«Казтабан»

Всегда любил рассветы. В тот священный момент, когда вязкая ночная мгла нехотя уступает мироздание ликующему утреннему свету, вдруг понимаешь, что сам Всевышний прикоснулся к твоей душе. Но поистине безграничную силу восход солнца обретает в главное утро года – в день весеннего равноденствия.

Наурыз[2] для меня особенный праздник. И дело тут не только в сладком запахе баурсаков или любимом вкусе апашкиного коже, не в улыбках друзей или радостном жужжании переполненных улиц. Уже накануне вечером чувствуешь: все тяжести неповоротливых снежных месяцев словно тают на плечах, оползая на землю холодными отжившими пластами. За наполненную ожиданием рассвета последнюю ночь астрономической зимы от груза страхов и боли, от накопившихся усталости и раздражения останутся лишь липкие следы, которым одна судьба – быть смытыми напрочь свежим утром нового года. И если притаятся ещё в упрямом разуме обиды или нечистые мысли, то и они все вмиг сгорят в жаре первых лучей восходящего солнца, как сгорают в большом костре сухие еловые ветви.

Я смотрел на небо. Ночная темнота уравняла и неглубокие овраги, и притихшую рощу, и спящий лагерь, – они словно сплелись в единое сумрачное полотно. Долгие часы мягкие травянистые холмы выглядели хмурыми, ощетинившись острыми выступами скал, чернеющих на их хребтах. Но теперь всё стало меняться. Начали гаснуть звёзды – одна за другой. Земля всё ещё была укрыта пеленой предрассветного мрака, а небосвод уже принялся бледнеть.

Я затаил дыхание. Всю ночь в моей голове суетились мысли: чего я хочу от себя в этой жизни? Куда двигаться дальше? О чём попросить Солнце? Предчувствие правильного ответа накатывало и отпускало, но мне никак не удавалось поймать его за увёртливый хвост.

Небо побелело. Началось испытание светом – эти минуты до появления солнца покажутся дольше всех прошедших часов. Прорисовался пейзаж, оторвались друг от друга невысокие холмы, на юге забелели лёгкие облачка.