«Самолеты падают в океан»

АНАТОЛЬ ИМЕРМАНИС САМОЛЕТЫ ПАДАЮТ В ОКЕАН

ОТ АВТОРА

С А. А. Эверменом я впервые познакомился летом 1958 года в Москве, куда он приезжал по заданию своей газеты. Результатом этого знакомства явилась написанная по его сценарию книга «Спутник бросает тень». В прошлом году А. А. Эвермен предложил мне использовать в тех же целях свой сценарий телевизионного фильма, в основу которого легли некоторые подлинные события, связанные с нашумевшими в свое время воздушными катастрофами.

Доскональному знакомству с подоплекой этого сенсационного дела Эвермен обязан своим присутствием на судебном процессе (он освещал его для прогрессивного еженедельника «Модерн трибюн») и личным связям с главным свидетелем обвинения мистером Мунлайтом из сыскного агентства «Мунлайт и Дейлнаур». Поэтому написанный для независимой телевизионной фирмы «Этлентик бродкастинг компани» трехсерийный фильм под названием «Mr. Moon and the «Arrow» Mystery» («Мистер Мун и тайна «Стрел») носил почти документальный характер. Ставить его должен был Нормен Кинг, в роли детектива Муна согласился сниматься Ивен Фробишер, в роли обвиняемой — Глория Марло, известная кинозрителям по картине «Убийца придет ровно в полночь». Однако снять фильм так и не удалось. Адвокаты мощного картеля авиакомпаний, чьи граничащие с преступлением действия были частично разоблачены на судебном процессе, добились его запрещения.

Ознакомившись со сценарием и дополнительным материалом, присланным Эверменом (его репортажами для «Модерн трибюн», копиями официальных документов следствия, записями некоторых бесед с мистером Мунлайтом), я согласился на его предложение. Однако меня не устраивали ни придуманное им название, ни соответствующее ему обозначение «детективный роман». Описанные подлинные события выходили за рамки обычного детектива. Меткая характеристика нравов большого бизнеса и парадоксальные для советского читателя мотивы преступления давали полное основание считать эту книгу романом–памфлетом. Я предложил назвать ее «Самолеты падают в океан».

Надеюсь, что роман понравится читателям. В таком случае вся заслуга принадлежит А. А. Эвермену. Мой вклад ограничивается его литературной обработкой.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ БРЭДОК ПРОТИВ ФЕЛАНО

— 1-

Было чертовски жарко. Глава сыскного агентства «Мун и Дейли» сидел без пиджака, подставив вспотевшее лицо ветерку вентилятора. В пепельнице лежала почти нетронутая сигара. В такую жару не было никакого желания курить. Мун попробовал было открыть окно, но от этого лучше не стало. Настоянный на запахе размягченного жарой асфальта, на бензине и дыме, раскаленный в многоэтажной бетонной духовке улицы воздух действовал удручающе. Мун предпочитал сидеть при закрытых и занавешенных окнах. Вентилятор монотонно жужжал. Ему вторил монотонный голос диктора телевидения:

«В предполагаемый район гибели «Золотой стрелы» высланы авианосцы пятого тихоокеанского флота. Базирующиеся на них самолеты патрулируют океан. До сих пор не удалось обнаружить следов воздушной катастрофы. Обследование дна водолазами исключается, так как в этом районе глубина превышает четыре тысячи футов. Как нам только что сообщили, известный исследователь морских глубин капитан Иво предложил для этой цели свой батискаф «Тулон–IV». Правительство с благодарностью приняло его предложение…»

С самого утра сенсационная катастрофа вторглась в жизнь страны. «Золотая стрела» была одним из четырех сверхскоростных пассажирских лайнеров авиационной фирмы, известной под сокращенным названием «Авиабрэдок». Эксплуатация этих самолетов началась только несколько месяцев назад. «Голубая стрела» и «Оранжевая стрела» были проданы английской авиалинии и с первого числа курсировали над Индийским океаном. «Золотая стрела» и «Серебряная стрела» летали на тихоокеанской линии, принадлежавшей самому Брэдоку. Сегодня в семь часов за–паднотихоокеанского времени «Золотая стрела», имея на борту сорок шесть пассажиров и девять членов экипажа, вылетела в очередной рейс Санариско — Гонолулу. Когда «Золотая стрела» находилась на полпути, радиосвязь внезапно прекратилась.

«…Маловероятно, что кому–нибудь из находившихся на борту воздушного лайнера удалось остаться в живых, — монотонным голосом продолжал теледиктор. И тут же, словно перевоплотившись, патетически возвестил: — Думайте о своих ближних! Не будьте эгоистами! Прежде чем отправиться в воздушное путешествие, застрахуйте свою жизнь! Полис Универсальной страховой компании избавит вас от предсмертных угрызений совести, а ваших родственников от лишнего горя!..»

Услышав звонок, Мун выключил телевизор. Накинув пиджак и завязав галстук, чтобы достойно встретить клиента, он направился к двери. Мун очень надеялся, что это именно клиент, а не Дейли или какой–нибудь знакомый, пришедший выведать мнение Муна о причине авиационной катастрофы. Клиент был до зарезу нужен. Мун принципиально отказывался от разных мелких и не особенно чистоплотных делишек вроде добывания компрометирующего материала для бракоразводных процессов или выяснения финансового положения сомнительной торговой фирмы. Настоящие же дела, подобные инсценированному самими владельцами ограблению банка «Джексон и К0», выпадали не так часто. Поэтому случись, что кому–нибудь пришло бы в голову навести справки об истинном положении фирмы «Мун и Дейли», результаты оказались бы не очень утешительными.

Первое, что Мун разглядел, открыв дверь, были драгоценные камни. Они сверкали на пальцах, на запястьях рук, на худощавой шее, свисали с ушей посетительницы, вплетались в причудливую прическу. На покрытых толстым слоем грима дряблых щеках блестели крупные капли пота. В одной руке женщина держала внушительного размера сумочку, в другой — небольшой портативный магнитофон.

— Я миссис Истмил! — объявила она и, не дождавшись приглашения, направилась в комнату.

Драгоценности вспыхнули ослепительным фейерверком. Мун невольно зажмурил глаза. Когда он открыл их, миссис Истмил уже сидела в его собственном кресле, закуривала его сигару. Муну ничего другого не оставалось, как скромно сесть на предназначенный для клиентов стул.

— Какие дрянные сигары вы курите, мистер Дейли!

— Меня зовут Мун.

— Тем хуже для вас! Заведите себе приличный звонок, мне палец чуть судорогой не свело… Почему у вас так жарко?

— Могу предложить вам холодный душ, — сострил Мун.

— Как вы сказали? Холодный душ? Как вы смеете со мной шутить! Да знаете ли вы, с кем разговариваете?

— С ходячей ювелирной выставкой, — пробормотал Мун.

Миссис Истмил не слышала этих слов. Смешиваясь с каплями пота, по гриму потекли слезы.

— С самой несчастной женщиной в мире. Найдите мне моего Робби! Никак не могу прийти в себя. Мне даже не верится, что мой Робби сбежал. Какое несчастье!

— Вполне понимаю его, — буркнул Мун.

— Нет, нет, это совершенно непонятно, — миссис Истмил не слушала. — Ему было так хорошо со мной. Самое лучшее питание. Каждое воскресенье я приглашала для него гостей. Он любил с ними разговаривать… Бедный Робби! Когда я увидела раскрытое окно, сердце у меня сжалось в предчувствии страшной беды!..

— Вы полагаете, что он убежал через окно? На каком этаже расположена ваша квартира?

— На двадцать третьем!

— Окно выходит на пожарную лестницу?

— Нет!

— Остается предположить, что ваш Робби улетел.

— Конечно же, он улетел! Мой Робби не обезьяна! — Миссис Истмил вскочила и при этом уронила сумку. Из нее посыпались цветные фотографии. На них красовался желто–зеленый попугай.

— Так это… Робби? — оторопело замигал Мун.

— Слава богу, наконец–то вы заговорили, как нормальный человек, — обрадовалась миссис Истмил. — А, понимаю, вы решили, что Робби — мужчина… Неужели я в таком случае стала бы его разыскивать? У меня было три мужа, я–то знаю им цену.

— Наше агентство, миссис Истмил, не занимается розыском домашней птицы.

— Вы, кажется, считаете моего Робби курицей? Он умнее вас! Послушайте!

Миссис Истмил включила магнитофон. Мун вздрогнул. Голос казался знакомым.

«Я Робби! Доброе утро, дорогие радиослушатели! Зубная паста «Сияние» обеспечивает белоснежную улыбку. Если хотите иметь успех в любви, мойтесь ароматным мылом «Поцелуй». Гигиеническая туалетная бумага «Радость» гарантирует хорошее настроение. Бутылка кока–колы перед завтраком утроит вашу жизненную энергию. Выйдя из дому, первым делом застрахуйте свою жизнь…»

Мун усмехнулся. Понятно, почему голос Робби показался таким знакомым. Попугай имитировал интонацию популярного радиодиктора.

— Это утренняя рекламная передача, — пояснила миссис Истмил, благоговейно внимавшая голосу своего любимца. — Я специально консультировалась с профессором Политом. Он самый крупный авторитет по психологии попугаев. Профессор объяснил, что ранним утром попугаи лучше всего усваивают услышанные ими слова.

— Кто вам рекомендовал наше агентство? — осведомился Мун.

— Известная ясновидящая мисс Минерва Зингер. Она предсказала, что мистер Дейли, то есть вы, вернет мне моего Робби.

— Так я и предполагал… К сожалению, это ошибка. Во–первых, я Мун, а не Дейли. Во–вторых, моя специальность — психология преступников, а не попугаев, так что помочь вам ничем не могу.

После ухода миссис Истмил Мун отправился под холодный душ. В течение пяти минут ванная содрогалась от его проклятий в адрес помощника. Дейли уже не раз пытался поправить дела фирмы при помощи своей ясновидящей супруги. Как будто детективные таланты владельцев агентства нуждались в такой сомнительной рекламе!

Ледяная струя принесла облегчение. Наполовину умиротворенный, Мун оделся и вышел из ванной. Выкурив сигару, он почувствовал себя почти сносно. К тому времени, когда в дверь снова позвонили, оптимизм Мун а достиг того уровня, что он понадеялся увидеть настоящего клиента. Его ожидало разочарование. На пороге лежал свежий выпуск «Морнинг рипорт». Мун машинально стер пыль с вывески «Мун и Дейли. Частное сыскное агентство» и с газетой в руке вернулся в комнату.

Как и следовало ожидать, первые полосы были почти целиком посвящены гибели «Золотой стрелы». На пятой полосе Мун нашел знакомое имя. «Минерва Зингер безуспешно пытается выяснить тайну гибели «Золотой стрелы», — гласил заголовок.

«Читатели, возможно, еще помнят нашумевшее дело об убийстве Спитуэлла, — сказала мисс Минерва Зингер в разговоре с нашим репортером. — После того как мне удалось вызвать дух убитого, у меня установилась с ним прочная спиритическая связь. Пользуясь его посредничеством, я вошла в контакт с обитателями звездных миров. В системе Южного Креста мне удалось обнаружить единственного обитателя этой планеты, высокоразвитое мыслящее существо, которое представилось мне под именем Пульсомониды. У мистера Пульсомониды чудодейственные телепатические способности. Находясь на расстоянии тысяч световых лет, он видит все происходящее на Земле».

Наш корреспондент попросил ясновидящую спросить Пульсомониду, что тому известно о причине гибели «Золотой стрелы». Мисс Минерва Зингер охотно согласилась и сразу погрузилась в спиритический транс, длившийся около часа. Выйдя из транса, она еле внятным голосом сообщила: «На этот раз он не в состоянии помочь. Он видит только то, что происходит на поверхности земли. Вода является преградой для его телепатического видения. Но он сказал, что тайна скоро раскроется».

Газета выпала из рук Муна. Разморенный жарой, он задремал.

Звонок заверещал на самых высоких нотах. Еще не проснувшись окончательно, Мун кинулся открывать дверь. На пороге стоял Дейли. В руках он держал нечто покрытое платком.

— Как дела?.. — сонно спросил Мун.

— Великолепно! — Дейли победоносно помахал своей таинственной ношей.

Способность Дейли никогда не унывать поражала Муна еще в те времена, когда тот в чине сержанта помогал инспектору бороться с преступным миром. Особенно противоестественной его довольная физиономия выглядела сейчас, накануне полного финансового краха.

— Миссис Истмил была у вас? — деловито спросил Дейли.

Мун кивнул.

— Сколько она предлагала за своего бесценного Робби?

— Тысячу долларов.

— Считайте, что они у меня в руках!

Жестом фокусника Дейли сорвал платок. Взгляду Муна предстала клетка. В ней сидел нахохлившийся желто–зеленый попугай. Мун протер заспанные глаза.

— Это Робби? Где вы его нашли?

— Дурак! Я Полли! — заорал попугай. — Убирайся!

— Купил за десятку в зоологическом магазине. Бьюсь об заклад, миссис Истмил не отличит его от своего обожаемого Робби! Расцветка точно такая же, я сличал с фотографией. Минерва для этой цели выпросила у миссис Истмил снимок. Я уже договорился с профессором Политом. За триста долларов он берется обучить эту птичку любому слову, которое знал Робби. Надеюсь, вы оставили у себя пленку?

— Триста долларов? Пожалуй, можно их сэкономить. Поставим клетку возле приемника и через неделю услышим любимое изречение Робби: «Гигиеническая туалетная бумага «Радость» гарантирует хорошее настроение!»

— Я и не подозревал, что вы так хорошо изучили психологию попугаев, инспектор. — Когда Дейли был в шутливом настроении, он называл Муна его прежним служебным титулом.

— Она ничем не отличается от психологии наших сограждан… Итак, вы считаете, что это выгодное дельце?

— Само собой разумеется. Чистый доход — тысяча минус десять.

— Сейчас вы увидите, как ваши девятьсот девяносто долларов вылетят в окно!

Выпущенный на свободу попугаи не думал улетать. Усевшись на подоконник, он закричал:

— Убирайся! Я Полли! Мун замахнулся.

— Я умный! Ты дурак! — прокричал на прощанье попугай и скрылся в мареве накаленной жарою улицы.

— Устами птицы вещает истина, — Дейли покачал головой. — Пожалуй, я еще заработаю на вас. Буду показывать за деньги публике. Национальная диковина! Честный человек! Вход — пятьдесят центов!

— Я по–прежнему убежден, что честность — самый выгодный капитал…

— … Сказал мистер Мун, объявляя о своем банкротстве, — съязвил Дейли.

— Уж лучше финансовое банкротство, чем моральное. Я вас предупреждаю: если Минерва еще раз вздумает использовать потусторонние силы для рекламирования нашего агентства…

— Должна ведь жена поддерживать фирму своего мужа!

Перепалку прервал телефонный звонок.

— Что такое? — шепотом спросил Дейли.

— Междугородний. Из Санариско!

Дейли уставился на телефон с видом верующего, молящего всевышнего о ниспослании чуда. Из трубки донесся бесстрастный голос:

— Говорит Брэдок. «Авиабрэдок». Прошу выяснить причину гибели «Золотой стрелы». Гонорар — десять тысяч. За вами выслан специальный самолет. Подробности сообщит моя секретарша. Передаю ей трубку. До свидания, мистер Мун!

— 2-

Санариско встретил легким туманом. По посадочной полосе бежали гигантские буквы: «Авиабрэдок». На аэродроме ждала черная машина, окаймленная золотой стрелой. Такая же стрела украшала фуражку шофера и блузку встречавшей их секретарши.

— Вам эта стрела очень идет. Как вас зовут? — Дейли начал атаку с ходу.

— Мэри Дануа, — девушка попыталась улыбнуться, но из этого ничего не получилось.

Причину Дейли понял через минуту, когда Мэри показала на огороженный канатом четырехугольник, возле которого маячила фигура полицейского. Невдалеке высился огромный рекламный щит Универсальной страховой компании: «Отправляясь в воздушное путешествие, не забудьте застраховать свою жизнь!» Судя по непросохшей краске, он появился только сегодня. Реклама шагала по свежим следам событий.

— Отсюда «Золотая стрела» отправилась в свой последний путь, — сообщила Мэри. — Утром я еще надеялась… Час тому назад передали, что поиски прекращены… Там была моя тетя…

Они въехали в город. На шпилях небоскребов висели клочья тумана, но поднимавшиеся в гору крутые улицы заливал солнечный свет, густой, как апельсиновый сок.

Где–то в порту ревели сирены океанских судов.

Остановились у гостиницы «Золотые ворота». Мэри взяла ключи у дежурного. Для Муна и Дейли были резервированы спальные комнаты, соединенные общим салоном. В ванных лежал полный комплект туалетных принадлежностей, начиная с зубной щетки и кончая электрической бритвой. На столе салона Мун увидел ящик с сигарами. Дейли обнаружил в холодильнике целую батарею бутылок.

Зазвонил телефон. Мэри взяла трубку.

— Мистер Брэдок спрашивает, нет ли у вас каких–либо пожеланий?

— Никаких, кроме солидного гонорара, — ухмыльнулся Дейли.

— Мистер Брэдок просит вас принять ванну, подкрепиться и отдохнуть, если пожелаете. Мне приказано ждать в машине.

— Ну и принимает нас этот Брэдок, — сказал Дейли. — Словно мы правители какого–нибудь марионеточного режима, на которых возлагают последнюю надежду. Не знаю, как вы, инспектор, но мне это кажется подозрительным.

Мун покачал головой:

— Это, пожалуй, самое трудное дело в моей жизни. Если бы не наше финансовое положение…

— Сами виноваты. Не надо было отказываться от операции «Попугай».

Через полчаса машина с золотой стрелой мчалась по многолюдным улицам торгового центра. За прошедшие десять лет многие выходцы из Азии вернулись на родину, но их оставалось достаточно, чтобы придать городу особый колорит. Недалеко от Висячего моста пришлось затормозить, чтобы пропустить своеобразную процессию. Впереди шагали музыканты, за ними сорок девушек в купальных костюмах. На их обнаженных спинах красовался один и тот же портрет. Знакомое лицо! Лучезарно улыбаясь с сорока спин, сорок одинаковых Брэдоков прошествовали мимо Муна.

— Мистер Брэдок баллотируется на пост губернатора штата, — пояснила Мэри.

— Катастрофа «Золотой стрелы», видимо, не пойдет ему на пользу, — заметил Мун.

— Да, это большой удар для мистера Брэдока. Его противник, сенатор Джек Фелано, не замедлит воспользоваться этим.

— А скажите, Мэри, как вы, служащие компании, объясняете причину аварии?

Мэри пожала плечами.

Когда машина въехала на территорию компании, Муна окликнул старый знакомый, инспектор полиции Олшейд.

— Боюсь, что у вас не больше шансов, чем у меня, — Олшейд покачал головой. — Вот лет через пятьдесят, когда у нас будет глубоководная океанская полиция…

— Значит, вы считаете, что не за что ухватиться? — спросил Мун.

— Почему же? Есть. Заставьте Брэдока говорить! — и Олшейд мрачно захохотал.

Раздумывая над этой странной шуткой, Мун захлопнул дверцу. Слева замелькали огромные производственные корпуса и ангары для самолетов. Оттуда долетал гул станков и рокот моторов. На испытательном аэродроме стояла совершенно новая машина, окруженная металлическими фермами. Подвешенные в люльках маляры проводили по корпусу жирную красную черту. Это была «Красная стрела» — пятая из близнецов.

Путь к мистеру Брэдоку вел через просторные, набитые служащими помещения. В них царила с виду обычная деловая атмосфера, однако зоркий глаз Муна подметил плохо скрываемую нервозность.

В дверях приемной Мэри сменил личный секретарь Брэдока.

— Меня зовут Мэкхилери, — представился он. — Очень рад, мистер Мун, что вы приняли наше приглашение. Хочу вас предупредить, что мистер Брэдок не любит длинных разговоров. Все интересующие вас вопросы прошу адресовать мне.

Брэдок выглядел несколько иначе, чем на фотоснимках. Очень высокий, очень прямой, с гладко обритой крупной головой, он неподвижно стоял посреди кабинета. На почти пустом письменном столе красовался золотой кубок, присужденный национальным авиаклубом за «Стрелы».

Брэдок молча указал Муну на кресло. Сам он продолжал стоять. Увидев за спиной Брэдока пластиковую табличку «Побеждает тот, кто молчит», Мун, несмотря на предупреждение личного секретаря, не удержался от замечания:

— Как же вы намерены сочетать этот девиз с предвыборной кампанией? У нас обычно выигрывает тот, кто говорит больше всех.

Брэдок вместо ответа улыбнулся.

— Вы кого–то ждете? Брэдок кивнул.

— Может быть, мы пока побеседуем, чтобы не терять времени? — предложил Мун. — Меня интересует ваше мнение о катастрофе. Мне лично кажется, что…

Брэдок повелительным жестом приказал ему замолчать. Молчание затягивалось. Дверь отворилась без стука. Мэкхилери катил перед собой металлическую раздвижную лестницу. За ним следовал человек с электронным щупом.

— Еще пять минут, и вы были бы уволены, Хэрти! — жестко сказал Брэдок:

Человек с электронным щупом не произнес ни слова — он знал нрав своего хозяина. Молча он приступил к обыску кабинета. Хэрти чем–то напоминал сапера, когда осторожными движениями приподнимал ковер, заглядывал в ящики письменного стола, забравшись на лестницу, обшаривал потолок. Пока искали потайной микрофон, Брэдок не проронил ни слова. Лишь когда, наконец, нашли еле приметную плоскую пластинку, приклеенную к обратной стороне таблички «Побеждает тот, кто молчит», Брэдок сказал:

— Бессмертное ухо конкуренции: сегодня отрубили, через день вырастет заново… Теперь можно спокойно говорить… до завтра!

Мэкхилери и Хэрти вышли.

— Этому человеку я плачу столько же, сколько своему главному конструктору… Вы думаете, авиастроение — промышленность? Это «холодная война». Побеждает не тот, кто лучше строит, а тот, кто лучше хранит свои секреты.

— А у вас их много? — пошутил Мун.

— Шутить со мной не советую… Итак, к делу. Любые расходы и чек на десять тысяч, если вам удастся показать, что причина катастрофы — преступление или авария, за которую фирма не ответственна. Почему только это меня устраивает? В данном случае в моих интересах быть с вами откровенным. «Золотая стрела» застрахована в Универсальной страховой компании. Страховка действительна только для несчастных случаев. Страховая компания отказалась платить. Мотивировка — причиной катастрофы являются якобы конструктивные недостатки самолета. Это объявление открытой войны. Дело в том, что Универсальная тесно связана с моими конкурентами, фирмой «Авиамоторы Виском и сын». Их ставленник — сенатор Джек Фелано. Борьба идет за крупный государственный заказ — транспортные самолеты для десантных войск. Это военный вариант «Стрелы». Кроме того, я хочу продать государству свои «Молнии», летающие командные пункты для истребительной авиации, оснащенные теми же моторами. Мои машины быстрее. Но если противникам удастся убедить общественное мнение в их ненадежности, выигрываю битву не я, а они. Речь идет о миллионах.

— Мистер Брэдок, а вы можете поручиться, что авария не произошла по вине ваших конструкторов?

— Могу.

— Почему в таком случае вы обращаетесь ко мне? Предоставьте дело полиции. У нее куда большие возможности.

— Полиция находится всецело у них в руках. Джек Фелано — местный партийный босс, начальник полиции зависит от него. Пока. Но если я побью их на выборах…

Брэдок не договорил. Он, очевидно, считал, что разговор и так затянулся. Мун молчал.

— Да или нет? — резко спросил Брэдок. — Десять тысяч, по–моему, очень крупная сумма.

— Дело не в сумме. Дайте подумать.

— Даю шесть часов, — Брэдок посмотрел на часы. — Мэкхилери позвонит вам ровно в двадцать два часа пятнадцать минут.

— 3-

Город был охвачен предвыборной горячкой. Владелец универсального магазина, мимо которого проходил Мун, явно принадлежал к сторонникам сенатора Джека Фелано. «Честность прежде всего!» — провозглашали плакаты в витринах магазина. На них Джек, с излучавшим сияние открытым взглядом, выглядел наглядной иллюстрацией к своему лозунгу. Мун прошел сто шагов. Из окон кафе на него глядел совсем иной Фелано. Должно быть, это был моментальный снимок, сделанный тайком во время игры в покер. Подпись под афишей гласила: «Купили бы вы у этого человека подержанную машину?» Глядя на хитроватое лицо с настороженным прищуром глаз, почти каждый ответил бы решительным «Нет!». На этом портрете поборник честности выглядел отъявленным мошенником. Не было сомнения, чью сторону держит хозяин кафе.

Проходя мимо бесчисленных Фелано и Брэдоков, Мун вспомнил разговоры с личным секретарем Брэдока, с главным конструктором, с начальником охраны, с работниками аэродрома. Опрос не дал ничего нового. Перед вылетом «Золотая стрела» тщательно осматривалась. Последняя принятая с борта самолета радиограмма сообщала, что полет протекает благополучно.

Мун в раздумье остановился у табачного магазинчика. Одновременно с сигарами он увидел в стекле промелькнувшее отражение машины. Машина остановилась. Ага, опять тот самый синий «бьюик», что время от времени оказывался то впереди, то сзади него. За ним следили.

— Подвезти вас, сэр? — раздался вкрадчивый голос. Мун резко обернулся. Перед ним стоял человек

в сером костюме, в надвинутой на лоб серой мягкой шляпе. Рука приглашающим жестом указывала на раскрытую дверцу синей машины.

— Я предпочитаю прогуляться. Это помогает пищеварению.

— У меня есть кое–какие сведения о «Золотой стреле».

— Валяйте, — сказал Мун.

Незнакомец многозначительно показал на машину.

Мун пожал плечами. Пожалуй, он ничем не рисковал. Едва ли можно предположить, что в чьих–то интересах устранить его сейчас, когда о виновниках катастрофы ему ничего не известно. Скорее всего человек в серой шляпе боится чужих ушей.

Как только Мун сел, машина рывком тронулась с места и понеслась на предельной скорости.

— Говорите! — сказал Мун.

— Вы меня не совсем поняли, мистер Мун, — ответил незнакомец. — Я знаю одного человека, который хотел бы поговорить с вами о гибели «Золотой стрелы».

— Где же этот человек? Или вы решили разыграть меня?

— Боже упаси! Хозяин платит мне жалованье вовсе не для этого. Вот он!

В эту минуту с их машиной поравнялась другая. Оба водителя одновременно затормозили. Через секунду пассажир второй машины уже сидел рядом с Муном.

— Рад вас видеть, мистер Мун! Надеюсь, вы знаете, с кем разговариваете?

— «Честность прежде всего!» — процитировал Мун. — Вы сенатор Джек Фелано.

— К вашим услугам. Простите эти предосторожности. Смахивает на гангстерские фильмы, но в моем положении… Во время предвыборной кампании я не рискну встретиться даже со своей любовницей. Не то завтра же весь город будет оклеен плакатами: «Доверили бы вы этому человеку свою жену?»

Мун присматривался к собеседнику. В простодушных чертах полного лица, в размеренных пластичных движениях пухлых рук была какая–то обманчивая мягкость. Казалось, в любую минуту она может обернуться внезапным жестким выпадом. Фелано молчал, словно собираясь с мыслями.

— Я вас слушаю, — сказал Мун.

— И правильно делаете. Чем внимательнее вы меня выслушаете, тем больше будет пользы. Все знают, что я не только политический противник Брэдока, но и представляю интересы его конкурентов. Поэтому нежелательно, чтобы в газете появился снимок «Джек беседует с мистером Муном». Мои противники не замедлили бы реагировать на это криками: «Сенатор Фелано пытался подкупить Муна!» Однако, как вы сейчас убедитесь, это совсем не так. Я предлагаю вам абсолютно честную игру.

— Попрошу ближе к делу. Мы не на предвыборном митинге, — пошутил Мун.

— Вы ошибаетесь. Мы сейчас именно на предвыборном собрании, ибо вам предстоит сделать выбор между двумя партиями. Если вы поставите на Брэдока, вас ждет масса неприятностей и в итоге — тотальный проигрыш. Брэдок обещал вам десять тысяч…

— Откуда вам это известно?

— Неважно. Считайте, что я обладаю телепатическими способностями…

— …Которые проявляются при помощи такого органа, как микрофон, — язвительно вставил Мун.

Фелано пожал плечами.

— Я не собираюсь обсуждать тактические приемы промышленной войны. У нас чисто деловой разговор. Брэдок обещал вам десять тысяч, а мы предлагаем круглую сумму в…

— Двадцать! — выпалил Мун.

— Как это вы угадали? — спросил Фелано.

— Я в некотором роде тоже телепат. Это, знаете, влияние среды. Нет, нет, вас я не имел в виду. Жена моего компаньона — известная ясновидящая.

— В таком случае вам и без меня ясно, какие условия мы ставим? — в том же шутливом тоне спросил Фелано.

— Конечно. Этот королевский гонорар я получу, если сумею доказать, что причиной катастрофы несомненно являются конструктивные недостатки «Стрелы».

— Совершенно верно. И вы это докажете.

— Каким образом?

Фелано подвинулся поближе и положил свою пухлую руку на колено Муна.

— Мистер Мун, я вам раскрою секрет, но вы должны обещать, что это останется между нами.

— Поклясться?

— Спасибо, не надо. Итак, слушайте внимательно. В конструкторском бюро Брэдока работает наш человек. Абсолютно надежный. От него мы получили все сведения. И «Стрелы» и «Молнии» Брэдока обладают существенным пороком — уровень вибрации превышает дозволенный. Вспомните английские самолеты типа «Метеор». Тогда экспертиза выяснила, что внезапная поломка крыльев была вызвана повышенной вибрацией.

— Это правда? — изумленно спросил Мун.

— Вспомните мой девиз: «Честность прежде всего». — улыбнулся Джек Фелано.

— Весьма удачный предвыборный лозунг, — в свою очередь усмехнулся Мун.

— Я стараюсь придерживаться его и в промежутке между выборами.

— И это вам удается?

— Не так часто, как мне бы хотелось. Политика в некотором роде игра в покер. Выигрывает тот, кто в силах перехитрить противника.

— И заодно избирателя! — дополнил Мун.

— Что вы имеете в виду?

— Себя. Вы ведь говорили, что мы находимся на предвыборном собрании.

Фелано захохотал.

— Несмотря на это, я рассказал вам чистейшую правду.

— В таком случае не совсем понимаю, зачем вы обращаетесь ко мне? Пусть ваш человек даст соответствующие показания на суде.

— Невозможно, мистер Мун! Это было бы грубейшей стратегической ошибкой. Разве можно рассекретить агента, пролезшего в генеральный штаб противника? Ни одна победа не стоит того, чтобы ради нее пожертвовать ценнейшим источником информации.

— Тогда поручите это дело полиции. Мне сказали, что она сотрудничает с вами.

— Сотрудничает? Скажу откровенно, начальник полиции с радостью выполнит любое мое пожелание. К сожалению, это известно всем. Именно поэтому мы вынуждены обратиться к вам. Ваша честность и неподкупность стали притчей во языцех. Я имею частную информацию о нашумевшем в свое время убийстве Спитуэлла, когда вы, идя наперекор общественному мнению, пытались доказать, что его убили отнюдь не советские агенты.

— После чего меня уволили со службы и стали считать чудаком, — усмехнулся Мун.

— Нет худа без добра. Зато вы сейчас окружены таким ореолом, что можете обойтись без пышных девизов. Завидую вам, — Фелано вздохнул. — Сколько людей пошли бы на преступление ради двадцати тысяч долларов, а вы заработаете их честностью.

— Пока еще не заработал, мистер Фелано.

— Называйте меня Джеком. Мы ведь теперь игроки одной команды. Ваше дело в шляпе. Чистая работа. Никаких обысков, преследований, перестрелок. Нажмите на конструкторов Брэдока. У вас есть козырь — вибрация. Раньше или позже кто–то из них не выдержит. Если понадобятся деньги, чтобы развязать им язык, — пожалуйста. У вас будет открытый счет в банке. Берите любую сумму, мы вам абсолютно доверяем. Брэдок, правда, прилично платит своим специалистам, но не настолько, чтобы они перестали быть людьми. Человек, к счастью, не собака, он разумное существо, понимает, что собственные интересы не всегда совпадают с интересами хозяина.

— Я не политик, — отрезал Мун. — Боюсь, что метод работы, предлагаемый вами, мне не подойдет.

— В наше время нельзя быть таким щепетильным. Это уже не порядочность, а просто старомодность. И вообще спор о тактических приемах совершенно неуместен в деловом разговоре. Мы даем вам двадцать тысяч долларов, вы даете нам соответствующий товар. Желательно получить его в течение месяца.

— А если товара к тому времени еще не будет?

— Слушайте внимательно. Универсальная страховая компания — между прочим, я являюсь ее советником — отказалась уплатить страховку за «Золотую стрелу». Брэдок предъявил иск. Суд состоится через

месяц. Вы являетесь в суд с доказательствами, что в катастрофе повинны конструкторы Брэдока. Если не успеете собрать их, я, разумеется, постараюсь, чтобы суд отложили. Но в наших интересах нанести Брэдо–ку смертельный удар как можно скорее, пока публика не успела забыть о жертвах воздушной катастрофы. Эзра… Это мой шеф рекламы… Между прочим, через него вы будете поддерживать связь со мной… — Сидящий за баранкой человек в серой шляпе обернулся и кивнул Муну. — Так вот, Эзра постарается, чтобы общественное мнение не похоронило их преждевременно.

— Гарантирую свеженький трупный запах на полмесяца! — самодовольно рассмеялся Эзра. — Первый душок будет пущен через час. Обратите внимание на плакаты, мистер Мун!

— Не бойся, мистер Мун оценит твои таланты. Но увы, даже ты не волшебник. Так что надо поторапливаться.

Мун посмотрел на часы.

— Мистеру Брэдоку я обещал дать ответ через четыре часа. Если не возражаете, я к тому времени решу…

— 4-

Дейли спал. Рассказ Муна заставил его сперва присесть, потом привстать.

— Ваше мнение, Дейли? — спросил Мун.

— Без пол–литра не разберешь, как говорят русские… Поскольку я не русский, мне, пожалуй, хватит одного стакана. — Дейли наугад вынул из холодильника бутылку без этикетки и налил себе. — Пахнет контрабандой, — Дейли принюхался. — Чистейший кубинский ром! Наш мистер Брэдок в частной жизни не слишком усердно борется против режима Фиделя Кастро.

Мун придвинул к себе ящик с сигарами. На пластикате, искусно имитировавшем слоновую кость, красовалась золотая стрела. Видимо, ящичек был доставлен сюда из личного кабинета Брэдока. Мун открыл его. В нос ударил уникальный запах — аромат гаванских «Корона», душный и пряный, как тропическая ночь.

Дейли медленно пил глоток за глотком. Казалось, процесс мышления протекает синхронно процессу выпивки. После каждого глотка Дейли бормотал: «Десять? Двадцать? Брэдок? Фелано?» Звучало это примерно как гадание «Любит? Не любит?»

Мун протянул было руку за сигарой, но отдернул ее с полпути. Не потому, что одобрял решение правительства не ввозить кубинские товары до тех пор, пока жители этого маленького острова не образумятся. Муну было решительно все равно, какой образ жизни предпочитают кубинцы. Если его временами что–то тревожило, то скорее всего образ жизни соотечественников. За последние годы Мун научился более внимательно присматриваться к окружающему его миру. Его огорчало, что все меньше оставалось людей, придерживающихся правил честной игры. Фелано называл таких старомодными. Муну никак не хотелось согласиться с этим. Честность никогда не выйдет из моды так же, как доброе, старое пиво, хотя, судя по рекламной статистике, кока–кола и другие модные напитки сильно потеснили его.

— Пожалуй, было бы лучше, если правительство проявляло бы меньше заботы о других народах и больше о собственном, — неожиданно для самого себя Мун произнес эту тираду вслух.

— Вот что значит провести полчаса в обществе сенатора! — Дёйли хихикнул. — А ведь это идея! Давайте выдвинем вашу кандидатуру. Боюсь только, что при вашем характере вы попытаетесь выполнить все, что пообещаете избирателям, и тем самым докажете свою полную непригодность к политической деятельности.

Мун решительно взял сигару и закурил. Полминуты назад казалось нечестным пользоваться щедротами Брэдока прежде, чем он даст ему окончательный ответ. Сейчас в ушах звучал голос Фелано: «В наше время нельзя быть таким щепетильным». В наше время! Неужели виновато время, а не сами люди?

Жестом игрока, пригвоздившего к шахматной доске избранную после долгого раздумья фигуру, Дейли опрокинул стакан донышком вверх.

— Все! — сообщил он. — Я за Фелано.

— Почему?

— Потому что двадцать тысяч больше, чем десять.

— Совершенно согласен. Но отец учил меня еще в детстве, что один заработанный доллар ценнее миллиона, который еще надо заработать.

— Ладно, — сказал Дейли, — я пошутил. У нас слишком мало данных, чтобы в течение оставшихся нескольких часов решить, где больше шансов на заработок. Придется положиться на интуицию. Кому вы больше верите, Брэдоку или Фелано?

— Предпочитаю не слишком доверять обоим.

— В таком случае остается только бросить монету. Решка — сенатор говорил правду, их человек в конструкторском бюро Брэдока снабдил его достоверными сведениями, уровень вибрации выше допустимого, самолет потерпел аварию по вине конструкторов. Орел — Фелано лжет, правду говорит Брэдок, «Стрелы» не имеют никаких конструктивных недостатков, катастрофа является следствием преступления… Кстати, только что вспомнил: на имя Брэдока пришло письмо с угрозой взорвать самолет.

— Почему он мне об этом не рассказал? Это ведь очень важно.

— Он об этом не знает. Мне Мэри сказала.

— Секретарша Брэдока?

— Ну да! Она звонила, пока вас не было. Осведомилась, нет ли у меня каких–либо пожеланий. В результате мы провели с ней часок в баре гостиницы. Премилая девушка. Так вот. Я сказал Мэри, что думаю о ее ножках. Она тотчас же прониклась ко мне доверием и рассказала про письмо. У Брэдока она работает совсем недавно, ее туда устроил двоюродный брат, до этого она жила у его матери на правах бедной родственницы и выполняла обязанности прислуги. Подумайте, стряпать и мыть посуду с такими ножками! Будь у нее побольше нахальства, она могла бы сниматься в кино.

Мун вздохнул и посмотрел на часы.

— Чтобы соединить приятное с полезным, предлагаю закусить. Надеюсь, к десерту вы доберетесь, наконец, до содержания письма.

Зазвонил телефон. Мун взял трубку.

— Говорит Брэдок.

— Время еще не истекло, мистер Брэдок.

— Знаю. Мне только что доложили, что вы беседовали с Джеком Фелано.

Отрицать не имело смысла. Мун проворчал:

— Ваша агентура неплохо работает.

Брэдок не счел нужным реагировать на это замечание.

— Сколько они вам предложили?

— Ваша агентура работает хуже, чем я предполагал.

— Сколько? — ледяным тоном переспросил Брэдок.

— Двадцать тысяч.

— Вы дали согласие?

— Пока нет.

— Почему?

— Надеялся, что вы предложите больше, — пошутил Мун.

Ответа не последовало. После секундного молчания в трубке раздался другой голос.

— Это я, Мэкхилери. Я говорю от имени мистера Брэдока. Мистер Брэдок просит его извинить — у него нет времени для шуток. Мистер Брэдок поручил мне разъяснить вам, что он принципиально не участвует в аукционах. Предложенную сумму он считает вполне достаточной. Мистер Брэдок просит напомнить, что до двадцати двух и пятнадцати минут вы должны принять окончательное решение. До свидания!

Мун положил трубку. По–видимому, Брэдок чувствовал себя очень уверенно.

Чтобы попасть в ресторан, пришлось пройти через холл. Почти все кресла были заняты. Большинство составляли постояльцы отеля, спустившиеся вниз просмотреть свежий номер газеты и выпить у стойки рюмочку, или поджидавшие их гости. Но были тут и женщины определенной профессии. Они сидели в неподвижных позах, как будто безучастные к окружающей их сутолоке, и терпеливо выставляли напоказ скрещенные ноги. Были тут и бездомные, которым сохранившаяся в приличном виде одежда давала возможность поспать часок–другой не на скамейке парка, а в мягком кресле. У входа несколько подростков открыто раздавали рекламные брошюры ночных клубов со стриптизом и тайком — адреса притонов для курильщиков опиума. По холлу со скучающим видом расхаживал седой великолепно одетый джентльмен — детектив отеля, следивший за тем, чтобы никто не нарушал царившую здесь атмосферу внешней благопристойности.

Профессиональный взгляд Дейли моментально выделил среди полсотни человек пожилого мужчину, листавшего газету, и молодую довольно красивую девушку, погруженную в отделку ногтей. Когда Дейли с Муном проходили мимо, газета чуть дрогнула, а пилочка для ногтей на миг прекратила свое движение. Поэтому он ничуть не удивился, увидев через несколько минут девушку за соседним столиком ресторана. Пожилой мужчина запоздал — поблизости от Муна и Дейли не оказалось свободных мест. Было забавно наблюдать, как мужчина направился к столику девушки и, разыгрывая из себя ловеласа, попросил разрешения побыть немного в ее очаровательном обществе.

— Ну, так что же с письмом? — заметил Мун, принимаясь за сосиски с маисовой кашей. Помня о своих скудных средствах, они дважды перелистали объемистое меню, прежде чем среди сотен изысканных блюд нашли что–то по карману.

— Какое–то непонятное письмо. Мэри говорит, что подпись гласила не то «Желтый Дракон», не то «Зеленый Дракон». Так вот, этот Дракон предупреждал правление тихоокеанской авиалинии Брэдока, что если каким–то типам — Мэри только помнит, что у них были азиатские фамилии — продадут билеты на рейс Санариско — Гонолулу, то самолет не достигнет пункта назначения… Между прочим, они вам еще не надоели? — замечание Дейли относилось к их двойной тени.

Мун скосил глаза на соседний столик. Мужчина и женщина притворялись, будто поглощены флиртом.

— Даже не представились! Теперь мы принуждены гадать, кто из них ухо конкуренции, а кто — самого Брэдока, — проворчал Мун. — Мне это начинает надоедать.

— Сейчас мы от них отделаемся, — ухмыльнулся Дейли.

Написав несколько слов на бумажной салфетке, он подозвал официанта и велел отнести послание соседям. Эффект был молниеносным. Через минуту столик опустел.

— Как вы этого добились? — спросил Мун.

— Очень просто! Предложил пересесть к нам, чтобы лучше было слышно… Какого вы мнения о письме?

— Пока никакого. Это может быть розыгрыш или шантаж.

Дейли не отвечал, он усердно пережевывал пищу. Это был верный признак того, что мозг усиленно трудится над решением какой–то проблемы. Мун терпеливо ждал. Наконец Дейли отложил вилку и нож в сторону.

— У меня возникла идея! Правда, довольно фантастическая. Предположим, что письмо послал не шутник и не шантажист, а именно тот человек, который знал, что «Золотая стрела» не долетит до Гонолулу. Причем с целью отвести от себя подозрения. Кто более всего заинтересован в гибели «Золотой стрелы»? Конкуренты Брэдока.

— «Авиамоторы Виском и сын»? Вы слишком увлеклись.

— Чтобы получить государственный заказ, им надо было доказать, что «Стрелы» ненадежны. Катастрофа, вызванная якобы техническими дефектами, являлась бы самым красноречивым доказательством. Не так ли?

— Виском пользуется репутацией честного человека. Едва ли он стал бы прибегать к таким приемам.

— Виском и его сын владеют только двадцатью процентами акций. Я успел навести справки. С прошлого года контрольный пакет перешел к Универсальной страховой компании, а там сидят такие люди, как Марк Флоринский и Бэзвик из «Бэзвик Даймонд Пик–черс».

— Тог самый Флоринский, которого вызывали в сенатскую комиссию в связи с синдикатом рэкетиров?

— Точно. Тогда шли слухи, что он в свое время был тесно связан с шайкой Долингера. Поговаривали даже, что он был заинтересован в смерти Долингера, чтобы упрятать концы в воду… Ну, а Бэзвик, пожалуй, еще перещеголял его.

— Глупости, — отмахнулся Мун. — Видно, вы слишком много времени проводите у телевизора. Хорошему сыщику вредно смотреть гангстерские боевики. Вы фантазер, Дейли!

— А вы идеалист. Не забудьте, что речь идет о миллионах.

— Именно поэтому ни одна фирма не пойдет на такой риск, как прямое преступление. Что касается вашего предположения насчет письма… Фелано, чтобы замести следы, придумывает какого–то Зеленого Дракона. Смехотворно! Кстати, ради любопытства я не прочь взглянуть на это письмо.

— Мэри не придала ему значения и выбросила. Ну, а потом, когда случилась катастрофа, она побоялась сказать об этом Брэдоку.

— А может быть, она вообще выдумала его? Почувствовала в вас фантазера и решила вам подыгрывать? У многих женщин есть такая инстинктивная склонность.

— Письмо так же реально, как то, что нам сейчас придется платить. Официант!

Официант явился мгновенно. Он стоял за пальмой, в двух шагах от столика.

— Что прикажете?

— Счет! — приказал Мун.

— Простите, мистер Мун, но вы не должны ни цента. Секретарша мистера Брэдока предупредила нас, что вы оба его гости. Можете заказывать на любую сумму, все будет оплачено.

— Вот это да! — обрадовался Дейли. — А мы, дураки, принесли себя в жертву сосискам. Впрочем, и сейчас не поздно. Мне всегда хотелось узнать, как чувствует себя человек, набивший желудок стодолларовым обедом! — и Дейли, раскрыв меню, выбрал наугад несколько самых дорогих блюд. — А вы, инспектор? Какой деликатес предпочитаете — фаршированного кита или страусовое яйцо всмятку?

— Я предпочитаю поспать. Это самое полезное блюдо перед решительным боем, — и с этим загадочным замечанием на устах Мун удалился.

Пиршество Дейли продолжалось около часа. От десерта — вавилонской башни из шоколада и фруктов всех континентов — пришлось отказаться за отсутствием свободного места в желудке. Чтобы вообразить себя настоящим миллионером, не мешало бы еще прикурить сигару от двадцатипятидолларовой банкноты. Но, во–первых, весь его капитал в данный момент не превышал половины этой суммы, во–вторых, Дейли не курил.

В самом радушном расположении духа Дейли прошел через холл. Пожилой мужчина по–прежнему изучал газету, девица на этот раз занималась подцвечиванием губ. Дейли приветливо кивнул им.

Мун еще спал. Дейли решил последовать его примеру. Но только он заснул, как его разбудили.

— Нечего спать. Вы мне нужны, — объявил Мун. — Вызовите две машины. Я поеду вперед, вы следом.

— Вам нужен почетный эскорт? Я его только что видел в холле. Спорю, что они готовы сопровождать вас хоть на край света.

— Именно поэтому мне требуется ваша помощь. Я еду к главному конструктору Брэдока.

— Для чего? Вы с ним уже разговаривали.

— Для решительного боя. Я должен заставить его рассказать правду.

— Грандиозный бой быков! В роли тореадора — мистер Мун! Но я тут при чем? Может, мне придется изображать из себя красную тряпку?

— Нет, у вас задание потруднее. Вам придется изобразить из себя компаньона сыскного агентства «Мун и Дейли».

— Вы меня недооцениваете. Только боюсь, что даже мне не удастся развязать ему язык. На что вы рассчитываете?

— На то, что у каждого человека есть совесть. Разговор предоставьте мне. Ваше дело обеспечить, чтобы нас не подслушали.

Дейли взял транзисторный приемник, лежавший на ночном столике вместе с библией и расписанием самолетных, железнодорожных и автобусных рейсов. Настроив его на местную станцию, Дейли убедился, что включенный на полную мощность звук достаточно громок для предстоящей операции. Шла передача последних новостей. «Как нам сообщил мистер Брэдок, — громыхал в комнате голос дикторши, — на линии Санариско — Гонолулу с завтрашнего дня будет курсировать «Красная стрела». Она является точной копией «Серебряной стрелы», которая только что приземлилась в нашем аэропорту после сотого успешного перелета через океан. Всем пассажирам первого рейса «Красной стрелы» будут вручены ценные премии».

— Ради бога, выключите! — взмолился Мун.

Но Дейли словно остолбенел. Муну пришлось вырвать транзистор из рук помощника и самому его выключить.

— Что с вами, Дейли? — спросил он.

— Со мной? Я просто вспомнил одну любопытную деталь. Письмо «Желтого Дракона» было напечатано на машинке.

— Что же тут любопытного?

— То, что это был не оригинал, а только копия! Между прочим, автор письма пользовался желтой копировальной бумагой.

— 5-

Главный конструктор Брэдока жил в пригороде. Внешне его двухэтажный коттедж ничем не отличался от соседних домиков, окруженных такими же миниатюрными газонами. Из–за близости пляжа цены на участки были в этом районе города очень высоки. Только богачи могли себе позволить роскошь иметь настоящий сад. Зато внутри коттедж поражал отделкой и обилием техники, долженствующей сокращать до минимума труд домохозяйки и обеспечивать максимум комфорта. Казалось, коттедж привезен прямо с выставки «XXI век».

Дверь открыла горничная.

— Мистер Стивенсон купается, — сообщила она. — Вам придется подождать.

— А когда он… — начал было Мун, но его прервал странный трезвон.

— Извините. Электрическая кухня сигнализирует, что жаркое готово! — И она убежала, оставив Муна в полутемной комнате.

Мун нажал какую–то кнопку. Свет не зажегся, зато за окном раздался плеск. Освоившись с сумраком, Мун заметил, что кнопок на стене не меньше, чем на пульте управления сложного автоматизированного производственного процесса. Рисковать не стоило. Мун решил, что проще всего отдернуть шторы. В открытое окно влетели брызги. Оказалось, что, нажав кнопку, Мун. привел в действие водометы для поливки газона. Тяжело вздохнув, Мун уселся в кресло и закурил сигару Брэдока. Пепельницы нигде не было видно. Наконец он догадался, что она вмонтирована в кресло. Вытащить ее не удалось. Очевидно, для этой цели служила красная кнопка на подлокотнике. Мун нажал ее до отказа. Пепельница действительно выскочила, но одновременно спинка приняла почти горизонтальное положение и Мун упал навзничь. Потирая спину, он пересел в другое кресло. Оно было более сложной конструкции и хранило в своих недрах не только пепельницу, но и зажигалку, подставку для рюмок и лампу для индивидуального чтения. Однако умудренный опытом Мун не отважился на дальнейшие эксперименты. Прижав руки к груди, чтобы невзначай не задеть какую–нибудь кнопку, он сидел неподвижно и только время от времени осторожно вставал, чтобы стряхнуть пепел в открытое окно. Отсюда был виден усеянный людьми пляж, а за ним испещренная белыми брызгами почти черная вода залива. Пляж был общим, но проложенные на уровне второго этажа мостки соединяли коттедж прямо с морем. За низкой оградой показался Дейли. Подмигнув Муну, он скрылся из виду.

На мостках послышался топот босых ног. Спустя несколько минут в комнату вошел Стивенсон. Первым делом он нажал кнопку. Плеск воды прекратился.

— Рад вас видеть, мистер Мун! — Он посмотрел па распластавшееся кресло и улыбнулся. — Вижу, вы уже успели пасть жертвой технического прогресса.

— Именно «пасть». Это в данном случае самое подходящее слово. Я сочувствую вам, мистер Стивенсон. Жить в таком доме, должно быть, не дешево.

— Да, электроэнергии расходуется много.

— Я имел в виду расходы по страховке от несчастных случаев.

— Это несколько преувеличено. Хотя, надо признаться, мы с женой в первое время тоже никак не могли разобраться, что к чему. Фирма обеспечила нас горничной, которая прошла специальный курс обучения. Кстати, я сейчас познакомлю вас с моей женой.

Стивенсон нажал одну из многочисленных кнопок. Муну показалось, что прямо из стены раздался женский голос:

— Да, Эдвард.

— Спустись вниз. Я хочу представить тебя мистеру Муну, — проговорил Стивенсон в невидимый микрофон.

Стена ответила:

— Сейчас, я только переоденусь. Мистер Мун, надеюсь, вы останетесь на обед.

— С удовольствием, — пробормотал Мун и поклонился стене,

— Пошли в столовую! — пригласил хозяин.

— Я хотел бы сначала выяснить один вопрос.

— Пожалуйста!

— Если не возражаете, я закрою окно. Было бы нежелательно, чтобы кто–нибудь слышал наш разговор.

Стивенсон рассмеялся. — Не советую.

— Почему?

Прежде чем Стивенсон успел ответить, в распахнутое окно ворвалась исступленная джазовая музыка. Это Дейли создавал звуковой барьер.

— Видите ли, я не хочу, чтобы снова разбили окно, как это случилось на днях, — объяснил Стивенсон. — Ко мне как раз пришел мистер Брэдок. Шпионы Фелано, должно быть, думали, что услышат важные секреты.

— И с каких пор вы живете на осадном положении?

— С тех пор как начались переговоры о государственном заказе на «Стрелы» и «Молнии». Сначала пытались проникнуть в дом и установить аппаратуру для подслушивания. Из этого ничего не получилось. Им пришлось купить соседний коттедж. Можете полюбоваться, — Стивенсон подал гостю бинокль.

В окне второго этажа Мун увидел замаскированный вьющимися растениями раструб. Мун знал, что это такое. Смахивающая на телескоп установка давала возможность отчетливо слышать каждое слово, произнесенное на расстоянии нескольких сот футов.

Мун порадовался своей дальновидности. Сейчас между ними и раструбом находился Дейли со своим транзистором. Однако эта предосторожность принесет пользу лишь в том случае, если удастся вызвать Стивенсона па откровенность.

Как будто прочитав мысли Муна, Стивенсон с улыбкой сказал:

— Зря стараются. Все, что я говорю, может слышать любой. Если у меня есть какие–либо секреты, то они чисто производственные и заключены в формулы и чертежи.

— А уровень вибрации? — Мун решился на внезапную атаку.

Стивенсон остался невозмутим.

— Я не мастер отгадывать ребусы. Что вы имеете в виду?

— Вы считаете себя честным человеком, мистер Стивенсон?

— Несомненно.

— Как вы в таком случае согласуете со своей совестью, что по вашей вине уже погибло пятьдесят пять человек и такая же участь в любую минуту грозит любому пассажиру «Стрел»?! Вы ведь прекрасно знаете, чем вызвана воздушная катастрофа.

— После таких слов я имею все права выставить вас за дверь. Но поскольку мистер Брэдок избрал именно вас для установления истины, я не стану обижаться, а попытаюсь вам помочь. Итак, кто, по–вашему, виноват в аварии?

— Вибрация. Недостаточная прочность.

— Кто это вам сказал? Вы молчите? Требуете, чтобы я выкладывал карты, а свои прячете в рукав?

— Хорошо. Мне сказал Фелано. Стивенсон расхохотался.

— Тогда мне все ясно! Неужели вы допускаете, что я, известный авиаконструктор, поставил бы свою подпись под самолетом, будь у меня хоть малейшее сомнение в его абсолютной надежности? Да я бы…

Его прервал голос в стене:

— Эдвард, я жду…

Миссис Стивенсон оказалась очень красивой женщиной лет сорока. Одета она была в черную пижаму. Мун, при всей своей неискушенности в тонкостях женского туалета, понимал, что это с виду скромное одеяние являлось выдающимся произведением первоклассного модельера и стоило бешеных денег.

— Моя жена! — сказал Стивенсон. В его голосе как будто не было особых эмоций, но Мун сразу догадался, что у него одна только религия — обеспечить эту красивую женщину всеми жизненными благами.

— Эдвард, вероятно, успел вам порядком надоесть, — сказала она с очаровательной улыбкой. — Когда он расхваливает свои «Стрелы», он становится ужасно болтливым. Даже не верится, что это тот самый человек, который создал лучшие в мире самолеты.

— А вот мистер Мун считает, что «Стрелы» не слишком надежны, — заметил Стивенсон с добродушной иронией.

— Что вы! — прекрасные глаза миссис Стивенсон сверкнули. — Да разве я полетела бы на «Красной стреле», если это было бы так? Я страшная трусиха, — она рассмеялась.

— Когда вы летите?

— Завтра. У нас уже заказаны билеты на первый рейс. Это идея мистера Брэдока.

— Брэдок полагает, что моей жене не мешает полюбоваться красотами Гавайских островов, — быстро объявил Стивенсон и при этом взглянул на жену.

— Эдвард шутит. Мистер Брэдок считает, что это будет хорошей рекламой для «Стрел». Раз сам главный конструктор и его жена…

Обед протекал под аккомпанемент джазовой музыки. Это Дейли передвинул свой пост поближе к окнам столовой. С места, где сидел Мун, видна была часть скамейки, на которой удобно расположился Дейли, и несколько одетых в купальные костюмы девушек и парней, непринужденно танцевавших под звуки транзистора. Это был один из тех новомодных танцев, суть которых Муну никак не удавалось постичь. Почти не сходя с места, каждый дергался, как умел. Менялись танцевальные мелодии, а движения оставались прежними.

Внезапно музыка оборвалась. Танцующие застыли в нелепых позах. В окно подобно грому ворвался голос диктора:

«Леди и джентльмены, передаем экстренное сообщение. Воздушная катастрофа над Индийским океаном! Еще шестьдесят семь человеческих жертв! Как нам только что сообщили, пассажирский лайнер «Оранжевая стрела», вылетевший сегодня вечером из Сингапура, не достиг Бомбея, откуда должен был отправиться дальше, в Каир. Нет никакого сомнения, что «Оранжевую стрелу» постигла такая же участь, как и «Золотую стрелу». На борту лайнера находились делегация коммунистического Вьетнама, летевшая в Каир на конференцию афро–азиатских стран, и сопровождающие ее журналисты». Стивенсон вскочил из–за стола.

— Какой ужас! — прохрипел он. Дрожащими руками налил себе полный стакан виски и выпил одним залпом.

— Ужас! — Голос миссис Стивенсон звучал жалобно. — Я не полечу на «Красной стреле»! Можешь лететь один, если хочешь!

— Я хочу? Этого хотел Брэдок! Он отлично знал, что мы можем погибнуть, как погибли эти пятьдесят пять, как погибли эти шестьдесят семь человек. Ты думаешь, твоя жизнь для него что–нибудь значит? Он готов шагать через трупы. Вот так! — Стивенсон яростным движением смахнул пустой стакан со стола.

Звон разбитого стекла слился со стоном миссис Стивенсон:

— Что с тобой, Эдвард? Ты пьян! Замолчи!

— Нет! Я слишком долго молчал! Я говорил ему, что конструкция не выверена до конца, я предупреждал, что при такой вибрации… — его голос сорвался. Миссис Стивенсон кинулась закрывать окно.

— Молчи! Ты погубишь себя!

— Пусть. Я уже давно погубил себя! Ему–то все равно! Его интересовало только одно — скорее выпустить самолеты, обогнать конкурентов, вырвать у них из зубов государственный заказ. Он зарабатывает на этом миллионы. Но я! Как я мог на это согласиться! Я ведь человек, а не убийца!

Когда потрясенный Мун вышел на улицу, он словно в тумане увидел Дейли. Потом все опять встало на место. Транзистор продолжал транслировать джазовую музыку, люди продолжали танцевать как ни в чем не бывало. Им не было никакого дела до трагедии «Оранжевой стрелы», как не было бы дела до трагедии ее конструктора.

Увидев своего компаньона, Дейли встал и выключил приемник.

— Как успехи? — спросил он.

Мун молчал. Он молчал почти всю дорогу. Заговорил, только когда они уже въезжали в центр.

— Фелано был прав.

— Неужели! — воскликнул Дейли. — Как вам удалось?

— Это вам удалось, вернее, вашему транзистору… Остановитесь! — неожиданно приказал Мун водителю такси.

Он вылез из машины. На него с предвыборного плаката глядел огромный Брэдок с ружьем в руке. Видимо, он был заснят в тире или на охоте. «Станете ли вы голосовать за убийцу? — вопрошали аршинные буквы. — На совести Брэдока жизнь этих людей!» Дальше шел перечень пассажиров и команды «Золотой стрелы».

— Да, это, пожалуй, подействует на избирателей! — услышал Мун голос Дейли. — «Можно ли доверить судьбу нашего штата человеку, заведомо выпускающему летающие гробы?!» — прочел Дейли с выражением.

Мун, просматривавший список жертв воздушной катастрофы, не ответил. Его внимание привлекли две фамилии: «Мистер Лефьет, мистер Вандонг». Сперва его просто поразило их необычное звучание, потом они показались ему странно знакомыми. В мозгу, подобно крошечной искре, мелькнула догадка и тут же превратилась в яркую вспышку. Забыв о Дейли, он бросился к машине.

— Скорее! В гостиницу! — крикнул он водителю. Машина тронулась.

— Эй, подождите! Куда вы! Вы что, с ума сошли! — донесся возмущенный голос Дейли.

Мун не остановил машины. Оставался неполный час до срока, когда надо было дать окончательный ответ Брэдоку. Дорога была каждая минута. В гостинице Мун не стал подниматься к себе наверх, а прямо в холле заказал срочный междугородный разговор. Профессора Холмена дома не оказалось. Мун назвал телефонистке три места, где профессор мог бы находиться. Пока в отдаленном на тысячу миль городе другая телефонистка разыскивала профессора, Мун успел поговорить с Сингапуром. Эти телефонные операции с оказанием услуг стоили немало, но Мун мог не скупиться — за все платил Брэдок. Наконец в трубке послышался знакомый голос.

С чувством огромного облегчения Мун вытер с лица пот и приник губами к мембране. За десять минут разговора с профессором он снова успел взмокнуть, до того сильно было напряжение.

— Спасибо, профессор! Вы мне очень помогли.

— Пустяки. Желаю удачи!

Мун положил трубку. Только сейчас он заметил, что к разговору прислушивались. Пожилой мужчина на этот раз притворялся, что читает журнал. Девушка делала вид, будто занята прической. Пусть их! Сейчас это уже не имело никакого значения. Мун, обессиленный, опустился рядом с ними в кресло. Он чувствовал себя как после бани. Волосы слиплись, лицо было мокрым, шея мокрой, и к довершению всех бед носовой платок тоже был мокрым.

— Прошу вас! — кто–то протянул Муну сухой. Мун машинально вытер им лицо и только после этого удосужился взглянуть на услужливого незнакомца.

— Поздравляю вас! — сказал тот. — Спасибо! — пробормотал Мун.

— Чек у меня в кармане. — Какой чек?

— Вы что, не узнаете меня? Я Эзра.

— Здравствуйте, мистер Эзра. Ваш платок пришелся весьма кстати.

— Неслыханная удача! — восторгался Эзра. — Я уже заказал новые плакаты. Как только мы услыхали про катастрофу «Оранжевой стрелы», так я сразу сказал Джеку: «Считайте, что мистер Мун уже заработал эти двадцать тысяч!»

— Мне очень жаль, но придется от них отказаться. И это ваша заслуга.

Когда запыхавшийся Дейли вбежал в номер гостиницы, Мун стоял у телефона и, отчаянно жестикулируя, кричал:

— Да, самолет!.. Немедленно!.. Водолаза… Постарайтесь достать самого лучшего… Судно зафрахтуем на месте… Не надо?.. Тем лучше!.. Доктора не забудьте… Все!

— Что это значит? — спросил ошеломленный Дейли.

— Это значит, что я принял предложение Брэдока. Через час мы вылетаем на место катастрофы «Оранжевой стрелы»!

ЧАСТЬ ВТОРАЯ ОПЕРАЦИЯ «ПОПУГАЙ»

— 6-

Это бесполезно! — Командир самолета говорил тем безапелляционным тоном, каким военные обычно разговаривают со штатскими. Поступив на работу к Брэдоку, он сменил только форму. Эмблема военно–воздушных сил уступила место золотой стреле. Затея лететь к месту воздушной катастрофы казалась ему бессмысленной, тем более что розысками уже занимался английский эсминец «Энтерпрайс». Но за годы военной службы командир «Молнии» привык выполнять приказы, даже если они противоречили здравому смыслу. Однако никто не мог запретить ему высказать свое мнение, тем более что Мун не был ни генералом, ни даже полковником.

Мун не отвечал. Он глядел в иллюминатор. До самого горизонта расстилался сверкающий пушистый снег облаков. Но под обманчивой мягкостью скрывались десять тысяч футов жесткого воздуха плюс несколько тысяч футов еще более жесткой воды. Белая пелена порвалась. В бирюзовом просвете лежал Индийский океан. Мун поднес к глазам бинокль. Прежде чем просвет опять затянулся, он успел заметить черную иголку и тянувшуюся за ней белую нитку — дым над пароходом.

— Свяжитесь с ними! — попросил он командира.

— Они бы сами сообщили, если бы кого–нибудь нашли, — объяснил командир тем противным тоном, каким учитель разговаривает с непонятливым школьником.

— Да, да… Все равно свяжитесь!

— Японское рыболовное судно «Сака–Мару», — доложил командир через несколько минут. — Ничего, кроме тунцов, из моря не вылавливали. Только напрасно тратим время. Надо лететь в Сингапур. Если кто–нибудь спасся, его уже давно подобрали бы, — категорически заявил командир.

— Вы думаете? — рассеянно спросил Мун.

— Конечно, — излишне резко откликнулся тот на вопрос Муиа. — На Тихом океане в поисках участвовала целая эскадра, а результаты?..

— Там до ближайшей суши огромное расстояние, — возразил Мун. Не было никакого желания спорить. Он говорил, просто чтобы как–то заглушить похожее на мучительный зуд нетерпение. — А здесь есть острова, до которых можно доплыть!

— Доплыть? Только в том случае, если самолет удалось посадить на воду. При тяжелых авариях это почти исключается. За всю войну в Корее я помню только единичный случай… А трупы, как известно, не умеют плавать.

— Но если это именно такой единичный случай? — спросил Мун. — Мог ведь кто–нибудь остаться в живых! Ну хотя бы один человек! Один–единственный человек, который расскажет, что произошло! Он мне необходим до зарезу!

— Мистеру Брэдоку не меньше, — заметил командир. — Но надо считаться с реальными фактами. Допустим, что нужный вам свидетель действительно уцелел при катастрофе — не. потонул, не сгорел, не сломал себе позвоночник, успел надеть спасательный пояс. Сто шансов против одного, что он погибнет раньше, чем доберется до суши… Взгляните на карту! — предложил он.

Карта Бенгальского залива занимала весь стол. Точнейшая, новейшая навигационная карта. На ней был отмечен каждый клочок суши, даже самый ничтожный. От Сингапура в направлении Бомбея тянулась нанесенная карандашом жирная черта — курс «Оранжевой стрелы». В точке, откуда была послана последняя радиограмма, черта переходила в пунктир, обрывавшийся в месте, откуда должна была поступить, но так и не пришла следующая радиограмма. Где–то между этими двумя координатами произошла катастрофа. Ближайший архипелаг, казалось, лежал совсем рядом. Однако это «рядом» в переводе с масштаба карты на истинные размеры означало добрую сотню миль.

— Вот видите! — сказал командир.

— Я не слепой! — проворчал Мун. — А как поступили бы вы, случись что–нибудь подобное с «Молнией»?

— Не дай бог! — Командир, суеверный, как большинство летчиков, постучал по столу — прикосновение к дереву должно было предотвращать несчастье. Вспомнив, что стол пластмассовый, он оглянулся в поисках дерева.

— Постучите себя по башке! — пришел ему на помощь Дейли. К счастью, командир не расслышал вполголоса произнесенных слов.

— Как бы я поступил? — переспросил он. Вопрос Муна казался ему совершенно бессмысленным.

— Призвал бы членов экипажа соблюдать дисциплину и тонуть всем разом, по команде! — ответил за него Дейли.

Командир взглянул на него, как занятый делом человек глядит на назойливую муху, и снова повернулся к Муну.

— Как бы я поступил? — повторил он. — Странный вопрос! На случай аварии имеются соответствующие инструкции… — Внезапно, словно с запозданием следуя совету Дейли, он стукнул себя по лбу. — Верно!.. Как я сразу не догадался, что вы имеете в виду… Если бы после взрыва не отказали моторы, я немедленно изменил бы курс…

— Чтобы сделать вынужденную посадку по возможности ближе к суше. Вот именно! — дополнил Мун и, наклонившись над картой под острым углом, продолжил пунктирную линию до ближайшего острова. — На это я и рассчитываю… Значит, шансы на спасение уже повышаются. Кроме того, тут сильное морское течение. — Мун указал на карту. Закругленные стрелки, обозначавшие течение, шли почти параллельно пунктирной линии. — Пользуясь им, хороший пловец…

— Оно не доходит до самого острова, — возразил командир.

— Хорошенькое уравнение! — заметил Дейли. — Неизвестно даже, сколько в нем неизвестных!.. Поскольку среди нас нег профессора Эйнштейна или хотя бы вашего друга профессора Холмена…

— Зато есть вычислительная машина! — раздался незнакомый голос.

Мун оглянулся. Из прохода вынырнул человек сугубо штатского вида. Морщинистый лоб, квадратные очки в черной оправе, помятый комбинезон песочного цвета, накрахмаленный белый воротничок, черный галстук.

— Наш бортинженер, специалист по электронике, — представил командир.

Мун и Дейли, конечно, заметили занимавшую четверть корпуса электронную аппаратуру, мимо которой приходилось протискиваться при переходе из салона в спальню, но не поинтересовались ее назначением. За завтраком командир только успел рассказать, что «Молния» — самолет–амфибия универсального типа, на базе которого создан командный пункт для истребительной авиации военно–морских сил. За столом командующий соединением со своим штабом разрабатывает тактику боя; койки предназначались для отдыха офицеров и членов команды во время длительных перелетов. «Молнии» могли заправляться прямо в воздухе — это намного увеличивало продолжительность полета.

— Надеюсь, что вы найдете с Джимом общий язык, — усмехнулся командир. — Ну, я пошел!.. — Он поднялся по трапу в рубку. Верхняя часть туловища исчезла в люке. — Только не морочьте ему голову идиотскими вопросами! — донеслось сверху.

— Вас зовут Джимом? — спросил Мун.

— Командир имел в виду моего тезку, — улыбнулся электроник, указав на вычислительную машину.

— Сможет она нам помочь?

— Для Джима это сущий пустяк — то же самое, что математику высчитать, сколько часов он ежегодно тратит на семейные ссоры. Его побочное занятие — делать навигационные вычисления.

— А главное?

— Командовать!

— Кем?

— Самолетами. При современных скоростях реактивных истребителей у летчика, вошедшего в соприкосновение с противником, нет времени оценить обстановку и принять решение. Человеческий мозг слишком медлителен и неповоротлив, его приходится заменять электронным. Такой есть на каждом истребителе. Информация оттуда поступает непосредственно к Джиму, он координирует ее, мгновенно вырабатывает тактику боя для всего соединения и передает свои приказы электронному мозгу каждого самолета, — объяснил бортинженер.

— А генерал со своим штабом тем временем устраивает чемпионат по настольному теннису? — пошутил Дейли.

— Не совсем. Но это только наш уважаемый командир полагает, что генералы умнее Джима… Простите, я увлекся… Сейчас дам задание.

Оказалось, что Джиму для полной информации надо было знать, сколько часов человек может продержаться на воде. Пришлось поднимать с постели доктора. В свое время он работал на спасательной водной станции в Санта–Тоника. Злые языки утверждали, что разбудить доктора для оказания помощи было куда труднее, чем вытащить утопающего.

— Часов шесть–восемь, — объявил он. — При двух условиях — человек должен быть неплохим пловцом, а море — спокойным. Основное тут не недостаток пищи и воды, а нервное истощение, безнадежность положения. Человек часто тонет потому, что психические силы иссякают раньше физических, — и доктор отправился досматривать прерванный сон.

Запросили метеосводку. Она не очень обнадеживала. Через несколько часов после воздушной катастрофы по этой части Индийского океана прошел шторм. Правда, кратковременный и не очень сильный, но ветер дул не в направлении ближайшего острова.

Электроник принялся за дело. Чтобы Джим мог переварить полуфабрикаты из координат, морских течений, направления и силы ветра и скорости пловца, требовалось приготовить съедобное для него блюдо в виде нанесенных на перфоленту цифровых символов.

Мун задумался.

— Вам не приходило в голову, что наша профессия осуждена на вымирание? — обратился он вдруг к Дейли. — Представьте: вместо начальника полиции— толстая кибернетическая машина, вместо нас с вами — электронные детективы, обладающие нечеловеческой наблюдательностью и идеальным логическим мышлением.

— Уже представил! — отозвался Дейли. — Прибыв на место преступления, знаменитый сыщик Шерлок Холмс–128 серийного выпуска 1990 года в течение трех минут собрал исчерпывающие улики и, погрузившись в глубокое раздумье, прерываемое только тихим потрескиванием контактных искр, после шестнадцати секунд концентрированного мышления пришел к неопровержимому выводу, что убийца— американский гражданин, брюнет, тридцати шести лет, читает только комиксы, изменяет жене. На основании этих примет арестовано три миллиона семьсот тысяч человек. Все они целиком отрицают свою вину, кроме одного, который сознался в убийстве, но упорно утверждает, что жене не изменял. Надо еще добавить: «…ибо угроза семейного скандала для него страшнее электрического стула».

— Какое неуважение к главе фирмы! Почему ваш знаменитый сыщик называется Шерлок Холмс–128, а не Мун–129?

— Это одно и то же.

— С каких пор?

— С тех пор, как вы его копируете. Думаете, мне импонирует шерлок–холмсовский ореол таинственности, который вы водрузили на свое чело? Ничуть. Я не доктор Ватсон. Если вы не соизволите объяснить, почему отказались от двадцати тысяч сенатора Фелано, я буду считать вас просто слегка помешанным.

— Разве я не объяснил? — удивленно почесал переносицу Мун. — Помнится, вчера вечером, после отлета, я начал рассказывать…

— И кончили тем, что сразу захрапели…

Мун отсутствующим взглядом уставился на то вспыхивающие, то затухающие цветные лампочки вычислительной машины. Их перемигивание выглядело разговором на световой морзянке между отдельными участками электронного мозга.

— Так вот! — Мун повернулся к Дейли. — Стивенсон находился вчера в состоянии психического шока, поэтому черт показался ему более страшным, чем в действительности. У «Стрел» повышенный уровень вибрации при недостаточном запасе прочности. Но опасность аварии возникает только после длительного износа. Как известно, «Стрелы» эксплуатируются всего два месяца. Иное дело, что конструктивные недостатки могут привести к катастрофе при особых обстоятельствах — перегрузке, превышении скорости, восходящем потоке воздуха, циклоне. Стивенсон объяснил себе аварию «Оранжевой стрелы» именно таким образом. Но после телефонного разговора с Сингапуром эта версия окончательно отпала. Нагрузка и скорость были нормальными, а полет протекал в исключительно благоприятных атмосферных условиях, лучших даже, чем при полете «Золотой стрелы».

— Почему вы сказали «окончательно отпала»?

— Еще до этого у меня возникла другая гипотеза…

— Когда увидели предвыборный плакат? — догадался Дейли.

— Да. Я обратил внимание на стоящие рядом имена двух пассажиров «Золотой стрелы» — «мистер Лефьет, мистер Вандонг». Французская приставка «ле» и голландская «ван» как будто указывали на их европейское происхождение. Однако перед другими фамилиями стояли инициалы, тут их почему–то не было.

— Небрежность клерка, оформлявшего билеты, — предположил Дейли.

— Это не исключалось. Но из подсознания почему–то всплыло другое объяснение. Азия! У многих азиатских народов нет инициалов. Может быть, следовало читать не слитно, а каждый слог в отдельности. Получалось Ле Фьет и Ван Донг… Вам эти имена ничего не напоминают?

— Верно! — подскочил Дейли. — Корреспонденции о событиях в Южном Вьетнаме!.. На «ван» начиналось имя того буддийского священника, что в знак протеста облил себя бензином и сгорел на глазах у прохожих. Конечно же, вьетнамцы! Плакат должен был вызвать неприязнь к Брэдоку и сочувствие к его жертвам, а желтокожих у нас жалеть не принято, их подали избирателям под европейским соусом… Подождите! Я начинаю понимать…

— И долго придется ждать? — улыбнулся Мун. — Ладно, не буду мешать. Думайте! Это у вас здорово получается… Кристофер Дейли–1 несерийного выпуска 1927 года погрузился в глубокое раздумье, прерываемое только легким скрипом его заржавелых мозгов. «В чем дело? Он не исправен?» — поинтересовался Шерлок Холмс–168, допивавший уже второй стаканчик машинного масла. «Да нет, просто старая модель, — объяснил Шерлок Холмс–53. — Тогда еще не производили запчастей. Вот и мучается, бедняжка!»

— Полная потеря личности! Вы даже меня начинаете копировать… — бросил Дейли.

— Это все, что вы поняли? Маловато. Я разочарован.

— Не все. Помните угрозу Желтого Дракона взорвать самолет? Очевидно, речь шла именно об этих двух типах.

— Молодец, Дейли! Признаться, совсем запамятовал. Я ухватился за другую нить. Имена Ле Фьет и Ван Донг показались мне знакомыми.

— Из телевизионной передачи «Великая вьетнамская демократия»? — усмехнулся Дейли.

— Из научно–популярной статьи о теории пространства, которую мне дал почитать профессор Холмен. Я в ней так ничего и не понял, но, как видите, иногда полезно читать и то, чего не понимаешь. Консультация с профессором подтвердила мои предположения. Оказалось, что малоизвестные широкой публике профессора Ле Фьет и Ван Донг — авторы какой–то гениальной гипотезы о кривизне пространства, потрясшей весь ученый мир. Они вьетнамцы по национальности, но их родители уже давно натурализовались у нас. И вот эти самые ученые с мировым именем вдруг объявляют, что отказываются от нашего гражданства и намерены отправиться во Вьетнам, причем в коммунистический.

— А движимые высокими патриотическими чувствами южновьетнамские националисты отправляют их на тот свет.

— Пока это только мое предположение. Но если окажется, что летевшая на борту «Оранжевой стрелы» делегация вьетнамских коммунистов погибла от рук южновьетнамских агентов, логично приписать им же катастрофу с «Золотой стрелой».

— Поздравляю, инспектор! Так и быть, пусть он называется вашим именем!

— Кто «он»?

— Гениальный детектив будущего. Обладатель идеальной логики! Ваш электронный двойник.

— Не торопитесь возводить мне памятники… Логика ничего не стоит, пока не подкреплена вещественными доказательствами… Это всего–навсего гипотеза. Обосновать ее удастся только в том случае, если разыщем хоть одного очевидца событий на «Оранжевой стреле»…

— Идем на снижение! — раздался в громкоговорителе по–военному четкий голос командира.

Мимо иллюминаторов мелькнула серая облачная масса, разделилась на отдельные клочья и исчезла. Самолет по крутой спирали приближался к поверхности океана. Где–то под ним, в радиусе тридцати миль, находилось место гибели воздушного лайнера.

— Ну, как у вас там? — обратился Мун к электронику.

— Программирование закончено, — объявил тот и посмотрел на часы. — Через минуту Джим выдаст свое заключение.

— Причем ошибочное?.. — по ведущему из рубки трапу спускался командир. — Вы ведь скрыли от него самую важную информацию.

— А именно?

— Количество акуло–единиц на квадратный фут. В Индийском океане их больше, чем автомашин в Нью–Йорке.

Джим, учитывая неточные координаты места гибели «Оранжевой стрелы», выдал сразу несколько вариантов. Электроник отметил их на карте тремя тонкими линиями.

— Вот видите! Кто был прав? — Тон командира звучал еще безапелляционнее, чем обычно. Даже лучший вариант выглядел весьма скверно. Чтобы достичь вплавь ближайшего острова, требовалось двадцать часов, причем часть этого расстояния пришлось бы плыть против течения и направления ветра. Это было по силам только рекордсмену. Учитывая шторм и опасность встречи с акулами, он к тому же должен был обладать железной волей и стальными нервами. Дейли помрачнел. Мун ничем не выдавал своих чувств. Могло даже показаться, что он доволен.

— Остается только надеяться на божье чудо! — тихо сказал электроник.

— Если вы отождествляете бога с природой, это именно то, на что я рассчитываю, — туманно заявил Мун.

«Молния» летела на высоте шестисот футов над уровнем моря. Не только Дейли, но и свободные от вахты члены команды при помощи биноклей обшаривали океан. Ничего! Лишь подернутая рябью, осыпанная солнечными блестками вода, из которой временами выскакивали летающие рыбы и, описав параболу, падали обратно.

Один Мун не принимал участия в розысках. Откинув спинку кресла, он сидел с полузакрытыми глазами, изредка затягиваясь сигарой. Его можно было принять за того самого генерала, которому предстояло на этом самом месте принимать важные стратегические решения. Однако Дейли, мельком взглянув на своего начальника, по выражению его лица понял, что решение уже давно принято. Теперь генерал Мун только ждал сообщений с поля боя.

На горизонте появились сначала верхушки мачт, потом трубы, наконец корпус корабля. Судно быстро приближалось. Вскоре можно было уже разглядеть орудийные башни, торпеды, закрепленные на палубе вертолеты. Это был английский эсминец «Энтер–прайс».

— Ну, что у них там? — сонно пробормотал Мун, обращаясь к командиру.

Тот не удивился. Вопрос только подтверждал его мнение о мыслительных способностях Муна.

— Ничего. Иначе они сами сообщили бы, — он чеканил каждое слово, словно боялся, что смысл не дойдет до собеседника.

— Виноват!.. Совсем забыл… — извинился Мун. — Какой у нас курс?

Командир не успел ответить. В громкоговорителе завибрировал взволнованный голос бортрадиста: «Сообщение с «Энтерпрайс»!» Дейли и Мун кинулись в радиорубку, командир и электроник — за ними. В рубке стало тесно.

— Я слышал только начало. Послушайте сами! — радист передал радиотелефон Муну.

«…Повторяем. Подобрали двоих. Генри Миллера и Лео Левинского, — бормотал радиотелефон. — Третий, Стив Вагнер, пропал без вести… Все трое совершали кругосветное путешествие на частной яхте «Семь ветров», приписанной к нью–йоркскому порту. Ночью во время шторма яхта натолкнулась на риф и затонула. Всем судам, находящимся в квадрате… Если найдете Стива Вагнера, немедленно радируйте эсминцу «Энтерпрайс». Наши позывные… Поиски пассажиров и команды лайнера «Оранжевая стрела» прекращены. Идем в Сингапур. Наш курс… Вызываем самолет «Молния ФО–127». Вы слышите нас? Поиски пассажиров и команды «Оранжевой стрелы» прекращены… Конец сообщения… Всем! Всем! Нашли двоих: Генри Миллера и…»

Голос в радиотелефоне слабел и постепенно удалялся. В иллюминатор было видно, как одновременно удаляется и уменьшается в размерах эсминец. Наконец он исчез за горизонтом. Одновременно с ним исчез последний проблеск надежды. Дейли показалось, что в рубке стало темно.

— Ну вот! «Энтерпрайс», — почти беззвучно произнес Мун, — прекратил поиски. Нам не остается ничего другого, как тоже изменить курс…

— …на Сингапур! — подсказал командир. — Рад, что, наконец, слышу от вас разумное слово!

— Мы летим не в Сингапур, а сюда! — И Мун ткнул пальцем в некую точку водного пространства на полдороге между возможным местом падения «Оранжевой стрелы» и ближайшим островом. Через нее пролегал гипотетический путь пловца, прочерченный Джимом для одного из трех вариантов.

— И что вы рассчитываете там найти? — Командир в эту минуту казался вдвое выше Муна.

Мун не ответил.

— А не лучше ли зафрахтовать рыболовное судно? — ехидно спросил командир. — Переловить всех окрестных акул и вспороть им брюхо. Может быть, посчастливится в одной из них найти кого–нибудь с «Оранжевой стрелы»… Правда, в переваренном виде…

— Боюсь, что ваш юмор не оценит даже журнал могильщиков, — сухо заметил Мун. — Меняйте курс!

Командир пожал плечами. Брэдок приказал во всем подчиняться Муну. Приказ есть приказ, каким бы идиотским он ни был.

— Приближаемся к указанным координатам, — спустя некоторое время доложил штурман.

— Держитесь как можно ближе к воде, — обратился Мун к пилоту. — Летите по кругу. Диаметр — три мили. Центр — указанные мною координаты.

Минута за минутой проходили в напряженном молчании. От монотонности покрытой зыбью бесконечной водной равнины рябило в глазах. Она проносилась под фюзеляжем в сумасшедшем темпе, как снятые при замедленной съемке кадры на экране. Но это была необычная пленка. Тысячи футов, и все один и тот же кадр — сплошная вода. Ни одного предмета, ни одного человека…

— Остров!.. — закричал Дейли.

— Галлюцинация! — отрезал командир.

— Карта не указывает здесь суши, — подтвердил штурман, но тут же сам закричал: — Остров!

— Остров? — Пораженный командир чуть не выронил бинокль. — Откуда он тут взялся?

— Я его сотворил, — буркнул Мун. — Специально для вас.

Остров уже был под крылом. Крохотный островок, похожий на пемзу бурый камень и желтоватый песок по краям. Безжизненный остров… Секунда — и клочок суши превратился в небольшое пятно.

— Еще раз! — скомандовал Мун. Еще дважды самолет в крутом вираже пролетел над островом.

— Там никого нет, — сказал Дейли.

При большой скорости самолета островок, еле успев попасть в окуляр бинокля, тут же исчезал. Секундное, мгновенно ускользающее изображение не позволяло уловить детали.

— Сбавить скорость! Еще ниже!

— Невозможно! — сказал пилот.

— Надо!

Пришлось проделать сравнительно сложный маневр. «Молния» пошла на посадку. В ту минуту, когда поплавки коснулись воды, пилот резко взял ручку на себя. Самолет пробежался по воде, оторвался и, набирая высоту, низко скользнул над островом. Только тогда они увидели что–то похожее на груду песка. Груда казалась еще более мертвой, чем мертвый песок, с которым она составляла одно целое.

Но это был человек.

— 7-

Командир сразу стал вдвое ниже. Отдавая распоряжение приводниться, он поглядывал на Муна, как на невиданное двухэтажное марсианское чудище. Даже Дейли, неоднократно имевший возможность убедиться в проницательности своего шефа, на этот раз был сбит с толку.

— Откуда вы знали? — полюбопытствовал он.

— А как вы думаете?

— Не иначе как вступили в спиритическую связь с мистером Пульсомонидой. Минерва не простит вам этого посягательства на ее монопольные права.

— Вашей дражайшей супруге нечего опасаться» моей конкуренции. У меня совсем иной, более современный метод. Мне не требуется погружаться в транс. При помощи медиума, роль которого в данном случае играла телефонистка, я вызвал голос профессора Холмена. Когда я рассказал о катастрофе, голос сообщил, что в этой части Индийского океана русское экспедиционное судно «Витязь» недавно обнаружило признаки вулканической деятельности — поднятие дна и возникновение острова. Поскольку это ближайшая суша от места падения «Оранжевой стрелы», естественно было надеяться, что спасшиеся после катастрофы смогут добраться сюда. Расчеты вычислительной машины подтвердили мои предположения. Но…

Мун не договорил. Минутная радость победы уступила место мучительным сомнениям. Не исключено, что не подававший признаков жизни человек — Стив Вагнер с яхты «Семь ветров». А если это все же пассажир или член команды «Оранжевой стрелы», то еще неизвестно, жив ли он. Мулу нужен был живой свидетель, а не выкинутый штормом труп.

Самолет, плавно скользя по воде, уткнулся в берег. Командир повернул похожее на штурвал колесо. Нос самолета плавно пошел вверх. «Молнии» были приспособлены для десантных и спасательных операций. Именно это обстоятельство избавляло от необходимости фрахтовать судно для поднятия останков «Оранжевой стрелы». Водолазные работы можно было производить прямо с борта самолета. Но до этого надо было установить точное место падения «Оранжевой стрелы». Все зависело от человека, неподвижно лежавшего на песке. Нос самолета еще продолжал подниматься, а люди уже кинулись в люк, выглядевший, как разверстая пасть чудовищной акулы. Первым к человеку подбежал Дейли. Человек лежал ничком. На нем был спасательный пояс. По затылку полз крошечный крабик. Трусы и нижняя рубашка были цвета хаки, кожа отливала бронзой. Ветер успел обсыпать тело и голову песком. Очевидно, человек уже долгое время лежал неподвижно. Дейли перевернул его на спину. Тот не пошевельнулся. Это был мужчина со светлыми волосами — европеец или американец. Команда «Оранжевой стрелы» состояла из индусов, пассажиры были вьетнамцами. Правда, на борту находились двое сопровождавших делегацию европейских журналистов — француз и швед. Все же теория вероятности давала мало шансов на такое исключительное совпадение. Скорее всего это Стив Вагнер. Однако сейчас все отступало перед главным вопросом: жив он или мертв?

Дейли изо всех сил встряхнул человека. Никакой реакции. Только шуршание осыпавшихся песчинок. Дейли покачал головой.

— По–моему, остается только заказать гроб, — удрученно заявил он, избегая при этом глядеть на Муна.

— Не спешите с выводами! — раздался голос доктора.

Насилу разбуженный, он имел по–прежнему заспанный вид. Когда он наклонился над распростертым телом, мнилось, вот–вот его опять одолеет сон и голова, приникшая к груди неподвижного человека, так и застынет на ней, как на удобной подушке. Однако свое дело он делал с профессиональным умением. Секунды, пока он выслушивал дыхание и прощупывал пульс, казались Муну вечностью. Наконец доктор встал.

— Тащите вашего покойника в самолет! — бодрым голосом объявил он. — Побыстрее!

— Теперь уже нет оснований спешить.

— Почему же? Лично у меня основания есть. Чем скорее я его воскрешу, тем скорее смогу пойти спать.

Процедура воскрешения длилась, однако, мучительно долго. Наконец они услышали слабое дыхание. После напряженной тишины этот долгожданный звук казался даже громче гудения моторов. Только теперь Мун и Дейли догадались сесть. Все это время они стояли, боясь шелохнуться, как будто от этого зависел благополучный исход. В затекших ногах покалывали электрические иголки. У Муна было такое ощущение, словно он сам возвращается к жизни. Доктор спрятал шприц в футляр.

— Сейчас очнется, — объявил он. — Приготовьте стаканчик спиртного, банку сока и чашку бульона. Ни в коем случае не давайте ему сразу много есть и пить. Вот и все!.. Спокойной ночи!

Человек приходил в себя. По лицу пробежала легкая дрожь, веки медленно приподнялись. Мун подался вперед. На рубашке цвета хаки он обнаружил фирменную марку нью–йоркского магазина. Именно из Нью–Йорка отправилась в кругосветное плавание яхта «Семь ветров». Оснований для надежд было маловато.

Человек пошевелил губами. Дейли разжал ему зубы и влил в рот несколько глотков. Человек широко открыл глаза и сразу же зажмурился.

— Пить!

Дейли приподнял его голову и напоил манговым соком. Спасенный пил жадно, взахлеб. В серых глазах появилось осмысленное выражение.

— Где я? Кто вы такие?

— Мы нашли вас на острове. Вы Стив Вагнер?

— А фотоаппарат нашли? — последовал вместо ответа вопрос.

— Какой фотоаппарат?

— Мой. Рядом со мной не было фотоаппарата?

— Нет! Вы Стив Вагнер!

— Не было?.. — не отвечая на вопрос, пробормотал человек. — Ужасно!.. Столько часов тащил его… Когда подплывал к острову, у меня уже мутился рассудок, тут, должно быть, и выронил…

— Вы Стив Вагнер или нет?

— Да оставьте меня в покое! У меня трагедия, а вы пристаете с каким–то Стивом Вагнером!.. Такие потрясающие кадры!.. Стюардесса помогает пассажирам надеть спасательные пояса!.. Горящее крыло плавится и отваливается целыми кусками!.. За обреченным самолетом тянется зловещий шлейф пламени и дыма!.. Любая газета озолотила бы за такие фото!.. И все пошло к черту!.. Вот не везет!

— Зато нам повезло, — чуть не обнял его от радости Мун. — Вы — единственный, кого нам удалось подобрать.

— А остальные?

— Погибли. Теперь это можно считать непреложной истиной.

— Жаль… Славные ребята… Я успел к ним привязаться, особенно к вьетнамцам.

Внезапно журналист рывком приподнялся:

— Вы говорите, все погибли? Выходит, я один уцелел? Что же вы сразу не сказали? Это ведь неслыханная удача! Такая выпадает раз в жизни! Репортаж века! Наш корреспондент Свен Крагер, единственный, переживший катастрофу, раскрывает тайну гибели «Оранжевой стрелы»!.. Где здесь передатчик? Давайте сюда радиста!

— Рассказывайте! Почему погиб лайнер? — Мун лихорадочно тормошил Свена.

— Насчет лайнера не знаю. Но могу сказать, отчего погибнет наш пациент. От голода. Воскрешать его вторично не собираюсь. Где бульон? — грозно вопросил внезапно появившийся доктор.

— Вы уже проснулись? — удивился Дейли.

— Разве можно спать, когда вы так орете?

— Дайте ему сначала рассказать! — просил Мун.

— Дайте ему сначала поесть! — настаивал доктор. Пришлось подчиниться.

Рассказ Свена был предельно краток. Нетерпеливое желание скорее добраться до радиопередатчика мешало ему вдаваться в детали.

Свен как раз брал интервью у капитана «Оранжевой стрелы», когда в рубку начал проникать дым. До этого полет протекал нормально. Моторы, управление, система подачи бензина и масла действовали безотказно. Оказалось, что горит нижняя часть фюзеляжа и левое крыло. Капитан взял курс на ближайший остров. Потушить пожар не удалось. Пассажирам приказали надеть спасательные пояса. Левое крыло начало разваливаться. Капитан решил садиться на воду. Свена удивили проявленные командой и особенно пассажирами исключительное мужество и выдержка перед лицом смертельной опасности. Не было ни малейшей паники. Вьетнамцы молча надевали пояса. Никто не тронулся с места, даже когда салон наполнился едким дымом. Члены команды до последнего момента самоотверженно оставались на своих постах. Что касается самого Свена, то у него просто не было времени для переживаний. Он фотографировал как одержимый. Горящий самолет снижался почти вертикально. Капитану посчастливилось благополучно посадить его на воду. Перед этим бортпроводники успели открыть несколько запасных выходов. Теоретически люди имели возможность спастись. Однако Свен предполагал, что это удалось немногим, так как через запасные выходы вместе с воздухом проник огонь. К счастью, в момент посадки Свен находился в рубке. Выбравшись через разбитое стекло из залитой водой пилотской кабины, Свен увидел огненные фонтаны бензина, вырывавшиеся из поврежденных баков. Он отплыл по возможности дальше. Когда он обернулся, самолет уже превратился в факел. Далеко от Свена покачивалось несколько светлых точек. Это могли быть люди или обломки самолета. Доплыть до них не позволяло сильное течение.

Свен понятия не имел, сколько часов плыл. По его расчетам, около десяти. Он был хорошим пловцом. Однажды во время марафонского заплыва даже проплыл полдистанции вместе со спортсменами и благодаря этому завоевал в газетном мире звание абсолютного чемпиона.

Наконец Свен увидел остров. Плыть стало труднее, приходилось бороться с течением. Отдыхать, как раньше, уже было нельзя — течение пронесло бы мимо острова. Свен начал уставать. Во время шторма он окончательно обессилел. Свен признался, что не раз готов был прекратить борьбу, если бы не мысль, что уникальные фотоснимки воздушной трагедии в таком случае никогда не дойдут до читателей. К тому времени, когда шторм стих, Свен находился в полубессознательном состоянии. Даже не мог вспомнить, добрался ли до острова сам или был вынесен туда волнами…

— А как же акулы? — осведомился Дейли. — Наш командир заверял, что ваше имя уже занесено в акулье меню.

— Акулы? Что–то не заметил. Сначала я быстро плыл, говорят, что порывистые движения их отпугивают. Потом было темно, они, наверное, не разглядели меня, — пошутил журналист. — А впрочем, мне было не до них. Я только и думал, как бы не потерять фотоаппарат с пленкой. И все–таки потерял! Вот не везет! Лучше бы меня акула съела.

Мун лишь одним ухом прислушивался к разговору. Дымя сигарой, он анализировал рассказ Свена.

— Ну, мне пора выполнить свой священный долг перед читателями, — Свен поднялся.

— Читатели подождут, — остановил его Мун. — Меня интересуют еще кое–какие детали.

— Все подробности вы найдете в моем репортаже. Почитайте!

— И не подумаю! Мне нужно не сенсационное описание, а точная информация. Отчего произошла катастрофа?

— Я уже рассказывал… Причиной был пожар.

— Это то же самое, что сказать: причиной атомного взрыва была атомная бомба. Мне важно знать, отчего начался пожар.

— Не знаю. Я не специалист.

— Зато капитан был специалистом. Он–то должен был знать или хотя бы предполагать, почему загорелся самолет.

— Я был слишком занят, чтобы интервьюировать его по этому поводу, но…

— Разумеется, заняты фотографированием зловещего шлейфа из дыма и пламени, — с горькой иронией бросил Мун.

— Не только. Я, например, решил, что читателям будет небезынтересна драматическая запись в бортжурнале, которую я сфотографировал.

— Вы запомнили ее?!

— Конечно. Намеревался использовать для своего репортажа в качестве заголовка. «В рубку проникает дым. Посылаю штурмана. Штурман докладывает: горит нижний отсек. Выяснить причину не удается».

— Заколдованный круг! — проворчал Мун, закуривая новую сигару. С присущим ему терпением он принялся разматывать нить с другого конца. — Судя по записи, дым проник сначала в рубку и только после этого в пассажирский салон. Значит, можно предположить, что очаг огня находился под рубкой?

— Пожалуй, что так.

Дейли напрягся. Наконец Мун напал на след. Это можно было понять по тому, как он жадно затянулся.

— Спасибо! — сказал Мун и, подобно выхлопной трубе заработавшего, наконец, автомобильного мотора, выпустил густую струю дыма. — А теперь, Свен, будьте паинькой и освежите свою память. Не предшествовал ли появлению дыма какой–нибудь необычный звук?

— Совершенно верно! Когда вы упомянули атомную бомбу, у меня сразу возникла ассоциация. Теперь я понимаю, в чем дело… Я вспомнил именно про этот звук.

— На что он был похож?

— Как будто под нами что–то лопнуло или взорвалось.

— Может быть, лопнул бензопровод?

Дейли усмехнулся. Это был типичный пример дотошности Муна. Выдвинув гипотезу, он искал не подтверждения, а наоборот, выискивал все варианты ее опровержения. И только когда они отпадали один за другим, гипотеза становилась базой для дальнейших умозаключений.

— Должен вас огорчить, — сказал Свен. — Горючее поступало нормально, все моторы работали до последнего момента.

— Напротив, вы меня чрезвычайно обрадовали. Могу сказать, что вы услышали. Это был взрыв.

— Взрыв? — удивился Свен.

— Несомненно. Поэтому у вас и возникла подсознательная ассоциация. На «Стрелах» непосредственно под рубкой находится багажник. Как известно, в багажнике хранятся чемоданы. А в чемодан можно вложить не только журнал с пикантными фотографиями секс–бомбы, но и настоящую бомбу.

— Взрыв! Да это грандиозно! Репортаж, какого еще не знал мир! Надо немедленно… — от возбуждения Свен потерял способность говорить членораздельно. С ним творилось что–то неописуемое. Размахивая руками, он помчался к радисту.

Мун улыбнулся. Через минуту Свен прибежал обратно. Он был взбешен.

— Радист утверждает, что вы запретили ему принимать от меня какие–либо сообщения!

— Да!.. Вспомните людей, что покоятся на дне океана. И вы могли быть в их числе… Вьетнамцев, что в горящем самолете молча надевали спасательные пояса… Членов команды, что до последней минуты оставались на своем посту… Всех этих людей, о мужестве которых вы говорили с таким уважением… Хотите вы, чтобы те, по чьей вине они погибли, получили бы по заслугам?

— Что за вопрос! Но никак не пойму, какое отношение это имеет к моему репортажу?

— Виновники катастрофы рассчитывают на то, что океан скроет все следы. На то, что не осталось ни одного свидетеля, как это было с «Золотой стрелой». В худшем случае, на то, что уцелевшие от катастрофы не смогут объяснить ее причину… О том, что их расчеты имеют основание, свидетельствует хотя бы запись в бортжурнале… Если бы не я, вы так бы и не знали, что произошло…

— Вы считаете, что мой репортаж преждевременно раскроет ваши карты?

— Какая проницательность! Виновники будут внимательными, благодарными читателями. Прочтут и скажут: «Молодец, предупредил, что надо сматывать удочки! Прежде чем этот проклятый Мун не сделал нас на голову короче!»

— С вашей точки зрения, вы, может быть, и Правы. Но вы не представляете себе, что это значит для журналиста! Почти то же самое, что для вас повременить с арестом опасного убийцы, пока он не даст мне интервью. Хуже! У меня в руках огромный капитал, а я вместо того, чтобы пустить его в оборот, вынужден хранить свое богатство в несгораемом шкафу вашей фирмы. Это просто чудовищно!

Свен еще долго бушевал, но Мун остался неумолимым. На всякий случай он еще раз зашел к радисту. Из приемника доносились приглушенные звуки восточной музыки.

— Напоминаю еще раз. До дальнейшего распоряжения вы не принимаете радиограмм ни от кого, кроме меня лично… — наказал Мун.

— Надеюсь, это не распространяется на командира? Он просил меня информировать мистера Брэдока.

— Вы уже передали радиограмму?

— Нет, — радист вынул из нагрудного кармана листок.

Мун изорвал его на мелкие клочки.

— Мистер Брэдок подождет. Это в его собственных интересах.

Он уже направлялся к выходу, но на полдороге остановился и прислушался. Радиостанция, только что транслировавшая восточные мелодии, передавала обзор событий на английском языке.

— Что за волна? — спросил Мун.

— Ханой, коммунистический Вьетнам.

Речь шла об «Оранжевой стреле». Комментатор считал катастрофу террористическим актом, виновниками — южновьетнамских агентов, закулисными вдохновителями — американскую разведку. Сообщив, что все пассажиры и члены команды, очевидно, погибли, он упомянул, что то же самое случилось с жертвами воздушной трагедии над Тихим океаном. Однако он не видел связи между обоими событиями. Ни слова про видных вьетнамских ученых, которые на «Золотой стреле» летели через Гонолулу в Ханой, хотя для коммунистического Вьетнама их смерть была большой потерей.

Муну это показалось очень странным.

— 8-

— А главное — установить место, где затонул самолет. Надеюсь, что Свен сумеет помочь нам. — Мун выжидательно посмотрел на журналиста.

— Я? Понятия не имею! — Свен пожал плечами. — Спросите что–нибудь полегче… Например, кто открыл Америку — Колумб, викинги, финикийцы или Христос?

— Христос? Это еще что за новости? — спросил Дейли.

— Ну да. Есть такая гипотеза, что после воскресения Христос отправился не на небо, а в Америку. Под Уолл–стритом недавно откопали собственноручно написанное им евангелие. Могу процитировать: «Люби доллар своего ближнего, как свой собственный!», «Не убий, если не имеешь адвоката, который сумеет добиться оправдательного приговора».

— Оставьте свои плоские шутки для ваших читателей! — рассердился Мун. — От вас требуется только отвечать на вопросы. С какой скоростью летел самолет после аварии? Сколько миль оставалось до ближайшей суши, когда капитан переменил курс? Сколько минут прошло с этого момента до посадки?

К счастью, Свен, вопреки брошенному Муном упреку, во время катастрофы думал не только о сенсационных кадрах, но и сумел кое–что запомнить.

— Благодарю вас!.. Ну так вот, при помощи этих Данных вычислительная машина сможет определить путь самолета до того места, откуда начался ваш марафонский заплыв. Финиш был предусмотрен в чреве акулы, но поскольку вы преждевременно сошли с дистанции…

— …то вместо акульей пасти попал в зубы к вам, что еще хуже! — рассмеялся Свен. — Знаете, а я действительно тугодум! Только сейчас сообразил! Феноменальное название для моего репортажа: «Финиш был предусмотрен в брюхе акулы!..» Каково?! Весь драматизм ситуации в одной короткой фразе!

Мун неподвижно сидел в радиорубке. Не было ничего драматического ни в его усталом виде, ни в деловитых профессиональных возгласах радиста: «Да!.. Слушаю вас!.. Куда вы пропали?..» Но Мун переживал один из самых напряженных моментов своей жизни. Подобно Свену, он сейчас плыл в океане с фанатической надеждой добраться до твердой суши, но без уверенности достичь ее. Известно было место, где затонула «Оранжевая стрела», но совершенно неведомо, удастся ли найти ее останки. Чтобы уличить организаторов взрыва, недостаточно свидетельских показаний Свена и вытекавших из них умозаключений Муна. Нужны вещественные доказательства. А они погребены на дне океана.

Брэдок нанял лучшего в Санариско водолаза — вернее, откупил его у фирмы, поднимавшей со дна Тихого океана золото потопленного японцами судна. Это стоило огромных денег. Они будут брошены на ветер, если окажется, что до самолета невозможно добраться. Водолаз мог погрузиться на сто сорок футов. Навигационная карта показывала в этом месте глубину в тысячу двести. Был один–единственный, ничтожный шанс, спасительная соломинка, за которую ухватился Мун. Почти фантастическая возможность, что это место находится в районе поднявшей дно вулканической деятельности. Знать это мог только профессор Холмен. Вот почему Мун следил за работой радиста с таким же напряжением, как игрок в рулетку, поставивший миллионное состояние на одну цифру, следит за зигзагами медленно катящегося шарика.

— Профессор Холмен вас слушает, — самым обыденным голосом сообщил радист.

Мун вскочил, вырвал радиотелефон из рук радиста, пытался надеть на голову, но от волнения ничего не получалось. Радисту пришлось помочь ему. В наушниках раздался ворчливый голос профессора:

— Мун?.. Я так и думал… В прошлый раз вы оторвали меня от книги на самом интересном месте, я потом никак не мог его найти. На этот раз…

Мун, прервав профессора, торопливо изложил суть дела.

— Короче! — после трех первых фраз заявил Холмен. — Все ясно… Координаты?.. Спасибо! Вызовите такси!.. Нет, это я не вам, это швейцару… До свидания.

Опять полчаса мучительного ожидания. Наконец в наушниках раздался ворчливый голос:

— В опубликованном отчете экспедиции «Витязь» об интересующей вас точке нет никаких сведений. Надо думать, что глубина осталась прежней… Мое искреннее соболезнование!

Мун молчал. Он был не в состоянии сказать хоть слово. Удар не был неожиданным, но от этого не стал менее чувствительным…

— Ну, чего вы там молчите?.. Не отключайтесь! Я не успел сказать главного!.. Я заказал срочный разговор с Москвой… Имейте в виду — за ваш счет. Я слишком беден, чтобы позволить себе такую роскошь.

— При чем тут Москва? Какую Москву? — не понимал Мун.

— Ту самую! Я запросил точные данные. Присланный мне отчет носит информационный характер. В нем нет всех подробностей научных исследований… Так что не теряйте надежды!

«Молния» уже кружила над местом гибели «Оранжевой стрелы». Каждый занимался своим делом. Мун нервно пожевывал сигару. Дейли лихорадочно острил. А Свен, обнаружив на борту самолета кинокамеру, снимал их обоих для тут же задуманного сенсационного телефильма. Каждые пять минут радист связывался с профессором. Каждые пять минут Муна пронизывал электрический ток, чтобы сразу уступить место полной разрядке. Наконец профессору дали разговор с Москвой.

Еще через пять минут Мун собственноручно привинчивал шлем к скафандру водолаза. Экспедиция «Витязя» при промерах обнаружила в этом месте повышение дна до ста двенадцати футов от уровня моря. Это был один из пиков образовавшегося в результате извержения подводного горного хребта. Огромная удача! Даже не удача, нечто большее!

«Молния» плавно покачивалась на мелкой зыби океана. Помощник водолаза крутил барабан, Свен — кинокамеру. Фут за футом пленка запечатлевала возбужденные лица. Фут за футом воздушный шланг, трос и телефонный кабель погружались в воду.

— Вижу самолет! — доложил водолаз при третьем погружении.

Напряжение последних часов измотало Муна донельзя. Пришлось уступить место у телефона Дейли. В трубке время от времени раздавались отрывистые фразы: «Достиг дна… Слишком много ила… Ничего не видно… Теперь лучше… Вижу трупы… Придавлены фюзеляжем… Лица изуродованы… Ужасное зрелище… Больше не могу… Поднимаюсь!»

— Не может больше, поднимается, — повторил Дейли.

— Ни в коем случае! — вскочил Мун. — Если он вздумает вылезать из воды каждые три минуты, придется проторчать тут до второго пришествия. — Вырвав трубку из рук Дейли, он закричал: — Спускайтесь обратно! Вы что, никогда не видели мертвецов? Если они вам не нравятся, можете не смотреть!

— Плохо слышу вас… Спуститесь лучше ко мне, — проворчал водолаз, но все же прекратил подъем.

— Вот это мне больше нравится, — одобрительно сказал Мун. — Теперь слушайте! Трупы меня не интересуют. О них расскажете нашему журналисту. Меня интересует передний багажник… Обыщите его!

Мун передал трубку Дейли и, обессиленный, опустился на металлическую платформу люка.

— В багажник не могу проникнуть, — доложил водолаз. — Вход завален обгоревшими обломками… Придется расчищать… Искать другой путь?.. Понял.., Проникаю в салон через запасной выход… Кругом плавают обгоревшие трупы… шесть… тринадцать… семнадцать…

— Что он там делает? — спросил Мун.

— Считает трупы.

— Черт побери!.. — опять вырвал трубку Мун. — Не теряйте времени. Вас никто не просил заниматься статистикой. Найдите вход в передний багажник!

— Нашел! — спустя несколько минут доложил водолаз.

Но обыскать багажник уже не было времени. Кончился максимальный срок, допустимый для пребывания на такой глубине…

Четвертое погружение. Дюйм за дюймом водолаз обшаривал выгоревший дотла багажник. С каждой минутой уменьшалась надежда на то, что удастся найти остатки адской машины… Пятое погружение. Водолаз вернулся с пустыми руками.

— Ничего не поделаешь, придется прекратить поиски, — сокрушенно констатировал Дейли.

— Наоборот, продолжать! Я не тронусь с места, пока не буду абсолютно уверен, что нам ничего не найти. Надо искать. Если не в багажнике, то где–то поблизости, в носовой части. Мы знаем, что пожар начался внизу, знаем, отчего он начался… Не может быть, чтобы от корпуса бомбы не осталось хотя бы осколков!

На следующий день подводные поиски продолжались с таким же результатом. Вначале Мун сам держал связь с водолазом, но выслушивать без конца монотонные донесения было выше его сил. Мун передал телефон Дейли, а сам пошел в салон. Там он сидел в состоянии полной апатии. Когда за дверью раздавался громкий голос Дейли, Мун вздрагивал и прислушивался. Опять ничего! Мун снова впадал в полудремоту. В ушах, словно приглушенный толщей воды, звучал голос водолаза: «Пока ничего… Ничего не нашел… Ничего не вижу… Ничего… Ничего… Ничего…»

— Мистер Мун, — кто–то тронул его плечо, — проснитесь!

Мун ошалело вскочил. Перед ним стоял командир.

— Сейчас мы взлетаем… Я только жду, пока водолаз поднимется. Начинается шторм.

Мун заметил, что пол качается чуть сильнее, чем обычно.

— Ну и что? — упрямо спросил он.

— Если останемся, не сумеем взлететь. Знаете, что с нами тогда будет? Я уже не говорю о водолазе… Инструкция предусматривает, что даже при волнении в один балл подводные работы должны быть прекращены.

— К черту инструкцию!.. Дайте мне хотя бы еще полчаса!

— Это бесполезно. Если за два дня ничего не нашли, то за полчаса тем более.

— Бесполезно! Бесполезно! Вы повторяете это не в первый раз. Но вопреки всему я тогда все же нашел то, что искал. Еще полчаса! Слышите?!

— Если вы настаиваете, мы можем вернуться после шторма.

— Вы знаете, какой силы он будет?

— Синоптики предсказывают десять баллов.

— А как долго он будет бушевать, даже они не скажут. За это время волны могут окончательно разрушить самолет и унести обломки бог весть куда!.. За это время может черт знает что случиться… Может начаться новое подводное извержение… Мы обязаны сделать еще одну попытку.

— Не могу, — отвечал командир. — Я отвечаю за безопасность.

— А я отвечаю за всю операцию… Слушайте! В случае удачи Брэдок платит мне десять тысяч. Вы получите четверть, если останемся еще полчаса… Почти сто долларов за каждую минуту!

— Принимаю! — улыбнулся командир.

— Мое предложение?

— Да. Для сатирического приложения к информационному бюллетеню бизнесменов «Время — деньги!» — Он громко засмеялся. — Ладно! Поговорите с водолазом. Если он согласен рисковать…

Тридцать минут. Никогда раньше Мун не предполагал, что в пустячные тридцать минут может уместиться целая вечность. Он исступленно глядел на медленно ползущую по циферблату минутную стрелку. Его не покидало чувство, будто ему сделали операцию и, вынув сердце из груди, пересадили в эти мерно пульсирующие часы. Двадцать семь минут… двадцать восемь, девять…

— Пора подниматься, — сказал командир. — Барометр резко падает.

— Еще пять минут! — умоляюще попросил Мун, но, взглянув на все усиливающуюся белую рябь, на закрывшую горизонт черную стену, отрывисто скомандовал: — Быстрее! Поднимайте быстрее!

Барабан ускоренно завертелся. Внезапно движение замедлилось. Помощник водолаза с видимым усилием вертел лебедку.

— Что случилось? — спросил Дейли в телефон.

— Какая–то чертовщина зацепилась… Сейчас… — голос водолаза оборвался. Почти одновременно ускорились обороты лебедки.

— Что? Что там такое? — крикнул Дейли. Молчание.

— Говорите! Почему молчите? Водолаз не отвечал.

Когда над водой показался оборванный телефонный кабель, они поняли причину. Какой–то груз запутался в кабеле и, оборвав его своей тяжестью, повис на нем. Едва водолаз вынырнул на поверхность, как к нему потянулась дюжина рук. Рывком его вытащили из воды. Еще не был отвинчен шлем, а люк уже закрылся. «Молния» пробежала по пенной дорожке и, взревев моторами, круто взлетела в небо.

А внизу с ревом надвигалась штормовая волна. Еще минута — и водная гладь, с которой только что стартовал самолет, превратилась в кипящий котел.

Самолет швырнуло. Пойманный кабелем груз с грохотом покатился по металлическому полу. Мун наклонился. Еще ниже. Опустился на колени. Виток за витком принялся раскручивать толстый провод. По мере того как груз освобождался от кабеля, побледневшее до землистой серости лицо Муна принимало нормальную окраску.

— Посмотрите, — шепотом пригласил он Дейли. — Знаете, что это за штука?

Дейли, помогавший водолазу снять скафандр, обернулся. На полу лежал кусок металла. Неправильной овальной формы, с отверстиями посередине и оплавленными краями. Намертво приварившиеся к ним расплавленные куски инородного металла и авиационного латекса доказывали, что Мун ошибался — очагом пожара был не передний багажник, а углубление шасси.

Но в главном он не ошибся. Вещественное доказательство, что взрыв произошел от бомбы с часовым механизмом, было налицо.

— 9-

Центр Сингапура поражал белизной. Белые пробковые шлемы полицейских, белые костюмы прохожих, белые кителя военных и моряков, белые высотные здания торговых фирм и банков на обсаженной пальмами Виктория–роуд… Гортанные выкрики уличных торговцев сотрясали воздух. Мостовая была запружена. Велосипедисты, большей частью с полными поклажи корзинами на спине или на багажной раме. Одиночные и парные велорикши. Автомашины всех марок и конструкций. Лимузины с кондиционерами, кабриолеты, допотопные и выпуска этого года, американские, европейские, больше всего — дешевые японские.

Над этим шумным столпотворением стояло ослепительное, пронизанное тончайшей пылью марево. Листья пальм из–за покрывавшей их пыли казались не зелеными, а белесыми. Кое–где чистильщики улиц смывали пыль брандспойтами. Прохожие не обходили их, наоборот, старались попасть под тугую струю. Непривычному к экваториальному климату человеку Сингапур мог показаться огромной парной баней. Лишь продаваемая на каждом шагу вода со льдом да еще уличные душевые кабинки давали кратковременное спасение от влажной и потому вдвойне невыносимой тропической жары.

У Муна и Дейли не было легких тропических костюмов. Не меньше их страдал от жары Свен, облаченный в одолженный бортинженером комбинезон. Но для него это было ничто по сравнению с профессиональными страданиями репортера, вынужденного до поры до времени скрывать от мира потрясающий и притом монопольный газетный материал. Каждый раз, когда они проезжали мимо вывески «Телеграф», Свен норовил соскочить. Мун и Дейли силой затаскивали его обратно на сиденье. От этой периодически возобновляющейся борьбы Мун взмок еще больше. Он старался не думать о жаре. Чтобы отвлечься, принялся разглядывать уличную толпу. Немногочисленные европейцы и американцы терялись среди китайцев, малайцев, индусов, сиамцев.

— Хватит! — внезапно завопил Дейли. — Еще пять минут, и я превращусь в пережаренный бифштекс. Одно из двух: или мы немедленно покупаем тропические костюмы, или… или придется показаться сингапурским дамам совсем без костюма.

— И тут же уплатить штраф за нарушение общественных приличий, — заметил Свен.

— Не страшно! Все расходы несет мистер Брэдок! — возразил Дейли.

Мун приказал подъехать к ближайшему магазину готового платья. Ловко маневрируя между напиравшими со всех сторон автобусами, автомобилями и велосипедистами, водитель свернул в боковую улицу. Белое великолепие Виктория–роуд сразу же сменилось одноэтажными домишками, почти черными от многолетнего слоя пыли и грязи. Вся улица представляла собой сплошной торговый ряд. Магазин готовой одежды принадлежал толстому китайцу. Костюмы висели прямо на улице. Кабинки для примерки отсутствовали. Постоянные покупатели не испытывали в них никакой нужды. Не в меру стеснительный посетитель мог переодеться в самой лавчонке, куда владелец на ночь запирал товар. Выбрав костюм с японской фирменной маркой, Мун, не торгуясь, заплатил запрошенную цену, чем немало удивил владельца. Беспрерывно раскланиваясь и расплываясь в улыбках, тот аккуратно завернул сброшенную покупателями потную одежду. Упаковочная бумага была покрыта надписями на английском, малайском, китайском и хинди: «Покупайте у Мин Лао–тсе!» Тот же призыв красовался на зубочистках, преподнесенных покупателям в качестве даровых сувениров.

— Видите, что значит реклама, — с философским видом произнес Дейли. — Каждый раз, когда у вас в зубах застрянет зернышко риса, вы сразу броситесь за покупками к Мин Лао–тсе! Напрасно отказываетесь рекламировать нашу фирму.

— Мы не торговцы костюмами! — отрезал Мун.

— Разница только в том, что они облачают, а мы разоблачаем. Ладно! Оставайтесь при своих старомодных принципах, о рекламе позабочусь я.

— Как это понимать? — насторожился Мун.

— Увидите! — ухмыльнулся Дейли.

Муну некогда было заниматься расшифровкой этой загадочной фразы. Они остановились у полицейского управления.

Начальник полиции сэр Уильям Брок выглядел типичным колониальным офицером — кирпичного цвета лицо, седые, коротко подстриженные волосы, светлые усы. Молодым лейтенантом прибыл он сюда по заданию Интерпола, чтобы выследить шайку торговцев живым товаром, да так и застрял на всю жизнь в Сингапуре.

— Какие были времена! — с места в карьер принялся вздыхать сэр Брок. — Женщины любого цвета кожи! В любом количестве! На любой вкус! Скрещение утонченного сладострастия Востока и цивилизованной извращенности Запада! Существовали даже специальные школы. До войны только Сайгон и Гонконг могли конкурировать с Сингапуром. А теперь?.. — Горестный вздох. — Разве нам угнаться за Америкой и Западной Европой… Отстали, безнадежно отстали. Чем порадовать туриста? Игорными домами? Курильнями опиума?.. Детский сад! — Сэр Брок уныло махнул рукой, словно смахивая со щеки невидимую слезинку.

Воспользовавшись паузой, Мун изложил цель посещения. Чтобы проводить расследование на территории Сингапура, он нуждался в разрешении и помощи местной полиции.

— Думаете, адскую машину подсунул один из служащих аэродрома? — Сэр Брок задумчиво провел по голове, выдернул короткий седой волос и внимательно осмотрел, словно ожидая от него откровения. Не дождавшись, сдунул и снова обратился к Муну. — Эти туземцы страшные пакостники, только и мечтают кого–нибудь укокошить или взорвать. Что самолет, если даже мою собаку отравили. Замечательный был пес! Когда я играл в крокет, все шары приносил мне в зубах. Из–за него я не стал чемпионом. Представьте, последний матч, последний удар, шар почти вкатился в лунку, судья поднимает руку, чтобы объявить счет, и тут подлетает этот дьявол, перехватывает шар и приносит мне. Видели бы вы, как ему аплодировала публика!.. А особенно мой соперник. — Сэр Брок умолк и задумчиво провел рукой по голове.

— Мы рассчитываем на вашу помощь, сэр Брок! — прервал его раздумье Мун.

— Само собой! С удовольствием! Белый должен поддерживать белого, иначе весь мир полетит к черту. Тем более… Насколько я понял, взрыв был организован коммунистами? Моя святая обязанность бороться с…

— Не совсем, сэр. Националистами. Ультраправыми.

— Неважно. Все они порядочные сволочи… Сначала притворяются антикоммунистами, чтобы выклянчить у нас побольше, а потом кричат: «Вон!» Да, но почему вы решили, что самолет погиб от взрыва? Командир «Энтерпрайса»… кстати, мой троюродный брат по материнской линии, побочная ветвь графов Уорвиков, слыхали, конечно, третий граф Уорвик был вице–королем Индии, его племянница впоследствии вышла замуж за герцога Глостера… Извините, кажется, я запутался… С чего я начал?.. Да, так вот мой троюродный брат доложил, что ни один свидетель катастрофы не остался в живых.

— Свидетель перед вами, — указал Мун на посмеивающегося Свена. — Я уже говорил вам…

Пришлось рассказывать все сначала.

— Спасибо! — внимательно выслушав, кивнул сэр Брок. — Теперь мне все понятно, — погладил себя по волосам, задумался, потом с интересом взглянул на Свена: — Значит, плыли целых десять часов? Замечательное достижение!.. Мой кузен маркиз Готенхэм тоже был хорошим пловцом, даже чемпионом Королевского клуба… Хотя нет, тогда он был только баронетом, маркизом стал после того, как… — Сэр Брок запнулся и рассеянно оглядел присутствующих. — Кажется, опять запутался… О чем это я?..

— Не знаю, о чем вы, — бесцеремонно сказал Мун, — я лично говорил о том, что мне нужна ваша санкция и помощь.

— Сочту своей святой обязанностью! — охотно откликнулся сэр Брок. — Всего несколько дней терпения. Ознакомьтесь пока с достопримечательностями Сингапура. Конечно, уже не те времена, но, например, заведение мадам Шери… Есть даже бывшая сиамская принцесса, одна из жен маршала Тана. Слыхали, конечно, после его смерти наследники по дешевке распродали весь его гарем… Принцесса в таком заведении!.. — тяжело вздохнул сэр Брок. — Продана за бесценок! Да, печальные времена для аристократии!..

— Кажется, вы опять запутались, сэр Брок, — вежливо напомнил Дейли. Видя, что обессиленный Мун готов сложить оружие, он вышел из резерва и ринулся на передний край. — Вы сказали, что придется ждать. Почему? Нам дорог каждый час.

— Сочувствую. Но весь персонал аэродрома, кроме начальника, он англичанин, Чарльз Ундроп, но, знаете, не из тех Ундропов, что при королеве Елизавете получили…

— Без генеалогии! — рявкнул Мун.

— Почему же? — вмешался Свен. Сцена его забавляла. Сейчас он мог отплатить Муну за вето, наложенное на репортаж. — Продолжайте, это чрезвычайно интересно. Значит, при Елизавете Второй?..

— Первой! — сердито поправил сэр Брок. — И прошу меня не сбивать. Весь персонал аэродрома — туземцы. Большинство не знает английского. Значит, необходим переводчик… А все до единого чины полиции, владеющие местными языками, брошены на операцию «Попугай»…

— Должно быть, кодовое название боевой операции против малайских партизан? — осведомился Свен. — Я читал, что они ликвидированы!

— Я тоже, — сердито проговорил сэр Брок. — В английских газетах. Но эти черти не читают английских газет, поэтому не знают о своей ликвидации и продолжают стрелять. Впрочем, ими занимается армия. А мне приказано заняться попугаями… Проверить их политическую благонадежность.

— Вы шутите?!

— Ха! Хорошенькая шутка! Когда агенты доложили, что принадлежащие китайцам попугаи выкрикивают антиправительственные лозунги, я тоже хотел отделаться шуткой. Сказал, чтобы их засадили. Мое дело разгонять демонстрации, а не допрашивать всякую там живность. Кто я: начальник полиции или директор зоопарка? Не тут–то было. Какой–то патриотически настроенный кретин написал письмо в «Тайме». На следующий день — приказ из Лондона! За подписью самого министра лорда Брэвери… В их роду все были дураками. Разумеется, кроме тридцать первого лорда, тот был слишком умен и потому попал в сумасшедший дом… Простите, кажется, опять запутываюсь… Знаете, сколько попугаев в Сингапуре? Около ста тысяч. Послать бы их всех к министру — пусть сам допрашивает!.. Адская работа! Можете убедиться сами!

Помещение, в котором находились пернатые носители крамолы, напоминало выставочный павильон. Когда–то это был храм основанной американской миллионершей теософской секты, построенный в стиле модерн. Строители храма надеялись привлечь к теософии широкие круги местного населения. Однако те остались верны богам праотцев. Пустовавший храм перешел во владение каучуковой компании, использовавшей его как склад, пока конкуренция синтетического каучука не вынудила ее сократить производство. Теперь храм принадлежал городским властям. В период дождей в нем устраивали ярмарки и спортивные состязания.

На расписанном мистическими символами полу стояли бамбуковые клетки. Иные — покрытые искусной резьбой, иные — с остроконечными крышами, словно миниатюрные пагоды. В клетках сидели, прыгали, бегали, качались, хлопали крыльями тысячи попугаев самой различной величины и расцветки.

Непосвященному могло поначалу показаться, что он попал на птичью выставку, где призы будут присуждены за самое яркое оперение или наибольшее количество заученных слов. Однако обходивших клетки работников полиции интересовало не количество слов, а их смысл. Уличив очередного попугая в непростительном неуважении к священным устоям Британской империи, они прикрепляли к клетке соответствующий ярлык и направлялись к следующей. Сами попугаи, видимо, полагали, что приглашены на конкурс красноречия. Словно поддавшись общему психозу, они ораторствовали без умолку. К их беспрерывной трескотне примешивались громкие протесты владельцев, пытавшихся сорвать ярлыки, и ругань полицейских, препятствовавших этому.

— Все! Хватит, — раздался откуда–то сзади истерический крик. Мун обернулся. Высокий худощавый человек с русой бородкой яростно пнул ногой клетку с попугаем и, зажав обеими руками уши, кинулся к выходу. Сэр Брок заступил ему дорогу.

— Что с вами, князь?.. Это русский князь Шахгиров, работает у меня переводчиком, — пояснил начальник полиции. — Да опустите же руки! Вы что, рехнулись?

Переводчик приоткрыл было уши, но сразу же снова заткнул их.

— Пока еще нет, но близок к этому. Двести пятьдесят попугаев за три часа! Чуть сам не превратился в попугая. О боже! Великий инквизитор Торкве–мада и тот не додумался бы до такой пытки.

— Князь — и такие слабые нервы? — горестно вздохнул сэр Брок. — Да, вырождается аристократия!.. Не то что в былые времена. Когда к лорду Чэ–тему — слыхали, должно быть, он тогда был вице–королем Ирландии — во время беспорядков ворвалась орущая толпа, он даже глазом не моргнул… Кажется, я опять… О чем, собственно, шла речь?

— О том, что мистер Шахгиров поедет с нами… — Мун попытался вернуть начальника полиции в сегодняшний день, — …чтобы показать нам достопримечательности Сингапура, — ехидно добавил он.

— Моя святая обязанность! — закивал головой сэр Брок. — Князь, обязательно сводите джентльменов к мадам Шери… Только не давайте сиамской принцессе слишком много пить. Бедная принцесса! — Сэр Брок махнул рукой, словно смахивая невидимую слезинку.

— Почему действительно не попробовать? — засмеялся Дейли, провожая глазами начальника полиции, продолжившего инспекционный обход.

— Что? — спросил Мун. От крика, гама, а больше всего от болтовни сэра Брока у него разболелась голова.

— Я имел в виду принцессу, — пояснил Дейли. — Как вы на это смотрите, Свен?.. Свен!.. Свен?!.

Но Свен ничего не слышал. И не мог слышать. Его вообще не было рядом. Воспользовавшись тем, что операция «Попугай» отвлекла внимание его стражей, журналист не преминул улетучиться. Должно быть, сейчас он уже находился в каком–нибудь почтовом отделении и посылал за счет редакции телеграмму рекордной длины. Разыскивать его в миллионном городе не имело смысла. Это означало только терять дорогое время. Сейчас оно становилось вдвойне драгоценным.

С той минуты, когда Свен протянул телеграфисту исписанный листок, начались своеобразные гонки. Первая выстуканная телетайпом буква была стартовым выстрелом. Скорости, с которой работают телеграф и радио, надо теперь противопоставить еще большую скорость. Иначе — почти верный проигрыш.

Виновников гибели «Оранжевой стрелы» надо найти прежде, чем отправленная Свеном информация облетит мир и в виде переданных по радио последних новостей вернется в Сингапур. Весть о находке адской машины прозвучит для них предупредительным сигналом: «Спасайте свои шкуры!» Надо арестовать преступников раньше, чем они успеют скрыться. Надо спешить!

— 11-

На аэродром! — приказал Мун. — Побыстрее! — добавил Дейли и для пущей убедительности помахал зажатой между пальцев банкнотой.

Центр остался позади. Они ехали сейчас параллельно бесконечной набережной. Видневшиеся в проемах боковых улиц портальные краны и мачты, обилие моряков всех национальностей, портовых кабачков, контор пароходных компаний, магазинов судовых поставщиков создавали впечатление, что Сингапур — сплошной порт.

Впереди замерцала неправдоподобная синяя гладь Танжонг Рха, обезображенная нефтяными разводами, островками нечистот. Огромный внутренний бассейн походил на заполненный водой своеобразный ноев ковчег, в котором плавали образцы всех на свете корабельных и лодочных пород. В живом музее Танжонг Рха было решительно все — от шестидесятитысячетонного океанского исполина до облепившей его бесчисленной мошкары жилых джонок. На этих плавучих подмостках поколение за поколением показывало публике интимные сценки домашней жизни. Ничуть не стесняясь, тут на виду у всех раздевались, умывались, стирали, развешивали белье, спали, играли в маджонг или кости, стряпали, ели, умирали с голоду. Эта редкостная по богатству красок экзотика напоминала надетое на нищего прохудившееся парчовое одеяние с султанского плеча. Ткань переливалась ослепительным золотом, а сквозь прорехи виднелось изможденное голое тело в рубцах и незаживающих язвах.

Но для Муна и Дейли Танжонг Рха в данную минуту означал одно: близок аэродром. Лишь краем уха они слушали Шахгирова. Не имея возможности показать гостям первоклассное заведение мадам Шери, как того желал сэр Брок, он в меру своих сил старался ознакомить их с другими достопримечательностями Сингапура.

— Удивительный город! — проникновенно произнес Шахгиров и, почти без перехода превратившись из рекламирующего музейные ценности гида в просто человека, добавил: — Но, по мне, пусть катится к чертовой матери! Вместе с сэром Броком, сиамской принцессой и с проклятыми попугаями. Ненавижу. Задыхаюсь! От этой дьявольской жары, от своей работы, от всего!

— Работу можно ведь переменить, — заметил Дейли.

— Для меня это не легко. Кто я такой? Бывший князь! Бывший русский! Эмигрант! Чужак! Аутсайдер!.. Таких, как я, охотно берут только на полицейскую службу. Считают: раз русский эмигрант и притом дворянин, значит, обязательно белогвардеец, махровый реакционер… Когда я в Сайгоне служил переводчиком у французского генерала, он с утра до вечера поносил коммунистов. Старый идиот воображал, что оказывает мне этим любезность… Противно! Разве я виноват, что отец бежал от большевиков?

— Вы даже французский знаете? — удивился Мун.

— С детства. Кроме того, английский, китайский, японский, малайский, вьетнамский, — не без гордости перечислил Шахгиров.

— Вьетнамский! — обрадовался Мун. — Это именно то, что нужно. Сам бог послал вас.

— При чем тут бог? Благодарите попугаев!.. Чертова жизнь!

— Кабы я разговаривал на семи языках, стал бы не сыщиком, а специальным представителем президента, — заметил Дейли. — Хотя для этой должности умение говорить не столь важно, как искусство заговаривать зубы.

— Я знаю только шесть, — поправил Шахгиров.

— А русский? — напомнил Мун.

— Стыдно признаться, но именно его–то я и не знаю. Типичная трагедия эмигрантов, особенно второго и третьего поколения… Дикое чувство — не иметь родного языка. Примерно то же самое, как если бы у вас было шесть искусственных сердец и ни одного настоящего… Это одна из причин, почему я не вернулся в Россию. Приедешь в Москву и даже не сумеешь спросить, как пройти на Новодевичье кладбище. Отец рассказывал, что там похоронен мой дед. Самое странное, что деда царские власти считали красным, его даже арестовали и сослали. А внук вынужден уличать в вольнодумстве попугаев!.. — Шахгиров горько рассмеялся.

— Арестовали? Черт возьми! — Мун хлопнул себя по лбу. — Хорошо, что напомнили. Как же мы арестуем их, если у нас нет ордеров?

— Ничего! — успокоил Шахгиров. — Ведь они вьетнамцы. Сэр Брок посмотрит на это сквозь пальцы. С туземцами здесь не принято церемониться. Другое дело, если бы это были белые.

Мун никогда не был поборником расовых привилегий. В свое время он нажил кучу неприятностей, посадив за решетку белых убийц негритянского студента. Преступников оправдали, но это все же была моральная победа — победа отважно выполненного служебного долга над трусливой оглядкой на общественное мнение, прессу и позицию начальства. Однако когда полицейский задержал велорикшу с пассажиром–малайцем у въезда на аэродром, а такси с белыми беспрепятственно пропустил, Мун даже порадовался культивируемому сэром Броком неравноправию рас. Благодаря этому они выиграли несколько минут.

Оказалось, что дежурный по аэродрому, отправлявший в рейс «Оранжевую стрелу», пошел домой. За десять минут машина добралась до поселка, где в легких одно–и двухкомнатных бунгало жили служащие аэропорта. Домики стояли вокруг площади, на которой размещались души, площадки для тенниса и гольфа. Администрация, очевидно, пыталась привить подчиненным английский образ жизни. О результатах свидетельствовали заросший яркими тропическими цветами теннисный корт и англичанин, в полном одиночестве гонявший клюшкой мяч. Он был весь в поту, но все же продолжал с фанатическим упорством выполнять ежедневный, возведенный в религию, спортивный ритуал. По–видимому, это был начальник аэродрома Чарльз Ундроп. Глядя на него, Мун решил, что, будь он местным жителем, он также игнорировал бы предоставленную возможность приобщиться к западной культуре. Играть при такой жаре в гольф могли только англичане.

Такси поравнялось с выкрашенным в розовый цвет бунгало.

— Стоп! — поднял руку Шахгиров.

— Разве дежурный живет здесь? — спросил Дейли. Шахгиров не ответил.

— Странно! — Он прислушивался к доносившимся из бунгало гортанным фразам. — Слышите? Это попугай. Выкрикивает лозунги.

— Что же тут странного! — усмехнулся Дейли. — Вам пора было привыкнуть, что в Сингапуре эти птички занимаются подрывной деятельностью.

— Поэтому я и удивился. Мы натолкнулись на редчайший экземпляр. Этот попугай убежденный антикоммунист.

— Вот как? У нас бы он сделал на этом карьеру. Ему немедленно предложили бы выступать в еженедельной телепередаче «Задушевные беседы с домашней хозяйкой», — сострил Дейли.

— Замолчите! — нетерпеливо бросил Мун. — На каком языке он говорит?

— На вьетнамском, — ответил Шахгиров. Мун и Дейли переглянулись.

Из стоящего напротив бунгало вышел худощавый малаец в длинной гавайской рубашке поверх шаровар. Коническая шляпа защищала от палящего солнца голову, темные очки — глаза. Оказалось, это тот самый дежурный по аэродрому, к которому они направлялись. Мун забросал его вопросами, в основном о владельце попугая.

Нгуэн Бао Мин — так звали владельца птицы — работал на аэродроме механиком. Жил сравнительно замкнуто, почти ни с кем не общался. Был южновьетнамским подданным, до недавнего переезда в Сингапур жил в Сайгоне, время от времени улетал туда на несколько дней.

— Вы не помните, Нгуэн присутствовал при отправке «Оранжевой стрелы»? — спросил Мун.

— По–моему, нет. В состав моей бригады он не входит. Хотя абсолютно точно сказать не могу. Бывает, что работники аэродрома встречают или провожают родных и знакомых, поэтому на них не обращаешь внимания.

— Значит, вы могли и не заметить его?

— Вполне. Тем более что я был слишком занят. «Стрела» прибыла с запозданием, надо было успеть с разгрузкой, проверкой и посадкой.

— Вы не отлучались от самолета?

— Ни на минуту.

Мун досадливо поморщился. Как сказал бы любитель карт — пасьянс не получался.

— Дайте мне список всех людей вашей бригады, — сказал он и бросил шоферу: — Включайте мотор! — Разыскивать всю бригаду, говорить с каждым в отдельности — страшная, почти катастрофическая трата времени, если вспомнить, что посланная Свеном информация могла уже попасть в эфир.

— Скажите, шасси самолета было в исправности? — спросил Дейли.

Мун с удивлением взглянул на него. Сосредоточившись на одном вопросе, он не сразу сообразил, куда тот клонит. Поняв, выругал себя за то, что сам не догадался испробовать этот путь.

— Как будто… — задумался малаец. — За сутки

я отправляю двадцать самолетов, а если бывают специальные рейсы, то и больше. Тут всего не упомнишь.

— Попытайтесь все же! — настойчиво попросил Мун.

В эту минуту из бунгало Нгуэна раздался пронзительный крик.

— Попугай!.. — вскричал малаец. — Ну конечно! Вспомнил! У шасси была небольшая неполадка, но ее удалось быстро исправить. Сделал это Нгуэн. Механик бригады был занят чем–то другим.

— Все ясно! — прошептал Мун. — Нгуэн успел прикрепить адскую машину, пока возился с шасси.

— При чем тут попугай? — поинтересовался Шахгиров.

— Из–за него я все вспомнил, — объяснил малаец. — Нгуэн почти не разлучается с ним. И тогда притащил с собой… Носится с птицей как с любимой девушкой. В тот раз клетка была даже покрыта чехлом для защиты от солнца. Чудак! Какое там солнце, если клетка стояла в тени самолета.

— Попугай кричал? — спросил Мун. — Вы, должно быть, не помните?

Шахгиров рассмеялся. Какое это могло иметь значение?

— Попугай был тих, как мышка. Я решил, что он спит. За все время не произнес ни слова.

В бунгало Нгуэна царил полумрак. Спущенные жалюзи пропускали рассеянные солнечные лучи, в которых танцевала сверкающая пыль. Дверь пришлось взломать, но Муна это нарушение законности не очень беспокоило, поскольку не могло быть сомнения, что за обыском последует арест. Первым делом он устремился к клетке, обитатель которой встретил непрошеных гостей негодующими криками. Интерес Муна к клетке немало удивил Шахгирова.

— Вы не понимаете, в чем дело? — догадался Мун. — Дейли, объясните!

— Тут и объяснять нечего… Размер клетки достаточен для адской машины.

— Подумайте! — добавил Мун. — Почему попугай молчал? Потому, что там не было Никакого попугая. А чтобы скрыть настоящее содержимое клетки, Нгуэн накрыл ее чехлом. Ясно?

— Мне тоже кое–что ясно, — Дейли втянул в ноздри воздух. — Он курит сигареты с марихуаной.

— Это конек Дейли, — с добродушной иронией объяснил Мун. — По части табачных запахов он абсолютный чемпион. Нос заменяет ему мозги. Стоит принюхаться, как преступник уже уличен… Дейли нагнал такой страх на преступный мир, что самые заядлые курильщики вместо сигарет стали сосать мятные леденцы…

— Хватит издеваться! — отмахнулся Дейли, — Смотрите, разве я не был прав? — он показал найденный им початый блок сигарет «Нирвана».

Мун закурил одну из них. Голова сразу же закружилась. Еще несколько затяжек, и это состояние перешло бы в легкое наркотическое опьянение, Табак, несомненно, был пропитан марихуаной, родственной гашишу вытяжкой из индийской конопли.

— К тому же хозяин этого дома алкоголик! — пошутил Шахгиров, указывая на бутылку рисовой водки. Этикетка информировала, что изготовители точно соблюдают рецепт, изобретенный в XV веке великим китайским мудрецом Ли Шай–хо.

— Отведаем, что ли? — Дейли откупорил бутылку и сразу отпрянул. В нос ударил резкий химический запах. — Это что такое?

— Судя по запаху, яд для слишком любопытных гостей вроде вас! — усмехнулся Мун. — Хватит развлекаться! Надо до прихода хозяина осмотреть комнату.

На бамбуковом столике стояла машинка с латинским шрифтом. Очевидно, Нгуэн знает английский язык. Внимание Муна привлекла папка с копировальной бумагой. Бумага была разноцветная — черная, красная, зеленая и желтая. Мун тут же вспомнил, что угрожающее письмо с подписью «Желтый Дракон» — вернее, его копия — были напечатано через желтую копирку.

— Это старинная традиция, — пояснил Шахгиров, заметив, с каким вниманием Мун разглядывает бумагу. — Когда–то один из министров аннамского императора — между прочим, выдающийся математик — предложил изготовлять копии переписки разноцветными чернилами. Каждая краска соответствовала характеру письма — внешние связи, послания губернаторам провинций, переписка со сборщиками податей и т. д. Таким образом нужные копии было легче разыскать в архиве.

— Полюбуйтесь! — раздался из угла голос Дейли. По его торжествующему виду можно было подумать, что он нашел по меньшей мере золотой слиток. Но это был всего лишь кусок темного металла.

Однако глаза Муна загорелись. Скорей всего тот самый сплав, из которого отлит корпус адской машины. Цепь замкнулась!

Никогда еще в распоряжении Муна не было такого обилия косвенных и прямых вещественных доказательств. Однако оставалось самое трудное — арестовать Нгуэна.

Дверь раскрылась бесшумно. Рассматривавшие находку люди не заметили бы вошедшего, если бы не закричал попугай. Дейли обернулся первым. Но было поздно. Дверь захлопнулась, прежде чем он успел выхватить пистолет. Когда они втроем выбежали из бунгало, спина в синем комбинезоне исчезла в зарослях…

Не было сомнения — это мог быть только владелец попугая. Дейли дал несколько выстрелов в воздух. Беглец не остановился. Запыхавшись, они вбежали в заросли. Где–то поблизости застрекотал мотор. Вынырнув из зарослей, они увидели быстро удаляющийся мотоцикл. Дейли выпустил обойму в шину, но промахнулся. Вторично стрелять не имело смысла. Мотоциклист был уже вне пределов досягаемости.

— Скорее в машину! — скомандовал Мун. Бежать до такси не пришлось. Сообразительный шофер уже подъезжал к ним.

Когда они на полной скорости, чуть не сбив с ног дежурившего у ворот аэродрома полицейского, пролетели мимо него, мотоциклист превратился в быстро уменьшающуюся точку.

Сократить расстояние никак не удавалось. Дорога все время петляла. Каждый раз, когда бешено мчавшаяся точка исчезала за очередным поворотом, у Муна от волнения спирало дыхание.

Водитель выжимал все, что мог. К вою мотора присоединился новый звук. Это клокотала кипящая в радиаторе вода.

— Надо залить воду! — закричал водитель.

— Некогда! — прокричал в ответ Мун.

— Мотор полетит к черту!

— Пусть летит. Сначала мы должны догнать его!

— Не могу рисковать! — прохрипел водитель. Дейли пинком сбросил его ногу с тормоза.

— Покупаю у вас машину! Сколько? — задыхаясь, выкрикнул Мун.

— Правильно! Мистер Брэдок платит за все! — заорал Дейли. — Жми, парень! На всю катушку!

Из слепящего марева вынырнул предупредительный щит: «Осторожно! Впереди поворот! Снизить скорость!» За ним промелькнула огромная, с двухэтажный дом, реклама похоронного бюро.

— Направо! — Шахгиров впервые за все время подал голос. — Эта дорога короче. Мы первыми выйдем на перекресток и перехватим его.

— Слишком большой риск. Если он вздумает свернуть… — откликнулся Мун.

— Ничего! Это наш единственный шанс! — крикнул Дейли. — Давай!

Реакция водителя была слишком медленной. Они чуть не проскочили поворот. В последний момент Дейли, оттолкнув водителя, резким рывком крутанул баранку. На двух колесах машина взяла вираж. Ездоков швырнуло. Из–под шин со свистом взметнулся фонтан песка и гальки. Муна больно ударило по лицу. Через секунду «форд» опять встал на все четыре ноги и помчался вперед, взвивая облака пыли.

Когда они подъехали к перекрестку, шоссе было пусто, если не считать нескольких велосипедистов. Мун велел водителю развернуть машину поперек дороги.

— Мудрая стратегия! — заметил Дейли. — Особенно в случае, если он успел проскочить.

Почти в тот же момент они его увидели. Солнце светило за их спиной. Поэтому мотоциклист обнаружил засаду слишком поздно. Прежде чем он успел развернуться, раздался выстрел. На этот раз стрелял Мун. Из лопнувшей шины с пронзительным визгом вырвался воздух. Мотоцикл опрокинулся. Человек отлетел на несколько футов в сторону и сравнительно мягко упал на упругие побеги саго, окаймлявшие шоссе. Дейли первым добежал до него. Мотоциклист был цел и невредим. Он только потерял сознание от сильного удара.

— Знаете, по–моему, это не он, — сказал Шахгиров.

— Почему вы думаете? — спросил Мун.

— Для вас они все на одно лицо. Но я–то разбираюсь. Это не вьетнамец.

— Точно так, — подтвердил подошедший шофер. — Этот человек малаец.

— Вот тебе и на! — Дейли чертыхнулся. — Как в анекдоте: гнались за живым тигром, а поймали жареного индюка.

— Все! — вздохнул Мун. — Можно считать, что мы проиграли. Сто против одного, что настоящего Нгуэна нам не видать как собственных ушей.

— Он приходит в себя, — сказал Шахгиров. Человек открыл глаза.

— Мой мотоцикл!.. — простонал он.

— Не волнуйся! — утешил Дейли. — Мистер Брэдок платит за все!

Только теперь мотоциклист увидел наклонившихся над ним людей и револьвер в руке Муна. Лицо малайца перекосилось от страха.

— Не стреляйте! — простонал он. — Я ничего не сделал… Это он меня послал.

— Кто?

— Нгуэн Бао Мин.

— 11-

Врет, сукин сын, — сказал Дейли. Он мог не стесняться в выражениях. Малаец не понимал по–английски.

Шахгирову пришлось переводить слово за словом его сбивчивый рассказ, отчего тот показался еще более запутанным и сбивчивым.

Вначале они поняли только одно. Малаец почему–то считал, что они из местной полиции, и боялся, как бы его не пристрелили. Очевидно, белые, подчиненные сэра Брока, не очень церемонились с цветными. Постепенно выяснилось, что малаец работает на аэродроме заправщиком. Его знакомство с Нгуэном началось с того, что тот ему как–то достал опиум. Сегодня они вместе обедали в столовой летного состава. Внезапно Нгуэн всполошился. Сообщив малайцу, что полиция разыскивает его за торговлю опиумом и что ему надо скрыться, он попросил привезти попугая. Все это смахивало на наскоро придуманную басню.

— Пожалуй, я склонен ему верить, — сказал My и после короткого раздумья. — Вспомните, что дежурный рассказывал о привязанности Нгуэна к птице.

— Логично, но тем не менее неправдоподобно, — возразил Дейли.

— А мы сейчас проверим… Спросите, куда он должен был доставить клетку? — обратился Мун к Шахгирову.

Малаец не ответил на вопрос. По его угрюмому лицу и плотно сжатым губам было видно, что он намерен молчать.

— Не хочет выдавать товарища. Они все ненавидят полицию, — объяснил Шахгиров.

— Есть за что, — заметил Мун. — Как же заставить его заговорить?

— Давайте, я ему выложу все начистоту, — предложил Шахгиров. — Надо сказать, что по вине Нгуэна погибли вьетнамцы…

— Опасно, — возразил Дейли. — Не верю я ему. Мы, как простофили, выложим все карты, а потом окажется, что он сообщник.

Шахгиров о чем–то заговорил с малайцем. Тот несколько раз кивнул головой.

— Я так и знал, — объявил Шахгиров. — Тут каждый второй сочувствует коммунистам… Рассказывать?

— Давайте! Рискнем, — Мун спрятал револьвер в карман. — Заодно объясните ему, что ущерб будет возмещен.

Мун и Дейли забрались в «форд». Ждать пришлось довольно долго. Очевидно, малаец не сразу поверил Шахгирову.

— Спорю, что мы окажемся в дураках, — злился Дейли. — Не спускайте с него глаз, не то удерет.

Но опасения были напрасны. Малаец вместе с переводчиком подошел к машине.

— Все в порядке… Нгуэн ждет его в Ботаническом саду у рощи гигантских бамбуков.

— Так я ему и поверил! — проворчал Дейли. — Что он там такое мелет?

— Просит отпустить его. Говорит, что охотно поехал бы с нами, если бы не мотоцикл.

— Спросите, не желает ли он лучше прокатиться на похоронных дрожках? — огрызнулся Дейли.

— Подождите, — оборвал Мун. — Скажите ему, что он поедет с нами. За мотоцикл я плачу.

Малаец дважды пересчитал деньги. Он уже сел в машину, но неожиданно выскочил и бросился к мотоциклу.

— Стой! — закричал Дейли. — Буду стрелять!

И на этот раз тревога оказалась ложной. Малаец не собирался бежать. Остановив первого встречного, он подарил ему мотоцикл, чем немало удивил Муна и Дейли. Торжественная церемония передачи королевского подарка, сопровождаемая многими поклонами и традиционными фразами восточной вежливости, длилась около пяти минут.

Наконец они тронулись. Мун нетерпеливо поглядывал на часы. Не дождавшись малайца, Нгуэн мог почуять неладное и скрыться. Тревога Муна возросла, когда он узнал, что у Нгуэна есть машина. Но все это было ничто по сравнению с сомнением, которое никак не удавалось отогнать: а что, если Дейли прав, что, если они едут по ложному следу? В довершение всех бед водитель внезапно объявил, что кончается бензин.

— Что же ты раньше не заправился? Чертова голова! — набросился на него Мун. Было отчего выйти из себя — до Ботанического сада оставалось несколько миль.

Заехать на ближайшую заправочную станцию означало потерять полчаса. Мун оглянулся. Не было видно ни одной машины. Шоссе казалось вымершим.

— Поехали! — наконец выдавил из себя Мун. — Авось дотянем. Хотя весьма сомневаюсь…

Через несколько минут машина остановилась.

— Ну вот! — объявил Мун. — Сбываются самые мрачные предсказания…

— Так ведь мы почти доехали! — водитель показал рукой на видневшиеся невдалеке веерные пальмы, на верхушках которых резвились обезьяны. Ни ограды, ни билетных контролеров. Но это все же был Ботанический сад.

Водитель остался в машине. Остальные направились к саду. За пальмами под сенью джутового дерева стоял маленький двухместный «фиат».

— Он еще здесь! Это его машина! — воскликнул малаец.

Мун глубоко втянул в себя воздух. Окружающий мир, за секунду до этого казавшийся мертвенно–бесцветным, снова приобрел свои яркие краски.

— Что вы собираетесь делать?! — воскликнул Мун, увидев пистолет в руке Дейли.

— Всадить несколько пуль в шины, чтобы не удрал…

— Вы полагаете, он глухой? — сердито сказал Мун. — Никакой стрельбы! Возможно, он где–нибудь поблизости. Отвинчивайте колпачки!

Ботанический сад встретил их оглушительным обезьяньим визгом, которому вторили перелетавшие с ветки на ветку пестрые попугаи. К счастью, они не были цивилизованными и изъяснялись на своем, только им понятном варварском языке. Кругом ни души. Это не означало, что здесь нет никого, кроме зверей и птиц. Просто сингапурский Ботанический сад, один из самых больших в мире, был настолько обширен, что посетители и сторожа могли легко затеряться в его необъятных дебрях. Удивительный мир — все страны света собрались здесь воедино. Откуда–то доносился дурманящий запах бразильских орхидей. С кокосовой пальмы упал перезревший плод и покатился по дорожке. Из–за ограды с надписью «Опасно!» выглядывал колючий кустарник, из сока которого пигмеи Центральной Африки изготовляют яд для своих стрел.

Мун забыл про жару. Впрочем, тут она была менее ощутима. Почти все время они держались в тени деревьев, лишь изредка приходилось пересекать открытое пространство. Временами из чащи выскакивали какие–то зверьки и снова исчезали в густой зелени. Один раз малаец глухо вскрикнул — ему показалось, что за могучими ветвями хлебного дерева мелькнула черная тень пантеры. Внезапно до них донеслись необъяснимые, словно потусторонние звуки. Малаец шепотом объяснил, что это отмершие бамбуковые стволы резонируют от колебания воздуха. Мун раздвинул мясистые листья агавы. Впереди поднимались к небу гигантские бамбуки. Они были похожи на высушенные солнцем, вертикально поставленные позвоночники давно вымерших чудовищ.

Нгуэн, по–видимому, прятался в самой чаще. Мун шепотом отдал распоряжение: малаец подойдет к чаще и позовет Нгуэна, остальные останутся в засаде.

Укрывшись за похожий на тумбу исполинский кактус, Дейли напряженно следил за малайцем. Дуло пистолета, все время находившееся на одной линии с неторопливо шагающей фигурой, показывало, что Дейли оставался при своих сомнениях. Малаец вплотную подошел к чаще. Еще несколько шагов, и он будет недосягаем для пули.

— Нгуэн! — громко позвал малаец. — Где ты? Из чащи раздался крик. Это была обезьяна.

— Нгуэн! Это я! — на этот раз малаец крикнул во всю мощь своих легких.

Муну показалось, будто в чаще что–то зашевелилось, но никто не отозвался. Дольше ждать не имело смысла. Мун первым выскочил из засады, за ним Дейли и Шахгиров. Дейли на ходу крикнул малайцу:

— Беги вперед! Шаг в сторону, и пуля в лоб! — Он угрожающе махнул пистолетом.

Его слова не нуждались в переводе. Малаец побежал вперед. Дейли едва успевал за ним. Колючая трава пружинила под ногами.

Никаких следов человека. Да их и не могло быть—примятая подошвами трава сразу же выпрямлялась.

Где–то в стороне затрещал сухой бамбук.

— Стой! — закричал Дейли. К счастью, он не успел выстрелить. Из–за стволов выскочил Мун, прочесывавший чащу с другого конца.

— Никого! — процедил Мун сквозь зубы.

— Видимо, заметил нас издали, — сказал Шахгиров.

— А я готов дать голову на отсечение, что его здесь и не было. Разве я не говорил, что нас водят за нос?.. — Дейли угрожающе надвинулся на малайца. — А ну, признавайся, сукин сын, в каком месте ты договорился с ним встретиться?.. Или… — Дейли прицелился в малайца, но тут же опустил руку. Его ноздри раздулись, как у гончего пса. — Он не врал!.. — виновато пробормотал Дейли. — Здесь только что курили марихуану…

— Вот! — Шахгиров первым увидел еле заметный дымок.

Дейли поднял окурок. Сигарета тлела.

— Он где–то здесь!.. Надо… — Дейли не успел договорить — в чаще блеснуло пламя. Что–то обожгло кончики пальцев. Словно отрезанная невидимым ножом, половина сигареты упала на траву.

— Ложись! — крикнул Мун.

Засвистели пули. Они с жужжанием впивались в траву, с сухим треском расщепляли бамбуковые стволы. Мун и Дейли наугад открыли ответный огонь. Лишь по направлению, откуда летели пули, можно было догадаться о передвижении противника. Над головой отчаянно визжали испуганные обезьяны. Потом все смолкло. В бамбуковой роще воцарилась тишина. Слышны были только издаваемые мертвыми стволами жуткие звуки.

— Все! Представление окончено. Можете вставать! — объявил Мун.

Один за другим они поднялись с травы. Перестрелка длилась не более минуты — об этом свидетельствовал все еще тлеющий окурок.

— Как будто все живы? — осведомился Мун.

— Так точно, господин генерал! — Дейли уже опять был в состоянии шутить. — Убитых нет, раненых нет, пропал без вести один, но поскольку это противник, можно поздравить вас с блестящим исходом боя… Между прочим, у него пистолет с глушителем.

— Ваша наблюдательность просто поразительна — сказал Мун, вытирая с лица пот. — Да, получилось точь–в–точь как в чикагском анекдоте: вид полиции вызвал среди гангстеров страшную панику, в результате которой было убито десять и тяжело ранено двадцать пять полицейских… К выходу, — скомандовал Мун. — Он, несомненно, отправился к своей машине.

— Одно утешение, что ему не удастся воспользоваться ею. Придется удирать пешком.

Однако Дейли недооценил противника. Из Ботанического сада они выбежали как раз вовремя, чтобы увидеть удалявшееся облако пыли. Это была их машина, в которую Нгуэн догадался перелить бензин из своей. В «фиате» они нашли водителя, связанного, с кляпом во рту.

Битва была проиграна.

— 12-

Сторож провел их к телефону. Мун связался с начальником полиции и попросил послать кого–нибудь в бунгало Нгуэна. Сэр Брок возразил, что нет свободных людей. Мун предложил использовать для засады дежурившего на аэродроме полицейского. Начальнику полиции пришлось согласиться. Просьбу Муна — выделить полицейских для проверки лиц, покидающих город, — сэр Брок выслушал с большим сочувствием.

— Рад бы помочь, но, сами видели, все люди заняты… Прислать машину? Тоже заняты… перевозкой арестованных… простите, оговорился… я имел в виду этих дурацких попугаев… Что–нибудь соображу… Между прочим, тут звонил какой–то шведский журналист, просил передать вам адрес: отель «Европа», комната триста двадцать шесть… Да, совсем забыл, он интересовался, удалось ли вам поймать мерзавцев, взорвавших самолет?.. Разве вы только что рассказывали? Неужели? Значит, это он в вас стрелял?.. Вот видите, что я вам говорил, все они только и мечтают кого–нибудь укокошить. Никакого уважения к закону. Готов спорить, у него даже нет разрешения на огнестрельное оружие.

Выслушав несколько весьма важных генеалогических и исторических справок, Мун в полном изнеможении повесил трубку.

— Ну вот, — он закурил сигару и после первой затяжки яростно сплюнул, — я сделал все, что смог… Теперь остается только ждать…

— …Кукиш? — откликнулся Дейли. — Ваше предложение устроить засаду, конечно, гениально по своей оперативности. То же самое, что пригласить доктора к покойнику.

— Я надеюсь на попугая, — объяснил Мун.

— Думаю, что ему сейчас уже не до попугая.

— Как знать? Помните Биля Счастливчика, который сочетался брачными узами с состоятельными пожилыми дамами, а потом убивал их? Если бы он не вернулся, чтобы забрать любимого кота, его так бы и не поймали.

Обещанную машину пришлось ждать довольно долго. Подперев подбородок ладонями, безучастный к палящему солнцу, Мун, подобно гроссмейстеру, только что сдавшему самую важную партию турнира, переигрывал ее в уме, выискивая незамеченные из–за цейтнота просчеты.

— Между прочим, вы не знаете, почему Нгуэн всполошился? — обратился он к малайцу.

— Не знаю, — малаец пожал плечами. — Мы болтали о пустяках. Нгуэн хвастался своим знакомством с американцами, рассказывал, что в Сайгоне проходил какие–то курсы, там инструкторами были американцы.

— Не иначе как школа для диверсантов, — предположил Дейли.

— Обслуживающий бой как раз принес рисовое керри, но Нгуэн есть не стал, а заговорил про полицию — Ах да, перед этим он довольно резко сказал, что я мешаю ему слушать радио…

— Он слушал какое–то сообщение? О чем?

— Не могу сказать. Передача велась на английском. Я понял только несколько слов: «самолет», «катастрофа», «Вьетнам».

Мун почти не сомневался, что речь шла об «Оранжевой стреле» и вьетнамской делегации. Судя по реакции Нгуэна, это была именно та информация, которой Свен собирался потрясти мир. Случилось то, чего опасался Мун: телеграф и радио оказались быстрее, чем он сам. Горечь пережитого поражения превратилась в гнев против его косвенного виновника. В эту минуту Мун почти забыл о Нгуэне. У него было одно желание — скорее добраться до Свена, взять за шиворот и вытрясти из него все внутренности.

Весь путь до гостиницы «Европа» Мун громко чертыхался. Дейли, вместо того чтобы морально поддержать его, улыбался мефистофельской улыбкой. Причина выяснилась через несколько минут, когда они вошли к Свену.

Сначала они услышали его голос. Потом увидели телефонный аппарат. Шнур от него тянулся через всю комнату и исчезал в полуоткрытой двери ванной. Свен в одних трусах — тех самых исторических трусах песочного цвета, в которых он после катастрофы выплыл на остров, — стоял в ванне и бросал в телефонную трубку насыщенные драматизмом фразы. Окна в комнате и ванной были плотно занавешены. Под потолком жужжало электрическое опахало. Этого оказалось недостаточно. Два боя, один слева, другой справа, в поте лица орудовали ручными опахалами, навевая прохладу на покрытое испариной разгоряченное тело Свена. Третий ежеминутно подавал ему стакан кока–колы с плавающими в нем кубиками льда. Свен на миг отрывался от трубки, залпом проглатывал ледяной напиток и, словно наверстывая упущенное, в ускоренном темпе продолжал диктовать свой репортаж. Это был настоящий марафон. Свен диктовал уже третий час подряд. Он весь дымился от возбуждения. Не будь четвертого боя, в обязанность которого входило поливать Свена из ручного душа холодной водой, он в конце концов, наверно, вспыхнул бы.

Погруженный в творческий процесс, Свен не сразу заметил Муна и Дейли. Он продолжал кричать в трубку:

— Вдали показывается остров… Я плыву к нему изо всех сил… Остров уже совсем близко… Волшебное зрелище!.. В лунном свете обнаженные туземные девушки, изгибаясь всем телом, танцуют древнеиндийский танец любви… Сколько грации и секса! Несмотря на свое драматическое положение, не могу удержаться от аплодисментов… Любое ревю позавидовало бы такой труппе!.. Однако что это?.. Течение несет меня мимо острова. Я кричу… Но экзотические звуки исступленно рокочущих тамтамов и прочих ударных инструментов заглушают мой отчаянный крик… Еще глухо слышится вдали полная любовного экстаза мелодия, а остров уже исчез, подобно сказочному, но, увы, обманчивому миражу…

— Свен, я собирался сказать вам, что вы… — Мун умолк. Его взгляд упал на валявшуюся рядом с ванной газету. Это был сегодняшний номер «Сингапур ньюс». Статья называлась «Тайна самолета «Молния РО–127».

«Несколько часов назад радио передало сенсационное сообщение. Миллионы телезрителей по ту сторону океана увидели всемирно известную предсказательницу будущего мисс Минерву Зингер. Мисс Минерва согласилась продемонстрировать перед телекамерой сеанс телепатической связи с неким существом отдаленной планеты, обладающим якобы способностью видеть все, что творится на нашей грешной Земле. В течение десяти минут мисс Минерва Зингер погружалась в транс. После получасового перерыва, целиком откупленного рекламным отделом фирмы «Зингер», зрители смогли присутствовать при постепенном возвращении мисс Минервы Зингер из темных глубин транса в реальную жизнь. Когда ведущий поднес к ее губам микрофон, она еле слышным голосом прошептала: «Мистер Пульсомонида видит самолет… На борту самолета находятся известные детективы Мун и Дейли… Самолет пролетает над островом… На острове лежит человек… блондин высокого роста… Водолаз поднимается на самолет РО–127… Мистер Пульсомонида видит в руках у мистера Муна кусок адской машины, при помощи которой была взорвана «Оранжевая стрела»… Самолет РО–127 летит в Сингапур». После своего выступления мисс Минерва Зингер была в бесчувственном состоянии доставлена домой. Это ее дебют перед телезрителями. За выступление она получила гонорар в тысячу долларов, а за каждую минуту рекламы была заплачена вдвое большая сумма. Эта цифра красноречиво свидетельствует о большом коммерческом успехе передачи.

Это радиосообщение заставило нашего корреспондента немедленно поехать в аэропорт. Самолет «Молния РО–127» действительно приземлился на Сингапурском аэродроме. Экипаж отказался отвечать на вопросы. Самолет окружен атмосферой тайны. Наш корреспондент связался по телефону с Санариско и узнал, что в момент отлета на борту находилось одиннадцать человек. Между тем командир самолета зарегистрировал прибытие двенадцати человек. Напрашивается вывод, что двенадцатый — тот самый пассажир «Оранжевой стрелы», которого согласно заявлению мисс Минервы Зингер должны были подобрать на острове. Поскольку он блондин, речь может идти только о сотруднике шведской газеты «Дагбла–дет» Свене Крагере. Наш корреспондент связался по телефону со Стокгольмом. Главный редактор газеты отказался что–либо сообщить. Он только посоветовал ознакомиться с экстренным выпуском «Дагбладет», выходящим через четыре часа.

Итак, вооружимся терпением!

Если окажется, что полученная мисс Минервой Зингер телепатическая информация соответствует истине, то это положит конец ожесточенным спорам ее заокеанских сторонников и противников. В таком случае и мы готовы признать существование Пульсомониды. Надеемся, что ближайшие дни, а может быть даже часы, внесут ясность в этот вопрос и тайна самолета «Молния РО–172» будет раскрыта».

Мун с проклятьем отшвырнул газету. Радисту было запрещено принимать сообщения от кого–либо, кроме самого Муна. Но Муна и Дейли он, естественно, воспринимал как одно целое. Виноват один Дейли! Чертов коммерсант! Устроил рекламу! Если бы Мун в эту минуту мог добраться до него, весьма вероятно, что дальнейшее существование сыскного агентства прекратилось бы из–за смерти одного из компаньонов. Но Дейли уже не было в комнате.

— 13-

Не дожидаясь лифта, Дейли стремглав мчался вниз по лестнице. Побудило его к этому не только желание отсрочить бурное объяснение с Муном, но и смутная надежда искупить свою вину. Заглянув через плечо Муна в газету, он обратил внимание на краткую информацию. Авиакомпания, обслуживающая линию Сингапур — Бангкок — Сайгон, объявляла на сегодня дополнительный рейс в связи с забастовкой, которая должна была начаться завтра.

Было логично предположить, что Нгуэн, спасаясь от преследования, выберет дорогу именно на Сайгон. У него был выбор — переждать забастовку, прячась в городе и подвергая себя ежеминутному риску быть пойманным, или же сесть на последний улетающий из Сингапура самолет. Риск в этом случае намного больше, но зато, вылетев за пределы Сингапура, Нгуэн будет в безопасности. Дейли взвесил все «за» и «против». Нгуэн, судя по его действиям, обладал решительным характером. Кроме того, он должен был знать, что занятые другими делами подчиненные сэра Брока едва ли примут участие в облаве на него.

Когда Дейли вышел из вертящейся двери гостиницы, до отхода сайгонского самолета оставался ровно час. Свободных такси не было. Прождав пять минут, Дейли остановил частную машину. Владелец спешил по своим делам, но все же не устоял перед предложенной ему заманчивой суммой.

На сиденье лежал номер «Сингапур ньюс» с той самой злополучной статьей. Дейли перечел ее со смешанным чувством. Минерва явно переборщила. План Дейли был несколько иным. Минерва принесет президенту телевизионной компании запечатанный конверт. Как только отпадет необходимость соблюдать тайну, она даст указание вскрыть его. И миллионы телезрителей, перед глазами которых будет извлечено на свет божий содержимое конверта, смогут убедиться в телепатически–спиритическом даровании мисс Минервы Зингер. Очевидно, телекомпания отвергла план Дейли, как лишающий публику непосредственного участия в мистическом акте, и при помощи солидного гонорара сумела внушить Минерве ту же точку зрения.

Газета выпала из рук Дейли. В сплошном потоке велорикш, грузовиков и легковых машин он увидел знакомый «форд». Дейли не мог разглядеть номера — между ним и «фордом» было десятка два машин. Но он был готов поспорить, что это тот самый «форд», с помощью которого Нгуэн сыграл с ними злую шутку. «Форд» завернул за угол. Путь на аэродром лежал прямо. Что делать? Дейли решился. Он дал знак водителю сворачивать. Когда они въехали в боковую улицу, «форд» находился на порядочном расстоянии. Но прежде чем машина снова свернула, он успел заметить номер. Дейли не ошибся.

— Выжимайте из мотора все, что можете! — сказал Дейли и невольно усмехнулся. Все это слишком смахивало на виденный когда–то фильм, где бедный на выдумку режиссер отрабатывал бесчисленными погонями необходимую для приключенческих картин норму захватывающих моментов.

Вот–вот преступник будет пойман, но в последний момент ему удается ускользнуть. С лошади на мотоцикл, с мотоцикла на краденый грузовик, с грузовика на вертолет, с вертолета на парашют. И вот — высший взлет режиссерской фантазии — один парашютист гонится за другим. Дальше Дейли не стал смотреть. Он ушел с половины фильма, так и не увидев погони на моторных лодках, подводных скутерах и космических кораблях. Судя по плакатам, преступник, агент международной коммунистической организации, все же был пойман на какой–то отдаленной планете, жители которой уважали законность и частную собственность.

Главным в фильме был темп. Но улица, в которой исчез «форд», к сожалению, принуждала к черепашьей скорости. Это была заполненная до отказа велорикшами, велосипедистами, пешеходами узенькая уличка китайского квартала. Просто удивительно, как на таком крошечном пространстве умещалась такая уйма людей и транспортных средств. Дейли потерял уже всякую надежду. Пожалуй, разумнее отказаться от бесперспективной погони и вместо этого попытаться перехватить Нгуэна на аэродроме.

— Поворачивайте обратно! — сказал Дейли и тут же понял, что с таким же успехом мог приказать водителю въехать на крышу дома. Развернуться было совершенно невозможно. — Вот попал в мышеловку! — отругал себя Дейли. — Один черт знает, когда эта улица кончится.

Но она все же кончилась, и — о чудо! — впереди виднелся «форд».

Расстояние быстро сокращалось. Можно было разглядеть, что в машине сидят двое. Лиц не видно, только спины. «Форд» остановился. Из него вышел человек. Дейли выпрыгнул на ходу и бросился ему наперерез. Белый! Значит, не Нгуэн!

Зато за баранкой сидел старый знакомый — водитель «форда». Увидев Дейли, он с виноватым видом вытащил бумажник и принялся было отсчитывать полученные за машину деньги. Дейли отмахнулся.

— Где вы ее нашли?

— Просто удивительно! — принялся рассказывать водитель. — Я подумал, попытаюсь разыскать… Должен же он где–то ее оставить… Помогали таксисты… хорошие ребята… И вот!..

— Где? — нетерпеливо прервал Дейли.

— У ворот. Стояла как ни в чем не бывало. Самое удивительное — никто не украл!..

— У каких ворот? — Дейли так и подмывало дать ему тумака, чтобы тот, наконец, выплюнул нужное слово.

— Разве я не сказал? У ворот аэродрома.

Догадка Дейли блестяще подтвердилась.

Шестицилиндровый американский «мустанг» доехал до аэропорта за двадцать минут. Уже въезжая на территорию аэродрома, Дейли сообразил, что он ведь не знает Нгуэна в лицо. Надо разыскать человека, знакомого с Нгуэном, хотя бы дежурного, с которым они сегодня разговаривали. Но тут же вспомнил, что при обыске бунгало видел фотографию человека с попугаем на плече. Сто шансов против одного, что это снимок Нгуэна. Переполох, вызванный появлением малайца, помешал удостовериться в этом у дежурного. Фотография так и осталась лежать в выдвинутом ящике стола. До отправления самолета оставалось около пятнадцати минут. Времени было достаточно.

Сэр Брок выполнил обещание. В бунгало Нгуэна дежурил полицейский англичанин. На пост у аэродрома он был назначен потому, что не владел местными языками и не мог быть использован в операции «Попугай».

— Никто не появлялся? — спросил Дейли.

— Только почтальон. Принес вот письмо. Запихнув конверт в карман, Дейли выдвинул ящик.

Фотография лежала на прежнем месте. Дейли очень спешил. Подобно бегуну, видящему только ленточку близкого финиша и не замечающему зрителей, он ни на что не обращал внимания. Но подсознание с точностью совершенного прибора регистрировало абсолютно все.

К отправлению сайгонского самолета Дейли успел вовремя. Каждого пассажира, даже каждого члена команды он разглядывал с тщательностью коллекционера, рассматривающего редкую почтовую марку. Нгуэна среди них не было, если только он не успел за это короткое время надеть женское платье и загримироваться под пятнадцатилетнюю китаянку. Ни фальшивая борода, ни фальшивый живот не ввели бы Дейли в заблуждение. Нарочито неловким движением он даже сбил с носа одного пассажира темные очки. Предположение блестяще провалилось.

В ту минуту, когда самолет покатился к взлетной полосе, Дейли ощутил нечто вроде электрического удара. До этого момента сайгонский самолет целиком занимал мысли, не оставляя места ни для чего другого. Теперь же из подсознания выплыл удивительный факт — в бунгало не было клетки с попугаем. Машину Дейли успел отпустить. Пот струился с него ручьями, когда он добежал до цели.

Да, память не подвела, попугай действительно исчез.

— Он был здесь?! — вырвалось у Дейли.

— Кто? — недоумевал полицейский.

— Тот, кого вы караулите.

— Этот мошенник? Разве я отпустил бы его, если бы он появился? Я сделал бы из него бифштекс по–английски, с кровью! Знаете, какую шутку он мне подстроил? Вижу, стоит бутылка, черт дернул хлебнуть, не разобравшись, а там вместо рисовой водки какая–то гадость… У меня до сих пор рези в животе.

— Кто же унес попугая?

— Наш брат полицейский.

— Что он вам сказал?

— Он говорил на ихнем кошачьем языке. Да и так все ясно, вы, должно быть, слыхали, что сейчас во всем городе охотятся за попугаями.

Ближайший телефон находился в доме начальника аэродрома. К счастью, сэр Брок на этот раз сразу понял, в чем дело…

— Попугая?.. И не думал посылать за попугаем… Эта идиотская операция проходит по строго намеченному плану. Район аэродрома предусмотрен только на завтра. Если бы мы хватали этих разноцветных кретинов где попало, у нас получилась бы такая путаница, что не разобрался бы сам граф Дэнбери, а уж он–то умел различать всех своих тридцать шесть гончих, причем все они были одной масти, все по прямой линии потомки Леди Макбет и Рекса Первого. Должно быть, слыхали на выставке 1896 года он получил золотую медаль… Простите, кажется, запутался… Да! Попугай!.. Голову даю на отсечение, что его украли эти мерзавцы… Они все крадут… Никакого уважения даже к полиции. Пока один мой полицейский принимал душ, у него украли все обмундирование… Полчаса расхаживал в одних кальсонах. В центре города!.. Позор!.. Когда это было? Полтора часа назад…

Дейли положил трубку. Он мог быть доволен. Возвращаясь в бунгало, он уже знал, кто приходил за попугаем. Для полной ясности он показал полицейскому фотографию Нгуэна.

— Тот самый!.. — Полицейский был взбешен. — Околпачил меня! Если бы я только знал, что это он! Я бы превратил его в отбивную!.. Я бы…

Дейли нащупал в кармане конверт. Теперь у него было достаточно времени, чтобы ознакомиться с корреспонденцией Нгуэна. Прочитав обратный адрес, Дейли почувствовал лихорадочное возбуждение. Торопливо разорвав конверт, он набросился на письмо. Его ждало разочарование. Пустячная болтовня, ради которой ни один серьезный человек не стал бы марать бумагу, а тем более отсылать за тысячу миль в другой конец света. Но обратный адрес! Не могло это быть ничего не значащей случайностью. Дейли еще раз внимательно рассмотрел письмо и обратил внимание на необычно большие промежутки между строчками…

— Я бы сделал из него фарш!.. — все еще продолжал полицейский. — Я бы влил в его проклятую глотку все содержимое этой проклятой бутылки и добавил туда фунт проклятых мелких ржавых гвоздей!

И тут Дейли осенило. Он схватил злополучную бутылку и вылил на письмо несколько капель. В белом пространстве между строчками явственно проступило какое–то слово.

Когда Дейли вышел из бунгало, оттуда еще доносилась ругань. Дейли задумался. Он был почти убежден, что Нгуэна больше нет в Сингапуре. Но письмо содержало намек на его будущее местопребывание. Погруженный в раздумье, Дейли шел вдоль зарослей — тех самых, через которые, преследуя малайца, бежал несколько часов тому назад. Как много произошло за это сравнительно короткое время!

Внезапно Дейли остановился и принюхался. Пахло марихуаной! Так и есть — на земле лежал крошечный окурок. Сравнительно недавно тут проходил человек. Осторожно раздвигая упругие, жесткие стебли, Дейли пошел по следу. Что–то блеснуло на солнце. Это были пуговицы брошенного Нгуэном полицейского мундира.

Когда Дейли встретился с Муном, он был уверен, что его рассказ заставит того позабыть про статью. Так оно и было.

— Молодец! — похвалил Мун. — Покажите письмо!

— После!

— Что за таинственность?

— Стараюсь подражать вам.

В течение ближайших ста двадцати минут Муну не удалось вернуться к письму. Вдвоем они работали в поте лица. Надо было опросить несколько десятков работников аэродрома. Роль переводчика на этот раз выполнял сам начальник Чарльз Ундроп. По быстроте и ловкости, с какой он бросал вопросы и ловил ответы, можно было сразу узнать классного спортсмена. Из опроса выяснилось, что работники, провожавшие вылетевшие за последние полтора часа самолеты, не заметили или не узнали Нгуэна. Зато выяснилось, что среди пассажиров было трое с попугаями. На рейс Сингапур — Бомбей, на рейс Сингапур — Токио и, наконец, на рейс Сингапур — Тайнань — Гонолулу — Санариско.

Один из них, несомненно, был Нгуэном. Но который? И тут оказалось, что свой главный козырь Дейли приберегал на десерт.

— Мне кажется, что Нгуэн направился в Санариско, — заметил он.

— С чего вы взяли?

— Прочтите письмо!

— «Фильм «Стрелы падают» пока не вышел на экран. Сеанс отменен. Главных исполнителей заменили дублерами. Вам поручено проявление пленки. Соответствующую телеграмму послал позавчера. Вылетайте немедленно. Жду», — вслух прочел Мун.

— А теперь взгляните на обратный адрес: «Мистер Хай Куанг, 61, улица Благоухающих вишен, Санариско» Ну, что вы на это скажете?

— Скажу, что вашей супруге незачем выдумывать мифического Пульсомониду, если она имеет в вашем лице такой феноменальный кладезь мудрости. Пусть устанавливает спиритическую связь с вами.

— Она предпочитает иного рода связь… Я, впрочем, тоже… — скромно заметил Дейли. — Как вы толкуете письмо?

— Главное, по–моему, не оставляет сомнения. Взрыв «Золотой стрелы» организовал Хай Куанг, земляк Нгуэна, так же как он, южновьетнамский агент. Под фильмом «Стрелы падают» подразумевается именно эта диверсия. «Картина не вышла на экран» означает, что преступление не раскрыто. Дальше — лица, которым вначале поручили заложить бомбу, почему–то были заменены другими.

— А что значит «проявить пленку»? — спросил Дейли.

— Не знаю. Возможно, что первоначальные кандидаты на роль исполнителей отказались от опасного дела и на Нгуэна возложена роль прокурора и судьи… Это только туманная догадка.

— Весьма логично, — заметил Дейли.

— Логика и истина не всегда одно и то же. Мы даже не можем с полной уверенностью сказать, что Нгуэн направился именно в Санариско, хотя каждый человек сделал бы из письма этот и только этот вывод…

Все же Мун послал инспектору Олшейду фототелеграмму со снимком Нгуэн Бао Мина и с просьбой арестовать его в аэропорту.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ ХОЗЯИН «ЖЕЛТОГО ДРАКОНА»

— 14-

Ощущение скорости зависит не от транспортных средств, на которых передвигаешься, а от быстроты, с какой меняются переживания и события. Может быть, поэтому в памяти Муна хроника последующей недели запечатлелась не в виде фотоснимков, поддающихся спокойному, внимательному осмотру, а скорее в виде лихорадочно бегущей киноленты, где кадры наплывают один на другой прежде, чем зритель успел вникнуть в детали.

В Гонолулу они прибыли на полтора часа позже, чем рейсовый самолет Сингапур — Санариско. Оказалось, что на этот раз тот не сделал посадки в Тайване. До Гавайских островов летело шестнадцать человек. Ни у одного не было попугая, ни в одном по предъявленной фотографии не опознали Нгуэна. Итак, если он находился среди пассажиров, то должен был сойти в Санариско. Шансы на его поимку повышались. Это вполне оправдывало задержку в Гонолулу, связанную с затраченным на опрос временем.

Санариско принял Муна и Дейли как победителей. Мэри Дануа встретила их сияющей улыбкой, большая часть которой пришлась на долю Дейли, и огромным букетом цветов, которые она разделила поровну. Брэдок встречал их заочно—сверкающей новой машиной марки «конвэр», предоставленной в распоряжение детективов, и приглашением на обед. Пресса, радио и телевидение — толпой репортеров. Город — прохладным, освежающим воздухом, который, однако, сразу же накалился, как только репортеры ринулись в бой.

Рейсовый самолет Сингапур — Санариско приземлился уже давно. Разъехались не только пассажиры, но и члены экипажа. Мун не стал задерживаться. Предоставив Дейли флиртовать с Мэри и отбиваться от журналистов, Мун отправился прямо в полицию.

За первые пятнадцать минут он дважды чуть не попал в уличную катастрофу. Некогда было следить за дорогой, внимание отвлекала машина. На таком шикарном автомобиле Муну приходилось ездить редко. «Конвэр» весь состоял из усовершенствований — от бесшумно захлопывающейся двери до маленького холодильника для напитков. В нем было столько самых различных приспособлений, обеспечивающих приятную температуру, приятную музыку, приятную возможность мягко и удобно сидеть или, если появится желание, лежать, что казалось непостижимым, как это еще нашлось место для мотора. Для полной иллюзии, что находишься у себя дома, не хватало лишь телевизора и стиральной машины. Но Мун ничуть не сомневался, что в одной из следующих моделей и эти небольшие изъяны будут устранены. Точно так же не сомневался, что в данную машину уже вмонтированы или будут вмонтированы кое–какие другие устройства, предназначенные не для пассажиров, а для удобства лиц, проявляющих повышенный интерес к их разговорам.

— Рад вас видеть, старина! Какими судьбами? — Инспектор Олшейд притворился приятно удивленным. — Впрочем, догадываюсь. Слыхал по радио, что у вас своя гипотеза насчет воздушных катастроф. Должно быть, пришли поделиться ею?

— Не понимаю, какую игру вы ведете? Вы ведь должны были получить телеграмму и фотографию?

— Ничего не получал. — Олшейд пожал плечами и нервно заерзал на стуле. Видно, лгал он без особого удовольствия и, очевидно, не по собственной инициативе.

— Ну что ж, бывает! — согласился Мун. — Почта не всегда работает как полагается. Я знаю случай, когда приглашение на крестины дошло до адресата к тому времени, когда новорожденный умер… в возрасте тридцати лет…

— Вспомните, Мун, вы ведь тоже не всегда были вольным человеком, — улыбнулся Олшейд. — И у вас были начальники.

— Это не мешало мне отстаивать свою точку зрения…

— За что вас вежливо выставили… Я не такая знаменитость, как вы, на частную практику мне нечего рассчитывать. Приходится держаться за это кресло! — Олшейд выразительно ударил по металлическому подлокотнику.

— Сочувствую! — крикнул Мун. — Дюжина детишек, дом в рассрочку, жена любит роскошные наряды, бабушка проматывает целое состояние на алкогольные напитки, ну и всякие там мелкие расходы на интрижки с кинозвездами, кругосветные путешествия и покупку контрольных пакетов в предприятиях Рокфеллера и Дюпона…

— Конкурируете с Марком Твеном?.. Напрасно стараетесь! Я давно потерял чувство юмора. Чего вы от меня хотите?

— Чтобы вы его арестовали. Он где–то в этом городе-— На каком основании?

— На том, что официальным следствием по этому делу занимаетесь вы. Я готов представить вам все доказательства — теоретические и вещественные.

— Только после того, как буду уверен, что вы их используете на суде, а не в качестве экспонатов для музея криминалистики.

Мун понял, что здесь, в лагере сенатора Фелано, надо быть осторожным. Рассказывая Олшейду о всех этапах своих поисков, он не упомянул ни признания Стивенсона, ни адресованного Нгуэну письма.

— Что ж! Насчет «Оранжевой стрелы» не берусь спорить. Может быть, вы и правы. Но тут есть очень слабый пункт — мотивы преступления. Допустим, что этот вьетнамец действительно вложил бомбу в шасси…

— Почему допустим?

— Потому, что идентичность найденного в его доме сплава со сплавом корпуса адской машины должна еще быть установлена экспертизой.

— Завтра это будет сделано. Не сомневаюсь, эксперты подтвердят, что я прав.

— Ладно, — продолжал Олшейд, отметив что–то в записной книжке. — До завтра еще целые сутки, но тем не менее я уже готов принять вашу гипотезу за аксиому. Но докажите, что преступление имело политический характер. Это могла быть личная месть. Тут вьетнамец, там вьетнамцы. Разве мы знаем, какие у них в жизни могли быть личные счеты?

— Доказательства? Пожалуйста. Мистер Брэдок получил в свое время угрожающее письмо. Речь шла о крупных вьетнамских ученых, которые собирались вернуться в Ханой.

— Можете не рассказывать. У вас есть это письмо?

— Секретарша Брэдока, к сожалению, не придала ему значения и выбросила.

— Почему—к сожалению? Могу вам показать его!

Олшейд вынул из ящика и небрежно бросил на стол лист бумаги, украшенный стилизованным желтым драконом. Мун пробежал письмо глазами. Никакого сомнения. Оригинал того самого письма, копию которого читала Мэри. Напечатан на ундервуде выпуска 1955 года. Точно такая же машинка была у Нгуэна. Подпись гласила: «Желтый Дракон».

— Как оно к вам попало? — спросил Мун.

— Очень просто. По почте, — Олшейд, усмехаясь, показал конверт с вытисненным на нем изображением желтого дракона.

— Адресован начальнику санарисской полиции! — еще больше удивился Мун.

— Как видите!.. Ну, что вы сейчас скажете? Получается, что южновьетнамские патриоты, взорвавшие, по вашему мнению, «Золотую стрелу» из–за этих ученых, не патриоты, а форменные идиоты. Если преступники заранее извещали бы полицию, чтобы та могла принять соответствующие меры, то на свете вообще не было бы преступлений, а мы с вами должны были переквалифицироваться в проповедников.

— Да… — промычал Мун. — Пожалуй, с этим письмом я сел в лужу.

— Сочувствую… Еще несколько таких луж, и вместо того, чтобы положить в карман обещанный гонорар, вам придется надеть калоши, чтобы не промокнуть окончательно… У вас, конечно, нет таких крупных расходов, как у меня, но все равно семья. И главное, расходы на рекламу своей фирмы… Кстати, вы, должно быть, заплатили изрядную сумму за рекламную передачу, в которой так удачно выступала жена вашего компаньона?

— Как вижу, вы еще не совсем потеряли чувство юмора.

— Дай бог! — Олшейд тяжело вздохнул и неожиданно перешел на более миролюбивый тон. — Вы хотите, чтобы я арестовал Нгуэна? Обещаю… Конечно, только в том случае, если он действительно в городе и мне удастся напасть на его след.

— Вы не подведете меня?

— Мун, ведь мы с вами когда–то работали вместе — обиделся Олшейд. — Неужели вы думаете, что я в состоянии обмануть вас! Свое дело я еде–паю… Но ваш Нгуэн, как я понял, южновьетнамский «подданный… Вы знаете, у нас дружественные отношения с Сайгоном… Боюсь, что шеф не пойдет на арест без соответствующего дипломатического запроса… Поговорите с ним!

В приемной начальника полиции сидело человек десять. Пришедшие на доклад инспектора, несколько штатных осведомителей, просители. Рассерженный Доун не стал дожидаться. Пройдя мимо пытавшейся задержать его секретарши, он распахнул дверь.

Увидев посетителя, начальник быстро спрятал в ящик письменного стола какие–то бумаги. Муну показалось, что это телеграмма и фотография. Начальник кому–то позвонил и только после этого обратился к посетителю.

Мун представился.

— Знаю заочно — по фотографиям в газетах. Вы сейчас самый популярный человек в нашем городе. Вашу гостиницу не осаждают любители автографов?

— Я еще не был в гостинице. С самолета прямо к вам.

— Большая честь для меня! Выпьете что–нибудь? Отказаться было неудобно. За стаканом виски речь шла главным образом о разнице в климатах Сингапура и Санариско, о шансах Фелано и Брэдока на избрание, о преимуществе виски со льдом перед виски с содовой. Как только одна тема обрывалась, начальник полиции любезно подбрасывал другую. Внезапно он, споткнувшись на полуслове, встал. Мун оглянулся. В дверях стоял улыбающийся Фелано.

— Я вас покину на минуту, — извинился начальник. — У меня срочные дела.

Мун остался наедине с Фелано.

— Приятное совпадение, — сказал Мун с усмешкой.

Улыбка Фелано стала еще шире.

— Скажем лучше — приятная встреча! Тут нет никакого совпадения. Догадывался, что вы придете, и попросил начальника полиции известить меня. Я мог бы, конечно, прийти к вам в гости, но удобнее встретиться на нейтральной почве.

— Судя по тому, с какой готовностью начальник полиции оказывает вам дружеские услуги, почва не очень–то нейтральная.

— Я и не скрываю, что он мой друг… Но не будем мелочны… Благожелательный нейтралитет или просто нейтралитет, не все ли равно. Зачем тратить время на уточнение формулировок? Я деловой человек.

— А я нет.

— Это я уже заметил, когда вы так героически отказались от лишних десяти тысяч. Впрочем, я не только оценил этот жест по достоинству, но даже рассказал об этом газетчикам.

— Очень благородно с вашей стороны.

— Мистер Мун, мне вас очень жаль!.. Никогда вы не станете великим политиком!.. Неужели вы не понимаете, для чего я это сделал? Для упрочения вашей репутации.

— Как вижу, вы не потеряли еще надежду перетянуть меня на свою сторону?

— Ну вот, наконец, мы нашли общий деловой тон. Какие условия вы ставите? Подождите! Сначала выслушайте меня внимательно. Я не желаю, чтобы ваша простоватость принесла вам материальный ущерб. Хотите, скажу честно, что я о вас думаю?

— Честность прежде всего! Не только перед выборами, но и в промежутках между ними, — с иронией процитировал Мун.

— Великолепная память! Еще одно доказательство, что вы не годитесь в политики. У нас есть такая поговорка — обещания дают, чтобы их забывать… Итак, вы первоклассный игрок, но, к вашему несчастью, играете в команде, обреченной на проигрыш… Мистер Мун, то, что вы успели сделать за это время, просто изумительно! После этого ваша цена в наших глазах возросла на…

— Двадцать пять процентов.

— Преклоняюсь перед вашими телепатическими способностями! И поскольку мы в этом отношении равны, я, понимая, что это вас не устраивает, округлю до пятидесяти.

— Поставьте ноль.

— После двадцати тысяч? Вы это серьезно?

— Не после, а вместо… Мне совершенно достаточно тех десяти тысяч, которые я получу от Брэдока.

С лица Фелано слетела улыбка. Он задумался. Прошелся по комнате, вынул из бара стакан, наполнил и выпил. На лицо вернулась улыбка.

— Ну вот! Недаром говорят, что глоток алкоголя расширяет сосуды и проясняет мозги… Старею я… Старею. Теряю способность молниеносно улавливать мысль собеседника.

— Сейчас уловили?

— Кажется, да. Вам неудобно отказаться от вашей гипотезы… Отлично понимаю. Эйнштейн перестал бы быть Эйнштейном, отказавшись от теории относительности. У детектива, к сожалению, нет такой возможности маневрировать…

— Как у вас?

— Угадали, как всегда! Предлагаю вам такой маневр, кстати, не только в ваших интересах… Ваша репутация мне не менее дорога, чем вам самому. Слушайте меня внимательно! Злополучный самолет пал жертвой политики, ваш Нгуэн будет арестован и… — Фелано сделал выразительный жест —Мы можем себе это позволить. Единичный случай не опровергает общего правила. В центре внимания все равно будет «Золотая стрела». Ну, а причины ее гибели известны: степень вибрации, недостаток прочности… Одним словом, Брэдок выпустил заведомый брак. Как вы это докажете, ваше дело… По рукам?

— Нет.

Фелано с удивлением уставился на него.

— Вы первый человек, которого я не понимаю. В чем дело? Может быть, вашей старомодной щепетильности претит, что мы предлагаем больше, чем Брэдок? Можем дать ту же сумму. Нам не жаль! Конечно, это было бы не совсем честно с нашей стороны, но не станет же торговец отказываться от сделки только потому, что за слоновую кость вместо ружья просят стеклянные бусы.

— Мистер Фелано, вы деловой человек, зачем вы напрасно тратите время?

Фелано улыбнулся. Но это была уже совсем иная улыбка. Даже лицо изменилось. Внезапно исчезла припухлость щек, кожа между скулами и подбородком натянулась, как на тугом барабане, черты стали жесткими.

— Значит, война, мистер Мун? Придется сломить ваше упрямство!.. Только не воображайте, что мы от вас отказываемся. Помните вторую мировую войну? Италия вначале капитулировала, а потом стала нашим союзником. Конечно, чем позже это случится, тем невыгоднее для нас и особенно для вас. Публично каяться в ошибках не очень приятное занятие.

— Откуда вам известно? Вы, должно быть, никогда публично не каялись?

— В ошибках? У вас предвзятое мнение обо мне. Вот, например, сейчас… С удовольствием покаюсь… Я был не прав… Для нас это даже выгодно… Люди скажут: мистер Мун сначала примкнул к неправой стороне; но понял свое заблуждение и пришел, наконец, к истине. На суде это будет звучать сверхубедительно.

Фелано налил виски себе и Муну.

— Выпьем за наш рыцарский поединок, в котором все средства дозволены! — весело провозгласил он. — Но с одним условием… — И Фелано совершенно неожиданно пропел: — «Не говори, прощай, мой друг, а только до свидания!..» — У него был мягкий грудной баритон.

Дожидаться начальника полиции Мун не стал. Было ясно, что после объявления войны политика доброжелательного нейтралитета превратится в военную помощь под видом торговых поставок.

В гостиницу Мун приехал усталый и озлобленный. В комнате Дейли слышался тихий женский голос. Мун не сомневался — это Мэри. Дейли перенес боевые действия на собственную территорию. В отличие от настоящей в той специфической войне, которую вел Дейли, это было признаком успешного хода военных действий. Мун не хотел мешать ему. Но желание поговорить со своим помощником и, главное, узнать, нет ли новых сведений о Нгуэне, взяло верх. Мун деликатно постучал.

— Прошу!

Мун вошел и остолбенел. На кровати сидела совершенно незнакомая женщина. Мун уже сделал шаг назад, чтобы ретироваться, но Дейли остановил его.

— Не пугайтесь. Это стюардесса с самолета Сингапур — Санариско. Я разыскал ее в театре–бурлеск и решил, что о делах удобнее поговорить дома.

— И как это ему удалось вас уговорить? — обратился Мун к женщине. — Поразительный талант!

— А мистеру Дейли совсем не пришлось меня уговаривать! — удивилась она. — Там такая скука, все время раздеваются…

— О! У вас очень строгие взгляды! — воскликнул Мун.

— Да нет! — небрежно бросила девушка. — Я просто считаю, что интереснее раздеваться самой, чем смотреть, как это делают другие.

К великому облегчению Муна, она ушла прежде, чем успела подкрепить свои взгляды практическими действиями.

Дейли успел опросить не только стюардессу, но и служащих аэродрома. Результат был таким же, как в Гонолулу, — Нгуэна по фотографии никто не опознал. Ни у одного из пассажиров не было клетки с попугаем.

— Я начинаю думать, что наше предположение насчет попугая высосано из пальца, — сказал Мун. Он находился сейчас в том состоянии, когда люди склонны относиться с подозрением к собственным заключениям.

— Клетку, на худой конец, можно засунуть в саквояж.

— Дело не в клетке, а в самом Нгуэне. Готов допустить, что он остался в Сингапуре и находится сейчас у сиамской принцессы.

— Предчувствую, что это выяснится после первого визита на улицу Благоухающих вишен, — сказал Дейли.

— Предоставьте вашей жене заниматься предчувствиями, у нее это получается лучше.

— У нее это называется предвидением.

— Думаете, вкус котлеты меняется от того, как ее назовут: рубленым бифштексом или рубленым шницелем?

— Я лично считаю, что да. Иначе у нас не тратили бы столько миллиардов на рекламу.

— Ну, знаете! Идите вы со своей рекламой… — Мун проглотил бранное слово, — …спать! Я тоже пойду! Устал, как боксер после десятого раунда, получивший к тому же хорошенький нокаут.

— А именно?

Мун рассказал про адресованный начальнику полиции оригинал письма. Дейли свистнул:

— Вот это да!.. Угадайте, как называется заведение мистера Хай Куанга?.. Я успел навести справки. Он вьетнамец, но с самого рождения живет у нас. Вьетнамского языка не знает. Несмотря на это, известен как ярый националист. Довольно богат, владелец большого восточного ресторана. Но в китайском квартале каждый ребенок знает, что за вывеской ресторана прячется игорный притон, курильня опиума и клуб по обмену…

— …опытом между диверсантами?

— Нет, по обмену жен.

— Старых на молодых? Тогда я тоже не прочь вступить… Когда вы бросите свои шутки? Возможно, это шедевр остроумия, но до меня как–то туго доходит…

— Да нет, это серьезно. В Санариско существует несколько таких клубов. Члены их обычно люди с положением. Например, муж — адвокат, жена — деятельница благотворительного общества. В общем такие, которые не могут позволить себе роскошь завязывать знакомство на улице. А тут все респектабельно. Одалживаешь жену на неделю, не лишая ее привычной семейной атмосферы, сам получаешь взамен чужую…

— Спокойной ночи. Я иду спать, — Мун зевнул.

— Обождите! Вы должны сначала угадать, как называется заведение Хай Куанга?

— Судя по разнообразию удовольствий, «Благоухающий рай алкоголиков, курильщиков опиума и сексуальных маньяков».

— Не угадали! Официальное название «Желтый Дракон».

На этот раз свистнул Мун.

— 15-

В восемь часов Муна разбудил голос телефонистки. Благодарить было некого. Голос был записан на пленку и стоил при разовом пользовании пятнадцать центов, при месячном абонементе — четыре доллара. Лежащий на столе проспект извещал, что выгоднее и удобнее всего универсальный абонемент. Будь такой у Муна, его бы не только будили, но и напоминали, что пора ложиться спать, принимать лекарство, идти в кино, к тому же записывали и передавали все, что кто–либо в его отсутствие пожелает сообщить по телефону.

В девять часов Мун позвонил швейцару и попросил подать машину, которую пришлось оставить на стоянке в соседнем квартале: свободных мест вблизи гостиницы не оказалось. Ключ от «конвэра» был вручен швейцару накануне вечером. В сущности, Мун никуда не спешил, но почему не позволить себе такую роскошь, если чаевые швейцару и пригнавшему машину бою шли не из собственного кармана? Бой, не моргнув, принял доллар, но все же счел своим долгом объяснить, что удобнее всего абонировать бокс в гараже, откуда автомобиль при наличии дополнительного абонемента будет подаваться в любое назначенное владельцем место и время. Бой терял на этом совете свои чаевые, но зато с честью поддерживал репутацию гостиницы. В каждой комнате, включая ванную и туалет, лежала реклама: «Обращайтесь к нам! Любой совет по любому вопросу! Совершенно бесплатно!» Мун дал бою еще один доллар и решил последовать его совершенно бесплатному совету.

По истечении недели он незаметно для себя стал обладателем несметного количества абонементов, в которых совершенно запутался. Случалось, что он шел обедать в ресторан, а вернувшись в номер, находил там доставленный согласно абонементу обед. Как–то телефонистка, регистрировавшая заказ по абонементу развлечений, слегка перепутала, и вместо книги для легкого чтения Мун, к своему ужасу, обнаружил на столе девицу легкого поведения, сидевшую в непринужденной позе. Этот прискорбный случай закончился благополучно только благодаря своевременному вмешательству Дейли и на всю жизнь отвадил Муна от пользования абонементами.

Ровно в десять часов Мун подъехал к «Желтому Дракону». Это был трехэтажный дом в типично пагодном стиле, культивируемом в китайском квартале при постройке не только частных домов, но и общественных зданий. Жители придерживались его ради сохранения традиций далекой родины, власти города — для привлечения туристов.

Именно за такого туриста, богатого бездельника из среднезападных штатов, вздумал выдавать себя Мун. Роскошный «конвэр» пришелся весьма кстати для этой цели. Как и полагается человеку, знающему цену своим деньгам, Мун не спешил выйти из машины. Он подождал, пока одетый в национальный костюм с вышитыми по синему шелку золотыми драконами швейцар ресторана услужливо открыл дверцу. Мун, верный провозглашенному Дейли девизу «За все платит Брэдок!» дал ему пять долларов.

— Вам в ресторан или?.. — многозначительно спросил швейцар.

— К хозяину! — повелительно ответил Мун. Входя в подобострастно распахнутые перед ним двери, над которыми висел большой дракон, Мун оглянулся. Воздух как будто чист. Уже вчера Мун успел заметить, что ухо конкуренции снова приступило к своим обязанностям. Поэтому сегодня пришлось принять соответствующие меры. От гостиницы до универсального магазина «Париж» машину вел Дейли. Пока Мун в многочисленных торговых залах, кафетериях и бюро услуг старался сбить со следа нежелательных спутников, Дейли петлял по самым запутанным улицам. До китайского квартала, где его ожидал Дейли с машиной, Мун добрался, трижды сменив на пути такси, автобус и трамвай. Дейли вылез, и Мун медленно проехал полмили, остававшиеся до цели. Все это время он следил за шагавшим вслед Дейли. Тот не снял шляпу. Значит, все благополучно.

Первое, что Мун увидел в кабинете Хай Куанга, был попугай. Он висел вниз головой и спал. В эту минуту Мун глубоко сожалел, что не посвятил свою жизнь изучению этих птиц. Но, как неспециалист, он был готов отдать голову на отсечение, что это попугай Нгуэна. Совпадало все — окраска, величина, клетка.

— Интересуетесь? — спросил хозяин «Желтого Дракона». Он был толст и солидно одет. В раскосых глазах светилась особая хитринка, которая в равной мере могла быть и лукавой мудростью и затаенным коварством.

— Да, очень люблю попугаев, — сказал Мун. — Сколько хотите за него?

Мун был доволен собой. Это именно тот тон, каким разговаривал бы изображаемый им богач, привыкший считать свою чековую книжку всеоткрывающим ключом ко всем сезамам.

Хай Куанг усмехнулся.

— Мистер… простите, как ваша фамилия?

— Джонс.

— Мистер Джонс, у нас на востоке сначала спросили бы, согласен ли я расстаться с ним.

— А мне друзья говорили, что в вашем доме продается все. У них остались самые лучшие воспоминания. Говорили, что у вас можно купить все, что угодно, даже динамит.

— Динамит, может быть, но не этого попугая.

— Он у вас, должно быть, недавно?

— Смотря по тому, что вы подразумеваете под

словом «недавно». Наш великий мудрец как–то сказал, что нищий духом всю свою жизнь превращает в короткое мгновение, а другой мудрец сказал, что курильщик опиума за одну секунду видит столько прекрасного, сколько сам бог не видит за целую вечность.

— Удивительно в такой деловой комнате слышать такие цветистые восточные изречения, — заметил Мун… .

Действительно, кабинет был выдержан в абсолютно современном стиле. Единственное отклонение — он не имел дневного света, а освещался занимавшим весь потолок матовым плафоном. Стены были увешаны фотографиями с автографами. Сначала Мун подумал, что это именитые посетители «Желтого Дракона». По крайней мере так можно было судить по большому, в натуральный рост, снимку Мей Ричмонд, известной исполнительницы роли шпионки–вампа, повторенной ею в десятках фильмов. Журнал «Сквозь замочную скважину» сообщал в свое время о ее пристрастии к азартным играм. О многих других знаменитостях, украшавших стену, Муну тоже было известно нечто подобное. Но, увидев портреты императора Бао Дао, мадам Пю, Рокфеллера–младшего, вождя нацистской организации Рэнта и сенатора Фелано, Мун понял, что ошибся. Очевидно, эта портретная галерея отражала также патриотические чувства и политические симпатии хозяина.

— Ваш знакомый? — спросил Мун, указывая на фотографию Фелано. — Мне однажды довелось видеть его выступление по телевидению. Блестящий оратор! Можете гордиться, что у вас такие друзья!

Хай Куанг усмехнулся свойственной ему усмешкой, по которой трудно было судить: должна ли она иллюстрировать его мысль или, наоборот, скрывать ее.

— Нет, — сказал он. — Не имею чести! Он сенатор от нашего штата… Вас удивило, что я не забыл наших великих мудрецов? Вы напрасно думаете, что, занимаясь делами, я запамятовал прекрасную поговорку: «Можно нажить десять состояний, но даже у самого богатого человека только одна родина».

Хай Куанг встал и жестом, который показался Муну преувеличенно торжественным, открыл незаметную для поверхностного взгляда дверь. В проеме Мун увидел выдержанную в золотистых тонах домашнюю молельню с сидящим на золоченом постаменте Буддой в полтора человеческих роста.

— Я, правда, давно оторван от родины, но, как видите, свято храню традиции отцов, — с гордостью пояснил хозяин.

— Вы буддист?

— Вы спрашиваете из–за Будды? Нет, это тоже дань традиции. Я католик… Да, так получилось, что на родном языке я даже не могу сказать «милости просим!». Говорю и торгую на вашем… Чем могу служить?

— Я как раз… как там сказал ваш мудрец?.. «Блаженство вечности за одну секунду…» Кокаин пробовал, морфий пробовал — все перепробовал! А вот опиума у нас дома ни за какие деньги не достанешь.

— Тогда для меня будет большим счастьем открыть вам дверь в царство, где любое желание исполняется. Как сказал мудрец: «Волшебное зелье, которое творец вселенной изобрел в минуту своего высшего совершенства. Несчастным оно дает забвение, счастливых делает в тысячу раз счастливее…» Прошу следовать за мной.

В этот момент попугай проснулся и пронзительно закричал. Мун не имел понятия, на каком наречии — вьетнамском, китайском, японском. Но все же рискнул сказать:

— Удивительно, он говорит на вашем родном языке?

— Вы бывали на моей родине?

— Нет, но мой отец некоторое время жил в Сайгоне. Он продавал всякие машины, начиная от швейных и кончая сельскохозяйственными. Неплохо заработал.

— Какое совпадение! Мой отец тоже жил в Сайгоне, почти всю жизнь прожил там. Я получил от него в наследство этого попугая…

— Разве? Мне показалось, что попугайчик молоденький.

— Вам только показалось. Эти птицы живут долго. Не то что люди… Как сказал мудрец: «Единственное, что ты никогда не встретишь случайно, — это смерть». — Хай Куанг прищурил глаза. И без того узкие, они сейчас походили на амбразурные щели с желтоватым пламенем минометных вспышек.

Муна невольно передернуло. Было ли упоминание о смерти случайностью или затаенной угрозой, ответом на показавшееся ему подозрительным любопытство гостя? Чтобы прийти в норму, Мун закурил сигару, предварительно предложив Хай Куангу. Тот отказался.

— Благодарю, не курю.

Мун сделал несколько затяжек. Лицо вьетнамца снова было непроницаемо. Могло почудиться, что в молельне стоит не идол, а скульптурное изображение хозяина «Желтого Дракона».

— Прошу за мной! — пригласил Хай Куанг.

Но Мун не торопился уходить. Он ждал, пока попугай опять закричит.

— Одну минуточку. Это кто?.. А это?.. — Мун притворился, будто заинтересовался портретной галереей.

Ему повезло. Владельцу «Желтого Дракона» пришлось давать объяснения под почти беспрерывный аккомпанемент гортанных выкриков. Теперь можно было идти. Перед уходом Мун не без внутренних опасений решился на довольно рискованный ход.

— Кстати, в связи с изречением вашего мудреца мне вспомнилась катастрофа с этим самолетом. Мой старик говорит, что на борту находились какие–то вьетнамские ученые. Они летели через Гонолулу в Сайгон. Как вы полагаете, была их смерть случайной?

С лица Хай Куанга впервые спала непроницаемая маска. Но, против ожидания, Мун прочел на нем, если только он умел правильно читать, не шок, не испуг, не смятение, а скорее затаенную жестокость.

— Вы совершили двойную ошибку, — владелец «Желтого Дракона» сделал долгую паузу и абсолютно бесстрастным тоном, от которого мурашки пробежали по коже, сказал: — Во–первых, они летели в Ханой. Во–вторых, они еще не умерли. В–третьих… — Хай Куанг резким движением засунул руку в бездонный карман своих просторных брюк.

Мун словно оледенел. За секунду, пока рука вьетнамца застыла в кармане, в мозгу пронеслись, сталкиваясь подобно электрическим разрядам, десятки решений. Что делать? Выстрелить первым? Успеет ли Мун? Может быть, лучше броситься на пол? А что, если противник хочет только испугать его, спровоцировать, заставить раскрыться? В таком случае Мун при любом варианте выдаст себя с головой и действительно напросится на пулю. Казалось неправдоподобным, что в этом деловом, современно обставленном кабинете может сейчас произойти хладнокровное убийство. Но Мун понимал, нет, каждым нервом чувствовал: этот вьетнамец с бесстрастным голосом и лицом Будды способен на все. И еще он подумал, как непростительно глупо было не взять с собой Дейли. И ради чего? Любой, даже самый гениальный план не стоит того, чтобы платить за него собственной жизнью.

Секунда прошла… Мун так и не успел ни на что решиться, как рука вынырнула из кармана. Вместо пистолета Мун увидел тяжелый золотой хронометр в форме сплющенной луковицы. Старомодный, непомерно большой хронометр, не в пример попугаю, действительно наследство от деда или прадеда. Xaй Куанг нажал на пружину. Крышка с громким теньканьем отскочила. Внутри раздался тоненький переливчатый звон — какая–то незамысловатая восточная мелодия, запомнившаяся Муну на годы.

— …у меня скоро деловое свидание… — сказал Хай Куанг.

Оглушенному пережитой секундой Муну фраза поначалу показалась совершенно бессмысленной. Потом он все же сообразил, что это продолжение разделенного секундной паузой предложения: «В–третьих… у меня скоро деловое свидание».

— Поэтому, если вы не хотите лишить меня счастья быть лично вашим гидом в страну богов, о которой великий мудрец сказал, что она более глубокая реальность, чем жизнь, и более глубокое забытье, чем смерть, прошу следовать за мной! — Хай Куанг поклонился по–восточному низко и распахнул перед Муном дверь.

Пока они проходили по длинному, идущему под уклон коридору без окон, соединявшему кабинет владельца с курильней, Мун размышлял о многом. С некоторой издевкой над только что пережитым страхом он намеренно обряжал свои размышления в заимствованную у хозяина «Желтого Дракона» форму.

Во–первых, что означали загадочные слова: «Они еще не умерли»? Во–вторых, какой смысл имела фраза: «Вы совершили двойную ошибку»? Однозначно невинный или подспудный и самый зловещий? И в–третьих — Мун при этом тоже засунул руку в карман, вытащил платок и высморкался, — восточные мудрецы не в пример некоторым западным действительно постигли истину. И все же не до конца. Прав был великий мудрец, утверждая, что вечность может вместиться в секунду. Но для этого совершенно достаточно эту секунду находиться под прицелом амбразурных щелей Хай Куанга.

— 16-

Замок в двери, за которой находилась курильня, был секретным. Мун успел заметить место в стене, к которому Хай Куанг прикоснулся легким движением. Дверь бесшумно отворилась. После освещенного коридора курильня опиума казалась совершенно темной. Хай Куанг опять прикоснулся к стене. Дверь так же бесшумно затворилась. На этот раз за рукой Хай Куанга следил не только Мун. Один из курильщиков опиума приподнялся на локте, как будто вошедшие потревожили его погружение в нирвану, и опять улегся.

Сделав несколько шагов, Мун смог уже различить людей и предметы, освещенные красноватым отблеском фонаря. Стены были задрапированы черной тканью. На мягких кожаных диванах–лежаках растянулись курильщики. Мужчины и женщины. Все они были наполовину обнажены. Девушка в восточном одеянии, с прической гейши ходила от одного к другому и отирала большим шелковым платком крупные капли пота с груди и лица. Другая, опустившись на колени, разжигала в этот момент трубку. Черный шарик опиума вспыхнул синеватым огоньком. Девушка сперва затянулась сама, потом вложила длинный мундштук в рот курильщика. Пока он делал первые затяжки, она оставалась рядом. Ее покрытое рисовой пудрой нереально красивое лицо должно было помочь ему погрузиться в мир сновидений. Глаза курильщика закрылись. Девушка подхватила выпавший изо рта мундштук. На лице человека появилось выражение блаженной отрешенности, как будто с плеч свалился весь груз житейских забот и невесомое тело поплыло в прозрачное царство недоступных смертному видений.

Пока Мун наблюдал за этой сценкой, Хай Куанг не проронил ни слова. Он имел вид человека, считающего кощунством разговаривать в храме, где совершается священнодействие. Когда девушка встала, он подозвал ее жестом и что–то шепнул на ухо. Девушка низко поклонилась Муну и, опустившись на колени возле свободного ложа, принялась приготовлять трубку. Хай Куанг сделал пригласительный жест. Мун мотнул головой. Хай Куанг неправильно понял его.

— Я еще не ухожу, — сказал он шепотом. — Для меня будет счастьем проводить вас до самых ворот небесного царства.

Вежливый шепот хозяина «Желтого Дракона» звучал как зловещее заклинание. Мун взглянул на лежак. Ему ясно представилась распластанная на нем неподвижная фигура. Над ней склоняется другая. Затаив дыхание Хай Куанг следит за постепенным переходом Муна в бесчувственное состояние. Вот этот момент наступил. Хай Куанг наклоняется все ниже, подобно фокуснику, достает из рукава кинжал и заносит его для смертельного удара… Мун еще раз мотнул головой. Ему надо было выиграть время.

— Я передумал, — сказал он шепотом. — Как–то боязно сразу… Надо бы сначала напиться для храбрости… Пойдемте в ресторан!

Ресторан был оформлен в виде храма. На официантах — одеяния буддийских монахов. Очевидно, ради бизнеса Хай Куанг пожертвовал даже религиозными традициями. Стилизация была доведена до предела. Мясные блюда подавались на миниатюрных жаровнях. Чтобы ознакомиться с меню, следовало покрутить молитвенную мельницу, из которой вылезал длинный свиток с названиями напитков и яств. По поведению гостей Мун определил, что большинство — туристы. Однако были тут и завсегдатаи. Ультрасовременная одежда кутивших здесь молодых бездельников составляла резкий контраст с пышным и в то же время строгим оформлением зала, гротескно повторявшим декоративные элементы тысячелетней давности.

Постоянных посетителей Хай Куанг отмечал любезной улыбкой, некоторых, очевидно самых богатых, поклоном.

За одним из столиков что–то произошло. Обернувшись, Мун увидел истерически кричавшую девушку с вызывающе накрашенным лицом и рослого парня в полосатой спортивной рубашке, занесшего бутылку над головой испуганного пожилого господина.

Никто из посетителей не обращал на них внимания. Очевидно, такие сцены были здесь обычным явлением. Официант, путаясь в своем длинном одеянии, подбежал к столику, но его опередил Хай Куанг. Быстрота, с которой этот с виду неповоротливый человек оказался рядом с драчуном, казалась просто непостижимой. Прежде чем бутылка успела опуститься для удара, Хай Куанг молниеносным движением вывернул парню руку. Это был болевой прием джиу–джитсу. Детина вскрикнул от боли. Бутылка выпала из его расслабившихся пальцев и покатилась по полу, заливая ковер зеленой жидкостью. Детина пришел в себя. В его глазах было бешенство. Здоровой рукой он придерживал вывихнутую. По его напрягшемуся телу Мун понял, что он изготавливается для удара ногой в живот. Хай Куанг стоял совершенно неподвижно. Мун не видел его лица, но догадался, что Хай Куанг применил свое самое страшное оружие — взгляд. Рослый детина покорно опустился на стул.

Этот инцидент занял несколько минут. Мун посмотрел на часы и закашлялся. Почти одновременно несколько сидевших за соседними столиками молодых людей вскочили со своих мест и окружили Хай Куанга. Они возмущенно требовали ответа за то, что он осмелился прикоснуться к белому. К ним присоединились другие гости.

Увидев, что Хай Куанг пытается вырваться из обступившего его плотного кольца, официанты бросились на выручку хозяину. Мун счел целесообразным присоединиться к ним. Развернувшись для мощного апперкота, он потерял равновесие и, падая, увлек Хай Куанга за собой. Началась всеобщая потасовка. Полиция явилась сравнительно быстро. Видимо, владелец «Желтого Дракона» был с ней в хороших отношениях. Однако еще минут десять ушло на восстановление спокойствия. Столько же времени Мун рассыпался в извинениях за свою неуклюжесть. Потом пришлось долго ожидать, пока похожий на далай–ламу бармен священнодействовал, приготовляя заказанный Муном сложный коктейль. Мун дал ему пять долларов. Надо ведь поддержать репутацию богатого гуляки. В результате всех этих задержек Хай Куанг, как он заверил, к своему большому несчастью, был лишен возможности присутствовать при торжественном отправлении своего клиента в страну блаженных грез. Подозвав официанта, он что–то шепнул ему. Мун надеялся, что речь шла только о наказе проводить его.

Войдя в курильню, Мун с беспокойством огляделся. В еле освещенном красными отблесками фонаря помещении было трудно что–нибудь разглядеть. В полумраке вился дым от трубок. Казалось, из бутылки только что выпущен джинн, не успевший еще обрести реальные очертания. В этом кровавом тумане смутно проглядывались тела курильщиков. Мун посмотрел на крайний от двери лежак. Кажется, он был занят. Мун прошел несколько шагов, чтобы убедиться в этом. Да, он не ошибся. Курильщик, тот самый, что с таким любопытством наблюдал, как Хай Куанг закрывал ведущую в коридор дверь, был на месте.

Теперь можно было бы спокойно удалиться. Но это вызвало бы подозрения. Пришлось играть роль до конца. Решив принять на веру высказывания великих мудрецов, Мун только делал вид, будто вдыхает дым. Обмануть прислуживавшую девушку было нетрудно. От многочисленных пробных затяжек она сама находилась в таком состоянии, когда стирается грань между реальностью и иллюзией. Убедившись, что клиент впал в забытье, девушка поднялась с колен и направилась готовить трубку следующему.

А Мун лежал неподвижно с закрытыми глазами, изображая одурманенного до бесчувствия человека. Каждый раз, когда слышались приглушенные ковром шаги, он вздрагивал. Но Хай Куанг так и не появился.

Услужливый швейцар помог слегка шатающемуся Муну сесть в машину и даже завести мотор. Возможно, что Мун переигрывал. Пытаясь наглядно проиллюстрировать тяжелое опьянение, он чуть не наехал на еле успевшего отскочить швейцара. Машина виляла по улице, пока «Желтый Дракон» не скрылся из поля зрения.

Дейли поджидал на том же месте, где за несколько часов до того покинул машину. Он не спешил заговорить,

— Ну? — нетерпеливо спросил Мун. — Видели его?

— К моему счастью, нет. Иначе еще неизвестно, имели бы вы сейчас возможность беседовать со мной! Вообще замечаю, что потребление опиума вредно подействовало на ваши мыслительные способности.

— Прошу прощения. Я имел в виду, удалось ли вам обнаружить следы его присутствия.

Дейли отрицательно покачал головой. Мун досадливо крякнул. Ему никак не хотелось смириться с тем, что операция, проведенная, а главное, задуманная с такой тщательностью, провалилась. Основана она была на том, что «Желтый Дракон» помещался в здании, имевшем исторические традиции. Двадцать лет назад в нем находилась курильня, ставшая знаменитой благодаря бракоразводному процессу известного киноактера Филиппа Говаро. Его жена, дочь пушечного короля, обвинила мужа в наркомании. В связи с процессом один репортер опубликовал в местной газете красочное и, что в данном случае было важнее всего, подробное описание курильни. Мун ознакомился с этой статьей в библиотеке. Следующим шагом был визит к чиновнику, ведающему строительными работами в китайском квартале. От него Мун узнал, что здание новым владельцем не перестраивалось. Можно было надеяться, что расположение помещений осталось прежним. После этого Мун отправился в частное детективное агентство Пинкертона, где нанял десяток агентов для участия в предстоящей операции. Они–то и изображали драчливого молодого человека, истеричную девицу, испуганного пожилого господина и возмущенных посетителей. Пока Мун при их помощи задерживал Хай Куанга, Дейли, играющий роль курильщика опиума, должен был пробраться в личные апартаменты хозяина.

— Ничего не поделаешь, — сказал Дейли. — Запаха марихуаны не смог уловить даже мой гениальный нос, хотя вы как–то соизволили заметить, что его следовало бы отрезать, оправить в золото и поместить в музей криминалистики.

— А сейчас начинаю думать, что последнее совершенно излишне. Вполне достаточно отрезать и выбросить на свалку.

— Мой нос не виноват. Там все пропитано опиумом… Но вы заметили попугая? Нгуэн, несомненно, тут.

— Хай Куанг утверждает, что попугай достался ему в наследство от отца, — заметил Мун.

— Зачем ему эта идиотская выдумка?

— Вы его недооцениваете, Дейли. Это единственное правдоподобное объяснение, почему попугай говорит на языке, которого не знает его хозяин. Он сообразителен, как черт! Надеюсь, вы не оставили следов? Боюсь, как бы он не догадался о вашем визите.

— Я тоже боюсь! — сказал Дейли. — Только слово «догадаться» не совсем подходит к данной ситуации.

— Вы говорите какими–то загадками.

— Да нет, по–моему, выражаюсь совершенно ясно. Помните анекдот? Человек является в полицию и заявляет: «Инспектор, я догадался, что в моем доме побывал вор». — «А почему вы догадались?» — «Потому, что вынесена вся мебель…»

Дейли вынул из кармана сложенный лист и развернул его. Мун увидел подробный план самолета типа «Стрела». Задний багажник был отмечен крестиком. Никакого сомнения, что именно в этом месте была спрятана адская машина, при взрыве которой погибла «Золотая стрела». Значит, Хай Куанг являлся не только соучастником, но и главным организатором диверсии, которую в своем письме к Нгуэну назвал фильмом «Стрелы падают».

— Где вы это нашли? — осведомился Мун.

— В божьем чреве. Видели молельню? Я обратил внимание, что Будда непомерно велик для нее, и принялся его осматривать. Имея в виду, что в любую минуту мог вернуться хозяин, это было довольно рискованно. Однако, как видите, я не напрасно подвергся риску отправиться на тот свет. Когда я пощекотал Будду за ухом, он приятно улыбнулся и раскрыл свою тайну. Хай Куанг использует его в качестве сейфа. Вот что я еще нашел. — Дейли показал костяную фишку, какую употребляют при игре в маджонг.

На ней бисерными буквами были занесены фамилия, краткие сведения о владельце фишки и примечание: «Опиум, секс».

— Там сотни таких фишек. Своеобразная картотека, в которой отмечаются пороки посетителей. Видимо, при случае Хай Куанг пользуется этими сведениями.

— Возможно, что не только он, — заметил Мун.

— Кто же еще?

— Сенатор Джек Фелано… В библиотеке я не только рылся в старых газетах. Заодно попросил библиотекаршу подобрать весь материал, относящийся к Фелано, в том числе отчеты о его выступлениях.

— Фелано был бы весьма польщен, если бы знал, что вы изучаете его речи… Надеюсь, это доставило вам огромное духовное наслаждение?

— Нет, но зато принесло некоторую пользу. Сенатор не только ярый сторонник жесткого курса по отношению к коммунистическому Вьетнаму. Совсем недавно он посетил Сайгон и встречался с руководителями марионеточного режима. Так что не исключено его соавторство в воздушной катастрофе.

— Слишком мелко для сенатора. Одно дело развязать войну и угробить сотни тысяч, совсем другое отправить на тот свет несколько десятков делегатов и двух ученых, — возразил Дейли.

Мун вспомнил загадочные слова Хай Куанга: «Они еще не умерли». Дейли выслушал его рассказ не очень внимательно.

— Вероятнее всего, это просто ничего не значащая фраза. А может быть, он хоть и католик, но в душе буддист, верящий в переселение душ. Согласно этому учению, человек умирает по–настоящему только после того, как пройдет все фазы перевоплощения — от мухи до слона — и становится нематериальной частицей вселенной.

— Вы прекрасно осведомлены в этом вопросе, —-улыбнулся Мун.

— Еще бы! Недаром я почти полчаса общался с Буддой… Кстати, о перевоплощениях… Вы, должно быть, забыли, что Фелано не только политик, но и бизнесмен, представляющий интересы авиационной компании «Виском и сын». Вы говорили о его соавторстве в катастрофе «Золотой стрелы»…

— Но вы возражали?

— Только против мотивов. Помните, я как–то высказал гипотезу, что воздушные аварии организуют те, кто в них наиболее заинтересован? — напомнил Дейли.

— В данном случае конкуренты Брэдока?

— Да. Не исключено, что Хай Куанг и Нгуэн — только роботы, действующие по программе, заложенной в них самим Фелано. В таком случае это было бы наглядной иллюстрацией к тому, что за политикой стоит экономика.

Мун молчал.

— Подыскиваете аргументы, чтобы опровергнуть мою гипотезу о причинах соавторства Фелано? — осведомился Дейли.

— Нет! — рассеянно ответил Мун. — Я думал о другом… Об авторстве… Кто написал письмо в полицию? И главное, для чего? Это ключ ко всему. Если нам удастся понять это, мы поймем и все остальное А пока самое неотложное — разыскать человека, знающего вьетнамский язык.

— Вы уже готовитесь к допросу Нгуэна? Во–первых, он еще не арестован, а во–вторых, прекрасно владеет английским.

— Чего нельзя сказать о его попугае… Пока у нас нет прямых доказательств, что в кабинете Хай Куанга находился именно этот, а не другой попугай. Что я и надеюсь выяснить при помощи переводчика.

Дейли покачал головой.

— Для этого вам придется привести его к Хай Куангу, а это вызовет подозрения. Уж лучше выкрасть попугая,

— …что я и сделал, — откликнулся Мун.

— Он у вас в бумажнике?!

— Нет, в кармане. — Мун снял правую руку с баранки и сунул в карман брюк. Тотчас автомобиль огласился пронзительными криками.

— Как вижу, вы заодно посадили к себе в карман и Хай Куанга, — заметил Дейли. Действительно, на фоне птичьих выкриков был слышен голос владельца «Желтого Дракона»:

«…а это чемпион бокса Джо Фостер. Однажды он проиграл в «Желтом Драконе» весь гонорар за свой последний матч. Я лично не одобряю бокса. Один наш великий мудрец сказал: «Ударить человека — это значит причинить ему боль. Лишить человека жизни — это значит избавить его от боли…»

— Я и не подозревал, что восточные мудрецы придерживались столь современной философии. Можно подумать, что Хай Куанг цитирует наших генералов, — сказал Дейли.

— По–моему, на этот раз он цитирует самого себя, — проворчал Мун, вынимая из кармана миниатюрный магнитофон. — Знаете, откуда у меня эта штука? Я ее весьма кстати нашел сегодня утром в машине под передним сиденьем.

Вернувшись в гостиницу, Мун первым делом принял холодный душ. Внезапно он как ошпаренный выскочил из ванной. Из своей комнаты прибежал Дейли. Кроме них, в салоне никого не было. Дверь была заперта. Окна, правда, открыты, но едва ли кто–нибудь решился рискнуть падением с двадцатого этажа ради одной фразы. А между тем кто–то за минуту до того побывал в салоне.

— Вы слышали? — спросил Мун.

— Слышал.

— Да заткните, наконец, ему глотку! — раздраженно крикнул Мун.

Это относилось к голосу Хай Куанга, записанному на магнитофонную пленку. Дейли включил аппарат, чтобы на досуге прослушать восточные мудрости. Магнитофонный голос замолк. Зато теперь заговорил сам Дейли:

— Совершенно явственно! Слышал каждое слово!

Знать, что в комнате только что находился человек, и не понимать, куда он делся, было жутковато. Сознавая, что ведут себя как идиоты, Мун и Дейли все же обшарили все помещение. Открывали стенные шкафы, отдергивали портьеры, заглядывали под диван. Тайна оставалась тайной.

— Очень просто! — воскликнул Дейли. — Я понял, в чем дело! Радио! Человек мог говорить из другой комнаты или даже с другого конца города. Надо искать источник звука.

— А может быть, с того света? — ехидно спросил Мун. — Вы послушали начало пленки?

— Нет. Включил и сразу же пошел в спальню снять пиджак.

— Перемотайте и включите снова.

И вот тогда они вторично услышали голос. Он звучал, как будто говорил не человек, а робот: «Предупреждаю! Прекратите расследование! Иначе — смерть!»

— Голос нарочно искажен, — сказал Мун. — Возможно, это женщина.

В дверь постучали. Это была Мэри, заехавшая за ними, чтобы отвезти к Брэдоку. Она была смертельно бледна.

— 17-

Обед у Брэдока напоминал дипломатический прием. Были приглашены многие сотрудники фирмы, некоторые даже с женами. Брэдок имел полное основание отмечать этот день как праздник. В результате сделанных Муном и Дейли открытий и объяснения истинных причин гибели самолетов его шансы на избрание резко повысились. Сегодня комментатор оповестил телезрителей, что проведенный Институтом общественного мнения опрос дал результат — шестьдесят против сорока в пользу Брэдока.

Брэдок торжественно поздравил Муна с успехом и даже выступил по этому поводу с маленькой речью. Практически это выглядело так: Брэдок пожимал Муну руку, а речь за него держал Мэкхилери. Гости тоже не скупились на похвалы. У Муна уже начинала побаливать рука от бесчисленных рукопожатий, а голова слегка затуманилась от выпитых коктейлей.

Мун завидовал своему помощнику. Того тоже не миновали жаркие лучи славы, но, к счастью для него, Мэри оказалась надежным солнечным зонтом. Она проявляла такое упорство, что очень скоро вынудила всех остальных отступить. Бледность ее давно прошла. По дороге к Брэдоку она так ничего и не объяснила. Только сказала, что ей нездоровится. Это была явная ложь: сейчас, танцуя и болтая с Дейли, Мэри выглядела веселой и оживленной. Отвечая на любезные комплименты с видом цепного пса, обнюхивающего почтальона, Мун временами тоскливо поглядывал на сыплющего остротами Дейли. Лучше уж сто раз пожимать руки одной Мэри, чем полсотне разных незнакомых типов. Долго это не могло продолжаться.

Оборвав на полуфразе разговор с каким–то молодым человеком, расспрашивавшим его о перспективе розысков обломков «Золотой стрелы», Мун извинился и бросился наутек. Во всех комнатах сидели, стояли, разговаривали, а кое–где и танцевали гости Брэдока. Уединение Мун обрел только в библиотеке. Вернее, и тут он застал человека. Но не сразу его узнал. Это был Хэрти — специалист по «отрезанию ушей конкуренции». Он возился у письменного стола. Очевидно, проверял, нет ли в нем акустических мин. Увидев Муна, он, вместо того чтобы продолжать свою работу, извинился:

— Не буду вам мешать.

— Вы ничуть не помешаете…

— Спасибо, но в этой комнате я уже все проверил.

Мун собирался было спросить, входит ли в обязанности Хэрти только обезвреживание вражеских мин или также минирование территории противника но воздержался. Когда Хэрти уходил, Мун заметил, что на этот раз он обходился без электронного щупа. Возможно, подумал Мун, техника уже успела сделать новый гигантский шаг в сторону совершенства и вместо щупа теперь применяется слегка видоизмененная зажигалка.

В библиотеке Брэдока от пола до потолка высились застекленные плексигласом стеллажи с книгами. Одна стена была целиком занята томами по авиации и смежным областям науки. Остальные отведены под художественную литературу. Тут имелись не только дешевые серийные издания и бестселлеры, но и классика. Судя по не совсем новым корешкам, книги служили не только для того, чтобы демонстрировать интеллектуальные запросы хозяина. Но, возможно, их читал не сам Брэдок, а кто–нибудь из домочадцев.

Мун уселся в удобное кресло и, взяв сигару из стоящего на столе ящика с золотой стрелой, закурил.

Раздвижные двери почти бесшумно откатились на роликах. Вошел Стивенсон. Он притворился, будто забрел сюда случайно. Но Муну почему–то казалось, что тот разыскивал его.

— Скоро мы узнаем, насколько верны ваши предположения, — сказал Стивенсон.

— Что касается «Оранжевой стрелы», тут, по–моему, все и так слишком ясно.

— Я говорю о «Золотой стреле». Оказалось, что Мун пропустил довольно важную новость. Капитан Иво, предложивший свой батискаф для исследования места падения лайнера, был готов отправиться в путь. На днях батискаф «Тулон–IV» погрузят на высланный правительством крейсер, который доставит сюда и самого капитана.

Разговор продолжался около десяти минут. Стивенсон явно нервничал. В дверях показалась его жена. Декольтированное, почти насквозь просвечивающее белое вечернее платье. Никаких украшений, кроме собственной красоты. Муну она показалась еще более интересной, чем при первом знакомстве. Ее сопровождал тот самый молодой человек, от которого Мун сбежал полчаса назад. Он был одет со вкусом и довольно хорош собой, но на фоне блистательной миссис Стивенсон выглядел бесцветно и невыразительно.

— Наконец я тебя нашла, Эдвард! Мы с Чарли ищем тебя битый час! Ах, это вы, мистер Мун! Рада вас видеть! — Миссис Стивенсон ослепила Муна интенсивной, минимум в тысячу свечей, улыбкой.

Мун вежливо поклонился.

— Всего пятнадцать минут, дорогая, — Стивенсон повернулся к Муну. — Типично женское свойство преуменьшать суммы, затраченные на туалет, и преувеличивать время! — с легким раздражением сказал он. Видно было, что культ собственной жены по–прежнему заменяет Стивенсону все остальные религии. Просто, как всякий занятый житейскими заботами служитель культа, он в этот вечер не был способен уделять должное внимание своему божеству. — Идите, пожалуйста, с Чарли потанцевать, я сейчас присоединюсь.

— Как хочешь! — Миссис Стивенсон пожала обнаженными плечами. — Чарли будет только рад!.. Правда, Чарли?

— Мистер Стивенсон знает, что любые его пожелания для меня закон, — поклонился Чарли. — Не только на работе, но и в любое время.

Миссис Стивенсон взяла Чарли под руку и, бросив Муну на прощанье еще одну ослепительную улыбку, вышла. Стивенсон тщательно закрыл за ней дверь. Видимо решившись наконец, он шепотом сказал:

— У меня к вам просьба… Я тогда, конечно, сглупил. Не рассказывайте ничего Брэдоку.

— Не понимаю, о чем вы говорите.

— Ну, тогда… Помните… Это ужасное сообщение о гибели «Оранжевой стрелы»… Я вам тогда признался, что степень вибрации слишком высока… Нервы не выдержали… Сейчас, когда вы установили причины катастрофы, я понял, что все это не так страшно… Но если мистер Брэдок узнает… Сами понимаете!

— Такого разговора между нами никогда не было. Хотите сигару?

— Нет, спасибо… то есть спасибо, да!.. — От радости Стивенсон не находил нужных слов. — Я так и знал, что вы джентльмен! — Он крепко пожал Муну руку («Еще одно рукопожатие! Интересно, которое по счету?» — подумал про себя Мун) и, держа во рту незажженную сигару, вышел.

Почти немедленно из–за портьеры появился Мэк–хилери. За портьерой находилась дверь, ведущая в южную анфиладу комнат. Вполне возможно, что личный секретарь Брэдока только что пришел оттуда. И все же у Муна было чувство, что в данном случае тот выполнял роль потайного микрофона.

— Вам нравится здесь? — спросил Мэкхилери. — Это любимая комната мистера Брэдока.

— Должно быть, он много читает? — осведомился Мун.

— Не так уж много… Все поступающие на его имя письма читаю я… Ну конечно, если что–нибудь очень важное, он сам знакомится. У него нет времени читать. «Авиабрэдок» — это целая гора дел.

К тому же авиалиния и две газеты, которые пришлось купить в связи с выборами…

— Зачем же тогда он приходит в библиотеку?

— Как же? — удивился Мэкхилери. — Это самая тихая комната в доме. Мистер Брэдок утверждает, что он высыпается здесь даже лучше, чем в своей спальне…

— А кто же в таком случае пользуется библиотекой?

— Мы, его ближайшие сотрудники. Мистер Брэдок иногда устраивает в этой комнате конфиденциальные совещания… Ждать его порой приходится довольно долго. Ну, делать нам нечего, так вот мы от скуки перебираем книги. Хоть какое–то занятие для рук.

— Судя по корешкам, вы больше всего перебираете классику?

— Я лично — да. Очень хорошие, изящные переплеты, не то что сегодняшние бумажные обертки. Это у меня фамильное, мой отец был…

— Переплетчиком?

— Не совсем. Священником. Переплетал души в богоугодную оболочку… — Мэкхилери посмотрел на часы. — Пора! Мистер Брэдок нас ждет… Осмелюсь еще раз напомнить — никаких лишних разговоров. Мистер Брэдок этого не переносит.

В большом зале танцевали. Сначала Мун решил было, что это помещение — точная копия пиршественного зала какого–нибудь средневекового замка, слегка осовремененного кондиционированным воздухом, электрическими каминами и передвижными барами. Мэкхилери вывел его из заблуждения. Это был оригинал, камень за камнем вывезенный из Шотландии, откуда четыре века назад прибыли предки Брэдока. На хорах, увешанных старинными знаменами (отлично имитировавшими старину), играл лучший в городе джаз–оркестр, притом так громко, что забрала шлемов стоявших вдоль стен рыцарских доспехов лязгали в такт чарльстону.

Брэдок танцевал с миссис Стивенсон.

— Еще две минуты, — сказал Мэкхилери.

— Позвать Дейли?

— Нет. Мистер Брэдок хочет поговорить лично с вами.

Мун принялся наблюдать за миссис Стивенсон и ее партнером. Они топтались почти на месте. За эти две минуты Брэдок не пожелал сказать, а миссис Стивенсон остерегалась сказать хотя бы одно слово. Две минуты истекли. Брэдок посмотрел на часы и, не считая нужным извиниться, покинул свою партнершу. Мун и Мэкхилери молча пошли за ним. У дверей личного кабинета Брэдока ждал Хэрти. Вопрошающий взгляд Брэдока, плавный жест Хэрти: все, мол, в порядке, и немой диалог был закончен. Мэкхилери распахнул дверь.

Кабинет Брэдока ничем не напоминал шотландский замок. Это была частица его авиазавода. Одна стена создавала искусную иллюзию десятифутового окна с панорамой заводских корпусов, ангаров и испытательного аэродрома. Иллюзия была до того реальной, что казалось, будто катящийся по аэродрому самолет вот–вот оторвется от земли и взмоет в небо, обрушив на кабинет Брэдока волну постепенно стихающего звукового удара. А если хозяину хотелось действительно посмотреть, что творится на заводе, ему было достаточно отдернуть занавеску, за которой находилась целая система телевизоров. Под потолком, исполняя роль вентиляторов, вертелись самые настоящие авиационные пропеллеры. Даже люстра была не люстрой, а прозрачной, светящейся изнутри моделью «Стрелы», в которой просматривались мельчайшие детали. Брэдок нажал кнопку. Восемьдесят сидений откинулись, и сразу же изменился свет — из резкого перешел в рассеянный.

По всему чувствовалось, что именно в этом помещении Брэдок вынашивает свои планы.

— Садитесь! — пригласил Брэдок.

Все трое сели. Молчание… Мун оглянулся в поисках таблички «Побеждает тот, кто молчит». Таковой не оказалось. Ее, очевидно, заменяла металлическая скульптура в современном стиле — черное лицо, состоящее почти из одного рта, и приложенный к губам гиперболический палец. Мун не сомневался, что этот шедевр создан специально по заказу Брэдока. Первым прервал молчание Брэдок.

— Вы поставили меня в неловкое положение, — сказал он.

Мун с некоторым удивлением ожидал, что за этим последует. Но не последовало ровно ничего.

Роль комментатора взял на себя Мэкхилери.

— Мистер Брэдок, конечно, очень обязан вам за проведенное расследование. Независимо от дальнейших доказательств, которые вам удастся представить суду, можете считать, что вы заработали свой гонорар. Мистер Брэдок поручил мне сказать, что чек уже выписан. Вы получите его после того, как выступите в суде. В случае, если это вам по каким–либо причинам не удастся, он будет, независимо от исхода судебного процесса, вручен вашим наследникам.

— Не сомневаюсь, что моя жена обрадуется, получив чек вместе с известием о моей смерти! Но я все же предпочитаю получить его лично. И вообще, что вы имеете в виду?..

Мун вспомнил записанное на магнитофонную пленку предупреждение и запнулся. Неужели Брэдок уже знает об этом? Надо будет потщательнее обыскать апартаменты гостиницы. Правда, Мун работает на Брэдока и от него ему нечего таить. Но все же чувство, что за тобой все время шпионят, не из самых приятных. Пусть с этим из–за необходимости мирятся на государственной службе, где полагают, что правительство имеет право контролировать не только работу, но и настроение чиновников. У Муна не было этой необходимости, и он не считал, что за обещанные десять тысяч Брэдок купил не только его способность логически мыслить, но и мысли вообще.

— Или вы думаете, что ваши конкуренты?.. — продолжал Мун и тут же вспомнил, с каким видом Мэри вошла к ним в гостиницу.

Ну конечно, как он не догадался раньше! Это она информировала Брэдока. Она слышала угрозу и поэтому так побледнела. Мун не думал, что она так заботилась именно о его жизни. Но в том, что живой Дейли ей более приятен, чем мертвый, не могло быть никакого сомнения.

Брэдок закашлялся. Мун повернулся к нему. Он ожидал, что Брэдок что–то скажет. Но тот только кивнул своему секретарю.

— Нет, мы этого не думаем, — сказал Мэкхилери. — В промышленной войне всякое бывает, но мы стараемся избирать дозволенные законом приемы.

— Мои предки были рыцарями, но только в присутствии дам, — неожиданно рассмеялся Брэдок. — А в остальном парни хоть куда! Не слишком мелочны, когда приходилось отрубать кому–нибудь голову.

Мун усмехнулся.

— Можно продолжить, мистер Брэдок? — спросил Мэкхилери. Брэдок кивнул. — Мы имели в виду непредвиденный случай, автомобильную катастрофу, тяжелую болезнь… Мало ли что может случиться. Ну хотя бы в районе гибели «Оранжевой стрелы». Командир самолета рассказал нам, что, останься вы там лишних пятнадцать минут…

— Надеюсь… он не пострадал из–за того, что ради меня рисковал самолетом и экипажем?

— Наоборот. Он получил денежное вознаграждение. В данном случае вы рисковали ради установления истины, а для нашей фирмы истина дороже самолета.

— И дороже экипажа? — не удержался от ехидного вопроса Мун.

— Истина всегда требует жертв. Если бы кто–нибудь погиб, родственники получили бы довольно крупную страховую сумму — весь летный состав застрахован за счет фирмы плюс специальное денежное вознаграждение из личного фонда мистера Брэдока.

— Понимаю. Отличная система… Если бы все придерживались ее, на свете вообще не было бы скорбящих вдов… — с елейной миной сказал Мун. — Но я пока не совсем понял, мистер Брэдок, чем поставил вас в неловкое положение? Может быть, именно тем, что вам придется в худшем случае вручать чек не мне, а моей будущей вдове? Могу заверить, что я сделаю все от меня зависящее, чтобы избавить вас от этой щекотливой обязанности.

Мэкхилери хихикнул. Брэдок осуждающе взглянул на него. Право смеяться, и то в редких случаях, он предоставлял себе, а не своим подчиненным. Мэкхилери быстро исправил свою оплошность. Складки на его лице разгладились. Сейчас это опять была физиономия хорошо вышколенного личного секретаря, обладающего некоторой властью именно благодаря своему идеальному умению быть не самим собой, а тенью и рупором хозяина.

— Неловкое положение связано с политической платформой мистера Брэдока. Мистер Брэдок, как, впрочем, и его противник — в этом вопросе у них нет идейных разногласий, — выступает за жесткий курс по отношению к Северному Вьетнаму. Для мистера Брэдока такая установка не личная прихоть, а железная необходимость…

— Могу быть с вами откровенным. Это в моих собственных интересах, — вмешался в разговор Брэдок. — Жесткий курс означает напряжение, возможность войны, пусть даже только локальной. Две трети производственной мощи моего завода идут на самолеты для нужд военно–воздушного флота. А государственный заказ для меня то же самое, что урожай для фермера. Три сухих года — и от всего моего могущества останутся только приятные воспоминания. Конкуренты проглотят меня вместе…

— …с табличкой «Побеждает тот, кто молчит», — пробормотал про себя Мун.

Брэдок вопрошающе взглянул на него.

— Мистер Брэдок не расслышал вашего замечания, — прокомментировал Мэкхилери.

— К счастью!

— Что к счастью?

— К моему счастью, я имел возможность убедиться, что мистер Брэдок не так уж молчалив, когда излагает свое кредо. Наоборот, очень красноречив. Я не сомневаюсь, что он победит на предстоящих выборах. Особенно если будет чаще выступать перед промышленниками.

Мистер Брэдок одобрительно кивнул. Ирония Муна не дошла ни до него, ни до его секретаря.

— Мистер Брэдок благодарит вас за добрые пожелания, — кивок хозяина был молниеносно расшифрован. — Теперь вы, должно быть, догадались, почему мистер Брэдок пригласил вас? В свете установленных вами фактов южновьетнамские патриоты выглядят отъявленными бандитами, а северовьетнамские коммунисты — героями и мучениками. Мне пришлось прочесть репортаж спасенного вами шведского журналиста… Честно говоря, напрасно вы спасли именно его. Все, что он пишет о вьетнамцах, носит до того тенденциозный характер, что мистер Брэдок даже не пожелал дочитать до конца…

— Истина прежде всего!.. Это я как будто слышал от вас.

— Вы неправильно поняли меня, вернее, мистеру Брэдока… Нейтральных истин не существует… Есть истины, которые служат делу. А если они не служат ему, то только недальновидный человек будет считать их за истины.

Брэдок посмотрел на часы.

— Мэкхилери, вы отвлекаетесь! — сухо сказал он.

— Извините, мистер Брэдок… Я только высказал нашу точку зрения.

— Я бы сам это сделал, если бы счел нужным… Не рассуждайте. Объясните мистеру Муну, в чем дело!

— Слушаюсь… Под корреспонденцией шведского журналиста нет вашей подписи. Поэтому мы рассматриваем ее как неприятный, но совершенно безвредный укол… Интервью, которое вы, вернее, ваш помощник дал прессе, очень краткое, к тому же мы постарались, насколько это в наших силах, чтобы в газеты не попали ненужные с нашей точки зрения детали. Но вечно так продолжаться не может. На суде вам придется давать подробные показания… Мистер Брэдок просит вас смягчить их… Не делать политической акцентировки… Адскую машину подложил некий вьетнамец… Мотивы преступления не ясны… Понятно? Это небольшое отклонение от истины, не меняющее сути.

Брэдок одобрительно кивнул.

— Это будет трудновато, — сказал Мун после небольшого раздумья. — К сожалению, я не политик и не промышленник, а детектив. Я привык к тому, что от меня требуют не только вещественных, но и психологических доказательств… Допустим, мистер Брэдок, что вас убил… ну, скажем, мистер Мэкхилери. У него находят револьвер и устанавливают, что именно из него сделан выстрел…

— Мэкхилери не имеет никаких оснований убивать меня, — засмеялся Брэдок. — Едва ли он захочет потерять такое хорошее место… Я не ошибаюсь, Мэкхилери?

Секретарь хихикнул. На этот раз он знал, что не совершает оплошности. Хозяин ожидал от него именно этой реакции.

— Совершенно правильно… — настойчиво продолжал Мун. — Об этом я и говорю. Пока я не сумею доказать, что именно Мэкхилери имел основание убить вас, револьвер не выстрелит… в переносном смысле. Им ведь мог воспользоваться и другой — настоящий убийца.

— Ваша точка зрения не лишена убедительности, но интересы мистера Брэдока… — начал было Мэкхилери.

— Никаких «но»! — оборвал Мун. — Почему вы пригласили именно меня? Из–за моей репутации, не так ли? Так вот, для меня моя репутация то же самое, что для фермера… нет, я не собираюсь цитировать вас, мистер Брэдок… то же самое, что для фермера земля. Отказываться от нее ради чьих–то интересов я не намерен!

Воцарилось тягостное молчание.

— Я вам сказал! — повернувшись к Брэдоку, пробормотал Мэкхилери.

— Молчать! Это вы мне посоветовали вызвать его.

— Но я предупреждал, что у мистера Муна крутой характер.

— Вижу! — раздраженно бросил Брэдок. — Что же делать?

Брэдок задумался. Несколько раз, не глядя на Муна, прошелся по кабинету. Минут пять, повернувшись к нему спиной, постоял у стены с панорамой завода. Словно почерпнув в ней новые силы, Брэдок резко обернулся. На его лице было подобие улыбки.

— Нашел! — сказал он. — Придется отказаться.

— От моих услуг? — Мун поднялся с кресла. — С удовольствием!

— Ничего подобного. — Брэдок подошел и дружески усадил Муна. — Вы мне еще нужны… Вы и ваша незапятнанная репутация, — Брэдок говорил это без всякой иронии. — К счастью, я не детектив, как вы. Никто не будет требовать от меня психологических мотивов…

— Преступления? Вы собираетесь кого–то убить или обокрасть?

— Вопрос о краже отпадает. У Фелано ко мне не может быть никаких претензий, поскольку идея взята не из его предвыборной программы. Это моя собственная!.. Это пришло как наитие! И может быть, в конечном счете мне удастся убить его. По крайней мере на выборах. Я изменяю курс на сто восемьдесят градусов. Жесткий на мягкий! А почему бы и нет? Люди в общем желают мира. Многие у нас не могут понять, что мы потеряли во Вьетнаме… Другое дело — Куба. Она близка. Итак, Мэкхилери, с сегодняшнего дня наша программа меняется. Два четких лозунга, понятных каждому. Кубу надо раздавить! Пусть вьетнамцы сами разбираются в своих делах!.. Поняли, Мэкхилери?

— Понял! — вскочил Мэкхилери. — Работать с вами просто наслаждение!

— Вы хотели сказать, служить мне?

— Совершенно правильно!.. Поверьте, вы станете когда–нибудь президентом!

— Надеюсь, только после моей смерти, — пробормотал Мун.

— Комплименты мне не нужны, — отмахнулся Брэдок от бурных восторгов своего секретаря. — Мне нужна работа! Завтра же в городе должны висеть плакаты. Идею я вам дал. Оформление придумайте сами… А теперь насчет президентства. Вы, должно быть, надеетесь стать при мне государственным секретарем?

Мэкхилери покраснел.

— Нечего краснеть. Честолюбие свойственно многим людям и не всегда самым глупым… Но я не честолюбив. Мне куда важнее стать губернатором, разгромить Фелано и «Авиамоторы Виском и сын»… И конечно, получить заказ на «Стрелы» и «Молнии». Благодаря вам… — кивнул Брэдок Муну. Задумавшись, он позабыл закончить фразу.

— Мистер Брэдок хочет сказать, что благодаря вам можно считать, что государственный заказ у нас уже в руках.

— Мэкхилери, я не просил вас комментировать меня. Знаете нашу договоренность: или я молчу и вы говорите, или говорю я, тогда вы обязаны молчать. Ваш отец был священником. Вы должны знать, что слова господа бога толкуют на разный лад, только пока он сам безмолвствует.

— Но вы ведь не господь бог… — сказал Мэкхилери.

Мун удивился. Неужели личный секретарь Брэдока способен на хотя бы секундный бунт? Но не тут–то было!

— Вы — мистер Брэдок. Мне и в голову не пришло бы истолковывать вас! — закончил свою фразу Мэкхилери.

Брэдок удовлетворенно хмыкнул и хлопнул Мэкхилери по плечу.

— Не обижайтесь на меня. У вас для этого нет никаких оснований. Есть какие–нибудь вопросы по существу? Нет?

— Есть! — отозвался Мун. — Я бы на вашем месте подумал насчет перехода на мягкий курс. О вас писали, что ваши принципы и ваши самолеты сделаны из одной стали… Не пострадает ли от перемен репутация… ваших самолетов? Это ведь равноценно измене принципам.

Брэдок усмехнулся. Жестом приказав замолчать открывшему было рот Мэкхилери, он энергично сказал:

— Во–первых, это писала субсидируемая мною газета. А самое главное, я и не думаю отказываться от своих принципов. Слова ничего не значат. Завтра их развеет ветер. Афиши, плакаты, предвыборные речи — завтра все это будет лежать в мусорном ящике. А тем временем я получу государственный заказ и спущу с конвейера сотни самолетов… Они–то будут проводить в жизнь мои принципы. Ясно?

Когда Мун выходил из кабинета, Брэдок уже стоял у телевизора и наблюдал, как в монтажном цехе новый самолет получал крылья. Крылья, на которых он когда–нибудь будет проводить жесткий курс мистера Брэдока. Курс на Северный Вьетнам, или Кубу, или Конго, или любую другую точку земного шара, где можно сбрасывать бомбы и воздушные десанты.

— 18-

В комнатах, через которые Муну пришлось пройти на пути к рыцарскому залу, все так же веселились гости. Некоторые были уже в сильном подпитии. Другие, тесно прижавшись друг к другу, танцевали. Третьи тоже танцевали, но более современные танцы. Партнер отрабатывает свои движения в одном углу, а партнерша — в другом. Мун минуточку постоял, недоуменно поглядел на дуэт двух сольных партий и пошел дальше. К счастью, на него не обращали никакого внимания.

Разговор с Брэдоком требовал разрядки. Повстречав на пути слугу, катившего перед собой передвижной бар, Мун немедленно заправился. В течение десяти минут он следовал за заправочной станцией, время от времени пополняя запас горючего. Потом станция исчезла в легком тумане. Мун оказался на совершенно пустой площади, где, кроме него, были только большие рекламные щиты. Мун подошел поближе, чтобы посмотреть, что они рекламируют.

Они рекламировали духовные ценности. Такие, как Шекспир, Спиллейн и Набоков. Впрочем, сейчас до Муна уже дошло, что это не щиты, а стеллажи с книгами. Он находился в библиотеке. Немного протрезвев, Мун стал искать выход. Неизвестно, как и почему он очутился на какой–то лестнице, едва освещенной падавшим через окно светом уличного фонаря. Он был здесь не один. Несколькими ступеньками ниже, на площадке, стояли двое. Мужчина и женщина. Они целовались. В том состоянии, в каком находился Мун, ему казалось совершенно несомненным, что это Дейли и Мэри. Он погрозил им пальцем.

— Смотрите у меня, Дейли, не вздумайте обменять ее на какую–нибудь другую… В этом вашем… Как оно там называется?.. В бюро по обмену… Не то я расскажу вашей жене!

Целующиеся отпрянули друг от друга. Несмотря на опьянение, Мун узнал их: миссис Стивенсон и молодой человек по имени Чарли.

Мун спустился по лестнице и очутился на другом этаже. В полутемной комнате он увидел молодую девушку, удобно устроившуюся на коленях своего кавалера.

— Вы случайно не Дейли? — спросил Мун.

— Случайно — нет. Не случайно — да.

Это действительно был Дейли с секретаршей Брэдока. Они великодушно отказались от интимной беседы, чтобы проводить Муна до ближайшей заправочной станции. На этот раз Мун в целях охлаждения карбюратора залил в себя целое ведро содовой воды. В результате, входя в холл гостиницы, он был уже почти трезв. Здесь он протрезвел окончательно. Причиной явился молодой человек в элегантном белом костюме, поднявшийся ему навстречу.

— Свен? Разве вы не в Сингапуре? — обалдело спросил Мун.

— Что вы! Я уже успел слетать в Стокгольм… Получил новое задание. Меня прикомандировали… к вам.

— Ко мне?! Если в качестве возбуждающего средства, то должен сказать, что в сумасшедший дом я скоро попаду и без вашей помощи.

В дверях показался Дейли.

— Кого я вижу! Свен? Так скоро? Разве вы уже кончили диктовать свой сногсшибательный репортаж?

— Только начинаю. Я предложил главному редактору давать всю вашу историю вплоть до судебного процесса. Каждый день минимум сто строк. Он сразу сообразил, что это находка. Об убийстве с одним трупом и то иногда пишут неделями. А тут налицо уже сто двадцать один.

— Могу предложить вам сто двадцать второго, — сказал Дейли.

— Кто это? Нгуэн? Вы поймали его? Пристрелили?.. Где тут ближайший телефон?

— Я имел в виду вас.

— Я еще жив.

— Посмотрите на мистера Муна. Внимательнее! Разве не видите в его глазах свою грядущую смерть?

— Не вижу ничего, кроме мутного выражения… Насколько мне известно, это не смертельно.

— О господи! — промычал Мун. — Надеюсь, что по крайней мере буду видеть вас только по високосным числам… Где вы остановились?

— Совсем рядом.

— С нашей гостиницей? Этого еще недоставало!

— Нет, с вашей комнатой! — радостно сообщил Свен. — Специально попросил!.. Таких, как вы, всегда удобнее иметь под боком, чтобы не пропустить какой–нибудь интересный момент. Например, если у вас взорвется адская машина…

— Между прочим, вы довольно близки к истине. Пойдемте, мы вам продемонстрируем. На сто строчек, пожалуй, хватит.

Но демонстрацию магнитофонного голоса пришлось отложить. Поднявшись наверх, Мун и Дейли, говоря словами анекдота, догадались, что у них кто–то побывал. Исчез костюм Муна и новый серебряный портсигар Дейли. Как только теперь выяснилось, это был подарок Мэри. Вместе с костюмом и портсигаром вор забрал вещественные доказательства — остаток адской машины и найденный в бунгало Нгуэна кусок идентичного сплава. Они были упакованы в коробку универсального магазина и перевязаны красивой ленточкой с еще более красивым бантом. Можно было допустить, что вор, не имея времени ознакомиться на месте с содержанием коробки, решил, что в ней хранится коллекция бриллиантовых запонок. Однако ни Мун, ни Дейли не сомневались, что костюм и портсигар играли роль яркой ленточки, служащей для отвода глаз. Это был первый удар, нанесенный Джеком Фелано после объявления военных действий. Чувствительный удар! Удар, который мог свести на нет все предыдущие победы, если не удастся арестовать Нгуэна и Хай Куанга. Только их признание могло возместить потерю. К счастью, найденные у хозяина «Желтого Дракона» чертеж и фишка находились у Дейли в нагрудном кармане. Иначе они бы, несомненно, исчезли вместе с адской машиной.

— Вы провидец, Свен, — сказал Дейли. — Адская машина действительно взорвалась… Причем так основательно, что от нее не осталось ни пылинки.

Свен направился к телефону.

— Надо позвонить в полицию, — сказал он.

— Для чего?

— Как вы не понимаете? Инспектор, пять детективов, их краткие характеристики, осмотр, промеры, допрос, поиски отпечатков пальцев… Пятьдесят строк с лишним!

— Ради ваших пятидесяти с лишним строк лишаться ночного покоя?.. Вы слишком много требуете от нас! Кроме того, весьма возможно, что полиция, прикрывая агентов Фелано, вообще заявит, что мы ее дурачим…

— Между прочим, прежде чем звонить в полицию, советую прочесть эту инструкцию, — Дейли указал на лежавший под стеклом листок. На нем стояла подпись начальника полиции. Отпечатанный четкими буквами текст гласил:

«Вы можете помочь в обнаружении и предотвращении преступления, если будете постоянно находиться начеку. Телефонируйте в полицейский участок при первом замеченном вами явлении подозрительного характера, например, когда услышите необычные шумы в вашем доме или по соседству. Если по возвращении домой обнаружите изменения в расположении осветительных устройств, немедленно идите к телефону и наберите наш номер».

— Прочли? — спросил Дейли. — Ну вот. На каком основании вы будете звонить в полицию? Подозрительного шума вы не слышали, лампа висит на месте. Значит, все в порядке… А вот если бы вы слышали по соседству взрыв атомной бомбы и обнаружили, что лампа с потолка двадцатого этажа переместилась на первый, тогда вы имели бы некоторые основания…

Свен не слушал. Даже не разрешил себе присесть. Облокотившись на холодильник, он стоя набрасывал свои сто строк. Мун подмигнул Дейли. Незаметно для погрузившегося в работу Свена он положил к нему в карман магнитофончик, предварительно нажав кнопку. Голос произнес:

«Предупреждаю! Прекратите расследование! Иначе — смерть!»

— Что за шутки?! — Свен испуганно отскочил от холодильника.

— Это лишние сто строк! — сказал Дейли.

— Именно то, что вам нужно, — добавил Мун. Прослушав рассказ Муна, Свен чуть не упал в обморок от обуревавшего его восторга.

— Ну видите! Это просто изумительно! Такое нарочно не придумать!.. Сто строк?! Да вы с ума сошли! Из этого я без труда сделаю тысячу!..

Через два часа Свен еще писал. Мун и Дейли как раз прикончили бутылку контрабандного кубинского рома, когда вконец измученный Свен поставил точку, завершающую последний абзац. Он прочел его вслух:

«Невидимая смерть стоит у дверей известных детективов Муна и Дейли. День и ночь они не смыкают глаз. Заряженный шестью пулями «смит–вессон» находится в боевой готовности, даже когда они спят.

Однако ни на миг они не могут быть уверены в своей безопасности. Невидимая смерть может настигнуть их в лице швейцара гостиницы, случайного прохожего и даже любимой девушки…» (Продолжение следует.)

— А знаете, Дейли, ведь Свен не такой дурак, каким притворяется! — внезапно сказал Мун. — Невидимую смерть можно встретить в самом неожиданном месте. Мы оба ее сегодня видели. Когда мы вторично прослушали пленку, я вспомнил, что сегодня вечером слышал этот голос… Мне приходилось иметь дело с намеренно искаженными голосами, поэтому предполагаю, что не ошибаюсь.

— Кто это?

— Один из тех, кто был сегодня у Брэдока.

— Но кто именно? Мун пожал плечами.

— Очевидно, я разговаривал с этим человеком только мимоходом… Никак не могу вспомнить.

— 19-

Мун снял трубку. Звонил Свен. — Мун?.. Вас еще не убили?.. В таком случае захватите пленку и приезжайте!.. Я нашел то, что вам нужно.

Аптека, где Свен назначил встречу, находилась в Верхнем городе. Мун решил обойтись без машины.

Улица, по которой он шел, представляла собой сплошную рекламную ораторию, прерываемую только короткими паузами дверей. Витрины, каждая на свой лад, без умолку распевали: «Покупайте! Покупайте! Покупайте!» В концерте участвовали не только сами товары — аппетитные колбасы, сверкающие белизной ванны, орошаемые искусственным дождем непромокаемые плащи, но и манекены. Пластмассовые, ничем не отличающиеся от живых, и живые, мало чем отличающиеся от пластмассовых. В одном окне полуодетая хорошенькая девушка целый день нежилась в роскошной двуспальной кровати. Она рекламировала изделия мебельной фирмы. В другом еще более красивая девушка с восьми утра до восьми вечера запихивала в рот изделия кондитерской фирмы.

Предвыборная кампания внесла в программу концерта некоторое разнообразие. Прохожих все еще гипнотизировали огромные плакаты с портретами Брэдока и риторическим вопросом: «Станете ли вы голосовать за убийцу?» Но их забивали еще более огромные плакаты, на которые ушла уйма красной типографской краски: два горящих самолета и охваченная пламенем зловещая фигура сенатора Фелано. Выражение его лица было поистине кровожадным. Не иначе как его засняли тайком на матче профессиональных боксеров. Буквы, с которых капала кровь, вопили: «Это он их подстрекал!» Надо было отдать должное Мэкхилери — новая программа Брэдока доводилась до сведения избирателей с рекордной быстротой.

За углом начинался Верхний город. Улица была до того крута, что удивительно, как машины могли брать такой подъем. По многоступенчатой лестнице, заменяющей тротуар, Мун поднялся до конечной остановки трамвая. Трамвай в Санариско был не только гордостью ревнителей старины, но и объектом предвыборной борьбы. «Виском и сын», кроме авиационных, производили также автомобильные моторы. Поэтому сенатор Фелано выступал за замену трамвая автобусной линией.

Украшенный портретом Брэдока вагончик пополз в гору. Пассажиры на ходу вскакивали в трамвай, не имевший с правой стороны стенки. Судя по их ожив ленным лицам, это путешествие доставляло им детскую радость.

Не дожидаясь остановки, Мун спрыгнул прямо у аптеки. Несколько посетителей с молниеносной быстротой уничтожали стандартное блюдо — сосиски с горошком. Вредные последствия обжорства они могли устранить при помощи продаваемых тут же патентованных слабительных таблеток. В худшем положении были покупатели разложенных на прилавке детективных и эротических книжек, рассчитанных на самый непритязательный вкус.

Свен познакомил Муна с молодым вьетнамцем. Парень работал докером в порту, но казался весьма интеллигентным для своей профессии. Вьетнамец протянул Муну руку.

— Спасибо! — сказал он. Его крепкое рукопожатие без лишних слов выражало не только признательность за проведенное Муном расследование, но и точку зрения на события во Вьетнаме.

— Где вы его раскопали? — осведомился Мун, оставшись вдвоем со Свеном.

Свен хитро прищурился.

— Не забудьте, я целый месяц провел в Ханое. Приобрел там много друзей. Представьте себе, они доверяли мне больше, чем вы! А все остальное вас не касается…

— Оказывается, и у вас есть тайны? Как же профессиональная совесть позволяет вам скрывать что–то от своих читателей?

— Как видите, иногда приходится. Между прочим, это не единственный мой секрет. Я узнал кое–что насчет «Золотой стрелы». Такая новость, от которой вы сразу упадете в обморок.

— Не тяните кота за хвост! Выкладывайте!

— Увы! Пока я лишен возможности убить наповал вас, а главное, своих читателей. Ничего не поделаешь… Я обещал…

До самой гостиницы Мун пытался вытянуть из Свена его тайну. Но журналист оказался на редкость стойким.

Дейли они застали у открытого холодильника. Он как раз вынимал из него новую бутылку.

— Как вижу, Дейли, вы становитесь алкоголиком! Наверно, решили, что уже имеющихся в наличии пяти миллионов пьяниц недостаточно для такой большой страны?

— Есть отчего! — пробормотал Дейли. — Пока вы отсутствовали, я узнал о двух весьма прискорбных фактах.

— Факт номер один?

— Мэри выходит замуж за своего двоюродного брата. Что мне делать?

— Посоветовать ей приобрести в рассрочку домик для медового месяца… Ну, а второй?

— Бесчувственный человек! На ваших глазах преждевременно умирает большая любовь, а вы даже не считаете нужным выразить соболезнование… Вот! — Дейли протянул Муну газету.

— Вы поместили траурное объявление?

Но это была короткая информация. Капитан Иво отказался от участия в поисках «Золотой стрелы» ввиду того, что Фонд океанографических исследований предоставил ему крупную сумму для осуществления давнишней мечты. Иво со своими помощниками собирался провести месяц в глубоководной колонии. Далее в информации говорилось, что только что основанный фонд создан на частные пожертвования В беседе с корреспондентом газеты Иво просил передать благодарность своим заокеанским меценатам. Их имена не были названы.

— Очевидно, вы имели в виду эту новость? — обратился Мун к Свену. — Как видите, я еще не упал в обморок.

— Это пустяк!.. У меня есть кое–что похлестче!

— Ну что ж, война продолжается! — сказал Мун. — Источник частных пожертвований мне ясен Ловкий ход! Фелано — сильный противник.

— Вот! Пробили, наконец, вашу толстую кожу! — ехидно заметил Дейли. — Видите, какой несчастный день!

— Не совсем. Могу похвастаться даже некоторой удачей. Свен познакомил меня с одним вьетнамцем, кстати, очень симпатичным парнем. Я дал ему послушать попугая. Как мы и ожидали — антикоммунистические лозунги. В общем, если исключить маловероятную возможность случайного совпадения, это попугай Нгуэна.

— Надо действовать! — воскликнул Дейли.

— Как? Через начальника полиции? Вы знаете, чего мы можем от него ждать.

— Но инспектор Олшейд обещал вам…

— Только в том случае, если дипломатические переговоры дадут соответствующий результат.

— Пожалуй, я сумею вам помочь, — объявил Свен.

Мун и Дейли удивленно взглянули на него.

— Вы полагаете, что ваше корреспондентское удостоверение приведет начальника полиции в такой трепет, что он позабудет свою дружбу с Фелано и немедленно сделает все, что вы от него потребуете?

— Напрасно иронизируете. Недаром прессу называют великой державой. Наш главный редактор в хороших отношениях с министром иностранных дел. В результате взрыва чуть не погиб шведский подданный. Значит, наше правительство имеет все основания потребовать ареста преступника.

— Свен! Произошло чудо! — просиял Мун.

— Вы воспылали любовью ко мне?

— До этого еще далеко. Но по крайней мере мне уже не так обидно, что я спас вас!

В китайском квартале был какой–то праздник. Горели остроконечные фонари, похожие на пагоды в миниатюре. Часть их освещала улицы еще во времена газовых рожков. Выбывшие из строя заменялись точно такими же. Горели тысячи китайских лампионов. Звенели развешанные по углам колокольчики. Шумела состоявшая из местных жителей и многочисленных туристов толпа. Люди запрудили улицу. Особенно много собралось их вблизи «Желтого Дракона», где артисты китайского ансамбля разыгрывали церемонию изгнания злых духов. Весь этот праздник был оригинальной рекламой. Товаром в данном случае служил китайский колорит, покупателями — туристы.

Праздник пришелся как нельзя кстати. Дюжина нанятых Муном детективов агентства Пинкертона смогли, не вызывая подозрений, окружить здание «Желтого Дракона». Люди инспектора Олшейда не годились для этого. Весь успех операции зависел от внезапности. Олшейд должен был узнать о возложенном на него задании только в последнюю минуту. Таким образом Мун надеялся уменьшить до минимума возможность какого–нибудь подвоха со стороны Фелано.

Машину пришлось оставить на площади у памятника Сунь Ятсену. Несмотря на это, швейцар сразу узнал Муна. Тому даже показалось, что дверь распахнулась перед ним с еще большей предупредительностью, чем в первый раз.

— Вы к хозяину? — спросил швейцар. — Я провожу вас.

Это было весьма подозрительно. Мун кивнул. Швейцар пошел вперед. С улицы доносились голоса, звон колокольчиков, веселый смех. Швейцар открыл тяжелую дубовую дверь. Где–то в глубине прозвенел колокольчик. Возможно, Муну только показалось. Это мог быть случайно пробившийся сквозь стены отголосок уличного шума. Еще две комнаты, и они оказались у двери Хай Куанга. Швейцар поклонился, показывая жестом, что дальше не пойдет. Мун, точно как в первый раз, вручил ему пять долларов. Швейцар взял их и поклонился еще ниже. «Преувеличенно низко», — подумал Мун. Швейцар распахнул дверь. Мун решительно вошел.

Все было таким же, как в прошлый раз, — портреты с автографами на стенах, матовый свет плафона, Хай Куанг, восседающий в кресле, наподобие Будды. Клетки с попугаем не было. На столе лежала стопка конвертов с тисненным в углу желтым драконом.

— Я вас ждал! — сказал Хай Куанг.

— Ждали? — оторопел Мун.

— Разумеется. Один великий мудрец сказал: «Однажды вошедший в ворота, за которыми скрывается неизведанное блаженство, будет искать их до конца дней своих». — Лицо Хай Куанга расплылось в улыбке. — В прошлый раз я был лишен возможности узнать, остались ли вы довольны… Надеюсь, что на этот раз смогу лично… — Его раскосые глаза, походившие в эту минуту на занавешенные на три четверти окна, внимательно следили за Муном. На лице Муна блеснуло что–то похожее на зарницу.

В пепельнице еще дымился окурок. Сигарета с марихуаной. Нгуэн только что был здесь!

Хай Куанг перехватил его взгляд. Спокойным движением взял сигарету, затянулся, положил обратно и как ни в чем не бывало закончил фразу:

— …сопровождать вас в страну прекрасных иллюзий.

Мун посмотрел на белоснежные зубы Хай Куанга, на ногти. Ни малейших следов никотина. Даже если Хай Куанг в прошлый раз не заверил бы Муна, что не курит, этого одного было достаточно, чтобы прийти к такому заключению. Мун решил перейти в наступление.

— Вы ведь сказали, что не курите?

— Да, — усмехнулся Хай Куанг, — когда вы предложили сигару. Считаете, что я должен был сказать точнее: «Не курю сигар»? Один великий мудрец утверждает: «Сказав два слова там, где можно ограничиться одним, ты или сам глупец, или считаешь глупцом собеседника».

— Извините! — сказал Мун. — Можно попросить у вас сигарету?.. Я оставил свои сигары в машине.

— Я никогда не ношу их с собой, чтобы не подвергаться лишнему соблазну… Врач запретил мне курить… У меня больное сердце… Но я сейчас попрошу слугу принести.

Хай Куанг с абсолютно непроницаемым лицом поднял палец, чтобы нажать кнопку.

Мун не знал, что последует за этим сигналом. Ничего доброго нельзя было ожидать. Поэтому он поторопился возразить:

— Нет, нет… Ради бога не надо… Я, собственно, тоже стараюсь курить поменьше… Представьте, у меня тоже больное сердце!

— Какое совпадение! — Хай Куанг покачал головой. — Ваш отец жил в Сайгоне, мой тоже… У меня больное сердце, у вас тоже… Один великий мудрец сказал: «Если совпадают только слова, это случайность, но если совпадают и слова и мысли, то это уже больше не случайность. В таком случае то, что ждет одного, не минует и другого»… — Хай Куанг сделал паузу. — Если верить мудрецу, вам грозит та же опасность, что и мне, но в еще большей мере! — закончил он.

Эта сентенция звучала настолько угрожающе, что Мун невольно засунул руку в карман. Прикосновение к прохладному оружию наполовину вернуло ему самообладание.

— Я, правда, коллекционирую изречения, но все же глубины восточного мышления недоступны моему уму. Что означают ваши загадочные слова?

Хай Куанг прищурил глаза.

— Смысл лежит на поверхности… Я имел в виду порок сердца. Поскольку вы курите сигары, опасность грозит вам в большей мере, чем мне… Прошу следовать за мной. — Хай Куанг встал и глубоко поклонился. — На этот раз никто не сумеет помешать мне лично отправить вас в путешествие, откуда…

— Извините! — прервал его Мун. — Я пришел не за этим.

— А зачем же?

— Сейчас скажу. — Мун посмотрел на часы. — У меня срочное деловое свидание, но, поскольку разговор с вами затянется, хочу предупредить, чтобы меня не ждали. Я только позвоню и тотчас же вернусь.

Хай Куанг улыбнулся.

— Один великий мудрец сказал: «Никогда не делай шага, если можешь оставаться на месте, ибо неведомо тебе, не будет ли этот шаг последним».

— К чему это относится?

— Просто так. Вы ведь любите восточные изречения… Но в некоторой степени к тому, что мой телефон всегда в вашем распоряжении.

— Я боялся вам помешать!

— Наоборот, буду очень рад!

Перспектива говорить при Хай Куанге не очень испугала Муна. Он предвидел это и договорился с Дейли об условной фразе. Мун придвинул к себе телефон и, заслонив ладонью диск, набрал номер. Дейли отозвался сразу.

— Это вы? Я, к сожалению, задерживаюсь и не сумею прийти! До свидания!

Этих слов было достаточно, чтобы дежуривший v Олшейда Дейли немедленно привел в действие весь полицейский аппарат.

— Один великий мудрец сказал: «Закрывая дверь, никогда не говори «до свидания», ибо тебе неведомо, что ожидает тебя за дверью». Но это только так, между прочим… Я с интересом жду, когда вы соизволите раскрыть цель, приведшую вас в мой дом.

В эту минуту люди Олшейда, должно быть, садились в машины. Можно было начинать.

— Я пришел из–за попугая, — быстро сказал Мун, не сводя глаз с хозяина «Желтого Дракона».

В лице Хай Куанга произошла еле уловимая перемена. Трудно было определить его выражение. Не смятение, не испуг. Печаль? Во всяком случае, Хай Куанг надел на лицо новую маску.

— Из–за какого попугая?

— Разве у вас их несколько? Я имел в виду того, который в прошлый раз своим энергичным криком мешал нашему разговору.

— Он вас интересует?

— Очень.

— Что же именно вас интересует в нем?

— Владелец.

Хай Куанг опустил руку в карман.

Мун решил, что зашел слишком далеко. Надо думать, на этот раз из кармана будет извлечен не хронометр. Он быстро заговорил:

— В том смысле, что я хотел бы стать его владельцем. Он мне страшно понравился. Хочу обрадовать отца! У него будет возможность разговаривать по–вьетнамски… Сколько вы хотите за него?

Рука медленно вынырнула из кармана. С носовым платком.

— Сколько вы предлагаете?

— Сто долларов!.. Мало?.. Так и быть, двести! Хай Куанг сощурил глаза:

— Наш величайший мудрец сказал: «Есть вещи, которые можно приобрести даром, есть вещи, за которые приходится платить жизнью». — Хай Куанг замолчал. Пауза на этот раз была слишком длительной. Еще секунда, и у Муна не выдержали бы нервы. Хай Куанг приложил носовой платок к глазам. — Бедный попугай! Он хотел перекричать всех и за это заплатил жизнью. Кричать иногда очень вредно! Не выдержал! Он, знаете, был очень стар… Достался мне еще от отца… Умер! Нет его! Так что вы пришли слишком поздно. — Хай Куанг сокрушенно развел руками.

Зазвонил телефон. Хай Куанг придвинул к себе аппарат.

— Слушаю! — сказал он. — Нет, я не один…

Как ни напрягал Мун слух, он ничего не расслышал. Собеседник Хай Куанга говорил слишком тихо. Несколько секунд Хай Куанг слушал молча, потом сказал:

— Хорошо! — Медленно положив трубку, он повернулся к Муну. — Маленькая неприятность! Звонили из ресторана… Надо уладить… Может быть, вы пойдете со мной?

— Некий восточный мудрец сказал: «Никогда не делай шага, если можешь оставаться на месте, ибо…»

— «…неведомо тебе, не будет ли этот шаг последним», — с приятной улыбкой закончил Хай Куанг. — Очень рад, что вы так быстро усвоили эту великую восточную мудрость! В таком случае я не настаиваю.

Хай Куанг церемонно поклонился и направился к двери. Как только он вышел, Мун вытащил револьвер и оттянул предохранитель. Стараясь не шуметь, подошел к стене, за которой находилась молельня. Несколько движений, и дверь открылась. Мун отскочил в сторону. Он был почти уверен, что Нгуэн спрятался в молельне. Но она была пуста. На всякий случай, несмотря на риск быть застигнутым врасплох, Мун принялся ощупывать Будду. Фигура не раскрывалась. К счастью, в памяти всплыла игривая фраза Дейли: «Я почесал ее за ухом». Действительно, на правом ухе был еле заметный выступ. Мун нажал на него. Что–то лязгнуло, в животе образовалось квадратное отверстие. Сейф был достаточно велик, чтобы вместить человека. Но в нем не было ничего, кроме фишек, о которых рассказывал Дейли.

Послышались шаги. Мун еле успел выскочить из молельни и закрыть дверь. Вернуться на прежнее место не было времени. Хай Куанг уже входил в комнату. Мун притворился, будто рассматривает фотографии.

— Надеюсь, не скучали? — спросил Хай Куанг с улыбкой. С таким же успехом это могло быть и вежливостью и издевкой.

— Нет! — Мун сел на свое место. — Надеюсь, вам удалось уладить маленькую неприятность и без меня? — Мун не очень старался завуалировать иронический подтекст вопроса.

— Слава богу! — Хай Куанг удовлетворенно кивнул головой и тоже сел на прежнее место.

Минуту они молча глядели друг на друга. Это походило на передышку между двумя раундами. Мун первым возобновил атаку:

— Один западный мудрец сказал: «Никогда не говори «слава богу», избавившись от маленькой неприятности, ибо неизвестно, не ожидает ли тебя непонятность крупная».

— Прекрасное изречение! — согласился Хай Куанг. — Постараюсь запомнить. Как звали этого западного мудреца?

— Точно не помню… Кажется, Мун.

— Разве он философ? Я думал, детектив!

Мун посмотрел на часы. Олшейд мог явиться в любую минуту.

— Каждый человек обязан быть в какой–то мере философом.

— Обязан? Благодарю вас! Вы вовремя напомнили мне об одной прискорбной обязанности, которую придется сейчас выполнить.

Хай Куанг медленно встал. Мун ждал, что рука опять опустится в карман. Но вместо этого владелец «Желтого Дракона» выдвинул ящик. Мун вскочил, но тут же сел обратно. Хай Куанг вынул из ящика продолговатую черную палочку. Палочка была настолько же загадочной, как сама личность Хай Куанга. Тот направился к стене. Дверь в молельню открылась. Мун похолодел… В животе Будды зияло квадратное отверстие. Он забыл закрыть его!

Но ничего не случилось. Хай Куанг притворился, будто не видит. Вложив в бронзовую руку Будды палочку, он зажег ее. Синеватый дым пополз вверх и заполнил всю молельню голубым туманом. Запах был одуряющим, горьковато–сладким. Сквозь клубы дыма смутно виднелась фигура Хай Куанга. Он стоял неподвижно. Казалось, в молельне находятся два идола.

Все это было до того непонятно, что Мун испытал что–то вроде нервного шока. Вместо того чтобы думать о грозящей опасности, он пролепетал:

— Это что за фокусы?

Хай Куанг вышел из молельни. За ним тянулись струйки дыма. Он подошел к столу, но не сел.

— Вы еще не поняли? — отозвался Хай Куанг каким–то чужим, замогильным голосом. — Тогда я объясню. — Он скрестил руки на груди и торжественно произнес: — В нашем роду есть такой обычай. Это священный дым. Он должен сопровождать лущу покойника в последнее путешествие.

Дверь слева открылась. Вбежал Свей. Он сощурил глаза от дыма, который начал заполнять кабинет. Потом увидел Муна,

— Вас еще не убили?! — воскликнул он.

— Пока нет! Но, кажется, было очень близко к этому.

— Много вы знаете! — донесся из дымного тумана насмешливый голос Хай Куанга. — Разве станет восточный мудрец убивать западного, если знает, что ему грозит та же опасность, только в большей мере?

— Мистер Хай Куанг, маленькое интервью перед вашим предстоящим арестом!

— Много вы знаете! — сказал Хай Куанг и спокойно направился к молельне.

— Ни с места! — Мун прицелился в него. — Руки вверх!

Распахнулась дверь справа. Та самая дверь, что вела в коридор, соединяющий кабинет хозяина «Желтого Дракона» с курильней. Вбежал Дейли в сопровождении Олшейда и двух полицейских.

— Он там! Скорее! — крикнул Дейли. Мун и Свен побежали за ним. Олшейд со своими помощниками остался. Курильня выглядела точно так же, как в прошлый раз. Распростертые в забытьи курильщики… Трубки… Девушки с прическами гейш… Они казались совершенно безучастными. Было ли то выработанное столетиями стоическое спокойствие или густой слой рисовой пудры на их личиках мешал разглядеть испуг? Света было намного больше. Он исходил от яркого карманного фонаря. В желтоватом световом кругу Мун сразу опознал два знакомых лица. Миссис Стивенсон!.. Она находилась в глубоком забытьи… Правая рука еще сжимала выпавшую изо рта трубку. Чуть подальше лежал Нгуэн. Глаза его были закрыты. По всей видимости, он находился в таком же бесчувственном состоянии, как миссис Стивенсон. Дейли подошел и встряхнул его. Мун прислушался. Что–то капало…

— Переверните его, — сказал он. — Направьте сюда свет!

Дейли перевернул Нгуэна. Девушки вскрикнули. Из спины Нгуэна торчала шестидюймовая рукоять кинжала. На полу виднелась багровая лужа. Она расплывалась все больше и больше.

— 20-

— И что вы обо всем этом думаете? — спросил Мун.

— Думаю, что в общем все в порядке. Свен доволен, что получил для своих читателей труп, из которого постарается выжать целый роман с продолжением… Я доволен, что вопреки его упованиям этим трупом оказались не вы и не ваш покорный слуга Дейли… Олшейд доволен, что смог доказать вам свою честность… Хай Куанг доволен, что избавился от нежелательного свидетеля… Фелано доволен… Вот чем доволен Фелано, это более сложный вопрос!.. Пусть выскажется великий западный мудрец Мун!

— Картина более–менее ясна… Олшейд по долгу службы был обязан оповестить начальника, тот по долгу службы позвонил Фелано, а Фелано предупредил владельца «Желтого Дракона». Будучи великим восточным мудрецом, тот понял, что Нгуэн почти наверняка попытается купить свою жизнь подробными показаниями, весьма нежелательными для Хай Куанга. Поэтому Нгуэна надо было убрать. Так как я сглупил и остался в кабинете, никто не мог помешать Хай Куангу лично отправить Нгуэна в далекое путешествие…

— При помощи кинжала, на котором, к сожалению, не осталось отпечатков пальцев, — вставил Дейли. — Такой человек, как Хай Куанг, заранее обдумывает каждый шаг… А с Фелано вопрос действительно сложнее. У него могло быть множество мотивов для предупредительного звонка. Желание уничтожить живое вещественное доказательство того, что воздушные катастрофы — следствие не конструктивных недостатков, а преступной диверсии — это раз! Желание спасти собственную шкуру — это два!.. Если эта шайка действовала по его указке, то показания Нгуэна могли повредить ему не меньше, чем Хай Куангу…

— Вы опять за свое, Дейли?

— Да, пока вы не докажете мне противное…

— Вы упустили из виду еще одну возможность… Фелано хотел доказать нам, что с ним шутки плохи… Что нам никогда не преодолеть минные поля, которыми он преграждает наш путь… Хотел заставить нас сдаться и перейти на его сторону… Как ни странно, мне кажется, что именно это истинный мотив…

Мун был прав. Расследование убийства Нгуэна напоминало бег с препятствиями. Курильщики опиума ничего не видели. Девушки–прислужницы ничего не видели. Миссис Стивенсон во время допроса вообще была в невменяемом состоянии. Вместо того чтобы отвечать на вопросы, она только умоляла ничего не рассказывать мужу. Мун пообещал, но не мог поручиться, что будет молчать и Олшейд.

Что касается Хай Куанга, то на допросе он вел себя, как обычно: цитировал восточных мудрецов и улыбался своей загадочной улыбкой. Он утверждал, что никогда в жизни не видел Нгуэна. В курильню приходят многие люди, всех он не может знать в лицо. Если верно, что убитый виновен в гибели северовьетнамской делегации, то, по его мнению, преступников следует искать среди местных вьетнамцев, придерживающихся коммунистических убеждений. Хай Куанг защищался так ловко, что начальник полиции за недостатком улик отказался арестовать его. Правда, владельцу «Желтого Дракона» было предъявлено обвинение в содержании недозволенной законом курильни опиума, но от этого Муну не стало легче.

Мун выкуривал уже третью сигару подряд.

— Давайте хотя бы откроем окна, — предложил Дейли. — Пуля подстерегающего за портьерой убийцы неприятная штука, но по крайней мере это не так глупо, как смерть от удушья по вине собственного компаньона.

— Отстаньте! — отмахнулся Мун. — Дым помогает мне думать.

— Пока вы еще ничего не придумали!

Уже который раз они прослушивали записанные на магнитофонную пленку показания Хай Куанга, тщетно пытаясь найти уязвимое место в непроницаемой броне. Владелец «Желтого Дракона» словно издевался над ними. Каждое слово звучало вызывающей ложыо, а между тем нельзя было доказать, что это неправда.

«Мун. Вы сами признались в убийстве. Зажигая палочку, вы объяснили, что священный дым сопровождает душу покойника.

Хай Куанг. В убийстве?.. В каком убийстве?.. Покойный умер естественной смертью.

Мун. Вы считаете смерть от кинжала естественной?

Хай Куанг. Один великий мудрец сказал: «Каждая смерть естественна, противоестественно только бессмертие». Но это между прочим, поскольку вы любите восточные изречения… Покойный умер не от кинжала, а, как я вам уже сказал, от крика. Когда скончался попуган, я был занят другими делами и не сразу смог выполнить обычай, ставший для рода Хай Куанга священной традицией… Вы случайно напомнили о моей обязанности, за что я вам глубоко благодарен…

Мун. Попугая вы убили одновременно с его владельцем. Оба должны были исчезнуть. Вы надеялись таким образом уничтожить следы, ведущие к катастрофе «Золотой стрелы». Вы просчитались! В моих руках ваше письмо к Нгуэну и чертеж…»

Тут Хай Куанг применил довольно странный маневр. Он не стал отрицать, что в сейфе находился чертеж «Стрелы». Вместо этого с абсолютно невинным видом утверждал, будто нашел чертеж в курильне. Как тот попал туда, не знает. Возможно, что план выпал из кармана одного из курильщиков.

Мун выключил магнитофон.

— А что, если за этим утверждением кроется крупица правды? — сказал он задумчиво.

— Что вы имеете в виду? — спросил Дейли.

— Откуда, по–вашему, Хай Куанг раздобыл чертеж?

— По–моему, это ясно. От Фелано. Тот, в свою очередь, получил его от своего осведомителя в конструкторском бюро Брэдока.

— Я допускаю, что Фелано непричастен к этому Делу. Дайте мне ваш бумажник!

Мун извлек из бумажника фишку, найденную в чреве Будды. Содержащаяся на ней информация состояла из шести слов: «Стивенсон. Муж — крупный инженер. Опиум, секс».

— Судя по этой записи, миссис Стивенсон не только употребляла опиум, но и была членом клуба по обмену жен, — пояснил Мун. — Конечно, в роли мужа фигурировал не мистер Стивенсон, а подставное лицо… Между прочим, не помешало бы познакомиться поближе с членами этого клуба. Вам это доставит большое удовольствие.

— Возможно. Но еще большее удовольствие мне доставило бы видеть, как вы сами проводите эту операцию. Могу себе представить вашу физиономию в ту минуту, когда какой–нибудь муж пытается вам всучить свою вышедшую из моды жену…

— Не кощунствуйте, Дейли!.. В общем миссис Стивенсон имеет два порока и довольно высокое общественное положение, принуждающее хранить их в тайне. Поэтому не исключено, что план «Стрелы» был платой за молчание Хай Куанга.

— Стоп! — воскликнул Дейли. — Вы все–таки правы.

— Насчет того, что Хай Куанг получил план от миссис Стивенсон?

— Нет. Насчет дыма. Он действительно стимулирует мышление. Гениальная мысль! Стоит того, чтобы ради нее пасть жертвой ваших сигар!

— В чем же она заключается?

— Если Хай Куанг был доверенным лицом Фелано, то сенатор мог знать тайну миссис Стивенсон. При своем стратегическом размахе он эксплуатировал бы золотую жилу куда более интенсивно, чем владелец «Желтого Дракона».

— Вы хотите сказать, что доверенным лицом Фелано в конструкторском бюро Брэдока была миссис Стивенсон?

— Во всяком случае, могла быть…

Мун опять включил магнитофон и, прокрутив пленку, нашел ту часть, где речь шла о письме владельца «Желтого Дракона» Нгуэну. Хай Куанг категорически утверждал, что никакого Нгуэна не знает и поэтому никаких писем ему писать не мог.

«Мун. В доказательство своей правоты вы сейчас, должно быть, приведете обычный аргумент — цитату из «Тысячи восточных мудростей».

Хай Куанг. С вашего разрешения, я на этот раз сошлюсь на западного мудреца — инспектора Олшейда… Уважаемый инспектор показал мне угрожающее письмо. Подписано «Желтый Дракон» и отпечатано на выкраденной у меня фирменной бумаге… Не кажется ли вам, что оба письма посланы одним и тем же отправителем и носят провокационный характер?..»

Мун задумался. Скопившийся столбик пепла упал на пол. Письмо с подписью «Желтый Дракон» до сих пор оставалось тайной. А между тем кассета вертелась дальше.

«Хай Куанг. Не ожидал, что такой выдающийся детектив, которому по совместительству приходится быть философом, обладает скверной памятью… С вашей памятью вы не запомните и ста изречений, а с таким духовным багажом даже на Западе не сумеете прослыть философом… Я ведь вам уже говорил, что они не умерли.

Мун. Вы хотите сказать — в переносном смысле?

Хай Куанг. Один мудрец — между прочим, это изречение приписывалось самому Будде — сказал: «Мы думаем, что живем, и мы думаем, что умираем. Смерти нет, как, впрочем, нет и жизни. Все в этом мире только иллюзия…» Но поскольку у нас не философский диспут, а допрос, я имел в виду буквальный смысл… Они не умерли… Допустим даже, что я намеревался отправить их из одного состояния иллюзии в другое… Зачем же мне было закладывать в «Золотую стрелу» адскую машину? Я ведь знал, что вьетнамские ученые не полетят на ней».

В дверь постучали.

— Войдите! — крикнул Мун.

Свен ворвался в дымную комнату с видом охотника, после долгой погони настигшего королевского тигра. Очевидно, он полагал, что наконец–то сработала адская машина, на взрыв которой возлагал столько надежд. Увидев, что Мун и Дейли целы и невредимы, он разочарованно втянул воздух.

— Пахнет не тем… И вообще мне чертовски не везет.

— Огорчаетесь, что мы еще не убиты?

— Поживите! Вы мне пока нужны. Даже очень!

— В чем же тогда ваше невезение?

— Я сказал — невезение? Вот видите, я так расстроен, что сам не знаю, что говорю. Какое там невезение! Страшная драма! Трагедия! Массовое избиение невинных младенцев!.. Вот тут, — Свен с силой стукнул себя кулаком по лбу, — две тысячи… нет, две тысячи пятьсот потрясающих строчек! А я вынужден давиться ими. Только потому, что дал слово!.. Наденьте на меня обруч, иначе я лопну!

— Пожалуй, лучше сразу смирительную рубашку! — сухо бросил Мун. — Вы мешаете нам работать.

— Не остроумно! — сказал Свен.

— Зато точно! — огрызнулся Дейли. — Вы мешаете нам работать.

Прокрутив пленку обратно, Мун и Дейли снова принялись прослушивать загадочные слова Хай Куанга о вьетнамских ученых.

— Слышите! — обратился Дейли к Свену. — Вот человек, который даже вас переплюнул. У вас ложь — прикладное искусство, а у него искусство ради искусства.

— Он — меня? Ничего подобного. Он говорит чистейшую правду. Ученые действительно живы!

Секрет, которым владел Свен, казался ему таким важным, что он не согласился говорить ни в гостинице, ни даже в машине. Машину оставили у подножия Близнецов, а сами взобрались пешком на эту самую высокую точку Санариско. Отсюда город был виден как на ладони — белый и голубовато–серый, с белыми отвесными облаками небоскребов в центре и синей полоской океана вдали. Все это было залито миллионами солнечных бликов. С моря дул прохладный бриз. Тугой ветер надувал рубашки. Им повезло. Ни одного туриста, пытающегося найти самый лучший ракурс и подсчитать самую лучшую выдержку для красочной панорамы. Ни одной ищущей уединения парочки.

Тайна Свена составляла целый роман в двух частях. Группе живущих в Санариско прогрессивно настроенных вьетнамцев удалось узнать, что Хай Куанг готовит покушение на вьетнамских ученых. Они–то и послали письма начальнику полиции и Брэдоку. Под видом угрозы скрывалось предупреждение. Владелец «Желтого Дракона» и его антикоммунистические убеждения были достаточно знакомы полиции. Подпись «Желтый Дракон» и фирменные конверты должны были, по мнению авторов письма, заставить полицию допросить Хай Куанга. Испуганный допросом, он едва ли решился бы реализовать свои замыслы. Однако адресованное Брэдоку письмо уничтожила Мэри, а полиция не реагировала. То ли это была небрежность, то ли к этому приложил руку Фелано. Тогда вьетнамские патриоты решили действовать сами. Вместо ученых полетели подставные лица. Эти люди знали, что могло произойти. Они сознательно были готовы в случае необходимости пожертвовать жизнью. Они считали, что жизнь всемирно известных ученых для их родины ценнее, чем их собственная.

— Просто поразительно! — заметил Мун.

— Для них не так уж поразительно. Та же закалка, что у вьетнамцев, с которыми я летел на «Оранжевой стреле».

— Вот вам и расшифровка письма Хай Куанга к Нгуэну! — воскликнул Дейли. — Помните? «Фильм «Стрелы падают» пока не вышел на экран. Сеанс отменен. Главных исполнителей заменили дублерами. Вам поручено проявление пленки…» Мы тогда неправильно истолковали его.

— Беру всю вину на себя, — признался Мун. — «Не вышел на экран» означает, что диверсия не удалась. Главные действующие лица — ученые, которых действительно заменили дублерами. Что касается «проявления пленки», то Нгуэн, очевидно, прилетел в Санариско, чтобы выяснить, куда делись ученые.

Надо предполагать, что он проходил в Сайгоне специальную шпионскую школу и поэтому являлся самым подходящим лицом для выполнения этого задания.

— А ведь действительно! Куда они делись? А ну! Выкладывайте! — погрозил Дейли Свену. — Вы должны знать.

— Растворились в воздухе, — сказал Свен. — Санариско большой город, здесь можно спрятать не только двух ученых, но и две тысячи таких недоучек, как вы! А завтра… — Свен сделал паузу, как бы подчеркивая значимость того, что будет сказано, — завтра они опять материализуются!

Это и была вторая часть свеновского романа, тайна, от которой он готов был лопнуть. Ученые улетали завтра на «Красной стреле», на всякий случай под чужим именем. В Гонолулу они пересядут на самолет, который доставит их на родину. Вьетнамские патриоты считали, что Хай Куанг и его помощники в данной ситуации не осмелятся что–то предпринять. Вылет должен был оставаться строгой тайной. Все вместе сводило риск к минимуму.

— Не знаю, — покачал головой Мун. — На месте ученых я бы лучше отправился морем. Хай Куанг — продувная бестия! Судя по убийству Нгуэна, он способен совершить преступление на глазах тысячной толпы, а потом доказать, что это иллюзия. Пока он не находится за решеткой, я ни в чем не уверен.

— Вьетнамцы все же правы. Бомбу можно запрятать и в трюм парохода, а «Стрелы» как–никак находятся в центре внимания, — возразил Дейли. — Сам великий Мун не сводит с них проницательных глаз.

— Хватит, Дейли! Ваше участие способно превратить любой научный симпозиум в юмористический аттракцион, — одернул его Мун и обратился к Свену: — Меня беспокоит, что тайна доверена вам. Пока вы выболтали ее только здесь, но один бог ведает, как долго при вашем характере сумеете держать такую сенсацию в секрете от читателей.

— Да, это нелегко! Адские муки!.. Не пожелаю даже своему злейшему врагу!.. Но до завтра я уж как–нибудь потерплю. Если эти вьетнамцы молодцы, ладо и мне быть героем — хотя бы двадцать четыре часа. Как только самолет поднимется в воздух, я свободен от обещания!.. А тогда… Экстренный выпуск! Миллионный тираж!..

— Обычные выпуски у вас тоже изредка бывают? — ехидно спросил Дейли.

— Конечно. Должен же я позволить и своим коллегам где–то печататься. А насчет того, что я проболтался вам случайно, глубоко заблуждаетесь. Подумайте, неужели вы двое мне дороже миллиона читателей? Я коллективист. Будьте уверены, что они обо всем узнали бы первыми. Меня просили сказать вам об этом вьетнамские патриоты. Ваше дело обеспечить безопасность ученых.

— Ничего себе задачка! — сказал Дейли. — Вот почему вы так милостиво разрешили нам пожить еще несколько дней!

— Не понимаю, чем вы возмущаетесь? По–моему, это очень самоотверженно. Вы даже не заметили, какое бескорыстие я проявляю в данном случае. Ведь в моих профессиональных интересах, чтобы «Красная стрела» разлетелась в клочья — минимум пять продолжений, по тысяче строк каждое, а я забочусь о том, чтобы ничего не случилось!

— Что же тут удивительного? — отпарировал Дейли. — Психологи утверждают, что у каждого злодея бывают благородные порывы, правда в отличие от вас они не рекламируют их так громко… Как вы считаете, инспектор?

Мун не отвечал. Он смотрел на расстилавшийся у его ног огромный город и все же не видел ни белых кубиков зданий, ни похожих на отвесно ползущие конвейерные ленты крутых улиц.

— Что вы так внимательно разглядываете? — спросил Дейли.

— Слона!

— Какого слона?

— Того самого, которого мы не приметили из–за мухи. Вы знаете, что означает фраза «Сеанс отменили»? Хай Куанг говорил правду. Ни он, ни его единомышленники не причастны к катастрофе «Золотой стрелы». Они собирались ее подорвать так же, как Нгуэн взорвал «Оранжевую стрелу», но в последний момент отказались от своего намерения. Ведь их интересовали только вьетнамские ученые…

— Этого еще не хватало! — заметил Дейли. — По всем правилам, мы дошли до того места, когда дело начинает проясняться, а у нас оно, наоборот, все более запутывается. Кто же в таком случае виновен в гибели «Золотой стрелы»?

— Не знаю, — пожал плечами Мун.

— А я знаю! — откликнулся Свен.

Мун и Дейли с удивлением взглянули на него.

— От кого вы получили информацию? Может быть, преступник известил вас лично? — съязвил Дейли.

— Нет! Но он известил вас. При помощи магнитофона. Это «невидимая смерть»!

— 21-

«Конвэр» Муна остановился на людном перекрестке. Путь преграждали многочисленные уличные зеваки. Остановились спешившие на свидание девушки с приколотыми к воротничкам цветами — в Санариско это сейчас было самое модное украшение. Стояли разносчики газет. Стояли деловые люди с портфелями. Было здесь даже несколько сандвичменов с рекламными щитами на груди и спине.

А по улице двигалось десять грузовиков с открытыми платформами. Они рекламировали сенатора Фелано. Вернее, не они, а стоявшие на них девушки Зрелище стоило того, чтобы на него поглазеть. Фелано переплюнул Брэдока. Девушек было не меньше ста, все как на подбор красавицы. Роскошные бюсты должны были привлекать внимание зрителей к нарисованному на груди портрету Фелано. На крошечных бюстгальтерах едва умещалась надпись: «Честность прежде всего!» Фелано умел себя рекламировать. Пока этот конкурс красоты проплывал мимо Муна, он ломал себе голову над тем, как обезопасить пассажиров «Красной стрелы». Кортеж навел его на мысль поговорить с Фелано в открытую. Приехав в гостиницу, Мун немедленно позвонил сенатору.

— Это вы, мистер Мун? — прозвучал в трубке приятный голос Фелано. — Откуда вы звоните? Вас не может кто–нибудь подслушать?

— Кроме ваших агентов, никого не интересует, что я говорю.

— Какой вы наивный человек!.. Неужели вы думаете, что Брэдок вам особенно доверяет? Он для этого слишком умен!

— Ну, допустим, что меня подслушивает целая армия, — проворчал Мун. — Какое это имеет значение?

— Для меня — огромное. Я отнюдь не заинтересован, чтобы Брэдок знал, что вы переходите под мое знамя. Давно пора…

— И не думаю.

— Тогда не понимаю, для чего вы звоните?

— Иногда противникам тоже полезно встретиться для делового разговора.

Фелано ответил не сразу. После длившегося несколько секунд молчания он, наконец, сказал:

— Ну что ж! Если это вам доставит удовольствие, приходите.

Фелано принял Муна в очень большой комнате, походившей не на деловой кабинет, а скорее на штаб–квартиру предвыборного комитета. Стены от пола до потолка были покрыты плакатами, снимками предвыборных митингов, фотомонтажами ораторствующего Фелано и аплодирующих ему рук, огромной картой штата с обозначенными на ней пунктами, где Фелано уже выступал и где ему еще предстояло выступить, и, конечно же, лозунгом «Честность прежде всего!» во всех размерах, цветах и шрифтах. Пока Мун находился у сенатора, беспрерывно звонили телефоны, входили, и уходили получавшие указания люди. В силу этого разговор напоминал состоящую из отдельных кусочков мозаику. Поняв, что при таких обстоятельствах беседа может затянуться до позднего вечера, Мун без всяких предисловий приступил к делу.

— Насколько мне известно, вы знакомы с владельцем «Желтого Дракона»?

— Я? — притворился удивленным Фелано.

— В его кабинете висит портрет с вашим автографом.

— Ах да! Вспоминаю. Я получил письмо от одного избирателя. Он был возмущен, требовал закрыть курильню опиума. Пришлось заняться этим делом. Вы ведь знаете, избиратель имеет право требовать от меня самые нелепые вещи. Может ругать какими угодно словами, а я даже пикнуть не смею. Он для меня священная особа… Попробуй назвать его идиотом!.. Даже с президентом и то я менее учтив и любезен… Дурацкая система, не правда ли?

— Особенно для того, кто остается в дураках!

— Вы хотите сказать, что это не я, а избиратель… — рассмеялся Фелано.

— Судя по тому, какой результат имело требование закрыть курильню.

Фелано пожал плечами.

— Бороться с опиумом! Смешно! У нас это очень дорогое удовольствие, так что практически никакого вреда от него нет. Другое дело — марихуана и наркотик ДТЛ. Они становятся национальным молодежным бедствием. Особенно в нашем штате.

— Вы, конечно, принимаете решительные меры? — иронически заметил Мун.

— А вы поменяйтесь со мной местами. Посмотрим, захочется ли вам тогда иронизировать. В одном нашем штате двадцать тысяч студентов употребляют ДТЛ. Больше того, они сами производят его в тайных лабораториях. Что же вы мне посоветуете? Закрыть лаборатории?.. Они создадут новые… Закрыть университеты?!

— Это ваше дело. Мое — требовать от вас, чтобы вы закрыли «Желтого Дракона» и сказали его владельцу, чтобы он убирался к себе во Вьетнам.

— Вы полагаете, что я выполню ваше требование?

— Да. К счастью, я не ваш избиратель. Если вы этого не сделаете, я потребую, чтобы расследованием убийства Нгуэна занялись детективы из Центрального управления… И первым делом попрошу выяснить, кто предупредил Хай Куанга о появлении полиции.

— Вы, должно быть, воображаете, что для меня это опасно?

— Самая большая опасность для вас — Хай Куанг. Избавьтесь от него, пока не поздно. Он себя уже скомпрометировал. Если он будет продолжать в том же духе, он скомпрометирует и вас. О ваших связях с ним пока знаю только я. Если же вы не послушаете меня, об этом завтра узнает вся пресса…

— Это угроза?

— Нет, дружеский совет.

— Ну что ж, дружеские советы я принимаю даже от противника. Тем более от умного… Я подумаю.

Вошел Эзра. С Муном он поздоровался как с закадычным другом. Очевидно, и он надеялся — раньше или позже Мун сделает простой арифметический подсчет: двадцать тысяч долларов больше, чем десять.

— Я не помешаю, мистер Мун? — осведомился он. — У меня возникла грандиозная идея для предвыборного плаката… Джек, что вы на это скажете?.. — И он разложил перед Фелано большую, размером в два фута на три фотографию.

Обнесенные частоколом бревенчатые избы и церквушка. В этих избах двести лет назад жили русские колонисты. Русское поселение было одной из музейных достопримечательностей Санариско наряду с колокольчиками в китайском квартале, трамвайчиком в Верхнем городе и гигантскими секвойями в Большом парке. Трудно было сказать, что сыграло большую роль в сохранении этого экспоната: забота о старине или о туристах.

Мун взглянул и не понял. Где тут крылась идея, причем грандиозная, для воздействия на избирателей? Но Фелано сообразил сразу. Он в полном восторге похлопал Эзру по плечу.

— Ты просто Эйнштейн!.. Нет, такое даже Эйнштейну не снилось.

— Правда, грандиозно?.. — Эзра был явно польщен. — Какой текст вы предлагаете, Джек?

Фелано задумался. Потом взял красный карандаш и крупными буквами написал прямо на фотографии: «Русские однажды уже были у нас. Если вы не хотите, чтобы они появились снова, голосуйте за Джека Фелано!»

Отдав фото Эзре, который тут же помчался в типографию, Фелано повернулся к Муну.

— Думаете, я лично ненавижу русских? Не больше, чем поддерживающего меня вождя фашиствующих минитменов Рента… Но это не бал, где выбирают даму и танец по вкусу. Это политика!.. В наше время политик должен быть в первую очередь психологом… Чем можно сегодня привлечь избирателей? Обещаниями? Они давно уже привыкли к тому, что их никто не выполняет. Единственное действенное средство — страх. Этот товар никогда не обесценивается.

— В таком случае я рад, что нашел верный тон для задушевной беседы с вами.

Фелано рассмеялся.

— Вам кажется, что удалось меня припугнуть? Ничего подобного! Я просто хочу оказать вам любезность. Надеюсь, вы это оцените. Между прочим, советую быть более осторожным. Ваш последний визит к Хай Куангу мог иметь очень печальные последствия. Скажите спасибо, что у вас такой ангел–хранитель, как я!

— Поблагодарить вас?

— Не стоит! Вы ведь знаете, я делаю это в собственных интересах. Кто станет бомбить аэродром противника, если намеревается использовать его сам?

От Фелано Мун направился к Брэдоку. Как ни странно, с Брэдоком, вернее, с Мэкхилери договориться оказалось труднее. Брэдок считал, что задержка и проверка самолета после того, как пассажиры будут уже находиться на борту, отрицательно отразится на делах тихоокеанской линии. После воздушных катастроф число проданных билетов и так уж снизилось. А тут еще совершенно возмутительная, с точки зрения пассажиров, задержка самолета. В борьбе с конкуренцией играли роль не только скорость и предоставляемые во время перелета удобства, но и четкий, детально продуманный сервис, долженствующий внушить пассажирам, что авиалиния заботится в первую очередь об их интересах и только в последнюю — о своих доходах.

Положение Муна затруднялось тем, что он вынужден был придать своим опасениям довольно туманную форму. То, что на борту «Красной стрелы» будут находиться вьетнамские ученые, надо было скрывать. В конце концов Муну пришлось соврать. Не моргнув глазом он объявил, что получил достоверные сведения о намерении агентов Фелано взорвать самолет.

— Чепуха! — сказал Мэкхилери. — Они не осмелятся. Им это невыгодно. Ведь в таком случае они могут рассчитывать, что мы ответим тем же. В итоге наша небольшая воздушная война потребует столько же человеческих жизней, сколько мы потеряли в мировой… Вы сами понимаете, это фантастика!

— Я все же настаиваю на мерах предосторожности, — твердо сказал Мун. — Иначе мне придется отказаться от ваших десяти тысяч!

— Я вас предупреждал, что у мистера Муна крутой характер, — виновато сказал Мэкхилери. — Придется уступить? — он вопросительно посмотрел на Брэдока.

Брэдок встал. Очевидно, стоя ему было привычнее обдумывать все «за» и «против».

— Ладно!.. — сказал он наконец.

Едва лишь Мун вернулся в гостиницу, позвонил Фелано.

— У меня для вас приятная новость. Хай Куанг уезжает. Так что с его стороны вам больше ничего не грозит.

— А с вашей?

— Вам лично — нет.

Потом Мун послал боя за вечерней газетой. В ней он довольно быстро нашел то, что искал. Все возможное было сделано. Осталось только дать наказ телефонистке универсального абонемента разбудить его в шесть часов.

Мун спал плохо. Во сне какой–то карикатурный Мун ежеминутно хватался за гиперболический револьвер — шестидесятизарядный «смит–вессон» четырехсотпятидесятого калибра — и нацеливался в крадущуюся к «Красной стреле» фигуру, постоянно менявшую лицо. То это был Хай Куанг, то Фелано, то нечто расплывчатое — «невидимая смерть». Мун проснулся весь в поту. Часы показывали четверть шестого. Кто–то дубасил кулаками в дверь. Это был Свен. Ему не терпелось попасть на аэродром, где его ожидала воплощенная в «Красной стреле» и ее пассажирах тысяча строк, а если с самолетом что–нибудь случится, то и верных четыре тысячи.

Они спустились вниз.

Проходя через холл, Дейли заметил миловидную агентшу Фелано. Она притворялась, будто озабочена цветом лица, и старательно подкрашивала щеки. «Бедное создание, — подумал Дейли, — даже спать некогда».

Когда они влезли в «конвэр», Дейли нарочно уселся сзади. Как он и предполагал, девушка с полуминутным запозданием выскочила из дверей гостиницы и села в машину. Когда они сворачивали на Воздушную дорогу, ее машина находилась так близко, что Дейли при желании мог бы завести с ней мимический флирт. Немного поодаль ехал малиново–белый «крайслер».

Предстоящая операция была такого рода, что совершенно исключала возможность быть любезным кавалером и удовлетворить профессиональное любопытство хорошенькой девицы. Мун начал петлять. Девица некоторое время пыталась их преследовать, но все же довольно быстро вышла из игры. Дейли с облегчением вздохнул. Однако когда он спустя несколько минут взглянул назад, то увидел несущийся в потоке машин малиново–белый «крайслер».

На повороте «крайслер» имел полную возможность вырваться вперед, но сидящий за рулем предпочел держаться в ста футах от машины Муна.

— Неплохой трюк, — сказал Дейли, указывая на «крайслер». — Девица, оказывается, вроде манекена в витрине. С той разницей, что в ее обязанности входит не столько привлекать, сколько отвлекать внимание… Недурно Фелано поводил нас за нос.

— Начинаю действительно жалеть, что мы работаем не на Фелано, — сказал Мун. — Брэдок такое, пожалуй бы, не придумал. С остроумным противником интересно иметь дело.

— От этого суть дела не меняется. Мне лично приятнее водить за нос других.

— Тайна двойной слежки! Под прикрытием огненной брюнетки, красота которой загипнотизировала знаменитых сыщиков Муна и Дейли, тайный агент номер ноль девятнадцать приблизился на расстояние пистолетного выстрела. Вытащив из спичечной коробки мощный радиоприемник, он настроился на волну ноль пять двенадцатых. Тотчас в наушниках зазвучал мужественный голос Дейли: «Прошу прохожих отойти в сторону! Сейчас здесь будет жарко!»— Свен не то издевался над Дейли, не то сочинял вслух текст репортажа.

Дейли протянул руку и стукнул Свена по голове.

— Это оскорбление действием? — спросил Свен.

— Нет, знак признательности! Под вашей непроходимой глупостью случайно скрывается кладезь мудрости. Вы навели меня на мысль, что обнаруженные нами магнитофоны тоже играли роль огненной брюнетки. А рабочую функцию несет какой–нибудь микрофончик величиной в горошину, который нам и в голову не пришло искать.

— Только гипотеза… — проворчал Мун.

— Сейчас проверим. — II Дейли отчетливо сказал: — Эй вы, там, на малиново–белом «крайслере»!.. Я обращаюсь к вам. Ваши карты раскрыты… Поворачивайте оглобли, иначе…

Дейли не пришлось договаривать. «Крайслер» резко затормозил и через несколько минут скрылся из виду.

— Ну вот, — сказал Дейли, — быстро договорились… А теперь вперед, к новым победам!

На аэродроме Дейли ждал сюрприз. В числе пассажиров «Красной стрелы» была Мэри. В сером, с черной окантовкой костюмчике она выглядела прелестно. В руке она держала дорожную сумку под цвет костюма.

— Да, как видите, это я!.. Мистер Брэдок отпустил меня на неделю. В Пирл–бей живут родственники мужа… Брат его матери очень состоятельный человек… К нему–то и летела тетя в тот раз, когда рейс «Золотой стрелы» закончился так трагически.

— Надеюсь, этот будет более удачным, — сказал Дейли. — Мне не хотелось бы, чтобы с вами что–нибудь случилось.

— Какие глупости! — сказала Мэри. — Я настолько оптимистично настроена, что даже не застраховала свою жизнь.

— И правильно сделали. Достаточно того, что страхую вас я.

— Как это понимать? — Дейли показалось, .что Мэри встревожилась.

— Просто шутка, — успокоил ее Дейли. — Между прочим, как это муж согласился отпустить вас? Я на его месте ни за что не прервал бы медовый месяц на неделю.

— Вы–то, конечно! — улыбнулась Мэри. — Но мой муж считает, что чем скорее дядя познакомится со мной, тем лучше будет к нам относиться.

— Ну что ж! Желаю вам счастливого путешествия!

Дежурный объявил посадку.

Дейли так и не удалось опознать среди восьмидесяти человек вьетнамских ученых. Этим рейсом летело довольно много пассажиров разных азиатских национальностей. Последним на борт поднялся рослый негр с великолепной седой головой.

— Не хватает одного пассажира, — сказал дежурный и посмотрел в список: — Мистера Хай Куанга.

У Муна защемило сердце.

По летному полю неторопливой походкой шел толстый улыбающийся человек в кремовом шелковом костюме и широкополой панаме. Это был Хай Куанг. Улыбка владельца «Желтого Дракона» казалась еще более двусмысленной, чем обычно.

Дежурный подал знак. Самолет покатил к взлетной полосе. Пассажиры расположились поудобнее. Большинство уже пристегнули ремни. Некоторые раскрыли книжки, на обложке которых, кроме имени автора и названия, значилось необходимое для прочтения время. Кое–кто успел уже сделать заказ на крепкие напитки.

Внезапно в двери рубки появился командир. — Леди и джентльмены, прошу внимания! Мне только что приказали отложить вылет… Вам придется выйти из самолета. Полиция получила сведения, что один из пассажиров имеет при себе драгоценности на сумму в полмиллиона, похищенные вчера в ювелирном магазине. Прошу леди и джентльменов не беспокоиться! Задержку наверстаем в полете. В Гонолулу прибудем точно по расписанию!

Вычитав вчера в газете про ограбление, Мун решил, что это самый удачный предлог для обыска. Он оказался прав. Только несколько пассажиров выразили недовольство. Остальные отнеслись к заявлению командира почти с энтузиазмом. Перспектива быть свидетелями сенсационного ареста похитителя драгоценностей заставила их совершенно забыть про связанные с обыском и задержкой неудобства. Мун хорошо знал психологию своих соотечественников.

Пока одна группа детективов проверяла ручной багаж, другая обыскивала самолет. Свен перебегал от самолета в зал ожидания, где за охраняемыми детективами дверьми происходила процедура обыска, с лихорадочной быстротой попеременно делал записи и фотоснимки. По хищному выражению его глаз можно было догадаться, что он надеется вот–вот навести объектив на извлеченную из тайника адскую машину. Но его надеждам не суждено было сбыться.

Проверка не дала никаких результатов, хотя проводилась с такой тщательностью, что даже драгоценные камни, будь они действительно спрятаны за обшивкой сиденья или в двойном дне чемодана, были бы обнаружены.

— Леди и джентльмены, приношу свои извинения, вы свободны, — объявил старший детектив. — Желаю удачного полета.

Вздох глубокого разочарования, затем пассажиры, опережая друг друга, побежали к самолету.

Время — деньги! Теперь, когда выяснилось, что ловкого грабителя среди них нет, затраченные понапрасну полчаса вызвали раздражение « желание поскорее наверстать их. Вторичная посадка походила на штурм крепости. Спешке еще больше способствовал командир, понукавший пассажиров.

— Скорее! Скорее! Не то опоздаем в Гонолулу! О том, чтобы проверить пассажиров по списку, нечего было и думать. Бортпроводница ограничилась подсчетом. Одного пассажира не хватало.

— Вы не заметили, Хай Куанг сел? — спросил Мун.

— По–моему, нет, — ответил Дейли.

Мун вскочил в самолет и пробежал по рядам. Хай Куанга действительно не было. Мун метнулся к трапу.

— Нет его! Что делать?

— Еще раз обыскать самолет.

— Командир не согласится. Брэдок устроит скандал.

— Думаете, мистеру Брэдоку приятнее будет видеть «Красную стрелу» на дне океана рядом с «Золотой»?

И Мун и Дейли были слишком взволнованы, чтобы трезво взвешивать причины, по которым Хай Куанг мог отказаться от полета. В эту минуту его отсутствие означало для них одно: смерти каким–то непостижимым образом удалось затаиться в самолете. Хай Куанг сделал свое дело и спокойно ушел. Надо было на что–то решиться. Служащие аэропорта уже готовились отвести от самолета трап. И тут они увидели его. Хай Куанг не очень спешил. Поднимаясь в самолет, он остановился и помахал Муну.

— Ничего не нашли? — Его улыбка была недвусмысленно иронической. — Могли не обременять себя этим занятием. Один великий мудрец сказал: «Тигр не так глуп, чтобы кусать самого себя…» Разрешите поблагодарить вас за честь, которую вы мне оказали своим присутствием.

В дверях показался командир:

— Скорее, вы задерживаете отлет!

Хай Куанг медленно повернулся к нему.

— Боюсь, что вы никогда не поймете, что время только иллюзия. Один мудрец сказал: «Никогда не спеши, ибо вовеки не нагнать того, что должно уйти от тебя! А то, что суждено, все равно не минует!» — И Хай Куанг любезно поклонился Муну: — До свидания! Последняя улыбка, и маска Будды скрылась за захлопнувшейся дверью.

«Красная стрела» медленно удалялась. Можно было не сомневаться, что она прилетит в Гонолулу точно по расписанию. Но Муну почему–то вспомнилось процитированное Хай Куангом изречение: «Закрывая дверь, никогда не говори «до свидания», ибо тебе неведомо, что тебя ожидает за дверью». Проводив глазами исчезнувший в синеве самолет, Мун и Дейли направились в зал ожидания.

— Поезжайте домой, Дейли, я останусь.

— Это для чего? — удивился Дейли.

— Сам не знаю. — Мун махнул рукой и направился в пункт управления безопасности полета.

Взяв стул, он присел к радиооператору, поддерживавшему связь с «Красной стрелой». Время тянулось мучительно долго.

В пункте управления безопасности не разрешалось курить. Время от времени Мун выходил, чтобы затянуться сигарой. Возвращаясь, он уже с полпути вопрошал встревоженным взглядом радиооператора. Каждый раз тот успокаивающе кивал.

Минута наслаивалась на минуту, и вот пришел долгожданный момент. Радист встал и устало распрямил затекшую спину.

— Вот и все! Я передал их своему коллеге в Гонолулу. Они сейчас уже получают указания на посадку.

Минуту Мун постоял неподвижно. Потом пошел к выходу с таким чувством, будто все эти часы был парализован и только сейчас обрел опять способность двигаться. В такси, которое довезло его до гостиницы, он даже что–то напевал. Распахнув дверь номера, он сразу же увидел включенный телевизор. У телевизора в позе окаменевшего на ходу человека стоял Дейли.

— Что случилось? — спросил Мун.

— Неужто вы не знаете?! «Красная стрела» взорвалась… Над самым аэродромом.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ ГЛАВНЫЙ СВИДЕТЕЛЬ

— 22-

Увидев Хай Куанга в числе пассажиров, Свен обрадовался. Настоящая находка для корреспонденции! Волк и овцы в одном самолете! Правда, волк и не подозревает, что овцы летят вместе с ним. Когда же при вторичной посадке Хай Куанга не оказалось, Свен, подобно Муну и Дейли, истолковал этот факт как сигнал тревоги: значит, волк все же знал, что овцы погрузятся на этот самолет, и сделал все от него зависящее, чтобы они не остались целы. То, что Муну и Дейли не удалось обнаружить адскую машину, еще не означало, что ее не было. Хай Куангу все же удалось перехитрить всех.

Значит, произойдет катастрофа! Катастрофа, при которой он, Свен Крагер, не будет присутствовать! Не отдавая себе отчета в том, что делает, Свен бросился в самую гущу пассажиров и, не замеченный Муном и Дейли, забрался в самолет. Первым делом он направился в пилотскую рубку.

«Ничего не подозревающий экипаж выруливает самолет на взлетную полосу. Из рубки виден все уменьшающийся в размерах аэродром, на который самолету никогда больше не суждено приземлиться». Таковы были сюжеты многочисленных кадров для будущего репортажа. Кинокамера Свена стрекотала как бешеная. Экипаж не обращал на него внимания. Со дня гибели «Золотой стрелы» летчики успели привыкнуть к назойливому вниманию журналистов. Объектив Свена запечатлел высокие мосты, кишащий судами залив, удаляющиеся очертания города. «Последнее прощание с Санариско» — так будет называться эта серия снимков. Измышляя на ходу драматические заголовки для кадров, Свен ни на минуту не задумывался, что может погибнуть и сам.

Когда Свен вошел в пассажирский салон, «Красная стрела» уже находилась над океаном. Сделав несколько шагов, Свен чуть не выронил кинокамеру от изумления. В полуоткинутом кресле сидел Хай Куанг и спокойно дремал. То, что испытал Свен, нельзя было назвать разочарованием. Это было нечто большее. Чувство человека, который пришел к нотариусу за огромным наследством и вдруг узнал, что дядюшка вместо нескольких миллионов оставил ему своего любимого старого мопса.

Но Свен был оптимистом по натуре. Вполне возможно, что Хай Куанг решил пожертвовать собой и, усыпив бдительность Муна, хотя бы такой ценой отправить вьетнамских ученых на тот свет. Если это так, то еще не все потеряно. Приободрившись, Свен продолжал намеченную программу.

Каждый пассажир в отдельности зафиксирован на пленку. Стюардесса, разносящая напитки. Стюардесса за приготовлением завтрака. Лицо погруженного в чтение пассажира и обложка книги. Титр должен звучать эффектно: «За несколько часов до своей смерти он читал роман «Убийца среди нас!». И конечно же, Хай Куанг во всех ракурсах. Владелец «Желтого Дракона» станет центральной фигурой репортажа. Крупным планом сняты закрытые глаза и уже придумана надпись: «Он спокойно дремал, ибо единственный из всех знал, когда произойдет взрыв».

Треть пленки отснята, две трети надо оставить для драматических сцен катастрофы. Теперь можно немного и отдохнуть. Свен поискал глазами свободное место. Снял пиджак, потом забросил кинокамеру в багажную сетку. Кинокамера стукнулась о серую сумку, послышался треск разбитого стекла.

— Извините!.. Чья это сумка? — обратился Свен к сидящим поблизости пассажирам.

Владелец сумки не нашелся. Свен решил все–таки посмотреть, что натворил. Оказалось, разбил банку с желе. Свен попробовал на вкус: грейпфрутовое, но почему–то с необычной горчинкой. Однако удивило нечто иное… В сумке находилось с десяток таких банок. Только сумасшедшему могло взбрести в голову везти такое количество желе на Гавайские острова, славящиеся обилием грейпфрутов. Все равно, что ехать на Северный полюс с чемоданом, набитым льдом. Впрочем, каких только чудаков не бывает на свете. Свен поставил сумку на место и удобно расположился в кресле. Убаюканный мерным рокотом моторов и монотонной вибрацией корпуса, он задремал. Проснувшись, встревожено огляделся. Нет, к счастью, ничего не случилось, он ничего не прозевал. Свен взял кинокамеру из сетки и стал присматривать место, с которого лучше всего можно было бы запечатлеть предстоящие события. Оставаться в салоне? А что, если взрыв произойдет в рубке? Пойти в рубку? А если все начнется с салона?

По мере того как самолет приближался к пункту назначения, Свен все больше скисал. Вошла стюардесса.

— Прошу пристегнуть ремни. Самолет идет на посадку. В Гонолулу прибываем точно по расписанию. Разрешите мне попрощаться с вами и пожелать приятного дальнейшего путешествия. Дирекция авиалинии «Тихоокеанская стрела» выражает надежду, что вы и впредь будете пользоваться только ее услугами…

В эту минуту раздался оглушительный взрыв. В центре салона взметнулся огромный язык пламени. Хай Куанг вскрикнул и мгновенно исчез в дыме и огне. И тут Свен, позабыв про свой потрясающий фоторепортаж, кинулся вытаскивать людей из огня.

…Все это он рассказывал теперь Муну и Дейли. Жестикулируя обожженными, перебинтованными руками, он расхаживал по комнате.

— Ну вот, видите! Чутье меня не обмануло! Я сразу понял, что Хай Куанг принесет мне несколько тысяч строк… Мир праху его! Каким бы он ни был негодяем, а моих ожиданий все–таки не обманул.

Действительно, жаловаться Свену было не на что.

Правда, пилоту удалось посадить самолет. Вызванные пожарные машины быстро потушили огонь. Большинство пассажиров, в том числе и вьетнамские ученые, остались живы. Но шестеро все же погибли. Драматических эффектов было вполне достаточно не только для специального выпуска, но и для того, чтобы в течение еще целой недели держать читателей в напряжении. Свен мог считать, что достиг самой вершины своей профессиональной карьеры. Вряд ли какому–нибудь репортеру удастся побить этот рекорд. Две воздушные катастрофы за две недели!

— Хай Куанг тут ни при чем, — сказал Мун.

— А кто же?

— Не знаю. Но, рассуждая логически, скорее всего тот пассажир, место которого заняли вы.

— Пассажир?..

— Ну как же! Было восемьдесят человек. При вторичной посадке пассажиров не стали проверять по спискам, их только пересчитали. Вас засчитали вместо него. Остальное, кажется, ясно… Он знал, что произойдет, поэтому остался.

— Я не согласен! — возразил Дейли.

— Вы полагаете, он внезапно вспомнил, что забыл потушить дома электричество? — с иронией спросил Мун.

— Я допускаю даже такую возможность… Ваша логика безукоризненна, в ней есть только маленький недостаток… полное отсутствие логики. Почему же он в первый раз сел в самолет, если знал, что отправляется на собственные похороны?

— Справедливое замечание, — кивнул Мун. — Этот пассажир заранее знал о предстоящей проверке, знал, что у него будет возможность улизнуть в последнюю минуту… Надо срочно позвонить и выяснить фамилии пассажиров, которые прилетели в Гонолулу.

— Могу назвать их, — отозвался Свен. — У меня все записано. Фамилии для репортажа то же самое, что остановившиеся часы на руке убитого. Они придают достоверность.

— Ну и желудок у ваших читателей! — удивился Дейли. — Проглотить столько фамилий сразу!

— Зачем сразу? Я не дурак! Сегодня сообщаю: по еще не проверенным сведениям, погибли такие–то, скажем, двадцать штук. Завтра читатель узнает, что эти двадцать не погибли, но зато есть основания полагать, что в результате тяжелых ожогов умрут такие–то. А в конце недели выложу, что погибло всего шестеро. Но к тому времени читатель уже так запутается, что все равно ни черта не разберет.

— В общем вы хотите сказать, что ваш репортаж походит на детективные романы некоторых авторов?

— Ничего подобного! — возмутился Свен. — Я не занимаюсь сочинительством низкопробного чтива. Я даю только факты.

Мун позвонил в бюро авиалинии «Тихоокеанская стрела». Через полчаса список пассажиров лежал перед ним. Мун сравнил его с записями в блокноте Свена. Имя оставшегося пассажира было М. Гримшоу. Для него было резервировано шестьдесят первое место.

— Ну вот, Свен, я и поймал вас!.. — Дейли продолжал рассматривать блокнот журналиста. — Никакие отрицания не помогут. Вы не только типичный автор детектива ужасов, но к тому же, запутывая читателей, запутались и сами. Не вижу в вашем списке Мэри.

— У меня все правильно! — возмутился Свен. — Как ее фамилия?

— Мэри Дануа.

Мун, словно увидев вдруг что–то особенное, не сводил глаз с Дейли.

— Что вы на меня так уставились? Давно не видели?

— Я поражаюсь! Неужели из вашей головы уже улетучились все трагические переживания, связанные с одним печальным событием?

— На что вы намекаете? Трагических переживаний у меня в последнее время было два. Первое — когда вы отказались от тысячи долларов миссис Истмил, и второе — от двадцати тысяч мистера Фелано.

— Я говорю о замужестве Мэри.

— Ну и что?..

— А то, что вы напрасно обвинили Свена. В его Списке Мэри значится под новой фамилией.

— Как Мэри выглядит? — спросил Свен. Дейли дал весьма красочное, точное по приметам, но слегка преувеличенное в оценках описание наружности секретарши Брэдока.

— Что–то не припомню, — покачал головой Свен. — Я бы ее заметил. Впрочем, у меня ведь есть фотография.

Свен вынул из чемоданчика большой черный конверт и разложил снимки на столе.

— Здесь все пассажиры? — спросил Мун.

— По–моему, все.

— Не вижу Мэри! — объявил Дейли.

— Давайте пересчитаем! — предложил Свен.

Но Мун не стал дожидаться. Он позвонил Мэкхилери.

— Нет, нет… Я не насчет катастрофы… Нет, виновника мы еще не нашли… Я хотел узнать кое–что о секретарше мистера Брэдока Мэри. Она переменила фамилию?

— II из–за этого вы отрываете меня от дела? Мы с мистером Брэдоком советуемся, что предпринять… Положение очень серьезное! Если не удастся в самые ближайшие дни найти виновников катастрофы…

— После! У меня нет времени на болтовню. Давайте фамилию.

Мэкхилери уже давно отключился, а Мун продолжал стоять с как будто прилипшей к руке трубкой.

— Что с вами?! — воскликнул Дейли. — Что–нибудь с сердцем?

— У нее новая фамилия… — Губы Муна шевелились почти беззвучно.

— Какая?

— Гримшоу!

— 23-

Мун заказал обед в номер. Официант принес его через десять минут. К еде почти никто не притронулся. Дымилась сигара Муна, дымилась сигарета Свена. Дейли каждые пять минут распахивал окна. В самый разгар спора в дверь постучали. Это был официант. Он вторично принес обед.

— Нас уже обслужили! — рассмеялся Дейли. — Вы, наверно, спутали номер.

— Ничего подобного. Два обеда без спиртного для мистера Муна и мистера Дейли. Доставлять каждый день ровно в шесть часов.

— Все в порядке, — сказал Мун. — Это моя вина! Я совершенно забыл, что имел глупость сделать заказ на обеденный абонемент. Кофе оставьте, а остальное можете отнести…

— …благотворительному обществу помощи нуждающимся миллионерам, — предложил Дейли. — Все! Да, да, и первые три обеда… Мы уже сыты по горло богатейшим набором гипотез.

— Остерегайтесь, Свен, — проворчал Мун. — В лице Дейли вы скоро будете иметь опасного конкурента.

— В чем?

— Некий великий мудрец сказал: «Преувеличение то же вранье, только прикрытое фиговым листком». Гипотез всего три. Резюмирую: Дейли по причинам эмоционального характера хотел бы свалить вину на Фелано. Вы, Свен, очевидно, в интересах ваших читателей, которых убийство с политической подоплекой интересует больше, чем обычное, пусть и массовое, перестроились с Хай Куанга на минитменов. Ваша оригинальная гипотеза, что самолет подорвали эти фашиствующие молодчики, заслуживает пристального внимания…

— Ага! Значит, мне удалось убедить вас!..

— Дайте договорить… Заслуживает внимания в качестве хорошей иллюстрации к тому, какой отличный ценитель живописи получается из крота.

— Но все говорит «за»! — горячо защищался Свен. — На борту находился видный негритянский деятель движения за гражданские права… Однажды они уже пытались убить его… На их счету взрывы в негритянских церквах… Чем самолет отличается от церкви?

— Ничем! — пошутил Дейли. — И там и тут человек вознесен в небо и оторван от реальной почвы.

— А против говорит то, что минитмены не стали бы из–за одного негра убивать несколько десятков белых, в том числе кинозвезду, двух видных финансистов и одного архиреакционного конгрессмена, — возразил Мун. — Кроме того, это и с технической стороны было бы неразумно… Куда легче спрятать бомбу в доме, машине или под трибуной, чем в самолете… Мою точку зрения вы знаете, она, по–моему, достаточно обоснована.

— Но не в главном! — возразил Дейли. — Вы сами всегда утверждали, что решающую роль для установления истины играют мотивы преступления. И я, и Свен указываем мотивы, а в вашей гипотезе они совершенно отсутствуют.

— Временно… Я уверен, что надо только покопать поглубже… Предлагаю на этот раз эксперимент… Пусть каждый попытается собрать доказательства в пользу своей теории. Я отправляюсь к Мэри!

Мун остановился перед чугунной оградой. Треть ее была окрашена в белый цвет, две трети оставались черными, со ржавыми пятнами. Войдя в сад, Мун увидел на дорожке брошенную второпях кисть и банку со свинцовыми белилами. Едкий запах краски смешивался с ароматом цветов. За деревьями виднелся скромный одноэтажный домик. Дверь открыла молоденькая служанка с перемазанными краской руками.

— Если вы торговый агент, — сразу сказала она, — то напрасно пришли. У нас уже всего накуплено до отказа, больше ставить некуда.

— Нет. Я к миссис Мэри Гримшоу по личному делу.

— Как доложить о вас? — Девушка выговаривала фразу, как заученный урок. Там, откуда она приехала, никто не употреблял таких вычурных и с ее точки зрения совершенно ненужных выражений.

— Доложите, что пришел мистер Мун. Служанка захлопнула дверь. Через минуту она

опять появилась.

— Миссис просит ее извинить. Она не сможет принять вас, — старательно выговорила каждое слово служанка и добавила скороговоркой: — Больна.

— А что с ней такое?

— Не знаю. Так что приходите в другой раз. Она собиралась закрыть дверь, но Мун легким движением отстранил ее и вошел в дом. Служанка так опешила, что не воспрепятствовала его натиску. Комната была сравнительно большой. Все здесь было новым и довольно дорогим: мебель, занавеси, телевизор, магнитофон, сверкающий белизной сервиз в застекленном серванте. На стене большой портрет старой женщины с поджатыми губами и строгим взглядом. Мэри, полунакрытая одеялом, лежала на новешеньком широком диване. Рядом на маленьком столике белела раскрытая библия, валялись проспекты различных торговых фирм. Увидев Муна, Мэри испуганно приподнялась.

— Разве вам не сказали, что я больна?

— Сказали, но вопрос не терпит отлагательства… Между прочим, с чего это вы заболели?.. Вчера на аэродроме вы выглядели совершенно здоровой.

— Не знаю. У меня температура, голова кружится… Должно быть, нервное потрясение. Это началось, когда я узнала, что самолет взорвался почти у цели.

— И это вас так потрясло? — Мун пристально посмотрел на Мэри. — Действительно, очень неожиданно. Самолет должен был взорваться посреди океана, так же как «Золотая стрела».

Вместо того чтобы как–то реагировать на это замечание, Мэри сказала дрогнувшим голосом:

— Какое счастье, что я не полетела!

— А почему, собственно говоря, вы остались?.. У вас должна быть веская причина для этого.

— Не знаю. Дейли дал мне понять, что может что–то случиться. И тут меня охватил безотчетный страх. Я вспомнила тетю. Она ведь тоже летела в Гонолулу на таком же самолете… И понятия не имела, что ее ожидает в пути… Меня внезапно охватил какой–то панический ужас, и я убежала. Потом мне было стыдно… Но когда я узнала о катастрофе…

— Вы очень любили тетю?

— Признаться, не очень!

— Но зато она вас, по–видимому, любила… По крайней мере, судя по этому, — Мун красноречивым жестом указал на новую обстановку. — Иначе она не оставила бы вам наследства.

— Откуда вы знаете?

— Сказали ваши соседи.

— Шпионите? — с горечью упрекнула Мэри.

— Это моя профессия. Так как же, любила она вас?

— Нет, скорее наоборот. Она обращалась со мной, как с прислугой. Я и сама не понимаю, как это получилось… Может быть, у нее появились угрызения совести… Для меня это было полной неожиданностью… Вы не думайте, что я падка до денег… Но наследство дало нам с Чарли по крайней мере возможность пожениться… Как раз незадолго до ее смерти у нас по этому поводу был разговор. Он признался, что любит меня, но зарабатывает слишком мало, чтобы содержать жену… А тут все сразу изменилось, как по волшебству.

— В самом деле, похоже на чудо. Почему она сделала наследником не любимого сына, а вас, отдаленную родственницу? Наследство, видимо, тоже порядочное? Да?

Мэри молчала.

— Ну то ж, придется осведомиться у нотариуса.

— Сорок тысяч.

— Сорок тысяч? Просто сказочно… Тем более что, как рассказали мне соседи, ваша тетя не имела никаких доходов. Ее единственной собственностью был этот довольно скромный домик. Не так ли?

Мэри побледнела.

— Я вам скажу… Вы ведь все равно узнаете… Она застраховала свою жизнь.

— На ваше имя?.. Интересно, что ее побудило к этому?

— Не знаю.

— Когда она это сделала?

— Перед отлетом. Я ее провожала. Вернее, она поехала одна, а мне велела сделать генеральную уборку. Но Чарли обнаружил, что она кое–что оставила дома, и попросил, чтобы я отвезла на аэродром.

— А не было ли в действительности несколько иначе?.. Вы специально поехали, чтобы уговорить ее заключить страховой контракт в вашу пользу. Правда, мне еще не совсем ясно, как это вам удалось… Но, надеюсь, и это выяснится со временем.

— Неправда! Я тут совершенно ни при чем.

— Поскольку вы больны, мы на этом закончим разговор. Желаю вам побыстрее выздоравливать! Между прочим, помните тот вечер, когда вы зашли за нами, чтобы ехать на званый обед к Брэдоку? Вы тогда были еще бледнее, чем сейчас… Тогда вы тоже говорили, что вам нездоровится, хотя после этого поставили рекорд в марафонском танце с Дейли.

— Не помню.

— Неужели? Вы стояли за дверью нашего номера и услышали голос. Помните, что этот голос говорил?

— Нет.

— «Прекратите расследование! Иначе — смерть!»

— Я ничего не слышала, — испуганно взглянула на Муна Мэри.

— В таком случае вы, конечно, не слышали также и мое предположение, что это нарочито искаженный женский голос?

— Нет… Мне страшно…

— Ну что ж!.. Можете успокоиться словом божьим, — Мун показал на лежавшую рядом библию. — Это, должно быть, ваше любимое чтение?

— Нет. Я только сегодня… Думала, поможет… Это библия моего мужа. Он действительно религиозен. Тетя была такая же… А я верю в бога только по воскресеньям.

— «Красная стрела» взорвалась именно в воскресенье.

— Вы жестокий человек!

Мун был уже у двери, когда Мэри окликнула его.

— Передайте привет мистеру Дейли. Скажите, что я глубоко ему благодарна за то, что он меня предупредил и… — Мэри запнулась. — Мне в тот вечер показалось, что я слышала голос мужа.

— 24-

Дейли настоял на том, чтобы обсуждение результатов проведенных каждым в отдельности поисков состоялось не в гостинице, а в каком–нибудь укромном месте, где их не могли бы подслушать.

— Очевидно, у вас очень важные секреты? — сказал Мун, когда они поднялись на Близнецов.

Несколько туристов, судя по темпераментным жестам — испанцы или итальянцы, фотографировали открывавшуюся отсюда панораму города.

— Смотря что вы считаете важным, — небрежно заметил Дейли. — Я исполнил ваше давнишнее желание и побывал, наконец, в клубе по обмену жен.

— Это, конечно, чрезвычайно важно… — иронически согласился Мун. — Предложите материал Свену. Он сделает из каждой жены десять строчек.

— Не по моей специальности, — отмахнулся Свен. — Чтобы заинтересовать меня в этом клубе, требуется хотя бы небольшое убийство на почве ревности…

— Какая уж там ревность, — проворчал Мун. — Наоборот, все безумно рады отделаться хоть на неделю от своей дражайшей половины. Что же вы узнали, Дейли? Интимные подробности можете опустить! Жены у вас с собой не было, значит не от кого было избавляться.

— Там была миссис Стивенсон… В роли мужа выступал тот самый Чарли, которого мы видели в гостях у Брэдока.

— Уже кое–что! — сразу посерьезнел Мун. — Но пока не вижу, какое отношение имеет это к вашей гипотезе?

— Подтверждает мое предположение, что Фелано воспользовался грешками миссис Стивенсон, чтобы завербовать ее… В этом свете чрезвычайно интересным выглядит другой факт. Накануне катастрофы «Красную стрелу» осматривал Стивенсон. Его сопровождала жена и… — Дейли осекся. — Прекрасная возможность подложить бомбочку.

— Два очка в вашу пользу! — сказал Мун. — Но не радуйтесь слишком. Матч продолжается… Теперь докладывайте вы, Свен.

— Можете меня поздравить! — заявил Свен. — Я стал минитменом. Это было совсем не так просто… По крайней мере для меня. Пришлось шесть часов подряд ругать коммунистов, социалистов, негров, евреев и вообще всех на свете.

— Что же вам удалось узнать?

— Во–первых, они считают Гитлера величайшей личностью нашего века. Во–вторых, ваш президент, по их мнению, коммунист. А в–третьих, — Свен сделал паузу, — они организовали специальные курсы по обучению подрывному делу. У них есть химик. Он изобрел какое–то новое, чрезвычайно эффективное взрывчатое вещество.

— И вы предполагаете, что они произвели первый опыт на «Красной стреле»?

— Честно говоря, больше не предполагаю. Этот негр действительно занесен в черный список. Я видел… Но о том, что он находился на борту самолета, они узнали только из газет после катастрофы.

— Ноль очков! — объявил Мун. — Теперь моя очередь, — и он рассказал о своем визите к Мэри.

— Сто очков в вашу пользу, — резюмировал Дейли. — Мотивы ясны.

— Не только мотивы. Тут все абсолютно ясно. Можно шаг за шагом восстановить каждый этап… Все началось, очевидно, с письма за подписью «Желтый Дракон». Из него Мэри узнает, что на «Золотую стрелу» готовится покушение. Она уговаривает тетю застраховать жизнь. Ситуация просто идеальна для преступника — он заранее знает, что подозрения падут на других.

— Тут есть маленькая неувязка, — возразил Дейли. — В таком случае в ее интересах было показать то письмо, а она его уничтожила. Но зато позже пересказала о нем вам…

— Все абсолютно логично. Мэри боялась, что письмо примут всерьез и обыщут самолет, на котором должны были лететь ученые. Дальше идет как по маслу. Тетушка и заодно еще пятьдесят четыре совершенно невинных человека погибают. Мэри получает страховую премию… Между прочим, тут ей повезло. Контракт на такую крупную сумму, включенный непосредственно перед столь трагически кончившимся рейсом, в иных обстоятельствах вызвал бы пристальное внимание, со стороны страховой компании. Вражда Универсальной с Брэдоком пошла Мэри на пользу. Любое подозрение, что катастрофы вызваны преступлением, противоречило интересам страховой компании. Поэтому Мэри беспрепятственно выплатили страховку. Совершенно непредвиденно хитро задуманный план дает осечку. Мы устанавливаем, что Хай Куанг только намеревался взорвать «Золотую стрелу», но в последний момент, узнав, что вьетнамские ученые не полетят, отказался от своего замысла. В связи с этим мы бы заинтересовались историей со страховкой. Чтобы замести следы, Мэри идет на новое преступление. Поскольку виновники гибели «Золотой стрелы» не найдены, аналогичная участь «Красной стрелы» должна навести на мысль, что обе катастрофы организованы одними лицами. В разговоре с Брэдоком и Мэкхилери я с определенной целью соврал, что в этом деле замешаны люди Фелано. Мэри узнает об этом разговоре и начинает действовать. На всякий случай она не только покупает билет на этот самолет, но и садится в него. Ее расчет — никто не станет подозревать человека, который мог погибнуть вместе с другими. Помните, я сразу высказал предположение, что оставшийся в Санариско пассажир знал о предстоящей проверке. Мэри или подслушала мой разговор с Брэдоком, или выудила эту информацию из Мэкхилери.

— Почти идеальное произведение детективного искусства, — сказал Свен. — Но, рискуя снова очутиться в роли крота, все же позволю себе сделать замечание. Если Мэри знала, что предстоит проверка багажа, как же она не боялась, что адская машина будет обнаружена?

— Признаюсь, что утаил от вас одно обстоятельство. Я не хотел усиливать подозрения против Мэри. Но теперь, когда Мун почти убедил меня, должен рассказать, — покаялся Дейли. — При осмотре «Красной стрелы» Стивенсона сопровождала не только жена, но и Мэри. Так что у нее не было никакой необходимости прятать бомбу именно в багаж.

— Почему же в таком случае ничего не обнаружили? — Мун задумался. После минутной паузы он сказал: — У меня возникла любопытная гипотеза, на которую натолкнул рассказ Свена о новом взрывчатом веществе минитменов. — Мун придвинул план «Стрелы» с обозначением мест. — Свен, вы помните, где сидели?

— Помню. Тут Хай Куанг, а тут я. — Свен показал на шестидесятое место.

— Так я и думал, — удовлетворенно кивнул головой Мун. — Рядом с вами, на шестьдесят первом, должна была сидеть Мэри. Какого цвета была сумка, в которой вы разбили желе?

— Темно–серая.

— В аэропорту у Мэри была сумка такого же цвета, — заметил Дейли.

— Да, сумка, несомненно, принадлежала ей. Поэтому Свену и не удалось разыскать владельца. Помните, Свен, вы говорили, что пламя вырвалось из того места, где находилась сумка? Если моя гипотеза правильна, то мнимое грейпфрутовое желе не что иное, как взрывчатка.

— Гипотеза достаточно безумна, чтобы оказаться истиной, — задумчиво сказал Дейли. — Но при всем безумии она меня не убеждает. Если это взрывчатка типа нитроглицерина, то для взрыва необходимо или сильное естественное сотрясение, или же искусственное, вызванное детонатором. Детонатор с часовым механизмом обнаружили бы при обыске. А если такового не было, взрывчатая смесь могла рвануть в любую минуту. Она же, как известно, без всякого вреда для окружающих пролежала почти до самого прибытия в Гонолулу.

— Да, в этом надо еще разобраться, — согласился Мун. — Но, надеюсь, вы оба согласны, что из всех трех гипотез осталась только одна? У меня нет никакого сомнения, что к взрыву и «Золотой стрелы» и «Красной стрелы» приложила свою нежную ручку Мэри.

— Я все же сомневаюсь, — возразил Дейли. — Как–то не хочется верить, что такая симпатичная девушка оказалась преступницей.

— Ловко же она вас провела! Вы все еще не догадались, почему она так охотно флиртовала с вами. Уж не думаете ли вы, что она считала вас неотразимым мужчиной?

— 25-

Мун рассеянно следил за дорогой. К счастью, машин на этой улице было немного, иначе не избежать бы ему аварии. Один раз, целиком погрузившись в свои мысли, он проглядел красный свет на перекрестке и чуть не наехал на прохожего. Муна мучили сомнения. При Дейли и Свене он делал вид, будто подвел под свою гипотезу прочный, способный выдержать даже землетрясение фундамент. В действительности это было не так. Оставалось много неясных вопросов, в том числе вопрос о детонаторе.

Сквозь открытое окно машины донеслись выкрики газетчиков. Муну показалось, что выкрикивают его имя. Он прислушался.

— Создана сенатская комиссия!.. Почему «Стрелы» падают в океан? Будет ли мистер Мун вызван на допрос?

Остановив машину, Мун купил газету. Выкрикиваемые мальчишками заголовки испещряли первую полосу. Учитывая, что уже третий самолет типа «Стрела» потерпел аварию, а также, что при последней катастрофе погиб член конгресса, сообщал столичный корреспондент газеты, сенат учредил специальную комиссию, которой поручено заняться расследованием воздушных катастроф. Заседания комиссии начнутся на следующей неделе. В качестве свидетелей будет опрошен ряд выдающихся специалистов по авиастроению, а также мистер Брэдок и его главный конструктор мистер Стивенсон.

Мун ни минуты не сомневался, что это новый стратегический ход Фелано. Обстановка для удара сейчас как нельзя благоприятная. Гибель «Красной стрелы» взбудоражила общественность, роль, которую в ней играла Мэри, еще не известна никому. Поэтому комиссии было бы сравнительно легко создать впечатление, что свою гибель «Стрелы» несут в себе. Дочитав до конца, Мун убедился, что не ошибся. Председателем комиссии назначен сенатор Фелано. Корреспондент газеты успел проинтервьюировать его. На вопрос, будет ли вызван на заседание Мун, Фелано ответил: «Думаю, нет. Точка зрения мистера Муна нам и так достаточно известна». Эта мотивировка, конечно, могла убедить корреспондента, но не самого Муна. Точка зрения Стивенсона, например, была не менее известна. Очевидно, Фелано рассчитывал, что нервы Стивенсона не выдержат и, попав под огонь перекрестного допроса, он выболтает тайну «Стрел». Надо было спешить. На удар Фелано надо по возможности скорее ответить контрударом. Но для ареста Мэри не хватало улик. Ввиду того что начальник полиции всячески попытается воспрепятствовать возбуждению дела против Мэри, доказательства и аргументы должны быть абсолютно неопровержимы. Из раздумий Муна вывел полицейский: стоянка в этом месте была запрещена. Мун извинился и поехал дальше. Следующие часы он трудился не покладая рук.

Проверку салона «Красной стрелы» проводили три детектива агентства Пинкертона. Один из них сразу вспомнил сумку Мэри. Он уверял, что тщательно осмотрел ее. Ни о каком двойном дне или двойных стенках не могло быть и речи. Сумка сделана из мягкой имитации кожи. Более того, детектив, думавший как и все люди Пинкертона, что разыскивают бриллианты, проверил содержимое каждой банки при помощи металлического крюка. Его показания обескуражили Муна. Из них явствовало, что никакого детонатора в сумке не было.

Разговор с экспертом по взрывчатым веществам еще более поколебал уверенность Муна. Дейли оказался прав. Эксперт допускал, что неизвестной ему смеси теоретически возможно придать запах и даже вкусовые свойства фруктового желе. Но он же утверждал, что не может представить себе взрывчатку такого типа, способную взорваться без детонатора.

Мун поехал на завод Брэдока. Надо было договориться с ним о тактике выступления в сенатской комиссии. Кроме того, Мун хотел встретиться со Стивенсоном и узнать, не заметил ли тот чего–нибудь подозрительного в поведении Мэри во время осмотра Красной стрелы». Почти одновременно с «конвэром» Муна к конструкторскому бюро подъехала ярко–зеленая спортивная машина. Из нее вышел кавалер миссис Стивенсон — Чарли.

— Должно быть, вы к мистеру Стивенсону? — просил он. — Его сегодня не будет. Ушел домой. Плохо себя чувствует.

— Неужели его так расстроил вызов в сенатскую комиссию?

— Вы угадали.

— Тогда мне придется заехать к нему.

— Непременно сделайте это. Мне показалось, что он очень расстроен. Постарайтесь его подбодрить. Он блестящий конструктор и прекрасный человек, работать под его руководством одно удовольствие, но, знаете, нервы у него, конечно, не в идеальном состоянии. По–моему, слишком переживает все эти неприятности с катастрофами.

— Ладно, еду к нему. До свидания!

— Минуточку, мистер Мун. Я хотел бы поговорить с вами. Может быть, пройдем ко мне?

Немного удивленный, Мун последовал за ним.

В комнате Чарли было много воздуха и света и мало мебели. Хорошая комната для вынашивания конструкторских замыслов. На чертежной доске лежал незаконченный эскиз какой–то неизвестной Муну детали самолета.

— В чем дело? — спросил Мун.

— Прочтите, — вместо ответа предложил Чарли, вынув из ящика сложенный телеграфный бланк.

Мун развернул телеграмму с пометкой «Адресату не доставлено». Текст гласил:

«Гавайи, Пирл–бей, улица Кука, дом «Зеленый холм», миссис Элизабет Р. Гримшоу. Поздравляю дорогую мамочку днем рождения. Желаю здоровья. Многих лет жизни. Сердечный привет дяде. Твой любящий сын».

— Это ваша мать? — догадался Мун.

— Да. А Мэри — моя жена. О ней я и хотел поговорить с вами.

— Слушаю вас.

— По телеграмме вы могли понять, что смерть матери была для меня большим горем. До появления в нашем доме Мэри моя мать была для меня всем. Так что можете быть уверены, что не найдется человека, который желал бы наказания ее убийце более меня… Вы делаете страшную ошибку. Мэри не виновна.

— Человеку свойственно ошибаться… Ведь то же самое можно сказать и о вас.

— Ни в коем случае! Я знаю Мэри, а вы нет. Она не способна даже муху убить, поверьте мне. Будь у меня хоть малейшее подозрение, вся моя любовь к Мэри не помешала бы мне высказать его. Да что там говорить… Если бы я хоть на минуту допускал, что она убийца матери, я немедленно развелся бы с ней.

— Ну что ж! Ваша позиция делает вам честь. Кстати, Мэри так и не сумела объяснить мне, почему ваша мать застраховала свою жизнь в ее, а не в вашу пользу.

— Это объясняется очень просто… Мама, может быть, обходилась с ней излишне сурово, но такая уж у нее была натура. Она и со мной никогда не была слишком ласкова. В действительности у мамы очень доброе сердце. Думаю, она рассуждала так: у меня приличное жалованье и перспективы зарабатывать еще больше, в случае ее смерти мне достанется дом, а Мэри — бедная сирота, у нее ни гроша… К тому же мама, должно быть, боялась, что я быстро растрачу деньги. У меня легкомысленный характер… И в отношении женщин и вообще…

— Извините, мистер Гримшоу, но ваши аргументы кажутся мне не очень убедительными.

— Собственно говоря, был еще один повод, — Чарли замялся. — Мне не очень хочется о нем рассказывать.

— Ваше дело, но если вы хотите помочь Мэри…

— Да, конечно, глупо с моей стороны. Вы должны учесть все. Мне просто больно вспомнить, что я так огорчил маму. Я признался ей, что перестал верить в бога. Для нее это было страшным ударом. Разумеется, знай я тогда, что через три дня она полетит навстречу своей смерти, я не стал бы ее расстраивать.

— Ваша мать собиралась лететь именно в этот день?

— Нет. Это получилось случайно. Мэри сказала, что на предыдущий рейс все билеты проданы.

— Значит, билеты покупала Мэри?

— Да.

— Скажите, а ваша мать забыла что–то дома, когда ехала на аэродром?

— Да. Но какое это имеет значение? Она позвонила из аэропорта. Просила привезти грейпфрутовое желе… Это и смешно и трогательно… Мама утверждала, что такого желе, кроме нее, никто в мире приготовить не может. Оно из особого сорта, растущего только в окрестностях Санариско… Это был гостинец для дяди… Мама была убеждена, что он без ума от этого желе.

— Тогда все понятно. А я–то ломал себе голову: зачем Мэри везла в Пирл–бей желе из фруктов, которые обычно привозят с Гавайских островов?

— Да. Она хотела угодить дяде. От мамы осталось еще несколько банок, а я терпеть не могу это лакомство.

— Вполне понимаю вас. Я лично тоже считаю, что варенье не должно быть горьким.

— Горьким? Как это могло прийти вам в голову?

— Просто так.

— Ничего подобного. Наоборот, мне оно не нравилось именно потому, что чересчур сладкое. Мама закладывала туда гору сахара.

— Вот как?

— В чем дело? — насторожился Чарли.

— Да нет. Я просто удивился такой расточительности.

Мун в эту минуту испытывал глубочайшее чувство удовлетворения. Слова Чарли укрепляли мнение Муна о Мэри. Каждый ее шаг был тщательно обдуман. Будь Мун не детективом, а преступником, он, должно быть, даже восхищался бы поразительной изобретательностью Мэри. Как умело использовала она конек миссис Гримшоу для выполнения своего замысла! Такой же точный расчет проглядывал в истории с покупкой билета.

— Теперь вы верите, что Мэри не виновна? — спросил Чарли.

— Во всяком случае, я вам очень благодарен за этот разговор, — довольно двусмысленно ответил Мун. — Еще раз повторяю: вам делает честь такая позиция. Боюсь, что Мэри на вашем месте поступила бы иначе. Она даже сейчас пыталась бросить на вас тень.

— На меня? — донельзя удивился Чарли. — Никогда не поверю.

— Мы получили таинственное предупреждение, записанное на магнитофонную ленту. Мэри его как–то слышала… Она пыталась уверить меня, что это ваш голос.

Муну показалось, что Чарли вздрогнул.

— Когда она это сказала?

— Сегодня.

— Тогда все понятно! — рассмеялся Чарли. — А я–то подумал бог весть что… Это она просто хотела насолить… Как раз вчера она получила анонимное письмо насчет меня и миссис Стивенсон… Типично женская месть. Это простительно… Но в остальном… — Зазвонил телефон. Чарли взял трубку. — Да, — спокойно сказал он. — Что?! — Его голос задрожал. — Не может этого быть… Никогда не поверю…

Чарли покачнулся. Трубка выпала из его руки. Если бы Мун не подхватил ее на лету, она разбилась бы. Чарли уронил голову на стол.

— Вам звонила Мэри? — догадался Мун. — Она призналась?

— Нет, — мотнул головой Чарли. — Миссис Стивенсон… Мистер Стивенсон покончил с собой…

— 26-

Стивенсон полулежал в кресле. В том самом кресле с выдвижной пепельницей, которое однажды так подшутило над Муном. В той самой комнате, где многочисленные кнопки создавали впечатление, что это не жилое помещение, а контрольный пункт сложного автоматизированного производства. Он лежал в совершенно естественной позе. Если бы не крошечная дырочка в груди, можно было бы подумать, что он жив. Казалось, стоит только нажать одну из кнопок, и кресло примет вертикальное положение, а Стивенсон встанет и как ни в чем не бывало скажет, обращаясь к стене: «Спустись, пожалуйста, вниз. У нас гости!»

Но такой кнопки не было. Создатели этого сверхкомфортабельного дома, где автоматика во мгновение ока выполняла любое человеческое желание, не предусмотрели единственной кнопки, что сейчас пригодилась бы Стивенсону: кнопки для автоматического воскрешения.

В саду журчали водометы для поливки газона, которые никто не догадался выключить. В соседней комнате слышались всхлипывания миссис Стивенсон и тихий, ласковый голос Чарли, старавшегося ее утешить. А здесь Мун, Дейли, инспектор Олшейд, полицейский врач, фотограф и двое детективов почти в полном молчании, прерываемом только краткими деловитыми замечаниями, восстанавливали картину самоубийства.

Правая рука Стивенсона покоилась на подлокотнике. Чудилось, она вот–вот стряхнет в торчавшую из подлокотника металлическую пепельницу серую щепотку сгоревшего табака. Но за секунду до смерти эта рука держала не сигарету, а револьвер, лежавший в двух футах от кресла. Олшейд бережно приподнял тело Стивенсона. В кожаной обивке кресла виднелось отверстие. Олшейд засунул туда пальцы и, вытащив пулю, осмотрел ее.

— Точно! Он застрелился из этого револьвера, — сказал он, словно этот факт нуждался в особом подтверждении.

— В полулежачем положении? — спросил Дейли.

— Нет, — сказал врач, — тогда пуля приняла бы несколько иное, наклонное направление. Когда он стрелял, туловище находилось в вертикальном положении.

— Непонятно, — сказал Олшейд. — Выходит, что кресло в момент смерти было приподнято?

— Миссис Стивенсон утверждает, что ничего не трогала.

— А мне понятно, — проворчал Мун. — Я имел счастье сидеть в этом кресле. — Он поднял руку Стивенсона. — Видите кнопку? Во время предсмертной агонии рука упала на подлокотник, кнопка сработала, пепельница выскочила, и кресло откинулось… Так что тут нет никакой загадки.

— Все ясно, — удовлетворенно констатировал Олшейд. — Итак, факт самоубийства установлен. Остается выяснить мотивы.

— Вы хотите сказать, мотивы убийства? — без всякой интонации спросил Мун.

Олшейд ошарашено взглянул на него. Врач, фотограф и детективы переглянулись.

— Сочувствую вам! — Олшейд пришел в себя. — Ну конечно, горящие самолеты, адские машины, политические заговоры, горы трупов… Такое не проходит даром. Мне бы после этого тоже всюду мерещились убийства.

— А мне мерещится, Олшейд, что вы потеряли на этой службе не только чувство юмора, но и способность анализировать факты. Объясните мне, пожалуйста, как револьвер очутился на том месте, где лежит сейчас?

— Естественно. После выстрела выпал из руки Стивенсона.

Дейли усмехнулся.

— Вы ошибаетесь, его туда положил убийца, — сказал Мун.

— Глупости!

— Совершенно согласен. Вы весьма метко охарактеризовали свою точку зрения.

— А вы, как всегда, полагаете, что ирония может заменить доказательства, — усмехнулся Олшейд. — Я жду…

— Чего?

— Чтобы вы опять сели в лужу, как тогда с письмом «Желтого Дракона».

— Дейли, объясните инспектору Олшейду.

— С удовольствием! — откликнулся Дейли. — Хотя тут, собственно, нечего объяснять… Оружие могло упасть так далеко только в том случае, если выронившая его рука во время предсмертной агонии сделала бы непроизвольное движение в ту же сторону. Но, как мы видим, рука ударилась о подлокотник. Револьвер мог упасть только отвесно…

— И должен был находиться почти рядом с креслом… — дополнил Мун. — Так! С этим покончено. А теперь давайте искать убийцу!

Когда Мун приступил к допросу миссис Стивенсон, он уже знал две вещи. Во–первых, служанка рассказала, что между хозяйкой и ее мужем сегодня произошла крупная ссора. Во–вторых, на револьвере были найдены отпечатки пальцев двух людей — самого Стивенсона и миссис Стивенсон.

— Расскажите, пожалуйста, миссис Стивенсон, как все произошло, — попросил Мун.

— Я уже рассказывала.

— Еще раз.

— Служанка ушла за покупками. Я пошла купаться. На пляже встретила знакомых и задержалась. Прихожу домой… Вижу… — миссис Стивенсон заплакала.

— Служанка утверждает, что в покупках не было никакой надобности.

— Да. Я отослала ее. Она иногда действует Эдварду на нервы. А сегодня он был особенно взвинчен.

— С утра?

— Да. Но с работы он пришел в еще более возбужденном состоянии. Если бы только я не ушла купаться! Может быть, тогда ничего не случилось бы, он бы не покончил с собой!

— Вы уверены, что это самоубийство?

— Эдвард все последнее время находился в подавленном состоянии. — Миссис Стивенсон понизила голос: — С того самого дня, как вы побывали здесь… и он сказал вам… Это все не так, вы сами в этом убедились, но он чувствовал себя виноватым. А сегодня, когда узнал про сенатскую комиссию…

— И только? По–моему, он узнал еще кое о чем.

— Это она вам рассказала? — вспыхнула миссис Стивенсон. — Какая наглость — подслушивать! Я немедленно ее прогоню! Значит, вы все знаете.

— Насчет ссоры? Думаю, что знаю. Речь шла об опиуме.

— Да. Вы мне тогда обещали ничего не рассказывать. Почему вы не сдержали обещания?

— Я тут ни при чем, поверьте мне.

— Не знаю. Во всяком случае, он узнал… Мне пришлось поклясться, что я никогда больше не буду употреблять опиума… Но я не смогла… Кажется, легче умереть, чем отказаться… Сегодня ему кто–то сообщил, что я продолжаю…

— Кто?

— Не знаю… Он пришел с работы страшно расстроенный… Тут ему кто–то позвонил… У нас есть параллельный телефон… Я случайно взяла трубку… Это был мужчина… Сдавленный голос, хриплый, какой бывает у многолетних курильщиков опиума… Он не назвал своего имени… Но Эдвард поверил ему… и… сказал, что отдаст меня в лечебницу… Знаете, есть такие специальные, где лечат от наркотиков… Мне один знакомый рассказывал… Страшные муки… Каждый нерв требует опиума… Хочется грызть стены! — истерически закричала миссис Стивенсон. — Это хуже смерти… Когда Эдвард сказал мне, я даже подумала о самоубийстве…

— Вы, очевидно, собирались застрелиться? — Мун считал, что неплохо расставил ловушку. Если миссис Стивенсон ответит утвердительно, то все станет на свое место. Но она покачала головой.

— Нет… Все что угодно…. морфий… любой другой яд… только не пуля… Я не выношу крови…

— На револьвере нашли отпечатки пальцев… ваших! — резко бросил Мун.

— Я сейчас объясню. Он был в таком страшном состоянии… Сразу два таких удара… Сенатская комиссия да еще эта история. Я боялась за него… Я позвонила Чарли. Про опиум я ему, конечно, не говорила. Чарли ничего не знает. Чарли посоветовал на всякий случай спрятать револьвер у меня в комнате… Не понимаю, как Эдвард догадался, где искать револьвер… Может быть, он подслушал наш разговор?

Когда Мун и Дейли ехали домой, уже вечерело. Над старинной паромной станцией горели красные буквы «Санариско».

— Я все раздумываю, — сказал Дейли. — У меня получается немножко иначе, чем у вас.

— Это только ваше упрямство, Дейли. Ведь картина абсолютно ясна. Стивенсон хотел принудить жену отказаться от опиума. Для нее, как она сама призналась, это страшнее смерти.

— И все же ей незачем было убивать мужа. Могла уйти, развестись.

— В эту минуту она едва ли была в состоянии так трезво рассуждать. Вы, очевидно, не понимаете, что такое опиум. Разве доведенный до отчаяния человек с совершенно расшатанной нервной системой способен хладнокровно оценивать обстановку, особенно в такой момент? Кроме того, я допускаю, что она рассказала мне не все. Возможно, что муж узнал и про этот клуб.

— Почему же она не стерла своих отпечатков? Ведь не будь их, она не навлекла бы на себя подозрения.

— Вижу, вы ничем не лучше инспектора Олшейда, вам тоже надо все объяснять. Подумайте! Я ведь дал ей прекрасную возможность, когда намеренно высказал предположение, что она взяла револьвер, чтобы покончить с собой… Почему она не воспользовалась лазейкой? Да потому, что самоубийство должно было выглядеть достоверным. Этой цели и служила версия, будто она боялась за мужа, история со спрятанным револьвером, телефонный разговор с Чарли… Как видите, она себе даже свидетеля заготовила заранее.

— Олшейда вам все же не удалось убедить?

— Только потому, что он так же упрям, как вы. Он ссылается на пороховой след вокруг входного отверстия пули… Это якобы доказывает факт самоубийства… Ничего это не доказывает, кроме разве его собственной тупости. Я себе ясно представляю такую картину. К ничего не подозревающему Стивенсону подходит жена, за спиной она прячет револьвер. Одно движение — дуло револьвера уперлось в грудь. Выстрел.

— Слишком продуманно. Она, как вы говорили, действовала в состоянии сильнейшего аффекта.

Мун пожал плечами. До самой гостиницы он хранил молчание. Поднявшись в номер, Мун первым делом принял душ. Сквозь закрытую дверь он услышал, что кто–то пришел. Женский голос что–то сказал. Дей–ли что–то ответил, потом стук закрываемой двери, и снова тишина. Не прошло и минуты, как Дейли вбежал в ванную. В руке он держал несколько отпечатанных на машинке листков — аккуратную запись всего, что приняла телефонистка в отсутствие Муна и Дейли. Поскольку Мун являлся счастливым обладателем универсального абонемента, он мог не тревожиться, что какой–нибудь важный телефонный звонок останется незарегистрированным. Еще мокрыми пальцами Мун перелистал записи. Джон Сильвермен, главный репортер «Санариско кроникл»: «Хочу по возможности скорее встретиться с вами. Наших читателей интересует ваше отношение к сенатской комиссии…» Мистер Брэдок: «Прошу зайти ко мне. Надо поговорить относительно сенатской комиссии…» Еще несколько не представляющих особого интереса звонков. Только на третьей странице Мун обнаружил сообщение, приведшее Дейли в такое возбуждение.

Мистер Стивенсон: «Мистер Мун, как только вернетесь, немедленно приезжайте ко мне. Чрезвычайно важно. Мне кажется, я знаю, кто работает на Фелано».

— Ну, что скажете? — проговорил Дейли.

— Только то, что иногда очень полезно подписываться на универсальные абонементы.

— Разве не понимаете? Вы ошибались! Лучшего доказательства не требуется. Стивенсона убила не жена, а один из агентов Фелано.

Мун молча вытерся и оделся. Только после этого он противно–наставническим тоном сказал:

— Удивительно! Такой сравнительно молодой человек, и такая плохая память. Неужели вы забыли собственные слова, что миссис Стивенсон могла быть агентом Фелано… Если так, у нее двойная причина для убийства… Поразмыслите над этим, а я пока поеду к Брэдоку.

При всем своем хладнокровии Брэдок был чрезвычайно взволнован смертью главного конструктора. Когда Мун рассказал ему о телефонном звонке Стивенсона, он разъярился.

— Почему же он не сообщил мне?.. Какая глупая смерть! Ушел, так и не сказав самого главного! Я платил Хэрти королевское жалованье, я каждый день обшаривал весь завод, я сам молчал и научил подчиненных молчать! А шпион, оказывается, сидел в самом центре! Никогда не прощу этого Стивенсону. Покончить с собой в такой момент, когда он единственный владел этой тайной!

— Вы не правы, мистер Брэдок. Его убили.

— Кто?!.

— Это ведь ясно… Тот, кто не желал, чтобы эта тайна была раскрыта.

В гостиницу Мун вернулся поздно вечером. Дейли уже спал. На ящике с сигарами лежала записка.

«Чем больше раздумываю, тем крепче убеждаюсь, что вы ошибаетесь. Если буду размышлять еще час — почти наверняка приду к выводу, что идеальному электронному детективу будущего ни в коем случае не следует присваивать ваше имя. Поэтому в ваших же интересах иду спать.

P. S. Звонил Фелано. Просил, чтобы вы непременно звякнули ему еще сегодня. Очевидно, великий политик считает, что смерть Стивенсона напугала нас до смерти. Скажите ему, что гвардия умирает, но не сдается. А впрочем, чем Фелано хуже Брэдока? Разница только в девизах. Итак, выбирайте между «Побеждает тот, кто молчит» или «Честность прежде всего!».

Мун вынул из ящика сигару и закурил. Едва он успел сделать несколько затяжек, как зазвонил телефон. Это был Фелано.

— Мистер Мун? Наконец–то вы явились… Никак не мог дождаться. У меня для вас маленький сюрприз. Вы высказали предположение, будто я замешан в убийстве Стивенсона. Мне не хочется, чтобы вы дурно думали обо мне. Как–никак вы будущий союзник.

— Вы прекрасно осведомлены… Меня, конечно, очень интересовал бы источник вашей информации, но боюсь, что вы не пожелаете рассекретить его.

— С радостью! — засмеялся Фелано. — Но, к сожалению, это военная тайна. Заключается она в том, что мы платим больше, чем Брэдок… А теперь слушайте внимательно!.. Эзра, включай!

— Сейчас, Джек! — отозвался из отдаления голос Эзры. Щелчок, и Мун услыхал два новых голоса. Один принадлежал Брэдоку, другой — Мэкхилери.

«Мэкхилери. Что вы скажете насчет сенатской комиссии, мистер Брэдок? Нанесли вам прямой удар!

Брэдок. Выдержим!.. Но…

Мэкхилери. Вас беспокоит Стивенсон?

Брэдок. Да.

Мэкхилери. Я тоже об этом думал. Если он проболтается, мы проиграли! Что с ним делать?

Брэдок. Быть верным моему девизу.

Мэкхилери. Я вас не понял, мистер Брэдок… Побеждает тот, кто молчит… Ага, понял! Хорошо. К тому времени, когда ему надо будет выступить перед комиссией, он будет нем как рыба.

Брэдок. Отлично!»

Магнитофон выключился. В трубке было слышно, как смеется Фелано. Потом отключился телефон. Несколько минут Мун стоял неподвижно. Вспомнил званый обед у Брэдока. Вспомнил свой разговор со Стивенсоном. Вспомнил выходящего из–за портьеры Мэкхилери.

Мун взял записку Дейли и на обратной стороне написал:

«СМЕРТЬ СТИВЕНСОНА

1. Убила миссис Стивенсон по личным мотивам,

2. Убили по приказу Фелано — миссис Стивенсон или другие агенты.

3. Убит по приказу Брэдока». Немного подумав, Мун дописал:

«4. Все же самоубийство? Миссис Стивенсон, подбегая к мужу, не заметила, что нечаянно сдвинула револьвер с первоначального места».

Мун разделся и лег в постель с твердым намерением сразу же заснуть. Но из этого ничего не получилось. Он долго ворочался с боку на бок. Что–то не давало ему покоя. Наконец он понял, в чем дело. Мун поднялся, прошел в салон, зажег свет и, немного поколебавшись, зачеркнул последнюю фразу.

— 27-

Абонементный голос разбудил Муна ровно в восемь. В восемь тридцать другой абонементный голос осведомился, куда послать мистеру Муну машину. Мун предпочел пройтись до гаража пешком. Это был путь через полгорода, но Мун не жалел о потерянном времени. Оно вполне возмещалось возможностью проветрить мозги и заодно немного запыленные гипотезы. В построенном Муном здании логических заключений какие–то камни нуждались в замене. Поскольку в одиночестве думалось лучше, Мун намеренно отказался от общества Дейли.

Подземный гараж, в котором стоял «конвэр» Муна, был рассчитан на тысячу машин. Полукруглое отверстие тоннеля беспрерывно выбрасывало сверкающий никелем и лаком разноцветный поток машин. Мун вошел в окруженный цветочными клумбами стеклянный зал. Показав свой жетон подбежавшему работнику гаража, он спустился этажом ниже, чтобы самому вырулить «конвэр» наверх.

Мун пропустил около десятка машин, прежде чем из провала вынырнул его «конвэр». Площадка рывком остановилась. Машина подкатила к Муну. Он снова показал свой жетон. Это был знак, что он сам сядет за руль. Однако служитель не вылезал. Немного удивленный этим, Мун открыл дверцу и чуть не вскрикнул. За рулем сидел Чарли.

— Как вы тут очутились?

— Простите, мистер Мун, но мне показалось, что это единственный способ увидеться с вами так, чтобы никто не знал. Я боюсь…

— Чего вы боитесь?

— В тот раз я сказал вам неправду. Я был вынужден… У нас на заводе разветвленная система подслушивания. Мэри ничего не стоило подслушать меня из кабинета Мэкхилери… Вы были правы — это Мэри уговорила маму лететь на «Золотой стреле»… В день отлета «Красной стрелы» она забыла дома одну банку… Нет, не думайте, что это грубая оплошность… Ведь я это желе терпеть не мог, никогда к нему не притрагивался… Сам не знаю, почему я на этот раз попробовал. Оно было необычно горьковатым, точно, как вы сказали. А голос… Голос действительно мой. Как только Мэри получила деньги, она сразу же купила магнитофон. Для проверки микрофона попросила меня прочесть эту фразу из детективной книжки… А потом, очевидно, пропустила звук через свинцовую трубу и переписала на другой магнитофон… Эта труба осталась у нас после ремонта водопровода. Мэри — страшный человек! Она догадалась, что у меня есть подозрения, поэтому после смерти матери заставила жениться на себе. Круговая семейная порука… Если она узнает про наш разговор, она уберет нас обоих… Ведь ей ничего не стоило отправить на тот свет шестьдесят два человека. Будьте осторожны!.. Она не должна знать, что вы сегодня виделись со мной…

— Извините, Чарли, на этот раз вы все же ошибаетесь.

— Насчет чего?

— Насчет того, что Мэри убила Стивенсона. У нее для этого не было никаких мотивов.

— Я вам этого не говорил.

— Вы сказали, что Мэри убила шестидесяти двух. Пятьдесят пять погибли на «Золотой стреле», шестеро на «Красной»…

— Ах да! Значит, я проговорился… Я не хотел, вам рассказывать… Это слишком опасно…

— Теперь уже ничего не поделаешь… Но все же не понимаю, зачем она это сделала?

— Не понимаете? Не верите? Я вам сейчас докажу… — По заострившемуся лицу было видно, что мозг Чарли работает с предельным напряжением. — Она… — Чарли остановился, — …тайный агент Фелано!

— Мэри? — изумился Мун. — Как это вам могло прийти в голову?

— Мне об этом сказал мистер Стивенсон… В день своей смерти… Поэтому он и был так расстроен…

— Надо рассказать Брэдоку!

— Вы с ума сошли! Неужели вы не понимаете? Если Брэдок узнает, значит, узнает и сама Мэри… А тогда… Ради бога не проговоритесь… Это слишком опасно.

— Хорошо! Обещаю!.. Какое несчастье, что вы не можете выступить свидетелем обвинения.

— Почему?

— Муж не имеет права давать показания против жены. К тому же она нагнала на вас такой панический страх, что вы не осмелитесь выступить.

— К тому времени она будет уже в тюрьме. Мне нечего будет бояться, но это надо сделать как можно быстрее. Я подаю на развод. Мэри пока ничего не знает, но как только… Сами понимаете…

— Понимаю. Еще один вопрос. Где банка, о которой вы говорили?

— Понятия не имею. Когда я в тот день вернулся с работы, ее уже не было.

— Спасибо. Значит, могу рассчитывать на вас? — Мун протянул руку.

Чарли крепко пожал ее.

— Я, может быть, и трус, но тем не менее сделаю все, чтобы смерть матери была отомщена.

Мун собирался поехать к Мэри и вторично допросить ее, но сейчас в этом отпала надобность. Куда важнее было встретиться с Дейли, обсудить с ним новую ситуацию и совместно продумать, как добиться от начальника полиции ареста Мэри. Итак, задача: сначала запереть се в четырех прочных стенах тюремной камеры под круглосуточной охраной и уже потом выяснять все не выясненные до конца пункты. По дороге в гостиницу Муна осенило. Пожалуй, это был единственно правильный путь.

Мун застал Дейли в ванной комнате. После первых же слов своего шефа Дейли выскочил из–под душа и, даже не дав себе времени вытереться, с лихорадочной быстротой оделся.

— Звоните не из холла, а из автомата! — наказал Мун. — Для встречи выберите самое безопасное место, например рынок… Никто не должен подозревать о вашем разговоре… Чарли сказал правду — любая неосторожность грозит смертью.

Уходя, Дейли столкнулся в дверях с Мэкхилери. За личным секретарем Брэдока следовал Хэрти с большим портфелем из свиной кожи.

— Мистер Брэдок просил передать вам нашу находку, — без всяких предисловий начал Мэкхилери. — В связи с тем, что среди нас находится секретный агент Фелано, мистер Брэдок велел — это, конечно, между нами — установить в комнатах всех сотрудников подключенную к телефону аппаратуру для подслушивания!.. Я… извините, мистер Брэдок и я предположили, что раньше или позже агент позвонит самому Фелано или его связному, и мы его на этом поймаем. При установке аппаратуры мы наткнулись на тайник. В нем помощник Хэрти нашел нечто интересное. Дайте мне портфель! — Мэкхилери открыл портфель и поставил на стол банку. Отвинтив крышку, придвинул к Муну. — Если вы не ошиблись, это та самая взрывчатка, которая уничтожила оба самолета.

Мун, точно так же как и Свен в свое время, ткнул палец в приятно пахнущую желтоватую массу и облизнул. Желе было с явной горчинкой.

— Где вы это нашли? В конструкторском бюро?

— Представьте себе, нет. В комнате секретарши.

— Мэри Гримшоу? Примерно этого я и ожидал, — пробормотал Мун. — Мистер Брэдок уже предпринял что–нибудь?

— Конечно. Помощнику Хэрти и самому Хэрти выдано крупное денежное вознаграждение.

— О да! — кивнул молчаливый Хэрти. — Мистер Брэдок платит неплохо.

— Ну так вот, — сказал Мун. — Пусть мистер Брэдок немедленно сам или через своих влиятельных друзей свяжется с Федеральным бюро. Он должен во что бы то ни стало добиться, чтобы из столицы прислали детективов с неограниченными полномочиями и ордером на арест Мэри Гримшоу. Высылайте за ними специальный самолет. Дай бог, чтобы они не явились слишком поздно… Этой штучкой займусь я.

— Хорошо, — сказал Мэкхилери. — Мистер Брэдок приказал, чтобы Хэрти остался для охраны.

— Чьей?

— Разумеется, взрывчатки. На суде она будет фигурировать как самое внушительное доказательство.

— Пожалуй, я сам не менее нуждаюсь в охране, — улыбнулся Мун. — Но под бдительным оком мистера Хэрти и я и банка будем в полной безопасности.

Мэкхилери ушел. Мун проводил его, чтобы еще раз внушить, насколько важен арест Мэри. Так и не дождавшись Дейли, Мун вместе с Хэрти поехал к эксперту по взрывчатке. Лабораторный анализ полностью подтвердил мнение Муна. Но эксперт снова в такой же категорической форме заявил, что без детонатора от взрывчатой смеси будет столько же вреда, сколько от беззубой кобры. Мун позвонил Брэдоку.

— Ничего не получилось, — сообщил Мэкхилери. — Мистер Брэдок через полчаса лично вылетает в столицу.

Мун с тяжелым вздохом засунул банку обратно в портфель. Где–то в этом городе сейчас находилась живая гремучая смесь со страшной взрывчатой силой, и у Муна было такое чувство, что он сам вложил в нее детонатор. Взрыв мог произойти в любую минуту.

Нельзя было мешкать. В сопровождении того же Хэрти Мун отправился в полицию. Начальник полиции критически оглядел банку. Он довольно умело сыграл всю гамму постепенно переходящего в неверие удивления, но Мун все же не мог отделаться от ощущения, что для начальника находка не является сюрпризом.

— Мистер Мун, вы сами еще совсем недавно были инспектором полиции, вы должны понять меня. Я не всесилен. Если потом окажется, что я арестовал безвинного человека, под меня моментально подкопаются… Хотя бы тот же Брэдок. Возможно даже, что вся история выдумана специально для этого. Брэдок знает о моих хороших отношениях с мистером Фелано и поэтому хочет убрать меня с дороги.

— Речь идет не о вас, а об аресте Мэри Гримшоу. О предупреждении новых преступлений. Я беру всю ответственность на себя. Если удастся доказать, что Мэри не виновна, то от этого пострадает только моя репутация… Обо мне не беспокойтесь, я сумею защититься.

— Отвечу вашими же словами, мистер Мун. Речь идет не о вас, а об аресте человека, вина которого пока ничем не доказана. Вы мне предъявили эту банку. Охотно верю, что ее содержимого достаточно, чтобы разнести в клочья нас троих и еще кое–кого в придачу. Но вы ничем не можете доказать, что банки в сумке Мэри Гримшоу содержали именно это адское зелье, а не подлинное грейпфрутовое желе.

— Вызовите в качестве свидетеля Свена Кратера. Он пробовал то желе. Специфически горьковатый вкус, по–моему, достаточное доказательство.

— Ну что ж! Проделаем маленький эксперимент. — Вынув из бара бутылку коньяку и лимон, начальник полиции наполнил рюмки. — Прошу сначала без лимона… Вкус горьковатый, не правда ли? Теперь откусите лимон, а потом выпейте… Сладко, не так ли?.. К тому же вкусовые ощущения зависят от настроения. Когда у меня на душе горько, например после ссоры с женой, даже домашний торт кажется мне напичканным горчицей.

— Весьма поучительно, — сыронизировал Мун, — но, напомню, пока вы тут проводите кулинарную беседу, может совершиться новое преступление. Скажу прямо, ваш аргумент пахнет не логикой, а домашней кухней.

— Хорошо, тогда я буду с вами так же откровенен. Мистер Брэдок заинтересован в том, чтобы убедить общественное мнение в непогрешимости своих конструкторов. Погибли три «Стрелы», из них гибель только одной, «Оранжевой», выяснена. Там действительно причиной была адская машина. Но единичный случай не опровергает правила.

— Я уже слыхал это.

— От кого?

— От сенатора Фелано.

— Ну что ж, для меня лестно, что я, сам того не зная, процитировал такого выдающегося человека. Короче говоря, не отрицаю, что банку нашли в комнате Мэри Гримшоу. Но еще неизвестно, кто ее туда положил: сама Мэри или же Брэдок.

— Вы неисправимы. Этот аргумент тоже пахнет кухней, на этот раз кухней мистера Фелано.

Зазвонил телефон. Начальник полиции небрежным жестом взял трубку. По мере того как он слушал, его лицо мрачнело все больше. Наконец он процедил сквозь зубы:

— Слушайте, Олшейд… Я должен посоветоваться. — Уловив взгляд Мука, он покраснел. — Вы говорите, репортеры уже пронюхали? Будет скандал?.. В таком случае заткните им глотку… Да, немедленно… Ордер я выписываю… Незаконно?.. Глупости… Привезите сюда, я его сам предъявлю… Пусть посмеет пикнуть!

Не обращая внимания на гостей, начальник полиции вынул из стола ордер на арест и размашистыми буквами вписал: «Мэри Гримшоу».

— Что случилось? — спросил Мун.

— Беру свои слова обратно, мистер Мун, на этот раз вы были правы… Совершено еще одно преступление. Чарльз Гримшоу доставлен в больницу. Врачи констатировали отравление свинцом. К тому же Мэри Гримшоу призналась, что убила Стивенсона.

Мун облегченно вздохнул.

В салоне гостиницы Мун застал Дейли и Свена. Они рассматривали какую–то штучку величиной с орешек. Увидев Муна, Дейли бросил свое занятие и шагнул ему навстречу.

— Я все сказал, как вы велели… Остается только дожидаться результатов.

— Все в порядке, — ответил Мун. — Она уже арестована.

— Кто? — закричал Свен.

— Мэри. Ее обвиняют в отравлении мужа и… — Но Свена уже не было в комнате.

— Ничего не понимаю! — сказал Дейли.

— Подумайте, Дейли. Или последние события лишили вас этой способности? Что обычно делает преступник, когда загнан в капкан? Убивает или себя, или других.

— Да нет, я не об этом, — отмахнулся Дейли. — Я не понимаю, как сюда попало это миниатюрное ушко. Перед тем как принять душ, я самым тщательным образом обыскал все… Если бы случайно не опрокинулся стул, я бы его никогда не обнаружил. Видите присос? Этой радиопиявке совершенно достаточно пространство величиной в булавочную головку, чтобы присосаться.

— Под каким стулом вы ее нашли?

Дейли указал на стул, на котором недавно сидел Хэрти.

— Едем к Брэдоку!

Самого Брэдока не было. Он уже улетел. Но Муну и Дейли повезло. Они пришли как раз в ту минуту, когда Хэрти кончал осмотр кабинета Брэдока. Обменявшись с Муном несколькими фразами по поводу причины, побудившей Мэри убить Стивенсона, он ушел.

Несмотря на протесты Мэкхилери, Мун настоял на своем. Через полчаса прибыли специальные люди из агентства Пинкертона. Еще полчаса они безуспешно обшаривали комнату. И тут Муну пришло в голову раскрыть рот аллегорической фигуре молчания. В ее металлические зубы впился точно такой же орешек, какой Хэрти оставил под сиденьем стула в гостинице.

— Отказываюсь понимать, — жалобно сказал Мэкхилери, — мистера Брэдока это потрясет сильней, чем убийство Стивенсона. Мистер Брэдок доверял мистеру Хэрти больше, чем мне. Как он мог пойти на такое?

— Скажите, Мэкхилери, что сделал бы мистер Брэдок, если бы какая–нибудь страна предложила за его самолеты вдвое больше, чем наша?

— Конечно, продал бы. Он же не сумасшедший!

— Вот вам и вся мораль.

— Я все же отказываюсь понимать, — упрямился Мэкхилери. — Я, например, никогда в жизни не предал бы мистера Брэдока!.. Подождите… Как это только сейчас до меня дошло? Так это он был осведомителем Фелано? Ну конечно! Я вспоминаю, что мистер Стивенсон в день своей смерти звонил из дому, он искал Хэрти… Но что же тогда получается?.. Хэрти имел куда больше причин прикончить Стивенсона, чем Мэри.

— 28-

Вся спальня Муна была завалена газетами. Первые полосы целиком посвящались предстоящему суду. Заголовки варьировались в зависимости от ориентации и солидности газет.

«Генеральная репетиция выборов: Брэдок или Фелано?», «Последняя жертва Мэри Гримшоу. Останется ли Чарли жив?», «Суд вместо сенатской комиссии. Труп Стивенсона поможет выяснить истину», «Желе смерти. Отчего оно взрывалось?», «Главный свидетель обвинения — мистер Мун», «Летающие пробы мистера Брэдока. В роли козла отпущения — Мэри Гримшоу», «Страховой полис в сорок тысяч доводит до скамьи подсудимых», «Двойная тайна мистера Стивенсона. Мун загадочно отмалчивается», «Самая красивая пациентка психиатрической лечебницы. Миссис Стивенсон сошла с ума», «Прейскурант Мэри Гримшоу. Сколько за каждую человеческую жизнь?», «Стрелы» больше не будут падать в океан. Главная виновница за решеткой», «Адвокат Мэри Гримшоу заявляет: «Она пала жертвой чудовищного заговора!»

В бульварных газетах процесс, подобно огромному удаву, поглотил не только первую полосу, но и вторую и даже часть третьей. Обе финансируемые Брэдоком газеты выпустили богато иллюстрированные экстренные выпуски на шестнадцати страницах, целиком предоставленные одному автору — Свену Крагеру.

Число фотоснимков в разных газетах зависело всецело от расторопности фоторепортеров. Попадались уникальные. Например, миссис Гримшоу варит грейпфрутовое желе. Но во всех были представлены девять сюжетов: Мэри в тюремной камере, Чарли на больничной койке, полулежащий в кресле мертвый Стивенсон, двое дюжих санитаров держат отбивающуюся от них миссис Стивенсон, Фелано выступает с предвыборной речью, Брэдок смотрит на панораму своего завода, Мун курит сигару, Дейли дает автограф молоденькой почитательнице его детективного таланта. Еще два героя дня в большинстве газет были изображены вместе: двое пожилых, лысых, улыбающихся, пожимающих друг другу руки мужчин. «Санариско кроникл» комментировала этот снимок следующим образом:

«Дружеское рукопожатие перед беспощадной схваткой. Сегодня они улыбаются, но завтра Генри К. Томас и его достойный противник Джо Кохен наденут боксерские перчатки и выйдут на ринг. Рингом будет огромный зал «Двадцатый век», где по настоянию ведущих телевизионных компаний проводится процесс над Мэри Гримшоу. Является ли она супер–убийцей или невинной жертвой? Это выяснится только после десятого раунда.

Нашим читателям уже известно, что мистер Джо Кохен, которого многие считают самым блестящим адвокатом страны, со своим многочисленным штабом будет защищать Мэри Гримшоу. Джо Кохен отказался от двух процессов, чтобы, как он сказал, посвятить все свои силы торжеству правого дела. «Считайте, что я приехал сюда не по приглашению Универсальной страховой компании, а по зову совести, — сказал он нашему репортеру. — Я глубоко убежден, что Мэри Гримшоу причастна к катастрофам не больше, чем мы с вами. Если не сумею добиться ее полного и безоговорочного оправдания, то не возьму ни цента». Следует напомнить о многих, почти безнадежных делах, которые удалось выиграть Джо Кохену. В прошлом году Джо Кохен защищал короля гангстеров Ала Матеони, обвиненного в убийстве своего соперника и трех его телохранителей, в отравлении любовницы, налете на филиал Первого Национального банка, ранении двух полицейских и пяти прохожих во время завязавшейся после этого перестрелки и в сокрытии доходов от налогового ведомства. Алу Матеони грозил суровый приговор по каждой статье обвинения, общая сумма которых составляла сто три года тюрьмы, подлежащих автоматической замене пожизненным заключением. После продолжавшейся три с половиной часа речи Джо Кохена, вызвавшей слезы на глазах не только публики, но и присяжных, Матеони был оправдан по всем статьям, кроме сокрытия доходов.

Генеральный директор Универсальной страховой компании мистер Грин заявил в беседе с нашим корреспондентом: «В результате воздушных катастроф мы потеряли очень большую сумму, выплаченную по страховым полисам. Поэтому, будь у нас хоть малейшее сомнение в невиновности Мэри Гримшоу, мы более всех были бы заинтересованы в ее осуждении. То, что мы взяли на себя оплату ее защитников, свидетельствует о нашем глубоком убеждении, что истинным преступником следует считать главного конструктора «Авиабрэдок» Стивенсона. Выстрел Мэри Гримшоу достоин не осуждения, а восхищения. Это была месть за смерть любимой тети, за смерть всех жертв Стивенсона, справедливый акт возмездия».

Наш корреспондент спросил Генри К. Томаса, что он думает по этому поводу. Генри К. Томас как раз брился. Проведя последний раз бритвой по гладкой, как полированный шар, щеке, он сказал: «После моего выступления на суде от этого утверждения не останется ни волосинки». Как уже известно читателям, Генри К. Томас, в распоряжение которого юридическая фирма «Кун и К0» отдала своих самых талантливых сотрудников, представляет на суде интересы мистера Брэдока. «Авиабрэдок» предъявил Мэри Грим–шоу частный иск на сумму двадцать миллионов долларов как возмещение за возникший в результате гибели самолетов материальный и моральный ущерб.

Со стороны мистера Брэдока это весьма удачный ответный ход. То, что ему удалось заручиться поддержкой Генри К. Томаса, можно назвать еще большей удачей. Генри К. Томас известен тем, что за всю свою адвокатскую деятельность проиграл лишь одно дело, и то только потому, что обвиняемый в своем последнем слове чистосердечно признался, что найденная под полом его комнаты коллекция трупов принадлежала лично ему. Самым блестящим доказательством почти чудодейственных способностей Генри К. Томаса является приговор по делу Сильвии Рей против младшего сына консервного короля Батлера, которого танцовщица обвинила в невыполнении обещания жениться. Представленные Батлером свидетели утверждали, что тот видел Сильвию один–единственный раз, причем предложил ей не руку и сердце, а всего лишь публично искупаться в ванне с шампанским. Батлеру пришлось уплатить Сильвии сто тысяч долларов за нанесение материального ущерба и штраф в десять долларов за нанесение оскорбления: во время судебного разбирательства Батлер в пылу гнева назвал Сильвию неприличным словом. Как потом стало известно, процесс финансировала фирма Мосли, известная производством шампанского. Сразу же после суда представитель фирмы подписал с Сильвией двухгодичный контракт на исполнение главной роли в театрализованной рекламной передаче.

Таковы краткие характеристики двух грозных противников, которые завтра начнут первый раунд. Окончательный результат трудно предсказать. Произведенный институтом общественного мнения опрос выявил следующую картину. Сорок пять процентов предсказывают полное осуждение Мэри Гримшоу. Двадцать процентов — оправдание по всем статьям обвинения.

Тридцать пять — Мэри Гримшоу будет признана невиновной в воздушных катастрофах и виновной в убийстве Стивенсона, но, учитывая смягчающие обстоятельства, отделается шестью годами тюремного заключения.

Как нам сообщили в последнюю минуту, букмекерская контора Дожона, идя навстречу многочисленным пожеланиям, открыла специальный тотализатор. Пари принимаются на любую сумму».

Мун собрал газеты, сложил в аккуратную стопку, перевязал бечевкой и открыл люк мусоропровода. Двадцать тысяч строк и минимум тысяча снимков, написанных и сделанных сотнями репортеров и фотографов, подхваченные воздушной струей, совершили затяжной прыжок. И, пролетев двадцать этажей, благополучно приземлились в резервуаре для нечистот. Мун вышел в салон.

— На свидание? — спросил он, увидев, что Дейли завязывает перед зеркалом ярко–желтый галстук.

— Угадали.

— С кем на этот раз?

— Со служанкой Мэри.

— Уже переключились на служанку? Быстро это у вас получается.

— Меня беспокоит отравление Чарли.

— Что ж тут беспокоиться? Вы ведь знаете, что его состояние улучшается. Процесс отравления был постепенным. Небольшие дозы свинца накапливались в организме, пока не вызвали критическое состояние.

— Конечно! II знаю также, какое заключение вывел из этого инспектор Олшейд. Мэри в течение длительного времени примешивала к пище мужа небольшие дозы свинцовых белил. Кроме того, инспектор Олшейд предполагает, что затеянная Мэри окраска чугунной ограды была своеобразной защитной маскировкой.

— Совершенно правильно, — подтвердил Мун.

— Я недавно звонил инспектору, — продолжал Дейли. — Она отрицает причастность к отравлению мужа и воздушным катастрофам.

— По–моему, инспектора Олшейда и его начальство это скорее радует, чем огорчает, — пожал плечами Мун. — А Фелано тем более! Можно сказать, что в предварительном забеге они одержали большую победу. Все работает на них.

— Да. Получилось неплохо: самолеты гибли из–за конструктивных недостатков. А убийство Стивенсона в счет не идет. Его можно истолковать как акт мести.

— Уже истолковали. Вы разве не читали газет? Фелано — умная голова. Знает, как преподнести товар. Я всегда говорил, что он перехитрит кого угодно.

— Только не вас!

— Вы считаете, что я перехитрил его? — самодовольно улыбнулся Мун.

— А вы сами как считаете? В дверь постучали.

— Войдите! — откликнулся Мун. Появился инспектор Олшейд.

— Есть у вас что выпить? — спросил он тоном убитого горем родственника, заказывающего похороны с музыкой. Дейли налил ему полный стакан кубинского рома. Олшейд выпил залпом и поперхнулся. — Что это такое?

— Тайное оружие Фиделя Кастро! — усмехнулся Дейли.

Олшейд мрачно захохотал.

— Вижу, вы обрели чувство юмора! — сказал Мун.

— Благодаря вам! — II Олшейд снова захохотал. — Вы и меня втравили в это дело, но я как–нибудь выкарабкаюсь, а вот вы сели в такую грандиозную лужу, что даже Атлантический океан по сравнению с нею комнатный аквариум для золотых рыбок.

— Судя по вашему сверкающему остроумию, вы в один прием пытаетесь наверстать упущенное за десять лет службы… — заметил Мун. —: О чем вы говорите?

— Я думал, вы уже сами догадались… Об аресте Мэри Гримшоу. Кто настаивал на нем?

— Я.

— Тогда у меня для вас есть неприятный сюрприз. Мэри отказалась от своего показания насчет Стивенсона.

— Да ну! — сказал Мун. — И это все?

— Нет, не все. Она представила неопровержимое алиби. В то время, когда произошло убийство Стивенсона, она находилась на другом конце города в зоологическом магазине. Три продавца подтвердили, что видели ее… Ха! Она покупала зернышки для попугая, а вы–то были уверены, что она в эту самую минуту спускает курок.

— Да, это очень печально, — сказал Мун.

— Тем более, что попугай умер, — добавил Дейли.

— Вы издеваетесь надо мной! — взъярился Олшейд.

— Наоборот, пытаемся вас утешить, — улыбнулся Мун. — Положение не так безнадежно, как вам кажется. Мэри ведь отравила своего мужа… Разве это не достаточное доказательство ее вины?

— Но мотивы!.. Мотивы!.. — воскликнул Олшейд. — Ради бога дайте мне мотив для преступления! До сих пор предполагалось, что она хотела избавиться от мужа, потому что тот подозревал ее в убийстве Стивенсона. Теперь это отпадает.

— Кто выдвинул это предложение? — спросил Мун.

— Я!

— Ну так вылезайте сами из лужи!

— 29-

Во владениях Гримшоу ничего не изменилось. Ограда по–прежнему была окрашена только на треть. Рядом с калиткой почти на том же месте валялась брошенная кисть. Но не было банки со свинцовыми белилами, конфискованной Олшейдом в качестве вещественного доказательства. Краска на ограде успела уже подсохнуть, по саду разливалось ничем не потревоженное благоухание роз и настурций. Дейли пришлось долго звонить. Наконец звякнула цепочка, и дверь приоткрылась на несколько дюймов. В дверной щели показались испуганные глаза служанки.

— Ах, это вы! — сказала она. — Хорошо, что пришли, а то я от страха даже аппетит потеряла. Все кажется, а вдруг отравлено?.. Только консервы и ем…

— Где попугай?

— Где ему быть? В клетке. Собиралась выбросить, но раз вы сказали, что он вам нужен, я и оставила… Не понимаю, зачем он вам? Чучело, что ли, собираетесь из него сделать?

— Нет, вещественное доказательство.

— Боже мой!.. Как я не догадалась!.. Так она и попугая отравила! Ведь подумать только! Если бы ее не арестовали, она бы и меня на тот свет отправила.

Комната, в которую она ввела Дейли, еще носила следы недавнего обыска. Детективы Олшейда сняли клетку с гвоздя. Теперь она стояла на неубранной кровати. В ней, задрав лапки кверху, лежал небольшой попугайчик. Рядом стояла чашечка с зернами и блюдечко с водой.

— Не понимаю, зачем она его отравила? — сказала служанка. — Никому не причинял вреда, поклевывал зернышки да так смешно разговаривал… Какой умница был! Давай ему что угодно, не ест… Требовал свое специальное блюдо… Как мистер Гримшоу насыплет ему зерна, так кричит: «Спасибо!»

— А что он еще говорил?..

— Разное… Почти как человек. У нас дома на ферме я только с курами имела дело… Не знала, что домашняя птица может быть такой умной… Рано утром, как только проснется, сразу кричит: «Чарли, пить! Чарли, пить!..» Мистер Гримшоу обычно вставал на несколько часов раньше всех, вот он и поил его с утра… А какой образованный был!

— Мистер Гримшоу?

— Нет, попугай… Всякие иностранные слова выговаривал…

— Какие? Вы не помните? — Дейли достал блокнот.

— Где тут запомнить… Какие–то мудреные… Раньше язык сломаешь, чем выговоришь…

— Жалко! — Дейли спрятал блокнот в карман.

— А для чего они вам? — удивилась служанка. — Тут у мистера Гримшоу есть такая книга… Там этих иностранных выражений сколько угодно.

. — Меня интересует все, что говорил попутай. Это может быть доказательством.

— Ах вот как! Тогда возьмите пленку.

— Какую пленку?

— А я тут, когда хозяев не было, записала его. Думала, как поеду обратно домой, так возьму с собой на память.

— Вы были дома в тот день, когда миссис Гримшоу улетала в Гонолулу?

— Да. Я и она, — служанка упрямо не желала в называть Мэри по имени, — делали генеральную уборку… И подумать только! Кто тогда мог знать, что она подложила в самолет бомбу!

— Значит, вы были здесь, когда миссис Гримшоу позвонила с аэродрома?

— Нет. Я была в другой комнате. Мистер Гримшоу вышел и сказал, что миссис Гримшоу просила привезти ей желе. Я уже собралась было ехать, но тут она сказала, что сама отвезет.

Когда Дейли покидал дом, у него в кармане лежала пленка, а в одолженной у служанки базарной сумке — мертвый попугай.

— Только не забудьте принести ее обратно, — напомнила служанка, — не то мистер Гримшоу, когда выйдет из больницы, будет сердиться. Он не любит, чтобы что–нибудь пропадало.

Через два часа Дейли, оставив попугая в холодильнике химической лаборатории сыскного агентства Пинкертона, направился в обширную библиотеку того же агентства. В ней не было ни одного детектива, но все же темой бесчисленных собранных здесь книг были всевозможные преступления и способы их совершения. Дейли выбрал толстый том с названием «Наука о ядах». В занимавшем полсотни страниц приложении подробно описывались необычные случаи отравлений. Наконец Дейли захлопнул книгу. Пожалуй, он нашел объяснение таинственной смерти попугая, явившейся, как это было установлено в лаборатории, результатом хронического отравления свинцом. Уже вечерело, когда он пришел к домику Гримшоу. В сумерках призрачно белели окрашенные прутья ограды. Аромат роз и настурций, как всегда по вечерам, словно сгустился.

— А, наконец! — сказала служанка, принимая из рук Дейли сумку. — А я боялась, что не привезете… Может быть, посидите еще… А то мне так страшно… Я уже соседей приглашала, но никто не соглашается.

— Боюсь, придется пробыть у вас до самого утра. Мне надо кое–что найти.

— Что?

— Вещественные доказательства.

— Как? Разве еще недостаточное доказательство, что она всех убивала?

Дейли не ответил. Он занялся систематическим обыском. Ему повезло. В гараже в ящике с инструментами он обнаружил свинцовую трубку длиной в двадцать дюймов. Приложив ее ко рту, он сказал. «Прекратите расследование! Иначе — смерть!» Голос звучал металлически глухо, сдавленно. Значит, Чарли говорил правду. Это была та самая трубка, что, служила для звуковой маскировки записанного на магнитофонную пленку предупреждения.

— 30-

Свидетель Сэмюэль Мун! — вызвал секретарь суда. По тысячной заполнившей зал толпе прошел ропот. Сейчас Мун будет вынужден прервать молчание, хранимое им в течение трех предыдущих дней процесса. Сейчас выяснятся все загадки, которые таило в себе: дело Мэри Гримшоу. Существовало еще много неясных пунктов в ее противоречивых показаниях, данных на предварительном следствии. И обвинение и защита до сих пор избегали касаться этих пунктов. Пресса изощрялась в предположениях. Еще утром Муна атаковала целая армия репортеров. Мун ничего не сказал.

— Спросите у Дейли, он знает больше меня, — предложил он.

Вместо интервью Дейли рассказал репортерам несколько старых анекдотов. Однако обладающие повышенной чувствительностью газетчики по его улыбке решили, что от выступления Муна следует ожидать какой–то сенсации.

Мун встал и твердыми шагами направился к свидетельской трибуне. Вспыхнули юпитеры. Словно по команде, к нему повернулись объективы телекамер и киноаппаратов. Журналисты не выдержали. Первым к Муну подбежал репортер «Санариско кроникл».

— Мистер Мун, умоляю, что вы скажете суду? Несколько слов!

— Дайте свидетелю пройти, иначе я буду принужден удалить вас из зала! — крикнул судья.

Репортеры, преграждавшие Муну дорогу, отступили. Судья Френкинс славился строгостью. В гробовом молчании Мун сделал еще несколько шагов. Перед собой он видел тысячу напряженных лиц. Мун повернул голову и, взглянув на скамью подсудимых, встретился глазами с Мэри. Лицо ее осунулось, на лбу обозначились резкие складки. Словно завороженная, Мэри медленно приподнялась с кресла.

— Подсудимая, сядьте! — прогремел суровый голос судьи.

Мун поднялся на трибуну. Началась процедура судебной присяги. Прикоснувшись к протянутой служителем суда библии, Мун невольно вздрогнул. В памяти возник разговор с Мэри и лежавшая на столике раскрытая библия Чарли. Он быстро оправился и твердым голосом произнес обычную формулу:

— Клянусь говорить правду! И только правду.

И тут на весь зал прозвучал задыхающийся голос репортера «Санариско кроникл»:

— Мистер Мун, краткое содержание вашего выступления в двадцати словах…

— Удалить! — громогласно приказал судья.

Двое полицейских кинулись к журналисту, но того это не испугало. Он знал, что борется за кусок хлеба, за завтрашний день, за безбедное существование. Если ему удастся хотя бы на пять минут раньше узнать разгадку дела Мэри Гримшоу, то на всю жизнь он будет обеспеченным человеком. Вырываясь из рук полицейских, он закричал:

— Сто долларов за слово!

— Пожалуйста… — улыбнулся Мун. — Мэри Гримшоу не виновата… Частичной причиной воздушных катастроф является повышенная вибрация… Мой гонорар за это интервью прошу употребить на благотворительные цели.

В зале поднялась буря. Журналисты, сбивая друг друга с ног, кинулись к телефонам. Судья надрывал голос. Мэри плакала.

Ее защитник Джо Кохен, забыв, где находится, сорвал с себя пиджак и галстук и, подкинув их в воздух, заорал:

— Справедливость восторжествовала!

Адвокат Генри К. Томас перемахнул через оградительную веревку и, наступая на ноги зрителям, кинулся к Брэдоку. Тишину удалось восстановить только через десять минут.

— Мистер Мун, прошу вас! — крикнул судья. Но в эту минуту Генри К. Томас, вторично перескочив заградительную веревку, подбежал к судье.

— Я протестую против допроса свидетеля!

— На каком основании? Это ваш свидетель.

— На том основании, что мистер Мун подкуплен. Могу представить суду неопровержимое доказательство. Прошу вызвать в качестве свидетеля старшего детектива частного сыскного агентства Пинкертона Гарольда Сэллера.

— Суд удовлетворяет вашу просьбу. Мистер Мун, я вынужден попросить вас пока сойти со свидетельской трибуны… Перерыв десять минут!

Через десять минут место Муна занял свидетель Гарольд Сэллер. Он давал показания спокойным, четким голосом.

— Мистер Брэдок с самого начала не доверял мистеру Муну. Мне было поручено следить за ним. Двадцать шестого августа мистер Мун, только что прилетев из Сингапура, направился в полицейское управление. Предлогом было посещение инспектора Олшейда. В действительности у мистера Муна была назначена встреча с сенатором Джеком Фелано. Разговор происходил в кабинете начальника полиции. Мне удалось под видом посетителя пробраться в приемную. Я стоял у самых дверей. Улучив момент, когда на меня не обращали внимания, я приоткрыл дверь и услышал отрывок разговора.

— Свидетель, вы помните, что было сказано?

— Да…

— Протестую! Это ложь! — вскочил Джо Кохен. — Прошу лишить свидетеля слова!

— Ваша честь, — поднялся Генри К. Томас, — мы предвидели, что противная сторона обвинит нашего свидетеля в искажении истины. Поэтому я предусмотрительно приказал свидетелю взять с собой магнитофон, на который ему удалось записать отрывок разговора. Разрешите продемонстрировать эту запись!

— Суд разрешает.

И вот на весь зал зазвучал мягкий баритон Фелано:

«Мистер Мун, то, что вы успели сделать за это время, просто изумительно! После этого ваша цена в наших глазах возросла на…»

Его прервал голос Муна:

«Двадцать пять процентов».

Снова голос Фелано:

«Преклоняюсь перед вашими телепатическими способностями! И поскольку мы в этом отношении равны, я, понимая, что это вас не устраивает, округляю на пятьдесят».

Снова голос Муна:

«Поставьте ноль».

«После двадцати тысяч?» — спросил голос Фелано.

В зале стояло молчание. Затишье перед бурей.

— Благодарю вас, мистер Сэллер, вы свободны, — проникновенно сказал Генри К. Томас. — Итак, мы знаем, что мистер Мун получил от сенатора Фелано за свои услуги, которые тот охарактеризовал словом «изумительные», двадцать тысяч долларов. Судя по разговору, который мы слышали, ставка была повышена до двухсот тысяч.

Зал ахнул как один человек. Только сейчас до сознания присутствующих дошла коммерческая сторона этого вопроса. Двести тысяч! Колоссальная сумма! Ни один детектив мира не получал никогда такого фантастического гонорара. Возможно, что в зале были и такие, кому поведение Муна в этом деле казалось достойным осуждения. Но подавляющее большинство понимало его. Не только понимало. Одобряло. Завидовало. Восхищалось. В зале начались стихийные овации. Тысячи людей стоя аплодировали Муну — живому доказательству, что в этой стране каждый может стать миллионером. Надо только уметь.

— 31-

Проталкиваясь сквозь бушевавшую толпу, Мун кое–как добрался до своей машины. Он сразу же включил полную скорость. Мимо проносились прохожие, витрины, встречные машины. Суд был прерван до завтрашнего утра. За это время надо найти какой–нибудь способ быть все же допущенным в качестве свидетеля. Можно было, конечно, созвать пресс–конференцию и дать репортерам сенсационную информацию. Но эффект был бы не тот — и с точки зрения детектива, который выносит на решение суда результат своих трудоемких поисков, и с точки зрения человека, который требует наказания виновных.

Мун ехал куда глаза глядят. Не останавливаясь, проскочил мимо здания полицейского управления, где дюжина полицейских пыталась преградить вход десятку репортеров. Интервью с начальником полиции независимо от того, подтвердит ли он показания Гарольда Сэллера или будет упорно их отрицать, представляло большой интерес для читателей. Миновав следующий квартал, Мун еще издали разглядел, как из пятнадцатиэтажного здания редакции «Санариско кроникл» вырвалась обезумевшая толпа газетных продавцов. Стараясь перекричать друг друга, они издавали пронзительные вопли:

— Мэри Гримшоу не виновна! Причина воздушных катастроф — конструктивные недостатки! Подкупленный Брэдоком лжесвидетель утверждает, будто Мун получил двести тысяч долларов! Блестящая победа Джо Кохена! Мэри плачет от счастья!

Мун ухмыльнулся: сразу было видно, что «Санариско кроникл» придерживается фелановской ориентации. Рядом находилось двенадцатиэтажное здание финансируемой Брэдоком «Санариско ньюс». Ворота распахнулись, на улицу выехали пять грузовиков. Над кипами газет возвышались размахивающие последним выпуском разносчики. Они старались перекричать своих конкурентов:

— Правда о процессе Мэри Гримшоу! Огромный триумф Генри К. Томаса! Мун разоблачен! Он получил от Фелано двести тысяч долларов! Крокодиловы слезы суперубийцы!

Выкрики тех и других сливались в дикий хор. Мун миновал уже несколько кварталов, а ему все чудилось, будто, разрывая барабанные перепонки, в уши впивается осатанелый дуэт:

— Блестящая победа Джо Кохена!.. Огромный триумф Генри К–Томаса!.. Причина воздушных катастроф — конструктивные недостатки!.. Мун разоблачен!.. Мэри плачет от счастья!.. Крокодиловы слезы суперубийцы!.. Правда о процессе Мэри Гримшоу!.. Покупайте экстренный выпуск!

Еще через несколько кварталов Мун заметил машину, неотступно следующую за ним на расстоянии пятисот футов. В первую минуту он подумал, что это репортер. После суда ему удалось избежать газетчиков исключительно благодаря тому, что бушевавшая толпа была гравитационным полем, из которого никому не удалось бы выбраться без серьезных увечий. Когда самому удачливому репортеру посчастливилось протиснуться почти вплотную, людской поток, подобно действующей при огромном давлении воздушной струе, вынес Муна из дверей. Он уже отъезжал, а репортер только садился в свою машину. Мун узнал его. Это был тот самый сотрудник «Санариско кроникл», который на его сегодняшнем рекордно сенсационном и рекордно коротком интервью (всего одиннадцать слов вместо требуемых двадцати) сделал карьеру. Неужели этому пройдохе удалось напасть на его след?

Расстояние между «конвэром» Муна и преследовавшей его машиной быстро сокращалось. Раздался оглушительный рев полицейской сирены. Значит, Мун ошибся. За ним гнался не репортер, а полиция. Встреча с полицией устраивала его еще меньше, чем с прессой. Если начальник полиции потребует, Мун будет вынужден преждевременно дать пространное объяснение к своему краткому интервью. И еще неизвестно, что произойдет, когда оно дойдет до Фелано.

Мун применил не очень оригинальный прием. Доехав до перекрестка, он внезапно затормозил. Водитель полицейской машины, шедшей на еще большей скорости, проскочил мимо. Мун завернул в боковую улицу, еще раз круто рванул баранку и, въехав в открытые ворота какого–то торгового склада, очутился под прикрытием десятка стоявших здесь машин.

Через полминуты Мун услышал рев сирены. Мимо ворот мелькнула полицейская машина. Рев постепенно удалялся. Через минуту Мун, насвистывая веселый мотив, снова выехал на улицу. Ловко он их провел! Но радость была преждевременной. Подъезжая к своей гостинице, он снова услышал за собой сирену. Машина была сравнительно близко, Мун мог видеть лицо водителя. Это был другой водитель и уже другая машина. «Похоже на массовую облаву, — с иронией подумал Мун. — Чего они от меня хотят?»

Улица была совершенно прямой. Мун понимал, что, пожалуй, не сумеет оторваться. Но все же набавил газ и рывком устремился вперед. Ему удалось проехать всего полмили. Навстречу мчалась полицейская машина, уже третья. Это действительно была облава. Сирена впереди, сирена сзади. А с обеих сторон прохожие, останавливающиеся, чтобы посмотреть, как ловят опасного преступника. Ибо им и в голову не могло прийти, что в «конвэре», на который с обеих сторон надвигались оглушительно ревущие полицейские машины, следует сам Мун, герой дня, человек, получивший гонорар в двести тысяч долларов.

Мун затормозил. Почти одновременно затормозили преследователи. Задняя машина своим бампером чуть не уперлась в багажник «конвэра», встречная — почти прижалась к нему. Расстояние было таким маленьким, что сидевшему за рулем инспектору Олшейду пришлось открыть дверцу с другой стороны. Рев сирен сразу стих. Олшейд подбежал к Муну.

— Мы ищем вас по всему городу!

— Что случилось?

— Вас хочет видеть мистер Фелано.

— Вижу, что чувство юмора действительно вернулось к вам.

— Я не шучу. Это очень важно.

— Разумеется, раз вы мобилизовали для этой облавы десяток машин. И долго вы меня разыскивали?

— Восемьдесят!

— Восемьдесят минут?

— Восемьдесят машин. Надеюсь, теперь до вас дошло, как это важно! Едемте!

— У меня сейчас нет времени, — сказал Мун. — Я очень спешу.

— Куда?

— В кино. На четырехсерийный фильм «Ужас четырех материков». На каждый материк по одной серии. После этого, сами понимаете, я так устану от ужасов, что придется немедленно лечь спать. А с мистером Фелано мы встретимся завтра утром на суде.

Лицо Олшейда побагровело.

— Вы хотите, чтобы меня уволили?.. Сначала подставили эту ловушку с арестом Мэри Гримшоу… Вы же знали, что она не виновна! Вы сделали это специально, чтобы поставить меня в дурацкое положение! А теперь еще отказываетесь ехать…

Мун не слушал его. Он напряженно думал. Возникшая внезапно мысль принимала постепенно все более четкие очертания. Повернувшись к Олшейду, он сказал:

— Ладно, едем. Но имейте в виду, я это делаю только ради вас.

Фелано встретил Муна с распростертыми объятиями и чеком на двадцать тысяч долларов.

— Ну вот видите! Я же говорил, что рано или поздно вы станете моим союзником. Поздравляю себя и, глазное, вас! Классный игрок в хорошей команде всегда отрадное зрелище.

— Стоило ли ради этого гнать по всему городу сотню машин?

— Мой друг, начальник полиции, конечно, чуть перестарался, — улыбнулся Фелано. — Я просил оказать мне любезность… А он принял как приказ. Сейчас, когда уже всем ясно, что я стану губернатором, это более или менее понятно.

— Но вы еще им не стали.

— Какие тут могут быть сомнения? После вашего сегодняшнего выступления? Я, конечно, уж постараюсь выжать из него все, что можно… Эзра! Покажи мистеру Муну свою грандиозную идею!

— Ну нет, — улыбнулся во все лицо Эзра. — Это несправедливо, Джек. Идея–то ваша, причем, надо сказать, неплохая. Впрочем, пусть мистер Мун сам оценит! — И жестом волшебника Эзра развернул рулон бумаги.

Мун от изумления отступил на шаг. По мере того как рулон разворачивался, он узнавал свою собственную, многократно увеличенную физиономию. И вот предвыборный плакат во всем своем великолепии лежит на столе. Мун, заснятый на свидетельской трибуне в момент присяги. Над его головой ореол золотых букв: «Честность прежде всего!» А поверх библии, на которой покоится рука Муна, подобно вырезанной на скрижали заповеди, призыв: «Голосуйте за Фелано!»

— Ну, что вы скажете? — спросил Фелано.

— Весьма эффектно, но, по–моему, преждевременно… Я действительно поклялся говорить правду, и только правду, но, как вы знаете, высказать мне ее не дали.

— Именно поэтому я вас искал.

— Боюсь, что Брэдок не даст мне возможности выступить… И суд его поддержит. Я слишком скомпрометирован… Вся моя репутация полетела к черту! — Мун горестно вздохнул.

Фелано успокаивающим жестом положил ему на колено свою пухлую руку.

— Не беспокойтесь! С таким союзником, как я, вы не пропадете. Слушайте внимательно. Вы завтра выступите в суде как мой главный свидетель! Ваша репутация будет блестяще восстановлена… Ваша честность восторжествует… А теперь возьмите чек!

— Пожалуй, рановато… А вот если предложите его после моего выступления, возьму с удовольствием.

Мун повернулся к инспектору Олшейду, все время стоявшему навытяжку.

— Ну, старина, чего надулись, как барабан? Мы ведь теперь игроки одной команды. Так вот, хочу искупить свою вину… У вас блестящая возможность оправдать доверие начальства. Идите в больницу и до завтрашнего вечера не отходите ни на шаг от постели Чарли Гримшоу. Ему грозит большая опасность! И возьмите с собой транзистор, следите за выступлениями на суде.

Огромный зал «Двадцатый век» был переполнен до последней возможности, вернее говоря, до невозможности. Люди стояли во всех проходах. В предоставленной журналистам ложе репортеры сидели буквально друг у друга на головах. Натиск был так могуч, что вместо оградительной веревки пришлось поставить барьер из наскоро доставленных в зал пуленепроницаемых бронированных щитов, которыми полиция обычно пользовалась при огнестрельных битвах с гангстерами. Как только судья объявил об открытии заседания, со своего места встал Джо Кохен.

— Ваша честь, вчера вы разрешили противной стороне представить для свидетельских показаний магнитофонную запись. Прошу разрешить нам то же самоё.

— Суд разрешает!

Джо Кохен дирижерским жестом дал знак своему помощнику. Тот включил магнитофон. По тысячной толпе пробежал возглас изумления. Это был тот самый отрывок из разговора Фелано и Муна, который вчера представил суду старший детектив Пинкертона. Помощник Кохена выключил магнитофон. Минутное молчание. Потом судья, привставший от удивления, пробормотал:

— Мистер Кохен, я что–то не понимаю… Может быть, вы с сегодняшнего дня защищаете интересы мистера Брэдока? В таком случае, я вынужден отстранить вас… Вы ведь юрист, знаете законы лучше меня. Вы должны были подать формальное заявление…

— Извините, ваша честь, я по–прежнему защищаю Мэри Гримшоу. Я по–прежнему защищаю справедливость от грязных клеветнических выдумок… Вы вчера слышали только отрывок разговора. Сейчас услышите весь.

Не дожидаясь разрешения судьи, Джо Кохен взмахнул рукой. На лице его было такое же выражение, какое бывает у дирижера, когда он дает басам и контрапунктирующему электрическому органу приказ взлететь для заключительного маэстозо.

И зал услышал, наконец, правду. Немного подредактированную, ибо из разговора были вырезаны все не очень выгодные для Фелано места. Но оставшиеся были так искусно смонтированы, что никто, кроме самого Муна, не заметил этого. Конец разговора в новой редакции имел следующий вид:

«Мистер Фелано, вы деловой человек, зачем вы напрасно тратите время?»

«Значит, война, мистер Мун? Для нас это даже выгодно… Люди скажут: мистер Мун сначала примкнул к неправой стороне, но понял свое заблуждение и пришел, наконец, к истине».

Зал аплодировал, как один человек. Конечно, это была дань не честности Муна, а блестящему ответному ходу Джо Кохена, так ловко околпачившего противника. На волнах этого энтузиазма Джо Кохен, прославившийся тем, что сумел добиться оправдательного приговора для короля гангстеров Ала Матеони, под последние восторженные хлопки вскочил на стул и патетически провозгласил:

— Как видите, пророческие слова сенатора Джека Фелано, которого мы надеемся в скором времени видеть губернатором, нашли подтверждение во вчерашнем выступлении мистера Муна. Противная сторона пыталась заткнуть ему рот, но в этой стране существуют еще закон и справедливость. Никому, кто бы он ни был, сколькими бы миллионами ни обладал (грозный драматический жест в сторону Брэдока), не удастся помешать ее торжеству! Вы хотели знать правду. Сейчас вы ее услышите. Ваша честь, просим вызвать нашего главного свидетеля Сэмюэля Муна!

Зал напряженно замер.

Мун торопливо направился к трибуне. Надо говорить, пока не помешали. Протянутую библию он отстранил.

— Я уже вчера клялся говорить только правду!

— Я протестую! — закричал Генри К. Томас. — Приведите его сначала к присяге! Иначе у нас не будет законных оснований для привлечения к ответственности за ложные показания.

Мун усмехнулся.

— Я на вашем месте лучше помолчал бы, мистер Томас! Кто вчера давал ложные показания?

— Ваш протест отклонен, мистер Томас, — сурово сказал судья. — Говорите, мистер Мун!

Словно загипнотизированные, три тысячи зрителей смотрели на Муна. И только на Муна. Поэтому никто не заметил, как из группки людей, находившихся рядом со свидетельской трибуной, неожиданно вынырнул человек. По всему залу раздался страстный, накаленный до предела голос. Человек говорил почти шепотом, но в мертвой тишине этот шепот прозвучал подобно грому. В руке человека что–то блеснуло. Это был микрофон.

— Мистер Мун, говорите! Вас слушают двести миллионов радиослушателей во всей стране. Сделайте краткое сообщение специально для нас! За каждую минуту — три тысячи долларов!

— Пожалуйста! — Мун взял микрофон. — Инспектор Олшейд! Вы слышите меня? Преступник, виновный в гибели «Золотой стрелы» и «Красной стрелы», находится рядом с вами. Немедленно арестуйте его! Это Чарльз Гримшоу!

— 32-

Мун вышел из здания «Двадцатый век» через маленькую дверь, которой обычно пользовались торговцы–поставщики. Обойдя здание, он издали заметил журналистов, обступивших его машину. Заседание суда уже больше никого не интересовало. Всех интересовал только Мун и его сенсационное заявление. Мун решил, что лучше отдать им на растерзание свою машину, тем более что она принадлежит мистеру Брэдоку. Получается даже довольно удачно. Сегодня утром позвонил Мэкхилери и официальным тоном попросил вернуть «конвэр». А теперь Мун позвонит ему и таким же официальным тоном сообщит, что машина находится у входа в судебный зал. Он так и сделал. К его крайнему удивлению, Мэкхилери елейным голосом, которому позавидовал бы даже его отец–проповедник, сказал:

— Что вы, мистер Мун, мы просто хотели обменять «конвэр» на более новую и современную модель… Но сейчас мистер Брэдок передумал…

— И решил все же забрать «конвэр»? — И Мун бросил трубку.

Придя в гостиницу, он первым делом распахнул окна. Все додумано до конца. Поставлена точка. Табачный дым, помогающий, как уверял Мун, логическому мышлению, больше не нужен. Он подошел к календарю и сразу оторвал семь листиков. Семь дней сумасшедшей недели, за которую события, опережая друг друга, нагромождались до высоты вавилонской башни. Теперь эта башня рухнула. К счастью — только сейчас Мун осознал, какое это счастье, — под обломками лежал не его труп и не труп Дейли, а Чарли Гримшоу.

В дверь постучали. Три таинственных коротких удара. Потом еще три.

— Кто там? — спросил Мун.

— Невидимая смерть! — ответил сдавленный глухой голос.

— Это я, Пульсомонида! — добавил другой, — Со своей отдаленной планеты я узрел, что мистер Мун пребывает в печальном одиночестве и, что еще более грустно, без всякой надежды получить гонорар за свои труды.

Оба были уже по эту сторону дверей. Дейли говорил через трубку, найденную в гараже Чарли.

— Поэтому мы решили дать вам хотя бы моральное вознаграждение, которое я себе представляю в виде маленькой пресс–конференции. Вы будете играть роль усыпанной славой, почестями и чековыми книжками знаменитости, а мы будем вам завидовать и слушать в благоговейном молчании, — предложил Свен.

— Сначала я должен перед вами извиниться, — сказал Мун. — Вам, Свен, я не мог довериться по причине вашей журналистской совести, не позволяющей утаить от читателей ничего, что пахнет минимум ста строчками! С вами, Дейли, дело было иначе. Не думайте, что я Шерлок Холмс и считаю вас Ватсоном, которому раскрывают тайны только в предпоследнем абзаце. Но при нездоровой атмосфере, царившей даже в этих стенах, — вспомните хотя бы стул, на котором сидел наш милый Хэрти и на котором сейчас сидите вы, — я до поры до времени не смог вам всего сказать.

Движением, которое уже стало привычным, Дейли пошарил под стулом. Все трое рассмеялись.

— Теперь нам никакие уши не страшны, — сказал Мун. — По правде говоря, даже не верится, что дело закончено… Добраться до Чарли было безумно трудно. Каждый свой шаг он перестраховывал дважды и даже трижды. В этом отношении он является довольно незаурядной личностью. И все же он типичный продукт нашего времени. Совершенное безразличие к средствам достижения цели и в то же время точный, почти бухгалтерский расчет.

Этот милый молодой человек, не моргнув глазом, отправил на тот свет свою мать и заодно еще пятьдесят четыре пассажира и членов команды «Золотой стрелы». Еще меньше угрызений совести он испытывал, когда собирался отправить туда же свою жену и вкупе с ней восемьдесят девять человек, летевших на «Красной стреле». Если все операции этого своеобразного бизнеса смерти осуществились бы точно по графику, то в графе «расход» стояло бы сто сорок с лишним человеческих жизней, а в графе «доход» — сорок тысяч долларов. Чистая прибыль — триста долларов с одного трупа. Вполне возможно, что конкретный план родился в ту минуту, когда Мэри рассказала ему об адресованном Брэдоку письме с угрозой взорвать самолет, на котором полетят вьетнамские ученые.

— Раньше! — вставил Свен.

— Почему вы думаете?

— Он вступил в организацию минитменов за два месяца до катастрофы «Золотой стрелы». Как вам известно, я пролез к ним, предполагая, что они–то и организовали взрыв «Красной стрелы», чтобы угробить негритянского деятеля. Случайно я натолкнулся в членском списке на фамилию Гримшоу. При помощи шестиэтажных ругательств в адрес красных, черных и желтых я втерся в доверие к вождю минитменов Ренту. Оказалось, что Чарли — один из самых способных слушателей на курсах подрывников.

— Со стороны Чарли это было большой оплошностью, — заметил Дейли.

— Чарли, собственно говоря, не виноват, — объяснил Свен. — Он не мог предвидеть, что эта считавшаяся тайной организация, почувствовав поддержку официальных лиц, не сочтет нужным скрывать свои секреты.

— Спасибо, Свен! Как раз этого звена мне недоставало. Чарли узнает о взрывчатке, которой можно придать любые вкусовые качества. Тут же возникает идея замаскировать ее под грейпфрутовое желе… Я все же не отказываюсь от своей точки зрения. Письмо с подписью «Желтый Дракон» привело в действие подготовленный заранее механизм. Чарли мог быть уверен, что виновником и гибели «Золотой стрелы» сочтут вьетнамцев.

Но этого ему казалось недостаточным. Как я уже сказал, он не делал и шагу без многократной страховки. Роль второй страховки в данном случае играло то обстоятельство, что Универсальная страховая компания, даже заподозрив неладное, ничего не предприняла бы.

А позиция противников Брэдока нам известна: причиной катастрофы была объявлена повышенная вибрация. Как видите, абсолютно точный расчет. И наконец, запасная страховка. Все было сделано так, чтобы подозрения, если они все же возникнут, пали на Мэри.

За билетом он посылает ее как раз в тот день, когда свободные места есть только на «Золотую стрелу». Вынимает банки с желе из сумки матери, чтобы именно Мэри отвезла их на аэродром. И основное: хитроумным приемом заставляет мать переписать полис и заменить свое имя на имя Мэри. Это, конечно, было труднее всего, но и тут он находит единственно верный путь. Зная, как это подействует на религиозную миссис Гримшоу, Чарли разыгрывает комедию, притворяется, будто разуверился в боге. В действительности он оставался верующим, в больнице усердно читал библию. В целях перестраховки Чарли посылает матери поздравление с днем рождения. Телеграмма должна доказать, что он понятия не имел о взрыве.

Мэри, сама о том не догадываясь, была источником, откуда он черпал информацию о наших действиях. Быстрота, с которой нам удалось напасть на след Нгуэна, показала ему, что он имеет дело с сильным противником. Поэтому он вмонтировал в «конвэр» магнитофон, чтобы узнать из наших разговоров, есть ли у нас какие–либо подозрения. Но, заранее считаясь с тем, что магнитофон могут найти, Чарли записал на пленку предупреждение.

Первый акт прошел благополучно. Мать погибла, Мэри получила страховку, преступление мы впоследствии приписали Хай Куангу. Теперь надо было приступить ко второй половине задачи: избавиться от Мэри и стать единоличным обладателем страховой премии. Опять то же оформление — Чарли убеждает Мэри лететь в Пирл–бей, чтобы представиться дяде, и взять с собой любимое им грейпфрутовое желе. Возможно, что Чарли собирался заставить и Мэри застраховать свою жизнь. Но два обстоятельства принудили его поторопиться и использовать для своих целей рейс «Красной стрелы». Первое: к тому времени мы уже знали, что катастрофа «Золотой стрелы» была только запланирована, но не осуществлена Хай Куангом. Значит, в поисках истинных виновников мы рано или поздно должны были натолкнуться на страховой полис. Второе: чтобы добиться согласия Брэдока на проверку самолета, я был вынужден соврать, что агенты Фелано собираются подложить в него адскую машину.

Тут случается непредвиденное: Мэри не летит. С того момента, когда она услышала записанное на пленку предупреждение, ею овладевает безотчетный страх. Она, конечно, не уверена, что слышала голос мужа, иначе сказала бы нам об этом. Но случайно возникшее подозрение заставляет ее настороженно следить за каждым его шагом. На поездку к дяде Мэри соглашается именно потому, что хочет хотя бы на неделю освободиться от страха. Намек Дейли, что пассажирам «Красной стрелы» грозит опасность, усиливает в ней чувство надвигающейся беды. Она остается.

Мой визит к Мэри настораживает Чарли. Как я уже сказал, в первоначальный план отнюдь не входил замысел набросить тень на Мэри. Это была запасная страховка на крайний случай. После смерти Стивенсона Чарли еще меньше, чем раньше, заинтересован в этом. Допрос и арест Мэри могли привлечь излишнее внимание к нему самому. Поэтому, не догадываясь, сколь важными уликами мы обладаем, Чарли в разговоре со мной пытается обелить Мэри. Если в данном случае применить аналогию с расчетливым дельцом, Чарли собирается играть на повышение акций. Однако я совершаю два промаха — даю понять, что тайна взрывчатки разгадана и что Мэри узнала его записанный на пленку голос. И тут Чарли резко меняет тактику: начинает играть на понижение. Разговор в гараже служит именно этой цели. Если бы я поверил ему, Чарли не только обезопасился бы от возможных подозрений, но и компенсировал неудачу с «Красной стрелой».

Чарли неплохо играл роль насмерть перепуганного человека. Но как это бывает с актером в наскоро заученной роли, дважды проговорился. Первый раз, когда выдумал басню о проверке магнитофона и фразе из детективной книжки, которую Мэри якобы заставила его наговорить на пленку. Заметьте, он мог ведь просто обвинить ее в ошибке или заведомой лжи. Но программа была иной: не только бросить тень на Мэри, но и создать впечатление, что мы имеем дело с опасной, изобретательной, хитроумно заметающей следы преступницей. Одним словом, Чарли приписал жене собственный характер. Чтобы придать своей версии большую достоверность, он сказал, что голос был искажен при помощи оставшейся от ремонта водопроводной трубы. Знать об этом мог только сам преступник.

Вторая, еще более опасная ошибка — Чарли, проговорившись, приписал Мэри шестьдесят две жертвы. Получалось, что шестьдесят второй был Стивенсон. Однако для убийства Стивенсона у Мэри не было никаких мотивов. Я сказал об этом Чарли. Припертый к стене, он начал выкручиваться и против своей воли был вынужден привести единственный правдоподобный мотив — Мэри якобы была агентом Фелано. Этим он подставил себя под прямой удар.

В этот момент Чарли начинает сознавать, что я ему не верю, и впервые теряет хладнокровие. Он играет наобум и попадает в расставленные мною ловушки. Я выражаю сожаление, что Чарли не может выступить свидетелем обвинения. Он немедленно объявляет, что собирается развестись с Мэри. Чарли и на этот раз гонится за двумя зайцами. Первая цель — довести Мэри своими показаниями до виселицы. Вторая — продемонстрировать, что он материально в этом не заинтересован, так как после развода потеряет право на наследство.

— По–моему, довольно тонкий и умный ход, если он действительно начал дело о разводе, — заметил Свен.

— Тонкий? Пожалуй. В это время умер дядя Мэри. Будучи ее единственным родственником, Чарли все равно наследовал бы то, что осталось от страховки. Но будь у него достаточно времени на размышления, он сообразил бы, что это, возможно, известно и мне… Второй ловушкой был мой вопрос, куда делась банка с подозрительным желе, на которую Чарли якобы натолкнулся после отъезда Мэри в аэропорт. Как я и рассчитывал, Чарли после этого подсунул банку в рабочую комнату Мэри. Эта грубая оплошность объяснима только все возрастающей неуверенностью. Зная, что помещение систематически обыскивается, никто не стал бы доверять такую улику даже тайнику. А тут получилось, что Мэри, вместо того чтобы выбросить взрывчатку или на худой конец спрятать где–нибудь в саду, уже после катастрофы «Красной стрелы» отнесла ее в контору Брэдока.

— И чтобы окончательно убедить вас, что Мэри убийца, Чарли симулировал свое отравление, — заметил Свен. — Не так ли?

— Нет! Это не было самоотравлением, — усмехнулся Дейли.

Телефонный звонок прервал разговор. Звонила Мэри. Она была уже освобождена из заключения.

— Вам не было страшно признаваться в убийстве Стивенсона? — спросил Мун.

— Наоборот. Только в тюрьме я избавилась от страха… Поблагодарите Дейли… Скажите, что мои симпатии к нему неизменны, хотя я сразу догадалась, что его пылкое чувство основано исключительно на профессиональных интересах.

— Передам с радостью… Особенно последнее… — улыбнулся Мун. — А то воображает, что провел вас.

— Еще раз большое спасибо вам обоим! — Голос Мэри отдалился. Слышно было, что она с кем–то разговаривает. Потом голос снова приблизился. — Включите скорее телевизор! Только что началась передача, посвященная вам.

— 33-

Сначала Мун увидел переполненный зрителями судебный зал и себя на свидетельской трибуне. Над его головой повис огромный вопросительный знак. Знак исчез. Вместо зала появилась телестудия. На заднем плане виднелся стенд, оклеенный предвыборными плакатами с портретами Брэдока и Фелано. А между ними пестрели вырезанные из газет крупные заголовки с прогнозами исхода процесса Мэри Гримшоу. Один из них надвинулся на телезрителей. «Генеральная репетиция предвыборной кампании. Брэдок или Фелано?»— вопрошали буквы.

За кадром звучал голос диктора:

«Несколько дней вся страна с напряженным вниманием следила за тем, как мистер Джо Кохен и мистер Генри К. Томас обмениваются блестящими выпадами. Но мы знаем, что за их спиной стоят два могучих противника — мистер Брэдок и мистер Фелано. Сегодняшнее сенсационное выступление мистера Муна внесло ясность в вопрос о причине и виновнике воздушных катастроф. Но невыясненным остался другой, еще более важный вопрос. Кто вышел победителем из поединка, Брэдок или Фелано? Мы решили, что самый лучший способ — пригласить их самих в нашу студию».

Надпись исчезла. Вместо нее появилось улыбающееся лицо Фелано.

«Я деловой человек. Теория меня не особенно интересует. Я оцениваю выступление мистера Муна с чисто практической точки зрения. Почему погибли пассажиры «Золотой» и «Красной стрелы»? Потому, что преступление было подготовлено преступной халатностью конструкторов мистера Брэдока. Взрывчатка Чарли Гримшоу взрывалась от вибрации. Сейчас вы увидите, какие страшные последствия имело это обстоятельство».

На экране замелькали искаженные страхом лица пассажиров «Красной стрелы». Охваченный пламенем салон. Языки огня ползут по обложке книги со зловещим названием «Убийца среди нас». Это были те кадры, которые успел отснять Свен. За ними следовали другие, снятые с земли. Горящий самолет идет на посадку. По аэродрому с бешеной скоростью мчатся пожарные машины, машины «Скорой помощи». Санитары выносят раненых и убитых. Больничные палаты. Напоминающие мумии, обожженные, с забинтованными головами. Шесть гробов, в них обгоревшие трупы. Звучат траурные звуки панихиды. И снова улыбающееся лицо Фелано.

«Вы спрашивали, кто победил? Справедливость! В этом немалую роль сыграла честность и неподкупность мистера Муна. Она должна быть вознаграждена. Поэтому мистеру Муну будет вручен этот чек», — Фелано торжественно вынул из бумажника и показал чек. Крупный план — двадцать тысяч долларов.

— Бывают же чудеса! — сказал Дейли. — Начинаю испытывать к Фелано симпатию. Этим чеком он наповал убил Брэдока.

— Тише! — прикрикнул на него Мун.

На экране во весь рост стоял Брэдок. Впервые Мун видел его одного, без постоянного адъютанта Мэкхилери.

«Я считаю, что на злостные выпады мистера Фелано следовало бы ответить ледяным молчанием. Если я все же решился говорить, то лишь потому, что мои предки были шотландскими рыцарями. Речь идет о чести. Мистер Стивенсон безвременно погиб от руки подлого убийцы. Он не в состоянии сам защитить себя. Но я не дам никому запятнать его имя, имя блестящего конструктора и безупречного джентльмена. Почему никому не приходит в голову упрекнуть конструкторов автомобилей «конвэр»? Если мистер Фелано осмелился назвать мои «Стрелы» летающими гробами, так эти машины с куда большим основанием можно назвать бомбами замедленного действия. Смотрите!»

С экрана исчезли насупленные брови и сжатый рот Брэдока. Замелькали кадры автомобильных катастроф. Вот «конвэр» мчится по прямой как стрела дороге. Поворот. Машину заносит и переворачивает. Еще один «конвэр». Поворот. Машина налетает на другую машину. Горящий «конвэр» выскакивает из–за поворота. И каждый раз — санитары, носилки с искалеченными и убитыми, похоронные процессии…

Под звуки траурного марша на экран снова выплыло суровое лицо Брэдока.

«Мистер Фелано сказал, что теория его не интересует. В этом отношении мы сходимся. Из выступления мистера Муна можно сделать лишь один практический вывод. Вибрация сама по себе совершенно безвредна. Если бы не такое чудовище, как Чарльз Гримшоу, ни один волосок не упал бы с голов шестидесяти одного погибшего, чью безвременную кончину оплакивает вся страна! Итак, вопрос, кто вышел победителем из этого спора, решен. Восторжествовала истина! Но невыясненным остался еще один вопрос: являются ли погибшие жертвами убийцы–садиста или хладнокровного исполнителя чужой воли? Ответ вы найдете сами, если я скажу, что Чарльз Гримшоу является секретным агентом мистера Фелано. Мне остается только публично поблагодарить мистера Муна, открывшего глаза всему миру на истинных виновников чудовищного преступления! Мистер Мун честно заслужил обещанный ему гонорар. Вот он! — Лицо Брэдока закрыл показанный крупным планом чек на десять тысяч долларов. — Но я считаю, что честность и неподкупность мистера Муна достойны особой награды. Поэтому прошу его принять от меня небольшой подарок».

На экране появилось изображение новенького, сверкающего никелем и лаком «конвэра».

— Брэдок не дурак! — заметил Дейли. — Бомба замедленного действия самый подходящий подарок за оказанные ему услуги… Посмотрите, какие ножки!

Это относилось к сменившей Брэдока дикторше. Улыбаясь стопроцентной патентованной улыбкой, она кокетливо сказала:

«Мы были свидетелями, как только что обе стороны чествовали героя дня мистера Муна. Поздравляем его от имени тридцати миллионов телезрителей! А теперь пора предоставить слово второму герою дня, Чарльзу Гримшоу».

Стройная фигурка дикторши отплыла назад. Теперь стало видно, что она находится в тюремной камере. Наплыв на тюремную решетку, потом рядом с дикторшей возник Чарли.

«— Мистер Гримшоу, разрешите задать вам деликатный вопрос? — Дикторша кокетничала вовсю. — Наших зрителей интересует, почему вы убили свою мать. Может быть, у вас был какой–нибудь комплекс по отношению к ней?

— Нет, никаких комплексов. Просто мама была очень стара, ей все равно надо было скоро умирать. Мне, конечно, жаль, я очень любил ее…

— Почему вы собирались убить жену?

— Не мог же я допустить, чтобы ей достались плоды моего труда!

— Большое спасибо, мистер Гримшоу! Нам было чрезвычайно интересно побеседовать с вами».

— Да, рядом с таким страшновато жить, — Мун выключил телевизор. — После разговора в гараже я это сразу понял. Стоило Чарли заподозрить, что я не поверил в вину Мэри, он бы немедленно убил ее. Со всех точек зрения единственным безопасным местом для нее являлась тюрьма. Надо было придумать такую схему, чтобы начальник полиции, защищавший интересы Фелано, согласился на арест. Убийство Стивенсона представлялось ему ничем не связанным с воздушными катастрофами. С этой стороны он не мог усмотреть никакого подвоха. Я дал Дейли задание тайком встретиться с Мэри и уговорить ее признаться в убийстве Стивенсона. Сказал ему, что подозреваю миссис Стивенсон, поскольку не был уверен, что нас не подслушивают.

— Вы знали, что у Мэри есть алиби? — осведомился Свен.

— Нет. Но я был уже убежден, что это сделал Чарли. В тот день Стивенсону стало известно, что Чарли агент Фелано.

— А я думал, Хэрти. Стивенсон ведь звонил ему незадолго до своей смерти.

— Пусть расскажет Дейли…

— С удовольствием!.. На этот раз Чарли создал настоящий шедевр со сложной композицией. Потрясенный открытием, Стивенсон отправляется домой. Оттуда звонит Муну, но не застает его. Собственно говоря, главный конструктор Брэдока этим звонком и подписал себе смертный приговор. Его подслушали люди Фелано и не преминули проинформировать Чарли.

— Вы говорили, Стивенсон был убежден, что в его доме нет аппаратуры для подслушивания.

— Стивенсон не знал о двойной роли Хэрти. В тот день он как раз обнаружил какой–то орешек вроде того, что мы нашли под стулом. Именно в связи с этим он и искал Хэрти. Хотел сообщить ему о своем открытии.

— Вы нашли этот микрофон?

— Нет. Чарли после убийства забрал его.

— Протестую! — Свен невольно имитировал интонацию Джо Кохена. — В интересах Чарли, да и самого Фелано, было узнать, не возникнут ли какие–нибудь подозрения по отношению к ним.

— Ваш протест отвергнут. — Дейли играл роль судьи. — Во–первых, Чарли был стопроцентно убежден, что на него не падет ни малейшая тень. Все должно было действовать и действовало безотказно. Во–вторых, он уже знал, что двойная роль Хэрти будет раскрыта и что в связи с этим микрофон так или иначе обнаружат.

— Ничего не понимаю! — воскликнул Свен. — Это мне напоминает таинственные восточные мудрости Хай Куанга.

— На этот раз мы имеем дело с мудростью Фелано, — вмешался Мун. — По части заговоров и шпионажа это действительно почти гениальная личность. В средние века он мог бы с честью заведовать тайной полицией целой империи. Хэрти был только техническим исполнителем, для которого нетрудно подобрать замену. А Чарли — высококвалифицированным засекреченным агентом. От него Фелано узнавал важные производственные секреты, в том числе тайну вибрации. Поэтому факт, что Стивенсон, а через него и Брэдок узнали о существовании осведомителя, заставил Фелано сделать для спасения Чарли обманный тактический ход. Вам не показалось легкомысленным со стороны Хэрти спрятать микрофон под стул в нашем номере? Так вот, это делалось умышленно, чтобы могли разоблачить Хэрти. Тем самым от Чарли были бы отведены возможные подозрения.

— Понятно. А как же купленный по соседству с коттеджем Стивенсона дом и аппаратура для подслушивания, о которой вы мне рассказывали? — не унимался Свен.

— Им была предназначена роль огненной брюнетки.

— Действительно, гениально!

— Сам Чарли, пожалуй, не уступал своему хозяину, — продолжал Мун. — Сомневаюсь, знал ли Фелано о всех его действиях, но, во всяком случае, раскусил его характер. Чарли, готовый с математической точностью шагать через трупы ради достижения цели, был именно тем идеальным исполнителем, в котором нуждался Фелано. Поэтому сенатор с такой легкостью принес в жертву Хэрти… Мы прервали вас, Дейли, продолжайте!

— Итак, возвращаемся к убийству Стивенсона. Чарли предупрежден. Он садится в свою спортивную машину, уезжает в укромное местечко и думает. За пять минут он учитывает все: характер Стивенсона, характер его жены, наши с Муном методы расследования… План готов. Можно действовать! Он звонит мистеру Стивенсону. При помощи той же свинцовой трубки, уже послужившей ему однажды, изменяет голос. Чарли сообщает Стивенсону, что его жена по–прежнему употребляет опиум, а возможно, также просвещает насчет клуба по обмену жен. После этого едет обратно на работу и спокойно дожидается результатов. Все происходит, как рассчитано… Ужасная сцена между Стивенсоном и его женой. Миссис Стивенсон отсылает служанку за покупками и этим усугубляет подозрения. Скандал нарастает. Стивенсон в невменяемом состоянии. Опасаясь за него, миссис Стивенсон звонит Чарли. Тот утверждает ее в мысли, что муж может покончить с собой, и советует спрятать револьвер в своей комнате. Допускаю даже, что это он посоветовал ей уйти из дому, пока муж не успокоится… Чарли садится в машину, едет к Стивенсону, забирается в комнату миссис Стивенсон, находит револьвер и… Между прочим, именно тут он продемонстрировал умение действовать с величайшей точностью. Ведь для версии самоубийства необходимо было не только не оставить отпечатки своих пальцев на револьвере, но и не стереть имеющиеся… Дальнейшее вам известно. Итак, первая страховка: Стивенсон совершил самоубийство. Мотив — угрызения совести, вызов в сенатскую комиссию. Вторая: его убила миссис Стивенсон. Мотив — муж собирался отправить ее в лечебницу, убийство совершено в состоянии аффекта… Третья же…

— Разве была еще третья? — удивился Свен. Дейли кивнул.

— О ней я узнал только после ареста Мэри. Логическое мышление привело меня к выводу, что…

— Неужели? До сих пор это было моей привилегией, — пошутил Мун.

— А знаете вы, как возникли привилегированные классы? — отпарировал Дейли. — Один первобытный джентльмен отнял у другого первобытную дубинку. Сначала попробовал ее на голове противника, а потом заявил, что отныне побежденный будет изготовлять дубинки, сам же он — владеть ими и дубасить второго.

— По–моему, вы становитесь марксистом, — Мун погрозил ему пальцем.

— Не пугайтесь! У меня это несерьезно. Просто желание пооригинальничать. Должен же я в чем–то отличаться от Брэдока и Фелано… Кстати, я еще не пришел в себя от изумления…

— А что им еще оставалось? Вы знаете правило: чем хуже товар, тем больше расходы на рекламу…

— Ну, надо сказать, вы себя тоже рекламировали недурно. Ваше краткое сообщение для радиослушателей войдет в историю.

— Это был единственный способ заставить Олшейда арестовать Чарли. Как–никак меня в этот момент слушала вся страна… Так что саботировать мои указания он бы не осмелился. А вообще честность — самый лучший капитал.

— Как там было насчет третьей страховки? — прервал Свен.

— Ах да! — отозвался Дейли. — У Мэри прелестные ножки, но у них есть одна особенность…

— Опять о ножках!.. — запротестовал Мун.

— Пусть рассказывает, — улыбнулся Свен. — Хорошее начало. Я уже предвкушаю неожиданный сюжетный ход. Так что же было дальше?

— Дальше? У Мэри сороковой размер.

— Вы даже такие детали заметили! — потешался Мун. — Молодец!

— А как вы думали? Пока моя правая рука обнимала ее, левая с помощью дактилоскопа и портняжной мерки снимала отпечатки пальцев и измеряла параметры.

— Надеюсь, обойдетесь без интимных подробностей?

— Пожалуйста. Перед тем как миссис Стивенсон ушла купаться, она включила автоматические грабли… Это я узнал позже. Когда мы явились, следы на гравии были еще свежими. Самого Стивенсона, его жены, служанки и еще четвертые — от женских туфель. Сороковой размер, точно как у Мэри… Но для женщины небольшого роста, как, например, Мэри, след был слишком глубок. Уже после ее ареста я пришел к ним в дом, чтобы выяснить причину гибели попугая. В одном шкафу я нашел эти туфли… Полумужского фасона, на низком каблуке. Я сразу же узнал рисунок подошвы. Но не только… К подошве пристали красные песчинки — такого цвета был гравий на дорожке перед домом Стивенсона. Служанка подтвердила, что туфли принадлежат Мэри. Но как раз перед этим Олшейд сообщил, что Мэри во время убийства Стивенсона находилась на другом конце города.

— Получается, что Чарли после неудачи с «Красной стрелой» сразу выработал новый план, чтобы довести Мэри до электрического стула, — прокомментировал Мун.

— Именно об этом я и говорил, — откликнулся Свен. — Тогда загадка с отравлением получает естественное объяснение. Подготавливая почву для обвинения Мэри, Чарли начал систематически отравлять себя свинцом.

— Ничего подобного, — усмехнулся Дейли. — Страховка с туфлями была запасной. А что касается самоотравления, должен вас разочаровать: он и не думал отравлять себя.

— Кто же в таком случае? Говорите скорее!.. — заволновался Свен.

— Не выйдет! «Мистер Дейли, умоляем, короткое заявление для прессы!» Нет уж, мне такие дешевые эффекты чужды, — лукаво прищурился Дейли, заранее предвкушая действие прибереженного под самый конец сообщения. — Чарли все обдумывал заранее. Возьмите флирт с миссис Стивенсон, потакание ее порокам, в частности посещениям курильни и этого мерзкого клуба. Это уже не просто тактический прием, а тщательно продуманный стратегический план. И так во всем. Основной чертой Чарли была предусмотрительность. Конкретно — Чарли должен был считаться с возможной неудачей, когда пытался навлечь подозрения на Мэри. В таком случае ему пришлось бы убить ее. Отравить себя означало очутиться в больнице и лишить себя этой возможности… И Чарли и его попугай отравились свинцом. Допустим, кто–то хотел посредством яда избавиться от Чарли. Но попугай никогда не ел из блюда своего хозяина, он принимал только специальную пищу. Пожалуй, тайна осталась бы не расшифрованной, если бы я не нашел в гараже свинцовую трубку. Между прочим, то, что Чарли не выкинул ее, тоже говорит о его мании перестраховываться… Трубка должна была убедить нас, что именно ею пользовалась Мэри для искажения его голоса. В разговоре с Муном Чарли упомянул, что трубка осталась от починки водопровода. Я туманно представил себе, что произошло. К тому же в книге «О ядах» нашелся аналогичный случай. Так вот. На ваш вопрос, кто же отравил Чарли, отвечаю: радиоприемник!

— А ведь Мун был прав, вы опасный соперник. На такую космическую выдумку даже я не способен. Скажите, Мюнхгаузен не был случайно вашим учеником?

— Благодарю. Начинаю чувствовать себя выдающейся личностью, — отпарировал Дейли, — если в вашем лице нашел такого восторженного подражателя моим плоским остротам… Так на чем я остановился?

— На радиоприемнике.

— Я поговорил со слесарем, который чинил водопровод. Поврежденную трубу он за неимением медной заменил свинцовой. К крану было подключено заземление приемника. Поэтому в трубе происходил электролиз, выделялись мельчайшие частицы свинца. Днем краном пользовались часто. В свежей воде почти не было свинца, но за ночь его накапливалось довольно много. С тех пор как Чарли принялся за осуществление своего плана и стал посещать курсы подрывников, он имел обыкновение вставать на несколько часов раньше других. Проснувшись, первым делом пил сам прямо из крана и поил попугая. Все ясно? Остается только добавить, что по утрам Чарли занимался подсчетами. Какими — это я узнал благодаря попугаю. Его любимыми словечками были «коэффициент вибрации», «ингредиент», «тринитротолуол»… Чарли иногда говорил вслух. Как известно, попугаи лучше всего запоминают слова с утра.

— Хватит, Дейли! Этой информацией мы обязаны миссис Истмил, так что предлагаю почтить ее стаканом кубинского рома. Дейли, посмотрите, осталась у нас еще бутылка? — Мун наполнил стаканы и продолжил: — Без попугая мы, пожалуй, так и не поняли бы самую большую загадку в этом сверхзагадочном деле. Почему взрывчатка срабатывала без детонатора? Его роль играла повышенная вибрация. Для взрыва нужно было определенное накопление. На «Золотой стреле» сумка с банками находилась в багажнике вблизи моторов, где вибрация сильнее. Поэтому взрыв произошел раньше, посреди океана. Мэри положила сумку в багажную сетку рядом со своим креслом. В этом месте вибрация слабее, и самолет взорвался только над аэродромом. До тех пор пока Дейли не принес мне пленку с записью болтовни попугая, я только подозревал Чарли. В ту минуту подозрения превратились в уверенность… Так что предлагаю тост за миссис Истмил и попугаев!

Дейли поднял стакан, но вдруг отставил.

Секунду он прислушивался к доносившимся с улицы неразборчивым крикам газетных продавцов, затем, не сказав ни слова, опрометью выбежал из комнаты. Через несколько минут он снова появился. Размахивая специальным выпуском «Санариско кроникл», бросился к Муну:

— Все! Сейчас я могу спокойно умереть! Минерва выстрелила! Если бы вы знали, как я волновался! Ведь вся ее репутация держалась на моей фанатической вере в вашу непогрешимость. Если бы вы ошиблись насчет Чарли, ее акции упали бы ниже нуля!

— Что такое! — Свен выхватил газету, пробежал глазами и яростно швырнул Муну. — Это нечестно! От меня вы скрывали до последнего момента, а Дейли уже три дня как знал!

— Должен ведь муж поддерживать фирму жены! — усмехнулся Мун.

«Санариско кроникл» всю первую страницу предоставила набранному пятидюймовыми литерами сенсационному известию. «Всемирно известная ясновидящая мисс Минерва Зингер в присутствии десяти тысяч зрителей торжественно вскрыла запечатанный конверт, врученный ею три дня назад жюри. Председателем жюри, состоявшего из юристов, священников, известных деятелей промышленности и финансов, был знаменитый исполнитель рок–н–роллов Пейвис Истли». Содержавшийся в конверте текст был набран десятидюймовыми литерами: «Вчера я провела сеанс двусторонней телепатической связи с Пульсомонидой. Пульсомонида сообщил мне, что видит лежащего на больничной койке человека. Это Чарли Гримшоу, убивший Стивенсона и виновный в смерти шестидесяти одного человека, погибших при катастрофах «Золотой стрелы» и «Красной стрелы».

Месяц спустя Мун и Дейли сидели в конторе сыскного агентства. Мун курил обычную дешевую сигару и мечтал о великолепных гаванских «Корона» Брэдока. Дейли пил разбавленное содовой водой виски и с не меньшим сожалением вспоминал кубинский ром авиакороля.

Раздался звонок.

— Клиент! — Мун вскочил первым.

— Клиент! — Дейли первым подбежал к двери. Клиент был нужен до зарезу. Но вместо клиента они увидели Свена.

— Я только что из Санариско! — закричал он. — Привез с собой сенсационную новость! Сейчас убью вас наповал.

— Уж если Чарли не убил нас, мы будем жить сто лет. Но можете попробовать!

Свен выложил на стол последний номер «Санариско кроникл». Мун и Дейли выпучили глаза от удивления. С большой, во весь разворот фотографии на них глядели Фелано и Брэдок. Улыбающиеся лица были обращены к зрителю. Их дружеское рукопожатие комментировали огромные буквы:

«Слияние двух могущественных промышленных держав — «Авиабрэдок» и «Виском и сын»! Новый концерн, президентом которого назначен Джек Фелано, получил государственный заказ на усовершенствованные «Стрелы» и «Молнии», снабженные моторами «Вискома».

Дальше газета сообщала:

«Как известно, Джек Фелано, чья легислатура в сенате истекает в этом году, на этот раз баллотировался на пост губернатора. В связи с новым назначением он решил временно отказаться от политической деятельности. Избрание мистера Брэдока губернатором не вызывает больше никаких сомнений».

— Убили! — сказал Мун.

— Это еще не все! Полюбуйтесь! — Свен разложил на столе предвыборный плакат.

На нем красовался Мун. Мун в момент присяги на суде. Вокруг головы золотым ореолом — «Честность прежде всего!». А поперек библии, подобно высеченной на скрижали заповеди: «Голосуйте за Брэдока!»

— Да, честность действительно капитал! — саркастически заметил Дейли.

Мун молча подошел к окну. На высоте тридцатого этажа загорелись электрические буквы и побежали вдоль фасада:

«ЧИТАЙТЕ БЕСТСЕЛЛЕР «ШЕСТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЕ МЕСТО РЕЗЕРВИРОВАЛОСЬ ДЛЯ МУНА!» ВОСПОМИНАНИЯ МАССОВОГО УБИЙЦЫ ЧАРЛИ ГРИМШОУ!»

Имерманис Анатоль Адольфович

САМОЛЕТЫ ПАДАЮТ В ОКЕАН. М., «Молодая гвардия», 1968. 288 с, с илл. Редактор А. Строев Оформление художника И. Пчелко

Оглавление

ОТ АВТОРА

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ БРЭДОК ПРОТИВ ФЕЛАНО

ЧАСТЬ ВТОРАЯ ОПЕРАЦИЯ «ПОПУГАЙ»

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ ХОЗЯИН «ЖЕЛТОГО ДРАКОНА»

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ ГЛАВНЫЙ СВИДЕТЕЛЬ X Имя пользователя * Пароль * Запомнить меня

Регистрация

Забыли пароль?