«Это дикое сердце»

Это дикое сердце (fb2) - Это дикое сердце [A Heart So Wild - ru/litres] (пер. Виталий Михалюк) (Семья Стратон - 1) 1973K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Джоанна Линдсей

Джоанна Линдсей Это дикое сердце

* * *

© Johanna Lindsey, 1997

© Jon Paul, обложка, 2018

© Hemiro Ltd, издание на русском языке, 2018

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», издание на русском языке, 2018

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», художественное оформление, 2018

Дизайнер обложки Андрей Цепотан

Это дикое сердце

Дорин и Джерри, лучшим друзьям и кузенам за то, что всегда были рядом

Дорогой читатель, я всегда влюбляюсь в каждый созданный мной персонаж. И мне грустно оставлять своих героев в прошлом, когда работа над книгой закончена. Поэтому идея продолжения историй привлекает меня: я вновь встречаюсь с любимыми персонажами, могу понаблюдать, как они прожили годы, прошедшие с тех пор, как я написала о них в последний раз.

В моей книге «Все, что мне нужно, это ты» рассказывается о Кейси Стрэтон, решительной и независимой дочери героя романа «Это дикое сердце». Кейси – женское воплощение Чандоса, грозного, замкнутого разбойника, неукротимого, как сам Дикий Запад, во времена которого он живет. И Кейси, и Чандос горды, сильны духом и не привыкли сидеть без дела.

Надеюсь, что, читая этот роман, вы поймете, почему Чандос занимает особое место в моем сердце. Это самый упрямый из моих персонажей, безраздельно посвятивший четыре года своей жизни утверждению справедливости. Если кто-то из героев и нуждался в любви и заботе доброй женщины, так это Чандос. И он находит эту любовь в Кортни Хорте. Для него Кортни – символ невинности и чистоты. А теперь ему ещё предстоит узнать, что она такая же пылкая и целеустремленная, как он сам.

Джоанна Линдсей

Глава 1

Канзас, 1868

Элрой Брауэр раздраженно стукнул пивной кружкой по столу. Шум в салуне отвлекал его от соблазнительной блондинки, сидящей у него на коленях, а Элрою редко представлялся случай пощупать такое привлекательное создание, как Большая Сэл. Чертовски досадно, когда тебя то и дело отвлекают.

Поерзав пышной попкой по промежности Элроя, Большая Сэл наклонилась и что-то прошептала ему на ухо. Ее слова, совершенно недвусмысленные, произвели именно тот эффект, на который она рассчитывала: мужчина возбудился.

– Может, поднимемся наверх, милый? Там мы будем одни, – промурлыкала Большая Сэл.

Элрой расплылся в улыбке, представляя, как приятно проведет время с этой соблазнительницей. Сегодня он собирался остаться с Большой Сэл на всю ночь. Шлюха, к которой он наведывался в Рокли – ближайшем к его ферме городке, была старая и тощая. Большая Сэл же напротив – настоящая пышка. Элрой уже возблагодарил судьбу за то, что встретил её, прибыв в Уичито.

Сердитый голос хозяина ранчо снова привлек внимание Элроя. После того, что случилось у него на глазах пару дней назад, он не мог не прислушиваться.

Всем, кто согласился его выслушать, ранчеро рассказывал, что зовут его Билл Чепмэн. Он пришел в салун немного раньше и угостил всех выпивкой. Впрочем, это не такой уж щедрый жест, как могло показаться, ведь в салуне тогда было всего семь человек, двое из них – салунные девицы.

Чепмэн владел ранчо чуть севернее этих мест и собирал людей, которым так же, как ему, осточертели индейцы, терроризировавшие округу. Внимание Элроя и привлекло слово «индейцы».

У самого Элроя не было проблем с индейцами, по крайней мере до сих пор. Но он приехал в Канзас всего два года назад.

Небольшая ферма, принадлежавшая ему, была не защищена, и он знал это, знал чертовски хорошо. До ближайших соседей – миля, а до городка Рокли – все две. К тому же на ферме живет только сам Элрой да Питер, парнишка, нанятый им для помощи при сборе урожая. Жена Элроя умерла через полгода после их приезда в Канзас.

Элрою не нравилось чувство незащищенности, совсем не нравилось. Здоровяк, ростом шесть футов четыре дюйма, с грудью обхватом с бочку, он привык, что его размеры помогают выходить победителем из любых жизненных неурядиц, кроме тех, которые он сам накликал на свою голову. Никому не хотелось отведать массивных кулаков Элроя. Ему тридцать два года, и он в превосходной форме.

Однако теперь Элроя всерьез беспокоили дикари, носившиеся по прериям и мечтавшие выжить порядочных, благочестивых поселенцев.

Этим дикарям было неведомо, что такое «честная игра», да и о равных шансах они не знали. От историй об индейцах, услышанных Элроем, даже у него шли мурашки по коже. Не зря его предупреждали не селиться так близко к границе Индейской территории, этому огромному бесплодному пространству между Канзасом и Техасом. От его фермы до канзасской границы было всего-то тридцать пять миль. Но, черт возьми, это была превосходная земля, прямо между реками Арканзас и Уолнат. Элрой рассчитывал, что с окончанием войны армия сумеет удержать индейцев на отведенных им землях.

Как бы не так. Солдат по всей границе не расставишь. Как только разразилась Гражданская война, индейцы объявили собственную войну поселенцам. Гражданская война уже закончилась, а вот война с индейцами только набирала силу. Они с невиданным доселе упорством отказывались расставаться с землей, которую считали своей.

В тот вечер страх заставлял Элроя внимательно прислушиваться к словам Билла Чепмэна, несмотря на жгучее желание пойти наверх с Большой Сэл. Два дня назад, до их с Питером отъезда в Уичито, он заметил небольшую группу индейцев, пересекавшую западную оконечность его земель. Это был первый неприятельский отряд, встретившийся ему. Ведь те кроткие и послушные индейцы, которых он видел во время путешествий по западу, не шли ни в какое сравнение с этими воинами.

Группа состояла из восьми человек, хорошо вооруженных, в одежде из оленьей кожи. Они двигались на юг. Их появление встревожило Элроя настолько, что он проследовал за ними, на большом расстоянии, разумеется, до их лагеря на слиянии рек Арканзас и Ниннеска. На восточном берегу Арканзаса стоял десяток вигвамов. А рядом обустраивались еще около дюжины индейцев, в том числе женщины и дети.

Осознание того, что это племя не то кайова, не то команчей, разбило лагерь всего в нескольких часах быстрой верховой езды от его дома, холодило кровь в жилах Элроя. Он предупредил соседей о приближении индейцев, зная, что эта новость заставит их запаниковать.

Приехав в Уичито, Элрой сообщил и в городке о том, что видел. Горожане были напуганы известием, и вот теперь Билл Чепмэн обращался к завсегдатаям салуна, собирая ополчение. Три человека согласились примкнуть к Чепмэну и шести ковбоям, которых тот привел с собой. Один из завсегдатаев заявил, что знает в городе двух братьев-бродяг, которые не прочь подстрелить парочку краснокожих. Он ушел из салуна разузнать, подпишутся ли они на эту затею. Заручившись поддержкой трех добровольцев и ожидая еще двоих, Билл Чепмэн обратил голубые глаза на Элроя, который все это время молча его слушал.

– А ты что скажешь, друг? – осведомился долговязый ранчеро. – Ты с нами?

Элрой подтолкнул Большую Сэл с колен, но не отпустил ее руки, когда двинулся к Чепмэну.

– Разве не лучше позволить армии разбираться с индейцами? – осторожно поинтересовался он.

Хозяин ранчо презрительно захохотал.

– Чтобы армейские пожурили их и вежливо сопроводили обратно на Индейскую территорию? Это неправильно. Если рядом с тобой живет хитрый индеец, единственный способ сделать так, чтобы он прекратил у тебя воровать – это прикончить его. Банда этих кайова вырезала в моем стаде больше пятнадцати голов и на прошлой неделе угнала у меня дюжину лучших лошадей. За последние годы они слишком часто залазили мне в карман, и я больше не намерен терпеть их набеги. – Он продолжал пристально смотреть на Элроя. – Так ты с нами?

От страха Элроя обдало холодом. Вырезали пятнадцать голов! У него с собой было всего два быка, но скот, оставшийся на ферме, индейцы могли украсть или перебить за день. А без коров ему крышка. Если кайова надумают заглянуть к нему, он останется ни с чем.

Элрой решительно поднял карие глаза на Билла Чепмэна.

– Два дня назад, увидев отряд из восьми индейцев, я проследил за ним до лагеря, разбитого на берегу Арканзаса, примерно в тринадцати милях от моей фермы. Отсюда это миль двадцать семь, если вдоль реки.

– Проклятье, почему сразу не сказал? – вскрикнул Чепмэн и задумался. – Может, это как раз те, что нам и нужны. Да, за это время они могли туда уйти. У этих дьяволов быстрые ноги. Это были кайова?

Элрой пожал плечами.

– По мне, так они все на одно лицо. Но лошадей они там не искали, – честно сказал он. – Хотя в их лагере был целый табун. Голов сорок.

– Покажешь мне и моим людям, где их лагерь? – спросил Чепмэн.

Элрой нахмурился.

– У меня два быка, мне нужно отвезти плуг на ферму, и лошади нет, так что я вас только задержу.

– Я дам тебе лошадь на время, – предложил Чепмэн.

– Но мой плуг…

– Я заплачу за его хранение, пока нас не будет. Ты же можешь за ним вернуться, правда?

– Когда вы выезжаете?

– Завтра на рассвете. Если поскачем, как черти, а они останутся на месте, мы будем в их лагере к полудню.

Элрой взглянул на Большую Сэл и широко улыбнулся. Раз Чепмэн не собирается выезжать немедленно, ночь с Большой Сэл не отменяется. Но завтра…

– Записывай меня, – сказал он Чепмэну. – И моего помощника.

Глава 2

Четырнадцать всадников, скача во весь опор, покинули Уичито следующим утром. Питер, девятнадцатилетний юноша, был охвачен радостным волнением. Никогда прежде с ним не случалось ничего подобного, и теперь у него внутри все клокотало от возбуждения. Но не он один испытывал подобные чувства – кое-кто из отряда просто любил убивать, и теперь появился прекрасный повод для этого.

Элрою было плевать на всех этих людей, он не имел с ними ничего общего. Но они провели на Западе намного больше времени, и рядом с ними Элрой чувствовал себя новичком. Впрочем, у них имелась, по крайней мере, одна общая черта. У каждого была своя причина ненавидеть индейцев. Трое помощников Чепмэна назвали только свои имена: Тэд, Карл и Цинциннати. Троих вольных стрелков, которых подрядил Чепмэн, звали Лерой Керли, Дэйр Траск и Уэйд Смит. Среди добровольцев из Уичито был странствующий зубной лекарь с чересчур говорящей, а потому явно не настоящей фамилией – мистер Смайли[1]. Элрой не понимал, почему тот, кто приезжает на Запад, стремится сменить фамилию, иногда на созвучную своей профессии, иногда – просто так. В отряде был еще бывший помощник шерифа, который прибыл в Уичито полгода назад подыскать новую работу, да все никак не сподобился ее найти. Элрой не понимал, чем он все это время зарабатывал на жизнь, но благоразумно не спрашивал его об этом. Третьим из Уичито был такой же, как Элрой, поселенец, который случайно оказался вчера вечером в салуне. Двух братьев, направлявшихся в Техас, звали Маленький Джой Коттл и Большой Джой.

Мчась во весь опор, надеясь набрать еще людей, Чепмэн привел свой отряд в Рокли к полудню того же дня. Однако крюк они сделали почти напрасно: там к ним присоединился всего один человек – сын Ларса Хандли Джон. Впрочем, там же выяснилось, что можно так не спешить: в Рокли их встретил Большой Джой Коттл, поехавший вперед. Он сообщил, что лагерь индейцев все еще стоит на берегу реки.

До лагеря добрались под вечер. Элрой еще никогда в жизни так не скакал: его зад дико болел, да и лошади едва держались на ногах. Свою лошадь он не стал бы так загонять.

Деревья и пышная растительность на берегу стали идеальным укрытием для Чепмэна и остальных. Они осторожно почти вплотную подкрались к лагерю и стали наблюдать. Рев реки заглушал звуки, которые они невольно производили. Перед ними предстала мирная картина: под кронами огромных деревьев стояли вигвамы. Дети чистили лошадей, женщины сидели группкой и разговаривали. Одинокий старик играл с младенцем.

«Трудно поверить, что эти люди – кровожадные дикари, – подумал Элрой. – Мало того, их женщины пытали пленных даже с еще большей жестокостью, чем мужчины», – по крайней мере, он слышал такие слухи. Люди Чепмэна увидели лишь одного воина в лагере, но это еще ничего не значило. Маленький Джой предположил, что у остальных воинов сиеста – они отдыхают, как это принято у мексиканцев.

– Нужно дождаться ночи. Когда они все заснут, мы застанем их врасплох, – предложил Тэд. – Индейцы не любят воевать по ночам. Они, кажись, верят: если помрешь ночью, твой дух не сможет найти дорогу в счастливые охотничьи угодья. Немного неожиданности никому не помешает.

– Сдается мне, и в данный момент неожиданность на нашей стороне, – вставил мистер Смайли. – Если все их воины сейчас спят…

– Их, может быть, вообще здесь нет.

– Откуда нам знать? А вдруг они сейчас сидят по вигвамам и готовят оружие или баб своих пользуют? – осклабился Лерой Керли.

– Много баб понадобится. Здесь всего десять вигвамов, Керли.

– Вы узнаете своих лошадей, мистер Чепмэн? – спросил Элрой.

– Пока нет. Но они слишком тесно стоят, чтобы можно было хорошо рассмотреть всех.

– Это кайова. Я их ни с кем не спутаю.

– Не думаю, Тэд, – возразил Цинциннати. – По-моему, это команчи.

– Откуда знаешь?

– Оттуда же, откуда ты знаешь про кайова, – ответил Цинциннати. – Я команчей ни с кем не спутаю.

Карл не обращал на них внимания, потому что Тэд и Цинциннати вечно спорили.

– Какая разница? Индейцы они и есть индейцы, и здесь не резервация, поэтому добра от них не жди.

– Мне нужны те, что набеги устраивали… – вставил Билл Чепмэн.

– Понятное дело, босс, но неужели ты их отпустишь, если это не они?

– Они могут устроить такой же набег в следующем году, – заметил Цинциннати, осматривая винтовку.

– Проклятье, – взорвался Маленький Джой. – Ты хочешь сказать, что мы весь день натирали задницы в седлах, чтобы сейчас развернуться и уйти, никого не убив? Черта с два!

– Тише, братишка. Я уверен, мистер Чепмэн совсем не это имел в виду. Не так ли, мистер Чепмэн?

– Да, – зло произнес ранчеро. – Карл прав. Не важно, та это банда дикарей или нет. Избавимся от этих – остальные дважды подумают, прежде чем устраивать новые набеги.

– Так чего мы ждем? – Питер азартно посмотрел по сторонам.

– Только женщин не убивайте, – впервые подал голос Уэйд Смит. – Я себе возьму парочку. Мне за работу полагается.

– Дело говоришь, – хохотнул Дэйр Траск. – А я уж думал, опять скучать придется.

Для возбуждения, охватившего мужчин, появилась ещё одна причина. Женщины! Об этом они не думали раньше. Спустя десять минут тишину взорвал треск винтовочных выстрелов. Когда затих последний выстрел, в живых осталось четыре индейца: три женщины и одна девочка, которая показалась Уэйду Смиту слишком хорошенькой, чтобы пустить ее в расход сразу. Женщин изнасиловали и убили.

На закате четырнадцать мужчин покинули поселение индейцев. В перестрелке был потерян один человек – бывший помощник шерифа. Увозя его тело, в отряде думали о том, что его смерть – жертва, которую они могли себе позволить.

В лагере после их отъезда воцарилась тишина, все крики унес с собой ветер. И лишь река продолжала реветь. Не осталось никого, кто мог бы оплакать погибших команчей, не имевших никакого отношения к ограбившим ранчо Билла Чепмэна индейцам кайова. Не осталось никого, кто окропил бы слезами тело девочки, которая приглянулась Биллу Чепмэну своей темной кожей и голубыми глазами, глазами, которые выдавали в ней примесь белой крови. Никто из ее племени не слышал, как она страдала перед смертью, потому что ее мать умерла до того, как они закончили насиловать девочку. Той весной ей исполнилось десять лет.

Глава 3

– Кортни, опять ты сутулишься. Леди не должны сутулиться. Боже, неужели тебя вообще ничему не научили в этих твоих дорогих школах для девиц?

Девочка, которую ругали, покосилась на мачеху, открыла было рот что-то сказать, но передумала. Что толку? Сара Уайткомб, ставшая теперь Сарой Хорте, слышала только то, что хотела слышать, и ничего больше. Впрочем, она все равно уже не смотрела на Кортни, ее внимание привлекла показавшаяся вдалеке ферма.

Кортни все же выпрямила спину, и, почувствовав, как протестующе заныли мышцы шеи, стиснула зубы. Почему Сара только к ней цепляется? Иногда эта женщина изумляла Кортни. Большую часть времени девушка предпочитала отмалчиваться. Уходить в себя – это был ее способ не подпускать к себе зло. В последнее время, если ее былая смелость и просыпалась, то очень редко, – в минуты смертельной усталости, когда ей становилось уже все равно. Но девушка не всегда была таким комком страхов и неуверенности в себе. В детстве Кортни – это не по годам смышленый, общительный ребенок, веселый и озорной. Мать, бывало, поддразнивала ее, говоря, что внутри нее живет чертенок. Но мать умерла, когда девочке было всего шесть лет.

За прошедшие с тех пор годы Кортни отправляли из одной школы в другую; ее отец, охваченный горем, не мог помочь дочери справиться с чувствами. И Эдварда Хорте, по-видимому, устраивало, что Кортни разрешали приезжать домой только летом, и то на несколько недель. Но даже в это время у Эдварда не находилось времени побыть со своим единственным ребенком. Почти все военные годы он вообще не появлялся дома.

К пятнадцати годам Кортни уже слишком долго была нежеланной и нелюбимой. Она перестала быть открытой и приветливой, превратившись в скрытную и настороженную девочку, настолько чувствительную к реакции окружающих, что при малейшем намеке на их недовольство она моментально уходила в себя. Отчасти в этой болезненной стеснительности были виноваты многочисленные строгие учителя девочки, но основная причина коренилась в постоянных попытках вернуть отцовскую любовь.

Эдвард Хорте был врачом, и его процветающая практика в Чикаго почти не оставляла ему времени на что-либо, кроме пациентов. Высокий, элегантный южанин обосновался в Чикаго после женитьбы. Кортни казалось, что в мире нет мужчины красивее и трудолюбивее отца. Она боготворила его и будто умирала всякий раз, когда он смотрел на нее невидящими глазами, такими же медово-карими, как у нее.

До начала Гражданской войны отец не находил времени для Кортни, но после ее окончания стало еще хуже. Война сделала что-то страшное с этим человеком, ведь, в конце концов, из-за своих человеколюбивых убеждений ему пришлось воевать с людьми, среди которых он родился и рос. Вернувшись домой в 1865 году, Эдвард забросил практику и превратился в затворника. Запираясь в кабинете, он пил, чтобы забыть все смерти, которые не смог предотвратить. Благосостояние семейства Хорте пошатнулось.

Если бы не предложение старого наставника Эдварда доктора Амоса возглавить его практику в техасском городке Уэйко, отец Кортни наверное, спился бы до смерти. Доктор Амос писал, что разуверившиеся во всем южане хлынули на запад в поисках новой жизни. Эдвард решил стать одним из тех, кто предпочитает надежду разочарованию.

У Кортни тоже должна была начаться новая жизнь. Больше не будет ни школ, ни долгих разлук с отцом. У девушки появился шанс убедить его, что она вовсе не обуза, и что любит его. Они будут жить вдвоем, и никто не встанет между ними, говорила Кортни себе.

Но когда в Миссури их поезд задержался, отец сделал нечто невообразимое. Он неожиданно женился на Саре Уайткомб, которая уже пять лет служила у них экономкой. Скорее всего, ему пришлось пойти на это, чтобы пресечь разговоры о том, что одинокой тридцатилетней женщине неприлично путешествовать с доктором Хорте.

Эдвард не любил Сару, а Сара положила глаз на Хайдена Сорреля, одного из двух мужчин, которых Эдвард нанял в сопровождающие на время переезда через опасные земли Техаса. Сара резко изменилась прямо в день свадьбы. Если раньше она была очень добра к Кортни, то теперь сделалась настоящей мегерой: командовала, критиковала, не задумываясь о чувствах других. Кортни уже и не пыталась понять природу этой перемены. Она просто старалась как можно меньше попадаться Саре на глаза. Но это было не просто, когда пять человек в одном фургоне пересекают прерии Канзаса.

Покинув Уичито, они двинулись вдоль реки Арканзас и отдалялись от русла только для того, чтобы подыскать усадьбу или городок для ночлега. В конце концов, впереди их ждало еще немало ночей под открытым небом, когда они доберутся до двухсотмильного отрезка пути, тянущегося через Индейскую территорию.

Индейская территория. От одного названия Кортни бросало в дрожь. Но Хайден Соррель и второй парень, которого звали просто Даллас, уверяли, что бояться там нечего, если взять с собой несколько коров, для подкупа индейцев. Джесси Чизхольм, наполовину чироки, нашел сравнительно ровный путь между Сан-Антонио, Техасом и Уичито. В 1866 году Чизхольм возил по этому пути товары, а потом поселенцы стали использовать маршрут, чтобы пересекать прерии. Люди прозвали дорогу Тропой Чизхольма. Первые стада скота из Техаса попали в Абилин именно по этой дороге.

Нынче стада через Канзас перегонял торговец скотом из Иллинойса Джозеф Маккой, кроме того, их перевозили по Канзасско-Тихоокеанской железной дороге, западную ветку которой наконец дотянули до Абилина. Пресная вода Смоуки-Хилл, тучные пастбища и близкое соседство с фортом Райли сделали Тропу Чизхольма идеальной дорогой для перегона скота на восток.

Железная дорога преобразила жизнь Абилина. Еще в прошлом году весь город состоял из дюжины деревянных домов, теперь же он значительно разросся. Тут появилось несколько салунов и прочих злачных мест, привлекательных для ковбоев, пригонявших стада.

Было бы еще лучше, протянись железная дорога дальше. Но пока этого не случилось, и Абилин стал самой дальней точкой, до которой Хорте смогли добраться с относительным удобством. Там они купили фургон, чтобы перевезти те немногие вещи, что взяли с собой из дома. Этот фургон уже ездил по Тропе. Осознание того, что их транспортное средство однажды уже безопасно пересекло Индейскую территорию, немного успокаивало.

Кортни с большим удовольствием вернулась бы на восток и добралась до Техаса объездным путем. Изначально они так и планировали: пересечь юг и потом попасть в Техас с востока. Но Саре захотелось проведать родственников в Канзас-Сити, прежде чем ехать в такую даль. Поэтому, когда Эдвард услышал об этой безопасной коровьей тропе, и узнал, что она проходит мимо Уэйко – их пункта назначения, – он решил изменить маршрут. В конце концов, они уже находились в Канзасе, и путешествие напрямик сэкономило бы массу времени. На самом же деле он не хотел ехать через юг по совсем другой причине: он боялся снова увидеть царившую там разруху. И когда подвернулся новый, более удобный путь, Эдвард охотно принял его.

Даллас уехал вперед к ферме, которую они заметили, а потом вернулся с сообщением, что хозяева разрешили им переночевать в сарае.

– Нам это подходит, доктор Хорте, – сказал Даллас Эдварду. – Нет смысла сворачивать с пути и ехать лишнюю милю, чтобы ночевать в Рокли. Это мелкий городишко, и там для нас может не оказаться места. Утром мы возвратимся к реке.

Эдвард кивнул, и Даллас направился на свое место рядом с фургоном. Кортни не нравился ни Даллас, ни его друг Хайден, всю дорогу продолжавший строить глазки Саре. Даллас намного младше Хайдена, ему около двадцати трех лет, поэтому Сара его не интересовала. Зато он проявлял интерес к Кортни. Грубоватая красота Далласа тоже привлекала Кортни, и его интерес очень польстил бы ей, если бы она не видела, как жадно он ощупывает взглядом каждую попавшуюся на пути женщину. Будучи достаточно умной, чтобы не потерять голову от внимания мужчины, она понимала, что интересует его только потому, что он – нормальный здоровый парень, а она – единственная в их компании женщина, достаточно молодая, чтобы удовлетворить его вкусы.

Кортни знала, что некрасива, по крайней мере не настолько красива, чтобы привлекать мужчин, когда рядом есть другие женщины. О, у нее красивые волосы и глаза, и приятные черты лица, если не обращать внимания на пухлые щеки, но мужчины редко это замечали. Они смотрели на ее приземистую, полную фигуру и отводили взгляд.

Кортни ненавидела свою внешность, но еда часто была для нее единственным утешением. Несколько лет назад ей было все равно. Дети дразнили ее из-за веса, а она в ответ ела еще больше. Когда же собственная внешность начала ее волновать, она попыталась сбросить вес и, надо сказать, преуспела. Теперь ее называли пухленькой, а не жирной.

Единственное, что утешало и радовало после женитьбы отца, – он начал замечать Кортни, подолгу разговаривал с ней, когда они ехали рядом в фургоне. Но девушка приписывала это не его женитьбе. Скорее это происходило потому, что в дороге они вынуждены были находиться рядом. Как бы то ни было, у нее стали появляться мысли о том, что все не так безнадежно. Может быть, отец и правда снова полюбит ее так, как любил до смерти мамы.

Эдвард натянул вожжи и остановился перед большим сараем. Кортни прожила всю жизнь в Чикаго. И ее не переставало удивлять, что есть люди, которые, как фермер, вышедший их поприветствовать, добровольно селятся в такой глуши, где нет даже соседей. Кортни нравилось бывать одной, но только в доме, окруженном другими домами, где наверняка есть люди. Жить так далеко от общества, в этих диких местах, где все еще промышляли индейцы, было небезопасно. Фермер оказался могучим мужчиной, весом не меньше двухсот пятидесяти фунтов[2] со светло-карими глазами на румяном лице. Улыбаясь, он сказал Эдварду, что в сарае хватит места и для фургона. Когда фургон въехал в сарай, мужчина помог Кортни выйти.

– А вы хорошенькая! – сказал он и протянул руку Саре. – Только вам бы не мешало немного набрать весу, дорогуша. Вы просто тростинка.

Кортни вспыхнула, по ее лицу пошли красные пятна разных оттенков, она опустила голову, надеясь, что Сара этого не услышала. Он что, сбрендил? Она уже два года пытается сбросить вес, а этот человек говорит, что она слишком худая. Пока Кортни боролась с замешательством, Даллас подошел к ней сзади и прошептал на ухо:

– Он сам здоровяк, и ему нравятся крупные женщины, так что не обращайте внимания. Еще годик-два, детская пухлость уйдет, и вы станете первой красавицей в северном Техасе.

Если бы Даллас увидел сейчас ее лицо, он бы понял, как обидел ее этот комплимент. Кортни почувствовала себя униженной. Столько критики со стороны мужчин она вынести не могла. Девушка бросилась из сарая и спряталась за его задней стеной. На многие мили вокруг раскинулась прерия. Слезы заблестели в ее золотисто-карих глазах, отчего они стали похожи на два медовых озерца.

Слишком жирная, слишком тощая – как люди могут быть такими жестокими? Неужели в двух настолько противоположных мнениях может быть хоть доля искренности? Или из этого следует сделать вывод, что мужчины никогда не говорят правды? Кортни не знала, что и думать.

Глава 4

Элрой Брауэр пребывал в благостном расположении духа. В его доме еще никогда не было столько людей с тех пор, как он его построил. Вчера он весь день бездельничал, но его это ничуть не беспокоило. У него не было желания возвращаться за плугом в Уичито, тем более в таком похмелье, в каком проснулся. Но и похмелье его нисколько не смущало. Мужчине нужно время от времени напиваться. К тому же у него была приличная компания: Билл Чепмэн и остальные устроились на ночлег в сарае вечером третьего дня и, празднуя победу, выпили немало виски. Только двух Джоев не было с ними – сразу после бойни они уехали на юг. А вечером явился доктор с двумя дамами и ковбоями. Разве можно было представить, что за его столом когда-нибудь будут ужинать дамы? И это были настоящие леди. Это сразу было понятно по их дорогим дорожным платьям и манерам. И по их нежной белой коже, само собой. Младшую он даже вогнал в краску.

Элрой был бы счастлив, задержись они на ранчо на несколько дней. Плуг вместе с быками подождут. Чепмэн заплатил за хранение, и Элрой мог забрать их, когда захочет. Но доктор сказал, что они уедут утром. Да еще настоял на том, что на рассвете пойдет на охоту, чтобы отблагодарить Элроя за ужин. Что ж, пусть постреляет, в этом нет ничего плохого. Хороший человек этот доктор, воспитанный. Заметив три царапины на шее Элроя, предложил ему какую-то целебную мазь.

Когда об этих царапинах зашел разговор, Элрой немного занервничал. Не то, чтобы он почувствовал стыд, вовсе нет. Только о таких вещах не принято говорить при дамах: об изнасилованиях и о том, что случилось в индейском лагере. Но доктор не спросил, как фермер получил эти царапины, а сам Элрой не стал рассказывать.

Месть доставила ему необычайное удовольствие. К тому же теперь не нужно было волноваться о близости индейцев к его дому. Черт возьми, убить их оказалось очень просто. Позабавиться с их женщинами тоже было несложно. Почему поначалу индейцы вызывали у него такую тревогу, он не понимал. И неуверенность, родившаяся, когда он увидел, что маленькая дикарка, поцарапавшая его, только наполовину индейской крови, продлилась не дольше мгновения. Ее глаза смотрели на него с такой ненавистью. Но он все-таки взял от нее, что хотел. Элрой был чересчур возбужден происходившими вокруг убийствами, чтобы отпустить ее. Элрой даже не понял, что девочка умерла до того, как он закончил. Чувства вины из-за случившегося он не испытывал, только раздражение оттого, что никак не мог забыть эти глаза.

Решив, что дамы уже встали и оделись, Элрой отправился в сарай пригласить их на завтрак. Доктор с Далласом тоже должны скоро вернуться с охоты. Второй помощник, Соррель, брился у колодца и, наверное, опять рассказывал всякие небылицы Питеру. Элрой боялся, что Питер скоро оставит его. Парень поговаривал о желании записаться в Седьмой кавалерийский полк, чтобы сражаться с индейцами. Элрою оставалось лишь надеяться, что он хотя бы дождется окончания сбора урожая.

Кукурузное поле Элроя начиналось в двадцати ярдах от его бревенчатого дома. Высокие стебли плавно покачивались. Если бы Элрой, направляясь к сараю, заметил это, он бы мог подумать, что в поле бродит какое-то животное, потому что ветра в ту минуту не было, ни малейшего дуновения. Но он ничего не заметил. Он думал о том, что, как только доктор Хорте со своей компанией уедет, нужно будет ехать в Уичито за плугом.

Кортни проснулась полчаса назад и ждала, пока Сара закончит утренний туалет. Сара была женщиной привлекательной, и каждое утро тратила много времени на то, чтобы все могли это увидеть: укладывала каждую волосинку, возилась с пудрами и лосьоном, чтобы защитить кожу от солнца. Только из-за тщеславия Сары их путешествие так затянулось. Им повезет, если они доберутся до Уэйко к началу зимы. А все потому, что Сара упросила Эдварда заехать в Канзас-Сити к ее родственникам: ей хотелось похвастаться мужем, доктором и важным человеком, чтобы все в ее родном городе увидели, как она сумела устроиться в жизни.

Хорошенько пошумев, прежде чем войти, фермер просунул голову в дверь.

– Бекон готов, дамы. Можно еще яиц быстренько приготовить, если вы захотите позавтракать в доме.

– Вы очень любезны, мистер Брауэр, – улыбаясь, ответила Сара. – А мой муж еще не вернулся?

– Нет, мэм, но, думаю, он скоро будет. В это время года здесь полно дичи.

Фермер ушел. Услышав, как он опять стал шуметь за дверью, Кортни удивленно покачала головой. Почему он шумел, когда приходил, понятно, но сейчас-то зачем?

Вдруг дверь рывком распахнулась, и в сарай ввалился Элрой Брауэр, державшийся за бедро. Из его ноги торчала длинная тонкая палка. Зачем это он…

– Господи Исусе, их было больше! – простонал Элрой, поднимаясь на ноги и обламывая древко стрелы.

– Что случилось, мистер Брауэр? – спросила Сара, подбегая к нему.

Элрой снова застонал.

– Индейцы. На нас напали.

Сара и Кортни уставились на него, разинув рты, а Элрой хрипло произнес:

– Туда! – Он указал на нечто, похожее на большую кормушку для лошадей с крышкой, и крикнул, с каждой секундой приходя во все большее волнение: – Я вырыл яму для жены! Она была большой женщиной, поэтому вы обе туда поместитесь. Полезайте внутрь и не высовывайтесь, даже если будет тихо. Мне нужно вернуться в дом за винтовкой.

И он исчез. Ни Сара, ни Кортни не хотели ему верить. Не может быть, чтобы это происходило по-настоящему. Это просто невозможно.

Когда Сара услышала выстрел из винтовки и сразу за ним еще один, ей стало дурно.

– Лезь в ящик, Кортни! – крикнула она и побежала к ящику. – О Боже, нет, только не сейчас, когда все так хорошо шло.

Кортни механически двинулась к ящику и полезла внутрь следом за Сарой. У ящика не было дна. Дыра под ним уходила в землю на два с половиной фута, и, сидя на корточках, они могли спрятаться в ней полностью.

– Закрой крышку! – рявкнула Сара, испуганно выпучив серые глаза.

– Нам нечего бояться. Они не найдут нас. Это ведь просто глупые дикари. Они даже не будут здесь искать. Они…

Сара замолчала, когда они услышали крик за сараем, жуткий вопль, наполненный ужасной болью. Дальше было хуже: последовали разные звуки, животные звуки, которые становились все громче с каждой секундой. А потом у самой двери сарая раздался истошный вой. Кортни вздрогнула, выходя из транса, и закрыла крышку, погрузив их в темноту, от которой стало еще страшнее.

– Сара, Сара!

Кортни заплакала, когда поняла, что Сара лишилась чувств. Несмотря на тепло обмякшего рядом тела женщины, она почувствовала себя одинокой. Сегодня она умрет, а ей так не хотелось умирать. Она знала, что ее смерть будет постыдной, она будет кричать и умолять, а потом все равно умрет. Всем известно, что индийцы беспощадны.

«Боже, если мне суждено умереть, сделай так, чтобы я не умоляла о пощаде. Дай мне мужества ни о чем их не просить».

Эдвард Хорте, услышав первый выстрел, бросился обратно на ферму, Даллас последовал за ним. Но когда они оказались достаточно близко, чтобы увидеть, что происходит, молодой человек развернул лошадь и бросился наутек. Даллас не был героем.

Эдвард не знал, что продолжает скакать один, потому что думал только о спасении дочери. Он подъехал к ферме сбоку и увидел четырех индейцев, окруживших тела Питера, молодого помощника фермера, и Хайдена Сорреля. Первый выстрел Эдварда попал в цель, но в его плечо тут же вонзилась стрела. Она прилетела со стороны сарая, и он выстрелил в том направлении.

Это был его последний выстрел. Еще две стрелы попали в цель, он упал с лошади и больше не двигался.

Восемь воинов-команчей получили то, за чем пришли. Они дошли до этой фермы по следам тринадцати лошадей. Они видели, что из фермы выехало только одиннадцать лошадей. Значит, на ферме осталось два человека, двое из тринадцати воинов, которых они искали. Один из этих двоих был уже мертв. Огромный фермер пока еще нет.

Фермер был только ранен. Четыре индейца теперь пытали его, пока остальные команчи обыскивали дом и сарай.

Двое команчей вошли в сарай. Один залез в фургон и стал рыться в нем, вышвыривая содержимое. Другой осматривал строение в поисках укрытий. Его цепкий взгляд ощупывал каждую деталь с убийственной наблюдательностью.

По его лицу невозможно было судить о его мыслях: его переполняло ужасное, мучительное горе. Вчера в лагере он увидел ужасающую картину; кошмар, оставленный бледнолицыми. Впервые после трехлетнего отсутствия он вернулся к своим, но, как оказалось, слишком поздно – он не успел спасти мать и сестру. Месть не воскресит умерших в страшных мучениях, но может облегчить его собственную боль.

Следы в грязи привлекли его внимание, и он медленно подошел к ящику. В руке он сжимал короткий, острый, как бритва, нож, которым свежевал животных.

Кортни не слышала, как двое индейцев вошли в сарай. Ее сердце колотилось так громко, что заглушало остальные звуки.

Крышка ящика распахнулась, и не успела Кортни ахнуть, как индеец схватил ее за волосы. Она зажмурилась, чтобы не видеть, как будет нанесен смертельный удар. Она поняла, что ей перережут горло, потому что он откинул ее голову назад, обнажив шею. В любую секунду теперь, Боже, в любую секунду…

Девушка отказывалась открывать глаза, но он хотел, чтобы она смотрела на него, когда он будет ее убивать. Вторая женщина валялась на полу ямы без сознания, но эта все понимала и дрожала. Вот только на него не смотрела, даже когда он со всей силы накрутил ее волосы на кулак. Он знал, что делает ей больно, но она упрямо не открывала глаза.

А потом, сквозь туман неистовства он стал ее осматривать. Он понял, что она не местная. Дорогая одежда, не из ситца, и не из линялого хлопка; кожа, слишком белая для жены или дочери фермера, почти прозрачная, не тронутая солнцем. Волосы гладкие, как шелк, были не светлыми и не каштановыми, а соединяли в себе оба оттенка. Присмотревшись внимательнее, он понял, что ей вряд ли больше четырнадцати, разве что совсем чуть-чуть. Медленно он перевел взгляд с нее на фургон и увидел многочисленные платья, которые выбросил из него Кривой Палец. Он отпустил волосы девушки.

Кортни была слишком испугана. Прошло много времени, а лезвие так и не коснулось горла. Когда ее отпустили, не знала, что и думать. Но, открыв глаза, едва не лишилась чувств. Никогда прежде она не видела ничего, страшнее индейца.

Длинные, черные как смоль волосы, сплетенные в две косы. Обнаженная грудь, вымазанная краской цвета разбавленной крови. Краска нескольких цветов делила его лицо на четыре части и скрывала черты, но глаза, устремленные на нее, поразили ее. Глаза как будто не принадлежали этому человеку. Они вовсе не казались угрожающими, как вся его внешность.

Кортни смотрела на него, когда он отвернулся от нее, а потом снова впился в нее глазами. Она набралась мужества посмотреть на его тело, но уставилась на руку, державшую направленный на нее нож.

Он видел, как кошачьи золотые глаза расширились при виде ножа, и в следующий миг девушка лишилась чувств. Индеец раздраженно заворчал, когда она рухнула рядом с другой женщиной. Глупые восточные женщины даже не удосужились вооружиться.

Вздохнув, он заколебался. Круглые детские щечки делали ее слишком похожей на его сестру. Индеец не смог убить девушку.

Тихо закрыв крышку ящика, он вышел из сарая и подал знак Кривому Пальцу, что они и так уже потратили слишком много времени.

Глава 5

Элрой Брауэр проклинал судьбу, по велению которой оказался в Уичито именно в тот день, когда там объявился Билл Чепмэн. Он знал, что теперь умрет. Но когда… когда? Он и его похитители были уже в нескольких милях от фермы. Они ехали на север по следам Чепмэна и не останавливались до тех пор, пока солнце не зависло прямо над головой.

Индейцы смогли справиться с Элроем, только навалившись на него все вместе. Борьба не была долгой. В одно мгновение Элрой оказался раздетым, его распластали на горячей земле. Мужчина почувствовал, как части его тела, никогда не видевшие солнца, начали медленно раскаляться под жаркими солнечными лучами.

Проклятые дикари расселись вокруг и начали наблюдать за тем, как он истекает потом. Один из них периодически постукивал по торчащей из его бедра стреле каждые пять секунд, и боль пробивала Элроя волнами, которые не успевали затихать до следующего удара.

Элрой знал, чего они хотели, понял, когда ему указали на три мертвых тела на ферме. Индейцы объясняли терпеливо: поднимали два пальца, показывали на него, а затем на три тела. Они знали, что двое участников резни в индейском поселении находились на ферме, и знали, что он один из них.

Фермер пытался убедить их, что он не тот, кого они ищут. В конце концов, там было два лишних тела. Они не верили ему, и, не получая нужного ответа, резали его.

Когда на его теле уже кровоточило с полдюжины небольших ран, он указал на труп Питера. Какая разница? Мальчик все равно был мертв, и уже не мог страдать. Но Элрой страдал, наблюдая за тем, что они делали с телом Питера. Он облевал всего себя, когда они кастрировали труп, затолкали кусок плоти в рот парня и зашили губы. Послание будет понятно любому, кто найдет изуродованное тело Питера. И только Элрой знал, что с Питером это сделали, когда тот был уже мертв.

Повезет ли ему, как Питеру? Единственная причина, по которой он все еще жив, это намерение индейцев с его помощью разыскать остальных участников резни. И все же, чем дольше они продержат его в живых, тем больше он будет страдать. Элрой готов рассказать им все, что знает, только бы они после этого его сразу прикончили. Но что толку, эти люди все равно его не понимали? Да и, Господь свидетель, он не знал, где искать остальных. Поверят ли они в это? Разумеется, нет.

Один из команчей склонился над ним. Из-за солнца Элрой различил лишь черный силуэт. Он попытался поднять голову и увидел руки индейца. Тот держал несколько стрел. Неужели они, наконец, решили покончить с ним? Но нет. Почти нежно, индеец ощупал одну из ран Элроя. После чего мучительно медленно вставил в рану наконечник стрелы, и не прямо, а боком, в мышцу, и еще, о Боже, они что-то раскаленное положили на наконечник, чтобы он обжигал изнутри. Как будто ему на кожу упал раскаленный уголь и остался на ней. Элрой стиснул зубы, отказываясь кричать. Не закричал он и тогда, когда с остальными ранами проделали то же самое. Он все держал в себе. На нем было всего шесть ран. Столько он мог выдержать. Потом они оставят его в покое на некоторое время, чтобы его тело поглотила боль.

Элрой попытался отогнать боль усилием воли. Он подумал о дамах, которых нелегкая занесла на его ферму. Слава Богу, он хоть не видел, что с ними случилось. А потом вдруг он снова увидел преследовавшие его полные ненависти глаза. Изнасилование той индейской девочки не стоило этого. Ничто этого не стоило.

Наконец, Элрой закричал. Не важно, что у него закончились раны. Индеец сделал новый надрез и вставил в него наконечник еще одной стрелы. И тут Элрой понял, что они не остановятся, пока его тело не будет полностью покрыто стрелами. Он больше не мог терпеть, зная, что от боли не будет спасения. Он кричал, сыпал проклятиями и вопил, но его снова резали, и огонь внутри превратился в пожар, охвативший все тело.

– Твари! Будьте вы прокляты! Я вам расскажу все, что вы хотите знать. Я все расскажу!

– Расскажешь?

Элрой перестал кричать, на долю мгновения позабыв о боли.

– Ты говоришь по-английски? – тяжело дыша, спросил он. – О, слава Богу!

Теперь появилась надежда. Теперь можно было торговаться.

– Что ты хотел рассказать мне, фермер?

Мягкий, приятный голос озадачил Элроя.

– Отпусти меня, и я назову имена людей, которых вы ищете. Всех до единого. И скажу, где их стоит искать, – задыхаясь, проговорил он.

– Ты нам это и так расскажешь, фермер. Тебе нужно выторговывать не жизнь, а смерть… быструю смерть.

Приподнявшись в надежде на спасение, после этих слов Элрой снова рухнул на землю. Он был побежден. Теперь он мог надеяться только на быструю смерть.

Фермер рассказал индейцу все: назвал имена, описал внешность и все возможные направления поиска. Он отвечал на каждый брошенный ему вопрос быстро и правдиво, заканчивая каждый раз мольбой: «теперь убейте меня».

– Как ты убил наших жен, матерей и сестер?

Индеец, который говорил на таком понятном, правильном английском, встал у его ног. Теперь Элрой мог хорошо его рассмотреть: лицо, глаза… О Боже, это были ее глаза, они смотрели на него с той же пылающей ненавистью. И тогда Элрой понял, что этот человек не позволит ему умереть быстро.

Элрой облизал губы. Сам не зная зачем, он произнес:

– А она была ничего. Тощая, правда, но мне с ней было приятно. Я был последним, кто поимел ее. Она умерла подо мной, когда мой…

Гортанный вой, вылетевший из глотки воина, прервал глумливые слова фермера. Один из индейцев попытался удержать молодого воина, но не смог. Боль показалась Элрою не сильной, она лишь стала завершением всей той боли, которую он испытал до этого. Он умер, увидев зажатую в руке команча часть собственного тела, которую только что собирался упомянуть.

В трех милях от места, где все это происходило, Кортни Хорте мрачно взирала на разбросанное содержимое фургона, на разорванную одежду, разбитый фарфор, растоптанные запасы продовольствия. Она не могла решить, что спасать. Она вообще не могла собраться с мыслями, в отличие от Сары, которая раскладывала их скарб, как будто ничего особенного не произошло.

Для Кортни то, что она осталась жива, оказалось потрясением. Но было кое-что страшнее: она лишилась отца.

Берни Бикслер, ближайший сосед Элроя Брауэра, увидел дым над подожженным домом Элроя и пришел узнать, что случилось. Он нашел два трупа за домом и Сару с Кортни в ящике. Даллас, Элрой Брауэр и Эдвард Хорте исчезли. Но отец Кортни побывал здесь – в кукурузном поле нашли его лошадь, и она была в пятнах крови. Может быть, Эдвард был ранен?

– Я бы увидел его, если бы он спасся и направился в Рокли за помощью, – сказал им Берни. – Скорее его и двух других забрали индейцы. Наверное, решили, что им не помешает иметь пару сильных пленников, пока они не найдут другое племя, к которому могли бы прибиться.

– Почему вы так говорите, мистер Бикслер? – спросила Сара. – Я думала, они обычно берут в плен женщин.

– Прошу прощения, мэм, – сказал Берни. – Но если бы индеец посмотрел на вас и эту молодую девушку, то решил бы, что в дороге вы не протянете долго.

– В дороге? Вам известно, что задумали эти индейцы? – огрызнулась Сара. – Не понимаю, откуда вам это знать. А вдруг их лагерь где-то рядом?

– О, наверняка он был где-то рядом, мэм, наверняка. Так и есть. Это был не набег за домашним скотом. Два дня назад сын Ларса Хандли, Джон, объявился в Рокли и стал похваляться, как он с Элроем и Питером примкнули к каким-то людям из Уичито, чтобы покончить с бандой кайова, к югу отсюда, которая якобы собиралась напасть на Рокли. Он говорил, что теперь нам нечего бояться, потому что они убили всех: мужчин, женщин и детей. Похоже, кое-кого они все-таки упустили. Эти красномордые, побывавшие здесь сегодня, должно быть, во время нападения на лагерь были на охоте или где-нибудь еще, а, когда вернулись, нашли своих людей мертвыми.

– Это только ваши предположения, мистер Бикслер. Кайова наверняка не единственные индейцы в округе.

Фермер был настолько раздражен, что посчитал нужным добавить:

– Джон Хандли еще хвастался тем, что он сделал в этом индейском лагере… Но об этом я не могу говорить при дамах.

– О, ради всего святого, – усмехнулась Сара. – Значит, они еще и изнасиловали несколько скво. Но это же не означает, что…

– Посмотрите на тело Питера, если хотите знать, что это означает, леди, – с жаром выпалил он. – Но я бы не советовал. То, что индейцы сделали с этим мальчишкой, отвратительно. Хотя другого парня они совсем не тронули. У него чистая рана. Но Питер… мне теперь еще долго будут сниться кошмары. И сдается мне, мы и Элроя найдем где-нибудь поблизости, в таком же виде. Не надо быть мудрецом, чтобы понять – им нужны только эти двое. Если б они приходили за женщинами, вас бы забрали. Нет, это была месть, и ничего больше. Джон Хендли долго здесь не задержится. Индейцы не остановятся, пока не доберутся до каждого.

И Берни вышел из сарая, сказав, что женщинам лучше поторопиться, потому что он не может потратить на них весь день. Поначалу фермер отнесся к ним с большим участием и добротой, но Сара настроила его совсем на другой лад, и теперь ему не терпелось поскорее отправить их в Рокли, чтобы отделаться от них.

Тело Элроя Брауэра нашли неделю спустя солдаты, которые искали мародерствующих индейцев. Как и следовало ожидать, Джон Хендли бежал из Рокли в неведомые края. Его отец больше никогда о нем не слышал. Из Уичито пришла весть, что индейцы напали на какого-то поселенца, но это был последний случай индейского бесчинства в тех краях. Убийство ранчеро по имени Билл Чепмэн, возможно, и не было связано с этой историей, но поговаривали, что именно он организовал нападение на индейцев. Чепмэн был найден жестоко убитым в своей постели. Одни говорили, что это дело рук индейцев, другие, что нет. Убийцей мог быть кто-то из нанятых работников Чепмэна: многие из них разъехались сразу после убийства.

Эдвард Хорте пропал бесследно. Сара Уайткомб Хорте считала себя вдовой. Казалось немыслимым, что раненый человек смог выжить, попав к индейцам, тем более скрывающимся от властей.

Кортни была слишком потрясена, чтобы думать о том, что ее отец остался в живых.

Сара и Кортни теперь оказались привязаны друг к другу – крайне неприятное обстоятельство для обеих.

Глава 6

– Смотри-ка, Чарли, еще один. Думаешь, опять стрелять будут?

Сплюнув комок табака в плевательницу у перил, Чарли взглянул на незнакомца, приближающегося по улице.

– Все может быть, Снаб. Сейчас в городе их еще парочка. Так что, все может быть.

Два старика откинулись на спинки стульев перед магазином Ларса Хандли. Крыльцо Хандли было местом, где они проводили большую часть дня, обсуждая всех, кто проходил мимо. Отсюда были видны оба конца единственной улицы в городе.

– Как думаешь, он с перегонщиками пришел? – спросил Снаб.

– Не похоже, чтобы он скот гонял, – ответил Чарли. – Этот человек стрелок, уж я их хорошо знаю.

– Многие стрелки становились ковбоями, и наоборот.

– И то правда.

По выражению лица Снаб видел, что Чарли остался при своем мнении и согласился только из приличия.

– Интересно, скольких он убил?

– Я бы не стал его спрашивать, – проворчал Чарли. Потом он вдруг прищурился. – Что-то он выглядит знакомым. Может, бывал здесь раньше?

– Кажется, ты прав, Чарли. Пару лет назад, да?

– Скорее, три или четыре.

– Точно. Вспомнил. Пришел поздно ночью, записался на постоялом дворе, но не остановился. Я помню, ты тогда еще говорил о причудах молодых.

Чарли кивнул, радуясь тому, что его замечания кто-то посчитал достаточно важными, чтобы их запомнить.

– Не могу припомнить, каким именем он тогда назвался. Ты не помнишь?

– Какое-то заграничное, кажись. Да?

– Ага, но, кроме этого, ничего не помню. Как отрезало. Ну вот, теперь целый день буду только об этом и думать.

– Ну, похоже, он опять туда же направляется, – заметил Снаб, когда незнакомец остановил лошадь у постоялого двора. – А почему бы нам не сходить и не заглянуть в книгу регистрации?

– Не сейчас, Снаб, – раздраженно ответил Чарли. – Женушка Аккерман так нас погонит, что драпать придется.

– Да не боись, Чарли. Эта ведьма, верно, еще не вылезла из постели. А мисс Кортни не станет возражать, если мы немножечко посидим в прихожей и заглянем в книгу.

– Не боись, – ворчливо повторил Чарли. – Да он уж наверняка и имя свое сменил… Все они имена меняют… Так что мое любопытство все равно не унять. Но если тебе хочется, чтобы на тебя наорала мегера, на которой женился Гарри, то поднимай задницу и идем.

Улыбка тронула губы Кортни, когда она закрыла дверь в гостевую комнату, закончив там уборку. Она нашла еще одну газету. В Рокли не печатали газет, и новости из внешнего мира она узнавала только из разговоров незнакомцев, проезжающих через город, или газет, которые те изредка забывали на постоялом дворе. Это случалось нечасто. Для живущего в городе, в котором не издается даже завалящего листка, газета ценится не меньше, чем книга. Большинство людей хранили свои экземпляры. У Сары была целая коллекция газет, но она никогда ими не делилась, поэтому Кортни всегда старалась первой найти оставленную газету.

Газету она спрятала под грудой грязного постельного белья, которую ей предстояло перестирать, и направилась к лестнице, планируя незаметно пронести находку в свою комнату, прежде чем заняться стиркой.

Наверху лестницы Кортни замедлила шаги, заметив ждущего внизу незнакомца. Потом она вообще остановилась и сделала нечто такое, что делала очень редко. Она уставилась на мужчину. Поймав себя на этом, девушка возмутилась, однако перестать на него смотреть никак не могла. По какой-то причине этот человек привлек ее внимание, как никто и никогда прежде.

Первое, что она заметила, его прямая осанка и высокий рост. Второе – точеный ястребиный профиль худого лица. Она была уверена – он волнующе красив, хотя рассмотреть могла только левую часть его лица. В его облике все было темным: от черного жилета и штанов до бронзовой кожи и прямых черных волос, которые опускались чуть ниже ушей. Даже серая рубашка и шейный платок были темными.

Мужчина не снял широкополую шляпу, войдя в отель, но на его обуви не было шпор. Странно, потому что седельные сумки, переброшенные через плечо, указывали на то, что он приехал в город, а Кортни никогда не видела человека, который бы ездил без шпор.

А потом она заметила то, чего раньше не могла видеть, – ведь ей была открыта только его левая сторона. На нем были двойные ремни, а значит, к его правому бедру наверняка был пристегнут пистолет. В этом не было ничего необычного – большинство мужчин на Западе носят оружие. Но пистолеты в сочетании с его внешностью, заставили девушку думать, что вооружился он не только ради своей защиты.

Кортни не любила бандитов. Ей они представлялись забияками-переростками, что чаще всего соответствовало действительности. Люди этой породы полагали, что могут говорить и делать все, что угодно. Мало кто решался перечить им, потому что поступая так можно было легко схлопотать пулю.

Казалось бы, Рокли – такой маленький городок, что в нем просто неоткуда взяться большому количеству бандитов. Но нет. За последние несколько лет здесь произошли две крупные перестрелки. Ковбои проходили через Рокли по дороге в ковбойские городки – Абилин и Ньютон, которые еще недавно были простыми фермерскими поселениями. Эти, как их называли, коровьи города притягивали проходимцев всех мастей. А в следующем году Уичито тоже станет коровьим городом, а до него всего-то семнадцать миль пути, поэтому Кортни ожидала, что поток приезжих только увеличится.

Работая на единственном постоялом дворе в городе, она часто сталкивалась с подозрительными личностями. Один чуть не изнасиловал ее, другие лезли целоваться. За нее дрались, ее преследовали, ей делали в высшей степени неприличные предложения. Это была главная причина, по которой она так отчаянно хотела покинуть Рокли. И почему она не вышла замуж за кого-то в этом городке, может это помогло бы ей вырваться из постоялого двора, где приходится работать с утра до ночи обычной горничной.

Поставив подпись в книге регистраций, незнакомец положил перо. Кортни сразу же повернулась и поспешила через зал к черной лестнице, которая вела прямо на улицу. Это был не самый удобный путь, но она не хотела идти через кухню внизу, где можно было столкнуться с Сарой, которая принялась бы бранить ее за медлительность. Нет, придется обойти дом кругом и войти через переднюю. Только она сделает это после того, как незнакомец поднимется в свою комнату.

Почему-то (она сама не понимала, почему) ей не хотелось, чтобы он ее видел. Конечно, причина не в том, что на ней было старое платье, а волосы не уложены. Ее совершенно не волновало его мнение о ней. Да и наверняка он останется здесь всего на одну ночь. Большинство бродяг так поступало. И тогда она больше его никогда не увидит.

Кортни двинулась к фасаду, пригнувшись под окнами столовой на боковой стороне, чтобы незаметно заглянуть внутрь и убедиться, что мужчина ушел. Она подкралась к парадной двери, даже не осознавая, что продолжает держать на руках кипу грязного белья. Девушка хотела попасть в свою комнату, спрятать газету и вернуться к работе.

С улицы Чарли и Снаб наблюдали за странными перемещениями Кортни. Какого черта она тайком заглядывает в дверь вместо того, чтобы просто открыть ее, а потом резко отскакивает и прижимается к стене, как будто прячась от кого-то? Но затем дверь отворилась, незнакомец вышел, прошел по крыльцу, спустился по ступеням и направился к своей лошади. Наблюдая за ним, старики упустили, как Кортни юркнула в дом. Лишь потом Снаб заметил, что она исчезла.

– Это что было?

Чарли, наблюдая, как незнакомец ведет лошадь к конюшне, произнес:

– Что?

– Мисс Кортни не иначе как пряталась от этого парня.

– Черт возьми, оно и понятно. Вспомни, что с ней сотворил этот ухарь Хорек Паркер. Пробрался в ее комнату и напугал до полусмерти, когда пьяный полез ее лапать. Не знаю, что бы случилось, если бы Гарри не услышал ее крики и не взялся за ружье. А потом был тот тупой ковбой, который пытался схватить ее прямо на улице и ускакать с ней. Она еще лодыжку вывихнула, когда с его лошади свалилась. И еще был случай…

– Да, натерпелась она, Чарли. А сейчас решила, что с этим типом тоже могут быть неприятности, вот и прячется от него.

– Может быть. Но ты когда-нибудь видал, чтоб она убегала со своего постоялого двора, прячась от кого-то?

– Вроде, не видал.

– Тогда, может, наоборот – он ей приглянулся?

– Проклятье, Чарли, это ж глупо!

– А где ты видел, чтоб женщины по-умному себя вели? – засмеялся Чарли.

– Но… я думал, она собирается замуж за Рида Тэйлора.

– Этого хочет ее мачеха. Да только не будет этого – я слышал от Мэтти Кейтс. Рид нравится мисс Кортни примерно так же, как Хорек.

Тем временем на постоялом дворе, прежде чем поспешить в свою комнату, Кортни быстро заглянула в книгу регистрации, лежавшую на столе. Его звали Чандос. Это и все, никакой фамилии, просто Чандос.

Глава 7

– Пожалуйста, поскорее, Кортни! Я не могу просидеть тут весь день. И ты обещала помочь мне выбрать ткань для нового платья.

Кортни посмотрела через плечо на Мэтти Кейтс, сидевшую на перевернутом корыте, и совсем не подобающе для дамы фыркнула.

– Если ты так торопишься, иди сюда и помоги мне развесить эти простыни.

– Ты что, шутишь? Мне предстоит своя стирка, когда я вернусь домой. А штаны у Пирса знаешь, какие тяжеленные! У меня руки не выдержат, если я сейчас тебе помогу. И зачем только я за такого здоровяка вышла?

– Может, потому что ты его любишь? – улыбнулась Кортни.

– Может, – Мэтти тоже улыбнулась.

Мэтти Кейтс была полна противоречий. Маленькая, голубоглазая блондинка, обычно она вела себя дружелюбно и общительно, но иногда замыкалась в себе. Производя впечатление человека независимого, даже властного, Мэтти часто теряла уверенность, о чем знали только ее самые близкие подруги. Кортни, разумеется, входила в их число.

Мэтти твердо верила, что от жизни можно получить только то, что в нее вложишь. Она любила повторять: «Позаботься о себе сам, потому что никто другой этого не сделает».

Мэтти своим примером подтвердила истинность подобного высказывания: преодолев врожденную робость, она вышла замуж за Пирса Кейтса два года назад, когда тот был одним из полудюжины пылких воздыхателей Кортни.

Мэтти никогда не сердилась на Кортни за то, что Пирс был влюблен в нее. Девушка была так рада, когда Кортни из гадкого утенка превратилась в прекрасного лебедя, и ей казалось очень смешным, что мужчины, которые прежде едва замечали Кортни, теперь из кожи вон лезли, чтобы обратить на себя ее внимание.

Мэтти в мыслях иногда называла Кортни своим творением. Не ее красоту, конечно. Привлекательной девушка стала после того, как подросла на несколько дюймов, а последние два года работала так много, что от ее детского жирка не осталось и следа. Но Кортни больше не была такой робкой и нервной, как когда-то, и не сносила покорно все тяготы жизни, будто заслуживала этого. Мэтти нравилось думать, что это она вложила в Кортни немного смелости.

Кортни теперь даже противоречила Саре, не всегда, конечно, но гораздо чаще, чем раньше. Даже Мэтти больше не могла безнаказанно давить на Кортни. Девушка осознала, сколько храбрости в ней заложено.

Кортни поставила пустую корзину для белья на умывальник рядом с Мэтти.

– Ну, мисс Нетерпеливость, пойдем.

Мэтти склонила голову набок.

– А ты не собираешься переодеть платье или причесаться?

Кортни сняла ленту, удерживавшую ее длинные каштановые пряди, перевязала ее и разгладила волосы.

– Готово.

Мэтти захихикала.

– Думаю, сойдет. Твои старые платья все равно смотрятся лучше, чем мои лучшие ситцевые.

Щеки Кортни слегка порозовели, но она отвернулась, чтобы Матти этого не увидела. Ей до сих пор приходилось довольствоваться тем гардеробом, который был в ее распоряжении четыре года назад, когда она только приехала в Рокли. Кортни уже выросла из своих платьев. К тому же, они все были пастельных оттенков, какие предпочитают носить совсем юные девицы. Если бы ее одежда изначально не была такой большой, девушка сейчас в нее просто не влезла. Но ей удалось подогнать все под свою теперь гораздо более стройную фигуру. У некоторых платьев она удлинила подол за счет широко подшитых краев. Впрочем, все платья пришлось удлинять, пришивая внизу полосы материи.

Только старая одежда Кортни – весь этот шелк и муслин, крепдешин и мохер, все ее изящные кружевные воротнички, фишю и баски, даже летние и зимние пелерины из превосходного бархата – в Рокли не к месту. Кортни не любила выделяться, а одежда делала ее заметной, и девушку постоянно терзала мысль, что это портит ей жизнь.

Рокли был маленьким городком и совсем недавно обзавелся двумя салунами и борделем. Здесь остро чувствовалась нехватка молодых женщин, подходящих для вступления в брак. Поэтому последние два года вокруг Кортни постоянно вились поклонники с самыми серьезными намерениями.

Когда Ричард, молодой кузнец, сделал ей предложение, она была так удивлена, что чуть не расцеловала его. Подумать только – настоящее, искреннее предложение. Она уже и не чаяла дождаться чего-то подобного! Но кузнецу просто нужна была жена. Он не любил ее. Она тоже не любила его, так же, как не любила Джадда Бейкера, Билли или Пирса, но все они хотели на ней жениться. И уж точно она не любила Рида Тейлора, который сейчас ухаживал за ней. Но он был уверен в своей победе.

– Ты когда-нибудь слышала о мистере Чандосе, Мэтти?

Кортни покраснела, удивляясь, почему вдруг задала этот вопрос. Они шли к постоялому двору, и Мэтти задумчиво ответила:

– Не могу сказать. Похоже на имя из твоих уроков истории. Те древние рыцари, о которых ты мне рассказывала.

– Да, есть в его звучании что-то классическое, правда?

– Еще как-то по-испански звучит. Почему ты спрашиваешь?

– Просто так, – Кортни пожала плечами.

Но Мэтти было невозможно провести.

– Ну же, где ты услышала это имя?

– О, он зарегистрировался на постоялом дворе сегодня утром. Я подумала, может, ты слышала что-нибудь о нем.

– Очередной бандит, да?

– Ну, вид у него соответствующий.

– Если он старый, можешь спросить Чарли или Снаба. Они знают всех самых отъявленных головорезов и любят посплетничать.

– Он не такой уж и старый, лет двадцать пять, двадцать шесть, думаю.

– Тогда они, наверное, его не знают. Но если тебе просто хочется узнать, скольких людей он убил…

– Мэтти! Не хочу я ничего такого знать.

– Хорошо, так что же ты хочешь узнать?

– Ничего. Вообще ничего.

– Зачем же тогда спросила? – Спустя мгновение она произнесла: – Это он?

Сердце в груди Кортни забилось быстрее, но потом опять успокоилось. На другой стороне улицы, в салоне Рида, прислонясь к столбу, стоял один из двух бандитов, которые недавно появились в городе.

– Нет, это Джим Уорд, – объяснила Кортни. – Он пришел вчера с еще одним.

– Джим Уорд? Кажется, я слышала это имя. Это не оно, случайно, значилось на тех плакатах «Разыскивается», которые в прошлом году Дикий Билл прислал из Абилина?

Кортни пожала плечами.

– Я так и не поняла, зачем маршал[3] Хичкок прислал нам эти объявления. У нас ведь никогда не было своего маршала. Никто в Рокли не хотел браться за эту работу, поэтому-то так много бандитов, или «ухарей», как их Чарли называет, преспокойно разгуливают по городу. Не важно, разыскивают его или нет – все равно в Рокли его некому арестовывать.

– Верно, – кивнула Мэтти. – Но благодаря этим объявлениям можно узнать, от кого стоит держаться подальше.

– Если б было возможно, от них всех держаться подальше. – Кортни поежилась.

– Само собой, но ты понимаешь, что я имею в виду. Если бы Гарри знал, что Хорька Паркера разыскивают, он бы его пристрелил, а не просто выгнал из города.

Кортни напряглась при упоминании этого имени.

– Не напоминай. Сара месяцами исходила злобой, услышав о награде в тысячу долларов, которую кто-то из Хэйс-Сити получил за этого мерзкого типа.

Мэтти рассмеялась.

– Сара всегда из-за чего-нибудь злится.

Две девушки перешли улицу, надеясь спрятаться от жаркого солнца. Лето подходило к концу, но Канзас, похоже, не знал об этом. Кортни не часто выходила на солнце, кроме тех дней, когда нужно было развешивать белье, но даже этого было достаточно, чтобы каждое лето ее кожа приобретала легкий золотистый загар. Он очень шел к ее глазам цвета золотистого меда.

Ларс Хендли улыбнулся девушкам, когда они вошли в его магазин. Он обслуживал Берни Бикслера, который тоже с ними поздоровался. Тут было еще четверо клиентов, и, похоже, никто никуда не спешил. В магазине Хендли можно было найти все, что угодно, если, конечно, речь шла о вещах практического применения. Единственное, чем он не торговал, это мясо, но Зинг Ходжес, бывший охотник на бизонов, открыл мясную лавку по соседству. В ближнем углу заведения Хендли посетитель мог побриться или постричься, а если нужно, Гектор Эванс мог и зуб вырвать. Цирюльник арендовал у Ларса этот маленький уголок магазина, потому что никак не мог решить, оставаться в Рокли или нет, и пока не хотел тратить деньги на строительство собственного магазина.

Мэтти сразу же потянула Кортни к стене, на которой висели старые объявления.

– Смотри. Видишь? – широко улыбнулась Мэтти. – «Награда триста долларов за живого или мертвого Джима Уорда, которого разыскивают за убийство, вооруженное ограбление и многие другие преступления, совершенные в Нью-Мексико».

Кортни внимательно просмотрела объявление: карандашный набросок человека и впрямь напоминал Джима Уорда, который останавливался на постоялом дворе.

– Там написано, «за живого или мертвого». Зачем они это делают, Мэтти? Это же, считай, разрешение на убийство для всех этих охотников за головами.

– А какой выход? Иначе никто не будет охотиться на преступников. Думаешь, кто-то пойдет против этих убийц, если узнает, что не может сам их убить, если придется? Драки всегда были и будут, и, если охотник за головами, или маршал, или кто-то еще окажется не слишком быстрым, он умрет. Он понимает это и идет на риск. Если же он хорош в своем деле, он ловит свою добычу и получает вознаграждение, а значит, одним преступником становится меньше, и порядочным людям чуточку спокойнее. Ты думаешь, лучше, если никто не будет за ними охотиться?

– Наверное, нет, – вздохнула Кортни. Ей часто нечего было возразить на взвешенные доводы Мэтти. – Просто это так жестоко.

– Ты слишком нежная, – сказала Мэтти. – Но ты же не расстроилась, когда Хорька Паркера убили?

– Нет.

– Знаешь, они все такие, Кортни. И нам будет только лучше, если они все умрут.

– Н-наверное, Мэтти.

Девушка усмехнулась:

– Ты безнадежна, Кортни Хорте. Ты и над мертвой змеей будешь слезы лить.

Кортни покачала головой.

– Над змеей? Вот уж не думаю.

– Ну, ладно, – Мэтти постучала пальцем по объявлению. – Как думаешь, этот болван поменяет имя теперь, когда вокруг расклеено столько объявлений с его лицом?

– А, может, мое имя мне нравится.

Девушки ахнули и стремительно развернулись. Джим Уорд стоял прямо перед ними: среднего роста, худощавый, с близко посаженными над крючковатым носом глазами, длинными, нестриженными усами, доходящими до подбородка. Он сорвал объявление, скомкал и засунул в задний карман. Холодные серые глаза буравили онемевшую Мэтти. К Кортни первой вернулся дар речи.

– Она не имела в виду ничего дурного, мистер Уорд.

– А может, мне не нравится, когда меня называют болваном.

– Вы меня пристрелите? – Мэтти усмехнулась, ее вдруг охватило какое-то странное безрассудство.

У Кортни задрожали колени.

– Звучит заманчиво, – зловеще промолвил Уорд.

– Эй, потише! – крикнул им Ларс Хендли. – Мне не нужны неприятности в моем магазине.

– Тогда стой, где стоишь, старик, – рявкнул Уорд, и Ларс остался стоять на месте. – Это касается только меня и мисс Длинный Язык, – закончил Уорд, и Ларс покосился на винтовку, которую держал под прилавком. Но брать ее не стал.

Никто из присутствующих не пошевелился. В магазине повисла гробовая тишина. Чарли и Снаб зашли сразу после Уорда и теперь, сидя в уголке цирюльника, с интересом наблюдали за происходящим.

Гектор, закончив брить клиента, обнаружил, что у него дрожат руки.

Клиент вытер лицо, но со стула не поднялся. Как и другие, он спокойно наблюдал за разворачивающейся драмой.

Кортни уже готова была расплакаться. Подумать только, всего несколько секунд назад она жалела этого человека, потому что кто-то мог его застрелить!

– Мэтти? – Она старалась говорить спокойно. – Мэтти, идем.

– Э-э-э, – произнес Джим и схватил Мэтти за косу и рывком приблизил ее лицо к своему. – Длинный Язык никуда не пойдет, пока не извинится. А после мы с тобой поворкуем, дорогая. Ну?

Он повернулся к Мэтти. Кортни затаила дыхание, увидев, что голубые глаза Мэтти горят.

– Простите, – наконец тихо произнесла Мэтти.

– Громче!

– Прости меня! – яростно закричала девушка.

Посмеиваясь, Джим Уорд отпустил ее.

Но теперь его близко посаженные глаза уставились в Кортни. Он неприятно улыбнулся.

– Почему бы нам с тобой не пойти куда-нибудь, где мы сможем поближе познакомиться, куколка? Я к тебе присматриваюсь, с тех пор как…

– Нет! – выпалила Кортни.

– Нет? – Его глаза превратились в две щелки. – Ты говоришь мне «нет»?

– Мне… мне нужно вернуться на постоялый двор, мистер Уорд.

– Э-э-э. – Его пальцы потянулись к ее руке и крепко сомкнулись на ней. – Кажется, ты не поняла, куколка. Я сказал, что нам нужно поближе познакомиться, этим мы и займемся.

– Пожалуйста… не надо, – крикнула Кортни, когда он потащил ее из магазина. Но он не обращал внимания на ее крики.

– Отпусти ее, Уорд.

– Что? – Джим остановился, оглядываясь. Он не ослышался?

– Два раза я повторять не стану.

Джим продолжал стоять на месте с Кортни, оглядываясь, пока не понял, кто говорит.

– У тебя два варианта, Уорд, – сказал мужчина небрежно. – Или ты имеешь дело со мной, или уходишь. Но выбирай быстро, не заставляй меня ждать.

Джим Уорд отпустил Кортни. Правой рукой он потянулся за пистолетом… А в следующее мгновение он умер.3

Глава 8

Кортни заставляла себя думать о разных приятных вещах. Она вспомнила, как впервые каталась на лошади без седла, как ее поразило, что так ездить намного легче. Как Мэтти учила ее плавать. Как в первый раз сказала Саре заткнуться, и как исказилось при этом лицо Сары.

Это не помогало. У нее перед глазами по-прежнему стоял тот человек, мертвый на полу магазина Ларса Хендли. Прежде Кортни никогда не видела мертвецов. Она не была свидетелем других убийств в Рокли. И в тот день на ферме Брауэра, когда ее жизнь так ужасно изменилась, не видела тел молодого Питера и Хейдена Сорреля, потому что Берни Бикслер прикрыл их до того как она к ним приблизилась.

Она выставила себя такой дурой в магазине, кричала, как ненормальная, пока Мэтти не успокоила ее и не увела на постоялый двор. Теперь Кортни лежала на кровати, с холодным компрессом на глазах.

– На-ка, выпей это.

– О, Мэтти, хватит со мной возиться.

– Кто-то же должен это делать, особенно после того, что устроила тебе Сара, – ответила Мэтти, с негодованием сверкая голубыми глазами. – Кем надо быть, чтобы винить тебя за то, что произошло! Да если кто-то и виноват, то это я в первую очередь.

Кортни приподняла компресс и посмотрела на Мэтти. Она не могла не согласиться. Задиристость Мэтти только усугубила положение.

– Не знаю, что на меня нашло, – тихо продолжила Мэтти. – Но я правда горжусь тобой, Кортни. Два года назад ты бы прямо там упала в обморок. Но сейчас ни капельки не испугалась этого выродка.

– Я до смерти испугалась, Мэтти, – перебила ее Кортни. – А ты разве не боялась?

– Конечно, боялась, – ответила девушка. – Но когда я пугаюсь, начинаю дерзить, и ничего не могу с собой поделать. Теперь выпей. Это лечебная настойка моей мамы, она тебя мигом на ноги поставит.

– Но я не больна, Мэтти.

– Пей, говорю!

Кортни выпила травяной отвар, затем закрыла глаза и снова откинулась на подушку.

– Сара была несправедлива, правда?

– Ну, конечно. Если спросишь меня, ей просто стало стыдно, потому что не узнала этого бандита, не прокралась в его комнату и не пристрелила его за те триста долларов.

– Разве может Сара кого-то пристрелить?

– Кто знает, кто знает, – сказала Мэтти, улыбаясь. – Я так и вижу, как она крадется по коридору ночью с винтовкой Гарри в руках…

– Хватит, Мэтти, – засмеялась Кортни.

– Так-то лучше. Тебе нужно больше смеяться. И посмотри на это вот с какой стороны, Корт: сегодня тебе уже не придется работать.

– Я бы предпочла не думать об этом, – сказала Кортни невесело.

– Итак, Кортни, ты не будешь винить себя. Ты не виновата, что мужчины вдруг глупеют, когда оказываются рядом с тобой. И этот ублюдок заслужил то, что получил. Ты чертовски хорошо знаешь, что он сделал бы с тобой, если бы ему удалось тебя увести.

Кортни содрогнулась. Она знала. Она видела это в его глазах. И ее мольбы гроша ломаного для него не стоили.

– Он действительно был болваном, если думал, что его никто не остановит, – продолжила Мэтти. – Хотя, может, и нет. Если уж говорить по правде, никто бы его не остановил, если бы не этот незнакомец. И Уорду дали выбор. Он мог бы просто уйти, но мерзавец решил иметь дело с этим парнем. Это был его выбор. – Помолчав немного, она продолжила: – Ты многим обязана этому незнакомцу, Кортни. Интересно, кто он такой.

– Мистер Чандос, – тихо промолвила Кортни.

– Черт! – воскликнула Мэтти. – Я должна была догадаться! Боже мой, неудивительно, что ты так хотела о нем что-то разузнать. А он настоящий красавчик, да?

– Наверное.

– Наверное? – рот Мэтти растянулся в широкой улыбке. – Этот человек спас твою добродетель, Кортни. Ты должна хотя бы поблагодарить его, утром он уедет.

– Он уезжает?

Мэтти кивнула.

– Я слышала, как Чарли и Снаб говорили о нем в прихожей. Он забирает тело Уорда и едет в Уичито за наградой.

Кортни внезапно почувствовала, что ее покидают силы.

– Тебе не нужно домой, Мэтти?

– Да, пожалуй. Но Пирс поймет, почему я опоздала, когда я ему расскажу, что случилось. Только обещай мне, что не будешь весь вечер думать об этом.

– Не буду, Мэтти, – тихо ответила Кортни. – Просто теперь я еще больше хочу вернуться на Восток. Такого там не бывает. Это не по-людски, Мэтти.

Мэтти нежно улыбнулась.

– Свою тетю ты не нашла. Все, что ты наконец узнала, это то, что она уже умерла, у тебя никого нет на Востоке, Кортни.

– Знаю. Но я могу найти работу, пусть даже буду заниматься тем же, чем занималась здесь последние четыре года. Мне все равно. Но здесь я не чувствую себя в безопасности, Мэтти. Гарри не защищает меня. Он, наверное, вообще не знает, что я есть на свете. И если невозможно чувствовать себя в безопасности с Гарри и Сарой, придется безопасное место искать самой.

– Ты решила ехать одна?

– Нет, – мрачно ответила Кортни. – Нет, я все еще не могу на это решиться. Но знаешь, Гектор Эванс подумывает уехать отсюда. Может, после того, что случилось сегодня, он захочет вернуться на Восток. Я могу приплатить ему, чтобы он взял меня с собой. У меня есть деньги, о которых Сара не знает.

– Конечно, ты можешь заплатить Гектору, но это будет перевод денег, потому что он и себя не сможет защитить, не говоря уже о тебе. Сейчас в Миссури грабят поезда, ты же знаешь об этом. Ты по дороге, скорее всего, встретишься с бандой Джеймса или с кем-то еще и потеряешь то, что у тебя есть.

– Мэтти!

– Но это правда.

– Тогда мне придется рискнуть.

– Что ж, если ты и впрямь вознамерилась ехать, хотя бы выбери в спутники кого-нибудь, кто не побоится тебя сопровождать. Я думаю, Рид согласится, если его хорошо попросить.

– Да, только захочет, чтобы я сначала вышла за него замуж.

– Ну и выйди, – предложила Мэтти. – Почему нет?

– Мне сейчас не до шуток, – нахмурилась Кортни. – Ты же знаешь, Рид мне даже не нравится.

– Как скажешь, – улыбнулась Мэтти. – Ну, мне пора, Корт. Завтра можем еще об этом поговорить. Только не смей даже думать о том, чтобы использовать Гектора. Он ничего не станет делать, если на тебя нападет какой-то мерзавец. Понимаешь, тебе нужен кто-то вроде Чандоса. Такой не дал бы тебя в обиду. Не хочешь его попросить?

– Нет! Я не могу, – с содроганием промолвила Кортни. – Он же убийца.

– Господи, Кортни, ты меня совсем не слушаешь? Тебе в спутники именно такой человек и нужен. Если ты так волнуешься о своей безопасности, то…

Когда Мэтти ушла, Кортни какое-то время лежала, размышляя о том, что сказала подруга. Нет, Мэтти ошибалась. Если бы она ехала дальше на запад, на юг, или даже на север, тогда с провожатым наподобие мистера Чандоса действительно было бы безопаснее. Но она собиралась на Восток, обратно в цивилизованное общество. Железная дорога была не так уж далеко. Поездка будет легкой. Нужен просто кто-то, чтобы не чувствовать себя одиноко.

Но в одном Мэтти была права. Мистера Чандоса нужно поблагодарить.

Еще час понадобился Кортни, чтобы набраться смелости и отправиться к своему спасителю.

Она надеялась, что мистера Чандоса не окажется в его комнате. Среди прочего в ее обязанности входило по вечерам разносить по комнатам воду и полотенца. Но время было обеденное, и она надеялась, что мистер Чандос будет в столовой. Тогда можно было бы честно сказать Мэтти, что она попыталась поблагодарить его, но не смогла найти. Но нет, так нельзя, она уже чувствовала себя виноватой. Она должна поблагодарить его, она знала это, но оказаться лицом к лицу с этим страшным человеком!.. Хотя, если его не окажется в комнате, можно будет оставить ему записку.

Она дважды постучала в его дверь и затаила дыхание. Внимательно прислушалась, потом подергала за дверную ручку. Дверь была заперта. Что ж, нет так нет. Дубликатов ключей от комнат на постоялом дворе не водилось, потому что Гарри твердо верил, что если гость запирает свою комнату, значит, он хочет, чтобы в нее никто не заходил. Но с другой стороны, заходя без приглашения в комнату к кому-то из гостей, которые у них останавливались, ты рисковал схлопотать пулю.

Кортни с облегчением выдохнула. Этот человек был опасен, именно таких людей она всегда старалась избегать.

Но почему-то, не застав его, она в глубине души ощутила нечто, похожее на разочарование. Там, в магазине, когда она услышала, как он сказал Джиму Уорду убрать от нее руки, она сразу перестала бояться. Этот стрелок заставил ее почувствовать себя в безопасности. Она не испытывала этого чувства со дня смерти отца.

Кортни отвернулась, намереваясь написать записку, чтобы оставить ее на столе. Но дверь вдруг открылась. Она снова повернулась и оторопела, потому что в руке мистера Чандоса был пистолет.

– Простите, – сказал он, засовывая пистолет за пояс. Он открыл дверь шире и отошел в сторону. – Входите.

– Нет, я… не могу.

– Эта вода не для меня?

– О! Да… конечно. Простите… я… Я просто поставлю это на ваш умывальник.

Лицо Кортни горело, когда она поспешила к умывальнику, поставила воду и положила полотенца. Она совсем растерялась. Ох, что он о ней подумает? Сначала истерика в магазине Хендли после стрельбы, а теперь этот идиотский лепет.

Кортни потребовалось собрать все мужество, чтобы развернуться лицом к нему. Он стоял, прислонившись к дверному косяку и сложив на груди руки, его высокая фигура, намеренно или нет, перекрывала единственный выход. В отличие от нее, в нем не было заметно никакого напряжения. Более того, он излучал некую небрежную уверенность в себе, которая заставила ее чувствовать себя еще глупее.

Он смотрел на нее прекрасными небесно-голубыми глазами, которые, казалось, обнажили саму ее сущность, вынули на свет все ее слабости. Разумеется, никаких своих чувств он не выдавал: ни любопытства, ни интереса, ни даже намека на то, что он находит ее хоть немного привлекательной. Но этим он заставил вернуться всю ее прежнюю застенчивость, и она разозлилась.

«Покончи с этим поскорее, Кортни, и убирайся из его комнаты, пока он не разрушил всю твою уверенность в себе, которую ты воспитывала в себе последние годы».

– Мистер Чандос…

– Не надо «мистер». Просто Чандос.

Раньше она этого не замечала, но его голос имел глубокий, успокаивающий тембр.

Взволнованная тем, что все пошло не по плану, Кортни вдруг подумала, а что она вообще собиралась ему говорить.

– Вы боитесь, – сказал он без обиняков. – Почему?

– Нет, нет, я не боюсь, правда, не боюсь. – «Не дрожи, Кортни!» – Я… я хотела поблагодарить вас за то, что вы сделали сегодня.

– За убийство человека?

– Нет! Не за это! – «О Боже, почему с ним так трудно?» – Я имею в виду… наверное, там нельзя было иначе. Но вы… Вы спасли меня… то есть он бы не стал никого слушать и… вы остановили его… и…

– Леди, вам лучше уйти, пока вы не стали заикой.

Боже, он понял, что творится у нее на душе! Сама не своя от подобного унижения, Кортни смотрела на него, пока он отрывался от дверного косяка и делал шаг в сторону, а потом опрометью бросилась за дверь.

Она бы не остановилась, да только чувство стыда от того, что она все сделала неправильно, пересилило ее уязвленную гордость. Она повернулась. Он все еще смотрел на нее своими невероятными светло-голубыми глазами. Но на этот раз они успокаивали, прогоняли страх и внушали странное ощущение умиротворения. Она не понимала, почему так происходит, но была рада.

– Я вам благодарна, – просто сказала она.

– Не надо. Мне заплатят за мои труды.

– Но вы не знали, что его разыскивали.

– Разве?

Он был в магазине. Он мог услышать их с Мэтти разговор. И все же…

– Какими бы ни были причины, мистер, вы спасли меня, – стояла на своем Кортни. – И хотите вы того или нет, но я благодарю вас.

– Будь по-вашему, – произнес он примиряющим тоном.

Кортни медленно кивнула и ушла, набирая скорость, пока не подошла к лестнице. Она чувствовала, что он провожает ее взглядом. Слава Богу, завтра он уедет! Этот человек совершеннейшим образом лишил ее присутствия духа.

Глава 9

Когда в тот вечер к Кортни зашел Рид Тейлор, она отказалась с ним встречаться, чем заслужила суровый выговор от Сары. Но ей было все равно.

Саре нравился Рид. И Кортни понимала, почему. Они были два сапога пара, оба высокомерны, оба непросты в общении. И оба решили, что она непременно должна выйти замуж за Рида. Кажется, не имело никакого значения, что думала сама Кортни.

Да, Сара была обеими руками за то, чтобы они с Ридом поженились. В последнее время она стала в конце каждого разговора повторять: «Когда уже наконец ты выйдешь замуж и оставишь меня в покое! Я и так поддерживала тебя слишком долго!»

Это была ложь. Кортни с лихвой отплатила за свое содержание. Да и потом, вся помощь Сары заключалась в том, что девушке предоставили жилье и питание. За всю ее работу она не давала Кортни ни гроша. Даже на покупку вещей первой необходимости Кортни зарабатывала деньги, обшивая мисс Кофман в свободное время. Ей приходилось этим заниматься. И Сара не должна была узнать, что в ее комнате спрятано пятьсот долларов.

Эти деньги были получены от продажи кое-какой мебели, которую не захотели оставить новые владельцы их дома, до отъезда Кортни, ее отца и Сары из Чикаго. Сара не знала, что деньги были у Кортни, и что девушка не передала их отцу. Эдвард был слишком занят, чтобы спросить об этом, и в суматохе Кортни о них совсем позабыла. Она засунула их на дно своего чемодана, там они и оставались, даже после нападения индейцев.

Девушка не знала, почему не рассказала о деньгах, когда Сара причитала, что они остались без гроша, что Эдвард не должен был держать все деньги при себе. Но Кортни была рада, что смолчала тогда.

Наверное, она отдала бы эти деньги Саре в случае крайней нужды, но до этого не дошло. Сара быстро нашла им обеим работу на постоялом дворе, и не позднее, чем через три месяца Сара вышла замуж за Гарри Аккермана, владельца этого заведения. Он не был таким лакомым кусочком, как Эдвард, но имел виды на будущее.

Ничего хорошего этот брак Кортни не принес. Она перестала получать плату за работу, а Сара теперь только то и делала, что командовала и бездельничала.

Кортни прекрасно понимала, почему Сара хотела от нее избавиться. Люди начали называть ее «старая Сара», потому что думали, будто Кортни ее дочь. Сколько бы Сара ни повторяла, что Кортни девятнадцать, а до конца года исполнится двадцать лет, люди по-прежнему считали их матерью и дочерью. Саре было всего тридцать четыре, и это предположение было для нее невыносимым.

А постоянное нытье Сары о замужестве Кортни началось после того, как она уговорила Гарри переехать в быстро растущий Уичито. Их новый постоялый двор уже строился. «В том месте можно заработать хорошие деньги», – любил повторять Рид, который тоже надумал переезжать. Его новый салун и игорный зал в Уичито должны были открыться до начала сезона перегона скота 1873 года.

Саре было все равно, переедет Кортни в Уичито или нет, только бы она больше не жила с ними.

Кортни думала о переезде с трепетом. Ведь в Уичито стекалось в десятки раз больше всякого сброда, чем в Рокли. С Сарой ехать она не хотела, а о том, чтобы выйти за Рида, не могло быть и речи. Поэтому у нее вообще не было подходящих вариантов… до сегодняшнего дня, когда в ее голове начал складываться план.

Ей всегда хотелось вернуться на Восток. В Рокли она не останется, а жить в Уичито под мнимой защитой Гарри боялась.

Кортни ворочалась и металась в постели, не в силах заснуть. Наконец, она зажгла свечу рядом с кроватью и принесла газету, которую спрятала в своем бюро. Этой минуты она с нетерпением ждала весь день. К ее разочарованию, это оказалась не восточная газета, а еженедельный листок из техасского Форт-Уэрта, к тому же восьмимесячной давности. И все же это была газета, пусть даже мятая и пожелтевшая.

Расстелив газету на кровати, она прочла первые несколько статей, но заметку о перестрелке пропустила. Еще слишком свежи были вспоминания о мистере Чандосе и мертвом Джиме Уорде.

Она старалась избегать мыслей об Уорде, но почему-то неизменно возвращалась к Чандосу, как ни старалась не думать о нем. Девушке пришлось признать, что он с первого взгляда ей понравился. Чандос был не первым мужчиной, возбудившим ее интерес, но никто еще не вызывал у нее такого душевного трепета. Рид Тейлор тоже привлек ее, когда только приехал в город, но это чувство испарилось, стоило ей узнать его поближе.

С Чандосом дело обстояло иначе. Она знала, кто он и чем занимается. Но несмотря на это ее безудержно влекло к нему.

Худощавый и жилистый с головы до ног – от лица до узкой талии и твердых, рельефных мышц длинных ног. Такой, как у него, размах плеч выглядел бы чересчур широким у человека пониже, но для его роста подходил идеально. На загорелой дотемна коже не было изъянов, если не считать крошечного шрама на левой щеке. И что-то в рисунке рта и глаз делало его лицо необычайно привлекательным. Губы были полны ровно настолько, чтобы выглядеть очень чувственными. Окаймленные густыми черными ресницами глаза на фоне темной кожи казались особенно светлыми, что делало их главной особенностью его лица, поражая какой-то чарующей красотой. И все же это была, несомненно, мужская красота.

Находясь рядом с ним, Кортни, как никогда прежде, ощущала свою женственность… и это объясняло, почему она вела себя так глупо.

Кортни вздохнула. Ее взгляд постепенно снова сосредоточился на газете, и на фотографии, на которую она смотрела, но не видела. И тут ее сердце забилось быстрее, глаза недоверчиво расширились. Возможно ли такое? Нет… да!

Она быстро прочитала статью, сопровождавшую нечеткую фотографию, первую фотографию, которую она когда-либо видела в газете. В статье говорилось о задержании некоего Генри Макгинниса, известного вора, промышлявшего кражей крупного рогатого скота в округе Макленнан, штат Техас, пойманного с поличным ранчеро Флетчером Стрэтоном. Люди Стратона привезли Макгинниса в ближайший городок, Уэйко. Других имен не упоминалось, кроме имени маршала и ковбоев, которые передали ему пленника. На снимке преступника вели по главной улице Уэйко в окружении зевак. Фотограф не сумел как следует навести фокус: изображения Макгинниса и прохожих за ним были размытыми. Но один мужчина в толпе был поразительно похож на Эдварда Хорте.

Кортни накинула халат, схватила газету и свечу и побежала в комнату Сары и Гарри, которая была рядом. Она заколотила в дверь, в ответ на громкие удары посыпались проклятия, но она ворвалась внутрь. Гарри застонал, когда увидел, что это Кортни. Сара нахмурилась.

– Ты хоть представляешь, который сейчас…

– Сара! – закричала Кортни. – Мой отец жив.

– Что? – в один голос воскликнули Сара и Гарри.

Гарри покосился на Сару.

– Сара, это значит, что мы не женаты?

– Ничего это не значит! – рявкнула Сара. – Кортни Хорте, как ты смеешь…

– Сара, смотрите, – перебила ее Кортни, садясь на кровать и показывая ей фотографию. – Разве это не мой отец?

Сара долго смотрела на фотографию. Потом ее лицо расслабилось.

– Можешь спать, Гарри. У девочки разыгралась фантазия. Кортни, нельзя было подождать с этой чушью до утра?

– Это не чушь. Это мой отец! И фотография была сделана в Уэйко, что доказывает…

– Ничего это не доказывает, – с издевкой перебила ее Сара. – Только то, что в Уэйко есть человек, который отдаленно напоминает Эдварда… Отдаленно! Фотография не четкая, и черты этого человека размыты. Он не станет Эдвардом только потому, что у него есть с ним какое-то сходство. Эдвард умер, Кортни. Все говорят, что он не мог выжить в плену.

– Все, кроме меня! – сердито выпалила Кортни. Как может Сара сбрасывать со счетов такое доказательство? – Я никогда не верила, что он умер. Он мог сбежать. Он мог…

– Глупая! Тогда где же он был эти четыре года? В Уэйко? Почему он не пытался нас найти? – Сара вздохнула. – Эдвард мертв, Кортни. Ничего не изменилось. Теперь иди спать.

– Я еду в Уэйко.

– Что? – Сара оторопела, но через мгновение захохотала. – Конечно. Если ты хочешь, чтобы тебя убили, когда ты будешь шататься там одна, конечно же, поезжай. – И потом, раздраженно добавила: – Убирайся, и не мешай мне спать!

Кортни хотела было что-то сказать, но передумала. Она молча вышла из комнаты.

В свою комнату она не вернулась. В том, что она не ошиблась, у нее не было сомнений. Никто не убедил бы ее, что на фотографии не ее отец. Он выжил. Девушка чувствовала это инстинктивно, всегда чувствовала. Он уехал в Уэйко, почему – этого она не знала. Почему он не пытался ее разыскать – тоже не понимала. Но она найдет его сама.

К черту Сару! Она говорила так по той простой причине, что не хотела, чтобы Эдвард был жив. Она нашла себе мужа, с которым собиралась разбогатеть, и который подходил ей больше, чем Эдвард.

Кортни вышла из жилой части в глубине постоялого двора в зал. На стойке горела свеча, но молодого Тома нигде не было видно, хотя он должен был стоять за стойкой всю ночь на случай, если к ним явится какой-нибудь новый клиент. Не застав работника за стойкой, гость может перебудить весь дом, чтобы получить комнату. Бывало и такое.

Но Кортни было наплевать сейчас и на Тома, и на то, что ее могут увидеть в одном халате и ночной рубашке. Со свечой в руке и драгоценной газетой под мышкой она поднялась по лестнице к комнатам гостей.

Она точно знала, что собирается сделать. Это будет самый смелый поступок в ее жизни. Если бы она задумалась о том, что ей предстоит, она бы ни за что не осмелилась на этот шаг, только она решила не думать. Не сомневаясь ни секунды, она постучала в дверь, хотя ей хватило здравого смысла постучать тихо. Сколько сейчас времени, она не знала, но не хотела разбудить кого-то, кроме Чандоса.

Она постучала в третий раз, когда дверь вдруг распахнулась, и ее грубо затащили внутрь. Ее рот накрыла крепкая рука, а к спине прижалась каменная грудь. Ее свечка упала, и, когда дверь захлопнулась, комната погрузилась в полную темноту.

– Вам никто не говорил, что тот, кто будит людей посреди ночи, может не дожить до утра? Кто-нибудь спросонок мог не заметить, что вы женщина.

Он отпустил ее, и Кортни чуть не упала на пол.

– Простите, – начала она. – Мне… мне нужно было увидеть вас. И я боялась ждать до утра… боялась, что могу не застать вас. Ведь утром вы уезжаете, да?

Вспыхнула спичка, и она замолчала. Он поднял ее свечу – как он умудрился увидеть ее в темноте? – зажег и поставил на низкий комод. Кортни заметила рядом с комодом седельную сумку и седло. Он что, вообще не разбирал и не раскладывал свои вещи? Похоже, что нет. Он показался ей человеком, который готов в любую секунду сняться с места.

Она бывала здесь сотни раз, приходя с уборкой, но сегодня комната выглядела по-другому. Большой тканый ковер был свернут и отставлен к стене. Почему? И почему прикроватный коврик засунут под кровать? Полотенца и вода, которую она принесла раньше, были использованы – полотенца сохли над столиком для умывальных принадлежностей. Занавески были задернуты, единственное окно закрыто и, скорее всего, заперто. Чугунная печка в центре комнаты была холодной. На спинке стула, стоявшего посреди комнаты у холодной печи, висели чистая голубая сорочка, черный жилет, платок, в которые он был одет ранее, и ремень. Пустая кобура висела у кровати. Черные сапоги стояли на полу.

Вид измятой постели привел ее в ужас, заставил попятится к двери. Она разбудила мужчину. Как она могла сделать нечто настолько непозволительное?

– Простите, – извинилась она. – Я не должна была вас беспокоить.

– Но побеспокоили. Значит, вы не уйдете отсюда, пока я не узнаю, зачем.

Это прозвучало как угроза, и, когда это до нее дошло, она вдруг поняла, что он стоит перед нею голый по пояс, и что из одежды на нем только не до конца застегнутые брюки. Она заметила широкую полоску темных волос между его сосками, которая соединялась в форме буквы «Т» с прямой линией волос, спускавшейся по центру живота и исчезавшей в брюках. Также она заметила короткий, хищного вида нож, просунутый в одну из петель его пояса. Пистолет, вероятно, был засунут сзади за пояс брюк.

Нет, открывая дверь, он не стал бы рисковать. Она знала: люди на Западе живут по другим законам, и такие мужчины, как этот, всегда настороже.

– Леди?

Она сжалась. В его голосе не было нетерпения, но она понимала, что уже надоела ему.

Она нерешительно посмотрела ему в глаза. Они были такими же непроницаемыми, как и всегда.

– Я… я надеялась, что вы мне поможете.

Как она и думала, пистолет оказался при нем. Он вынул его, подошел к кровати и вложил в кобуру. Потом сел на кровать, задумчиво глядя на Кортни. Этого она уже выдержать не могла. Смятая постель, полуголый мужчина. У нее загорелись щеки.

– Что-то случилось?

– Нет.

– Тогда в чем дело?

– Вы отвезете меня в Техас?

Она сказала это в порыве, не задумываясь. И была рада.

Чуть помолчав, он сказал:

– Вы сошли с ума, да?

Она вспыхнула.

– Нет. Уверяю вас, я говорю серьезно. Мне очень нужно в Техас. Я узнала, что мой отец там, в Уэйко.

– Я знаю Уэйко. Отсюда до города больше четырехсот миль… И половина этого пути проходит через земли индейцев. Вы, очевидно, не знали этого?

– Знала.

– Но думали ехать другим путем?

– Это ведь самый быстрый путь, да? Это маршрут, по которому мы с отцом поехали бы четыре года назад, если бы… Не важно. Я знаю, что там опасно, поэтому прошу вас сопровождать меня.

– Почему я?

Она задумалась на мгновение, прежде чем очевидный ответ пришел ей на ум.

– Мне больше не к кому обратиться… Вернее, есть один человек, но цена была бы слишком высокой. Сегодня вы доказали, что способны защитить меня. Я уверена, что с вами я доберусь до Уэйко в целости и сохранности. – Она замолчала, думая, сказать ли ту, другую, вещь. – Ну, есть еще одна причина, как ни странно это прозвучит. Вы кажетесь мне… знакомым.

– Я не забываю лиц, леди.

– О, я не говорю, что мы встречались. Я бы, конечно, запомнила вас, если бы мы встречались. Думаю, это ваши глаза. – Если бы она сейчас рассказала ему, как его глаза успокаивают ее, он бы точно решил, что она сумасшедшая. Она до сих пор не понимала причин таких странных чувств, поэтому не стала об этом упоминать. Вместо этого она сказала:

– Может быть, в детстве я доверяла кому-то с такими, как у вас, глазами, не знаю. Я лишь знаю, что почему-то рядом с вами я чувствую себя в безопасности. И, если честно, я не испытывала этого чувства с тех пор как… рассталась с отцом.

Чандос ничего не сказал на это. Он встал, подошел к двери и распахнул ее.

– Я не повезу вас в Техас.

Ее сердце сжалось. До этого ее волновало только то, как она будет просить его, а не возможность его отказа.

– Но… но я заплачу.

– Меня нельзя нанять.

– Но… вы едете в Уичито, чтобы получить деньги за труп.

Похоже, эти слова его позабавили.

– Я все равно проехал бы через Уичито по дороге в Ньютон.

– О, – промолвила она, – я не знала, что вы планируете остаться в Канзасе.

– Я этого не планирую.

– Тогда…

– Ответ: нет. Я не нянька.

– Но я не беспомощная… – горячо начала Кортни, но ее остановил его полный сомнения взгляд. – Я найду другого провожатого, – наконец решительно произнесла она.

– Я бы не советовал. Вас убьют.

Это было слишком похоже на то, что сказала Сара, и Кортни рассердилась.

– Я сожалею, что побеспокоила вас, мистер Чандос, – резким, уверенным тоном произнесла она и, высоко подняв голову, вышла из комнаты.

Глава 10

Ньютон, небольшой городок в двадцати пяти милях к северу от Уичито, постепенно отвоевывал у Абилина звание главного центра по перегонке скота в Канзасе. Но, построенный по неприглядному образцу своего предшественника, городок, вероятно, мог выдержать только один сезон, на следующий же всерьез претендовал Уичито.

Южнее железнодорожных путей, в районе, названном Гайд-парк, были сосредоточены все танцзалы, салуны, и бордели. Ковбои заполонили эти злачные места, и адское веселье продолжалось днем и ночью. Сплошь и рядом вспыхивали перестрелки. Так же часто случались драки, которые начинались по малейшему поводу.

Это было обычным делом во время сезона перегона скота, потому что ковбоям платили в конце работы, и большинство из них тратили свои доходы в считанные дни.

Проезжая через Гайд-парк, Чандос заметил, что эти ковбои ничем не отличаются от остальных. Одни, опустошив карманы, отправлялись обратно в Техас, другие – искать приключений. Вполне возможно, кто-то из тех, кто направляется на юг, остановится в Рокли, где Кортни Хорте уговорит его отвезти ее в Техас.

Чандос редко позволял своим мыслям проявляться на его лице, но в эту минуту он был очень близок к тому, чтобы нахмуриться. Стоило ему представить молодую Кортни Хорте посреди прерии в обществе одного из этих голодных до женщин ковбоев, и душевное спокойствие покидало его. Еще меньше ему нравился тот факт, что это его трогает. Глупая восточная женщина. Четыре года, которые прошли с того дня, когда он держал ее жизнь в своих руках, ничему ее не научили. Инстинкт самосохранения в ней так и не проснулся.

Чандос остановился перед салуном Таттла, но не покинул седла. Из кармана жилета он вынул шарик из волос, который носил с собой эти четыре года, – из пряди, что осталась в его руке после того, как он схватил Кортни за волосы.

Тогда он не знал ее имени. Но узнал его вскоре, когда отправился в Рокли, чтобы выяснить, что случилось с этой золотоглазой. Кошачьи глаза – так Чандос мысленно называл девушку даже после того, как узнал, как ее зовут. В эти годы он часто думал о ней.

Конечно, он никогда не представлял ее такой, какой увидел сейчас. В его сознании засел образ испуганной девчушки, не намного старшей, чем была его сестра, когда погибла. Теперь же образ изменился: глупая девочка превратилась в красивую женщину… такую же глупую, как раньше, а то и еще больше. Он легко мог представить, что ее упрямая решимость добраться до Техаса приведет к тому, что ее изнасилуют или убьют, и знал, что эти опасения не безосновательны.

Чандос спешился и привязал лошадь перед салуном. Он еще несколько секунд смотрел на шарик в руке, а потом отшвырнул его, проследив взглядом, как легкий ветерок подхватил его и отнес на несколько футов по грязной улице.

В салуне, несмотря на то, что был еще только полдень, за столами и у стойки расположилось по меньшей мере двадцать посетителей. Там была даже парочка дам легкого поведения. За одним из столов раскладывал карты профессиональный картежник, в другом конце зала пил с друзьями городской маршал, и шумел он ничуть не меньше остальных. Три ковбоя с шуточками спорили, кому достанутся шлюхи. Двое подозрительного вида типов молча пили за столом в углу.

– Дэйр Траск сюда не заходит? – спросил Чандос у бармена, заказывая выпивку.

– Не слыхал о таком, мистер. Эй, Уилл, ты знаешь, Дэйра Траска? – крикнул бармен одному из завсегдатаев.

– Вроде, нет, – ответил тот.

– Он ездит с Уэйдом Смитом и Лероем Керли, – уточнил Чандос.

– Смита я знаю. Говорят, он в техасском Парисе, живет с какой-то бабой. А другие… – Мужчина пожал плечами.

Чандос выпил виски. Это уже хоть что-то, пусть даже просто слухи. Вот так, задавая невинные вопросы в салуне, Чандос разузнал, что Траск направляется в Ньютон. О Смите он ничего не слышал два года, с тех пор, как узнал, что его разыскивают в Сан-Антонио за убийство. Чандос проследил путь Лероя Керли до маленького городка в Нью-Мексико, и ему даже не пришлось провоцировать драку. Керли сам лез на рожон. Ему захотелось показать, как быстро он умеет стрелять, поэтому он выбрал поединок с Чандосом и был убит.

Чандос сам не смог бы узнать Дэйра Траска, потому что имел только обрывочное описание его внешности: невысокий, лет тридцати, каштановые волосы, карие глаза. Под это описание подходили два ковбоя и один из мрачных типов за столом в углу. Однако у Дэйра Траска имелась одна особая примета. На левой руке у него не хватало двух пальцев.

Чандос заказал еще виски.

– Если придет Траск, передайте ему, что его ищет Чандос.

– Чандос? Конечно, мистер. Вы его друг?

– Нет.

Этим было все сказано. Ничто не раздражает бандита больше, чем известие о том, что его ищет незнакомец. На эту удочку Чандос в свое время поймал ковбоя, а потом бродягу Цинциннати. Он надеялся, что на это клюнет и Траск, которому удавалось ускользать от него последние четыре года, так же как и Смиту.

На всякий случай, Чандос внимательно осмотрел троих мужчин, которые подходили под описание Траска. У всех пальцы были целы.

– Чего уставился, мистер? – сказал ковбой, который остался один за столом, когда два его друга отправились со шлюхами наверх. Он был зол, ведь явно проиграл спор и был вынужден ждать, когда вернется одна из женщин.

Чандос не удостоил его ответом. Когда у человека чешутся кулаки, мало что может его успокоить.

Ковбой встал и, схватив Чандоса за плечо, развернул его.

– Сукин ты сын, я задал тебе вопрос…

Чандос с силой ударил его в промежность. Парень сложился пополам и рухнул на колени, его лицо сделалось пепельно-белым. Когда ковбой упал, Чандос вытащил пистолет.

Другой бы на его месте выстрелил, но Чандос был не из тех, кто убивает ради забавы. Он просто прицелился, готовый стрелять, если придется.

Городской маршал Маккласки встал из-за стола, но даже не попытался вмешаться. Он не был похож на своего предшественника, который стремился навести порядок в Ньютоне. На мгновение голубые глаза незнакомца обратились на маршала. Послание было ясным. С ним шутки плохи. Да и потом, кому охота связываться с незнакомцем, у которого пистолет наготове? Двое других ковбоев, подняв руки примирительным жестом, спустились с лестницы, чтобы забрать своего друга.

– Полегче, мистер. У Баки котелок совсем не варит. Он у нас парень не сдержанный, но больше не будет шуметь.

– Черт возьми, еще как…

Ковбой ткнул Баки локтем в бок, поднимая того на ноги.

– Дурень, заткни пасть, пока есть что затыкать. Скажи спасибо, что он башку тебе не снес!

– Я буду в городе еще несколько часов, – сказал им Чандос. – Вдруг ваш друг захочет продолжить.

– Нет, сэр! Мы просто отвезем Баки обратно в лагерь, и если его мозги не проснутся, мы их разбудим. Вас он больше не побеспокоит.

Это было сомнительно, но Чандос не стал заострять на этом внимание. Он просто решил, что, пока не покинет Ньютон, лучше быть начеку.

Как только пистолет Чандоса скользнул обратно в кобуру, зал салуна снова наполнился обычным шумом. Маршал уселся со вздохом облегчения, карточная игра продолжилась. Столкновения такого рода здесь случались так часто, что даже не становились предметом для разговоров. Только кровопролитие могло вызвать волнение в Ньютоне.

Чандос покинул салун Таттла несколько минут спустя. В поисках Траска ему еще предстояло обойти остальные салуны, а также танцевальные залы и бордели. Последние могли отнять немного больше времени: он не был с женщиной, с тех пор как покинул Техас, а неожиданное столкновение с Кортни Хорте в ночной, черт бы ее побрал, рубашке не облегчало ситуацию.

Думая о ней, он заметил шарик волос в грязи в нескольких ярдах от того места, где он его выбросил. Пока он смотрел на него, легкий ветер подкатил волосы к нему. Шарик остановился в нескольких дюймах от его ног. Чандос машинально наступил на волосы, чтобы их не унесло дальше, потом поднял и положил в карман жилета.

Глава 11

В то воскресное утро, пока все добропорядочные граждане были в церкви, Рид Тейлор сидел в своей гостиной, одной из двух комнат, которые он оставил для себя на верхнем этаже своего салуна. Он придвинул к окну стул и положил рядом стопку дешевых романов.

Рид обожал книги с головокружительными приключениями. Одно время Нед Бантлайн был его любимым писателем, но не так давно Рида захватили рассказы о Буффало Билле, написанные другом Билла Ингрехэмом Прентисом. Рид с удовольствием читал и романы самого Буффало Билла, но выше всего он неизменно ставил роман «Сет Джонс, или Пленники фронтира», Эдварда Сильвестра Эллиса. Это был первый «десятицентовый роман» Бидла и Адамса[4], действие которого разворачивалось на просторах Дикого Запада.

Рид с головой ушел в «Бэн Охотничий Нож, или Маленький охотник с северо-запада» Олла Кумса (которую перечитывал пятый раз), когда из спальни вышла Элли Мэй, намеренно привлекая его внимание громким зевком. Только на этот раз ее едва прикрытое тело не интересовало его, потому что он хорошо попользовался им накануне вечером.

– Нужно было разбудить меня, сладкий мой, – гортанно проворковала Элли Мэй, подходя к Риду сзади и обвивая руками его шею. – Я думала, мы проведем весь день в постели.

– Ты неправильно думала, – рассеянно пробормотал Рид. – А теперь беги в свою комнату… вот умница.

Он похлопал ее по руке, даже не потрудившись поднять на нее глаза. Элли Мэй скривилась от досады. Она была симпатичной девушкой с прекрасной фигурой, и очень любила мужчин. Дора, другая девушка, которая работала с ней в салуне Рида, тоже любила мужчин. Но Рид не разрешал им обслуживать клиентов. Он даже нанял одного бандита, проезжавшего через их город в прошлом году, чтобы тот следил за соблюдением этого правила. Гас Максвелл прекрасно справлялся с заданием.

Рид считал обеих девушек своей собственностью и не собирался ждать, когда у него возникало желание уложить одну из них в постель. Но вот беда: из-за того, что ему приходилось делить внимание на двоих, ни одну из них он не укладывал в постель достаточно часто. Элли Мэй и Дора, которые когда-то были подругами, теперь враждовали, потому что Рид был единственным доступным мужчиной.

Элли Мэй почти хотела, чтобы Кортни Хорте и Рид поженились. Может быть, тогда он позволит ей и Доре уйти, чего им обеим хотелось. Он запрещал им уходить из салуна, и они не смели его ослушаться. Рид сказал, что собирается взять их с собой в Уичито, и Элли Мэй надеялась что там, возможно, все будет по-другому. По крайней мере, там будет маршал, которому они смогут пожаловаться, если ничего не изменится. Здесь, в Рокли, никто не поверит, что Рид – тиран, потому что он содержал чистый, приличный салун, и его уважали.

Элли Мэй была настолько недовольна, что сказала:

– Знаешь, в чем твоя беда, Рид? Тебя по-настоящему интересуют лишь три вещи: деньги, эти дурацкие дешевые романы и та смазливая девчонка через улицу. Я удивляюсь, что ты не проводил мисс Благочестивость до церкви, чтобы пригласить ее на обед. Конечно, преподобный ужасно удивился бы, появись ты в церкви. Бедняга свалился бы с кафедры.

Но ее сарказм пропал даром. Рид не слушал. Элли Мэй сердито отвернулась и посмотрела в открытое окно: по улице шла та самая девушка, о которой она говорила. Элли Мэй улыбнулась, ее глаза коварно блеснули.

– Интересно, что это за парень ведет мисс Кортни домой из церкви? – задумчиво растягивая слова, проговорила она.

Рид мгновенно вскочил со стула и оттолкнул Элли Мэй от окна, чтобы все увидеть. Потом задернул шторы, и развернулся к Элли Мэй.

– Дать бы тебе! – зло произнес он. – Ты же знаешь Пирса Кейтса!

– А, так это Пирс? – с невинным видом спросила она.

– Убирайся!

– Конечно, сладкий мой.

Она довольно улыбнулась. Пусть Рид позлится. Он привык получать все, что хотел, и страшно огорчался, когда что-то шло не так, как ему представлялось. Риду хотелось заполучить Кортни Хорте, и хотя она, похоже, не горела желанием броситься в его объятия, он не сомневался, что в конце концов это случится. Рид уже считал ее своей. Элли Мэй надеялась, что маленькая леди не сразу сдаст позиции. Риду Тейлору будет полезно хоть раз получить щелчок по носу.

– Кортни!

Девушка остановилась и застонала, увидев Рида Тейлора, который направлялся к ней через улицу. Вот уж не везет так не везет. До постоялого двора оставалось всего несколько ярдов.

Мэтти и Пирс тоже остановились, но с многострадальным видом Кортни кивнула им – идите, мол, я сама, и осталась ждать, когда подойдет Рид. Он быстро оказался рядом с ней. Она отметила, что он, должно быть, выскочил из салуна, как только увидел ее: на нем не было ни куртки, ни шляпы, а это крайне необычно для человека, который всегда гордился безупречностью в одежде. Да и внешность его тоже была не на высоте. Светлые волосы всклокочены, на лице щетина. Впрочем, это не делало его менее красивым. Вряд ли что-то могло испортить внешность Рида. Сочетание темно-зеленых глаз, орлиного носа и очаровательных ямочек было смертельным оружием. К тому же он отличался внушительной статью: рослый, широкоплечий, крепкий. Кортни поражала сила, исходившая от Рида. Он был победителем и успешным человеком. Да, сильным мужчиной.

Кортни иногда задавалась вопросом: не сошла ли она с ума, позволяя его недостаткам определять ее чувства к нему? Но ничего не могла с собой поделать. Он был самым жестким и упрямым человеком из всех, кого она встречала. Он ей просто не нравился. Однако, когда она повернулась к нему, в ее взгляде не было неприязни – Кортни была слишком хорошо воспитана.

– Доброе утро, Рид.

Он сразу перешел к делу.

– Ты не встречалась со мной после той заварухи у Хендли.

– Да.

– Ты так расстроилась?

– Ну, конечно, расстроилась.

И она не лгала. Только, кроме этого, она была слишком занята поиском человека, который мог бы сопровождать ее по пути в Техас. Она уже сложила вещи и была готова ехать. Берни Бикслер как раз продавал фургон и крепкую лошадь, и ей не хватало только сопровождающего.

Но случившееся у Хендли послужило хорошим поводом отделаться от Рида. Простое «я не хочу видеть тебя» с ним бы не сработало.

– Я поверить не мог, когда Гас рассказал мне. Я тогда еще из Уичито не вернулся, – сказал ей Рид. – Черт возьми, тебе ужасно повезло, что там оказался Чандлер.

– Чандос, – мягко поправила Кортни.

– Что? Да неважно. Я хотел поблагодарить его за то, что он помог тебе, но на следующее утро он слишком рано уехал… что, наверное, к лучшему. Этот малый хватается за пистолет по любому поводу.

Кортни знала, о чем он говорит. Проведя полночи на ногах, утром она проснулась очень поздно и пропустила вторую перестрелку. Кажется, друг Джима Уорда решил поквитаться с Чандосом перед постоялым двором. По словам старого Чарли, у парня не было шансов против молниеносной реакции Чандоса. Но стрелок был ранен в руку, в которой держал оружие. Чандос не убил его. Он связал его, забрал труп Джима Уорда и выехал из Рокли, везя мертвеца на лошади и ведя пленника за собой на веревке.

– Тебе не нужно благодарить его от моего имени, Рид, – сказала Кортни. – Я пыталась сама его поблагодарить, но он не захотел меня слушать.

– Жаль, что меня там не было, и я не смог тебя защитить, милая, – прочувствованно ответил Рид. Затем с не меньшим чувством добавил: – Но моя поездка прошла успешно. Я застолбил отличное место в Буффало-Сити. Парень, который рассказал мне о нем, был прав. Благодаря железной дороге, еще один город возник практически за ночь, вокруг старого лагеря торговцев виски. Они уже перекрестили его в Додж-Сити, в честь командира соседнего гарнизона.

– Очередной ковбойский город? – сухо поинтересовалась Кортни, которую уже не удивлял прямолинейный эгоизм Рида. – Значит, ты переедешь туда, а не в Уичито?

– Нет, я нашел человека, который будет управлять салуном «Додж» от моего имени. А в Уичито я буду жить, как и планировал.

– Какой ты предприимчивый. Почему бы не оставить свое дело здесь, в Рокли, а не уничтожать его?

– Я думал об этом. Если тебе кажется, что так будет лучше…

– Нет, Рид, – быстро перебила его Кортни. Боже правый, у него такая толстая шкура, что сарказм сквозь нее не проникает. – Что бы ты ни решил, ко мне это не имеет никакого отношения.

– Что ты, конечно, имеет.

– Нет, не имеет, – твердо возразила она, потом добавила: – Ты, наверное, знаешь, я решила уехать из Рокли.

– Уехать? Что ты имеешь в виду? Конечно же, тебе хочется вернуться на Восток, и я не виню тебя. Я в Рокли обосновался, только из-за тебя. Но тебя на Востоке ничего не ждет, милая. Сара сказала мне…

– Мне все равно, что сказала тебе Сара, – резко прервала его Кортни, не довольная его покровительственным тоном. – И куда я еду – не твое дело.

– Мое.

Господи, как же ее бесило его упрямство! Он никогда не принимал отказов. Ее откровенный отказ выйти за него он просто проигнорировал. И как только люди такими становятся?

– Рид, мне нужно идти. Мэтти и Пирс ждут меня дома.

– Ничего, подождут, – нахмурился он. – Послушай, Кортни. Насчет этой твоей идеи об отъезде. Я просто не могу тебе позволить…

– Ты не можешь позволить?! – задохнулась от возмущения она.

– Погоди, я не это имел в виду, – он попытался ее успокоить. Черт возьми, когда у нее вот так вспыхивают глаза… Это бывало редко, но когда случалось, она возбуждала его, как ни одна другая женщина. – Просто я сам собираюсь уезжать через две недели, и подумал, мы могли бы сперва пожениться.

– Нет.

– Дорогая, до Уичито чертовски долго ехать, будет сложно продолжать ухаживать.

– Ну и пусть.

Он нахмурился еще больше.

– Ты не назвала ни одной веской причины, почему не хочешь выйти за меня. О, я знаю, ты говоришь, что не любишь меня…

– Ах, ты все-таки это услышал?

– Милая, ты научишься любить меня, – заверил он ее, и на его щеках показались ямочки. – Я буду постепенно становиться тебе все ближе.

– Я не хочу, чтобы ты становился мне ближе, Рид, я…

Она выдержала его неожиданный поцелуй без постыдной борьбы и сопротивления. Неприятно не было. Рид знал толк в поцелуях. И все же, единственным чувством, которое он в ней вызвал, было раздражение. Как ей хотелось дать ему пощечину за дерзость. Но они и так устроили откровенную сцену на улице, и обострять ситуацию еще больше не хотелось.

Когда Рид отпустил Кортни, она отступила назад.

– До свидания, Рид.

– Мы поженимся, Кортни, – бросил он ей вдогонку.

Кортни не ответила на эти слова, которые прозвучали, как угроза. Возможно, ей стоит уехать после того, когда Рид переедет в Уичито. Она не думала, что он действительно попытается остановить ее, но Рид из тех людей, от которых не знаешь, чего ждать.

Она была так поглощена своими мыслями, что едва не столкнулась с Чандосом. Точнее, ему даже пришлось выставить руку, чтобы они не столкнулись. Он стоял у входа на постоялый двор, перекрывая дверной проем. Почему она его не заметила? Боже правый, а что если он видел, как она целовалась с Ридом? По его глазам, как всегда, невозможно было понять, о чем он думает. Щеки Кортни предательски зарумянились. Она посмотрела в сторону, не наблюдает ли за ней Рид, но он, слава Богу, вернулся в свой салун.

– Я не думала, что вы здесь… – начала она, и замолчала, когда он сунул ей листок бумаги.

– Нужно собраться за час. Успеете? – Она развернула листок и быстро пробежала его глазами. Ее сердце сжалось. Это был список вещей в дорогу, подробный список. Она медленно подняла на него глаза.

– Это означает, что вы передумали?

Он смотрел на нее несколько долгих мгновений. Ее было так легко понять, в кошачьих глазах светились надежда и тревога.

– Один час, леди, или я выезжаю сам, – только и сказал он.

Глава 12

Ударив в дверь всего один раз, Мэтти вошла.

– Так он вернулся?

Кортни посмотрела через плечо.

– Что? А, Мэтти, я забыла, что вы с Пирсом ждете. Прости. Но не стой там, проходи, помоги мне!

– Помочь с чем?

– А на что это, по-твоему, похоже? – нетерпеливо произнесла Кортни.

У подруги глаза на лоб полезли, когда она вдруг увидела, какой страшный беспорядок царит в комнате: повсюду разбросанная одежда, юбки и платья на стуле, на кровати, на бюро – повсюду.

– Ты хочешь, чтобы я помогла тебе захламлять твою комнату?

– Глупая. Я не могу взять свой сундук, потому что в списке про фургон ничего не сказано. Там говорится только о лошади со сбруей. Вот, смотри. – Кортни передала список.

Глаза Мэтти округлились еще больше.

– Значит, он везет тебя в Техас? Но ты ведь говорила…

– Он передумал. Он немногословен, Мэтти. Он просто вручил мне список и спросил, могу ли я собраться за час. Так, ну все! У меня мало времени. Мне еще надо сходить к Хендли за седельными сумками и припасами, и еще купить лошадь, и…

– Кортни! Неужели, ты собираешься ехать в Техас без фургона? Ты будешь постоянно на виду. Тебе придется спать на земле.

– Я возьму с собой скатку, – бодро ответила Кортни. – Видишь, в списке есть скатка.

– Кортни!

– Ну, у меня нет выбора, правда? Да и сколько времени мы сэкономим без фургона, с которым быстро не поедешь. Я доберусь до Уэйко гораздо раньше, чем думала.

– Корт, ты никогда не ездила на лошади целый день, и тем более неделю. Тебе станет плохо…

– Мэтти, я справлюсь, поверь. И у меня нет времени на споры. Если я не буду готова, он уедет без меня.

– И пусть едет. Господи, Кортни, этот человек слишком спешит. Он погонит тебя через прерию так, что на тебе от волдырей живого места не останется. Через два дня ты пожалеешь, что на свет родилась и станешь умолять его вернуться. Подожди, пока кто-нибудь другой тебя отвезет.

– Нет, – сказала Кортни, решительно выставив подбородок. – Другие, из тех, кто проезжает через Рокли, могут согласиться, но разве смогу я им доверять? Я доверяю Чандосу. Ты сама сказала, что он идеально для этого подходит. И есть еще кое-что, Мэтти. У меня такое чувство, что Рид может попытаться остановить меня.

– Он не посмеет, – возмущенно воскликнула Мэтти.

– Посмеет. И мало найдется мужчин, которые не побоятся Рида.

– И ты думаешь, что Чандос не побоится? Да, думаю, он не побоится. Хорошо. Но…

– Мэтти, мне нужно в Уэйко. Чандос – лучший спутник для этой поездки. Вот и все. Так ты будешь мне помогать или нет? У меня совсем нет времени.

– Хорошо, – вздохнула Мэтти. – Посмотрим, что в этом твоем списке… Ты что, будешь покупать штаны и рубашки? Тут это указано.

Занятая раскладыванием платьев, Кортни покачала головой.

– Наверняка, он включил их в список только потому, что я не могу ездить верхом в платье. Но у меня есть та мохеровая юбка, которую я перешила для верховой езды, она подойдет.

– Ты уверена, что он именно поэтому их вписал? Может, он хочет, чтобы ты выглядела, как мужчина. Ты забываешь, по каким местам вы будете проезжать.

– Мэтти, только не начинай мне рассказывать об опасностях! Мне и так страшно.

– Может, тебе все-таки лучше купить хотя бы одну пару штанов, так, на всякий случай.

– Может, и можно было бы, но мистер Хендли решит, что я спятила. И у меня на все это нет времени.

Мэтти уставилась на саквояж, в который Кортни запихивала два платья.

– Я знаю, он говорит брать как можно меньше вещей, Корт, но ты вполне можешь захватить одно лишнее платье. Почему нет? У тебя же будет дополнительная сумка для еды, и еще седельные сумки. Тебе будет тесновато на лошади, но иначе ведь никак нельзя, правда?

– О, Мэтти, ты знаешь лошадей лучше, чем я, а он говорит, что мне нужна хорошая лошадь. Не могла бы ты купить мне лошадь?

– В конюшне не такой уж большой выбор.

– Времени нет, Мэтти. Он сказал час, значит, у меня есть час.

– Ладно, посмотрю, что можно сделать, – проворчала Мэтти. – Тогда встречаемся возле магазина Хендли. Сара уже знает?

Кортни, улыбаясь, протянула подруге пачку банкнот.

– Ты серьезно? Если бы она узнала, она бы уже была здесь, и завалила меня жуткими предсказаниями.

– Тогда поезжай так, вообще ничего ей не говори. Не придется ее выслушивать.

– Не могу, Мэтти. В конце концов, она заботилась обо мне последние годы.

– Заботилась! – негодующе воскликнула Мэтти. – Ты хотела сказать, заставляла работать, не разгибая спины!

Кортни улыбнулась искреннему возмущению Мэтти. За эти годы она переняла от подруги некоторые чудные фразочки, слова, которые та иногда произносила, не задумываясь. По крайней мере, она больше не краснела от некоторых высказываний Мэтти, как раньше.

Понимая, как нескоро может состояться следующая встреча с Мэтти, Кортни сказала:

– Я буду скучать по тебе, Мэтти. И знаешь, что? Забирай себе все, что захочешь, из моих вещей, когда я уеду.

Мэтти изумленно уставилась на нее.

– Ты имеешь в виду… все эти красивые платья?

– Лучше пусть они достанутся тебе, чем Саре.

– Ну, я не знаю, что и сказать. То есть… я тоже буду скучать.

Она выбежала из комнаты, чтобы не расплакаться. Слезы ничего бы не изменили. Корт все равно уедет.

У Кортни глаза тоже были на мокром месте, когда она торопливо собирала вещи и переодевалась в костюм для верховой езды.

Уже собираясь выходить из дома, она столкнулась с Сарой. Девушка планировала попрощаться с ней в последнюю минуту, когда будет куплено все необходимое в дорогу, но судьба распорядилась иначе.

– Значит, ты не отказалась от этой дурацкой мысли ехать в Уэйко? – сказала Сара, увидев ее.

– Нет, Сара, – тихо ответила Кортни.

– Дурочка. Если ты сгинешь там, в прерии, я плакать не буду.

– Я еду не одна, Сара.

– Что? И кто едет с тобой?

– Его зовут Чандос, и это он…

– Я знаю, кто он! – прошипела Сара. Потом, неожиданно, она рассмеялась. – А, я поняла. Все эти нелепые россказни насчет твоего отца были лишь поводом, чтобы сбежать с этим бандитом. Я всегда знала, что ты – маленькая потаскушка.

Глаза Кортни злобно блеснули.

– Ничего этого ты не знала, Сара. Но верь во что хочешь. В конце концов, если мой отец и правда жив, значит, ты – прелюбодейка… Так ведь?

Сара на краткий миг лишилась дара речи, и Кортни вышла с постоялого двора.

Она боялась, что Сара может пойти за ней, но та осталась в доме.

На улице не было видно ни Чандоса, ни его лошади, так что у Кортни еще оставалось в запасе несколько минут. Она быстро купила необходимое и даже успела попрощаться с несколькими людьми, которые были добры к ней, потому что Ларс Хендли, Чарли, Снаб, и сестры Коффман – все оказались в магазине Хендли.

Мэтти пришла до того, как она окончила прощаться.

– Он ждет, Кортни.

Она посмотрела в окно. Чандос был там, верхом на лошади. Девушка почувствовала, как от страха по спине пробежал холодок. Она едва знала этого человека, но собиралась отправиться с ним в путешествие.

– Он привел лишнюю лошадь, – подавленно продолжила Мэтти. – Она уже под седлом и готова. Он даже… седло подобрал. Наверное, решил, что ты сама здесь не найдешь хорошего скакуна. А я купила тебе старушку Нелли. Взяла совсем задешево. – Мэтти передала то, что осталось от денег Кортни. – Чтоб ездить верхом она не подходит, но тяжести таскать вполне сгодится, так что ты сможешь ехать налегке.

– Тогда перестань быть такой несчастной.

– А я выгляжу несчастной? – ощетинилась Мэтти. – Ты уезжаешь… Мало того… Ох, не знаю. Этот Чандос! Это он на меня так подействовал, наверное. Он просто вошел в конюшню, молча. Ты была права, он немногословен. И он меня испугал до чертиков.

– Мэтти!

– Ну, а что я могу поделать, если так и было? Почему ты так уверена, что можешь доверять ему, Корт?

– Я просто доверяю ему, вот и все. Ты забываешь, что однажды он уже спас меня от этого ужасного Джима Уорда. Теперь он готов помочь мне снова.

– Знаю, знаю. Но я не могу понять, почему.

– Не важно. Он мне нужен, Мэтти. Давай, помоги мне лучше навьючить все на старушку Нелли.

Когда две девушки вышли из магазина, Чандос не подал виду, что заметил их. Он даже не слез с лошади, чтобы помочь им приторочить сумки Кортни к седлу. Девушка спешила, но не столько из-за него, сколько из-за того, что она не хотела, чтобы Рид понял, что она затеяла. Она бросала нервные взгляды вдоль улицы, в сторону его салуна, надеясь, что они с Чандосом успеют уехать, прежде чем начнется сцена.

После того как подруги обнялись в последний раз, и Кортни села на лошадь, Чандос произнес:

– Вы собрали все, что было в списке?

– Да.

– Полагаю, уже поздно спрашивать, умеете ли вы ездить верхом?

Он произнес это так сухо, что Кортни рассмеялась.

– Я умею ездить.

– Тогда поехали, леди.

Взяв поводья старенькой Нелли, он направился на юг. Кортни успела только помахать Мэтти на прощание.

Они быстро покинули Рокли, и, с облегчением вздохнув, Кортни попрощалась с этой главой своей жизни.

Глядеть на спину Чандоса она привыкла быстро. Он просто не хотел ехать рядом с ней. Она пыталась догнать его несколько раз, но ему всегда удавалось держаться впереди, не особенно далеко, но и не так близко, чтобы разговаривать. Однако он каким-то образом всегда знал, что она делает. Он никогда не оглядывался назад, но каждый раз, когда ее лошадь отставала, Чандос тоже замедлял движение. Он все время сохранял одинаковое расстояние между ними. И это ее успокаивало.

А зря. Через несколько минут Чандос остановился, спрыгнул с лошади, и решительным шагом направился к ней. Она с любопытством смотрела на него. До вечера было еще далеко, и она не думала, что они будут разбивать лагерь так рано.

Затем она почувствовала тревогу: губы его были крепко сжаты, а в глазах горела холодная решимость.

Продолжая молчать, он протянул руку и стащил ее с лошади. С изумленным возгласом она упала на него, ее ботинки ударились о его голени. Он и глазом не моргнул. Одна его рука змеей обвилась вокруг ее талии, другая вылетела вперед и сжала ее ягодицы.

– Чандос, пожалуйста, не надо! – закричала она в изумлении и ужасе. – Что вы делаете?

Он ничего не сказал. Его глаза, две голубых ледышки, говорили все, что ей нужно было знать.

– Почему?

– Почему нет?

Боже, она не могла поверить, что это происходит не во сне.

– Я доверяла вам!

– Думаю, не стоило, – сказал он холодно, крепче сжимая ее в руках.

Кортни заплакала.

– Пожалуйста, перестаньте. Мне больно.

– Вам будет намного больнее, если не будете точно выполнять мои команды, леди. А теперь обнимите меня.

Он не проявлял никакой злости. Не повысил голос даже чуть-чуть. Кортни предпочла бы ярость этой холодной решимости.

Вглядываясь в его бездушные глаза, она поступила так, как он велел, испугавшись последствий своего отказа. Ее сердце выстукивало испуганную дробь. Помилуй ее, Господи, как она могла так ужасно ошибиться в нем?

– Так-то лучше, – невозмутимо произнес он. А потом он освободил одну руку и одним движением распахнул ее блузку.

Кортни закричала, зная, что это бесполезно, но была не в состоянии сдержать крик. Однако это кое-что дало. Чандос оттолкнул ее от себя, и она плюхнулась на землю у его ног. Кортни торопливо собрала разорванную блузку.

Она доверила Чандосу свою защиту и теперь чувствовала себя жестоко преданной. Она посмотрела на него, и ее глаза рассказали ему все, что в это мгновение было у нее на душе.

Кортни задрожала. Он выглядел таким беспощадным, возвышаясь над ней, широко расставив ноги, сильный и красивый, но такой жестокий.

– По-моему, ты еще не поняла, что происходит, иначе не злила бы меня своим визгом.

– Я… я…

– Тогда скажи. Ну!

– Ты… ты меня изнасилуешь.

– И?

– И… я не могу остановить тебя.

– И?

– Я не знаю, что еще сказать.

– Тут еще чертовски много чего можно сказать, леди. Изнасилование – это меньшее, чего тебе нужно бояться. Ты отдала себя в мои руки. Глупо, потому что теперь я могу сделать с тобой все, что захочу. Я понятно выражаюсь? Я могу перерезать тебе горло от уха до уха и бросить тебя там, где твои кости никогда никто не найдет.

Кортни всю трясло. Ничего из этого не приходило ей в голову до сих пор, а теперь уже было поздно.

Видя, что она продолжает дрожать, Чандос наклонился и ударил ее ладонью по щеке. Из ее глаз тут же хлынули потоки слез, и он выругался. Возможно, он был слишком жесток с ней, но этой девчонке нужен был урок.

Он был готов на большее, чем просто напугать ее, если бы пришлось. Но доводить до этого не потребовалось. Ее оказалось очень легко испугать.

Он зажал ей рот, чтобы она наконец умолкла.

– Не реви. Я тебя не обижу.

Увидев, что она ему не поверила, Чандос вздохнул. Похоже, он слегка перестарался.

– Слушай, Кошачьи Глаза, – сказал он, стараясь говорить успокаивающим тоном. – Боль запоминается. Вот почему я сделал это. Я хочу, чтобы ты никогда не забывала того, что узнала сегодня. Другой мужчина изнасиловал бы тебя, ограбил, а потом, скорее всего, убил, чтобы скрыть преступление. Нельзя доверять свою жизнь незнакомым людям, особенно в этих краях. Никогда. Я пытался тебе это сказать, но ты меня не слушала. Слишком много опасных людей ездит по этой тропе.

Кортни перестала плакать, и он убрал руку с ее рта. Ее маленький розовый язычок прошелся по губам. Чандос встал и повернулся спиной к ней.

– Мы могли бы разбить здесь лагерь на ночь, – сказал он, не глядя на нее. – Утром я отвезу тебя обратно в Рокли.

Глава 13

Кортни уже несколько часов лежала и глядела на звезды. Потом перевернулась и стала смотреть на угасающий огонь. Наверное, скоро полночь, подумалось ей.

Она успокоилась. Чандос больше не прикасался к ней и даже не приближался, если не считать того раза, когда он принес ей миску с едой. Он и не разговаривал, но наверняка потому, что решил, что больше ничего говорить и не надо. Мерзавец! Какое он имел право поучать ее? Какое он имел право сначала вселить в нее надежду, а потом отнять ее? Тем не менее, у нее не хватало смелости сказать ему, что она думает о его «уроке».

К ее глазам подступили слезы. Кортни удавалось плакать почти бесшумно, ее выдавали лишь редкие всхлипы и судорожные вздохи. Но этого оказалось достаточно. Чандос услышал.

Он не спал. Собственные тревожные мысли не давали ему заснуть. Он не чувствовал раскаяния в том, что сделал. У него были добрые намерения, даже если их воплощение оказалось несколько резким. Пусть лучше девочка сейчас перетерпит страх, чем потом окажется в какой-нибудь безымянной могиле посреди прерии. Говорить с ней было бесполезно, он знал это, потому что она просто не стала бы его слушать.

Только вот беда, он не ожидал, что так почувствует ее боль. Это было почти так же, как в тот раз, когда он держал ее жизнь в своих руках. В нем пробудился какой-то инстинкт защитника, и все, что ему хотелось в ту минуту – это утешить ее, успокоить. От осознания того, что она плачет, у него внутри все разрывалось на части. Чандос не мог выдержать этого.

Первой мыслью было уйти, пока она не успокоится. Но прекрасно понимал, что девушка решит, будто он ее бросает, а пугать ее еще больше ему не хотелось. Черт побери! Женские слезы никогда раньше не беспокоили его. Что необычного в этих слезах?

Чандос беззвучно встал и пересек пространство между ними. Он опустился на землю рядом с девушкой, и она испуганно ахнула, когда он обвил ее руками и осторожно потянул к себе, прижав спиной к своей груди.

– Тише, котенок. Расслабься. Я тебя не обижу.

Кортни вся напряглась, стала твердой, как дерево. Она ему не доверяла. Что ж, вряд ли ее можно было в этом упрекнуть.

– Я только обниму тебя, больше ничего, – сказал он успокаивающим голосом. – Чтобы ты перестала плакать.

Она обернулась ровно настолько, чтобы увидеть его. Чандос был оглушен видом ее мокрого от слез лица. Ее глаза были похожи на две большие раны.

– Ты все испортил! – жалобно проговорила она.

– Я знаю, – неожиданно для себя произнес он.

– Теперь я уже никогда не найду отца!

– Конечно, найдешь. Просто нужно придумать другой способ, как добраться до него.

– Какой? Ты заставил меня потратить столько денег на дорогу. Теперь мне не за что добираться до Уэйко. Я купила одежду, которую никогда не надену, лошадь, такую старую, что мистер Зибер никогда не примет ее обратно, и бесполезный пистолет, который стоил даже больше, чем лошадь!

– Пистолет не бывает бесполезным, – терпеливо произнес Чандос. – Если бы сегодня он был при тебе, ты смогла бы остановить меня и не дать приблизиться к себе.

– Я не знала, что ты собираешься нападать на меня! – с обидой в голосе возразила она.

– Да, наверное, не знала, – рассудительно сказал он. – Но должна была быть начеку. Здесь нужно быть готовым ко всему.

– Теперь я готова.

Она взвела курок пистолета, который прятала под одеялом. Его выражение не изменилось.

– Очень хорошо, леди. Ты учишься. Но над реакцией нужно будет поработать. Его рука скользнула под ее одеяло, ухватилась за ствол пистолета и вырвала его из ее руки. – В следующий раз для начала убедись, что твоя цель у тебя перед лицом, особенно если ты так близко к ней.

– Какая разница? – сокрушенно вздохнула она. – Я все равно не смогла бы тебя застрелить.

– Если тебя как следует вывести из себя, ты сможешь выстрелить в кого угодно. Теперь перестань плакать, ладно? Я верну тебе деньги.

– Большое спасибо, – процедила она, нисколько не успокоившись. – Только это мне не сильно поможет. Я не могу путешествовать одна. Ты доказал мне, что никому нельзя доверять. Что мне после этого думать?

– Тебе и не нужно идти к отцу. Это он должен прийти к тебе. Напиши ему.

– Ты знаешь, сколько времени письмо будет идти до Уэйко? Я сама доберусь туда быстрее.

– Я мог бы отвезти твое письмо.

– Ты едешь в Уэйко?

– Я не собирался так далеко заезжать, но могу.

– Ты не поедешь туда, – отрубила она. – Как только мы расстанемся, ты и думать об этом забудешь.

– Я сказал, что сделаю это. А если я обещаю что-то сделать, то делаю это.

– А что, если моего отца там нет? – спросила она. – Откуда мне знать? – Она впилась взглядом в его глаза, но он не подал виду, что понял.

– Я, наверное, когда-нибудь вернусь сюда.

– Когда-нибудь? Мне ждать этого «когда-нибудь»?

– Что вы от меня хотите, леди? У меня есть и другие дела, кроме выполнения ваших поручений.

– Я хочу, чтобы ты доставил меня в Уэйко! Ты сказал, что сделаешь это.

– Я такого не говорил. Я попросил тебя купить вещи по списку. Ты сделала тот вывод, какой хотела.

Он не повышал голоса, но Кортни почувствовала, что он теряет терпение. Тем не менее, она не могла просто сменить тему.

– Я не понимаю, почему ты не можешь взять меня. Ты же все равно поедешь в Техас.

– Ты ничему не научилась, да?

Его голос сделался холодным.

– Н-научилась, – нервно сказала она.

– Нет, не научилась. Иначе ты не захотела бы ехать со мной дальше.

Кортни, смутившись, отвела взгляд. Конечно, он был прав. Она даже не должна говорить с ним.

– Я знаю, почему ты сделал это, – сказала она тихим голоском. – Не скажу, что благодарна тебе за это, но, думаю, ты хотел как лучше.

– Не будь так уверена, – резким тоном произнес он.

Кортни напряглась, когда его руки вдруг крепче сжали ее.

Она пролепетала:

– Ты бы… правда?..

– Леди, – резко прервал ее Чандос. – Ты не знаешь, на что я способен. Так что не нужно гадать.

– Ты снова пытаешься меня напугать?

Он сел.

– Послушай, – коротко произнес он. – Я просто хотел, чтобы ты перестала плакать. Ты перестала. Теперь давай попробуем немного поспать.

– Конечно, – сказала она обиженно. – Ведь мои беды тебя не волнуют. Забудь, что я просила тебя о помощи. Правда, забудь обо всем.

Чандос встал. Его не беспокоил ее обиженный тон. Она женщина, должно быть, ей становится легче, когда она жалуется. Но ее следующие слова заставили его остановиться.

– У меня остался один вариант. Рид Тэйлор отвезет меня в Уэйко. Конечно, для этого мне придется выйти за него замуж. Но у меня нет другого выхода. Я уже привыкла, что все получается не так, как я хочу. Так что, какая разница?

Она опять легла на бок спиной к нему и говорила, будто сама с собой, а не с ним. Проклятье! Он не знал, плюнуть на нее или задать хорошую трепку, чтобы хоть как-то ее вразумить.

– Леди?

– Что? – огрызнулась она.

Чандос улыбнулся. Может быть, она еще не совсем пала духом.

– Тебе стоило сказать мне, что ты готова расплатиться своим телом, чтобы добраться до Уэйко.

– Что? – Она развернулась так быстро, что с нее сползло одеяло. – Я бы никогда…

– Разве ты только что не сказала, что выйдешь замуж за того парня?

– Это совсем не то… что ты сейчас сказал, – отрубила она.

– Неужели? Думаешь, ты сможешь выйти замуж за мужчину, не разделив с ним супружеского ложа?

Горячая кровь ударила в щеки Кортни. Ни о чем таком она совершенно не думала, и сказала об этом только для того, чтобы успокоить себя.

– Тебя не касается, что я буду делать после того, как ты отвезешь меня обратно в Рокли, – с вызовом произнесла она.

Он подошел, возвышаясь над ней.

– Если ты продаешь свою девственность, меня это может заинтересовать.

На мгновение она онемела. Он говорит это специально, чтобы ее разозлить?

– Я говорила о браке, – дрожащим голосом произнесла Кортни. – А ты?

– Нет.

– Тогда нам больше нечего обсуждать, – твердо сказала она и отвернулась.

Она завела руку за спину, взялась за одеяло и подтянула его к самому подбородку.

Чандос отвернулся на мгновение и посмотрел на черное звездное небо, думая, что, должно быть, сходит с ума.

Сделав глубокий вдох, он произнес:

– Я отвезу тебя в Техас.

Последовало изумленное молчание. Потом она сказала:

– Твоя цена стала слишком высока.

– Никаких дополнительных трат, леди, только то, что ты готова заплатить.

После всего, он снова передумал! Кортни была так подавлена, что сумела ответить только:

– Нет. Спасибо.

– Как хочешь, – бросил он небрежно и ушел.

Что он о себе возомнил? Решил поиграть с ее жизнью?

Долгое время ночную тишину нарушало только потрескивание костра. А потом она произнесла шепотом:

– Чандос?

– Что?

– Я передумала. Я принимаю твое предложение.

– Тогда спи, леди. Нам рано отправляться.

Глава 14

Кортни разбудил сильный запах кофе. Мгновение она лежала, прислушиваясь к ощущениям от теплых лучей утреннего солнца на лице. До этого она никогда не спала под открытым небом, и оказалось, что просыпаться от нежных ласк утреннего солнца очень приятно. Скатка, разложенная на густой траве, тоже была довольно удобной. Может быть, даже хорошо, что они не обзавелись фургоном.

Стоило ей пошевелиться, у нее родились другие мысли. Боже, все ее тело болело. А потом она вспомнила предупреждение Мэтти. Вчера они провели в седлах почти шесть часов. Ехали не быстро и преодолели всего пятнадцать-двадцать миль, не более. Но Кортни не привыкла так много времени проводить на лошади. И теперь ее мышцы решили напомнить о себе.

Она перевернулась, морщась. Все хуже, чем она думала. Но потом взгляд Кортни упал на ее спутника, и все мысли о неудобстве были забыты.

Чандос брился. Он стоял в трех ярдах от нее, рядом с привязанными лошадьми. Кружка для бритья с помазком внутри стояла на земле у его ног. Зеркало висело на седле, уже надетом на лошадь. Висело оно ниже лица, но под углом, чтобы он мог в него смотреть.

Она часто наблюдала за тем, как брился ее отец, но это было совсем не то же самое, что наблюдать за Чандосом. На нем не было рубашки, только штаны и сапоги, и на бедрах ремень с кобурой.

Она смотрела, как он поднимает руку, чтобы стереть пену с лица. Она смотрела, как его мышцы напрягаются и двигаются, и не могла оторвать взгляд от прямых, твердых линий его тела. Его голая кожа казалась темной, гладкой и чарующей.

– Тише, Верный.

Его лошадь отступила от него на шаг, и Кортни поразилась, каким успокаивающим и нежным может быть голос Чандоса. Он еще что-то сказал на языке, которого она не знала. А потом Кортни вздрогнула от неожиданности, когда услышала:

– Лучше выпей кофе, леди. Нам скоро ехать.

На ее щеках проступил румянец. Он знал, что она наблюдает за ним? Как он, вообще, узнал, что она проснулась?

Кортни медленно села, снова ощущая боль во всех мышцах. Ей хотелось застонать, но она не осмелилась показать Чандосу, что ей больно. Они ехали всего один день. Если он решит, что она не выдержит, то может снова поменять решение.

– Это ты на испанском говорил? – спросила она как бы между делом.

– Нет.

– Мэтти думала, что ты, наверное, испанец. Твое имя испанское?

– Нет.

Кортни скорчила гримасу. Боже, ну и зануда. Неужели нельзя хоть разочек поговорить вежливо? Она сделала еще одну попытку.

– Если ты не испанец, то кто же ты?

– Кофе стынет, леди.

Вот тебе и вежливый разговор, подумала Кортни. А потом ее внимание сосредоточилось на кофе. Ей ужасно хотелось есть!

– У нас есть еда, Чандос?

Наконец он взглянул на нее. Пока она спала, волосы ее рассыпались, накрыв большую часть ее клетчатой рубашки. Он вспомнил, как накрутил на руку эти волосы. Девушка смотрела на него теперь из-под отяжелевших век, отчего казалось, что ее глаза косят больше обычного. Она неважно выглядела от слез и от того, что не спала полночи. Но он чертовски хорошо знал, что она понятия не имела, до чего соблазнительно выглядела.

– У костра печенье, – коротко произнес он.

– Это все?

– По утрам я обычно мало ем. Вчера вечером нужно было наедаться.

– Во мне еда бы не удержалась. Мне было так… – Она заставила себя замолчать. Ни слова о вчерашнем дне, Кортни. – Печенье – то, что надо. Спасибо.

Чандос вернулся к бритью. «Наверное, я ненормальный», – сказал он себе. Другого объяснения, почему он взялся везти женщину – эту женщину – через четыреста с лишним миль прерии, не было. Чертова девственница! Она даже не нашла ничего лучше, как пялиться на него, думая, что он этого не замечает. Но едва ее глаза касались его, он тот же час это чувствовал. Он чувствовал эти глаза так, будто это не глаза, а ее руки ласкали его тело.

Ему не нравились чувства, которые она вызывала. Но он отвезет ее в Уэйко. Потому что в противном случае ему никогда не удастся забыть ее красивое мокрое от слез лицо, ее полные отчаяния кошачьи глаза. У него не было желания носить этот образ с собой всю оставшуюся жизнь, как последние четыре года он носил образ этой испуганной девушки, напоминавшей ему покойную сестру.

Они были связаны с того самого дня, когда он впервые увидел ее, связаны тем, что он выстрадал, и что предстояло выстрадать ей. Когда он сохранил ей жизнь, она стала частью его жизни. Она этого не знала. И у нее не было причин подозревать его.

Было ошибкой приезжать в Рокли проверять, не уехала ли она куда-нибудь. Еще большей ошибкой было спасать девушку от ее собственной глупости. Он не отвечал за нее. Он хотел одного: освободиться от этого непонятного влечения, разорвать нити, связывавшие их. Вместо этого он повез ее в Уэйко. Да, он точно тронулся рассудком.

– Чандос?

Он вытер с лица остатки пены, взял рубашку, висевшую на луке седла и, надевая ее, повернулся к Кортни. Она сидела у костра и выглядела очень женственно. В одной руке жестяная чашка, в другой – кусочек печенья. На лице – горячий румянец. Она смотрела не на него. Ее взгляд был устремлен на просторы вокруг них, лишенные кустов и деревьев. Он сразу догадался, что ее терзает, но решил дождаться и посмотреть, что же она будет делать.

Ее глаза скользнули по нему, потом снова метнулись в сторону.

– Кажется, я… у меня… то есть я хочу сказать… Ладно, не обращай внимания.

Его глаза весело заблестели. Она была невероятной. Она предпочитала страдать, лишь бы не говорить вслух о том, что она, несомненно, считала запретной темой.

Он подошел к огню и присел на корточки рядом с ней.

– С этим нужно что-то делать, – сказал он, убирая прядь волос с ее плеча.

Взгляд Кортни приковала к себе его бронзовая грудь и черные волосы на ней. Ему не стоило подходить к ней в незастегнутой рубашке. Впрочем, предположила она, ей, видимо, придется привыкнуть к его невоспитанности, если она собирается путешествовать с человеком, для которого такого понятия, как благовоспитанность, просто не существует.

– Хорошо, – застенчиво промолвила она, после чего вытащила из кармана булавки, которые собрала со скатки, быстро скрутила из длинной волны медово-каштановых волос узел и закрепила его на затылке. Чандос внимательно следил за ней, пока она старательно отводила от него глаза. Он решил, что будет держаться от нее подальше.

– Я поеду вперед, – коротко произнес он и, когда ее глаза встревожено метнулись на него, добавил: – Не задерживайся, а то потом будет трудно догнать.

Он собрал кофейник и свою оловянную кружку, затоптал огонь, и ускакал. Кортни громко вздохнула с облегчением. Теперь у нее будет несколько минут уединения, чтобы ответить на зов природы.

А потом вдруг она поняла, что Чандос догадался о ее затруднении. Боже, как унизительно. Что ж, придется ей приструнить свои нежные чувства и как-то приспособиться к путешествию с мужчиной.

Боясь не догнать Чандоса, времени она не теряла, поэтому, покончив со своими делами, сразу же поехала за ним.

Девушке можно было не волноваться. Он оторвался от нее примерно на четверть мили, не более. Чандос сидел на лошади лицом на запад и даже не удосужился оглянуться назад, когда она подъехала. Когда она остановилась рядом с ним, он посмотрел на нее и протянул тонкую полоску вяленого мяса.

– Пожуй. Продержишься до следующего привала в полдень.

Значит, он знал, как ее мучает голод. Теми двумя печеньями Кортни не наелась. Еще бы, ведь она не ела со вчерашнего утра.

– Спасибо, – тихо сказала она, опустив глаза.

Но Чандос не поехал дальше. Он смотрел на нее. Наконец ей пришлось поднять на него взгляд и посмотреть в его красивые голубые, как всегда непроницаемые глаза.

– Это твой последний шанс вернуться, леди. Ты это понимаешь?

– Я не хочу возвращаться.

– Ты правда понимаешь, во что ввязываешься? Там ты не найдешь ничего даже отдаленно похожего на цивилизацию. И я уже говорил, я не нянька. Не жди, что я стану что-то делать для тебя, если ты можешь сделать это сама.

Она медленно кивнула.

– Я позабочусь о себе. Я прошу только защитить меня, если понадобится. – И добавила неуверенно: – Ты ведь сделаешь это, правда?

– Сделаю все, что смогу.

Она вздохнула, когда он отвернулся от нее, чтобы спрятать пакет с вяленым мясом в сумку. По крайней мере, этот вопрос решился. Теперь, если бы он еще перестал вести себя так, будто она силой втянула его в это, они могли бы поладить. По крайней мере, он мог бы перестать называть ее «леди», что из его уст больше напоминало насмешку, чем выражение учтивости.

– У меня есть имя, Чандос, – сказала она. – Меня зовут…

– Я знаю, – отрезал он и погнал лошадь вперед легким галопом.

Уязвленная, она проводила его взглядом.

Глава 15

Кортни впервые увидела индейца незадолго до того, как в полдень они пересекли реку Арканзас. Все утро Чандос ехал на запад к реке, а потом повернул на юг и поехал вдоль русла, пока не нашел место, подходящее для брода.

Кортни почти ослепла от того, что так долго смотрела на реку, отражавшую полуденное солнце. В ее состоянии трудно было сосредоточиться на тенях вдоль берега, где росли деревья и кустарники. Так что движение, которое она заметила в кустах, на самом деле могло быть чем угодно. Мужчина с длинными черными косами мог быть плодом воображения.

Когда она сказала Чандосу, что, кажется, увидела индейца на другом берегу реки, которую они собирались пересечь, тот только отмахнулся.

– Индеец, так индеец. Не волнуйся об этом.

После этого он взял поводья ее лошади и поводья старушки Нелли и повел их через реку. Она забыла об индейце, и волновалась только о том, как бы остаться в седле, когда ледяная вода сначала захлюпала у лодыжек, потом у голеней, а затем и у бедер. Пегая кобыла взбрыкивала и приседала, пытаясь удержаться на ногах в быстром течении.

Наконец, они пересекли реку. Кортни пришлось снять мохеровую юбку для верховой езды и нижнюю юбку и развесить их на кустах, чтобы одежда высохла. Девушка надела непривычные для себя брюки. Она была благодарна маленькой лошадке, которая благополучно переправила ее через реку. Ее кобыла и мерин Чандоса по кличке Верный, оба были пегими. Эти красивые голубоглазые животные почти не отличались расцветкой, только кобыла была не черно-белая, как Верный, а коричнево-белая.

Кортни знала, что индейцы больше всего любят пегих лошадей. Наверное, из-за их выносливости и способности преодолевать большие расстояния, предполагала она.

У Кортни никогда раньше не было своей лошади, кроме Нелли, и ей захотелось дать кобыле какое-то имя.

Стесняясь своего вида в штанах, она все-таки вышла из-за кустов, где возилась с лошадьми.

В магазине времени на примерку не было, и она, осмотрев брюки, решила, что они подойдут. Но ошиблась. Они совсем не подходили. Это были даже не мужские брюки, а брюки на мальчика, и, если бы Кортни не умирала от голода, она бы ни за что не показалась в таком виде.

Она увидела Чандоса на берегу реки, где он наполнял фляги. Девушка забыла обо всем, едва ее взгляд упал на готовящийся обед. На небольшом костре, сложенном из веток, в котелке пузырилось рагу. Разыскав ложку, она склонилась над котелком. От аромата горячей еды, ее рот наполнился слюной.

– Чтоб тебя!

Кортни выронила ложку, вскрикнув от удивления. Она медленно выпрямилась, разворачиваясь, чтобы посмотреть на Чандоса. Он стоял в нескольких футах от нее, обе фляги висели в одной руке, а вторая его рука была приложена по лбу, как будто сдерживая боль. Но когда он опустил руку и посмотрел ей в глаза, Кортни поняла, что это не боль.

– Чандос?

Он не ответил. Его взгляд медленно опустился к ее брюкам, скользя по изгибам, которые так явно очерчивала плотно облегающая ткань. Она знала, что брюки слишком тугие, но Чандос заставил ее почувствовать себя так, как будто на ней вообще ничего не было.

Ее лицо вспыхнуло.

– Не нужно так смотреть. Я вообще не хотела их покупать. Мэтти сказала, что ты захочешь, чтобы я выглядела как мужчина, ради маскировки, вот я и купила их. Откуда мне было знать, что они не подойдут? Я, знаешь ли, не привыкла покупать мужскую одежду. А померить их я не успела, потому что ты дал мне всего час…

– Замолчи, женщина! – прервал ее Чандос. – Мне плевать, почему ты их напялила, просто сними и надень юбку.

– Но ты же сказал мне купить их! – возразила Кортни с тревогой в голосе.

– Я говорил: штаны и рубашки. Это не означает… если у тебя хватает ума только на то, чтобы крутить передо мной своей маленькой попкой…

– Как ты смеешь… – задохнулась от возмущения девушка.

– Не испытывай мое терпение, леди, – прорычал он. – Просто надень юбку.

– Она еще не высохла.

– Мне все равно, пусть с нее хоть течет. Оденься. Сейчас же!

– Прекрасно! – Она раздраженно развернулась, бросив злобно: – Только не вини меня, если я простужусь, и тебе придется…

Схватив ее за плечо, он так быстро развернул к себе лицом, что она оступилась и упала ему на грудь. Его это, должно быть, удивило не меньше, чем ее, решила Кортни, когда позже размышляла об этом случае. Иначе, зачем он сжимал ее ягодицы и продолжал держать их даже после того, как она обрела равновесие?

Кортни уже начали надоедать его командирские замашки.

– Что еще? – осведомилась она. – По-моему, ты хотел, чтобы я переоделась.

Голос его был низким и хрипловатым, успокаивающим, но и странным образом волнующим.

– Ты меня совсем не понимаешь, да, Кошачьи Глаза?

Чувствуя нарастающее внутреннее волнение, она спросила:

– Ты… ты не мог бы меня отпустить?

Он не отпустил ее, и на долю секунды его глаза тоже наполнились смущением. Она затаила дыхание.

– На будущее, леди, – наконец пробормотал он, – я бы попросил тебя больше не преподносить мне таких сюрпризов. Можешь носить свои штаны, раз уж, как ты сказала, это из-за меня ты их взяла. А если я не могу сдерживать свое… неодобрение, то это мои трудности, не твои.

Кортни посчитала, что таким образом Чандос извинился за свое странное поведение. И, конечно же, она постарается больше не удивлять его, если неожиданности оказывают на него такое странное воздействие.

– В таком случае, если ты не против, я бы хотела сперва поесть и дождаться, когда высохнет юбка. Хорошо?

Он кивнул, и Кортни пошла доставать тарелки из седельных сумок.

Примерно через час после того, как они продолжили путь, стараясь держаться в разумной близости к реке, но и достаточно далеко, чтобы не путаться в густых прибрежных зарослях, Кортни снова увидела индейца. Был ли это тот же самый – откуда ей знать? Но на этот раз она уже не сомневалась, что действительно видит индейца. Он сидел верхом на пегой лошади, очень похожей на ее кобылу, и наблюдал за ней и Чандосом с небольшого холма к западу от них. Кортни подъехала к Чандосу поближе.

– Ты видишь его?

– Да.

– Что ему нужно?

– От нас ничего.

– Тогда что он там делает? Следит за нами? – не успокаивалась она.

Наконец он повернулся и посмотрел на нее.

– Успокойся, леди. Это не последний индеец, которого ты увидишь за следующие несколько недель. Не волнуйся из-за него.

– Не волноваться?

– Не волнуйся, – твердо произнес он.

Кортни закрыла рот.

Господи, как же он ее раздражал! Но тревога, вызванная появлением индейца, поутихла – раз Чандос спокоен, значит, волноваться не о чем. Вскоре индеец остался далеко позади. Она оглянулась посмотреть, не следует ли он за ними, но тот все так же сидел на своей лошади на вершине холма.

И все же ближе к вечеру Кортни начали лезть в голову воспоминания о нападениях индейцев, о которых она слышала или читала, включая то, жертвой которого стала сама. Она считала, что некоторые из этих нападений были спровоцированы бойней[5], устроенной Джорджем Кастером и его Седьмым кавалерийским полком в селении мирных шайеннов. Эта бойня произошла в том же году, когда она потеряла отца. Кастера только недавно оправдали из-за нехватки улик.

Она вздохнула. Белые убивали. Индейцы жаждали мести. Потом белые мстили за это индейцам, индейцы мстили в ответ – будет ли этому конец?

Не похоже. По крайней мере, в обозримом будущем. Индейские племена жили повсюду, от Мексики до канадской границы.

В прошлом году полторы сотни кайова и команчей напали на караван из десяти фургонов в северном Техасе. На фургонах везли зерно из Уэзерфорда в Форт Гриффин. И хоть фургонщик сумел составить повозки в круг и организовать сопротивление, чтобы хоть кто-то из его людей смог спастись, всех, кто не успел убежать, потом нашли убитыми и искалеченными.

Поговаривали, что это нападение возглавлял вождь кайова Сет-Тайнте, больше известный как Сатанта. Этого колоритного вождя было легко узнать, потому что он часто надевал медный шлем с плюмажем и китель с эполетами американского армейского генерала.

Кортни помнила, как Мэтти смеялась над чувством юмора индейского вождя после его набега на форт Ларнед. Украв почти весь полковой табун, он послал командиру письмо, в котором жаловался на плохое состояние похищенных лошадей и просил к его следующему визиту приготовить скакунов получше!

Впрочем, Кортни была уверена, что именно этот индеец не встретится им в пути, поскольку Сатанта теперь сидел в Техасской тюрьме. Хотя ходили слухи, что в скором времени его должны помиловать. Полукровка Куана Паркер, не так давно ставший предводителем индейцев-команчей, – не менее колоритный вождь. Возможно, существуют воинственные группы индейцев из, как предполагалось, мирных племен, живших в резервациях.

Да, это путешествие было по-настоящему опасным. Сможет ли один человек защитить ее? Видимо, им придется молиться об удачном исходе этой затеи и надеяться, что лошади не подведут. Если задумываться о том, что с ними может произойти в пути, она просто не сможет ехать дальше. Нет, уж лучше подобно Чандосу сохранять спокойствие. Ей оставалось лишь надеяться на то, что он поступает правильно.

Глава 16

Чандос дождался, пока Кортни заснула. Потом встал и, взяв только сапоги и пистолет, бесшумно покинул их маленький лагерь. Он пошел в сторону реки. Ночь была темная. Чандос не успел уйти далеко, когда с ним поравнялся и зашагал рядом Прыгающий Волк. Они шли вместе, не произнося ни слова, пока не оказались настолько далеко, что ветер не смог бы донести их слова до лагеря.

– Она твоя женщина?

Чандос остановился, глядя перед собой. Его женщина? Звучит приятно. Только в мире никогда не было той женщины, которую он называл или хотел бы называть своей. У него на это не хватало времени. Единственная женщина, к которой он время от времени возвращался, – страстная Калида Альварез. Но Калида принадлежала многим мужчинам.

– Нет, она не моя женщина, – наконец произнес он.

От чуткого слуха Прыгающего Волка не ускользнула нотка сожаления в его голосе.

– Почему?

Причин было много, Чандос это знал, но назвал только самую очевидную.

– Она не из тех, кто слепо будет следовать за тобой… А я не привык бросать незаконченное дело.

– Но она с тобой.

Чандос улыбнулся, блеснув белыми зубами в темноте ночи.

– Ты обычно не так любопытен, мой друг. Ты решишь, что я сошел с ума, если я скажу тебе, что она сильнее меня. Или, правильнее будет сказать, настойчивее.

– Какой силой она обладает?

– Слезы… чертовы слезы.

– А, я очень хорошо помню власть слез.

Чандос догадался, что Прыгающий Волк говорил о своей покойной жене. Он всегда догадывался. Одним словом или взглядом Прыгающий Волк мог передать Чандосу свои воспоминания в мельчайших подробностях.

Чандос старался забыть все произошедшее, хотя нынешняя его дорога была связана с кровью тех, кого он любил. Чего нельзя было сказать о Прыгающем Волке. Воин-команч жил с этим воспоминанием ежедневно. В нем он черпал силы, и видел смысл своего существования.

Кошмар не закончится для них, до тех пор, пока не умрет последний из пятнадцати убийц. Только после этого Чандос перестанет слышать во сне крики, перестанет видеть, как слезы катились по лицу Прыгающего Волка, его самого близкого друга, когда он стоял на коленях рядом с растерзанным телом убитой жены и смотрел невидящим взглядом на двухмесячного сына, валявшегося в нескольких футах. Крошечный младенец с перерезанным горлом.

Когда эта страшная картина вновь и вновь вставала перед глазами, Чандос забывал, где находится, и душа его разрывалась от рыданий, как в тот день, когда, вернувшись домой, он увидел все это наяву. Слезы не лились из его глаз, как у Прыгающего Волка и его отчима, который накрыл ноги жены, залитые кровью после многочисленных жестоких изнасилований, и закрыл ее глаза, прекрасные голубые глаза, наполненные болью и смертельным ужасом. Мать Чандоса звали Женщина с Небесными Глазами.

Возможно, когда-нибудь, слезы потекут и из его глаз. И тогда он перестанет слышать ее крики. Быть может, тогда она наконец обретет покой. Вот только вряд ли из его памяти когда-нибудь сотрется образ Белого Крыла, его маленькой сводной сестры, которую он обожал, и которая боготворила его. Убийство этого ребенка иссушило его душу – переломанные ручки, следы от зубов, перекрученное, окровавленное тело. Изнасилование матери еще можно было понять, она была красивой женщиной. Но изнасилование Белого Крыла было чудовищной, невообразимой мерзостью.

Лишь двое из пятнадцати человек, повинных в этом ужасе, были еще живы. Прыгающий Волк и пятеро воинов, присоединившихся к Чандосу, нашли и казнили большинство убийц в течение первого года. Отчим отправился за братьями Коттл и позже был найден мертвым рядом с их трупами. Только когда ублюдки попрятались в городах, где индейцы не могли до них добраться, Чандос остриг волосы на манер бледнолицых и пристегнул пистолеты, чтобы иметь возможность входить в эти города и выгонять этих убийц оттуда.

Ковбои, известные только по именам Тэд и Карл, сбежали из города, как только услышали, что Чандос ищет их. И угодили прямиком в руки Прыгающего Волка. Позже Чандос встретился с Цинциннати и Керли. Обоих уже не было в живых.

Но больше всего Чандос хотел найти Уэйда. Уэйда Смита, который продолжал ускользать от него, как и Траск.

Джон Хандли рассказал намного больше, чем жирный фермер перед смертью, он даже назвал всех по именам, и кто чем занимался. Молодую жену Прыгающего Волка убил Траск, и команч не знал покоя, пока Траск был жив. Чандос тоже не мог оставить поиски, до тех пор пока не найдет Смита. Если Чандос не сможет отдать Траска Прыгающему Волку, он убьет его сам, вместо своего друга.

Но Уэйд Смит пытал Белое Крыло, а потом перерезал ей горло, поэтому Чандос сам хотел с ним поквитаться.

Друзья индейцы всегда ездили вместе, когда была такая возможность. Они вместе отправились в Аризону, где Чандос нашел Керли. Они не раз, идя по следу, пересекали Техас и заезжали в Нью-Мексико, бывали даже севернее, в Небраске. В дороге Чандос был одним из них, но потом опять становился Чандосом, когда ему приходилось отделяться от них перед въездом в очередной город. В последний раз они приехали из Техаса вместе, и он бы вернулся туда с ними, если бы не Кортни.

– Его не было в Ньютоне, – тихо произнес Чандос.

– А теперь?

– Я слышал, Смит прячется в техасском Парисе.

После короткого молчания:

– А женщина?

– Она тоже едет в Техас.

– Значит, с нами ты ехать не захочешь.

Чандос улыбнулся.

– Не думаю, что она поймет, нет. Она сегодня и так изнервничалась, когда тебя заметила. Если она увидит остальных, у нее будет истерика.

– Тогда знай, если мы будем тебе нужны, мы рядом, – заверил его Прыгающий Волк и скользнул в ночь так же бесшумно, как и вышел из нее.

Чандос еще долго стоял на том месте, глядя в черное небо и чувствуя себя опустошенным. Это чувство не покинет его до тех пор, пока не умрет последний из убийц. Только после этого те, кого он любил, обретут покой и перестанут кричать в его снах.

Вдруг случилось такое, отчего его сердце сковало ледяным холодом. Он услышал крик, кто-то звал его по имени, и это был не сон.

Чандос испытал страх, какого не чувствовал с того дня, когда вернулся домой в лагерь. Он помчался как ветер и не останавливался, пока не добежал до нее.

– Что случилось? Что?

Кортни повалилась на него, крепко прижалась к его голой груди.

– Прости, – залепетала она. – Я проснулась, тебя не было рядом. Я не хотела кричать… правда, не хотела… Но я подумала, что ты меня бросил. Я… я так испугалась, Чандос. Но ты же не бросишь меня, правда?

Его ладонь зарылась в ее волосы, отклонила назад ее голову. Он крепко поцеловал ее. Его губы, те самые губы, которые казались ей такими чувственными, касались ее губ совсем не нежно. В том, как он ее целовал и держал, не было ничего нежного.

Через миг к ее замешательству примешалось какое-то другое чувство. Странное ощущение внутри живота, то самое ощущение, которое она чувствовала раньше. Когда она поняла, что это она не дает поцелую закончиться, крепко прижимаясь к Чандосу. Кортни подумала было отстраниться, но не сделала этого. Оборвать поцелуй было последним, что ей сейчас хотелось сделать.

Но все хорошее рано или поздно заканчивается. Чандос наконец отпустил ее, а потом даже отодвинул от себя на расстояние вытянутой руки, отчего и ей пришлось отпустить его. Кортни, встретив напряженный взгляд его небесно-голубых глаз, была ошеломлена. Разбираться в собственном поведении было поздно, но его поступок заставил ее задуматься.

– Зачем… Зачем ты это сделал?

Это было единственное, что Чандос мог сделать, чтобы сохранить какое-то расстояние между ними, а она еще спрашивает, зачем! Хотя чего еще ждать от девственницы. Она спрашивает зачем? Эта налитая, мягкая грудь, обжигающая его кожу. Эти шелковистые голые руки, цепляющиеся за него. Лишь тоненькая ткань рубашки и нижняя юбка защищают его от ее тепла. Зачем? Боже правый!

– Чандос? – повторила она.

Он не знал, что мог бы тогда сделать, если бы вдруг не заметил у нее за спиной Прыгающего Волка. Его друг, видимо, услышал крик и пришел на помощь. Что он успел увидеть? «Многое», – сказала многозначительная улыбка индейца, прежде чем он развернулся и исчез.

Чандос вздохнул.

– Не бери в голову, – сказал он ей. – Так было проще всего заставить тебя замолчать.

– Ох!

Черт побери, обязательно ей произносить это с таким огорченным видом? Догадывается ли она, что еще немного, и он уложил бы ее на спину? Нет, об этом она не догадывалась, напомнил он себе. Она не понимала, что делает с ним.

Чандос подошел к костру, со злостью подбросил в огонь ветку.

– Ложись спать, леди, – сказал он, не поворачиваясь.

– Где ты был?

– Я услышал шум, и пошел посмотреть, что это. Ничего серьезного. Но тебе, прежде чем делать какие-то выводы, нужно было проверить, на месте ли моя лошадь. В следующий раз помни это.

Кортни мысленно застонала. Какой же дурой она себя выставила! Не удивительно, что он так вышел из себя. Наверное, он уже думает, что связался с истеричкой, с которой хлопот не оберешься.

– Это не повторится… – начала Кортни и замолчала, когда Чандос процедил одно из тех иностранных слов, которые часто произносил, когда бывал расстроен. После этого он вдруг развернулся и пошел к своей лошади.

– Ты куда?

– Раз уж я не сплю, пойду помоюсь.

Он достал полотенце и мыло из седельной сумки.

– Чандос, я…

– Ложись спать!

Кортни снова закуталась в скатку, провожая взглядом удаляющуюся к реке фигуру. Теперь уже и у нее характер взыграл. Она просто хотела извиниться. Ему не обязательно было огрызаться. А потом ее взгляд упал на аккуратную стопку одежды рядом со скаткой… ее одежды. Горячая кровь прилила к ее щекам. Она даже не подумала о том, что… О, нет! Она бросилась ему на грудь в одном белье! Как она могла?

Кортни не понимала, плакать теперь от стыда или смеяться над тем, как нелепо она, должно быть, выглядела в глазах Чандоса. Впрочем, смешного тут было мало. Не удивительно, что он повел себя именно так. Наверное, он смутился даже больше, чем она, если такое вообще возможно.

Вздохнув, Кортни повернулась лицом к костру и реке, видневшейся за ним. Чандоса не видно и не слышно, но она знала, что он там. Ей вдруг захотелось пойти к реке и искупаться так, как это делает он, а не просто слегка ополоснуться, не снимая одежды, как она привыкла делать. Наверное, ее уставшим мышцам это пошло бы на пользу.

Когда Чандос вернулся в лагерь, она все еще не ощущала никакой сонливости, но притворилась, что спит, испугавшись, что ему, освежившемуся в реке, захочется с ней поговорить. Впрочем, Кортни следила за ним через густую бахрому ресниц, даже не удивляясь своему желанию делать это.

Его манера двигаться, его гибкая грация напомнили ей сильное, но осторожное животное. На самом деле, в нем было что-то хищное, не в его привычках, а в том, как уверенно он держался, в его готовности принять любой вызов, справиться с любой неприятностью. От этой мысли у нее стало теплее на душе.

Она следила за ним взглядом, когда он набросил полотенце на куст, чтобы оно высохло и спрятал мыло в седельную сумку. Потом он присел у костра, подбросил веток. Она подумала, почему он не посмотрел в ее сторону, хотя бы проверить, спит она или нет. Но потом он посмотрел на нее, и у Кортни перехватило дыхание, потому что он не отвел взгляд. Он смотрел на нее неотрывно, так же, как она на него, только он не знал, что она смотрит. Или знал?

О чем он думал, глядя на нее? Возможно, о том, что от нее одни хлопоты, и что без нее ему было бы куда проще. Но, что бы он там ни думал, ей лучше этого не знать.

Когда он наконец встал и повернулся к своей скатке, у нее внутри неприятно кольнуло – почему он вдруг утратил к ней интерес, когда ее по-прежнему сильно влекло к нему? Она заметила, что его спина была все еще влажной после купания, по крайней мере, во впадине между лопатками. И ее охватило сильнейшее желание вытереть его кожу насухо голой рукой.

«Господи, Кортни, спи уже!»

Глава 17

– Доброе утро! Кофе готов, и я разогрела тебе еду.

Чандос простонал, услышав ее веселый голос. Черт, чем она занималась, пока он не проснулся? Потом он вспомнил, что почти не спал прошлой ночью из-за нее.

Он хмуро посмотрел на нее.

– Будешь есть сейчас?

– Нет! – рявкнул он.

– О, Бога ради, только не откуси мне голову.

– Бога ради? – повторил он и засмеялся. Он не мог сдержаться, таким забавным ему это показалось.

Кортни смотрела на него в полном недоумении. Она никогда раньше не видела, как он смеется, никогда не видела даже его улыбку. Она была поражена. Жесткие линии его лица расслабились, и он стал еще красивее, прямо-таки убийственно красивым.

– Прости, – сказал он наконец. – Я думал, что только люди с Запада любят выражать свою точку зрения, пользуясь как можно меньшим количеством слов.

Кортни улыбнулась.

– Боюсь, это моя подруга Мэтти оказала на меня плохое влияние своей, как правило, краткой речью, но…

– Как правило? – перебил он ее. – О-о, да ты бросаешься из одной крайности в другую? – сказал он, смеясь.

Смешливое настроение Кортни быстро улетучилось. Теперь он смеялся над ней.

– Еда, сэр, – резко напомнила она ему.

– Ты не помнишь, я говорил тебе, что не ем по утрам? – тихо сказал он.

– Я точно помню твои слова. Ты сказал, что утром ты ешь немного, а не то, что ты не ешь совсем. Поэтому я приготовила тебе две кукурузные лепешки. Куда уж меньше. Но хочу заметить, что, если бы ты предпочитал более плотный завтрак по утрам, мы могли не останавливаться на ланч, и не тратить драгоценное дневное время. Мы могли потратить его с большей пользой, возможно, проехав…

– Если бы ты замолчала, леди, я бы сказал тебе, что мы остановились вчера в полдень ради тебя, а не ради меня. Без тебя я мог проделать этот путь вдвое быстрее. Но если ты считаешь, что твой зад выдержит…

– Прошу тебя! – вздохнула Кортни. – Извини. Я только подумала… Нет, видно, я совсем не думала. Если честно… мне совсем не хочется снова садиться в седло, по крайней мере пока. – Она покраснела. – Я очень ценю, что ради меня ты…

Она запнулась и покраснела еще сильнее.

– Я съем твои кукурузные лепешки, – мягко сказал он.

Кортни бросилась ухаживать за ним. Она снова выставила себя дурой.

Он был прав: она даже не подумала о своем ноющем теле и о том, что несколько дополнительных часов в седле могли сделать с ним. Как бы там ни было, она страдала не так сильно, как предсказывала Мэтти. Но девушка понимала, что за это надо благодарить Чандоса и его предусмотрительность.

Вручив Чандосу его кофе, она спросила:

– Когда мы ступим на Индейскую территорию?

Как ни в чем не бывало он ответил:

– Примерно за два часа до того, как мы устроили лагерь прошлой ночью.

– Как! – открыла она рот от удивления. – Уже?

Эта территория, конечно, не отличалась ничем от Канзасской земли, оставшейся позади. А что она ожидала увидеть, индейские деревни? Насколько могли видеть глаза, не было ни одной живой души, только равнина да одинокие деревья вдоль берегов реки. И все же эта земля была выделена индейцам, и они жили там, где-то.

– Не волнуйся, леди.

Она посмотрела на него, нервно улыбаясь. Ее страх был настолько очевиден.

– Ты не хочешь называть меня Кортни? – спросила она внезапно.

– Это твое цивилизованное имя. Здесь оно тебе ни к чему.

Она снова почувствовала раздражение.

– Полагаю, Чандос не настоящее твое имя?

– Нет. – Она считала само собой разумеющимся, что он больше ничего не скажет, как обычно, но на этот раз он удивил ее. – Так называла меня моя сестра до того, как научилась произносить мое имя.

Какое имя могло бы звучать похоже на Чандос, задумалась Кортни, одновременно радуясь, что хоть что-то узнала о нем. Так у него была сестра?

Потом он продолжил, но говорил, скорее, с самим собой, чем с ней.

– Это имя, которое я буду носить до конца своих дней. Я должен сделать все, чтобы моя сестра перестала плакать и спала спокойно.

Кортни вдруг стало странно холодно.

– Ты говоришь загадками. Но не думаю, что ты захочешь объяснить, что это все значит?

Казалось, он очнулся. Его ярко-голубые глаза заворожили ее, пока он не сказал:

– Тебе лучше этого не знать.

Она хотела сказать, что, на самом деле, хочет узнать – не просто понять то, что он сказал, но узнать о нем все. Но прикусила язык.

Кортни оставила его, чтобы он допил кофе, и принялась седлать свою лошадь. Она знала, что это займет у нее вдвое больше времени, чем у Чандоса.

Когда она взяла свои вещи, чтобы закрепить их за седлом, то спросила:

– У этой кобылы есть имя, Чандос?

Он собирался бриться и, даже не взглянув на нее, ответил:

– Нет.

– А можно я…?

– Называй ее как хочешь, Кошачьи Глаза.

Кортни смаковала иронию, когда шла обратно к лошади. Называй ее как хочешь – так же как он называл ее так, как хотел? Он знал, что ей не нравилось, когда он называл ее «леди», но «Кошачьи Глаза»?.. Что ж, ей это нравится больше, чем «леди». И то, как он произнес это, почему-то прозвучало даже нежнее, чем ее собственное имя.

Она подошла к костру, чтобы убрать посуду. Занимаясь уборкой, она поймала себя на том, что украдкой наблюдает, как Чандос бреется. Он стоял к ней спиной, и ее взгляд медленно, как бы лаская, скользил сверху вниз. У него была очень хорошая фигура, мужественная. «Господи, Кортни, это мягко сказано. „Превосходная“ подошло бы лучше». Она представила, что скульптор мог бы изваять Чандоса в такой позе, если бы захотел создать шедевр.

Собрав посуду, чтобы отнести ее к реке, Кортни вздохнула. Она наконец-то призналась себе, что ее восхищает тело Чандоса.

– «Желание» – более подходящее слово, чем «восхищение», – бормотала она, когда спускалась вниз по склону.

Она вспыхнула. Неужели это правда? Вот почему она чувствовала себя так странно, когда смотрела на него и, когда он касался ее, а особенно, когда целовал? Что, спрашивала она себя, ей на самом деле известно о желании? Благодаря Мэтти, которая часто была откровенной, рассказывая о своих чувствах к мужу, Кортни немного узнала об этом.

– Не могу удержаться, чтобы не прикоснуться к нему, – говорила Мэтти, и Кортни поняла, что может сказать то же самое о своих чувствах к Чандосу. Желание прикоснуться к нему, конечно, было, ей хотелось провести пальцами по его крепкой, упругой коже.

Как ей перестать думать об этом? Ведь Чандос постоянно рядом с ней. С другой стороны, он почти не проявлял интереса к ней. Она знала, что он не хотел ее, как женщину. Да ведь она ему даже не нравилась. Поэтому Кортни оставалось довольствоваться только собственным воображением.

Вчерашний поцелуй продолжал всплывать в памяти. Поцелуи не были для нее чем-то новым: она целовалась со своим ухажером из Рокли; а эти властные поцелуи Рида… Но она не могла вспомнить, чтобы когда-то получала такое удовольствие от поцелуев, и ей было интересно, каково было бы поцеловаться с Чандосом, если бы он по-настоящему захотел ее поцеловать.

Ей было очень интересно, как этот человек занимается любовью. И это изумляло и смущало ее. Примитивно? Жестко, как он ведет себя в жизни? А может, нежно? А может, всего понемножку?

– Сколько можно мыть котелок?

Кортни выронила котелок, так что ей пришлось прыгнуть за ним в воду, чтобы течение не унесло его. Она повернулась, с котелком в руке, готовая упрекнуть Чандоса за то, что он украдкой наблюдал за ней, но ее взгляд упал на его невероятно чувственные губы, и она, застонав, быстро отвела взгляд.

– Кажется, я замечталась, – сказала она виновато, моля, чтобы он не догадался, о чем она думала.

– Помечтаешь в дороге. Мы теряем время.

Он ушел, оставив Кортни с ее мыслями. «А вот и настоящая жизнь, – сказала она себе жестко. – Он – бандит, безжалостный, жестокий, дикий. Крайне неприятный. О таком возлюбленном не стоить мечтать».

Глава 18

Разница стала заметной, когда отъехали подальше от реки Арканзас. Исчезли потоки прохладного воздуха, веявшие от реки и так хорошо отгонявшие назойливых насекомых. Исчезли и тени деревьев. Сейчас река повернула на юго-восток, а Чандос взял к юго-западу, говоря девушке, что сегодня они снова встретятся с Арканзасом в том месте, где река резко уходит на запад. Они пересекут развилку реки сегодня вечером.

Кортни страдала от жары. Шла первая неделя сентября, но никакого понижения температуры, которое предвещало бы конец лета, не наблюдалось. Лето было ужасно влажным. Пот струился с висков и лба, вниз по спине и подмышкам, впитываясь в толстую юбку между ног. Она была так обезвожена, что Чандос стал добавлять ей соль в питьевую воду, что сильно раздражало ее.

К концу дня они добрались до холмов. Область низких холмов тянулась через восточную часть Индейской территории, на южной границе переходя в горы Арбакл. В некоторых местах высота холмов доходила до четырехсот футов, они были густо покрыты дубовыми лесами, так что в них можно было и заблудиться.

Когда Кортни отжимала юбку после второго перехода через реку, Чандос сказал ей, что уйдет после ужина. И он рассчитывал, что к его возвращению лагерь будет уже разбит. Кортни не успела сказать и двух слов, как он ушел. Потом она села, проводив гневным взглядом его удаляющуюся фигуру.

Это было испытание. Она понимала это и едва сдерживала негодование. Но она справилась с собой: накормила свою пегую лошадь и Нелли, собрала хворост для костра, как это делал Чандос. Некоторые ветки были влажные, и костер дымил нещадно. Она начала с бобов – сколько же этих консервных банок было в ее мешке с припасами – и подумала, что после этого путешествия, наверное, никогда в жизни не посмотрит на бобы. Она даже приготовила хлеб на закваске.

Кортни очень гордилась собой, когда закончила. Ей потребовалось чуть больше часа, большую часть которого она посвятила лошадям. Когда она села, ожидая возвращения Чандоса, то вспомнила, что у нее мокрая юбка, и поняла, что лучшего времени, чтобы постирать ее и нижнее белье, не будет. И пока Чандоса нет в лагере, она может как следует искупаться.

Она тут же воспряла духом, и ее больше не раздражало, что Чандос оставил ее одну. Было все еще светло, над головой раскинулось темно-розовое небо, и у нее был кольт, хоть она и не очень умела управляться с ним.

Кортни быстро взяла мыло, полотенце и смену одежды. Берег был каменистым, усеянным валунами. Один валун случайно упал как раз так, что преградил бурное течение: образовалась небольшая заводь, в спокойной воде которой, можно было искупаться.

Она села на отмели и для начала постирала свою одежду, разложив ее на камнях. Затем она вымыла спутанные волосы, а уж потом постирала нижнее белье, решив не снимать его, а намылить прямо на теле. Она неистово терла свое тело, избавляясь от пыли и пота. Вода была бодряще холодной, что доставляло удовольствие после изнурительной езды. Ей было уютно в этом защищенном месте. Не видя ничего из-за камней, она наслаждалась упоительным уединением.

Небо только начало покрываться ярко-красными и фиолетовыми полосами, когда она вышла из воды, чтобы собрать свою мокрую одежду. Не успела она выйти, как увидела, что четыре лошади преграждают ей путь в лагерь. Четыре лошади и четыре всадника. Это не индейцы – мелькнула первая мысль Кортни. Но это не успокоило ее. Эти четверо сидели, уставившись на нее так, что мурашки поползли по коже. У них были мокрые по колено ноги, значит, они недавно переправились через реку. Если бы только она увидела, как они переправлялись, или услышала их приближение.

– Где твой мужчина?

Тот, кто задал вопрос, казался весь коричневым – волосы, глаза, куртка, штаны, сапоги, шляпа, даже рубашка была светло-коричневого цвета. Он был молод, не больше тридцати. Они все были молоды, и ей вспомнилась поговорка, что бандиты умирают молодыми. Это были бандиты. Она уже научилась узнавать их по внешнему виду, который говорил, что они живут по своим правилам, и оружие, которое они носят, помогает им соблюдать эти правила.

– Я задал тебе вопрос, – произнес он хриплым голосом.

Кортни не сдвинулась ни на дюйм. Она не могла. Она словно окаменела. Но ей нужно было взять себя в руки.

– Мой сопровождающий вернется с минуты на минуту.

Двое засмеялись. Почему? Тот, что был в коричневом, не засмеялся. Его лицо оставалось бесстрастным.

– Это не то, что я спрашивал. Где он? – повторил он.

– Пошел поохотиться.

– Давно?

– Больше часа назад.

– Что-то я не слышал ни одного выстрела, Дэйр, – сказал рыжий парень. – Похоже, нам придется долго ждать.

– Это меня устраивает, – сказал огромный черноволосый парень с неопрятной бородой. – Есть у меня мыслишка, как скоротать время.

Это вызвало еще больше смеха.

– Ничего такого не будет, во всяком случае, не сейчас, – сказал человек в коричневом. – Веди ее в лагерь, Ромеро, – спокойно распорядился он.

Человек, который спешился и подошел к ней, был похож на мексиканца, о чем говорило и его имя, только глаза у него были не мексиканские. Таких зеленых глаз, ей раньше не приходилось видеть. Он всего на несколько дюймов выше ее, но его тело было жилистым. Мексиканец одет в черное, только серебряные пуговицы отливали кроваво-красным в лучах заката. Смуглое лицо – мрачно-серьезное, как у Чандоса. Он был опасен, возможно, более опасен, чем другие.

Когда он добрался до нее и схватил за руку, Кортни нашла в себе мужество, чтобы вырваться.

– Сейчас, подожди…

– Не делай этого, bella[6]. – Его предупреждение было резким. – Не создавай проблем, por favor[7].

– Но я не…

– Cállate![8] – зашипел он.

Интуитивно Кортни поняла, что он приказывает ей говорить тише, или что-то в этом роде. Казалось, он пытается даже защитить ее. Остальные уже взбирались на холм. Ее колотила дрожь, как от ветра, обдувавшего ее мокрое тело, так и от этого человека, стоявшего рядом, от холода его зеленых глаз.

Он опять взял ее за руку, но она опять вырвала ее.

– Мог бы по крайней мере дать мне переодеться.

– В ту мокрую одежду?

– Нет, в ту. – Она показала вверх на куст на берегу реки, где она оставила свою одежду.

– Si[9], только быстро, por favor.

Кортни так нервничала, когда доставала полотенце, в котором спрятала пистолет, что он выскользнул из ее пальцев и громко упал на камни. Мужчина издал гневный звук и подскочил, чтобы поднять его. Она застонала, когда увидела, что он заткнул его за пояс. Вспыхнув от стыда, потому что знала, что Чандос не преминул бы сказать что-нибудь о такой глупости, она поспешила на холм.

Ромеро последовал за ней, не отходя ни на шаг и не давая ей остаться одной. Не было и речи о том, чтобы снять мокрое нижнее белье, и переодеться в сухое, так что она просто надела поверх него сухое платье, которое тут же промокло.

– Ты простудишься, bella, – заметил Ромеро, когда она вышла из-за кустов.

Поскольку виноват в этом был он сам, она огрызнулась:

– А у меня есть выбор?

– Si, у тебя всегда есть выбор.

Какой вздор! Он думал, что она разденется перед ним догола.

– Нет. У меня его нет, – резко сказала Кортни.

Он пожал плечами.

– Как скажешь. Тогда идем.

Он не пытался снова взять ее за руку, просто указал на лагерь, чтобы она шла первой. Она быстро собрала свои вещи и пошла вперед, и вскоре они вышли на небольшую поляну, где она разбила лагерь.

Трое мужчин сидели у костра и ели ее бобы с хлебом, запивая кофе. Кортни была в бешенстве, но больше ее пугало то, к чему это может привести.

– Не так уж и долго. – Усмехнулся черноволосый здоровяк. – Я же тебе говорил, Рыжий, что он любит по-быстрому.

От такой наглости у Кортни кровь прилила к голове, но тут мексиканец зашипел на него:

– Imbécil![10] Она леди.

– Плевать я хотел, что она леди, – фыркнул здоровяк. – Веди ее сюда, поближе.

Кортни вспыхнула, увидев, как он похлопывает себя по паху. С широко раскрытыми, умоляющими глазами она повернулась к мексиканцу, но он пожал плечами.

– Тебе решать, bella.

– Нет!

Ромеро опять пожал своими узкими плечами, но теперь уже повернувшись к здоровяку.

– Как видишь, Хэнчет, она не хочет узнать тебя поближе.

– Меня не волнует, чего она хочет, Ромеро! – рявкнул Хэнчет, вскакивая на ноги.

Мексиканец сделал шаг вперед, становясь перед Кортни, с вызовом обращаясь к Дэйру.

– Не ты ли говорил своим amigo[11], что эта женщина все, что у нас есть, чтобы выманить Чандоса? Чандос уехал на лошади и ему незачем возвращаться в лагерь – ну, разве что за ней. Я бы не вернулся, если бы это была моя женщина, хоть бы мне этого и хотелось. Я бы просто уехал.

Кортни была ошеломлена его бессердечием. Что это за мужчина, который?.. Она ждала, что ответит Дэйр, так как он явно был у них главным.

– Ромеро прав, Хэнчет, – сказал он наконец, и Кортни облегченно вздохнула, но, к сожалению, преждевременно. – Подождем, пока этот ублюдок не появится, и узнаем, что за игру, черт возьми, он ведет.

– Ты… ты знаешь Чандоса? – шепнула она украдкой мексиканцу.

– Нет.

– Они знают?

– Нет, – снова сказал он и пояснил: – Чандос искал Дэйра, но потом вдруг уехал, а Дэйру такое не нравится.

– Ты хочешь сказать, что вы все это время ехали за нами?

– Si, – ответил он. – Почти два дня, и не надеялись, что догоним вас так скоро, но он почему-то ехал очень медленно.

Кортни поняла, что это из-за нее Чандос ехал так медленно, это из-за нее бандитам удалось их догнать.

Она отважилась тихонько спросить:

– А когда он вернется, и твой друг узнает, что ему нужно, что будет потом?

– Дэйр убьет его, – даже не моргнув своими темно-зелеными глазами промолвил Ромеро.

– Но зачем? – удивилась Кортни.

– Дэйр злится, что пришлось потратить так много времени на преследование. Он искал Дэйра в Ньютоне явно не просто так. Мы уехали в Абилин и вернулись только в тот день, когда твой мужчина уехал из города.

– Он не мой мужчина. Он просто везет меня в Техас. Я едва знаю его, но…

– Не важно, почему ты едешь с ним, bella, – не стал слушать ее мексиканец.

– Но, – настойчиво продолжала она, – как ты можешь так спокойно говорить мне, что твой друг убьет его. Не убиваете же вы людей по таким глупым причинам.

– Дэйр убивает.

– И ты его не остановишь?

– Это меня не касается. Если ты волнуешься за себя, не стоит. Тебя не оставят здесь одну. Мы вернемся в Канзас, и ты поедешь с нами.

– Это меня не утешает, сэр!

– А должно бы, bella. Иначе ты тоже умрешь.

Кортни побледнела, но то, что он сказал потом, потрясло ее еще больше.

– У тебя есть время подумать, сопротивляться или нет. Но думай хорошенько, они заполучат тебя в любом случае. Какое это имеет значение – один мужчина или четверо?

– Четверо? И ты тоже?

– Ты – bella, а я мужчина, – просто сказал он.

Кортни замотала головой, не веря своим ушам:

– Но ты остановил Хэнчета…

– Estúpido[12], вот он кто. Он взял бы тебя сейчас и отвлек бы нас всех, давая Чандосу преимущество.

– У него и так есть преимущество, – нарочно сказала она, надеясь поколебать его самоуверенность. – Вы все тут рядом на виду у костра, а он может спрятаться в темноте.

– Si, но у нас есть ты.

Вся ее напускная храбрость тотчас улетучилась.

В голове проносились мысли, как помочь Чандосу. Уцепившись за одну из них, она сказала:

– Я была такой обузой Чандосу, наверняка он будет только рад от меня избавиться. Так что вы зря теряете здесь время.

– Неплохая попытка, лапуля, но я на нее не куплюсь, – услышав ее слова, сказал Дэйр.

Кортни не мигая смотрела на огонь. Наверняка так и есть. Чандос скорее всего почувствовал опасность. Зачем ему возвращаться и встречаться с этими людьми из-за нее? Он один, а их четверо. Стал бы он рисковать жизнью ради нее? Она не хотела, чтобы его убили. Господи, но и быть изнасилованной ей тоже не хотелось.

– Мы слышали он полукровка? Это так?

Кортни потребовалось какое-то время, чтобы понять, что Хэнчет обращается к ней. Прошла еще минута, пока она осознала, о чем ее спрашивают. Они на самом деле ничего не знали о нем. Впрочем, она тоже, но они об этом не догадывались. Кортни мрачно посмотрела на здоровяка с неряшливой бородой и бесстрастно сказала:

– Если ты о том, что он наполовину индеец, то нет. На самом деле, он на три четверти команч. Так их, кажется, называют?

Кортни поразило, что своей ложью ей удалось нарушить покой этого здоровяка. Он отвернулся от нее и стал всматриваться в темноту. Как раз в тот миг хрустнула веткой одна из их лошадей, и он вздрогнул.

– А вы смелая, леди, раз спите с полукровкой. – Этой шуточкой Рыжий Джонни попытался перевести разговор опять на нее, и ему это удалось.

Кортни сверкнула глазами:

– Скажу еще раз! Чандос не мой… не мой… любовник! Он беспощадный дикарь. Но когда я увидела, как он убил Джима Уорда, я поняла, что он сможет довезти меня до Техаса, вот и все.

– Черт! Старик Джим мертв? – переспросил Хэнчет.

Кортни вздохнула. Ее не удивило, что они знали бандита Уорда. Они и сами были бандитами.

– Да. Чандос убил его, – ответила она. – Он убивает за вознаграждение. Уж не поэтому ли он интересовался вами? – спросила она Дэйра.

Тот медленно и невозмутимо покачал головой.

– Меня не разыскивают, лапуля. Потому что я после своих преступлений свидетелей не оставляю.

Хэнчет и Рыжий Джонни засмеялись. Кортни захотела вернуть утраченное преимущество.

– Да, вы, конечно, безжалостны, жестоки, и все такое, в этом у вас много общего с Чандосом. И он не отличается добротой. Знаете, он пытался напугать меня рассказами о том, сколько он снял скальпов. Не буду говорить сколько. Я ему не поверила, поэтому повторять его враки нет смысла. Еще он рассказывал, что несколько лет гонялся за этим мстительным Сатантой. Но скажите мне на милость, как он мог убить за вознаграждение семнадцать человек, как он утверждает? Он не настолько старый. Как можно убить столько людей за такое короткое время? Это невозможно, говорю я вам… Я ему так и сказала.

– Закрой рот, женщина, – гневно проскрежетал Дэйр.

– Почему же? Уж не услышали ли вы что-то? – Невинно проговорила Кортни. – Наверное, это Чандос. Он давно должен был вернуться. Но он не станет показываться. Зачем, если можно всех вас перестрелять…

– Рыжий Джонни, заткни ее чертов рот чем-нибудь! – прорычал Дэйр.

Когда парень подошел к ней, раздался выстрел. Пуля попала ему в левое плечо и отбросила назад. Все повскакивали на ноги, включая Кортни, которую вдруг опять охватил ужас.

Рыжий Джонни корчился на земле, вопя, что ему раздробило кость. Из-за звона в ушах, Кортни едва слышала его, но знала, что должна предупредить Чандоса.

– Они хотят убить тебя, Чандос!

Она осеклась, увидев перед собой руку Дэйра, готовую ударить ее. Но рука не успела коснуться ее – пуля попала прямо в локоть, парализовав руку. Он выронил оружие. Когда Хэнчет увидел, что произошло с Дэйром, он наставил пистолет на нее, но в следующий миг оружие было выбито из его руки выстрелом. В ушах Кортни звенело, она стояла, в изумлении глядя по сторонам.

– Идиоты! – закричал Ромеро. – Он защищает женщину! Оставьте ее в покое! – Потом он крикнул Чандосу: – Эй, seсor, не стреляй, por favor. Видишь, я бросаю оружие.

Сделав это, он раскинул руки. Видимо, рассчитывая, что Чандос не станет стрелять в безоружного.

Уловка удалась, Чандос перестал стрелять. Вне круга, освещенного огнем все затихло. У костра стонал Рыжий Джонни, Хэнчет тяжело дышал, зажимая кровоточащую рану на руке.

Страх Кортни поутих, хотя ее руки и ноги все еще дрожали. Чандос сделал это. Победил.

Почему он просто не прикажет им всем сесть на лошадей и уехать? Почему он молчит?

Ромеро медленно обошел костер, чтобы помочь Дэйру перевязать руку.

– Не делай глупостей, amigo, – услышала Кортни шепот Ромеро. – Он мог убить нас всех за считанные секунды. Но только ранил нас. Задавай ему свои вопросы и давай уходить. У тебя больше нет преимущества.

– Она все еще у меня, – прошипел Дэйр, глядя на Кортни.

Она ответила ему прямым взглядом.

– Не думаю. Я могу уйти отсюда прямо сейчас, и ты не посмеешь меня остановить. Где бы он ни был, вы все у него на мушке.

О, какое удовольствие ей доставило видеть, как яростно сверкают его глаза, потому что это была правда. Но Дэйр, словно не желая мириться с этим, сделал шаг в ее сторону. Раздался еще один выстрел, пуля попала Дэйру в бедро, и он свалился, крича от боли.

Ромеро схватил Дэйра за плечи, и приблизив к себе его лицо, процедил:

– Хватит! Он нас всех изрешетит, если ты не прекратишь!

– Хороший совет.

– Чандос! – радостно воскликнула Кортни, поворачиваясь на его голос.

Пока она вглядывалась в темноту за поляной, ей ужасно захотелось побежать к нему и броситься в его объятия, но она не решилась отвлекать его в такую минуту.

Он стоял на краю поляны, с пистолетом, нацеленным на бандитов, шляпа прикрывала глаза так, что было непонятно, за кем он наблюдает. Выглядел он сурово и решительно. Но Кортни он показался красивым как никогда.

– Это ты, Чандос? – Ромеро поднялся, держа руки подальше от тела. – Не стоило так шуметь по пустякам, seсor. Ты разыскивал моего друга. Он решил сам к тебе прийти. Он всего лишь хотел узнать, зачем ты его искал.

– Это ложь! – крикнула Кортни и обличительно направила указательный палец на Дэйра. – Он собирался убить тебя, получив ответы на свои вопросы. Этот мне сказал. – Она кивнула на Ромеро. – А еще он сказал мне, что они хотели сделать после того, как убили бы тебя, они… они…

– Язык по-прежнему заплетается, леди? – сказал Чандос. Как он мог шутить в такую минуту, поразилась она.

– Да, они сделали бы это! – выпалила она.

– Не сомневаюсь, любовь моя, – ответил Чандос. – А теперь, пока тебя все еще распирает от негодования, может, соберешь их оружие?

Кортни была так удивлена тем, как он ее назвал, что минуту не могла пошевелиться. Но, наклонившись, чтобы поднять первый пистолет, она вдруг поняла, что он хочет уверить их будто она его женщина.

Стараясь не становиться ни перед кем из бандитов, чтобы не мешать Чандосу наблюдать за ними, она подобрала оружие Хэнчета и Дэйра. Пистолет Рыжего Джонни был все еще в кобуре. Ромеро сам отдал свой, а потом она с торжествующим видом вытащила у него из-за пояса свой пистолет.

– Не будь мстительной, bella, – тихо сказал он ей. – Не забывай, что я помог тебе.

– Разумеется, – ответила она. – Как не забуду и то, почему ты мне помог. Может, рассказать обо всем Чандосу, и пусть он решает, помог ты мне или нет?

Она отошла от него, не давая возможности ответить. Он не нравился ей больше остальных, потому что вел свою игру на ее страхе: сначала ужасно испугал, потом дал надежду, а потом эту надежду отнял. Они все были жестокие, но этот особенно. Кортни прошла по краю поляны к Чандосу, бросила пистолеты позади него. Свой пистолет она оставила у себя.

– Я знаю, тебе сейчас не до моей благодарности, – сказала она тихо, прижимаясь к его спине и быстро обнимая его. – Но я должна сказать, я рада, что ты вернулся.

– Ты вся мокрая, – вполголоса произнес он.

– Я купалась, когда они появились.

– В одежде?

– В нижнем белье, естественно.

– Естественно, – усмехнулся он.

А потом он удивил Кортни… и остальных. Спокойным голосом Чандос сказал:

– Убирайтесь… пока можете.

Он отпускал их!

Глава 19

Луна была неполной, но светила она достаточно ярко, чтобы озарить серебристым светом широкий приток реки Арканзас. Достаточно ярко, чтобы Кортни смогла отчетливо рассмотреть людей, пересекающих водный поток.

Она стояла на берегу рядом с Чандосом и наблюдала за тем, как лошади боролись с течением. Стремительный поток выбил Хэнчета из седла, и Кортни уже решила, что с тот с простреленной рукой уже вряд ли доберется до берега, но, как ни странно, он выплыл, и лошадь его тоже. Выбравшись на берег, Хэнчет и остальные двое взяли путь на север, в сторону Канзаса. Кортни и Чандос проводили их взглядом, пока они не скрылись из виду.

Потом, будто ничего необычного не произошло и Дэйр Траск не был привязан к дереву у костра, Чандос принялся сдирать шкурки с двух белок, которых он, судя по всему, поймал голыми руками, потому что на зверьках не было никаких ран, и мужчина во время охоты не сделал ни одного выстрела. Повесив их над костром жариться, он открыл очередную банку бобов и заварил кофе. Кортни сидела молча и с отвращением поглядывала на Дэйра Траска.

Чандос заявил, что Траск не едет с остальными. Он назвал Траска полным именем, чем показал, что знает его или знает о нем. Потом заставил Ромеро связать Траску руки и ноги его же, Траска, рубашкой и брюками. Он послал Кортни за веревкой, привязанной к его седлу, и Кортни чуть не заблудилась, пытаясь найти Верного.

Когда она принесла веревку и привела лошадь, Чандос велел Ромеро обвязать веревкой запястья Траска, предупредив, что если веревка будет затянута не достаточно туго, Траск может упасть и поломать себе ноги. Что он задумал, стало понятно, когда Чандос отволок Траска к ближайшему дереву, причем тащил он его одной рукой, потому что в другой держал пистолет. Он приподнял Траска на несколько футов над землей и привязал к стволу.

– Ты его убьешь? – спросил Ромеро.

– Нет, – ответил Чандос. – Но он немного помучается за то, что сделал.

– Он ничего тебе не сделал.

– Верно. Но собирался, сделать, с этой леди. Только я могу к ней прикасаться, это понятно?

Ромеро посмотрел на Кортни, пытаясь понять, солгала ли она, когда рассказывала о своих отношениях с Чандосом, потом опять повернулся к Чандосу.

– Сдается мне, ты искал встречи с моим amigo не только из-за женщины, si?

Чандос не ответил. Он подвел лошадей, снял с седел винтовки и передал животных их хозяевам. Чуть позже он выбросил их винтовки и пистолеты в реку.

Бандиты ушли, а Дэйр Траск все еще болтался на дереве. Только теперь во рту у него торчал кляп из носового платка, потому что он начал орать вслед своим дружкам, чтобы они вернулись. Чандосу эти вопли быстро надоели. Глядя на распятое на дереве тело, Кортни понимала, что Траск должен испытывать адскую боль. Его раны продолжали кровоточить, даже та, которую наспех перевязали.

Наверное, он заслужил это, и даже больше, но она не могла смотреть на его мучения. Она понимала, что испытывала бы совсем другие чувства, если бы у него получилось ее изнасиловать, или если бы погиб Чандос. Как бы то ни было, страдания Траска удовольствия ей не доставляли.

А Чандосу? Этого она не знала. Лицо его, как всегда оставалось непроницаемым. Он готовил ужин и ел с совершенно невозмутимым видом. Однако не сводил глаз с Траска ни на секунду.

Когда она попыталась заговорить с Чандосом, он велел ей помолчать, сказал, что нужно прислушиваться, на тот случай, если остальные решат вернуться. Она замолчала.

Потом он велел ей собирать вещи и седлать лошадей. Они уезжали, и Кортни была рада этому. Но, когда она все приготовила и подвела лошадей, – свою, Чандоса и Траска – Чандос, похоже, передумал. Костер он не погасил, наоборот, подбросил в огонь еще хвороста. Траска он тоже не отвязал.

Чандос повернулся и посмотрел на нее с таким серьезным видом, что у нее внутри все сжалось.

– Ты, что хочешь… ты… да, ты этого хочешь. – Она и сама не знала, как, но догадалась, чего он хочет.

Взяв Кортни за руку, он отвел ее на край поляны.

– Не нужно понапрасну расстраиваться, леди. Я просто хочу, чтобы ты выехала первой. Но не гони лошадей. Я тебя догоню через несколько минут.

Он опять начал называть ее леди. И вид у него был крайне серьезный.

– Ты собираешься его убить? – спросила она.

– Нет.

– Значит, будешь пытать.

– Женщина, – сказал он, – где то спокойствие, с которым ты забалтывала четырех головорезов?

– Ты меня отправляешь туда, где полно индейцев, и хочешь, чтобы я была спокойна? Твои выстрелы наверняка услышали. Тут вокруг теперь наверняка десятки… может, даже сотня дикарей.

– Ты правда думаешь, что я отправил бы тебя туда, где опасно?

Он произнес это так тихо и спокойно, что она осеклась.

– Прости, – пристыженно произнесла она. – Просто я такая трусиха.

– Ты храбрее, чем думаешь, леди. Теперь вперед, я догоню через пару минут. Мне нужно сказать Траску кое-что, чего тебе лучше не слышать.

Глава 20

Коричневые волосы, коричневые глаза – такие могли быть у кого угодно, но два недостающих пальца указывали на то, что этот человек – Дэйр Траск. Чандос стоял перед своим врагом, пытаясь сдерживаться, пытаясь не поддаться воспоминаниям. Дэйр Траск изнасиловал его мать. Он не убил ее, но надругался над ней. Из тех, кто это сделал, он был последним, кто еще оставался в живых.

Еще Дэйр Траск был одним из тех трех, кто изнасиловал жену Прыгающего Волка. И это нож Траска вспорол живот молодой женщины, когда он закончил развлекаться с ней – не смертельным ударом, а специально рассчитанным на то, чтобы она еще больше помучилась перед смертью.

За одно это Траск заслуживал смерти, а за остальное он заслуживал смерти медленной и мучительной. И он умрет, сегодня или завтра, быть может, даже послезавтра. Только Чандос этого не увидит. Да он и не хотел этого видеть. За четыре года желание отомстить в значительной мере утихло… только не в отношении Уэйда Смита. Уэйд Смит должен умереть от руки Чандоса. Что же касается Траска, это просто было завершением дела, которое он поклялся довести до конца. Если не считать этого, Чандосу было плевать на Траска.

Траск не понял бы, почему должен умереть, без объяснения Чандоса. А Чандос хотел, чтобы Траск все понимал, чтобы он знал, что пришло время отвечать за совершенные зверства.

Чандос вытащил кляп изо рта Траска. Потом отошел на несколько футов и посмотрел на него. Траск плюнул на него, выказывая презрение. В его глазах не было страха.

– Я знаю, полукровка, ты не убьешь меня, – прохрипел Дэйр. – Я слышал, как ты это сказал своей женщине.

– Уверен, что не ослышался?

Воинственность Траска слегка поуменьшилась.

– Какого черта тебе нужно? Я не трогал твою женщину. Тебе не за что…

– Женщина тут ни при чем, Траск.

– Значит, Ромеро был прав? Она тебе нужна как предлог. Для чего?

– Твоим друзьям не обязательно знать, что произойдет между мной и тобой. Они никогда тебя больше не увидят, но решат, что я просто слишком ревнивый человек. Они никогда не узнают, что здесь произошло на самом деле.

– Как бы не так! Они вернутся, и очень скоро! Они не бросят меня здесь.

Чандос медленно покачал головой.

– Могу с тобой поспорить. И это будет последнее пари в твоей жизни. Твои друзья наверняка уже заметили индейцев, и теперь несутся во всю прыть к границе.

– Вранье, – выпалил Траск. – Мы не видели никаких… Ты видел здесь индейцев?

– Мне не нужно было их видеть. Я знаю, что они близко. Мы обычно ездим вместе, но на этот раз из-за женщины они держатся на расстоянии. Понимаешь, индейцы ее пугают.

– Она едет с тобой? – Траск мотнул головой в сторону Кортни.

Чандос кивнул, ничего не объясняя.

– Я знаю, чего ты хочешь, полукровка, – процедил его противник. – Дэйра Траска так просто не запугаешь. Мы слишком близко к границе, чтобы тут шатались краснокожие.

Чандос пожал плечами.

– Мне не нужно тебе это доказывать. Когда они тебя найдут, ты это узнаешь. Я оставляю тебя им, можно сказать, в качестве подарка.

– Подарка? – вскричал Траск, в его взгляде появился неподдельный страх. – Если хочешь меня убить – убивай. Или кишка тонка?

Но Чандоса это не проняло, ему уже надоел разговор с этим подонком.

– У меня есть желание тебя убить, – негромко промолвил он, подходя ближе. – Посмотри на меня. Посмотри в мои глаза. Ты раньше уже видел эти глаза, Траск, хотя это были не мои глаза. Или ты изнасиловал так много женщин, что сейчас не вспомнишь женщину, о которой я говорю? – Траск вздрогнул, и Чандос добавил ледяным голосом: – Вижу, ты вспомнил.

– Дьявол, это было четыре года назад!

– Ты думал, если прошло так много времени, месть команчей тебя не настигнет? Ты знаешь, что случилось с остальными, кто был с тобой в тот день?

Траск знал. Его лицо побледнело. До сих пор он думал, что все кончено, что дикари, нашедшие остальных, уже упились местью и не станут его искать. Но он ошибся.

Траск задергался, пытаясь освободиться от пут, но веревки были затянуты крепко. Чандос почувствовал запах его страха, умоляюще глядевшие на него глаза были полны осознания скорой смерти.

Чандос удовлетворенно развернулся и сел на лошадь. Поймав поводья чалой Траска, он сказал:

– Теперь ты знаешь, почему я хочу твоей смерти. Но вспомни и юную женщину-команча, которую ты сначала изнасиловал, а потом оставил умирать медленной мучительной смертью.

– Да это всего лишь какая-то индианка!

Если Чандос и испытывал какие-то угрызения совести, эти слова заглушили их.

– Это была красивая, ласковая женщина, мать ребенка, который тоже умер в тот день, и жена, чей муж до сих пор оплакивает ее. Она за всю свою жизнь не обидела ни одной живой души. Хороший и добрый человек. А ты убил ее. Поэтому я отдаю тебя ее мужу. Ты нужен ему, а не мне.

Чандос ускакал, не слыша криков Траска, который умолял вернуться и убить его. В эту минуту Чандос слышал крики женщин и детей, над которыми издевались, которых насиловали и убивали. Они были близко, так же как индейские воины, хоть он и не видел их. Но он чувствовал, что они наблюдают за ним, и знал, что они его поймут.

Через какое-то время Чандос увидел в отдалении Кортни, и призраки покинули его. Она прогоняла прошлое. Эта милая, невинная женщина посреди жестокого мира исцеляла его душу, как чудодейственный лечебный бальзам.

Она остановилась посреди широкой открытой равнины. И она, и ее кобыла были окутаны плащом из серебряного лунного света. Чандос пустил лошадь быстрее.

Когда он подъехал, Кортни расплакалась. Чандос улыбнулся. Она никогда не прятала своих чувств, но сегодня справилась с этим чудесно. Она была спокойна и уверена, когда это было нужно. Теперь же, оказавшись в безопасности, не сдержала слез.

Он одним движением снял ее с лошади и усадил перед собой. Продолжая плакать, она уткнулась лицом в его грудь, и Чандос обнял ее, радуясь тому, что со слезами из нее выходит страх. Когда она наконец затихла, он нежно приподнял ее лицо и поцеловал.

Кортни почти сразу поняла, что этот поцелуй не случаен. Жаркая кровь бросилась в лицо, у нее закружилась голова, она испугалась и отпрянула.

Не дыша, Кортни посмотрела на Чандоса. Его совершенное спокойствие задело ее.

– Только не говори, что этим ты хотел закрыть мне рот.

– Ты спрашиваешь, почему я тебя поцеловал? – вздохнув, произнес он.

– Я просто…

– Не надо, котенок, потому что, если я тебе отвечу, мы с тобой ляжем вместе прямо здесь, и утром ты будешь уже не такой невинной, как сейчас.

Кортни разинула рот от удивления.

– Я… я не думала, что ты считаешь меня… привлекательной.

Чандос заворчал. Ничего не сказал, не подтвердил и не опровергнул, просто заворчал. И как, позвольте узнать, это понимать?

– Думаю, тебе лучше посадить меня обратно на мою лошадь, Чандос, – неуверенно произнесла она.

– Это будет «подобающе»?

Всеми фибрами души ей хотелось оставаться рядом с ним, но его сарказм неприятно уколол ее.

– Да, – сухо произнесла она. – Подобающе.

Он рывком пересадил Кортни в ее седло, и она едва успела ухватиться за поводья, когда ее лошадь потрусила следом за лошадью Чандоса.

Всю дорогу до следующей остановки у нее голова шла кругом. Чандос хотел ее!

Глава 21

Чандос хотел ее! Это было первое, о чем она подумала следующим утром, проснувшись, когда ночной благостный туман еще не выветрился из ее головы. Но потом ее как будто окатили холодной водой. Истина была до невозможности очевидной! Какая она мечтательная дура! Конечно же, он хотел ее. Она – тут единственная женщина, а он – мужчина. Насколько она знала, мужчины не разборчивы и берут то, что есть. На самом деле он хотел не ее. Он с самого начала показывал свое безразличие. Это просто похоть, он поддался ей, как поддаются все мужчины, не задумываясь о женщине, пробудившей это чувство.

– Ты собираешься убить это одеяло, что ли?

Кортни повернулась.

– Что?

– Ты так на него смотрела, будто хотела прикончить.

– Я… Ох, мне просто приснился плохой сон.

– Не удивительно. После всего, что было.

Он сидел на корточках у костра с кружкой кофе в руке. Выбритый, одетый и уже в широкополой шляпе для езды. Он был готов ехать, но явно ждал, пока она проснется, давая ей выспаться. Как он догадался, что ей нужно хорошо выспаться?

– Если ты не сильно спешишь, может, нальешь и мне кофе? – попросила она, вставая и собираясь складывать одеяло. И тут до нее дошло, что на ней та же одежда, которая была вчера вечером. – Боже правый, и о чем я думала? – пробормотала она, ощупывая одежду, все еще влажную в некоторых местах.

– Это от нервов, наверное, – предположил Чандос.

– От нервов? – Она обожгла его взглядом. – Но ты же знал! Почему не напомнил?

– Я напоминал. Ты меня поблагодарила, легла и тут же заснула, как убитая.

Кортни отвела взгляд. Наверное, она выглядела как полная дура, когда улеглась спать в мокрой одежде. И все это, потому что Чандос на несколько секунд воспылал к ней желанием. Как можно быть такой идиоткой?

– Мне… мне нужно переодеться, – выпалила она и убежала.

Но на этом все не закончилось. Вчера вечером она собиралась так быстро, что неосторожно положила мокрую одежду в сумку к остальной одежде, и в итоге теперь все было влажным.

Кортни покосилась через плечо на Чандоса, потом опять посмотрела на сумку.

– Чандос, я… я…

– Неужели все так плохо, Кошачьи Глаза?

Она опять взглянула на него и протараторила:

– Мне нечего надеть.

– Что, совсем нечего?

– Нечего. Я… я сложила влажную одежду и… и забыла достать ее просушиться.

– С просушкой придется подождать до ночи. А те брюки? Они тоже мокрые? – Он подошел и посмотрел на сумку.

– Они сухие. Я держу их в седельной сумке.

– Они сойдут.

– Но я думала…

– Все равно выбора нет. Погоди. Я дам тебе какую-нибудь из своих рубашек.

Кортни была поражена. Похоже, он вовсе не рассердился. Через секунду Чандос бросил ей кремового цвета рубашку из мягчайшей оленьей кожи. Вот только рубашка эта не застегивалась, а зашнуровывалась спереди, а у Кортни не было сухой сорочки, чтобы поддеть.

– Не хмурься, Кошачьи Глаза, все равно больше ничего нет. Остальные мои вещи нужно стирать.

– Я не… Я с радостью перестираю твои вещи.

– Нет, – отрубил он. – Я о себе сам забочусь.

Вот теперь он разозлился. Надо же было ему выбрать именно… Ох! Кортни взяла брюки и пошла за кусты. Как ее бесил этот мужчина! Она ведь просто предложила помощь. А он повел себя так, что можно подумать, будто она набивалась… ему в жены.

Спустя пять минут Кортни решительным шагом вернулась в лагерь собираться в дорогу. Щеки ее алели от сдерживаемого негодования.

Рубашка Чандоса свисала намного ниже колен, поэтому она не могла ее заправить. А вырез в форме клина со шнуровкой, который ему, наверное, доходил до половины груди, на ней спускался до самого пупка. Но самым ужасным в этом была шнуровка! Сделанная из упругой сыромятной кожи, она упорно отказывалась туго затягиваться. Как Кортни ни тянула ее, та все равно оставляла открытым совершенно непозволительный разрез шириной в полдюйма.

Кортни держалась к Чандосу спиной, а когда подошла к костру за кофе, прижала к груди шляпу и бросила на него испепеляющий взгляд, как будто говоривший: попробуй только скажи что-нибудь. Он ничего не сказал. Мало того, он изо всех сил старался не смотреть на нее.

Кортни посмотрела по сторонам в поисках чего-нибудь, что отвлекло бы ее от испытываемых неудобств, и ее взор пал на лишнюю лошадь, привязанную рядом с их тремя.

– По-моему, заставлять Траска идти в Канзас пешком было чересчур жестоко.

Ответ на этот легкий укор оказался неожиданным. Чандос пронзил ее ледяным взглядом голубых глаз. У нее возникло чувство, что он готов сделать с ней что-то нехорошее.

– Если ты не знаешь, в чем он виноват, как ты можешь судить о том, чего он заслуживает?

– Ты знаешь наверняка, что он виновен?

– Да.

– В чем?

– Изнасилование. Убийство мужчин, женщин и детей.

– Господи! – Кортни побледнела. – Если ты все это знал, почему не убил сразу?

Ничего не ответив, Чандос встал и направился к лошадям.

– Извини! – крикнула ему вдогонку Кортни. Услышал ли он?

Почему так получается, что она вечно за что-то извиняется? И кто ее за язык тянет?

Нужно выбросить Дэйра Траска из головы. Конечно, его стоило сурово наказать, как это делается в цивилизованных странах. Но она больше не будет об этом думать.

Выплеснув остатки кофе в костер, она пошла к своей лошади, которую Чандос любезно оседлал, достала щетку и принялась торопливо водить ею по волосам, чистым, но спутанным.

Чандос подошел сзади, когда она боролась с особенно сложным колтуном.

– Раз уж ты считаешь, что у меня талант к таким вещам, я мог бы его срезать. – В его голосе были отчетливо слышны шутливые нотки. Он прибавил: – Сколько там я скальпов поснимал? Не могу припомнить.

Кортни повернулась. Он смотрел на нее с улыбкой. Как же быстро улетучилось его плохое настроение!

Она вспомнила, что еще наговорила про него вчера вечером, и почувствовала, что начинает краснеть.

– Ты вчера долго слушал, что мы там говорили?

– Долго.

– Надеюсь, ты не думаешь, что я и правда верю в то, что им рассказывала, – поспешила заверить она. – Просто, когда они спросили, действительно ли ты наполовину индеец, я решила, что будет лучше сказать, что да. Я хотела, чтобы они поволновались. К тому же они говорили, что никогда не видели тебя, поэтому откуда им было знать, что ты совсем не похож на индейца?

– Не похож? – изображая тревогу, произнес он. – Как много индейцев ты видела, что можешь судить?

Кортни побледнела. Он дразнил ее, только ей это вовсе не казалось таким уж смешным.

Постепенно она почувствовала всю серьезность его настроения.

– Так ты не частично индеец, да? – прошептала она и тут же пожалела, что задала этот вопрос. На подобные вопросы не отвечают. Во всяком случае он на него не ответил, просто смотрел на нее своим тревожащим душу взглядом.

Она опустила глаза.

– Забудь, что я спрашивала. Если ты готов ехать…

Он взял ее руку и шлепнул ей на ладонь кусок оставшегося со вчера мяса.

– Это тебя поддержит до обеда.

– Спасибо. – Но, когда он отвернулся, она спросила: – Чандос, ты знаешь, что значит слово «bella»?

Он пристально посмотрел на нее.

– Мексиканец тебя так называл?

– Да.

– Это значит «красивая».

– А…

И снова Кортни охватило острейшее, жгучее ощущение неловкости.

Глава 22

– Если тебе еще нужно что-нибудь постирать, лучше сделай это сегодня, – сообщил Чандос Кортни, как только они вечером остановились разбить лагерь. – Завтра мы отдалимся от Арканзаса, и по меньшей мере три дня будем находиться вдали от воды.

Стирать Кортни больше особо было нечего, но ей было нужно проветрить и высушить весь гардероб. Чандос быстро расседлал лошадей, свою и Траска, и отправился на реку стирать свои вещи. С этим он тоже долго не возился и закончил, когда Кортни только готовилась приступить. Когда она закончила, их лагерь выглядел, как какой-нибудь постоялый двор. На каждом доступном дереве, на каждом кусте и камне была развешена одежда.

У Кортни вызывала улыбку мысль о том, что их маленький лагерь, затерянный посреди Индейской территории, выглядит так по-домашнему. От такой обстановки веяло чем-то теплым, и ощущение это в душе Кортни преобразовалось в чувство глубокого удовлетворения, удивившее ее саму. Часть этого чувства шла от Чандоса и от ощущения полной безопасности, которое давала близость к нему. Сегодня он не пошел на охоту, и Кортни не сомневалась, что он просто не хотел оставлять ее одну. Он чувствовал, что она еще к этому не готова, и она была благодарна ему за доброту.

Чтобы он понял всю степень ее благодарности, Кортни принялась готовить пикантное рагу из сушеного мяса и овощей, приправив его теми немногими специями, которые она захватила с собой в дорогу и добавив в него клецок. Впрочем, в рагу не было ни единого боба.

Пока Кортни готовила еду, Чандос сидел, прислонившись к седлам, с закрытыми глазами. Когда она начала напевать, по его телу разлилось умиротворение, и он закрыл глаза крепче. Снова она за свое – играет на его чувствах, когда он меньше всего этого ждет. Похоже, от Кортни Хорте у него нет защиты.

Как долго еще он сможет хотеть ее, не удовлетворяя свое желание? Необходимость бороться с природными потребностями была для Чандоса в новинку, как и вожделение, настолько сильное, что он не мог думать ни о чем другом, кроме этой женщины. Она опутала его так крепко, что он был готов взорваться, и спастись от нее не было никакой возможности.

Но он не прикоснется к ней. Даже если она сама предложит себя, он этого не сделает… Но минутку, он же не настолько благороден. Он не станет требовать от себя такого.

О, кого он обманывал? Она уже предлагала себя, и он до сих пор от этого мучился. Эта нелепая мысль, что он должен защищать ее – даже от самого себя – была сплошной мукой. Она подавала ему знаки один за другим: многозначительные взгляды, манящие поцелуи. Она хотела его, и от осознания этого его кровь кипела как никогда прежде.

Но, искушая его, осознавала ли она, насколько трудно ему не поддаться? Нет, она не могла этого знать. Он постарался сделать так, чтобы она этого не увидела. А если она даже догадалась о чем-то таком, ей до этого, очевидно, не было дела, поскольку она даже не попыталась обуздать эти свои взгляды, которые так распаляли его плоть.

– Чандос, как им удается перегонять такие большие стада через эти холмы? Или они обходят их стороной?

– Не обходят. – Чандос удивился тому, как резко прозвучал его ответ, и прибавил более мягким тоном: – Дорога, по которой гонят скот, проходит отсюда примерно в пятидесяти милях на запад.

– А я думала, до Уэйко быстрее всего можно добраться по этой дороге.

– Так и есть.

– Но мы не по ней пойдем?

– У меня дела в Парисе, это городок на северо-востоке Техаса. Это задержит нас в пути дней на пять, но нам придется туда заехать. Я изначально туда направлялся, и мне не хочется терять неделю, чтобы доставить тебя до Уэйко, а потом еще столько же на обратную дорогу. Ты против?

Он произнес это с таким вызовом, что она не осмелилась возражать.

– Нет. Я бы не стала просить тебя менять свои планы ради меня. Несколько лишних дней ничего не изменят. – Она в последний раз помешала рагу. – Еда готова, Чандос.

За едой Кортни одновременно радовалась тому, что проведет с Чандосом больше времени, чем думала, и злилась оттого, что он не удосужился посвятить ее в свои планы заранее.

На воде поблескивал лунный свет. Кортни зарылась ногами в речной песок под тенью нависающего дерева, позволяя течению омывать себя. Стоя в воде полностью обнаженной, она чувствовала себя настоящей грешницей. Ощущение это было восхитительным.

Наконец, с неохотой, она вышла из реки. Высушиться оказалось не так-то просто, потому что полотенца у нее не было. Пришлось вытираться руками… Боже, а ведь именно это ей хотелось сделать со спиной Чандоса. «Не думай об этом, Кортни». Она быстро оделась и пошла обратно в лагерь.

Там она с удивлением увидела, что он уже убрал остатки еды, разложил свою скатку и теперь засыпал костер. Кортни вздохнула. После освежающего купания спать ей совершенно не хотелось, но Чандос уже готовился укладываться.

Когда она подошла, он встал. Его глаза скользнули по ее бледно-зеленой шелковой рубашке, и она вдруг поняла, что оделась, не успев высохнуть окончательно. Шелк в разных местах прилипал к коже. К тому же волосы были влажными, хоть она и заколола их на затылке. По ней было видно, что она недавно купалась, и воспоминание о купании нагишом вдруг заставило ее смутиться.

– Если бы я знала, что мне не нужно убирать посуду, – выпалила она, – можно было не спешить. – О, почему это прозвучало так ужасно? Она не имела в виду… – Я хотела сказать… Не важно. Вот. – Кортни протянула ему рубашку, которую успела проветрить. – И еще раз спасибо.

Она отвернулась, но тут Чандос испугал Кортни, схватив ее за руку.

– В следующий раз сообщай мне, что собираешься делать, женщина. Тебя могла ужалить водная змея, тебя могло сбить плывущим бревном и утянуть в реку. Тебя могли похитить индейцы, могло случиться что-то еще хуже.

– Разве может быть что-то хуже индейцев?

– Может.

– Но ты ведь был недалеко, – сказала она. – Ты бы услышал, как я зову на помощь.

– Если бы ты позвала. Но мужчина не дал бы тебе такой возможности.

– Если ты имеешь в виду, что я не должна мыться…

– Нет.

У нее глаза на лоб полезли, когда она наконец поняла, что еще с ней могло произойти.

– Если ты хочешь… хочешь…

– Нет, черт возьми, – вскричал он, не меньше самой Кортни потрясенный возникшим у нее подозрением. – Я не должен за тобой наблюдать. Мне просто нужно быть рядом, где-то близко, чтобы я мог защитить тебя. – Он понял, что этот неловкий разговор уже не закончить по-хорошему. – Забудь, – отрубил он.

– Забыть что? Сообщать тебе, когда я иду мыться?

– Забудь про мытье, просто забудь.

– Чандос!

– Леди не должна мыться в дороге.

– Это же глупость, и ты понимаешь это! – возразила она. – Я же не хожу тут голая. Ну, я раздевалась сегодня, но…

Она запнулась. Образ, который пробудили эти слова в воображении Чандоса, овладел им. С тихим рычанием он придвинул ее к себе, и вся его страсть словно сорвалась с цепи.

При первом прикосновении его губ Кортни испытала глубокое потрясение, которое лишило сил ее тело. Полагая, что ноги не удержат ее, она крепко прижалась к Чандосу, обхватив его руками за шею.

Одна его рука удерживала ее крепко, как стальной зажим, прижимала так сильно, что ее грудь расплющилась о его грудь. Его вторая рука лежала на ее затылке, чтобы она не могла увильнуть от его жадного рта. Было что-то очень дикое, необузданное в том, как его губы касались ее уст, давили, раздвигали их. А потом его горячий язык, как острый кинжал, резанул по ее языку.

Неправильно понимая причину его грубости, Кортни подумала, что он снова хочет обидеть ее, и ей стало страшно. Она попыталась отстраниться, но он не отпустил ее. Она толкнула его плечи, чтобы вырваться, но его хватка только усилилась. Она крутилась и извивалась, но так и не смогла высвободиться или сдвинуть его с места.

Чандос смутно осознавал, что Кортни отбивается от него. Он проиграл свою личную битву, и знал это. Но до сих пор ему не приходило в голову, что он может испугать ее силой своего желания. Ее потуги вырваться заставили его на секунду замереть, и этого оказалось достаточно, чтобы к нему вернулся разум.

Атака на ее рот закончилась, и Кортни наконец смогла дышать нормально. Он немного ослабил хватку, ровно настолько, чтобы между ними появилось хоть какое-то расстояние.

– Это был очередной твой урок? – спросила она, тяжело дыша.

– Нет.

– Но ты опять сделал мне больно.

Чандос погладил ее по щеке.

– Этого мне меньше всего хотелось, котенок.

Теперь он был таким нежным – его голос, его взгляд, его пальцы на ее лице. Но Кортни не позволила себе утратить бдительность. Она по-прежнему боялась его.

– Почему ты нападаешь на меня, Чандос?

Услышать такое обвинение ему было неприятно.

– Нападаю?

– А ты как бы это назвал?

– Штурмую твои бастионы, – усмехнулся он.

– Не смей смеяться! – вскричала она. – Ты отвратительный, и… и…

– Тише, тише, Кошачьи Глаза. Послушай меня. Если я тебя испугал, прости. Но если мужчина хочет женщину так сильно, как я, поверь, сдерживаться не так-то просто. Понимаешь?

После потрясенного молчания, она несмело спросила:

– Ты… ты хочешь меня?

– Ты еще сомневаешься? – мягко произнес он.

Кортни опустила глаза, чтобы он не увидел ее радости, ее смущения.

– Раньше ты меня не хотел, – чуть слышно промолвила она. – Не делай этого со мной, Чандос, только из-за того, что… тебе нужна женщина, а, кроме меня, других здесь нет.

Он приподнял ее лицо за подбородок, заставив посмотреть ему в глаза.

– Что же я наделал своими глупыми потугами противиться тебе? – горько произнес он. – Можешь сомневаться в том, что мое решение разумно, но поверь, я хочу тебя с того самого мгновения, когда ты вошла в магазин в Рокли. Думаешь, я стал бы тратить время на этого никчемного Джима Уорда, если бы не ты?

– Нет… Не говори так.

– Знаешь ли ты, что я был готов убить твоего дружка Рида за то, что ты разрешила ему поцеловать себя?

– Чандос, прошу!

Он придвинул ее к себе, на этот раз бережно, не обращая внимание на ее уже ослабевшее сопротивление.

– Я так же, как ты, Кошачьи Глаза, не могу не поддаваться чувствам. Я пытался не думать о тебе, пытался выбросить тебя из головы, но не смог. Я пытался заставить себя не прикасаться к тебе. Больше я не могу этому противиться. Особенно теперь, когда знаю, что и ты меня хочешь.

– Нет, я…

Он не позволил ей возразить. Он отнял у нее силу воли и разум новым поцелуем, настолько нежным, насколько грубым был первый. Но признание Чандоса околдовало ее куда больше, чем любой поцелуй. Он хотел ее… все это время хотел! Господь всемогущий, как же это ее возбуждало!

Кортни словно растаяла у него на груди, ответила на его поцелуй, позабыв обо всем на свете. Она перенеслась в мир фантазий, и ей захотелось, чтобы это никогда не заканчивалось. Чандос, как будто угадав это желание, осыпал ее все новыми и новыми поцелуями.

Она не задумывалась о том, к чему приведут эти поцелуи. Даже когда Чандос отнес ее к своей скатке и бережно уложил.

Его поцелуи сделались жарче, он начал раздевать ее. Она двинула руками, собираясь остановить его, но он отвел их в стороны, скользя губами по ее шее. Боже, это было так приятно, так нежно.

«Нужно принимать решение», – сказала она себе. Рассердится ли он, если она, разрешив ему зайти так далеко, сейчас остановит его? Сможет ли она его остановить?

Где-то в глубине родился и начал расти страх. Кортни, задыхаясь, заговорила:

– Чандос, я… я не…

– Ничего не говори, кошачьи глаза, – прошептал он у нее над ухом. – Я уже ничего не могу остановить. Я должен прикасаться к тебе. Вот так… и так.

Его рука скользнула под расстегнутое платье, нашла сначала одну грудь, потом вторую. Ее тонкая нижняя рубашка не защищала от такого напора. А потом, когда удовольствие стало невыносимым, он начал покусывать ее ухо.

Он атаковал ее страстью, и она утратила способность думать. Возражений не последовало, когда он быстро стащил с нее платье. Потом был головокружительный поцелуй. Он сорвал с нее рубашку, и Кортни, обнаженная выше пояса оказалась прижата к скатке.

Его губы накрыли ее грудь, и тело Кортни дернулось, опаленное этим новым пламенем страсти. Пальцы ее впились в его волосы, она застонала, когда его язык обжог затвердевший сосок, лаская его и играя с ним, посасывая его, и она услышала звук глубокого кошачьего наслаждения, исторгшийся из ее собственного горла. Это урчание заставило Чандоса застонать.

Кортни никогда и не мечтала ни о чем настолько чудесном, настолько приятном, но это было только начало, и Чандосу не терпелось показать ей больше.

Она даже не почувствовала, как он расшнуровал ее нижнюю юбку, но когда его рука проникла внутрь, мышцы ее живота задрожали. Нежные пальцы заскользили вниз, и вдруг она поняла, насколько далеко они зашли. Сможет ли она остановить его? Она потянула его за руку, но это ничего не дало.

А потом его палец погрузился в нее, и она не выдержала:

– Нет!

Его губы тут же заглушили ее возглас, но палец он не убрал. Вскрикнуть ее заставила мысль о том, что он находится внутри нее, а не то, что она испытала от этого. Ее тело словно превратилось в вулкан, затряслось и вдруг изверглось незнакомым ей доселе ощущением, лишив ее воли и желания сопротивляться.

Когда она наконец замерла, когда ее пальцы перестали тянуть его за руку и медленно перебрались к его шее, Чандос посмотрел на нее. Огонь в его глазах заворожил ее, помог ей понять, чего ему стоило до сих пор сдерживать свою страсть. Это откровение было почти невыносимым.

Он не отрывал глаз от ее лица, пока его пальцы гладили затвердевший комок на вершине ее холмика. Она ахнула и залилась краской, когда увидела, что он наблюдает за ней.

– Не…

– Тсс, девочка моя, – прошептал он. – Представь меня внутри себя. Знаешь ли ты, каково это не понимать, что ты готова меня принять?

Он поцеловал ее раз, потом второй, и его глаза, неотрывно смотревшие на нее, загорелись.

– Позволь мне любить тебя, котенок. Позволь услышать, как ты заурчишь от удовольствия, когда я окажусь глубоко внутри тебя.

Не дав ей ответить, он снова поцеловал ее. А потом он отстранился от нее, стянул остальную одежду с Кортни через ее ноги и отбросил в сторону.

– Не прикрывайся, – сказал он, когда она попыталась это сделать. – Ты прекраснее всех женщин, которых я знал. Не прячь от меня свою красоту.

От этого предложения Кортни смутилась еще сильнее. А затем он встал рядом с нею на колени, начал снимать с себя рубашку, и она, наблюдая за ним, позабыла о стыде.

Он снова поразил ее.

– Прикоснись ко мне. Твои глаза бесчисленное количество раз говорили мне, чего ты хочешь.

– Неправда! – ахнула она.

– Лгунья, – улыбнулся он.

Времени на борьбу с возмущением не было. Он расстегнул брюки. Первый взгляд на него неприкрытого заставил ее задохнуться. Она же не сможет вместить его всего!

Страх вернулся, но страх волнующий и захватывающий.

Чандос знал, что она испугана. Как только его одежда была сброшена, он тут же раздвинул ее ноги, лег на нее своим длинным телом и продвинулся по ней выше, пока она не почувствовала, как конец его мужской плоти коснулся ее. А потом он застонал, и его губы впились в ее уста. Он вошел в нее, заглушая ртом ее вскрик от боли и принимая своим телом ее дрожь.

Он вошел в нее глубоко и наполнил собой, но боли больше не было. Делая это, он беспрестанно целовал Кортни, пытался языком добиться ответа. Он держал ее так нежно, взяв лицо девушки в ладони, лаская, скользя грудью по ее груди.

Долгое время двигались только губы и руки Чандоса, а затем, когда наконец в движение пришли и его бедра, Кортни издала разочарованный звук. Ей нравилось ощущать его внутри себя, и она подумала, что все закончилось. Очень скоро она поняла, что ошиблась. Он входил в нее и выходил, мощно, но необычайно бережно.

– Да, да, котенок, не сдерживайся, – проговорил он, не отрываясь от ее рта, когда она заурчала от изысканного удовольствия.

Она застонала громче, более не в силах сдержаться. Она обвила его руками, ее бедра поднялись ему навстречу. Она почувствовала: чем выше она поднимала ноги, тем глубже он входил. Она поднимала их все выше и выше, пока не взорвалась неожиданным, невероятным, пульсирующим экстазом, вырвавшим из нее его имя.

Она не осознавала, что Чандос все это время наблюдал за ней, что только в этот миг он отдался страсти, которую сдерживал так долго.

Глава 23

Весь следующий день Кортни переполняла любовь. Ничто не тревожило ее – ни жара, ни насекомые, ни однообразие езды. Ничто не могло омрачить ее блаженства.

Спустя два дня она уже не была в этом так уверена. Спустя три дня она уже думала иначе. Нет, она не могла любить такого несносного мужчину, как Чандос. Вопреки доводам разума ее тело продолжало желать его, за что она презирала саму себя, но она не могла любить его.

Больше всего Кортни раздражало, что он опять сделался загадочным. Он овладел ею, довел ее до вершин наслаждения, после чего опять стал относиться к ней с прежним безразличием! Этого она понять не могла.

Что ж, нужно было взглянуть правде в глаза. Ее использовали. Все, что Чандос говорил ей той ночью, было ложью, каждое слово. Он удовлетворил похоть, и она ему больше была не нужна.

Вечером на седьмой день путешествия они пересекли еще одну реку, как и предсказывал Чандос. Кортни промокла, поэтому решила тайком искупаться после ужина. Купание доставило ей особое удовольствие, ведь она ослушалась указаний Чандоса.

Когда она вылезла из воды, в липнущем к телу белье и с мокрыми волосами, то вдруг, даже не увидела, а почувствовала, что не одна. На мгновение ее сердце остановилось, а потом она заметила его. Это был Чандос. Впрочем, особого облегчения она не испытала. Он сидел на корточках в тени дерева и наблюдал за ней – не известно, как долго.

Он поднялся и вышел из тени навстречу ей.

– Иди сюда, Кошачьи Глаза.

Он не называл ее так уже три дня, и таким хрипловатым голосом тоже не разговаривал. Чандос опять обращался к ней «леди»… если вообще заговаривал с ней.

Ноздри Кортни затрепетали, глаза вспыхнули.

– Иди к черту! – крикнула она. – Я не дам тебе снова мною пользоваться.

Он сделал еще один шаг к ней, и Кортни попятилась обратно в воду. Она бы пошла и дальше, но он остановился. Девушка смотрела на него, всем своим видом выражая воинственность. Потом он выругался на своем непонятном языке, развернулся и ушел в лагерь.

Она сделала это! Отстояла свои права, проявив мужество и уверенность в себе.

Кортни решила пока не выходить из воды, хоть ее уже и начала бить дрожь. Дело было не в том, что она боялась показаться Чандосу на глаза. Просто она хотела дать ему время остыть. Поэтому когда со стороны лагеря донесся звук выстрела, Кортни не пошевелилась. Она ведь не глупая. Если он решил таким хитрым образом заставить ее бежать в лагерь, значит, еще не успокоился.

Прошло еще десять минут, прежде чем Кортни заволновалась. А что, если она ошиблась? Он мог пальнуть в какое-нибудь дикое животное. Или кто-то мог выстрелить в самого Чандоса. Его могли убить!

Кортни выбежала из воды. Но не помчалась вверх по склону в чем была. Она переоделась из мокрого белья в сухое и надела бежевую юбку в белую полоску с белой блузкой, которую недавно зашила. Все остальное она понесла в руках, включая ботинки, еще влажные после перехода через реку. Надеясь не наступить на что-нибудь ползучее или ядовитое, она поспешила к лагерю.

Кортни бежала, пока не различила свет от костра, потом предусмотрительно сбавила скорость и остаток пути осторожно пробиралась вперед, присматриваясь и прислушиваясь. И все равно она чуть не наступила на змею, как назло попавшуюся ей под ноги. Змея была длинная, красновато-коричневая, с пятнами медного цвета, явно ядовитая. Змея была мертва, но Кортни все равно вскрикнула.

– Ты что? – донесся голос Чандоса, и ее облегчению не было предела.

Она бросилась на голос и бежала, пока не увидела его. Он был жив, и он был один. Он сидел у костра и…

Кортни остановилась как вкопанная. Кровь отхлынула у нее от лица. Чандос сидел без одного ботинка, брючина на этой ноге была разорвана до колена, и кровь стекала по задней стороне икры, где он зажимал небольшую рану. Его ужалила змея!

– Почему ты не позвал меня? – воскликнула она в ужасе от того, что он пытается сам себя спасти.

– Ты так долго шла после выстрела. А если бы я тебя позвал, ты бы пришла?

– Пришла, если бы ты сказал, что случилось.

– Ты бы поверила?

Он знал, о чем она думала. Как он мог спокойно сидеть и… Нет, ему лучше оставаться на месте, иначе яд распространится быстрее.

Кортни бросила на землю вещи, кинулась к Чандосу и расстелила рядом с ним его скатку. Сердце выскакивало у нее из груди.

– Ложись на живот.

– Не указывай, что мне делать, женщина.

Она вздрогнула, услышав, каким грубым тоном это было произнесено, но потом поняла, что это, наверное, из-за боли, которую он испытывал. На его голени расползалось широкое пятно ярко-красного цвета. Он крепко перетянул ремнем ногу на несколько дюймов выше укуса, который пришелся точно на середину голени. Несколько дюймов ниже, и змеиный укус пришелся бы не на ногу, а на ботинок Чандоса. Вот уж не повезло так не повезло!

– Ты высосал яд?

Глаза Чандоса, горевшие ярче обычного, впились в нее.

– Ты что, не видишь, женщина? Если думаешь, что я могу достать туда ртом, ты сумасшедшая.

Кортни снова побледнела.

– То есть ты даже не… Нужно было позвать меня! То, что ты делаешь, это последнее средство!

– Можно подумать, ты знаешь, что в таких случаях делать, – огрызнулся он.

– Знаю, – запальчиво произнесла она. – Я видела, как отец лечил змеиные укусы. Он доктор и… Ты уже ослаблял ремень? Его нужно ослаблять примерно раз в десять минут. О, прошу тебя, Чандос, ляг, ради всего святого. Я уберу яд, пока еще не поздно!

Он смотрел на нее так долго, что она уже начала думать, что он откажется. Но он, пожав плечами, лег на скатку.

– Разрез сделан хорошо, – сообщил он ей слабеющим голосом. – Это я смог сделать. Но я не смог достать туда ртом.

– Ты, кроме боли, ничего не чувствуешь? Слабость? Тошнота? Видишь хорошо?

– Так кто, ты говорила, был доктором?

У нее отлегло от сердца, когда она увидела, что Чандоса не покинуло его странное чувство юмора.

– Чандос, будет хорошо, если ты ответишь на вопросы. Мне нужно знать, проник яд в твой кровоток или еще нет.

– Ничего из вышеупомянутого я не чувствую, леди, – вздохнул он.

– Что ж, это неплохо, учитывая, сколько времени прошло.

Но почему-то Кортни казалось, что он сказал неправду. Если бы Чандос чувствовал слабость, разве он признался бы?

Она подсела к его голени и безо всякой брезгливости приступила к делу – нужно, значит, нужно. Но ее пугало то, что после укуса прошло так много времени.

Чандос оставался совершенно спокойным, пока она возилась с ним, только один раз сказал ей убрать руку от его чертовой ноги. Кортни не прекратила всасывать яд и сплевывать, но покраснела и стала следить, чтобы ее рука больше не поднималась так высоко по его ноге. Позже она еще об этом пожалеет, сказала себе Кортни. Этот мужчина не может обуздать похоть, даже когда страдает?

Она работала с ним целый час, пока у нее не иссякли силы. Ее губы онемели, щеки ужасно болели. Рана уже не кровоточила, но страшно распухла и побагровела. Кортни пожалела, что у нее нет с собой какой-нибудь целебной мази, и что она не разбирается в лекарственных растениях. У реки или в лесу наверняка нашлось бы что-нибудь, способное вытянуть яд или уменьшить опухоль. Но она не знала, что искать.

Кортни принесла с реки воды и приложила к ране холодную мокрую тряпицу. Каждые десять минут она ослабляла ремень, мешающий кровообращению в теле Чандоса, и через минуту снова его затягивала.

Она не расслаблялась ни на секунду. Когда, наконец, Кортни спросила у Чандоса, как он себя чувствует, было поздно. Он потерял сознание, и ее охватила паника.

Глава 24

– Только отрежь мои волосы, и я убью тебя, старик!

Кортни уже слышала, как он это говорил, это и многие другие вещи, которые, сопоставленные вместе, рисовали невеселую картину жизни Чандоса. Он бредил в горячке.

Посреди ночи она ненадолго заснула. Положив голову на ноги Чандоса, она задремала, вдруг ее разбудил голос Чандоса. Не приходя в себя, мужчина кричал, что не может умереть, пока не умрут они все. Она попыталась его разбудить, но он оттолкнул ее.

– Черт возьми, Калида, оставь меня в покое, – прорычал Чандос. – Лезь к Марио в постель. Я устал.

После этого Кортни больше не пыталась его разбудить. Она сменила холодный компресс и стала слушать Чандоса. В беспамятстве он, похоже, переживал перестрелки, драки и встречи с кем-то, кого звал «стариком». И еще он обращался к женщинам: к Мире, уважительно, и к Белому Крылу, с нежной настойчивостью. При этом его голос так менялся, что она поняла: они были очень дороги ему.

Впрочем, Белое Крыло было не единственным индейским именем, которое он называл. Было еще несколько. Одного из индейцев он называл «другом». Чандос защищал этого команча перед «стариком» с такой страстью, что Кортни невольно вспомнила: он так и не ответил на вопрос, течет ли в нем индейская кровь.

Прежде она об этом не задумывалась, но это было возможно. Девушка поняла, что непонятный язык, на который он иногда переходил, может быть каким-то индейским наречием.

Странно, но это ничуть не обеспокоило ее. Индеец – не индеец, он все равно Чандос.

Когда розовые языки зари возвестили о приближении утра, Кортни уже начала серьезно сомневаться в том, что Чандос придет в себя. Она падала от усталости и не знала, чем еще может ему помочь. Рана выглядела не менее пугающе, чем вчера, и отечность почти не уменьшилась. Его по-прежнему лихорадило, и боль, которую он испытывал, похоже, усилилась, но он стонал и метался очень слабо, будто силы его совсем истощились.

– Господи, он сломал ей руки, чтобы она не сопротивлялась… чертов ублюдок… она же совсем ребенок. Они все мертвы! – Теперь он говорил шепотом, словно из последних сил. – Разорви эту связь, Кошачьи Глаза.

Кортни села и уставилась на него. Это был первый раз, когда он упомянул ее.

– Чандос?

– Не могу забыть… не моя женщина.

Его затрудненное дыхание пугало Кортни больше всего остального. И когда она его потрясла, а он не проснулся, ей на глаза навернулись слезы.

– Чандос, миленький!

– Чертова никчемная девственница.

Кортни не хотелось слушать, что он о ней думает. Это было невыносимо. Но сказанное больно ранило ее, и она разрыдалась от бессильной злости.

– А ну, просыпайся, мерзавец! Просыпайся и выслушай меня. Я тебя ненавижу, и я скажу это тебе в глаза, как только ты проснешься. Ты – жестокое, бессердечное существо, и я не знаю, зачем всю ночь извожу себя, только бы тебя спасти. Просыпайся!

Кортни ударила его кулаком по спине, но тут же отшатнулась, пораженная и испуганная своим поступком. Она ударила бесчувственного человека!

– Боже мой, Чандос, прости меня! – воскликнула она, гладя место удара. – Пожалуйста, не умирай. Я больше не буду на тебя сердиться, пусть даже ты будешь совсем гадким. И… и если ты поправишься, я обещаю, что больше никогда тебя не захочу.

– Лгунья.

Кортни чуть не поперхнулась. Его глаза были все еще закрыты.

– Ты отвратителен! – прошипела она, вставая.

Чандос медленно перекатился на бок и посмотрел на нее.

– Почему? – негромко произнес он.

– Почему? Ты знаешь почему! – зло бросила Кортни и вдруг прибавила невпопад: – Я не чертова девственница. Уже нет, правда?

– А я тебя так назвал?

– Да, минут пять назад.

– Черт, я что, говорил во сне?

– Еще как, – презрительно промолвила она, развернулась и пошла прочь.

– Но ты же не будешь серьезно относиться к тому, что я говорил во сне, Кошачьи Глаза, – сказал он ей вслед.

– Да пропади ты пропадом, – бросила она через плечо, не останавливаясь.

Но Кортни ушла не дальше мертвой змеи, рядом с которой лежала кожаная сумка, затянутая шнурком. Ее здесь совершенно точно не было прошлым вечером.

Кортни задрожала, украдкой посмотрела по сторонам: вокруг было столько кустов, деревьев и прочих растений, что там мог спрятаться кто угодно.

Она опустила взгляд на сумку, боясь трогать ее. Сумка добротная, из оленьей кожи, по размеру примерно с два ее кулака, и явно не пустая.

Если ночью, пока она выхаживала Чандоса, кто-то подходил к их лагерю, почему она не увидела его или не почувствовала его присутствие? И почему этот человек не объявил о своем приходе? Может быть, кто-то обронил сумку случайно? Даже если так, этот неизвестный должен был увидеть костер в лагере и подойти ближе… если только он не хотел оставаться незамеченным.

У нее мурашки побежали по коже от мысли, что кто-то был здесь ночью и, возможно, наблюдал за ней. Но кто? И зачем было оставлять сумку?

Кортни осторожно подняла сумку за шнурок и, держа ее на вытянутой руке подальше от себя, вернулась в лагерь. Чандос находился там, где она его оставила, лежал на боку. Про себя она отметила, что лучше ему не стало, он просто очнулся. Боже, что только она наговорила ему, когда он был беспомощен и страдал! Что на нее нашло?

– Она не кусается, Кошачьи Глаза.

– Что? – спросила она, приближаясь к Чандосу.

– Сумка. Ты держишь ее так далеко от себя, – сказал он, – но я не думаю, что она на тебя нападет.

– На. – Кортни бросила сумку перед ним. – Сама ее я открывать не буду. Я нашла ее возле твоей мертвой змеи.

– Не упоминай про эту чертову гадину, – гневно воскликнул он. – Я бы с удовольствием прикончил ее еще раз.

– Да уж, – сочувственно кивнула она, а потом опустила взгляд. – Я… я прошу прощения за то, что не сдержалась, Чандос. Я сказала тебе непростительные вещи.

– Не бери в голову, – ответил он, поднимая сумку и открывая ее. – Ага! – радостно воскликнул он, доставая из сумки какое-то пожухлое растение с корешками.

– Что это?

– Змеевик. Эх, если бы я вчера им воспользовался. Но лучше поздно, чем никогда.

– Змеевик? – с сомнением повторила она.

– Надо растолочь его, добавить соли в получившийся сок, и наложить на укус. Это одно из лучших лекарств от змеиных укусов. – Он протянул растение ей. – Поможешь?

Кортни взяла растение.

– Ты знаешь, кто его ставил, да?

– Да.

– И кто же?

Он смотрел на нее так долго, что Кортни уже решила, что он не будет отвечать. Но он наконец ответил.

– Мой друг.

Кортни оторопела.

– Но почему этот друг не мог пройти дальше и передать мне это растение? Он бы объяснил, что с ним делать.

Чандос вздохнул.

– Он не мог объяснить тебе, что с ним делать. Он не говорит по-английски. И если бы он приблизился, ты бы, наверное, убежала.

– Он индеец? – Она произнесла это скорее как утверждение, чем как вопрос, потому что догадалась: их гостем был индеец. – Прыгающий Волк?

Чандос нахмурился.

– Похоже, я и правда много болтал.

– Ты разговаривал со многими разными людьми. Ты всегда говоришь во сне?

– Проклятие, откуда мне знать?

Резкий ответ отбил у Кортни охоту продолжать разговор. Она приготовила противоядие и вернулась с ним к Чандосу.

– Перевернись, пожалуйста, на живот.

– Нет. Дай мне.

– Я сделаю это! – Она зашла ему за спину. – Вчера ты и так натворил дел, когда пытался сам себя вылечить… Хотя, могу добавить, этого можно было избежать.

– Я, кажется, не просил мне помогать.

– То есть ты предпочел бы умереть, лишь бы не прибегать к моей помощи?

Он не ответил. И вообще больше ничего не сказал. Кортни это задело. После всего, что она сделала, он мог бы проявить хоть немного благодарности.

– Твой друг все еще где-то рядом, Чандос?

– Ты хочешь с ним познакомиться?

– Нет.

Он устало вздохнул.

– Его тут нет, если тебя это беспокоит. Но он скорее всего вернется проверить, как я. Только ты не увидишь его, Кошачьи Глаза. Он знает, какая ты пугливая.

– Я не пугливая, – с каменным выражением, произнесла она. – Откуда ему знать?

– Я сказал ему.

– Когда?

– Какая разница?

– Никакой. – Закончив с его ногой, она обошла его, чтобы видеть лицо. – Я просто хочу знать, зачем он преследует нас. Это его я видела в тот раз, да? Сколько еще ночей он подкрадывался…

Ее глаза раскрылись шире, когда она представила себе, что он мог видеть.

– В ту ночь он не приходил, Кошачьи Глаза, – мягко успокоил ее Чандос, угадав ее мысли. – И он не преследует нас. Просто так вышло, что нам нужно идти в одном направлении.

– Но если бы не я, ты поскакал бы с ним? Да, конечно. Не удивительно, что ты не хотел брать меня с собой.

Брови Чандоса сомкнулись над переносицей.

– Я уже рассказывал тебе, почему я не хотел.

– Да, рассказывал, – холодно повторила она. – Прости меня за то, что я больше не верю и половине твоих слов.

Вместо того, чтобы попробовать переубедить ее (на что Кортни в душе надеялась), Чандос замолчал. Кортни одновременно хотелось и плакать, и кричать на него. Но она не сделала ни первого, ни второго. Расправив плечи, она развернулась, собираясь уходить.

– Я иду на реку мыться. Если не вернусь через несколько минут, считай, что я встретилась с твоим другом и лишилась чувств.

Глава 25

Чандос смотрел, как Кортни разогревает похлебку, которой весь день пыталась насильно его накормить. Вечернее солнце играло с ее волосами, расцвечивая густые пряди золотистыми бликами. Ему казалось, что он может любоваться ею бесконечно. Он понимал, что заслужил наказание, ведь нехорошо обошелся с нею, со своими Кошачьими Глазами. Но он не мог вести себя иначе. Она была не для него. Если бы Кортни узнала о нем все, она бы это поняла. Если бы ей каким-то образом стало все известно, говорил он себе, она смотрела бы на него со страхом.

Сейчас же в ее глазах он видел огонь и ярость обиженной женщины. Если бы только ее злость перестала подпитывать его мужскую гордость… Но нужно было признать – ее реакция ему нравилась. Если бы она приняла его притворное безразличие, ему было бы очень неприятно. Но Чандос видел, что пренебрежение с его стороны выводит ее из себя, и это его радовало.

Он не хотел становиться тем, кто лишит ее девственности. Он изо всех сил старался, чтобы этого не произошло. Но, проиграв эту битву с самим собой, сделав Кортни своей на одну волшебную ночь, он решил, что огонь вожделения погаснет. Как же он ошибался. Стоило ему увидеть, как она моется в реке, и все принятые им решения пошли прахом.

Он был почти благодарен змее, которая положила конец его безумию. Ведь он несомненно снова занялся бы любовью с Кортни, если бы не утратил силы. А это ни к чему хорошему не привело бы. Расстаться с ней и так было очень трудно, и любое новое сближение только усугубило бы положение.

Она, конечно, пока не понимала этого, находясь в плену своей первой страсти, и очень сердилась на него. Она думала, что он ее использовал, утолив животное желание. Чандос вздохнул. Лучше пусть так и думает. А еще лучше – пусть возненавидит его.

Если бы у него хоть на миг появилась надежда, что он сможет сделать ее счастливой, он никогда не отпустил бы ее. Но какую жизнь он мог ей предложить? Четыре года назад Чандос принял решение покинуть мир бледнолицых и снова зажить жизнью команчей. Пятнадцать выродков изменили эту жизнь навсегда, и когда все закончится, с чем он останется? Он скитался так долго, что уже перестал верить, что сможет снова осесть где-то, даже в кругу команчей. Способна ли белая женщина принять такую жизнь? Пойдет ли его Кошачьи Глаза на такое? Он знал, что не имеет права спрашивать ее об этом.

Из задумчивости его вывела Кортни, когда присела рядом с ним и протянула кружку с горячей похлебкой.

– Как ты себя чувствуешь?

– Так же паршиво, как в прошлый раз, когда ты спрашивала.

Она нахмурилась.

– Боже, Чандос, обязательно быть таким невоспитанным?

– Невоспитанным? Тебе хочется невоспитанности? Я покажу ее тебе…

– Спасибо, не надо, – прервала она его. – Вчера ночью я услышала достаточно, чтобы понять, на что ты способен.

– Жаль, что я не увидел, как ты краснеешь, Кошачьи Глаза? – усмехнулся он. – Ты же знаешь, как мне нравится, когда ты краснеешь. Если для этого нужно немножко невоспитанности…

– Чандос!

– Так-то лучше. Чтобы смутить тебя, и стараться не надо, да?

– Человек, который одной ногой стоит в могиле, не будет таким противным, значит, тебе еще рано умирать, – строго заметила она и вдруг спросила: – Так скажи, ты наполовину индеец?

Немного помолчав, Чандос ответил:

– Знаешь, ты хорошо справлялась с ролью врача до тех пор, пока не решила, что этот суп может придать мне сил.

Кортни вздохнула.

– Я хочу услышать простой ответ: да или нет. Но, если не хочешь отвечать, не отвечай. Мне все равно, кто ты, даже если ты наполовину индеец.

– Надо же, какая ты великодушная.

– Надо же, какой ты лицемерный, Чандос.

Его лицо сделалось непроницаемым, словно захлопнулась дверь.

– Думаешь, я не знаю, что ты до смерти боишься индейцев?

Она вздернула подбородок.

– Что еще я должна о них думать, если имела с ними дело всего один раз, и ничего хорошего от них не увидела. Но ты совсем на них не похож.

Чандос едва сдержался, чтобы не рассмеяться.

– Я говорил тебе не гадать, женщина. Если ты хочешь сделать меня индейцем, я могу стать индейцем и буду вести себя, как индеец.

– Значит, ты не…

– Нет, но мне не нужно быть индейцем, чтобы быть дикарем, правда? Доказать?

Кортни вскочила и поспешила стать с другой стороной костра. Когда между ними оказалась преграда, она, уперев руки в бока, посмотрела на Чандоса.

– Тебе доставляет какое-то извращенное удовольствие пугать меня?

– Я испугал тебя? – невинно спросил он.

– Конечно, нет, – ответила она. – Но ты пытался, да?

– Конечно, нет, – передразнил ее Чандос.

Ему нравилось злить ее, и он ничего не мог с собой поделать. Она была чертовски красива, когда ее медовые глаза загорались огнем.

Теперь он увидел, какова она в гневе. Ей это путешествие шло на пользу. Кто может предсказать, что нового она еще узнает о себе до того, как они доберутся до Техаса. Еще неделю назад она была до того застенчива, что начинала заикаться в его присутствии. Теперь же… и он это прекрасно понимал, она не упадет в обморок даже при виде Прыгающего Волка.

– Мне интересно, Чандос, что, по-твоему, ты можешь сделать со мной, когда с трудом поднимаешь голову, чтобы поесть суп?

Это задело его за живое.

– Осторожнее, леди. Ты удивишься, на что способен мужчина, если его дразнить.

Кортни пожала плечами.

– Мне просто любопытно, – заверила она его.

– Так подойди сюда, и я удовлетворю твое любопытство, – вкрадчиво произнес он, и ее глаза вспыхнули.

– Может, тебя не беспокоит твое состояние, но мне не все равно, что с тобой будет. Тебе нужно набираться сил, а не драться. Теперь, пожалуйста, поешь суп, Чандос, и отдохни, пока я буду готовить на обед что-то поплотнее.

Он кивнул. Расстраивать ее еще больше не имело смысла.

Глава 26

Будет дождь. А если судить по сгущающимся тучам, возможно, и с грозой.

Это было первое, что заметила Кортни, когда проснулась. Потом она увидела, что Чандос еще спит, и решила сходить на реку за водой, чтобы поставить кофе, пока он не проснулся.

Из-за отсутствия утреннего солнца тропинка, ведущая к реке, казалась темнее обычного. Мрачная погода настроения не улучшала, и ей уж точно не хотелось весь день провести в седле под дождем, если Чандос решит ехать. Впрочем, пересиживать дождь, просто завернувшись в плащ, тоже не лучшее времяпрепровождение. Но жаловаться она не осмеливалась. Долгое путешествие по открытому пространству имеет свои минусы.

Наклонившись, чтобы наполнить фляги, Кортни бросила на мрачное небо недружелюбный взгляд. Дождь. Ничего, это не конец света, сказала она себе. Чандос шел на поправку, и за одно это нужно быть благодарной. Ей за столько всего нужно благодарить небо, что расстраиваться из-за такого пустяка, как небольшой дождик, просто глупо.

– Ты Кортни Хорте?

Она так и застыла, наклонившись над рекой и держа фляги в воде. Все тело ее словно окаменело, и она перестала дышать.

– Ты оглохла, дорогуша?

Тут ее осенило, и она с удивлением откликнулась.

– А он сказал, ты не разговариваешь по-английски.

– Кто? О ком это ты?

Кортни повернулась, ее глаза впились в лицо мужчины. От облегчения у нее чуть не подкосились ноги.

– Слава Богу, а я подумала, что вы – команч! Тут ходит один по округе, – пролепетала она.

– Откуда ты знаешь? Ты его видела?

– Нет.

– Я тоже. Наверное, он уже куда-нибудь убрался. Итак, ты – Хорте?

Что происходит? Внешность этого человека не вызывала опасения. Доброе лицо, привыкшее улыбаться, заметные складки у рта и глаз – лицо с округлыми щеками и глазами цвета бледного дыма. Мужчина был среднего роста, полноватый, на вид лет тридцати пяти.

– Кто вы? – спросила она.

– Джим Эванс. Охотник за головами.

– Но вы не похожи на… то есть…

– Да, знаю, – широко улыбнулся он. – В моем деле это полезно. Я не вписываюсь в привычный образ. Так ты скажешь мне, кто ты?

Если бы он не сказал, кем является, она, может быть, и представилась бы. Но сейчас у нее была только одна мысль: наемный убийца мог появиться здесь, только если искал Чандоса.

– Я не Кортни Хорте.

Он снова усмехнулся.

– Ты же не станешь обманывать меня, правда? Как думаешь, какова вероятность, что здесь могут оказаться две женщины, подходящие под описание, которое мне дали? Я готов поклясться, что я нашел единственную и неповторимую Кортни Хорте.

– Тогда зачем спрашиваете?

– Приходится. Не могу позволить себе ошибиться. За ошибки мне не платят. А за тебя дают приличный куш, уж поверь.

– За меня? Так значит, вы не за… Что значит, за меня дают? К вашему сведению, мистер Эванс, я преступлений не совершала, и меня никто не разыскивает.

– Я этого и не говорил.

– Но вы же охотник за головами.

– Я получаю вознаграждение не только за тех, кого разыскивают за нарушение закона, – пояснил он. – Я буду искать кого угодно, если меня устроит цена. Цена за тебя меня устроила. Твой муж очень хочет, чтобы ты вернулась домой, дорогуша.

– Мой муж? – Удивление стремительно перерастало в злость. Она начала понимать, что происходит. – Как он смеет? Это Рид Тейлор нанял вас?

– Платит он.

– Он мне не муж. Он мне никто!

Джим Эванс пожал плечами.

– Мне все равно. Он хочет, чтобы ты вернулась в Канзас, и он это получит, потому что мне не заплатят, пока я не доставлю тебя ему.

– Не хочу вас расстраивать, мистер, но ничто не заставит меня вернуться в Канзас, и уж тем более желание Рида Тейлора. Боюсь, вы напрасно потратили время. Из всех…

– А я боюсь, ты не совсем понимаешь, дорогуша. – Он говорил все тем же приятным голосом, только лицо его вдруг будто окаменело. – Я никогда не трачу свое время понапрасну. Ты возвращаешься в Канзас. Свои возражения можешь предъявлять мистеру Тейлору, не мне.

– Но я отказываюсь…

Он достал пистолет и нацелил на нее. Сердце Кортни забилось с утроенной скоростью. И прежде чем она вспомнила, что у нее за поясом торчит пистолет, Эванс выхватил его.

– Не надо так удивляться, дорогуша, – осклабился он. – Я свое дело хорошо знаю.

– Я вижу. Но неужели вы и впрямь станете в меня стрелять? Сомневаюсь, что Рид заплатит вам, если вы доставите меня мертвой.

– Да, – протянул охотник за головами. – Только он не уточнял, в каком состоянии ты должна быть.

Кортни прекрасно поняла, что он имел в виду. Удастся ли сбежать. Нет, он наверняка перехватит ее.

– Даже не думай бежать или кричать. Если сюда ринется твой спутник, мне придется пристрелить его. – Он указал вверх по течению реки. – Идем.

– Но мои вещи! Вы же не думаете, что я смогу…

– Хорошая попытка, но я не попадусь. После того, что нам рассказал тот мексиканец о человеке, с которым ты едешь, я бы предпочел с ним не встречаться. Если мы просто тихонько уйдем, он не будет знать, что с тобой случилось.

Ее охватила паника. Он говорил правду. К тому времени, когда Чандос начнет ее искать, дождь смоет все следы.

Кортни решила тянуть время, надеясь, что Чандос уже проснулся и удивляется, почему ее так долго нет.

– Мексиканца, о котором вы говорите, случайно зовут не Ромеро?

– Да. Мы не так давно случайно встретили его и еще двоих. Интересную историю они нам рассказали о твоем друге. Послушать их, так он один стоит целой армии. Хотя, конечно, не следует верить всему, что говорит человек, выгораживая себя или пытаясь замести следы. Они решили, что смогут тобой воспользоваться, но силенок не хватило. Красавчик собирался убить их и повернуть обратно в Канзас, но мексиканец предложил показать нам, где в последний раз видел тебя, и оттуда взять ваш след было уже не трудно.

– Кто такой Красавчик?

– Ты думаешь, я настолько глуп, что пришел бы в эти места один? Остальные ждут у реки с лошадьми. Мы решили, что у твоего друга будет меньше подозрений, если приду только я, и у меня будет больше шансов застать его врасплох.

– И вы заметили меня, когда я шла к реке?

– Да. Вот повезло, правда? – кивнул он, улыбаясь. – Говорю же, дорогуша, у меня нет желания встречаться с твоим спутником.

Он схватил ее за руку и потащил за собой. Кортни поняла, что это ее последний шанс закричать. Но она не могла этого сделать. Будь Чандос в обычном состоянии, она бы не мешкала. Но после укуса змеи мужчина еще не набрался сил, и поэтому его могли убить. Да и ей ничего страшного на самом деле не угрожало. Ее просто заставляли вернуться в Канзас, вот и все.

Однако очень скоро она пожалела о своем решении подчиниться и не звать Чандоса на помощь.

Глава 27

Красавчик Ривис получил свое прозвище за густые волнистые серебристые волосы и глаза насыщенного фиалкового цвета. Он и правда был необычайно красив. Двадцати двух лет от роду, стройный, чуть меньше шести футов ростом – мечта любой женщины.

Кортни была настолько поражена его видом, что не сразу заметила двоих других мужчин. Красавчик, похоже, нашел ее не менее интересной.

– Тейлор говорил, что ты красива, но это не подходящее слово.

Наверное, он очень давно не видел женщин, подумала Кортни, потому что на ней была мятая юбка для верховой езды и белая шелковая блузка, которая после стирки без глажки была покрыта складками. Волосы ее растрепались, и она не мылась с той ночи, когда Чандоса ужалила змея.

– Ты поедешь со мной, – заявил Красавчик и шагнул к ней, чтобы забрать ее у охотника за головами.

– Красавчик…

– Она поедет со мной, Эванс, – произнес он стальным голосом.

Как видно, симпатичное лицо было не единственным достоинством Красавчика.

Джим Эванс, повинуясь угрожающей интонации, отпустил ее руку.

Кортни задумалась было о том, кто у них главный, но тут Эванс велел людям садиться на лошадей, и те подчинились. Значит, командовал тут Эванс. Однако Красавчик получил то, что хотел, без возражений. Красавчика боялись. Видя, как быстро сдался Эванс, Кортни пришла к выводу, что никто не осмеливался бросать ему вызов. Возможно, мужчина не просто был хорошим стрелком, но и любил убивать ради самого убийства. Ее рывком посадили на лошадь Красавчика, после чего он сам сел у нее за спиной. И только тогда она заметила мексиканца. Ее озадаченный взгляд он встретил со знакомым ей мрачным выражением лица. Выражение это обладало свойством мгновенно выводить ее из себя.

– Ты так ничему не научился, Ромеро? – спросила она язвительным тоном.

Но он лишь улыбнулся.

– Ты все такая же горячая, bella. – Он обернулся к Джиму, который как раз садился на лошадь. – Мы не слышали выстрелов, сеньор. Что вы сделали с Чандосом?

– Ничего. Мне не пришлось к нему приближаться. Я нашел ее у реки.

– То есть он даже не знает, что она у нас? – Это произнес мужчина с вытянутым лицом и длинными, закрученными на концах усами. – Мне это нравится. Он будет ждать ее возвращения, а она не вернется! – Он хохотнул. – Полукровки всегда туповаты. Интересно, как быстро до него дойдет, что она пропала?

– Ошибаешься, – спокойным тоном произнес Ромеро. – Я и мои amigos недооценили его и поплатились. Я не смогу спокойно спать, покуда он не умрет. Если ты этого не сделал, об этом позабочусь я.

Кортни чуть не вскрикнула, но поняла, что этим мексиканца не остановишь. Ромеро хотел поквитаться с Чандосом за поражение, и никакие мольбы и увещевания не могли его остановить. Это, скорее всего, распалило бы его жажду мести еще сильнее.

Лихорадочно соображая, она сказала:

– О, спасибо, Ромеро. А я боялась, что Чандос решит, будто я упала в реку, и даже не станет меня искать.

– Она серьезно? – спросил Вытянутое Лицо. Потом обратился к Кортни: – Ты хочешь, чтобы полукровка умер?

– Не говори ерунды, – ответила она с надменными нотками в голосе. – Он слишком умен, чтобы вы застали его врасплох. Но как он узнает, что со мной случилось, если не увидит кого-то из вас.

– Ромеро тебе не по душе, да, дорогая? – хмыкнул Красавчик и обратился к остальным: – К черту полукровку. Если он увяжется за нами, я о нем позабочусь.

Видимо, никто, даже Ромеро, не сомневался в его способностях, потому что они тронулись в путь. Кортни облегченно вздохнула. Чандос был спасен.

Чего нельзя было сказать о ней. Как только они пересекли реку, руки Красавчика ожили. Одна рука очутилась на тревожно близком расстоянии от ее груди, и Кортни возмущенно встрепенулась, когда эта рука действительно легла на одну грудь. Он отдернул шаловливую руку, но только для того, чтобы скрутить ее собственные руки у нее за спиной, да так больно, что у нее слезы на глаза навернулись.

– Не надо со мной играть, моя дорогая, – зловеще шепнул Красавчик. – Мы оба знаем, что команчу-полукровке ты позволяла это делать, так что позволишь и мне.

Рука, державшая поводья, поползла через ее живот к груди. Лошадь шагнула в сторону и мотнула головой. Кортни зажмурилась от боли в плечах и локтях рук, все еще заведенных за спину.

– Считай, что тебе повезло. Ты мне понравилась, – продолжил он. – Я не подпущу к тебе остальных… Но только если ты докажешь, что благодарна мне. Тейлор хочет получить тебя обратно. Но, прежде чем мы до него доберемся, я собираюсь получить маленькое приятное вознаграждение за свои труды. Как – выбирай сама.

Он отпустил ее руки. Кортни молчала. Что ей было говорить? Защитить ее было некому.

Однако она не собиралась сдаваться. Несмотря на его красоту, грубое прикосновение Красавчика было ей отвратительно. Как только боль в плечах утихнет, она покажет ему, что думает о нем, и плевать на последствия.

Девушка ударила локтем ему в живот, попыталась бороться, чтобы спрыгнуть с лошади. Он ударил ее в скулу, но она продолжала вырываться, пока наконец он не обхватил ее, будто сжав в стальных тисках, лишив возможности двигаться.

– Хорошо, – бешено прорычал он. – Ты показала, чего хочешь. Я пока оставлю тебя в покое, но молись, чтобы я остыл к тому времени, когда мы разобьем лагерь.

Как будто специально, чтобы подчеркнуть значимость его предупреждения, в небе сверкнула молния, и грянул гром. На них упали тяжелые капли дождя, оборвав дальнейшие угрозы. Красавчик вынул откуда-то плащ, набросил его на них обоих и, ударив коленями лошадь, поскакал догонять остальных.

Глава 28

– Что случилось с Дэйром Траском?

Кортни решила не отвечать Ромеро. К тому же она не знала ответа.

Девушка сидела у самого костра, сумев проглотить лишь пару бобов, которые ей подали в тарелке. Ее желудок сжался от страха.

Дождь закончился лишь в конце дня. Они устроили привал посреди лесистых холмов Сэндстоун. Кортни ждала, что Красавчик изобьет ее, ведь, ссаживая, он чуть ли не сбросил ее с лошади. Но он сначала почистил и накормил лошадь, после чего сел играть в кости с Вытянутым Лицом, которого, как она уже успела узнать, звали Фрэнк. Мужчины время от времени бросали на нее хищные взгляды. Это не давало ей расслабиться.

– Что не так, bella?

– Меня собирается изнасиловать убийца с ангельской внешностью, а ты еще спрашиваешь? – ответила она Ромеро.

Ее глаза гневно горели, огонь высвечивал на ее волосах золотистые полосы. Она и не догадывалась, как соблазнительно выглядела, и как сильно Ромеро хотел ее в ту минуту.

– Боюсь, я не смогу тебе посочувствовать. Я и сам не прочь с тобой позабавиться. Мои amigos поделились бы, но Красавчик не станет.

– Ты можешь его остановить?

– Шутишь, bella? – Он отклонился и удивленно посмотрел на нее. – Никто не станет ему мешать. Он сумасшедший. Ему все равно, кого убивать и за что.

– Чандос остановил бы его, не раздумывая.

– Но его здесь нет.

– Будет, Ромеро, – предупредила она. – Можешь не сомневаться.

Мексиканец прищурился.

– В прошлый раз, когда мы встречались, ты клялась, что безразлична ему.

– С тех пор многое изменилось. – Она посмотрела на огонь и добавила: – Теперь я – его женщина.

– Dios[13]! – выругался Ромеро. – Пожалуй, лучше мне не ехать с тобой и этими hombres[14]. Это становится опасным.

– Наверное, ты прав. – Кортни старалась говорить спокойным тоном. – Но если ты не уйдешь прямо сейчас, это уже не будет иметь значения.

У Кортни на миг появилась идея уговорить их бросить ее. Но она сомневалась, что у нее получится. Запугать Красавчика будет не так-то просто. Он был чересчур уверен в своих силах. И все же, чем меньше их будет, тем большими будут ее шансы на спасение.

– Чандос наверняка нашел наши следы до начала дождя, – сказала она Ромеро. – Он разыщет меня, не сомневайся.

– Утром ты не была в этом так уверена, хотя могла послать меня на смерть.

– Я сказала это, чтобы ты не погиб, – пожала она плечами. – Не думаешь же ты, что я желаю кому-то смерти? Но теперь вам уже не спастись…

После долгого, напряженного молчания Ромеро повторил свой первый вопрос.

– Что случилось с Дэйром?

– Чандос мне не рассказывал.

– Ты была там.

– Нет. Он отправил меня вперед одну. Сказал, что хочет кое-что сказать Траску. Что-то такое, чего мне не стоит слышать.

– Отправил тебя одну, зная, что рядом бродят индейцы? – усомнился Ромеро.

– Он сказал, что это безопасно. – Она решила немного сгустить краски, ведь Ромеро не мог знать, что поблизости был всего один индеец. – Я только вчера узнала, что они друзья Чандоса, и он обычно путешествует с ними. Они были рядом с тех пор, как мы выехали из Канзаса, но держались на расстоянии, потому что… Потому что Чандос знает, что я боюсь краснокожих.

– Si[15]. Если бы той ночью мы не увидели троих индейцев, я вернулся бы и спас Траска.

– Вы видели троих? – улыбнулась Кортни. Похоже, она все-таки говорила правду. – Я просто не… То есть, я решила, что… В общем, Траск не мог выжить. Чандос забрал его лошадь. Он сказал, что не убил его, но… Траск виновен в ужасных преступлениях и заслуживает всего, что с ним случится. Я думала, он заставил его идти пешком обратно в Канзас, но он мог просто оставить его там на…

Она сглотнула. Да, Чандос был вполне способен на такое. Но что же натворил Траск, чтобы заслужить казнь команчей? Мог ли он убить тех, с кем Чандос разговаривал в бреду?

– Эти команчи все еще здесь? – с тревогой спросил Ромеро, вглядываясь в окружающие их заросли.

– Да. Знаешь, когда Джим Эванс утром наткнулся на меня, я решила, что он – один из них.

– И они могут присоединиться к Чандосу, чтобы тебя вернуть?

У Кортни появилась надежда. О таком варианте она не подумала.

– Вряд ли, они не станут ехать с Чандосом, – ответила Кортни. – Зачем им это? Ему не нужна помощь, чтобы справиться с вами. Разве он еще не доказал этого?

Ромеро кивнул.

– Пожалуй, я тебя оставлю, bella. Находиться рядом с тобой небезопасно.

– Неужели ты уйдешь? – крикнула она ему вслед. Остальные услышали. Красавчик встал и преградил Ромеро дорогу.

– Что тут происходит?

– Я помог вам найти ее. Это было ошибкой. Нужно было оставить женщину с ее мужчиной.

– С Тейлором? – удивился Джим.

– Нет, сеньор, она – женщина Чандоса, значит, он придет за ней. Я не хочу быть здесь, когда это случится.

– Хочешь уйти сейчас? Ночью? Один? – Джим не мог в это поверить.

– Ты спятил? – вмешался в разговор Красавчик. – Чем она тебя так запугала?

– Она женщина Чандоса.

– Думаешь, мы поверим, что полукровке не плевать, что происходит с белой женщиной? – подал голос Фрэнк.

Кортни поразило презрение в темных глазах Ромеро, когда он обвел их взглядом и медленно проговорил:

– Я видел, что полукровка сделал с моими amigos. И это было до того, как она стала его женщиной. Тогда он был для нее только проводником. Теперь она принадлежит ему. Знаете, что команч сделает с тем, кто украдет его женщину?

– Он только наполовину команч, – заметил Джим.

– Сеньор, это значит, что он вдвое страшнее: он убивает и как белый, и как команч. Сейчас мы на территории команчей, и я боюсь, что за женщиной он придет не один.

Джим посмотрел на Кортни тяжелым взглядом.

– Значит, ты останешься, Ромеро, – твердо произнес он. – Нам понадобится каждый ствол…

– Пусть проваливает, – прервал его Красавчик с ухмылкой. – Не хочу, чтобы мою спину прикрывал трус. Я лучший. Поэтому ты и позвал меня, помнишь?

Услышав, что его назвали трусом, Ромеро напрягся. Кортни догадалась, что в эту секунду он борется с чувством гордости, и крикнула:

– Нет!

А потом зажала уши, потому что грянул выстрел. Ромеро выхватил пистолет, но Красавчик оказался проворнее. Кортни в ужасе посмотрела на кровавое пятно, расплывающееся на груди мексиканца. Он медленно осел на землю и замер.

Красавчик улыбался. От этой улыбки Кортни стало дурно.

– Видишь, что ты наделала, дорогая?

Кортни согнулась пополам от спазмов, которые опустошили ее желудок. Когда это закончилось, Красавчик подошел к ней и рассмеялся.

– Не думал я, что ты такая чувствительная. Иначе предупредил бы тебя, чтоб не смотрела.

– Ты… ты специально это сделал, – сказала она.

– Может, и так.

– Никаких «может», – воскликнула она. – Ты хотел убить его! Почему?

– Я бы на твоем месте не стал так шуметь по этому поводу. Это ты заставила его проявить свою истинную натуру. Просто я не люблю трусов, вот и все.

Кортни застонала. Неужели это она виновата? Нет! Она, может, и приврала немного, но не заставляла Ромеро лезть в драку. Красавчик сам это сделал.

– Я думала, что команчи дикари, но настоящий дикарь ты, – прошипела Кортни.

Она была уверена, что сейчас он ударит ее, но он только рывком поставил ее на ноги.

– По-моему, беда в том, что я слишком долго не обращал на тебя внимания, дорогуша. – Его пальцы так больно впились в ее руку, что она вскрикнула. Не отпуская ее, Красавчик обернулся к остальным. – Фрэнк, избавься от мексикашки. Можешь не спешить. Джим, если тебя так волнуют индейцы, почему бы тебе не сходить на разведку?

Кортни побледнела.

– Нет! – воскликнула она. – Эванс, не смейте оставлять меня с этим чудовищем! Эванс!

Даже не посмотрев на нее, Джим Эванс взял ружье и ушел из лагеря. Фрэнк, тоже не обращая на нее внимания, потащил куда-то тело Ромеро. Теперь все внимание Красавчика было обращено на Кортни. Его пальцы сжались еще крепче, и ярость в его красивых фиалковых глазах ужаснула Кортни.

– Я… я не то имела в виду… Я не хотела назвать тебя… – в страхе залепетала она.

– Конечно, дорогая.

Разумеется, он не поверил ей, и она интуитивно поняла, что от этого человека пощады ждать не стоит. Когда-то, очень давно, Кортни просила Бога дать ей мужества не молить о пощаде. Было это во время нападения индейцев, когда ее жизнь висела на волоске. С Красавчиком складывалась не менее сложная ситуация, и она внутренне приказала себе не унижаться перед ним.

Ее переполнял гнев, и это придало ей мужества.

– Хорошо, я это и имела в виду! Ты – отвратительный…

Ее щеку обожгло огнем. Сразу после удара он повалил ее и прижал к земле так, что она не могла пошевелиться. Его губы впились в ее уста, перекрыв дыхание.

Теперь она поняла разницу между страстью и грубой похотью. Красавчик делал ей больно намерено. И она знала, что эта боль – только начало. Ее ждет гораздо больше боли.

Он впился зубами в ее щеку, потом в шею. Кортни вскрикнула, вцепилась в его волосы и рванула голову Красавчика назад. Его это не остановило. Он только осклабился.

– Пойдешь дальше – Чандос убьет тебя! – прошипела она.

– Ты еще не поняла, дорогая? Твой полукровка меня не пугает.

– Если ты не боишься его, значит, ты дурак!

Рука Красавчика легла на ее горло и сжала его. С минуту он душил ее, потом наконец отпустил. В следующее мгновение одним стремительным движением он разорвал ее блузку и нижнюю сорочку, и длинная красная полоса пролегла у нее на груди в том месте, где он царапнул ее ногтями.

– Лучше не раскрывай рот, – холодно процедил он. – Никогда не слышал столько вздора.

– Значит, тебе никогда не говорили правды.

Кортни поверить не могла, что сказала это. Этими словами она заслужила еще одну пощечину. На этот раз от боли на глазах выступили слезы, но в нее будто вселился дьявол, и она уже не могла остановиться.

– Ты кое о чем не подумал, Красавчик, – тяжело дыша, произнесла она. – Сейчас был последний раз, когда ты убил кого-то один на один. Команчи так не убивают. Если они захотят твою голову, на тебя нападет сразу пять-шесть человек. Чем тогда тебе поможет твой быстрый пистолет?

– Так вот чем ты запугала мексиканца, что он был готов бежать, куда глаза глядят? – спросил он с ухмылкой.

– Нет, – покачала головой она. – Я сказала ему, что Чандос скорее всего придет один, потому что ему не нужна помощь, чтобы раздавить такую гадину как…

Она закричала, оттого что его пальцы сдавили ее грудь. Вторая рука Красавчика быстро накрыла ее рот, но она укусила его, и он отдернул руку.

– Чандос! – закричала Кортни, цепляясь за последнюю надежду.

– Сука! – прорычал Красавчик. – Мне нужно было…

Он не договорил: в это мгновение раздался ужасающий вопль, заставший их обоих замереть. Это был предсмертный вопль, крик боли, человеческий. А потом раздался еще один крик, еще более жуткий, чем первый. Потом они услышали, как кто-то продирается сквозь кусты, и в лагерь ввалился Фрэнк.

– Проклятье! – задыхаясь, выпалил Фрэнк. – Они поймали Эванса!

Красавчик вскочил на ноги, выхватив пистолет.

– Может, это медведь. Или пума.

– Ты сам в это веришь? – сказал Фрэнк. – Это старый трюк. Они будут пытать его всю ночь, чтобы мы слышали его крики. Это должно свести нас с ума, чтобы к утру мы стали легкой добычей.

Красавчик навел пистолет на Кортни.

– Вставай, мы уходим отсюда.

Она медленно поднялась с земли.

– А мне казалось, ты хотел сразиться с ними, – невинно проронила она и получила новую пощечину.

Она упала и больно ударилась спиной. Держась одной рукой за щеку, а второй прикрывая грудь, она посмотрела Красавчику прямо в глаза. В ее взгляде было столько ненависти, что он даже слегка опешил.

– Потише, – сказал Фрэнк. – Она наш единственный щит.

– Мы уходим, – уверенно бросил Красавчик. – Нам не понадобится щит, если нас здесь не будет.

– Куда уходим? Ты что, думаешь, они не поставили никого следить за нами? Если мы попытаемся уйти, нас перережут. Нам придется пробиваться с боем. А они тут как у себя дома.

Красавчик знал, что Фрэнк прав. Он повернулся, пытаясь увидеть цель. Кортни, ощутила какое-то неестественное удовольствие, видя его страх, хоть у самой поджилки тряслись от ужаса. У них у всех были причины бояться, только причины были разные.

Фрэнк ошибся насчет Эванса. Следующие десять минут криков не было слышно, и они решили, что Эванса уже нет в живых. Бандиты были уверены, что индейцам нужна Кортни. Но сама Кортни подозревала, что эти индейцы случайно попались им на пути. А если это не друзья Чандоса, то скоро она умрет так же, как Красавчик и Фрэнк.

– Мне нужен пистолет, – сказала Кортни, вставая.

– Черта с два, – прорычал Красавчик.

– Господи, ты так и умрешь дураком? – выпалила она. – Я не очень хорошо обращаюсь с оружием, но не промахнусь, если кто-то окажется прямо передо мной.

– Да, например я.

Фрэнк хохотнул, и Кортни заскрежетала зубами от злости.

– Послушайте, никому из вас не пришло в голову, что там может быть кто угодно? Даже зверь. Крики прекратились. Может, с Эвансом что-то случилось. Упал или…

– Мужчины не кричат так, когда падают, – отозвался Фрэнк.

– Ну хорошо, – согласилась Кортни и, подумав, продолжила: – Но я должна вам кое-что сказать. Вряд ли это Чандос. По крайней мере, он не мог оказаться здесь так быстро. Его ужалила змея, и когда Эванс нашел меня, он еще не оправился. Вот почему я не хотела, чтобы Ромеро встречался с Чандосом. Чандос еще не готов. И если тут есть индейцы, я правда не думаю, что они пришли спасать меня. Вы можете представить, чтобы настоящие команчи пришли на помощь к белой женщине?

– Я могу представить, что белая женщина будет говорить что угодно, чтобы заполучить оружие, – ответил Красавчик. – Можешь говорить, сколько угодно, ответ все равно: нет.

– Ты…

Тут он не выдержал.

– Заткнись! Я не слышу, что там происходит.

Кортни заткнулась, но в ту же секунду заговорил Фрэнк.

– Я не верю своим глазам. Этот ублюдок спятил. Он идет сюда один!

Красавчик и Кортни повернулись. Это был Чандос, и он был один, верхом на Верном. Раздвигая ветки, он не спеша выехал из леса футах в десяти от них. У Кортни защемило в груди. Он приехал за ней! Больной, но бросился ее спасать!

Выглядел он ужасно. Двухдневная щетина и мятая одежда подчеркивали его изнуренный вид. Он даже не переоделся.

Красавчик хищно улыбнулся. Фрэнк крепко держал пистолет.

Чандос держал поводья. Его пистолет был в кобуре. Когда его взгляд переместился на Кортни, которая собирала на груди разорванную блузку, он напрягся, губы его сжались.

– Ты приехал сюда один, мистер?

Чандос не ответил на вопрос Фрэнка. Он спешился и медленно встал перед лошадью. Кортни затаила дыхание, потому что он до сих пор не достал пистолет, и Фрэнку достаточно было лишь слегка поднять дуло и выстрелить в него. Но потом она заметила, что Фрэнка встревожило его хладнокровие, и он медлит. Красавчик тоже ничего не предпринимал. Кортни догадалась, что оба мужчины, наверное, считают, что из зарослей в них целятся индейцы. Они не верили, что Чандос мог явиться в их лагерь один, без прикрытия своих друзей команчи.

– Ты Чандос? – спросил Фрэнк.

Чандос кивнул.

– Ваши следы говорят о том, что вас четверо. Где четвертый?

Красавчик усмехнулся.

– Ты не захочешь знать.

– Мексиканца убили, Чандос, – сказала Кортни.

– Я велел тебе заткнуться! – заорал Красавчик и шагнул к ней, чтобы ударить.

– Я бы не делал этого.

Голос Чандоса остановил его, и Красавчик медленно опустил руку, одновременно поворачиваясь к Чандосу лицом. Кортни подозревала, что он собирался выхватить пистолет. Но его остановил Фрэнк, который обратился к Чандосу.

– Ты не спрашиваешь про Эванса, значит, это ты его убил.

– Он не умер, – ответил Чандос.

– Что ты с ним сделал – он так орал?

– Мне не понравилось, что он говорил…

– Я не хочу этого слышать, Чандос! – в ужасе закричала Кортни.

– Ладно, – кивнул Фрэнк. – Так он жив?

– Я оставил ему его ружье.

Кортни не поняла значимость этого сообщения, но мужчины поняли. Чандос это сказал, чтобы прекратить переговоры, ибо теперь не осталось сомнений насчет его намерений. Напряжение росло. Трое мужчин смотрели друг на друга в ожидании первого движения. Первым двинулся Фрэнк. Он выстрелил.

Кортни закричала. Нервное напряжение дало о себе знать, и пуля, выпущенная Фрэнком, пролетела мимо цели. В то же мгновение пистолет Чандоса покинул кожаную кобуру. Красавчик сделал то же самое, но Чандос бросился на землю, одновременно произведя два выстрела. Первая пуля попала в грудь Фрэнка. Он умер сразу. Второй выстрел заставил Красавчика дернуться. С изумленно округлившимися глазами он нажал на спуск, но пистолет вылетел у него из руки – это Чандос выстрелил в третий раз. От удара в руку Красавчик крутанулся, и, упав на колени, оказался лицом к Кортни.

– Пожалуй… нужно было… поверить тебе, дорогуша. Вот черт… он убил меня.

Он еще не умер. Он проживет еще какое-то время, но умрет. Когда в тебя попадает пуля, тебя уже ничто не спасет, и он знал это. Красивые фиалковые глаза наполнились ужасом.

Чандос встал и с лицом неподвижным, как гранит, пошел вперед. Сначала он поднял пистолет Красавчика. Потом встал перед ним. Не сводя с него глаз, он медленно вложил свой пистолет в кобуру, потом засунул за пояс оружие врага. Начиная погружаться в туман, Красавчик все понял.

– Ты оставил Эвансу оружие, – со стоном произнес Красавчик. – Оставь мне мое.

– Нет.

– Чандос, нельзя его так оставлять! – воскликнула Кортни.

Он даже не посмотрел на нее. Его глаза смотрели прямо в глаза Красавчика.

– Он обидел тебя. Он заплатит.

– Это я должна решать!

– Нет. – Он бросил на нее быстрый взгляд и опять стал наблюдать за поверженным врагом. – Садись на лошадь, леди. Мы уезжаем.

Она побежала к лошади, но Чандос почувствовал, что в это мгновение творилось у нее в голове. Она не собиралась его ждать. Она хотела сбежать, умчаться прочь как можно скорее от него и от его жестокой справедливости. Он бросился за ней и поймал ее.

– Он тебя обидел? – Его голос звучал, как металл.

– Да, но не сделал того, о чем ты думаешь. Крики Эванса остановили его.

– И все-таки он обидел тебя, поэтому заслужил наказание. Я мог бы сделать так, чтобы его смерть была намного страшнее. Я мог сделать так, чтобы он умирал намного дольше.

Он отпустил ее, и Кортни закричала:

– Почему ты такой мстительный? Он же не тебя обидел?

– Ты жалеешь, что я пришел за тобой, Кошачьи Глаза?

Кортни потупилась.

– Нет.

– Тогда садись на лошадь и не думай уезжать без меня. Ты меня и так разозлила. Утром ты не подала мне знак, что у тебя беда. Не заставляй меня снова тебя разыскивать по следам, потому что тебе все равно от меня не скрыться, леди.

Кортни коротко кивнула и повернулась к Верному. Она так сердилась на Чандоса, что даже забыла, как благодарна ему. Он спас ее от Красавчика… Только у нее перед глазами стояло его каменное лицо и холодные глаза.

Глава 29

Уже второй раз Кортни покидала место кровопролития. Она ехала перед Чандосом, чувствуя себя окутанной его защитой, как теплым плащом. Ведь он убивал ради нее. Он убивал людей, которые хотели ей зла.

Но он злился на нее. И всего через пару секунд после того, как они остановились, его страсть вспыхнула. Когда он снимал ее с лошади, ее блузка открылась. Возможно, это его спровоцировало. Или убийства. Он не только убивал, но и сам стоял на краю смерти. Ему словно требовалось вновь ощутить всю полноту жизни, и он нашел ее в мягком, податливом теле Кортни.

Кортни не могла ему противиться. Отказать Чандосу было просто невозможно. Но ей стало страшно. Она почувствовала его необоримое возбуждение, его ошеломительный напор. Если Чандосу требуется доказать свое мужское превосходство таким образом, она будет только рада этому. В конце концов, ей и самой нужно было выпустить из себя тревоги, и лучшего способа не найти.

И еще где-то на задворках ее сознания теплилась утешительная мысль, что, если он хочет ее, значит, не так уж на нее и сердится.

Он опустил ее на землю, и она вцепилась в него, увлекла его за собой. Трава и камни кололи тело сквозь одежду, но она не чувствовала этого, потому что его губы сомкнулись на ее соске, и он начал жадно сосать.

Сладострастные звуки вырвались из ее горла. Чандос зарычал и раздвинул ее ноги, одновременно запуская под нее руки, чтобы прижать к себе еще сильнее. Его живот надавил на ее лобок, стал двигаться на нем, отчего по всему ее телу разлились волны наслаждения.

Она обезумела. Другого слова не подобрать. Она кусалась, царапалась, тянула его к себе. Он сорвал с нее юбки и запихнул их ей под бедра. От этого ее ложе мягче не стало, но ей было все равно. Его горящий взгляд встретился с ее затуманенными страстью глазами. Стоя на коленях между ее разведенных ног, он рванул с себя ремень и кобуру. Даже в темноте от его вида у Кортни перехватило дыхание. Когда он отодвинулся, для нее это стало настоящей мукой, и она притянула его к себе, едва он закончил срывать с себя одежду.

Он вошел в нее сразу. Его могучий толчок сопровождался голодным рыком и ее удовлетворенным вздохом. Она задохнулась, когда он вышел из нее и снова пронзил. Он входил в ее самые сокровенные глубины, и она встречала его с не менее пылкой страстью, упиваясь их единением, пока не достигла бурного, долгого финала. Высшее наслаждение длилось, пока он погружался в нее все глубже и глубже, давил, растягивал изнутри и пока она не почувствовала, как ее наполняет мощный, теплый поток его извержений.

Корни лежала обессиленная под ним, его вес начинал причинять боль, но она ни за что на свете сейчас не отпустила бы его. Ее сердце вырывалось из груди, и дыхание еще не успокоилось. Голову переполняли мысли, и вдруг она совершенно четко представила себе, как только что вела себя… почти так же дико, как сам Чандос!

Он пошевелился. Его губы скользнули по ее шее, и он привстал, освободив ее грудь от большей части своего веса. Чандос посмотрел на нее.

– Ты кричала.

– Правда? – Она удивилась, как безразлично прозвучал ее ответ.

Он улыбнулся и нежно поцеловал ее. Кортни вздохнула.

– Ты теперь такой нежный.

– Тебе не хотелось нежности, котенок, – заявил он, и она покраснела, потому что это была правда. – Зато хочется сейчас, да?

Смущение было слишком сильным, чтобы отвечать. Он перекатился на бок и притянул ее к себе. Ее грудь уютно прижалась к его боку. Кортни почувствовала дуновение ветра и вздрогнула.

– Замерзла?

– Немножко… нет, не вставай.

Она обхватила его руками. Бесполезно было пытаться остановить такого мужчину, как Чандос, но у нее получилось. Его руки сомкнулись вокруг нее, наполнив ее ощущением защищенности.

– Чандос?

– Что, Кошачьи Глаза?

В наступившем молчании Кортни пыталась собраться с мыслями.

– Не мог бы ты называть меня Кортни? – наконец произнесла она.

– Ты не это хотела сказать.

Да, не это.

– Как думаешь, он уже умер? – Это было сказано неуверенным, детским голосом.

– Да, – солгал он.

Она провела пальцами по волосам у него на груди. Потом Кортни еще долго молчала, решая, стоит ли спрашивать, заслужил Красавчик такую мучительную смерть или нет. Но она не могла побороть ощущение примитивного восторга от осознания того, что ее мужчина отомстил за нее.

– Чандос?

– Да?

– Ты правда приехал за мной один?

– А ты думала, я соберу поисковый отряд? – вопросом на вопрос сухо ответил он.

– Нет… конечно. Но как же твой друг, Прыгающий Волк? Я знаю, он был где-то рядом. Я не думала, что тебе хватит сил меня искать.

Мышцы на его груди напряглись, и она поняла, что усомнилась в его мужской состоятельности… и это после его поистине героического поступка!

– То есть ты думала, что я не смогу защитить тебя? Поэтому ты не стала звать меня сегодня утром, когда они тебя забрали?

Кортни застонала.

– Прости, но ты сейчас не совсем здоров, – сказала она, оправдываясь. – Я боялась, что они убьют тебя.

– Ты удивишься, узнав, на что способен мужчина, если у него есть цель. Разве я не говорил тебе этого вчера вечером?

– Какая цель была у тебя, Чандос? – спросила она. Вопрос был достаточно бестактным, и она знала это.

– Ты мне платишь за то, что я тебя защищаю, или ты и это забыла?

Разочарование густым комком застряло у нее в горле. Она платила ему. Неужели это была единственная причина? Она начала подниматься, но он удержал ее.

– Не нужно меня недооценивать, Кошачьи Глаза.

Его ладонь погладила ее по щеке, переместилась на шелковистые волосы на виске. Он прижал ее лицом к своей груди. Голос его звучал тепло, и комок в ее горле начал понемногу исчезать.

То, что он не хотел, чтобы она вставала, было ей приятно, но она хотела большего, намного большего. Она хотела быть для него не безразличной.

– Не сердись, Чандос. Ты нашел меня. Я и не сомневалась, что ты сможешь.

Через какое-то время она спросила:

– Значит, змеиный укус уже совсем прошел?

– И ты спрашиваешь меня об этом… сейчас?

Она сильнее прижалась лицом к его груди, надеясь почувствовать его тепло.

– Я хотела сказать… он уже не болит?

– Адски болит.

Но, несмотря на это он приехал за ней. Она улыбнулась, не зная, что он чувствует движения ее лица кожей. Ее палец рассеянно чертил круги вокруг его соска.

– Чандос?

– Что еще?

– А что если я забеременею?

Он глубоко вздохнул и медленно выпустил воздух через нос.

– А ты беременна?

– Я не знаю. Еще слишком рано, чтобы определить. – Она ненадолго задумалась. – И все же, что будет, если это случится?

– Если нет, ничего не случится. – Он долго молчал, прежде чем закончить. – А если беременна, значит, беременна.

Ответ крайне неудовлетворительный.

– Ты женишься на мне, если я забеременею?

– Ты сможешь жить так, как живу я? Всегда в пути? Никогда не задерживаясь в одном месте дольше нескольких дней?

– Так семью не построишь, – не без раздражения заметила она.

– Да, не построишь, – не допускающим возражений тоном произнес он, после чего отодвинул ее и встал.

Злость и горькое разочарование разрывали ее, пока она смотрела, как он одевается и затем отводит в сторону Верного, чтобы расседлать. По дороге он бросил на землю свою скатку, и Кортни долго еще сидела и смотрела на нее. Каким же холодным и бездушным может быть Чандос!

Глава 30

Даже преодолевая в среднем от двадцати пяти до тридцати миль в день, Кортни ухитрялась избегать жутких волдырей, о которых предупреждала Мэтти. Но сегодня она была уверена: без волдырей точно не обойдется. Чандос несся во весь опор, стремясь наверстать упущенное время. Кортни начала задаваться вопросом, не специально ли он делает путешествие как можно более трудным.

Казалось, он выискивал любую возможность, чтобы доставить ей неудобства. Это началось с самого утра, сразу после того, как они проснулись. Он выгнал ее из постели прямиком в седло, велев на этот раз ехать за ним.

Добравшись до своего лагеря под вечер, они обнаружили других лошадей, свежих и ухоженных. А костер пылал как ни в чем не бывало – костер, который никак не мог гореть со вчерашнего утра. Чандос издал пронзительный свист, и десять минут спустя появился индеец.

Прыгающий Волк был не слишком высок – впрочем, команчи славились искусной верховой ездой, а не ростом. На индейце была старая армейская рубашка с карабинным ремнем, затянутым низко на талии. Мокасины доходили ему до середины икр; больше его ноги ничто не закрывало, за исключением широкой, ниспадавшей до колен набедренной повязки. Блестящие, черные, длинные волосы индейца свободно развевались на ветру. Глаза у Волка, также черные как уголь, были близко посажены на широком лице. Кожа походила цветом на старую дубленую шкуру. Он был молод и долговяз, но могуч в плечах. В руках он бережно, как ребенка, нес ружье.

Кортни, когда индеец вошел в лагерь, затаила дыхание и наблюдала за тем, как мужчины обменялись приветствиями и присели на корточки у костра для неспешной беседы. Говорили они, конечно, на языке команчей.

Они явно пренебрегали ею, но она так или иначе не могла затеять с ними ужин у костра, поэтому принялась перебирать вещи, проверяя, не пропало ли что-нибудь. Все было на месте.

Вскоре Прыгающий Волк ушел, напоследок смерив Кортни тем же оценивающим взглядом, каким посмотрел на нее, как только вошел в лагерь, – долгим и сосредоточенным. Но если раньше его лицо выражало настороженность, теперь напряжение исчезло: Кортни могла поклясться, что он ей почти улыбнулся.

Он что-то сказал ей, но не стал дожидаться, пока Чандос переведет его слова. Когда Прыгающий Волк ушел, Чандос снова присел на корточки у огня, жуя травинку и продолжая глядеть на лесную прогалину, где исчез его друг.

Кортни решила, что он не станет передавать ей, что сказал Прыгающий Волк, и отправилась за припасами к ужину.

Когда она вернулась к костру с бобами, сушеной говядиной и печеньем, Чандос пристально посмотрел на нее.

– Я хочу, чтобы ты сожгла эту блузку, – внезапно сказал он.

Кортни решила, что он шутит.

– Что будешь, печенье или клецки?

– Сожги ее, Кошачьи Глаза.

Он не сводил глаз с глубокого выреза, сходившегося к узлу, которым она завязала свою блузку. Под ней была разорванная сорочка, надетая задом наперед – так, чтобы дыра оказалась сзади, а задняя часть спереди, прикрывая ее грудь, но лишь слегка.

– Твой друг сказал что-то о моей блузке?..

– Не меняй тему.

– Я и не меняла. Но я поменяю блузку, если это сделает тебя счастливым.

– Валяй. Потом принесешь ее…

– И не подумаю! – Да что это с ним? – В этой блузке нет ничего такого, что я не могу исправить. Зашила же я другую… – Она замолчала, прищуриваясь. – А, ясно. Если бы ты порвал мою блузку, все было бы в порядке, но теперь, когда ее порвал кто-то другой, ты хочешь, чтобы я ее сожгла. Угадала?

Он сердито посмотрел на девушку, и ее гнев растаял в жарком отсвете костра. Ревность, собственничество – что бы там ни было, это означало, что он испытывал к ней какое-то чувство. Кортни решила, что готова сделать то, о чем он ее попросил.

Она достала блузку кораллово-розового цвета и зашла за дерево, чтобы переодеться. Вернувшись через несколько минут, она молча бросила порванную белую блузку в костер. Огонь поглотил тонкий, изящный шелк за считанные секунды. Частицы пепла, взлетев вверх, унеслись по ветру.

Чандос продолжал задумчиво смотреть на огонь.

– Что сказал мне твой друг? – наконец спросила Кортни.

– Он говорил не с тобой.

– Но он смотрел на меня.

– Он говорил о тебе.

– И?..

На несколько мгновений воцарилась тишина, прерываемая лишь потрескиванием костра.

– Он высоко оценил твою храбрость, – наконец ответил Чандос.

Глаза Кортни расширились. Впрочем, Чандос этого не заметил, так как встал и направился прочь из лагеря, в сторону реки. Кортни вздохнула, раздумывая о том, были ли его слова правдой.

Не вполне. Он не захотел сказать ей, что настоящие слова Прыгающего Волка звучали так: «Теперь твоя женщина много храбрее. Будет хорошо, если ты решишь оставить ее».

Черт возьми, Чандос знал, что она стала храбрее, но это не имело никакого значения. Она по-прежнему хотела и заслуживала того, чего Чандос никогда не смог бы ей дать, и именно поэтому он ее не оставит. И все же когда Прыгающий Волк назвал ее «его женщиной», – это прозвучало так прекрасно. Черт бы побрал ее и эти кошачьи глаза!

Ему захотелось, чтобы это путешествие закончилось, чтобы оно вовсе не начиналось. Еще две недели рядом с этой женщиной стали бы для него сущим адом. Единственным, что его утешало, было то, что она дала ему повод перестать прикасаться к ней, упомянув о беременности. Конечно, это не означало, что он перестал ее хотеть…

Ему было страшно. Когда ее схватили, он почувствовал страх, какого не испытывал уже много лет. Это было чувство, к которому он стал совершенно невосприимчив в последние четыре года. Такой страх испытываешь только тогда, когда заботишься о ком-то, кого боишься потерять.

Эти раздумья мучили Чандоса, поэтому он решил сосредоточиться на мыслях о том, что он сделает с Уэйдом Смитом, когда найдет его. Смит уже много раз ускользал от него, как песок сквозь пальцы. Смогут ли они наконец завершить свою погоню в техасском Парисе?

Чандос провел беспокойную ночь, разрываясь между двумя этими проблемами.

Глава 31

В двух днях пути от Париса Кортни вывихнула лодыжку. Все вышло очень глупо. Она неловко наступила на большой камень и соскользнула с него. Если бы не сапог, все могло быть куда хуже.

Нога распухла так быстро, что девушка с трудом успела снять сапог. А сняв, уже не смогла снова его надеть. Боль можно было терпеть, пока Кортни не двигала ступней. Но о том, чтобы отлежаться и отложить путешествие, не могло быть и речи. Даже если бы Чандос сам предложил ей это, она бы не согласилась.

После этого случая отношение Чандоса изменилось. Теперь он проявлял безразличие лишь в половине случаев. Он стал не в пример заботливее. У нее сложилось впечатление, что он был рад возможности отплатить ей за то, что она выходила его после змеиного укуса.

Этот человек был так отчаянно независим, что, вероятно, ее помощь оскорбляла его. Впрочем, его долг был быстро погашен, ибо он заботливо удовлетворял все ее нужды, готовил еду и присматривал за всеми четырьмя лошадьми. Он смастерил ей костыль из прочной ветки. Он помогал ей садиться в седло и спешиваться. Наконец, он сбавил скорость езды, сократив ежедневно преодолеваемое расстояние на треть.

До того, как она вывихнула ногу, они двигались вдоль речного притока в юго-восточном направлении; после происшествия Чандос резко свернул на юго-запад. Кортни не знала этого, но он изменил направление именно из-за ее травмы. Они переправились через Ред-Ривер, затем, к ее разочарованию, объехали маленький город. Она несколько недель не видела цивилизации!

Через несколько часов они добрались до другого города. Чандос направился к ресторанчику под названием «Мамино местечко». Кортни до смерти надоели бобы – она была в восторге, что Чандос провел ее внутрь, несмотря на ее запыленный и непрезентабельный вид. В большом светлом зале стоял десяток столов, накрытых клетчатыми скатертями. Был полдень, поэтому занят был лишь один из них. Пара, сидевшая за этим столом, окинула Кортни и Чандоса быстрым оценивающим взглядом. При виде Чандоса женщина явно встревожилась. Пыльный и уставший, он, в своих черных штанах, темно-серой рубашке, распахнутой на груди, и черном шейном платке, свободно повязанном вокруг горла, всем своим видом напоминал разбойника с большой дороги.

Чандос коротко взглянул на пару средних лет, после чего тут же забыл о ней. Он усадил Кортни за стол, сказав, что вернется через минуту, и исчез на кухне. Кортни осталась одна под пристальными взглядами пары, чувствуя себя ужасно смущенной своим растрепанным и грязным видом.

Через некоторое время входная дверь ресторана открылась, и внутрь вошли двое. Увидев незнакомцев, которые ехали по улице, они решили рассмотреть их получше. Беспокойство Кортни усилилось. Она не любила быть в центре внимания, а оставаться незаметной в компании Чандоса было невозможно. Он не мог не вызывать любопытства.

Именно тогда, воображая, чту эти люди думают о ней, она вдруг поняла, чту подумает ее отец. Разве он не женился на своей экономке только ради приличия? Кортни путешествовала наедине с Чандосом! Боже правый, отец подумает худшее – и это худшее было правдой!

Когда Чандос вернулся, он сразу заметил ее румянец и неестественно напряженную позу. Она сидела, уставившись в стол. Что случилось? Не те ли двое парней, что заявились после того, как он вышел, побеспокоили ее? Он взглянул на них так свирепо, что те немедленно убрались из ресторана. Несколько мгновений спустя пара тоже покинула зал.

– Еда будет через минуту, Кошачьи Глаза, – сказал Чандос.

Открылась кухонная дверь, и к ним подошла полная женщина.

– Это Мама. Она присмотрит за тобой день-другой, – небрежно бросил Чандос.

Кортни пристально посмотрела на полную мексиканку, которая о чем-то быстро заговорила с Чандосом по-испански. Женщина была небольшого роста, приятная, волосы с проседью были заплетены в тугой узел. На ней были ярко-красная хлопковая юбка, белая блузка, фартук и плетеные кожаные сандалии.

– Что значит «присмотрит за мной?» – решительно спросила Кортни у Чандоса. – А где будешь ты?

– Я уже говорил. У меня дела в Парисе.

– Это и есть Парис! – сказала она, раздражаясь.

Он сел напротив, кивком отослав Маму прочь. Кортни проводила глазами мексиканку, затем уставилась на Чандоса, ожидая разъяснений.

– Ты что задумал? – сказала она, впившись в него взглядом. – Если ты считаешь, что можно…

– Успокойся, женщина. – Он наклонился к столу и поймал ее руку. – Это не Парис. Это Аламеда. Думаю, твоей лодыжке не помешают несколько дней отдыха. А я пока улажу свои дела. Не хочу оставлять тебя одну.

– С какой стати тебе оставлять меня одну? Что за дела у тебя в Парисе?

– А это, леди, тебя не касается.

О, как она ненавидела этот тон!

– Ты ведь не вернешься, да? Просто оставишь меня здесь. Я права?

– Ты слишком хорошо меня знаешь, – сказал он. – Я уже завез тебя достаточно далеко, не так ли? И не собираюсь бросать в нескольких милях от места назначения.

От его слов девушке не стало легче. Кортни не хотела оставаться с незнакомыми людьми, но еще больше боялась, что Чандос ее бросит.

– Я думала, ты собираешься взять меня с собой в Парис, а потом мы продолжили бы путь оттуда.

– Я передумал.

– Из-за моей лодыжки?

– Послушай, я уйду на четыре дня, не больше. Тебе пойдет на пользу полежать в постели.

– Но почему здесь? Почему не в Парисе?

Он вздохнул.

– У меня нет знакомых в Парисе. Я часто проезжаю через Аламеду, когда пересекаю Индейскую территорию. Я знаю Маму. Я знаю, что могу доверить ей присмотреть за тобой, пока буду в отъезде. Ты в хороших руках. Я бы не оставил тебя, если бы не…

– Но Чандос…

– Черт возьми! – взорвался он. – Не заставляй меня чувствовать…

Он замолчал, увидев, что вошла Мама с большим подносом еды.

Когда Мама подошла к столу, Чандос встал.

– Я ухожу, Мама. Позаботься, чтобы она приняла ванну после еды, а потом уложи ее спать.

Он зашагал к двери, но на полпути остановился, развернулся и снова подошел к ней. Склонившись над Кортни, он приподнял ее с кресла и крепко обнял. Его поцелуй был настолько головокружительным, что у нее перехватило дыхание.

– Я вернусь, котенок, – хрипло прошептал он, дыша ей на губы. – Не вздумай царапаться, пока меня не будет.

После этого он исчез. Мама уставилась на Кортни, но девушка не сводила глаз с закрывшейся двери, изо всех сил пытаясь сдержать слезы.

Если она испытывала такую опустошенность сейчас, когда ему предстояло исчезнуть всего на четыре дня, – что она почувствует в Уэйко, когда он покинет ее навсегда?

Глава 32

Два дня Кортни просто сидела у окна спальни над рестораном, глядя на улицу. Когда Мама Альварес ворчала, что та должна лежать в постели, Кортни вяло лишь улыбалась, отказываясь спорить. Мама хотела ей только добра. Кортни и сама понимала: глупо караулить у окна, ведь Чандос, наверное, еще даже не добрался до Париса. Но девушка не могла заставить себя сдвинуться с места.

Уложив ногу на мягкий табурет, она сидела и наблюдала за жизнью маленького городка, который был лишь немного больше, чем Рокли. Она о многом передумала в этой спальне. Как бы Кортни ни спорила сама с собой, одну истину отрицать было невозможно. Она влюбилась в Чандоса. Ей казалось, что любить кого-то сильнее просто невозможно.

Ее любовь была многогранной. Дело было не только в том, что с ним она чувствовала себя в безопасности. Это важно, но было еще и вожделение. Господи, она страстно его хотела. Дело еще и в том, что он умел быть нежным, когда ей нужна была нежность, и любящим, когда она нуждалась в любви. А еще – хоть он и старался казаться независимым и настойчиво избегал всякой близости, – он был так одинок. Каким уязвимым он казался из-за этого!

Кортни не обманывала себя. Она знала, что не сможет заполучить Чандоса, как бы страстно его ни желала. Он не нуждался в постоянных отношениях и ясно дал ей это понять. Ей следовало трезво смотреть на жизнь. Никакой свадьбы с Чандосом не будет.

С тех пор, как она себя помнила, она сомневалась, что когда-нибудь найдет настоящую любовь и подарит такую же любовь взамен. То, что она оказалась права, не утешало ее.

На второй день пребывания у Мамы Кортни познакомилась с ее дочерью. Девушка ворвалась в комнату Кортни без стука и сразу назвала свое имя. При первом же знакомстве между ними возникла взаимная ненависть. Кортни узнала ее – это та самая девушка из мучительных снов Чандоса, а Калида Альварес сразу поняла, кто привез Кортни в Аламеду.

Калида была красивой, яркой, с блестящими черными волосами и карими глазами, сверкавшими злобой. Она была старше Кортни всего на четыре года, но эти несколько лет составляли весомую разницу. Страстная от природы, Калида источала уверенность и сознание собственной правоты, которых Кортни всегда недоставало.

Так это восприняла Кортни. Со своей стороны, Калида увидела свою первую настоящую соперницу – юную леди, хранившую холодную формальность и полное самообладание, чьи солнечные черты делали ее облик поистине удивительным. Золотистая кожа, каштановые волосы, сверкавшие золотыми прядями, и раскосые, как у кошки, глаза цвета виски. Кортни, с ног до головы, была темно-золотистого цвета, и Калиде захотелось выцарапать ей глаза. Вместо этого она набросилась на нее со словами:

– Надеюсь, у тебя есть веские причины разъезжать с моим Чандосом!

– С твоим Чандосом?

– Si, моим! – отрезала Калида.

– Он что, здесь живет?

Калида, не ожидавшая контратаки, запнулась, но быстро собралась и снова пошла в наступление.

– Он живет здесь больше, чем где бы то ни было.

– Это вряд ли делает его твоим, – пробормотала Кортни. – Вот если бы ты сказала, что он твой муж… – Она одарила Калиду легкой улыбкой, дав намеку повиснуть в воздухе.

– Это я отказалась от свадьбы! Если я захочу выйти за него замуж, мне нужно только щелкнуть пальцами. – Что она и сделала весьма громко.

Кортни почувствовала, как в ней закипает гнев. Знал ли Чандос, насколько уверена на его счет Калида Альварес? Есть ли у нее веские основания для такой уверенности?

– Хорошо, мисс Альварес, но пока на твоем пальце нет кольца, мои причины разъезжать с Чандосом тебя не касаются.

– Еще как касаются! – крикнула Калида так, что ее было слышно на улице.

Терпение Кортни лопнуло.

– Нет, не касаются, – медленно произнесла она, едва сдерживая ярость. – И если у тебя есть еще какие-то вопросы, предлагаю приберечь их для Чандоса. А теперь убирайся.

– Puta![16] – выплюнула Калида. – Хорошо, я переговорю с ним, не сомневайся. Уж я позабочусь, чтобы он бросил тебя здесь, но только не в мамином доме!

Захлопнув дверь за девушкой, Кортни поняла, что у нее дрожат руки. Была ли угроза Калиды реальной? Могла ли она убедить Чандоса оставить Кортни здесь? Сомнения заставили ее беспокоиться. Калида давно знала Чандоса. Знала очень близко. Кортни тоже, но к Калиде Чандос часто возвращался, а Кортни отталкивал от себя изо всех сил.

Калида помчалась в салун Марио, где работала по вечерам. Она жила с матерью, но сама распоряжалась своей жизнью и делала что хотела, работала где хотела и не обращала внимания на материнские увещевания.

Она работала в салуне, потому что именно там кипела жизнь. Там случались перестрелки и драки – притом многие затевались из-за нее. Калида упивалась этим и была по-настоящему счастлива, когда ей удавалось стравить двоих мужчин или увести мужчину у другой женщины, чтобы затем наблюдать за следовавшей после этого драмой. Калида никогда не останавливалась на полпути и всегда добивалась желаемого.

Теперь она была вне себя от злости. Gringa[17] не дала ей тех ответов, которые она хотела услышать. И, похоже, не особенно расстроилась, узнав, что у Чандоса есть другая женщина.

Может, между Чандосом и gringa ничего не было. Могло ли такое быть? Возможно, их поцелуй на глазах у Мамы ничего не значил. Но Калида убедила себя, что между Чандосом и Кортни что-то произошло. Калида знала, что он никогда раньше не путешествовал с женщиной. Чандос был одиночкой. Именно это, а еще окружавшая его аура опасности так привлекали ее в Чандосе.

Она знала, что Чандос стрелок, но также не сомневалась в том, что он преступник. Она никогда его об этом не спрашивала – просто была уверена, что это так. Преступники возбуждали Калиду больше всего на свете. Их пренебрежение законом, их непредсказуемость, их опасная жизнь. Многие из них, находясь в бегах, проезжали через Аламеду – как правило, чтобы скрыться на Индейской территории. Она знала многих бандитов, со многими переспала, но Чандос не был похож ни на кого из них.

Он никогда не говорил, что любит ее. Никогда не пытался одурачить ее словами. Ей никак не удавалось его обмануть. Если он говорил, что хочет ее, он хотел ее. Если она пыталась повысить ставки, чтобы возбудить или разжечь его ревность, он уходил.

Именно его безразличие интриговало ее и делало доступной для его ласк, когда бы он ни появлялся в городе, независимо от того, с кем еще она спала или кого добивалась в этот момент. И Чандос всегда приходил к ней. Кроме того, он останавливался в доме ее матери, что было удобно.

Чандос не любил гостиницы, и в первый же раз, когда появился в Аламеде, уговорил Маму сдать ему комнату. В отличие от других мужчин Калиды Маме он понравился. А с тех пор, как братья Калиды выросли и оставили родительский кров, в доме как раз пустовали их спальни. Мама знала, чем занимались по ночам Чандос и ее дочь. Калида приводила к себе и других мужчин, даже Марио, но Мама давно отказалась от попыток ее изменить. Дочь всегда поступала по-своему и не желала меняться.

И вот мужчина, которого она считала безраздельно своим, привез в город другую женщину и попросил ее Маму присмотреть за ней! Что за наглость!

– Что зажгло эту искру в твоих глазах, chica[18]?..

– Этот… этот… – Она замолчала, задумчиво глядя на Марио. И вдруг улыбнулась. – Неважно. Дай-ка мне виски, прежде чем я пойду работать… только не разбавляй водой.

Она пристально следила за тем, как он наливает ей напиток. Марио, ее дальний родственник, приехал в Аламеду с ее семьей девять лет назад. Семье пришлось сменить несколько городов, в которых нетерпимо относились к мексиканцам, пытающимся вести собственные дела. Аламеда, расположенная дальше к северу, была терпимой к мексиканцам. Всем нравилась стряпня Мамы, поэтому никто не возражал, когда Марио открыл салун напротив ее ресторана. Салун имел успех, потому что выпивка у Марио была хорошего качества и дешевле, чем у его конкурентов.

Марио был любовником Калиды, когда та проявляла великодушие. Будь его воля, он мигом женился бы на ней, как и многие другие мужчины, но Калида не хотела замуж. Разумеется, Марио был ей ни к чему. Он был довольно смазлив, с бархатистыми карими глазами и тонкими усиками, делавшими его похожим на испанского гранда. Его тело бугрилось мускулами. Но в глубине души Марио был трусом. Он ни за что не стал бы сражаться за нее.

Когда Марио протянул ей стакан виски, Калида одарила его улыбкой. В ее голове созрела идея, сулившая множество возможностей.

– У Мамы живет одна гостья, красивая gringa, – сказала она с небрежным видом. – Но Мама не знает, что она puta.

– А ты откуда знаешь?

– Она призналась, что собирается оставаться в нашем доме только до тех пор, пока не вылечит раненую ногу. Потом она переедет в дом Берты.

В Марио разыгралось любопытство. Он часто бывал в борделе у Берты, хотя его принимали лишь несколько девушек. Новая шлюха будет пользоваться большим спросом, особенно красивая. Впрочем, подумал Марио, он будет последним в ее постели.

– Думаешь рассказать матери? – поинтересовался он.

Калида, раздраженно поджав губы, пожала плечами.

– Не вижу смысла. Она дружелюбная, эта gringa, разговорчивая, и… и на самом-то деле мне ее жаль. Не представляю, каково это – хотеть мужчину и не иметь никого под рукой. Но уж это ее трудности.

– Это она тебе сказала?

Кивнув, Калида склонилась над стойкой бара и понизила голос до шепота.

– Она даже спросила меня, не знаю ли я кого-нибудь… кто мог бы ею заинтересоваться. Что ты об этом думаешь? – Он нахмурился, и она рассмеялась. – Да будет тебе, Марио. Я знаю, что в конце концов ты ее получишь. Я не против, querido[19], ведь я знаю, что для тебя это ничего не значит. Но ты хочешь дождаться, пока она истаскается, или предпочтешь взять ее, когда ей отчаянно нужен мужчина?

Он попался. Она хорошо знала этот взгляд. Марио возбудила одна мысль, что он станет первым мужчиной в городе, кому достанется новая женщина.

– А как же твоя мама? – спросил он.

– Подожди до завтрашнего вечера. Маму пригласили на вечеринку по случаю дня рождения Энн Харвелл, и она намерена туда отправиться, как только последний клиент уйдет из ресторана. Конечно, она не пробудет там слишком долго – послезавтра ей идти в церковь. Но если будешь вести себя тихо, я уверена, gringa захочет, чтобы ты остался с ней на всю ночь. А утром, пока мама будет в церкви, сможешь уйти.

– Скажешь ей, чтобы она меня ждала?

– О нет, Марио, – усмехнулась Калида. – Ты должен ее удивить. Я не хочу, чтобы дамочка чувствовала себя передо мной в долгу. Просто позаботься о том, чтобы она не заорала, не дав тебе шанса рассказать ей, зачем ты пришел.

«И если все пройдет гладко, – подумала Калида, – Чандос вернется как раз вовремя, чтобы стать частью сюрприза. О, это будет грандиозная сцена – прямо не терпится оказаться там и увидеть все собственными глазами». Ей стало лучше от одной мысли об этом.

Глава 33

Квадрат желтого света падал на грязную улочку за небольшим домом. Этим субботним вечером здесь, в стороне от шума и гама главной улицы, было тихо.

Чандосу сказали, что в этом переулке в основном живут девушки из варьете. Одна из них была любовницей Уэйда Смита. Ее звали Лоретта.

Чандос потратил уйму времени на ее поиски, потому что здесь, в Парисе, Смит жил под другим именем. Кроме того, Смит скрывался от полиции. Никто не знал его как Уэйда Смита, и лишь немногие знали его под именем – Уилл Грин.

Чандос знал, что этот Уилл Грин мог оказаться совершенно другим человеком. Но мог оказаться и тем, кем надо. Чандос не хотел рисковать. Он долго стоял в тени, пересекавшей переулок, и наблюдал за домиком, прежде чем подойти к нему. Пистолет был наготове. Его сердце быстро билось. Он был возбужден. Вот он, момент истины, которого он так долго ждал. Он скоро должен был встретиться лицом к лицу с убийцей своей сестры.

Украдкой подойдя к двери, Чандос осторожно потянул за дверную ручку. Дверь была не заперта. Он подождал, приложив ухо к двери, но ничего не услышал. Только шум крови, гулко пульсировавшей в висках.

Он снова медленно повернул ручку и с размаху толкнул дверь ногой. От удара передняя стена дома дрогнула. Несколько тарелок на полке опрокинулось, чашка выкатилась на середину грязного пола. Светловолосая голова на кровати повернулась и уставилась на револьвер Чандоса.

Грудь, проглядывавшая сквозь простыню, была крошечной, едва сформировавшейся. Чандос понял, что девочке, лежащей в постели, не может быть больше тринадцати или четырнадцати лет. Он ошибся домом?

– Лоретта?

– Да.

Девушка съежилась от страха.

Чандос тяжело вздохнул. Это был правильный дом. Он должен был помнить, что Смиту нравились молоденькие.

Она была сильно избита. Одна сторона ее лица была темной и опухшей. На другой – подбит глаз. От ключицы до левого плеча тянулся темный синяк, руки покрывали синяки поменьше, будто ее хватали за руки. Ему не хотелось думать о том, как выглядит ее тело, скрытое простыней.

– Где он?

– К-кто?..

Ее голос звучал по-девичьи жалко и испуганно. Услышав его, Чандос понял, каким жутким выглядел в глазах девушки. Он не брился с тех пор, как оставил Кортни. Его револьвер все еще был направлен на девочку. Чандос спрятал его в кобуру.

– Я не сделаю тебе больно. Мне нужен Смит.

Она напряглась. Когда страх сменился гневом, в открытом глазу вспыхнул злой огонь.

– Опоздали, мистер. Я сдала этого ублюдка. Он избил меня в последний раз.

– Он в тюрьме?

Она кивнула.

– Да, черт бы его побрал. Я знала, что в город приехал рейнджер, иначе не сдала бы. Я не доверяю здешней тюрьме, поэтому попросила своего друга Пеппера пригласить рейнджера ко мне. Я рассказала рейнджеру, что за человек Уэйд. Видите ли, Уэйд говорил мне о девушке, которую он убил в Сан-Антонио. Однажды он пригрозил, что убьет меня точно так же. Я ему поверила.

– Рейнджер его поймал? – спросил Чандос, стараясь не выказывать нетерпения.

– Да. Он вернулся сюда позже, он и маршал. Они поймали Уэйда со спущенными штанами. Этот ублюдок все еще хотел меня, даже такую. По-моему, ему нравится, когда я так выгляжу.

– Давно это было?

– Три дня назад, мистер.

Чандос застонал. Три дня, будь они прокляты. Если бы не змеиный укус и охотники за головами, схватившие Кортни, он попал бы к Смиту как раз вовремя.

– Если хотите увидеть его, мистер, – продолжила Лоретта, – вам придется поторопиться. Этот рейнджер сказал, что в Сан-Антонио довольно доказательств против Уэйда, поэтому его повесят сразу после скорого суда.

Чандос не сомневался в этом. Он побывал в Сан-Антонио вскоре после убийства и разузнал о нем все, что можно. Именно там он впервые потерял след Смита.

Чандос кивнул.

– Я твой должник, детка.

– Я не детка, – сказала она. – По крайней мере, не выгляжу маленькой, когда крашусь. Я уже год работаю в варьете.

– Против этого должен быть какой-то закон.

– Надо же, – ответила она. – Стрелок-проповедник. С ума сойти.

Когда он не принял ее вызов, а просто повернулся, чтобы уйти, она крикнула:

– Эй, мистер, вы не сказали, зачем вам Уэйд.

Чандос обернулся. Она легко могла бы стать следующей жертвой Смита. Девушка не понимала, как ей повезло.

– Я искал его как убийцу, детка. Та девушка в Сан-Антонио была не единственной, кого он убил.

Даже через комнату он увидел, как ее руки покрылись мурашками.

– Ты… ты не думаешь, что он мог уйти от рейнджера, правда?

– Нет.

– Думаю, лучше мне переехать, как только вылечу ребра. – Она сказала это больше для себя, чем для него.

Чандос закрыл дверь. Он закрыл глаза и постоял у домика, думая о том, стоит ли догнать рейнджера. Вероятно, он справился бы с этим, но законник не отдаст ему Смита. Если завяжется поединок, ему придется убить рейнджера, просто выполняющего свой долг. Чандос никогда такого не делал и теперь не собирался.

А еще с ним была золотоглазая. Если он не вернется в Аламеду через четыре дня, она подумает, что он солгал. Чего доброго, может попробовать сама отправиться в Уэйко.

Его успокаивала мысль о возможности скорого возвращения. Но было во всем этом нечто, что ему не нравилось. Когда, черт возьми, она успела стать его главной заботой?

Чандос направился в конюшню, чувствуя, как в нем закипает разочарование. Он не списывал Смита со счетов просто потому, что снова остался ни с чем. Конечно, так было не первый раз. Сначала он отвезет Кортни в Уэйко, а затем отправится в Сан-Антонио. Он не хотел отдавать Смита палачу. Этот ублюдок принадлежал только ему.

Глава 34

Субботний вечер Кортни провела, сочиняя письмо Мэтти. Она оставила Рокли три недели назад. Боже правый, неужели прошло всего три недели? Ей казалось, что с тех пор пролетел не один месяц.

Ей захотелось сообщить подруге, что она не сожалеет о своем решении отправиться в Уэйко. Мама Альварес заверила Кортни, что по пути в Канзас через Аламеду проезжает множество людей, и найти кого-то, кто согласится доставить ее письмо, будет не трудно.

Поэтому она написала Мэтти обо всех своих приключениях, но воздержалась от упоминания о том, что она влюбилась в своего провожатого. В конце письма она выразила надежду найти своего отца.

По словам Мамы Альварес, от Аламеды до Уэйко было меньше недели пути. Вскоре Кортни предстояло узнать, не обманула ли ее интуиция, или она гонялась за призраком. Ей не хватило смелости долго раздумывать над вторым вариантом. Если она не найдет отца, то очутится в Уэйко одна без денег. Ведь девушка должна была отдать Чандосу все, что у нее осталось. Случись так, она понятия не имела, что делать дальше.

День прошел спокойно. Кортни перестала высматривать Чандоса. Ей захотелось спуститься вниз в ресторан и поужинать. Но Мама запретила ей даже думать об этом, напомнив, что Чандос велел ей оставаться в постели и дать отдохнуть лодыжке. Ступня болела уже не так сильно. Кортни даже попробовала осторожно встать на травмированную ногу и походить без костыля, но в конце концов сдалась. Мама Альварес желала ей только блага. Она была сама доброта – полная противоположность дочери.

Расспросив Альварес, Кортни выяснила, что Калида работает в салуне по ночам, разнося напитки – только это, больше ничего, заверила ее Мама. Кортни чувствовала, что та не одобряет занятие дочери. Мама подчеркнула, что Калиду никто не заставлял работать, и она занималась этим только потому, что ей так хотелось.

– Упрямая. Моя niсa[20] упрямая. Но она взрослая женщина. Что я могу поделать?

Кортни понимала: можно работать, чтобы чувствовать себя полезной или ради дополнительных денег. Но в салуне?.. Когда в этом нет никакой нужды?

Она решила: ей повезло, что день обошелся без визитов неприятной Калиды, и с этой мыслью вычеркнула ее из своей памяти.

В тот вечер она рано легла спать. Мама ушла на вечеринку, Калида работала, поэтому в доме было тихо. На улице, однако, было очень шумно – субботний вечер есть субботний вечер, и в этом Аламеда ничем не отличалась от других пограничных городов. Мужчины гуляли всю ночь, зная, что смогут выспаться утром в воскресенье. У большинства из них не было жен, которые тащили бы их утром в церковь.

Она улыбнулась вспомнив, как часто видела в Рокли мужчин, клевавших в церкви носом, их бледные лица и покрасневшие глаза. Она видела даже, как некоторые хватались за голову от боли, когда проповедник говорил слишком громко. Должно быть, здесь, в Аламеде, дела обстояли так же.

Наконец, она уснула и почти сразу же увидела сон. Однако сон был неприятным. Ей было больно. Тяжесть сдавливала ей грудь. Она плакала и не могла дышать. А потом появился Чандос и велел ей прекратить плакать, развеяв ее страхи, – так, как это умел только он.

Затем Чандос принялся ее целовать, и она медленно проснулась, обнаружив, что он и в самом деле ее целует. Тяжесть, навалившаяся на нее во сне, была тяжестью его тела. Она не переставала удивляться, что он ее не разбудил, – впрочем, лишь радуясь, что в нем проснулось желание. Он так редко ему отдавался.

Она обняла его за шею и притянула к себе. Усы защекотали ее лицо. Кортни похолодела.

– Ты не Чандос! – крикнула она, изо всех сил оттолкнув от себя мужчину.

Страх сделал ее голос пронзительным, и его рука закрыла ей рот. Бедро незнакомца глухо стукнулось о ее, и она почувствовала, как его напрягшееся мужское достоинство уткнулось ей в живот. Незнакомец был голым. Когда Кортни это поняла, у нее вырвался крик, но его рука снова заглушила его.

– Тс-с-с… Dios![21] – Она укусила его за руку. Он отдернул ее, но тут же снова зажал ей рот. – Да что с тобой такое, чертова баба? – зло прошипел он.

Кортни попыталась заговорить, но он не отнимал руку от ее рта.

– Нет, я не Чандос, – раздраженно сказал он. – И зачем он тебе? Он muy violento[22]. Кроме того, его здесь нет. Я тоже сгожусь, si[23]?

Она замотала головой с такой силой, что чуть не вывихнула ему руку.

– Тебе что, не нравятся мексиканцы? – резко спросил он, и гнев в его голосе заставил девушку замереть. – Калида сказала мне, что ты хочешь мужчину, – продолжал он. – Она говорила, что ты не привередлива. Вот я и пришел – оказать тебе услугу, а не навязываться. Хочешь сперва меня увидеть? В этом все дело?

Ошеломленная, Кортни медленно кивнула.

– Не закричишь, когда я уберу руку? – спросил он, и она отрицательно покачала головой. Он убрал руку. Она не закричала.

Он отодвинулся, не сводя с нее глаз, потом встал с кровати. Она по-прежнему не кричала, и он немного расслабился.

Кортни знала: кричать бесполезно. В доме никого не было, а на улице стоял такой шум, что никто не обратил бы на ее призыв о помощи никакого внимания. Вместо этого она осторожно потянулась рукой под подушку, нащупывая револьвер. Это была одна из привычек, выработанных ею в пути, за которые она благодарила судьбу. Не то чтобы Кортни и впрямь собиралась воспользоваться револьвером – она надеялась, что ей не придется стрелять в незнакомца.

В тот самый миг, когда он зажег спичку, озираясь по сторонам в поисках лампы, Кортни ухитрилась беззвучно натянуть на себя простыню и наставила на него револьвер. Увидев оружие, он замер. Мужчина даже перестал дышать.

– Не урони спичку, мистер, – предупредила его Кортни. – Если свет погаснет, я выстрелю.

Кортни почувствовала, как потеплела ее кровь. Власть, которую давало оружие, пьянила, точно вино. Кортни ни за что не выстрелила бы, но он этого не знал. Ее рука не дрожала. Настал его черед бояться.

– Зажги лампу, но не делай резких движений… медленно, медленно, вот так, – велела Кортни. – Теперь можешь задуть спичку. Хорошо, – сказала она, когда он исполнил ее приказы. – А теперь – кто ты такой, черт возьми?..

– Марио.

– Марио? – Она задумчиво выгнула бровь. – И где я слышала…

Она вспомнила. В ту ночь Чандос упомянул это имя в своем кошмаре. Что он сказал? Что-то о том, чтобы Калида шла в постель к Марио.

– Так ты приятель Калиды? – презрительно сказала она.

– Двоюродный брат.

– Еще и двоюродный брат? Мило, – Ее тон заставил его занервничать еще больше.

– Моя одежда, сеньорита… Могу я ее надеть? По-моему, я ошибся.

– Нет, ты не ошибся, Марио. Твоя сестра ошиблась. Да-да, одевайся. – Ее сердце билось все чаще. – И поживее.

Он повиновался. Кортни решила получше рассмотреть Марио. Он был огромен – не слишком высок, но мускулист, и бо́льшая часть его веса приходилась на грудную клетку. Неудивительно, что она почувствовала себя раздавленной. Боже правый, он мог бы, пожалуй, разорвать ее надвое голыми руками. И уж конечно закончил бы то, зачем пришел, если бы имел склонность решать дело силой. К счастью, он не был по-настоящему плохим человеком.

– Я пойду, – с надеждой сказал он. – С вашего позволения, конечно.

Это был намек на то, чтобы она опустила револьвер. Она не стала этого делать.

– Еще мгновение, Марио. Что именно сказала тебе Калида?

– Думаю, она солгала.

– Я в этом не сомневаюсь, но что именно она сказала?

Он решил быть откровенным и быстрее покончить с этим.

– Она сказала, что вы, сеньорита, шлюха, и приехали в Аламеду, чтобы работать в доме у Берты.

Щеки Кортни вспыхнули.

– Дом Берты – это бордель?

– Si. Очень хороший.

– И что я здесь делаю, если собираюсь жить там?

– Калида сказала, что вы повредили ногу.

– Это правда.

– Она сказала, что вы пробудете здесь, у ее матери, пока не поправитесь.

– Она сказала тебе еще кое-что, Марио. Договаривай.

– Сказала, но, боюсь, вам это не понравится.

– Что бы там ни было, я хочу это услышать, – холодно ответила Кортни.

– Она сказала, что вам нужен мужчина, сеньорита, и что вы… не можете дождаться… когда переберетесь к Берте. Она сказала, что вы попросили ее найти вам мужчину, что вы были… в отчаянии.

– Что за чушь!.. – взорвалась Кортни. – Она так и сказала – «в отчаянии»?

Он энергично кивнул, не сводя с нее глаз. Каждая черта ее лица дышала яростью, а ее револьвер был все так же нацелен ему в сердце.

Она удивила его.

– Можешь идти. Нет, сапоги наденешь потом. Забирай их с собой. И вот что, Марио. – Ее голос остановил его у двери. – Если ты еще раз окажешься в моей комнате, я отстрелю тебе башку.

Он в этом не сомневался.

Глава 35

Калида всю ночь дожидалась, пока Марио вернется в салун. Когда заведение закрылось, она решила подождать в его комнате. Наконец около четырех утра ее сморил сон.

Кортни тоже ждала – когда Калида вернется домой. Кипя от гнева, она мерила шагами комнату. В десять вечера Мама вернулась с вечеринки, и в доме воцарилась тишина. В конце концов Кортни сдалась и отправилась спать. Не идти же в салун, чтобы встретиться с Калидой лицом к лицу. Кортни предпочла подождать до утра.

В воскресенье и Калида, и Кортни проснулись рано, хотя почти не спали ночью. Для Калиды это было почти чудо, потому что она всегда спала допоздна. Но ей не терпелось узнать, чем закончилась ее затея.

Марио так и не вернулся, поэтому она предположила, что он все-таки соблазнил gringa и пробыл с ней всю ночь. На случай, если это действительно было так, она стала обдумывать, как бы поэффектнее сообщить эту новость Чандосу. Улыбаясь, она вышла из салуна.

Марио наблюдал за тем, как она плавно скользила по улице. Он любил эту puta и одновременно ненавидел ее. Это был последний раз, когда она обвела его вокруг пальца. Он специально не стал возвращаться домой, чтобы она подумала, что он остался у gringa. Зная, что она будет ждать его, чтобы выяснить, как все прошло, он пошел к Берте и напился. В ту ночь он вообще не спал.

У него слипались глаза. С рассвета он стоял у окна дома Берты, ожидая появления Калиды. Дом Берты располагался в конце улицы, которая, благодаря этому, была как на ладони.

Пятнадцать минут назад он видел, как отворилось окно в спальне gringa в доме его кузины – стало быть, она проснулась. А пять минут назад Мама ушла в церковь.

Марио пожалел, что не мог быть в доме. Он был не прочь своими глазами увидеть, что там сейчас произойдет, но довольствовался осознанием того, что хитроумный план Калиды хотя бы в этот раз не сработал так, как ей хотелось. Пусть сама почувствует, каково это – попасться на мушку разозленной бабе! Наконец, он отошел от окна и заснул рядом со шлюхой, храпевшей в постели позади него.

Кортни стояла у кухонной плиты, наливая в чашку кофе, который приготовила ей Мама, прежде чем отправиться в церковь. Ее гнев был не менее горяч, чем кофе. При мысли о том, что могло случиться прошлой ночью, в ней вскипало бешенство.

Войдя на кухню, Калида застала там Кортни. Она удивилась, что та встала с постели, и ее взгляд выдал удивление. Кортни была одна.

Калида медленно двинулась вперед, покачивая бедрами. Она ухмыльнулась, заметив изможденное лицо Кортни.

– Как прошла ночка, puta? – спросила она, хихикая. – Марио еще здесь?

– Марио ушел, – медленно и тихо произнесла Кортни. – Он испугался, что я его застрелю.

Улыбка сошла с лица Калиды.

– Лжешь. И где же он, если не здесь? Домой он не пришел, это я точно знаю.

– Наверное, в постели у какой-нибудь другой бабы, потому что не получил того, за чем пришел в этот дом.

– Это ты так говоришь, но мне интересно, поверит ли этому Чандос, – злобно сказала Калида.

И тут Кортни поняла. Значит, все это было рассчитано на Чандоса. Ей следовало догадаться раньше.

Она застала Калиду врасплох, изо всех сил дав ей пощечину и уронив при этом кофейную чашку. Калида зарычала, и обе девушки бросились друг на друга, вцепившись друг в друга ногтями. Через несколько мгновений обе катались по полу. Калиде было не привыкать к потасовкам. Она дралась грязно. Кортни, со своей стороны, вообще не представляла, что такое драка. Но схватка дала выход ее ярости: она никогда еще так не злилась. Обманутая, оскорбленная, она дралась с исступлением тигрицы.

Кортни нанесла еще два сильных удара, вторым разбив Калиде нос до крови. Впрочем, она утратила инициативу, когда Калида пнула ее коленом в живот, вложив в удар весь свой вес. Затем Калида вскочила на ноги и побежала к кухонному шкафу. Пока Кортни поднималась с пола, Калида развернулась – с диким ликованием на лице и ножом в руке.

Кортни замерла. По затылку у нее пробежали мурашки.

– Чего ждешь? – подразнила ее Калида. – Хотела моей крови – иди и возьми!

Кортни смотрела, как нож медленно, будто во сне, раскачивается туда-сюда. Она подумала было отступить, но тогда Калида победила бы и избежала кары за всю свою подлость, расплатившись только окровавленным носом. Этого было недостаточно. Гордость Кортни требовала победы в этом бою.

Калида приняла колебания Кортни за капитуляцию. Ей показалось, что она уже победила. Последним, что она ожидала, было то, что Кортни бросится прямо на нож, схватив ее за запястье.

В голове у Калиды все смешалось. Она не решилась убить gringa, хотя Кортни первой на нее набросилась. Ее повесили бы просто за то, что она мексиканка. А gringa, наоборот, вполне могла убить Калиду. По глазам Кортни было видно, что она без колебаний воспользовалась бы ножом, если бы заполучила его.

Теперь Калида испугалась по-настоящему. Эта девка была сумасшедшей.

Кортни, еще сильнее охватив ее запястье, приблизилась на шаг к Калиде.

– Брось!

От испуга они обе отпрыгнули в разные стороны. В дверях стоял Чандос – его вид не предвещал ничего хорошего.

– Я сказал, брось чертов нож!

Нож со стуком упал на пол, и девушки отступили еще дальше друг от друга. Калида принялась поправлять одежду и вытирать кровь с лица. Не зная, чем еще заняться, Кортни наклонилась за брошенной ею на пол кофейной чашкой. Она не могла смотреть на Чандоса. Она словно оцепенела из-за того, что он застал ее дерущейся.

– Я жду, – сказал Чандос.

Кортни впилась взглядом в Калиду, но Калида вскинула голову, ответив столь же решительным взглядом. Она всегда умело использовала ложь, чтобы вывернуться из любой ситуации.

– Эта gringa, что ты сюда привез, напала на меня, – горячо сказала Калида.

– Это правда, Кортни?

Кортни мгновенно обернулась, широко раскрыв глаза от изумления.

– Кортни? – повторила она с недоверием. – Теперь ты называешь меня Кортни? Почему? Почему сейчас?

Он вздохнул и опустил седельные сумки на пол, затем медленно пошел к ней.

– Из-за чего, черт бы вас побрал, вы сцепились?

– Она ревнует, querido, – промурлыкала Калида.

Кортни задохнулась от злости.

– Ложь! Если ты, сука, вздумаешь лгать, мне, пожалуй, придется рассказать ему правду!

– Тогда расскажи ему, как ты выгнала меня из своей комнаты, когда мы только познакомились, – поспешно запротестовала Калида и тут же продолжила свой рассказ, явно приукрашивая. – Она вела себя со мной просто ужасно, Чандос. Я всего-то спросила, зачем она здесь, а она заорала, что это не мое дело.

– Насколько я помню, орала в тот день только ты, – разозлилась Кортни.

– Я? – удивленно взглянула на нее Калида. – Я зашла, чтобы тебя поприветствовать и…

– Заткнись, Калида, – прорычал Чандос: запас его терпения, и так небольшой, был на исходе. Он схватил Кортни за руки и притянул к себе. – Леди, тебе лучше рассказать все побыстрее. Я всю ночь скакал, чтобы вернуться сюда. Я до смерти устал и не желаю просеивать ложь, чтобы докопаться до правды. Теперь рассказывай, что случилось.

Чувствуя себя загнанным зверем, Кортни решила атаковать.

– Хочешь знать, что случилось? Хорошо. Вчера ночью я проснулась, а в моей постели был мужчина – такой же голый, как я, а подослала его ко мне твоя… твоя любовница!

Его кулаки сжались. Но голос был очень мягкий.

– Он сделал тебе больно?

Его слова отрезвили ее. Кортни знала, что сейчас он в ярости.

– Нет.

– Как далеко он?..

– Чандос!

Ей было невыносимо говорить об этом при Калиде, но Чандос терял терпение.

– Наверное, ты спала как покойник, если он ухитрился снять с тебя одежду, не разбудив, – сказал он. – Как далеко?..

– Ради бога, – отрезала она, – я сама разделась перед тем, как лечь спать. Из-за шума я затворила окно, поэтому в комнате было жарко. Я спала, когда он проник в мою комнату. Думаю, сначала он был одет, а потом разделся – перед тем, как залезть на меня.

– Как далеко он?..

– Он всего лишь поцеловал меня, Чандос, – снова перебила его она. – Как только я почувствовала его усы, я поняла, что он не… – Она запнулась, к концу фразы понизив голос до шепота. – Не ты.

– А дальше? – спросил он, помолчав.

– Само собой, я… начала сопротивляться. Он этого не ожидал. Он встал, чтобы зажечь лампу, и как только он отошел от меня, я схватила револьвер. Он испугался – как раз настолько, чтобы рассказать мне всю правду.

Они оба обернулись и посмотрели на Калиду.

– Очень красивая история, gringa, – сказала Калида, – но Марио вчера не вернулся домой. Если он провел ночь не с тобой, куда он пошел?

Чандос отстранил от себя Кортни и повернулся к Калиде, буравя ее взглядом. Калида никогда прежде не видела его таким. Ей впервые пришло в голову, что он может не поверить ей, как верил прежде, и она принялась нервно сжимать и разжимать кулаки.

– Марио? – спросил он, пылая от гнева. – Ты послала к ней Марио?

Калида попятилась.

– Послала? Нет, – поспешно запротестовала она. – Я сказал ему, что она здесь. Я всего лишь предложила ему прийти и познакомиться с ней, может, подбодрить ее, раз она здесь одна. Если gringa пригласила его к себе в постель, я тут ни при чем.

– Врешь, сука! – захлебнулась от возмущения Кортни.

Чандос тоже не поверил Калиде. Его рука мгновенно вытянулась, и пальцы обхватили ее горло.

– Мне бы шею тебе свернуть, подлая тварь! – прорычал он ей прямо в испуганное лицо. – Женщина, на которую ты посмела напасть, находится под моей защитой. Я думал, что это единственное место, где я могу оставить ее в безопасности. Но тебе вздумалось сыграть в свою дьявольскую игру. И теперь мне придется убить человека, против которого я ничего не имею, потому что он попал в твои гнусные сети.

Калида побледнела.

– Убить? – воскликнула она. – За что? Он ничего не сделал! Она говорит, что он ничего не сделала!

Чандос оттолкнул ее.

– Он ворвался в комнату и испугал ее. Он коснулся ее своими лапами. Этого довольно.

Он направился к двери; Кортни побежала за ним следом, схватила его за руку и остановила. Она была испугана, рассержена и взволнована одновременно.

– Иногда ты относишься к своей работе слишком серьезно, Чандос. Не то чтобы я этого не ценила… Но, Боже правый, если бы я хотела, чтобы он умер, я сама могла бы его пристрелить.

– Ты не сделала бы этого, Кошачьи Глаза, – пробормотал он, чуть усмехнувшись.

– Я бы не была так в этом уверена, – возразила она. – Но ты не можешь убить Марио, Чандос. Это не его вина. Она солгала ему, будто я приехала сюда, чтобы устроиться к Берте. – Кортни предположила, что Чандос знал, кто такая Берта. – Она сказала ему, что я… что я шлюха, и что мне нужен мужчина, что я… что я… – ее снова охватил гнев. – В отчаянии! – Чандос поперхнулся. – Не смей смеяться! – воскликнула она.

– И в мыслях не было.

Она с подозрением посмотрела на него. Что ж, по крайней мере, глаза его больше не горели жаждой убийства.

– В общем, вот что она рассказала ему обо мне. Так что на самом деле он пришел сюда, чтобы оказать мне услугу. Ну, вроде того.

– О, черт. Ладно, будем считать, что все было, как ты говоришь.

– Не издевайся, Чандос. Все могло быть куда хуже. Когда он понял, что я его не хочу, он мог взять меня насильно. Но он этого не сделал.

– Хорошо, – вздохнул Чандос. – Я не стану его убивать. Но кое-что мне таки придется сделать. Подожди меня в своей комнате, – сказал он Кортни. Она замерла в напряженном недоумении, и он мягко коснулся ее щеки. – Я не стану делать ничего, что тебе не понравится. А теперь ступай, поспи. Судя по твоему виду, сон тебе точно не помешает. Я ненадолго.

Его голос успокоил ее, а прикосновение сказало, что ей больше не о чем беспокоиться. Она сделала все, как он велел, оставив его на кухне с Калидой.

Глава 36

Как только Кортни вошла в свою комнату, боль в теле после борьбы с Калидой начала пульсировать. Лодыжка после травмы болела сильнее, чем когда-либо. Она проковыляла к маленькому овальному зеркалу над бюро, и внимательно осмотрев себя, простонала. Господи, Чандос видел ее такой. Такой! О, Боже.

Волосы спутались. Юбка была в темных пятнах от кофе. Платье порвалось в нескольких местах. Через разрыв на плече виднелись три серповидных царапины с запекшейся кровью. Несколько капель крови засохли на шее, царапина около глаза, за ухом еще одна, и полдюжины на руках.

Она знала, что позже появятся и синяки. Проклятая Калида. Но, по крайней мере, Чандос поверил ей и увидел Калиду такой, какой она была на самом деле. Кортни сомневалась, что он снова будет спать с ней, и это радовало ее.

Сначала нужно было принять ванну. Девушка спустилась вниз, чтобы убедиться, что Чандос и Калида ушли. Она вытерла разлитый кофе, пока грела воду для ванны. Мама вернулась из церкви как раз вовремя, чтобы помочь ей занести воду наверх. Кортни ничего не сказала ей о том, что произошло, упомянув только, что Чандос вернулся.

Она уже вымылась и собиралась спускать воду из ванной, когда без стука вошел Чандос. Она была не против, привыкнув к тому, что не могла уединиться, когда у него возникало желание побыть рядом.

Его состояние насторожило ее. Он выглядел не лучше, чем она, и держался за правый бок.

– Как раз то, что мне нужно, – сказал он, посмотрев на воду в ванне.

– Не думай, что можешь скрыть что-то от меня. Рассказывай, – твердо сказала она.

– Нечего рассказывать, – уклонился он от ответа, а потом вздохнул. – Я не убил его. Но я не мог просто отпустить его. Калида сбежала сразу, как только ты вышла из кухни, иначе я бы ее задушил.

– Но, Чандос, Марио ничего не сделал!

– Он прикоснулся к тебе.

Она была поражена. Это был ответ отъявленного собственника. Она уже хотела сказать ему об этом, но сказала другое:

– Кто победил?

– Можешь считать, что это была ничья, – сказал Чандос, со стоном садясь на кровать. – Кажется, этот сукин сын сломал мне ребро.

Она подошла и потянулась к его рубашке, чтобы расстегнуть пуговицы.

– Дай я посмотрю.

Он схватил ее за руки, прежде чем она прикоснулась к нему. Их взгляды встретились. В его ярко-синих глазах читалось столько чувства, но она не могла понять, что он ощущал, когда она прикасалась к нему.

Она отступила.

– Ты хотел принять ванну, – сказала она смущенно. – Я выйду.

– Можешь остаться. Я доверяю тебе, просто отвернись.

– Это вряд ли будет правильно…

– Останься, черт возьми!

– Ладно.

Кортни в смятении подошла к окну и села на стул. Ее спина была напряжена, а зубы стиснуты: она молча ждала.

– Как твоя лодыжка? – спросил он.

– Лучше.

Он нахмурился.

– Не дуйся, золотоглазая. Я просто не хочу, чтобы ты столкнулась с Калидой без меня.

Она слышала, как его одежда падала на пол, одна вещь за другой, и отчаянно пыталась сосредоточиться на том, что происходило за окном. Прихожане собирались маленькими группами, два паренька перебрасывались мячом. Маленькая девочка побежала за собакой, утащившей ее шляпку. Кортни все видела… но не видела ничего. Сапоги Чандоса упали на пол, она вздрогнула.

Это конечно хорошо, что он хотел держать ее в поле зрения, чтобы защитить, но тогда Кортни не оценила это. Разве он не знал, что она мысленно представляла каждое его движение? Как часто она видела его без рубашки? Она знала, как выглядит его тело, и прямо сейчас она ярко представляла его будто наяву. Пульс участился.

Вода расплескалась, и она услышала его вздох. Вода была холодной, и она представила, как побежали мурашки по его коже, по рукам и груди, а затем представила, будто гладит их рукой.

Кортни вскочила на ноги. Как он посмел так ее мучить? Она чувствовала, будто ее внутренности растворяются, а он беспечно принимал ванну, не думая о том, что делает с ней! Бесчувственное чудовище!

– Сядь, золотоглазая. А лучше – приляг и отдохни.

Его голос, низкий и хрипловатый, перекатывался по ней, будто лаская. Кортни села.

«Подумай о чем-нибудь другом, Кортни… о чем угодно!»

– Ты уладил свои дела в Парисе? – Ее голос был слабым.

– Э-э-э. Мне нужно в Сан-Антонио.

– До или после того, как ты доставишь меня в Уэйко?

– После, – ответил он. – И я должен поторопиться, так что нам придется нелегко. Думаешь, ты справишься?

– А у меня есть выбор?

Она съежилась, услышав обиду в своем голосе. Но она ничего не могла поделать. Девушка была уверена, что он придумал неотложное дело в Сан-Антонио как предлог, чтобы избавиться от нее как можно раньше.

– Что случилось, Кошачьи Глаза?

– Ничего, – сказала она с каменным выражением лица. – Мы уезжаем сегодня?

– Мне нужно немного отдохнуть. Не думаю, что ты много спала прошлой ночью.

– Нет.

Наступило молчание, и длилось оно, пока Чандос не заговорил:

– Можешь обмотать меня чем-нибудь, чтобы зафиксировать ребро?

– Чем?

– Нижняя юбка подойдет.

– Только не моя, – возразила Кортни. – У меня всего две. Пойду спрошу…

– Не надо, – отрезал он. – Вряд ли там перелом, просто ушиб.

Господи, она не могла выйти из комнаты даже на минутку?

– Мне что-то угрожает, Чандос? Есть какая-то конкретная причина, почему я должна остаться с тобой?

– Я думал, что ты привыкла быть только со мной, золотоглазая. Почему ты ни с того ни с сего начинаешь взбрыкивать?

– Потому что это не прилично: быть здесь, пока ты принимаешь ванну! – взорвалась она.

– Если это все, что тебя беспокоит, то я уже закончил.

Кортни оглянулась. Ванна была пустой, а Чандос сидел на краю кровати, почти голый – на нем было только полотенце, обернутое вокруг бедер. Она тут же отвела глаза опять к окну.

– Боже милостивый, надень что-нибудь!

– Боюсь, я оставил свое снаряжение на кухне.

– Я принесла твои сумки, – сообщила ему девушка. – Они там, рядом с бюро.

– Тогда пожалей меня, ладно? Не думаю, что смогу сделать еще хоть одно движение.

У нее внезапно сложилось впечатление, что он играет с ней, но она отбросила эту мысль. Нахмурившись, она взяла его седельные сумки и положила их на кровать, отводя глаза.

– Если ты так устал, – сказала она, – тогда ложись на мою кровать. Я могу перейти в другую комнату на одну ночь.

– Э-э-э. – Его тон не оставлял места для аргументов. – Эта кровать достаточно большая для двоих.

Она резко вдохнула воздух.

– Это не смешно!

– Я знаю.

Теперь она открыто посмотрела на него.

– Зачем ты это делаешь? Если ты думаешь, что я смогу спать, когда ты лежишь рядом, ты сошел с ума.

– Ты не занималась любовью на кровати, золотоглазая?

Чандос лениво улыбнулся, ей стало трудно дышать. Колени обмякли, и она прислонилась к спинке кровати.

Он встал. Полотенце упало, не оставив сомнений в серьезности намерений. Его тело было скользким, гладким и влажным, и, Господи, ей хотелось броситься в его объятия.

Но она этого не сделала. Ничего больше она не хотела так, как заняться с ним любовью. Но она не вынесет больше его равнодушия, которое последует потом.

– Иди сюда, котенок. – Он приподнял ее лицо к своему. – Ты шипела все утро. Теперь помурлыкай для меня.

– Нет, – прошептала она перед тем, как его губы коснулись ее уст.

Он откинулся назад, но не отпустил ее. Он водил большим пальцем по ее губам, и ее тело само потянулось к нему.

Он понимающе улыбнулся.

– Прости меня, котенок. Я не хотел, чтобы это произошло. Ты же знаешь.

– Тогда не делай этого, – взмолилась она.

– Я ничего не могу поделать. Если бы ты научилась не показывать то, что чувствуешь, я бы не оказался в этом затруднительном положении. Но когда я знаю, что ты хочешь меня, это сводит меня с ума.

– Это нечестно!

– Думаешь, мне нравится, когда я вот так теряю контроль над собой?

– Чандос, прошу тебя…

– Ты мне нужна, но это еще не все. – Он притянул ее к себе, и его губы обожгли ей щеку. – Он прикоснулся к тебе. Мне нужно стереть это из твоей памяти – я должен.

Как она могла продолжать сопротивляться после этого? Возможно, он потом никогда не признается в этом, но эти слова говорили о том, что она ему не безразлична.

Глава 37

На черном бархате ночного неба сверкали бриллиантами звезды. Вдали слышалось мычание скота, а еще дальше – вой рыси. Ночь была бодряще прохладной, но не холодной. Слабый ветерок качал ветви дерева на вершине холма.

Лошади поднялись и остановились под деревом. Внизу простиралась плоская равнина, мерцающая десятками огней. Кортни вздохнула.

– Что это за город?

– Это не город. Это ранчо «Бар М».

– Но оно кажется таким большим!

– Да, – сказал Чандос. – Все, что делает Флетчер Стратон, он делает с размахом.

Кортни было знакомо это имя. Она читала о нем в газетной статье, рядом с которой поместили фотографию ее отца. Флетчер Стрэтон был фермером, чьи люди задержали конокрада, и передали его в руки правосудия в Уэйко.

– Почему мы остановились? – спросила Кортни, когда Чандос спешился и обошел ее лошадь. – Ты же не собираешься разбивать здесь лагерь, когда Уэйко совсем рядом?

– Еще добрых четыре мили до города.

Его руки сомкнулись на ее талии, чтобы помочь ей спешиться. Он не делал этого с тех пор, как они покинули Аламеду. Он не приближался к ней с тех пор.

Она сняла руки с его плеч, как только ноги коснулись земли, но его руки остались у нее на талии.

– Может, все-таки поедем в Уэйко? – отважилась спросить она.

– Я не собираюсь разбивать лагерь, – мягко сказал он. – Я хочу попрощаться.

Потрясенная, Кортни замерла на месте.

– Ты не довезешь меня до Уэйко?

– Я никогда и не планировал этого. В городе есть люди, которых я не хочу видеть. И я все равно не смог бы оставить тебя в Уэйко одну. Мне нужно знать, что ты с кем-то, кому я могу доверять. В «Бар М» есть одна дама, с которой мы дружны. Это лучшее решение.

– Ты оставляешь меня с одной из своих любовниц? – заплакала она, не веря своим ушам.

– Да нет, черт возьми, Маргарет Роули – домработница Стратона. Она англичанка, в матери мне годится.

– Маленькая старушка, да? – съязвила она.

Он проигнорировал ее остроту, как бы невзначай заметив:

– Как бы там ни было, никогда не называй ее так. Однажды, когда я назвал ее старушкой, она надрала мне уши.

Комок подступал к горлу. Он действительно хотел ее бросить. Уйти из ее жизни вот так. И все же она продолжала верить, что что-то значит для него.

– Не смотри на меня так, Кошачьи Глаза.

Он отвернулся. Она смотрела, ошеломленная, как он разводил костер, гневно ломая ветки и бросая их в кучу. Вскоре костер разгорелся, и огонь осветил заострившиеся черты его лица.

– Мне нужно добраться до Сан-Антонио пока не слишком поздно! – решительно сказал он. – У меня не будет времени, чтобы проследить, как ты обустроишься в городе.

– Ты и не обязан этого делать. Мой отец – доктор. Если он там, его не трудно будет найти.

– Если он там. – Искры взвились в воздух. – А если его там нет, здесь, по крайней мере, у тебя будет кто-то, кто поможет выяснить, что делать дальше. Маргарет Роули – хорошая женщина, и она знает всех в Уэйко. Она разузнает, там ли твой отец. Так что ты узнаешь об этом сегодня же вечером, – успокаивающе продолжил он.

– Я узнаю? Ты даже не подождешь, чтобы узнать об этом?

– Нет.

Ее глаза расширились от удивления.

– Ты даже не отвезешь меня туда?

– Я не могу. Там есть люди, с которыми мне не хочется встречаться. Но я подожду здесь, пока не увижу, что ты добралась до места.

Наконец, Чандос посмотрел на нее. Живот скрутило, будто вся боль, сомнения и смятения сосредоточились там. Глаза были как стеклянные, потому что она отчаянно пыталась сдержать слезы.

– Черт возьми! – взорвался он. – Думаешь, я хочу оставлять тебя там? Я поклялся, что больше никогда не приеду туда!

Кортни отвернулась, чтобы вытереть слезы, которые не могла сдержать, как ни старалась.

– Почему, Чандос? – задыхалась она. – Если тебе там не нравится, зачем оставлять меня там?

Он подошел к ней сзади и положил руки на плечи. Его близость переполнила чувствами Кортни, и слезы потекли по щекам.

– Люди, вот что мне не нравится, – все, кроме старушки. – Его голос стал спокойнее. – По какой-то Богом забытой причине, которую я не могу себе представить, Маргарет Роули любит работать в «Баре М». Она единственная, с кем я могу тебя оставить, чтобы мне не пришлось о тебе беспокоиться.

– Беспокоиться обо мне? – Это было уже слишком. – Ты сделал свое дело. Ты больше никогда меня не увидишь. О чем тебе еще беспокоиться?

Он притянул ее к себе, чтобы увидеть ее лицо.

– Не делай этого со мной, женщина.

– С тобой? – вскрикнула она. – А как же я? Как насчет того, что чувствую я?

Он встряхнул ее.

– Чего ты хочешь от меня?

– Я… Я…

Нет. Она не скажет. Она не станет его умолять. Она не попросит его не оставлять ее, как бы это прощание ни убивало ее. И она не скажет, что любит его. Если он может просто оставить ее, вот так, тогда для него это все не имеет никакого значения. Она оттолкнула его.

– Я ничего не хочу от тебя. Прекрати обращаться со мной как с ребенком. Мне нужно было, чтобы ты меня сюда привез, а не следил, как я обустроилась. Я могу сделать это сама. Боже мой, я не беспомощная. И мне не нравится, когда меня поручают незнакомым людям, и…

– Все? – спросил он.

– Нет. Дело в том, что я должна тебе, – сказала она жестко. – Я пойду, возьму деньги.

Она пыталась пройти мимо него, но он схватил ее за руку.

– Мне не нужны твои чертовы деньги!

– Не будь смешным. Ты же из-за них согласился…

– Деньги не имеют к этому никакого отношения. Я уже говорил тебе, что не надо строить никаких догадок. Ты меня не знаешь. Ты ничего обо мне не знаешь!

Такие слова больше не могли испугать ее.

– Я знаю, что ты не такой плохой, каким хочешь показаться.

– Нет? – Его пальцы сжимали ее руку. – Может рассказать, зачем я еду в Сан-Антонио?

– Я бы предпочла, чтобы ты этого не делал, – с беспокойством сказала она.

– Я еду туда, чтобы убить человека – сказал он холодно, с горечью. – В этом не будет ничего законного. Я судил его, признал виновным и хочу казнить его. Есть только одна заминка. Он в руках правосудия, и они собираются его повесить.

– Что в этом плохого?

– Он должен умереть от моих рук.

– Но, если закон… ты же не хочешь пойти против закона? – задыхаясь, спросила она.

Он кивнул.

– Я еще не знаю, как его освободить. Главное, что мне нужно сделать, это добраться туда до того, как его повесят.

– Я уверена, что у тебя есть на это причины, Чандос, но…

– Нет, черт возьми! – Он не хотел ее понимания. Он хотел настроить ее против себя сейчас, чтобы он не мог вернуться потом. – Что нужно сделать, чтобы открыть тебе глаза? Я не такой, каким ты меня считаешь, – сказал он ей.

– Зачем ты это делаешь, Чандос? – вскрикнула она. – Разве недостаточно того, что ты уезжаешь, что я больше никогда тебя не увижу? Ты хочешь, чтобы я тебя ненавидела? Да?

– Ты меня и так ненавидишь, – мрачно сказал он. – Просто еще сама этого не знаешь.

Холодок предчувствия пополз вверх по позвоночнику, когда он вытащил нож из-за пояса.

– Ты собираешься убить меня? – спросила она недоверчиво.

– Я не смог сделать это четыре года назад, золотоглазая. Почему ты думаешь, что я смогу сделать это сейчас?

– Тогда что… что ты имеешь в виду? Четыре года назад? – Ее взгляд был прикован к ножу, когда он провел по лезвию указательным пальцем правой руки. – Что ты делаешь? – прошептала она.

– Если я буду думать, что ты все еще хочешь меня, то эта связь никогда не прервется. Ее нужно прервать.

– Какую связь? – Тревога надломила ее голос.

– Связь, которая появилась четыре года назад.

– Я не понимаю… – и тут лезвие скользнуло по его левому указательному пальцу. – Чандос!

Он выронил нож. Кортни смотрела, как он поднес руки к лицу. Два пальца встретились в центре лба и двинулись в стороны, к вискам, оставляя ярко-красные полосы крови прямо над бровями. Затем его пальцы сошлись на переносице и резко двинулись по щекам вниз, встретившись у подбородка, оставив широкие полосы крови.

Сначала Кортни видела только кровавые линии, рассекающие лицо Чандоса на четыре части. Но через мгновение его бледно-синие глаза начали проявляться все ярче на фоне бронзовой кожи.

– Ты! Это был ты! О, Боже!

Стоило ей подумать о том старом страхе, как он полностью завладел ею, и она бросилась наутек, не видя ничего перед собой.

На полпути вниз по холму он поймал ее. От столкновения они оба упали, но он принял основной удар на себя, обхватив ее руками. Они катились до самого подножия холма.

Когда они остановились, Кортни попыталась встать, но он прижал ее к земле.

Страх перенес ее назад в сарай Элроя Брауэра.

– Зачем ты мне показал? Зачем? – закричала она в ужасе. – О, Боже, вытри кровь! Это не ты!

– Это я, – безжалостно сказал он. – Вот кто я, и кем всегда был.

– Нет. – Она неистово замотала головой, отрицая это. – Нет, нет.

– Посмотри на меня!

– Нет! Ты забрал моего отца. Ты забрал моего отца!

– Так вот, это единственное, чего я не делал. Да успокойся ты, черт возьми! – Он схватил ее за руки, бьющие по нему, и прижал их к ее волосам, разметавшимся по земле. – Мы взяли с собой только фермера. Остальных мы оставили умирать.

– Фермер. – Она застонала, вспоминая. – Я знаю, что индейцы сделали с ним. Мэтти как-то услышала, как люди говорили об этом, и рассказала мне. Как ты можешь быть причастен к этому? Как ты мог позволить им так изуродовать его?

– Позволить им? – Он покачал головой. – Нет, ты не должна обманываться вот так. Фермер был моим. Он умер от моей руки.

– Нет! – закричала она.

Он мог бы сказать ей причину, но не сказал. Он позволил ей бороться с ним, пока она не освободилась, а затем позволил ей убежать от него, в сторону Бара М. Он наблюдал до тех пор, пока она не скрылась, а затем медленно встал на ноги.

Он сделал то, что хотел сделать. Что бы она ни чувствовала к нему, он убил это в ней. Теперь он никогда не узнает, будет ли ей достаточно той жизни, которую ему пришлось бы предложить ей. Он освободил ее. Если бы только было так легко самому освободиться от нее…

Чандос вытер кровь с лица и вернулся на холм. Лошади встревожились, когда он приблизился. Они, вероятно, забеспокоились раньше, когда подошел ковбой, но Чандос был слишком занят Кортни, чтобы заметить это. Даже сейчас его мысли были так далеко, что, лишь подойдя к самому костру, он заметил, что кто-то сидит там на корточках. Он никогда не думал, что увидит этого человека снова.

– Расслабься, Кейн, – сказал мужчина, когда Чандос принял угрожающую позу. – Не застрелишь же ты человека только потому, что он так поздно вышел за пределы ранчо, а? Я не мог не заметить твой костер, так ведь?

– Лучше бы ты не заметил его, Зуб Пилы, – сказал Чандос, как бы предупреждая его. – На этот раз.

– Но я заметил. А ты, видно, забыл, кто научил тебя пользоваться этим оружием.

– Нет, но с тех пор я много тренировался.

Пожилой человек ухмыльнулся, сверкнув ровной линией зубов, за что и получил свое прозвище. Когда-то он рассказал, что его зубы были так перекошены, что от них было больше неприятностей, чем толку, поэтому он подпилил их, просто чтобы посмотреть, лучше ли будет жевать.

Он был худощав, но крепкого телосложения, ему было под 50, и седина уже посеребрила каштановые волосы. Зуб Пилы знал толк в крупном рогатом скоте, лошадях и оружии, именно в таком порядке. В «Бар М» он был управляющим и чуть ли не самым близким другом Флетчера Стрэтона.

– Черт, ты ничуть не изменился. – Зуб Пилы ухмыльнулся, увидев, что Чандос все так же напряжен. – Я не поверил, когда увидел твоего пегого. Я не забываю лошадей.

– Лучше забудь, что ты видел его и меня, – сказал Чандос, нагнувшись, чтобы подобрать нож, который выронил раньше.

– Я узнал твой голос, – опять ухмыльнулся Зуб Пилы. – Не хотел, да услышал: вы так кричали друг на друга. Сильно же ты напугал ее. Может, удовлетворишь любопытство старика?

– Нет.

– Вот как.

– Я могу убить тебя, Зуб Пилы, и исчезну, прежде чем они найдут твое тело. Ведь это единственный способ удостовериться, что ты не расскажешь старику, что видел меня?

– Если ты просто проезжаешь мимо, какая разница, узнает он или нет?

– Я не хочу, чтобы он думал, что может использовать эту женщину, чтобы добраться до меня.

– А он может?

– Нет.

– Ты сказал это слишком быстро, Кейн. Ты уверен, что это правда?

– Черт тебя побери, Зуб Пилы! – рявкнул Чандос. – Я не хочу тебя убивать.

– Ладно, ладно. – Мужчина медленно поднялся, в его руках ничего не было. – Если твои чувства так сильны, думаю, я могу забыть, что видел вас.

– И держись подальше от этой женщины.

– Ну, это будет довольно трудно, раз уж ты оставил ее здесь?

– Она будет у Роули. И долго там не задержится.

– Флетчер захочет узнать, кто она, – растягивая слова, промолвил Зуб Пилы, внимательно наблюдая за Чандосом.

– Он не сможет. Просто держи рот на замке, вот и все.

– Так вот зачем ты ее запугал, чтобы она ничего не сказала?

– Не выпытывай, Зуб Пилы, – рявкнул Чандос. – Ты всегда совал нос не в свои дела. Эта женщина ничего не значит для меня. И ей нечего сказать Флетчеру, потому что она не знает, кто я. Если ты изменишь эту ситуацию, ты только распалишь огонь, не имея воды, чтобы потушить его, потому что я сюда не вернусь.

– Куда же ты направляешься?

– Чертова ищейка, – прошипел Чандос.

– Это был просто дружеский вопрос, – ухмыльнулся Зуб Пилы.

– Как бы не так. – Чандос прошел мимо него и вскочил на Верного. Он схватил поводья лошади Траска, сказав: – Эти две лошади ее. Можешь взять их или оставить, пока кто-нибудь их не найдет. Она, скорее всего, скажет, что ее сбросила лошадь, поэтому кто-то придет за ними, если ты не сможешь догнать ее, прежде чем она дойдет до ранчо. Но если тебе это удастся, оставь свои чертовы дружеские вопросы при себе, слышишь? Вряд ли она расположена сегодня к разговорам.

Когда Чандос уехал, Пила затоптал костер.

– Ничего не значит для него? – Он ухмыльнулся. – Кто, черт возьми, поверит в это?

Глава 38

Вдали на фоне ночного неба горели огни. Было слышно мычание коров. Снаружи Кортни не изменилась, зато внутри она перестала быть прежней. Боль, о, эта боль от осознания того, что она полюбила дикаря… индейца!

В ту минуту слово «индеец» означало для нее все гадкое и пугающее. Дикий убийца! Нет, только не он, только не ее Чандос! Но это была правда.

Слезы слепили ее, на полпути к ранчо Кортни упала на колени и разрыдалась. На этот раз он не следовал за ней. Его сильные руки больше никогда не приласкают ее, его успокаивающий голос не убедит, что это все ложь, и ничего не объяснит. Господи, ну почему?

Она попыталась вспомнить день нападения на ферму Брауэра. Это было не просто. Ведь Кортни так упорно старалась вычеркнуть его из своей памяти. Но она вспомнила тот ужас, который испытала, когда открылась крышка ящика. Уверенность, что жить осталось лишь мгновенье, и надежду, что хватит сил не умолять о пощаде. Потом она увидела индейца. Нет, нет, не индейца, а Чандоса. Она увидела тогда Чандоса. Но в тот день он был настоящим индейцем: длинные, заплетенные в косы волосы, боевая раскраска, нож. И он собирался убить ее. Она вспомнила, как он вытащил ее из ящика за волосы, как ее охватил страх, вспомнила его глаза, которые не были глазами индейца. Она поняла только, что глаза не подходят к этому внушающему ужас лицу и вовсе не кажутся страшными.

Теперь она знала, почему с первой встречи со стрелком была готова вверить ему свою жизнь.

Чандос говорил, что между ними образовалась связь. Что это значило? Что за связь? И почему он в тот день был заодно с теми индейцами? Почему нападал и убивал?

Вспоминая остальные события того дня, Кортни перестала рыдать. Что Берни Бикслер сказал Саре о мести? Индейцы хотели отомстить за нападение на их лагерь. Он сказал, что сын Ларса Хандли Джон, покинувший Рокли в спешке, хвастался, что с компанией товарищей истребил целый отряд кайова: мужчин, женщин и детей. Но те индейцы, вероятно, были не кайова, а команчи. Друзья Чандоса. Она вспомнила слова Бикслера о том, что индейцы не остановятся, пока не достанут каждого, кто в этом участвовал. И, наверное, все они уже мертвы, кроме, разве что… Траск! Был ли он одним из них? Чандос говорил, что он повинен в изнасилованиях и убийствах. А человек в Сан-Антонио?

Кого мог потерять в той бойне Чандос, чтобы горе утраты заставило его убить Элроя Брауэра так, как он это сделал? Чтобы по прошествии всего этого времени продолжать жаждать мести?

– Они ваши, мисс?

Вздрогнув от неожиданности, Кортни встала.

Мужчина подошел ближе, и она увидела старушку Нелли и пегую, которой так и не дала имя, понимая, что не сможет оставить ее себе. Чандос все же не забрал кобылу.

– Где вы… нашли их? – неуверенно спросила она.

– Он уехал, если вы это хотите знать.

– Вы видели, как он уезжает?

– Да, мэм, видел.

Почему это так испугало ее? Чандос сказал, что не хочет здесь никого видеть, но ей больше не нужно волноваться о нем.

– Вы, наверное, не знакомы с ним? – вдруг спросила она.

– Вообще-то, знаком.

Она села на свою лошадь, почувствовав еще большую тревогу. Это именно то, чего хотел избежать Чандос. Если у него будут неприятности, виновата будет она.

– Вы работаете в «Бар М»?

– Да, мэм. Меня зовут Зуб Пилы. Вернее, так меня прозвали.

– Я Кош… – начала она, но исправилась: – Меня зовут Кортни Хорте. Я здесь не потому, что мне захотелось. Я бы предпочла оказаться в Уэйко и снять комнату. Там же есть гостиницы?

– Да, мэм, но туда добрых четыре мили пути.

– Знаю-знаю, – нетерпеливо произнесла она. – Не могли бы вы мне помочь? Я была бы крайне признательна.

Зуб Пилы молчал. Он был не из тех людей, которые способны отказать в помощи даме. Более того, он всегда старался угодить слабому полу. Но сейчас… Было слишком много вопросов. Кроме того, Флетчер шкуру с него сдерет, если узнает, кто ее привел, и что это Зуб Пилы позволил ей уйти.

– Послушайте, мэм, – заговорил Пила, – я еще не успел поужинать, думаю, и вы тоже. Сейчас не самое лучшее время ехать в город. И у вас наверняка был повод приехать в «Бар М»?

– Да, – расстроено произнесла Кортни. – Мне нужно найти Маргарет Роули, женщину, которую я даже не знаю. Просто потому, что он так сказал. Господи, я же не ребенок. Мне не нужна нянька.

Чиркнула спичка, и на пару секунд у них появилась возможность хорошо рассмотреть друг друга. Зуб Пилы чуть не обжег пальцы.

– Идемте, – улыбнулся он. – Я отведу вас к Мэгги.

– Мэгги?

– Маргарет. У нее есть свой домик, но сейчас она скорее всего в большом доме. Не волнуйтесь, она вам понравится. И я уверен, что вы ей тоже придетесь по душе.

– Спасибо, но… Хорошо.

Кортни, понимая, что у нее нет выбора, пустила пегую рысцой. Через минуту она опять заговорила.

– Могу ли я вас просить никому не рассказывать, кто привез меня сюда и что видели его здесь?

– Не могли бы вы объяснить, почему?

– Почему? – запальчиво воскликнула Кортни. – Откуда мне знать? Чандос никогда ничего не объясняет. Он сказал, что не хочет здесь никого видеть. Это все, что я знаю.

– Он теперь так себя называет? Чандос?

Она посмотрела прямо на него.

– Я думала, вы с ним знакомы.

– Когда он в последний раз наведывался в наши края, он отзывался на какое-то жуткое индейское имя, которого никто не мог ни выговорить, ни запомнить.

– Это на него похоже.

– Вы его давно знаете? – поинтересовался он.

– Нет… Правда, если считать и… нет, это не считается… о Боже, я, наверное, какую-то чепуху несу, да? Вообще-то, я его знаю примерно месяц. Он привез меня сюда из Канзаса.

– Из Канзаса! – присвистнул Зуб Пилы. – Это же у черта на куличках, прошу меня простить, мэм.

– Да, так и есть.

– Вы долго ехали, у вас было время хорошо узнать друг друга, – между делом заметил мужчина.

– Вы так думаете? – тихо произнесла Кортни. – Но сегодня я выяснила, что совсем не знаю его.

– А куда он направляется, вы знаете, мисс Хорте.

– Да, в… – Она замолчала, всматриваясь в темный силуэт едущего рядом мужчины. Насколько ей было известно, Чандоса могли здесь разыскивать. – Простите, но я не могу вспомнить название города, который он упоминал.

Смех Зуба Пилы удивил ее.

– Он так много для вас значит, да?

– Ничего он для меня не значит, – высокомерным тоном заверила она, и мужчина снова рассмеялся.

Глава 39

Еще до того, как они въехали во двор, Кортни услышала плывущие в ночном воздухе гитарные переливы. А потом показалось большое здание, с ярко горящими окнами и освещенной террасой. Здесь в креслах и даже на ступенях и перилах широкой парадной лестницы расположилась группа мужчин. К гитарной музыке примешивались смех и спокойный гул голосов. На ранчо царила теплая обстановка, что характеризовало «Бар М» исключительно с хорошей стороны.

Однако Кортни охватило легкое беспокойство, когда она обратила внимание, что на веранде находятся только мужчины – много мужчин. И едва они заметили ее, музыка оборвалась.

Пока Зуб Пилы подвел лошадей к террасе, царило молчание.

В этой гробовой тишине смех Зуба Пилы показался Кортни оглушительным.

– Эй, бродяги, вы что никогда не видели леди? Проклятие – прошу прощения, мэм, – она же не приведение. Дрю, сходи-ка к Мэгги, скажи, что к ней гостья. Только давай поживее.

Курчавый паренек вскочил и попятился к двери, не отрывая глаз от Кортни.

– А вы, коровьи пастыри, знакомьтесь, это мисс Хорте, – продолжил Зуб Пилы. – Не знаю, надолго ли она к нам, и увидите ли вы ее снова, так что поздоровайтесь, пока есть возможность.

Несколько мужчин коснулись краев шляп в знак приветствия, но остальные продолжали неподвижно глядеть на нее, что снова развеселило Пилу.

– Никогда не видел столько олухов разом, – рассмеялся он. – Прошу вас, мэм.

Кортни заставила себя улыбнуться, потом с благодарностью направила лошадь за угол дома вслед за Зубом Пилы. Она услышала топот сапог на террасе и поняла, что, если сейчас обернется, то непременно увидит ковбоев, сгрудившихся у перил и провожающих ее взглядом.

– Вам это понравилось, да? – шепнула она Зубу Пилы, который ехал прямо перед ней.

– Люблю встряхнуть парней, – довольно засмеялся он. – Но я не думал, что у них не только мозги, но и языки отнимутся. Вы красивая женщина, мэм. Теперь они месяц будут друг над другом подшучивать, что ни один не додумался заговорить с вами, когда была возможность. – Они заехали за дом. – Ну вот. Думаю, Мэгги сейчас выйдет.

Зуб Пилы спрыгнул с лошади перед коттеджем, который выглядел так, будто находился где-нибудь в Новой Англии, а не в техасской прерии. Кортни очаровал этот маленький домик с выбеленными стенами. Аккуратный заборчик, обсаженная цветами дорожка, ставни на окнах, даже цветочные горшки на подоконниках. Затейливый и уютный, дом казался неуместным на задворках громадного техасского ранчо. Слева на газоне перед фасадом росло большое дерево, а решетку крыльца отважно пытался затянуть чахлый виноград.

– Мисс Хорте?

– Что?

Кортни с неохотой оторвала взгляд от очаровательного коттеджа и позволила Зубу Пилы помочь ей спуститься с лошади. Теперь она рассмотрела, что это невысокий, поджарый мужчина, его серые глаза смотрели на нее с теплотой.

На задней стороне большого дома хлопнула дверь.

– Это Мэгги.

Так и было. Через двор, разделявший два здания, к ним торопливо шла маленькая женщина, на ходу кутаясь в шаль. Окна большого дома горели так ярко, что Кортни смогла рассмотреть темные с проседью волосы, чуть полную фигуру, а когда Мэгги подошла, то и живые зеленые глаза.

– Итак, что за гостью ты ко мне привел, Зуб Пилы?

– Пусть она сама представится, – ответил он и прибавил: – Ее привел твой друг.

– О! Кто же?

Кортни с тревогой посмотрела на Зуб Пилы, но успокоилась, увидев, что тот не собирается объяснять.

– Чандос, – ответила Кортни. – Во всяком случае, сейчас он себя так называет.

Мэгги задумчиво повторила имя и покачала головой.

– Нет, этого имени я не узнаю. Впрочем, здесь бывает так много молодых людей, и я надеюсь, что произвожу впечатление хотя бы на некоторых из них. Так приятно, когда кто-то считает тебя своим другом.

– Послушать тебя, – усмехнулся Зуб Пилы, – можно подумать, что на ранчо тебя кто-то не любит, Мэгги.

Кортни представилась редкая возможность увидеть, как кто-то другой краснеет от смущения. Она тут же прониклась к Мэгги искренней симпатией. Но гордость есть гордость, сказала она себе.

– Если вы не можете вспомнить Чандоса, то я не стану навязываться…

– Вздор, а когда я говорю «вздор», дитя, я имею в виду вздор. Я вспомню его, как только ты расскажешь о нем и освежишь мою память. Я никогда никого не забываю, правда ведь, Зуб Пилы?

– Это точно, – со смехом ответил он. – Я сейчас. Принесу вашу сумку, мэм, – сказал он Кортни.

Но Кортни пошла к лошадям вместе с ним.

– Ей можно про него рассказывать? – зашептала она. – Он не говорил… Боже, я даже не знаю, чего он здесь опасался. Но вы же это знаете, правда?

– Да, знаю. И да, вы можете рассказать Мэгги все. Она всегда была на его стороне.

Это ее заинтересовало, и ей захотелось узнать об этом больше, но Зуб Пилы сказал:

– Я займусь лошадьми, мэм. Надеюсь… Да, пожалуй, надеюсь, что вы здесь задержитесь на какое-то время.

Она хорошо поняла, что он имел в виду.

– Чандос не вернется из-за меня.

– Вы уверены в этом, мэм?

Он увел лошадей.

Мэгги повела девушку по утопающей в цветах дорожке к дому.

– У тебя невеселый вид, девочка, – ласково произнесла. – Этот мужчина, который направил тебя ко мне, важен для тебя?

Кортни не знала, как ответить.

– Он… он сопровождал меня в пути. Я предложила заплатить ему, чтобы довез меня до Уэйко, но он отказался брать у меня деньги. И до Уэйко не довез. Вместо этого отправил меня сюда, сказав, что вы – друг, и что только вам он может доверять здесь, а ему не хочется волноваться обо мне, когда я останусь одна. Ну не смешно? Он волнуется обо мне, хотя сам же меня и бросил. – К ее горлу снова подкатил этот ужасный комок. – Он… он просто бросил меня здесь. Мне было так…

Слезы ручьями хлынули из ее глаз, и когда Мэгги подставила плечо, она прильнула к нему. Это было так унизительно. Но боль была слишком сильной, чтобы держать ее в себе.

Кортни знала, что никаких прав на Чандоса у нее нет, и знала, что он был не тем, кем она его считала. У него была какая-то жуткая мстительная сторона, абсолютно не понятная ей. Наверное, стоило радоваться, что они расстались. Но ее терзало ощущение, что ее бросили и предали. Господи, как же это было больно!

Мэгги усадила Кортни на диван (дорогой чиппендейловский предмет мебели, которым Кортни впоследствии не раз восхищалась) и вручила ей кружевной носовой платок. Оставив гостью ненадолго одну, хозяйка зажгла пару ламп в гостиной, потом вернулась. Она обняла Кортни и сидела с ней, пока девушка не начала успокаиваться.

– Ну вот. – Мэгги заменила мокрый носовой платочек сухим. – Я всегда говорила, что хорошенько поплакать очень полезно. Только мужчинам этого не скажешь, а у нас здесь одни мужчины. Так приятно для разнообразия немного понянчиться с женщиной.

– Простите меня, – сказала Кортни, всхлипывая.

– Нет, девочка, не нужно извиняться. Когда хочется плакать, нужно плакать. Тебе уже лучше?

– Не очень.

Мэгги погладила ее по руке, ласково улыбаясь.

– Ты так его любишь?

– Нет, – быстро и решительно ответила Кортни, а потом простонала: – О, я не знаю. Я любила его, но как я могу его любить после того, что узнала сегодня? Он способен делать такие ужасные вещи…

– Боже мой, что он с тобой сделал? – тихо произнесла Мэгги.

– Не со мной. Он… он изувечил человека, а потом убил его из-за мести.

– Это он тебе рассказал? – поразилась Мэгги.

– Я и так об этом знала. Чандос просто подтвердил, что это сделал он. И сейчас он собирается убить другого человека, наверное, таким же жестоким способом. Может быть, эти люди заслужили смерть, не знаю, но убивать так… так жестоко!

– Мужчины делают жестокие вещи, дитя мое. Бог знает, почему, но так уж повелось. И если не все они, то большинство имеют на то какую-то причину. У твоего молодого человека есть такая причина?

– Точно не знаю, – тихо ответила Кортни и объяснила, как могла, про индейский набег. – Я знаю, что у него были друзья среди команчей, – закончила она. – Быть может, он даже жил с ними. Но разве это причина для такой жестокости?

– Может, у него была жена из этих людей? – предположила Мэгги. – Знаешь, многие белые мужчины берут в жены индианок. И если ее изнасиловали перед убийством, это может объяснить жестокость.

Корни вздохнула. Ей не хотелось думать, что у Чандоса была жена, но Мэгги, возможно, была права. Это объяснило бы, откуда Чандос так хорошо знает индейцев. Конечно же, это всего лишь предположение Мэгги.

– Не имеет значения, смирюсь ли я с тем, что он сделал, пойму ли – я все равно его больше никогда не увижу.

– И поэтому ты такая несчастная… Нет, не говори «нет», девочка. Должна признаться, мне весьма любопытно узнать, кто же этот молодой человек. Можешь его описать? Очень хочу его вспомнить.

Кортни посмотрела на свои крепко сжатые руки, лежавшие у нее на коленях.

– Чандос стрелок. Он очень хорошо умеет это делать. Поэтому я и подумала, что путешествовать с ним будет безопаснее. Он высокий, у него черные волосы, но глаза – голубые. – Мэгги ничего не сказала, и Кортни продолжила: – Он не разговорчив. Пытаться вытащить из него какие-нибудь сведения, все равно что зуб выдергивать.

Мэгги вздохнула.

– Ты только что описала дюжину мужчин, которые побывали на этом ранчо, дорогая.

– Не знаю, что еще могу рассказать о нем… Ах, да, Зуб Пилы говорил, что Чандос называл себя каким-то индейским именем, пока был здесь.

– Это немного облегчит поиск. Здесь побывало двое молодых людей с индейскими именами. Один был наполовину индеец… И да, у него были голубые глаза.

– Чандос говорит, что он не индеец, но он похож на полукровку.

– Если он не индеец, то… – Мэгги нахмурилась. – Почему он не пришел с тобой?

– Не захотел. Сказал, что здесь живут какие-то люди, которых он не хочет видеть. Боюсь, он что-то натворил здесь. Может быть, его разыскивают за какие-то преступления или что-нибудь такое.

– Он еще сказал что-нибудь? – ласковый голос Мэгги сделался настойчивым.

Кортни робко улыбнулась.

– Он велел мне не называть вас старушкой. Сказал, что когда однажды назвал вас так, вы надрали ему уши.

– Господи Боже! – ахнула Мэгги.

– Вы поняли, о ком я говорю? – спросила Кортни, на этот раз радостным тоном.

– Да, да. В тот день, когда я надрала ему уши мы и стали друзьями. С ним было непросто… сблизиться.

– Его разыскивают? – очень тихо спросила Кортни. Ей обязательно нужно было знать.

– Нет, если не считать Флетчера. Он ушел отсюда не при лучших обстоятельствах, и Флетчер… он в сердцах наговорил ужасных вещей. Они оба наговорили лишнего. Но это было четыре года назад, и Флетчер раскаивается…

– Четыре года? – прервала ее Кортни. – Но тогда он жил среди команчей.

– Да, после этого он вернулся к команчам…

Мэгги остановилась и схватилась за сердце.

– Господи Всемогущий, это нападение, это же… наверняка это… Его мать жила с команчами, девочка моя. И маленькая сестра, которую он любил больше жизни. Выходит, они обе мертвы… О, бедный мальчик.

Кортни побледнела. Мать? Сестра? Почему он не рассказал ей? Однажды он упоминал о сестре, сказал, что это она называла его Чандосом. Он говорил, что будет носить это имя, пока не доведет до конца то, что должен сделать… чтобы его сестра перестала плакать и смогла упокоиться с миром.

Кортни смотрела невидящим взглядом в окно. Как же она не поняла! Эти люди убили его мать и сестру. Невозможно вообразить, какие муки он пережил. Кортни не верила, что ее отец мертв, но как она страдала от разлуки с ним! Но Чандос, наверное, видел тела своих родных…

– Мэм, я… можем мы поговорить о чем-нибудь другом? – взмолилась Кортни, чувствуя, что новый поток слез готов хлынуть из глаз.

– Разумеется, – успокаивающим тоном произнесла Мэгги. – Может, расскажешь, зачем ты к нам пожаловала?

– Да, – ухватилась за предложение Кортни. – Я ищу отца. Чандос сказал, что, если он живет в Уэйко, вы должны его знать. Он сказал, что вы всех знаете. Боже мой, я ведь даже не представилась. Меня зовут Кортни Хорте.

– Хорте? В Уэйко есть доктор Хорте, но…

– Это он! – вскричала Кортни и вскочила с места от возбуждения. – Я была права! Он жив! Я знала!

Мэгги в замешательстве покачала головой.

– Я не понимаю, девочка моя. На последнем церковном пикнике Элла Хорте сказала Сью Энн Гиббонс, что единственная дочь доктора Хорте погибла во время набега индейцев.

Кортни округлившимися глазами уставилась на Мэгги.

– Он решил, что я погибла?

– Во время пожара, от которого дотла сгорела вся ваша ферма. По его словам, ты укрылась в доме с мачехой. Так он сказал Сью Энн.

– Но мы были в сарае, прятались в ящике!

Мэгги покачала головой, совершенно сбитая с толку. Не успела она придумать, что сказать, как Кортни спросила:

– Кто такая Элла?

– Как кто? Жена доктора Хорте. Они поженились месяца два назад.

Кортни опять расплакалась. Жена. Нет, новая жена! Это несправедливо, просто несправедливо! Неужели он никогда не будет принадлежать только ей? Хотя бы ненадолго? И надо же, опоздала всего на пару месяцев!

Охваченная горестными мыслями, она пробормотала одно из выражений Чандоса:

– Проклятье!

Глава 40

В ярко освещенной кухне не было никого, кроме Зуба Пилы, который сидел за столом со стаканом молока и куском вишневого пирога. Когда дверь черного хода отворилась, и в помещение проскользнула Мэгги, он не пошевелился. Зуб Пилы по звуку шагов понял, кто это. На Мэгги не было лица.

Пила откинулся на спинку стула и окинул ее взглядом.

– Расскажешь ему?

Мэгги какое-то время смотрела на него.

– Ты все знал с самого начала… Не хочешь сам ему рассказать?

– Нет. Хотел услышать, что ты скажешь, – улыбнулся Зуб Пилы. – Парень взял с меня слово, что я забуду о нем. Он говорил очень убедительно. Ты знаешь, как он умеет.

Мэгги сложила на груди руки и посмотрела на дверь, отделяющую кухню от остального дома.

– Он все еще наверху?

– Думаю, да, – кивнул Зуб Пилы. – Еще рано. Как там маленькая леди?

– Она спит. Ты знал, что она дочь доктора Хорте?

– Это точно? Что ж, теперь я спокоен. Она останется здесь на какое-то время, если не здесь, то в городе.

– Не уверена, – тяжело вздохнула Мэгги. – Девочка была потрясена, когда услышала, что ее отец снова женился. Мы имеем дело с очень несчастной юной леди, Зуб Пилы.

– Вот вернется Кейн, и это изменится.

– Думаешь, он вернется?

Пила кивнул.

– Сколько я его знаю, ему всегда было на все плевать, Мэгги. Но сегодня я увидел его другим. Эта девчонка очень важна для него. Подумай об этом и о том, стоит ли рассказывать Флетчеру.

– Меня не это волнует, – грустно произнесла Мэгги. – Если бы дело было только в этом, я бы не стала его тревожить по такому поводу. Но от мисс Хорте я узнала, что четыре года назад в Канзасе белые напали на лагерь команчей и вырезали там всех. С тех пор парень ищет убийц, чтобы отомстить.

– Проклятье, – тихо выругался Пила. – Значит, Мира мертва.

– Похоже, да, – ответила Мэгги. – Ее убили. И Флетчер имеет право знать.

Громкие голоса, разбудившие Кортни, приближаясь к коттеджу, становились все громче и отчетливее. Затем дверь коттеджа распахнулась, и Кортни, охваченная тревогой, села в кровати прикрываясь одеялом. В дверном проеме стоял мужчина богатырского телосложения. Показавшаяся за ним, Мэгги отодвинула мужчину в сторону и вошла в комнату.

Внимательно посмотрев на Кортни, она повернулась к исполину.

– Вот видишь, что ты натворил? – громко произнесла она с заметным раздражением. – Испугал бедную девочку. Ведь можно было подождать до утра.

Мужчина шагнул в комнату и бережно, но твердо убрал Мэгги с дороги. Глаза его были устремлены на Кортни, лицо полно решительности.

Мужчина был высокий и мускулистый, с выразительными карими глазами и темно-каштановыми волосами с седой прядью надо лбом. Густые усы тоже были седыми. Он мог бы показаться красивым, подумала Кортни, если бы не устрашающий вид.

Кортни села на диване. В коттедже была только одна спальня, и девушка отказалась занимать кровать хозяйки.

– Вы кто, мистер? – спросила она.

Прямота Кортни, похоже, застала его врасплох, потому что он даже обернулся к Мэгги с немым вопросом в глазах: это и есть ваша бедная испуганная девочка? Он производил впечатление человека, давно привыкшего к тому, что все вокруг повинуются ему беспрекословно. Может быть, это владелец «Бар М»?

– Я Флетчер Стрэтон, мисс Хорте, – хрипловатым голосом подтвердил он ее предположение. – Насколько я понимаю, вы довольно близко знакомы с моим сыном.

– Нет, не знакома, – возразила Кортни. – И если вы по этой причине врываетесь…

– Вы знаете его под именем Чандос.

Глаза Кортни подозрительно прищурились.

– Я вам не верю. Он о вас говорил, но называл по имени. Если бы вы были его отцом, он сказал бы об этом, а он ничего такого не говорил.

– Кейн не называл меня отцом с тех пор, как его забрала Мира, – ответил Флетчер. – Мира – его мать, упрямая чернявая ирландская девчонка, которая так и не научилась прощать. У него ее глаза. По ним я и узнал его, когда он появился здесь десять лет назад, хотя я считал их обоих мертвыми.

Ошеломленная Кортни посмотрела на Мэгги, ожидая подтверждения.

– Это правда, девочка, – мягко промолвила Мэгги. – И я бы не стала злоупотреблять твоим доверием, если бы он не имел права знать. – Мэгги опустила взгляд. – Флетчер, ты бросился к мисс Хорте, не дослушав меня. Такие вещи сообщать не просто. Боюсь, Мира погибла, вместе с команчами, с которыми жила. Судя по тому, что поведала мне мисс Хорте, Кейн, уехав отсюда, нашел их мертвыми и начал охотиться на убийц.

Мужчина утратил самообладание. Бесконечная боль исказила его лицо, отчего оно вдруг словно постарело на много лет. Однако самообладание вернулось к нему в считанные секунды, губы его сжались, желваки напряглись.

– Кейн рассказывал вам, что его мать умерла? – спросил он Кортни.

Ей очень хотелось дать ему надежду. Она сама не знала, почему, но ей стало грустно от того, что это невозможно. Поначалу он показался ей жестким человеком. Что уж там говорить, даже родной сын, судя по всему, не любил его. И все же…

– Чандос ни разу не упоминал при мне о своей матери, – сказала она совершенно искренне. – Я знала о резне. Я видела Чандоса вместе с выжившими команчами после той бойни. Они напали на ферму, на которой я была. В тот день Чандос пощадил меня, хотя почти всех остальных они убили. С фермером, который участвовал в том страшном убийстве индейцев, он поступил ужасно. Но если его мать была из… убита, я, по крайней мере, могу понять, что заставило его быть таким жестоким. – Помолчав, она продолжила, тщательно подбирая слова: – Но если вы ждете от меня доказательств того, что его мать умерла, я не могу вам их дать. Вам придется спросить у самого Чандоса.

– Где он?

– Этого я сказать не могу.

– Не можете или не хотите? – требовательным тоном произнес он.

Его воинственность развеяла сочувствие, которое испытывала к нему Кортни.

– Не хочу. Я вас не знаю, мистер Стрэтон. Но я знаю, что Чандос не хотел вас видеть. Поэтому, я не думаю, что мне стоит рассказывать вам, где его можно найти.

– Какая преданность! – прорычал он, не привыкший к возражениям. – Но позвольте мне напомнить вам, юная леди, под чьей крышей вы находитесь.

– В таком случае, я уйду! – выпалила Кортни и встала, продолжая прикрываться одеялом.

– Черт подери, сядьте!

– Нет!

Повисшую напряженную тишину нарушил смех Мэги.

– По-моему, Флетчер, тебе лучше сменить тактику. Последний месяц девочка провела рядом с твоим сыном, и ей передалось его упрямство… По крайней мере, по отношению к тебе.

Флетчер сердито уставился на Кортни, а та – на Мэгги. Театрально вздохнув, Мэгги встала.

– Ты же проходил это сто раз. А сколько раз ты говорил мне, что жалеешь о том, как вел себя, и что в следующий раз не будешь так поступать? Что ж, может быть, ты и старался, но, насколько я вижу, опять повторяешь одну и ту же ошибку. Ты уже наворотил дел. Вместо того, чтобы расспросить девочку, объяснить, рассказать, насколько для тебя важно знать, что происходит с Кейном, ты ее запугиваешь. Кто вообще после такого стал бы с тобой разговаривать? Она провела всего лишь одну ночь здесь… под моей крышей, позволь заметить. Она ничем тебе не обязана, Флетчер. Так почему ты решил, что она должна тебе что-то рассказывать? Я бы на ее месте точно не стала.

Высказав свои мысли, Мэгги ушла. С ее уходом в маленькой гостиной воцарилось неловкое молчание. Кортни опять села на диван, уже жалея, что вспылила. В конце концов, это же отец Чандоса. Им обоим было чем друг с другом поделиться.

– Простите меня, – начала она и улыбнулась, потому что Флетчер произнес те же самые слова одновременно с ней. – Быть может, мы могли бы начать разговор заново, мистер Стрэтон. Не могли бы вы рассказать, почему Чандос избегает этого места?

– Чандос, – неодобрительно пробурчал он. – Проклятье, извините, но этот мальчишка называет себя какими угодно именами, но только не тем, которое ему дал я. Когда он был здесь, на Кейна он не откликался. К нему можно было обратиться как угодно, даже «эй, ты», и он поворачивался к тебе. Но назови его Кейн, и он будто становился глухим.

– Не просите меня называть его Кейном, – твердо сказала Кортни. – Для меня он Чандос. Просто Чандос.

– Хорошо, хорошо, – примирительно проворчал Флетчер. – Но и не просите меня называть его Чандосом.

– Не буду, – улыбнулась Кортни.

– Насчет того, что вы спрашивали, – сказал он, пододвигая к себе стул и садясь. – Не удивительно, что Кейн не захотел сообщать мне, что находится где-то рядом. Когда четыре года назад он сбежал, я отправил за ним своих людей, чтобы они вернули его. Разумеется, его так и не догнали. Он водил их за собой почти три недели, играл с ними, как кошка с мышкой, пока ему это не надоело. После этого он отделался от них окончательно. У него нет повода думать, что я не попытаюсь снова оставить его здесь. Наверное, поэтому он и скрывался от всех.

– А вы попытались бы его здесь задержать?

– Проклятье – прощу прощения, – конечно же попытаюсь, – непреклонно произнес Флетчер. – Но… – Он заколебался, опустив взгляд на свои руки. – На этот раз по-другому. Я бы попросил его остаться. Я бы постарался показать ему, что на этот раз все будет по-другому, не так, как прежде.

– А как было… прежде?

– Я совершал ошибку за ошибкой, – печально признался Флетчер. – Теперь я понимаю это. Я относился к нему, как к мальчику, но команчи в восемнадцать – уже мужчины. Ему было восемнадцать, когда он вернулся. Следующая моя глупость – я попытался заставить его забыть все, чему он научился у команчей, что было для него совершенно естественным после долгой жизни с ними. И я не мог смириться с его нежеланием принять то, что я ему давал.

– Вы говорили, что десять лет считали его мертвым. Он все это время жил с команчами?

– Да, вместе с матерью. Она сбежала от меня. О, я не виню ее за это. Я не был самым верным из мужей. Но она не должна была тащить за собой мальчишку. Она знала, как много он для меня значил.

– Вы же не думаете, что мать может бросить ребенка.

– Да, но есть другие способы расставания, когда двое не могут жить вместе. Я бы отдал ей все, что она захотела. Устроил бы в любом месте. И за это я попросил бы только одно – чтобы половину своего времени Кейн проводил со мной. Но вместо этого она предпочла просто исчезнуть. Я не понимал, как ей это удалось, пока не появился Кейн. Тогда я узнал, где они скрывались все эти годы. О, поначалу, они не скрывались. На самом деле их захватили кайова, потом их продали команчам. Какой-то молодой выскочка из команчей купил их обоих. Он женился на Мире и усыновил Кейна. – Флетчер покачал головой. – Видели бы вы, в каком виде он явился сюда: в оленьей коже, длинные, прости Господи, косы, которые он отказался отрезать – ни дать, ни взять настоящий индеец. Удивительно, как никто из моих людей его не пристрелил.

Кортни живо представила, как молодой Чандос, въезжает в «Бар М» в таком виде и предстает перед группой незнакомых бледнолицых. В отличие от нее, он не испугался, даже наверняка держался с вызовом. И что должен был почувствовать отец, который увидел сына, вернувшегося дикарем? Ничем хорошим это не могло закончиться. Неожиданно ей вспомнился сон Чандоса.

– Он называл вас… «Старик», мистер Стратон?

Он заворчал.

– Только так он меня и называл. Это он вам рассказал?

– Нет. Его как-то ужалила змея, – объяснила она. Но, когда этот случай вспомнился в подробностях, ее снова захлестнуло раздражение. – Этот упрямый дурак даже не позвал меня на помощь. Понимаете, мы немного поссорились… Короче говоря, той ночью, когда он боролся с ядом, он бредил во сне. Помимо прочего он говорил… – Кортни замолчала, не желая повторять сказанные Чандосом слова в точности. – В общем, он не хотел, чтобы вы обрезали его волосы. Вы правда пытались это сделать?

Флетчер беспокойно заерзал на стуле.

– Это моя самая большая ошибка. После этого он и сорвался. Мы в очередной, уже, наверное, в сотый раз поссорились. Я так рассвирепел, что велел своим людям схватить его и отрезать эти чертовы косы. Была грандиозная свалка. Кейн успел ранить ножом троих парней, прежде чем Зуб Пилы выстрелом выбил этот нож у него из руки. Вот кто научил его стрелять – Зуб Пилы. Но Кейн, пока был здесь, отказывался носить пистолет, только нож. Меня больше всего бесило, что он, проклятье, прошу прощения, отказывался вести себя, как белый! Не носил ничего, кроме кожаной одежды и иногда жилета. Разве что, когда холодало, надевал куртку, и это все. Я купил ему дюжину рубашек, но он ни одну не надел. Думаю, он делал это специально, чтобы позлить меня.

– Но почему? Ему не хотелось здесь находиться?

– Вот именно. – Последовал долгий горький вздох. – Когда Кейн вернулся, я решил, что он хочет остаться. Я думал, он хотел сюда вернуться. Поэтому я не мог понять той враждебности, которая исходила от него с первого же дня. Он всегда держался замкнуто, даже ел один. Разве что, когда работал на ранчо, мог к кому-то присоединиться. И не было дня, чтобы он не приносил к столу дичь, даже если ему приходилось вставать до рассвета, чтобы сходить на охоту. Он даже не принимал мою чертову, прошу прощения, еду.

– Мистер Стрэтон, – вклинилась Кортни, – пожалуйста, не нужно каждый раз извиняться за слова, которые я и сама могу употребить… благодаря вашему сыну.

– Можете? – В первый раз за весь разговор он улыбнулся. – Когда он только появился здесь, совсем не сквернословил. Только на языке команчей мог ругаться. Рад слышать, что он все же чему-то здесь научился.

Кортни закатила глаза. Боже мой, нашел чем гордиться!

– Так вы говорите…

– Да. Как я сказал, он держался замкнуто, ни с кем не сближался, и в первую очередь со мной. С ним и разговора нельзя было завести – приходилось все время говорить самому. Не помню, чтобы он хоть раз с кем-то заговорил первым. А я прекрасно знаю, как много у него было вопросов, потому что это было видно по его глазам. Но он был адски терпелив. Ждал ответов на свои вопросы, не задавая их. Понимаете, он хотел узнать все, чему мы могли его научить. И узнал. Через год на ранчо не осталось такой работы, которую он не смог бы выполнить. Это – еще одна причина, по которой я решил, что он оказался здесь по своей воле.

– А это было не так?

– Нет. Но сам он мне ничего не рассказывал. Я узнал обо всем от Мэгги через два, черт возьми, года после того, как сын здесь появился. К тому времени он уже ей открылся. Она – единственный человек, который хоть что-то о нем узнал.

– Почему он вернулся?

– Мать, – просто ответил Флетчер. – Можно было бы сказать, что она заставила его, но на самом деле он бы не стал этого делать по ее желанию. Понимаете, он достиг того возраста, когда среди своих команчей уже мог бы считаться взрослым мужчиной и пользоваться этим положением в полном объеме, в том числе – завести жену. Думаю, мать посчитала, что, прежде чем укореняться в том мире, ему стоит попробовать пожить в этом, чтобы потом не раскаиваться. Должен сказать, это было мудрое решение, – прибавил он, скорее обращаясь к себе, чем к Кортни. – Она думала о мальчике, а не о себе. Она просила его провести здесь пять лет. Он уехал через три года. Она хотела, чтобы сын почувствовал на вкус все прелести обеспеченной жизни. Не стану скрывать, я богат. Но мои деньги он презирал. Наверное, Мира надеялась, что он примет решение обдуманно и без предубеждений. Но мальчик все для себя решил до того, как переступил порог моего дома. Прожив десять лет с индейцами, Кейн превратился в команча, во всех отношениях, кроме крови. Он даже не пытался приспособиться к здешним условиям. Просто отбывал свое время и учился, чему мог, у нас, бледнолицых, кем он наверняка нас считал. Что ж, во всяком случае, его разум был открыт для знаний. Кто знает, может, он остался бы здесь и на все пять лет, если бы я не устроил скандал из-за этих его чертовых кос.

– Чандос больше их не носит, – вставила Кортни.

– Да? Ну, хоть что-то. И, слава Богу, он больше не водится с этими команчами.

– Это не совсем так, – заметила Кортни и коротко объяснила. – Он не один охотился на тех людей, которые напали на лагерь команчей. Всю поездку через Индейскую территорию нас незримо сопровождали его друзья-индейцы. Чандос бы путешествовал с ними, если бы не согласился доставить меня в Уэйко.

– Почему он на это согласился, мисс Хорте? – с неподдельным любопытством спросил Флетчер. – Это на Кейна не похоже.

– Он не хотел. И сделал все, чтобы убедить меня не ехать. Я, честно сказать, уже и не надеялась, но он вдруг передумал. Наверное, из-за того, что ему самому нужно было в Техас. Я предложила ему все свои деньги, чтобы он сопроводил меня в Уэйко, и думала, что мы заключили сделку. Но, когда я попыталась ему заплатить, он рассердился и сказал, что деньги здесь совершенно ни при чем. – Кортни пожала плечами и негромко прибавила: – Он сказал, что я не должна пытаться понять его или причины его поступков. Он прав. Я и представить не могу, что заставляет его поступать так, а не иначе. Он самый нежный из всех мужчин, которых я встречала… и самый дикий. Он может быть ласковым и заботливым, или делать все, что только может заставить меня возненавидеть его.

– Ласковый? Заботливый? Вот уж не думал, что кто-то скажет такое о Кейне.

– Четыре года – долгий срок, мистер Стрэтон. Вы за четыре года ни капельки не изменились?

– К сожалению, не изменился. Горбатого могила исправит.

– Значит, вы все еще хотите превратить Чандоса в того, кем он не является?

– Нет. Думаю, этой ошибки я не повторю. Он, хоть, и мой сын, но и сам уже мужчина. Черт возьми, вы сказали «нежный»?

Кровь прилила к щекам Кортни, а вместе с нею проснулась осторожность. Она практически призналась в том, что была близка с Чандосом, ведь где еще такой человек, как он, мог проявить свою нежность?

– Я сказала, Чандос самый нежный из всех мужчин, которых я встречала, мистер Стрэтон, но таким он бывал редко. Чаще всего он другой – холодный, грубый, несносный, упрямый, и, не надо забывать, опасный, непреклонный и беспощадный. Ах, да, и еще непредсказуемый…

– Достаточно, я понял, – благодушно улыбаясь, прервал ее Флетчер. – Значит, он не так уж изменился. Но если он и правда такой, моя маленькая леди, как вышло, что вы в него влюбились? – без обиняков спросил он.

Первой мыслью Кортни было все отрицать, но что толку? Мэгги, наверное, уже передала ему их разговор.

– Это был не мой выбор, уверяю вас, – сдержанно произнесла Кортни. – Но вы, Мэгги и даже Зуб Пилы… Боюсь, у вас сложилось неправильное впечатление. Кажется, вы решили, что я приведу сюда Чандоса. Этого не будет. Я сказала, что он ласков, но я не говорила, что он ласков со мной. Если он когда-нибудь все же вернется сюда, то не из-за меня.

– И все же, мисс Хорте, я бы хотел, чтобы вы у нас задержались. За мой счет.

– Да, я планирую пожить какое-то время в Уэйко, мистер Стрэтон.

– Я имею в виду, здесь, на ранчо.

Она покачала головой.

– Мэгги не сказала вам, что мой отец живет в Уэйко? Я приехала в Техас, чтобы найти его.

– Да, я знаю. Эдвард Хорте. Но это не значит, что вам захочется жить с ним. У него новая жена. Вы уверены, что вам с ними будет хорошо?

Она предпочла бы не слышать этого вопроса.

– Пока я не увижу отца, я ничего не могу сказать. Но в любом случае, здесь оставаться не могу.

– Почему? Мы не совсем чужие люди. И у нас есть кое-что общее, мисс Хорте. Мы оба любим моего сына.

Глава 41

– Сейчас это приятный крупный город, – рассказывал Зуб Пилы, направляя пролетку по главной улице Уэйко. – До войны он не был таким большим, но потом сюда в поисках лучшей жизни хлынули южане. Перегонщики скота останавливаются здесь по пути на Север, и это тоже помогло.

– Но это же не очередной ковбойский город? – испуганно спросила Кортни.

– Как Канзас? Нет, мэм. – Он усмехнулся. – Ковбои, которые сюда заходят, ведут себя тихо, не так, как после перехода через индейские земли.

Кортни тоже улыбнулась. Конечно, Техас ничуть не похож на Канзас. Она вспомнила, как радовалась, когда наконец добралась до города после того, как преодолела две с лишним сотни миль необжитых земель. Здесь можно было принять горячую ванну, поесть настоящую еду, поспать в кровати. Теперь она понимала, почему погонщиков скота после долгих переходов так тянет повеселиться. Она только надеялась, что они не будут делать этого здесь.

Вокруг было много мужчин с оружием, но лишь некоторые из них были похожи на настоящих бандитов.

По крайней мере, в Уэйко имелся городской маршал, отвечающий за соблюдение законов. В Рокли маршала не было. И хоть многие мужчины имели при себе оружие, невооруженных здесь было не меньше. По деревянным тротуарам прохаживались хорошо одетые дамы в сопровождении джентльменов. Еще Кортни заметила мексиканцев, пару индейцев, и даже одного китайца. Все это делало Уэйко похожим на настоящий большой город.

– Вот там живет ваш отец. – Зуб Пилы указал куда-то вперед. – Его кабинет там же.

С их домом в Чикаго это место не имело ничего общего, но это было красивое двухэтажное здание, ухоженное, с недавно высаженными цветами вокруг дома и вдоль забора, окружавшего небольшой дворик. Сам дом находился на углу одной из небольших улиц. На крытой террасе были расставлены стулья, под нависающей крышей покачивалась на цепи скамеечка. Кортни представила, как, наверное, приятно сидеть там жаркими вечерами и наблюдать за главной улицей, оставаясь невидимой со стороны.

– Зуб Пилы, а какая она, его жена? – нервно поинтересовалась Кортни.

Когда они остановились перед домом, он ответил:

– Мисс Элла? О, она очень хороший человек, это всякий скажет. Она преподает в школе. Мисс Элла приехала сюда с братом после войны. Он адвокат. Потерял руку на фронте. Мисс Элла помогала ему в делах, пока наш учитель не уехал на восток. Она предложила занять его место и с тех пор работает в школе.

Кортни с трудом сдерживала нервную дрожь. Господи, неужели теперь придется бороться с очередной мачехой? Сейчас она могла думать только о том, какой невыносимой особой была предыдущая. Но на этот раз отец захотел жениться сам, а это меняет дело. Из соображений благопристойности он не стал бы жениться снова. Может, он и правда любит Эллу?

– Итак, мэм?

И снова оказалось, что Зубу Пилы пришлось ждать, чтобы помочь ей.

– Простите. – Кортни взяла его за руку и шагнула на землю. – Наверное, я немного нервничаю. Я так давно не видела отца. Да и я сильно изменилась за последние четыре года. Я хорошо выгляжу? – спросила она дрожащим голосом.

– Да на такой красавице женился бы даже такой убежденный холостяк, как я.

– Это означает «да»? – улыбнулась она ему.

Он лишь засмеялся. Достав саквояж из пролетки, он кивнул в сторону лошадей, привязанных к задку.

– Я отведу ваших лошадей в стойло, – сказал он. – Насколько я знаю, ваш отец держит там экипаж.

– Спасибо. – Кортни потянулась вперед и поцеловала его в щеку. – И спасибо, что довезли меня до города. Как думаете, мы скоро снова увидимся?

– Скорее всего, очень скоро, – кивнул он. – Флетчер, наверное, каждый день будет оправлять в город меня или кого-нибудь еще, чтобы навестить вас.

– Проверять, не вернулся ли Чандос?

– Да. Или приставит кого-то следить за домом вашего отца. От него такого вполне можно ожидать.

Кортни печально покачала головой.

– Бессмысленно. Жаль, что он этого не понимает.

– Он понимает только то, что у него появился второй шанс вернуть сына. И кроме этого он ничего не видит. Он даже надеется, что Кейн согласится наконец осесть на одном месте из-за вас. Он бы все отдал, лишь бы его сын жил где-то неподалеку, не обязательно на ранчо, но достаточно близко, чтобы его можно было видеть время от времени. Зная, как они друг к другу относились, этого не скажешь, но Флетчер любит мальчишку.

– Чандос однажды спросил меня, смогу ли я жить так, как он, всегда в движении, никогда не задерживаясь на одном месте подолгу. Я не думаю, что он когда-нибудь захочет осесть, Зуб Пилы.

– Позвольте спросить, почему вы заговорили на такую тему?

Ее щеки порозовели.

– Я спросила у него, женится ли он на мне. Он отказался.

Зуб Пилы больше удивило даже не то, что предложение исходило от Кортни, а то, что Кейн ответил отказом.

– Вы хотите сказать, он просто отказал вам?

– Нет. Он просто спросил, смогу ли я жить, как он.

– Значит, это вы ему отказали?

– Нет. Я ему сказала, что так семью не создашь. Он согласился. На этом обсуждение закончилось.

– И вы смогли бы жить, как он? – поинтересовался Зуб Пилы.

По ее лицу пробежала тень.

– Не знаю. Раньше я думала, что безопасность и защищенность важнее всего. Но за последние несколько лет поняла, что дом зависит от людей, которые в нем живут, а не от чего-то другого.

Она понимала, что чересчур много рассказывает о себе почти незнакомому человеку, но ей почему-то не хотелось останавливаться.

– С Чандосом я всегда чувствовала себя в безопасности, доже посреди Индейской территории. Но мне хочется когда-нибудь иметь детей, а они не смогут постоянно быть в дороге. Поэтому я просто не знаю, – закончила она со вздохом.

– Мужчины тоже меняют свое мнение о том, что для них важно, – заметил Зуб Пилы.

«Некоторые мужчины, может, и меняют, – подумала Кортни, – но не Чандос».

Понимая, насколько волнительной будет встреча Кортни с отцом, Зуб Пилы ушел.

Решительным шагом, потому что так поступил бы Чандос, она подошла к дому и постучала в дверь. Та открылась почти сразу, за ней, выжидающе глядя на нее, стояла высокая и худая женщина.

– Элла?

– Господи, нет, – хмыкнула женщина. – Я миссис Мэннинг, экономка. Если вам нужна миссис Хорте, в это время она в школе.

– Нет, вообще-то… Я пришла к Эдварду Хорте.

– Заходите, но придется немного обождать. Он сейчас в другом конце города, у пациента.

Миссис Мэннинг провела Кортни в приемную для пациентов, заставленную стульям с прямыми спинками. Кортни не возражала. Ей не хотелось ничего объяснять этой женщине, и нужно было время, чтобы собраться с духом перед встречей с отцом. К счастью, комната была пуста, и девушка в полном одиночестве стала дожидаться возвращения доктора.

Это были самые долгие двадцать минут ее жизни. Она ерзала на стуле, теребила зеленое платье и приглаживала волосы. Вставала, шагала туда-сюда по комнате и садилась на разные стулья.

Наконец она услышала, как открылась парадная дверь, и отец крикнул миссис Мэннинг, что он вернулся. Потом он прошел по коридору мимо открытой двери к кабинету.

Кортни будто онемела. Она хотела позвать его, но не смогла издать ни звука.

Через секунду он вернулся и остановился в дверном проеме. Она встала, глядя на него и все еще не в силах выдавить из себя ни звука. Так она и стояла посреди комнаты, как кукла, с открытым ртом, а приготовленные слова застряли у нее в горле.

Целую минуту он не узнавал ее. Но что-то в ее внешности мешало ему начать разговор. Он просто смотрел на нее. Возможно, ее глаза подсказали ему, кто она. Они не изменились, и в тот миг, устремленные на него и полные ожидания, они казались огромными.

– Боже мой… Кортни?

– Папа! – воскликнула она.

Он устремился к ней. Девушка бросилась в его объятия, испытывая самое невероятное счастье в своей жизни. Отец прижимал ее к себе, она так часто мечтала об этом.

Простояв так очень, очень долго, Эдвард отстранил дочь от себя и стал осматривать. Его руки прикасались к ее лицу, вытирали ее слезы. У него и у самого лицо было мокрым от слез. В это мгновение она поняла, что он по-настоящему любит ее. И всегда любил. Лишь ее сомнения виной тому, что иногда ей казалось иначе. Боже правый, каким глупым ребенком она была! Она так погрузилась в свои страдания, что не видела то, что всегда было перед глазами.

– Кортни? – прошептал он. – Но как? Я думал, ты погибла.

– Я знаю, папа.

– Индейцы тебя не забирали. Я видел, как они уходили, и с ними был только фермер.

– Я была в сарае.

– Но я искал тебя в сарае. Я кричал, звал тебя, пока не сорвал голос.

– Ты не заглянул в ящик для продуктов. – В ее голосе не было упрека. Она просто отмечала этот факт.

– Конечно, не заглянул. Он же был не таким большим, чтобы вместить… Господи, но как?

– Мистер Брауэр выкопал под ним яму. Он сделал это для своей жены. Он был в сарае, когда на нас напали, и велел нам лезть туда. А мы с Сарой обе лишились чувств. Наверное, из-за этого мы не услышали твоих криков.

Еще секунда ушла на то, чтобы до него дошел весь смысл услышанного.

– Сара тоже жива?

Кортни кивнула.

– И снова замужем.

Девушка объяснила: все считали, что он попал в плен к индейцам, а выжить там невозможно. Она сказала, что не переставала надеяться ни на минуту, а потом вкратце рассказала, как прошли последние четыре года ее жизни, до того дня, когда она увидела его фотографию в старой газете.

– Сара решила, что я сошла с ума. Но, скажу по правде, я думаю, она не хотела верить, что это ты. Ей нравится быть женой Гарри.

– Я тоже снова женился, Кортни.

– Я знаю. Сегодня я ночевала в «Бар М» у Маргарет Роули. Она рассказала мне про Эллу.

Не снимая рук с плеч дочери, он посмотрел в окно.

– Господи, теперь, выходит, у меня две жены! С этим нужно что-то делать.

– А у Сары два мужа, – с улыбкой подхватила Кортни. – Но я не сомневаюсь, она согласится, что отмена одного брака лучше, чем два развода. Как считаешь?

– Могу только надеяться на это.

– Папа? – спросила Кортни. – Почему ты покинул ферму? Ты был ранен, почему не стал ждать помощи?

– Я не мог смириться с мыслью, дорогая, что ты сгорела вместе с домом. Мне нужно было убраться оттуда. Знаю, так не следовало поступать, но в то время я не мог рассуждать здраво. Я даже не взял лошадь! Можешь понять, в каком состоянии пребывал мой разум. Я кое-как добрел до реки и там потерял сознание. Меня нашел священник, путешествовавший с семьей, и только когда мы уже заехали далеко вглубь Индейской территории, у меня в голове прояснилось настолько, что я понял – мы направляемся в Техас.

– Вот, значит, как ты попал в Уэйко.

– Да. Я постарался все забыть. Я устроил себе новую жизнь. Здесь живут хорошие люди. – Тут он вдруг замолчал ненадолго, потом спросил: – Почему ты вчера остановилась в «Бар М», а не приехала в город?

– Чандос привез меня туда.

– Чандос? Что это за имя такое?

«Имя, которое я буду повторять, пока не закончу свое дело».

– Это имя ему дала сестра. Это сын Флетчера Стрэтона, или, скорее, блудный сын. Это долго объяснять, папа.

– Расскажи, как ты попала сюда из Канзаса.

– Меня привез Чандос.

– Сам? – удивился он, она кивнула. – Ты путешествовала с ним одна?

На его потрясенном лице ясно читались нравственные устои, заставившие его однажды жениться на экономке. Кортни даже рассердилась на отца, чему сама же удивилась.

– Папа, посмотри на меня. Я уже не ребенок. Я достаточно взрослая, чтобы самой принимать решения. Я решила путешествовать с мужчиной, потому что это был единственный способ добраться сюда. Все равно, это уже в прошлом, – прибавила она. – Я здесь.

– Но… все прошло хорошо?

– Чандос меня защищал. Он не позволил ничему плохому со мной случиться.

– Это не… не то, что я имел в виду.

– Ох, папа, – вздохнула Кортни.

– Папа? – донесся изумленный голос из-за спины ее отца. – Эдвард, я думала, у тебя всего одна дочь.

Кортни была только рада столь своевременному вмешательству. Она боялась, что у отца сложится типично родительское отношение к Чандосу. Но она уже не была робким, бессловесным существом, как когда-то. Она не собиралась извиняться за то, в чем не видела своей вины. И все же, не правильно было с этого начинать строить новые взаимоотношения с отцом.

Поэтому, хоть Кортни и готова была заранее невзлюбить новую жену отца, она пошла к ней, с благодарностью протягивая руку.

– Вы, должно быть, Элла, – тепло улыбаясь, произнесла Кортни. – Да, верно, у него всего одна дочь, это я, как видите, живая и здоровая. Но пусть лучше он сам расскажет вам, что случилось. Я оставила дорожную сумку на пороге, и, если миссис Мэннинг меня проведет в мою комнату…

Она хотела обойти удивленную Эллу, когда ее остановил голос отца:

– Мы обсудим это позже, Кортни.

– Если нужно. – Она попыталась говорить с беззаботным выражением. – Но мне правда хотелось бы поскорее устроиться. И я уверена, у Эллы сейчас тоже не так много времени… Или уроки на сегодня закончились?

– Нет, нет, мне еще нужно вернуться.

Кортни снова улыбнулась ничего не понимающей леди и вышла из комнаты. В коридоре она прислонилась к стене, закрыв глаза. Она слышала, как отец объяснял все жене, а Элла радовалась за него.

Элла была довольно красивой молодой женщиной. Кортни не ожидала, что она окажется настолько молодой – лет двадцати пяти или около того. Имея ярко-рыжие волосы и светло-зеленые глаза (очень выигрышное сочетание), Элла не была похожа на тех учителей, которых Кортни доводилось видеть раньше.

Отец, наверное, любит Эллу. И Кортни, пожалуй, не стоило своим вторжением нарушать их идиллию.

Вздохнув, она оторвалась от стены и пошла за сумкой.

Глава 42

С хитростью, которой она сама от себя не ожидала, Кортни удавалось несколько дней избегать разговоров о Чандосе. Она отвлекала своего отца, расспрашивая о его жизни в Уэйко, о том, как он встретил Эллу и так далее. Да и пациенты требовали постоянного внимания – как это знакомо, – поэтому ей выпадала возможность повидаться с ним только в конце дня, и даже тогда его нередко вызывали к больным.

Она поближе познакомилась с Эллой и обнаружила, что та ей определенно нравится. На Сару она не была похожа вовсе. Но женщина пропадала в школе, и Кортни практически все время была предоставлена самой себе.

Очень скоро она заскучала и подумывала напроситься на место миссис Мэннинг. В конце концов, она была вполне способна управлять домом. Но однажды утром Кортни услышала историю жизни миссис Мэннинг и поняла, сколько радости ей доставляет служба в семье Хорте. Так что на этой затее пришлось поставить крест. Но Кортни проработала слишком много лет, чтобы теперь просто бездельничать днями напролет. Она должна была чем-то заняться.

Несколько дней девушка помогала отцу с пациентами. Он был доволен. Кортни всегда хотела участвовать в его работе, но только сейчас получила возможность узнать, какое это изнурительное занятие. У нее был слишком отзывчивый характер и слишком чувствительное сердце. После того как она упала в обморок при виде одного ребенка-инвалида, ей пришлось прекратить работать в кабинете отца.

Через десять дней после прибытия Кортни решила уехать. Дело не только в том, что она чувствовала себя абсолютно бесполезной. Флетчер Стрэтон был прав. Ей было неуютно от осознания того, что она оказалась внутри недавно созданной семьи. Эдвард и Элла и так проводили вместе мало времени, а теперь им приходилось большую часть этого времени посвящать ей. Они все еще притирались друг к другу, и ее присутствие нередко заставляло всех чувствовать неловкость.

По ночам было хуже всего. Кортни слышала, как ее отец и Элла ворковали в соседней комнате, а потом слышала, как они предавались любви. Утром, встречая их, она краснела. Это было невыносимо. И некуда от этого деться, потому что в доме всего три спальни, и третью занимала миссис Мэннинг.

Такими были причины отъезда, или Кортни убедила себя в этом. Но на самом деле она так скучала по Чандосу, что чувствовала себя совершенно несчастной, и изображать радость было слишком трудно.

Она сказала отцу, что собирается съездить к Мэгги на несколько дней, но в действительности Кортни намеревалась подыскать какую-то работу у Флетчера Стрэтона. На таком огромном ранчо наверняка есть, чем заняться.

Флетчер обрадовался, когда она рассказала о своем желании. Девушка знала, что он будет рад, ведь ему приходилось каждый день отправлять своего человека наблюдать за домом ее отца.

Потребуется определенное мужество, чтобы сказать отцу, что она не будет жить в его доме. Он очень опечалится. Он скажет, что ей не нужно работать. Напомнит, что они только воссоединились. Кортни же ответит ему, что ее отъезд не означает невозможность видеть друг друга так часто, как им хочется, ведь она будет находиться всего в четырех милях от него.

Но правда сводилась к одному: девушка хотела жить на ранчо и надеяться, опираясь на уверенность Флетчера Стрэтона, что Чандос туда вернется. Она нуждалась в этой надежде больше, чем в чем-либо.

В тот вечер ужин с Флетчером прошел приятно. Хозяин постарался сделать так, чтобы она чувствовала себя как дома. Мэгги и Зуб Пилы ужинали с ними и высказывали предложения, чем Кортни может заняться на ранчо. Среди предложений была каталогизация библиотеки Флетчера, украшение большого дома и даже присвоение имен новорожденным телятам. Зуб Пилы чуть не подавился едой от смеха, когда Флетчер сказал, что дает имя каждому теленку.

После обеда они предавались оживленным, теплым воспоминаниям. Мэгги рассказала, как Флетчер нашел ее в Галвестоне. Он долго искал домработницу и понял, что она именно то, что ему нужно. Но она не собиралась оставаться в Техасе и хотела ехать в Нью-Гемпшир к сестре.

Однако Флетчер пообещал отдать управление домом полностью в ее руки. Мэгги поняла, что у сестры такой возможности не будет, и согласилась. Флетчер утверждал, что она не соглашалась на работу, пока он не пообещал ей собственный дом, точно такой же, какой она оставила в Англии. И сдержал слово: она получила свой коттедж – тот самый, который оставила на родине. Его перевезли сюда из самой Англии со всем содержимым!

Под всеобщий хохот Зуб Пилы рассказал историю их знакомства с Флетчером пятнадцать лет назад. Это случилось ночью на равнине. Каждый решил, услышав шум, что наткнулся на индейца. Ночь была темной, слишком темной для разведки и уточнения причины шума. Оба провели бессонную ночь, затаившись в скатках в двадцати футах друг от друга! Утром же, оглядевшись, они от души рассмеялись.

Кортни легла спать, чувствуя себя намного лучше, чем в последние дни. Ей нужно было находиться рядом с людьми, которые были близки с Чандосом. Ну, может, не так уж и близки. Он не допускал этого. Но всем им он был не безразличен. И никто из них не сказал бы Кортни, что он не ее тип мужчины, как наверняка сказал бы ее отец, если бы узнал, в кого она влюблена.

Легкий ветерок шевелил занавески на открытом окне. Кортни перевернулась в постели, сонно потянулась, и ахнула, когда кто-то зажал рукой ее рот. Тяжелое тело опустилось на нее, прижав к кровати и сковав ее движения. И на этот раз у нее не было пистолета под подушкой. Кортни думала, что на ранчо она в безопасности.

– Какого черта ты здесь делаешь?

Его голос был грубым и яростным, но это был самый желанный звук, который она когда-либо слышала. Она попыталась ответить, но он не убирал руку с ее рта.

– Я чуть не загнал лошадь, когда ехал сюда. Напугал старушку несколько минут назад, явившись к ней. Я же думал, ты живешь у нее. И что я вижу? Ты совсем не там, где должна быть. Ты здесь, в этом чертовом главном доме, куда я поклялся никогда не входить. Я, наверное, сошел с ума! Какого черта ты здесь делаешь?

Кортни покрутила головой, пытаясь сбить его руку. Почему он не забрал руку? Наверняка он понимает, что она не будет кричать, что она вне себя от радости. Но нет, он этого не понимал. Она убежала от него. Он пытался настроить ее против себя, и, вероятно, подумал, что ему это удалось. Тогда что он здесь делает?

Он прижался лбом к ее голове и вздохнул. Его гнев утих. «Что он здесь делает?» – снова спросила себя она.

Как будто, прочитав ее мысли, он сказал:

– Я беспокоился. Я должен был убедиться, что с тобой все в порядке, что все получилось так, как ты хотела. Все хорошо? Нет, конечно нет, иначе ты была бы не здесь, в «Бар М», а в городе со своим отцом. Я знаю, что он там. Я видел его, дом, жену. Что случилось? Ты расстроилась, потому что у него есть жена? Слушай, ты можешь покачать головой или кивнуть.

Она не стала ни качать головой, ни кивать. Она не позволит так с собой обращаться. Она оскалила зубы и сильно укусила его.

– Ай! – прорычал он, отдернув руку.

– Так тебе и надо, Чандос! – огрызнулась Кортни. – Прижал меня, не даешь говорить и при этом ждешь ответов на все свои вопросы? – Она села и сказала: – Если ты приехал только для того, чтобы узнать, что со мной все в порядке, можешь с чистой совестью уходить. – Он встал с кровати. – Не смей уходить! – выдохнула она, схватив его руку.

Он не ушел. Вспыхнула спичка, и он поставил лампу у ее кровати. В те секунды, пока он зажигал лампу, она любовалась им. Но выглядел он ужасно: темная одежда в пыли, под глазами темные круги, не бритый. Все в нем – от макушки до пяток – напоминало о том, как он может быть опасен. Но для нее это было великолепное зрелище.

Он посмотрел на нее сверху вниз. Кортни почувствовала напряжение внизу живота, когда бледно-голубые глаза скользнули по ней. Она была одета в скромную ночную рубашку из белого хлопка, которую купила, когда Элла взяла ее с собой за покупками. Насыщенный золотистый загар ярко выделялся на белом фоне, ее глаза были лишь немного темнее кожи. Каштановые волосы с выбеленными солнцем прядями разметались по плечам.

– Почему ты стала… еще красивее?

Она попыталась скрыть, как взволновал ее этот вопрос.

– Может, просто ты меня слишком давно не видел?

– Возможно.

Ни одному из них не пришло в голову, что десять дней не такой уж большой срок. Он прошел через ад, как и она. Десять дней были для них вечностью.

– Я думала, что больше никогда тебя не увижу, Чандос, – тихо сказала она.

– Да, и я так думал.

Он присел на край кровати, заставив ее подвинуться и освободить место для него.

– Я собирался отправиться в Мексику после того, как уехал из Сан-Антонио, – рассказал он. – И один день, один чертов день езды – это все, на что меня хватило, прежде чем я развернул лошадь и поскакал обратно.

Она надеялась на признание, но он просто злился, оттого что пришлось возвращаться против воли. От разочарования она вспыхнула.

– Почему ты вернулся? – потребовала она ответа. – И если ты скажешь мне еще раз, что просто для того, чтобы увидеть меня живой и здоровой, клянусь, я ударю тебя!

Он почти улыбнулся.

– После того, как мы расстались, я не думал, что ты примешь какую-нибудь другую причину.

– А ты попробуй.

– Я не мог все просто так взять и оставить, кошачьи глаза, – сказал он, глядя ей в глаза. – Думал, что смогу. Думал, если ты возненавидишь меня, мне будет проще держаться подальше. Но не сработало. Все, что могло бы удержать меня вдали от тебя, никогда не срабатывает.

Надежда вернулась.

– Это так плохо? – тихо спросила она.

– Разве нет? Ты же не хотела меня снова видеть.

Она знала, что он надеялся на отрицательный ответ, но после того, через что он заставил ее пройти, она бы не отпустила его так просто.

– Если ты веришь в это, я удивлена, что у тебя хватило наглости прийти.

Он нахмурился.

– Я тоже. Но я уже сказал, что, наверное, сошел с ума. Особенно, раз приехал к тебе сюда. Сюда! – Он жестом обвел весь «Бар М».

– Боже правый, ты говоришь так, будто это тюрьма, – возразила она. – Никто не заставит тебя остаться здесь, и меньше всего твой отец.

Он замер. Затем его хмурый взгляд сделался еще мрачнее.

– Ты знаешь?

– Да. Не знаю только, почему ты не мог мне сам рассказать. Наверняка ты понимал, что рано или поздно я услышу о мятежном Кейне Стрэтоне.

– Ты слышала только версию старика.

– Так расскажи мне свою.

Он пожал плечами.

– Он решил, что заполучил меня, что я хочу владеть всем этим, и сделаю все, лишь бы остаться. Поэтому он наказывал меня за грехи моей матери, наказывал меня, потому что она предпочла жить с команчами, а не с ним. Он вымещал всю свою ненависть и горечь на мне, а потом удивлялся, почему получает в ответ только презрение. – Он покачал головой от такой глупости.

– Ты уверен, что все было именно так, Чандос? Разве ты не относился к нему предвзято еще до того, как попал сюда? Твоя мать, наверное, злилась на Флетчера за то, что он не оставил ей иного выбора, кроме как уйти отсюда, и какая-то часть ее отношения к этому человеку могла передаться тебе. В конце концов, ты был всего лишь ребенком. Что если поведение твоего отца было просто ответом на то, как ты вел себя по отношению к нему?

– Ты не понимаешь, о чем говоришь, – раздраженно сказал он.

– Я знаю, что он любит тебя, – категорически заявила Кортни. – И он сожалеет обо всех своих ошибках. И я точно знаю, что он бы все отдал за еще один шанс поладить с тобой.

– Ты имеешь в виду еще один шанс превратить меня в того, кем он хочет меня видеть? – с иронией сказал он.

– Нет. Он усвоил урок. Боже, Чандос, это твой дом, – сказала она, начиная злиться. – Неужели это ничего не значит для тебя? Для меня значит. Именно поэтому я здесь.

– Почему? Потому что ты решила, что это единственное место, где ты можешь спрятаться от меня? Что я не рискну приехать сюда?

Это неприятно укололо Кортни.

– Нет! – воскликнула она. – Потому что здесь ты оставил меня, и только здесь я чувствовала себя ближе к тебе.

Он точно не ожидал такого. Это признание разрушило непробиваемую стену, которую он уже начал возводить вокруг себя, и сделало его беззащитным. Но, как ни странно, при этом у него потеплело на душе.

– Золотоглазая, – произнес Чандос хрипловатым голосом.

Его рука коснулась ее щеки, пальцы скользнули по мягким волосам вокруг уха. Он наклонился ближе. Его губы припали к ее губам. Это было похоже на прорыв плотины. Страсть затопила их, заглушая все остальные чувства.

В одно мгновение они сбросили одежду, и их тела переплелись так же крепко, как соединились губы. Их сжигал огонь желания. Чандос занимался любовью так яростно и властно, как никогда раньше, и Кортни принимала этот напор с обостренной чувственностью, подобной которой не испытывала прежде.

Их тела сказали все, что они не смогли сказать словами: признаваясь друг другу в любви и желании, говоря о том, как сильно нуждались друг в друге все это время.

Завтра их любовь может стать лишь очередным воспоминанием. Но сегодня ночью Кортни была женщиной Чандоса.

Глава 43

Очень осторожно Кортни приоткрыла дверь своей спальни и заглянула внутрь. Чандос все еще спал, и неудивительно. С тех пор, как они расстались, Чандос спал всего тридцать часов: этого было слишком мало и для пяти дней, не говоря уже о десяти.

Она тихонько прикрыла дверь и замерла, глядя на Чандоса. Девушка хотела дать ему выспаться. Она не собиралась никому рассказывать о том, что он здесь. Мэгги знала все, но обещала не говорить Флетчеру. Хотя, по ее мнению, такой сюрприз пойдет на пользу старому простофиле. Мэгги была уверена, что Чандос просто так не уйдет.

Кортни надеялась, что та права, но сама была далеко не так уверена. О, бесспорно, Чандос все еще хотел ее. Этой ночью он долго доказывал это всеми возможными способами. Но это не означает, что он хотел быть с ней всегда. Что мешало ему уйти и оставить ее снова?

Однако теперь у нее появилась настоящая надежда. Он вернулся. Чандос признался, что не может без нее. Этого было достаточно, чтобы душа Кортни воспарила.

Девушка положила его седельные сумки, которые Мэгги принесла раньше, в угол. Затем подошла к зеркалу, чтобы еще раз взглянуть на себя. Ее поразило, какой сияющей вид у нее сегодня утром. Это любовь зажгла искры в ее глазах? Да, у любви свои взлеты и падения, это она уже поняла! Счастье переполняло ее, именно от счастья ей хотелось смеяться, петь, кричать. И это чувство было нелегко сдерживать.

Некоторое время она сидела у окна, наблюдая, как Чандос спит. Этого было недостаточно. Она знала, что должна выйти из комнаты, найти какое-нибудь занятие. Только никак не могла избавиться от страха, что когда вернется, Чандос исчезнет. Это, конечно, было глупо. На этот раз он не мог исчезнуть, не сказав ей, когда они вновь увидятся. Уж это он сделал бы для нее. Однако это было единственное, в чем она была уверена, поэтому и не хотела выпускать его из виду.

Кортни медленно подошла к кровати, стараясь не потревожить Чандоса. Ей просто хотелось быть поближе к нему. Постояв несколько минут у кровати, она очень осторожно легла. Он не пошевелился. Он спал очень крепко. Для Чандоса это было несвойственно и показывало, как сильно он устал. Он так устал, что не проснется, даже если…

Она прикоснулась к нему, ее пальцы легонько пробежали по жестким мышцам на груди. Его тело покрывала лишь тонкая простыня, и Кортни было нетрудно представить его всего. Он не издал ни звука, когда она прикоснулась к нему. Он продолжал крепко спать, и Кортни, осмелев, позволила пальцам скользить по простыне, вдоль его боков, вдоль твердых бедер.

А потом она ахнула от неожиданности, когда одна часть его тела пошевелилась, и он усмехнулся.

– Не останавливайся, котенок.

На ее шее и щеках проступили красные пятна, яркие на фоне желтого платья в цветочек.

– Значит, ты не спал, да? – укоризненно произнесла она.

– Дорожные привычки дают о себе знать.

Он смотрел на нее еще сонными глазами и выглядел невероятно соблазнительно, но, охваченная смущением, Кортни быстро встала с кровати.

– Твои вещи здесь, если захочешь побриться. Или, может, ты хочешь еще поспать… Я не хотела тебя беспокоить. Никто не знает, что ты здесь.

– Пока не знает. – Он сел. – Скоро кто-нибудь заметит Верного за домом Мэгги.

– Мэгги позаботилась об этом. – Кортни улыбнулась. – Она завела его в свою гостиную.

– Что?

Кортни хихикнула.

– Я сама не поверила, когда увидела его там, но он так спокойно стоит. Мегги готовится сообщить Флетчеру, что это ты привез меня сюда. Она сказала, если что-то случится на сей раз, это будет только твоя вина.

Чандос заворчал, щупая подбородок.

– Думаю, мне не помешало бы побриться.

Кортни указала на седельные сумки в углу, потом села на кровать, наблюдая за ним.

– Ты встретишься с отцом? – спросила она осторожно.

– Нет, – отрубил он, натягивая черные штаны. Он бросил на нее суровый взгляд. – И не вздумай ничего предпринимать, женщина. Я не хочу иметь ничего общего с этим человеком.

– Он грубый и жесткий, и он много кричит, но он не такой уж плохой человек, Чандос.

Он метнул на нее гневный взгляд, и она, вздохнув, опустила глаза.

Через некоторое время она опять подняла глаза и увидела, что он намыливает лицо над умывальником. Кортни нерешительно спросила:

– Ты нашел его, Чандос? Человека в Сан-Антонио?

Его спина напряглась.

– Нашел. Его судили и приговорили к повешению.

– Значит, ты его не убил?

– Я вытащил его из тюрьмы, – бесстрастно сказал он и медленно вытер лицо, вспоминая. – Это было совсем не сложно. У Смита не было друзей в Сан-Антонио, поэтому никто такого не ожидал.

Чандос повернулся. Она никогда не видела такого холодного, жесткого взгляда в его глазах, и не слышала такой ненависти в его голосе.

– Я сломал ему обе руки, а потом повесил. Но этот ублюдок был уже мертв. Должно быть, что-то заподозрил. Может, он узнал лошадь Траска, которую я для него приготовил. Может, он просто не поверил мне. Но он напал на меня, как только мы остановились. Он схватил мой нож, и мы начали драться. В драке он упал на него, и умер через несколько секунд. Мне этого было недостаточно! – процедил Чандос. – Слишком легкая смерть за то, что он сделал с Белым Крылом.

Кортни подошла и обняла его. Прошло некоторое время, прежде чем она почувствовала, что его руки откликнулись, и он притянул ее к себе.

– Белое Крыло была твоей сестрой?

– Да.

Каким-то отстраненным голосом, словно долетавшим откуда-то издалека, Чандос рассказал ей о том дне, когда он вернулся домой, и нашел растерзанные тела своей матери и сестры. Еще до того, как он закончил рассказ, Кортни зарыдала. На этот раз он принялся утешать ее.

– Не плачь, золотоглазая. Я не могу, когда ты плачешь. Все уже кончено. Они тоже больше не плачут. Теперь они могут спать спокойно.

Он нежно поцеловал ее, а затем поцеловал снова. Это был один из способов успокоить друг друга и забыться.

Глава 44

Когда Кортни встала с кровати, был уже день. Чандос снова спал, и на этот раз она была полна решимости не будить его. У нее до сих пор сердце разрывалось, когда она думала о его матери и сестре, но она запретила себе об этом думать. Это произошло четыре года назад, и он научился жить с этим… хотя как – она не могла представить.

Как только Кортни закончила одеваться, в дверь постучали. Девушка быстро взглянула на кровать. Чандос тоже слышал стук и открыл глаза. Устремленный на Кортни взгляд был напряжен, но ему не нужно было волноваться. Она никому не собиралась говорить о нем.

Она быстро подошла к двери и чуть-чуть приоткрыла ее.

– Да?

– К вам посетитель, сеньорита, – сказала одна из мексиканских девушек, помогавших Мэгги. – Сеньор Тейлор. Он ждет на крыльце с сеньором Стрэтоном и…

– Тейлор? – резко прервала ее Кортни. – Ты сказала Тейлор?

– Si.

– Спасибо. – Кортни, охваченная гневом, захлопнула дверь.

– Рид Тейлор! Поверить не могу! – вскричала она. – Как смеет он показываться здесь после того, что сделал? Подослал ко мне похитителей! Это… это… ох!

– Кортни! Проклятье, а ну вернись! – крикнул Чандос, когда она ринулась в коридор. Он выругался, потому что она продолжала идти, а он, совершенно голый, не мог остановить ее.

Возмущенная, Кортни подбежала к парадной двери и рывком распахнула ее. На пороге стоял Рид, в темном суконном костюме и кружевной рубашке, со шляпой в руке – как всегда одет с иголочки. Он улыбался ей. Улыбался!

– Ты сумасшедший! – зашипела она на него, когда вышла на крыльцо, не замечая никого, кроме Тейлора. – Ты знаешь, что я могу тебя арестовать за то, что ты сделал?

– Кортни, дорогая, так ли нужно приветствовать того, кто проделал весь этот путь ради встречи с тобой?

Она моргнула. Боже правый, она и забыла, как он глуп. Все, что она говорила, никогда не доходило до его куриных мозгов.

– Не называй меня дорогой, – угрожающе произнесла девушка. – Ты ничего не понял, когда твои люди не вернулись? Я не хотела, чтобы меня нашли, Рид. Ты не имел права посылать этих… этих головорезов за мной!

Он взял ее за руку и с силой отвернул от людей, которые наблюдали за ними. Но о том, что нужно говорить тише, он не подумал, как и не понял того, что выводит из себя не только Кортни.

– Один из тех людей вернулся, Кортни… едва живой. Тот бандит, с которым ты сбежала, отрезал ему язык и отрубил руку! Господи, неужели ты думаешь, что я мог бы оставить тебя с этим сумасшедшим, после того, как узнал, что он сделал?

– Я уверена, что ты сгущаешь краски, – без тени смущения, ответила Кортни.

– Я расскажу, – бесстрастно произнес Чандос, который подошел как раз вовремя, чтобы услышать последние слова. – Я отрезал ему язык только после того, как он сказал мне, что оставил Кортни в лагере, чтобы ее изнасиловал кто-то из его дружков. А для острастки я сломал ему два пальца на правой руке, перед тем как поставить к дереву. Он просто плохо переносил боль, вот и все. А как ты переносишь боль, Тейлор?

Рид не обратил на него внимания:

– Что он здесь делает, Кортни?

Кортни не ответила. Она смотрела на Чандоса, стоявшего в дверях в одних штанах и ремне с кобурой. Она знала, что ему стоит больших усилий не выхватить пистолет. И только сейчас она заметила окружающих: ковбоев и Флетчера, глядящего на Чандоса и улыбающегося во весь рот, нахмуренного Пилу, и за Пилой… своего отца! Боже правый, отец! Он видел все это!

– Рид, почему бы тебе не уйти? – предложила Кортни. Он не отпустил ее, и теперь на его лице появилось бульдожье выражение, так хорошо ей знакомое. Это было бесполезно, но она все равно сказала:

– Ты напрасно пришел сюда, Рид. Я не собираюсь выходить за тебя, и уж точно не вернусь с тобой в Канзас. А если ты попытаешься заставить меня, как уже делал однажды, тебя посадят в тюрьму.

– Ты расстроена, – коротко ответил Рид. – Если ты дашь мне шанс…

– У тебя уже был шанс, Тейлор… шанс уйти, – прорычал Чандос, шагнув вперед. – Теперь тебе придется иметь дело со мной. Убери свои грязные лапы от моей женщины.

Рид повернулся к нему, но руку Кортни не отпустил.

– Будешь меня запугивать? – сказал он насмешливо. – Или, может, ты собрался застрелить меня перед всеми этими свидетелями? – Он кивнул в сторону зрителей.

– Ага. – Улыбаясь, Чандос достал пистолет, повернул рукояткой вперед и передал Кортни. – Это не займет много времени, – произнес он, и в следующую секунду его кулак врезался в подбородок Рида.

Рид отлетел назад, Кортни дернуло вперед, но Чандос поймал ее за талию и удержал от падения с крыльца вместе с Ридом. Потом он отставил ее в сторону с извиняющейся улыбкой и последовал за упавшим.

Кортни стояла наверху лестницы, наблюдая, как двое взрослых мужчин пытаются убить друг друга. Она и не думала их останавливать. В ее ушах все еще звучали слова Чандоса, когда он назвал ее «моя женщина». Он сказал это перед своим отцом. Перед ее отцом. Боже правый, неужели это было произнесено осознанно?

Ее плечи обвила рука, и она подняла взгляд. Это был ее отец, но смотрел он не на нее. Он наблюдал за дракой.

– Я не думаю, что ты станешь возражать против того, что сказал этот молодой человек? – как бы между делом спросил Эдвард Хорте.

– Не стану.

Она услышала особенно смачный удар и, повернувшись, увидела, как Чандос полетел на землю, подняв облако пыли. Она невольно шагнула вперед, но он уже вскочил на ноги и правой рукой нанес мощный удар Риду в живот. И все же, Кортни забеспокоилась. Чандос был выше, но Рид был сложен как бык.

– Я не ошибусь, если предположу что это тот человек, который привез тебя в Техас? – Тон Эдварда был таким же будничным.

– Да, да. – Все ее мысли были о драке.

– Кортни, дорогая, посмотри на меня.

Она с трудом оторвалась от Чандоса.

– Да, папа?

– Ты любишь его?

– О, да! Я и не думала, что можно любить так сильно. – А потом она нерешительно прибавила: – Так ты не возражаешь?

– Я не совсем уверен, – сказал Эдвард. – Он всегда такой… импульсивный?

– Нет, но он всегда защищает меня.

– Что ж, по крайней мере, это говорит в его пользу, – вздохнув, сказал отец.

– О, папа, не суди его, пока не узнаешь получше. Только потому, что он стрелок…

– Среди стрелков есть много хороших людей, дорогая. Я это знаю.

– И он так долго жил один, что не привык быть дружелюбным, так что не думай, что…

– Среди тихих мужчин тоже есть немало хороших людей, – сказал он.

Кортни робко улыбнулась.

– И ты правда не будешь возражать, да?

– Разве я осмелюсь отказать? – Он усмехнулся. – Не хочется мне отведать этих кулаков.

– О, что ты, он бы никогда не… – начала успокаивать его она, а потом поняла, что он просто шутит.

Ковбои, которые наблюдали за дракой, одобрительно загудели. Флетчер перевесился через перила крыльца и принялся поздравлять победителя своим зычным голосом. Потом Флетчер и Зуб Пилы стали хлопать друг друга по спине, как будто это они победили в драке.

Кортни искала взглядом Чандоса в окружившей его толпе. Он стоял, скрючившись и держась за живот. Лицо его тоже не слишком хорошо выглядело.

– Похоже, могут понадобиться мои услуги, – крикнул Эдвард с крыльца.

– Да, – Кортни согласилась, имея в виду Чандоса.

– Я про другого парня, – усмехнулся Эдвард.

– Что? О, не трать свое время, – сказала Кортни без малейшего сочувствия. Рид неподвижно лежал на земле. – Если кто и заслуживал хорошей трепки, то это он. Ты не поверишь, какой он наглый. Он бы просто не принял отказа.

– Ну, будем надеяться, что на этот раз до него дошло, – сказал Чандос, когда, качаясь, подошел к ней.

– Я не хотел стрелять в этого ублюдка, только потому, что он такой упрямый, тупой баран.

– О, Чандос, садись! – выдохнула она, ведя его к крыльцу.

– Не указывай мне, что делать, женщина.

Она толкнула его вниз, чтобы он сел на ступеньки.

– Господи, ты посмотри на себя. – Она убрала волосы с его лба и осмотрела лицо.

– Папа, лучше сходи за своей сумкой.

– Папа? – Чандос повернулся, посмотрел себе за спину и скривился. – Надо было предупредить меня.

Кортни невольно улыбнулась.

– Ему понравился бой.

Чандос хмыкнул.

– Твоему отцу тоже.

Он снова выругался, глядя на Флетчера, который как раз приказал своим людям погрузить Тейлора на его лошадь и отправить туда, откуда он явился.

– Что это? Какое-то чертово семейное воссоединение?

Кортни понимала, что он сердится только потому, что почувствовал себя загнанным в угол.

– Могло быть, если бы ты позволил, – сказала она.

– Я пришел сюда за тобой, женщина, и больше ни за чем.

– Да?

– Да, и ты это знаешь.

Внезапно она заговорила таким же тоном.

– Тогда скажи это. Я не слышала, чтобы ты это говорил, Чандос.

Он нахмурился. Его отец стоял всего в нескольких футах, прислонившись к перилам крыльца. Зуб Пилы сидел на перилах рядом с ним, стараясь не улыбаться. Ни один из них даже не пытался скрыть свой интерес к разговору между ней и Чандосом. Хуже того, ее отец тоже внимательно слушал их.

Чандос чувствовал на себе его взгляд, но острее всего он чувствовал взгляд Кортни, решительный, пламенный. И вдруг все остальное, кроме этого взгляда утратило значение.

– Ты моя женщина, золотоглазая. Ты была моей женщиной с тех пор, как я впервые увидел тебя.

Этого ей показалось мало.

– Скажи это!

Он ухмыльнулся и рывком усадил Кортни себе на колени, где она замерла в ожидании.

– Я люблю тебя, – наконец произнес он. – Ты это хочешь услышать? Я люблю тебя так сильно, что без тебя не знаю, куда податься.

– О, Чандос. – Она прильнула к нему, обвила руками его шею. – И я люблю…

– Э-э-э. – Он остановил ее. – Тебе лучше хорошенько подумать, прежде чем что-то говорить, потому что если ты подаришь мне свою любовь, я уже не позволю тебе забрать ее обратно. Я не могу больше задумываться о том, смогу ли я сделать тебя счастливой. Я постараюсь изо всех сил, но ты уже не изменишь своего решения. Ты понимаешь, что я говорю? Если ты будешь моей женщиной, я ни за что тебя не отпущу.

– Это работает в обоих направлениях? – возмущенно спросила она, и Чандос, рассмеявшись, сказал:

– Еще как работает, черт возьми.

– Тогда позволь мне выдвинуть свои требования. Ты уже сказал, что любишь меня, и я не позволю тебе забрать эти слова обратно. Я постараюсь сделать все, чтобы ты тоже был счастлив. Но если ты полагаешь, что сможешь изменить свое мнение позже, позволь предупредить тебя, в этом мире нет такого места, где ты смог бы спрятаться от меня. Потому что первое, чему ты меня научишь, это читать следы, а второе – стрелять. Ты понимаешь, что я говорю, Чандос?

– Да, мэм, – протянул он.

– Хорошо. – Она улыбнулась, и от собственной смелости раскраснелась. Она наклонилась вперед, ее губы приблизились к его рту. – Потому что я люблю тебя. Я так сильно люблю тебя, что хотела умереть, когда ты меня бросил. Я больше не хочу через это проходить, Чандос.

– И я тоже, – сказал он страстно и, чуть подавшись вперед, слился с нею в нежном поцелуе. – Ты все еще умеешь мурлыкать, котенок.

– Чандос!

Он засмеялся. Теперь ее, видите ли, стало волновать присутствие зрителей! Ему нравилось, как блестели ее глаза, когда она краснела.

– Ты уверена, золотоглазая? – тихо сказал он.

– Да.

– И ты сможешь жить, как я?

– Я буду жить так, как ты захочешь, даже если мне придется таскать детей на себе.

– Детей!

– Не сейчас, потом, – яростно прошептала она, бросив смущенный взгляд на отца.

Чандос обнял ее, смеясь. Она никогда не видела его таким беззаботным и счастливым. О, как же она любила его!

– Но у нас ведь будут дети, да? – задумавшись, продолжил он. – Может быть, дом это не такая уж плохая идея.

Кортни ошеломленно застыла.

– Ты серьезно?

– Я бы мог попробовать купить ранчо. Старик позаботился о том, чтобы я научился всему, что для этого нужно. А еще он положил целое состояние в банк Уэйко на мое имя, которым я до сих пор ни разу не пользовался. За эти деньги можно купить здесь хороший участок. Старику не помешала бы конкуренция.

Кортни была единственной, кто мог видеть смех в глазах Чандоса, когда они услышали, как в сердцах сплюнул Флетчер. Зуб Пилы закашлялся, пытаясь сдержать хохот. Эдвард тоже улыбался, спускаясь к ним по ступенькам.

– Не думаю, что мне понадобится моя медицинская сумка. Человек, который способен так шутить, в порядке.

– Вы правы, док. Ничего, если я буду называть вас «док»?

– Пожалуйста, хотя «Эдвард» тоже можно, учитывая, что скоро ты станешь моим зятем.

– Все, что мне сейчас нужно, это ванна, и… Я разве говорил о свадьбе, золотоглазая?

– Нет, не говорил. – Она улыбнулась, видя, как переменилось лицо отца. – О, папочка, он просто шутит. Скажи ему, Чандос. Чандос?

– Ай! – Он отцепил ее руку от своих волос. – Ты правда хочешь, чтобы я участвовал в этой церемонии бледнолицых, которая не имеет ничего общего с чувствами? Я заявил о своих намерениях перед свидетелями. Ты заявила о свих. Ты уже моя жена, золотоглазая.

– Это сделает счастливым моего отца, Чандос, – просто сказала Кортни.

– А тебя?

– И меня.

– Тогда, наверное, я пошутил, – мягко сказал он.

Она обняла его, настолько переполненная счастьем, что едва сдерживала слезы. Он мог быть безжалостным и диким, но он – ее Чандос, нежный, когда нужно. И он любил ее! То, что он был готов поселиться и жить оседлой жизнью ради нее, доказало это вне всякого сомнения.

Кортни откинулась назад, желая, чтобы все разделили с нею ее счастье, включая Флетчера.

– Почему бы тебе не сказать своему отцу, что ты просто пошутил?

– Потому что я не шутил. – Чандос повернулся и встретил взгляд Флетчера. – Ты выдержишь конкуренцию, старик?

– Еще как, черт подери! – взревел Флетчер.

– Так я и думал, – усмехнулся Чандос.

Глаза Флетчера сверкали. Но он не позволил себе улыбнуться. Это было совсем не в его духе.

Однако его распирало от удовольствия. Он никогда не видел своего сына таким теплым, искренним и… открытым. Это было только начало. Это было чертовски хорошее начало.

Об авторе

Джоанна Линдсей была признана одним из самых популярных авторов женских романов. Более шестидесяти миллионов экземпляров ее романов продано по всему миру. Известная благодаря своим «первоклассным романтическим историям» (New York Daily News), Линдсей является автором сорока семи бестселлеров, многие из которых занимали первые места в списке бестселлеров New York Times. Линдсей живет в Майями с семьей.

Примечания

1

Smiley – улыбчивый (англ.). (Здесь и далее прим. ред., если не указано иное.)

(обратно)

2

113 кг.

(обратно)

3

Маршал – начальник полиции в некоторых небольших городах США.

(обратно)

4

Бидл и Адамс – американские издатели конца XIX века, издававшие небольшие дешевые книги приключенческого жанра, так называемые «десятицентовые романы».

(обратно)

5

Битва при Уошите – сражение между южными шайеннами и Седьмым кавалерийским полком армии США под предводительством полковника Джорджа Кастера, произошедшее 27 ноября 1868 года у реки Уошита в Оклахоме.

(обратно)

6

Красавица (исп.).

(обратно)

7

Пожалуйста (исп.).

(обратно)

8

Молчи! (исп.)

(обратно)

9

Да (исп.).

(обратно)

10

Идиот! (исп.)

(обратно)

11

Дружкам (исп.).

(обратно)

12

Тупица (исп.).

(обратно)

13

Боже! (исп.)

(обратно)

14

Мужчинами (исп.).

(обратно)

15

Да (исп.).

(обратно)

16

Шлюха! (исп.)

(обратно)

17

Презрительное прозвище белых американцев в Мексике.

(обратно)

18

Детка, крошка (исп.).

(обратно)

19

Милый (исп.).

(обратно)

20

Малышка (исп.).

(обратно)

21

Господи! (исп.)

(обратно)

22

Слишком жесток (исп.).

(обратно)

23

Да (исп.).

(обратно)

Оглавление

Это дикое сердце

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 28

  Глава 29

  Глава 30

  Глава 31

  Глава 32

  Глава 33

  Глава 34

  Глава 35

  Глава 36

  Глава 37

  Глава 38

  Глава 39

  Глава 40

  Глава 41

  Глава 42

  Глава 43

  Глава 44

  Об авторе Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg