«Литературная Газета, 6596 (№ 17-18/2017)»

Литературная Газета, 6596 (№ 17-18/2017) (fb2) - Литературная Газета, 6596 (№ 17-18/2017) 1775K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Литературная Газета

Сирень по имени „Победа“

Сирень по имени „Победа“Правда истории всё равно восторжествует

Общество / Первая полоса

Теги: День Победы , 9 Мая

Знаменитые кадры Парада Победы, когда наши воины бросают знамёна вермахта на брусчатку Красной площади, стали каноническими. Это символическое действо встало в один ряд с «парадом побеждённых», когда по Москве провели пленных немцев, пустив за ними поливальные машины. Величественная драматургия Победы начинала складываться уже тогда. Она развивалась в 60-е, обогащалась в 70-е, дряхлела в 90-е, а в наши годы обрела новую стать. Парад Победы стал прочной традицией вопреки брюзжанию меньшинства, представляющего 9 Мая днём скорби, когда следует калькулировать «цену победы». В наши дни появился «Бессмертный полк» – акция, без которой уже невозможно представить главный праздник страны. Единственная примета, отсылающая к наследию 90-х, – задрапированный мавзолей. Каждый год говорят об этом анахронизме «десоветизации», кажется, уже всем понятно, что ничего, кроме чувства неловкости, эти маскировочные ухищрения не вызывают. Но оказалось, что раздрапировать мавзолей гораздо сложнее, чем задрапировать его. Ведь в этом шаге некоторые наверняка усмотрят признаки «возврата к тоталитаризму». Понятно и другое – рано или поздно всё-таки придётся на это решиться. Хотя бы следуя законам исторической правды. Ведь именно к Мавзолею Ленина бросали советские воины знамёна поверженной нацистской Германии. Эту символику нужно помнить и принять как неотъемлемую часть отечественной истории. Появятся и новые традиции, как, например, возникла акция «Сирень Победы» – энтузиасты возродили русские селекционные шедевры, и теперь к 9 мая наш исконный символ весны высаживают по всей стране.

Памяти погибших 2 мая 2014 года в Одессе

Памяти погибших 2 мая 2014 года в Одессе

Общество / Первая полоса / Стихи на первую полосу

Теги: Одесса , трагедия

Плыл майский день ни весело, ни скучно,

на ниточке дрожа, как змей воздушный,

и вечер быть приятным обещал…

Но Времени гигантская праща

уже дошла до точки невозврата,

и вечер, обещавший быть приятным,

вдруг чёрной пеленой заволокло.

Кричали люди. Лопалось стекло…

И подымались по небесным сходням

из пламени – из самой преисподней –

испуганные души в небеса

под хриплые от крови голоса…

И остывала плоть – души оковы –

на жертвеннике поля Куликова.

И был удушлив сладковатый чад…

И багровела Каина печать.

Людмила Шарга

Боль прошлого

Боль прошлого

Книжный ряд / Первая полоса / Книга недели

Теги: Даниил Гранин , Она и всё остальное

Даниил Гранин. Она и всё остальное. Роман о любви и не только. М., Центрполиграф, 2017, 222 с. 5000 экз.

Война оставляет на человечестве рубцы. Для того чтобы они зажили, чтобы утихло эхо взрывов и плачей, чтобы отболели опалённые войной воспоминания, должно смениться не одно поколение. Об этом – новый роман писателя, фронтовика Даниила Гранина. А ещё – о любви. О любви Магды Вернер и Антона Чагина, которые встретились в Берлине во время деловых переговоров много лет спустя после окончания Второй мировой и осознали, что призрак войны всё ещё стоит между ними – немкой и русским.

В повествование вплетается множество исторических фактов. Например, отдельной сюжетной линией проходит судьба архитектора фашизма Альберта Шпе­ера. Размышляет автор и над проблемой создания атомной бомбы. Скорбными отголосками звучит в романе тема блокады…

Небольшое по объёму произведение ставит перед читателем множество вопросов. Может ли стать помехой любви разница культур и боль народного прошлого? Почему русским удалось одержать победу над фашизмом? Совместимы ли гений и злодейство? Есть ли у народа право на месть и как далеко она может зайти? Эти и другие проблемы – вечные и всегда актуальные – волнуют автора и его героев.

Сожжённое будущее

Сожжённое будущее

Колумнисты ЛГ / Очевидец

Неменский Олег

Теги: Украина , Одесса , трагедия

«Удачная спецоперация» – так теперь на Украи­не называют события трёхлетней давности, когда 2 мая были сожжены десятки граждан в одесском Доме профсоюзов. Украинские «патриоты» прекрасно отдают себе отчёт, что это было заранее спланированное убийство. И не хотят, чтобы формально открытое следствие привело к нахождению виновных, ведь они им видятся героями.

Даже даётся обоснование: не убили бы вовремя этих, была бы и в Одессе «народная республика». Но это подтасовка фактов: реальное сопротивление в Донбассе началось и как реакция на события 2 мая! Потом Киев устроил «Дом профсоюзов» в большем масштабе – как в Одессе бросали в окна «коктейли Молотова», так в окна жителей ДНР и ЛНР по сей день летят пули и снаряды.

2 мая жители восточных и юго-восточных областей смогли увидеть и понять, как именно к ним относятся новые хозяева государства. Надежды, что с украинствующими можно жить мирно в одной демократической системе, где будет учтено своеобразие регионов и различные идентичности, были сожжены. То, что случилось в Одессе, в других формах происходит ежедневно в масштабах всей Украины.

Майдан – символ отказа оппоненту в праве на другое мнение и решимость силой навязать тот выбор, который диктует идеология украинства, – радикального отмежевания от России и всего русского под лозунгами европеизации. С этого отказа в диалоге началась подспудная гражданская война.

Можно услышать, что украинские власти не выполняют Минские соглашения, исходя из частных интересов – им выгодна вялотекущая война и совсем не нужен разрушенный и враждебный Донбасс. Это верно, но надо понимать, что выполнение этих соглашений в этой системе в принципе невозможно.

Киев не может пойти на переговоры с восставшим регионом, поскольку на диалог с «несвидомыми» есть жёсткий запрет. Пойти на них – значит начать и внутриукраинский диалог, нарушить запрет на признание интересов миллионов граждан, голоса которых будут де-факто выражать представители народных республик. А вся система и государства, и его идеологии сформировалась на принципиальном отказе от такого диалога. Если отказ отозвать, обрушится вся система, будет скомпрометирована сама идеология, лежащая в её основе.

Украинский национализм – политическая форма радикальной русофобии, старой западной традиции представлений о России. Одно из общих мест в европейских описаниях нас – убеждённость, что у русских якобы нет общественного мнения. Это касается и давних исторических текстов, и современной политологии. Из-за этого Запад постоянно не понимает, что происходит в России, удивляясь её непредсказуемости. Для него это страна-человек, воплощённая в правителе-тиране, правящем рабскими массами. Такой взгляд основан не на изучении меняющейся реальности, а на представлении, что у русских всё обстоит прямо противоположно Западу. И что нас поэтому можно топтать.

Украина точно так же пытается относиться к своей «внутренней России», отрицая её существование. Её нет и быть не может! Поэтому воюют воины АТО якобы не с жителями Донбасса, а с российской армией, а посылает её, невидимую, туда страшный московский тиран, у которого все рабы и своего мнения не имеют. Жители же Донбасса зомбированы его пропагандой – разговаривать там не с кем.

Но игнорировать реальность – плохая тактика. Она довела Украину до войны, продолжает разрушать созданную, как известно, большевиками государственность. Самая перспективная республика бывшего СССР стала самой отсталой и бедной. Любая стабильная политическая система должна основываться на общественном согласии, на учёте интересов основных групп населения. Отказ от диалога, отказ в признании факта существования оппонента – залог распада.

Нынешняя Украина 2 мая спалила в Одессе не «колорадов», а своё будущее.

В ожидании де Голля

В ожидании де Голля

Политика / События и мнения / Актуально

Теги: Франция , выборы

Россия пристально следит за выборами во Франции

Стоит появиться на французском горизонте очередному политическому лидеру, и в России начинают обсуждать, станет ли он другом нашей страны. В качестве идеального правителя традиционно фигурирует Шарль де Голль. О нём с чувством геополитической ностальгии любят упоминать политологи, политики. Конечно – это лишь частный случай европоцентричности нашего политического класса, который в принципе склонен идеализировать Запад, привычно раздаёт авансы – Федерике Могерини, Трампу… Теперь – Марин Ле Пен. Однако даже в случае её победы кардинальные перемены в отношениях с Россией вряд ли возможны. Дружба с просвещённым Западом – это миф. Во многом мифологизирована и фигура де Голля.

В 1948 году в одном из номеров «Литературной газеты» была любопытная публикация – по сути, пересказ статьи в американском журнале «Рипорт он уорлд афферс», где сообщалось о переговорах де Голля с руководством США. Де Голль настаивал, что он должен быть назначен «генералиссимусом союзных сил в неизбежной войне против русских; что Франции должны быть переданы бывшие итальянские колонии в Северной Африке и, в частности, – Ливия; что Соединённые Штаты должны немедленно вооружить 40 дивизий оружием новейшего типа, и в том числе самолётами и танками…»

Мне, как и многим в нашей стране, было известно, что генерал вывел Францию из блока НАТО, осуществил громкую акцию с обменом американских бумажных долларов на золото. Знала, конечно, что де Голль возглавлял Сопротивление, и всегда считала, что он был большим другом СССР... А тут попалась заметка в старой газете, где сообщается о его предложении американцам напасть на Советский Союз, ослабленный страшной войной, рассчитывая на применение ядерного оружия, которого у СССР ещё не имелось… Так кто же он, друг или враг?

Да, был он крайне противоречивым человеком. И вряд ли когда-либо являлся другом нашей страны. Ему даже пришлось воевать против молодой Советской республики, и может, на его руках немало русской кровушки.

Юный Шарль был воспитан патриотом, вот как он сам писал об этом: «Я считал, что смысл жизни состоит в том, чтобы свершить во имя Франции выдающийся подвиг, и что наступит день, когда мне представится такая возможность». Естественно, он стал военным.

В Первую мировую войну капитан де Голль попал в плен к немцам, где познакомился с Михаилом Тухачевским. В плену они много общались, не подозревая, что совсем скоро им придётся встретиться на поле битвы.

После Первой мировой Шарль де Голль поступил на службу в польскую армию. В 1918 году Польша во главе с Пилсудским решила восстановить страну в исторических границах Речи Посполитой 1772 года, присоединить Белоруссию, Украину, Литву и стать сильнейшим государством в Восточной Европе.

В 1920 году, когда Красная Армия начала освобождать захваченные поляками земли, майор де Голль сражался в польской армии против красноармейцев, которыми командовал Михаил Тухачевский.

После этой войны он вернулся на родину, где дослужился до генерала, стал замминистра обороны, а после захвата Гитлером Франции организовал сопротивление, действуя в основном в африканских колониях.

4 июня 1944 года Черчилль вызвал генерала де Голля в Лондон, сообщил ему о предстоящей высадке союзных войск и дал понять, что в его услугах США и Англия не нуждаются. На конференции великих держав по созданию ООН и на Ялтинской конференции представители Франции отсутствуют. Де Голль отправляется в Вашингтон на переговоры к Рузвельту – безрезультатно, и тогда он обращается за помощью к СССР.

2 декабря 1944 года. Сталин и де Голль подписали в Москве договор о «союзе и военной помощи». Для Франции отведены оккупационные зоны в Германии и Австрии. Как видим, Сталин поддержал генерала, помог ему утвердиться во главе Временного правительства. Де Голль говорил, что значение этого документа было прежде всего в возвращении Франции статуса великой державы и включении её в число государств-победителей.

Испытывал ли де Голь чувство благодарности к нашей стране? Вряд ли. Он лавировал между Советским Союзом и США, добиваясь личной власти и стараясь извлечь максимум выгоды для Франции.

За что его чтят в России?.. Памятник Шарлю де Голлю установлен на одноимённой площади в Москве, напротив гостиницы «Космос». Я думаю, это монумент нашим несбыточным надеждам на дружбу с Западом.

Татьяна Жарикова,

заслуженный работник культуры РФ

Фотоглас № 17-18

Фотоглас № 17-18

Фотоглас / События и мнения

Событием подходящего к концу теат­рального столичного сезона стала премьера спектакля «Мастер и Маргарита» в Студии театрального искусства Сергея Женовача, который вместе с художником Александром Боровским сочинили шизофрению в двух частях по роману Михаила Булгакова. В нём заняты три поколения студийцев – А. Вертков, С. Аброскин, Т. Волкова, А. Назимов, И. Янковский и другие. Ближайшие спектакли 5, 17, 21, 31 мая; 11, 17, 25, 30 июня. Отдельное спасибо театру за рекламу «ЛГ».

Необычная война

Необычная война

Политика / Настоящее прошлое / Пропущенный урок

Пыжиков Александр

Великая Отечественная стала настоящей народной войной

Фото: Виктор Тёмин (РИА Новости)

Теги: 9 Мая , День Победы

Как Советский Союз победил самую сильную армию мира

Каждый год накануне Дня Победы обостряется конфликт: для большинства 9 Мая – священный праздник, а для кого-то – повод вспомнить о «штрафных батальонах» и «заградотрядах», благодаря которым, дескать, удалось победить гитлеровскую Германию. Эмоции в полемике о Великой Отечественной обычно зашкаливают, однако главный, как мне кажется, вопрос остаётся без ответа: за счёт чего мы смогли победить самую сильную армию мира? Если рассматривать его не с точки зрения военных потенциалов, а применительно к законам исторического развития.

Если взглянуть на нашу историю, то Великая Отечественная война была уникальной, особенной. Она стала фактически первой народной войной – войной за свою страну в полном смысле этого определения. Ранее практически все крупные конфликты, в которых участвовала Российская империя, приводили вовсе не к единению народа и правящего слоя в рамках единой нации, что, казалось бы, естественно. А к внутренним противоречиям, бунтам, брожению, даже к революциям.

Об этой закономерности нашей истории упоминают нечасто.

Вспомним Русско-турецкую войну 1768–1774 годов за выход Российской империи к Чёрному морю. Военная кампания шла достаточно успешно, флот противника практически полностью разгромлен. До полной победы остался один шаг. Но совершенно неожиданно на Волге начинаются бунты, которые переходят в крестьянское восстание под предводительством Емельяна Пугачёва. Оно охватывает весь Поволжский бассейн. Пугачёв серьёзно угрожает даже Москве, существованию самого царского режима. Военные действия приходится спешно сворачивать, отправлять регулярные части во главе с Александром Суворовым на подавление восстания.

Возьмём Крымскую войну 1853–1856 годов. Как мы знаем, она шла тяжело и окончилась неблагополучно. Однако гораздо меньше известно о том, что в ходе боевых действий в глубоком российском тылу началось брожение крестьянства. В Центре, в Поволжье происходили массовые побеги от помещиков. Фактически страна в этот период стояла в преддверии новой пугачёвщины, что серьёзно испугало правящий класс и ускорило отмену крепостного права.

Ещё одна война с турками, уже в 1877–1878 годах привела Россию, как говорили в советскую эпоху, ко второй революционной ситуации. А следующая Русско-японская война 1904–1905 годов фактически вылилась в первую русскую революцию. Понятно, что нет необходимости напоминать об итогах Первой мировой войны, финал которой венчали Февральская и Октябрьская революции. То есть любые серьёзные военные действия, которые вела империя на внешнем периметре, неизбежно приводили к бунтам, волнениям, угрозе существования самого государства.

Почему так происходило? Потому что в мирное время власть могла задавить любое народное сопротивление в зародыше. А тут война, или, говоря иначе, форс-мажор, когда все силы сконцентрированы «вовне», а внутренние задачи отходят на второй план. При этом самой главной бедой оставалось то, что правящая элита считала народ второсортным элементом. Даже после отмены крепостного права это восприятие рядового гражданского населения не изменилось. Народ такое отношение к себе хорошо чувствовал и отвечал «взаимностью». Как только правительство отвлекалось на внешние проблемы, низшее сословие, которое составляло абсолютное большинство, сразу же проявляло себя далеко не дружественно по отношению к сословию властвующему, господскому – чиновничеству, помещикам и т.д.

Что касается Отечественной войны 1812 года, то она была по-настоящему народной. Партизаны доставили массу неприятностей французской, а по сути, общеевропейской армии. Фактически агрессоры столкнулись с двумя армиями – регулярной и народной – и были вынуждены воевать на два фронта. Причина в том, что боевые действия шли не на окраине, не где-то там далеко. Враг перешёл за Смоленск и впервые за долгие годы оказался на наших коренных землях или, как говорили, проник в самое сердце страны. И это коренным образом изменило отношение народа к войне. Если бы, например, его остановили в Минске, фактически на окраине, и там завязалась бы позиционная борьба, то волнения внутри страны начались бы вне всякого сомнения, и дух пугачёвщины снова витал бы над многими губерниями. А тут чужеземцы добрались до Москвы. Народ не мог не ответить на этот вызов.

Кстати, похожая ситуация была в Смутное время 1610–1612 годов, когда поляки с помощью казацких сабель обосновались в Кремле. Правящая верхушка, тогда насквозь колонизированная, сдала всё, что могла, а если говорить точнее – подготовила страну для сдачи противнику. И только народное ополчение во главе с Мининым и Пожарским сорвало эти планы, спасло Москву и Россию, после чего Польша навсегда потеряла статус великой европейской державы и впоследствии на долгие годы стала российской провинцией.

Однако наиболее значимой в нашей истории стала Великая Отечественная вой­на. В ней все от мала до велика поднялись на защиту своей страны. Противостоять пришлось самой оснащённой на тот момент военной машине мира. Одна лишь советская регулярная армия без всенародной поддержки победить такого противника не могла. Почему поднялся весь народ? Почему в партизанских отрядах воевали миллион с лишним человек, а ещё больше народа им помогали? А самое главное – почему мы победили?

Да потому что внутренний конфликт между элитой и народом был исчерпан после Октябрьской революции по причине исчезновения аристократической элиты. За период после Гражданской войны и до начала войны Отечественной элита стала полностью народной. Люди воевали за свою страну под руководством тех, кто вышел из народной гущи. Новые руководители стали элитой не по праву рождения или богатства.

Можно было заставить Александра Матросова лечь на амбразуру с помощью угрозы расстрела?! Или Зою Космодемьянскую пойти на верную смерть?! Но долгое время нашим детям упорно старались вложить в голову, что именно так всё и было. Да и теперь мало кто из молодого поколения понимает, что в СССР впервые за многие века народ в полной мере ощутил страну как свою Родину. А потому все поголовно и встали на её защиту, что практически невозможно при сословном обществе.

Эта ярчайшая страница нашего прошлого – поучительный урок для нас. Возможно ли повторение того народного подвига сегодня, если мы вновь подвергнемся агрессии? С большой степенью вероятности можно сказать, что за современное сословное общество люди воевать, а уж тем более отдавать свои жизни не захотят. Хотя, безусловно, для нашего народа понятие патриотизм – не пустой звук.

Нам стоит присмотреться к печальному опыту США, где американцы бесплатно за свою страну не воюют. Поэтому ни для какой серьёзной войны аме­риканская армия не предназначена. В России по-другому: у нас есть исторический опыт Великой Отечественной, в которую наши деды и отцы отстояли Родину не ради денег. Для Америки, которая разбогатела на двух мировых войнах, это звучит глуповато.

Любую армию можно победить другой армией, но народ, который знает, за что идёт на смерть, – победить невозможно. Но если наш народ не будет воспринимать людей во власти как своих плоть от плоти, то может восторжествовать концепция «надо было сдать Ленинград немцам и жертв было бы меньше, а выжившие ели бы сейчас баварские сосиски и запивали немецким пивом».

Из памяти не вычеркнуть

Из памяти не вычеркнуть

Политика / Новейшая история / Мнение

Теги: жертвы , война , история

В поисках формулы примирения

Нередко приходится сталкиваться с тем, что под грифом «чёрная страница» сдать в музей пытаются советское наследие. Симпатии к «коммунизму» – личное дело каждого, но унижение идеалов отцов бьёт по самости народа.

При этом можно увидеть, что большинство обличителей «красного безвременья» родились в Советском Союзе. Носили значки октябрят, пионерские гал­стуки и верили в правильность ленинского пути. С годами можно диаметрально поменять взгляды, но нет оснований утверждать, что 70 лет народ придерживался чуждого образа мыслей.

По сей день часты разговоры о жертвах большевиков в период Гражданской войны и правления Иосифа Сталина. Рябит в глазах от бесчисленных передач на ведущих каналах страны, где по поводу и без низлагают советское наследие.

Да, это было драматичное и переломное время, немало людей погибло без вины перед правдой и законом. Но неужели это единственный «неоднозначный» период?

Разве правильно вычеркнуть из памяти эпоху Алексея Романова, при правлении которого большинство русских потеряли свободу, превратившись в лично зависимых крестьян (1649), а сторонники старого обряда сжигались заживо? Или назвать безвременьем правление Петра I, когда обычаи старины попирались, тысячи людей гибли при рытье каналов, а патриаршество было упразднено?

Советская власть сумела отстоять государство, расширить его границы, дать образование и культуру населявшим страну народам, сделать волю русских значимой в мире.

Представьте, если бы фашисты напали на Российскую империю во главе с царским правительством, которое в условиях нахождения фронта в Галиции (1915) не сумело снабдить армию сапогами и бое­припасами.

Советский Союз в 1942 году, после установления фронта вблизи Москвы и на Кавказе, произвёл втрое больше танков, чем вся Европа под властью Германии.

Да, идейный противник новой власти – тело Христово и стержень русской цивилизации – Церковь подверглась анафеме. Царская семья, тысячи священников и «неблагонадёжных» были казнены. Храмы уничтожались, а государство выдавливало веру в Бога из сознания народа. За это русские понесли расплату, а власть, увидев силу и значимость православия, восстановила патриаршество (1943).

Если в 1917 году историческая Россия и подверглась поруганию, то к 1936 году отношения Руси с властью большевиков стали плодотворным «браком». В 1945 году победоносная власть Советов принесла славу русскому народу, а к 1991-му мы потеряли одряхлевшее, но родное государство. Советская власть за 70 лет приняла исконные формы, смыв белую штукатурку с Московского Кремля и укрепив основу исторического здания.

Некоторые периоды истории могут вызывать сожаление, что всё сложилось так, а не иначе, но выступать за выборочную любовь к Отечеству, вычёркивая память о времени отцов – позиция хамов и манкуртов.

Хранитель живой памяти тот, кто принимает и недостатки прошлого. Кто в состоянии сказать: мой народ совершал ошибки, и я – наследник, несущий за них ответственность. Я чту своих предков и принимаю их достояние.

В XV–XVI веках с момента объединения русского народа в едином государстве «красной нитью» его миссии на земле стала защита истины в мире. С падением Константинополя московский князь воспринимался продолжателем власти цезарей, по-русски – царей. Народ понимал себя живущим у престола помазанника Божия, а власть от Бога – самодержавной и безграничной.

Весь истинно христианский мир был объектом попечительства русского царя. Достаточно вспомнить, что поводом для Крымской войны 1853–1856 годов стало нарушение прав православного духовенства на владение ключами от базилики Рождества Христова в Вифлееме. В XX веке инстинкт защиты истины воплотился в покровительстве социалистическим преобразованиям и борьбе за справедливость в мире, а «безграничная власть» – в институтах Советского государства.

Можно с воодушевлением вспоминать, как к 30-м годам XX века Советская Россия оправилась от революционной разрухи и смуты, уверенно встала на ноги и двинулась по пути построения великой державы. Деспотическими усилиями исконные традиции были окрашены в цвет кумача. В горниле войны за защиту отечества закалилась обновлённая нация, достойная величия подвигов героев былого.

В 1991 году прошлое было попрано вновь. Под воздействием призывов перестроечных витий и идеологической моды большинство высмеяло наследие родителей. Был избран новый курс – в семью европейских народов во главе с США. Историки, обществоведы, представители власти начали искать формулу национальной идеи в отрыве от исторических корней, но их умозрительные построения в итоге не были приняты обществом.

Современная Россия не имеет возможности воздвигнуть идеалы для возрождения традиций как во времена сталинских пятилеток. Уклад общества изменился, а власть всё ещё не располагает ни пламенной идеей, ни сопоставимой мощью.

Вычёркивая недавнее прошлое из традиций, народ теряет связь с историческим наследием. К тому же попытка вдохнуть жизнь в забытое былое плохо сочетается с перенесением на исконную почву чуждых идей.

Стоит вспомнить, как во времена «железного занавеса» враги СССР использовали «патриотическую» эмиграцию для борьбы со страной. На наших глазах результат эволюции «незалежных» украинцев, когда под предлогом отрицания советского прошлого исконно русский народ заставили возненавидеть Россию.

Вслед за симпатиями «к вальсам Шуберта и хрусту французской булки», народное достояние признаётся «совком» и уделом «ватников», активизируется поиск за рубежом надлежащего воплощения образцов культуры и государственного устройства.

Такой путь прошёл ряд стран СНГ, в схожем направлении движутся многие в России.

Русские, попирающие память отцов, обречены на катастрофу. Мы должны осознать величие идеалов служения стране и народу, как это было в 1941 году. Если этого не понять, история распорядится нашей судьбой сама. Только не было бы поздно.

Владимир Блинов,

политолог, Екатеринбург

Донбасс. Заметки военкора

Донбасс. Заметки военкора

Политика / Новейшая история / Выставка

Фото: Дэн Леви

Теги: фото , выставка

Так назвали свою фотовыставку военные корреспонденты Денис Григорюк, Дэн Леви (псевдоним), Олег Никитин, Сергей Кошкин, Джон Траст (псевдоним) и Михаил Андроник.

Псевдонимы приходится брать потому, что у многих воюющих и работающих в ЛДНР остались родственники на Украине (для них связь с «сепаратистами» может стать поводом для преследования). Экспозиция составлена из снимков и отрывков статей, хотя и фотографий достаточно, чтобы понять – это настоящая правда о Донбассе. Фотообраз отражает трагедию и величие Донбасса полнее и убедительнее любых слов.

Открытие выставки состоялось в московском «Фотоцентре» на Гоголевском бульваре при содействии Региональной общественной организации «Землячество донбассовцев».

Автор фото: Дэн Леви

Севастопольцы – люди рассудительные!

Севастопольцы – люди рассудительные!

Политика / Новейшая история / От первого лица

Кеворкян Константин

Севастополь – не только уникальное историческое, социокультурное явление, но и просто город с его каждодневными проблемами

Теги: Дмитрий Овсянников , Севастополь , губернатор , интервью

Губернатор города Дмитрий Овсянников – о местном своеобразии и будущем региона

Дмитрий Овсянников – родился в Омске в 1977 году. Окончил Удмуртский государственный университет по специальности «Финансы и кредит», Тольяттинскую академию управления по специальности «Государственное и муниципальное управление», Российскую академию госслужбы при Президенте Российской Федерации по специальности «Юриспруденция». В течение двух лет был заместителем генерального директора ОАО «Чепецкий механический завод». С 2010 года работал директором по экономике и финансам в ОАО «Пермский моторный завод». В 2014 году возглавил департамент региональной промышленной политики в Минпромторге. С 2015 года – заместитель министра промышленности и торговли РФ.В конце июля прошлого года назначен губернатором Севастополя.

– Севастополь – город со своим характером и весьма своенравными элитами (в чём уже мог убедиться ваш предшественник на посту губернатора). Удаётся ли вам находить общий язык с севастопольцами?

– Отличительная черта общественно-политической жизни Севастополя – пристальное внимание горожан к действиям городских властей. Севастопольцы глубоко вовлечены во все социальные процессы, и это формирует конкурентную среду, где у каждого есть возможность высказать своё мнение. И мне такой подход нравится.

С Законодательным собранием Севастополя мы наладили диалог с первых дней. Я вижу желание депутатов работать на благо города и делать это единой командой. Стараюсь больше общаться с севастопольцами, использую для этого и социальные сети. Для того чтобы наладить обратную связь, мы ввели правило выносить на публичное обсуждение все социально значимые вопросы. К разумным предложениям всегда прислушиваемся.

К сожалению, за последние годы в городе уже много времени потрачено впустую из-за политических противостояний. Я же предпочитаю выстраивать эффективную совместную работу и стараюсь оперативно сглаживать все острые углы. Потому что от любых конфликтов в первую очередь проигрывают севастопольцы. При этом, если требуются быстрые жёсткие решения, в том числе и кадровые, они принимаются незамедлительно.

– Каков экономический потенциал региона?

– Севастополь обладает хорошими стартовыми позициями по разным направлениям: и в промышленности, и в экономике, и в городском хозяйстве. В прошлом году нам уже удалось добиться прироста дохода на 40 процентов. В условиях непростой экономической ситуации в стране и в мире в целом – это очень хороший результат.

Крупнейшие налогоплательщики Севастополя – это судоремонтные, энергетические, винодельческие предприятия. Однако расходная часть бюджета всё ещё финансируется из Федерального центра – на 70 процентов. Полностью уйти от дотаций, учитывая особенности и роль города, мы в ближайшие годы вряд ли сможем, но вот существенно снизить её – вполне реально. Я думаю, это возможно сделать уже к 2020 году.

– Но Крым и Севастополь подсанкционная территория. Удаётся ли вам привлекать сюда инвесторов?

– Резидентами действующей региональной свободной экономической зоны являются 267 компаний, около половины из них – новые для Севастополя, и к 2020 году они вложат в экономику города почти три миллиарда рублей.

Предложения поступают постоянно, и мы обсуждаем разные проекты. Сферы деятельности, как правило, традиционные для Севастополя: судостроение и судоремонт, туризм, виноградарство и виноделие, приборостроение, производство строительных материалов и пищевых продуктов. Для реализации перспективных проектов в Севастополе в настоящее время предлагаются 22 инвестиционные площадки.

Среди наиболее крупных приоритетных проектов развития – строительство индустриального парка, который позволит создать более 1500 рабочих мест. Ещё: комплексное гражданское развитие района Балаклавской бухты в качестве международного центра туризма. Мы планируем, что основная стадия реализации будет выполнена до 2025 года.

Также нам предстоит реализовать пилотный проект «умных» электрических сетей «Энерджинет». Это позволит обновить городские электросети, в первую очередь питающие социально важные объекты и жилой фонд.

– Говорят, что Севастополь – это своего рода эталон российского патриотизма. Но нет ли среди горожан признаков усталости, раздражения медленными темпами изменений? Может ли Севастополь стать очагом политической напряжённости?

– Совсем недавно Севастополь и Крым отпраздновали третью годовщину вхождения в состав России. Жители полуострова очень долго ждали момента возвращения на Родину. Это осознанный и естественный выбор, важнейшее историческое событие. Его одобрение с течением времени только крепнет на фоне продолжающегося противостояния на Украине, её постепенной политической и экономической деградации.

Конечно, предстоит очень много работы. Темпы интеграции города можно оценивать по-разному, из плохого – много времени потеряно из-за внутренних политических споров в прошлом году. Сейчас ситуация выровнялась, основная проектная работа выполнена, мы приступаем к этапу непосредственного выполнения намеченных планов. Севастопольцы – люди рассудительные и понимают, что невозможно за такой короткий срок в корне изменить жизнь целого региона.

При этом я уверен, что жители региона никому не позволят водить себя за нос и делать их участниками каких-либо политических спекуляций, провокаций, деструктивных акций. Своими голосами, отданными на референдуме весной 2014 года, они раз и навсегда заявили, что поддерживают и разделяют вектор стабильного движения страны, определённый президентом и правительством России.

– Если говорить о транспортной доступности Севастополя: планируется ли запуск местного аэропорта, возможно ли возобновление сообщения по Чёрному морю?

– Развитие транспортной и дорожной инфраструктуры – один из основных приоритетов нашей текущей работы. Я лично контролирую ход выполнения работ на объектах, произвожу их приёмку. Важным вопросом является создание и развитие на базе аэропорта «Бельбек» сегмента малой и бизнес-авиации, а в последующем – формирование полноценного гражданского сектора аэропорта с доведением пассажиропотока к 2030 году до полутора миллиона человек. Кроме того, «Бельбек» имеет, по сути, двойное назначение: военное и гражданское. Поэтому он нужен не только Севастополю, но и всему Крыму в качестве запасного аэродрома с готовой инфраструктурой. Строительство гражданского сектора аэропорта развернётся в 2018–2020 гг. На эти цели предусмотрено полтора миллиарда рублей.

По поручению президента мы также ведём работу по возобновлению регулярного круизного сообщения по Чёрному морю. Так, уже с 1 мая 2017 года запланирован запуск первого круизного маршрута, который будет включать в себя порты Сочи, Новороссийск, Ялта и Севастополь. Вместимость лайнера – около 1000 человек, в данный момент он готовится к своему первому рейсу. Сейчас рассматривается возможность включения в маршрут также порта Стамбул, но для этого требуется решение ряда организационных вопросов по линии МИДа России.

– Чем может порадовать Севастополь отдыхающих в наступающем курортном сезоне: говорят, он оказался под угрозой срыва из-за возможного оттока туристов в Турцию и Египет.

– Это вряд ли сравнимые направления туризма. Мы ведь не город-курорт в прямом понимании этого слова. То, что может предложить Севастополь своим гостям в качестве туристической программы, – этого больше нет нигде в мире. Кроме моря и красот природы, ещё и исторический туризм, военно-патриотический туризм, паломничество к религиозным святыням. Сложилось так, что Севастополь – город, который чаще всего посещают в течение одного дня, отдыхая на других курортах Крыма, чтобы увидеть памятники истории и архитектуры, например, объект всемирного наследия ЮНЕСКО музей-заповедник «Херсонес Таврический». В прошлом году его посетило более миллиона туристов, а это в два раза больше, чем в 2015 году.

Параллельно мы развиваем так называемый событийный туризм. Мощнейший подъём в 2017 году получит Крымский военно-исторический фестиваль. В прошлом году всего за неделю его посетило более 70 000 человек. Сейчас проект приобретает круглогодичный формат в виде военно-исторического парка «Федюхины высоты». Это яркий пример того, каким образом можно прививать патриотизм, развивать интерес к истории и культуре нашей страны у молодого поколения.

У нашего региона богатое разнообразие конкурентных преимуществ, и мы будем прежде всего дополнять и развивать этот потенциал.

Служа словесности

Служа словесности

Литература / Литература / Юбиляция

Теги: Пётр Палиевский , юбилей

85 лет исполнилось критику, литературоведу, доктору филологических наук Петру Палиевскому.

Учёный с большой буквы, автор нескольких значительных монографий (о Пушкине, Толстом, Шолохове, Булгакове и других классиках) и множества статей, Палиевский всегда самоотверженно служил отечественной словесности и служит до сих пор. Сегодня литературоведов такого уровня практически нет: читать тексты Петра Васильевича трудно, но интересно; не навязывая собственного мнения, он приглашает читателя в собеседники, предлагает поразмышлять вместе с ним. Русская словесность в общем русле мировой литературы, литературная теория, значимые достижения литературы XX века, творчество англо-американских писателей, – вот далеко не полный спектр вопросов, интересующих этого замечательного литературоведа и мыслителя.

«ЛГ» поздравляет своего давнего друга и автора (первая публикация которого в нашем издании была более полувека назад) с юбилеем и желает крепкого здоровья и новых филологических озарений!

Гению фантастики

Гению фантастики

Литература / Литература / Память

Теги: Иван Ефремов , фантаст , память

В Москве установили мемориальную доску в честь писателя-фантаста и учёного Ивана Ефремова.

Она появилась на доме № 8 в Большом Спасоглинищевском переулке, где писатель жил и работал на протяжении 27 лет.

В открытии мемориальной доски приняли участие депутат Московской городской думы Ярослав Кузьминов, востоковед Ростислав Рыбаков, заведующий Палеонтологическим музеем Александр Карху, авторы биографии Ефремова в серии «ЖЗЛ» Ольга Ерёмина и Николай Смирнов, а также сын и внучка писателя – Аллан и Дарья Ефремовы и представители инициативной группы жильцов дома.

Кстати

На юге Москвы появится сквер Чингиза Айтматова. В честь выдающегося писателя назовут сквер, расположенный вблизи пересечения Павловской улицы и Подольского шоссе. Его площадь составит более двух гектаров.

Увековечить память выдающегося писателя, Героя Социалистического Труда, лауреата Ленинской и трёх Государственных премий СССР договорились Президент Российской Федерации Владимир Путин и Президент Кыр­гызской Республики Алмазбек Атамбаев.

„Чудом спасся отец...“

„Чудом спасся отец...“

Литература / Литература / ЧП

Теги: Сергей Шаргунов , происшествие

После того как 21 апреля в квартире писателя, депутата ГД Сергея Шаргунова произошёл пожар, в СМИ и соцсетях стала обсуждаться версия поджога.

Мы обратились к Сергею Александровичу за комментарием, но он посчитал, что делать какие-либо выводы до тех пор пока не станут известны результаты расследования правоохранительных органов рано.

На личной странице в «Фейсбуке» Шаргунов изложил некоторые детали происшествия: по мнению писателя, поджог, может быть, связан с его депутатской деятельностью:

«Огонь пошёл с балкона на 7-м этаже.

Возможно, разбили стекло и что-то закинули.

Чудом спасся отец. Сгорели вещи, картины, обгорели иконы.

Пожарные успели спасти две другие комнаты»...

«ЛГ» выражает поддержку своему давнему автору и надежду, что будет проведено основательное объективное расследование.

Молодая зрелость

Молодая зрелость

Книжный ряд / Литература / Книжный ряд

Замшев Максим

Теги: Константин Ваншенкин , Оксфордский блокнот

Константин Ваншенкин. Оксфордский блокнот. М.: Текст, 2017. 210 с., 1000 экз.

Константин Ваншенкин в рекомендациях не нуждается. Поэт-фронтовик, автор популярнейших песен. Однако его позднее творчество осталось несколько в тени. И вот теперь – сборник «Оксфордский блокнот». Пусть название никого не смущает. Ничего англосаксонского в книге нет. Просто эти строки были записаны в подаренный поэту дочерью блокнот, видимо, привезённый из Оксфорда. Поздний Ваншенкин предстаёт поэтом, обладающим великолепной поэтической культурой, тонким, импрессионистичным, владеющим всем арсеналом поэтических средств, но использующим их исключительно экономно.

Вбок ушла гроза,

Стихли её трубы.

Синие глаза,

Розовые губы.

В стихах сборника ощущается финал судьбы, но финал не конечный, а продолжающийся в вечности. Творческую зрелость Ваншенкина отличают упругость и сила, и поэтому хочется назвать её молодой, а не умудрённой. Хотя, разумеется, мудрых, приправленных длинным житейским опытом стихов в книге немало.

Видно, выдалась пора

В самом деле –

Вот и аисты вчера

Улетели.

Да и было их не сто

В сельской нише –

Над акацией гнездо

И на крыше.

Ваншенкин в своём позднем творчестве оправдывает поэзию как таковую, как искусство возвышенных слов. Он не консервирует свой дар в лексическом прошлом, свободно пользуясь любым русским поэтическим словарём. Он указывает путь поэзии, который не в показной истеричности, не в попытках улестить алчущую вывертов и зрелищ богемную тусовку, а в неиссякаемой глубине нашего языка, в верности всему лучшему, что выработала отечественная поэзия.

В предисловии к книге Сергей Чупринин очень тонко замечает: «Дар Ваншенкина в русской поэзии из редчайших: не будоражить, но останавливать мгновение и медлить, медлить, понимая право на созерцание как одну из последних, и тем особенно драгоценных, милостей жизни. Так что будто и не лирика перед нами. Эта книга удивительно густо населена товарищами по искусству…»

Действительно, стихи Ваншенкина – это не набор общих мест. Каждый посыл конкретен. И в этом не только оригинальность сборника, но и его человеческая, вспоминательно-сострадательная суть.

Евстигнеев был похож на Смелякова,

Он сыграл бы здорово его.

Что же тут особого такого –

Он изобразил бы хоть кого.

Гражданин и поэт

Гражданин и поэт

Литература / Литература / Эпитафия

Теги: Борис Олейник , литература , память

На 82-м году ушёл из жизни Борис Олейник – советский и украинский поэт, общественный и государственный деятель.

Первые стихи поэта были опубликованы, когда ему было всего 13 лет. Со временем Борис Олейник стал автором более 40 книг поэзии и публицистики, которые переводились на множество языков мира.

Поэт на протяжении одиннадцати лет возглавлял партийную организацию Союза писателей Украины, причём за это время не был исключён ни один литератор.

Но для украинского народа Борис Олейник был не только крупным писателем, мастером слова, но и политическим деятелем с активной, чётко выраженной гражданской позицией, которую он готов был отстаивать. Был удостоен многих государственных наград, литературных премий.

В 1986 году Олейник одним из первых побывал на месте ядерной катастрофы в Чернобыле, вёл оттуда телевизионные репортажи; позже в «ЛГ» была опубликована его статья «Испытание Чернобылем», в которой писатель прямо обличал виновных в аварии. После перестройки он активно выступал за восстановление Коммунистической партии Украины как самостоятельной национальной компартии. А когда в 2010 году президент Украины Виктор Ющенко присвоил звание Героя Украины Степану Бандере, Борис Олейник в знак протеста сложил с себя полномочия председателя и члена Комиссии по государственным наградам…

На протяжении всей своей жизни он был певцом и подлинным сыном родной страны.

«ЛГ» выражает соболезнования родным и близким Бориса Ильича.

Литинформбюро № 17-18

Литинформбюро № 17-18

Литература / Литература

Теги: литературная жизнь

Литновость

В рамках проекта «Мобильная библиотека» на станциях МЦК установили электронные панели, позволяющие бесплатно скачивать книги. В «библиотеке» можно получить как классические произведения, так и современные бестселлеры.

Место встречи

Конференция «Лев Толстой и революция» состоится 25 мая в 11 часов в Институте мировой литературы РАН (Поварская, 25 а). Участвуют видные отечественные и зарубежные учёные. Приглашаются все заинтересованные.

11 мая в Читательском клубе «Православная книга» на Погодинской (Погодинская ул., 18) в 16.30 состоится презентация книги «Последний год Грибоедова. Триумф. Любовь. Гибель. Историческое расследование». Книга вышла в свет в издательстве «Вече». В гостях автор книги Сергей Дмитриев, кандидат исторических наук, писатель, путешественник, издатель, секретарь правления Союза писателей России.

Литюбилеи

Исполнилось 100 лет со дня основания Российской книжной палаты.

4 мая 70-летний юбилей отмечает писатель, директор издательства «Художественная литература» Георгий Пряхин. Поздравляем и желаем новых свершений!

5 мая исполняется 85 лет писателю, публицисту, драматургу и педагогу Леониду Жуховицкому. «ЛГ» поздравляет своего автора с юбилеем и желает ему крепкого здоровья и новых произведений!

Литутраты

На 92-м году жизни скончался поэт, ветеран Великой Отечественной войны Ион Деген.

Не стало военного писателя, ветерана Великой Отечественной войны Елены Ржевской. Ей было 97 лет.

Ушёл из жизни известный учёный, литературовед и фольклорист Фёдор Капица.

В возрасте 92 лет скончался классик советской детской литературы Анатолий Алексин.

Диалог с собственной судьбой

Диалог с собственной судьбой

Литература / Литература / Писатель у диктофона

Теги: Евгений Войскунский , интервью

Фантастика исчезнуть не может

В каком бы жанре писатель ни работал, в каком бы веке ни жил, он должен писать правду, считает Евгений Войскунский.

«ЛГ»-ДОСЬЕ

Евгений Львович Войскунский родился в 1922 году в Баку. В 1939-м окончил десятилетку, уехал в Ленинград, поступил в Академию художеств. В 1940-м, со второго курса, был призван в армию, службу начал на полуострове Ханко (он же Гангут). Всю Великую Отечественную воевал в составе Балтийского флота (оборона Ханко, оборона Ленинграда). Прослужил на флоте 16 лет. Награды: два ордена Красной звезды, орден Отечественной войны 2-й степени, орден Знак Почёта. Медали «За боевые заслуги», «За оборону Ленинграда», «За победу над Германией» и все юбилейные медали. Окончил Литературный институт им. А.М. Горького. Написал 25 книг прозы и одну пьесу (номинирована на Всероссийский конкурс в 1957 г). Премии: имени К. Симонова (за роман «Кронштадт»), «Венец», «Аэлита», имени И. Ефремова, им. братьев Стругацких. Капитан 3 ранга в отставке.

– Евгений Львович, вы прошли Великую Отечественную войну, имеете боевые награды. Какой опыт вынесли из тех лет?

– Я принадлежу к поколению, выбитому войной. Можно сказать, что уцелел случайно. Война обрушилась на гарнизон Ханко яростным артогнём, лесными пожарами (наш батальон бросали окапывать горящий лес), десантными операциями. Мы удержали полуостров. Об обороне Ханко писали в газетах в горячие дни боёв под Москвой. По приказу Ставки в ноябре-декабре 1941 года гарнизон Ханко был эвакуирован – из Кронштадта приходили конвои.

Но не всем удалось вернуться на Большую землю (осаждённый Ленинград был для нас Большой землёй). Финский залив был густо минирован противником – немцами и финнами, недаром он получил прозвище «суп с клёцками». В этом чёртовом «супе» ночью со 2 на 3 декабря нарвался на минное поле турбоэлектроход «Иосиф Сталин», вывозивший последнюю группу защитников Ханко, шесть тысяч бойцов. Страшнее этой ночи не было в моей жизни. Транспорт лишился хода, медленно тонул. К его накренённому борту подходили корабли конвоя, на них прыгали – кто попадал на узкие, переполненные палубы тральщиков, а кто падал в воду (штормило, тральщики отбрасывало волнами), а в ледяной декабрьской воде продержишься недолго… Мне повезло – попал на последний подходивший к борту «Сталина» тральщик БТЩ-217… Спасшихся этой морозной ночью было меньше половины… Мы пришли в Кронштадт. Уже был разгар блокады…

Какой опыт вынес из тех лет? Опыт неестественно быстрого взросления 19-летнего наивного юнца. Озноб воспоминаний. Прочное чувство фронтового товарищества. Ненависть к фашизму, к агрессии, к насилию. Не приемлю националистическое чванство в любых его проявлениях.

Сколько лет уже прошло-пролетело, целая жизнь. А всё ещё не спится мне в ночь со 2 на 3 декабря – впечаталась окаянная…

– После войны окончили Литературный институт им. А.М. Горького. У кого на семинаре учились? Помог ли этот вуз встать на серьёзную писательскую дорогу?

– В Литературном институте я учился заочно, так как продолжал после вой­ны служить на флоте. Я был в семинаре Алексея Дмитриевича Карцева – первого профессионального читателя моих первых рассказов. Он и мою небольшую повесть «Шестнадцатилетний бригадир» высоко оценил и представил в качестве дипломной работы. Ещё одним моим руководителем по творческому семинару был Александр Александрович Крон, известный драматург. Студенты каждый год должны были представлять свои произведения, и на третьем курсе я представил для зачёта пьесу «Свежий ветер». Крон в годы войны редактировал в Кронштадте газету бригады подводных лодок. Свой человек, бывший морской офицер, он прочитал пьесу, отнёсся к ней благосклонно. Ни Александр Александрович, ни я, конечно, не могли знать, что через три года меня назначат редактором той самой газеты – «Подводник Балтики».

Я окончил Литинститут в 1952 году. Вспоминаю с удовольствием превосходных преподавателей тех лет... Не могу не помянуть добрым словом Александра Реформатского, Сергея и Николая Радцигов, Геннадия Поспелова, Валентина Асмуса, Лидию Симонян – вообще всех преподавателей этого вуза. Помог ли этот уникальный институт моей литературной работе? Да, конечно. Прежде всего более внимательному отношению к рабочему инструменту писателя – языку. Мы повседневно пользуемся языком, вовсе не задумываясь об его функциях – сигнификативной, семасиологической, коммуникативной… а лексикология, тонкости фонетики… Язык – очень непростой социокультурный организм. Он не любит неряшливого к себе отношения.

– Как сказано в «Википедии», вы начинали с фельетонов. Как пришли к жанру фантастики?

– В «Википедии» сказано не совсем точно. Я начинал не с фельетонов, а с морских рассказов. Из них состояла первая книжка («Первый поход», 1956). Из них – и вторая, «Наш друг Пушкарёв», изданная в 1960-м (обе – в московском Воениздате).

Но вот в чём дело. Одной из первых прочитанных в детстве книг была «Двадцать тысяч льё под водой». И с той далёкой поры пошло и сохранилось на всю жизнь тяготение к фантастике и приключениям, порождённое романами Жюля Верна. Так же и у моего старшего двоюродного брата Исая Лукодьянова. Мы оба были убеждены, что воспитывать детей, особенно мальчиков, нужно на книгах Жюля Верна.

Оба мы отвоевали, вернулись в родной Баку (я вышел в запас в 1956-м), инженер Лукодьянов приступил к конструкторской работе в проектном институте, а я, гуманитарий, занялся литературной работой. Мы потянулись друг к другу, было интересно разговаривать с моим колоссально начитанным братом обо всём на свете. Осенним вечером 1957 года мы с Лукодьяновым вышли из цирка, неторопливо шли, обмениваясь впечатлениями. Вдруг на перекрёстке пронзительно взвизгнули тормоза. Мы увидели: из-под колёс грузовика вынырнул пешеход, спасшийся в последний миг. Было впечатление, будто он прошёл невредимым сквозь машину. Как ни странно, это уличное происшествие стало толчком к рождению сюжета «Экипаж «Меконга». Роман был издан в 1962 году в Детгизе, у него оказалась счастливая судьба – недавно вышло в свет восьмое издание.

Но всё же при всей любви к фантастике я вступил под её зелёные кущи довольно случайно. Судьбы моего поколения, выбитого войной, привлекали меня больше, чем фантастические сюжеты. Однако шли шестидесятые годы, время шумное, словно очнувшееся после оледенения сталинской эпохи. Одной из черт 60-х был удивительный всплеск интереса к фантастике. Мы с Лукодьяновым ощутили это. «Меконг» имел успех. И мы поплыли по течению. В Москве выходили наши следующие книги: «Очень далёкий Тартесс», «Плеск звёздных морей», «Незаконная планета» и др.

Но времена менялись, стало всё более подмораживать. Чиновники агитпропа с подозрительным прищуром вглядывались в фантастику: не слишком ли много себе позволяет? Пошли грозные рецензии, ограничения… Не хочется вспоминать эту чёрную полосу фантастики.

И я ушёл из неё, как бы вернулся в свою молодость. Уже давно созревала в душе книга о войне на Балтике, о голоде и любви – своего рода групповой портрет поколения. Так появился роман «Кронштадт». В последующие годы были изданы ещё несколько моих романов и повестей о трудных судьбах поколения – «Мир тесен», «Девичьи сны», «Румянцевский сквер», «Полвека любви» и др.

– В «ЛГ» сейчас как раз идёт дискуссия о современной фантастике. Каким вам видится будущее этого жанра?

– Говорят, что фантастика почти исчезла, вытесняемая фэнтези. Не знаю, я уже по старости лет не имею возможности следить за процессом. Перед мысленным взглядом плывут воспоминания. Вижу лица моих друзей, авторов знаменитой фантастики 60-х годов – Аркадия Стругацкого, Георгия Гуревича, Дмитрия Биленкина, Севера Гансовского и других. Мы как бы вышли из «Тантры» – ефремовского звездолёта из «Туманности Андромеды». Уже все ушли, я остался один. Но разве наши книги исчезли? Хотя и редко, но переиздаются, иные перекочевали в интернет… Хочу сказать: фантастика исчезнуть не может. Ибо не могут быть забыты, скажем, «Гаргантюа и Пантагрюэль», «451 градус по Фаренгейту», «Трудно быть богом». Не уйдёт в небытие фантастика. Уж во всяком случае пребудет как сильный литературный приём отстранения действительности.

– В советское время у вас выходило довольно много книг. И гонорары, наверное, платили немалые. Ностальгируете по тем дням? Переиздаются ли сейчас ваши романы?

– Раньше мы жили плохо, но хорошо. А теперь живём хорошо, но плохо. Не претендую на полную адекватность придуманной мною формулы. Но что-то в ней есть…

Да, в советское время книги выходили. Нелегко было попасть в издательский план, и бывало очень неуютно под недремлющим оком Главлита, то есть цензуры. Но если книга выходила в свет, то гонорар платили исправно, и его хватало не только на хлеб с маслом, но и на бутылку армянского трехзвёздочного. Теперь цензуры нет, писатель свободен в выборе темы, сюжета и формы (не хочется употреблять модное, но тяжёлое слово «контент»), но вот гонорар… За всех авторов не скажу, но собственный опыт, бывает, не даёт возможности разглядеть гонорар: он почти незаметен. Совершенно не отягощает карман.

По советскому времени не ностальгирую, но молодость вспоминаю с удовольствием. Были счастливые годы, творчество, дружба с хорошими людьми.

И была любовь.

– Ваш мемуарный роман «Полвека любви» – о чём он?

– В этой главной своей книге я как бы веду диалог с собственной судьбой. А она плотно переплетена с судьбой Лиды – девушки из параллельного класса, которой я на школьном выпускном вечере признался в любви. Она ждала меня всю войну, испытала блокадный голод и холод, бомбёжки, эвакуацию по ладожскому льду, тяжкие обстоятельства жизни в тылу…

Мы прожили в любви и согласии сорок четыре года, пока неизлечимая болезнь не увела от меня мою Лиду.

– Какова, на ваш взгляд, миссия современного писателя?

– О миссии писателя написаны горы книг. С очень давних времён. В IV веке до н.э. Платон в своих диалогах пишет о могучей силе искусства, о художниках, дарящих людям созерцание прекрасного, занятых отысканием и исследованием истины. Платон видел в восхищении красотой начало роста души. Ну да, он был идеалист. Но многие мысли великого грека всё ещё актуальны.

Отыскание истины… Иначе говоря, писатель, сознающий свою ответственность, должен писать правду. В каком бы жанре он ни работал, в каком бы веке ни жил. Правду о времени, об окружающей действительности, о состоянии душ современников, об опыте собственной души. Время у нас на дворе теперь сложное, трудное. Тем более важна приверженность правде, противостоящей натиску лжи.

– Наверное, этот вопрос покажется несколько странным, но всё же: сейчас что-нибудь пишете?

– Ну да, такой возраст, что не принято задавать вопрос: над чем работаете?..

В минувшем феврале я закончил большой роман, который писал очень медленно – семь лет. Называется «Балтийская сага»: история трёх поколений петербургско-ленинградской семьи, так или иначе связанных с Балтийским флотом, на протяжении почти всего ХХ века.

Беседу вела Анастасия Ермакова

С любовью к человеку, к Родине

С любовью к человеку, к Родине

Литература / Литература / Только в «ЛГ»

Фото: Фёдор Евгеньев

Теги: митрополит Калужский и Боровский Климент , Патриаршая литературная премия

Председатель Издательского совета Русской Православной Церкви митрополит Калужский и Боровский Климент о соискателях Патриаршей литературной премии

11 мая пройдёт церемония избрания и награждения лауреатов Патриаршей литературной премии 2017 года. Накануне этого значимого события актуальными будут размышления о творчестве тех современных авторов, которые в этом году вошли в короткий список номинантов.

Писатель и педагог Ирина Богданова имеет богатый опыт работы с дошкольниками, и в этом, пожалуй, заключается главная причина успеха её книг для детей. Все они интересны, познавательны, полезны. В них нет нарочитых поучений, нет сухого дидактизма. Текст написан так, что ребёнок сам всё поймёт, запомнит, сделает правильные выводы.

Все её произведения – это по-настоящему увлекательное, интересное чтение. Не только дети, но и родители, и педагоги читают очередную её книгу до конца, не откладывая в сторону, и, дочитав, сожалеют, что она уже закончилась, хотя детские книги, написанные Ириной Анатольевной, весьма объёмные. Мне рассказывали, как юная читательница, ученица начальной школы, мечтала, чтобы в книге «Истории из Котофейска» было не менее тысячи страниц, чтобы можно было читать её долго-долго.

У этой талантливой писательницы есть несколько книг и для взрослых. Правильнее сказать, они адресованы любому возрасту, начиная с подросткового. Все эти книги заставляют читателя проживать с героями ситуации, в которых они оказываются, плакать, смеяться, радоваться вместе с ними, учат сопереживать, размышлять. Они написаны прекрасным языком, это настоящая художественная литература.

Ирина Анатольевна не устаёт познавать историю своей семьи, своего рода. Многое сохранили её предки, немало интересных находок сделала она сама. Интерес И. Богдановой к истории не ограничивается только судьбой собственной семьи. Писательница стремится узнать, как можно глубже, историю всей нашей страны. Все герои её взрослых книг живут в определённом историческом периоде. Она не только предлагает читателям увлекательный сюжет и интересных героев, но и ненавязчиво передаёт множество исторических деталей, помогает глазами персонажей книг увидеть ту или иную историческую ситуацию изнутри.

Из всего творчества Ирины Богдановой мне хотелось бы особо отметить книгу «Мера бытия» о блокадном Ленинграде. На мой взгляд, это произведение стоит рекомендовать подросткам и молодёжи как обязательное чтение. Наши современники должны знать, что вынесли люди в годы Великой Отечественной войны, понимать, в каких условиях выстояли.

Думаю, большинству наших читателей знакомо имя Дмитрия Володихина – историка, писателя, учёного. Его книги особенно востребованы читателями, которые серьёзно интересуются отечественной историей, не довольствуются рамками школьной программы или распространёнными историческими штампами и стереотипами, всегда стремятся узнать новое об известных личностях, оставивших след в истории. Книги Дмитрия Михайловича адресованы не только любознательным, но и вдумчивым людям с критическим мышлением, которым интересно обращение к источникам приводимых цитат, кто готов вместе с автором сопоставлять, размышлять, делать выводы.

Яркий пример нестандартного взгляда на российскую историю и одна из наиболее любимых мною книг этого автора – «Царь Фёдор Алексеевич, или Бедный отрок». У нас до сих пор принято упрекать в отсталости допетровскую Русь, полагать, что все значимые достижения в области образования, военного дела, реформировании страны связаны с использованием опыта западноевропейских государств, с заимствованиями, начало которым положил Пётр Первый. Более того, не все помнят, что Пётр стал самодержцем не сразу после смерти своего отца царя Алексея Михайловича, что до него на царском троне побывал старший брат Фёдор, что соправителями Петра некоторое время были ещё один его брат Иван и сестра царевна Софья – фактическая правительница в течение ряда лет.

Это литературное произведение рассказывает о кратком, но очень результативном для страны царствовании Фёдора Алексеевича. Учёный на конкретных примерах показывает, что интерес к Европе возник уже тогда, что «курс на реформы» назрел и был взят ещё при царе Фёдоре. Но это были изменения более органичные для российского уклада жизни: постепенные, мягкие, не оскорблявшие и не отменявшие, не обесценивавшие русскую культуру. Фёдор Алексеевич предпринимал только самые необходимые для развития государства и общества заимствования, перенимая действительно нужное, что давало стране возможность сделать шаг вперёд, не отрывая её искусственно от собственных корней.

Так, в частности, проходили реформы в сфере образования и науки. Какое высшее учебное заведение, как самое первое в России, известно большинству наших современников? Московский государственный университет? Но на несколько десятилетий раньше, в период правления царевны Софьи Алексеевны, в нашей стране открылась Славяно-греко-латинская академия. А ещё раньше – в годы царствования Фёдора Алексеевича – при Московском печатном дворе было учреждено Типографское училище. Это учебное заведение только по отдельным критериям ещё не могло быть отнесено к высшим. И это далеко не единственное новшество в общественно-культурной жизни России, которое было введено в годы правления Фёдора Алексеевича. Читатели этой познавательной книги Дмитрия Володихина могут узнать о многих других начинаниях предшественника Петра Великого.

Автор романов, повестей, рассказов Василий Дворцов – человек разносторонне одарённый. Он многие годы трудится как художник реставратор и в то же время известен как писатель и публицист. Особенно мне запомнился «Нескончаемый патерик»: цикл рассказов о путях обретения веры и принятия монашества. Автор создал уникальные, живые портреты множества людей с их индивидуальными особенностями, эпохой, жизненными ситуациями, характерами. Тем, кто ещё не знаком с творчеством Василия Дворцова, я особенно советую прочитать из этого цикла рассказы «Детская молитва», «Петровна», «Грянуло».

Из публицистики Дворцова хочу отметить его точные размышления о взаимосвязи национальной литературы и самосознания народа. Нельзя не согласиться, что в формировании нации ведущая роль принадлежит национальному языку, а «кровь и почва в этом процессе вторичны». Распространение, сплочение, консолидация или, наоборот, разобщение, рассечение и даже истребление народа осуществляется через его язык, буквально: «народ меняется языком». Также актуальна мысль Василия Владимировича о важности словарного запаса для полноты развития личности, причём «не только количественным наполнением, но и качественным». Это обусловлено тем, что «в отличие от всех иных тварей, человек разумный мыслит словами».

Творчество ещё одного номинанта – Виктора Лихоносова глубоко охарактеризовал Валентин Распутин, написав: «Виктора Лихоносова считали то «деревенщиком», то городским писателем, то… писателем казачьего быта. А он никогда ни в какую группу не вмещался, ни на какой «литературной улице» не проживал, его всегда тянуло на простор, в древнерусскую степь с далёкими горизонтами, к холмам былой славы и к местам, возвышающимся в поле русской жизни духовными святынями».

Проза Виктора Ивановича лирична. На мой взгляд, некоторые авторские отступления иногда важнее, чем само повествование. Один из ярких примеров – размышление из повести «Осень в Тамани»: выйдя к обрыву и став «почти там, где была ранняя на Руси Церковь», писатель ощущает присутствие на этом месте многих ушедших поколений русских людей, своих предков, и видит себя среди них. «Кем бы я сам был тогда: дружинником, монахом, отроком? Кто бы любил меня, в какой сечи участвовал я, что за песни слышал бы, какую сторону держал в лихую пору?» Эти размышления ставят автора, а вместе с ним и читателя, в неразрывную цепь поколений, которая продолжится и после нас. И уже смотришь на собственную жизнь из вечности, и по-особому убедительно, правдиво отзываются в сердце самые близкие автору «мономаховские слова»: «Посмотри, брат, на отцов наших: много ли взяли с собою, кроме того, что сделали для своей души?»

Сопричастность родной истории, из которой невозможно исключить ничего: ни горестного, ни радостного, ни великого, ни малого – характерная особенность всего творчества Виктора Лихоносова. Это относится к его произведениям и о Тамани, и о Пскове, и об усадьбах, в которых жили или бывали наши классики. Виктор Иванович не устаёт напоминать читателю, что наш народ за многовековую историю накопил великую мудрость. Познавший её человек счастлив в любых обстоятельствах, а мы в своей постоянной суете и безостановочной спешке её утрачиваем. Особенно люблю его рассказ о путешествии на Святую землю «Тут и поклонился».

Стихи и песни иеромонаха Романа знают, думаю, все. Наверное, это уникальный пример поэтического творчества, которое всё без исключения посвящено воспеванию величия Творца и красоты созданного Им мира. Отец Роман сумел в двух строчках выразить самую суть того, как должен человек, одарённый Господом поэтическим, художественным или музыкальным талантом, относиться к своему дару, как должен правильно его использовать:

Благодарю, художников Художник,

За то, что дал мне красоту воспеть!

Очень точно удалось отцу Роману выразить отношения Господа и человека, любовь Творца к человеку.

Воли вольной никто не лишён!

Все мы блудные, меньшие братья…

Но куда б от Отца ни пошёл,

Всё равно ты в Отцовских объятьях!

Прозаик Борис Споров пишет для читателей разного возраста. Особенно хочется упомянуть о его книгах, которые можно рекомендовать для семейного чтения, совместного чтения родителей с детьми, для обсуждения в кругу семьи. Это «Добрый старичок» – рассказы о помощи святителя Николая Чудотворца, «Воин Христов: Святитель Лука (Войно-Ясенецкий)», «Дети войны».

Последняя книга написана на основе воспоминаний священника, который в детском возрасте пережил войну, а также впечатлений и воспоминаний самого автора и других его ровесников. Сегодня дети войны – пожилые люди, и их воспоминания приобретают особую ценность. Ведь они – те немногие, живущие среди нас, из очевидцев, реально переживших Великую Отечественную войну, остальные о ней только слышали или читали. Люди должны знать и помнить о том, что пришлось пережить в те годы самым маленьким нашим соотечественникам. И книга Бориса Фёдоровича помогает осознать, что детский опыт войны был горьким и страшным, каким бы разным он ни был. Взрослым надо обязательно читать такие книги, потому что люди не должны забывать: войны губят детские жизни, калечат детские судьбы.

Творчество ещё одного номинанта Александра Ткаченко – это не только собственно художественные произведения, но и апологетические, и миссионерские новеллы, и работа в качестве редактора с произведениями для детей. Следует особенно отметить недавно вышедшую книгу Александра Ткаченко «Трудно быть папой».

Сегодня у многих людей отсутствует представление о том, что их роль отца или матери не менее (а на самом деле – более) важна, чем профессиональные достижения и вообще любой другой способ самореализации. Молодым родителям, особенно папам, кажется, что главное в их жизни – добиться успеха в карьере, спорте, творчестве, что за новым поворотом жизни их ждут великие дела, а уход за младенцем – такая рутина! Они не понимают, что самое великое дело родителей – это воспитание своих детей, что нет ничего важнее и интереснее, чем время, проведённое со своим ребёнком, что общение с младенцем необходимо не только маленькому человеку, но и его родителям. Бог создал мужчину и женщину и объединил их деторождением (см. Быт. 1, 27–28). Через рождение и воспитание детей у родителей развивается настоящая жертвенная любовь.

Иногда люди слишком поздно осознают, что в своё время не рассказали сказку, не спели колыбельную, не укачали бережно спать на руках, не построили пирамидку… Теперь, когда дети выросли, вернуть прошлое и сделать что-то нужное из того, что не сделал тогда, уже невозможно: нет возможности вернуть эти драгоценные минуты общения. В своей книге Александр Борисович напоминает о неповторимости каждого этапа взросления ребёнка. Это очень важно для развития по-настоящему близких отношений.

Ещё распространено ошибочное мнение, что «дети сами разберутся» или «ребёнок должен сам с этим справиться». Но всегда ли у ребёнка хватает опыта, сил, умения для этого? Александр Ткаченко подчёркивает, что детям нужно ощущение, что папа защитит, придёт на помощь, если это понадобится, и папа же научит их самих защищаться и защищать других. Автор пишет о важности примирения после ссор и конфликтов: в отношениях детей и родителей должна побеждать любовь, а не царить гнев и обиды.

Надо отметить, что Александр Ткаченко тонко избегает морализаторства, он рассказывает истории из жизни своей семьи, делится опытом и размышлениями, предоставляя читателю возможность задуматься, сделать выводы. Ненавязчивую манеру автора я ещё раз отметил, когда прочитал в журнале его рассказ «Дурь». В нём верно показано, как должен поступить настоящий друг, если тот, с кем он дружит, находится на «скользкой дорожке». А покаянная нотка в завершении рассказа мгновенно ставит автора не выше, а непосредственно рядом с читателем и будит его совесть.

Прозу протоиерея Ярослава Шипова знают не только воцерковлённые или интересующиеся жизнью нашей Церкви люди, но и все, кто любит русскую художественную словесность. Сегодня уже обоснованно можно говорить о таком явлении в нашей современной литературе, как священническая проза. Но и внутри этого литературного явления произведения отца Ярослава стоят особняком. Дело в том, что большинство пишущих священников начали создавать литературные произведения и печататься после принятия духовного сана: когда они накопили пастырский опыт, узнали истории, которыми захотелось поделиться с читателем, и ощутили, что Господь дал им на это способности.

Отец Ярослав Шипов окончил Литературный институт и стал писателем раньше, чем священником. Его рассказы отличает особое литературное мастерство, тематическое разнообразие. Одна из основных тем всех его произведений – памятование о Боге. Человеку следует не забывать о Творце этого мира, полагаясь исключительно на свои собственные, человеческие умения и знания – вот лейтмотив рассказов «Пшеница золотая», «Сила немощи», «Три рыбы от святителя Николая».

Писатель неоднократно обращается ещё к одной важной теме – закономерности и взаимосвязи всего в этом мире. Один из его рассказов так и называется: «Неслучайность всего». Человек может увидеть, ощутить на себе только малую часть, отдельную деталь, малый фрагмент происходящего во Вселенной и не соотносит своё переживание с грандиозностью события, но Господь не зря даёт нам пережить такие «фрагменты», однажды они складываются в целостную картину, и всё оказывается неслучайным. Эту мысль отец Ярослав раскрывает в таких рассказах, как «Ужин у архиерея», «Кошка».

Итак, короткий список номинантов Патриаршей литературной премии 2017 года по-прежнему сформирован из авторов с разной творческой судьбой и жизненным опытом. Но всех их объединяет заповеданная Богом любовь к человеку и любовь к нашей Родине с её непростой и великой историей.

Отголоски Эха

Отголоски Эха

Книжный ряд / Литература / Объектив

Галкина Валерия

Теги: Александр Проханов , Русский камень

Александр Проханов. Русский камень. Роман, М.: Книжный клуб «Книговек», 2017. 249 с., ил.

Новая книга Александра Проханова «Русский камень», вероятно, немало удивит читателей, знакомых с его творчеством: в этом произведении открывается новая, неизвестная грань его писательского таланта. Перед нами – Проханов-сатирик.

Роман написан в редком жанре – жанре памфлета. Почему он сегодня так непопулярен, думаю, в комментариях не нуждается… Памфлет требует от писателя не только проницательности, но и изрядной доли смелости: героев уже не получится скрыть за литературными масками, завуалировать и отделаться кинематографическим штампом, мол, любое совпадение с реальными лицами является случайным…

«В Москве была радиостанция, основанная Ватиканом. Она называлась «Эхос Мундис». На ней работали латыши и древние римляне. Их звали Ольгас Бычкаукас, Ольгас Журавляукас, Оксанус Чижикус, Антоний Орехус, Майя Пешкус, Нателия Балтяникус, Александр Пикулениум. Главным редактором являлся потомок Юлия Цезаря Алексиус Венедиктум… Радиостанция была основана Ватиканом, чтобы спасти русских. В Ватикане жалели русский народ, который заблудился и попал в сети православия. У русского народа были дурные полководцы и убогие правители. Был язык, на котором ничего нельзя выразить. Русские не умели работать, у них были косые дома и кривые дороги. В их истории было много смешного и глупого, над чем смеялся весь мир. Например, победа над Наполеоном и Гитлером или полёт Гагарина» . Так начинается первая глава «Русского камня» под весьма красноречивым названием «Аспидус».

Итак, в центре романа – некто Невзороф, а также другие ведущие либеральной радиостанции, которые попадают во всевозможные переделки: например, создают партию «Земляная Россия» вместе с героями поэмы Гоголя «Мёртвые души» или облетают землю на воздушном шаре, сделанном из блинов…

Любопытно, что единой цепи повествования в «Русском камне» нет: каждая глава представляет собой отдельную мини-историю о фантасмагорических приключениях «Невзорофа и К°».

Что и говорить, этот роман – прямо-таки здоровенный камень в огород либерально-русофобской общественности. Основное орудие памфлета, кстати, – столь любимая самими обитателями «Эхоса» ирония, переходящая в сарказм: «Текст второго тома («Мёртвых душ». – В.Г. ) был опубликован в журнале «Знамя», который вышел непомерным тиражом в три экземпляра», «Лечащие врачи вместо внутривенных успокаивающих лекарств давали Невзорофу читать подшивки журнала «Дилетант», отчего все функции пациента замедлялись, и он впадал в сон, длящийся годами» . Досталось всем: и журналистам, работающим на «Эхосе», и постоянным гостям эфира.

В аннотации сказано, что роман предназначен «для широкого круга читателей и узкого круга радиослушателей». Действительно, оценить сатирическую составляющую книги по достоинству смогут только те, кто хорошо знаком с деятельностью «Эхоса». А вот художественная составляющая придётся по вкусу многим, потому что «Русский камень» представляет собой прекрасный образец литературы абсурда: роман полностью построен на тонкой и умной языковой игре.

При всей новизне и неожиданности романа одно остаётся неизменным: читать Проханова способен только человек, хорошо подкованный в вопросах истории и политики. Для «Русского камня» это актуально вдвойне, потому что, только понимая многочисленные отсылки и намёки, получится по достоинству оценить его сатирическую остроту.

Тысячи историй

Тысячи историй

Книжный ряд / Литература / Книжный ряд

Теги: Бессмертный полк , Истории и рассказы. Народная книга

Бессмертный полк. Истории и рассказы. Народная книга. М.: Издательство АСТ, 2017. 589 с., 3000 экз.

С тех пор, как существует историко-патриотическое общественное движение «Бессмертный полк», на его сайте ежегодно появляются тысячи историй о войне. За каждой из таких историй – семья, где есть и свои герои, и свои потери, и свои трепетно хранимые горькие и радостные воспоминания о «роковых сороковых».

Эти истории – о солдатах и их женах, о тружениках тыла, о рано повзрослевших детях. О том, как жили и погибали, любили и ненавидели, дружили, боролись, боялись и надеялись простые люди, на чьи плечи легло бремя войны.

Книга «Бессмертный полк» состоит именно из таких честных – без бравады и украшательства – рассказов о войне самих фронтовиков и их потомков. Главной целью составителей при отборе историй для книги было сделать её максимально разнообразной и «живой».

Людмила Тарасова

Николай Бурляев: „Разве речь и рукопись не подлежат закону?“

Николай Бурляев: „Разве речь и рукопись не подлежат закону?“

Искусство / Искусство / Театральная площадь

Голяков Алексей

Теги: Николай Бурляев , интервью

Актёр и режиссёр процитировал Пушкина

В Министерстве культуры России прошло заседание экспертной комиссии Общественного совета Минкультуры по театру. Татьяна Доронина, Юрий Соломин, Олег Басилашвили, Валентина Талызина и другие мастера в разных аспектах затрагивали тему возвращения отечественного репертуарного театра массовому зрителю («ЛГ» писала об этом в статье «Эффективность, а не эффекты», № 12 от 29.03.17.).

Свои пояснения по проблематике прошедшего обсуждения «ЛГ» дал один из главных инициаторов мероприятия, народный артист России, президент Международного форума искусств «Золотой Витязь» Николай Бурляев.

– Николай Петрович, вы и ваши коллеги последовательно выступаете против так называемых театральных менеджеров, справедливо отмечая, что уже сформировалась их целая генерация, претендующая вовсе не на подчинение творческим задачам, а на управление процессом. В чём тут дело?

– Практику внедрения в творческие коллективы, – а это касается как театров, так и оркестров, – так называемых менеджеров я считаю пагубной для культуры. Этот процесс был инициирован ещё в начале перестройки. И вот уже тридцать лет мы наблюдаем атаку на российскую культуру, когда, как говорил один из бывших министров культуры России, «культуру нужно подвинуть на панель». Неудивительно, что подобная практика приводит фактически к уничтожению театров. Мы это уже увидели на примере Театра на Таганке, примерно такая же картина сейчас с Государственным академическим русским концертным оркестром «Боян» под руководством Анатолия Ивановича Полетаева. Ему, профессору, признанному музыканту, в оркестр «внедрили» бывшего завхоза, который ничего не понимает в музыке, но который… стал первым лицом в оркестре.

Если подобные случаи будут множиться (что, собственно, так и происходит), то вскоре мы станем свидетелями полномасштабного уничтожения наших творческих коллективов и – как итог – окончательного утверждения эпохи торгашей в культуре, о чём предупреждал в своё время русский философ Иван Александрович Ильин. Он писал о таком роде «искусства» как о «доходном промысле»; об этом же говорил и Андрей Тарковский. В конце 80-х годов, перед своим уходом из жизни, он предупреждал о наступлении в кино эры торгаша. Что мы и наблюдаем уже не первый год в нашем кинопрокате, абсолютно переродившемся, ставшем филиалом кинопроката американского.

– В московский сценический обиход с чьей-то лёгкой руки с недавних пор вошла фраза «перепрошивка театра». Кто, по вашим данным, стоит за этим?

– Если говорить образно, то за этим стоит «враг рода человеческого», враг культуры. Как оценить действия автора этой чудовищной формулировки «Перепрошивка театров города Москвы» господина Капкова, который три года назад торжественно объявил, что взятые в качестве образца для «экспериментов» Театр им. Гоголя и Театр им. Станиславского – это только начало. А впереди предстоит «перепрошивка» ещё 20 театров Москвы, а именно: перевод их на пресловутую коммерческую основу, то есть на принципы уже упомянутого «доходного промысла».

Вдвойне печально, что часть театральной общественности, прикормленной богатой столицей, начинает защищать эти деяния в надежде, что разрушительная волна их минует, пройдёт стороной. Напрасные заблуждения. Многие из коллег думают, что они крепкие, устоявшиеся… Между тем процесс запущен и он идёт. И руководители московских театров, которым кажется, что они в полной силе, на самом деле представляют собой уходящую натуру. Ведь большинство из них находятся в преклонном возрасте, им в среднем за 80. И вот когда они уйдут, то тогда эта «перепрошивка» охватит театры уже по полной программе.

– Ситуация абсурда прое­цируется с зеркальной точностью с одного вида искусства на другой: в кино сценаристы и режиссёры стонут от продюсерского нахрапа, в театре – всё больше власти к рукам прибирают директора и их разновидность – упомянутые менеджеры. Что делать?

– Общественный совет Министерства культуры в целях сохранения русского репертуарного театра обратился к руководству министерства с рекомендацией о возвращении ранга первого лица в театрах и в других коллективах художественным руководителям. Наряду с этим значилась не менее актуальная инициатива о признании порочной практики внедрения в них так называемых менеджеров, как первых лиц.

Мы предложили также вернуть художественные советы в творческих коллективах. Произошедшее их волюнтаристское упразднение как раз и позволило рейдерам-менеджерам стать полновластными хозяевами и увольнять тех сотрудников, которые им не нужны, увеличивая зарплаты для себя на порядок, а то и в разы выше, чем даже у ведущих актёров.

– Девальвация театрального образования, когда с необыкновенной быстротой расплодились театральные школы, игнорирующие базовые основы в подготовке артистов и режиссёров, о чём на комиссии с обеспокоенностью говорил Юрий Соломин, на ваш взгляд, насколько она зашла далеко?

– Я полагаю, что действительно происходит девальвация любого образования, и она касается, к сожалению, не одного лишь театра. У меня у самого в этом отношении показательная практика: я был руководителем курса кинорежиссуры в одном из учебных заведений и всё это видел воочию. Мой однокурсник, режиссёр Вадим Абдрашитов сетовал по поводу того, что он наблюдает каждый год на вступительных экзаменах во ВГИКе. Падение уровня абитуриентов просто удручающее. И это мы наблюдаем повсюду, причина всё та же: коммерциализация культуры. Если бы теперь выпало жить Тарковскому и Шукшину, то они вряд ли смогли бы выучиться на режиссёра, потому что им нечем было бы платить за обучение. А приходят обучаться за деньги те, кому вообще следовало бы держаться подальше от искусства. Но именно они как раз и приходят. Платят и получают дипломы кинематографистов и театральных режиссёров. И происходит девальвация культуры. Это надо понять руководителям нашего государства и признать, наконец, что культура и рынок – понятия несовместимые. И сделать выводы. Вкладывать деньги в культуру и образование, если действительно государство желает того, чтобы понижались, а не росли преступность, наркомания и другие социальные пороки.

Отрадно, что первый важнейший шаг в этом направлении сделан – 24 декабря 2014 года Президентом РФ, подписавшим Указ «Об основах государственной культурной политики». В нём, хотел бы напомнить, прописаны практические подходы к оценке того, чему государство должно помогать, а чему – в такой помощи отказывать. В.В. Путин предпринял абсолютно правильные меры, чётко обозначив приоритеты в государственной политике в сфере культуры. Тем более это важно на фоне большинства других стран, где идёт полный разнос по принципу «делай, что взбредёт в голову». В нашей же стране теперь, опираясь на артикулированные на самом высоком уровне основы государственной политики, чиновники от культуры уже не смогут направлять средства на то, что противоречит основам культурной политики государства. Если же кто-то из них и будет продолжать финансировать из гос­казны недостойные проекты, то тогда Общественный совет при Минкультуры, призванный контролировать действия чиновников, будет осуществлять свои действия. И у него имеются необходимые для этого полномочия.

– Юрий Поляков на заседании в который раз напомнил о парадоксе – казалось бы, театры остро нуждаются в современном литературном материале, тем паче конфликтных тем и всевозможных поводов для постановок по-настоящему новых пьес более чем достаточно. Однако театральный репертуар словно застыл в перекошенном состоянии и не может повернуть голову из 90-х годов и начала нулевых, когда расцвела специ­фическая самонаречённая «новая драма». Так ли уж безысходно положение с новыми Островскими и Горькими?

– Я не столь компетентен в теме «новая драма», но могу сказать, что происходящее в значительном сегменте современной драматургии весьма схоже с тем, о чём говорил Достоевский «Бог и дьявол борются, и поле их битвы – сердце человеческое». Одни и те же законы действуют для всех видов искусства. Но примечательно, что с началом действия указа главы государства об основах культурной политики будет ещё яснее для всех постановка вопроса: не вписываются поделки «новой драмы» с её патологией, матом, извращениями, пропагандой гомосексуализма в те нормы, которых должны будут придерживаться и сами авторы произведений, и чиновники, регулирующие сферу культуры.

– «Антицензурное» выступление К. Райкина на последнем съезде СТД, поддержанное некоторыми коллегами, высветило позицию по недопущению вмешательства в творческий процесс, и от неё немалая часть режиссёров и актёров отступать, судя по всему, не намерена. Насколько с этой частью интеллигенции Общественный совет Минкульта способен наладить диалог и взаимодействие?

– Дело в том, что все мы в нашем профессиональном сообществе крайне разъединены. Каждый занимается собственным театром, собственным фестивалем, собственным делом… И налицо два потока – совершенно разнонаправленных. Один поток – это большинство людей, причём подавляющее, включая не только тех, кто относится к творческим профессиям, а вообще нашего народа. Они хотят опоры на традиции, подлинной культуры для себя и своих детей, хотят возвышения души человека. А другой поток жаждет совсем иного – вседозволенности. Его представители не устают утверждать, что художник имеет право буквально на всё, потому что он свободен. Да, художник действительно свободен. Это правда. Но вся штука в том, что представители второго, негативного потока упускают шанс прислушаться к голосу своих оппонентов и понять, что надо бы подумать о спасении своей души.

Заметьте, эти два направления всегда были в нашей культуре. Другой вопрос: кого сегодня больше чтут, а чьи фамилии ныне просто забыты, не говоря уже о произведениях, вышедших под этими фамилиями. И вот что говорил практически о контроле в искусстве Пушкин, а с ним, думаю, никто не будет спорить: «Я убеждён в необходимости цензуры в образованном, нравственном и христианском обществе, под какими законами и правлениями оно бы ни находилось».

Обратите внимание, эти слова принадлежат тому поэту и мыслителю, который, как мы привыкли считать, так много натерпелся от царской цензуры. Но не будем забывать: у него был личный цензор – царь. Дай бог нам всем такого цензора, его внимания к нашему искусству. Также Александр Сергеевич говорил: «Нравственность, как и религия, должна быть уважаема писателем. Безнравственные книги суть те, которые потрясают первые основания гражданского общества. Те, которые проповедуют разврат, рассеивают личную клевету, или коей целью имеют распаление чувственности приапическими изображениями. Тут в цензоре необходим здравый ум и чувство приличия, ибо решение его зависит от сих двух качеств. Не должен он забывать, что большая часть мыслей не подлежит ответственности, как те дела человеческие, которые закон оставляет каждому на произвол его совести».

И ещё одну чрезвычайно важную мысль сформулировал Пушкин: «Разве речь и рукопись не подлежат закону? Каждое правительство вправе не позволять проповедовать на площадях всё, что кому в голову придёт… Действие человека мгновенно и одно; действие книги множественно и повсеместно».

– Вы наверняка уже слышали или прочитали о себе: как Бурляев может судить о театре, когда он, дескать, и отношения-то к театру не имеет…

«Золотой Витязь» всегда проходит с размахом

– Да, я читал в либеральной прессе подобные отзывы и был ими, мягко говоря, умилён, их голословностью. Мои помощники не поленились и вычислили, что автору этого посыла в одной из газет было… всего три года в то время, когда я уже был артистом Академического театра имени Моссовета, в труппе корифея Юрия Завадского, когда играл на сцене с великими Мордвиновым, Раневской, Марецкой, Орловой, Пляттом и уже в 19 лет стал самым молодым членом Всероссийского театрального общества (ныне СТД). Окончив Театральное училище имени Щукина по специальности «артист театра и кино», я поступил в Московский театр им. Ленинского комсомола, потом был артистом Московского ТЮЗа. А последние 15 лет руковожу крупнейшим Международным театральным форумом «Золотой Витязь». Журналистам следует изучать историю…

– Если оставить хотя бы на время общественную деятельность, то ваша собственная творческая повестка дня – какова она? Не спросить об этом нельзя, потому что зрители помнят и любят вас как яркого актёра, а также как самобытного режиссёра…

– Признаюсь, я слежу за нашим унизительным, рыночным, продажным кинопроцессом. Немудрено, что я невольно потерял интерес к подобному кинематографу. И однажды решил для себя больше им практически не заниматься, не ставить фильмы и не играть. Последний раз снялся в роли Иешуа Га-Ноцри в «Мастере и Маргарите» Юрия Кары, 23 года назад. Но теперь, судя по всему, мне всё же придётся вернуться и в кинодраматургию (я написал сценарий), и в режиссуру (поставить фильм). Подробнее о теме проекта пока не хотел бы говорить, сейчас я занимаюсь подготовкой финансовой почвы для возникновения будущего фильма. Единственное, что отмечу: это будет полный метр. Я не люблю сериальный формат, я – за концентрированное сжатие информации.

– Как родитель «Золотого Витязя», – и в его кинематографической, и в театральной ипостасях, – вы довольны его развитием?

– В 1991 году, когда я только задумывал этот фестиваль, то не мог себе и представить, до каких масштабов он вырастет; не мог вообразить, что появится это новое явление: Славянский форум искусств. И что мы будем осуществлять международный фестиваль не только в номинациях кино и театра, но и музыкальную и литературную его части, а также отдельную программу по изобразительному искусству. Иначе говоря, к настоящему времени «Золотой Витязь» стал своего рода концерном, охватывающим все виды искусств. Со своими, естественно, взглядами на жизнь и правилами.

Да, я совершенно доволен, это исполнение мечты, если угодно, возникшей у меня на Эдинбургском кинофестивале, где много лет назад я представлял фильмы Тарковского. Тогда на шотландской земле я заинтересовался идеей собирания на фестиваль всех видов искусства. И я задумался: а почему бы нам и в России не сделать нечто подобное?

Время Блока

Время Блока

Искусство / Искусство / А музыка звучит

Кривицкая Евгения

Теги: искусство , музыка

В Большом зале консерватории вспомнили творчество поэта

Есть художники, к творчеству которых можно обращаться бесконечно, ведя диалог и черпая вдохновение и радость. К таким безусловным кумирам относится Александр Блок, выдающийся представитель эпохи Серебряного века.

Он прожил 41 год, и его смерть была воспринята современниками не только как уход из жизни великого поэта, но и как завершение главы в истории культуры, исчерпанной волей внешних обстоятельств, прежде всего событиями революций 1917 года.

Данная преамбула подводит нас к сути рецензии на новую тематическую программу Московского государственного симфонического оркестра для детей и юношества, посвящённую именно Александру Блоку. К слову музыковеда Наталии Панасюк, постоянной ведущей концертов МГСО, добавились в Большом зале консерватории строки Блока, прочтённые артистом Театра сатиры Родионом Вьюшкиным: «Я никогда не понимал искусства музыки священной, а ныне слух мой различал в ней чей-то голос сокровенный».

Руководитель оркестра, заслуженный артист России дирижёр Дмитрий Орлов, автор идеи (кстати, при повторе программы на иной площадке он с большим успехом сам читал стихи поэта), максимально широко подошёл к интерпретации темы «Блок и музыка». Избегая прямой иллюстративности, он выбрал сочинения, по его мнению, наиболее глубоко отражающие темы блоковской лирики. Романсы Рахманинова «Сирень» (на стихи Бекетовой) и «Весенние воды» (на стихи Тютчева), прекрасно исполненные Натальей Поляниновой, нелинейно корреспондировали с блоковской «весной без конца и без края» – конечно, более тоскливой и ностальгирующей, чем юношески-восторженная музыка Рахманинова. А вот скерцо из его Второй симфонии попало в самую сердцевину – нервная, тревожная, болезненно-мятущаяся музыка отразила смятения умов, царившие накануне Первой мировой войны. Неожиданной краской стало исполнение кантаты «Времена года» московского композитора Оксаны Сивовой, написанной для детского хора и оркестра. Хотя со сцены в преамбуле упоминался блоковский сборник «Круглый год», адресованный юным читателям, но композитор выбрала вполне взрослые строфы. В целом в цикле преобладали светлые, пастельные тона, и пасторальность стихов «Снег и снег» («Зима») и «Свирель запела на мосту» («Весна») была удачно подчёркнута ангельскими тембрами голосов великолепного хора школы-студии «Весна». Очевидно, что детям мелодичный песенный язык Сивовой оказался понятен и доступен: они пели на­изусть, с явным увлечением, чуть пританцовывая на месте в такт пружинной блоковской ритмике и чутко взаимодействуя с маэстро Орловым.

Кульминацией этой неординарной программы стало сочинение Юрия Буцко, интересного российского композитора, к сожалению, недавно ушедшего из жизни. Его «Шесть сцен из поэмы Блока «Двенадцать», продолжающие памфлетную линию в отечественной музыке (тут вспоминается, к примеру, «Казнь Стеньки Разина» Шостаковича, «Казнь Пугачёва» Щедрина), рисуют хаос и распад, охватившие Россию в 1917 году. Предварившее исполнение блоковское «Весь мир одичал…» стало сильным прологом к кантате, а приглашение баса Романа Улыбина обеспечило её успех. Яркий характерный певец – известный солист Музыкального академического театра имени Станиславского и Немировича-Данченко – «материализовал» сатирические образы героев «Двенадцати» (Катьку толстоморденькую, бравых ребятушек), явив блистательный театр одного актёра. Драматическую выразительность солиста усилил оркестр, «рисовавший» то зловещие, то разгульные картины тех мрачных дней.

«Поэма экстаза» по драматургии программы заняла место эпилога: музыкальное повествование переместилось из мира земного в космические просторы. «Дух играющий», «мир волшебный, мир желанный»: это уже не столько о самом Блоке, сколько о времени, породившем и питавшем такое количество гениев. Слушатели купались в дивных образах скрябинской поэмы, погружаясь в чувственные волны «Экстаза», внимая зовам трубы, прихотливым соло флейты, торжествуя вместе с горделивым тутти финала. МГСО, демонстрировавший в этой программе стабильность и ансамблевую слаженность, легко взял и финальную планку.

Придут танцевальные боги

Придут танцевальные боги

Искусство / Искусство / Здесь танцуют

Совсем скоро в Москве состоится одно из самых престижных балетных состязаний мира – Международный конкурс артистов балета и хореографов. В тринадцатый раз по традиции он пройдет в Большом театре России с 11 по 20 июня. О предстоящем событии рассказывает авторитетный эксперт в области балетного искусства, главный редактор журнала «Балет» Валерия Иосифовна Уральская:

Валерия Иосифовна, вы столько лет своей жизни посвятили балету. Как возникает любовь к нему ?

– Здесь нужно разделить, – есть любовь тех, кто занимается балетом профессионально с детства, а есть любители: они сохраняют эту любовь, занимаясь совершенно другой профессией. Встречаются и балетоманы (я, кстати, к этому понятию отношусь положительно), которые всю жизнь поклоняются этому искусству, театру вообще, некоторым отдельным исполнителям или хореографам. Эти люди, действительно знают балет.

Любовь, как это чаще всего бывает, имеет несколько стадий. Поскольку искусство это тяжелое и сложное, в балете судьбы складываются очень непростые, тем не менее, это уже профессия! И чем больше человек ею увлечен, тем больше эта любовь и его достижения…

На ваших глазах рождался наш знаменитый Московский балетный конкурс. Расскажите, что самое яркое вам запомнилось в 1969 году .

– Я помню Первый конкурс, скорее как зритель. Попасть на него было довольно сложно. Большой театр, совершенно уникальное жюри, состоящее, скажем так, из самых лучших «первачей» мирового балета. Возглавляла жюри Галина Уланова… В маленьком пресс-центре мы выстраивались в длинную очередь, чтобы получить входной билет…

Какие эмоции были самыми сильными, какие моменты ?

– Первые конкурсы запомнились, прежде всего, большой заинтересованностью публики, живой активной конкурсной жизнью, диалогами со зрителем, дискуссиями в профессиональной среде.

На одной из встреч с членами жюри обсуждался вопрос о сохранении классического наследия, чистоты текста классического танца. Эта тема и по сей день остается одной из самых острых. Помню, Алисия Алонсо сказала так: «Что тут обсуждать, классика – это я!..» Моему возмущению тогда не было предела!.. Но прошло время, и я поняла глубокий смысл того, что произнесла великая кубинская балерина и хореограф. Есть такие личности в балетном искусстве, кто действительно имеет право что-то изменять, корректировать, добавлять и передавать в традицию. И это единицы!

Кто из артистов оставил неизгладимый след в душе ?

– Конечно, сильнейшее впечатление произвел тогда Вестрис в исполнении Михаила Барышникова. Номер «Мир и война» (хореография Н.Касаткиной и В.Василева) – в исполнении Н. Сорокиной и Ю. Владимирова вызвал многие споры. Еще помнится, как на третьем решающем туре, публика буквально «захлопала» решение жюри, – не присуждать премию яркой индивидуальности, завоевавшей впоследствии мировую известность балерине Еве Евдокимовой. На конкурсе в 1969 году она получила всего лишь диплом.

Расскажите немного о вашем издании. Как удалось сохранить журнал «Балет» в лихие девяностые ?

– До перестройки мы существовали под крылом солидного тогда издательства «Известия». Они нас очень любили, потому что журнал был таким, скажем, красивым ребенком у богатых родителей. Когда родители обеднели, мы были одними из последних, кого «Известия» пустили в «коммерческое плавание». Поскольку мы были не очень опытными людьми в плане организации процесса производства, нам приходилось нелегко. При «Известиях» мы существовали как большой творческий отдел и не занимались ни распространением, ни печатью, ни бумагой, ни финансовой стороной. Каким-то чудом мы выжили, сохраняя академический и полиграфический имидж журнала…

Кто сейчас ваши читатели ?

– Это и профессионалы, и любители. Скажу так, в настоящий момент, может быть, любители даже на первом месте. Они по-настоящему преданы балетному искусству. Бывают очень трогательные ситуации. Мне как-то понадобилось узнать, в каком костюме выступала одна балерина в «Дон Кихоте» в своих первых спектаклях. И это удивительно, все «вариации цвета» её юбки знали только они. Некоторые из них даже ведут дневники об участие в спектаклях своих любимцев. Сегодня таких приверженцев становится всё меньше, но есть молодежь, которая увлечена балетом. Им сейчас сложнее, потому что билеты дороже и попадать на спектакли непросто.

Анне Павловой принадлежит высказывание «Терпение – это искусство надеяться. Способный терпеть, способен добиваться всего, чего он хочет» …

– Если говорить о терпении, в судьбе артиста очень многое зависит от того с кем его свела судьба. Нужно иметь терпение, даже когда тобой специально не занимаются; продолжать расти в трудах, ожидая ситуацию, когда станешь востребованным. Есть еще один фактор – «попасть в свое время» и в «свою ситуацию».

Например, ведущими танцовщиками балетного театра долгие годы были высокие партнеры, которые не столько танцевали, сколько были прекрасными партнерами. С появлением Юрия Николаевича Григоровича, ведущими танцовщиками становятся Владимир Васильев, Михаил Лавровский. Они не только блестяще танцевали, но и великолепно воплощали созданные им образы, владели безупречной танцевальной лексикой и очень мужественно выглядели. Не будь Григоровича, возможно, мы не увидели бы Васильева во всей красе!

А как Юрий Николаевич работает на конкурсе ?

– Его огромный опыт и авторитет, уважение в среде профессионалов, – помогают ему в этом непростом деле. Кроме этого, он очень тонкий и умный человек. Один раз мне пришлось наблюдать позитивное решение вопроса, где были полностью учтены мнения разных членов жюри (ведь оценка всегда субъективна!). Это случай меня просто поразил. Влияние Юрия Николаевича в таких вопросах велико. Может быть, это и позволяет сохранить нашему конкурсу верность академическим традициям и школе.

Беседовала Татьяна Эсаулова

Совесть на кассу

Совесть на кассу

ТелевЕдение / Телеведение / Ностальгия

Кондрашов Александр

Исторический сериал – это прекрасно, но не слишком ли много Екатерин?

Теги: Михаил Зощенко , Андрей Егоров , Северина Янушаускайте , Владимир Вдовиченков , Риналь Мухаметов , Егор Корешков , Артём Быстров , Анатолий Белый , Ефим Шифрин , Александр Иванов , Сергей Белоголовцев

О фальшивом прошлом и настоящих людях, чувствах, юморе

Наше телевидение предлагает премьеру за премьерой. Борьба за зрителя (рекламодателя, прибыль) ведётся нешуточная. Аудитория не просто припадает к экранам в ожидании ярких впечатлений, но ещё и становится свидетелем жестокой конкуренции, которая порой приобретает удивительные формы.

Екатерина была не права?

Мы как-то это промахнули: замотались, смирились и не возмутились – нас так долго и изобретательно к этому дублированию подводили. Главные государственные каналы страны (Первый и «Россия 1») практически в одно и то же время демонстрируют сериалы-дубликаты («Екатерина» и «Великая»). Об одних и тех же эпохе и людях, по идентичным, по сути, сценариям, с очень похожими друг на друга (но не на героиню) исполнительницами. Но более всего удивило, что даже при повторном показе у обоих сериалов хорошие рейтинги!

Хоть что-то подобное было в истории мирового ТВ? На двух каналах тратится куча денег на дорогостоящее костюмированное многосерийное телепредставление, когда естественнее и разумнее было бы объединить средства и на каком-нибудь одном канале сделать что-то суперкачественное, что называется на века. Так почему такое происходит? Нет, мы сейчас не об отсутствии народного контроля за расходованием государственных средств на ТВ, а о том, что историческая тема замечательно востребована зрителями, народом, к тому же теперь и лидеры государства много говорят о патриотическом воспитании. Наконец совпали.

Без чувства собственного достоинства, уважения к истории и гордости за героические деяния предков невозможно существование народа и страны, тем более такой обширной, как наша. И так всегда было, за исключением кратких периодов революционной ломки (двадцать лет после 17-го года и примерно столько же после 91-го).

В моде МИД

Ещё совсем недавно (да и сейчас очень часто) жизнь в СССР была представлена на экране чем-то крайне убогим, бессмысленным и жестоким, однако теперь примерно те же люди, что изобличали кровавую гэбню, салдофонов-дуболомов и партийных самодуров, постепенно «исправляются», хотя...

Реклама на канале «Россия 1» звала: «Сериал «Оптимисты» от создателей «Оттепели»!» Того зажигательно антисоветского сериала, в котором, напомним, главный герой, увильнувший от фронта оператор, с наслаждением мордует героя-фронтовика. И здесь – то же время, 60-й год, и это тоже производственное кино. Теперь из жизни МИДа, который сейчас очень уважаем в связи с международной политикой России и деятельностью известных наших дипломатов.

Начало, да целых 10 серий из 13 удивили отсутствием антисоветчины. Герои – молодые, восторженные сотрудники одного из отделов МИДа во главе с новым начальником Бирюковым и прежней начальницей Рутой Блаумане (блестящий дуэт Северины Янушаускайте и Владимира Вдовиченкова) – самоотверженно и весело делают своё дело. Проявляют инициативу, рискуют, преодолевают косность руководителей министерства и страны – служат Отечеству. И живут яркой молодой жизнью: влюб­ляются, ссорятся, разводятся, выпивают, попадают в неприятные ситуации, выбираются из них. С непривычки даже скучно немного от их «правильности». Вдовиченков и Андрей Егоров (в роли мужа Руты) создали, как бы раньше сказали, убедительный образ нашего современника, настоящего коммуниста. Им сочувствуешь. Но в конце сериала сценаристы, которых во главе с режиссёром Алексеем Попогребским и продюсером Валерием Тодоровским аж семеро, взорвали сюжетную бомбу, если так можно выразиться, с нечистотами.

Оказалось, что все – предатели. Один из юных дипломатов (Риналь Мухаметов) делает за деньги загранпаспорт будущему диссиденту, а его возлюбленная, провинциалка-бегунья, вовсе не ангел, а «по вторникам и четвергам» спит со своим тренером. Другой (Егор Корешков) не только скрывает, что у него сестра за границей, но и женат на женщине, которая пишет на него доносы в КГБ, третий (Артём Быстров) так и вовсе давно завербован американской разведкой. А главный гэбист МИДа (Анатолий Белый) не только спит с Рутой Блаумане (при живом-то муже, Герое Советского Союза!), но и страшный интриган, желающий уничтожить Бирюкова и его отдел, однако тот просит своего покровителя из ЦК (его прекрасно сыграл замечательный Юрий Кузнецов) защитить от него отдел, и этому гэбисту подстраивают… автоаварию, в которой гибнет его маленький сын. И это времена не «садиста Берии», а «оттепели»?

И завершает сериал «вишенка на торте» – заговор реакционеров против Хрущёва. Но коварные планы взорвать самолёт с Никитой героически срывают Бирюков и Рута, а всех членов президиума ЦК, только что проголосовавших за снятие Хрущёва, беспощадно арестовывают тут же на заседании в Кремле!!!

Хеппи-энд! Все наши герои в полном порядке, а Первый отдел МИДа возглавляет… агент ЦРУ. И встык реклама банковской карты, в которой муж кричит жене:

– Совесть у тебя с собой?

– С собой.

– Так неси её на кассу.

Говорят, у сериала будет продолжение. Интересно, предотвратят ли наши герои-дипломаты убийство Кеннеди и снятие Хрущёва в 1964 году?

Прошлое и пошлое

Только тягой к советским брендам можно объяснить попытку возрождения на Первом канале юмористической передачи «Вокруг смеха» и только ностальгией – то, что этот продукт не умер после первых же выпусков. Юмористических программ на современном ТВ, в отличие от пуританского советского, о-очень много. Чем же отличается «Вокруг смеха» от прочих?

Во-первых, ведущим и тем, что его очень много. Прежний, пародист Александр Иванов, обладавший «крайне аскетичным, сатирическим экстерьером», представляя гостей (в основном это были писатели, артисты и карикатуристы, сотрудничавшие с «Клубом ДС» «Литературной газеты»), был краток и едок и только в конце программы радовал зрителей своими короткими пародиями. Ефим же Шифрин на него совсем не похож: атлетически накачан, отлично одет, он смешлив и благополучен. Не знаю, кто пишет ему тексты для конферанса, но они остроумны не всегда, зато очень длинны. К тому же в каждом выпуске у ведущего есть свой отдельный номер, в том числе и вокальный. Всё это выглядело бы мило, если бы программа была посвящена юбилею артиста, но когда этот «юбилей» продолжается из выпуска в выпуск…

Во-вторых, в программу наряду с выступлениями современных артистов включены большие куски из старых выпусков, многие из которых видены-перевидены. Но можно сравнивать. То, что было когда-то очень смешно, смотрится странно, и многие тогдашние юмористические тексты и авторы сейчас вызывают не смех, а горькую усмешку.

В одном из последних выпусков Сергей Белоголовцев прочитал рассказ Михаила Зощенко «Аристократка». Исполнение было так себе, но зощенковский текст в сравнении с теми, что звучали в «Вокруг смеха» когда-то, не говоря уже о тех, что звучат сейчас, несравненно «более лучший». Во всех смыслах.

Большинство исполнителей возрождённого шоу работали на том же низком (ниже пояса) уровне, что и многочисленные уже существующие юмористические шоу. А после того как ведущий прочитал пошлейший монолог о «счастливом конце», стало стыдно и за него, и за передачу.

Юмор 70-х, основанный на недомолвках и полунамёках глубоко спрятанного неприятия социалистического строя, кажется, ушёл безвозвратно. А подвергать сатирическому осмеянию язвы современного общества, затрагивая их суть, боюсь, никто не позволит, то есть не профинансирует.

Но потребность в настоящем юморе, беспощадной сатире, безусловно, есть – столько в нашей жизни глупости, несообразности, гротеска и фарса.

Александр Кондрашов

Анна, где твой зритель?

Анна, где твой зритель?

ТелевЕдение / Телеведение / Премьера

Пухнавцев Олег

«Анна Каренина» Карена Шахназарова – один из самых мощных фильмов последних десятилетий

Теги: Карен Шахназаров , Анна Каренина

В защиту Карена Шахназарова и Алексея Вронского

«ЛГ» продолжает разговор о новом фильме «Анна Каренина», начатый в № 16 (26.04.2017) .

Когда-нибудь и у нас станут снимать сериалы на основе соцопросов и фокус-групп. Или, во всяком случае, попробуют использовать такую методику. Предлагаешь список, просишь респондента поставить галочку. – Мадам, как вам эта артистка в образе Анны Карениной? – Ни в коем случае, мне не нравятся её ямочки. – Товарищ, что скажете об этом соискателе на роль Каренина? – Не аристократ, ему бы вора в законе играть. – Девушка, ваше отношение к кандидату на позицию Вронского: – Мне такой тип мужиков не очень…

Вполне вероятно, обширное исследование общественного мнения определит, что наиболее приемлемые исполнители: Сергей Светлаков (Вронский), Мария Шарапова (Анна), Филипп Киркоров (Каренин)… Да что там, и режиссёра следует выбирать в соответствии с кликабельностью в интернете. Кто там у нас самый нашумевший?..

Таким способом можно попробовать угодить большинству и увеличить рейтинг. Если же ставится задача понравиться какой-то определённой группе, например, московской интеллигенции, то её и надо опрашивать. Режиссёром Анны Карениной станет в этом случае Сокуров, сценаристом Арабов, об актёрах фантазируйте сами, но, можно не сомневаться, что целевая аудитория встретит всякую интерпретацию своего избранника с восторженным придыханием.

А вот Карен Шахназаров, получается, прав на интерпретацию не имеет. И лишает его этого права не только «либеральная» тусовка, но и все остальные фланги общества, патриоты-интеллектуалы, высоколобые левые, да ещё и народ в транспорте и соцсетях гудит «какая из неё Каренина»…

Неожиданно обнаружилось, что в фильме Шахназарова нет Лёвина, и последовали объяснения значимости этой фигуры для романа. Послушайте, но неужели кто-то полагает, будто Карен Георгиевич плохо изучил книгу, литературоведческие изыскания, не отдаёт отчёта в собственных действиях? Очевидно же, что в этой киноинтерпретации Лёвин – лишний. Что авторы сценария пожертвовали Лёвиным, потому что посчитали нужным поразмышлять о других вещах.

Авторы решили продолжить роман. И не просто последовали за инстинктивным детским желанием заглянуть за границы кончившейся любимой книги. Сделали они это, решая вполне конкретную задачу – внимательнее рассмотреть Вронского. Следует напомнить, что фильм изначально назывался «Анна Каренина. История Вронского». Не только в том смысле, что это история Анны Карениной, рассказанная Вронским повзрослевшему Сергею Каренину, но это и более пространное повествование о самом Вронском.

Нам предложили другой ракурс – Вронского с акцентированно положительным обаянием. Предложили другую оптику, глядя через которую этот персонаж выглядит едва ли не крупнее Анны. Чтобы рассмотреть Алексея Кирилловича пристальнее, собственно, и нужны эпизоды из Русско-японской войны. Вронскому продлевают жизнь, чтобы донести следующую мысль – люди меняются. Доказать эту идею, оставаясь в границах романа, невозможно. И в этом смысле сценарные решения, вызвавшие наибольшие споры, совершенно оправданны.

Однако до этих ли материй зрителю?.. Да нет же, зритель поглощён своим правом высказывания, вошёл в роль кастинг-директора, обсуждает фигуру, возраст, тембр голоса исполнительницы главной роли. И делает это в условности программы «Пусть говорят», потому что именно такому способу мышления его приучают десятилетиями.

Главная проблема российского кинематографа – это не уничтожение сети проката, не упразднение Госкино, не отсутствие необходимых средств или несправедливое распределение имеющихся, не власть рейтинга и диктат масскульта. Главная проблема в том, что у российского кино – нет зрителя. Зрителя, с которым художник мог бы вступать в творческий диалог, не опасаясь пошлых придирок, мелочных мещанских оценок. За последние десятилетия зритель разделился на три неравномерные части. Меньшая (со статистической точки зрения – мизерная) представляет либеральную интеллигентскую тусовку, существующую по принципу секты. Большая – включает в себя массу с испорченным массовой культурой вкусом. Есть и средних размеров прослойка, живущая в ожидании достижений, сопоставимых с шедеврами советских времён. Этот «средний класс» ненавидит столичное интеллигентское сектантство, презирает поверхностность масскульта и вздрагивает от одного вида Елизаветы Боярской, потому что она для них – медийная персона из светской хроники, а потому её ни за что нельзя признавать «хорошей Анной Карениной». И отказаться от этого стереотипа не так просто. Для них Боярская вовсе не талантливая театральная актриса (об этой её ипостаси публика ничего не знает) а «раскрученная артистка» из плохого современного кино. Татьяна Самойлова перекочевала в «Анну Каренину» из «Летят журавли», а Елизавета Боярская из «Zолушки». Есть разница?

А между тем Карен Шахназаров снял блестящую картину, изысканную, умную и рассчитанную, что называется, на широкую аудиторию. А вовсе не на какую-то элитарную группу. Его фильм – это напоминание об утраченном – способности испытывать очень острые чувства, не укладывающиеся в понятие «страсть». (С изображением «страстей» у нас-то как раз дефицита нет.) Фильм Шахназарова – это популяризация самоотверженности в отношениях между мужчиной и женщиной. Между прочим, полезные знания для общества потребления, в котором отношения полов исчерпываются двумя понятиями «влечением» и «увлечением».

Елизавета Боярская и Максим Матвеев сыграли изумительно тонко: масштабно (как того и требует классическое искусство) и современно (чтобы максимально сократить дистанцию со зрителем). Судя по отзывам, реакции СМИ и Сети, ни их, ни сценарные решения, ни режиссёрскую работу публика по достоинству не оценила. Это вовсе не означает, что «народ не тот», просто кино сделано с опережением времени. Если аудиторию не загонят в резервацию «кина не для всех», если не развратят окончательно дешёвым масскультом, у фильма появится благодарный зритель. В том числе и из тех, что теперь настроен к фильму критически. Мы помним: люди меняются. А пока пускай эта «Анна Каренина» полежит на полке.

Олег Пухнавцев

Сердце Данки

Сердце Данки

ТелевЕдение / Телеведение / А нам прислали

Жукова Ольга

Теги: Пусть говорят , Андрей Малахов , Дана Борисова

Рефрен развеселой песенки из рекламы глистогонного средства для собак: «Там, внутри, тусовка паразитов» преследовал меня во время просмотра передачи «Пусть говорят», посвящённой горькой судьбе телеведущей Даны Борисовой.

Подружки из тусовки нынешней «Данки» с одинаково раздутыми губами и натянутыми на лоб глазами (двое из них – «мужескаго» пола) невнятно повествовали залу, что же произошло с некогда успешной телеведущей – депрессия, алкоголь, наркотики, словом, «надо спасать Данку». Откровением прозвучали слова матери телезвезды: «Я приношу глубочайшие извинения всем… федеральным каналам за то, что она назвала телевидение помойкой. Эта та помойка, которая её вырастила, которая её кормила, которая её сделала востребованной. Она была популярна, уважаема… она любила эту работу, и ведь с ней случилась беда, когда она потеряла работу, и сама она оказалась вот в этой помойке»...

Но эта телепомойка и виновата в том, что «вскармливает» на потеху публике таких персонажей – без образования и собственных мыслей. А потом безжалостно вышвыривает своих протеже, невзирая на «былые заслуги» и неоправданное самомнение.

Ольга Жукова

Их глазами мы видим войну

Их глазами мы видим войну

Общество / Настоящее прошлое / Память и беспамятство

Оператор Борис Шер

Теги: Великая Отечественная война 1941–1945 гг.

Оружие фронтового оператора – кинокамера

ЦСДФ (Центральной студии документальных фильмов), знаменитой Кинохроники, больше не существует. После скандальных историй с банкротствами, борьбы за недвижимость от уникального явления остались только архивы. Едва не была утрачена мемориальная доска с именами операторов, погибших во время Великой Отечественной. В СМИ появлялась информация, что доску спас охранник, которому новые хозяева здания поручили её разбить и утилизировать. Человек оказался с совестью, связался с Музеем кино, где теперь мемориальная доска и хранится. А ещё остались воспоминания.

В ЦСДФ я пришёл в начале 60-х молодым специалистом. Это была настоящая киноакадемия. А главными «академиками», наставниками – фронтовые операторы. У каждого своё суровое военное прошлое, но узнал я об этом, только когда наступил День Победы. Передо мной были другие люди – с «иконостасами» орденов и медалей на груди. Молчаливые, без позёрства, с неброской мужественностью: Иван Панов, Михаил Глидер, Владислав Микоша, Роман Кармен, Дода Каспий... Был я тогда ассистентом оператора, и мне посчастливилось работать с многими из них.

Иван Васильевич Панов – не просто скромный, стеснительный, и не подумаешь, что перед тобой фронтовой оператор, первым проникший в бункер Гитлера. Панов рассказывал, как они вдвоём с помощником-солдатом шли по подвалу Рейхстага, заполненному пьяными немецкими офицерами. Уникальные кадры обгоревшего трупа фюрера, завёрнутого в ковёр, увидел весь мир. Когда съёмка закончилась и они вышли на воздух, прикомандированный солдат был совершенно белым и, заикаясь, проговорил, что всё время ожидал выстрела в спину.

Позже Панова направили в Италию чиновником, представляющим Госкино, там он подружился с Феллини, который приезжая в Москву, заходил к нам в Кинохронику. Как-то Иван Васильевич подозвал и заговорщицки рассказал, что в Италии делают передачу о съёмках в Рейхстаге. Я спросил, а почему у нас его не показывают. Усмехнувшись, он только развёл руками.

Один из легендарных фронтовиков – «морской» кинооператор Владислав Владиславович Микоша. Он написал яркие биографические книги – «Годы и страны», «Я останавливаю время» – бесценные свидетельства крупной личности и высочайшего профессионализма. Вместе с Микошей в Крыму воевал и оператор Костя Ряшенцев – темпераментный, смелый, говорили, что пуля его, заворожённого, не брала. А уже в мирное время настигла в одной из арабских стран – судьба фронтового оператора.

Одним из самых смелых, отчаянных в истории войны кинооператоров был Владимир Александрович Сущинский. В повести А. Литвина «Четвёртый Украинский» описывается момент, когда у Сущинского интересуются секретом его мастерства и тот объясняет: «Многое зависит от того, на что нацеливаешь камеру. Снимаешь, к примеру, бой на передовой – бой и получится. А если боится человек свиста пуль, разрывов мин да гранат, вот и ползёт по тылам, накручивая на плёнку пожарища, пленных да убитых. Бывает, даже разбитый дзот поддымит, чтобы придать свежесть «бою» и уж, конечно, дохлого фрица подтянет поближе... Гадость! Я таких трупоедами называю…»

А вот о Сущинском из воспоминаний оператора М. Ошуркова: «…Шли бои за первые окраинные кварталы Бреслау (1944 г.), был назначен штурм железнодорожной насыпи, за которой скрывались фашисты. Первым, до начала атаки, оператор вбежал на насыпь и, нацелив аппарат, стал снимать. Он снял перебегающих через насыпь пулемётчиков, а также разрыв вражеского снаряда, осколком которого он и был смертельно ранен. Володя снял свою смерть. Он продолжал снимать, даже падая на землю. Камера запечатлела деревья, которые словно бы падали в кадре вместе с оператором, сражённым врагом».

Мемориальная доска со скорбным списком погибших фронтовых операторов была в фойе Студии кинохроники, там значится и Сущинский. Внизу, под доской, лежала репортажная камера. Войну снимали 257 кино­операторов, погиб каждый четвёртый. Ими снято три с половиной миллиона метров плёнки, это, примерно, шесть раз от Москвы до Петербурга или 80 суток экранного времени.

С кинооператором Анатолием Крыловым в 1966 году я ездил в Тбилиси. Помню, как ему в ресторане от соседнего столика передавали коньяк и называли Линкольном, намекая на портретное сходство с американским президентом. Дело закончилось общим весёлым застольем. А в майские дни Победы, когда Крылов был при орденах и медалях, в лице у него появлялось что-то для меня новое – это был воин, прошедший через круги ада. Вот фрагмент из его воспоминаний: «…Поспешили в освобождённую деревню, к месту только что отгремевшего боя. Впечатления ошеломляющие, неубранная, полувыжженная, примятая к земле рожь, от деревни одни трубы, всё сгорело. Надо снимать, а горло сдавливают какие-то спазмы. Никогда не забуду и нашего погибшего в бою лётчика. Он лежал вниз лицом, придавленный сиденьем самолёта, к которому был пристёгнут. Были видны только его широкие могучие плечи и обгоревшая голова. По положению тела, казалось, что вот он сейчас упрётся руками в землю и встанет… Или та женщина, которая стояла у дороги, держа в руках раненого грудного ребёнка. Она зажимала его рану пелёнкой, через которую струилась кровь. А рядом, на земле у её ног, лежал второй, постарше, убитый осколком снаряда. Она просила о помощи, просила, чтобы её довезли с детьми до Смоленска. Она была в таком отчаянии, что до неё не доходило, что один ребёнок уже мёртв и его надо похоронить. Нас тогда так потрясла эта сцена, что ни у кого из троих операторов (М. Шнейдеров и В. Штатланд) не поднялась рука снять убитую горем мать, как и там, у разбитого самолёта. До сих пор стоит у меня перед глазами эта женщина у обочины дороги с детьми, словно олицетворение укора, и я не мог себе простить то, что не снял её и даже не спросил имени…»

Про Бориса Шера знали в те годы, наверное, больше всех. О нём много писали. Он был авиационным оператором. Как-то раз, снимая очередной воздушный бой, на его глазах очередью из приближающегося фашистского самолёта был убит наш стрелок. Быстро отложив камеру, Шер прильнул к прицелу и первым же выстрелом зажёг немецкий самолёт... В студии никогда не видел его при орденах, и, когда попросил рассказать, что он чувствовал в тот момент, он с улыбкой, ответил: «Да брось, Толя! Ну нажал на другую кнопку, вот и всё…»

Об Александре Щекутьеве все знали, как он пришёл в профессию. Помог ему сам Сталин. Ещё перед войной, после очередной съёмки в Кремле, его, молодого ассистента, оставили присмотреть за аппаратурой. Мимо проходил Сталин, спросил кто и почему здесь. Щекутьев коротко рассказал. Сталин поинтересовался, любит ли он свою работу и хочет ли быть оператором? Ответ был утвердительным. Сталин ушёл, а Щекутьева через несколько дней перевели в кинооператоры. Войну начал снимать с битвы под Москвой, вместе с А. Крыловым. Потом бесчисленные фронтовые дороги, Победа и снова кинолетопись мирного времени. Мне повезло долгое время работать с ним. Был он уже в возрасте и потому частенько давал возможность снимать вместо него.

Воевал с кинокамерой в руках и Борис Макасеев – фигура, лауреат четырёх Сталинских премий. Мне не пришлось с ним работать на съёмках, пересёкся при других обстоятельствах. Он случайно услышал, как я, молодой ассистент, обсуждаю с коллегой проблему с немецкой «лейкой». Борис Константинович подошёл ко мне, расспросил о неполадке и в итоге отнёс камеру к знакомому в Институт кинотехники. Вернулась, как новая. Простая история вроде, но как иллюстрирует природу настоящего профессионального братства…

Конечно, упомянул я не всех, но пусть хоть эти имена напомнят о кинолетописцах самой страшной войны в истории человечества… Что поражало меня в этих людях? Они не были ожесточены, не ушли всецело в своё тяжёлое боевое прошлое. Они были как все, но только чуточку лучше и добрее.

Анатолий Ковтун,  телеоператор

Печатная версия „Бессмертного полка“

Печатная версия „Бессмертного полка“

Книжный ряд / Общество / Книжный ряд

Теги: История , рассказанная народом

История, рассказанная народом Военная история Российского государства. Под ред. В.А. Золотарёва. М. ИНЭС, РУБИН, 2016 Ч. 1: История, рассказанная народом, 640 с.

Эта книга стала лауреатом учреждённой в 2000 году Русским биографическим институтом, «Литературной газетой», Российской государственной библиотекой и культурно-просветительским центром «Орден» Национальной премии «Лучшие книги и издательства» в номинации «Военная история».

Святослав Рыбас назвал издание книжной версией «Бессмертного полка». По сути, это так и есть. Книга основана на материалах из семейных архивов. Под одной обложкой собраны данные об офицерах и рядовых, воинах и тружениках тыла, доживших до наших дней или павших на полях сражений.

Идея выпустить народную книгу родилась 9 мая 2015 года, когда участники акции «Бессмертный полк» вышли на улицы с портретами своих близких. Стало понятно, что семейные ценности интересны не только тем, кто бережно хранил их все эти годы. «Живая» история делает нас одной семьёй, одним великим народом с общей судьбой. Имя каждого из них навечно вписано в историю Великой Отечественной войны – а значит, в историю России.

После объявления о начале работы над книгой в редакцию стали приходить письма из всех уголков России и из-за рубежа. В них были документы, фотографии, фронтовые воспоминания, пересказанные внуками и правнуками ветеранов, эмоциональные рассказы и скупые биографические сведения.

Поскольку объединить в одном печатном томе все поступающие материалы невозможно, книга издаётся частями. Первая часть увидела свет в декабре 2016 года, издание второй приурочено к 9 мая 2017 года.

Как и вся серия «Военная история Российского государства», книга увидела свет благодаря поддержке партнёров проекта. При участии предпринимателей, неравнодушных к судьбе Отечества, заинтересованных в сохранении истории и культуры, ранее были изданы монографии, посвящённые Смутному времени, Отечественной войне 1812 года, Первой мировой и Великой Отечественной войнам, холодной войне и двум войнам с Японией: 1904–1905 гг. и 1945 г.

Пока материалы продолжают поступать в редакцию и пока находятся партнёры, готовые поддержать проект, выпуск народной книги будет продолжаться. Авторы проекта – Институт экономических стратегий, Центр экономического развития и сертификации и Российское военно-историческое общество – приглашают всех желающих принять в нём участие. Информацию о своих близких, фотографии, воспоминания, копии документов можно присылать по электронной почте history@profiok.com. О подробностях, связанных с участием в проекте, можно узнать на сайте profiok.com.

Тираж издания распространяется бесплатно на различных общественных мероприятиях, в качестве подарков ветеранам, детским и молодёжным организациям. Книги направляются в учебные заведения и библиотеки.

А.Б.

Рождённые смертям назло

Рождённые смертям назло

Общество / Общество / Судьбы

Детей закрывали своим телом от пуль и отдавали им последний кусок хлеба

Теги: Великая Отечественная война 1941–1945 гг.

Под бомбёжками ещё сильнее хочется жить

В нынешнем году отмечают 75-летие родив­шиеся в самом, пожалуй, трагичном для нашего народа 1942 году. Несмотря на то что в ту лихую годину немецко-фашистские полчища выжигали огнём целые города и сёла, советские женщины не отказывались от счастья материнства.

Они любой ценой сохраняли жизнь ребёнка, получив накануне родов похоронку о гибели его отца на фронте. Они рожали детей под бомбёжками и обстрелами в осаждённом Сталинграде, мучились в родовых схватках в вымерзающем и голодающем городе на Неве (там тогда родилась почти тысяча малышей).

У моей мамы Клавдии Григорьевны (Кадеюшки, как ласково называла её наша бабушка Афанасия Дмитриевна) я запросился на свет в начале июля 42-го, в самое неподходящее время. В светлую полярную полночь на берегу Белого моря она вместе с моей 12-летней сестрой занималась заготовкой плавника – брёвен, впечатанных штормами в прибрежный песок. Когда они положили на козлы очередное бревно, у мамы начались схватки. Она отослала сестрёнку в село за бабушкой, и сама у себя… приняла роды. Что она пережила тогда, мама стеснялась рассказывать, даже когда мы стали уже взрослыми…

Несмотря на то что жить в те годы было очень трудно, даже страшно, женщины становились матерями. Они не только оставляли зачатых детей, но и умудрялись, чего бы этого им ни стоило, вырастить их хотя бы относительно здоровыми. Конечно, в продолжении рода было и проявление материнского инстинкта. Даже во время боевых действий шансов выжить у ребёнка было больше, чем у взрослого. Мать закрывала его от пуль своим телом, нередко жертвуя жизнью. Ему отдавала последний кусок хлеба.

У моей мамы молоко пропало от хронического недо­едания сразу после родов, она заворачивала в марлю какую-то невообразимую смесь из хлебных крошек, воды и мха ягеля и делала из этого для меня соску. У нас ведь в приполярной тундре овощи и фрукты не росли, а корову с нашего подворья увели для забоя на мясо ещё в первый год войны – лозунг «Всё для фронта, всё для победы!» претворялся в жизнь неукоснительно.

Возможно, мама так отчаянно спасала меня ещё и потому, что в первое полугодие 42-го она уже потеряла из-за голода и болезней трёх своих маленьких детей, родившихся до войны. Ради моего спасения она даже сбежала из колхоза на пароходе, проходившем мимо нашего села и остановившемся ненадолго на морском рейде. Увезла меня в областной центр, несмотря на то что в ту пору самовольный выезд из деревни без документов (сельский житель не имел права на паспорт) считался преступлением и карался по законам военного времени.

От суда её спас отец. Он промышлял рыбу в нашпигованном фашистскими подлодками Баренцевом море, будучи капитаном мотобота «Бабушкин». Судно вывели из состава Военно-морского флота из-за повреждений, полученных в боях с врагом, и, «заштопав», включили в реестр рыболовецкого флота для дальнейшего прохождения службы.

Как раз в тот день отец возвратился из плавания, ошвартовав мотобот у одного из архангельских причалов. Это счастливое случайное совпадение предрешило судьбу и мамы, и меня. Поскольку на судне был острый дефицит кадров, маму, по решению руководителя архангельского «Рыбакколхозсоюза», зачислили матросом на отцовский мотобот. В составе команды вышел в море и я, их годовалый сын. Отец даже определил моё месторасположение на время уловных авралов – штурманский столик в рубке рядом с находившимся за штурвалом вахтенным матросом…

Списалась мама вместе со мной на берег в первый послевоенный год, когда команда уже пополнялась вернувшимися после Победы фронтовиками. Однако страх потерять меня, вселившийся в неё в военном 1942-м, довлел над ней до конца её жизни. Отец как-то рассказал мне: когда я, завершая трёхлетнюю солдатскую срочную службу, прислал письмо, в котором сообщал о решении поступить в военное училище, мама, стоя на коленях перед иконами, молилась, чтобы я… провалил экзамены.

В обойме родившихся и выживших детей второго года войны был и мой однокурсник по военному училищу Владимир Житаренко. В курсантском кубрике наши койки находились рядом. Мы и суженых себе нашли в одной комнате заводского общежития. А вот начинали офицерскую службу после выпуска из вуза в далёких друг от друга военных округах, он – в Прикарпатском, я – в Туркестанском. Военная судьба вновь свела нас вместе через несколько лет в редакции «Красной звезды» в качестве её корреспондентов.

…Последняя неделя декабря 1994 года. Незадолго до этого уволившись в запас, я заезжаю в редакцию родной газеты, чтобы встретиться с коллегами и друзьями по журналистскому цеху. Первый, к кому захожу – редактор отдела очерка и публицистики полковник Житаренко. Распахивая руки для дружеского объятия, слышу его радостный восклик:

– Старичок, как здорово, что ты заглянул! А я вот собираюсь в командировку. Хочу закольцевать счёт своих командировок в горячие точки. Чечня станет двадцатой. На Северном Кавказе сейчас сложнейшая обстановка, хочу всё увидеть собственными глазами...

Новогоднюю ночь с 31 на 1 января 1995 года полковник Житаренко встретил в расположении 104-й воздушно-десантной дивизии под Грозным. Он шёл по траншее с командного пункта соединения к экипажам врытой в землю бронетехники. Пуля снайпера-боевика попала ему в лицо. Не спасли ни бронежилет, ни каска…

Произошло то, чего так боялись наши матери, рожая детей 75 лет назад. Вновь погибали их сыновья, только не от бомбёжек, голода, истощения и болезней в Великую Отечественную, а в военных конфликтах мирного, казалось бы, времени...

Михаил Малыгин,  полковник в отставке,

Архангельск – Ростов-на-Дону

Мы последние дети последней войны...

Мы последние дети последней войны...

Литература / Литература / Победная антология «ЛГ»

Теги: День Победы

Тема Великой Отечественной войны звучит не только в стихотворениях ветеранов, но и проходит через поэтику несколько поколений, уже невоевавших, однако сохраняющих память об этом великом народном горе и о победном ликовании, потерявших на полях сражений своих отцов, дедов и прадедов. Сегодня мы предлагаем читателям подборку новых произведений, посвящённых войне, известных современных поэтов.

Владимир Костров

Духовые оркестры

Трубы,

горящие яростным пламенем.

Вальсы, и танго,

и марши победные.

Как ты сливалась

с народным дыханием,

детства и юности

музыка медная!

Медь,

раскалённую жарче,

чем тропики,

гордо несли

музыканты-дистрофики.

Всё из себя выдували,

не жулили,

грозно играя

«На сопках Маньчжурии».

Брали бестрепетно

ноты высокие

туберкулёзом изрытые лёгкие,

и окислённые медные клапаны

золотом

с пальцев обветренных капали.

Нет, ты от музыки этой

не спрячешься,

гордо идущей

разрушенным городом.

Как не узнать

в бледной женщине плачущей

маму свою,

измождённую голодом!

Медными искрами солнце

разбрызгано,

бомбою сердце твоё

разворочено.

Вот ты и сам

в телогрейке замызганной

русым мальчонкой

стоишь у обочины.

Люди весёлые,

сытые,

лёгкие,

помните ль эти оркестры далёкие?

Помните ль марши хмельные,

победные,

Родину милую,

музыку медную?

* * *

В темнеющих полях ещё белеют лица,

И смертная на них уже упала тень.

Нам не в чем упрекнуть

солдат Аустерлица,

Но завтра, Бонапарт,

настанет новый день.

Ещё стоит разрыв

бризантного снаряда,

Но гамбургский счёт уже одни – один.

Ещё теплы тела в окопах Сталинграда,

Но в стёклах мёртвых глаз

уже горит Берлин.

И рано, господа, нам подводить итоги –

Не нами этот мир вращать заведено,

В морях или в горах,

дворце или остроге,

Но завтра новый день

наступит всё равно.

Геннадий Русаков

* * *

У моего отца не было ни орденов,

ни медалей,

потому что его убили

в самом первом бою:

где-то под Ленинградом,

где автоматчиков на прорыв кидали –

добровольцев, партийцев,

детскую гордость мою.

Пусть я буду у времени

как незажившая рана:

снова папа мне снится,

о чём-то со мной говорит.

Он приходит ко мне,

как когда-то Чапаев с экрана:

перехват портупеи и орден

упрямо горит.

Как ни силюсь, я слов его не разбираю:

– Папа, громче, не слышу! –

И не прочесть по губам...

– Папа, я уже старый,

уже по зерну добираю! –

Нет, не понял, уходит к себе по гробам.

Ах, какие мы видели

времена и событья!

Как себя раздирали,

костями мостили мосты!

(Вот когда научился с собаками выть я...

Оттого они выли,

что кости у нищих пусты.)

Всё со мной можно сделать:

я слабый и плачу от боли.

Я убью ради хлеба

и ближнего оклевещу.

Но я всё же

тот воин, который – один в своём поле.

Я умру, а на поле

к себе никого не пущу.

Папа, я о тебе ничего, кроме снимков,

не знаю.

Я не помню ни речи, ни воздуха,

жившего в ней.

Только общая кровь –

это общая память сквозная.

То, что ты мне оставил,

любых фотографий нужней:

делать жизни простое, мужицкое,

честное дело,

умирать, если надо, свой кров

заслоняя спиной,

потому что, когда у солдата

осталось лишь тело,

телом он закрывает

всё то, что зовётся страной.

Папа, больше не надо ко мне

прорываться ночами.

Я у зеркала встану – и сразу тебя узнаю.

Я ведь всех вас увижу

(мне скоро на выход с вещами) –

добровольцев, партийцев,

детскую гордость мою.

* * *

Мы последние дети последней войны.

Нас уже не слыхать, мы уже откричали.

Не жалейте, вы нам ничего не должны.

Да останутся с нами все наши печали!

Горько жить на земле и отцов хоронить.

Нужно жить на земле, и ходить до упада,

и рукой осязать непрерывную нить.

Не жалейте, родные. Всё так, как и надо.

Юрий Поляков

Бессмертный полк

В день весенний портреты героев

Мы проносим под сенью Кремля.

Победив и Отчизну отстроив,

Вы ушли. Но родная земля

Отпускает вас в этот великий,

В этот скорбный и радостный час:

Из могил поднимаются лики

И с тревогою смотрят на нас...

Анна Гедымин

Вера

А солдат не вернулся домой

Ни весной, ни зимой.

Не увидел, пройдя сквозь сени,

Как на добром смолёном полу,

Под лампадкой, в углу,

Вон – оставили след колени...

Всё ждала, не тушила огня.

Глубже день ото дня

Головой уходила в плечи.

И уже не творила хулу,

Только в красном углу

Лик повесила человечий...

Влад Маленко

Ангелы Сталинграда

Слышишь, брат, вдалеке канонада?

Бой над Волгой – совсем не фантастика.

Это Ангелы Сталинграда 

Рубят новых чертей со свастикой!

Звёзды в небе – для тех награда,

Чья Победа случилась в мае.

Это Ангелы Сталинграда

В снег бинтуют Курган Мамаев.

За пролитые в землю слёзы,

Застелившие кровью Волгу,

Пусть врагов загрызут морозы,

Как слетевшие с неба волки.

Мой ровесник, твори молитву!

Как солдат выполняй приказ.

Каждый день сталинградская битва

Происходит в душе у нас.

В чине ангельском, как на марше,

Русский воин – делами чист:

Он – Чуйков – светоносный маршал,

Снайпер Зайцев, Путилов-связист.

Пусть же видят глаза незрячих

Сквозь пробоины в русской каске:

Двести дней и ночей горячих

Приближали солдаты Пасху.

Пусть косая плевалась ядом,

Им была она нипочём!

Это Ангелы Сталинграда

И сейчас за твоим плечом.

Ветры волжские вновь тугие.

Летом жгутся, зимой холодные.

Только черти теперь другие:

Вместо свастики – знаки водные.

Против них лишь одна есть сила.

Заклинаю крещенским словом:

На планете – с клинком Россия.

В небе – Божия Мать с Покровом!

Продырявлено Мироздание.

Стынет Ставка в Последнем Риме.

Сталинград – как военное звание.

Волгоград – как гражданское имя.

Волга выпила небо синее,

Помянула свой город-Сад.

Как в Антихристе кол осиновый,

В падшем мире горчит Сталинград.

Не касается пламя ада,

Тех, кто в душу бессмертье всаживал.

А защитников Сталинграда

В шар земной закопали заживо.

Прорастая сквозь их фаланги,

Травы вешние солнцу рады.

И теперь они – в небе Ангелы.

Просто Ангелы Сталинграда.

Это Ангелы небо пашут.

Сто дивизий в огне бушующих.

Их не мы поминаем, павших –

Нас они поминают, будущих.

У иконы Петра и Павла

Мы лампадку с тобой зажгли.

Нынче Родина вся – дом Павлова

И за Волгою нет земли.

Владимир Шемшученко

По отвесной стене

1.

Выглянул месяц, как тать из тумана,

Ножичком чиркнул – упала звезда

Прямо в окоп... В сапоги капитана

Буднично так затекает вода...

Через минуту поодаль рвануло.

Замельтешили вокруг светлячки...

Встать не могу – автоматное дуло

Прямо из вечности смотрит в зрачки.

2.

Белый день. Белый снег.

И бела простыня.

Бел, как мел, человек.

Он белее меня.

Он лежит на спине,

Удивлённо глядит –

По отвесной стене

Страшновато ходить.

«Помолчите, больной...

Не дышите, больной...» –

Говорит ему смерть, наклонясь надо мной.

3.

Остывают страны, народы

И красивые города.

Я плыву и гляжу на воду,

Потому что она – вода.

А она и саднит, и тянет,

Словно соки земные луна...

Жду, когда она жить устанет

Или выпьет меня до дна.

Я плыву, как вселенский мусор...

На другом берегу реки,

Наглотавшись словесного гнуса,

Чахнут звёздочки-паучки.

Из какого я рода-племени?

Кто забросил меня сюда?

Скоро я проплыву мимо времени,

Опрокинутого в никогда...

* * *

Я здесь не жил в блокаду –

После войны рождён.

Мне – ничего не надо.

Павшим – земной поклон.

Стали землёй винтовки.

Млеют в лесах соловьи.

Только – на Пискарёвке

Родственники мои…

Кончились коммунисты –

«Пятой колонне» салют!

На Украине фашисты

Кровушку русскую льют.

Мне – ничего не надо.

Господи, воля Твоя…

Фрицы мне – не камрады.

Бандеровцы – не друзья.

Не опущусь до злобы.

Бранных слов не скажу.

Ненависть – высшей пробы! –

Сыну в сердце вложу.

Николай Зиновьев

День Победы

Воспетый и в стихах, и в пьесах,

Он, как отец к своим сынам,

Уже полвека на протезах,

Что ни весна, приходит к нам.

Он и страшнее, и прекрасней

Всех отмечаемых годин.

Один такой в России праздник –

И слава Богу, что один.

* * *

Я своего совсем не помню деда,

Но в этом вовсе не моя вина.

Его взяла Великая Победа,

А если проще: отняла война.

Мы с братом на него чуть-чуть похожи,

И правнук – тоже, хоть ещё малыш...

Не помню деда я совсем, – но, Боже! –

Кого в России этим удивишь?!

Ольга Аникина

* * *

Когда последний град отгрохотал,

Когда брони оплавился металл,

исчезли олимпийцы и вожди,

мы здесь остались, поля посреди.

На белой обескровленной земле,

на белом хирургическом столе,

где плоти нет, а есть один концепт.

И Ты берёшь отвёртку и пинцет.

Смотри! Я бил, стрелял, кричал «виват!».

Но – видишь? Я ни в чём не виноват.

Во мне одни узлы и провода.

Ты сам их так соединил тогда.

О, человечья страшная душа!

Исправь её, подкуй её, Левша.

Ты вдохновенно, с Сыном на паях,

когда-то – помнишь? – сам её паял.

Платформа и транзистор и кристалл.

Путь Моисея, благодать Христа.

Вот в этой точке отходил контакт.

проверьте вместе, может, что не так.

Да, я всего лишь пробный экземпляр.

Я полюблю свой цинковый футляр.

Где кафедра – там линия огня.

Ты в день защиты защити меня.

В самолёте

Мы приземлялись в Пулково,

делали круг над городом.

Марта щипала булку

пальчиками фарфоровыми.

А рядом с Мартой – муж или друг

листал брошюрку про Петербург.

Был свет из окна голубой и яркий,

словно глаза у баварки.

Ах, Марта, воздушных волос парашют!

Над креслом взлетает рука, тормошит,

смешит крутолобого Ганса.

И ты улыбнись им – тебе говорят.

Они просто в отпуск, смотреть Ленинград

летят самолётом Люфтганза.

И радостно тычут в окно: «Вас ист дас?» –

Сиди, повторяй: эти люди сейчас

ни в чём уже не виноваты.

...И булочка в пальцах у Марты

Реновация вам в помощь

Реновация вам в помощь

Спецпроекты ЛГ / Московский вестник / Жильё

Мэр Москвы Сергей Собянин обсудил проблему переселения с жителями Юго-Восточного округа

Теги: реконструкция , строительство

Жильцы сами решат, попадёт ли их дом в программу

Мэр Москвы Сергей Собянин поддержал предложение президента России Владимира Путина о соблюдении прав граждан при переселении в рамках программы реновации жилищного фонда.

– Закон о реновации дорабатывается с учётом мнения горожан и общественности, – написал столичный градоначальник в своём микроблоге в Twitter. – Главными принципами этого документа должны быть принципы справедливости и защиты прав граждан. Включение в программу реновации домов будет добровольным, с учётом мнения большинства их жителей. Всё, естественно, должно быть по закону, так как программа крайне необходима и позитивна для огромного количества москвичей.

Как уже сообщала «ЛГ», законопроект о реновации пятиэтажного жилого фонда в Москве поступил в Госдуму в начале марта. 20 апреля он был принят в первом чтении. При этом документ подвергся серьёзной критике как со стороны граждан, так и экспертного сообщества. В частности, как сообщала газета «Ведомости», Совет при президенте по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства дал отрицательный отзыв на проект, отметив, что он не решает поставленной задачи – обновления жилищного фонда, а кроме того, содержит нормы, нарушающие конституционное право частной собственности несогласных с переездом жителей. Ранее В. Путин заявил, что не подпишет закон о реновации жилфонда Москвы, если документ будет нарушать права граждан.

В ходе недавней встречи с жителями Юго-Восточного округа столицы мэр Москвы пообещал, что граждане, чьи дома попали в программу реновации жилфонда, при переселении смогут остаться в своём районе.

– Мы можем гарантировать гражданам, которые хотят остаться в своём районе, что они останутся в районе – это сто процентов. Поэтому в закон ко второму чтению мы внесём такую поправку, где пропишем, что граждане получают жильё в тех районах, в которых они проживают, если они сами не пожелают переселиться в другой район. Потому что есть же пограничные районы. И иногда через дорогу уже следующий район, иногда просто комфортнее переселиться в соседний дом, который рядом с вами стоит, но административно находится в другом районе», – сказал мэр.

При желании жители пяти­этажек смогут принять решение об отказе от участия в программе реновации на общем собрании собственников жилья. Прекращение права собственности на старую квартиру будет совмещено с регистрацией права собственности на новое жильё. Вывод пятиэтажки из эксплуатации будет осуществляться только после подписания всеми гражданами актов приёма-передачи старых/новых квартир. Кроме того, Правительство Москвы поможет жителям с регистрацией права собственности на новую квартиру.

Прямая речь

Михаил Федотов, глава Совета при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека:

– Мы говорили с Сергеем Собяниным о том, что нужно обеспечить права граждан при реализации программы по сносу пятиэтажек; обсудили, как быть с теми домами, жители которых не захотят участвовать в программе реновации. Такие дома не будут сноситься, жители будут продолжать и дальше в них жить. Насильно никого выселять не будут, жители дома будут сами решать, хотят они участвовать в этой программе или не хотят.

Тем временем

Московские власти презентовали проекты современных зданий, которые заменят пятиэтажки. В каждом из них будут просторные комфортные холлы, подъезды с низкими порогами и пандусами для маломобильных жителей, а также лифты, которые опускаются до уровня входной группы так, что до них не надо добираться по лестницам. Новые дома оснащены системой, которая автоматически сможет контролировать подачу воды и тепла в зависимости от погодных условий. Показания с приборов учёта воды и электроэнергии будут передаваться автоматически с индивидуальных приборов в квартирах. Кроме того, в помещениях будут установлены пластиковые окна, защищающие от пыли и шума. В каждой квартире предусмотрены балкон или лоджия, фасадные корзины для установки кондиционеров. Балконы оборудуют стеклопакетами, а на полу положат керамическую плитку. Наконец, в самих квартирах жильцов будет ждать современный ремонт.  

Ещё девять километров дорог

Ещё девять километров дорог

Спецпроекты ЛГ / Московский вестник / Инфраструктура

К 2018 году достроят участок хорды от Фестивальной улицы до Дмитровского шоссе

Теги: дорожное хозяйство , транспорт

На северо-востоке Москвы появятся новые автомобильные дороги и железнодорожные путепроводы протяжённостью 8,8 километра. Построят их на участке между улицами Добролюбова и Складочной.

Сейчас развитие этой территории, расположенной между Савёловским и Рижским направлениями железной дороги, а также Алексеевской соединительной веткой, сильно ограничено. Например, автотранспорт может попасть сюда только по двум негабаритным путепроводам под железной дорогой, а также по одному регулируемому переезду в створе Складочной улицы и улицы Добролюбова. Переезд имеет по одной полосе для движения в каждом направлении, а общественный транспорт здесь вообще не ходит. Однако городские власти планируют через Алексеевскую ветку МЖД построить тоннель длиной 220 метров, который соединит улицы Двинцев и Складочную. Новая эстакада длиной 660 метров и по две полосы движения в каждом направлении через Октябрьскую железную дорогу свяжут проезд Добролюбова с Шереметьевской улицей.

В ближайшее время проект планировки этого участка будет представлен на публичные слушания. Его реализация позволит снизить транспортную нагрузку сразу на нескольких крупных улицах северо-востока столицы и участке Третьего транспортного кольца.

Салютуя Великой Победе

Салютуя Великой Победе

Спецпроекты ЛГ / Московский вестник / Праздник

Теги: День Победы

В ближайшие дни в столице пройдут сотни массовых мероприятий.

Праздничными программами, посвящёнными Дню Победы, будет насыщена вся предстоящая неделя. Так, 6 мая на Поклонной горе организуют парад кадетов «Не прервётся связь поколений», в котором примут участие больше 2,5 тысячи воспитанников кадетских классов. 8 мая состоится традиционное возложение венков и цветов к Могиле Неизвестного Солдата. Помимо этого, 8 и 9 мая специальные праздничные программы ожидают москвичей и гостей столицы на Поклонной горе, Триумфальной и Пушкинской площадях, площади перед храмом Христа Спасителя, на Тверской, Арбате, Гоголевском, Никитском и Чистопрудном бульварах.

Главным мероприятием в рамках празднования 72-й годовщины Великой Победы, как и в прошлые годы, станет, конечно же, военный парад на Красной площади. Он начнётся в 10.00 по московскому времени. Прямую трансляцию покажут на всех праздничных площадках города, в том числе и в парках. На нём впервые будет продемонстрирована уникальная арктическая военная техника.

Затем на главной площади страны состоится акция «Бессмертный полк». Более 300 тысяч горожан пройдут по центру столицы с портретами своих дедов и прадедов – ветеранов Великой Отечественной войны.

График празднования Дня Победы на всех площадках будет единым:

– 10.00 – прямая трансляция парада Победы;

– 13.00 – начало праздничных мероприятий;

– 18.55 – минута молчания;

– 19.00 – начало вечерних концертов;

– 22.00 – праздничный салют.

Сиреневые лёгкие

Сиреневые лёгкие

Общество / Обозрение / Живое и прекрасное

Галкина Валерия

Лепестки сорта «День Победы», словно тысячи знамён

Теги: общество , экология , селекция

Против экологических проблем, культурных барьеров и просто для души

Мир держится на энтузиастах. На людях с безграничной творческой энергией, направленной в созидательное русло. На тех, кто не боится воплощать в жизнь кажущиеся безумными идеи.

Можно ли потратить десятки лет на поиск и восстановление утраченных сортов? Можно ли создавать селекционные шедевры без финансирования? Можно ли нести миру русскую культуру не с помощью слова, а с помощью цветущего кустарника? Можно! – доказывает на своём примере творческая селекционная группа «Русская сирень».

«Русская сирень», собственно, и представляет собой плодотворный союз четырёх энтузиастов: руководителя группы Сергея Аладина – кандидата сельскохозяйственных наук, его супруги Ольги Аладиной – доктора сельскохозяйственных наук, их дочери Анастасии Аладиной – эколога по образованию и регионального вице-президента Международного общества сирени Татьяны Поляковой.

За 20 лет работы группа создала 72 уникальных сорта. Среди них есть, кстати, пять «литературных»: «Александр Блок», «Михайло Ломоносов», «Хосе Марти», «Антуан де Сент-Экзюпери» и «Федерико Гарсиа Лорка». Последний – самый необычный не только среди творений «Русской сирени» – это первый в мире(!) многоцветный сорт. Каждый цветок сочетает в себе оттенки голубого, розового, фиолетового, и у каждого – золотое сердце. «Сорт «Лорка» также многоцветен, как его поэзия», – замечает молодой селекционер Анастасия Аладина.

Действительно, названия сор­тов поражают тонкой прочувствованностью ассоциаций: глядя на те или иные соцветия, непременно видишь суть, отражённую в имени. Цветы сорта «Антуан де Сент-Экзюпери» похожи на мечтательные «смеющиеся» звёзды Маленького принца. Лепестки «Дня Победы» – на реющие знамена, а кисти «Ледохода» – на нагромождения поломанного льда…

От коллекции до селекции

Встретились они, как принято говорить, по воле случая. А может, напротив – неслучайно встретились на общем «сиреневом бульваре».

Татьяна Полякова начала с чисто бытового интереса: хотелось посадить сирень на даче. Но не простую, а сортовую. Только где её, сортовую, взять в годы перестройки, когда всё пришло в упадок… Начался процесс поиска. Бытовой интерес быстро перешёл в интерес профессиональный: хотелось найти, восстановить утраченные сорта знаменитого селекционера, лауреата Сталинской премии Леонида Колесникова, узнать о нём как можно больше. На помощь пришла семья учёного: его внучка передала Татьяне все архивы Колесникова, которые были призваны помочь ей в этой непростой миссии… Отчасти помогло и Международное общество сирени, куда Татьяна вступила в поисках информации и единомышленников...

Через некоторое время была собрана коллекция из 100 сортов. «А от коллекции – один шаг до селекции, – смеётся Татьяна Полякова. – Колесников ведь тоже так начинал…»

А в семье Аладиных любовь к сирени началась с брата Ольги Владимира Архангельского: «Он был замечательный прививальщик, ботаник, и, как и мы, селекционер по образованию. Он был так увлечён сиренью, что как-то смог передать это нам. Владимир был вхож в Главный ботанический сад и мечтал, что поможет им восстановить заметно поредевшую за годы перестройки коллекцию, вернуть ей былую славу», – вспоминает Ольга Аладина. Со временем Аладины начали формирование собственной коллекции и в процессе познакомились с Татьяной Поляковой.

Так и появилась творческая группа «Русская сирень».

Название выбрали громкое, говорящее: хотелось увековечить имя Л.А. Колесникова, хотелось, чтобы продолжала жить его уникальная ветвь селекции. И хотелось в своих сортах отра­зить что-то неуловимое, тонкое, присущее русскому человеку, русской душе.

Как-то органично начали селекционную работу с создания «победных» сортов – не потому, что приближались какие-то юбилеи, а просто из чувства благодарности. А потом – увлеклись окончательно и бесповоротно, отдавая сирени каждую свободную минуту жизни.

Профессиональное хобби

Каких-то специальных условий у «Русской сирени» нет: сортовые кусты, саженцы, прививки хранятся на дачах, где сирень уже давным-давно вытеснила всё. В домашних же условиях проводится и кропотливая работа с семенами, счёт которым ежегодно идёт на десятки тысяч.

Рассказывая о процессе селекции, сиреневоды смеются: «Нормальный человек этого не выдержит».

Да, не выдержит. Как, впрочем, и любого другого творчества. А то, что селекция – процесс исключительно творческий, сомнения не вызывает. Селекционеры покушаются на роль творца даже больше, чем писатели и художники, потому что работают они с живым материалом, иногда представляя, что может получиться в итоге, иногда доверяясь господину-случаю. «Первое цветение наступает лет через 5–7 лет. И эти первые соцветия бывают такие порой невзрачные, обычные… Иной раз думаешь: «Да что же это?» Но проходит время, и на третий или четвёртый год после начала цветения то, к чему ты привык, то, что ты считал гадким утёнком, вдруг превращается в лебедя. И ты каждый раз удивляешься: «Господи, где были мои глаза…» – делится сокровенными переживаниями Ольга Аладина.

Рассказывая о своей работе, сиреневоды подчёркивают самодостаточность своей маленькой группы, которая действительно впечатляет: «Мы всё делаем сами от начала и до конца. Сами коллекцию собрали, селекцией занимаемся: и скрещиваем, и проращиваем, и доращиваем. Прививать можем? Можем! В культуре в стерильной размножать можем? Можем. Писать стараемся? Стараемся. Заявки на изобретение оформляем – и отечественные, и зарубежные...»

К слову о заявках... На сегодняшний день всего 13 сортов «Русской сирени» из 72 внесены в Государственный реестр Российской Федерации. Все остальные – пока только в международный. Почему так получилось? Ольга Аладина поясняет: «Подать заявку в наш реестр, в нашу систему госсортоиспытаний раньше обходилось в 3–4 тысячи рублей, сейчас же – минимум 25, и ещё не хватит. А если сортов 50, на это не хватит никаких пенсий и зарплат...»

Да, сирень – их «страсть и профессиональное хобби» (как они сами характеризуют своё увлечение) – требует всех средств семейного бюджета. И окупается. Но не деньгами, а радостью от любимого дела и удивительных встреч, которые дарит «сиреневая миссия».

«Это трудно, но это очень выручает. Не всякому в жизни так везёт: найти себе занятие, которое было бы интересно и тебе, и окружающим тебя людям…» – улыбается Сергей Аладин.

Культурная сирень

Кроме селекционной работы – кропотливого корпения над семенами и ухода за сеянцами – группа ведёт активную общественную деятельность: по стране и за рубежом уже более 70 мест, где растёт и цветёт «Русская сирень». Собственно, кусты и выращиваются для таких вот общественных посадок – у музеев, памятников, на аллеях славы и у стен монастырей. Например, «Александр Блок» цветёт в Шахматове, а сорт «Федерико Гарсиа Лорка» с нетерпением ждут в доме-музее поэта в Гранаде…. Печальными плакальщицами склонились сиреневые кусты над могилой советского лётчика под Барселоной. Берегут они и особый скорбный покой на Поклонной горе…

К сожалению, это малоизвестный факт, но именно группа «Русская сирень» стояла у истоков программы «Сирень Победы»: автором идеи является Татьяна Полякова. С 2005 года селекционеры выделяют для этих посадок саженцы «победных» сортов и лично участвуют в этой и многих других патриотических акциях.

Проводит посадки «Русская сирень» и на территориях школ, интернатов и приютов. Цель таких мероприятий – не только облагородить территорию, но и привить детям любовь и уважение к природе, научить их ценить хрупкость и красоту жизни. А ещё каждая из таких посадок – повод для небольшого урока истории: почти за каждым сортом стоит или великий человек, или важная часть русской культуры.

Кто бы мог подумать, что русскую культуру можно распространять вот так: с помощью саженцев необыкновенно красивой сирени? Но, как бы нелепо это ни звучало, именно так узнали о России и русских уже не в одном городе мира… Со своей глобальной «сиреневой миссией» энтузиасты «Русской сирени» побывали во многих странах, в том числе во Франции, Испании, Германии, США, Сербии. Участвовали в посадках, докладывали о достижениях русской селекционной школы, показывали миру своё искусство, общались с местными ценителями… Оставляли в каждой из этих стран частичку широкой русской души. «По крайней мере, среди сиреневодов теперь нет тех, кто плохо относится к русским людям», – уверяет Татьяна Полякова.

Сиреневая Москва

У селекционной группы есть мечта: превратить Москву в город сирени, наполнить, как это было раньше, сиренью её дворы, бульвары и парки, украсив бесконечную серость мегаполиса сочной зеленью и нежными соцветиями.

Сергей Аладин уверен, что лучшего варианта для озеленения Москвы просто не существует: «Сирень является практически идеальным растением для города. Она лучше других переносит тяжелейшую урбанистическую нагрузку. И зимует лучше, и цветёт. Переносит и пересадку в любое время года, и городскую загазованность и пыль».

Вот только городские власти почему-то не идут навстречу энтузиастам.

Не приходится рассчитывать и на поддержку коллег: официальная наука селекционную группу не признаёт. Точнее, не замечает. Упорно делает вид, что известной уже по всему миру «Русской сирени» и её селекционных шедевров не существует. Так, в столице их сорта представлены только в Аптекарском огороде Ботанического сада МГУ…

Сорта «маршальской» сирени цветут в московском районе Щукино – на улицах, носящих имена маршалов Советского Союза. Растёт «Русская сирень» и у некоторых московских военных мемориалов.

И всё же так хочется верить, что однажды на улицах столицы поселятся «Александр Блок» и «Михайло Ломоносов», что по весне город будут украшать «Вологодские кружева» и «Синенький скромный платочек». Что обретут своё законное место «Вечерняя Москва» и колесниковская «Красавица Москвы», признанная лучшим сортом сирени в мире.

Может, получив новые сиреневые лёгкие, наш большой город расцветёт и воспрянет духом. А вместе с ним – и мы сами.

По-моему, задуматься об этом в Год экологии было бы особенно актуально…

Список Назарова

Список Назарова

Искусство / Обозрение / Юбиляция

Фото: Евгений Данилов

Теги: Юрий Назаров

5 мая будет принимать поздравления с 80-м днём рождения народный артист России Юрий Назаров.

Он снялся более чем в 250(!) фильмах и сериалах. Уроженец Сибири приехал покорять столицу в 1954 году после окончания средней и музыкальной школ. Причём не один, а вместе с другом – будущим писателем Виктором Лихоносовым. Вряд ли тогда предполагал Юрий Владимирович, что с кинобиографией, которой завидуют коллеги, через 50 лет напишет книгу «Только не о кино». Хотя именно о нём он может рассказать многое. Ещё бы – у Андрея Тарковского снимался! «Почему мне дорог «Андрей Рублёв»? Он окунул меня в такие парадоксы России и при этом углубил мою любовь к ней» – так вспоминал актёр первую работу с этим режиссёром. Он многое бы, наверное, мог рассказать о съёмках в таких любимой публикой лентах, как «Зеркало», «Горячий снег», «Освобождение», «Даурия», «За облаками – небо», «Демидовы». «Земля Санникова», «Маленькая Вера», сериале «Салон красоты»...

«Для меня сцена, экран – это кафедра, с которой надо нести людям что-то», – считает он. Согласитесь, не каждый из так называемых звёзд может так сказать. А он не просто сказал, а доказал это.

Наши самые сердечные поздравления, Юрий Владимирович! Здоровья и новых ролей!

«ЛГ»

За доброту и человечность

За доброту и человечность

Книжный ряд / Обозрение / Книжный ряд

Теги: Эльга Злотник , Дамы и господа

Эльга Злотник. Дамы и господа. Роман. М. Художественная литература, 2017, 480 с. 1000 экз.

Жизнь идёт, но куда? Для одних – к светлому вчерашнему, для других – к тёмному будущему. Заблудиться не мудрено.

«Любите книгу – источник знаний», – сказал Максим Горький. А сейчас какие знания из книг? Зачастую, что люди ничтожны, коварны, окружающий мир мерзок и опасен.

Новая, шестая, книга Эльги Злотник – роман «Дамы и господа» привлекает беспристрастностью в описании современности. Действие романа начинается в Москве на съезде кинематографистов. На том самом, где решался вопрос: быть ли творческому Союзу?

Главная героиня – известная киноактриса встречает здесь когда-то горячо любимого. Он оператор на периферийной киностудии. Красив, умён, но, оказывается, что для счастья этого мало. Встретившись, они отчётливо и отчаянно осознали, что по-прежнему любят друг друга. И надо что-то решать.

Полноправно присутствуют на страницах подруги главной героини Людмилы Павловны – Эльвира, сочинительница любовных романов, Аня – журналист-эколог, Алла – бывшая актриса, нашедшая себя в продюсировании. У каждой своя судьба, своё понимание происходящего. А вопросы, которые перед ними ставит действительность, – вечные. Как поступить, чтобы остаться верным себе, своему чувству? Своему таланту?

География романа широка и разнообразна: Москва, Дальний Восток, Ялта, Екатеринбург, Брюссель, Берлин... Картины жизни, наблюдательно и точно выписанные автором, придают роману черты документальности, а неторопливость и хорошая ирония – доверительности.

Самобытные, отмеченные бесспорной даровитостью рисунки художника Я.Я., делают книгу ещё более полнозвучной и сегодняшней.

Для читателя-гурмана здесь много «вкусных» деталей, сцен, монологов, диалогов. Для читателя алчного, быстро поедающего текст, будет жалко, что роман, несмотря на его объём (480 с.), столь скоро закончился.

Книга Эльги Злотник, безусловно, придётся по сердцу и по уму прочитавшим её. Как сложится премиальная судьба – сказать сложно. Раздача литературных премий нынче напоминает ситуацию, при которой сообщество глухих вручает премию самому глухому, сообщество слепых – самому слепому, а сообщество наглых, беспринципных и жадных – самому честному и благородному в их понимании.

Будь премии истинно независимы и авторитетны, роман «Дамы и господа» можно было бы по справедливости наградить специальной премией «За доброту и человечность».

Василий Завьялов

Фотошип

Фотошип

Клуб 12 стульев / Клуб 12 стульев

Писатель Михаил Веллер во время прямого эфира на радиостанции «Эхо Москвы» запустил в ведущую чашкой. В нынешнем году это уже второй случай проявления им такой, мягко говоря, несдержанности. Как говорится, ещё один – и тенденция.

В любой обстановке, всегда и везде,

И будь ты хоть автор бестселлера,

Товарищ, держи свои нервы в узде –

Дави на корню в себе веллера!

Аристарх Зоилов-III

Русские пословицы народов мира

Русские пословицы народов мира

Клуб 12 стульев / Клуб 12 стульев

Кнышев Андрей

● Хорошее море – Мёртвое море.

(израильская посл.)

● Но и мы не shitом крыты.

(англ. поговорка)

● Крепкое слово и кошке понятно.

(пословица нелегальн. вьетнамских мигрантов)

● Восток – дело западное.

(неформальн. Давосский фольклор)

● Широка страна моя родная!..

(шуточная чилийская частушка)

● Всё перерыв, скажи: «Всё, перерыв!»

(правило древнерим. археологов)

● Старпёр ошибается один раз.

(свадебная присказка-тост в амер. домах престарелых)

● Шило в заднице не утаишь.

(междунар. учительская поговорка)

● Незваный гость хуже хозяина.

(собачья народная пословица)

●

Чем дольше бла-бла, тем больше бабла.

(интернац. примета телевизионщиков)

● В мозгах правды нет.

(присказка сотрудников Института мозга РАН)

● Сшит колпак не по-каракалпакски, надо его перекаракалпаковать-перевыкаракалпаковать.

(каракалпакская скороговорка)

● Припаркован пикап поперёк под кипарисом на Капри, а не на Кипре, надо его, не пререкаясь, с Капри на Кипр под кирпич перепарковать-перевыпарковать.

(средиземноморская скороговорка)

(Из новой книги «Корточки и цыпочки»)

«Без лишних слов»

«Без лишних слов»Юбиляриум

Клуб 12 стульев / Клуб 12 стульев / Клуб Любителей АФоризмов

Теги: Юмор

Никогда бы не подумал, что Александру Петровичу-Сырову исполняется… Нет, даже и писать не буду сколько! Всё равно не поверите. Скажу лишь, что у этого моложавого, стройного, подтянутого, кипящего энергией, идеями и мыслями замечательного писателя-афориста – юбилей.

А у людей творческих принято: юбилей – это новая книга. Александр не стал делать исключения из этого правила и к своему семидесятилетию (эх, проговорился-таки!) подготовил сборник афоризмов под соответствующим мастеру короткой фразы названием «Без лишних слов».

Поздравляем! Желаем! И без лишних слов цитируем!

ЗавКЛАФом Николай КАЗАКОВ kazakov-aforizm@mail.ru

◊ Я родился – не было выбора.

◊ Нужно иметь смелость признаться в трусости.

◊ За райские наслаждения полагаются адские муки.

◊ Политику совка определяет веник.

◊ Медицина – это искусство, а искусство требует жертв.

◊ Остаться за бортом уже удача, если корабль идёт ко дну.

◊ Не имеющий вкуса имеет дурной вкус.

◊ Женщины мыслят чувствами, а мужчины чувствуют мыслями.

◊ Гениев полно, талантов мало.

◊ Молодость даётся всем, старость – по выбору.

◊ Преодоление лени – непосильный труд.

◊ Смысла жизни нет, иначе его давно бы нашли.

◊ Любовь – это предмет первой необходимости.

◊ Богатство – не грех, но и не без греха.

◊ Друзья делятся на бывших, будущих и настоящих.

◊ Скупой платит дважды, щедрый – всю жизнь.

◊ Став миллиардером, человек теряет мечту, но становится ею сам.

◊ Мошенник смотрит на мир с высоты своей низости.

◊ Всю жизнь присваивал чужое, даже умер не своей смертью.

Если бы А. Петрович-Сыров был только афористом – это полбеды. Но штука в том, что он вдобавок ко всему ещё и прозаик, и драматург, и даже – страшно сказать –поэт. Причём явно милостию Божьей.

Саша, многие тебе лета и пиши, пиши. На радость фанатам и «Клубу ДС».

Администрация

Книгочеи и нечитайлы

Нечитайлов стало много,

Нечитайлов пруд пруди.

Книгочей, ты слишком строго

Нечитайлов не суди.

Нечитайлы не читают,

Но имеют дар считать.

Например, они считают,

Что не нужно им читать.

Нечитайле всё понятно

В этой жизни и без книг,

Сам собой он многократно

Мудрость высшую постиг.

Если ж вдруг захочет в Лигу

Книгочеев перейти –

То возьмёт такую книгу,

Что Господь его прости!

Мыслитель

Могучий жизненный рефлекс

Мудрец преодолел:

Ведь мудрость усмиряет секс,

Кладёт ему предел.

Сидит «Мыслитель». Для него

Вопрос весьма тяжёл –

Себя пытает: для чего

Он мудрость приобрёл?

Рефлексия

Я ем, а голубь за окном

Уныло наблюдает.

Нехорошо… Вот он крылом

Взмахнул и улетает.

Над кучей мусора кружит,

А я сижу на стуле.

Пропал куда-то аппетит,

Как будто попрекнули.

На всю катушку

Когда я выхожу из банка,

Моя меняется осанка.

Я – шишка! Я – Наполеон!

Я получил свой пенсион!

Эй, вы, красотки-куртизанки!

Готовьтесь к пьянке да гулянке.

Махнём на месяц в Куршавель,

Закрутим с вами карусель!!!

Чертовщина

Раз к чёрту Лысому припёрся чёрт Рогатый.

И говорит: – Ты лысиной богатый,

А мне давно наскучили рога.

Давай меняться, брат?

А Лысый: – Ни фига?!

Я чёрта лысого т-те лысину отдам.

А будешь лезть – получишь по рогам!

Ты видел, что написано при входе?

«Jedem das Seine»*. Или что-то вроде…

__________________________

* «Каждому своё» (нем.)

Пуля-дура

Пуля-дура

Клуб 12 стульев / Клуб 12 стульев / На войне как на войне

Голова цела и шкура,

Дед с войны вернулся цел,

Потому что пуля-дура

Позабыла про прицел.

Наплевала на подсказку.

Немец метил, но увы –

Лишь пробила дура каску,

Не коснувшись головы.

Зря старалась смерть-старуха;

Пуля-дура из леска

Прожужжала зло, как муха,

В миллиметре от виска.

Этих дур немало сотен

Отправлял фашист в полёт:

Та погнёт у деда орден,

Та погон с плеча сорвёт,

Эта – в клочья гимнастёрку.

Эта – в сидор сзади хрясь,

Та – бесценную махорку

Из кармана прямо в грязь.

…А последнюю «дурнушку»

Встретил дед, беря Потсдам:

Угодила дура в кружку,

«Съев» наркомовских сто грамм…

Вот такие «процедуры»

Шли в течение войны.

Пролетали пули-дуры,

Добавляя седины.

Но вернулся дед к бабуле!

Род продлил не только свой!

Хорошо, что «умной» пули

Не попалось ни одной!

Сергей Ерошенко, Семей (Семипалатинск)

Из подслушанного

Из подслушанного

Клуб 12 стульев / Клуб 12 стульев

Овечкин Станислав

* «Да ты, похоже, тронулся», – усмехнулся перрон вслед вагончику.

* «Все меня провели!» – сокрушалось лето.

* «Несушка я», – шутила о себе несущая стена.

* «Нас опять побили!» – сетовали рекорды.

* «Ну как там, родилось предложение?» – звонил в роддом спрос.

* «А домик вполне сносный», – оценил строение бульдозер.

* «Как мы пали!» – вздыхали подозрения.

* «Вот же пристал!» – косился причал в сторону надоевшего корабля.

* «Не выношу одиночества», – признавалась беда.

* «Это почему же я чёрный?!» – обижался день.

* «Да сами вы нелепые!» – возмущалась смерть.

* «Это невыносимо», – гордилось собой полное мусорное ведро.

* «Сдавайтесь», – советовал квартирам доходный дом.

* «Отпускные», – гордо именовал себя судебный залог.

Бестиарий "Клуба ДС"

Бестиарий "Клуба ДС"

Клуб 12 стульев / Клуб 12 стульев

Сергей Корсун

Пётр Козич

Я не видел войны, я родился потом

Я не видел войны, я родился потомВыпуск 4

Спецпроекты ЛГ / Литературный резерв / СВЕТ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ

Фото: ИТАР-ТАСС

Теги: поэзия

Михаил Беагон,

Нижний Новгород

Моему деду

Что могу я поведать о времени том?

Войны я не видел – родился потом,

О ней только в детстве рассказывал дед,

Помню всё, как сейчас, но его уже нет.

Молодой лейтенант девятнадцати лет,

Получил он досрочно военный билет.

В новой форме, в петлицах по два кубаря

И надеждой, на то, что учили не зря.

Он мечтал, как вернётся в родное село,

Прослезится батяня, увидев его,

И заветных три слова для той, что ждала,

Скажет он, но в тот день объявили: война!

Он в атаке свирепой себя не щадил

И без страха за линию фронта ходил,

На приказ отвечая короткое: «Есть!»,

Защищая Отчизну и солдатскую честь.

С его слов я впервые узнал о войне,

Тайком примерял его китель себе,

И прямила мне спину весомость наград,

А в мечтах я сражался за Сталинград!

Что могу рассказать я о времени том?

Я не видел войны, я родился потом,

Мне о ней только в детстве

рассказывал дед.

Руслан Денишев,

Саратов

* * *

Мне дед сказал: «Смотри, не забывай

Про праздник наш Великий

и священный,

Из памяти своей ты не стирай

Тот долгожданный день

благословенный.

Я расскажу, и хоть ещё ты мал,

Зачем нам нужно помнить о Победе,

И поделюсь, как сам я воевал.

Наш разговор тебе не будет вреден.

Мне было 10 лет, ну как тебе сейчас,

Настигла нас беда совсем нежданно.

Июньский утренний

слегка туманный час

Разрывами война съедала жадно.

Под смертоносный гул

и дикий рёв моторов

Всё дальше вглубь страны

немецкий шёл сапог,

И за ордою этих серых мародёров

Повсюду оставались разрушение и смог.

И помню, в нашем доме старом

Разбило неимоверной силой крышу,

И за меня тупой снаряд ударом

Решил, что впредь родных я не увижу.

Судьба лишь одному

позволила спастись.

Я голодом и страхом был

к земле прижат,

Как вдруг из леса марш

и шум мотора донеслись.

Советский на руки поднял меня солдат.

С тех пор в душе моей сверкали

боль и месть.

Плитой гранитной лёг на сердце груз.

Судьбы страданий брошенных не счесть,

Но я не пал, ведь я не трус.

И порохом дыша, с солёными слезами

Я в выстрел каждый

вкладывал всю ярость

И видел, как фашисты

с мутными глазами

Ниц падали, так и не встретив старость.

И не осела пыль, едва лишь бой угас.

Бинты и воду я раненым носил,

И мне не нужен никакой приказ,

Спешил помочь солдатам

из последних сил».

На этом дедушка рассказ свой оборвал,

Глубокий вдох его печалью веял.

И лишь когда я старше стал,

Мне возраст весь туман

над смыслом слов развеял.

И честности своей ничуть не постыжусь.

Навечно в сердце все сохранил слова.

Своим я дедом и историей горжусь,

Молюсь за всех героев,

за всех сынов полка.

Григорий Романов,

Псковская область

Последний бой…

Событиям во Львове 9 мая 2011 года посвящается…

До рассвета 9 Мая ветеран проснулся с утра.

Внук спросил: «Ты куда, дед, собрался?» – 

Мне на встречу с друзьями пора…

– Посмотри, дед, парад по телику,

в выходной дай поспать, старик.

Отоспимся, поедем на дачу,

всей семьёй устроим пикник.

Внуку дед ничего не ответил,

ордена пристегнул на пиджак,

Взял цветы и достал из серванта

аккуратно свёрнутый флаг.

– Мне друзьям поклониться нужно,

положить на могилу цветы,

Рассказать, что ценой их жизни

выжил я, твой отец и ты.

– Вижу спорить с тобой бесполезно, –

парень деду рукой махнул. –

Дверь захлопни, придёшь –

расскажешь, – повернулся к стене и уснул…

Два квартала дорогой привычной

прошагал ветеран, чуть дыша,

На скамейку присел сил набраться,

флаг достал, развернул не спеша…

Вспомнил, как майским днём

в сорок пятом штурмовал он

с друзьями Рейхстаг,

И свою боевую задачу:

«Водрузить на куполе флаг!»

Как его боевой товарищ, тот,

что с ним до Берлина дошёл,

Вдруг упал в двух шагах от Победы,

был шальною пулей сражён.

Прошептал: «Умирать обидно,

ты скупые слёзы утри,

Жизнь я отдал не зря,

над Рейхстагом

реет красное знамя, смотри…

А полотнище, пулей пробитое,

детям, внукам вели сохранять,

Чтоб страна, фашизм победившая,

могла жить и в веках процветать».

Встал старик, вдруг четыре парня

преградили на площадь путь:

«Убери свою красную тряпку,

про Советский Союз позабудь!»

Флаг хотели отнять у деда.

Только он на скамейку вскочил,

С криком: «Врёшь – не возьмёшь,

нацисты!» – алый флаг на ветру

распустил.

Ветераны стеной обступили старика,

сжимавшего стяг,

От летящих камней защитили,

от безумства вспыхнувших драк.

Подбежали омоновцы цепью,

молодцов запихали в фургон.

Ветеран сидел на скамейке,

и, казалось,

что дремлет он.

На лице застыло спокойствие…

Его встретил погибший друг.

И великое Знамя Победы всё ж

не выпустил воин из рук.

А приехавший врач со скорой

констатировал скупо: «Инфаркт.

Жаль нельзя записать в документах:

«Принял бой и погиб за флаг».

Наталья Труфанова,

Москва

У реки

Полной грудью дышала листва,

Нависая над лоном реки.

Очень хочется пить, да нельзя:

Тут же ветер подхватит шаги,

Разнесёт их на тысячу вёрст,

Он предатель – ему всё с руки.

Серебрился размашистый плёс,

Шли трёхсотые сутки войны.

Триста дней ты не видел свой дом –

Он всё так же стоит у реки,

Твоя мать накрывает на стол,

По привычке, опять на двоих.

Ей сказали, что сын не придёт,

Он остался лежать у реки

Под раскидистой сенью берёз

На трёхсотые сутки войны.

Ей сказали, но что ей слова?

Кто словам доверяет всерьёз?

Полной грудью дышала листва.

Серебрился размашистый плёс...

Зачем им жить?

Зачем им жить?Выпуск 4

Спецпроекты ЛГ / Литературный резерв / Проблема

Тулушева Елена

Теги: общество , подросток

Юля

А я хочу так страстно жить, веровать, чувствовать!..

 Я ведь умру, умру, а так хочется жить, уехать, жить, жить!

Дневник ленинградского подростка-блокадника Юры Рябинкина

Дети Великой Отечественной – что видели они до 1941 года? Успели ли запечатлеть в памяти те самые мимолётные мгновения детского счастья, которые греют потом нас всю жизнь? Да что там – сохранить в памяти, довелось ли этим ребятам хотя бы испытать их? Что успела им дать жизнь до войны, чтобы они запомнили, ради чего им стоит бороться? Откуда-то в них было это отчаянное желание – выжить, несмотря ни на что. Блокадный Ленинград. До нас долетели лишь обрывки хроник, отголоски рассказов, страшные чёрно-белые кадры умирающих прямо на улице людей... Потомки хранят эти свидетельства, создают по ним новые фильмы, ставят спектакли, стараясь отдать дань тому подвигу, причины которого останутся для нас тайной. А может, у подвига и не должно быть причин, его просто совершают, не успевая задуматься.

2014-й. Юле пятнадцать лет. Для чего жить – она не знает. О таких, как она, говорят много похожих фраз: «заелись... бессовестные... горя не хлебнули – вот и не ценят ничего...». Она слышала это много раз. Возможно, раньше ей было обидно и хотелось заплакать. Сейчас ей всё равно – бессмысленно отвечать. Юлиной маме тридцать пять. Она наркоманка. Уже четырнадцать лет. Юле повезло: в отличие от младших Коли и Насти, её саму мама успела родить до того, как начала колоться. Коле восемь, а Насте четыре. Юля не знает, любит ли она их. Она вообще не знает, любит ли она, умеет ли любить – это для нее какое-то странное чужое слово из сказок. Папа у Юли тоже есть. Вроде как даже полная семья получается, когда папа бывает с ними в перерывах между сроками в тюрьме.

Когда Юля была маленькая, она играла с мамиными шприцами в больницу. Потом домой стали часто приходить из милиции. Она знала, что это плохо: в фильмах и передачах милиция приходила, когда делали что-то плохое. Маме было всё равно, а бабушка начинала бегать по дому и убирать все мамины «лекарства». Когда Юле было пять, маму лишили родительских прав. Милиция решила оградить ребёнка от матери-наркоманки. И Юлю отдали под опеку... её бабушке. Об этом Юля узнала случайно уже лет в двенадцать, потому что в её жизни с решением чиновников ничего не изменилось: она осталась жить в той же квартире с мамой-наркоманкой и бабушкой, вырастившей наркоманку.

Наркоманами не рождаются. Как правило, ими не становятся по принуждению. Ими вырастают: из бесконечных скандалов и ссор, из обвинений и сравнений со всеми, кто лучше, из унижений от близких, из конфликтов старших, из оскорблений и физических наказаний, из безразличия родных. Ими вырастают медленно, на виду у многих: родственников, соседей, учителей.

Умирают тоже часто на виду, тоже медленно, долго. Юлина тетя не хотела долго: она умерла быстро, одним шагом – из окна. Юля видела этот шаг. Бабушка много лет потом плакала и приговаривала, что Юля её последняя надежда. Теперь у бабушки есть ещё Коля и Настя. Они, может, и не хотели пробовать наркотики, но мама не спрашивала их во время беременности. Ей было плохо, и ей нужно было «лекарство». Юля всё это видела и теперь рассказывает с безразличием. И оно не показное, не надуманное. Возможно, на эмоции у неё просто не осталось сил. Все ушли на детские переживания, когда мама по несколько дней не появлялась дома, а бабушка то плакала, то кричала на Юлю по любому поводу. Ей было обидно: плохо вела себя мама, а ругалась бабушка на Юлю. Но она молчала, потому что боялась, что если бабушка будет ругаться на маму, та снова уйдёт и больше не вернётся.

Постепенно Юля стала всё меньше переживать: то ли устала, то ли привыкла, то ли стала сухой и чёрствой. Она не любит документальное кино про войну. Она смотрит на чужое горе с таким же безразличием и скукой, с каким теперь воспринимает бабушкины слёзы, мамины обещания про «последний раз», папины редкие появления, ворчание учителей и бесконечные собственные скитания по больницам, приютам, реабилитационным центрам. Юля употребляет уже два года. И ей всё равно. В каждом новом месте, где ей говорят, что хотят помочь, она никому не врёт: она не хочет помощи, она хочет наркотики, и чтобы её не трогали, и да, ей всё равно, что будет потом.

Пробовали объяснять ей, ради чего стоит жить, рассказывая замечательные истории про то, как может ещё сложиться судьба, как много у неё будет счастья, любимый человек, дети, семья, работа, друзья, творчество. Ей приводили реальные примеры, люди, переставшие употреблять, делились своим опытом. За пару лет она слышала и уговоры, и обвинения, и наставления, и просьбы, и угрозы... Но после всего, что довелось ей увидеть, Юле больше не интересно. Нет, она пока не дошла до мыслей о само­убийстве, хотя специалисты и называют употребление наркотиков пролонгированным суицидом. Но и особых усилий, чтобы сохранить здоровье и свою жизнь, Юля прикладывать не станет.

Дети блокадного Ленинграда знали, что им нужно выжить, нужно обязательно постараться. Где-то глубоко внутри они наверняка верили, что война закончится и у них будет лучшая жизнь. И им не нужны были уговоры, просьбы, наставления. Они хотели жить. А Юля не хочет. И таких, как она, сейчас очень много. Там, где они вырастают, почему-то не могут дать им ту уверенность, которая была у маленьких голодных замерзающих детей, что жить обязательно стоит. Очень просто обвинять Юлю и таких же, что они не могут взять себя в руки и жить по-человечески. Но ответственность за боль в их душах лежит на всех тех взрослых, которые не смогли вселить в них любовь к жизни, которые оставили там пустоту.

Васька

Выдержим ли? Главное и единст­венное желание – не потерять детей, не видеть их гибель... Я с ужасом смотрю на него (сына). Боюсь, что он погибнет... Мальчика не узнать... Если так будет продолжаться, он погибнет. Делаю всё возможное, чтобы его лучше кормить, но всего этого слишком мало...

Елена Скрябина «Годы скитаний: Из дневника одной ленинградки»

Могли ли матери Ленинграда, каждый день сдавливаемые кольцом смерти, представить себе живущих в мирном комфорте женщин, которым не нужны будут их собственные дети...

Васе шестнадцать. Когда он смотрит без злобы, он похож на домашнего зверька, которого вытащили из его угла, но пока неизвестно зачем. Последние три года его постоянно пристраивают куда-нибудь на исправление. Он всё понимает, даёт обещания и даже держится какое-то время. А потом с ним что-то происходит, он даже не может объяснить – что. «Оно само» как-то так случается. Вроде просто гулял с друзьями, как-то само собой решили выпить и тут угнали машину... покататься. А в другой раз хотели пошутить – на спор взломать киоск с мороженым, просто посмотреть, сколько его там, а вышло не «просто».

«Мы хотим от него отказаться. Но я не знаю, как ему сказать. В общем, вы тут как-нибудь с ним поработайте, чтобы он сам понял, что ему лучше в детском доме, сам решил, что мы ему плохие родители, не справляемся. Ну вы же специалисты, это ваша работа в конце концов с ними разбираться!» – с таким запросом полная раздражения и претензий пришла Васькина мать. И больше не приезжала к нему. А Васька ждёт, каждые выходные ждёт, как будто от безделья подходя к окнам.

На звонки мать отвечает, говорит, что занята, даже спрашивает, как дела. После каждого такого звонка Вася что-нибудь ломает или дерётся с кем-то. А взрослым объясняет, что мать много работает, она в детской комнате полиции какой-то начальник, у неё много таких подопечных, как Васька, он сам виноват, а она очень устаёт, а отец и подавно. Никто не знает, о чём она думает. Может, вспоминает, как много лет назад увидела его глаза в доме малютки и поняла, что больше не сможет заснуть, пока не заберёт его к себе, навсегда. Потом были долгие недели оформления бумаг, бесконечные казённые коридоры, сухие разговоры, мрачные предупреждения о тяжелой наследственности, генах, последствиях.

Для неё «приготовили» в тот день девочку. Говорили, что интеллигентная семья, несовершеннолетняя дочь оступилась, благородные родители не могли позволить ей сделать аборт и убить крошечную жизнь. Но и оставить не могли, «это перечеркнуло бы карьеру трёх поколений». Маленькая Маша – любимица всего персонала, как будто в подтверждение семейной истории была спокойной, ела по расписанию, ночью почти не просыпалась, развивалась с опережением. В тот день к новым родителям должна была уехать она, а не громкий, весь в диатезе Васька, не дающий ночами спать санитаркам своим не по-детски надрывным плачем. Но его глаза... Увидев их, женщина выбрала Ваську.

Эту историю мать рассказывает специалистам в каждом новом месте, куда пристраивает сына. При этом в завершение, конечно же, требует, чтобы «тайну усыновления» сохранили, грозится судами, оставляя сотрудников в оковах молчания и переживания. Они смотрят на взрослого парня и всё понимают, но права не имеют объяснить ему, почему с ним так часто «оно само происходит», отводят глаза. Закон о тайне усыновления статья 139 СК РФ...

Приёмные дети в нашей стране не имеют законного права знать, что они усыновлены. Этот вопрос отнесли к этическим и решение его отдали целиком под ответственность усыновителей. Никто не задумался о том, что у человека есть право знать, откуда он. Принцип «а зачем ему знать?» защищает на самом деле интересы только приёмных родителей, которые по определённым причинам скрывают от окружающих факт усыновления. В большинстве цивилизованных стран усыновители обязаны с самого начала объяснить ребёнку, что он приёмный. Ему предоставляют право знать правду, оберегая от возможного «сюрприза» в будущем.

К таким законодательным изменениям пришли не спонтанно, а через массу исследований того, что происходит с приёмными детьми. Выяснили: в глубине детского сознания сохраняется память о биологической матери. И рано или поздно эта память начнёт проявляться в виде тоски и боли. Разница лишь в том, что ребёнок, знающий о своём усыновлении, может пожаловаться на эту боль, получить разъяснения, своего рода разрешение на переживания. А оставленный в неведении не сможет найти объяснения своей тоски. Не понимая её причины (ведь вроде всё есть, и семья, и любовь), он начинает чувствовать вину за свои переживания, страх и непонимание, откуда взялись эти чувства. Душа маленького человека не способна сама справиться с таким наплывом непонятных эмоций. И они начнут выплёскиваться: в агрессии, в болезнях, в драках, в депрессиях. У каждого по-своему, но обязательно начнут выходить.

Вася не знает, что мать больше не хочет его забирать. Неизвестно, что будет, если узнает. Как неизвестно и то, узнает ли он когда-нибудь, что однажды другая мать уже отказалась от него. Та, в которой зародилась его жизнь, была этим крайне недовольна. Она кололась уже два года, как и её партнер. Они даже не рассматривали вариант, чтобы сохранить жизнь ребёнку. Но и для аборта нужно было приложить усилия – дойти до врача, записаться, назначить день. Жизнь наркомана непредсказуема, и в момент употребления мысли о других делах отходят на второй план. Ругались они между собой часто – денег постоянно не хватало. Отец Васи регулярно избивал его мать, и она думала, что зародыш, скорей всего, и сам надолго в ней не задержится. А в одну из пьяных драк она «нанесла смертельные ножевые ранения своему сожителю». Так было озвучено на суде. Вроде и не хотела, но так уж случилось. Мать посадили, и уже в изоляторе знающие люди ей подсказали, что беременным создают более комфортные условия, заставить делать аборт не имеют права, ещё и срок сократят, возможно. Вот тогда и нашёлся смысл для Васиной жизни. Мать решила его сохранить. Но для себя сразу решила, что напишет отказную.

Месяцы беременности давались тяжело, в колонии достать наркотик у неё не получалось (за будущими мамами следили отдельно), а тяжёлые ломки изматывали и без того перегруженное новым бременем тело. Периодически она подумывала об аборте, но всё же удержалась. После родов она согласилась взглянуть на ребёнка, подержала его на руках и передала санитарке: «Ну, удачи тебе. Вы его заберите, кормить я не буду, пусть отдадут кому-нибудь». Персонал думал, что мать всё же захочет оставить крошку себе, хотя бы на какое-то время. Они часто видели, как менялись лица заключённых при взгляде на малюток. Не случилось!

Малыш был совсем синюшным, врачи полагали, что долго он не продержится. К удивлению всех, он окреп и через несколько дней был переведён из тюремной больницы в детскую, где продолжал бороться, несмотря на выявленные патологии сердца. Имя ему подобрали из списка именинников. В доме малютки к таким, как он, привыкли и радовались, что малыш не заразился ни ВИЧ, ни гепатитом, набирал вес на казённых смесях. Только плакал, то громко и надрывно, то тихо, поскуливая. Для своей биологической матери он выполнил миссию. Он пожил ради неё. Но больше он был ей не нужен.

Между прочим, проблема далеко не частная. В России в местах лишения свободы содержится более 700 беременных женщин и матерей с детьми до трёх лет. За статьи, связанные с наркотиками, сидит около 15% таких матерей. По достижении ребёнком трёх лет мать обязана его отдать на воспитание либо родным, либо в детский дом, и он станет «отказником», даже если мать того не хочет. А вот «на воле» статистики матерей-наркоманок как таковой нет. В нашей стране официальная статистика основывается на данных учёта в наркологических диспансерах. Между тем очевидно, что выявлены и поставлены на учёт далеко не все зависимые. Соответственно подсчитать количество рожающих наркоманок практически невозможно.

Но можно точно говорить о том, что предположение, будто младенцы-отказники в большинстве своём дети наркоманов и алкоголиков, – это миф. Большинство так называемых ранних отказников – это дети несовершеннолетних мамочек, дети приезжих. Зависимые пациентки редко отказываются от своих детей будучи «на воле». Обычно таких матерей лишают родительских прав значительно позже, так как государство до последнего пытается предоставить матери шанс на исправление, даже если цена этого шанса – искалеченное детство.

Васька берёт на себя целиком ответственность за всё, что с ним происходило, никого не виня, оправдывая и родителей, и учителей, и всех тех, кто пытался помочь. Его чувства вины хватит на целую дюжину таких подростков. Оно пожирает его душу изнутри, прорываясь наружу... яркими вспышками агрессии. Тогда открывается другой Васька. Глаза темнеют, взгляд мгновенно меняется, все мышцы как будто собираются в панцирь. Геннадий Полока отхватил бы его без раздумий для своей «Республики ШКИД». Любой попадающий в поле его зрения может услышать жёсткие оскорбления и ругательства. Он выкрикивает всё это с вызовом, как будто ожидая в ответ удара. Не получая его, он озлобленно бродит на присогнутых ногах, стуча кулаками о стену. Понимающие взрослые молчат, выжидая спада ярости, слыша тот поток боли, который не умещается в задавленном сердце.

Били Ваську, сколько он себя помнит. За чавканье за столом – подзатыльник, за порванную рубашку – ремня, за сломанный магнитофон – палкой. Васька рассказывает это смеясь, когда кто-то из взрослых спрашивает о шрамах. Он улыбается по-детски искренне: «Да если б не били меня, я бы вообще непонятно кем вырос! Другого пути со мной и не было! Хорошо, что били, хоть в башке что-то осталось, а то бы...» Нет у него ответа, что бы было, если б не били. Мать после каждой такой выволочки подзывала его к себе и объясняла, что она его любит, поэтому и бьёт, что это для его же пользы... Так и лупит он теперь сам себя, чтобы польза была или потому, что правда верит, что это такое проявление любви. Приступы агрессии и самоагрессии проходят, и Васька устало ложится на свою койку и несколько часов молча лежит. Потом пару дней ходит с недовольным лицом, о чём-то думая. А вскоре снова появляется тот искренний взгляд, который делает его похожим на зверька, но домашнего, потерянного. Его и зовут обычно ласково – Васька, за добрые глаза с едва заметными искрами тоски.

Когда его спрашивают про употребление, он растерянно отвечает, что это его способ успокоиться. Так он не чувствует вины хоть какое-то время. Он знает, к чему это приведёт. Полгода назад он начал колоться. Васька считает, что после этого он стал спокойнее, потому что наркотик выключает в нём все чувства. Чувства Васе мешают, их слишком много, и они тяжёлые. На жизнь он смотрит философски: «Я для мамы живу. Она столько в меня вложила, столько мучилась. Так бы я и не стал напрягаться, устал я что-то жить, надоело вроде. Если б кто убил там или машина сбила – было б проще. Самому тоже хочется, я уже пробовал несколько раз, но маму жалко, не поймёт, плакать будет, что я так. Ради матери я исправлюсь, ей очень нужно...» Он говорит это снова и снова, давая обещания, ставя новые цели, выполняя задания специалистов в каждом новом месте исправления.

Возможно, сила русского человека не в идеологии, которая не раз менялась (от язычества к христианству, от монархии к коммунизму, от коммунизма к...). Его сила в родовой духовности, самобытности. Это, безусловно, лишь субъективное мнение, сложившееся из определённого профессионального опыта. Но, быть может, опора на эти корни, напоминание о них помогут воссоединиться с духовным началом, заложенным в нас. Мы, как страна, как отдельно взятые её представители, постоянно смотрим либо вперёд (будущее, прогресс, развитие), либо на тех, кто «бежит» на соседних дорожках (опережающий Запад, догоняющий Восток, отстающие страны). Но будучи ориентированными вовне, мы слишком редко заглядываем вглубь себя, в глубину наших традиций и достижений, не используя и со временем теряя уникальную силу, переданную нам от поколений предшествующих. Возможно, именно эта сила способна восстановить ту духовность и любовь во внутрисемейных отношениях, которые позволят детям жить ради самой жизни, как умели наши предки, не изводя себя вопросом: стоит ли?

На несколько мгновений

На несколько мгновенийВыпуск 4

Спецпроекты ЛГ / Литературный резерв / Благовест

Тимофеев Андрей

Теги: проза

В Дивеево я приехал на неделе перед Троицей. Мои знакомые по Институту русского языка посоветовали мне не обращаться в паломнический центр при монастыре и в многочисленные гостиницы, а поселиться в деревенском доме на въезде в посёлок, где предоставляли кельи иногородним. Там мне отвели маленькую комнатку, в которой вплотную стояли восемь кроватей, но в те дни паломников было мало, и потому я жил один. В доме шёл ремонт и, проходя мимо душевой для сестёр, я видел нескольких мужиков, клавших кафель; они громко и матерно ругались друг на друга.

Днём я посетил все святыни монастыря, поклонился мощам святого Серафима Саровского. Вечерняя служба была длинная, но я отстоял её всю и назад шёл в том состоянии внутреннего удовлетворения, какое бывает, когда выполнишь тяжёлое, но правильное дело. Рядом шагали другие паломники, три женщины что-то бойко обсуждали у монастырской лавки. На колокольне зазвонили гулко и немного грустно. Я подал нищему старику у ворот и в приподнятом настроении направился в дом.

Когда я пришёл в свою комнату, то ещё немного полежал, отдыхая, а потом стал вычитывать положенные перед завтрашним причастием молитвы. Я чувствовал особенный настрой, и молитва шла в радость, что нечасто бывало у меня в городе. Вдруг послышался стук. Я поморщился и, торопливо отложив молитвослов, сделал несколько шагов к двери.

В комнату вошёл худощавый человек с большими коричневыми мешками под глазами.

– Здравствуйте, – сказал он, топчась на пороге, – скажите, можно у вас попросить телефон, а то я свой потерял, а мне нужно матери позвонить… Я свою карточку вставлю, не переживайте…

Секунду я сомневался, как бы опасаясь чего-то, но потом постарался как можно быстрее найти свой телефон и протянуть незнакомцу. Тот мелко закивал и заверил, что вернётся через пять минут.

Когда он вышел, я опять встал перед иконой, пытаясь восстановить потревоженное молитвенное состояние, но на душе стало как-то поверхностно и беспокойно. Слышен был скрип половицы откуда-то снизу и чей-то отрывистый голос.

Мужчина на самом деле скоро возвратился.

– Спасибо, – сказал он, как-то весь сжавшись. Я взял телефон, но тот не спешил уходить.

– Знаете, всегда жалко, когда люди вот так встречаются и даже не узнают ничего друг о друге, – вдруг заговорил он. – Давайте познакомимся. Меня Андрей зовут. А вас?

Я назвался. Он подошёл ко мне и, как-то нелепо взмахнув руками, опустился на краешек моей кровати.

– А я вот тут у матушки живу, работаю…

Я кивнул, стараясь быть приветливым и не показать, что мне неуютно. У Андрея был длинный шрам на щеке, а на костлявых руках не осталось места от сморщенных бледных наколок.

– Кто вы по профессии? – спросил он, пододвигаясь ближе, так что я почувствовал стойкий запах табака. А когда узнал, что я занимаюсь фольклором, вдруг оживился.

– То есть вы народные истории собираете? А давайте я вам расскажу свою историю?

Я хотел было вежливо объяснить ему, что занимаюсь немного другим и что мне ещё нужно готовиться к причастию, но не решился, и оттого на душе стало тоскливо и противно за свою мягкотелость. Мужчина же, кажется, обрадовался, что я не прогнал его, и с воодушевлением принялся потирать руки, подбирая первые слова.

– Освободился я первый раз в двадцать лет и думал, найду себе женщину и завяжу с тюрьмой, – начал он, так что я невольно усмехнулся этому неожиданному началу. – И нашёл, Катей звали, старше она меня была года на три. Мальчик у неё был, Максимка, папой меня назвал. Тёща моя, Лидия Михайловна, говорит: живите, а я ей говорю: да мы живём, Лидия Михайловна.

Он рассказывал хрипло, но со странной неестественной напевностью, будто воображал себя былинным сказителем.

– Как-то поругались мы, я лёг в сени прямо на пол. А там доски у нас лежали неубранные, как вот здесь вот, – продолжал он, показывая на угол моей комнаты, где на самом деле оказалось несколько досок. – Закурил сигарету, лежу, курю. Раз, слышу, а в досках зашуршал кто-то. Я поднимаюсь, раз – никого вроде. Опять лежу, опять слышу. Поднялся, подошёл – нет никого. Лежу, прислушиваюсь. А там опять. Кричу ей, Катя, слышишь ты, кто-то возится в досках, кот что ли. А она мне отвечает с кровати: не бойся, это Славик. Кто? – спрашиваю. Славик, говорит, муж мой, он ко мне приходит. Я испугался, спрашиваю: призрак, что ли.

– Вот так вот, – улыбнулся он, опять довольно потирая руки. – А через полгода посадили меня на восемь лет, и в лагеря в Кировской области. И вот, значит, тысяча девятьсот восемьдесят девятый, декабрь месяц. Как сейчас помню, бросили меня в штрафной изолятор, это если провинишься, тебя в штрафной изолятор сажают. И вот сижу я такой, а мороз шестьдесят четыре градуса, кому говорю, никто не верит. Так вот курточку на голову натянул, и дышу в неё, греюсь, – он подскочил с кровати и, присев на корточки, стал сильно выдыхать, показывая, как он грелся. – И тут слышу – шорох в дверь. Смотрю – стоит такой, как образ, неживой. Я спрашиваю: ты кто такой? Он говорит: я Славик, пошли со мной. А я так для себя думаю: это ведь бес ко мне пришёл, он мне предлагает петлю на шею себе набросить. Тогда я дурачком прикинулся и спрашиваю: а куда идти-то надо? Он мне говорит: а туда, где мы живём. Нас много, мы весь день развлекаемся, людей пугаем. Я говорю: не верю тебе. А он: сейчас я тебе покажу. И тут как будто из меня что-то вышло, и одни губы остались, мы с ним взлетели над тюрьмой и летим. А там вышка, я ему кричу: меня же сейчас охранник застрелит, и смотрю, а вертухай на вышке и, правда, автомат вскинул, и стреляет, а мне хоть бы что. Дух ведь нельзя убить, понимаешь, он ведь дух! Вернулись мы, и тогда меня тот спрашивает: ну что, убедился? Убедился, говорю, но ты бес, сатана, я с тобой никуда не пойду… И пять лет он меня мучил, шептал и в образе скелета приходил… А я ничего! Смирение, знаешь, это самое большое оружие, когда человек смиряется, бес убегает…

Я недоверчиво смотрел на него. Конечно, я много читал похожих историй, так что удивить меня было сложно. Но во всех движениях мужчины была странная нервная эмоциональность, казавшаяся мне неестественной. Я подумал вдруг, что он где-то подслушал этот забавный рассказ и теперь с удовольствием пересказывает его каждому паломнику.

– И вот в девяносто седьмом я вышел, женщина у меня появилась, Марина, жили мы с ней хорошо. А в девяносто девятом опять посадили. Да, нет, это по глупости, – заторопился он, замечая мой неодобрительный взгляд. – Один дружок сказал, давай, квартиру обворуем, там сигнализации никакой нет, а денег – миллион. Залезли мы туда, а там ничего и не оказалось… Да вы не переживайте, я у вас ничего не украду, потому что я знаю страх Божий. Вот мне понадобился телефон, я ведь пришёл и попросил… Мне матери только позвонить надо было, она старушка, ей восемьдесят два года…

Он так сказал это, что мне отчего-то разом стало стыдно. Я вдруг подумал, что если всё это правда: и бес, и больная мать, то как я могу вот так свысока рассуждать об этом человеке и подозревать его во вранье.

– Вот, – тем временем продолжал Андрей. – На этот раз меня отправили в «Белый лебедь». Не слышали про такой? Там уголовников ломают, воров в законе всяких. Ну, я-то, конечно, не уголовник, я просто мужик… Приезжаешь туда, и тебя сразу бьют. Вот заходишь, сразу дубинкой по башке, загоняют в туалет, потом бежишь по коридору, а потом раз – и начинают избивать. Потом раздевают догола, вещи отнимают – и в камеру! Какие же мы уголовники, мы же люди, а они из нас кого делают! Кормят, правда, неплохо, но и бьют прилично! Это когда вам говорят, что у нас демократия, не верьте, это всё – блевотина, везде бьют и везде за скот считают! – закончил он, сжимая руку в кулак.

– Потом меня перевели в посёлок Нерыб, там уже «Красный лебедь», кругом одни лебедя, – усмехнулся он уже совсем невесело, с какой-то неясной тоской. – Так вот там-то всё и случилось! Сидел я опять в изоляторе, папироска у меня была припрятана. И так закурить захотелось, невмоготу – спалили меня! Прибежали солдаты и стали избивать. А потом завхоз говорит: ну, доживи до утра. Мол, начальник придёт утром, и смерть тебе. И тогда я взмолился, так взмолился – Господи помоги мне! А утром заходит начальник, полковник, весь такой чистый, в рубашечке, и начинает меня бить. А раз попал по больному месту, по локтю, а я не выдержал, и так про себя – сука... А он услышал! И тогда я понял, что конец мне, и только молюсь про себя: «Господи, прими мою душу с миром…» И представляете, не убил. Бросил в коридоре, пришли солдаты, говорят: иди в камеру. А я зайти не могу, ползу на коленках. В обед пришли из санчасти, дали мне цитрамон, таблеточку.

Я видел, что он был в сильном болезненном вдохновении. Голос его хрипел и срывался, так торопился он рассказать.

– Но что самое главное! Лежу я тогда на спине в камере, курточкой прикрылся с головой, думаю – умирать, да и пусть! И слышу голос: «Андрей», вроде женский, думаю, это моя Марина. Я раз – куртку снимаю и испугался даже, думал, что я в аду – кругом огонь, свет. Вот не сойти мне с этого места! Стен нет, потолка нет. Это необъяснимый, неземной свет! Клясться не хочу, но я видел этот свет. И вот теперь за него и страдаю… Несколько раз потом я слышал этот голос, и всё повторял он: «Найди Завет, прочитай Завет». И тут по воле Божьей меня положили в санчасть. Там я и нашёл этот Новый Завет, стал читать, и представляете – всё стал понимать! Мне открылась истина! И сегодня, например, ко мне пришёл батюшка Серафим, говорит: ты ведь спасаться приехал, так спасайся, а ты всё пьянствуешь!

Он горько уронил голову и вздохнул. Я хотел было начать утешать его, но не мог ничего сказать. Я подумал, что совершенно не знаю этот грубый мир таких людей, как Андрей, а в нём, возможно, гораздо больше Христа, чем во мне… И тогда на душе у меня стало пусто от ощущения своей чёрствости.

– У меня вот всё это в голове, – тем временем договаривал Андрей, уже медленнее, как бы машинально, – я проповедую, рассказываю, я Завет знаю наизусть. Я каялся, мои слёзы покаяния... но я недостоин, я грешник такой, что земля должна разверзнуться…

Он замолчал и теперь только осторожно покачивался, глядя перед собой. Стало тихо, и слышно было, как на окне вразнобой пищат комары. Я чувствовал, что хочу остаться один, но отчаянно боялся, что Андрей заметит это. Я ждал, что он опять начнёт говорить, и приготовился всеми силами показать ему свою доброжелательность, но вдруг он встал и начал прощаться. Я с чувством пожал сухую ладонь.

Когда он ушёл, я ещё долго сидел в полумраке своей маленькой комнаты. Где-то за окном лаяли собаки, шуршала от ветра деревенская дверь. И тогда меня поразило странное ощущение, будто в безобразном мире безобразные люди сталкиваются друг с другом, что-то делают, что-то г оворят, но ни одно их движение неслучайно, и в каждом есть смысл. Я знал, что скоро мне станет стыдно за мою наивность, но старался сохранить это ощущение осмысленности хоть на несколько мгновений.

Пока оно ещё не скрылось от моего взгляда завесой будничной лицемерной реальности.

Яблоня

Яблоня Выпуск 4

Спецпроекты ЛГ / Литературный резерв / Рассказ

Теги: проза

Дарья Маликова

Мы рождены, чтобы рождались и другие.

Юрий Зарожный

Я просыпаюсь, когда листья ещё мокрые от ночной росы.

Во дворе ветер струится, обвивается вокруг крыльца, свеже взбивает волосы. Голова со сна тяжёлая. Солнце бьёт в грудь, на вытоптанной земле чернильная тень от крыши. Сую ноги в шлёпанцы, выхожу; трава щекочет босые ноги, рубашка пузырится на спине. За сараями зелёное поле распахивается вширь, пахнет мокрой землёй и зеленью. Картофельное поле блестит и ходит волнами, как море. От солнца режет глаза; прикладываю ладонь козырьком ко лбу.

– Ба?

Откуда-то из-за моря, как будто с высоты, несётся долгое, певучее, мелодичное «ау». Тугие, налитые картофельные стебли стелются по ногам, пока пробираюсь через море на зады. Припекает плечи. Под яблонями лежит узорчатая, как крючком вязанная, глубокая тень. Она покрывает треснутые от спелости, исходящие соком круглобокие яблоки, мои руки и бабушкину синюю панаму с солнцами.

– Ты ела?

Я качаю головой, зеваю, щурюсь. Наклоняюсь, беру с земли яблоко и сажусь тут же на качели – резиновый жгут, деревянное сиденье. От моего веса ветка наверху шелестит, пригибается, роняет листья и зелёные плоды.

– Ты чего как рано встала?

Говорить мне не хочется. Я улыбаюсь, кусаю яблоко, стираю с подбородка сок рукой. Где-то за забором слышны крики – долгие, позывные, нараспев – а тут, под тяжёлой, густо-зелёной кроной, прохладно и тихо.

Бабушка сидит на ворохе выдранной травы, прислонившись спиной к стволу. На траву сверху аккуратно положены перчатки с красными ладонями. Из-под панамы с солнцами щурятся глаза цвета василька, на подбородке кусочек яблока, на потном лбу следы земли. Шея и декольте от загара кирпично-красные, у полосатой дедушкиной рубашки закатаны рукава, а в подоле – ещё яблоки, жёлто-розовые, налитые, кое-где с коричневыми пятнами на боках. Бабушка стаскивает калоши и, поставив их тут же, рядышком, вытягивает босые ноги.

– Хорошо. По земле.

Вынимаю ногу из шлёпанца и тоже осторожно ставлю на землю. Прохладно, щекотно – засовываю обратно, а бабушка смеётся – что, не можешь? Тут только замечаю рядом с ней тоненькое деревце, метра полтора в длину, с корнями, завёрнутыми в пакет.

– Это чего?

– Яблоня. Яблоню сегодня сажать будем.

Завтракаем бутербродами с колбасой. Хлеб лежит на тарелке толстыми ломтями, крупно крошится, колбаса по-деревенски жирная. На чашке у меня маленький красный волк, у бабушки – синие сани с собаками. Из маленького окошка солнце разливается по стёртой клетчатой скатерти, по полу, по умывальнику в углу. Бабушка подпирает голову рукой с зажатой в пальцах конфетой «Буревестник» и чутко следит, как за окном, у бака, поливается капуста. Вода шуршит, как во время дождя, брызги долетают до стекла, и в водяном весёлом веере маленькая радуга движется, как живая.

– Пойду, переставлю, лишнего перельёт, – говорит бабушка и поднимается, заворачивая оставшуюся половинку конфеты в фантик. Смотрю, как она выходит, привычно склонив голову в дверном проёме, и фиолетовые цветы на коф­те темнеют от пота. Собираю со стола, долго вожусь с гремящим умывальником, тащу большое пластмассовое ведро и выливаю в бак, обрызгивая ноги.

Одевшись, выхожу, по дороге завязывая платок; руки машинально вяжут узел, шершавая ткань пахнет свежестиранным и гладит пальцы. На улице уже сильно печёт; притихло картофельное море, календулы у сарая, не мигая, смотрят в небо рыжими личиками. Слева тянутся к земле полные, высохшие маковые головки. Стою немножко, дышу, нащупываю в кармане рубашки какой-то свёрнутый листок и маленькую картофелину. Она по размеру как вишня и такая круглая, что хочется катать на ладонях. Бабушку вижу уже у забора; стоит, облокотившись на него локтями, и разговаривает – отсюда не видно, с кем; только панама с солнцами ярким синим пятном блестит под прямыми лучами.

Яблоня ждёт на задах, мелькает между листьями красный пакет на корнях. Прихожу первая и, сунув в рот вишню, копаю лунку лопатой. Земля поддаётся туго, жирная, тёмная. Бабушка что-то рассказывает о Романовых, снимает пакет, озабоченно рассматривает ветки. Закончив, я откладываю лопату и сажусь прямо на землю.

– Ну, ты чего села? Сажать-то будешь? – удивляется бабушка.

– Я? – переспрашиваю. – Я не умею же!

– Чего тут уметь-то, – она протягивает мне деревце. Тонкий ствол толщиной с детское запястье, шершавый на ощупь. Я осторожно опускаю его в лунку, как будто боюсь лишний раз надавить на крепкие корни.

– Заваливать?

– Заваливай, – бабушка держит ствол, а я осторожно, маленькими горстками, присыпаю землю. Думаю о том, как благодатно сейчас яблоневым корням. Прохладно. Темно.

Убедившись, что яблоня уже стоит сама, бабушка тоже опускается на колени рядом со мной и утрамбовывает землю. Она без перчаток, и крепкие, загорелые руки ласково прижимают землю ладонями. От земли они как будто ещё красивее, ещё живее, ещё мягче, эти руки. Вижу, как вживую, как они режут хрусткие, терпко пахнущие перья лука на деревянной доске, привязывают хрупкие, как трубочки, стебельки помидоров, лежат сложенные на древке лопаты, когда бабушка, остановившись передохнуть, кладёт на них подбородок и оглядывает, сколько выкопали. Чувствую, как в этих руках можно спрятаться, свернуться клубком, даже если уже не помещаются ноги.

И теперь тоже, рядом с этими руками своими пальцами я неуклюже прижимаю прохладные жирные комья.

– Всё, что ли?

– Да всё чай. Стоит, – бабушка трогает деревце, минутку они смотрят друг на друга. – Давай, воду неси. Там на баке ведро.

Воду выливаю медленно, узкой струйкой; блестящие чёрные брызги на калошах. Вода делает землю угольной, очерчивает пятно вокруг яблоневого ствола. Я мысленно желаю корням здоровья.

– Ну, пусть растёт, – улыбается бабушка.

Вечером, на закате, навалив на задах гору сушняка и выдранной травы, мы с бабушкой приходим проведать яблоню.

Она стоит ровненько, как солдатик, между капустой и луком. Веточки бодро смотрят в небо. Небо становится мутным, потом сизым – ни облачка. Позади, уже над соседским огородом, нависает ночь – черничная небесная глубь накатывается вперёд, занимает своё место. Над новоульяновской горой ещё совсем светло, и по полотну выгоревше-голубого цвета, помигивая, плывёт белая точка самолёта. Садимся на траву. Бабушка стягивает шляпу, вытирает ладонью лицо. На широком лбу от загара полоска у самых волос, волосы слип­лись от пота. Протягиваю руку пригладить хохолок на затылке – на ощупь как птичий пух.

– Ну вот. Будет яблоня у нас расти.

Я молчу. Так тихо, что слышно, как разговаривает кто-то из соседей, вступают сверчки, ночной ветер стелется по земле. На фоне темнеющего неба яблоневые веточки вычерчиваются, как тушью, ровные, высокие, ясные.

– Соседнюю, кстати, дедушка сажал, – вспоминает бабушка. – Ей уже надо ветки отпиливать сухие.

Киваю. Опускаю глаза на свои руки. Под ногтями ещё земля.

– Когда она вырастет?

– Да быстро, – бабушка отрывает какой-то стебелёк и мнёт его пальцами. Она уже думает о картошке, о том, что надо вырубить сушняк до отъезда, набрать груш на джем. – Яблони быстро растут. – И смеётся: Замуж выйдешь, уже будут яблоки.

Яблоки… Словно слыша бабушкины слова, яблоня дрогает веточками. Я вдруг отчётливо чувствую, что на её стволе – тепло моих рук. И бабушкиных.

– Нам ещё чеснок с тобой высадить надо. Чеснок будешь учиться сажать?

Я поднимаю на бабушку глаза: знакомый до каждой морщинки профиль, глаза цвета василька, фиолетовые цветы на кофте. Подбираюсь поближе и, уткнувшись лицом в пахнущую травой и потом подмышку, говорю тихо:

– Буду.

Наша маленькая яблоня покачивается на ветру и как будто кивает нам. 

Зверь-проза по имени По

Зверь-проза по имени ПоВыпуск 4

Спецпроекты ЛГ / Литературный резерв / Книжный ряд

Игорь Бондарь-Терещенко

Теги: Инга Кузнецова , Пэчворк. После прочтения сжечь

Инга Кузнецова. Пэчворк. После прочтения сжечь. М. Эксмо, 2017

…Жанр этой книги вынесен в название, и подобная лёгкость обхождения с «рыночной» действительностью слегка обескураживает. Всё-таки автор – известная поэтесса, отчего же всё так прозаично? Понятно, что пэчворк – это рукоделие из лоскутов, свое­образная метафора стиля, когда мозаика романа складывается из фрагментов ручной работы и «самодельного» же образа жизни. С другой стороны, что если «дневниковый» формат этой самой «жизненной» прозы, как в книге Кузнецовой, просто не знает других форм ухода от реальности? Такая жизнь, как считает её героиня, должна быть без оглядки, чистая рефлексия, без ныр­ков в прошлое. «Чувство волны против чувства вины» – вот её девиз, и романа не было бы, если бы действие в нём не начиналось в издательстве, где работает упомянутая героиня, правя входящие смыслы на исходящую бессмыслицу. То есть борясь со своим внутренним редактором, тормозящим полёт мысли. «Когда этот редактор умрёт, – мечтает она, – из меня вылетит бабочка, на которую кто-нибудь наступит».

Таким образом, несмотря на необычность формы, сюжет в романе всё-таки классический, из его четырёх собратьев, по Борхесу, автор выбирает «возвращение Одиссея». В данном случае – из конторских глубин, как у Гумилёва в «Современности», то есть из рутины издательской службы, минуя репетиторство и, наконец, бегство от людей с рюкзаками. Их ведь полно в Москве, отчего же не убегать. Опять-таки налицо связь с традицией, если вспомнить финальную сцену «Москвы–Петушков», в которой главного героя настигают злодеи с газетными профилями. Символов здесь немало – от сумы до тюрьмы (тело-скорлупа героини, откуда рвётся на волю её бабочка-душа) плюс мёртвый крот в рюкзаке преследователя, плюс прочая драматургия предметов. «Как мне закрутить этот клапан в себе? – мечутся в книге. – Хотя бы на время? Мира слишком много. Он лезет изо всех щелей, он шевелится, копошится, мерцает, вибрирует».

Кстати, в этой прозе легко спутать автора с героем, поскольку, с одной стороны, перед нами интимный дневник, очень похожий на заветные сказки из девичьих альбомов, а с другой – всяческие авантюры, каковые частенько случаются в жизни поэтов. И возрастной ограничитель «+18» на обложке романа предупреждает не только о том, что «гардеробщица Дома культуры занимается бальными танцами с манекеном, и это куда неприличней, чем если бы она занималась чем-то иным с манья­ком» – читателя ждут более откровенные сцены секса с литературой, включительно с изнасилованием по обоюдному, как водится у поэтов, согласию.

Наверное, оттого и разделяет себя повествователь на Я-1 и Я-2 – чтобы легче, легко и безнаказанно было грешить в этой, безусловно, урбанистической антиутопии, изданной в серии «Городская сенсация». Кроме того – фантазии, третья стадия «расслоения»: «Как-то меня мучает моя оболочка с её видимой беззащитностью. Поймала себя на том, что хотела бы стать не муж­чиной, а сразу СИЛЬНО ПЬЮЩИМ НЕМОЛОДЫМ МУЖЧИНОЙ».

Проза поэта – это вообще всегда беспрецедентно, философия в ней, как правило, прячется за углом каламбура, и её легко спутать с лирикой, привычной для поэзии, но странноватой в романе. Игра слов иногда синкопирует развитие образа, а иногда сублимирует «сор», из которого, как известно, растут стихи. «Мироздание? А что если этот мир – задник? И все – только мирозадник?» – заигрывает героиня, уточняя, что «лобби логиков отдыхает в холле».

В конце романа вообще может оказаться, что всё это – лишь прекрасная терапия, в которой автор-героиня спасается от классической обыденности. Причём методами той же классики. Помните, у Пригова? Покуда пишешь, всё идёт хорошо, а только поднимешь голову от листа, и такая тоска накатывает. И вот, когда все пригорки Пригова позади, и Веничку настигли в подъезде, то есть когда, как у Кузнецовой, «колесико резкости докрутилось до упора», и её героиня входит в «свои полные границы – в которых смешиваются все «я», случается развязка. Да, та самая, классическая. «Я остаюсь наедине с тем, что может разорвать, – сообщают нам. – С нечеловеческой тоской по».

Знать бы этого зверя – убил бы. Как время, проведённое с книжкой.

Русский Босх

Русский БосхВыпуск 4

Спецпроекты ЛГ / Литературный резерв / Книжный ряд

Игорь Бондарь-Терещенко

Теги: Владимир Демичев , Хранитель детских и собачьих душ

Владимир Демичев. Хранитель детских и собачьих душ. М.: Эксмо, 2017, 368 с., 1000 экз.

…Поэзия, как известно, или создаёт образ, или описывает реальность, а вот с прозой гораздо труднее – чужие здесь не ходят, хоть молодым везде у нас дорога.

Автор этой жёсткой и жестокой книги рассказов явно молод, и мастерства хватает на привычное изменение реальности, а вот на борьбу с действительностью уже не остаётся сил. Да и не стоит с ней бороться, достаточно указать на вещь, назвав её имя, и она уже принадлежит совсем другому поколению хранителей, вивисекторов, мастеров иллюзий.

Например, этот самый хозяин душ – собачьих и ребячьих – бродит уже в первом рассказе сборника. Он в принципе везде – «от Гваделупы и Гренландии до островов, так далеко забежавших в океан, что пальмовые листья, волосы женщин и роговые отростки жучков, судорожно цепляющихся за древесную кору, чтобы их не унесло вводу, имеют одинаково забавный, всклокоченный вид» – но в подмосковном тумане чаще всего. Ведь именно в этих широтах, чаще всего случается улов. А всё почему? Во-первых, каждому здесь завтра пора на работу, и «мысль кислила язык и портила дремоту». Во-вторых, здешняя смерть «скромна и не любит выделяться в толпе», и не ясно порой, кого везёт фургон – то ли мёртвых собак, то ли спящих детей.

И поэтому прозаические окрестности, мёрзлые будни и бесцветные судьбы людей стоит раскрасить. Хотя лучше всего у автора рассказов получается с животными, словно славный Бианки или Сетон-Томпсон заменяли ему летнюю лектуру, а не скучные книжки какого-нибудь литинститутского чтива. Собака Маня у него «огрызалась с видом кухарки, которую ущипнули в сенях», мышь «пискнула несколько раз, обречённо, тоскливо, как всхлипнул бы расстроенный ребёнок», и даже обыкновенная яма, в которую провалился залётный сторож, «приняла его в объятия с нежностью курицы, накрывающей душным крылом своего неразумного цыплёнка». Что уж говорить о смерти?

Кстати, смерть здесь тоже не страшна, ужасны её описания, но поскольку жанр у нас – страшилки сродни пионерским, то и дети почти не умирают. Да и собаки тоже, будучи расстреляны работниками очистки, дружно тянутся за горизонт, как в фильме Рязанова «Небеса обетованные».

Иногда вся бывшая жизнь заключена в каком-нибудь «Областном институте крови», откуда, словно из «Жизни насекомых» Пелевина, сочится сюжет нового рассказа. Их в этой книге целых десять, и в каждом героев и персонажей заменяют леденящие, как водится, душу образы демонов. Иначе нельзя, не получится русской готики, картины мира, достойной Босха, и не зря кажется, что решение проклятых вопросов «Кто виноват?» и «Что делать?» автору не то что не под силу – они вообще отсутствуют в атмосфере страха и ужаса. А на самом деле – аморфного бытия под треск люминесцентных ламп в гараже и лаборатории, где в этой книге производят опыты, кажется, над всеми формами жизни.

«Да что же это такое! – воспрянет с дивана читатель, – что ж за фашизм такой?» Вернее, не так, поскольку жива ещё читательская память о временах советской фантастики в форме городских легенд и мифов о маньяках, чёрных-чёрных машинах, красном платке и зелёной руке. «– Гиперболоид инженера Колодного? – уточняют в одном из рассказов, получая ответ мучителя: – Ваша ирония понятна, молодой человек, но неуместна в данной ситуации. Изучив скрытые психологические механизмы возникновения ужаса, боли, отчаяния, я смогу контролировать любого индивида, не говоря уже о мелких тварях».

На самом деле психологически отточенные, драматически выверенные сюжеты рассказов из этой книги – о другом, и не только Сорокин с Пелевиным испортили кровь молодому поколению глубоким погружением в пытки постмодернизмом. Ведь есть ещё у нас Мамлеев, и бытовая метафизика нашего юного, надеемся, «русского Босха», как раз из его архива – советские сюжеты о кондовой реальности на самом деле отлично подходят готическому жанру. На фоне руин, как известно, гораздо ярче блестят бутафорские мечи нового стиля. О чём его песни? Правильно, о мести. И держать в уме стоит повесть «Белый Бим Чёрное ухо» перестроечного времени, чтобы гуманизм «бесчеловечных» сюжетов этой книги стал понятен.

И тогда «и белки, и кошки, и собаки, и ящерицы, и змеи, и лошади, и свиньи, и кого только нет! – даже два перепуганных смердящих человечка с позавчерашней кожей и гноящимися глазами <бомжи?>» выйдут за рамки конвенциального багета, чтобы мы поняли, как не страшна на самом деле бывает смерть. И как могут быть леденящи её описания в нашем мире, где пёс спасает бомжа, а детей никто не спасает, даже сказка. Или тайна – простая, не военная, но и не медицинская, а «маленькая, сладкая: можно легко узнать, кто из ребят умрёт в ближайшее время, стоит только прогуляться вдоль зелёного забора, держа путь по солнцу, чтобы в глаза било». Итак, кто пойдёт первым?

Новое взаимодействие литератур

Новое взаимодействие литературВыпуск 4

Спецпроекты ЛГ / Литературный резерв / Евразийский контекст

Теги: Казахстан–Россия , Литературный альманах

Казахстан–Россия. Литературный альманах. Составители: М. Замшев (Москва),

Ж. Ашимжан (Алматы), Алматы, «Жiбек жолы» баспасы, 2016. 464 с. 2000 экз.

Произведения альманаха «Казахстан–Россия» подобраны в концепции, открывающей схожесть взглядов молодых писателей и поэтов. Повесть иркутянина Андрея Антипина о ветеране, который не смог пережить новых традиций празднования Дня Победы, по многим признакам сходная с так называемой деревенской прозой, вполне созвучна с произведениями казахских авторов – все они не желают объяснять то, что не требует объяснений.

Второй выпуск российско-казахстанского альманаха представляет читателям обеих стран авторов, которых можно назвать «молодыми» по условной «двойной» классификации, то есть писателей младшего из двух сложившихся творческих поколений. Член российской редакционной коллегии альманаха Юрий Поляков, предваряя выпуск, говорит: «Их творческая зрелость пришлась на безвременье 1990-х, и теперь именно им предстоит решить задачу по сохранению национальных языков и культур». Некоторые из представленных авторов воплощают эту задачу на очень широком поле.

Русскоязычный писатель-алмаатинец Илья Одегов активный культуртрегер: ведущий литературного телепроекта и семинара прозы в Открытой литературной школе Алматы, со своими книгами участвовал в Московской и Франкфуртской ярмарках. Повесть «Овца» – взгляд именно национальный. Муж, сельский пастух, отправляется на поиски потерявшегося животного, его жена, обеспокоенная долгим отсутствием, разыскивает его самого, пастуха находит собака, но овцу уже задрали волки. При желании можно усмотреть здесь аллюзию к притче о заблудшей овце. Универсальны и бытовые детали, неотличимые от, допустим, российской провинции: «Было ещё совсем темно, когда автобус визгливо притормозил возле бетонной остановки и тускло освещённого магазинчика рядом. Пассажиры медленно и устало просыпались…» Однако тонкости взаимоотношений отчётливо демонстрируют особенности казахской народной культуры.

Подборку своих рассказов представляет Анастасия Чернова, писатель и литературовед из Москвы. Её диссертация посвящена творчеству Николая Рубцова, что в отношении прозы писательницы кажется неслучайным. Интенсивность звучания высказывания Анастасии Черновой сродни лирике Рубцова, по устоявшемуся названию – тихой. В рассказе «Ветер с пыльных дорог» в квартиру молодой семьи приезжает младший брат мужа. «На плече у Пети висела кожаная сумочка – он всегда с ней ездил, даже когда Вадим подарил ему портфель с вделанной в замок сигнализацией, чтобы, как он сказал, «Петеньку не обокрали, чего доброго, воры, ведь он такой рассеянный, а воров сейчас столько, что только уворачиваться успевай, каждый второй прохожий, считай, вор». Детали, которыми насыщен рассказ, раскрывают отдалённую опеку старшего брата над совершенно невозможным в быту, хоть и не злым Петенькой, и всё же описанная ситуация довольно заурядна…

Филологи ещё в конце прошлого века заговорили о перенасыщенности текстов и медиа образами, о ситуации, в которой для художника наиболее естественной является «стратегия исчезновения» (Жером Санс), которая позволяет достигать большей выразительности, чем самое изощренное красноречие. Одинокая пенсионерка с её нарастающей тревогой в рассказе «Когда затухают фонари», неизбежная в своей обыденности смерть мужа в то время, пока жена не может оторваться от рассказов успешной подруги о её похождениях на Кипре – «Не уходи!»… Несмотря на обыденность героев и событий, частные пространства оказываются разомкнутыми, пронизанными авторской свободой, реализованной обдуманно минимальными средствами. Разломив горьковатый плод, Анастасия Чернова раздала персонажам и читателям по дольке стыда, не то, чтобы непереносимого, но чтобы встрепенуться – в самый раз.

В разделе критики представлены несколько искусствоведческих работ. Шеф-редактор «Литературной газеты» Максим Замшев рассказывает о современных российских композиторах: Александре Чайковском, Юрии Каспарове и других. Доктор филологии, профессор КазНПУ имени Абая Вера Савельева в статье «Поколение, воспитавшее себя само» даёт общее представление о состоянии актуальной казахской литературы. «Переход на верлибр – знаковое явление молодой поэзии Казахстана… Чем он привлекателен? Сдержанностью мелодики, отсутствием гладкописи и меньшей вероятностью повториться, впасть в графоманию, когда одна рифма тянет за собой другую…». Это высказывание профессора Савельевой хоть и общё, но верно. Однако литературовед отмечает и казахское своеобразие: «Обратим внимание на макароническую графику (соединение кириллицы, латиницы и графических символов)»…

Цветные, глянцевые, достойные альбома вклейки с репродукциями полотен, изображениями произведений прикладного искусства общность взглядов современных художников демонстрируют наглядно. Язык живописи универсален, однако воплощение тонкого взаимодействия, неожиданного переплетения образов современно. На проходившей более двадцати лет назад выставке в Музее народов Востока можно было наблюдать туркменский ковёр с тщательно вытканным – не портретом Сталина, чего вполне можно было ожидать – а рубленым профилем Маяковского. Современное взаимодействие культур стало иным, и всё же, из-за отсутствия перевода, большинство читателей не смогут по-настоящему оценить творчество авторов, пишущих на казахском.

«Если молодые писатели России и Казахстана примутся не только читать, но и переводить друг друга, то дружбе и сотрудничеству наших государств не будут угрожать никакие, даже самые разрушительные геополитические бури», – пишет Юрий Поляков. Однако с переводами с языков среднеазиатских республик дело по-прежнему плохо. В недавней беседе с автором этих строк ташкентский писатель и критик Евгений Абдуллаев, романы которого выходят под псевдонимом Субхат Афлатуни, смог назвать только два проекта – вышедшую несколько лет назад антологию переводов современной узбекской поэзии, а ещё есть надежда, что в этом году на русском выйдет книга классика-прозаика Тагая Мурада, не переводившегося, впрочем, и в советское время. Идея о сотрудничестве государств через культуру бесспорна. Однако нельзя не принимать во внимание живой интерес, порой с ноткой ревности, со стороны российских молодых авторов к творчеству их ровесников из Казахстана, пусть и пишущих по-русски. Альманах «Казахстан–Россия» приоткрывает кулису, в своё время закрывшую это творчество, и теперь мы можем не только гадать, какие сокровища за ней хранятся, но и познакомиться с ними.

Сергей Шулаков

Как дети

Как детиВыпуск 4

Спецпроекты ЛГ / Литературный резерв / Русский перевод

Теги: Ксения Хрусталёва , поэзия , переводы

Ксения Хрусталёва

Выпускница МГИМО. Лауреат международного конкурса художественного перевода им. Э.Линецкой. Финалистка IV Международного поэтического конкурса имени К.Р. при Русском музее. Член авторского коллектива Вестника МГУ им. Ломоносова, журнала «Обсерватория культуры» при Российской государственной библиотеке, переводческого журнала «Мосты», информационно-исследовательской базы данных «Русский Шекспир», американского журнала на русском языке «Чайка».

Сабахаттин Али

Как дети

Вся жизнь моя, подобная весне,

Тянулась по земле, не зная края.

Стучало сердце бешено во мне,

Пожар в груди пылал, не прогорая.

Светило ль солнце, кутал ли туман,

Брала ль за душу сладкая истома,

Обласканный иль пойманный в капкан,

Я ветром был в гостях любого дома.

Влюблялся, но к концу второго дня

Не помнил имя в списке слишком длинном,

И тысяча страстей рвала меня –

Я мог бы быть поэтом! Властелином!

Но час пришёл: пленила душу ты –

Решил, как встарь, не буду жить уж боле,

Что я устал от этой маеты

И буду тих, как ключ, бегущий в море.

Твоё лицо – в стихии этих строк.

Пред троном пасть – обнять твои колени.

Земное счастье – вот, у наших ног,

Сошло как знак небесных проявлений.

Безумен тот, кто был пленён другой!

Твой лик свежей цветочного наряда,

Слова струятся песенной рекой,

Неведомая даль – в глубинах взгляда.

Склонись на грудь – пройдёт по волосам

Рука моя. Сейчас смеёмся звонко,

А завтра можем волю дать слезам, –

Два любящих проказливых ребёнка… 

Жизнь глазами идеалиста

Что значит жить? Рыдать или смеяться?

Поймать удачу! Рваться из оков!

Одной рукой заставить мир вращаться

И выйти, как река, из берегов.

Пускай же вздох и путь земной не вечен

И ты, как все, бессилен пред судьбой,

Отрадно знать, что честью ты отмечен,

Орлом летать в лазури голубой.

Пусть пылью все становимся мы тленной,

Наш образ жив, и наши имена

Со звоном разнесутся по вселенной,

Когда придут другие времена.

Перевод с турецкого

Две женщины живут во мне

Две женщины живут во мнеВыпуск 4

Спецпроекты ЛГ / Литературный резерв / Поверх барьеров

Теги: Людмила Клочко , поэзия

Людмила Клочко

Людмила Клочко – член Союза писателей Беларуси. Автор книги стихов «На пару слов» (серия «Минские молодые голоса»). Лауреат Республиканского литературного конкурса «Лучшее произведение 2013 года» в номинации «Поэзия» за книгу стихов «На пару слов…». Вошла в лонг-лист конкурса «Русская премия» (2014) и в лонг-лист литературной премии «Белла» (2015). Стихи публиковались в журналах «Нёман», «Новая Немига Литературная», «Южное Сияние», «Наш Современник», «Идель», «Нева», «Белая вежа», «Зарубежные записки», «Юность».

* * *

Я знаю будущее. Мне

Не надо задавать вопросов.

Я не узнаю в тишине

Ни голос свой, ни отголосок.

И сколько бы часам ни бить,

И сердцу сколько бы ни биться –

Я всё забуду. Может быть,

Я перестану помнить лица.

Я перестану напевать

Мелодию из ниоткуда.

Мне перестанут открывать

Дома. И я входить не буду.

Мне будет некуда звонить

И неоткуда ждать привета.

И я связующую нить

Порву и потеряю где-то.

И станет тихо, как теперь.

В оставшиеся дни и ночи

Никто в незапертую дверь

Не постучит и не захочет.

И как ни смейся, всё равно

Придёт усталость и дремота.

Я загляну в своё окно,

Где нет и не было кого-то.

Жизнь насмехнётся и соврёт.

Надломится моя кривая.

Я это знаю наперёд.

И постоянно забываю…

* * *

Дверь оставляю настежь, сажусь за стол.

Дальше рука сама – и не по себе.

Будет писать о сложном как о простом.

Чтобы стихом стелиться по всей земле.

Чтобы стенать и вздрагивать

над листом.

А по столу ожоги, рубцы и рвы.

А под ногтями стружка, искра и стон.

И карандаш остался без кожуры.

Чтобы перо наращивать на лету.

А под глазами – ночь. А в глазах – луна.

И по бумаге пальцами, как по льду.

И добела бумага раскалена.

А между рёбер режет ребро стола.

А из окна доносится лай ворон.

За ночь слезой просолена простыня,

Словно стихом пропитана с двух сторон.

Светлая жизнь мерещится вдалеке,

Блекнет бумажным саваном впереди.

Чтобы часы не тикали на руке.

Чтобы не выдыхали меха груди.

Пишет не тот, кто искренне глух и слеп,

Сколько листок ни комкай и ни мусоль.

Что для судьбы – несчастье, поэту – хлеб.

Что для души – ненастье, поэту – соль.

Спрашиваю саму себя обо всём,

Что наугад рука моя создала.

Падает слово в пену и чернозём

И прорастает из глубины стола…

* * *

Две женщины живут во мне.

Страдают – обе.

Я из-за них горю в огне

И бьюсь в ознобе.

Одна чиста, и райский сад –

Её награда.

Другую не пугает ад:

Сама из ада.

Ведь каждая для той, другой –

И зверь, и клетка.

Друг друга тянут за собой

И держат крепко.

Кто в небеса, а кто ко дну –

Любая губит.

И каждая – её одну! –

Другую – любит.

* * *

Если встать на перекрёстке –

Должен подойти чудак…

Только дым от папироски

Да в кармане четвертак…

Было множество историй,

Как разменивать себя…

Пусть копейка рубль стоит

Или тридцать три рубля…

А на пике этой пытки:

«Всё же – быть или не быть?»

То, что жизнь дала в избытке,

По дешёвке можно сбыть…

У любого человека

Что-то есть, чего-то нет…

Нет ума – считай калека.

Нет житья – считай поэт…

* * *

Новый день придёт или новый год.

В новый дом приду или в мой придут.

И окажется – всё наоборот.

Если я живу, то живу не тут.

Да ещё вокруг ни зари, ни тьмы,

Ни луны – в окно, ни звезды – в зенит…

Что же не болят ноги без ходьбы,

Если без стихов голова болит?

Или целый день – крик и толкотня,

Чтобы не судить жизнь со стороны.

Может быть, теперь, на исходе дня,

Станет всё равно. Станут все равны.

Стану я собой. Взгляд из-подо лба.

В старых сапогах – и на чистый стол.

Говорят, кого выберет судьба,

У того в глазах – холод и простор…

Всё, что я могу сделать наугад,

Это попросить жизни без обид.

Всё же мир во мне – чёрен и богат.

Всё же мир извне – беден и рябит.

Хорошо ещё, что душа слаба,

Чтобы всю себя знать наверняка.

Если я пишу точные слова,

Значит, у меня дёрнулась рука.

И в конце концов всё, что я смогла, –

Это я сама. И само собой,

В кулаке моём – тишина и мгла.

В голове моей – шёпот и прибой.

* * *

Ты спрашиваешь, чем я занята,

И встретимся с тобой, когда и где?

А я сейчас как будто бы – не та…

И то ли свет на сердце, то ли тень…

Но я освобожу – день…

Его не будет жаль моей судьбе –

Счастливым дням ведётся точный счёт.

А мне сейчас так хочется к тебе,

И говорить не стоит наперёд…

Но я освобожу – год…

Побыть с тобой – не глядя никуда

И на тебя рукою опершись…

Пугают мимолётностью года…

И если ты попросишь: задержись…

То я освобожу – жизнь…

* * *

Я думаю, что яблоне весною

Не помнится, как падали плоды…

Она цветёт упорной белизною

И требует то света, то воды –

Чтоб пить, и пить, и жизнью упиваться!

И в сотый раз не знать, что всё пройдёт!

Мне хочется смотреть и любоваться,

Как яблоня без памяти цветёт!

Я не могу не подражать природе,

Когда она прекрасна без прикрас…

И как в последний раз – весна приходит!

И я тебя люблю – как в первый раз!

* * *

Спи, мой сын.

Походи по воде.

Поднимись на высокую крышу.

Ты увидишь, как время стоит.

Ты увидишь, что мир одинок.

И как только ты вздрогнешь –

Я сразу приду. Я предвижу!

Я тебя успокою

И лягу собакой у ног.

Спи, мой сын.

Ты увидишь, как лес

Вырождается в дикое поле.

Посмотри, как заблудших волков

Поедает слепая овца.

Ты ложишься на грудь мою.

Спишь со мной. Не оттого ли

По ночам ты всё больше и больше

Похож на отца?

Спи мой сын.

Посмотри на меня

На столетие раньше и позже.

Не узнай меня в собственном сне.

Не узнай меня в собственной мне.

Поцелуй эти руки.

Заметь, что мы в чём-то похожи.

Обещай мне почаще

Встречаться со мною во сне.

Спи, мой сын.

У тебя на губах

Не обсохли мои поцелуи.

У тебя на ресницах дрожат

Слёзы радости. Слёзы мои.

Я кормлю тебя грудью.

Я сплю с тобой. Не потому ли

Ты кричишь по ночам

От моей неразумной любви?

Спи, мой сын.

Ты увидишь себя.

Не теряйся под собственным взглядом.

Никогда не беги за собой –

От себя не придётся бежать.

Пусть в счастливое время

Приснится тебе, что я рядом.

И не вспомнится пусть,

Что нельзя ничего удержать…

Спи, мой сын…

* * *

У меня по соседству идёт война.

У меня за стеной сапоги идут.

Я в незапертой комнате. Я одна.

Чтобы крики выслушивать там и тут…

И откуда я знаю, кто прав, кто нет,

Кто там – в доме хозяин, и кто пришёл…

Вот и я допоздна не включаю свет,

Потому что мне тоже нехорошо…

Только я ни при чём… Не на мне вина…

Кто-то стал у двери и чего-то ждёт…

У меня по соседству идёт война.

И куда? И куда же она придёт?..

* * *

Это тихий, тихий ветер

Растревожил виноградник.

Это каменный привратник

У меня спросил о смерти.

Это в сад залезли дети,

По пятам за мной крадутся.

Я могла бы обернуться.

Посмотреть и не заметить.

Чтобы вдоволь наглядеться,

Чтобы вдоволь помолчать.

Чтобы больше не скучалось

По раскраденному детству.

Кто-то смех мой не расслышал,

Повторил наоборот.

Кто-то бродит у ворот

И зовёт меня поближе.

Это тихий, тихий ветер

Повторяет ноту «Лю».

Я на том себя ловлю,

Что мне нечего ответить…

Оглавление

Сирень по имени „Победа“ Памяти погибших 2 мая 2014 года в Одессе Боль прошлого Сожжённое будущее В ожидании де Голля Фотоглас № 17-18 Необычная война Из памяти не вычеркнуть Донбасс. Заметки военкора Севастопольцы – люди рассудительные! Служа словесности Гению фантастики „Чудом спасся отец...“ Молодая зрелость Гражданин и поэт Литинформбюро № 17-18 Диалог с собственной судьбой С любовью к человеку, к Родине Отголоски Эха Тысячи историй Николай Бурляев: „Разве речь и рукопись не подлежат закону?“ Время Блока Придут танцевальные боги Совесть на кассу Анна, где твой зритель? Сердце Данки Их глазами мы видим войну Печатная версия „Бессмертного полка“ Рождённые смертям назло Мы последние дети последней войны... Реновация вам в помощь Ещё девять километров дорог Салютуя Великой Победе Сиреневые лёгкие Список Назарова За доброту и человечность Фотошип Русские пословицы народов мира «Без лишних слов» Пуля-дура Из подслушанного Бестиарий "Клуба ДС" Я не видел войны, я родился потом Зачем им жить? На несколько мгновений Яблоня Зверь-проза по имени По Русский Босх Новое взаимодействие литератур Как дети Две женщины живут во мне Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg