«Знание-сила, 2002 № 04 (898)»

Знание-сила, 2002 № 04 (898) (fb2) - Знание-сила, 2002 № 04 (898) (Знание-сила, 2002 - 4) 2431K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Журнал «Знание-сила»

Знание-сила, 2002 №4 (898)

Ежемесячный научно-популярный и научно-художественный журнал

Издается с 1926 года

«ЗНАНИЕ – СИЛА» ЖУРНАЛ, КОТОРЫЙ УМНЫЕ ЛЮДИ ЧИТАЮТ УЖЕ 75 ЛЕТ!

Заметки обозревателя

О предках, потомках и друзьях человека

Александр Волков

Рыцарские замки нашей фантазии украшены залами, где взорам гостей предстают блистательные портреты хозяев, а по обе стороны от них тянутся ряды предков, поражающие проблесками фамильного сходства, но уводящие к портретам совсем незнакомым. Подобной цитаделью человека стала вся наша планета. Образы его предков можно увидеть почти на всех континентах: «рудольфенсисы», «эректусы», «афарские австралопитеки», «гейдельбергские люди». В последние годы обретение всякого нового портрета сопровождается бурными приветствиями и дискуссиями: «N** жил 155 тысяч лет назад – и где-нибудь в Персии! Чей он брат и кому отец? М** жила 157 тысяч лет назад – и в долине Меконга! Как звали ее младшего сына?» На наших глазах генеалогическое древо человека уже превратилось в подобие мангровых зарослей, а поиск давних фамильных ценностей все продолжается. Некогда прямолинейная история рода напоминает теперь запутанную семейную хронику – «Тайны дома Homo».

На фоне этой царственной династии, ведущей происхождение от «варяга» из краев полуденных – Обезьяна Первого, имя которого пока не выяснено, животные кажутся явными бастардами. Их генеалогия мало кому интересна и никак не популяризована. Если человек произошел от обезьяны, то от кого обезьяна? Ответ давно дан, но, похоже, мало кого волнует. Прямые наследники первых сапиенсов мало склонны задумываться о чужих предках последних львов.

Тысячелетиями люди боролись с животными, боялись их и почитали, а обманув, перехитрив, безжалостно расправлялись с ними. Теперь, как всякий человек, натерпевшийся страха «из-за пустяка», не перестают улыбаться и потешаться, глядя на тех, кого прежде пугались. В центре всеобщего внимания застыл царь зверей, голый, забавный, беззащитный. Вымирающий.

Животные уходят на покой и исчезают, сметенные ураганом человеческой цивилизации. Их жизнь заслуживает серьезного, взвешенного исследования, а происхождение – тщательного анализа. То и другое привлекает ученых, посвящающих свою жизнь фундаментальным работам, в которых описаны те или иные виды, но эти сухие, взвешенные работы, классифицирующие некую «безродную, безликую зверюшку», оказываются даже не на периферии, а за пределами внимания публики.

Pabcetus

Rodhocetus

Природа превращается в один огромный «сад камней». Кажется, крупным животным скоро не будет здесь места. Поданным Всемирного фонда дикой природы, темпы вымирания диких животных сейчас в тысячу раз выше, чем в начале XX века.

Братья наши меньшие гибнут в изгнании – за стенами зоопарков или в чудом уцелевших рощицах и лесках. Их происхождение зачастую столь же неясно и путано, как далекое прошлое человека. Фамильная галерея их предков пополняется; только в этот музей, как во многие музеи сейчас, публика не спешит заглядывать. Войдем же в одну из зал, которая как раз недавно украсилась новыми экспонатами.

По сообщению журналов «Science» и «Nature», последние открытия, сделанные в Пакистане, позволяют, наконец, восстановить родословную китов – этих, в прямом смысле слова, безземельных бастардов, чьим предком 50 миллионов лет назад было странное, химерическое существо Pakicetus, внешне напоминавшее крысу, свинью и волка одновременно. «Его открытие можно сравнить с открытием археоптерикса или австралопитека» – полагает французский зоолог Кристиан де Мюзон.

Трудно было найти столь разных зверей. С одной стороны, мощный кит с обтекаемым телом, с плавником вместо хвоста и скрытыми под толстым жировым слоем рудиментами таза и конечностей; он идеально приспособлен для жизни в воде. С другой стороны, тонконогий зверь с крохотными копытцами на пальцах, рыскавший близ водоемов в поисках добычи. Облик его помогла восстановить недавняя находка американского палеонтолога Ханса Тевиссена из Огайского университета; он отыскал череп, напоминавший своей формой череп кита, а также фрагменты позвоночника и ног. Это животное отличали мощные челюсти, близко посаженные глаза и мускулистый хвост.

Генетический анализ еще раньше показал, а эта находка подтвердила, что предки китов были родственниками бегемотов. «Морские млекопитающие восходят к парнокопытным, – подчеркивает Ханс Тевиссен. – Очевидно, пакисетиды жили на суше; они умели быстро бегать и вели, наверное, такой же образ жизни, как львы».

Их потомки стали жертвами естественного отбора; их оттеснили из привычного им ареала. Сперва они лишь прятались в воде, нападая, подобно крокодилам, на сухопутных животных. Очевидно, они жили в дельтах рек, в поисках добычи все чаще заплывая в море, а не выбегая на сушу.

Там же, в Пакистане, Филипп Джинджерих из Мичиганского университета заглянул на одну из следующих страниц эволюции кита. В нее был вписан Rodhocetus, живший 47 миллионов лет назад, – своего рода помесь дельфина с крокодилом. Этот морской хищник весил от четырех до пяти центнеров. Между его пальцами уже появились плавательные перепонки, хотя на передних ногах сохранились копыта. Подобно морским львам, родоцетус мог выползать на сушу, но подолгу разгуливать там не мог.

В последующие восемь миллионов лет сухопутный хищник окончательно превратился в кита. Сперва появился двухметровый Dorudon, сохранивший крохотные задние лапы; затем – змеевидный Basilosaurus длиной 15 метров и весом пять тонн, ошибочно принятый поначалу за рептилию. Он уже не мог выбраться на сушу, иначе бы вес собственного тела раздавил его. Так, одна из ветвей древа парнокопытных скрылась под водой.

В фамильных галереях многих видов животных не обойтись без фивдял человека. Охотник и дрессировщик, он стал для зверья Богом грозным и неумолимым. Миллионы лет история была дистанцией, где соревновались животные, но в последние тысячи лет, когда в эту борьбу активно включился человек, стала финишной прямой для многих видов. Их судьба – погибнуть или покориться человеку, пригодиться ему. По мостку этой альтернативы прогарцевала лошадь, став спутницей человека.

Лошадь была одомашнена гораздо позже свиньи и осла, овцы и козы, собаки и коровы. Причиной тому явился климат. Лошадь плохо переносила влажный, жаркий климат Средиземноморья и прилегающих регионов – области, где зародились древние цивилизации. По мнению многих историков, первыми приручили лошадь жители степей Восточной Европы. Так, при раскопках стоянки Дериевка на Украине (IV тысячелетие до новой эры) было найдено немало костей животных, причем почти две трети их составили кости лошадей.

Иное обоснованное мнение высказал недавно немецкий археобиолог Ханс-Петер Юрпман: «На стоянках первобытного человека находят многочисленные кости оленей, но ведь никто не предполагает, что там доместицировали этих животных». Его смущает «слишком долгий промежуток времени, почти два тысячелетия», отделяющие Дериевский могильник от появления домашней лошади в Передней Азии. «Такое полезное животное, как лошадь, распространилось бы гораздо быстрее, даже несмотря на неподходящий климат».

По его мнению, лошадь одомашнили гораздо позже. Что же заставило человека взяться за такую трудную задачу, как приручение лошади – животного недоверчивого, пугливого? Долгое время люди в основном охотились на лошадей. Может быть, их стали разводить ради мяса и молока? Это было невыгодно. Домашняя лошадь явно уступала корове: ела травы больше, а мяса давала меньше. По подсчетам немецкого историка Корнелии Беккер, «на один килограмм мяса лошадь потребляет травы на треть больше, чем крупный рогатый скот. Кроме того, в неволе ее надо подкармливать зерном – лошадь становится прямым конкурентом человека».

Долгое время считалось, что мифа ции индоевропейских племен в IV тысячелетии до новой эры были невозможны без использования лошади. Но поскольку нет доказательств, что лошадь к тому времени уже приручили, остается признать, что главной тягловой силой оставались волы и ослы.

Время лошади пришло позже – в бронзовом веке. Она явилась «идеальным орудием торговли», главным транспортом той эпохи – «кораблем долин и степей». Лошадь лучше осла: быстрее, сильнее и послушнее его. С ней проще было отправляться в дальние поездки за оловом и медью, из которых выплавляли бронзу, а также за бронзовыми изделиями, ведь их изготавливали лишь в отдельных культурных центрах Евразии.

На этом фоне вовсе не случайным кажется, что сразу в разных частях Евразии – на Пиренейском полуострове, на Балканах, в Северной Анатолии и Закавказье – пытаются приручить лошадь. Именно здесь находят первые рудники и плавильные печи бронзового века. В XIX – XX веках новой эры бурное развитие промышленности привело к появлению быстроходных паровозов, кораблей, автомобилей и летательных аппаратов. В XX – XIX веках до новой эры бурное развитие промышленности привело к появлению лишь одного быстроходного вида транспорта, но какого: повозки, запряженной лошадьми! Теперь стали процветать равнинные районы Передней Азии, где лошадь могла нестись стрелой, непрерывно перевозя из одного «конца света» в другой сырье, товары, идеи.

Разумеется, это не могло не вызвать зависть соседей. Все второе тысячелетие до новой эры не стихает борьба за контроль над месторождениями олова и торговыми путями, по которым оно доставлялось. В это время начинается новая история лошади. По тем же степным просторам, где недавно неслись повозки с рудой или бронзовой утварью, теперь помчались боевые колесницы, решая судьбы сражений.

Как видите, уже история приручения лошади полна вопросов и неясностей. Что же говорить о начале этого зооспектакля? Первые его участники в пору бескормицы нагло прокрадываются к объедкам, разбросанным близ стоянки первобытного человека. У них есть клыки и когти, чтобы постоять за себя; у них есть стая, чтобы защитить каждого попавшего в беду. Голод пересиливает страх. Худой мир входит в привычку; хитрецу и наглецу охотиться лучше сообща. Так – номером «Волк – друг человека» – открывается упомянутое представление, по ходу которого «огромный, прекрасный волк, боязливо сверкавший беспокойными глазами» (Г. Гессе), получает прозвище «милой, забавной собаки». Когда же все началось? Какую дату сохранили «скрижали истории»?

Долгое время считалось, что человек начал приручать волка около 14 тысяч лет назад. Эту дату подтверждали археологические находки. Верный «друг человека» помогал на охоте и охранял от хищных зверей и иноплеменников.

Однако в последнее время генетики все чаще сомневаются в указанной дате. Большой интерес вызвало исследование, которое провел зоолог Роберт Уэйн из Калифорнийского университета. Он сравнил ДНК волков, шакалов, койотов и собак различных пород. Однозначно было доказано, что все собаки происходят от волка. Еще удивительнее был другой результат: отношения человека и волка начались более ста тысяч лет назад, когда появился Homo sapiens.

«Возможно, именно тогда, – говорит Уэйн, – волк превратился в собаку». Внешне он вряд ли изменился. Именно этим можно объяснить, почему археологи не находят кости собак, относящиеся к той далекой эпохе. Только когда человек перешел к оседлому образу жизни и изменились требования к четвероногому помощнику – в нем перестали видеть лишь охотника, – тогда начал меняться облик «волка-собаки». Прежде люди отбирали в основном щенков, наделенных волчьей статью: они лучше всего годились для охоты за диким зверьем, тогда как животные слабые, низкорослые быстро гибли на охоте.

По мнению других биологов, не ясно даже, кто кого приручил. Сто тысяч лет назад человеку не хватило бы ума удержать возле себя такого смышленого зверя, как волк, считает Грегори Окленд, сотрудник Корнеллского университета: «Древний волк сам себя доместицировал, поскольку близ поселений человека возникла новая экологическая ниша: там всегда можно было найти остатки пищи».

Волк не стал конкурентом человека. Наоборот, волк и человек начали загонять добычу вместе, а потом делить ее. Так образовался удивительный симбиоз двух ловких и хитрых охотников.

Эволюция животного мира изобилует отрывочными сведениями и белыми пятнами. Мы по крупицам, в спорах и сомнениях, восстанавливаем родословную человека. Далекое прошлое любого вида животных полно своих семейных тайн. Земля – это огромная, спрессованная книга, где в слоях песчаника и глины, невидимые для нас, лежат косточки-буквы – подлинные скрижали истории, летопись, начатая задолго до появления человека. Порой каждая новая строка меняет отношение ко всему прочитанному прежде. Мы медленно пробираемся в прошлое, разгадывая чужие родословные, а последние потомки исследуемых нами родов стремительно вымирают, сами уходят в прошлое, оставляя после себя Землю – обширный «сад камней» или мертвый свиток, запечатлевший мозаику из косточек-букв.

P.S. Кстати, фраза «человек произошел от обезьяны» для многих в нашем мире по-прежнему ересь. Так, в 1999 году Институт Гэллапа провел опрос в США, из которого явствовало следующее. Почти половина американцев (48 процентов) верят, что Бог создал человека в течение последних 10 тысяч лет. Сорок процентов жителей США считают, что миллионы лет эволюция всего живого на нашей планете протекала так, как велел Бог. И лишь 9 процентов считают, что Бог вообще никак не участвовал в эволюции жизни.

«Знание-сила» 50 лет назад

Путешественник, геолог, педагог

Георгий Блок

Ивану Васильевичу Мушкетову принадлежит честь открытия и первого исследования многих ледников в Центральной Азии. Он измерил их протяженность, ширину и толщину ледяного покрова, установил, с какой скоростью они движутся, на какой высоте зарождаются и где обрываются, питая горные реки. Он внес существенные поправки в географическую и геологическую карту Средней Азии.

– Наш Мушкетов, – говорили друзья, – достоин успеха. Он немалой ценой добился своего.

И это было действительно так. Питомец Новочеркасской гимназии, он четырнадцати лет осиротел. Оставленный без всяких средств к существованию, мальчик сам стал пробивать себе дорогу в жизни; нашел заработок – давал уроки детям состоятельных родителей.

Гимназисту особенно полюбились естественно-исторические предметы, которые «возбуждали склонность к природе». Он пристрастился собирать коллекции разноцветных минералов. Под крышкой парты хранились груды камней, камешков, отчего товарищи окрестили его «каменщиком».

Потом стал студентом Петербургского горного института. Еще на студенческой скамье он самостоятельно подготовил свою первую научную работу. Ему нелегко жилось, но упорство побеждало трудности.

В 1872 году с дипломом горного инженера Мушкетов уезжает на Урал, где знакомится с известными месторождениями полезных ископаемых. Весной любознательный инженер предпринимает длительную экскурсию по реке Чусовой, где приобретает практические навыки в полевых наблюдениях. Летом он получает назначение – младшим чиновником особых поручений по горной части при генерал-губернаторе Туркестана. Иван Васильевич расстается с Уралом и уезжает в Ташкент.

Три года пробыл Мушкетов в таинственном краю, пробирался в самые его глухие уголки, отдал изучению недр весь нерастраченный жар своей молодости. Сначала он посетил западные склоны Тянь- Шаня – хребет Кара-Тау и Бадамские горы. Эти исследования, по словам самого Мушкетова, «возбудили много чрезвычайно интересных вопросов по геологии Туркестана, показали, что решение практических задач горного дела возможно только при более обширном знакомстве с малоизвестным краем».

Впоследствии, будучи старшим геологом Геологического комитета, он изучал Кавказ. Так, в одно лето он успел побывать на каменноугольных и марганцевых месторождениях в районе реки Рион, на минеральных источниках Пятигорска и совершить восхождение на ледники Казбека и Эльбруса.

Весьма плодотворным был его визит в Липецк. Старинный курорт «дышал на ладан»: катастрофически падал суточный дебит воды. Минеральные источники считались исчерпанными до дна. Мушкетов опроверг эту поспешную точку зрения. Он установил, что запасы целебной воды едва початы. Надо заложить скважины в других местах. Его совета послушались: курорт вернул утраченную было популярность.

Этот случай утвердил за Мушкетовым славу «волшебника». И когда угрожающе пополз вниз суточный дебит на знаменитых Кавказских Минеральных Водах, к нему обратились с просьбой выручить.

С каждым годом популярность Мушкетова- педагога росла. Он создал в Горном институте школу русских геологов – горных инженеров, хорошо знакомых не только с добычей руд, но и с методами исследований новых месторождений.

Многие его воспитанники, направляемые строгой и дружеской рукой, стали докторами наук, профессорами, академиками. К их числу принадлежат такие известные геологи, как академик В А Обручев. И все они с сердечной признательностью отзывались о своем учителе, в трудную минуту прибегали к его помощи, до глубоких седин сохраняли о нем благодарную память.

Кто бы мог подумать

Ал Бухбиндер

«Нано…»

Главным научным прорывом 2001 года, по мнению редакции журнала «Сайенс», стала … наноэлектроника! (Барабанный гром, бурные аплодисменты, на поле научных чудес выносят первый приз.)

Объясним, «как это носят».

Слово «нано» мы уже произносили не раз. В чисто числовом смысле оно означает одну миллиардную долю – в нашем случае метра, в смысле физическом – любые элементы, механизмы или устройства наноразмера. (Напомним для наглядности, что размер атомов или простейших молекул – порядка 0,1 нанометра). Впервые о проникновении в наномир заговорил великий американский физик Фейнман. Это было десятилетия назад, и Фейнман тогда, в сущности, поставил перед коллегами то, что казалось фантастической по дерзости задачей. Нашлись, однако, энтузиасты, которые приняли вызов и переняли эстафету (одним из них был американец Дрекслер).

Долгое время такой прорыв казался делом очень далекого будущего, но потом последовали сразу два открытия, резко приблизившие его. Одним из них было открытие сложно организованных чисто углеродных молекул – сначала уже упоминавшихся выше сферических «баккиболлз» (о них речь пойдет дальше), а затем крохотных трубчатовидных образований, получивших название «нанотрубок». Вторым было создание так называемого атомного микроскопа, который не столько «видит», сколько «осязает», зато способен осязать даже отдельные атомы! Его тончайшее острие скользит по поверхности вещества и вычерчивает кривую непрерывно меняющихся расстояний до этой поверхности; понятно, что над каждым атомом оно чертит «горбик», а между отдельными атомами – «впадину».

Оказалось, что игла этого микроскопа способна не только осязать атомы, но и перемещать их по поверхности, и таким вот образом ученые фирмы IBM в свое время сдвинули пару десятков атомов с их места, чтобы создать первую в мире «атомную надпись» (разумеется, «IBM»).

К тому времени уже стало известно, что нанотрубки обладают замечательными электрическими свойствами: в зависимости от того, располагаются в них атомы углерода спирально или кольцами, они ведут себя в отношении тока как проводники или полупроводники. Возникла надежда, что, манипулируя такими трубками с помощью атомного микроскопа, удастся «собрать» наноэлектрические схемы, вроде тех, о которых пророчески говорил Фейнман и твердил Дрекслер. Однако путь к этому оказался труден, и первый прорыв был сделан только в минувшем году.

Но почему «главный»? Дело в том, что дальнейший рост быстродействия и мощности компьютеров требует непрерывного увеличения плотности рабочих элементов – диодов, транзисторов, выключателей и т.д. – на единицу площади электронных схем. Сегодня эта плотность составляет 40 миллионов элементов на участке размером в почтовую марку. Наименьшие элементы на гакой схеме имеют размеры порядка 130 нанометров. Каждый следующий шаг в уменьшении этих размеров дается с огромным трудом. Теперь напомним снова, что размеры атомов и молекул – в тысячу раз меньше. Вот почему энтузиасты нанотехники утверждают, что будущее компьютеров (а с ними – и всей человеческой цивилизации) – в переходе на наноэлектронику. И вот почему создание первых наноэлектронных схем названо главным научным прорывом минувшего года.

Этот успех был достигнут в несколько этапов. В 1997 году Метцеру и Чонг-Ву Чжо (США) удалось разработать молекулы, имевшие свойства диодов, то есть односторонне проводящих устройств, этих важнейших элементов всякой простейшей электронной схемы. В 1999 году Хит и Стоддард создали молекулу, которая не только проводила ток, но при подаче на нее определенного вольтажа этот ток прерывала, то есть работала как простейший выключатель. Еще через несколько месяцев Рид и Тур сообщили о создании молекулярных транзисторов, то есть устройств, способных управлять величиной проходящего тока. К концу 2000 года было накоплено множество электронных устройств молекулярного размера, но никому еще не удалось соединить их в работающую схему, даже самую простейшую.

И вот в 2001 году это удалось сразу пяти исследовательским группам. Группа Л ибера в Гарварде сумела соединить несколько нанопроволочек и присоединить к их концам крошечные электродики, показав в итоге, что различные элементы этой схемы способны «общаться» друг с другом, как в «настоящей» электронной схеме. Затем группа Хита ухитрилась сделать своего рода «каркас» из полупроводящих молекул, который работал как «чип» с памятью в 16 битов. После этого наступила очередь углеродных нанотрубок. В августе группа Авуриса из IBM показала, что одна такая трубка, намотанная на два электрода, способна работать как «инвертор» – устройство, преобразующее сигнал низкого уровня на входе в сигнал высокого уровня на выходе и наоборот. Этот успех был развит голландской группой под руководством Деккера. Ей удалось создать логические схемы на основе транзисторов из нанотрубок.

А теперь – о «баккиболлзах»

Большое волнение физиков вызвало сообщение об открытии сверхпроводимости у весьма простого химического соединения – диборида магния. Это вещество превратилось в сверхпроводник уже при 39 градусах Кельвина (то есть выше абсолютного нуля), что было вдвое выше, чем у самых «высокотемпературных» металлических сверхпроводников. Тем самым было показано, что даже простые химические соединения могут служить перспективной основой для создания новых сверхпроводников.

Но еще более возбудил ученых следующий шаг – обнаружение сверхпроводящих способностей веществ, содержащих так называемые бакки- боллзы – молекулы в виде замкнутых сфер, составленных из 60 атомов углерода. Оказалось, что если добавить к этим молекулам щепотку щелочного металла, получившееся вещество становится сверхпроводником уже при 52 градусах Кельвина. Но и это не все. Теперь удалось еще более увеличить расстояние между этими сферами в веществе, втиснув между ними определенные органические молекулы, и рубеж сверхпроводимости скачком поднялся до 117 градусов Кельвина!

Возникла надежда, что если раздвинуть «бакки- боллз» еще немного, то удастся осуществить давнюю мечту – получить вещество, обладающее сверхпроводимостью уже при комнатной температуре. Это сулит неслыханные технические перспективы.

E.coli + хомячок = ?

Забавное сообщение сделали ученые Калифорнийского университета о том, что им удалось поймать бактерию E.coli «ин флагранти», или, как говорилось в старину, «на горячем» – когда она совокуплялась с клеткой млекопитающего (в данном случае хомячка). О том, что бактерии используют совокупление (по-научному – конъюгацию) для целей быстрого обмена генетическим материалом, ученые знали давно. Бактерии при этом сближаются друг с другом и выбрасывают наружу этакий фаллос – длинную трубочку, наполненную протоплазмой; по этой трубочке ДНК из одной бактериальной клетки перетекает в другую. Такой обмен позволяет бактериям, в частности, приобретать у товарок полезные для себя гены. Лет 12 назад было впервые замечено явление конъюгации бактерий с клетками дрожжей, и вот сейчас Вирджиния Уотерс вписала в бактериальную книгу Гиннесса новый сексуальный рекорд – сношение бактерии с хомячком. Уотерс надеется, что в будущем с помощью такой операции можно будет передавать клеткам больных нужные им гены, выведенные предварительно в бактериях.

«Роковые яйца» в широкой продаже

Кирилл Ефремов,

Владимир Сесин

Вы вообразите, Петр Степанович… ну, прекрасно…

Очень возможно, что куры у него вылупятся.

Но ведь ни вы, ни я не можем сказать, какие это куры будут…

Может быть, они ни к черту не годные куры? Может быть, они подохнут через два дня?

Может быть, их есть нельзя!

М. Булгаков. «Роковые яйца»

Мысль написать эту статью появилась у нас в цветущем Киеве, куда мы были приглашены на семинар по экологической этике.

Некая журналистка, молодая и «зеленая» (поскольку она представляла Социальноэкологический союз), взяла на себя труд привезти туда буклет «Короли и капуста» (МСоЭС, 2000), рассказывающий об опасности генетически измененных (или модифицированных) организмов – которые в руках транснациональных корпораций становятся не только источником сверхприбылей, но и разрушительной силой для здоровья людей и природы. Выступление журналистки сопровождалось восклицаниями: «Генетически измененные продукты! Дети с измененным геномом! Они угрожают экологии планеты!

Надо что-то делать!».

Именно так реагирует массовое сознание на проблему генетической модификации.

В основном, эта реакция продиктована опаской «как бы чего не вышло» или страхом перед «доктором Моро» – создателем уродливых и всесильных мутантов. А что на самом деле?

В генетически измененных видах можно видеть как угрозу биосфере, так и панацею для решения глобальных проблем. Попробуем разобраться.

Панацея из ящика пандоры

Не станем повторять, почему нынче генетика – «наука будущего», и какие перспективы сулят высокие технологии генной инженерии – об этом «Знание – сила», кажется, прожужжал все уши. Очевидно, что уже несколько десятилетий две важнейшие потребности человека – пиша и здоровье – удовлетворяются с применением высоких технологий. Организмы с искусственно измененным геномом поставляют свои ткани и продукты жизнедеятельности на наш стол и в нашу аптечку. При всем натура!изме это, так сказать, медицинский факт. Хороший или плохой?

Хороший] Если не сказать больше – это единственно возможный способ выживания для нас. Никуда не деться от того, что человечество растет, как на дрожжах. Что, кстати, следует понимать буквально – учитывая, сколько дрожжей глотает с пивом и хлебом Робин-Бобин шестимиллиардного населения, и сколько, благодаря дрожжам, раскрыто тайн молекулярной биологии и произведено лекарств (соответственно, чтобы лечить Робин-Бобина больной живот). И единственный способ добыть еду для этого растущего обжоры – генетически модифицированные организмы.

Изобретений, применяемых здесь, не счесть. От очевидных, когда растениям внедряют гены устойчивости к вредителям, засолению или морозу, а животным – гены ускоренного роста или сопротивляемости к болезням, до весьма оригинальных. Примеры? Выращивание особых штаммов грибов и водорослей, чтобы получать биомассу с заданным вкусом из любого мусора. Или использование бактерий для производства ферментов. Или разведение бескрылых мух-мутантов, чтобы за какую-нибудь неделю превращать отходы в белых червячков – богатый белком и микроэлементами продукт (их сушат, стерилизуют и добавляют в корм скоту, но кто знает – может, и в майонез).

Увлечение генной инженерией грозит распространиться на тысячи видов, используемых людьми, – их список особенно богат в Юго-Восточной Азии, где в рядовом гастрономе лежат жуки, морские звезды, гнезда из слюны стрижей… Разве это можно ссть?! Именно преодоление брезгливости и внедрение биотехнологий может решить глобальные проблемы; нехватку пищи – созданием высокопродуктивных пород, опустынивание – высадкой устойчивых к засухе растений, избыток углекислоты – разведением быстро растущих пород деревьев.

Однако есть и обратная сторона медали.

Коренное улучшение болезней

Опасность биотехнологий для здоровья человека не только (и не столько) в генетической модификации. Скорее, в общей «химизации» продуктов. Гормоны и антибиотики, которыми пичкают домашних животных, провоцируют у нас аллергию, опухоли, преждевременное половое созревание и прочие недуги. Удобрения, фитогормоны, красители и защитные вещества делают растительную пищу по-настоящему ядовитой. Глядя на эти «пластиковые» овощи-фрукты, невозможно поверить, что они выросли на земле (так и есть – их растят на искусственных средах). Но «высокотехнологичные» продукты лучше хранятся, а то, что они перенасыщены «химией» и бедны микроэлементами и витаминами, – не волнует производителя и продавца.

Впрочем, потребитель на этой войне хоть и вяло, но дает отпор. В цивилизованных странах население добивается ужесточения контроля за содержанием вредных веществ – посредством правовых механизмов и давления общественного мнения. Всс чаще люди голосуют кошельком, покупая так называемые органические продукты, то есть выращенные без применения высоких технологий. Кстати, в этом плане у россиян преимущество – у наших продуктов более «земное» происхождение (отчасти благодаря индивидуальным садам- огородам).

Особая опасность «техногенных» продуктов – их влияние на микроорганизмы. Журнал «Знание – сила» неоднократно рассказывал о том, сколь важны для нас эти крохотные существа. И капризны – с ними легко поссориться. В первую очередь, посредством антибиотиков и токсинов, поступающих в организм с пищей. Полезные сожители гибнут, их место занимают болезнетворные. Отсюда дисбактериозы, желудочно-кишечные и обменные заболевания.

Кроме того, «химия» ускоряет естественную эволюцию микроорганизмов. Само человечество стало ретортой, в которой фабрикуются опасные химеры, нечувствительные к лекарствам и к иммунной защите. И получается, что обычные кишечная палочка, стрептококк или сальмонелла (до XX века вызванные ею отравления были большой редкостью) сегодня порождают эпидемии трудноизлечимых синдромов.

Наконец, угрозу несет непосредственное проникновение в наш организм чужеродных генов – посредством вирусов. Вероятность того, что «блуждаюший» ген попадет вначате в клетки микрофлоры, а затем и в стенку кишечника, вызвав опухоль, очень мала. Другое дело – хирургический путь (в первую очередь переливание крови и трансплантация). Сегодня, как само собой разумеющееся, донорскую кровь проверяют на ВИЧ. Но еще двадцать лет назад об этом никто не думал. А сколько новых вирусов потребуют такой же тщательной проверки в будущем? (Вероятно, эту проблему решит искусственная продукция крови.)

Впрочем, едва ли стоит делать кошмар именно из генетически измененных видов – пока куда опаснее обычный лосось, что пропитался амурским фенолом, или обычный вирус гриппа. Ясно одно: чем выше достижения науки, тем осторожнее надо действовать, вмешиваясь в законы природы. Похоже, человечество усвоило урок последствий применения сверхоружия, сверхудобрений или «коренного улучшения» земель.

У природы нет плохой биоты

За последнее десятилетие произошло осознание того, что живая природа – это биоразнообразие. Чем пестрее проявления жизни, тем устойчивее и «экологичнее» биосфера. Казалось бы, генетическая «игра в бисер» полезна, ибо должна принести природе еще большее разнообразие. На деле все наоборот. Виды «высокотехнологичные» стремительно вытесняют «старые добрые». То же касается и сортов. Вот пример: если полвека назад в Индии выращивались многие тысячи разновидностей риса, то сегодня всего десяток из них составляет львиную долю (три четвертых) рисоделия. Количество сортов яблок сократилось в десять раз. Похоже, власть транснациональных корпораций может привести к тому, что мир будет засеян единой Кукурузой, Соей и Картофелем.

Наступающие монокультуры «сверхсортов» тянут за собой шлейф экологических спутников – сверхвредителей, не боящихся ядов, червей-нематод, грибков, бактерий и прочей нечисти. Они теснят природные виды, нарушая естественные экосистемы. Пыльца «сверхсортов» опыляет родственные растения, порождая «свсрхсорняки», устойчивые к гербицидам и насекомым. А яды, выработанные особыми генами или накопленные вследствие быстрого роста, попадают по пищевой пирамиде в организм многих полезных видов (например, пчел, божьих коровок, птиц). Наконец, «сверхсорта» ускоряют истощение почвы.

Еще опаснее – распространение в природных сообществах генетически измененных микроорганизмов. Известно, что возбудители многих эпидемий (или эпизоотий) скрываются в «природных резервуарах», скажем, в популяциях сусликов или ежей. Воздействие на эти резервуары непредсказуемо. Во-первых, туда может «просочиться» какая-нибудь агрессивная инфекция, чтобы внезапно возвращаться и поражать людей и домашних животных. Во- вторых, опасны сами животные, которые, благодаря человеку, приобрели устойчивость к инфекциям. Особенно подходят на эту роль крысы и мыши – они и объекты экспериментов, и всепроникающие спутники человека. А если вы еще недостаточно устрашены, стоит упомянуть о грибах и бактериях, новые штаммы которых уходят в почву, нарушая растительный покров и экосистемы вообще. Такой враг, будучи выпушен на свободу, становится практически неодолимым.

Так недолго и разочароваться – во всяком начинании цивилизации приходится видеть «палку о двух концах». Чего ни коснись – взять хоть те же палки. Уже несколько лет генетики работают над выведением быстрорастущих пород деревьев. Что может быть лучше: и древесины от них больше, и углекислоту впитывают, и почвы закрепляют. Однако еще неизвестно, к чему приведет их широкое использование – оказалось, что «быстрые» деревья способны вытеснять природные виды и истощать почву.

Впрочем, пока генетически модифицированные организмы – далеко не самое большое зло. Если они и виновны в разрушении природных экосистем, то лишь косвенно – за счет освоения территорий для сельского хозяйства. В конце концов, уникальную природу Австралии сгубили не фантастические мутанты, а самые обычные кролики, крыски, овечки и другие герои детских сказок.

Общество доктора моро

На наш взгляд, пока что генетически модифицированные организмы угрожают не столько здоровью и природе, сколько устоям общества – экономическим, этическим, религиозным, юридическим. Одним своим появлением они вызвали такой переполох, что приходится считать их серьезной неприятностью. Пожалуй, основная причина шума – глубокий меркантильный интерес. Громадные прибыли рынка продовольствия заставляют вступить в серьезную борьбу за потребителя. Маркетинг ныне – боевое искусство. Идет война компроматов, баталия реклам, поединок торговых марок. А поле битвы – наша с вами голова, наша система ценностей (вся в шрамах и мозолях).

В этой войне удобный тактический ход – сыграть на физическом отвращении, «экологических страхах» людей. Нанять журналистов, «зеленых» – пусть поднимут побольше шума. Вот пример типичной «газетной страшилки», пересказанный из буклета «Короли и капуста» (с. 36-37).

«…В США на одной из фирм генетически модифицированные бактерии производят бычий гормон роста BST. Добавление этого гормона в рацион коров увеличивает удои. Но при анализе такого молока обнаружены следы 52 антибиотиков, аллергены, кровь и кал. В 1 чайной ложке содержалась 3696691 гнойная клетка, в том числе 60000 живых бактерий, что превышает даже американские нормы…»

Ух! Биолог сразу поймет: бессмыслица на бессмыслице. Добавка гормона в пишу никак не может вызвать появление в молоке антибиотиков, «гнойных клеток» и навоза. Кстати, последний компонент не обнаруживает себя как некое «вещество» – о загрязнении экскрементами узнают по высокой концентрации кишечной палочки. Наконец, едва ли можно поверить в то, что столь скверное молоко безнаказанно производилось «даже в Америке» (где, к слову сказать, контроль строжайший).

На самом деле, задача подобных «псевдофактов», поданных под видом «точных» цифр, – вызвать рефлекторную неприязнь на основе параллели «генетическая модификация» – «грязное молоко». Традиционный «пиаровский» прием. Бесспорно, что у коров-рекордисток в молоко из лимфы поступает всякая дрянь. Но об этом можно сказать просто и корректно (и не приплетать генетику). К сожалению, от «зеленых» нередко приходится слышать подобный эмоциональный абсурд (или, наоборот, наукообразное занудство).

Успехи биологии XX века серьезно пошатнули привычную этику. А ведь это «карточный домик»: парадокс на парадоксе – дунь, и развалится. Например, вправе ли мы вторгаться в мир живых тварей и проводить опыты на животных? Бедный поросенок! Однако, если он не станет «пушечным мясом» экспериментов, не удастся и вылечить (скажем, от ожогов) сотни детей. Кого жальче?

Этика плавает в океане эмоций. Ужасны подробности забоя скота, но неприятно и думать о мясе, выращенном из культуры клеток в желтой цистерне. Станете ли вы уплетать сачат с прежним удовольствием, узнав, что овощи содержат «морозоустойчивый» ген глубоководной рыбы? Пожалуй, так может и померещиться, что помидорина, шевеля хвостом, куда-то ползет сквозь сметану. Клонирование, мутации, химеры, пересадка генов – все это, несомненно, рождает негативные реакции. Можно назвать их «эмоциями толпы», но отмахнуться уже нельзя. Ведь это воля многих людей, которую приходится уважать.

Клон клонирует клона

Есть и чисто юридические проблемы. Возьмем, к примеру, клонирование. Конечно, ситуация, где Шварценеггер гоняется за Шварценеггером или появляется сотня- другая Гитлеров, нереальна. Но вполне реально, что вскоре встанет вопрос: кем человеку приходится клон? Наследником, братом, сыном? Кому, например, отдать юридические права – много лет находящемуся в коме (или замороженному) телу, или ребенку, подросшему за это время из группы клеток этого тела? (А вдруг там подрастает не один, а целый десяток ребятишек?) А если юридические права получит клон, то что мешает перенести их на любую клетку организма?

Или другая проблема: на какой стадии развития плод следует считать человеком, а его разрушение – противозаконным. Однозначного ответа здесь не дашь. С объективной точки зрения, клонирование «фабрики органов» из собственных клеток может спасти множество жизней. И, кстати, поставить заслон незаконной торговле органами. Однако расчленять человеческий эмбрион – это так некрасиво, пусть даже он состоит всего из четырех клеток. Пожалуй, лучше запретить! Или все-таки разрешить? Пока эта ситуация признана «этическим тупиком».

Особый пласт проблем биотехнологии связан с ее неизбежным вовлечением в криминальную сферу. Ведь биология дает власть над телом, расширяя до бесконечности возможности для преступлений. Не будем говорить об ужасах биологического оружия, а возьмем для примера нечто более безобидное и фантастическое: фальсификацию… личности.

В недалеком будущем все труднее станет доказать, что вы – это вы. Особенно через компьютерную сеть. Документы, электронная подпись, лицо, голос – все можно подделать. Поэтому защита потребует постоянного усложнения персональных признаков: в ход пойдут цифровой код, рисунок сетчатки и ладони, тембр голоса, структура ДНК (все это используется уже сегодня). Однако даже телесные признаки теоретически можно подделать – если создать клон, «похитив» клетку человека (скажем, выдернув волосок). Представьте, что, может быть, лет через сто газеты известят о чем-нибудь вроде: «Миллиардер подвергся ютон-нэппингу, но тест на воспоминания и энцефалограмма позволили разоблачить л же-Рокфеллера…». Какие лабиринты казуистики готовит будущее – голова идет кругом! Не взяться ли за фантастический роман?..

Грозят обществу и опасности популяционно-генетические. Благодаря новым возможностям медицины, в популяциях накапливаются гены, которые раньше уничтожались отбором, поскольку приводили к ранней смерти или неспособности оставить потомство. В высокоразвитых обществах увеличение такого генетического груза заметно уже сейчас. Однако достижения генетики как науки повлияли на этот процесс в ничтожной степени.

Если говорить объективно, сама по себе генная инженерия пока еще не сделала никаких «подвигов» по разрушению природы и здоровья людей (для этого хватило куда более примитивных средств, скажем, топора, спи чек или спирта). Тогда как польза от нее уже сегодня весьма ощутима. Тем не менее именно сюда направлены основные протесты общественности. И добились многого. Сокращены эксперименты на животных. Запрещены многие работы с человеческими тканями. За клонирование (с целью лечения) можно угодить за решетку на больший срок, чем за иное убийство. (С одной стороны – нонсенс, а с другой – мы это уже «проходили». У нас за успехи в работе ученым и врачам даже давали высшую меру наказания. Но это уже совсем другая история.)

Одно в этой ситуации хорошо. То, что люди, наконец, научились задумываться о последствиях прежде, чем успели натворить бед. Пытаться просчитать свои действия на пару шагов вперед. Прогресс – стихия, морской прилив, его нельзя запретить. Можно лишь пытаться усмирить его напор, выстроив дамбы законов, протестов, ограничений. Высокие технологии развиваются полным ходом. И у этого явления есть свои минусы и свои плюсы.

КУРЬЕР НАУКИ И ТЕХНИКИ

Ветряки выходят в мир

Александр Лейзерович

Ветроэнергетические установки – неожиданно для многих – в последние годы вплотную подошли к выполнению двух главных условий: во-первых, мощность этих энергоисточников должна быть достаточно велика и соизмерима с мощностью традиционных электростанций и, во-вторых, приведенная стоимость получаемой электроэнергии также должна быть соизмерима с затратами на ее производство на существующих электростанциях.

Еще до недавнего времени ветряные турбины устойчиво рассматривались как принадлежность малой или локальной энергетики. При этом их единичная мощность не превышала 25-30 киловатт, и приведенная иена производимой электроэнергии, несмотря на даровую энергию ветра, на порядок превосходила себестоимость электроэнергии современных тепловых и атомных электростанций (ТЭС и АЭС). Ситуация начала меняться в середине 1980-х годов с освоением в Дании производства ВЭУ единичной мощностью, измеряемой сотнями киловатт, и развитием в Дании, а затем также в Германии, Нидерландах, отдельных штатах США программ строительства «ветроэнергетических хозяйств» из десятков и сотен ВЭУ.

С тех пор, и особенно за последние несколько лет, ветроэнергетика стала одной из наиболее бурно и успешно развивающихся отраслей промышленности. Общий оборот мирового рынка ВЭУ в 1999 году превысил 3 миллиарда долларов. По оценкам специалистов, за два десятилетия сменилось уже семь поколений ВЭУ Их единичная мощность в настоящее время достигает полутора – двух с половиной мегаватт (МВт). В ближайшее время можно ожидать увеличения до 3-5 МВт. При этом длина лопастей 75 м и, соответственно, диаметр ротора порядка 150 м, требуемые для достижения мощности в 5 МВт, являются, по-видимому, предельными при современных материалах и технологиях. Наиболее мощная из ныне действующих ветроустановок (2,5 МВт) с диаметром ротора и высотой мачты в 80 м была сооружена весной 2000 года в Германии.

Ветряки старых конструкции. Внизу: оригинальная конструкция начала 80-х годов е виде крылъчатого ветроколеса

Уже существующие, сооружаемые и проектируемые ветроэнергетические хозяйства (ВЭХ) имеют установленную мощность до 200-300 МВт, то есть соизмеримы по мощности с небольшой ТЭС. Очень популярна идея размещения ВЭУ в прибрежных водах, гле дуют сильные и устойчивые ветра. При этом также снимаются весьма острые для развитых стран вопросы отчуждения земли и звукового воздействия ВЭХ на окружение. Самое крупное на сегодняшний день прибрежное ВЭХ в составе двадцати ВЭУ мощностью по 2 МВт сооружается в проливе Эрезунд между Данией и Швецией.

В начале 1980-х годов стоимость электроэнергии, производимой ВЭХ, составляла примерно 38 центов США за киловатт-час, а в настоящее время она оценивается в 3-6 центов. Эта цифра ниже для более мощных ВЭХ с более современными ВЭУ большей единичной мощности. При этом в ряде стран действуют налоговые льготы, дополнительно снижающие стоимость электроэнергии ВЭХ. Для сравнения стоит указать, что средняя по США себестоимость электроэнергии для ТЭС и АЭС находится на уровне 1,8-3,5 центов за киловатт-час. Более глубокая специализация ВЭУ, использование прогрессивных конструктивных решений и материалов позволяют рассчитывать на дальнейшее снижение стоимости электроэнергии, производимой ВЭХ. В результате ветроэнергетика может стать источником самой дешевой электроэнергии, производимой в промышленных масштабах.

В 1999 году суммарная выработка ВЭУ составила 0,2 процента общего объема мирового производства электроэнергии. Ожидается, что к 2020 году доля ветроэнергетики превысит уже 1 процент. Но и эта цифра показательна не более, чем пресловутая «средняя температура по больнице». Две трети общей мощности ВЭУ в мире на конец 1999 года были сосредоточены в пяти странах: Германии, США, Дании, Испании и Индии. И вот результат. Уже в настоящее время Дания и земля Шлезвиг-Гольштейн в ФРГ покрывают порядка 10 процентов своей потребности в электроэнергии за счет ВЭУ. Вместе с тем все более широко вовлекаются в развитие ветроэнергетики Китай, Великобритания, Нидерланды, Швеция, Италия, Франция. В 2000 году общий прирост установленной мощности ВЭУ в мире превысил суммарную мощность введенных новых блоков АЭС. Для многих стран развитие ветроэнергетики имеет значение не только с позиций защиты окружающей среды, но и для повышения независимости от закупок энергетического топлива за рубежом. Весьма актуальна проблема развития «большой ветроэнергетики» и для России.

Современные относительно мощные ВЭУ производятся сейчас в Дании, Германии, США, Швеции, Японии, Испании. Как правило, они имеют трех- или, реже, двухлопастные роторы. Установка обычно рассчитывается на скорость ветра, изменяющуюся в диапазоне от 3 до 25 метров в секунду; максимальная скорость ветра, которую должны выдержать лопасти и несущая мачта, – 60 метров в секунду. Энергия вращения ротора передается на асинхронный генератор через редуктор и разъемную муфту, размещаемые в капсуле (гондоле) ВЭУ Хотя лопасти ВЭУ внешне похожи на вертолетные, условия их работы принципиально отличны, что требует применения более сложных, трехмерных с учетом эффекта срыва потока, методов аэродинамического расчета. Лопастям придается специальная форма с сужением к концу для уменьшения шума от вращающегося ротора, капсула также имеет специальную звукоизоляцию. В результате уровень шума в непосредственной близости от ВЭУ обычно не превышает 100 децибелл.

Весьма перспективную концепцию, названную Windformer, предложила фирма АВВ (ныне входящая в концерн ALSTOM). В новой ВЭУ, в отличие от традиционной, вместо обычного асинхронного генератора используется специальный генератор высокого напряжения, отсутствуют редуктор, устройство плавного запуска, разъемная муфта, трансформатор. Все это существенно сокращает размеры капсулы ВЭУ, повышает общую надежность и ремонтопригодность, снижает уровень шума. Генерируемый переменный ток высокого напряжения (свыше 20 киловольт) преобразуется в постоянный ток. Несколько ВЭУ объединяются в группу (кластер), и энергия от них поступает по кабелям постоянного тока к общему преобразователю, подключенному к сети. Первая такая ВЭУ расчетной мощностью 3 МВт с трехлопастным ротором диаметром 90 метров и высотой мачты 70 метров сооружается в настоящее время в Швеции.

ГЛАВНАЯ ТЕМА

В третье тысячелетие мы вошли под фанфары радостных надежд, как это всегда бывает с круглыми датами. И, как всегда, очень быстро обнаружилось, что мы не смогли оставить за его порогом главные проблемы западной цивилизации – проблемы, единые для Европы, Северной Америки и России. Более того, ускоряющийся процесс глобализации стремительно превращает их в проблемы всей планеты.

На планете остается все меньше невосполнимых ресурсов, да и восполнимые по-прежнему не возобновляются в полной мере.

Мир между странами и народами столь хрупок, особенно в некоторых регионах, что может взорваться в любую минуту, от любой случайности. Само западное общество теряет устойчивость: его повышенная терпимость перерастает во всеядность и создает питательную среду для агрессии. Разрыв между уровнем и качеством жизни на Западе и Востоке, Севере и Юге растет, а не уменьшается, в то время как численность населения, осо-бенно в бедных регионах, увеличивается. Многие считают, что прошлый век и прошлое тысячелетие, на самом деле, закончились не 31 декабря 2000 года, а 11 сентября 2001 взрывами в Нью- Йорке. Тогда казалось – и об этом говорили во всеуслышание, в том числе и президент Соединенных Штатов, – что старые подходы и представления будут отброшены, что западный мир готов взять на вооружение новые идеи и действовать принципиально по-новому. Была надежда, что эти новые подходы коснутся не только терроризма, что ситуация в мире может коренным образом измениться.

Но время идет, а ничего не меняется. Старые ответы на новые угрозы. Знакомая привычка игнорировать накопившиеся проблемы, пока «гром не грянет». Старые поползновения улучшить свою ситуацию за счет ближних и дальних соседей (только дальних при нынешней системе связи и информации, считай, не осталось).

Потому мы решили вернуться к прогнозам футурологов, составленным до 11 сентября. К обсуждению проблем, острота которых может привести к событиям, затмевающим взрывы в Нью-Йорке.

Пока еще есть время; вопрос, как мы его истратим. И есть еще один неисчерпаемый ресурс – разум, к услугам которого пора обратиться.

Между Севером и Югом

Евгения Ясин

Последствия того, что произошло в Нью-Йорке 11 сентября, могут затронуть не только Соединенные Штаты, но и весь мир. Последствия не только моральные, не только политические, но и экономические в первую очередь. Я думаю, мы еще не раз будем возвращаться к обсуждению того, что случилось. Это нечто чудовищное, такое, по-моему, в истории человечества случается первый раз. Раньше, скажем, сто лет назад, такое не могло случиться, не было соответствующих предпосылок: ни таких самолетов, ни небоскребов, не было таких заметных объектов, пригодных для разрушения, соблазнительных для разрушения. Все это заставляет нас задуматься.

Совсем недавно мы праздновали миллениум, вступление в XXI век, и гадали, каким он будет. А своего рода реальное вступление в XXI век произошло 11 сентября прошлого года, потому что мы увидели, после фантастических фильмов ужасов, увидели в реальности главный конфликт XXI века, возможные его проявления.

Первая реакция – моральная: погибли люди, и то, что сделано, сделали какие-то другие люди или нелюди, которых мы осуждаем, и поэтому все на стороне Соединенных Штатов, людей, которые там погибли. Но мне бы хотелось немножко оставить в стороне эмоции и посмотреть на некоторые реальности, с которыми нам придется сталкиваться.

Противостояние, которым мы жили весь XX век, – это противостояние Востока и Запада, СССР и Соединенных Штатов, социализма и капитализма. Оно закончилось, его нет больше. Хотя многие еще продолжают мыслить категориями холодной войны, продолжают подсчитывать, на кого сколько нацелено боеголовок, что ж, как говорят, генералы всегда готовятся выиграть прошлую войну. А на самом деле, сейчас ситуация принципиально иная. Главный конфликт, на мой взгляд, – это конфликт между Севером и Югом. Это условность, скорее можно говорить: между богатыми и бедными странами.

В 1993 году было произведено валового продукта в мире на 24 триллиона долларов, из них 19 триллионов было произведено в так называемых постиндустриальных государствах. Это члены организации экономического развития и сотрудничества, это западные страны плюс Япония и еще несколько стран, там живет «золотой миллиард», о котором так часто вспоминают. В то же время весь остальной мир произвел валового продукта только на 5 триллионов из этих 24, а всего там живет 5 миллиардов человек. Эти 5 триллионов приходятся на 80 процентов населения Земли. С 60-го по 93-й год разница в годовых доходах граждан между этими странами выросла с 5,7 тысяч долларов в 60-м году до 12,2 тысяч долларов в 99-м.

Разрыв практически непреодолим, и он увеличивается. Богатые страны убегают от бедных. Они каждый раз создают новые продукты, они каждый раз становятся богаче, изощряются в изобретениях, которые оказываются недоступны бедным. Даже если в бедных странах растет уровень жизни, разрыв между ними и богатыми все равно увеличивается.

Увеличение разрыва – это, как говорят в электричестве, разность потенциалов, это энергия. И энергия взрывная. Всем известны такие чувства, как зависть, жадность, желание воспользоваться благами цивилизации и невозможность подступиться к ним. Мы это по себе хорошо знаем, потому что у нас тоже колоссальный разрыв в доходах. И преступность во многом обусловлена у нас тем, что есть молодые люди, которые не видят для себя иного способа пол учить доступ к благам цивилизации. Есть богатые, которые получают все это и не делятся. Вот такая обстановка во всем мире. И Соединенные Штаты, я думаю, вызывают зависть и озлобление во многих других странах. И не обязательно в тех, которые более всего отсталые, те просто лежат на боку и взывают: если можете, помогите. А есть другие страны, там, где добывают нефть или что- нибудь еще, там, где есть возможности узнать, что такое современные удобства, что такое комфорт, что такое оружие, и прочее, прочее.

Вот мы получили такой конфликт между Севером и Югом. И это вызов всему человечеству, прежде всего развитым странам, к которым мы все-таки относимся. И пускай мы немножко отстаем, мы немножко болтаемся между Югом и Севером, но ясно, что Россия на Севере, и в конечном счете она гораздо ближе к развитым странам по всем показателям, чем к отстающим. Хотя, повторяю, все эти конфликты есть и внутри нас.

И вот что любопытно. Мы получили не только конфликт, но и образ конфликта. Он не похож на прошлые войны. Это не война государств с государствами, потому что бедные государства никогда не пойдут воевать против богатых. Люди в этих странах будут искать другие способы: либо инфильтрации, то естьбулут стараться переехать в богатые страны и приобщиться к их культуре, к их богатству там, либо будут заниматься терроризмом, либо еще что-то.

О взрывах в Нью-Йорке говорили, что не могли эти люди организовать диверсию кустарным способом, в этом обязательно принимало участие какое-то государство, потому что необходима длительная подготовка и большие средства… Мне кажется, особый ужас состоит в том, что такого рода диверсию могут организовать 30 человек, имеющих миллион долларов, и таких, которые уверены, что они после геройской смерти попадут в рай. Этого достаточно. И поэтому с ними особенно трудно бороться.

Во всем этом есть, конечно, с самого начала экономическая сторона. Это бедность. И это ответственность развитых стран, постиндустриальных или индустриальных стран, которые добились каких-то успехов. Ответственность за то, чтобы решать эту проблему. Потому что, кроме них, никто эту проблему решить не сможет.

Вот эта новизна ситуации, с которой мы сталкиваемся, она должна нас заставить думать и заставить решать те проблемы, от которых мы прежде уходили. Мы, конечно, сами думали: холодная война кончилась, Америка теперь нам не противник, хотя каждый раз рецидив холодно-военного мышления проскакивал. Вот Косово, Македония. И каждый раз там бомбежки. Конечно, бомбежки – это плохо, и я бы высказался против. Но я просто призываю подумать о том, что перед нами и перед западными странами стоит новая проблема. Если, скажем, мы идем на то, что разрешаем Милошевичу заниматься геноцидом и изгонять албанцев или убивать их и так далее, и тому подобное, то мы сеем гроздья гнева; если мы делаем наоборот, то мы тоже сеем гроздья гнева. И эту проблему решать очень трудно. Она проходит внутри каждого человека и поэтому требует каких-то особых усилий.

С точки зрения экономики нужно прежде всего продумать, какими должны быть механизмы регулирования международных потоков капитала. Каким образом должна быть организована помощь развитых стран слаборазвитым. Возможно, требуются какие-то специальные организации. Вот Бертрам Рассел в свое время говорил о мировом правительстве, его за это там обзывали всякими словами. Но ясно, что мировое правительство не может быть заменено правительством Соединенных Штатов, и какие- то органы регулирования, в которых сейчас нуждается все человечество, не могут оставаться в национальных границах. Организация Объединенных Наций, если ее не перестроить серьезно, не сможет выполнять свою функцию, точно так же, как МВФ и прочее.

Я просто предлагаю задуматься над всем этим. Я думаю, что просто искать того, кому теперь дать по морде, кому ответить, засыпать бомбами Афганистан, авось попадут в Усаму бен Ладена, – это все не решение. Надо придумывать еще что-то…

Что лучше: быть богатым, но больным или бедным, но здоровым?

Дмитрий Люри

Западная цивилизация, а за ней и весь остальной мир идут в тупик. И по очень понятной и даже банальной причине: пряников на всех не хватит. Запасы ресурсов на планете ограничены и стремительно сокращаются; биосфера не справляется с переработкой загрязнений; разрушение природных экосистем становится причиной негативных изменений природной среды в масштабах всей Земли и т.д. Глобализация стремительно превращается в глобальные и экологические проблемы: практически все ресурсы планеты стали доступны для освоения и истощения, загрязняющие предприятия распространяются по всей Земле.

Тем не менее от идеи развития никто отказываться не собирается: богатые страны не желают терять место мировых лидеров, а бедные естественным образом мечтают стать богатыми. Из этого противоречия был достаточно быстро найден, казалось бы, очень удачный выход: чтобы всем было хорошо, надо перейти от «плохого», тупикового, неустойчивого развития к «хорошему», устойчивому. Осталось разобраться с деталями, в которых, как известно, чаще всего и скрывается дьявол.

Мы «за» устойчивое развитие, но мы – «против» него

Для устойчивого развития общества необходимо, чтобы его ресурсы постоянно возобновлялись, причем как минимум в неуменьшающемся количестве и не ухудшающегося качества.

По принципиальной возможности и способу восстановления можно выделить три типа ресурсов (эта классификация несколько отличается от той, которая дана в школьных учебниках).

Ресурсы, которые полностью восстанавливает сама природа за счет бесплатной (для человека) солнечной и гравитационной энергии. Именно на их основе возник и развивался человек как биологический вид, и даже сейчас они составляют около 98 процентов от всей массы потребляемых людьми ресурсов. Это продукты земледелия, скотоводства, рыбного, охотничьего и других промыслов, древесина, естественные волокна, вода, воздух и так далее. Проблема в том, что количество ресурсов, которое способна восстановить природа без посторонней помощи, строго ограничено. Человек может помочь ей, но за это надо платить.

Зависимость эффективности Е (а) и затрат ресурсопользования Z (б) от объемов ресурсопользования R

В момент экологического кризиса затраты на использование ресурсов резко возрастают (б), а эффективность, соответственно, столь же резко падает (а).

Так было в сельском хозяйстве черноземной России в начале XIX века, и этот график с точностью воспроизвели деревни Техаса (США) в результате пыльных бурь 30-х годов XX века

Ресурсы, которые, в принципе, можно восстановить из отходов для повторного использования, но только силами самого человека. Сегодня треть всего потребляемого в мире свинца, алюминия, железа приходится именно на «вторичное сырье», и доля эта постоянно растет.

Наконец, невозобновимые ресурсы, которые, в принципе, не могут быть восстановлены для повторного использования. Это прежде всего углеводородные (нефть, газ, торф и другие) и неуглеводородные энергоносители (уран).

Конечно, природа для нас – не только ресурсы, но все- таки прежде всего именно они. Если в результате какого- то катаклизма или нашей неразумной деятельности природная среда Земли кардинально изменится, по желтому небу над голубыми лесами поплывут красные облака, но урожай зерна, качество воды и заготовка древесины останутся на прежнем уровне, то у большинства населения все эти фокусы ничего, кроме быстро проходящего любопытства, не вызовут.

Устойчивое развитие предполагает, что количество используемых ресурсов непрерывно растет, все, что можно, восстанавливается из отходов, а энергоресурсы постоянно заменяются новыми (древесина углем, потом газом и нефтью, потом ядерным топливом). Достоинств у такой разумной стратегии множество, а недостаток всего один: чем больше используется ресурсов, тем больше – причем непропорционально больше – надо тратить на их восстановление, и эффективность экономики поэтому постоянно снижается. Значит, объемы потребления растут медленно, могут стабилизироваться и даже падать.

Но ведь именно рост объемов потребления – несомненный приоритет в системе ценностей современного человечества. Теперь, когда глобализация на весь мир распространяет именно западные ценности с их идеей постоянного роста потребления, они становятся всеобщими. Прочие культуры с другими шкалами ценностей (восточные, например, основанные на идее стабильности) не выдерживают этого давления и стремительно вестернизуются.

Возникает занятный парадокс: получая вместе с западной системой ценностей тягу к устойчивому развитию, традиционные культуры в реальности теряют необходимые для этого культурные предпосылки. Получается, что путь устойчивого развития реально противоречит устремлениям все большей части современного общества. Поэтому в действительности развитие идет по совершенно другому пути.

Наши достижения или почему у нас так плохо получается

Желая наибольшими темпами увеличивать потребление, человек стремится использовать как можно больше ресурсов с наименьшими затратами. Труднее всего, разумеется, экономить на добыче, поскольку' правило «чем больше вложишь, тем больше получишь» действует здесь неукоснительно. Проше всего экономить на восстановлении ресурсов, поскольку последствия этого обычно далеки и туманны.

Общество выбирает эффективность, и траектория развития все дальше отклоняется от устойчивой. Сначала объемы потребления растут очень быстро. Однако ресурсы истощаются все быстрее. С определенного момента начинаются неприятности: падают урожаи на истощенных полях, растут затраты на добычу дефицитного сырья, распространяют болезни загрязненные вода и воздух. Так что рано или поздно реальная траектория использования ресурсов поворачивает обратно в сторону устойчивой. Это может происходить тремя принципиально различными путями.

В одном, благоприятном случае «одумавшееся» общество вкладывает часть полученных на первом этапе богатств в восстановление истощенных ресурсов. Это дает возможность и дальше наращивать объемы использования ресурсов, хотя за это приходится платить снижением эффективности и уменьшением темпов роста, а иногда и объемов потребления. В другом, неблагоприятном случае, когда в восстановление ресурсов не вкладывают ничего, падают объемы использования ресурсов и столь же стремительно падают объемы потребления – со всеми вытекающими отсюда социальными последствиями. Самый неприятный – третий, катастрофический путь, когда ресурсы оказываются полностью истощенными и «восстановление равновесия» происходит в точке никого ни к чему не обязывающего нуля.

В реальности использование ресурсов то удаляется, то приближается к устойчивой траектории. Эти виражи развития – экологические кризисы – очень похожи на русские горки, где больше всего неприятностей и визга происходит именно на ниспадающих участках.

Траектория развития экологического кризиса в ЦЧР в 1785-1985 годах.

Реальность никогда не совпадает с траекторией идеального равновесия, хотя иногда кривые очень близки друг к другу. Токов печальный опыт Центральной черноземной России, почти растерявшей потенциал плодородия между 1785 и 1985 годами. Чем хуже ситуация, тем разумнее ведут себя люди – но их рациональность никогда не бывает достаточной.

Реальная траектория развития сельского хозяйства – траектория экологического кризиса.

Идеальная равновесная траектория развития сельского хозяйства в ЦЧР

Русские горки

Что мешает обществу, на своей шкуре испытавшему все «прелести» экологического кризиса, зафиксироваться на устойчивой траектории и дальше развиваться уже по этому спокойному, хотя и не совсем выгодному пути? Раз уж мы упомянули русские горки, попробуем это понять вначале на отечественном материале. Рассмотрим, как развивалось сельское хозяйство в Черноземном регионе России с 1785 по 1985 год.

Еще в начале XIX века это – одна из главнейших зерновых житниц страны. Год за годом крестьяне увеличивали площади пашен под рожь и ячмень, сокращая площадь пастбищ и сенокосов. Поэтому удобрений на поля вносилось в пятнадцать раз ниже нормы, а трудозатраты на восстановление их плодородия были в два раза меньше необходимого. Однако богатейшие почвы терпели хищническую эксплуатацию и давали вполне сносные по тем временам урожаи. Эффективность хозяйства составляла около 1,4 дж/дж (вместо необходимых для равновесия 1,1 дж/дж), а объемы потребления были практически в два раза больше тех, которые обеспечила бы траектория устойчивого развития.

Однако к середине XIX столетия нагрузка на пастбища превысила критическую величину, началась быстрая их деградация, а следом – сокращение числа коров и лошадей. Пашни, получавшие все меньше удобрений, быстро истощались. Казалось бы, самое время одуматься и перейти к «устойчивому развитию». Но не тут-то было! Численность населения в регионе продолжала увеличиваться, да тут еще иены на хлеб в Европе и России резко пошли вверх. Поэтому распашка земель продолжалась в неослабевающем темпе, сборы зерна росли, а то, что удобрений стало еще меньше, что ж, «землица-кормилица потерпит».

Реформы 1860-х годов внесли свою лепту в отклонение от устойчивой траектории: первое, что сделал освобожденный пахарь, – начал более интенсивно эксплуатировать доставшиеся ему угодья. «Все распахано до самых бросовых земель, и все смотрят, нельзя ли еще что-нибудь распахать. С ревом несутся с огромных водоразделов после всякого дождя сильные потоки. Каждой весной в этот «праздник природы» они сносят неисчислимые площади самой плодородной земли». Так описывал очевидец черноземные ландшафты того времени.

С восьмидесятых годов урожаи начали падать, а к концу века в регионе разразился голод. Поскольку Черноземье было одним из основных производителей зерна, то голод охватил практически всю европейскую часть Российской империи. Кризисная траектория ресурсопользования повернула к устойчивой самым неблагоприятным путем – за счет снижения объемов использования ресурсов.

И тут освобожденный пахарь одумался: несмотря на трудные времена, прекратил распахивать пастбища, и площадь кормовых угодий даже несколько возросла. На поля вывозили все больше органики, а вскоре появились и минеральные удобрения. 1Ъсударственные программы борьбы с неурожаями разрабатывали на таком высоком научном уровне, что они прекрасно смотрятся и сейчас. Крестьяне стали лучше ухаживать за полями: мелиоративные трудозатраты буквально за несколько лет выросли в полтора раза – воистину «пока гром не грянет, мужик не перекрестится»! Все это повернуло кризисную траекторию в сторону устойчивой по благоприятному пути, когда рост вложений в восстановление ресурсов позволяет наращивать объемы их использования и снижать при этом уровень их истощения. За это, правда, пришлось заплатить снижением эффективности хозяйства, но ведь другого разумного выхода просто не было.

Но в начале XX века начался быстрый рост численности населения страны и новый виток цен на зерно. Моментально «благородный порыв» был забыт, и потребительские приоритеты вновь взяли свое, не помогли ни государственные программы, ни уроки только что произошедшей катастрофы. Объемы потребления достигли рекордных значений. Реальная траектория развития вновь отклонилась от устойчивой, даже не дойдя до нее, и Черноземье уверенно пошло навстречу новому кризису.

Ему помешали разразиться только Первая мировая и Гражданская войны. Население резко сократилось, объемы сельскохозяйственного производства упали, за счет чего траектория развития опять повернулась в сторону устойчивой. Заброшенные поля и пастбища стали восстанавливаться, ресурсно-экологическая обстановка заметно улучшилась. Но кто в военную годину всерьез заботится о восстановлении ресурсов? Поэтому регенерационные затраты оставались низкими, и равновесие опять не было достигнуто.

Дальнейшая история похожа на раскачивающийся маятник. Истощение земель и отклонение от равновесия в двадцатые – тридцатые годы, падение ресурсопользования в сороковые, во время и сразу после войны, новый виток истощения ресурсов в пятидесятые. Выход из этого неустойчивого развития был вроде бы найден в шестидесятые – семидесятые годы, когда стали активно развиваться современные агропромышленные технологии. Затраты на восстановление плодородия (включающие минеральные и органические удобрения, средства защиты, мелиорацию земель, современную технику и другие) возросли в десять раз. Это позволило увеличить объемы использования ресурсов в шесть раз при практически полном восстановлении ресурсо-экологического равновесия. Траектория развития почти коснулась устойчивой, и, казалось, победа над двухсотлетним «колебательным режимом» уже близка. Мешало только это небольшое «почти»: вложения в регенерацию были все же несколько меньше необходимых, и часть земель продолжала деградировать.

Экономический кризис девяностых годов поставил над Черноземьем еще один эксперимент: как оно отреагирует на ухудшение экономической обстановки, снижение спроса на продукцию. Объемы ресурсопользования, как и полагается, упали, но вложения в восстановление ресурсов, прежде всего на удобрения и мелиорацию, сократились еще сильнее. В результате, несмотря на сжатие экономики, экологическая ситуация в регионе, да и ва всей России, не улучшилась, как того ожидали специалисты.

Итак, более чем за двести лет траектория развития сельскохозяйственного ресурсопользования в Черноземье ни разу не соединилась с устойчивой, ей все время что-то мешало. Может быть, в других странах она ведет себя по- другому? Посмотрим на «американские горки» – траекторию развития сельского хозяйства на Великих равнинах США, которые играют такую же роль в хозяйстве этой страны, что и Черноземье в России.

Американские горки

Быстрый рост населения и иен на продукты стимулировал фермеров нарашивать производство; при этом американские фермеры экономили, как и черноземные крестьяне, во-первых, на удобрении земель, во-вторых, на противоэрозионных мероприятиях, чрезвычайно важных в условиях засушливого ветреного климата и легкого субстрата. Пашня росла, пастбища под непосильной нагрузкой деградировали, и траектория развития все дальше и дальше отклонялась от устойчивой.

К тридцатым годам пыльные бури превратили 36 миллионов гектаров в полностью непригодные земли, урожайность зерновых упала на треть, а плошади их посевов уменьшились на 45 процентов. Фермеры разорялись, переселялись в города, совсем как за сорок лет до этого в российском Черноземье.

В тридцатые годы нашего века одумались и здесь: была создана система ветрозащитных лесных полос, организована Служба охраны почв, которая консультировала фермеров и субсидировала их мелиоративные затраты. Стали обильнее удобрять почву. Переход к «устойчивому развитию», казалось, начался успешно. Но грянула Вторая мировая война, а вместе с ней и повышение цен на зерно, которое вновь отбросило реальную траекторию развития от устойчивой: до вложений ли в регенерацию ресурсов, когда конъюнктура просто побуждает нарашивать объемы потребления!

Потом – все тот же маятник. В пятидесятые – шестидесятые годы увеличение затрат на восстановление ресурсов, траектория приближается к устойчивой. Семидесятые годы – экспортный зерновой бум (связанный не в последнюю очередь с импортом зерна в СССР) и отклонение от устойчивой траектории. Восьмидесятые – девяностые годы – очередной переход к восстановлению равновесия. Сейчас траектория развития сельского хозяйства на Великих равнинах США почти приблизилась к устойчивой, хотя деградация земель, в первую очередь эрозия, еще идет на значительных плошадях. Только вот опять это проклятое «почти»… Специалисты между тем прогнозируют экономический спад, а другие, наоборот, – повышение спроса на зерно, и то, и другое грозит новым отклонением маятника.

Загрязнение атмосферы городов США, отравление крупных рек Западной Европы, деградация пастбиш в аридных странах Африки – вот далеко не полный список процессов, который мы проанализировали. И практически везде события развиваются по одному и тому же сценарию, нами изложенному. Реальная траектория развития ресурсопользования, то приближаясь к устойчивой, то удаляясь от нее, никак не хочет на ней зафиксироваться. Почему?

Только загнанный в угол ведет себя разумно

Устойчивая траектория невыгодна обществу, поскольку заставляет ограничивать темпы роста объемов потребления. К тому, чтобы их наращивать, толкает практически все: рост численности населения и повышение политэконом ической свободы предпринимателей, улучшение экономической ситуации и, наоборот, ее ухудшение, многочисленные общественные катаклизмы и даже уменьшение численности населения в результате различных социальных катастроф (а ведь именно в этом многие видят панацею от грядущих бед).

К сожалению, единственное, что действует в противоположном направлении, – крайнее истощение ресурсов. Тогда либо падает использование ресурсов, поскольку использовать просто нечего, либо общество начинает больше вкладывать в их восстановление, поскольку другого пути у него просто нет. Однако, если ресурсопользование находится на устойчивой траектории, то истощения ресурсов нет, и этот фактор практически не действует. Он начинает преобладать, только когда отклонение становится достаточно большим, и тогда траектория поворачивается в обратную сторону, ну, а дальше история повторяется вновь, хотя, конечно, глубина кризисного виража каждый раз может быть разной.

Так что же, примеров устойчивого развития не существует? Они есть и не так уж редки. Например, когда в Черноземье бушевали экологические кризисы и социальные катастрофы, траектория развития Новгородской губернии с конца XVIII до начала XX века практически не отклонялась от устойчивого пути.

Подзолистые почвы, в отличие от черноземов, очень бедны. Стоит лишь год-два не вносить необходимого количества удобрений, и они тут же истощаются и перестают давать урожай. Поэтому крестьяне просто были вынуждены все время удобрять почвы, содержать соответствующее количество скота, дающего органику, и сохранять необходимые ему площади кормовых угодий. С годами были выработаны особые правила социального и экономического поведения, поддерживающего рациональное природопользование, причем настолько действенные, что плодородие земель с течением времени не уменьшалось, а увеличивалось.

Таких примеров устойчивого развития социумов, находящихся в условиях ограниченного количества ресурсов, можно найти множество: в засушливой Азии, на крайнем Севере, в тропиках и даже в Европе. Жесткий дефицит ресурса все время контролирует потребительский приоритет и удерживает развитие хозяйства на устойчивой траектории.

Итак, устойчивое развитие возможно лишь в условиях ограниченной ресурсной базы, но там крайне сложно постоянно увеличивать желанное потребление.

Что лучше, быть богатым и здоровым или бедным и больным? Современному обществу почему-то кажется, что вопрос стоит именно так, и оно, естественно, выбирает первый вариант – устойчивое повышение уровня жизни наибольшими темпами. Нам кажется, что в действительности дилемма не столь проста: «богатый и больной» или «бедный и здоровый». Тут, согласитесь, есть над чем серьезно подумать.

Да здравствует кризис?

Очень хочется надеяться на то, что разрабатываемые сейчас международные и государственные программы перехода к устойчивому развитию окажутся эффективными, их реализация пройдет успешно. Но, честно говоря, автор не очень верит, что все пройдет так спокойно и гладко.

Главное препятствие – в потребительских приоритетах современного общества, которые в результате глобализации все шире распространяются. Надо признать, что общество не готово в ближайшие годы, а реально и десятилетия, кардинально изменить этот приоритет. Значит, и демократически избираемая политическая элита не сможет совершить необходимые для этого шаги. Кто сейчас проголосует за президента, поставившего во главу угла своей программы ограничение уровня жизни избирателей? Поэтому наиболее вероятной нам представляется дальнейшая дестабилизация обстановки, которая раньше или позже приведет к глобальному экологическому кризису.

Только не надо его так уж бояться, поскольку этот кризис и даст цивилизации шанс перейти к устойчивому развитию. История показывает, что различные кризисы и катаклизмы были мощными импульсами для кардинального изменения пути развития общества, перехода его на другую траекторию прогресса. Реально ощущаемые трудности и проблемы, а не услышанные по телевизору апокалипсические прогнозы заставят людей достаточно быстро и кардинально пересмотреть шкалу социальных ценностей и основанные на ней закономерности практической деятельности. А для того, чтобы это произошло, чтобы возможный кризис закончился благоприятно, а не привел к деградации цивилизации или ее коллапсу, необходимо научиться им управлять. Поэтому похоже, что, надеясь на светлое будущее – sustainable development (устойчивое развитие), нам стоит готовиться к реальной перспективе – controllable crisis, контролируемому кризису.

И снова никто не хотел умирать

Анатолий Уткин

Сценарии будущих мировых войн похожа на игру е солдатика взрослых дядей, на бумаге двигающих армиями, рассылающих ноты протеста и нападающих исподтишка. Но опасно недооценивать вероятности того, что один из них осуществится. Собранные вместе, в одном обзоре, они хоть и противоречат друг другу, но единодушно демонстрируют, насколько хрупок мир. Постепенное истощение ресурсов, размывание четких ориентиров и границ между Добром и Злом, зримое соседство бедности и богатства, претензии одной культуры на то, чтобы стать всеобщей, – все это создает атмосферу, чреватую и терроризмом, и международными конфликтами.

Пока, к чести всех участников, удавалось их если не предотвратить, то хотя бы локализовать и не допустить Большой беды. Игры в солдатики для того и нужны, чтобы не захотелось предаться военным играм в реальности.

Футурологи относительно нового столетия были настроены пессимистически задолго до взрывов в Нью-Йорке. В основных сценариях на тридцать – пятьдесят лет вперед нет «конца света», но предсказаны масштабные конфликты вплоть до мировых войн по причинам самым разным.

Например, к этому может привести соперничество из-за земных пространств и невосполнимых ресурсов (Дж. Модельски и У. Томпсон). Еще важнее, по их мнению, стремление лидирующей державы занять позиции гегемона – это неизбежно вызовет яростное противодействие.

Начало упадка мировых лидеров нанесет удар по мировым фондовым биржам, приведет в хаос мировую торговлю, вызовет деградацию производства (Дж. Арриги). Отношения между государствами обострятся вплоть до силового конфликта между 2030 и 2040 годами.

Длительный экономический рост должен был, по мнению И. Уоллерстайна, закончиться примерно в 2000 году. Это должно было вызвать социальную поляризацию и сделать безнадежными попытки удержать социальный мир. Всеобщее ожесточение будет связано и с яростным неприятием Соединенными Штатами своего относительного ослабления, что приведет к противостоянию США (совместно с Японией и Китаем) и объединенной Европы вплоть до глобального катаклизма.

Но есть и противоположный прогноз, правда, с тем же результатом: Дж. Голдстайн объясняет грядущий конфликт слишком быстрым экономическим развитием, которое обостряет борьбу за естественные и невосстановимые ресурсы, за земельные пространства. Богатые страны не согласятся на более скудный ресурсный рацион, а бедные найдут способы консолидации; ведущие страны столкнутся между собой примерно в 2030 году.

Принципиальными, практически не поддающимися компромиссу С. Хантингтон считает цивилизационные противоречия: «Линии соприкосновений цивилизаций станут фронтами будущего». Каждая из цивилизаций имеет глубокий тыл, неиссякаемые сотни миллионов приверженцев, моральные обоснования жертвенности. Конфронтация «Запада против Незапада» ученому кажется неизбежной, чреватой хаосом и острым конфликтом.

Главный фактор нестабильности – распространение ядерного оружия: мир становится все более опасным местом для жизни «из-за неизбежности несчастных случаев и возможности ядерной войны» (X. Макрэй). Более четырехсот атомных электростанций и множество других атомных объектов в мире не могут однажды не обнаружить естественной способности человека ошибаться.

Несколько сценариев основываются на столь реалистических предпосылках, что их явно не стоит игнорировать. На нашей планете есть несколько узлов противоречий, способных вызвать колоссальный по масштабам мировой взрыв, настолько огромны силы, которые могут участвовать в конфликте или настолько потенциально конфликтные регионы важны для всего человечества.

Распространение ядерного оружия

Не надо быть фантастом, чтобы предположить, что Северная Корея может во второй раз (как это она уже делала в 1998 году) запустить баллистическую ракету через территорию Японии в акваторию Тихого океана. Дальше события могут пойти так: сенат США проголосует за развертывание национальной системы противоракетной обороны (НПРО), даже если технические возможности для этого очень сомнительны. Тогда российское правительство объявляет себя свободным от Договора СНВ-2.

Напуганная северокорейскими испытаниями Япония согласится внести свою долю в создание системы противоракетной обороны. Это заставит Китай объявить, что теперь он вынужден ускорить создание наступательных вооружений (располагая некоторыми новыми американскими ядерными секретами, КНР может обесценить систему противоракетной обороны).

Китайская угроза будет более чем ощутима в Индии. Бумеранг сделает полный оборот: конгресс США теперь уже будет полностью уверен в необходимости создания НПРО.

Так малый запуск очень бедной страной ракеты сомнительного качества может изменить весь мировой баланс. Ядерная эскалация уже сегодня касается всего мирового сообщества, а не только двух-трех наиболее развитых стран. И кризис может инициировать далеко не самый мощный член сообщества. По словам американца Джонатана Шелла, «любое развитие ядерного оружия или систем его доставки создает давление, ощутимое повсюду в глобальной сети действий и противодействий».

Блокада Персидского залива

Один из критически важных регионов – Персидский залив. Природа распорядилась так, что в его недрах и недрах прибрежных стран находится треть главного энергоносителя Земли – нефти. Государство, которое перекроет Ормузский пролив, соединяющий залив с Индийским океаном, будет, по сути, контролировать жизнь двух самых развитых регионов Земли – Западной Европы и Восточной Азии. Со времени перехода своих дредноутов на жидкое топливо этот пролив контролировала Британия. Выйдя на орбиту глобального всемогущества, Америка с 1947 года разместила здесь свои значительные силы.

Соединенные Штаты строили свое преобладание здесь, опираясь на два крупнейших прибрежных государства – Иран и Саудовскую Аравию. Обе страны были оснащены почти исключительно американским оружием, их военная элита получала образование в американских военных училищах. Но революция 1979 года в Иране подорвала эту схему, Иран превратился во враждебное США государство, и с тех пор господство над Ормузским проливом находится в пределах удара недовольной существующим положением силы.

Сильнейшая страна региона – безусловно (после поражения Ирака), Иран. А теперь он склонен пересмотреть ситуацию в критическом регионе мира, бросив вызов и исламскому положению Саудовской Аравии, и прежде всего вооруженному контролю Соединенных Штатов. Тегеран весьма отчетливо сознает свою силу и постоянно ее укрепляет.

Третья мировая война по сценарию С. Хантингтона в заголовках газет 2010 года

В Южнокитайском море найдена нефть. Нефтеносный участок находится частично под китайской, частично под вьетнамской юрисдикцией. Китай объявил все месторождение своей собственностью.

Военно-морские суда США входят в Южнокитайское море. Таков ответ Соединенных Штатов на вторжение китайских войск во Вьетнам и просьбу Вьетнама о помощи. Ушедшая из объединенной Кореи, сократившая свое присутствие в Японии, Америка имеет шанс вернуть себе былое влияние в регионе.

Удар по американским судам в Южнокитайском море. Попытки генерального секретаря ООН и премьер-министра Японии добиться перемирия оказались тщетны.

Китайские войска ворвались в Ханой. Японцы запрещают американцам воевать с Китаем, используя военные базы, расположенные в Японии.

«Это не наша война!» – под таким лозунгом массы американцев вышли на улицы своих городов, требуя мирных переговоров с Китаем. Особенно активен протест испансязычных американцев и юго-западных штатов страны.

Индия напала на Пакистан. За спиной воюющих гигантов Индия попыталась уничтожить ядерный потенциал Пакистана. Пакистанских мусульман поддержал Иран. Индия отступает, сдерживая восстания меньшинств в глубине собственной страны.

Москва китайцам не верит. В ответ на предложение Китая заключить пакт о безопасности русские наращивают военные силы в Сибири и на Дальнем Востоке

Оккупирован Владивосток. Китайские войска вторглись на территорию России, захватили долину реки Амур. Идут затяжные бои в Восточной Сибири.

Запад на российской нефтяной игле. Мусульманская нефть идет в Китай. США и Западная Европа полностью зависимы от поставок нефти из России, Закавказья и Центральной Азии.

Взаимовыгодная любовь. В противостоянии Китаю и его союзникам Россия бесценна для Запада – и протяженностью границ с главным противником, и еще сохранившимся контролем над центрально-азиатскими нефтью и газом. Россия поддерживает антикитайских повстанцев в Тибете, Монголии; ее без проволочек принимают в НАТО.

На Пекин! Преодолев Великую Китайскую стену, российско-натовские военные силы движутся по территории Китая. Хотя сохраняется опасность, что противник в отчаяньи пойдет на применение ядерного оружия, вероятнее, что он не решится на такой самоубийственный шаг.

Те, кто был в стороне, подсчитывают выигрыш. Глобальный центр мощи сместился на юг. Война пошла на пользу тем, кто в ней не участвовал: Латинской Америке и Индонезии.

На Иран приходятся 9 процентов мировых разведданных запасов нефти и 15 – газа. Он быстро наращивает свою военную мошь: иранские военные расходы только в 1998 году выросли почти на четверть и утроились с 1990 года. В новом веке Иран начинает пятнадцатилетнюю программу перевооружения с особым упором на военно-воздушные силы, стремясь превратиться в безусловно крупнейшую силу Залива; здесь ежегодно выделяется 2 миллиарда долларов на закупку новейших вооружений.

Согласно западным источникам, Иран вскоре испытает ядерное устройство. Закупка подводных лодок и дальней авиации, грозяшей авианосцам, – явный прицел на контроль в будущем над Ормузским проливом. Именно здесь может разразиться один из наиболее острых кризисов начала XXI века. Ведь здесь Ирану противостоят США, провозгласившие себя гарантом безопасности региона и пролива и предоставившие ядерный зонтик местным режимам.

Стоя на страже Ормуза, США предложили соседним странам (ни одного демократического режима) программу из четырех пунктов: 1) создать общее военное планирование; 2) укрепить военные связи с США; 3) обеспечить американское военное присутствие в регионе; 4) привлечь в регион таких своих союзников, как Британия и Франция.

Здесь, на подходе к Ормузу, будет находиться одна из самых болевых точек XXI века. Кризис в Заливе немедленно выплеснется в мировой экономический (нефть) и политический кризис, который расколет арабский мир по отношению к США.

Сценарии порой противоречат друг другу. У С. Хантингтона, почитающего наиболее серьезными противоречия между западной и не западной цивилизациями, Россия выступает на стороне Запада (США, Западная Европа, Индия), а противостоят им Китай, Япония и большинство стран исламского мира. А у британского футуролога С. Пирсона Россия, раздраженная потерей статуса сверхдержавы и неуклонным продвижением НАТО на восток, вступает в альянс с исламским миром и противостоит Западу. С. Пирсон полагает вполне возможным, что США, как ни странно, подвергнут ядерно му обстрелу своего нынешнего союзника на Ближнем Востоке – Израиль.

В этом сценарии (400-страничный том, где шаг за шагом прослежены путь основных участников к новой мировой войне 2006 года, ход этой войны и ее последствия) много неожиданных, но вполне реалистичных поворотов. Вот один из них: уязвимость военно- воздушных сил Запада – в необходимости дозаправки самолетов топливом; потому «Исламскому союзу», с которым ему предстоит воевать, нет нужды уничтожать весь военно-воздушный флот противника, достаточно сделать невозможной эту самую дозаправку. Удар, нанесенный по авианосцам и самолетам-танкерам, по сути, обеспечивает победу в воздухе.

Как видим, есть «болевые» регионы и «болевые» точки международных отношений, чреватые конфликтами, каждый из которых, в принципе, может перерасти в новую мировую войну. Это невосполнимые ресурсы, прежде всего энергетические, возможность их контролировать. Это. как и много десятилетий и столетий тому назад, территории (особенно богатые невосполнимыми ресурсами). Это, наконец, культурная гегемония в мире, за и против которой люди готовы воевать, отдавать жизни – в основном, конечно, чужие…

Дивный дар Сороса

Вячеслав Шупер

Последние увлечения западных интеллектуалов могут ослабить саму основу современного западного общества – его идеологию, мировоззрение, мироощущение.

В общественном сознании рационализм и веру в Разум, свойственную эпохе Просвещения, потеснил постмодернизм. Он не предлагает новых ценностей, но подвергает ироническим сомнениям все прежние.

Его терпимость граничит со всеядностью. Это своеобразное проявление декаданса, упадка, часто сопровождавшего не расцвет, а закат цивилизаций.

Джордж Сорос протянул нам руку помощи тогда, когда мы больше всего в ней нуждались. Его фонды поддерживали нашу научную работу и само наше существование в самые тяжелые годы реформ. Однако он сделал для нас еще больше не в качестве финансиста и филантропа, а в качестве одного из самых ярких учеников и последователей сэра Карла Поппера. Его книги «Сорос о Соросе» и «Кризис мирового капитализма. Открытое общество в опасности» указывают то направление, в котором мы должны искать выход из нынешнего духовного кризиса.

Новая историческая эпоха, наступившая 11 сентября, требует от нас не только мужества и воли, но и серьезнейших интеллектуальных усилий, необходимых для понимания изменившегося мира. Запад уже давно впустил к себе терроризм с черного хода, а потому оказался совершенно морально не подготовленным к бескомпромиссной борьбе с ним, когда угроза стала смертельной.

Ренн, 1994 год. Протестующие рыбаки сожгли старинную ратушу.

Французские Арденны, 2000 год. Протестующие рабочие слили в реку 3000 литров серной кислоты.

Таких примеров множество, и Западная Европа к ним терпима – это вполне логичное продолжение терпимости к уличным буйствам молодежи, блокированию транспортных магистралей и нефтеперерабатывающих заводов. Увы, отношения с людьми, не уважающими закон и права других людей, могут строиться только на основе принуждения. Не желая понимать и принимать это, западное общество стало разделять террористов на «плохих» и «хороших». Но не разобравшись с теми, кто забрасывает полицию камнями и бутылками с зажигательной смесью, едва ли легко будет одолеть тех, кто использует бомбы.

Трудно отделаться от мысли о влиянии философии постмодернизма, распространившейся на Западе как тяжелое инфекционное заболевание, на подобное поведение наиболее активной части народных масс. Методологический анархизм в теории в стиле П. Фейрабенда симметричен «практическому анархизму» противников глобализации, что вполне соответствует установленному К. Поппером тождеству теории познания и социальной теории.

Именно исходя из этого тождества К. Поппер писал вставшем классическим труде «Открытое общество и его враги», что идеалом открытого общества можно считать Большую Науку, воплотившую великие принципы критического рационализма, очищенную от корысти, карьеризма и игры мелких честолюбий, полностью посвященную поиску истины.

Однако до какой степени реально существующее на Запале либеральное общество вообще может соответствовать этим великим принципам? Может, это пока – незавершенная и искаженная форма открытого общества?

Печальная истина заключается в том, что современный капитализм в наиболее развитых странах Запада (он же – либеральное общество) в принципе нельзя рассматривать как деформацию открытого общества, как весьма несовершенное осуществление его идеалов. «Реально существующий капитализм» принципиально не может соответствовать этим идеалам. Прежде всего, потому, что принцип эгалитарной демократии «один человек – один голос», на котором зиждется либеральное общество, уравнивает умных и просвещенных с глупыми и невежественными, которых всегда много больше, а это практически исключает механизмы рациональной критики. Истина – то, за что проголосовало большинство избирателей.

Для Большой Науки как идеала научного сообщества характерна более высокая форма демократии, основанная на принципе равенства всех перед истиной, но вовсе не всеобщего равенства. Большая Наука – это элитарная демократия или меритократия, ибо положение ученого в научном сообществе определяется значением полученных им результатов. Именно поэтому Большая Наука может быть рациональной. А способность общества, построенного на принципах эгалитарной демократии, к критическому взгляду на самого себя и, соответственно, к рациональному действию весьма сомнительна.

Сорос, возможно, был даже много ближе к истине, чем это представлялось ему самому, когда писал: «Если выдумаете, что концепция открытого общества парадоксальна, то вы правы». Весь пафос его последней книги направлен прежде всего на утверждение идеи нестабильности открытого общества, нестабильности не только экономической, но и политической. Оно нестабильно хотя бы потому, что далеко не все свободные граждане открытого общества разделяют его принципы и уж тем более считают своим долгом его защищать. После трагических событий 11 сентября можно сказать, что Сорос действительно оказался прав в существенно большей степени, чем это представлялось ему самому. Впрочем, сама идея не вполне нова: Эрнст Геллнер (1925 -1995), выдающийся теоретик свободы, ответственности и достоинства, тоже предупреждал об опасности иллюзий относительно рациональной природы человека и человечества. Гражданское общество, по Геллнеру, можно уподобить велосипеду: оно падает, когда теряет скорость, когда ослабевшая экономика больше не может обеспечивать постоянный рост благосостояния большинству его членов. Тоща раздраженное большинство вполне готово отказаться от великих принципов, пожертвовав ради иллюзорного благополучия реальной свободой.

Впрочем, и в относительно нормальных условиях далеко не все из тех, кто пользуется плодами открытого общества, разделяют его идеалы или, тем более, последовательно придерживаются его принципов. Например, СМИ манипулируют общественным мнением, и Сорос считает это крайне опасным посягательством на принципы демократии. Возможно ли вообще рассматривать институты гражданского общества как надежную гарантию демократии? Есть очень весомые основания для сомнений в этом. Множество фактов подтверждают зависимость этих институтов от колебаний политического климата, и чудовищная история Маши Захаровой – вероятно, самый яркий из них. При этом небезынтересно отметить, что во Франции эта история так и осталась почти совершенно неизвестной широкой общественности.

РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА

Геллнер Э. Условия свободы. Гражданское общество и его исторические соперники. М.: Ad Marginem, 1995.223 с.

Автору удалось соединить благородную веру в разум, восходящую к мыслителям Просвещения, со значительно более современным и более пессимистичным взглядом В. Парето, считавшего человека рациональным существом не потому, что цели его рациональны, а потому, что он использует рациональные методы для достижения своих целей. При этом сам Геллнер остается оптимистом. Его цель – совершенствовать интеллектуальные средства, необходимые для борьбы за наши идеалы, а не отказываться от нее.

Дубровский Д.И. Постмодернистская мода // Вопросы философии, 2001, т.

Яркий пример философской публицистики, в которой философ выступает одновременно и в качестве профессионала, беспощадно разоблачающего противоречия в аргументации оппонентов, и в качестве гражданина, озабоченного интеллектуальной деградацией и ее последствиями для нашей страны и западной цивилизации в целом.

Поппер К. Открытое общество и его враги. T.I. Чары Платона, Т.Н. Время лжепророков: Гегель, Маркс и другие оракулы. М.: Международный фонд «Культурная инициатива», Soros Foundation (USA), 1992.

Одно из самых значительных произведений общественно-политической мысли XX века. Поппер рассматривал угу книгу как свое участие во Второй мировой войне и получил самую лучшую награду за мужественную борьбу с тоталитаризмом – он стал свидетелем краха всех тоталитарных режимов, против которых боролся.

Сорос Дж. Сорос о Соросе. Опережая перемены. Пер. с англ. М.: Инфра-М, 1996.336 с.

Самые важные фразы книги, в которой Сорос рассказывает о своей судьбе и своих взглядах: «Я использовал финансовые рынки как лабораторию для испытания своих философских теорий. Я также получил возможность испытать правильность своих идей, связанных с падением Советской империи». Читатель узнает, как критическое отношение к себе в сочетании с непоколебимой верой в способность разума пробиваться к объективной истине методом гроб и ошибок позволило Соросу создать финансовый фундамент для грандиозной международной организации, борющейся за идеалы открытого общества, и наладить ее эффективную работу.

Сорос Дж. Кризис мирового капитализма. Открытое общество в опасности. М.: ИНФРА-М 1999. XXIY, 262 с.

Один из самых глубоких знатоков мировых финансовых рынков, этой нервной системы мирового хозяйства, первым ударил в набат, увидев смертельную угрозу открытому обществу от угасания веры в его идеалы.

Было бы реалистичней признать, что эффекты, вызванные восстанием масс, неизбежно ведут к дефадации плюрализма в обществе, и даже самые почтенные его институты не могут служить эффективным препятствием для этих опасных тенденций.

Блистательный ученик Карла Поппера, так рано ушедший от нас Имре Лакатос (1922 – 1974), сумел отстоять, по крайней мере на время, идею рациональности в эволюции научного знания: он перенес действие механизмов естественного отбора, основанных на фальсификации (опровержении) научных теорий, с уровня отдельных теорий на уровень научно-исследовательских программ. Сорос попытался проделать фактически то же самое с представлениями о свободе и ответственности, дошедшие до нас из эпохи Просвещения. Он предложил не рассматривать более суверенные личности как некие рационально мыслящие единицы, образующие по взаимному договору цивилизованное общество.

«Просвещение предложило ряд универсальных ценностей, – пишет Сорос, – и память об этой эпохе все еще жива, даже если она и начала несколько притупляться. Но вместо того чтобы отказаться от этих ценностей, мы должны их модернизировать… Ценности Просвещения можно сделать значимыми для нашего времени, заместив разум ошибочностью и заменив «обремененную личность» необремененной (связями с обществом. – В.Ш.)… Под «обремененными личностями» я имею в виду людей, нуждающихся в обществе, – людей, которые не могут существовать в прекрасной изоляции, но все же лишенных чувства принадлежности, которое было настолько огромной частью жизни людей во времена Просвещения, что они даже не осознавали этого. Мышление «обремененных личностей» формируется их общественным окружением, их семьей и другими связями, культурой, в которой они воспитывались. Они не занимают вневременную, лишенную перспективы позицию. Они не наделены совершенным знанием, они не лишены корысти. Они готовы бороться за выживание, они не изолированы; неважно, насколько хорошо они будут бороться, но они не выживут, поскольку они не бессмертны. Им необходимо принадлежать чему-то большему и более длительно существующему, хотя, будучи подверженными ошибкам, они могут не признавать этой своей потребности.

Другими словами, это – настоящие люди, мыслящие агенты, мышление которых не свободно от ошибок, а не является персонификацией абстрактного разума».

Как видим, Сорос далек от модного ныне пренебрежения к наследию Просвещения; он далек от мысли, что тогда был взят неправильный курс и оттого все наши беды. Его цель – восстановить поколебленную веру в разум и в объективную истину (едва ли одно возможно без другого), дав достойный ответ на вызовы времени. Если Бенджамин Франклин предположил, что электрический ток течет от положительного полюса к отрицательному, то дальнейшее развитие физики потребовало пересмотра этого тезиса, но не отказа от всех огромных достижений в изучении электричества. Когда Сорос пишет: «Жизнь была бы гораздо проше, если бы оказался прав Фридрих Хайек, и общий интерес мог бы рассматриваться как незапланированный побочный продукт деятельности людей, действующих в собственных интересах», то он призывает нас к мужеству и труду, к огромным интеллектуальным усилиям, необходимым для создания нового мировоззрения.

Сейчас, кажется, пришел наш черед преподать урок Западу, заявив, что ему следует, «приструнив паникеров и невротиков, крепить силы духа, веру в будущее, веру в себя, в наши творческие способности, в умение решать труднейшие проблемы, поддерживать слабых, напрягаться, искать, работать и твердо надеяться на лучшее. (Вот язык простых истин, от которого отвыкли высокомерные «продвинутые» интеллектуалы, заигравшиеся в свои словесные игры игр)» (Д.И. Дубровский). Мы имеем на это право как союзники в борьбе. И мы должны это слелать, поскольку деградация Запада стала бы трагедией для России.

Исконные представления о соборности, о коллективизме как черте русского национального характера традиционно используются наиболее реакционными силами в нашем обществе и едва ли когда-нибудь сослужат нам добрую службу, ибо предполагают движение назад. Чтобы двигаться вперед, нам надо раз и навсегда решить, что Россия – часть Запада (сейчас и сам Запад с перепугу готов это признать), но мы вовсе не должны принимать тот мир, в который входим, таким, какой он есть, и пассивно приспосабливаться к нему-едва ли так нам удастся занять достойное место. Мы должны вступать в острое соперничество во всех областях, в которых мы достаточно сильны, и интеллектуальная область – первая среди них. Наша цель – не спасать просвещенный Запад, а утверждать роль России как великой интеллектуальной державы, такой же неотъемлемой части запалной цивилизации, как США и Канада. Мы должны убедительно показать, что распространение товарно-денежных отношений далеко за пределы той области, в которой они доказали безусловную эффективность, равно как и достигшая чудовищных масштабов манипуляция общественным сознанием, – не норма, а крайне опасная патология для общества, выросшего из веры в разум.

А Сорос остался верен себе – он не стал делать работу за нас. Он дал нам ориентиры и снарядил в путь.

ВО ВСЕМ МИРЕ

Надежда для голодающих

Международная программа повышения плодородия пустынных земель (IPALAC) ставит своей целью борьбу с голодом в африканских странах, прилегающих к пустыне Сахара. Программа предусматривает внедрение и разведение новых сельскохозяйственных культур, уже доказавших свою продуктивность в других частях Третьего мира.

Исследования в рамках программы IPALAC ведутся в Университете имени Бен-Гуриона в Негеве. Израильские ученые уже не первый год ищут способы, как противостоять распространению на Земном шаре пустынь и осваивать новые сельскохозяйственные культуры в полупустынных районах.

Результатом программы IPALAC уже стало осуществление в Африке двух многообещающих проектов: разведения шелковичных деревьев и финиковых пальм. В тесном сотрудничестве с Египтом были созданы плантации шелковиц в Гане, Нигерии и Уганде.

Другим важным проектом стало разведение плантаций финиковых пальм в Западной Африке. Они прекрасно прижились в Мавритании, Сенегале, Нигерии, Мали, Камеруне и Чаде.

Всего лишь десять финиковых пальм могут принести крестьянину 500 долларов годового дохода, что немало в этих странах.

Сейчас основная арена деятельности программы IPALAC – Западная Африка, но в ближайшие годы ею будут охвачены и другие районы мира.

В зоопарк – с палаткой

В Германии детей начинают водить в зоопарк чуть ли не с самого рождения. В кельнском зоопарке для самых маленьких посетителей есть даже специальное транспортное средство – красные деревянные тележки, куда умещаются по два-три довольных малыша. Жаждущие приключений ребята постарше имеют возможность заночевать в палаточном лагере зоопарка. Это пробный проект администрации зоопарка. Такая забава стоит родителям по двести марок за каждого ночующего здесь ребенка (за одну ночь). Тут же можно отпраздновать день рождения любимого отпрыска под девизом: «От мала до велика в кельнском зоопарке» или «Таинственная Африка». Так что пусть бегут неуклюже крокодилы по лужам…

Как скрестить Африку с Америкой?

В середине девяностых годов внимание ученых привлекла вакцина SPf66; ее придумал колумбийский биохимик Мануэль Эл кин Патарройо. Он выделил из наружной оболочки плазмодиев – возбудителей малярии – четыре различных протеина. Эти молекулы активизируют иммунную систему заболевшего организма. Патарройо ввел составную вакцину трехполосным мирикини – ночным обезьянам, обитателям лесов Южной Америки. У них появился иммунитет к малярии.

Пробную вакцинацию проводили в Латинской Америке. Иммунитет приобрели 40 процентов жителей Колумбии, коим сделали прививку, 55 процентов жителей Венесуэлы, 60 процентов жителей Эквадора и 35 процентов жителей Бразилии. Однако в Азии и Африке – там, где люди болеют малярией чаще всего, – чудесная вакцина не помогала. Возможно, тамошние возбуд ители малярии несколько отличаются от американских плазмодиев. Возможно, сказались генетические особенности представителей разных рас. В гюбом случае, этот опыт показал, что универсальную вакцину против малярии вряд ли удастся создать.

КЛУБ «ГИПОТЕЗА»

Как работает мышление?

Рафаил Нудельман

Признаться, корявый этот заголовок есть попытка напрямую перевести другое заглавие нашумевшей книги известного американского лингвиста и психобиолога Стивена Линкера, которое по-английски звучит «How the Mind Works». Но еще корявее, думаю, выглядела бы попытка перевести заголовок столь же нашумевшей книги другого известного американского психобиопога, Генри Плоткина, которая называется «Evolution in Mind». Книги эти поставлены рядом не случайно. Это две из самых недавних и самых, как уже сказано, нашумевших книг, посвященных тому, что можно с надлежащей осторожностью назвать тихой революцией в нейробиологии последних лет. «Тихой», потому что шумные открытия вроде расшифровки человеческого генома, работ по клонированию и стволовым клеткам и тому подобные заслонили от широкого читателя этот переворот в наших представлениях об устройстве и работе мозга.

То, что это переворот, не подлежит сомнению. Попробуем это показать. Прежде нейробиологи (и мы с ними) считали, что человеческий мозг при рождении является «чистым листом» (tabula rasa), на котором в ходе формирования разума записываются данные внешнего опыта, и из этих данных путем сложной обработки извлекаются содержащиеся в них закономерности внешнего мира. Считалось далее, что уже сформированное мышление организовано иерархически, то есть его «низшие» нейронные сети непрерывно «рапортуют» некой высшей инстанции, стоящей во главе пирамиды этих сетей. Именно эта верховная авторитетная инстанция и называлась «сознанием», или нашим «я». Это представление восходило к Декарту, который в свое время выдвинул тезис, что мозг и мышление, или разум, принципиально отличаются друг от друга, и разум – этакий маленький «гомункулус», восседающий в не ком особом месте мозга, – это то наше «я» (он называл его «душой»), которое выслушивает доклады всех «низших» уровней мозга, обдумывает их и принимает решения. Известный философ науки Даниэл Деннет насмешливо назвал «картезианским театром» эту картину мозга с его царственным «я», важно расхаживающим по авансцене сознания. Наконец, сам процесс мысли понимался раньше как нечто, уникально свойственное лишь человеку, не сводимое не только к физико-химическим процессам в мозгу, но и вообще к каким-либо известным процессам, нечто сугубо загадочное и непостижимое в рамках обычных наук. Отсюда открывался прямой путь к исключению мозга и мышления из ведения дарвиновской эволюции и молекулярной биологии. Все другие факты живой природы могли иметь эволюционное и генетическое объяснение, но человеческий мозг, человеческое мышление и человеческое поведение составляли «особую зону». Великое исключение, результат уникального и таинственного скачка из царства животных в царство разума. Естественно, что начавшиеся в последней четверти прошлого века первые попытки генетического объяснения человеческой природы и поведения людей (работы К. Лоренца и других этологов, книга Вильсона «Социобиология» и т.п.) вызвали яростные нападки и ожесточенное сопротивление.

В последние десятилетия минувшего века все эти представления заколебались под воздействием все новых и новых ударов. Для начала знаменитый американский лингвист Ноам Хомский (учеником которого, кстати, является С. Пинкер) доказал, что, вопреки прежним убеждениям, дети вовсе не начинают овладевать языком с нуля. Напротив, в их мозгу уже существуют определенные врожденные лингвистические «программы», некий «врожденный синтаксис», который позволяет им различать и строить правильные языковые конструкции независимо от их смыслового содержания. С другой стороны, стали накапливаться все более и более странные факты, собранные в наблюдениях за работой поврежденного мозга. Эти факты свидетельствовали, что даже самые тяжелые, но локальные повреждения такого рода зачастую выводят из строя лишь одну какую-то функцию мышления, не нарушая его в целом. Некий человек после инсульта сохраняет способность распознавать изображения, за исключением тех случаев, когда на них представлены животные. Другой с мозгом, навылет пробитым железной палкой, сохраняет интеллект, но теряет способность принимать однозначные решения. Третий упорно принимает свою жену за шляпу (название знаменитой книги американского нейропсихолога Оливера Сакса), хотя настоящая шляпа у него в руках. Как пишет в своей книге «Модулярный мозг» другой нейропсихолог, Ричард Рестак, все эти и многие подобные факты наводят на мысль, что человеческий мозг не организован иерархически, а собран из множества модулей, именно поэтому выход из строя одного модуля не влияет на работу остальных.

Еще несколько тяжелых ударов по прежним представлениям о мышлении были нанесены, так сказать, извне – со стороны соседствующих наук. Развитие компьютеров привело к созданию таких мощных машин, вычислительные возможности которых намного превосходили соответствующие возможности человеческого разума. А между тем компьютер как раз собран из отдельных модулей. С другой стороны, человеческий мозг утратил свою уникальность в отношении к животным: исследования человеческого генома показали, что степень его отличия от генома «больших обезьян» (гориллы и особенно шимпанзе) не превышает 1-2 процентов. Можно было, разумеется, еще говорить о каком-то загадочном «скачке», превратившем обезьяний мозг в человеческий, но все более ясным становилось, что человеко-обезьяньи различия – это результат длительной эволюции, а не одноразовых скачков.

Новая теория мышления сформировалась как обобщение всех перечисленных фактов. Сразу же оговорюсь, что она далеко не общепринята и потому имеет пока статус гипотезы. Она не общепринята прежде всего потому, что представляет собой, как уже сказано выше, концептуальный (по- ученому выражаясь – «парадигматический») переворот: она переворачивает все основы прежней науки о мышлении, все ее фундаментальные утверждения. Судите сами. Вот четыре главных утверждения этой новой концепции мышления.

1. Человеческий мозг является своеобразным компьютером.

2. Он построен в основном модулярно.

3. Значительная часть его интеллектуальной структуры имеет врожденное происхождение.

4. Эта структура возникла в ходе эволюции как приспособительное устройство, имеюшее целью выживание и развитие человеческого генома.

Рассмотрим все эти революционные утверждения по порядку.

Как следует понимать тезис первый, о компьютерном характере мышления?

Согласно Линкеру (который следует здесь за Хомским), человеческий мозг способен судить о «грамматической правильности» или «грамматической неправильности» даже таких высказываний, смысла которых он не понимает. Правильные суждения он способен обрабатывать по врожденным ему, самым общим законам синтаксиса, точно так же, как компьютер способен отличать и обрабатывать по заранее встроенным в него программам любые логически правильно (то есть математически коррекшо) сформулированные утверждения, не понимая, разумеется, того содержания, которое вложили в эти утверждения люди. В этом плане процесс человеческого «рационального» (оно же логическое) мышления, основанный на некой формальной системе правил, мало чем отличается от процесса компьютерного расчета. Эта способность мышления основана на том, что очень многие наши «мысли» в действительности представляют собой систему логических операций и связок.

Оппоненты новой концепции резко возражают против этих утверждений. Они считают, что такая «безмысленная» обработка мыслей не может идти до бесконечности, рано или поздно некий «высший орган» мозга должен свести воедино все результаты этой обработки и сверить получившуюся общую картину с реальностью, но уже «по смыслу». (Иногда этот контрольный орган отождествляют с так называемым здравым смыслом, поскольку он не пропускает заведомой бессмыслицы, противоречащей законам реальности, записанным в прошлом опыте человека. Заметим, что «здравый смысл» никогда не пропустил бы через свой контроль – именно как заведомую бессмыслицу – теорию относительности Эйнштейна, летящих влюбленных Шагала и «Вавилонскую библиотек}7 » Борхеса. Прощай, творчество!)

По существу, перечисленные возражения возвращают нас в «картезианский театр» иерархического мозга. Этим утверждениям новая концепция противопоставляет прямо противоположный тезис – о «модулярности» нашего мышления. В ее понимании это означает, что архитектура мышления представляет собой сложную конструкцию, состоящую из отдельных, автономных, специализированных «модулей», каждый из которых предназначен для решения своей локальной задачи на основе имеющейся в его распоряжении специфической информации и средств ее обработки.

Примером такого модуля может служить та система нейронов, которая занята в мозгу преобразованием двумерного изображения внешнего мира на сетчатке нашего глаза в трехмерный «образ мира», предстоящий перед нашим «внутренним зрением». Это преобразование, как уже доказано многими экспериментами, имеет характер математической компутации и практически не зависит от других познавательных функций. Не случайно многие зрительные иллюзии сохраняются даже тогда, когда мы знаем, что они иллюзорны, например, луна на горизонте кажется много больше, чем в зените, несмотря на то, что мы знаем, что это иллюзия.

Таким образом, в новой концепции мозг сходен с компьютером не только по принципам обработки информации, но и по архитектуре: он тоже представляет собой комбинацию множества «не-разумных» подсистем. Каждый такой независимый (или квазинезависимый) модуль работает с той информацией, которая имеется в его распоряжении, то есть «локальной», и в этом смысле очень похож на отдельные процессоры большого компьютера. Тем больше оснований думать, что его работа подобна работе любого компьютерного модуля, формально обрабатывающего свою информацию по определенной системе правил компутации. Поэтому «модульность» архитектуры нашего мышления в определенном смысле слова «требует» (или, мягче, предполагает), что его работа имеет компьютерный характер.

Третьей особенностью «новой психологии» является утверждение, что значительная часть «познавательных программ», управляющих работой модулей, дана человеку от рождения. Она не формируется в процессе жизни, а определяется генами. В пользу этого говорят результаты многочисленных исследований младенческого мышления, а также, например, бесспорные факты глубинного структурного сходства самых разных человеческих языков. Понятно, что это сходство легче всего объясняется, если принять, что оно обусловлено общими для всех людей генами.

А вправду ли мышление умеет работать с бессмысленными конструкциями? Давайте проверим.

Попробуйте грамматически проанализировать приведенную ниже и, казалось бы, бессмысленную фразу:

«Глокая куздра штеко будланупа бокра и кудрячит бокренка».

Может быть, вам удастся найти некий смысл в этой фразе, которую однажды предложил своим студентам знаменитый лингвист Лев Владимирович Щерба.

Вместо подсказки: история с этой фразой рассказана Львом Успенским в книге «Слово о словах».

Другим свидетельством врожденности многих познавательных программ является результат недавней сенсационной работы американских нейрологов Катца и Кроули, изучавших так называемые окулярные колонки – аккуратные колонки нейронов, реагирующих на визуальную активность одного или другого глаза. Со времен классических работ Хюбеля и Визеля, которые в 60-е годы показали, что эти колонки образуются в мозгу только в результате уже начавшейся визуальной активности, установилось мнение, что зрительный «модуль» формируется уже после рождения. Сейчас, изучая эти колонки у новорожденных, еще незрячих хорьков, Катц и Кроули обнаружили, что эта колонки в действительности образуются до рождения, не нуждаясь в поступлении визуальных сигналов из внешнего мира, и уже тогда несут в себе врожденные генетические программы обработки визуальной информации.

Установка «новой психологии» на генетический, врожденный характер «модульных программ» вызывает страстные возражения со стороны глашатаев модного сегодня постмодернистского «культурного релятивизма». Следуя своему принципу полной интеллектуальной уравниловки всех людей и всех культур, они, естественно, отвергают любой намек на генетическую предопределенность (и, стачо быть, врожденное различие) познавательных возможностей, скажем, черных и белых американцев (а, стало быть, и какое бы то ни было различие уровня европейской и африканской культур).

Есть, однако, и более серьезные возражения. По мнению многих специалистов, тезис о «врожденности» многих познавательных программ, а следовательно, их обусловленности генами, неизбежно ведет к выводу, что человеческая психика является попросту эволюционным приспособительным механизмом, возникшим под давлением естественного отбора, а потому может быть полностью объяснена на основе чисто эволюционных соображений. Не случайно Г. Плоткин в своей «Эволюции в мышлении» с энтузиазмом цитирует слова Теодора Добжанского о том, что «все биологические явления можно понять только в свете эволюции», от себя добавляя лишь слово «полностью» перед «понять».

Многие ученые, включая и тех, которые разделяют все остальные тезисы «новой психологии», называют такую – чисто эволюционную – трактовку формирования человеческого мышления «психологическим дарвинизмом». Она вызывает их возражения. В самом деле, напоминают они, мозг обезьян по физической структуре весьма мало отличается от человеческого, хотя мышление и поведение людей несоизмеримо сложнее мышления и поведения обезьян. Так, быть может, превращение одного мозга в другой произошло в результате совершенно незначительного и случайного мутационного изменения? И, быть может, истинной причиной резкого скачка в сложности мышления и поведения была именно эта крохотная случайность, а отнюдь не тот длительный процесс эволюционного приспосабливания, управляемый естественным отбором, на котором настаивает «психологический дарвинизм»? Такую точку зрения энергично проводит известный (и с уважением упоминаемый С. Пинкером) философ науки Джерри Фодор в своей недавней книге, вызывающе антипинкеровски названной «Мышление работает не так».

Разумеется, все эти рассуждения скрытно возвращают в психологию представления о «Великом скачке» (он же «случайная мутация» и «крохотная случайность»), который, минуя эволюцию, разом перебросил человека из мира животных в царство разума. По сути, они возвращают также к прежним утверждениям о непостижимости загадки появления человеческого мышления.

Когда-то Н. Хомский бросил замечательную фразу: «Незнание можно рассортировать на загадки и проблемы». С. Линкер в своей книге, процитировав эти слова, говорит, что благодаря новой концепции мышления «десятки загадок мозга были переведены из ранга загадок в ранг проблем». Для Джерри Фодора главное в мышлении все еще остается загадкой, и не случайно один из рецензентов его книги назвал Фодора и ему подобных «новыми мистиками от психологии». На возражения этого типа глашатаи новой концепции мышления отвечают ссыпкой на «модулярность мозга». Если мозг, как мы видели, в основном построен из независимых модулей, каждый из которых обрабатывает только «свою» специализированную информацию, то все множество этих модулей никак не могло образоваться в результате одной небольшой мутации – это и в самом деле могло произойти лишь в ходе длительного эволюционного процесса.

Выходит, что в концепции Линкера – Плоткина все четыре базовые идеи неразрывно связаны друг с другом. Предположение о компутационном характере мышления справедливо, если мозг модулярен, а модулярность мозга, как мы сейчас видели, делает весьма убедительной гипотезу о его эволюционно-приспособительном происхождении и тем самым о врожденном характере основной части нашей познавательной «машины».

Остается понять, для чего же именно она приспособлена. Как мы уже говорили в начале, Линкер и Плоткин в один голос утверждают, что мозг в этом плане ничем не отличается от любого другого человеческого органа, сформировавшегося в ходе эволюции. Это такое же, разве что много более сложное, приспособительное устройство, и предназначено оно, как и все остальное в человеческом теле, для выживания и развития человеческого генома. Последняя фраза свидетельствует, что глашатаи новой концепции мышления следуют в этом вопросе за так называемыми неодарвинистами, то есть теми крайними эволюционистами, которые трактуют всю эволюцию как историю борьбы «эгоистического гена» (так называлась нашумевшая книга одного из основателей неодарвинизма Ричарда Доукинза) за свое сохранение и максимальное распространение. Сменяющие друг друга тела (индивидуальные организмы) представляют собой – с точки зрения неодарвинистов – лишь «орудия» этой эволюционной борьбы. Как образно выразился некогда С. Батлер, «курица – это средство, используемое яйцом, чтобы произвести следующее яйцо».

У некоторых философов и биологов такого же «мистического» толка, как Фодор, эта установка «новой психологии» на объяснение человеческого мышления с помощью генов вызывает буквально бешеную ярость. Так, философ Артур Коди в своей рецензии на книгу С. Пинкера, заявив сначала, что «для создания глаза нужны наверняка как минимум тысячи генов, а у человека их всего 3-4 десятка тысяч», патетически вопрошает затем: «Сколько же генов необходимо, чтобы сформировать мозг, способный обрести язык?». «Попытка объяснить работу мозга с помощью генов, – заключает Коди, – это чистейшая фантастика, потому что одиночный ген всего лишь кодирует одиночный белок и потому не может управлять такими сложными процессами, как интеллектуальное или социальное поведение человека». В этом выводе его поддерживает калифорнийский биолог и иммунолог Гарри Рубин. По существу, оба они (равно как и многие другие оппоненты Пинкера и Плоткина) атакуют не столько даже новую концепцию мышления, сколько дарвиновскую теорию эволюции вообще. Она им глубоко не нравится.

Но внимательный анализ показывает, что их аргументы несостоятельны. Когда тетерев токует, павлин распускает свой хвост перед самкой или древний охотник, более зоркий, чем другие, и потому более удачливый в охоте, возвращается с добычей, все они используют средства, данные им природой, то есть именно генами, через пресловутые белки, для более эффективного продолжения рода. Лучшая песня, более яркий хвост, богатая добыча обеспечивают им преимущество в конкуренции за самку, и в результате они оставляют более многочисленное потомство, которое несет в себе их гены. И столь же трудно согласиться с утверждением Коди, будто гены не могут – опосредованно, разумеется, а не напрямую, как он наивно представляет, – определять собой интеллектуальные или другие особенности индивидуума (его IQ, меру агрессивности, сексуальную ориентацию и т.п.). Более того, все известные факты убедительно свидетельствуют, что и в этом плане люди мало чем отличаются от животных, и именно это убеждение легло в основу таких новых наук, как эволюционная психология, изучающая роль генов в индивидуальном повелении людей и животных, социобиология, занимающаяся влиянием генов на социальное поведение, и неодарвинизм, о котором говорилось выше.

Сказанное возвращает нас, однако, к поставленному выше вопросу Фодора и его единомышленников: пусть работой мозга управляют гены, но не может ли в таком случае быть так, что не длительная эволюция, а всего лишь крохотная мутация в этих генах сделала человеческий мозг столь уникальным?

Еще год назад, когда книга Фодора только выпита, об этом можно было только спорить. Но сегодня на сей счет есть уже достоверные экспериментальные факты. На недавней конференции по человеческому геному, состоявшейся в Эдинбурге, генетик Сванте Пааво доложил о проведенном им – с помощью генных чипов – исследовании различий между генами людей, шимпанзе и макак. Отличия человека от шимпанзе в самих генах оказались ничтожными – не более 1,3 процента всех «генетических букв» (на три их миллиона в геноме). Зато неожиданно обнаружились существенные различия в активности различных генов. Исследователи идентифицировали 165 генов, которые по- разному работают у этих трех разных видов животных, и при этом – внимание! – если в клетках крови и печени эти различия минимальны, то в мозгу они оказались наиболее резко выражены. Именно в мозгу, как выяснилось, расположена основная часть генов, по-разному работающих у человека, шимпанзе и макак. Это заставляет думать, что не «единоразовая мутация» в каком-то единичном гене, а длительно, постепенно, то есть эволюционно накапливавшиеся изменения в работе множества генов, – вот что привело к отличию человеческого мозга от обезьяньего.

Не «Великий скачок», а «Ее величество эволюция». Этот вывод подкрепляет и работа Аджит Варки, доложенная на той же конференции и посвяшенная поиску различий в белках на поверхности клеток людей и обезьян. Варки удалось показать, что одно из таких различий – отсутствие некого белка, даюшее людям определенное эволюционное преимущество перед обезьянами (защиту от прикрепления определенных вирусов к нейронам мозга), – вызвано мутацией, имевшейся и у Гомо сапиенса, и у неандертальца (которые сосуществовали 40-50 тысяч лет назад), но отсутствующей у человекообразных обезьян, а стало быть, возникшей после того как линии этих обезьян и гоминидов разошлись от их обшего предка, жившего 5 миллионов лет назад.

Судя по всему, «новая теория мозга» прокладывает себе дорогу, все шире подтверждаясь новыми и новыми фактами. Кажется, мы приближаемся к признанию справедливости этой гипотезы. Это, несомненно, будет означать фундаментальный переворот в наших представлениях о том, как работает мышление.

ФОКУС

Время прощаться с квазарами

Александр Волков

Некоторые открытия впору назвать «закрытиями». Одно из последних событий в астрономии к таковым и относится. В течение десятилетий астрономы изучали квазары, и вот объект их научной страсти исчез. Растаяли, словно мыльные пузыри, радиогалакгики. Развеялись, как дым, сейфертовские галактики. И даже блазары канули в млечную космическую Лету…

Что же случилось на небесах?

Млечный Путь глазами иногалактянина

Большинство галактик не слишком ярки. Они напоминают наш Млечный Путь. Впрочем, около 10 процентов галактик светятся в десятки, а, может быть, в тысячи раз ярче «обычных» галактик, поэтому их называют «активными». Есть настояшие «монстры»: их можно разглядеть в телескоп с расстояния в миллиарды световых лет.

За последние шестьдесят лет астрономы обнаружили целый «зверинец» так называемых галактик с активными ядрами. Количество их типов перевалило за десяток. Однако их природа оставалась загадкой для ученых.

Еще в 1989 году астроном Петер Бартел из Гронингенского университета заметил в их разнообразии сходные черты. Внезапно его осенило: быть может, за этими разными объектами скрываются одни и те же галактики, увиденные с разных сторон. Ведь и наш Млечный Путь кому-то из наблюдателей, живущих в другой галактике, кажется плоской полоской, а кому-то – огромным, взвихренным кругом.

Так родилась универсальная модель активных галактик. Она сводит их разнообразие к строго определенной схеме. В центре любой галактики расположена черная дыра. Ее масса может достигать миллиарда солнечных масс. Она притягивает к себе газ из окружающего ее пространства. Вокруг нее образуется огромный газопылевой диск. Он обращается возле черной дыры, постепенно разогреваясь. Из-за трения поток вещества теряет свою кинетическую энергию, изливаясь в недра черной дыры. Вблизи от нее облако газа и пыли раскаляется до многих миллионов градусов. Оно испускает мощное излучение в оптическом, рентгеновском и ультрафиолетовом диапазонах. До тридцати процентов поглощаемой материи преобразуется в энергию.

Ученым пока еще не вполне ясен механизм зарождения подобных черных дыр. Возможно, их зародыши появились уже в первые доли секунды после Большого Взрыва. Быть может, галактики с самого начала формировались вокруг этих неоднородностей. По другой гипотезе, – ее предложил Джереми Острайкер из Принстонского университета, – черные дыры возникли в первые сто миллионов лет из случайных колебаний плотности в первородном газе. К образованию сверхмассивных черных дыр мог привести коллапс крупных звездных скоплений, возникших посреди галактик. Кроме того, в центре галактик собираются огромные газовые массы. Модельный расчет, который проделали Мартин Рис и его коллеги из Кембриджского университета, показал, что при определенной плотности газа его скопления склонны к коллапсу. «Этот процесс длится около миллиарда лет, – отметил Мартин Рис, – то есть достаточно быстро, чтобы объяснить появление самых дальних и, значит, самых старых квазаров».

Вокруг черной дыры создается мощное магнитное поле. Под действием поля заряженные частицы (электроны) выбрасываются в виде двух огромных струй (джетов), направленных в противоположные стороны. Эти струи перпендикулярны плоскости галактического диска; электроны движутся внутри них почти со световой скоростью.

Важнейшую роль в этой модели играет плотный пылевой диск. Он начинается всего в нескольких световых годах от центра галактики и простирается на многие десятки световых лет. Диск содержит столько пыли, что скрывает пылающую внутри него галактику, если наблюдатель находится сбоку' от нее.

Известные нам типы активных галактик разнятся именно своим положением относительно Земли, а не структурой. Мы подобны слепцам, застывшим перед стадом слонов и находящим на ощупь то хоботы, то хвостики, то бивни, то необозримые, шершавые бока, думая, что так разнообразны животные, приведенные к нам. Всякий раз виной нашим заблуждениям – лишь особый аспект.

Если мы глядим па галактику сверху вниз, то видим струю частиц (джет). В этом случае мы напоминаем путника, застигнутого беззвездной ночью в степи; лишь вдали светится огонек, зажженный на хуторе. Если вернуться к нашим галактикам, то мы наблюдаем «блазар». Яркость его меняется. потому что разнится количество выбрасываемых заряженных частиц.

Если мы смотрим на галактику сбоку, то улавливаем в основном радиоизлучение, исходящее от нее. Тогда нам кажется, что мы наблюдаем радиогалактику или квазар. Если ее центральная часть полностью затянута пылевым диском, это – радиогалактика. Если сквозь слой пыли проникает свет, это – квазар.

Наиболее известные галактики с активными ядрами

Сейфертовские галактики. Названы так по имени американского астронома Карла Сейферта, открывшего их в 1943 году. Это – спиральные галактики с активными ядрами. Яркость их ядер выше, чем всего Млечного Пути. Вокруг центральной части этих галактик обращаются потоки раскаленного, светящегося газа, развивая скорость до нескольких тысяч километров в секунду. Сейчас насчитывают тысячи подобных галактик.

Радиогалактики. Их открыл в сороковые годы американский инженер Гроут Ребер. С помощью первого в истории радиотелескопа он зарегистрировал странные сигналы, исходящие из созвездия Лебедя. Впрочем, подлинную природу этой радиогалактики под названием Cygnus А удалось понять лишь много лет спустя. Из ее центральной части выбрасываются два противоположно направленных потока заряженных частиц. На расстоянии 650 тысяч световых лет от галактического ядра образуются огромные газовые пузыри. Отсюда исходит наблюдаемое радиоизлучение. У подобных галактик оно в тысячи и даже в десятки тысяч раз выше, чем у Млечного Пути. Сейчас астрономам известны также радиогалактики, достигающие в поперечнике миллиона световых лет.

Квазары. Это самые энергетичные объекты Вселенной. Их открыл в шестидесятые годы нидерландский астроном Маартен Шмидт, работавший в то время в Маунт-Паломарской обсерватории. Сегодня мы знаем, что квазары – это точечные, квазизвездные объекты, излучающие неимоверное количество энергии. Так, объект размером с Солнечную систему может излучать энергии в 10 тысяч раз больше, чем Млечный Путь. Одни квазары интенсивно излучают в радиодиапазоне, другие – нет, но оба типа квазаров почти одинаково ярко излучают в оптическом диапазоне.

Блазары. В телескоп они выглядят почти так же, как звезды, но очень интенсивно излучают в радиодиапазоне. Отличаются от квазаров тем, что их яркость в течение суток, а то и нескольких часов может разительно меняться.

Это мнение, кстати, вызывало резкое неприятие других ученых. Мало кто верил, что квазар, пылающий ярче тысячи галактик, может полностью скрыться из виду под слоем пыли, превратившись в радиогалактику.

Многим модель Бартела казалась слишком упрощенной. Ведь в ней не учтена эволюция галактик, не принимаются во внимание размеры черных дыр и потоков заряженных частиц.

Окно в слое пыли

Правоту гипотезы можно было доказать лишь одним способом: найти что- то общее у этих галактик, что выдавало бы их неоспоримое сходство.

Вскоре появилась догадка: когда пылевой диск поглощает свет, испускаемый галактикой, его пылинки разофеваются и, в свою очередь, излучают в инфракрасном диапазоне. Чем больше длина волны этого излучения, тем легче оно проникает сквозь пылевой диск. Если длина волны превышает 20 микрометров, то самый плотный диск прозрачен для инфракрасного излучения. Оно равномерно распространяется во всех направлениях. Иными словами, в этой части диапазона все квазары и радиогалактики должны выглядеть одинаково. Если теория Бартела верна, то мы не сумеем их различить, под каким бы углом зрения ни наблюдали.

Еще в начале 1990-х годов в первый раз попытались проверить эту гипотезу с помощью инфракрасного спутника IRAS. Однако сделать это удалось лишь в 2001 году. Аппаратура, используемая на Европейской инфракрасной обсерватории ISO, позволила вести наблюдение именно в диапазоне, интересовавшем ученых.

Объектами наблюдения стали десять пар квазаров и радиогалактик. Их выбор был не случаен. В каждой паре радиогалактика и квазар находились на одном расстоянии; их излучение в радиодиапазоне было одинаково мошным. Судя по этому показателю, оба объекта, составивших пары, были одного и того же возраста.

Эти наблюдения впервые показали, что в каждой из пар радиогалактику в инфракрасном диапазоне нельзя было отличить от квазара, как и предсказывал Петер Бартел. Судя по уровню излучения, температура пыли, окутавшей галактику, колебалась от нескольких десятков до нескольких сотен кельвинов. В инфракрасном диапазоне подобные галактики излучали почти в тысячу раз больше энергии, чем Млечный Путь.

Дальнейшие наблюдения почти за 60 ссйфсртовскимИ^галактиками обоих типов, проделанные обсерваторией ISO, показали, что по своему строению они тоже мало чем отличаются от квазаров. Они лишь излучают куда меньше энергии. Причиной тому, как показали расчеты, различная «прожорливость» черной дыры. У квазаров она поглошает каждый год до тысячи солнечных масс материи; у сейфертовских галактик – всего 10 проиентов солнечной массы.

Выявились и другие интересные факты: например, чем дальше находились квазары и радиогалактики, тем ярче они излучали в инфракрасном диапазоне.

Это легко объяснить. Заглядывая в отдаленные области Вселенной, мы заглядываем в ее далекое прошлое. Тогда Вселенная была меньше, и потому галактики чаше сталкивались. После этих катастроф материя устремлялась к центру галактики, обрушиваясь в черную дыру. Поэтому ядро галактики излучало больше энергии, а пылевой диск, окружавший его, сильнее нагревался.

По мере расширения Вселенной эти столкновения случались все реже. Активность черных дыр шла на убыль, и пылевой «кожух», скрывший от нас галактику, остывал.

Жан Клавель и Бернхард Шульц из Центра обработки данных ISO, расположенного в испанской Вильяфранке, впервые проделали спектральный анализ инфракрасного излучения квазаров. В их спектре они заметили полиииклические ароматические углеводороды. Эти крупные молекулы возникают лишь в очень запыленных областях космоса. Таким образом, они маркируют пылевые диски в активных галактиках.

Теперь все больше астрономов убеждены, что «единая модель галактик в принципе верна». Однако вопросы все же остаются. Так, непонятно, почему одни активные галактики выбрасывают потоки заряженных частиц, а другие нет. Известно также, что многие активные галактики содержат куда больше звезд, чем Млечный Путь. Связано ли это с их активностью? Наконец, какую роль в эволюции галактик играют черные дыры? Быть может, галактики зарождаются лишь вокруг черных дыр?

Возможно, в ближайшие годы мы получим ответы. В 2002 или 2003 голу заработает инфракрасный интерферометр Very Large Telescope Европейской южной обсерватории на горе Параналь в Чили. Предположительно в 2007 году будет запущен новый Европейский инфракрасный космический телескоп имени Гершеля.

АДРЕСА В ИНТЕРНЕТЕ:

Результаты наблюдений ISO: sci.esa.int/content/news/index.cfm?aid= 18 amp;cid= 12 amp;oid=27058

Справочник галактик:

ВО BCFM МИРЕ

Отходы – в доходы

Нам пока не приходится ломать голову над тем, куда деть старый компьютер. А в США это проблема. Просто выбросить компьютерное барахло нельзя – вдруг пострадает окружающая среда. Например, запрещен вывоз на свалку мониторов: они содержат токсичные вещества.

Компания Herolett построила в городе Развилл завод по утилизации старых персональных компьютеров.

Те компьютеры, которые еще можно починить, поступают в продажу. Остальные аккуратно разбираются и сортируются: пластмасса уходит на переработку, металл – на переплавку.

По оценкам специалистов, выручка от утилизации старых компьютеров только в Калифорнии может составить миллиард долларов в ближайшие пять лет.

Не только за здоровье прекрасных дам

Давно уже замечено, что жители южной Франции реже страдают от сердечных заболеваний и живут дольше, чем их европейские соседи, несмотря на то, что употребляют в пищу много «тяжелых» и жирных мясных блюд, казалось бы, не способствующих сохранению здоровья. Было высказано предположение, а затем и доказано, что сокращение в этом районе сердечных заболеваний связано с регулярным потреблением красного вина. Израильский профессор-биохимик Михаэль Авирам сумел разгадать тайну «противоядия» красного вина излишествам традиционной французской кухни.

Проведя серию опытов на здоровых добровольцах, он обнаружил, что потребление красного вина препятствует окислению «плохого холестерина» и предотвращает тем самым закупорку сердечных артерий. Любители же легких белых вин до недавнего времени были убеждены, что им не суждено извлечь какую-либо выгоду из своего пристрастия. Профессор Авирам установил, что эта «дискриминация» происходит из-за различий в процессе производства красных и белых вин. Все сорта винограда содержат флавониды – антиокислители: однако процесс ферментации красных вин протекает в условиях непрерывного – в течение двух-трех недель – контакта виноградной кожуры с соком, в то время как белые вина уже через несколько часов очищаются от нее. Продолжительность периода, в течение которого кожура находится в контакте с соком, позволяет красному вину «напитаться» флавонидами, чего почти не происходит в белом вине.

Авирам обратился к опытному винокуру Амраму Сураски, чтобы заняться созданием «полезных» сортов белого вина. Дело в том, что кожура обязательно должна быть удалена из белых вин до начала процесса брожения, иначе нарушатся основные характеристики ценных сортов и пострадает цвет вина. Создав в помещении постоянную температуру 20 градусов, Сураски и Авирам сумели задержать начало процесса брожения на 18 часов. В результате их усилий появилось первое в истории белое вино с теми же самыми «здоровыми» компонентами, которые присущи красным винам.

Однако концентрация флавонидов в «полезном» белом вине все еще в три раза ниже, чем в красных винах. Сураски и Авирам заняты сейчас проблемой «обогащения» своего детища флавонидами и, кажется, уже разработали наиболее эффективный метод. Отныне любители белых вин смогут пить не только за здоровье прекрасных дам, но и ради своего собственного здоровья.

Будьте Здоровы! Если вы хотите похудеть…

Оказывается, бабушкины наставления, что надо больше каши есть, а то желудок станет меньше, – вовсе не сказки. Как установили ученые Научно-исследовательского центра по проблемам ожирения при Колумбийском университете, желудок действительно способен «усыхать» и «растягиваться». Всего за месяц диеты вместимость желудка может сократиться на одну треть, и, если его приучить к небольшим порциям, сигнал «Ты сыт!» он посылает в мозг быстрее обычного.

Но если желудок регулярно набивать до предела, он становится эластичнее, в него помещается больше пищи, а значит, и аппетит растет.

Зима – это серьезно

Лет Десять назад западные медики объясняли «синдром зимы» физиологическим стрессом, возникающим в результате низких температур. Новейшая теория звучит иначе: основным негативным фактором зимы следует считать резкое изменение освещенности. Солнечный свет с ноября по март становится редким и тусклым. А поскольку 80 процентов информации мозг получает через глаза в виде отраженных световых волн, то ухудшение освещенности не лучшим образом сказывается на всей деятельности центральной нервной системы. Снижение общего тонуса умственной деятельности отражается на самочувствии, возникает подавленность, раздражительность. Холода и морозы усиливают это состояние. Многие пытаются снять усталость с помощью полного отдыха. Но, как правило, ни праздники, ни зимние каникулы не приносят заметного облегчения. Поэтому советуем попробовать другое средство, а именно «световую терапию». Каждое утро в течение 20-30 минут находитесь в зоне повышенной освещенности, создаваемой светильниками, люстрами и бра, в которые вкручены богее сильные лампочки. Общий курс «лечения» длится три недели и приводит к ощущению активации психики. Причем она сохраняется в течение всего рабочего дня.

Другой способ взбодриться – различные виды физической активности, особенно коллективные игры вроде футбола на снегу, лыжная прогулка компанией. Тем не менее на главные зимние месяцы – январь и февраль – не стоит планировать большие физические нагрузки. Поскольку общее снижение знергообмен- ных процессов зимой может серьезно затруднить восстановление сил.

Бросьте дымить!

У детей курящих родителей нарушается способность сосредотачиваться, а кашель или головная боль бывают почти вдвое чаще, чем у детей, родители которых не курят. Таковы выводы английских специалистов, проводивших соответствующие исследования. Еще одна причина для того, чтобы бросить дымить.

С суши жить будет лучше

Питаться по-японски – настоящий диетический шик. Мода оказалась в этот раз отнодь не слепа и даже научно обоснована. Японцы, как известно, живут дольше других и не страдают ожирением. Свежая сырая рыба, составляющая основу суши, содержит полиненасыщенные жирные кислоты Омега 3, укрепляющие сердце и сосуды и понижающие уровень холестерина в крови. Соя же содержит растительные гормоны, которые очень близки к женским, что и привлекло к соевым бобам и их производным, особенно к соевому сыру тофу, внимание гинекологов всего мира. Австралийские исследователи считают, что у любительниц сои риск заболевания раком груди снижается в три- четыре раза, кроме того, смягчается течение климакса: прекращаются приливы, укрепляются кости. В целом вся японская кухня – это кухня, полезная для здоровья.

Орехи успокаивают

Наверняка вы не раз задумывались над тем, чтобы перекусить в ожидании обеда. Смело принимайтесь за орехи! Подойдут и грецкие, и фундук, и кешью. Дело в том, что в орехе содержится очень большое количество магнезии, которая успокаивающе действует на мозг человека, находящегося в возбужденном состоянии. Потребление ореха в момент стресса способствует снятию напряжения, человек расслабляется и становится способным рассуждать.

Исследования американских ученых показали, что недостаток магнезии приводит наш мозг в гиперактивное состояние. В итоге это становится причиной раздражительности, забывчивости, приводит к частым головокружениям. Другими отличными источниками магнезии могут быть фасоль, йогурт, ореховое масло, зеленые листовые овощи и различные специи.

Если солнышко в дымке…

Загрязнение воздуха приводит к дефициту витамина D в детском организме, сообщает агентство Reuters. За счет концентрации выхлопных газов в воздухе образуется дымка, препятствующая проникновению ультрафиолетовых лучей, являющихся основным стимулятором выработки витамина D в организме человека.

Британские ученые провели исследования в центре и на окраинах нескольких крупных городов. У детей из семей примерно равного достатка, живущих в центре города и на окраине, где воздух чище, наблюдается разный уровень содержания витамина D в организме. Естественно, в более выгодном положении находятся дети, которые живут в местности с более чистым воздухом.

Шоколад против стресса

Что делать, если на работе неприятности, с домашними – бесконечные проблемы, погода не радует и вообще- один сплошной стресс? Социологические исследования позволили немецким ученым проанализировать, как с этим справляются их соотечественники. В ходе опроса 60 тысяч человек две трети сообщили, что снимают стресс разговором с коллегой по работе в перерыве за чашкой чая. Четверть опрошенных утверждали, что снять нервное перенапряжение им помогает сигарета. Каждая третья представительница прекрасного пола считала лучшим средством от неприятностей шоколадку. Английские психологи подтверждают, что небольшой рабочий перерыв в компании способен разрядить обстановку. Так что болтайте с коллегами в перерывах, заедайте беседу шоколадом, снимайте стресс!

ТОЧКА ЗРЕНИЯ

Ключевая фигура – завлаб!

Алексей Кондрашов

Лукоморья больше нет,

От дубов простыл и след…

В. Высоцкий

В конце марта на совместном закрытом заседании президиума Госсовета, Совета безопасности РФ и президентского совета по науке и высоким технологиям под председательством президента Путина были приняты важные документы,г которым предстоит определить политику государства в области науки на ближайшие десять лет. Действительно ли эти документы сыграют надлежащую роль? Будущее покажет. Но по крайней мере еще с конца семидесятых годов в научном сообществе возникло мнение, что центр внимания и финансирования в фундаментальной науке должен быть перенесен на тех, кто эту науку непосредственно делает: на завлабов и ведущих научных сотрудников. С тех пор это мнение существует параллельно официальному или даже – в оппозиции к нему.

В момент, когда высшие власти страны задумались над судьбами науки, кажется важным, чтобы и это мнение было услышано.

Редакция будет рада познакомиться с откликами на статью А. Кондрашова.

Новейшая история естествознания на нашей родине полна горькой иронии. Партия и правительство неустанно заботились о советской науке и при Брежневе даже зачем-то объявили ее «производительной силой». Перестройка началась с того, что науку решили развивать – весной 1985 года в ЦК КПСС состоялось совещание по «ускорению научно-технического прогресса». Затем ее поддерживали и, наконец, после распада СССР спасали.

Полагаю, что настала пора спуститься на следующую ступень и призывать к возрождению науки. По крайней мере, естествознания, которое будет основным объектом моего рассмотрения.

Кризис? Какой кризис?

Далекому от науки читателю мой тезис может показаться неоправданно мрачным. В самом деле – многочисленные НИИ стоят, где и стояли. Российская академия наук регулярно пополняется новыми членами и исправно выпускает отчеты о проделанной работе. Более того – потрясения последних лет почти не затронули валовой научный продукт: в 80-е годы советские ученые публиковали около 40 тысяч статей в год, а сейчас российские публикуют чуть меньше 30 тысяч (у немцев или японцев – лишь в 2-3 раза больше). Уж не является ли автор (российский гражданин, с 90-го года работающий в США) банальным эмигрантом-злопыхателем?

Кризис

К сожалению, этот пристойный фасад скрываетлишь картину запустения. Жанр и объем журнальной статьи не позволяют мне привести подробный анализ ситуации (многие важные сведения можно найти на сайте ), так что я ограничусь лишь ключевыми фактами.

Более половины публикуемых российскими учеными статей никем не цитируются (за исключением, может быть, самих авторов). Формально говоря, примерно 3000 (10%) из ежегодно публикуемых россиянами статей можно отнести к хорошим – на каждую из них по прошествии пяти лет набирается не менее 20 ссылок. Но большая часть таких статей делается за рубежом выехавшими (постоянно или временно) из России учеными, которые указывают и свой бывший адрес. Кроме того, в значительной части их участвуют иностранные соавторы (это означает, что работа частично сделана на Запале и – обычно полностью – на западные деньги). Это – показатель страны 3-й лиги. Вклад российских ученых в статьи, вышедшие в Nature и Science (эти журналы публикуют существенную часть важнейших достижений во всех областях естествознания), не выше, чем ученых из Бразилии. Индии или Южной Кореи.

Для ученых, оставшихся в стране, индексы цитирования (общее число ссылок на все опубликованные работы) выше 1000 – это некий минимум для вхождения в клуб тяжеловесов – имеют, видимо, не более 500 человек. Поражает низкий уровень широких масс научного начальства. К примеру, средний индекс цитирования действительных членов РАН по отделению обшей биологии лишь немногим выше 100, а среднее число ссылок на статью этих академиков меньше 3 (их рекорд – 67). Для сравнения. у членов Национальной академии наук США по примерно аналогичному отделению популяционной биологии и эволюции средний индекс цитирования превышает 5 тысяч, а число ссылок на важнейшие статьи по «обшей биологии» измеряется тысячами.

Хорошо известное мне положение в российской биологии (автор этих строк – биолог) особенно грустно. В стране осталось примерно 10 биологов первой величины (то есть ученых, достойных быть профессорами Гарварда) – коллеги, на мнениях которых основана эта оценка, словно сговорившись, называли цифры от 5 до 15. Крепких профессионалов, способных возглавлять современные лаборатории, – около 100 (и большинству из них – за 50).

Ясно, что даже нынешнее плачевное положение дел неустойчиво. Передовая наука в огромной стране не может долго существовать, в основном за счет поддержки из-за рубежа. Эта поддержка (часто вовсе небескорыстная – выгоднее отдать часть работы российским ученым, которые рады получать по $300 в месяц, чем нанимать у себя сотрудников за $3000) предотвратит полное прекращение исследований высокого уровня в ближайшие годы, но не обеспечит воспроизведения ученых Сильнейшие выпускники вузов по- прежнему будут уезжать, и через 10- 15 лет не останется и того, что еще есть. Поэтому сейчас надо стремиться именно к возрождению российского естествознания.

Кто виноват?

Подробное рассмотрение этого извечного вопроса завело бы нас слишком далеко. Можно вспомнить и разгром Московского университета правительством Столыпина в 1911 году, и сессию ВАСХНИЛ 1948 года, и сравнительно недавние издевательства над Сахаровым. О последнем же десятилетии и говорить нечего – наивно было ждать лучшего от эпохи распада сверхдержавы. Хочу лишь подчеркнуть, что повинен в нынешней ситуации вовсе не только постсоветский развал, и мы наблюдаем сейчас синергический эффект целого ряда событий XX века. Удивляться следует лишь тому, что на родине Менделеева, Павлова и Фридмана еще осталось небольшое число работающих ученых.

К 1991 году наука, как и многое другое в СССР, пришла прогнившей. Не было никакого нижнего предела компетентности. Бездельники составляли большинство даже в центральных академических НИИ, не говоря уже об отраслевых и провинциальных заведениях. Из миллиона советских ученых по-настоящему работали тысяч 30. Но денег хватало (по минимуму, конечно) и на них. К тому же ученые обычно не могли эмигрировать, а внутри СССР альтернативных достойных занятий было немного.

Исчезновение советской власти отразилось на науке двояко: 1) денег стало в несколько раз меньше и 2) появилась возможность уйти или уехать. При этом не произошло никаких реформ, хоть как-нибудь поощряющих хорошую работу ( гранты РФФИ трудно назвать серьезной поддержкой). В результате произошел отрицательный естественный отбор: ушли прежде всего сильнейшие, оставив после себя скорлупу зданий и административных структур.

Разумеется, оставшиеся в России действующие (или старающиеся действовать) ученые виноваты в своей участи не больше, чем жертвы сталинизма. Ученый – это нежное растение, которое надо выращивать, поливать и защищать от паразитов. Только после этого общество может ждать от него урожая.

Что делать?

По-моему, приведенные выше данные позволяют ответить на этот вопрос с большой долей определенности. До некоторой степени мои предложения повторяют сказанное ранее многими людьми (в том числе и президентом Путиным). Однако я оцениваю ситуацию более пессимистично и поэтому считаю необходимыми более радикальные шаги* Единственной их целью должно быть создание благоприятных условий для тех, кто способен двигать науку, – ничего другого непосредственно для нее общество сделать просто не может. Итак, что же мешает оставшимся в России ученым работать и как эти помехи устранить?

Куда девается миллиард?

Разумеется, первой из помех является отсутствие денег. Зарплата завлаба в развитых странах составляет обычно от 3 до 10 тысяч долларов в месяц, а в России – в 100 раз меньше. Примерно та же пропорция в аспирантских стипендиях и в деньгах на оборудование. Поскольку стоимость жизни в России ниже только в 2-3 раза, ученые обычно существуют на зарплаты супругов (если те заняты «настоящим делом»), доходы от сдачи квартир, переводы, репетиторство или, если повезет, на западные деньги – фанты или заработки от отхожих промыслов. Ожидать от них высокой отдачи было бы попросту глупо.

Обсуждение этого безобразия обычно сопровождается призывами выделять на науку больше денег. Я же полагаю, что просить дополнительных денег можно, только если текущие вложения расходуются эффективно. А об этом нет и речи. Государство отводит на науку (статья «Фундаментальные исследования и содействие научно-техническому прогрессу» федерального бюджета России) один миллиард долларов в год. Значит, на каждую опубликованную научную работу (любого качества) затрачивается примерно 30 тысяч (миллион рублей). Любой российский ученый над этой цифрой посмеется – от государства таких денег никто не видел. Интересно, что в США затраты на статью выше всего втрое – около 100 тысяч. Возникает резонный вопрос – почему же зарплата ученого там выше не в 3 раза, а в 100?

Конечно, часть «научного миллиарда» уходит на сторону. Однако корень зла в том, что бедное, но «доброе» гоеударстео пытается содержать во много раз больше научных работников (практически всех, кто еще сам не разбежался), чем могло бы даже при фантастически благоприятных обстоятельствах (скажем, при удвоении расходов на науку), хотя большая их часть ничего не производила, не производит и производить не может. Если ситуация не изменится, то любые дополнительные вложения будут пущены на ветер.

Что делать, если долларов остался всего миллиард?

Конечно, некоторая доля лаже фундаментальных (то есть не приносящих немедленной пользы) исследований должна была бы финансироваться субъектами РФ и частным капиталом. Однако даже в развитых странах государство играет главную роль в обеспечении науки, в том числе и прикладной (по крайней мере биомедицинской). В России же, где крупный капитал в основном занят вывозом природных ресурсов, а потребность в современной науке «на местах» из-за отсталости производства близка к нулю, эта роль неизбежно оказывается еще больше. Поэтому я буду вести речь только о казенном миллиарде.

Правильный подход к его распределению очевиден: надо а) установить сумму, потребную на содержание «научной единицы», то есть лаборатории (в среднем, скажем, $100 ООО в год); б) определить максимальное число подлежащих финансированию лабораторий путем деления всех имеющихся денег на эту сумму и в) выбрать сильнейшие лаборатории в этом или меньшем числе, а финансирование остальных прекратить.

Хотя миллиард – сумма относительно скромная (бюджет одних только Национальных институтов здоровья США составляет более 20 миллиардов), это все-таки серьезные деньги, тем паче в России. Будем исходить из того, что непосредственно на естественнонаучные лаборатории можно потратить пол миллиарда (остальное уйдет на другие области, космос и библиотеки). Тогда оказывается, что государству сегодня по карману 5000 прилично обеспеченных лабораторий. Это совсем не так плохо и, к сожалению, превышает число работаюших в России ученых, которые могли бы быть сильными завлабами.

Поэтому, в отличие от многих, я не вижу в принципе проблемы в том, кому давать деньги, а кому нет. Той 1000 российских ученых, которые уже доказали свой хороший уровень – имеют индексы цитирования выше 500, – надо гарантировать деньги на лаборатории, скажем, на 10 лет вперед, а еще 2000 перспективных (если только они еще есть) – на 3-5 лет. Для выявления этих перспективных следует использовать общепринятые в мире критерии и механизмы, ничего не изобретая. О реформе надо было бы объявить за год или два, чтобы те, кто имеют хорошие результаты, но поддались атмосфере упадка, успели хотя бы опубликоваться в журналах с высокими импакт-факторами (импакт-фактор журнала – мера того, насколько опубликованная в нем статья привлекает внимание ученых всего мира) и не остались бы за бортом.

Думаю, пришлось бы финансировать гораздо меньше 5000 лабораторий – страна не настолько богата, чтобы поощрять серость. Соответственно, в среднем на лабораторию можно было бы выделить более 100 000. После этого сами завлабы должны решать, на что эти деньги расходовать (подбор сотрудников, покупка оборудования и прочее). В результате выиграла бы и вторая, не менее важная категория ученых – «аспиранты», поскольку из-за сильных аспирантов возникла бы конкуренция между лабораториями.

Такой подход оздоровил бы ситуацию и в науке, и вокруг нее. Множество дутых авторитетов и просто бездельников исчезли бы с горизонта, а некоторые 40-летние «мальчики», которыми, несмотря на их достижения, всю жизнь помыкало начальство, вдруг стали бы отцами- благодетелями. У молодежи появилась бы реальная возможность не уезжать. Стремление ученого публиковаться там, где прочтут, перестало бы восприниматься как причуда. И наконец, изменилось бы отношение к ученым: никто не назовет «ботаником» ботаника, получающего в месяц хотя бы тысячу долларов.

Подобные предложения (поддерживать немногих, но хорошо) часто включают идею «определения приоритетов», то есть финансирования лишь «актуальных» направлений. Я полагаю, что это было бы только вредно. В России осталось так мало ученых мирового класса, что сказать хоть кому-нибудь из них: «извини, сам ты молодец, но твоя тема нам неинтересна», – непозволительная роскошь. Надо спасать то, что еще можно. Попытки (осторожные!) активно влиять на направление развития науки могут быть полезны только тогда, когда она именно развивается, а не гибнет.

Одна из причин, по которым принцип финансирования исследователя в зависимости от оценки качества его работы не находит сочувствия даже у многих серьезных ученых, – это то, что обычно его пропагандирует начальство. При этом подразумевается, что само оно никуда не денется, поскольку уж его-то никому оценивать не позволят. Конечно, если доверить выборочную «раздачу слонов» нынешним боссам, большая часть которых сама не соответствует минимальным стандартам, выйдет только вред. Поэтому реформу финансирования науки нельзя проводить без реформы ее организации.

Я начальник – ты дурак..

.

Второй помехой российской науке является ее нынешняя организационная структура. Наука делается в лабораториях (численностью от одного до тридцати человек), и ключевой фигурой в ее организации должен быть завлаб. Именно так и обстоит дело в США. Однако в России испокон веков завлабами командуют много слоев начальства: ученый совет, замы директора по науке и по общим вопросам, директор института, члены-корреспонденты, действительные члены, члены Бюро отделения, академик-секретарь, Президиум РАН и ее президент. Большинство из этих слов не поддается переводу не только на иностранные языки, но и на русский. Всевластие иерархии с таким числом уровней неизбежно ведет к коррупции и неэффективности. Особенно опасны директора: их назначают каким-то диковинным образом, сочетающим в себе элементы прямой первобытно-общинной демократии и феодализма, вследствие чего они имеют все возможности для безнаказанного произвола.

Давно пора оградить российскую науку от пагубного влияния РАН. Для этого не обязательно даже посылать группу «Альфа» на штурм здания Президиума, достаточно лишить академиков, самих себя выбирающих и несменяемых, власти и права распределять деньги. Если раньше академическая иерархия хотя бы играла роль буфера (впрочем, хлипкого) между учеными и репрессивной властью, то сейчас и этой роли у нее нет. Как и все прочие национальные академии, РАН должна обладать (или не обладать) только авторитетом.

Мыслимы, по крайней мере, два варианта административной структуры, в которую могли бы встроиться порядка тысячи хорошо финансируем ых лабораторий – малое число крупных НИИ или несколько университетов. Конечно, хотелось бы, чтобы оставшиеся в России ученые мирового класса плотно взаимодействовали со студентами (сейчас даже в МГУ, по крайней мере на моем родном биофаке, большинство профессоров безнадежно отстали от современного уровня науки). Однако наука уже многие десятилетия, в основном административно, отделена от высшей школы, и я не уверен, что разумно проводить две реформы сразу.

В любом случае административная вертикаль должна быть короткой (скажем, министр науки – директор – ученый совет), ее власть должна быть минимально необходимой (и не включать непосредственное распределение денег), и наверху этой вертикали должен стоят тот, от кого деньги в конечном счете исходят, то есть государство. Американская модель, основанная на большом числе независимых университетов, конечно, лучше, но в ближайшем будущем в России такие университеты реальной силой не станут.

Библиотеки

Наконец, третьей из важнейших помех является отсутствие библиотек. Сейчас в России нет ни одной приемлемой научной библиотеки. Даже сотрудники МГУ лишены доступа к многим из самых основных ^изданий, а ученым из провинции получать информацию вообще неоткуда (каким образом некоторым из них все же удается держаться на плаву – для меня загадка). Замечу, что БЕН АН СССР была полноценной «полуприемлемой» библиотекой (единственной в стране!); с книгами там было плохо, но журналы поступали практически все (например, бюллетень Новозеландского общества н атурал истов «Туатара»).

Даже как-то неловко настаивать, что России необходимы хотя бы десять настоящих научных библиотек – по одной на крупный университетский город. Годовой бюджет библиотеки, в которую поступает в разумной степени все, составляет примерно 10 миллионов долларов, и, таким образом, на библиотеки требуется 10 процентов научного бюджета страны (в идеале, конечно, деньги на библиотеку, к примеру Красноярского университета, должны поступать из краевого бюджета).

Если бы я был Путиным, то сделал бы вот что:

1) назначил бы министром науки (и только науки) нестарого, работа ющего ученого и отдал в его ведение половину «научного миллиарда»;

2) велел бы этому министру созвать четыре государственных экспертных совета – по физике, геологии, химии и биологии. В каждый такой совет должно войти по двадцать – тридцать ученых высокого класса, не обремененных административными постами, – греть из России, треть россиян, работающих за рубежом, и треть иностранцев. Состав советов должен обновляться каждые два-три года;

3) поручил бы этим советам нарезать 500 миллионов долларов на 2 тысячи кусков по 250 тысяч (в год!) и раздать их сроком на три – десять лет лучшим из потенциальных российских завлабов, доверив тратить эти деньги под минимальным контролем. В результате в стране оказалось бы около 20 тысяч ученых, имеющих реальную возможность работать;

4) упразднил бы все существующие структуры управления наукой и поручил бы министру науки создать под две тысячи работающих лабораторий одну простую структуру;

5) на оставшиеся деньги обеспечил бы десять научных библиотек, а также провел переквалификацию тех ив 380 тысяч оставшихся не у дел научных работников, которые еще не достигли пенсионного возраста.

Прогноз

Я полагаю, что без осуществления очерченных выше реформ российское естествознание ждет только дальнейшая деградация. Полумеры бесполезны, и ситуация настолько плоха, что выход из нее, по сути, один. Несмотря на это упрощающее задачу обстоятельство, есть несколько причин, по которым в ближайшие годы, к сожалению, едва ли произойдет что-нибудь существенное:

I) любые радикальные реформы будут сейчас встречены в штыки, так как все от перемен устали и хотят стабильности, хотя бы и иллюзорной;

2) реформы сделали бы немногих оставшихся ученых самыми высокооплачиваемыми из бюджетников, что многим не понравится;

3) людей, которые от реформ потеряют (пусть и немного), гораздо больше чем тех, кто выиграет;

4) почти нет социального заказа на передовую науку. Общество живо интересуется объективностью судейства на Олимпиаде в Солт-Лейк-Сити, но спокойно смирилось с тем, что в геномной революции участвуют Бразилия и Китай, но не Россия. Популярны креационизм, колдовство и астрология. В России демократия, и политикам трудно делать то, что безразлично избирателям;

5) наконец, у властей и без того невпроворот неотложных проблем. Вряд ли в скором будущем реформа науки попадет в список трех важнейших государственных дел, а без этого решительных действий быть не может.

Поэтому единственной надеждой на ближайшее будущее мне видится привлечение в Россию отделений международных научно-исследовательских институтов. Это дало бы возможность хотя бы немногим ученым работать на родине в нормальных финансовых и организационных условиях, гораздо лучших, чем при выполнении зарубежных грантов или субконтрактов. Конечно, этого совершенно недостаточно.

Через пять лет исчезновение фундаментальной науки начнет пагубно влиять не только на отдаленные перспективы страны, но и на массовое высшее образование: читать основы генетики будущим врачам и учителям биологии станет некому. Я надеюсь, что осознание этого факта вынудит власти и общество провести наконец необходимые реформы. В противном случае будущим поколениям россиян науку придется уже не возрождать, а создавать с нуля.

НОВЫЙ ГУТТЕНБЕРГ

Наши кремниевые коллеги

Современный компьютер становится лучшим другом современного исследователя. Пока он еще не претендует на соавторст во.

Пока…

Представьте себе такую ситуацию: вы составляете программы для компьютера, по сути дела, учите его делать расчеты и исследования; скажем, по конструированию новых лекарств он проделывает все и… получает Нобелевскую премию. Ну, не обидно ли! Однако индийский ученый Ашвин Шринивасан считает, что если это случится, то он будет рад приглашению на вручение этой премии: ведь он со своим компьютером делают всю работу вместе.

И компьютер Шринивасана в Оксфордском университете – всего лишь один из примеров той незаметной революции, которая происходит сегодня в лабораториях всего мира. Компьютеры, которые обычно служили ученым лишь быстрыми калькуляторами, начинают предлагать новые идеи в медицинских и химических разработках, определяют роль генов, предлагают и доказывают новые математические теоремы. Незаметно, но стремительно они перемешаются с позиций бессловесных ассистентов на роли полноправных партнеров в исследованиях. По мнению многих экспертов, будущее науки заключается в сотрудничестве человека и компьютера.

Первые намеки на подобное сотрудничество можно разглядеть еще в 1980 году, когда Ричард Михальский опубликовал статью, в которой описывал компьютерную программу, обученную диагностировать заболевания соевых бобов на основе диагнозов экспертов. Программа имела колоссальный успех, ее покупали фермеры по всей Америке, и она используется до сих пор.

Во время своей работы Михальский сделал удивительное открытие: иногда программа ставила диагнозы лучше экспертов, кроме того, она четче мотивировала свои выводы. Как, используя данные экспертов, компьютер смог стать лучше этих экспертов, не могли понять и объяснить ни сам автор, ни его коллеги.

Не менее выдающиеся успехи демонстрирует и силиконовый напарник Шринивасана. В своей работе Шринивасан использует для обучения машины специачьное программирование на основе индуктивной логики (Inductive Logic Programming – ILP). Полученную информацию компьютер «встраивает» в теорию, заложенную в него, и последующие выводы делает уже на основе модернизированной теории. При этом разработан специальный понятный язык представления информации в общении «человек – компьютер», так что «коллеги» могут постоянно обмениваться не только выводами, но и информацией о путях их получения.

Шринивасан с коллегами использовали ILP для разработки специального лекарственного вещества, влияющего на повышенное кровяное давление. Эту задачу перед группой поставил известный эксперт-химик из Оксфорда, чтобы проверить способности компьютера. Вначале в компьютер были введены сведения о нескольких аналогичных веществах с определенными свойствами (кроме одного), а потом поставлена задача найти новое. Компьютер справился с задачей и отыскал то, что «спрятали» проверяющие. Мало того, он предложил еще пару веществ, доселе наукой не обнаруженных. Пока их свойства проверяются, но, похоже, компьютер отыскал целый класс веществ, воздействующих на повышенное кровяное давление.

Убедившись в работоспособности методики ILP, Шринивасан с коллегами решили попробовать аналогичный метод работы и с другими лекарствами. Компьютер уже предложил целый ряд новых лекарств, в том числе и от болезни Альцгеймера. Пока они проверяются, но эксперты сходятся в одном: нащупан новый путь для химического конструирования, на котором человек и компьютер выступают полноправными коллегами.

Еще одна программа в кремниевом исследователе по имени МЕСНЕМ достигла не меньших успехов: ее создатель, компьютерный ученый Рауль Вальдес-Перес из университета Карнеги-Мелон, применял программу к самым разным задачам химии, физики элементарных частиц, клеточной биологии и лингвистики. Везде ему удавалось получить что-то интересное, а результаты он публиковал в серьезных научных журналах.

В каждой из отраслей МЕСНЕМ работал в сотрудничестве со специалистами-людьми. По химии это был Андрей Зейгарник из московской Академии тонкой химической технологии. Он обучил МЕСНЕМ химическим свойствам окиси углерода, кислорода и некоторых катализаторов, а также основным закономерностям химических реакций. Потом по требованию Зейгарника компьютер начал выдавать самые разные варианты реакций. Среди них попадались и такие, которые прежде химикам и в голову не приходили. По мнению Зейгарника, компьютер обладает гораздо более свободным полетом фантазии, чем все знакомые ему ученые. Зейгарник всегда подчеркивал, что в результаты их совместной деятельности МЕСНЕМ внес больший вклад, и даже пытался его писать соавтором научных работ, но коллеги неизменно вычеркивали бессловесное кремниевое создание, аргументируя это тем, что мировое научное сообщество еще не созрело для принятия кремниевых исследователей в свою семью.

А вот математик Симон Колтон из университета в Эдинбурге заявляет, что уже готов это сделать. Его компьютерная программа HR уже отыскала 20 интересных числовых последовательностей, которые включены в «Энциклопедию цифровых последовательностей», самое полное собрание подобных результатов. HR начинает каждое свое исследование с изучения рядов чисел с определенными свойствами. Потом он усложняет свойства и выдает новые последовательности. Параллельно с поиском новых рядов компьютер все время анализирует связи между всеми остальными рядами в своей памяти и иногда отыскивает удивительные связи, которые оформляет в виде теорем. После этого в дело вступает Колтон и делает «фязную» работу: готовит результаты для публикации в научном журнале. Олин из первых результатов HR – ряд чисел, которые делятся на число своих делителей.

После несомненных успехов HR Колтон решил размножить своего кремниевого друга: он оснастил своей программой несколько компьютеров, причем каждую копию снабдил собственным именем в честь какого-нибудь известного математика – Рамануджан, Литтлвуд, Райт и Харди. Изначально все они были похожи друг на друга, но в процессе работы и постоянного самообучения развились в нечто оригинальное. Рамануджан, например, с удовольствием переключается с одной задачи на другую, а Литтлвуд предпочитает подолгу разрабатывать одну проблему, но зато уж досконально. Все компьютеры постоянно общаются друг с другом, и Колтон говорит, что это общение приводит к очень интересным результатам.

Колтон подчеркивает, что совсем не ставит перед собой задачу отнять хлеб у людей-математиков, он просто создает новую породу математиков. Работы, по его мнению, на всех хватит.

Такого же мнения придерживается и Дон Свенсон из Чикагского университета. В 1988 году он изучал медицинскую литературу по некоторому специфическому заболеванию – болезни Рэно. Ему показалось, что есть некоторая связь между улучшением самочувствия больных и рыбьим жиром. Но случаев было так много, что ему не удалось доказать свое предчувствие, а через несколько лет эта связь была обнаружена экспериментально другой медицинской группой. Тогда Свенсон решил создать специализированную компьютерную программу, которая занималась бы поиском аналогичных скрытых связей по медицинской литературе. Он назвал ее Arrowsmith и поручил заниматься тем, что ненавидят делать медики, – рыться в тысячах журналов и искать связи между самыми разными симптомами и параметрами. Оказалось, что он открыл новое направление в медицинских исследованиях.

Например, роясь в медицинских архивах, компьютер нашел связь между словами «магнезия» и «мигрень», Свенсон опубликовал этот результат, и уже 12 групп подтвердили его экспериментально. Свенсон подчеркивает в своих выступлениях, что Arrowsmith совершенно не обязан замыкаться на медицине, у него просто не хватает времени на что-то другое. Так же, как и Шринивасан, он сулил сотрудничеству «человек компьютер» совершенно блестящее будушее.

А в одном английском университете города Абериствит пошли еще дальше и в феврале 2001 года объявили о создании первого робота-микробиолога. Робот осуществляет эксперименты, разработанные программой ASE-Progol на компьютере в Йоркском университете. Робот может держать пипетку и выращивать растения ржи, меняя условия их роста. Программа выдает ему задания, стараясь понять роль генов в клетках ржи. Робот получает задания по электронной почте и выполняет их, задавая растениям определенный режим роста и питания. О результатах он докладывает компьютеру также по электронной почте и получает новые задания. Пока окончательный результат не получен, поэтому не ясно, кто будет писать завершающую статью…

По материалам журнала «Нью сайнтист» подготовил Александр Ломоносовский.

ВО ВСЕМ МИРЕ

Из глубины веков

Департамент ихтиологических исследований пополнил национальный музей Кении раритетным экземпляром обитателей океанских глубин. Рыба Coelacarrth попала в сети рыбаков из прибрежного города Малинди. Существует лишь несколько особей глубоководных рыб этого вида, родственники которых в основном, как предполагают ученые, вымерли 65 миллионов лет назад, так же как и их знаменитые современники – динозавры.

Эта находка, безусловно, расширит представления ихтиологов о древнейших океанских рыбах. Специалисты хорошо помнят, как в тридцатые годы XX века в одном из южных морей был найден живой экземпляр кистеперой рыбы латимерии. Находка вызвала настоящий переворот в науке; вид считался полностью исчезнувшим много миллионов лет назад. Подобно латимерии, кенийский феномен отличается по строению тела от современных рыб, которые становятся добычей рыбаков. Он заставит ученых в очередной раз несколько скорректировать представления о законах эволюции.

СПИД пожирают грибы

Новое открытие на фронте борьбы со СПИДом сделали московские биохимики из Российского университета дружбы народов. Они выяснили, что низший гриб под названием триходерма чрезвычайно сильно подавляет вирус иммунодефицита. Сначала опыты проводились в чашке Петри и в сравнении с известным антиспидовым препаратом азидотимидином извлечения из грибка оказались в несколько раз более эффективными, чем признанный западный препарат. К тому же триходерма в отличие от азидотимидина не повреждает лимфоциты, от которых зависит иммунитет человека а действует на них более мягко и продолжительно.

Если дальнейшие исследования пройдут успешно, то в скором времени человечество будет осчастливлено самым эффективным лекарством от иммунодефицита.

Их надо знать в лицо

Для специалистов по охране ответственных объектов широкое поле науки биометрии обычно сводится к таким технологиям, которые способны распознавать, скажем, пользователей компьютеров в закрытой сети по особенностям отпечатков пальцев или голоса, радужной оболочки и сетчатки глаза и всего того, что свойственно конкретному человеку. Большего и не требуется для «секьюрити».

Однако после взрыва террористами многоэтажной казармы, принадлежащей армейскому подразделению США в Саудовской Аравии, Пентагон был вынужден объявить первостепенной задачу защиты своих военнослужащих. С этой целью инженерам предстоит совместить в единой системе все посты видеонаблюдений и экспериментальные устройства сканирования лица человека.

Известное агентство DARPA министерства обороны США создает цепь контроля своих зон за рубежом с установкой биометрических сенсоров вокруг них. Новая программа позволит проводить идентификацию, то есть опознавание внешности, на расстоянии тридцати – ста пятидесяти метров. Кроме того, такой постоянный мониторинг будет выделять подозрительные лица из числа проходящих посетителей, отмечать их присутствие вблизи зоны, сличать полученные результаты с хранимыми в криминальной базе данных. Таким образом повысится безопасность оборонных и секретных служб США как за границей, так и внутри страны – безопасность от проникновения террористов и экстремистов. Для этого их надо знать в лицо.

Уникальное стадо

Уникальное стадо овец в десять тысяч голов пасется нынче на лугах Новой Зеландии. Внешне – овцы как овцы, а внутри вроде бы немножко люди: этим овечкам привили человеческие гены. За что их так? Оказывается, ради научного эксперимента: ученые предполагают, что от генов человека протеин молока животных станет очень полезным для излечения многих болезней, в частности опухоли мочевого пузыря-у людей, разумеется, а не у овец.

Жажда цельности. Феномен Пригожина, часть 2

Ольга Балла

Небольшое отступление в историю личных смыслов

Поздней весной 1987 года автору этих строк, позднесоветскому гуманитарию почти двадцати двух лет от роду, полному внутренних брожений и чувства многообразной потерянности, попала в руки книжка с названием «Порядок из хаоса».

Менее всего такое название вызывало ассоциации с естествознанием (областью, тяжело чуждой автору в его школьные годы, сохранившему в воспоминаниях от уроков физики чувство тоски, от математики – беспомощности, от химии – безнадежного отсутствия и от всего вместе – вины и неадекватности). Проецировалось на него скорее ожидание рассуждений о чем-то «экзистенциальном» (как уже тогда любил выражаться упомянутый автор). Ожиданий не поколебал и подзаголовок: «Новый диалог человека с природой». Подозревалось, что имеется в виду больше человек, нежели природа, его позиции по отношению к партнеру по этому диалогу. Названия частей и глав звучали жадному до метафор сознанию сладкой музыкой: «Иллюзия универсального», «От технологии к космологии», «Наука о сложности», «От бытия к становлению», «Переоткрытие времени», «Состояние внутреннего мира»…

Книга, однако, оказалась именно естественнонаучной. И хаос имелся в виду не метафорический и не «экзистенциальный», а самый что ни на есть буквальный: как состояние вещества, того самого, которым занимаются физика и химия. Упрямый и самолюбивый автор, проклиная большую недоученность в школе всех этих материй, продирался сквозь главы, полные химических, физических, биологических рассуждений, среди которых, впрочем, неожиданно попадались цитаты, например, из Гете.

А дальше было еще удивительнее: ожидания-то вовсе не оказались обманутыми. Речь действительно шла о человеке и его позициях, несмотря на го, что велась эта речь как будто на языке естественных наук и на материале их традиционных предметов. Первым чувством от этой книги стала возбужденная радость неожиданного открытия: родства естественнонаучной и гуманитарной мысли. Оказывалось, что эти две ветви мысли имеют общие корни, и более того, эти корни – скорее «гуманитарного» порядка! Во всяком случае, они – в плоскости того, что не «понимается» с помощью каких бы то ни было инструментов, а проживаются: Время, Становление, Судьба, Выбор… Обычно этим занимались области, известные под названием гуманитарных. Искусство прежде всего. И гуманитарные науки. И еще философия, конечно, которую тоже хотелось считать чем-то гуманитарным. А тут вот, нате вам – химия и физика!

Значит, можно естественнонаучным языком говорить о человеческих (в том числе и «слишком человеческих») ценностях и смыслах? Да без редукции? Да без насилия нал человеческим естеством, а напротив, с сугубым к нему вниманием?!

Более того, Пригожин провоцировал на аналогии. Он прямо и прозрачно прочитывался как метафора, чуть ли не иносказание демократических идеалов. Словесные обороты вроде «самоорганизация», «степени свободы», словно нарочно предназначенных для прочтения непрофессионального, насыщенного «профанными» – политическими, конечно же, – смыслами, казалось, апеллировали прямо к этим смыслам поверх требований профессионально подготовленного восприятия. Ага, думалось автору сих строк, тогда еще проживавшему страстное увлечение диссидентством, все же ясно: большевики превратили страну в замкнутую систему, которую чуть не погубило нарастание в ней «энтропии», но само естество против них: свобода – в природе вещей. Поэтому конец противоестественной власти неминуем. «Стихия» размоет ее построения. А затем она, стихия, конечно же, сама справится со своей стихийностью. В ней самой достаточно возможностей смысла, и она сама же их и выявит. Она сама, а не внешние ей организующие силы, чем бы они ни были. С пригожи неким «хаосом» легко ассоциировались любые – от политических до собственных душевных – брожения и неустроенности; и хаос казался обещанием плодотворности, смысла, «порядка». Пригожин был пережит не только как раздвигание интеллектуальных горизонтов, но и как надежное обещание возможности очень широко понятого освобождения. Освобождения как естественного обретения формы.

Господи Боже, думалось взвинченному от восторга читателю, да это переворот в мышлении. Это же начало нового этапа в понимании мира.

Полет мысли, полет волос, летящая конструкция – единство формы и содержания, единство начала человеческого и технического.

Портрет Андре Бретона, написанный Андре Массоном, проникнут любимой идеей Пригожина

Большой Синтез, или Древний грек в постхристианскую эпоху Однако что здесь, собственно, нового?

Ну, что касается возникновения порядка-косм оса из хаоса – это вообще исходный сюжет едва ли не всех мифологий; практически любой миф о созидании мира гласит: вначале был Хаос, а затем его сменили более жизнеспособные и близкие человеку формы. Весьма часто они были порождены даже им самим.

Что же до Времени, ведущей темы личности, жизни, размышлений и научной работы Ильи Пригожина, то это же сквозная тема европейской культуры!

В европейском человеке на протяжении столетий оставался зазор, напряжение, разлад между (неизменным, стабильным) «порядком Космоса» и напряженно динамичным, устремленным вперед «порядком Истории». Не удивительно, что вновь и вновь повторялись попытки их объединить, отсюда весь новоевропейский эволюционизм. Постепенно центр внимания смещался от «бытия» к «становлению», пока наконец первое едва ли не без остатка не растворилось в последнем. При гожи н увидел «порядок Космоса» как «порядок Истории». Он радикально – и парадоксально – срастил оба способа видения.

А установка на подчинение всего, что прежде считалось «неразумным», а потому либо недостойным рационального внимания, либо и вовсе не существующим. Разуму, последовательное вовлечение все новых и новых таких областей в сферу рационального исследования? Не это ли ярчайшая черта новоевропейского рационализма? Фрейд, например, почти за век до Пригожина предпринял попытку подчинить анализирующему разуму Бессознательное – внутренний хаос человека. А теперь Пригожин проделал то же самое с хаосом космологическим, мировым. И что тут принципиально нового?

Да, Пригожин продолжил, довел до глубоких следствий процессы, которые начались задолго до него. Это и вращивание понятия Времени в структуру понимания все новых и новых областей реальности, и вовлечение все новых областей под власть рационального понимания… Но есть что- то, что ставит его во всех традициях, которые он продолжает, особняком. Давние, коренные, «несущие» европейские ценности и интуиции, которые на протяжении веков вели разрозненное существование, Пригожин свел вместе, связал в единый тугой узел. Корни сделанного им не понятийные, они – прежде всего ценностные.

Что это? Придумайте сами; чем-то рисунок покорил Илью Пригожина настолько, что он использовал его в своей книге

Идеи и ценности свободы (индивидуальной, а там и социальной), развития (явно или неявно соотносимого с прогрессом), творчества, отчасти и индивидуальности – личной неповторимости – к этому времени в массовом чувстве давно уже утратили свои религиозные основания; других убедительных оснований им тоже не хватало.

Пригожин попытался дать им естественнонаучные основания, которые принял за константы бытия. Показать, что они в самом буквальном смысле – в природе вещей: и Творчество, и Свобода, и Ответственность, и npoipecc, и следующая из их наличия гуманистическая позиция. «Вы не можете считать, – прямо говорил Пригожин одному скептически настроенному собеседнику, – что вы – часть автомата, и одновременно верить в гуманизм». Все это объединяет человека с Природой. Природа ко всему этому по меньшей мере предрасполагает. Если вообще не «предписывает» этого.

Но ведь этого искали в природе и в толкующей ее науке, естествознании, всегда. Поэтому и аналогизирование взахлеб тоже ведь уже было. Еще в Ньютоне восхищенные современники приветствовали «Нового Моисея» (с этого, собственно, и начинают свою книгу Пригожин и Стенгерс): человек-де (тогда впервые) открыл законы мироздания, «язык, на котором говорит (и которому подчиняется) природа»! На теорию Ньютона опирались, ища обоснований, этика и политика. В его модели Вселенной усматривали прямой образец для нам лучшего политического устройства общества: как законы тяготения регулируют власть Солнца над планетами, так, мыслилось, происходит и в конституционной монархии с властью короля над подданными. И это не так «наивно», как может показаться, здесь есть над чем задуматься.

Бронхи и бронхиолы легкого человека (слева) похожи на порожденный компьютером фрактал (наверху); и то, и другое – на деревья и травы; кораллы и кровеносную систему.

Природа экономна в расходовании графических идей, многообразна в их использовонии; разум человека умножает это разнообразие, двигаясь в той же логике, что и природа.

Изначальный замысел новоевропейского естествознания состоял в том, чтобы понять план Божественного творения, реконструировать человеческими средствами общий смысл его как целого. Поэтому оно и может, и должно выполнять задачи, выходящие за рамки простого моделирования природы: в нем изначально заложен поиск Смысла, который направляет все. Таким образом, у него уже имплицитно есть этическая значимость: основания и право предписывать человеку, как ему следует себя вести, в том числе и по отношению к мировому Целому: оно, безусловно, этический объект, раз является результатом Божественного творения. Наука указывает человеку, каково его место в этом Целом и какую поэтому он вправе занимать позицию. В свете этого оказывается этически значимой любая научная позиция, даже та, что связана с активным отрицанием любой этической значимости науки. Сам Пригожин тем, что извлекает прямые этические следствия из своих естественнонаучных открытий, просто непосредственно продолжает установки классического естествознания. Он – неклассичный классик.

Он – рационалист куда более радикальный, чем рационалисты классические, хотя он, несомненно, их прямой наследник. У того же Бергсона интеллект не в силах постигнуть целостную, текучую жизнь, это под силу, уверен он, лишь интуиции. И тут-то рационалист Пригожин оспаривает кумира своей юности: он создает такой научный инструментарий, который позволил бы интеллекту постичь именно «жизнь», процесс в ее «целостности» и «текучести». Реформу современного мышления он предпринял изнутри науки и от ее имени. Всем, что он сделал, он прежде всего расширил область научного, включив в него то, что прежде не включалось. Это ведь очередная попытка осуществить рационалистическую утопию Просвещения: добиться возможности описания мира исключительно рациональными средствами, которые, в свою очередь, отождествляются с научными. Правда, в отличие от основателей традиции, Пригожин уверен, что такое описание никогда не может быть исчерпывающим, ибо сам мир на всех его уровнях принципиально незавершим и непредсказуем.

В число ценностей и тем, связанных в узел его концепции, Пригожин включил классическую ценность чисто рационального понимания мира, популярность которой в XX веке резко упала. Он из тех, кто расширил самое рациональность изнутри ее же собственных средств; кто уверен, что возможности чисто рационального познания мира не только не исчерпаны, но даже в самом только своем начале.

Пригожин – древний, досократический грек с типично новоевропейским чувством бытия, в том числе и с такой характерной особенностью, как отсутствие (или большая «иносказанность») чувства сакрального. Верный наследник и продолжатель Просвещения, он строит такую модель мироздания, которая не предполагает ни этого чувства, ни таких областей мира, к которым оно относится. Его интеллектуальное предприятие – попытка решить очень давние новоевропейские проблемы, новоевропейским же мироощущением созданные, типичными новоевропейскими средствами. А проблемы эти куда глубже интеллектуальных.

Разрывы и единства. Экзистенциальное природоведение…

Давно уже ст amp;чи рутинными рассуждения о том, что-де современной науке «нечего сказать» сфере жизненных смыслов человека, что наука и общекультурное сознание непоправимо разошлись. Но надо заметить, что времена, когда, как в XIX веке, естественнонаучные истины прямо отождествлялись с непосредственными вплоть до повседневных жизненными смыслами людей (вспомним, с какими настроениями Базаров лягушек резал), ушли безвозвратно. Новая связь естественных наук с общекультурным целым – более сложная и менее явная.

Пригожин вышел за пределы традиционного деления знания на «естественное» и «гуманитарное», предложив, хоть и в зачатке, единую эпистемологию для объектов всех уровней и типов: показал путь, на котором могли бы быть выработаны принципы единого описания мира и на макро-, и на микроуровне, общий набор моделей для объектов и традиционных естественных, и традиционных гуманитарных наук. Исходил он при этом из фундаментального предположения о единстве мира. Да, это тоже невероятно старая тема, ее знали еще доеократики (и, конечно, ее сопровождала идея единства описывающей мир науки). Но, с другой стороны, и разрыв между «естественными» и «гуманитарными» науками имеет свои, весьма уже почтенные традиции! Вот Пригожин своим проектом попытался этот раскол преодолеть.

Создателями наиболее влиятельных общенаучных концепций последних десятилетий века, между прочим, неспроста так часто оказывались естественники: химик Пригожин, физик Хакен, математик Винер (хотя естественная ли наука математика?)… А гуманитарии на склоне века стали чувствовать свою несамодостаточность, дефицит парадигм, неубедительность или исчерпанность прежних моделей человека и природы. Не исключено, что после долгих десятилетий существования естественнонаучного и гуманитарного знания чуть ли не в разных культурных пластах (первому из них в силу нараставшей сложности и специальности все труднее было встретить гуманитарный «отклик») у гуманитариев стала назревать серьезная (коренящаяся, как мы видели, в глубоких слоях культурной памяти) потребность в естественнонаучной «подпитке», обосновании всего, что кажется гуманитарному сознанию его опорными ценностями.

…и экзистенциальная эстетика

У мировосприятия всегда, даже в сугубо, казалось бы, рационалистическом его варианте и в сугубо «рационалистические» эпохи, были отчетливые подтексты не только этические, но и эстетические – собственно, эти последние даже первичнее.

Идеи Пригожина стали одной из интеллектуальных доминант эпохи разлада в новоевропейском «экзистенциально-эстетическом» чувстве из-за давней, застарелой нехватки в нем переживания цельности, единства мира, согласованности разных его уровней, включая самого человека, которого только часть и, может быть, не самую главную представляет собой упоминавшийся разлад между «порядками» Космоса и Истории. И возникновение пригожинских концепций, и их активное усвоение разными областями культуры, едва ли не прежде всего гуманитарной (самой чувствительной к «экзистенциальным» смыслам), – свидетельство того, что назрела потребность в цельности.

Притом, однако, такой, чтобы можно было не поступаться ни одной из характерно-новоевропейских ценностей, то есть интеллектуальных, этических, «экзистенциальных» структурообразующих привычек. И традиционалист Пригожин именно тут очень пригодился!

В своем роде тшетно задавать вопрос, в какой мере «ответствен» Пригожин за все дальше и дальше идущие выводы, которые делаются из его построений в самых разных областях. Он стал стимулом для формо- и смыслообразуюших процессов, несоответствие которых точному смыслу исходного стимула – скорее норма, чем нет. Разумеется, массовое признание неотделимо от домысливаний, от применений к материалам, весьма далеким от первоначальной области возникновения. Более того, все большее и большее искажение в процессе этих применений – полноценная форма возникновения культурных смыслов. Но все-таки: почему концепции Пригожина так популярны, почему громадное количество непрофессионалов не устают поминать всуе и самого Илью Романовича, и «точки бифуркации», и «диссипативные структуры», и «конец определенности», и «порядок из хаоса»?

Да, Пригожин – настолько типичный человек своего времени, настолько проговорил, встроил в свою концепцию едва ли не все его интеллектуальные доминанты, что по нему можно составлять интеллектуальную карту последних десятилетий XX века и по ней ориентироваться. Но это только часть дела. Вторая часть в том, с каких позиций он все эти доминанты собрал. А собрал-то он их с позиций, как раз не слишком в это время популярных. По сути дела, с позиций классического (несмотря на все споры его с классическим!) рационализма, прямо продолжавшими классический рационализм с сохранением всех его ценностей, какие только возможно было сохранить. Тот же интерес к Хаосу, который он разделил со своим временем, для огромного большинства его современников означал посрамление классического рационализма с его целями и ценностями. Для Пригожина как раз наоборот: его торжество. Классическая наука, как известно, вытеснила Хаос на периферию своего внимания, достойным изучения она считала только порядок. Хаос поэтому мог оставаться синонимом и вместилищем всего чуждого и противоположного светлым силам Разума, всего «иррационального», его темных глубин. Пригожин дерзнул лишить хаос этого привилегированного статуса, а иррационализм – любимого объекта! Знала ли хаос физика до Пригожина? А как же! Это вообще одно из ее фундаментальных понятий. Она называла этим именем максимально возможную степень неупорядоченности. Не в физику вернул Пригожин понятие хаоса, а в мировоззрение, причем в самые его основы. И не просто в мировоззрение, а в последовательно рационалистическое.

Море отражается в небе; небо отражается в море

Эрин Булатов подчеркивает идею зеркальной симметрии – но Илья Пригожин считает симметрию лишь частным и не доминирующим принципом организации вещества времени, жизни; в этом можно убедиться глядя на рисунок: солнце лишь одно на всех, и каждая волна, каждая капля волны неповторима.

Но отношению к классическому рационализму и его наследию культура последних десятилетий века предлагала на выбор два типа позиций. Первая из них – собственно, ведущая – была представлена различными по степени агрессивности и радикальности спорами с ним и его наследием. Собственно, эта-то как раз и главенствовала, и задавала общий тон интеллектуальной ситуации. Второй тип позиции – надо сказать, менее популярный – сводился к защите рационалистического наследия. Пригожин предложил позицию третьего типа: как бы спор, но спор защищающий, оберегающий то, против чего он, казалось бы, направлен. Спор, имеющий целью нарастить, увеличить, расширить, продолжить своего «противника».

Цель и ведущий идеал Пригожина, естественника с интеллектуальной чувствительностью гуманитария, – именно цельность: и картины мира, и разных сторон познающего мир человека. По крайней мере, в одном он эту не лишенную утопичности программу осуществил: в самом себе. Он предпринял реальную попытку такой цельности, и вот мы можем наблюдать его результаты. Самое интересное в этом то, что «территория» для этого была выбрана нетрадиционная для подобных экспериментов с цельностью. Обычно они осуществлялись на территории искусства, в крайнем случае – философии. А Пригожин избрал для этого территорию естественных наук. Тех самых, которым в классическом их варианте не раз предъявлялись обвинения в расщеплении первоначальной цельности, некогда будто бы объединявшей человека и природу. (Подозреваю, конечно, что это их изначальное якобы единство, такой же конструкт, как и многое другое. Впрочем, это совершенно не важно: это – конструкт из числа тех, что имеют культурную действенность посильнее иных фактов.) Именно на этой неожиданной территории он объединил традиционные инструменты и объекты естествознания с «гуманитарной» постановкой самых общих вопросов (при сохранении корректной «естественнонаучности» вопрошаний частных).

«Каждый великий период в истории естествознания, – пишет Пригожин в предисловии к «Порядку из хаоса», – приводит к своей модели природы. Для классической науки такой моделью были часы, для XIX века, периода промышленной революции, – паровой двигатель. Что станет символом для нас?». И ответ он дает неожидан ный. Он выбирает не компьютер, не химическую или, допустим, ядерную реакцию, как услужливо подсказывает воспитанное на современных стереотипах воображение. Нет, он выбирает произведение искусства, причем предпочтительно древнего, архаического. «Наш идеал, по-видимому, наиболее полно выражает скульптура – от искусства Древней Индии или Центральной Америки доколумбовой эпохи до современного искусства». Именно в «наиболее совершенных» образцах находит он ее: «например, в фигуре пляшущего Шивы или в миниатюрных моделях храмов Герреро… отчетливо ощутим поиск трудноуловимого перехода от покоя к движению, от времени остановившегося к времени текущему». Скульптура, подробно-плотский образ духовного, – неразделимое единство этих двух начал.

Цель Пригожина – вернуться к тем пластам мировосприятия (независимо, кстати, от того, «конструкты» они или нет), в которых, предположительно, не только едины «гуманитарные» и «естественные» науки – виды понимания, но и само понимание неотделимо от чувства, от душевной пластики, а та, в свою очередь, – от пластики телесной и телесно воспринятой.

У тем, с которыми он работает, – глубокие корни, которые культура помнит своими недрами. После столетий последовательной «демифологизации» мира как ей не быть особенно восприимчивой к тому, что имеет мифологический потенциал? И к тому, что в ней хранит память о мифологических корнях? Ведь свойство корней, известных нам под именем «мифологических», таково, что они касаются глубинных оснований жизни каждого. Это – темы-формы, они осуществляются едва ли не во всех областях человеческого переживания мира. Именно это и сообщает концепциям Пригожина убедительность и культурную плодотворность. Похоже, что и по сей день.

РАССКАЗЫ О ЖИВОТНЫХ И НЕ ТОЛЬКО О НИХ

Благослови зверей и людей…

Валентина Гаташ

Мастер спорта по дзюдо, успешный бизнесмен, президент харьковского Центра этического отношения к животным; участник международных конференций, главный редактор журнала «Крик» и инициатор издания книг по правам животным, сопредседатель Российского вегетарианского общества, хозяин кошек собак и пары симпатичных шимпанзе…

Все это об Игоре Парфенове – личности в Харькове легендарной.

Вот он, на снимке с обезьянками, спасенными им от верной смерти.

Шуша и Тони

Эти шимпанзята были завезены на Украину моряками контрабандой. Для продажи. Но за время путешествия в тесном ящике полугодовалые малыши стали «некондиционным товаром» – они погибали от дистрофии, авитаминоза и воспаления легких. Узнав об обезьянках, Игорь Викторович пожалел их, забрал домой и по совету специалистов из Харьковского зоопарка вызвал на дом детского врача. Оказывается, детенышей человекообразных должны лечить педиатры.

Сейчас Тони-мальчику и Шуше- девочке примерно по два с половиной года. Когда мы дружной компанией гуляли в рощице неподалеку от дома – обезьянки, собаки, Игорь с сыном и я с дочкой, – трудно было поверить, что эти звереныши когда-то почти умирали. Веселые, ловкие, озорные, подвижные, они то лазали по березам, то кувыркались, то забирались нам на руки, то прыгали Игорю на плечи, то играли с собаками в «догонялки». На них нельзя было смотреть без смеха, но ухо нужно было держать востро – игривые шимпанзята так и норовили сташитьс наших головы шапки, а фотоаппарат приходилось и вовсе прятать под курткой. Но зря я опасалась, что Тони и Шуша убегут на свободу, в лес. Как только Игорь сказал им, что пора уходить, обезьянки запрыгнули к нему на плечи и послушно «поехали» домой.

Живут шимпанзе в просторном вольере возле дома, где есть деревья, канаты вместо лиан и любимые игрушки. Выделили им теплое помещение и в просторном доме хозяина. Но каждый день они с нетерпением ждут момента, когда за ними придет кто-то из домашних, чтобы взять на прогулку. Иногда Игорь показывает своим подопечным видеофильмы с дикими шимпанзе – чтобы не забывали о родных джунглях. Трудно сказать, что при этом творится в их головах, но смотрят они внимательно.

Если сначала я не различала шимпанзе «в лицо», то после совместного гулянья стало очевидно, кто есть кто. Шуша – маленькая и хитренькая. Это она все норовила незаметно подобраться и украсть шапку или фотоаппарат. А Тони – более крупный и суровый, это он покусывал меня за сапог, недвусмысленно показывая, что занимает в иерархии более высокое место. Но безусловный вожак стаи лля них, конечно, Игорь. Шимпанзята его любят и слушаются. Кстати, моя дочка увидела шимпанзе впервые в жизни, в Харьковском зоопарке этих человекообразных нет.

Как известно, ДНК человека всего на один-два процента отличается от ДНК его ближайших родственников по эволюционному дереву. Глядя на то, как Тони моет пол, полоща и выжимая тряпку, ест ложкой или самостоятельно берет кружку и набирает воды из крана, чтобы попить, в это охотно веришь. Их никто специально не учил этим премудростям, просто они видели, как это делают люди. Моя дочка даже загорелась идеей научить шимпанзе рисовать.

– Попробовать можно, – согласился Игорь. – Но не забывайте, что несмотря на игривость и привязанность к человеку, шимпанзе – это не домашнее животное. Когда Тони и Шуша подрастут, они станут сильными, независимыми, своенравными и подчас свирепыми животными. Достигнув годам к десяти половой зрелости, самец будет всячески стремиться занять лидирующее положение и потом его отстаивать во чтобы то ни стало. Трудно позавидовать человеку, который станет это лидерство оспаривать. Как рассказывала мне одна из сотрудниц Киевского зоопарка, которая ухаживала за шимпанзе, если вожак видел, что к ней подходит посторонний мужчина, он начинал дико кричать и расшатывать клетку. Она была уверена, что если бы этой взрослой обезьяне весом за сто килограммов удалось в этот момент вырваться, он из ревности убил бы и ее, и ее знакомого.

Человекообразным обезьянам грозит вымирание. Цивилизация вытесняет их из обычных мест проживания, их отлавливают также для цирков и зоопарков, медицинских экспериментов, для приготовления экзотических блюд и просто потехи ради. Чтобы поймать в природе одного детеныша, браконьерам зачастую приходится убивать взрослых членов стаи, которые защищают его изо всех сил.

Обезьяны легко усваивают человечье стремление к чистоте

Что может сделать Центр?

Послушав историю Шуши и Тони, вы не удивитесь, узнав, что именно Игорь Парфенов организовал в Харькове Центр этического отношения к животным и ст amp;а его президентом.

Эта общественная некоммерческая организация существует всего четыре года, но ее деятельность уже известна в странах СНГ и Западной Европы. Цель объединившихся здесь единомышленников – открыть людям глаза на проблему негуманного отношении к животным. Именно об этом идет речь во время организованных Парфеновым масштабных акций, в телевизионных передачах и на многочисленных встречах со школьниками и студентами. Поскольку современной отечественной литературы на эту тему нет. Центр занимается также переводом западных изданий и бесплатно распространяет их в школах и вузах. Например, школы Дзержинского района Харькова получили 450 экземпляров учебника, разработанного Британским Королевским обществом защиты животных. При помощи Центра в Харьковском зооветеринарном институте впервые на Украине начали вести занятия по биоэтике по учебникам, предоставленным Центром.

Шуша вспоминает навыки своих предков?

Гони развлекается, подражая, увы, не лучшей из человеческих забав

Но самым впечатляющим агитационным потенциалом обладает, на мой взгляд, уникальный для СНГ журнал «Крик», Речь идет о крике животных, которых мучают и убивают ради меха, ради мяса, ради спорта, ради забавы или просто из равнодушия. При чтении помещенных там материалов, а принадлежат они перу известнейших людей – Льву Толстому и Сергею Есенину, Фаз ил ю Искандеру и Вольтеру, Бриджит Бардо и Полу Маккартни, Джеймсу Рейчелс и Питеру Сигеру, – испытываешь настоящий культурологический шок. Ведь обычно мысли о том, что животные, как и мы, обладают способностью радоваться жизни, чувствовать и страдать, оттесняются нами на край сознания.

Не случайно первая попытка Парфенова продавать это издание через «Союзпечать» потерпела фиаско. Журнал был конфискован милицией «на основании негуманного отношения к животным» (!) – из-за документальных фотоснимков, сделанных во время охоты и боя быков, на бойнях и зверофермах. Общество не хочет видеть эту шокирующую информацию о собственной жестокости. И хотя потом перед главным редактором извинились, Игорь решил журнал не продавать, а распространять среди желающих – для этого стоит только обратиться с соответствующей просьбой по адресу: 310003, Украина, г. Харьков, а/я 10927. Сейчас «Крик», помещающий статьи на двух языках – русском и английском, – знают в восьмидесяти странах мира.

Подчеркну, что все, что делает Игорь Парфенов как президент Центра, он делает за деньги, который зарабатывает Игорь Парфенов-предприниматель. Ни финансовой помощи Запада, ни пожертвований от наших граждан на счет не поступало.

– Обшеств защиты животных в странах СН Г становится все больше, – говорит Игорь. – В 1997 году в Пуще Водице проводился даже организованный западными коллегами конгресс по зашитс животных, куда съехались представители из разных стран СНГ. Но у нас в основном занимаются зашитой бездомных кошек и собак, а все остальные животные выпадают из круга попечительства и интереса. Между тем защищать нужно все живое на Земле. Еще Пифагор говорил: «Пока люди будут убивать животных, люди будут убивать и друг друга». Уровень реальной обеспеченности прав человека непосредственно связан с обеспеченностью прав животных, здесь действует общий гуманный принцип защиты слабых, заботы о них и отсутствия дискриминации.

Недаром первое общество защиты животных появилось в Великобритании еще в девятнадцатом веке, причем находится оно под патронажем королевы. Чем богаче страна, чем развитее ее демократия, чем богаче ее граждане, тем больше возможности появляется у людей думать не только о собственном выживании, но и о своих ближних. Кстати, в царской России первое общество защиты животных было создано не намного позже, чем в Англии, но перестало функционировать с приходом большевиков.

Пока еще табу

В нашем обществе тема ответственности за «братьев наших меньших» вызывает некое отторжение. Не случайно Игорю Парфенову дали возможность открыто и полно высказать свои взгляды в телепередачах со знаковым названием «Табу». Одна из них была посвящена вегетарианству, а другая – охоте. В первой из них главным оппонентом Игоря Парфенова был известный на Украине философ.

– После передачи я понял, как малообразованы у нас люди в этом отношении, – делится впечатлением Игорь. – Философ, ученый вышел защищать тех, кто проливает кровь себе подобных живых существ, высших млекопитающих. Я не идеалист, я знаю, что человек за тысячи лет своей истории привык есть мясо. Но на нынешней ступени развития он должен хотя бы осознать, что убивать животных негуманно, что мясу есть альтернатива, а не защищать перед миллионами телезрителей право на убийство.

Конечно, за всю свою жизнь я не смогу сделать всех людей вегетарианцами, это невозможно. Моя главная задача – побудить их сделать хотя бы маленький шаг к пониманию проблемы прав живых существ. Ведь сейчас действует некий двойной стандарт – мы говорим о жестокости в отношении к животным только в том случае, если эта жестокость не приносит выгоды. Убить собаку – жестоко, а теленка – уже нет. Между тем в мире есть народы, которые традиционно, по религиозным соображениям, являются вегетарианцами, например, миллионы людей в Индии. Но есть и Англия, где по этическим соображениям за последние годы стала вегетарианцами десятая часть населения!

Я мастер спорта по дзюдо и знаю, что есть немало спортсменов, в том числе олимпийских чемпионов, которые являются вегетарианцами. Да, мясо было включено в пишевую цепь не одно тысячелетие, но во все времена были люди, которые старались жить, обдумывая свои деяния со стороны морали и добра. И практически все они становились вегетарианцами – Будда, Пифагор, Платон, Эпикур, Сенека, Иоанн Златоуст, Ньютон, Вольтер, Руссо, Байрон, Репин, Толстой, Есенин…

– Все начинается с детства, с осознания того, что животные – такие же чувствующие существа, как и ты сам, – считает Игорь. – Мальчиком я жил в деревне и, сколько помню, всегда спасал раненых, голодных, замерзающих собак, кошек, птиц. Потом мне попался в руки американский документальный фильм – «Любить или убить?» об отношении человека и животных, и тогда уже сознательно я стал искать литературу, связанную с защитой и правами животных. Так мне попала в руки редкая статья Льва Толстого «Первая ступень», о которой знают даже не все специалисты. Я считаю, что это своего рода библия для защитников животных.* Большую помощь литературой и видеоматериалами оказали нам западные организации, включая Великобританское Королевское общество защиты животных, общество Бриджит Бардо и другие.

Харьковский Центр, как структура, включенная в Интернет и общий каталог организаций защиты животных, принимает постоянное участие во всевозможных международных форумах. Недавно Игорь Парфенов вернулся из Лондона, со Всемирного конгресса по защите животных, самого крупного по этой проблематике за всю историю человечества. Более пятисот участников – писатели, политики, философы, психологи, ветеринары, ученые, общественные деятели – представляли восемьдесят стран со всего земного шара. Было и несколько представителей СНГ. Речь шла обо всем, что связано с защитой животных: кровавых зрелищах типа корриды, содержании сельскохозяйственных животных, домашних и беспризорных животных, медицинских экспериментах, содержании в зоопарках и цирках.

Нужно заметить, что мировая общественность уже отметила вклад Центра в дело защиты животных. В связи с его последней акцией, приуроченной к международному симпозиуму «Биоэтика на пороге третьего тысячелетия», который проходил в Харькове, поступило приветствие от вице-президента Европарламента Дэвида Мартина, в котором он пишет: «По тому, как общество обращается с животными, можно судить, насколько оно прогрессивно и цивилизованно».

Политические дивиденды на этом не заработаешь…

Но давно известно, что нет пророка в своем отечестве. Последняя акция Центра была, как всегда, совершенно мирной. Молодежь вышла на площадь с плакатами «Нет – убийству животных», «Трупы нужно хоронить, а не есть», «Мех – одежда пещерного человека», «Если бы на мясокомбинате были стеклянные стены, все бы стали вегетарианцами», тем не менее у части прохожих это вызвало резко отрицательную реакцию.

«Сразу после акции ее организаторы во главе с Игорем Парфеновым пойдут есть ветчину» – язвили одни. «Без шашлыка и в желудке, и в голове пусто» – выдвигали контрлозунги другие. «Все это затеяно только ради политических дивидендов» – были уверены третьи. Последняя версия звучит совершенно экзотически, в нашей стране политические дивиденды на вегетарианстве явно не заработаешь, скорее потеряешь.

Чтобы пропагандировать права животных, нынче нужно иметь силу духа. Во время подготовки этого материала я тоже столкнулась с негативной реакцией знакомых. Казалось бы, абсолютно ничем не угрожающие им идеи защиты животных и еще более вегетарианства вызывали у них сильную негативную реакцию Почему? Как сказал мне один психолог, здесь говорит подсознание, против этих идей единым фронтом выступают сразу три установки: «Мясо – значит выживание», «Я сам нуждаюсь в защите» и «Защита животных не дает выгоды». В самом деле, что дает привязанность Тони и Шуши их хозяину с этой точки зрения? С точки зрения рыночных отношений ничего, кроме забот и граты денег. Не рыночная это любовь.

– Я не Дон Кихот, – спокойно говорит Игорь. – Я понимаю, что многое не изменю, не спасу все живое, но стремиться я должен. Если моя деятельность поможет спасти от смерти или мучений хоти бы нескольких животных, это уже хорошо. Но что ни говорите, а плоды нашего труда уже видны. Об этом начали хотя бы говорить, об этом начали писать. О моем журнале знают школьники. «Ни один человек не бывает безгрешным, но стремиться подниматься по лестнице чистой совести должен каждый» – это сказал Лев Толстой.

СКЕПТИК

Сила полной Луны

Александр Грудинкин

Гордость Вселенной

– Луна, наибольшее

в небе светило,

Солнечный блеск

отраженный – Луна,

сиянье и влажность,

Месяцев матерь -

Луна, возрожденная

в щедром потомстве.

Римский аноним

(пер. Ю. Шульца)

В силу полной луны многие люди верят поныне. То и дело мы слышим рассказы о том, как, повинуясь зловещим ночным лучам, со своих постелей поднимаются шеренги лунатиков, неверными шагами взбираются на чердаки, встают на подоконники, вскарабкиваются на крыши. Невидящими глазами они вперяются в «солнце спящих» и размеренно шествуют вдоль края крыши, без тени смущения балансируя между жизнью и смертью. В дни полной луны чаще совершаются преступления, разбиваются машины; в эти дни, зловеще запятнанные небом, похоть и ярость снедают души слабых мира сего, мучают их, толкают на самые необузданные поступки.

Целый ряд обычаев навеян нам неумолимыми лучами Луны. Одни, держа в памяти строки лунного календаря, отправляются «аки тати в ноши» сеять или собирать свой необыкновенный урожай. Другие ставят жизнь на кон в неизменных игрищах Луны, соглашаясь лечь на операцию только в «Луной отсчитанные сроки». Иные закоренелые «лунофанатики» даже волосы изволят подстричь лишь в определенные, «некритические» дни.

«Во всем Луна одна лишь виновата. Она безумье в нас вселяет». Шекспировский Отелло тоже был несчастной марионеткой, водимой волей Луны. И лишь строгие умы ученых до сих пор не поддались этому мороку, этому всеобщему психозу. Сии сухие и не способные к воображению мужи продолжают настаивать, что науке пока не удалось доказать справедливость народных наветов и подтвердить, что дни полнолуния действительно влияют на наше душевное состояние.

В принципе, логично предположить, что некоторые циклические состояния, присущие нашему организму, управляются Луной. Речь идет о регулярных колебаниях температуры человеческого тела и менструальных циклах. Кроме того, по давнему поверью, в дни полнолуния женщины чаше рожают. Что ж, разберемся с этими «народными гипотезами» по порядку.

Еще в середине восьмидесятых годов немецкие исследователи биоритмов показали, что нет никакой связи между температурой человеческого тела и положением Луны на небосводе. Так же не удалось обнаружить связь между чередой лунных фаз и менструальным циклом женщин. У разных женщин его продолжительность варьируется от 24 до 35 дней, тогда как период смены лунных фаз – 29,5 суток. В середине девяностых годов американский антрополог Беверли Штрассман в течение трех лет жила среди догонов – полудикого народа, населяющего Мали, – и вела наблюдения за 58 местными женщинами. Условия были почти идеальные. Ничто постороннее не могло нарушить чистоту эксперимента. Блаженные дикарки не предохранялись от беременности, не знали электрического света и т.п. Итак, посторонние факторы не могли влиять на физиологию этих женщин. Их организм оставался один на один с повелевавшей им якобы Луной, но, как ни была внимательна Штрассман, никакой связи между фазой Луны и месячными она не заметила. «Госпожа наша Луна» грубой физиологии чуралась.

А. Краснов. «НЛО с мостом «Мечты» над луной», 1996 г.

Так же обстоит дело и с разрешением от бремени. В старину бабки- повитухи верили, что по ночам, когда в окна дома заглядывает огромная полная Луна, женщины чаще рожают. Ныне ученые уверены, что такой связи нет. Женщины, действительно, иногда рожают в полнолуние, а иногда нет. Все происходит стихийно, и схватки не подчиняются лунному календарю. В 1988 году канадский психолог Айвен Келли обобщил результаты двух десятков исследований, проводившихся на тему «Луна и роды» за последние полвека. Вывод его, подтвержденный трудами многих ученых, живших в разные годы на разных широтах и меридианах, доказывает, что «ничто не обязательно под Луной». Роженицы приносят потомство, не отдавая предпочтение ни одной фазе Луны.

Что ж, власть Луны оказалась призрачной и иллюзорной, как свет се полуночных лучей? Нет, ученые все же выявили, что наш организм порой «держит равнение на Луну», подчиняясь ее переменам. Так, более полувека назад было подмечено, что в сумерках чувствительность человеческого глаза к различным цветам непостоянна. Обычно человек по ночам лучше различает синие тона, нежели красные. Однако в полнолуние все меняется: наши глаза внезапно начинают воспринимать красные цвета лучше синих. Даже люди, не подозревавшие, «какая нынче на дворе Луна», следовали в эти дни общему правилу: различали красный цвет легче, чем в другие дни. Вот только какой смысл в этих загадочных переменах зрения, ученые до сих пор не сумели объяснить.

А вот другая закономерность, и она чревата многими бедами: в дни полнолуния чаше фиксируют инфаркты. Этот факт несколько лет назад подметила группа медиков во главе с профессором Фабрицио Сесса из швейцарского города Лугано. Собранные ими данные показывали, что из 567 больных, пострадавших от инфаркта, почти треть – 170 – перене-4 ели его в дни полнолуния; четырнадцать человек погибли. В дни новолуния был отмечен 131 инфаркт, девять погибших. Все другие случаи инфаркта равномерно распределились по остальным двадцати с лишним дням – дням, когда Луна то убывала, то нарастала. Впрочем, другие ученые считают, что данный факт нужно еще проверять и проверять.

Проще обстоит дело с животными. В отличие от нас, людей, они куда послушнее следуют велению полной луны. Так, мошка Clunio marinus справляет свою свадьбу лишь по знаку, вспыхнувшему на небесах. Мошка эта обитает на острове Гельголанд в Северном море. Ее личинки развиваются в воде, прилепившись к тонким, буроватым водорослям. В те дни, когда море во время отлива отступает особенно далеко от берега, обнажая подводную растительность, над ним тут же вспархивают рои мошек, вылетевших из личинок. Они спешат соединиться друг с другом и отложить яйца – до смерти им остается всего какой-то час времени. В какие же дни морской отлив бывает особенно глубок? Раз в две недели – во время сизигий, то есть в полнолуние или новолуние, когда Луна и Солнце находятся на одной прямой и их приливообразующие силы суммируются. Ради своего выживания эта мошка обязана следовать лунному циклу.

«Месячная дама». Фото примерно 1900 года

Рыба гранюон – другой обитатель моря, не способный развиваться, не сверяясь с лунным календарем. Это – единственная в мире рыба, что нерестится на суше. Случается это лишь в дни новолуний и полнолуний, когда прилив особенно высок. Через час- другой после прилива калифорнийские пляжи усеивают тысячи небольших – длиной до пятнадцати сантиметров – голубовато-зеленых рыбешек с серебристой полосой. Самки сразу же зарываются в мя1кий песок; их беззащитные кавалеры пребывают рядом. Весь нерест длится полминуты. За это время рыба успевает отложить икру на глубину от пяти до восьми сантиметров. Как только икра отложена, рыба спокойно дожидается, пока на берег вновь набежит волна и смоет ее в море.

Впрочем, не только обитатели моря сверяют свои внутренние часы с желтым циферблатом на небосклоне. Внимательны к лунным знакам и заурядные дождевые черви. Периоды их активности согласованы и с солнечными сутками, и с лунными сутками, и с лунным месяцем. Каждый день, за три часа до того как Луна окажется в самой низкой точке своей орбиты, дождевые черви ведут себя необычайно активно. Особенно же старательно роют они свои бесконечные подземные ходы опять же в дни новолуний и полнолуний.

По лунным часам живут даже медоносные пчелы, более обязанные Солнцу, нежели Луне, ибо только в погожие, солнечные дни они «меж зелени висят жужжащими гроздами» (А. Шенье). Наблюдения показали, что пчелы подвида Apis mellifera carniса, обитающие в Юго-Восточной Европе, сильнее всего роятся в полнолуние, ежели их соты ориентированы с юга на север и леток выглядывает на север.

Луне повинуются и растения, ведь на суше тоже наблюдаются свои «приливы и отливы». Человек не замечает, что у него под ногами целые континенты то чуть вздымаются, то вновь оседают. В отличие от нас, растения более чутки к этому «дыханию планеты», коему задает такт пульсирующая Луна.

Так, диаметр деревьев меняется, отмечая метаморфозы Луны. По наблюдениям швейцарского биолога Эрнста Цюрхера, в дни полнолуния стволы сосен набухают: их диаметр увеличивается на сотые доли миллиметра. Цюрхер полагает, что причиной тому – вода, циркулирующая в сосудах деревьев. Очевидно, во время приливов корни энергичнее всасывали воду; она давила на стенки сосудов и распирала их. Крохотные изменения суммировались, толщина дерева менялась. Так же обстоит дело и с другими растениями.

Впрочем, критики не унимаются. По их словам, чтобы окончательно уяснить влияние приливов, следовало бы «для чистоты суждения» провести решающий эксперимент в условиях, где никаких приливов не наблюдается вообще, то бишь отвезти какую-нибудь крохотную сосенку на космическую орбиту и там в течение многих лет, пунктуально сверяясь с лунным календарем, наблюдать за тем, как она растет, педантично прибавляя к микрону микрон.

Впрочем, не дожидаясь, пока экспериментаторы грядущих дней, печалуясь о точности, доставят на орбиту всю мыслимую и немыслимую флору и фауну, мы уже сейчас можем с уверенностью сказать, что без нашего ночного светила на Земле вообще не было бы жизни. По расчетам французского астронома Жака Ласкара, именно Луна стабилизировала климат на нашей планете. Эта громадная желтая глыба, каждую ночь выплывающая на небо, смягчила колебания земной оси. Не будь рядом с Землей этого величественного противовеса, наклон оси резко менялся бы, колеблясь от 0 до 85 градусов. А ведь от этого показателя зависит количество солнечной энергии, достигающее поверхности Земли.

Если бы мы попробовали мысленно смахнуть с небосклона Луну, вечную возмутительницу морей, на наших глазах разразилась бы климатическая катастрофа. Летом в Северном полушарии Солнце месяцами держалось бы в зените, в то время как большая часть Южного полушария на весь этот срок погрузилась бы во мрак. В одной части Земли воцарился бы нескончаемый, невыносимо жаркий летний день, в другой ее части стояли бы трескучие морозы, и пугающая тьма не рассеивалась бы много месяцев. Эти резкие температурные перепады породили бы атмосферные бури, мощь и ярость которых мы не можем себе даже вообразить. Гибельную картину дополнили бы нескончаемые дожди. Разразился бы потоп, подобный легендарной библейской катастрофе. Лишь Луна, из ночи в ночь восходящая над нами, умеряет этот разгул стихий.

Умеряет… или же насылает их на людей. В тропических странах жители многих прибрежных районов с нескрываемым страхом всматриваются в небеса, ожидая прихода полной луны и необычайно мощного прилива. Сколько раз в Китае, Бангладеш, на Филиппинах морские волны поднимались вверх по руслам рек и затапливали обширные земли, унося порой жизнь и имущество тысяч людей. Сила полной луны обрекала несчастных на смерть – луны, по-прежнему властвующей, если не над телами, то над душами многих-многих людей.

Танец на заре истории

Михаил Вартбург

Имя израильского археолога Иосефа Гарфинкеля, несомненно, войдет отныне в историю культуры. Гарфинкель, сотрудник Еврейского университета в Иерусалиме, опубликовал первую в своем роде монографию, посвященную почти неизученной доселе проблеме – роли танца в эволюции человеческого общества.

Танец, как известно, предшествовал появлению человека. Танцуют пчелы, танцуют птицы, танцуют дельфины и киты, танцуют, ухаживая друг за другом, многие сухопутные млекопитающие, и есть, видимо, какой~то глубокий физиологический и эволюционный смысл в этих ритмических сменах поз и положений. Человек тоже существо танцующее, но, в отличие от его первых наскальных рисунков, мы не можем датировать его первые танцы – от них не сохранилось никаких воспоминаний и следов. Все рассказы: о безумных теловращениях одержимых шаманов, об исступленной пляске царя Давида перед Господом, о бушменских хороводах или священном танце храмовых жрецов – продукт поздней исторической памяти. Танец просто, танец сам по себе, танец на заре истории представляется недоступным для исследования.

Иосеф Гарфинкель взялся за эту казавшуюся недоступной проблему и за восемь лет кропотливой работы собрал свыше 400 изображений танцевальных сцен, выцарапанных на камне или нарисованных на керамической посуде древностью от 9 до 5 тысяч лет назад.

На одном из самых древних изображений танца, найденном в раскопках Невали Гори в юго-восточной Турции, – три человеческие фигурки с обращенными друг к другу лицами, широко расставленными ногами и поднятыми вверх, согнутыми руками. Возможно, это двое мужчин, танцующих вокруг женщины. Другое изображение той же 9000-летней давности было найдено на небольшой стоянке Дувейла в Иордании: здесь на скале выбиты стоящие в ряд четыре фигурки, взявшиеся за руки: огромные шеи и головы означают, по мнению специалистов, что они танцуют в масках.

Подобные изображения на Балканах и Ближнем Востоке археологи находят довольно часто. Их разнообразие поражает. На некоторых танцующие изображены на фоне каких-то архитектурных деталей – видимо, знак того, что они танцуют на открытом месте, среди домов. На других фигуры намечены лишь силуэтом – специалисты почему-то считают, что это изображение ночного танца. На самых ранних рисунках танцующие люди изображены как примитивные фигуры с треугольными головами, а то и вообще без голов, с поднятыми вверх руками и ногами. Самые поздние представляют собой сложные многофигурные сцены, напоминающие фотографии современного балета. Взятые вместе, эти сотни танцевальных сцен, собранные Гарфинкелем, образуют уникальную иллюстрированную энциклопедию древнего танца и позволяют сделать кое-какие теоретические выводы и предложить некие гипотезы касательно роли танцевального ритуала в эволюции человеческого общества.

«Танец был средством социального общения в до-государственных обществах, – утверждает в своей книге Гарфинкель. – Он был частью ритуала, который координировал всю активность коллектива. Наступало время сеять или собирать урожай, и все собирались между домами и танцевали, и это было знаком начала коллективной работы». Гарфинкель видит подтверждение этой своей гипотезы в том странном факте, что, начиная примерно с 5000 тысяч лет назад, танцевальные мотивы почти полностью исчезают с каменных памятников и керамической посуды. Это было время возникновения первых государств и монархий в регионе, и понятно, что теперь уже не танец, а цари и их чиновники начали организовывать и направлять в нужную себе сторону коллективные действия людей. Люди наверняка продолжали танцевать, но танец, как главный социально-организующий мотив, исчез из художественной памяти обшества.

Гарфинкель рассматривает и другую общественную роль танца – информативную: «До появления письменности и школ общественные ритуалы, символизируемые танцем, были главным механизмом передачи знания и образования».

Эта широкая интерпретация социальной роли танца в древних человеческих обществах была с интересом встречена многими историками, хотя ее смелость насторожила некоторых из них. Другие историки и археологи ограничиваются описанием самих изображений, не пытаясь реконструировать поведение людей. Тем не менее у Гарфинкеля уже появились и последователи. Так, мичиганский специалист Кент Фланнери, соглашаясь с тем, что танец наверняка имел более широкую социальную роль, нежели только коллективное развлечение, предлагает толковать его как ритуал, связывающий членов первобытного племени с их мифическим «общим предком». «С возникновением первых оседлых поселений, – рассуждает Фланнери, – возникли и большие коллективы, насчитывавшие многие сотни сот людей. Их единство скреплялось верой в происхождение от некого обшего предка, вроде Великого Койота или Большого Орла у североамериканских индейцев. Танцы, как ритуал перевоплощения в Предка, укрепляли эту веру, сплачивая коллектив».

Гарфинкель, однако, настаивает на том, что главная роль танца была связана не с родовым, а с трудовым объединением ранних оседлых коллективов. «Охотники и собиратели, – говорит он, – видели результаты своего труда немедленно. Между тем сельское хозяйство характеризовалось «отсроченным вознаграждением». Прежде чем собрать урожай, нужно было расчистить поле, вспахать и засеять его, защитить от вредителей и сорняков. Переход к такому образу жизни требовал своего рода «познавательной революции», переворота в сознании, резкого изменения всех прежних представлений о связи между трудом и его результатом. Возможно, именно танцы и им подобные ритуалы помогали держать людей в убеждении, что успех требует их совместного труда. Не случайно почти на всех изображениях люди танцуют группами, а не в одиночку».

ЖУРНАЛЫ

Апокалипсиса не будет?

Александр Зайцев

Самый сильный человек на свете – это тот, кто наиболее одинок

Г. Ибсен. «Враг народа»

«Быть в оппозиции – значит говорить нелицеприятное» – это известно всем нам. Однако датчанин Бьерн Ломборг, автор книги, выпущенной в конце 2001 года издательством Кембриджского университета, угодил в ряды оппозиции за то, что говорит лишь приятное. Его книга стала бестселлером, потому что несет благие вести о будущем: «Нет повода для уныния. Мы живем в лучшую эпоху. Все мрачные протозы несбыточны. Апокалипсиса не будет. Статистика доказывает обратное».

В одночасье в кругах экологов не стало персоны противнее Ломборга. Он один перечеркивает всю их деятельность. Поэтому на датского профессора обрушилась волна самой резкой критики: он удостоился прозвища «Иуда», а выпуск книги назван «провокацией». Перед выступлением в Лондонском Королевском обществе к нему пришлось приставить четырех (!) телохранителей. «Почему экология должна страдать от выходок какого-то самодовольного мракобеса?» – подобные вопросы часто появляются на сайте -lomborg.com.

В самом деле, мнение Ломборга кажется неуместным. Мы живем с ощущением «грозящих нам бед», и в выводы социолога из Дании заранее не верится, но,., может быть, мы обманываемся, как зрители рисунков Эшера? Хотелось бы подробнее ознакомиться с его аргументами, ведь мнение общества – лишь эхо, вторящее давно сказанной фразе. Эти раскаты трудно перекричать. Но так ли верно сказанное? Статистика, приводимая Ломборгом, – 182 графика и таблицы – доказывает обратное.

Тем интереснее было встретить на страницах февральского номера «Spiegel» беседу со «смутьяном-оптимистом». Ему – 37 лет; он преподает статистику в заштатном Орхусском университете. Этот вегетарианец с «внешностью кинозвезды» («Washington Post»), – он, пожалуй, похож на Роберта Редфорда, – смотрит на мир «в розовых очках». Вот что он видит:

* Внедрение промышленных технологий в сельское хозяйство привело к тому, что потребление калорий на душу человека за последние 40 лет – в 1961 -2000 годах – возросло на 24 процента, а в развивающихся странах – даже на 38 процентов.

* Общая численность населения планеты растет, но доля голодающих людей в странах «третьего мира» снижается За последние 30 лет этот показатель сократился с 35 до 18 процентов и, по прогнозам, в 2030 году составит всего 6 процентов.

* Никогда прежде за всю историю Земли люди не производили так много продовольственных продуктов. Никогда не был так высок средний уровень образованности и так низка неграмотность. Время беспросветной нужды уходит в прошлое. Все больше людей избавлены от необходимости думать о своем пропитании. Если взять средние показатели, никогда еще у людей не было столько свободного времени.

* В XX веке разительно улучшилось здравоохранение. Средняя продолжительность жизни возросла почти вдвое. Прямо-таки «фантастичны» изменения, наблюдаемые в развивающихся странах: детская смертность уменьшилась на 50 с лишним процентов.

* Многие боятся сырьевого кризиса, но тот наступит нескоро. Запасы основных полезных ископаемых еще долго не исчерпаются. В отдельных случаях промышленность перейдет на новые технологии: так, нефть может заменить близкая ей по свойствам смола, получаемая при переработке горючих сланцев; она будет стоить около 40 долларов за баррель, и ее хватит еще на 250 лет. В начале XX века тоже предвещали сырьевой кризис, но многие виды сырья, вопреки прогнозам, стали дешевле.

* Проблема загрязнения окружающей среды преувеличена. Новые технологии заметно снижают попадание вредных веществ в атмосферу, почву и воду. Кроме того, «самое позднее, через полвека автомобильные двигатели будут работать не на бензине, а на других, возобновляемых ресурсах». К сожалению, сейчас стоимость солнечной энергии и энергии ветра гораздо выше, чем энергии, получаемой при сжигании ископаемых видов топлива – угля и нефтепродуктов. Пока ситуация не изменится, нам придется иметь дело с выхлопными газами.

* «Энтузиасты из Всемирного фонда дикой природы заявляют: «Мы должны действовать, иначе на Земле не останется ни клочка леса». В действительности, за последние полвека территория, занимаемая на нашей планете лесами, возросла – и продолжает расти». Правда, на протяжении всего XXI века в странах «третьего мира» продолжится вырубка тропических лесов. Однако к 2100 году, по прогнозам Международной комиссии изменений климата, площадь леса начнет возрастать и здесь.

* Вообще не стоит драматизировать положение дел в странах «третьего мира». Несколько столетий назад в таких же условиях жили европейцы, но эти условия постепенно улучшались, а не ухудшались. Почему теперь может произойти обратное? «Все это – лишь часть того длительного процесса, который приводит, в конце концов, к росту благосостояния». Не надо жить сегодняшним днем – и надеяться, что «все переменится сегодня».

* «Мы оставим нашим детям мир, где ресурсы полезных ископаемых уменьшатся, но появится много новых технологий. Мы выйдем на иной уровень научного миропонимания, и это поможет построить новый, лучший мир», а вовсе не то мрачное будущее, о котором твердят экологи или авторы антиутопий.

* Потепление на планете продолжится, но не такими быстрыми темпами, как предрекают пессимисты. Вместо того чтобы тратить деньги на борьбу с потеплением, лучше помогать странам «третьего мира» и выравнивать уровень жизни на планете. Кроме того, потепление принесет выгоды целому ряду стран: например, в России и Канаде заметно повысятся урожаи зерновых. С засухами и наводнениями столкнутся в основном жители развивающихся стран.

Самое удивительное, что, задумывая книгу, Ломборг намеревался доказать обратное. Он начинал писать еще один мрачный сценарий будущего, а получилось что-то другое. Его взгляды стали меняться около пяти лет назад, когда он ознакомился с тезисами американского экономиста Джулиана Саймона: «Они были так оптимистичны, что поначалу я принял их за чистую пропаганду». Однако, поверяя тезисы статистикой, он не мог их опровергнуть. Оказалось, отмечает Ломборг, что «активисты экологического движения долгое время манипулировали множеством лживых фактов. Они повторяли эти бессмыслицы до тех пор, пока общество не привыкло к ним и не уверовало в них». Раскаты эха стали важнее смысла сказанного. Тогда Ломборг стал писать статьи.

Он опубликовал около четырехсот статей в датской прессе, вызвав раздражение многих коллег Из статей составился сборник – и сразу стал бестселлером в Дании. В прошлом году переработанный вариант книги был издан в Кембридже – и вызвал сенсацию в США и Великобритании, хотя на первый взгляд работа могла бы показаться скучной, вторичной. Ведь здесь собраны цифры, уже опубликованные в документах ООН, ЕС, Всемирного банка. Правда, на эти цифры, взятые по отдельности, в свое время не обратили никакого внимания.

Теперь ведущие научно-популярные журналы не могли пройти мимо этой книги. «В этом тексте использована стратегия людей, которые утверждают, что от СПИДа умирают лишь гомосексуалисты, а евреи вообще не подвергались преследованиям при нацистах» – эта фраза из «Nature» даже не мнение, а приговор. Это – «невежественная» книга, добавляет критик из «Scientific American». Стоит ли что- то добавлять к подобным рецензиям?

Но в газете «Washington Post» книгу Ломборга назвали самой важной книгой по экологии, выпущенной за последние сорок лет. Но британский журнал «New Scientist» рекомендовал ее как «обязательное чтение». В частности, рецензент Дэвид Пирс, профессор Лондонского университетского колледжа, приветствовал идею Ломборга пересмотреть смету, утвержденную Киотским протоколом. Зачем вкладывать деньги в неэффективные проекты лишь потому, что их называют «экологическими»? «Моралисты забывают, что деньги можно тратить всего один раз», – пишет Пирс.

Речь идет о немалой сумме – до 350 миллиардов долларов ежегодно. По словам Ломборга, «это в семь раз больше всех денег, выделяемых в помощь странам третьего мира». Спрашивается, что лучше, тратить миллиарды на защиту стран «третьего мира» от потепления или вкладывать деньги в развитие их экономики, и тогда через 50 – 100 лет они сами справятся с последствиями климатической катастрофы?

Подчеркнем, что резкой критике подвергаются не результаты работы ученого, а сам факт их публикации. Он – невежда не по незнанию, а потому что составил книгу из цифр, неугодных новым «властителям дум». Эти сведения «политически некорректны» – хотя некорректна в таком случае сама реальность. Они подрывают основы экологического мышления у людей, пишет рецензент из журнала «Science». Ведь, восхваляя прогресс, Ломборг не обращает внимания на то, как тот был достигнут. Если бы не экологи, то даже в Европе не появились бы фильтры для очистки воздуха или воды. За цифрами. Ломборг не видит людей, без которых этих цифр не было бы. Статистические же выкладки его в основном бесспорны. Было выявлено лишь около десятка неточностей, но все они исправлены на сайте Ломборга.

Эти споры вокруг книги, которая представляет собой расширенный комментарий к статистическим данным, книги, где на 516 страниц приходится 2930 примечаний, лишь убеждают, что мы не представляем себе мир, в котором будем жить в ближайшие десятилетия. Мы накопили обширные сведения о том, каков наш мир сейчас, но, возможно, мы находимся в некоей точке бифуркации. Для нас почти в равной мере возможны и мрачный, и оптимистичный сценарии будущего – и выбор зависит от случайности.

Ярость, с которой критики атакуют Ломборга, отмечает биолог Энтони Тревавас, автор письма, присланного в «Nature», «свидетельствует, что он обнажил принципиальные слабости в экологических догмах». Мы живем в мире, где создано множество мифов, говорит Ломборг. Мифы продолжают твориться на наших глазах. Так, «настороженность вызывают у меня» антиглобалисты, поскольку они «часто оперируют лживыми доводами». В свое время «зеленые» завоевали политическую арену «благодаря своим мрачным сценариям». Они явились защищать общество от мифов, ими же созданных. «Это стало ясно, едва лишь я задел их», – продолжает датский ученый.

На Западе защитники окружающей среды и антиглобалисты своими поступками часто напоминают тени знакомого прошлого – русских социалистов XIX века. Живя в благополучном обществе, они всячески расшатывают его из сочувствия к «падшим и угнетенным». В конце концов, основы общества могут дать трещины, а само оно – рухнуть, распасться на части, воюющие друг с другом. Желание справедливо разделить жизненные блага объяснимо, но невыполнимо, ведь те напоминают иррациональное число: их нельзя поделить нацело, без остатка, вызывающего споры. И вот уже все силы тратятся на «правильное перераспределение»; общество не прирастает благами. Романтикам и «донкихотам» остается лишь добиваться власти, ибо она позволит воплотить задуманное. Так, благородные цели постепенно подменяются политиканскими средствами. Тогда «врагом народа» может стать обыкновенный статистик.

AD MEMORIAM

Уроки Натана

Владимир Порудаминский

Дышит – пишет

«Каждый пишет, как он слышит, каждый слышит, как он дышит, как он дышит, так и пишет». Строка поэта (стихотворение Булата Окуджавы «Я пишу исторический роман») на вид простая – емка и многозначна. Невозможно не передать в слове свое дыхание, но вполне передать его невозможно трудно.

Поиски преображения авторского «я» в слово (стиль – это человек) выявляют себя. Удается угадать тай ну творчества и вместе – сокровенное внутренней жизни.

Устная и письменная речь Натана Эйдельмана, его дыхание связаны особо, неповторимо. Натаново «дышит – пишет» совпадает не только метафорически и метафизически, но – физически. Вряд ли найдешь еще кого, о ком можно сказать с достоверностью: говорит, как пишет; и того более: пишет, как говорит.

Уже «Лунин» ярко обозначил особенности его прозы. В этой книге взрывоподобно явил себя писатель Натан Эйдельман.

Я-то убежден, что этою писателя можно обнаружить и в «Тайных корреспондентах «Полярной звезды». Здесь, как в семечке, собраны будущие Натановы замыслы, сюжеты и вместе будушие приемы, образные средства. Но «Тайные корреспонденты» оказались таким откровением в тогдашней исторической литературе, что своеобразно предъявленное в ней мастерство Эйдельмана-прозаика остается недостаточно отмеченным.

Научный труд с научным наименованием, увидевший свет в научном издательстве, поразил живым прошлым, вырвавшимся с его страниц в настоящее, скрещением судеб – исторических, человеческих, житейских, напоминанием возможности претворения мысли в поэзию, странными сближениями, эпизодами, которые прежде числились «беллетристикой», а здесь вдруг увиделись необходимостью научного исследования, превращением автора в рассказчика, живым «воздухом истории», по определению иных историков. Это было приглашением к истории, которую мы не знали, забыли или уже затруднялись себе представить, вздыхая о расхождении науки и «художества». Книга окликнула нас герценовским «Зову живых!».

1966-й – год появления «Тайных корреспондентов» – начинался судом над Синявским и Даниэлем («заморозки», доконавшие последние остатки «оттепели» в стране).

Первые два эпиграфа в книге, оба герценовские (не цитирую целиком, советую перечитать – сегодня!), звучат набатом «Колокола».

«Я нигде не вижу свободных людей, и я кричу: стой! – начнем с того, чтобы освободить самих себя…»

В этих словах, Натан любил повторять их, – и творческая его программа во всей полноте.

Передать дыхание на бумажном листе Натану Эйдельману, без сомнения, помогали устные выступления. Тоже особый жанр. Не популярные лекции, не доклады, не беседа писателя, не артистический моноспектакль, хотя все наличествовало – и научность, и увлекательные открытия, и литературная наполненность, и высочайший артистизм. Но все – преобразованное его личностью, его дыханием, особостью душевного устройства и вместе дыханием как таковым – в ушах поныне эти захватывающие с первого произнесенного слова и уже не отпускающие придыхания, задыхания, доверительные и убеждающие интонации, неожиданные, будто отмечающие перебой сердца, вдохи, рокочущий смех.

Вспышку торопил

Динамизм повествования – уже с заглавия.

Одно слово, сообщающее решительное движение рассказу. Дата, число, сочетание чисел. Имя, сочетание имен, обычно через тире, подчеркивающее остроту сочетания. Противопоставление. Фрагмент цитаты, предполагающий развитие ее в главе, части книги, в книге.

1949 год

1951 год

1954 год

«Записка», «Исповедь», «Войныч», «Пущин – Пушкин», «Пушкин – Карамзин», «11 января 1825 года», «Декабрь – февраль», «Награда – немилость», «Лет шестьдесят назад», «Была ужасная пора», «Быть может, за хребтом Кавказа»… Ощущение стремительности движения поддерживается естественной, идущей от устных выступлений, но вместе творчески рассчитанной фрагментарностью речи.

Ряд плотно сопряженных «кадров» – мысль, документ, выразительная подробность – и вывод, раздумье, наблюдение, как бы оставленные на полуслове. Эта незавершенность строки, оставляющая простор для додумывания, дочувствования, опять-таки сопоставима с поэтикой фрагмента в творчестве Пушкина, особенно последних лет: «Куда ж нам плыть?..», «Колеблясь и шумя…», «Вот счастье! Вот права…» Не случайно (открывая новый простор стилистическому осознанию) часто и любовно фрагментируются поэтические прежде всего и больше всего пушкинские строки («И прелести кнута», «Чему, чему свидетели…» или приведенное о Муравьеве-Апостоле: «Вспышку торопил»).

Фрагмент заменяет целое: с его помощью Натан Эйдельман, торопя повествование, возвращает читателя к приведенному уже документу или предлагает переосмыслить его.

Ситуация такова…

Историк и писатель, историк-писатель, писатель-историк (и т.п.) – это все про Натана Эйдельмана, все – истина, и все не годится. Потому что скрещение исторического и художественного, о котором мечтал Натан, сознавал он это в полной мере или нет, уже происходит в его сочинениях, образуя особую систему исследования и воспроизведения житейского, человеческого, исторического (ставит он в ряд).

Книгу о Карамзине он называет пушкинским словом «Последний летописец». Название – программное.

«Последний летописец» – эти слова означают, что карамзинская манера (особое сочетание современной науки и старинной «иноческой простоты») более невозможна, уходит в прошлое…

Размышляя об этом, Натан Эйдельман осматривается и на суждение Ключевского, находившего в «Капитанской дочке» больше истории, чем в «Истории Пугачевского бунта». Суждение Ключевского подтверждает глубинную мысль Натана, что Пушкин не только сожалеет, но и – находит.

Пушкинские занятия историей, пристально изученные Натаном Эйдельманом, сплавляют в некое новое, неведомое прежде целое работу в архивах, чтение летописей и хроник, исторических трудов, заполнивших более чем на треть библиотеку поэта, запись преданий и рассказов очевидцев, странствия в поисках материала в коляске, верхом, в кибитке, карете, телеге, пешком – подсчитано, что Пушкин был одним из неутомимых путешественников своего времени.

Натан спорит с сегодняшними литераторами, не желаюшими «впадать в ученость» и уповающими на «художественный талант», – сам-то он идет вослед Александру Сергеевичу…

В пушкинское время узкая специализация, сильное разграничение исторического и литературного труда были просто невозможны, ныне же именно отказ or специализации смотрится «непрофессионализмом».

Но, «начиная с Пушкина, историки, художники не раз вздохнут, сколь основательно разошлись в методе, языке, логике такие две формы познания прошлого, как наука и «художество».

Начиная свой путь в литературе, Натан пишет – исключительно лля себя – небольшой отрывок «Взгляды»:

«…Я начинаю с личности: не с государства, не со слоя, группы, класса. Это будет…

Начнем с личности… – это целый мир, система; ее социальные, семейные etc связи громадны и… относительны».

1960 год

Натай с дочкой Тамарой. 1966 год

Здесь – разгадка исторического воздуха его сочинений, потребность обнаружения себя, усвоения внутренней соразмерности личного и творческого, возможность наполнения своего слова своим «я».

Здесь суть всей его литературной работы: собственно литературной, литературно-исторической, научно- исторической, то, другое и третье часто трудно различимо, определяется не текстом – установкой.

История персонифицируется.

Отсюда прямой путь к завтрашним раздумьям о воскрешении – на новом уровне – научного и художественного целого («карамзинского синтеза», назовет он потом). Он опасается: расчленяя историческое поле между наукой и литературой, легко утратить это целое, умертвить живую историю.

«Наука нащупывает сознательно; человеческий опыт, литература давно это сделали интуитивно. Ситуация такова, что надо начинать с интуиции, наука подоспеет…»

Ситуация такова… Он ощущает, сознает задачу, поставленную временем.

Он вспоминает известные слова Чехова: люди просто сидят, обедают, а в то же самое время решается их судьба (Чеховым сказано, но уж Пушкиным, Гоголем и другими великими глубоко прочувствовано). Прибавляет: «Искусство первым куда раньше науки вторгается в эти удивительные загадочные дебри, джунгли».

Он пишет об одном архивном деле, одновременно печальном и смешном, наполненном до того характерными психологическими подробностями, что частное, личное превращается в типическое: «Эго, как известно, является законом литературным, но что же делать, если жизнь, история представляют невыдуманные художественные детали!».

1978 год

Прохожу жизнь с…

Нужна большая – детская – свежесть души, чтобы впечатление от приближения к герою, узнавания его, вбирания в себя мыслью, чувством необщего выражения его лица всякий раз оказывалось неожиданностью, не подавлялось изначальной идеей, нажитыми прежде представлениями.

Душа Натана распахнута навстречу обретаемым в постоянных трудах впечатлениям. Они тревожат, радуют, жгут его. «Архивы продолжают свой бесконечный рассказ. Мы рады слушать. Нам дороги главные действующие.

Он не пугается, когда обретенный факт, свидетельство, находка не совпадают с его концепцией, не укладываются в нее, когда они что-то нарушают и вовсе разрушают в ней. Он не проектирует дорогу жизни и судьбы. Он не тянет героя за собой и своим замыслом, он погружается в того, о ком пишет, проходит с ним все изгибы его пути, не страшится противоречий героя ни с ним, с автором, ни с самим собой.

Он, погружаясь в материал, начинает жить в героях, как и они одновременно начинают жить в нем.

Из дневника – время подступа к «Первому летописцу»:

«Прохожу жизнь с Карамзиным: бездна поучительного».

«Наслаждение, редкостное, от занятий Карамзиным: движение по его жизни… Давно не получал такой радости».

Владимир Порудоминский и Натан Эйдельман в библиотеке Житомире в 1981 году

В личности Карамзина и трудах его для Натана дороже иного многого – давно не получал такой радости! – дарование не умозрительно, а всем существом принять время как пространственный символ, это путешествие во времени, заменяющее езду в пространстве. Прошлое, воспроизводимое в его воображении историческими изучениями и поэтическим видением, у него, у Карамзина, не меньшая реальность, а если поглубже взглянуть – в чем-то и большая, чем настоящее. Потому что, прописывая картину прошлого, мы не в силах забыть исторического опыта, набранного человечеством и отложившегося в каждом из нас на протяжении последующего времени. И еще: обращаясь к истории, мы волею или неволею привносим в нее черты своей личности. Натан любит пушкинские слова о карамзинской «Истории»: «Нравственные его размышления своею иноческою простотою дают его повествованию всю неизъяснимую прелесть древней летописи». Здесь тоже, если и урок, то урок взаимопроникновения (так обозначает Натан отношения настоящего и прошедшего): ему дорог «моральный контекст», который обретает история, осмысляемая Карамзиным.

В сознании Натана прошлое и настоящее живут нераздельно («пожить, . сколько захочется, в разных эпохах» – и домой, в настоящее, это – не его), они ; постоянно воздействуют одно на другое прямой или обратной связью, движут- I ся в едином временном потоке.

Натан Эйдельман не мог по желанию «перенестись» в Швейцарию или Берлин. А был неутомимый путешественник. Его поездки по стране исчисляются десятками тысяч километров.

Помню, он сочинял одно из посланий тогдашнему главе Союза писателей Г.М. Маркову. Обозначал предполагаемые архивные поиски, пытался предугадать возможные находки, объяснял их значение. Но доводы, убедительные для Натана Эйдельмана, не имели ни малейшего значения для руководства Союза писателей. Марков ему попросту не отвечал.

Карл Павлович Брюллов после гибели Пушкина говорил одному из вельмож: то, что Пушкину не дали поехать в чужие края, – преступление перед русской культурой. Павел Воинович Нащокин, очень Натаном любимый, писал Пушкину о приехавшем в Россию Брюллове, которого царь понуждал к службе: «Что он гений, нам это нипочем, в Москве гений не диковинка, их у нас столько, сколько в Питере весною разносчиков с апельсинами».

Зарубежные впечатления, встречи, библиотеки, архивы, сам взгляд «оттуда» на нашу жизнь, на мучающие нас вопросы успели дать новый мощный толчок творческим замыслам Натана Эйдельмана (из американских архивов он привез 25 килограммов ксероксов). Первые чувства «невыездного» человека, вдруг очутившегося «там», переданы в тонкой книжечке «Оттуда», увидевшей свет уже после смерти автора. О своих поездках – а они только начинались! – он предполагал рассказать в большом одноименном труде чуть ли не на сорок листов. Не путевые впечатления – герценовское оттуда, «с того берега», преисполненное мыслями и заботами об отечестве.

Эпиграф Тынянова

В трудные времена нас поддерживал оптимизм Натана. Читая его книги, слушая его на трибуне или в дружеском Kpyiy, мы набирались, каждый в меру своих возможностей, его стойкости в отношениях с историческими обстоятельствами, убежденности, что времена преходящи.

Оптимизм Натана – жизнелюбие историка и поэта. Жизнелюбие – в бытийном, не в бытовом смысле (как принято ныне выражаться).

На страницах дневника: «веселое пирвовремячумство»; «временами я в отчаянии»; пушкинское: «мой путь уныл…»; совсем страшное: «я несчастлив». (А скольким казалось, сколько завидовало: удачливый счастливчик, общий любимчик!) Он горюет, что не одарен той веселой основой жизни, которую находит в Татьяне Григорьевне Цявловской, в своем отце, в дорогих ему людях старшего поколения, выдержавших испытание исторических ломок, войны, лагерей, самого образа повседневном жизни, постоянно настроенной на оскорбление человеческого достоинства.

В трудные полосы, о которых мы часто не догадывались, захваченные его оптимизмом, он читает дневники Толстого (не самое утешительное чтение!), подумывает об уходе, побеге (вечная российская дума).

«Мы верим в удачу, – не одноразовый подарок судьбы, а трудное движение с приливами и отливами.., – объясняет свой оптимизм Натан Эйдельман. – Верим в удачу, ничего другого не остается».

Умирающий Тынянов напутствовал Пушкина, навсегда уходящего от него из юности в зрелость, навстречу приливам, отливам, одноразовым подаркам, неизбежной гибели: «Выше голову, ровней дыхание. Жизнь идет, как стих».

Мы верим в движение, рифму приливов и отливов, в улачу, запечатленную в стихе.

В позднюю пору жизни Натан Эйдельман публикует исследование (эссе? историческую новеллу?..) «Эпиграф Тынянова».

Уже завершен «Большой Жанно». Эта книга более всех остальных его книг – роман: она пишется с определенной жанровой установкой- Характерна найденная им форма – «записки» героя, Ивана Ивановича Пущина. Он пишет роман, как воспроизводимый документ. В эту форму, для него давно свою, ему удобнее всего оказывается перелить то, что он хочет сказать о своем герое, что его герой по-своему хочет сказать о себе и о мире, в котором прожил, о прошлом и настоящем, обо всем, «чему, чему свидетели мы были».

«Эпиграф Тынянова» – не ответ критикам: может быть, предчувствие критики. В фокусе увлекательного «исторического детектива» – глубокие раздумья о работе ученого и художника с историческим материалом, вообше о воплощении истории в художественной литературе, о неведомых пока путях сопряжения документального и художественного: «Где граница художественной власти над фактом? Неужели все дозволено?».

Попытка разгадать «гремящий» (по Натану) эпиграф первой главы «Смерти Вазир-Мухтара» открывает вход затягивающего в свои глубины пространства вопросов и ответов.

Тынянов ставит эпиграфом строку арабского стиха, взятую из письма Грибоедова, и, зная точный перевод, дает неточный (вместо «Худшая из стран – место, где нет друга», у него: «Величайшее несчастье, когда нет истинного друга»); главное же – меняет имя адресата: письмо к Катенину приводится, как письмо к Булгарину.

Натан Эйдельман с ювелирным мастерством обнажает в сложно устроенном мире романа «потаенные мотивы» Тынянова-художника: неясное, смутное сочленение «Грибоедов – Булгарин» ведет к постижению замысла жизни Грибоедова в последний ее год, его стремлений, заветных мыслей и чувств, причин его страшной гибели: «Чтобы добыть истину, автор Вазир-Мухтара сталкивает противоположности, полюса, заставляет Грибоедова писать об истинной дружбе Булгарину».

Но это зачем? Зачем Тынянов заведомо фальсифицирует, меняет текст, путает адресаты?

Другой вопрос: имеет ли право? «Вопрос частный – проблема зато общая: границы вымысла».

Все тот же крайне значимый для Натана Эйдельмана вопрос о «скрещении» художественного и научного. Лучше «материала» для исследования, чем Тынянов – и писатель великий, и ученый, – не найти. В Тынянове привлекает к тому же отсутствие всяческого пуританства и в отношении к науке, и в отношении к художеству, оба и там, и тут ломают устоявшиеся каноны. Вот и Тынянов у Натана «лукаво подмигивает и заставляет задуматься о бесконечных возможностях художественного вымысла».

Тынянов писал: настоящий литератор знает, «что «литературная культура» весела и легка, что она не «традиция», не приличие, а понимание и умение делать вещи и нужные, и веселые».

Натан Эйдельман подписался бы под этим.

Но вряд ли изменил бы текст письма, отправил письмо другому адресату. Не потому, что не решился бы, – он не отличался робостью. Просто это не соответствовало системе его отношений с историческими свидетельствами, его художественной системе. У него – собственные, отличные от тыняновских пути сопряжения потаенных мыслей с документом. Может быть, поживи он еще…

Там, где кончается документ…

Разговор о знаменитой тыняновской формуле: «Там, где кончается документ, там я начинаю».

Формула Тынянова (ответ на вопрос в сборнике «Как мы пишем») утверждает документ как исходный материал, требующий творческой обработки, превращения в образ. В прозе Натана Эйдельмана художественным образом становится сам документ. «Обработка» документа – не в преображении его, а в отборе, расположении, толковании, в выявлении его исторической образности, равноценной для нас сегодня образности художественной.

«Я чувствую угрызения совести, когда обнаруживаю, что недостаточно далеко зашел за документ или не дошел до него за его неимением», – продолжает Тынянов свое «там, где кончается документ». Натан Эйдельман, сопоставлявший себя с Тыняновым (не соревнование – уроки), должен бы формулировать: «Там, где начинается документ, там я начинаю». При неимении документа он, как правило, предполагает, «вычисляет» таковой, ишет и по большей части находит.

«Случай ненадежен, но щедр», – любил повторять Натан, говоря о своих поисках. Этот афоризм находим у Демокрита (Натан, кстати, отрицал, что встречал афоризм в книгах, считал своим). Но мудрый грек смотрит на дело как бы «от обратного»: «Случай щедр, но ненадежен». Редакцию Натана отличает от той, что предложена древним мыслителем, деятельный оптимизм, стратегически и тактически подкрепленная готовность получить от случая все, что он в состоянии дать.

Там, где начинается документ, там я начинаю

Документ, сливаясь с авторской речью, открывая, продолжая, заключая, постоянно перемежая ее, сам становится ею, перевоплощается в нее. При всем разнообразии приводимых документов они не смотрятся в тексте чужеродно.

Отрывки писем, дневников, деловых бумаг разных лиц монтируются и по «драматургическому» принципу: имя, выставленное курсивом, а следом – репликой – строки документа.

В плохой исторической прозе персонажи пьют вино, склоняются над военной картой и фальшиво «беседуют» цитатами из собственных писем и дневников. Натан монтирует дневники и письма и получает живую речь.

Стихи ложатся бок о бок с документом. Проницательностью поэта Натан угадывает глубинный смысл поэтического образа, который, не утрачивая этого драгоценного свойства, сам становится у него документом, атрибутом науки о человеке, как именует он историю.

«И как ни опасно вымышлять, домышлять, переводить стихи на мемуарный язык, но, думаем, с должной осторожностью, – можно, нужно».

Стихи усваиваются его сознанием и чувством как исторический источник, но, образуя с документом единую систему, привносят в нее поэтическое начало, поэтическую образность, слышимое биение сердца.

Великий новатор Юрий Тынянов создавал новый исторический роман, повесть, рассказ. В условиях и требованиях нового времени, пройденного литературой пути он творчески развивал то, что найдено Пушкиным в «Капитанской дочке», Толстым – в «Хаджи-Мурате».

Натан Эйдельман ищет (и находит, и дальше ищет) новые методы, приемы воспроизведения исторического материала в литературе, «скрещения» науки и словесности. Поэтому его проза не поддается принятым жанровым определениям. «Проза Эйдельмана», и только.

Медная бабушка, то есть бронзовая Екатерина, которая стоит во дворе дома на Фур штатской, где обитают Пушкины, не должна бы выводить нас на «круги мироздания», объясняется с читателями Натан (несколько даже по-гоголевски: «Тут нужно принести некоторые извинения»): «Не должна сама по себе, но как элемент, случайность, сопоставленная с очень важными и знаменитыми своими медными, каменными и бестелесными современниками и современницами, Бабушка начинает говорить в их хоре».

Повествование о «Медной бабушке» по замыслу, по настроению рифмуется с «Носом» и оживающим портретом, волновавшим воображение Натана, с несуществующим и одновременно существующим поручиком Киже, с иной «тыняновщиной», как с любовной фамильярностью пишет в своих тетрадях

Натан Эйдельман на очередном своем выступлении в 1983 году

Натан. «Апогей бессмыслицы, того петербургского, туманного, зыбкого абсурда, который так хорошо чувствовали Гоголь, Достоевский: зачем-то медная статуя в каком-то дворе, зачем-то камер-юнкерский мундир, зачем-то вскрываются семейные письма и еще выговор за ропот по этому поводу; зачем-то была гигантская сила духа, мысли, творчества, – и никогда не было так худо…»

(О себе – вдень 50-летия. «Сколько осталось? Может быть, лет 8-10?»

Истина между двумя проставленными цифрами – там, где тире. Может быть, нарочно – пропуск? Вслух пророчил: 59. Напророчил…

Общий знак

Натан Эйдельман, как правило, ищет образ не во внешнем описании – цвет, запах, звук, фактура предмета. Можно прочитать два-три десятка страниц его прозы и не встретить ни одного цветового эпитета. Однажды в долгих поисках я с трудом набрел на серый сюртучок Канта.

Но при этом проза Эйдельмана живописна. Нечастая способность таланта: не употребляя чисто образных средств, как бы вневербально пробуждать воображение читателя, вызывать образные ассоциации, основанные на нашем индивидуальном историческом знании и чувственном опыте.

11 января 1825-го, Пущин, навестивший друга в Михайловском, расстается с Пушкиным навсегда: «А пока что звуки: бряканье колокольчика, бой часов. Что-то говорит Пушкин, молчит Пущин – «прощай, друг» – скрип ворот. Только свеча в руке вышедшего на крыльцо Пушкина – единственный световой тон в прощании звуков».

Как хорошо! Но подробности выбраны из приведенных записок Пущина. И тут же – взгляд автора извне на безукоризненно точно переданное им изнутри: «Впрочем, зима, снег, угар – это для Пущина 1858 года – символы собственно тридцатилетней неволи. Оттого он и через треть века особенно тонко чувствует угрюмое пушкинское заточение. «Зима» – это как общий знак их судеб».

В том то и суть, что, не отступая от источников, Натан Эйдельман ищет и находит в них подробность, вещь, в которой документальная достоверность совпадает с метафорической.

Наслаждение историей

Это было наслаждение историей, отличавшее любимых им людей – Пушкина, Герцена, Карамзина. Кто из нас, кому посчастливилось общаться с Натаном (да и просто слышать его) забудет, как он, сияя глазами, радостно смеясь, особым голосом и с особой интонацией преподносил какой-нибудь добытый им в его разысканиях примечательный факт. Как вытягивал из вечно набитого так, что уже и не застегнуть, портфеля листок с выписанной из старинной бумаги фразой и спешил прочитать ее вам немедленно – в застолье, в метро, на ступенях библиотечной лестницы. Как он восторгался, хохотал, подбадривающе рокотал, когда попадался ему интересный собеседник, сообщавший нечто ему не ведомое, как хватался за тетрадь записывать, как словом, жестом, взглядом приглашал свидетелей разговора наслаждаться вместе с ним.

Он приглашал насладиться историей как можно большее число людей. Он не хотел быть счастливым в одиночку.

Неизменно провозглашая это, Натан Эйдельман следует Шекспиру и Пушкину в умении равно оценить и связать великое и малое, трагическое и смешное, увидеть, понять, почувствовать в каждом событии, в каждой подробности масштаб и эмоциональную окраску, главное – историческую наполненность, плотность содержащегося в них историзма, яркую, объемную очевидность, с которой выражена в них история.

«На свете все сцеплено со всем»

Потому его Сергей Муравьев-Апостол одним фактом своего появления на свет вступает в отношения с Франсиско Гойей, который недавно лишился слуха и с сугубой остротой зрения различает кошмары «Капричос», и с Джорджем Вашингтоном, который президентствует последнюю осень, и с Брянского полка солдатом Петром Чернышевым, сосланным по именному высочайшему указу в нерчинские рудники, и с гамбийским негритенком Демба, упоминаемым в географических отчетах, и с Гракхом Бабефом, ожидающим встречи с гильотиной.

Натан любил высчитывать, сколько звеньев или рукопожатий от любого из нас. своих, знакомых, до кого-нибудь, кажется, недосягаемо далекого: папы римского, японского императора, гренландского эскимоса. Всегда выходило, что немного: два, три, не более пяти.

Люди, встретившие в мире рождение «апостола Сергия», могут никогда не узнать друг о друге (хотя между героем книги и каждым из них, если посчитать, не так много рукопожатий, как почудится на первый взгляд), но все в совокупности они составляют свое время, как Вселенную создает взаимопритяжение небесных тел.

Но вместе и по вертикали человек вступает в уловимые связи со всеми, кто жил до него и будет жить после, кто прямо или косвенно (иногда вроде бы очень опосредованно, и все же…) готовил или продолжит его судьбу.

Тождество, единство Натаново изнутри, извне эпохи формируется его осознанием и ощущением почти физическим потока и пространства времени.

Числа

Его проза полнится числами.

Датами, подсчетами годов, дней, верст…

Полнится – не преувеличение: «Осенняя гроза 1796 года ускоряет смертную болезнь русской царицы, болезнь завершится через 40 дней апоплексическим ударом, придут новые цари, переменятся подданные, а мальчик, появившийся на свет 28 сентября 1796 года в Санкт-Петербурге, в доме Самборского, проживет 10880 дней до раннего утра 13 июля 1826 года».

В «Лунине» вся поэтика заглавий строится на числах: «Часть первая. Тридцать восемь лет», «Часть вторая. 212 дней», «Часть третья. Еще девятнадцать лет».

Заглавия-даты встречаем во многих его сочинениях.

Вводить даты в повествования (вне потребностей приема или ритма) по большей части трудно. Они осложняют, загромождают текст, нарушают интонацию.

У Натана число, сама графика цифр – образ, художественная потребность. Постоянное движение – игра!!! – чисел делает более глубокими, увлекательными, неожиданными авторские, а с ними и наши размышления о мире, истории, человечестве и человеке. Натан то и дело втягивает нас в увлекательный счет, благодаря которому мы обретаем реальное ощущение времени и пространства.

И в дневнике, когда о себе, то и дело появляются цифры.

«Завтра мне 52; 4 х 13»…

В Дилижане грусть «от простого расчета – что был здесь 17 лет назад. А еще через 17 – мне под 70».

Но 17-ти у него нет: остается 7 лет, 6 месяцев, 13 дней.

Наверное, самые горестные слова прощания венчают «Большого Жанно» – прощание Пущина с Пущиным: «Прощай, мой город. Прощай, моя юность, моя молодость, прощай, и моя старость. И если навсегда – то навсегда прощай».

Натан прожил на этом свете 21775 дней.

На последней больничной койке он лежал с томиком Пушкина в руках: продолжал медленное чтение стихотворения «Андрей Шенье».

Друзья уходят – обреченный отряд его современников. Но книги издаются, не залеживаются на полках, читаются по-прежнему жадно. Его мысли, творческие открытия, его уроки, как уроки тех, кто были его учителями, живут, продолжаются в трудах пришедших после. Жизнь его вступает в сцепления с тысячами и миллионами других жизней.

История продолжается.

«Я не знаю, – говорит его Большой Жанно, – в каких отношениях с нами близкие нам души, но убежден, что земная разлука не разрывает настоящей связи…»

ПОНЕМНОГУ О МНОГОМ

Коварное слово «Я»

Творчество поэтов-самоубийц отличается частотой употребления личного местоимения первого лица и другими лингвистическими особенностями – таковы выводы американских психологов. Они основаны на результатах компьютерного анализа нескольких сотен текстов.

Профессор психологии Техасского университета Джеймс Пеннебэйкер и аспирант Университета Пенсильвании Шэннон Уитсли Стирман сравнили 156 стихотворений, написанных девятью покончившими жизнь самоубийством поэтами, со 135 стихотворениями, которые вышли из-под пера девяти поэтов, самоубийств не совершавших. «Слова, которыми мы пользуемся', особенно те, которые зачастую кажутся ничего не значащими, на самом деле говорят многое и о наших мыслях, и о том, что мы собой представляем», – сказал профессор Пеннебэйкер. Главным в своем основанном на статистике открытии он считает то, что у специалистов появляется возможность различать особенности душевного здоровья людей по языку, которым они пользуются.

Группы анализируемых поэтов формировались по их максимальной близости друг другу с учетом таких факторов, как национальность, эпоха, образование и пол, и все поэты были американцами, британцами или русскими. Среди последних – Сергей Есенин и Владимир Маяковский, в контрольной – несуицидной группе – Осип Мандельштам и Борис Пастернак. Оказалось, что поэты, покончившие жизнь самоубийством, чаще других используют формы местоимения первого лица, но единственного числа – «я», «мне», «меня», и гораздо реже, чем поэты без суицидальных наклонностей, они употребляют местоимения первого лица множественного числа – то есть слова «мы», «нам» и так далее. В общем, ученые говорят, что поэтов-самоубийц привлекают слова, благодаря которым они могут показать отстраненность от остального мира и погруженность в свой собственный. Самым значимым словом для них является слово «я», которое они используют неизмеримо чаще других слов и чаще, чем это делают другие люди.

Кроме того, суицидальные поэты почти не употребляют такие слова, как «беседа», «разговор», «слушать», «делить» и «делиться». В их творчестве часто встречаются слова о смерти, но в то же время глаголы, ассоциирующиеся с сильными эмоциями как отрицательными, например, «ненавидеть», так и с положительными – «любить» , используются одинаково обеими группами поэтов.

В прежнем исследовании Пеннебэйкера было обнаружено, что частота самоубийств у поэтов значительно выше, чем у прозаиков и обычных людей, и что поэты особенно подвержены депрессиям, перепадам настроений – тому, что называется маниакально-депрессивным психозом. Выявленные сейчас речевые особенности стихотворцев являются, по мнению ученого, «лингвистическими предсказателями самоубийства» ныне живущих поэтов, однако если вы поэт и часто используете слово «я» – это не значит, что вас ждет суицид, это лишь знак повышенного риска, как считает техасский профессор.

Америка под ударом

Крупнейшим городам восточного побережья США – Нью-Йорку, Майами и Бостону, – угрожают не только удары террористов, но и небывалое стихийное бедствие, готовое смести их с лица Земли. Оно может разразиться через несколько тысяч лет, а может и через несколько пет. Речь идет о «геологической бомбе», заложенной в Атлантике – на Канарских островах. На них есть действующие вулканы, и один из них – Кумбре-Вейя на острове Пальма – привлек внимание британского геолога Симона Дея, Стивена Уорда из Калифорнийского университета и их швейцарского коллеги Хермана Фрица.

По словам Дея, при мощном извержении вулкана весь его западный склон может сползти в море – а это около пятисот кубических километров каменных глыб. Возникнет «самое мощное в истории человечества цунами». По расчету Фрица, в момент обрушения вулкана поднимется волна высотой 650 метров. Примерно через час волна высотой около 100 метров достигнет Западной Сахары. Через девять часов после катастрофы цунами обрушится на американское побережье. Там высота волны, по расчетам Дея и Уорда, будет достигать двадцати метров, а по мнению Фрица – полусотни метров. Берега Англии и Испании захлестнут волны высотой от трех до семи метров.

При более оптимистичном сценарии в море сползет лишь часть склона. Приливная волна будет ниже, но разрушения, причиненные ей, все равно окажутся велики и неожиданны. Ведь в Атлантическом океане, в отличие от Тихого, нет станций слежения за цунами.

Чтобы оценить опасность катастрофы, Симон Дей обследовал окрестности вулкана Кумбре-Вейя. Он составил карту трещин и расселин, возникших после извержений 1585,1712 и 1949 годов. По его данным, восточный и южный склоны вулкана напирают на западный, нависший над морем. Во время последнего извержения этот склон уже сместился на целых четыре метра. Длина разлома составила почти четыре километра. Сейчас вулкан спокоен, но что произойдет после следующего извержения или землетрясения? Быть может, оно поставит Америку на грань катастрофы. Возможно также обрушение других вулканов на Канарских островах, а также на Азорских островах и островах Зеленого Мыса.

Этот расчет вовсе не так фантастичен, как кажется на первый взгляд. Испанский геолог Хуан Карлос Карраседо выяснил, что 120 тысяч лет назад нечто подобное уже случилось на Канарских островах. Тогда в море рухнул северо-западный склон вулкана на острове Иерро. После обрушения вулкана (его высота достигала полутора километров) образовалась бухта шириной пятнадцать километров. В сторону Америки устремилась громадная волна. Как показало исследование, проведенное Карраседо, волна выбросила на побережье Багамских островов около двух тысяч тонн породы; они образовали завалы высотой до двадцати метров.

Следы мощных доисторических цунами найдены также близ Санта-Барбары в Калифорнии и на Коста-Рике. Очевидно, они были вызваны обрушением горных склонов на Гавайских и Канарских островах.

Их часто путают

Сладковатый запах ванилина знаком каждому. Ведь ванилин – одна из самых распространенных ароматных добавок. Добавляют его не только в сладости, но и в некоторые очень модные духи. Впрочем, запах-общее достояние ванили и ванилина, и поэтому их часто путают. Правда, ванилин, в отличие от ванили, получен искусственный путем. Впервые этот белый кристаллический порошок удалось синтезировать в XIX веке, когда был установлен химический состав глюкованилина – так химики назвали пахучее вещество, которое и создает характерный ванильный аромат. Долгое время рецепт ванилина держали в секрете, но сейчас его производят повсеместно. Для синтеза ванилина годятся и гвоздичное масло, и древесина, и буковый деготь. Ванилин намного дешевле, чем настоящая ваниль, да и получить его можно гораздо быстрее и проще, чем заморскую пряность. Целый килограмм дорогостоящей ванили с успехом заменяют всего лишь 20 граммов ванилина.

Настоящая ваниль встречается довольно редко и ценится почти что на вес золота. Растение ваниль любит тепло и влагу. Ее родиной считают тропики Южной Америки, растет она также в Индонезии, на Цейлоне и Яве. Предполагают, что ваниль была известна индейцам Америки задолго до того, как туда прибыл Колумб. Сохранились сведения и о том, что ацтеки, населявшие Мексику до прихода туда испанцев, добавляли ваниль в сладкий напиток из бобов какао, который, по легенде, они готовили для своего императора. Как многие ее родственники из семейства орхидных, ваниль живет «за счет» соседей-деревьев, питаясь их соком. О родстве с орхидеями напоминают и изысканные белые цветы растения. Когда же они отцветают, на их месте остаются небольшие стручки-коробочки, в которых и накапливается ароматный глюкованилин.

ЖЕНСКИЕ ИСТОРИИ

Превратности Фортуны, или Картины из жизни Екатерины I

Игорь Курукин

Екатерина I. В прошлом – крестьянская дочь, Марта Скаеронская

Утром 7 мая 1724 года по крытому сукном помосту из дворцовых палат московского Кремля в древний Успенский собор шла женщина. Она была в тяжелой, пурпурного цвета с золотым шитьем робе «по испанской моде» и головном уборе, осыпанном жемчугом и драгоценными камнями. Длинный шлейф за ней несли придворные дамы, под руку ее вел Карл- Фридрих, герцог Голштинский, а сопровождали великий канцлер Г.И. Головкин и генерал-адмирал Ф.М. Апраксин. Возглавлял процессию сам Петр с генералами империи, а замыкали камергеры, кавалеры двора, дамы и девицы «первого достоинства».

В соборе Екатерина (а это была именно она, жена Петра I) прочла символ веры, преклонила колени, и сам император возложил на нее роскошную мантию (весом в шестьдесят килограммов!) и драгоценную корону, а первый по сану новгородский архиерей Феодосий вручил «державный глобус». Запели певчие, и грянул орудийный залп вместе с «беглым огнем» десяти тысяч солдат из собранных в старой столице полков. А вечером двор отмечал знаменательное событие торжественным обедом в Грановитой палате; для народа же в Кремле был устроен роскошный праздник с жареными быками и фонтанами белого и красного вина, подводившегося по трубам с колокольни Ивана Великого. Екатерина стала Екатериной I, императрицей.

Коронация была кульминацией ее жизненного пути, начавшегося в крестьянской избе. Сохранилось восемь версий ее происхождения; по наиболее вероятной, она – лифляндская уроженка литовского происхождения из крестьян Марта Скавронская. Польский язык был родным для ее семьи, которую по указанию Петра разыскали, но держали далеко от двора во избежание огласки незавидного родства: брат царицы, Фридрих, был ямщиком, а сестра Христина с мужем – крепостными. Екатерина сумела стать не только очередной «метрессой», но и самым близким человеком для непредсказуемого и вспыльчивого царя. Она была заботливой женой и матерью, беспокоилась о здоровье Петра и умела успокаивать царя во время случавшихся с ним припадков. Однако семейное тепло вместе с необходимостью узаконить рожденных детей могли вполне объяснить официальный брак царя, но не демонстративную коронацию супруги. Зачем она?

Петр I

В массовом сознании Екатерина, видимо, и воспринималась как добрая хозяйка и жена, но не прирожденная царица и уж никак не достойная верховного правления «баба». Даже в солдатских песнях петровской армии она не представлялась законной наследницей «империи», согласно им, на смертном одре Петр завещал: «Сенат судить князьям-боярам, всем старшим фельдмаршалам. А каменную Москву и Россию – Кате, а империю – царевичу…»

Сохранившиеся документы вполне соответствуют народным представлениям. Императрица распоряжалась закупкой вин и водки, приобретала заморские деликатесы – колбасы или «чекулад» с прибывших кораблей. Она умела сделать приятный сюрприз мужу: посылала ему свежую клубнику, огурчики или бутылку какого-нибудь особенного «крепыша»; приказывала наловить и доставить для него в Петербург «две тысячи раков больших», баловала его астраханскими арбузами и свежим виноградом. В свою очередь, Петр присылал «сердешнинкому другу» заграничные кружева или букет цветов из «ревельского огорода», бегло сообщал о походах и сражениях. Но в серьезные дела жену не посвящал, и следов ее участия в управлении государством нет, если не считать умение вовремя замолвить словечко за провинившегося.

Свадьба Петра I и Екатерины. Гравюра И. Ф. Зубова, 1712 год. Фрагмент

Тем не менее торжество недавней царской наложницы состоялось. Оно стало наглядным воплощением нового принципа служения «регулярному» государству, когда путь к чинам и почестям открывали не происхождение, а заслуги и «годность». Екатерину вполне могли понять многие из собравшихся тогда в Кремле: почти четверть офицерского корпуса петровской армии составляли вчерашние крестьяне, посадские и прочие разночинцы, ставшие теперь «благородиями». Армия стала становым хребтом российской государственности, и сам Петр в манифесте о коронации жены на первое место поставил ее заслуги и известность в войсках: «Во многих воинских действах, отложа немощь женскую, волею с нами присутствовала и елико возможно вспомогала, а наипаче прудской баталии с турки… почитай отчаянном времяни, как мужески, а не женски поступала, о том ведомо всей нашей армеи».

Вместе с ливонской пленницей на историческую арену выходило целое поколение «выдвиженцев». Реформы же означали стремительную европеизацию этого слоя и «прививку» ему новых представлений. Повести петровской эпохи рисуют образ лихого и галантного шляхтича, который мог сделать головокружительную карьеру, обрести богатство и повидать мир от «Гишпании» до Египта «для смотрения дивных пирамид». Герой одной такой «Гистории о некоем шляхетском сыне» в «горячности своего сердца» уже смел претендовать на любовь высокородной принцессы, и в этой дерзости не было ничего невозможного: «Как к ней пришел и влез с улицы во окно и легли спать на одной постеле…», и уже очень скоро в «эпоху дворцовых переворотов» этот литературный образ стал реальностью.

Но фортуна петровской эпохи была сурова: могла возносить людей в одночасье к вершинам власти и безжалостно свергать их оттуда.

Так могло случиться и с Екатериной. Могло, но не случилось. После смерти всех сыновей от нее Петр решился остановить на жене свой выбор на основании принятого в 1722 году «Устава о наследии престола». Этот акт отменял принцип передачи власти по нисходящей линии от отца к сыну и разрешал царю избрать таковым любого из возможных претендентов. Едва ли император обольщался насчет государственных способностей Екатерины. Скорее, он решил предоставить ей, независимо от брака, особый титул и право на престол в расчете на поддержку своего ближайшего окружения. В мае 1724 года вопрос, казалось, был решен: очевидцы даже заметили слезы на лице Петра в момент возложения короны на голову его Кати. Она же в порыве чувств «хотела как бы поцеловать его ноги, но он с ласковою улыбкою тотчас же поднял ее».

Но… Удар постиг Петра с той стороны, откуда он менее всего его ожидал.

В ноябре того же 1724 года был арестован Вилим Моне – любимец Екатерины, управляющий ее канцелярией. Пятнадцатого он был казнен. Официальная версия – злоупотребление и казнокрадство. Современники же считали, что причиной была предосудительная связь императрицы с красавцем камергером.

Петр нередко нарушал супружескую верность и даже извещал жену в письмах о своих очередных «метресишках», но не признавал подобных прав за Екатериной. Разлад в семье имел очень серьезные последствия самого разного свойства. Во-первых, Петр приказал опечатать драгоценности жены и запретил исполнять ее приказания. Но главное – согласно некоторым свидетельствам, он уничтожил заготовленный было акт о назначении ее наследницей. Царь избегал общества Екатерины, а она откровенно боялась за свое будущее, хотя и пыталась вернуть расположение мужа. Он же, очевидно, бесконечно страдал, был мрачен, стал болеть.

Развязка произошла в январе 1725 года: колесо фортуны для Екатерины сделало новый оборот. Официозная версия событий была составлена главным придворным «идеологом» Феофаном Прокоповичем. Феофан как «самовидец» событий о многом умолчал, но подробно описал, как по кончине императора во дворце собрались члены Сената, генералитет и лица «из знатнейшего шляхетства» и после пространных речей о праве на трон Екатерины признали его «без всякого сумнительства». Более драматическую трактовку событий дал в своих записках голштинский министр Геннинг-Фридрих фон Бассевич. Ему якобы стало известно о готовившемся заговоре против «императрицы и ее семейства», после чего сам Бассевич и Меншиков начали операцию по спасению Екатерины. Именно Бассевич привел знаменитый рассказ о последней попытке Петра 1 назвать имя наследника: «Император пришел в себя и выразил желание писать, но его отяжелевшая рука чертила буквы, которых невозможно было разобрать, и после смерти из написанного им удалось прочесть только первые слова: «Отдайте все…»

На деле же Петр в первые дни болезни явно рассчитывал на благополучный исход: он собирался ехать в Ригу; «записная книга» кабинет-секретаря А.В. Макарова отмечает наличие до 25 января петровских «помет» и резолюций. Возможно, поэтому царь и не думал о преемнике, В понедельник 25 января врачи решились на операцию, которая принесла лишь кратковременное облегчение. Сообщения французского, шведского и голландского дипломатов от 26 января говорят о состоявшемся в середине дня заседании сенаторов и президентов коллегий, где был найден компромисс: наследником становился законный в глазах большинства населения сын царевича Алексея Петр II при регентше Екатерине и под контролем высшего государственного органа – Сената.

Рассказ о заговоре против Екатерины явно не соответствовал действительности. Ограниченную в правах регентшу свергать не было никакой необходимости. Заговор был организован как раз против регентства и в пользу самодержавия Екатерины. В тот же день, 26 января, дворец был окружен стражей.

Противостояние 1725 года не было «типичным военным переворотом»: в то время гвардейские солдаты и офицеры еще не «научились» самостоятельно свергать министров и государей. Во дворце шли ожесточенные споры, сторонники регентства не сдавались. А что же Екатерина? Оказавшись в центре борьбы за власть, она без особых колебаний встала на сторону старых и близких друзей. Пришлось выйти из официального образа убитой горем вдовы, которую с трудом оторвали от тела мужа и под руки повели царствовать. Бассевич вспоминал, что в кабинете царицы для них были «приготовлены векселя, драгоценные вещи и деньги», а датский посланник Вестфален называл и суммы, прямо скажем – немалые, полученные в ту ночь участниками возведения императрицы на престол.

Сделать выбор для них, как и для многих других гвардейских «выдвиженцев», было нетрудно, скорее для них и выбора-то не существовало: преимущество «полковницы» было очевидно и осязаемо.

Противоборство сторон оттеснило на второй план самого Петра. Судьба трона решалась не после смерти, а еще при жизни императора, умиравшего в центральном зале на втором этаже своего Зимнего дворца. У него в течение 26-27 января еще было время, чтобы объявить свою волю, но уже не было возможности ее осуществить. Меншиков и его сторонники сумели настолько изолировать Петра, что никакое его распоряжение в ущерб Екатерине не могло иметь успеха. Принятые меры, в том числе и караул сержанта Ханыкова, исключали какую- либо случайность.

После угроз со стороны гвардейских командиров «оппозиция» вынуждена была признать новую политическую реальность. Бурные ночные события завершились присягой собравшихся «чинов» около 8 часов утра. Первый манифест нового царствования извещал о вступлении на престол Екатерины по воле самого Петра…

Граф Федор Матвеевич Апраксин. Копия с оригинала петровского времени

Канцлер граф Гавриил Иванович Головнин

Началось короткое и неяркое царствование Екатерины I. Власть не сделала домохозяйку государственным человеком, несмотря на внешний блеск и торжество. Ее внешность вполне отвечала духу времени: она была, по словам известного историка и придворного графа С.Д. Шереметева, «очень телесна, во вкусе Рубенса и красива». Что же касается государственных способностей императрицы, то комплимент капитана-француза Ф. Вильбоа: «Немногие умели пришпорить лошадь с такой грациозностью, как она», вполне ясно их характеризовал. Новая правительница могла поддерживать разговор на четырех языках, усвоила внешний облик сановного величия и некоторые – весьма смутные – представления о стоявших перед страной проблемах, но всерьез руководить государственными делами была не в состоянии.

Отбыв положенный траур, стареющая императрица стремится наверстать упущенное – фавориты, наряды, праздники не кончаются и не отличаются изысканностью вкуса. Племянник знаменитого петровского «дебошана» Иоганн Лефорт, закаленный на придворной службе у польского короля, с некоторым удивлением передавал свои петербургские впечатления: «Я рискую прослыть лгуном, когда описываю образ жизни русского двора. Кто бы мог подумать, что он целую ночь проводит в ужасном пьянстве и расходится, это уж самое раннее, в пять или семь часов утра».

По петровской традиции она еще посещала верфи, госпитали и выезжала на пожары, но большая часть «ра7 бочего времени» посвящалась прогулкам «в огороде в летнем дому», в других резиденциях, по улицам столицы и регулярным застольным «забавам» и «трактованиям».

Екатерина обещала «дела, зачатые трудами императора, с помощью Божией совершить», и по мере возможностей следовала этой программе. Она утвердила уже рассмотренные Петром штаты государственных учреждений, отправила в далекое путешествие экспедицию капитан-командора Витуса Беринга, дала аудиенцию первым российским академикам. В новой столице продолжали мостить улицы, а на «Першпективной дороге» – будущем Невском проспекте – поставили первые скамейки для отдыха прохожих. Новые указы так же решительно запрещали даже отставным дворянам под страхом штрафа и битья батогами ходить «с бородами и в старинном платье» и предписывали щетину «подстригать ножницами до плоти в каждую неделю по дважды». На русскую службу по-прежнему охотно принимались иностранцы, и многие из деятелей эпохи пресловутой «бироновщины» – А.И. Остерман, Б.Х. Миних, Р.Г. Левенвольде – начали свою карьеру как раз в это время.

Для решения важнейших государственных проблем при императрице был образован в 1726 году Верховный тайный совет «как для внешних, так и для внутренних государственных важных дел»; в него вошли Меншиков, П.А. Толстой, Г,И. Головкин. Ф.М. Апраксин, А И. Остерман и из представителей «оппозиции» – князь Д.М. Голицын. В том же году Екатерина несколько раз посетила его заседания, но с декабря и до конца царствования там не появлялась. Правда, появился указ 4 августа о действительности распоряжений за подписями всех членов Совета, без этого нормальная работа государственной машины была просто невозможна.

Екатерина контролировала Тайный совет через Кабинет – личную канцелярию царя во главе с опытным бюрократом А.В. Макаровым. Кабинет получал с мест необходимую информацию (всем губернаторам и военному начальству в 1726 году было приказано о «новых и важных делах» сообщать прежде всего в Кабинет) и от имени Екатерины общался с Советом. Оттуда же выходили ее именные указы. Они-то и касались прежде всего пожалований чинами и «деревнями», увольнений и назначений: в этих случаях Екатерина иногда отстаивала свое право и вопреки мнению Совета.

Верховный Тайный совет обсуждал проблему корректировки реформ, слишком большим было напряжение сил страны. Но все это делали другие. А личная инициатива Екатерины нередко представляла собой не более чем карикатуру на петровские замыслы. Знаменитые ассамблеи превращались в разгульные вечеринки для узкого круга придворных, выдвижение талантливых и умелых помощников – в пожалования новым фаворитам и крестьянской родне императрицы: ее братья Карл и Фридрих Скавронские стали в 1727 году графами Российской империи.

Зимний дворец Петра I в Санкт-Петербурге. Гравюра И. Ф. Зубова., 1716 год

Но главной своей государственной задачей императрица поставила устройство достойных «партий» для дочерей. Брак старшей. Алны, был уже предрешен Петром, в результате в круг высшей российской знати вошел герцог Карл-Фридрих Голштинский. Екатерина хотела во что бы то ни стало вернуть зятю отнятые у него Данией земли, не останавливаясь перед неизбежным международным конфликтом. В мае 1726 года императрица велела вооружить пушками свою личную яхту и собиралась лично возглавить флот в походе на Данию. Но в Балтийское море вошла английская эскадра, и начинать военную кампанию без союзников и при полном превосходстве противника на море было невозможно, пришлось ограничиться приведением в порядок укреплений Кронштадта и Ревеля.

По примеру Петра Екатерина была заботливой «полковницей»: лично присутствовала на «екзерцициях», делала подарки на именины и крестины гвардейцев, лично разбирала их прошения и оказывала помощь нуждавшимся. «Великая перемена чинам» генералов и офицеров прокатилась по армии, в иной день Екатерина подписывала по сотне новых офицерских патентов! При этом повальные награждения радовали не всех, поскольку происходили нередко без учета действительных заслуг.

Доносы донесли до нас ворчание гвардейской казармы: «…Не х кому нам голову приклонить, а к ней, государыне.., господа де наши со словцами подойдут, и она их слушает, что ни молвят. Так уж де они, ростакие матери, сожмут у нас рты? Тьфу де, ростакая мать, служба наша не в службу! Как де вон, ростаким матерям, роздала деревни дворов по 30 и болше.., а нам что дала помянуть мужа? Не токмо что, и выеденова яйца не дала».

Появились случаи отказа от присяги императрице: «Не статочное дело женщине быть на царстве, она же иноземка…» Уже в декабре 1725 года было решено создать специальную охрану императрицы – кавалергардскую роту с личным составом «из знатного шляхетства самых лучших людей из прапорщиков и из поручиков».

Часто болевшая императрица все больше замыкалась в придворном кругу, где за карточной игрой и застольем выдвигались новые фавориты: молодой поляк Петр Сапега и камергер Рейнгольд Левенвольде, получившие за заслуги интимного свойства щедрые пожалования. Меншиков тоже принимал участие в забавах императрицы вроде соревнований по питью пива; с любимцами ее он вроде бы вполне ладил, но за пределами дворца реальная власть находилась в его руках.

Сенатский указ о смерти Петра I, провозглашавший императрицей Екатерину

С конца 1726 года он задумал дерзкий план, целью которого был брак маленького великого князя Петра с одной из его дочерей, в результате чего сам Меншиков смог бы породниться с царствующей династией и стать регентом при несовершеннолетнем государе. Датские и австрийские дипломаты, считавшие кандидатуру Петра наиболее благоприятной для своих интересов, поддерживали Меншикова.

Но добиться желаемого Меншикову удалось не сразу. В феврале 1727 года Екатерина еще не допускала такой возможности и заявляла, что престол принадлежит ее дочерям – Анне и Елизавете. Обе цесаревны и герцог упрашивали Екатерину не допустить такого поворота событий. Императрица колебалась, но в итоге после новых усилий со стороны Меншикова все же дала согласие. Понимала, что это – единственно возможный вариант или просто не могла сопротивляться напору Меншикова? Кто знает? Весной 1727 года силы были на исходе, а вокруг – нескончаемые интриги и грызня. А в числе недовольных – самые близкие, вчерашние помощники: зять Меншикова, генерал-полицеймейстер А.М. Девиер, ПА. Толстой, генералы И.И. Бутурлин и А. И. Ушаков.

У Екатерины началась горячка – воспаление или «некакое повреждение в лехком», по позднейшему заключению врачей.

Сам же светлейший князь не выпускал из своих рук инициативу: 10 апреля он переехал в свои апартаменты Зимнего дворца, чтобы прочнее держать ситуацию под контролем. 24 апреля он добился ее указа об аресте Девиера, затем были схвачены Толстой и другие. Следствие проходило под сильнейшим давлением Меншикова и в страшной спешке. 4 мая императрице уже был сделан доклад по делу; 5 мая (в предпоследний день ее жизни!) Меншиков четыре раза посещал умиравшую. Доклад и приговор были готовы лишь к вечеру 6 мая, в последние часы жизни Екатерины, и были ею утверждены, поскольку Меншиков не отходил от постели императрицы.

Вечером того же дня первая из преемниц Петра I «с великим покоем преставилась». Могла ли Екатерина за считанные часы до смерти читать документы, утверждать завещание и миловать осужденных? Вряд ли. Может быть, в эти последние часы она и пыталась что-то сделать, но поздно. Сам князь уже после всех описываемых событий с присущей ему циничностью сообщал датскому послу, что Екатерина накануне смерти хотела передать престол дочерям, поскольку «ее сознание в это время было не совсем ясным».

Утром 7 мая в присутствии высших чинов империи Меншиков объявил о завещании Екатерины, согласно которому престол переходил к законному наследнику – Петру II и регентскому совету при нем. Завещание отменяло петровский закон о престолонаследии. В случае смерти Петра II корона переходила к его сестре и дочерям Петра I Анне и Елизавете «с их потомствами». Этот документ стал последней загадкой в не слишком длинной истории царствования Екатерины. Ибо, как теперь стало ясно, появление на свет такого важного документа, как новый закон о престолонаследии, было настоящим подлогом. Похоже, что так к нему и относились: основные положения этого акта вскоре стали нарушаться тем же Меншиковым, а затем сменившими его Долгоруковыми. И уж совсем никого не интересовала действительная воля несчастной Екатерины. Воздвигнутый Петром «империум» оказался непосильной ношей для его жены.

Как известно, Леонардо да Винчи знал все. Но даже он сегодня подписался бы на журнал «Знание – сила».

Мы знаем больше…

ГОДОВЫЕ КОЛЬЦА ИСТОРИИ

Через века и континенты

Сергей Смирнов

В середине VI века правителям традиционных держав на обеих окраинах Евразии показалось, что в мир приходит порядок. В северной половине Поднебесной ойкумены воеводы-националисты покончили с варварской империей Тоба Вэй. В 550 году ее восточная часть превратилась в китайское царство Бэй-Ци, а семью годами позже западная Вэй стала царством Бэй-Чжоу. Оба имени – традиционные, в честь древних царств доимперского Китая, канонизованных Конфуцием и Сыма Цянем.

Что касается земель к югу от Янцзы, тотам варвары никогда не господствовали, а шла чехарда националистов- узурпаторов. В один год с западной Вэй погибло южное царство Лян. Его победитель истребил династию прежних владык и основал свою династию Чэнь, приняв гордый титул У-ди (Воинственный предок) в подражание самому удачливому императору славной династии Хань, современнику историка Сыма Цяня.

Вероятно, узурпатор знал от грамотеев, что он – уже десятый носитель титула У-ди среди разноплеменных воевод, правивших теми или иными осколками Поднебесной империи. Ни один из прежних не сравнился с первым Хань У-ди или со вторым Гуан У-ди, восстановившим Серединное государство после революции Ван Мана в I веке. Первым семи самозванцам не удалось объединить весь Китай и основать вековую империю. Быть может, это удастся восьмому?

* Теперь все три узурпатора имперских титулов – Гао Ян в Бэй-Ци, Юйвэнь Цзи в Бэй-Чжоу и Чэнь Ба-Сянь в Нань Го – пристально следят друг за другом, сравнивая свои шансы на выживание и победу. Южане, пожалуй, наименее опасны, потому что они, укрываясь за Янцзы, не потрудились создать у себя сильную конницу – по образцу западных степняков. Напротив, северяне создали конные армии, но плоды их усилий несравнимы с природными конниками Великой Степи. Оттого оба северных императора наперебой ухаживают за Мугань-ханом, правителем новорожденной державы тюорютов. Еще десять лет назад мало кто замечал этих алтайских жителей, считая их послушными данниками разбойничьей кочевой державы Жужань. Так и было до поры, а потом Степь дрогнула от топота латной конницы тюрок. И латы-то были костяные: железа хватало только на сабли. Зато сабли были булатные, самодельные, и руки, их изготовившие, не уставали в бою.

После первых побед немногочисленное войско тюрок начало быстро расти. Оказалось, что большинство степных кочевников ненавидят владык – жужаней – и готовы помочь кому угодно в свержении жужаньского ига. Только бы новые владыки оказались более здравомыслящими хозяевами общей Степи! К счастью, так и оказалось. Новые тюрки не склонны повторять чужие ошибки, превращая добрую военную демократию в злую военную монархию. Мугань-хан на востоке и его родич Истеми-хан на западе хотят властвовать лишь над Степью, взимая дань с ее оседлых соседей. Приняв по очереди послов из Бэй-Ци и Бэй-Чжоу, Мугань радостно заявил своим соратникам: «Лишь бы эти два мальчика не помирились: тогда нечего опасаться бедности!».

Великая евразийская Степь представляет огромную ценность для всех оседлых народов прежде всего в роли великого торгового пути «восток – запад». Его давно прозвали Шелковым в честь самого дорогого товара, идущего с востока. Плата за транзит шелка такая, что вполне хватает для поддержания Тюркского каганата. Но что будет, если один из китайских «мальчиков» одолеет всех прочих и не захочет делить со степняками барыши от торговли шелком, который производят его подданные?

Этот мальчик уже родился, выбрал военную карьеру и мечтает о высшей власти. Его зовут Ян Цзянь: он суров, недоверчив и постоянно занят делами. Что еще нужно будушему императору? Немного везения и много упорства, то и другое налицо. Еще нужно выбрать свою политическую линию, но это – совсем просто. Программой Ян Цзяня станет военная и торговая блокада Степи. Пусть храбрые тюрки обнищают без китайского шелка, тогда, авось, держава их развалится!

Но сначала нужно подчинить единокровных конкурентов – царство Бэй-Ци. С 563 по 577 год все силы и хитрость Ян Цзяня будут отданы этой цели. После покорения Бэй-Ци победоносный воевода станет диктатором в Бэй-Чжоу, а еще через четыре года он свергнет и истребит правящий род Юйвэнь. Новый император Севера назовет свою династию Суй и примет титул Вэнь-ди: Родоначальник порядка, то есть избранник судьбы (а не богов).

Действительно, личным обаянием Ян Цзянь не наделен, хотя администратор он отменный. Но деловая хватка приобретается долгим трудом. Труженик Ян Цзянь упустит воспитание своего сына Ян Гуана, и тот не удержится на троне, а будет свергнут отцовским соратником, воеводой Ли Юанем.

Этот, сочетая деловитость с обаянием, сумеет воспитать гениального сына Ли Ши-миня, и в итоге династия Тан удержит власть над Поднебесной в течение трех веков. Вольных тюркютов Ли Ши-минь разобщит и привлечет к себе разумным сочетанием «ласки и таски». И Восточная Степь надолго обретет удачное равновесие хозяйственных укладов – кочевья и ремесла, соединенных торговлей и контролируемых властью. Именно контролируемых, но не управляемых, как мечтали Ян Цзянь и многие другие императоры.

Два таких державных умника – ромей Юстиниан I в Константинополе и перс Хосров I Сасанид в Ктесифоне – делят между собой сферы влияния на западном краю Шелкового пути. Делят безуспешно уже двадцать лет. Юстиниан хочет покупать как можно больше шелка, чтобы использовать его (а не золото) как валюту для найма западных варваров в имперскую армию. Но Хосров прекрасно знает, против кого направлена эта армия, и оттого стремится перекрыть все каналы. Главный фронт войны проходит, конечно, в Закавказье, на великой трассе «Ниневия – Трапезунд», но сейчас в Южном Закавказье наступило равновесие сил. Тем важнее для Ирана стали фланги Западного фронта – южный (приморский) и северный (степной). Южный путь пряностей и северный Шелковый заканчиваются в Египте и в Тавриде: оба эти региона находятся под контролем автократора ромеев. Значит, шах-иншах Ирана должен взять под контроль Аравию и Прикаспийскую степь, либо подчинив тамошних кочевников, либо подружившись с ними. В Аравии это удастся: Йемен скоро станет вассалом Ирана. Но Северная степь только что перешла под власть тюрок: они желают продавать шелк Византии и потому вынуждены воевать с Ираном. Степная конница против персидской конницы – вечный сюжет всемирной истории! Но пройдет всего сто лет, и персидская держава Сасанидов исчезнет, поглощенная новым миром ислама. Кто мог предвидеть это чудо?

Разница в структуре государств часто точно выражена в характере самих государей, поэтому сравним политические портреты Хосрова I Ануширвана («Бессмертного душою») и Юстиниана I Неусыпного. Персидский владыка кажется очень цельной личностью. Он умен, храбр, трудолюбив, суров, любим своими воинами и уважаем чиновниками, ибо ни лениться, ни воровать им не дает. А еще есть у Хосрова давний ореол Восстановителя порядка. Тридцать лет назад юный царевич положил конец революции маздакитов, примитивных коммунистов, которые захватили власть в Иране в пору экономического кризиса, но не сумели управлять огромной земледельческой страной.

Понятно, что царь Хосров – убежденный консерватор в политике и в религии. Оттого Хосров очень сдержанно привечает многочисленных беглецов из бурной Византии, будь то иудеи, самаритяне или разношерстые христиане-еретики. Ведь эти бунтари никогда не станут верными подданными царя царей, они не растворятся в цельном персидском народе! Это верное рассуждение, но, претворяя его в жизнь, царь Хосров упускает шанс расширить моноэтничный сасанидский Иран до иранского сообщества этносов, такого, каким была древняя держава Ахеменидов. Между тем на Ближнем Востоке кипят религиозные споры и расколы, обостряются межэтнические конфликты. Единой крышкой для всех этих кастрюль может стать лишь новая мировая религия. Нынешние персы не могут и не хотят ее создавать, поэтому их потомки станут приверженцами чужой универсальной религии. Исламское сообщество наций охватит весь Ближний Восток, где не получилось ни иранского, ни ромейского содружества этносов.

Рассмотрим теперь Ромейский мир сквозь персону его владыки – автократора Юстиниана. Он не только защитник Православия от всяких ересей и схизм, он – учитель Церкви, приравнявший себя к древним апостолам! Недавний V Вселенский собор в Константинополе пожаловал мирянину Юстиниану титул «внешнего епископа Церкви». Это, конечно, ниже, чем патриарх Константинополя или папа римский, но оба эти святителя, тем не менее, находятся в полной власти Юстиниана! Папу Вигилия просто вызвали в Царьград и продержали десять лет, пока он не одобрил все эдикты Юстиниана против нынешних еретиков и древних вероучителей. Юстинианов собор объявил ересью даже учение славного Оригена, хотя тот был признан отцом Церкви задолго до того, как первый император Восточного Рима принял христианство!

Однако Юстиниан воздерживается от слишком суровых гонений против монофизитов, не признающих двойственную природу Христа. Уж очень много развелось этих еретиков в восточных провинциях империи… Прижмешь их. а они откроют ворота сирийских и египетских городов персидским войскам! Лучше мирно воссоединить монофизитов с православными христианами, но как это сделать? Например, сокрушив военную мощь Ирана. Если на востоке установится Римский мир, то можно уменьшить налоги, а тогда жизненный уровень пограничных провинций повысится и ненависть пахарей и ремесленников к сборщикам налогов да и к императору поубавится. А пока Юстиниан – самый ненавистный базилевс Византии. Слишком дорого обходятся царские удачи!

Правда, Африку быстро отвоевали у вандалов, но провинция была разорена. Италию отбивали у готов восемнадцать лет, при этом число налогоплательщиков уменьшилось в пять раз.

Отвоевав Восточную Испанию у еретиков-вестготов, Юстиниан в целом почти восстановил западные рубежи Римской державы.

Но его довольно здравая геополитика ведется без учета денежных расходов и человеческих потерь, поэтому обречена на неудачу. Он уже перенапряг силы всех подвластных ему народов, но не решается вывести державу из самоубийственной внешней агрессии.

И все-таки успехи империи велики, это бесспорно. Кто те люди, которые их обеспечили?

Неустрашимая и мстительная базилиеса Феодора умерла десять лет назад и, пожалуй, вовремя, ибо стареющий Юстиниан начал от нее уставать. Ненадолго пережил Феодору ее ревнивый недруг-гениальный и бессовестный финансист Иоанн из Каппадокии. Еще раньше умер Трибониан, несравненный законник, составитель и редактор Кодекса гражданского права, который на пятнадцать веков станет учебником для всех юристов Запада.

Таким же последним шедевром, только в архитектуре, стал храм святой Софии в Константинополе – великое творение инженера Анфимия из Тралл и зодчего Исидора из Милета. Десять веков пройдет, пока нечто подобное появится в Западной Европе, к той поре Византия исчезнет под натиском ислама, но любимое детище Юстиниана сохранится как мечеть Айя София…

Памятники остаются, а люди уходят, и достойной смены им не видно. В глубокой опале доживает свой век самый удачливый из полководцев Юстиниана фракиец Велизарий. Он уверенно побеждал персов, даже когда ими командовал сам царь Хосров. Он быстро и с блеском разгромил царство вандалов в Африке, потом удачно начал отвоевание Италии у готов. Те попытались переманить героя в свой стан, обещав ему корону Италии. Велизарий устоял перед соблазном; зато Юстиниан не устоял перед уколами ревности, хотя мудрая Феодора объясняла супругу: честный воин Велизарий просто не умеет нарушать данную им клятву! Но Юстиниан так привык нарушать свои клятвы, что разучился верить в людскую честность! И теперь он не готов завещать свой престол Велизарию, хотя опальный полководец не затаил зла и только что спас столицу империи от внезапного набега новых варваров – авар.

Коварный Юстиниан не сделал верного вывода: стоит снизить налоги с пограничных жителей, молча даровать им свободу от религиозного гнета, разрешить местным ополченцам носить оружие и выбирать своих командиров, как самооборона восточных провинций империи наладится. Устроить республиканскую скорлупу вокруг имперского ядра – выше сил Юстиниана. Подобно царю Хосрову (хотя с меньшим правом), он считает себя воплощением автократического принципа и потому не может терпеть в своей державе разномыслия и местной самодеятельности. Тем хуже для державы! Угнетенные и обиженные жители провинций Востока обратят свою инициативу против негибкой имперской власти. Сначала они без сопротивления подчинятся интервентам-персам, а потом столь же легко примут завоевателей-мусульман. Очень многие монофизиты признают Мухаммеда новым пророком старой доброй веры, а налоги в Арабском халифате будут гораздо ниже, чем в старой Ромейской империи…

Но самая инициативная часть имперских жителей – это, конечно, население столицы, готовое защищать родные стены даже без императора. В грядущие сто лет Царьград успешно выдержит еще две тяжкие осады – сперва от персов, потом от арабов. Каждый раз городская чернь будет быстро выбирать себе достойного правителя, если предыдущий окажется недостойным. Так, добросовестный преемник и племянник Юстиниана I Юстин II сойдет с ума на восьмом году правления, не выдержав чудовищного наследия великого дяди. Его сменит спокойный здоровяк Тиберий, не особенно талантливый и не боящийся оставить наследника талантливее себя. Такая игра случая на имперском престоле окажется для рядовых ромеев менее изнурительной, чем продуманное самовластье Юстиниана. Он оставляет только памятники имперского величия; его преемники нечаянно сохранят основу этого величия – пестрый и буйный, но храбрый и предприимчивый ромейский народ.

Такие примеры подают своим современникам и наследникам лидеры трех великих держав Евразии. Много ли охотников следовать этим примерам в безбрежном варварском мире, окружающем Византию, Иран и три китайских царства? Сознательных подражателей имперского наследия вовсе нет: тяжела ты, шапка Мономаха! Но отдельные достижения из наследия великих империй находят устойчивый спрос у их соседей или партнеров. Юстиниан давно распорядился любой ценой добыть в Китае коконы шелкопряда, чтобы наладить в Византии шелкоткачество! И вот отважные монахи-несториане доставили эти коконы по Шелковому пути внутри своих бамбуковых посохов. Правда, не скоро еще наладится на Босфоре промышленное производство шелковых тканей…

Те же монахи познакомили тюрок с грамотой на основе арамейского алфавита, знакомого всему Ближнему Востоку. Ханы-тюркюты пришли в восторг: ведь освоить алфавит куда легче, чем изучить китайскую грамоту!

А на западе вожди франков давно переняли латинскую грамоту от римских миссионеров; своих историографов здесь еще нет, но первый из них (галло-романец Григорий из Тура) уже взрослеет, с изумлением слушая рассказы о деяниях великого Хлодвига. Преемников одного из его сыновей, Хлотаря, ждут тяжелые бои с аварами – продолжается вековой спор оседлых и кочевых варваров за господство над древней Европой.

Столь же трудные бои с персами и переговоры с ромеями ожидают западных тюрок: их хан Истеми решил во что бы то ни стало пробить персидский барьер на пути в Царьград. Благодаря прорыву тюрок в Причерноморье (по пути, разведанному гуннами) Византия сохранит торговые связи с Центральной Азией даже в условиях исламской блокады, а тюрки устроят свою торговую державу (Хазарию) между устьем Волги, низовьем Дона и предгорьями Кавказа.

Доблесть восточных тюрок, дополненная китайской деловитостью лидеров империи Тан, позволит войскам Китая достичь Ташкента и Ферганы и здесь вступить в контакт с исламским миром, поглотившим древний Иран. Правда, ромеи не доберутся сюда, занятые отражением натиска арабов на самых ближних рубежах. Зато ханы тюрок на западе, завязав родство с базилевсами ромеев, не раз будут возводить или возвращать своих родичей на трон в Царьграде. Позднее место Хазарии займет Золотая Орда; тогда один из монгольских ханов, Ногай, поможет императору Михаилу VIII Палеологу отвоевать родной Константинополь у рыцарей-крестоносцев.

Так соприкасаются и взаимодействуют через века и континенты великие державы Земли. Этот процесс еще недоступен ни прогнозу мудрецов, ни управлению царей, но он неотвратим, ибо вытекает из сути вещей.

МОЗАИКА

Еще одна пирамида!

Да, это так. Но она не относится к сооружениям Древнего Египта. В конце 1800-х годов эта пирамида была создана в окрестностях американского города Детройта, в штате Мичиган, из черепов и костей бизонов, усиленно уничтожаемых в прериях Дикого Запада. Для чего? Да просто чтобы сжечь в топках предприятия по производству сахара.

Когда-то бизонов бродило там более пятидесяти миллионов! Но к концу столетия «благодаря» бездумным действиям человека их осталось уже менее одного миллиона.

Первая авария за 100 лет

Одна из старейших жительниц Великобритании – леди Мортон решила вернуться за баранку автомобиля, несмотря на первую в ее 74-летней водительской карьере аварию. Примечательно, что столкновение произошло, когда пожилая дама решила прокатиться на новом автомобиле, подаренном ей друзьями к 100- летнему юбилею.

«Некоторые люди рождены, чтобы быть водителями, – говорит Мортон. – Для них управлять машиной так же естественно, как есть три раза в день или ходить на работу. Мне кажется, я одна из тех, кто не представляет себе жизнь без личного авто.

Конечно, я понимаю, что люди удивляются, когда видят старушенцию, покупающую себе новый автомобиль в специализированном салоне. Но я не вижу в этом проблемы. Моя водительская лицензия продлена до 2004 года, и по крайней мере эти два года я намерена оставаться за рулем».

Когда изменяет жена

Раньше состоятельные бизнесмены и политики в Сингапуре чуть что нанимали частных сыщиков, чтобы следить за женами. Но теперь частные детективы неактуальны. И вовсе не потому, что жены перестали изменять или мужьям надоело ревновать. Просто теперь слежку ведет спутниковое телевидение.

Отправляясь в длительную командировку, современные Отелло следят за передвижениями своих жен через спутник с помощью специального мини-передатчика, устанавливаемого прямо в машине жены. Теперь ревнивцы могут быть совершенно уверены, что на их голове не вырастут симпатичные рожки, поскольку если живой «хвост» еще можно обмануть, то спутниковый – никогда.

Запахи старой истории

Подлинной атмосферой прошлого – в буквальном смысле – проникнута новая серия исторических книг, которая выпускается в Британии. Серия так и называется – «Запахи старой истории». Издатели полагают, что, не ощутив зловония сточных канав средневековых городов или запаха мочи, в которой римские легионеры стирали одежду, не почувствовав странного привкуса яблок, которые англичане, прежде чем подарить возлюбленной, носили под мышкой, не поймешь духа ушедших времен и не оценишь должным образом достижений цивилизации. Сказано – сделано. Снабдить книжку пахучим составом, который вырывается на волю, если потереть ногтем специальную полосочку, в наше время не составит проблем.

Бивень-гигант

Немецкому стоматологу Бруно Хоффу выпало изготовить искусственный зуб высотой 90 сантиметров и весом 11 килограммов. Цирковой слон Тибор играл с покрышкой и сломал себе бивень. Новый отлили из стали. Бруно покрыл его искусственной эмалью и поставил слону, которого для безопасности усыпили.

Спасибо крысам!

Известно, что в средневековой Европе, охваченной поисками колдунов и ведьм, ненавидели и боялись кошек. Их считали дьявольским порождением. Немало способствовали этому всевозможные маги и колдуны- Они любили взгромождать себе на плечи огромных котов. Известно, что многие чародеи электризовали кошачью шубку, чтобы добиться некоего свечения вокруг животного. Естественно, это еще больше усиливало суеверный страх простонародья. Особенно ненавидели черных зверьков, которых подвергали всяческим пыткам и в конечном счете сжигали на кострах. Впрочем, их цветным сородичам тоже иногда доставалось. Люди настолько обозлились, что готовы были истребить весь кошачий род.

Трудно поверить, но кошек спасли… крысы Именно из-за них в 1347 году в Европе вспыхнула сильнейшая эпидемия чумы. Казалось, от нее нет спасенья. Чума была повсюду и уносила сотни жизней. Вот тут-то «ведьмы» и показали себя во всей красе. Миллионы крыс встретили свою смерть в когтистых лапах кисок. Только тогда люди осознали всю их ценность. С этого времени началась полная реабилитация отважных крысоловок. С них не только сняли обвинение в колдовстве, но даже возложили на них почетную миссию – защиту дома от нечисти и различных неприятностей.

Оглавление

О предках, потомках и друзьях человека

Путешественник, геолог, педагог

Кто бы мог подумать

«Роковые яйца» в широкой продаже

Ветряки выходят в мир

Между Севером и Югом

Что лучше: быть богатым, но больным или бедным, но здоровым?

Да здравствует кризис?

И снова никто не хотел умирать

Дивный дар Сороса

ВО ВСЕМ МИРЕ

Как работает мышление?

Время прощаться с квазарами

ВО BCFM МИРЕ

Ключевая фигура – завлаб!

Наши кремниевые коллеги

ВО ВСЕМ МИРЕ

Жажда цельности. Феномен Пригожина, часть 2

Благослови зверей и людей…

Сила полной Луны

Танец на заре истории

Апокалипсиса не будет?

Уроки Натана

ПОНЕМНОГУ О МНОГОМ

Превратности Фортуны, или Картины из жизни Екатерины I

Через века и континенты

МОЗАИКА Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg