«Семен Дежнев»

Крепкий ледяной панцирь сковал широкую северную реку. Ощетинилась макушками прибрежная кромка леса. К самой опушке прижались на высоком яру берега избы, рубленные из добротной, толстоствольной сосны. Избы на высоких подклетах, с тесовыми кровлями, резьбой, напоминающей затейливое северное кружево, на карнизах, оконных наличниках, крылечках…

Сумерки надвигаются рано. И тогда ели на лесной опушке сливаются в сплошную темную стену. Она просветляется, когда из-за леса выползает холодный медно-красный диск луны. В избах зажигают сальные светильники, и начинается своя вечерняя жизнь. Помор-крестьянин не привык сидеть без дела. В поте лица своего трудится он, добывает хлеб насущный, иначе не выживешь. Землица здешняя малоплодородна, скудна. Природа северная сурова и неохотно делится щедротами своими с человеком. А государевы служилые люди, тиуны[*] и воеводы, корыстолюбивые лихоимцы, своего не упустят. Как говорит народ, до бога высоко, до батюшки-государя Михаила Федоровича, севшего на московский трон после изгнания поляков, далеко. Волостной тиун, а тем более уездный воевода здесь бог и царь.

И все же тиун и даже сам воевода из Холмогор или Великого Устюга — это тебе не боярин-вотчинник, а лишь государев служилый человек. А северный крестьянин не крепостной. Вольнолюбивые, знающие себе цену, гордые поморы не очень-то склоняют голову перед чиновной братией. Уж если слишком прижмет лихоимец-воевода, нестерпимым станет бремя поборов, соберется ватага обиженных, снарядит кочи и уйдет промышлять морского зверя к Кольскому берегу, на Новую Землю, а то и на далекий студеный Грумант. А то ударится в бега. Немало бродит по русскому Оперу гулящих людей, не знающих постоянного пристанища, пробивающихся охотой или каким-либо ремеслом. Северяне народ искусный, мастера на все руки. И по кости резать, и серебро червленым узором покрыть, и дивной красоты берестяные туески смастерить, и добротную лодью или коч построить, и по кузнечному делу — во всем поморы великие искусники. А самые лихие из гулящих и к разбойным шайкам пристают. Шайки те шалят порой на больших трактах. Свою голытьбу не тронут, ну а как попадется боярин со свитой или богатый купец с товарами — потрясут сердечных.