном штабе верх берут сторонники флота, поэтому в ближайших планах японской военщины — захват территорий на островах Тихого океана. А так как единственно кто может им в этом помешать являются США, то они планируют объявить им войну. Правда, по примеру своих союзников, после своего нападения на главную американскую военно-морскую базу — Пёрл-Харбор! Которая, ориентировочно, намечена на декабрь месяц! Вот как-то так. Если вкратце.
— Это точные сведения?
— Извините, Лаврентий Павлович… Кстати, ничего, что я к вам по имени-отчеству обращаюсь? Просто, если честно, я толком даже не знаю как к Вам обращаться. С одной стороны Вы государственный человек, Генеральный Комиссар Государственной Безопасности, Народный Комиссар Внутренних Дел СССР, а я к Вам по имени-отчеству. А с другой стороны, вашим подчиненным я не являюсь, да и гражданином Советского Союза, кстати, тоже..
— Ничего, — милостиво разрешил Берия, — обращайтесь по имени-отчеству. А к вопросу вашего гражданства мы вернемся несколько позже. Так что там на счет точности информации.
— Так вот, Лаврентий Павлович, информацию, как вы и просили я Вам предоставил. Причем, от себя хочу добавить, абсолютно достоверную. Вот только верить мне или не верить — это ваше право! Можете проверять любыми способами, но я за свои слова отвечаю.
— Все это конечно хорошо, — резюмировал нарком, — но как-то все…
— Голословно?
— Да. — Не стал тот отрицать очевидное. — А не могли бы вы предоставить документальное подтверждение своих слов?
— В принципе-то можно было бы, — согласился я, — но сложно все это.
— А вы как с планом «Барбаросса», — вставил он свои пять копеек.
— Дошли, следовательно, документы-то до адресата? — Понятно что не просто так спросил. Хочет удостоверится, что те документы тоже от меня.
— Дошли, — признался нарком.
— Да ну, — отмахнулся я. — Ненадежно все это как-то. Тогда было просто удачное стечение обстоятельств. И кузен этот, фон Белов, удачно под руку подвернулся. И на группу Нечитайло удалось выйти. И, самое главное, доказывать никому ничего не пришлось.
— Что доказывать?
— Что не верблюд.
— Какой верблюд? — Не понял Берия.
— Да это так. Присказка такая. Вот вышел бы я к нашим? И что? Первый же особист меня бы и арестовал. Документов настоящих нет. Никто меня не знает. Я никого не знаю. Значит шпион!
— Ну почему же так прямолинейно. Разобрались бы.
— Ага! Разобрались бы. Со временем. Только вот как мне дальше жить было б, с отбитыми внутренностями.
— Это вы уже сгущаете краски, — попытался Берия сохранить честь мундира, — не все ж такие.
— Согласен, не все. А кто поручится, что мне не достался бы именно такой?
На это ему ответить было нечего, поэтому он предпочел перевести разговор на другое.
— И все таки я не понимаю, зачем было такие сложности городить. С этими звонками например?
— А кто бы мне поверил? Если бы я даже к вам с этой информацией заявился, то вы тоже бы приказали меня арестовать? Что, не так?
— Конечно нет. Мы бы все проверили…
— Проверили бы, — я его бесцеремонно перебил. — Только вот время было бы упущено.
— Ну ладно, — сказал он примирительно, — вернемся к нашему вопросу. Вы готовы передать нам всю имеющуюся у вас информацию?
— По Японии? — Я решил уточнить.
— А у вас еще имеется в наличии информация подобного рода?
— Хм, вагон и маленькая тележка!
— Не понял, — он опять удивился.
Блин, надо прекращать выражаться современным языком. Предки, как видимо, афоризмами не избалованы. Анекдотов не знают. Да и с юмором, как видно, у них большие проблемы. Что и не удивительно, учитывая ведомство в котором они работают. Надо как-то поаккуратнее.
— Есть, говорю. Но вся проблема именно в передаче.
— Не вижу никаких проблем. Назначим место, время и…, - он на некоторое время замолчал, видимо о чем-то задумавшись, — или вы хотите что-то взамен?
Ах, вон оно что. Решил что я информацией торговать собираюсь. Ну держи, хм… нарком, гранату!
— Мне лично ничего не нужно. Я готов предоставить любую интересующую вас информацию — БЕЗДВОЗДМЕЗДНО! — На манер совы из мультика, той самой что хвост ослика захомячила, прогнусавил я. — Безвозмездно. То есть даром! Но есть ряд условий.
— Какие? — сразу вскинулся Берия.
— Во-первых, вы должны гарантировать мне личную безопасность!
— Гарантирую, — сразу выдал он на-гора готовый ответ.
— Извините, Лаврентий Павлович, — осадил я его. — Я конечно знаю какое ведомство вы возглавляете. И какими, соответственно, возможностями, обладаете. Но я сомневаюсь, что вы можете принимать решение за товарища Сталина. Я, как вам наверное известно, позволил себе лишнего, отдавая приказы от его имени. И, возможно, товарищ Сталин за это на меня несколько обижен. Хотя и надеюсь, что все таки государственная целесообразность у него возобладает над личной обидой.
— И как вы себе это представляете.
— Да все очень просто. Спросите у него и если он согласится с моими условиями, то при следующем моем звонке передадите его ответ.
— И вам этого будет достаточно? — в его голосе явно слышалось неприкрытое недоумение.
— Да, — просто сказал я. — Просто я не думаю, что такая знаковая политическая фигура как товарищ Сталин, будет размениваться на такие мелочи, как обман меня, недостойного. Не тот масштаб. Тем более это и не в ваших интересах.
— Поясните.
— Все очень просто, — я мысленно усмехнулся. — Как я понимаю наш с вами диалог выстраивается на полном доверии? Поэтому если вы захотите меня обмануть…
— То вы обманете нас? — Закончил он за меня. — Я правильно вас понял?
— Ну зачем же так прямолинейно, — я опять усмехнулся. «По себе людей не судят!» — Все гораздо проще. Вы ведь не знаете моих возможностей, поэтому сами толком не знаете какая вам информация нужна. Ведь можно ее предоставить не в полном объеме или не в том ракурсе. И она принесет больше вреда чем пользы. И выпытать ее у меня не получится.
— Почему это, — видно было что он заинтересовался, — мало кто способен что либо скрыть в руках профессионала?
— Дело в том, что я конечно знаю много, но не все. Как говорил Козьма Прутков: «Нельзя объять, необъятное!» Тем более, что вы требуете документального подтверждения. Нет, — сразу оговорился я, — если вы правильно сформулируете вопрос, то найти на него ответ, даже с подтверждением не проблема. Но для этого я должен обладать полной свободой перемещений. А вот из под палки, такие вопросы решать не получится.
— Хорошо, — согласился он с моими доводами, — вы меня убедили. Но хотелось бы быть уверенными…
— Чтобы информация не ушла на сторону? — Понял я его.
— Да, — честно признался он.
— Ну здесь вы можете только верить мне на слово. Я приносил присягу Советскому Союзу. И нарушать ее не намерен.
— Как это? — сразу ухватился он за оговорку. — Присягу Советскому Союзу приносили, а гражданином при этом не являетесь?
— Вот такой пердимонокль, — опять я влез со своими архаизмами, — но это тоже относится к разряду секретной информации. Даже более чем.
— То есть? — не понял он.
— То и есть, — попытался я объяснить очевидное, — вот как вы думаете, та информация которую я вам уже передал, является секретной?
— Разумеется.
— Так вот, на этом фоне то, откуда я ее беру, да и сам факт моего существования относится к разряду особой государственной важности.
— Даже так? — было не похоже чтобы он удивился.
— Именно так! Из этого и вытекает мое второе условие.
— Какое?
— Информацию от меня смогут получить только два человека: Вы и товарищ Сталин. А потом уж сами решайте кому ее еще доверять. Но учтите это при обеспечении моей личной безопасности которую вы мне будете гарантировать.
— Я не до конца понимаю, что вы этим хотите сказать, — видно было, что он действительно не понимает.
— Хорошо! Попробую объяснить на простом примере, — я немного задумался, а потом выдал: — Лаврентий Павлович, вы хотите знать когда и по какой причине Вы умрете?
В трубке послышалась зловещая тишина. Наконец нарком разродился вопросом:
— Это угроза?
— Нет, что вы, — попытался я его успокоить, — чисто риторический вопрос?
— Ну-у, допустим?
— А если я скажу что вы умрете не своей смертью? И что к этому приложили руку определенные лица? Не захотите ли вы узнать кто? Ну, что бы хотя бы переломить ситуацию?
— Кто? — он чуть ли не рычал в трубку.
— Да не волнуйтесь вы так, Лаврентий Павлович, — опять попытка успокоить. Ишь разволновался то как. Еще бы! Когда вопрос собственной шкуры касается. — У вас еще куча времени. Просто скажите — вам эти личности интересны?
— Да!
— Ну, какие методы вы будете применять для кардинального решения вопроса, я могу только догадываться. Да и не мое это дело. Это вам решать. Но вот скажите, как вы думаете, эти люди, способные на такое должны обладать определенными возможностями и влиянием, чтобы осуществит задуманное?
— Да!
— И, соответственно, сам факт моего существования, в этом контексте, будет нести для них угрозу? Можете не отвечать. И ежу понятно, что да. Так не проще ли, с их стороны, уже сейчас употребить свое влияние для ликвидации этой самой угрозы? Причем кардинально! Нет человека — нет проблем!
— Согласен! — вынужденно констатировал он. — Вы сообщите мне имена?
Ишь как его зацепило.
— Разумеется! Но только при личной встрече. Извините, но я боюсь утечки. И у стен есть уши! Тем более что это не телефонный разговор!
— Хорошо! — он понял, что сейчас от меня больше ничего не добьется. — Жду вашего звонка завтра. В это же время!
— Хорошо! До завтра!
Спустя сутки, в кабинете грозного наркома НКВД, если бы кто то мог бы, без разрешения, заглянуть в него, то несказанно удивился бы, увидев довольно нетипичную картину. Берия всегда при посторонних старался держать себя в руках и не давать волю своим эмоциям. И в последнее время это ему удавалось все лучше и лучше. Он даже неосознанно пытался копировать манеру поведения Хозяина, конечно же не в то время когда находился с ним рядом, а чаще всего в кругу своих подчиненных. Частое общение со Сталиным давало о себе знать и даже накладывало определенный отпечаток на его манеру поведения. Тем более, что необходимость обуздывать свои порывы он осознал уже давным-давно, поэтому волей-неволей научился управлять своими чувствами и направлять их в нужное русло. Но все равно, переть наперекор своих природных инстинктов было тяжеловато. Поэтому, оставаясь наедине с самим собой, он иногда позволял себе расслабиться и хоть и не надолго, скинуть маску, отпустить на волю свои страсти, выгулять, так сказать Зверя.
Потому что очень трудно человеку наступать на горло собственной песне, или идти против требований собственного психотипа. А как известно, исследовавшие исторических личностей современные психологи, определили его как левый внутренний. В личности Берии были сконцентрированы и усугублены все плюсы и минусы этого психотипа. Наработанная с детства внимательность к проявлениям окружающих людей, умение предугадать угрозу и уйти от неё до её реализации, развитая интуиция, умение замечать микронюансы своих и чужих чувств, способность резко включаться и совершать неожиданные поступки, опережая тем самым своего противника, умение кардинально менять свой взгляд на происходящее, гибкость в поведении — всё это делало Берию таким живучим на фоне тотальных репрессий. Он легко опережал Сталина — своего медлительного правого внутреннего Хозяина — в скорости и гибкости прогноза и, благодаря этому, оставался живым.
Вообще, рядом с незрелым левым внутренним обязательно должен быть кто-то, кто жестко упорядочивает его жизнь, вводит правила и нормы и, тем самым, ограничивает его необузданную фантазию. Если же дисциплиной занят правый внутренний, то он склонен слегка «придушить» левого внутреннего, чтобы тот особо не трепыхался и не нарушал статичную картинку мира.
Берии неслыханно, просто сказочно повезло, что на его жизненном пути встретился именно Сталин, который по своему психотипу был правым внутренним. Сталин хоть и считал его вечным вторым, но именно благодаря ему он смог обуздать себя и направить свою энергию в позитивное русло. Берии всё же удалось пройти все ступени личностного роста и стать интегрированной личностью и уровень его личной силы намного возрос. Умение обуздывать своего Зверя дало ему возможность аккумулировать огромный запас личной силы, а природная гибкость и подвижность восприятия позволило преодолевать любые барьеры в постижении неведомого. Именно благодаря этому он смог одновременно курировать несколько сложных технических проектов, включая атомный и ракетный, и добиться в них существенных результатов.
Но все это было пока еще в долгосрочной перспективе, а пока, на этом этапе становления личности, нет-нет, да и проскакивали негативные нюансы психотипа. Особенно их внешнее проявления. Правда, стоит отметить, что уже только когда оставался один.
Вот как сейчас, он нервно вышагивал по кабинету, из одного угла в другой, внешне чем то напоминая рассерженного льва в клетке. Для полного сходства не хватало только хвоста, которым он мог бы хлестать себя по бокам. И царственного рыка, вырвавшегося на свободу Зверя.
Время от времени он останавливался и в нетерпении поглядывал на телефон. Немного постояв и гипнотическим взглядом безуспешно попытавшись заставить зазвонить аппарат, не добившись результата продолжал нарезать круги вокруг стола. Впрочем это ему не мешало раз за разом, заново прокручивать в голове свою сегодняшнюю встречу с Хозяином.
Как он не торопился на эту встречу, но тем не менее ему, некоторое время пришлось подождать в приемной, пока Сталин разбирался с другими посетителями. Что же поделать если на текущий момент наиболее главными вопросами были военные аспекты, как самые злободневные. Поэтому попасть к Верховному Главнокомандующему, народный комиссар ВНУТРЕННИХ дел, смог только после того, как кабинет покинули нарком обороны маршал Тимошенко С. К, начальник Генерального штаба РККА генерал армии Жуков Г. К., и нарком иностранных дел Молотов В. М. Молодой стране Советов в жестокой схватке с агрессором срочно требовались союзники и внутренние резервы, которых, к сожалению было не так уж и много. Впрочем и стран, желающих протянуть руку помощи СССР тоже не наблюдалось. Даже с Великобританией, уже ведущей боевые действия против фашистской Германии, только в июле будет подписан, даже не договор, а всего лишь соглашение о совместных действиях. Именно на возможность подписания такого документа и нацеливал сегодня Сталин своего поверенного в делах и по совместительству главу НКИД Молотова. После того как тот доложил, что только Монголия и Тыва подтвердили свои союзнические обязательства и объявили войну Германии. Остальные страны, включая и США, замерли в ожидании.
Командование РККА в лице Тимошенко и Жукова тоже внесло свою лепту, вывалив на Верховного кучу своих проблем которые требовалось решать срочно.
— Вот видел Лаврентий, этих деятелей? — Встретил он Берию вопросом с порога, кивая при этом на закрывшуюся дверь. — Трех лет им не хватило чтобы подготовиться к войне, а сейчас они просят три месяца, чтобы провести внутреннюю мобилизацию и накопить резервы. Благодаря своевременной информации известного тебе лица нам удалось вовремя отвести войска от границы и создать мощный рубеж обороны на линии Сталина. Мы также знаем планы германского командования и направления их ударов. На угрожаемые участки стянуты дополнительные силы и судя по уверениям командования РККА линию обороны мы удержим! А вот сил для контрнаступления у нас нет! И взять их негде! Мобилизационные запасы армии и производственные мощности промышленности не позволяют решить эту проблему ранее чем за три месяца! Они забыли как доказывали мне необходимость создания мобскладов непосредственно у новой границы! Дескать возить ближе! Хотели войну выиграть на чужой территории! И где сейчас эти запасы? Где?! Хорошо хоть уничтожили, а не оставили врагу! Только вот что нам делать в этой ситуации? А? Может быть ты подскажешь?
— Могу и подсказать, — ухватившись за этот шанс одновременно прояснить ситуацию и перевести разговор на актуальную тему, который ему давал прямой вопрос Сталина. — Я, можно сказать, именно за этим сейчас и пришел!
— Ну-ка, ну-ка, — заинтересованно протянул Верховный, — проходи-ка! Проходи, проходи! Присаживайся. — Он махнул рукой, с зажатой в ней потухшей трубкой, в сторону стола. — Садись и рассказывай, что сегодня интересного накопал?
— Да я так, просто хотел предложить рассмотреть вопрос о переброске нескольких дивизий дислоцированных в Сибири и на Дальнем Востоке.
— Так, так… — Сталин задумался, видимо мысленно уже рассматривая этот вопрос, который первоначально не вызвал у него отторжения, но зато порождал множество других вопросов. — И на основании чего ты пришел к такому мнению? Обоснуй!
— Ну-у, здесь все очень просто и очевидно. — Берия заторопился пытаясь поскорее донести свои мысли до первого лица государства, — вновь формируемые по мобилизационном плану части, как впрочем верно отмечают и сами военные, по определению имеют более низкую слаженность. Поэтому сильно рассчитывать на их боеготовность не приходится. А дальневосточные дивизии все кадровые. Хорошо вооруженные и оснащенные. И, самое главное, имеют реальный боевой опыт. Полученный ими в ходе приграничных конфликтов с Японией на озере Хасан и, особенно, на Халхин-Голе.
— В этом ты конечно безусловно прав, — Сталин ухватился за последние слова наркома, — и на счет боеготовности и на счет опыта. Вот только как насчет милитаристских планов той самой Японии? Которая спит и видит оттяпать у нас весь Дальний Восток, Забайкалье и Сибирь, вплоть до Урала! Их аппетиты нам хорошо известны еще по гражданской войне. И что мы сможем тогда им противопоставить? Если заберем оттуда самые боеготовые войска?
— По имеющимся у меня сведениям, — хитро прищурился Берия, — в ближайшее время не стоит опасаться нападения Японии на Советский Союз. У них совсем другие планы!
— И откуда тебе стало известно об этих планах? — голос вождя был наполнен сарказмом — Как всегда получены агентурным путем из достоверных источников? И много нам пользы принесли агентурные сведения о нападении фашистской Германии? Ведь были же такие? Скажи были?
— Были, товарищ Сталин, — Берия горестно вздохнул и огорченно развел руками, — но….
— Вот именно, что но! — Раздраженно перебил Сталин. — И сведения были, и агентура работала! А все равно оказались не готовы!
— Как бы и здесь не обосраться! — Добавил в сердцах по-грузински.
— Я думаю, — вкрадчиво начал Берия, — что в этот раз прокола не будет. Потому что эти сведения получены не от Токийской резидентуры… — Он интригующе помолчал, — А совсем из другого ИСТОЧНИКА! — И он многозначительно посмотрел на Сталина.
Тот, в свою очередь, на интуитивном уровне почувствовал изменившееся настроение собеседника и уже о чем то догадываясь спросил:
— Ну-ка, ну-ка, неужели наш Игрок опять объявился?
— Точно так, — Берия не стал отрицать очевидное. — Объявился!
— Ну и?
— Сегодня ночью у меня с ним состоялся телефонный разговор…
— Что? — Удивлению Сталина не было предела. — Вот просто так взял и позвонил?
— Ну-у, не совсем так, — нарком действовал по принципу: «сам себя не похвалишь, никто не похвалит», — я организовал ряд мероприятий и вынудил его пойти на это. Правда, — он немного замялся, но потом все таки решил рассказать все, — что удумал стервец! Позвонил ко мне в приемную и потребовал у моего секретаря соединить его с кабинетом. То есть со мной!
— И?
— Бедный секретарь чуть заикой не стал! Впрочем я его понимаю. Звонит Берия и просит соединить его с Берией! Тут у любого ум за разум зайдет!
— Ладно, хватит про твоего секретаря! — Шутка сразу оборвалась. — По делу давай.
И Берия подробно рассказал Хозяину, как он ловил Игрока на живца. После того как рассказ был закончен Сталин ненадолго задумался анализируя сложившуюся ситуацию, а потом спросил напрямик:
— Ты ему веришь? — И пристально посмотрел в глаза.
У Берии, как это уже не раз бывало в схожих ситуациях по коже пробежали мурашки и прошиб внезапный озноб. Он понял, что если ответит неправильно, то это будет его самая большая ошибка в жизни.
— Да! Верю! — Наконец-то он решился. — И тут даже дело не в том, что он говорил, а как говорил. Чувствовалась этакая обеспокоенность положением дел и внутренняя убежденность в своей правоте. И еще…
Чтобы убедить Сталина в своей искренности он, скрепя сердце, дословно передал диалог с Игроком о собственной смерти, и лицах к этому причастных.
Внимательно его выслушав Сталин неопределенно хмыкнул и констатировал:
— Хм, да-а! Чувствуется, как говорится, твоя личная заинтересованность. — Потом добавил, — Чтобы заполучить такую информацию ты наизнанку вывернешься! Вот только не надо путать свою личную шерсть с государственной! Смотри у меня! Если узнаю что ты информацию от Игрока используешь во вред…
Дальше можно было и не продолжать. Взгляд его глаз, редкого тигриного оттенка, говорил больше слов!
— Что предлагаешь?
Берия выложил свой немудренный план с которым, после недолгого раздумья, Сталин и согласился.
— Ну хорошо! Действуй. И если МОЕГО слова ему достаточно, то можешь от моего лица гарантировать ему неприкосновенность. Я тоже думаю, что он может нам представить много чего интересного. С его то возможностями. Если уж наркому внутренних дел звонит как к себе домой! — И не удержался от колкости, — Странно что еще мне не позвонил? Сталину от товарища Сталина! — И снова неопределенно хмыкнул, как бы представляя себе такую ситуацию. — Боюсь, что и у меня, Поскребышев заикаться начнет.
Этот разговор, со всеми его нюансами, раз за разом подобно карусели, прокручивался у Берии в голове, мешая сосредоточится на других делах. И заезженной пластинкой все время звучало: «Смотри у меня! Смотри у меня! Смотри у меня!» Поэтому он с таким нетерпением и ждал сейчас звонка, чтобы новой информацией перебить эту назойливую музыку. И не находя себе места накручивал круги в своем кабинете.
Как не ожидаем был звонок, но все равно телефонная трель заставила его вздрогнуть. Чуть ли не теряя самообладание он порывисто схватил трубку, но потом заставил себя встряхнуться и уже спокойным голосом государственного чиновника высокого ранга бросил: «Берия у аппарата!»
— Добрый вечер, Лаврентий Павлович! — доброжелательно, насколько это было возможно в такой ситуации, поздоровался я.
— Здравствуйте, — Берия в своих оценках был более осторожен.
Видимо он не считал сегодняшний вечер столь добрым, как то я ему констатировал. Ну что ж, не будем его переубеждать. Тем более, что и более насущных вопросов не счесть. Видимо у грозного наркома было такое же мнение. Поэтому он сразу попытался взять быка за рога.
— Сегодня у меня состоялся разговор с товарищем Сталиным. И он готов гарантировать Вашу личную безопасность на все время вашего нахождения под Нашей юрисдикцией. В обмен на предоставление от Вас необходимой для Нас информацией! Вас устраивают такие условия?
— Вполне! — Не стал я, в отместку, разводить турусы на колесах.
— И когда Мы можем рассчитывать на Ваше появление? — В его голосе было видно плохо скрываемое нетерпение.
— В течении трех дней я буду у Вас! — я не стал его разочаровывать. — С Первым пакетом информации!
— С первым? — К нетерпению добавилось недовольство.
— Дело в том, что я отобрал наиболее, на мой взгляд, нужную и интересную для Вас информацию. Но я могу в чем то и ошибаться. Поэтому этот вопрос можно и скорректировать. Но это возможно только при личной встрече. Впрочем как мы с вами и договаривались. Поймите меня правильно, — я немного замялся подбирая правильную формулировку, — мое субъективное мнение, на вопрос что важно а что нет, может не совпадать с вашим. И после того как вы мне эти вопросы, при личной встрече, озвучите, я смогу предоставить уже более подробную информацию с учетом Ваших пожеланий.
Видимо мое объяснение если и не удовлетворило, то уж во всяком случае несколько успокоило грозного наркома. Поэтому уже более благожелательным тоном он продолжил:
— Какая помощь вам может понадобиться от меня? Чтобы исключить какие-либо эксцессы в процессе транспортировки и передачи информации.
— Спасибо, конечно, за предложение, но я думаю, что для обеспечения секретности лучше всего полностью исключить участие третьих лиц. Поэтому мы обойдемся своими силами.
— Мы? — Он сразу вычленил главное. И заволновался.
— Да мы! — Постарался я его успокоить. — Поймите меня правильно, Лаврентий Павлович! Вы зря всполошились узнав, что пакет с информацией будет Первым. На самом деле массив ее таков, что для того чтобы ее просто изучить, переработать и проанализировать потребуется создавать целый научно-исследовательский институт. Вот, кстати, до ее прибытия вам бы желательно проработать этот вопрос. Создать в Вашем наркомате специальный отдел, что ли. Определиться с кадрами. Это конечно не мое дело, Вы свою кухню гораздо лучше меня знаете. И учить вас решать подобные проблемы я не вправе. Это просто совет. Так вот, возвращаясь к приготовленной информации. Ее количество действительно огромно! И по объему приблизительно равно фонду библиотеки имени Ленина. И разумеется, я такую массу в одиночку просто не допру. А привлекать посторонних людей, как я уже говорил выше, крайне нежелательно. Поэтому со мной будет еще один человек, который, как говорится в теме. Я его хорошо знаю и ПОЛНОСТЬЮ доверяю.
— А имя у этого человека есть? — Было видно, что он до конца не согласен с моим мнением.
— Да! Разумеется. Его зовут Вася!
— Просто Вася?
— Нет конечно, — я понимал что сейчас вызову новый поток недовольства, но надо было расставить все точки над и. Чтобы не было кривотолков и недомолвок. Ведь изначально ставка делалась на полном доверии. — Старшина запаса Василий Клаус!
— Немец?! — Берия аж вскинулся.
— Немец. — Не стал я отрицать очевидного. — Но вы только поймите меня правильно. Это наш! РУССКИЙ немец! Сибиряк! Десантник! Нацистов люто ненавидит. Что недавно и доказал на практике. Лично уничтожил десять фашистских танков и взвод солдат. Причем последних, буквально, голыми руками!
— Так не бывает! — Скепсис в его словах был явно виден. — Чтобы ОДИН человек, даже самый подготовленный, смог уничтожить целый взвод опытных солдат? Да еще в рукопашную? Ни за что не поверю!
— И тем не менее это так! Вы просто еще его не знаете, но когда увидите, то поймете, что этому человеку по силам еще и не такое. Я то его знаю с детства. Поэтому и сказал, что ручаюсь за него как за самого себя!
— Ну хорошо, — наконец-то он со мной согласился, — берите своего, просто Васю, и как можно скорее доставьте мне то что обещали.
Хорошо еще, что Васька не Филей зовут. Почему то промелькнуло в голове. А то бы получилось: «Берите своего простоФИЛЮ…» А вслух сказал:
— Через три дня мы будем у вас. — И сразу, чтобы не забыть добавил, — но нам еще нужно…
— Документы? Деньги? Транспорт? Люди? Все что в моих силах и возможностях. — Было видно что он ОЧЕНЬ жаждет встречи.
— Лаврентий Павлович, извините что напоминаю, но на счет людей мы с вами вроде как договорились. Никаких посторонних лиц! Транспорт конечно же не помешал бы. Но для его использования опять же нужны люди. Как и для передачи денег. Не сами же вы будете эту операцию осуществлять? Вам это по статусу не положено. А что касается документов… Поверьте мне на слово, товарищ нарком, мы можем сделать ЛЮБЫЕ документы, которые по качеству изготовления будут даже лучше оригиналов! Но…
— Ну что вы замолчали, — он решил ускорить мой мыслительный процесс. — Я конечно могу только догадываться о ваших возможностях, но даже товарищ Сталин оценил их как очень высокие. Поэтому говорите, не стесняйтесь.
— Мы знаем, что вы знаете, что мы знаем!
— Что? — Он искренне удивился недоумевая. Поэтому я поспешил объясниться.
— Просто игра слов. Вы знаете, что мы для выполнения задачи будем пользоваться поддельными документами, но мне бы хотелось придать им легитимность.
— То есть?
— Ну, как в романе Александра Дюма-отца. «Три мушкетера» помните?
— Читал когда то. Очень давно.
— Там есть эпизод, когда один из персонажей, его звали Атос, силой завладел документом, который впоследствии спас всех мушкетеров. А документ этот, за подписью кардинала Решилье, гласил: «ВСЕ что сделано предъявителем сего, сделано на благо государства и по моему приказу!»
— Да-да, что то такое припоминаю.
— Вот и мне бы хотелось получить от Вас подобную индульгенцию!
— Хорошо! Я понял! Разрешаю Вам действовать по своему усмотрению и от моего лица! Но чтобы через три дня вы были у меня в кабинете! — Его голос аж зазвенел.
— Будем! Непременно будем, — сказал я и добавил, — лично и с информацией!
— Жду!
Понимая что тем самым он завершает разговор поспешил добавить:
— Лаврентий Павлович! Подождите. Последняя просьба.
— Говорите.
— Наши данные известны только вам, но еще бы дополнительно хотелось оговорить кодовое слово, так сказать пароль. Который бы мог служить для нашей идентификации.
— У вас есть конкретные предложения?
— Есть. КАБЫЗДЯНОВКА!
— Странный какой то пароль, — было видно что он удивлен, — первый раз такое слово слышу.
— Ничего странного, — я попытался его разубедить, — как и положено любому добропорядочному паролю, который должен включать в себя название населенного пункта или географического объекта. Кабыздяновка! Так называется деревушка в Сибири, рядом с тем местом, откуда мы с Васей родом. Но кроме этого она имеет дополнительный смысл.
— Какой?
— В этом слове очень интересное сочетание звуков. Человек, для которого русский язык не родной, как бы он его хорошо не знал, с первого раза, без ошибки, правильно выговорить не сможет. Можете сами убедится!
— Капы… кабыс… Тфу ты черт! И действительно. Ладно, уговорили. Принимается! Еще что-нибудь?
— Нет. Теперь все.
— Тогда не теряйте времени! Я вас жду! До свидания!
— До свидания! — ответил я и положил трубку.
Обычный рабочий день наркома внутренних дел затягивал своей рутинностью. Это только непосвященному человеку может показаться, что руководящая должность, в особенности такого масштаба является истинной синекурой, но в действительности это только кажущаяся необременительность. Может быть, для современных рассейских министров такое положение и в порядке вещей, но вот во- временна оные, чем выше была должность, тем больше ответственность. Будь ты хоть наркомом сельского хозяйства, хоть грозным наркомом НКВД, принцип для всех один: накосячил — отвечай! И что характерно — неприкасаемых не было! Зять, брат, сват — значения не имело. И принцип, кому много дадено, с того много и спросится, работал в ста процентах случаев из ста! Потому и трудились не за страх, а за совесть!
Разумеется, руководителю такой масштабной и разветвленной организации, каковой, на начало 40-х годов, являлся НКВД, нет необходимости, да и честно говоря, чаще всего и физической возможности, делать все самому. Для этого у него есть целый штат все различных помощников, секретарей, руководителей более низкого ранга. А вот правильно их расставить на ключевые посты, дать каждому дело по его силам и возможностям, а еще желательно и интересам, обеспечить всем необходимым для выполнения поставленной задачи, провести все согласования, это и входит в его обязанности. И еще, разумеется — надзор и контроль! А для того чтобы он был эффективным, необходимо быть в курсе всего. Ну, или, по крайней мере, многого. И нет никакой возможности бегать за каждым исполнителем, поэтому гораздо проще вызвать его к себе.
Потому то, обычный рабочий день крупного сталинского топ-менеджера был до предела насыщен различного рода совещаниями, консультациями, телефонными и личными переговорами, разносами нерадивых, поощрениями прилежных и заслушиванием исполнительных подчиненных. И так целый день! Не мудрено, что уже к середине дня все это превращается в бесконечную череду дел, сменяющих друг друга, как кадры в черно-белой киноленте. Но случаются и моменты, которые своей яркостью, разбавляют эту серость, добавляя цветных красок и от того запоминающиеся надолго.
Так и сейчас, вроде бы ничего такого не предвещал обычный звонок секретаря, который, однако, явился спусковым крючком целого ряда ярких событий.
Берия на секунду оторвался от изучаемого документа, чтобы поднять трубку телефона внутренней связи и небрежно сказал:
— Слушаю.
— Товарищ народный комиссар, — голос секретаря был по деловому сух, — в приемную звонит начальник пропускного пункта и просит его с вами соединить.
— Он что, — раздраженно спросил Берия, — не может вопрос решить по инстанции?
— Говорит дело срочное и, что только вы можете его решить… — секретарь прервался, ожидая реакции начальства. Видно было, что он и так взял на себя слишком много отвлекая его по мелочам.
— Ладно, — решил Берия проявить снисходительность, — соединяй. Посмотрим, что у него такого случилось, что целый нарком понадобился, чтобы разрешить ситуацию.
В трубке раздался характерный щелчок:
— Берия, — обманчиво-вкрадчивым тоном бросил в трубку, — слушаю!
— Т-т-о-о-варищ генеральный комиссар государственной безопасности, — голос говорившего наоборот был взволнованным. Но одновременно с этим, какой то тягучий и невнятный, как у пьяного, — из-звините за беспокойство. Говорит дежурный по контрольно-пропускному пункту, лейтенант госбезопасности Еприкян.
— Что у тебя случилось лейтенант? Только кротко!
— Т-т-о-о-варищ народный комиссар, — по прежнему слегка заикаясь начал дежурный, — д-о-окладываю! Полчаса назад на контрольно-пропускной пункт управления НКВД пришли два че-еловека. Представились как майор Седых и ста-а-а-ршина К-к-клаус! Под-дтверждающих личность документов не предъявили. Назвали только пароль. Который тоже никому не известен. Сказали, что по ва-ашему личному приглашению!
На этом доклад дежурного прервался. Видимо само сочетание ЛИЧНОЕ ПРИГЛАШЕНИЕ, от наркома НКВД, для него было дикостью. К наркому обычно вызывают или, в крайнем случае, приказывают прибыть. А чаще всего — доставляют. Видимо этот нонсенс, как и наглость прибывших, вызывала у лейтенанта оторопь.
— Какой они назвали пароль? — Быстро сориентировался Берия.
— Капсяновка! — Бодро доложил дежурный.
— Как?
— А нет, — дежурный замешкался, — КапЫсяновка!
— Может КАБЫЗДЯНОВКА?
— Так точно, — радостно завопил лейтенант, — Капысдяновка!
— Слушай лейтенант, — нарком насторожился, — ты что? Нерусский?
— Никак нет, товарищ нарком, — еще более радостно выпалил тот. — Я армянин!
— А-а, тогда понятно, — констатировал нарком, и тут же, без перехода добавил, — значит так, лейтенант. Я действительно ПРИГЛАШАЛ этих людей! И жду их с нетерпением! Поэтому отправь одного из своих помощников, пускай их ВЕЖЛИВО сопроводит, до моего кабинета. И чтобы по зданию не блукали.
Вместо ответа дежурный опять замялся, но видимо понял, что отступать уже некуда и признался:
— Из-звините, товарищ генеральный комиссар, — Берии показалось, или он действительно стал больше заикаться, — но в данный момент это невозможно.
— Что невозможно? — Вдруг страшная догадка пронзила его мозг. И он просто зарычал, — вы что там! Совсем охренели?! Что с гостями? Они живы?
— Да что им сделается, — в голосе дежурного слышалась нешуточная обида, — бугаям этим! А вот помощники мои… — и, видимо решившись выпалил:
— Товарищ народный комиссар внутренних дел! Докладываю! После того, как прибывшие указали, что прибыли по вашему вызову, я и собирался отправить их к Вам. Но дело в том, что при себе они имеют немалый груз. Упакованный в несколько, странного вида, баулов. На мое требование предъявить вещи к осмотру, они ответили категорическим отказом. И сказали, что дать разрешение на осмотр их груза можете только вы. А Вы, дескать, такого разрешения не давали. И отправили меня…
— Куда? — Берия уже начинал догадываться о сути конфликта.
— К такой-то матери… — он замялся, но потом все-таки признался, — В общем — послали они меня! По долгому, как они выразились, сексуальному, маршруту!
Видно было, что лейтенант госбезопасности не привык к такому обращению. Поэтому был сильно расстроен. И это еще мягко сказано. Учитывая его кавказский темперамент, он был просто в ярости. Но видимо, нашла коса на камень, и выместить зло на прибывших не получилось. Однако наглость гостей удивила даже наркома. Он внутренне усмехнулся, представив себе, на минутку, то кипение страстей, которое происходило в холле управления. Где, собственно и располагался контрольно-пропускной пункт. И чтобы до конца прояснить ситуацию — спросил:
— Чем все закончилось?
— Товарищ генеральный комиссар, — теперь в его голосе слышались оправдательные нотки, — я действовал согласно инструкции. Которая прямо запрещает пропуск в здание управления лиц, без досмотра вещей. Поэтому вызвал дополнительную охрану, в лице комендантского взвода охраны здания.
— Что, — пренебрежительно спросил Берия, — прямо весь взвод вызвал? Целиком?
— Так точно! Весь! Но как оказалось, что и этого было мало!
— Целого взвода? Против двух человек?
— Просто, товарищ нарком, вы их не видели, — в его голосе была нешуточная обида.
— Что? — Берия уже не скрывал, что ситуация его забавляет. — Неужели настолько страшные?
— А? Что? — Вопрос дошел не сразу. — Да. То есть нет. То есть… Нет, тот который постарше, он эта… он нормальный. А вот второй…
— Который старшина Клаус?
— Да он! Вот он… — лейтенант решился, — знаете товарищ нарком, я и на Хасане был. И на Халхин Голе. И в белофинами сражался. Но… В общем когда я этого старшину увидел, то чуть не обделался. Право слово! Натуральная горилла! Поэтому и вызвал весь взвод. Но даже это не помогло. Не справились! Я же стрелять запретил. Вдруг они и правда Вам нужны. А голыми руками их не взять.
— А что, тот, который назвался майором?
— А тот, только двоих с ног сбил, а так все время прыгал вокруг старшины этого. И все кричл…
— Что кричал?
— Да просил никого не убивать…
— Что? Так прямо и просил?
— Да вокруг бегал и причитал все время: «Вася! Ты только аккуратно! Смотри никого насмерть не зашиби! Мне ж потом перед Лаврентием Палычем, — перед Вами, то есть, — не оправдаться будет!»
— И каков итог? Убитые есть?
— Не могу знать, я не специалист, тут доктор нужен. А так, — личный состав взвода охраны, в полном составе, на полу валяется! — Было видно что ему хочется выругаться, но он сдерживается. — С травмами различной степени тяжести. Многие без сознания. В том числе и мои помощники.
— И что? — В голосе Берии был явный интерес. — Все голыми руками?
— Ага! Руками! У него те руки как лопаты. И машет ими так, что только успевай уворачиваться. Мне тоже досталось…. — Видимо в этом признаваться не хотелось, — слегка. Но в ушах звенит и немного тошнит. Наверное сотрясение.
— Где гости? — Перебил его нарком.
— Где? — Дежурный сначала не понял вопроса. Потом до него дошло. — Здесь! У окна стоят. Шушукаются.
— Ладно. Жди. Сейчас пришлю своего помощника, он их проводит.
— Товарищ нарком, — перебил дежурный. — Может караульную роту вызвать?
— Зачем?
— Просто так. На всякий случай. Мало ли что?
Берия немного подумал, но все ж таки сказал:
— Не надо! Майор Седых, за своего спутника передо мной поручился… Вот и пускай…
Спустя непродолжительное время мы с Васей стояли в кабинете наркома, недалеко от входной двери. Не потому что готовили себе пути отступления и хотели удрать, если что пойдет не так, а потому что невежливо проходить без приглашения. Напротив, немного отойдя от стола, стоял Берия и с интересом нас разглядывал. Интерес был обоюдный. Я жадно вглядывался в его лицо, стараясь в этих чертах разглядеть печать исторической личности. Но ничего такого не находил. Обычное лицо усталого человека. Вот только глаза! Умные глаза глядели на визави, как бы пытаясь проникнуть в душу и разглядеть там что то, ведомое только ему. Этот взгляд цепко изучал каждую деталь, вызывая невольное волнение. В особенности, судя по всему, его повышенный интерес вызвала Васина тушка! Ну еще бы! Вася у нас личность колоритная!
Наконец то, процесс взаимного изучения был окончен. И хозяин кабинета, широким, гостеприимным жестом пригласил нас к столу, сопровождая жест словами:
— Ну что ж, гости дорогие! Проходите! Присаживайтесь! Рассказывайте. Кто вы? Откуда? И, самое главное, откуда у Вас такие сведения.
Дернув за рукав, впавшего в ступор, от лицезрения исторического персонажа, Васю, потянул его за собой к столу. На который, из наших необъятных баулов, стали доставать один за другим все те девайсы, с помощью которых планировали посвятить грозного наркома в существующее положение вещей. А что бы информация воспринималась более красочно и наглядно, мы приготовили небольшую презентацию. Когда же все необходимое для демонстрации заняло свои места, как то ноутбук с видеопроектором, фото- и видео- камеры, многофункциональное устройство: принтер, ксерокс, сканер, 3 в 1, другие причиндалы современного мерчандайзера. И когда все было готово и подключено, голосом заправского конферансье провозгласил:
— Значит так! Все началось…
Комментарии к книге «Вставай! Страна огромная!», Сергей Леонидович Мех
Всего 0 комментариев