«Тайна двух океанов»

ПРЕРВАННЫЙ РАЗГОВОР

До рассвета оставалось уже немного. Из комнаты на сороковом этаже, сквозь щелку между плотными портьерами, во влажную темноту двора пробивалась слабая, едва заметная полоска света. Маленькая настольная лампа под низким металлическим абажуром бросала яркий неоновый конус света на небольшой участок голографической пластиковой карты, разложенной на столе. Все кругом терялось в густом сумраке. Два человека склонились над картой. Их лица были неразличимы, в полумраке мерцали лишь глаза: одни — узкие, косо поставленные, тусклые, равнодушные; другие — большие, горящие, глубоко запавшие в черноту глазниц. Смутными контурами проступали фигуры этих людей. Сидевший у стола, небольшого роста, коренастый и сильный, с выправкой военного, поднял голову и, не снимая пальца с точки в центре Атлантического океана, спросил:

— Точные координаты Саргассовой станции до сих пор неизвестны?

— Нет, капитан.

— Я вас много раз просил, Крок, не называть меня так.

Крок выпрямился. Он был очень высокого роста, широкий в кости, с длинными руками.

— Ох простите, Матвей Петрович,— проговорил он глухим голосом. — Иногда я действительно немного забываюсь.

— Ваша забывчивость когда-нибудь нам дорого обойдется. Если вы для меня Крок, и только Крок, то и я для вас — запомните раз навсегда ! — всего лишь якут, программист, Матвей Петрович Ивашев.

Матвей Петрович говорил очень правильным русским языком, с твердыми, ясными окончаниями слов, с той правильностью, которая легче всего выдает иностранца.

— Слушаю, якут программист Матвей Петрович. Постараюсь следить за собой. — Слегка поклонившись, Крок продолжал: — Итак, повторяю, мой друг, якут и программист, координаты пока мне неизвестны. Я их узнаю лишь на месте. Думаю, что станция будет где-то в этом районе.

Он положил в ярко освещенный круг на карте широкую руку с длинными сильными пальцами и стилусом обвел небольшое пространство к востоку от Багамских островов.

— Ну, этого, конечно, мало. Как только точные координаты станут вам известны, сообщите их «Оттону». Ваши позывные — «ИНА 2», позывные «Джидая» — «ЭЦИТ». Кстати, ваш сарказм мне непонятен.

— Простите, Матвей Петрович. Ей известно, что вертолет должен будет взять меня?

— Мы не допустим, чтобы Анна Николаевна выплакала свои прелестные глазки по своему жениху.

Крок сдержанно поклонился, помолчал, потом нерешительно проговорил:

— Я хотел бы, Матвей Петрович, еще раз повторить наши условия; я обязан сообщить вам координаты первой длительной остановки — и больше ничего. Вы, со своей стороны, должны были добиться немедленного освобождения Анны Николаевны. Не забывайте, что она тяжело больна. Надеюсь, что теперь, после того как я согласился на эти условия, она свободна?

— Я уверен в этом… Как только мы с вами договорились, я немедленно послал радиограмму. О здоровье тоже беспокоиться не стоит — у «ЭЦИТа» лучшие врачи, привлеченные со всех концов света. Что же касается наших условий, то мы ждем от вас только сообщения координат длительных остановок по всему пути следования судна.

Крок вздрогнул и торопливо, с тревогой в голосе, сказал:

— Как? По всему пути следования? Речь шла только о первой станции ! И после первого же моего сообщения меня должен был взять вертолет с «Джидая». Я не понимаю, Матвей Петрович… Вы ставите новые условия. Мы об этом не договаривались.

— Ну, Крок, разве это так уж важно? Совет корпорации внес это незначительное изменение, предусматривая различные случайности, которые могут помешать нам использовать ваше первое сообщение. Стоит ли из-за этого спорить? Единственным неприятным последствием для вас может явиться лишь отсрочка на несколько дней перехода на наше судно.

— Да вы что, Матвей Петрович! Это слишком рискованно!

— Разве вы когда-нибудь чего-нибудь боялись, дорогой Крок? — пренебрежительно усмехнулся Матвей Петрович. — Один раз или два-три раза. По существу, это ведь одно и то же. Впрочем, если это вас не устраивает, у меня есть еще время сообщить Организации о вашем отказе. Но при этом не берусь предсказывать дальнейшую судьбу Анны Николаевны…

Большими шагами Крок несколько раз прошелся по комнате. Наконец он остановился у стола и сказал:

— Хай, Матвей Петрович, я не возражаю. Но я хочу быть уверенным. Вы должны мне дать гарантии, что с этого момента Анна Николаевна совершенно исключается из игры и что при всех обстоятельствах я буду снят с судна до его прибытия в конечный пункт.

— Крок! Вы можете не сомневаться, что ваши желания будут исполнены в точности. Даю вам слово якудзы! Это больше, чем клятва. Кстати, Крок, когда вы должны закончить свой рейс? Вы понимаете, насколько нам необходимо это знать в связи с вашим вторым требованием?

Крок молчал, опустив голову. Полоска света упала на его высокий лоб; мелкие капельки пота сверкали на нем. Крок достал платок и вытер пот, тяжело дыша и продолжая молчать.

— Ну? — настаивал Матвей Петрович, не дождавшись ответа. — Чего вы стесняетесь? Как мы сможем подготовить

ваш переход на наш корабль, не зная, сколько времени в нашем распоряжении?

— Я не знаю,— глухо ответил Крок, не поднимая головы и опускаясь на стул по другую сторону стола.

— Этого не может быть! — резко возразил Матвей Петрович, ударив ладонью по карте. — Вы требуете от меня гарантий, не давая мне возможности подтвердить их! Это нелогично. И наконец, какая разница между информацией о координатах и информацией о сроке прибытия? Почему вы первую можете давать, а вторую — нет?

Матвей Петрович с досадой откинулся на спинку стула, перекинул ногу на ногу и забарабанил пальцами по столу.

— Перестаньте жеманничать и ломаться, Крок! — решительно продолжил он после минутного молчания. — Я должен знать срок. Если вы не скажете, то наше соглашение аннулируется. И не только соглашение. Мы больше не будем заинтересованы в вашем благополучии. Ну! — досадливо и с нетерпением закончил Матвей Петрович. — Срок! Срок! Стоит ли ссориться друзьям из-за такого пустячка!

Крок порывисто встал со стула, быстро прошелся два раза по комнате и, резко остановившись у стола, запинаясь, произнес:

— Хорошо… Но я не уверен… Я слышал, что срок назначен на двадцать третье августа…

Помолчав, мнимый якут продолжал уже спокойнее:

— Теперь все ясно, любезный Крок. Конечно, до двадцать третьего августа мы успеем снять вас с судна. «Джидай» или другой наш корабль даст вам своевременно знать об этом…

Матвей Петрович встряхнулся, взял карандаш и, поиграв им, переменил разговор:

— Что вы думаете, Крок, делать, когда приедете к нам? Ведь вы будете очень богатым человеком… — И, сдержанно улыбнувшись, добавил: — Обладателем прекрасной и здоровой жены… Счастливчик, одно слово.

— Не знаю еще, Матвей Петрович,— глухо и неохотно ответил Крок. — Может быть, куплю себе остров и напишу какой-нибудь приключенческий роман.

— Вы чересчур романтичны, Крок! — ехидно заметил собеседник. — Ну-с, а теперь вернемся к делу. — Матвей Петрович наклонился над картой и продолжал: — В следующем, самом удобном пункте — Гибралтаре — вас будет поджидать…

Внезапно, не закончив фразы, он поднял голову и прислушался. Встревоженный Крок повернул лицо к дверям и замер на месте. В наступившей мертвой тишине донеслись отдаленные, чуть слышные шорох и движение. Матвей Петрович мягко, неслышно, как кошка, вскочил со стула.

— Внимание! — прошептал он. — Все документы о походе — на стол !

Он выхватил из бокового кармана несколько тонких пластиковых карт с рядами цифр, чертежами, рисунками и швырнул все это на стол. Потом, бросившись в один из углов комнаты, быстро, но тихо выдвинул из высокой шифоньерки ящик, сгреб в горсть все его содержимое и тоже бросил на стол.

— Вы уверены, что это… что это… к нам? — тихо спросил Крок.

— Еще как уверен! — зло усмехнулся Матвей Петрович и, вытащив из кармана металлизированный конус, щелкнул на нем клавишей. Из конуса на стол плеснул широкий алый луч и в несколько мгновений превратил все документы в пепел.

В передней мелодично прозвучал гонг входного звонка.

— Бросайте все эти свои документы на стол ! — приказал Матвей Петрович.

— Я предпочитаю не носить с собой лишних документов, — спокойно ответил Крок. — У меня отличная память.

Раздался второй, длительный и резкий, звонок.

— Скорее надевайте плащ! — Матвей Петрович, обнаруживая неожиданную силу, начал придвигать к дверям тяжелый книжный шкаф. Из передней послышался гулкий удар, другой, и потом треск дерева.

— Проклятие! — выругался Матвей Петрович. — Наденьте плащ — и в окно! Живо!

Шкаф уже стоял у дверей, когда передняя наполнилась сдержанным шумом и топотом ног. Послышался повелительный голос:

— Ивашев, откройте! Мы знаем, что вы здесь!

В углу комнаты вспыхнуло яркое пламя и на мгновение осветило сутуловатую фигуру Крока, закутанную в черный широкий и длинный до пят плащ, и плотную, коренастую фигуру Матвея Петровича. Матвей Петрович одним прыжком очутился у стола, потушил лампу и толкнул Крока к окну.

— Ваша жизнь теперь дороже моей, — прошептал он, вкладывая ему в руку шнур с петлей. — С вашей жизнью связан успех всего дела, победа или позор нашей Организации. Спасайтесь! Я их задержу здесь, сколько смогу, и последую за вами. Прыгайте и сейчас же дерните за петлю!

Он раздвинул тяжелые портьеры и открыл окно. В лицо пахнуло влажной свежестью, мелкие брызги покрыли подоконник. Вдали, из черноты ночи, сквозь дождь и водяную пыль пробивались редкие, окруженные оранжевым ореолом огни окраинных улиц Петербурга. Дверь, удерживаемая тяжелым шкафом, уже трещала под натиском. Крок стоял на подоконнике, вглядываясь в ночь. Под ним чернела пропасть в сорок этажей.

— Да прыгайте же, черт вас возьми! — почти задохнувшись от ярости, прорычал Матвей Петрович.

— У нас очень красивый город! Колыбель революции. Я буду по нему скучать, — явно не к месту заметил Крок и шагнул в темноту, внизу что-то хлопнуло, как пробка, вылетающая из бутылки с шампанским.

Матвей Петрович выглянул из окна, прислушался, кивнул головой и резко повернулся к дверям. В слабом свете замирающего бумажного костра он заметил, как шкаф угрожающе качнулся под напором из передней. Матвей Петрович кинулся к баррикаде. В то же мгновение мощный удар сорвал двери с петель и опрокинул высокий тяжелый шкаф. Грохот, треск, звон разбитых стекол заполнили комнату. Через сорванные двери по упавшему шкафу вбежали люди. Вспыхнувшие лампы осветили рассыпанные по полу книги и осколки стекла, среди которых неподвижно лежал на полу наполовину придавленный шкафом Матвей Петрович. Кровь из разбитой головы залила его лицо, руки были раскинуты.

— Ерофеев и Петров, освободите раненого! — послышалась команда. — Максимов! Вызвать врача! Коваленко, ко мне! Помогите тушить огонь! Сорвите портьеру!

Молодой командир, со знаками различия лейтенанта государственной безопасности, подбежал к столу. Выхватив из рук Коваленко портьеру, он набросил ее на горящие документы.

— Придержите портьеру, пока совсем не потухнет,— обратился он к своему помощнику.— Не прижимайте бумаг, чтобы не испортить золу…

Лейтенант повернулся к раненому, который лежал уже на широком кожаном диване. Ерофеев и Петров смывали кровь с его головы. Через минуту послышался легкий стон. Матвей Петрович открыл глаза, и первое, что он увидел, был молодой командир, склонившийся над ним и пристально всматривавшийся в его лицо.

— Здравствуйте, капитан Маэда… Как вы себя чувствуете?

Матвей Петрович приподнял голову, быстро оглядел комнату и, закрыв глаза, откинулся на подушку.

— Чувствую терпимо, но протестую… против этого дикого нападения… Требую немедленно доставить меня в консульство,— проговорил он слабым голосом.

— Квартира советского подданного инженера Ивашева, насколько мне известно, не пользуется правами экстерриториальности,— улыбнувшись, ответил лейтенант. — Вам следовало открыть двери и назвать себя, капитан. Может быть, мы сумели бы тогда сделать церемонию нашего знакомства менее болезненной.

Матвей Петрович ничего не ответил и продолжал неподвижно лежать с закрытыми глазами.

— Кажется, потерял сознание,— заметил Ерофеев. В комнату вошел Максимов.

— Врач скоро прибудет, товарищ лейтенант, — доложил он.

— Отлично! Он его приведет в чувство, а пока сделайте ему первую перевязку. Потом займитесь обыском в этой комнате. Ерофеев, Петров и Коваленко — в остальных. Сергеев останется со мной. Все найденные бумаги — сюда, на стол. Делать все максимально внимательно и быстро!

Глаза лейтенанта внезапно остановились на шевелившихся от ветра портьерах другого окна. Он быстро бросился туда:

— Сергеев, это вы раскрыли окно?

— Нет, товарищ лейтенант. Оно, вероятно, было и раньше раскрыто.

Подбежав к окну, лейтенант резким движением раздвинул портьеры и выглянул наружу. Внизу, в плотной черноте, не видно было земли. Лейтенант захлопнул окно.

— Сергеев, свет сюда!

Под ярким светом настольной лампы лейтенант сантиметр за сантиметром внимательно изучал подоконник.

— Здесь кто-то стоял… совсем недавно… Дождь даже не успел смыть следа,— тихо проговорил лейтенант.

Ножом он осторожно снял с подоконника крохотную лепешку, черную и тонкую, не больше десятикопеечной монеты, и переложил ее на ладонь.

— Французский табак… Скорее всего «Галуаз», зола… земля… — Понюхав и секунду подумав, добавил: — Из окурка, приставшего к каблуку или подошве.

— Ясно, товарищ лейтенант,— сказал Сергеев, светя лампой. — Кто-то тут определенно стоял.

— Да, но кто именно? — задумчиво спросил лейтенант.

Он опять стал осматривать подоконник.

— Здесь стоял человек… — пристально всматриваясь в подоконник, тихо говорил лейтенант. — Здесь стоял человек очень высокого роста, с большим размером ботинок… Но кто же он? И куда девался? Неужели по стене спустился с сорокового этажа? Прямо человек-паук!

Лейтенант опять раскрыл окно и начал рассматривать наружный карниз. Никаких следов, царапин, повреждений на нем не было.

— Сергеев, спуститесь с Максимовым и осмотрите двор внизу, под этим окном.

Лейтенант вынул из кармана пакет, бросил в него тонкую спрессованную лепешку из земли и табака и хотел положить пакетик в карман. Но внезапно он уронил его на стол, резко повернулся и вскочил. В следующее мгновение два тела, свившись в клубок, покатились на пол. Возле них, коротко звякнув, упал лазерный резак Маэды. Еще через минуту капитан лежал со стянутыми за спиной руками. Лейтенант позвал Ерофеева. Вдвоем они перенесли капитана на диван. Возможно, что на этот раз японец действительно потерял сознание. * * * Выгуливающий во дворе дома своего мопса, пенсионер Маркин невольно обернулся на глухой стук, раздавшийся в глубине цветочной клумбы. Вскоре хрустнул розовый куст, и навстречу Маркину из клумбы вышел молодой человек в длинном кожаном плаще и с конфетой в руке. Тень от нависающей над клумбой кроной тополя скрывала лицо незнакомца.

— Добрый вечер! — поприветствовал он Маркина, разворачивая конфету.

— Добрый, — недоверчиво ответил тот и, не сдержавшись, поинтересовался: — А что вы там, в клумбе, делали?

— Пишу диссертацию, — приветливо ответил ему незнакомец, попутно сунув конфету в рот. — Тема: уровень радиоактивного загрязнения крупных городов. Жаль только, что счетчик Гейгера мне по очереди только к ночи достается. Что поделаешь, новая модель.

И он достал из-за пояса некий продолговатый прибор.

— Как интересно! — искренне увлекся пенсионер, надевая очки, чтобы получше разглядеть новейшее достижение отечественной науки. — Уровень-то высокий?!

— Невероятно, — грустно поделился молодой человек.

— Я говорил! — вздохнул Маркин. — Жизнь в городах становится опасной.

— Вы даже не подозреваете, до какой степени, — поддержал его незнакомец.

— А как это действует? — приблизив глаза к прибору, уточнил пенсионер.

— Проще некуда, — заверил молодой человек, приставил прибор к голове Маркина и нажал на кнопку.

Сверкнула голубая искра, и бесчувственный пенсионер мешком осел на землю.

— Нет, наука не стоит на месте, — удовлетворенно констатировал незнакомец.

У его ног тявкнул обескураженный поведением хозяина пес.

— Ах да, конечно! Дружба! Я понимаю, — кивнул молодой человек и нагнулся к собаке.

* * * В квартиру Маэды вернулись Сергеев и Максимов. Они принесли большой черный плащ, застегнутый на многочисленные пуговицы. Множество тонких, упругих и длинных, от воротника до низа, титановых прутьев образовывало как бы внутренний каркас огромного зонтика. К нижним концам этих прутьев были прикреплены крепкие нейлоновые шнуры, которые сходились на внутреннем кольце, сделанном из широкого пластикового пояса.

— Где вы это нашли? — спросил лейтенант, с недоумением рассматривая странную находку.

— Как раз под этим окном, товарищ лейтенант, — ответил Сергеев. — Оно висело на дереве. Запуталось в ветвях. Еще там гражданин без сознания. И собака его тоже без сознания. Электрошок. Да, вот еще — у животного в анусе обнаружен фантик от конфеты «Золотой ключик». — И он протянул пакетик с фантиком офицеру.

— Теперь все понятно,— сказал лейтенант, брезгливо разглядывая на свет фантик. — Портативный парашют «Григ-14» — это очень прогрессивно, а «Золотой ключик» в собачей попе — это очень смешно. Судя по всему, у нас очень серьезный противник.

ГИБЕЛЬ «ДИОГЕНА»

Океан бушевал вокруг корабля.

— Скоро будем у себя на вилле! — бережно укладывая в большое, крокодиловой кожи, портмоне кредитные карты, сказал промышленник Андрей Буйняк сыну Павлику, но тот не ответил ему, а лишь показал на что-то огромное, показавшееся из глубин океана за бортом корабля. Айсберг вынырнул из предрассветной мглы совершенно неожиданно.

Потом корабль накрыла гигантская холодная волна. После нее на пустой палубе остались только разноцветные прямоугольники мокрых кредитных карт. Длинные пологие волны вздымались и медленно катились вдаль. После жестокого урагана спрятавшаяся было в глубинах жизнь вновь закипала на поверхности. Эта полная движения и красок картина совсем не привлекала, однако, внимания трех человек, пытливо осматривавших все пространство вокруг, вплоть до далекого горизонта. Они стояли на овальной ровной площадке, огороженной легкими перилами, на вершине небольшого холма из гофрированного металла, окрашенного в сине-зеленый цвет. У переднего конца площадки, почти у самых перил, холм круто уходил вниз, в воду. Двое из этих людей, одетые в ослепительно белые с золотыми пуговицами кители, с золотыми шевронами на рукавах и «крабами» на фуражках, молча осматривали горизонт и гребни далеких валов, глядя в странные инструменты, похожие одновременно на бинокли и подзорные трубы. Третий, широкоплечий гигант, ссутулившись, стоял у перил, позади начальства, в позе медведя, старающегося соблюдать дисциплину и почтительность. На нем были белоснежная форменка и фуражка-бескозырка. Длинные усы, обкуренные над губами, светлыми, белокурыми витками свисали ниже подбородка; маленькие глаза на широком, гладко выбритом, курносом лице смотрели немного насмешливо, с добродушной хитрецой. И он, не отрываясь, внимательно и зорко оглядывал поверхность океана. Солнце скрылось. Быстро, на глазах, сгущались сумерки, как будто снизу, из океана, поднимался гигантский, все более плотный, все гуще синеющий занавес. Высокий человек в белом кителе опустил наконец свой странный бинокль и махнул рукой.

— Ничего не видно, Лорд, — сказал он на чистейшем русском языке, вгоняя колена подзорной трубы в пространство между трубками бинокля. — Очевидно, мальчик в самом деле погиб. Мы лишь напрасно теряем время.

Несмотря на сгущавшиеся сумерки, были хорошо еще видны его лицо с золотым загаром, светлая острая бородка и тщательно выбритая верхняя губа. Слегка изогнутый, с горбинкой, нос из-за отсутствия усов казался крючковатым, как клюв хищной птицы. Глаза серые, немигающие, всегда полуприкрытые тонкими, с синевой, веками, еще более усиливали это сходство. Маленький плотный человек с большой головой и великолепной черной бородой, которой позавидовал бы любой древнеассирийский царь, посмотрел на говорившего.

— Все-таки нам следует убедиться в этом, капитан, — произнес он, также складывая свой зрительный прибор. — Тем более что потерянное время наш «Пионер» легко наверстает. Ведь мы видели только два погружавшихся в глубины трупа. Где же третий?

— Не знаю, Лорд, не знаю. Может быть, он остался на «Диогене», и тот увлек его с собой. Мы не можем больше оставаться здесь. Пойдемте,— предложил капитан и, повернувшись, медленно, словно нехотя, направился к открытому люку, видневшемуся у заднего конца площадки.

В этот момент гигант вздрогнул, выпрямился и, чуть наклонившись вперед, поднял предостерегающе руку. Капитан и Лорд остановились. Гигант, как будто превратившись в статую, напряженно прислушивался. Тихий плеск воды у гофрированных бортов судна лишь подчеркивал тишину над почти уснувшей поверхностью океана.

— В чем дело, Скворешня? — нетерпеливо прервал молчание капитан.

— Разве вы не слышали? — взволнованно прогудел гигант. — Там кто-то кричит…

— Что? — Капитан оглянулся и обвел взором темные засыпавшие волны. — Вам послышалось, Скворешня!

— У меня хороший слух, товарищ командир,— вытянулся во весь свой рост Скворешня. — Я слышал крик… Стоп! —

прервал он самого себя и выбросил руку в том направлении, что и раньше, напряженно вглядываясь куда-то в темноту поверх головы капитана. Издалека донесся долгий и слабый, как пение комара, звук.

— Крик! — прошептал Лорд. — Я слышу крик, капитан!

— Да-да! Но не там, где указывает Скворешня, а с правого борта.

— Нет, товарищ командир, я не ошибся,— почтительно возразил Скворешня. — Крик был прямо по носу.

— Прожектор бы зажечь… — нерешительно сказал Лорд.

— Ни в коем случае! — категорически возразил капитан и быстро подошел к перилам на переднем конце площадки.

Их верхние прутья здесь утолщались и расширялись в виде овального щитка, усаженного кнопками, крохотными рычажками, небольшими штурвалами — все с разноцветно фосфоресцирующими в темноте цифрами и значками. Капитан нажал одну из кнопок. Из правого покатого борта судна вырвалось что-то темное, широкое и продолговатое, закругленное сверху и снизу. С тихим свистом и жужжанием оно взлетело, как торпеда, кверху и тут же скрылось в темноте. Одновременно посередине щитка на перилах засветился тусклым серебристым светом небольшой круглый экран.

— Робот-разведчик пошел! — сказал Лорд и смолк, устремив глаза на экран.

Капитан так же пристально смотрел на этот маленький серебристый круг, медленно поворачивая штурвал в четверть оборота направо и налево. На светлом фоне экрана мелькали какие-то расплывчатые тени: что-то похожее на ящик, потом что-то плоское, с четырехугольными пятнами, нечто вроде кресла, скамьи… Не было сомнения: все, что видели здесь люди на поверхности океана при свете заходящего солнца, все плававшие вокруг судна остатки и обломки кораблекрушения — все теперь, в темноте, вновь появлялось одно за другим знакомыми, хотя и расплывчатыми тенями на этом матово-серебристом экране.

— А вот и айсберг! — сказал Лорд.

— Да,— произнес капитан,— но море вокруг него пустынно, и никаких обломков уже не видно на экране. Откуда же донесся к нам этот крик?

— Может быть, мы плохо рассмотрели обломки под разведчиком? — предположил Лорд.

— Вполне возможно,— согласился капитан. — Придется более густо прочесать этот сектор и держать снаряд поближе к воде.

Через десять минут инфракрасный разведчик, описывая густую сеть суживающихся зигзагов почти у самой поверхности воды, вернулся к площадке судна и, опять удаляясь, тем же путем пронесся над айсбергом. Все было напрасно. Нигде не удалось заметить и признака человека.

— Что же это значит? — в недоумении спросил Лорд. — Неужели мальчик послал нам свой последний призыв, а потом сорвался и пошел ко дну? Как это ужасно!

Внезапно из ночной тьмы опять донесся далекий и тонкий крик. Теперь он звучал с какой-то новой, полной отчаяния силой. Три человека на площадке на мгновение окаменели. Потом Скворешня воскликнул:

— Он на льдине! Он на льдине, товарищ командир!

— Но до айсберга, судя по ходу разведчика, больше трех километров, Скворешня. Мы не услышали бы крика на таком расстоянии,— возражал капитан.

— Не знаю. Я не могу объяснить, но он там, только там! Больше ему негде быть! — взволнованно говорил Скворешня.

— Хорошо,— сказал капитан,— я направляю снаряд к льдине.

В центре экрана опять появился айсберг. Огромная ледяная гора величественно поднималась из воды, тускло поблескивая многочисленными гранями. Она была изрыта гротами и провалами, украшена причудливыми пиками, колоннами, башенками. Послушный движению джойстика в руках капитана, гигантский айсберг медленно поворачивался на экране то одной, то другой стороной. Экран отражал то грот, то площадку, то темную впадину, тускло отсвечивающую ребрами и плоскостями. Некоторые из них были густо усеяны темными и серыми пятнами, которые, как только к ним приближался глаз человека, начинали шевелиться, превращались в птиц, порой беспокойно взлетали и тотчас же садились на прежнее место.

— Наш разведчик разбудил этих чаек, фрегатов и глупышей, — заметил Лорд. — Может быть, его заметит мальчик, и это ободрит его… Вот он, вот он! — закричал вдруг Лорд, склоняясь над экраном.

Капитан резко повернул маленький штурвал в обратную сторону, и айсберг вдруг метнулся на экране, наклонился, исчез, вновь появился и устойчиво встал. На одной из его площадок, почти над обрывом, перед широким, словно оркестровая раковина, входом в грот видно было небольшое темное и длинное пятно. Пятно это быстро, на глазах, росло, увеличивалось и через несколько секунд превратилось в небольшую фигуру человека, распростертого на площадке.

— Это он, товарищи, он! — взволнованно говорил Лорд.

— Даю одну десятую вперед, — послышался твердый и четкий голос капитана.

— Вызвать глиссер! Приготовиться к спуску!

— Есть вызвать глиссер, приготовиться к спуску!

Скворешня повернулся к ближайшей толстой стойке перил и нажал кнопку на ней. На верхнем конце стойки откинулась крышка, и Скворешня достал из отверстия небольшой микрофон, за которым тянулся провод. Вполголоса он передал кому-то распоряжение, вставил микрофон на место и закрыл крышку. Между тем капитан прикоснулся к одной из кнопок на переднем щитке и перевел по дужке на несколько делений вправо крайний рычажок. Металлический холм вздрогнул и двинулся вперед все быстрей и быстрей. Вода с легким плеском огибала его широкий и круглый нос, скользила по многочисленным продольным ложбинкам на его боках и смыкалась позади. Не сводя глаз с экрана, на котором застыло изображение айсберга с фигурой человека, капитан слегка повернул сверкавший белым светом штурвал. Судно послушно переменило курс на несколько градусов к югу. Из люка появились два человека в форменках и бескозырках. За ними показались два ящика: один — побольше, продолговатый и плоский, другой — поменьше, почти кубический. Люди стали неподвижно по сторонам люка, каждый со своим ящиком у ног. Из открывшейся возле люка щели поползла вниз, плотно прилегая к бокам судна, гибкая металлическая лестница и остановилась, как только ее нижняя перекладина погрузилась в воду. Металлический холм несся вперед, взметая впереди себя и по сторонам волны холодного пламени. Раздался громкий возглас Скворешни:

— Вот он!

На расстоянии двухсот метров от судна высился гигантский айсберг. Он поднимался, словно объятая пламенем гора, нестерпимо яркая, переливаясь всеми цветами радуги, как чудовищный бриллиант, полный внутреннего огня. На ослепительно белой площадке айсберга под входной раковиной грота с большой отчетливостью виднелась неподвижная темная фигура человека. Позади судна, на расстоянии нескольких десятков метров от площадки, под водой вдруг сильно забурлило, и судно почти тотчас же остановилось.

— Глиссер на воду! — скомандовал капитан. Один из стоявших у люка людей поставил свой ящик набок и нажал замок. Ящик раскрылся и через минуту превратился в небольшой резиновый глиссер на сложном каркасе из матовых прутьев, полос и пластинок. Из второго ящика тем временем был извлечен небольшой электромотор со складным винтом и прикреплен на корме глиссера.

Еще мгновение — и глиссер, соскользнув на пылающую воду, со Скворешней у руля и двумя его товарищами на борту, неслышно понесся к айсбергу, осыпанный белыми брызгами огня и каплями горящих самоцветов. Издали доносился голос Скворешни, окликавший, что-то спрашивавший, ободрявший. Обратно глиссер летел, словно на огненных крыльях. С выключенным мотором, он не успел еще вплотную пристать к металлическому борту судна, как Скворешня взбежал на площадку, держа на руках маленькое человеческое тело с беспомощно свисающими головой и ногами.

— Хлопчик! Хлопчик! — кричал он возбужденным и радостным голосом. — Совсем еще мальчик!

— Жив? — бросился к перилам Лорд.

— Шок. Сначала стонал, потом затих.

— Немедленно в госпитальный отсек! — крикнул Лорд, бросаясь к люку и скрываясь в нем.

За ним исчез Скворешня со своей ношей. Потом спустились люди со сложенными в ящики глиссером и двигателем; лесенка уползла в свою щель. На площадке остался один капитан. Он нажал кнопку на щитке управления: перила разомкнулись и расчленились в нескольких узловых местах, горизонтальные прутья опустились и, прильнув к стойкам, скользнули вместе с ними внутрь холма. Капитан осмотрел площадку, оглядел пустынный океан и тоже спустился в люк. Сейчас же после этого необыкновенный холм начал быстро погружаться и через несколько мгновений скрылся под водой. Набежавший вал, как огромный утюг, прошелся по тому месту, где только что возвышался холм, словно уничтожая малейшие следы его на поверхности океана.

ПЕРЕМЕНА МАРШРУТА

Вернувшись на командный пункт, командир повернул к дежурному офицеру, женщине, озабоченное лицо:

— Распорядитесь, пожалуйста, Евгения Юрьевна, немедленно созвать ко мне командный состав подлодки и пригласите начальника научной части. И сами, конечно, приходите.

— Есть, товарищ командир, созвать командный состав, начальника научной части и самой прийти!

Через несколько минут вызванные условными сигналами из своих кают, диспетчерских, из разных отсеков подлодки один за другим торопливо проходили в дверь командирской каюты неизменно серьезный Ахмед, упитанный начальник акустической части лейтенант Чижов, руководитель научной части профессор Лордкипанидзе и старшина водолазов Скворешня. Каюта командира состояла из двух частей. Левая, отделенная портьерой, служила спальней. В правой части, более обширной, посередине находился большой рабочий стол. В углу на небольшом столике помещалось несколько главнейших навигационных приборов, автоматически показывавших то же самое, что и приборы в центральном посту управления. Тут же стояли шкафы, наполненные книгами. Стены были увешаны большими картами рельефов дна Атлантического, Тихого и Индийского океанов. Все уже уселись вокруг стола на легких удобных стульях, однако капитан, не приступая к делу, продолжал с нетерпением посматривать на дверь.

— Где же главный механик? — обратился он к Скворешне.

— Сказал, что идет немедленно.

Дверь отодвинулась, и в каюту вошел, слегка согнувшись под входной аркой, главный механик Горелов.

— Прошу прощения, Николай Борисович, — проговорил он, пробираясь к свободному стулу у стены. — Меня задержали по дороге к вам.

Капитан кивнул головой.

— Так вот, товарищи, какое дело,— начал он, — я получил сейчас приказ Главного штаба. Согласно этому приказу, маршрут подлодки значительно меняется. Через Гибралтар она не пойдет.

Все молча и с удивлением смотрели на капитана.

— Не пойдем к Гибралтару? — удивленно спросил зоолог.

— Да, конечно, в связи с нашим невольным участием в недавнем инценденте с «Диогеном», — проговорил капитан и продолжал: — Дело, однако, не ограничивается переменой курса. Приказ требует соблюдения максимальной секретности похода — категории А. Поэтому предупреждаю вас, товарищи, что подлодка не только не будет заходить в какие-либо порты, но будет избегать всяких встреч с судами, приближения к берегам, подъемов на поверхность. Подлодка будет все время находиться в боевом подводном положении. В связи с этим я строго запрещаю какие бы то ни было действия, которые могут обнаружить подлодку. Глубина хода будет все время не меньше трехсот метров. В ночные часы запрещается пользоваться световыми прожекторами и открывать щиты иллюминаторов.

— А как же с научными работами? — с беспокойством спросил зоолог.

— Они не пострадают, Арсен Давидович. Наоборот, если хотите, можно увеличить число глубоководных станций и обследовать также экваториальную и южную Атлантику, часть Антарктики, южную и тропическую части Тихого океана. От Гибралтарского пролива и Гвинейского залива придется отказаться.

— Значит, мы пойдем Магеллановым проливом? — спросил Горелов, шлифуя пилкой ногти на левой руке.

— Возможно,— ответил капитан. — В нашем распоряжении имеется, кроме того, и путь вокруг Африки. Некоторая разница в расстоянии не имеет значения.

Зоолог собрал бороду в кулак.

— Жаль, — вздохнул он. — Подводный Гибралтарский хребет, два встречных течения в проливе — верхнее из Атлантического океана и нижнее из Средиземного моря — очень важные темы в нашей океанографической программе. Впрочем, надеюсь, они с лихвой будут перекрыты проблемами новых областей. Я сейчас же приступлю, Николай Борисович, к составлению плана работ экспедиции по новому маршруту.

Не откажите сообщить его мне. — И зоолог, вытащив из кармана блокнот и карандаш, приготовился записывать.

— Я вам потом передам его, Арсен Давидович, — мягко отказал ему капитан.

— Понимаю, — согласился ученый и тут же испуганно спросил: — Но первая-то наша станция, в Саргассовом море, остается в программе?

В каюте послышался легкий смех.

— О да! — усмехнулся капитан. — При любом маршруте «Пионера» ваш шедевр не придется исключать.

— Отлично! — удовлетворенно кивнул головой ученый. — Когда же мы прибудем туда, Николай Борисович?

— Часов через десять. Но надо не только прибыть туда — необходимо также отыскать подходящие места для ваших работ на разных глубинах, что-то вроде подводного плато или подводной горы. А это не так просто для Саргассова моря, которое на всех картах показано с огромными глубинами — больше шести тысяч метров… На этом, товарищи, мы закончим.

— Во всяком случае, завтра мы уже сможем приступить к работе, — потирая руки, говорил зоолог, направляясь к двери вместе с остальными участниками совещания.

СРЕДИ ДРУЗЕЙ

Заботливый зоолог так старательно сделал Павлику перевязку на голове, больше всего пострадавшей при падении на айсберг, что из-под бинтов виднелись только нос, рот, глаза и одно ухо.

— Ну вот, — погладил зоолог свою замечательную бороду, завязав последний узел на темени пациента. — Собственно, если делать все по правилам, то следовало бы тебя, бичо, положить здесь на койку денька на два. К слову, меня зовут Арсен Давидович. Разве тебе плохо было бы тут? Но ты не улежишь! — с огорчением добавил он.

Днем они вместе вышли из госпитального отсека в узкий коридор и, обойдя центральный пост, пошли мимо диспетчерских кают главного механика, главного электрика, начальника акустической части, потом мимо кают командного состава и команды. Стены коридора были отделаны дорогим лакированным деревом. По потолку проходили толстые и тонкие трубы, окрашенные в различные цвета.

— Как в «Хилтоне», Арсен Давидович, — сказал Павлик зоологу, проводя на ходу пальцем по лакированным стенкам коридора.

— Зови меня просто Профессоре. Меня так здесь все зовут, — ответил тот и добавил: — Ты этого нигде, ни на одной подлодке не увидишь, только у нас.

В самом конце коридора находилась столовая — большая каюта со сводчатым потолком, уставленная небольшими столиками и красивыми стульями вокруг них. Каждый столик стоял на одной толстой круглой тумбе и был накрыт скатертью с круглым вырезом в центре. В вырезах поблескивал черный лак, а кругом на скатертях были расставлены обеденные приборы, хлеб на тарелочках, поставцы. Каюта была залита мягким светом ламп из матовых полушарий, вделанных в потолок. Ее стены были украшены репродукциями полотен Моне и Ренуара, картинами с морскими пейзажами и сценами из жизни морского флота, статуэтками на полочках и постаментах, небольшими аквариумами с плавающими в них тропическими рыбками. Был час обеда, и в столовую входили все новые и новые люди. Чуть не задевая головой за матовые полушария в потолке, к Павлику и Лорду подошел Скворешня и занял место возле них.

— Здравствуй, найденыш! — послышался вдруг среди шума знакомый звонкий голос.

В дверях стояла Багрова.

— Ты что? Паломником из Мекки возвращаешься? — засмеялась она, приближаясь к столу, за которым сидел Павлик со своими друзьями. — Вон какую чалму накрутил тебе Арсен Давидович! Ну, как дела? Здоров, молодец?

— Вы замужем? — неожиданно поинтересовался мальчик.

— Нет пока, — застигнутая врасплох, ответила девушка.

— Тогда я готов на вас жениться, — сообщил Павлик и добавил: — Мне папа обещал на свадьбу купить океаническую яхту и вертолет. Кататься будем. Соглашайтесь — дело верное.

Багрова не успела еще осознать сказанного нахальным малышом, как в столовую вошел капитан Воронцов, командир подлодки. Все встали. Командир жестом разрешил «вольно», и все шумно уселись на свои места.

— Как дела, Павлик? — спросил капитан, остановившись возле мальчика и положив руку на его забинтованную голову. — Ты теперь у нас надолго останешься, потому что ни заходить в порты, ни встречаться с судами мы не можем. Надо тебе, голубчик, поскорей научиться ориентироваться под водой по компасу и по радиопеленгам. Придется тебе привыкать к нашей жизни. Да, вот еще — мы связались с берегом. Твой отец жив и здоров. Он в курсе, что ты у нас. Так что знакомься с экипажем. Это лейтенант Багрова Евгения, — и он показал на женщину-офицера. — Остальных ты уже всех знаешь или еще узнаешь.

— Хорошо, капитан,— смущенно и радостно ответил Павлик. — Я буду стараться.

— Не «хорошо», а «есть, товарищ командир!». Салага! — поправил Скворешня под общий смех.

— Спокойней, Скворешня, — весело предостерег его Чижов. — У «салаги» папа владеет четырьмя металлургическими предприятиями. Мальчику на завтрак в школе дают больше, чем ты за полгода получаешь.

— У меня папа раньше был геолог, — попытался оправдаться Павлик. — Он честный человек. Он за свой счет на Урале джазовые фестивали проводит.

— Кто же против! Мы все любим джаз, я в юности был «растаман», — поддержал ребенка капитан и с укором заметил Чижову: — А ты брось свой казарменный юмор.

— «Растаманы» любят регги, — поправила капитана Багрова.

— Ну, тем не менее… — отмахнулся тот.

Как только капитан сел за свой стол рядом с зоологом, комиссаром и старшим лейтенантом Багровой, на всех столах, в центре, открылись круглые отверстия и показались, поднимаясь снизу, стопки поставленных одна на другую тарелок с первым блюдом. Столовая наполнилась приглушенным гулом голосов, звоном посуды, шутками, смехом, разговорами.

КЛОЧОК БУМАГИ

После обеда Павлик, закрыв за собой дверь, сразу очутился в тишине и мягком матовом свете безлюдного коридора. Тускло поблескивали лакированные стены и переборки, впереди виднелась перспектива вырезных арок, по сторонам в каждом отсеке на дверях белели эмалированные дощечки с синими надписями. Павлик прошел уже два отсека, когда впереди послышалось щелканье автоматического замка дверей и затем приглушенный ритмичный скрип обуви — грузные шаги большого удаляющегося человека. «Скворешня», — решил Павлик и прибавил шагу, чтобы нагнать своего спасителя. Вдали, сквозь арки двух отсеков, пятно ярко освещенного снизу люка потемнело. Кто-то спускался в машинное отделение. Павлик взглянул на дощечку ближайшей двери: «Главный механик Федор Михайлович Горелов». На полу, у двери, белел маленький лист целлулоида. Он был совершенно неуместен в этом блестевшем чистотой коридоре, он резал глаза Павлику, уже привыкшему к образцовому порядку на подлодке. Павлик почти непроизвольно нагнулся и поднял бумажку, чтобы бросить ее в первый же люк мусоропровода. На бумажке промелькнули цифры, значки, обрывки слов, обычных здесь, на морском судне: «„…гассово море… точные координаты…" — прочитал Павлик. — Надо будет спросить Ахмеда». И продолжал читать: «…7° 46' 36" сев. широты и 5 …бина шестьсот пятьдес… Красные пояса …цать шестого мая …чно восемнадцать час… не забудьте гидро… Кро…» Кто-то осторожно взял Павлика за локоть и наклонился над обрывком целлулоида. Павлик поднял глаза. Над ним, перегнувшись почти пополам, стоял Горелов.

— Это я только что… только что нашел…

Горелов улыбнулся и взял обрывок из рук Павлика, выпрямился, вгляделся в бумажку и спросил:

— Где же ты нашел ее, Павлик? А впрочем, какая-то чепуха! Прости, пожалуйста, что я помешал тебе… Что за глупости! Но пойми, дружище, это секретная лаборатория. Опускаюсь в люк, оглянулся и вижу — ты нагнулся у двери моей каюты, поднял бумажку и читаешь. А это, оказывается, такая чепуховина! — Он опять посмотрел на лоскуток бумажки, повертел между пальцами и рассмеялся: — Ох уж мне эта конфиденциальность, всю грязь соберешь. Ты куда сейчас направлялся?.. Знаешь что? Я иду в электролизное отделение. Ты там бывал? Наверно, нет! А там очень интересно. Пойдем со мной. Я тебя все объясню. Меня зовут Федор Михайлович, как Достоевского, только я романов не пишу, но в остальном я тоже большой фантазер. Хочешь конфетку? — И он протянул мальчику «Золотой ключик».

— Я не люблю «Золотой ключик», — отказался тот. — Я им однажды у папы в банке подавился и чуть не умер. Меня вверх ногами один папин телохранитель пять минут держал, а другой по спине бил.

— Согласен, — кивнул Горелов. — «Золотой ключик» — это одна из самых опасных конфет на свете. Но вот лично я люблю опасности.

Он положил конфету себе в рот, а фантик ловко бросил вместе с обрывком карты в мусоросборник, круто повернулся и зашагал по коридору. Павлик молча последовал за ним. Они спустились в люк по винтовой металлической лестнице и попали в залитый светом нижний коридор, тоже разделявшийся водонепроницаемыми переборками на отдельные отсеки. Из каждого коридорного отсека направо и налево открытые двери вели в машинные отсеки. Горелов, держа Павлика за руку, повел его в первую дверь направо. Они вошли в большой светлый отсек, уставленный высокими машинами и аппаратами.

— Это генераторный и трансформаторный отсек, — объяснил Горелов.

Они прошли под аркой переборки в следующий отсек с баллонами сжатого воздуха, а за ним — в заметно более узкий и низкий отсек.

— Да, Федор Михайлович,— вежливо кивнул головой Павлик,— мы уже как будто видели только что эти машины в первом отсеке…

И, собравшись с духом, Павлик намеревался уже извиниться и сказать, что он очень благодарен, что все это страшно интересно, но что он очень спешит на перевязку и даже, наверно, опоздал, и Арсен Давидович будет очень недоволен, и поэтому он просит разрешения уйти… Но как раз в тот момент, когда он почти открыл уже рот, чтобы сказать все это, Горелов подошел к противоположной переборке и возле наглухо закрытой арки нажал зеленую кнопку слева. Дверь тихо отодвинулась в сторону и скрылась внутри толстой переборки. В открывшейся арке показался новый отсек, еще более низкий и узкий, с закругленной внешней стеной; по всему было видно, что Горелов с Павликом приблизились уже почти к последней, самой узкой, кормовой части подлодки. Павлик здесь никогда не бывал и даже не догадывался о существовании за последней переборкой еще других отсеков. В нем вдруг разгорелось любопытство, и он сразу забыл о своем намерении уйти. Горелов вошел в новый отсек, согнувшись под невысокой аркой, и позвал:

— Входи, Павлик! Здесь не каждому удается побывать. Входи скорее, нельзя оставлять дверь открытой.

Павлик не заставил себя дважды просить. Едва он вошел в отсек, Горелов нажал кнопку у входа, и дверь быстро задвинулась. Павлик все же успел заметить необычайную толщину переборки, отделявшей этот отсек от остальных помещений подлодки.

— Почему вы так быстро закрыли дверь, Федор Михайлович? — спросил Павлик, осматриваясь вокруг.

Ничего особенного в оборудования отсека он не заметил. На полу в два ряда стояло много герметически закрытых длинных металлических ящиков. По обеим сторонам каждого из них помещалось по небольшому кубическому ящику, соединенному с длинным ящиком изогнутыми трубками и проводами. Кроме того, в каждый длинный ящик входили с обеих сторон толстые провода и трубы различных диаметров. На ящиках и стенах отсека разместились многочисленные, разнообразных форм и систем приборы.

— Мы сейчас в камере электролиза воды,— ответил Горелов, внимательно рассматривая показания приборов на ящиках. — Постучи по перегородке пальцем… Слышишь, какой глухой и тупой звук? Это указывает на большую толщину переборки. Она достигает четырех сантиметров толщиной! Не думай, что это мало. Переборка сделана из такого твердого сплава, что взамен него потребовалась бы переборка из титана толщиной не менее полуметра. Ну что, интересно, малыш? — улыбаясь, спросил Горелов, незаметно протягивая руку к висевшему у него на поясе футляру с электропарализатором. — Кстати, как зовут твоих родителей?

— Андрей Сергеевич и Анна Алексеевна, — ответил ребенок, проводя пальцем по холодной стене.

— Анна! — вслух повторил Горелов и отвел руку от футляра на поясе. — Анна — это самое красивое имя на свете!

— Федор Михайлович! Скажите, пожалуйста, а может ли «Пионер» дать задний ход?

— Может.

— Все, я опоздал, — неожиданно вспомнил ребенок. — Перевязка.

— Тогда беги скорей, только не ударься опять обо что-нибудь! — улыбнулся Горелов, еще раз повторил: — Анна… Заходи ко мне в пять, я тебе кое-что покажу.

— О'кей! — на ходу крикнул мальчик.

ФЕХТОВАНИЕ

Как и договорились, ровно в пять Павлик постучался в каюту Горелова.

— Входи, — раздалось из-за двери.

Ребенок нажал на клавишу сбоку, и дверь бесшумно отъехала в сторону. Механик в белом халате, накинутом поверх спортивного костюма, сидел за синтезатором и наигрывал какую-то мелодию. Мальчик тихо присел на свободное кресло под иллюминатором.

— Знаешь, — не оборачиваясь, сказал Горелов, — в детстве я очень хотел стать музыкантом. Впрочем, и в юности я хотел стать музыкантом. Но я родом из семьи потомственных моряков, и мои родители настояли на том, чтобы я стал тоже моряком. Но я, признаться, не люблю море.

— Почему?! — невольно воскликнул Павлик. — Оно такое красивое!

— Море — это мир одиночества. А я и так одинок, — грустно признался механик. — Меня выручает музыка. Вот послушай. — И он запел, аккомпанируя себе на синтезаторе:

Я качался в далеком саду На простой деревянной качели, И высокие темные ели Вспоминаю в туманном бреду. Я от жизни смертельно устал, Ничего от нее не приемлю, Но люблю мою бедную землю Оттого, что иной не видал.

— Красивая песня, — признался мальчик, когда отзвучал последний звук. — Только очень грустная.

— Да, очень грустная, ее написал один очень одинокий человек, — вставая, согласился Горелов и предложил: — Пойдем!

— А куда? — спросил у него Павлик.

— Сегодня ты будешь присутствовать на полуфинале, — ответил тот.

— Полуфинале чего?

— Чемпионата нашего экипажа по эксклюзивному фехтованию.

— Вы тоже будете участвовать?

— Я — нет, — усмехнулся механик. — Я уже вышел в финал. Во всех отношениях.

— Это ваша жена? — уже покидая каюту, кивнул на висящий над столом портрет молодой женщины и поинтересовался Павлик.

— Скорее дама сердца, — неохотно ответил Горелов.

Они вышли в коридор и зашагали вперед. Перед кают- компанией механик завернул направо и нажал клавишу у соседней двери. Дверь плавно опустилась вниз, открыв взору мальчика довольно просторный зал со стенами, обитыми темным деревом. Пространство освещалось звездообразной лампой под самым сводом. Пол зала покрывал темно-серый плотный материал, похожий на войлок.

— Присаживайся, — показал мальчику на скамью у стены Горелов.

— Что будет происходить? — заинтересовался тот.

— Объясню все по ходу, — шепнул механик.

В зал вошел Ахмед и так же молча сел у противоположной стены. Через несколько секунд после его появления в зал так же без единого слова вошли Лорд и капитан в белых халатах и с темными футлярами в руках. Зоолог позволил себе нарушить тишину, только когда увидел Павлика.

— Как вы думаете? — обратился он к капитану. — Не повредит ли это психике мальчика.

— Думаю, нет, — после секундного размышления ответил тот.

— Что ж, тогда начнем, — согласился Лорд, положил свой футляр на столик в углу и начал собирать что-то из нескольких металлических частей.

Капитан в противоположном углу так же раскрыл свой футляр и извлек из него меч.

— Это точная стилизация под испанский меч четырнадцатого века, — начал тихо рассказывать Павлику механик, — только материал лезвия превосходит дамасскую сталь в полторы тысячи раз. Шедевр. Режет сталь как масло.

— А у Профессоре? — спросил ребенок, восхищенно разглядывая фантастических форм клинок в руках Лорда.

— Тоже своеобразный шедевр, — проинформировал Горелов, — примерно тот же материал. Чуть мягче, но имеющий парадоксальную способность к регенерации, иначе говоря — восстановлению. Называется «крыло ангела». Его сделали по заказу Лорда и из его же материала в Туле.

— Начнем! — предложил капитан и сбросил с плеч халат.

— Начнем, — повторил Лорд, так же освободился от халата и вышел на середину зала.

Капитан подошел к нему, встал лицом к лицу и напомнил:

— Третья труба.

Откуда-то из скрытых в стенах динамиков раздались монотонные перестуки барабанов, время от времени перекрываемые гулким звуком охотничьего рога. Когда рог отзвучал трижды, противники отступили друг от друга на несколько шагов и начали бой. Диковинное оружие Лорда тут же, словно маятник, рассекло воздух у самого лица капитана, но было отклонено встречным ударом снизу.

— Это опасно? — с замиранием сердца наблюдая за поединком, полюбопытствовал мальчик у механика.

— Для неопытного человека смертельно, — кивнул он, но тут же успокоил: — И Лорд, и капитан очень опытные бойцы. Им практически ничего не грозит.

Тем временем темп поединка увеличивался. Лорд и капитан кружили по залу, то и дело нанося друг другу удары. Однако ни тот, ни другой не могли преодолеть защиту противника.

— А вы тоже умеете так? — спросил Павлик.

— Да, немного, — улыбнулся Горелов. —Я уже говорил тебе, что мне удалось выйти в финал. Тот, кто сегодня победит, станет моим следующим противником. Прошлым был Ахмед. Как видишь — он жив. Так что не беспокойся.

В этот момент Лорд предпринял очередной выпад. Он словно скользнул по настилу под ноги капитана, стремительно вращая своим оружием. Казалось, еще мгновение и клинок зоолога перерубит капитану ноги. Но неожиданно тот, сильно оттолкнувшись от пола, взмыл под потолок, сделал сальто в воздухе и встал на то же место. Зоолог ударился спиной о стену, но тут же вскочил на ноги и занял оборонительную позицию. Капитан сделал шаг в его сторону, держа меч на вытянутой руке перед собой, а вторую заложив за спину.

— Академическая атака, классика победы, — шепнул мальчику механик.

Очевидно, Лорд ожидал подобного исхода и, щелкнув чем-то на своем оружии, разделил лезвие надвое. Теперь у него в руках мерцали два коротких клинка. Капитан сделал еще шаг навстречу и нанес первый удар. Зоолог парировал его. Еще удар. И снова меч был отбит в сторону. Темп нарастал с такой скоростью, что вскоре Павлик не мог уследить за игрой клинков. Все кончилось неожиданно. После очередного стремительного выпада капитана его меч замер, уткнувшись самым кончиком лезвия в переносицу Лорда. Тот устало улыбнулся и опустил свое оружие. Капитан убрал меч и поклонился зоологу. Тот ответил тем же.

— Здорово! — восхищенно сказал Павлик.

— Да, это очень здорово, — согласился Горелов и добавил: — Ты прости, я сейчас должен переговорить с капитаном.

— Конечно, — ответил мальчик, встал с места и подошел к Лорду.

— Так как тебе, мой юный друг, наши упражнения? — весело поинтересовался тот, убирая свое оружие в футляр.

— Я переживал, — признался тот.

— Напрасно, — похлопал его по плечу Лорд. — Мы здесь не для кровопролития, а лишь для поддержания формы.

— Но капитан все-таки победил? — лукаво улыбнулся Павлик.

— У него великолепная техника, — нехотя признался зоолог и, словно оправдываясь, добавил: — И потом, побеждать капитана безнравственно.

— Понимаю, — еще лукавей заулыбался Павлик.

— Нечего тут понимать, бичо, пойдем, я тебе кое-что дам, — позвал его за собой Лорд.

Они прошли коридором до каюты зоолога и вошли внутрь. Каюта Лорда вся была заставлена колбами с какими-то диковинными моллюсками и завалена непонятной для несведущего человека аппаратурой.

— Вот, — ученый протянул мальчику плоскую пластикового коробочку с экраном.

— Что это? — не понял тот.

— Простыми словами — это высокочастотный тепловой датчик, — объяснил Лорд, щелкнул на коробочке клавишей, и экран засветился неоновым светом. — Видишь эти линии? — Он ткнул пальцем в экран. — Это стены. А эти красные точечки — люди. Видишь, они двигаются?

— Зачем это мне? — не понял Павлик.

— На первое время, пока ты еще не освоился на лодке, чтобы не потеряться. Аналог карты, только электронный, — терпеливо проинформировал Лорд.

— Слушайте, ну у вас тут и «навороты»! — восхитился мальчик. — Мне папа всю новую электронику покупал, но такого!..

— Это нельзя купить за деньги, — засмеялся зоолог. — Во-первых, это военная аппаратура, то есть секретная. Во-вторых, все сделано по индивидуальному заказу. Например, этот датчик сконструировал лично Ахмед. Он великолепный инженер, плюс по первому образованию еще и врач. В свое время ему предлагали возглавить целый институт, но он не мог оставить море. Понял?

— Понял! — с готовностью кивнул заинтригованный мальчик.

ИСПАНСКАЯ КАРАВЕЛЛА

Уже через день Павлику разрешили отправиться с несколькими членами экипажа наружу, в океан. Зоолог надеялся сделать необходимые записи о подводной жизни в этом районе и уговорил отпустить мальчика вместе с собой. Перед ними, где-то за полчаса, в океан вышли Багрова и Скворешня. Едва Павлик и зоолог оказались снаружи, их застал вызов к радиотелефону. Они настроили свои аппараты на заданную волну, и послышался возбужденный голос Багровой:

— Арсен Давидович, Арсен Давидович! Товарищ Лорд, отвечайте! Вы когда-нибудь ответите или нет?

— Да, я слушаю! Слушаю! — едва успел бросить в этот поток слов зоолог. — В чем дело?

— Идите сюда скорее, товарищ Лорд! Замечательная вещь! Какая находка! Изумительная находка! Вы идете или нет?

— Да что там такое? — спросил зоолог. — Что случилось? Где ты? Откуда ты говоришь?

— Скорее, скорее! Сами увидите, — торопила Багрова. — Скорее плывите вест-норд-вест от места ваших работ; глубина — сто четыре метра; вы встретите массу скал… одну огромную, похожую на собор. За нею будет гореть мой фонарь. Только скорее, а то я здесь с ума сойду…

— Хорошо, хорошо, сию минуту плывем! — крикнул зоолог, заразившись волнением коллеги. — Мы сейчас будем у тебя с Павликом.

— Ах, с Павликом! — воскликнула Багрова. — Это очень хорошо! Ты будешь поражен, Павлик!

Зоолог и Павлик неслись, почти лежа, в сине-зеленых сумерках, рассекая шлемами и плечами воду и время от времени поглядывая на компас и глубомер.

— Что эта чудачка там нашла? Как ты думаешь, бичо? — спрашивал зоолог. — Ну что тебе стоит сказать, коллега! В чем там дело, а?

— Некогда, товарищ Лорд, — ответила, задыхаясь от какой-то работы, та. — Я тут пока раскопки делаю. Вот увидите сами… Сейчас здесь будет Скворешня. Я его тоже вызвала.

Внизу показалось дно, усеянное темными глыбами, густо заросшее морскими лилиями, и медленно, незаметно для глаза повышающееся навстречу пловцам. Чтобы не налететь на скалы, пришлось перевести винт на пять десятых, а потом на две десятые хода. Из зеленоватых густых сумерек показалась высокая мрачная скала, похожая на башню. Ее тесно окружали несколько других — тонких, вытянутых, со шпилями.

— Здесь, наверно,— сказал зоолог.

Лавируя среди глыб и осколков и избегая водорослей, они тихо обогнули огромную скалу, за которой открылась небольшая подводная поляна. Возле темной массы, возвышавшейся на противоположном краю поляны, двигалось из стороны в сторону яркое, слегка расплывчатое пятно света.

— Вот и мы! — сказал зоолог, зажигая фонарь на своем шлеме. Павлик зажег и свой фонарь. Стало довольно светло.

Багрова с яркой звездой, горевшей на ее лбу, стояла в усталой позе, опираясь на лопату, возле кучи свеженарытого песку и небольших осколков. Видно было ее красивое лицо, полное восхищения и радости.

— Ну что тут у тебя? Показывай! — нетерпеливо спросил зоолог.

Морские перья, словно живые страусовые опахала, шевелились, взволнованные движениями офицера. Несмотря на то что это возвышение сплошь обросло известковыми водорослями, одного взгляда, брошенного на него зоологом, было достаточно, чтобы он закричал с восхищением и радостью:

— Корабль! Испанская каравелла!

Он бросился к этим останкам давно погибшего судна и стал торопливо обрывать все, что покрывало их в течение многих веков, проведенных ими под толщами чистейших саргассовых вод.

— Очищайте, очищайте скорее этот остров! Ищите пробоину, чтобы пробраться внутрь! — взволнованно кричал он. — Это мировое открытие! Коллеги! Ты прославишься на весь мир! Как ты напала на эту замечательную находку? Как ты распознала ее в таком виде?

— Ага, я вам говорила! — торжествовала Багрова, ожесточенно работая лопатой, которой она очищала борта корабля. — Я была уверена, что вы оцените ее. Как я узнала? Как и вы: по корме и по носу. Видите, как они приподняты и как между ними борта опущены и изогнуты.

Павлик, увлеченный общим волнением, рвал руками водоросли, хватал морские перья, не боясь ожогов, которые он неминуемо получил бы, если бы прикоснулся к ним голыми руками.

— Что за горячка, хлопцы? — послышался вдруг густой голос Скворешни. — С ума вы тут посходили?!

Он опустился на дно рядом со всеми и некоторое время, ожидая ответа, с удивлением смотрел на своих друзей.

— Чего ты стоишь, каланча? — накинулась на Скворешню, не прерывая работы, Багрова. — Очищай корабль! Не видишь, что ли! Археология, деревенщина!

— Корабль?.. Археология?.. — протянул, все еще ничего не понимая, Скворешня. — А, точно, похоже на баржу. Да что же вы с ней намерены делать? Чего ради очищать ее от этой пакости?

— Как вам не стыдно, товарищ Скворешня? — возмутился зоолог, упираясь ногой в бок судна и дергая изо всех сил пучок морских лилий. — Ведь это старинный испанский корабль эпохи Колумба и Кортеса. Просто бесценная археологическая находка! Может быть, в его каютах и трюмах мы найдем драгоценнейшие исторические материалы.

— Так что же вы сразу не сказали? Драгоценнейшие… — заторопился гигант. — Корабль, корабль, а какой корабль — не говорят… А тут — драгоценнейшие!..

Он зажег свой фонарь, вынул кортик, и работа закипела с удвоенной силой.

— Скворешня, поднимись на палубу, — сказал зоолог, — может быть, там легче пройти во внутренние помещения. А я буду искать пробоину.

Едва лишь он ступил ногой на первую ступеньку, как услышал голос Скворешни:

— Ага! Ахтерштевень разбит!

Зоолог опустился практически на самое дно и уже было собрался двинуться дальше, как неожиданно что-то невероятное по размерам нависло над ним, и он понял, что не может пошевелить ни рукой, ни ногой. Последнее, что он видел, это отброшенную в сторону ударом гигантского хвоста Багрову.

ПОГОНЯ

Багрова открыла глаза, безучастно посмотрела вокруг себя. Потом она стремительно поднялась и села на койку.

— Он унес Лорда! — закричала женщина в отчаянии.— Он унес его! Спасите Профессоре, капитан! Скорее! Скорее!

Пошатываясь, офицер вскочила с койки, бросилась к дверям, порываясь куда-то бежать, что-то делать. Ни капитан, ни стоявший поодаль комиссар не успели ее удержать. Но в эту минуту в дверях показался Горелов, Багрова очутилась в его длинных сильных руках.

— Что ты говоришь, Женя? Кто унес? Откуда ты знаешь? — взволнованно спросил Горелов, отводя больную на место.

— Я видела, — бормотала та, бессильно опускаясь обратно на койку. — Что-то огромное… пронеслось над нами… оно держало Лорда на себе…

Она опять устало закрыла глаза, ее обычно смуглое лицо посерело, и казалось — сознание еще раз покидает ее.

— Что это может значить? — спросил капитан.

— Разумеется, бред и больше ничего,— сказал Горелов.

В госпитальный отсек вошел Ахмед.

— Вы об этом чудовище? — спросил он, посмотрев на капитана. — По правде сказать, я тоже за всю свою жизнь такого не видел. Абсолютно невозможно идентифицировать вид.

Все в недоумении посмотрели на Ахмеда и потом переглянулись.

— О каком объекте вы говорите? — удивился капитан.

— Да о том самом, который промчался надо мной, как сумасшедший, перепутал все мои шары, сорвал с места буй с приборами… Вообще испортил всю мою сегодняшнюю работу по изучению течений.

— Когда вы его видели? — быстро спросил капитан.

— Часа три назад.

— Где вы были в это время?

— На гидрофизической станции номер три, глубина триста метров, в восемнадцати километрах к юго-востоку от базы.

— Какого направления он держался?

— Точно: с норда на зюйд.

Горелов посмотрел на часы — было уже шестнадцать часов с минутами — и торопливо обратился к капитану:

— Простите, Николай Борисович. Я зашел сюда доложить вам, что мне необходимо выйти из подлодки и проверить работу двух левых дюз. Я сегодня осматривал их изнутри и снаружи. Они, кажется, слегка засорились, и возможно, что придется разобрать их и прочистить. Разрешите, я сейчас же займусь этим.

— Две дюзы вышли из строя? — живо повернулся к Горелову капитан. — Когда же это могло случиться? Ведь мы пришли сюда с исправными дюзами?!

Горелов замялся. Он тяжело переступил с ноги на ногу и медленно сказал:

— Всего не угадаешь. У нас был сложный маршрут…

— Товарищ военинженер,— холодно заговорил капитан,— почему вы мне не доложили об этой неисправности раньше? Эти дюзы совершенно вышли из строя или нет? И если нет, то сколько процентов мощности они потеряли?

— Дюзы из строя не вышли, товарищ командир, и потеря мощности незначительная — процентов пять-восемь, — ответил он.

— Отлично! — Капитан повернулся к обоим ученым: — Вы можете на некоторое время оставить без надзора свои аппараты и приборы?

— Можем! — в один голос последовал ответ.

— Подлодка идет в погоню за объектом. Приготовьтесь!

НЕПРИЯТНОСТИ У ЛОРДА

Через несколько минут под сводами капитанской рубки послышался спокойный, ясный голос зоолога:

— Животное немного ослабило кольца. Пытаюсь осторожно продвинуть левую руку с компасом к глазам.

— Значит, направление вам все еще неизвестно? — спросил голос капитана.

— Нет, Николай Борисович.

— Быстроту ощущаете? — продолжал допрашивать капитан.

— Думаю, что скорость равна приблизительно пятидесяти километрам в час…

— Постарайтесь, Лорд, скорее определить направление. Как только все соберутся в подлодке, мы пойдем за вами.

— Хорошо, капитан…

Разговор прекратился. Подождав минуту, Чижов, едва сдерживая волнение, позвал зоолога:

— Арсен Давидович, голубчик! Что с вами приключилось?

— А! Иван Степанович! Это вы? Да вот, понимаете, неприятность. Такой конфуз. Я спустился вниз. Искал пробоину…

— Да, да. Помню, вы собирались туда.

— Ну, вот… плыву, задумавшись, по сторонам не оглядываюсь. И вдруг, понимаете, словно' какой-то водопад обрушился на меня. Я даже не заметил, с какой стороны. В один момент все тело оказалось оплетенным каким-то толстым канатом, сантиметров тридцать в диаметре. Руки, понимаете, прижаты к телу, ноги связаны, ни повернуться… ни вообще даже шевельнуться…

— Ах, напасть какая!.. Кто же это схватил вас?

— Понятия не имею. Что-то несусветное, о чем мы, зоологи, и думать не смеем… Я даже не знаю, что именно обвилось вокруг меня: не то все тело животного, не то одна лишь его длинная, гибкая шея… Если тело, то выходит что-то вроде таинственного, трижды легендарного и тысячу раз осмеянного гигантского морского змея… Если всего лишь шея, то, прямо скажу, и думать, и гипотезы строить просто боюсь.

— Ужасно… ужасно… Вы не пострадали?

— Ничуть! Все в порядке. Скафандр не выдал и, надеюсь, не выдаст. В таких объятиях, я думаю, и слона задушить можно было бы! А я их просто не чувствую. Все усилия принимает на себя скафандр. И вот теперь несет меня неведомая сила…

— Не беспокойтесь, Арсен Давидович. Капитан сделает все возможное… Вы бы только не пострадали.

— Вряд ли пострадаю… А для наших научных задач это приключение — прямо клад. Подумайте только, какое

открытие! Животное, конечно, совершенно неизвестное… Я с необыкновенным интересом изучаю тот небольшой участок тела, который находится прямо перед моими глазами. Его покрывают огромные костяные пластинки с пирамидальными бугорками посередине. Лежат они черепицеобразно и подвижно друг на друге… Образуют сплошной чешуйчатый покров. Покрыты толстым слоем фосфоресцирующей слизи. Такие мысли, сравнения, сопоставления лезут с голову, что просто не решаюсь сказать. Даже вам, мой друг…

— Говорите, говорите, голубчик! Не стесняйтесь! За три недели я здесь такого навидался, что уже ничто меня не поразит.

— Я предчувствовал… Более того — я знал, какой урожай, какая богатая жатва ожидает меня здесь! Не могу вам передать, друг мой, как я счастлив, что на мою долю выпала честь так близко, так непосредственно близко изучать это чудовище глубин!.. Я протащил компас к глазам! — вдруг закричал он. — Капитан! Капитан! Вы слышите меня?

— Я у аппарата, Лорд.

— Направление норд-норд-ост. Ближе к осту. Скорость животного значительно увеличилась. Кольца его тела против моих глаз немного раздвинулись, и мой фонарь освещает пространство впереди…

— Вы что-нибудь видите там, Лорд? — оживленно спросил капитан. — Это очень важно.

— Нет, капитан. Вдали мелькают лишь огоньки светящихся животных. Еще задолго до нашего приближения они быстро сворачивают в сторону, словно очищая нам дорогу… Капитан! Капитан! — опять воскликнул зоолог.

— Слушаю! Слушаю, Лорд!

— С левого борта совсем близко промелькнул высокий и тонкий, словно минарет, пик. Появляются холмы и скалы. Мы несемся вдоль отрогов хребта… Это совершенно ясно. Мой фонарь ярко освещает их. А вот огромная, почти кубическая скала, похожая на средневековый замок с башенками, бастионами, кронверками, зубчатыми стенами…

— Отлично, Лорд! Давайте больше примет, это нам пригодится при поисках.

— Хорошо, капитан. Я вот только не уверен в направлении. Ведь до того, как мне удалось взглянуть на компас, животное могло несколько раз менять свой путь.

— Теперь это уже не важно. Мы возьмем курс прямо на ост, к подводному хребту, а потом вдоль него, на норд. Мы будем искать замеченные вами пик и замок. Почаще сообщайте нам приметы.

Лейтенанта Чижова сменила на вахте старший лейтенант Багрова, но капитан так же продолжал оставаться в центральном посту. Подлодка продолжала медленно продвигаться вдоль хребта. Капитан Воронцов, все эти семь часов проведший бессменно в центральном посту, мерно шагал по помещению, заложив руки за спину, изредка взглядывая на экран, с которого не сводил глаз и вахтенный начальник. Взволнованный голос зоолога заставил капитана остановиться.

— Животное резко переменило направление,— сообщал ученый. — С норда почти под прямым углом перешли на ост…

— Значит, оно углубляется в подводный хребет, — заметил капитан. — Вероятно, через какое-то ущелье… Отметьте это как опознавательный знак,— обратился он к старшему лейтенанту. — Подсчитайте и примерное расстояние до него от предыдущего знака.

— Есть отметить знак и подсчитать расстояние! — повторила старший лейтенант и вдруг, вскакивая и указывая на экран, громко вскричала: — Пик!.. Впереди пик!..

На темном фоне хребта все яснее выделялись очертания высокой, стройной скалы, состоящей из нескольких поставленных друг на друга мощных колонн-этажей, уступами поднимающихся кверху и заканчивающихся круглым куполом с тонким высоким шпилем.

— Действительно, совсем как минарет, — промолвил капитан.

— Сейчас должен появиться замок, — заметила старший лейтенант, записывая последний сообщенный зоологом опознавательный знак — вход в ущелье — и подсчитывая расстояние до него. — После этого замка мы сможем быть вполне уверенными, что подлодка на правильном пути.

Замок на экране появился через десять минут и всеми своими деталями подтвердил точность описания. Капитан приказал перевести скорость подлодки на пять десятых хода. По всем помещениям корабля пробежало радостное оживление. Скворешне с тремя членами команды было приказано подготовиться к выходу из подлодки в полном вооружении.

— Ну, теперь эта каналья от нас не уйдет, будь она хоть с кашалота величиной и с его зубами,— сказал Скворешня Багровой, которая, с перевязкой на левой руке, помогала ему в выходной камере готовить скафандры и боевое снаряжение.

— Животное несется, часто меняя курс,— сообщал между тем зоолог. — Ущелье, очевидно, извилистое… Быстрота движения значительно уменьшилась…

— Прекрасно, Лорд! — ответил капитан. — Вероятно, оно приближается к своему логовищу. Мы его там и настигнем. Готовьтесь, дорогой Лорд, к испытаниям. Нет сомнения, животное там примется за вас и попытается раскусить орешек.

— Пусть пробует… Интересно будет взглянуть на его домашний очаг и быт. О-ох!..

Последний стон донесся в центральный пост слабым, болезненным отзвуком, полным страдания. Потом наступило молчание. Капитан и Ахмед стояли молча, с бледными лицами.

— Что там произошло? — прошептал наконец Ахмед.

Из его пальцев выпал металлический карандаш и ударился об пол. Капитан оглянулся.

— Следить за опознавательными знаками! — тихо приказал он немного хриплым голосом. Он вынул платок и вытер лоб.

— Есть следить за опознавательными знаками,— пробормотал Ахмед, машинально поднял карандаш и устремил невидящие глаза на экран.

— Лорд!.. — позвал капитан. — Лорд… отвечайте!.. Что с вами?..

Короткое молчание. Потом послышался слабый, прерывающийся голос зоолога:

— Ни… ничего… ничего, капитан… Я брошен наземь… Шлемом… на камень… Голова… Туман… Рвет когтями скаф… Телескопические глаза…

Голос пресекся и умолк.

— Лорд!.. Лорд!..— звал капитан. — Лорд!.. Отвечайте!.. Ответа не было.

БИТВА В ПЕЩЕРЕ

Шли гуськом, молча, стараясь не нарушать тишины глубин. Плотный, слежавшийся ил заглушал удары толстых металлических подошв о дно. Впереди шла старший лейтенант Багрова с ультразвуковым пистолетом в руке. За ней выступал Скворешня, возвышаясь над всеми, словно закованная в металл башня с яркой звездой маяка на вершине. Вслед за Скворешней шли Павлик и Ахмед, потом остальные — все так же вооруженные, в той же настороженной боевой готовности, как и старший лейтенант. Скворешня нес на себе мощный переносный прожектор. Ущелье было очень широкое, свет фонарей на шлемах лишь изредка достигал его стен. Многочисленные повороты служили доказательством того, что экспедиция была на правильном пути. Но за каждым поворотом могла показаться пещера чудовищ, и это непрерывно держало всех в напряженном состоянии. Шаги делались осторожнее, руки крепче сжимали рукоятки пистолетов, усиленней бились сердца… Шли уже больше часа, повороты сменяли друг друга. Казалось, нет конца этому утомительному пути. Внезапно старший лейтенант остановилась и молча подняла палец, указывая на что-то вверху. Запрокинув головы и направив туда свет фонарей, все увидели над собой высокий, теряющийся в темноте свод. Старший лейтенант тихо, почти шепотом, произнесла:

— Внимание!.. Мы приближаемся к пещере. По первому приказанию всем выключить фонари. Вперед!..

Проход шел теперь прямо, без поворотов, все более и более суживаясь, но свод не понижался, оставаясь по-прежнему на огромной, едва различимой высоте.

— Внимание! Займите ваше место. Вперед, товарищи! Соблюдать осторожность!

Отрад тихо тронулся с места. Нетерпение и тревога о зоологе возрастали по мере приближения к пещере.

— Облегчить свой вес при помощи воздушного мешка! Ускорить шаг! — приказала старший лейтенант.

Пошли быстрее. Черные стены тоннеля несколько сблизились и уже все время сопровождали отряд в пределах видимости. Стены и дно были гладкими, почти ровными, с будто отполированными редкими выступами. На некоторых выступах стен Ахмед заметил слабо светящиеся, туманные пятна неправильной формы. Он обратил на них внимание старшего лейтенанта.

— Это обрывки светящейся слизи, покрывающей чудовища,— тихо объяснил Ахмед. — Проплывая здесь и задевая выступы, они оставляли на них свои следы. Слизь свежая… скоро пещера…

— Хорошо. Внимание, товарищи! Как только войдем в пещеру, рассыпаться цепью по обеим сторонам прожектора вдоль стен пещеры и открыть звук по ближайшим целям. Скворешня, установив прожектор, передает его Павлику. Во время боя не забывать про винт и воздушные мешки. Действовать ими сообразно с обстоятельствами. Не зарываться! Держаться поближе к отряду! Ускоренным шагом, вперед!

На слегка наполненных воздушных мешках, сжимая в руках пистолеты, отряд неслышно и быстро продвигался по тоннелю. За огромным скалистым выступом стены вдруг круто раздвинулись и исчезли из поля зрения. Старший лейтенант, шедшая впереди, мгновенно выключила свой фонарь.

— Выключить фонари! В цепь! Установить прожектор!

В черной тьме вдали показались огромные, слабо светящиеся голубоватые тела. Их было около двух десятков: одни — гигантских размеров, другие — поменьше. Большинство неподвижно лежало на дне, на его возвышениях и скалах, вытянувшись, словно стволы чудовищных деревьев с бочкообразным утолщением посередине. Другие носились взад и вперед на разной высоте, мерно размахивая светящимися пятнами ластов. В середине, поближе к входу, лежал огромный светившийся силуэт, высоко подняв над собой длинную, как корабельная мачта, и гибкую, как чудовищной толщины лиана, шею с огромной плоской головой, тревожно двигавшейся из стороны в сторону.

— Построиться в шеренгу! — тихо прозвучала команда. — Чувствовать соседа! Стрелять по светящимся целям! Сначала по движущимся. Себе беру среднюю тварь на дне. На изготовку! Целься! Звук!!!

В пещере неожиданно воцарилось смятение. Чудовищные светлые тени заметались, словно охваченные судорогами. С молниеносной быстротой они носились по всем направлениям, то сворачивая в кольца свои длинные гибкие шеи, то стремительно разворачивая их. Длинные, плоские, как у крокодилов, хвосты с силой били по бокам бочкообразных тел. Чудовища падали вниз, взвивались кверху, бросались в стороны, и стрелки лишь с трудом поспевали менять прицел. Ультразвуковые пистолеты оказывались слишком слабыми для этих мощных, огромных организмов. Почти невозможно было сразу найти и попасть в их наиболее важные жизненные центры. Гигант, взятый на прицел старшим лейтенантом, в первое мгновение вздрогнул, потом одним мощным движением хвоста светящейся стрелой взвился к своду пещеры. Что-то при этом металлически сверкнуло под ним, освещенное его слабым сиянием, и унеслось ввысь, охваченное витком нижней толстой части шеи чудовища. Послышался полный отчаяния крик Ахмеда:

— Арсен Давидович! Арсен Давидович!..

Одновременно сильный удар струи едва не сбил с ног стоявшую рядом с Ахмедом Багрову. Место возле нее было пусто.

— Товарищ капитан! — воскликнула в испуге она. — Ахмед запустил винт и исчез!

Между тем паническое смятение среди плававших животных передалось спокойно лежавшим до сих пор на дне. Одно за другим они отрывались от дна и взлетали кверху, усиливая общее волнение. Животные искали врага, но не находили его. Вдруг один из гигантов свился в кольцо, с силой развернулся и, вытянув шею, судорожно ударяя хвостом, камнем упал на дно и замер в неподвижности. Чей-то луч попал ему, вероятно, в мозг или в другой нервный узел и убил наповал. Сейчас же за этим упал другой. У некоторых были парализованы ласты или хвост, и, замедлив движение, они бились почти на месте. В беспорядочном, хаотическом движении чудовищ все стрелкй потеряли из виду гигантское животное, унесшее с собой зоолога. Старший лейтенант не выдержала этой неизвестности.

— Ахмед, где ты?

— Я преследую эту тварь, которая унесла Арсена Давидовича, — послышался задыхающийся голос того. — Меня постоянно оттирают от него другие. Но я его не теряю из виду. Приходится непрерывно лавировать. Держусь подальше от стада… Подальше от их света… Чтобы не заметили…

В этот момент одно из чудовищ неожиданно отделилось от общей массы, волновавшейся в глубине пещеры, и стремительно бросилось к выходу, видимо ища спасения в открытом океане. На фоне его светящегося голубоватого тела мелькнула темная тень человека, и почти одновременно послышался возглас Ахмеда:

— О, шайтан! Меня задели!

Чудовище внезапно переменило курс, резко повернуло вслед за человеческой тенью и, широко разинув огромную, почти двухметровую пасть, кинулось за ней в погоню.

— Всем по переднему!.. Звук!.. — раздалась поспешная команда.

Сосредоточенный прицел всего отряда поймал чудовище как раз в тот момент, когда почти перед самой его пастью мелькнуло тело Ахмеда, ловко увильнувшего в темноту. Чудовище судорожно забилось, потом упало на дно и распласталось на нем недалеко от отряда. Но путь был указан. Все стадо ринулось к выходу. Казалось, ничто не может устоять перед этим сокрушительным падением гороподобных тел.

— Включить прожектор! — раздалась громкая команда.

Толстый сноп яркого, ослепительного света ударил во тьму, в стремительно несущуюся, сплоченную массу гигантских туловищ, волнующихся шей и мощных хвостов, в созвездие огромных сверкающих телескопических глаз. Словно получив сверхъестественной силы удар, лавина чудовищ с широко раскрытыми пастями разом запрокинула все головы назад, во всю длину шей, перевернулась с растопыренными кверху когтистыми ластами и, показав хвосты, медленно поплыла обратно. Чудовища мотали головами — ошеломленные, ослепленные, сразу обессилевшие. Некоторые тихо опускались ко дну с повисшими шеями. Над стадом в световом потоке носилась металлическая фигура Ахмеда, выискивая животное, державшее ученого. Отряд провожал отступающее стадо ливнем ультразвуковых лучей. То один, то другой из гигантов начинал вдруг яростно биться и через минуту стремительно падал на дно.

— Нашел! Нашел!..— раздался торжествующий голос Ахмеда. — Получай, каналья! Получай!.. Получай!..

В середине медленно плывущей колонны поднялось необычайное движение. Взвился гигантский хвост, нанося во все стороны сокрушительные удары. Вдруг от темной массы чудовищ отделилось небольшое, синевато поблескивающее металлом тело и, покачиваясь из стороны в сторону, стало опускаться на дно. Описав дугу вокруг стада чудовищ, пулей пронеслась сверху вниз металлическая фигура Ахмеда, почти у самого дна подхватила падавшее тело и тут же, взмыв вместе с ним кверху, повернула и стремительно понеслась к отряду.

— Вот!..— задыхаясь, произнес Ахмед, резко остановив и дав задний ход винту. — Вот…— повторил он, шатаясь, падая на колено и протягивая Скворешне на обеих руках неподвижное тело зоолога.

Отряд быстро отступал из пещеры, боец за бойцом. Впереди шел Скворешня, неся зоолога. Старший лейтенант Багрова пропускала всех мимо себя. Павлик держал в луче прожектора, словно в плену, нескольких чудовищ — остатки огромного стада, — сгрудившихся в противоположном конце пещеры и прятавших головы от потоков убийственного, неумолимого света.

— Выключить прожектор! — скомандовала старший лейтенант Павлику.

Она помогла ему быстро нагрузиться.

— Марш за отрядом!

Старший лейтенант в последний раз кинула взгляд в черное пространство пещеры. Потом она запустила винт и скоро присоединилась к быстро уходившей в открытый океан гирлянде ярких голубых огней.

БОМБАРДИРОВКА ГЛУБИН

На центральном посту вахтенный, старший лейтенант Багрова, сидела перед щитом управления, задумчиво глядя на экран и его купол. В голубых сумерках экранного поля мелькали темные силуэты встречных рыб, головоногих, моллюсков самых разнообразных форм и размеров. Лейтенант вдруг очнулась, протянула руку к телефонному щитку, и спокойное лицо ее оживилось. Она нажала кнопку под номером двенадцать, и сейчас же рядом со щитком осветился небольшой матово-серебристый экран. На нем появилось изображение госпитального отсека, несколько коек, и зоолога, сидящего на койке в белом халате, рассматривающего на матовый свет лампы какую-то пробирку. Зоолог повернул голову и вопросительно вскинул глаза на экран.

— Простите, Лорд,— тихо, почти шепотом, произнесла лейтенант. — Не могу прийти в себя после встречи с этими чудовищами. Все-таки что это за вид?

— Думаю… — начал было тот, но не успел окончить.

Снаружи внезапно донесся глухой, но мощный удар, сопровождаемый коротким грохотом, вырвавшимся из рупора гидрофона. Ни лейтенант, ни зоолог не успели еще прийти в себя от этой неожиданности, как огромный подводный корабль взметнулся носом кверху, сейчас же нырнул вниз, потом, не замедляя хода, под непрерывные грохочущие удары судорожно заметался, точно бросаемый непонятной силой вверх, вниз, во все стороны. Зоолог был отброшен от экрана на ближайшую койку. Лейтенант, инстинктивно схватившись рукой за ножку привинченного к полу стола, удержалась на месте. Ее глаза скользнули по большим круглым часам, висевшим на стене: было ровно восемнадцать часов. Машинально, не сознавая еще, что произошло, она нажала пальцем свободной руки кнопку тревоги: «Внимание! Все по местам!» В мгновение все коридоры подлодки наполнились топотом бегущих ног, потом сразу наступила тишина, прерываемая лишь частыми глухими ударами. Еще держа палец на кнопке тревожной сигнализации, лейтенант мельком взглянула на круговой экран и застыла в недоумении. В глубокой перспективе экрана, на той его полосе, куда со своих дальних дистанций посылали сообщения инфракрасные разведчики корабля, с необычайной быстротой неслась навстречу «Пионеру», клубясь и разрастаясь, огромная темная туча. Впереди тучи, словно настигаемые пожаром, мчались бесчисленные массы морских животных. Ближайшие к подлодке рыбы также стремительно поворачивали и в общей панике устремлялись ей навстречу.

— Простите, Лорд… сигналы, — торопливо проговорила лейтенант, выключила телефон и телевизор, оставив зоолога в состоянии полного недоумения и растерянности.

Вслед за тем лейтенант повернула на щите управления навстречу друг другу два штурвала; на одном из них виднелась надпись «Разведчик правого борта», на другом — «Разведчик левого борта». Туча сразу закрыла узкую верхнюю полосу на передней части экрана и нижнюю часть его купола.

— Что же это значит? Неужели подводное извержение? — вполголоса проговорила лейтенант, давая подлодке задний ход и сейчас же полностью останавливая работу дюз.

В центральную рубку поспешно вошел капитан и пошатнулся от резкой остановки движения корабля.

— В чем дело, товарищ лейтенант? — спросил он еще в дверях.

— По донесениям приборов, товарищ командир, впереди что-то непонятное и, во всяком случае, угрожающее. Поэтому я остановила подлодку до ваших распоряжений.

Капитан увидел на экране быстро надвигавшуюся тучу. Глухие удары продолжали доноситься снаружи, сопровождаемые гулом из рупора гидрофона. Корабль мотало на месте, не переставая.

— Хорошо сделали,— одобрил действия лейтенанта капитан. — Какое расстояние до источника звуков? Их направление? — продолжал он отрывисто спрашивать, держась за стол и внимательно рассматривая клубящуюся мглу на экране и несметные стада несущихся перед нею животных.

— Тридцать восемь миль! Прямо по носу! — быстро ответила лейтенант, взглянув на приборы, потом огляделась по сторонам и тихо спросила: — Котик, ты придешь ко мне в каюту после дежурства?

— Товарищ Багрова, мобилизуйтесь, нет времени на эти глупости, рыбка моя! Лучше быстрее вызови Арсена Давидовича сюда. Здесь очень много интересного,— сказал капитан и наклонился над картой; он провел на ней несколько линий, взглянул на приборы и сделал короткий подсчет. — Что такое? — выпрямился он вдруг, и лицо его сразу сделалось жестким, каменным. — Ведь это значит, что звуки несутся с нашей стоянки. С нашей глубоководной станции!

В этот момент в центральный пост торопливо вошли зоолог и Ахмед. Услышав последние слова капитана, они быстро оценили положение.

— Нет никакого сомнения, товарищ командир, — сказала старший лейтенант, — удары несутся из района нашей стоянки. Все это очень похоже на подводное извержение вулкана с тучей поднятого со дна ила, пепла, размельченного туфа…

— Да-да… — подтвердил Ахмед. — Это первое, что и мне пришло в голову.

Капитан с сомнением покачал головой и задумался. Зоолог молча, не отрываясь, смотрел на экран. Первые отряды обезумевших обитателей моря приближались к подлодке, в двадцати километрах от нее встречаемые уже ультразвуковыми прожекторами, которые пересылали их изображения на нижнюю полосу экрана. Капитан поднял наконец голову, приняв, по-видимому, какое-то решение.

— Нам во что бы то ни стало необходимо узнать, что там происходит,— обратился он ко всем находившимся в центральном посту. — Источник звуков остается на одном и том же месте. Мы должны, следовательно, приблизиться к нему по крайней мере еще на десять километров — на дистанцию, с которой можно будет при достаточной безопасности для корабля воспользоваться помощью наших разведчиков… Дайте три десятых хода вперед, Евгения Юрьевна, — приказал он старшему лейтенанту и незаметно для всех погладил ее ладонью по низу спины.

В непрекращающейся качке корабль тронулся с места и вскоре вошел в гущу панически мчавшихся животных. Когда разведчики находились уже на расстоянии всего лишь двух километров от прежней стоянки «Пионера», удары внезапно прекратились. Все притихли на своих постах, напряженно прислушиваясь и выжидая, но тишина продолжала оставаться невозмутимой. С каждой уходящей минутой все более светлели лица людей, все спокойнее бились их сердца. Тишину нарушила Багрова.

— Я насчитала сто сорок два удара,— сказала она, обращаясь к капитану. — Первый последовал ровно в восемнадцать часов.

Разведчики между тем все ближе подходили к прежней стоянке корабля.

— Опустите правобортовой разведчик поближе ко дну, — приказал капитан. — И за ним в полхода.

Через пятнадцать минут ультразвуковые лучи прожектора проникли в район бывшей стоянки подлодки. Нижняя полоса экрана получила свой обычный голубоватый цвет — правда, несколько более густой. На экране появился совершенно незнакомый пейзаж. Там, где раньше неслышно кипела в темноте молчаливая подводная жизнь, — расстилался теперь однообразный мертвый покров из ила, над которым поднимались порой небольшие бугры или отдельные полузасыпанные и обломанные кисти потухших морских перьев. Нахмурив густые, мохнатые брови и зажав в кулаке бороду, зоолог молча смотрел на эту безрадостную и безжизненную пустыню.

— Если здесь было извержение вулкана, — проговорил он наконец, — то где же лава? Где пемза и пепел? Почему наружные термометры не показывают повышения температуры воды? И, наконец, где кратер?

— Вот кратер! И не один, а несколько! — сказала старший лейтенант, показывая на темные, со смутными очертаниями, пятна, выступившие вдали, на экране.

— Смотрите, смотрите! Их здесь много! — воскликнул Ахмед.

И действительно, по мере продвижения корабля вперед на экране появлялось все больше и больше пятен. Приближаясь к переднему плану, их очертания делались немного яснее; но все же тучи не осевшего еще ила мешали работе ультразвуковых прожекторов. Однако было достаточно отчетливо видно, что края этих пятен представляли почти ровную окружность и что к центру пятна чернота сгущалась, как бы в глубокой воронке или колодце. Скоро вся передняя часть экрана была покрыта пятнами, проходившими по экрану то густо, порой сливаясь и образуя огромные, с рваными, неправильными краями, котловины, то редко, словно горох, по глубокому полотну экрана.

— Несколько часов тому назад здесь находился наш «Пионер», — напомнил зоолог.

Никто не ответил ему. Капитан стоял у стола со сжатыми кулаками, подавшись вперед, к экрану, и не сводя с него глаз. Его ноздри раздувались, побелев от скрытого внутреннего волнения. Наконец он резко и сухо стукнул костяшками сжатых в кулак пальцев по столу и повернулся к стоявшим позади него зоологу и лейтенантам.

— Вы говорите, вулкан? Извержение? — спросил он громким, звенящим от возбуждения голосом. — Бомбили наш корабль.

И, словно сразу почувствовав себя в разгаре сражения, он отрывисто бросил лейтенанту Багровой:

— Поднять оба разведчика над поверхностью океана! Пять подъемов в минуту! Высота подъемов — десять метров! Следить за небосклоном!

Пока лейтенант, едва успевая, быстро работала штурвалами разведчиков и клавишами щита управления, капитан повернулся к телефонному щитку и нажал одну из его кнопок. На засветившемся экране телевизора появился отсек носовой пушки. Главный акустик Чижов сидел в своем кресле бледный, но спокойный, внимательно глядя на экран телевизора, где появилось изображение капитана.

— Изготовиться к бою! — донесся до Чижова властный голос капитана. — Цель — металл, органика, стекло. Самолеты или судно. Из водной среды — в воздушную. Расстояние и угол по экрану. Ждать моих приказаний!

В этот момент купол экрана сразу просветлел, на нем показались чистое голубое небо над спокойным океаном, несколько разрозненных облачков в зените, лучезарное желтое пятно солнца, склоняющееся к западу, далекий круговой горизонт и чуть повыше его, на западе, три крохотных крестика, а под ними стелющаяся почти по самой линии горизонта волнистая дымная полоса.

— Неприятель на виду, — послышался с экрана телевизора спокойный голос Чижова, — три самолета и под ними, очевидно, их база. Под данным углом ультразвуковая пушка не возьмет цель. Необходимо приблизиться.

Это было ясно и самому капитану. Однако никаких распоряжений о преследовании противника от него не последовало. После минутного колебания, в течение которого поверхность океана скрылась и вновь появилась на экране, он провел рукой по голове и произнес:

— Отставить ультразвуковую пушку!

Оба лейтенанта с недоумением смотрели на своего капитана.

— Товарищ командир! — произнесла наконец старший лейтенант Багрова, видимо с большим усилием стараясь придать своему голосу возможно больше сдержанности. — Нас бомбили. Нас хотели уничтожить… Без всякого повода с нашей стороны. Давайте их «хрякнем». Будет поучительно.

Капитан тепло улыбнулся:

— Я вас вполне понимаю, товарищи. В другой бы ситуации обязательно «хрякнули». Но для нас важнее всего не обнаруживать ни себя, ни нашего оружия до решительного момента, который, может быть, наступит, когда мы придем во Владивосток. Если неприятель думает, что он уничтожил нас, тем лучше: может быть, он успокоится и прекратит преследование. Тайну нашего передвижения, очевидно, полностью соблюсти не удалось. Но каким образом наши точные координаты стали известны неприятелю, совершенно непонятно.

Он обернулся к Багровой и деловым тоном продолжил отдавать распоряжения:

— Отвести подлодку на пятьдесят километров от места ее бывшей стоянки. На этом расстоянии крейсировать в разных направлениях, не останавливая корабля. Положение тревоги отменить. Обоих разведчиков оставить на поверхности. Прыжки — не чаще пяти в минуту, высота прыжков — не выше трех метров. При появлении чего-нибудь подозрительного осторожно следить при помощи разведчиков и вызвать меня. Имейте в виду, товарищи: мы должны теперь быть непрерывно настороже! Нас ищут. Это необходимо передать всему экипажу подлодки, всем членам научной экспедиции. Через два часа, если все будет спокойно, я отправлю всех научных работников и часть команды собирать уцелевшее после бомбардировки имущество экспедиции. По окончании работ мы пойдем дальше своим маршрутом.

— Товарищ капитан, а кто нас бомбил? — осторожно поинтересовался Павлик у капитана.

— Пойдем, — предложил тот и повел мальчика в свой кабинет.

Там он усадил ребенка в глубокое кресло и повернул к стене с огромным плазменным монитором. Сам же сел в кресло у стола, извлек из ящика пульт дистанционного управления и нажал на нем кнопку, активизировав, таким образом, экран на стене. На мониторе начали появляться изображения каких-то разрушенных зданий, чьи-то лица, какие-то цифры.

— Ты должен знать, Павлик, что лодка, на которой ты находишься, — последнее достижение научно-технического

прогресса в области военных технологий. Обладать такой лодкой — значит контролировать все водное пространство планеты. «Пионер» строили пятнадцать лет. По мощи «Пионеру» нет равных, но есть враги. Точнее, враг. Это международная корпорация «ЭЦИТ». Ее в свое время создал один ирландец, по имени Мак-Лен, а финансировали создание нефтяные магнаты. Им нужна была мощная силовая структура. Но «ЭЦИТ» вскоре уничтожил своих благодетелей и получил абсолютную свободу действий. На его счету сотни террористических актов, миллионы жизней ни в чем не повинных людей. Ему удалось запугать практически весь мир, кроме нас. Именно поэтому руководителям корпорации так важно либо получить «Пионер» в свое распоряжение, либо уничтожить его. Когда-то я сталкивался с Мак-Леном. Точнее, с его людьми.

— Это опасные люди? — спросил мальчик.

— Были опасные, — улыбнувшись, сообщил капитан.

ГОЛЬФ

Мак-Лен уже приготовился сделать удар по мячу, когда к нему подошел секретарь в черном костюме и протянул телефонную трубку. Ирландец молча выслушал своего невидимого собеседника на другом конце провода, отдал телефон молодому человеку и ударил. Мяч проделал ровную дугу в воздухе и упал рядом с белой лузой на поле. Мак-Лен подошел к мячу и еще одним тихим ударом загнал его в лузу, после чего обернулся к ожидавшему его секретарю и приказал:

— У нас сегодня, Мигель, хороший день; я, пожалуй, выпью пятьдесят грамм «кальвадоса». Да, вот еще — позвони Маэде. Поздравь от моего имени.

Секретарь быстро кивнул и побежал к видневшемуся за гольф-полем особняку.

ПЕРЕДАЧА

Зоолог машинально погладил слабой рукой бороду и, окинув взглядом блещущий чистотой госпитальный отсек, печально улыбнулся входившему в отсек Ахмеду. Тот был в белоснежном халате, аккуратно завязанном на все до единой тесемочки, и имел вид настоящего — правда, немного смущенного своей молодостью — врача. Он быстро подошел к койке зоолога:

— Как дела, Арсен Давидович? Как мы себя чувствуем? Позвольте ваш пульс… Прекрасно. Наполнение хорошее. Семьдесят восемь ударов в минуту. Вы быстро идете на поправку…

Врач осторожно, почти с нежностью, поправил подушки под головой ученого, подоткнул одеяло.

— А после чего тут особенно поправляться? — добродушно улыбнулся ему зоолог. — Пустяки какие! Я думаю, завтра-послезавтра встану — и за работу! Нас ждет замечательная работа!

Ахмед замахал на него руками, изобразив предельный ужас на лице.

— Что вы! Что вы, Арсен Давидович! И не думайте. Меньше чем через пять дней никак нельзя! Нет, нет… Как можно!

Зоолог мгновенно рассвирепел:

— Ты с ума сошел! Нет, ты окончательно с ума сошел! Что ты мне сказки рассказываешь! Мне нужно как можно скорее вернуться в пещеру, сфотографировать этих чудовищ. Ведь не могу же я их взять сюда, на подлодку. Я хотя бы одну голову возьму. Я уже договорился с капитаном: специально для этого подлодка здесь задержится.

— Все равно… Можете ругаться, Арсен Давидович,— кротко, но с обидой в голосе проговорил Ахмед. — Я тогда доложу капитану, что вы не слушаетесь.

— «Не слушаетесь»! Тоже нашелся врач! Сатрап!

Баритон зоолога разносился по всему верхнему коридору, пробивался в жилые каюты и служебные помещения, достигая даже самых далеких уголков машинного отделения. Впрочем, подлодка стояла на месте, и в отделении царила полная тишина. Из кают выбегали люди, свободные от вахты, прислушивались, пересмеивались:

— Разбушевался наш Лорд.

— С него — как с гуся вода.

— Пушит бедного араба! Только перья летят!

— С таким пациентом наплачешься!

Из центрального поста управления вышел капитан и направился в госпитальный отсек. Капитану пришлось взять на себя неожиданную роль арбитра между врачом и пациентом.

— Успокойтесь все! — приказал он. — Лорд, вы лечитесь, а материалы мы поручим собрать кому-то другому.

— И это кому же, позвольте полюбопытствовать? — сердито уведомился зоолог.

— Я буду крайне признателен, если вы позволите мне принять на себя эту работу, — раздался вдруг голос.

Горелов давно уже вошел в госпитальный отсек, слышал разбор дела капитаном и его решение и теперь стоял у притолоки дверей, смешливо глядя на зоолога.

— Я уже неоднократно выполнял ее под вашим наблюдением, Арсен Давидович, — продолжал он, с улыбкой приближаясь к койке ученого. — Она меня настолько увлекла, что мне кажется, Арсен Давидович, вы и теперь будете довольны… На моей работе главного механика, Николай Борисович, — обратился он к капитану, — это совершенно не отразится.

— Тем более что мы, вероятно, будем больше стоять на месте, чем двигаться, — улыбаясь Горелову, согласился капитан. — Если это устраивает Арсена Давидовича, то с моей стороны никаких возражений не будет. Но имейте в виду, что ответственность за состояние и работу двигателей продолжает оставаться на вас.

— Нон проблематик! — весело кивнул Горелов.

— Отлично, отлично! Это меня устраивает как нельзя лучше! — шумно обрадовался зоолог. — Федор Михайлович

знает, чем я больше всего интересуюсь, где искать и как искать. Мы с ним уже немало поработали вместе. Все складывается превосходно! Благодарю вас, капитан! Благодарю вас, Федор Михайлович!

— Ахмед, голубчик, — дружелюбно обратился ученый к своему врачу и помощнику, когда капитан вышел из отсека, — выдели для Федора Михайловича постоянный экскурсионный мешок с инструментами и приспособлениями.

* * * Когда, после двухчасовой беседы с Ахмедом, Горелов вышел из лаборатории, он быстро направился к своей каюте, тяжело нагруженный материалами и снаряжением. Он торопливо отомкнул замок дверей, тщательно потом запер их за собой и с облегчением свалил все принесенное на круглый стол, стоявший посередине каюты. Освободившись от груза, Горелов тяжело опустился на стул и, зажав голову между ладонями, долго сидел с закрытыми глазами, изредка покачиваясь на месте, как при мучительной зубной боли. Потом он встал, сильно потянулся и принялся за экскурсионный мешок. Он внимательно пересмотрел все его внешние и внутренние карманы с инструментами и приспособлениями, освободил один из внутренних карманов, переложил его содержимое в другой. Затем направился было к письменному столу, но на полпути остановился, оглянулся и пошел к двери. Попробовал, хорошо ли она заперта, прислушался и, видимо успокоенный тишиной в коридоре, вернулся к письменному столу и вытащил из стола металлический шар. Горелов повертел его в руках и задумчиво пробормотал:

— Давление адское. Выдержит ли бесовская побрякушка? Не то что в Саргассах, у поверхности…

От этих звуков собственного голоса он вздрогнул, оглянулся, потом вернулся к экскурсионному мешку, вложил шар в пустой внутренний карман и прикрыл его там несколькими мелкими инструментами. Замкнув мешок, Горелов засунул его под койку и ушел завтракать в столовую. Вернувшись через полчаса в свою каюту, он переоделся в рабочий костюм, выдвинул до отказа один из ящиков письменного стола и отогнул вниз его заднюю стенку. За ней открылся узкий потайной ящик. Вынув оттуда несколько деталей замысловатых форм, моток стекловолокнистого провода, он рассовал все это по карманам экскурсионного мешка. С мешком, перекинутым на перевязи через плечо, Горелов зашел в центральный пост управления и, оформив пропуск у вахтенного лейтенанта Чижова, направился в госпитальный отсек.

— Благослови, влады-ыко-о-о! — смешливо прогудел он густым дьяконским басом, приближаясь к койке зоолога. — Пришел за вашим напутствием, Арсен Давидович. Как-никак первый самостоятельный вылет вашего птенца!

Зоолог повернулся к нему, радостно засмеявшись:

— Благословляю! Благословляю! Желаю успеха! Вам Ахмед все передал? — Он протянул Горелову руку для пожатия.

Тут только Горелов заметил сидевшего в стороне капитана и поклонился ему:

— Простите, Николай Борисович! Сразу не заметил вас.

Капитан приветливо улыбнулся:

— Ничего, ничего, Федор Михайлович. Присоединяюсь к пожеланиям Арсена Давидовича!

— Идите, идите, Федор Михайлович! — возбужденно проговорил зоолог. — Эх, завидую вам! Ну, ничего! Скоро вместе будем работать на длительной глубоководной станции.

Капитан вздрогнул и поднял глаза. Он пристально посмотрел на зоолога и Горелова, потом вновь опустил веки, быстро перебирая пальцами свою золотистую бородку. Махнув на прощание ладонью, Горелов вышел из отсека, неплотно закрыл за собой дверь и уверенными шагами быстро направился к выходной камере.

— Кто-нибудь из команды находится сейчас за бортом? — спросил он Чижова, который быстро и ловко помогал ему надевать скафандр.

— Так точно, товарищ военинженер! Ахмед и при нем Скворешня с Павликом.

— Давно вышли?

— С полчаса, не больше.

— Куда они направились?

— Точно не знаю, товарищ военинженер… Куда-то на зюйд.

— Ага! Ну ладно. Спасибо.

Очутившись за бортом, Горелов запустил винт на пять десятых хода и взял курс прямо на север. Отплыв километров на двадцать от подлодки, он некоторое время усердно охотился у дна и на различной высоте над ним. Он хватал все, что казалось ему незнакомым, заполняя мешок рыбами, морскими ежами и придонными моллюсками. Через час он, по-видимому, решил, что поработал достаточно. Плотно замкнув мешок, Горелов натянул на руки электрические перчатки, проверил готовность ультразвукового пистолета и, запустив винт на десять десятых хода, понесся на восток, поднимаясь все выше и выше над дном. Впереди перед ним тянулся с юга на север великий подводный хребет. Где-то здесь, высоко вздымаясь над его ровным гребнем, находилась вершина, открытая Шелавиным. Горелов долго и безуспешно искал ее. Наконец нашел и, пустив кислород в воздушный мешок, поднялся на нее. По глубиномеру она отстояла от поверхности океана всего на тысячу сто метров. Горелов заметил на ней отдельно стоявшую скалу с углублением вроде просторной ниши. Пустив в ход внутренний механизм воздушного мешка, он загнал обратно в патрон кислород и сел на небольшой обломок скалы. Когда поднятая им туча, ила рассеялась и вода вокруг приобрела свою обычную чистоту и прозрачность, Горелов снял электроперчатки, вынул из мешка металлический шар и, выбрав ровное место на обломке, положил шар рядом с собой. Потом приладил к нему длинные тонкие детали, и ящичек получил вид странного морского ежа с растопыренными во все стороны необычайной формы иглами. В безбрежные пространства водного и воздушного океанов понеслись непонятные сигналы: «ЭЦИТ… ЭЦИТ… Слушай, ЭЦИТ… Говорит ИНА 2… Говорит ИНА 2… ЭЦИТ… ЭЦИТ…» Горелов посмотрел на часы и поставил таймер на полчаса. Прислонился к камню и закрыл глаза.

РАЗОЧАРОВАНИЕ МАК-ЛЕНА

Сидящий в плетеном кресле на веранде ирландец швырнул хрустальным бокалом в секретаря и яростно прокричал:

— Скорее, идиот! Звони Маэде! Передай новые координаты! Они обманули нас!

Мигель поспешил удалиться в дом, отряхивая костюм от осколков бокала. Мак-Лен взял себя в руки, изобразил на своем лице что-то вроде улыбки и повернулся к сидящей в соседнем кресле очаровательной брюнетке в вечернем платье.

— Что-то не так? — поинтересовалась она.

— Нет, просто один мой старый, старый друг-товарищ Воронцофф шутит с нами, — сквозь зубы ответил ирландец.

— Воронцов?! Это тот, с которым ты воевал в Перу? И который уложил семь твоих лучших ребят из «бригады смерти» на пляже одним ножом, а потом уплыл в открытое море, как акула? — удивилась барышня.

— Да, — хмуро ответил Мак-Лен. — Он достойный противник.

— Так убей его, как убил всех остальных, — посоветовала брюнетка, нежно склоняя голову на плечо ирландцу.

— Он не такой, как все, — объяснил тот и добавил: — Хотя жизнь все равно у всех одна. Обязательно убью, дорогая. Обещаю.

Он взглянул на синее небо, зажмурился и вспомнил.

ПЛЯЖ НА ПОБЕРЕЖЬЕ ПЕРУ

— Нет, доставьте его живым, — приказал по рации Мак-Лен, стоя на скале над расстилающимся внизу пляжем.

Семь его лучших солдат начали окружать Воронцова. Потом случилось неожиданное. Доселе казавшийся изнуренным донельзя, офицер внезапно оживился. В его правой руке сверкнуло лезвие, и он сам бросился навстречу солдатам ирландца. Завязалась недолгая, но ожесточенная схватка. Через несколько минут тела мертвых солдат устилали пляж. Воронцов убрал за пояс нож, нагнулся к телу одного из поверженных противников, взял у него из кармана рацию, и Мак-Лен услышал в динамике его голос:

— Простите, но так получилось, ваши люди не оказали должного уважения русскому офицеру, пришлось их наказать за фамильярность.

— Мы еще увидимся? — прохрипел в рацию ирландец.

— Всегда к вашим услугам, — ответил Воронцов, отбросил рацию в сторону и пошел к воде.

АТАКА МАГНИТНЫХ ТОРПЕД

Ахмед с Павликом собирали моллюсков, когда вдали, прямо перед ними, в широком луче фонаря, словно вырвавшись из тьмы, показался быстро несущийся навстречу силуэт длинного, гладкого, почти цилиндрического тела. В следующее мгновение появилась его задняя часть с металлически сверкающим и бешено вращающимся кругом на конце, вертикальными и горизонтальными рулями и двумя горизонтальными стабилизаторами — справа и слева. От середины тела во все четыре стороны отходили туго натянутые, поблескивающие металлом нити. Луч фонаря Ахмеда осветил в этот момент соседнее пространство: везде — вверх и вниз, вправо и влево — тянулась гигантская металлическая сеть с трехметровыми ячеями, с держащимися в узлах этих ячей такими же странными цилиндрическими рыбообразными телами. Стеной, теряющейся краями во тьме, сеть быстро неслась навстречу людям.

— Вниз! — отчаянно закричал Ахмед. — Скорее на дно!

Круто повернув рули на полном ходу, они ринулись головой вниз и, не успев опомниться, погрузились почти до пояса в толстый слой пушистого ила. Ахмед сейчас же легко выбрался из него на поверхность дна. Рядом с ним барахтался в иле Павлик. На высоте пяти-шести метров с шумом, переходящим в рев, быстро приближалась сеть с нижней, вытянутой в ниточку шеренгой цилиндрических тел, ярко освещенной фонарем Скворешни. Когда она мчалась уже непосредственно над распластавшимися по дну людьми, ближайшие к ним тела из этой шеренги внезапно заволновались на своих привязях. Их полушаровые головы по мере приближения все круче наклонялись вниз, словно чем-то притягиваемые туда, и четыре крупных, круглых, цвета вороненой стали глаза в каждой из этих голов устремились на людей, как будто пристально рассматривая их. Одно или два из этих чудовищ неожиданно рванулись вниз головами, задрав почти вертикально кверху свои вращающиеся хвосты, но сейчас же, увлекаемые другими, выровнялись и умчались прочь вместе со всей сетью.

— Что это? Что это значит? — испуганно зашептал Скворешня и сейчас же громко вскрикнул: — Ведь это же торпеды! Ахмед, торпеды!.. Они идут на юг. Подлодка может натолкнуться на сеть.

Тот попытался успокоить его:

— Ну что вы! Ультразвуковые прожекторы сообщат подлодке о сети за двадцать километров до встречи с ней. Нам лучше к зарослям… Отсидимся там.

— Гоп, — с усилием согласился Скворешня, поворачиваясь к Ахмеду. — Плывем к зарослям. Только я предупрежу дежурного. — И он включил передатчик.

Сейчас же послышался знакомый спокойный голос:

— Слушаю вас. На связи старший лейтенант Багрова.

— С норда на зюйд,— проинформировал Скворешня, — несется огромная вертикальная сеть, начиненная торпедами. Мы ускользнули от нее, ушли на дно. Боюсь, не наткнется ли она на вас.

— Что? — встревоженно спросила старший лейтенант. — Вы говорите — торпеды? Как далеко вы их встретили?

— Не знаю…— замялся тот. — Я как-то не следил за временем. Впрочем, думаю, километрах в шестидесяти-семидесяти от места, где вы нас выпустили.

— Ага! Хорошо. Поведем усиленное наблюдение. Благодарю вас. Не возвращайтесь на подлодку до распоряжения. Уходите подальше. Будьте внимательны и попытайтесь предупредить Горелова, он где-то рядом с вами.

Выключив телефон, старший лейтенант немедленно вызвала капитана. Несколько минут назад «Пионер» переменил курс и шел теперь тем же путем обратно, с юга на север. Вошел капитан. Не поднимая полуопущенных, как всегда, век, капитан сказал:

— Хорошо, Евгения Юрьевна! Все ваши меры и распоряжения одобряю. Команду принимаю на себя. Оставайтесь у щита управления и наблюдайте за кормовым полукругом экрана. Носовой оставляю себе. Давай, рыбка, тревожный сигнал.

— Есть тревожный сигнал!

По всем помещениям корабля пронеслась громкая, тревожная дробь звонка, из коридора послышались заглушённый топот и шуршание многочисленных ног, сразу за тем наступила мертвая тишина. Не сводя глаз с экрана, широко расставив ноги и заложив руки за спину, капитан неподвижно и молча стоял посередине ярко освещенного поста.

— Охота продолжается? — тихо, словно разговаривая с невидимым собеседником, сказал он после минутного молчания. — Отлично! Но теперь, друзья мои, мы поиграем серьезно. По вашим правилам.

Старший лейтенант сидела как изваяние перед щитом управления, положив пальцы на нижнюю клавиатуру.

— Левобортовой разведчик — вперед! — послышалась команда капитана.

— Пустить по носовому полукругу на горизонте подлодки. Дистанция — пятьдесят километров. Крейсировать с веста на ост и обратно.

Пальцы старшего лейтенанта коротко пробежали по клавишам и кнопкам щита управления и замерли в ожидании новой команды. В рубке воцарилось напряженное молчание. Через несколько минут на переднем полукруге экрана, постепенно заполняя его, начала быстро проступать расплывчатая, смутная сеть с крупными темными точками в узлах ячей. С каждой секундой нити все резче прочерчивали экран, темные точки вырастали в тупые округлые головы, показались трепетавшие за ними круги бешено вращавшихся винтов. В передней части экрана торпедная сеть была четко и ясно видна, уже почти вплотную приблизившись к разведчику. Но на обоих крыльях полукруга, как только разведчик уходил вправо или влево от его середины, изображение сети быстро темнело, тускнело.

— Понятно,— спокойно сказал капитан. — Даже интересно. Сеть идет ровной стеной, захватывая огромное пространство. Ее скорость — пятьдесят-шестьдесят километров в час. — Капитан неожиданно рассмеялся. — Похоже, что они поставили себе целью прочесать ради нас весь океан!.. Какая щепетильность!.. — И, обращаясь к старшему лейтенанту, приказал: — Вести разведчика к подлодке. Пусть идет впереди сети, сохраняя дистанцию сто метров от нее.

— Есть вести разведчика к подлодке впереди сети на дистанции сто метров от нее!

— Так держать!

— Есть так держать!

Силуэт сети с ее грозной наживкой — четкий и резкий в середине, все более смутный и, наконец, сливающийся с тьмой на крыльях, куполе и в нижней части экрана — держался теперь в одном, неизменном положении перед подлодкой. Разведчик посылал на экран изображение сети с одной и той же заданной ему дистанции, и потому казалось, что и сеть, и подлодка стоят неподвижно или движутся с одинаковой скоростью в одном направлении.

— Какое расстояние до сети? — спросил после некоторого молчания капитан.

— Сорок километров.

— «Пионер» идет на сближение со скоростью шестьдесят километров, сеть — почти с такой же, — тихо, как будто про себя, рассчитывал капитан. — Через несколько минут положение на экране изменится. Готовьтесь к маневру.

Вступили в работу ультразвуковые прожекторы.

— Убрать разведчик в гнездо! — послышалась резкая команда. — Носовую пушку на изготовку!

Изображение сети росло на глазах с невероятной быстротой и резкостью. Странным казалось лишь то, что с еще большей быстротой это изображение стало проясняться на крыльях экрана. Если сеть шла ровной вертикальной стеной, то ее боковые части, отдаленные от подлодки, должны были оставаться более туманными и неясными, чем ее ближняя, центральная часть, движущаяся прямо против подлодки… Между тем на крыльях экрана изображение сети неслось как будто с удвоенной быстротой, и четкость ее линий почти уже сравнялась с их четкостью на передней части экрана. Казалось, что сеть охватывает подлодку с обеих сторон, что ее боковые части сближаются… Что это могло значить? Капитан прижался лбом к стеклу. Позади капитана раздался тревожный возглас старшего лейтенанта:

— Сеть проступает на обоих крыльях кормового экрана!

— Ах, дьяволы! — крикнул в необычайном возбуждении капитан, топнув ногой и повернувшись к кормовой части экрана. — По краю скоростные носители! Они окружают нас!

Он бросил взгляд на купол экрана. Верхние края сети загибались книзу, пока еще слабо, туманно прочерчивая его нитями своих ячей.

— Отставить пушку! Поворот на месте! Сто восемьдесят градусов!

Подлодка круто развернулась на месте — носом к югу, кормой на север, к сети.

— Так держать! Шесть десятых хода!

— Есть так держать! Шесть десятых!

Впереди, на носовом полукруге экрана, было теперь темное пустынное пространство, быстро захватываемое, словно клещами, боковыми частями сети. Уже оба крыла экрана почти сплошь затянуты сетчатой тканью с нашитыми на ней темными пятнами грозных «пуговиц». Все ниже и четче она вырисовывается на куполе. Коридор впереди суживается на глазах. Смертоносный шар вокруг подлодки смыкается…

— Восемь десятых хода! — словно выстрел раздалась в ушах старшего лейтенанта команда.

Подлодка рванулась вперед. На заднем кормовом полукруге экрана сеть заметно потеряла в ясности линий, но коридор впереди продолжал смыкаться.

— Десять десятых!..

Капитан уже не оглядывался. Он весь устремился вперед, с горящими глазами, прикованными к экрану и сетчатому коридору на нем. Подлодка летела, молнией пронизывая темные глубины океана. Капитан сжал кулаки. Горячий румянец проступил на его скулах. И, судя по его сверкающим, полным торжества и уверенности глазам, можно было подумать, что за эту игру платить будет кто-то другой.

— Одиннадцать десятых! — крикнул капитан звенящим голосом.

Сетчатый коридор превратился в узкую щель и на этом застыл…

— Двенадцать! Двенадцать десятых и все, что возможно!!!

Это было нечто сверхъестественное. Все резервы были пущены в ход. Окруженная своей паровой рубашкой, подлодка летела, словно раскаленный метеор в космических, межпланетных пространствах. На боковых крыльях экрана сеть превратилась в густую туманную ткань. Она не поспевала за подлодкой! Она уже безнадежно отставала от нее! Еще несколько мгновений — и серая пелена этой ткани стала отступать назад, на крылья экрана. Щель расширялась, стены коридора начали раздвигаться. Еще мгновение — и носовой экран, словно под взмахом губки, очистился от ужасной паутины. Впереди лежал чистый, свободный путь среди необозримых глубин океана. Вдруг громовой удар необычайной силы обрушился сзади на подлодку. Едва удержавшись на месте после толчка, старший лейтенант повернула побледневшее лицо к капитану. Капитан неподвижно стоял посередине рубки и смотрел на нее с застывшей жесткой, торжествующей улыбкой.

— Торпеды по инерции продолжали нестись с обеих сторон друг другу навстречу. Они столкнулись и теперь взрываются. Маневр удался! Полтонны машинного масла — за борт! Двадцать кубометров водорода поджечь — и за борт!

На куполе экрана через несколько секунд появился огромный пылающий пузырь. Затем над спокойной поверхностью океана, словно от взрыва подводного вулкана, высоко вознеслась гигантская гора из воды и пламени. Гора осела, и высокие концентрические волны начали свой дальний бег по поверхности спокойных вод.

— Итак, мы трагически погибли,— сказал с усмешкой капитан. — Теперь уже никто сомневаться в этом не будет… —

И, повернувшись к старшему лейтенанту, приказал: — Восемь десятых хода! Лево на борт! Так держать! Подлодка описала огромную дугу к востоку.

— Курс прямо на норд! Поднять над поверхностью правый разведчик!

Грохот взрывов прекратился. Клубы ила, поднятого со дна, начали медленно заволакивать круговой экран. Трупы морских животных носились во всех направлениях.

— Поднять корабль до глубины пятьсот метров!

На чистом куполе экрана сияло светлое пятно солнца, стоявшего в зените. Несколько туманных пятен от облаков застыло вокруг него. Небо с облаками то падало, сжимаясь, словно стягиваемое обручем горизонта, то вновь стремительно поднималось, расширяясь в бесконечность. Это взлетал и припадал к воде робот-разведчик. Океан был чист.

— Выше поднять разведчик! — приказал капитан. На севере, далеко-далеко на горизонте, мелькнули крошечные силуэты двух судов.

— Есть! — с удовлетворением сказал капитан, словно убедившись, что все идет так, как он ожидал. — Три румба к весту! Так держать! Вот и посчитаемся, друзья мои…

Скоро миновала надобность в инфракрасном разведчике. Суда очутились в зоне видимости ультразвуковых прожекторов. Одним из этих судов был великолепный «Оттон» — пятнадцатитысячетонный красавец крейсер, последнее слово военного судостроения, с тремя мощными боевыми башнями, двенадцатью тяжелыми орудиями, дальностью боя в девяносто два километра, шестью торпедными аппаратами, четырьмя самолетами и скоростью в сто десять узлов. Капитан узнал его. Несколько поодаль от крейсера, в стороне, возвышался огромный океанский корабль.

— Убрать разведчик! Три десятых хода! — отдал команду капитан.

Он нажал кнопку возле небольшого овального экрана под щитом управления. На экране показалась камера носовой ультразвуковой пушки. Главный акустик — толстяк Чижов — сидел в кресле. Перед ним светился экран, и на нем вырисовывались четкие силуэты крейсера и корабля со множеством снующих вокруг них катеров, шлюпок, вельботов. Высоко в небе хищно кружил большой белый вертолет с эмблемой корпорации «ЭЦИТ» на боку.

— Приготовиться к бою! — отдал команду капитан. — По крейсеру! Цель — металл! Только металл! Людей не трогать!

— Есть готовиться к бою, только по металлу! — подтвердил Чижов, торопливо что-то подвинчивая, поднимая, передвигая.

— Бить по днищу до ватерлинии! На пять десятых мощности! Внимание!

На глубине пятисот метров подлодка тихо приближалась к закованному в сталь судну, грозно ощетинившемуся во все стороны длинными мощными стволами орудий. На экране ясно видны были маленькие фигурки людей, хлопотавших на палубе, силуэты офицеров, наблюдавших с командного мостика за поверхностью океана в той стороне, откуда сейчас тихо подходил «Пионер». На пароходе две лебедки с одного борта поднимали из воды и сворачивали в цилиндр широкую, почти во всю длину судна, полосу металлической сети с пустыми гигантскими ячеями… Видно было, что и с другого борта судна другие две лебедки заняты были тем же делом. Было ясно, что корабль — техническая база крейсера — извлекал остатки неиспользованной сети.

— Стоп! — приказал капитан, и подлодка тотчас остановилась на месте.

— Внимание! — отдал капитан команду Чижову. — Целься! Звук!

Отсек носовой ультразвуковой пушки, за ним центральный пост управления и наконец весь огромный подводный корабль наполнился сдержанным музыкальным гудением, словно от работы мощной динамо-машины. В первую минуту во внешнем виде крейсера ничего не изменилось. Ультразвуковая пушка работала лишь на пять десятых своей мощности. Вдруг среди офицеров на командном мостике крейсера возникло движение. Словно сорванные ветром, они быстро сбежали вниз. Нос и корма крейсера постепенно стали подниматься кверху, его середина — уходить вниз, и стройные, почти изящные линии бортов стали все заметнее принимать форму дуги. Началась паническая беготня людей по палубам. Весь силуэт корабля — от киля до радиоантенны — был ясно виден на экране подлодки. На глазах у капитана и старшего лейтенанта середина подводной части крейсера стала растягиваться, расползаться, словно глина. Спустя лишь одну минуту после начала ультразвуковой атаки середина обращенного к подлодке борта корабля неожиданно и сразу вдавилась внутрь его, потом вдруг, как огромный пузырь, лопнула, и гигантская струя воды ворвалась в трюмы, в машинное отделение. Крейсер сразу осел, в несколько секунд набрав чудовищную порцию воды.

— Прекратить звук! — отдал команду капитан и, повернув бледное лицо к старшему лейтенанту, добавил: — Надо дать людям время для спуска шлюпок.

Крейсер медленно погружался своей серединой в воду, все выше задирая кверху нос и корму. Один за другим слетали на воду катера, моторные лодки, вельботы, шлюпки и быстро наполнялись людьми. Со всех сторон к погибающему кораблю неслись многочисленные мелкие суда, работавшие до сих пор на море поодаль от него, и спасательные шлюпки с базы.

— Разрешите доложить,— послышался позади голос Багровой.

— Что там у вас? — отрывисто спросил капитан.

— Крейсер «Оттон» непрерывно шлет сигналы о бедствии. Сообщает, что тонет. Говорит, что по неизвестной причине правый и левый борта расползаются, открыв доступ воде.

— Хорошо. Принимайте дальнейшие сообщения.

Капитан вновь повернулся к экрану. Все палубы уже очистились от людей. Лишь одинокая приземистая фигура командира крейсера продолжала неподвижно стоять на верхнем мостике. Вот он прощально приложил руку к козырьку. Вся масса мелких судов, скопившихся около медленно погружавшегося корабля, сразу широким веером рассыпалась далеко вокруг него.

— Ясно, — проговорил капитан. — Все сошли с корабля. Теперь расплачивается за всех один этот волк! Когда-то он был русским офицером.

— Вы серьезно? — не удержалась от изумленного восклицания Багрова.

— Да, — кивнул капитан. — Причем очень хорошим офицером, но его погубило самолюбие и отсутствие принципов. Хотя, судя по тому, что он не покинул корабль, кое-какие принципы у него все-таки были.

АУДИЕНЦИЯ

Двое молчаливых людей в одинаковых черных костюмах провели Маэду в сверкающий металлом лифт и подняли на самую вершину здания административного корпуса корпорации. Там они передали его двум столь же неразговорчивым девицам в таких же костюмах, только женского покроя. А те в свою очередь препроводили его в огромный кабинет Мак-Лена. Президент корпорации стоял у окна и смотрел на утренний город внизу. Маэда подошел к нему и встал рядом.

— Вы неудачник, — сказал Мак-Лен, даже не глядя на японца.

— Я исправлюсь, господин президент, — печально склонил голову тот.

— Надо либо исправиться, либо… — кивнул ирландец.

— Я сделаю все, что требуют корпорация и моя честь, — быстро согласился Маэда.

— Сделай, — еще раз кивнул Мак-Лен, — но за каждый один потерянный корабль ты потеряешь одного своего родственника. Возьми на столе урну. Я уважаю традиции твоего народа. Пошел вон.

Маэда судорожно обернулся и увидел стоящую на массивном дубовом столе погребальную урну с иероглифами. Он подошел к столу, взял урну и хотел прочесть надпись на ней.

— Это твой дядя, — послышался голос президента.

— Вы очень великодушны, — поклонился Маэда и покинул кабинет.

РАЗГОВОР

Зоолог постучался в дверь каюты капитана и вошел внутрь.

— Здравствуйте, Лорд! — радушно встретил его капитан, поднимаясь к нему навстречу в белоснежном, расстегнутом по-домашнему кителе. — Садитесь, прошу вас… Нет-нет, вот сюда. Здесь вам будет удобнее.

Он подвинул к стулу мягкое кресло, единственное, стоявшее в углу каюты, а сам уселся на легкий плетеный стул.

— Я хотел потолковать с вами, Лорд, о ближайших ваших работах и о том, как мы будем их проводить.

— Пожалуйста, Николай Борисович, я слушаю вас.

— По принятому нами плану, следующая длительная глубоководная станция предстоит у Огненной Земли. Мне хотелось бы теперь уточнить, где именно будут происходить работы, пространство, какое вы намерены охватить ими, сколько людей будет там работать.

— Простите, Николай Борисович… Вы не забыли о кратковременной станции, которую мы наметили у банки Бердвууд, на полдороге между Фолклендскими островами и Огненной Землей? Мне очень хотелось бы обследовать этот район и сопоставить данные с результатами обследования «Вальдивией» Агуласской банки, что к югу от мыса Игольного.

— Разумеется, Лорд! Но эта суточная остановка не требует такой подготовки и таких предосторожностей, как станция у Огненной Земли. Именно там нам надо принять самые серьезные меры, чтобы обезопасить экспедицию от каких-либо неожиданностей. Как мы ни сильны, как ни защищены от покушений, но мы не знаем, что может еще придумать враг. Последняя торпедная атака достаточно показательна в этом отношении. Итак, дорогой Лорд, первый вопрос: где именно предполагаете базироваться и какое пространство вы намерены подвергнуть изучению в районе Огненной Земли?

— Хотелось бы обследовать южную полосу побережья этого архипелага, — сказал зоолог, вставая и подходя к карте. — Во-первых, она очень мало изучена; во-вторых, ее очень редко посещают корабли, и поэтому она безопаснее для нас, чем Магелланов пролив…

— Это соображение особенно важно, — подтвердил капитан. — Моя задача, таким образом, сильно облегчается. Какой же участок вы намерены здесь охватить?

— Я предполагаю начать с бухты Нассау, — ответил зоолог, водя карандашом по карте, — затем, захватив северное побережье островов Уэллестон, пройти вдоль южной береговой линии полуострова Гарди, подняться до бухты Кука на западном берегу острова Гести и, наконец, если время позволит, обследовать здесь лабиринт островов Лондондерри. Я думаю, двух недель, которые мы наметили для этой станции, нам вполне хватит.

— Ну что ж! — охотно согласился капитан. — Вам виднее. Теперь позвольте рассмотреть намеченную вами полосу с точки зрения навигации. Много ли вам, Лорд, потребуется людей?

— Весь состав научной части экспедиции и все, что можно, от щедрот ваших, Николай Борисович,— улыбаясь одними губами, ответил зоолог и направился к своему креслу.

— Много не дам, дорогой Лорд, но кое-кого выделю вам в помощь, особенно из тех, кого вы и Иван Степанович успели уже совратить. Можно будет дать Скворешню, Ахмеда, ну конечно, Павлика. Кого же еще?.. Вот Горелова — вряд ли. Мне, конечно, очень жаль вас огорчать, но… плавание предстоит трудное, и ему нужно быть на своем посту.

— Да нет же, Николай Борисович, пожалуйста! — оживился вдруг зоолог.— Я совершенно не настаиваю на Горелове, пожалуйста… Мы отлично управимся и без него. Право же!

— Ну-ну… Какое необыкновенное самопожертвование! — рассмеялся капитан. — Все же, Лорд, время от времени, при малейшей возможности, я буду отдавать вам его. Это будет и для него маленькой премией за отличную работу. А теперь послушайте про порядок работ, который я хочу предложить вам. Подлодка высадит в бухте Нассау весь состав научной части экспедиции, со всем ее снаряжением. В этом районе вы будете работать по заранее разработанному для всей этой станции графику — два, три или сколько понадобится дней. Высадив вас, подлодка уходит в открытый океан и там будет крейсировать, не приближаясь к берегу. Каждый день вы завтракаете перед выходом из подлодки, для обеда возвращаетесь, находя ее по пеленгам, после отдыха опять уходите на работу и к ужину, на ночь, вновь возвращаетесь домой. По окончании всех работ в бухте Нассау подлодка переправляет вас в следующий пункт, указанный по плану, высаживает вас там, и работы проходят в том же порядке. Признаю, что такой порядок будет довольно утомительным для вас, но этого требует безопасность подлодки. Устраивает это вас?

— Ничего не могу возразить, Николай Борисович. Ваше предложение вполне благоразумно. Лучше не придумаешь! — горячо одобрил зоолог. Он на минуту замолк и, опустив глаза, тихо проговорил: — Знаете, Николай Борисович… У меня просто душа не на месте всякий раз, как только подумаю о предстоящих длительных станциях. Сам не знаю почему. Страшно становится, и я… боюсь чего-то…

Лицо капитана сделалось серьезным, он неожиданно вскинул свои всегда полуопущенные веки, и словно два горячих синих луча проникли в поднятые, полные грусти и недоумения глаза зоолога.

— Я вполне понимаю вас, дорогой Лорд, — сказал капитан. — Слишком много жестокого опыта мы получили на двух таких станциях. Не так страшна встреча с врагом, как необъяснимость самой этой встречи. Как становится ему известным с такой изумительной точностью местонахождение нашей подлодки? И не только эта ничтожнейшая точка на всем огромном, безбрежном пространстве, но и время, когда подлодка находится в ней? Мало того: враг узнает об этом достаточно заблаговременно, чтобы успеть подготовиться и прибыть на место! Ума не приложу…

— Очевидно, весь маршрут стал каким-то образом известен врагу, — заметил зоолог.

— Весь или частично — нельзя сказать,— задумчиво ответил капитан.

— Частично? — медленно переспросил зоолог.— Вы думаете, что враг мог знать маршрут по частям?

— Почему же нет? — пожал плечами капитан.

— Тогда… тогда… — растерянно посмотрел на капитана зоолог. — Как же это?.. Неужели? Неужели это может быть? — У него перехватило дыхание, и с лица стала медленно сходить краска.

— Что вы хотите сказать, Лорд? — не поднимая век, равнодушно спросил капитан.

Зоолог передохнул и мгновение помолчал. Потом, словно набравшись сил и решимости, промолвил:

— Я… я не знаю, Николай Борисович, может это иметь значение или нет, но считаю своим долгом сообщить вам, что как-то… я сказал Горелову о месте нашей последней длительной станции…

— Неужели? — быстро посмотрел на ученого капитан. — Как же это случилось?

— Как-то он зашел ко мне после аварии и просил допустить его к участию в наших научных работах. Я ему отказал, но, чтобы утешить, обещал на первой же длительной станции взять его с собой и указал ему место станции. Неужели это могло иметь значение, Николай Борисович? — спросил с беспокойством ученый.

Капитан долго молчал, выстукивая пальцами размеренную дробь по столу. Наконец он вздохнул и поднял на зоолога глаза.

— Вне зависимости от последствий, Арсен Давидович, вы совершили абсолютно недопустимый поступок. Особенно в условиях боевого похода. Я доверил вам военную тайну, а вы разгласили ее. Это была большая, если не сказать сильнее, неосторожность с вашей стороны. Ни секрет, что за технологиями «Пионера» давно охотятся люди международной корпорации «ЭЦИТ», торгующей по всему миру оружием и представляющей собой самую крупную террористическую организацию за всю историю человечества. «Пионер» очень помог бы им в их параноидальной идее захвата власти во всем мире.

Слова капитана звучали с подчеркнутой суровостью и были полны необычайной силы. Он встал и взволнованно прошелся несколько раз по каюте.

— Я вполне… понимаю… — опустив голову, тихо, прерывающимся голосом, сказал зоолог. — Я не ищу себе оправданий. И я готов понести…

— Не будем пока об этом говорить, — перебил его капитан. — Я, конечно, сообщу обо всем Главному штабу, но сейчас не в этом дело. Нам предстоит еще далекий путь, на котором нас, может быть, поджидает много опасностей и немало ловушек. Мы должны выполнить программу наших работ и привести подлодку в полной сохранности к назначенному сроку во Владивосток. Важно, чтобы вы в будущем не забывали, что вы находитесь на уникальном, но военном корабле, что вы обязаны следить за каждым вашим словом. И особенно хранить тайну нашего маршрута.

Капитан сел на стул и, помолчав, продолжал:

— А теперь о Горелове. Я не думаю, Арсен Давидович, что Горелов способен на предательство. Но это мое личное мнение было бы недостаточным для твердого, уверенного решения. Большее значение в данном случае имеют соображения

чисто объективные. Как может вообще кто-нибудь из экипажа подлодки сообщаться с кем бы то ни было, находящимся на поверхности? Наш путь не прямолинеен, мы идем не с одинаковой скоростью, делаем часто неожиданные остановки. И вы, и даже я не смогли бы утром сказать, где, в какой точке океана будет подлодка в полдень. Как же может произойти встреча кого-либо из наших людей со своим внешним сообщником, если невозможно заранее условиться о месте встречи? Зоолог жадно следил за ходом рассуждений капитана.

— Можно было бы предположить, — продолжал капитан, — что преступник использует для связи спутниковый передатчик. Но радиоаппараты нашей подлодки немедленно отреагировали бы на такое близкое соседство и раскрыли присутствие постороннего аппарата на подлодке.

— А радиоаппараты в наших скафандрах? — спросил зоолог.

— Но ведь вы же знаете, что они работают только на двадцати восьми различных, но точно определенных волнах — с подлодкой и с каждым членом нашей команды. Если бы велись разговоры на одной из этих волн с кем-либо посторонним, то их услышал бы соответствующий скафандр или автоматически подлодка, если в скафандре нет никого. Кроме того, дальность действия этих радиоаппаратов не превышает четырех километров.

— Да… — задумчиво произнес зоолог. — Значит, связь с врагом поддерживается не из подлодки. Что же остается предположить? Кто еще знает наш маршрут?

Помолчав с минуту, с видимой неуверенностью и неохотой капитан сказал:

— Главный штаб, конечно.

Зоолог широко раскрыл глаза:

— Как?! Неужели туда смог проникнуть шпион?

Капитан нервно простучал короткую дробь по столу, потом глухо ответил:

— Будем лучше смотреть за тем, что делается у нас тут, под носом. Во всяком случае, я держу Главный штаб в курсе

всего, что касается подлодки. — И, помолчав, медленно, словно с огромной тяжестью на плечах, поднялся. — Значит, мы договорились о порядке предстоящих работ. Не забудьте, Арсен Давидович, мои предостережения. И внимательно следите за всем, что делается вокруг вас. Зоолог встал и, молча поклонившись, направился к выходу. Капитан стоял, опершись рукой о стол, и проводил ученого долгим, внимательным взглядом. Так, в неподвижности, простоял он несколько минут, глядя куда-то вдаль. Потом, заложив, по домашней своей привычке, руки за спину, под расстегнутый китель, он начал медленно, с опущенной головой, ходить по каюте. Наконец остановившись и проведя рукой по голове, он вздохнул и опустился в кресло перед столом. Включил стоящий на нем компьютер и открыл один из электронных документов, на экране высветилось: СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО. ЛИЧНЫЙ СОСТАВ ЭКИПАЖА ПОДЛОДКИ «ПИОНЕР» И под этим написано: ГОРЕЛОВ ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ

СКРОМНЫЕ РАСЧЕТЫ

Старший лейтенант Багрова нажала кнопку на центральном щите управления и повернула небольшой штурвал со стрелкой на несколько делений вправо. «Пионер» приподнял нос и устремился по наклонной линии вперед, набирая высоту. На глубине в триста метров он выровнился и продолжил движение на юг.

— Так хорошо, товарищ командир? — спросила старший лейтенант.

— Отлично! Абсолютно все видно, — ответил тот, не спуская прищуренных глаз с купола экрана. На куполе медленно проносились огромные темные массы. Одни из них заполняли большие пространства на поверхности океана, другие, поменьше, глубоко опускали вниз свои подводные части. Порой казалось, что они вот-вот коснутся ими горбатой спины подлодки, но «Пионер» спокойно и уверенно проходил под ними, лишь изредка наклоняя свой нос и затем выравниваясь на заданной ему глубине.

С запрокинутой головой капитан спросил:

— На какой мы точно широте, Евгения Юрьевна?

— Пятьдесят восемь градусов сорок минут южной широты, восемьдесят градусов западной долготы от Гринвича, — ответила старший лейтенант.

— Какое множество айсбергов!

— Здесь уже зима.

— Да, конечно… Но для начала зимы их все-таки слишком много. Всего лишь десятое июля.

Наступило молчание. Через несколько минут оно было нарушено появлением зоолога и Павлика.

— Ага! Льды! Это интересно! — воскликнул зоолог, взглянув на экран.

— Здесь они совсем иначе выглядят… — заметил Павлик. — Когда мы на «Диогене» встретились с айсбергом, я успел его рассмотреть. Он был гораздо выше «Диогена» и весь сверкал. И словно вырезной весь, в украшениях…

— Ничего удивительного, — проговорил зоолог. — Тогда ты видел верхнюю, надводную часть, а сейчас перед нами подводные части айсбергов. Надводную часть разрушают солнечные лучи, теплые ветры, дожди, а подводная часть больше сохраняется, на нее действуют только теплые течения, омывающие ее. Она гораздо больше надводной части. В пять-шесть, а иногда и в семь раз больше… Вот сейчас «Пионер» наклонился и нырнул глубже, чтобы обойти одну такую подводную часть айсберга. А ведь «Пионер» идет на глубине более трехсот метров! Значит, этот айсберг погружен своей нижней частью в воду больше чем на триста метров. И его надводная часть, следовательно, поднимается над поверхностью океана больше чем на пятьдесят метров. Таким образом, общая высота айсберга равна, пожалуй, четыремстам метрам. Вот какая высота! А знаете ли вы, позвольте вас, молодой человек, спросить, что встречаются айсберги общей высотой до шестисот-семисот метров?

— Ой-ой-ой! — ужаснулся Павлик. — Семьсот метров! Неужели море замерзает на такую глубину?

Зоолог даже крякнул от удивления и оторвал глаза от экрана. Потом с досадой пожал плечами и вновь поднял глаза к куполу:

— Как можно предполагать такие глупости, позвольте вас спросить? Чтобы море промерзало на семьсот метров?! В самые лютые зимы море покрывается льдом, который к лету достигает толщины не более трех-четырех метров. Кроме того, при таянии морской лед дает солоноватую воду, а айсберги состоят из пресного льда. Ясно, что они образуются не из морской воды, а из пресной. А такая вода находится только на поверхности земли. Значит, и айсберги образуются на земле…

— Как же… как же они здесь?.. — недоумевал Павлик. — Как же они очутились в море?

— Слыхали ли вы что-нибудь о ледниках, позвольте вас спросить? — запальчиво воскликнул зоолог, которого, очевидно, раздражали слишком, по его мнению, наивные, «безграмотные» вопросы Павлика. — Чему вас учат там, в ваших привилегированных гимназиях и колледжах?

— Вообще-то я учился на брокера, — робко возразил Павлик. — Но… ледники — это такие ледяные потоки на высоких горах, где очень холодно. Они спускаются вниз, где потеплее. Ну, и там тают и дают начало ручьям и рекам.

— Ледяные потоки… гм… брокер… ледяные потоки… — ворчал зоолог. — Ну ладно, пусть брокер и потоки! А в северных и южных полярных областях лед покрывает не только вершины высоких гор, но и вся земля бывает целиком покрыта им. Он так и называется, «материковый лед». Почти вся Гренландия, величайший остров в мире, площадью в два миллиона сто тысяч квадратных километров, покрыта, за исключением узкой полосы по берегам, материковым льдом. Из года в год, столетие за столетием, на его поверхности накапливался снег, который постепенно, под собственной тяжестью, превращался в лед. Этот лед нарастал все выше и выше, и теперь на Гренландии лежит ледяной щит толщиной в два километра, а в некоторых местах даже больше! Примерно то же самое наблюдается и на южном полярном, Антарктическом, материке. От этих материковых льдов отделяются ледниковые языки, которые спускаются к морю, скользят сначала по его дну и наконец, когда дойдут до глубоких мест, всплывают. Ветер и волны расшатывают их, действует и собственная тяжесть, и наступает момент, когда конец ледникового языка отламывается в виде ледяной горы и уплывает в море. Вот если мы подойдем к берегу материка, нам, может быть, удастся увидеть это явление… Евгения Юрьевна, как далеко мы спустимся к югу?

— Как скажет капитан, — последовал неопределенный ответ.

* * * Капитан тем временем уже шел по коридору. Войдя в свою каюту, капитан запер за собой дверь, сел за письменный стол, включил компьютер и начал читать. Он прочел следующее: «Ответ задержан для проверки старых и получения новых материалов из Токио и Нагасаки». Во время первой командировки в Нагасаки, пять лет назад, Горелов прекрасно выполнил задание, за что по возвращении был награжден орденом «Знак Почета». За два года, проведенных в командировке, много работал, изредка ходил в театры, кино, музеи, буддистские храмы, тренировался в боевых искусствах у лучших мастеров Японии. Часто проводил свободные часы в обществе членов российской колонии в Нагасаки и Токио. В следующую командировку в Токио, два года назад, встретился с Абросимовыми, отцом и дочерью, стал бывать у них все чаще. С дочерью, Анной Сергеевной, часто посещал театры, первоклассные рестораны и кафе, аристократические дансинги. Жил довольно широко. В этот период времени с членами российской колонии встречался редко. Интересна личность Сергея Николаевича Абросимова. Его отец, Николай Петрович Абросимов, бывший советский генерал, правительством Сталина был командирован в Японию. Смерть Сталина в 1953 году застала его там, и в Россию он не вернулся. Сын родился в Японии. Здесь же родилась и дочь Сергея Николаевича — Анна. Жена умерла десять лет назад. Живет широко, источники доходов неизвестны. Говорят, играет на бирже. Имеет большие знакомства в аристократических кругах Европы. Задание второй командировки Горелов выполнил так же хорошо. Будучи третий раз в Токио, он вел примерно такой же образ жизни, часто бывал у Абросимовых. Говорили, что дочь Анна Абросимова стала невестой Горелова, хотя огласки никакой не было. Также источники сообщают, что Абросимова безнадежно больна редким заболеванием крови. О каких-либо деловых или секретных взаимоотношениях Горелова с Абросимовым-отцом подозрительных сведений не имеется. Капитан выключил компьютер, встал и начал задумчиво прохаживаться по каюте.

ПРОВЕРКА

Встретив почти у самых дверей капитанской каюты Горелова, зоолог спросил:

— Как бы вы отнеслись, Федор Михайлович, к небольшой, часов на шесть-семь, экскурсии по дну океана? Вы уже

давно, если можно так выразиться, не проветривались… А? Что вы скажете?

— Очень вам благодарен, Арсен Давидович, — отвечал он, улыбаясь. — С большим удовольствием выйду с вами… Я уже положительно заплесневел здесь, в этих до противного надежных стенах.

— Ну и прекрасно! — сказал зоолог. — Через два часа подлодка остановится, будьте готовы к этому времени. Встретимся в выходной камере ровно в шестнадцать часов.

И, повернувшись, зоолог торопливо направился по коридору к своей лаборатории. Горелов, не трогаясь с места, проводил зоолога взглядом чуть прищуренных глаз и направился к своей каюте. В шестнадцать часов подлодка неподвижно повисла на глубине трех тысяч метров, почти у самого дна океана. В выходной камере собрались участники экскурсии. Перед тем как одеваться, зоолог попросил свою группу — Горелова, Ахмеда и Павлика — держаться около него, не отплывать далеко, так как работа будет коллективная. Через несколько минут семь человек в скафандрах готовы были к выходу. Лишь на Горелове и зоологе не было еще шлемов. Как раз в этот момент, когда Крутицкий, дежурный водолаз, помогавший экскурсантам одеваться, готов был надеть на голову зоолога шлем, в камеру быстро вошли два офицера охраны.

— Ну как? Готовы? — обратился один из них к Крутицкому. — Вы нам нужны. Капитан приказал проверить склад водолазного имущества.

— Сейчас освобожусь, товарищ комиссар, — ответил Крутицкий, — только два шлема надену.

— Ну-ну, кончайте спокойно, не торопитесь.

Офицер охраны подошел к Горелову, с любопытством рассматривая его высокую, закованную в металл фигуру.

— Какая масса вещей у вас у пояса, — проговорил он, внимательно перебирая топорик, кортик, запасной ручной фонарь; он потрогал сетку пружинного сачка, открыл патронташ со щитком управления, заглянул во все его щели, под крышку, потом отстегнул электрические перчатки, растянул их и тоже посмотрел внутрь. — Можете себе представить, я ни разу не выходил из подлодки!

Разговаривая, он ходил вокруг Горелова, пристально осматривая со всех сторон его скафандр. Чуть прищурив глаза, Горелов следил за ним, за его руками, за простодушным лицом, потом сказал:

— Очень захотелось бы, нашли бы и время. Много любопытного увидели бы.

Крутицкий кончил обряжать зоолога и поднял шлем над Гореловым:

— Разрешите, товарищ интендант.

— Пожалуйста, пожалуйста… — заторопился офицер охраны и улыбнулся. — А где экскурсионный мешок товарища военинженера?.. Ага, вот этот! Интересно. — Он открыл экскурсионный мешок, с веселым любопытством пошарил в нем рукой, вынул из его карманов разные мелкие экскурсионные инструменты, перебрал их и положил на место.

— Ну, тут я ничего не понимаю… Это уже по научному ведомству… Закончили, Крутицкий? Приходите скорее. Мы будем ждать вас на складе.

Помахав приветственно руками, офицеры охраны вышли из камеры. Крутицкий в последний раз тщательно осмотрел одетые в металл фигуры, удовлетворенно кивнул головой и тоже вышел. Через минуту послышалось глухое журчание: вода начала заливать камеру. Не успели экскурсанты отплыть и несколько километров от подлодки, как Горелов с досадой сообщил зоологу, что фонарь у него на шлеме потух.

— Разрешите, Арсен Давидович, вернуться на подлодку и исправить фонарь. Без него не рискую отправляться с вами. Я очень вас прошу, Арсен Давидович, займитесь пока работами здесь, недалеко от подлодки. Я мигом слетаю туда, исправлю фонарь и вернусь к вам.

— Только быстрее, — ответил тот.

Через пятнадцать минут Горелов уже опять выходил из подлодки. Повреждение фонаря было пустяковое: стерженек кнопки на щитке управления был погнут, вероятно, неосторожным движением самого Горелова, и произошло разъединение. Фонарь вновь ярко горел в то время, когда Горелов выходил из камеры на откидную площадку. Но едва он ступил с нее в черноту глубин, как свет опять погас. Однако на этот раз Горелов никому об этом не сообщил. В непроницаемой тьме он тихо проплыл вокруг подлодки, чуть касаясь рукой ее обшивки, подплыл к корме и нащупал отверстие центральной ходовой дюзы. Осторожно, стараясь не задевать металлом своего рукава металл дюзы, Горелов просунул руку в выходное отверстие дюзы. Рука до плеча погрузилась в еще горячую камеру сгорания и долго производила там какую-то утомительную работу. Наконец так же осторожно, как и прежде, Горелов вытащил из камеры руку. В ней находился небольшой кубический ящичек. Повозившись немного, Горелов снял с него нечто вроде плотного металлического футляра и отбросил его в сторону. Теперь в руках Горелова остался знакомый металлический шар. Горелов положил шар в карман экскурсионного мешка, запер мешок, забросил его за спину и поплыл обратно к откидной площадке у выходной камеры. Здесь на его шлеме ярко вспыхнул фонарь, и, непрерывно вызывая зоолога, Горелов понесся в темноте глубин, среди загорающихся то тут, то там разноцветных огоньков подводных обитателей. * * * Группа из четырех человек неслась на восток. Экскурсия протекала без того оживления, веселого азарта, смеха и шуток, которыми всегда сопровождались раньше такого рода научные вылазки из подлодки. Даже жизнерадостный Павлик молчаливо работал у дна, ограничиваясь короткими репликами и деловыми вопросами.

— Да вы бы посмотрели, Арсен Давидович, какой чудесный экземпляр стомиаса попался мне! — сообщил главный механик. — Без длинного придатка под нижней челюстью.

— Вот как! Интересно, конечно, — сдержанно отвечал зоолог. — Все же прошу вас не уплывать далеко. Будьте хладнокровны.

Но Горелов так отдавался преследованию рыб, что то и дело пропадал в подводной тьме, иногда на длительное время. Это, видимо, настолько беспокоило зоолога, что он наконец подплыл к Ахмеду и, не включая телефона, а прижавшись своим шлемом к его шлему, сказал:

— Если увидишь, что он далеко заплывает, плыви за ним…

Тот коротко ответил:

— Хорошо, Арсен Давидович.

По мере приближения к подводному хребту все чаще стали попадаться холмы, увалы, пологие возвышенности, иногда круто обрывающиеся с той или другой стороны. Вскоре один из холмов оказался между Ахмедом и Гореловым.

— Мама мия! — воскликнул вдруг Горелов. — Что за красота! Ну и рыба! Прямо как будто для праздника Хеллоуин иллюминована!

Никакой рыбы перед Гореловым не было, но, скрывшись за холмом, он погасил фонарь, остановил винт и опустился на склон, продолжая разговаривать:

— Промах!.. Ну, нет, красавец, не уйдешь… Пропал!.. Потушил огни, негодяй! Экая жалость! Теперь не найдешь, конечно… Можете и вы пожалеть, Арсен Давидович! Совершенно неизвестная рыба. Абсолютно круглая, с четырьмя рядами голубых и красных огоньков.

— Ну ничего не поделаешь, Федор Михайлович, — ответил зоолог. — Возвращайтесь…

— Ах, опять появилась! — радостно перебил его Горелов, не трогаясь с места. — Теперь не упущу! Я к этому мерзавцу с потушенным фонарем подплыву. Посмотрим…

И он увидел быстро несущийся к холму голубой огонек, все более разгорающийся. Вскоре внизу, под собой, он различил фигуру человека, зигзагами, на десяти десятых хода, отплывающую в пространство около холма. Горелов наполнил свой воздушный мешок и сразу взвился на двести метров над вершиной холма. Включив фонарь и запустив винт, он устремился на восток, время от времени произнося задыхающимся голосом:

— Посмотрим… не уйдешь… Увиливаешь, черт?.. Не поможет, не поможет… Ага! Вот козел разноцветный! Увернулся!..

— Да бросьте, Федор Михайлович… — взывал зоолог с беспокойством в голосе. Но Горелов перебил его:

— Сию минуту, Арсен Давидович… Сию минуту… Прямо у рук вертится…

Показалась высокая отвесная стена. Горелов всплывал рядом с ней, поднимаясь все выше и выше над уровнем дна. На высоте около двух тысяч метров открылось ущелье с мягкими покатыми боками, усеянными скалами и обломками, давно потерявшими под толстым слоем ила свои острые углы и грани. Горелов приблизился к одной из этих скал, самой мощной, и скрылся за ней.

— Где же вы, Федор Михайлович? — донесся в этот момент до Горелова голос зоолога, полный тревоги. — Мы ждем у холма, который разъединил вас с Ахмедом.

— Плыву обратно, Арсен Давидович, — ответил Горелов.

Он быстро вынул из экскурсионного мешка шар, установил его на одном из плоских обломков, вооружил изогнутыми спицами, натянул между ними тонкую проволочку и соединил ее с кнопкой для электрической перчатки. В течение всех этих манипуляций Горелов продолжал с перерывами говорить:

— Плыву прямо на норд… Я, кажется, уплыл от холма на зюйд… Сейчас присоединюсь к вам, Арсен Давидович. Тысячу раз извиняюсь за задержку. Охотничья жилка разгорелась. Холма что-то не видно… А должен был бы уже появиться… Что за оказия! Придется вам пеленговать мне, Арсен Давидович…

— Говорил же я вам, Федор Михайлович, будьте хладнокровны! — с досадой ответил зоолог. — Ваша глубина?

— Три тысячи двести десять метров от поверхности моря… — виновато ответил Горелов и выключил все телефоны.

После этого он нажал кнопку на шаре. Из-под металлических пальцев Горелова в пространство понеслись сигналы: «ЭЦИТ… ЭЦИТ… Говорит ИНА 2… Отвечай, ЭЦИТ… ЭЦИТ… ЭЦИТ… Говорит ИНА 2…» Наконец он встал, с трудом распрямляя затекшую ногу, запустил винт на десять десятых хода, включил телефон и с зажженным фонарем на шлеме ринулся на запад и вниз, ко дну.

— Федор Михайлович! Федор Михайлович! — раздался опять — в который уже раз! — голос зоолога. — Отвечайте! Где вы? Что с вами?

— А? Что? — тихо, слабым голосом произнес Горелов, словно приходя в себя. — Арсен Давидович, это вы?..

— Да-да!.. — обрадованно откликнулся зоолог. — Где вы? Почему вы столько времени не отвечали?

— Я… — все тем же слабым голосом ответил Горелов. — Мне стало вдруг плохо… Не знаю… Лежу на какой-то скале… Я плыл по вашим пеленгам… и вдруг… Я, кажется, потерял сознание… Сейчас мне лучше… Пеленгуйте, пожалуйста. Поплыву к вам…

На полном ходу, уже почти у самого дна, Горелов изо всей силы швырнул шар-передатчик вниз. Облачко ила поднялось оттуда, указывая место, где шар глубоко и навсегда зарылся в дне океана.

— Вам стало плохо? — переспросил зоолог и задумчиво прибавил: — Вот как… М-м-м… Да, жаль… Очень жаль… Подплывайте к нам. Я вас направлю с кем-нибудь обратно на подлодку. Вам нужно отдохнуть. Пеленгую. Глубина та же? Направление то же?

Через пять минут Горелов стоял на холме рядом с зоологом, выслушивая его нотацию и слабо оправдываясь.

— Теперь вот нужно пеленговать еще Павлику и Ахмеду! — говорил с нескрываемой досадой зоолог. — Я их разослал искать вас. Сколько времени зря пропало! Прошло уже три часа, как мы вышли из подлодки, а собрано — пустяки!

Скоро появился из подводной тьмы огонек Павлика, а еще через несколько минут показался Ахмед. Оба молча опустились на холм возле зоолога, ни одним звуком или жестом не выказывая радости или хотя бы оживления, как можно было бы естественно ожидать при виде пропавшего и затем благополучно вернувшегося товарища. Когда Ахмед с Гореловым, отправленные зоологом к подлодке, скрылись, Павлик, прижав свой шлем к шлему зоолога, волнуясь и торопясь, сказал:

— Я плыл с потушенным фонарем, зигзагами, вверх и на ост. На глубине тысячи пятисот метров увидел огонек. Он быстро несся вниз, на вест. Я приблизился и узнал его. Потом я плыл за ним, держась выше метров на сто. Мне показалось, что он что-то бросил на дно, хотя не знаю наверняка: я был далеко…

* * * По возвращении на лодку Горелов подошел к крайнему люку, ступил было на винтовую лестницу, но остановился и задумался. Лицо его выражало крайнее возбуждение. С минуту он постоял неподвижно, опустив глаза, потом, встрепенувшись, резко повернулся, поднялся обратно в коридор и быстро направился к своей каюте. Здесь он начал торопливо раздеваться.

— Так нельзя… Надо отдохнуть, надо набраться сил, — бормотал он.

Раздевшись, он потушил свет и улегся на койку, но долго не мог уснуть. В темноте слышны были его вздохи, он часто поворачивался с боку на бок. Сон его был тяжел и тревожен, но ровно в полночь он проснулся достаточно свежим и бодрым. Он вышел из каюты и прошел в столовую. Там он выпил какао, плотно закусил и посмотрел на часы. Было ноль часов пятнадцать минут двадцать девятого июля. Горелов вышел из столовой и направился к центральному посту. Подойдя к его двери, он оглянулся: в коридоре никого не было. Слегка нажав на дверь, Горелов чуть отодвинул ее, заглянул в узенькую щель и довольно улыбнулся: как он и рассчитывал, на вахте опять была старший лейтенант Багрова.

— Доброй ночи, Евгения Юрьевна! Уже вступили на вахту?

— Да, только что сменила Чижова.

— Как идем?

— Отлично. Прямо на норд-вест.

— Приветствую от всей души этот курс.

— Дело понятное. Не вы один…

— Пересечем экватор, а там уж совсем близко будет. До тропика еще далеко?

Лейтенант посмотрела на часы:

— Ровно через три часа будем там.

Горелов вскинул глаза на часы:

— Ну, прощайте! Пойду вздремну. Буду молиться, чтобы мне приснились вы.

— Не утруждайте себе понапрасну, Федор Михайлович! — покраснела офицер.

Спустя десять минут Горелов уже шагал по всем находящимся в его ведении отсекам и камерам. В камере водородных баллонов он задержался. Один из них работал. Горелов подготовил к работе и соседний баллон, очевидно не надеясь на автоматический переключатель. Покончив с этой работой, Горелов вынул из кармана плоскую металлическую коробку с мотком прикрепленных к ней тонких проводов. На плоской стороне коробочки под стеклом мерцал электронный циферблат. Горелов нажал кнопку на узкой грани коробочки, осторожно отпустил крышку и подсоединил два провода к связке из нескольких плиток взрывчатки, которую осторожно прикрепил рядом на баллон. Удостоверившись, что механизм работает, Горелов вышел из камеры. Бледный, взволнованный, он спешил через отсеки и камеры машинного отделения, по винтовой лестнице, по коридору к центральному посту управления.

— Евгения Юрьевна! — задыхаясь, обратился он к дежурному офицеру, стоявшей с встревоженным лицом у микрофона и готовившейся кого-то вызывать. — Дюзы остановились! Что-то неладное с ними. Дайте скорее пропуск на выход из подлодки. Надо немедленно прочистить их.

— Ах вот что! — вскричала лейтенант. — Я никак не могла понять, в чем дело. Собиралась уже будить капитана…

— Давайте скорее пропуск! Каждая минута дорога! Там скопляются газы, и им выхода нет! Грозит взрыв! Скорее! Потом вызовете капитана…

Волнение Горелова передалось лейтенанту. Она быстро написала пропуск и передала его Горелову. Тот сложил его вдвое и спрятал в нагрудный карман кителя, потом достал из бокового кармана электрошок и ловко приложил его к шее дежурного. Сверкнула синяя искра, и лейтенант, теряя сознание, начала сползать по столу на пол.

— Почему? — только и успела шепнуть она.

— Ничего не поделаешь, мой прекрасный друг, — хмыкнул Горелов, убирая электрошок в карман. — Иногда действительно ничего не поделаешь, таковы обстоятельства. Признаюсь, вы мне были симпатичны, хотя вы и глуповаты. Ну, тут тоже ничего не поделаешь! Прощайте! — и повернулся к двери. Но тут же замер на месте. В дверях стоял Ахмед с двумя мечами в руках.

— В такой ранний час и на тренировку или к Евгении Юрьевне на свидание торопишься? Так, увы — она любит не тебя. И потом она сегодня очень устала, — язвительно пошутил старший механик.

— Ты предатель! Ты умрешь! — сказал Ахмед.

— Не факт, — покачал головой Горелов, вынул из нагрудного кармана плоский блестящий цилиндр и одним нажатием кнопки превратил его в длинный, телескопической конструкции стилет.

Ахмед с боевым кличем бросился на врага, стремительно вращая мечами. Но как он ни старался, ни разу его оружие не коснулось старшего механика. Точными, короткими ударами тот парировал выпады противника, попутно отступая к пульту управления. Его странное лезвие то укорачивалось, то с характерным щелчком выбрасывалось вперед. Ахмед сделал очередной выпад, вспоров воздух по параллели, но Горелов легко перевел удар на панель управления. Ахмед попытался освободить мечи, но механик успел за секунду трижды активировать свой телескопический стилет, и все три раза его лезвие погрузилось в живот противника. Ахмед выпустил мечи и со стоном рухнул на пол. Старший механик наступил ему ногой на грудь и нацелил лезвие в голову лежащего. Кончик отточенного, как бритва, лезвия скользнул вниз, замер в миллиметре от головы Ахмеда, но потом мягко вернулся обратно в цилиндр.

— У тебя не плохо получается, — заметил Горелов. — Но оружие — дрянь. А оружие — очень важно. За этим надо следить. Хотя следить-то осталось не более десяти минут. Не ценим мы время. Хочешь конфетку?

Лежащий без сознания Ахмед ему ничего не ответил. * * * Через минуту Горелов был уже возле выходной камеры.

— Живо, товарищ Крутицкий! — обратился он к вахтенному водолазу, предъявляя ему пропуск. — Одеваться! Авария с дюзами!

— Есть одеваться, товарищ военинженер! — бросился к скафандрам Крутицкий.

— Кислород, питание, аккумуляторы на полной зарядке? — быстро спрашивал, одеваясь, Горелов.

— Теперь всегда на полной, товарищ военинженер! — ответил Крутицкий. — Уж мы следим за этим…

Как ни быстро наполнялась забортной водой выходная камера, Горелов не мог устоять на месте от нетерпения. Наконец открылись широкие, как ворота, двери, откинулась площадка, и Горелов на десяти десятых хода ринулся в подводную тьму.

ЧЕРНЫЙ И КРАСНЫЙ

Павлик долго не мог уснуть. Он немного почитал, потом покрутил в руках добытые со дна океана раковины и наконец взял в руки выданный ему Лордом термодатчик. Небольшой экран вспыхнул у него в руках зеленоватым светом, показывая помещения лодки. На экране пульсировали алые огоньки, фиксирующие местонахождение членов экипажа. Большинство из них находились на месте, очевидно, они принадлежали спящим морякам, двигалось только три огонька. Один неторопливо передвигался с места на место в районе пульта управления лодки, другой пульсировал во втором топливном отсеке, а третий двигался в направлении кают-компании. Павлик тронул джойстик и увеличил изображение сигналов. Второй огонек покинул топливный отсек и направился в сторону пульта управления. На своем пути он практически пересекся с третьим огоньком, но тот быстро скрылся в спортивном зале.

— Что происходит? — не понял мальчик. — Они в прятки, что ли, играют?

Второй огонек добрался до пульта управления и вплотную приблизился к первому огоньку. Что-то между ними произошло, и первый огонек прекратил всякое движение. В это мгновение у пульта появился третий огонек. Он начал кружить вокруг второго.

— Очень странная игра, — вслух задумался Павлик. Поднялся с койки и вышел из каюты в коридор. Прислушался. Ему показалось, что он слышит какие-то крики. Явно в районе пульта управления что-то происходило.

Мальчик осторожно пошел туда. Зрелище, представшее его глазам, поразило ребенка: старший лейтенант Багрова без сознания лежала у стола с навигационной аппаратурой, чуть поодаль сидел, прислонившись к стене, окровавленный Ахмед. Вдруг его рука шевельнулась, и он открыл глаза. Павлик тут же бросился к нему.

— Горелов предал… — простонал Ахмед. — Эвакуация. Бомба. Через десять минут… Скажи всем… Где? Не знаю.

И моряк потерял сознание. Ребенок сжал кулаки, пытаясь не потерять самообладание.

— Бомба! Где? — сам себе вслух повторил он слова Ахмеда.

Тут его осенило, и он, на ходу хлопнув по алой клавише с надписью «тревога», побежал в машинное отделение. Уже через минуту он перепрыгнул ступеньки, ведущие в топливный отсек, и огляделся. По обе стороны от него выстроились десятки металлических овалов топливных контейнеров. За неимением лучшего решения Павлик встал на четвереньки и пополз прямо под контейнерами, осматривая то, что находится за ними. Под шестой емкостью он наткнулся на установленный Гореловым механизм. На электронном панно светились цифры, неумолимо отсчитывающие время. До взрыва осталось три минуты. От прибора к желтой связке взрывчатки тянулись два провода. Черный и красный.

— Какой же, елки?! — неуверенно вздохнул мальчик, размышляя. — Папа был прав, когда говорил, что скучать не придется.

Осталось меньше минуты.

— Все равно нет времени, по-русски — на авось, — сказал Павлик, зажмурился, наугад нащупал один из проводов и сильно дернул его.

Таймер щелкнул и отключился.

ОДИН

Уже двенадцать часов Горелов с бешеной скоростью носился среди волн, безуспешно, с отчаянием в глазах, осматривая пустынный горизонт. Он задыхался в своем скафандре. Прозрачный шлем раскалился до того, что каждое прикосновение к нему лбом или щекой ощущалось как ожог. Время от времени, изнемогая от духоты и жары, почти теряя сознание, он опускался в прохладные глубины, освежался там, приходил несколько в себя и затем, запустив винт на все десять десятых хода, высоко, с разбегу, поднимался над поверхностью океана, чтобы в один миг осмотреть его вокруг себя и вновь продолжать свое бесконечное блуждание среди захлестывавших его волн. Голова горела, губы от жажды спеклись… Горелов сделал маленький, скупой глоток воды, погрузился на несколько десятков метров в глубину и, едва почувствовав ее свежесть и прохладу, вновь устремился на поверхность. Приподнявшись над ней на одно лишь мгновение, он осмотрел жадными глазами по-прежнему пустынный горизонт и круто повернул с запада на север, наперерез волне. Теперь она непрерывно накрывала его шлем, плыть приходилось, почти ничего не видя вокруг себя, и это заставляло его часто погружаться, высоко выскакивать из воды и осматриваться. Правда, шлем охлаждался, было легче переносить зной, но мучительно тревожило отсутствие видимости, слепота… Солнце упорно, неуклонно склонялось к западу. До заката уже оставалось всего лишь четыре часа. Задыхаясь, спазматически ловя воздух широко открытым ртом, с багровым лицом и готовыми выскочить из орбит глазами, Горелов заметался, забился в воде, стараясь на полном ходу перевернуться на спину, грудью кверху.

— Анна! — прохрипел он и потерял сознание.

СОВЕТ

Павлик сидел в кабинете капитана рядом с Лордом и Скворешней. Сам капитан, прохаживаясь под иллюминаторами, размышлял вслух:

— Вы выбросили в океан несколько тон топлива и сымитировали взрыв. — Он посмотрел на часы. — Вот уже двенадцать часов мы не наблюдаем никакой активности вокруг. Однако это не означает, что корпорация поверила нам. Скорее всего — они будут искать обломки «Пионера». Если уже не ищут.

— Их надо наказать, — буркнул Скворешня.

— Накажем, — уверил его Воронцов. — К полудню следующего дня здесь будет семь наших субмарин. С их помощью мы можем лишить корпорацию всего ее флота. Что там с Ахмедом и Женей? — обратился он к зоологу.

— Старший лейтенант уже на ногах, Ахмед пока «тяжелый», но ничего — вькодим, — заверил его тот.

— Вот еще, — вспомнил капитан, подошел к Павлику и пожал ему руку. — От всего экипажа спасибо. Ты спас нас, малыш.

— Чего там, — засмущался тот.

— Капитан! — не успокаивался Скворешня. — Зачем ждать субмарины? «Пионер» может весь их флот в щепки за десять минут разнести!

— Кто вам сказал, что чего-то надо разносить?! — усмехнулся капитан. — Их флот состоит из самых современных и очень дорогих судов. В будущем они могут послужить родине. В конце концов — это наш законный трофей.

— Согласен! — восторженно хохотнул неутомимый гигант. — Они первые напали. Бегали за нами, бегали. Вот и добегались.

— Что мы будем делать сейчас? — поинтересовался зоолог.

— Теперь, когда я уверен, что нам ничего не грозит, враг на глубину пойти побоится, мы вполне можем заняться столь желанными для вас научными изысканиями, — сообщил ему капитан.

— Ура! — потер ладони Лорд.

НА БОРТУ КРЕЙСЕРА

Человек говорил на прекрасном английском языке, изысканно вежливо:

— Лейтенанту Хасегава пришлось в этом деле затратить немало усилий, и мы выражаем ему большую благодарность за столь удачный исход рекогносцировки. Из всех наших гидропланов, ежедневно осматривавших огромные пространства над океаном, на долю именно его машины выпал успех.

Один из стоявших вокруг койки сдержанно и почтительно поклонился.

— Но и другим вы задали у нас не меньше работы, — с чуть заметной, но благожелательной улыбкой на широком коричнево-желтом лице с резко выдающимися, острыми скулами продолжал говорить человек, сидевший на стуле. В его косо поставленных глазах за большими роговыми очками мимолетно блеснуло довольство собой и своими подчиненными.

— Нужно было извлечь вас из ваших неприступных, словно заколдованных рыцарских доспехов и вернуть вам жизнь. Да-да! Именно вернуть жизнь, так как все говорило о том, что вы ее давно потеряли. Первое сделал наш программист, майор Ясугуро Айдзава. А второе сделал наш маг и чародей, доктор Судзуки, какими-то чудодейственными вливаниями после двухчасовой работы ожививший ваше сердце. Я очень рад нашей новой встрече, мистер Крок, и тому, что могу предложить вам гостеприимство на моем корабле. Встреча со старым другом всегда овеяна ароматом цветущей вишни, говорят в моей стране. Ваше первое сообщение я еще вчера послал по радио в главный штаб корпорации. А теперь отдыхайте, набирайтесь сил. Завтра, если позволите, я вас опять навещу, и мы поговорим о подробностях вашего удивительного подвига. Позвольте пожелать вам, мистер Крок, спокойствия и здоровья, которое так драгоценно для нас. Корпорация была бы вам очень признательна, мистер Крок, если бы вы сообщили нам некоторые сведения о конструкции подводной лодки, на которой вы находились, ее вооружении,

источниках двигательной силы, двигателях и вообще обо всем, что отличает ее от современных подводных лодок обычного типа. Горелов, очевидно, ждал этих вопросов. Он быстро ответил:

— Простите, капитан, но все эти сведения я передам лично Главному штабу, как только мы прибудем в порт… Кстати, где мы сейчас находимся?

Капитан был, видимо, неприятно удивлен. С застывшим лицом и полузакрытыми глазами он с минуту помолчал и затем тихо произнес:

— Могу заверить вас, глубокоуважаемый мистер Крок, что я действую в данном случае не из простой любознательности, а именно по поручению корпорации.

— Очень сожалею, капитан, и еще раз прошу у вас извинения, но некоторые очень важные соображения заставляют меня воздержаться от ответа на ваши вопросы. Свои сообщения я могу сделать только непосредственно, только лично Главному штабу. И чем скорее я буду доставлен в порт, тем лучше будет для дела. Именно поэтому я интересуюсь вопросом о движении корабля.

Капитан опять помолчал.

— Вы вправе поступать, мистер Крок, — ответил он наконец, — как считаете необходимым. Я ни в коем случае не позволю себе настаивать, если это ваше окончательное решение. Считаю лишь необходимым довести до вашего сведения, что это решение, если вы его не измените, причинит штабу некоторые затруднения. Я был бы вам очень признателен, если бы вы учли это обстоятельство в ваших дальнейших размышлениях… Впрочем, — поспешно добавил капитан, заметив легкую досаду на лице Горелова, — я опять повторяю, что нисколько не настаиваю и все предоставляю вашему благожелательному суждению… Что же касается нашего корабля, то в настоящий момент он все еще находится на том же месте, на котором мы имели удовольствие принять вас на борт.

— Как! На том же месте? — с удивлением и беспокойством спросил Горелов, приподнявшись на локте. — Почему?

— По инструкции Главного штаба, мы обязаны, приняв вас на борт, полностью удостовериться в гибели подлодки. Мы должны иметь самые убедительные доказательства и ждали лишь вашего выздоровления и вашей помощи, чтобы получить их.

— Доказательства?! — в полном смятении повторил Горелов. — Какие же доказательства? После взрыва на поверхности океана показались масляные пятна, но вас не было вблизи, и сейчас они уже, конечно, исчезли. Там же всплыло несколько мелких деревянных обломков, но они, вероятно, унесены волнами и ветром. Какие же могут быть теперь доказательства?

— Два раза,— медленно ответил капитан Маэда,— мы были твердо уверены, что подводная лодка уничтожена нами, и затем оказывалось, что мы являемся лишь жертвой несчастного заблуждения. В последний раз мы слишком дорого заплатили за это заблуждение, потеряв наш лучший крейсер и лучшего капитана флота корпорации. В трауре по «Оттону» и по его боевому командиру, к слову, вашему бывшему соотечественнику, до сих пор вся корпорация, хотя она и не осведомлена о действительной причине их гибели. Мы не хотим больше этих ошибок! Да, я не хотел вас расстраивать, но уверен, что вы сможете пережить и это — ваша невеста умерла. Увы, мы ничего не могли поделать. Болезнь оказалась сильнее.

— Когда это произошло? — тихо спросил Горелов.

— Неделю назад, — вздохнул Маэда, и попытался взбодрить больного. — Но не забывайте, что вы теперь очень богатый человек. Боль пройдет, а деньги помогут вам отвлечься.

— Капитан, — неожиданно спросил Горелов, пристально взглянув в глаза японцу. — А вы любили когда-нибудь?

— Любил?! — отчего-то смутился Маэда. — Да, наверное, любил. Но не горюйте. У вас есть миллионы, огромное состояние.

Капитан Маэда встал и протянул маленькую руку с желтовато-коричневой ладонью. Горелов слабо пожал руку капитану и тихо сказал:

— Я бесконечно благодарен вам, капитан… Я никогда не забуду… имен моих спасителей, и летчика лейтенанта Хасегаву… и майора Айдзаву… и доктора Судзуки… Еще раз благодарю вас…

Капитан Маэда и все сопровождавшие его вышли из корабельного госпиталя.

РАПА-НУИ

С полной зарядкой жидкого кислорода, электроэнергии в аккумуляторах, питания и воды в термосах и в полной амуниции геологоразведчиков и подводных охотников Лорд и Павлик ровно в пятнадцать часов сошли с площадки на склон горы и пошли по грунту на юг. Идти было нелегко. Склон был довольно крут, густо усыпан обломками скал, ноги вязли в иле, путались в водорослях. Можно было бы просто плыть над склоном при помощи винтов на самой малой скорости, но зоолог сознательно отказался от этого, объяснив Павлику, что необходимо исследовать геологическое строение горы; геология же раскрывает свои тайны только пешеходам, а не пилотам, хотя бы и подводным. Много рыб встречалось на пути. Павлик безошибочно называл их, вызывая одобрительное бормотание океанографа. Через четверть часа ходьбы Павлик вдруг споткнулся, нагнулся и вытащил что-то из ила.

— А вот это что такое? — спросил он, протягивая Лорду свою находку. В его руках был грубый, примитивной работы, но совершенно ясно оформленный кривой нож с каким-то обрубком вместо рукоятки и тускло поблескивающим черным лезвием. Едва взглянув на него, тот удивленно воскликнул:

— Обсидиановый нож! Нож из чистого вулканического стекла! А дело становится исключительно интересным! Абсолютно!.. Давай, Павлик, еще покопаемся тут.

Через минуту зоолог с торжеством вытащил из ила еще одну находку.

— Так и есть! — обрадованно сказал он, рассматривая ее. — Обсидиановый наконечник копья… Замечательно! Абсолютно!.. Копай, копай, Павлик!

Больше, однако, они ничего не нашли. Отдохнув немного, они пошли дальше. Лорд потерял на время свою обычную словоохотливость и долго шел молча, погруженный в задумчивость, лишь изредка напоминая Павлику:

— Смотри под ноги. Хорошенько смотри! Не пропусти чего-нибудь.

И снова шел вперед, опустив голову, молчаливый и задумчивый, изредка бормоча что-то неразборчивое и натыкаясь на скалы. Через полчаса ученый внезапно остановился перед большой плоской скалой. Подняв глаза, он на мгновение замер и потом с восторгом закричал:

— Лодка! Туземное каноэ!..

С неожиданной ловкостью и быстротой он вскочил на скалу. Перед ним, как на пьедестале из базальта, почти до борта засыпанное илом лежало длинное суденышко с характерно изогнутым носом, украшенным замысловатой, фантастической резьбой.

— Сюда, Павлик! — нетерпеливо закричал Лорд. — За лопатку! Расчищай!

Окруженные тучей ила, они лихорадочно работали около четверти часа, и, когда ил осел, а вода получила свою обычную прозрачность, перед ними оказалась туземная пирога с проломленным дном и нагруженная остатками прогнивших рыболовных сетей. Копаясь в этой куче, то зоолог, то Павлик с радостными криками вытаскивали все новые и новые находки: человеческий череп, деревянные статуэтки с человеческими или птичьими головами, рыболовные костяные крючки, какие-то деревянные красноватые дощечки длиной от одного до двух метров, покрытые густой вязью непонятных значков. Первая же дощечка, попавшая в руки Лорду, произвела на него потрясающее впечатление. Уткнувшись в нее почти вплотную шлемом, с безумными, едва не вылезающими из орбит глазами, он вглядывался несколько мгновений в длинные ряды этих значков, потом вдруг, приплясывая на месте, закричал:

— Кохау!.. Кохау ронго-ронго… Это они! Это они! Кохау ронго-ронго рапануйцев!..

Остолбеневший от изумления, Павлик с раскрытым ртом смотрел на эту картину, напоминавшую пляску первобытных дикарей с какими-то непонятными заклинаниями.

— Понимаете ли вы, молодой человек, что это значит, позвольте вас спросить? Нет-нет! Вы не понимаете, что это значит!.. Это… это…

— А что же это, в самом деле, значит? — спросил пришедший в себя Павлик.

Но ученый вдруг замолчал, сосредоточенно задумался, потом пробормотал:

— Что это значит? Гм, гм… Подождем немного. Надо убедиться. Надо проверить. Мы еще встретим… Я уверен, что встретим аху и… и… Пойдем! Скорее идем дальше!.. Складывай все в лодку! На обратном пути захватим.

Лорд почти бежал впереди, а Павлик едва поспевал за ним. Так они прошли еще около получаса, и, когда Павлик почувствовал наконец, что выбивается из сил, Лорд вдруг остановился. Перед ними, стеной метра два вышиной, тянулась поперек склона, метров на пятьдесят-шестьдесят в длину, сложенная из огромных плит терраса. Но ни зоолог, ни Павлик не смотрели на нее. В полном молчании, словно зачарованные, закинув головы, они не сводили глаз с нескольких гигантских статуй, безмолвно, в мрачном и грозном спокойствии, возвышавшихся над террасой на пятнадцать-двадцать метров. В лучах фонарей были видны их странные головы, украшенные, словно каменными тюрбанами, огромными двухметровыми цилиндрами. Срезанные назад узкие лбы, длинные вогнутые носы, глубокие пустые и черные глазницы, тонкие, строго сжатые губы и острые подбородки производили незабываемое впечатление внутренней силой своего сверхчеловеческого облика. Они стояли на удлиненных торсах, без ног, с едва намеченными под грудью руками — примитивные и мощные, безмолвные и грозные, — и пристально глядели вперед, в безмерные пространства океана, через головы пигмеев, внезапно появившихся оттуда. Между этими стоящими словно на страже гигантами валялись многочисленные, повергнутые уже океаном фигуры с отлетевшими в стороны огромными цилиндрами, некогда украшавшими их головы.

— Рапа-Нуи… — бормотал ученый. — Рапа-Нуи… Древний Вайгу… Значит, правда: его затопил океан… Смотри, Павлик! Смотри! Запомни это навсегда…

Долго стояли они молча перед каменными гигантами; наконец Лорд, словно очнувшись, вздохнул и сказал:

— Надо идти дальше, Павлик. Мы еще встретим их немало. Нам нужно закончить обследование острова.

Бросив последний долгий взгляд на подводных стражей горы, зоолог запустил винт и поплыл дальше на юг. Павлик последовал за ним. После длительного молчания он спросил спутника:

— Почему вы сказали «острова»? Разве это не просто подводная гора?

— А где ты видел подводную гору с затонувшими на ней лодками, ножами, копьями и, наконец, с такими сооружениями, как эти террасы и колоссальные статуи? А?.. Позвольте вас спросить, молодой человек?

— Ну что же? — набравшись духу, возразил Павлик. — Вы же нам как-то рассказывали на кружке об опустившихся в море островах и даже материках. Может быть, и здесь так же произошло?

— Гм, гм… — замялся зоолог. — М-да… Конечно, бывает. Отчасти ты прав, но только отчасти. Ведь могут быть случаи, когда остров или материк постепенно или сразу, но лишь частично покрывается наступающим океаном. Кажется, об этих трансгрессиях океана я тоже вам говорил? Очевидно, и здесь произошел такой случай… А это что такое? — внезапно прервав себя, указал рукой Лорд на большое темное пятно, выделяющееся на склоне в подводных сумерках.

— Вход в пещеру или грот, могу сказать наверняка, — не задумываясь, ответил Павлик, считавший себя в этих вопросах достаточно опытным человеком.

— И, очевидно, очень большой пещеры, — добавил ученый. — Надо посмотреть.

Павлик первым вплыл в пещеру. Она оказалась действительно огромных размеров и, судя по ее базальтовым стенам и сводам, была вулканического происхождения. Бегло обследовав пещеру, Лорд и Павлик почувствовали усталость и голод. Решено было сделать привал, отдохнуть и поесть. Оба опустились на небольшой обломок скалы и принялись за термосы. Сделав несколько глотков горячего какао, Павлик вернулся к прерванному разговору:

— Профессоре, если мы не на простой подводной горе, то что же это за остров?

— Это остров Рапа-Нуи. Таинственный, загадочный остров, доставивший и до сих пор еще доставляющий массу хлопот и мучений географам, этнографам и историкам культуры всего цивилизованного мира. Слыхал ли ты что-нибудь об этом острове?

— Рапа-Нуи?.. Нет, — признался Павлик, — в первый раз слышу.

— Гм. Нечего сказать, хорош! Но может быть, ты знаешь его под именем Вайгу, как его иногда называют?

— Н-нет, — ответил Павлик, чувствуя уже некоторую неловкость. — И Вайгу не знаю.

— Не понимаю. Не знать ничего и даже не слышать об острове Рапа-Нуи, или Вайгу, или Пасхи! Это чудовищно!

— Пасхи? Остров святой Пасхи? — встрепенулся . Павлик. — Я что-то припоминаю… Да-да, я припоминаю… Это крохотный остров среди Тихого океана.

Лорд замолчал и сделал несколько глотков какао из термоса.

— А эти террасы, или аху, как их называют туземцы! А эти необыкновенные, поразительные статуи! — продолжал он через минуту. — Как мог сделать эти гигантские сооружения маленький народец, находившийся на самом низком уровне культуры? Ведь некоторые из этих статуй достигают двадцати трех метров в высоту, имеют в плечах до двух-трех метров, с двухметровыми тюрбанами на головах, весят до двух тысяч центнеров! А таких аху к моменту появления европейцев насчитывалось не менее двухсот шестидесяти штук, а статуй — свыше пятисот, и все они своими гневными, угрожающими лицами обращены к океану. Не ясно ли, что эту огромную, можно сказать — титаническую, работу мог выполнить только другой, более многочисленный, гораздо более культурный и развитый народ! Чтобы разгадать все эти загадки, некоторые ученые высказали такое предположение. Этот остров в древности был гораздо больших размеров. Его населяло многочисленное племя со своеобразной, довольно высокой культурой, гораздо более высокой, чем у тех жалких племен, которых застали на острове первые европейцы. И вот настало время, когда древние рапануйцы начали замечать, что их остров медленно, но неудержимо поглощается морем. Тогда они, полные тревоги и смутных опасений, обратились к своим богам, ища у них защиты против угрожающей стихии. Они начали строить у берега моря огромные террасы и ставить на них многочисленных идолов как стражей и хранителей родной земли. Но океан продолжал неумолимо наступать, и напрасно каменные боги вперяли в него свои гневные, угрожающие взоры. Люди не теряли, однако, надежды. Лихорадочно продолжали они свою работу; высекали новых идолов, строили новые аху и воздвигали на них новые и новые ряды своих стражей и хранителей. Так продолжалось, вероятно, много десятков лет. Может быть, постепенно убеждаясь в тщетности своих надежд и в бессилии своих богов, а может быть, после какого-нибудь внезапного штурма

со стороны океана в результате землетрясения, но, в конце концов, население впало в панику. Оно бросило все работы и, захватив свой скарб, устремилось к каноэ, чтобы искать спасения на другой земле. Такие переселения с острова на остров, через огромные водные пространства океана, по разным причинам, довольно часто происходили в истории заселения Полинезии. Некоторые ученые считают, что теперешние жители острова Рапа-Нуи — не остатки его первоначального населения, а пришельцы, осмелившиеся занять остров, который или перестал погружаться, или стал погружаться медленнее, незаметнее. А то, что мы открыли сегодня, большое подводное аху со статуями, должно окончательно доказать правоту теории о погружении острова… Вот какие дела, молодой человек! Много еще других тайн для науки таит в себе этот маленький, почти пустынный островок. Всего сразу не перескажешь, Павлик, а нам пора возвращаться. Продолжать обследование этих подводных склонов я считаю теперь совершенно излишним: то, что капитан хотел знать, для меня уже вполне ясно. И это главное! Взгромоздив на себя кучу рыболовных сетей и расположив веером за спиной священные таблицы рапануйцев и другие трофеи, зоолог и Павлик отправились домой.

ПРЕДЛОЖЕНИЕ

Подплывая к «Пионеру», зоолог и Павлик обнаружили, что неподалеку от входной площадки стоят около десятка военных батискафов. А в полукилометре от подводной лодки темнели очертания многочисленных субмарин.

— Наши подошли! — радостно оповестил мальчика Лорд.

И действительно, когда они вошли на «Пионер» и освободились от скафандров, то обнаружили, что корабль полон гостей. По коридорам деловито расхаживали морские офицеры-подводники, время от времени чинно переговариваясь между собой.

— Крайне интересно! — шепнул зоолог. — Пойдем попробуем пробраться в кабинет капитана.

Кабинет был так же полон офицеров. Очевидно, само совещание уже подошло к концу, потому что офицеры начали потихоньку покидать помещение.

— Итак, — спросил у Воронцова Лорд, — что решили делать?

— Предложение, — улыбнулся тот, облачаясь в военный китель и снимая со стены свой легендарный меч. — Самое выгодное предложение неприятелю за всю историю морских войн.

— А именно? — еще больше заинтересовался зоолог.

— Капитуляцию, безоговорочную капитуляцию, — просто заявил капитан и, нажав кнопку на селекторе, приказал: — Всем занять свои боевые места, мы выходим.

Павлик с восторгом наблюдал в иллюминатор, как от «Пионера» отплывают в сторону своих субмарин быстроходные батискафы.

ПОЕДИНОК

Горелова разбудили гортанные выкрики матроса, заглянувшего к нему в каюту и машущего рукой на нос крейсера. Механик быстро оделся и направился в рубку капитана. Там он столкнулся с обеспокоенным Маэдой.

— Что это значит? — крикнул тот и показал указательным пальцем на горизонт.

Горелов посмотрел туда и даже присвистнул от удивления. Впереди в двух километрах от эскадры корпорации стояло около десятка военных субмарин под российскими флагами, колонну венчал «Пионер». Механик слишком хорошо знал очертания в прошлом родного корабля.

— Это значит, мой друг, — спокойно ответил он, повернувшись к Маэде, — что у корпорации нет своего флота.

— Мы можем сразиться и попробовать увести хотя бы часть кораблей, — испуганно предложил тот.

— Чушь, — пожал плечами Горелов. — Вы не успеете сделать и двух выстрелов, как от всей вашей эскадры останутся только пепел и пена. Напрасно вы так долго стояли на месте. Вы меня не послушали, упрямый человек.

— Но ведь вы обещали, что «Пионер» погиб, взорвался! — взвизгнул японец.

— Я ошибался, — криво усмехнулся механик и добавил: — К слову, вы тоже обещали спасти Анну.

В рубке зазвенел телефон. Маэда схватил трубку, с минуту послушал голос, доносившийся оттуда, и протянул трубку Горелову:

— Это вас.

Механик приложил трубку к уху и, не дожидаясь ответа, сказал:

— Я все понял, товарищ капитан. Где? Остров? А, да, вижу. Скоро буду. — И положил трубку на рычаги.

— Что-что?! — нетерпеливо спросил Маэда.

— Все очень просто. Они предлагают до вечера эвакуировать на одном из наших транспортных судов экипажи всех наших кораблей, а мне прибыть для поединка с капитаном Воронцовым вон на тот островок. — И он показал на маленький остров, возвышающийся над океаном в полукилометре от них.

— Это катастрофа! — запсиховал Маэда. — Мы не оставим свои корабли, мы лучше утопим их.

— Тогда у вас не останется ни одного живого родственника, — напомнил ему Горелов. — Мак-Лену люди тоже нужны.

— Что мне делать?! — простонал японец.

— Не дурите больше и снарядите для меня лодку, потом быстро переводите все экипажи на какой-нибудь транспортный корабль, — сухо приказал механик, — а я пойду приготовлюсь к схватке.

* * * Через десять минут катер вез Горелова в сторону выбранного острова. Со стороны «Пионера» к острову шел катер со стоящим на носу капитаном Воронцовым. На берег они вышли практически одновременно.

— Нужно отдать должное вашей последовательности, капитан, — заявил Горелов. — Хотя я тоже не против довести наш дружеский чемпионат до его логического завершения. Все-таки финал есть финал.

— Один вопрос, — подал голос капитан. — Только деньги?

— Нет, — честно признался механик. — Много всего, ну и деньги конечно. Короче говоря, все, кроме столь любимых вами принципов.

— Тогда начнем, — предложил Воронцов и обнажил меч.

— С удовольствием, — поддержал его Горелов, и в лучах солнца сверкнул его телескопический стилет.

За схваткой наблюдали как с кораблей корпорации, так и с русских субмарин. Сразу было понятно, что противники стоили друг друга. Их оружие рассекало теплый морской воздух с неуловимой для глаза скоростью. Ни Воронцов, ни Горелов не прибегали ни к каким гимнастическим фокусам и фехтовали, не сходя с места более шага. Как капитан нанес решающий удар, не заметил никто из наблюдавших. О том, что Горелов проиграл, стало понятно только тогда, когда на его рубашке, в районе сердца, начало расползаться алое пятно крови, а из рук выпал стилет. Капитан опустил меч.

— Вот и все, капитан, — хрипнул механик. — Злодей наказан, публика аплодирует, счастливый финал. Поздравляю. — И он упал на песок.

— Мне трудно в этом вам признаться, но вы были достойный противник, — ответил Воронцов и пошел к катеру.

Лежащий Горелов смотрел вслед удаляющемуся противнику, пока хватало сил, наконец он отвернул голову и взглянул в небо, на кружащих чаек.

— Потому что иной не видал… — были его последние слова.

КОНЕЦ МАЭДЫ

На рассвете капитан Маэда в традиционном костюме самурая вышел на палубу носовой части линкора и сел на заранее приготовленное покрывало. Майор Айдзава, в таком же одеянии, почтительно поклонившись, передал капитану кинжал для харакири. Маэда принял кинжал, скинул с него ножны, приставил лезвие себе к животу и, глядя на уходящий за горизонт транспортный корабль, процитировал древнего японского поэта: «Птица летит в небе и умирает в полете. Прекрасна смерть всегда летящей птицы». После чего он зажмурился и вонзил кинжал.

ВОЗВРАЩЕНИЕ

«Пионер» на полном ходу скользил по океанической глади в сторону родных берегов. На носу лодки сидел капитан с этюдником в руке и тонкой кистью наносил на холст краски, пытаясь перенести на картину пурпурный рассвет, расстилающийся впереди по ходу корабля. Рядом стоял Павлик.

— «Я качался в далеком саду, на простой деревянной качели…» — напевал вполголоса капитан.

— Это же песня Горелова?! — удивленно заметил мальчик.

— Тебе же говорил отец — ничему не удивляться, — кивнул офицер, положил мальчику руку на плечо и добавил: — Это просто хорошая песня. Есть вещи, которые люди не могут переделать — преданность, красота, любовь. Запомни это, мой друг. Когда-нибудь это знание тебе очень поможет.

— Я постараюсь, — пообещал Павлик.

Оглавление

ПРЕРВАННЫЙ РАЗГОВОР

ГИБЕЛЬ «ДИОГЕНА»

ПЕРЕМЕНА МАРШРУТА

СРЕДИ ДРУЗЕЙ

КЛОЧОК БУМАГИ

ФЕХТОВАНИЕ

ИСПАНСКАЯ КАРАВЕЛЛА

ПОГОНЯ

НЕПРИЯТНОСТИ У ЛОРДА

БИТВА В ПЕЩЕРЕ

БОМБАРДИРОВКА ГЛУБИН

ГОЛЬФ

ПЕРЕДАЧА

РАЗОЧАРОВАНИЕ МАК-ЛЕНА

ПЛЯЖ НА ПОБЕРЕЖЬЕ ПЕРУ

АТАКА МАГНИТНЫХ ТОРПЕД

АУДИЕНЦИЯ

РАЗГОВОР

СКРОМНЫЕ РАСЧЕТЫ

ПРОВЕРКА

ЧЕРНЫЙ И КРАСНЫЙ

ОДИН

СОВЕТ

НА БОРТУ КРЕЙСЕРА

РАПА-НУИ

ПРЕДЛОЖЕНИЕ

ПОЕДИНОК

КОНЕЦ МАЭДЫ

ВОЗВРАЩЕНИЕ X Имя пользователя * Пароль * Запомнить меня

Регистрация

Забыли пароль?