«Опасный промысел»

Дэвид Томпсон Опасный промысел

ПРЕДИСЛОВИЕ

В первые десятилетия XIX века Америка стояла на пороге самого захватывающего периода своей истории. На зеленых восточных берегах могучей реки Миссисипи возникали все новые поселения, а отважные первопроходцы продолжали двигаться к западу от Миссисипи, где лежала обширная территория, уважительно названная ими Большой американской пустыней. То была огромная, почти не исследованная глушь, где водились дикие звери, жили свирепые индейцы, и места эти не пугали лишь самых отчаянных смельчаков. Большинству же американцев тамошние земли представлялись таинственной зловещей преградой между Соединенными Штатами и Тихим океаном. В газетах то и дело живописались ужасы, поджидающие людей, у которых хватало глупости сунуться в негостеприимные западные края.

На первых порах невидимую границу между освоенными землями и загадочным царством дикой природы пересекали лишь немногие искатели приключений да еще те, кто жаждал уединения вдали от цивилизации. Но позже, когда в Европе и Америке вошел в моду мех бобра, в дикие края хлынули многочисленные добытчики пушнины — трапперы, надеявшиеся разбогатеть в одночасье. Немногие из них дожили до осуществления своей мечты: за один лишь год Санта-Фе, к примеру, оставили сто шестнадцать человек, чтобы провести лето в Скалистых горах, но выжили из них всего шестнадцать. Трапперы же, сумевшие подчинить себе враждебные обстоятельства и выстоять в суровых буднях Дикого Запада, вошли в легенды, их одинаково уважали и белые охотники, и воины-индейцы.

ГЛАВА 1

Яркое солнце сияло над зелеными лесами и полями, раскинувшимися по берегам Медвежьей реки. Цепи холмов окружали плодородную долину, за ними вздымались вершины высоких гор, покрытые снегом даже теперь, в июле.

Здесь в изобилии водилась дичь. Высоко в небе парили орлы, зорко высматривая добычу, ниже сновали ястребы, выискивая живность помельче. Бизоны, лоси, олени, антилопы паслись на густой сочной траве, их выслеживали волчьи стаи, терпеливо выжидая случая приблизиться и напасть. Койоты и лисы рыскали в поисках хоть какой-нибудь поживы.

По этому земному раю ехали верхом двое мужчин и женщина: они двигались не торопясь и, судя по их виду, успели проделать немалый путь.

Мужчина постарше, в одежде из оленьей кожи, небрежно покачивался в седле в такт шагам своей белой лошади. Его борода, усы и ниспадающие на плечи волосы были белоснежными, и голубые глаза зорко смотрели из-под нахмуренных бровей. На голове всадника красовалась бобровая шапка, а в руке он держал карабин «хоукен».

За ним ехал молодой человек, лет двадцати, в таком же наряде из оленьей кожи и тоже обутый в мокасины. На ремне, наискосок пересекавшем грудь, висели мешочек для пуль и рог для пороха, из-за коричневого кожаного пояса виднелись два пистолета, из ножен на левом бедре торчала рукоять охотничьего ножа.

Молодой человек пригладил длинные черные волосы и сжал в руке «хоукен», боковым зрением уловив какое-то движение. Но присмотревшись, улыбнулся: это всего лишь кролик выскочил из кустов.

— Что скажешь насчет крольчатины рагу на ужин? — окликнул он спутника.

— Ты всегда думаешь только о еде, Нат, — упрекнул было траппер, но, оглянувшись, с улыбкой поправился: — Хотя нет, пожалуй, не только о еде…

Нат немедленно ощетинился:

— Прекрати свои шутки и не говори так о моей жене, Шекспир!

Спутник со вздохом покачал головой:

— А я думал, мы друзья, Натаниэль Кинг.

Удивленный серьезным тоном товарища, Нат подхлестнул лошадь, чтобы поравняться с ним.

— Мы и в самом деле друзья. Я бы не пожелал себе лучшего друга, чем ты!

Шекспир пристально посмотрел на Кинга:

— Тогда ты не должен в ответ на мои шутки выпускать когти, словно дикий кот, защищающий свою самку.

— Я не хотел тебя обидеть… Но ты же знаешь, как я отношусь к Уиноне.

— Знаю. Уж мне ли этого не знать!

Нат с облегчением увидел, что его друг снова улыбнулся.

— Прости, — пробормотал молодой человек. — С тех пор как мы с ней встретились, я, должно быть, веду себя странно.

Шекспир фыркнул — его фырканье сделало бы честь любому бизону.

— «Странно»? Бог ты мой, да твои выкрутасы могут свести с ума кого угодно, сынок!

— Ты преувеличиваешь. Не так уж я и..

Нат оглянулся на предмет их спора, и сердце молодого человека преисполнилось гордости и любви при мысли о том, что эта прекрасная девушка стала его женой.

Уинона ответила Нату таким же полным любви взглядом, и ее карие глаза засветились счастьем. Длинные, распущенные волосы Уиноны отливали глянцем, выступающие скулы лишь подчеркивали красоту лица. Гибкая фигурка индианки была облачена в свободное платье из тонко выделанной оленьей кожи, расшитое бисером.

Нат просиял и подмигнул жене.

— Ну, вот… Опять пошло-поехало, — проворчал Шекспир.

— О чем ты?

— О том, что мне снова придется терпеть, пока вы строите друг другу глазки!

— Мы вовсе не строим глазки! — обиделся Нат.

— А как еще это можно назвать?

— Истинной любовью!

Шекспир добродушно засмеялся.

— Да что ты знаешь об истинной любви? — спросил он и тут же выдал цитату из своего любимого автора:

Ужель любовь нежна? Она жестока, Груба, свирепа, ранит, как шипы[1].

— А это из какой пьесы? — поинтересовался Нат.

— Из «Ромео и Джульетты». Ты обязательно должен когда-нибудь прочесть ее: там бесподобно описывается юношеская любовь. — Шекспир похлопал по тюку, притороченному к седлу. — Одолжу книгу на ночь, если хочешь.

Нат покачал головой, вспомнив об огромном фолианте, который его друг повсюду таскал с собой, ревниво оберегая от всех превратностей кочевой жизни.

— Нет, спасибо, я собирался нынче ночью заняться кое-чем другим.

— Не сомневаюсь!

Покорно вздохнув, Нат отпустил поводья, подождал, пока с ним поравняется жена, улыбнулся ей, потом взглянул на трех вьючных лошадей, которых вела в поводу Уинона, чтобы лишний раз убедиться, что их пожитки в целости и сохранности.

Уинона сделала несколько быстрых жестов. Нат внимательно следил за ее пальцами, зная, что, если пропустит хоть один знак, вполне может не понять смысл послания. Покинув Сент-Луис два месяца назад, молодой человек достиг больших успехов в освоении языка жестов… И все же ему до сих пор приходилось изо всех сил сосредоточиваться, когда к нему обращались подобным образом, и он все еще допускал много ошибок.

Одним из самых удивительных открытий, которые Кинг сделал в здешней глуши, было то, что все индейцы пользуются универсальным языком жестов, происхождение которого терялось в непроницаемом тумане древности. Команчи и кайова, апачи и шошоны, крики и пауни, не-персэ и многие другие племена пользовались одними и теми же жестами, чтобы общаться между собой, в то время как их наречия очень отличались друг от друга.

Уинона закончила «говорить», и Нат понял: его жена радовалась, что они почти у цели, предвкушала встречу со старыми подругами, мечтала похвастаться мужем перед знакомыми и надеялась, что Скверный не причинит им неприятностей.

Скверный?

Нат ответил, что ему тоже не терпится добраться до места и что он будет рад познакомиться с подругами Уиноны. А потом спросил уже не жестами, а на языке шошонов, с запинками и ужасным произношением:

— А кто такой Скверный?

Уинона ответила жестом: «Спроси Каркаджу».

Кивнув, Нат посмотрел на траппера, которого индейцы назвали именем хищника, славящегося не только своей отвагой, но и свирепым нравом — росомаха.

— Шекспир, а кто такой Скверный?

Тот ответил, не оборачиваясь:

— Так индейцы называют Гастона Клеру. Он был voyageur в Канаде лет десять тому назад, потом ему наскучило работать на других, и он открыл собственное дело. Стал coureur de bois.

— Кем-кем? — переспросил Натаниэль. Шекспир оглянулся через плечо и засмеялся:

— Все время забываю, с кем говорю, должно быть, старею!

— Я знаю, кто такие voyageurs, — сказал Нат, — мне о них рассказывал дядя Зик. Это канадские трапперы.

— Точно. Ну a coureur de bois — траппер, переступивший границу между законным и незаконным. Тот, кто добывает пушнину без лицензии. Браконьер.

— Значит, Клеру — браконьер?

— Браконьерствовал около года, если верить слухам, но потом допустил большую ошибку: убил полицейского, пытавшегося его арестовать. И отправился на юг. Гигант бродит по Скалистым горам уже лет семь-восемь, и, по правде говоря, к западу от Миссисипи его ненавидят больше любого другого белого.

— Гигант?

— Ага. Так все его здесь называют. Потому что росту в нем больше шести футов и весит он, должно быть, фунтов двести с лишком. — Молись, чтобы ты никогда не нарвался на него, Нат. Это дьявол во плоти.

— Ты с ним знаком?

— Несколько раз сталкивался, но больше не желаю.

— Он что, и вправду настолько страшен?

— А как ты думаешь, почему индейцы прозвали его Скверным? — спросил Шекспир.

Нат промолчал. Он знал, какое огромное значение индейцы придают именам. И раз уж они прозвали Гастона Клеру Скверным, значит, Гигант на самом деле заслуживает этого.

Потом Нат вспомнил о своем собственном индейском прозвище — Убивающий Гризли. Это имя дал ему воин-шайен после леденящей кровь встречи с громадным медведем гризли. Когда Натаниэлю лишь чудом удалось спастись. Теперь благодаря стараниям Шекспира, рассказавшего об этом случае каждому встречному-поперечному, многие называли Ната так. Например, шошоны не признавали другого имени.

Шошоны.

Нат повернулся в седле, чтобы поглядеть на холм, с которого они только что спустились.

— Не пойму, почему Тянущий Лассо и его соплеменники решили сделать привал на ночь, когда до места встречи всего полтора часа пути.

— Потому что шошоны, как и большинство индейцев, — гордецы. Они не хотят выглядеть на встрече котами, которым устроили трепку, — пояснил Шекспир. — После стычки с черноногими они не в лучшей форме, и вспомни, сколько пожитков и лошадей они потеряли в этой передряге.

— А сколько людей! — добавил Нат, думая про отца и мать Уиноны, погибших от рук воинов Бешеного Пса.

— И людей тоже, — согласился Шекспир. — Ты ведь знаешь, что там, куда мы едем, собираются представители многих племен, чтобы поторговать, продать своих женщин и просто хорошо провести время, Это место притягивает индейцев как магнит, и тут уж ничего не попишешь.

Траппер немного помолчал.

— Это нечто вроде нейтральной территории, где все хотят показать себя во всем блеске.

— Значит, там все ладят друг с другом?

— Иногда ладят, иногда нет, — задумчиво ответил Шекспир. — На одно можешь твердо рассчитывать: черноногих там не будет.

— И слава богу! — ответил Нат.

Свирепое племя черноногих считалось бичом северной части Скалистых гор. Черноногие без устали охотились на всех белых, которые осмеливались вторгнуться на их земли, и на совести этого племени была смерть уже нескольких дюжин трапперов. А еще черноногие непрестанно воевали с другими племенами, и их военные отряды часто отправлялись в походы за сотни миль, нападая по дороге на любое индейское поселение. И все-таки больше всех их боялись, хотя и презирали, белые.

— Не сомневайся, Тянущий Лассо и его отряд прискачут на место завтра утром, разодетые в пух и прах, верхом на лучших лошадях, — заверил Шекспир.

— Ты говорил, что встреча уже началось. И как долго она продлится?

— Если нам повезет, около двух недель. Прошлые две встречи заканчивались где-то к середине июля.

— Стало быть, эта третья по счету, да?

— Угу. И думаю, далеко не последняя.

— Почему ты так считаешь?

— Пока щеголи и модницы на Востоке платят хорошие деньги за превосходные бобровые шкуры, по Скалистым горам будут скитаться трапперы. По крайней мере до тех пор, пока здесь не исчезнут бобры.

Нат оглянулся на жену, которая прикоснулась к его плечу.

— В чем дело? — спросил он на языке шошонов. Уинона указала на его голову.

Нат пристроил «хоукен» поперек седла и осторожно дотронулся до волос. Пальцы нащупали перо, которое почти отвязалось.

Перо…

Невольно нахлынули воспоминания о благородном воине шайенов по имени Белый Орел, знаменитом вожде клана Лучников. У многих равнинных племен имелись подобные кланы, куда входили самые храбрые воины. В одном племени их могло быть сразу несколько.

У шайенов насчитывалось шесть воинских кланов: Лучники, Безумные Псы, Лисы, Красные Щиты, Лоси и Собаки. Белый Орел возглавлял клан Лучников, и получить перо от такого знаменитого воина считалось высокой честью.

Белый Орел вручил Нату перо после битвы с кайова, однако только недавно Кинг сумел понять ценность дара и теперь с гордостью носил знак доблести.

Нат аккуратно закрепил перо.

Быстрыми жестами Уинона дала понять, как она рада иметь мужа, уже много раз доказавшего свою храбрость; мужа, который будет хорошим кормильцем для нее и их многочисленных детей.

Смущенно улыбнувшись, Нат только кивнул — он все еще не мог привыкнуть к пугающей откровенности индианок. Уинона без стеснения говорила о чем угодно, в том числе и о сексе, и временами ее простодушные высказывания приводили молодого человека в замешательство.

Но откровенность индианки была не единственной причиной переживаний Ната. Он посмотрел на левую руку жены, на тонкие полоски мягкой кожи, обернутые вокруг кончиков двух ее пальцев.

Как она могла так поступить?

Нат понимал, что для Уиноны этот варварский акт был совершенно естественным. Она лишилась отца и матери, которые пали от рук черноногих, а обычай шошонов требовал, чтобы женщина, потерявшая родственника или близкую подругу, в знак горя и доказательства своей любви к умершим на глазах у всех отрезала себе фалангу пальца. В лагере шошонов Нат видел нескольких пожилых женщин, у которых тоже недоставало кончиков пальцев. Этому обычаю следовали и мужчины, но не столь беззаветно, как женщины: указательный и средний пальцы нужны были воинам, чтобы натягивать тетиву лука, поэтому эти пальцы всегда оставались в целости и сохранности. Да, Нат знал, как строго шошоны придерживаются своих обычаев, и все же был недоволен, что Уинона искалечила себя, нарушив его запрет. Как она могла так поступить?

Шекспир неожиданно натянул поводья.

— Давай немного передохнем, — предложил он.

— Сейчас? — удивленно отозвался Нат. — Когда мы почти у цели?

— Да, сейчас, — многозначительно сказал траппер. — Явимся мы на пятнадцать минут раньше или позже — какая разница?

— И то верно, — нехотя согласился Нат.

Ему не терпелось добраться до места встречи трапперов и торговцев, но в подобных случаях он привык доверять суждениям друга.

— Не мешало бы напоить лошадей, — объяснил Шекспир, кивнув на речку, протекающую в двухстах ярдах к востоку. — А еще неплохо было бы привести себя в порядок и как следует приготовиться к встрече.

— Я уже готов! — заверил Нат.

Шекспир неодобрительно посмотрел на Кинга:

— Вообще-то я имел в виду не нас с тобой.

Осознав свою ошибку, Нат виновато взглянул на жену:

— О… Я не подумал, что для нее это так важно.

— В некоторых отношениях индианки ничем не отличаются от белых женщин. И те и другие любят время от времени наряжаться в лучшие платья и красоваться перед людьми. Послушай моего совета: перестань видеть в своей жене невежественную дикарку и относись к ней как к женщине…

— Я и так отношусь к ней как к женщине!

— Возможно. И все же в твоей упрямой башке все еще сидит множество глупых россказней про индейцев. Избавься от всей этой чепухи, тебе же будет лучше.

— Ты настоящая кладезь мудрости.

Шекспир дотронулся до своих волос:

— А откуда, как ты думаешь, у меня эта ранняя седина?

Засмеявшись, Нат знаком велел Уиноне спешиться.

— Я отведу лошадей к реке, — предложил он.

— Мои старые кости очень тебе благодарны. — С этими словами старый охотник тоже соскользнул с седла на землю.

— Твои старые кости могут заткнуть за пояс большинство мужчин втрое младше тебя, — заметил Нат.

Шекспир глубоко вдохнул и посмотрел на ястреба, кружащего над высокими соснами, потом взглянул на оленей, которые паслись на далеком лугу.

— Жизнь в Скалистых горах закаляет человека, Нат, делая его прочным, как кожаный ремень. Если бы я всю жизнь провел в больших городах на востоке, где многим людям остается единственное упражнение — каждый день кататься в своей коляске, меня уже давно упрятали бы под землю.

— Ты, как всегда, преувеличиваешь.

— Неужто? Живя в Нью-Йорке, ты не замечал ничего странного в тамошнем воздухе?

— Всем известно, что воздух в Нью-Йорке временами становится нездоровым, особенно когда холодными зимними днями во всех очагах жгут дрова и уголь. Газеты постоянно твердят, что дело обстоит из рук вон плохо, но выхода из этой ситуации просто нет…

Траппер обвел рукой поля под кристально-чистым небом, потом показал на девственный лес:

— Вот он, выход.

Нат и не думал спорить.

Логика Шекспира была неопровержима, особенно если речь шла о сравнении достоинств цивилизации и жизни в глуши. И в глубине сердца Нат нередко соглашался с другом.

Натаниэль Кинг много лет дышал дымным воздухом Нью-Йорка и мирился с заторами на заполненных экипажами улицах. Его захватывал неистовый темп городской жизни, где все лихорадочно стремились заработать побольше денег — любой ценой, даже если работа была неописуемо нудной. Нат был хорошо знаком с сомнительными преимуществами культурного общества, и теперь, пожив в глуши, слывшей дикой и жестокой, и познав истинную свободу, доступную лишь тем, кто сбросил с себя оковы цивилизации, стал считать жизнь в Нью-Йорке тюрьмой, где мужчины и женщины томятся в плену у собственной жадности.

— Ты собираешься отвести лошадей к реке сегодня или завтра? — хитровато спросил Шекспир.

Вздрогнув, Нат осознал, что уже с минуту сидит в седле, погрузившись в размышления.

— Я мигом. — Он наклонился, чтобы взять поводья у траппера.

— Дай лошадям попить вволю. Они это заслужили.

Шекспир шагнул к своей лошади и вынул из вьючной сумы вяленое мясо.

— Оставь немного и для меня, — попросил Нат и развернул кобылу, чтобы взять под уздцы мустанга Уиноны и поводья трех вьючных лошадей.

Его жена уже уселась на ближайшее поваленное дерево и принялась расчесывать длинные волосы гребнем из игл дикобраза. Полуторадюймовые иглы были прикреплены к палочке, украшенной бисером, — в результате чего получилась не только удобная, но и красивая расческа, ничуть не уступающая дорогим гребням, продающимся в большинстве модных магазинов.

Уинона улыбнулась мужу, Нат ответил на ее взгляд столь же страстно, но, услышав, как траппер громко кашлянул, двинулся к речке, ведя в поводу шесть лошадей. Сердце юноши пело от счастья, и в этот миг он не променял бы свою судьбу ни на какую другую в мире. Тихо напевая себе под нос, Нат взял влево, чтобы обогнуть небольшую рощицу, и тут природа снова напомнила ему, что здесь нельзя терять бдительность ни на мгновение.

С громким ревом из рощицы вышел медведь гризли.

ГЛАВА 2

Ни один из диких зверей, обитающих на обширных землях от Миссисипи до Восточного побережья, не внушал человеку такого страха, как гризли, среди которых порой попадались экземпляры восьми футов в плечах и весом полторы тысячи фунтов. Вдобавок гризли считались самыми непредсказуемыми и опасными из медведей — неудивительно, что и индейцы, и белые старались обходить их стороной. Потревоженные звери впадали в неистовую ярость, к тому же были неописуемо сильными и могучими, их огромные зубы с легкостью могли расщепить любую кость, а жуткие когти, достигавшие четырех и больше дюймов в длину, способны были единым махом располосовать человека.

Нат остановился, чувствуя, как по спине бегут мурашки и прерывается дыхание. Он ясно вспомнил прошлую встречу с гризли на берегу реки Репабликан — тогда Нату лишь чудом удалось избежать смерти.

Охваченный ужасом, молодой человек уже готов был пустить в ход «хоукен», но его удержало сознание того, что выстрел может только разъярить чудовищного зверя. Нат слышал немало рассказов о том, как в гризли стреляли и пять, и десять раз без особого результата.

Медведь остановился в пятнадцати футах от Ната и стал принюхиваться.

С такого близкого расстояния гризли должен был бы заметить и человека, и лошадей, но пока ничем не показывал этого. Гризли отличались плохим зрением, которое, однако, восполнялось великолепным чутьем, и Нату оставалось лишь надеяться, что запах лошадей перебьет запах человека.

Фыркнув, чудовище сделало несколько тяжелых шагов, массивная голова его раскачивалась из стороны в сторону.

Нат стиснул «хоукен» так крепко, что побелели костяшки пальцев. Он мог бы позвать на помощь Шекспира, но тогда и траппер, и Уинона вполне могли стать жертвой медведя, тем более что явились бы сюда пешими.

Громадный самец с проседью в коричневой шерсти, за что этот вид медведей и получил свое название, склонил голову набок и пристально всматривался в животных, вторгшихся в его владения.

«Пожалуйста, пусть он уйдет!» — молился про себя Нат.

Кинг продолжал держать палец на курке «хоукена». Если чудовище бросится на него, можно будет сперва пустить в ход карабин, а потом взяться за пистолеты. Когда пытаешься убить гризли, есть лишь один верный способ это сделать — прострелить зверю голову.

Но это непростая задача. Во-первых, на лбу гризли мускулы настолько плотные, что пуле нелегко их пробить. Во-вторых, череп зверя чрезвычайно крепок и часто пули просто отскакивают от него.

Внезапно медведь начал поворачиваться, будто собрался уйти.

Нат уже хотел облегченно вздохнуть, но вздох так и не сорвался с губ. О гризли нередко рассказывали, что они имеют обыкновение при встрече с человеком поворачивать прочь, словно и не думают нападать, — а потом внезапно кидаться на жертву.

Именно так и произошло.

Медведь отошел ярдов на пять и вдруг, развернувшись с удивительным проворством, кинулся прямо к лошади Кинга.

Нату потребовалось все мужество, чтобы не броситься наутек. Он вскинул «хоукен» к плечу, прицелился в центр широкого лба и нажал на спусковой крючок. Прогремел выстрел. Облачко дыма, вылетевшее из дула, не помешало Нату увидеть, что пуля вошла над правым глазом медведя. Ошеломленный гризли споткнулся, передние лапы подогнулись.

Натаниэль резко развернул кобылу, выпустил поводья и криком прогнал от себя остальных лошадей. Хотелось бы сохранить невредимыми их всех — после хорошего карабина самым ценным для мужчины в этих краях считалась его лошадь.

За спиной Натаниэля раздался ужасающий рык; пустив кобылу галопом, он оглянулся и увидел, что медведь его догоняет.

Левая рука Ната немедленно потянулась к кремневому пистолету, заткнутому за пояс: дядя Зик купил ему пару таких пистолетов в Сент-Луисе. Нат поспешно прицелился и выстрелил.

Пуля угодила медведю в нос.

Молодой человек продолжал скакать, не отрывая взгляда от зверя. Нат сунул разряженный пистолет за пояс и вытащил второй.

Выстрел заставил медведя замедлить бег; гризли неистово тряс головой, разбрызгивая кровь. Но через некоторое время снова поднял голову и ринулся за добычей.

«Остался последний выстрел…» — подумал Нат и представил, как ужасные когти будут рвать его тело.

Он полуобернулся в седле, вытянул руку с пистолетом, чтобы на этот раз прицелиться как можно тщательней, и стал ждать, когда медведь приблизится.

Вдалеке раздался чей-то крик, но Нат не стал выяснять, чей именно: он не сводил глаз с преследователя.

Гризли догонял всадника: хотя эти звери не способны бежать долго, некоторое время они могут мчаться быстрее лошади.

«Беги, дьявол, беги! Я тебе сейчас…»

Нат мрачно улыбнулся, стараясь держать руку как можно тверже — насколько позволяли обстоятельства. Он целился в правый глаз медведя, но стрелять со спины скачущей лошади так же сложно, как выбивать выстрелом горошину из стручка, раскачиваясь при этом на веревке.

Приблизившись почти на расстояние удара лапой, гризли широко разинул пасть с кошмарными зубами и вскинул голову, тем самым он невольно помог всаднику точнее прицелиться. На долю секунды пистолетное дуло и глаз медведя оказались на прямой линии, и Нат нажал на спуск.

Пуля попала в цель! Ударив в правый глаз, она, несомненно поразила мозг гризли, потому, как мгновение спустя чудовище рухнуло, прокатилось кубарем несколько ярдов и замерло без движения.

Ликующий Нат наконец-то посмотрел вперед, готовясь натянуть поводья, — и с ужасом увидел, что несется прямо на дерево. Он потянул за узду, пытаясь повернуть кобылу, но толстая ветка ударила его поперек груди. Ошеломленного молодого человека выбросило из седла, он почувствовал, что летит по воздуху… а потом пребольно ударился о землю, проскользил несколько футов вниз по склону и остался лежать на спине. Боже, как больно!

— Нат!

Натаниэль едва расслышал крик Шекспира, донесшийся откуда-то издалека. Чувствуя боль во всем теле, будто на него упало дерево, он всеми силами старался не потерять сознание.

А вдруг у него переломаны все кости? Ближайший врач находится в тысячах миль отсюда. Серьезные раны и переломы, обычно без проблем заживавшие в цивилизованных местах, в такой глуши часто оказывались смертельными. Многие трапперы с огнестрельными и прочими ранами нередко погибали не от самих ранений, а от сопутствующих им инфекций. Здешние старожилы высоко ценили индейские снадобья, но немногие белые умели отыскивать необходимые травы.

Нат попытался приподнять голову, но не смог из-за нахлынувшей слабости. Он подумал о своей семье, оставшейся в Нью-Йорке, — будут ли родные горевать, когда к ним придет печальное известие о его смерти? Мать, конечно же, будет. Но, зная суровый нрав отца, безжалостного и неумолимого человека, способного много лет хранить недобрые чувства, Нат сомневался, что глава семьи Кингов прольет хоть слезинку.

— Нат!

На этот раз это был голос Уиноны; имя мужа было первым английским словом, которое она выучила.

— Уинона? — прохрипел Кинг, сожалея, что жена увидит его изуродованное тело.

Он несколько раз моргнул, чтобы туман перед глазами рассеялся, и увидел красивое лицо Уиноны; теплые пальчики коснулись его щеки и шеи.

— Где Шекспир?

— Я здесь. — Траппер опустился на колени рядом. — Похоже, тебе досталось…

— Кажется, у меня сломаны ребра.

— Дай-ка посмотрю. — Загрубевшие руки Шекспира принялись осторожно ощупывать грудь Ната.

— Гризли точно мертв? — слабо спросил юноша.

— Мертвее мертвого. Ты сделал удачный выстрел.

Нат хмыкнул и тут же вздрогнул от боли.

— Два гризли за такой короткий срок — неплохо для новичка. Я знавал парня по имени Старый Джейк, который уложил семь гризли за две недели, но он был опытным охотником. — Шекспир сильнее нажал на грудь Ната.

— Если я больше никогда в жизни не увижу ни одного гризли, горевать не стану.

— Увидишь! Здесь их полным-полно. И все-таки они не продержатся долго, если белые начнут селиться в здешних местах. Как только до этого дойдет, худо придется и бизонам, и индейцам.

— Да здесь, должно быть, водятся сотни тысяч бизонов…

— Миллионы, — поправил Шекспир.

— И все же ты думаешь, что их когда-нибудь истребят? Да это попросту невозможно.

— А вот попомни мои слова. В лесах восточных штатов когда-то было полным-полно оленей и лосей, а посмотри, сколько их осталось. И в Огайо теперь почти всех перебили. Дай белому волю, он поступит точно так же и с бизонами. — Шекспир закончил ощупывать грудь. — Теперь можешь встать!

Нат пару раз удивленно моргнул:

— Встать? В моем-то состоянии?

— Все, чем ты можешь похвалиться, — это парочка синяков. У тебя ничего не сломано.

Чувствуя себя донельзя глупо, Натаниэль приподнял голову и с облегчением убедился, что грудь его вовсе не раздавлена.

— Поздравляю! — с ухмылкой сказал Шекспир.

— С чем?

— Я не знаю другого человека, способного уложить гризли и одновременно почти отправить на тот свет самого себя.

— Ну, спасибо тебе!

Нат приподнялся на локте и улыбнулся жене.

Уинона разразилась длинной тирадой на языке шошонов, но говорила слишком быстро, чтобы можно было уследить за потоком слов. Заметив озадаченно-сдвинутые брови Ната, его друг начал переводить, при этом уголки губ Шекспира подрагивали в чуть заметной улыбке.

— Она говорит, что счастлива иметь мужа, который так легко расправляется с гризли. Теперь она знает, почему тебе дали имя Убивающий Гризли, и ей не терпится рассказать всем шошонам об этой битве.

— Надеюсь, она не станет рассказывать о том, как я налетел на дерево, — сухо заметил Нат.

Уинона быстро встала и, счастливо насвистывая, поспешила к лошадям.

— Куда она? — поинтересовался Нат, медленно садясь и чувствуя острую боль в правом боку.

— За своим охотничьим ножом. Она снимет шкуру с медведя.

— Зачем с ним возиться, раз мы так близко от места встречи? Кому он нужен?

— Нам. — Траппер посмотрел на тушу. — За такую превосходную шкуру, Нат, нам отвалят кучу денег. Медвежье мясо — деликатес, стоит к нему привыкнуть, а в этом звере несколько сотен фунтов. Мы закоптим медвежатину и тогда сможем ее продать. К тому же не забудь про жир…

— Жир?

— Сколькому тебе еще предстоит научиться! Медведь может дать от пяти до восьми галлонов жира, в зависимости от размера и от того, сколько времени ты захочешь потратить на вытапливание.

— В Нью-Йорке я всегда покупал жир, — заметил Нат.

— В больших городах в наши дни можно купить все что угодно, — горько отозвался Шекспир. — И это противоестественно. Человек начинает забывать, что такое настоящая жизнь, когда ему достаточно войти в магазин и хлопнуть на прилавок кошелек, чтобы получить необходимое. Слишком просто. А жизнь должна быть трудной, она должна быть борьбой от колыбели и до могилы. Это и формирует характер.

Шекспир замолчал, окидывая взглядом окрестности.

— Только здесь можно познать настоящую жизнь, понять, что выживают лишь сильнейшие. У природы много способов, чтобы избавиться от слабаков — не важно, кролики это, олени или люди. А вот города, наоборот, плодят никчемных неженок. Если мужчина хочет стать мужчиной, он должен покинуть город.

— Поэтому ты и не собираешься туда возвращаться?

Старый траппер кивнул:

— Будь я проклят, если променяю свою свободу на удобства!

— Никогда раньше не рассматривал городскую жизнь с этой точки зрения, — признался Нат. — Здешние края могут открыть глаза на многие вещи, о которых я прежде никогда и не думал. Что ж, учусь!

— И продолжай в том же духе, Нат. Когда ты перестанешь учиться, ты станешь похож на растение, которое осталось без воды, — высохнешь и умрешь.

— По-моему, тебе стоило бы стать учителем или проповедником, это твое истинное призвание.

Шекспир засмеялся:

— Говоря по правде, когда мне было лет двенадцать-тринадцать, я всерьез подумывал о том, чтобы стать учителем.

— Почему же не стал?

— Понял, что у меня неподходящий характер для подобной работенки. Я бы, наверное, задал хорошую трепку первому же ученику, который вздумал бы бузить у меня в классе.

— Интересно, как человек узнает, правильный ли он выбрал путь? — задумчиво спросил Нат и вдруг заметил, что его собеседник пристально смотрит куда-то мимо его плеча. Он быстро обернулся — неподалеку показались несколько индейцев верхом на мустангах.

ГЛАВА 3

Забыв про боль, Нат мгновенно вскочил, рука его непроизвольно потянулась к пистолету, и только тут молодой человек вспомнил, что пистолет разряжен, а остальное оружие вообще где-то валяется.

Шекспир тоже встал, сжимая «хоукен».

— Только не делай глупостей, — предупредил он.

— Это черноногие? — тревожно спросил Нат.

— Будь это черноногие, мы уже были бы покойниками.

— Тогда кто?

— Это не-персэ…

— И как они с белыми?

— Более-менее.

Подумав о Уиноне, Нат оглянулся и увидел жену шагах в двадцати — она стояла неподвижно, сжимая в руке нож. Юноша жестами приказал ей не двигаться, потом снова повернулся к индейцам.

— Пусть приблизятся, — сказал Шекспир.

Он сделал жест, означавший «друг»: поднял правую руку ладонью наружу.

— Теперь дело за ними. Если они нападут, я буду сдерживать их, а ты перезаряжай свое оружие.

— Если со мной что-нибудь случится, не дай им забрать Уинону, — сказал Нат, тревожно теребя разряженный пистолет.

Когда же он наконец поумнеет? Ведь Нат уже прекрасно знал, что здесь нельзя ни на минуту оставаться без заряженного оружия под рукой. Предыдущее нападение гризли многому научило его. И вот теперь его снова застали врасплох, жена оказалась в опасности, и все потому, что он по глупости налетел на ветку!

Один из не-персэ осторожно подъехал ближе. Это был высокий индеец с гордым лицом в наряде из оленьей кожи, с луком в левой руке и колчаном стрел за спиной. Приблизившись на расстояние нескольких шагов, он остановился и заговорил.

Нат внимательно вслушивался в речь, но язык был ему незнаком. Он уже хотел жестами показать это, но Шекспир ответил индейцу на его языке! В подобных случаях Нат приходил в уныние от собственного невежества. Сколько всего ему еще предстоит узнать!

Точеное лицо воина не-персэ вдруг расплылось в улыбке. Он уставился на мертвого гризли и снова заговорил.

Шекспир ответил, жестами подчеркнув значение своих слов.

Воин кивнул, повернул лошадь и вернулся к соплеменникам; индейцы начали оживленно переговариваться.

— Что происходит? — спросил Нат.

— Мы с ним обменялись шутками. Его зовут Парящий Ворон, я уже слышал о нем — он успел совершить много подвигов еще до того, как ему исполнилось двадцать. Даже его враги лестно о нем отзываются.

— И ты считаешь это комплиментом?

— Похвала врага значит больше, чем похвала друга, Нат. Когда тебя хвалит друг, в девяти случаях из десяти он поступает так потому, что любит тебя, и половина из его похвал наверняка — неправда. Но враг не станет расхваливать тебя для того, чтобы пустить добрую славу, значит, его слова всегда искренни. Когда ты заимеешь злющего врага, который хорошо о тебе отзывается, знай, что ты кое-чего добился в этом мире.

Нат покачал головой:

— Иногда я просто не понимаю твоих рассуждений.

— Неважно! Итак, насчет Парящего Ворона. На встрече, куда мы направляемся, будет сотни две не-персэ. По пути Ворон охотился со своими воинами, а когда они услышали пальбу, явились узнать, в чем дело. Он также пригласил меня на днях зайти в его типи выкурить трубку. Я принял приглашение. Так вот, он хочет, чтобы ты тоже пришел.

— Почему?

— Потому что ты — тот самый Убивающий Гризли, белый, не ведающий страха, который за короткий срок убил гризли больше, чем другие убивают за целую жизнь.

— Да ты смеешься надо мной!

— Нет. Именно так я и сказал.

— Зачем ты наговорил им всю эту чепуху?

— С чего ты решил, что это чепуха? Благодаря Белому Орлу ты стал известен под именем Убивающий Гризли. А ведь люди с востока за всю свою жизнь редко даже встречают гризли, не говоря уже о том, чтобы убить хотя бы одного. Я почти не преувеличил.

— Но теперь Парящий Ворон расскажет эту байку своим соплеменникам, а те разнесут ее повсюду. И если дело так пойдет и дальше, каждый индеец в Скалистых горах будет величать меня не иначе как Убивающий Гризли.

— Вот и хорошо.

Нат посмотрел на траппера:

— Чего же тут хорошего?

— Я разделяю философию индейцев — имя должно иметь особое значение, оно должно подходить мужчине или женщине, выражая истинную сущность человека. Вот почему индейцы так тщательно относятся к выбору имен. — Шекспир засмеялся. — В кои-то веки старина Уильям Ш. дал маху.

— В каком смысле?

— Что в имени? То, что зовем мы розой, — И под другим названьем сохраняло б Свой сладкий запах![2] — процитировал Шекспир и ухмыльнулся.

— Дай я угадаю. «Макбет»?

— Нет, снова «Ромео и Джульетта». Ты и вправду должен одолжить у меня эту книгу. Похоже, твое образование оставляет желать много лучшего.

Ответ уже вертелся на языке Ната, но его отвлек внезапный стук копыт — не-персэ поскакали на восток.

— Когда мы отправимся навестить Парящего Ворона, не забудь взять с собой небольшой подарок, — посоветовал Шекспир. — Не-персэ любят дарить и получать подарки. Для индейца, во всяком случае для честного индейца, вручение подарка означает скрепление дружеских уз.

— Так же как курение трубки?

Траппер кивнул:

— Курение трубки считается даже более важным.

Нат обернулся и, увидев, что Уинона все еще стоит там, где ей приказали оставаться, жестом показал, что теперь она может приблизиться.

— Я помогу Уиноне снять с медведя шкуру.

— Ну уж нет! Ты ляжешь у огня, который я разведу, и будешь отдыхать.

— Мне не нужен отдых, ты ведь сам сказал, что у меня всего-то несколько синяков…

— Завтра мы отправимся на встречу, и будет хорошо, если сегодня ты отдохнешь.

— Завтра? — повторил Нат, обескураженный этой вестью. — Мы же хотели сегодня.

— Нам понадобится несколько часов, чтобы ободрать гризли, и еще больше времени, чтобы вытопить жир. Когда мы закончим, будет уже темно, поэтому лучше переночевать здесь, чтобы поутру первыми явиться на встречу.

— Как скажешь, — угрюмо ответил Нат.

— К тому же известие о том, что ты убил медведя, успеет разнестись, — добавил Шекспир.

— Почему ты так рвешься составить мне репутацию великого истребителя медведей? Мы же оба знаем, что это неправда!

— Дело вовсе не в медведях. Я бы разрекламировал тебя как убийцу пум, даже если бы ты убил не пуму, а просто крупную домашнюю кошку. Важно, чтобы о тебе услышал каждый человек на встрече — тогда все станут тебя уважать.

— Я бы предпочел завоевать уважение честным путем.

— Это и есть честный путь. Ну, настолько честный, насколько позволяют обстоятельства. Поверь, Нат, если в тебе распознают зеленого новичка, твоя жизнь превратится в сущий ад. Я пытаюсь избавить тебя от лишних проблем. Трапперы ведут грубую жизнь, а их шуточки еще грубее. Одиннадцать месяцев в году они надрывают спины, ловя бобров, то и дело опасаясь индейцев или хищных зверей. Потом наконец приходит лето, и месяц или два они могут побездельничать и расслабиться… Но, по правде говоря, эти люди не знают, как расслабляться, не умеют просто отдыхать и ничего не делать, поэтому играют в азартные игры, путаются с бабами и буйствуют. Большинство из них от такого веселья устают не меньше, чем от работы. — Шекспир улыбнулся. — Но теперь на встрече с тобой наверняка будут обращаться должным образом!

— Возможно, ты прав, — нерешительно отозвался юноша.

К ним присоединилась Уинона, ведя в поводу лошадей, и жестами спросила, как себя чувствует Нат.

Траппер ответил индианке на языке шошонов, и Нат понял почти каждое слово. Он едва удержался от возражений, когда Шекспир сказал Уиноне, чтобы та во что бы то ни стало заставила мужа отдохнуть.

Кивнув в знак согласия, Уинона поспешила к мертвому гризли.

— С вами двумя еще хуже, чем дома с родителями, — проворчал Нат.

— Может, хотя бы для разнообразия перестанешь жаловаться?

— Я чувствую, что мне не нужен отдых.

— А ты не чувствуешь, что тебе надо бы зарядить карабин и пистолеты?

— Да, чуть не забыл! — спохватился Нат, вытаскивая пистолет из-за пояса.

Он огляделся, высматривая в траве второй пистолет и карабин, и увидел «хоукен» под злополучной веткой.

— Я позабочусь о лошадях, — сказал Шекспир и отошел.

Нат внимательно осмотрел карабин и, к большому облегчению, нашел на нем всего лишь небольшие царапины. Потом стал искать второй пистолет. В тот момент, когда Нат врезался в ветку, он держал пистолет в руке, потому оружие вполне могло оказаться отброшенным шагов на десять в любом направлении…

Прежде чем продолжить поиски, Нат перезарядил карабин. Уперев приклад в землю, он высыпал из пороховницы в дуло нужное количество пороха, вытащил из мешочка пулю, завернутую в кусочек бумаги, и шомполом вогнал патрон и пыж в дуло. Покончив с этим, Нат посмотрел на жену.

Уинона стояла на коленях рядом с тушей медведя и осторожно сдирала шкуру. Шекспир же ехал к речке верхом на своей белой кобыле, ведя в поводу остальных лошадей. Не-персэ нигде не было видно.

Нат прислонил «хоукен» к стволу дерева и торопливо перезарядил пистолет; заткнул его за пояс, поднял карабин и начал ходить вокруг того места, где его выбило из седла, постепенно расширяя круги. Он уже начал сомневаться, что найдет второй пистолет, как вдруг в траве заметил блеск металла. Вот он где!

Нат взял пистолет за ствол, прислушиваясь к звукам леса: щебету птиц и щелканью белок. Грохот выстрелов заставил было лесных обитателей смолкнуть, но теперь они снова скрашивали тишину леса.

Кинг зарядил второй пистолет и заткнул его за пояс рядом с первым. Теперь он был готов к любой неожиданности. Кроме появления еще одного медведя, конечно…

Усмехнувшись, Нат направился к жене, чтобы помочь ей, что бы там ни говорил Шекспир, однако не успел сделать и четырех шагов, как случилось нечто странное.

В лесу снова воцарилась зловещая тишина. Зная по опыту, что лесные обитатели никогда не умолкают без веской причины, озадаченный Нат резко остановился и повернулся, всматриваясь в заросли. Тишина могла объясняться появлением или крупного хищника, или людей.

Нат нервно теребил спусковой крючок «хоукена», видя, что и Уинона тоже начала осматриваться.

Шекспир был почти в сотне ярдов от них, по-прежнему направляясь к реке. Ната вдруг охватило странное чувство — ощущение, что на него смотрят чьи-то недружелюбные глаза. Он вглядывался в тени между деревьями, пытаясь уловить какое-нибудь движение, но не видел ничего, кроме порхания бабочек.

«Может, вернулись не-персэ?» — подумал он, но тут же отогнал эту мысль. Парящий Ворон отнесся к ним дружески, и сейчас индейцы наверняка были уже далеко отсюда. Тогда кто прячется в лесу?

Нат осторожно стал приближаться к жене. Если на них нападут, следует быть рядом, чтобы защитить ее. Потом ему в голову пришла еще одна мысль. А что, если медведь был не один?

Иногда, хоть и не часто, гризли бродили парами. Обычно мать позволяла детенышу оставаться с ней до года, пока не появлялся следующий медвежонок, и только тогда прогоняла подросшего отпрыска. Случалось, что вместе держались два самца гризли.

Нат сжимал «хоукен», готовый выстрелить при первом же намеке на опасность. Он заметил, что жена поднялась на ноги, лицо ее выражало тревогу.

И вдруг раздался резкий голос сойки, другие птицы подхватили этот крик, и очень скоро лесные обитатели перекликались как ни в чем не бывало.

И все же кто-то был поблизости, Нат в этом не сомневался!

Он слегка расслабился и заставил себя улыбнуться, подойдя к любимой женщине.

— Тебе помочь? — спросил он на ломаном языке шошонов.

— Нет, — ответила Уинона. — Тебе надо отдохнуть.

Нат знаками сообщил, что чувствует себя отлично и что ему не нравится, когда с ним обращаются, как с ребенком.

Ничуть не обескураженная, Уинона ответила, что позовет на помощь Шекспира.

— Ты должен отдохнуть! — тверже сказала она и вернулась к работе.

Нат вздохнул и встал так, чтобы можно было наблюдать за лесом.

— Мы еще и месяца не женаты, — пробормотал он по-английски, — а она уже командует мной. Шекспир прав — индианки ничуть не отличаются от белых женщин.

Не понимая смысла его слов, Уинона подняла взгляд, улыбнулась с довольным видом и произнесла по-английски самую первую фразу, которой научил ее Нат:

— Я тебя люблю.

Далеко на востоке завыл волк.

ГЛАВА 4

Огонь костра танцевал, как живой; горящие сучья потрескивали, выбрасывая веселые искры в ночной холодный воздух. Неподалеку топтались лошади, привязанные к веткам поваленного недавней бурей клена.

Нат сидел у костра рядом с Уиноной, касаясь плечом ее плеча. Они поужинали великолепной жареной медвежатиной, и теперь Ната клонило в сон. Потянувшись, он подавил зевок.

— Кое-кому пора на боковую, — заметил Шекспир с другой стороны костра.

— Да не хочу я спать, — возразил Нат.

— Наверное, из-за того, что скоро впервые в жизни попадешь на эту… сходку трапперов, индейцев и торговцев, на встречу то есть.

— Ты прав, дружище, — признал Нат.

— Напоминаю — там нужно постоянно быть начеку. Я уже говорил тебе, что здешние люди очень грубые и безрассудные. Им может вздуматься испытать тебя на прочность, поэтому ни в коем случае не выходи из себя.

— Испытать на прочность?

— Тут в ходу грубые шутки. Я надеюсь, что чувство юмора тебя не подведет.

— И какое они, к примеру, могут устроить испытание?

— Этого никогда не угадаешь.

С юго-запада донесся низкий волчий вой. К первому волку присоединились другие, и дружное завывание продолжалось несколько минут, прервавшись на печальных нотах.

— Я недавно слышал такое, — вспомнил Нат. — Волкам часто случается выть днем?

— Нечасто. — Траппер наклонил голову, вслушиваясь. — Они охотятся не только ночью, но и при свете дня. И если один отобьется от стаи, будет выть до тех пор, пока остальные не отзовутся.

— Как ты думаешь, почему недавно в лесу стояла странная тишина?

— Не знаю. Судя по тому, что ты рассказал, это могла быть пума или даже волки.

— Или индейцы?

— Возможно. Но единственное племя, из-за которого стоит беспокоиться, — черноногие, а я сомневаюсь, что они подойдут так близко к месту встречи. — Шекспир пожал плечами. — Впрочем, никогда нельзя знать наверняка.

Нат взглянул на толстую книгу, лежащую рядом с охотником.

— Итак, что намечается на этот вечер? «Гамлет»? «Троил и Крессида»?

— Не объяснишь ли мне кое-что, Нат?

— Если смогу.

— Почему тебе так нравится слушать, как я читаю Шекспира, но сам ты никак не удосужишься почитать эту книгу?

Нат пожал плечами:

— Ты так здорово читаешь, герои Шекспира будто оживают. А когда я читаю сам, никогда не могу по-настоящему насладиться пьесами, они кажутся мне слишком скучными. Вот рассказы Джеймса Фенимора Купера могу читать хоть каждый день!

— Скучными? — удивленно повторил траппер. — Ты имеешь наглость называть старину Уильяма скучным?

— Признайся, что чтение некоторых его пьес — тяжкий труд!

— Никогда в этом не признаюсь, — заявил Шекспир, поднимая огромный том. Он быстро пролистал страницы и нашел нужную. — Хорошо, я тебе докажу. Посмотрим, покажется ли тебе скучным вот это…

Он помедлил, облизнул губы и начал читать:

— Прошла зима междоусобий наших, Под Йоркским солнцем лето расцвело, И тучи все, нависшие над нами, В пучине океана погреблись…[3]

Нат и вправду собирался внимательно слушать, как делал большинство вечеров, но его мысли вскоре умчались прочь. В последнее время он нередко вспоминал Нью-Йорк, а чаще всего думал о своей семье и Аделине. Иногда он ужасно скучал по матери и отцу, но в другие дни вспоминал, как они пытались задушить его тягу к приключениям и заставить пойти по стопам отца. Именно родители в конце концов убедили его стать бухгалтером, несмотря на робкие возражения молодого человека. И именно родители устроили его встречу с Аделиной, наверняка рассчитывая, что мужская природа позаботится об остальном. Милая Аделина…

Ната кольнуло чувство вины, когда он вспомнил о красавице, которая некогда казалась ему ангелом во плоти и на которой он собирался жениться. Натаниэль вспомнил, как блестели в свете лампы светлые волосы Аделины, как искрились ее глаза, когда она смеялась. Любой мужчина в штате Нью-Йорк счел бы за честь стать ее мужем. А как поступил он? Повернулся к ней спиной. Повернулся спиной к своей семье. И все из-за дяди Зика.

Воспоминания о дяде невольно заставили Ната улыбнуться. Зик был человеком, умевшим наслаждаться жизнью как никто другой, дорожившим каждым мгновением своего существования так, словно это мгновение было последним. Именно благодаря Изекиэлю Кингу Нат оставил Нью-Йорк, чтобы, может, никогда больше туда не вернуться. Дядя прислал ему письмо, в котором предложил встретиться с племянником в Сент-Луисе и поделиться с ним неким загадочным «сокровищем».

Как мог Нат ему поверить?!

Зик всегда считался паршивой овцой в семействе Кингов, всегда был не таким, как все. Поэтому никто особенно не удивился, когда он решил покинуть Нью-Йорк и устремиться на Запад. И никто не удивился, услышав, что Зик построил хижину в далеких Скалистых горах и женился на индианке. В конце концов в семье Кингов вообще перестали упоминать Зика.

Но Нат всегда тепло относился к дяде… И все же, получив от него письмо, не решался принять приглашение до тех пор, пока не понял, как много предложенное дядей сокровище значит для его дорогой Аделины. Аделина выросла в роскоши и ожидала, что Нат обеспечит ей привычный образ жизни. Она даже подталкивала жениха к тому, чтобы тот занялся торговлей в доле с ее отцом.

Рассчитывая получить богатство, которого так жаждала Аделина, Нат отправился в Сент-Луис на встречу с дядей.

Кто мог предвидеть, чем все это обернется?

Да, он должен был заподозрить неладное, когда Зик заявил, что «сокровище» спрятано в его хижине в Скалистых горах. Племянник, однако, с радостью включился в игру и, хотя ему пришлось убивать головорезов и индейцев, наслаждался жизнью в глуши так, как никогда и ничем прежде.

Когда же выяснилось, что и не было никакого сокровища, по крайней мере в том смысле, который вкладывал в это слово юный Кинг, еще можно было вернуться к цивилизованной жизни. Но к тому времени Натаниэль уже начал ценить истинное сокровище дяди: бесценный дар свободы.

Кто сумел бы вернуться к прозябанию в Нью-Йорке, однажды насладившись яркой жизнью в Скалистых горах? Кто сумел бы вновь наложить на себя роскошные путы цивилизации, познав безыскусное великолепие первобытной глуши?

И вот теперь — посмотрите на него!

Он женат на замечательной индианке из племени шошонов и собирается впервые в жизни побывать на встрече индейцев, торговцев и трапперов.

Подумать только, сколько всего случилось за это время: Нат дрался с враждебными индейцами и белыми грабителями; принимал участие в охоте на бизонов; убивал оленей, лосей и антилоп; ловил рыбу в кристально чистых ручьях и озерах; научился верить в свои силы и быть настоящим мужчиной.

Но что ожидает его в будущем?

Нат редко думал о том, чем будет заниматься через неделю или через месяц. Хочет ли он стать траппером? Вернется ли в хижину дяди Зика или построит где-нибудь собственное жилище? Если он решит поселиться в хижине, как отнесется Уинона к тому, чтобы жить так далеко от своего народа? И сколько еще пробудет с ним Шекспир, отдавая массу времени и сил его обучению простейшим навыкам выживания в диких местах?

Встревоженный этими мыслями, Нат посмотрел на траппера.

— Нырните в душу, мысли! Вот и Кларенс![4] — декламировал тем временем Шекспир. — И тут входит Кларенс под стражей, а вместе с ним Брекенбери…

— Послушай… — начал Нат.

Траппер удивленно поднял глаза:

— Сейчас как раз начинается самое интересное!

— Когда ты собираешься вернуться в свою хижину?

Шекспир нахмурился:

— Я как-то не задумывался над этим. А что, тебе не терпится от меня отделаться?

— Нет. Как раз наоборот. Я надеялся, что ты останешься со мной еще хотя бы на несколько недель и научишь меня всему, что знаешь сам.

Шекспир засмеялся:

— Ты уверен, что это займет несколько недель?

— Ты знаешь, что я имею в виду.

— Не беспокойся, Нат, я останусь с тобой до тех пор, пока ты не будешь готов к самостоятельной жизни. И тогда в одно прекрасное утро ты проснешься и обнаружишь, что меня рядом нет.

Нат подался вперед:

— Но я ведь увижу тебя снова?

— Надеюсь, что да, но в этом мире ничего нельзя знать заранее. Сегодня ты живехонек, а завтра тебя уже нет на свете. Никто никогда не знает, встретит ли он завтрашний рассвет, поэтому мы должны как можно полнее наслаждаться всякой, даже малой радостью.

— Ты говоришь совсем как дядя Зик.

— А кто, как ты думаешь, научил его всему, что он знал? — поинтересовался Шекспир, хитро сверкнув глазами.

— Интересно, стану я когда-нибудь таким же, каким был он, — печально заметил Нат, глядя на мерцающее пламя костра.

— Не торопись. Головастик не может за одну ночь превратиться в лягушку. Сперва он должен пробыть положенное время головастиком, а уж потом встать на собственные лапки.

— Значит, я еще головастик?

— Вовсе нет! Я бы сказал, ты уже стоишь на своих лапках, просто побаиваешься покинуть хорошо знакомое болотце.

Нат кивнул, понимая, что друг попал в самую точку. Юноша взглянул на Уинону, восхищаясь ее красотой и дивясь тому, что она может так долго сидеть молча, не пытаясь привлечь его внимание. Такое терпение изумляло его, как изумлял и ровный нрав индианки. Нату никогда еще не встречался человек, способный воспринимать все с таким спокойствием, не терявший головы даже в самые опасные минуты. Самообладание Уиноны было поразительным, и Нат часто желал иметь хотя бы половину стойкости своей жены.

— Я могу пойти прогуляться, — заметил Шекспир.

Нат посмотрел на траппера, чтобы убедиться, не шутит ли тот, но лицо Шекспира было совершенно серьезным.

— Спасибо, очень мило с твоей стороны, но в этом нет необходимости. Нам с Уиноной надо хорошенько выспаться, чтобы быть готовыми к завтрашней встрече.

— Мне тоже не помешает поспать. Годы, должно быть, берут свое. Когда я был моложе, я часто бодрствовал две, три ночи подряд — и хоть бы что. Теперь же и суток не могу провести без сна, обязательно в разговоре сваляю дурака, зевнув во весь рот.

— Не знаю, как тебе это удавалось. Я втрое моложе и все же не могу продержаться так долго. Стоит мне недоспать, и сразу же начинаю чувствовать себя так, словно меня побили.

— Потому что ты слишком избалован, — сказал Шекспир.

— Вовсе я не избалован! — слегка возмутился Нат.

— Все городские дети вырастают такими, потому что им все преподносится на блюдечке. Их не учат выращивать урожай, не учат охотиться, большинство из них не умеют даже рыбачить. Родители не учат их практически ничему стоящему, и они так и не постигают главного закона природы.

— Выживают сильнейшие, — пробормотал Нат, вспомнив недавние рассуждения траппера.

— Ты говоришь так, будто сомневаешься в этом, — заметил Шекспир.

— Честно говоря, и впрямь сомневаюсь.

— Дай себе время, Нат. Молюсь лишь, чтобы жизнь не преподнесла тебе этот урок чересчур жестоко.

С запада донеслось уханье совы, траппер выпрямился и повернулся, всматриваясь в чернильно-темный лес вокруг поляны, на которой они разбили лагерь.

— Не беспокойся обо мне, — проговорил Нат. — Я ведь как-никак убил двух гризли, разве нет?

— Лучше не зазнавайся, — посоветовал Шекспир. Вновь заухала сова, на этот раз ближе.

Уинона подняла глаза, оторвавшись от печального созерцания огня, и бросила взгляд на лес, затем толкнула Ната и сделала несколько быстрых жестов.

— Сова кричит неправильно? — спросил Нат. — Что это значит?

— Именно то, что она сказала, — заявил Шекспир. — Совы так не кричат.

Нат положил руку на лежащий рядом карабин.

— Думаешь, индейцы?

— Возможно. Индейцы не очень любят пускаться в путь после захода солнца, если только не готовят нападение.

Вспомнив неестественную тишину, воцарившуюся в лесу днем, Нат поднял «хоукен».

— Ты же говорил, что поблизости от места встречи не должно быть враждебных индейцев.

Траппер пожал плечами:

— Я могу и ошибиться.

Несколько минут они внимательно прислушивались, но крик совы не повторился.

Наконец Шекспир зевнул и потянулся:

— Наверное, я прикорну.

— Хочешь, покараулю? — предложил Нат.

— В этом нет необходимости. У меня чуткий сон.

— Я и вправду могу посторожить.

— Ложись спать, — велел Шекспир. — Моя лошадь начнет ржать, если кто-нибудь появился в тридцати ярдах от костра.

— Ну, тогда я спокоен! — сухо отозвался Нат.

Он сделал знак жене приготовить постель и встал, разминая ноги.

— Сколько времени у нас уйдет завтра, чтобы добраться до места?

— Самое большее полтора часа.

— Отлично!

Нат никогда бы не признался, что близость леса действует ему на нервы. Молодому человеку не терпелось добраться до места, где им не будут угрожать индейцы, хищные звери или другие твари, из-за которых лес вдруг может таинственно притихнуть.

Уинона расстелила бизоньи шкуры: самую толстую — прямо на земле, ту, что потоньше, — поверх первой, забралась под верхнюю и позвала на хорошем английском:

— Иди, муж.

Нат послушно опустился с ней рядом, захватив с собой «хоукен», и, вынув из-за пояса пистолеты, растянулся на спине.

Уинона повернулась на бок и прижалась к нему, так что ее губы оказались возле самого уха Ната.

— Я люблю тебя, — прошептала она с чувством.

Ее мягкое дыхание защекотало шею Ната, и он пожалел, что не соорудил шалаш из веток. Он решил при первом же удобном случае обзаведется типи. Жилище отца Уиноны было уничтожено во время нападения черноногих, и теперь, чтобы соорудить себе жилище, ему придется убить нескольких бизонов, и, отыскав крепкие ветви нужной длины, сделать из них опорные шесты.

— Скажи-ка, Шекспир, — окликнул он.

— М-м-м-м? — сонно отозвался траппер.

— Я смогу купить на встрече типи?

С другой стороны костра раздалось хихиканье.

— Я что, сказал что-то смешное?

— Сколько же тебе надо прожить здесь, Нат, чтобы окончательно избавиться от городских привычек. Зачем тебе покупать типи? Ты что, слишком ленив, чтобы сделать его самому?

— Нет. Но я забочусь о Уиноне, мне хочется, чтобы она могла жить с большими удобствами. Сколько еще времени пройдет, прежде чем мы отправимся на охоту за бизонами, если только ты не знаешь другого способа раздобыть шкуры…

— Ясно. Нет, вряд ли ты найдешь много типи, выставленных на продажу, но, наверное, сможешь разыскать того, кто пожелает продать или обменять нужные тебе шкуры. А уж вырезать шесты не проблема.

— Хорошо. Тогда завтра первым же делом я поставлю типи. Моя жена больше не будет спать под открытым небом ни одной ночи, я этого не допущу.

— И это вполне понятно!

— Да?

— О да, учитывая, какие на встрече соберутся мужчины. На твоем месте я бы соорудил для Уиноны железный пояс целомудрия… Ха-ха!

Нат вздохнул: надо учиться держать язык за зубами, если он не хочет постоянно быть посмешищем.

ГЛАВА 5

В 1828 году трапперы и индейцы выбрали местом встречи Медвежье озеро, из которого вытекала река с таким же названием, впадавшая в Большое Соленое озеро. Выбор был обусловлен весьма вескими причинами: прежде всего, Медвежье озеро находилось в центре Скалистых гор на одинаковом расстоянии от трапперов, промышлявших далеко на севере, близ канадских земель, и трапперов, охотившихся у южного притока Грин-Ривер. Во-вторых, не так далеко отсюда находилось Южное ущелье, прорезавшее неприступные горы: по нему смельчаки могли срезать путь, а дилижансы из Сент-Луиса благодаря этому проходу добирались до места встречи почти без задержки. В-третьих, здесь было вдоволь воды, вокруг водилось много дичи, и охотничьи угодья черноногих находились так далеко, что можно было не опасаться стычек с самым свирепым из индейских племен.

Медвежье озеро, составлявшее миль шесть в окружности, располагалось в долине среди высоких, покрытых снегом гор и имело несколько названий. Некоторые трапперы называли его Змеиным, другие — озером Черного Медведя, из-за того, что в окрестностях водилось много этих зверей, а третьи именовали озеро Сладким, подчеркивая его отличие от лежащего на юго-западе Большого Соленого озера.

Обо всем этом Нату рассказал Шекспир, пока они ехали к месту встречи по тропе, которой десятилетиями пользовались дикие звери и индейцы.

— Почему бы не дать озеру одно имя и успокоиться на этом? — спросил Нат, когда траппер перечислил столько разных названий.

— В конце концов так и случится, — заверил Шекспир. — Рано или поздно мы узнаем, что составлена официальная карта этих мест, и название, нанесенное на карту, станет единственным названием озера.

— А остальные озера тоже имеют по нескольку названий?

— Не только озера, но и реки, горы и все остальные даже едва заметные детали ландшафта. Это поначалу сбивает человека с толку, но я помогу тебе быстро во всем разобраться.

— Интересно, каким образом?

— Если ты сомневаешься, каким названием воспользоваться, пользуйся тем, которое в ходу у индейцев.

— И это поможет?

— Дело в том, что у индейцев достаточно здравого смысла, чтобы не давать пять имен одному и тому же маленькому холмику.

— Значит, все племена пользуются одними и теми же названиями?

— Нет. Но вот смотри — допустим, некий траппер хочет встретиться с тобой в энный день у ручья Канавка. Ты никогда не слышал о таком ручье, зато слышал о ручье Рыси, который течет неподалеку. И если вы оба знаете, что шошоны называют тот ручей Бобровым, можете смело биться об заклад, что говорите об одном и том же. — Шекспир оглянулся через плечо. — Теперь понял?

— Более-менее.

— Не переживай, вот проживешь тут годика три-четыре и узнаешь большинство главных местных достопримечательностей. И тогда будешь сбиваться с пути не чаще шести-семи раз в году.

— Какая утешительная мысль!

Шекспир засмеялся и пришпорил лошадь.

Взглянув на Уинону, Нат перехватил ее пристальный взгляд.

«Интересно, о чем она думает?» — спросил себя Нат. Он никогда не мог этого угадать. Все женщины казались ему загадочными — и белые, и индианки. Ход их мыслей, взгляд на жизнь, многие черты характера очень отличались от мужских, и часто он их просто не понимал. Загадка женского племени завораживала Натаниэля, возбуждала его любопытство, а временами заставляла чувствовать себя удручающе неполноценным.

К примеру, Аделина могла легко обвести его вокруг своего изящного пальчика, малейшее ее желание становилось для Ната законом. А вот его отношения с Уиноной были совсем другими. Ему хотелось доставлять ей радость и, само собой, демонстрировать перед ней свои ловкость и сноровку. Нат страстно любил жену и временами, когда индианка не замечала, украдкой любовался ее красивыми чертами, изумляясь тому, как такая девушка смогла полюбить его и выбрать в мужья. И эти чувства не были преданной любовью щенка к хозяину, какой была его любовь к Аделине. Он не возвел Уинону на пьедестал, как некогда возвел мисс Ван Бурен. Натаниэль относился к жене скорее как к равной, ведь Уинона была сильной женщиной, которая знала все, что нужно, чтобы выжить в дикой глуши. Она умела стряпать, шить, готовить лекарства из трав, снимать шкуры с бизонов и медведей с достойными восхищения тщательностью и проворством, поддерживать в типи чистоту и уют. В придачу индианка была превосходным другом, ее отличали тонкое чувство юмора и острая любознательность, но больше всего Нату нравилось в ней неизменно веселое расположение духа.

Уинона встречала трудности без жалоб, как нечто должное, и стойко преодолевала их, вместо того чтобы хныкать. Смерть родителей глубоко опечалила ее, но она быстро оправилась от удара и продолжала привычную жизнь. А еще она была любящей и преданной — разве мужчина мог бы пожелать себе лучшую жену?

Улыбнувшись, Нат жестами поведал Уиноне о своем решении купить на встрече шкуры, чтобы они могли построить себе типи. Он объяснил жене, что типи пока будет маленьким, но при первой же возможности он отправится на охоту за бизонами, чтобы добыть шкуры, необходимые для большого жилища, достойного женщины, которую он любит.

Уинона ответила, что была бы рада собственному типи, потом добавила, что, если жилище будет большим, им понадобятся еще лошади.

Нат упрекнул себя за то, что сам об этом не подумал. Чем просторнее будет типи, тем больше вьючных лошадей потребуется, чтобы тащить шесты, шкуры и прочее. Типи средних размеров обычно перевозили с места на место без особых усилий три лошади. Но жилище пятнадцати футов в высоту требовало множества поддерживающих шестов, не говоря уже о шкурах. Самое большое типи, которое видел Нат, имело тридцать футов в высоту, его поддерживали тридцать шестов, а для перевозки требовалось пятнадцать вьючных лошадей.

Очевидно, угадав мысли мужа, Уинона пояснила, что на ближайшее время им вполне сгодится и небольшое жилище, по крайней мере до тех пор, пока не появится малыш.

Нат осведомился, скоро ли она собирается заиметь ребенка, и Уинона с улыбкой указала на него, ответив по-английски:

— Когда ты захочешь.

«И вправду, когда мы сможем завести детей?» — подумал Нат.

Сначала он должен был решить, где они станут жить. Он снова вспомнил о хижине дяди Зика, оставшейся далеко на юге, и начал обсуждать это с женой, уверенно и плавно делая нужные жесты.

Уинона нахмурила брови и опустила глаза.

Стоит ли им отправляться в такую даль?

Нат выжидающе смотрел на жену. Если она откажется, если захочет остаться со своим народом, ему придется попросить совета у Шекспира — что делать дальше.

Спустя минуту Уинона взглянула на мужа и ответила.

Она призналась, что боится отправляться в малознакомые места, ей не хочется расставаться со своими родственниками и друзьями. Но она уважает суждения мужа, и, если Нат действительно считает, что они будут счастливы в этой хижине, она сделает все, чтобы привыкнуть. Но у нее есть одно условие. Она была бы очень благодарна, если бы муж согласился навещать племя шошонов по меньшей мере раз в год, если дважды — еще лучше!

С огромным облегчением и благодарностью Нат заверил супругу, что она и в самом деле будет счастлива в хижине. Они проживут там год, чтобы Уинона могла решить, нравится ли ей это место. Если спустя год она не будет довольна, они подумают, где еще можно обосноваться.

Уинона с готовностью согласилась и дала знать, как ей повезло, что у нее такой мудрый муж.

Как всегда, Нат почувствовал себя не в своей тарелке, получая такие комплименты. Он застенчиво улыбнулся и ответил, что рад иметь такую понимающую жену.

Несколько минут они ехали бок о бок в благостном молчании.

— Научи меня еще словам, — наконец попросила Уинона по-английски.

Нат кивнул и принялся указывать на разные предметы, мимо которых они проезжали, и называть их по-английски, а Уинона старалась точно повторять эти слова. Нат дивился тому, как легко она учится чужому языку. Если бы он мог хоть вполовину так же быстро учиться языку шошонов!

Поглощенные уроком, молодые супруги потеряли счет времени, а склон, по которому они ехали, постепенно становился все круче. Они продолжали двигаться, вдыхая бодрящий, свежий горный воздух. Всадники уже поднялись на несколько тысяч футов над уровнем моря, а подъем все продолжался.

Когда Шекспир добрался до перевала и натянул поводья, его спутники смеялись над словом «бурундук», которое показалось Уиноне просто изумительным.

— Почему ты остановился? — спросил Нат.

Он отвел взгляд от жены, увидел долину, протянувшуюся на многие мили на север, и сам понял — почему. Они наконец-то прибыли на место встречи.

— Гляди! — сказал Шекспир. — Вот ради этого и живет обычный траппер. Одиннадцать месяцев в году он карабкается по горам, сражается с природой, индейцами, дикими зверями — для того лишь, чтобы добыть шкур и заработать денег. А потом является сюда и за три-четыре недели тратит большую часть заработанного.

Старый охотник помолчал.

— Это самое многолюдное сборище белых к западу от Миссисипи. В некотором роде напоминает мне Сент-Луис в прежние дни.

Нат был в Сент-Луисе всего два месяца назад и не стал бы сравнивать многолюдный деловой город с тем, что сейчас открылось его взору. Однако он уже много недель не видел людских скоплений, кроме разве что отряда шошонов, поэтому бурлившая в долине толпа вызвала у него прилив возбуждения, даже дрожь от нетерпения слиться с ней.

— Я и не знал, что тут будет так много народу.

— Откровенно говоря, я и сам удивляюсь, — ответил Шекспир. — Год от года встреча становится все более многолюдной.

Северный берег Медвежьего озера превратился в своего рода декорацию для действа более пяти сотен белых мужчин. Ближе к воде расположились жилища трапперов. Их палатки, навесы и хижины выглядели так убого, что, казалось, рухнут, если поблизости кто-нибудь громко чихнет. Поскольку люди знали, что пробудут здесь всего лишь несколько недель, они не старались ничего «возводить», большинство же вообще спали под балдахином из звезд.

Рядом с озером виднелись также около сорока достаточно прочных палаток торговцев, возле которых толпилось множество нетерпеливых покупателей, как и возле палаток скупщиков пушнины. Перед последними выстроились в очередь взволнованные трапперы с тюками мехов, каждый надеялся получить за свое добро наивысшую цену.

Поблизости собрались и индейцы, тысячи индейцев из разных племен.

Пока они подъезжали к Медвежьему озеру, Шекспир объяснял, где какое племя обосновалось. Нат, кивнув на ближайшие типи, спросил:

— А эти какого племени?

— Гладкоголовые. После шошонов это самое дружелюбное племя здешних мест. Гладкоголовые всегда справедливы с белыми и, насколько мне известно, никогда не снимают с них скальпы.

— Ты вроде говорил, что много лет назад был женат на индианке из этого племени?

— Угу. Много-много лет назад. — Шекспир склонил голову и вздохнул. — Иногда кажется, что все это было вчера. Она казалась красивой, как зорька, ни у одного мужчины никогда не было лучшей жены. Если бы эти подлые черноногие не убили ее, мы наверняка все еще были бы вместе.

Нат смотрел на будничную жизнь гладкоголовых.

— Разве мы не станем объезжать их лагерь?

— Зачем? — Траппер поднял голову и ухмыльнулся.

— Но ведь это невежливо — являться туда без приглашения.

— Да что тебя так взволновало?

— Ты же сам все время твердишь, что надо быть осторожным, что нельзя нарушать правила поведения, принятые у индейцев, иначе попадешь в беду.

— Вообще-то да. — Шекспир засмеялся. — Ты учишься, Нат. Но мы спокойно можем проехать через их лагерь. Если бы мы появились внезапно, ни с того ни с сего, было бы совсем другое дело. Тогда нам пришлось бы приближаться медленно, чтобы нас успели заранее рассмотреть, а еще нам полагалось бы все время улыбаться, чтобы показать, что мы — друзья. Но здесь место общей встречи. Племена пришли сюда за сотни миль, чтобы поторговать с белыми. И, как я уже говорил, это считается в некотором роде нейтральной территорией. Любой может приходить сюда и уходить, когда ему вздумается.

Нат заметил, что несколько гладкоголовых обратили внимание на них, и поехал рядом с Уиноной, небрежно опустив правую руку на карабин, лежащий поперек седла.

— Я хочу тебя кое о чем спросить.

Траппер почему-то засмеялся.

— С чего ты так веселишься?

— Просто так. О чем ты хотел спросить?

— Сколько в среднем зарабатывают трапперы?

— По-разному. Смотря сколько мехов удается добыть и какого качества шкурки. В среднем я бы сказал — от тысячи до двух тысяч долларов в год.

Нат приподнял брови.

Две тысячи долларов считались большими деньгами. Например, простой плотник в городе зарабатывал всего-то пятьсот долларов в год.

— Но от этих денег мало что останется к тому времени, когда закончится встреча, — сказал Шекспир.

— Как они умудряются потратить такую кучу денег всего за три-четыре недели? — недоверчиво спросил Нат.

— Потому что их стригут прекрасные джентльмены из Сент-Луиса. — В тоне Шекспира прозвучала горькая насмешка.

— Объясни.

— Ты часом не знаешь, сколько стоит виски в Сент-Луисе?

— Около тридцати центов за галлон[5], по-моему.

— Здесь оно стоит три доллара за пинту[6]. И виски, которое тут продают, так разбавлено, что его требуется аж десять галлонов для того, чтобы привести человека хотя бы в благодушное настроение.

— Неужто? — недоверчиво спросил Нат.

— Это еще не все. Сколько в Сент-Луисе стоит кофе?

— Десять центов за фунт.

— Здесь — два доллара за фунт.

— Это возмутительно!

— Есть вещи и похуже. Порох в том же Сент-Луисе стоит около семи центов за фунт, а здесь его цена переваливает за два доллара. То же происходит и с ценами на свинец.

— Но почему так? Ведь здешние люди могли бы в любое время положить этому конец!

— Ты еще и половины всего не знаешь. Сахар идет здесь по два доллара за пинту. Одеяла могут стоить от пятнадцати до двадцати долларов за штуку, хлопчатобумажные рубашки — пять долларов каждая, а табак — два доллара за фунт!

Нат уставился на повозки торговцев и покачал головой:

— Это же чистый грабеж. Почему трапперы с этим мирятся? Они должны отказаться покупать товары по таким запредельным ценам!

— А где еще они могут купить все необходимое?

— Да, деваться им некуда, — согласился Нат.

— Вот они и вынуждены покупать припасы у торговцев или обходиться без нужных вещей еще год… если не собираются сами проделать весь долгий путь до Сент-Луиса. Но в последнем случае они потеряют время, которое смогли бы потратить на охоту.

— С этим же надо что-то делать!

— С этим ничего не поделаешь, — ответил Шекспир. — И ты еще не знаешь всего.

— Так расскажи мне.

— Трапперы зависят не только от торговцев, у которых покупают товары, а еще и от перекупщиков, которым продают меха.

— Им дают плохую цену?

— Самая высокая цена за шкурки — от четырех до пяти долларов за фунт.

— Сдается, это немало, — заметил Нат.

— Мало, если учесть, что те же самые шкурки будут перепроданы в Сент-Луисе от восьми долларов за фунт.

— Раньше мне никто не рассказывал об этой стороне пушной торговли.

Шекспир пожал плечами:

— С этим тоже никто ничего не может поделать. Траппер должен выкручиваться сам. ПКСГ и остальные пушные компании держат над всем полный контроль.

— ПКСГ?

— Пушная компания Скалистых гор. Эта компания — главная в здешней части Скалистых, она нанимает людей, чтобы те добывали для нее пушнину, устанавливает дату этой встречи и присылает сюда вереницу повозок из Сент-Луиса.

— Но ты упоминал и другие компании.

— Угу. Компания Гудзонова залива действует в основном в Канаде. Потом есть еще Американская пушная компания.

— Об этой я слышал, — перебил Нат.

Впрочем, о ней слышал любой человек, умеющий читать. Газеты регулярно публиковали статьи об Американской пушной компании и ее основателе — Джоне Джейкобе Асторе. Астор приехал в Америку из Германии, когда ему было всего двадцать лет, и в 1787 году занялся торговлей мехами. Ему сопутствовала удача, и в 1808 году он открыл собственную компанию. Постепенно Астор стал миллионером, а в последние годы был объявлен богатейшим человеком страны.

— Эта компания привыкла промышлять в основном вокруг Великих озер, и, конечно, ты слышал о грандиозных планах Астора по добыче шкур у реки Колумбия. Как бы то ни было, трапперы Американской пушной компании перебрались в те края и отнимают хлеб у трапперов ПКСГ.

— Между ними что, идет вражда?

— Они не стреляют друг в друга, если ты об этом. Но нечто вроде дружеского соперничества есть.

— Если бы тебе пришлось зарабатывать на жизнь добычей шкурок, на какую компанию ты стал бы работать?

— Ни на какую.

— Тогда как бы ты зарабатывал?

— Нат, все пушные компании жадны до шкурок, их агенты рвутся покупать меха у кого угодно. Даже если компания может позволить себе держать две сотни трапперов, непрерывно добывающих для нее меха, она все равно будет принимать шкурки у любого, кто имеет что-нибудь на продажу.

— Кажется, я уже слышал про вольных трапперов.

— Вольный траппер — это тот, кто не заключил контракт ни с одной из пушных компаний. Он ставит ловушки, когда и где хочет, а потом продает меха любому агенту, тому, кто больше заплатит.

— Вольным трапперам платят по тем же самым ценам, что и трапперам, работающим на компанию?

— Обычно да. Или немного меньше. А если меха превосходного качества, компания выплачивает небольшую премию.

— Тогда именно так я и хотел бы зарабатывать на жизнь, — решил Нат. — Быть вольным траппером.

— Это работа не для слабаков, — заметил Шекспир. Теперь они подъехали вплотную к поселению гладкоголовых. Многие воины, женщины и дети, бросив свои дела, глазели на незнакомцев. Некоторые прокричали дружеские приветствия старому охотнику, тот добродушно ответил.

Нат заметил, что Уинона едет, высоко держа голову и глядя прямо перед собой, потом увидел неподалеку троих всадников, занятых оживленной беседой с индейцем. Один из троицы внезапно поднял голову, выпрямился в седле, и на лице его заиграла хитрая улыбка.

Нату инстинктивно не понравились эти незнакомцы: от них веяло скрытой враждебностью, особенно от тощего всадника, внешностью и повадками напоминавшего ласку. Все трое носили мокасины и отделанные бахромой штаны и рубашки. На голове человека-ласки красовалась голубая шапка, украшенная лисьим хвостом. Все трое были при карабинах.

— Твои пистолеты и карабин заряжены, я полагаю? — неожиданно спросил Шекспир.

— Конечно. А что?

Траппер кивком показал на троицу:

— Через минуту могут понадобиться…

ГЛАВА 6

Человек-ласка сказал что-то товарищам, и все трое поскакали к ним, но на полдороге остановились в ожидании.

— Так-так, — нахмурившись, проговорил Шекспир.

— Что? — спросил Нат.

— Быть беде.

— Ты с ними знаком?

— Только с тем, который в голубой шапке. Его зовут Лаклед, он француз. Никогда не поворачивайся к нему спиной.

— И почему ты ждешь от них беды?

— Два года назад на встрече трапперов я наткнулся на Лакледа, когда тот избивал хлыстом индианку из племени не-персэ. Кажется, он купил ее, а потом разочаровался в своей покупке.

— Как же ты поступил?

— Высек мерзавца его же собственным хлыстом.

Нат посмотрел на траппера:

— А разве не ты говорил мне, что не следует совать нос в чужие дела?

— Господь Бог даровал нам здравый смысл, чтобы мы могли видеть разницу между личными делами и неоправданной жестокостью. Он стегал бедную женщину просто для того, чтобы показать, что он ее хозяин. Она была вся в крови и умоляла его прекратить, но он не унимался. Я терпел, сколько мог, потом вырвал у него хлыст. Ублюдок попытался пырнуть меня ножом в спину, стоило мне отвернуться, вот тогда-то я по-настоящему разозлился и решил позволить ему испытать на собственной шкуре, приятно ли, когда тебя секут хлыстом.

Нат внимательно посмотрел на всадников:

— Да что они могут нам сделать? Разве здесь не нейтральная территория? Ты же сам это говорил!

— Я никогда не говорил, что здесь не случается стычек. Тут живут и белые, и индейцы; практически любое племя может здесь торговать, не боясь нападения врагов. Конечно, есть и исключения, вспомни про черноногих. Но драки тут случаются каждый божий день, и иногда в результате кто-нибудь откидывает копыта. Поэтому держи ушки на макушке и помни мой совет.

Они подъехали к троице.

Лаклед сказал что-то своим дружкам, и те залились мерзким смехом.

Предчувствие, что и вправду может случиться беда, закралось в душу Ната, его взгляд стал твердым. Он явился сюда, чтобы хорошо провести время, поучиться торговле мехами и пообщаться с обитателями Скалистых гор, а не для того чтобы затевать ссоры. В Нью-Йорке ему редко приходилось драться, один только рост в шесть футов два дюйма моментально отпугивал задир. В придачу к высокому росту Нат обладал крепким сложением, а последние трудные месяцы закалили его; лицо сделалось бронзовым от загара, длинные волосы стали похожи на черную гриву.

— Ну-ка, кто тут у нас? — громко поинтересовался узколицый человек, выговаривая слова с сильным акцентом. — Или меня подводит зрение, или это великий Каркаджу?

Шекспир остановил лошадь. Теперь от троицы его отделяло всего футов шесть.

— Так и не научился придерживать язык, Лаклед? — резко спросил траппер, опустив руку на карабин.

Лаклед улыбнулся и поднял обе руки, изображая полнейшую невинность.

— Я не хотел проявлять к тебе неуважение, mon ami![7]

— Я тебе не друг и никогда им не стану.

— Vraiment?[8] Почем ты знаешь? Никто не может предвидеть будущее, верно?

— Кое-что человек может предсказать совершенно точно. Например, что он никогда не будет есть помет бизона. Так же точно я знаю, что никогда не стану твоим другом.

— Ты сравниваешь меня с бизоньим дерьмом?

Старый охотник изобразил улыбку:

— Да разве бы я посмел?

Притворно дружелюбное выражение лица Лакледа мгновенно сменилось открыто враждебным, однако он быстро взял себя в руки и криво улыбнулся:

— Нет, конечно. Ты никогда бы так не поступил. — Он перевел взгляд с траппера на Ната и Уинону. — А это кто с тобой?

— Натаниэль Кинг. Индейцы зовут его Убивающий Гризли. С ним его жена.

— Так ты и есть тот самый убивающий гризли? — спросил Лаклед, внимательно рассматривая Ната.

— Да, это я.

— Прошлой ночью здесь рассказывали, как ты убил гризли где-то тут, неподалеку.

— Это правда.

— Надо же! Такой молодой, а уже научился убивать гризли?

— Дело практики, — ответил Нат и заметил, что Шекспир ухмыльнулся.

— Я и сам убил нескольких, — похвастался Лаклед.

Нату очень не понравился этот француз, и он не видел надобности скрывать свои чувства. Краем глаза Натаниэль заметил, что один из дружков Лакледа пристально, с едва прикрытым вожделением рассматривает Уинону.

— Вы останетесь здесь до конца встречи? — спросил Лаклед.

Прежде чем Нат открыл рот, ответил Шекспир:

— Может, останемся, может, нет.

— В этом году здесь много народу. Говорят, собралось уже четыре сотни белых. Magnifique[9], верно?

— Ничего себе, — уклончиво ответил Шекспир. — Теперь нам хотелось бы повидаться с остальными. Почему бы вам не дать нам проехать?

— Certainement, mon ami![10] — Лаклед заставил свою лошадь податься влево, в то время как его дружки отвели коней вправо.

Шекспир проехал между ними.

Сжимая в левой руке поводья, правую держа на «хоукене», Нат медленно последовал его примеру. Поравнявшись с субъектом, пожиравшем похотливым взглядом Уинону, Нат внезапно наклонился и взмахнул карабином.

Никто из троих мужчин не ожидал такого. Субъект, самодовольно ухмылявшийся Уиноне, слишком поздно осознал опасность; он хрюкнул, когда дуло ударило его по губам, и свалился на землю, выронив ружье. Ошеломленный падением, он попытался было встать, но застыл, увидев нацеленный на него «хоукен».

— Даже не думай дергаться, — предупредил Нат.

Оглянувшись и увидев, что Шекспир преградил дорогу Лакледу, он снова перевел взгляд на человека, которого ударил.

Лицо его было красным, удивление на нем сменилось яростью, кровь струйками стекала по губам.

— Какого дьявола ты меня ударил? — спросил он и начал было вставать, но опять замер, когда Нат наклонил к нему ствол карабина.

— Больше я не буду тебя предупреждать. Не двигайся, если тебе дорога жизнь.

— Fou![11] Да ты сумасшедший!

— Я еще никогда не мыслил так здраво, как сейчас.

— Да что я тебе такого сделал, ублюдок?

— Ты чертовски хорошо знаешь, что ты сделал. — Голос Ната был негромким, но четким.

— Эй, Убивающий Гризли, — вмешался Лаклед. — Люди здесь не очень любят, когда с ними обращаются, как с паршивыми собаками!

— А мне не нравится, когда на мою жену смотрят так, как только что смотрел твой дружок, — ответил Нат.

— Может, тебе померещилось?

Нат бросил взгляд на человека-ласку:

— Ты назвал меня лжецом?

Лаклед, должно быть, собирался съязвить, но, посмотрев в глаза молодому человеку, передумал.

— Нет, — сказал он. — Я вовсе не считаю тебя лжецом! Раз ты говоришь, что Анри выказал неуважение к твоей жене, значит, так оно и было.

— Как это?! — взорвался Анри. — Да ты на чьей стороне?

— Замолчи, не то я сам тебя пристрелю, — пригрозил Лаклед. — Все знают, как ты падок на женщин. Вечно пялишься на них!

Анри осторожно дотронулся до губ и яростно уставился на Ната:

— Ладно, на сей раз тебе это сойдет с рук.

— Это угроза?

— Как я могу угрожать человеку, который наставил на меня ствол, — усмехнулся Анри.

— Поехали, Нат, — сказал Шекспир.

Нехотя, все еще злясь на бесстыдство субъекта, которого он приструнил, Нат сделал знак Уиноне ехать первой. Молодой человек последовал за женой, продолжая внимательно наблюдать за троицей.

Шекспир тоже тронул лошадь с места и поехал слева от Ната.

Человек-ласка и его друзья несколько мгновений не двигались, потом побитый наглец встал и принялся спорить с Лакледом.

— Вот ты и завел себе врага, — мягко заметил Шекспир, оглядываясь через плечо. — Может, даже троих.

— Я хорошо справился?

— И да и нет.

— Объясни, — настойчиво попросил Нат, тоже наблюдая за троицей.

— Ты поступил правильно, защитив честь Уиноны. Я видел, как тот наглец пялился на нее, и сам готов был поучить его хорошим манерам. Но ты поступил опрометчиво, оставив его в живых.

— По-твоему, я должен был его пристрелить?!

— Если бы ты это сделал, избавил бы себя от множества неприятностей. Помяни мои слова — этот человек не успокоится, пока не отомстит. Теперь почаще оглядывайся — он будет пакостить тебе когда и чем только сможет.

— Я не мог просто взять и пристрелить его, как он того заслуживал.

— Верно. Но ты мог бы подстрекать его до тех пор, пока он сам не попытался бы тебя пристрелить. Вот тогда можно было бы убить его под предлогом самозащиты. Я бы именно так и поступил.

Нат оглянулся в последний раз. Анри и Лаклед все еще препирались. Юноша надеялся, что старый охотник ошибся насчет грядущих неприятностей, но в глубине души понимал, что Шекспир прав. Его самая первая сходка трапперов была омрачена нависшей опасностью. Но, если уж на то пошло, жизнь в глуши и без того казалась бесконечной цепью опасностей. Мало ему тревог из-за индейцев и диких зверей, теперь вот еще придется защищаться от таких же белых, как он сам.

Размышления юноши были прерваны Уиноной, обратившейся к нему на правильном английском:

— Спасибо, муж.

Нат жестами ответил, что поступил так, как поступил бы на его месте любой другой.

Но Уинона заметила, что немногие мужчины стали бы защищать своих жен, рискуя жизнью, и быстрыми жестами поблагодарила Ната за храбрость, с какой тот постоял за ее честь.

— Она права, — вставил Шекспир. — Некоторые мужчины не знают, что такое твердость духа. Правда, в их пороках часто виноваты другие: родители портили их с юных лет, баловали, не наказывали. Избыток доброты может оказаться так же вреден, как и ее недостаток.

Нат вспомнил проповеди, которые часто слышал в церкви.

— А как же насчет «подставь другую щеку»?

— В Библии говорится — подставь другую щеку, если кто-нибудь даст тебе пощечину. Но там не говорится: ляг и позволь другому затоптать тебя до смерти.

— Никогда не думал об этих словах с такой точки зрения. — Нат засмеялся и, вспомнив про «хоукен», опустил взведенный курок. — Ты читал Библию, Шекспир?

— Ага. Случалось.

— И ты веришь во все, что там написано?

— Скажем так — я верю во многие тамошние изречения, но на практике применяю немногие. — Траппер взглянул на друга и, увидев его серьезное лицо, добавил: — Любой, кто заявляет, будто понимает все, написанное в Библии, — шарлатан.

— Это почему же?

— Потому что никто не может знать всего. Ты никогда не задумывался, почему в мире так много религий? Да потому, что дюжина людей, прочитавших Библию, обязательно придут к дюжине разных мнений насчет прочитанного и сделают дюжину разных выводов. Насчет основ все давно сошлись, и все равно находится достаточно поводов для разногласий, чтобы в конце концов люди вцепились друг другу в глотки, вместо того чтобы любить друг друга, как велит поступать Великая книга.

— Я так и не прочитал Библию целиком, — признался Нат. — Родители каждую неделю брали меня в церковь, хотел я того или нет. Я помню все заповеди Господни… И, похоже, одна из них не слишком много значит для здешнего люда, что меня слегка беспокоит.

— «Не убий»? — спросил Шекспир.

— Как ты догадался?

— Потому что ты пошел в своего дядюшку Зика. Когда он приехал на Запад, его беспокоило то же самое. Он прожил всю жизнь в Нью-Йорке, где у человека до самой могилы может не возникнуть необходимость отнять чью-то жизнь, и он не сразу привык, что здесь все по-другому. Однажды Зик спросил меня насчет этой заповеди, и я скажу тебе сейчас то, что тогда ответил ему. Прежде всего, индейцы ничего не знают о десяти заповедях. Если речь идет о враге, воин знает только один закон: убей — или убьют тебя. А что касается черноногих, они убивают всех, кроме своих соплеменников, потому что считают всех остальных врагами, а больше всего ненавидят белых…

— За что? — перебил Нат.

— Некоторые считают, что из-за экспедиции Льюиса и Кларка, хотя я склонен в этом сомневаться.

— И что же такого натворили Льюис и Кларк?

— Льюис — но не Кларк. В тысяча восемьсот шестом году, возвращаясь от побережья Тихого океана, они на некоторое время разделились, чтобы Льюис и его спутники могли исследовать земли у реки Марии. Отряд черноногих пытался украсть у них ружья и лошадей, и Льюису пришлось выстрелить одному из индейцев в живот. Другой член его отряда пырнул ножом черноногого и тоже убил его. Вот с тех пор черноногие и выходят на охоту за белыми.

— Но почему ты считаешь, что причина ненависти черноногих к белым не в этой стычке?

— Потому что племя это было своенравным задолго до того, как с ним повстречался Льюис. Они воюют просто ради войны.

Нат, размышляя над этими словами, огляделся. Они уже поравнялись с последним типи гладкоголовых, и теперь перед ними лежало широкое поле, на котором было полно трапперов и индейцев: некоторые оживленно болтали, другие принимали участие в лошадиных скачках, многие трапперы бегали наперегонки или боролись друг с другом.

— И ты можешь объяснить, почему человек должен мириться с тем, что убийство и жестокость — это способ выжить в дикой глуши?

— Могу, причем приведу самую вескую причину.

— Какую же?

— Это позволяет ложиться спать с чистой совестью.

Неопровержимая логика старого охотника произвела на его спутника большое впечатление.

Когда Натаниэль в первые убил человека, это терзало его много дней, лишая аппетита и сна, и он до сих пор не мог окончательно примириться с необходимостью проливать кровь. В Нью-Йорке, как заметил Шекспир, людям редко приходится убивать; в цивилизации все же есть и свои преимущества.

Над полем гремели радостные крики, гиканье, аплодисменты и ругань участников состязаний.

— Здесь что, все время так шумно? — спросил Нат, повысив голос.

Шекспир кивнул:

— Вплоть до самого последнего дня.

— Наверное, после такого людям придется отдыхать от шума одиннадцать месяцев, — пошутил Нат.

Его слова заглушил пронзительный вопль, который издал человек, скачущий на вороном жеребце. Человек этот был облачен в наряд из оленьей кожи, на его голове красовалась меховая шапка; размахивая над головой винтовкой, он галопом мчался прямо на них.

— Шекспир МакНэйр, ах ты паршивый сукин сын! — взревел он. — Я сдеру с тебя шкуру, как с хорька!

ГЛАВА 7

Траппер внезапно пришпорил свою лошадь и поскакал навстречу, тоже издавая дикий клич и размахивая карабином.

Сбитый с толку неожиданным поворотом событий, Нат решил, что на Шекспира напали, и, подняв «хоукен» к плечу, прицелился в меховую шапку. Но Уинона тут же сжала его руку.

— Нет, муж, нет! — остановила она. Нат уставился на индианку:

— Почему — нет?

— Друг, — ответила Уинона. — Большой друг.

— Это — друг? — недоверчиво переспросил Нат, опуская оружие.

Он увидел, как всадники стремительно приблизившись друг к другу, вдруг резко остановились в самый последний миг, когда их лошади вот-вот должны были столкнуться.

— Шекспир!!! — вскричал незнакомец, широко улыбаясь.

— Джордж! Чокнутый паршивец! — ответил старый охотник.

Они сердечно обнялись, колотя друг друга по спине и оглушительно смеясь.

— Если это не друзья, значит, самая странная пара врагов, каких я когда-либо видел, — заметил Нат, направляясь к ним.

— Не понимаю, — ответила Уинона.

Нат попытался передать эти слова на языке жестов, однако жена его лишь слегка улыбнулась. Стало быть, он не слишком преуспел в своей учебе. Мимоходом взглянув на пустырь, Нат увидел, что там соревнуются в верховой езде. Индеец на гнедой лошади вырвался далеко вперед, человек двадцать подбадривали участников; многие из зрителей при этом прихлебывали из фляжек и бутылок.

— Вот прекрасная парочка — не слишком пухленькая и не слишком худая. Держу пари, они будут очень вкусны, если их как следует приправить.

Нат повернулся к худощавому человеку, с которым только что здоровался Шекспир, и внимательно посмотрел на него.

— Ты людоед? — в шутку спросил он.

— Может, и так, — тот захихикал с безумным видом. — Меня обзывали и похуже.

Шекспир развернул лошадь, чтобы видеть всех троих.

— Разрешите вас познакомить. — Он кивнул на субъекта в меховой шапке. — Это Безумный Джордж. Мы с ним давние приятели.

— Угу, — подтвердил тощий. — Мы лежали в одной колыбели до тех пор, пока мне не надоело, что он то и дело ворует мои пеленки.

Наклонившись в седле, Нат протянул руку:

— Натаниэль Кинг. Рад познакомиться.

Джордж мгновение смотрел на протянутую руку, потом бросил на Ната оскорбленный взгляд:

— Вам известно, молодой человек, что у вас грязь под ногтями?

— Правда? — Нат осмотрел руку.

— Зеленая, как трава, — заявил Джордж и засмеялся.

— Он не такой уж зеленый, как ты думаешь, — встал на защиту своего подопечного Шекспир. — И я не хочу, чтобы ты повсюду рассказывал байки о том, будто он новичок.

— Кто, я? — возмутился Джордж. — Вы обижаете меня, милостивый господин, возводя несправедливый поклеп на мое благородное имя!

— Благородное? — повторил Шекспир и зашелся смехом.

— Не обращай на него внимания, — обратился Джордж к Нату. — У него крыша малость набекрень.

— У меня? — переспросил старый охотник. — Это ты повсюду известен как полоумный со Скалистых гор.

Ухмыляясь при виде их дурачеств, Нат снова протянул руку:

— И все-таки я рад познакомиться с вами, полоумный вы или нет.

— Тогда и я с радостью пожму тебе руку, — сказал Джордж, что и проделал весьма энергично. — Это ты научил молодого человека манерам, Шекспир?

— Не могу сказать, что это только моя заслуга. Родители в Нью-Йорке дали ему должное воспитание.

— В этом рассаднике порока? — скорчил гримасу Джордж. — Нью-Йорк — Содом и Гоморра, вместе взятые, отвратительное змеиное гнездо, где крысы плодятся, как кролики.

— Мне нечасто доводилось видеть в Нью-Йорке крыс, — заметил Нат.

— Я имел в виду их двуногую разновидность.

— Шекспир разделяет ваше мнение о больших городах, — заметил Нат. — Он не стал бы жить ни в одном из них за все золото мира.

Джордж кивнул:

— МакНэйр мудрый человек, сэр. Тебе бы стоило прислушиваться к его дельным советам. После меня он самый умный в Скалистых горах.

— Послушайте только! Можно подумать, что он единственный побеждал на диспутах в колледже Скалистых гор! — возмутился Шекспир.

Нат уже слышал это название — какой-то траппер придумал его пару лет назад. Так назывались споры, дебаты и вообще всяческие байки, которые рассказывались длинными зимними вечерами, когда холод мешал трапперам заниматься своими делами, держа их взаперти в уютных хижинах и типи. Они не ложились спать до самого рассвета, погруженные в философские беседы, такие же возвышенные, как и дебаты в самых престижных университетах Востока.

Старина Джордж посмотрел на Уинону и вежливо снял шапку:

— Так как эта красивая дева слишком юна для старого простака МакНэйра, она, должно быть, твоя жена, Натаниэль?

— Зови меня Нат. Да, Уинона моя жена.

— Присматривай за ней получше, сынок.

— Я всегда так поступаю.

Джордж бросил быстрый взгляд по сторонам и заговорщицки понизил голос:

— Я серьезно, Нат. Здесь есть люди, которые могут попытаться отобрать ее у тебя.

— Это кто же?

— Не могу тебе сейчас сказать, — прошептал Джордж. — Может, попозже.

Нат улыбнулся Уиноне, потом серьезно посмотрел на старика:

— Хотелось бы мне посмотреть на того, кто попробует ее у меня отобрать, он бы живо схлопотал свинец в голову.

— Такой подход меня восхищает.

— Мы должны найти место для лагеря, — заметил Шекспир. — Сперва нам надо обосноваться, а потом уж глазеть по сторонам.

— Как раз рядом с моим жилищем есть подходящее местечко! — спохватился Безумный Джордж. — На берегу озера. У вас будет сколько угодно воды, к тому же неподалеку тополевая роща, где можно запастись дровами для костра.

— Почему же такое отличное место до сих пор не заняли? — спросил Нат.

— Я тебе скажу почему, — ответил Шекспир. — Потому что люди привыкли держаться подальше от Безумного Джорджа. Никто не желает быть с ним рядом, когда он пьян.

— Да ну?

— Да, тогда он становится свирепым, как медведица гризли, защищающая своих медвежат. — Шекспир взглянул на тощего приятеля. — Я хочу, чтобы ты пообещал, что не доставишь нам хлопот, если мы разобьем лагерь рядом.

Безумный Джордж расправил худые плечи:

— Даю слово, что буду вести себя хорошо!

— Надеюсь, — сказал Шекспир. — Я слышал, полгода назад ты отстрелил Фрэнку два пальца на ноге. Если попытаешься выкинуть что-нибудь подобное с моими друзьями, мне придется самому тебя пристрелить!

— Понятное дело…

Джордж нахлобучил шапку, в то время как Нат внимательно рассматривал его.

— Этот Фрэнк был твоим врагом?

— Нет, он один из моих лучших друзей.

— И все же ты отстрелил ему пальцы?

Джордж пожал плечами:

— Так он уверяет. Но я был пьян и не помню, как это сделал. Насколько мне известно, он сам нечаянно выстрелил себе в ногу, а потом имел наглость свалить все на меня.

— Если он, как ты говоришь, твой друг, зачем же ему тебя в этом обвинять?

— Да просто шутки ради.

— Тогда у твоего друга очень странное чувство юмора.

— Так и есть, — подтвердил Безумный Джордж. — Фрэнк, как и я, не отличается благоразумием.

С этими словами он запрокинул голову и разразился смехом.

Шекспир махнул рукой, дав понять, что пора продолжить путь.

— У тебя очень необычные приятели, — ухмыляясь, заметил Нат.

— Не забывай, что ты один из них.

Засмеявшись, Кинг принялся рассматривать людей, мимо которых они проезжали. Особенно его заинтересовали танцующие: рослый человек в шотландской юбке-килт извлекал из волынки бодрую мелодию, под которую дюжина людей кружились и топали ногами с энтузиазмом резвых юнцов и с грацией гусей. Потом танцоры разделились на пары и, взявшись под руки, принялись быстро кружиться.

— Ты умеешь танцевать? — поинтересовался Шекспир.

— Мне нечасто приходилось заниматься этим, но медленный танец исполнить худо-бедно могу. Аделина обычно хвалила меня, когда мы вальсировали.

— Ну, здесь вальсируют нечасто. И лучше молиться, чтобы тебя никто не выбрал партнером по вальсу.

Джордж догнал их и поехал рядом с Шекспиром:

— Слушай, я все хотел у тебя спросить, куда, к дьяволу, провалился Зик?

Лицо Шекспира помрачнело.

— Он погиб.

— Не может быть! Как?!

— Его убил индеец из племени кайова.

— Проклятие! Прекрасный был человек, соль земли! — сокрушался Джордж. — Я гордился тем, что знаком с Зиком Кингом.

Вдруг он заморгал, уставившись на Ната.

— Кинг. Кинг. Ты сказал, что твоя фамилия — Кинг?

— Зик — мой дядя.

— Ты был с ним, когда он погиб?

Нат кивнул.

— Как это случилось?

— Какая разница? Он мертв — вот и все, что имеет значение, — хрипло отозвался Нат.

Джордж отпрянул, будто его ударили.

— Прости, парень. Я не хотел пнуть тебя по больному месту.

— Давай не будем об этом.

— Хорошо. Но сначала скажи: тот ублюдок-индеец смылся?

— Нет.

— Зик прикончил его? — Джордж улыбнулся. — Это похоже на него. Полон огня до самого конца.

— Он не убивал индейца. Это сделал я.

— О!

— Потом покажу тебе скальп, если захочешь.

— Вправду покажешь? Спасибо. — Джордж украдкой огляделся по сторонам. — Кстати, о скальпах — вы слышали новость, джентльмены?

— А какую? — спросил Шекспир.

— Насчет убийств?

— О чем ты?

— Здесь погибли три траппера, — понизив голос, сказал Джордж. — И все трое расстались с волосами.

Повернувшись в седле, Шекспир подозрительно уставился на приятеля:

— Это что, еще одна из твоих невероятных историй?

— Да когда я рассказывал невероятные истории? — возмутился Джордж.

— Не проходит и дня, чтобы ты чего-нибудь эдакого не рассказал!

— Назови хоть одну.

— Как насчет твоего рассказа о том, что ты, дескать, не так давно вернулся из Калифорнии с тремя французами?

— Так все и было. В точности! — Джордж вздернул подбородок.

— А еще ты однажды заявил, будто встретил новый вид дерева. Как ты его назвал, ну-ка, напомни!

— Испанцы придумали для него очень смешное название, а я называю эти деревья каменными, потому что древесина у них тверда как камень. Как ни пытайся срубить — ничего не выйдет.

— Каменные деревья, — саркастически повторил Шекспир. — И если память мне не изменяет, ты говорил, что на этих деревьях гнездятся каменные птицы, которые несут каменные яйца.

Джордж попытался принять смущенный вид:

— Ну, может, я слегка преувеличил, чтобы сделать историю поинтересней.

— Ты никогда не бывал в Калифорнии! Ты это сам прекрасно знаешь!

— Еще как бывал! — сердито заявил Джордж. — Я возьму тебя туда, чтобы доказать, что я прав!

— Возможно, когда-нибудь я и покину эти горы, но будь я проклят, если позволю чокнутому быть моим проводником!

— Ты обижаешь меня, МакНэйр! — В голосе Джорджа и впрямь прозвучала неподдельная обида.

— Извините, — перебил Нат. — Мне бы хотелось услышать поподробнее насчет убитых трапперов.

— А ты поверишь мне, если я о них расскажу? — спросил Джордж.

— Каждому слову.

— В самом деле?

— Только, пожалуйста, придерживайтесь фактов.

— Хорошо, договорились. Первый из троих, Кевин Нагс, был найден мертвым на второй день после начала встречи. Кто-то перерезал ему горло от уха до уха, а потом снял с него скальп. И это еще не все. За день до смерти Нагс продал четыреста десять шкурок, но ни на нем, ни в его пожитках не нашли денег.

— Естественно, их забрал убийца, — сделал вывод Нат.

— Скорее всего.

— Это не могли сотворить индейцы?

Вместо Джорджа ответил Шекспир, который слушал теперь с огромным интересом.

— Нет — потому что, насколько я понял, все пожитки Нагса остались нетронутыми.

— Никто к ним не прикоснулся, — подтвердил Джордж. — Оружие, одеяла, лошади и все остальное нашли там, где их оставил хозяин.

— Никакой индеец не удержался бы от искушения все это забрать, — задумчиво проговорил Шекспир. — Лошади и одеяла для индейца значат больше, чем пригоршня монет. Индейцы не понимают ценности денег, потому что предпочитают обмен. Когда им что-то нужно от белых, они предлагают не деньги, а товар.

— А что случилось с двумя другими? — спросил Нат.

— Их убили несколько дней спустя. Как и Нагс, они только что продали свои шкурки, и у каждого было около двух тысяч долларов.

— Кто именно погиб? — спросил Шекспир.

— Аарон Херш и Джимми О'Коннор.

— Проклятие! Я знал О'Коннора. Он был здешним старожилом, и такого порядочного человека еще надо было поискать, — расстроился траппер.

— Им тоже перерезали горло? — спросил Нат.

— Нет. О'Коннор получил удар ножом в спину, а у Херша была сломана шея.

— Нужно быть очень сильным человеком, чтобы сломать кому-то шею, — заметил Нат.

— Необязательно, — сказал Шекспир. — Для этого нужен всего один хороший рывок, если знаешь, как это делается. — Он помолчал, глядя на Джорджа. — Не осталось никаких улик, по которым можно было бы найти убийцу?

— Ни малейших. Конечно, смышленому человеку не так уж трудно замести следы. Некоторые трапперы думают, что Херш сопротивлялся, но недолго.

— Кто-нибудь слышал звуки борьбы? — осведомился Нат.

— Ни единая живая душа. Но, с другой стороны, эти двое разбили стоянки в стороне от остальных, обосновавшись среди деревьев рядом с типи банноков. Кто-то мне говорил, что они собирались купить пару индианок и отпраздновать заработок. — Джордж нахмурился. — Бедные парни.

Нат посмотрел на Шекспира:

— Что-нибудь подобное здесь уже случалось?

— Нет, насколько мне известно.

— Все трапперы взвинчены, — продолжил Джордж. — Все только и говорят, что об этих убийствах. Никто не расстается с заряженным карабином, и лучше не появляться у человека за спиной, заранее не дав ему знать о своем приближении, не то есть риск схлопотать пулю в голову.

Группа трапперов неподалеку взорвалась хриплым смехом.

— Что-то они не кажутся слишком озабоченными убийствами, — заметил Нат.

— Конечно нет, парень, ведь сейчас еще светло, — пояснил Джордж. — Кроме того, большинство из них привыкли к здешней жизни. Почти все провели в Скалистых горах хотя бы год, многие два-три, все время имея дело с индейцами и дикими зверями, поэтому их нелегко напугать.

— А вдруг убийца снова объявится?

Джордж пожал плечами:

— Ну и что же?

— Кто-нибудь подумал выставить на ночь охрану? А может, всем трапперам имеет смысл ночевать одним большим лагерем — тогда убийце будет труднее подобраться к жертве.

— Это ты только что придумал, верно? — засмеялся Джордж.

— Трапперы никогда на такое не согласятся, Нат, — пояснил Шекспир. — Они слишком независимы и любой из них предпочтет рискнуть жизнью, только бы не дать повода подумать, будто он боится.

— Мне это кажется очень неразумным. — Нат повернулся к Джорджу. — Ты сказал, что двое трапперов были убиты рядом с лагерем банноков. А где был убит третий?

Джордж растянул губы в озорной улыбке:

— На берегу озера, недалеко от тополевой рощи.

Нат и Шекспир переглянулись.

— Это случайно не то место, где ты предложил нам остановиться? — спросил старый охотник.

— Вообще-то оно самое, — ответил Безумный Джордж. — Но не беспокойтесь — кровь уже успела впитаться в землю.

С этими словами он запрокинул голову и разразился оглушительным смехом.

ГЛАВА 8

Нат нехотя позволил Шекспиру уговорить себя устроиться там, где предложил Джордж. Земля здесь была ровной, поросшей травой — идеальное местечко для лошадей. Ближайшими соседями Ната, Шекспира и Уиноны оказались ирландцы, пенсильванцы и Безумный Джордж, чей лагерь находился в сорока ярдах к северу.

Спустя несколько часов Нат и Шекспир как следует обустроились, а Уинона тем временем позаботилась о лошадях, сняв с них вьюки, напоив из озера и стреножив, чтобы не ушли далеко. После этого молодая женщина набрала хвороста и разожгла костер на том самом месте, где разводил его убитый траппер.

Нат решил не говорить Уиноне о случившихся тут убийствах, чтобы не тревожить ее понапрасну. Убийца, как видно, охотился за теми, кто продавал меха, а поскольку ни у Ната, ни у Шекспира не имелось ничего на продажу, можно было надеяться, что им не угрожает опасность.

Нат и Шекспир отправились в лагерь шошонов, где попытались найти того, кто согласился бы продать бизоньи шкуры, необходимые для постройки небольшого типи. Только у одного шошона оказались шкуры на продажу, но такие старые и рваные, что им наверняка пришел бы конец при первом же сильном дожде.

— И все же мне бы очень хотелось раздобыть для Уиноны шкуры, — заметил Нат, когда они поскакали обратно к озеру.

— Судя по всему, тебе придется убить нескольких бизонов.

— Мы сможем заняться этим сегодня?

— А куда спешить? Мне хотелось бы сперва поболтать с людьми, походить по торговым палаткам и все такое прочее.

— Вообще-то я тоже не прочь этим заняться, — признался Нат.

Они как раз обогнули толпу у торговых палаток, торопясь добраться до озера. Желание Ната окунуться в здешнюю бурную жизнь боролось в нем с чувством долга по отношению к жене, но он все же решил, что пара ночей, проведенных под открытым небом, не будет такой уж большой бедой.

— Уинону тоже возьмем с собой, — сказал он Шекспиру. — А поохотиться на бизонов я смогу и завтра.

Они миновали рощицу и увидели лагерь пенсильванцев, где бродили только вьючные лошади. Нат подивился, как это трапперы оставили свои пожитки без присмотра. В Нью-Йорке это было бы чистейшей глупостью — не успели бы хозяева отвернуться, как их тут же обчистили бы. На Западе все было по-другому — люди здесь подчинялись иным моральным принципам и честь не позволяла им унизиться до мелкого воровства. Во всяком случае, такими здесь были почти все, однако нет правил без исключений, которым и стал таинственный убийца.

— Какого черта?! — неожиданно воскликнул Шекспир и пришпорил коня.

Один лишь взгляд — и Нат с сильно бьющимся сердцем последовал за ним, крепко сжимая в руке «хоукен».

В их лагере были четыре всадника, и одного из них он сразу узнал. Лаклед!

«Зачем заявились сюда этот проныра и его подпевалы?» — удивленно подумал Нат.

Подскакав поближе, он увидел, что один из верховых, восседающий на гнедом жеребце, — настоящий гигант выше шести футов ростом, отличающийся к тому же могучим сложением. Из одежды на великане были только набедренник и ноговицы, из-за ремня торчал томагавк, а в руках незнакомец сжимал карабин.

Перед четырьмя всадниками стоял Безумный Джордж, за его спиной, рядом с костром, Уинона.

Волнуясь за жену, Нат поспешно последовал за Шекспиром; еще никогда он не видел траппера таким мрачным. Через несколько минут они уже были в лагере и резко осадили лошадей.

— Что вам здесь нужно? — хрипло спросил Шекспир.

Великан, спокойно следивший за их приближением, сказал низким голосом:

— Привет, Каркаджу.

— Ты не ответил на мой вопрос, Клеру.

— Мне не нравится твоя враждебность, МакНэйр.

Шекспир повернул лошадь так, чтобы ствол карабина смотрел в сторону незваных гостей и в то же время ни на кого конкретно.

— Я вас не приглашал. Помнится, в нашу последнюю встречу дело чуть не дошло до драки, поэтому, насколько я понимаю, ты явился вовсе не с визитом вежливости.

— Ты ошибаешься, — уверенно ответил Клеру. — Я пришел, чтобы поприветствовать вас и сказать — добро пожаловать на встречу! Если сейчас я не докажу, что не питаю к тебе враждебных чувств, топ ami, мне может больше не представится случай. Ты уже в таком возрасте, что можешь и не дожить до нашей следующей встречи.

— Не беспокойся о моем возрасте. И я скажу тебе то же самое, что недавно сказал Лакледу, — я тебе не друг и не хочу, чтобы ты болтал повсюду, будто мы друзья.

Клеру сощурился:

— Ты всегда был слишком вспыльчив, Каркаджу, в этом твоя беда.

Безумный Джордж шагнул к лошади Шекспира:

— Клеру сказал, будто пришел повидаться с Натом.

— В самом деле? — переспросил траппер.

Нат вдруг понял, что его пристально рассматривают все четверо чужаков, и, не дрогнув, в упор взглянул на Клеру.

— И зачем ты меня искал? — сурово спросил он.

— Насколько я понял, у тебя была стычка с моими друзьями. — В голосе великана прозвучала угроза.

Нат на мгновение заколебался, но, заметив, что и Шекспир, и Джордж тоже смотрят на него, понял, что от его ответа зависит многое. Еще он понял, что Клеру пытается запугать его, заставить выказать хотя бы тень страха. Лаклед ухмылялся, а человек, которого Нат недавно ударил, даже широко улыбался, несмотря на свою рассеченную губу.

Нат ответил спокойно, но твердо:

— Стычка, черт побери, вот как? Да они просто напрашивались, чтобы я их прикончил. Ты должен осторожнее выбирать себе приятелей.

Гастон Клеру расправил плечи и скривил губы:

— Ты знаешь, кто я?

— Слышал, — признался Нат. — Тебя прозвали Гигантом?

— Oui[12].

— А индейцы называют тебя Скверным.

— Oui, — повторил Клеру с ухмылкой.

— С моей точки зрения, это не комплимент, — усомнился Нат и с удовольствием увидел, как помрачнело лицо Гиганта.

— Индейцы любят преувеличивать.

— На этот раз, сдается мне, их суждение было здравым.

Клеру опустил взгляд на свой карабин, потом посмотрел на Шекспира и Джорджа и наконец снова уставился на Ната:

— Ты ударил Анри.

— Ему еще повезло, что я его не пристрелил. Я никому не позволю вольничать с моей женой и бросать на нее похотливые взгляды.

— Ты не можешь запретить людям думать!

— Что он думает — его дело, но пусть держит свои мысли при себе!

Гигант несколько секунд смотрел на Уинону.

— Она из племени шошонов, так?

Нат кивнул.

— Я полгода был женат на индианке из этого племени. Она чертовски плохо готовила, а спать с ней под одним одеялом было все равно что спать с бревном. — Клеру опять взглянул на Ната. — Я слышал, все женщины этого племени такие же.

Нат чуть не засмеялся при столь очевидной попытке его спровоцировать, однако ответил по-прежнему ровно:

— Откуда мне знать? Я никогда не спал с бревном.

Клеру смерил его гневным взглядом:

— Тебе еще многому предстоит научиться, Убивающий Бурундуков.

— Я — Убивающий Гризли.

— А мне без разницы. — Гигант повернул лошадь и поехал прочь, оглядываясь через плечо. — Je ne vous oublierai pas.

Лаклед, Анри и третий траппер круто развернули своих коней и последовали за Клеру.

— Что он сейчас сказал? — спросил Нат, когда незваные гости удалились.

— Что не забудет тебя, — перевел Джордж и захихикал. — Должно быть, он в тебя влюбился.

— Ты хорошо держался, Нат, — сказал Шекспир. — Я сам не смог бы держаться лучше.

— Удивительно, что он убрался, не попытавшись избить меня до полусмерти.

— Если бы он застал тебя одного, он бы так и поступил, — заверил Шекспир. — Ему просто не нравится рисковать.

— Теперь этот ублюдок не оставит тебя в покое, — заметил Джордж. — Он никому не желает уступать и наверняка вбил себе в голову, что должен отомстить. Все время будь начеку.

Вздохнув, Нат спешился:

— Я думал, что на этом сборище можно завести новых друзей.

— Так оно и есть, — улыбнулся Шекспир.

— Шутишь? Похоже, я только тем здесь и занимаюсь, что наживаю врагов.

Старый охотник соскользнул с седла:

— Будем беспокоиться о Клеру, когда настанет время. А сейчас пора прогуляться по торговым палаткам.

— Я — за! — согласился Нат.

Он подошел к Уиноне и показал ей, что найти шесты и шкуры ему не удалось. Уинона ответила, что нет особой нужды с этим спешить, она вполне может подождать.

Успокоившись, Нат начал расседлывать свою кобылу, потом привязал ее рядом с остальными лошадьми. Взяв Уинону за руку, он присоединился к Шекспиру и Джорджу, и все вместе они направились в гущу веселья.

Отовсюду доносились крики, играла музыка, время от времени раздавались ружейные выстрелы.

Безумный Джордж сделал глубокий вдох:

— Ах, вот это жизнь, джентльмены! Именно в такие минуты люди и чувствуют себя по-настоящему живыми!

— Кроме тех трех, которых недавно убили, — заметил Шекспир.

— И зачем все портить, вспоминая о таких вещах? — упрекнул его Джордж. — Этот день создан для веселья и забав!

— Просто помни, что я тебе говорил, и не пей слишком много, — попросил траппер.

— Я помню. Но ты, конечно, не поскупишься угостить меня стаканчиком или двумя.

— Не поскуплюсь.

— Или тремя-четырьмя, — продолжил Джордж, ухмыляясь.

— Я поставлю тебе ровно столько, насколько хорошо ты будешь себя вести.

Они прошли мимо других лагерей, в одном из них какой-то шотландец окликнул Шекспира и пригласил всех попозже зайти в гости. Траппер пообещал.

— Кто это? — спросил Нат, когда они продолжили путь.

— Сэр Уильям Драммонд Стюарт, — ответил Шекспир. — Шотландский джентльмен, который в прошлом году явился сюда забавы ради. Похоже, ему здесь так понравилось, что он захотел вернуться.

Вскоре они достигли торговых палаток, у которых толпились трапперы, индейцы, метисы. Повсюду были разложены товары — и для продажи, и обмена, проделавшие долгий путь из Сент-Луиса: ткани, табак, кофе, сахар, ружья и пистолеты, ножи и топоры, порох, а также то, что так привлекало индейцев, — набивной ситец, одеяла, сковородки, бусы и многое другое.

Нат водил Уинону от палатки к палатке, они разглядывали товары, приценивались. Натаниэль видел, как загорелись глаза жены при виде красного одеяла, и, хотя торговец завысил цену долларов на пять, Нат решил похвастаться своим богатством и купил его. Любовь, светившаяся в глазах Уиноны, с лихвой окупала затраты.

Время летело незаметно.

Лучше всего торговля шла в палатках, где продавали виски. Здесь стояли длинные очереди; люди, едва державшиеся на ногах, подходили, чтобы купить еще.

Миновав одну такую палатку, Нат остановился было, чтобы посмотреть на то, что происходит в поле позади нее, как вдруг его сильно хлопнули по плечу, а потом так резко развернули, что он выпустил руку Уиноны.

Перед ним стоял, задиристо задрав каштановую бородку, приземистый человек в одежде из оленьих шкур, с заткнутым за пояс пистолетом и с бутылкой в руке.

— Привет, друг, — отрывисто бросил незнакомец. От дыхания его опьянела бы даже лошадь, но Нат заставил себя вежливо улыбнуться:

— Кажется, мы не знакомы.

—  — Эдвард Малхар. Но друзья зовут меня просто Эдди.

— Хорошо проводишь время, да? — вежливо поинтересовался Нат, оглядывая толпу.

Шекспира и Джорджа нигде не было видно.

— Замечательно! В Англии мы никогда не проворачивали таких крупных дел.

— Так ты родом из Англии?

— Да. Приехал в Америку лет пятнадцать назад и с тех пор живу то там, то здесь.

— Ну а меня зовут Нат Кинг. Рад познакомиться.

— Выпей со мной, Нат Кинг! — предложил Малхар.

— В другой раз.

— А почему не сейчас?

— Мы с женой прогуливаемся.

— Тоже мне причина, — обиженно заявил Малхар, сунув бутылку Нату под нос. — Тот, кто отказывается от выпивки, оскорбляет друга. Ну же, давай пропустим по глоточку!

Начиная сердиться, но не желая провоцировать англичанина на драку, Нат нерешительно отхлебнул виски. Жгучая жидкость опалила его горло и взорвалась в желудке, как бочонок пороха; он поморщился и вернул бутылку владельцу:

— Спасибо. А теперь нам пора идти.

— Еще глоточек!

— Как-нибудь в другой раз, — твердо отказался Нат.

— Сдается, ты хочешь меня обидеть!

Нат вздохнул и огляделся по сторонам в поисках Шекспира. Меньше всего ему хотелось нажить себе еще одного врага. Решив вести себя дипломатично и не провоцировать ссору, он сказал:

— Хорошо. Еще один глоток.

Англичанин ухмыльнулся и протянул ему бутылку:

— Держи, друг.

Нат снова отхлебнул, на этот раз виски уже не показалось таким жгучим, вытер рот рукавом и протянул Малхару руку:

— Спасибо. А теперь мне и вправду пора.

— Еще глоточек!

Нат почувствовал, что англичанин не так прост, как кажется. Хотя от него разило виски, ничто в манерах не говорило о том, что он действительно пьян.

— Ну еще глоток, — уже требовал Малхар.

— Нет.

— Я настаиваю!

— А я отказываюсь, — отрезал Нат и приподнял «хоукен». — Поищи себе другого собутыльника.

— Я хочу выпить с тобой, и все тут! — заявил Малхар и сделал шаг в сторону. — Или пей, или…

— Ты ведешь себя глупо.

— Ах, вот как, значит, я глупец? — закричал Малхар. Он бросил бутылку на землю и поднял сжатые кулаки. — Давай посмотрим, что ты за мужчина, приятель! Положи свое чертово ружье, чтобы я мог проломить тебе череп!

— Нет.

— Ну, как знаешь! — Малхар пригнул голову и бросился в бой.

ГЛАВА 9

Нат не ожидал атаки и не успел что-либо предпринять. Англичанин налетел на него, обхватил за талию и швырнул на землю. Нат тут же вскочил на ноги и увидел, что вокруг собираются зрители, которым хочется посмотреть на драку.

Эдвард Малхар снова принял боевую стойку, издевательски ухмыльнулся и закричал так, чтобы все вокруг могли слышать:

— Он меня оскорбил и я собираюсь преподать ему урок!

— Я тебя не оскорблял! — возразил Нат.

— А я говорю — оскорбил! Защищайся, приятель!

Малхар снова бросился в бой, размахивая кулаками, и снова Нат был застигнут врасплох. Он ухитрился отразить два быстрых удара, но третий угодил ему в левый висок, а четвертый — в подбородок. Натаниэль пошатнулся и упал на колени, слыша близкий гул голосов, но не в силах разобрать слова. Через несколько мгновений он пришел в себя и увидел англичанина в пяти шагах от себя: тот терпеливо дожидался, когда противник оправится.

— Готов? — язвительно спросил Малхар.

Нат с трудом встал и принял такую же позу, что и англичанин, подняв руки, чтобы защитить лицо и солнечное сплетение.

— Хорошо, — сказал Малхар. — Я покажу тебе парочку приемов.

— Преподай щенку урок! — взревел кто-то.

Голос показался Нату знакомым, он обернулся и увидел в толпе Гастона Клеру, Лакледа и двух их дружков. Все четверо явно наслаждались, видя, в какую передрягу он попал. Но где Уинона? Взглядом пытаясь отыскать жену, Нат перестал следить за англичанином и в следующее же мгновение расплатился за свою ошибку. Кулак врезался ему в живот, заставив согнуться, второй удар пришелся по затылку. Нат растянулся на животе.

— Врежь ему еще, Эдди! — крикнул еще кто-то.

Смущенный и злой, Нат вдохнул и потряс головой, стараясь прийти в себя. Все случилось так быстро! Только что он тихо-мирно занимался своими делами, и вот теперь этот дурацкий англичанин хочет втоптать его в землю — и за что? Только за то, что он отказался от выпивки?

— Вставай, Нат!

Этот приказ заставил Ната посмотреть влево, и он слегка приободрился при виде жены, Шекспира и Джорджа. Уинона держала его «хоукен».

— Вставай, Убивающий Гризли! — взревел Джордж. — Покажи этому выскочке, за что тебе дали такое имя!

Оттолкнувшись от поросшей травой земли, Нат встал и сердито посмотрел на Малхара.

— Хочешь снова попытать счастья? — спросил тот.

— С радостью!

На этот раз, вместо того чтобы неподвижно стоять на месте, Нат стал отступать и уворачиваться, отражая сыпавшиеся на него удары; потом отпрыгнул влево. Ловкость Малхара невольно произвела на него впечатление, и он подумал — а не был ли англичанин профессиональным боксером? Нат читал в газетах о школе бокса, открывшейся в Лондоне в 1719 году и выпустившей немало отличных бойцов…

Из-за этих размышлений он едва не пропустил сокрушительный удар в лицо, который наверняка уложил бы его на месте, если бы достиг цели.

Наблюдавшие за дракой трапперы разразились криками: каждый подбадривал одного из бойцов, но большинство восторженных криков было адресовано Малхару.

Нату с огромным трудом удавалось держаться. В детстве ему, конечно, приходилось драться, но, став взрослым, он никогда ни с кем не дрался на кулаках. Нат решил, что его единственная надежда заключается в непрерывном движении; если он будет постоянно двигаться и уворачиваться, его будет труднее ударить. После многих недель, проведенных в седле, его ноги были далеко не в лучшем состоянии, и все же он делал что мог.

Англичанин начал выходить из себя, видя, что ему не удается быстро уложить соперника. Чем дольше они дрались, тем злее становился Малхар, его удары были уже не такими точными. Он принялся бормотать под нос проклятия.

Уворачиваясь от кулаков Малхара, Нат не замечал ничего вокруг и даже не подозревал, что опасность может поджидать с другой стороны. И вдруг кто-то поставил ему подножку, заставив упасть на четвереньки. Молодой человек, мельком заметив стоящего в первых рядах зрителей Гиганта, сразу все понял, но не успел ничего предпринять: Малхар быстро шагнул вперед и попытался пнуть его в голову.

Этот номер у него не прошел: Нат нырнул под мокасин англичанина, перекатился на бок, поймав другую ногу Малхара, и, дернув что было сил, опрокинул его навзничь. Тот быстро вскочил, но Нат тут же нанес противнику два мощных удара в лицо, справа и слева, заставив Малхара распластаться на земле.

— Хорошо сработано, Нат! — закричал Шекспир.

— А теперь откуси ему нос! — добавил Безумный Джордж.

Ната так и подмывало пнуть лежащего англичанина, но он справился с собой и шагнул в сторону, позволяя Малхару встать.

— Ты заплатишь за это, дьявол! — прорычал тот.

— Ты сам начал драку, — заметил Нат. — А я собираюсь ее закончить.

— Мечтать не вредно, мальчик!

Это презрительное замечание заставило Ната безрассудно ринуться в бой. Ему удалось еще дважды ударить англичанина, но недостаточно сильно, чтобы уложить на месте, зато сам он в ответ получил выворачивающий внутренности удар в живот. Следующий удар был направлен ему в лицо, однако Нат сумел увернуться.

— Проклятие! Стой на месте и дерись как мужчина!

— Может, мне еще дать себя связать? — с издевкой спросил Нат.

Отбросив всякую осторожность, Малхар снова устремился в атаку; издевательская усмешка исказила его лицо, пот выступил на лбу, крепкие руки так и мелькали.

Нат проворно уклонялся, подставляя под его кулаки предплечья, надеясь, что противник откроется, а он воспользуется этим. И вот наконец англичанин замахнулся правой рукой, держа левую у талии, и оставил открытым подбородок. Нат сделал правый хук, вложив в удар весь вес своего тела. Малхар тяжело рухнул на спину.

Зрители исступленно завопили.

До боли сжав кулаки, Нат подошел к противнику. Малхар со стоном сел, явно ошеломленный; струйка крови стекала из уголка рта. Потом англичанин издал короткий рык, затряс головой и поднялся.

Кто-то прокричал несколько слов по-французски.

Нату не терпелось закончить битву. Не теряя времени, он попытался пробиться сквозь защиту шатающегося Малхара, чьи движения теперь стали медленными и неуклюжими.

Англичанин почувствовал, что проигрывает, и в его глазах мелькнул страх. Это добавило Нату уверенности, он стиснул зубы и нанес противнику сокрушительный удар в нос. Колени Малхара подогнулись, шатаясь из стороны в сторону, он все же каким-то чудом сумел удержаться на ногах.

— Нет, — слабо пробормотал он.

— Да! — заявил Нат и нанес ему в лицо еще один удар правой. Потом еще левой и снова правой. Левой, правой, левой, правой — он бил и бил, смутно сознавая, что на его одежду брызжет кровь и что все зрители смолкли.

Нат не прекращал работать кулаками до тех пор, пока Малхар внезапно не рухнул… Но и тогда молодой человек продолжал стоять над поверженным врагом в ожидании, когда англичанин поднимается.

— Все кончено!

Это голос Шекспира?

Нат медленно приходил в себя, алый туман ярости перед глазами рассеялся, и Кинг уставился на окровавленное лицо Малхара, с трудом веря, что смог победить в таком бою.

— Нат?

Нехотя юноша опустил ноющие руки и обернулся. Шекспир и Уинона стояли рядом, глядя на него с уважением и участием.

— Как ты? — спросил траппер.

— Я в порядке, — пробормотал Нат и посмотрел на Малхара. — Во всяком случае, лучше, чем он.

— Никто еще не побеждал этого поганца в кулачном бою, — заметил Шекспир. — Наконец-то он получил по заслугам.

На Ната вдруг навалилась смертельная усталость. Он облизнул губы, чувствуя, как ноет все тело, как боль пульсирует в руках. Больше всего ему сейчас хотелось лечь и проспать целую неделю.

— Я слышал, что этот Малхар несколько лет занимался боксом в Англии, — сказал Шекспир. — Один раз он почти убил человека. А когда он напивается, то становится просто бичом божьим.

Уинона шагнула вперед и нежно приложила ладонь к щеке Ната; ее глаза светились любовью.

Ната окружили шумные смеющиеся трапперы, хлопая его по спине и сердечно поздравляя с победой.

— Хорошо сделано, Убивающий Гризли! — восхитился какой-то бородач. — Ты не посрамил своего имени! Проворный, как дикий кот, а уж какой крепкий!

— Точно! — вставил другой. — Благодаря тебе я только что выиграл сорок долларов.

— Меня зовут Свенсон, — сказал третий. — Заходи в мой лагерь, когда захочешь. Мне бы хотелось послушать истории о том, как ты убивал медведей.

Еще несколько минут Нат выслушивал похвалы, улыбался, кивал и что-то бормотал в ответ, смущенный таким вниманием. У него наконец появились друзья, целая дюжина, но какой ценой!

Когда толпа начала рассеиваться, он заметил, что его жена и лучший друг по-прежнему стоят рядом, с гордостью глядя на него.

— Нынче вечером о тебе будут говорить у всех лагерных костров, — предрек Шекспир.

— Значит, я везунчик.

Оглянувшись, Нат увидел, что Гигант и Лаклед уводят Эдварда Малхара, поддерживая его под руки. Шекспир проследил за взглядом друга:

— У Клеру ничего не вышло.

— О чем ты?

— Ты же не думаешь, что драка началась случайно? Все это было подстроено.

— Как? — спросил Нат.

Усталость притупляла его мысли, делала вялым и сонным.

— Малхар и Гигант — старые друзья. Не сомневаюсь, что Клеру уговорил англичанина затеять с тобой драку, — мрачно сказал Шекспир. — Он никогда не теряет времени, если хочет отплатить за унижение.

Все случившееся приобрело для Ната особый смысл, и он сжал зубы, кипя от ярости.

— Еще неизвестно, кто кому отплатит!

— Настанет час, и он свое получит, — пообещал Шекспир, внимательно рассматривая лицо Ната. — Нам лучше вернуться в лагерь. Уинона позаботится о твоих синяках и ссадине на подбородке.

Нат дотронулся до челюсти и с удивлением обнаружил, что один из ударов Малхара рассек кожу и на шею стекает кровь. Кинг вытер ее.

— А где Безумный Джордж? — спросил Нат, зашагав к лагерю рядом с траппером и Уиноной;

— Кто его знает? — пожал плечами Шекспир.

— Скажи, а что это болтал какой-то человек насчет выигранных сорока долларов?

— Он на тебя поставил.

— Поставил?

Шекспир кивнул:

— Трапперы любят держать пари и на что угодно — на победителя в скачках, в кулачной борьбе и тому подобном.

— И что, это приносит много денег?

— Я бы не сказал, что очень много. Это скорее дружеские пари — долларов двадцать, сорок. Время от времени какой-нибудь пьяница безрассудно ставит несколько сотен.

Нат посмотрел по сторонам и увидел, что многие трапперы бросают на него взгляды и вполголоса переговариваются. Молодой человек не был уверен, что ему нравится такое внимание. Едва разойдутся слухи о драке, его начнут считать бесшабашным человеком, с которым лучше не связываться. Зная, как трапперы любят преувеличивать, Нат не сомневался, что эта история будет сильно раздута; а после окончания встречи охотники разбредутся по Скалистым горам и в течение многих месяцев будут рассказывать у лагерных костров про его бой с Малхаром. И тогда он заработает себе репутацию не хуже, чем у Джима Боуи. Эта мысль заставила его улыбнуться. А что тут плохого?

— Хотел бы я знать, когда Клеру сделает следующую попытку, — заметил Шекспир.

— Думаешь, он снова попытается выкинуть что-нибудь эдакое?

— Конечно. Гигант и те шакалы, что болтаются с ним, жаждут твоих страданий.

— Как бы мне расстроить их планы…

— Ты можешь встать на колени перед Гигантом и умолять о прощении, — засмеялся траппер.

— Этого я никогда не сделаю!

— Я так и думал. Тогда убей их!

Нат резко остановился:

— Ты серьезно?

— Как никогда. Поменяйся с ними ролями — спровоцируй Клеру и его шайку на драку и прикончи.

— Как у тебя все просто!

Шекспир щелкнул пальцами:

— Все это и вправду просто.

— Осмелюсь заметить, что моих врагов пятеро, если считать англичанина.

— Я тебе помогу.

— Значит, пятеро против двоих. Такой перевес мне все же не по душе.

— Но сама идея тебе нравится? — спросил Шекспир, внимательно вглядываясь в лицо Ната.

— Сказать по правде, да.

— Значит, еще не все потеряно, — просиял Шекспир.

Когда они вернулись в свой лагерь, Уинона набрала воды и стала промывать ссадины Ната, а Шекспир отправился ловить рыбу на ужин.

Сидя на одеяле и лениво наблюдая, как солнце клонится к западу, Нат восхищался величественным пейзажем и мужественно старался не морщиться, пока Уинона промокала влажной тканью его лицо. Несмотря на ушибы и синяки, юноша чувствовал себя донельзя довольным и спокойным. Жизнь в глуши обладала притягательной прелестью, которой невозможно было противиться. Нату даже пришлось признать, что привкус постоянной опасности добавляет этой жизни определенную остроту. С тех пор как он ступил на западный берег Миссисипи, он ни разу не испытывал скуки, так часто посещавшей его в Нью-Йорке.

Уинона закончила обрабатывать ссадины мужа и села напротив. Изящными быстрыми жестами она описала, что чувствовала во время боя. Индианка дала понять, как она рада победе Ната и как боится, что Скверный еще доставит им хлопот. Она спрашивала, не будет ли лучше сменить место.

«Куда же ты хочешь перебраться?» — спросил Нат.

«На стоянку шошонов, — ответила Уинона, — там было бы безопаснее».

Нат показал ей, что не собирается бежать от беды, к тому же поступить так значило бы просто оттянуть неизбежное. Рано или поздно Скверный нанесет удар, а Нат предпочитает, чтобы это случилось тогда, когда он готов.

Уинона нехотя согласилась с его доводами.

Спустя час, весело насвистывая, вернулся Шекспир со связкой крупных окуней.

— Я покараулю сегодня ночью, Нат, — предложил он. — Кстати, пока ты не попробовал мою стряпню, считай, что никогда не ел по-настоящему вкусной рыбы.

— Мама тоже хорошо готовит рыбу, — возразил Нат. Траппер фыркнул:

— Позволь мне дать тебе совет — если собираешься тут остаться, тебе лучше научиться готовить самому.

— Я и так умею готовить! — похвастался Нат.

— Да, ты неплохо жаришь оленину, но я говорю о настоящей стряпне, об умении приправлять еду травами, если таковые можно раздобыть, чтобы сделать трапезу удовольствием.

Остаток дня и вечер прошли спокойно. Верный своему слову, Шекспир приготовил роскошный ужин, который сделал бы честь самому лучшему повару Штатов.

— Ну? — нетерпеливо спросил траппер, когда Нат откусил первый кусок и задумчиво посмаковал. — Каков твой вердикт?

— Неплохо.

— Неплохо?! — вскричал Шекспир. — Да ты бы не узнал вкусную еду, даже если бы она выпрыгнула из кустов и укусила тебя!

Смеясь, Нат навалился на ужин.

Незаметно стемнело, на небосводе высыпали звезды. Повсюду горели костры, множество костров, легкий ветер разносил запах дыма.

Уинона устроила постель в нескольких шагах от огня.

— Я удивляюсь, почему Джордж не пришел в гости, — заметил Нат.

— А я не удивляюсь, — ответил Шекспир. — Он, наверное, занимается своим любимым делом и приплетется в лагерь ближе к полуночи, пьяный вдрызг.

— Если тебе не нравится, что он так много пьет, почему ты считаешь его другом?

— Ты все неправильно понял. Я мирюсь с его пьянством как раз оттого, что он мой друг. Несколько скверных привычек еще не делают человека скверным. Когда-то Джордж был самым серьезным и трезвым из трапперов, но с тех пор как его жена погибла во время наводнения, он старается загнать себя пьянством в могилу… Правда, без особого успеха.

— Я этого не знал, — смутился Нат.

— Судить людей — опасная привычка. Никто не может быть идеален с точки зрения другого.

— Никогда всерьез об этом не задумывайся, — признался Нат.

— Не задумывается, к сожалению, большинство.

С севера донеслись успокаивающие звуки волынки — медленный, почти меланхоличный мотив то усиливался, то затихал, словно прибой, набегающий на морской берег. Неотступная мелодия была под стать природным декорациям, среди которых она звучала: широкому гладкому озеру, кольцу вздымающихся вокруг гор.

Нат слушал музыку, чувствуя, как она задевает некие струны его души, потом спросил Уинону, готова ли она лечь спать. Та ответила, что после сегодняшних событий мечтает об этом больше всего.

Они забрались под одеяло; Нат лег на спину, а когда Уинона положила голову ему на грудь, обнял ее и начал смотреть на звезды. Еще никогда в жизни он не чувствовал себя таким счастливым.

Некоторое время спустя Шекспир тоже улегся; скоро и обитатели других лагерей отошли ко сну.

Все кругом затихло, голоса и музыка смолкли, но Нату не спалось. Он думал о ссоре с Лакледом и Гигантом, вновь мысленно переживал драку с англичанином. День был полон событий от рассвета до самого заката… Почти каждый день в этих местах был таким. Наконец веки юноши начали слипаться, и он почти задремал, как вдруг откуда-то донесся резкий звук.

Что это?

Нат сразу встрепенулся и напряг слух, пытаясь уловить еще какие-нибудь звуки. Похоже, кто-то сломал ветку, причем неподалеку.

Кто там?

И почему он бродит так поздно ночью?

Нат вытянул шею и уставился в темноту. Большинство костров уже погасло или превратилось в слабо мерцающие угольки; в их костре трепетало всего несколько язычков пламени. Присмотревшись как следует, юноша увидел угольно-черный силуэт примерно в двадцати ярдах от их лагеря — кто-то медленно двигался на запад. Нат стал пристально вглядываться. Кто бы это ни был, он находился сейчас между их лагерем и лагерем Безумного Джорджа. Затаив дыхание, юноша наблюдал за крадущимися движениями незнакомца.

А что, если это убийца?

Черная тень неуклонно приближалась к лагерю пенсильванцев.

Встревоженный, Нат осторожно убрал голову Уиноны со своей груди и выскользнул из-под бизоньих шкур, сжимая в руке карабин. Он присел на корточки, не зная, что делать дальше.

Может, это один из трапперов возвращается к себе?

Но Нат чувствовал, что это не так, он встал, пригнулся и на цыпочках отошел футов на десять, чтобы не разбудить Уинону и Шекспира. Если это все-таки обычный траппер, Нат чувствовал бы себя глупо, разбуди он жену и друга.

Отойдя на достаточное расстояние, молодой человек пустился бегом, чтобы выяснить точно, что происходит.

Ночной бродяга исчез!

Нат помчался еще быстрей, но, когда от лагеря пенсильванцев его отделяло всего двадцать ярдов, ночную тишину разорвал дикий крик.

ГЛАВА 10

Он побежал так, как никогда в жизни не бегал.

Слабые искры догорающего огня указывали ему точное местоположение лагеря пенсильванцев, и в тусклом свете Нат заметил, что рядом с костром двое мужчин сцепились в смертельной схватке.

Со всех сторон доносились крики; трапперы перекликались, спрашивая друг у друга, кто это только что вопил.

Сзади прогремел низкий голос:

— Нат, где ты?

— Здесь! — откликнулся Нат. — Сюда!

Он надеялся поспеть вовремя, чтобы помочь соседям, но впереди блеснул металл, раздался ужасный вопль, и он понял, что может опоздать. Нат снова закричал, надеясь спугнуть нападавшего.

— Шекспир, кто-то в лагере пенсильванцев! Поторопись!

К крикам прибавились новые голоса. Нату оставалось пробежать всего десять ярдов, когда он заметил, как впереди кто-то, крадучись, скользнул в ночь.

— Стой! — крикнул Кинг — без всякого успеха. Он вскинул карабин к плечу, но заколебался. А вдруг этот человек не убийца?

Злясь на себя, Нат снова бросился вперед, но застыл при виде ужасной картины. Два пенсильванца лежали мертвыми на своих одеялах, их глотки были перерезаны, кровь заливала шеи. Третий, тот, что сопротивлялся убийце, лежал у огня с охотничьим ножом в груди.

Великий боже!

Нат сделал несколько шагов, вглядываясь во тьму. Тот, кого он только что окликнул, уже почти скрылся из виду, но, повинуясь импульсу, Нат вскинул «хоукен», прицелился и выстрелил.

В следующий миг черный силуэт исчез.

Попал он или нет? Нат быстро перезарядил карабин, вслушиваясь в крики проснувшихся трапперов.

— Кто стрелял?

— В чем дело?

— Кто-то сказал, это в лагере пенсильванцев!

— Да где их лагерь, дьявол?

— На южном берегу озера!

Вокруг быстро собиралась толпа, многие несли факелы, стекаясь со всех сторон.

Закончив перезаряжать карабин, Нат услышал за своей спиной тяжелые шаги, быстро повернулся и с облегчением увидел по другую сторону костра Шекспира.

— Это ты стрелял? — спросил траппер, глядя на трупы.

— Да. Я видел убийцу. — Нат подошел к нему.

— Ты попал в него?

— Не знаю.

Сбежавшиеся люди потрясенно уставились на мертвецов.

— Вот чертовщина! — воскликнул один.

— Только не это! Опять?! — ужаснулся другой.

— Кто-нибудь видел, кто это сделал? — спросил еще один.

— Я видел убийцу, — ответил Нат. — Но только мельком.

— Кто ты такой? — спросили из толпы.

— Нат Кинг.

— Никогда о тебе не слышал.

— Некоторые зовут меня Убивающий Гризли.

— А, знаю…

Сквозь толпу протиснулись несколько человек; один из них на голову возвышался над остальными.

— Что здесь такое? — рявкнул Гастон Клеру.

По левую руку от него стоял Лаклед, а по правую — Эдвард Малхар, который злобно уставился на Ната.

— Убийца снова нанес удар, — ответил один из трапперов.

— Это я вижу, — ответил Гигант. — Похоже, скоро никто не сможет сомкнуть ночью глаз. Кто-нибудь видел негодяя?

— Убивающий Гризли видел, — сказал кто-то.

— Вот как? — Гигант холодно посмотрел на Ната. — Ты заявляешь, что видел ублюдка?

— Я ничего не заявляю, — резко ответил Нат. — Я первым здесь очутился и действительно видел его. Правда, мельком, но знаю, что это был убийца!

— Надо же какая уверенность!

— На что ты намекаешь?

— На что? А на то, что, возможно, ты вовсе не видел убийцу. Возможно, ты лжешь, чтобы выгородить себя. Потому что ты и есть убийца!

Нат шагнул к Гиганту:

— Да ты свихнулся!

— Неужто? — отозвался Клеру. — Ты признался, что первым появился на месте преступления. Откуда ж нам знать, что это не ты их убил, а убив, дождался пока сбегутся люди?

— Как ты смеешь обвинять меня в этом! — гневно воскликнул Нат и поднял карабин, готовый прикладом ударить Гиганта в лицо.

— Ты сам не знаешь, что говоришь, Клеру, — вмешался Шекспир. — Впрочем, как всегда.

Несколько человек негромко засмеялись. Гигант, как ни странно, не обратил внимания на оскорбление.

— Я так и знал, что ты будешь покрывать мальчишку, МакНэйр. В конце концов, он твой друг.

— И в самом деле, mon ami, — присоединился к Клеру Лаклед. — Может, ты лжешь, чтобы его выгородить!

Не успел никто и глазом моргнуть, как Шекспир сделал два больших шага и ударил ружейным дулом Лакледа в живот, заставив того согнуться пополам. Гигант сделал движение, словно собираясь схватить траппера, но понял, что дуло, только что врезавшееся в живот его дружку, теперь нацелено на него.

— Давай, — сказал Шекспир. — Доставь мне удовольствие!

Никто из трапперов не шевельнулся, все взгляды были прикованы к Шекспиру.

— Никто не смеет называть меня лжецом, — угрожающе заявил Шекспир, не сводя глаз с Лакледа. — Или ты перед всеми возьмешь свои слова назад, или очень о них пожалеешь.

— Я не называл тебя лжецом, — слабо возразил Лаклед, судорожно вдохнув. — Я сказал, что, может быть, ты солгал.

Описав короткую дугу, ствол карабина врезался в висок француза и сбил наглеца с ног.

— Это одно и то же. — Шекспир сделал шаг назад. — Дай знать, когда будешь готов к новой порции.

В этот миг толпа расступилась, и появились еще несколько человек. Один из них, похлопав по плечу Гиганта, вежливо попросил:.

— Разрешите?

— Какого дьявола! — раздраженно оглянулся Клеру. Нат ожидал, что сейчас Гигант разразится бранью, но, как ни странно, тот быстро отступил в сторону:

— Бриджер, я не знал, что это ты.

Траппер, удостоившийся столь неожиданно вежливого обращения, был высоким, крепко сложенным и производил впечатление властного человека, серьезное выражение его лица подчеркивали высокие скулы, орлиный нос и высокий лоб. Он носил фланелевую рубашку, коричневые штаны, куртку из оленьей кожи и черную шляпу с широкими полями.

Оглянувшись на Лакледа, он тут же отвернулся от него:

— Привет, Шекспир.

— Привет, Гейб.

— Что здесь происходит?

— Беда, и даже две.

— Что на этот раз?

— Лаклед осмелился назвать меня лжецом. К тому же он и Клеру пытаются обвинить моего друга в убийстве. — Шекспир кивнул на Ната.

— Как зовут твоего друга?

— О, где мои манеры? — заметил Шекспир с улыбкой. — Нат Кинг, познакомься с Гейбом Бриджером, заправилой Пушной компании Скалистых гор и самым благородным человеком здешних мест.

— Мистер Бриджер! — вежливо проговорил Нат.

— Зови меня Гейб, — ответил человек в черной шляпе.

Шагнув вперед, он опустился на колени, чтобы рассмотреть труп пенсильванца с ножом в груди.

— Ну вот, опять, — хмуро заметил Гейб, потом поглядел на Клеру. — Ты выдвинул серьезное обвинение против друга Шекспира. У тебя есть доказательства?

— Он первым здесь очутился, — ответил Гигант, словно защищаясь. — И сам в этом признался!

— То, что он очутился тут первым, вряд ли можно расценивать как доказательство, — заявил Бриджер. Он указал на мертвеца. — Думаю, ты согласишься, что все трое убиты ножом. — Он посмотрел на Ната. — У тебя есть нож?

— Вот. — Нат протянул оружие.

Бриджер поднял нож так, чтобы свет факелов отразился на лезвии.

— Ни следа крови, — сказал он.

— Это еще ни о чем не говорит! — возразил Гигант. — У него могло быть два ножа! Совершив убийство и увидев, что ему не улизнуть вовремя, он мог оставить второй нож в груди бедняги.

Бриджер со вздохом выпрямился и вернул нож Нату.

— Давно ты сюда явился? — спросил он.

— Мы прибыли сюда вчера.

— Мы?

— Шекспир, моя жена и я.

— Вчера, — повторил Бриджер как будто про себя и повернулся к Шекспиру. — Итак, никого из вас здесь не было, когда произошли первые убийства.

— Мы были тогда с шошонами. Найди Тянущего Лассо, он подтвердит, что мы были с его отрядом.

— Мне не нужно говорить с Тянущим Лассо. — Бриджер посмотрел на Лакледа. — Только дурак мог назвать тебя лжецом. Любой траппер знает, что твоим словам можно верить. — Он перевел взгляд на Гиганта. — И поскольку Ната Кинга здесь не было, когда случились другие убийства, маловероятно, чтобы он был повинен в этих.

— И все же это возможно! — упорно настаивал на своем Клеру.

— Я так не думаю. — Тон Бриджера ясно дал понять, что вопрос закрыт.

Гигант все же собирался продолжать спор, но Малхар пихнул его локтем в бок и указал большим пальцем назад; Клеру обернулся и на лицах многих трапперов увидел откровенную враждебность.

— Похоже, большинство с тобой согласны, Бриджер, — проворчал он.

— Ты хочешь что-то добавить?

— Нет! — огрызнулся Гигант и помог Лакледу встать. — Я не настолько глуп, чтобы выступать против тебя. — Он бросил полный ненависти взгляд на Шекспира. — Но это еще не конец. Отнюдь не конец, МакНэйр.

— В любое время к твоим услугам.

Клеру, Лаклед и Малхар удалились, под всеобщие проклятия протискиваясь сквозь толпу.

— Спасибо за поддержку, Гейб, — поблагодарил Шекспир.

— Я бы не поддержал тебя, если бы не верил в невиновность твоего друга, — ответил Бриджер. Он подошел к другому мертвому пенсильванцу. — Кто-нибудь проверил — ограблены ли они?

— Нет, — отозвался кто-то из трапперов.

— Сомневаюсь, чтобы у убийцы было на это время, — заметил Нат. — Я спугнул его и даже в него стрелял.

— И промахнулся?

— Не знаю, — ответил Нат. Он указал на юго-запад. — Он бежал туда. Когда я выстрелил, он был уже еле виден.

Бриджер посмотрел на одного из трапперов:

— Уильяме, возьми дюжину людей и обыщи все вокруг, проверь, нет ли на земле следов крови.

Дородный траппер кивнул, быстро отобрал несколько человек, и небольшая группа поспешила прочь.

— Они продали меха несколько дней назад, — заявил Бриджер, становясь на колени перед третьим телом. — У них, вероятно, было пять или шесть тысяч долларов на троих.

— Такая жестокость часто встречается в больших городах, — сказал Шекспир. — Но я никак не ожидал, что нечто подобное может произойти здесь.

— Кто бы это ни был, с него надо содрать живьем шкуру, — заметил один из трапперов.

— Если мы поймаем сукина сына, он пожалеет, что родился на свет, — поклялся другой.

Бриджер поднял руку, показывая всем кожаный коричневый кошелек.

— И что же мы тут имеем? — Он развязал шнурки и заглянул внутрь. — Я бы сказал, что тут около двух тысяч. Итак, благодаря Нату, убийца не получил того, за чем явился.

— И это значит, что скорее всего он предпримет еще одну попытку, — задумчиво проговорил Шекспир.

Бриджер встал и подошел к высокому человеку в одежде из оленьей кожи:

— Дэн, я бы хотел, чтоб ты позаботился о погибших. Собери их пожитки и похорони убитых как полагается. Посмотрим, сможешь ли ты найти адреса их родственников в Штатах, чтобы мы могли отослать им деньги и имущество.

— Все будет сделано, Гейб.

Повернувшись, Бриджер улыбнулся Шекспиру:

— Я прогуляюсь с тобой и твоим другом до вашего лагеря?

— Может, здесь нужна помощь, — спросил траппер.

— А я бы предпочел прогуляться, — многозначительно сказал Бриджер.

— Как тебе угодно, Гейб, — прищурившись, ответил Шекспир.

Они зашагали прочь, Нат пристроился за ними. Отойдя подальше, Бриджер заложил руки за спину и тихо заговорил:

— Я собирался нанести вам визит завтра утром, но с тем же успехом могу предупредить вас и сейчас.

— Предупредить о чем? — спросил Шекспир.

— О Гиганте и его дружках.

Траппер засмеялся:

— Знаю, они твердо решили достать меня и Ната. Я держу ушки на макушке, не беспокойся.

Бриджер посмотрел на старого охотника:

— Клеру не тот человек, с которым можно шутить.

— Пока я не окажусь к нему спиной, все будет в порядке.

— Нет, не будет, в том-то все и дело. Гигант и его шайка повсюду твердят о том, что собираются свести с вами счеты. Они рассказывают всем и каждому, кто готов слушать, что ты еще безумней Безумного Джорджа и вдвое опасней его. Они также пытаются убедить всех, что Нат смутьян, и заявляют, что это он начал драку с Малхаром.

— Какая ложь! — возмущенно воскликнул Нат. — Я сделал все, что мог, чтобы избежать драки.

— Я так и думал, — кивнул Бриджер.

— Почему тебя так волнует Клеру, Гейб? — спросил Шекспир. — Мы оба не раз справлялись с подобными задирами. Ты знаешь, что я осторожен и не буду без надобности рисковать.

— Знаю. Но судя по тому, что я слышал, Гигант вынашивает насчет тебя и Ната какие-то особенно отвратительные планы. Мой друг подслушал болтовню двух приятелей Клеру — оба были пьяны и шутили насчет того, что Гигант собирается расставить для вас ловушку с помощью некой особой приманки.

— Особой приманки?

— Так они и сказали, но моему другу не удалось узнать, что они имели в виду. Думаю, Клеру припас в рукаве туза. Он принимается за вас всерьез, и, что бы он ни замышлял, это будет хорошо продуманным планом.

Некоторое время они шагали молча, потом Шекспир сказал:

— Спасибо, что предупредил. Мы постараемся быть как можно осторожнее.

— Почему бы вам не перебраться на другое место? Я буду рад принять вас в своем лагере.

Траппер улыбнулся:

— Спасибо еще раз, но это — наши заботы. Мы сами доведем дело до конца.

Бриджер положил руку на плечо Шекспира:

— Только позаботься, чтобы конец этот не был твоим собственным.

ГЛАВА 11

Нат спал чутко и беспокойно, то и дело просыпаясь, и с часто бьющимся сердцем вглядывался в сверкающие над ним звезды, — ему чудилось, что кто-то собирается воткнуть в него нож. Всякий раз он слышал негромкий храп Шекспира и удивлялся способности траппера принимать все как должное и продолжать жить как ни в чем не бывало. Ближе к рассвету юноша в очередной раз задремал и мог бы поклясться, что проспал всего несколько минут, как вдруг ощутил легкое прикосновение к кончику носа. Он отмахнулся, подумав, что это муха или москит, но пальцы наткнулись на что-то твердое и гладкое.

Нат открыл глаза и увидел направленное на него ружейное дуло. Он в ужасе подумал, что его сейчас застрелят, но в следующий миг взгляд Кинга упал на лицо того, кто держал карабин, и он узнал ухмыляющегося Безумного Джорджа. Ужас Ната тотчас сменился яростью.

— Болван! — воскликнул он, резко отталкивая дуло. Траппер засмеялся.

— Да ты что?! — Нат рывком сел, сжав кулаки. — Стоило бы выбить тебе пару зубов за такую глупость!

— Не стесняйся. — Безумный Джордж весело похлопал его по ноге. — У меня и так не хватает четырех зубов. Двумя больше, двумя меньше — какая разница?

Кинг толкнул Джорджа ладонью в плечо. Хотя он очень злился на траппера, толчок был довольно легким, и Нат ожидал, что приятель Шекспира всего лишь отшатнется на пару шагов. Но вместо этого Безумный Джордж схватился за плечо и согнулся, морщась от боли.

— Проклятие! — огрызнулся он. — Зачем ты это сделал?

— Что с тобой? Я едва к тебе прикоснулся!

— Пару месяцев назад я упал с лошади и сломал ключицу. Она зажила, но плечо с тех пор дьявольски болит, — объяснил Джордж.

— Ты упал с лошади?

— Угу. Я был тогда малость пьян. — Джордж выпрямился и быстро зашагал прочь, направляясь к своему лагерю. — Увидимся позже, — не оборачиваясь, бросил он. — Доброе утро, Шекспир.

Нат посмотрел на траппера и увидел, что тот проснулся и сел.

— Дай-ка я посмотрю твое плечо, — окликнул он Джорджа.

— Не стоит. Скоро буду как новенький, — отрезал Джордж.

Шекспир еще несколько мгновений провожал его взглядом, потом повернулся к Нату:

— Я и не знал, что он сломал ключицу. Это один из самых скрытных людей на земле, когда речь заходит о нем самом.

— Я не хотел делать ему больно, — смущенно пробормотал Нат. — Не стоило мне выходить из себя!

— Ты не виноват. Я проснулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как ты оттолкнул его карабин. Этот идиот не должен был откалывать такие дурацкие шутки.

— Однажды он добьется, что его пристрелят, — предрек Нат.

Он повернулся к жене и увидел, что Уинона уже проснулась и встала.

Встретившись взглядом с Натом, она просияла:

— Доброе утро, муж.

— Доброе утро, любимая.

Шекспир вздохнул:

— Неудивительно, что меня то и дело тянет перечитать «Ромео и Джульетту».

Они начали новый день с того, что свернули одеяла и умылись холодной озерной водой. Шекспир развел костер, а Уинона приготовила завтрак из сушеной оленины, добавив к ней ароматных кореньев, которые собрала несколько дней назад.

— Чем ты хочешь заняться сегодня? — спросил траппера Нат, усердно пережевывая кусок мяса.

— Думаю, сперва закупим все необходимое, а потом отправимся проведать моих друзей.

— Неплохой план.

— Не забывай только об одном — пока не кончится встреча, мы должны держаться вместе.

— Ты беспокоишься из-за Гиганта и его подпевал?

— Не то чтоб беспокоюсь, но я реалист. Уверен, рано или поздно они сделают еще одну попытку достать нас, и здравый смысл велит, чтобы мы прикрывали друг другу спины. Вспомни свою вчерашнюю стычку с Малхаром.

Кивнув, Нат прикоснулся к синяку на лице:

— Хорошо. Куда ты, туда и я.

— Кроме разве что отлучек по нужде, — уточнил Шекспир, ухмыляясь.

Уинона вдруг указала на юго-запад и что-то произнесла на языке шошонов. Друзья посмотрели туда и увидели, что к их лагерю шагают несколько человек во главе с Гейбом Бриджером, которого легко было узнать по черной шляпе.

— Рановато для визита, а? — добродушно окликнул их Шекспир.

— Не рано, раз ты уже проснулся, — приблизившись, ответил Бриджер.

— Ты, я вижу, тоже сегодня раненько поднялся.

— Точно. — Бриджер шагнул к костру и протянул к пламени руки, глядя на спокойную гладь Медвежьего озера.

Двое пришедших с ним трапперов встали рядом.

— Почему бы вам не присесть? — предложил гостям Шекспир. — Я приготовлю кофе, у нас еще осталось немного.

— Хорошо бы, но, боюсь, не получится, — ответил Бриджер. — У меня была длинная ночь, а впереди, судя по всему, будет еще более длинный день. — Он помолчал, опустив глаза. — Вообще-то я принес новости.

— Какие?

Бриджер кивнул на Ната:

— Очевидно, Убивающий Гризли — хороший стрелок. Похоже, он ранил негодяя.

Шекспир подобрался:

— Нашли кровь?

— Немного, но достаточно, чтобы понять, что убийца схлопотал пулю.

— Поделом ублюдку! Плохо, что Нат не вогнал пулю ему в голову.

— Мы нашли адреса родственников пенсильванцев, и я подобрал надежных людей, которые доставят деньги и пожитки погибших в Сент-Луис. Оттуда все это перешлют их семьям.

— Хорошо, — сказал Шекспир, пристально всматриваясь в Гейба. — Но мне сдается, тебя беспокоит что-то еще.

— У тебя всегда были глаза орла, — согласился Бриджер. — Будто у меня было мало поводов для беспокойства из-за убийцы, все еще разгуливающего на свободе, так теперь еще пришло сообщение, что поблизости появились враждебно настроенные индейцы…

— Я думал, они держатся подальше от места встречи, — пожал плечами Нат.

— Похоже, несколько воинов решили щегольнуть своей храбростью. Пять дней назад шайка индейцев напала на одного француза к северо-востоку отсюда.

— Черноногие? — спросил Шекспир.

— Он не смог их опознать. Это произошло в двенадцати милях от озера.

— Хм-м-м… Слишком близко отсюда, чтобы чувствовать себя в безопасности.

— Знаю, — ответил Бриджер. — А теперь еще пропал человек, отправившийся пару дней назад на охоту.

— Кто именно?

— МакКлинден. Знаешь его?

— Встречались пару раз.

— Он сказал друзьям, что вернется часов через шесть, но так и не вернулся. Сейчас мы собираемся начать поиски. Вы не хотели бы присоединиться?

— Само собой, — заверил Шекспир.

— Мы пошлем три поисковые группы сейчас, а попозже еще три. Если вы с Натом хотите, можете отправиться с партией, которая выйдет после полудня.

— Хорошо. Только сообщи, когда они отправляются.

— Я знал, что могу на вас рассчитывать, — оживился Бриджер.

Он кивнул Уиноне, повернулся и направился к торговым палаткам. Двое трапперов, явившихся вместе с ним, зашагали рядом.

— Я передам через кого-нибудь, когда и где вы сможете встретиться с остальными, — оглянувшись, бросил на прощание Бриджер.

— Сперва убийца, а теперь вот еще индейцы, — сокрушенно заметил Шекспир. — Эта встреча запомнится надолго.

— Я уж точно ее никогда не забуду, — подтвердил Нат.

Закончив завтрак, они отправились за покупками, причем Уинона ни на шаг не отставала от мужа, время от времени даже наступая ему на пятки. Друзья хотели захватить с собой и Джорджа, но того не оказалось в лагере. Хотя было еще раннее утро, многие из торговых палаток уже открылись: хозяевам не терпелось получить прибыть от выгодных сделок, которые заключались здесь каждый день.

Шекспир повел Ната и Уинону к палаткам, где торговали люди, которых он знал лично и которые по доброте душевной могли скинуть цену на несколько центов. Друзья купили кофе, сахар, патроны, одеяла и разные безделушки, которые могли пригодиться в сделках с индейцами.

Солнце уже почти достигло зенита, когда они покончили с покупками и вернулись на берег озера.

Заявив, что может приготовить самый лучший на американском континенте кофе, Шекспир принялся колдовать над предметом своей гордости.

Нат сидел у костра, вдыхал бодрящий аромат и, обнимая Уинону за плечи, любовался ее красивым лицом. Потом с помощью жестов рассказал жене о пропавшем траппере и о шайке индейцев, объявившейся неподалеку: он считал, что именно индейцы повинны в исчезновении человека. Объяснив, что на поиски пропавшего отправляется несколько групп и что они с Шекспиром присоединятся к одной из них, Нат посоветовал не ждать их возвращения раньше наступления темноты.

Уинона ласково прикоснулась к его щеке и ответила, что не сомневается в ловкости и храбрости мужа и не будет волноваться, если он запоздает. Потом спросила, можно ли ей навестить своих подруг в лагере шошонов, пока мужа не будет?

Нат, которому не хотелось оставлять жену одну, с радостью согласился и сказал, что она может оставаться с подругами столько, сколько захочет.

Уинона с улыбкой поблагодарила и пообещала, что к тому времени, как Нат и Шекспир вернутся, ужин для них будет готов.

Пока они беседовали, Шекспир сидел у костра, нахмурившись, глубоко погрузившись в свои мысли.

— О чем ты думаешь? — спросил Нат, закончив беседу с женой.

— Так, ни о чем особенном.

— Ты меня не проведешь. Я уже видел у тебя такой взгляд. Когда ты так смотришь — это неспроста. В чем дело?

— Мне не очень хочется говорить об этом.

— Да что за секреты? — допытывался Нат. Траппер вздохнул и задумчиво сорвал травинку:

— Ладно. Если хочешь знать, я думал о природе безумия.

Нат чуть было не расхохотался, но сумел сдержаться, увидев, насколько серьезен его друг.

— Я тебя не понимаю.

— Я так и думал, — ответил Шекспир. — Но прочитай как-нибудь «Гамлета», тогда поймешь.

— А какое отношение к безумию имеет «Гамлет»?

— Самое непосредственное, — ответил Шекспир и принялся цитировать любимого автора: —

…что он безумен,

То правда; правда то, что это жаль,

И жаль, что это правда; вышло глупо;

Но все равно, я буду безыскусен![13]

В замешательстве покачав головой, Нат откинулся назад и уперся ладонями в землю.

— Тебе кажется, что ты сошел с ума? — пошутил он.

— «Хоть это и безумие, но в нем есть последовательность»[14], — снова процитировал траппер.

— Если чтение книг Уильяма Шекспира действует на всех так же, как на тебя, я все же предпочитаю читать Фенимора Купера, — ухмыляясь, заверил Нат.

— Фу, как грубо! — ответил охотник, но засмеялся.

Случайно взглянув в сторону, Нат заметил, что к их лагерю скачут четыре всадника.

— У нас скоро будут гости, — объявил он и встал. Шекспир отхлебнул кофе и тоже медленно поднялся.

— И я ни с одним из них не знаком, — сказал он. Приблизившись, четверо натянули поводья, и один из них, самый высокий, с улыбкой кивнул.

— Вы, должно быть, Шекспир МакНэйр и Убивающий Гризли.

— Они самые, — ответил Нат.

— Гейб передает вам привет. Он собирался послать сюда человека, чтобы сказать, где мы с вами встретимся, но я подумал, что будет быстрей, если мы прискачем сами. Надеюсь, вы не возражаете.

— Ничуть, — ответил Шекспир. — Кстати, кто вы такой?

— Меня зовут Бэннон.

— Дайте нам время оседлать лошадей, и мы будем готовы.

— Сначала я хотел бы попросить кое о чем.

— Да?

— Я много о вас слышал, МакНэйр. Вы знаете здешние места куда лучше, чем я, ведь я здесь всего пять лет. Мы с парнями потолковали об этом и надеемся, что именно вы возглавите поисковую группу.

— Не возражаю, — согласился Шекспир.

— Отлично. Тогда отправимся в путь, как только вы будете готовы.

Нат и траппер быстро оседлали лошадей. Уинона дала им с собой сушеной оленины и помахала вслед, когда группа двинулась на восток.

— Оставь этот свой несчастный вид, — посоветовал Шекспир своему спутнику. — Вы с ней расстались не навсегда.

— Знаю. Просто у меня какое-то странное чувство…

— А поточней?

— Хотелось бы мне самому знать, в чем тут дело…

Бэннон, который вместе с остальными ехал в нескольких ярдах позади, подал голос:

— Когда пропавшего траппера видели в последний раз, он направлялся на северо-восток.

— И на француза тоже напали на северо-востоке? — спросил Нат.

— Именно, — подтвердил Бэннон.

Нат посмотрел на другую сторону Медвежьего озера, на горы, высившиеся на том берегу, и ему стало еще тревожней. Почему у него такое странное предчувствие? Только потому, что он разлучился с Уиноной на какие-то семь-восемь часов? А может, это интуиция пытается предупредить его об опасности? Но если так, откуда ждать беды? Может, черноногие…

Нат мысленно отругал себя за беспричинные страхи и расправил плечи. Он выполнит до конца то, за что взялся, — а там будь что будет!

ГЛАВА 12

Они скакали вдоль берега, пока не оказались на другой стороне озера, потом Шекспир повел отряд в лес. На случай неожиданного нападения, решили выстроиться колонной. Шекспир зорко осматривал местность, сидя в седле со своей обычной небрежностью, однако в нем чувствовалась настороженность охотящейся пумы.

Нат ехал за траппером, держа в правой руке «хоукен». На глаза попадались белки, птицы, олени — ничего необычного и угрожающего.

Люди благоразумно хранили молчание; кроме стука копыт и фырканья лошадей, не раздавалось ни звука.

Отряд пересек гряду холмов, которые становились все выше и далеко впереди переходили в пики, покрытые снегом.

Нат рассеянно отмахнулся от надоедливой мухи, взглянул на воронов, летающих над головой, затем сосредоточился на дороге. Лошадь, как всегда, шла бойко, и ему приходилось даже натягивать поводья, чтобы не обгонять Шекспира.

Вскоре отряд выбрался на редколесье, повсюду виднелись большие валуны.

Заметив движение на склоне горы, Нат присмотрелся и ниже линии снега увидел дюжину силуэтов, с удивительной легкостью двигавшихся по крутой скале. Он узнал горных баранов, или снежных, как их называли некоторые трапперы. Животные паслись на скалах высотой в несколько тысяч футов и при этом чувствовали себя весьма уверенно — перепрыгивали через довольно широкие пропасти и ловко приземлялись на уступы не больше нескольких десятков дюймов[15] шириной.

Скоро поисковая группа подошла к ручью, и Шекспир объявил короткий привал, чтобы напоить лошадей и умыться. Стоя на берегу с поводьями в руке, Нат смотрел на стайки рыбок в ручье, на прибрежную зелень.

— Как хорошо! Никогда не устану любоваться этой первозданной красотой! — с пафосом воскликнул он.

— И ты тоже? — удивился Бэннон. — Знаешь, я ведь собирался остаться здесь всего на год. Но жизнь в гармонии с природой вызывает в душе нечто такое, что проникает человеку в кровь, и теперь я уже не смогу вернуться в Штаты, в тамошнюю суету.

— Так же и я, — согласился Нат. И это открытие испугало его.

В глубине души он всегда верил, что когда-нибудь вернется в Нью-Йорк. Неужели он и вправду готов остаться в этой глуши, готов прожить здесь всю свою жизнь, как индеец?

— Большинство из нас чувствует нечто в этом роде, пробыв здесь какое-то время, — заметил Шекспир. — Если хочешь знать, я верю, что для такой жизни и создал нас Господь. Он поселил Адама и Еву в саду, ведь так? И на то, должно быть, имелась веская причина. Я думаю, по пути своего развития человечество разучилось понимать, что для него действительно важно. Люди, живущие в городах, предпочли удобства истинной свободе, а безопасность — независимости.

— И ты считаешь это неправильным? — спросил Нат.

— Не мне судить. Я думаю, каждый человек должен решить сам, как он хочет жить. И в конце пути все ответят за свое решение перед Творцом.

Бэннон засмеялся.

— Гейб говорил, что ты философ, но я и не подозревал, какой глубокий.

— А тебе бы пора уже понять, что жизнь в глуши заставляет человека задумываться о самых важных вещах в жизни.

— Интересно почему? — спросил кто-то.

— Потому что здесь мы каждый день встречаемся лицом к лицу со смертью. Здесь на нас каждый день в упор смотрит Вечность, если можно так выразиться. Когда человек знает, что он в любой момент может перейти в мир иной, он, естественно, хочет докопаться до сути вещей, — пояснил Шекспир. — К тому же длинными зимними днями и ночами надо чем-то заняться.

— А зачем, как ты думаешь, я купил себе индианку? — засмеялся костлявый траппер. — Я-то уже решил, как проведу ближайшую зиму.

Слова эти были встречены общим смехом.

— Ладно. По коням! — скомандовал траппер, и все поспешили выполнить приказ.

Нат тоже сел в седло и спустя несколько мгновений уже следовал за Шекспиром по берегу ручья. Заметив парящего в небе орла, он улыбнулся, чувствуя себя в привычной обстановке, как дома.

Часа два они обшаривали округу в поисках исчезнувшего человека, но безуспешно.

Наконец отряд обогнул подножие горы и достиг маленького озера, за которым зеленел лес.

Шекспир подвел лошадь к воде и уже собирался спешиться, как вдруг подобрался и прищурил глаза.

— Стойте! — Он поднял руку.

— В чем дело? — спросил Бэннон.

— Следы. — Траппер соскользнул с седла. Опустившись на колени, он осторожно прикоснулся к мягкой земле:

— Здесь были лошади. Насколько могу судить, индейские.

Нат наклонился и с трудом разглядел слабые отпечатки:

— Как давно они тут были?

— Дней десять назад.

Подъехал Бэннон:

— Тогда не о чем беспокоиться. Индейцы, лошади которых оставили эти следы, наверное, уже за много миль отсюда.

— Надеюсь, так оно и есть, — согласился костлявый траппер по имени Ятис.

Шекспир выпрямился и вдруг стремительно поскакал к тополевой роще, до которой было около двадцати ярдов.

— Скорей! — бросил он на ходу. — В укрытие!

Нат испуганно взглянул в сторону леса и, хотя не увидел никаких причин для такой спешки, без колебаний доверился другу; Бэннон и остальные поступили точно так же.

Через несколько секунд всадники влетели в рощу и натянули поводья.

Шекспир подвел лошадь к опушке и стал вглядываться в полоску леса.

— Что там? — тревожно спросил Бэннон.

— Сойка.

— Сойка? — озадаченно переспросил тот.

— Угу. Она порхает так, словно ей подожгли хвост.

Ятис фыркнул:

— И ты поднял такую кутерьму из-за глупой птицы?

— У природы есть свои законы, дружище, и только глупец не обращает на них внимания. Горные сойки обычно ведут себя спокойно и дружелюбно, любят держаться вблизи людей в надежде ухватить лакомый кусочек. Чтобы вспугнуть такую птичку, надо изрядно повозиться, а эту сойку явно кто-то потревожил.

— Не спорю. Но птицу могли испугать лиса или рысь. Стоит ли прятаться здесь из-за этого?

— Да, стоит, — ответил Шекспир, и его уверенный тон заставил всех пристально вглядеться в лес, темнеющий впереди.

Вдруг Нат почувствовал, как по его спине побежали мурашки, и, крепко сжав «хоукен», пригнулся в седле.

— Да чтоб мне провалиться! — выдохнул Ятис.

Из леса показался большой отряд индейцев — несколько дюжин, все пешие. Большинство индейцев были едва одеты, но у всех имелись дубинки, мушкеты, луки или томагавки. Они шли к озеру.

— Черноногие? — тихо спросил Бэннон.

— Нет, не похоже…

— Правда? — Бэннон явно почувствовал облегчение.

— Это не черноногие, — сказал Шекспир. — Это блады.

— Ничего себе! — воскликнул кто-то из трапперов.

— Если они нас схватят, мы — покойники, — добавил другой.

Нат посмотрел сперва на индейцев, потом на траппера:

— Кто такие блады? Они что, еще хуже черноногих?

— Так и есть — хуже. Черноногие не только постоянно воюют с белыми, но и нападают почти на каждое индейское племя в Скалистых горах. Так вот, они дружат только с двумя другими племенами — пиеганами и бладами. Три эти племени и властвуют на большей части территории от реки Саскачеван до верховьев Миссури.

— И, если пропавший парень нарвался на этот отряд, он никогда уже не вернется, — добавил Ятис.

— Что будем делать? — спросил Бэннон. — Поскакали прочь. Они же пешие, не смогут нас догнать.

Нат посмотрел на равнину, откуда они только что явились. На несколько сотен ярдов там негде было спрятаться от тучи стрел — только горстка валунов, но до них было довольно далеко. И тут, к его ужасу, из-за валунов показался индеец, за ним — еще один и еще. Воин, шагавший первым, внимательно смотрел себе под ноги, как будто шел по следу… И Нат понял, кого выслеживают блады.

— Шекспир, смотри!

Траппер и остальные взглянули туда, куда показывал Кинг, и разразились проклятиями.

— Этого еще не хватало! — досадливо поморщился Шекспир. — Они идут за нами, по горячему следу.

— Нельзя здесь больше оставаться, — спохватился Бэннон. — Они наверняка нас найдут. — Он поудобнее перехватил карабин. — Что скажешь, МакНэйр?

Нат посочувствовал другу. Если бы ему самому задали подобный вопрос, он не знал бы, что ответить. О том, чтобы направиться на запад или юг, и речи быть не могло. В этом случае они оказались бы между двумя группами индейцев и стали бы легкой мишенью для их стрел. Нату казалось, что безопаснее всего двинуться вдоль берега на север, а потом — в горы. Шекспир тут же подтвердил правоту его мыслей.

— Двинем на север, — решил траппер. — Поезжайте к северному краю рощи, а когда я дам команду, скачите во весь опор.

Отряд повернул лошадей и поскакал, стараясь, чтобы кони не ржали и оставались в тени. Все отлично сознавали опасность.

Сзади послышались крики: индейцы, заметив соплеменников, стали перекликаться с ними.

— О чем они говорят? — спросил Нат.

— Кричат, что нашли свежие следы и теперь идут по ним. Уверены, что поблизости есть белые, — перевел Шекспир.

Снова раздались крики.

— Везет нам как утопленникам, — пробормотал траппер. — Индейцы выслали подмогу на охоту за белыми.

Нат погладил лошадь, надеясь, что она не станет ржать, и натянул поводья, как и все остальные. Рощица кончилась, впереди открывалось поле, а за ним виднелся пологий склон холма.

— Готовы? — спросил Шекспир.

— Дьявол, еще бы! Давайте выбираться отсюда! — нетерпеливо шепнул Бэннон.

— Я тоже готов, — откликнулся Ятис. — Кто не успеет доскакать до гор, превратится в решето.

Кто-то нервно хихикнул. Шекспир послал лошадь вперед:

— Ну, скачите изо всех сил, парни!

Галопом вырвавшись из рощицы, они во весь опор помчались к холму. Костлявый траппер Ятис, верхом на великолепном гнедом, быстро обогнал остальных.

Позади раздались пронзительный боевой клич и вопли ярости, слившиеся в диком хоре, это заставило шестерых белых прибавить скорость.

Нат оглянулся через плечо и увидел, что индейцы устремились в погоню. Он изумился их проворству: блады бежали легко и споро, как олени.

Нат понимал, что они не смогут догнать лошадь, и все же ощутил страх при мысли, что их могут настичь. Он столько слышал о зверствах индейцев, о том, как те забивают пленных до смерти, подвергают ужасным пыткам. Ему вспомнилась история, которую однажды рассказал Шекспир, — о черноногом, пойманном воинами другого племени. Индейцы повалили пленника на землю и крепко держали его, пока один из них вспарывал ему живот и вырывал внутренности. Если верить Шекспиру, черноногий всего лишь тихо застонал. Нат сомневался, что смог бы проявить такую же стойкость.

Бросив быстрый взгляд вправо, Кинг увидел, что оттуда тоже бегут индейцы. Он пригнулся как можно ниже на случай, если блады пустят в ход ружья и луки… И правильно сделал.

Мгновением позже над головой просвистела стрела и воткнулась в землю в ярде от него. Нат видел только холм впереди и думал лишь о том, как поскорее туда добраться. Он словно слился с лошадью, крепко сжимая в левой руке поводья, в правой — «хоукен», и все время держался рядом с Шекспиром. Остальные трапперы растянулись в линию, кроме тощего Ятиса, который скакал далеко впереди всех. Дико завывая, индейцы изо всех сил бежали за всадниками, но все еще оставались позади.

Нат почувствовал прилив бодрости: как только трапперы перевалят через холм, опасность останется позади. Мимо просвистели еще несколько стрел и пуль. Индейцы стреляли на бегу, к тому же их мушкеты и гладкоствольные кремневые ружья, выменянные у торговцев, сильно уступали нарезным карабинам трапперов, так что никто не был ранен.

До холма оставалось уже совсем немного, все меньше и меньше стрел втыкалось в землю вокруг.

— Похоже, у дикарей не вышло заполучить наши скальпы! — обрадованно прокричал Бэннон.

— Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь, — заметил Шекспир.

— Чего нам теперь бояться?

Нат улыбнулся про себя. Там, в роще, его обдал холодок приближающейся смерти, но теперь теплое солнце грело ему спину, и он уже радовался спасению, потому как они были почти у цели.

Жизнь опять казалась прекрасной; молодой Кинг мог снова наслаждаться ею и не сомневаться, что скоро обнимет свою Уинону.

Ятис, оглянувшись на индейцев, уже издевательски смеялся, пустив своего коня галопом. Он намного раньше других достиг полого склона холма, взлетел на его вершину и… Нат не поверил своим глазам! Только что траппер был на виду, как вдруг вместе со своим гнедым исчез!

Кинг обменялся пораженным взглядом с остальными, и все замедлили ход, осторожно поднимаясь вверх по склону. Только добравшись до вершины, Нат понял, что случилось, и к нему тут же вернулось предчувствие близкой гибели. Он увидел глубокий овраг, на дне которого, посреди валунов, лежали недвижимы траппер и его лошадь.

Нат оглянулся на индейцев.

Рассыпавшись по полю, они бежали к ним все так же быстро, словно знали об овраге. Знали, что белые угодили в ловушку.

ГЛАВА 13

— Дадим-ка по ним залп, чтобы притормозили! — взревел Шекспир, поворачивая лошадь.

Он прицелился и выстрелил, карабин, грохнув, выбросил облачко дыма. Один из индейцев выронил лук и упал на спину.

Нат тоже вскинул «хоукен», взял на мушку первого попавшего воина, задержал дыхание и выстрелил. Индеец выронил мушкет, схватился за грудь и упал. Слева и справа стреляли трапперы, и еще несколько индейцев рухнули на землю.

— На запад! — приказал Шекспир и первым пустил лошадь вскачь.

— А как же Ятис? — напомнил Бэннон.

— Сейчас мы ничем не можем ему помочь, — ответил Шекспир. — Надо спасать собственные скальпы!

Они поскакали по краю обрыва, направляясь к лесу, где можно было затеряться среди деревьев. Нат оглянулся через плечо и увидел, что индейцы прекратили погоню, чтобы заняться своими ранеными и убитыми. Но эта передышка, скорее всего, не будет долгой: некоторые блады энергичными жестами уже убеждали соплеменников продолжать преследование.

Шекспир скакал во главе отряда, отлично управляя лошадью. Они, казалось, стали единым целым; длинные седые волосы траппера развевались по ветру.

«Удастся ли нам уйти от погони? — переживал Нат. — Сумеем ли мы добраться до спасительных деревьев прежде, чем блады перережут нам путь?»

Он подумал о бедном Ятисе и его гнедом, оставшихся лежать на дне оврага, и нахмурился. Ему не нравилось, что пришлось бросить товарища, может быть еще живого или тяжело раненного, но Шекспир был прав: сейчас они ничего не могли для него сделать.

Индейцы, которые были ближе к лесу, бросились наперерез беглецам; один из воинов, высокий и длинноногий, легко обогнал соплеменников и уже приближался к всадникам.

Как жаль, что Нату не хватило времени перезарядить «хоукен»!

Некоторые из бладов уже приблизились к лесу, поскольку у них была возможность срезать путь. Конечно, пешему не сравниться во всадником, но, поскольку индейцы выбрали более короткую дорогу, гонка шла не на жизнь, а на смерть. Слава богу, что у Ната за поясом оставалось два заряженных пистолета!

Снова дождем посыпались стрелы.

Услышав крик одного из трапперов, Нат оглянулся и увидел, как тот рухнул с коня — стрела вонзилась в голову. Кинг вспомнил один индейский трюк и свесился на бок лошади. Теперь в него почти невозможно было попасть, однако индейцы вполне могли подстрелить кобылу.

Прошло еще несколько напряженных минут, каждая из которых казалась вечностью. Отчаянная гонка продолжалась; лес был уже недалеко, овраг сузился футов до пятнадцати, но склоны его оставались слишком крутыми, чтобы по ним можно было спуститься. На дне оврага здесь и там виднелись большие валуны, очевидно смытые сюда проливными дождями.

Нат вгляделся в то место, где овраг исчезал в лесу: деревья там подступали к краям так близко, что скакать вплотную к оврагу было бы невозможно. ,

Шекспир почти достиг леса, но самый быстроногий индеец был уже там. В левой руке блад держал легкий лук; вот он выдернул другой рукой стрелу из колчана и остановился, чтобы прицелиться.

Из-за шеи кобылы Нат видел, как воин натянул тетиву. Один из трапперов выхватил пистолет, выстрелил в него, но промахнулся.

Медленно, почти лениво индеец прицелился, и Нат с ужасом понял, что целится он в его кобылу! Если под ним сейчас подстрелят лошадь, и она и всадник могут рухнуть в овраг. Надо что-то предпринять, и немедленно! Натаниэль выпрямился в седле и выхватил из-за пояса пистолет, но тут же понял, что не успеет.

Воин выпустил стрелу.

Нат мгновенно отреагировал, снова повиснув у лошади на боку. Но сделал это чересчур резко, рванув поводья. Кобыла, как всегда, послушалась узды, и, прежде чем юноша успел исправить ошибку, лошадь свернула в сторону, к краю оврага.

Нат выпрямился, поняв, что сейчас произойдет. Казалось, спасения нет, и он уже мысленно видел себя и лошадь искалеченными на дне оврага. Но кобыла вытянула передние ноги, подогнула задние, осела на зад и, запрокинув голову, в тучах пыли заскользила по крутому склону.

Каждое мгновение Нат боялся, что животное не удержит равновесия и рухнет в овраг головой вниз. Он откинулся в седле и изо всех сил натянул поводья, стараясь замедлить спуск.

Но ниже по склону торчал огромный валун, и они сползали прямо на него!

«В сторону! — мысленно завопил Нат. — Скорее в сторону!!!»

Он неистово тянул поводья, пытаясь направить кобылу влево, но лошадь ничего не могла поделать — теперь и она, и всадник зависели от инерции. Нат только уперся мокасинами в стремена, чтобы не вывалиться из седла, и уповал на волю случая.

Откуда-то сверху донесся злорадный крик. Индеец! Нат совершенно забыл об этой напасти, — было не до этого, а теперь он порадовался, что лошадь вздымает столько пыли. Если бы воин сумел как следует прицелиться, без сомнения, всадил бы стрелу ему в спину.

Поскорей бы достигнуть дна оврага!

И вот наконец в лавине сыплющейся грязи и мелкого песка кобыла остановилась и взметнулась на ноги.

Нат изо всех сил потянул за поводья и ухитрился направить лошадь влево, всего на несколько дюймов разминувшись с валуном. Потом ударил пятками в бока кобылы, посылая ее пуститься вскачь, и глянул наверх.

Высокий индеец стоял на краю оврага вместе с четырьмя другими бладами; все они, указывая на Ната, возбужденно вопили.

Пригнувшись, Нат скакал среди валунов, поваленных деревьев и холмиков земли.

Сверху посыпались стрелы, вонзаясь в дерн под копытами лошади.

«Не обращай внимания! — велел себе Нат. — Думай только о том, чтобы скакать вперед, и больше ни о чем!»

Промедление могло привести к трагедии. Боль резанула правое плечо, но Нат сосредоточился на том, чтобы огибать камни. Он потерял счет времени и не знал, сколько уже проскакал, только краем глаза видел крутые склоны оврага и все время чувствовал себя беззащитным, как бы запертым в ловушке. Наконец, заметив по обоим краям оврага деревья, Нат остановил лошадь.

Кобыла тяжело дышала, раздувая ноздри.

Где же блады?

Повернувшись в седле, Нат огляделся и с удивлением обнаружил, что уже углубился в лес и оставил индейский отряд далеко позади.

Молодой человек дышал так же тяжело, как его лошадь, кровь стучала в висках. Постепенно восторг улегся — надо было решать, что делать дальше.

К тому же, внимательно оглядевшись по сторонам, Нат понял, что положение его было немногим лучше, чем прежде. Сам он мог, хотя и с трудом, выкарабкаться из оврага, но ведь не бросишь же лошадь! Оставались только два варианта: или двинуться по оврагу вперед, или повернуть назад. Вернуться назад было бы чистым самоубийством, поэтому Нат поехал вперед, на сей раз не торопясь, щадя силы лошади и пристально осматривая склоны оврага в поисках выхода из этой ловушки.

Интересно, где сейчас Шекспир и уцелевшие трапперы?

Нат рассудил, что друг его должен быть где-то в лесу, и вряд ли Шекспир уедет, не выяснив, что сталось с ним. Можно было бы сделать несколько выстрелов, чтобы привлечь внимание трапперов, но тогда его обнаружат и враги, которые тут же кинутся на него, как волки на оленя.

Деревья на краю оврага отбрасывали длинные тени, крутые склоны заглушали лесные звуки, потому вокруг царила леденящая душу тишина.

Нервно ерзая в седле, Нат лихорадочно высматривал путь к спасению. Только бы выбраться отсюда, все равно на какую сторону!

Он был так взвинчен, что даже стук копыт казался ему чересчур громким, и молодой человек невольно вздрогнул, когда впереди в зарослях мелькнул олень.

Олень?

Нат поехал быстрее, пытаясь не упускать животное из виду. Как этот олень здесь оказался? Может, где-то рядом тропинка, путь к свободе?

Нат остановился и стал оглядываться. Повсюду по-прежнему валялись упавшие деревья, груды камней, но овраг теперь извивался, как серпантин. Олень же как сквозь землю провалился, и пути наверх нигде не было видно.

Разочарованный и злой, Нат снова поехал вперед, внимательно осматривая склоны. Подумав об отставших индейцах, он спохватился, что его «хоукен» до сих пор не заряжен.

Какая беспечность!

Резко остановившись, Натаниэль соскользнул с лошади и стал быстро заряжать карабин. Ненароком обернувшись, он заметил какое-то движение между деревьями на краю оврага и, внимательно присмотревшись, узнал бегущего индейца. Тот самый высокий воин.

Перезарядив карабин, Натаниэль взметнулся в седло и погнал лошадь вперед. Оглянувшись через плечо, он прикинул, сможет ли держаться впереди индейца до тех пор, пока не обнаружит выход.

Индеец издал хриплый крик, Нат оглянулся и увидел, что тот припустил вдоль оврага. Его заметили!

Нат боролся с желанием выстрелить. Но на таком расстоянии он почти наверняка только зря потратил бы пулю, к тому же индеец бежал среди деревьев и в любой момент мог укрыться. Стоило приберечь пулю до того момента, когда можно будет стрелять наверняка.

Через несколько мгновений преследователь скрылся из виду за изгибом оврага. Вскоре всадник миновал еще один поворот, за ним другой. Ехать было все труднее, к тому же овраг сузился футов до десяти.

Упавшее дерево почти перегородило путь, и Нат свернул вправо, чтобы обогнуть его.

Листья еще не пожелтели, значит, дерево рухнуло совсем недавно. По левой руке Ната хлестали ветки. И вдруг из пышной листвы раздалось характерное трещание, которое могло издавать только одно создание в мире. Гремучая змея!

По спине Ната побежали мурашки. Он остановил лошадь и принялся вглядываться в паутину сломанных ветвей, сжав «хоукен» обеими руками.

Кобыла резко попятилась, тоже испугавшись зловещего звука, и всадник, застигнутый врасплох, потерял равновесие и упал, сильно ударившись о землю, но успел откатиться в сторону, чтобы не попасть под копыта.

С тревожным ржанием лошадь сорвалась с места и галопом поскакала по оврагу.

Поднявшись на ноги, Нат увидел, как кобыла исчезает за поворотом.

Он пробежал было вперед, но понял — лошадь ему уже не догнать. Она будет скакать до тех пор, пока не успокоится. Благоразумие велело поберечь силы.

Жгучая боль в правом плече напомнила Нату о ране, и он решил улучить минутку, чтобы ее осмотреть. Рана, к счастью, оказалась неглубокой, крови было немного.

Сзади послышался шум, и, оглянувшись, Нат с удивлением увидел, что высокий воин спускается по склону оврага. Юноша надеялся, что индеец поскользнется и скатится на валуны, но тот необыкновенно ловко скользил вниз, притормаживая руками. Добравшись до дна, он с торжествующим криком выхватил из-за спины лук и бросился к Нату.

ГЛАВА 14

Натаниэль вскинул карабин к плечу и прицелился, но выстрелить не успел — индеец нырнул за валуны. Юноша вспомнил многочисленные рассказы Шекспира о том, как искусны индейцы в стрельбе из лука, и понял, что «хоукен» не даст ему большого преимущества.

Воин все еще не показывался, и, повернувшись, Нат побежал между валунов и поваленных деревьев. Под мокасинами хрустели мелкие камешки, он то и дело оглядывался и, лишь завернув за поворот, приостановился. Индеец так и не появился, и Нат решил, что враг преследует его, стараясь оставаться незамеченным.

Молодой человек снова помчался вперед.

На лбу Ната выступил пот, он то и дело облизывал губы. «Хоукен», который и без того весил больше многих других ружей, стал еще тяжелей. То и дело оглядываясь, чтобы проверить, нет ли за спиной погони, Натаниэль всякий раз удивлялся, что индейца нигде не видно.

Еще через два поворота Нат остановился и, тяжело дыша, уперся руками в колени.

Индеец по-прежнему не выдавал себя ни единым звуком.

«Довольно отдыхать!» — решил Нат и поспешил дальше.

До следующего поворота он добрался, морщась от боли в ногах, и увидел… свою лошадку! Ее поводья запутались в ветвях сухого дерева, и она как будто ждала хозяина.

Нат поспешил к ни, успокаивая ласковыми словами, выпутал поводья из веток и взметнулся в седло.

Хватит уже думать об этом индейце!

Нат поскакал вперед, но, достигнув очередного поворота, услышал сзади топот. Сильные руки вцепились в куртку и сдернули Кинга с седла; Нат врезался в поваленное дерево и вскрикнул от боли, наткнувшись на острую ветку.

Индеец засмеялся.

Так и не выпустив из рук карабин, Нат в ярости вскочил и хотел уже выстрелить, но индеец стоял совсем рядом и легко оттолкнул ствол… Потом бросился к Нату, швырнул его спиной на ветки, а карабин вырвал из рук и отбросил в сторону. Индеец что-то кричал, но Нат едва слышал голос. Паника затуманила рассудок, Кинг рванулся вперед и стукнул воина в подбородок правой рукой, а левой тут же нанес удар в живот.

Индеец явно не привык к кулачному бою; застигнутый врасплох, он согнулся пополам, но почти сразу оправился и с гневным воплем напал сам.

Нат ухитрился нанести еще один крепкий удар в лицо, но блад сперва прижал его руки к бокам, а потом просто поднял в воздух и швырнул на землю. Не успел Нат подняться, как индеец, навалившись сзади, обхватил его за горло. Уверенный, что его собираются задушить, Нат исступленно боролся, пытаясь разжать руку. Но его не душили.

В замешательстве Нат перестал сопротивляться. Что происходит? Почему враг не пытается его прикончить? Если уж на то пошло, индейцу было бы куда проще убить его, чем оставлять в живых! Он хочет взять белого в плен! — с ужасом понял Нат. Ему было известно, каким ужасным пыткам подвергают индейцы пленников, особенно белых, и хорошо представлял, что ждет того, кто попадет к ним в руки. Во что бы то ни стало надо избежать такой участи!

Но как?

И тут в голову Ната пришло решение, такое простое, что ему стало стыдно, как он не подумал об этом сразу. Индеец снова швырнул его, так что Нат растянулся на животе, потом со злобной усмешкой жестом велел ему встать, решив очевидно, что пленник полностью смирился со своим поражением.

Нат постарался принять покорный вид и начал вставать, держась спиной к индейцу, правой же рукой нащупывая за поясом пистолет; потом резко повернулся и выстрелил в упор.

Пуля попала индейцу прямо в лоб; тот качнулся назад и упал, нож выскользнул из его пальцев.

Нат стоял, продолжая сжимать разряженный пистолет, и его прошибла дрожь при мысли о том, как близок он был к встрече с Создателем. Если бы индеец не вел себя так беспечно, судьба Ната была бы решена.

Наконец, опустив пистолет, Кинг оглядел себя и увидел, что во время борьбы куртка задралась, а потом полы ее прикрыли пистолеты и в пылу драки индеец просто их не заметил.

Облегченно вздохнув, Нат подобрал карабин и направился к лошади, перезарядил «хоукен», пистолеты, сел в седло и оглянулся на труп.

Не снять ли скальп?

Индейцы и многие белые одобряли снятие скальпов, считая такие трофеи символом храбрости и «мужественности. Коллекция из десяти или двадцати скальпов не была большой редкостью. Многие воины с огромной гордостью демонстрировали свои трофеи, а один вождь банноков был известен тем, что носил рубашку, штаны и бизоний плащ, отороченные волосами врагов.

Покачав головой, Нат поскакал прочь. К этому времени он тоже мог бы владеть уже несколькими скальпами, но считал этот обычай мерзким. Никто не видел, как он убил индейца, поэтому никто не станет осуждать его. Может, соплеменники воина найдут тело и заберут, а если нет, дикие звери позаботятся о нем.

Нату не терпелось найти выход из оврага. Спустя еще две мили овраг сузился до шести футов, и приходилось несколько раз спешиваться и убирать с дороги сломанные ветки. Кинг уже отчаялся выбраться, как вдруг за очередным поворотом открылся пологий склон, и на краю его примостились три человека, один из которых при виде всадника со счастливым видом закричал:

— Нат!

— Шекспир! — в восторге откликнулся Нат и галопом поскакал вверх по склону.

Они обнялись.

— Слава богу, ты жив! Я ужасно за тебя беспокоился! — радовался траппер.

— Я и о тебе не меньше, — ухмыльнулся Нат.

— Мы слышали выстрел. Ты стрелял?

— Угу. Меня поймал один из бладов.

Бэннон посмотрел в овраг:

— И что с ним сталось?

— Больше он ни на кого не нападет, — успокоил Нат и снова посмотрел на Шекспира. — А вы как выпутались? И как очутились здесь?

— Как только Бэннон сказал, что ты свалился в овраг, мы стали искать, нет ли где-нибудь спуска, — рассказывал траппер. — Сам я не видел, как ты упал, иначе мы бы начали искать раньше. Но, убравшись с поля, где за нами гнались индейцы, мы успели проскакать пару миль, прежде чем я обнаружил, что тебя нет. Тогда мы сделали круг, чтобы не столкнуться с бладами, и вернулись сюда, нашли этот спуск и как раз обсуждали, спуститься ли вместе или мне одному, — закончил рассказ Шекспир.

— И что теперь? — спросил Нат. — Будем продолжать наши поиски?

Шекспир покачал головой:

— Вместе с бладами, наступающими нам на пятки? Кроме того, скоро стемнеет, какие уж тут поиски. Вернемся обратно и доложим о случившемся Гейбу.

— Я — за, — согласился Бэннон и посмотрел на Ната. — Как, черт побери, тебе это удалось?

— О чем ты?

Бэннон кивнул в сторону оврага:

— Выжить, упав туда? Или ты лучший наездник в мире, или самый удачливый сукин сын!

Шекспир подмигнул Нату:

— А вы разве не знаете? Убивающий Гризли заговорен. К тому же он один из самых крепких парней в Скалистых горах. Иначе за что бы его так уважали индейцы?

Бэннон покачал головой:

— Я начинаю думать, что все истории, которые рассказывают о нем, — правда.

— Так оно и есть, — подтвердил Шекспир и круто развернул лошадь. — Предлагаю отправиться в путь, прежде чем нас обнаружат.

— Мы — за, — согласились спутники.

— Тогда поехали!

Все четверо держались друг к другу так близко, как только позволяли деревья и подлесок.

Нат уже думал о Уиноне, ему не терпелось обнять ее. После ужасов, пережитых в овраге, он наслаждался жизнью и в который раз поражался тому, что здесь, в глуши, человек никогда не знает, встретит ли он закат. И это позволяло людям полнее наслаждаться каждой минутой бытия.

— Послушай, МакНэйр! — вдруг окликнул Бэннон.

— Да?

— А как же Ятис?

— Что — Ятис?

— Разве нам не следует вернуться и проверить, что с ним? Может, он еще жив!

— Ты же видел, сколько там было крови. Похоже, он переломал себе все кости. Очень сомневаюсь, что он до сих пор жив.

— Разве мы не должны в этом убедиться? — настаивал Бэннон. — Он мой друг, и мне не по душе оставлять его там.

Траппер натянул поводья:

— Хорошо. Но поскольку индейцы, наверное, все еще поблизости, мы должны проголосовать — возвращаться или нет. Нат, что скажешь?

— Я за то, чтобы рискнуть.

Третий траппер неистово замотал головой:

— На меня можете не рассчитывать. Я не собираюсь возвращаться и напрашиваться на стрелу.

— Я думал, Хоппер, тебе нравится Ятис, — сказал Бэннон. — Ты ведь столько раз пил с ним вместе!

Хоппер кивнул:

— Пить с человеком — одно дело. А умереть за него — совсем другое. Кроме того, Ятис уже мертв.

— Мы этого не знаем.

— Я не пойду, — отрезал Хоппер. — И точка!

Шекспир повернул лошадь:

— Тогда можешь вернуться к Медвежьему озеру.

— Как? — заморгал Хоппер. — В одиночку?

— Ты ведь не станешь ждать, что мы вернемся сюда после того, как проверим, жив ли Ятис. Так что мы оттуда прямой дорогой двинем к Медвежьему.

— Вы не можете бросить меня одного! Здесь повсюду рыщут индейцы! — забеспокоился Хоппер.

— Или ты возвращаешься один, или отправляешься с нами, — отрезал Шекспир. — Выбирай.

Нат увидел страх в темных глазах Хоппера и почувствовал отвращение к этому человеку. Он не мог винить траппера за то, что тот не хочет умирать, но такая откровенная трусость его отталкивала. Испуг — вполне нормальная реакция на опасность, но истинная проверка на мужество заключается в том, чтобы уметь подчинить страх, не позволить ему себя одолеть.

— Поехали, — сказал Шекспир и повернул на восток.

Нат последовал за ним, по правую руку от него скакал Бэннон, оглядываясь через плечо. Нат не очень удивился, когда несколько мгновений спустя их догнал Хоппер.

— Я с вами, — объявил траппер. — Может понадобиться моя помощь, если вы нарветесь на дикарей.

— Наверняка понадобится, — согласился Бэннон. Все четверо, держа наготове оружие, скакали туда, где на них напали блады.

Белки верещали, прыгая по веткам деревьев, над головами всадников парили птицы, большой великолепный олень, вырвался было из чащи, недовольно фыркнул и умчался прочь.

По мере того как они приближались к роковому месту, Нат все больше сомневался, мудро ли они поступили, решив вернуться сюда. Взгляд перебегал от одной тени к другой, опасаясь засады, пока наконец их маленький отряд не добрался до края леса.

Натянув поводья, Шекспир осмотрел поле, тополевую рощу за ним и маленькое озеро вдали.

— Думаю, блады ушли, — предположил он.

— Тогда вперед! — Бэннон пришпорил лошадь.

— Подожди, — остановил его траппер.

— Почему?

— Я могу и ошибаться. Мы сваляем дурака, если все поскачем по открытому месту. К оврагу должен отправиться кто-то один.

— Даже не думай, что это буду я! — поспешно заявил Хоппер.

— И не думаю, — ответил Шекспир. — Отправлюсь сам.

Нат подумал о возможной ловушке и покачал головой:

— Нет. Отправлюсь я.

— Это еще почему?

— Я же заговоренный, помнишь? — ухмыльнулся Нат и поскакал вперед прежде, чем траппер успел возразить.

Юноша гнал лошадь галопом, ему не терпелось справиться с опасной задачей. Припомнив место, где Ятис скрылся в овраге, он свернул туда.

Нигде ни одной живой души.

«Дикари, должно быть, ушли по своим дикарским делам», — подумал Нат.

Да, индейцам незачем было тут оставаться, и все же Ната не покидала тревога. Блады великолепно умели маскироваться и могли объявиться в любой момент.

Слегка придержав лошадь, он приблизился к оврагу, стараясь в то же время не упускать из виду тополевую рощу и лес. Добравшись до края, он увидел труп гнедого жеребца на том же самом месте, чего нельзя было сказать о теле Ятиса.

Костлявый траппер, раскинув руки, лежал на плоской скале — он был раздет, изуродован и оскальпирован.

Неведомо, как индейцы сумели спуститься по крутому склону и снова подняться по нему со своим трофеем. Нат надеялся, что Ятис был уже мертв к тому времени, когда блады взялись за дело.

Рванув поводья, Кинг круто повернул и поскакал обратно к лесу.

Теперь ему еще сильней хотелось поскорее вернуться к Уиноне и наконец-то насладиться миром и покоем. На сегодня он повидал достаточно трупов.

ГЛАВА 15

Мириады звезд мерцали в небе, с севера дул холодный ветер, когда Нат и Шекспир наконец добрались до лагеря, доложив сперва обо всем случившемся Гейбу Бриджеру.

— Он очень расстроился из-за погибших трапперов, верно? — заметил Нат, потягиваясь, чтобы размять затекшие мышцы.

— Гейб — хороший человек. Он занимается добычей шкурок не только из-за денег, ему нравится жизнь траппера, хочется заботиться о людях, — сказал Шекспир. — Завтра он обязательно оповестит всех, что надо держаться подальше от мест, где рыщут блады.

Нат посмотрел на северный берег озера, пытаясь разглядеть Уинону.

— Уинона обещала приготовить горячий ужин к нашему возвращению.

— Она отлично готовит, — заметил Шекспир. — Почти так же хорошо, как я.

Нат засмеялся:

— Никогда не встречал человека, который так любил бы собственную стряпню.

— Я люблю вовсе не свою стряпню, — поправил Шекспир, — я люблю есть!

Они подъехали к озеру, миновав по дороге несколько лагерей; старый охотник окликал знакомых трапперов, обмениваясь с ними шуточками.

Нат вспомнил о хижине своего дяди, оставшейся далеко отсюда, на юго-востоке Скалистых гор, — хижине, где они с Уиноной скоро начнут настоящую семейную жизнь, мысленно рисовал картины будущего счастья и улыбался, представляя себя и жену в объятиях друг друга.

Шекспир вдруг резко натянул поводья.

— В чем дело? — спросил Нат, тоже остановив лошадь.

— Я не вижу огней.

— Где? — спросил Нат, вглядываясь в северный берег озера.

— Нигде — ни в нашем лагере, ни в лагере Безумного Джорджа.

— Может, он снова напился, — сказал Нат, однако в его сердце шевельнулась тревога. — Уинона не должна была бы спать.

— Держу пари, она не спит, — сказал Шекспир и послал лошадь вперед.

Озадаченный, Нат последовал за ним, держа «хоукен» наготове.

«Это может иметь самое простое объяснение, — твердил себе он. — Может, Уинона все еще не вернулась от подруг или задремала у огня и не заметила, как костер погас. С ней должно быть все хорошо! С ней обязательно должно быть все в порядке!»

Приблизившись к лагерю Безумного Джорджа, они обнаружили, что все пожитки валяются в беспорядке вокруг кольца из камней, внутри которого траппер обычно разводил костер. Хозяина нигде не было видно.

Нат поспешил вперед, вглядываясь в темноту, надеясь увидеть Уинону, свернувшуюся калачиком на земле. Он уже мог разглядеть то место, где они разводили костер, но Уиноны не было видно.

— Уинона? — позвал он, остановив лошадь. — Где ты?

— Ее здесь нет, — решительно сказал Шекспир, догнав Ната.

— Может, она пошла прогуляться по берегу, — робко предположил Нат.

— И захватила на прогулку лошадь?

Нат оглянулся и увидел, что их стреноженные вьючные все еще пасутся в стороне, но лошадь, на которой обычно ездила Уинона, исчезла.

— Значит, она решила прогуляться верхом…

— Ночью ездить верхом опасно, на такое решаются только тогда, когда нет другого выхода, — возразил траппер. — Ты отлично это знаешь, и она тоже.

— Значит, она до сих пор в лагере шошонов. Из тьмы раздался чей-то голос:

— Нет, ее там нет.

Нат резко повернулся, вскинув «хоукен».

— Не стреляй! — крикнули из темноты. — Это я, Безумный Джордж!

— Где моя жена? — спросил Нат, когда тот подошел ближе.

Сняв шапку, Джордж опустил голову:

— У меня для тебя плохие вести, сынок.

Шекспир наклонился вперед.

— Что случилось? — спросил он своего старого друга.

— Уинону забрал Гигант.

Нат мгновенно слетел с лошади и схватил Джорджа за рубашку:

— Когда? Куда ее забрали?

— Успокойся!

— Где она? — рявкнул Нат и вне себя от гнева затряс траппера. — Почему они забрали ее?

Джордж попытался разжать пальцы, вцепившиеся в его рубашку.

— Отпусти меня и я все расскажу!

Опомнившись, Нат отступил.

— Прости, — пробормотал он.

— Я тебя не виню. — Джордж поправил рубашку. — Я вел бы себя точно так же, если бы эти ублюдки забрали мою жену.

— Когда это случилось? — спешившись, спросил Шекспир.

— Около часа назад. Я возвращался после пирушки со Старым Льюисом и увидел каких-то парней в вашем лагере. С такого расстояния я не мог разглядеть, кто это, но почувствовал, что это не гости, поэтому подошел ближе. И тут узнал Клеру и его банду. Они наставили на Уинону карабин и велели оседлать лошадь.

Нат задрожал от ярости и сжал «хоукен» так, что побелели костяшки пальцев.

— Я убью их, даже если это станет последним делом моей жизни!

— Ты точно видел Клеру? — спросил траппера Шекспир.

— Я даже говорил с ним!

— Ты видел, как они похищали Уинону, и Гигант оставил тебя в живых?

— Угу. Он захотел через меня передать вам кое-что, — ответил Джордж. — Когда я потребовал объяснить, что это он вытворяет, Клеру сказал, что теперь ему не надо писать записку.

— Так что он велел нам передать? — угрожающе спросил Нат.

— Что будет ждать вас обоих у скалы Койота и что тебе, Нат, лучше поторопиться, если хочешь увидеть свою жену живой.

— Значит, он забрал Уинону, чтобы отомстить нам, — подытожил Шекспир. — Наверняка. Он использует ее как наживку, чтобы заманить тебя в ловушку.

Нат повернулся к лошади и взялся за узду:

— Он получит то, что требует, и даже раньше, чем ожидает.

— Не торопись, — посоветовал Шекспир. — Не суйся туда очертя голову. Мы должны рассказать о случившемся Гейбу и взять с собой подмогу. Поскольку на кон поставлена жизнь твоей жены, мы не можем позволить себе действовать опрометчиво…

— Ты не можешь ничего рассказать Гейбу, — перебил Безумный Джордж.

— Почему?

— Ему надо, чтобы пришли только вы двое. Его люди будут наблюдать за тропинкой, и, если с вами явится кто-то еще, Уинона умрет раньше, чем вы доберетесь до скалы.

— Сколько у Клеру людей?

— Четверо. Лаклед, конечно; и еще тот, кого Нат ударил стволом, — Анри. К тому же некий Петерсон… Ах да. И английский боксер Малхар.

— А, этот паршивый трус, — вспомнил Шекспир.

— Значит, Уинона в их лапах. — Нат сел в седло и посмотрел сверху вниз на траппера. — Ты едешь или нет?

— Еще спрашиваешь? — Шекспир тоже вскочил на лошадь.

— Не забудьте про меня, — спохватился Безумный Джордж. — Дайте только минутку, я приведу коня.

— Мы не можем тебя взять. Клеру же хочет, чтобы мы явились вдвоем, — напомнил Нат. — Тебе придется остаться.

— Но я могу помочь.

— Нет, — отказался Нат.

— Вам может пригодится лишний ствол!

— Нет! — повторил Нат. — Если ты последуешь за нами, я сам тебя пристрелю.

— Я же хочу помочь…

— Спасибо, но — нет.

Шекспир тронул лошадь:

— Нам придется скакать галопом около трех часов, чтобы добраться до скалы Койота. Я проезжал мимо нее полдюжины раз, но никогда — ночью. Тропинка, ведущая на скалу, опасна даже при свете дня, а в темноте немногие рискнут по ней подняться.

— Я могу хоть что-то для вас сделать? — настойчиво просил Джордж.

— Можешь рассказать о случившемся Гейбу, — предложил Шекспир.

— Но ты ведь слышал… — начал было Джордж.

— Знаю, — перебил траппер. — Выжди часа полтора и только потом найди его.

— Какой с этого будет толк? Он же не сможет вовремя добраться до скалы, чтобы вам помочь.

Шекспир пожал плечами:

— Нет, но если он найдет наши трупы, то сможет выследить Гиганта и сдать его солдатам в форте Ливенуорт. А ты станешь свидетелем.

— Я — свидетель перед судом закона? — засмеялся Безумный Джордж. — Я бы предпочел выдернуть себе ногти один за другим, только бы не иметь дела с цивилизацией.

— И все же сделай это ради меня.

Джордж со вздохом кивнул:

— Ради тебя я это сделаю, но ты будешь у меня в долгу. — Он помолчал. — Хотя, говоря по правде, я сомневаюсь, что дело дойдет до суда. Гейб, вероятно, просто отдаст Гиганта индейцам кроу: они давно мечтают заполучить Клеру. — Держу пари, они сумеют сделать из его кожи кисетов двадцать, может, и побольше.

— Мне все равно, что сделает Гейб, лишь бы Клеру ответил за свои дела.

— Хватит болтать, — нетерпеливо сказал Нат. — Поехали!

— Держись позади меня, — бросил Шекспир и поскакал вперед.

Нат не отставал.

Джордж смотрел им вслед, пока они не растворились в темноте. Потом, запрокинув голову, расхохотался и начал пританцовывать. Сдавленно хихикая, он размахивал руками и семенил ногами, как большая неуклюжая птица. Потанцевав с минуту, он остановился и посмотрел вслед приятелям.

— А я знаю кое-что еще! — прошептал он заговорщицки и опять пустился в пляс, повторяя снова и снова: — А я знаю кое-что, а я знаю кое-что, что вам неизвестно…

Ущербная луна и так давала слишком мало света, а в лесу Нату стало совсем трудно не отставать от траппера. Ветки то и дело цеплялись за одежду, одна ударила по щеке, рассадив до крови кожу. Но он едва заметил это, думая о Уиноне, попавшей в лапы этих сукиных сынов. Никогда раньше он не чувствовал такой ярости, какая переполняла его сейчас, взывая к мести.

Ната возмущала беспредельная наглость Гиганта, который похитил его жену на виду у окружающих трапперов и индейцев. Клеру, должно быть, угрожал убить Уинону, вот почему она не стала звать на помощь. Нат представил себе, как схватит Гиганта за глотку и будет сжимать до тех пор, пока лицо негодяя не побагровеет, — и улыбнулся с мрачным удовлетворением.

Вокруг раздавались голоса ночных обитателей леса: отдаленное завывание волков, уханье совы, даже визг пумы. Друзья уже оставили позади несколько холмов, когда Нат окликнул Шекспира:

— Объясни мне кое-что!

— Что именно?

— Почему место, куда мы едем, называется скалой Койота?

— Один мексиканец назвал ее так много лет назад, он сказал, что форма скалы напоминает голову койота.

— А что за койот?

— А, да, извини. Койотами мы называем степных волков, среди индейцев они известны как колдовские волки.

— Интересно, почему их называют колдовскими?

— Потому что индейцы очень суеверны, многие из них считают, что эти волки могут предсказывать будущее или предупреждать о приближении врага.

— Предсказывать будущее? — недоверчиво переспросил Нат, радуясь возможности отвлечься от тревожных мыслей.

— Угу. Некоторые племена думают — если колдовские волки подходят к деревне и начинают выть, значит скоро кто-то умрет. Другие племена верят, будто они предупреждают о приближении врага. Мне случалось видеть в индейских поселениях, как вой степных волков заставлял воинов спешно наносить боевую раскраску и хвататься за оружие, готовясь к нападению неприятеля. Все индианки уходили с детьми в укрытия, а старики затягивали песню смерти. Невеселое зрелище!

Нат молчал, думая об индейских суевериях, о койотах, предвещающих смерть, и гадал, не увидит ли вскоре эта самая скала его собственную гибель.

ГЛАВА 16

Спустя полтора часа трудного пути, нещадно погоняя лошадей, Нат и Шекспир оставили позади лес и очутились на равнине, где виднелись лишь отдельно стоящие деревья и груды огромных валунов, а в центре вздымался высокий утес.

— Далеко еще до скалы? — спросил Нат. Траппер указал вперед:

— Вот она! Еще мили четыре. Отсюда не видно, но ее вершина — сплошной камень.

Нат вгляделся в черный силуэт утеса и, хотя не смог углядеть никакого сходства с койотом, заметил на вершине мерцающий огонек:

— Костер?

— Наверное, — ответил Шекспир. — На вершине есть ровная площадка, и Гигант, должно быть, ожидает нас там.

— Давай не будем его разочаровывать, — согласился Нат.

Они снова поскакали вперед бок о бок и в молчании оставили позади еще мили две.

— Взобраться туда — хитрая штука, — наконец сказал Шекспир. — Тропинка, ведущая на вершину, виляет туда-сюда, поскользнешься — разобьешься насмерть.

Он помолчал.

— Если б у нас были факелы! Но тогда Гигант сразу бы нас заметил. Не сомневаюсь — он поставил кого-нибудь сторожить на склоне, чтобы устроить нам достойный прием.

— А другой путь на вершину есть? Что, если подобраться с другой стороны?

— Нет, подняться можно только одним путем.

Нат не сводил глаз с огня.

Может, Уинона сидит сейчас у костра? Связана ли она? Не надругались ли над ней ублюдки?

Нат не мог дождаться встречи с Гигантом и впервые в жизни рвался убить человека, ему хотелось испить сладкий нектар мести, увидеть, как кровь Клеру хлынет на землю, и знать, что этот человек никогда больше не будет угрожать ни ему самому, ни Уиноне, ни вообще кому бы то ни было.

Нат посмотрел на траппера, которого любил теперь больше всех на свете после своей жены, и нахмурился при мысли о тех, кто поджидал их на утесе.

— Знаешь, о чем я подумал…

— О чем же?

— Я должен сам драться с Гигантом.

— С чего ты взял?

— Там моя жена.

— Клеру потребовал, чтобы мы явились оба, помнишь?

— Но почему бы мне не пойти вперед? А ты подоспеешь, если услышишь стрельбу.

Шекспир возмутился:

— Глупее мысли еще не приходило тебе в голову. Наверное, это правда — если слишком напрягать мозги, они сдают.

— А что плохого в моем решении?

— Во-первых, в одиночку ты никогда не поднимешься на вершину. Сомневаюсь, что ты сумеешь преодолеть хотя бы половину пути. Во-вторых, Клеру, конечно, самый подлый сукин сын в Скалистых горах, но он отнюдь не глуп. Если ты явишься один, он заподозрит подвох, убьет и тебя, и Уинону, прежде чем ты успеешь слезть с лошади.

Логика старого охотника была неопровержимой.

— Мне просто хотелось придумать другой способ спасти ее, — сказал Нат.

— Мне бы самому этого хотелось.

Приблизившись к утесу, они потеряли костер из виду.

Сжимая в руке карабин, Шекспир проехал мимо поросшего деревьями подножия холма и приблизился к пологому склону. Нат, запрокинув голову, смотрел на вершину и чуть было не пропустил момент, когда друг остановился.

— Ну вот, — прошептал Шекспир. — Теперь старайся как можно меньше шуметь, все время держись позади меня и, главное, не смотри вниз, когда начнем подъем. Надеюсь, ты не страдаешь боязнью высоты.

— Я готов.

Траппер ехал очень осторожно, наклонившись над лукой седла, чтобы видеть дорогу. Нат, напротив, сидел в седле прямо, напряженный и встревоженный.

Подъем начался легко: склон был довольно пологим, вверх вела тропа футов пяти шириной. Нат даже расслабился было, решив, что траппер преувеличил трудности, но тут тропа свернула влево, чуть ли не в обратную сторону, и сузилась до трех футов. Склон стал гораздо круче, и пришлось прилагать все силы, чтобы не выпасть из седла.

Меньше чем через полсотню футов тропа снова повернула и сузилась уже почти вдвое. Справа и слева торчали зазубренные выступы; стоило наткнуться на такой — и поминай как звали.

Лошадка продвигалась вперед маленькими шажками, стараясь ступать как можно осторожнее.

Нат пытался не думать об опасности, не думать о том, что будет, если она поскользнется. Его жизнь теперь полностью зависела от нее, и Нат то и дело похлопывал лошадь по шее, ласково с ней разговаривал, стараясь успокоить.

Подъем стал совсем трудным, друзья продвигались еще медленнее. Нат уже потерял счет времени и не мог сказать, как долго продолжается подъем. Ему казалось, что прошло всего десять-пятнадцать минут, но, взглянув вниз, он с ужасом понял, что они поднялись уже довольно высоко: деревья казались крошечными. Нат подавил невольную дрожь.

«Думай о Уиноне, — велел он себе, — о Уиноне, и больше ни о чем!»

Уинона. Уинона. Уинона…

Они одолели, похоже, две трети пути и завернули за поворот, когда Шекспир вдруг резко остановился.

Нат натянул поводья, чтобы не наскочить на траппера. Запрокинув голову, Шекспир напряженно всматривался во что-то, Нат посмотрел туда же, но не увидел ничего, кроме каменистого склона. Озадаченный, он перевел взгляд на Шекспира и уже собирался шепотом спросить, в чем дело, но траппер тронул поводья.

Еще дважды тропа делала крутой поворот и наконец расширилась, став почти такой же, как у подножия.

Нат вздохнул было с облегчением, но тут же насторожился — траппер остановился.

— А теперь, делай, как я! — И Шекспир пришпорил коня.

Ошеломленный, с колотящимся сердцем, Нат последовал за ним.

Опыт научил его полагаться на Шекспира, и если тот велел мчаться сломя голову, значит, так и надо. Лошадь превосходно слушалась и сама старалась держаться подальше от края.

Вдруг тишину ночи разорвал ружейный выстрел.

Нат быстро взглянул туда, откуда он раздался, и увидел силуэт человека, примостившегося на выступе у самой вершины. Нат тоже выстрелил, почти не рассчитывая попасть, но послышался пронзительный вопль, и человек пропал из виду. Несколько мгновений спустя тропа кончилась, они скакали уже по ровной скале, и Нат понял — добрались до цели, поднялись на вершину скалы Койота!

Шекспир остановился и соскользнул с седла.

— Быстро слезай! — шепнул он.

Отлично сознавая, какую прекрасную мишень он собой представляет, сидя в седле, Нат соскочил с лошади и пригнулся.

— Перезаряди карабин, — велел Шекспир.

Нат, почти на ощупь отмерив нужное количество пороха, засадил пулю и пыж.

Перед ними лежала плоская площадка несколько десятков ярдов шириной. К северу виднелись чудовищного размера валуны, а к югу площадка резко повышалась, образуя превосходное укрытие. Над ним мерцал неяркий отблеск огня, показывая, где скрывается костер.

Присев на корточки, Шекспир вгляделся во тьму.

— Думаю, надо разделиться, — тихо сказал он.

— Почему?

— Потому что они начеку и, вероятно, разошлись в стороны, чтобы поймать нас в перекрестный огонь. Если мы будем держаться вместе, будет легче взять нас на мушку.

Перезарядив карабин, Нат посмотрел туда, где мерцал огонь. Ему не нравилась идея траппера, но он не собирался спорить.

— Ты иди в ту сторону. — Шекспир указал на восток. — А я проберусь вдоль края. Старайся пригибаться пониже и ни в коем случае не приближайся к костру.

— Хорошо.

Траппер встал и, согнувшись, двинулся в темноту:

— Будь осторожен, Нат.

— Ты тоже.

Через секунду Шекспира поглотила ночь.

Нат крадучись пошел на восток. Под ногами была плоская скала, поэтому он мог ступать совершенно бесшумно, то и дело останавливаясь, чтобы прислушаться и осмотреться, но нигде не было видно ни малейшего движения.

Приблизившись к подъему, Нат опустился на четвереньки, потом распластался на животе и пополз туда, где поблескивал огонь. Осторожно выглянув поверх естественного бруствера, он увидел костер, а перед ним — какого-то человека. Тот сидел спиной, и Нат не смог узнать, кто он.

Вдруг сзади раздался тихий, скребущий звук.

Двигаясь очень медленно, чтобы не выдать своего присутствия, Натаниэль приподнялся и заметил силуэт, двигающийся между камней. Прямо на него!

Нат замер в мучительной нерешительности. Выстрелить или попытаться взять противника живым? Похищение Уиноны давало ему право прикончить врага, и все же он не мог заставить себя поднять оружие и выстрелить. Несмотря на то что повод был достаточно веский, Нат не хотел совершать хладнокровное убийство.

Поэтому, каждую минуту рискуя быть обнаруженным, он подождал, пока незнакомец окажется в ярде от него, и взметнулся на ноги.

— Не двигаться! — прицелившись противнику в грудь, приказал он.

Однако человек с удивительным проворством повернулся и стволом своего ружья сбил в сторону «хоукен», после шагнул вперед и ударил Кинга прикладом.

Удар пришелся Нату в подбородок, отбросив его назад, и мгновение спустя он понял, что теперь уже сам на мушке, тем более что услышал недавние свои слова:

— Не двигаться!

Нат послушно замер. Он узнал Анри, которого когда-то поколотил.

— Сейчас ты уже не кажешься таким опасным, как прежде, Убивающий Гризли! — презрительно заявил траппер.

Нат не ответил. Он все еще держал в правой руке «хоукен»; если бы только он смог выстрелить!

— Где Каркаджу? — спросил Анри, оглядываясь по сторонам.

Хотя ему в лицо смотрело ружье, Нат чуть было не прыгнул на траппера. Он уже подобрался, готовясь рискнуть, но увидел, что к ним кто-то бежит.

— Лаклед! — окликнул Анри. — Я поймал щенка.

— Вижу, — сердито ответил тот. — Ты кричишь на весь утес. Зачем так орать, идиот?!

— Чего ты злишься? — спросил Анри. — Я ведь поймал его, разве не так?

Лаклед остановился и уставился на Ната:

— Итак, мы снова встретились, mon ami.

Он прошел мимо Анри и взял у пленника «хоукен».

— Тебе он больше не понадобится. И это тоже, — добавил он, отбирая у юноши пистолеты и нож.

— Где моя жена? — рявкнул Нат. — Что вы с ней сделали?

— Как трогательно, да? — обратился к приятелю Лаклед, и оба захохотали. — Если хочешь увидеть свою женщину, мы отведем тебя к ней. Туда, пожалуйста. — Он сделал приглашающий жест. — Туда, где горит огонь, и без шуточек, если не хочешь умереть.

— Вы же все равно убьете меня, — хмуро заметил Нат, когда они двинулись к костру.

Лаклед засмеялся:

— Что верно, то верно. Тебе так не терпится отправиться на тот свет?

Надеясь, что у костра сидит именно Уинона, Нат ускорил шаг.

— Старика я не видел, — сказал дружку Анри. — Но, должно быть, он тоже здесь, на вершине.

— Ну и что? МакНэйр ничего не сможет поделать, пока у нас его подопечный. Клеру будет доволен.

— А где Петерсон? — спросил Анри. — Не так давно я слышал выстрел и как раз отправился посмотреть, что случилось, когда щенок попытался меня захватить.

— Петерсон мертв.

— Ты уверен?

— Уверен. Я нашел его тело, лежащее на уступе. Кто-то всадил ему пулю в голову.

Эта новость заставила Ната ухмыльнуться.

— Клеру это не понравится, —. заметил Анри. — Пожалуй, будет лучше, если ты сам ему все расскажешь. Ты же знаешь, какой он бывает, когда злится.

— Знаю.

До костра оставалось всего футов десять, и Нату показалось, что он разглядел черные, как вороново крыло, косы Уиноны. Но ветер раздувал пламя, и колеблющиеся тени не позволяли увидеть наверняка. Не в силах больше выносить неопределенность, Нат почти пробежал остаток пути, и сердце его радостно забилось при виде любимой женщины.

— Уинона! — облегченно воскликнул он.

Она подняла на него полные любви глаза, но не смогла проронить ни звука, потому что во рту у нее был кляп. Руки и ноги индианки были связаны

Нат гневно посмотрел на своих врагов:

— Развяжите ее!

— Мы не можем этого сделать, mon ami, — насмешливо сказал Лаклед.

— Точно. Мы ведь не хотим, чтобы она бросилась в темноту, рискуя свалиться с обрыва, — ухмыляясь, добавил Анри.

Нат почти потерял власть над собой и стиснул кулаки:

— Будь мы сейчас на равных, я бы вам вбил эти слова обратно в глотки!

— Берегись, щенок! — Анри качнул карабином. — Ты нужен Клеру живым, но он не запрещал мне всадить тебе пулю в ногу, если будешь выпендриваться.

Повернувшись, Нат присел рядом с Уиноной и нежно сжал ее плечо.

— Все будет хорошо, — заверил он. — Мы выберемся отсюда.

Она вопросительно посмотрела на мужа. Нат собирался повторить сказанное жестами, но раздался низкий голос:

— Не обманывай себя, Убивающий Гризли. Ты не уйдешь живым с этой скалы.

Выпрямившись, Нат повернулся с застывшим от ярости лицом и увидел приближающихся Гастона Клеру и Эдварда Малхара… А вместе с ними — еще одного человека, при виде которого ярость Ната сменилась огромным удивлением.

— Не может быть! — выпалил он.

— Может или нет — но это так, глупый ты сукин сын, — ответил Безумный Джордж и дико засмеялся.

ГЛАВА 17

Чувствуя себя так, словно его ударили дубинкой по голове, Нат с открытым ртом уставился на этого тощего человека в большой меховой шапке, которого до сих пор считал другом и которого так любил Шекспир.

Безумный Джордж все еще давился смехом:

— Посмотрите на знаменитого Убивающего Гризли! Ему в рот сейчас муха влетит!

— Я же сказал, что не забуду тебя, — угрожающе напомнил Клеру.

Лицо его, освещенное мерцающим огнем, было полно дикой злобы.

— Никто не может безнаказанно оскорбить меня или моих людей да еще и похваляться этим. МакНэйр насолил нам еще несколько лет назад, помешав Лакледу обойтись с индейской сукой так, как она того заслуживала. Он ловкий человек, этот МакНэйр, и опасный. Очень опасный. Поэтому мы выжидали удобного случая. — Он широко ухмыльнулся. — И вот ты здесь.

Нат слушал его, не сводя глаз с Безумного Джорджа.

— Но ты! — воскликнул он. — Как ты оказался с ними?

— Я? — Джордж посмотрел на остальных и захихикал. — О, я знаком с Клеру почти год. Выяснилось, что у нас много общего и что он очень похож на меня.

— Что ты имеешь в виду?

— Да, вот такие-то дела, сынок. Когда болтаешься в глуши столько, сколько я, когда пытаешься выжить и в палящий зной, и в такой мороз, что плевок замерзает в воздухе, когда ведешь жизнь индейца, а иногда — даже животного, наконец-то познаешь свое истинное предназначение, и это сильно тебя меняет.

— Я тебя не понимаю, — пожал плечами Нат — у него голова шла кругом.

— Здесь все не так, как на Востоке. Здесь действует только закон выживания. Должно быть, ты уже это знаешь. Как говорят ученые-натуралисты, всякий кого-то ест. Сильные — слабых, крупные — мелких… Такова природа.

Нат слушал странные речи Безумного Джорджа, всерьез думая, а не безумен ли тот на самом деле. Он никак не мог понять, что может связывать Джорджа и Клеру.

— Я понял эту печальную истину еще несколько лет назад, — продолжал Джордж. — Я купил индианку, из племени гладкоголовых, и мы с ней обустроились в долине, высоко в Скалистых горах. Зимой долину занесло снегом. Я нигде не мог найти никакой дичи, и довольно скоро у нас закончились последние припасы.

Внезапно Нат все понял, и его охватил дикий ужас. Безумный Джордж уставился в костер:

— Я противился искушению сколько мог. Но либо мы с ней погибли бы вдвоем, либо только один из нас. А я, черт побери, не хотел умирать. — Траппер вздохнул. — Вот когда я впервые познал этот вкус. Оказалось, даже лучше, чем мясо бизона.

— Милостивый боже! — выдохнул Нат.

— Потом были еще шесть или семь человек. А однажды ночью, около года назад, как раз когда я ел, в мой лагерь явился Гастон. У меня не было времени спрятать останки, и он сразу догадался, чем я занимаюсь. — Джордж ухмыльнулся. — Однако его это ничуть не обеспокоило, он сказал, что не вмешивается в чужие дела. Я никак не ожидал от него такой рассудительности, и вот с тех пор я с ним.

— Кстати, это мне кое о чем напомнило, — спохватился Гигант. — Когда ты отдашь нашу долю денег, которые взял у тех трапперов?

— Денег? — недоуменно повторил Нат, не желая верить в еще одно ужасное открытие. — Так это ты убил тех бедняг!

— Угу. Я устал с трудом сводить концы с концами. Старею, сынок, а Гастон показал мне другие способы выжить, кроме как все время надрывать спину.

Ошарашенный Нат не ответил. Его затрясло от отвращения, и чувство это ясно отразилось у него на лице.

— Так как насчет денег? — повторил Клеру.

— Наша сделка остается в силе? — спросил Джордж.

Гигант кивнул:

— Ты отдашь нам половину добытых тобою денег за эту индианку. Думаю, так будет честно.

Джордж посмотрел на Уинону, облизывая губы.

— Договорились. Я облюбовал ее с тех пор, как выследил их лагерь пару дней назад.

— Так это ты прятался тогда в лесу! — воскликнул Нат, вспомнив, как все вокруг тогда внезапно стихло.

— Само собой.

К смятению Ната добавилось ощущение того, как его жестоко предали! Да, его обвели вокруг пальца, сделали из него дурака. Он доверился тому, кому нельзя было доверять!

— Все получилось так, как я задумал! — похвастался Гигант, и Нат решил, что убьет этого человека при первом же удобном случае.

— Получилось благодаря мне, — заявил Безумный Джордж. — Это я уговорил Уинону оседлать лошадь и отправиться прямо к тебе в руки. — Он засмеялся. — Я сказал, что МакНэйр и Кинг ждут ее на холме по ту сторону Медвежьего озера, и она поверила!

— Теперь, когда у нас есть эти двое, поймать МакНэйра будет несложно, — обрадовался Лаклед.

В тот же миг из темноты прозвучала резкая команда:

— Всем бросить оружие!

Клеру и его подельники резко повернулись, высматривая в темноте Шекспира.

— Даже и не надейся! — ответил Клеру. — Не тебе диктовать нам условия. Если ты осмелишься выстрелить, мы прикончим и парня и его женщину.

— Выходи, Шекспир, — окликнул Джордж. — Обещаю, тебе не придется долго страдать.

Ночь хранила безмолвие.

— Ты слышишь?! — взревел Гигант. — Выходи на свет или мы пристрелим твоих приятелей!

На этот раз ответ последовал немедленно:

— Валяйте!

Гигант и Безумный Джордж переглянулись.

— Похоже, ты меня не понял, — проговорил Клеру. — Если ты не покажешься, мы застрелим Убивающего Бурундуков и его женщину.

— Так застрелите их!

— Хочешь, чтобы на твоей совести была их смерть? — удивленно спросил Клеру.

— Это не будет меня беспокоить, — возразил Шекспир. — Ведь ты, а не я нажмешь на спусковой крючок.

«Что он задумал?» — гадал Нат. Шекспир не стал бы так дразнить врагов без основательной причины.

Гигант сделал шаг вперед и сердито взмахнул карабином:

— Думаешь, не выстрелю? Тогда ты плохо меня знаешь. Я вобью дуло им в глотки и пристрелю по одному. Да поможет мне Бог, я так и сделаю!

— Ты можешь попытаться, но умрешь прежде, чем выстрелишь.

— Ты не сможешь уложить нас всех!

— Вероятно, нет, по я пристрелю по крайней мере одного. — Последовала короткая пауза. — Кто из вас хочет умереть первым?

Все пятеро повернулись спиной к Нату и принялись напряженно вглядываться в темноту. И тут он понял наконец тактику своего друга, понял, что должен делать. Он прикинул расстояние до Лакледа, который все еще держал отобранные у него «хоукен», пистолеты и нож. Рискнуть сейчас или подождать? Наверное, Шекспир даст ему какой-нибудь сигнал, когда придет время действовать.

— Блефуешь, МакНэйр! — закричал Гигант. — Ты не станешь стрелять, рискуя жизнью друга!

— Думаешь, не стану? — издевательски переспросил траппер. — Тогда, наверное, стоит доказать тебе, что я не блефую.

Джордж взглянул на Гиганта и прошептал:

— Он выстрелит, Гастон. Поверь моему слову.

— Не осмелится!

И тогда из темноты наконец последовал знак, которого ждал Нат, — произнесенные отрывисто и резко слова:

— Скажи мне когда, Нат.

— Сейчас! — закричал Нат, прыгнул и, обхватив Лакледа за талию, швырнул его на землю.

Он услышал тревожные крики и ружейный выстрел; кто-то завопил.

Нат боролся с Лакледом, которому пришлось бросить оружие. Над ними прогремело еще несколько выстрелов, но Кинг едва обратил на это внимание: он был занят тем, что пытался не дать негодяю задушить себя. Лаклед сомкнул стальные пальцы на горле Ната, и они катались по земле, с угрюмой сосредоточенностью глядя друг другу в глаза.

— Ты, покойник, ублюдок! — прошипел Лаклед. Нат изо всех сил дергал запястья француза, пытаясь отодрать пальцы от горла, но ничего не получалось. В пылу борьбы Нат не видел, что они откатились к самому костру.

Лаклед, который оказался ближе к огню, выругался и ослабил хватку, беспокоясь теперь еще и о том, чтобы не обжечься. Но вот пламя уже лизнуло одежду, француз стал корчиться и хлопать руками, пытаясь его затушить.

Воспользовавшись ситуацией, Нат метнулся прочь и увидел, что его оружие лежит рядом. Он вскочил, бросился к пистолетам и подобрал их как раз в тот момент, когда за спиной послышались шаги. Кинг круто повернулся, вскинул пистолеты, и вовремя: Лаклед бросился на него с огромным ножом.

Нат разрядил в него оба ствола, пули угодили французу в грудь. Не собираясь проверять, жив Лаклед или нет, Нат бросил пистолеты, схватил «хоукен» и пригнулся. Готовый драться не на жизнь, а на смерть, он огляделся по сторонам, но не увидел больше никакой опасности.

Уинона все еще сидела у костра, крепко связанная, с заткнутым ртом, в нескольких футах к востоку от нее лежал Анри — пуля Шекспира попала ему в глаз.

Больше Нат никого не увидел: Гигант, Малхар и Безумный Джордж исчезли, растворились в ночи. Наверняка они бросились прочь от огня, чтобы Шекспир не смог их перестрелять.

А где сам траппер?

Нат кинулся к Уиноне и стал поспешно развязывать ее: следовало побыстрей увести жену от костра, прежде чем кто-нибудь из негодяев успеет ее подстрелить. Чтобы не тратить время на распутывание узлов, Нат вернулся туда, где видел нож, и уже подобрал его, когда за спиной послышались шаги. Он резко обернулся, готовясь метнуть оружие, но остановился при виде появившегося из темноты человека:

— Шекспир!

— Быстро убираемся отсюда, — велел траппер. — Я прикрою.

Они вдвоем поспешили к Уиноне, Нат разрезал веревки и вытащил кляп.

— Муж! — счастливо воскликнула Уинона.

— Сейчас нет времени! Пошли! — поторопил Нат, помогая ей встать.

Они поспешили прочь от костра и бежали до тех пор, пока их не окутала тьма.

— Теперь можно передохнуть, — сказал Шекспир.

— А дальше что? — спросил Нат.

— Выследим ублюдков. Я уже обменялся с ними выстрелами, попал в Анри, но трое сбежали. Сомневаюсь, что они попытаются спуститься ночью с утеса. Скорее всего, спрячутся и будут ждать рассвета.

— Они могут быть где угодно.

— На скале Койота не так уж много мест, где можно спрятаться.

Нат поцеловал Уинону в щеку и показал ей: «Останься здесь. Никуда не уходи, пока мы не вернемся. Понимаешь?» — «Да, — ответила она. — Будь осторожен». — «Буду», — пообещал Нат и взглянул под ноги.

— А вот и мои пистолеты.

— Тогда пошли, — сказал Шекспир.

Бок о бок они вернулись к костру; Нат поднял оба пистолета, выпрямился и тут же ощутил, как по спине побежал холодок: сейчас что-то случится!

«Пожалуйста, не дай им выстрелить! — возносил он безмолвную молитву. — Пожалуйста! Пожалуйста!»

Выстрел все же прозвучал, едва они отошли от костра. Гулкий грохот прокатился в ночи, и Нату показалось, что стрелок промахнулся, но Шекспир неожиданно опустился на колени и застонал:

— Меня подстрелили.

— Держись! — Нат подхватил друга под мышку.

Напрягая все силы, чтобы двигаться как можно быстрее и не дать засевшему в засаде времени перезарядить оружие, он довел Шекспира до места, где осталась Уинона.

— Каркаджу ранили сильно? — спросила индианка.

— Не знаю. — Нат осторожно опустил траппера на землю.

Шекспир согнулся, но все же деланно бодро уверил:

— Просто царапина. Дайте отдышаться пару минут, и я снова смогу идти.

— Ты останешься здесь и будешь лежать, — распорядился Нат, перезаряжая пистолеты.

— Ты не сможешь одолеть их один, — возразил Шекспир. — Трое против одного — силы неравные.

— У нас нет выбора. Мы не можем просто сидеть здесь и ждать, пока они к нам подкрадутся, — возразил Нат. — И не беспокойся обо мне, я вовсе не собираюсь умирать, — добавил он бодро, скрывая тревогу.

— А кто-нибудь из тех, кто погиб, собирался?

Нат не обратил внимания на эти слова. Перезарядив оружие, он заткнул пистолеты за пояс, проверил, в ножнах ли нож, взял «хоукен» и встал:

— Скоро вернусь.

— Пригибайся пониже, — посоветовал Шекспир.

Как пума, которую выслеживают охотники, Нат крадучись пробирался к краю утеса. Он хотел идти вдоль него на север до тех пор, пока не доберется до груды валунов — именно там логичнее всего было искать врагов — все трое могли спокойно прятаться за камнями.

Но что, если противники разделились?

«Если так, — рассудил Нат, — справиться с ними будет даже легче. Куда больше шансов победить в бою одного врага, чем всех сразу».

Краем глаза он уловил движение справа, присел и пристально всмотрелся в тень, скользящую почти по самому краю утеса. Нат понял, что противник пришел почти к тем же выводам, что и он, и теперь его пытаются обойти с флангов.

Человек подкрался ближе и остановился.

Нат крепко стиснул приклад карабина. Прошло несколько напряженных минут, фигура снова ожила. Нат, прижав приклад к плечу, ждал. Сделай еще несколько шагов, ну же!

Будто почувствовав опасность, человек остановился.

Нат надеялся, что его все еще не обнаружили, и потому не шевелился. Кинг затаил дыхание, пот щекотал спину и бока. Он ждал, когда силуэт окажется прямо перед ним, чтобы выстрелить наверняка.

Человек сделал еще один шаг, еще-Крепко сжав «хоукен», Нат нажал на спуск.

Выстрел грянул как гром; фигура качнулась и исчезла из виду. Выпрямившись, Кинг подбежал к краю утеса и глянул вниз.

Он успел заметить, как тело ударилось о скалу, отскочило и рухнуло к темному основанию утеса.

Нат торжествовал. Шекспир бы им гордился. Жаль, что дяди Зика нет в живых и он не может видеть, как хорошо племянник усвоил его уроки. Нат научился стрельбе и многим другим житейским премудростям, так необходимым в здешних местах. Теперь он мог кормиться тем, что дает природа, мог ладить или воевать с индейцами, противостоять диким зверям. Чему еще учил его дядя? Ах да — всегда быть настороже.

Невероятно сильные руки внезапно обхватили Ната сзади, и хриплый злобный голос проговорил ему в ухо:

— Я убью тебя медленно, со смаком, парнишка!

Гигант!

Нат пытался вырваться, царапался, пинался — все напрасно. Ему уже виделось, как его швыряют вниз и после долгого падения он разбивается насмерть.

— Брось карабин! — приказал Клеру.

Нат на мгновение перестал сопротивляться. От разряженного оружия все равно было мало пользы, поэтому он отбросил карабин и услышал, как «хоукен» ударился о землю, к счастью не перелетев через край обрыва.

— Очень хорошо, Убивающий Бурундуков, — презрительно кинул Клеру. — А теперь приготовься, я преподам тебе урок. Сейчас ты узнаешь, за что индейцы прозвали меня Скверным.

Мотнув головой назад, Нат ударил Гиганта в подбородок и попытался вытащить пистолеты, но, прежде чем сумел их схватить, его бросили на землю, Кинг попытался встать, но нога в тяжелом сапоге ударила его в живот, так что воздух со свистом вырвался из легких.

Клеру стремительно выдернул оба пистолета из-за пояса Ната.

— Теперь мы с тобой на равных, как мужчина с мужчиной, детка, — съязвил Гигант.

Второй пинок попал в голову и отбросил Ната в сторону. Несколько секунд перед глазами кружились звезды, и казалось, скала Койота дрожит, как при землетрясении.

— Ты не очень-то крепок, Убивающий Бурундуков.

Нат с трудом вдохнул и попытался встряхнуться.

Если он ничего не предпримет, причем быстро, Гигант забьет его до смерти.

— Расправиться с тобой, похоже, даже слишком просто, — чванливо заметил Клеру. — Может, мне привязать одну руку за спину, чтобы бой стал честным, а?

Звезды наконец перестали вращаться, Нат увидел шагающего к нему Гиганта и с трудом подавил желание вскочить. Клеру должен поверить, что он совершенно беспомощен. Кинг сжал кулаки и решительно стиснул зубы.

Клеру отвел ногу, чтобы снова нанести удар, и тут Нат резко схватил его за ногу под коленом и дернул изо всех сил.

Застигнутый врасплох, Клеру выругался по-французски и упал на спину.

Не теряя времени, Нат вскочил и ударил Гиганта в нос, в подбородок, отшатнулся, чтобы избежать ответного удара, и врезал теперь уже в ухо.

— Будь ты проклят! — яростно взревел Клеру, поднимаясь.

Однако Нат не собирался уступать. Проигрывая в росте, он компенсировал это скоростью и подвижностью, использовал и то и другое на всю катушку. Он сделал финт правой, тут же ударил левой, а когда удар не достиг цели, нанес другой — прямо под ложечку. Клеру сдавленно охнул и согнулся, и Нат, не медля ни секунды, пнул его в левое колено. Раздался отчетливый треск. Нат нанес несколько ударов в голову, а как только Гигант машинально поднял руки, врезал в пах.

Дыша с присвистом, Клеру повернулся, спотыкаясь, сделал несколько шагов, хотел выпрямиться, но Нат продолжал нещадно молотить убийцу, пока ответный удар не отбросил его в сторону.

Гигант поднял голову, продолжая прикрывать пах.

— Я тебя недооценил. — Он сделал глубокий вдох. — Больше не повторю этой ошибки.

Не обратив внимания на угрозу, Нат снова бросился в бой, но на этот раз противник приготовился к атаке, и железный кулак ударил Ната в голову. Не успел Кинг опомниться, как его схватили за куртку, подняли вверх и швырнули на землю.

Падение ошеломило Ната, он лежал на животе, покрытый синяками и кровью. И тут правая рука его коснулась холодного предмета.

«Хоукен»!

Схватив карабин за ствол, Нат перекатился на левый бок. Гастон уже шел к нему, ступая тяжело, как монстр из страшных ночных кошмаров. Нат схватил прохладный металл второй рукой, напряг все силы, рывком встал, одновременно резко развернувшись. Тяжелый приклад врезался в лицо Клеру, сбив его с ног. Нат бил снова и снова, первозданная ярость придавала неистовую силу его рукам. После четвертого удара Клеру покачнулся… Но не упал на землю. Нат зачарованно смотрел, как Гигант исчезает, сорвавшись с края обрыва.

В пылу драки они и не заметили, как приблизились к пропасти.

Нат опустил «хоукен», внезапно ощутив страшную усталость.

— Хорошая работа, сынок.

Нат резко повернулся: в шести футах от него с карабином в руках стоял Безумный Джордж.

— Я бы ни за что не поверил, если бы не видел этого собственными глазами. Никто никогда не побеждал Клеру в драке.

— И что теперь? — спросил Нат.

— Ты и сам знаешь, — мягко проговорил Джордж. — Мне даже слегка жаль, что тебе придется умереть. Ты мне понравился.

Нат ничего не ответил.

— Сначала я избавлюсь от тебя, потом от Шекспира. Где он, между прочим?

— Я здесь! — донеслось из темноты.

Безумный Джордж не шевельнулся. Более того — он негромко засмеялся и ответил спокойно, даже добродушно:

— Я рад, что это будешь ты, Шекспир. Мне бы не хотелось, чтобы меня пристрелил малознакомый парнишка.

— Можешь сделать выбор.

— Да, МакНэйр, многое мы пережили вместе. И вот такой конец… И все же спасибо тебе за любезность.

— Пожалуйста, Джордж!

— Мне очень жаль, что так вышло. Прощай…

Сумасшедший траппер повернулся — и крик, эхом отразившийся от утеса и разнесшийся над долиной внизу, возвестил об уходе того, кто много лет пытался сражаться с дикой природой по ее же правилам — и проиграл.

ЭПИЛОГ

Нат стоял на северном берегу Медвежьего озера, обнимая за плечи Уинону и задумчиво глядя на зеркально-гладкую поверхность воды. Он размышлял о том, как похоже озеро на душу человека: никогда не скажешь, что таится в глубине.

Услышав за спиной шаги, Нат повернулся.

— Что ж, завтра последний день встречи, — лениво заметил Шекспир.

— Как твоя рана? — спросил Нат. Траппер осторожно потрогал бок:

— Прекрасно, заживает. Через месяц буду здоров.

— Ты уже принял решение?

Шекспир с озадаченным видом почесал подбородок:

— Решение насчет чего?

— Ты же знаешь, о чем я…

— А, о твоем предложении. — Шекспир ухмыльнулся и задумчиво посмотрел на горы вдалеке. — Ты ведь не захочешь, чтобы я болтался вокруг твоей хижины.

— Если бы я этого не хотел, не просил тебя поехать с нами.

— А ты ни о чем не забыл?

— Это о чем же?

— С тех пор как ты женился, вы с Уиноной еще не могли по-настоящему побыть вдвоем. Теперь тебе не мешало бы остаться с ней наедине.

На этот раз ухмыльнулся Нат:

— Я уже подумал об этом — за хижиной будет пристройка, и, когда мы с Уиноной захотим побыть наедине, ты сможешь спать там.

— Великий боже, я же не буду оттуда вылезать!

Они посмотрели друг на друга и весело рассмеялись.

Примечания

1

У. Шекспир. «Ромео и Джульетта». Пер. Т. Щепкиной-Куперник.

(обратно)

2

У. Шекспир. «Ромео и Джульетта». Пер. Т. Щепкиной-Куперник.

(обратно)

3

У.Шекспир. «Ричард III». Пер. А.Дружинина.

(обратно)

4

У.Шекспир. «Ричард III». Пер. А.Дружинина.

(обратно)

5

Галлон — единица измерения объема в английской системе мер, равна 4, 55 л.

(обратно)

6

Пинта — единица измерения объема в английской системе мер, равна 0, 57 л.

(обратно)

7

Мой друг (фр.).

(обратно)

8

Правда? (фр.)

(обратно)

9

Великолепно (фр.).

(обратно)

10

Конечно, мой друг! (фр.)

(обратно)

11

Безумец! (фр.)

(обратно)

12

Да (фр.).

(обратно)

13

У. Шекспир. «Гамлет». Пер. М. Лозинского

(обратно)

14

Там же.

(обратно)

15

Дюйм — единица измерения длины в английской системе мер, равна 2, 54 см.

(обратно)

Оглавление

ПРЕДИСЛОВИЕ

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5

ГЛАВА 6

ГЛАВА 7

ГЛАВА 8

ГЛАВА 9

ГЛАВА 10

ГЛАВА 11

ГЛАВА 12

ГЛАВА 13

ГЛАВА 14

ГЛАВА 15

ГЛАВА 16

ГЛАВА 17

ЭПИЛОГ . . . . . . . . . . . . . . . .

Реклама на сайте