Чорба, купаты, гогошары, гагаузы (последние, строго говоря, не из этого ряда)… Херес двадцать градусов ноль сахара, «Извораш», в переводе означающий «родничок», «Негру де Пуркарь»… Да разве всё упомнишь? А в каждом погребке, где от терпкого алкогольного духа щиплет глаза и подступает легкое опьянение, заседают свои знатоки: какое вино с каким смешивать, что наливать в стакан первым, что вторым.
Главная улица, как водится, Ленина. За фасадом сталинско-брежневского ампира глинобитные мазанки. На центральной площади нечто вроде триумфальной мини-арки, построенной в туманные годы по проекту архитектора с трогательной кроличьей фамилией Заушкевич.
Напротив – огромное здание ЦК компартии республики. Перед ним на лавочке восседают два чугунных основоположника и с важностью на лицах, свойственной обитателям психоневрологических интернатов, ведут степенную беседу.
Добрый молдавский народ, не воспринявший, видимо, всем сердцем учение, которое «всесильно, потому что оно верно», как на редкость удачно выразился российский последователь попугаев-неразлучников, отозвался об этих бесконечных посиделках так: «Который год приема ждут…»
Отклоняясь от темы, замечу, что вообще южные города страны являли многия диковины. Чего стоил ленинский профиль, высеченный в красном песчанике небольшого обрывчика в парке города Кисловодска! Это было первое, по утверждению экскурсовода, монументальное изображение вождя в С.С.С.Р. (следую в этой аббревиатуре пунктуации двадцатых годов, когда произведение было сработано).
Подвижки мягкой породы со временем стали искажать знакомые черты – Ильич хмурился, будто серчал на эти архивредные тектонические процессы. Сходство нарушалось, и образ приходилось время от времени подправлять.
Или в том же парке – известняковый Демон в два человеческих роста, печально сидящий во глубине своей одиночной камеры – зарешеченного искусственного грота. Мол, у нас, кисловодчан, не забалуешь, не распорхаешься над «грешною землей», будь ты хоть трижды «дух изгнанья»: раз – и в одиночку, там тебе и место.
Выше грота в небольшой круглой нише помещался бюст литературного отца арестанта. Тут же было выведено:
Комментарии к книге «Кишинев-76», Михаил Евсеевич Окунь
Всего 0 комментариев