«Всемирный следопыт, 1930 № 09»

На душе защемило. «Неужто я забрел так далеко, что они не слышат моего выстрела? Неужели мы разойдемся? Искать, сию минуту искать их! — рванулся он с крыльца, — А где искать, как искать, когда темнеет? Что делать?..»

Вскинул револьвер и яростно и нетерпеливо выпустил в воздух всю обойму.

В ответ лишь темные деревья гневно загудели вершинами.

— Заблудился! Один на старом кладбище!..

Костер полыхал жаром. Искры роились и гасли в воздухе. И другими искрами, жаркими созвездиями горят в ночной тьме волчьи глаза. Звери залегли стаей и кустах, по склонам оврага и смотрят неотрывно сюда, на дно.

Но Раттнеру не страшны волки. Бушует пламенем костер, в револьвер заложена свежая обойма. Выставляя к огню ладони и удовлетворенно покряхтывая, он думает:

«Догадаются ли Илья и Федор не уходить с того места, на котором я вчера их оставил? Иначе мы не найдем друг друга!..»

Прислушался. Тайга, залитая стылым лунным светом, попрежнему молчала. Но теперь это молчание уже не пугало, а, наоборот, успокаивало.

И вдруг что-то ухнуло, затрещало в темноте. Рапнер рефлективно, вне воли, бросился в сторону. Огромная сосна с треском и стоном рухнула с обрыва, прикрыв своей макушкой костер. Не отбеги Раттнер, сосна переломила бы ему кости.

Около полчаса, стоя в темноте, вдали от костра, он выжидал, прислушиваясь. Но не услышал даже ни малейшего шороха. Лишь сова, возвращаясь в гнездо, в алтарь, уронила, пролетая над оврагом, свой жуткий вопль.

Раттнер поднялся с пня, на котором он сидел, намереваясь вернуться к костру, и замер испуганно. Откуда-то из глубин тайги прилетел человеческий голос. Именно человеческий, в этом не было сомнении. Кто-то, будоража ночную тишину, запел жалобную, скорбную не то песню, не то молитву. Высокий голос, весь тоска и слезы, долго жаловался на что-то притихшей тайге да звездам.

— У костра я ночевать не буду, мет! — решил твердо Раттнер. — Заночую в церкви, забаррикадировав чем попадется дверь!..

К утру подморозило. Раттнер вышел из церкви и не узнал тайги.

За ночь выпал снег, прикрыв знакомые, примелькавшиеся за вчерашний день очертания оврага. Блестящая серебряная изморозь побелила сучья. Казалось, новая местность лежала перед ним.

Вскарабкавшись на глинистый яр, Раттнер остановился передохнуть. Глаза горели от бессонной ночи, тошнило и звонко кружилась голова от голода.

— Куда итти? А не все ли равно!