Уже в восьмилетнем возрасте я знал, что у собак, как и у людей, есть свои неповторимые характеры, склонности, привычки… Вот воскресают в памяти три собаки (я забыл их клички): одна из них, крупная черно-белая дворняга, принадлежала нашему соседу Мике Гудинецкому, другая, маленькая, рыжая, обитала во дворе второго соседа – Ицика Чернобельского (и чего бы ему не владеть черно-белой дворнягой?), третья, лохматая, старая, не принадлежала никому – она отстала от бродячего цирка (или потерялась? или ее просто выкинули по причине преклонного возраста?) и посещала по очереди каждый двор.
Я не берусь исследовать общественные условия жизни нашего города и уникальные свойства психики большинства жителей, но собаки, бродившие по всему городу и заглядывавшие даже в церковь и синагогу, ни у кого не вызывали удивления. На собаку могли цыкнуть, иногда прогнать, и этим исчерпывались все санкции.
Да, я с детства обожал собак, причём порода меня никогда не интересовала. Всегда отдавал предпочтение добродушным дворнягам – за их неприхотливость, демократизм, веселый нрав и бойкий ум. Об их привязанности к человеку и бескорыстной сердечности (да, сердечности!) уже не говорю.
Так вот – о тех трех собаках… Черно-белая дворняга отличалась редкостным добродушием. Сколько раз ее обижали – ну совершенно зря, просто бессмысленно – она всегда всех прощала. Много раз я слышал поговорку: «Лижет бьющую руку». Слышал, но ничего подобного не видел. А черно-белая дворняга лизала бьющую руку в буквальном смысле! Приказчики Мики неоднократно развлекались, познав добрый нрав этой всепрощающей собаки. Ткнут ей кулаком в нос, затем протягивают разжатые пальцы. И черно-белая дворняга, повизгивая от боли и со страхом ожидая нового подвоха, подползала на животе к скучающему приказчику и под общий хохот лизала ему руку… Да, собаки в городе были свободны, но свобода без гарантии сохранения достоинства (пусть и собачьего) – это мираж, самообман.
Комментарии к книге «Дворняги, друзья мои...», Наум Шафер
Всего 0 комментариев