«Клуб веселых кутил»

Понсон дю Террайль Клуб веселых кутил (Полные похождения Рокамболя-16)

* * *

Партия была уже окончена. Монжерон приподнялся со своего места, посмотрел на часы и сказал:

— Ну, друзья, теперь ровно два часа ночи, и сегодня, день в день, час в час, ровно год, как пропал наш друг Гастон де Моревер.

Все невольно вздрогнули.

— Господа! — проговорил один молодой человек, сделавшийся только накануне членом клуба des Greves. — Мне бы очень хотелось узнать историю маркиза Гастона.

Разговор этот происходил в одной из зал клуба des Greves, одного из самых модных того времени.

— Я твой крестный отец, Казимир, — заметил ему на это Монжерон, — и потому обязан посвящать тебя во все тайны… Итак, слушай…

— Гастон де Моревер был молодой человек, богач. В прошлом году именно в этот самый день он вышел в два часа ночи из нашего клуба и исчез бесследно.

— Я не допускаю тут самоубийства, — сказал один из игроков.

— Я тоже, — добавил Монжерон.

Разговор о Гастоне де Моревере навел на все общество грустные размышления.

— Да, это преплачевная история, — вставил свое слово еше один из игравших вместе с Монжероном, — перейдем к более веселым предметам, ну, хоть, например, к страсти нашего друга Мариона к прекрасной садовнице.

— Ах да, кстати, — проговорил Монжерон, — добился ли он чего-нибудь?

— Извините меня… но ведь я и этого не знаю, — начал было уже опять тот молодой человек, которого Монжерон назвал своим крестником.

Но Монжерон тотчас же перебил его.

— Сейчас, сейчас! — сказал он. — Ты все узнаешь. Видишь ли, мой милый друг, дело в том, что Густав Марион — наш общий друг и покоритель всех женских сердец, сообщил нам на этих днях о прекрасной садовнице, у которой, по его словам, больше двадцати садовников и которая торгует редкими и прекрасными цветами.

— Она хороша собой?

— Марион уверяет, что если бы она появилась в опере при полном сборе парижских красавиц, то затмила бы их всех.

— Ну, а пользуется он ее взаимностью?

— То-то и дело, что до сих пор еще нет; прекрасная садовница ходит постоянно в трауре… У нее нет ни мужа, ни любовника, окружающие ее обращаются к ней с самым глубоким почтением, как к какой-нибудь королеве… Кто она? Как ее зовут?.. Все это глубокая тайна для всех. Марион истратил уже около двадцати тысяч франков, но до сих пор не мог ни от кого добиться о ней никаких сведений…

— Ну, не совсем так, — проговорил в это время вновь вошедший в залу красивый брюнет.

— Как так?

— Очень просто — Марион, как кажется, начинает добиваться своей цели.

— Ба!

— Да, он подкупил ее единственного лакея, остающегося на ночь в доме, так как обыкновенно по вечерам все садовники расходятся по своим квартирам.

— И этот лакей?

— Отдал ему за несколько сот луи ключ от сада и прихожей. Остальное, конечно, дело Мариона, который имеет еще сведения от того же лакея, что прекрасная садовница никогда никого не впускает в свою спальню, которая находится во втором этаже дома и в окне которой целую ночь виднеется обыкновенно свет.

— Ну, что же Марион намерен делать?

— Он пригласил четверых: меня, барона Коппа, Альфреда Мильруа и Карла Гуно.

— Это для чего?

— Чтобы сопровождать его в его сегодняшнем ночном похождении, которое будет в Бельвю…

— Но, мой друг, — прервал его Монжерон, — вы, кажется, забываете, что и в Бельвю есть полицейские комиссары.

— Это уж, право, его дело, а не наше. Мы даже не войдем, а будем ждать его только снаружи. Если ему удастся окончить благополучно похищение прекрасной садовницы, то мы будем ожидать его, а если она вздумает кричать и вообще призывать на помощь, то мы дадим тягу.

— Мое слово, — проговорил Монжерон, — что и я бы охотно отправился вместе с вами.

— Браво, Монжерон! — раздался в эту минуту из-за дверей чей-то голос. — Идемте же, я беру тоже и вас.

Все обернулись к двери, на пороге которой показался сам предмет общего разговора и внимания — Густав Марион.

— Так это все не шутка? — спросил один из этой компании, по имени Казимир.

— Напротив, вещь самая серьезная, — отвечал ему Марион, — мой шарабан стоит здесь на бульваре… я могу предложить вам, господа, пять мест. Кто желает, тот может ехать со мной.

— Марион, — спросил, улыбаясь, Монжерон, — не захватить ли нам с собою оружие?

— Как хотите. У меня есть при себе револьвер, — добавил Марион и вышел из клуба.

Спутники его последовали за ним, и через пять минут после этого шарабан Мариона несся с быстротою вихря по безлюдным бульварам.

Подле Густава Мариона сидел Монжерон, остальные же спутники его разместились позади них. На подножке шарабана стоял маленький грум, который должен был держать лошадей.

Ночь была холодная и темная, хотя был уже конец марта.

Через десять или пятнадцать минут они уже были у дома прекрасной садовницы, который вполне походил на обыкновенную загородную дачу. Вокруг него царствовало глубокое молчание, и только в окне второго этажа светился, замеченный ими еще издали, маленький огонек.

Густав Марион достал из своего кармана ключ, стоивший ему так дорого, и вложил его в замок калитки, которая тотчас же и без малейшего шума отворилась. Густав Марион прошел на цыпочках через сад и вошел в прихожую. Затем он поднялся по лестнице во второй этаж и очутился в длинном коридоре, в конце коридора находилась стеклянная дверь, из-за которой виднелся свет.

— Это ее спальня, — подумал тогда Марион и продолжал идти к этой двери.

Дойдя до нее, молодой человек приостановился, приподнялся на цыпочках и заглянул в одно из ее стекол.

Но вслед за этим мгновенно волосы его поднялись дыбом, а на лбу выступил холодный пот.

Невыразимый ужас охватил все его существо; он дико вскрикнул и грохнулся на пол.

Он увидел за этой стеклянной дверью комнату, обитую черным сукном, посреди которой стоял катафалк с чьим-то трупом.

У ног этого покойника стояла женщина и плакала.

Это была прекрасная садовница.

В покойнике, которого можно было принять за уснувшего, — в этом-то покойнике Густав Марион узнал Гастона де Моревера, который, как мы уже знаем, пропал без вести и которого тщетно разыскивали во всех концах света.

Однако Марион не лишился чувств, а был поражен каким-то полудуховным, полуфизическим оцепенением и таким невыразимым ужасом, что его ноги отказались служить ему.

В эту минуту стеклянная дверь отворилась, перед ним появилась женщина, плакавшая у ног покойника.

Прекрасная садовница, так как это была она, приказала Мариону встать и у гроба Моревера взяла с него клятву в том, что он будет вечно молчать о том, что он видел.

— Если вы, сударь, — сказала она, — желаете дожить до седых волос, то вы мне поклянетесь…

Он поднял на нее испуганный взор.

— Вы поклянетесь мне, — продолжала прекрасная садовница, — что никогда ваш язык не произнесет ни слова о виденном вами!..

Он дрожал всем телом и не мог произнести ни одного слова.

— Клянитесь же, сударь, клянитесь же! — вскричала вновь она.

Марион исполнил ее требование, а через час после этого Монжерон и его четверо товарищей нашли его в бесчувственном состоянии на ступенях крыльца…

Он стал сумасшедшим.

Через несколько дней после этого Монжерон явился вечером в клуб и, сообщив всем присутствовавшим в зале, что он хочет во что бы то ни стало узнать, что могло так напугать Мариона у прекрасной садовницы, предложил желающим сопровождать себя.

Охотников нашлось так много, что пришлось бросить жребий, который и достался тому молодому человеку, который расспрашивал у Монжерона об исчезновении Моревера. Этого молодого человека звали Казимир.

Монжерону удалось так же легко проникнуть в дом прекрасной садовницы, как и Мариону. Поднявшись во второй этаж, он вместе с Казимиром прошел по коридору и достиг стеклянной двери. Подойдя к двери, Монжерон приподнялся на носки и заглянул в нее. Подобно Мариону, его невольно откинуло назад, и он едва устоял на ногах.

В траурной комнате все было в прежнем порядке. Труп маркиза Гастона де Моревера по-прежнему лежал на катафалке. Только прекрасной садовницы не было в комнате.

Монжерон, как и Марион, тотчас уже узнал маркиза де Моревера.

Казимир де Нуартер также приблизился к двери, и хотя он никогда не знал маркиза, но при виде его трупа не мог тоже сдержать невольного крика.

— Молчи! — шепнул Монжерон.

Надо заметить здесь, что он был храбр и вскоре оправился от овладевшего им вначале страха.

Прекрасной садовницы все еще не было.

Тогда Монжерон наклонился к Казимиру и шепнул ему на ухо:

— Теперь мне понятно, отчего Марион сошел с ума, — он узнал труп.

Казимир вздрогнул.

— Теперь мы напали не на тайну, а на след преступления, и надо идти до конца.

Стеклянная дверь была заперта.

Монжерон попробовал отворить ее, но не мог.

— Ну, куда ни шло! — прошептал он и, наклонившись, сильным ударом плеча высадил дверь.

Но вдруг почти мгновенно их объял непроницаемый мрак.

Все четыре восковые свечи, горевшие по углам катафалка, сразу погасли.

— Следуй за мной! — проговорил тогда Монжерон и, взяв Казимира за руку, пошел по направлению к трупу.

Но не успели они сделать и двух шагов, как вдруг Монжерон вскрикнул: пол под их ногами заколебался и провалился.

Монжерон и Казимир упали в какое-то подполье.

Монжерон зажег спичку и осмотрелся. Они находились в небольшой оранжерее, уставленной дорогими и редкими пахучими цветами. На верху этой оранжереи находилось небольшое окно с крепкой решеткой.

Монжерон попробовал было распилить эту решетку, но вскоре им и его товарищем овладело какое-то отяжеление, и они лишились чувств.

На другой день после этого оба они пришли в себя и очутились на каком-то отдаленном пустом дровяном дворе, куда их перенесли по приказанию прекрасной садовницы.

Дня через два после этого Монжерон поехал к начальнику тайной полиции — Лепервье, желая сообщить ему то, что он видел в доме прекрасной садовницы.

Лепервье не мог принять его немедленно, а попросил несколько подождать в приемной. Начальник тайной полиции был занят: он читал доклад одного из своих агентов, присланный ему из Лондона, относительно де Море-вера, разыскивать которого тот был послан в Англию.

Этот-то агент сообщал ему, что труп Моревера был найден в Лондоне, в кабаке «Короля Георга», где он был будто бы убит одной ирландкой.

В то время, как Лепервье читал это донесение, ему снова доложили, что Монжерон продолжает настаивать. чтобы его впустили поскорее, так как он имеет сообщить несколько важных сведений относительно исчезновения маркиза де Моревера.

При этом имени Лепервье подскочил на своем месте.

— Проси, — крикнул он слуге, — проси господина Монжерона.

Результатом свидания Монжерона с Лепервье был обыск дома прекрасной садовницы, которая уже переехала и продала его.

Полиция вошла в коридор, добралась до стеклянной двери и проникла в ту комнату, которая была обита траурным сукном и где стоял гроб.

Монжерон руководил действиями полиции.

Теперь в этой комнате уже не было больше гроба и траура.

После тщательного обыска удалось найти в полу этой комнаты пружину, посредством которой открывалось отверстие.

Когда это отверстие было открыто, то все присутствующие увидели в подземелье черный гроб, вокруг которого горели четыре свечи.

Лепервье и Монжерон соскочили вниз.

— Это Моревер, — проговорил Монжерон.

— Да, — ответил Лепервье.

Они оба подошли тогда к трупу.

Лепервье дотронулся до него рукою и вдруг вскрикнул от изумления.

— Что такое? — спросил Монжерон.

— Да посмотрите!

— Да что же?

— Это не труп, — сказал спокойно Лепервье.

— Что?

— Это просто восковая фигура, — продолжал Лепервье. — И мы все введены в заблуждение.

Лепервье был прав: перед ним лежал не настоящий труп, не убитый Моревер, а просто артистически исполненная восковая фигура, одна из тех фигур, которые составляют гордость некоторых британских музеев.

Через несколько часов после этого Лепервье получил второе донесение от своего агента, в котором тот уведомлял его, что труп Моревера был украден ночью из морга.

Восковая фигура, изображавшая в таком совершенстве труп маркиза де Моревера, была оставлена под надзором двух полицейских агентов, а Лепервье и Монжерон, отправились в квартиру прекрасной садовницы, которая, по словам ее нового преемника, жила в доме № 79, в Хромовой улице.

Через полчаса они были уже там, но прекрасной садовницы, или госпожи Левек, не застали дома, так как она уехала, по словам дворника, на целую неделю. Тогда Лепервье приступил к обыску ее квартиры. Но самый тщательный обыск не привел ни к каким результатам.

На одном из столов Лепервье нашел письмо, адресованное Монжерону. В этом письме прекрасная садовница просила Монжерона бросить все его розыски относительно маркиза де Моревера.

«Я уезжаю из Парижа и, быть может, никогда больше не возвращусь сюда, — писала она. — А может быть, мы с вами еще будем встречаться двадцать раз с глазу на глаз, и вы не будете знать, кто я такая. Прощайте, господин де Монжерон, не отвергайте совета женщины, пламенно любившей вашего друга.

Спустя неделю после этого возвратился из Лондона и агент Лепервье.

Несмотря на все старания английской полиции, тело маркиза де Моревера так и не нашли.

Это происшествие взволновало весь Париж, но поиски французской полиции остались также тщетны. Одни, знавшие маркиза де Моревера и видевшие потом восковую фигуру, узнавали в ней маркиза, а другие положительно отвергали всякое с ним сходство.

Прошло несколько месяцев после этого. Поиски полиции ослабевали и наконец совсем прекратились.

Через год в обществе, к которому принадлежал де Моревер, пронесся новый слух.

Один флотский офицер рассказывал, что встречался в Индии с маркизом, живым и здоровым.

Но и как будто бы в довершение всего, около того же времени, полицейский агент Мануил, сделавший некогда Лепервье донесение об убийстве маркиза де Моревера, был сам раздавлен телегой и почти в безжизненном состоянии отнесен в больницу отеля Диё.

Умирая, он настоятельно просил привезти к нему полицейского префекта, который тотчас же прибыл в больницу и выслушал исповедь умирающего.

Имела ли эта исповедь связь с исчезновением маркиза Гастона де Моревера?

Это было неизвестно…

Оглавление