«Танкист: Я – танкист. Прорыв. Солдат»

Танкист: Я – танкист. Прорыв. Солдат (fb2) - Танкист: Я – танкист. Прорыв. Солдат [сборник litres с оптимизированной обложкой] (Танкист) 3273K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Владимир Геннадьевич Поселягин

Владимир Поселягин Танкист: Я – танкист. Прорыв. Солдат

© Владимир Поселягин, 2019

© ООО «Издательство АСТ», 2019

* * *

Я – танкист

Пролог

Вячеслав Суворов стоял на понтоне и смотрел на уже стихшую поверхность болота. Несколько месяцев назад было решено, что все оставшиеся попаданцы в этом мире вернутся обратно, все, кроме Вячеслава. У кого-то дела были, у кого-то планы, но уходили шестеро из семи. Тот же Толик Суворов, по случайности однофамилец Вячеслава, у них даже отчества совпадали, собирался вскоре вернуться, он хотел лишь проведать свою бабушку, единственного родного человека. Как выяснилось, портал срабатывает только в присутствии всех семерых рядом с ним, а когда отец, дяди и друзья погрузились под его взглядом под воду, то случилось нечто непонятное. Вдруг от портала пошла метровой высоты волна во все стороны, раскачав понтоны и лодки. Вячеслав смотрел на болото и ещё не знал, что он никогда больше не увидит своего отца, дядь и друзей. Переход был односторонним – и возвращения не будет.

* * *

Откашливаясь от попавшей в горло и нос воды с вкраплениями тины, я вынырнул на поверхность болота и закачался на крупной волне. Странно, не припомню, чтобы при прошлом переходе она была. Я поднял на лоб очки и удивлённо осмотрелся, продолжая содрогаться в приступах кашля, но уже остаточного. Мелкие волны ещё покачивали меня, но скоро прекратились, болото не чистая вода, тут долгого волнения не бывает, значит, его появление связано со мной. Осмотр меня изрядно удивил, переход явно произошёл, однако я не вернулся в свой родной мир, в болота Брянщины. Вернее, я находился в приграничных районах Белоруссии, но не в своём родном мире, это и удивляло. Вокруг расстилался фактически тот же пейзаж, который я видел несколько минут назад, но без платформы с учёными Союза, да и вообще вокруг была пустынная местность. Болото. То есть местность, как в сорок седьмом году, но явно без всего того, что я видел. Странно. Хотя нет, пейзаж больше напоминал сорок четвёртый, когда мы сюда перешли с семьёй Суворовых, вид тот же, но к сорок седьмому, после жарких боёв, на опушке была прореха от упавшего самолёта, а сейчас её не было. Только одна эта примета давала понять, что что-то пошло не так. Но вот что?

Правда, до конца обдумать, что произошло, я не успел. В это время в небе зажужжали авиационные моторы. Подняв голову, я задумчиво посмотрел на тройку «ишачков». Мне эти машины были очень хорошо знакомы, не раз видел их в деле. Хорошие аппараты, как мой знаменитый однофамилец, трижды герой Советского Союза Вячеслав Суворов, не раз говорил. В умелых и опытных руках эти машины могли неприятно удивить немцев. Очень уж они верткие. Чуть ли не на месте могли развернуться в обратном направлении, «мессерам» такое и не снилось.

Когда «ишачки» удалились, я добрался до ближайшей кочки и задумался. Ситуация мне не нравилась, я не дома, но и не в своём родном мире. Соответственно, это третий мир. Причём что странно, после того как я тут появился, надо мной пролетело звено истребителей. Совсем как в описании Севы про то, как он попал в сорок первый. Самолеты, лес целый, платформы учёных нет – странное совпадение, не так ли?

Поджав ноги, я дотянулся до правой стопы и, нащупав ремень, отстегнул его и вытащил из-под воды ремешок вместе с обрезком верёвки. Эта приспособа была из моего родного мира. Родственники Севы, готовясь к переходу, подумали о том, как будут возвращаться, учитывая и то, что это, возможно, произойдёт не с пустыми руками. То есть к моей ноге, как и у других путешественников по мирам, была привязана верёвка, к ней – мешок с нулевой плавучестью, чтобы его притопило. После перехода на мешке должен был сработать баллон со сжатым воздухом, надулись бы шары, и мешок должен был всплыть рядом со мной. Но при переходе верёвку обрезало в двадцати сантиметрах от моей пятки. Я даже поёжился, представив, что мне могло срезать ноги. Сам мешок затерялся, как и другие путешественники. Я был один в этом неизвестном мне мире, да ещё совершенно пустой. Не считать же имуществом гидрокостюм аквалангиста, причём без ласт, пояс с грузом и очки? На поясе был нож, моя единственная ценность, на этом всё, больше при мне имущества не было. Всё оно находилось в том мешке, что пропал. Фал был всего двух метров длиной, но этого хватило неизвестному режиссёру, чтобы срезать ценный груз. Такой же баллон был у меня на поясе, однако сработать он не успел, меня раньше выкинуло на поверхность, это тоже странно.

Погоревав о мешке – часть груза, примерно треть, принадлежала мне, остальное Суворовым, – я оттолкнулся от кочки и на пузе скользнул к месту, где вынырнул. С десяток попыток показали, что переход не работает, да и другие не вынырнули. Неудача. Поэтому, не став медлить, оттолкнулся от коряги и скользнул к кочке, потом к следующей. От неё в сторону метнулась болотная гадюка, но я успел ее перехватить и, срубив голову, быстро освежевал. И чего Сева их так боялся, мясо как мясо, очень вкусное. Лес виднелся метрах в двухстах пятидесяти, доберусь, будет что поесть. Нужно сразу озаботиться пропитанием, голодный солдат – плохой солдат, хоть и злой.

Помню, Сева говорил, что добирался до леса несколько часов, чуть не весь световой день. Я тогда удивился, вроде расстояние было небольшим, почему же так долго? Сейчас понял, почему. Три раза попадалась непроходимая топь, думаю, это была одна и та же, просто косой пересекала мне путь. Но наконец, я её обошёл и, добравшись до берега, выбрался на сушу. Восемь не восемь, но пять с половиной часов на преодоление болота у меня ушло. Тоже немало, поверьте мне.

Я сел на кочку передохнуть и стал задумчиво обозревать болото, прикидывая, оставить гидрокостюм тут или идти в нём. Ходить по лесу в резиновом обтягивающем костюме, который стесняет движения, на мой взгляд, опрометчиво. Однако под ним у меня ничего не было, даже нательного белья, а ходить нагишом по лесу совсем плохая идея, так что выбора не остаётся, походим в том, что есть. Вот змеи не осталось, по пути через болото я немного поел сырого мяса, остальное выкинул, нужно держать себя в форме. В детстве у бабушки в деревне сосед-егерь учил меня ходить по лесу, выживать в нём, а также добывать еду. Сырое мясо он также приучил меня есть, объясняя, какое можно, а какое не стоит, ну и какие пропорции. Именно поэтому я и не съел всю змею, лишнее тоже плохо.

Утопив баллоны с воздухом, лишний груз мне ни к чему, я вернулся на берег, сел на охапку срезанной травы и снова задумчиво посмотрел на стоявшее в зените солнце. До наступления темноты часа четыре, время ещё есть. Если я попал в сорок первый, а возможно, оно так и есть, то стоит удалиться от берега и поискать поляну. Если мои догадки верны, то там утром должны появиться два поляка с лошадью и телегой. Если это так, то потом станет ясно, что делать дальше, а пока всё неопределённо.

Честно говоря, ситуация, в которую я попал, не сказать, что мне понравилась. Я ещё пока не определился с тем, как реагировать на то, что случилось, но сожаление было. Я с сожалением вспоминал о других путешественниках, как они там, но главное, о своём единственном близком человеке – о бабушке. Именно из-за неё я решил ненадолго вернуться в родной мир, чтобы уже навсегда попрощаться с ней. Мир Советского Союза мне нравился, поэтому я собирался туда вернуться. Меня в нём всё устраивало, и я хотел помочь государству встать на мирные рельсы. Да, я являюсь не гражданским специалистом, а скорее военным, работаю в Кубинке инспектором, штатный специалист в одном секретном КБ, и дополнительно учусь на инженера-конструктора, уже на третий курс перешёл заочного обучения. Специализация та же – танки. Именно поэтому эта ситуация меня и расстраивала: и с бабушкой не повидался, и потерял мир, где я занял хорошее место и был на хорошем счету у главы государства, мне не раз приходилось встречаться с товарищем Сталиным как эксперту по современной бронетехнике. В общем, со всех сторон печаль. Считай, даже двухкомнатную комфортабельную квартиру, полученную в центре города, потерял. Она мне очень нравилась, и хотя своего личного транспортного средства у меня не было – не считать же велосипед, купленный на зарплату, и служебную машину, – мне там всё равно жутко нравилось. Для деревенских, а я всё же больше деревенский, хотя и жил с родителями до их гибели в Брянске, жить в Союзе как-то проще, чем попаданцам-горожанам. Мы более неприхотливы и не такие взыскательные.

– Ладно, – сплюнул я и встал на ноги. – Непонятно пока всё. Если с поляками подтвердится, буду думать, что делать дальше. А пока ситуация не разъяснится, планы строить не буду. Смысла не вижу.

Машинально отмахиваясь от мошкары, я отошел от берега, достал из ножен клинок, осмотрел его – отличная сталь – и, вернув на место, побежал вглубь леса. Естественно, пройти точно по следам, по которым шёл Сева, я не смогу, да и вообще, если это сорок первый, встретимся ли мы? Или этот квест для одного? Если так, то, похоже, выбираться придется самому и полагаться будет не на кого. Хотя бы первоначально, после можно сколотить крепкую команду из окруженцев.

Думаю, мне повезло, я нашёл тропинку. Звериную, вроде той, что описывал Сева. Заметил я её случайно. Она вывела меня на поляну со скошенной травой, собранной в стога. Да, похоже, мои догадки подтверждаются, слишком много совпадений.

Ночевать в стогу я не стал, отбрехаться от поляков, как это сделал Сева, мне вряд ли удастся, так что сделал себе лёжку на опушке в кустах шиповника, натаскав сена от одного из стогов. Причём так, чтобы не оставить следов. Ходить босиком было не совсем удобно, но ничего, я привычный. То, что я укрылся на опушке, и помогло мне остаться незамеченным.

Утром, когда уже рассвело, меня разбудило конское ржание. Быстро открыв глаза, я выглянул из-под куста и задумчиво осмотрел гостей. Теперь всё полностью подтвердилось: два поляка, описание во внешности и в одежде совпадает с тем, что дал Сева, даже телега была описана правильно. Вот только оружия у поляков не было, они совершенно спокойно работали вилами, загружая телегу. Думаю, оружие как раз внутри.

Теперь, когда появились вещественные доказательства, не сомневаясь ни на секунду, скользнул по опушке в сторону. Кстати, поляки Севу из стога так и не вытащили, из чего я логично заключил, что квест для меня одного. Стало ясно, что моего знаменитого однофамильца тут не было. Что ж, теперь у меня есть шанс стать не менее знаменитым. Нужно это обдумать, но позже, когда будет свободное время, сейчас у меня другая задача. В отличие от Севы, я особо не сомневался и действовал уверенно и наверняка. Поэтому быстро стряхнув с себя всякий мусор и жучков – спать в гидрокостюме на земле, хотя и подстелил по себя сено, не совсем приятно, даже не почешешься, – и покинул место ночёвки. Мне нужно обойти поляну так, чтобы приблизиться к телеге, оставаясь незамеченным поляками. Сейчас они работали с той стороны опушки, где я провёл ночь. Кстати, искусали меня не так уж сильно, перед тем как лечь спать, я обтёр кисти рук, стопы и лицо с шеей одной травкой. Так что ночь, можно сказать, прошла спокойно, никто меня из ползающей и кусающей братии не домогался. Так, по мелочи.

Добраться до телеги незамеченным труда мне не составило. Негромко переговариваясь, поляки так увлеклись работой, что очнулись, когда щёлкнул затвор берданки. Может, в телеге ещё что было из огнестрельного оружия, но мне, к сожалению, попалось только это, так что, проверив патрон в патроннике, я и пошумел, отчего поляки вздрогнули и замерли. Мой первый вопрос был наудачу:

– Янек всё так же ходит в форме командира Красной Армии?

Местные обернулись и выпученными глазами уставились на чудо-юдо, наставившее на них их же оружие. Думаю, гидрокостюмов те никогда не видели, хотя на мне был стандартный. Чёрный, с открытыми стопами и рукавами до кистей.

– Почему молчим, почему не отвечаем? – поинтересовался я.

Отслеживая все движения поляков, я не забывал также контролировать округу. Конечно, я всё знал из рассказов Севы, но мало ли что не так сложится. Небольшое сомнение у меня всё же было, вот я и старался развеять его этим неожиданным уточняющим вопросом. Если подтвердится, то я точно в сорок первом занял место Севы, и у меня есть шанс на новую жизнь. Тем более у меня, в отличие от Севы, были нужные знания и умения. Он-то сюда без особой подготовки попал, а вот я волей-неволей подготовился. Общался-то в основном с фронтовиками, а те меня за своего принимали, всё же в боевых действиях обоих миров мне приходилось участвовать. То есть фронтовики ничего не скрывали и охотно отвечали на уточняющие вопросы, так что я был в теме. Да и за тот рейд по тылам немцев меня наградили, так что было, что носить на френче. Всё же я был военнослужащим, ходил в форме. Правда, погоны старлея не перерос, хотя через год мог получить и звёздочки капитана. Да, я был офицером. При первом награждении в Кремле получил звание младшего лейтенанта, остальное получил за работу. Между прочим, старлея и второй орден Красной Звезды я получил за неоценимую помощь в создании прототипа Т-55. Мы его ещё в конце сорок пятого выпустили, потом испытывали на полигоне в Кубинке. Тогда-то меня и наградили, да и квартиру я получил. Уже в сорок шестом эти машины небольшими партиями начали поступать в войска и сразу произвели фурор своей мощью. Конечно, можно было попробовать изготовить и другую технику, однако заводы из Германии только начали поступать и монтироваться, и на тех станках, что у нас пока что были, ничего лучше нам было не построить. Я как раз в КБ помогал с созданием Т-62, когда и было решено вернуться в наш мир. Я тогда настоял на своём участии – пока жил эти три с половиной года в новом для себя мире, то никак не мог забыть бабушку. А тут так получилось, что при переходе попал в третий мир, и передо мной открылась своя дорога. Сева смог ею воспользоваться в полной мере, теперь мой шанс на личный квест, и я не хотел бы его лишиться. Именно поэтому и поглядывал по сторонам, чтобы меня не застали врасплох, как я этих поляков.

М-да, что-то я отвлёкся, хотя ситуация к этому не располагала. Направив ствол на молодого поляка, я повторил свой вопрос, на этот раз уже злым голосом – не нравилось, что мне не отвечают:

– Так что, Янек всё ещё ходит в форме лейтенанта Красной Армии?

– Ну, ходит, – нехотя ответил молодой.

– Отлично, – я невольно улыбнулся. – Значит, так, быстро раздеваемся. Оба. Исподнее тоже снять. Быстрее, меня там бабушка ждет, а я тут с вами вошкаюсь… Ну!

Поляки как подорванные стали раздеваться, кидая одежду в одну общую кучу. Не знаю, что их так сподвигло, то ли мой злой вид, то ли оружие, то ли упоминание бабушки. Кстати, когда я её вспоминаю, почему-то всегда стоящую на крыльце и печально смотрящую на меня, и такая злость накатывает, что я, возможно, её больше не увижу, что контролирую себя еле-еле. Видимо, поляки это прочувствовали, вот и торопились. С сапогами вышла небольшая заминка – плотно сидели, но и те они сняли. Кстати, если возникнет необходимость, нужно вспоминать о бабашке, чтобы довести себя до кондиции. Злость в нужное время неплохой помощник.

Как только оба поляка замерли, прикрывая руками пах, я задал ещё один вопрос:

– Сегодня какая дата?

– Двадцать первое, – мрачно буркнул молодой. Тот, что с бородой, продолжал молчать, лишь с некоторой злостью и ненавистью поглядывал на меня.

– Суббота, двадцать первое июня сорок первого года, я полагаю? – И после того, как молодой кивнул, добавил: – М-да, ладно, будем играть.

Приклад винтовки сильно толкнул меня в плечо, и бородатый, машинально схватившись за грудь – попадание было точно в сердце, – стал заваливаться на спину. Молодой на секунду замер в ошеломлении. Правда, он быстро пришёл в себя и кинулся было ко мне, но поздно, я-то как раз не медлил, рванул к молодому и разбил ему прикладом лицо. Можно было отшвырнуть оружие в сторону, всё равно перезарядить мне было нечем, да и не успел бы я, до поляков было метров шесть. А вот сейчас, когда второй поляк, схватившись за пострадавшее место, упал на спину, я аккуратно положил винтовку на траву, достал клинок и ударил его под рёбра прямо в сердце. Хватило одного удара. Выдернув клинок, я быстро осмотрелся и довольно кивнул. Пока всё шло так, как я и спланировал. Сейчас у меня в планах переодеться, изменить внешний вид под аборигена и двинуть к хутору. Можно, конечно, туда и не заезжать, но зная, что на хуторе явно ячейка местного сопротивления, что сотрудничает с немцами, я считал необходимым её обезглавить. Я был в курсе, что старшим на хуторе был агент в одеяниях священнослужителя. Вот его мне и стоит убрать. С остальными как получится, со слов Севы, остальные были простыми боевиками.

Быстро воткнув клинок в землю, чтобы стереть кровь, я дополнительно протёр его пучком высохшей травы, после чего вернул в ножны. Первым делом проверил тела. Оба трупы. Осмотрел телегу, сбрасывая излишки сена. Телегу вместе с мерином я решил прибрать, не пешком же путешествовать, если мне неплохое транспортное средство досталось, поэтому и проводил ревизию. К сожалению, огнестрельное оружие было только одно – берданка, причём в относительно неплохом состоянии, вот патронов к ней всего шесть штук. После перезарядки осталось пять. Между прочим, патроны были снаряжены бездымным порохом, хотя я слышал, что как раз у берданок использовался дымный. Или я ошибаюсь? Вроде нет.

В телеге нашлось два пояса. На одном были подсумки с боеприпасом, спичками и другими нужными вещами. На обоих ножны с клинками. Один неплохой, другой так себе. Лезвие не из самого хорошего металла, если не заботиться о ноже, быстро ржавчиной покроется, дрянной металл, с раковинами. Теперь понятно, почему оба поляка были не опоясаны, сняли их перед работой. Ещё в телеге было два узелка с пищей, но я оставил еду на потом, нужно уходить с поляны, по пути к хутору и поем. Куда ехать, сомнений не было, на поляну выходила одна-единственная дорога. Было ещё несколько тропинок, но на телеге мне там не проехать. Проще по дороге, пока тут обо мне не знают, нужно этим воспользоваться.

Повесив берданку на плечо, я подхватил ближайшее тело и волоком потащил его к опушке, решив замаскировать в кустарнике, где провёл ночь. Оба поляка были выше меня, куда тяжелее, но у меня широкие плечи и достаточно сил, чтобы утащить по очереди обоих. Спрятав тела, я скинул комбез и вместе с поясом утопил в глубоком бочажке неподалеку от поляны. Тут вообще была достаточно болотистая местность. Только после этого я, с удовольствием почесавшись в ранее недоступных местах, окунулся в воде того же бочажка и побежал обратно.

Голышом, ёжась от утренней прохлады, бегом вернулся на поляну и замер у кучи одежды. Я отобрал из двух комплектов более чистую рубаху и штаны и быстро оделся, лишь исподнее не трогал, его нужно постирать, но вот обувь мне не подходила. Стыдно признаться, но размер ноги у меня был небольшой. Сороковой. А в трофеи мне достались настоящие говнодавы сорок четвёртого и сорок пятого размеров. Делать нечего, сапоги хорошие, не бросать же, связал их в одну вязанку и бросил в телегу, ещё пригодятся, сделаны качественно. После этого подхватил исподнее, не забыв связать оставшуюся одежду в один узел и бросить следом за сапогами, я побежал к тому же бочажку. Мыла у меня не было, так что стирал бельё и портянки чем придётся – глиной и песком. Ничего, полчаса убил, но отстирал. Выжав воду, так же бегом вернулся на поляну и бросил исподнее на траву, причём так, чтобы оно сохло, взял поводья и, перекинув их через голову мерина, сел на облучок, после чего щёлкнул поводьями по спине коня:

– Пошёл, Трофей!

Мерин неторопливо стронул телегу с места и направился к опушке, где тёмным туннелем виднелась лесная дорога. Пришлось перед этим развернуть повозку, так как она стояла кормой к дороге. Я выглядел как местный. Конечно, оба поляка на голову были выше меня, именно из-за небольшого роста я и попал в танковые войска, не только из-за того, что имел права тракториста, ну а там работа была такова, что мышцы наработал достаточно быстро. Плечи, вон, раздались, мускулатура появилась. Так что если рубахи подходили обе, то штанины пришлось закатать, чтобы выглядывали босые ноги. Пока так похожу, а когда добуду обувь по размеру, тогда и сменю облик с сельчанина на человека военного времени. По ситуации посмотрим. Тут до границы пара шагов, нужно сваливать, а то как бы погранцам на глаза не попасть. Сева по счастливой случайности как-то обошёлся без их внимания, надеюсь, и мне повезёт.

Мерин неторопливо переставлял конечности, да я его и не торопил, причём заметив, что тот сам знает дорогу, я отложил поводья, прижав их правой ногой, чтобы освободить руки, подтянул к себе ближайший узелок с провизией и жадно закопался в нём. Что ж, еда была хоть и простая, но сытная, а главное, привычная мне. Вполне себе деревенская. Я сразу ухватил горбушку, трофейным ножом, тем, что получше, срезал себе кусок, взял дольку сала – оно уже было нарезанным – и с удовольствием позавтракал. То, что я перед этим отправил на тот свет двух неизвестных мне людей, вернее плохо известных, аппетит нисколько не отбило. Смертей я видел множество, всё же участник боевых действий обоих миров, так что смерть поляков для меня осталась фоном за спиной. Да и забыл я уже про них. Этим и отличается воевавший человек от простого гражданина – умеет отсечь смерть других людей. Тут главное, определить, что они тебе враги, вот и забываются быстро.

Еда была сытной, но не сказать, что разнообразной, так что поел я хорошо, даже овощи пришлись к месту. Я про лук и чеснок – с салом самое то. Запил квасом из стеклянной бутыли, заткнутой кочерыжкой. Кстати, у нас в деревне кочерыжки тоже так использовали, хотя жители сельских мест, где были обширные поля, использовали для этого початки кукурузы, но у нас она не росла. Квас был ядрёный, в тему, мне он понравился. Осушил треть двухлитровой бутыли, после чего вернул пробку на место и снова свернул узелок. Второй я только осмотрел и ничего там не трогал, только проверил, нет ли чего скоропортящегося. Кстати, во втором узелке оказалась бутыль с молоком. Да и вообще разница в содержимом узелков была заметной. Я поначалу не понял, почему узла с провизией два, если оба поляка с одного хутора, могли всё и в один сложить, вместе же работают, а потом понял, что у одного язва или гастрит, и он на диете.

Позавтракав, я прибрался на телеге и, оставив винтовку лежать с краю, спрыгнул на лесную дорогу, взял мерина под уздцы и дальше повёл его сам, прислушиваясь к звукам в лесу. Телега особо не скрипела, было видно, что о ней заботились и смазывали как надо, так что слушать мне ничто не мешало. Пока мы так шли, я стал обдумывать, что делать дальше. Ситуация полностью прояснилась, по непонятным мне причинам меня забросило в третий мир, где не было Севы и других путешественников. Причём в то же время и место, как и моего знаменитого однофамильца. В первое время после попадания я ещё не знал, как на это всё реагировать, но теперь уже всё решил. Остаюсь. Не буду жить у портала и пробовать вернуться. Раз мне дали шанс, нужно воспользоваться им. Одно было ясно: сразу идти к Сталину не стоит. Тут было несколько причин. Я для него никто, к тому же пропустить то веселье, что происходило огненным летом сорок первого года, мне не хотелось. А вот когда будет у меня имя, а я был уверен, что прославлюсь, тогда и заявлю о себе… Хм, всё это, конечно, хорошо, однако зная о крупных поражениях наших войск, умолчать об этом я просто не могу. Там же наши парни гибнуть будут, а я молчать буду для сохранения инкогнито? Да ни в жизнь. Вот и стояла передо мной проблема, которую я обдумывал, шагая по лесной дороге и вслушиваясь в лес. Рассказ Севы снова подтвердился, я услышал далёкий собачий лай. По звуку веселый, собак или кормили, или с ними кто-то играл.

Привязав поводья к дереву у дороги, а то мерин так и тянулся в сторону хутора, я подхватил винтовку и быстро побежал в сторону собачьего лая. Ишь как заливаются! Пояс с подсумками и двумя клинками был на мне, так что, можно сказать, я был во всеоружии.

Пробежав всего метров пятьдесят, я заметил просвет впереди. Замедлил бег и, уйдя на опушку, а потом в лес, стал красться в сторону хутора. Добравшись до опушки, подобрал подходящее дерево и, мигом взлетев на него, стал осматривать хутор. Что ж, Янек в форме лейтенанта был во дворе, наблюдал за детворой, что играла с собаками, так что последние сомнения отпали. Закончив с осмотром, я спустился и побежал обратно к повозке. Прежде чем начать отстрел, а проходить мимо я не хотел, сначала нужно подготовить пути отхода. Дорога, по которой я двигался от поляны, петляла от границы в глубину наших территорий, поэтому чтобы уйти от неё дальше, нужно было пересечь хутор, через который она проходила, а я этого сделать не мог, не обнаружив себя. Значит, придётся вести повозку через лес, петляя между деревьями. Вот именно этим я и занялся. На то, чтобы обойти хутор, у меня ушло чуть больше часа. Но на лесную дорогу выводить повозку я не спешил, напоил коня в ручье и оставил его в лесу, после чего с винтовкой побежал обратно к хутору. Вот там происходили достаточно интересные события.

Забравшись на дерево, я стал свидетелем того, как летучий боевой отряд поляков собирался уходить – явно совершать диверсии в наших тылах. В случае с Севой, видимо, этого не произошло из-за его неожиданного появления, а тут пять поляков собирались. Причём трое их них были в нашей форме: Янек лейтенант, ещё двое в форме простых красноармейцев. Двое оставшихся были в старой польской форме и, судя по пулемёту, являлись его расчётом.

– Как интересно, – задумчиво пробормотал я, изучая изменившуюся обстановку на территории хутора.

Жители достаточно душевно провожали отряд, было видно, как им желали удачи, скотины такие. Среди хуторян мелькало и чёрное одеяние священнослужителя. Не знаю, был ли он настоящим попом или ксендзом, но играл он неплохо. Честно говоря, то, что я увидел на хуторе, заставило меня поторопиться. Конечно, связываться с подобным боевым отрядом себе дороже, однако отпускать его гулять по нашим тылам хотелось ещё меньше. Кстати, а откуда пулемёт взялся? В рассказах Севы он ни разу не мелькнул.

От опушки до хутора было метров двести, до толпы хуторян – все двести пятьдесят. Подправил прицел – из этого оружия стрелять на такую дальность мне ещё не приходилось, и я не знал всех возможностей винтовки, так что целился качественно. Для прицельной стрельбы мне не требовалось приближаться, это Сева так себе стрелок, а я кое-что умею. Естественно, выцеливал я агента немцев в одеяниях священнослужителя, именно он и был главной целью, значит, начать нужно с него.

Хлопок выстрела болезненно отдался в ушах, и приклад толкнул в плечо. Однако я уже выбивал использованную гильзу и вставлял в приёмник патрон. Две штуки для быстрой перезарядки были зажаты у меня в зубах. Следующим я решил снять Янека, однако пришлось на ходу менять свои планы. Пулемётчики неожиданно споро отреагировали на стрельбу. Один из них присел на одно колено, а второй положил ствол пулемёта ему на плечо – кстати, до сих пор не могу понять, что за модель – и открыл огонь. Стрелял он по опушке, видимо, дымок моего первого выстрела они не рассмотрели, так что пули впивались в деревья подо мной и по сторонам, но тоже понизу. Вот возьмут чуть выше, и всё, конец котёнку. По звуку пулемётчики определили, откуда стреляли, но то, что я на дереве, ещё не поняли. Так что понятно, в кого я выстрелил следующего.

Первая пуля вошла в живот священнослужителю, отчего он сложился на пыльную землю. Целился я в грудь, так что, прикинув траекторию пули из берданки, я выстрелил в пулемётчика. Снова пуля полетела не совсем туда, куда я целился. Нет, попадание было отличным, но всё равно разброс вышел приличным. Целился я в пулемётчика и, хотя попал в него, пуля вошла сначала в голову его помощника, а потом и в живот самого пулемётчика – тот привстал, перезаряжаясь. Кстати, похоже, это был «Браунинг», магазин явно на двадцать патронов и вставлялся снизу, а не как у «Брена» сверху.

Снова перезарядившись, я стал искать следующие цели, однако их не было. Хуторяне попрятались, на виду лежали только подстреленные мной. Понимая, что длительная перестрелка будет не в мою пользу, да и свою задачу я выполнил – ксендз лежал в пыли и, судя по агонии, уже отходил, – я скатился вниз и побежал к повозке. Хотя и не удалось достать Янека, но я положил пулемётчиков, а те были очень неплохими спецами, судя по их действиям.

Со стороны хутора всё ещё доносились беспокоящие выстрелы, но я не обращал на них внимания, местные ещё не поняли, что я уже ушёл. Благополучно добравшись до повозки, я вывел её на дорогу и, спрятав берданку под сеном, туда же сунул и пояс с подсумками, щёлкнул поводьями. В этот раз мерина я не сдерживал, более того, ещё и подгонял. Лишь в тех местах, где корни деревьев выползали на дорогу, переходил на шаг, чтобы не разбить колёса, а там, где была более-менее нормальная дорога, двигался очень быстро.

Преследования не было, я его так и не заметил, уверен, поляки, если не сдёрнули с хутора, решив, что их обстреляли пограничники или ещё кто из наших, наверняка только начали выяснять, что произошло, так что фора у меня была большая. Пока по следам найдут, куда я на трофейной повозке двинул, я буду очень далеко.

Километров через пять лес закончился, и начались поля. Вдали виднелась полоска следующего леса, но, по-видимому, небольшого, весь горизонт он не занимал. Кстати, левее стояла какая-то наша моторизованная часть, виднелись грибки с часовыми. Не танковая, грузовики в основном были, пушки стояли открыто, да и какая-никакая бронетехника проглядывалась из линейки «БА». Хотя танки тоже были, по знакомым силуэтам я опознал БТ-7. Хм, судя по оснащению, это был разведывательный батальон.

Естественно, на опушку я выскочил не галопом. Заметив просвет, сперва произвёл разведку и, не обнаружив ничего серьёзного, стал приводить внешность в порядок. На голову надел широкополую шляпу бородача, скинул одежду, надел чистое и высохшее исподнее, перепрятал берданку, пояс с подсумками снял. В общем, подготовился. Теперь со стороны я настоящий сельчанин. Убедившись, что не привлекаю внимания, занял телегу и, щёлкнув поводьями, двинул дальше уже на повозке, играя роль простого хуторянина. Главное, чтобы меня не остановили и не опросили. Спалюсь, местного языка я не знал. Кажется, он суржиком называется. Хотя это патрулям лучше не попадаться, как раз армейцам на меня плевать. На секунду задумавшись, я на перекрёстке, где к стоявшей летним лагерем армейской части сворачивала накатанная дорога, повернул к ним. Нужно было донести некоторую информацию, мало ли.

Добравшись до грибка у выездных ворот, я натянул поводья. Ещё когда я подъезжал, часовой вызвал разводящего, так что дежурный уже ожидал у ворот, поэтому, когда я остановился, он сам подошёл ко мне. Сделав пару глотков из бутыли с молоком, я протянул её лейтенанту и вытер молочные усы на верхней губе. Выдув полбутыли, тот протянул её обратно и, тоже вытерев губы, сказал:

– Хорошо. Утреннее молочко?

– Вчерашнее, с ледника, – хмыкнул я и, заткнув пробку, убрал бутыль на место. – Я тут мимо польского хутора проезжал, выстрелы слышал, потом пулемёт работал, но быстро стих. Что-то ручное, но не ДП точно. Сбегал на разведку, там кто-то обстрелял хуторян, видел лежавшего священника и убитых пулемётчиков. В старой польской форме были. Похоже, бандиты. Я сразу развернулся и рванул обратно по дороге.

– Утром я что-то тебя не видел, – с подозрением сказал лейтенант.

– Ночью проехал. Я сам из-под Брянска, тут дальние родственники живут, после освобождения вот смог вырваться к ним, навестить. А то ведь фактически и не встречались никогда, брат отца тут проживает. Гражданская война нас разделила.

– Да, она многим судьбы поломала. Значит, польский хутор?

– Езжайте прямо, никуда не сворачивайте. Кстати, я там видел людей в нашей форме, кажется, ряженые. Будьте внимательны, товарищ лейтенант.

– Сам служил?

– Финская, Халкин-Гол. Старшина запаса. Танкист я.

– Хм, ясно. Ладно, за информацию спасибо. Вышлю дежурный взвод. Сам откуда? Мы тут недавно встали, ещё всех местных не знаем.

– Русский хутор в шести километрах отсюда. Через пару недель домой. Отпуск заканчивается, так что вернусь. Хотя кажется, сегодня постараюсь уехать. Брехают местные, что немцы завтра на рассвете нападут. Я им особо не верю, но мало ли. Домой надо. Всё же призывался я брянским военкоматом.

– Слухи такие ходят, мы тоже не верим… Ладно, бывай, танкист, – протянул руку лейтенант.

Я попрощался с командиром и, развернув повозку, покатил обратно к дороге. Убеждать лейтенанта в том, что война начнётся завтра, я не стал, и так лейтенант немного подозрительно на меня поглядывал, а тут и до задержания могло дойти. Обошлось, одним словом. В части зазвучали команды, зашумели двигателями машины, а когда я на перекрёстке свернул в наш тыл, территорию части покинуло три набитых бойцами полуторки, которые двигались в сопровождении двух бронемашин. Уже неплохо. Скрыть следы боя хуторяне не успеют, да и тела вряд ли спрячут, так что находки будут.

Сделав такую гадость полякам, я довольный катил дальше, размышляя о дальнейших планах. Следовать путём Севы я не хотел, я же не лётчик, но одно дело совершить стоит, больно уж Сева переживал, что не спас того лётчика, часто вспоминал о нём. Я о том летуне, которого сбили над головой Севы, а потом местное недоброжелательное население добило вилами. Раз я знал об этом, то нужно поспособствовать тому, чтобы в моей версии такого не произошло. Как это сделать, я и обдумывал. Ведь двигаться по следам Севы, то есть там, где шёл он, я не мог. Значит, вполне возможно, я бы сказал, вероятно, этот воздушный бой будет идти далеко в стороне. Соответственно, мне требовалось скоростное транспортное средство, чтобы быть на месте приземления одновременно с летуном. Как же всё это проделать?

Когда расположение советской части скрылось за очередным холмом и я скатился в низину, то позволил себе улыбнуться. Лейтенанта так заинтересовало моё сообщение, хотя он и старался не подавать виду, что даже про документы у меня забыл спросить, торопыга. В принципе, как я уже говорил, Севин путь мне не подходит, у него своё, у меня своё. Он-то со своими способностями полиглота ещё мог сойти за иностранца, под которого так старательно в первое время косил. То под сына полковника ВВС РККА СССР, то под сына эмигрантов, прибывшего из-за границы. Его, конечно, вели, но в принципе он хорошо играл. Знал подробности. Мне же это не светит. Кроме русского и матерного русского, я ещё знал немецкий. Не сказать что на уровне, но беседу поддержать мог. Мне часто приходилось общаться с немецкими специалистами, их, как и заводы, во множестве вывозили к нам, так что в языке наблатыкался. За немца никак не сойду, однако допрос проведу без особых проблем.

Так что за иностранца меня не примут, да и понять, что я из центральных областей России, тоже можно. Несмотря на то что я из будущего, говор остался тот же, брянский. Специфичные словечки этого края в речи у меня мелькали, и хотя я убрал часть американизмов из своей речи – тут помогли специалисты по словесности, сам бы не смог, – всё же интеллигента из меня не получилось. Как был из рабочих-крестьян, таким и оставался. За это меня, похоже, тоже ценили, как на работе, так и в учёбе. Не сачковал, отдавал учёбе и работе всего себя. Так что, как ни крути, придётся, как и лейтенанту, говорить, что я из-под Брянска. Правда, до моих родных брянских лесов война дойдёт только к осени, так что проверить мои слова труда не составит, однако глухих деревушек на Брянщине тоже хватает, пусть проверяют, это даст мне дополнительное время. Это я так, на всякий случай. Данные я оставлю свои – Анатолий Александрович Суворов. Сейчас мне двадцать пять, значит, по местному времени я родился… М-м-м, в шестнадцатом, получается? Ладно, пусть будет. День и месяц рождения оставлю прежний – пятое мая. Со званием пока неопределённо. Летёхе я назвался старшиной запаса, им я был в родном мире, а в сорок седьмом уже старлеем. До капитана я ещё не дорос, тут возразить нечего, а вот старлея честно заработал. Так что посмотрим по ситуации.

Машинально подгоняя мерина, я продолжал обдумывать свои дальнейшие шаги. Именно сейчас возводился фундамент того, как я буду действовать дальше. Причём размышления нисколько не мешали ни управлению мерином, ни контролю за окружающим пространством, так что я сразу насторожился, когда услышал где-то неподалёку приглушённый хлопок, похожий на пистолетный выстрел, и, кажется, женский крик. Слева находилась роща, которую я принял за лес, так что как только прозвучали хлопок и крик, я сразу свернул на обочину и завёл повозку под деревья. Нужно выяснить, что происходит. Да и время заодно убью. Сева шёл пешком, и хотя он старался уйти как можно дальше, по моим прикидкам, я его по времени уже должен был обогнать. Вот и решил притормозить, воспользовавшись случаем.

Быстро накинув поводья на ветку, подхватил винтовку с подсумками и рванул вглубь рощи. Времени застёгивать пояс просто не было, поэтому, на ходу проверив патрон в патроннике, я убрал в карманы остальные. Осталось всего два патрона в запасе. Бежать пришлось недолго, звуки раздавались рядом. Иначе бы они до меня не донеслись. Буквально в тридцати метрах от опушки по роще проходила лесная дорога, ведущая куда-то вглубь леса, но генеральская «эмка» далеко не поехала. На подножке сидел генерал-лейтенант и получал по обритой голове хорошие тумаки. Крепкий такой красноармеец с пудовыми кулаками использовал голову генерала как грушу, довольно профессионально боксируя. Тот ещё пытался закрываться руками, причём тоже с немалым умением, но, похоже, поплыл и уже пропускал некоторые удары. Фуражка генерала валялась в дорожной пыли рядом с телом убитого водителя. Кстати, я понял, почему пистолетный хлопок был едва слышен. Видимо, бандиты или диверсанты, думаю, все же последние, под видом патруля остановили машину генерала, который почему-то ехал без охраны, и под дулами оружия разоружили водителя и генерала, а также молодую дивчину в форме военфельдшера. Видимо, походно-полевую жену генерала. Молоденьких, похоже, любит? Так вот, водителя почему-то убрали не ножом, а приставив дуло пистолета к груди, спустили курок. Гимнастёрка ещё дымилась на месте выстрела. Всего бандитов было шестеро, все в нашей форме. Один командир, один старший сержант и четыре простых красноармейца. У старлея, что играл старшего патруля, была Красная Звезда на френче. Совсем как у меня.

Вот это всё я окинул быстрым взглядом и, вскинув берданку к плечу, сразу произвёл первый выстрел. На момент моего появления ситуация была такова: бандит в форме старшего сержанта пытался вырубить генерала не самыми популярными методами, он это проделывал под пристальным вниманием липового старлея и одного из бойцов. Второй наблюдал за окрестностями, но стоял за машиной и меня не заметил, двое других волокли девушку под деревья, срывая с неё одежду, юбку уже порвали, открывая вид на довольно красивые ноги, сейчас френч рвали, отчего отлетали пуговицы, и нательную рубаху. Судя по краснеющей скуле и разбитой губе, та пыталась сопротивляться, но сейчас находилась без сознания, похоже, одним из ударов её вырубили. До всех действующих лиц было от десяти метров до пятнадцати – совсем рядом, так что рассмотрел всё в подробностях.

Первую цель я выбрал не колеблясь. Командир. Нужно сразу обезглавить противника, но не это главное, мне была нужна его форма. Неважно, что фигурами мы не схожи, фурнитура и фуражка тоже пригодятся, ниткой с иголкой я владею, что надо, перешью. Тем более ушивать куда проще. Приклад толкнул меня в плечо после выстрела, а голова старлея дёрнулась, но не лопнула, как было у того пулемётчика. Пока командир диверсионной группы оседал на дорогу, я уже в прыжке ушёл за соседнее дерево и, судорожно перезаряжаясь, орал хриплым командным басом:

– Первое отделение, заходить по левому флангу! – и тут же сменив бас на тенор, ответил, но в другую сторону, чтобы из-за эха казалось, что идёт перекличка нескольких людей: – Есть, по левому флангу!..

К этому моменту я успел перезарядиться и, высунув ствол винтовки из-за дерева, не переставая орать команды и отвечать самому же себе, произвёл второй выстрел. Тот старший сержант, что до этого избивал генерала, получив пулю в поясницу, взмахнул руками и упал. Убежать он успел не так и далеко.

– Хоть одна мразь уйдёт, наряды до демобилизации будете отрабатывать!.. – продолжая орать, я снова занялся перезарядкой. – Третье отделение, правый фланг, окружить супостата. – Есть! Второе отделение, приготовиться открыть беспокоящий огонь!

Последний выстрел – больше боезапаса не было – я уже делал наугад, диверсанты давно сбежали. Моё неожиданное нападение, а главное, спич с командованием ими был понят правильно, так что рванули они, только пятки сверкали. Однако двое остались тут, а это вполне неплохой результат. Привстав на колени, я пощупал три свежих отметины от пуль на стволе дерева. Значит, не показалось, в ответ тоже звучали выстрелы. Кажется, один винтовочный и два из нагана. Сержант стрелял, отшатнувшись от генерала, в его руке я видел знакомый силуэт револьвера. Хм, а почему он генерала не добил, был же шанс? Или не успел, не до того под огнём было? Но в меня же стрелял. Непонятно. Видимо, замешкался. Генерал живой был, я видел, в крови, в грязи, но шевелился.

Выйдя на дорогу, я отшвырнул от себя берданку, всё равно к ней патронов не было, следом отправил пояс с пустыми подсумками. Потом замер на секунду, осмотрев ту картину, что сам только что нарисовал, и довольно кивнул. Удачно всё получилось, но лучше тут не задерживаться. Первым делом я пробежал мимо машины со сползшим на землю генералом, даже мимо лежавшей на опушке девицы – она пыталась пошевелиться – и подскочил к сержанту. Тот пытался ползти, соответственно был жив, а не отправился в мир мёртвых, как его командир. Пуля вошла ему в поясницу, пролетев под вещмешком и не зацепив его, но не убила, хотя и нанесла серьёзную травму.

У сержанта обнаружилось на удивление много оружия, наган он выронил, когда падал, и тот остался лежать метрах в двух от его ног, за поясом был заткнут блестящий хромированный маузер, причём явно наградной, но без кобуры, а за спиной на ремне находился новенький мосинский карабин. Сняв с диверсанта задравшийся на голову сидор, отстегнул ремень карабина и выдернул его из-под тела раненого, такую же операцию проделал с поясом, имеющим подсумки, не забыл и маузер. Хороший пистолет, революционный. Только эта модель в Союзе не совсем распространена. Модель шестнадцатого года, под парабеллумный патрон, на это намекала красная цифра девять на рукоятке. Не удивлюсь, если он принадлежит генералу, но как немецкий маузер оказался у него? Трофей уже после гражданской или подарок? Также я быстро охлопал бредящего «сержанта». По говору или литовец, или из других прибалтийских государств.

Определив, что раненый проблем не доставит – он бредил и уже бойцом не являлся, – я с трофеями вернулся на дорогу. Наган тоже был при мне. Более того, с сержанта я содрал ещё и сапоги. Мой размер оказался, сороковой. Остальное было запачкано кровью. Разве что ещё пилотку забрал, на будущее запас. Трофеи отнёс к своей лёжке, откуда стрелял, и убрал за дерево. После этого, пока девица принимала сидячую позу и не совсем осмысленно оглядывалась, я быстро раздел старлея, кстати, у него вещмешка не было, и отнёс форму с сапогами к лёжке. Может, трофеи и потом можно забрать, но я постарался обезопасить теперь уже своё имущество.

Вернувшись на дорогу, я отстегнул от пояса убитого водителя флягу и вылил часть воды на голову генерала, тот уже приходил в себя. Так что я ускорил этот процесс. Присев рядом с ним на корточки, я покрутил в руках маузер. Он точно принадлежал генералу. На заднем сиденье легковушки валялась пустая кобура.

– У меня такой же был. Наградной, – сказал я, чтобы начать разговор хоть с чего-то. – Хороший пистолет с точным боем. Трофей с Финской. До сих пор жалею, что лишился его.

– Потерял? – хриплым тоном спросил генерал и присосался к фляжке, что я ему протянул, после чего с кряхтением попытался привстать, но смог сесть на сиденье через распахнутую дверцу только с моей помощью.

– Лишили вместе с наградами и званием по приказу одного командарма. Не по душе ему я пришёлся.

– За что же лишили?

– Слишком напрягал бойцов в изучении боевой техники, уставов и остального. Мало давал им отдыха и времени заниматься политинформацией. Нашёлся подлец, который нажаловался на меня в политуправление. Я был не согласен, вот из меня и сделали крайнего. Ещё и политруку врезал. В общем, ушёл со службы старшиной запаса. Недавно совсем, пока в поиске себя. На службе деньги не тратил, к зелёному змию равнодушен, так что скопил средства. На них и живу. Сюда к родне приехал, с Гражданской их не видел. Правда, не помню их, маленький был. Разделила нас та война.

– Сам кем был?

– Старлеем. Танкист, командир тяжёлой роты. Про КВ слышали? Ими и командовал.

– Здесь служил?

– Нет, Киевский военный округ. Честно говоря, после Финской ни разу в отпуске не был. Вот и отдыхаю. Как оказалось, зря, это не первая мной встреченная группа диверсантов. В первой я пленного взял, допросил. Говорит, из немецкого диверсионного полка «Бранденбург», задача – захват одного из стратегических мостов. Завтра в три с половиной часа утра они начнут. Сначала артиллерия ударит по заранее разведанным целям, одновременно авиация налетит на наши спящие аэродромы. В общем, застигнут со спящими штанами. Это всё будет завтра. Я тут подумал, решил, партизанить буду. Немцы, по моим прикидкам, легко сомнут приграничные войска и уйдут дальше…

– Дочка, – очнулся генерал. – Где моя дочка?

– Эта девица в форме военфельдшера? – удивился я. Не думал, что это дочка. – На опушке сидит. По виду, живая. Сейчас приведу.

Генерал остался сидеть в салоне, он ещё плохо себя чувствовал. Время от времени прикладывался к фляге, пару раз плеснул на темнеющее кровоподтёками лицо, так что сбегал сам.

Присев рядом с девицей, я пару раз щелкнул пальцами перед её лицом. Та не отреагировала.

– Тяжёлый случай, – пробормотал я и, широко замахнувшись, отвесил ей хорошую оплеуху.

Это помогло. Взвизгнув, та закрылась руками.

– Пришла в себя? – грубо спросил я. – Давай топай к машине, тебя отец видеть желает.

Быстро осмотревшись, я собрал детали формы. Девица была в исподнем, да и то порванном, поэтому сначала помог ей хоть как-то привести себя в порядок, честно говоря, плохо получилось, после чего, придерживая за локоть, подвёл к машине и посадил уже на водительское сиденье. Та, правда, долго там не просидела, рванула к отцу в объятия и разрыдалась.

– Вы как тут без охраны оказались? – поинтересовался я, заглядывая в салон и вынимая из зажимов карабин, видимо принадлежавший водителю.

– Без охраны выехали. Дочка настояла, торопилась на железнодорожную станцию.

– Так из-за этой тупой овцы боец погиб и вы в эту ситуацию попали? Понятно.

– Что?! – взвизгнув, подскочила девица, чуть не с кулаками бросаясь на меня.

– Мадемуазель, – издевательски сказал я, слегка поклонившись. – Если вы не понимаете русского языка, я повторю: тупая овца, тупая овца. Мнение в ваших умственных способностях я не изменю. Только полная дура могла настоять выехать из расположения без охраны на территории, где вот уже как второй день немецкие диверсанты режут советских военнослужащих. Для примера оглядитесь вокруг.

Пока девица в прострации сползала с генерала на влажную лесную дорогу, я обошёл машину и направился к «сержанту» – что-то тот больно громко стонал от боли, мешал нам. По пути сменил карабин на подобранную берданку, а карабин прислонил к багажнику легковушки, всё равно он не мой. Забирать не буду. В отличие от карабина, у винтовки штык имелся. Подойдя, я спокойно воткнул штык ему в грудь, повернул его и, выдернув, посмотрел на начавшие стекленеть водянистые глаза диверсанта. Теперь точно готов. Обернувшись, я обнаружил, что генерал стоит, покачиваясь в своей измаранной пылью, грязью и кровью форме, у багажника «эмки» с маузером в опущенной руке и пристально, но несколько устало наблюдает за моими действиями. Вот девицы видно не было, слышно только, как она хлюпает носом. Кстати, генерал, когда я отчитывал его дочь, не возражал, лишь поглаживал её по голове и благодарно мне кивнул. К моему удивлению, он понял, что я просто приводил девушку в порядок. Сразу пришла в себя, как я её овцой назвал. Ничего, сейчас выплачется, совсем очухается.

– Это было обязательно? – поинтересовался он, кивнув на «сержанта». – Пленный нам бы пригодился.

– От него всё равно никакого толку. Отходил уже, вот и помог, чтобы не мешал своими хрипами и стонами, – я бросил винтовку рядом с трупом.

– Спокойно ты как-то это сделал.

– А что такого? Мне доводилось на пару с заряжающим целую землянку с финнами вырезать. Ножами работали. Патроны к нагану к тому моменту у меня уже закончились. Восемь человек порешили. Хоть согрелись.

– Танкист – и на противника с ножом ходил? – приподнял тот разбитую бровь и поморщился от боли.

– На войне всякое случается. Слышали про сто шестьдесят третью стрелковую дивизию?

– Я сам в том конфликте не участвовал, но некоторые слухи доходили.

– Финны пустили их вглубь своих территории и, окружив, полностью уничтожили. Я поленницы тел на обочинах видел. Страшное зрелище. Так вот, потом командование на деблокаду сто шестьдесят третьей отправило сорок четвёртую стрелковую дивизию. Я тоже в том рейде участвовал, добровольцем. Только повезло, что шёл в арьергарде. Передовые части все были окружены и уничтожены. Мы тоже в ловушку попали. Блокированы были на дороге. Почти сутки держались, пока боеприпасы не закончились. Потом один майор приказал отступать и повёл колонну по лесу в сторону наших позиций. Пешком, бросив всю технику. Причём целой. Я вот свои танки приказал сжечь и повёл своих бойцов другой дорогой. Как оказалось, не зря. Тот майор вывел едва десять процентов, да и погиб он по пути, снайперы всех командиров повыбивали. Нам же повезло, нашли землянку, финнов вырезали, за их счёт лыжи приобрели, оделись потеплее – фуфайки под комбезами совсем не спасали, чуть не окоченели. Ну, а пленный через их секреты вывел нас к своим. В принципе всё. Дальше была рутина войны. Как видите, ножом и штыком я тоже владею… Ладно, что-то мы разговорились. Вы машину водите? Ваша «эмка» на ходу, как я понял, вам следует проехать в ближайшую часть и получить квалифицированную медицинскую помощь.

– Диверсанты не вернутся?

– С какой это радости? Наверняка и сейчас бегут, только пятки сверкают. О, кстати, я когда трофеи собирал, заметил одну забавную особенность на награде лжестарлея. Сейчас принесу.

Пока генерал, тяжело переваливаясь, снова занимал сиденье, он при этом дочку успел посадить на место водителя, я сбегал к трофеям и ворохом принёс их к машине. К сожалению, форму взять я не мог, даже обувь принёс. Причина та же. Мало того что найти могут, так ещё обувь немецкая. У нас гвоздями подошва обита с круглыми шляпками, а у немцев – квадратными. На фига мне так палиться? Нет уж, достану где-нибудь советские сапоги своего размера. Да и с формой так же. Остановит патруль, обыщет телегу – хоп-па, а форма командира у тебя откуда? Ещё пристрелят на месте. Они сейчас из-за многочисленных нападений нервные. А так, когда таскал одежду, вот и заметил несоответствие в награде.

Бросив тюки на дорогу рядом с трупами, я оторвал поддельную награду от командирского френча и протянул её генералу.

– Подделка явная. Смотрите. Вместо сапог ботинки. Есть ещё мелкие несоответствия, но это первое, что бросается в глаза.

– Действительно, – изучив подделку, кивнул генерал и удивлённо замер, когда я застыл в стойке суслика. – Что случилось?

– Слышите моторы? Сюда двигаются. Скоро тут наши будут… Хм, мне, пожалуй, пора, товарищ генерал, я ухожу. Вернее, убегаю. Мне ещё подготовиться нужно к началу войны.

– Подожди! – приказ генерала был отдан таким тоном, что я невольно замер и по-строевому развернулся на рефлексах назад, хотя уже успел отбежать на пару метров, тут мне ловить уже было нечего.

С кряхтением, всё же хорошо его побили, генерал дотянулся до кобуры-приклада, лежавшей на сиденье. Вложил в неё свой маузер и протянул мне, захлопнув клапан крышки.

– Подарок. Спасибо, парень. Кстати, ты не представился.

– Анатолий Суворов, товарищ генерал-лейтенант.

– Генерал-лейтенант Смирнов Андрей Кириллович.

– Приятно познакомиться, товарищ генерал, хотя и жаль, что в таких условиях. А за подарок спасибо, постараюсь сберечь.

Перекинув ремешок через голову, тот был длинноват, кобура в районе колена билась, генерал был выше меня, я подбежал к сложенному оружию бандитов, забрал карабин, на который был намотан ремень с патронташем, и ремень с кобурой лжестарлея, после чего побежал дальше, придерживая сидор. Вещмешок «сержанта» я прихватил. Успел едва-едва, даже заметил, как из-за поворота лесной дороги показалась морда первого ЗИСа. Добежав до телеги и свалив на корму все трофеи, замаскировал их свежим сеном и быстро вывел повозку на дорогу и заторопился отъехать подальше, миновав перекресток, куда выходила лесная дорога.

Отъехал не так и далеко. Конечно, жаль, что не удалось узнать, откуда ехал генерал, да и почему оказался тут. Не всё удалось прояснить, но помог, уже хорошо. Такими маузерами не разбрасываются, так что подарок памятный. Я действительно постараюсь его сохранить.

Пока катил по дороге, всё пытался понять, откуда мне знакомо имя этого генерала. Кажется, один из фронтовиков рассказывал про него. Из тех немногочисленных фронтовиков, буквально единиц, кто пережил сорок первый год. Правда, служил он на территории Украины и воевал там же. Получается, Смирнов тоже из Киевского военного округа? А тут что делает? К дочке приехал? Вполне возможно. Хотя чего гадать, так можно до любой версии додуматься. Правда, фронтовик рассказывал о Смирнове для примера, без подробностей. Мол, разные генералы у нас в начале войны были, а взять того же Смирнова для примера, ему самолёт предлагали для эвакуации, а он отказался и погиб со своими войсками в окружении. Вот, мол, это настоящий генерал!

Надеюсь, что в этой истории генералу всё же повезёт. Чуть-чуть, но историю я изменил. Интересно в моём родном мире кто спас генерала? Да и вообще попадал ли он в лапы диверсантов? В каждом мире история может плыть по-своему.

Заметив, как слева блеснула серебром вода, я свернул туда. Вынужденно. Мерина немного загнал, отдых ему требовался, напоить да и обиходить пора наступила. Заодно на свежей травке попасётся. Обращаться с лошадьми я умел, всё же вырос в деревне. Распряг, немного поводил уморённого коня, чтобы тот дыхание восстановил, и когда он остыл, завёл в воду и дал напиться, заодно намыл щёткой. Я её в телеге нашёл, когда трофеи перепрятывал. Старая, видимо для переделки взяли, щетины почти нет, но мне хватило помыть коня. Потом вывел его на берег и, стреножив, пустил пастись. Сам покупался и, выбравшись на берег, хорошенько пообедал, фактически добив остатки продовольствия. Больше хранить было нельзя, испортятся. В обе опустевшие бутыли я налил речной воды, на этом всё. Ах да, стоило упомянуть про наган. Я его не забрал, оказалось, это личное оружие дочки генерала. Пришлось вернуть вместе с кобурой. Кобуру с ремнём нашёл за машиной, где диверсанты девицу схватили и лапали. Это я предполагаю, сам не видел. Вот формы её оценил, очень красивая фигурка, и грудки просто восхитительные. Сейчас, вспоминая, улыбаюсь, а тогда почти и внимания не обратил, не до того было.

У небольшой речушки я пробыл часа два, и после полудня снова запряг мерина и двинул дальше. Отъехал километров на пять и встал на ночёвку, дальше ехать я смысла не видел. Не думаю, что Сева за день прошёл большее расстояние.

Поужинал я консервами и почти свежим хлебом. Всё не резал, полбуханки хватило. Организм у меня растущий, молодой, так что банку всю схомячил. Продовольствие нашлось в вещмешке диверсанта. Я только вечером, когда нашёл неплохое место для ночёвки, осмотрел трофеи. Ну, карабин, понятно, к нему в подсумках было шестьдесят патронов, да в гранатной сумке две наши РГД-33. В кобуре лжестарлея обычный на вид ТТ, даже запасной магазин в кармашке был в наличии. Больше из оружия ничего не было, разве что холодное. У обоих убитых диверсантов в сапогах оказались небольшие клинки с маленькими рукоятками, но длинным и тонким лезвием. Стилеты, чтобы незаметно убивать. Ещё была финка за голенищем второго сапога у «сержанта». Это всё. В самом вещмешке, когда я развязал завязки, обнаружились пачки патронов для карабина, порядка сотни штук. Точный подсчёт показал – сто двадцать патронов. Шесть гранат имелось, четыре классические лимонки и две РГД-33. Тут же я нашёл четыре осколочных рубашки для «тридцать третьих». Те две, что находились в гранатной сумке, рубашек не имели. Исправил ситуацию. Конечно, удивляло, откуда у противника наши гранаты, но стоит ли гадать? Были у них, теперь есть у меня.

Помимо запасной нательной рубахи ещё были портянки, две банки консервов, тоже советских, палка колбасы сырокопчёной, ещё не тронутой, ну и буханка ржаного хлеба. Отдельно лежал свернутый бикфордов шнур, но взрывчатки не имелось. Термосов не было, разве что фляга с ремня «сержанта». Но я её не отстёгивал, лишь воду сменил на свежую. Это все, что было в вещмешке. Может, у диверсантов ещё что было ценное, но скорее всего, унесли выжившие, лишив меня дополнительный трофеев. Как бы то ни было, я вскрыл одну банку консервов, нарезал хлеба и колбасы. После чего поужинал. Я лишь об одном жалел: не попалось какой-нибудь завалящего котелка.

После ужина почистил всё оружие. Маузер действительно имел патроны от парабеллума. Правда, был всего один магазин на десять патронов, и всё. После обихода оружия я забрался на телегу и спокойно и быстро уснул. День тяжёлый был.

Проснулся от гула многочисленных авиационных моторов в уже светлеющем небе. Всё правильно, так и должно быть. Выкопавшись из соломы, я скинул с себя вторую рубаху, которой укрывался как одеялом, и, потягиваясь и сладко зевая, осмотрел светлеющее небо. Самолётов хватало. Они не шли ордой, летели где по двенадцать штук, где девятками, а где вообще тройками. Видимо, у каждой группы свои задания, двигаются по маршрутам обособленно. Всего в пределах прямой видимости было порядка шестидесяти бомбовозов разных моделей и типов. Сюда стоит включить и немецкие истребители, их тоже хватало, с десяток точно было. Дальше вроде тоже летели немцы, но у лжестарлея бинокля не оказалось, так что точно сказать не могу. Но думаю, всё же немцы.

Выскочив из телеги и сделав пару разминочных движений, я быстро разбудил мерина, тот спал стоя, опустив голову и ничуть не реагируя на события вокруг. Запрягать не стал, тут другое требовалось. Опоясался ремнём, закинул карабин за спину, поправил ремень и, вскочив на спину мерина, ударил голыми пятками ему по бокам. К одной из групп бомбовозов километрах в трёх от меня уже приближались «ишачки», много – несколько десятков, значит, всё в порядке, я там, где и хотел. Промахнулся не так и далеко.

Выскочив на дорогу, я натянул поводья, пристально отслеживая бои, что шли в небе. Изредка я осматривался вокруг, не хотел, чтобы меня застали врасплох с разинутым ртом. Так что двух сельчан, что стояли с косами на дороге метрах в трёхстах от меня, рассмотрел хорошо. Они тоже наблюдали за боем в голубом небе.

– Оп-па, а не те ли это самые пшеки, что добили раненого лётчика? – пробормотал я. – Хотя чего гадать?

Сняв карабин, поправил прицел и первым же выстрелом поразил одного из сельчан, отчего тот свалился на обочину, выронив косу. Мерин подо мной заволновался от хлопка и пошёл боком, так что пока я перезаряжался и успокаивал его, второй успел смыться вглубь леса. Ударив пятками в бока коня, я неторопливо направил его в сторону убитого поляка, поглядывая на небо. Всё происходило так, как и рассказывал Сева. От общей свалки отделился один «ишачок» и атаковал четвёрку «мессеров», что шли на помощь своим. Никого не сбил, но продержался против четверых почти целую минуту.

Наконец в небе распустился парашют летуна, которого я ждал, вот на него начали заходить, явно собираясь расстрелять в воздухе, но помешали другие советские истребители, даже подбили одного немца. Тот со снижением и дымным хвостом пошёл в сторону своих войск. Наш лётчик опускался благополучно, фактически на меня, так как я уже добрался до убитого поляка. Выстрел был хорош, точно в грудь. Даже не мучился.

Рядом с убитым лежало две косы, два узелка с едой и точильный камень. Вот вил не было, видимо их унёс тот второй. Привязав мерина к стволу дерева на опушке, я направился в сторону возможной посадки. Определил, где он завис, по треску ломающихся веток. Мат подсказал, что я на верном пути.

– Здорова, братуха! – громко поздоровался я, выходя к пятачку, где и висел на стропах, запутавшись в ветвях, знакомый по рассказам летчик.

У него действительно плетью висела одна рука, и свободной он старался освободить стропы. Тут до земли было с пару метров, спрыгнуть не высоко. Мой окрик заставил его замереть и настороженно посмотреть на меня. Дотянуться свободной рукой до кобуры он не мог, а правая висела плетью, как я уже говорил.

– Старший лейтенант Соломин Эдуард? Отчество не помню, – уточнил я. – Сто шестнадцатый ИАП?

Тот глаза на меня вытаращил.

– Он самый. Откуда узнал?

– Слухами земля полнится. Хорошо завис. Ладно, отстегивай ремни, я тебя поймаю. Давай, не дрейфь, свои.

К чести старлея, медлить он не стал и по одному отстегнул ремни, пока не освободился от сбруи парашюта. Я его поймал и помог не упасть, после чего повёл к опушке, придерживая сбоку.

– Этот откуда? – кивком показал летчик на тело, лежавшее на обочине.

Я помог ему сесть, прислонив к стволу дерева, и дал напиться из фляги, осмотрел повреждённую руку.

– Местный бандит. Пришлось подстрелить, иначе они бы тебя прямо там добили. Жаль, второй ушёл… хм, понятно, – пробормотал я и резко дёрнул руку вниз. У лётчика оказался банальный вывих.

Вскрикнув и яростно выматерившись – я Соломина не предупреждал, – тот стал потирать больное плечо, пока я из платка, оставшегося от узелка с продовольствием, который у меня в кармане хранился, сооружал косынку. После этого надел её на шею лётчику и помог убрать руку, предупредив:

– Пару дней старайся рукой не пользоваться, чтобы потом осложнений не было.

– Хорошо.

– Давай я перекину пистолет из кобуры тебе за пояс, чтобы левой рукой пользоваться можно было, а то ты фактически безоружный.

– Тоже дело, – легко согласился тот.

Достав из кобуры ТТ, я привёл его к бою и подал лейтенанту в левую руку, тот сам заткнул пистолет за ремень, как ему было удобно, а запасной магазин убрал в карман галифе.

– Ты меня откуда-то знаешь, а я тебя впервые вижу. Может, представишься?

– Анатолий Суворов. В прошлом, как и ты, был старлеем. Только танкистом. Сейчас старшина запаса. Объяснять не буду, как так получилось, долгая история, а нам отсюда уходить нужно.

– Мне бы в часть поскорее вернуться.

– В этом я тебе помочь смогу. Мне трофеем повозка досталась. Она тут, в паре километров, у места моей ночёвки стоит. Доберёмся, забирай, владей, мне она уже не пригодится.

– Почему?

– Я же танкист. Подберу себе что-нибудь. Тут скоро много будет брошено битой и сломанной техники.

– Воевал?

– Финская, Халкин-Гол.

– Понятно, опытный, значит.

Старлей встал и, баюкая руку, с интересом смотрел, как я обыскиваю труп поляка, а потом подбираю узелки с продовольствием. Заглянув внутрь одного, я выудил бутыль с молоком, и мы напились прямо из горлышка. Всё выпили, стресс сказывался, пить постоянно хотелось. Вернув фляжку на место, я помог Соломину усесться на широкую спину мерина, подал ему узелки, чтобы придерживал их одной рукой, и повёл коня в сторону своего лагеря. Думаю, если бы Сева узнал, что я смог спасти Соломина, он бы только порадовался. Но на этом всё, дальше я просто не смогу идти по следам Севы. Да и смысла в этом не видел. С этой минуты у меня начинался свой путь.

Пока мы двигались, я рассказал отредактированную версию, как тут оказался, как с бандитами схлестнулся и заимел повозку. Ну, и как генерала спас. Подаренного маузера тут не было, но я пообещал его показать, когда доберёмся до лагеря. Один раз лишь прервался, когда мы сошли на обочину, чтобы пропустить моторизованную часть. Не меньше потрёпанного батальона прошло. Шесть танков, несколько бронеавтомобилей, остальные двигались на грузовиках. Крепкая такая на вид часть.

Когда свернули с дороги к моему лагерю, уже чисто танковые подразделения пошли, поднимая большие клубы пыли, но нас это уже не волновало, мы были в стороне.

Вытащив из кустов спрятанный вещмешок, я показал подарок, который произвел на старлея впечатление, после этого мы позавтракали, так как оба не успели этого сделать. Потом я разделил припасы на две части, запряг мерина, и мы с Эдиком, как он просил себя называть, расстались. Тот поехал в тыл навстречу двигающимся подразделениям РККА, а я остался в лагере. При мне был один только сидор. Да, внутри находился ремень с кобурой с ТТ да кобура с маузером, но карабин я отдал Эдику вместе с подсумками. Вот гранаты не отдал, только патронами поделился. Так что со стороны я напоминал обычного не опоясанного и босого сельчанина. Кстати, обувь убитого поляка мне тоже не подошла, сорок третий размер. Вот у Эдика были сапоги сорок первого размера, но они ему самому были нужны.

Когда повозка, где покачивался правивший левой рукой Эдик, скрылась за холмом, я поправил сидор и побежал в сторону леса. Пока мне тут ловить нечего, стоит поискать укромную берлогу и укрыться. Уходить в тыл я не хотел, а раз собирался повоевать с немцами, то стоит хотя бы дождаться их появления.

Не знаю, может, мне повезло, но когда я добежал до леса, на опушке которого и подобрал Соломина, на моих глазах из колонны выкатился, теряя ход, танк и замер тёмной глыбой в тени кустарника под обрывом. Это был БТ-2 с тридцатисемимиллиметровой пушкой в башне. Эти танки были в основной массе пулемётными, а не пушечные, как считалось. У нас на полигоне в Кубинке они тоже были. В колонне в основном бэтэшки, хотя мелькали и туши «двадцать восьмых». Эти танки интереса для меня не представляли, хотя в умелых руках и они очень грозная сила. Жаль, наши военачальники просто не представляли себе всех возможностей этих машин и губили их в атаках и контратаках. Меня интересовали «тридцатьчетвёрки» и КВ, но их в колонне не было.

Наблюдая, как боевой отсек покинуло трое танкистов в синих комбезах и чёрных шлемофонах, я пожал плечами и направился к ним, пробормотав:

– Почему бы и нет?

Обойдя куст орешника, я сбежал по двухметровому глиняному склону на обочину и, морщась от клубов пыли, выхлопных газов и производимого шума, направился к вставшей машине.

– Здорово, парни. Поломались?

Встретив три внимательных изучающих взгляда, я только открыто улыбнулся, с интересом разглядывая танкистов. Комбезы меня только позабавили, особенно клапаны на пятой точке. Шлемофоны непривычного вида, уродцы какие-то без ларингофона. Похоже, для переговоров использовались микрофоны, они были на проводах. Схожие комбезы на Кубинке использовались, отрицать не буду, сам в таком щеголял по полигону или в боевых отсеках машин, проводя испытания, однако именно такие шлемофоны я не застал. У нас уже были нормальные, с ушками, чтобы застёгивать под подбородком, а не как здесь – шлемом.

– Поломались, – согласился командир.

Кто из них был командиром, выяснить не представляло труда. У него у одного была кобура на поясе, да и поведение на него указывало. Двое других слушали именно его. При этом все трое были сержантами, я петлицы видел в расстёгнутых воротах.

– Серьёзно? Может, помочь чем?

– Серьёзно. Движок и так был изношен, а тут клина дал.

– Тогда только на замену, – согласился я.

Один из танкистов, как я понял, мехвод, полез в танк и, достав ремень с кобурой, опоясался. Второй боец достал из боевого отсека не только карабин, но и пулемёт с запасом дисков, а также вещмешки. Похоже, парни оставаться тут не собирались.

– Уходите?

– Нет, машину не бросим, на опушке устроимся, ремлетучку подождём, она позади колонны плетётся… Вася, сошки не забудь.

– Командир, – тронул я сержанта за рукав комбеза. – Летучку можете и не дождаться. Тормозни кого-нибудь, пусть отбуксируют тебя под деревья, там замаскируешь машину. От опушки открывается отличный вид на дорогу. Если появится колонна противника, подобьёшь первую машину и ту, что вывернет из-за поворота. Запрёшь их: с одной стороны крутой склон холма, на своих двоих не поднимешься, с другой – заболоченный луг. Позиция идеальная, деваться им некуда. Сам к опушке сможешь подняться чуть дальше. Там вполне удобный склон.

– Я смотрю, разбираешься. Воевал?

– В Финскую немецкие танки жёг, немцы их испытывали в боевых условиях со своими экипажами. Они так же и в Испании делали, только на Финской куда в меньших количествах, – нехотя кивнул я. – Тоже танкистом был, в запасе сейчас. Запомни, сержант, бей в борт или по гусеницам. Снаряди в диски пулемёта побольше зажигательных патронов. У немецких машин запас хода небольшой, топливо они на броне возят, а оно авиационное. Легко воспламеняемое. Простой боец из винтовки так легко сможет сжечь танк в колонне. Запомни это.

– Спасибо за совет, – кивнул тот и побежал вдоль колонны, махая руками. Видимо, увидел что-то интересное. Ну, а я незаметно для танкистов, что всё ещё возились с танком, доставая дополнительные диски к пулемётам, скрылся в лесу. Делать мне больше тут было нечего.

Осторожно поглядывая, куда становить босую стопу, чтобы ее не пропороть, я продолжил углубляться в лес. Двигался долго, почти километр, пока не понял, что лес крупный. Тут снова пожалеешь, что у того лжестарлея не было не только бинокля, но даже планшета с картой. Что за нищие диверсанты мне попались?

Так вот отойдя от опушки на полтора километра, я нашёл неплохой ельник и, достав нож, стал рубить лапник. Тут у меня будет лагерь. Двигаться дальше мне смысла не было. Немцы сейчас рванут к Минску, и как ни торопись, пешком мне за ними не угнаться, можно и на технике, и даже возможно, повезёт прорваться к своим, но вот этого как-то не хотелось. Были причины. Я их уже озвучивал. Не хотел, как другие бедолаги, погибнуть из-за идиотских приказов ничего не умеющих и не знающих командиров. Я-то историю знаю, выжить танкисту в огненном лете сорок первого нереально трудно, а я не такой везучий, чтобы надеяться, что мне повезёт выжить, да и вообще попасть под командование опытного и адекватного командира. Соответственно, что? Нужно сделать так, чтобы командиров надо мной не было совсем.

Время подумать у меня было, и я принял вот какой план. Чтобы не произошло большей части трагедий и поражений Красной Армии в сорок первом, нужно иметь связь с правительством Советского Союза. Тут вот Сева зря этого не сделал. Я решил устроить в обязательном порядке одностороннюю связь, чтобы на меня не вышли. Понятно, что выйдут, но мне важно было, чтобы не сразу и не скоро. Глядишь, до сорок второго продержусь. Но это я уже размечтался.

Так вот, связь буду держать с помощью писем, где стану описывать ближайшие поражения РККА. Вопрос, кому отправлять, как и через кого. Кому, нужно думать. Берия излишне подозрителен, пока поверит и примет меры, упустит все возможности. Армейцам? Да они своей разведке не верили, иначе немцев бы встретили не со спущенными штанами. Сталин замкнул всё на себя, и найти в его окружении адекватную личность очень сложно, к тому же я его в достаточной степени уважал и ценил, чтобы понять – отправлять нужно ему и только ему. Именно Сталин, когда проверит информацию, может принять требуемые меры по недопущению потерь. Самый страшный из них Киевский котёл, но и до этого сражений проигранных хватало.

Естественно, актуальной эта информация будет, пока история не изменится, но я и собираюсь её изменить и воевать дальше уже наудачу. Насчёт пересылки, то можно обычной почтой в Москву, Кремль, товарищу Иванову. Как это ни смешно звучит, но такой способ – один из самых надежных. Я не про то, что письмо может затеряться в пути, почтальон потеряет, или ещё что, но по прибытии в Кремль оно обязательно окажется на столе у Сталина. Я эту тему точно знаю. Один генерал так обратился через голову начальства, в результате он стал генерал-лейтенантом, комкором, а вот его начальству не поздоровилось, да и старые грешки вспомнились. Ушли на дивизии с корпусов и армий, с понижениями. Вот примерно так, а дальше будем играть. Курьеры будут разными людьми. Главное, сделать всё нужно так, чтобы они потом на меня не навели. Вот только как отправлять такие письма, если я буду находиться в тылах наступающего вермахта? Нужно подумать. Есть пара идей, следует их развить.

Это по информации, которую я просто не могу не передать руководству страны. В одиночку, как это пытался сделать Сева, историю я не изменю, тут помощь нужна. Теперь стоит подумать о вживании в этот мир. Общаясь с братьями-фронтовиками, я немало наслушался о танковых рейдах по тылам отступающих немецких войск. Тут ситуация немного другая, но само дело схожее. Если у меня нет желания погибнуть в бесплодных атаках на окопавшегося противника, то почему бы с нуля не собрать такой механизированный отряд? Думаю, из всех командиров-танкистов такими знаниями обладаю один я. Теория, практики было мизер, но всё же знания имеются, голова у меня светлая, соответственно, командование я вполне потяну. Пока сам не попробую, не узнаю. То есть когда немцы уйдут дальше к Минску, я вполне смогу тут развернуться с дивизиями второй волны, крутясь вокруг них. Тут вопрос в том, как собрать отряд. Это самое сложное. Про технику я не говорю, тут я как раз проблем не видел. Зачем её собирать по обочинам, если можно навестить сборочный пункт немецких трофейщиков? Они сами всё, что нужно, соберут, а дальше следует отобрать то, что нам пригодится. Мне вот как будущему инженеру очень нравятся немецкие подвижные ремонтные мастерские. Пару машин бы я уволок.

Вот примерно такие планы у меня были на ближайший месяц. Как дальше пойдет, посмотрим по ситуации, всё же обычно планы заканчиваются с первым выстрелом, и дальше идёт импровизация. Я опытный, я знаю. Как оказалось, я будто в воду смотрел.

Обустроив лагерь, я пообедал, был одиннадцатый час, рановато, но я что-то проголодался. В это время, когда я закончил, где-то неподалёку немецкие бомбардировщики разбомбили нашу колонну на марше. Как я догадался? Простая логика. Пару раз надо мной мелькали силуэты двухмоторных бомбардировщиков. Я чувствовал сотрясение почвы, да и разрывы бомб слышал тоже, хотя лес частично и гасил их. Вокруг ничего серьёзного не было, соответственно, бомбили колонну на марше. Всё логично.

Мне даже стало интересно, правильно ли я предположил, поэтому решил проверить. Собравшись и замаскировав лагерь, направился в ту сторону, откуда слышалась бомбёжка. Шёл я не только из любопытства, но и с меркантильными целями. Как это и нехорошо осознавать, но мне нужна обувь, форма и оружие, а погибшие на дороге точно должны быть. Вот такой вот я плохой. Там наши погибли, а я думаю, что смогу найти на месте бомбёжки. Уже перехожу на военные рельсы, но тут по-другому никак, всё равно когда-то начинать подготавливаться нужно.

Когда впереди показался просвет, я стал уже идти осторожно, всё так же поглядывая вокруг. Шуму на дороге хватало. Шла очередная колонна, по обочине топали уставшие солдаты, солнце так и играло на штыках, но и техника шла. В основном грузовики, видимо, снаряды везли, или что другое. Не людей точно. Осмотр дороги показал, что я всё же не ошибся. Стервятникам люфтваффе в этот раз попалась жирная цель, танковая колонна. Да ещё ладно бы из старых лёгких, на обочине застыли огромными махинами два КВ-1, башня одного сползла на корму. Второй на вид был целым. Да и далековато до него было, чтобы определить это с точностью. Ещё от одного остались лишь куски металла и воронка, видимо прямое попадание усугубилось детонацией боезапаса. В стороне две «тридцатьчетвёрки» продолжали пачкать небо дымными столбами. Ещё у одной большой воронки лежала на боку третья, четвертая и пятая сползли в эту самую воронку. Только кормы машин виднелись и часть башни. Видимо, танки были серьёзно повреждены и их бросили. Это ещё не всё, воронок на поле и на самой дороге, да и вокруг хватало, так что горели также грузовики и даже несколько бронеавтомобилей. Однако налёт не нанёс сильного ущерба. Думаю, колонна проходила этот участок на максимальной скорости, и просто обходила возникающие воронки и подбитые танки. То есть немцам было трудно бомбить. Поле было изрезано гусеницами танков и следами колёс машин. Кто-то подал отличную идею броситься врассыпную, и командиры подразделений ею воспользовались. Это хорошо.

На дороге ходило с три десятка красноармейцев, было четверо в комбезах танкистов, на это шлемофоны намекали. Они собирали убитых и складывали их на обочине. Длинная шеренга, надо сказать, получилась. Сотни там не было, но с пять десятков насчитать можно было. Тут не считаются те, кто исчез при прямом попадании, они навсегда останутся в списках пропавших без вести.

Приметив, что рядом под обрывом в кустах что-то поблёскивает на солнце, я убедился, что на меня никто не смотрит, и скатился с косогора. На опушке почти сразу был обрыв, а внизу густые заросли кустарника. За ними уже дорога. За дорогой болотистый луг, а траве блестела вода. Кстати, бэтэшка с дороги пропала, я не сразу её рассмотрел, замаскированную на опушке. Правда, вокруг никого не было, да и башенный люк был открыт. Нужно на обратном пути посмотреть, нет ли там кого.

Сверкал, как оказалось, разбитый кусок зеркала заднего вида в расстрелянной с воздуха «эмке». Именно расстрелянной. Несмотря на то что машину пятнали явно осколочные отверстия, но их было куда меньше, чем пулевых. Да и в крыше также имелось несколько. Кстати, осколочные отверстия были мелкими, видимо от небольшой бомбы, предположу, сброшенной с «мессера», тот потом и добил явно генеральскую машину. А бомба точно легла у левого борта, с этой стороны острые края повреждений были загнуты внутрь, а с другой стороны – наружу. Кстати, а кто внутри?

Я осторожно подкрался к машине. Несмотря на то что легковушка проложила просеку в кустарнике, спасаясь от обстрела с воздуха, с дороги нас не было видно, видимо, поэтому машину пока ещё и не обнаружили. В самой машине были четверо, все мертвы. Водитель в звании ефрейтора, лейтенант сидел рядом. На заднем сиденье находилось два майора. Один танкист, другой – майор интендантской службы, то есть интендант второго ранга, если на местные реалии перевести. Кстати, нужно будет достать методичку по знакам различия, что сейчас приняты. Я больше специализировался на тех, когда уже ввели погоны. Не скажу, что плаваю, но иногда теряюсь, так что требуется освежить память.

Больше всего меня заинтересовал танкист. Фигура один в один как у меня. В плечах точно, а по росту нужно выяснить. Открыв дверцу, я подхватил командира, он начал заваливаться на меня, осторожно вынес наружу и положил на траву, как будто боялся потревожить раны. Как раз этот майор не сильно пострадал, но всё равно форма была вся в крови. Ростом мы тоже были схожи, я даже расстроенно зашипел, что форма попорчена. Обувь по размеру не подходила, так что я вытащил остальные тела и сложил их рядком, достал и стал изучать документы. Если интендант, его помощник техник-интендант второго ранга и водитель были из одной части, то танкист вообще из Киевского военного округа. Что-то тут часто встречаются командиры с Украины, даже странно. Про себя я не говорю, легенду генералу выложил, а тут кроме генерала мне ещё и майор с Украины встретился. Даже командировочное предписание было. Не отдыхал он, по службе тут появился. Остаётся только гадать, как он в этой «эмке» с интендантами оказался.

Первым делом я не сбором документов занялся, а осмотрел обувь всех четверых погибших. Снова нехорошо так говорить, но к счастью, подходящий размер нашёлся. Не совсем мой, сорок первый, но если хорошо намотать портянки, то вполне подойдёт. Сапоги были на вид новые, мало ношенные, видимо, лейтенант недавно получил их со склада. Служебная обувь, пошитая в мастерской, не индивидуального пошива, как у его командира. Вот у того роскошные сапоги были, шил мастер своего дела. Жаль, у меня не сорок пятый, точно прихватил бы.

Сняв обувь, я замер, прислушиваясь. Мне показалось, неподалёку хрустнула ветка. Автоколонна прошла, стало тише, раздавался лишь многочисленный шум движения стрелков. Если меня тут в мародёрстве уличат, даже слушать не будут, пристрелят, так что я действительно старался быть внимателен и тот хруст уловил. Оставив сапоги вместе с портянками у переднего колеса машины со стороны пассажира, я вооружился пистолетом, взятым из кобуры интенданта, сюда я шёл с одним ножом, и скользнул в сторону источника шума. Нужно провести разведку. Кустарник не лес, видимость минимальна, но мне удалось найти источник шума. Всё оказалось просто: бойца из колонны, что шла по дороге, прихватило, и тот сидел в позе атакующего орла, сняв шаровары и прислонив к ветвям винтовку. Повезло, углубись он ещё метров на десять, мог бы рассмотреть меня. Однако, вернувшись, следует производить как можно меньше шума, чтобы тот меня не заметил и не проверил, что тут происходит.

Того, что просеку можно обнаружить с дороги, я уже не опасался – посмотрел, как перепуганный и, возможно, уже смертельно раненный водитель загнал машину в кустарник. Думаю, это произошло, когда он уже был мёртв. Извлекая водителя из салона, я едва смог разжать сведенные на баранке в предсмертной судороге пальцы. Так вот, машина не с дороги рванула в кустарник, а скатилась на обочину, чуть не врезавшись в косогор у опушки, и помчалась вдоль нее, пока не углубилась в лес, ломая тонкие деревца и ветви. Обнаружить можно, но трудно. Кстати, осматривая просеку, я на свежей земле, где «эмка» куст вывернула из земли, обнаружил нечёткий след сапога. Это что, значит, похоронная команда о машине знает, но пока им не до убитых? Странно, командиров должны в первую очередь выносить для захоронения.

Я уже собрался уходить, боец всё кряхтел на своём месте, когда вдруг заметил боковым зрением движение. Слегка скосив взгляд и стараясь замереть, я не сразу рассмотрел двух мужчин, что лежали на опушке кустарника. Один из них рассматривал дорогу в бинокль, другой контролировал бойца, который их не замечал. Оба были в нашей командирской форме, в фуражках. Того, что наблюдал за бойцом, я и рассмотрел, это он повернул голову в его сторону, вот движение я и уловил. А второго не сразу, кустарник скрывал, но сделал шаг в сторону, и второго углядеть смог в переплетении ветвей кустарника. Да и листья создавали дополнительную маскировку. Меня они не заметили, тут повезло, я не производил шума. Не то чтобы я такой опытный ходок, просто смотрел, куда ставлю босые ноги. Как оказалось, не зря.

Кто были эти двое, я даже гадать не стал. Кто ещё будет тайком наблюдать за подразделениями Красной Армии? Диверсанты, кто же ещё, тем более они в нашей форме. Хм, а не они ли у машины с убитыми крутились? Вполне возможно, тогда всё складывается. Когда наблюдатель снова мельком посмотрел в сторону дороги, второй с биноклем так и так не отвлекался, я сделал шаг назад, чтобы тот не уловил моего движения. После того как я ушел из пределов видимости диверсантов и бойца, то развернулся и, осторожно ступая, вернулся к машине. Про диверсантов я не забывал, но просто так обстреливать их не стоит, выстрелы услышат, и набегут все, кто будет рядом, тогда прощай трофеи. Да и то, что с погибших командиров кто-то начал снимать детали формы, тоже обнаружат, как бы мне этого не приписали. Не хотелось бы. Вот соберусь, отнесу трофеи в лес и, вернувшись, завалю диверсантов, а потом бегом в лес, пусть тут командиры стрелковой колонны разбираются. Оставлять противника вот так не стоит. Да одни ли они здесь? Наверняка где-то рядом есть основная группа. Думаю, в лесу, мне повезло с ними не столкнуться.

Вернувшись к машине, я продолжил осмотр тел. Собрал документы, снял с обоих интендантов планшетки, в которые мельком заглянул, мне нужны были местные карты. К счастью, в обеих они были, причём со странными метками. Это меня заинтересовало, я стал читать сокращения, написанные рядом с метками, как вдруг меня озарило. Так это же указаны склады, что находятся вокруг. Ничего себе. На карте лейтенанта меток было куда меньше, а вот у майора их хватало. Судя по ним, вблизи было четыре склада, причём необорудованных, просто сгрузили под открытым небом, и всё. Один из складов находился неподалёку в лесу, в котором я устроился, только немного с другой стороны. Неудивительно, что я на него не наткнулся, лесной массив, на опушке которого я находился, был обширным. Тут армия затеряется, не то что склад. Причём это был ближайший, в этом лесу их было одиннадцать, судя по отметкам. Трофей ну очень замечательный, так что, сложив все карты, блокноты и писчие принадлежности в одну планшетку, вторую я вернул лейтенанту. У майора она поновее была. Вот оптики я опять не нашёл. Ничего, у меня ещё диверсанты имеются, а у них оптика точно есть, сам видел.

Закончив осматривать тела, документы убитых я вернул по карманам, не хочу, чтобы их считали пропавшими без вести, и стал осматривать машину. Карабин водителя был на месте. Я его тоже достал и положил рядом с другим вооружением, снятым с погибших, вот это я уже забирал, ремень с подсумками с пояса водителя тоже снял. Патронов там было всего двадцать штук. Вот багажник порадовал меня чемоданом и двумя сидорами. Один из сидоров точно принадлежал водителю, солдатское там всё было, а второй даже не знаю кому, скорее всего, старшему интенданту. Главное, меня порадовал явно дорогой бритвенный набор с зеркальцем фирмы «Золинген». Ещё в багажнике были три солдатских котелка с крышками, но без столовых приборов. Мне они и не требовались, ложку я нашёл в сапоге у бойца. Когда я достал чемодан и открыл, то чуть не воскликнул: «Бинго!» Всё правильно, танкист не мог отправиться в командировку без тревожного чемоданчика, его-то я и обнаружил. Открыл и сразу увидел тёмно-зелёную дорогую комсоставскую ткань френча, под ним – синюю ткань галифе. Тут же и чистое исподнее. Судя по командировочному удостоверению, прибыл тот вчера днём, вот и не стал ничего менять, не успел запачкаться. Форма была новенькой, практически не ношенной, так что я сразу решил её померить, всё же мы с майором-танкистом имели схожие фигуры. Как оказалось, это было правильным и, главное, своевременным решением.

Скинув трофейную польскую одежду, я достал дорогое нательное бельё из чемодана и надел его. Точно как по мне сшито! Потом натянул синие бриджи и надел сапоги лейтенанта, намотав свежие портянки, я их нашёл тут же в чемодане. Только после этого я через голову надел френч и, застегнув пуговицы, затянул ремень, сгоняя складки френча назад, приправил тяжёлую кобуру с пистолетом на поясе. Ремешок через плечо тоже не пришлось подгонять, как я уж говорил, фигуры у нас были одинаковые. Ремень и кобура танкиста были. У обоих майоров были ТТ, а вот у лейтенанта наган. Фуражка танкиста не пострадала, чуть-чуть измаралась в крови, но отмыть было можно. Главное, что она пулями и осколками не пробита, как у интендантов. Размер подходил, так что я примерил её и, подойдя к зеркалу заднего вида, изучил, как выгляжу. Вполне серьёзно, сбрить бы щетину, но пока нет на это времени, и хоть на танцы.

Вернувшись к багажнику, я убрал всё самое ценное в чемодан и один из сидоров, котелки так все прихватил, нужная вещь. Даже ложку сунул за голенище сапога. В чемодан ушли и бритвенные принадлежности, и ещё много что по мелочи, включая ремни с кобурами интендантов и подсумками водителя. В сидор – котелки, немного продовольствия, что я нашёл в машине, жаль, одна банка была повреждена осколком, пришлось ножом вскрыть её и съесть тушёнку. В общем, когда я уже собрался уходить, причём убрав одежду, в которой пришёл, в сидор, чтобы посуда не звенела, как заметил, что у пролома, оставленного «эмкой», мелькнуло несколько фигур. Похоже, бойцы, что занимались сбором погибших, нашли по следам легковую машину и сейчас появятся тут. Уйти я уже не успевал, заметят, однако пока был скрыт от них машиной. Поэтому быстро присел, достал из нагрудного кармана френча майора-танкиста все документы и вложил их себе в карман, мельком пробежавшись по ним, чтобы запомнить. Буду теперь командиром танкового полка майором Корневым Андреем Ивановичем, находящимся в командировке до двадцать восьмого июня.

Открыв чемодан, я выложил часть находок. Оставил только то, что принадлежало майору, ну и бритвенные принадлежности, сидор тоже положил в общую кучу, а чемодан отнёс немного в сторону, как будто я с ним пришёл и наткнулся на машину. Уже был слышен хруст нескольких тяжёлых шагов, когда я достал из своей кобуры пистолет и, слегка выглянув, чтобы три красноармейца меня заметили, прижал указательный палец к губам, намекая, чтобы те не производили шума, и махнул рукой, чтобы следовали за мной. Держа пистолет наизготовку, стал красться к лёжке диверсантов. Боец уже ушел, догоняя своё подразделение, а вот противник пока оставался на месте. Мельком обернувшись, я довольно кивнул. Все три бойца, сняв винтовки, так же крались за мной.

После этого я вскочил на ноги и заорал:

– Руки вверх! Держать их на виду, а не то стреляю!

Почти сразу я выстрелил. Если наблюдатель с биноклем замер, то второй, что его охранял, метнулся в сторону, пытаясь вскинуть руку с револьвером, но почти сразу упал с простреленным плечом. Выстрелил я трижды: в плечо второму и две всадил в землю рядом с телом наблюдателя.

– Вяжите диверсантов! – крикнул я бойцам, что уже подбегали. – Похоже, это они навели бомбардировщики на колонну!

Ни на миг не сомневаясь, все трое пробежали мимо и навалились на диверсантов. Причём двое на раненого, тот успел перекинуть оружие в неповреждённую руку, а третий фиксировал наблюдателя с биноклем, разоружив его, но пока не связывая. А вот двум его напарникам было тяжело. Несмотря на ранение, диверсант был настоящим лосем, они ему руку выкручивали, пытаясь вырвать наган, отчего произошло несколько непроизвольных выстрелов, благо ушедших в землю, но тот ревел на немецком и не давался. Причём шумели мы не одни, где-то за спиной с опушки бил пулемёт – ДП, судя по звуку и лязгу. Первая очередь хлестнула у меня над головой, так что я упал, прикрыв голову руками. Но больше не слышно удара пуль по веткам и стволам, видимо пулеметчик, что прикрывал наблюдателей, стрелял по дороге, оттуда активно отвечали. Привстав и осмотревшись, я подбежал к бойцам, помогая им и командуя. Револьвер они уже вырвали, при этом сломав руку немцу, а это точно был немец, после этого ремнями связали руки обоих. Даже начали перевязывать рану подстреленному мной. Я же подхватил отлетевший в сторону бинокль и повесил его на шею. Чехла к нему не было, но и так неплохо.

Пулеметчик, выпустив один диск, похоже, ушёл, сообразив, что прикрывать некого, мы их взяли, так что народу в кустарник набежало изрядно. До роты бойцов да с десяток командиров. Как оказалось, по шпалам я был самым старшим в этом курятнике. Пришлось соответствовать. Сразу же отправил усиленную ручными пулемётами группу преследовать диверсантов, приказал вызвать особистов и передать им пойманных диверсантов. Также велел осмотреть машину и погибших командиров, с почестями похоронить их. Намёками дал понять, что мародёрили у машины диверсанты. Свалил на них всё это. Ну, и одного бойца послал за своим чемоданом, а то мало ли его в общую кучу снесут.

Мои команды исполнялись достаточно быстро и оперативно, мне нравилось, что они не вызывали никаких сомнений. Особисты прибыли, когда я заканчивал допрашивать диверсантов, выясняя местоположение лагеря, который находился совсем рядом. При допросе присутствовал капитан Малкин, командир стрелкового батальона, который как раз и попал под обстрел прикрытия наблюдателей. Так что он отправил дополнительную группу бойцов уже в лагерь противника, первая группа ещё не вернулась. С этой группой ушёл один из особистов, другие изучали, что тут произошло, приняв под охрану диверсантов. Второй, кстати, поляком оказался.

Вот особисты миндальничать не стали, проверили мои документы и командировочное удостоверение. Благо ни там, ни там фото не было. Я вообще дивлюсь на такое. От фронтовиков, конечно, слышал, что даже у командиров в документах фотографий не было, а тут сам убедился. На личном опыте. Опрашивающий меня сотрудник особого отдела стрелковой дивизии, что передвигалась по этой дороге, задал несколько уточняющих вопросов. Например, имена командиров дивизии, где командовал полком погибший майор, личностью которого мне по случайности пришлось воспользоваться. Конечно, поглядывал на меня удивлённо, мол, молод я слишком для такого звания и должности, но особо не комментировал. Тут многих можно вспомнить, кто через несколько званий перепрыгнул. Не думаю, что он знал командиров дивизии совершенно другого военного округа, больше по привычке спрашивал, изучая, как я отвечаю, не спотыкаюсь ли на ответах. Не спотыкался, можно проверить. Кто командовал этой дивизией в начале войны, я был в курсе. Кстати, вся дивизия сгинула у границы, мотаясь по дорогам и тратя ресурс, теряя технику и людей, это я тоже знал.

– Всё в порядке, товарищ майор, – протягивая мне документы, сказал следователь, что записывал мои показания.

Пришлось, конечно, немного нафантазировать, но зато мой рассказ хорошо ложился на увиденное тут. В общем, я отошёл в кусты до ветру, по большой надобности, по уточнению для следователя. Наблюдателей заметил сразу, но не подавал виду, хотя они видели, как я заседал. Моё внимание привлекли блики на стекле расстрелянной машины. Закончив дела, пошёл посмотреть, что там бликует, обнаружил машину и рядком сложенные тела, а также кучу собранного вооружения и трофеев. А тут появились бойцы, вот я и решил брать диверсантов.

– Знаешь, лейтенант, – сказал я, убирая документы в нагрудный карман френча, – что было сложнее всего? Срать под любопытными взглядами немцев.

– Да уж, – хмыкнул тот.

В это время от дороги послышался шум от большой группы людей, через который хорошо пробивался командный бас. Шум подъехавших машин я слышал ранее, теперь, похоже, тут появятся те, кто приехал на них. Это оказалось командование и штаб стрелковой дивизии. Комдив в звании полковника, это его бас раздавался до этого, быстро выяснил, что тут произошло, осмотрел диверсантов и выслушал доклад комбата – только что вернулись обе поисковые группы. Диверсантов они не встретили, те ушли. По возвращении одна из групп обнаружила у замаскированного на опушке танка убитых ножами танкистов. Похоже, это тоже работа диверсантов. Да и обстреливали они батальонную колонну захваченным пулемётом танкистов, его тут же брошенным на огневой позиции нашли.

Отдав приказ батальону продолжить движение, полковник подошёл ко мне.

– Ну, здравствуй, герой, – пожал он мне руку. – Молодец, что этих тварей углядел.

– По случайности, товарищ полковник, – смущённо улыбнулся я, расслышав едва слышный смешок следователя.

– Кто такой?

Представился, удивив комдива, что я вообще не местный, да ещё командировочный. Тот на миг задумался, сняв фуражку и поглаживая свою гладкую, как бильярдный шар, голову и вдруг просиял. Повернувшись, он велел адъютанту:

– Давай сюда потеряшек. Начштабу передай, чтобы тоже подошёл сюда, – после чего повернулся ко мне: – Про учебные сборы в войсках слышал?

– Конечно, товарищ полковник. Около села, где располагается штаб моего полка такие партизаны стояли. Западников там много было.

– Почему партизаны? – удивился тот.

– А кто они ещё? Нагнали толпу гражданского народа и пытаются что-то сделать. Ни формы нормальной, ни оружия. Одеты кто во что горазд. Натуральные партизаны.

– Ха, действительно партизаны, – гулко хохотнув, хлопнул себя по ляжкам комдив. – Так вот, тут рядом лагерь этих партизан. Командир у них майор Злобин, ни рыба ни мясо, хозяйственник. С началом войны про них забыли, машина с продовольствием не пришла. Майор отправил одного из командиров запаса в сопровождении двух бойцов. Чтобы выяснить, что им делать, связь с командованием пропала, а те наткнулись на нас. Хотел своего человека выделить, а тут ты, майор, удачно подвернулся…

– Товарищ полковник, мне бы в свою часть вернуться, – протянул я. Становиться командиром призванных на сборы я не хотел категорически.

– Твоя дивизия у границы стоит?

– Да, товарищ полковник, в прикрытии.

– Значит, уже воюет, – правильно заключил комдив. – Майор, приказы не обсуждаются, а выполняются… Да ты не беспокойся, пару дней покомандуешь, пока мы немцев поганой метлой не выкинем, а потом получишь смену и вернёшься в свою часть. Я даже насчёт самолёта договорюсь. Так что принимай командование.

– Есть принять командование, – как можно бодрее ответил я и, вытянувшись, козырнул.

Комдив уже потерял ко мне интерес и отдавал приказы своему начштаба в звании подполковника, насчёт нас. Он велел написать приказ, по которому я временно становлюсь командиром лагеря учебных сборов. Кроме того, мне из автобата дивизии выделялось две полуторки на пять дней. Ещё начштаба должен был выписать наряды на продовольственные склады, но только на эти сутки, больше дивизия выделить не могла. Дальше мне самому крутиться придётся, хотя комдив как раз был уверен, что к тому моменту будет смена. Точно идиот, вот из-за таких дуболомов мы приграничные сражения и проиграли.

Отдав необходимые распоряжения, комдив направился к дороге, начштаба приказал мне следовать за ним, чтобы получить нужные наряды, их ещё выписать нужно, а писарь находился у штабной колонны.

– Иду за вами, товарищ подполковник, – кивнул я, после чего повернулся к своим фактически первым подчинённым.

Мне их уже представили. Что ж, печальное зрелище. Командир в звании старшего лейтенанта, на котором форма сидела как на корове седло, даже оружия не имел, пояс был пустой, двое бойцов, что были с ним, вообще по гражданке были, что уж про оружие говорить. Нужно прояснить ситуацию насчёт этого.

– Оружия нет? – спросил я у старлея.

– Нет, товарищ майор. На весь лагерь всего тридцать винтовок, один ручной пулемёт и один станковый для изучения. Боеприпасов очень мало. Винтовки используются для караулов. Форму успели выдать только комсоставу, да и то не всему. Личное оружие получили три командира. Мне не досталось.

– Кто вы по профессии? Меня интересуют военные специальности и гражданские.

– По военной я прохожу учёбу как заместитель начальника штаба полка. По гражданской – учитель математики районной школы.

– Западников в лагере много?

– Вообще нет, – удивил тот меня. – Мы из средней и центральной полосы Советского Союза.

– Ясно. Видите машину? Берёте бойцов, забирайте всё оружие и боеприпасы. Там сидор, тоже прихватите. Диверсанты трофеи собирали. Мы их заберём. Оружие одного из погибших командиров заберите себе, карабин выделите одному из бойцов. После этого следуйте к штабной колонне, найдёте меня там. Всё, выполняйте.

– Есть выполнять, – изобразив что-то вроде козыряния, вздохнул старлей и повёл бойцов к машине, где работала похоронная команда. Часть погибших они уже вынесли, осталось двое, но трофеи, как я видел, пока не трогали.

Подхватив чемодан, стоявший у правой ноги, я заторопился к дороге. Нужно получить то, что мне должны выдать. И угораздило же меня так влипнуть! Лишь одно порадовало, если бы не сложившаяся ситуация, то скорее всего, этот день я бы не пережил, при мысли об этом по спине пробегал холодок. Думаю, прикрытие наблюдателей прекрасно видело, как я из леса перебрался в кустарник и мародёрил у машины. Выходит, по возвращении меня могли перехватить. Да я уверен, взяли бы меня. Тихо сняли бы ножом, и «ам» бы не сказал, как танкисты. Когда я к машине шёл, перехватить, похоже, они меня не успели, а вот на обратном пути не оплошали бы. Так что всё, что ни происходит, всё к лучшему. Однако такой груз, что навесили на меня, всё равно меня не радовал. Где я, а где эти партизаны!

Выйдя из кустарника, я покосился в сторону работающей похоронной команды, подумав, что нужно собрать вооружение для теперь моих бойцов и командиров, после чего двинул к штабному грузовику, рядом с которым стоял начальник штаба дивизии. Пора приниматься за дело. Блин, а у меня ведь в лесу в схроне маузер спрятанный лежит, как его забрать?

Мыслей просто свалить куда подальше, маханув на всё рукой, у меня даже не мелькнуло. Этих партизан ждала или горечь плена, или гибель. Может, кто действительно партизанить будет, а возможно, сможет прорваться к своим вместе с отступающими подразделениями Красной Армии. Всякое может случиться, однако все результаты хорошими не назовёшь. Могу ли я им дать шанс выжить? При некоторой удаче, вполне. Главное сразу жёстко себя поставить, показать возможности и лишить иллюзий о несокрушимости советской армии, чтобы шевелились пошустрее, зная, что помощи не будет и вся надежда на них. Хм, а я ведь не узнал, сколько там этих партизан. Да вряд ли больше пары сотен, так что справимся.

– Товарищ подполковник, вы не в курсе, сколько всего призванных на сборы проходят обучение в лагере? – решил я на всякий случай уточнить у начштаба.

– Нет, мне это точно не известно, – отрицательно мотнул тот головой, подписывая бланки, подаваемые писарем.

– Ясно.

Подполковник, наконец, закончил, и передал мне подписанные бланки с пояснениями. Кстати, странно, продовольствия выписано чуть ли не на тысячу человек. Всю стопку я убрал в планшет, продолжавший висеть на боку. Напутствий услышать мне не довелось, лишь пожелание удачи. Штабная колонна и так тут задержалась, зенитное прикрытие у них было слабое, на двух машинах счетверённые «максимы», так что комдив поспешил догонять подразделения дивизии.

Когда колонна, поднимая пыль, пошла дальше, я отошёл в сторону и отряхнул френч. Рядом с моим чемоданом стояли все три партизана. У одного бойца застёгнутый пояс с подсумками криво висел – я машинально отметил, – и на плече карабин. Старлей обзавёлся личным оружием. Судя по кобуре, выбрал он, похоже, наган. Как они подошли, я видел, лишь отмахнулся от старлея – велел обождать. Начштаба как раз передавал бланки, поясняя, на каких складах можно получить снаряжение. Нормально, оба склада у меня были на карте.

– Докладывайте, что забрали, как всё прошло, – велел я.

В принципе, можно было и не докладывать, я всё видел. Даже сидор, что висел за спиной второго, безоружного пока бойца. Кобуру с пистолетом старшего интенданта старлей держал в руках. Выслушал доклад, а на том моменте, когда сержант из похоронной команды не хотел отдавать трофеи, спросил:

– Вы в курсе количества бойцов и командиров в вашем лагере, призванных на сборы?

– Весь наличный состав в лагере призван на сборы, – браво отрапортовал тридцатисемилетний учитель. – Кадровых у нас нет.

– Количество, – коротко напомнил я.

– Списочный состав по пересчёту сегодня утром – тысяча шестьсот двадцать шесть бойцов и командиров.

– Сколько? – ошарашенно пробормотал я, мысленно костеря комдива. Классно он скинул с себя такую задницу!

Старлей повторил, разглядывая моё вытягивающееся лицо.

– Ладно, – яростно потёр я колкую щетину на подбородке. – Разберемся. Вот что, старлей, ловите ближайшую попутку и езжайте в село Марьино, оно в двенадцати километрах. Там располагается штаб автобата стрелковой дивизии. Вот приказ на выделение нам двух машин с водителями и запасами топлива. По этим нарядам получите продовольствие на весь лагерь. Полевые кухни в лагере есть?

– Есть, товарищ майор. Ротные, двенадцать штук.

– «Единиц» нужно говорить. Куда столько?

– Ожидалось пополнение, да и кадровые командиры должны были прибыть.

– Ясно. Значит, получаете на складе продовольствие, выдвигаетесь к лагерю. Сейчас внимательно слушайте, если пропустите мимо ушей, это может стоить вам жизни. Когда выдвинетесь обратно, езжайте хоть на подножке, но крутите головой во все стороны. Увидите точки в небе, загоняйте машины под любое дерево и от них в сторону, залегайте в укрытиях. Как самолёты пролетят, двигаетесь дальше. В этом случае шансы добраться до лагеря повышаются. С собой возьмёте бойца с карабином, будет охранять вас и груз. Второй боец дорогу до лагеря знает?

– Красноармеец Бабочкин, товарищ майор, – вытянулся тот. – Разберёмся.

– Ясно, сам по карте лагерь найду, – вздохнул я и посмотрел на старлея. – Ведите себя уверенно, требуйте выдать всё, что нужно. В случае необходимости разрешаю применять оружие… Не пугайтесь так. Стреляйте в воздух, обычно это хорошо прочищает мозги интендантам. Всё, свободны. Вот колонна идёт в тыл, с ней доедете.

Подняв руку, я остановил переднюю машину и, поговорив со старшим колонны, договорился, что они подбросят Головина с бойцом до Марьино. Старлея звали Иваном Головиным. Перед тем как забраться в кузов одной из машин, тот передал свёрток из ремня и кобуры оставшемуся бойцу. Тот подхватил чемодан и последовал за мной. Направлялись мы в сторону опушки. Мимо позиции пулемётчика-диверсанта, где блестели латунью стреляные гильзы, я прошёл к танку. Танкистов уже не было, видел, как отсюда несли убитых на носилках к общей братской могиле. Велел бойцу отдыхать и быстро осмотрел танк. Замок и прицел на месте, боезапас полный. Покрутив туда-сюда башней, проверил башенный пулемёт, он был на месте, и довольно кивнул. Перед тем как вылезти, я выкинул через люк мехвода свёрнутый тюк запасного комбинезона и шлемофон.

Выбравшись, я задумчиво осмотрел бойца и подозвал его. Тридцатилетний рубаха-парень по виду, особенно роскошный чуб на это намекал. Бабочкин тут же подскочил, вытягиваясь и преданно поедая меня глазами. Хмыкнув, я сказал:

– Значит, слушайте приказ. Красноармеец Бабочкин, вам поручается ответственное задание. Вы будете тут изображать танкиста и охранять танк до подхода боевого подразделения. То есть помощи. Сейчас вы снимете свою одежду и наденете комбинезон, а также шлемофон, перепоясаетесь командирским ремнём. Это временно, позже получите другое оружие. Пока меня не будет, ваша задача – подготовить огневые позиции. Лопата на танке есть, позиции я вам размечу. Нужно будет вырыть окопчики для стрельбы лёжа и пару пулемётных позиций. Причём замаскированных. Пока переодевайтесь, а я прогуляюсь до похоронной команды.

Оставив бойца, я сбежал по косогору – танк на опушку подняли выше, судя по следам гусениц, там плавный спуск был – и, пройдя кустарник, вышел на дорогу. Захоронением занимался старшина, командовал двумя десятками бойцов. Он оказался вполне адекватным и на мою просьбу кивнул. За оружием, собранным ими, должна была прибыть машина, но её всё не было. Так что он не возражал, если всё собранное снесут на пушку к танку. Боеприпасы туда же. По подсчётам старшины, было сорок три винтовки Мосина, две СВТ, три карабина Мосина, два ДП, но один не рабочий, повреждены механизмы перезарядки. Пистолетов было три, револьверов не было. Пожав старшине руку – тот уже отрядил двух бойцов для переноски вооружения и боеприпасов на опушку, – я сказал ему:

– Информация секретная, но вижу, ты адекватный. Немцы заканчивают перемалывать наши войска у границы. Тут они будут или сегодня вечером, или завтра утром. Имей это в виду.

– Ясно, товарищ майор, – удивлённо пробормотал тот. – Мы часа через три уходим. Дальше в трёх километрах ещё одна обстрелянная колонна. Убитые на обочине сложены. Мне поставлена задача их похоронить.

– Тогда держи одного бойца всегда в наблюдении и подготовь заранее укрытия, хотя бы окопчик, чтобы вас врасплох не застали. Прощай, старшина.

– Прощайте, товарищ майор.

Подхватив ДП и сидор с запасными дисками, чтобы не идти обратно с пустыми руками, я энергично зашагал к опушке. Бойцы одну ходку уже сделали, шли по второй. Боеприпасы были в основном в подсумках, снятых с убитых красноармейцев, но было и несколько ящиков, включая два с гранатами. Оказалось, около одного из грузовиков рванула бомба, и взрывной волной развалило полуторку. Часть раскиданного содержимого собрали проходящие колонны, но что-то осталось, всё это сносили на опушку. Боеприпасы, особенно патроны в цинках, меня порадовали. Не будет патронного голода в случае засады, а я был уверен, что до неё дойдёт.

Вернувшись к танку, я передал бойцу банку с рыбными консервами и слегка зачерствевший хлеб, а то он с утра не ел, да и тогда была жидкая каша. В лагере, как я говорил, были проблемы с продовольствием, утром машина не пришла. Каждый день привозили продовольствие, а тут как отрезало. То, что началась война, командиры в лагере понимали, но были растеряны, не знали, что им делать. Именно поэтому Злобин и отправил Головина на разведку. Вот так я и был назначен их командиром.

Пока Бабочкин быстро насыщался, я отобрал из кучи вооружения карабин в приличном состоянии, патронташ и передал их бойцу, забрав у него пистолет. Поспешил я с ним. Убедившись, что тот с оружием управляется достаточно уверенно, но без ловкости, присущей кадровым бойцам, стал ходить с красноармейцем по опушке, и тот по моим указаниям размечал будущие стрелковые ячейки. Естественно, полнопрофильные окопы ему было не подготовить, но пусть хоть начнёт. Я разметил позиции для пятидесяти стрелков и двух пулемётных расчётов. Всё бойцу одному не осилить, но добравшись до лагеря, я вышлю ему помощь, заодно вооружу добытым оружием. Гул канонады от границы заметно приблизился. Так что прежде чем уйти, я прислушался, прикидывая, сколько у нас времени. Думаю, сегодня немцы не появятся. Им добить приграничные части нужно, да те, что выдвинулись на прикрытие, вроде той дивизии, с комдивом которой мне удалось познакомиться.

Всё же перед уходом я раскулачил бойца. Забрал из его теперь сидора один котелок – посуда хорошая, мне тоже пригодится. Котелок без проблем уместился в чемодане, и я направился вглубь леса. Обходить массив смысла не было, напрямую быстрее. Тем более надо по пути в схрон заглянуть, сидор забрать. На ходу я достал свободной рукой пистолет из кобуры и убрал его в карман. Надо чуть позже перезарядить его, а то как выпустил три пули, так и не трогал, я уж не говорю про чистку. А из кармана легче и быстрее достать при определённой сноровке, тоже может пригодиться.

Не пригодился. Заглянув в схрон, я забрал сидор с вещами, повесил его за спину и двинул дальше, всё так же шагая с чемоданом в руке. Я особо не удивился, что спокойно, без окриков прошёл на территорию лагеря. С интересом осматриваясь, сразу двинул к плацу. Стоящие в линейку палатки, подразделения на учёбе – да, народу тут хватало. Но все по гражданке, что было непривычно.

– Боец, ко мне, – приказал я одному бегущему куда-то мужчине в пиджаке, лет тридцати пяти на вид.

Тот выполнил приказ. Не знаю, что за командир Злобин, но вымуштрованы «партизаны» вполне на уровне. В смысле приказы командиров выполнялись, даже незнакомых.

– Красноармеец Силин, – козырнул тот, кинул руку к кепке.

– Прежде всего, красноармеец Силин, ты должен был задержать незнакомого командира, неизвестно как попавшего в ваше распоряжение. Мне уже приходилось встречаться с немецкими диверсантами, обряженными в нашу форму. Четверых так лично пристрелил. Надеюсь, ты всех командиров в лицо знаешь?

– За две недели всех узнал, товарищ майор.

– В следующий раз будь внимателен, имей в виду диверсантов. Веди к Злобину.

Боец, изредка поглядывая на меня, провёл к большой штабной палатке, где передал с рук на руки дежурному командиру. По виду в лагере был порядок: наряды, учёба – всё как положено, даже стенды с политинформацией, как и дежурный командир на месте. Он-то меня и встретил. Злобин искренне обрадовался, узнав, что я прибыл в лагерь на должность командира. Назвать это сборище частью, боевым подразделением у меня язык не повернётся, лагерь он и есть лагерь. Изучив приказ, подписанный комдивом, дежурный только согласно кивнул. Я сообщил, где Головин с бойцами, и что если ничего серьёзного не случится, то через час обе машины с продовольствием должны быть тут.

– Заливать в котлы воду? – тут же спросил Злобин.

– Да, можете подготавливать, отдайте приказ.

После того как приказ был отдан, я осмотрел командиров, что находились в палатке, меня с ними уже познакомили, и попросил майора:

– Сообщите штатный состав подразделений.

– На базе лагеря было сформировано десять стрелковых рот по сто пятьдесят бойцов в каждой.

– Но это стрелковые роты, а мне нужны хозяйственные подразделения, сапёрные, в конце концов.

– Приказа формировать подобные подразделения не было, – немного виновато пожал плечами Злобин. – Нас же на три месяца призвали, изучаем оружие, устав, ведём тренировки, строевую. Получаем политинформацию.

– Ясно, – задумчиво протёр я подбородок. – С другой стороны, даже хорошо, что у вас тут так сложилось. Вы теперь для меня что тот пластилин, лепи, что хочешь. Ладно, с этим разберёмся чуть позже. Сейчас мне нужен комроты со следующими качествами: исполнителен, но без инициативы, имеет хорошо подготовленное подразделение.

– Пожалуй, старший лейтенант Зацепин подходит под это описание. Да и рота у него одна из лучших. Очень въедливый он.

– Вызовите всех командиров на совещание, Зацепина первым. У меня для него отдельное задание.

Пока командиры собирались, всего было семнадцать от младшего лейтенанта до майора, а также три политработника – младший политрук, политрук и старший политрук, – я расстелил на столе карту, добытую у интендантов. Ту, которая с наименьшими отметками.

– Товарищ майор, старший лейтенант Зацепин по вашему приказу прибыл, – козырнув, доложил молодящийся мужчина лет тридцати.

– Проходите, лейтенант, – подозвал я. – Карту читаете? Отлично. Слушайте приказ. Сейчас поднимаете свою роту по боевой тревоге и выдвигаетесь сюда. Тут у замаскированного танка находится красноармеец Бабочкин, что на данный момент должен охранять танк, а также рыть стрелковые ячейки для стрельбы лёжа. Ваша задача – закончить оборудование огневых позиций. Рядом склад с вооружением и боеприпасами. Вооружите примерно половину своей роты. После этого на опушку не выходить, позиции не демаскировать, ожидать меня. Выставить двух наблюдателей, замаскировать их, чтобы не было видно с дороги. Когда появятся немцы, отступить, огня не открывать, ожидать меня. Ваша позиция засадная, задача – остановить противника любыми путями не стоит, только нанести максимально большие потери в людях и технике, а это может произойти только во время засады. Я прибуду к месту часа через три, до наступления темноты. Всё ясно? Вопросы?

– Ясно, товарищ майор. Вопросы имеются. Мои люди не кормлены с утра, только что закончились тяжёлые тренировки на спортплощадке.

– Меня радует, что вы заботитесь о своих подчинённых, так держать. Люди выдержат. Насчёт продовольствия. По прибытии на место отправьте обратно пять бойцов за сухпаем. Это всё, что я могу вам пообещать. Выступить вы должны через десять минут. Это ещё не всё. Постройте роту и опросите бойцов. Мне нужны плотники, водители, механики, техники. Если таковые найдутся, направите их в распоряжение штаба. Всё, на этом свободны.

Зацепин поспешил выйти, а я услышал несколько возмущённый вопрос политрука:

– Товарищ майор, вы уверены, что немцы будут тут?

Вздохнув – придётся много говорить и объяснять, нужно сразу расставить акценты, – я ответил:

– Я вас не сильно обрадую. Немцы уже здесь. Добив сопротивление наших войск у границы, немцы обтекают этот лес с обеих сторон. Сил организовать засады на обеих дорогах у меня пока нет, но на одной они кровью умоются, будьте уверены.

– Но наша Красная Армия…

– Вы знаете, товарищ политрук, что в Советском Союзе армии нет? То, что есть, это одно название.

– Да как вы смеете!.. – вскочил тот с красным от ярости лицом.

– Смею, юноша. Ещё как смею, – усмехнулся я, поглядев на «юношу», который на несколько лет был старше меня. Да я по возрасту тут вообще самый младший.

Политрука удержали его соседи и, немного успокоив, усадили на место, а я, дождавшись, когда гомон стихнет, облокотился о стол, закинув ногу на ногу, и весело осмотрел присутствующих.

– Хотелось бы услышать ваши мнения о той истории, что сейчас вам расскажу, попрошу ответить честно, что думаете. Кстати, случай этот не единичный. Так вот, обычное подразделение Красной Армии, возьмём, например, стрелковый батальон. Имеются четыре командира роты, трое – стрелковых рот, и один, например, пулемётной роты. Командир третьей стрелковой роты, молодой, активный, желает сделать свою роту лучшей. Полученный боевой опыт в одном из конфликтов даёт ему знания, что и как нужно делать. Его рота, в отличие от других, постоянно то на полигоне отрабатывает оборону или атаку, то совершает марши, то на стрельбище, то на уроках по тактике. Рота действительно становится лучшей, и в случае боевых действий шансов выжить у бойцов этой роты куда больше, чем у других, так как их действительно готовили к войне. Теперь вопрос. Какие были последствия такого обучения для командира роты? Можете озвучивать даже самые безумные предположения.

– Был награждён? – снова успел первым шустрый политрук.

– Ещё версии? – усмехнулся я.

После этого они посыпались градом, но мало чем отличались от идеи политрука.

– Холодно, товарищи командиры запаса. Всё куда проще, и я бы даже сказал, в наихудшем варианте. Один из бойцов этой роты, решив, что их слишком нагружают, глядя на другие подразделения батальона, пошёл жаловаться в политуправление дивизии. Там ему обрадовались, ещё бы, такой случай поставить строевых командиров на место, и раздули дело. Мол, командир – это такой же человек, как и бойцы, он должен быть вместе с ними, делить всё, а не командовать по-старорежимному. Например, зачем он заставлял рыть полнопрофильные окопы на полигоне вместо политически правильных стрелковых ячеек? Боец был доволен, с тех пор вся его рота в основном отдыхала, занималась строевой, политинформацией и раз в месяц выезжала на полигон пострелять. В общем, как у всех. А что с командиром роты? А командир этой роты был понижен в звании, а чуть позже уволен в запас, чтобы не мозолил глаза. Естественно, это видели другие командиры. Чтобы не попасть под такую же гребёнку, они вели себя тише воды ниже травы, стараясь ничем не выделяться, в результате боевые возможности подразделений неуклонно падали. Теперь бойцы батальона умели отлично маршировать, бить штыком чучело, стрелять куда-то в сторону мишени и знали всё о политике партии и Советского Союза. Встаёт вопрос, если наша стрелковая дивизия полностью укомплектована такими командирами и бойцами, сколько она продержится, например, против обычного пехотного батальона немцев? Не торопитесь отвечать, вопрос с подковыркой.

– Недолго? – неуверенно спросил Злобин, который, как и все командиры, очень внимательно слушал меня.

– Очень недолго. Чтобы прояснить эту ситуацию, поясню. В Красной Армии командиры принадлежат двум формациям: новой и старой. Естественно, про старую вы знаете. Это командиры, прошедшую лихую Гражданскую войну и меряющие всё теми временами, считают всё новое хуже старого. У них, конечно же, имеются последователи, причём большинство. У меня тут всегда возникает желание спросить, почему же тогда они не используют пушки времён Петра Первого, с ядрами, а переходят на новые системы? Новой формации – это командиры, получившие боевой опыт и понимающие, что старые методы на сегодняшний день не жизнеспособны. Взять, например, меня, я прошёл Испанию, Финскую, конфликт с Японией. Только Польский поход пропустил, на курсах был. Однако, к сожалению, нас, а я отношусь к командирам новой формации, меньшинство, поэтому в армии царит обучение в стиле старых традиций – с шашкой наголо на танк. Тактику и стратегию считают слишком заумной гадостью, проще так с голым задом атаковать пулемёты… Я не слишком сложно говорю?

– Нет, всё понятно, – мотнул головой Злобин.

– Так вот… – тут я прервался. В палатку забежал сержант, начальник поста охраны у въезда в лагерь, он сообщил, что прибыло не две, а три машины вместе со старшим лейтенантом Головиным.

Дежурный командир вышел отдать распоряжение готовить ужин, а я продолжил. Чуть позже к нам присоединился Головин и занял свободное место на одной из скамеек.

– Теперь по сражению между стрелковой дивизией и пехотным полком противника. Возьмём для примера встречный бой. Оба подразделения встретились лоб в лоб, что обычная ситуация на данный момент у границы. Действовать немцы будут так: передовая рота немедленно заляжет и приготовит пулемёты, пока командир батальона разворачивает другие роты, создавая оборону. Командир передового подразделения советской дивизии прикажет атаковать залёгшего противника широким строем, выставив вперёд штыки. Ничего другого не умеет. В училище-то учили, но использовать свои знания он не посмеет, могут наказать. Пересыщенность пулемётами в немецких подразделениях такова, что атакующий батальон положат до того, как бойцы добегут до позиций немцев. Потом рота рывком уходит вперёд и снова залегает, ожидая следующего подразделения русских, пока тыловые подразделения обходят перебитых русских и добивают раненых.

– Но позвольте, – снова вскочил тот же политрук, – немецкие рабочие встанут стеной…

– Не стоит говорить о том, что вы не знаете. В простых пехотных подразделениях служат как раз обычные рабочие. Сейчас вам опишу ситуацию, типичную для немецких подразделений. Одна такая рота, сбив заслон наших войск, зашла в село и начала готовиться к ночлегу. Несколько солдат разных подразделений, схватив молодых девчат, изнасиловали их на сеновале. Возможно, после этого убили. Каково будет наказание?

– Трибунал? – неуверенно спросил политрук.

– Согласно приказу высшего командования вермахта, одобренному в Ставке Гитлера, в таком случае солдаты могут быть наказаны только дисциплинарно их командирами. То есть по желанию командира – может наказать, а может и нет. Пару нарядов даст на кухне, если крики девушки его разбудили, вот и всё. Этот приказ официальный, а немцы выполняют их в точности. Теперь спросите себя, когда немцы будут входить в наши населённые пункты, будут ли они пользоваться своим правом победителя, зная, что им за это ничего не будете?

– Это ложь, такого просто не может быть!

– Какой умный политрук, – вздохнул я. – Вчера и сегодня я участвовал в схватках с немецкими диверсантами, допрашивать тоже пришлось. Эта тема меня заинтересовала. Я допрашивал диверсантов из трёх разных групп, и все трое говорили одно и то же. То, что вы сейчас услышали. Сговориться они, естественно, не могли, значит, это правда.

– Да мы их всех осудим, расстреляем!

– А за что? – с наигранным удивлением приподнял я брови. – Как раз простые немецкие солдаты себя виноватыми в совершённых воинских преступлениях не чувствуют. Для примера, вот вам, товарищ политрук, приказали расстрелять детей. Вывели их, построили в шеренгу, дали пулемёт, сказали, что это дети врагов народа, и приказали расстрелять. Ваши действия?

– Я не буду стрелять, это же дети.

– Странно, остатки совести у вас всё же имеются. А вот немецкий солдат расстреляет. Причем особо не задумываясь и не колеблясь. Не думайте, что это бездушный человек или такая сволочь, просто он не считает, что именно он совершает преступление. По мнению солдата, преступник тот, кто отдал этот приказ, а он лишь исполнитель. Так что когда таких солдат будут судить, они действительно не будут считать себя виноватыми в тех преступлениях, в которых их обвиняют, и станут искренне недоумевать, почему на расстрел ведут их, а не командиров. Менталитет у них такой. Немцы другие. Не надо их равнять с нами. Именно поэтому и мы им кажемся странными. Насчёт восстания рабочих. Я согласен с вами, они могут восстать, но только когда наши войска окружат Берлин, и их семьям будет угрожать гибель. Тогда для их спасения, возможно, они восстанут. Но никогда раньше. Победители, а немцы считают себя победителями, на стороне проигравших никогда не будут.

– Но ведь не все такие подонки.

– Не все, – согласился я с политруком. – Есть действительно нормальные люди, но их единицы.

– А наши командиры? Встречаются же хорошие.

– Есть, я отрицать не буду. Более того, скажу, что сейчас их время. На данный момент в основном в частях командиры мирного времени. Это те, кто делает карьеру, мало интересуясь военным делом и задвигая в стороны тех, кто воевать умеет. Такие карьеристы, положив свои подразделения, бегут в тыл, а на первое место выходят те, кого они в мирное время задвигали в сторону. Пустив дурную кровь, Красная Армия возродится. Но ей для этого нужно пройти через горечь поражений, отступления и слезы гражданского населения, оставляемого на оккупированной территории на поругание противнику. Когда наша армия возродится, естественно, мы погоним немца в его логово, но до этого ещё очень далеко.

– Сколько? – прямо спросил политрук.

– Не месяцы. Годы. Эта война не на один год. Командир я кадровый, и для меня всё вокруг открытая книга, однако описывать то, что я вижу, вам уже не буду. И так вывалил на вас слишком много всего, боюсь, у вас предохранители в мозгах перегорят. Просто вы должны знать: шансов выкинуть немцев обратно на их территорию сейчас нет, некому воевать, так что уже сегодня вечером или завтра немцы будут тут и двинут дальше. Немедленно уходить в тыл приказывать я не буду, да и не получал я такого приказа, и чтобы бить немцев, мне он не нужен. Чтобы бить супостата, мне нужно превратить вас в некое подобие боевых подразделений. Не тех, которые я собираюсь активно использовать, в лагере, как я посмотрел, молодых нет, темп боя вам не выдержать, даже я с трудом его выдерживаю, значит, будем создавать из вас подразделения прикрытия. Это стрелковый батальон нового штатного состава, пара отдельных пулемётных рот, миномётные подразделения, артиллерия, снайперы, сапёры, бронебойщики, зенитчики, авторота, ремрота, ну и хозрота, естественно. То есть я буду создавать из вас подразделения для защиты тыла, ну и прикрытия боевых подразделений, если где они получат плюху и им придётся отступить под вашу защиту.

– А боевые подразделения откуда возьмутся? – поинтересовался Злобин.

– Сформирую из бойцов и командиров, попавших в окружение. Немцы, разбив наши подразделения, двинут дальше, оставив отлов попавших в окружение разбитых частей советских войск дивизиям, что следуют за ними, так сказать, второй волне. Вот из них я и сформирую боевые моторизованные подразделения.

– Что-то вы слишком много знаете, – снова буркнул политрук.

– Я кадровый командир новой формации, – улыбнулся я. – Я должен всё знать. Ладно, прояснив ситуацию и спустив вас на землю, чтобы не тешили себя несбыточными иллюзиями, что война быстро закончится, приступим к делу. Скоро ужин, а нам нужно сделать многое. Первое, сменить месторасположение лагеря. С воздуха его хорошо видно, странно, что вас до сих пор не разбомбили. Второе, усилить охрану лагеря. Я спокойно прошёл в лагерь, и на меня никто не обратил внимания, значит, на случай проникновения на территории лагеря должны ходить патрули, проверяя всех неизвестных. Ну, и наконец, главное – оснащение. В этом лесу находится около десяти складов, точнее одиннадцать. Горюче-смазочные нас пока не интересуют, хотя взвод бойцов для охраны послать следуют, старая охрана наверняка уже сбежала. К вечеру нужно менять расположение лагеря. Выслать на склады подразделения, чтобы получили форму, амуницию, оружие, боеприпасы и продовольствие. Давайте приступать…

И мы приступили. Командиры ещё обсуждали мою речь, некоторые покурить наружу для этого вышли, а мы со Злобиным и его штабными стали переписывать штаты лагеря, я собрался из этих партизан создать нормальное подразделение, часть Красной Армии. Благодаря полному отсутствию представителей западных областей, шанс был немалый. Кстати, интересное подразделение. Первым делом я стал формировать стрелковый батальон по штатам сорок пятого года, но перед этим послал три роты пока местного формирования к складам, выдав им бланки на получение разных нарядов, на случай если охрана на месте. Бланков у меня хватало, получил их вместе с печатью от погибшего интенданта. Написать, что нужно, поставить печать и с этим нарядами направить роты к нужным складам, мне труда не составило.

Кстати, Головин долго в штабной палатке не просидел. Как машины были разгружены, с новыми нарядами, но уже от меня, он поехал обратно к складам, продовольствие нам ещё было нужно, у меня тут огромная куча народа, а их всех кормить нужно, причём не раз в день. Да, в лесу два склада с продовольствием, но пока их побережём, с окружных будем брать, как это Головин в пошлый раз сделал. Он уже доложил, как они ехали, мои подсказки пригодились, дважды удавалось уйти от обстрела с воздуха, и люди и техника целые. Заодно узнал, откуда третья машина, выяснилось, что приблудная. Водитель потерялся, вот Головин и прибрал его вместе с машиной. Молодец, не растерялся. Кстати, Головина я назначил на миномётную батарею, вернется, вступит в должность. С его знаниями в математике ничего лучше мне было не подобрать. Пусть учится и осваивает новое для себя дело.

Приятно было видеть работающий штаб, бойцы и командиры бегали, кричали, подзывая посыльных, командовали. Лагерь наполовину опустел, роты получали задания и уходили. Некоторые возвращались уже после ужина. Мы тоже поужинали, а я так даже и побриться успел. Горячую воду в тазике принесли. Пользоваться такой бритвой я умел, похожая была, когда жил в Москве сорок седьмого, руку набил. Так что не оплошал с новым инструментом, трофей был отлично заточен. Как выяснилось, ни у кого из старших командиров не было ординарцев. Приказал выделить их всем из бойцов. В лагере было всего пятеро старших командиров, три капитана и два майора. Себя я тоже посчитал, соответственно, получил ординарца – сорокалетнего степенного мужчину с усами, как у Сталина. Именно он принёс мне от кухни ужин в моём котелке и горячую воду для бритья. Вот спальное место готовить не стал, ночевать в лагере я не собирался, но и боец стал собираться со мной. Куда я, туда и он.

До наступления ужина три роты ушло к складам, часть приняли пищу после возвращения, а тем, кто остался в охране, отнесли сухпайки. Кстати, приходили бойцы Зацепина, быстро поужинали горячим, получили полные мешки пайков и ушли обратно, перегруженные, как мулы. Ладно, хоть на сто двадцать бойцов несли пайков, часть старлей всё же оставил из озвученных мной специалистов. Пока не формируя сапёрную роту, я отправил девятую роту местного формирования к месту нового лагеря. Там был родник, то есть вода имелась, задача у командира роты – расчистить от кустарника большую площадку для лагеря. Устанавливать засеки и копать окопы будут позже. Пусть пока место подготавливает. На всю роту шанцевого инструмента не было, учебного материала едва на два взвода набиралось, но и этого хватит, свободных на переносе и чистке территории можно использовать.

Другая рота, десятая, сворачивала палатки и подготавливала лагерь к передислокации. Ну, а мы со Злобином и его штабными на бумагах писали новые штатные единицы подразделений. Я их уже перечислял, теперь командиры опрашивали бойцов по их гражданским специальностям, и мы по этим спискам и формировали подразделения. В общем, был поначалу сформирован штаб со всеми отделами. Начштаба я поставил Злобина, он эту лямку вполне потянет. Старшим по политработе – старшего политрука Боброва. Перед назначением намекнул, что с ним будет, если он на мою стезю полезет. Его задача – мотивация людей, а командовать я сам буду. Вот пусть и занимается. Естественно, будь это кадровая часть, меня послали бы далеко и надолго, мол, так не делается, но эти бойцы и командиры безропотно выполняли все, что я приказывал, считая, что раз отдаю такие приказы, значит, так и надо. Да и то, что я обеспечил их пищей, показывало, что и на деле я неплохой командир.

Так вот, Злобину нужно было сформировать стрелковый батальон, штатные единицы его я описал. Роты не в сто пятьдесят человек, а в сто. Взводы по тридцать бойцов плюс отдельные подразделения в виде бронебойщиков и один зенитный крупнокалиберный пулемёт. Это ещё я не считаю санинструктора и снайпера, положенных в роте по штату. Всего в батальоне должно было насчитываться пятьсот шестьдесят бойцов и командиров. Туда входили все. И противотанковая батарея, и зенитная, и другие тыловые подразделения батальона, включая штаб. Три роты, миномётная батарея, пулемётная рота. Всё по штатам сорок пятого года. Разве что пулемётную роту я раздул да разведвзвод приказал сформировать. Сейчас в штатном составе советских батальонов разведвзводов не было, только в полках, они позже появятся.

Командиром батальона я поставил капитана Ткачёва, он мне показался самым толковым, штаб батальона формировал Злобин. Командиров вот ставил я после собеседования. Капитан Горкин стал командиром техроты. Как оказалось, он был начальником ремонтной базы на гражданке, сейчас подчинённых набирал. Единицы, но они стекались к нему. Капитан Иванов был мной назначен командиром сапёрной роты, он имел инженерные знания. Сейчас эти подразделения формировались. Старшие лейтенанты Ермолаев и Усланбеков встали во главе пулемётных рот. Потом назначал командиров миномётных, артиллерийских и зенитных батарей, тасуя людей и личный состав. Командиром хозроты вообще младший лейтенант стал. Мужику сорок лет, но я посчитал, что он будет на своём месте.

Частично лагерь уже начали переносить на новое место, на руках бойцы уже перекатили в новое расположение три полевые кухни, остальные готовили к передислокации, палатки уже все свёрнуты были, когда стали возвращаться первые ходоки к складам, их сразу направляли к кухням, повара ждали на ужин. Те, кто был на продовольственном складе, поужинали на месте, такое разрешение я им дал, но от горячего всё равно не отказались. Так вот, три роты побывали на четырёх складах. Первым был склад по стрелковому вооружению и боеприпасами, так что все три роты были вооружены и принесли с собой вооружения ещё на триста человек. Потом склад амуниции, соответственно, все четыреста пятьдесят бойцов переоделись в форму, фурнитуру пока не пришивали, времени не было, но она у них была. Форму, сапоги, ремни, скатки, каски, котелки и сидоры они получили в полной мере. Даже часть принесли в лагерь, но на сто бойцов, не более. Нужно ещё несколько ходок сделать. И склад тяжёлого стрелкового вооружения, там же и миномёты были. В результате были принесены четыре ДШК на зенитных треногах, четыре батальонных миномёта, четыре «сорокапятки». Парни, что те мулы, всё несли на себе или катили на колёсах, например, пушки. Я сразу приказал передать по паре единиц тяжёлого вооружения в формирующиеся подразделения для изучения и освоения. До штата вооружением пополним позже. Пока пусть этот учебный материал изучают. На всех складах была оставлена охрана, а так только на складе тяжёлого вооружения была старая охрана, остальные действительно её покинули. Я даже удивился, что так рано. Конечно, командиры поругались со старой охраной, те пускать не хотели, но наши потрясли нарядами на получение и всё же смогли проникнуть на склад, ну и вынесли всё, что нужно. Даже продовольствие подкинули с другого склада, а то местные тоже на голодном пайке сидели.

Теперь мы формировали небольшие группы, которые направят к остальным складам для охраны, где мы ещё не бывали.

В общем, подразделения формировались, усиленные посты охраняли территорию обоих лагерей. Шла передислокация, роты снова ушли к складам, а я, убедившись, что дело идёт, Злобин с подчинёнными вполне справляются, сообщил, что отправляюсь на боевую операцию, к месту засады. Приказ командира закон, тут это понимали, так что, забрав пять посыльных из роты связи и своего ординарца, я направился в сторону месторасположения роты Зацепина. Кстати, из той формы, что принесли со складов, Злобин сразу одел штабных бойцов. Все посыльные со мной ходили в форме, с фурнитурой, всё как положено, даже мой ординарец щеголял в новенькой, ещё не обмявшейся форме с карабином за спиной. У посыльных тоже были карабины.

Покинув лагерь, я повёл бойцов за собой, дороги они не знали. Надеюсь, успеем. Пришлось задержаться в штабе, много работы было, которую следовало выполнить, однако теперь я свободен, и можно выходить на дело. Искоса посмотрев на политрука, что шёл слева от меня, я только вздохнул. Этот политработник был мной назначен на батальон, но решил сходить со мной, вызвался добровольцем. Причин отказать я не видел, поэтому нехотя дал согласие. Надеюсь, проблем от него не будет, а если он решил побывать в настоящем бою, что ж, это его решение.

Дошли мы нормально, без приключений. Одного посыльного я сразу отправил обратно, дорогу он запомнил. Думаю, к моменту его возвращения уже стемнеет, да и часть передислоцируется на новое место. Сейчас Злобин должен окружить новое расположение часовыми и секретами. Так же и у складов. Пока на этом всё. Полученное мной подразделение не обучено и нормально не сформировано, вот и будут завтра с утра продолжать пополнять подразделения бойцами, командирами и вооружением. А также составлять планы изучения нового, пока не известного вооружения, и тренировок на совместную работу. Это и в бою можно освоить, а вот оружие изучить нужно хорошо. Тренировать стрельбу тоже придётся в бою, тут другого выхода не было.

Как я уже сказал, дошли нормально. Нас на подходе окликнул часовой, опознались, и разводящий привёл в расположение роты. Отправив одного посыльного обратно, я приказал Зацепину докладывать по ситуации на дороге:

– Сначала наши отходили, было много санитарных машин, там дальше с воздуха немцы расстреляли санитарную колонну.

– Вмешивались?

– Они не одни шли, раненых собрали, а убитых сложили на обочине, хоронить было некому. Мы своё положение не выдавали.

– Дальше.

– Час назад пролетело несколько всадников. Наши кавалеристы. После этого тишина, полчаса дорога пуста была. Потом немцы показались. Шесть мотоциклов с колясками и пулемётами. Проехали в одну сторону, но не возвращались. Больше никого не было. Ждём. Бойцы отдыхают, наблюдатели бдят. Поднять роту и занять позиции – минутное дело. Окопы подготовлены, пулемётчики разметили сектора стрельбы. Позиция отличная для засады.

– Это да, – согласился я и, посмотрев на заходящее солнце, сказал: – Прикажите роте отдыхать, усильте посты охранения. Немцев сегодня не будет. Не успели они. А вот завтра с утра фрицев тут будет много.

– А почему фрицев, товарищ майор?

– В Испании у нас был случай, окружили роту противника, те сдались. Начали допрашивать, оказались немецкие добровольцы, и через второго – Фриц. С тех пор и повелось, где немец, там Фриц.

– Хорошо, товарищ майор, сейчас отдам распоряжения, и осмотрим позиции.

Подозвав второго посыльного, я быстро написал записку и передал ему с наказом вручить Злобину. Ничего особенного там не было. Просил выделить шесть бойцов с ручными пулемётами и запасом патронов, а также выделить одну из двух зенитных батарей. Обе уже были сформированы и получили по два ДШК, вот их я завтра и хотел использовать. В начале войны танки в основной своей массе у немцев лёгкие, и такая крупнокалиберная пуля бьёт их навылет. Шанс такой упускать нельзя. Подумав, я дописал, чтобы обе батареи прислали. Уж получать опыт в практической стрельбе так получать. Посыльный убежал, начало темнеть, но я надеялся, что он найдёт лагерь, мне специально отобрали бойцов, умеющих ходить по лесу. Насчёт ночных прогулок не скажу, но бежал тот уверенно.

После этого я минут пятнадцать в сопровождении Зацепина и его взводных ходил по позициям, изучал их. Остался доволен, хотя и нашёл несколько недостатков, велел поправить маскировку и вырыть три дополнительных ячейки. После этого разметил позиции для крупнокалиберных пулемётов и для ручников. Один взвод был поднят и начал готовить новые позиции. Среди вооружения нашлись на ремнях погибших и малые пехотные лопатки, так что чем копать, в роте имелось. За пару часов позиции приготовят, а завтра встретим супостата со всей пролетарской яростью.

Когда стемнело, я подозвал красноармейца Бабочкина – несмотря на отданный приказ отбоя для двух других взводов, тот не спал – и сообщил бойцу, что ему выпала честь стать заряжающим, велел ему лезть за мной следом в танк. Политрук мне не мешал, хотя и ходил хвостиком, изучая все мои приказы и слушая, о чём говорят бойцы. Сам провёл небольшую политинформацию. Бойцы устали, поэтому и небольшую. Даже сейчас, когда я учил Бабочкина закидывать небольшие снарядики в патронник, показывая, где бронебойные, а где осколочные, он сверху заглядывал к нам в открытый люк. Благодаря освещению в боевом отсеке, работающему от аккумулятора, наблюдал за всеми нашими действиями.

Убедившись, что Бабочкин вполне толково перезаряжает, я немного потренировал его на скорость, приучая после перезарядки нужно орать: «Готово!» После чего отпустил отдыхать. Покинув боевой отсек танка, я выслушал ординарца. Он мне спальное место подготовил. Один из командиров отделений был дежурным. Он был осведомлён о скором подходе подкрепления с тяжёлым вооружением и ждал их. Часовые тоже были осведомлены. После этого я направился следом за ординарцем. Политруку приготовили спальное место рядом с моим. Необходимые распоряжение на утро были отданы, так что я скинул френч и сапоги и спокойно уснул на плащ-палатке, кинутой на лапник, прикрываясь шинелью ординарца.

Ночь прошла спокойно, хотя в полночь меня и разбудили команды и шум прибывшего пополнения, но те быстро угомонились. Им показали место, где были приготовлены спальные места. Тот же нарубленный лапник, так что по прибытии те сразу завалились спать. Лишь часовые похрустывали ветками, да пара пулеметных секретов бдили. На этом всё. Разбудили меня уже утром.

Пока ординарец поливал мне умыться, я слушал доклад Зацепина. Прибывших бойцов уже разместили на позиции, то есть показали им окопчики. Те установили пулемёты, подвигали стволами, держа дорогу на прицеле, и признали позиции годными. Ишь, привереды какие. Пополнение притягивало взгляд своей новой формой и вооружением, в отличие от расхристанных махновцев Зацепина. Завтрак, вокруг только и слышался стук ложек о стенки консервных банок и хруст галет. Под утро к нам доставили сухпай.

После завтрака я проверил позиции и, собрав полукругом зенитчиков, было почти шестьдесят человек, стал учить их обращаться с оружием, при мне они разобрали его и собрали, но это они уже и сами освоили, когда консервационную смазку убирали. Но главное, я пояснил им, каков должен быть темп стрельбы, и заметно расстроил тем, что стрелять можно только короткими очередями. Иначе ствол можно загубить. На это я упирал, поясняя командам расчетов, чтобы били по спинам наводчиков, если те увлекутся стрельбой длинными очередями.

Как раз когда заканчивалась учёба и те, вернув пулемёт на позицию, снаряжали в него ленту, прибежал наблюдатель от дороги. Едут. Шесть утра, нормально. Рота тут же заняла позиции, но всем известно – мой выстрел первый. Пулемётчикам я поставил свои задания, тем двум зениткам, что стояли на правом фланге, бить только по замыкающим машинам, если я сразу не смогу подбить их, чтобы закупорить дорогу. Первый выстрел будет по передовой машине. Это естественно. Остальные должны прочёсывать колонну от начала до конца. Я уже всё прикинул, от того места, где я подобью первую машину, и до поворота, где должна быть подбита замыкающая, длина дороги триста метров, все, что на ней, нужно уничтожить плотным огнём. Я уже объяснил роте стрелков, куда и почему они должны целиться. Были собраны все патроны с зажигательными пулями. Их выдали лучшим стрелкам. Целиться те должны в топливные баки автомашин, в канистры на броне танков и бронетранспортёров. Если будут мотоциклы, то и в их баки. В общем, подготовились.

Нырнув в башенный люк танка, устроился на месте наводчика. Бабочкин уже был на месте. Держал в руках два снаряда, бронебойный и осколочный. Он пока не знал, какой я прикажу зарядить. Сначала показалась пыль над дорогой. Вот в прицеле мелькнули мотоциклисты, пролетев участок, что мы держали под прицелом, потом передовой дозор из бронетранспортёра, ещё двух мотоциклов и танка, «двойки». Их мы тоже пропустили, и те, пыля по дороге, стали удаляться в сторону села Марьино. Гул всё приближался, и наконец, появилась колонна.

– Моторизованная колонна, не танковая, – пробормотал я и приказал: – Бронебойный.

– Готово, – почти мгновенно последовал ответ и удар по правому плечу – это дополнительное подтверждение, что зарядка произведена. Бывает временная глухота во время стрельбы. Хорошо вчера боец усвоил урок, не подвёл.

Колонна действительно была мотопехотная, с небольшим усилением из танков. Один был в передовом дозоре, и ещё три однотипные шли впереди колонны. Вполне возможно, эта техника приписана к той части, что шла к нам. Но честно говоря, я порадовался, что танки лёгкие, а не средние вроде «троек» и «четвёрок». Эти для моей пушечки серьёзные противники. Поворот дороги в этом месте скрывался за бугром. Когда первый танк повернулся бортом, прозвучал хлопок выстрела, и снаряд, мелькнув огненной линией, впился в борт у машинного отделения. Выстрел был удачным, «двойка» сразу вспыхнула и зачадила, перекрыв дорогу. Можно было его объехать с двух сторон, ширина дорожного полотна это позволяла, но я не дал. Пушечка нашего танка хлопала не переставая.

– Готово! – крикнул Борисов.

Нас выстрелом действительно слегка оглушило, но по сравнению со стрельбой в башне «тридцатьчетвёрки» или КВ, особенно «двойки», это почти ничто. Однако стреляли не мы одни, ручные пулеметы полосовали пунктирами тенты грузовиков, из которых горохом сыпалась пехота, некоторые падали и уже не вставали, где их настигли пули. Вспыхнуло три машины у поворота, тут зенитчики постарались. Колонна оказалась заперта, местность открытая, спрятаться можно только за техникой, но даже пули мосинок пробивали грузовики насквозь. После перезарядки я навёл прицел на второй танк, сдавший немного назад и поворачивающий башню в нашу сторону. Причём мехвод повернул к нам машину лобовой бронёй. Ничего, снаряд наш его взял. Танк дёрнулся и задом сполз в болото, задрав пушку в небо. Вот третий танк молотил по опушке из автоматической пушки, поэтому, почувствовав толчок в плечо, я сразу выстрелил. Потом второй, но лишь на третий раз из люков задымило, и пушка этой машины смолкла. Кстати, кто-то из зенитчиков тоже дал очередь по этому танку. Я видел искры рикошетов. Добив парой снарядов тот танк, что сполз в болото, чтобы он тоже задымил, стал выискивать новые цели.

Дальше шли осколочные, которыми я расстреливал грузовики, выводя один за другим из строя. Колонну почти всю затянуло дымом, что мешало вести прицельную стрельбу. Оттуда тоже активно отвечали, хотя огонь противника и стихал, но я всё равно выпускал снаряд за снарядом, где видел вспышки выстрелов. Вспомнив о сигнале, я выбросил из башни, чтобы та повисла за ней, белую тряпку. Это не был сигнал к сдаче, что было, тем и сигналил. Это был приказ на организованный отход. Рота с зенитчиками уходили. В прикрытии остались только пулемётчики и мы.

То, что приказ выполняется, я услышал быстро, между хлопками выстрелов пушек я различал только работу нескольких ручников. Ну, всё, пару минут дали, можно и нам уходить. Всего на бой с первого выстрела ушло у нас чуть больше десяти минут, но одно можно сказать точно: целой техники на дороге не имелось, умаются её чистить, да и потери у немцев были ошеломительными. За сто солдат и офицеров точно. Это по самим скромным подсчётам. Уверен, их больше было.

Тянуть действительно было нельзя, немцы уже оправились от неожиданности, в ловушку вошла не вся колонна, она была длинная, так что офицеры уже наверняка направили в обход пару рот. Встречаться с ними не хотелось, поэтому броском покинув танк через башенный люк – рядом свалился Бабочкин, чуть не попав мне стволом карабина в грудь, – мы побежали вглубь леса. Командирский свисток, которым я на ходу подавал сигналы пулемётчикам, выдавал пронзительные трели. Меня слышали, огонь стихал, и среди стволов замелькали отходящие пулемётчики. Ушли мы вовремя. Оказалось, вернулся передовой дозор, и несколькими очередями «двойка» подожгла БТ-2. Хороший был танк, многое сделал. Не каждая «тридцатьчетвёрка» могла таким уловом и добычей похвастаться.

Быстро догнав роту Зацепина и зенитчиков, мы провели перекличку. Пулемётчики отошли все, это радовало. Потери были, вот это огорчало. У зенитчиков трое убитых, шесть раненых. В роте девять убитых и семь раненых. Немцы, оказывается, миномётами садить начали из-за косогора, я не заметил в танке. После более качественной перевязки построившись в колонну, всё же победители шли, выслав дозоры, мы направились в сторону лагеря. На полпути нам встретился посыльный, который передал приказ как можно быстрее вернуться в лагерь. От посыльного я узнал, что к нам прибыл комдив Котов, я даже переспросил, точно ли Котов. Оказалось, точно. Это был тот комдив, что впихнул меня в командование партизанами. Так вот, полковник принимал на себя командование частью, забирая всех, кто был в наличии, для пополнения побитой дивизии. Даже отозвал секреты от складов, мы одни остались.

Пришлось прибавить шаг, и через полчаса мы оказались в распоряжении. Там уже последние приготовления шли. Комдив с остатками своего штаба – начштаба погиб – также готовился к уходу. Обрадовавшись, что мы успели, полковник отправил роту Зацепина и зенитчиков дальше, за уже уходящими подразделениями, а мне велел докладывать. Описав, что стало с колонной после нашей засады, я вызывал неподдельную радость комдива.

– Ты извини, майор, что я твоих партизан забираю. Но дивизия понесла тяжелейшие потери, а ближайшее пополнение только из твоих людей. Ты с нами?

– Нет, я останусь, – покачал я головой.

– Товарищ полковник, – сказал вдруг мой ординарец. – Разрешите с товарищем майором остаться.

– Оставайся, – отмахнулся тот, после чего, быстро попрощавшись, запрыгнул в свою «эмку» и направился за тремя нашими полуторками, груженными до самого верха. Ко всем трём походные кухни были прицеплены. В одну машину раненых положили, в двух других, видимо, боеприпасы и продовольствие, судя по ящикам.

Покосившись на ординарца, я спросил:

– Зачем?

– С вами спокойнее, надёжный вы.

– Ясно.

Услышав треск веток, я резко повернулся, не знаю как, у меня в руке вдруг возник пистолет, но это оказался Бабочкин, всё ещё носивший комбез и шлемофон танкиста. Браво поправив ремень карабина на плече, он промаршировал ко мне, и сказал:

– Товарищ майор, разрешите с вами остаться.

– Разрешаю, – по-доброму улыбнулся я.

Всё же команда у меня начала формироваться. Жаль, что комдив всех партизан увёл, думаю, их быстро нагонят и рассеют, частично уничтожив, но я только желал парням удачи. Видимо, судьбой было начертано, что у них теперь своя война, а у меня своя.

– Уходим, – скомандовал я и, подхватив свой сидор, зашагал в лес, оба бойца направились следом за мной. Пока немцы не взяли склады под контроль, нужно к ним наведаться.

Честно говоря, такого облома я не ожидал, столько планов было реорганизации. Немцы бы в лес не полезли, и я бы за неделю довёл подразделение до кондиции. А если бы даже полезли, я бы легко показал, кто тут хозяин, дорога до лагеря узкая, засаду организовать легко, мины есть, правда, сапёров не было их устанавливать, но я немного разбирался, на полигоне мы их тоже использовали, проверяли опытные машины на подрывы. Схему повреждений писали, чтобы усилить днища или ходовые механизмы. Вот так планы строишь, строишь, хоп, и такой облом. Кто этого комдива к нам привёл, чего немцы так оплошали и упустили его? Мне вот этот Котов с первого взгляда показался как раз из тех командиров, которых я называл старой формации. Уверен, торопя свои части к границе, он даже зенитным прикрытием не озаботился, в пехотных колоннах я ни одной зенитки не видел, только у него в штабе было две штуки. Избиваемые с воздуха колонны, деморализованные, с потерями, по соприкосновении с противником кидал с ходу на убой. Пока у него они не закончились. А тут вспомнил о моих ребятах, скотина. Нет, знал бы, что он появится, при приближении всего один выстрел, и проблема была бы снята, но прибыл я поздно, когда он уже отправил подразделения в дорогу. Мы самый хвост выходящей из лагеря колонны застали. Да и Злобин, начни я с ним ругаться и махаться на кулаках, меня бы не понял. По мнению местных командиров, у кого больше шпал, тот и прав. И что мне форма генерала не досталась, таких бы дел здесь натворил! Жаль, возраст не подходит её носить, майора еле-еле натянул, выше уже не получится. Действительно жаль.

На продовольственном складе никого не было. При нас было три сидора и мой чемодан. Вскрывая ящики, мы отобрали всё, что возьмём с собой. Я переложил всё, что мне пригодится в дороге, в сидор, включая бритвенный набор, частично заполнил свободное место банками с тушёнкой и пачками галет. В походе высококалорийная еда пригодится. В котелок, который убрал туда же в сидор, сложил пачку заварки и пачку сахара. Вытряхнув из чемодана всё ненужное, я отдал его ординарцу. Тот использовал чемодан для переноски остального продовольствия. Набрал круп, чтобы похлёбки варить, разбавил банками с консервами, сухарями и галетами. Всё в разных пропорциях, но много не брал, чтобы не перегрузить, ручка-то одна, нести тяжело будет. В свои сидоры они с Бабочкиным тоже покидали консервов, галет. Ну, и крупы.

Помимо этого они вынесли шесть ящиков с тушёнкой и спрятали их в лесу. Это НЗ, вдруг придётся вернуться, а тут будут немцы. Унесли метров на триста и спрятали в кустарнике. Я сам место искал для схрона. Очень удобное, не каждый туда залезет, шипов побоятся. Тут же мы плотно поели, хотя до обеда ещё часа три было. Вот со складом вооружения был откровенный облом, там уже немцы хозяйничали. Шустро они склады под себя подгребают. Отдельно были сложены штабеля с гранатами, поэтому, проинструктировав Бабочкина, я отправил его по-пластунски к ним, выдав гранату. Тот должен был пролезть под колючей проволокой ограждения, зажать это ребристое яйцо между ящиками и вытащить предохранительное кольцо. Кто-нибудь ящики потревожит, чека освободится, и бум. Возможно, другие гранаты и не сработают, скорее всего, так и будет, но надежда имелась. И чего комдив не приказал всё тут уничтожить перед уходом? Так торопился в тыл свалить, что про всё забыл? Помню, как его глаза испуганно бегали во время нашего общения, он встряхнулся, только когда я рассказал, как мы немцев кровью умыли. Ладно, чёрт с этим комдивом. Перевёрнутая страница, а вот нам нужно было торопиться.

Как только Бабочкин вернулся, я приказал:

– Уходим. У нас дел на сегодня немерено.

В этот раз на опушку мы вышли в полукилометре от места засады, дорогу ещё не освободили, что меня откровенно порадовало, там только-только бульдозер какой-то инженерной части начал сталкивать горелые перекрученные куски металла, ранее бывшие автомобилями, с дороги в болото. Дозорная группа, которая опоздала с возвращением к месту засады, стояла всё там же, у места боя. На опушке были секреты, я видел пулемётную позицию.

Опустив бинокль, я сказал двум своим подчинённым:

– Значит, слушаем приказ. Видите ту низину в поле? Она не просматривается со стороны немцев. Наша задача: по ней дойти вот до той группы тяжелых танков. В данном случае нас интересует тот, что на вид не повреждён, а не тот, у которого башня на корму сползла. Там по ситуации определимся. Вперёд.

Мы обошли кустарник и пригнулись, чтобы нас не заметили, но дальше уже шли в полный рост, когда вышли за пределы наблюдения противником. Но у дороги шестьдесят метров ползли по-пластунски. Я не хотел, чтобы нас увидели. Добрались нормально, Михалыч, то есть красноармеец Лосев, мой ординарец, по очереди с Бабочкиным перетаскивали чемодан. Тут его волоком тянули, не заботясь, что станет с его внешним видом. Я от чемодана отказался, и мне было всё равно, что с ним сделают.

Вот с танком был облом. На вид, не считая свежих осколочных царапин на броне, он был целым, ствол пушки тоже, но люки закрыты, а ключа у меня не имелось. Оставив обоих бойцов у кормы танка, я пополз к следующему. До него было сто пятьдесят метров. Там мне повезло, в забрызганном кровью боевом отсеке я в сумке командира нашёл всё, что требовалось. Более того, проверил боезапас в танке. Он был полон, и в случае нужды его можно будет тут позаимствовать. Хороший склад. Прихватив также пару снаряжённых дисков к пулемётам – как я видел по стволам, в запертом танке всё было на месте, а вот в повреждённом пулеметы частично демонтировали. Подумав, взял ещё свёрток с запасным комбезом, второй был кровью залит, и запасной шлемофон. Интересно, куда похоронная команда эти ДТ дела, что-то я в куче собранного вооружения их не видел? Или танкисты забрали? Не знаю.

Вернувшись, я передал диски, после чего развернул комбез. К сожалению, не мой размер. А вот Лосеву подходит. Велел ему переодеться и сменить пилотку на шлемофон. После этого велел бойцам пока ждать, сам быстро забрался на броню и укрылся за башней. Не хотел, чтобы меня заметили. После чего на миг выглянул, сунул ключ в скважину и снова спрятался, но, дотянувшись рукой, повернул. Всё, командирский люк открыт. Убрав ключ в карман, я быстро открыл люк и вниз головой скользнул внутрь и прикрыл крышку люка. Фуражка упала с моей головы, но не страшно. Страшнее было то, что внутри дышать было невозможно, по всему телу сразу выступил пот, пропитав форму. Жара и духота внутри царили жуткие. Пришлось люк оставить полуоткрытым, чтобы хоть какая-то вентиляция была.

К счастью, экипажа не было, а то я уж думал, что он погиб и остался внутри. Нет, лишь смазанный след крови на одном из снарядов, и всё, пусто. Проверив оружие – оно было в порядке, прицел и замок на месте, – повернул маховики наводки в сторону колонны, там уже закончили с расчисткой и пустили вперёд танки. Ухохотаться можно, чешские «тридцать пятые» где-то нашли. Хотя вот ещё пара «тридцать восьмых» идёт, следом грузовики с пехотой.

Приоткрыв люк, я скомандовал:

– Бойцы, ко мне.

Сперва внутрь неловко протиснулся Бабочкин, стукнув мне по колену прикладом карабина, свой и мой сидоры он держал в руках. Отобрав их, я кинул на место мехвода – нет времени, нужно поторопиться. Потом ординарец полез. Этот вообще в люке умудрился застрять. И ведь чемодан хотел взять, ладно, я заметил, велел у кормы оставить. Наконец Лосев протиснулся в люк и стал с интересом осматриваться в очень тесном для нас боевом отсеке. В ребристом шлеме, он теперь ничем не отличался от современных советских танкистов. Ремень с подсумками он надел поверх комбеза, им и зацепился в люке. Отправив его сидор к нашим, я показал, куда поставить оружие и разместиться самому. Лосев должен с места командира наблюдать за окрестностями, чтобы к нам не подкрались, и сообщать мне, где самые жирные цели. То есть он у нас будет наблюдателем.

– Значит, так, бойцы. Немецкая колонна идёт к нам, следовательно, нужно её остановить. Красноармеец Бабочкин, вы снова становитесь заряжающим, только в этот раз снаряды потяжелее, и бухает пушка куда громче. Это осколочные, перед тем как уложить снаряд в приёмник, нужно открутить колпачок. Вот это бронебойный, показываю, как снаряжать…

Немного изогнувшись, с места наводчика я зарядил пушку, указав, где бронебойные снаряды, а где осколочные. Других тут не было. Осколочных, к счастью, больше всего, танков у немцев не так и много. Всего одиннадцать штук общим числом. Тут я считаю и «двойку» из передового дозора. Кстати, ей до нас метров сто осталось. Близко мы передовой дозор подпустили. Подключить шлемофоны я не успел, хотя и нашёл в этой машине запасной, который сменил на свою фуражку. Но начался бой. Первый выстрел, естественно, был мой.

Бронебойный снаряд, пройдя тонкую лобовую броню «двойки», как мне кажется, даже выбил через корму двигатель, что-то за ним такое массивное закрутилось по дороге. Потом осколочным выстрелом я поразил грузовик с солдатами, что шёл за танком. В кабину попал. Третьим в передовом дозоре был бронетранспортёр. В этот раз, как было видно, он немного видоизменился, грузовик с солдатами добавился. В кратких промежутках, пока Бабочкин перезаряжал пушку, я успевал пострелять из спаренного с орудием пулемёта, именно так уничтожил двух мотоциклистов. Тут пистолетная дистанция, у них не было шансов. А также проредил уцелевшую пехоту, залёгшую у машины. Их немного уцелело, выстрел я сделал по кабине, но досталось и кузову, так что часть пассажиров там превратились в фарш, вторым выстрелом развалил машину, а вот следующим и бронетранспортёр достал. Болванка пробила двигатель, и тот зачадил. Всё, с передовым дозором покончено, хотя оттуда и доносится редкая стрельба. Звон пуль по броне был хорошо слышен. Однако я не отвлекался, так как перенёс огонь на основную группу. Бабочкин заметно освоился и кидал в приёмник снаряд за снарядом. В танке было душно, вентиляторы не работали, поэтому я велел Лосеву открыть люк и выкидывать гильзы наружу, что тот, изредка отвлекаясь от наблюдения в перископы, и делал.

Дальше я стрелял в основном только из бронебойных, поражая чешские танки один за другим. Те по мне тоже стреляли, грохотали по броне их снаряды. Меткие гады, на редких остановках успевали выпустить по снаряду. Танки немцев уже вышли из бутылочного горлышка, где я устроил их мотопехоте утром засаду, и, растекаясь по полю в линию, пошли в атаку, прикрывая колонну на дороге. Зря, я двумя выстрелами, выпустив осколочные снаряды, снова закрыл проезд, подбив бронетранспортёр и грузовик в самом узком месте. Потом занялся танками. С каждым выстрелом очередная чешская машина замирала, когда мёртвой горой, а когда выкидывая из люков дымы, изредка с языками огня. Последние два я поразил чуть ли не в упор, шустрые. Быстро до меня добрались. После этого открыл огонь по стоявшей колонне. Было видно, что командиры этой части решили отвести её обратно, в конце машины сдавали назад и начали уходить за поворот, там дальше я уже не видел. Тут я действительно немного просчитался, нужно было снова подбить машину в конце колонны, чтобы остальные запереть на дороге, которая передо мной как на ладони лежала. Грузовики и два бронетранспортёра мне бока подставили. В принципе, немцы успели отвести всех солдат и вывести пока только пять или шесть грузовиков. Вот остальные я не упустил. Подбил всё же крайний, который не успел уйти за поворот, после чего прицельно стал уничтожать осколочными снарядами остальные грузовики, превращая их в груды металла. Шестнадцать грузовиков огнём и металлом снёс с дороги. Жаль, потерь в живой силе я им значительных не нанёс, успели они свою мотопехоту отвести в укрытие, пока я танки выбивал. Кстати, на десять танков – тот из передового дозора я не считаю – у меня ушло шестнадцать снарядов. Обычно по одному на танк, но тут болванка, пробивая броню, улетала дальше, а «чех» двигается и продолжает стрелять, приходилось по нему бить ещё раз. Да один раз болванка в рикошет ушла, а так лёгкая броня немецкой техники наши снаряды не держала. Один хитрый «чех» ушёл в сторону и укрылся за лежавшей на боку «тридцатьчетвёркой» – пытался спрятаться от губительного огня. Но весь корпус спрятать не смог, корма торчала. Вот я в корму и засандалил снаряд. Теперь танк красиво дымит.

– Шабаш, сдулись немцы, – громко сказал я и закашлялся от сухого, раздирающего горло порохового дыма. – Помогли мы нашим уйти, немцы их теперь не скоро догонят.

Бабочкин, что подхватил очередной снаряд, выпустил его из рук и без сил привалился плечом к боеукладке, устало и счастливо улыбаясь. Его закопчённое лицо так и светилось радостью.

– Как мы их, командир, хорошо сделали?

– На нас троих можно записать одиннадцать танков, четыре бронетранспортёра, два десятка грузовиков и два мотоцикла с колясками и пулемётами, – устало привалившись на спинку сиденья наводчика, стал перечислять я. – Это всё наше. В живой силе не скажу, но с сотню точно должно быть. Я пулемётами по грузовику прошёлся, танкистов расстреливал, когда они, как тараканы, из танков выпрыгивали, да и на дороге тоже зацепить должен был. Есть у немцев потери, и не только в технике. Будь уверен.

– Командир, – стукнул меня Лосев в левое плечо. – Немцы.

Они с Борисовым оба плеча мне отбили. Один подтверждал, когда перезаряжал, второй привлекал внимание к цели. Бывало, действительно выводил на жирную и интересную цель.

– Где? – насторожился я.

– Сзади, мотоциклисты.

Быстро посмотрев в приборы, я зло усмехнулся. Два мотоцикла неслись к нам. Седоки, что находились за водителями, держали в руках связки гранат. Ага, лихим наскоком решили нас взять. Связками – это бесполезно. Я даже башню разворачивать не стал, только чуть подправил и ударил из кормового пулемёта. Срезал сперва одну пару – коляски были пустыми, даже пулемёты сняли, потом и вторую. Один мотоцикл кувыркнулся, а второй, замедлив ход, задёргался и заглох. Я специально так стрелял, чтобы не повредить технику, свалим на ней, когда будет такая возможность. Мотоциклы вездеходные, и по полю без проблем пройдут.

Всё же башню разворачивать пришлось, дальше на дороге стояли ещё мотоциклисты, наблюдавшие за результатом лихого наскока. Увидев, что тот не получился, а башня начала поворачиваться к ним, мотоциклисты развернулись и рванули назад. Три успели уйти за холм, а вот четвёртого я перехватил. Осколочный снаряд рванул рядом, вторым я добил мотоцикл, детали и куски тел экипажа полетели в разные стороны. Удачно попал, несмотря на расстояние в полтора километра.

– Так, бойцы, у нас отличный шанс заиметь рабочую технику. Сейчас оба покидаете танк и бегом к мотоциклу, своё оружие можете не брать, там трофеи будут. Мотоцикл угоните в низину, по которой мы шли, оставите в ней. После этого бегом к подбитому танку, второму КВ, нужно пополнить боезапас. А я вас прикрою.

Объяснив Бабочкину, как переключать на мотоцикле скорости, чтобы на нейтральную поставил, а то оба бойца дел с мотоциклами не имели, я тут же дёрнул Лосева на место, он собирался покинуть машину через командирский люк. Сделал я это вовремя. В двадцати метрах от правого борта вырос куст миномётного разрыва. Дальше немцы стали сыпать мины градом, поэтому покидать танк смысла не было, а люки закрыли, оставив у одного щель, я показал красноармейцам, как надо держать люк не запертым, на одном ремне. Делать было нечего, калибр у мины мелковат, хотя после одного случайного попадания звон в ушах долго стоял. Я перезарядил пулемёты, перебрался на место стрелка-радиста и, подобрав тюк с запасным комбезом, расстелил его. Почти мой размер. Медлить не стал, стянул сапоги, надел комбез прямо на форму, после чего вернул сапоги, поправил шлемофон. Ремень я застегнул поверх комбеза, поправив кобуру с пистолетом. Жара в машине стояла страшная, вода из фляжек утекала стремительно, но мы крепились, хорошее дело делаем.

Пока я занимался комбезом, Лосев продолжал наблюдать в приборы, мало ли что, Бабочкин перебирал снаряды, чтобы были под рукой. За этот бой мы выпустили более пятидесяти снарядов, почти полбоекомплекта. Требовалось пополнить.

Наконец миномётный обстрел стих, мы внимательно осмотрелись, немцев не было видно, после чего бойцы выскользнули наружу и, пригибаясь, побежали ко второму танку. В двухстах метрах за ним и находились мотоциклы. Причём Лосев волоком тащил чемодан, видимо, вместе с мотоциклом решил оставить его в безопасном месте. Тот вроде не пострадал.

Миномётный обстрел до мотоциклов не докатился, на вид целые. Немного помучившись с выбранной машиной и сбросив лежавшего на руле водителя на землю, красноармейцы стали толкать тяжёлый мотоцикл в сторону низины. У них на это ушло с полчаса. После этого бегом пробежали к соседнему танку, Лосев так и второй мотоцикл обыскал и унёс к нашему трофею чем-то плотно набитый ранец и вооружение. Бабочкин же приготовил снаряды к переноске. Он нашёл внутри сидор и набил его дисками. После чего взял по два снаряда, и они побежали обратно. Открыв люк, я по одному принимал снаряды. Потом принял и сидор с дисками, и трофейный немецкий автомат с подсумками под длинные запасные магазины. Это был МП-40, я сразу его узнал. Он даже внешне отличался от своего прототипа МП-38.

Пока я раскладывал диски, бойцы сделали вторую ходку. Так что снова пришлось принимать снаряды. Ничего, дело нужное. Поглядывать по сторонам я не забывал, и когда заметил, что в том месте, где скрылись мотоциклисты, наметилось движение, положил там два осколочных снаряда. Больше бойцами рисковать я не стал. Когда они вернулись с очередной партией из четырёх снарядов, загнал их внутрь. Нам удалось пополнить боезапас на двадцать четыре снаряда минус два, выпущенных мной. Пока неплохо.

После этого мы занялись машиной. Лосев, вскрыв цинк с патронами, который находился в танке, стал набивать пустые диски к пулемётам, опустошённые мной во время боя. Бабочкин открыл нижний люк и проверил, насколько там свободно, взял лопатку и стал копать ямку – на случай, если кому срочно захочется в туалет. Они-то сходить успели, когда покидали машину, а вот я нет. Туда же он раскидал и россыпь гильз от стрельбы из пулемётов. Я же проверил сеть и подключил все шлемофоны. Аккумулятор был свежий, рабочий, так у нас появилась бортовая сеть, и мы могли в бою переговариваться, пока же я её выключил, чтобы заряд не тратить, рация все равно не работала.

Когда все работы были сделаны, я велел бойцам отдыхать, используя краткие минуты затишья. В то, что нас оставят в покое, я не верил, тут была прямая и при этом неплохая дорога к Минску, немцы её не оставят и попытаются нас сковырнуть. Интересно, что они предпримут, авиацию вызовут или тяжёлую зенитку подтащат? Им известно, что для «ахт-ахт» наша броня проблем не создаёт? Посмотрим по ситуации.

Сам я отдыхать не стал, перебрался на место Лосева и, изредка поглядывая в приборы наблюдения, занимался МП, что мне подарили бойцы. На ремне с подсумками ещё был парабеллум, что показывало, что снято это оружие с унтера. Пистолет я отдал Лосеву, тот снял свой ремень и повесил на него кобуру. Так вот, сняв с ремня подсумки, я расстегнул свой и надел их, подогнав по бокам. Было два подсумка по четыре магазина в каждом. После этого проверил сам автомат, отстегнул магазин и подсчитал, сколько в нём патронов. Полный, значит, немец собирался пострелять. Обычно солдаты держат в магазинах по двадцать пять патронов, чтобы пружина не подвела, снаряжают полностью, если только собираются вступать в бою в ближайшие сутки. Проверив остальные магазины, я выщелкнул лишние патроны и убрал их в свой сидор. Будет запас для маузера.

После этого делать было нечего, время тянулось медленно. Почистив, наконец, свой ТТ, я сидел и лишь поглядывал по сторонам, стараясь не клевать сонно носом. Жара и духота, что стояли в машине, убивали, поэтому приходилось бодриться. Хорошо, что бойцы принесли трофеи, немецкие фляги со свежей водой, а то мы свои уже допили, а это какой-никакой, но запас. Это ещё не всё, Борисов в соседнем танке обнаружил двухлитровый термос с водой, в этом танке его не было. Видимо, экипаж забрал. Этот термос наш НЗ, флягами пока пользуемся.

Бойцы заснуть не смогли, просто отдыхали, лениво переговариваясь. Небольшой доступ воздуха шел через открытый нижний люк, а благодаря приоткрытому верхнему, создавалась и тяга, а то совсем бы мы уморились. Так получить тепловой удар – нечего делать.

– Бойцы, к бою, – скомандовал я, и мы тут же зашевелились, меняясь местами, подключая шлемофоны к выходам сети и проверяя, как она работает.

Когда я в очередной раз выглянул, то обнаружил столб пыли, что приближался к нам с тыла. Колонна техники шла, к гадалке не ходи. Не думаю, что это наши войска. Скорее всего, немцы обошли. Я же одну дорогу перекрыл, другие свободные, вот противник и выслал помощь для деблокирования дороги. Думаю, это танки. Со стороны побитых немцев всё было затянуто дымом, никакого шевеления я не замечал, но я был уверен, что они знали о приближающейся помощи.

Плохо было то, что к противнику танк был развёрнут кормой, а тут можно найти слабые места, но пушка был повёрнута в нужную сторону, так что мы ждали. Разглядев на дороге приближающиеся знакомые угловатые силуэты «четвёрок» с их кургузыми пушечными стволами, я усмехнулся. Помощь серьёзную прислали, у немцев эти танки считались тяжёлыми. Если танкисты противника лоханутся и попрут в атаку, это хорошо, наши снаряды брали их лобовую броню, хоть и с полукилометра. Но на это не стоило рассчитывать, это опытные черти. Скорее всего, укрываясь за складками местности, они постараются поразить нас в корму, чтобы поджечь танк. Я бы так и поступил. Это в их ситуации самое правильное для выполнения поставленной задачи. Что ж, будем ловить показывающиеся на холме башни в прицел. Другого ничего не остаётся, тут мы в патовой ситуации. Кстати, точно не скажу, но танков вроде было пять. От нас до приближающейся колонны было два километра, и до того момента, как они свернут за холм, чтобы уйти из нашего прицела, я решил их прищучить. Дальность великовата, конечно, полтора километра будет, но постараемся. Тем более я там мотоцикл накрыл и вторым выстрелом добил. Пушка тут не расстреляна, как я уже убедился, бьёт довольно точно, прицел слабоват, но ничего, поборемся.

– Бронебойный, – последовала моя команда.

– Готово, – и удар по плечу.

Честно говоря, нас спасло то, что немцы не вызвали авиацию. Тут один заход штурмовика – и факел. Танк лишён подвижности, как я уже успел убедиться, заглянув в технические лючки, двигатель от близкого разрыва бомбы сошёл с фундамента. С учётом профессионализма немецких лётчиков, опыта у них ого-го, проштурмовать танк им как нечего делать. Это в двигающуюся машину сложно попасть, тем более если та постоянно меняет направление, а в неподвижную промахнуться птенчикам люфтваффе сложно.

В планах у меня было на случай бомбардировки покинуть машину и отлежаться в низине. Тут метров сто до неё бежать, должны успеть. Если заранее, конечно, авиацию засечём. Однако у немецких лётчиков были дела поважнее, чем наш одиночный танк, пробкой блокирующий дорогу. Артиллерию они тоже не использовали, видимо, тяжёлые стволы не подошли, а вот ушедшую дальше по параллельной дороге колонну, видимо, тормознули и попросили командира выделить танки. Не то чтобы я планировал продержаться до темноты, но надежда была, всё же не единичный случай, однако нам шансов не давали. Немцы тут густо шли, так что было, откуда направить помощь.

Подправив прицел, я нажал на педаль спуска, и пушка грохнула. Почти сразу зазвенела гильза по полу, ее подхватил Лосев и выкинул наружу, а Бабочкин уже закидывал следующий бронебойный снаряд. Выстрел был удачен. Снаряд попал в корму и нанёс серьёзные повреждения. Полетели обломки траков и ведущее колесо. Вторым выстрелом я добил танк, и тот вспыхнул. Из башенного люка выскочили два танкиста, после чего из люков показалось пламя, больше из подбитой машины никого не было. Это была моя единичная победа, остальные прибавили скорость и скрылись за холмом. Болванки бессильно врезались в землю неподалёку, но попаданий больше не было. Хотя вроде у одного вспыхнули искры рикошета на башне, но мне могло показаться. Как я уже говорил, оптика тут была так себе, больше по интуиции стрелял. Да и опыт стрельбы на полигоне делал своё дело. Больше тысячи снарядов из разных стволов всё же выпустил, да и учили меня не инструкторы, а фронтовики, у которых опыта стрельбы хоть жопой ешь. Показали мне такой мастер-класс, что моё самомнение упало ниже плинтуса. Ладно, хоть основы дали, так что дальше я сам займусь наработкой опыта высококлассной стрельбы. В принципе, сейчас этим и занимался. А так правильно ругали эти танковые пушки. Ствол коротковат для дальней прицельной стрельбы. Кучность падает. Кстати, один из фронтовиков, когда пробовал Т-46, как был прозван наш прототип «пятьдесят пятого», даже прицелом не пользовался. Я заряжающим у него был, всё видел. Он стрельнул, нацарапал гвоздём на смотровом стеклышке командирской башенки полоску – я его чуть не убил, танк новый был, я за него отвечаю, – а дальше, не смотря в прицел, на ходу, используя только эту полоску, выполнил все нормативы по стрельбе. Все, даже на дальних расстояниях разил цели. Вот таким наводчиком я и хотел стать. Этот капитан у нас на полигоне пробыл две недели, от него я тоже получил уроки, не за просто так, конечно, я дал ему возможность пострелять из всего, что у нас было. Ис-3 его больше всего в восторг привёл. Ну, а о том, что его уроки были в тему, свидетельствовало, что стрелял я на очень приличном уровне, хотя и был середнячком, но как тот капитан и говорил, а я был с ним согласен, мне требовался только опыт. Нарабатывать его я начал на полигоне, продолжил здесь.

– Бойцы, слушаем мою команду. Оставляете карабины, снимаете с крепления два ДТ, не забудьте сидор с запасными дисками. Он полный. Затем хватаете наши вещи, и бегом к мотоциклу. Ждёте меня там. Бегом!

Бойцы, которые, пыхтя, снимали пулемёты, не мешали мне развернуть башню и, самолично перезаряжая пушку, открыть огонь по подбитым «чехам». Тем более после третьего выстрела они уже покинули боевой отсек танка. Я говорю про тех «чехов», что стояли подбитые, но не горели, а мне требовалось, чтобы сгорели, тогда их только в утиль. У немцев отличная техническая поддержка, восстановят быстро, а так я гарантированно выводил танки из строя. Даже в корму лежавшей на боку «тридцатьчетвёрки» болванку послал, правда, танк зачадил только после второго выстрела. До тех двух, что находились в воронке, мне было не дотянуться, один подбитый «чех» перекрывал обзор.

Сняв прицел и достав из кармана трофейную зажигалку – с диверсантов снял, – собрал в кучу тряпье и поджег его. Всё, скоро танк рванёт. Выскочив наружу с трофейным автоматом в руке, я побежал ко второму КВ. Там проделал ту же операцию. Обе машины сильно дымили из люков, жаль, до «тридцатьчетвёрок» в воронке не добраться, я бы и их привёл в негодность. Закончив с поджогом второго КВ, пригибаясь, подбежал к мотоциклу, у которого находились бойцы. Лосев верёвкой привязывал сидоры и чемодан к коляске.

Со стороны расстрелянной авто- и бронеколонны строчили два пулемёта. Видимо, там сообразили, в чём дело, и открыли беспокоящий огонь. Ишь, как осмелели. Когда я запустил мотор мотоцикла, Лосев в люльку не залез – полная, сверху устроился, воткнув между сидорами свой пулемёт и карабин, который всё же прихватил. Неподалёку появился куст первого миномётного разрыва. Это нас подстегнуло. Бабочкин сел позади меня с пулемётом под мышкой. Ремня у него не было, хотя сошки оба красноармейца прихватить не забыли, но не прикручивали их пока, времени на это не было.

Мотоцикл, завывая мотором, пополз по пашне в сторону леса, скорость развить не получалось, и так темп неторопливо бегущего человека. Выезжать на дорогу смерти подобно. Они сейчас все заняты немцами. Двигаться за своими войсками, так там у холма четыре из пяти немецких танков и слегка прореженные мотоциклы, со стороны границы – злые гренадёры. Так что у нас был один выход – вернуться в лес. Из-под обстрела мы удачно ушли, никого не зацепило. Главное, в лес уйти и ночи дождаться, а там в потёмках и уйдём.

Пришлось дальше по низине ехать. В том месте, где мы спустились в неё, в лес не уйти, пулемётчики не дадут, однако проехав полтора километра, я свернул к опушке и углубился метров на пятьдесят, пока не уткнулся в кустарник. О немецких танках я помнил, да и они о себе напомнили, засекли. Когда я покинул низину и выехал на опушку, они меня рассмотрели, а когда уже крутился между деревьями, два снаряда разорвались, выпущенные танковыми пушками. Больше не стреляли. Ничего другого немецкие танкисты сделать не могли и хоть так «обматерили» нас. Два с половиной километра для короткоствольных пушек – кучно легли, я оценил мастерство наводчиков.

Когда мы ушли в лес на пятьдесят метров, я остановил мотоцикл, не глуша его, и приказал бойцам покинуть машину.

– Бабочкин, вы двигаетесь метрах в пятидесяти вдоль опушки, проводите разведку. Будете передовым дозором. Идём до лесной дороги, что вела в ваш бывший лагерь, переходим её, ещё метров двести, и встаём лагерем у берега ручья. Поищите нормальное тихое место. От опушки дальше чем на сто-двести метров не удаляйтесь.

– Есть, – козырнул тот, закинув пулемёт на плечо.

– Лосев, на вас непосредственное охранение, будете двигаться, отстав метров на двадцать. Немцы сейчас злые, могут и погоню послать, приглядывайте за нашим тылом.

– Есть, – зеркально повторил тот действия Бабочкина. Карабин свой он не трогал, пулемёт в руках держал.

– Действуйте.

Бойцы прикрутили к пулемётам сошки, после чего занялись выполнением приказа. Бабочкин шёл ходко, я за ним на скорости быстро идущего человека. Лосев иногда замирал, вслушиваясь в лес, и скользил следом. Хм, хорошо шёл, с лесом он явно знаком не понаслышке. Видимо, из лесной деревни, он сам говорил, что деревенский. Так и двигались, пока не пересекли дорогу, и, не углубляясь дальше в лес, встали лагерем. Кстати, Лосев довольно грамотно замаскировал наши следы на дороге. И примятую траву поправил, и дорогу подмёл. Молодец.

Заглушив двигатель, я не отдал приказа отдыхать, хотя мы все и устали – такой тяжёлый день! Нет, я отправил Бабочкина в охранение, и тот наворачивал круги вокруг лагеря, не пропадая из виду. Лосев развёл костерок, подвесил над ним три котелка и готовил поздний обед, а то мы и обед пропустили. Место для стоянки я выбрал не просто так. От лагеря в нашу сторону тек ручеёк, именно из него брали воду повара, вот и наш Лосев сбегал за свежей водой. Между прочим, и фляги наполнил, а то пить очень хотелось.

Сам я занимался мотоциклом. Самолично разгрузил его, сложив вещи в одну стопку, Лосев там что-то брал нужное для приготовления обеда, а так не вмешивался, у него своё дело. Я сменил шлемофон на фуражку, убрав тот в свой сидор. Хороший шлемофон, по размеру как раз мне подходит, а вот комбез я пока снимать не торопился. Пусть будет. Кстати, у нас с Бабочкиным были обычные синие комбезы танкистов, а Лосеву достался чёрный, технического персонала. Почему-то именно такой лежал в боевом отсеке танка. В принципе, танкисты и чёрными пользуются, но в основном используют синие.

Так вот, разгрузив мотоцикл, я осмотрел, что там было по штату. Хм, Лосев даже обе связки гранат подобрал. Нашёл их в куче вооружения. Так вот, достав из багажника на коляске два мотоциклетных плаща, я довольно улыбнулся. Касок не было, ну да ладно, но зато были очки. Как раз на троих. Тоже Лосева работа. Постараемся ночью за своих сойти. Осмотр мотоцикла показал, что тот в норме, лишь бак наполовину пуст. Отстегнув от коляски полную канистру, я залил бак. Проверил масло. В норме. На этом я закончил подготавливать технику к ночной работе и уже нетерпеливо поглядывал на священнодействующего у костра Лосева. Запах от котелков шёл умопомрачительный, готовить боец явно умел, да и горяченького хотелось.

– Стой, кто идёт? – услышал я глуховатый окрик Бабочкина.

Похоже, кто-то явился на запах готовящегося обеда. Я этого кого-то хорошо понимал, самого аромат с ума сводил. С Лосевым мы среагировали вполне похвально. Я встал на одно колено и, откинув проволочный приклад автомата, упер его в плечо и целился в сторону источника шума. Лосев залёг у костра, выставив в ту же сторону ствол пулемёта.

– За обедом присмотри, а я схожу, узнаю, в чём там дело, – велел я и, придерживая автомат, чтобы в секунду открыть огонь от живота веером, как это показывалось в фильмах про войну, поспешил в сторону часового.

Кстати, ничего общего с реальностью, немцы так не стреляли, а предпочитали целиться прижимая приклад к плечу. Так оно как-то надёжнее. От живота, может, и стреляли, но это по пьяни, или когда массовый загон или прочесывание идёт. В бою никогда.

Особо я не тревожился, мне хорошо было видно Бабочкина. Тот спокойно с кем-то разговаривал, а вот его собеседника видно было плохо, только силуэт фиксировался за стволами деревьев. Что-то светлое было.

– Что там, боец? – спросил я, подходя.

– Девушки из медсанбата, товарищ майор, – ответил тот.

В принципе, я это и сам видел, неподалёку от нашего часового действительно стояла молодая девица лет двадцати в форме сержанта медицинской службы РККА, с заметно уставшим лицом, но живыми глазами, которые с большой надеждой смотрели на меня. Она была в тёмно-синей юбке и светлой, как будто выцветшей гимнастёрке. Пилотки не было, вместо нее берет.

– Продолжай вести охранение, – велел я красноармейцу, и когда тот продолжил неторопливое патрулирование вокруг лагеря, посмотрел на девушку: – Представьтесь, сержант. Сообщите, как вы тут оказались?

– Мы за грузом медикаментов поехали на станцию, там заночевали, а утром война началось. Мы быстро обратно… – заторопилась та, глотая некоторые буквы в словах.

– Сначала начните со своего звания и должности, – прервав девушку, велел я. – И застегните верхнюю пуговицу, всё же вы разговариваете со старшим по званию.

Та на меня недовольно взглянула, но всё же застегнула пуговицу и, сообщив, что она медсестра отдельного армейского медсанбата, продолжила рассказ, что вчера с военфельдшером, водителем и бойцом из комендантского взвода, выделенного для охраны, выехала к железнодорожной станции. Они должны были забрать медикаменты согласно присланным заявкам. Прибыли они поздно, и после загрузки остались ночевать на территории станции. Дальше понятно, война, налёт, гибель людей вокруг. Медиков на станции хватало, поэтому военфельдшер приказала возвращаться, и они поехали обратно. Почти добрались, но по пути попали под обстрел с воздуха, одиночный истребитель их обстрелял и, не добивая, после первого захода полетел дальше. Немецкого лётчика нисколько не смутили красные кресты на машине. Боец был убит, машина горела, остальные не пострадали, кроме военфельдшера. Та когда из машины выпрыгивала, ногу умудрилась вывихнуть. Машина в хлам, начала гореть. Отошли в лес, решили дальше идти, а тут немцы на мотоциклах, стрельба вокруг. Водитель весь день нёс старшего машины. Той ногу вправили, наложили фиксирующую повязку, но идти сама она не могла. Вывих стопы, причем, похоже, серьёзный. Шли всю ночь, с частыми остановками, ночь провели в этом лесу. Потом снова пошли, слышали орудийную стрельбу – это, видимо, нас, – пока не наткнулись на Бабочкина. За эти дни больше никого не видели, только наши войска, но те быстро проскальзывали или были слишком далеко, чтобы привлечь к себе внимание. Одиночных или больших групп не замечали, да и вообще старались держаться подальше от любых источников шума. Немцы дважды встречались, оба раза на мотоциклах. Не ели со вчерашнего дня. Ещё в обед у водителя закончилась немногочисленная провизия, так что голодны были все трое. Где остальные, понятно, рассмотрели издалека Бабочкина, вот и выслали разведку. Он в своём синем комбезе и чёрном шлемофоне бросался в глаза, поэтому на разведку пошла Анюта, сержант Анна Забегалова. Водитель, что нёс военфельдшера, на ладан дышал и сейчас отдыхал, так что сил на разведку у него просто не было.

– Хм. Вы не сказали, кто у вас командир. Хотя попытаюсь угадать. У неё фамилия случайно не Смирнова? – закинул я удочку, поэтому не особо удивился ответу:

– Смирнова, – изумилась девушка. – Вы с ней знакомы?

– Позавчера познакомились, и надо сказать, не в то время и не в том месте. Ведите их сюда. У нас как раз поздний обед, так что поснедаем вместе. Бабочкин! Помоги медикам до лагеря дойти.

– Есть!

Красноармеец, хрустя листвой и мелкими ветками, пробежал мимо, придерживая пулемёт, и заспешил за сержантом, а я развернулся обратно в лагерь.

– Михалыч, у нас гости, и эти гости не ели уже сутки, так что потроши закрома.

– Наши?

– Наши. Два медика и водитель. Медики – девушки. Военфельдшер мне знакома, я ей вместе с отцом генерал-лейтенантом Смирновым помог отбиться от диверсантов. Мне генерал за это свой наградной маузер подарил. В сидоре лежит. В субботу это дело было… Скажем так, с девушкой я себя вёл немного грубо, поэтому вполне возможно, она меня узнает и всё же попытается расцарапать лицо.

– Это что же вы ей сказали, товарищ майор?

– Дурой назвал, тупой овцой. Несколько раз, причём при отце.

– И генерал не заступился за дочь?

– Ну, там сложная ситуация была, я её так в чувство приводил, у девушки истерика случилось, так что не заступился… Ах да, я тогда по гражданке был, под сельского маскировался.

– По службе?

– По бабам, – усмехнулся я.

– То дело, – одобрительно хмыкнул тот. – Вон они, уже идут.

Бабочкин и неизвестный мне боец лет сорока на сцепленных руках несли Смирнову, которая держалась за их плечи. Сержант, семеня, спешила следом. На плече у неё висела винтовка, видимо водителя, у него на ремне были подсумки, а в руках она несла пулемёт Бабочкина. Вот он был для неё тяжеловат, дивчина заметно устала.

– Ты?! – ахнула Смирнова, сразу меня узнав.

– Невежливо тыкать незнакомым людям, – менторским тоном заметил я, после чего добавил с широкой улыбкой: – А в одежде вы тоже ничего.

В ответ в меня полетел шлемофон, сорванный с головы красноармейца. До чего дотянулась взбешённая военфельдшер, то и кинула. Хорошо, в кобуру не догадалась залезть.

– Вон оно как, – глубокомысленно хмыкнул Лосев и разрядил обстановку: – Обед готов, рассаживайтесь, товарищи.

Против обеда гости не возражали, голодными глазами смотрели, как Лосев снял котелки с костра и расставил их на плаще с подготовленной остальной снедью. Расселись мы группками по двое. Ложек на всех не хватило, например, у девушек их совсем не было, у водителя нашлась, завёрнутая в тряпицу, а у нас были. Пришлось бы делиться и использовать по ложке на двоих, но на счастье, в трофейном ранце нашлись столь необходимые столовые приборы, и красноармеец торжественно их подарил девчатам. Так что уплетали мы так, что за ушами трещало. Даже вприкуску со свежим хлебом, спасибо немцам. Отдельно была тонкими кружочками нарезана сырокопчёная колбаса. Её тоже расхватывали на бутерброды. Девушки ели из одного котелка на пару, мы с Лосевым из второго, Бабочкин с водителем медсанбата, ефрейтором Жаровым, из третьего.

После обеда, когда вода для чая закипала в тех же отмытых котелках, а я заканчивал более подробно расспрашивать, как медики тут оказались, сержант вдруг подпрыгнула, что-то вспоминая.

– Товарищи танкисты, мы ведь танк брошенный видели. Юрий Михайлович сказал, что в нём топлива нет. Огромный танк, в три моих роста.

– «Двойка», что ли? – удивился я.

– КВ, – кивнул водитель. – Огромная башня у него и пушка в сто пятьдесят миллиметров, не меньше.

– Точно «двойка». Далеко?

– Да нет, тут рядом. Минут пять идти, – снова вклинилась в разговор сержант.

– Интересно. Надо бы посмотреть. Сейчас чаю попьём, я, Бабочкин и Жаров прогуляемся до него. Ефрейтор, танк открыт?

– Нет, все люки закрыты, товарищ майор. Открыть без ключа не смог.

– А как определил, что баки сухие?

– Открыл горловину и веткой проверил, товарищ майор. Сухая.

Несмотря на то что часовой обедал вместе с нами, сидели мы так, чтобы контролировать окрестности, поэтому заметив движение краем глаза, я сказал:

– Молодец вы, красноармеец Лосев, ваши поварские таланты таковы, что все окрестные бойцы и командиры, попавшие в окружение, слетаются к нам, как… очень голодные орлы.

Бабочкин сразу среагировал, он просто из положения сидя завалился за стоявший рядом на сошках ДТ и, прижав приклад к плечу, ухватил оружие за пистолетную рукоятку и стал целиться в ту сторону, где я заметил движение. Мне такая реакция очень нравилась, оба бойца умели пользоваться головой и часто это демонстрировали, опыта бы им. Интересно, кого к нам ещё принесло? Как оказалось, сборную солянку из шести пограничников и десятка бойцов и командиров разных родов войск. Кстати, у двоих в петлицах были эмблемы танкистов.

Вода для чая только-только начала закипать, и Лосев сообразив, что и новеньких нужно кормить, снова закопался в своих запасах, готовя крупу и пару банок тушёнки. Кстати, готовил он действительно восхитительно. Все успели отдать должное его кулинарным способностям. Возможно, мы так оголодали на свежем воздухе, что бросались на любую еду, как на пищу богов, или это поварские данные бойца действительно неплохи, но мы съели всё, что он приготовил, и честно говоря, я бы ещё добавки попросил. Так вот, пока красноармеец готовил крупу, на глаз прикидывая, сколько потребуется, чтобы прокормить такую ораву, я уже общался с двумя лейтенантами, командирами в этой группе. Один был старлеем из комендатуры Гродно, другой лейтенант, обычный пехотинец. Комроты, кстати. Быстро узнав, кто они и откуда, я скомандовал:

– Построиться!

Несмотря на то что в группе было двое раненых, построились все. Один из раненых был тяжёл, его на самодельных носилках положили на землю, тут же закрутилась Забегалова. Второй был ранен легко и вполне мог стоять сам, хотя его и пошатывало. Пришлые выполнили мой приказ без нареканий. Возможно, как приказ старшего по званию, возможно, по той причине, что Бабочкин не переставал в них целиться, отбой я ему не давал.

Документы при себе были только у двенадцати из семнадцати человек. У обоих лейтенантов, у всех пограничников, естественно, у одного сержанта-артиллериста, у одного старшего сержанта – танкиста, у водителя транспортной колонны, расстрелянной авиацией, и у двух красноармейцев. У других красноармейских книжек не было, ответ был один: не выдали, обещали, но не успели, не хватило бланков. А вот двойка, у которой документы были, как раз и привлекла моё внимание. Если немцы и снабжают своих агентов, то по полной, им и в голову не может прийти, что в Красной Армии бланков красноармейских книжек попросту на всех не хватало, и их выдавали с очень большой задержкой. В большинстве своём бойцы ходили в сопровождении командиров, а те всех своих подчинённых знали в лицо. Вот такая схема. Причём эта двойка смотрелась вполне органично, форма немного грязная и засаленная, но сидела как влитая. Стрижки армейские, уставные, оружие, винтовки в порядке. Подсумки тоже, сидоры за спиной, пилотки. Касок вот не было, остальное смотрелось вполне обычно. Подворотнички тоже грязные. Однако от обоих бойцов немного, но попахивало каким-то цветочным ароматом. Они мылись, причем недавно, ещё не успели пропотеть. А вот от меня, от моих бойцов и от других пришлых небольшой духан был.

Изучив, я вернул всем документы, которые изучал. Как и ожидалось, у двоих подозрительных бойцов не было даже намёка на след скрепки. Не врали мемуары, всё так и было. Меня очень заинтересовала цель появления в лесу этих «бойцов» – стандартная группа по выдаче немцам окруженцев, или они целенаправленно кого-то искали, например, того, кто дважды очень сильно обидел их, перекрыв дорогу почти на целый день? Нужно выяснить.

Дав отбой, я велел бойцам топать к костру и поесть, Лосев уже приготовил открытые банки с тушёнкой и сухари с галетами. Всё же он решил похлёбки не варить и сыпанул в котелки заварки. Чаю горячего попьём, это тоже неплохо.

Бойцы направились к костру, Бабочкин встал на часы, прогуливаясь вокруг, а вот лейтенантов я попросил задержаться, якобы по вопросам командования. С ними остался сержант-пограничник, по виду из старослужащих.

– Вы тех двух бойцов давно знаете? Того, что с прорехой на правом колене, и у которого грязный след-мазок на сидоре?

– Около часа, товарищ майор, – удивлённо ответил комроты, а вот старлей-пограничник посмотрел на бойцов с подозрением. Мой вопрос ему не понравился.

– Вместе пришли?

– Сперва один, через полчаса второй. Делают вид, что друг с другом не знакомы, – ответил пограничник.

– Возможно, их прислали найти меня, – вздохнув, сказал я. – Мы сегодня на ближайшей дороге дважды танковую засаду организовывали. В первый раз побили много техники, людей тоже. Полбатальона они там потеряли, с два десятка грузовиков, пару бронетранспортёров и три танка. Ближе к обеду дорогу расчистили, но мы заняли эту же дорогу чуть дальше. Снова расстреляли колонну на том же месте. Ещё штук пятнадцать грузовиков, с десяток танков, но пришлось отойти, уничтожив танк, они подкрепление из нашего тыла вызвали, обошли по параллельной дороге. В общем, мы почти до полудня держали немцев на этой дороге, заставив кровью умыться. Разозлили серьёзно. Думаю, чтобы найти нас – а что мы в лес ушли, немцы видели, – агентов послать могли. А эти двое подозрительны. Внешний вид в порядке, но два момента настораживают. Оба с ваших слов говорят, что от границы идут, а от обоих мылом пахнет, мылись недавно. Запах свежий, утренний, да и не наш. Дальше, документы у обоих есть, абвер своих людей хорошо снабжает. А у наших, как вы видели, не у всех удостоверения имеются. Вот и подозрительно это. Значит, так, берём обоих и допросим. Только аккуратно, парни резкие, может кто-нибудь пострадать. Старлей, справишься?

– Сделаем, товарищ майор. Допрос тоже на нас?

– Конечно. Результаты доложите. И поторопитесь, они вполне могли выдать маршрут вашего движения. Как бы загонщики тут не появились. Вопросы есть?

– А что такое абвер? – спросил пехотинец.

– Немецкая военная разведка. Старлей, действуйте.

– Есть, – козырнул тот, и оба лейтенанта направились к расстеленному плащу, вокруг которого кругом сидели пришлые бойцы и в охотку уминали продовольствие.

Для обоих лейтенантов и сержанта Лосев приготовил отдельный стол. Лейтенант сел за него, взял галету, приготовившись ложкой подковырнуть кусок мяса из банки с тушёнкой, а вот пограничники действовали. Оба. И сержант, и старлей. Приблизились каждый к своему бойцу, они ещё на ходу распределили, кому какой, и можно сказать, атаковали. Присели у них за спинами и, зафиксировав, просто завалили на спину, командуя своими пограничниками. Те сперва слегка растерялись, всё же неожиданно это было, но среагировали оперативно, оба подозрительных красноармейца мгновенно были избавлены от ремней с подсумками, сидоров и сапогов, даже петлицы прощупали. На этом всё, обоих агентов – а в своём предположении я был убеждён – под их возмущение унесли в сторону, где начали колоть.

Естественно, это вызвало неоднозначную реакцию у остальных. Ладно бы мы напали, а тут свои. Пришлось разъяснить ситуацию:

– Товарищи, продолжайте приём пищи. Всё в порядке, была обнаружена и обезврежена диверсионная группа противника. Оба бойца – переодетые солдаты противника. Поясню, мне они уже в третий раз встречаются. Их задача – вывести нас на боевые группы для уничтожения или пленения.

Моё пояснение немного разрядило обстановку. Да ещё три погранца вернулись к столу и как ни в чём не бывало продолжили еду, как те хомяки, быстро уничтожая всё, до чего дотянутся руки. Так что остальным волей-неволей пришлось последовать примеру бойцов в зелёных фуражках, а то ничего не осталось бы. Для тех, кто в этот момент работал, Лосев отложил продовольствия. Бабочкин продолжал прогуливаться, поглядывая, что происходит на месте допроса. Оттуда, где он патрулировал, было их хорошо видно, от лагеря же погранцы были скрыты деревьями.

Обе медички занимались ранеными. Тяжёлого осмотрели и даже сменили повязку. У моей группы перевязочный материал был из трофеев, да и в танке нашли, к рукам прибрали, так что поделились. Приняв от Лосева кружку чая, пока пришлые обедали, у них тоже со вчерашнего вечера маковой росинки во рту не было, я сделал глоток и, помакав в напиток каменный как на вид, так и на деле сухарь, задумчиво посмотрел в сторону, где проводился допрос. Что-то бумкающие удары и вскрики стихли. Потом сделал ещё один глоток. Хорошо, горяченький, я люблю свежезаваренный чай.

Когда я допил, заев тремя сухарями, на огне уже котелки со свежей водой закипали, из наших и медиков все чаю попили. Я заметил идущего в нашу сторону старлея. Вернув кружку Лосеву, кстати, это была моя, из личного сидора, я встал из-за стола и направился навстречу пограничнику. Пока нужно узнать без свидетелей, что удалось выяснить.

– Они действительно работают на немецкую разведку, с этим вы не ошиблись. Более того, ваше предположение верно, основной приказ – найти группу танкистов, что дважды атаковала сегодня колонну моторизованной дивизии, нанеся ей довольно серьёзные потери в людях и технике. Известно, что танкистов трое и они на мотоцикле. Увидев в лагере трофейный мотоцикл, засланные поняли, что им повезло. За обнаружение и удачно проведённый захват им обещали награды. Похоже, серьёзно вы им досадили, раз они так задёргались.

– Средства для связи?

– У одного в сидоре ракетница, нужно выстрелить красной ракетой, но это совсем на крайний случай. А так они должны были узнать, куда мы идём, или пока задержимся тут. В обоих случаях один должен был отойти якобы по нужде и, добравшись до своих, привести к нам солдат противника. Второй продолжил бы контролировать нас, чтобы передать, куда мы пошли. Они собирались договориться, где на месте оставленного лагеря устроить тайник с запиской о нашем дальнейшем маршруте на ней.

– Это всё или ещё что есть?

– Вас живым приказали брать, командир дивизии распорядился. Генерал очень злой был.

– Ясно. Диверсантов допросите, выясните штатную единицу их подразделения, всё о военной разведке немцев, после чего ликвидируйте. Только по-тихому. После этого возвращайтесь обедать, вам там оставили.

– Есть, разрешите выполнять? – козырнул старлей.

У него на лице не дрогнул ни один мускул, как будто так и нужно было, только живые глаза ощупывали меня, будто прикидывая, чего еще можно ждать. Оставив погранцов заниматься делами, лейтенанта за старшего в лагере, я заменил Бабочкина на часах одним из бойцов и, прихватив Жаркова, направился к танку. Осмотреть его я не передумал, да и ключ прихватить не забыл. Если люки закрыты, как говорил ефрейтор, то действительно без него в танк мы не попадём.

Ручей пришлось пересекать вброд там, где это делали медики. Метров через сорок действительно обнаружили проложенный танком туннель. Подмятые и раздавленные деревья, разруха на том месте, где прошёл танк. Уже отсюда я видел его тёмную махину кормой к нам и слегка повёрнутую вправо башню. Пришлые вышли на нас в другом месте, так что танк не заметили. Кстати, действительно был КВ-2.

Я сразу открыл люки, и Бабочкин осмотрел боевое отделение и подавал стоявшему у командирского люка ефрейтору диски к пулемётам – танкисты пулемёты сняли, но боезапас забрали не весь, а нам пригодится. Кстати, танк в бою не бывал. Новенький на вид, хоть и сильно запылённый, да и боекомплект полный, кроме патронов для пулемётов. Так вот, пока Бабочкин осматривал боевое отделение, я осмотрел танк, открыв нужные люки. Мне хватило получаса, чтобы разобраться с машиной.

– Шабаш, забираем трофеи и уходим, – вытирая руки подвернувшейся ветошью, скомандовал я.

– Сломан, товарищ майор? – поинтересовался Баранов, набивая два найденных пустых сидора дисками к пулемётам и патронами россыпью, Жарков стоял рядом и держал два цинка для патронов, а также гранатную сумку, тоже не пустую.

– Скорее, доведён до такого состояния. Не знаю, что у этой машины был за мехвод, но называть его кроме как рукожопым у меня язык не повернётся. Это кем же надо быть, чтобы довести вверенную технику до такого состояния! В общем, танк добрался до этого места чудом. По-другому не скажешь. Баки совершенно сухие, но это и понятно. Прежде чем уйти, мехвод сделал одно дело – слил из танка всю жидкость и оставил мотор работать. По скукожившимся над моторным отделением листьям это видно, даже почернели. Двигатель без воды перегрелся и, естественно, вышел из строя. Так что не танк это, груда металлолома. Для нас, к сожалению, совершенно бесполезная. Кроме разве что той мелочи, что вы обнаружили. Кстати, вы закончили?

– Тут два запасных комбеза и два шлемофона. Будем брать, товарищ майор?

– Обязательно. Я с пришлыми танкистами ещё не говорил, а сейчас самое время. Им и пригодится.

Бойцы загрузились. С танка мы сняли приличное количество боеприпасов и другого имущества, я даже пехотную лопатку, что нашли внутри, велел прихватить. В штатный комплект она не входила, видимо танкисты где-то подобрали. Шанцевый инструмент нам всяко пригодится. Вернувшись в лагерь, я занялся пришлыми танкистами, а Бабочкин начал вскрывать цинки с патронами, чтобы раздать остальным пришлым. У тех с боеприпасами совсем худо было, едва по три-пять патронов на человека. Жёсткий лимит на отстрел зарвавшихся немцев был. В основном у бойцов были винтовки, кроме двух самозарядок пограничников, но у одного красноармейца имелся пехотный ДП с двумя запасными дисками. Он принялся снаряжать диски.

Пока нас не было, лейтенант более-менее организовал в лагере порядок и усилил охранение, но это по приказу старлея Иванова, пограничника. Тот всё ещё продолжал допрос, один из погранцов вёл запись, вот и приказал усилить охранение. Видимо, что-то новое узнал от агентов противника. Кстати, один прибалт, а второй из наших, из детей дворян, что уехали жить в Германию. Добровольцы, мать их.

– Кто такие, где служили и на чём воевали? – отведя обоих танкистов в сторону, велел я рассказать о себе. Начал, естественно, старший по званию.

– Старший сержант Егоров, товарищ майор, – вытянувшись, представился он. – Командир танка Т-26. Двадцать девятая танковая дивизия третьей армии. Потерян танк не в бою, была повреждена ходовая после налёта немецких бомбардировщиков. Со своим экипажем вёл бой в пехотных цепях. Попал в окружение у границы, прорывался ночью в составе остатков стрелкового полка, потеряв обоих членов экипажа. Они были убиты. Долго шёл, пока не обнаружил, что остался один. Случайно наткнулся на пограничников, дальше двигался вместе с ними. Оружие не моё, забрал у убитого стрелка. Револьвер в кобуре – личное оружие, но к нему нет патронов, к винтовке теперь есть, получил пятьдесят штук и гранату. Готов и дальше воевать против немецких захватчиков.

– Ясно. А вы что скажете, сержант?

– Четвертая танковая дивизия десятой армии, товарищ майор. Механик-водитель танка Т-34, сержант Анисимов. В бою, при атаке позиций противника тяжёлый снаряд попал в башню, сбив её с погона. Погибли командир танка и заряжающий, стрелка-радиста тяжело ранило. Я был оглушён, но смог развернуть машину и на максимальной скорости уйти в наш тыл. Сдал танк ремонтникам. Передал радиста врачам. Был задержан представителями особого отдела как дезертир, бежавший с поля боя. Через час, разобравшись, отпустили, включив в ремонтную команду. Потом при прорыве немцев был вынужден отступать пешком, целой техники, которая могла бы передвигаться, не имелось. Ночью отбился от своих, когда нас на дороге вдруг начали расстреливать из пулемётов. Под утро встретился с группой пограничников. Присоединился к ним. Это всё, товарищ майор.

– Ясно. Значит, так, сержанты, не приказываю, а предлагаю вам пойти под моё командование. Подумайте.

– Мы согласны, товарищ майор, – очень быстро ответили танкисты.

Как я узнал чуть позже, они о наших сегодняшних подвигах уже от Лосева всё узнали, тот, собрав вокруг себя группу слушателей, пока мы ходили к танку, успел всё рассказать в подробностях, так что не сомневались, принимая решение. Не то чтобы мой ординарец был таким болтуном, просто его попросили девушки, и он ничего не стал скрывать.

– Хорошо. У красноармейца Бабочкина заберёте запасные комбезы и шлемофоны. Вы танкисты, а не простые стрелки, значит, будем использовать вас по специальности. Тем более мне танкисты очень нужны. Кроме меня, профессиональных танкистов тут нет, оба моих бойца – призванные из запаса. Энтузиазм имеется, желание бить противника тоже, вот опыта не хватает, приходится учить на ходу. Ну, так как?

– Мы с вами, товарищ майор.

– Вот и отлично. Сейчас подойдёте к Лосеву, это тот, что постарше и с усами, как у товарища Сталина, он вас поставит на довольствие, выдаст комбезы с шлемофонами и выдаст сухпай на сутки, включая сидоры, а то, я смотрю, у вас их нет. Должны быть, нужно же в чём-то переносить личные вещи, у меня вот их теперь уже два. Всё, свободны.

Танкисты, кажется, были рады, что их бессмысленные метания закончились, видимо, я им показался тем человеком, который знает, что нужно делать. Что ж, если так, то они не ошиблись, действительно знаю. Закончив с ними, я посмотрел на погранцов. Те последними пили чай, завершив дела с засланными казачками противника. Я кивнул старлею, чтобы тот подошёл. Допрос закончен, и, согласно приказу, обоих диверсантов перевели в неживой вид. Выслушав, я отдал ему новый приказ. Понимаю, что погранцы также были уставшие, но время не ждало. Первым делом, выдав свой бинокль, направил старлея к дороге, тот должен был по-пластунски добраться до крайних деревьев и посмотреть, что на ней происходит там, где мы так хорошо повеселились. Потом доложит. После этого, сбив по двое три группы из пограничников, отправил их в разные стороны с наказом искать и записывать местоположение подбитой или брошенной советской техники. Любой.

Стрелков во главе с лейтенантом отправил к продовольственному складу. Если там немцы, то, себя не обнаруживая, забрать припрятанные ящики с тушёнкой в лагерь. С этой группой я отправил Бабочкина проводником. Не совсем уверенно, но тот подтвердил, что сможет найти дорогу к нужному складу. Лосев, взявший на себя обязанности старшины, творил в лагере, ну а я, когда выдалось свободное время, приспособил чемодан вместо стола, достал из планшета трофейный блокнот и карандаш, после чего, задумавшись на миг, стал писать письмо товарищу Сталину. Предупреждать о военных катастрофах я не передумал.

Лишь пару раз прерывался. В первый раз припрыгала Смирнова, доложила насчёт раненых и осмотра остальных бойцов и пограничников, а чуть позже Лосев подходил. Пытался жаловаться на двух новых бойцов нашей группы. Те насчёт довольствия восприняли всё буквально. Даже иголки с нитками запросили, чтобы привести форму в порядок. Они сейчас у ручья, моются и стираются. Кстати, свою форму, включая бельё, я тоже отдал. Сейчас сидел в одном комбезе. Его потом простирают, а то после прошлого боя в жарком нутре танка, стоявшего на солнцепёке, комбез пропах порохом и моим потом.

Успел написать один лист из того десятка, что планировал, когда вернулся Иванов от дороги. Быстро он, пять минут туда, полчаса на месте и пять минут обратно. По его докладу удалось узнать, что немцы сплошным потоком идут в сторону отходящих советских войск. У подбитой нами техники ведутся ленивые работы, ещё в поле установлены пулемётные посты, все они контролируют лес. Вот это неприятная новость, если посты и на ночь останутся, покинуть лес будет сложно. Только в секторе своего наблюдения Иванов заметил три таких поста. Странно, что прочёсывание леса не организовывают, но видимо, не было свободных подразделений, да и куда мы денемся из блокированного леса?

– Тягач, говоришь, имеется? – заинтересовался я.

– Да, – тот показал на бумаге обстановку на дороге, где тот стоит, и где обустроились немецкие специалисты, которые, видимо, должны были озаботиться эвакуацией своей подбитой техники.

– Так это же отлично! Если немцы останутся на ночь, это просто великолепная новость.

– Я чего-то не знаю, товарищ майор?

– Есть такое. Вот тут в воронку скатились два наших танка.

– Да, немцы их как раз осматривали, когда я наблюдение вёл.

– Они в порядке. Как мне доложил старшина, командир похоронной команды, танки целые, вполне на ходу. От близкого взрыва мехводы замешкались, и оба сползли в воронку. Экипажи покинули машины и или погибли, или были ранены осколками. Так вот, чтобы их вытащить, должны были пригнать тягач – «Ворошиловец», а также экипажи на замену, но ни то, ни другое не прислали. Вот я и думаю, как бы эту технику и приспособить к делу. Это вполне реально.

– Товарищ майор, разрешите вопрос?

– Задавайте.

– Мы с вами? – прямо спросил старлей.

Я уже успел над этим хорошо подумать, поэтому ответил сразу и честно:

– Нет, старлей. Вы не с нами. У нас свой путь, у вас свой. Ночью дам машину, заберём её у техников, и вы с ранеными и медиками двинете догонять наших под видом немцев. Замаскируетесь. А мы тут немного повоюем, отвлечём внимание. Это всё пока. Вернитесь к наблюдению за дорогой. Я хочу знать всё, что происходит вокруг наших танков. Прикиньте, есть ли возможность подобраться к пулемётчикам, чтобы их взять в ножи. Эта работа на вас, так что наблюдайте тщательно.

– Есть, разрешите выполнять? – козырнул тот.

– Действуйте, – кивнул я и, когда старлей отошёл, взял протянутую Лосевым кисточку с мылом для бритья. Рядом парил котелок с горячей водой и ждал ординарец с полотенцем на плече, зеркальцем в правой руке и подготовленной бритвой в левой. Я видел, как он её о ремень правил.

После бритья я отправил Лосева, пусть искупается, а сам снова сел писать. Пока было свободное время, нужно было заняться делом. Да и подумать, что дальше. Погранцов нужно отправить так, чтобы на них не обратили внимания, и те, проскочив за ночь километров сто, то есть обогнав немцев, смогли бы догнать своих. К утру, если ничего не случится, в Минске будут. Шучу, конечно, но в каждой шутке… А вот медлить не стоит, шансы прорваться тают с каждым днём. Пока немцы не ушли далеко, обогнать их за ночь вполне реально. Раненый будет сковывать нас, поэтому решено, отправляем. Тут главное – проинструктировать Иванова так, чтобы не думал действовать по-своему и не проявлял инициативы, кроме, конечно, разумной. Они должны проследовать по дорогам, не обращая внимания на стоящие на ночёвке немецкие части, как можно дальше, стараясь себя не обнаруживать. Их, конечно, попытаются тормознуть на постах, да наверняка тормознут. Так вот, уничтожать их огнестрельным оружием можно только в крайнем случае, а сначала надо стараться действовать ножами. Как я уже говорил, немцы ушли недалеко, максимум на пятьдесят километров, возможно даже меньше, поэтому один или два поста на дорогах. Вряд ли больше. Ещё группе нужно найти толкового бойца, знающего немецкий язык. Хотя бы чтобы понимал, что спрашивают при остановке. Если хорошо говорит, можно ответить, и если язык подвешен, отбрехаться. Например, представиться спецгруппой из полка «Бранденбург», готовившего заброс диверсантов в тылы противника. Для опознавания можно использовать те жетоны, что были найдены у диверсантов, конченных пограничниками. Да, похоже, так и придётся действовать.

Об этом всём я раздумывал, изредка отрываясь от изложения будущего на листах бумаги. Два дела одновременно я всё же делать не умел, однако работа по обоим медленно, но двигалась. Как раз я закончил, шесть листов исписал мелким убористым почерком, когда вернулась первая партия – бойцы с лейтенантом. Всё фамилию его никак не мог запомнить, хотя на языке крутится – Климкин. Бойцы принесли все шесть ящиков с тушёнкой и даже несколько мешков с крупой, ящика два с макаронами, полкоробки со сгущёнкой и один мешок с горохом. Это всё откуда? Неужто немцы склад не захватили? Однако доклад Климкина прояснил ситуацию. Немцы на складе были, более того, успели включить его в снабжение ближайших частей. Так как на склад время от времени прибывали грузовики, и их загружали солдаты взвода охраны. Вот когда и был такой аврал, бойцы приподняли проволоку и утащили из ближайших штабелей, крытых брезентом, всё, что попалось под руку. Из добытого я был разве что банкам со сгущёнкой, сладкого захотелось.

Отобрал всё, что нам пригодится, и тут прибежал мокрый Лосев, завершавший омовение, он продолжил. Всё, что берем, оставили, остальное отнесли подальше и спрятали в густом кустарнике. В ближайшее время я покидать эти угодья не собирался. Нужно будет совершить налёты на склады продовольствия и вооружения и утащить в лес как можно больше. Хотя можно попробовать, как это провернул Климкин, без шума и пыли, по-тихому.

Пока бойцы занимались маскировкой небольшого продовольственного склада, стараясь оставлять как можно меньше следов, по одному стали возвращаться группки пограничников. С их слов я наносил на карту местоположение разной техники. Танков хватало, с опушки, залезая на высокие деревья, посланные обнаружили больше двадцати единиц, грузовиков под сотню, но большая часть была повреждена или уничтожена. Хотя целые на вид тоже встретились. Даже артсистемы заметили. Поставил жирный знак вопроса над одной из меток, там бойцы обнаружили в низине трубы миномётов с ящиками боезапаса, оружие нужное. Одного из пограничников я отправил сменить Иванова.

Тот появился минут через десять и доложил об изменениях, произошедших на дороге за это время. Когда вернулся старлей, я как раз переоделся в выстиранную и успевшую высохнуть форму и осматривал фуражку. А вернее, не отстиравшуюся кровь прошлого владельца. Боец, что занимался стиркой, виновато пожал плечами. Похвалив его за отлично выполненную работу, я передал ему комбез для стирки и выслушал Иванова.

Информация была интересной, оказалось, немцы уже вытащили обе «тридцатьчетвёрки» из воронки. Одну запустили и своим ходом отогнали в сторону, но попытки запустить другую не увенчались успехом. Хотя Иванов видел, как вспухали дымы над её кормой после пробных запусков. Теперь, краном тягача подняв кормовой люк, два техника возились с мотором.

– Наши они, точно говорю. Немцы для ремонта наших пленных техников используют.

– Были замечены попытки покинуть место работы? – поинтересовался я.

– Точно нет, они там навес сооружают, похоже, ночевать собрались. Им в термосах на мотоцикле горячего привезли. Видно, кухня неподалёку.

– Похоже, так, – согласился я. – Что там вы говорили насчёт боекомплекта? Повторите.

– Они вытащили из обоих танков боекомплект и сложили его в кузов нашего ЗИСа. Причём тот объехал все подбитые танки на поле и у дороги. Разве что они к КВ не подходят, те ещё дымят. Тот, из которого вы стреляли, башни лишился. Я видел, что она лежала неподалёку от корпуса.

– Странно, боекомплекта оставалось не так много, чтобы снести башню, – удивился я. – Ладно, сейчас не до этого. Значит, одна «тридцатьчетвёрка» всё ещё стоит у воронки, и её пытаются привести в порядок техники из военнопленных, вторая в порядке и стоит у лагеря, организованного ремонтниками?

– Именно так, товарищ майор. Очень шустро работают, не видел, чтобы сидели. Тягач стаскивает всю битую технику в одно место. Похоже, эвакуировать собираются.

– Так и есть, думаю, трейлер ждут. Однако раз, по вашим словам, дорога плотно забита двигающейся техникой, проехать ему будет не так и просто.

– Это точно, товарищ майор.

– Старлей, отдыхайте пока. Даю вам три часа личного времени, можете сходить к ручью, окунуться. Там воды по колено, но некоторые умудряются искупаться. Остальные тоже отдыхают и отсыпаются перед ночной работой. Вам же и вашим людям нужно привести себя в порядок, побриться и помыться. Немцы педанты, не нужно их пугать щетиной, это может навести на подозрения.

– Спасибо, товарищ майор, обязательно воспользуюсь вашим советом. Жарко, пропотел весь. Ещё бы хотелось всех моих людей сводить к дороге, чтобы они запомнили ориентиры для работы ночью, это нам поможет.

– Добро. Действуйте, – кивнул я и стал изучать карту, где были нанесены новые значки.

В моих планах Климкин со своими бойцами отправится вместе с Ивановым. Обуза они мне пока, пусть дальше двигают. Я лишь двух бойцов собирался оставить. Водителя, младшего сержанта Горелова, тот хорошо знаком с разнообразной техникой и может её ремонтировать всем, что под руку попадётся. Посмотрим, каков этот Горелов в деле, действительно ли такой мастер или брехло. Второй был миномётчиком, между прочим, участник Финской войны. Имеется боевой опыт, как и применения миномётов. Он мне был нужен, опытный командир расчёта, пригодится. Кстати, проблема насчёт знающего немецкий язык полиглота разрешилась, и Иванов им владел, но не особо хорошо, и его сержант. Вот тот в совершенстве знал, всё же был штатным переводчиком комендатуры. На польском и немецком говорил. Я протестировал, оба действительно знали этот язык. Просто отлично, можно будет использовать две машины.

Убедившись, что в лагере всё нормально, два часовых бдят, я устроился на месте лежанки, мне её Лосев подготовил, и, накрыв лицо шлемофоном, прикрыл глаза. Через четыре часа начинаем, нужно хоть немного поспать, это даст сил для бессонной ночи.

Комбез был слегка влажноват, не успел полностью высохнуть до наступления темноты, но я всё равно надел его поверх формы, сменил фуражку на шлемофон и двигался следом за бойцами. Перебегали мы бросками от места к месту. Два ближайших пулемётных поста уже были сняты пограничниками. Те удачно взяли их в ножи, никто не пикнул. Сейчас два тяжёлых МГ-08 были повёрнуты в сторону стоянки немецких технарей. Те действительно остались на ночь. Движение на дороге шло только в одну сторону, именно так прибыл к ремонтникам трейлер, но вот обратно – увы. Думаю, они собрались отправить гружёный трейлер, а на его длинную платформу погрузили сразу два сгоревших «чеха» рано утром, пока дорога ещё была пустая. А сейчас все спали.

В данный момент эта тихая битва была не на нас, пограничники работали где-то вдали. Их задача – уничтожить посты, чтобы мы покинули лес, и также ликвидировать ремонтников. За время наблюдения их успели пересчитать. Было восемь немецких ремонтников, один фельдфебель и два наших пленных. Их охранял часовой. Проблемой для пограничников было то, что неподалёку встала на ночёвку артиллерийская часть немцев. Дивизион лёгких гаубиц. Любой случайный выстрел, и под две сотни гавриков тут же проснутся и наведут хай. У них и бронетранспортёры были, два точно, как доложили наблюдатели. Тем более время от времени с постов пускали осветительные ракеты, видимо на услышанные шорохи или другие шумы реагировали. Но пускали не по времени, бывало, что час тишина, ни одного пуска. Так что подозрения это не вызвало. Кстати, у ремонтников было две машины плюс наш ЗИС и тягач с краном на корме. Трейлер я не считаю. Он отдельно стоял и, честно говоря, интереса для нас не представлял. В другой ситуации я бы мимо этой ценной машины не прошёл, однако сейчас он будет только тормозить. Одна из приятных новостей, что принесли от наблюдателей, была в том, что вторую «тридцатьчетвёрку» всё же привели в порядок, и её поставили рядом с первой для каких-то мелких работ.

Подбежав к корпусу сгоревшей полуторки, я укрылся за рамой и поглядывал вокруг. Пока ракеты никто не пускал, видимо погранцы отработали немцев. Было тихо. Остальные сосредотачивались рядом, держа оружие на предохранителях и без патронов в патронниках. Не дай бог у кого случайно выстрел произойдёт, вся операция насмарку. Иванов, когда мы согласовывали наши действия – тут он играл первую скрипку, – велел нам ждать именно у этого остова. Сюда он в случае нормально проведённой операции пришлёт посыльного, чтобы тот сопроводил нас в лагерь ремонтников.

Ждать пришлось с полчаса, пока, наконец, рядом не возник силуэт одного из погранцов.

– Товарищ майор, всё сделано. Прошу следовать за мной.

– Бойцы, за мной, – продублировал я приказ, и мы последовали за погранцом уже в полный рост, не пригибаясь. Просто ни к чему было.

Когда подошли к лагерю, то ко мне направился один из силуэтов. Их много суетилось вокруг. От постов красноармейцы, что сменили там пограничников, катили станковые пулемёты, прихватив и боезапас. Их предполагалось забрать с собой, тяжёлое вооружение всегда пригодится. Силуэт голосом Иванова доложил:

– Товарищ майор, немецкие ремонтники уничтожены, захвачено три грузовика, тягач, трейлер и два танка. Один грузовик и танки наши. Освобождены четыре наших пленных.

– Их же двое было? – удивился я.

– Оказалось, четверо, один танкист, лейтенант, командовал взводом «тридцатьчетвёрок». Избит сильно, пока недееспособен, поэтому немцы его и не использовали. Ещё два техника и один водитель, это он ЗИСом управлял.

– Ясно. Лейтенанта и обоих техников я забираю. Всё как и договаривались. Обе машины и лишний водитель ваши. Грузитесь, припасы берите, людей, и можете выдвигаться. Форму немецкую приготовили?

– Севастьянов уже переодевается. Ему форма фельдфебеля подошла, мне – обер-ефрейтора. Сейчас переоденусь. Форма для водителей тоже подготавливается. Остальные будут скрыты в кузовах машин. Идея выдать себя за диверсантов полка «Бранденбург» отличная, товарищ майор, надеюсь, не пригодится. Но если потребуется, будем знать, что говорить.

– Сумку с письмами бойцов забрали, что со мной остаются?

– Забрали, товарищ майор, окажемся у наших, отправим по адресатам.

– Вот что, старлей. Если возникнет такая ситуация, постарайся все письма уничтожить. Всё же бойцы могут невольно выдать, если те попадут в руки немцам, что мы будем делать, а мне этого не хочется. Держи сумку поближе к себе, а если всё пройдёт нормально, отправляй уже почтой.

– Хорошо, товарищ майор.

Осмотревшись, я громко спросил:

– Почему в темноте работаем? Разрешаю использовать фонарики. На немцев под боком не обращайте внимания, они подумают, что это немецкие ремонтники работают. Только не мельтешите, а работайте спокойно и с достоинством. Тогда в глаза бросаться не будете.

Иванов пытался было возразить, типа немцы всё поймут, но как он позже убедился, всё сработало, часовые стоявшей рядом части на нас не обращали внимания. Ну, проснулись ремонтники, что-то делают. Это их проблемы, если спать не хотят, то пусть работают. Главное, чтобы им не мешали. Через полчаса всё было готово к отправке двух грузовиков в сторону Минска.

Обняв Иванова и Климкина, я подошёл к Смирновой, она уже сидела на лавке у заднего борта второй машины.

– Удачно вам добраться до расположения наших войск, товарищ военфельдшер, – достаточно официальным, но всё же усталым голом сказал я. – Удача – это птица счастья. Помните это.

– Спасибо вам, товарищ майор. За всё, – вздохнула та и, дотянувшись до меня, ухватила крепкими и цепкими пальцами и поцеловала в губы. Под хмыканье Жаркова, стоявшего у открытого борта, – он был водителем на второй машине. Кстати, в немецкой военной форме, с оружием и ремнём.

– До следующей встречи, Оля, – сказал я.

– Думаете, она будет? – грустно спросила та.

– Поверьте, мы с вами уже дважды встретились при необычной ситуации, а бог, как известно, троицу любит. Счастливо.

Иванов скомандовал, бойцы запустили остывшие двигатели и, неторопливо выведя машины на дорогу, покатили на восток. Никто не обращал на это внимания, и на небольшой скорости, не выше сорока километров в час, те удалялись, пока звук моторов совсем не стих. Вздохнув, я вернулся к основной работе. Пока двигатели машин шумели, бойцы завели тягач и прицепили его к моей «тридцатьчетвёрке». Бросать такой ценный девайс я не собирался. Водителя для него не было, но буксиром утянем. У меня были планы по модернизации двигателей танков, чтобы поднять их ресурс. Масляные и воздушные фильтры среди запчастей нашлись в «Опелях», тут главное, их приспособить. Поэтому и нужен тягач с краном. У танков капотов нет, чтобы на двигатель взглянуть, нужно поднять бронеплиту в восемьсот кило. В общем, воспользовавшись шумовым эффектом отъезжающих грузовиков, бойцы и прицепили тягач к моему танку. Двигатель запускали тягача, а не танка. Тот слишком громкий.

По остальному работал старший сержант Егоров. Они с Анисимовым подготавливали танки к бою и движению. Возвращали в них прицелы и боезапас, устанавливали на место пулемёты. Снаряды по одному отправляли в люки механиков-водителей и распределяли по боеукладкам. Тот танк, что немцы завели сразу, уже осваивали Бабочкин с Лосевым, это будет моя машина, второй я отдал Егорову с Анисимовым. Первый командир танка, второй мехвод. Пока за стрелка и заряжающего у них будут наши освобождённые техники, я с ними уже познакомился и поговорил. Узнав, что это именно мы навели тут шороху, те сразу согласились остаться. Кстати, лейтенанта повезём в кабине машины, Смирнова его уже осмотрела, сказала, тяжёл, но транспортабелен. Просто сильно избит, сам придёт в норму, главное, кормить хорошо. Вот лейтенанту сегодня досталось за наши грехи, его приняли за участника расстрела колонн немцев, ладно хоть не забили.

Машины, что забрал Иванов, я уже осмотрел, это были простые грузовые «Опели», без технической начинки. Ящики с инструментами, конечно, были, мы их в ЗИС перегрузили, но сами машины интереса не представляли, и я охотно их отдал. Разве что одну полную бочку с дизельным топливом перекинул в тот же ЗИС. Сами танки имели полные баки, и это хорошо. Освобождённые техники и Анисимов проводили последний осмотр машин, скоро нам двигать в путь. Ну, как скоро, за два часа до рассвета. Нужно дать возможность уйти Иванову как можно дальше. После чего можно и нам повеселиться. Ведь тут такая симпатичная цель, как целый артдивизион немцев. Ох, развернись, плечо, замахнись, рука! ЗИС мы отправим к лесу, и пока тот двигается к дороге к нашему бывшему лагерю, мы закончим чморить немецких артиллеристов, уничтожив всю их технику и вооружение, догоним грузовик. Заберём припасы и мотоцикл, после чего двинем вокруг леса. Нужно сменить место дислокации. Лес я пока покидать не планирую, но перебраться поближе к складам сам бог велел. Пограбить их я не передумал, да и вооружения вокруг много брошено, до которого у немецких трофейщиков пока руки не дошли.

Времени у нас было вагон и маленькая тележка, я бойцам это непрестанно говорил, так что работали те не торопясь. Мы даже навес свернули и убрали его в грузовик. Пригодится. Хороший навес, непромокаемый.

Когда всё было готово, а до начала операции ещё оставалось два с половиной часа, я приказал выставить двух часовых, остальным спать. Сам устроился на сиденье механика-водителя, Лосев наводчиком, а Бабочкин как был заряжающим, так и сел, на новом месте осваивался. Кстати, везёт мужику, третий танк, и тоже не тот тип. Каждый бой с новым танком, каждый раз заново привыкать. Ладно хоть снаряды те же, что и в КВ были, знакомые.

Когда я уже подрёмывал, к открытому люку подошёл Егоров и тихо зашептал:

– Товарищ майор, не спите?

– Что случилось? – насторожился я.

– Один из техников водит танки, «три-четыре» тоже.

– Что же он молчал-то?! – тут же вскинулся я.

– Он в бою никогда не был, двадцать второго июня весь день управлял «три-четыре» без башни, его использовали как тягач для эвакуации битой техники.

– Не Анисимова ли машина? – зевнув, пробормотал я. – Давай сюда этого молодца. Кстати, кто из двоих?

– Красноармеец Салов. Моторист.

Оба техника специализировались на ремонте танков, один моторист – это как раз Салов, второй, старший сержант Бирюков, специалист по вооружению, ремонтирует он пушки, но и по остальному дока. К ремонту приставить можно.

– Пусть будет Салов.

Салова я посадил на место механика. Лосева согнал на сиденье стрелка, а сам занял его, командира и, по совместительству, наводчика. Подключив ПУ и проверив связь – всех членов экипажа я отчётливо слышал, – отключил его и, устроившись поудобнее на сиденье, продолжил дремать, пока не провалился в сон. Теперь у меня была под рукой какая-никакая команда, и я надеялся, что всё же смогу провернуть большие дела. Задел, по крайней мере, был неплохой. Вон как немцев пропесочил на этой дороге, и заканчивать не собирался, если вспомнить артдивизион.

Проснулся я, когда меня затрясли за ногу. Дёрнувшись и стукнувшись плечом о какую-то выступающую железку, я ответил шипящим голосом, потирая отбитое место, всё же башни «тридцатьчетвёрок» первых годов выпуска очень тесные:

– Что?

– Время, товарищ майор, – расслышал я голос дежурного по лагерю старшего сержанта Егорова. Кстати, будил меня Салов.

Подсветив фонариком наручные часы, я убедился, что действительно до наступления рассвета осталось два часа.

– Отлично. Начинаем. Будите Горелова, пусть перегоняет ЗИС к лесу, всё как и планировали. Напомни ему о скоростном режиме. Чем быстрее едет, тем быстрее привлечёт к себе внимание, а мы никуда не торопимся.

– Хорошо, товарищ майор, сейчас отправлю.

Открыв башенный люк, я сел на край и осмотрелся, ёжась от лёгкой прохлады. Темновато, но подсветить можно. Мой экипаж уже просыпался и потягивался, так что в боевом отсеке стоял шорох, отчётливо слышались зевки и бормотание. В соседней машине, как я видел, происходило то же самое. Егоров, передав приказ Горелову, уже сидел в башне своей машины, ожидая моего жеста, чтобы продолжить операцию. Отправка грузовика с топливом и боеприпасами куда подальше – это первый этап. Просто подстраховка. Тем более в лесном лагере нас ждал миномётчик, младший сержант Курлыкин. Он должен был помочь с погрузкой машины, и он умел управлять мотоциклом. Кстати, именно он изредка пускал осветительные ракеты с постов, бегая от одного к другому. Не часто, главное, показать, что посты живы и всё в норме. Так что все при деле. Кстати, лейтенант более-менее пришёл в себя, чтобы связно отвечать на вопросы, сейчас он спал в кабине грузовика.

– Товарищ майор, немцы посты ещё не проверяли? – потягиваясь, показался в люке Бабочкин.

В это время, наконец, неожиданно громко взревел двигатель грузовика, и машина, включив подфарники, неторопливо выехала на дорогу, пересекла её и так же неторопливо направилась по полю в сторону леса. У соседей наметилось беспокойство, которое я внимательно отслеживал. Замелькали фонарики.

– До утра и не должны, их поэтому и было по четверо на посту. Двое спят – двое бдят.

– Пограничники молодцы, я до сих пор не понимаю, как они так всё тихо сделали. Я заглядывал в палатку ремонтников, ужас, что там творится, немцы вповалку лежат, у всех резаные раны.

– Опыт большой ходить тихо, а вот где они так ножами научились пользоваться, это действительно интересно. Тем более я мог бы ещё поверить, что пограничники с застав, которые находятся на передовой и несут на себе всю тяжесть работы, ещё могли бы такое сотворить, но из комендатуры?.. Хм, сомневаюсь.

– Но всё же сделали, товарищ майор.

– Это и настораживает. О чем-то нам Иванов умолчал.

– Сигнал, товарищ майор.

Посмотрел в сторону леса, где действительно трижды мигнул фонарик. Сам я поглядывал в сторону немецких артиллеристов, где заметно успокоилось движение часовых и дежурного по лагерю, поэтому и пропустил первый сигнал. Кстати, от немцев в нашу сторону, подсвечивая путь фонариком, шли двое. Видимо, их отправили узнать, что ремонтникам не спится.

– Осколочный, – скомандовал я Бабочкину и в переговорное устройство передал Салову: – Запускай двигатель. Машина к бою!

Подняв руку, я выпустил световую ракету, после чего скользнул внутрь. Салов уже проделал все необходимые процедуры, и дизель танка взревел, отчего корпус задрожал. Рядом ревел двигателем второй танк. Повернув башню, я короткой очередью срезал двух любопытных немцев и, подведя пушку точно в кузов грузовика, заставленного бочками, нажал на педаль спуска. Рядом мелькнул силуэт разгоняющейся в сторону немецких артиллеристов «тридцатьчетвёрки» Егорова, но всё же мой выстрел в этом бою был первым. От снаряда бочки в кузове взорвались, и всё вокруг озарилось огненным облаком, поднятым в небо. Вспышка ослепила, но огонь не погас. Метались объятые огнём человеческие фигуры, брызги разлетались во все стороны, поджигая лагерь, начало гореть несколько машин с боеприпасами, но сами мы как стояли на месте, так и стояли. В моих планах гонять по немецкому лагерю, как это сейчас делал Егоров, и крушить гаубицы, подминая их под тяжёлую машину, не было. Тем более на прицепе тягач. Я в прикрытии находился и сейчас методично осколочными снарядами и пулемётами – тут метров триста всего до лагеря немцев было – расстреливал группы выживших артиллеристов. Многие бегали в одном белье.

Самое сложное было не попасть в грузовики, забитые боеприпасами, поэтому приходилось целиться тщательно. К счастью, пожар только разгорался, и цели были видны хорошо. Особого смысла, на первый взгляд, в том, чтобы Егоров развлёкся у артиллеристов, не было, любая железка попадёт в гусеницу и порвёт её, танк встанет, а в лагере у немцев починить подобную машину не представлялось возможным. Так что эпопея Егорова, считай, не просто опасная, а фактически лишена логики. Однако в действительности та была. Можно было нам обоим просто расстрелять лагерь из пушек, эффект был не менее значимым, но ведь нужно помнить и о психологической составляющей. А я хотел, чтобы немцы нас боялись. Одно дело, когда неизвестные расстреливают издалека лагерь, а другое, когда пугающая до усёру боевая машина, ревя дизелем и оглушая лязгом гусениц, гоняет по лагерю и давит всё, что попадётся на глаза мехводу и командиру танка. Психология – великая вещь, теперь выжившие немцы заикаться начнут, думая о советских танках. А то победителями они себя почувствовали, арийцы недоделанные.

В действительности хаотичное движение машины Егорова, со стороны казавшееся лишённым логики, таковым не было. Танк давил гаубицы, а стояли те не в линию и были рассредоточены побатарейно. Вот так последовательно уничтожая пушки, Анисимов не отказывал себе в удовольствии погонять немцев, перемещаясь между батареями. Причём мехводом Анисимов действительно оказался отличным, пушки к грузовикам прицеплены, нужно так аккуратно раздавить их, чтобы не повредить грузовики-тягачи. Причина банальна, они набиты боезапасом. Рванёт, танк сдует нафиг. Именно поэтому я туда и не стрелял.

Последняя гаубица раздавлена, и машина Егорова, набирая скорость с объятой огнём гусеницей – это они в бензиновую лужу влетели, – рванула в темень в сторону леса, где скрылся ЗИС. Я облегчённо вздохнул – гусеница погасла на влажной пашне, не разулись всё-таки. Ещё я собирался помочь сержанту пулемётным огнём, если артиллеристы попытаются забраться на броню и закрыть, например, смотровые щели, однако таких храбрецов не нашлось, да и вообще я не заметил, чтобы в лагере кто-то пытался командовать, на инстинктах объятые ужасом носились. Значит, идея с врывающимся на территорию стоянки советским танком себя оправдала, что не могло не радовать. В будущем я от таких кавалерийских наскоков собирался отойти. Проще издалека расстреливать. По ситуации посмотрим.

За время, пока Егоров работал, я успел прицельно выпустить не больше десятка осколочных снарядов. Тремя поразил оба бронетранспортёра. Один сейчас разгорался. Когда Егоров ушёл в темень – он свою задачу выполнил, – я навёл перекрестья прицела на одну из машин с боеприпасами. Странно, что те, что горят, не взрываются, пора бы уже. И выстрелил. Грузовик, к которому ранее была прицеплена гаубица, а сейчас железный блин, буквально взорвалась изнутри огненным шаром. Даже нас тряхнуло, а Салов испуганно спросил:

– Что такое, подбили?!

– Машина со снарядами взорвалась. Не мешай, сейчас ещё взрываться будут, – вместо меня ответил Лосев. Он тоже стрелял из своего пулемёта, сектор обстрела это позволял. По моим прикидкам, уже третий диск менял.

Этот грузовик разметал другие машины батареи, поэтому двумя выстрелами я заставил детонировать снаряды у других батарей. Расстреливать машины по одной не требовалось, грузовики побатарейно стояли так, что одной детонацией их уничтожало. Вот во время обстрела второй батареи сдетонировали снаряды, после одного выстрела – сразу у двух грузовиков, близко они стояли. Убедившись, что лагерь артиллеристов уничтожен, я скомандовал в переговорное устройство:

– Полный ход вперёд.

Развернув нос в сторону леса, Салов начал разгонять наш средний танк, выжимая из него всё, что можно, но не забывая о буксируемом тягаче. Поле, конечно, не дорога, но до двадцати километров в час он смог разогнать тяжёлую махину. Вполне неплохо, я оценил.

Когда мы ушли в низину, наконец взорвался один из горевших грузовиков, вот второй только ярче полыхал, видимо, там не боеприпасы были складированы. Кажется, этот грузовик стоял у полевой кухни, вполне возможно, там продовольствие.

Открыв люк, я осмотрелся и продолжил помогать Салову в движении. Мы объехали остов сгоревшего грузовика, немецкие лётчики тут хорошо погоняли грузовики и танки одной из наших бронеколонн, и помчали дальше, изредка покачиваясь, когда влетали в небольшие воронки. Главное, гусеницы целы, мотор ревёт, выберемся. Когда я подъехал к месту встречи, танк Егорова уже был там, а на лесной дороге виднелись подфарники ЗИСа, приближающегося к опушке. Это значит, дело сделано. За грузовиком ехал на мотоцикле наш миномётчик. Кстати, именно в мотоцикле лежали личные вещи моего экипажа, кроме Салова, тот пока ими не обзавёлся. Я бы не вспомнил. Лосев всё бормотал, как там его пожитки.

Как только наш танк встал у второго, от того метнулась тёмная фигура, и к нам на броню взобрался возбуждённый Егоров. Срывающимся от волнения голосом он докладывал:

– Товарищ майор, ваш приказ выполнен, все гаубицы дивизиона противника подавлены. Нанесены большие потери в живой силе противника.

– Видел, сержант. Всё видел. Молодец. Передай экипажу мою благодарность. Когда выйдем к своим, весь экипаж за уничтожение вражеского гаубичного дивизиона будет представлен к наградам.

– Служу трудовому народу! – вытянулся тот.

– К машине, грузовик подъехал, – велел я сержанту и, пока тот перебирался в свой танк, велел Салову трогаться. Мы возглавляли колонну.

Я оставался в открытом люке на башне своей машины, пока танк двигался вдоль опушки, возглавляя колонну. За нами шёл танк Егорова, за ним – гружённый боеприпасами и продовольствием ЗИС с прицепленной ротной полевой кухней. В лагере Злобина их много осталось, уходя, забрали только три, вот я и решил одну прибрать. Чего им стоять? Тем более время, чтобы забрать кухню и загрузиться припасами, было, пока мы артиллеристами занимались. Конечно, народу у меня не так много, чтобы использовать кухню, но это всё на будущее. Планировать его надо, что я и делал.

Подсвечивая фонариком карту, я определялся на местности и командовал Салову, куда двигаться, зорко поглядывая в темноту ночи. За зону уничтоженных постов мы уже ушли, тут посты не тронутые. Башня развёрнута в их сторону, чуть что, жахнем осколочным на вспышки выстрелов, но посты молчали, видимо, сообразили, что идёт бронетехника. Жить хотят, это они молодцы. Перед нами метрах в тридцати, осматривая дорогу, катился мотоцикл. Это на случай, чтобы мы в какую яму не свалились сослепу-то. Дистанция между техникой была метров пятьдесят, чтобы успеть встать и не врезаться друг в друга.

– Поворот на одиннадцать часов… Так держать. Сбрось скорость до малой… Всё, стоп. Приехали. Глуши двигатель.

Мы встали метрах в тридцати от края низины, где находилась миномётная батарея, именно так её определили пограничники, обнаружив боевые позиции. Правда, оставленные. Остальная техника подошла ближе и встала за кормой моего танка. Отсоединив штекер ПУ, я перекинул ноги наружу и стёк, как вода, на землю. Это высший шик танкистов, только опытные кадровые так могут делать. Когда вокруг наступила тишина, все заглушили двигатели, я велел подбежавшему Егорову:

– Выстави наблюдателей. Чтобы во все стороны смотрели, а мы пока прогуляемся до миномётов. – Продолжая двигаться к позиции миномётчиков с фонариком, я не выдержал и крикнул: – Курлыкин, где ты там? Мне тебя долго ждать?

– Бегу, товарищ майор. Я тут в ямку какую-то упал.

Сержант действительно быстро возник рядом, придерживая висевшую на плече винтовку, и тут же с криком ужаса отпрянул в сторону, когда в лучах света блеснуло несколько испуганных глаз. Да я сам моментом упал, где стоял, приготавливая автомат к бою, а Лосев, который должен был остаться в машине, но всё же догнал меня, стал целиться из своего карабина в сторону неизвестных.

– Кто такие? – громко спросил я. – Лосев, ну-ка приготовь гранату.

– Есть гранату, – откликнулся тот. Гранаты у него не было, в танке оставил, так что мы оба играли.

– Свои, что ли? – услышал я вопрос неизвестных.

– Кому свои, а кому и нет, – буркнул я и громко скомандовал: – Командир, ко мне, остальные на месте!

Со стороны неизвестных послышалось шевеление. Я осветил фонариком низину, чтобы определить, кто там и сколько их. Оказалось с два десятка бойцов и командиров, что укрывались у миномётов. Раненых вроде не было. Выдав свою позицию кратковременным включением фонарика, я сместился в сторону, но неизвестные всё же прислали командира. Услышав приближающийся шорох травы под чьими-то шагами, я скомандовал:

– Подойдите ближе. Доложитесь, кто вы, и что делаете возле наших миномётов?

– Ваших?! – явно возмутился неизвестный командир. – Эти миномёты нашей батареи.

– Да ну, и где вы были целый день, пока мы их себе присматривали? – в моём голосе звучала откровенная усмешка.

Я уже понял, что это действительно свои, встал с земли и отряхивал комбинезон, поправляя висевший у бока автомат. Силуэт неизвестного в командирской фуражке нехотя ответил:

– Мы были вынуждены отступить, когда появились немцы. При отступлении нас встретил неизвестный полковник, наорал, чуть не расстрелял меня и приказал вернуться на боевую позицию. Мы вернулись. Что делать, пока не знаем.

– Зато я знаю, – откровенно радуясь такому пополнению, ответил я. – Командир манёвренной группы майор Корнев. Представьтесь.

– Командир миномётной батареи двадцать седьмой стрелковой дивизии лейтенант Погорелов.

– Двадцать седьмая… – припомнил я. – Это ведь вроде третья армия?

– Так, товарищ майор.

– Предъявите документы, лейтенант.

Изучив предоставленные документы – они были настоящие, – я осветил морщившегося лейтенанта. Молодой совсем, похоже, только из училища. Приняв решение, я протянул документы обратно.

– Лейтенант, с этой минуты ваше подразделение поступает под моё командование. Вы вольётесь в мою группу. Доложитесь о личном составе, вооружении и припасах.

– Личный состав батареи имеет потери. Попали под пулемётный огонь неизвестных. Трое убитых, четверо раненых. Раненых передали встреченной санитарной колонне. В батарее четыре батальонных восьмидесятидвухмиллиметровых миномёта. Боекомплект полуторный. Когда я отдал приказ отходить, боекомплекта не было, видимо после нашего ухода подходили машины с обеспечением и провели разгрузку. Другого объяснения, как тут оказались ящики с минами, у меня нет. С продовольствием всё плохо, закончилось вчера вечером.

– С этим у нас пока проблем нет, – задумчиво ответил я. – У вас есть водители? Хотя бы те, кто умеет водить?

Лосев и Курлыкин уже шёпотом переговаривались рядом. От колонны прибегал посыльный, узнать, в чём дело, и, получив сведенья от Лосева, убежал обратно.

– Вместе со мной трое умеют водить, – сразу ответил лейтенант, видимо знал всё о своих бойцах.

– Хорошо. Повар?

– По штату положен, он есть, но кухни нет.

– Хм, кухня у нас имеется, но как раз повара нет. Постройте батарею, хочу пообщаться с бойцами и командирами.

Погорелов быстро построил батарею, представил меня и сообщил, что подразделение полным составом переходит под мою руку. Обойдя шеренгу и осмотрев бойцов и командиров – многие морщились от лучей света, сверху ещё и подбежавший Егоров подсвечивал, да и у Лосева фонарик был, – я закончил с осмотром, главное, бойцы меня тоже запомнили, и скомандовал:

– Повар, два шага из строя.

Один из бойцов сделал два шага. Подойдя к нему, я осмотрел его и приказал:

– На поле стоит колонна, к грузовику прицеплена кухня. Принимай командование. В кузове машины продовольствие… Лосев!

– Я, товарищ майор.

– Передашь всё продовольствие повару. Проверь его на уровень знаний и умений. Теперь он в твоём подчинении. Пробы первым снимать будешь.

– Есть. За мной, боец.

Лосев повёл миномётчика-повара за собой, а я скомандовал Погорелову:

– Вызовите бойцов, что умеют водить машину. Они мне скоро понадобятся. Батарею сворачивайте, подготовив к погрузке, мы уходим.

– Есть, разрешите выполнять?

– Не торопись, лейтенант. Со мной боец, младший сержант Курлыкин. Он, правда, из тяжёлых миномётчиков, но поступает под твоё командование. Воинская специальность – командир расчёта и наводчик.

– Товарищ майор, у меня все эти специальности заняты. В запас на случай потерь?

– Нет, поставишь его на должность корректировщика. Курлыкин, справишься?

– Справлюсь, товарищ майор. Опыт с Финской имеется, уже корректировал.

– Отлично, осталось решить насчёт второй переносной рации. Одна у нас уже есть, трофейная с ремонтников. Погорелов, у тебя случайно радистов нет?

– По штату нет, а радиолюбитель имеется. Красноармеец Фомин из Москвы.

– О, земляк. Хорошо. Сейчас вам принесут радиостанцию и запасные батареи. Курлыкин постоянно будет с нами, связь через танковую радиостанцию. На машине Егорова она работает, на моей вышла из строя. Кстати, Фомин не посмотрит, что с ней, а то у нас специалистов в этом вопросе пока нет?

– Сейчас распоряжусь, товарищ майор.

– Действуйте.

На миномётной позиции сразу воцарился переполох. Фомина отвели к колонне, он осмотрел нашу радиостанцию и сообщил, что побиты лампы. Нужна замена. Запчастей не было, так что пока оставим так. Также Фомин осмотрел радиостанцию в танке Егорова и настроил её на связь с трофейной рацией. Ту он тоже изучил и опробовал. Связь была. Это хорошо. Обоих водителей, выдав две канистры топлива – у нас их шесть стояло в кузове ЗИСа, – в сопровождении Курлыкина – он один мог водить этот агрегат, кроме Погорелова, но тот был занят на позиции, сворачивая её – я отправил к дороге, сообщив, где и какая техника стоит. Нам нужны были грузовики, в идеале четыре, но хватит и трёх. Задача у бойцов – осмотр техники, нужно найти исправную, но без топлива, и, заправив, перегнать грузовики к позиции, чтобы забрать не только миномёты и личный состав, но и весь боекомплект к миномётам. У меня на них очень большие планы.

Шум, учинённый нами при уничтожении материальной части и частично личного состава дивизиона, думаю, поднял немецкие части, стоявшие на отдыхе в округе километров на пять. Поэтому когда отправлял мотоциклистов к дороге, просил быть внимательными. Немцы обычно вставали лагерем на ночёвку у дороги, так что наткнуться на них было легко. Сейчас, когда они растревожены, их можно заметить издалека по кострам, что жгут часовые, и мельтешению фонариков. В случае если дорога, до которой два километра, занята войсками и нет возможности добраться до техники, то пусть лучше возвращаются без неё. Для меня люди важнее. Так что проинструктированный Курлыкин, ставший старшим в этой группе, должен был сам принимать решения в связи с обстановкой. Ах да, на вопрос о немецких постах лейтенант удивился. Они вернулись вчера вечером и никого не видели, никаких постов рядом не было. Похоже, постов было несколько и защищали они ту дорогу, где мы учиняли безобразие, не нашлось столько народу, чтобы перекрыть весь лес.

Когда мотоцикл с седоками уехал, я посмотрел, как Лосев протискивает наши сидоры в танк, и прошёл к тягачу, его отцепляли от моего танка. Дальше я сам поведу машину, а на тягач посажу пока Салова. Временно, эту должность я оставил за Гореловым, который сейчас сидел за рулём ЗИСа. Он действительно оказался мастером золотые руки. Так что тягач пойдёт в ремонтный взвод, который я собирался создать. Трое кандидатов в этот взвод у меня уже были. Это Горелов на должность водителя тягача, Салов на должность моториста, скоро у него будет много работы, и старший сержант Бирюков в должности оружейника. Временно он займёт должность командира взвода, но думаю, останется им постоянно. Можно обойтись и без специалиста с инженерными знаниями. Я вполне потяну эту должность при модернизации танков, а я собирался их модернизировать.

Убедившись, что все работы ведутся, я прошёл к ЗИСу, где шумел крышками котлов повар. Он уже докладывал, что для приготовления пищи нужна вода, а её пока не было. Готовить было не на чем. Даже дров не было запасено. Выделив повару двух бойцов – тот сразу отправил их в сторону леса за сухостоем, – я стал прикидывать, где взять воду. До ручья километра три, пока этот вопрос оставим на потом. Проверив, как идёт работа к подготовке передислокации миномётной батареи, я услышал далёкое урчание мотора, причём тут или эхо, или моторов работало несколько.

– К бою, по машинам! – скомандовал я и рванул к своему танку.

Устроившись на своём сиденье, я ногой недовольно отпихнул сидор – мешал. Что-то много барахла мы накопили, складировать некуда, а в танке и так тесно. Я предполагал, что это, возможно, были наши, но всё же предпочёл подготовиться. Однако при приближении нам помигали фонариком, как и договорились, и две полуторки, сопровождаемые нашим трофейным мотоциклом, подъехали к низине.

– Отбой, – скомандовал я и, покинув башню, поспешил к Курлыкину, нужно узнать обстановку на дороге. Если они увели два грузовика, значит, есть шанс ещё что-то подобрать. То, что плохо лежит. А с помощью тягача и танк уволочь не проблема.

Сержант сам подбежал мне навстречу и быстро доложил. Немцев у дороги он не видел. Вдали действительно кто-то жёг костры, и вроде виднелись силуэты техники, но до них было слишком далёко, чтобы брать в расчёт.

– Отлично, – пробормотал я и, посветив на карту в планшете, прикинул, что ещё можно сделать.

Кстати, обе полуторки были гружёные, бойцы не стали их разгружать и пригнали так. В одной машине оказался шанцевый инструмент. Я приказал оставить часть, он нам понадобится. В другой машине – ящики с минами, к стодвадцатимиллиметровому миномёту. Курлыкин их сразу узнал, он в батарее служил с такими же миномётами. Мины я приказал разгрузить, но место приметить, пригодятся и без миномёта. А если найдём, то вообще хорошо.

– Егоров! – крикнул я своего зама.

– Товарищ майор? – подбежал тот ко мне.

– Значит, так, остаёшься за старшего. Сейчас двинешь вдоль опушки, миномётчики с тобой пойдут, через километр будет полевая дорога. Не пропустишь, там на развилке сгоревший БТ стоит. Пограничники не уточнили, какой модели. По дороге свернёшь в лес и, углубившись на шестьсот метров, увидишь поляну. Свернёшь влево и поищешь там въезд на полузаброшенную дорогу, года три ею не пользовались, немного заросла, но погранцы говорили, проходимая. Двинешь по ней, пустив вперёд танки, чтобы прокладывали дорогу. Перед первым пусть боец идёт, фонариком подсвечивает. Углубившись в лес метров на триста, встанете и будете ждать нас. Часовых не забудьте выставить. Это всё. Сейчас все запасы бензина и бочку с дизельным топливом перекинут на тягач, и можете выдвигаться. Миномётчики закончили грузиться. Большую часть на броню танков возьмёшь. Все в машины не уместились. Я кроме тягача заберу ещё мотоцикл. Всё, выдвигайся.

Оба танка взревели моторами, двигатели грузовиков работали куда тише, и колонна, ведомая танком Егорова, направилась вдоль лесной опушки дальше, пока не скрылась в ночи. Со мной остались Лосев, Курлыкин, он мотоцикл поведёт, и один из водителей-миномётчиков, его место Погорелов занял. Этого нам вполне хватало. Вот Бабочкина не было, он в танке остался, чтобы помогать Салову вести ночью танк.

– Время, – сказал я, когда колонна Егорова только-только отошла.

До рассвета осталось не так и много времени, а планы у меня на ночь очень большие. Хотелось бы успеть их выполнить. Курлыкин с миномётчиком поехали перед нами, а мы с Лосевым на тягаче за ними по тем следам, что они проложили полуторками. Минут через десять колонна Егорова следовала параллельно нам, но чуть раньше свернула в лес, обнаружив развилку, а мы чуть дальше выехали на накатанную дорогу. Уверен, те танки, что подошли к нам с тыла, чтобы расстрелять КВ с кормы, именно тут свободно и прошли. Обозначения с брошенной на этой дороге техникой у меня были, поэтому я сразу направил машину к БА-10. При всех своих недостатках, эти броневики всё же отлично справлялись со своими задачами. Как лёгкий разведчик он нам подходил. Тем более эта машина как раз была модернизирована и вполне свежая. Судя по рации, командирская. В моих планах передать её или Погорелову, или Курлыкину как корректировщику.

Как я сразу убедился, баки были пустыми. Пока красноармеец Сабиров, тот самый водитель из миномётчиков, заливал бензин из канистры в бак бронеавтомобиля, мы проехали дальше. Сабиров, запустив мотор, должен был перегнать броневик к развилке, откуда его заберёт Курлыкин и привезёт обратно. Такой вот был план. Проехав мимо десятка грузовиков и одной легковой машины, стоявшей с открытыми дверцами, я остановил тягач у КВ-2 на обочине с открытыми люками. Судя по направлению движения, встал он, когда уходил в свой тыл. Да и по виду стало ясно, что танк бывал в бою. На маске пушки с десяток отметок от мелкокалиберных противотанковых пушек немцев. Осмотрев танк, я убедился, что несмотря на то что ему явно нужно техобслуживание, он на ходу. Топлива не было, поэтому и бросили. Правда, боезапаса тоже не имелось. Всё до железки расстреляли. Я даже в дуло заглянул и сунул руку. Ну да, слой копоти, из этой «игрушки» не так давно очень хорошо постреляли.

Залив в баки около десяти литров дизтоплива, я подкачал и попытался запустить двигатель. Аккумулятор дохлый был, но воздуха в баллонах хватило, чтобы сделать несколько пусков. Тот схватился со второго раза и сыто заурчал на малых оборотах. Норма. Так, его точно забираем, тем более боезапас к нему есть. Можно забрать из собрата, брошенного в лесу. Заглушив двигатель, я стал помогать бойцам ворочать бочку. Мы залили масла из канистры. У нас их было три, использовали половину объёма одной и около сорока литров дизтоплива. Главное, чтобы до места стоянки дошёл, а там и профилактика и обслуживание будут.

Сабиров с Курлыкиным уже вернулись, пока мы возились с танком. Они отогнали броневик и теперь подготавливали стоявший неподалёку ЗИС, тот тоже был брошен, завёлся с пол-оборота, но несмотря на то что в баке было топливо, его бросили на обочине. Не совсем понятно. В общем, Лосев остался охранять тягач, а мы с Сабировым отогнали технику к развилке. Причём там на месте прицепили броневик к «двойке». На буксире его потащим. Вернувшись на мотоцикле, мы отправились дальше. Следующей находкой была новенькая, сверкающая краской полуторка. Ею Сабиров занялся, а мы проехали метров на сто дальше и встали у «тридцатьчетвёрки». Понять, что с ней, я не мог, на вид целая, хотя топлива полбака. Люки были закрыты, но мой ключ их легко открыл. Боекомплект полный, по ходу движения понятно, что шла к границе. Значит, дня два тут стоит. Хм, заберём. Не сможем починить, на запчасти пойдёт. Запустить движок для пробы не удалось – и баллоны пустые, и в аккумуляторе заряда не было, а запитывать от тягача я не стал, времени не было.

Рядом с танком метрах в сорока, даже не на дороге, а в поле стояла в походном положении восьмидесятипятимиллиметровая зенитка, но тягача поблизости не было. Рядом штабелем аккуратно сложены четыре ящика со снарядами к ней. Мне это оружие тоже было нужно, поэтому тягачом подтащив её к танку, прицепили к нему ящики со снарядами на корму танка, а саму «тридцатьчетвёрку» взяли на буксир и поползли к развилке. Сабиров следовал позади на полуторке, приглядывая, чтобы ничего не отцепилось. Кстати, насчёт того, что дальше по дороге стоит какая-то немецкая часть, Курлыкин сказал правильно, я тоже видел силуэты, а в бинокль рассмотрел квадраты грузовиков.

Дальше мы действовали тандемом. Оставив Лосева охранять тягач, танк, зенитку и полуторку, мы пересели кто в ЗИС, а кто в «двойку», и направили технику к поляне. Оттуда вернулись на мотоцикле, и уже с оставшейся техникой снова добрались до поляны. Как раз светать начало. Потом вызвали от колонны дополнительных водителей и мехводов и всё перегнали к колонне. Только после этого, я разрешил всем отдыхать. Самыми отдохнувшими были миномётчики, они всю ночь проспали, пока мы немцев давить не начали и небо не озарилось пожарами. Выспятся, а утром Погорелов должен сформировать из своих подчинённых четыре группы по два красноармейца и отправить их на поиски более или менее нормальной стоянки. Небольшая полянка нас бы устроила, главное, чтобы источник воды был рядом. Про склады, что находятся не так далеко, я предупредил, пусть обходят их пока. Потом отобьём. Ещё одного бойца Погорелов, который с утра дежурит по лагерю, пошлёт с трофейным биноклем к опушке, пусть за дорогой присмотрит и записывает, кто там двигается и куда. Ах да, время побудки я назначил на двенадцать часов. Миномётчиков это не касалось, они встанут в восемь утра, а пока вставало солнце, трое часовых прогуливались у растянувшейся на заброшенной лесной дороге колонны.

Проснулся я от ругани. Потянулся, зевая, открыл глаза и посмотрел на часы. До побудки ещё час, а я в принципе уже выспался, да и по малому хотелось. Открыв дверь тягача, я выбрался на улицу и, осмотревшись, сбегал сначала в кустики, а потом направился в сторону Погорелова. Это он сотрясал воздух.

– В чём дело, лейтенант? – я с интересом осмотрел миномётчика. При свете дня видел его впервые.

Кстати, тот тоже быстро окинул меня взглядом, явно удивившись моей молодости. Набрав воздуха в лёгкие и сразу выпустив, как будто сдувшись, он ответил:

– У меня два бойца пропали. Направились на север и не вернулись. Срок возвращения вышел час назад.

– Что за бойцы, проблемные?

– Да нет, отличники боевой и политической, комсомольцы. Надёжные. Да у меня все такие.

– Хм, вряд ли они дёру дали, скорее всего, немцам в руки попали. Значит, времени у нас не так и много… Поднимай всех, боевая тревога. Занять оборону вокруг колонны, экипажи по машинам, развернуть пушки, приготовиться открыть огонь.

– Мои не сдадут.

– Все сдадут при правильном подходе. Даже я или ты. Сломать любого можно, – отмахнулся я. – Выполнять приказ.

– Есть, – козырнул тот и стал поднимать спавших бойцов. Его-то как раз не спали, службу несли, своими делами занимались, а вот остальные дрыхли без задних ног – это те, кто участвовал в ночном рейде.

Едва мы успели приготовиться и шум стих, с левого фланга у головного танка, как раз Егорова, раздался окрик часового, на который почти сразу ответили огнём. Стреляли из трёх винтовок, немецкого я ничего не слышал, наши винтовки палили. Почти сразу в ответ ухнула пушка Егорова, потом ещё раз, и всё стихло. Погорелов с дежурной группой, усиленной двумя ручными пулемётами, побежал туда. А я не торопясь последовал за ними. Схватка стихла. Если противник был, то отошёл.

Когда я приблизился к месту боя и встал на краю небольшой воронки от осколочного снаряда, которая ещё дымилась и воняла сгоревшим тротилом, то осмотрелся вокруг и громко спросил:

– Что тут происходит?

Громко говорил я вынужденно, так как Погорелов и какой-то неизвестный старлей в кожаной куртке чуть за грудки друг друга не хватали, ор стоял знатный. Оказалось, часового ранило обстрелом, зацепило серьёзно, а боец был с батареи, но и ответный огонь не прошёл зря. Двое убитых и трое раненых. Это наши оказались, окруженцы. Старлей танкист, по петлицам было видно, а фуражка не его, вообще пехотная была.

Погорелов, обнаружив меня рядом, тут же радостно кинулся ко мне жаловаться на ранение бойца и на пришлых недоумков, которые стреляют на окрик.

– Разберёмся, – успокоил я того. – Старлей, у меня тут два бойца, посланных на разведку, пропали. Не твоя работа?

– Миномётчики, товарищ майор?

– Именно.

– У нас они. Оружие сдавать не захотели. Помяли немного, но живые.

– Давайте их сюда. Верните всё, что забрали. А сейчас объясните, почему вы так неадекватно себя ведёте.

– Вы с диверсантами встречались, товарищ майор?

– И не раз.

– Нам тоже довелось разок, но запомнили на всю жизнь. Про ложных регулировщиков слышали?

– Да, и не раз. Отправляли в ловушку целые батальоны, расстреливали их из засады из пулемётов.

– В нашем случае ещё и пушки были, так что нам и танки не помогли. Из тысячной группировки отходившей танковой дивизии уцелело едва сорок человек. А тут ещё вы, потери от своих.

– Не по нашей вине, сами вызывали огонь на себя. Если бы моих людей положили, я бы вас тоже гусеницами раскатал, не посмотрел бы, что вы якобы свои. Без обид, война.

– Вас тоже можно понять, – вздохнул тот.

Посмотрев, как Погорелов проверяет своих заметно побитых бойцов – не давались, как пояснил старлей, – я кивнул, предлагая отойти в сторону поговорить. Раненым уже оказывали помощь.

– Рассказывай, – по-простому велел я ему, когда мы устроились на поваленном стволе.

Рассказ старшего лейтенанта Михайлова, командира роты тяжёлых танков тридцать третьей танковой дивизии, действительно был тяжёлым. Снова окунаясь в те события, он в подробностях выкладывал всё, что ему удалось пережить за эти три военных дня. От участников боёв на границе я слышал подобные рассказы. Так что особо он меня не шокировал, хотя я слушал очень внимательно. Основным было для меня то, что в группе Михайлова были в основном танкисты приданных подразделений, и даже три механика ремонтного взвода. В принципе, для меня ценный приз, можно сказать, удачный. Я на танкистов и нужных военспецов собирался колонны пленных потрошить, уничтожая конвойных, а тут они сами вышли. Хотя мне этого маловато будет, так что на колонны планы менять я не буду.

– Вот что, старлей. У меня маневренная группа, собираю я её. Скажу честно, вы для меня, с одной стороны, ценная находка. С другой, взять я вас не могу. Злые вы, увидите немца, будете бросаться на них или бой вести до конца. В моих планах устраивать немцам аналогичные засады, бить их в походных колоннах. Отряд летучий: ударил, убежал. В вашем случае танкисты будут продолжать бой, несмотря на приказы на отход, что может привести группу к гибели. Не стабильные вы, это и плохо. Я не могу положиться на бойцов и командиров, которым не могу доверять. У тебя есть минут десять, пообщайся с подчинёнными. Я могу вас взять только с безоговорочным подчинением. Примете решение, сообщите часовым, я подойду.

Оставив Михайлова, я вернулся к колонне. Пришлых к ней не подпускали, они видели только головной танк. За ним ещё один и одну из машин, не более. Остальные были скрыты деревьями, стоявшими вплотную к узкой дороге. Поэтому о силе и мощности группы ничего они не знали. Кстати, Михайлов командовал ротой КВ. Ирония судьбы, все танки в его взводе были «двойками». Получив бесценный опыт боёв у границы, он отступал со своим поредевшим до взвода подразделением, пока их не заманили в ловушку. Специально подготовленную для танков: минированная дорога и противотанковые пушки, что били в борта. Дольше всех продержались КВ, но и для них подготовили «открывалку» – две «ахт-ахт» выбивали КВ один за другим. Танкистам деваться было не куда. С одной стороны болото, один Т-28 прямо так и нырнул вместе с башней. С другой – высокий косогор с лесом наверху, по которому танкам никак не подняться. Классическая ловушка. Подбили первую машину и замыкающую, после чего, как в тире, выбивали танки один за другим. Михайлов больше всего печалился, что в боекомплекте оставалось всего два снаряда, оба выстрела были прицельными, и у немцев точно были потери. Но считай, мизер, по сравнению с уничтоженной на дороге колонной. Они на эту дорогу ни в жизнь бы не свернули, если бы не регулировщик в нашей форме. Когда выжившие смогли уйти в лес, то потом вернулись, чтобы понаблюдать. А там немцы в форме вермахта и в нашей добивали на дороге раненых. Вот такая история. Злые были танкисты, очень злые.

Я направился к кабине ЗИСа, у открытой дверцы сидел лейтенант, освобождённый нами во время захвата техники. Я протянул ему фляжку. Вода была недалеко, повар уже готовил обед.

– Как самочувствие, лейтенант?

– Спасибо, товарищ майор, хреново, – немного сипло ответил тот.

– Бывает. Значит, тебя за нас приняли? Немцы, как я смотрю, злые. Это ещё ничего, после дальнейших засад вообще бешеными станут. У меня вопрос к тебе, у тебя старший брат есть? Артёмом зовут?

– Да. Он тоже танкист. Вы знакомы с ним, товарищ майор?

– Знакомы. Приходилось встречаться, – кивнул я, задумчиво разглядывая лейтенанта.

С подполковником Артёмом Сергеевым я действительно был знаком, он один из тех фронтовиков, что воевал с первых дней. Старлеем начал, командиром роты лёгких плавающих танков. А закончил командиром тяжёлого танкового полка. На «исах» воевал. Он мне рассказывал много о начале войны, в каких боях участвовал, и о своём брате упомянул. Тот сгинул в первые дни войны и числился пропавшим без вести. Брата по архивам искал, где тот вёл последний бой, очевидцев опрашивал. Ничего. Хм, а мне вот повезло встретиться с его братом.

– Подлечим тебя, Иван, не волнуйся. Кстати, вот твои документы, включая комсомольский билет, у командира ремонтников нашли. У меня вопрос к тебе появился. С нами будешь или, подлечившись, к фронту двинешь? Немцы на полпути к Минску. Скоро возьмут его, будь уверен. В нашем случае у тебя есть отличный шанс погулять по тылам противника, бить под брюхо.

– Я с вами, товарищ майор.

– Это ты молодец, правильное решение.

В это время подбежал посыльный, Михайлов со мной желал пообщаться, поэтому я закруглил разговор и, пожелав лейтенанту побыстрее выздоравливать, танк мы ему подберём, направился к голове колонны, где и находились пришлые. Сами танкисты расположились метрах в сорока от «тридцатьчетвёрки» Егорова, кстати, сам сержант машину не покидал и ненавязчиво присматривал за пришлыми. Мало ли ещё что учудят. Старлей встретил меня метрах в десяти от танка, с интересом разглядывая «тридцатьчетвёрку». Когда я подошёл, он вытянулся и, кинув ладонь к виску, сказал:

– Товарищ майор, разрешите мне вместе с моими бойцами вступить к вам в группу. – Заметив, что я вопросительно смотрю на него, пояснил: – Поговорил я с парнями, норма всё, будут себя сдерживать. Проблем не будет. Обещали твёрдо.

– В бою посмотрим, – был мой ответ. – Сколько у вас танковых экипажей сохранилось?

– Из моего взвода полный только мой экипаж, я приказал покинуть машину, как только нам гусеницу сбили, все уцелели и смогли отойти. Если перетасовать остальных, то ещё четыре экипажа, но для КВ, у «три-четыре» экипаж поменьше.

– Хорошо. Новенькие в вашей группе есть?

– Не приживались, все свои.

– Тоже неплохо. Сейчас идёте дальше вдоль колонны, за ЗИСом стоит походная кухня, обед почти готов. Вижу, что уже учуяли. Поешьте горячего. Там запас мисок и ложек имеется. Немного, но разберетесь. Пока бойцы первой партии обедают, для вас у меня приказ: составить список всех бойцов, что вы вывели, обязательно с воинскими специальностями и гражданскими умениями. Кто где служил, не забудьте. Это пока всё. Присмотрите за своими бойцами, пусть от кухни не отходят.

Дав Михайлову блокнот и карандаш – у него не было, – я направился в конец колонны, отдав необходимые распоряжения Погорелову, чтобы присмотрел за пришлыми, пусть не разбредаются. Придерживая автомат, чтобы не покачивался, подошёл к «тридцатьчетвёрке», продолжавшей стоять на буксире у тягача – наша ночная находка. Оба механика, Салов и Бирюков, уже были тут. Более того, и Иван приковылял от грузовика. Всего шатало, но пришёл. Посмотрев на его лиловое в жёлтых пятнах лицо, я только покачал головой, надеюсь, за неделю-другую пройдёт. Пока определю его к ремонтникам. Пусть помогает да учится.

– Удалось узнать, что с машиной?

– Похоже, коробка передач полетела, – вытирая руки, ответил Бирюков. – Пока не поднимем надмоторную бронеплиту, что с двигателем, точно не скажем.

– Действуйте. Отцепите тягач и поднимите броню. На деревья особо не обращайте внимания, тут у края дороги молодой пролесок, отвал тягача легко их подомнёт и освободит пространство, чтобы подойти к корме танка. Потом осмотрите БА и КВ. Их тоже нужно привести в порядок. Грузовики тоже на вас.

Отойдя в сторону, я присел на подножку одной из полуторок миномётной батареи и стал писать её штатную структуру с пополнением техники, на это у меня ушло минут пять. Подозвав Погорелова, я вручил ему лист:

– Вот что, лейтенант. С пополнением группы техникой я решил пополнить вашу батарею, а то на двух машинах кроме самих миномётов и ящиков с минами больше ничего нет, почти всем бойцам пришлось тесниться на броне танков и в ЗИСе. С этой минуты у каждого расчёта должен быть свой грузовик. Та новенькая полуторка в конце колонны переходит в ваш штат, как и ЗИС, что мы вчера пригнали. Разгружайте их, кажется, в кузовах что-то есть, и рассредоточивайте среди расчётов, кому какая машина достанется, решите сами. Дальше как командиру батареи передаю вам радиофицированный броневик, чтобы держать связь с Курлыкиным, вашим штатным корректировщиком. Мотоцикл также переходит в штат батареи, для корректировщика самое то. Пусть Фомин посмотрит рацию в броневике и проведёт обучение Курлыкина использованию немецкого трофея. Тот в принципе рацией пользоваться может, но с немецкой теряется. Ещё вам по штату положено три грузовика. Два для перевозки боеприпасов, один для кухни. Кухня тоже переходит вам, но столоваться будут все в группе, а пока будем перевозить её на прицепе нашего ЗИСа с боеприпасами. Это пока всё, экипаж для броневика и водителей для новых машин пришлю чуть позже. Осваивайте пополнение в технике.

– Есть, разрешите выполнять? – лейтенанту пришлось надрывать горло, так как тягач ревел мотором, уже подминая молодые деревца, чтобы освободить место для работы.

– Действуйте. Не забудьте чуть позже доложить, что было в кузовах переданных машин. Может, что интересное попадётся.

В одной из машин оказались ящики с боеприпасами, причём для авиационных пушек. Для нас он бесполезен, разгрузили, а вот во второй машине, закреплённый со всех сторон, стоял двигатель. Салов аж рот разинул, когда я послал его определить, что это за двигатель, а то миномётчики не знали. Это оказался классический В-2, наш танковый. Свеженький, видно, только с завода на замену какой-то машине. Ресурс этих движков летел просто на ура. Мои планы использовать найденную «тридцатьчетвёрку» разово в какой-нибудь операции, сняв с неё всё, что можно, включая двигатель для брошенного в лесу КВ, сразу изменились. Коробку можно снять и в другом месте, вернув танк в строй, а вот для КВ в лесу этот новенький движок самое то.

В общем, миномётчикам полуторку я отдал, её уже разгрузили, и там устраивался один из расчётов, а вот с ЗИСом велел погодить. Двигатель нужно доставить к месту стоянки брошенной «двойки». Кстати, к этому танку я уже отправил двух бойцов для охраны. Всё, пора обзаводиться мотострелковым взводом, они нужны, а то всё миномётчиков по этим делам гоняю, а у меня насчёт них и так большие планы.

Мимо тягача – надмоторную бронеплиту уже подняли и осматривали двигатель – я прошёл к грузовику, к которому была прицеплена кухня. К счастью, повар приготовил с изрядным запасом по моему приказу, так что хватило на всех, первая партия пришлых и миномётчиков уже поела, вторая только приступила. Кстати, Лосев принёс к нашему танку котелки с едой, он с Бабочкиным уже обедали, я разрешил не дожидаться меня, а когда закончу, сам подойду.

– Написали? – поинтересовался я у Михайлова.

– Сделал, товарищ майор.

– Хорошо. Я пока изучу списки и составлю по ним новые штаты, а вы обедайте.

Отойдя к корме своего танка – он тут же у морды ЗИСа стоял, – я одновременно быстро ел и изучал списки. Мой экипаж растравил котелки на левой надгусеничной полке, используя её как стол. Проголодаться успели все, так что обед не затягивался.

Быстро просматривая списки, я раскидывал бойцов и командиров по боевой технике и танкам. К счастью, экипаж для двух «двоек» подбирался. Даже запас имелся. Так что Михайлова я собирался ставить на должность командира тяжёлого взвода. Пока двумя КВ покомандует, ну а чуть позже, восстановив, передадим ещё, а пока пусть для следующих машин экипажи подготавливает. Подобрал двух танкистов для сломанной пока «тридцатьчетвёрки», командира-наводчика и заряжающего. Егорову нашёл стрелка-радиста и заряжающего, для своего танка – мехвода и стрелка-радиста, так как Лосева планировал сделать ротным старшиной. Но в списках нашлась и такая специальность. Ладно, Лосев пока остаётся моим ординарцем, но будет передвигаться отдельно со всеми нашими вещами, а то в танке реально не развернуться. Надо будет найти для себя штабную машину, обязательно радиофицированную. А насчёт танка подумаем, может, оставлю его своим командирским, а может, передам в формирующийся взвод из «тридцатьчетвёрок».

В принципе, мне теперь можно не водить самому боевую машину в бой, экипажи имеются, можно и из штаба руководить. Тем более вести бой и стрелять в очень тесной башне «тридцатьчетвёрки» мне не сильно понравилось. Нужно подумать насчёт создания самоходки, идея стоящая. А командовать взводом Т-34 может один из командиров Михайлова, у него три лейтенанта, один командовал до этого взводом КВ, остальные командиры танков. Ничего, и на них освоится.

Покивав своим мыслям, я некоторые решения изменил. Попивая чай, ещё раз осмотрел список, прикидывая, ничего ли не забыл.

– Собираемся, машину передаём танкистам. Нам нужно штабную подобрать. Кстати, Бабочкин, плохо, что ты не умеешь водить. В общем, будете с Лосевым учиться. Найдём брошенную штабную машину, будем на ней передвигаться. Это пока всё. Тот ЗИС, что с мотором в кузове, пока себе заберём, ограбим временно минометчиков, а чуть позже вернём. Перегружайте пожитки в ЗИС.

Оставив бойцов возиться в танке, я прошёл к Михайлову, тот уже тоже пообедал и немного сонно клевал носом, от сытости разморило. Правда, когда я подошел, встряхнулся, явно ожидая, куда я назначу его самого и танкистов.

– Значит, так, старлей. Я поначалу решил тебя на взвод из КВ поставить, тем более две «двойки» у меня есть, их осталось в порядок привести, у одной – двигатель на новый заменить, подготовка к этому идёт, но решил, что поставлю тебя командовать всей танковой ротой. Пока из пяти танков. Три на данный момент на ходу, и два требуют ремонта. Я накидал, как распределить танкистов по машинам, но тут смотри сам, твои люди, и тебе вести их в бой. Далее. Шесть водителей и всех техников я у тебя забираю, они всё равно не танкисты, а у меня недостаток в этих специалистах.

– Ясно, товарищ майор, – быстро пробегая список, кивнул тот. – В моё подразделение, значит, входит только сама боевая техника и люди. А остальное? Ремонтники нужны, боевые машины ещё сырые, ломаются часто, нужен ремонтно-восстановительный взвод. Тыловики нужны.

– Это всё будет, но не в вашем подчинении, а в моём. Не забивайте себе голову ненужными делами. На вас боевая техника, люди и сражения. Я по должности хоть и командир танкового полка, но имею знания инженера, поэтому ремонт, а также модернизация будут на мне. Мы так приведём технику в порядок, что ресурс неслабо повысится. Ладно, занимаетесь штатным комплектованием экипажей, весь резерв пока используйте как мотострелков, сажая десантом на танки. Чуть позже на броню мы приварим скобы, чтобы было, за что держаться. Сейчас нужно сменить место стоянки. Тут не совсем удобная, и до воды почти километр бегать приходится. Отправленные мной сегодня утром в разведку миномётчики нашли очень симпатичную полянку, и эта дорога ведёт как раз к ней. Так что двигаемся дальше и через пятьсот метров разбиваем постоянный лагерь уже на поляне. Кстати, пошлите одного из своих командиров по этой дороге, пусть посмотрит. Там небольшой овражек и разрушенный деревянный мостик. Бойцы, что проводили разведку, говорят, что танки пройдут, но всё же нужно убедиться. Всё, действуйте.

На комплектование экипажей у Михайлова ушло минут пять, он построил своих бойцов и, выкрикивая фамилии, сообщал, на какую машину их назначили, таким образом сформировал экипажи. Он даже для сломанной «тридцатьчетвёрки» подобрал мехвода и стрелка-радиста. Последнего ещё ладно, но зачем водителя, если машина не на ходу и неизвестно, удастся ли её вообще поставить? Отдельно мне выделили двух бойцов на БА и шесть водителей. Экипаж для БА был собран фактически из случайных людей. Командир раньше командовал Т-26, а водитель как раз служил на БА, но был заряжающим. Однако водить умел. Сам Погорелов, кроме того что командир батареи, при использовании броневика в бою должен был заряжать пушку, ну а Фомин уже радист-стрелок. Из оставшихся безлошадных пока танкистов собрали едва стрелковое отделение. Но и это неплохо. Всех техников я отправил к Бирюкову, причём один из новеньких вообще был техник-старшина, его я взводом и поставил командовать. Ну, и остальных перекидал. Тот же Горелов теперь стал постоянным водителем тягача. Из шести водителей четверо сели в кабины грузовиков, двое в резерве. Почти полчаса ушло на то, чтобы экипажи приняли машины, освоились в них, и только после этого я отдал приказ к движению.

Как оказалось, проехать через овражек действительно не составляло труда. Через двадцать минут мы были на поляне, где, громко командуя, совместно с Михайловым распределили технику на опушке, по подразделениям расставили. Отцепив от тягача сломанную «тридцатьчетвёрку», я оставил в лагере Михайлова за старшего, приказав ему продолжать обслуживание и ремонт техники силами экипажа, забрал экипаж для второй «двойки», весь ремонтный взвод, тягач и ЗИС с дизелем, после чего поехал к брошенному танку. Пора заняться его восстановлением.

Добрались нормально, по своим же следам выехали из леса к развилке, где всё так же стоял сгоревший БТ, кстати, «семёрка» не модернизированная, доехали до пролома, проложенного «двойкой», и по нему добрались до танка. Там нас встретила охрана, опознались и почти сразу приступили к ремонту. Танк облепили как ремонтники, так и танкисты. Мы за час извлекли сгоревший мотор, после чего подогнали грузовик – тент и дуги для удобства сняли – и, осмотрев движок, тот имел при себе всё, что нужно, подготовили площадку и опустили его на станину. Потом ещё два часа возились с установкой и подключением. Возникали мелкие проблемы. Когда установка прошла, залили воды в охладительную систему, масла и топлива. Запустить танк сразу не смогли, баллоны с воздухом пусты, а аккумулятор разряжен. Но ничего, от тягача запитали, и с третьей попытки, взревев и выпустив в небо облако чёрного дыма, тот заурчал на малых оборотах. Сам экипаж, пока мы возились с мотором, успел привести танк в полный порядок, даже поставили один ДТ, что принесли с собой, больше не было, и два гнезда для них оставались пока пустыми.

Пока техники извлекали старый движок, мы с техником-старшиной Верешковым осмотрели новенький двигатель в кузове грузовика и, используя немецкие инструменты и немецкие же масляные и воздушные фильтры, установили его. Так что эта «двойка» первая, у которой прошла модернизация сердца. Думаю, ресурс двигателя в этом случае скакнёт с пятидесяти часов мотоработы до ста и выше. Старшина должен был это отслеживать и вести график расхода ресурса. Мужик опытный, почти двадцать лет с техникой работает, разберётся, тем более он знал, что делать. Следующие дизели он уже сам будет модернизировать, видел и понял, что нужно делать. Жаль, фильтров у нас осталось на модернизацию ещё двух машин, не более. Что ж, раз инструмента почти нет, запчастей тоже, значит, будем грабить немецких ремонтников, они тут должны быть, осталось только поискать.

Вернулись так же. Только в сопровождении громко порыкивающего дизелем танка. Никто нас не остановил, на дороге пыль виднелась, но немцам было не до нас. Вот когда мы вернулись в лагерь и «двойка» замерла рядом с собратом – из неё тут же стали доставать часть боекомплекта и погружать в соседнюю машину, – мне сообщили неприятную новость. Разведка, которую я послал к складам, наткнулась на полпути на немцев, прочёсывающих лес. Удалось уйти без стрельбы незамеченными, да и шли те в другую сторону, но напрягало. Была и приятная новость, я бы даже сказал, отличная. На обратном пути, потыкавшись и везде встречая немцев, те обнаружили стоянку наших. Причём там была фактически в полном составе застава погранцов. Вот и мотострелки, а также разведка. Отлично, вот их я как раз не упущу. Иванова отправил, незаметно всучив ему письмо Сталину среди других. Правда, с этими погранцами было с два десятка гражданских, а также пришлых бойцов, но разберёмся. Первым делом проверим на подставных. В общем, дел невпроворот. Ремонтники занимаются обслуживанием и параллельно модернизацией моторов, начали со второй «двойки». Ну что такое поставить масляный и воздушный фильтры? Танкисты осваивали машины, чисткой пушек занимались, обслуживанием, а я был загружен больше всех. Но это и понятно, такова командирская доля. Осталось сформировать хозвзвод и зенитный взвод, а в остальном всё, что нужно, у меня было. Разве что особистов завести, тоже нужные специалисты.

Хозвзвод уже начал формироваться. Ротный старшина Авдеев уже заступил в должность и получил первую единицу вместе с водителем в штат подразделения. Это я про наш ЗИС с боеприпасами и остатками топлива. Насчёт зенитчиков ещё думаю, пока формировать не из кого и не из чего. Нужно посетить склад тяжёлого вооружения, где мы уже добывали зенитные ДШК, но это всё в планах, а сейчас нужно знакомиться с новичками.

У нас остро стоял вопрос с продовольствием, чтобы прокормить такую ораву. Сегодняшний обед махом слизнул треть запасов, причём повар ещё и экономил. В принципе, чувство голода погасили. Но тогда и людей было не так много, а сейчас без малого к нашему лагерю подошло ещё восемь десятков человек, причём не кормленых. Тоже со вчерашнего дня не ели, причём то, чем им пришлось питаться, и едой не назовёшь. Наткнулись на овощной склад на окраине какого-то села, среди гнили нашли немного вполне приличных клубней брюквы, ими и питались весь вчерашний день. Это разве пища? А я-то думал, откуда немцы брюкву брали, чтобы наших кормить. Таких складов немало, это погранцам повезло на полупустой нарваться.

Вторая треть продуктов тоже была использована, только повар, кстати, красноармеец Лапшин, готовил на мой отряд по списочному составу плюс ещё на двадцать едоков по моему приказу – вдруг снова на нас окруженцы выйдут, чтобы было, чем их кормить. Однако я такую большую группу никак не ожидал, и, естественно, кормить мне их было просто нечем, а ужин был почти готов. Что ж, тем, кому не хватит, придётся или подождать следующей партии горячего, или удовольствоваться сухпаем. Главное, чтобы хватило, проблема с продовольствием у меня в отряде уже вставала остро, да и новенькие ещё неизвестно, пойдут под мою руку или нет, всё же погранцы это другое ведомство. Хотя до этого я уже общался с этими парнями, и никаких конфликтов у нас не возникало.

Всё это промелькнуло у меня в голове, пока Михайлов докладывал обо всём, что происходило в лагере за время моего отсутствия. Также он сообщил, где встали гости. В лагерь их не пустили, я такой приказ отдал. Если будут состоять в нашей группе, то пожалуйста, если нет, идите вы на три буквы. Пришлые встали в ста метрах от границы лагеря, причем хочется отметить, с той стороны, где была кухня, и где священнодействовал повар с двумя бойцами, назначенными к нему в наряд.

– Мне нужна вся информация по пограничникам, присоединившимся к ним бойцам и гражданским. Количество, состав, данные командиров.

Задумчиво кивая, я выслушал Михайлова, после чего крикнул старшину группы, фактически интенданта, и велел ему:

– Разгрузи все машины, заправь их остатками топлива, броневик идёт в качестве сопровождения. А то мы сюда на последних каплях доехали. Готовь колонну к выдвижению. Всё, действуй.

Козырнув, тот убежал выполнять приказ. Мне нужна вся техника, когда же я автовзвод сформирую хотя бы из десятка грузовиков? Постоянно приходится использовать то, что есть. Так вот, пока старшина гонял водителей, выдавая им последние канистры топлива, миномётчики снова разгружали свои машины.

У Михайлова была вся нужная информация, и бегать дополнять её не потребовалось. Оказывается, он уже поговорил с командиром заставы, тот пояснил, как они здесь оказались, и почему с ними гражданские. Застава в прямом бою на границе не участвовала, так как числилась резервной при штабе пограничного отряда. В бою ей пришлось принять участие, командир отряда направил к одной из комендатур, близко расположенной к границе, где внезапно появились немцы, и комендатура вела бой в полуокружении. Их отбили, откинув немцев, после чего вместе отошли. Тут подошёл стрелковый батальон, и дальше уже он занялся немцами, а из отряда посыльным пришёл приказ отойти и, встав лагерем в небольшом лесу, заняться чисткой тылов – что-то много диверсантов развелось, посыльные пропадают только так, на командиров участились нападения. Вот пограничники и занялись тем, к чему их готовили и в чём они имели немалый опыт. Резервная застава как раз и использовалась для организации постов на дорогах, ну и прочёсывания и поиска диверсантов. То есть парни были подготовлены, отлично вооружены, самозарядками в основном, и знали, что делать. В дело они включились сразу, почти сутки непрерывной работы, когда на один из постов вдруг вышли немецкие танки. Парни без потерь отошли в лес и соединились с основной группой. Получив информацию о немецких танках, командир заставы старший лейтенант Волохов вернул другие группы и направил посыльного в отряд. Потыкавшись в разные стороны, он вернулся, на всех дорогах были немцы. Волохов решил прорываться к своим, тем более у него не было приказа оставаться на месте. К вечеру на них вышло три бойца из того стрелкового батальона, что сменил их у комендатуры, с ними было два погранца из её состава. Это все, кто уцелел и смог выйти на Волохова. Может, ещё кто был, поодиночке или вот такими мелкими группами выходя из окружения, но на заставу вышла только одна группа. С наступлением темноты застава двинула в сторону нашего тыла, догоняя откатывающийся фронт. У городка, где стоял отряд, они также встретили немцев, но на счастье в лесном массиве рядом были жёны и дети командира, его зама и политрука заставы. Оказалось, Волохов, перед тем как покинуть квартиру, когда его вместе с заставой подняли по тревоге, успел крикнуть жене, чтобы та забрала все документы и продовольствие и шла вместе с детьми и жёнами других командиров в лес. Всё же погранцы знали больше, чем стоявшие тут же армейцы. Та выполнила приказ мужа. Они с подругами провели одну ночь в лесу, когда в полночь их нашли бойцы заставы. Кстати, остальные жёны отказались присоединяться к ним и, набившись в один грузовик – машин больше не было, – поехали в сторону наших тылов. Больше о них сведений не поступало, другие пошли пешком. Эти тоже сгинули. Хотя, может, с ними всё в порядке, уже в безопасности. Пока жёны с детьми пограничников ожидали своих мужей, на них наткнулись две учительницы из ближайшего села, где жители ясно дали понять, что советских граждан им не надо, закололи милиционера прямо на улице и уже бежали к домам, где жили учительницы, но тем удалось уйти огородами. Хозяйки предупредили и помогли уйти, бросив все вещи. Есть и в западных областях приличные люди. Правда, я всё равно не отменял своего приказа на запрет контактов с мирным населением. Если где встретим, то если мужчина – ликвидировать, тут никаких сомнений, если женщина – передислоцировать в лагерь. Вот такие пироги.

За следующие два дня к ним присоединилось ещё одиннадцать гражданских и восемь бойцов и командиров из попавших в окружение. Насчёт возможных диверсантов я сразу уточнил у Михайлова, но тот успокоил, погранцы очень опытные. Проверяли всех, кто к ним присоединился. И пока глухо. Хотя однажды на них наткнулись двое, которые, увидев зелёные фуражки, дали дёру. Догнали, скрутили и, обыскав, допросили, после чего прихлопнули в глухом уголке. Засланные оказались, к гадалке не ходи, да они и сами это подтвердили. В общем, в этой группе диверсанты не приживались.

Состав командиров в группе: командир заставы старший лейтенант Волохов, политрук заставы Юрченко, заместитель командира лейтенант Потапов и следователь из отряда лейтенант Баюнов. Его нашли раненным в ногу в том городке, где стоял отряд, укрыла в погребе одна старушка, хозяйка домика на окраине. Чудом ей удалось встретиться с парнями, что проводили разведку, банально наткнулась на них, укрывшихся в лопухах, ну и попросила забрать русского офицера. Так Баюнов и оказался в отряде. Но пока он не дееспособен из-за ноги, сложное ранение. Кстати, одним их гражданских оказался врач из районной больницы, он-то с двумя своими подчинёнными, которым удалось покинуть больницу – весь состав был вырезан националистами, – и вёл в группе всех раненых, так что лейтенант был под плотным медицинским контролем. Всего раненых было четверо, но трое других – ходячие.

Из пришлых был только один, да и то не командир, а интендант в звании интенданта третьего ранга, что соответствовало армейскому капитану. Ха, помню ещё. Были и сержанты, артиллеристы, танкисты, пехота, пара связистов, пара зенитчиков, ну и один сапёр, и на этом всё. Ах да, Михайлов сразу уточнил, что среди простых красноармейцев было сразу четыре профессиональных водителя. Как раз из группы интенданта. Вёл разговор Михайлов с командиром заставы, а тот об интенданте упомянул мельком, мол, что из уничтоженной автоколонны он. Вот и всё.

– Хорошо, – довольно кивнул я. – Вот что, готовь технику к бою и долгому ночному маршу. Сегодня мы нанесем немцам несколько ударов из засады и уйдём следом за нашими войсками. Находиться на вражеской территории, а я имею в виду западные области, где население к нам не дружественно, смертельно опасно. Поэтому, проведя необходимую подготовку, пару раз ударим так, чтобы немцы хорошо запомнили, и всю ночью будем идти на восток. Это всё, готовьтесь. Мехводов немедленно отправь спать, им ночью предстоит много работы.

– Есть, разрешите выполнять? – козырнул немного возбуждённый старлей.

– Выполняйте.

Отправив командира танковой роты заниматься своими делами, я энергично двинул в сторону лагеря гостей. У меня на них были огромные планы, и честно говоря, я уже начал подготовку, чтобы их претворить в жизнь, осталось уговорить Волохова войти в состав группы, без погранцов они не осуществимы. В сопровождении Погорелова, он так и оставался дежурным по лагерю, я прошёл к пришлым. Было видно, что служба там поставлена как надо, нас остановил часовой в зелёной фуражке и вызвал сержанта, тот уже провёл на территорию временной стоянки и подвёл к свеже поставленному шалашу, где играли дети, тут я и обнаружил старшего лейтенанта Волохова. Он о чём-то разговаривал с двумя женщинами в гражданском платье. Мельком обернулся, что-то им сказал и, развернувшись, шагнул мне навстречу, бросив правую руку к фуражке:

– Командир резервной заставы Энского погранотряда старший лейтенант Волохов, товарищ майор. Готов поступить в ваше распоряжение до выхода к нашим войскам из окружения.

– Вот как? – удивился я и честно признался: – А я думал, мне вас уговаривать придется, старлей. Честно говоря, у меня есть острая необходимость в таких бойцах, как вы. Я беру вас в свою группу.

– Что мы должны делать? – тот сразу приступил к делу.

– Вам выдали сухпай?

– Пока только детям, мы им остатки овощей отдали, они у нас почти не голодают, но всё же выданные вашим старшиной по приказу дежурного продукты мы отдали жёнам и детям. Жаль, запас небольшой у вас оставался, но раз больше нет, потерпим.

– Поспешное решение. Через полчаса будет готов суп, второе вы получить не успеете, его только заложили, да и уйдёт он миномётчикам и танкистам, а вот вы после ужина займётесь работой. До наступления темноты предстоит много работы. Не боитесь?

– Когда это мы боялись, товарищ майор? – слабо улыбнулся тот.

– Отлично. Значит, собирайте всех командиров своей заставы, я буду ставить задачи, так как нужно одновременно нанести несколько ударов в разных местах. Поэтому придётся разбиться на группы, и во главе этих групп должны быть опытные командиры.

– У меня все сержанты старослужащие. Приказ я уже отдал, сейчас подойдут.

Пока командиры собирались у нашего пятачка, я посвятил Волохова, кем их вижу и как собираюсь задействовать в составе мангруппы. Сначала я собирался сформировать отдельный мотострелковый взвод, группу разведчиков, особиста назначить – в общем, много чего, а потом передумал. Зачем их дробить, можно оставить всё как есть. То есть все погранцы станут временно мотострелками, но Волохов так и будет отвечать за все направления, высылая при необходимости бойцов на охрану объектов, территории лагеря или техники, ну или на разведку. То есть сделать универсальное подразделение, коим в принципе застава и являлась.

Мы расстелили на упавшем стволе карту, чтобы показать координаты складов, куда я хотел направить погранцов для одновременного налёта с физическим устранением охраны и вывозом части имущества. Играть и строить из себя всё знающего и умеющего командира я не стал, тут не операция с применением танков, поэтому указал Волохову, где находятся четыре остро необходимых нам склада, и дал приказ взять их под контроль, уничтожив охрану. Первым делом требовалось нанести удар по складу ГСМ, так как проблема с топливом и горюче-смазочными материалами стояла у нас не просто остро, а орала благим матом. Топлива для танков оставалось километров на десять. Для грузовиков на тридцать, так что на один рейс к этому складу их хватит, дальше будем пользоваться уже добытым топливом. Именно поэтому налёт следовало совершить первым делом на склад ГСМ. Причём это я так называю – «налёт», а на деле ставил задачу вести себя тихо. Охрану ликвидировать без шума по возможности. Если не получится, то использовать гранаты и огонь в упор. Погранцов я собирался усилить за счёт пулемётов с танков. Вынужденная мера, у них было всего три ДП, но фактически не было боезапаса и гранат. Застава сюда шла не просто так, а била, где только можно, так что боекомплект подошёл к концу, и воевать было нечем. К счастью, этого добра у нас хватало, так что старшина уже организовал выдачу необходимого боезапаса и гранат. Скоро должны были передать два ДП для усиления огневой мощи групп и четыре ДТ, снятых с танков. Конечно, у погранцов были СВТ, а те давали достаточно серьёзный огневой вал, но пулемёты есть пулемёты.

Таким образом, я указал Волохову на карте, где четыре нужных склада. Список необходимого я писал тут же. Причём просил в случае работы на складе с продовольствием захватить ещё и очередную колонну грузовиков. Они там часто появляются, а нам очень нужны. Ему я отдал всех свободных водителей. Да и с десяток пограничников заставы могли водить машины, так что с этой стороны проблем не было. Дальше Волохов, сверяясь с моей картой, продолжил планировать операцию, а я лишь стоял рядом и слушал, как работают профессионалы. В это дело я влезать не собирался, не сильный специалист. Я командир, поставил задачу, дальше пусть подчинённые думают, как ее выполнить, заодно и покажут, чего они стоят. Естественно, склады я отметил самые нужные нам – это склад ГСМ, с продовольствием, тяжёлого стрелкового вооружения, ну и склад лёгкого стрелкового, где находился боезапас. Подумав, я на миг отвлёк Волохова, поставив ему задачу захватить ещё и пятый склад, но это не так срочно и может подождать. Склад вещевого имущества. Пришлось пояснить старлею, что не все в группе снабжены нужными вещами, требовались сидоры, котелки, полотенца, даже банальные ложки, ну и смена элементов формы требовалась, на некоторых она как горела. Самим погранцам всё из перечисленного тоже требовалось, так что Волохов возражать не стал, сразу включив склад в план операции и выделив на захват пять погранцов. Вряд ли охрана на этом складе больше полного отделения немцев, так что хватит. Кстати, миномётчики до этого склада всё же добрались, единственная резведгруппа из всех, они благополучно вернулись и как раз доложились, так что я именно поэтому и вспомнил о складе. Бойцы подтвердили, что в охране насчитали с десяток немцев, не более.

Тут к нам прибежал Погорелов. Оказывается, вернулся наблюдатель с дороги. Там появилось кое-что из того, что мне требовалось. У брошенной советской техники встала группа машин. Всего три грузовика в сопровождении легкого автомобиля повышенной проходимости. Причём на этой машине, как видели в бинокль наблюдатели, их было двое и стоял зенитный пулемёт. Спаренные стволы в небо смотрели. Немцев было всего шестнадцать, но бойцы уверяли, что это точно ремонтники. Они запустили генератор, а потом сваркой проводили какие-то работы у сломавшегося на дороге Т-IV. Ну, и ужин готовили заодно, один колдовал у костра.

Внимательно выслушав доклад одного из наблюдателей – второй остался на точке для наблюдения за немцами, – я задумался на миг и зло пробормотал:

– Чёрт, как бы сейчас пригодилась трофейная форма!

– Товарищ майор, у нас она есть. Четыре комплекта, включая офицерскую, – прервал мои раздумья Волохов, который, как оказалось, слушал, о чём мне докладывали.

– Да? – обрадовался я. – Отлично, старлей. Выдайте форму дежурному по лагерю и продолжайте планирование. Сразу после ужина выдвигаетесь. Как будете встречать наши грузовики?

– У продовольственного склада, там в случае захвата грузовиков противника машины для вывоза не потребуется, всё, что нужно, загрузим и вывезем. У остальных на дороге к складам выставлю бойцов, в случае захвата тот даст отмашку, что всё в норме, в случае неудачи остановит их, пока склад окончательно не станет нашим.

– Добро, действуйте. Вот, кстати, и сигнал к ужину. Можете отправлять бойцов, а я пока с вашими приживалами пообщаюсь, у меня есть, где приложить их руки.

Меня изрядно порадовало, что у погранцов была немецкая форма, включая офицерскую. Пока Погорелов её принимал, чтобы отнести к тягачу – эту операцию возглавлю сам, – я прояснил у Волохова, откуда та у них взялась. Всё оказалось просто, зная, как реагируют водители на посты, он решил организовать засады по тому же принципу. Форму взяли у немцев, застрявших с пустым, к сожалению, грузовиком. Переодели тех, кому она подошла. На заставе никто не знал немецкого, но этого и не требовалось. Организовали пост. Пропускали большие колонны, включая пехотные, движение было большим, несмотря на второстепенность дороги, но всё же смогли дождаться одну колонну из четырёх машин без сопровождения и, по знаку бойцов, что её остановили, ударили из засады. Потом быстрая зачистка, и бегом на десять километров, где ожидали жёны, дети и гражданские. Три раза была организована подобная операция, один раз в неё попал то ли отставший пехотный взвод, то ли получивший какое-то своё задание и топавший туда. Взвод и личный состав небольших колонн уничтожали полностью. Машины и ранцы осматривали. Однако погранцам везло как утопленникам. Были небольшие сухпаи, шоколад, но на этом всё. Детей и жён прокормить ещё хватало, но уже самим ничего не оставалось. Хорошо, склад с той брюквой попался, хоть немного поели.

Погранцы быстро насыщались, они реально были голодны, а я занимался гражданскими и пришлыми бойцами. К счастью, все они решили присоединиться к нам, боязно было оставаться одним, когда вокруг немцы, так что, особо не мудрствуя, чтобы не тянуть время, назначил их на рабочие места по специальностям. Из врача, его помощников и двух учительниц сформировал санвзвод, отправив их старшине, пусть организует и передаст перевязочные средства, что были у него на хранении. Немного, но что есть. Интендант, оставшись один, сам ко мне подошёл, сейчас все его красноармейцы-водители быстро ужинали у кухни, их включили в операцию. Его я назначил старшим по тылу и отправил к старшине. Тот теперь подчинялся интенданту третьего ранга Крапивину. Кстати, специалистом тот действительно оказался неплохим и быстро организовал порядок в лагере, рассредоточил и так скудные средства среди уходивших на боевое дело подразделений. Кстати, и топливо заставил перелить так, чтобы хватило всем грузовикам. А то ЗИСам налили меньше, а те потребляют прилично, а полуторкам больше, хотя расход у них и невысок. А так перелили, и теперь можно считать, что колонна точно дойдёт до склада ГСМ. Кстати, поведёт её старшина, наш командир хозвзвода, Крапивин уходил с Волоховым, на нём организация сбора того, что нам нужно, список необходимого имущества я ему дал. Маршрут для автоколонны уже был проложен, и хотя частью придётся двигаться по опушке, чтобы выехать на дорогу, ведущую сразу к двум складам, но надеюсь, всё пройдёт благополучно.

Танкистов и всех, кто имел отношение к технике, я отправил Михайлову и в техремвзвод. Сапёра в хозвзвод, он пока один, будет больше, сформирую сапёрное отделение, зенитчиков следом, пока они не у дел, обоих связистов оставил при себе как посыльных, они телефонистами были, с радиостанциями не работали. Остальных, включая лишних гражданских, также закрепил за хозвзводом, лишние руки в этом подразделении не помешают, хоть освободим бойцов от нарядов. Что делать с женщинами и детьми, я пока не решил, думаю, пока пассажирами побудут, а когда мы выйдем на оперативный простор, в сопровождении бронетехники и бойцов отправим в советский тыл. Там дальше сами разберутся.

Когда закончил с этим делом, все новенькие уже распределились по поляне по своим подразделениям. То и дело слышались команды и ругань, но тихая. Всё же женщины и дети рядом, а царила суета, лязг. В общем, техника готовилась к маршу. Грузовики уже были сосредоточены у дороги, впереди стоял БА, чуть в стороне тягач. Именно его я собирался взять на дело. Опасно? Конечно, но тут дело очень серьёзное, и не стоит медлить ни секунды. Волохова я всё же ограбил на двух водителей. Они мне нужны были.

Колонна старшины пока осталась в лагере, им рано выдвигаться, хотя погранцы уже покинули поляну, минут десять назад все зелёные фуражки, разделившись на пять групп, ушли на дело. Через час колонна старшины должна была двинуться к складу ГСМ. Меня же никто не задерживал, поэтому подойдя к тягачу, где были одни только добровольцы, я негромко велел построиться. Сам я уже переоделся в форму ефрейтора вермахта – единственная, что более-менее подошла, а так моё участие не обсуждалось, я единственный знал немецкий язык. Осмотрев куцую шеренгу из шести бойцов, велел Бабочкину поправить пистолет, немцы их на животе носили, а не на боку, поправил детали амуниции у других, трое были в наших технических комбезах за неимением немецких. Для маскировки вместо пилоток пришлось выдать немецкие кепи, а бойцам в трофейной форме, что лишились головных уборов, надеть каски, в комплекте у запасливых пограничников те были. Более того, я собрал все МП у погранцов. Трофейные автоматы среди командиров рассредоточили, так что моя группа вся была оснащена автоматическим оружием. Включая Бабочкина, играющего роль офицера. Мало того что форма ему подошла, так он на вид был настоящим арийцем. Типаж тот, что нужен. Только чуб я велел ему состричь, не носили по уставу немцы таких причёсок. Тот повздыхал, но всё же подготовился. Перед самым приказом на выдвижение я велел всем пострелять из автоматов, чтобы привыкнуть к этому оружию. Нормально, освоили его все, включая перезарядку.

Всего вместе со мной на боевую операцию шло семь человек. Это Бабочкин, Лосев – куда без этой неразлучной парочки! – Салов, Горелов и два стрелка-радиста из роты Михайлова. Они были хорошими стрелками. Резвые и очень злые на немцев, старлей сам отбирал добровольцев, выдал лучших, уже бывших под обстрелом, да ещё каким!

– В машину.

Бабочкин сел в кабину к Горелову, а мы забрались в небольшой кузов тягача и поехали по узкой лесной дороге к выезду. Выбрались нормально, свежих следов, кроме наших, тут не было, так что двинули к развилке. Проехали сгоревший БТ и направились сразу к дороге. Там шли войска противника, но движение заметно спадало – вечер, к ужину и ночёвке готовились. До темноты оставалось часа три.

Мы встали у поста наблюдателей и оттуда, несмотря на то что стоим на виду с дороги, стали как бы заниматься своими делами. Кстати, танк здесь уже починили. Что-то было там с ходовой. По словам наблюдателя, во время движения одна гусеница дала клин, и его аж развернуло. После этого танк оттащили на обочину, и колонна пошла дальше, а экипаж остался ожидать ремонтников. Дождался. После починки он на максимальном ходу помчался догонять своих, а ремонтники сели ужинать. Как раз в этот момент я стал их рассматривать в бинокль.

– Выезжаем, – сразу скомандовал я. Пока те собраны в кучу и не ожидают нападения, нужно этим воспользоваться.

Причина такого моего интереса была в двух специализированных «Мерседесах» – это и были передвижные ремонтные мастерские, третья машина – обычный грузовик с запасом запчастей. Мы выехали на дорогу и сбавили скорость, чтобы очередная колонна нас обогнала. Та ушла вперёд, и на дороге больше никого не было. Это просто отлично, так что когда мы подъехали, никто не мог нам помешать. Немцы расположились не на обочине – колонны просто облака пыли поднимали. Нет, они встали в ста метрах против ветра, чтобы пыль их не доставала. Когда мы подъехали, то тоже свернули в поле. Якобы к технике. Немцы, не прекращая ужина, с интересом нас разглядывали, у стоявших в линеечку грузовиков и легковушки прогуливался часовой с карабином на плече, и всё на этом.

Когда мы уже были рядом, вдруг здоровенный фельдфебель, отложив котелок, нахмурился и что-то резко крикнул. Стало ясно, что он узнал тягач, более того, судя по маркировкам на дверцах машин их колонны, этот тягач был из их подразделения. Вот чёрт. Всё продумал, а это нет.

Нам повезло, что пока мы двигались по дороге, я распределил цели. Три автомата ударили по вскакивающим ремонтникам, чуть позже к ним присоединились автоматы Горелова и Бабочкина. А вот я, откинув приклад, короткой очередью со ста метров срезал уже снимающего с плеча карабин часового, после чего присоединился к расстрелу ремонтников. Часового я снял с гарантией. На спину упал и больше не шевелился. Попадания были, на груди появилось несколько тёмных точек. По одному магазину всем бойцам хватило, чтобы покончить с ремонтниками.

– Вы двое, быстро пробежались и добили раненых, мне выстрелов в спину не нужно, – скомандовал я.

– Есть, – зло оскалившись, козырнули танкисты и рванули осматривать немцев.

– Так, а вы двое берёте эти два «Мерседеса». Сразу осваивайте их, теперь это ваши машины. Справитесь?

– Научимся, – степенно кивнул один из водителей. – Мы со всякими дело имели.

– Если что, я на таких машинах уже ездил, помогу, подскажу.

Отправив двух водителей осваивать передвижные мастерские, я быстро осмотрелся. Бабочкин с Лосевым как раз заканчивали осматривать технику на предмет затаившихся противников, мало ли не все ужинали, но всё оказалось пусто.

– Работаем, – крикнул я. – Быстро-быстро.

И мы кинулись работать. Я завёл грузовой «Опель» и, подогнав его к легковушке, с помощью Бабочкина накинул жёсткую сцепку. Лосев трофеи собирал по своему разумению. Мудрить не пришлось, сцепка была закреплена на борту грузовика, видимо не в первый раз водителю этой машины приходилось таскать на буксире разнообразную технику. Тросов тоже хватало. У водителей с «Мерседесами» все-таки возникли некоторые проблемы. Пришлось бежать и учить на ходу, сообщив, что на нашем топливе, а грузовики были дизельные, можно загубить двигатели, те жрали более качественное, поэтому наше не стоило заливать. Тем более дизельное топливо имелось, у меня в «Опеле» стояло три бочки с ним, две с бензином, одна с маслом, ну и ящики с деталями. Кстати, масляные и воздушные фильтры были, специально залез посмотреть, пока бойцы суетились. Тягач, получалось, оставался без работы, поэтому прикинув, я погнал Горелова осматривать ближайшие брошенные машины. Кстати, рядом стоял специализированный санитарный автобус с красными крестами, дверцы были открыты. Немцы в нём уже полазили. На вид цел. Горелов подтвердил, действительно цел. Это для нашего санвзвода. Чуть дальше на обочине стояло два ЗИСа, судя по открытым бакам, наши сами слили с них всё топливо. На другом борту моего грузовика, а «Опель» я собирался вести сам, была ещё одна жёсткая сцепка. Её накинули на санитарный ГАЗ, а уже к нему оба ЗИСа, тягач их утащит. Оба грузовика пришлось на тросы сажать, ничего, не должны побиться, почти в упор всё же прикручивали.

На всё про всё у нас ушло не более получаса, больше всего времени занял тягач. Пока прицепляли грузовики, на дороге уже показалась очередная немецкая часть, однако мы уже построились в колонну и тронулись с места. Убитых немцев от дороги было не видать, оба стрелка, пока мы были заняты, оттащили их подальше и бросили в траве. Разве что ещё автоматическое оружие всё собрали да пистолеты. Было четыре МП, один МГ и пять пистолетов, всё, естественно, с боеприпасами. Кстати, легковой вездеход оказался тоже «Мерседесом», но не таким, как выпускались в конце войны, похожими на «Виллис». Так вот, он имел радиостанцию. Длинная антенна покачивалась на корме. Отлично, пока эта машина станет моей штабной. Бабочкина за пулемёт, а Лосев и так всегда при мне, ординарец. Рацию я знал. Как пользователь. Так что пока сам буду с нею играться, на приём можно и Лосева посадить, а когда будет специалист, заимею радиста. Да вот обоих связистов заставлю выучить эту специальность, отправив к радистам Михайлова, пусть тренирует. В общем, сам выращу ценных спецов.

Встретились мы с немецкой пехотной колонной как раз у поворота к лесу, тут меня удивила дисциплинированность немцев. Офицер, что двигался пешком впереди, поднял руку, останавливая своих, и махнул, что пропускает нас. Какие вежливые, однако! Бабочкин, что сидел в передовой машине, то есть рядом со мной в «Опеле», лишь благодарно кивнул офицеру, ну и мы, свернув, погнали дальше, пока не ушли в лес. Добрались до первой поляны, свернули на заброшенную дорогу и двинули дальше. Кстати, что делать, пока меня не было, Михайлов, оставшийся старшим в лагере, знал, я отдал необходимые распоряжения, так что неудивительно, что всё было подготовлено к немедленному снятию с места стоянки. Лишь последняя суета ещё происходила.

Задержались мы ещё на полчаса. Пришлось распределять трофеи. Ремонтники приняли обе передвижные мастерские, они пребывали в восторге от качественного оборудования, станков и материала. Обе машины я сразу закрепил за двумя сержантами-техниками, что теперь отвечали за оборудование в грузовиках. «Опель» тоже ушёл ремонтникам. Автобус приняли медики, водителя выделять не пришлось. Один из фельдшеров, помощников врача, его Раевским Павлом Игнатьевичем величали, умел водить машину. Женщин и детей мы посадили в этот санитарный автобус. Немного тесновато вышло, но ушли все. Врач даже успел провести инспекцию, что есть в автобусе, а чего нет. Кое-что все-таки было, включая инструменты, врачей это порадовало, а то у них фактически ничего не было. У немецких ремонтников мы забрали индивидуальные пакеты, тоже всё передали медикам. Грузовики разгрузили, но ничего интересного там для нас не было, передали миномётчикам, так как колонна старшины ушла недавно, правда мы с ними не встретились, и техники у них не было. После осмотра и заправки удалось запустить оба двигателя, бамперы у машин немного помялись при буксировке, но на ход это не влияло. Выстроившись в колонну, мы покинули лагерь. Топлива хватало. Использовали для танков и грузовиков трофейное. Немного залили, чтобы километров на пятьдесят хватило, потом разбавим уже нашим. Если, конечно, пограничники не оплошают и всё добудут, вся надежда на них.

Кухню к «Опелю» прицепили, а сам я передвигался на легковом, штабном теперь вездеходе. Со мной были Лосев и Бабочкин, они создавали расчёт зенитного пулемёта, Бабочкин стрелок, а мой ординарец – второй номер. Также были оба красноармейца-связиста, мои посыльные. Один сидел у радиостанции в наушниках и слушал эфир, Фомин настроил её на нашу волну, второй поглядывал по сторонам. Машину вёл, естественно, я, никто больше этого делать не умел. Чуть позже нужно будет решить этот вопрос и организовать краткие курсы. Только по вождению, ремонт не требовался. Не стоит зря тратить время. В принципе, вездеход мог вместить ещё одного-двух бойцов, но Лосев забрал все наши вещи, кое-что даже на борту закрепил, так что и те, кто имелся, едва уместились. Реально мы барахлом запаслись. Кстати, о своих вещах я не переживал, ординарец за них отвечал и следил, так что оба моих вещмешка были тут же.

Мы переоделись в свою форму, но немецкую сохранили, может пригодиться. В колонне я двигался пятым. В передовом дозоре были обе «тридцатьчетвёрки» под командованием лейтенанта Вершинина, потом два ЗИСа миномётчиков, моя машина, остальные танки Михайлова, следом ремонтники и санитарный автобус, а замыкал колонну тягач, что тащил поломанную «тридцатьчетвёрку» с развёрнутой назад башней. Она наши тылы прикрывала. К танку была тросами прицеплена зенитка. На неё у меня были свои планы, и теперь, когда я добыл всё необходимое, включая придвижные мастерские, она точно пойдёт в дело. Тех двух зенитчиков я к ней не пристраивал. Они пулемётчиками были из одного расчёта счетверённых «максимов».

Вот-вот стемнеет, нужно было торопиться. Покинув лес, мы въехали на дорогу, прихватив бойца-наблюдателя, и направились прямо. Когда впереди показалась крупная немецкая часть, буквально в шести километрах от опушки, то свернули в поле и тоже встали лагерем. Как только мы встали, миномётчики отъехали в сторону и начали разгружать боеприпасы и готовить миномёты к бою. Курлыкин в сопровождении одного бойца, оба переодеты в трофейную форму, на мотоцикле выдвинулся вперёд, проведя визуальную разведку, ну и готовясь корректировать. Танкисты наводили последний лоск на свои машины. Кстати, лагерь оказался пехотный, машин почти не было, всего с пяток, и в стороне с десяток стояло, и всё, а солдат было куда больше, чем могло вместиться в эти грузовики. Было достаточно много небольших противотанковых пушек, Курлыкин с десяток рассмотрел, однако к бою мы готовились со всей серьёзностью. Естественно, немцы нас тоже засекли, но приняли за своих, на что и был расчёт. В следующий раз такой ошибки они не допустят.

Закончены последние приготовления, миномёты наведены согласно данным Курлыкина на цель, первые выстрелы будут пристрелочными. Заряжающие держали мины в руках, танкисты сидели в открытых башнях, и все смотрели на меня, ожидая отмашки. Всё уже было оговорено, и как только секундная стрелка добежала до нужного деления, я резко опустил руку.

Началось. По плану, к моменту начала боя нас должны были догнать пограничники на грузовиках, но те не успели, а если ещё промедлить, то бой вести придётся уже в полной темноте. Кстати, у Курлыкина был целый ящик трофейных осветительных ракет, так что, несмотря на то что практически стемнело, они будут подсвечивать немецкую стоянку. Так мы и нашим погранцам подсветим, и подскажем, где находимся. К сожалению, связи с ними не было, единственная переносная радиостанция у корректировщиков. Я на дорогу послал бойца, чтобы их встретил. В принципе, те и так должны были нас искать на этой дороге. Так и обговорили, но мало ли. Сломанная «тридцатьчетвёрка» осталась охранять лагерь, и пушка её была как раз направлена в ту сторону, откуда должна была появиться наша колонна. Мало ли кто другой там возникнет из темноты, привлечённый шумом боя.

После моей отмашки заряжающие опустили мины в трубы миномётов, принимая следующие от помощников, а танкисты скользнули в свои машины и закрыли люки. Громко, но не синхронно взревели дизели машин, однако их шум не заглушил миномётных хлопков. После первых четырех разрывов, подправив прицелы, миномётчики начали работать как на сумасшедшем конвейере. Мне кажется, одна мина не успевала долететь до цели, как в воздухе были ещё три.

Танкисты действовали не менее энергично. Взвод КВ, который вёл сам Михайлов, направился прямо к немцам в лобовую атаку, что с их бронёй было вполне логично, а вот «тридцатьчетвёрки», разделившись по одной машине, стали обходить немцев по флангам, чтобы отрезать от ближайшего леса и расстрелять на поле. Во всех танках были пулемёты, кроме сломанного, тот пограничникам отдали. Поэтому планировалось в основном использовать именно их. Но, ударив по ушам, вдруг ухнуло оружие одного из КВ, которое успело удалиться на полкилометра. Я слушал переговоры в эфире и понял, что наводчик накрыл стоянку противотанковых пушек, где уже суетились некоторые расчёты, и разметал их тяжёлым фугасом. В принципе, по наводке Курлыкина миномётчики уже прошлись по этой стоянке и перенесли огонь на крупные скопления противника, что носились по лагерю, и выбили в них огромные бреши. Скорострельность миномётов была такова, что немцы несли просто сумасшедшие потери. На любой их бросок миномётчики тут же реагировали, перекрывая им путь шквалом огня. КВ ещё ползли, а более скоростные «тридцатьчетвёрки» уже достигли лагеря противника и носились по нему, не особо опасаясь наших мин. Это вызвало ещё большую панику. Тем более огромные махины КВ наконец подошли на прицельную дальность пулемётов и открыли огнь. По прикидкам Курлыкина, его напарник одну за другой запускал осветительные ракеты – уже окончательно стемнело, а немцев тут было не меньше полка. Тысячи две точно, хотя, может, и больше.

Мои ремонтники тоже сиднем не сидели и расползлись по дороге, осматривая брошенную технику. Чуть дальше в овраге нашли «тридцатьчетвёрку». Салов, который её случайно нашёл – отлить отошёл, – почти сразу определил, что та не на ходу. Тягачом притащили к нам в лагерь и начали разукомплектовывать. Сняли надмоторную бронеплиту и занялись коробкой. Тут сгорели оба фрикциона, и двигатель заклинен, хотя коробка была целой. Обнаруженную радиостанцию Фомин демонтировал, снаряды вытаскивали, как и один из оставленных экипажем пулемётов. В общем, снимали всё, что могло пригодиться. Про грузовики тоже не забывали. Нашли три на ходу, но с сухими баками, другие имели повреждения разной степени тяжести. Тут случилась нежданная, но приятная находка. В двух стоявших рядом полуторках оказались мины как раз того калибра, что у нас миномёты. Так что обе машины подогнали к батарее и передали Погорелову, обрадовавшемуся дополнительным машинам и боезапасу. Мины уже подходили к концу, а заявок на обстрел становилось все больше. Лейтенант вёл огонь по разным целям и уже разбил батарею на два взвода, чтобы разом накрывать несколько.

Боевая работа шла, но тут я получил информацию, что с тыла к нам подходит колонна. К счастью, опознались мы нормально – наши пограничники вернулись. Обошлось фактически без потерь, трое раненых – это ничто при захвате пяти складов. Выслушав доклад Волохова о причинах задержки, я отправил его обратно, формировать колонну для немедленного выдвижения. Пока что тот только одну машину с топливом пришлёт, а то у нас баки сухие, и после заправки можно выдвигаться дальше. В принципе с немцами мы закончили, и миномётчики резко прекратили работу. Приказав им сворачиваться, оставили пока один миномет, на случай если надо кого накрыть по заявке, я пронаблюдал за заправкой. Кстати, погранцы сидели на перегруженных машинах кто как: просто верхом на ящиках, на бочках и на вещах. Пришлось у миномётчиков забрать одну из машин, да и третью из последних находок тоже, и передать Волохову, чтобы хоть на них перевозить часть личного состава. К сожалению, больше целых машин на этом участке дороги нам не встретилось. Вернее, нашли Ба-20, лежащий на боку, на вид вроде целый, но механики, что им занимались, всё никак не могли запустить мотор. Попыток много было, да все неудачные. Так и оставили мы этот броневик, сняв с него всё ценное, и когда вернулись танкисты, после полной заправки дизельным топливом пошли дальше.

Мотоцикл – единственное наше скоростное мобильное средство – я временно отдал погранцам для передового дозора, и те неторопливо ехали в двухстах метрах впереди, Курлыкин пока вернулся в одну из машин батареи, раз у него забрали средство передвижения, а вот рация осталась в мотоцикле. Один из погранцов умел ею пользоваться, так что с дозором связь у нас была постоянная.

Проехали мимо расстрелянного лагеря. Уйти в лес смогло едва двести солдат противника, по докладу Михайлова. Остальные так и остались на его территории или лежали, частично раздавленные, в поле. Укрыться тут было негде, и танкисты расстреливали мечущихся немцев как в тире. Света от ракет вполне хватало, чтобы вести прицельную стрельбу. Оторвались ребята. Правда, головы не теряли, когда я отдал приказ на возвращение, немедленно двинули к нам. Первую проверку боем они прошли, стоящие ребята.

Двигались мы по тому маршруту, что я проложил, поэтому скоро свернули с главного шоссе на второстепенную дорогу. Это, кстати, было опасно, в белорусских болотах, что нас окружали, не стоит сходить с твёрдой почвы, и фактически в этих края такая дорога была одна, как раз та, где мы учинили разгром пехотному полку противника. Однако как раз я знал, что делать. Тут воевал один из фронтовиков, и он описал, как вывел из окружения четыре танка, один из которых был КВ. Правда, это была «единица», всё же «двойка» тяжелее, но главное, что дорога есть, и проходимая для тяжёлой бронетехники. Вот сам факт вывода из окружения особо не помог танкистам. Под Минском их всех и сожгли в контратаке.

Кстати, пока двигались, видели множество немецких частей на отдыхе. Те, что ближе к месту боя, ещё нервничали, часть солдат подняли, но нас не пытались остановить, хотя передовой мотоцикл и тормозили, но там погранцы были в немецкой форме. Двое очень хорошо знали немецкий и поясняли, что была уничтожена группировка советских моторизованных сил, которая учинила тот самый бой на дороге и держала целую дивизию практически весь день. Этого объяснения вполне хватало. А так нас в трёх местах останавливали, но дальше уже спокойно было, когда мы километров на пятнадцать удалились от уничтоженного полка. Часовые, естественно, реагировали на незнакомый звук бронетехники, свои-то машины они явно знали, но тревоги не поднимали. Колонна шла равномерно, впереди на мотоцикле по каскам было понятно, что немцы. Если бы мы были Советами, то атаковали бы стоянку, именно так думали часовые, а мы спокойно мимо проезжали, значит, точно свои.

Заметив, что на дороге вроде пока никого нет, а на обочине стоит несколько советских грузовиков, сколько точно, непонятно, я смутные силуэты трёх видел, приказал колонне остановиться. Мехводам – осмотреть технику, водителям машин – дозаправиться при необходимости, остальным разрешил отойти до ветру. Пока колонна отдыхала, ремонтники осмотрели брошенные машины. В стороне отошедшие по нужде женщины обнаружили точно такой же броневик, как у нас был. Проверили – цел. Но без замка, прицела и практически без боеприпасов, что уж говорить про топливо. Однако взяли, залили бензину и поставили в строй, передав его Погорелову как командирскую машину. Остальное добудем. Тот броневик, что нашли первым, я отдал Волохову как командиру пехотной роты, а застава – это фактически рота, начальнику разведки и особисту. Един в трёх лицах.

Кстати, экипаж зря забирал прицел и замок. Неподалёку мы обнаружили две полуторки с сорокапятимиллиметровыми пушками на прицепе и снарядными ящиками в кузове. Там же и боекомплект нашли, и замки и прицелы. Так что довольный Погорелов получил вполне боеготовую машину, только экипаж формировал из своих людей. А то ворчал, стараясь, чтобы я не слышал, что ему всякую рухлядь подсовывают. Теперь у него снова был личный броневик. Правда, рация повреждена, но Фомин обещал вернуть её в строй.

Из двенадцати грузовиков и двух легковушек реанимировать удалось восемь машин, из них лишь одну «эмку», вторую, видимо, с воздуха расстреляли, не кондиция. Вся эта техника была заправлена и встала в общую колонну. Удалось часть груза перекинуть на них, освобождая кузов перегруженных машин, и наконец, пограничники разместились не в полной тесноте, а нормально на лавках. Один грузовик для боезапаса я передал миномётчикам. Теперь у них пять грузовиков и броневик. Насчёт мотоцикла не думал еще. Скорее всего, так у погранцов и останется. Удобный аппарат, нужно ещё набрать таких хорошо проходимых машин.

Когда колонна была почти сформирована и в неё вошла новая техника, ко мне подошёл Волохов. Нужно было уточнить дальнейший маршрут. Расстелив карту на капоте своего внедорожника, при свете фонарика я стал объяснять:

– Смотри, старлей. Мы всё ещё в районе дороги, буквально забитой немецкими частями. Да ты и сам видел, за те двадцать километров мы проехали около тридцати ночных стоянок разных подразделений противника. Сейчас немного в сторону ушли, их тут поменьше будет, однако ухо всё равно нужно держать востро. Как двигаться ночью, ты уже понял. Одно прошу, передай своим бойцам в передовом дозоре, если встретятся фельджандармы – дорожная полиция, они за порядком на дороге следят, по блестящим бляхам на груди их можно опознать, – постарайтесь часть живыми взять. Командира желательно. Тут не все генералы знают, что происходит, а эти полицаи просто обязаны знать, где какая часть находится, чтобы если кто заплутает, возвращать на правильную дорогу. Они мне нужны. Однако специально искать их не требуется. На главной дороге не попались, может, тут найдём. Теперь по маршруту. Двигаемся по этой дороге ещё шесть километров, оставляя деревню по правому борту, и вот тут на развилке уходим влево. Дорога плохая, малоезженая, две колеи фактически, но она ведёт к броду, о котором немцы не знают. Всё остальное перекрыто засадами с пушками и пулемётами. Конечно, мы такой заслон собьём, но потери мне не нужны, по-тихому пройдём, отправив раненых и гражданских в тыл, и когда освободятся руки, уже нормально повоюем. За бродом ещё километров двадцать, и мы окажемся между немецкими передовыми частями и отступающими советскими, там с балластом и расстанемся. Вроде всё. Как видишь, план простой, но в суть посвящать тебя пока не буду, мало ли.

– Думаете, в плен попаду?

– Может быть ещё хуже. Уйдёшь к нашим, и там какому-нибудь полковнику придёт мысль, что у него танков мало, а тут у немцев по тылам гуляет бесхозная группа. Нет хуже врага, чем дурак в своих рядах.

– А у нас она бесхозная?

– По сути да. Мне поставили устный приказ повоевать в тылу немцев. Не уточнив, как и где. Так что я действую на свой страх и риск. Моя цель – немецкие фронтовые аэродромы. Знаешь, какое лучшее средство против авиации противника?

– Истребители?

– Наши танки на их аэродроме. Сигнал, ремонтники закончили. По машинам!

Мы заняли свои места, и я приказал выдвигаться. Снова впереди мотоцикл, а за ним «Опель» с десятью пограничниками – наш увеличившийся головной дозор. А следом и сама колонна, также приросшая несколькими единицами техники. Чуть позже, буквально в трёх километрах нам встретилось сразу два КВ, сиротливо стоявших на обочине с открытыми люками. Но остановиться мы не могли, хотя смотрели на них с жадностью. Однако рядом остановилась на ночёвку крупная немецкая часть, так что проехали мимо. Попыток остановить не было, хотя дежурные вышли к обочине и фонариками освещали проезжающие машины, но к счастью, обошлось без эксцессов. Тем просто не могло прийти в голову, что достаточно крупная советская часть двигается мимо них. А мы именно так и делали. Да и в пользу того, что это всё же немецкие солдаты на трофеях, говорило то, что мы их не атаковали. Ну как тут можно не атаковать стоящий на ночёвке и не ожидающий нападения воинский лагерь? А мы проехали, хотя танкисты Михайлова с трудом себя сдерживали. Вот тут ошибок допускать нельзя, до брода не так далеко.

Как оказалось, лагерь немцы устроили неподалеку от места боя, дальше мы обнаружили позиции советских артиллеристов. Они лежали тут же, на своих позициях, их никто не убирал, и со множеством стрелковых ячеек линии обороны. Много было не пустых. Всё это было перемешано воронками с землёй. Я не видел, погранцы бегали, осматривали, потом доложили. Сказали, что наши успели подбить два немецких танка, но убитых немцев не нашли, видимо, убрали. Дорожное полотно на месте боя немного пострадало, но всё же мы проехали, тем более тут кто-то не так давно проводил ремонт, мы даже нашли следы танковых гусениц. Нет, не немецких, хотя и они были, чётко выделялись следы КВ. Интересно, это случайно не группа капитана Якимова? Того самого фронтовика, что рассказывал, как смог прорваться к нашим? Вполне возможно, как раз ночь с двадцать пятого на двадцать шестое. Да, сходится, это он. Думаю, нам его не догнать, у того несколько часов форы, так что двинем и дальше на средней скорости. Время, как ни странно, играет на нас.

До брода мы добрались, фактически повторяя маршрут капитана Якимова. Разведка перешла на другую сторону и кодовыми сигналами фонарика подтвердила, что пусто, немцы не устроили засаду. Конечно, есть очень хитрые немчуры, что засады устраивают чуть дальше, чтобы не насторожить наших раньше времени, а когда на берегу скопится большая часть бойцов, открывают шквальный огонь из пулемётов, миномётов и, если есть, пушек. Тут немцев точно не было, погранцы проехали по малозаметной дороге, и по местам возможных засад пробежались. Никого.

Я не сильно опасался, что танки разобьют дно в речке, поэтому они первыми и прошли. Брод тут искусственного происхождения, как мне пояснил в будущем полковник Якимов, сапёрный батальон их дивизии укреплял тут дно щебнем, поэтому он о броде и знал. Погоняли через него машины, щебень и улёгся, а воды едва полметра в самом глубоком месте. Так что когда прошли танки, я проехал за ними и, свернув в сторону, наблюдал, как проходят брод грузовики и броневики. Хорошо проходили, водители следовали приказу – пока следующая машина не выберется на берег, в воду не съезжать. На нашем берегу колонна снова формировалась. Наконец, речку преодолел тягач, что продолжал тащить на буксире «тридцатьчетвёрку» и зенитку, и, снова встав сразу после танков, я отдал приказ продолжить движение. Немецкие части нам по-прежнему попадались, но куда реже, чем у главного и единственного здесь шоссе. Ближе к передовой все удобные места стоянок, я был уверен, заняты. Было бы у меня побольше танков, я бы рванул по дороге, круша всё и уничтожая. Ну, километров десять точно бы прошёл, сметая всё, пока не нарвался бы на успевший проснуться и подготовиться заслон. Немцы уже научились использовать «ахт-ахт» против наших средних и тяжёлых танков и держали их в передовых частях, так что преимущество наше в этом случае таяло, при правильном применении зениток – фактически до нуля.

Следующие тридцать километров мы ехали без остановок, на это ушло больше двух часов. Немцы встречались, но всё меньше и меньше. Видимо, это вырвавшиеся вперёд части. Фельджандармы так и не встретились, что было обидно. Под конец, когда немцев становилось меньше, нашу передовую группу дважды останавливали. Дежурные поясняли, что дальше русские и ехать опасно. Мы поясняли, что собран специальный отряд из танкистов полка «Бранденбург» на трофейной технике для наведения паники в тылах Советов, и его сопровождают. Кстати, не впервые давали такое объяснение, может, поэтому нас и не останавливают. Передали по рации дальше, и все дела. Хотя вряд ли, в штабе армии должны были бы знать о такой группе. Скорее всего, просто объяснение проходило. Интересно, Иванов, используя такой же способ, добрался до наших или нет? Тут опасны не немцы, а больше свои, всё же на трофейной технике едем.

Когда я заметил, что вот уже пять километров как нам никто не встречается, то приказал передовой группе в случае обнаружения брошенных танков встать рядом для отдыха. До рассвета ещё около двух часов, успеем. Техника на обочине нам мало попадалась, поэтому я решил вернуться к главной дороге. Поворот был недалеко, и мы свернули, куда нужно. Это помогло, действительно стало встречаться много техники – горелой, в окружении воронок, или просто брошенной. Обнаружив на дороге в одном месте сразу пять КВ и несколько «тридцатьчетвёрок», сперва один КВ и одну Т-34 нашли, а потом и остальное обнаружили, мы встали. Пока ремонтники осматривали бронетехнику, я направился к голове колонны. Сюда подъехали грузовики с гражданскими и санитарный автобус. Кстати, его я отдавать не собирался, да и другие машины тоже, поэтому и наблюдал, как пассажиры высаживаются из машин. Причина была проста: удалось найти автобус той же марки, сейчас его заправляли и проводили обслуживание. Ремонтники «Опелем» притащили на буксире Ба-20 и также ставили его на ход, двигатель успели запустить, проверяли, как передвигается. Этим пулемётным броневиком планировалось охранять колонну. Чуть позже пригнали найденную полуторку, и на этом всё, машин хватало. Врача я отпускал. Он гражданский доктор. Да и остальных. Автобус пока принял санинструктор с заставы Волохова, но это до того момента, пока военврача не найдём. Старшим колонны я назначил следователя из погранотряда. Жаль было расставаться с профессионалом, но из-за ранения ноги тот пока особой ценности не представлял. Однако был в сознании и командовать мог, хоть и лёжа. Отобрал себе зама посмышлёнее, мало ли его растрясёт, я проинструктировал водителей, как передвигаться днём, и мы заправили машины под пробку. До Минска точно хватит, но я велел объехать его и двигаться дальше, после чего стал составлять рапорт на имя командующего фронтом. Будет возможность, передадут. Там описал момент формирования мангруппы и проведённые боевые действия. Причём все. Описал, как дальше будут действовать немцы, чтобы Павлов не совершил тех ошибок, что ему приписывали в разных мирах. Дал небольшую характеристику таким мангруппам, как моя. Пусть думают. Хотя фронт валится, так что не до них.

Наконец всё было готово, Лосев запечатал мне пакет, и я вместе с запасным планшетом передал его лейтенанту Баюнову, старшему колонны. Тот обещал при возможности передать пакет представителям штаба фронта. После этого прошло короткое прощание, мужья прощались с жёнами и детьми. Врач проверил, как там раненые в полуторке, после чего прошёл в автобус, часть гражданских, жёны командиров и их дети, уже сидели в автобусе, после чего последовал сигнал, и колонна скрылась в ночи.

С момента остановки колонны прошло порядка сорока минут, и за это время ремонтники успели многое. Осмотрели всю доступную технику и сообщили, что два КВ и три «тридцатьчетвёрки» вернут в строй быстро, вот с остальными придётся повозиться.

Выделенные мехводы для перегона техники осваивали восстановленные машины. Михайлов за эти сорок минут подобрал экипажи только для обоих КВ, это были «единицы», а вот Т-34 пока получили только мехводов. Ладно, хоть столько найти удалось, а то спецы всё же дефицитные.

Подсвечивая фонариком карту, я стоял у капота своего внедорожника, изучая дальнейший маршрут, когда подошёл Волохов. Он был немного смурной после прощания с женой.

– Какие наши дальнейшие действия, товарищ майор?

– Уйти в тихое место и затаиться, пока немцы проходят мимо. Западные области мы уже практически покинули, на границе находимся, так что можно тут работать свободно. Если что, местные жители помогут. В смысле информации. Хм, вот тут рядом крупный лесной массив, с одной стороны к нему подходит болото, но как базовый лагерь для нас он годится. Да и дорога тут есть. Уйдём в лес и встанем лагерем. Пока темно, нужно использовать все возможности для эвакуации брошенной техники. Часть сейчас возьмём на буксир другими танками, часть вывезем позже. Мне нужно сформировать полноценную танковую роту, не меньше пятнадцати машин, тогда можно творить реальные дела.

Через двадцать минут колонна, увеличившаяся на несколько единиц бронетехники и шесть грузовиков, в которых обнаружили боезапас для танков, включая «двойки», двинула дальше. Когда появилась нужная развилка, мы ушли в лес и долго двигались по нему, пока не добрались до смолокурни. Именно тут мы рассредоточили технику. Поляна не сказать что большая, но всё же смогли сгруппировать технику по краю так, чтобы не мешала. Отдельно устроился ремвзвод и тут же занялся «тридцатьчетвёркой», что мы таскали на буксире. Обещали за два часа управиться, заодно модернизировав её двигатель. Да и остальным нужно поставить масляные и воздушные фильтры и провести комплексное обслуживание. Этой ночью техника хорошо потрудилась.

Повар сообщил, что обед готов, или ужин, попробуй, пойми. Так что наш интендант Крапивин сразу же озаботился выдачей посуды. Погранцы со склада вещевого имущества вывезли целый грузовик всякой всячины, больше машин не могли выделить. Солдатских котелков там хватало. Пока выделяли только их, кружки и ложки, да ещё в смазке, но остальное позже. У бойцов многого не хватало. Вон, у двенадцати пограничников были немецкие ранцы за неимением сидоров. Конечно, они вполне удобны, но лучше использовать своё снаряжение.

Счастливчики, получившие новые кружки, котелки и ложки, направились к роднику, чтобы отмыть их, а те, у кого посуда уже была, забирали горячее. Повар расстарался, были щи и каша на мясе. Откуда свежая капуста и картошка. Скорее всего, овощи нашли в одной из брошенных машин, другого объяснения у меня не было, нужно будет уточнить. Чай, само собой. Жаль, женщин и детей горячим не покормили, они раньше уехали, зато выдали им сухпай каждому, дня на три хватит. Крапивин расстарался, у него теперь был персональный автомобиль, никому не нужная «эмка», он ею сам управляет. А вот я за едой не ходил. Лосев и один из посыльных принесли пять котелков и кружки с чаем на всех. За вторым потом сбегают. Кстати, у посыльных ранее посуды не было, только что получили и отмыли. Да и сидор был один на двоих. Реально часть бойцов придётся доукомплектовать, но для этого мы снаряжение и вывезли со склада, чтобы не знать проблем в дальнейшем.

Через час после прибытия охрана лагеря была организована толково: на дороге в засаде танк, на случай если сюда немцы сунутся – в общем, со всех сторон подготовились, и я дал отбой, слишком все устали. Тягач, освободив от буксируемой зенитки и танка, посылать к дороге за остальной техникой я не стал, совсем рассвело, не хотелось, чтобы его застали там наши или немцы. Кстати, ещё четыре танка нам удалось вывезти, буксируя их другими танками. Это был КВ, тоже «единица», и три «тридцатьчетвёрки». Танки других моделей там тоже были, причём больше, чем вот этих, самых современных и новейших на данный момент в РККА, но мы их пока не рассматривали, хотя пару БТ как разведчиков я бы прибрал. Быстрые и скоростные танки нам бы пригодились. Только авиационного топлива, на котором работают их двигатели, у нас не было, я приказал брать обычный бензин для грузовиков и дизельное топливо. У нас их четыре грузовика осталось, из двух уже использовали. Прожорливая у меня техника.

Перед отбоем я собрал всех командиров, дежурным назначив политрука Юрченко. Тот за время движения колонны умудрился выспаться в кабине одной из машин и выглядел более или менее свежим. Я назначил время подъёма на двенадцать часов дня и распределил задачи и приказы по группам на следующий день. Естественно, танкистам и ремонтникам – как можно быстрее приводить технику в порядок, миномётчикам – привести матчасть в порядок, пара тренировок и заняться повседневными делами. Для них работы на завтра пока не было. Вот погранцам отдельное задание. Охрану лагеря в принципе можно и на миномётчиков скинуть, тут главное, чтобы погранцы научили их на часах стоять. Нужно отправить несколько групп на опушку для наблюдения за обстановкой. Потом сформировать пять-шесть диверсионных групп, по три-четыре бойца в каждой, не более. Задача таких групп: удалившись от нашей стоянки, лучше километров за двадцать, творить диверсии на транспортных коммуникациях противника. Пока их тут не было, но когда наши выйдут в места предполагаемого совершения диверсий, они там уже будут. Задача у них простая. Совершить несколько прицельных выстрелов по колоннам противника и немедленно отходить. Требовалось стрелять бронебойными по двигателям машин, зажигательными по топливным бакам или канистрам. Ну, и расстреливать водителей. Ценных специалистов. То есть следовало уходить, сделав несколько залпов, в данном случае выпустив обойму, у погранцов были самозарядки, пулемёты я приказал не брать. Продолжать обстрел я категорически запретил. Волохов, конечно, заинтересовался таким необычным способом, да и остальные командиры были удивлены.

– Поясню, почему нет, – легко согласился я. – При таких булавочных уколах, а лучшего определения не найдёшь, можно частично блокировать движение колонн на некоторых участках дороги. По инструкции немцы во время обстрела должны остановиться и, открыв ответный огонь, прочесать местность. Это боевые части, тыловые обычно пытаются проскочить. Помимо того что будут повреждены один или два автомобиля, возможно, убито несколько водителей, или даже загорятся топливные баки, колонна будет стоять. Час, возможно более. Двинет дальше и попадёт под обстрел уже следующей группы и снова встанет – машины станет не хватать, грузы и солдат придётся пересаживать в следующие машины. А те и так не пустые. Ну, или отправлять пешком. То есть так можно блокировать дороги до такой степени, что немцы могут вообще встать. Повторю, обстреливать только авто- и бронеколонны. Конечно, количество диверсионных групп у нас будет невелико, чтобы блокировать дорогу, но крови немцам они попортят немало, поверьте. Одно могу я сказать точно, продвижение немцев дальше на восток при таких действиях сильно замедлится, что позволит нашим войскам откатиться дальше и создать нормальную оборону. А то они окопаться не успевают. Так мы выиграем время, необходимое нашим войскам. Диверсии совершать в течение шести дней. После чего нужно вернуться к нам на базу. Через семь дней мы её покинем.

– Товарищ майор, мы проехали три ночные стоянки наших войск. Будем с ними взаимодействовать? – поинтересовался Михайлов.

– Нам наши встречались? – удивился я. – Почему мне не сообщили?

– Мы их тоже не сразу опознали, товарищ майор, – вздохнул Волохов. – Поди пойми в темноте, наши это или нет. Уже когда танки осматривали на дороге, я отправил разведчиков на мотоцикле в сторону последней попавшейся стоянки, чтобы от немцев к нам любопытные не пришли, а выяснилось, что это наши. Хорошо, до стрельбы не дошло. Опознали их издалека и отъехали.

– В следующий раз докладывайте о таких встречах сразу, – достаточно строго велел я. – Ладно, задачи поставлены, интенданту завтра заняться оснащением диверсионных групп, сухпай выдать на семь дней, патронов по триста штук на каждого. Пусть отберут себе нужный боезапас. А теперь отдыхать, товарищи, заслужили.

Когда я проснулся, в лагере уже шла интенсивная работа. Погранцов не было видно, как оказалось, после плотного завтрака они уже разбежались. Тут Волохов командовал, который остался в лагере и отвечал за его охрану, ну и принимал сообщения от наблюдателей на опушке, они уже находились на постах. Спал я до часу дня, дал себе лишний час. Моего присутствия при работах не требовалось, командовал старший в лагере Волохов, так что всё в норме. После завтрака, который принёс Лосев, я умылся и, побрившись, проверил состояние дел. Ремонтники и танкисты активно занимались обслуживанием танков, скоро ещё два в строй вступят, формировались экипажи из безлошадных танкистов, те осваивали новые для себя машины. Из «тридцатьчетвёрок» было решено сформировать два взвода, по четыре машины в каждом, и тяжёлый взвод из пяти КВ. Норма. Ещё одну «тридцатьчетвёрку» приберёг для себя, у меня были мысли насчёт неё и той самой зенитки, что я так и таскал собой.

Крапивин уже выяснил, кому чего не хватает, и занимался выдачей имущества бойцам. Миномётчики приводили себя в порядок, кто шаровары зашивал, кто новую гимнастёрку подгонял и прикреплял петлицы. Все занимались делом, это не могло не радовать. Теперь по остальному. Из грузовиков вытаскивали тяжёлое стрелковое вооружение, это я про ДШК, боеприпаса к нему тоже хватало. Было вывезено двенадцать этих пулемётов, все зенитные, не пехотные машинки. Первым делом я сформировал зенитный взвод, отправив осваивать машинки тех двух зенитчиков, они пока становились единственными членами расчётов, занимая все должности одновременно. Выделил две полуторки, и один из ремонтников с помощью зенитчиков стал устанавливать треноги в кузовах. Помимо этого по одной зенитке получили миномётчики и пограничники, они уже сами формировали расчёты и устанавливали пулемёты в кузовах. Оставшиеся восемь пулемётов я передал танкистам на башни. Шкворни для этого имелись. Оружие хорошее, в бою или при отражении воздушного налета пригодится.

Насчёт зенитчиков я пока ничего сделать не могу. Будут люди, пополню расчёты, а пока один боец на один пулемёт. Водители для машин были, но нет командира взвода, ничего пока нет. Фактически только материальная часть и минимум личного состава.

До трёх часов я ставил новые задачи и проверял выполнение. Убедившись, что всё идет согласно разработанным мной планам и графикам, сам переоделся в комбез техника и стал работать. Нет, ремонтникам я не помогал. Просто тягач оттащил одну из «тридцатьчетвёрок», что была не на ходу, в сторону, к одной из передвижных мастерских, и я стал творить. Первым делом снял башню, убрал её в сторону, после чего отпустил тягач, он мне не одному был нужен, и, достав сварочный аппарат, мощный, хороший, стал резать лобовую и бортовую броню. Думаю, кто-то уже понял, что я собираюсь переделать танк образца 1940 года с пушкой Л-11 в самоходку по классификации сорок третьего года, Су-85. Для этого мне и нужна была зенитка. Думаете, не получится? Ха, мы уже пробовали это делать в сорок пятом. Правда, сейчас у меня нет тех мощностей, как на заводе, но даже на коленке сварить нужное чудо-юдо я смогу. Тут беспокоило только одно, передние диски ходовой части не рассчитаны на такую массу, стоит их усилить. Я уже подумал, как.

К вечеру я закончил уродовать корпус танка. Многие ремонтники, бегая по делам, удивлённо разглядывали изувеченный корпус. Закончив, я достал схему с набросками Су-85, мерками проверил разрезы и, удовлетворённо кивнув, стал сваривать каркас. Из корпуса уже всё вытащили, включая систему управления, вот её нужно переделывать, мехвод теперь чуть выше будет сидеть. Дальше я занялся зениткой и фактически разобрал её. На этом всё, начало темнеть. Завтра башней займусь, извлеку маску пушки, переварю её под ствол зенитки, ну и будем сшивать. Нужно сделать боевую рубку самоходки. Причём с командирской башенкой. Самому варить мне её лень, на коленке ровную не сваришь, значит, будем заимствовать у немцев. Между прочим, до обеда по дороге шли наши войска. Пару раз они попадали под налёты. Были потери, и большие. Под вечер появилась механизированная колонна противника. Пятью километрами дальше по дороге её встретила спешно возведённая нашими войсками оборона, там бой был. Почти два часа шёл. Немцы не смогли с ходу сбить заслон и встали на ночёвку, отойдя немного в тыл, а наши, как доложили разведчики, пользуясь темнотой, ушли. На месте боя стояло шесть подбитых танков, из них одна «четвёрка» и две «тройки», остальные лёгкие, так что нужные детали было где позаимствовать.

Узнав от разведки, что немцы встали в трёх километрах от места боя, я отправил к подбитым танкам группу ремонтников на «Опеле». Разведчики их провели так, что подъехали они к танкам, не привлекая внимания немцев. Дальше натянули брезенты вокруг башни первой машины, и единственный среди ремонтников сварщик, кроме меня, конечно, стал вырезать люки и командирские башенки. Работали они тихо и незаметно, брезент помогал, два слоя скрывали вспышки резака. Кстати, люки для моей самоходки я два собирался в бортах боевой рубки врезать.

Утром выслушал доклад о ночном рейде – все вернулись благополучно – и о том, что вся ближайшая дорога забита медленно двигающейся техникой и пехотой противника. Я отдал несколько приказов и продолжил заниматься своей самоходкой. Постепенно мы возвращали в строй танки, осталась одна «тридцатьчетвёрка», запчастей к ней не хватало. Кстати, как и у моей самоходки, у неё двигатель запорот был. Уже извлекли, но нужен новый, рабочий. Так что следующей ночью ремонтники отправятся за брошенной техникой. Что-то эвакуируют, мне броня нужна для рубки, с чего-то снимут нужные детали. Кстати, обе командирские башни – себе я отложил – поставил на «двойки» по просьбе Михайлова. Если будут ещё, оснастим и остальные машины. Кстати, прицелы с немцев тоже были сняты, они гораздо лучше тех, что имелись у нас, и оружейник сейчас думал, как их приспособить к нашим пушкам. Один такой прицел я за собой зарезервировал.

Эти семь дней я как раз и выделил для того, чтобы закончить с формированием группы и её оснащением, самоходку я делал уже для себя. Командирской машиной будет, радиостанцию с танков подбитых сняли, собрали из трёх. Все ремонтники и техники её осмотрели, обмениваясь мнением, что такое я делаю. Я не подсказывал – ещё чего, сделаю, увидят и оценят. Кстати, в найденной ремонтной летучке нашлась канистра с краской. Так что машины подкрашивали, а так краску я забрал себе. Мне позже новую технику в порядок приводить, чтобы глаз радовала.

Постепенно ремонтники освобождались и стали помогать мне. Танкисты проводили тренировки экипажей и нетерпеливо ждали, когда же снова найдётся работа для них, а мы работали. Наконец мы сшили рубку, тягачом подняли, и закрепили пушку вместе с маской, сварщик наживил, после чего стал варить, когда я убедился, что пушка встала как надо. Лобовая броня с люком мехвода уже была сварена на месте. Осталась крыша и задняя стенка, вот и всё. Это было на пятый день, за следующие сутки мы сварили и крышу, и заднюю стенку рубки. Наверх вело два люка для эвакуации, через мою командирскую башенку и вторую над заряжающим. В бортах было ещё два люка для эвакуации, трофеи использовал. Наводчик должен был или через них, или следом за мной вылезать. Последним мы закрепили ДШК, и только потом, когда все внутренние работы были закончены, стали готовить ниши для боезапаса, крепили сиденья, Фомин и ещё один радист пробрасывали проводку ПУ и крепили плафоны освещения. Двигатель, модернизированный нами, уже стоял на месте. Аккумулятор свежий, баллоны заряжены. Теперь свежеокрашенная самоходка сохла – с новенькой красной звездой и номером «001» на рубке белой краской. На ходу перед покраской пробовали, хорошо себя вела, хотя немного и ныряла вперёд при движении, при торможении даже клевала, но это всё допустимо. Конечно, пушка была не та, что использовалась в самоходках, чуть короче, но и с ней неплохо, главное, дульный тормоз имелся. Нужно будет попробовать, как она ведёт огонь. Мы пушку жёстко закрепили, но мало ли сорвёт с платформы. Проверять нужно.

Вот танкисты разочарованно ходили вокруг самоходки. Они поняли, что это лишь платформа для более крупной пушки. Я же так и назвал её: Су-85 – истребитель танков. Экипаж четыре человека: я командир самоходки, наводчик – красноармеец Лосев, заряжающий – Бабочкин, и выделенный мне Михайловым постоянный мехвод младший сержант Огнев, невысокий, немного нескладный девятнадцатилетний парнишка с грустными глазами. Правда, водил самоходку при испытании он классно, тестировал её на разных скоростях и при торможении. Лосев стрелок так себе, да он вообще из пушки не стрелял, поэтому я планировал меняться с ним местами. Удачный опыт такого обмена у нас был. Думаю, лучше меня танкового наводчика в моей мангруппе не было. Опыт им нужен, опыт.

Именно его я им и собирался дать. Тем более диверсанты наши уже начали возвращаться. Из семи групп вернулось шесть, хотя срок и вышел, седьмой день идёт, вчера вернуться должны были. Волохов тревожился, как бы не пропали парни. В докладах командиров других групп были описания, как их гоняли, уходили чудом. Правда, моя идея нашла подтверждение в действиях таких групп. Движение было серьёзно затруднено, целые роты выделялись для прочёсывания тех мест, откуда велась стрельба. Потери немцы тоже несли неслабые. У погранцов все отличные стрелки ушли в тот рейд, что ни выстрел, то попадание, а огонь вели прицельный, не очередями, так что, думаю, понятно, почему немцы были такими злыми. Кстати, к нам одна группа сунулась, на трёх машинах и мотоцикле, и сгинула. Обе машины были уничтожены, раненых добили и утащили в лес, а вот мотоцикл целёхонек, трофеем нашим стал. В принципе на этом всё, формирование мангруппы было закончено, она усилилась за счёт мелких групп окруженцев. Наконец зенитный взвод был сформирован полностью, нам даже повезло, что попались настоящие зенитчики. Правда, средних командиров там не было, старший сержант ими командовал, но должность командира взвода он потянул. Даже военврач теперь есть.

Всего к нам присоединилось почти пятьдесят человек, разрозненные группы окруженцев. Когда в одиночку, когда небольшими группками, они выходили к нашему лагерю. Одна группа из трёх бойцов вообще проскочила было мимо, но наткнулась на изувеченные останки двух машин и присыпанные листвой тела немцев. Двинулись в сторону и увидели замаскированный ветвями танк на лесной дороге. Там их уже часовой окликнул. В общем, ценное приобретение. Один радиотелеграфист из штаба корпуса, второй – повар комкора, ну и боец комендантского взвода. Штаб корпуса был уничтожен внезапной атакой мотопехоты противника, усиленной танками. Выжить удалось единицам. Кстати, большая часть окруженцев выходили к нам на дым кухни, на запах то бишь.

Распихав бойцов по специальностям, остальных я определил в зенитный взвод, всё равно не хватало бойцов, а тут хоть подносчиками будут. Командиры расчётов и комвзвода усиленно их тренировали. На вид вполне боеспособное подразделение, а как в действительности, на деле посмотрим.

– Сигнал, – кивнул я Лосеву, который держал в руках ракетницу, сидя в люке самоходки. Сам я выглянул из командирской башенки.

Вспыхнув, зелёная ракета вознеслась в голубое небо, и тут же взревели модернизированные дизели полутора десятка танков и одной самодельной самоходки. Началось веселье. Началось то, к чему мы всё это время готовились.

Семь дней как проклятые мы вкалывали, создавая из ещё не сбитых подразделений боеспособные части. Готовили технику и людей. Дважды в день, утром и вечером, я устраивал игры для командиров, миномётчики Погорелова натаскали песка с карьера, наделали макетов из деревяшек, тут бойцы хозвзвода помогли. Вот и получилась игровая площадка, на которой мы и тренировались. Пришлось натурально бить прутиком по рукам некоторых командиров, чтобы до них дошло. На все возражения, что так не воюют и это не по уставу, отвечал, что уставы пишет война, а сейчас она совсем другая. Не та, что была двадцать лет назад. Честно говоря, я бы их предпочёл бить не по рукам, а по мягкому месту, через задницу у нас в России всё куда быстрее доходит. Под командирами я подразумеваю не один только средний комсостав, а также всех командиров танков и подразделений. Пусть тоже впитывают бесценный опыт фронтовиков, воевавших четыре года с этими нелюдями. Именно его я и передавал, буквально вбивая в голову. Самое главное, всё же удалось убедить, что воевать нужно с умом, танки – это не кавалерия, наскок тут не требуется. Танк – это что? Это лишь платформа для пушки и двух или трёх пулемётов. С учётом того что часть ДШК были установлены как раз трёх. В общем, я учил бить немцев из засады, часто меняя место стоянки, чтобы противник не пристрелялся. Это на случай, если в засаде несколько танков. В одиночном же бою нужно закопаться поглубже и стрелять очень точно. Отходить только при многократном превосходстве сил противника. А лучше вообще удар – отскок.

За эти семь дней мы собрали из брошенной в округе техники усиленную танковую роту, восстановив немало грозных боевых машин. Теперь у нас было два взвода тяжёлых танков – это четыре КВ-1 и три КВ-2, из них два КВ-2 и один КВ-1 имели командирские башенки. Мы их собирали на местах боёв. А один раз ещё ремонтников в ножи взяли, с обрабатываемых ими танков срезали эти башенки. Также имелось два взвода «тридцатьчетвёрок», по четыре машины в каждом. Командирские башенки были только у взводных, мало их удалось за это время найти. Один ДШК стоял на моей командирской самоходке, остальные семь на четырёх «тридцатьчетвёрках» и трёх КВ. Радиофицированы были все машины. Где изначально не было радиостанций, ставились с других брошенных или подбитых машин. Тут радиотелеграфисты изрядно постарались, молодцы, приказ выполнили. Поэтому у всех машин и блестели, покачиваясь, длинные радиоантенны. Кстати, побитый лейтенант Сергеев всё же пришёл в себя и теперь командовал одним из взводов. Несмотря на жёлтое от застаревших синяков лицо, военврач дал добро. Кроме синяков, серьёзных травм у него не было. Похоже, усиленное питание и отдых сделали своё дело.

Плохо, что одна диверсионная группа не вернулась. Тревожился за них не только Волохов, но и я, всё же теперь они считаются моими людьми. Да и в рейд именно я их отправлял, мой приказ выполняли. Похоже, тройка пограничников попалась под прицел немцам, и нам их не дождаться, реально жаль парней. Однако, несмотря на это, Волохов о своих обязанностях не забыл. Проверял всех окруженцев, что на нас выходили. И ведь не зря, вычислил одного засланца с плохой подготовкой. На мелочи засыпался. Допросили и стрельнули. Тот на допросе указал места двух засад, куда должен был вывести под огонь пулемётов ту группу, с которой шёл. Это уже не немецкий агент был, наш предатель. Бывший красноармеец, попавший в плен в первый день войны, сам сдался, охотно согласился работать на немцев и попал в их разведку. Небольшая легенда, и вот он бродит с группами окруженцев по немецким тылам. Эта группа из двенадцати человек, с которой он шёл, уже шестая за эти дни. Остальных вывел под пулемёты. Самое противное, ладно бы он был западником, из Подмосковья, паскуда.

Волохов всё же выполнил мою просьбу, и когда его наблюдатели засекли мотоциклистов с бляхами, что ехали по дороге, то сопроводили их до перекрёстка, там те и встали постом, ну а ночью их взяли. Четверых из шести под нож, двух приволокли к нам в лагерь. Так мы обогатились ещё двумя мотоциклами с люльками. Да ещё с трофейными пулемётами. Кстати, немецкие автоматы я велел отдавать нашим танкистам, меняя их на карабины. Уже в пяти экипажах часть бойцов имели эти автоматы. Кроме командиров и мехводов, у них были пистолеты или револьверы. После этого погранцы, переодевшись в немецкую форму и с бляхами на шее, покрутились по дорогам вокруг нашего леса, проводя разведку. Их никто так и не остановил, а «коллегам» они лишь руками махали, не останавливаясь.

Фельджандармов погранцы взяли на шестой день нашего пребывания в лесу. В тот же вечер, выполняя мой приказ, они скатались на разведку. В люльке второго мотоцикла сидел переодетый Михайлов. Он проводил рекогносцировку. При допросе старшего поста удалось разговорить быстро. Второй, которого допрашивали отдельно, всё подтверждал. Так вот, меня интересовали все немецкие части, что находились в округе, но главное – это, естественно, полевые аэродромы люфтваффе. Ближайший три дня назад расположился в семнадцати километрах от нас. Немцы в воздухе висели постоянно, мотаясь туда-сюда, мы уже на них и внимание перестали обращать, лишь зло кривились, когда слышался очередной гул моторов бомбардировщиков. За это время мы очень мало видели наших самолётов, фактически их не было. Кстати, где-то в этом районе Севка расстрелял семью поляков, обнаружив в их сарае ещё живых, но изуродованных и покалеченных лётчиков. Жаль, я не знал, где именно, сам бы их на гусеницы намотал. В лагерь за всё время к нам вышло всего два летуна, экипаж со сбитого СБ. Штурман да пилот. Вроде их тут достаточно бродить должно, но вот нам так везло, за всё время с начала войны всего двое.

Теперь по немецкому аэродрому. Узнав, где он находится, я дождался, когда разведгруппа переоденется в трофейную форму – Михайлов пулемётчика в коляске изображал, и отправил их осмотреть. Те с полчаса в километре от аэродрома стояли, делали вид, что ужинают, ну, а командир нашей танковой роты эти полчаса зарисовывал расположение аэродрома, количество самолётов, где расположен личный состав, ну и из чего состоит оборона. Всего две батареи зенитных скорострелок. Я реально собрался навестить этот аэродром. Потом разведчики скатались к другим целям, но долго там не задерживались, мало ли распознают в них переодетых наших. Вроде не должны, все подстрижены ровно, выбриты, форма чистая, подогнанная. Хозвзвод расстарался.

Дорога до аэродрома была разведана, можно было шесть километров пройти лесом, остальные одиннадцать уже по открытой местности. Большая часть немецких частей шли по главной дороге, а разведчики проверили тот путь, что проходил больше по просёлочным дорогам. Немцы там встречались, но небольшими моторизованными подразделениями. Помимо этого разведка проверила ещё несколько жирных целей. Всё соответствовало показаниям немецкого полицая. Актуальной эта информация была вчера и будет сегодня, а дальше уже нет. Немцы прут вперёд, и часто требовалось уточнять, где находится то или иное подразделение. В общем, сегодня нужно действовать, завтра и в последующие дни будет поздно, передислоцируются.

Наши тыловые подразделения под охраной одного из пушечных броневиков уже покинули лагерь, чтобы передислоцироваться в соседний лес. К сожалению, километров сорок им придётся двигаться по открытым полям, но впереди будут наши в трофейной форме на двух мотоциклах, пара трофейных машин и передвижные мастерские, так что небольшая маскировка присутствовала. Один из погранцов в форме фельдфебеля, что ехал на мотоцикле, на случай встречи с немцами должен был выдать на немецком универсальную отговорку. Мол, сопровождаем диверсантов до передовой, а те дальше в тыл к Советам сами двинут на трофейной технике. Мы даже накарябали сопроводительные документы со всеми положенными метками. Лишь оттиски печатей были самодельные – орлы от трофейных монет. С метками нам помогли фельдполицаи, перед тем как мы их шлёпнули. Пленные нам не были нужны.

Утром после подъёма и завтрака, когда только начало рассветать, мы и двинули. Тыловая колонна под командованием интенданта пошла в назначенное место, им требовалось пройти без малого пятьдесят километров, оставляя Минск слева, ну а мы в эти сутки должны были хорошенько повеселиться. К тому и готовились. Причём без горячего, кухня с тылами ушла, сухпаями будем питаться. Наш рывок в предрассветной дымке мало кого насторожил или удивил. Кто ещё тут может двигаться, кроме своих. Тем более перед колонной шло два мотоцикла с погранцами в трофейной форме. Мы действовали так же, как и бойцы в тыловой колонне.

К аэродрому мы немного опоздали, он уже активно работал, самолёты небольшими группами взлетали и садились, но цель всё же жирная была. По примерным прикидкам, тут было около сотни самолётов, из них примерно шестьдесят бомбардировщиков, около тридцати штурмовиков, остальное истребители. Аэродром находился в двух километрах от лагеря, через поле. Погранцы проверили, сухое. Танки легко пройдут. На виду, без какой-либо маскировки, располагались ряды техники, склады, палатки для проживания личного состава – в общем, инфраструктура. Все командиры машин уже ознакомились со схемой аэродрома, где что находится, знали, какая у каждого задача, и после моего сигнала началось.

Взлетевшая ракета, естественно, насторожила немцев, но было поздно. Они видели, что на опушке сосредоточена какая-то танковая часть, наши дизели невозможно не услышать, однако посланная группа на мотоцикле и легковом автомобиле встретилась с нашими «фельджандармами». Те, помахав перед лицом офицера бумажкой, сообщили, что перегоняют трофейную технику. Легко съели и вернулись восвояси. Железобетонный аргумент в прикрытии дорожной полиции снова сработал.

Естественно, после запуска двигателей ни одна машина сразу не стронулась. Каждая пушка давно была наведена на свою цель, осколочный или фугасный снаряд в стволе, поэтому прежде чем рвануть вперёд, каждая грохнула пушкой. После этого рота, кроме «двоек» и моей самоходки, мы были в огневом прикрытии, рванула вперёд. Цели выбраны заранее, чтобы не пересекались, Михайлов проконтролировал. Фугасы «двоек» разорвались в крупных людских скоплениях, мгновенно выводя из строя большую часть личного состава. Остальные били по зенитчикам или по складу боезапаса. Последнее, похоже, зря, взрывной волной нас чуть не вмяло в лес, а на аэродроме царил ад. Много бомб навезли, вчера, по словам Михайлова, куда меньше было.

«Тридцатьчетвёрки» и «единицы» рванули вперёд, их задача – добить и разрушить всё, что можно, на аэродроме, чтобы списать это подразделение подчистую. А вот мы с «двойками» стреляли теперь совсем в другую сторону. Примерно в полукилометре от аэродрома стояла на отдыхе немецкая танковая часть. Вчера её, естественно, тут не было. Когда мы прибыли, та готовилась сняться, чтобы двинуть дальше. Но, к сожалению, прозвучала команда, и танки остались на месте. А у нас время горит, нужно ещё посетить несколько мест, прежде чем соединяться с нашими тылами. Оставаться и ждать, когда немецкие танки уберутся, нет никакой возможности, пришлось импровизировать. Хорошо, что наши радисты забивают все частоты морзянкой, это такая импровизированная глушилка от бедности, но пока тревогу в эфире немцы поднять не могут, мы не даём.

Пока наши танкисты добивают подразделение люфтваффе, три «двойки» – в одной сидел Михайлов, он ещё и своими орлами на аэродроме умудрялся руководить – и моя самоходка стали расстреливать лагерь танкистов. Первый же бой показал, что хотя я и недоучившийся инженер, но руки растут у меня откуда надо. Пушку после первого выстрела не сорвало, да и последующие заканчивались хорошо, отдача крепление не убивала, и снаряды ложились там, где нужно. Миномётчики Погорелова, когда рота дала залп по аэродрому, сразу открыли огонь по танкистам, они расположились метрах в трёхстах от нас, чтобы не мешать стрельбе.

Вот я по аэродрому изначально не стрелял, да и двигатель у нас был заглушен, пушка самоходки сразу была наведена на цель. Первый мой выстрел одновременно с залпом роты и залпом батареи был пристрелочным. Как я и предполагал, не пристрелянное орудие давало серьезный промах. Ушло влево и немного вниз. Подправив прицел, я вторым выстрелом поразил танк командира этого подразделения. За время ожидания, пока немцы уберутся, вычислить командирскую машину не составило труда. Успел сделать ещё четыре выстрела, подбил два танка и штабную машину, когда ко мне «двойки» Михайлова присоединились. Миномётчики тоже добились попаданий. Танки кучно стояли, мины рвались между ними, отчего осколки давали множество рикошетов от брони, поражая пытавшихся занять свои машины танкистов. Даже, кажется, было два прямых попадания, что вызвало пожары. Так вот, я всего пять выстрелов успел сделать, когда разом, фактически залпом, ухнули пушки перезарядившихся «двоек». От разрыва двух фугасов несколько танков просто перевернуло, третий разорвался у грузовиков с боезапасом и топливом. Разгорелись многочисленные пожары, я видел объятые огнём, мечущиеся человеческие фигурки. Хорошая всё же оптика у немцев, между нами явно за два километра, а видно всё хорошо, да и стрелять приятно.

В общем, немецким танкистам было не до наших, что курочили последнюю уцелевшую инфраструктура аэродрома, добивая аэродромную прислугу и лётный состав. Кстати, в основном именно они и были нашей целью. Я говорил в нашей мангруппе, не так важно уничтожить вражескую технику, гораздо важнее уничтожать ценных специалистов, что ею управляют. Меня слышали и понимали.

Стрелять из зенитки было одно удовольствие. Выбивал я в основном самые опасные танки, пропуская лёгкие, тут был смешанный состав. Моей целью были «тройки» и «четвёрки», а также шесть самоходок. Две я уже подбил, обе горели, потом третьей сбил гусеницу, та стала отползать под прикрытие дымов горевшей техники. Следующий снаряд пробил лобовую броню, и та загорелась. Какое счастье, что вместе с зениткой были именно бронебойные снаряды, но как жаль, что всего четыре ящика, по пять снарядов в каждом. Когда я выпустил последний, двадцатый снаряд, цели всё ещё оставались, уже дали второй залп «двойки», добивая последние очаги сопротивления. В принципе, весь лагерь немецких танкистов был затянут дымами, как и аэродром. Там горело топливо, подожжённое нашими при отходе. Меня вдруг толкнули в спину, и в наушниках восторженно проорал Лосев:

– Летит! Товарищ майор, летит!

Быстро поменявшись местами с ординарцем – тот стал помогать Бабочкину выкидывать наружу гильзы, чтобы мы не угорели, – я осмотрелся с помощью командирской башенки. От аэродрома уходила наша танковая колонна, за ними пристроилось два грузовика с погранцами. На них была окончательная зачистка, а от распаханной взлётной полосы оторвался немецкий бомбардировщик и, натужно ревя моторами, потянул в небо.

– Взлетел всё-таки, – довольно улыбнулся я.

Причина веселья была, на этом трофее, что как-то уцелел после взрывной волны рванувшего склада бомб, уходили летуны, забрав трёх тяжелораненых, что были на попечении наших медиков. Но главное, они забрали мой рапорт со снимками, сделанными на трофей – фотоаппарат, снятый с фельджандармов, на который политрук-пограничник нащёлкал фотографий на уничтоженном аэродроме, причём ему должны были позировать некоторые экипажи на фоне танков и уничтоженных самолётов. Нужно, чтобы в газетах появлялись такие фото, а то один сплошной негатив, а тут какое-никакое доказательство и наших побед тоже. Всё же почти сотню самолётов уничтожили. В общем, летуны с моим рапортом по действиям мангруппы, а также снимками, сделанными политруком, удалялись в сторону наших тылов. У нас, конечно, осталось мало истребителей, но всё же они есть, и я надеюсь, что летуны по закону подлости не попадутся им на глаза. Очень на это надеялся. Я вчера весь день был занят написанием рапорта о действиях мангруппы, целый талмуд получился. Да и фото будут в тему, покажут, как мы воюем. Нужно частенько напоминать о себе, чтобы не забыли, и как тут напоминать, если не своими действиями?

В это время Огнев, наш мехвод, без дополнительной команды запустил двигатель и пристроился в конце взвода «двоек», что на максимальной скорости ползли за основной колонной. Та неспешно отходила, нас ждали. За нашей самоходкой уже миномётчики со своим броневиком пристроились. Именно через него, вернее его радиостанцию, Погорелов принимал данные по лагерю немецких танкистов от Курлыкина, что подобрался к ним поближе. Он в принципе в бинокль и сам видел, но когда стали мешать дымы, корректировка Курлыкина стала актуальной, поэтому огонь миномётчиков был очень точен. До тех пор, пока у них, как и у нас, боезапас не закончился. В принципе, у нас одна надежда на пополнение – это найти машины с нужным боезапасом. Раньше находили, почему сейчас не получится? Посмотрим, не такой и редкий тип боеприпаса.

Догнав основную колонну, я обогнал её и втиснулся на пятое место, моё командирское. Снова разведка впереди, и снова мы на максимальной скорости движемся дальше. Потом была короткая остановка для осмотра и обслуживания техники, боезапас пополнили, а я опросил командиров. Многие были возбуждены и невольно размахивали руками, громко сообщая, как они уничтожали аэродром, чем вызывали у меня спокойную улыбку, я их понимал. Политрук подтвердил, что мой приказ выполнил, аж три плёнки нащёлкал и отправил с летунами.

Следующая цель – крупный армейский штаб. Для нас армейский, для немцев это штаб пехотного корпуса, что наступал в этом направлении. Атаковали с ходу. Ранее была проведена разведка подходов к штабу. Он располагался на территории санатория, большого трёхэтажного здания с постройками вокруг. Всё это в окружении высоких стройных сосен рядом с чистым и красивым озером. Оборона была выявлена ещё вчера, была опаска, что штаб уже передислоцировался, но на наше счастье, тот был на месте. Три фугаса «двоек» практически полностью разрушили здание – на первом этаже рванули, отчего сложились остальные. Ну, и другие танки довершили разгром, добивая оборону и носясь вокруг обломков здания. В этом бою я использовал ДШК, а Бабочкин на моём месте спаренным с пушкой пулемётом. Я одну ленту успел выпустить короткими прицельными очередями, а Бабочкин аж три диска. Кстати, именно я заметил к моменту открытия огня, как к штабу по лесной дороге сворачивает легковой «мерседес» в сопровождении гробообразного броневика, и сам прошёлся очередью по двигателю машины, а потом изрешетил и бронетранспортёр. Это всё происходило как раз, когда залпом грохнули «двойки», снеся штаб корпуса, да остальные танки начали давить оборону штаба. Страшное это оружие, такие танковые гаубицы.

Миномётчики с нами не поехали, они как раз стояли на повороте лесной дороги под охраной трёх погранцов на мотоцикле да в немецкой форме. Именно из-за них охрана генерала, а в машине был генерал, и не обеспокоилась. Водитель мной был убит, адъютант получил тяжёлое ранение, а сам генерал, командир пехотной дивизии, и полковник, его начштаба, чудом уцелели, они сидели на заднем сиденье. Миномётчики среагировали как надо. Вытащили их, спеленали, там командовал один из погранцов, и закинули в свой кузов.

Часть охраны и выжившие отошли глубже в сосновый бор, постреливая, не всех удалось прижать к ногтю. Их провожали массированным пулемётным огнём и редкими выстрелами пушек, после чего была проведена быстрая зачистка. Обнаружены документы ещё трёх убитых генералов и десятка полковников, собраны некоторые штабные документы, пустые бланки и печати, после чего мы вернулись на лесную дорогу и пошли дальше. На опушке подавили зенитную батарею. Эти сволочи успели подготовиться и встретили огнём своих автоматических мелкокалиберных пушек передовую «тридцатьчетвёрку». Подбить не смогли, их накрыли снарядами, а потом ещё и проутюжили, но гусеницу сбили. Пока экипаж быстро приводил машину в порядок, колонна шла дальше. За двадцать минут те вернули гусеницу на место, сменили повреждённый трак и догнали нас. Мы всего на километр удалиться успели. Причём парней не бросили без присмотра, ещё одна «тридцатьчетвёрка» из этого же взвода стояла рядом, охраняя ремонтируемый танк и экипаж.

К сожалению, со следующей целью вышел облом, поле было пусто, остались лишь следы стоянки и квадраты от убранных палаток. Эта часть передислоцировалась. Жаль, я был не прочь раскатать отдыхающий немецкий гаубичный дивизион.

Дальше мы так и двигались по просёлочным дорогам, фактически пустым, немцы тут редко встречались, если только патрулями. В этот раз мы сносили всех, пленных я приказал не брать.

Четвёртой целью был аэродром подскока, он оказался на месте, но вместо шести «мессеров», как это было вчера, оказалось всего два. Видимо, две пары были на свободной охоте. Выделил на уничтожение аэродрома взвод «тридцатьчетвёрок», и пока колонна шла в отдалении, догоняя передовые части немцев, те гусеницами вкатали его в землю.

Обойдя Минск стороной, до обеда мы совершили большой рывок, я велел встать лагерем для часового отдыха и принятия пищи, все успели проголодаться и устать. Больше морально, всё же два серьёзных боя пришлось выдержать. Нужно провести обслуживание техники, дозаправить, пополнить боезапас. Встали на опушке небольшой рощи. Выставленные наблюдатели фиксировали движение колонн немцев вдали, столбы пыли демаскировали их, но вблизи пока никого не было. За время движения поисковики, как я их называл, останавливались у всех брошенных советских машин и осматривали их, при случае сливая топливо. Но такое очень редко было. Так вот, миномётчикам повезло, три машины нашли с нужным боеприпасом, а вот мне не так повезло. Вернее, то, что надо, нашли, но мало. Была обнаружена уничтоженная позиция зенитной батареи того же калибра, что я использовал при создании самоходки. Но на месте боя удалось собрать всего семь снарядов. Из них только два были бронебойными, остальные осколочно-зажигательными, но хоть так. Немного пополнили боезапас. Сейчас мой экипаж проводил обслуживание танка, только Лосев подготавливал нам на всех обед. За время стоянки чисткой пострелявших пушек, орудий и пулемётов не занимались. Скоро снова придётся изрядно пострелять, так что вечером почистим. Это обязательно нужно сделать.

– Лазарев! – крикнул я одного из своих красноармейцев-посыльных.

Они с напарником-связистом ехали с нами на броне самоходки, держась за скобы, эти скобы теперь были на всех танках, но десанта не было, грузовиков пока хватало. Это мои парни вынуждены были рядом находиться, вдруг понадобятся, как сейчас.

– Здесь, товарищ майор, – почти сразу рядом возник боец.

– Лейтенантов Потапова и Казанцева ко мне. Бегом.

– Есть, – козырнув, тот убежал на поиски двух лейтенантов.

Сам я подошёл к корме пышущей жаром самоходки и, за неимением капота внедорожника, который сейчас буксировался на жёсткой сцепке в тыловой колонне, расстелил на нем карту. Тут как раз в сопровождении Лазарева подошли вызванные командиры, один в форме пограничника, другой в промокшем от пота комбинезоне танкиста и в ребристом шлемофоне.

– Товарищ майор, – кинул к виску кисть руки Потапов. – Лейтенант Потапов по вашему приказанию прибыл.

Казанцев повторил за своим более шустрым спутником, и оба лейтенанта внимательно посмотрели друг на друга. По планшетам обоих командиров было видно, что там находятся трофейные карты, добытые на аэродроме, теперь эти карты были у всех командиров.

– Достаньте карты.

Как только лейтенанты это сделали и приготовили карандаши, чтобы ставить отметки, я продолжил:

– Сейчас мы находимся здесь, южнее Минска на сорок километров. Ваша задача следующая. Через полчаса после принятия пищи и обслуживания техники выдвинуться на двадцать километров вот в этот квадрат. Здесь, запишите, в трёх километрах от деревни у скошенного луга примерно в четыре часа дня, плюс-минус пять минут будет проходить наша санитарная колонна. Примерно на двадцати телегах повезут раненых из госпиталя окружного подчинения. В основном там раненые командиры. Вот тут на перекрёстке они встретятся с немецкой моторизованной группой из восьми танков, четырёх бронетранспортёров и пяти грузовиков. Мотоциклы тоже будут, но сколько, не скажу. Немцы устроят себе развлечение, будут гонять на танках по лугу телеги и давить их. Остальные останутся на дороге наблюдать. Колонна встанет на этом месте на отдых. Тут изнасилуют и замучают пять наших медсестёр, после чего забьют их прикладами. Ваша задача не допустить этого… Лейтенант Казанцев!

– Я, товарищ майор, – пододвинулся тот ближе и, играя скулами, хмуро посмотрел на меня.

– Берёте весь взвод. Трофеями у штаба были взяты флаги, они у погранцов. Возьмёте один и нацепите его на люк башни передового танка. Крышка люка должна быть постоянно открыта во время движения, чтобы немецкие солдаты видели, что гонят трофейную технику. Перед колонной пойдёт один из наших мотоциклов. Движение по стандарту, не привлекая внимания, под видом перегона трофейной техники. По прибытии на место, а вы будете там за час до начала трагедии, ваша задача замаскировать танки на опушке рядом с лугом и развилкой. Как только немцы начнут гонять наших, откроете огонь. Сами распределите, как стрелять, но советую так: один танк пусть работает по грузовикам и бронетранспортёрам на дороге, другие выбивают танки противника на лугу. После уничтожения противника пленных не брать, поможете вернуть телеги на дорогу, собрать колонну и выпавших из телег раненых, после чего отправите их дальше, предупредив, чтобы поторопились. Возможно, к вам выйдут танкисты, около тридцати бойцов и командиров под командованием капитана Якимова, они должны появиться с другой стороны, из рощи за лугом. На все попытки взять вас под командование, сообщайте, что выполняете приказ старшего по званию и находитесь в подчинении у пограничников, а это другое ведомство. Причём не только капитану Якимову можете так говорить, но и всем другим командирам, которые вам, возможно, встретятся, вплоть до генералов. На все попытки силой заставить вас подчиняться приказам старшего по званию разрешаю использовать личное оружие и танки… но всё же старайтесь до убийства своих не доходить. На все угрозы трибуналом и остальное сообщайте командирам мои данные, а также то, что я отвечаю за все ваши действия. В этом случае даже возможную гибель командиров, по своему незнанию способных сорвать выполнение боевого задания, я также беру на себя. На случай если Якимов захочет к вам присоединиться в качестве подчинённого, специально выделяю одну дополнительную машину. Тех, кто не поместится в кузов, сажайте на броню танков десантом, благо поручни теперь у вас имеются. Так вот, отправив раненых, выдвигайтесь уже вот в этот квадрат. Нужно пересечь небольшой брод и проехать двенадцать километров. У брода вы обнаружите брошенный КВ, кормой он будет в воде. Но завести можно, баки сухие. Якимов и его бойцы – хорошие танкисты, усильте свой отряд на эту «единичку» за счёт них. В боекомплекте у КВ всего семь бронебойных снарядов да с десяток осколочных, доукомплектуете из НЗ. В районе деревни Кузьминки, не доезжая километр, уходите влево на лесную дорогу. Углубитесь на два километра. Дальше пограничники проведут разведку и выведут вас на опушку. Там также в ста метрах от опушки проходит дорога. Между вами и дорогой болото, но на самой опушке сухо, там высоко, танки к ней подойдут. Но окопаться не получится. За дорогой также болото. Казанцев, вы были на дороге, когда остатки вашей дивизии немцы из засады уничтожили за какие-то минуты. Теперь у вас есть шанс поквитаться. Пропускаете автотехнику, как появляются танки, возможно, ждать придётся долго, бьёте. Всё так же, цели распределите сами. Подбиваете головную машину и замыкающую, после чего выбиваете один танк за другим. Нужно создать на этой дороге затор, чтобы до завтрашнего дня она была не проходима. На сорок километров вокруг это единственная дорога, где можно перебрасывать крупные силы. Участок тут не такой большой, думаю, в ловушку попадёт от двадцати до двадцати пяти танков. Расстреляв бронетехнику противника и создав затор, выходите вот в этот квадрат. Нас вы там вряд ли найдёте, но будет связной, который и сопроводит вас к нам. Дальше уже ночёвка и следующий боевой день. С вами всё, лейтенант. Потапов!

– Я, товарищ майор, – занял лейтенант место Казанцева.

Поглядывал тот на меня заинтересованно, не понимая, как я могу вот так предсказывать будущее. Действительно, я этого не умел, но я помнил рассказы того же Якимова. Он описывал, как кусал кулак до крови, наблюдая за действиями немецких танкистов, плакал, а ничего сделать не мог. Лишь когда уходили, сделали залп из карабинов, винтовок и двух ДТ по колонне. Но это в бессильной ярости, ни на что другое безлошадные танкисты были не годны. КВ они нашли именно там, где я и сообщил Казанцеву, у брода. Потом вышли на ту лесную дорогу и, обнаружив, как по дороге идут колонна за колонной, подогнали танк к опушке, причём заранее замаскировав его срезанными ветками, и открыли огонь. Подбили четыре танка, один бронетранспортёр и уничтожили шесть грузовиков. Вот только уйти не смогли. Вернее, на танке не смогли, тот отполз от опушки метров на сто и заглох, топливо закончилось. Они танк заправили теми тридцатью литрами соляры, что несли с собой, а тут хоть пригодилась. Не зря танк прибрали. Дальше понятно, подожгли боевую технику и двинули к своим. Правда, вышли лишь через три недели.

– Значит, слушай, лейтенант. Во время движения по дороге командуешь в колонне ты, Казанцев у тебя в подчинении, фактически приданное усиление. По прибытии на место засады уже сам переходишь под командование Казанцева. Каждому своё. В случае встречи со старшими командирами РККА, подтверждаешь, что техника проходит по вашему ведомству, и не даёшь прервать выполнение приказа. Всё ясно?

– Ясно, товарищ майор, – сделав несколько записей, кивнул тот.

– Во время второй засады, прежде чем вывести танки на опушку, замаскируйте их ветвями, чтобы не привлекали внимания. Наши громкие дизели не услышат, по дороге сплошным потоком идёт пехота и техника, сами шумят не меньше, главное, чтобы силуэты не увидели. Возьмёте группу сержанта Ярцева на мотоцикле, он отлично говорит по-немецки, двадцать пограничников, машину с ДШК, ну и пару пустых грузовиков из последнего пополнения, с запасом боеприпасов и топлива. В этих грузовиках в случае встречи с капитаном Якимовым повезёте его и его же бойцов. Всё ясно?

– Ясно, товарищ майор.

– Это ещё не всё, возьмёте у политрука фотоаппарат, у него осталась одна плёнка, когда немцы будут гонять наши телеги, запечатлите это на плёнку. Посадите бойца, умеющего пользоваться фотоаппаратом, на дерево. Также задокументируете зверства. У вас будет очень мало времени с момента атаки, допустить, чтобы хоть одна телега с ранеными попала под гусеницы танков, вы не должны. Это всё, у вас осталось двадцать минут до выхода, идите, пообедайте… Что-то хотите спросить, лейтенант?

– Хотелось бы уточнить, откуда вам всё известно в таких подробностях, товарищ майор, – сказал Потапов. – Честно говоря, отдаёт мистикой. Сами вы вообще с Киевского военного округа, а ориентируетесь у нас, как будто здесь всю жизнь прожили.

– Память хорошая и слушать я могу. Это ответ, лейтенант, не тратьте попусту время и выполняйте приказ.

– Есть, – козырнул тот. – Разрешите идти?

– Идите.

Оба лейтенанта, переговариваясь на ходу, быстрым шагом направились ко взводу Казанцева, а я отошёл к Лосеву, который уже сигнализировал мне, что обед готов. Черпая ложкой подогретую тушёнку из банки и заедая галетами, я размышлял. На самом деле я не был так уверен. Всё же некоторое вмешательство в историю благодаря мне произошло, и вполне возможно, не случится той трагедии на дороге, не будут подавлены и добиты раненые, изнасилованы и забиты наши медсёстры и санитарки, но я был уверен, что немцы уже на той дороге-дамбе, и это неплохой шанс их притормозить. На несколько часов, возможно до утра, но и это огромный срок.

Буквально через пару минут прискакали Михайлов и Юрченко, политрук Волохова. Самого старлея не было, он лично проверял посты на опушке. Там гнали огромную толпу наших пленных, вот он и пошёл посмотреть. Мы и до этого встречали такие конвои, но не настолько огромные. По словам чуть позже вернувшегося Волохова, там было до семи тысяч человек. Так вот, видимо, лейтенанты не стали скрывать суть своего задания, да я и не давал такого приказа, и, выяснив все, что им нужно, оба прибежали ко мне.

– Товарищ майор, почему на задание был отправлен Казанцев? Почему я не гожусь? – с заметной обидой спросил Михайлов.

– Роте сегодня ещё предстоит повоевать, поэтому вы как её командир останетесь с ней, – с лёгкой улыбкой пояснил я. – Не волнуйтесь, расстреливать танковые колонны из засады значится в моих планах на сегодня. Даже две такие засады.

– Надеюсь, товарищ майор, вы не будет возражать, если я отправлюсь с группой лейтенантов Потапова и Казанцева? – спросил политрук.

– Если только простым пассажиром-стрелком. Командовать вам запрещено.

– Как будто вы мне раньше давали это делать, товарищ майор, – с лёгкой обидой ответил тот. – Напомню, что когда мы впервые познакомились, вы сразу сказали, что если буду лезть командовать, пристрелите. Мол, моё дело морально поддерживать подчинённых, этим я и должен заниматься. Я запомнил, и как вы видите, нашу договорённость выполняю. Вы были правы, командовать должны те, кто умеет это делать и подготовлен соответственно.

– Вот что, политрук, – подумав, сказал я. – Отправитесь с группой в качестве документалиста. Вы будете вести съемку и зафиксируете факт попытки уничтожить советских раненых вместе с медперсоналом. То есть откроете звериную сущность противника.

– Есть, – сразу же сделавшись строгим, вытянулся политрук. – Разрешите идти?

– Идите. Группа выдвигается через пять минут, а вы, насколько я видел, пообедать не успели.

Отправив следом Михайлова, я продолжил прерванный обед. Тут ещё горячий чай подали. Лосев, пока было время, развёл небольшой костерок, используя тонкие сухие ветки, и вскипятил воду для чая. Красота! Хорошо иметь ординарца, да ещё такого, как Лосев. Я даже подумать не успеваю, как он уже несёт всё готовое.

Когда группа лейтенантов Потапова и Казанцева ушла, я вызвал Михайлова и Волохова.

– Ну что, товарищи командиры, вот и настало время серьёзного дела.

– Товарищ майор, а то, что мы аэродром уничтожили и штаб немецкого пехотного корпуса, это как – в бирюльки играли? Уж не говоря про аэродром подскока, – немного шутливо спросил Михайлов. В отличие от него, Волохов, как и я, был серьёзен, понимал, что действительно скажу что-то важное.

– Это всё не более чем тренировка перед главным делом. Теперь внимание, товарищи командиры, я объясняю суть боевой операции. Вызовите всех командиров, это их тоже касается.

Когда все собрались, я озвучил то, что спланировал на вечер этого дня. Для меня действительно налёт на аэродром и штаб были не более чем тренировкой, посмотреть, на что годны бойцы и командиры. Они меня порадовали, дрались ожесточённо, но не теряли головы, вполне неплохо. Я бы не сказал, что профессионально, огрехов хватало, но всё же показали себя молодцами. А со временем и опыт будет.

– Товарищи командиры, слушайте боевой приказ, который нужно выполнить сегодня. Примерно в сорока километрах от нас находятся торфяные разработки, к которым проброшена железнодорожная ветка. Частью она проходит через густой лес. Именно там ремонтируют повреждённый паровоз нашего бронепоезда. По достоверной информации, ремонт будет закончен через три часа, и к вечеру с темнотой бронепоезд попытается прорваться к нашим, однако неудачно. Причина в том, что немцы о нём знают, предположительно местоположение бронепоезда выдал предатель, но информация не проверенная. Так вот, на переезде разобраны пути и устроена артиллерийская засада. Наша задача – войти в контакт с командиром бронепоезда, помочь ему с боеприпасами, так как тот ведёт бои уже неделю, а подвоза пока ещё не было. Совместным ударом нам нужно уничтожить засаду, помочь ремонтникам с бронепоезда восстановить пути и отправить его дальше. Это ещё не всё, в том же лесу, но с другой стороны, не подозревая о том, что рядом бронепоезд с нашими бойцами, находятся триста двадцать шесть курсантов артиллерийского училища, которые к началу войны оказались на артиллерийском полигоне под Минском. К сожалению, с эвакуацией они запоздали, слишком быстро немцы двигались, и более трёхсот шестнадцати- и семнадцатилетних курсантов оказались в окружении. С ними шестнадцать преподавателей. Они думают, что смогут прорваться к нашим, тем более при них всего три учебные пушки без снарядов и около сорока карабинов с минимумом патронов. Мы должны спасти нашу смену. Отправим курсантов в тыл на бронепоезде. Тех, кто не поместится внутри вагонов, на крышу. Однако чтобы выполнить это задание, нужно всё подготовить. К сожалению, переезд с засадой находится рядом с шоссе, где активно передвигаются немецкие войска параллельно железной дороге. Однако южнее это шоссе пересекает лесной массив. Если устроить засаду и подбить на выходе несколько единиц бронетехники противника, это даст нам время уничтожить засаду, починить пути и не только дать уйти бронепоезду с курсантами, но и самим скрыться в темноте и соединиться с нашими тылами и группой лейтенантов Потапова и Казанцева. За связь с командиром бронепоезда отвечает старший лейтенант Волохов. На нём же снабжение БП и соединение с курсантами. Уничтожение засады, а также засада у шоссе на опушке – на старшем лейтенанте Михайлове. Даю вам десять минут, чтобы разработать план операции. Естественно, он мне не понравится, и я разнесу его в пух и прах, но хотя бы попытайтесь, может, я соглашусь с вашим планом. Работайте, товарищи.

Оставив командиров работать над картами, я отошёл в сторону и подозвал Лосева и одного из посыльных. Я уже всё придумал, придётся немного поиграть, поэтому и собрался напрячь бойцов для подготовки, но интересно, что надумают сами командиры. Оба бойца побежали выполнять полученное задание. На большую часть снаряжения придётся погранцов потрясти, но и у танкистов кое-что найдётся.

– Ну что, товарищи командиры, есть какие-то соображения?

Минут двадцать я выслушивал то, что они предлагали. В основном стандарт. Двое так вообще в лоб предложили атаковать, этих я взял на заметку, однако ничего близкого к тому, что я разработал, не было. Волохов, ладно, с заданием справился, тем более в его епархию я не лезу, задача танкистам была с минимальными потерями создать затор на дороге, помешав немцам помочь своей засаде, которую мы будем уничтожать. То есть размышляли как раз танкисты, погранцы просто работали, выдали мне на изучение свой план, я его одобрил с парой поправок и отправил готовиться к маршу. Вот с танкистами было всё не так просто. Конечно, парни жадно учились всему новому, тем более они прекрасно видели, что по подготовке я превосхожу их на голову, но опыта не хватало.

– Ладно, слушайте мой план. Первым делом нужно разделить роту на два боевых отряда. Ударить и по шоссе, и по засаде мы должны одновременно. Бронепоезд в данном случае будет только мешать, демаскирует наши намерения дымом. К дороге подобраться в принципе не сложно, как и создать затор, удерживая немцев на опушке, пока вторая группа добивает засаду и помогает экипажу БП восстанавливать путь. Однако солдаты в засаде настороже – значит, что?

– Что? – первым успел спросить Михайлов.

– Значит, их нужно отвлечь и вывести часть артиллерии или личного состава из строя.

Командиры задумались, и снова меня порадовал командир роты, лицо его просветлело, и он уверенно спросил:

– Ряженые?

– Ряженые, – кивнул я. – Сами догадались, или подсказал кто?

– Видел, как ваш ординарец нёс охапку немецкой формы. Сопоставить было не трудно.

– В логике вам не откажешь. Что ж, давайте обсудим в подробностях задание для каждого…

В подробностях разъясняя свой план, я сам обдумывал тот шаг, который собирался сделать. Сомнения глодали меня. Причина та же: будет ли всё так, как я описал, после изменений, что я уже внёс в этот мир. Капитан Якимов, когда сжёг свой КВ в лесу, через три дня встретился с двумя выжившими бойцами из экипажа БП. Они-то всё и описали, да и с курсантами чуть позже встретились. Их шестеро было, и один преподаватель в звании старшего лейтенанта. Остальных рассеяли и перебили в чистом поле догнавшие на бронетранспортёрах гренадёры одной из моторизованных дивизий. Эти в пшенице спрятались и смогли ночью уйти. Повезло, считай. Вот старлей от экипажа бронепоезда и узнал, что они в тот день находились в одном лесу, но так и не узнали друг о друге. Якимов очень подробно рассказывал, мы тогда выпили, помянули тех, кто сгинул в сорок первом, вот он и вывалил на меня всё, что тогда пережил. Полтора часа жутких историй. К сожалению, в этот день иссякает последнее, что я могу использовать из его рассказов, дальше только своим умом воевать придётся.

Вездеход двигался толчками, но шустро, несмотря на повреждения, нанесенные шальной пулей. За рулём сидел здоровенный немец, унтер, рядом обер-лейтенант вермахта, с боков на заднем сиденье меня стискивали два дюжих солдата с автоматами на коленях. Я сидел в полной форме командира РККА. Нет, я не был пленным, в этот раз я был при оружии и документах, изображал диверсанта из полка «Бранденбург».

– Переезд впереди, – негромко сказал водитель по-русски, продолжая следовать за мотоциклом, что двигался метрах в двадцати перед нами.

– Приготовиться, – так же негромко приказал я. – Помните, вы немцы, завоеватели, вот и ведите себя соответственно. Лыбьтесь, уверенно вокруг поглядывайте. Соберитесь, парни, тут всё зависит от нас.

Кюбельваген переполз через пути, часовой у будки смотрителя отдал нам честь, однако буквально через двадцать метров легковой автомобиль вдруг громко взвыл мотором, что-то внутри хрустнуло, и он окончательно встал, заглохнув. Мотоциклисты успели отъехать метров на сто, когда заметили, что мы встали, поэтому развернулись и покатили обратно.

– А вот этого я не ждал, наблюдатели не доложили, – пробормотал я, когда один из солдат предупредительно открыл мне дверцу и слегка поклонился, что показывало всем зрителям – в вермахте я занимаю не последнее положение. Да и обер-лейтенант вёл себя соответствующе, почти угодливо.

Почему наблюдатели с трёх километров не заметили целую группу пленных, которых у переезда охраняло не так и много немцев, мне было понятно. Они находились за железнодорожным полотном левее будки обходчика, в овраге, переходящем в низину. Пленных было всего около пятидесяти человек, отдельно группа танкистов сидела вокруг двух своих раненых, видимо тяжёлых. Самих танкистов я насчитал семнадцать человек, с ранеными было девятнадцать. Почти все в рваных и обожжённых комбинезонах, у многих сохранились шлемофоны. Но не у всех, у шести человек не было. Остальные пленные представляли собой яркую возможность ознакомиться со всеми родами войск. Кстати, тут и погранцы, и сотрудники НКВД были, разве что представители политуправления отсутствовали. Почти в центре сидели две представительницы женского пола, одна, судя по знакам различия, сержант радиотелеграфист, очень миленькая и ладненькая, это было понятно, даже когда она сидела, красивые формы так и выпирали из формы. А вот кто сидел рядом с ней, я видел хорошо. Особенно не удивился, увидев Смирнову. Наша новая встреча не сказать что меня удивила, но порадовала. Если она тут, уже за Минском, значит, доехали. Интересно, где Иванов, неужто сгинул при обороне города?

Сам я пленных особо не разглядывал, так, для виду безразлично мазнул взглядом – тут, похоже, отстойник был, привозили всех, кого схватили неподалёку – и весело заговорил с обер-лейтенантом. Чтобы не нести пургу, рассказал ему на немецком анекдот. Напомню, что задание-то ещё не выполнено, игра должна продолжаться. Пока обер-лейтенант, запрокинув голову, натурально ржал, двое солдат ухали, сотрясаясь от смеха, я снова, слегка позёвывая, осмотрелся. Даже водитель, что возился под машиной, пытаясь обнаружить и исправить поломку, содрогался от смеха. Вот сами раненые нас разглядывали, чуть ли не тараща глаза. Я не говорю про всех, трое вообще спали, другие были настолько усталыми, что им всё было безразлично. Я говорю о танкистах и части пленных, явно охранявших девчат. Странно, что немцы их не попользовали, а сюда привели. Обычно они особо не стесняются. Красавица Смирнова – а она реально красавица, а этот сержант всё же красивее, даже меня проняло – меня разглядывали с лютой ненавистью и злобой. Но Смирнова явно понять не могла, что тут происходит, и, с ходу опознав меня, пыталась сообразить, что я тут делаю, да ещё в окружении немцев. Мои действия, за которыми та ранее наблюдала, давали ей понять, что тут что-то не так, не мог я быть с немцами вась-вась.

Окинуть взглядом я успел не только пленных, продолжавших тихо и мирно сидеть на своих местах, но и немцев. У будки стоял часовой, что приглядывал в основном за путями и за дорогой. Ещё два немца сидели на своих мотоциклах метрах в восьмидесяти, рядом расположился расчёт пулемёта, ствол был направлен на пленных. Получается, охраняют их всего трое. Но это ладно, мы не за ними приехали, а по совершенно другому поводу, где-то тут рядом был окопчик со спрятавшимся взрывником. Дело в том, что когда БП подойдёт к разобранным путям, сзади него подорвут рельсы, заперев и отдав на милость артиллеристам. Две «ахт-ахт», установленных на прямую наводку, а также четыре тридцатисемимиллиметровых пушки вполне способны потягаться с бронепоездом. Это я ещё не говорю про десяток пулемётов. Отдельно справа у переезда стоял грузовой «Опель», от него, как только мы остановились, подошёл унтер. Он немного поговорил с обер-лейтенантом, тот предъявил несколько бланков с печатями и подписанные документы, после чего унтер вежливо козырнул и отошёл. У грузовика отдыхало шестеро солдат. Больше в прямой видимости, кроме противотанковой батареи, я никого не видел. Беспокоило то, что я не наблюдал позиций зениток, а они тут самые опасные. Мне нужно было выявить их, но сколько я незаметно ни осматривался, ничего. Зенитки явно были замаскированы куда лучше, чем те же противотанкисты. Я ведь сюда затем лично и приехал, чтобы самому окинуть взглядом предстоящее место боя и определиться с его ходом. Но не было чёртовых зениток, и всё тут.

– Я их вижу, – негромко шепнул, не глядя на меня, один из бугаёв-солдат. – Холмик с кустарником на два часа от противотанкистов.

Присмотревшись под видом того, что устало протираю лицо, я убедился, что солдат прав. Давненько я такого облегчения не испытывал. У нас за спиной уже двигалась колонна, и вот-вот она будет здесь. Немцы тоже её видели, но что они могли понять? Впереди катил мотоцикл, наш новый трофей, за ним «Опель», потом ещё грузовики, а дальше тучи поднятой пыли скрывают, понятно только, что там имеются танки. Не видно, но слышно. Все КВ были отправлены к дороге, так как они не могли держать ту же скорость, что и «тридцатьчетвёрки», поэтому в этом бою задействовали только их и мою самоходку. Они пересекли железную дорогу дальше, в четырех километрах.

Отойдя немного дальше с видом, что прогуливаюсь и общаюсь с обер-лейтенантом, я сказал пару слов солдату, что сидел в коляске мотоцикла, и, развернувшись, проследовал обратно. В этот раз ремень у меня был пуст, я снял кобуру с пистолетом, но зато у меня на плече висела коробка маузера, генеральский подарок. Мне нужна была точность боя. Когда от передового мотоцикла колонны до переезда оставалось метров сто, я кивнул и дёрнул клапан кобуры. После моего сигнала к отдыхающим у грузовика солдатам полетели три гранаты, и затрещали три автомата, а водитель легковушки из положения лёжа расстреливал унтера. Обер-лейтенант из своего автомата срезал часового у будки и сразу упал, чтобы переждать разрывы гранат и разлёт осколков. В принципе, мы все попадали, даже я с пистолетом в руке. Наш пулемётчик в коляске, он же и радист – рация была закреплена на коляске, а антенна на багажнике, – сообщил координаты зениток командиру колонны заму Михайлова, он же срезал пулемётный расчёт, пули так и вспарывали землю вокруг них. Потом прошёлся длинной очередью по солдатам у мотоцикла. Я же вскочил на ноги и дважды выстрелил в сучившего в предсмертной судороге ногами унтера, и из ракетницы, которую достал из кармана, выпустил красную ракету по позициям зениток. Противотанкистов не подсвечивал, их и так было видно, маскировка так себе. Как только мы начали действовать, «тридцатьчетвёрка» старшего сержанта Егорова, что шла сразу за грузовиками, укрываясь в пыли, дала газу чуть не с места. Обогнав грузовики, на пятидесяти километрах в час пролетела по путям, в полёте обрушившись на бедолагу «Опель», смяла его в блин и понеслась дальше, на ходу грохая из пушки. Осколочные снаряды так и ложились вокруг позиций зениток, по дыму горевшего заряда ракетницы было видно, где те находятся, но всё рядом, и ни одной в цель. Вести огонь на ходу очень сложно, но у Егорова и не было приказа именно попасть. Главное, шугануть расчёты от орудий, всё же противоосколочных щитов у тех не было, чтобы другие танки, выбравшись на насыпь, прикрыли его. Два первых танка встали у будки – один вообще на неё наехал и смял – и открыли прицельный огонь по зениткам. Попадания были, я прекрасно видел, однако и те всё же сделать несколько выстрелов успели. Машина Егорова, которая уже налетела на противотанкистов и подминала пушечки одну за другой, замерла на последней и зачадила, получив снаряд в правый борт. Верхний люк открылся, и оттуда появился первый из танкистов, с трудом перебравшись через край башни. Наши мотоциклисты уже рванули к ним, чтобы вытащить парней из машины, которая вот-вот готова была вспыхнуть, а я сам быстро осмотрелся и направился к обер-лейтенанту. Одному из погранцов. Мы с ним единственные в нашей группе, кто говорил на немецком. Остальные только делали вид. Кстати, молодцы, я особо и не заметил, чтобы фальшивили.

– Нашли? – первым делом спросил я у лженемца.

– Нашли. По проводам дошли до окопчика с подрывной машинкой. Пусто там. Видимо, подрывник отдыхал среди тех, что у машины были, – кивнул младший сержант Асамов на железный блин и тела немцев у него.

– Хорошо, – проорал я, так как мимо проревела дизелями ещё одна «тридцатьчетвёрка».

Моя самоходка заняла её место на путях и поводила стволом, но достойных целей уже не было. Экипаж Егорова вытащили, те отделались лёгким испугом, попадание в двигатель было, там теперь санинструктор суетился. Танк тушили, зенитчиков и противотанкистов добивали. Издалека отчетливо доносилась пушечная стрельба. Изредка ухали гаубицы. Значит, Михайлов работает. А вот с запада был виден над рельсами далёкий столб дыма, видимо, бронепоезд подходил.

– Курлыкин, связь! Михайлова вызови!

– Товарищ майор, – почти сразу откликнулся он. – На связи старший лейтенант Михайлов.

Пока лейтенант Архипов, заместитель Михайлова, общался с освобождёнными пленными, я взял гарнитуру и, вслушиваясь в помехи и далёкие отголоски боя – были слышны переговоры экипажей, ведущих бой, – принял доклад Михайлова. Тому тоже не повезло, потерял один танк. Откуда-то взялись самоходки, умудрившиеся проломить лобовую броню «единички». Потеря безвозвратная, два танкиста из экипажа погибли, трое раненых, эвакуировали из машины, сам танк горел.

– Держись, дорогой, держись. Уже БП на подходе! – прокричал я в микрофон гарнитуры.

– Держимся, – подтвердил тот. – Поторопитесь.

Рядом с нами размещалась батарея Погорелова, Михайлов сам будет корректировать огонь, связь с ним была, да и дальности хватало, а я вышел на Волохова. Вернее, Курлыкин связался с радистом БП. Старлей был на борту бронепоезда. Тот подтвердил, курсанты найдены, помощь экипажу боеприпасами оказана, однако это не единственная проблема. Продовольствие у экипажа ещё вчера закончилось, да и курсанты второй день нормально не ели. Ладно, повезло лося завалить, хоть так перекусили. Но что такое на триста рыл один лось?

Описав Волохову, как разобраны пути, чтобы командир бронепоезда сразу озаботился ремонтной группой и те знали, что нужно делать, велел передать ему, что на пятьдесят пассажиров будет больше. Нам тут нечаянно удалось освободить пленных. Сам бронепоезд и так был перегружен, свободных мест не имелось, но обещали подумать, как вывернуться.

– Хорошо, небо пустое, за весь день только и видели, что с десяток «мессеров» да один раз шесть штурмовиков, – вытирая лицо платком – действительно было очень жарко, – сказал подошедший Архипов. – Товарищ майор, что с освобождёнными пленными будем делать? Там пять тяжёлых. Все хотят пить, есть, и требуется медицинская помощь.

– Сейчас БП подойдёт, и окажут, – рассеянно ответил я, сам бронепоезд уже стремительно приближался. – Что там с Егоровым?

– К счастью, кроме контузии, никаких других травм экипаж не получил. Санинструктор говорит, отлежаться бы им пару дней, и потихоньку в строй можно вводить.

– Добро, пусть расположатся в одной из машин. У нас полуторка пустая, топливо из бочек уже слили в баки танков. С машиной что?

– Прямое попадание в моторный отсек. Двигатель приказал долго жить. Будем эвакуировать?

– Нет, такого железа хватает, тем более кроме двигателя танк никаких модернизаций не проходил. Снять боезапас, пулемёты, прицел и замок. В общем, всё ценное. Подготовить машину к подрыву.

– Есть, – козырнул тот и негромко сказал: – Товарищ майор, тут к вам военфельдшер рвётся.

– А-а-а, Смирнова? Пусть подойдёт.

Пограничники, что с ними были, уже выставили оцепление, так что прорваться через него Смирновой с ходу не удалось, и она недовольно на меня поглядывала. Бабочкин и Лосев, сидевшие в люках самоходки, только улыбались, они явно узнали девушку.

– Здравствуйте, Оля, – поздоровался я, когда та подошла. – Как видите, могу выступать в роли пророка. Я же обещал, что мы обязательно встретимся в необычных условиях.

– У меня такое впечатление, что вы сами всё это устроили.

– Поклёп, – сразу же открестился я, слегка улыбаясь. – Расскажите мне, как добрались. Всё ли прошло благополучно. Где Иванов?

Подбежавший Лосев сунул мне в руку полную фляжку, а я передал её Смирновой. Прежде чем отвечать, та жадно присосалась к ней. Многие танкисты и бойцы передавали пленным фляги с водой, из одной машины вытащили термос на десять литров и разливали по котелкам и кружкам. Пленные очень хотели пить. Только продовольствия не доставали, мы уже поужинали, а запасов не было, не так и много брали.

Рядом грохотали выстрелами миномёты, шла боевая работа, подошедший бронепоезд обдал нас паром и свистнул. Выпрыгнувший из вагона – рубки управления командир бронепоезда капитан Лисицын следом за Волоховым подбежал ко мне, сграбастал и проорал в ухо:

– Спасибо!

По-другому было не поговорить, такой стоял шум. Перекинувшись парой слов с капитаном, я мельком посмотрел, как ремонтная бригада из членов команды бронепоезда с курсантами восстанавливают путь, отвёл Волохова в сторону и кивнул на освобождённых пленных. Поставил ему задачу проверить их. Все были при деле, все заняты. Миномётчики перестали стрелять, видимо пока целей не было, поэтому я отвёл Смирнову в сторону, велел всё же рассказать, как прошёл их ночной рейд.

– Я тут не одна, два пограничника из отряда Иванова с нами. Они меня опекали и охраняли.

– Да? – удивился я. – Что же это я их не узнал?.. Лазарев!

– Я, товарищ майор, – тут же возник рядом мой посыльный.

– Там за оцеплением среди пленных находятся два пограничника. Давай их сюда.

– Есть, – козырнул тот и побежал выполнять приказ.

Он что-то шепнул одному из погранцов в оцеплении и подошёл к освобожденным пограничникам. Лица действительно оказались смутно знакомы, похоже, они правда из группы Иванова. Когда Лазарев вернулся с бойцами, которых я велел привести, то оба вытянулись и доложили:

– Товарищ майор, пограничники Фролов и Томин по вашему приказу явились.

– Доложите, как прошёл рейд после того, как мы с вами расстались.

– Хорошо прошёл, товарищ майор, – ответил Фролов. – Ехали нормально, мы никого не трогали, и нас не трогали. Один раз нас остановил патруль, он был на мотоцикле, а в стороне окопчик с пулемётом. В ножи их взяли, товарищ майор. Тихо сработали. Дальше вышли к своим, почти под утро. Чуть до стрельбы не дошло, техника-то немецкая, но обошлось. Раненых сдали в медсанчасть полка, с которым встретились, сменили машины на наши и поехали дальше. Товарищ военфельдшер осталась в медсанчасти полка, персонала там не хватало. В Минске мы были четыре дня, нас включили в особую группу по зачистке тылов. Три дня назад, когда Минск окружили, начали отходить в сторону. В ночном бою оторвались от своего подразделения, шли два дня, пока не наткнулись на разрозненную группу окруженцев. Там была и товарищ военфельдшер. Мы с ней так и шли, а сегодня нас окружили в поле и взяли в плен мотоциклисты. Мы говорили командиру, что вёл нас, что опасно идти днём по открытой местности, но он не послушал, товарищ майор. Пришлось выполнять его приказ.

– Ясно, бойцы, – кивнул я. – Молодцы. Включаетесь в мою группу. Лосев!

– Я.

– Накормить бойцов и вооружить. Они поступают под командование старшего лейтенанта Волохова.

– Есть.

– Товарищ майор, разрешите сказать? – не спешил отходить Фролов, хотя и непроизвольно сглотнул, когда услышал о еде.

– Говори.

– Все наши документы в планшете убитого унтера, а вот оружие было в грузовике. Пропало, к сожалению.

– Разберёмся, – ответил я и кивнул Лазареву.

Тот понятливо моргнул и метнулся к телу унтера, вернулся с планшетом. Правда, брать его я не стал, велел Волохову отнести, его работа.

– Ну, а вы-то как тут оказались? – спросил я у продолжавшей стоять Смирновой.

– Можно мне с вами? – неожиданно спросила та.

– В мангруппу? Исключено, мне ещё тут ба… женского пола не хватало.

– Ну пожалуйста, – просительно потянула та. – Я очень хороший медик! Да ещё с опытом проведения хирургических операций.

– М-м-м, ладно, – подумав, махнул я рукой, не было времени спорить. – Вон, видите, санинструктор ходит, раненых среди освобождённых осматривает. Временно поступите под его командование, до соединения с основной группой. Сейчас к Лосеву, пусть накормит вас.

Пути были восстановлены в рекордные сроки. Да и мы сиднем не сидели. Всех пленных пропустили через импровизированный фильтр. Погрузив тех, кто не оставался с нами на БП, отправили. Про генерала и полковника не забыли. Поначалу мне было не до них, Волохов допрашивал. Однако мы действовали вне зоны нахождения дивизии генерала, так что особой ценности он для нас не представлял, да мы ещё и в другую сторону от его части уходили. А вот советскому командованию пообщаться с первым взятым в плен генералом стоило бы. Так что оба высокопоставленных офицера сейчас под охраной экипажа БП отправились в советский тыл. Естественно, приложить рапорт о действиях моей мангруппы я не забыл.

– По машинам! – скомандовал я, как только бронепоезд стал удаляться. – Передайте Михайлову, что может отходить. Он справился, мы успели.

Проехав примерно шесть километров, мы соединились с группой Михайлова. Колонна встала на пару минут, чтобы раненых танкистов из подбитого танка передали медикам, ну а я успел выслушать доклад старлея, прояснивший ситуацию. Когда они подошли к дороге, по ней сплошняком шла пехота и двигались автоколонны. Сразу выходить и бить не стали, тем более мы ещё не подавали сигнала, ну а когда тот прозвучал, как раз пошла бронетехника. Немного, всего десять штук. Первый выстрел КВ-2 разметал танки, что шли впереди, легкие коробочки были. Остальные довершили разгром. Пулемётами полосовали пехоту, били по грузовикам, расстреливали орудия и бронетехнику. Колонна, что как раз в этот момент проходила, останавливаться не стала. Наши ей хвост прижали, остальные увеличили скорость, чтобы уйти, а тем, кто остался, не повезло. Их начали утюжить, пока «двойки» прикрывали. Именно тогда из дыма на опушке стала бить подошедшая самоходка. Сбила гусеницу одному, но выстрел «двойки» положил ей конец, зачадила остатками корпуса. КВ со сбитой гусеницей стоял, развернувшись бортом к перекрёстку на опушке, но огонь вести не прекращал. Залёгшей пехоты вокруг хватало. Именно тогда вторая подкравшаяся самоходка и запулила ему точно в лоб. Два выстрела в борт ничего, кроме рикошетов, не дали, тот неудобно стоял для немецкого наводчика – наискосок. А вот лобовую броню со ста метров пробить смогли. Естественно, самоходку подавили, да и наши прошлись огнём по опушке, причём и фугасами «двоек» тоже, после чего сняли экипаж и продолжили бой. Главное было удержать немцев тут. Из леса велась активная перестрелка, там вроде как даже пушки подкатывали. Так что как никогда вовремя Погорелов сообщил, что готов вести огонь. Пару пристрелочных, и мины начали ложиться на лесной дороге, где скопились немцы, и в самом лесу. Ну, там деревья и ветви мешали, урон небольшой, а вот тех, кто на дороге был, похоже, серьёзно прочесали, множество техники загорелось. Тут пришёл мой приказ отходить. Пятясь кормой и подставляя лобовую броню, КВ Михайлова начали отходить, потеряв одного собрата. Что ж, у нас тоже были потери в технике. Ничего, найдём и ещё отремонтируем. Тут, под Минском, этого добра практически не встречалось, однако если хорошо поискать, найти можно немецких трофейщиков.

– Ясно, – протянул я, выслушав доклад Михайлова. – Действовали вы вполне умело, связь между собой держали постоянную, несколько раз приходили на выручку друг другу, предупреждая об опасности. Я доволен, действительно молодцы. Теперь давайте прикинем, как нам соединиться с тыловой колонной и группой лейтенантов Потапова и Казанцева. Они должны быть на месте встречи примерно через час.

Расстелив карту на корме самоходки, я стал ставить отметки, поясняя по ходу. Проще разжевать, чтобы добиться полного понимания, чем отдать краткий приказ и узнать, что подчинённые выполнили его совсем не так. У меня такое уже бывало.

– Смотрите сюда. Нам нужно выдвинуться в этот квадрат, соединиться с тыловой группой и развернуться на восток, в глубину немецких тылов, вот до этого леса.

– Товарищ майор, почему именно до этого?

– Потому что это самый крупный лесной массив в округе. Ещё потому, что больше никуда у нас топлива не хватит, весь добытый на складе ГСМ запас в лесу мы истратили, остатки доедаем. Так же с продовольствием и боеприпасами. Нам нечем воевать, старлей. Так, где вы меня прервали?

– Соединимся с нашими и выдвинемся в лесной массив, находящийся в тылу немецких войск.

– Да, точно. Значит, так. После соединения с тыловой колонной разворачиваемся, по пути соединяемся с группой Потапова и Казанцева, после чего совершаем ночной рейд к этому лесному массиву.

– Товарищ майор, – негромко сказал Михайлов. – Люди устали. Очень тяжёлый день был.

– Я понимаю, что устали, старлей, на последних крупицах силы воли держатся, но надо. Понимаешь, надо! Не сегодня, так завтра немцы отправят циркуляры по своим частям о действиях русских моторизованных сил, маскирующихся под немецкие войска. Больше нам днём по дорогам не покататься, быстро вцепятся в загривок, пустят кровь и загонят. Нам этого не надо, нам нужно самим их прижать. Поэтому бросок к лесному массиву нужно сделать именно этой ночью. После этого бойцам можно будет отдохнуть четыре дня и привести технику в порядок. Ей ещё много работать.

– Ясно, товарищ майор, выдержим, постараемся выдержать.

– Хорошо. Значит, сделаем небольшой крюк и оставим на назначенном месте встречи посыльного для Потапова и Казанцева, потом идём дальше. Забираем нашу тыловую колонну, вот тут делаем второй крюк, – я указал остро заточенным карандашом точку на карте, – и вот тут соединяемся с лейтенантами. Дальше уже движемся совместно. За час до рассвета дам часовой отдых, чтобы мехводы пришли в себя. Целый день за рычагами кого угодно доведёт до моральной и физической усталости, странно, что они до сих пор могут управлять. Кстати, прибудем на место, сутки их трогать не будем. Пускай отдыхают. Всё равно они нам не нужны на это время.

– Ясно, разрешите выполнять?

– Да, выполняйте.

– Товарищ майор, мне будут какие распоряжения? – спросил присутствующий при постановке задачи Волохов.

– Поверь, старлей, тебе во время стоянки будет столько работы, что присесть некогда будет, так что скажи своим бойцам, чтобы отдыхали и набирались сил. У меня на вас очень и очень большие планы. Это пока всё, по машинам!

Мой приказ продублировали по колонне, и через минуту, дрогнув, та начала движение. Снова впереди катились юркие мотоциклы, потом пара трофейных грузовиков, танковая рота, ещё грузовики, но уже почти все пустые, все запасы мы использовали, только в некоторых сидели погранцы. Замыкали колонну «тридцатьчетвёрка» с отделением бойцов прикрытия на грузовике.

К месту встречи с лейтенантами всей колонной мы не поехали, отправили посыльного на мотоцикле. Мотоцикл вскоре нас догнал, оставив посыльного – группы Потапова и Казанцева пока не было. Да и рано им появляться. Потом мы почти двадцать минут стояли на перекрёстке. Немецкий регулировщик нас не пропускал, шла длинная артиллерийская колонна на механизированном ходу. Наконец мне это надоело, да и пошуметь можно, тем более уходить мы собирались не в сторону наших, а как раз в противоположную.

– Внимание в эфире, атакуем широким фронтом. Пока рота Михайлова уничтожает артиллерийский полк, грузовики под прикрытием броневика и моей самоходки уходят дальше. Внимание… Огонь!

Ударили разом и явно неожиданно для расслабившихся немцев. Поначалу, когда мы только подъехали, они ещё настороженно на нас поглядывали, но грозные бумаги подействовали, нас приняли за своих, да и сколько мы тут стояли, ожидая, когда дадут дорогу! Погранцы и миномётчики, что до этого укрывались под тентами грузовиков, как только танки вдарили по колонне, слегка повернув пушки, тоже не остались без дела. Зенитчики из своих ДШК прореживали пехотную колонну, что шла по обочине, ну и остальные бешено стреляли. Как только КВ проложили брешь, я бросил свою самоходку вперёд, и мы пересекли дорогу, за нами потянулись остальные грузовики. Замыкал колонну броневик миномётчиков.

Через пять минут нас догнали танки Михайлова. По его докладу, уничтожено семнадцать орудий, все транспортёры к ним, около двадцати грузовиков. Причём три явно с боезапасом, если судить по тому, как они рванули, ну и до роты пехоты. Погиб один командир танка – решил выглянуть из башни, чтобы осмотреться, и словил осколок в голову. Больше потерь нет. Но намёк ясный, нам всё-таки нужно установить командирские башенки. На том, где погиб командир, её не было. Этим и займусь. В принципе, в планах как раз значилось. Да ещё пополнение на мне. Все более или менее уцелевшие танкисты, которых мы освободили на переезде, попросились к нам. С ними был капитан, командир танкового батальона. Подумав, я взял всех добровольцев. Кстати, та радиотелеграфистка была среди них. Вот остальные двинули в тыл на бронепоезде. Так что почти три дополнительных десятка были рассажены в кузовах. Пока не до них, а вот по прибытии займусь формированием новых подразделений. Пора вторую роту организовывать. Одна будет тяжёлая Михайлова, вторая из средних танков капитана Ладынина.

– Сержант, как ты там? – спросил я своего мехвода.

Пришлось повторить, пока тот не откликнулся немного заторможенным голосом:

– Нормально, товарищ командир, только перед глазами плывёт всё.

– Ясно.

Достав карту, я прикинул, где мы находимся, и где должна быть тыловая колонна. Надеюсь, она цела. Без остатков запасов топлива, продовольствия и боезапаса, что с ней были, нам будет худо.

– Внимание, дозор. Как слышите меня? – прижав к шее ларингофон, вызвал я передовую группу.

– Я дозор, слышу вас хорошо.

– Через полтора километра будет развилка. Уходим вправо и через километр встаём на обочине. Дозорному мотоциклу прибыть к командирской машине.

– Есть.

Отсоединив штекер шлемофона, я выбрался наружу и, цепляясь за поручни, мельком посмотрел на своих посыльных. Они банально дрыхли на корме самоходки, постелив шинели. Я крикнул командиру экипажа мотоцикла, не останавливая колонну, он уже подъехал:

– Выдвиньтесь вперёд. Вам нужно найти наши тылы. Приведите их к той развилке, где мы встанем для отдыха. Всё ясно?

– Ясно, товарищ майор.

– Отправляйтесь.

Мотоциклисты, обгоняя колонну по обочине, умчались вперёд, а передовые машины уже сворачивали на развилке вправо. Как только вся колонна ушла на новую дорогу, я велел встать на обочине и глушить хорошо поработавшие моторы, после чего экипажам отдыхать, погранцам заняться охраной. Всё как всегда.

Покинув самоходку через люк, я с удовольствием вдохнул воздух. Пахло горелым железом, выхлопными газами, порохом, сгоревшим тротилом и много чем, но свежего воздуха тут явно не было, несмотря на то что двигатели и моторы уже минуту заглушены. Даже странно, настолько привык к рёву дизелей и лязгу гусениц, что тишина оглушала.

– Похоже, я оглох, – потряс головой вылезший следом, но через свой люк, Бабочкин. Видимо, у него были те же проблемы, что и у меня.

Правда, в отличие от нас, особо такими проблемами никто не заморачивался, около машин бегали посыльные, раздавались команды, некоторые бойцы и командиры отходили в сторону оправиться, особо не стесняясь девушек, что вышли размять ноги. Обе, и военфельдшер Смирнова, и сержант Морозова, явно смущённо оглядывались. Ага, местность тут на километр открытая, не присядешь.

Разминая ноги, я подошёл к ним, подвигав немного плечами.

– Как настроение, барышни? – спросил я.

– Товарищ майор, мы военнослужащие, поэтому попрошу обращаться к нам как положено, – гордо задрав нос, заявила Морозова.

Видимо, у неё было множество поклонников из командиров, и та привыкла к постоянному вниманию, поэтому и позволяла себе некоторые вольности.

– Как положено обращаться? – лениво и широко зевнул я. – Хорошо. Значит, так, за пререкания с командиром приказываю вам, товарищ сержант, отжаться десять раз. Бабочкин, проследи.

– Есть, – козырнул тот.

Заметив, что я направился к девушкам, он заторопился присоединиться ко мне. Похоже, кобель ещё тот.

– Кстати, товарищ военфельдшер, если вам надо оправиться, то в той стороне метрах в двухстах есть низина вроде овражка. Её не видно, но она есть. Как суслик.

– Товарищ майор, простите, а почему как суслик?

– Посмотри в поле, видишь суслика?

Та внимательно, даже с прищуром осмотрелась и медленно покачала головой.

– Я не вижу, товарищ майор.

– И я не вижу, а он есть.

Первым прыснул Бабочкин, он вообще отличался сообразительностью и смешливостью, потом я хохотнул, однако девушки, что Смирнова, что сержант, которая отжалась дважды и «сдохла», глядели на меня недобро, видимо сообразив, что я над ними издеваюсь.

– Сержант Морозова, примите вертикальное положение. – Как только та это сделала, я сказал: – Раз вы не можете выполнить такой простой приказ, два наряда вне очереди. Поступите в распоряжение старшины Авдеева после соединения тыловых подразделений с нами. Он сам решит, как вы отработаете наряды.

– Есть, – попытавшись браво вытянуться, козырнула та.

– Всё, бегите. Овражек в той стороне, – указал я.

Обе девицы рванули в указанном направлении, а я отправился к броневику Погорелова. У Фомина, что в нём сидел, были коды для связи с радистом тыловой группы.

– Ну что? – заглянул я через открытую дверцу в жаркий салон броневика. – Есть связь?

– Есть, товарищ майор, – повернул ко мне закопчённое лицо Фомин, в его широкой улыбке ярко выделялись белые, как сахар, зубы. – Только что связался, они, оказывается, не постоянно в эфире находятся, каждые полчаса проверяют. Наш дозорный мотоцикл уже у них, колонна готовится к выдвижению.

– Потери?

– Есть. Две машины, четыре человека. Говорят, вроде свои из засады ударили.

– Ясно. Примерное время прибытия?

Фомин передал вопрос, выслушал ответ и сообщил:

– Уже выдвигаются, через полчаса тут будут, не раньше. Ужин готов, борщ и гречка с подливой.

– Отлично. По прибытии поужинаем и двинем дальше. Немцев ловите?

– Работают неподалёку три радиостанции. Мы переводчика вызывали, говорят, артиллеристы одни, это, наверное, их орудия неподалеку грохочут. Две другие станции явно танковые. Говорят о смене дислокации, под огонь попали.

– О нас ничего не было?

– Пока нет. Хотя переводчик говорит, что минут десять назад передавали, чтобы опасались русских танковых частей, что бродят по их тылам.

– Что-то опаздывают, я думал, уже в обед такие сообщения будут отправлять, а они только проснулись. Мониторьте дальше эфир, боец.

– Есть, – кивнул тот.

Стоявшему рядом полусонному Погорелову я велел идти отдыхать, предупредив, что через полчаса будет горячий ужин, кухня прибудет, после чего направился обратно вдоль выстроившейся техники к своей самоходке, где меня ждали Михайлов и Волохов. Михайлов, пока меня не было, со скуки осматривал боевой отсек машины, забравшись на командирское место, а меня тормознули у ЗИСа с крытым кузовом, у которого наши новенькие дымили махоркой. Мои бойцы поделились, её в достаточном количестве вывезли с лесных складов.

– Товарищ майор, – вышел ко мне капитан Ладынин. – Разрешите узнать наши дальнейшие планы!

– Ваши планы? – удивлённо посмотрел я на него. – Сидеть до конца ночи в кузове грузовика и трястись на ухабах и ямах.

– Извините, я от усталости и недоедания неправильно выразился. Каковы ваши планы насчёт нас?

– Насчёт недоедания это решаемо, скоро тут будет ротная кухня, всех покормят горячим. Насчёт остального – я собираюсь сформировать из одной усиленной роты смешанного состава две, одну тяжёлую, вторую среднюю, с модернизированными танками Т-34. Девять взводных машин и десятая командирская. Это в планах, но думаю, машин будет больше, не менее четырех во взводе. Так что думайте, как будете управлять таким соединением. Задача у него будет проста. Разрушать тыловые коммуникации противника, замедляя или совсем прекращая подвоз боевым частям нужных грузов. Уничтожение мостов, железной дороги, расстрел транспортных колонн. Всё это вас ждёт в ближайшем будущем. Это пока всё. Думаю, теперь вы поняли, на что подписались, напросившись к нам.

– То есть действовать мы будем в тылу противника? – на всякий случай уточнил капитан.

– Именно так. Пока есть время, озаботьтесь поиском столовых приборов. У повара запас не резиновый.

Мельком посмотрев в сторону обеих девчат, что возвращались от оврага, я направился к своей самоходке. Подойдя, я вопросительно посмотрел на командиров.

– Есть что доложить?

Волохов только отрицательно покачал головой, у него всё в норме, а вот Михайлов вылез через люк командирской башенки и сказал заинтересованным тоном:

– Конечно, без башни это не танк, но просторно, мне внутри понравилось, всё функционально. Если, как вы говорите, эти самоходки для поддержки атакующих танков, и они должны прикрывать их, то машины очень нужные. С помощью них можно, быстро меняя позиции, вести обстрел вражеских укреплений.

– Именно так, – согласился я. – Вы ещё не знаете всех возможностей этой малышки.

– Похоже, узнаем, – подняв бинокль и посмотрев на тыловую колонну, которая уже появилась в поле видимости и заметно приблизилась к нам, готовая свернуть на нашу дорогу, сказал Волохов.

Посмотрев в бинокль, я вынужден был с ним согласиться. Колонна увеличилась на ещё один БА, тоже пушечный, и, несмотря на потерю двух грузовиков, тех стало на шесть больше. К двум ЗИСам были прицеплены точно такие же пушки, что пошли на создание самоходки. Получается, у меня есть возможность сделать ещё две самоходки. Хм, интересная предстоит работа. Честно говоря, свою красавицу я просто сляпал, но приобретённый опыт позволит мне следующие две самоходки сделать более качественно.

– Да, на две машины огневого взвода зенитки имеются. Меня другое беспокоит, среди техники я не вижу своего тягача.

– Не вся ещё колонна на виду появилась, товарищ майор, – успокоил меня Волохов. – Подождём.

– Да, подождём… Хотя вижу тягач. Действительно в конце идёт… Хм, а что это он буксирует, никак не пойму?

Теперь мы все трое смотрели в бинокли на конец колонны, но поднятая пыль всё время мешала нам. Наконец ветер немного отнёс ее в сторону, и я смог рассмотреть, что же такое буксировал тягач, и у меня невольно вырвалось:

– Где эту хрень они нашли?

– Это, кажется, Т-35? – неуверенно спросил Волохов.

– Он и есть, – озадаченно подтвердил я. – Только вот мне точно известно, что все танки этой модели находятся на Украине. Наши что, туда мотнулись, чтобы его притащить? Где они нашли эту рухлядь?

– Товарищ майор, хороший танк, – вздохнул Михайлов.

– Это не танк, это пускание денег на ветер и пыли в глаза. Единственное место, где их можно применять, это парады, не более. Для боя эти каракатицы не годятся… Хотя живьём я такие машины ни разу не видел, будет интересно покопаться в её потрохах. Тем более, как я вижу, какой-то идиот на и так перетяжелённую машину навесил навесную броню, а она нам пригодится. Ладно, встречаем ребят, ужинаем и выдвигаемся дальше. Нам ещё с Потаповым и Казанцевым встретиться нужно. Главное, чтобы приготовленной еды на всех хватило. Кухонька у нас не резиновая оказалась. Надо было тогда две брать, больно народу у нас в мангруппе скопилось порядочно.

– Товарищ майор, смотрите, генерал, – указал Волохов на вышедшего из «эмки» настоящего советского генерала.

Кажется, генерал-майор, далековато он был, чтобы петлицы рассмотреть. А вот машина была наша, единственная «эмка» в колонне, на которой интендант ездил.

– Это плохо. Ладно, занимайтесь своими делами. Распорядитесь насчёт ужина, а я пойду с генералом пообщаюсь… Где же я его видел?

По мере того, как я подходил всё ближе и ближе к генерал-майору, мой шаг замедлялся, и я всё пристальнее разглядывал его, особо не обращая внимания на командиров, что вокруг него вились. Проблема в том, что я его узнал, и теперь нужно что-то делать. Мимо как раз пробегали к кухне трое пограничников с ворохом пустых котелков.

– Ко мне, – моментально среагировал я на них и, кивком указав на генерала, жёстко приказал: – Взять! Живым брать генерала!

Отреагировали те мгновенно, котелки разлетелись по пыльной дороге. Колонны стояли с двух сторон на обочинах. Чтобы не привлекать внимания, приказывал я шепотом, поэтому когда раздался звон котелков, а погранцы мгновенным, не раз отработанным слитными движением привели висевшие за спиной автоматические винтовки к бою, направляя их на группу генерала, это привлекло к нам всеобщее внимание. Действия пограничников были правильные. Чтобы добраться до генерала, нужно было пробиться через толпу прихлебателей, что его окружили, повылазив из других машин, а так их держали на прицеле.

Другие пограничники, что непосредственно охраняли соединившиеся колонны, отреагировали правильно и оперативно, это они молодцы. Да и возникший рядом Волохов сразу начал отдавать приказы. Пока эта тройка держала под прицелом всех, кто был у «эмки», с десяток бойцов крутили руки командирам, задержали и самого генерала. Кстати, среди прихлебателей я обнаружил и нашего интенданта. Ну, ничего, пусть в сторонке полежит, придёт в себя.

– Что происходит? – быстро и тихо спросил старлей, когда погранцы закончили наводить у «эмки» порядок.

– Сейчас узнаем, – буркнул я, внутренне досадуя. А ну как ошибся?

Мы подошли к генералу. Его за руки, прижав их к верху дверцы машины, держали два бойца. Спокойно достав из нагрудного карман дорогого френча документы и не обращая внимания на ярость брызжущего слюной генерала, я открыл удостоверение, держа пачку остальных в другой руке, и хмыкнул.

– Что ж вы не попросили своих друзей из абвера, гражданин генерал-майор, нарисовать вам звание генерал-лейтенанта? Так бы и звание себе повысили. Кстати, Борис Стефанович, а мы ведь с вами оба из Киевского военного округа, – передавая документы Волохову, сказал я. – Вы ведь в плен, кажется, двадцать восьмого попали? При прорыве танков противника к штабу корпуса. Сами вышли к ним, подняв руки, а тут раз, и я вас встречаю не подо Львовым, а вообще в Белоруссии. Не поясните такой казус? Да и документы почему не на своё имя сделали? Или у вас тут какая-то разовая акция? Хотелось бы узнать, какая?

– Держи! – внезапно заорал было Волохов, да поздно, генерал умудрился дотянуться до не застёгнутого на верхнюю пуговицу воротника своего френча и крепко сжал зубы. Бойцы, быстро уронив его на пыльную землю, разжали челюсти, но было поздно, ампулу тот раздавил.

– Мёртв, – спустя полминуты разогнулся Волохов. – Проверить воротники всех задержанных!.. Товарищ майор, почему вы мне не сообщили, что узнали его? Мы бы по-тихому взяли и допросили.

– Потому, что узнал его, только когда подошёл вплотную, и тот уже обратил на меня внимание. Пришлось импровизировать. Да ладно, собаке собачья смерть. Хотя я как раз собак люблю. А вот кошек не переношу… Продолжить приём пищи!

Мой приказ разнёсся по обеим колоннам, и бойцы с командирами задвигались, занимаясь своими делами. Многие с полными котелками бежали к своим подразделениям, разнося пищу. Правда, старались это так сделать, чтобы посмотреть на мёртвого генерала, его уже прикрыли шинелью. И на остальных задержанных. Ампул не нашли ни у кого, но допрос уже шёл, пока мы с Волоховым общались, его подчиненные уже оперативно кололи всех, кого взяли рядом с генералом. Да и вообще всех пришлых в тыловой колонне. Кстати, среди допрашиваемых был и наш интендант. А не хрен с генералами-предателями связываться.

– Кто он? – спросил у меня старлей, закончив раздавать приказы подчинённым.

– Генерал-то? Генерал-майор Рихтер, Борис Стефанович, он был начальником штаба шестого стрелкового корпуса Киевского особого военного округа. Двадцать восьмого июня Рихтер при прорыве немецких танков к штабу корпуса был захвачен в плен в районе Львовского выступа. Сразу согласился сотрудничать с немцами. Был отправлен в Польшу. Это всё, что мне о нём известно. Как он тут оказался и почему, выяснить нужно именно вам. Кстати, валить отсюда надо. Не нравится мне появление этого генерала. Очень сильно не нравится. Похоже, его действительно решили задействовать в какой-то разовой акции, заодно проверяя на лояльность и преданность, но вот что за задание?

– Выясним, – вздохнул Волохов. – Одного уже вычислили, что с генералом был… М-да, до чего дошло. Генерал сам сдался и на сотрудничество пошёл. Об источнике своих знаний сообщите?

– Агентурная информация. Этого пока хватит. Кстати, Рихтер не первый генерал, что согласился сотрудничать с немцами. Есть и другие. Мне достоверно известно ещё об одном. Он в Литве так сдал немцам свои части, подвёл под расстрел свой штаб, который почти полностью уничтожили. Его почти сразу представили к награде и отправили в тыл. Решили сделать начальником разведшколы. Будет агентов учить для заброски к нам в тыл.

– Шкура, – зло прошипел Волохов. – Кто?

– Генерал-майор Трухин. Начальник штаба Прибалтийского военного округа. Попал в плен двадцать седьмого числа, восемь дней назад вместе со всеми штабными документами сдался в плен в Литве. Сейчас уже в Польше.

– И всё же, товарищ майор, откуда информация?

– От офицера, что вербовал этого, – кивнул я на мёртвого генерала. – А про вербовку Трухина тот слышал от своего коллеги. Вот и всё.

– Может, дезинформация?

– И ядом он себя накачал для дезинформации? Нет, старлей. Тот офицер хотел побыстрее умереть после допроса, врать ему смысла не было. Кусок мяса был. Ладно, работайте, только бойцов поужинать по очереди отпустить не забудь, да и сам поешь. Через тридцать одну минуту уходим.

Лосев принёс ужин от кухни, где медленно рассеивалась очередь жаждущих получить горячего бойцов и командиров, поэтому я направился к нашей самоходке. Там стояли все три члена экипажа моей командирской машины и оба посыльных. Пока мы рубали, я поглядывал в сторону кухни. Между прочим, как только было выяснено, что в колонне предатели, Волохов сразу отправил к повару одного из своих сержантов, и тот очень серьёзно колол повара, не подходил ли кто из них к кухне, не сыпал ли чего в котлы. Тот категорично отвечал, что от кухни не отходил, а пришлые сюда вообще не приближались. Прибегали, конечно, бойцы с котелками для них, накладывал и борщ, и гречку, но не более. В общем, чистая еда, есть можно без опаски.

После окончания ужина, допив чай из кружки, я побежал узнавать, что происходит в обеих колоннах. Сначала выслушал интенданта. Тот, слизывая кровь из ранки на губе – хорошо его допрашивали, быстро и качественно, – доложил всё, что с ними было. В принципе, по сравнению с нами ничего такого и не было, двигались, меняя маршрут, старались идти по второстепенным дорогам. В общем, как я указал на карте, так и шли. Случайно приметили в кустах броневик, проверили и включили его в охрану, подобрав экипаж из ремонтников. Он шёл замыкающим. Один раз попали под оружейно-пулемётный огонь какой-то отступающей части. Хорошо ещё, пушек не было, но два грузовика потеряли и четверых убитыми. Отогнали их огнём пушек обоих броневиков, стреляли не мимо, старались бить на поражение. Это ведь и не наши могли быть, но и немцы. Ещё трое раненых, они сейчас в санитарном автобусе под присмотром нашего военврача. Чуть позже зенитную батарею пятиорудийного состава обнаружили. Две зенитки были повреждены, одна на боку лежала с погнутым стволом, судя по следам, по ней танк проехал, но две были в порядке и стояли брошенные вместе с грузовиками. Снарядов к ним было целых четыре грузовика, что меня не могло не радовать. Потом нашли грузовик с патронами, но сам он был повреждён, груз перекидали по другим машинам. Ну, и ещё одну машину нашли, в этот раз со снарядами к нашим «тридцатьчетвёркам» и «единицам». Сейчас как раз шло пополнение боезапаса у тех машин, где экипажи уже поужинали. Заправлялись также остатками топлива. Мизер, но километров на двадцать дальность хода мы увеличили. Теперь точно дойдём.

– Где танк нашли, и откуда генерал взялся? – уточнил я.

Волохов о генерале ещё не докладывал, поэтому мне было интересно, да и монстра этого откуда взяли, тоже интересовало. Причём даже больше чем о генерале, я уже распорядился отдать приказ ремонтникам снять с танка все, что может пригодиться, особенно навесную броню.

– Танк тут нашли, недалеко от назначенной вами стоянки, товарищ майор. Брошен был, но на вид в порядке. Решили буксировать, ремонтники его толком не осматривали. А генерал на нас сам вышел – на нашу стоянку примерно два часа назад в сопровождении шестнадцати бойцов и командиров. Все они задержаны нашими пограничниками.

– Ясно. Значит, так, эту рухлядь отцепить, но снять с неё всё, что возможно, включая боезапас и топливо. Также у нас пополнение, отправьте к ним старшину, пусть поставит на довольствие и соберёт заявки на отсутствующее снаряжение. Это ещё не всё, военфельдшер Смирнова поступает в распоряжение нашего военврача Игнатьева, найдёте её у грузовика с боеприпасами. Радиотелеграфист сержант Морозова заработала два наряда вне очереди, направите к старшине Авдееву, пусть сам решает, как та их отработает. Сама Морозова поступает после отработки нарядов в распоряжение старшего лейтенанта Волохова для дальнейшего прохождения службы по специальности. Это пока всё. Выполнять.

Интендант мне доложил по запасам: их не осталось, всё, что было, нам выдали, – ну, и по остальному. Так что отпустил я его спокойно. Потом выслушал командира ремонтного взвода техника-старшину Верешкова. Тот со своими подчинёнными помогал проводить обслуживание машин, вот и докладывал об их состоянии. В основном техника, уже побывавшая в бою, нарекания не вызывала, но у двух всё же проблемы были. У одной с коробкой, вот-вот выйдет из строя, у второй что-то с двигателем. Температура так и скачет, похоже, проблемы в топливной системе. Тягач уже подогнали к этому КВ, надмоторную бронеплиту подняли, искали причину перегрева. Выслушав его и задав несколько уточняющих вопросов, отправил работать дальше. Потом узнал у Михайлова, готовы ли экипажи и особенно мехводы к дальнейшему маршу, и, получив заверения, что выдержат, уточнил по боезапасу и топливу в танках. Боезапас пополнили до нормы, даже в «двойках» он был полный, а вот с топливом не всё так радужно, в основном половина баков. На рывок в тылы немцев хватит, но не более.

Потом я направился к Волохову, что разглядывал переносную радиостанцию, найденную в вещмешках диверсантов вместе с запасными батареями.

– Я в твоё распоряжение сержанта Морозову направил. Будет у тебя и свой радист после того, как отработает наряды. Ладно, докладывай, что удалось узнать.

Доложить Волохов не успел, один из постов, что мы направили на возвышенность, сообщил о столбе пыли с той стороны, откуда мы прибыли.

– Ага, разведку выслали от той дороги, где мы немцев раскатали, – пробормотал я. – Что-то быстро они среагировали. Приготовиться к движению! По машинам!

Под крики других командиров, дублирующих мой приказ вдоль колонны, на бегу надевая шлемофон, я рванул к своей самоходке. Плюхнувшись на сиденье, воткнул штекер в разъём – радиостанцией в самоходке управлял я сам – и сказал в эфире:

– Начать движение. Группе младшего лейтенанта Баграмяна, поставить заслон на пути движения противника.

Эта группа из одной «тридцатьчетвёрки» и грузовика с отделением бойцов при двух пулемётах была нашим арьергардом. Они остались на месте. Потом догонят, а мы двинули дальше. Встречать немцев всей колонной я посчитал жирным. Да и мы подзадержались с этим генералом.

Группа Баграмяна догнала нас минут через сорок, не так уж быстро мы шли. По докладу лейтенанта, что догнал нас и со своего танка забрался на броню самоходки, было уничтожено четыре мотоцикла, один грузовик и до двадцати солдат противника. Бронетранспортёр, один мотоцикл и два грузовика отошли за возвышенность, укрывшись от шквального огня. Опасаясь засады, Баграмян преследовать не стал и отошёл, чтобы догнать нас.

– Правильно сделал, хотя, похоже, это не за нами. Танков не было. Если только просто разведка, которая должна была пройти без контакта, тогда вполне возможно. Ладно, лейтенант, благодарю за частичное уничтожение разведгруппы противника.

– Служу трудовому народу, – козырнул тот, устало улыбаясь. – Разрешите идти?

– Свободен, – кивнул я.

Дальше мы двигались ещё около двадцати минут, пока в небе вдруг не появился немецкий связной самолёт. В эфир полетел мой крик:

– Не дать уйти!

Я сам выскользнул наружу, встал за рубкой на корме, чуть не придавив одного из своих посыльных, он как раз готовил ДШК к бою, и открыл огонь короткими очередями по «шторьху». Все по нему стреляли. Сбили, хоть и не сразу. Кувыркнувшись, тот упал на землю примерно в километре от нас. Туда сразу рванула полуторка с погранцами, а колонна продолжила движение. Если на самолёте есть рация – не у всех они были, – лётчик уже мог сообщить о нас. К счастью, рации не оказалось, а погранцы привезли обратно кроме оружия и документов убитого лётчика, карту, где стояла метка с местонахождением нашей мангруппы. Точно разведчик.

Чуть позже мы благополучно соединились с группой лейтенантов Потапова и Казанцева. Пришлось встать минут на пять, пока мехводы и экипажи разминались, те быстро доложили, как прошло у них боевое задание. В отличие от нас, лейтенанты потери практически не понесли, хотя на лобовой броне танков и появились новые отметины от вражеских снарядов, но к счастью, пробития не было, в основном в рикошет уходило, благодаря покатой броне. Да и на один КВ они обогатились, и на группу танкистов. В общем, и санитарную колонну спасли, и на дороге затор создали. По первому заданию всё было так, как я и предсказывал, один в один, немцы на танках действительно решили давить раненых, только сошли с дороги, разгоняясь, рванули к санитарной колонне, что подходила к перекрёстку, как наши открыли огонь. Уничтожили все танки, а также расстреляли всех, кто стоял на дороге. Как в тире выстроились, стреляй не хочу. Якимов действительно вышел из леса и присоединился к лейтенантам со всеми своими людями, хотя в первое время и пытался взять командование на себя. Но его быстро поставили на место, Потапов постарался. Сейчас капитан командовал КВ. Потом с ним пообщаюсь, пока некогда.

По второму заданию всё тоже было, как я и описывал. Расставшись со вновь собранной колонной, помогли немного медикаментами и, отправив их дальше, двинули выполнять второе моё задание – создавать затор на одной из дорог в этом районе. Добрались нормально, хотя по пути действительно обнаружили брошенный целый КВ у брода. Его экипаж был сформирован Якимовым, а сам он занял должность командира. Замаскировавшись на опушке, дождались танковую колонну, причём сплошь состоявшую из «четвёрок», там только одна «тройка» была в командирском исполнении. Огонь для немцев был внезапным и ошеломительным. Две «тридцатьчетвёрки» били по головным танкам, смещаясь к центру. КВ и ещё одна «тридцатьчетвёрка» – по концевым танкам, тем, что они видели, остальных скрывала возвышенность. Ну, а Казанцев на своей машине начал с середины, поджёг первым же выстрелом командирскую «тройку». В общем, устроили они бойню. Немцы огребали за милую душу, правда и сами постреливали. Таких гасили совместным сосредоточенным огнём. А то некоторые умники укрывались за корпусами уже подбитых танков. Ничего, и их доставали. Танки наши не в одном месте сосредоточены были, а на протяжении трёхсот метров, так что где не доставал один наводчик, сообщал другим, и те со стороны били в подставившиеся борта. Колонну расфигачили полностью, в подбитые стреляли до тех пор, пока не поджигали, после чего отошли и двинули на соединение с нами. Посыльного нашли, и тот привёл их к точке встречи. Вот в принципе и всё. Оба лейтенанта были заметно возбуждены. Уже два часа прошло после бойни на дороге, но их ещё трясло. Политрук тоже доложился, собранного материала достаточно, чтобы показать, как ведут себя захватчики. Были взяты свидетельские показания медперсонала санитарной колонны и некоторых раненых.

Группа лейтенантов Потапова и Казанцева влилась в строй, а мы двинули дальше. Когда уже начало темнеть, наблюдатели засекли в небе сразу двух разведчиков, но те были в стороне от нас, а скоро ночь скрыла нас. До леса мы дошли, хотя многим командирам пришлось менять мехводов, так же поступил и я. Слишком велика была усталость.

Дойдя до нужного лесного массива, мы с ходу снесли какой-то усиленный немецкий пост, там и пушка была, ее раздавил один из наших танков. На опушке пришлось разметать чью-то баррикаду. Мы ушли в лес на шесть километров, пару раз меняя направление. С дороги было несколько съездов. Так что укравшись под деревьями, мы встали на ночёвку и, выставив посты, буквально вырубались там, где находились. Я как заглушил хорошо потрудившийся мотор «тридцатьчетвёрки», так и уснул на месте мехвода. Остальной экипаж тоже спал. Что делать, другие командиры знали, проверять их не нужно было.

Утром я разослал в разные стороны группы пограничников. Нам нужно найти хорошее место для лагеря, а то мы стояли на узкой дороге. Выслушал доклады командиров, после чего всё же нашёл время для Якимова. Я его поначалу и не узнал, он мне показался до неприличия молодым по сравнению с тем, каким я его помнил в сорок шестом. Всё же война старит людей. Когда мы представились друг другу, тот несколько странно стал на меня поглядывать, но общению это не мешало. Отправив капитана обратно, я выслушал одну из групп разведчиков. Совсем рядом обнаружена лесопилка, отличное место для лагеря, и мы перебазировались. Техника укрылась на опушке, интендант устраивался на полупустом складе, в самом строении лесопилки мы устроили штаб. К обеду, когда большая часть погранцов была отправлена на разведку, в этот раз уже на опушку и за пределы леса, им была поставлена задача найти базу немецких трофейщиков, я велел посыльному собрать командиров.

Ко мне подошёл Волохов.

– Извините за нескромный вопрос. Вы действительно являетесь командиром танкового полка майором Корневым Андреем Ивановичем?

Удивлённо посмотрев на него – вопрос заметно удивил, – но припомнив, что Якимов о чём-то долго разговаривал со старлеем, явно убеждая, всё понял.

– А что, Якимов хорошо знал настоящего Корнева? Хм, не учёл знакомца встретить, – огорчённо покачал я головой.

– Сдайте оружие, – достаточно жёстко попросил Волохов.

– Андрей, ты понимаешь, что сейчас делаешь? – несколько удивлённо спросил я у старлея. – Ты же рубишь голову.

– Сдать!

Пограничник, что охранял штаб, сделал шаг в сторону и взял винтовку наизготовку. Что примечательно, ствол был направлен на меня. Перекинув ремешок с кобурой через голову, я положил маузер на стол, где была расстелена карта. Ремень тоже пришлось расстегнуть и положить туда же.

– Ещё пистолет из кармана галифе и нож из-за голенища правого сапога.

– Спец, – с уважением протянул я и достал всё, что тот требовал.

Боец ещё и обыскал, достал из кармана документы, включая партбилет, всякую мелочь и забытый мной сухарик. Последнего ведь лишают.

– Увести в полуподвал и запереть до выяснения, – велел Волохов часовому, после чего пошёл встречать командиров.

Вот те удивлённо и, я бы даже сказал, ошарашенно пялились на то, как меня вели под конвоем. Пограничник так и не опустил винтовку. Мой арест вызвал шок у всех командиров, сразу же пошёл недовольный и гневный ропот, быстро задавленный Волоховым. Что было дальше, я не видел, меня заперли. У склада был полуподвал, судя по виду, тут раньше был ледник, но сейчас пусто, хоть и сыровато, зато нары имелись. Мне даже шинель выделили, чтобы постелил на нары. После этого заперли в полной темноте. Кстати, именно тут держали несколько часов трёх диверсантов, выявленных в свите генерала, но когда меня подводили, их вывели и отправили к штабу. Всё чудесатее и чудесатее.

Особо об аресте я не переживал, больше сожаление было. Мангруппа, которую я собрал и подготовил, показала высокий результат, это было видно невооруженным взглядом. Вот только дальнейшую её судьбу я представлял себе прекрасно. Плохая у неё судьба будет. Если проживёт больше двух дней, считай, повезло. Вины за собой в будущей гибели мангруппы я не чувствовал, кто арестовал, тот ответственность и несёт. Я уже списал её. Будет возможность вырваться и сбежать, сформирую ещё одну, с этой я уже работать не смогу. Похоже, что не дадут.

Как задремал, не заметил, а очнулся от скрипа двери и попавшего внутрь света. Судя по солнечным лучам, снаружи ещё день. Часы тоже забрали, не посмотреть, сколько проспал. Я был в форме майора танковых войск, при фуражке, но не опоясанный. Сапоги тоже на месте. В принципе всё, только шинель не моя. Солдатская. Кстати, без неё бы задубел, а так нормально выспался.

Чей-то силуэт заслонил свет. Прищурившись, я смотрел на дверной проём. Ко мне спустился Михайлов с керосиновой лампой в руке. Где только достали? Неяркий свет немного разгонял тьму в камере. Что примечательно, нас снова заперли, так что керосинка давала единственный свет в помещении.

– Старлей, сколько я проспал? – широко зевнув, спросил я у Михайлова.

– Товарищ… Э-э-э, скажите, вы действительно присвоили себе документы майора Корнева?

– Ну да, в сложившейся ситуации это был единственный шанс собрать и повести за собой бойцов и командиров. Чего пришёл-то, зачитать мне решение трибунала? – в моём тоне отчётливо слышалась насмешка.

– Нет. В штабе сейчас оба капитана ругаются, кому принять командование, бойцы и командиры растеряны. Волохов вообще заперся и держит связь с нашими на Большой земле. Оттуда пришёл приказ задержать вас и ожидать их представителей. Ночью на парашютах сбросят.

– А вот это плохо, я ещё не навоевался, чтобы возвращаться в Москву, – цыкнув зубом, рассеянно сказал я. – Чего пришёл-то?

– Вы нас сюда привели, зачем, никто не знает. Запасов нет вообще никаких. Оба капитана ругаются, один предлагает слить топливо в самые боеспособные машины и прорываться к нашим. Другой – уничтожить технику и уходить на своих двоих.

– На машинах наверняка Якимов предлагает?

– Точно, он.

– Хороший командир. Я как-то на танковом полигоне Кубинки два месяца с ним провёл. Мощный командир. А насчёт уходить оба командира правильно говорят. По моим прикидкам, мангруппе осталось существовать недолго, день-два, не больше.

– Зачем же вы нас сюда привели, если знали, что группа погибнет? – растерянно спросил тот.

– Я этого не знал. У меня был план добычи ресурсов и продолжения боев с немецкими захватчиками. Месяц бы точно провоевали, потом к своим вышли. Однако в моих планах не было ставить командирами никого из капитанов, а они группу точно загубят. Тут не моя вина, Волохова благодари.

– Товарищ… майор. Можно узнать ваши планы?

– Вот что, старлей. Харизма и умение командовать у тебя есть, тем более немного опыта и наглости от меня набрался. В принципе, мангруппу ты сможешь спасти, если возьмёшь командование на себя. Карта есть?

– Обязательно. Только оружие приказали сдать перед входом.

– Ага, подсвети. Значит, смотри. Вот лес, в котором мы находимся. Он большой, немцы в него не сунутся, но на ваши поиски, возможно, будут засылать местных жителей, что согласились с ними сотрудничать. Тут внимательным будь. Я приказал пограничникам выставить посты на этой опушке, где шоссе. Наблюдатели должны обнаружить немецкие группы трофейщиков. Как только увидят, что те эвакуируют нашу технику, пусть посылают разведчиков, чтобы те проследили, где находится сборный пункт. Там полазят вокруг, определят жирность цели, нет ли других частей рядом. Потом слейте топливо в четыре-пять танков, столько же грузовиков, и одним ударом захватите этот сборный пункт. Главное, окружите, чтобы ни один немец не ушёл, ну и провода телефонные оборвите. Чтобы сигнал не подали. Обычно такие сборные пункты ближе к техническим станциям ставят, но могут и в поле. Там есть всё: ГСМ, боеприпасы и техника. Часть повреждённая, часть вполне рабочая. У меня в планах за счёт этих запасов сформировать полноценный танковый батальон и пройтись косой смерти по тылам немцев. Но видишь, как получилось. Может, тебе удастся, хотя и сомневаюсь.

– Почему?

– Опыта нет, здоровой наглости нет. Шаблонно мыслишь, по уставу.

– Сами же говорили про харизму и умение командовать, – в голосе старлея чувствовалась обида.

– Я имел в виду, что сможешь вывести группу к нашим. А воевать в немецком тылу не сможешь. Ты просто не знаешь ничего о вермахте, а для меня они как открытая книга.

– Про припасы вы сказали, но продовольствие – это сейчас наиболее болезненная тема.

– А это вообще проще простого. Форма немецкая есть, выделите пару мотоциклов и устройте на дороге пост. Такие жандармы могут без проблем проверять транспортные колонны, изучая накладные и сопроводительные документы. Останавливайте, проверяйте. Погранцы, что по-немецки говорят и читают, у вас есть. Как обнаружите продовольствие, водителей и сопровождающих под нож, последних обычно немного, грузовики пригоните сюда. Я такой приказ хотел после совещания отдать, да вот не успел.

– Да, товарищ майор, вы действительно мыслите не шаблонно.

– Этим и беру. Ладно, иди спасай мангруппу, пока её на части не разорвали.

Старлей вздохнул и направился было к выходу, лампу, между прочим, он оставил, но у ступенек обернулся и спросил:

– А какое у вас настоящее звание?

– Да как и у тебя, старлей. Только вот должность повыше. Главный инженер-инспектор бронетанковых сил РККА. Помогал строить и испытывать новые танки. Я так с Якимовым и познакомился. Ты только это капитану не говори, не вспомнит.

Михайлов ушёл, а я, погасив лампу, снова улёгся на нарах и, укрывшись полой шинели, стал подрёмывать. Такая шикарная возможность отоспаться! Кстати, сбежать я не передумал, так как появляться в Москве желания не имел никакого. Мне больше немцев бить нравилось. Сейчас не сбежишь, будем ночи ждать, тут оправиться негде. Постучусь и попрошу отвести до туалета, ну а там сориентируюсь. Тут только одна проблема, я, конечно, физическую силу имел приличную, танкистам положено, но вот единоборства – это не моё, немного боксирую, и только. А пограничников специально готовят, и справиться с ними не так и просто, даже во время внезапного нападения.

Уснуть не успел, принесли ужин. Немного супа и немного макарон вроде как с тушёнкой – по вкусу определил, хотя мяса и не нашёл. Чай вообще пустой был. После ужина я быстро провалился в сон.

Проснулся я, когда меня затеребили за плечо, и смутно знакомый голос с просительной интонацией попросил:

– Товарищ майор, проснитесь.

– А, это ты, Лосев? Что случилось?

Зевая, я занял вертикальное положение и протер лицо. Бойца не было видно, темень вокруг.

– Товарищ майор, мы помочь вам бежать решили. Часового вырубили, он там лежит, нужно уходить. Ночь вокруг, должны успеть.

– Мы – это кто?

– Мы с Бабочкиным и военфельдшер Смирнова. Мы и сами хотели. Но она нас всё торопила.

– Понятно. В принципе, я и сам уйти хотел. Решил воспользоваться походом до удобств, но так даже лучше. Уходим.

Мы выбрались наружу. Шинель я прихватил, пригодится, даже скатку стал сматывать, потом повесил её на плечо. Мой сидор оказался у Бабочкина. Рядом стояла Ольга. Я её по стройному силуэту узнал. В ногах застонал часовой, видимо приходя в себя. У всех были вещмешки, поэтому мы с ходу двинули прочь от гауптвахты.

– Погранцы на часах, нужно идти осторожно, – шепнул я Лосеву.

– Не везде, в той сторону бойцы Погорелова охрану несут. Там пройдём, я уже всё разведал.

Мы действительно смогли пройти через посты с часовыми и секретами, и только удалившись за зону охраны заметили, что в лагере возникла суета. Мой побег обнаружили. Потом шли больше часа, выстроившись в колонну, я снова командовал своими людьми.

– Стой, привал на полчаса.

Мы уселись у большого дуба, и я велел Лосеву рассказать, как они меня вытащили, и что удалось взять с собой, чтобы знать, на что рассчитывать. Тот и рассказал, что в шоке от моего ареста были все и недобро поглядывали на погранцов. Правда, Волохов пояснил, что был временно задержан до выяснения неизвестный пока командир, использовавший чужие документы. Мои бойцы этому не поверили, мои знания соответствовали этому званию. В общем, решив, что меня могут расстрелять, решили спасать. Днём этого никак не сделаешь, стали ждать наступления ночи. Смирнова сама вышла на них, предложила помочь командиру. Бойцы признались, что тоже планируют это, ну они сообща и стали готовиться. Мой вещмешок должны были забрать после ареста. И забрали, вместе с автоматом. Только Лосев подсунул второй мой сидор, с разными ненужными вещами. А тот, где были бритвенные принадлежности, посуда и боезапас для маузера, они сохранили. Причём в этом же сидоре была пустая кобура от пистолета, но без ремня. А ремень и оружие добуду. Ольга сумела стащить мой маузер и вручила, когда бойцы закончили:

– Подарок отца. Больше не теряйте.

– Спасибо, Оля, что вытащили.

– Вы нас с папой спасли, я вас. Мы в расчёте.

– Согласен. Теперь послушайте меня. То, что вы совершили, воинское преступление. Поэтому бежал я без вашей помощи, но когда уходил, командирским авторитетом забрал с собой. В этом случае предъявить вам нечего, я всё подтвержу.

– Мы не трусы, командир, – тихо сказал Лосев.

Я не видел выражения их глаз, вокруг стояла полная темень, поэтому улавливал настроение по голосу.

– Я не считаю вас трусами, всё же мы не раз в бою сражались плечом к плечу. Дело в том, что Волохов задержал меня по праву. Я действительно использовал документы погибшего командира. Моё настоящее звание – старший лейтенант. Старший лейтенант Анатолий Александрович Суворов, до недавнего времени занимал должность инженера-инспектора танковых войск РККА, был советником. Числился редким специалистом по новейшему танкостроению… Я очень ценю то, что вы сделали, поэтому считаю, что вы должны это знать. Помните капитана Якимова, который и опознал, что я не майор Корнев?

– Помним, товарищ старший лейтенант. Ещё бы.

– Так вот, я с ним хорошо знаком, почти два месяца вместе провели на танковом полигоне в Кубинке, испытывая новейшие тяжёлые танки ИС-3. Однако я был знаком не с капитаном Якимовым, а с полковником Якимовым, Героем Советского Союза, командиром тяжёлого танкового полка, закончившим войну с немецко-нацистскими захватчиками в Берлине весной сорок пятого года. Познакомились мы с ним на полигоне уже в тысяча девятьсот сорок шестом году. Если вы не поняли, я как-то переместился из будущего в прошлое.

– Мы победим? – чуть не хором последовал вопрос.

– Война закончится девятого мая тысяча девятьсот сорок пятого года. Гитлер отравится в своём бункере за несколько часов до того, как туда ворвутся наши солдаты. Кстати, в начале сорок третьего года введут погоны и обращение «солдат» и «офицер». По примерным подсчётам, Советский Союз потеряет в этой войне от двадцати пяти до двадцати восьми миллионов человек. Считая все потери на войне, при оккупации и мирных граждан.

Бойцы и девушка переваривали то, что я им сообщил, явно ошарашенные такими новостями. Да и потерями тоже. Конечно, знать, что победа точно будет за нами, это хорошо, но цифры потерь душили. Мне верили, я заработал такой авторитет у них, что не могли не верить. Бойцы ещё не пришли в себя, а вот Ольга успела задать волнующий её вопрос:

– Вы знаете, что будет с отцом?

– Поначалу я не опознал его, потом припомнил. Да, я знаю, что будет с вашим отцом, мне один фронтовик рассказал, что с ним воевал. Простите, хороших новостей нет. Хотите знать?

– Да, – тихо сказала та, почти шепнула.

– Ваш отец погиб в октябре этого года. Вернее, погибнет. Точную дату не скажу. Где-то в октябре. Во время войны существовала практика вывозить высшее командование частей из котлов и окружений, для чего им посылали самолёты. Вашему отцу тоже выслали, но он отказался, обратно самолёт повёз двух тяжелораненых командиров. Ваш отец погиб вместе со своей армией, до конца выполняя свой долг.

– Товарищ старший лейтенант, но ведь вас к нашим надо, всё рассказать, – воскликнул Лосев, пока Ольга тихо всхлипывала рядом, а я поглаживал её по спине, успокаивая.

– А что бы я сказал? Здравствуйте, я из будущего? Да меня бы к стенке поставили, вокруг вон какое время, или вообще за сумасшедшего приняли. Поэтому я и решил сначала показать, что умею и могу, как воевать надо, ведь общаясь с фронтовиками, я получил от них колоссальный опыт четырёх страшных лет этой войны. Опыт в специальности танкиста, я же с танкистами общался. Именно Якимов мне рассказал, как отступал в этих местах, как давили раненых танками, как обстреливали колонну. Я просто воспользовался его знаниями. А лейтенанта Сергеева помните, избитого? Так он родной брат одного фронтовика, с которым я общался в будущем. Тоже танкиста. Он своего брата с окончания войны искал, тот в первые дни пропал без вести в этих местах. Два года искал, так и не нашёл. Я потому и удивился, когда узнал, кто это. Хоть не дал погибнуть в безвестности. Как видите, всякое может случиться, насчёт Якимова, что он меня раскроет, я не рассчитал. Или тот генерал-предатель? Думаете, я вот так узнал? Ага, в конце войны эти предатели на слуху были, и их фотографии печатались в газетах. Я их всех знаю. Как видите, знания у меня есть, умения тоже, вот и показывал, что хоть что-то умею. Правда, в Москву я не тороплюсь, мне немцев очень бить понравилось. Вот к осени можно отправиться. А в декабре немцы к Москве подойдут. Их генералы будут её окраины в бинокли рассматривать.

– Надо к нашим, рассказать, – пробормотал Лосев.

– Да я уже отправил письмо. С группой Иванова, вместе со всеми вашими письмами он должен был их отправить. В Кремль, товарищу Иванову. Мало кто знает, что товарищ Иванов – это товарищ Сталин. Дальше разберутся. Там я и описал причины поражения наших войск, куда немцы нанесут удары, ну и остальное. Так что пошла информация. Вот только нужно отправить следующее письмо, и не на бумаге. Им будет кто-то из вас троих. Тот, у кого хорошая память.

– У меня плохая, – тут же открестился опытный Лосев.

– Товарищ старший лейтенант, а вы товарища Сталина видели? – дрогнувшим от волнения голосом спросил Бабочкин.

– Впервые на награждении в Кремле. Он мне вручал орден Красной Звезды за боевые действия в тылу противника. Это было в сорок четвёртом. Фактически я не воевал, это единственная боевая операция, в которой я случайно и вынужденно участвовал. Хорошо повоевал, за это и наградили. Дальше я уже работал советником и инспектором, испытывал новейшие танки. Кстати, такие самоходки выпускались нашими заводами, но уже к концу войны они считались устаревшими, дальше выпускались Су-100 со стомиллиметровыми пушками. У немцев на танках тоже броня нарастала. Всякие «Тигры» да «Пантеры»… Хм, полчаса прошло, выдвигаемся.

– Товарищ старший лейтенант, а как вы без часов поняли, что полчаса прошло? – вставая, спросил Бабочкин. – У меня, кстати, память тоже плохая. Уже забыл, что сегодня было.

– Отметил, где луна, и как переместилась в нужное место, так и понял.

– Товарищ старший лейтенант, мы совсем сказать забыли, про нас по радио говорили, сам товарищ Левитан, – неожиданно сообщил Лосев.

– Да, интересно было бы знать, про что.

– Там сообщалось, что танковая группа майора К., оказавшись в окружении, не растерялась. Она устроила засаду на дороге и весь день удерживала целую немецкую дивизию. Было уничтожено два десятка танков, около сотни машины и до батальона пехоты.

– Ну, это они слишком округлили.

– Потом был уничтожен вместе с личным составом артиллерийский дивизион. После этого группа майора К. направилась на соединение к своим. Вчера эта группа без потерь уничтожила вражеский аэродром с более чем сотней самолётов, что заметно снизило бомбардировки наших войск, а также сильно потрепала немецких танкистов, стоявших рядом. Уничтожила штаб корпуса, где погибло четыре немецких генерала, а один попал в плен. Его уже отправили в Москву. Была предотвращена попытка уничтожения раненых, организованы засада и уничтожение танковой колонны, спасение повреждённого бронепоезда и помощь по эвакуации курсантов и раненых.

– Хм. Быстро они отреагировали, уже на следующий день сообщили. Только вот про раненых откуда узнали да про расстрел танков на дамбе? Потапов и Казанцев ведь в это время действовали отдельно, сообщение такое я с рапортом и генералом не передавал. Странно всё это. Похоже, тут уши Волохова торчат.

– Ещё сообщили, что многие командиры и бойцы, включая майора К., представлены к правительственным наградам.

– Ха, возможно, и так, но в скором времени вы на них не рассчитывайте, если вообще будут. У тыловиков такая манера терять наградные листы. Не их же награждают. Кстати, припоминаю такой случай в сорок третьем. Одного писаря поймали на том, что он подтирался, за неимением другой бумажки, рапортом на посмертное награждение одного бойца, который с гранатой, прижатой к груди, лёг под танк. Для писаря всё закончилось плохо, его настоящие окопные фронтовики поймали. Челюсть, говорят, три хирурга собирали. Потом его разъярённый комполка в штрафную роту определил.

– То за дело получил. А что такое штрафная рота?

– Штрафные части – это специальные воинские части действующей армии, куда в военное время в качестве наказания направляли военнослужащих, совершивших преступления, кроме тяжких, за которые полагалась смертная казнь, и осуждённые приговором военного трибунала с применением отсрочки исполнения приговора до окончания войны. Искупив вину кровью, они получали возможность перевестись в обычные части. С учётом того что штрафники несли потери до девяноста пяти процентов, таких счастливцев было очень мало. В вермахте тоже были штрафные части, однако по сравнению с советскими, немецкие штрафники искупали свои преступления до конца. Попав в штрафбат, покинуть его они до своей гибели уже не могли. У нас первые штрафные части были, то есть будут введены в сорок втором году. Месяц не помню… Ладно, опять задерживаемся разговорами. Бойцы, благодарю за службу! Вернёмся к нашим, костьми лягу, но заслуженное получите. А теперь уходим.

Когда мы, выстроившись в колонну, пошли дальше, следовавшая за мной следом Ольга спросила:

– Получается, вы более молодой тоже тут?

Чуть запнувшись, я помедлил с ответом, думая, что сказать, и всё же ответил:

– Ну, думаю… не стоит говорить об этом. Во многих знаниях много печалей. Кстати, Оля, готовьтесь отправиться в Москву. У вас будет шанс спасти своего отца. Призрачный, но все-таки.

Дальше мы уже шли молча, след в след. Хрустели сухие ветки под подошвами сапог.

– Всё, стой. Встаём лагерем до утра. Первый дежурю я, потом Лосев, и под утро Бабочкин. На нём же приготовление завтрака. Можно использовать всё, чтобы подкрепиться. Как раз будет на четверых. Экономить не стоит, завтра добудем ещё.

Лосев ножом нарубил лапника и настелил две лежанки. Свою скатку я отдал Ольге, она ею укрылась, у бойцов свои были, они всё забрали из самоходки. Жаль её, хорошая машина. Своими руками сделано, как говорится. Пока мои спасители и помощники спали, я прогуливался чуть в стороне, размышляя. Планы на завтра такие. Добыть транспорт, оружия побольше, припасы, и двинуть в сторону Украины километров на сто, там меня сразу искать не будут.

У обоих красноармейцев были карабины, мой МП вместе с сидором забрали, остальное имущество тоже, хорошо хоть второй сидор сохранили. Кстати, побриться нужно, щетина приличная. Откуда у Бабочкина карабин, не знаю, он с таким же МП, как у меня, бегал, видимо, сменял на более привычное и дальнобойное оружие. Ну, или его заставили сменить. Припасов не много, с ними в лагере худо, на завтрак действительно хватит, но не более. Ладно, разберёмся.

Утром Бабочкин разбудил нас, когда завтрак уже был готов. Над котелком булькали три наших котелка, рядом стояли кружки. У Смирновой никакой посуды не было, видимо, не успел старшина ей выдать, поэтому Лосев снова открыл свои запасы. Котелка запасного у него не было, но ложка нашлась.

При приготовлении завтрака Бабочкин особо мудрствовать не стал, в двух сварил рыбную похлёбку, была одна рыбная консерва, и мы, разбившись на пары, хлебали ее, вприкуску с немецкими галетами. Последние наверняка из запасов Лосева. В третьем котелке была каша, весь запас пшена был использован. Ничего, после похлёбки пошла как миленькая. Ну, и под конец чай с сухариками. Бойцы разделили одну кружку на двоих, а нам с Ольгой досталось по полной кружке. Но запасов больше не было. Лосев Ольге к чаю отдал половинку трофейной шоколадки – всё, что осталось. Мы-то ещё привыкли размачивать каменные сухари, а девушке было тяжело.

После завтрака, после того как Бабочкин сбегал к ручью помыть посуду, я сказал:

– Планы на сегодня: добыть припасов, оружия, бронетехнику. Желательно трофейную на первое время. Потом отправить Ольгу в тыл. Пока как мы это сделаем, я не знаю, но думаю, воздухом.

– Самолётом? – заинтересовался ординарец.

– Именно так. Сбитых летунов тут бродит достаточно, главное, отловить опытного, а самолётов у немцев хватает. Плёвая задача.

– Ну, раз вы так говорите, товарищ старший лейтенант… – с некоторым сомнением протянул Лосев.

– Не волнуйся, всё будет… А вот и Бабочкин.

Ушли мы не сразу, всё же задержались на полчаса. Боец принёс полный котелок воды и наполненные фляги. Котелок поставили к углям костерка, чтобы подогрелся, а я достал бритвенный набор. Так как он был единственный на всю компанию, то мы по очереди намылили морды лица и побрились, доводя свой вид до идеала. В планах у меня в ближайшее время играть немца в добытой форме, а они со щетиной не ходят, порядок у них, понимаешь. Даже усы запрещены.

Собравшись, проверил, всё ли забрали, и мы направились дальше. До опушки оказалось не так далеко, полтора километра, и появился просвет. Осторожно приблизившись, мы осмотрели поле и далёкую дорогу. Там шла полковая колонна немецкой пехоты, да обгоняли их два грузовика. «Опели» я сразу опознал. Дальше дорога, было видно, приближалась к лесу, но идти в ту сторону я не хотел. Как раз там выставлены наблюдатели Волохова, если их уже не сняли. Нет, мы в другую сторону пойдём.

– За мной, – мы свернули влево и пошли по опушке, лавируя между деревьями.

Где-то через полчаса Бабочкин спросил:

– Товарищ старший лейтенант, чувствуете?

Принюхавшись, я кивнул, откуда-то доносился запах разложения. Едва слышимый, но думаю, трупы где-то недалеко. Именно трупы, нам уже встречались такие незахороненные бойцы.

– Смирнова, Лосев, на месте. Бабочкин, за мной.

Скинув сидоры, мы направились в сторону источника запаха, нужно выяснить, что там произошло, определить полезность находки.

Пять погибших пограничников мы нашли на опушке у стоявшей с открытыми дверцами и выбитыми стёклами «эмки». Осмотревшись, я вышел на открытую местность. Прикрывая платком нос и рот, окинув взглядом место гибели.

– Дней пять уже лежат… Давай наших сюда веди, опасности тут нет.

Бабочкин убежал, а я старался не смотреть на вздувшиеся трупы. Было видно, что ни немцев, ни наших с момента их гибели тут не было, оружие не тронутое лежало, карманы закрытые, у одного планшет целый, даже с картой. Нет, точно тут никого не было. Когда бойцы с Ольгой подошли, тоже зажимая роты и носы и явно с трудом сдерживая тошноту, я велел им отойти в сторону и последовал за ними туда, где не чувствовался этот тошнотворный запах.

– Дней пять назад они погибли, – сказал я. – «Эмка» вдоль опушки двигалась в сторону нашего тыла, там след колёс, когда на дороге появились танки. «Тройки» или «четвёрки», не поймёшь, у них калибр один. Первый снаряд ухнул рядом, убив осколками двух пограничников, водителя и майора, что сидел рядом. Трое других с заднего сиденья выскочили наружу, когда рванул второй снаряд. Он приподнял машину и кормой назад зашвырнул её в кустарник. От его же осколков погибли и остальные. Один, тот, что сержант, точно сразу убит был, два других, видимо, серьёзно ранены. Лейтенант перевязал старлея, это понятно по аккуратным повязкам, потом начал перевязывать себя. Да не успел, кровью истёк. Старлей помощи не дождался и тоже умер. Может, протянул сутки, не больше. Вот в принципе и всё. Машина нас не интересует, изувечена и не ремонтопригодна, но в машине два сидора. Я видел их горловины, может, что интересное там есть. Да и то, что все пятеро вооружены ППД, хорошо, автоматы забираем все. Стойте тут, я вижу, что вы с трудом сдерживаете тошноту. Сам всё заберу и принесу сюда.

Продолжая прикрывать платком лицо, я прошёл к машине и, хрустя поломанным кустарником, вытащил из легковушки свободной рукой достаточно тяжёлые сидоры. Два взял сразу, но всего было четыре. Второй ходкой и остальные отнёс. Бойцы сразу в них закопались. Потом я пробежался и собрал все пять автоматов, четыре на вид ещё ничего, а вот у пятого расщеплен осколком приклад. Лосев сразу достал перочинный нож и стал строгать, выравнивая, чтобы не получить занозы. Вот дальше самое сложное. Автоматы собрать – это так, плёвая задача, однако оставались подсумки с запасными дисками, кобуры у трёх командиров, ну и документы. Ворочать вздувшиеся тела, поднимая тучи мух, это, блин, даже мне тяжело, и так с трудом сдерживался.

В общем, снимать кобуры я не стал, всё равно они пропитались запахом, ну их. Перерезав ремни, снял чехлы с автоматными дисками, да и документы из нагрудных карманов достал. Они были влажные и сильно воняли, но я забрал. Вот с планшетом повезло, он был у старлея, а когда того перевязывали, лейтенант его отстегнул и откинул в сторону, так что, подобрав, я снова пристегнул ремешок, перекинув его через голову. Подравняв по своему росту, оставил висеть на боку. Сами документы я открыл и оставил на траве сушиться под жаркими лучами солнца.

После возвращения что-то мне плохо стало, Бабочкин полил мне на руки и дал небольшой обмылок, так что я с остервенением помыл руки. Рядом Лосев, сняв все пять чехлов с дисков, протирал тряпочкой диски. Чехлы он не выбрасывал, рядом сложил, видимо, собирался отстирать их. Вытерев руки полотенцем, я велел:

– Докладывайте, что удалось найти.

– В вещмешках в основном патроны и гранаты, товарищ старший лейтенант, – тут же откликнулся Лосев. – Даже запасные диски есть. Всего шесть банок тушёнки, бумажный пакет с сухарями. Но они провоняли, остальное тоже. Есть посуда, можно подобрать товарищу военфельдшеру.

– Добро. Оружие, боеприпасы, тушёнку и всю посуду забираем. Остальное оставляем.

Из посуды было четыре котелка, всего две кружки и одна ложка. Видимо, свои ложки пограничники держали, как и я, за голенищами сапог, что было вполне удобно. Одну кружку и один котелок Лосев протер и сразу убрал в сидор Смирновой, теперь это её. Как я всегда считал, посуду боец должен всегда иметь свою.

– Вот ещё я нашёл, – показал тот три бритвы в чехлах.

– Себе оставьте.

Мне в сидор тоже отсыпали пистолетных патронов, а боезапас в основном был именно к автоматам и ТТ, да и гранат накидали, две лимонки я повесил на пояс, один новенький автомат, перекинув через голову ремень, повесил на грудь. Часы и бинокль нашел, но в таком состоянии, что взять их не смог. Нет, с виду они целыми были, но честно говоря, побрезговал.

Бабочкин кроме своего карабина нёс два автомата, Лосев, я и Ольга – по одному, вооружены теперь были все. Я проверил оружие, перед выдвижением показал, как им пользоваться, научил перезаряжать диски и, убедившись, что все трое вполне справляются, отдал приказ двигаться дальше. В этот раз Бабочкин шёл впереди, метрах в сорока от нас, внимательно осматривая наш путь, потом мы с Ольгой, и чуть отстав, топал Лосев. Он всё же взял все пять чехлов к запасным дискам, хомяк такой. Мы сами диски так-то в сидоры убрали, но действительно лучше иметь под рукой. Боец собрался их отстирать. Высохшие и немного покоробившиеся документы я не забыл, убрал в планшет. Да и карту тоже посмотрел. Определился на местности, так сказать.

Пока шли, я описывал Ольге первый и самый страшный год войны. Всё, что помнил. Заставлял повторять, чтобы запомнила даты, где будет прорыв немцев, в каких числах. Это у нас тут, в Белоруссии, чуть-чуть, но моё вмешательство всё же действовало, немцы немного замедлили продвижение, на пару дней, но всё же. Вот на Украине всё шло один в один как и в моей истории, может, с получением информации, а я надеялся, что она всё же дошла, начнутся изменения на фронтах, но что-то было незаметно.

Ольге было тяжело воспринимать такую информацию, но я продолжал. Проверял, как она усваивает. Приходилось повторять по пять-десять раз, пока от зубов не отскакивало. Ничего, в Москве есть такие специалисты, что любую информацию вытянут, причем разговорами докопаются до всего. Я знаю, в первые дни мне с ними часто приходилось общаться, мою жизнь для личного дела изучали. Да и потом с ними частенько встречался.

– Тебе будут задавать много вопросов, и, возможно, ты встретишься с кем-то из правительства страны. Или с товарищем Сталиным, или, что вероятнее, с товарищем Берией. Лаврентий Павлович вполне нормальный человек, бояться его не надо, я с ним чаще всего общался, жёсткий и прагматичный хозяйственник, но всё же человек тоже хороший. Конечно же, возникнет вопрос, когда они умрут. Это почему-то всем интересно. Передай. Товарищ Сталин умер в марте тысяча девятьсот пятьдесят третьего года на Ближней даче в результате инсульта. Он перенёс множество инсультов, этот добил его. Было несколько версий причин его смерти, мол, специально не вызывали врачей, когда нашли его лежащим на полу, чтобы точно не выжил. Многие считают виновником его гибели Хрущёва, который и занял пост главы государства. Я склонен этому верить. Товарищ Берия отсутствовал, по прибытии, естественно, напряг врачей, но было поздно, не вытянули. Паралич одной стороны тела и смерть. Потом около двух месяцев Лаврентий Павлович руководил страной, но в результате переворота товарищ Берия был арестован и казнён, инициатор переворота Хрущёв занял пост главы государства. Это и привело к развалу Советского Союза. В перевороте участвовал маршал Жуков, именно он со своими генералами арестовал Берию на заседании Политбюро. Дальше информация будет в следующем письме. А теперь давай повторим…

Вот так мы шли и повторяли. Лишь раз на полчаса встали на привал отдохнуть, после чего продолжили движение. Бойцы тактично не подходили к нам, слышать, что я говорю Ольге, им не следует, но и сами не расспрашивали о войне, как она шла, хотя им явно было интересно. О том, что немцы дойдут до Москвы, они были в курсе, я уже говорил, о других сражениях и боях им было неизвестно. Кстати, во время привала Бабочкин рассказал мне, что происходило на месте стоянки мангруппы, пока я был заперт. Всё же договориться, кто будет командиром, капитаны не смогли. Михайлов отказался подчиняться обоим и, собрав вокруг себя бойцов и командиров, начал действовать. С ним ушла часть сил, все миномётчики. Куда, не известно, стемнело. Это всё, что знали бойцы. Кстати, самоходки не было, Михайлов забрал её, сделав своей командирской машиной. В лагере осталась часть тылов, пограничники, ну и пришлые. Мангруппа развалилась куда быстрее, чем я думал.

Ближе к обеду прибежал проводивший разведку Бабочкин с сообщением:

– Товарищ старший лейтенант, там лес заканчивается. Дальше поле, и по нему дорога вьётся.

– Есть кто?

– Пустая.

– Нужно посмотреть.

Чуть дальше был ручей. Ольга и Лосев пошли умыться и постирать некоторые находки, а мы с Бабочкиным прошли к опушке. Скинув плотно набитый и тяжёлый сидор, я забрался на дерево с помощью бойца и стал внимательно осматривать пустое на вид поле, где сквозь пшеницу действительно вилась дорога. Техники на ней действительно не было, но я заметил оптический блик и, присмотревшись, в двухстах метрах от опушки приметил замаскированный окопчик с пулемётом. Кажется, там была немецкая копия «максима» – МГ-08. Это заставило задуматься. Припомнив на входе в лес снесенный пост немцев, усиленный пушкой, я сложил увиденное как два и два. Похоже, немцы загнали в лес крупные советские соединения и, блокировав, держали их в окружении. Ну, не знаю, где эти соединения находятся, тут с пяток армий может затеряться, но то, что теперь нам покинуть лес сложно, это факт.

Обнаружив один пост, я стал выискивать следующий, мне нужно узнать расстояние между ними, однако ни слева, ни справа я его не обнаружил. Пришлось переместиться метров на четыреста и снова лезть на дерево. Помогло. Не сразу, но обнаружил. Получается, между постами четыреста-пятьсот метров. Растянутая ниточка, это хорошо.

Когда я уже спустился и, обдумывая на ходу план ликвидации поста, внезапно услышал, что там, где оставил Смирнову с ординарцем, вдруг хрустнул выстрел. Держа оружие наизготовку, мы рванули туда и появились как нельзя вовремя. Восемь бойцов во главе со старшим сержантом, держа Ольгу и Лосева на прицеле, потрошили наши мешки, судя по заморённому виду, их явно интересовало продовольствие.

– Стоять, не двигаться! – направив ствол автомата на гостей, резко приказал я. Рядом Бабочкин, встав на одно колено, также держал их на прицеле. – Опустить оружие! Командир, ко мне. Живо!

Всё же разобрались. Пока бойцы жадно, не жуя, глотали тушёнку из всех наших шести банок, сержант и описал мне, кто он и откуда. Все бойцы, включая их командира, были из одного разведбата. После окружения их корпуса в этом лесу было несколько попыток прорыва, которые ничего, кроме потерь, не принесли. Я на это скептически хмыкнул. Кто же в лоб идёт? В общем, последняя попытка прорыва была предпринята три дня назад, батальон фактически весь полёг в пехотной атаке на позиции немцев. Те, кто уцелел, по-пластунски ушли в лес. Встать пулемёты не давали, пули свистели над головами, впиваясь в землю и в тела погибших бойцов и командиров.

– Такого комкора к стенке нужно было ставить, – не выдержал я, когда сержант закончил свой рассказ описанием их плутания в поисках пищи. – Днём атаковать позиции противника, да ещё без прикрытия артиллерии и бронетехники? Нет, он точно враг, что таким способом ослаблял Красную Армию. Он должен был сосредоточить все силы в своих руках и, используя бойцов вашего батальона, вырезать посты и выслать диверсионные группы для добычи продовольствия. Как я понял, именно проблема с продовольствием и решила в пользу прорыва. Расстрелять пару колонн с продовольствием и пригнать их в лес в принципе не так и сложно.

Сержант, что скрёб ложкой по стенкам банки, только вздохнул, ответить он мне не мог, не его уровень. Кстати, он со своими бойцами считал меня майором Корневым. Я велел бойцам подтвердить моё звание. Рассказывать, что я из будущего, для разведчиков табу. В принципе, Лосев с Ольгой претензий к бойцам не имели, хотя те их и напугали, да и старший сержант Минский, зам командира взвода, уже принёс извинения. Из-за долгого голодания у них просто разум помутился, так хотелось есть, вот они и решили отобрать продовольствие.

Когда бойцы поели, я велел им построиться. Смирнова уже осмотрела всех бойцов, при ней была санитарная сумка, почистила старую загноившуюся рану у одного из бойцов на спине и перевязала её. Бойцы меня не порадовали, слишком ослаблены. В ближайшее время серьёзное дело им не поручишь, нужно несколько дней на откорм, чтобы пришли в себя, набрались сил. С другой стороны, воинский порядок в группе соблюдался, форма более-менее в порядке, заштопана, вся амуниция при них, только каски побросали – тяжёлые, хотя было всего три полупустых сидора на всех. Зато оружие начищено до блеска. Разведчики, как и пограничники, поголовно были вооружены СВТ, причём у одного она была в снайперском исполнении. Вот пулемётов и другого оружия не было. У сержанта был наган погибшего взводного в кармане, именно из него и был произведён тот выстрел в воздух, что мы слышали. Патронов было очень мало, не больше пяти-семи на бойца.

После осмотра я велел поделиться с бойцами боеприпасами, а сержанту сменить его винтовку на ППД. Бойцам выдали по тридцать патронов и по одной гранате. Пока хватит, да и не было больше, к своим карабинам мои бойцы оставили по двадцать патронов. Сержант свою винтовку не бросил, за спину убрал, а вот автомат на грудь повесил. Причём я не заметил, чтобы тот его изучал, видимо знал устройство. Мы распределили грузы, эту группу я включил в свой новый отряд, сержант попросился. Построившись, мы пошли к опушке. Чтобы снять пост, разведчиков привлекать не стоило, они и до опушки еле дошли, разморило после тушёнки. Поэтому снимать пост я решил лично. Снайпер поднялся на дерево – поднимали мы его втроём с помощью верёвки, – устроился на ветке, положив ствол винтовки на другую, и обеспечил мне огневое прикрытие, остальные легли отдыхать. Я оставил всё в лагере. С собой взял только маузер, убрал его в карман за неимением ремня, даже кобуру-приклад оставил. Два ножа при мне, один от СВТ, и я пополз по небольшой ложбине к немцам. Эта ложбина находилась между двух постов. Я планировал обойти один из них и, напав с тыла, уничтожить его, что позволит вывести группу из леса.

– Ага, значит, про ложбину вы всё-таки знаете, – пробормотал я, когда приметил перед собой усики мины.

Первая мина была обнаружена мной в ста метрах от опушки. До этого не попадалось. Кстати, хорошо знакомая противопехотная немецкая мина. Мы такие на полигоне использовали для проверки ходовой на повреждения минами. Лягушка. Выстреливает заряд на метровую высоту, и тот, взорвавшись, даёт большой разлёт стальных шариков. Опасная штука. Вздохнув, я стал штыком от СВТ откапывать мину, чтобы добраться до взрывателя. Мне эти мины самому пригодятся. Нужно все собрать.

Убрав взрыватель в нагрудный карман френча, я откопал мину и отложил её в сторону, после чего пополз к следующей. Это была того же типа, но уже натяжного действия. Когда немецкий сапёр её поставил, замаскировал хорошо, но натягивая проволочку, не поправил наклонившуюся траву, и та привлекала взгляд. Эту тоже обезвредил и откопал. Проверив овраг, я определил, что на небольшом пятачке еще шесть штук. То есть небольшая низина так перекрыта, что не инициировать мину невозможно.

Детонаторы в кармане, мины лежат одной кучей, а я пополз дальше. Задержали те меня всего на полчаса, но думаю, парни не волнуются, снайпер на дереве должен видеть мои действия и понять, чем я занимаюсь.

Наконец посты остались позади, я выбрался на дорогу и, пригибаясь, направился к своему посту, напротив которого и расположилась моя команда. В небольшом, но неплохо оборудованном окопчике было два немца. Один полусидя дремал, обняв карабин в углу, другой, изредка откусывая от плитки шоколад, наблюдал за лесом. Моё приближение он не заметил.

– Тихо, руки вверх, – приказал я ему, наставив ствол маузера.

Наблюдатель дёрнулся, отпустив бинокль, который закачался на его шее на длинном ремешке, и, подняв руки, медленно обернулся и испуганно поглядел на меня. Моё неожиданное появление его явно ошеломило. Соня так и не проснулся.

– Теперь отстегни ремень и отбрось его вместе с кобурой в сторону. Свой автомат и карабин напарника следом… Теперь сними замок с пулемёта.

Тот выполнял все мои приказы. Только с напарником вышла заминка, еле вырвал карабин из рук, отчего тот проснулся, зашарив руками по стенкам окопа, потом замер, увидев меня.

– Когда у вас смена?

– Два раза в сутки. Утром перед рассветом и вечером после заката, – негромко сказал рыжий ефрейтор. – У нас дневная смена.

– Снимайте сапоги и форму.

Один из них был обер-ефрейтором – тот, что наблюдатель, невысокий, худой и рыжий, второй, соня, рядовой. Более крупный, но с простоватым крестьянским лицом. В общем, оба выполнили мой приказ, оставшись в нательном белье, оставлять их в живых мне смысла не было, поэтому из-за голенища я достал нож, временно позаимствованный мной у Минского. Вот тут оба немца поняли, что шансов у них не было. Рядовой бросился к стенке и пытался выбраться из окопчика рядом с пулемётом, а вот рыжий, попытавшись заорать, бросился ко мне и сам налетел на клинок. Его крик меня не испугал, до следующих постов слишком далеко, чтобы другие солдаты его услышали. Этот хоть умер как настоящий солдат. Честно говоря, я впервые так убиваю, и надо сказать, мне не доставляет удовольствия видеть, как глаза убитого тускнеют, но стряхнув его с ножа, прыжком обрушился на спину рядовому, который уже выбрался из окопа и готовился встать с колен. Клинок вошёл под лопатку, отчего тот весь содрогнулся. Встав с тела, я быстро осмотрелся и, стащив его в окоп, спрыгнул сам. После этого помахал рукой снайперу и показал на низину. Пусть так же, как и я, идут по ней. Знаками показывать, чтобы прихватили оставленные мины, я не стал, всё равно не поймут, если сами не догадаются, пошлю кого-нибудь за ними.

Взяв лежавший на бруствере бинокль, я убрал его в чехол и повесил на пояс. После этого забрал ремень ефрейтора с кобурой, там оказался натуральный «Парабеллум» артиллерийской модели с удлинённым стволом, и застегнул на поясе, согнав складки френча назад. Вытерев клинок о нательную рубаху рядового, убрал его обратно за голенище сапога. Изредка я выглядывал, но так и не заметил, чтобы кто-то уходил в низину. Однако всё же бойцы оказались на дороге – значит, проползли. Старший сержант Минский с Бабочкиным подползли ко мне, остальные укрылись в пшенице с той стороны дороги.

– Мины забрали? – первым делом спросил я.

– Опасались, вдруг взорвутся, – ответил сержант.

– Ясно. Бабочкин, держи немецкий ранец. Я всё из него выкинул. Сползай, собери мины. Всё ползком, не вставая. Можешь их не опасаться, я разминировал, не взорвутся. Хоть в футбол ими играй. Ясно?

– Ясно, товарищ майор.

Боец пополз обратно к низине, а сержант стал мне помогать. Пулемёт мы забрать не могли, тяжеловат, тем более на треноге, а был бы на пехотном станке с колёсами… Однако оружие и форму собрали, как и документы убитых солдат с поста. Форму с трудом, но запихали во второй ранец, сержанту я передал всё продовольствие солдат: пару банок, шмат сала и целую краюху, да еще двухлитровый солдатский термос. Не пустой, понюхал, вроде какао. Тот всё к себе в сидор убрал. Нагрузившись, мы поползли к нашим, где нас догнал Бабочкин с явно тяжёлым, плотно набитым ранцем. С пулемёта я снял замок, выведя его из строя, а кроме этого забрал два немецких котелка. Они отличались от наших. Не у всех бойцов была посуда, вот и увеличил ее на две единицы.

Распределив груз между всеми, отправил двух бойцов налегке вперёд. Пригибаясь – пшеница была по пояс, – мы на максимальной скорости направились дальше. Когда я видел, что некоторые машинально пытаются принять вертикальную позу – идти, согнувшись, было неудобно, – шипел. Так и выдать могут. Удалившись от вырезанного поста на пару километров, я объявил остановку на десять минут, все устали. Когда отдышались, я достал из трофейного ранца аккуратно свёрнутую форму и, отцепив висевшие по бокам сапоги, подозвал Минского.

– Мне нужно два бойца, которым подойдёт эта форма и обувь.

Самому мне ни один комплект не подходил, поэтому я и решил задействовать разведчиков, пять из них походили по комплекции на ефрейтора и рядового.

– Форма ещё ладно, а вот как с обувью угадать? Может, в наших пойдут?

– Нет, видишь, у немцев голенища шире и сами сапоги короче. Спалятся. Кстати, из твоих кто по-немецки говорит?

– Нет, никто.

– Плохо. Ладно, давай подбирай ребят.

Носителя формы ефрейтора мы быстро подобрали, да и сапоги ему подошли как влитые. Я вручил бойцу пояс с кобурой и подсумками к автомату, тот его как раз изучал. Потом передал бойца на попечение Лосеву. Все разведчики давно не брились, щетина так и бросалась в глаза, вот ординарец, налив в плошку воды из фляги, и взбивал пену для бритья. Нужно наших «немцев» привести в нормальный внешний вид. Вот со вторым не совсем так получилось, как хотелось бы. Форма подошла, фактически его размер. Только сапоги на его лыжи никак не налезут, на три размера меньше.

– Ладно, иди пока в своих, на месте разберёмся. Сейчас к Лосеву на бритьё, напарник твой уже закончил. Да и остальные побриться успели, один сержант остался. Вон, Лосев уже бритву о ремень закончил править.

Боец перебрался ближе к ординарцу, и тот занялся им. Брился он сам, Лосев только подавал, что нужно. Также он ополоснул им лица, чтобы чистые и вымытые были. Мы проверили, как сидит форма, ремни, амуниция и оружие, чтобы строго по уставу были. Нормально. Со стороны кажутся настоящими немцами. Даже каски на голову надели. Форму, что они сняли, мы убрали в трофейный ранец, сапоги снова закрепили сбоку. Ну, и поползли дальше. Останавливались на десять минут, а задержались почти на час.

Через сорок минут разведчики, что шли впереди, сообщили, что вышли на другую полевую дорогу. Визуально немцев они не наблюдают, пустая дорога. Заметили только наш брошенный танк «Микки-Маус» и два грузовика. Ещё на горизонте что-то пятном выделяется, но без оптики разглядеть, что это, они не смогли.

– Ясно, идём по полю к танку. По пути посмотрим грузовики.

– Товарищ майор, один сзади останется, другой за танком. Надо специально к ним идти, – пояснил боец-дозорный.

– Хорошо. Вы с напарником проверите грузовик, что останется позади, а танк и вторую машину мы уже сами осмотрим. Разойдись.

До танка пришлось топать почти триста метров. Дозорные не ошиблись, на обочине действительно стоял БТ-7, прозванный немцами за люки на башне «Микки-Маусом». Когда мы до него добрались, я повернулся к обоим «немцам».

– Значит, так, выходите и спокойно встаёте у танка, как будто вы пост тут. Тебе, боец, надо снять свои сапоги, будешь босиком ходить, вот эти трофейные, что тебе малы, на броню танка поставишь, чтобы видно их было, как будто снял, чтобы ноги подышали. Ясно?

– Ясно, товарищ майор, – хором негромко ответили те.

– Вперёд.

Бойцы спокойно вышли на дорогу, поправляя обмундирование и осматриваясь. Тот, что играл рядового, поставил трофейные сапоги на броню танка и, делая вид, что ему скучно, облокотился о борт, укрывшись в тени, а вот «ефрейтор» встал посередине дороги, осматриваясь. Я тоже посмотрел в бинокль, что это там дозорные рассмотрели на горизонте.

– Хм, КВ стоит. «Единичка», – пробормотал я себе под нос. В моём голосе явно прослеживалась заинтересованность.

– Товарищ майор, никого, – шепнул ефрейтор.

– Группа на месте, отдыхать, – приказал я остальным и вышел на дорогу. Проходя мимо, вручил «ефрейтору» бинокль и велел ему забраться на броню танка, чтобы осматривать горизонт.

Одним слитным движением я нырнул в открытый командирский люк танка. Что ж, немецкие трофейщики тут побывали, машину не эвакуировали, видимо, времени не было, но всё, что было, сняли, ни замка, ни прицела, пулемётов нет, все боеприпасы забрали. Вообще пустое боевое отделение. Правда, сам танк в порядке. Баки сухие, бросили машину без капли горючего. Машина была переведена на автоход, стояла на колёсах, а гусеницы разложены на специальных полках и закреплены.

– Товарищ майор, – услышал я доносившийся снаружи возглас «ефрейтора». – Пыль на дороге, кто-то сюда едет.

– Далеко? – спросил я и, выглянув, увидел за кормой танка столб пыли.

Так пыль может поднять только техника с гусеницами, поэтому забрав у бойца бинокль, я присмотрелся. Угу, два мотоцикла и «Ганомаг». Рубль ставлю, что это патруль фельджандармерии.

– Бойцы, внимание! – громко сказал я. – К нам приближается патруль противника. Там не больше полутора десятка человек. Рассредоточиться вдоль обочины, замаскироваться в пшенице. По технике не стрелять, только по солдатам. Техника нам целой нужна. Тщательно целиться. Как только они остановятся и повылазят, мой выстрел будет первым, это сигнал. Всё ясно?

Оба «немца» и остальные, что укрывались в пшенице, нестройно подтвердили, что всё поняли.

– Товарищ майор, а они остановятся? – спросил «ефрейтор».

– Это патруль, их задача отлавливать таких, как вы, слоняющихся без дела солдат. Ещё как остановятся. Ну, всё, они близко, изображайте безделье. Когда немцы к вам выйдут и начнут орать, вскочите и вытянитесь, поедая их глазами. Дальше наша работа. Как будет первый выстрел, падайте на землю, не мешайте нам. Ясно?

– Ясно, товарищ майор.

Уже отчётливо был слышен рёв бронетранспортёра и треск мотоциклов. Наблюдал я за немцами в командирский перископ. Видно было плохо. Оружия при мне, кроме маузера, не было, я его достал из кобуры-приклада и приготовил к бою. Автомат, прежде чем идти к танку, отдал Лосеву, о чём сейчас жалел. Не хотел, чтобы мешался. Ну, да ладно, из пистолета стрелять, вылезая из люка, куда удобнее, чем с длинным и неуклюжим ППД. Как и ожидалось, немцы остановились, наблюдая картину: двое солдат вермахта спокойно отдыхают в тенёчке у правого борта русской боевой машины. Один, вот наглец, ещё и сапоги снял.

Мотоциклы проехали чуть дальше. На одном было трое, на втором двое, на колясках установлены пулемёты. В бронетранспортёре не десяток, а всего шестеро, судя по каскам, именно из него с пассажирского места вышел невысокий, но широкоплечий фельдфебель с бляхой жандарма на груди. Они у всех мотоциклистов были, вот у солдат в кузове «Ганомага» не видел. Пулемётчика, что стоял у МГ, закрывал бронещиток. Только каску рассмотреть можно, второго номера почему-то не было. Меня взволновали солдаты, что сидели в десантном отсеке бронетранспортёра. Они почему-то не выходили размять ноги. Это беспокоило.

Вышедший фельдфебель действительно стал громко высказывать, что он думает о наших лентяях, причём не орал, но говорил так, что воспринимать ор, наверное, гораздо легче, чем его речь. Умеют же некоторые передать интонацией всю глубину чужого грехопадения. Осторожно выглянул – оба наших «немца» уже стояли по стойке смирно плечом к плечу и поедали глазами фельдфебеля, как я и велел. Вот тот стоял ко мне лицом и сразу уловил движение в люке, глаза его расширились, он открыл было рот, чтобы закричать, но мой выстрел образовал в его лбу красивое такое отверстие. Впервые стреляю из подаренного маузера, но бой хороший, точный. Почти мгновенно я перевёл ствол на пулемётчика, но тот уже исчез в десантном отсеке. Похоже, его кто-то снял до меня. Думаю, рядовой Берёзов, снайпер. Вокруг грохотали выстрелы, наши «немцы», закрыв головы руками, свернулись на дороге калачиками. Ну, а мы стреляли. Мотоциклистов-то сразу положили, тут в упор, да ещё они открыты. А вот тех, что в кузове укрылись, никак не достать. Заметив, что в кузов из пшеницы полетело стальное яйцо, я с облегчением вздохнул. Догадались.

Водитель, что одним ударом успел опустить бронешторки, как раз включил заднюю передачу, чтобы сдать назад, как грохнул разрыв в кузове, и, дернувшись, машина заглохла.

– Вперёд, добить немцев в бронетранспортёре! – заорал я и, покинув танк, тоже побежал к легкобронированной машине.

Добивать пришлось троих тяжелораненых и контуженых немцев, что мы сделали довольно быстро. Вернее, бойцы это сделали, а я вытаскивал из-за руля оглушенного, но целого на вид водилу. Толкнув его к Лосеву, я велел:

– Раздеть, форму аккуратно сложить, немца потом ко мне на допрос. Выполнять.

Заняв место водителя, я провёл необходимые манипуляции и завёл бронетранспортёр. Мотор легко схватился, отчего я с облегчением улыбнулся и, заглушив, выбрался наружу.

– Минский, немцев раздеть, снять уцелевшее. Детали обмундирования сдавать Лосеву. Десантный отсек бронетранспортёра почистить, убрать там всё и отмыть. Посмотрите канистры на борту, там одна должна быть с водой. Раздеть всех мотоциклистов, собрать оружие. Сержант, из твоих бойцов кто умеет управлять мотоциклами?

– Я могу, товарищ майор, – уверенно ответил тот, после чего уже не так уверенно: – Ещё Майский может. Вроде.

– Совсем чуть-чуть, товарищ майор, – ответил боец, когда я на него посмотрел.

– Значит, на ходу будешь учиться. Я тебе покажу, как управлять трофейной техникой. Сержант, переодевайся в трофейную форму, на головном мотоцикле поедешь. Ещё одного бойца в коляску, к пулемёту. Также подбери форму для двух других мотоциклистов и для пулемётчика в десантный отсек. Я надену форму фельдфебеля, мой размер. Всё, не стоим, работаем. Через пять минут нас тут уже не должно быть.

Посмотрев, как по дороге к нам бегут оба дозорных, они в бою не участвовали, узнал у них, что грузовик, как и ожидалось, пуст. На всякий случай отправил проверить второй, хотя и был уверен в результате. Тут как раз привели водилу для допроса, поэтому велел Лосеву подготовить для меня форму фельдфебеля и стал вести допрос.

Немец упорный попался, а бить его при Ольге, которая вышла на дорогу осмотреть раненых, было как-то не к месту. В общем, мы оттащили немца с Бабочкиным подальше в поле, где я смог спокойно вести допрос. Планшет с картой уже сняли с трупа фельдфебеля и передали мне, так что о чём спрашивать, я знал. Всё же немец сдался и стал отвечать на вопросы, пришлось одно и то же для проверки спрашивать по нескольку раз. Тот повторялся, не сбиваясь. Значит, не врал, не запинался. Узнав всё о частях вокруг, где находятся посты жандармов, которые они как раз объезжали, лично отправил водилу на тот свет, после того как убил первых, это уже легче прошло, и мы вернулись к дороге. Все следы боя уже были убраны, тела немцев оттащили с дороги и спрятали. Десантный отсек, который немного покоробила граната, отмыли. Кстати, десантники, что находились в боевом отсеке, пытались встать за пулемёт, но снайпер, а стрелял он, сначала снял пулемётчика, а потом двух следующих немцев, что пытались его заменить, именно поэтому ответного огня мы так и не дождались. Неожиданное нападение было. Наш «ефрейтор» занял место у пулемёта, он и так был в форме, его напарник сел в коляску к пулемёту на машине сержанта. Остальные тоже распределились по технике. Всё же пришлось Майскому показывать, как управлять мотоциклом и как тормозить, тот под моим присмотром сделал несколько кругов. Управлял не очень уверенно, слегка вихлял, но главное, ехал. Ещё пришлось показать всем троим пулеметчикам, как управляться с МГ. Они эти машинки видели впервые, но после моего обучения сказали, что вполне освоили. Не растеряются.

Сам я сел за руль бронетранспортёра, остальные в десантный отсек, надев немецкие каски, чтобы не привлекать внимания. Видно, как над бортом покачиваются, но кто это, непонятно. Колонна, которую возглавлял «цундап» Минского, развернулась и последовала в ту сторону, откуда приехали немцы. Идти старались на максимальной скорости, что выдавал бронетранспортёр, примерно километров сорок в час, даже чуть меньше. На ближайшей развилке мы свернули и поехали дальше. Я постоянно сверялся с картой, так что куда ехать, знал. Проехав посадку, мы свернули к роще и, укрыв машины, встали лагерем.

Как только двигатель бронетранспортёра заглох, я покинул кабину и стал отдавать распоряжения:

– Лосев, собрать продовольствие и приготовить ужин. Минский, выстави наблюдателя за дорогой, я видел, что ты бинокль затрофеил, выдай ему. Второго отправь на противоположную сторону рощи. Быстро доберётся. Этому бойцу выдайте сухпай. Всё, работаем.

Ольга по своей инициативе стала помогать Лосеву, а я отошёл в сторону и, присев на поваленный ствол дерева, занялся картой. Бойцы работали, ужин готовился, а я так и эдак прикидывал, что делать дальше. Нужно Смирнову как можно быстрее отправить к нашим. Единственный шанс сделать это благополучно, отправить по воздуху. Координаты трёх немецких аэродромов мне были известны, ещё два – подскока. Но там истребители, нам не подходят. Да и лётчика пока нет, лётчики нам нужны. Пленный при допросе сообщил, что, бывало, брали они сбитых летунов, да мирные жители тех им передавали, но в этот день ни одного не попалось, где взять летуна, тот не знал.

В это время прибежал наблюдатель и с большими глазами сообщил, что немцы гонят толпу наших пленных.

– Отлично, – к удивлению бойцов, обрадовался я. – Лосев, Смирнова, остаётесь в лагере, остальные с личным оружием за мной.

Сняв с коляски мотоцикла пулемёт, я побежал за наблюдателем, который показывал дорогу, к противоположному краю рощи. Прибыв на место, я поставил пулемёт на сошки и, укрывшись за деревом, в бинокль осмотрел длинную колонну понурых пленных. По примерным прикидкам, их тут было не меньше шестисот. Охранял всего взвод, правда, при двух пулемётах на мотоциклах.

– Бойцы, слушаем меня. В колонне находится несколько летунов. Кто из них пилот, а кто штурман, не знаю, а нам нужен именно пилот, лучше два. Поэтому расстреливаем конвой и из тех, кто бежит прочь, выдёргиваем летунов. Тем, кто в форме, приготовиться покинуть опушку и ловить нужных специалистов, остальным нос не казать, чтобы не спугнуть. Всё ясно?

– Ясно, товарищ майор, – нестройно ответили бойцы.

– Тогда мотоциклистов я беру на себя. Остальные цели распределите, кто будет стрелять по конвойным слева от колонны, а кто дотянется до тех, что справа, они скрыты от нас.

– Товарищ майор, разрешите занять позицию на дереве, – попросил снайпер.

– Помогите ему, – приказал я.

Снайпера подсадили, подали винтовку, и стали ждать, когда колонна приблизится. Колонна шла параллельно роще и на развилке свернула к нам, поэтому через поле мы могли наблюдать замыкающих мотоциклистов. Однако впереди идущие пленные скоро скроют их от меня, поэтому, прижав приклад пулемёта, плотнее к плечу, я скомандовал:

– Целься… Огонь!

Пулемёт затрясся. Однако очередь пошла кучно, и экипаж одного мотоцикла был уничтожен, а я уже перевёл прицел на второй. Тот с места стартанул, но было поздно, пуля попала в бак, тот вспыхнул, и объятый огнём мотоцикл, с которого соскочил один из немцев, пытаясь сбить пламя, скатился на обочину, где и замер. Мотоциклист прожил недолго, я срезал и его. В принципе, на этом всё. Конвой был расстрелян, а тех, кого не достали мы, добивали сами пленные. Хотя наш снайпер изредка постреливал с дерева, когда мы уже прекратили стрельбу. Наверное, видел достойные цели. Почти сразу вперёд стартовало трое бойцов в красноармейской форме, выискивая среди разбегающихся пленных тех, у кого были голубые петлицы. Хватали некоторых за руки, расспрашивали, но потом отпускали. Видимо, не те.

– Уходим, – скомандовал я.

В основном пленные убегали в поле. К роще, откуда был открыт такой плотный огонь, идти явно опасались, но не все, около полусотни бойцов, перемешанных с командирами, рванули к нам, но первые ряды, обнаружив людей в немецкой форме – мы как раз собирались отходить, – сразу дунули в стороны по роще, обтекая нас по бокам. Ладно, хоть бы не стреляли, у двоих я приметил карабины убитых конвоиров.

– Товарищ майор, а что это они? – спросил Минский, указывая на дорогу.

До сотни бойцов, где было очень мало командиров, так и остались на месте. Кто-то упал на дорогу, пережидая стрельбу, и не убежал, кто-то просто садился, ожидая, когда прибудут следующие немцы и снова поведут их в тыл.

– Это перебежчики, агитаторы сдаваться в немецкий плен, да и просто уставшие от боёв и смерти. Хотя я бы сказал, что это идиоты, они не знают, что их ждёт в плену. Согласно доктрине немцев, разработанной в Ставке Гитлера, девяносто процентов населения оккупированных территорий и все военнопленные должны быть уничтожены. Так что их ждут болезни, измывательства охраны, постоянный голод и в заключение смерть. Придумать способ смерти для каждого можно во множестве, а тела их сожгут, чтобы пепел использовать как удобрения во фруктовых садах. Кстати, нацисты любят применять газовые камеры. Забивают бетонную комнату людьми, потом шипит газ, и раздаются хрипы умирающих людей. Другие пленные вытаскивают тела под наблюдением охраны и сжигают в печах. Вот это их судьба. Так что не смотри на них так зло. Бедолаги, но они этого ещё не знают. Правда, не все, некоторые наверняка пойдут служить немцам, их ждут большие сроки по приговору трибунала. А некоторых и петля за предательство.

Сержант явно в шоке ошарашенно слушал мои откровения, однако наша заминка с отходом помогла парням, отправленным за летунами привести двоих. Один был в звании капитана, другой старлей. Чувствуя, как мои губы расползаются в улыбке, я поздоровался:

– Здорово, Соломин. Снова мы с тобой встретились.

Эдуард Соломин, которого я спас в начале войны, широко распахнул глаза, увидев меня в форме унтера вермахта, однако улыбнулся и полез обниматься.

– Здорово, чертяка, – похлопал он меня по спине.

– И тебе не хворать, – поставив пулемёт на землю, чтобы не мешал, ответил я. – Значит, снова сбили?

– Уже нет, когда с нашим полком по земле уходил, окружили. Пытались отбиться, да куда там…

В это время в наш разговор влез Минский:

– Товарищ майор, отходить нужно.

– Уходим, – кивнул я.

– Ты, я смотрю, всё по тылам бродишь… Кстати, а почему майор? – спросил Соломин, пока мы шагали прочь от опушки.

– Надо так, потом объясню. Представь своего коллегу.

– А я его не знаю, в колонне не видел. Видимо, в другом месте шёл. Нас по пути постоянно пополняли.

Мы оба с интересом посмотрели на капитана, тот остановился и, поправив пуговицу воротника, хмуро представился:

– Капитан Владик, сто первый бомбардировочный полк. Командир эскадрильи.

– Чего-чего? – удивился Соломин. – А чего это я вас, товарищ капитан, не помню? Мы со сто первым на одном аэродроме дислоцируемся, живём в одной казарме. Только мы на третьем этаже, а они на втором.

Разведчики, что столпились вокруг и внимательно нас слушали, насторожились.

– Как вы это объясните? – достаточно резко спросил я.

– Перевёлся с Дальнего Востока добровольцем. В первый же день сбили во время бомбардировки переправы, – буркнул тот.

Соломин лишь пожал плечами на мой вопросительный взгляд, видимо не в курсе.

– Сообщите имена и фамилии командиров своего полка и полка соседей-истребителей.

Тот спокойно и неспешно начал перечислять фамилии и имена своего полка, насчёт соседей он сообщил только данные комиссара, остальных за те сутки, что пробыл в своём полку, видимо, узнать не успел. Помимо этого описал расположение части и как выглядит общая столовая.

– Всё верно. Только я всё равно его не узнаю, так как, став безлошадным лётчиком, часто назначался дежурным и последнюю неделю был в курсе всего, что происходило как у нас, так и у соседей.

Прищурившись, явно что-то припоминая, капитан спросил:

– А вы не тот дежурный, что в день моего прибытия отправился за двумя техниками к реке, обнаружил, как купаются связистки, и за ними подглядывал из кустов, а они за это отловили и исхлестали вас крапивой?

– Не-е, это точно наш, – под смешки бойцов уверенно сказал Соломин.

– Уходим, – коротко приказал я, и мы, выстроившись в колонну, пустили вперёд разведку и отправились обратно к машинам.

Там было тихо, хотя Лосев сообщил, что к ним выскакивали какие-то очумелые бойцы, но обнаруживая немецкую технику, очень быстро убегали. Также он доложил, что ужин готов. Выставив двух часовых, мы приступили к приёму пищи, с небольшим натягом, но хватило всем, включая явно оголодавших лётчиков. Впрочем, они ели с такой же жадностью, как и разведчики. Те тоже ещё не отошли от долгого голодания, но было заметно, что в силе прибавили по сравнению с тем, что было утром. Чай в трофеях был, Лосев его тоже заварил, вскипятив воду в котелках, так что с кружкой в руке я подошел к летунам, что что-то обсуждали между собой, и спросил у Владика:

– Какой техникой вы управляете?

– СБ, товарищ майор, АР-2, УТ-2 и Дуглас. На СБ больше всего налёта.

– Ясно, а у тебя, Эдуард?

– Ой, я на чём только ни летал, почти вся истребительная линейка, разве что кроме «ЛаГГа» и «МиГа». Что больше всего интересует?

– Немецкая техника, одно- и двухмоторная.

– Ах, вот что тебя интересует… Нет, на немецкой не летал. Заграничный только «Дуглас» был, часов тридцать на нём налетал, а так я истребитель.

– Но на двухмоторном самолёте всё же налёт есть?

– Опыт имеется, – кивнул тот. – А почему такой интерес?

– Тут не так далеко находится немецкий фронтовой аэродром. Мы такой же дня три назад танками подавили, почти сотню самолётов уничтожили, но в этот раз нужно по-тихому. Прийти и угнать самолёт. Требуется отправить рапорт в наш тыл, к советскому командованию, ну заодно и девушку с рапортом отправим. Не место ей во вражеском тылу с нами.

– Слушай, так ты и есть тот самый майор К., про которого по радио передавали в Совинформбюро? – оживился Соломин, да и капитан на меня с интересом посмотрел.

– Да, он самый.

– А где танки? В сообщениях говорили, что ты на танках воюешь.

– Разделились, – коротко пояснил я. – Подразделение принял другой командир.

– Неужто лучше?

– Скорее, званием выше, – криво усмехнулся я. – Так что, как видишь, мне пришлось уходить в новое плаванье. Формирую новое подразделение, пока собрал не так много людей. Зато несколько часов назад технику отбили.

– Ясно, – кивнул старлей. – Хотя не совсем понятно, как ты собираешься самолёт угнать.

– Это тебе и не нужно знать, план операции уже разработан, осталось осуществить. Мне главное, чтобы лётчик был, что сможет чужую машину вести.

– Справимся, – уверенно кивнул Владик.

Выплеснув из кружки оставшуюся муть, я встал и громко скомандовал:

– По машинам! Приготовиться к движению!

Бойцы забегали, Минский стал командовать сбором, помогая Лосеву. В общем, три минуты, и все находятся в технике, кто на мотоциклах, кто в кузове бронетранспортёра. Тут вот пришлось потесниться, два крепких летуна прибавились в пассажирах. Кстати, Ольга ко мне пересела. Пришлось бронешторки опустить с её стороны, чтобы не рассмотрели советского армейского медика.

Выехав на дорогу, мы покатили дальше. Через шесть километров свернули на другую просёлочную дорогу, проехали по единственной улице небольшой деревушки, где немцы на постое были, но нас они не тормознули, лишь проводили взглядами. Мы их не заинтересовали. Через три километра выехали на другую, не такую загруженную трассу, и я велел остановиться. Развернул бронетранспортёр и задом загнал его на обочину, чтобы у пулемётчика был широкий сектор стрельбы по перекрестку. Тут показалась очередная автотранспортная колонна противника, но она меня не заинтересовала. Минский и Майский припарковали свои мотоциклы рядом, и когда я вышел из кабины «Ганомага», по моему знаку подошли.

– Боец, – обратился я к Майскому, – прогуляйся по обочине, поглядывая на колонны, но не останавливай их, мы имитируем немецкий пост. Сержант, карту читаешь?

– Читаю, товарищ майор.

– Смотри, мы здесь, а вот немецкий фронтовой аэродром. Самолёты рядом потому и гудят, что он недалеко.

– Как близко, – удивился тот, и мы синхронно посмотрели на пять бомбардировщиков, что, сбрасывая скорость и высоту, направлялись в ту сторону.

– В четырёх километрах дальше на юг, – согласился я, вернувшись к изучению карты. – Значит, смотри, берёшь своего напарника и едешь к аэродрому. Приближаться не нужно, но осмотрите, где находится охрана, где стоянки самолётов, как располагаются лётные и технические части. Где охрана проживает. Какие возможности незаметного подхода на территорию. Ты разведчик, должен разбираться. Вот блокнот. Зарисуй, чтобы в темноте мы не плутали. Всё ясно?

– Ясно, товарищ майор. Мне бы одного лётчика с собой, они-то точно разберутся, что где находится, так быстрее получится.

– Логично, – согласился я и стал говорить громче, мимо нас, обдавая дорожной пылью и вонью выхлопных газов, проходила очередная немецкая транспортная колонна. – Летуна получишь. Кому форма подойдёт, тот с тобой вместо пулемётчика и отправится. Подожди тут.

Пройдя к бронетранспортёру, я открыл задние дверцы и крикнул Лосеву:

– Переодень одного из летунов в форму немецкого мотоциклиста. Пулемётчика, так что только верх, можно без низа. Без разницы кого, главное, чтобы форма подошла. Работай.

Вернувшись к мотоциклу Минского, на сиденье которого я и развернул карту, продолжил:

– Сделай вид, что у тебя мотоцикл сломался, и возись с ним, пока летун будет делать зарисовки аэродрома. Если будет кто подъезжать с предложением помочь, просто молча отмахивайся. Если что-то заподозрят, давай очередь из своего МП, на мотоцикл и ходу оттуда. На всё про всё у вас полчаса, не больше. Здесь вы нас вряд ли застанете, но следующая точка встречи вот тут, за аэродромом. Если нас не будет, подождёте, изображая пост. В этой операции старший ты, летун только наблюдатель. Это всё. Сейчас заправь технику, а то у тебя бак пустой. Канистра с бензином вон, на коляске закреплена, если она пустая, воспользуйся нашим горючим. У нас на броне четыре полных канистры, Лосев их уже осмотрел.

Пока Минский готовил свою технику к поездке, я прошёл к десантному отсеку, там, пыхтя, пассажиры одевали Соломина. Один из комплектов отлично ему подходил, вот тот, скинув форму, и надевал чужую. Ему подошла форма обер-ефрейтора, так что пришлось снимать её с бойца. Повторив уже старлею суть задания, сообщил, что летун будет в подчинённом положении, передал ему планшет с блокнотом фельдфебеля. Тот поправил форму, повесил на плечо автомат и выбрался из десантного отсека, цепляя ещё и планшет. Поставив его по стойке смирно, я осмотрел Соломина. Одели его полностью. Покосился на щетину и поморщился. Ладно, хоть едва видно, а то совсем плохо было бы. Пришлось бы брить.

Поправив ему детали амуниции, чтобы висела правильно, отправил к Минскому. Тот сменил пулемётчика, который перебрался в десантный отсек бронетранспортёра, и оба разведчика отбыли, тарахтя мотором «цундапа».

– Бойцы, внимание, кто умеет управлять машинами? Грузовиками?

Выяснилось, что трое, четвёртый – капитан Владик, он и мотоциклы водил.

– Хорошо, те, кто в трофейной форме, ко мне, буду ставить задачу. Пулемётчиков это не касается.

Ко мне подошло трое бойцов, включая Майского, я уточнил, как они владеют клинками, и стал ставить задачу. Все оказались отличниками боевой и политической подготовки.

– Отлично. Значит, слушаем сюда. Нам нужно продовольствие, так как у нас совсем его нет. Будем изображать пост, я останавливаю небольшие колонны и проверяю путевые листы с нарядами. Как только узнаю, какой груз в кузовах, подаю вам сигнал. Вот такой: сбиваю кепи на лоб. Это значит, что груз нам необходим. Вы, пока я провожу проверку, осматривайте технику и кузовы, изображая солдат с поста. Ведите себя естественно, как будто вы на посту в советском тылу и проверяете наши машины, только заговорить не вздумайте, просто отмахивайтесь на все вопросы. При проверке документов каждый из вас должен быть как можно ближе к водителям своих машин. Сразу распределите их между собой. Если те будут протягивать вам документы, отрицательно покачивайте головой и молча указывайте на меня, мол, только я проверяю. После сигнала – атака. Работайте только холодным оружием. Уничтожать водителей и сопровождение будем, когда дорога пуста. Всем всё ясно? Сейчас подготовьте оружие, проверьте, как вынимаются ножи из ножен, нужно делать это быстро, и начнём.

Поправив пару деталей амуниции у одного из бойцов – криво висела, не по уставу вермахта, я отошёл к бронетранспортёру. Там поставил задачу пулемётчикам нас прикрывать, остальным сидеть тихо, но в случае шухера готовиться нам помочь. Владика уже вооружили, Бабочкин отдал ему свой карабин, вооружившись ППД, мой был при нём, охранял вместе с формой и сидором. В общем, оружие было у всех, включая Смирнову.

Убедившись, что все прониклись поставленной задачей, придерживая локтём трофейный автомат на боку, я вышел на дорогу, осматривая очередную колонну. Она нам тоже не подходила. Шесть грузовиков, причём последний на буксире. Видимо, сломался. Пока было тихо, я прошёлся по технике и помог Майскому дозаправить её, залив горючего под пробку.

За следующие полчаса колонн прошло три, причём одна не грузовая. Мотопехоту провозили. Когда время вышло, мы вернулись в машины и поехали к месту назначенной встречи, теперь Майский возглавлял нашу куцую колонну.

Наших разведчиков там ещё не было, но зато как только мы припарковались и вышли, чтобы продолжить изображать пост, как нам улыбнулась удача. Реально повезло. Мимо прошла колонна из восемнадцати грузовиков, но ещё не исчез её хвост, как на дороге, явно догоняя колонну, появился ещё один крытый грузовик.

– Ишь, как его мотает, – пробормотал я и вышел на дорогу, требовательно подняв руку.

Судя по шевелению губ водителя, тот сейчас костерил меня от всей души. Видимо, ему не понравилась такая задержка. Ничего, я в родном мире дорожную милицию тоже не любил, гаишников никто не любит. Как только грузовик замер, отчего нас накрыло волной пыли, кстати, французский вездеходный трофей оказался, я услышал странный шум в кузове. Кажется, там кто-то кричал, пищал, вернее.

– Документы, – резко приказал я водителю, что выбрался из машины, и пока тот растягивал нагрудный карман, я велел двум бойцам на немецком, махнув рукой, чтобы те поняли, что я хочу: – Проверить!

Говорил я специально рублеными фразами, так как немецкий у меня всё же не слишком хорош. Вроде прошло, не насторожился. Испуган немного остановкой, но не более. Вокруг никого не было, момент удачный. Только исчезали вдали замыкающие машины транспортной колонны, от которой этот грузовик явно отстал.

– Ах ты, сука! – последовал окрик от заднего борта грузовика. Водитель дёрнулся и тут же всхлипнул, когда мой клинок вошёл ему под сердце, скользнув между рёбер. Я даже наряд на груз посмотреть не успел, как пришлось работать трофейным штык-ножом.

Добив водителя двумя дополнительными ударами, махнул рукой пулемётчику в «Ганомаге», приказав прислать людей, чтобы раздели рядового, а тело отнести подальше в поле, и подошёл к кузову. Там трое моих бойцов, громко хекая, забивали ногами унтера в пыли у заднего борта. Осмотревшись – вокруг никого, только два наших бойца в красноармейской форме, – ухватили убитого водителя за руки, за ноги и потащили его к бронетранспортёру. Я взял бинокль и присмотрелся к точке на горизонте, где поднималось облачко пыли. Это наши разведчики подъезжали.

Что тут случилось, я сразу понял, ещё когда заметил спущенные до колен штаны унтера и голую задницу, а заглянув в кузов, крикнул:

– Оля, подойди сюда. – Пока девушка, открыв дверцу, спешила к нам, придерживая санитарную сумку, я велел бойцам: – Форму с унтера снять, отряхнуть от пыли и передать вместе с ремнём и оружием Лосеву. Немца кончить, пусть помучается. Выполнять!

В кузове, сжавшись в комок, всхлипывал девушка, я бы сказал, девчушка, что только вступила в полу зрелости. Прикрываясь остатками разорванного платья, она заплаканными глазами с ужасом смотрела на нас. Её даже не успокаивало то, что мы общались на русском. Как я понял по крови, насилие совершиться успело. Ольга, заглянув в кузов, охнула, с моей помощью забралась в него и стала успокаивать девушку, а я отошёл к подъехавшим разведчикам, что встали рядом.

– Как всё прошло? – первым делом спросил я.

– Норма. Всё зарисовал. Полк там, получается, стоит, смешанного состава. Почти пятьдесят машин, судя по местам стоянок. Но часть в работе, на месте нет. Одна группа при нас вернулась, а другая пошла на взлёт. Как на конвейере работают, сволочи, – ответил Соломин.

– А вы почему молчите? – обратился я к сержанту.

– А он язык до крови прикусил на кочке, говорить теперь не может, – захохотал Соломин и, осмотревшись, посерьёзневшим голосом спросил: – А что тут происходит?

– Трофеи взяли, – был мой ответ. Очнувшись, я достал из кармана документы и путевой лист убитого водителя. – А кстати, а что за трофеи в машине?.. Хм, продовольствие, отлично. А это что за наряд?.. А, машина полупустая шла, и закинули ещё осветительных ракет. То-то я смотрю, ящики в кузове знакомые. Нормально.

В это время из кузова показалась блондинистая головка Смирновой. Найдя меня взглядом, она попросила:

– Товарищ майор, подойдите.

– Иду, – откликнулся я и посмотрел на Минского: – Пусть тебя Смирнова посмотрит. Через пару минут выдвигаемся.

Я прошёл к заднему кузову грузовика. Бойцов, как и унтера, тут уже не было, они в поле что-то делали, куда отнесли труп водителя.

– Что случилось?

– Это дочка комдива Котова. Она со своим младшим братом и ещё двумя командирскими детьми, тоже не большого возраста, пробиралась к нашим, когда их эти немцы заметили. Когда тащили Лилю в кузов, брат пытался вступиться, его сильно избили, остальных детей тоже. Они тут недалеко, нужно забрать.

– Знакомая фамилия. Тесен мир, – протянул я и кивнул. – Заберём. По машинам! Кстати, Оль, посмотри сержанта, он язык прикусил, похоже, серьёзно, говорить не может, только шипит.

– Хорошо. Сейчас посмотрю. Я прямо тут поеду, с девочкой.

– Бойца для охраны прислать?

– Не надо, мы тут о своём поговорим.

– Хорошо.

Самолично закрыв задний борт, я опустил тент, после чего прошёл к кабине, где уже устраивался один из бойцов. Вдруг звякнули струны гитары.

– Товарищ майор, смотрите, что нашёл, – показал тот мне вполне симпатичную гитару. – Инструмент.

– Пригодится, – кивнул я.

От грузовика отбежал Минский, видимо осмотр языка закончен, я же забрался в кабину бронетранспортёра и запустил двигатель. Все десантники в нём, включая капитана, были хмурыми. Уже знали, что произошло с пятнадцатилетней девушкой, так что дальше ехали молча. Через километр глазастый Соломин рассмотрел в стороне метнувшееся белое пятно, там мы и встали, пережидая, когда пройдёт очередная колонна противника. После этого туда были посланы два бойца в красноармейской форме. Они и обнаружили детей в высокой траве. Чуть позже и мы с Ольгой подошли.

– Изверги, – сказала Смирнова, устало вытирая пот на лбу. – У мальчика сломана челюсть и, похоже, два ребра. Ногами били. У пятилетнего мальчика сломана рука и выбито два зуба, только этой крохе ничего не сделали. Видимо, рука не поднялась.

У тела мальчишки, а он был в сознании, живыми глазами с возбуждением рассматривал нас, сидела кудрявая светловолосая, сильно заплаканная девочка лет четырёх. Ольга её уже осмотрела, действительно травм нет, а вот обоим мальчишкам, одиннадцати и пяти лет, серьёзно досталось. Били их, не считаясь с возрастом. На мою форму они тоже поглядывали, больше с испугом, но я уже объяснил, что разведчик, одет в трофейную форму. Старший информацию легко воспринял, остальные не поняли, но магическое слово «разведчик» сняло напряжённость. Бойцы их напоили и дали трофейного шоколада, дети были обезвожены и сильно голодны.

– Грузите их в кузов, нам нужно выдвигаться, – мельком посмотрев на трофейные часы, тоже снятые с фельдфебеля, сказал я. – Стемнеет скоро.

Ольга подхватила девочку и пошла с ней к грузовику, из которого выглядывала Лилия, ей запретили покидать кузов машины, а мальчишек несли бойцы, подхватив на руки. После погрузки один из них залез в кузов с Ольгой, будет ей помогать в осмотре и лечении, а мы двинули дальше. Объехав аэродром с тыла, встали у посадки, в паре километров от него. Там я отправил Лосева в кузов машины, чтобы осмотрел взятое продовольствие, выдал бойцам и, конечно же, покормил давно голодающих детей. Сам я вместе с Соломиным и Минским у их мотоцикла, пользуясь светлым временем суток, осматривал схематичные рисунки аэродрома, уточняя у разведчиков непонятные мне моменты. Мой прошлый налёт не прошёл даром, этот аэродром охранялся тремя танками, вкопанными в землю на манер дотов, причём один танк точно был нашим, вроде Т-26. Уже и трофеи используют, сволочи.

Почти полчаса общения, и, наконец, план был сформирован. К этому моменту все дети получили медицинскую помощь, были покормлены и уложены спать, часть бойцов тоже отдыхали. Выставив часовых, я дал отбой, предупредив, что большую часть ночи спать не придётся. Минский тоже ходил к нашему военфельдшеру, и та что-то подложила ему под язык, сообщив мне, что укус, конечно, серьёзный, но и так пройдёт. Нечего болтать во время езды. Да и на дорогу нужно смотреть. Это я уж потом узнал, что упал и ударился он, когда с мотоцикла слезал, ноги затекли, но попросил напарника говорить, что во время езды прикусил. Стыдно ему было.

План мой был прост. Нам нужен был не один самолёт, а два. Дело в том, что, пользуясь тёмным временем суток, я собирался просто укатить на буксире небольшой связной самолёт. Вроде того «шторьха», что мы сбили. Однако в одну машину два летуна, дети и Смирнова никак не поместятся. Однако по наблюдению Соломина, рядом со штабом лётной части под маскировочной сетью стояло три «шторьха», причём на одном они отчётливо рассмотрели в бинокль санитарные кресты. К сожалению, осталось два. Мы сами видели, как один из этих самолётов полетел в тыл и не вернулся. На этот раз два бойца, один из них Минский, наблюдают за аэродромом, вернее тем местом, где находятся оба нужных нам самолёта, а также оценивают охрану в этом секторе. Две машины нам хватит, поведут оба лётчика, пассажиров разделим. Ну, и отправим дальше. Причём бойцы верёвками должны укатить машины из расположения подальше. Естественно, после того, как охрана будет нейтрализована. Да вот хотя бы на эту полевую дорогу. Она вполне ничего, и тут оба самолёта отправятся к нашим. Причём незадолго до рассвета взлетят, я не особо доверял их умению сажать неизвестные им машины ночью.

Пока бойцы и дети спали, бдели только два часовых, один из которых был Бабочкин, я сидел с Ольгой отдельно, чтобы нас не могли подслушать, и раз за разом повторял снова и снова, чтобы Оля запомнила информацию по этой войне. Все подробности, что я помнил. Наконец, наступила полночь, мы с Ольгой тоже устали, но пора было действовать.

Дети, один часовой и Смирнова остались в лагере, а мы с тросами в руках двинули к аэродрому. Разведчики уже вернулись и доложились, где два поста охраны, что точно нам будут мешать, и где остальные, те слишком далеко, чтобы что-то заметить. Кстати, один пост – это пулемётное гнездо. Танки в зону нашего интереса не попадали, их закопали на танкоопасных местах. В этот раз я не участвовал в ликвидации, разведчики сами всё сделали. На каждого бойца по немцу. Отработали не знаю как, не видел, но тихо, за нами прибежал один боец и немного запинающимся голосом сообщил, что путь свободен. Посты вырезаны. У обеих машин – кстати, улетела не санитарная, она тут стояла, – уже были бойцы. Дальше мы по-тихому подготовили буксиры, тут оба летуна командовали, и потянули сперва одну машину с территории аэродрома. Всё хорошо, но поскрипывало одно шасси, а звук казался громким. Соломин, который и отвечал за эту машину, поступил просто – помочился на него, и скрип прекратился. Утянули и вернулись за вторым, это уже капитана машина, они сразу распределили, какая кому. Тут тоже потянули. В этот раз фюзеляж скрип давал. Но у нас столько мочи не было. Пришлось время от времени замирать, прислушиваясь, однако было тихо, рядом лес был, и деревья шелестели на ветру, маскируя все те шумы, что мы издавали. Когда оба самолёта оказались за территорией аэродрома, мы передохнули и потянули санитарную машину капитана к дороге. С тремя перекурами закончили. Потом уже и Соломина подогнали. Но уже на остатках сил. Даже Лосева-часового пришлось сменить на самого выдохшегося, чтобы свежие силы привлечь. Однако обе машины на дороге, детей погрузили, двух к капитану, Лилию и её брата, а Смирнову с девочкой и мальчишкой к Соломину. Повезло, что одна машина санитарная, избитый мальчик на ней полетит лёжа, как ему удобно. Летуны, подсвечивая по очереди единственным нашим фонариком, осваивались в кабинах, а бойцы отдыхали. Я снова дал отбой.

Сам я так и не спал, а забрав у летунов фонарик, они спали в кабинах своих машин, устроился на капоте бронетранспортёра и писал рапорт о своих действиях в последние дни. Описал, что сам вырубил часового, забрал с собой людей и повёл их за собой. Как встретил разведчиков, уничтожение поста, патруля с захватом техники, захват грузовика, освобождение большого числа военнопленных, ну и конечно, наглый угон двух небольших самолётов. Подписался так же: «Майор Корнев, командир механизированной группы».

В стороне аэродрома взлетели осветительные ракеты. Значит, уничтожение постов обнаружили. Про самолёты не скажу, возможно, ещё нет. Я подсветил часы и пробормотал:

– Пора.

Часовые разбудили обоих летунов, и пока те приходили в себя и проверяли машины, поднятый отряд готовился к экстренному уходу. Техника заправлена, просто собирались. Наконец первая машина пошла на взлёт. Капитан уверенно поднял её в воздух. Почти сразу за ней начала взлёт и машина Соломина. Летуны уже пробежались, тут двести метров ровно укатанной дороги. Взлететь можно. Перед их отлётом я попрощался с Ольгой, погладив малютку, что она держала на руках, ну и вручил старлею свой рапорт. Он его убрал в карман. Перед отлётом обоим летунам я вручил памятные подарки. Причём с листками, вырванными из блокнота, где сообщалось, что это наградные пистолеты. Из последних трофеев было два парабеллума, вот они и были мной вручены капитану и Соломину вместе с ремнями и кобурами. Подарки были приняты хорошо, меня искренне поблагодарили. Кстати, Соломин уже переоделся в свою форму, так что застегнул ремень и согнал складки назад. Красавец.

Как только обе машины скрылись в ночном небе и гудение их моторов стало удаляться в сторону расположения наших войск, я отдал приказ начать движение. Мы прошли за следующие два часа километров восемнадцать и, углубившись в небольшой лес, встали на отдых. Выставили двух часовых, назначили дежурного, и всё, почти все отрубились там, где были. Я вот расположился в кабине бронетранспортёра.

Время подъёма я назначил на двенадцать часов, ровно в полдень нас и подняли. Дежурный доложился, что за время отдыха никаких происшествий не было, завтрак приготовлен и разогрет на костерке, можно принимать пищу. Немецкие консервированные колбаски оказались чудо как хороши с голодухи, а вприкуску с галетами да под чай пошли как родные. После достаточно плотного и сытного завтрака кто-то вытащил гитару из кабины грузовика. Некоторые начали пробовать играть, но кроме Бабочкина, который исполнил пару приличных аккордов, никто больше не умел.

– Товарищ майор, а вы играете?

Криво усмехнувшись, я пояснил:

– Когда я служил срочную, будучи дежурным по роте, самым страшным наказанием для дневальных было то, что я могу спеть. Они казарму готовы были вылизать, да хоть заново отстроить, лишь бы я не пел. У нас один боец из консерватории был. Так он говорил, что у меня совершенно нет ни музыкального слуха, ни голоса. При том я люблю музыку.

– Неужели так всё плохо? – спросил Лосев.

Прочистив горло, я набрал в лёгкие воздуха и запел:

Из-за острова на стрежень, На простор речной волны Выплывают расписные Острогрудые челны…

К концу первого куплета вокруг стоял треск кустов и веток, я только и заметил спины убегающих бойцов. Рядом остались самые крепкие – Бабочкин и Лосев. Бабочкин, закрыв руками уши и голову, подвывал на одной ноте, покачиваясь взад-вперёд. А Лосев силён, молча сидел, только слёзы катились по щекам. С трудом разжав стиснутые челюсти, он тихо попросил:

– Товарищ майор, больше не пойте, очень прошу. Никогда.

– Хорошо, – улыбнулся я. – В принципе, мне часто приходится такие обещания давать. Я из-за этого и к спиртному достаточно прохладно отношусь. Один пить не могу, а в компании меня не приглашают. Повторно не приглашают. Я когда выпью, меня спеть тянет. Неудержимо.

– Я их прекрасно понимаю, – пытаясь приложить вставшие дыбом волосы, спокойно кивнул Лосев, видимо он уже пришёл в себя. – Буду теперь знать, что спиртное вам давать нельзя.

Бабочкин, похоже, тоже успел прийти в себя и, тронув гитарные струны, быстро осмотрелся, чтобы убедиться, что свидетелей нет, и тихо спросил:

– Товарищ майор, так вы ведь и песни из будущего знаете?

– А то, во множестве. Память, конечно, у меня не идеальная, но если поднапрячься, то смогу изложить на бумаге. Только наиграть или напеть мелодию, как ты понимаешь, не способен, придётся самому… Хм, вот что, Бабочкин, раз ты у нас тут единственный музыкант, займись этой темой. Я буду писать тексты, а ты по ним отрабатывать мелодии на бойцах отряда. Будут твоими критиками. А когда целый блокнот испишем текстами, я тебя к нашим с ним отправлю. Музыка тоже серьёзное направление, и его нужно развивать.

– Да я и не музыкант, самоучка, – смущённо улыбнулся тот, видимо ничего не имея против моего предложения.

В это время из кустов выглянули несколько бойцов. Убедившись, что я больше не демонстрирую свои вокальные данные, бойцы стали возвращаться в лагерь. Через три минуты все были на месте.

– Старший сержант Минский, ко мне.

Тот подошёл и вытянулся. Встав на ноги, я по привычке прошёлся по форме фельдфебеля, поправив чехлы с автоматными магазинами по бокам, после чего сообщил:

– Всем, включая вас, сержант, по наряду вне очереди. Знаете за что?

– Не могу знать, товарищ майор, – браво отрапортовал тот, явно чувствуя за собой вину.

– Вояки, – буркнул я. – Личное оружие в лагере оставили. Да вы с ним в сортир должны ходить. С бабой на сеновале миловаться, одной рукой её титьку мять, а другой – винтовку держать. Ясно?

– Товарищ майор, – влез в разговор мелкий и шебутной красноармеец Васютин, непревзойдённый наблюдатель в группе. – А когда сиськи мять будем?

– Да я же иносказательно… – немного растерялся я, сбившись с мысли, и ткнул пальцем в сторону красноармейца. – А вот этому, сержант, два наряда. Лосев, проследи, они все поступают в твоё распоряжение для отработки нарядов.

– Есть, – расплылся тот в улыбке. У него явно было, куда приложить руки бойцов.

– Ладно, хватит хохмить, пора приниматься за дело. Сейчас приводим себя в порядок, бреемся, моемся и выдвигаемся. Займёмся тем, к чему нас готовили. Уничтожением транспортных артерий противника.

На сворачивание лагеря у нас ушло полчаса. Последние бойцы как раз заканчивали бриться, когда машины были готовы. Построив и проверив всех бойцов, кто был в немецкой форме, оставшиеся три красноармейца пока трофейную форму не имели, я убедился, что у них вся амуниция расположена как надо, не прошли даром мои уроки, провёл краткий курс для всех по использованию трофейных пулемётов, не все ещё были с ними знакомы. Проверил, как проходит перезарядка, подсчитали боезапас, и мы выехали на дорогу небольшой колонной.

Отъехали от рощи, где переночевали, километра на четыре, когда я обнаружил отличное место для засады. Развилку второстепенной полевой дороги на въезде в лес. Причём развилка мне напоминала ту, у которой я встретил миномётчиков. Там тоже стоял подбитый БТ. Тут он был ближе к лесу, метрах в десяти стоял от опушки, и не горел, хотя пробоины в броне были отчётливо видны. Судя по следам на дороге, тут часто проходили колонны противника. Да и знал я об этой развилке, на карте жандармов посмотрел. Более того, при допросе выяснилось, что тот патруль, который мы уничтожили, взяв технику, должен был тут оставить один мотоцикл и двух регулировщиков для контроля движения. Вот и воспользуемся этим приказом.

Подъехав к развилке, мы встали, мотоциклисты так поставили свои машины, чтобы пулемётами могли контролировать разные дороги, а я развернул бронетранспортёр кормой к лесу, чтобы пулемётчик держал под контролем ту дорогу, откуда мы приехали. Заглушив мотор, я вышел наружу, кроме меня никто не спешил это делать, приказа такого не было, лишь пулемётчик из боевого отсека «Ганомага» с биноклем в руке наблюдал за окрестностями. Да ещё пулемётчик машины Майского держал на прицеле дорогу из леса.

Потянувшись, я отошёл от открытой дверцы бронетранспортёра и, перейдя дорогу, одним прыжком вскочил на подбитый танк, он стоял носом к лесу, кормой к дороге, по которой мы проехали, на обочине. Заглянув внутрь, я довольно крякнул. Замок на месте, прицел тоже. Да и боезапас ещё оставался. Вот пулемётов не было, однако диски к ним имелись. Не успел я отдать распоряжение Майскому почистить танк на предмет боезапаса к их самозарядкам, как наблюдатель крикнул, отвлекая меня:

– Товарищ майор, пыль на дороге, похоже, легковушка с сопровождением.

– Что за сопровождение? – разгибаясь, уточнил я.

– Плохо видно из-за пыли, товарищ майор, но кажется, один мотоцикл движется впереди. Бронетехники точно нет.

– Отлично, «язык» нам не помешает. Бойцы, внимание. Работаем под видом поста. Что и как делать, все знают. Останавливаем и берём немцев. Охрану уничтожаем, технику беречь. Пассажиров в машине тоже. Начали.

Мы успели рассредоточиться, ко мне присоединились пять бойцов и встали с разных сторон дороги. Я вышел вперёд, поднимая руку и приказывая остановиться. Наблюдатель ошибся, мотоциклов было два. Один ехал впереди, второй двигался за машиной, и тот из-за поднятой пыли его не заметил.

– Стой! – крикнул я.

В принципе, кричать и не требовалось, немцы спокойно тормозили. По счастливой случайности на дорогах было пусто, хотя с одной стороны и была видна пыль, но от чего, пока непонятно. Да и похоже, ехали не к нам. Мои глаза радостно расширились, когда я рассмотрел красные генеральские петлицы с узорами. Один полковник, один генерал-майор артиллерии, один гауптман и унтер за рулём. Шесть охранников на мотоцикле сопровождения я не считаю.

– В чём дело, фельдфебель? – строгим голосом спросил генерал, когда я подошёл к машине.

– Извините, господин генерал, впереди русские окруженцы перерезали дорогу, сейчас доблестные солдаты Третьего рейха их ликвидируют. А пока мне бы хотелось посмотреть ваши документы.

Говорил я невнятно, прижимая платок к щеке, это помогло списать сильный акцент на шепелявость. Офицеры полезли в нагрудные карманы френчей, а мне только это и надо было. Почти мгновенно в моей руке оказался табельный вальтер фельдфебеля – тот форсил, вместо положенного люгера таскался с офицерской цацкой. Как только я потянулся за пистолетом – он у меня специально сзади за пояс был заткнут, для быстрого извлечения, – прозвучало несколько коротких пулемётных и автоматных очередей. А также дважды хлопнула самозарядка. Сигналом к открытию огня как раз и было то, что я достану оружие, ну а у сопровождения просто шансов не было, как их изрешетили.

– Что это такое?! – нервно вскинулся генерал.

– Только что вы были взяты в плен доблестной диверсионной группой Красной Армии под командованием майора Корнева. Попрошу без глупостей для вашей же пользы.

Бойцы, пока я держал немцев на прицеле, быстро их разоружили, обыскали, после чего вывели из машины и обыскали ещё раз. После этого и машину осмотрели. При генерале и полковнике было по портфелю, вот я их и начал осматривать, пока два бойца связывали руки всем четырём немцам. Лосев занимался трофеями, взяв для этого трёх бойцов, а Минский обеспечивал охрану. Тут прозвучал крик наблюдателя:

– Движение на опушке!

Тот докричать не успел, как мы попадали там, где стояли, и покатились в разные стороны, уходя под прикрытие техники. Лишь немцы остались стоять. У генерала и полковника руки сзади были связаны, а у капитана и унтера нет, не закончили, концы верёвок висели, готовые вот-вот спасть с их рук.

Перекатившись за задние колёса грузовика, что стоял метрах в пяти от бронетранспортёра, я выглянул и быстро осмотрелся, держа наизготовку свой МП. Во время захвата генерала он висел на боку, и я к нему не тянулся, чтобы не насторожить, так что появление пистолета в моей руке повергло немцев в шок. Но сейчас другое дело, тут автоматический огонь нужен. Это как же я прошляпил и не велел Минскому отправить пару бойцов осмотреть опушку?

– Сколько их? – крикнул я.

– Вижу одного, руки держит на виду. Пограничник. Командир вроде, – короткими, рублеными фразами отвечал наблюдатель. Он укрывался в десантном отсеке бронетранспортёра вместе с другими бойцами и наблюдал за неизвестным с помощью бойниц.

– Что один, я и так вижу, – буркнул я и громко крикнул: – Кто такой?

– Сотрудник погранотряда лейтенант Подорожный, – услышал я ответ. – Не стреляйте, я ближе подойду. Если что, у меня целая застава на опушке, даже ваша бронетехника не спасёт. Свои, в общем.

– Майский, за старшего.

– Есть.

Встав на ноги, не отряхиваясь, всё так же в дорожной пыли я вышел из-за грузовика и, обойдя бронетранспортер, вышел к лейтенанту.

– Лейтенант Подорожный, – неторопливо, явно стараясь не делать резких движений, козырнул тот.

Автомат у меня висел на боку, покачиваясь, сам я тоже не торопился хватать оружие, поэтому, отдав честь, ответил:

– Майор Корнев, командир диверсионный группы. Документы!

Документы у лейтенанта всё же были, он спокойно расстегнул нагрудный карман форменной рубахи и достал командирское удостоверение и комсомольский билет. Второй, видимо, случайно вытащил. Пока я изучал его документы, он сказал:

– Повезло вам, товарищ майор. Мы уже хотели вдарить, как ваш подчинённый окликнул вас. На волоске висели. Я временно отменил приказ, а после того как вы целого генерала в плен взяли, понял, что не ошибся. Свои.

– Да это у нас уже второй генерал, – поморщившись, отмахнулся я, возвращая документы, они были в порядке. – Мы на днях немецкий штаб корпуса уничтожили, пять генералов убиты, один в плену. Уже в Москву отправили. Сами-то как тут очутились?

– В окружение попали, выходим, вот. Ведёт нас генерал-майор Кротов, комкор. Кстати, товарищ майор, мне бы хотелось посмотреть и ваши документы.

– Не имеются. Сдал, когда отправляли за линию фронта организовывать диверсионные моторизованные группы. Выдали знак для опознания, но он в танке сгорел вместе с моей формой, сейчас запасной пользуюсь. А та, что на мне, трофейная. Так что там за генерал, ты говорил?

– Генерал-майор Кротов.

– Хм, не слышал, – задумался я. – Сколько народу, потребности какие имеются?

– Шестьсот семьдесят два бойца и командира, включая остатки нашего отряда. Майор Кречетов, командир погранотряда, при генерале. Почти сорок раненых, продовольствия нет совсем, и уже давно. Мы самые боеспособные части, другие ослабли от голода. Товарищ генерал приказал нам добыть продовольствие у немцев. Требуются также медикаменты. Медики есть, а даже перевязочного материала не имеется, остатки нательных рубах на это пустили. Позавчера утром ещё две с половиной тысячи было, даже при двух танках, но по приказу товарища генерала двинули в путь по открытой местности, да ещё и днём. Уцелели не многие. На колонну противника нарвались, на отдыхе стояла. Подпустили нас и вдарили. Хорошо, лес рядом, кому повезло, добежали, а кому нет, там на дороге и легли. Всю технику и танки потеряли, артиллерию тоже.

– Ясно, – протянул я. – Лётчики у вас в группе есть?

– С десяток собрали. Когда сами выходили, когда местные жители приводили, а двое вообще над нами выпрыгнули. Восемь дней, как мы в окружение попали, товарищ майор… Скажите, а наши далеко?

– Обошли Минск с флангов, взяли его, и все наши войска на Белостокском выступе оказались окружены. У Могилева уже, в общем… Было бы командование нормальным, не растерялись бы, благодаря складам и отличным рубежам, организовали бы оборону, выдержали бы всё, но струсили и приказ дали на отход. Идиоты, их трибунал на выходе всех ждёт. Такие дела… Насчёт летунов это просто отлично. Я их у вас заберу.

– Это с товарищем генералом нужно решать, – слабо улыбнулся тот.

Пристально осмотрев пограничника, я тут же крикнул:

– Лосев, ко мне!

Тот был в красноармейской форме, со всей положенной амуницией и даже каской, где только достал, на ремне чехол с диском, на груди ППД – он так и просился на агитационный плакат. Подскочив, бодро козырнул:

– Товарищ майор, красноармеец Лосев по вашему приказу явился.

– Накорми погранцов. И не экономь, всё отдай. Мы себе ещё добудем, а бойцы какой день на одной траве и коре. Выполняй!

– Есть, – и обратился уже к погранцу: – Товарищ лейтенант, на какое количество готовить? Сколько с вами бойцов?

– Восемнадцать.

– Разрешите выполнять?

– Давай, – кивнул я и крикнул остальным: – Отбой, свои. Продолжить работу.

Бойцы сразу же продолжили заниматься пленными. Те, понимая, что им тут не светит, продолжали стоять, угрюмо поглядывая вокруг. Лейтенант тоже дал отбой, из леса на опушку стали выходить бойцы в зелёных фуражках. То, что лейтенант говорил правду, я увидел сразу. Кроме двух ручных пулемётов в отряде, у одного здоровенного сержанта на плече было трофейное немецкое противотанковое ружьё. Бронетехника нам действительно бы не помогла. Тем более «Ганомаг» стоял кормой к засадникам.

Я ещё хотел отдать приказ Минскому осмотреть танк и собрать боеприпасы, но Подорожный меня остановил. Они, конечно, прибыли сюда незадолго до нас, но танк осмотрели, ничего ценного там не было, а диски пустые. Посмотрев на погранцов, что расселись у грузовика группками и трепались с моими подчиненными, быстро хватая тушёнку, галеты и сосиски, я сказал:

– Вот что, лейтенант, я вам помогу. Все три последних трофея и грузовик отдам, отгонишь в лагерь. Продовольствия, конечно, мизер на такое количество людей, но на сегодня хватит, силы поддержит, а мы вам ещё добудем. Да и технику тоже. Сформируете колонну, топливо будет, и на трофеях прорвётесь к нашим. Линии фронта как таковой нет, там слоёный пирог, немцы наступают, наши отходят. Повезёт, прорвётесь. За это, как я уже говорил, мне нужны летуны. Не штурманы или стрелки, а именно пилоты. Всех брать не буду, но двух-трёх возьму. Договорились?

– Товарищ майор, я лишь простой лейтенант, это к командирам надо. Хотя за технику и продовольствие, конечно, спасибо, – ответил тот и сглотнул, мельком посмотрев на своих бойцов.

– Иди, поешь, Лосев уже и тебе приготовил. Поторопитесь, нужно покинуть развилку как можно быстрее. Не хочу, чтобы нас тут застукали.

Пока пограничники жадно ели – ложки так и стучали по стенкам консервных банок, слышался хруст галет, мы даже водой поделились, фляги у бойцов пустые были, – наблюдатель продолжал контролировать дороги, а я вернулся к изучению захваченных документов. Они оказались очень интересными, я бы даже сказал, более чем. Настолько интересными, что их немедленно нужно было отправить нашему командованию. Тут была последняя информация по движению немецких частей. У генерала в основном передвижение и местонахождение корпусной артиллерии, но полковник оказался не его подчиненным, а из оперативного отдела армии, вот в его портфеле, имеющем пломбу, всё это и было. Очень вкусная информация, а как её отправить, я уже знал.

– Пыль на дороге. Колонна к нам идёт, – сообщил наблюдатель.

– От фронта, порожняя, – убирая документы в портфели, пробормотал я, после чего стал отдавать команды: – Пограничники, забирайте грузовик, легковушку и оба мотоцикла. Быстро, чтобы через минуту я вас не видел. Лейтенант, одного бойца оставь с нами, покажет дорогу к вашему лагерю… Минский!

– Я, товарищ майор.

– Снова работаем под пост. Немцев в кузов бронетранспортёра, унтера раздеть и ликвидировать, он нам не нужен…

– Мы можем его забрать, товарищ майор, – предложил Подорожный.

– М-м-м, ладно, забирайте. Сержант, если немцев немного, берём колонну, если большая, пропускаем. Нам грузовики нужны, не меньше трёх десятков. Будет бронетехника, тоже попробуем отжать.

Тут мне пришла в голову идея, и пока пограничники не уехали, велел летёхе оставить столько бойцов, сколько сможет, из тех, что умеют управлять машинами. Таких насчиталось шестеро, они заняли позиции на опушке. Наконец погранцы скрылись за изгибом лесной дороги, а мы, проверив пост и убедившись, что ничто не вызывает подозрений, стали ждать колонну. На мою поднятую руку водитель передовой машины, рядом с которым и сидел офицер-сопровождающий, безропотно остановился и подготовил документы. Я же говорю, бляхи фельджандармов – это лучшая вещь для диверсантов.

– Всем водителям покинуть кабины, – приказал я офицеру, тот тоже вышел из кабины, разминая ноги.

Уловка с платком у щеки, типа зубы болят, сработала и тут, никто не удивился моей чудовищной дикции. Вроде бы всё готово, можно брать водителей и сопровождение. А кроме офицера было три солдата с карабинами. Автоматов вообще ни у кого не было, включая офицера и водителей, но вдруг из-за поворота показался передовой бронетранспортёр немецкой колонны. Лес глушил шум моторов, но всё же, так как все наши двигатели, включая остановленные нами машины, не работали, нам удалось услышать её незадолго до появления. Да и наблюдателя скрутил жуткий кашель – сигнал, что бить немцев нельзя, опасность. Пришлось играть свою роль до конца. Да ещё немецкие офицеры в кузове бронетранспортёра напрягали. Он и так не резиновый, так ещё этих запихнули.

– Фельдфебель, в чём причина остановки? – достаточно строго спросил офицер.

– В деревне, через которую вы проехали, стоит штаб моторизованного полка, и какой-то разгильдяй-водитель, сдавая назад, случайно протаранил машину полковника. Тот её из Италии привёз, личная. В общем, полковник рвёт и мечет. А так как вы двигаетесь как раз со стороны деревни, то я и решил вас проверить. Если найду повреждения или царапины, вызову личного шофёра полковника. Он запомнил водителя.

В это время мимо проследовал бронетранспортёр, за ним ещё штук пять набитых мотопехотой, после чего последовали грузовики с солдатами. К некоторым грузовикам были прицеплены противотанковые пушки. По примерным прикидкам, шла моторизованная рота с усилением. Дальше приходилось говорить с усилием. Шум двигающейся колонны мешал.

– Может, договоримся, фельдфебель? У меня есть целый ящик французского конька. Шурин привёз из Франции, он тоже интендант, – видимо, был за ними какой то грешок.

– Взятка должностному лицу… – сделал я строгое лицо и грустно покачал головой. – Сделаю вид, на первый раз, что не слышал вашего предложения.

Мы прошли к борту первого грузовика, причём я не только осмотрел зад, но и, откинув тент, заглянул в кузов.

– Что в бочке?

– Топливо. Полная бочка бензина. В четвёртой машине такая же, но уполовиненная. Остальные машины пусты.

– Проверим. Идём смотреть следующую.

– Зубы болят? – участливо спросил лейтенант, когда я закончил со второй машиной.

– Да, ноют. Хотел к зубному врачу сходить, да вот эта история на аэродроме спутала все планы, по тревоге подняли.

– Это где два самолёта угнали? Слышал. Вот же наглость какая!

Пока мы шли, осматривая машины, показался конец немецкой колонны. Помимо её, я отслеживал стоявших группкой водителей и их сопровождение. Так вот, один из солдат, сунув сигареты в рот, обхлопал карманы и, спросив, видимо, у соседей огня, подошёл к одному из моих бойцов и попросил закурить. К счастью, тот тоже курил. Сообразив по папиросе во рту, что от него хотят, сам дал огня. Немец прикурил, кивком поблагодарил и отошёл, а наш боец, было заметно, с некоторым облегчением вздохнул.

– Фельдфебель, мы очень торопимся. Давай я тебе презентую целый ящик шоколада, и мы поедем?

– Что-о-о?! – громко возмутился я.

Это был сигнал для бойца, что меня сопровождал. Сам я и пальцем ничего не делал, лишь чуть наклонялся, чтобы осмотреть корму очередного грузовика. А боец убирал тент и делал всю работу. Я лишь смотрел и контролировал. Как мы и договорились, при таком моём вскрике он с громким металлическим лязгом взвёл затвор автомата, направив его на лейтенанта, отчего тот вымученно улыбнулся. Лично откинув полы тента третьего грузовика, я понял, почему интендант так нервничал. Документы у него были в порядке, а вот груз нетипичный. К тому же в кузове сидел солдат, что вылезать не спешил, хотя я у головного грузовика приказал собрать всех водителей и сопровождающих. Ну, а причина смущения интенданта была в том, что в кузове находились четыре девушки, все в форме военнослужащих РККА. В очень рваной и грязной форме. Причём некоторые девушки, а они все были красивы как на подбор, слегка побиты.

– Покинуть машину, – приказал я охраннику, а когда тот выполнил мой приказ и выпрямился по стройке смирно рядом с бортом машины, я спросил у офицера, продолжая морщиться и прижимать к щеке платок: – И что это такое?

– Командир приказал привезти несколько славянских сучек. У него брат организовал два борделя в Берлине, нужны девушки. Послушай, фельдфебель, у полковника большие связи, с твоим начальником он шнапс литрами пьёт. Не отпустишь, у тебя точно будут проблемы. Три дня назад ваши нас отпустили с таким же грузом, почему же сейчас не решить вопрос полюбовно?

– Это решит мой начальник. Пройдём к бронетранспортёру, свяжемся с ним.

Колонна немцев уже прошла, только пыль медленно оседала, так что ничто не мешало нам спокойно действовать.

– Присмотри за ними, – сказал я на немецком своему сопровождающему и дополнительно ткнул пальцем в дорогу.

Вот это мы как раз не обговаривали, но знак тот, к счастью, понял, и остался стоять рядом с солдатом, с интересом поглядывая на связанных девчат через верх борта грузовика. Те тоже глядели на нас, кто зло, кто с испугом, но никто не безразлично. Мы же прошли к бронетранспортёру, где я на подходе достал пистолет и ткнул его в бок офицеру.

– Руки. Поднять руки.

– Хенде хох! – заорали бойцы, беря водителей и солдат сопровождения на прицел. А вот от третьего грузовика коротко прозвучала автоматная очередь, боец среагировал правильно, не стал работать по охраннику ножом, срезал очередью из МП.

– Что происходит? – испуганно дёрнулся тот.

– Вы уже поняли, лейтенант. Мы русская диверсионная группа. Та самая, что с аэродрома угнала два самолёта.

К моему удивлению, по завершении операции, как раз когда я объяснял интенданту суть дела, одновременно извлекая из его кобуры хромированный вальтер, на опушку вышло не шесть пограничников, а практически вся группа лейтенанта Подорожного вместе с ним самим.

– Немцев раздеть и уничтожить. Форму связать в узлы и убрать в один из грузовиков. В пятый, тот, что вездеходный, – скомандовал я своим бойцам. – Лосев, там в третьем грузовике наши дивчины, немцы их в Германию хотели увезти, в бордель, позаботься о них. Минский, проверь остальные машины… Лейтенант, а ты тут откуда взялся?

Подошедший Подорожный, ребята которого тоже с охоткой включились в дело, пояснил:

– Там за поворотом съезд был, мы отогнали машины, оставили их в лесу и бегом отправились к вам. Решили подстраховать. Тут ещё эта колонна появилась… Та лесная дорога, конечно, заброшена была, да и накатали её явно телегами, но технику скрыла, не заметили. Жаль только, генеральскую машину ветками поцарапали.

– Да это не генеральская, – отмахнулся я. – Одно слово, что кабриолет. Полковник генерала подвозил… Ладно, пять грузовиков забирай, а вездеход нам. Не знаю, как он в эту колонну затесался, но не отдам. Машина нужная, редкая, нам самим пригодится. Там в третьем грузовике четыре наших девушки-военнослужащих. Немцы их в плен взяли, решили в Германию отправить, в бордели. Как я понял, это у них не первый рейс. В общем, тоже забирай. В первой и четвёртой машинах стоят бочки с бензином. В первой полная, в четвёртой уполовиненная. Вам должно хватить.

– Товарищ майор, – оживился лейтенант. – Там в лесу, километрах в трёх, на дороге три брошенных Т-26 стоят. Может, им топливо подойдёт? У нас и танкисты есть, они уже машины осматривали, когда на дороге пусто было. Два танка целых, видимо сами съехали на обочину, прежде чем топливо закончилось. Даже боезапас имеется, а вот третий явно столкнули с дороги, повреждения есть, и гусеница порвана.

– Бензин, конечно, не совсем той октановой марки, но подойдёт, – согласился я. – Двигатели угробить не успеете, если быстро на родной бензин перейдёте… Ты технику давай в лагерь отправляй, там уже начальство решит. А по возвращении, договорённость не забудь, лётчиков приведи. Сам я в лагерь не пойду, времени на разные совещания нет, работать буду. Вам ведь ещё нужно не меньше двух десятков грузовиков. Желательно с бронетехникой. Так что не задерживайся.

– Понял, – козырнул тот. – Разрешите действовать?

– Добро, – кивнул я и посмотрел в сторону столба пыли на дороге. Оттуда, откуда мы приехали, двигались мотоциклисты, наблюдатель сообщил.

Погранцы уже приняли машины, и, ревя моторами, потерявшая одну единицу техники колонна скрылась на лесной дороге. Один из моих водителей, быстро освоившись в кабине этого трофейного грузовика, перегнал его к нашей технике, загнав за бронетранспортёр. Кстати, при осмотре кабины и кузова, помимо солдатского ранца с сухпайком, видимо водителя, были найдены два ящика гранат под лавкой. Те самые, что с длинными деревянными ручками, и, видимо, забытый ящик с фурнитурой для рядового состава. Иначе почему он там лежал?

Бойцы успели покидать в кузов узлы с формой, амуницией и оружием, включая офицерскую, все немцы были ликвидированы по моему приказу, как мимо нас проскочило семь мотоциклов с седоками. Не патруль, блях не было. Три одиночки, остальные тяжёлые, с колясками и пулемётами. Я их не тормозил. Не успели они скрыться за поворотом лесной дороги, где совсем недавно виднелись грузовики Подорожного – надеюсь, он успел уйти на заброшенную дорогу, чтобы не попасться на глаза немцам, – как на лесной дороге показался танк. Да не просто танк, а «четвёрка», новейший боевой танк Германии, считавшийся тяжёлым. Ага, после КВ он и на средний едва тянул. За танком пристроилось два грузовика, и всё.

– Внимание! – громко сказал я. – Останавливаем танк и грузовики. Если в грузовиках нет солдат, берём их, уничтожая водителей и экипаж. Приготовиться.

Меня заинтересовало, почему танк идёт один, вполне возможно, он из реммастерских, а грузовики вообще левые, скорее всего, догнали и не могут обогнать боевую машину, что занимала большую часть и так не широкой дороги. Подняв руку, я махнул мехводу на обочину, чтобы встал тут. Тот выполнил приказ, да и командир танка, что виднелся в люке башни, в микрофон продублировал мой приказ. Так же я остановил и оба грузовика. Оба водителя, пользуясь тем, что боевая машина начала сползать на обочину, объехали её и встали перед танком. Воспользовались, так сказать, моментом, но и мне пришлось сначала проверить их. Грузовики явно были перегружены, по посадке видно, а в том, что они не вместе с танком, я, как оказалось, ошибся. В грузовиках помимо боекомплекта для «четвёрки» было четыре бочки топлива для него. Ну, не совсем для него, скорее для подразделения, где состоял этот танк. А причина обгона банальная. Водителям надоело глотать пыль, поднятую гусеницами, и они решили, обогнав танк, в одиночку добраться до местоположения части, как оказалось, она недалеко. Тот самый штаб моторизованного полка, где якобы у полковника помяли личную «Альфа-Ромео». «Четвёрка» именно из этого полка была.

Проверив документы водителей и их путевые листы, я прошёл к танку, оттуда как раз спустился командир и покосился на нашего наблюдателя. Тот кивнул – чисто, можно работать. Выстрел из резко выхваченного из-за пояса вальтера ударил по ушам и нервам, командир танка, схватившись за грудь, упал у гусеницы, а я уж подскочил к люку мехвода и стрелял в него, а также и в других членов экипажа. Весь экипаж находился в танке на своих местах, видимо, то, что по лесной дороге двигались, поспособствовало, иначе они бы не сидели в душной коробке. К счастью, из люка мехвода можно было видеть весь экипаж. Да и один из бойцов подскочил ко мне на помощь и, забравшись на броню, через боковой люк застрелил последнего немца, что уже почти достал из кобуры парабеллум. С моей стороны его туша мехвода загораживала, никак достать не мог. При осмотре грузовиков солдат выявлено не было, только то, что и было записано в путевых листах и нарядах. Поэтому бойцы шустро вытащили тела немцев из танка. Разоружили и утащили на опушку.

Танк я лично заглушил, а то он на холостом ходу работал, и там один из бойцов прибирался. Вот сам танк отдавать я не хотел, но был вынужден, танкистов для него у меня не было. Как оказалось, лагерь окруженцев был едва в километре. Уже всю технику к ним перегнали, включая грузовик с продовольствием. Ему больше всего обрадовались. Я передал генералу через Подорожного, чтобы не экономили, мол, ещё добудем. Так вот, вернувшийся лейтенант, оставив часть своих людей, принял технику, включая танк, и отогнал её снова на ту же лесную дорогу. Ну, как отогнал, ни один из его водителей с этой машиной справиться так и не смог, пришлось самому вести, одновременно показывая, что делать, самому опытному пограничнику. Загнал на ту самую лесную дорогу, она действительно была недалеко, почти сразу за поворотом, и через лес вернулся к своим. Тут уже наши танкисты из окруженцев танк примут, главное, в лесу укрыт.

Кстати, после первого рейса погранцы действительно привели пилотов, аж четырёх. Все добровольцы. Так что, отогнав танк, я смог с ними нормально поговорить. Пост наш на дороге всё ещё действовал, и пока мимо проходила очередная крупная колонна немцев – мы её не тормозили, зубы обломаем, – я забрался в кузов грузовика и пообщался с летунами. Четвёртый оказался штурманом, с которым командир экипажа не хотел расставаться ни в коем случае. Двое истребители, один пилот тяжёлого бомбардировщика.

– Сто шестнадцатый истребительный полк? – поинтересовался я у одного молоденького сержанта, который только в этом году выпустился из лётного училища. Несмотря на молодость, два сбитых на счету он имел. – Соломина знаешь?

– Знаю, товарищ майор, меня три дня назад сбили, наверное, он с остатками полка передислоцируется на новое место.

– Уже нет. Нет вашего полка, сержант, колонну, что шла к нам в тыл, немцы окружили, почти всю уничтожили, часть людей взяли в плен, включая Соломина. Это точно, я его из плена освободил. Он уже у наших. Мы тут у немцев вчера ночью два связных самолёта угнали, и он с ещё одним лётчиком перегнали их за линию фронта. Пока нам не сообщали, долетели или нет, но нужно повторить этот фокус. Точно такой же уже не получится, но есть пара идей. В общем, ваша задача, ребята, перегнать транспортный «Юнкерс» к нашим. Мы тут генерала немецкого взяли, очень важные документы. На вас всё это доставить командованию. Последние сведения по всем силам немцев на этом участке фронта, с указанием будущих ударов. Эти сведения как можно быстрее должны быть отправлены к нашим. Всё ясно?

– Ясно, товарищ майор, – кивнул тот же сержант. – А как вы самолёт добудете?

– Ваша задача управлять им, может, в дополнение, в прикрытие истребитель другой удастся добыть, а как их добывать, это уже наши проблемы. Всё ясно?

– Ясно, товарищ майор, – почти хором ответили летуны.

– Голодны?

– Есть такое, – кивнул один из летунов в звании майора. – Как лейтенант-пограничник грузовик с продовольствием пригнал, началось распределение, а нас к вам отправили.

– Ясно. Ну, сейчас продовольствия добудем и вас накормим. Отдыхайте пока. Оружия для вас нет, всё свободное и лишнее с пограничниками отправили, автоматов не обещаю, но следующие трофейные карабины выдам. Пригодятся.

– Помощь нужна? – спросил майор Тонин, командир эскадрильи тяжёлого бомбардировочного полка.

Тот рассказал, как тут очутился. Сообщил, что их ночников днём отправили бомбить переправу. Приказ они выполнили, но, похоже, ни одна машина до родного аэродрома не добралась. Немецкие стервятники так на них накинулись, что раз за разом сбивали бомбардировщики. Вот и экипажу Тонина не повезло, пришлось прыгать. Причём бой они держали не только в воздухе, но и на земле. Выжили двое из всего экипажа, майор и старлей, его штурман. Хорошо, рядом окруженцы шли, чуть не на голову им выпрыгнули, но за приземлением не только они следили, но и немецкий патруль. Часть летунов из пулемётов ещё в воздухе расстреляли и приблизились, чтобы взять выживших, а тут залп из кустов. Вот так их и спасли.

На майора и старлея я поглядывал задумчиво, уж не о них ли Сева рассказывал, однако даты не совпадали, вроде однофамилец должен был с ними встретиться раньше. По срокам не сходится. Неужто мои действия всё же изменили историю? Пока не знаю, мне на месте это плохо видно. С другой стороны, изучая данные на добытых картах, я отметил, что немцы на девятое июля, то есть на сегодня, только вышли к Могилеву и готовились его штурмовать, тогда как в моей истории там в это время уже шли серьёзные бои.

Оставив летунов в кузове грузовика, я вышел на дорогу. У той транспортной колонны, что шла по лесной дороге в сторону фронта, конца-края не было видно, похоже, более сорока грузовиков в ней было. Наконец показался крайний грузовик, который мы также пропустили. В это время наблюдатель засёк пыль и грузовики с тыла. От фронта шла санитарная колонна, раненых вывозили. Все одиннадцать машин были переполнены. Мы их проводили злорадными взглядами. Дают наши прикурить немчуре!

В следующий раз было четыре грузовика, но зато в сопровождении бронетранспортёра. Остановили и взяли. В грузовиках было, как по заказу, одно только продовольствие, так что пришлось действовать, несмотря на наличие бронетехники. Всё прошло как и с танкистами, перестреляли, а пограничники перегнали технику к своим. Бронетранспортер, между прочим, шёл также из реммастерских и имел в своём кузове спаренную зенитную пулемётную установку на вертлюге. Кстати, часть груза мои бойцы перекидали в трофейный грузовик. Брали лучшее. Лосев, что вёл приём, выдал летунам несколько пайков, чтобы утолили голод. Также им ушли один МП и три карабина с боезапасом. Пусть будет, а то у них одни пистолеты.

– Товарищ майор, – подошёл ко мне, когда на дороге было пусто, Подорожный, вернувшись с очередного перегона. Мы недавно порожнюю колонну взяли, аж четырнадцать грузовиков без сопровождения, так что теоретически техники должно хватить, но всё равно ещё с пяток машин нужно.

– Слушаю, лейтенант, – обернулся я к нему, опуская бинокль. Наблюдатель засёк столб пыли на дороге со стороны фронта, вот я его и рассматривал. Не грузовики. Похоже, мотоциклисты приближались. Три машины.

– Товарищ генерал приказал вам явиться к нему. Как можно быстрее.

– Укройся, немцы близко.

Наблюдатель не засёк других колонн, так что когда немцы приблизились, сами сбрасывая скорость и пристально разглядывая нас, я почувствовал недоброе. Бляхи на груди, готовность к бою – искали явно нас. Падая на землю, я заорал:

– Огонь!

Почти сразу затрещали выстрелы, пока я готовил к бою свой автомат – длинный магазин мешал стрелять из положения лёжа, но я успел выпустить одну короткую очередь, как всё было кончено. Парни не сплоховали, да и пограничники с опушки прикрыли. Все фельджандармы, наши «коллеги», были уничтожены.

– Огонь погасить. Собрать трофеи. Два уцелевших мотоцикла откатить и замаскировать в лесу. Выполнять! – вскочив на ноги, заорал я.

Бойцы забегали, некоторые лопатками стали кидать на один из мотоциклов землю, пытаясь погасить пламя – пуля попала в бак. Два других мотоцикла, как оказалось, тоже были приведены в негодность, поэтому с сняв с них всё, что можно, их укатили в лес. Мотоцикл, наконец, погасили, а то он было начал пачкать небо чёрным дымом, и тоже убрали с дороги. Саму дорогу подмели от гильз пучком веток. Прибрались.

– Видел, лейтенант? А ты говоришь, к генералу… Ваши танкисты те брошенные танки уже осмотрели?

– Не только, но и пригнали в лагерь, третий починили. Приходилось прятаться, когда немцы по дороге проезжали. Мы забрали все снаряды из БТ и отправили им. Немецкий танк и бронетранспортёр тоже освоили, но людей едва хватило на пять единиц бронетехники.

– Отлично. По нашей группе. Всё, мы уходим, так что никакого генерала. Значит, передай ему вот что. Это карта жандармов, что искали именно нас и были нами уничтожены. Тут много обозначений. Вот это ближайший фронтовой немецкий аэродром. Тут по дороге до него километров двенадцать по прямой. Мы-то плутали, а вам этого не требуется. Значит, возьмёте свои самые боеспособные части, танки, и двинете к нему. Вот здесь зарисовки обороны этого аэродрома, где зенитки, вкопанные танки, посты, технический и лётный состав расположены, включая стоянки самолётов и местонахождение штаба. Ваша задача: ночью огнём и мечом пройтись по аэродрому и уничтожить его. Основная задача – именно летный и технический состав. Сами самолёты не так и важны, без специалистов это лишь кусок металла, управлять некому будет. Подойдёте вплотную на трофейной бронетехнике и вдарите, сразу подавив оборону, а дальше знаете, что делать. В том грузовике, что я вам отдал первым, несколько ящиков осветительных ракет. Пригодятся при атаке на аэродром. Всё понял, лейтенант? Передашь?

– Передам, товарищ майор, но вот последует ли вашему плану товарищ генерал?

– Передай ему, что я работаю под прямым контролем товарища Сталина, у нас имеется связь с ним, так что невыполнение приказа… Последует, не волнуйся. Ну, всё, прощаемся, и так мы на этом месте слишком задержались. В общем, лейтенант, ты понял. Пусть генерал забирает раненых, выдаст продовольствие всем, кто не уместится на машинах, и выдвигается. Все немецкие части, что стоят на отдыхе или занимают деревни, обозначены, доберётесь и до аэродрома, и до наших. Тут даже посты отмечены. Основная колонна атакует аэродром, все, кто уцелеет, соединяются с машинами с ранеными, те пусть в сторонке подождут, и пусть всю ночь двигаются в сторону фронта. Удачи, лейтенант.

– И вам, товарищ майор, тоже удачи.

Аккуратно свернув карту и убрав её в трофейный планшет, лейтенант, вытянувшись, козырнул и заторопился за своими бойцами к опушке. В этот раз они уходили пешком, хотя и были загружены трофеями, забрали все три пулемёта с расстрелянных мотоциклов.

– По машинам! – скомандовал я, подходя к кабине бронетранспортёра, в боевом отсеке которого продолжали сидеть немцы. Их лишь раз выпустили до ветру да покормили прямо на месте.

Тут я обернулся. Тишину нарушил гул приближающейся по лесной дороге колонны, видимо, очередная транспортная идёт. Хм, ладно, живите пока, а мы передислоцируемся.

Аэродром, который я поручил атаковать генералу, меня не интересовал, мы направлялись к совершенно другому, который находился почти в семидесяти километрах от нас. Был у меня план, как добыть самолёт. Немного оригинальный, но думаю, пройдёт. Тут главное, побольше наглости.

Запустив двигатель, я выгнал бронированную машину на дорогу и двинул следом за мотоциклом Минского, за мной шёл грузовик с летунами и двумя бойцами в кузове, а замыкал нашу небольшую колонну мотоцикл Майского с напарником. Пока всё в норме, а дальше видно будет. Вот только терзала меня смутная тревога. Чуйка разыгралась, что что-то может случиться, и вот это мне не нравилось. Чуйке своей я доверял.

Посмотрев на Лосева, что сидел рядом, я велел ему:

– Передай бойцам, чтобы утроили наблюдение. Что-то предчувствия у меня нехорошие.

Как оказалось чуть позже, мои опасения полностью подтвердились. Никак я не ожидал, что моя эпопея по немецким тылам так быстро закончится. Однако всё же попробуем побарахтаться.

Поднявшись на холм, я остановил «Ганомаг» и, схватив бинокль, висевший на груди, осмотрел пост фельджандармов на перекрёстке дорог. Что ему тут делать? Карта у меня свежая, с сегодняшними данными, по ней никаких постов тут не было.

– Предчувствия меня не обманули. Наши. Похоже, Михайлов оказался способным учеником, под фельджандармов работают. Интересно, а где танки и другая техника? Тут лишь два мотоцикла с «коллегами».

Мы стояли на холме, а внизу на перекрёстке действительно располагался пост. То, что это наши, я сразу определил, как только взялся за бинокль.

– Товарищ майор, а это точно наши? – спросил Лосев, сидевший рядом, также опуская свой бинокль, у него их вроде два было припрятано, тот ещё трофейщик.

– Точно, вон громила в немецкой форме с пулемётом на плече – это миномётчик из взвода Погорелова, гигант. Странно, что ему трофейную форму подобрать смогли, видимо, у такого же громилы отобрали.

– А, ну да, точно, узнаю. Вот ещё один миномётчик, а вот тот танкист, я ему сапоги чинил. Точно наши.

– Старший на посту, похоже, Казанцев, вон он в форме ефрейтора на мотоцикле сидит, ножки свесив, и нас в бинокль разглядывает. Напряглись парни, не знают, что от нас ждать. Хм, а погранцов нет, ни одного. Похоже, разбежались у парней с ними пути-дорожки.

– Что делать будем? – спросил ординарец.

Положив подбородок на руки, сложенные на руле, я пробормотал:

– Думаю, – покосившись вправо, на дорогу в сторону передовой, указал указательным пальцем: – Пленных гонят.

Лосев снова поднял бинокль и стал рассматривать колонну пленных.

– А у нас за пять часов работы на развилке ни одной колонны пленных не было.

– Да, – согласился я. – Только транспортные да боевые части, видимо, резервы перекидывали… Вот что, давай прыгай на мотоцикл к Минскому и скатайся, узнай у Казанцева, что они тут забыли. Половина бойцов там тебя в лицо знают, опознаетесь. Мы тут подождём. Если будут проблемы, подними автомат над головой, мы уйдём, ну и по возможности постараемся тебя отбить. Всё же у меня снайпер в боевом отсеке. Если задерживать не будут, вернёшься, доложишь.

– Сделаю, – уверенно кивнул Лосев и, открыв дверцу, покинул бронетранспортёр.

Через несколько секунд, завывая мотором, передовой мотоцикл покатил вниз по склону к посту, до того всего метров триста было.

– Васютин, – окликнул я бойца, что сидел в десантном отсеке.

– Тута, товарищ майор, – моментом откликнулся тот, заглядывая ко мне.

– Там ранец с противопехотными минами должен где-то быть. Найди.

– Туточки он.

– Отложи в сторону, скоро они понадобятся.

Прорыв

* * *

Мотоцикл пылил, скатываясь по склону к ложному посту внизу. Было заметно, что если поначалу ложные фельджандармы забеспокоились, то потом расслабились. Опознали-таки Лосева. Тем более тот был в форме красноармейца, сидел сразу за старшим сержантом Минским. Лейтенант Казанцев, что и командовал этой группой, вышел вперёд, когда мотоцикл с моими бойцами подъехал вплотную и остановился. Разговор долго не продлился, не только мы, но и Казанцев со своими видел огромную толпу пленных, которых сотня немцев вела в свой глубокий тыл. Кстати, а вели к ближайшей железнодорожной станции, судя по карте. Эта дорога именно туда и пролегала.

Видимо, всё, что нужно, Лосев выяснил достаточно быстро, потому как снова занял сиденье позади Минского, и мотоцикл, развернувшись, ревя мотором, стал подниматься на холм, где стояли мой бронетранспортёр, грузовик и второй мотоцикл с Майским. Причём группа Казанцева, быстро собравшись и устроившись на своих транспортных средствах, последовала за ними. Видимо, лейтенант хотел лично со мной поговорить. Пока не знаю зачем, но мало ли что, отложив ревизию мин и детонаторов к ним, сами запалы хранились у меня в планшетке, я открыл скрипнувшую петлями дверцу с водительской стороны бронетранспортёра и покинул кабину, поправляя складки своей формы фельдфебеля вермахта. Встав, я спокойно ожидал возвращения Лосева и прибытия группы Казанцева. Было их шесть человек по количеству транспорта. На двух тяжёлых «БМВ» сидели хорошо знакомые мне бойцы, всех их я знал в лицо, с Казанцевым так тем более, не раз ставил ему задачи по той или иной боевой операции.

Минский, проехав мимо, лихо развернулся и встал на обочине так, чтобы пулемётчик держал дорогу, где вдали уже хорошо виднелась колонна пленных, под контролем пулемёта. Тут и оба мотоцикла Казанцева подкатили. Сам лейтенант, лихо соскочив с передового мотоцикла, молодцевато отдал честь, рассматривая меня радостно блестевшими глазами, и, немного запинаясь от волнения, доложил:

– Товарищ майор, группа под моим командованием занимается добычей припасов по приказу старшего лейтенанта Михайлова. Один из приказов гласил: найти вас и вывести вас на стоянку нашей основной группы. Товарищ старший лейтенант хочет, чтобы вы снова взяли командование над нами.

– Так тяжело? – осмотрев лейтенанта с ног до головы, уточнил я.

Бойцы уже были опытные. И хотя они не такое и долгое время пробыли под моим командованием, но успели вкусить радость побед и получили некоторый опыт. То есть как организовывать ложные посты фельджандармов и как носить трофейную форму знали, хотя в основном этим занимались пограничники Волохова, даже благодаря мне имели представление об уставе вермахта, чтобы не засыпаться по мелочам. В этой группе погранцов не было, четверо миномётчиков из взвода Подгорного и двое танкистов, тут я и самого Казанцева считаю. Тот был одет в форму рядового, но форма подогнана отлично, всё правильно в амуниции располагалось, карабин на плече. В общем, с виду настоящий пост, но никто из ложных жандармов по-немецки не говорил. Решили на шару действовать, так как группа Михайлова остро нуждалась в припасах, тут не только топливо и боепитание, но и продовольствие, второй день не ели. После того как те позавчера покинули лагерь, ничего добыть им не удалось, не везло. Решили пропускать крупные колонны и брать одиночные грузовики, ну или небольшие группы из двух-трёх машин. Требовалось добыть продовольствие и топливо. Группа Казанцева у Михайлова была одна, сначала пытались работать в другом месте, но слишком оживлённая трасса, сегодня перебрались сюда, и вот результат, встретились с нами. Пока ничего подходящего им не попалось. Уже часа три тут стоят, но ничего из интересного. Тут тоже ясно, мы же на этой дороге фактически и работали и все небольшие колонны перехватили, вот Казанцеву ничего и не досталось.

А то, что о моём побеге те знали, Казанцев сам сообщил. Да, они покинули лагерь, когда я ещё в подвале сидел. Тут Михайлов как поступил, увёл исправную технику докуда остатков топлива хватило и отправил шестерых надёжных парней обратно, с приказом по-тихому освободить меня. Вот те и выяснили, что я уже сам бежал со своими людьми, и вернулись ни с чем. Старлей, прекрасно представляя, что я на месте не усижу и найти меня можно будет только случайно, встретить где на дороге, отрядил группу Казанцева, и тем действительно повезло. Правда, как доложил лейтенант, таких групп, отправленных на мои поиски, было разослано ещё четыре, пешими, но только у Казанцева была трофейная форма, у него основная задача – добыча нужных трофеев, остальные искали меня в красноармейской, стараясь не выходить на дороги.

Задумавшись, я посмотрел на лейтенанта и сказал:

– Стремления Михайлова мне понятны, у него слишком мало опыта, чтобы командовать мангруппой, и моя помощь будет кстати, и я не против, в ближайшие пару дней мне будут нужны танки и танкисты, в которых я уверен. Для миномётчиков тоже работа найдётся. Рейд у меня продолжается. Нужно поговорить с Михайловым, он далеко?

– В восемнадцати километрах наша стоянка. Укрылись в овраге, натянув сверху маскировочные сети, оттого нас пока и не обнаружили. Следы гусениц замаскировали. Маскировка очень хороша, вы бы остались довольны.

– Возможно, – так же задумчиво покивал я, внимательно слушая лейтенанта. – Отправляться к группе с пустыми руками не стоит, значит, придётся поискать всё, что требуется. Перечисли, что вы увели из общего лагеря?

– Да всё, кроме двух немецких бронетранспортёров, КВ капитана Якушева и двух танков на последнем издыхании. Того, у которого проблемы с коробкой, и у другого, где двигатель греется. Мы с них всё сняли и ушли. Бойцы Волохова пытались задержать нас, но мы на них пушки повернули, и они отступили. Злые были. Ещё взяли три грузовика, остальное пограничники не дали. Ваш внедорожник с зениткой тоже себе оставили, его старший лейтенант Волохов себе забрал. Эти два мотоцикла – всё, что у нас есть. Вот кухню увести не дали, интендант и часть хозвзвода остались в общем лагере, а ремонтный взвод в полном составе и бойцы Погорелова – все с нами. Экипаж и часть танкистов, что пришли с Якушевым, тоже остались с ним. Мы с ними плохо знакомы были. В общем, весь наш старый состав с нами. Те, кто ещё сомневался, ушли следом за нами уже после того, как вы сбежали, их наши разведчики привели, которые должны были вас освободить.

– Понятно. Значит, так, лейтенант. К своим двинем, как стемнеет, а сейчас у нас есть срочное задание. Мы с моими новыми бойцами взяли в плен ещё одного немецкого генерала, в кузове с адъютантом и полковником сидит. При них были карты и все документы по местонахождению немецких войск ближайших армий в настоящее время. Думаю, ты понимаешь всю важность этих бумаг. Они в срочном порядке должны оказаться в Генштабе в Москве. Даже не в штабе фронта, который тут стоит, потому как Павлов, не знаю, арестовали его или ещё нет, доверия у меня не вызывает. Он или дурак, или предатель. Поэтому идём к аэродрому, отбиваем самолёт, пилоты у меня есть, и отправляем их прямиком в Москву. Если возьмём транспортный «юнкерс», дальности у него хватит. Медлить не будем, у нас мало времени. По пути будем работать под посты, добывать всё то, что нужно Михайлову. Всё ясно?

– Так точно, товарищ майор, – по-старорежимному, как я и учил, козырнул тот. – Разрешите доложить?

– Что у вас?

– Баки пустые, мы сюда на последних каплях приехали, последнее с грузовиков сливали, решили, что без трофеев этот перекрёсток не покинем.

– Вон канистры на борту бронетранспортёра. Заправляйтесь, а я пока посмотрю, что там с колонной пленных. Хочу освободить их. Постреляем конвой.

– Так мы только за, – широко улыбнулся лейтенант.

Пока Казанцев командовал заправкой, он и в наш французский грузовик заглянул, на пленных немцев посмотреть, заодно перекинулся парой слов с лётчиками, а я отошёл к капоту бронетранспортёра и достал из планшета карту. Минский её рукой прижимал, иначе ветерок края трепал. Изредка задумчиво кидая взгляд на приближающуюся колонну пленных, я стал планировать дальнейшие шаги. До наступления темноты осталось не так и долго, фактически меньше часа, и нужно многое успеть. Пока я занимался делом, все старались не шуметь, понимая, что отвлекать меня сейчас не стоит, Лосев тоже не сидел без дела. Бойцы Казанцева, как и остальные из группы Михайлова, голодны, а запасы продовольствия в грузовике у нас были, так что Михайлов, забравшись в кузов, распределил их на пайки и выдал бойцам. Поэтому, когда я уже мысленно спланировал операцию, те как раз заканчивали ужинать, жадно хватая всё, что им выдали. Да уж, двое суток без еды, фактически на одной воде, это серьёзно. Если так протянуть, у всех бойцов и командиров мангруппы будет резкий упадок сил.

К этому моменту пленные уже совсем приблизились, их стало видно невооружённым глазом, и стоило бы поторопиться. Насчёт некоторых из пленных в колонне у меня были серьёзные планы. Мне одна интересная идея пришла в голову, я и решил: а почему бы не попробовать? Можно оперировать и подобными силами. Если проще, то мне был нужен технический состав ВВС и сами лётчики. В этот раз нужны все, кто относится к авиации: техники, оружейники, летчики, да даже зенитчики или те же командиры, способные управлять авиаподразделением. Да, я решил изменить себе и создать новый основной боевой состав. Михайлова я тоже планировал держать при себе и устраивать рейды, но не так, как мы делали до этого. Новая боевая группа станет авиационной. Вот тут могут открыться шикарные возможности для совместных действий авиации и танков в тылу врага. Да мы такой террор сможем навести, что полностью блокируем транспортные артерии вермахта.

К сожалению, пленным в колонне не повезло, наблюдатель подал сигнал, на дороге появилось облако пыли и показалась длинная моторизованная колонна, что двигалась в сторону передовой. Зло ударив по капоту бронетранспортёра и слегка отбив кулак, я свернул карту и убрал её в планшет, после чего сухо скомандовал:

– По машинам.

Ставить задачу немедленно я не стал, отъедем чуть дальше, соберу всех своих и тогда сообщу, что спланировал. Я никогда не работал, как другие командиры в РККА, то есть не действовал шаблонно. Также я старался ставить в известность по плану всех, начиная от командиров, заканчивая обычными бойцами, чтобы каждый знал, что делать, и операция шла как швейцарские часики. А то командир поставит приказ, а что кому делать, в подразделениях не знают, как сержанты надумают, так и поступают, что не всегда приводит к нужным результатам, я же обычно всё разжёвываю, что именно нужно делать. Именно это и обеспечивало нашу высокую мобильность и высокие показатели в действиях в тылу противника, с нанесением ударов по уязвимым точкам в местах концентрации их войск. Вот и сейчас не собирался отступать от своих привычек.

Выстроившись в колонну – Минский всё так же возглавлял нашу группу – и двигаясь впереди, мы успели спуститься с холма к перекрёстку, где до этого стоял пост Казанцева, и выехали на дорогу прежде, чем подъехала колонна немцев. В общем, мы свернули в тыл немцев. Ха, несмотря на то что нам помешали освободить часть пленных, уничтожив конвой, я не передумал проводить эту боевую операцию. Мне нужны были люди, причём высокомотивированные, коих в этой колонне должно было успеть скопиться немало. Пока мы стояли на холме, то слышали далёкие одиночные хлопки выстрелов немецких карабинов. Их три было, если быть точным, Казанцев специально смотрел в бинокль, чтобы подтвердить мои слова о происхождении этих выстрелов, и с белым от бешенства лицом подтвердил: немцы добивали раненых и уставших, которые не могли идти дальше. В принципе, бойцам это и так было известно, но одно дело слова, другое – когда они сами всё это видят. Так что пока гнали этих пленных, успевших нахлебаться гостеприимства немцев по самое не балуйся, вот таких я и хотел набрать. Остальных, что не захотят к нам, неволить не буду. Это моим бойцам известно, что их ждёт, а те пусть на своей шкуре прочувствуют.

Отъехали мы на километр, найдя просто отличное место для атаки, а точнее, расстрела конвоя. Открытое со всех сторон поле с ровной дорогой, спрятаться просто негде. Конечно, и нас видно, но мы изображали усиленный пост, так что место для него вполне походит, тут был перекрёсток нескольких второстепенных полевых дорог. Бойцы так развернули мотоциклы, чтобы держать обе обочины дороги, по которой к нам шла колонна, под прицелом. Немцы как раз по обочинам и шли, выдерживая дистанцию, чтобы пленные не успели в рывке добежать и напасть, поэтому у нас была фактически идеальная позиция для стрельбы. Для того я это место и выбрал. Вот так и поставил задачу, когда позиции были подготовлены, а это не сложно, требовалось лишь развернуть мотоциклы и бронетранспортёр с пулемётами, чтобы можно было стрелять. Да ещё снайпер наш в стороне занял позицию. Его задача – отстреливать тех из немцев, что уцелеют и будут самыми активными. Ну, и офицера первым делом снять, а потом унтеров, если они уцелеют, конечно.

Распределив роли каждого, кто откуда стреляет и что потом делать группе, я устроился в бронетранспортёре и стал ожидать, изредка поглядывая на свежую карту, добытую у фельджандармов. Генерал-майору Кротову для уничтожения аэродрома и выхода к нашим я дал другую. Неподалёку имелся пункт сбора трофейного вооружения, всего в четырёх километрах, и вот я планировал захватить его. Тут и пленных вооружу, и возможно, добуду топлива для Михайлова. О продовольствии я помнил, добудем тоже, но уже у немцев. Сомневаюсь, что тут вблизи были склады со столь нужным нам продовольствием.

Спохватившись, я перебрался в десантный отсек и забрал у Лосева свою форму, переоделся, снова став майором РККА. Когда нужно будет говорить с освобождёнными пленными, это может пригодиться. Когда я вернулся на сиденье водителя, то сразу запустил двигатель, наблюдая за совсем приблизившейся колонной пленных. Когда до передних осталось метров пятьдесят, я скомандовал:

– Огонь!

Из-за того, что до железнодорожной станции осталось километра четыре, а уже начало темнеть, видя, что они не успевают, конвойные подгоняли и так выдохшихся пленных как могли. Выстрелы в конце колонны звучали всё чаще, однако нам это всё играло на руку. Ну, кроме того, что добивали совсем обессилевших. Из-за наступления сумерек дороги опустели, немцы вставали на постой где могли, в деревнях или в чистом поле, готовясь к ночёвке. К счастью, вокруг никого и ничего не было. Пользоваться мы собирались немецким оружием, опытные ветераны вермахта легко различают, где работают «свои» пулемёты, так что если кто и услышит быстро стихшую перестрелку, то не думаю, что уделят этому много внимания. Не обеспокоятся. Бойцы ждали этого приказа, а сигнал к открытию огня – первый выстрел из пулемёта, стоявшего на бронетранспортере, и как только пулемётчик дал длинную, в двадцать патронов очередь, скосив дальних немцев в конвое, то остальные четыре пулемёта, установленные в колясках, открыли шквальный огонь. Да и трое разведчиков, у которых не было трофейной формы – точнее, теперь была, но я приказал пока не переодеваться, нужно, чтобы пленные видели, что это свои, – высыпали из десантного отсека и, встав на одно колено, открыли огонь из своих СВТ. Бабочкин, который и стоял за пулемётом в бронетранспортёре, короткими очередями гасил любые очаги сопротивления на своей стороне обочины, Лосев у него за второй номер был, готовился подать следующую банку, чтобы перезарядиться, как только отстреляются. К счастью, этого шквального огня, практически в упор, хватило. Немцев мы положили, и пока шла спешная перезарядка пулемётов, надо было один в резерве оставить, разведчики со своими СВТ нас страховали. Да и лётчики, что выглядывали из кузова вездеходного грузовика, тоже держали трофейные карабины наготове. Правда они как раз огня не открывали, у них своя задача была, охранять пленных офицеров.

Как только перезарядка закончилась, я скомандовал:

– Пулемётчики в прикрытие, остальные вперёд, не дать пленным разбежаться.

Пулемётчики короткими очередями поперёк бега, а некоторые всё же рванули в безнадёжный рывок, остановили их. А куда? Открытое поле вокруг со снятым урожаем, укрыться негде, от пули не спрячешься. Так что этими очередями бойцы показали пленным, что шутить с нами не стоит, следующая уже может и на поражение прилететь, пока же только предупреждаем.

Открыв дверцу, я прихватил ППД и, в сопровождении Лосева и трёх бойцов в красноармейской форме, направился к огромной толпе пленных. Два мотоцикла отъехали в сторону в поле, чтобы и конец колонны контролировать. А водители спешились и, держа автоматы наготове, с пулемётчиками подстраховывали нас. Вот так придерживая висевший на плече автомат, я шёл мимо колонны уставших пленных – некоторые уже вооружились за счёт перебитых конвойных, надо сказать, треть можно смело записать на их счёт – и, рассматривая их, только качал головой. Многие ранены, повязки видны, возможно легко, раз такой путь смогли выдержать, но всё же это не очень хорошо. Судя по петлицам и нарукавным нашивкам, командиров вели вместе с рядовым составом. То есть просто собрали в одну общую кучу и гнали к ближайшему сортировочному центру, что и находился как раз в четырёх километрах от нас, в селе у железнодорожной станции. Забыл, как она называется.

Дойдя так до середины колонны, по примерным данным тут было около двух тысяч человек, я посмотрел в обе стороны и громко приказал:

– Построиться в колонну по трое. – И пока ближайшие пленные нехотя выполняли приказ, я повернулся и велел двум бойцам, чтобы те отбежали в сторону и передавали мои приказы тем, кто их не слышит. Раненых этот приказ не касался, они могут отдыхать сидя или лёжа.

Бойцы разбежались, и дело двинулось быстрее. Дальше, закончив строить освобождённых, я приказал: те, кто хочет биться с захватчиками дальше, два шага вперёд; те, кто устал и ему этого не нужно, остаться на месте. Как я и думал, два шага вперёд сделали практически все командиры, из бойцов две трети, остальные остались стоять на месте. Правда и среди них встречались командиры вплоть до капитана. У каждого могут быть свои причины, однако никаких оргвыводов делать я не стал и приказал своим мотоциклистам гнать их прочь. Пусть к станции идут, немцы их там примут. Те и пошли, командовал там тот самый пехотный капитан.

Уже окончательно стемнело, и пришлось зажечь фары мотоциклов и бронетранспортёра. Понятно, что нужно уходить, но просто так это делать не стоит, я, конечно, не из политотдела, но толкнуть речь было просто необходимо.

– Товарищи командиры и красноармейцы. Я майор Корнев, командир моторизованной группы, которая вот уже как несколько недель воюет в тылу немцев, проводя диверсионные мероприятия. Нами были уничтожены аэродром с сотней самолётов, танки, штаб пехотного корпуса, где мы уничтожили пять немецких генералов… – рассказал о боевом пути отряда, бойцы-глашатаи передавали дальше, и закончил я вот какой фразой: – Все вы считаетесь неблагонадёжными как попавшие в плен. Неважно, случайно это произошло или нет, но у вас есть шанс искупить этот проступок, вступив в мою часть. Могу обещать, что атак на пулемёты не будет, мы действуем по-другому, воюем из засад, и никогда до последнего. Всегда ударил – убежал, из-за чего потери в моих подразделениях минимальны, а у противника просто огромны. Формирование подразделений начнётся завтра, сейчас же вам нужно пройти на прямую по полю три километра, так будет ближе, чем по дороге, там за рощей находится небольшой сборочный пункт советского вооружения, собираемого немецкими трофейщиками. За этот счёт вы и вооружитесь. Питания пока не обещаю, похоже, это тоже до завтра, но раненых и ослабевших возьму в кузов грузовика и бронетранспортёра. Места мало, поэтому берём тех, кто уже не может идти. Потерпите, парни, рывок тяжёлый, но он нужный. Старшие командиры, подойдите ко мне, остальным готовиться к выходу.

Среди пленных действительно было несколько командиров в довольно высоком звании. Генералов я не заметил, видимо их как-то по-другому перевозят, а вот полковников оказалось аж трое. Точнее, два полковника и один бригвоенюрист, только у него в петлицах было не по четыре шпалы, как у полковников, а по одному ромбу, хотя в званиях они были фактически равны. Были ещё один подполковник, один военврач первого ранга и заинтересовавший меня специалист-военинженер первого ранга. Также было четыре майора, один из которых танкист в явно повреждённом огнём френче, видимо горевший комбинезон он сбросил. На шее были видны пятна ожогов, на голове бинт. Среди командиров также было несколько раненых. Ещё были командиры и в капитанских званиях, но их больше десятка.

Ещё раз представившись, остановил командиров, которые также хотели представиться, и пояснил:

– У нас очень мало времени. В кузове того грузовика находится пленный немецкий генерал, которого нужно срочно доставить к нашим, он имеет очень важные сведенья. Которые могут помочь выстроить оборону. Думаю, теперь вы понимаете, как нам важно отправить его как можно быстрее в тыл. Это не ваша задача, а моя. Я же поставлю вам такую задачу. Кто из вас, товарищи полковники, боевой командир, а кто работал на штабной работе?

Выяснилось, что оба боевые. Один, тот, что имел артиллерийские эмблемы, был начарта стрелкового корпуса, а второй – командир стрелковой дивизии, окружённой немцами и этим утром окончательно разбитой. Вот с того времени и гонят в тыл. Не кормили, не поили. Попить только однажды довелось, когда вброд реку переходили. Так что обезвоживание тоже царило среди пленных ещё то. В общем, я подумал и, как представитель Генштаба, уж брать на себя полномочия так брать, иначе эти полковники мне подчиняться не будут, я стал ставить задачи:

– Держите карту, можете оставить её себе, у меня ещё есть. Значит, так, товарищ полковник, вы становитесь командиром, а вы, товарищ комдив, заместителем. Ваша задача – довести всех освобождённых вот сюда к пункту сбора трофейной техники. Пока вы идёте, я со своими бойцами уже уничтожу охрану. На месте сразу вооружайтесь. Потом от вас потребуется ночной марш-бросок вот к этому лесному массиву. Там вас будет ждать питание. Полевые кухни я подгоню. Что-то перехватить можете на пункте сбора вооружения, это поддержит ваши силы. Там в лесу вы уже перейдёте под моё командование. У меня есть на вас планы…

– Вот что, майор, – остановил меня полковник. – За то, что освободил, спасибо, но мы всё же старше по званию. Мы уходим к нашим. Думаю, имеющие боевой опыт бойцы и командиры пригодятся на передовой больше, чем тут.

– Что ж, неволить не буду, – мысленно зло ругнувшись на этих дуболомов, я тут же попросил полковника-артиллериста: – Разрешите хотя бы поговорить с бойцами и командирами, мне нужны определённые специалисты в разных родах войск.

– Только после меня.

Полковник оказался прекрасным оратором, из тех, что могут зажигать сердца и поднимать в атаку, поэтому я не удивился, что, когда после него вышел вперёд и взял слово, отправиться под мою руку согласились едва ли сотня человек. Я даже по профессиям их не проверял. Да всё равно все пригодятся. Среди согласившихся уйти под мою руку оказался всего один капитан, да и то из ВВС. Начштаба бомбардировочного полка. Он вызвался, когда узнал, что мне и летуны нужны. Именно его я и поставил командовать своей группой, показал на своей карте, куда нужно идти, и велел, временно сформировав из бойцов роту, немедленно отправляться в путь. Лишь шестеро остались с нами, сил двинуться дальше у них не было. Рота уже ушла, а тут подошёл полковник-артиллерист.

– Вот что, майор, технику мы у тебя забираем…

– Что? – Я даже несколько растерялся от такой наглости. – Может, вам ещё вареньем морду намазать? Всё, полковник, кто не с нами, тот против нас. Теперь сами всё добывайте. Прощаемся.

– Да как ты смее… – договорить тот не успел, от моего мощного удара под дых сложился пополам, жадно хватая воздух, а оба бойца и Лосев, что продолжали страховать меня, вскинули винтовки и автомат, мой ординарец был вооружён таким же ППД, как и у меня.

Схватив полковника за ухо и выкрутив, я зашипел ему:

– Вот что, полковник, о твоём самоуправстве я доложу товарищу Сталину, так как работаю под его личным руководством, так что, будущий майор, готовь задницу и вазелин по возвращении к нашим. Понижение в звании – это минимум, что тебя ждёт, мудак.

Оттолкнув его в сторону, я скомандовал бойцам:

– Грузимся и уходим.

Недовольные моими действиями были, так как всё происходило на свету, выдаваемом узкими щелями защитных кожухов фар бронетранспортёра, поэтому под недовольный ропот мы ушли к машинам под прикрытиями пулемётчиков, погрузились, не забыв ослабленных бойцов, и, развернувшись, укатили по той дороге, что вела к ближайшей деревне, у которой и организовали склад собранного вооружения. Там три больших амбара было, в них всё и хранили. Ну, и рядом. Амбары успели окружить колючей проволокой на шестах, на забор у немецких трофейщиков пока времени не было, да и пункт хранения временный, в скором времени всё это вывезут. Откуда я знаю? Так от одного из фельджандармов. Их предупредили, что скоро будут гонять колонны с этих пунктов. Причём не авто, в основном на телегах к станции будут вывозить. Транспорт для других дел нужен, более важных. Хотя если грузовики для этого и будут использовать, то советские, трофейные, их тоже изрядно взяли, и пленные, что согласились сотрудничать, будут на них работать под присмотром немецких хозяев. Именно так тот жандарм и сказал, пока от меня в зубы рукояткой пистолета не получил. Нужно выбирать слова, когда со мной говоришь, раса господ хренова. Кстати, это был водитель этого самого бронетранспортёра, которым я сейчас управлял.

Что мне больше всего не нравилось, так это атаковать объект, который не известен. Количество немцев известно примерно, вроде как отделение охраны плюс сами трофейщики. Но они в деревне проживают, что находилась в километре от амбаров. Да и те принадлежали ранее местному колхозу. Здание управления, один склад и конюшня сгорели во время скоротечного боя у деревни, а то, что уцелело, немцы и использовали. Для начала нужно бы разведчиков туда заслать, чтобы там всё обнюхали, но из-за лимита времени пришлось действовать наудачу. Поэтому я остановился на полпути и, собрав бойцов вокруг, переоделся снова под фельдфебеля и поставил задачу по охране. Кстати, пришлая восьмёрка вовсю жадно насыщалась, им и еды дали, и воды во флягах. У нас, вон, канистра воды ещё на бронетранспортёре имелась, всего наполовину опустошённая. Двое бойцов, не доев, просто вырубились, настолько устали. При инструктаже в большинстве я просил импровизировать, сразу реагируя на неожиданности и накладки. Ну, и направил Казанцева блокировать немцев в деревне. Пусть поставит два пулемёта в укрытии и не даст им подойти. Точнее, те молчать должны до последнего, пусть немцы покинут деревню, направляясь к складам, и когда они подойдут поближе, неожиданно ударить в упор. Я приказал их уничтожить, постараться всех. Двух «мясорубок», как называли бойцы МГ-34, должно хватить. Не думаю, что в деревне кто-то ещё есть, от дорог та далеко, да и находится у песчаного карьера, фактически тупик, так что если и есть немцы на постое, то в основном как раз те же трофейщики. Опять-таки это предположение, точно мне известно не было, жандармы тоже не знали, я уточнял.

Закончив с постановкой задачи – описал практически каждому бойцу его действия, нажимая на то, что в случае нештатной ситуации требуется переходить на импровизацию, то есть думать самим, – я вернулся в бронетранспортёр и дал сигнал к продолжению движения. Мы внаглую подъехали прямо к воротам, опутанным колючей проволокой. Причём Казанцев со своими бойцами, сразу обогнав нас, уже проехал в сторону деревни, где искал позиции для засады. Я же остановил машину у ворот, остальные остановились по бокам от бронетранспортёра, а грузовика вообще не было, позади оставили на дороге. Пассажиры в этом захвате не участвовали.

Как только машина остановилась, я распахнул дверцу и громко скомандовал:

– Часовой, срочно начальника караула сюда. Русские окруженцы близко, мне нужно организовать тут оборону, чтобы они не ушли в леса.

Тот, уже собиравшийся меня окрикнуть, тут же заметался. Раз фельджандармы так беспокоятся, а бляху на груди у меня он рассмотрел, значит, дело серьёзное. Да и слухи ходили о танковых отрядах русских, что бродили по тылам вермахта. Вон, дикая в своей жестокости акция с аэродромом или штабом корпуса до сих пор на слуху. Подбежавший на шум обер-ефрейтор, начальник караула, торопливо доложил мне, что у него два часовых в караулах, ещё девять спят в двух трофейных палатках. Уточнив о русских окруженцах, он забеспокоился и тут же побежал выполнять мой приказ, поднимать и вооружать солдат. Даже часового снял с дальнего поста и привёл сюда. Дальше объявив, кто мы, под дулами пулемётов разоружили охрану и рассыпались по территории пункта хранения трофейного вооружения. Ну и ещё глазастый Бабочкин доложил, что наша рота на подходе, двое дозорных, что шли впереди, показались и торопились к нам, остальные, видимо, идут следом. Или ожидают, что эти двое проверят, действительно мы это мы или кто другие. Всё же повезло, что удалось обойтись без стрельбы, но снимать Казанцева я не торопился. Будем уходить, подам сигнал фонариком, как и договорились, чтобы те снимались.

Пока бойцы изучали амбары, сбивая замки с дверей, я общался с обер-ефрейтором, благо тот вполне охотно отвечал на мои вопросы, продолжая находиться в ошеломлении, и вполне знал, что тут имелось. В общих чертах, но знал. Как оказалось, сюда свозили всё, что находили неподалёку, а не чисто одно только вооружение. Что мне больше всего понравилось, на огороженной стоянке находилось около полусотни советских грузовиков. Правда, обер-ефрейтор сообщил, что там только две трети на ходу, остальные нужно ремонтировать. Отдельно в ряд стояла техника немецких трофейщиков: четыре грузовика, специализированный тягач и ремонтная мастерская в железном кунге на базе дизельного «Мерседеса». Мне такие уже встречались, однозначно берём. Также он меня порадовал тем, что среди трофеев имеются и бочки с топливом, нашли их в брошенных или захваченных машинах, или на разных небольших полевых складах, как бензин, так и солярка. Они находились под самодельным навесом за третьим амбаром. Точнее количества топлива тот не знал, но говорил, что бочек шестьдесят, а то и семьдесят там. Точно сказать не мог, он из охраны, а не трофейщик. Это к интендантам нужно, что учётные записи вели.

На вопрос о продовольствии тот тоже юлить не стал – есть, но по мелочам. На одном из складов хранили то, что нашли в брошенных машинах, и использовали для личных нужд. Узнав, где хранится продовольствие, я тут же отправил Лосева изучать запасы. Фонарик выдавать не стал, у того свой был. А вообще у бойцов, что всё осматривали, их было пять из последних трофеев, плюс два получили с охраны амбаров, так что было чем подсвечивать. Поэтому, когда рота с капитаном Зверевым подошла полностью, всё уже было прикинуто, и я стал заниматься сортировкой бойцов. Выяснив, есть ли водители – вперёд сразу вышло одиннадцать бойцов, из них было два младших командира, ещё с десяток командиров тоже могли водить, – сначала отправил их на склад к Лосеву. Тот там уже вскрывал банки с консервами, галеты и сухари подготавливал, на стеллажах раскладывал порциями, сделав нечто вроде столов. Там десять минут на быстрый перекус, и дальше кто к машинам, изучать и заправлять из бочек, кто на склады за оружием – ручными пулемётами, из тех, что исправны, карабины Мосина. Винтовки я брать запретил, слишком длинные. Ну, кроме двух, с оптическими прицелами. Эти пригодятся. Кстати, было два десятка исправных ДТ, видимо снятых с танков, у нас их был недостаток, приказал забрать все, как и диски. Патронов было не так и много, но бойцы, что оживились, напившись воды и наевшись, работали с огоньком. Зверев составлял списки того, что грузим, чтобы передать их Михайлову, так тот быстрее всё это освоит. Подгоняли машины к складам или к навесу с бочками и по доскам закатывали или затаскивали в кузова.

Всего на сто двадцать шесть бойцов, что согласились уйти под мою руку, было двадцать шесть командиров, остальные рядовой состав. Я сразу, можно сказать с ходу, сформировал два стрелковых взвода, назначив командиров, в том числе на отделения. Взводы в тридцать бойцов каждый, по десять в отделении. Остальные пока в ожидании назначения по специальностям. Отдельно я держал летунов. Кстати, майор Тонин тоже подъехал, когда до него добежал посыльный, сообщив, что сборочный пункт захвачен. Да, среди освобождённых пленных оказался профессиональный повар в звании сержанта, что заканчивал армейскую школу поваров в Харькове. А у нас среди трофеев как раз обнаружилось две из трёх исправных полевых армейских кухни образца сорок первого года. Третья повреждена была, расстрелял кто-то. Вот ему я и передал обе кухни под командование и двух бойцов в помощники, сразу приказав начать готовку из расчёта на триста семьдесят человек – и группу Михайлова, и роту Зверева учел. Тот и воду залил в котлы обеих кухонь, предварительно помыв их, рядом колодец был, и уже готовить начал.

Среди пленных было четверо зенитчиков во главе со старшим сержантом. А на двух полуторках стояли зачехлённые счетверённые «максимы». Вот те приняли их, благо обе машины на ходу, а зенитки в порядке, искали нужные патроны, снаряжали ленты. Готовили оружие к бою, также подыскивая среди освобождённых пленных, людей в расчёты. Там этот старший сержант и командовал. Снарядов было совсем мало, но подобрали те, что подходят к нашим танкам. Примерно триста снарядов, три боекомплекта, но хоть что-то. Среди разной техники обнаружилось аж три бензовоза, Зверев их признал своими, то есть те из какого-то авиационного полка, и эмблемы были. Цистерны пустые, но тот сообщил, что в нескольких бочках имеется авиационный бензин, у него запах специфичный, и вот стали его переливать в эти топливозаправщики. Авиационное топливо мне тоже было нужно.

Почти три часа шли работы. Ревели моторы, и только сейчас в деревне забеспокоились, отправив трёх солдат при унтере к складам. Тревоги же не было, выстрелов тоже, чего торопиться. Мне о них посыльный от Казанцева доложил, в ножи их взяли втихую, чтобы дать нам побольше времени. А мы брали всё, что пригодится. Из оружия – только чтобы вооружить всех безоружных. Продовольствие всё забрали. В общем, двадцать девять грузовиков, по числу водителей, покинули территорию поста и под командованием Казанцева колонна двинула к месту стоянки мангруппы старшего лейтенанта Михайлова. В конце колонны дымили трубами обе прицепленные к грузовикам кухни. Я сообщил лейтенанту, где буду их ждать завтра к обеду, там и встретимся, а пока всё, что так остро необходимо танкистам, я им отправил. Главное, чтобы дождались и не сожгли с отчаянья технику и не отправились пёхом к нашим. Хотя это вряд ли, все такие паникёры остались с Волоховым, должны дождаться.

Колонна ушла, а мы, сопроводив их до перекрёстка, повернули в другую сторону. К одному небольшому аэродрому, точнее площадке неподалёку от штаба одной из немецких армий, где стояли транспортные самолёты, используемые штабистами. Идея их использовать на грани наглости, но тем и живём. По поводу ушедшей колонны: конечно, ставить Казанцева на командование, когда есть командир в звании капитана, да ещё среди освобождённых было двое старших лейтенантов, один артиллерист-гаубичник, неправильно, не соответствует уставу, но мне на это было как-то наплевать. А Звереву я пояснил, будет авиачасть, будет командовать, а сейчас не его специфика. Кстати, те немногие из артиллеристов, что были среди освобождённых, нацелились на десяток пушек, что хранились тут же, подготовленные к вывозу, но я не дал их забрать. Да просто не нужны, танков вполне хватает, а терять мобильность я не хотел, тем более некоторые пушки можно было буксировать только используя лошадей, что-то там с рессорами связано, или передком. В общем, не моя специфика, но машины их буксировать не могли. Так что я с лёгкой душой отказался. А вот два стодвадцатимиллиметровых миномёта и три восьмидесятидвухмиллиметровых мы забрали с запасами мин, три машины ими загружены были. Из миномётов в порядке были только эти, остальные или на переплавку, или в ремонтные мастерские на серьёзный ремонт. Ничего, Погорелов разберётся, всё же профессиональный миномётчик, да и расширит свой взвод до усиленной батареи, я на это дал добро.

Михайлову я отправил несколько листов с приказами на ближайшее время, Казанцев передаст, когда доложится. Там подробно расписаны его действия на ближайшие неполные сутки. По пути, по выполнении одного из заданий, тот и мою группу подхватит, между прочим, заметно уменьшившуюся. Пришлось отдать всех парней из разведчиков Минского, что умели водить. Остро требовались водители. Это временно, соединимся, бойцы вернутся к сержанту. Конечно, бесила дуболомность обоих полковников, что так неожиданно упёрлись рогом и решили действовать по-своему, когда я их освободил, а у меня уже такие планы на них были, но ладно, чем мог, помог, отбрив особо обнаглевшего. Об этом я обязательно доложу в следующем рапорте на Большую землю, но не воспользоваться информацией, полученной из бумаг, взятых с полковником-штабистом, я просто не мог. А там настолько свежая информация, чтобы нанести по ним удары, что слюнки текли. Естественно, всё охватить я не мог, сил мало, но хоть мизерную часть раскатать поручил в тех приказах Михайлову. Пусть самостоятельно повоюет, а дальше разберёмся, уже можно решать более серьёзные задачи. Только к тому времени у нас должна быть своя авиация, наша или трофейная – не важно, но решить некоторые задачи без неё будет не только сложно, но и практически невозможно. А совместными ударами авиации, тех же штурмовиков, и танков можно выполнить любую задачу. И я не шучу. Практика покажет, прав я или нет.

Несмотря на то что часть бойцов пришлось отдать, моя колонна в технике не уменьшилась, так же пылит Минский метрах в пятидесяти впереди, осуществляя передовую разведку. За ним мой бронетранспортёр ревёт мотором и лязгает гусеницами. Заправленный советским бензином, он вполне бодро двигался вперёд, да и канистры были пополнены. Этим Бабочкин занимался, выбирал тот бензин, что нужно, советуясь с опытными водителями. За нами катил грузовик с пленными и летчиками, ну и замыкал мотоцикл Майского. Все, конечно, устали, но остался последний рывок в тридцать два километра до нужной площадки, где имеются транспортные самолёты, отправим груз на Большую землю, и отдохнём. Найдём безопасное место, выспимся. Я и сам чувствовал сильную усталость.

Рванули мы напрямки, но постов не встретили, мы их объехали благодаря золотой карте, добытой у фельджандармов, так что уже через полтора часа были на месте. Встали километрах в двух от того места, где находилась площадка с самолётами. Два бойца, что отсыпались в десантном отсеке бронетранспортёра, поправив амуницию, выслушали мои инструкции и скрылись в темноте по направлению к аэродрому. На них непосредственная разведка местности, а мы все легли спать, пользуясь свободной минуткой. Но выставили двух часовых – самого часового и подчасика. Встали-то на дороге, прямо в поле неподалёку от двух разбитых советских грузовиков. Майский уже туда бегал, ничего интересного. Вычищены. То ли наши, то ли немцы постарались.

Проснулся я от прикосновения к плечу. Меня Майский тормошил, который бодрствовал на часах. Разведка вернулась. Подсветив циферблат, я определил, что спал почти три часа. Столько же осталось до рассвета. Непозволительно долго, и слишком мало. В смысле долго разведка возилась и мало спал. Скрипнув петлями водительской дверцы, я выбрался наружу, застегнул ослабленный ремень и, дождавшись, когда Майский плеснёт на ладони водицы из фляжки, омылся, освежаясь и приходя в себя. Трудно было просыпаться, однако холодная вода помогла.

Благодаря тому, что я со своей мангруппой ушёл за зону поисков, сделав рывок за сто километров – это уже потом меня арестовали, – поиски велись достаточно далеко, и здесь было тихо. Да и из-за перехваченных сегодня колонн пока тревоги не подняли. Вполне возможно, о том, что они не прибыли в пункт назначения, уже известно, и машина поисков началась раскручиваться, но не думаю, что тела водителей и сопровождающих этих колонн найдут так быстро. Если только местные помогут. Пограничники оттаскивали тела подальше от опушки, и эту гору закидали ветками. Сгоревшую технику также хорошо спрятали. Так что места, где пропали колонны, хоть и можно будет обнаружить, обычным опросом свидетелей и постов, но это всё не быстрое дело. За это время мы будем ой как далеко. С другой стороны, пропажа генерала и чина, имевших при себе столь важные бумаги, всколыхнёт всех, и я так думаю, поиски будут вестись даже ночью, и наверняка ведутся. Надо снова эфир послушать. Прежде чем лечь спать, когда отправил разведчиков, я уже слушал, по разным каналам ходил, шифровки шли, но открытой речи по интересующей меня теме не было. Может, сейчас в эфире оживление будет? Тот же генерал Кротов должен был напасть на аэродром, если послушал, конечно, меня. Посмотрим.

– Докладывайте, – отряхивая руки и вытирая их поданным бойцом полотенцем, велел я разведчикам.

– Нашли, – первым нарушил тишину один из бойцов, второй немного смешался, этот побойчее будет. – Три самолёта. Два большие, трёхмоторные и один маленький, как те, что мы у немцев угнали. Палаток восемь, две из них наши, большие. Там технический персонал, наверное, спит. Их охраны четверо часовых, и две зенитки. Двуствольные, мешками обложены. Автоматические. Со стороны дороги пост с пулемётом, ещё одна пулемётная позиция со стороны болота. Не знаю, почему там пулемёт поставили. Ещё провод с консервными банками натянули, мы чуть не наскочили на него.

– Ага, понятно, – задумчиво прокомментировал я. – С пяток техников, летуны и взвод охраны. Охрана не усиленная, штаб недалеко, а там немцев как грязи. Пулемёт со стороны болота – это понятно, скорее всего кто-то из окруженцев охрану напугал, сунувшись с той стороны, вот и организовали ещё одну точку обороны. Что по связи скажете?

– Две полёвки нашли, – кивнул тот же боец. – Над дорогой они на шестах подняты, видимо, чтобы танки не порвали, ещё у одной палатки антенна на шесте поднята, видимо радиостанция там.

– Ясно. Значит, так… – мельком глянув на часы, я приказал: – Через сорок минут режете обе полёвки. Ясно?

– Часы трофейные имеем, товарищ майор. Срежем, – подтвердил боец, сверив свои часы с моими.

– Отлично. Работаем.

Дальше бойцы снова скрылись в темноте, а я стал поднимать остальных, объявив побудку. У меня было несколько планов дальнейших действий, включая налёт на аэродром и под огнём увести «юнкерс», однако с теми силами что у меня есть сейчас, это не удастся. Жаль, Михайлова мне до рассвета не дождаться, тот бы смог помочь, но утро – это поздно, отправить самолёт с грузом нужно было до наступления рассвета. Придётся снова маскироваться под немцев и работать нахрапом. Наглость и везение наше всё.

Уже через полчаса наша колонна двинула дальше, и к моменту, когда должны были перерезать связь, мы подкатили к пулемётному гнезду на въезде на этот небольшой полевой аэродром. Правда, колонна была слегка сокращена, бронетранспортёр остался на дороге. Причём без охраны, только один боец сидел с наушниками на голове у радиостанции. Остальные бойцы были задействованы в деле. Я ехал на передовом мотоцикле с Минским, из-за того «ганомаг» и оставили, что я должен был изображать старшего, а они обычно на передовых машинах сидят. Да и планы были насчёт использования штатной бортовой радиостанции бронетранспортёра. В самом грузовике уже наши лётчики были, переодевшиеся в немецкую форму и изображавшие конвой для трёх немецких офицеров.

Когда мы подъехали к посту, тут даже шлагбаум был, раскрашенный белыми и чёрными полосами. Педанты, однако, эти немцы: временная стоянка, но порядок во всём.

– Стой, – поднял руку старший поста в звании унтера.

Колонна, порыкивая двигателем грузовика и звеня моторами мотоциклов, остановилась. Соскочив с заднего сиденья, а я сразу за Минским сидел, вскинул руку в нацистском приветствии – меня с двух фонариков освещали, да ещё фары мотоцикла давали подсветку, – представился:

– Фельдфебель Ланке, конвойная группа СД. У нас груз. Трое арестованных офицеров вермахта, их взяли на передаче информации русским. Слышали про налёт с полным уничтожением аэродрома и одного из штабов? Это результаты их предательства.

– Скоты, – скрипнув зубами, зло сказал унтер. – У меня в штабе брат погиб, в охране служил… Ладно, документы на перевоз преступников.

– Прошу.

Достав из планшета, тоже немецкого, нужные бумаги, передал их унтеру, а тот чуть позже спешившему к нам офицеру в звании обер-лейтенанта, видимо тот был дежурным на аэродроме. Сонный на вид тот был. Быстро изучив документы – ещё бы, их тот полковник немецкий писал, убедили сделать это, благо пустые бланки были среди бумаг, – офицер кивнул, всё в порядке. Приказ доставить предателей в Берлин за подписью начальника СД их армии. Ещё офицер попросил предъявить отличительный знак сотрудника СД, раз я командую конвоем, он должен быть, форма фельджандарма – это может быть часть прикрытия. Ничуть не чинясь, я предъявил жетон сотрудника СД, среди трофеев их три было. На этом всё, офицер кивнул и сообщил, что самолёт будет подготовлен за пять минут, сам самолёт готов, экипаж поднять нужно. Предупредив, что посадка будет проходить под нашим контролем, я выставлю бойцов в оцепление, получил заверения, что тот всё понимает. После этого нас пропустили на аэродром. Я в шоке, дежурный даже не позвонил в штаб армии, да и к рации не пошёл. Зря линии резали, и боец в бронетранспортёре сейчас частоты глушит, на которых работают радиостанции люфтваффе. Да, я понимаю, что не заглушит уходящий сигнал, мощности радиостанций разные, но заглушить приём подобием морзянки вполне в состоянии.

Сам офицер оседлал одиночку, что стоял у поста на въезде на аэродром, и возглавил колонну к одному из «юнкерсов». Перед этим по телефону с того же поста приказал поднимать экипаж дежурной машины. Именно поэтому, когда мы подъехали, от палаток, на ходу поправляя комбинезоны, уже потянулся экипаж этого воздушного судна. Что делать, бойцы знали прекрасно, я уже предупредил, что с охраной и пленными общаться запрещено. Следствие ещё идёт, утечка информации недопустима. Более того, с солдат поста, самого дежурного и экипажа «юнкерса» будет взята подписка о неразглашении. Стандартная процедура. Только ее будут проводить другие сотрудники, что подъедут утром, а с экипажем побеседуют уже в Берлине.

Тот это воспринял как должное, но я всё равно был настороже, проверил, как выставлена цепь, и, убедившись, что экипаж «юнкерса» уже внутри, готовит машину, подал сигнал, и водитель подогнал грузовик задом поближе ко входу в салон, дальше, покинув кузов, наши переодетые лётчики стали высаживать пленных и заводить их в салон самолёта. Пленные и рады бы крикнуть или как по-другому поднять тревогу, но тут и руки им связали сзади, и кляпы во рту. Да и мелькали они снаружи не так и долго. Что мог увидеть обер-лейтенант, что стоял рядом со мной у одного из мотоциклов? Только тени, света мало было. Причём я был напряжён куда сильнее его, ведь сейчас там в самолёте летчики брали экипаж в плен, наставляя на них пистолеты, разоружая и связывая. Их подстраховывали Майский с напарником, они хорошо ножами умеют работать. Так что всё время, пока шла посадка, я был изрядно напряжён, не скажу, что на нервах, но ожидал, что вдруг что-то пойдёт не так. Но нет, вот из люка показались двое моих бойцов, одетых, как и все, в трофейную форму. Они махнули мне рукой, этот знак означал, что всё в норме, экипаж взят и связан. Изнутри люк закрыли, и грузовик, ревя мотором, отъехал, а самолёт, который стоял у деревьев, стал разгоняться для взлёта. Его морда уже была направлена на укатанную полосу. Через минуту он оторвался от взлётной площадки и, продолжая натужно гудеть, скрылся в темноте. Майор Тонин вполне неплохо знал эту машину, хотя и имел небольшой опыт управления ею, вот и сейчас он показал класс, совершенно спокойно взлетел и отправился на Большую землю. Мешки с их формой были при них, чтобы в полёте по очереди переодеться, не в немецкой же форме своих встречать после посадки. А дальше разберутся. Рапорт я с ними отправил, как и все ценные бумаги. К рассвету должны быть над нашими территориями. А дальше как повезёт, успеют до Москвы добраться или раньше перехватят.

Официально поблагодарив обер-лейтенанта за помощь СД, я приказал грузиться на технику, тот нас также сопроводил до выезда с территории этого аэродрома, и мы добрались до бронетранспортёра. Оба бойца, что должны были перерезать полёвки, уже были тут, так что, вернувшись в кабину «ганомага», я скомандовал продолжить движение. Сейчас надо убраться как можно дальше, потому как когда немцы узнают, как их кинули, визгу и поисков будет много. Тут я как раз на Михайлова и надеялся, с его ударами по тылам вермахта для отвлечения внимания от нас. Уже первый должен нанести, по моим прикидкам.

Разбудил меня шум, кто-то звонко ударил металлом по металлу. Дёрнувшись, я открыл слипающиеся ото сна глаза и первым делом посмотрел на часы, машинально подзаводя их. Шум шёл снаружи, а я спал в палатке, мы две затрофеили на сборном пункте советского вооружения, организованном немцами, в них охрана спала, вот хозяйственный Лосев и прибрал нужное имущество. В одной я лично расположился, в другой Бабочкин с Лосевым и Минским, остальные кто где. Уже под утром мы совершили рывок от аэродрома в пятьдесят километров, после чего загнали технику на опушку достаточно крупного лесного массива и вот, замаскировав лагерь, поставили палатки и выставили часовых и отсыпались. Время побудки я назначил на одиннадцать часов, за час до этого должен был встать Лосев, чтобы приготовить на всех завтрак. Благо десятилитровый котёл мы позаимствовали у тех же немцев, стоявших на охране сборочного пункта трофейного вооружения. Супчику хотелось, а от ручья, где можно набрать воду, до нашей стоянки было метров триста. Видимо, Лосев металлом и звенел, тем более я расслышал, как тот матюгнулся.

По времени было без двадцати одиннадцать утра. Спал шесть часов, но в принципе хватило, чтобы нормально выспаться, отдохнуть. Потянувшись, я выбрался наружу и босиком, сапоги в палатке остались, прошёлся до ближайших кустов и окропил их. Потом пробежался, сильно задирая колени – лёгкая разминка у меня такая, и, упав на траву, стал делать отжимания, а потом и другие приёмы, чтобы прийти в себя. Лосев уже стоял наготове с ковшиком, полным воды, и полотенцем на сгибе локтя. Стоял я в одних галифе и нательной рубахе. Умывшись и приведя себя в порядок, я осмотрелся и уточнил:

– Как там с ручьём, глубина подходящая?

– Так точно, товарищ майор, я сам поплескаться успел.

– Отлично, поднимай бойцов и отправляй следом за мной. Не жмись, выдай им мыло, пусть себя в порядок приведут и трофейную форму от пыли почистят, щётки вроде тоже есть. Потом и позавтракаем.

– Сделаем, товарищ командир, – кивнул тот.

– Вот что, я решил назначить тебя на должность ротного старшины, так что как выйдем к своим, получишь по четыре треугольника в петлицы. Имей это в виду.

– Есть, – козырнул тот, поставив перед этим ковшик на капот бронетранспортёра. – Спасибо, товарищ майор.

Потом он стал поднимать остальных, появился шум множества людей, голоса и остальное, а я, подхватив МП, так же босиком направился к речушке, когда меня окликнул Лосев:

– Товарищ майор, мыло и полотенце забыли.

Подбежав, тот передал мне указанное и отправился обратно, на нём ещё готовка, котёл ароматно булькал на костре, ну а я, закинув полотенце на плечо, направился было дальше, как вдруг от неожиданности подскочил, когда из кустарника, шурша листвой, ко мне влезло чудо-юдо.

– Стой! – направив на него ствол автомата, приказал я, укрываясь за ближайшим деревом. – Кто такой?!

Мой крик всполошил всех в лагере, часовой повернул в нашу сторону ствол пулемёта, остальные тоже похватали оружие, и ко мне рванула тревожная группа из трёх бойцов во главе с Минским. Ну, а то чудо-юдо, что шуршало в кустарнике, превратилось в мужчину в форме политработника, а точнее – политрука. На это указывали по три кубаря в петлицах и золотые звёзды, нашитые на рукавах. Причём, судя по шуршанию, в кустарнике ещё кто-то оставался.

– Извините, я слышал, как вас окликнул тот боец красноармейской форме, вы действительно имеете звание майора РККА? – уточнил тот.

– Танкист, – кивнул я, с заметным скепсисом разглядывая политрука. Какой-то вид у него бы не армейский. Как будто на гражданского надели военную форму. Кстати, а кобура, явно не пустая, у него всё же была открыта. – Вы кто такой, представьтесь, как положено. И кто ещё там у вас в кустах прячется?

Подбежавшим бойцам я велел проверить кустарник, и они вытащили из него точно такого же политрука, но уже с круглыми очками на носу. Наган у того забрали. Так что передо мной стояло два политработника, которые по очереди и представились. Оказалось, те были военными корреспондентами «Комсомольской правды», возвращались на редакционной машине с набранным материалом, и машина сломалась. Пока чинились, оказались в окружении. Сидели почти неделю в этом лесу, пока водитель чинил машину, он запчасти искал на дорогах и снимал с разбитых или брошенных машин. Смелый парень. Когда закончили ремонт, дёрнулись в разные стороны, везде немцы. Решили переждать, три дня на опушке сидели, а тут мы. Они уже собирались, бросив машину, пешком уходить, тем более еды не осталось, ещё вчера последние крохи доели, но вот встретились с нами.

– Понятно, – выслушав их доклад, кивнул я. – Пока останетесь с нами, у нас диверсионный отряд, при возможности отправим вас к нашим. Сейчас отправляйтесь за водителем и присоединяйтесь к нам. Как будет готов завтрак, поедим и двинем дальше. У нас большие планы, и времени задерживаться лишний час нет.

Приказав Минскому, как прибудет водитель, ещё раз всех троих опросить, ну и документы проверить, я отправился дальше к ручью, где чуть позже появились бойцы. Причём один стоял на часах, охраняя нас. Водица была прохладной, хорошо бодрила, набрызгавшись, я намылился и продолжил водные процедуры. После чего воспользовался полотенцем, к этому моменту Бабочкин закончил чистить мою форму фельдфебеля, поэтому я оделся, ремни и начищенные сапоги тот тоже принёс. Так что в лагерь вернулся я в полной форме фельджандарма, с бляхой на груди. Только каска осталась висеть на спинке сиденья бронетранспортёра.

Оба корреспондента даже не дёрнулись, когда я появился, уже видели, что бойцы ходят в трофейной форме, да и о том, что мы диверсанты, они в курсе, я им сам сказал. Кроме них был ещё молодой белобрысый парень в форме красноармейца с карабином руках, водитель служебной машины редакции. Они сидели на траве неподалёку от грузовика и встали, когда я подошёл ближе.

– Закончил? – уточнил я у Минского.

Тот кивнул. Мы отошли в сторону, и тот доложил по этой тройке. Похоже, действительно нам повезло встретиться с настоящими военными корреспондентами. Те прожили в лесу больше недели, а так никого и не встретили, ни немцев, ни окруженцев. Точнее, издали видели, но не встречались. В общем, норма, можно будет забрать с собой, не бросать же их. Полуторка их редакционная мне была не нужна, внимание привлекать будет, да и топлива в баке мало, у нас, конечно, есть в канистрах, но я не хотел рисковать. Так что велел подобрать водителю трофейную форму, научить её носить, и решил посадить его за руль бронетранспортёра, а то не дело: командир группы – и сам шоферит. Минский перепоручил это одному из своих бойцов, те уже возвращались с речки, и сам двинул, он ещё умыться не успел.

Завтрак оказался чудо как хорош, Лосев снова превзошёл себя в искусстве приготовления пищи. Вон, корреспонденты и их водитель так наворачивали похлёбку, причём вприкуску с трофейными галетами, что за ушами трещало. Выдавать им посуду и ложки не требовалось, своё имели, советские круглые котелки без крышек. Под конец, когда мы уже чай из кружек пили – всё трофеи, – один из бойцов, не удержавшись, задал волнующий его вопрос корреспонденту. Тот, что вышел ко мне, был Зиновьевым, а второй, с очками, Потаповым. Кстати, открыв клапан нагрудного кармана, я достал чехол, из него извлёк круглые очки и надел их. Это был трофей с того полковника-штабиста. Я сам сперва не понял, в чём фишка с ними. А оказалось, стёкла в очках были с простыми линзами. Очень удобно. Если человек курит, то, чтобы выдержать паузу, например, для обдумывания, он хлопает рассеянно по карманам, достаёт пачку и прикуривает. Этого обычно хватает подумать, а что делать тем, кто не курит, как я, а такая пауза необходима? Идут на хитрость, носят такие простые очки и протирают линзы, беря эту самую паузу. Если что, платок у меня в кармане лежал, а я понял по вопросу бойца, что и ко мне обратятся, так что взять паузу мне тоже будет необходимо. Именно поэтому я, когда изучал трофеи, снятые с полковника, рассматривал очки и сообразил, что у них за линзы, оставил себе. Полковник обойдётся, ему больше они не нужны, а мне могут пригодиться, вот как сейчас. Тем более внешность человека в таких очках изменяется, он становится менее воинственным, что ли? Очкариков не опасаются.

Мы собрались, погрузились и покинули опушку, выехали на полевую дорогу. Очки, что так и не понадобились, я аккуратно убрал в чехол, а тот в карман. Ещё пригодятся.

Поначалу новый водитель, его звали Иваном, неуверенно вёл машину, а потом ничего, я дал на ходу несколько подсказок, и тот освоился. Поглядывая на карту, я крутил головой, изучая окрестности. Вот и река, вот нужный нам мост, сейчас переедем и через сорок километров соединимся с мангруппой.

– Товарищ майор, – привлёк к себе внимание водитель. – Мост сожжён. Недавно, дымится ещё. И передовой дозор остановился на обочине.

– Остановись за ним, – приказал я. – Двигатель не глуши.

Как только бронетранспортёр замер, я откинул бронещитки и осмотрелся. Мне не нравился этот сожжённый мост. Немцам его жечь нет никакого смысла, а вот для каких-нибудь окруженцев или сброшенных парашютистов, у которых стоит задача замедлить продвижение противника любыми путями, этот мостик вполне лакомая добыча. Хотя речка тут и не широкая, метров пятьдесят, но берега топкие, сам мост деревянный и двухпролётный. Плеснул бензину, а дальше огонь всё доделает. Я так прикинул, утром подожгли, на рассвете. К обеду и сгорело как раз всё, мы уже к углям подъехали. Не думаю, что эти диверсанты хреновы ещё тут, кто же будет ждать ответки, но рисковать выходить наружу я не стал, лишь приказал пулемётчику, в этот раз был один из бойцов Минского, усилить бдительность, а сам стал изучать карту. Есть ли тут ещё какой мост или брод.

Минский остановил мотоцикл за двести метров до моста. Это он правильно поступил, так и нужно. Изучив угли в бинокль, тот слез с седла и направился к нам, я опустил бронешторку сбоку, и подошедший старший сержант сообщил:

– Похоже, наши поработали. Там охрана была. Побитая на берегу лежит, я два тела рассмотрел в немецкой форме. Без сапог.

– Окруженцы, – согласно кивнул я на намёк. – Наверняка уже далеко… У нас тут интересов нет, разворачиваемся. Тут в восемнадцати километрах брод на карте указан, проходимый для техники, направляемся туда. Смотри, каким путём пойдём.

– Ага, – взяв карту, Минский стал изучать её, не особо обращая внимания на обозначении, не разбираясь в них, но всё же поинтересовался, что это за знак на броде.

– Пост фельджандармов, – нехотя поморщился я. – Наверняка укреплённый. Но без этого брода нам не обойтись, иначе не успеем к месту встречи. Ничего, время есть до брода, чего-нибудь придумаю, чтобы или спокойно проехать, как свои, или использовать силу. Пока ничего по этому поводу не скажу. Я даже не знаю, какими силами те там располагают. Пулемётное гнездо, во всяком случае, точно должно быть. Это тут на посту простые зольдатики стояли, они бы и пикнуть не посмели грозному фельдфебелю в моём лице, а с «коллегами» такое не пройдёт. Думать надо. Ладно, разворачиваемся и двигаемся до ближайшего перекрёстка, там уходим направо.

Сержант убежал к своему транспортному средству, и мы, развернувшись, попылили – действительно было много пыли, особенно от бронетранспортёра – обратно к перекрёстку. Когда мы повернули, меня потряс за плечо подсевший ближе Лосев. Общаться можно только крича в ухо, так ревел двигателем и лязгал на ходу «ганомаг». Лосев, приблизившись к моему уху и время от времени щекоча усами, сообщил:

– Командир, продовольствие есть, но немецкое всё, как сухпай. Консервы ещё остались для похлёбок, концентраты для горохового супа, но нужны овощи, лук или та же картошка. Может, в деревню какую завернём? Купить есть на что.

– Не купить! – прокричал я в ответ. – Немцы только забирают и не платят. Идея мне нравится. Самому эти консервы надоели, а суп сегодня утром у тебя чудо как был хорош.

– С овощами было бы лучше.

– Это точно. Сейчас чего-нибудь придумаю.

Снова достав карту, я стал задумчиво изучать её, изредка поглядывая по сторонам. Впереди показалась небольшая автоколонна немцев, видно, что транспортная, но мы спокойно её пропустили, она нас пока не интересовала. Да и дороги тут не особо были загружены, это всего девятая колонна, не считая одиночек, что нам встретилась с момента, как мы покинули лагерь. Бойцы Минского со мной были третий день, а уже вполне начали осваиваться. Нагло катили по дороге, и если им приветливо сигналили встречные машины, отвечали, так же махая руками и сигналя в ответ. Молодцы, я объяснил им, что такое основы маскировки. Не нужно дёргаться от любого шороха, пусть противник дёргается, это наша земля.

Закончив обдумывать разные варианты, я приказал Ивану:

– Посигналь нашим и вставай. Нужно поговорить.

– Хорошо, – кивнул тот.

Иван привлёк внимание наших и остановился на обочине, заглушив хорошо потрудившийся мотор. Пока водители осматривали свои машины, где нужно подтягивая, если требовалось, дозаправляли из канистр, у нас оставалось топлива ещё примерно на сто километров, я собрал вокруг себя всех, кто с нами был, включая политруков. Можно было, вокруг никого, чистое поле.

– Товарищи командиры и бойцы, мной было принято решение посетить одну из небольших деревень. В село соваться не будем. Там наверняка уже комендатура имеется, можем привлечь внимание, а вот в деревнях вряд ли встретим немцев. Да даже если встретим, не страшно. В общем, наша задача – добыть продовольствия и загрузить его в грузовик. Будем брать по максимуму.

– Скажем, что мы свои, русские? – оживился Зиновьев.

– О нет, будем изображать немцев, поэтому вы двое, с теми бойцами, что в красноармейской форме, спрячетесь в десантном отсеке бронетранспортёра. Каски немецкие наденете, будет изображать десант, только сидите спокойно. Это позволит без проблем погрузить в грузовик всё необходимое. Повару в группе Михайлова овощи тоже понадобятся, но и мы будем использовать добытое. Хочу дополнительно сообщить, что в деревнях наподобие той, куда мы заедем, немцы ставят своих людей. Не показывать вида, что вы ими недовольны, и не смотреть с ненавистью. Играйте типичных немцев, что не понимают местных, я буду и за старшего, и за поминающего русский язык. Такие старосты, ставленники немцев, собирают отряды самообороны из отщепенцев. В деревне, вроде той, куда мы заедем, на двадцать домов, таких может быть четверо-пятеро. Не хотелось бы повторять. Мы немцы, приехали, забрали, точнее реквизировали продовольствие и уехали. Возможно, староста со своими помощниками захватили кого из окруженцев. Это обычное сейчас дело, вы должен с шутками и прибаутками, на немецком или чем-то похожем на него, забрать пленных, которых нам передадут как представителям новой власти, и погрузить в машину с продовольствием. Потом уедем. Это всё, что мы сделаем. Информация о нас не должна разойтись. Если кто нарушит мой приказ и сорвёт маскировку, я лично расстреляю по законам военного времени. Усвоили?

– Так точно, товарищ майор, – вздохнул Минский. – Постараемся с ребятами выдержать.

– Кстати, товарищ майор, а к чему эти «так точно» и «никак нет»? Не кажется, что это по-старорежимному? – влез с вопросом Потапов.

– Генерал армии Жуков предложил товарищу Сталину вернуть в армию погоны и офицерские традиции, называть командиров офицерами, а бойцов солдатами. Товарищ Сталин обещал подумать, отложив эту докладную записку Жукова, но не отказался. Так что думаю, когда пойдут победы, это всё вернут, включая погоны. Не скоро, но введут. А то, что сейчас используем по моему приказу, это просто удобно. Надоели мне эти нейтральные «да» или «нет». Ладно, давайте распишем, кто чем занимается, когда мы заедем в деревню. Значит, действовать будем так…

То, как деревня рада новой власти, мы увидели на въезде. Я заметил, как напрягся Иван за рулём бронетранспортёра, увидев красный транспарант на въезде и повешенного мужчину в форме командира РККА. Давно висит, пара деревенских мальчишек вороньё от него гоняют длинными хворостинами, мухи там летали. Видимо, староста запрещал снимать это свидетельство их лояльности к новой власти.

– Как же так, товарищ майор? – растерялся Иван.

– Ничего, боец, только злее будем. Вернёмся, со всеми поквитаемся. Ты внимательно смотри, запоминай, вернёмся, будем давить этих тварей.

– Запомню, – сказал тот и, как будто давая себе клятву, повторил: – Не забуду.

У въезда, где был транспарант, стоял невысокий мужичок лет пятидесяти в комсоставских сапогах, обычных деревенских штанах, гимнастёрке и засаленной кепке на голове, которая, казалось, приклеилась к темечку. На плече на ремне висела винтовка, были подсумки для боепитания – тот самый боец самообороны, про которых я говорил. Быстро тут немцы развернулись, навербовав помощников. Наше появление заметили, это было видно, один из мальчишек рванул куда-то в деревню, явно предупреждать старших о появлении хозяев. Деревня находилась на берегу той самой речки, которую мы не смогли пересечь из-за сожжённого моста. Находилась она в стороне от основных дорог, потому я и надеялся не встретить тут «коллег» из вермахта, и похоже, мои предположения подтвердились. Если бы тут были немцы, мы бы это заметили. Кстати, а на транспаранте было написано, со всеми знаками препинания: «Освободителям слава!» Причём на немецком языке, видимо полиглот в деревеньке имелся. Фигово.

Проехав мимо попытавшегося вытянуться полицая – получилось у того это смешно, карикатурно, – мы попылили по единственной улице ближе к пристани, где стоял каменный дом, по виду ранее это была лавка, потом здание сельсовета, а сейчас управа старосты. Именно там и висел флаг новой власти, и из него выходили к нам как староста с повязкой на рукаве, так и его помощники. Их оказалось несколько больше, чем я предполагал, почти десяток. Причём двое в форме красноармейцев со споротыми знаками различия, судя по выправке и тому, как держали оружие, не ряженые, а действительно перешедшие на другую сторону предатели. Все вооружены винтовками, лишь у старосты висела на животе кобура, причём немецкая, явно с «парабеллумом» внутри. Пулемётов, ничего подобного не было.

– Не останавливайся, – быстро скомандовал я Ивану, лишь мельком посмотрев на встречающих. – Давай к тому амбару на берегу реки.

То, что заставило меня так возбудиться, стояло у амбара в такой родной зелёной окраске 4БО. Это был трёхглавый дракон, «Т-28». Неплохой танк, я бы даже сказал отличный, но со своей спецификой применения. Против пехоты он просто великолепен, но если у противника имеются противотанковые пушки и уж тем более танки, то это гроб для экипажа. Только вот я и не собираюсь применять подобную технику на передовой. Наша война в тылу, где встретить танк или пушку очень большая редкость, а вот автоколонны или пеших солдат вермахта куда проще и легче. Да в принципе и против танков он хорош, особенно если из засады. Интересно, откуда у местных этот танк и на ходу ли он?

Мои действия, конечно, удивили Минского, который было остановился у встречающих, если бы те заранее знали, что мы приедем, уверен, что хлебом-солью бы встречали, но ничуть не смутившись, дождался, когда колонна проедет мимо, и пристроился в конце. Местные тоже заторопились к амбару, да тут и недалеко было, метров сто. На их мнение насчёт наших поступков мне ещё сильнее наплевать было, мы тут хозяева, пусть и играем их, что хотим, то и творим. Захотим, перестреляем всех тут к чёрту. Я хоть и не Иван, но и на меня произвёл гнетущее впечатление тот повешенный на въезде. Я уже решил, что можно и наплевать на маскировку, постреляем всех к чёрту и рванём дальше. Против этого было две причины. Тот брод, к которому мы ехали, находился чуть дальше по реке, в двух километрах. Могут услышать. Ну, и то, что можем спалиться, пойдёт информация по всем сёлам и деревням, что, мол, такая-то группа находится в розыске, требуется сообщать, где и что. Однако главная причина в том, что когда мы соединимся с Михайловым, то направимся к одному объекту не так и далеко отсюда, и не хотелось бы поднять панику, а то могут и ужесточить охрану. В общем, в ближайшие часы стоит вести себя тише воды ниже травы. На кону успех всей операции. А наша цель – это штаб группы армий «Центр». Да-да, именно этот штаб наша цель, и пока сведенья по нему свежи, стоит ударить по сердцу этой гидры под названием вермахт. Эх, попробовать бы перехватить новых фельджандармов, хотя бы обновить информацию по тому же штабу. Надо подумать, ближайший пост на броде, может, что и получится, тем более теперь даже танк есть, если он на ходу, конечно. Оставлять его тут я не планировал. Прихватим. Сделаем вид, что трофей. Пара бойцов в трофейной форме поедут на броне, чтобы все видели это.

Ха, танк ещё не мой, а я уже планы строю. Да и непонятно, как у него с топливом, боеприпасами, на ходу ли он? Действительно, в каком состоянии? Много вопросов, но пока нет ответов. Пока мы, неторопливо покачиваясь, катили к амбару, я повернулся и, придирчиво осмотрев десантный отсек, указал Лосеву на свой сидор.

– Достань ключ.

О чём я говорю, тот прекрасно понял и, кивнув, стал развязывать горловину. Дело в том, что башенные люки у танков запирались, можно изнутри, можно снаружи с помощью такого вот танкового ключа. Они универсальны, подходят к любому танковому люку, и я специально держал один такой при себе. У танка, что стоял у амбара, все люки были закрыты. Понятно, что если закрыли, то есть чем открыть, но воспользуемся своим. Пока Лосев возился, я ещё раз мельком осмотрел танк. Ну да, командирский, поручни-антенны вокруг башни на это ясно указывали. Однако то, что я засёк ещё на подъезде к управе, и заставило меня пускать слюнки по этому танку. Длинный ствол ЗИС-2, торчащий из главной башни, явно намекал, что машина экспериментальная, и вполне возможно, усовершенствованная. Эти пушки ставили также и на «тридцатьчетвёрки». К сожалению, у нас таких не было, и, несмотря на вроде как небольшой калибр, пятьдесят семь миллиметров, машины с такими пушками считались истребителями танков. Бронепробиваемость куда больше по сравнению даже со штатными пушками «тридцатьчетвёрок». Если я и преувеличиваю, то не сильно. Вот орудие такое, жаль в серию не пошло. То есть не давали нормально запустить эти пушки.

Когда мы остановились метрах в десяти от амбара, я не спешил выбираться, сейчас работа парней, как и договаривались заранее. Так вот, трое покинули кузов грузовика, остальные – сёдла мотоциклов, ну кроме пулемётчиков, и разбежались, беря территорию под контроль, двое, подбежав к и так полуоткрытым дверям амбара, с ходу, как будто всю жизнь тренировались этому, одновременно ударили ногами по створкам, заставив их распахнуться, хотя щель, чтобы войти, и так была достаточная, и забежали внутрь. Чуть позже те вывели двоих, по виду один конюх, в руках тот держал ремонтируемую упряжь, второй была или дочь, или внучка лет десяти. Думаю, последнее.

Только после того как бойцы убедились, что вокруг безопасно, подскочивший Минский, угодливо изогнувшись, открыл дверь, помогая мне выбраться. Мы это на дороге раза три репетировали, пока у того не начало получаться. Выбравшись, я внимательно и грозно осмотрелся и передал сержанту ключ, махнув в сторону танка, чтобы проверили и взяли его под охрану. Подошедшие местные, включая старосту, сразу раскланялись. Невысокий парнишка в очках, лет пятнадцати, на откровенно плохом немецком пытался переводить то, что говорил староста, но я остановил его, сообщив:

– Не нужно, я карашё говорю по-рюски.

Лёгкий акцент я всё же оставил, главное, чтобы понимали. Этот переводчик малолетний заставил изрядно напрячься, теперь парням нельзя выкрикивать на чём-то похожем на немецкий, этот очкарик может это и понять. Пока сержант и двое бойцов осматривали танк, открыв верхний люк, – один спустился внутрь, – заложив руки за спину, я прошёлся немного вперёд, из-за чего староста вынужден был последовать рядом. Специально так сделал, чтобы тот чувствовал себя в роли просителя или подчинённого.

– Фельдфебель Ланке, дорожная охрана. У нас приказ обереста Шмульке собрать продовольствие. Прикажите своим людям погрузить в нашу машину свежие овощи и флягу со свежим молоком. Ещё штук пять мешков с мукой. Бумагу мы вам выдадим. Нужно шесть мешков картошки, капусты, моркови, лука, чеснока и остального.

Староста отвлёкся, быстро отдал распоряжения своим, чтобы доставили к нашему грузовику всё, что я перечислил, видимо резерв нужного у них имелся, раз тот сразу и охотно стал выполнять распоряжения, что не могло не радовать. Более того, приказал добавить свежего сала – недавно хрюшку забили. Хм, неплохо, молодец, любит новую власть, это хорошо. Да и фляги с молоком приказал доставить две, а не одну. Вернувшись, сразу же сообщил:

– Всё будет сделано, господин фельдфебель. Недавно мы уже отправляли продовольствие в Антиповку, в комендатуру. Туда же свезли и всех русских бандитов, что пробирались к своим.

– Всех?

– Именно всех. К сожалению, больше не попадалось.

– А тот, что висит на въезде?

– О, это фанатик, отстреливался до последнего патрона, потом застрелился. Мы его решили повестить в назидание, так сказать.

– Мне всё ясно. Мне не нравится, что вы так поступили, снимите его и похороните, он достоин этого, если сам не сдался… – пройдясь ещё немного, я остановился у танка и поинтересовался: – Откуда у вас этот танк? Унтерменшам запрещено владеть бронетехникой.

– Простите, кому?

– Неполноценным людям, славяне все неполноценные и годятся только на роль рабов и прислуги. Вам запрещено владеть танками, откуда он у вас?

– О, это интересная история, господин фельдфебель. Когда из Минска эвакуировались разные предприятия и заводы, то в одной из колонн был этот танк. Там что-то случилось, и он встал, водитель, который один был в танке, занимался ремонтом, вот когда он закончил, мои парни и захватили его. Водителя там и прикопали, а один из наших, раньше на тракторах работал, пригнал танк сюда. Сначала мы его в амбаре прятали, а сейчас выгнали. К сожалению, пулемётов у него не было, как и снарядов. Пустой. Мы его не применяли. Помыли, чтобы передать доблестной непобедимой Германской армии с лучшими пожеланиями.

– Это хорошо, мы его заберём, – задумчиво кивнул я.

То, что танк разоружён, я и так видел, пулемётные башни пусты были, снято всё, кроме пушки, лишь подобие пробок было вставлено. Видимо, чтобы на ходу через проёмы не попадала внутрь пыль. Танк блестел свежей краской и явно в боях не принимал участия, никаких следов не было. Я больше скажу, похоже, танк проходил модернизацию на одном из заводов в Минске, однако дополнительного экранирования не имелось, двигатель был тот же, авиационный танкового типа М-17Т. Вполне неплохой по части скорости при движении, и доработанный. Все детские болезни уже убраны. Правда, горят они в случае подбития ещё как, но что есть, то есть.

– Господин фельдфебель, сейчас всё доставят, не согласитесь ли вы пополдничать с нами? Стол уже накрыт, – угодливо изогнувшись, явно копируя движения Минского, когда тот мне двери открывал, пригласил староста. Такие же угодливые выражения были и на лицах его людей. Смотреть противно.

Мельком глянув на часы, я лишь покачал отрицательно головой, мол, и рад бы, да времени нет. Рисковать принимать приглашение я не хотел, мало ли на чём засыплемся, да и задерживаться в этой деревне не хотелось. Чем дальше, тем сильнее хотелось перебить тут всех. Тем более, вон, подъехало две телеги, нагруженных мешками, и полицаи стали под присмотром моих бойцов загружать продукты. Отдельно принесли корзины со свежим хлебом, разным свежим продовольствием, включая копчёности и пару пирогов, ну и две фляги с молоком. Откуда молоко, я даже спрашивать не стал, в стороне на окраине находился коровник, оттуда, вестимо. Вот так, пока мы общались, один из красноармейцев, Берёзов, ходил с фотоаппаратом в руках – это Потапова, – а оба корреспондента, поглядывая, что происходит вокруг, через бойницы, записывали, как предатели встречали немцев. Именно поэтому Берёзов и делал фотографии, он один посещал в юности фотокружок и умел пользовать «лейкой», а политрукам были нужны фото. Так что отличный кадр получился, когда староста угодливо изогнулся, да и остальные предатели в кадры попали. Правда, Потапов слёзно просил делать только лучшие кадры. Всего пять снимков было выделено на это, плёнки было очень мало. Да и я тоже с бойцом побеседовал, когда Потапов закончил инструктаж проводить, приказав делать снимки со мной в кадре, только если я стою спиной к ним. Не хочу светить своё лицо. Боец выполнял мой приказ на все сто, молодец.

Под конец, когда я уточнял по поводу топлива к танку – было половина баков, то староста всё же решился уточнить, что я имел в виду насчёт унтерменшей и что вообще это значит. Вот и пояснил, что в планах у «нас» уничтожить девяносто процентов населения Союза, остальные пойдут к нам в прислугу. Потрепав старосту по щеке, я «успокоил» его, мол, мне его хозяйственность понравилась, вполне возможно, возьму его к себе в поместье помощником управляющего, будет за рабами следить. Также велел подготовить списки всех деревенских, которых нужно будет уничтожить в первую очередь, и отправить их в комендатуру. Там посмотрят и выберут, кого первым отправить на удобрения. Ликвидировать большую часть населения будут такие вот отряды самообороны, мы, мол, руки брезгуем марать.

Старосту так перекосило, когда он слушал меня, я ещё высокомерно на него поглядывал, хотя тот был на голову выше меня ростом, но я с мог сделать так, что поглядывал на него свысока. Умею это делать. Правда, сам староста никак особо не показал, как его шокировали мои откровения, однако ясно, что сдавать назад ему поздно, слишком глубоко увяз в помощи новой власти, поэтому пообещал похлопотать, чтобы его тоже на удобрение не пустили. Я же надел на нос очки и, достав блокнот, прошёл к кузову, где нудно и тщательно записал всё, что нам выдали. Даже три бутыли с самогоном в одной из корзин, после чего на всё это выдал бумагу старосте. Про ключ к танку, что был у них, тоже не забыл. Да и всё, что сняли с того танкиста. Мне вернули комбинезон, шлемофон находился и так внутри машины.

Только после этого объявил всем, что благодарю старосту и его людей за помощь представителям новой власти, и направился к танку, известив всех зрителей, что давно мечтал поуправлять такой техникой. Устроившись на месте механика-водителя, положил рядом автомат, который постоянно носил на плече, надел шлемофон, он висел на спинке сиденья и, видимо, был единственным, больше не имелось, после чего провел некоторые манипуляции и запустил двигатель. Погоняв его на разных оборотах, работал тот как часики, сдвинул танк с места и направился следом за мотоциклом Минского к выезду из деревни. Остальные двинули за мной. На выезде колонна встала, Берёзов сделал снимок с повешенным командиром, чтобы лицо попало в кадр, с полицаем на заднем фоне, тот всё тянулся, лучась радостью. Урод.

Вот так отъехав от деревни подальше и уйдя за небольшую рощу, я остановил танк и, заглушив двигатель, выбрался наружу. Минуту я просто не мог говорить нормально, а изъяснялся одним только матом. Подошедшие к нам бойцы, включая обоих политруков, внимали мне со всем восхищением, похоже, я смог поразить их познаниями в разнообразии русского мата. Да и сами тоже чувствовали в душе то же, что и я.

– На руки полей, – хмуро велел я бойцу, что сидел на броне танка, наконец, выпустив словесный пар, добавил: – После общения с это падалью помыться хочется.

– Да-а, командир, никак не могу поверить, как вы смогли выдержать, – сбив кепи на затылок, сообщил Минский. – Играли так, что даже я поверил, что вы настоящий немец, а уж когда этого предателя по щеке потрепали, отчего тот умилился, так вообще…

Отфыркиваясь, я умылся и, взяв поданное Лосевым полотенце, вытерся, после чего вернул полотенце и сказал:

– Вы тоже молодцы, пара огрехов в поведении были, но к счастью, это не привлекло внимания местных. Ладно, полчаса в деревне потеряли, нужно навёрстывать упущенное время. До брода меньше километра, сейчас выедем из рощи и покажемся на виду. Спокойно едем к броду, пересекаем его. Если попробуют остановить, там по ситуации. Переговоры буду вести я. Отслеживать все мои движения, если подам знак, значит, берём пост, если всё нормально будет – проезжаем и двигаемся дальше. В общем, всё как обычно, уже несколько раз оговаривали.

– Товарищ майор, – подбежал Бабочкин, он ходил ближе к роще и осматривался в бинокль. – Там наш танк брошенный стоит. Глянуть?

Тут тоже была такая тема, когда мы остановились тут, я велел посматривать по сторонам, выглядывать наши брошенные танки. Была надежда собрать хотя бы часть вооружения, сняв ДТ с других танков. Хотя бы чтобы пулемёты были. А то ведь совсем голый. Найти снаряды к этой редкой пушке я совсем уж не надеялся. И вот мой боец усмотрел-таки первую брошенную машину. Уточнил, что за танк, это оказался «двадцать шестой», я отдал насколько приказов:

– Значит, так, колонной мы выезжаем из-за рощи и сворачиваем на перекрёстке к броду, там колонна встаёт, все делают вид, что встали для естественных нужд, а я на танке с бойцами, что едут на броне, скатаюсь к брошенной бронемашине, лично осмотрю её. Всем всё ясно? Тогда по машинам.

Так мы и сделали, двинули дальше и, повернув на перекрёстке, вскоре встали. Точнее, колонна встала, а я, вырулив в поле, покачиваясь на неровностях луга, покатил к танку Т-26.

В этот раз шлемофон я не надевал, в каске сидел, выглядывая из люка. Остановив технику у брошенной бронемашины, пока бойцы заглядывали в открытые люки, спокойно выбрался на броню и, поставив одну ногу на левую пулемётную башню, стал изучать брод. О, так там ещё три наших танка брошено, у двух только башни торчат из воды, третий наполовину на берегу находился. Два Т-26 и один был вроде БТ-5 точно не скажу. Он кормой ко мне был, а башню из-за сильного наклона не видно, чтобы определиться точнее. Вот немцы на броде были, я отметил, что сам стал предметом такого изучения, фельдфебель рассматривал меня в бинокль, встав у пулемётного гнезда. Я больше скажу. Там были позиции двух противотанковых пушек. Правда, стояли там простые армейцы, а не наши «коллеги» фельджандармы. Уже проще будет. Пусть армейцев целый взвод, видимо брод немцам важен, но теперь с новыми обстоятельствами можно планировать дальнейшие наши шаги.

В танке пулемёта не оказалось, нашли только шестнадцать пустых дисков к нему. Тут или сами танкисты сняли, по виду танк хоть и побывал в бою, стреляных гильз на днище много, но не подбит, экипаж бросил, или трофейщики поработали. Диски я всё же приказал собрать и, вернувшись внутрь танка, принимал подаваемые мне через люк стрелка левой пулемётной башни тяжёлые круглые диски, укладывал их на полки боеукладки этой башни. Нормально сложил. Кстати, у нас в кузове грузовика початый ящик с двумя цинками патронов, можно будет снарядить часть дисков на будущее. Надо, а у нас есть.

Вернувшись на дорогу, мы так в составе колонны и двинули дальше. На три брошенных танка я посмотрел с интересом, но не более, видно, что и тут пулемёты сняты, всё же вблизи у довольно активно эксплуатируемой дороги находились, вот и сняли. Технику нужно искать подальше от действий трофейщиков, может и найду пулемёты, а то и снаряды. Я помню, что с два десятка танковых пулемётов отправил Михайлову, может и мне что останется, когда соединимся. А может, и нет, тут поди угадай. В общем, нужно использовать любую возможность для усиления вооружения танка, точнее его восстановления.

Немцы останавливать нас не стали, проводили любопытными взглядами, что-то весело крикнули парням, что на броне сидели, я не расслышал из-за рёва мотора, что именно, те, похоже, тоже, однако преодолев брод и поднявшись по более высокому склону другого берега, мы направились дальше. Я даже вздохнул с некоторым облечением. Чуть позже мы свернули на малоезженую полевую дорогу, что вела к одной из деревенек, и покатили по ней. Вскоре один из бойцов постучал по броне прикладом, и я остановился.

– Там в кустах танк стоит, – сообщил тот, указывая рукой на что-то массивное за кустарником, росшим с правой стороны дороги, где была река. До неё тут с пару километров было.

Остановив бронемашину, колонна тоже встала, я велел обоим бойцам сбегать, посмотреть, что там. Только осторожно, мало ли засада, какие дикие окруженцы работают. Оказалось, машина была брошенная, сломана, капоты открыты, да и не танк это был, а Ба-10, оставленный своим же экипажем. Трофейщиков тут не было, и наконец у нас появился свой пулемёт. Один был явно снят экипажем, а тот, что находился в башне, стоял на месте. Дисков к нему набралось двадцать шесть, но все пустые. Похоже, броневику пришлось изрядно повоевать, на броне нашли два отверстия от пробития, да и следов от пуль хватало. Приказав водителям пока обслужить технику, похоже мы тут задержимся минут на десять, выставил двух часовых, остальным велел снаряжать диски, пяти-шести хватит, а сам прихватил инструмент – прошлый механик-водитель у моего трёхбашенного дракона был справным, всё имел в наличии – и направился к броневику снимать пулемёт. Бойцы уже заканчивали собирать диски и переносили их к танку, поэтому я спущу всё вниз и уложу в боеукладках.

Пулемёт оказался в порядке, более того, имелась половина боезапаса в диске, я это узнал, когда снял его, после этого перенёс в танк и после быстрой чистки – пулемёт был сильно пострелявший, нагара хватало – установил на место, проверив, как поворачивается башня. Слегка поднял ствол пушки, ну и пулемёт проверил. Короткая очередь сбила ветки и листву с кустарника. Потом вставил свежий диск, набитый патронами, остальные уложил тут же на полку. Пустые разложил в обеих башнях. В общем, постепенно приводил танк к боевому состоянию. После этого мы покатили дальше, оставили деревеньку в стороне и выехали на другую дорогу, проследовав дальше за транспортной колонной немцев. Пришлось немного подождать, пока концевая машина не проедет, после чего последовали за ними до ближайшего перекрёстка, где и свернули. Сразу увеличив тут скорость движения, благо качество дороги это позволяло. Не сильно убитая была. Нам не раз встречалась брошенная советская техника, и мы всегда останавливались. Я в тайной надежде мечтал, что мы найдём-таки снаряды к моей пушке. Раньше дважды в грузовиках такие снаряды находили, но пока не везло, не было. Конечно, находки были, например, шесть ящиков с винтовочными патронами, два из которых были с пулемётными, Лосев, Бабочкин и оба политрука, сидя в десантном отсеке бронетранспортёра, не спеша набивали диски патронами. Теперь есть чем снаряжать. Да и воевать тоже. С брошенных танков мы сняли ещё два ДТ. Один я установил на шаровую опору в башню, так сказать кормовой пулемёт, и второй установил в левую пулемётную башню. Найти ещё один пулемёт, и всё, это вооружение будет по штату.

Как бы то ни было, но мы добрались до назначенного места встречи, и похоже, прибыли первыми. Бойцы посмотрели, дорога свежих следов прошедшей тут тяжёлой техники не имела. Ладно, подождём. Причём ждать я собирался не укрываясь, а под видом поста. Мы встали прямо на дороге, развернув технику так, чтобы держать все стороны под контролем, и пока Лосев с помощником занимался приготовлением обеда, а у нас его ещё не было, и воду нашли, и костёр развели, да и корзины с подарками от деревенских достали, хотя бойцы и плевались, брать у предателей не хотели, но голод не тётка, тем более пахло одуряюще вкусно. Пироги во время прошлой стоянки с молоком съели. Вон, ополовинили двадцатилитровую флягу, да на остальное явно нацелились. Вкусное молоко, свежее, я и сам две кружки выпил. Есть особо не хотелось после такого перекуса, поэтому я велел Лосеву пока вскипятить воду для чая, а мы бутербродов поедим, свежего хлеба с не менее свежим салом. Да и других деревенских яств хватало, взять тот же копчёный окорок.

Так вот, пока Лосев творил, мы тоже делом занимались. Пара бойцов изображали постовых, остальные кто отдыхал, кто наблюдал за окрестностями. Если появлялась какая машина или колонна, выходил я, останавливал и проверял, особенно одиночек. Лосев и политруки – да все, кто был в нашей форме, на этот момент прятались, чтобы их не увидели. Кстати, один из тех бойцов путешествовал на броне моего танка – когда пулемёты были установлены, осваивался в башне, а передвигался свесив ноги вниз, чтобы сразу нырнуть в башню и, если что, поддержать пулемётным огнём. Вот и сейчас он на башне сидел, пытался изобразить что-то на трофейной губной гармошке.

Останавливая разные машины, я искал продовольствие, это сейчас то, что нам необходимо. Тех запасов, что мы взяли на сборном пункте, хватит дня на два-три, если нормы не уменьшить, значит нужно постоянно выискивать и пополнять запасы за счёт немцев. Один раз повезло, остановили два «опеля», загруженных мукой, но было и несколько мешков с горохом. Водителей и сопровождающего взяли в ножи, а технику Иван с водителем нашего вездеходного грузовика отогнали к дальнему лесу, замаскировав в глубине опушки. Там их один из бойцов охраняет. Вернулись те на мотоцикле Майского, что их сопровождал при перегоне.

Я пребывал в отличном расположении духа, новости были просто великолепные. А как же, я не только радиостанцию в танке проверил, работала штатно, но изредка в наушниках и в бронетранспортёре сидел, ловил передачи немцев. Генерал так всё же поработал ночью на аэродроме, полностью его сжёг, правда потерял половину танков и людей, атакуя в лоб, немцы сообщили, что даже пленных смогли взять, но все самолёты и большую часть лётного и технического персонала уничтожил. Лишь малой части удалось спастись бегством. Про дела Михайлова тоже узнал тем же путём, например, крупный железнодорожный мост он уничтожил, как я и приказывал. Захватил, используя танки, а потом сапёры взрывчаткой, взятой мной на том же сборочном пункте трофейного вооружения, подорвали быки. Ухнуло всё вниз. Немцы истерики устраивали в эфире, искали виноватых и кто будет восстанавливать мост. Ну и тоже – кто искать этих наглых русских будет. Похоже, разозлили мы немцев изрядно. Мост был целью для утреннего удара, специально для отвлечения внимания, да и парни должны сделать вид, что уходят в другом направлении, потом развернуться, путая следы, и будут идти весь день – да, именно весь день – в сторону штаба армий «Центр». При этом соблюдая всю возможную маскировку. Вся техника должна напоминать двигающиеся кусты, при любой опасности смыкаться, как будто сплошной ковёр кустарника, и замирать. Это на случай появления воздушных наблюдателей или разведчиков. Если обнаружат, то огонь из всех стволов. Это же касалось тех, кого встретят по пути. В основном должны всех, кого встретят на дорогах, с ходу уничтожать, организуя подвижные засады.

По времени тот уже час как должны быть здесь, уничтожив перед этим ещё два моста, оба автомобильные. Однако группы не было, да и эфир был пуст, только немцы общались.

Тут как раз подходила очередная колонна с набитыми солдатами кузовами, когда меня окликнул Минский, что сидел в бронетранспортёре и слушал эфир. Он встал, подзывая меня и протягивая наушники. Снова пошёл активный радиообмен, вот тот и решил, что это важно. Так что, подойдя к борту, я надел наушники и стал внимательно слушать. Минский хорошо встал на волну, шорохов не было, отлично всё было слышно. Действительно, тема касалась и нас тоже. Тут говорили и про сожжённый мост, и про неизвестную группу, что рядилась под фельджандармов, давая наше достаточно точное описание. Даже про вездеходный грузовик сообщили. Чёрт, это плохо, где-то мы попались на глаза кому не нужно. Может, кто из пленных из группы генерала проговорился. Хотя мы там в основном с погранцами контактировали, но могли от них узнать, слухами земля полнится. Нужно менять технику, или уходить вообще подальше. На ту же Украину, как я и планировал ранее. Сбросить с хвоста возможных ищеек.

Колонна уже давно прошла, а когда я с задумчивым видом вернул Минскому наушники, то меня окликнул один из наблюдателей:

– Товарищ майор, смотрите, кто от дальнего леса к нам идёт.

Обернувшись и посмотрев, куда указывает наблюдатель, я тоже поднял бинокль, он у меня на уровне груди висел, и присмотрелся. Отличная цейсовская оптика приблизила картинку, которую я совсем не ожидал увидеть. От леса к нам шла группа бойцов и командиров. Верховодили там трое красноармейцев. Один шёл впереди и помахивал винтовкой, к которой была привязана белая тряпица. За ним гурьбой шло семеро человек, трое в лётных комбинезонах. Охраняли их по бокам с примкнутыми штыками ещё двое красноармейцев, увешанных оружием. Те, кого они вели к нам, были явно разоружены. Минский, что тоже рассматривал эту группу в свой бинокль, разобравшись, в чём дело, только зло сплюнул.

– Суки. Своих же к немцам ведут.

– Ну не к немцам, а к нам, о чём они, к счастью, не подозревают, потому тройку в ножи, пленных освободить и в наш грузовик. Нужно его отогнать к тем двум. Противник уже о нас знает, что именно такой группой мы передвигаемся. Вскоре опросив сопровождающих разных колонн, узнают, где мы, поймут, что поста тут нет и мы ложные, и вышлют к нам боевую группу для захвата. Грузовик приметный, убрать его нужно.

– Пыль с севера! – услышали мы крик наблюдателя и, повернувшись, стали изучать дорогу, по которой двигалась какая-то техника.

– Мотоциклисты, – сообщил я почти сразу, у меня оптика получше была.

– Да, – чуть позже добавил сержант. – Вроде наши, вон тот знакомый, этого здоровяка я уже видел.

– Согласен, похоже, это группа Казанцева. Добрались наконец. Нужно опознаться.

Всё же это оказался именно лейтенант Казанцев со своими. Та группа окруженцев от леса ещё шла по полю, поэтому было время пообщаться.

– Здорово, чертяка, – обняв лейтенанта, похлопал я его по спине. – Наслышан о ваших делах, наслышан. Слушал, как немцы в эфире ругаются, матом вас за мосты кроют.

– Спасибо, товарищ майор, – смущённо улыбнулся тот и, скосив глаза на заметно приблизившуюся группу, осмотрел её в бинокль, и, всё поняв, удивлённо спросил: – Это как?

– А так, придут, отблагодарим этих добровольных помощников. Ножом в печень. Ладно, не обращай внимания, их бойцы встретят, нужные инструкции они уже получили, тем ещё с полчаса по пашне идти. Докладывай, как дела.

– У нас пока норма, продолжаем движение в сторону немецкого штаба, но для вас всё очень плохо. Товарищ старший лейтенант срочно отправил нас к вам. Сегодня под утро над нашей группой были выброшены парашютисты с транспортного самолёта, причём с немецкого «юнкерса». Трофей наш вроде как. При них такие документы были… Говорят, за подписью самого… В общем, у них приказ арестовать вас, там настоящее зубры, скрутят, и не заметишь. Пытались отдавать свои приказы, там майор госбезопасности командует, но не смогли, Михайлов упёрся рогом, не их специфика, да и задачи, поставленные вами, были очень серьёзные. Чекисты только наблюдали и записывали, как мы воюем, как мосты уничтожаем и небольшие группы немцев. Как эшелон остановили и полностью уничтожили. На платформах гаубицы были, полный дивизион с усилением. Ни один артиллерист не уцелел. Про основной план уничтожения штаба группы армий «Центр» они тоже в курсе. При них радист, связались со своими, и нам дали добро. Правильное дело делаем. А вот вас арестуют, самолёт наготове стоит, чтобы за вами вылететь. Постоянно контролируют Михайлова, мне с трудом удалось с ним пообщаться и незаметно покинуть группу. Иначе бы не отпустили, чтобы вас не предупредили. Наши тут, в шести километрах, недалеко уже.

– Да. Новости неприятные. Значит, соединяться с Михайловым мне не стоит. Есть ещё какие новости?

– Есть. Мы связного перехватили, чекисты его допросили, там двое знающих немецкий язык есть. Штаб начал перебазироваться в другое место, в Борисов, ближе к продвинувшейся передовой. Мы надеемся хотя бы часть на месте застать.

– Не стоит, – сразу ответил я. – План по атаке и так был самоубийственным, а тут может закончиться пшиком. В город тоже не сунешься, потеряем все танки и большую часть людей. Нужно узнать, каким путём перебазируется штаб, и бить его в колоннах при движении. Они по дорогам идут или по железке?

– И автотранспортом, и по железной дороге.

– Отлично, если взять информированного офицера, а под видом поста фельджандармов это вполне возможно, то, узнав систему движения, можно нанести удары так, чтобы нанести серьёзные потери штабу, если не уничтожить, то хорошенько потрепать. Из танков расстреливать вагоны на железной дороге и гусеницами давить автотранспорт. Тут придётся разделиться на несколько ударных группы, чтобы нанести удары одновременно. На мой взгляд, тут удачи на успех будет куда больше. Так, дай мне с полчаса, пока всё обдумаю, а сам займись делом. Мы два грузовика с мукой захватили, отправь людей забрать из отстойника и перегнать их сюда. Это ещё не всё, раз меня так серьёзно ищут, а в тыл, я считаю, мне рано, то планирую сменить место своих действий. Всю группу, что сейчас работает со мной, заберёшь, возвращаясь к Михайлову. При мне останутся только Лосев и Бабочкин. Ординарец и, скажем так, личный водитель. Я напишу приказы на дальнейшие действия группе Михайлова, передашь их ему. Он будет знать, что делать дальше. Ещё рапорт по своим дальнейшим действиям подготовлю.

– Хорошо.

Тут мы прервались, так как наконец подошли окруженцы. Пара моих бойцов, переодетых под немцев, с МП наготове, уже встретили их на подходе и разоружили тех, что добровольно шли сдаваться. Те с охоткой сдали всё оружие, убеждая парней, что они рады немцам, да и вообще за германскую власть. Даёшь новую власть. Наши бойцы, слушая их, только ухмылялись, и мстительные улыбки стали шире, когда задние дверцы десантного отсека бронетранспортёра распахнулись, и пользуясь тем, что дорога была пуста, наружу выбрались оба корреспондента и Лосев. Вот это вызвало всеобщий шок у окруженцев. И если те, кого вели в плен, явно обрадовались, с надеждой рассматривая нас, то тройка красноармейцев поначалу застыла в ступоре. Потом те чуть ли не взвыли, один так натурально выл от отчаянья и безысходности, катаясь по земле и хватая бойцов за ноги. А вот командиры и летуны, которых к нам вели, оживились. Бойцы переждали радость встречи, мы представились подвижной диверсионной группой, радостные объятия тоже были, после чего я велел Лосеву накормить оголодавших бойцов и командиров, а тройку расстрелять. Это уже Минскому отдал приказ. И расстреляли, рука не дрогнула.

Дальше, пока Казанцев занимался делами, отправил мотоцикл с водителями за грузовиками, Лосев кормил окруженцев, отвечая на их вопросы, тех уже и вооружить успели, вернув то, что с них эти трое сняли. С ними также и корреспонденты общались, которые, кстати, удивили своим присутствием у нас Казанцева, он о них ничего не знал. Укрыли мы их за техникой, чтобы с дороги не видно было, вот те спокойно сидели на примятой траве и быстро, фактически жадно, насыщались. Так вот, пока все занимались делами, я так и стоял у капота с картой и, делая пометки на ней, ставил задачи Михайлову, эту карту я планировал отправить старлею, как и всю технику, кроме одного мотоцикла. Его сейчас Бабочкин осматривал, заправлял с помощью Майского, это его, бывшая теперь, техника. В общем, он наши вещи убирал в коляску, три ППД с боеприпасами, сидора с формой. Да всё, что могло пригодиться. Конечно, жаль расставаться с парнями, прикипел я к ним, но надо. Да и Минский всё понимал, к тому же с основной группой часть его бойцов находилась, с которыми тот не хотел терять связь, всё же подчинённые. Так что тот спокойно воспринял то, что переходит под командование лейтенанта Казанцева, а дальше как уже Михайлов решит. Опытные разведчики ему точно пригодятся.

А приказы я составил таким образом. Сегодня состоится одновременный удар по железной дороге, по которой перебрасывают подразделения штаба, и по шоссейным дорогам. Потом, уничтожив за собой ещё один железнодорожный мост, уйти в сторону и уходить к нашим, уничтожая по пути всё что только можно. После соединения с нашими перейти в подчинение командиров на передовой. Там дальше решат, кого и куда, да и рейд мангруппы пора заканчивать. Немцев мы серьёзно зацепили, разозлили, охотиться на нас будут тщательно, поэтому я и решил мангруппу вывести к нашим, а самому перебраться на Украину. Там тихо, можно спокойно работать, собрав новую мангруппу из окруженцев, освобождённых военнопленных и техники со складов сборных пунктов трофейного вооружения. Ещё повоюем.

Среди только что освобождённых пленных был один танкист, механик-водитель с Т-26, но Т-28 ему тоже знакомая машина, так что я выдал ему шлемофон и комбинезон, приказав осваиваться в машине. В башне устроился лейтенант-артиллерист, сетуя, что снарядов нет, и ещё два бойца за пулемёты встали. Перегнать смогут, дальше Михайлов найдёт применение и людям, и танку. Подозвав Казанцева, я довольно долго его инструктировал, что передать Михайлову, выдал также и листы с письменными приказами за моей подписью, и последний рапорт по действиям моей группы. На этом мы стали прощаться, тем более от дальнего леса, переваливаясь на ямах и кочках, двигались к нам оба грузовика с мукой, в сопровождении мотоцикла.

После трогательного прощания мы наконец расстались. Колонна под командованием Казанцева направилась на соединение с группой Михайлова, у них было обговорено место встречи, а я, оседлав мотоцикл и запустив движок, погнал в другую сторону. Бабочкин сидел за мной, а Лосев, накинув сверху мотоциклетный плащ, в коляске, прикрывал, что одет в красноармейскую форму. На глазах у него очки, каска сверху, внимания не привлекал. Усами если только.

Вот и закончен один этап нашей войны в тылу противника, пора переворачивать страницу и переходить к новому этапу и новой войне. Кстати, а бляхи фельджандармов мы сняли, превратившись в обычных солдат вермахта. Ищут жандармов? Ну и пусть ищут.

Бак у мотоцикла был полный, плюс канистра, тоже не пустая, на коляске в держателе закреплена. Километров на сто влёгкую хватит, несмотря на то что эта техника довольно прожорливой была. Ещё бы, даже у коляски было ведущее колесо, особенно в грязи хорошо, застрять – это ещё постараться нужно. Ладно хоть можно отключать привод на коляске, когда он не нужен, да и расход меньше при этом. Все вещи мы никак не могли сложить в коляску и в багажный отсек. Тем более Лосев и Бабочкин, узнав, что поедем на мотоцикле, побегали, пока смогли что-то загрузить. Автоматы сложены в ногах у Лосева, там же два сидора. Продовольствие в багажном отсеке, плюс часть боеприпаса. Также при этом у нас с Бабочкиным были солдатские ранцы за спинами. Там и хранилась наша форма. Всё взяли, что могли, включая посуду и ложки.

Когда мы удалились от места расставания с Казанцевым километров на двадцать, благополучно избежав интереса к себе, то, припомнив карту, я свернул на перекрёстке дорог на полевую, в открытое поле. Если память мне не изменяет, где-то тут должен быть бывший наш полевой фронтовой аэродром, захваченный немцами. Посмотрим, что там есть. Поднимаясь на довольно высокий холм, тут так дорога, петляя, на него взбиралась, я стал переключаться на более низкую передачу, когда вдруг раздался хруст, и, дёрнувшись несколько раз, мотоцикл заглох, встав намертво. Выключить скорость у меня так и не получилось. Несколько секунд мы сидели в тишине, переваривая случившееся, после чего я недовольно буркнул:

– Приехали.

– Что-то случилось, командир? – слезая с заднего сиденья и отходя в сторону, поинтересовался Бабочкин.

Однако ответил ему не я, а ворчливый Лосев, с трудом выбираясь из перегруженной вещами коляски:

– Сломались мы, что тут ещё может случиться? Кстати, командир, серьёзная поломка?

– Звук знакомый был, да и встали сразу, – также слезая с транспортного средства, задумчивым голосом ответил я. – Похоже, повреждения в коробке, и я даже могу угадать, что понижающий редуктор накрылся. В сорок шестом, когда я проводил инспекцию на Урале, некоторые заводы посещал, то мне дирекция одного из заводов для разъездов выдала служебный транспорт. Как раз такой мотоцикл, трофейный, «БМВ Р семьдесят пять». Причём произведён тот был, кажется, даже в начале сороковых. Всю войну проездил, сыпался только так. Я больше его ремонтом занимался, чем проводил ту работу, ради которой меня послали. Правда, и дело сделал, и мотоцикл этот изучил от и до. У меня была такая же поломка. Тогда запасной редуктор на складах нашёлся, а где тут его искать? Ладно, посмотрим. Там в багажнике коляски чехол должен быть с инструментом, доставайте.

Бойцы переглянулись, и Лосев нехотя сообщил:

– Командир, мы это, в общем, он место занимал, вот мы его и выкинули.

– Ну и ладно, – легко ответил я. – Не особо и хотелось копаться. Проще что-то другое добыть.

Осмотревшись, я велел Бабочкину брать жезл, ими обычно фельджандармы пользовались, надевать бляху и изображать пост. Судя по следам, тут хоть и редко, но машины появлялись. Старые следы от полуторок, и более свежие, уже от немецких машин. Дождя бы, зной такой стоит, что всё высушивает, вон, даже следы недельной давности хорошо сохранились, разобрать можно.

– Надо было мотоцикл старшего сержанта Минского брать, – вздохнув и тоскливо осмотрев пустую дорогу в обе стороны, сказал Бабочкин. – Он у него поновее был.

– У Минского зажигание полетело, сам видел, как с толкача заводили, – устроившись на сиденье, я сделал глоток из фляги, поясняя некоторые моменты на озвученные Бабочкиным мысли.

– А у лейтенанта?

– А у Казанцева машины имели эмблемы другого подразделения. Как ты себе представляешь солдат полевой жандармерии, имеющих знаки на форме одного подразделения, а продвигающихся на технике из другого, да вообще другой части. На мой взгляд, это сильно подозрительно, можно подумать, что едут не настоящие жандармы, что так и было. Поэтому как тактические знаки на технике, так и на петлицах – всё это должно совпадать. Я тебе больше скажу, нужно знать фамилии всего руководства этого подразделения от лейтенантов смежных подразделений, и так далее выше по вертикали власти, вплоть до генерала. Знать боевой путь полка и своей роты.

– А мы-то не знаем, стали бы расспрашивать, и поняли, что мы поддельные, – вздохнул Лосев.

– Почему не знаем? Я же не зря столько времени допрашивал того водителя бронетранспортёра. Всё он мне выложил, а на память я не жалуюсь. Легко бы отбрехался. Правда, пока не пригодилось, но учитывать нужно всё.

– Танк, жалко, бросили, мне на нём понравилось. Ход такой мягкий, почти не трясёт, – вздохнув, сказал Бабочкин с мечтательной улыбкой. – Да и вам он явно понравился, вон как обхаживали его, подготавливали, да и расставались явно с сожалением.

– Это точно. Хотя танк и имеет противопульную броню, снаряды противотанковых пушек его насквозь бьют, всё же это отличный танк. Пока дорога пуста, думаю, можно рассказать вам одну историю памятного и легендарного сражения, которое произошло не так и далеко от нас. В Минске.

История действительно была интересной, старший сержант Дмитрий Малько, заведующий складом запчастей к авто и бронетехнике, получил приказ эвакуировать склад. Он слёзно умолял командира завести один из танков Т-28, стоявших на хранении после капитального ремонта, всего там было шестьдесят три танка этого типа, немцам досталось шестьдесят два, часть в сожжённом виде. В конце концов командир разрешил, и Дмитрий в сопровождении колонны направился в тылы. В пути танк заглох, вроде бы причиной был авианалёт, и Дмитрий с разрешения командира стал его ремонтировать, пообещав догнать колонну. Когда смог завести, колонна уже ушла. Наступила ночь, и он решил переночевать на опушке леса, где к нему вышли четверо, майор-танкист Васечкин и трое курсантов. Запомнил я только одного – Николая Педана. Они и стали экипажем для танка Дмитрия. Когда наступило утро, выяснилось, что вокруг немцы и к своим не прорваться, тогда Николай Педан предложил прорываться через Минск. Дмитрий Малько горячо одобрил его, так как знал Минск очень хорошо и был способен провести танк на другой конец города хоть с закрытыми глазами. Майор, подумав, дал согласие. Вполне дерзко, может и получится. Тогда они полевыми дорогами направились на брошенный склад сержанта Малько, загрузились снарядами и патронами, дозаправив машину, после чего, подойдя к окраине и подготовившись, на полной скорости ворвались в город. К тому моменту танки генерала Гудериана уже ушли километров на девяносто от города и остановить «бешеный танк», как прозвали его немцы, было попусту нечем. Слишком внезапно он появился на очередной улице, ведя пушечно-пулемётный огонь. Майор выпускал снаряд за снарядом по технике противника, уничтожая грузовики и штабные машины. Пулемёты работали не переставая. Малько давил часть техники, что попадалась по пути. Как ни странно, нанеся большие потери немцам, танк смог прорваться к противоположной окраине города, пройдя его насквозь, оставляя за собой множество дымов горящей техники. Однако на окраине Минска их уже ждали, они наткнулись на спешно готовившуюся к бою зенитную батарею. Первый снаряд рванул не долетая, и Дмитрий свернул в сторону, стараясь увести танк из-под огня. У него этого не получилось, машина содрогнулась от страшного удара, и в боевом отделении появился дым. Майор Васечкин скомандовал покинуть машину. Дмитрий, по голове которого чиркнул осколок, был на грани бессознательного состояния, но выполнил приказ командира, он также видел, как машину, мелькая в дыму, покинули два курсанта, один был тут же сражён из пулемёта, и сам майор. Раненым тот, отстреливаясь из пистолета, приказал уходить огородами. Танк горел, дым укрывал Дмитрия, и, уйдя через огороды, тот спрятался в ботве, закопавшись в ней. Это его и спасло. Тут грохнул взрыв, и Дмитрий понял, что танк взорвался. На второй день он встретил укрывающихся в городе окруженцев и с ними вышел к своим. Воевал тот хорошо и закончил войну старшим лейтенантом, заместителем командира танковой роты. Причём именно его полк брал Минск в сорок четвёртом, и тот плакал, когда обнаружил свой танк Т-28 стоящим на том месте, где их подбили, ржавый от огня, с лежавшей рядом башней после детонации остатков боекомплекта. После войны он искал информацию по остальным из экипажа, в газеты писал, и откликнулся тот самый Николай Педан. После того боя он был взят в плен, и освобождён из него только в сорок пятом году. Потом уже выяснили, что майор Васечкин и один из курсантов погибли у танка, их похоронили минчане, а судьба третьего курсанта стала известна чуть позже. Плен, побег, партизанский отряд, и гибель во время одной из операций. Вот такая история, братцы. И это единственный случай, когда эта машина показала себя хорошо. С необученным экипажем, часть из которого впервые сидела в танке, но так повоевать не каждому повезло. Заполучив такой «двадцать восьмой», я хотел превзойти подвиг этих ребят, а теперь уж что говорить. Если повезёт, найдём ещё одну такую машину.

– Да, хватили лиха ребята, – вздохнув, сказал Лосев. – А те танки, что сейчас на складе стоят? Угнать можно?

– А чёрт его знает. Немцы, конечно, эпизодически их использовали, в основном в охранных дивизиях, а так, думаю, на переплавку отправили. Металл им был нужен. Около железных дорог всё вычистили.

– Ничего, ещё найдём что интересное.

– Я тоже на это надеюсь. Ладно, похоже, тут совсем редко ездят, дорога ведёт на аэродром и к двум деревням, что находятся неподалеку от него. Если на аэродроме и есть охрана, что занимается сортировкой трофеев – того, что уцелело, то немного. Меня «Чайки» интересуют, есть ли там такой тип самолётов. Их пилоты исхаяли, насколько я знаю, эти истребители-бипланы не могут соревновать с «мессерами», горят как спички, но если использовать их как штурмовики, да ещё в тылу противника, это будет такой Армагеддон, что немцы взвоют. Мне бы хотя бы четыре машины с запасом ракет, бомб и топлива, это тот минимум, что нужен. Поэтому я и завернул сюда, хотел разведку провести.

– А что такое Армагеддон? – поинтересовался любопытный Бабочкин.

– Конец света.

– Тогда мы уже несколько раз некоторым немцам его устраивали. Вспомнить тот штаб, фронтовой аэродром или артиллеристов, два дивизиона уничтожили. Да и вообще, правильно вы говорите, взвоют.

Пока покидать место поломки мотоцикла мы не спешили, при нём мы вроде как при деле, а понесём вещи, причём всё взять вряд ли получится, уже станем привлекать внимание. Это как шапка-невидимка, с мотоциклом мы сливаемся с остальными ордами вермахта, без него – пешие туристы, загруженные с головой. Да ещё Лосев, у которого не было своей трофейной формы, вечно у него отговорки, так и не подобрали. Если только как пленного поведём, типа добровольного помощника. Только для этого нужно сначала с него всё снять, и нагрузить больше всех, вроде как дармовая сила.

Делать было нечего, покидать место поломки нам действительно не было смысла, так что, пользуясь свободным временем, я стал записывать Бабочкину тексты некоторых песен и даже пару раз пытался напеть, чтобы тот уловил ритм. Снова обещал больше так не делать. Лосев отдыхал, устроившись на коляске, закинул ноги на пулемёт да изредка поглядывал обе стороны дороги, изучая местность в бинокль. Записав тексты трёх песен, мы начали с первой – «Эх, дороги». Сначала тот заучивал текст, потом пытался наигрывать, а я слушал и подсказывал, где взять выше, а где ниже. После тридцатого повторения одной и той же песни даже Лосеву она осточертела, поэтому, решив, что некоторый опыт имеется, принялись за вторую, но тут нас прервали.

– О, а вот и транспорт, – садясь и свешивая ноги, сообщил мой ординарец, глядя куда-то мне за спину, откуда мы приехали.

Обернувшись, я поднял бинокль и, присмотревшись, пробормотал:

– Деревенские на телеге катят. Хм, почему бы и нет? Значит, так, быстро раздевайся, сапоги, ремни, звёздочку из пилотки вытащи, будешь изображать военнопленного – сядешь вон там, метрах в пяти от нас, с унылым видом, ну а ты остановишь телегу, потом уже я подойду и возьму слово. Всё, занимайтесь делом.

Лосев быстро снял всё, что я велел, по-хозяйски убрав в свой сидор, и, отойдя в сторону, сел, положив ладони на колени, и слегка раскачивался взад-вперёд. Да типичный пленный. Осмотрев его придирчивым взглядом, пробурчал:

– Ещё бы карманы вывернуть, совсем бы хорошо было?

– У меня там махорка и зажигалка трофейная, – не открывая глаз, известил тот. – Ещё нож складной, пистолет, фонарик. Да много что…

– Ну ладно, так сиди.

Деревенские до нас не спеша добирались, то есть достаточно долго. Поскольку никто в округе так из немцев и не появился, придётся использовать то, что есть.

– Хальт! – как я научил, поднял руку Бабочкин, придерживая висевший на груди автомат.

Его руки, загоревшие до черноты, были видны до локтей, рукава, как и у меня, подвёрнуты. Красуясь, он направился к телеге. Я же, также спрыгнув с седла мотоцикла, с громким лязгом взвёл затвор, обходя телегу с другой стороны. Мне не понравилось, как слегка шевельнулось сено, как будто под ним кто-то был. Может, и собака, но проверить нужно.

Рядом с телегой шёл босой старик с шикарной седой бородой. Он ступил на землю, когда начался подъём, чтобы лошади было легче. Вот мальчишка лет двенадцати, что сидел на телеге, слезать не спешил и так и ехал сидя. Сейчас он бросал на нас быстрые опасливые и слегка настороженные взгляды. Мне показался какой-то диссонанс между ним и стариком, но я никак не мог понять, что царапает мой взгляд, что не так, поэтому решил проанализировать этот момент ещё раз, но чуть позже, а сейчас важна была сама телега. Указав на сено пальцем, я взял наизготовку автомат, Бабочкин, видимо, это шевеление не заметил, но тоже быстро привёл оружие к действию. Он держал на прицеле старика и парнишку, а я откинул сено. Хм, старик вёз раненого лётчика. На меня смотрело дуло ТТ. В слегка дрожавшей, явно ослабленной руке, но оружие боевое и выстрелить могло в любую секунду.

– Советую отдать пистолет мне, – протянув руку, сказал я на чистом русском языке. – Кстати, к вашему сведенью, если бы мы были настоящими немцами, старика и парня ждало бы одно. За укрывательство всегда расстрел.

Тот слегка растерялся, так что я успел кинуть руку вперёд и перехватить пистолет пальцами, сунув указательный между спусковым крючком и скобой. Теперь он выстрелить не сможет, мой палец мешает. Рисковал, конечно, но что поделать, стоять под прицелом мне понравилось ещё меньше.

– Кто вы? – выдохнул раненый младший лейтенант.

– Майор Корнев, провожу в этом районе диверсионную деятельность, – спокойно пояснил я и, подняв голову, крикнул ординарцу: – Лосев, хватай медикаменты и сюда! У нас тут раненый. Похоже, серьёзно.

– Это я мигом, – подскочив к мотоциклу и открыв багажный отсек, тот подбежал к нам и захлопотал над раненым.

Пока он работал, всё же некоторые знания по медицине имел, два года работал помощником сельского фельдшера, я прошёл к хозяину транспортного средства.

– Что же вы так неаккуратно-то? А если бы настоящие немцы были?

– Да тут их никогда и не бывало, – досадливо поморщившись, ответил тот, с интересом изучая нас. – Ездят редко, да и то те, что на бывшем военном аэродроме стоят, и всё.

– Кстати, по подводу аэродрома, нас он и интересует. Особенно исправные самолёты. Есть такие?

Задав этот вопрос, я покосился на мальчишку, что активно грел уши, уничтожая шоколадку, которую ему дал Бабочкин, и внезапно понял, что меня так в нём цепляло. Да городской он, а старик явно деревенский житель, вот и диссонанс, что привлёк моё внимание раннее. Правда, заострять на этом внимание не стал, их дело.

– Да вроде есть какие-то. Давеча третьего дня приезжали инженеры германские, осмотрели всё и уехали. Вроде ничего интересного для них. Оставили вот охрану, вроде бы куда-то всё вывозить собираются.

– Понятно.

Тут подошёл Лосев, который доложился по раненому:

– Товарищ майор, сбили его, ещё когда тут только немцы появились. Пилот связного самолёта. Ноги прострелены, но им занимался опытный хирург, всё зашито, повязки наложены грамотно, моего вмешательства не требуется. Время тут может только вылечить. Кости не задеты, парню повезло.

– Это ты по повязкам узнал?

– Почему? Расспросил командира, и всё, да повязки осмотрел.

– Понятно.

– Вот что, товарищ?..

– Еремеем Ильичом меня звать, – сразу откликнулся старик.

– Хорошо. Вот что, Еремей Ильич, нужно мотоцикл спрятать, отбуксировать и замаскировать, вещи наши перевезти в укромное место. Найдётся такое?

– Подыщем. А с машиной что?

– Сломалось, колесо заднее заклинено, только волоком тащить, а на дороге оставлять опасно, немцы по номерам определят, что она в угоне. Оно вам надо, обыски в деревнях? Всех собак постреляют, кур наворуют и уедут. Повезёт, если живыми останетесь.

– Спрячем, – теперь уже более уверенно ответил тот. – Прямо сейчас и спрячем. Тут недалеко овражек есть, с кустарником.

– Отлично. Вещи пока к вам в телегу покидаем, потом на ходу определимся, как кому себя вести.

Старик отстегнул часть упряжи и повёл коня к мотоциклу. Там ему Бабочкин помогал, привязали всё что нужно, Лосев уже заканчивал пулемёт снимать, остальные вещи он уже перетащил, замаскировав в сене, в том числе полную бензина запасную канистру. Потом конь потащил мотоцикл в известное одному старику место, а мы остались ждать. Не успели те скрыться, как раздалось отчётливое тарахтение мотора. Ещё этого не хватало.

Хотя нет, возможно, как раз и хватало. Транспорт нам понадобится. Раз нас уже ищут, то нужно сменить маскировку. Технику, знаки различия, возможно форму, а то у меня кровавый след на рукаве, неудачно ножом поработал, и никак не смывается. Так что станем связистами, авиаторами, танкистами или мотострелками. Большое поле выбора, кто попадётся, теми и станем. Нужно будет почаще менять личность, это позволит нам стать в тылу противника невидимками. Однако взять в ножи пару постов фельджандармерии не просто нужно, а жизненно необходимо. Мы так и посты обходить сможем, и маскироваться, пристроившись к какой-нибудь колонне, куда та идёт и во сколько, мы будем знать заранее, благодаря этим жандармам. В общем, информация от них по тылам противника нам действительно нужна. Причём срочно, мы не так далеко от штаба группы армий «Центр» находимся, и если Михайлов вот-вот нанесёт удар, то мы окажемся в эпицентре поисков, что мне совсем не надо. Да, кстати, что стоит упомянуть. Как я уже ранее говорил, знание немецкого у меня на довольно низком уровне, из-за чего часто приходиться ловчить, например, платком губы закрывать, вроде как зубы болят, и другие схожие ухищрения, чтобы акцент был незаметен за глухотой голоса. Однако за последние дни у меня было столько практики в нём с настоящими носителями языка Гёте и Ницше, что даже я стал замечать, что бойче и увереннее лопочу на нём. И акцент стал мягче, не так явно проявлялся. Вот что значит активная и богатая практика, сам не ожидал. Да и в прошлом мире я изучил язык просто для самообразования, но практики было мало, с фронтовиками общался да с немногими представителями из Германии, в основном инженерами и конструкторами. Я всегда старался говорить на их родном языке, мне нужна была практика, наработать опыт, а сейчас я его получил столько, что сам удивился рывку вперёд в освоении этого языка. Так же и с письменностью.

Прислушавшись, постарался определить, откуда идет звук. Я повесил автомат поудобнее и поправил бляху жандарма на груди, которую также вернул на место. Хотя чего гадать, машины не слышно, а рёв мотора – явно что-то грузовое движется, уже отчётливо слышно. Если бы неизвестные ехали с той стороны, откуда мы появись, мы бы их увидели раньше, чем появился звук мотора, но холм скрывает от нас немцев, но звук лишь делает чуть глуше.

– Превратись снова в военнопленного, – велел я Лосеву, отходя от телеги, перед этим поправил сено, чтобы летёху не было видно.

Пока ординарец снова садился на траву, делая вид, что он уже со всем смирился, с пленом в том числе, я осмотрелся и довольно кивнул. Пока всё в норме. Вот пистолет лейтенанту я не вернул, ещё не хватало, чтобы тот вмешался и поломал нам игру. Мальчишка настороженно на нас поглядывал, его Эдиком звали, но снова устроился на телеге, я велел ему успокоиться и сидеть тихо, а сам вышел на середину дороги, ожидая транспорт. Как я и думал, это оказался грузовик. «Опель», самая массовая машина в вермахте. Сначала над холмом показался покачивающийся тент над кузовом, потом кабина и потом уже капот. Насколько я смог рассмотреть, солнце на лобовом стекле бликовало, мешало, в кабине сидело двое, второй вроде как офицер, судя по фуражке. Есть ли в кузове солдаты, неизвестно, но то, что машина шла с захваченного советского аэродрома, факт, другой дороги тут нет. Тупик.

Насчёт офицера я не ошибся, в кабине сидел молоденький лейтенант с нашивками одной из охранных дивизий, которая держала тут тылы. Подняв руку с жезлом – я забрал его у Бабочкина, когда тот отправился помогать старику прятать мотоцикл, – остановил машину.

– В чём дело, фельдфебель? – приоткрыв дверь, как только машина остановилась, строго спросил офицер, добавив уже тише: – Мы торопимся.

Спокойно козырнув, я представился:

– Фельдфебель Ланке, второй взвод дорожной службы фельджандармерии восьмой охранной дивизии. Попрошу документы и путевой лист.

Я сначала проверил документы у лейтенанта, всё верно, заместитель командира роты, один из взводов этой роты стоял на охране аэродрома, а лейтенант, похоже, перевозил продовольствие и проводил проверку, там на аэродроме фельдфебель командовал. Потом я проверил документы водителя. Тут тоже всё в порядке. Во время проверки также изучил кузов. Практически пустой. То, что там было четыре примерно двадцатилитровых термоса, понятно, но ещё было восемь явно советских канистр, видимо прихваченных с аэродрома, трофеи есть трофеи, на этом всё. Повезло, есть за что зацепиться.

– Что за груз, почему не отмечен в путевом листе? – строго спросил я у водителя.

Глаза у того забегали, и он заюлил, поэтому ответил подошедший к заднему борту лейтенант:

– Канистры моё личное имущество, внутри трофейный авиационный бензин.

– Зачем он вам? – искренне удивился я, причём настолько, что «забыл» субординацию, но лейтенант на это не обратил внимания.

Он смутился и поначалу неуверенно стал отвечать. Не послал меня, как мог бы, что это его дело, а слегка смущённо улыбаясь, пояснил:

– Мне трофеем достался советский биплан, связной, я его отремонтировал, пленные помогли, и решил опробовать в воздухе. Потом отправлю родителям, будет опрыскивать поля на ферме. Все нужные документы я уже оформил. Ни на что больше тот не годится.

– Ясно, господин лейтенант, – я действительно понимал его стремления.

Тот, видя моё одобрение, с некоторой гордостью добавил, видимо решив прихвастнуть:

– Я в фатерлянде занимался авиамоделированием и посещал лётную школу. Закончить не успел, но управлять самолётом умею, опыт имеется. Мой отец тоже имеет удостоверение пилота, он сможет управлять этим самолётом, или наймёт кого.

Лейтенант стоял у заднего борта рядом со мной, водитель, документы которому я уже вернул, ушёл к кабине и сейчас возился внутри, отставив дверь открытой. Я внимательно слушал лейтенанта, согласно кивая в нужных местах, но и по сторонам не забывал поглядывать. Кстати, на Лосева оба немца даже внимания не обратили, как в принципе и на телегу, как будто это деталь пейзажа. Наконец словоблудие лейтенанта стало подходить к концу, и тот с интересом осведомился:

– А вы тут какими судьбами, фельдфебель? Дорога только на наш объект идёт, пост организовывать тут нет смысла. Не понимаю, что вы тут делаете.

– Мы на аэродром и ехали, господин лейтенант. Приказ начальства, найти рабочий трофейный самолёт для нашей разведывательной службы. Не знаю точно, зачем он им нужен. Выдали пленного, он авиационный механик, и мы с рядовым Краузе выехали на аэродром, да вот сломались. Коробка передач полетела. Остановили деревенских, и Краузе стал сопровождать буксировку лошадью к дороге, там найдёт попутную машину и отправит мотоцикл в реммастерские. Мы уже хотели на телеге отправляться в путь, а тут вы. Кстати, вон мой солдат с крестьянином возвращаются. Видимо, смогли отправить технику на ремонт.

– Понятно, – мельком обернувшись, кивнул офицер. – На аэродроме действительно имеется несколько вполне целых на вид аппаратов, танкисты старины Гудериана захватили его внезапно. Часть хотят забрать наши союзники, финны, остальное, видимо, пойдёт на переплавку. Нам нужен авиационный алюминий, он тут есть. Тут стоял бомбардировочный полк, вас какие самолёты интересуют?

– Да как раз небольшие связные, они тут есть?

Тут лейтенант явно забеспокоился, почуяв, что может лишиться своего трофея и никакие выправленные бумаги на него не помогут, с разведкой, особенно военной, шутить не стоит. Он засобирался, вот только отпускать его я совсем не хотел, а быстро достав пистолет, навёл его на офицера. Бабочкин уже подошёл и по моему знаку одновременно со мной взял на прицел водителя, после чего с помощью Лосева выдернул его из кабины и обыскал. Я же занимался лейтенантом, который не понимал, что происходит. В принципе можно их было и отпустить, если бы не одно но. Тот видел нас с деревенскими, начнутся расспросы и запросы по разным частям, не видел ли кто странных фельдполицаев, и тот может про нас вспомнить. Будут проверять, выйдут на старика, а у него раненый, забирать того я не планировал, свяжет нас. Так подставлять их я не хотел, значит, свидетелей нужно убирать. А так пропали те где-то на дороге, и пропали. Ближе к вечеру, когда они в расположение части не вернутся, будет поднята тревога, возможно и деревни посетят, да и то вряд ли, но главное, к старику этот след не приведёт.

Дальше быстро раздели обоих пленных. Сняв с них всё и связав, мы закинули «языков» в кузов, в который также загружали все наши вещи, посещать аэродром я передумал, меня сильно заинтересовал тот восстановленный самолёт. Вот так, пока Лосев бегал и перегружал наши вещи, ему Еремей Ильич помогал, я переоделся в форму водителя. Она мне по размеру подходила, лейтенант длинным оказался, не мой размер, и вёл допрос обоих пленных. Узнал данные обоих, в какой части служат, кто командиры, путь следования. Да всё, что может пригодиться в ближайшие сутки. Приём, чтобы поймать их на лжи, вёл опрос по отдельности. Одного из кузова пришлось вывести, пока с другим работал. У лейтенанта узнал, что за самолёт тот затрофеил, и где он находится. Кто охраняет. Я думал, ему достался У-2, но оказалось нет, это был полноценный разведчик и связист двухместный полутораплан Р-5. Топлива в баках было немного, где-то треть, но лейтенант рисковать не захотел, решил заправить с помощью трофейного топлива, что осталось на аэродроме. Немного, но оно было. Он только из-за этого и вызвался провести неплановую разведку, чтобы бензину и моторного масла добыть, и вот добыл. Конечно, даже странно такое везение, но у меня сразу появились планы насчёт этого самолёта, да и нужен он нам. Я прикидывал, как нам быстро добраться до территории Украины, по земле опасно, могут прихватить, а тут такой шикарный подарок, грех им не воспользоваться.

Бабочкин наконец переоделся в форму лейтенанта, та ему немного длинна была, но хотя бы сидела не так мешковато, как на мне, а рукава он просто подвернул. Допрос я уже закончил, водитель выдал те же сведенья, что и лейтенант, так что говорили они правду, поэтому мы их пока забросили в машину, где их охранял Лосев, вооружённый ППД. Сразу кончать не стали, следы я не хотел оставлять, найдём укромное место и спрячем тела. Покинув кузов, я подошёл к Еремею Ильичу, лётчик в разговоре тоже участвовал, слушал больше, и сообщил:

– Мы уходим. Оружие немцев мне не нужно, карабин с подсумками и офицерский «парабеллум» с боеприпасом можете забрать себе. Жаль, офицер налегке ехал, автомат не взял, пригодился бы. Но вам вот что скажу, в деревне лейтенанта не держите. Скоро облавы будут, найдут, расстреляют вас вместе с ним, я уже говорил, немцы свои законы вводят. Лучше где в стороне отройте землянку, замаскируйте её и лечите его там. Но так, чтобы тропинку не натоптать, и хоронитесь, чтобы не отследили. Оружие можете там же держать. Я вам ещё две трофейные гранаты дам на длинных ручках, пригодятся. На этом всё, удачи вам.

Вернув летуну его ТТ, я проследил, как Бабочкин передаёт Еремею Ильичу оружие, себе я оставил автомат, и мы, устроившись в кабине, покатили к дороге. Там, осмотревшись, я повернул налево и направился к селу, где находилась комендатура и где служили оба этих архаровца. Там же на окраине и стоял укрытый в тени яблоневого сада самолёт лейтенанта. Тот собирался после того, как попробует его в воздухе, разобрать и поездом отправить в Германию, отец груз встретит.

На дороге разного транспорта хватало. На перекрёстке появился пост, лейтенант, когда они ехали на аэродром, его не видел, иначе сообщил бы. Значит, тот возник не так давно. Этот пост фельджандармов тормозил подозрительные машины. По счастью, мы такими не выглядели, проехали не останавливаясь, судя по нашивкам, солдаты с поста из той же дивизии, что и наши пленные. Причина в такой панике мне пока была неизвестна, но догадаться было несложно. Значит, Михайлов, как мы и договорились, нанёс сразу несколько ударов по подразделениям передислоцирующегося штаба группы армий «Центр», что не могло не радовать. Вон, как оглашенные носятся, значит, удары нанесены серьёзные и очень болезненные. Теперь главное, чтобы немцы, бросив все силы на поимку мангруппы, не окружили её и, выбивая один танк за другим, не уничтожили их. Сейчас Михайлов должен рвануть к передовой, тут километров семьдесят по прямой было, ещё между ним и нашими находятся танковые части Гудериана, надеюсь, он сможет прорваться, круша всё на своём пути. Так собирая на себя всех немцев, тот отвлекал внимание от нас. Правда, не так сильно, как выяснилось, раз тут этот пост появился. Хотя комендатура могла его поставить на всякий случай, действуя по инструкции в таких ситуациях.

Приметив съезд в сторону и кустарник явно у оврага, я подкатил к нему. Тут мы отправили на тот свет обоих немцев из ближней комендатуры, после чего, вернувшись на дорогу, всё же с таким грузом ездить не стоит, покатили дальше. Кстати, Лосеву, когда мы ещё расставались с деревенскими, я выдал кусок портянки, и тот намотал её на рукав, вроде как хиви, помощник. Если что, отбрехаемся, что сами его вооружили, мол, доказал свою преданность во славу Третьего рейха. Найду что сказать. А этих немцев не сложно было убивать, мы их сюда не звали. Да и не марал я руки, отдал приказ, Лосев сам всё и сделал. Сбросил их на траву, чиркнул каждого немца по горлу и, столкнув вниз, слегка для виду забросал ветками. Я же, достав одну из пяти оставшихся мин, поставил её на режим нажимного действия. Найдут тела, случайно инициируют, может, ещё кого прихватить удастся. Оттого сильно и не прятали тела.

А по дороге мы так и катили к селу. Подъезжать к посту на въезде не стали, тут был полноценный блокпост, через село проходила одна из транспортных артерий. А свернули на тропку незадолго до него и покатили по окраине к самолёту помершего лейтенанта. С поста солдаты нас видели, но не смогли опознать, что в кабине сидят другие люди. О том, что лейтенант поедет к самолёту, чтобы заправить его, те наверняка знали, всё же из одной комендатуры, поэтому на наш грузовик никто и не обратил внимания. Свои. Я же, проехав почти половину села, фактически объехав его, повернул к видневшемуся самолёту, что действительно стоял на краю яблоневого сада и где лениво прогуливался часовой с карабином на плече.

Подъехать я постарался так, чтобы между ним и машиной находился самолёт, я не хотел, чтобы тот понял, что на их машине подъехали чужаки, и он поднял тревогу. Поэтому, остановив машину, я выпрыгнул из кабины и рванул к часовому. Тот поздно понял, что происходит что-то не то, хотя он что-то весело спросил у меня, я не разобрал что, а тут вынырнув из-за самолёта, подскочил к нему, часовой уже сдирал с плеча карабин, и вбил ему в солнечное сплетение нож. После чего, уронив на землю, добавил в бок, продырявив печень. Теперь не жилец. Дальше, пока подскочивший Бабочкин быстро снимал ремень с подсумками и карабин, я вытер руки о траву, отмытую финку мне Бабочкин чуть позже вернёт, я её в теле часового оставил, после этого быстро отмыл руки, Лосев полил из фляжки, и осмотрелся. В стороне, метрах в ста, на нас большими глазами смотрели двое мальчишек лет десяти, плохо, что без свидетелей не обошлось, но надеюсь, те нас не выдадут. Не сейчас, по крайней мере. Вытерев мокрые руки, я первым делом развернул машину, подогнав к самолёту. Что мы сделали дальше? Да просто, затащили хвост в кузов и привязали его. Тело часового закинули туда же, после чего, переваливаясь на кочках и рытвинах, неторопливо выехали на ту же дорогу, по которой приехали, и покатили обратно. Дело в том, что то поле на окраине села, где стоял самолёт, не очень подходило для взлёта. Я вообще не понимал, как лётчик тут смог посадить свою машину. Хотя, может, тот и не тут это сделал, а где-то в другом месте, и сам аппарат, как я сейчас, просто отбуксировали к селу для ремонта. Поди угадай. Об этом лейтенанта я не спрашивал. Тем не менее, когда мы снова появились на виду у того же блокпоста на дороге, там никакого шевеления и тревоги не поднялось, когда мы, буксируя самолёт, проехали мимо и стали удаляться по дороге, по которой приехали. Видимо, солдаты посчитали, что раз их офицер куда-то буксирует свою собственность на ночь глядя, то так и надо. Вот поле у оврага, где мы спрятали тела, вполне подходило для взлёта, и стоило бы туда вернуться, что мы и сделали. Единственно, двигаться неудобно, крылья не сложены, и приходилось съезжать на обочину, пропуская встречные машины или колонны.

Добравшись до места, первым делом сбросили тело часового к тем двум другим, причём так, чтобы не задеть мину, потом занялись самим самолётом. Не обращая внимания на то, что с дороги нас хорошо видно, тут метров триста до неё было, мы сняли разведчик с буксировки и поставили его рядом с грузовиком, втроём тяжело было его ворочать, но вполне в наших силах, если поднапрячься. После этого, используя воронку, мы перелили всё топливо из канистр в баки разведчика. Потом, пока Бабочкин, изображая офицера, заложив руки за спину ходил рядом, наблюдал, как мы с Лосевым работаем, перегружая всё в багажный отсек самолёта, а у него за вторым пассажирским местом, тут лётнаб обычно сидел, имелся небольшой люк с грузовым отсеком в фюзеляже. Тут достаточно места для наших вещей. Вот мы и укладывали всё. Лосев даже пробил бак в грузовике и слил топливо в канистры. Две под пробку, и прибрал их с нами, вдруг пригодятся. Не стоит ещё забывать про ту, что мы с коляски мотоцикла сняли. Уже начало стремительно темнеть, когда мы закончили.

– Всё, машина к вылету готова, – сообщил я. – Надеюсь, неизвестный техник её отремонтировал качественно, и она взлетит. Сейчас быстро переодеваемся, трофейную форму в кузов, перед отлётом подожжём машину, она нам подсветит поле, и взлетаем.

– Командир, я всё понимаю, но кто самолёт поведёт? Я не умею, – быстро расстёгивая офицерский френч, уточнил Бабочкин.

Видимо, этот вопрос мучил бойцов довольно давно, даже странно, что раньше его не задали, но тут уже я понял причину такого отсутствия интереса у них, они решили, что я лётчика на стороне найду. Это я понял по последующему вопросу Лосева:

– Я думал, мы пленного лётчика из какой колонны выдернем, а уже темнеет.

– Успокойтесь, я немного умею управлять такими самолётами, трижды мне удавалось делать это ночью. Люблю быть разносторонним специалистом, изучая новые навыки. Тут в чём дело, инспекции проводить мне часто доводилось, а самолёт – отличное и скоростное средство перемещения, вот мне и выделили самолёт. Правда, там У-2 был, но лётчик с охоткой учил меня, когда я попросил его об этом. Больше сорока часов личного налёта, несколько посадок и самостоятельных взлётов. Сам лётчик в прошлом пару лет проработал инструктором в аэроклубе, так что знал, чему и как учить.

– Но вы ведь летали на другом самолёте?

– Да, на другом, но разницы особой не вижу, – бодро ответил я, на самом деле не будучи так в себе уверен, но самолёт отличная возможность быстро и незаметно переместиться подальше из этой зоны поисков. Вон, даже ночью движение на дороге не стихало.

Не стоит думать, что никто не заметил, что мы делаем в поле, с дороги. Когда мы ещё занимались перетаскиванием вещей, к нам свернуло два мотоцикла. Хорошо, мы этот момент заранее обговорили, Бабочкин сразу залез в кабину и вместо фуражки надел лётный шлемофон с очками, тот на сиденье пилота лежал, искать не потребовалось, только ни одного парашюта не было, а я, включив нужные тумблеры и подкачав топливо бензонасосом, запустил двигатель. Так вот, пока, резко покачивая винт, мотор ревел, прогреваясь, запустить, к счастью, удалось со второго раза, я общался с мотоциклистами. Предоставил документы на самолёт и общался от имени лейтенанта, который якобы тестировал трофейную машину, а тот лишь лыбился да рукой нам махал. Говорить нормально рёв мотора не давал. Изучив документы, мотоциклисты укатили, проверку мы выдержали, хотя Лосев чуть их не срезал из ППД. Он сидел у хвоста самолёта, ветер трепал его форму и шевелюру, поток воздуха от винта сдул пилотку – так же изображал пленного, пряча в траве за собой автомат. По кромке прошли, но проверку выдержали, те от мотоциклов не стали отходить, пообщались со мной да уехали. Тела в овраге не заметили, мы в стороне от него стояли, метрах в ста.

Уже практически стемнело, когда я, поправив складки своей формы майора РККА, застегнул немецкий ремень, с кобурой пистолета и подсумками к трофейному автомату, и согнал эти складки назад. Фуражку надевать не стал, хотя Лосев её тоже сохранил. Дело не в том, что та помялась, есть такое, а в том, что сейчас мне нужен лётный шлемофон. Сапоги я тоже натянул свои комсоставские, сняв трофейные, после этого всю форму мы закинули в кузов грузовика, Бабочкин полез на место лётнаба, а я, запустив мотор, погонял его на разных режимах – вроде норма – и стал устраиваться в кабине пилота. Дальше, после моего взмаха ординарец поджёг машину, и пока пламя охватывало её всю, подбежал к разведчику и стал втискиваться к Бабочкину, для двоих места там всё же мало, но залез, мы уже пробовали, умещались, я же дал газу, и после долгого разгона мы оторвались от земли и, поднявшись метров на пятьдесят, полетели на бреющем в сторону Украины. А вот у грузовика метались тени, как мы рассмотрели со стороны, и горели фары двух автомобилей, кто-то съехал к нему с дороги. Надеюсь, утром и тела найдут, и мину потревожат. Даже жаль, что у разведчика снято всё бортовое вооружение, прочесал бы оба авто из пулемётов, а так мы стали удаляться от этого поля и оврага. Да и хорошо, что самолёт имеет большую грузоподъёмность, до полутонны, их ведь и как лёгкие бомбардировщики использовали. Смогли взять всё, что имели из вещей с собой.

Управляя машиной, я развил скорость до крейсерской в сто восемьдесят километров в час, как показывал датчик. Но крейсерскую я подобрал по звучанию мотора, а не по реальной скорости. Честно говоря, эти машины я знал плохо, дальность полёта подобного аппарата мне была известна приблизительно, километров шестьсот. Может быть и больше. Заправка у нас неполная, так что если хватит километров на пятьсот, считай повезло. Карты у меня при себе не было, никакой, последнюю отдал с Казанцевым, а лейтенант из комендатуры, тетеря, мало того что автомат не взял, ещё и планшетку с картой забыл, долдон. Так что летел я больше по памяти, благо та меня обычно не подводила и примерный маршрут я помнил, ориентиры бы только не потерять. А летели мы к Ровно, а не к Киеву, как можно было предположить. Да и что Киев, там ещё наши оборону держат, а вот под Ровно можно хорошо погулять, насолив противнику. Понятно, что перебираться из Белоруссии, где сплошные леса, ну и болота, которые частью пересохли, в степи Украины опасно, тут обнаружить нас будет легче, но я уже продумал тактику будущего подразделения, под немцев и будем работать. Главное же, часть плана удалось выполнить, мы перебираемся на территорию Украины, причём достаточно быстро. Топлива запас есть, даже если заплутаем, хватит. Должны долететь, даже с моим фактически никаким опытом, включая небольшой ночной.

Что меня больше всего беспокоило, это не возможность заблудиться и не сама посадка в ночи, которая тоже страшила, а то, что состояние этого самолёта мне было неизвестно. Я успел мельком осмотреть его, проблемы у того, видимо, были с мотором, его и чинили, потому-то и понадобилось моторное масло, что находилось в одной из канистр. Сам аппарат с виду как новый. Не облезлый, со свежей краской, края кабин обиты кожей, и она не потёрта. В общем, самолёт вроде новый, видимо из-за этого лейтенант его и выбрал. Я уверен, он ещё запчастей к нему набрал бы, чтобы тот подольше прослужил, благо бывший советский аэродром под охраной его подразделения и всё, что нужно, там наверняка можно найти. Я просто во время допроса этот момент не уточнял. Однако главное – может, я и умею пилотировать, хотя я считал, что у меня мало опыта, чтобы считать себя настоящим лётчиком, но о конструкциях самолётов я знал приблизительно. Меня учили пилотировать, а не ремонтировать. Я, конечно, почти инженер, три курса закончил, пусть и по танкам, но разобраться, думаю, смогу, тем более в некоторых танках, которые ещё применяются на данный момент, стоят авиационные двигатели, и некоторые знания по ним у меня есть. Так что разобрался бы, было бы время. Однако его не было, именно поэтому я осмотрел самолёт только визуально и, проверив уровень масла, щуп тут был, залил сколько нужно. Там метка была, по ней и заливал. Вот и выходило, что самолёт не проверен, и приходилось надеяться на правильную работу неизвестного авиационного техника, который всё сделал как нужно, решив не вредить немцам. Это и не нравилось мне, в таких моментах я старался всё проверить и контролировать. Выходило, что мы вылетели наудачу. Пятьдесят на пятьдесят. Долетим или нет.

К счастью, самолёт действительно оказался в порядке, несмотря на то что в ногах у меня стоял мой сидор, в грузовом отсеке уже места не оставалось, но тот мне нажимать на педали не мешал, весь полёт прошёл благополучно. Населённые пункты, если мы их замечали вдали, старались облетать, чтобы не нарваться, и так за полтора часа мы оказались в районе Ровно. Я надеялся, что это именно Ровно и мы не заблудились. Тем более наткнулись на железку и до города долетели параллельно ей. Облетев этот городок, я ушёл дальше, почти за сто километров. Тут крупный лесной массив был, и мы все трое, пригнувшись через бортики, искали внизу проплешины, поляны или другие места для возможной посадки. Первым подходящее место усмотрел Лосев, но после того как мы снизились, сделав два круга, стало ясно: не сядем, побьёмся на кочках и корягах. Полетели дальше, и тут снова Лосев усмотрел поляну. Ему было легче, чем Бабочкину, всё же у меня были лётные очки, да хозяйственный ординарец мотоциклетные сохранил и надел перед вылетом, а бойцу приходилось укрываться, ветер слёзы из глаз выбивал, так что нам он был не помощник.

Покрутились, вроде нормальная полянка, дальше ординарец выпустил вниз осветительную ракету, у нас с десяток в запасе их было, используем мы их, конечно, неправильно, но поляну подсветила та отлично, так что я снизился, убрав скорость до минимума, мягко коснулся поверхности и, дав изрядного козла, и ещё раз закозлив, всё же благополучно прокатился по поляне, миновав место, где ярко горела ракета. К счастью, пожара не случилось. Да и выскочивший из самолёта давно терпевший Бабочкин, добежав, погасил её пионерским способом. Я же, заглушив хорошо поработавший двигатель, откинулся на спинку, пытаясь прийти в себя. Весь выложился в этом полёте. Не думал, что это так тяжело. Ха, и летели без парашютов, даже не вспомнили про них.

Дальше, напрягаясь, мы развернули самолёт и, буксируя его за хвост, убрали под прикрытие ветвей на опушке. На этом мы попадали кто где. Но Лосев всё же нас растолкал, и мы стали частично разгружать самолёт. У ординарца и плащ-палатка трофейная сохранилась, тот поставил её по-быстрому, пока Бабочкин резал траву для лежанки, накрыли её шинелью – и спальное место готово. На этом всё, мы с ординарцем устроились на ней и почти сразу уснули, а боец остался бодрствовать, четыре часа на часах, потом смена. Даже я буду участвовать, но следующим, а под утро Лосев, ему ещё и завтрак готовить.

Утром, когда солнце уже взошло, ординарец объявил побудку. Потянувшись так, чуть не сковырнул полог плащ-палатки, я посмотрел на часы, подзавел их и растолкал Бабочкина, которой просыпался совсем тяжело. Лосев нам выспаться чуть больше дал. Девятый час, хотя я приказал поднимать нас в восемь утра. Непорядок. Указав на это Лосеву, на что тот, оправдываясь, пояснил, что поднял нас, как только завтрак был готов, два котелка бурлили на костре, тот снимал их и уже вешал третий, явно воду кипятил для чая.

– Тут ручей рядом. Не пришлось наши запасы воды трогать, я и фляги все заполнил свежей водой, – пояснил ординарец и, выдав нам полотенца – его личное сушилось на ветке, пояснил, где находится ручей и как его найти.

Немного непонятно, как тот сам его нашёл, но родник был небольшим, а вода такая холодная, что ломило зубы – напился, когда закончил умываться. Вернувшись в лагерь, мы приступили к завтраку, причём Лосев нам ещё выдал и по лепёшке, горячей и хрустящей. Осмотрев характерные оттиски с обеих сторон, я понимающе кивнул:

– На пехотных лопатках пёк?

– Так точно. У нас же их две, моя и Семёна, – кивнул тот. – Муки двухкилограммовый мешочек я отсыпал, замесил на воде, посолил и подсластил, и готово. Неплохие лепёшки получились, на мой взгляд.

– Это точно, – принимаясь за гороховую похлёбку, согласился я. – Отличная замена хлебу.

– Я ещё шесть лепёшек напёк, на сегодня хватит, потом ещё замешу тесто.

Про такой способ походной готовки я был в курсе, более того, в период моей срочной службы в одной из танковых частей Российской Федерации, я сам во время боевых действий так готовил, но ничего об этом бойцам не сообщал. Лосев или сам додумал, или слышал где, воспользовался чужим опытом. Удачно, между прочим, лепёшки вышли отличными, так и хрустели, и под гороховую похлёбку шли на ура. А то, что осталось, мы полили сгущённым молоком – тоже трофей, у немцев добыли, но банка советская была. Вот с чаем и попили, подсластились.

Дальше я решил так, Лосев останется в лагере, эту полянку и стоянку самолёта будем использовать как временную базу, а сами прогуляемся до опушки и осмотрим дорогу. Это в Белоруссии сейчас такого шороху навели, что все силы брошены на поиск беглецов, а тут тишь да благодать. Нам нужна трофейная форма, в идеале фельджандармов, карта окрестностей с метками ближайших частей, да и «языка» взять хотелось бы, сведений свежих получить по местным делам. Очень надо, на это и шли. Так что после обеда сидора за спины, автоматы на боку висят, я взял ППД, а Бабочкин МП, сухпай в сидорах, так что попрыгали, проверяя, не звенит ли что, и энергичным шагом двинули в сторону опушки. Где находилась нужная сторона поближе к Ровно, я определился по компасу. Да и солнце помогало. Не факт, что мы к вечеру вернёмся, ординарец был в курсе нашей возможной задержки. Крайний срок – два дня, когда он может начать беспокоиться. Поэтому и продовольствия мы взяли на два дня. Всего его в запасах было на шесть дней на всю нашу группу.

Шли долго, уже давно перевалило за обеденное время. Мы остановились перекусить, после чего двинули дальше, когда ближе к двум часам дня идущий впереди Бабочкин остановился, поправляя автомат, и сказал:

– Никак просвет впереди.

По моим прикидкам, уже должна была появиться опушка, так что я особо не удивился его высказыванию, и мы, взяв оружие наизготовку, разделились и, двигаясь метрах в десяти друг от друга, направились вперёд. Это оказалась не опушка, а лесная дорога. Осмотревшись, мы вышли на неё и осмотрели дорогу. Пусто, вокруг было тихо и никого.

– Трактор или танк? – уточил Бабочкин, указывая на застаревшие следы гусениц.

– Танк. Причём немецкий. Средний, – мельком глянув на дорогу, я снял фуражку и стал платком вытирать лоб и затылок – жарко. – Интересно, чего ему в глубине леса делать? Обратно-то не вернулся.

– А как вы поняли? – заинтересовался боец.

– По следам. Смотри на рисунок гусениц, – присев, я показал, как определять, куда танк направлялся. Это было несложно, и тот быстро усвоил эту нехитрую науку.

Я же, закончив небольшой урок, сказал:

– Беспокоит меня этот танк. Что это, пост организован в лесу, или ещё что? Стоит ли этого опасаться? Давай прогуляемся по следам, посмотрим. Немцы в леса обычно не суются, тут чуть ли не каждый куст стреляет, поэтому их появление меня и беспокоит.

Мы снова стали углубляться в лес, следуя рядом с дорогой, идти по ней я не идиот. Уже метров через триста я почувствовал запах гари, Бабочкин тоже уловил. Так могла пахнуть только горелая техника. Так и оказалось, на этой же дороге стоял танк, «четвёрка». Сгоревшая, с открытыми люками.

– Наши, видимо, танк отбили, повоевали, загнали и сожгли. А то, что не рванул тот, так боекомплекта не осталось, оттого и не взорвался, – пояснял я, заглядывая в люки, но стараясь не запачкаться.

Отошедший по нужде Бабочкин вернулся, тоже осмотрелся и сообщил:

– Тут следы. Почва мягкая, вот и отпечатались.

– Я видел, следы наших сапог, трёхдневной давности примерно. Видимо, окруженцы были, полюбопытствовали, потом дальше ушли. Ладно, идём к опушке, и так сколько времени потеряли. Надо только запомнить, по этой дороге не проехать, блокирована, танк не объехать, стволы деревьев крепкие, только рубить, повалить бампером грузовика или того же бронетранспортёра не получится… танком если только.

Развернувшись, мы двинули к опушке. Снова не по дороге, понимаю, что так удобнее, но опасно, в лесу безопаснее. Через полчаса мы выбрались к опушке, причём к крайним деревьям не шли, а ползли по-пластунски, чтобы не привлечь к этому месту случайного внимания своим неосторожным движением. Достал из чехла бинокль, Бабочкин рядом делал то же самое, и стал изучать дорогу.

– Плохо видно, – сразу сообщил я. – Неудачная точка наблюдения. Уходим вглубь леса и смещаемся на полкилометра на запад, вон у того лесного языка получится отличное место наблюдения. И дорога, и мост через речушку будут отлично видны. Там ещё что-то вдали, непонятно, вроде крыши деревни. Тоже оттуда изучим. Всё, уходим.

Чтобы добраться до нового места наблюдения, нам понадобилось сорок минут. Казалось бы, тут можно дойти минут за двадцать неспешным шагом, только сначала мы к небольшому болоту вышли, Бабочкин чуть левый сапог не потерял, провалившись, потом снимал его, выливал воду и портянки выжимал. За болотом оказался непроходимый бурелом, пришлось его обходить, и под конец ельник, в котором едва не заблудились. Однако ничего, вышли. Правда, не совсем там, где хотели, но место оказалось даже лучше выбранного. Скинув сапоги и развесив – невысоко, чтобы не видно было – сушиться портянки, Бабочкин забрался на берёзу и стал оттуда наблюдать за селом – всё же это село было, а я внизу на опушке изучал каменный, явно дореволюционный мост, однопролётный, через небольшую речушку, но с высокими берегами. Не зная местности, не скажу точно, если рвануть, создаст это проблемы или где-то рядом есть брод или другой мост. Смысл любой операции в том и состоит, насколько сильно это повредит противнику. Во всяком случае, пока я не планировал какую-либо акцию до того, как возьму «языка», вот после этого можно будет подумать. Нужна информация по местным территориям, а у меня её не было, никакой. Мы тут как слепые и глухие, ничего не знаем. У моста с нашей стороны имелся перекрёсток, даже со свежим указателем на немецком языке, однако поста там не наблюдалось. Печально, придётся искать. Если в селе не будет комендатуры, так совсем кисло.

– Вижу, как на окраину выехала телега, вроде двое в нашей форме, красноармейской, едут к мосту, – вдруг сообщил Бабочкин.

Я у него уже интересовался, видит он в селе немцев или нет. Жителей населённого пункта тот наблюдал, а вот немцев пока нет. Хотя движение на дороге было интенсивное, пока я лежал и наблюдал, считал. По мосту проехало три одиночных грузовика, причём один из них был нашим «захаром», и четыре колонны. Три раза мотоциклисты проезжали, две одиночки и пара с колясками и пулемётами. Я специально их старательно рассматривал. Не фельджандармерия. Похоже, передовой дозор одной из крупных колонн, что прошла следом. Было четыре легковушки, и в одной, кабриолете без сопровождения, явно какой-то высокий чин. Бабочкин, который машину тоже видел, тоскливо выругался, вторя моим мыслям. Привык генералов пленить, третьего ему подавай. Однако уже по интенсивности движения было ясно, что мост довольно интересен как объект боевой акции. Его уничтожение может создать некоторые проблемы в плане доставки грузов. Недолгие, пустят потоки по другим мостам, а за день-другой новый построят, но главное, проблемы будут, и на них потребуется реагировать. А это увеличение трат топлива, ресурса авто, времени доставки, возможно какие другие накладки. Укус мелкий, но такими мелкими укусами и медведя до бешенства довести можно, что уж про немцев говорить.

Задумавшись, чтобы проанализировать сообщение напарника, я уточнил:

– Повязки на рукавах есть?

– Вроде есть. Плохо видно, сидят неудобно.

– Полицаи. Представители местных сил самообороны, – прокомментировал я. – Вооружены наверняка?

– У одного за спиной вроде что-то есть. Винтовка вроде, у другого пусто, наверное, оружие в телеге лежит.

– Хм, на безрыбье и рак рыба. Будем брать. Этим полицаям в первое время бумажки в комендатурах обычно без фото выдают, тела спрячем, а сами под их видом отправимся дальше. Узнаем только сначала, куда это они направляются. Найти хорошего «языка» можно и под видом этих предателей.

– А успеем?

– Вроде должны, путь обратно разведан, просто в болото соваться больше не будем.

Бабочкин быстро спустился, намотал подсохшие портянки и, натянув сапоги, рванул за мной. Несмотря на нашу поспешность, догнать полицаев мы не смогли, когда выбрались на дорогу, причём так, чтобы не привлечь внимания – тут к ней низина походила, те уже проехали, и были видны их спины. Да ещё движение усилилось, не выйдешь, так и мелькала разнообразная техника. Паршиво. Эх, сейчас бы мину поставить, у меня одна была в сидоре и вторая у Бабочкина, взяли на всякий случай. Гранат тоже мало было, у меня «лимонка» в кармане и у Бабочкина две немецкие с длинными деревянными ручками.

– Отползаем, – сразу приказал я. – Не успели.

– Может, подождать, когда обратно поедут? Вечер скоро, думаю, недолго ждать.

– Я думал об этом, риск есть. Хм… Вот что, остаёмся, сидор скинь, а то он, как горб, внимание привлекает, трава, конечно, высокая, но не настолько. Тут удобно подбираться к дороге, внезапно выскакивать на неё. Остаёмся, будем изредка осматриваться, а пока не шевелились.

Мы успели поужинать, теми лепёшками, что напёк мой ординарец, с рыбными консервами вприкуску, а запивали водой из фляг. Раньше там чай был, но мы за время пути к опушке почти всё выдули, а в обед добили. Поэтому залили свежей водой из попавшегося родника. После ужина сделали так: пока один отдыхал, второй наблюдал. От дороги мы всё же отошли к кустарнику, что находился метрах в пятидесяти от обочины. Если из травы выглядываешь, это заметно, а кустарник такое наблюдение маскировал. Два часа ожидания, и меня растолкал Бабочкин, я заснуть умудрился.

– Что? – Стараясь не дёргаться спросонья, я протёр лицо.

– На дороге давешние полицаи, и не одни.

– Давай полный доклад, – велел я, делая глоток из фляжки, а то горло пересохло.

– Движение на дороге уже стихло, скоро стемнеет. На телеге едут пятеро полицаев, и охраняют они около двадцати военнопленных. Наши наших конвоируют, суки.

– Не наши, а предатели, – аккуратно поправил я разъярившегося бойца, ох и не любил он таких вот предателей! – Сидоры оставляем тут и быстро ползём к дороге. Вскакиваем перед мордой лошади, предатели почти все назад смотрят, контролируют, чтобы никто не сбежал из пленных, а тут мы, берём их на прицел, разоружаем, связываем, вооружаем освобождённых пленных, ослабевших на телегу, если там такие есть, и уходим в лес. Сидоры только надо прихватить. Всё ясно?

– Ясно.

– Постараемся немецкое оружие использовать, ты свой автомат, а я вместо ППД «парабеллумом» поработаю. Звуки выстрелов своего оружия немцы знают, сильно не всполошатся. Не должны. Но это в крайнем случае, желательно всё сделать тихо.

Ставя задачу, я наконец воспользовался биноклем, чтобы самому окинуть взглядом ту картину, что мне описал напарник. Пленных было двадцать, точно не скажу, плотной группой идут, полицаев, имеющих повязки на рукавах, действительно пятеро, возница и четверо, что контролируют заднюю сферу с пленными. Нормально, работать можно. Окинув взглядом пленных, я аж крякнул от удивления.

– Что? – быстро выдохнул Бабочкин, что уже скинул сидор и прятал его вместе с моим в кустарнике.

– Помнишь, я тебе про лётчика говорил, что меня учил летать?

– Бывший инструктор аэроклуба?

– Точно. Так он в той колонне идёт, в конце с краю, со старшинской «пилой».

– Да? – изучая колонну в свой бинокль, протянул напарник. – А вы не говорили, что он в плену был.

– Да я и сам не в курсе, удивлён, что встретил его здесь. Да мы как-то и не касались этой темы.

– А это точно он?

– Он-он, эту фигуру не спутаешь. Как будто медведь на задние лапы встал. Матвеем его зовут. Матвей Краюшкин.

– Да уж, кряжистый мужик. Ну что, ползём?

– Да.

Мы достаточно быстро перебрались к дороге, времени хватало на это, колонна не так быстро двигалась. До села километра четыре, за час доберутся, как раз к темноте. Откуда гонят этих бедолаг, я без понятия, но предположить было можно. Скорее всего, где-то шли работы, их охраняли те трое, что появились на телеге. А сейчас бесплатную рабсилу гонят в село, чтобы запреть в месте содержания, в каком-нибудь бараке или амбаре. Утром наверняка вернут обратно для продолжения работ. То, что в колонне есть лётчик – да и петлицы у него вроде синие, далековато, чтобы рассмотреть, я и «пилу» старшинскую больше угадал, чем рассмотрел, – меня порадовало. Надеюсь, там ещё есть бойцы, что служили в ВВС.

– Верёвки заготовил? – уточнил я у Бабочкина, на что тот достал из кармана красноармейских шаровар моток верёвки. Норма, вязать есть чем. А на кляпы были старые нестираные портянки. Мы их для немцев, правда, приготовили, но и полициям отлично сгодятся.

Наше появление было неожиданным как для полицаев, так и для пленных, которых они вели. Подскочив к вознице, я ударил его рукояткой пистолета по голове, пока напарник орал на четырёх оставшихся полицаев, морально подавляя их криком, чтобы в первые секунды от неожиданности те не сопротивлялись, а потом мы уже им и не дали. Всё это нами было подготовлено и обговорено, включая действия каждого. Пока я разоружал полицаев, Бабочкин держал их на прицеле, а пленные лежали в пыли дороги, согласно моему приказу.

Закончив вязать всех пленных – руки позади, ноги к ним, кляпы вставил, – взял под уздцы лошадь и, сведя её с дороги, побежал, подгоняя ту вместе с телегой, к опушке леса. По пути прихватил наши сидора и закинул их в телегу. Бабочкин замыкал колонну, сопровождая освобождённых пленных. Те уже осознали, что случилось, кто-то обменивался радостными улыбками, к нам пытались сунуться в проявлениях радости, но не все были такие, трое изменением судьбы явно были недовольны. Я, когда мы ушли в лес и вышли на ту самую дорогу, где стоял сгоревший немецкий танк, велел Бабочкину особенно присматривать за ними. Не нравилась мне эта троица, видимо из тех были, которым и в плену комфортно. Видел я уже таких.

Когда мы добрались до танка, напарник ушёл к телеге, приглядывал за полицаями, проверял, что у них за оружие, да ремни с подсумками снимал, и сапоги на предмет ножа проверял, я не успел. Выйдя к пленным, я приказал:

– Построиться в шеренгу по одному. Старшина, командуй, – приказал я Краюшкину.

Тот не единственный был, кто не избавился от знаков различия. Кроме него ещё у троих, тоже младших командиров, были треугольники, у двух других пустые петлицы, лишь дырочки от треугольников и выцветшие следы. Матвей справился быстро, уже через минуту шеренга из двадцати двух бойцов была выстроена на обочине дороги, о чём доложился старшина. Хм, а среди бойцов двое явно были танкистами. По эмблемам в петлицах был ясно, один сержант, другой красноармеец. И держались они вместе. На меня тоже поглядывали с интересом, видели, что я танкист.

– Молодец, Краюшкин, быстро.

– Вы меня знаете, товарищ майор? – с радостным удивлением поинтересовался тот.

– В Казани, в аэроклубе встречались, ты мне пару уроков давал. Я, правда, обучение не закончил.

– Не помню вас, извините, товарищ майор, – с виноватой улыбкой сказал тот, это меня порадовало. Не стал подтверждать – лгать, что мы уже виделись. Силился вспомнить, изучая меня, и не смог, о чём честно и сообщил.

– Ничего, бывает. Встать в строй, – велел я ему и, достав из планшетки свежий блокнот с карандашом, начал со старшего по званию.

Где служил, как попал в плен, ВУС (военно-учётная специальность) – всё это я записывал в блокнот. Честно спрашивал, кто хочет с нами. Как я и подозревал, та троица, слегка помявшись, сообщила, что навоевалась вдоволь. До дома, до хаты хотели двинуть. Возражать я не стал, велел им сразу покинуть нас, а когда те рванули и скрылись среди деревьев, лишь мотнул в их сторону Бабочкину, чтобы проследил, и сообщил оставшимся:

– Что ж, пена слетела, можно и поговорить. Товарищи бойцы и командиры, товарищ Сталин и правительство Советского Союза возложили на нас защиту территории нашего государства, и мы с треском провалили возложенное на нас поручение. Однако есть возможность искупить свою вину. Я собираюсь организовать в тылу у противника партизанский отряд. Не совсем обычный, я бы даже сказал, совсем не обычный, но главное, что стонать немцы от действий нашего будущего отряда будут сильно и от всей души. Отряд не будет большим, но мне нужны специалисты, которые среди вас, к сожалению, представлены всего в одном экземпляре. Мне нужны лётчики, техники, оружейники. Все те, кто способен заниматься подготовкой к вылету и ремонтом самолётов.

– Авиационный партизанский отряд?! – явно не веря себе, пробормотал Краюшкин.

– Именно так, Матвей, именно так. Поэтому активно воевать будут трое-четверо – по числу самолётов, остальные будут только охранять взлётную площадку, подготавливать к вылету и заниматься ремонтом. Поэтому, товарищи, жду от вас информации и предложений. Для начала, где ближайшие советские военные аэродромы. Откуда можно угнать нужную нам технику. Где можно достать авиационное топливо, бомбы и всё необходимое для организации непрерывных вылетов в течение хотя бы недели. Десять минут вам на размышления. Матвей, отойдём.

Мы со старшиной отошли, и я сказал:

– Тебя я знаю, ты по-настоящему наш, оружие сразу выдадим, у нас пять винтовок Мосина с предателей, и ТТ в кармане у старшего обнаружился. Хочу мнение твое узнать, кому можно доверить оружие?

– Всем, – сразу и категорично ответил старшина. – Мы в плену уже больше недели, нас на ремонте дорог используют, друг друга узнать успели, наелись плена вволюшку, а те трое и воевать не захотели и сбежать до хаты всё мечтали. Думаю, к немцам они не побегут, а домой легко, тем более местные, можно считать.

– Ладно, разбирай оружие, посмотри, кому сапоги с полицаев подойдут, а то, смотрю, у вас половина босая, да ещё в самодельных лаптях и чунях из шинелей. Потом ещё добудем. И ещё, подбери мне двоих позлее на предателей и сильнее, сейчас допрашивать будем. Да и форма у них справная, снимем, вам пригодится, форма у бойцов тоже где рваная, где в негодность пришла.

Пленные, которые всё прекрасно слышали – мы общались рядом с ними и особо голоса не понижали, – мычали и дёргались, но это всё, на что они были способны. Краюшкин ушёл, и почти сразу подошли двое, которых ко мне направил старшина. Они развязывали и раздевали предателей, я потом по очереди их допрашивал. Очень интересная информация потекла, жить-то все хотели, лилось из них только так. Кончал их не сам, освобождённые с удовольствием всё сделали, было что припомнить.

Когда я уже заканчивал обрабатывать ту информацию, что получил от полицаев – ох и цеплялись те за свою жизнь! – а также выслушал информацию, что выдали освобождённые пленные, послышался шум от бегущего человека, и выбежавший на дорогу Бабочкин подбежал к нам, опознавшись у часового. Его уже смутно стало видно, ночь упала на лес, но ещё что-то рассмотреть было можно. Тот доложился:

– Ушли лесами. На дороги и к немцам не сунулись, а иначе… – боец не договорил и похлопал по своему автомату.

– Хорошо, там наши вещмешки, ещё один сидор полицаев имеется, а бойцы голодные. Собери всё что есть и распредели по ним, пусть подкрепятся. Это пока всё, но добудем ещё.

– Сделаем, командир.

Пока боец возился, распределяя остатки продовольствия, я продолжил опрос. На двадцать человек еды было мизер, но хоть чем-то каждый перекусил. Их должны были покормить в сарае, в котором держали, пустым супом из овощей, как всегда, но вот не довели. Раз я взял на себя обязанности по командованию и обеспечению всем, значит, этим и займёмся. Настала пора действовать, да и высоко мотивированные бойцы под рукой имеются, опрашивая их, я успел составить примерный психопортрет каждого. То есть чего можно ожидать от того или иного бойца. После небольшого ужина я велел построиться бойцам, командовал построением также старшина. Не видя уже лиц бойцов и немногих командиров, я взял слово:

– Товарищи бойцы, несмотря на наступление ночи и вашу усталость, уже этой ночью мы проведём первую боевую операцию. Со мной идут пятеро. Старшина, пересчитай всех бойцов, кому достались сапоги, выдай им оружие и нарукавные повязки полицаев. Не забудь и документы предателей. Будем изображать немецких приспешников. Я укроюсь в сене на телеге… Бабочкин, ко мне!

Когда боец подбежал, я велел ему вести остальных в лагерь к Лосеву, на что тот замялся и честно ответил, что просто не доведёт, не лесовик, заблудится. И сколько будет плутать по лесу, даже сам не знал. Подумав, быстро переиграл план операции, так даже лучше будет, я согласился с бойцом, после чего велел вести освобождённых вдоль опушки к тому болоту, где он чуть сапог не потерял, обойти его и укрыться, там я их и найду. У танка задерживаться не стоит, если полицаев будут искать, а их будут искать, то по следам могут к нему выйти.

Дальше мы расстались. Свой сидор я Бабочкину оставил на хранение, только обе мины забрал. Когда мы с отобранной мной группой выбрались на дорогу, а бойцы даже кепки вместо пилоток надели, хорошо под полицаев косили, то устроился под сеном, те на облучках, и мы покатили по дороге прочь от села, в ту сторону, откуда их привели. Дело в том, что бойцы были в курсе насчёт небольшого полевого советского аэродрома, брошенного нашими войсками при отступлении. Вот только немцы всё, что там имело хоть какую-то ценность – технику, бензин и масло, – вывезли в неизвестном направлении. На аэродроме даже охраны не было, кто станет охранять ненужное барахло? Но ладно аэродром, неподалёку от него пролегала та трасса, по которой мы сейчас двигались, и там на перекрёстке находился постоянный пост регулировщиков. Бойцы говорили, нагрудные бляхи у солдат имелись. Они там рядом дорогу восстанавливали пару дней назад, засыпая ямы и сравнивая кочки. Пост постоянный, только солдаты меняются время от времени. Даже дежурство расписали, ночью одни – утром другие. Выходит, сменились недавно и, думаю, тревога до утра не поднимется. Это хорошо. Этот пост мне нужен, и катили мы по дороге именно к нему. Будем брать. Надеюсь обойтись без стрельбы, мне форма целой нужна, но на это надежды было совсем мало.

Всё же даже ночью движение на трассе не прекратилось, хотя и заметно снизилось. Пока мы катили по дороге, изредка сворачивая на обочины, чтобы под колёса не попасть, пять раз мимо проскакивали разные авто. Редко одиночки, хотя и такие были, обычно по две-три машины. Сам я, лёжа в сене, в свободное время расспрашивал бойцов. Во всех подробностях выяснял, что они видели на посту, что приметили, сколько солдат, как размещаются, как ведут себя, когда останавливают транспорт. Парни, особенно один, оказались сметливые, многое приметили. Днём на посту три-четыре солдата при унтере или фельдфебеле, офицеров никогда не бывает. Ночью уже больше солдат, пять-семь, по-разному бывает. Пост не стационарный, то есть на обочине палатка стоит, и пулемётное гнездо, вырыли и обложили дёрном настоящую позицию. При пулемёте всегда кто-нибудь находится. Бывает, что рядом с постом мотоцикл стоит, ночью и грузовик может быть. Тут не точно, бойцы лишь дважды до темноты задерживались, не успевая закончить работу, и их проводили мимо поста, возвращая в село. Бывало и на грузовике довозили, но это редкость, обычно пёхом. Сейчас бойцы работали за постом, как раз у аэродрома, так что удачно всё складывалось. Жаль, но это всё, что они знали, что видели, то и описали. Полицаи не намного больше знали, тоже особо им информации не давали. Выяснили только, что комендатура в селе всё же есть. Дали информацию, кто начальник, кто полицаями руководит, где живёт и какие привычки имеет. Ну, и немного по окрестностям пробежались. Даже слухи интересовали. Полицаи про пост знали, про брошенный аэродром тоже, но добавили, что у немцев неподалеку есть свой, там транспортные стоят. Надо будет самому глянуть.

Взять пост нахрапом вряд ли удастся без потерь, а для меня даже потеря одного бойца тяжёлая утрата, неприемлемо, планы были на всех, и терять их я категорически не хотел, значит нужно сделать так, чтобы пост можно было взять без сучка без задоринки. Втихую. План, как это сделать, я уже разработал. Описав бойцам действия каждого, взял того сметливого бойца, он, кстати, из разведбата, и мы за триста метров до поста, спрыгнув на дорогу, стали уходить в поле, сильно пригибаясь при этом. Дальше уже поползли по-пластунски. Наша задача – взять пулемётчика, это и будет сигналом убирать остальных немцев. Подкрасться было сложно, пулемётчик, а каска блестела в гнезде, услышал бы, но повезло, мы дождались, когда мимо проходили два грузовика, которые всё заглушили рёвом своих моторов, это позволило нам совершить бросок и обрушиться на солдата. Я хорошо его прикладом по шее приложил, причём так, что, похоже, наглухо. Убил. Приказав бойцу снимать с немца всё, даже исподнее, проверил, как стоит на сошках пулемёт, и осмотрелся. Сколько человек в палатке, не видно, на дороге у костерка сидело трое, ещё двое вышли к дороге, как раз к ним приближалась телега с «полицаями». Встречали. Выходит, шестеро. Старшим был унтер, он и вышел с напарником на дорогу. Палатка меня беспокоила, если там есть хоть один немец, он нам всю обедню испортит.

Боец уже вооружился «парабеллумом» пулемётчика, почему-то никакого другого оружия у того не было, и мы, выскочив из окопа, оказались у поста, держа оружие наготове.

– Руки вверх! – по-немецки крикнул я фельджандармам, держа их на прицеле ППД.

На прицел я взял тех троих у костра, а боец и присоединившиеся к ним подложные полицаи – двух на дороге. Ещё двое, соскочив с телеги, рванули к палатке. Я даже с облегчением выдохнул, пуста была. Пока бойцы быстро раздевали немцев, я осматривал трофеи и вёл допрос унтера. Приказы, что делать дальше, раздавать не нужно, я это успел сделать, ещё пока на телеге ехали. Командовал бойцами один из командиров, тот самый сержант-танкист, его напарник был рядом. Когда я их опрашивал, выяснилось, что оба из одного экипажа, сержант – командир танка, его боец, красноармеец, механик-водитель. Танк их был разбит во время бомбёжки, когда те проводили заправку, заряжающего убило, чуть позже оба попали в плен, когда пешком отходили к своим. Обычная история. А служили и воевали они на БТ-7. В двух боях им удалось поучаствовать, включая крупнейшее танковое сражение за начальный период войны, где они чудом выжили.

Так вот, бойцы, раздев и связав солдат, оттащили их обнажёнными за пост, чтобы даже фарами не осветить. За постом была низина, и там имелось озеро, воду для поста там брали. Пока бойцы мылись в озере, смывая пот и грязь, некоторые успели и форму свою красноармейскую постирать, и сразу подбирали трофейную форму по фигуре, для троих смогли найти, но главное, и для меня нашлась. Жаль, унтера не подходила, но одного из рядовых вполне, как под меня шили, мне эту форму и принесли, вместе с документами и оружием, так что я быстро переоделся, а мою форму майора РККА и ППД отнесли и спрятали пока в телегу. Её чуть позже планировали отогнать в сторону и бросить. Пленных охранял один из бойцов, трое, что успели полностью переодеться, продолжали изображать пост, готовили похлёбку на костре, в котелке уже булькало, остальные осваивали трофеи, включая продовольствие. Оно в палатке хранилось. Есть-то всем хотелось. Сам я, после того как переоделся, продолжал допрос унтера и многих солдат с захваченного поста. Интересных сведений те выдали немало, два часа с перерывом прошли не зря.

Перерывы тоже были нужны, хоть и редко, но ходили машины ночью. Для начала мы прихватили посыльного-одиночку. Остановили, взяли на прицел, также разоружили, сняли форму, карабин, а тело пока положили на берегу. Мотоцикл откатили. На посту техники не было, приходилось брать с дороги. Потом было два порожних грузовика одной из дальних комендатур, за продовольствием ехали. Причём на наши бывшие и захваченные корпусные армейские склады. Лучше бы возвращались, толку было бы больше. Всех солдат сразу прирезали, погрузили в кузов грузовика, и два бойца, Фёдор, тот самый красноармеец механик-водитель, сел за руль, а второй в кузов. Они отправились к селу. Там помигают фарами в сторону леса, такова была договорённость с Бабочкиным, ну и пока группа к ним выдвигается, избавятся от тел. Сбросят с моста в реку. Охраны там не было, никто не помешает. Пока бойцы катались, к нашему посту, ревя мотором, подкатил танк «тройка», светя одной-единственной фарой. Мы его остановили, экипаж перегонял машину после серьёзного, капитального ремонта в свою часть. Что с танком сделали, я у командира узнал, по ходовой поработали, двигатель сменили, пушку тоже, она в последнем бою пробита была, радиостанцию новую поставили. В общем, капитально так восстановили. Экипаж был уничтожен, комбинезоны, наушники и оружие с документами мы также сняли. Сержанта Васютина, того командира танка, я сразу назначал наводчиком в танк, пусть пока осваивается. Тот натянул подходящий по размеру комбинезон, ботинки на шнуровке, поправил наушники на голове и теперь изучал конструкцию пушки. Фёдор станет механиком-водителем, когда вернётся. Один из бойцов, артиллерист в прошлом, станет заряжающим. Ещё одного за пулемёт, наверное, Бабочкина посажу, и экипаж будет полностью укомплектован. А пока бойцы отвозили тела подальше от поста на второй трофейной машине, я сам отогнал танк к стоянке.

Когда обе машины вернулись, то был готов уже полноценный горячий ужин. Посуды, понятно, на всех не хватало, но в две очереди вполне нормально и сытно поужинали. Правда, снова всё съели. Голодные. После этого я свернул пост. Ночь короткая, а планы велики. Дальше двинулись колонной – впереди разведчик, наш старшина на мотоцикле-одиночке, он один умел им управлять, да и форма унтера ему отлично подошла, следом двигался мой танк, Фёдор после моих подсказок быстро освоился с управлением, за нами два грузовика с освобождёнными бойцами. Половина уже была переодета под немцев, остальным было приказано не отсвечивать, машины крытые. Кстати, среди бойцов аж четверо могли управлять машинами и даже имели удостоверение шофёра. Не сохранили, но главное, водители у меня теперь есть. Вон, ещё двое в запасе. А одну из мин я установил на посту, отлично замаскировал, утром приедет смена, а когда подойдут к тому месту, где палатка стояла, то на метр из земли вылетит заряд и взорвётся, создавая большой разлёт поражающих элементов. Не зря эта мина «лягушкой» зовётся. Должно кого-нибудь зацепить. Больше одной ставить нет смысла, отведут солдат и сапёры поработают, снимут, а мины мне ещё пригодятся.

За остаток ночи, преодолев около шестидесяти километров, мы добрались до места. При этом по пути остановив ещё две машины. Но их сожгли, слив предварительно топливо, зато теперь почти для всех бойцов была трофейная форма, не всем по размеру, но главное, хватало. А двигались мы к одному аэродрому подскока, где, согласно сведениям, полученным от унтера с поста, находилась авиачасть люфтваффе. Небольшая, на то это и аэродром подскока. Именно эта часть меня интересовала. Когда мы подкатили к аэродрому, при рассветной хмари, то для лётчиков, их охраны и зенитчиков стало неожиданностью, когда я, выглядывая из командирского люка танка, в форме офицера-танкиста, предъявил знак, бляху сотрудника СД, и сообщил, что на аэродроме проводится спецоперация, мы ловим шпиона. Даже белая кость, летчики, не сопротивлялись и не возражали. Поэтому-то сопротивления охрана и не оказала, и от двух автоматических зениток себя отвести дала, и из палаток позволила вывести сонных без оружия, а когда их построили в шеренгу, те вдруг взвыли. Для двух бойцов формы не хватило, те и вылезли из кузовов. Да и остальные лицами небритые были, как окруженцы, что подозрительно. Почти семь десятков немцев бросились было к нам или к стойкам с оружием, но куда там. Два танковых пулемёта и тот, что с поста, установленный в кузове одного из грузовиков, просто покрошили их. Да и остальные из автоматов били и карабинов. Жалости не было, тут или мы их, или они нас, да и не звал их никто на нашу землю. После этого бойцы прошлись и добили штыками выживших.

Дальше, пока шла погрузка в грузовики, бойцы запачкаться не опасались, эта форма своё сыграла. Теперь переоденутся в форму люфтваффе, я же, отдав приказы, командиры следили за выполнением, повернулся к двум офицерам – старшему технику и радисту, их заранее отвели от общей шеренги в сторону, и они не пострадали. Нужны были. Пока бойцы вывозили тела подальше и сбрасывали в овраге и закидывали ветками километрах в восьми от нашего теперь аэродрома, я занимался допросом немцев. Дальше тут командовал старшина, выполняя мои поручения. Для начала он всем организовал помывку и бритьё, потом распределял по постам. Среди бойцов было одиннадцать из стрелковых частей, один профессиональный пулемётчик, они и понесут службу по охране, их переодевали, кого спать отправляли, кого на часы. Бабочкин занят был, следил, чтобы бойцы правильно трофейную форму носили, чтобы всё по уставу висело. Кстати, среди бойцов нашёлся тот, кто уверенно мог работать с машинкой для стрижки, среди трофеев не только её обнаружили, но и зеркало полметра на полметра, расчёску и ножницы. В общем, он стал подгонять причёски бойцов под идеал, как у немцев. Мне тоже нужно пройти через его руки, зарос уже, привлекаю внимание.

А так освоение трофеев продолжалось. Двое бойцов к зениткам встали, управлять не умели, для вида. После вывоза всех тел, прибравшись, обе трофейные машины отогнали и утопили в реке, вернувшись на мотоцикле. Следы зачищали. В машине оставили испачканную в крови трофейную форму. Я только танк и мотоцикл-одиночку оставил, хотя те и приписаны к другим частям. Танк велел закопать, сначала вырыть капонир, чтобы тот подъезды под прицелом пушки держал, и загнать в него. А так будем использовать технику люфтваффе, форму и документы. Мы растворились в наступавших войсках вермахта, и такое отличное прикрытие, на мой взгляд, даст нам спокойно поработать. Тут главное лётчиков найти и техников.

Бойцы и командиры, несмотря на сильную усталость, продолжали устраиваться на аэродроме. Таков мой приказ. Информация, что аэродром теперь немцам не принадлежит, не должна уйти на сторону, мы будем выполнять приказы, поступающее по рации, для того я радиста в живых и оставил, хоть и по-своему, а делать будем свои дела. Так, маскируясь под часть люфтваффе, станем наносить отсюда удары по тылам противника. Планы у меня огромные. Нужны только лётчики и технари, у меня их не было. Краюшкин уже успел оббежать стоянку и сообщил, что захвачено две двуствольные малокалиберные автоматические зенитки, они установлены в гнёздах на разных концах лагеря, обложенных мешками, есть ещё пулемётная позиция, там уже часовой службу несёт. Кроме шести палаток для охраны, лётного и технического персонала, имелась авто– и мототехника, один бензовоз, грузовик «опель», рядом с которым стояла походная армейская кухня, два мотоцикла. Это всё, что-то маловато. Из авиатехники, под маскировочными сетями четыре «мессера» укрыто. Тут дислоцировалось две пары охотников, и ещё связной «шторьх», вот с ним свезло, удачно, что он тут оказался. Я уже уточнил у офицеров, его перегнали к ним пару дней назад, вписав в штат. То есть придали ещё одну единицу. Использовали этот самолёт по заявкам в поисках групп окруженцев.

Бабочкина из экипажа я уже забрал, он мой быт в одной из палаток обустраивал, замещал Лосева, а подумав, так и назначил сержанта Васютина командиром. Пока из трёх человек, механика-водителя, командира и заряжающего, потом ещё найду людей. Приказа сразу копать капонир я не ставил, так что, кроме трёх часовых, все бойцы спали, бодрствовали я, старшина, ну и немцы, с которыми я продолжал общаться. Их связанными держали в одной из палаток. Я уже уточнил у радиста расписание связи, изучал книгу радиопередач. Вызов в пять минут каждого нечётного часа. Позывной этого подразделения у меня был, так что, вызвав одного из часовых, приказал сидеть за радиостанцией, заставил запомнить определённый набор фраз, что может прозвучать в наушниках. Если они будут, то будить меня. Сам буквально вырубился, тут же на койке в палатке радиста. Старшина на соседней устроился, а пленные под присмотром бойца в центре сидели. Я приказал бойцу держаться и, несмотря на усталость, глаз с немцев не спускать, не хватало ещё, чтобы тот заснул и они, развязавшись, нас сонных удавили, как котят. Через три часа его сменят, тогда уж выспится вволю. А опаски посадить батареи не было, в лагере был бензогенератор, сейчас заглушённый, и зарядное устройство. Подзарядим.

Разбудил меня боец через три часа, судя по наручным часам. Мало, но хоть столько перехватить успел. Надеюсь, следующая ночь уже пройдёт с полноценным сном.

– Товарищ майор, немцы вызывают.

Почти сразу вскочив, я за шкирку подтащил немецкого радиста, и прислушиваясь, о чем говорят вызывающие немцы, приказал радисту отвечать. Те знали его голос. Оказалось, в сорока километрах от нас находилась достаточно крупная группа окруженцев, в сотню человек. Приказывали обнаружить её сверху и навести один из охранных полков, что занимался зачисткой тылов. Подтвердив получение приказа, я вернул радиста на место и объявил общую побудку, ну кроме трёх бойцов, что всё это время стояли на часах, эти спать отправились. Пока немецкий техник под присмотром старшины готовил «шторьх» к вылету, а двое бойцов заливали в три пустые канистры бензин из топливозаправщика, я отдавал приказы. Вырыть общими усилиями капонир для танка, замаскировать его, потом за палатками на опушке выкопать глубокую яму в шесть метров, с решёткой наверху, связав из нарубленных ветвей. Это будет зиндан, где мы будем держать пленных. Ну, и лестницу сделать из тех же ветвей и верёвок, чтобы спускать их и поднимать. Хотя можно и верёвкой с петлёй обойтись. За старшего оставил Васютина, пусть следит за выполнением приказов, так как мы со старшиной улетали. У нас свои планы. Также успел часть командиров назначить на должности, расписав их обязанности, водителей по машинам и мотоциклам. Бойцы шли в основном в охрану, вот должность ротного старшины никому не отдал. Эта работа Лосева дожидалась. Потому как мы к нему и полетим. За рацией сидел другой боец, слушая эфир, всё в порядке было.

Пленного, после подготовки самолёта к вылету, вернули к остальным, а мы, загрузившись со старшиной, полетели к тому месту, где кто-то видел окруженцев. За штурвалом я сидел, тот наблюдателем был, у авиационного пулемёта. А окруженцев действительно нашли, несмотря на все попытки укрыться – и стреляли ведь по нам. Однако мы ушли в сторону и полетели к лесу и поляне, где остался ординарец и Р-5. Добрались нормально и совершили посадку. Опять скозлил. Лосев, выходя из-за дерева с пулемётом наперевес, явно испытал немалое облечение, когда опознал меня, хотя я был в лётном трофейном комбинезоне и наушниках, но опознал. Дальше, отдав распоряжения, я почти сразу улетел на «шторьхе». Ничего, справный самолётик, а опыт дело наживное, а старшина, заправив разведчик и загрузив всё наше имущество, должен был прилететь с Лосевым чуть позже. Также днём. Вот я никак задерживаться не мог, среди подчинённых я один владел немецким языком, кто-то же должен контролировать радиста, если будет ещё связь.

Вернулся нормально, как и совершил посадку. В этот раз вполне благополучно. Пока бойцы, оторвавшись от земных работ, закатывали разведчик в укрытие и маскировали его, я уточнил, как дела, что произошло за время моего отсутствия, всё же больше часа прошло. Доклады шли друг за другом. Боец у рации сообщил, что наш позывной однажды звучал в эфире, но мы не отвечали, такое бывает, радист, например, отсутствует у радиостанции, также сообщили, что земляные работы не закончены, в самом разгаре, ну и что по припасам. Продовольствия на месяц, нас-то меньше, чем немцев было, в ящиках и мешках под навесом складировано рядом с кухней. Васютин приказал выдать сухпай всем бойцам и командирам, я его приказ одобрил, когда ещё Лосев прилетит и кухней займётся. Чуть дальше штабеля с патронами и снарядами для истребителей, там же штабеля бомб. Держатели у «мессеров» были, бомб около полутысячи. Солидно запаслись, нам тоже пригодятся.

Выдернув радиста, я составил сообщение, и тот, вызвав штаб штафеля, к которому они относились, передал данные с разведчика. Понятное дело, не точные. Хорошо ещё, «шторьх» радиостанцией не был оснащён, доклад проходил только после возвращения. В общем, сообщил, что окруженцы идут в другую сторону, не ту, что в действительности, а также сообщил, что в совершенно пустых местах видел ещё окруженцев, мол, пилота там обстреляли. Пусть ищут, силы и ресурсы тратят. Также радист получил свежую метеосводку, для того его и вызывали в прошлый раз. Только после этого я вернул его на место и, проследив, как идут дела, стал готовиться к рейду. А вот метеосводка не понравилась, тучи идут, низкая облачность, и возможны дожди. К ночи можно ждать.

Для начала я посидел на стуле, пока боец щёлкал ножницами и работал машинкой, но причёска полностью теперь соответствовала уставу вермахта. Сходил окунулся в пруд, недалеко речушка в него впадала, позавтракал и побрился, а то щетина уже появилась. Переоделся в форму фельджандарма – того же рядового, но один из бойцов перешил на неё знаки различия унтера, я придирчиво проверил работу, нормально сделано, документы того я тоже забрал, после чего, проследив, как трое бойцов переоденутся под фельджандармов, и, устроившись в «опеле», мы покинули аэродром. Бабочкина я взял, он отлично работал и знал, что делать. Перед отъездом я отдал некоторые распоряжения. Когда старшина вернётся, Лосеву приказ готовить обед на сто человек, а старшине – пусть снимет сбрасыватели с одного из «мессеров» и поставит на Р-5. Для ускорения работ может привлечь немца. Будем по ночам с обоих разведчиков работать, а на «шторьхе» такие сбрасыватели уже стояли, две пятидесятикилограммовых бомбы тот мог брать свободно, сбрасывать на немцев немецкие же бомбы. Запас, как я говорил, солидный. У остальных приказы те же, что были поставлены ранее, пусть заканчивают. А работать по ночным бомбардировкам начнём этой же ночью.

Уехали мы порядочно, километров на двадцать. На дверях были эмблемы люфтваффе, пришлось поставить машину так, чтобы один бок было не видно, а на дверь с другой стороны, через открытое окно, перебросили маскировочную накидку, чтобы та закрыла тактический знак. Дорога не пуста была, но задачу я ставить сразу начал, не обращая внимания на проезжающие мимо машины. Выстроил бойцов и сообщил:

– Значит, так. Наш интерес представляют не грузовики или другие немцы, свободно передвигающиеся по этой трассе за моей спиной, а колонны пленных. Мы обогнали одну достаточно крупную, и скоро та подойдёт сюда. Я пообщаюсь со старшим конвоя и выпрошу у него пленных для работ, для чего и приказал подготовить ту коробку с лётным шоколадом и лётными пайками. На взятку пойдёт. Брать будем авиаторов, танкистов и зенитчиков. Ну, и хотя бы пару человек, что знают немецкий. Кто-то же должен заменять меня в палатке радиста, дежуря у радиостанции. Всем всё ясно? Всех пленных, что выдернем из колонны, будем сажать в кузов. Это уже ваша задача. Берём полную машину. Всё, разойдись.

Тщательная проработка любой операции – это половина успеха, как я часто говорил, причём в последнее время замечал, что многие командиры и бойцы стали меня цитировать. Из той же мангруппы. Бойцы знали, что делать, и после того как я закончил толкать речь, разошлись. Водитель, с которым я ехал в кабине, открыв капот, стал делать вид, что копается в нём. Действительно копался, проверяя масло, воду и остальное. Бабочкин и его напарник, они на пару будут работать, стояли у правого борта, коим машина стояла к дороге, и, сунув руки в карманы, с интересом крутили головой, разглядывая туристов из Германии. Я пару раз машины останавливал, один раз был по-настоящему жирный гусь, таких толстых немецких полковников я ещё не видел. Но пришлось отпустить, вернув документы и козырнув. Наконец, появилась колонна военнопленных, что-то она задержалась, ещё с полчаса тому назад должна была появиться, видимо остановка была. Мы подготовились.

Когда голова колонны почти дошла до передка нашего грузовика, я поднял руку, приказывая остановиться. Конвойные опытные оказались, они тут же стали сгонять пленных с дороги на обочину, чтобы не мешать движению, а ко мне спешил солдат в таком же звании, как и я. Причём техники у конвойных не было, пешком топали рядом с пленными, двое в поту тащили на горбу МГ, у десятка были автоматы, остальные вооружены карабинами. Два взвода охраны на где-то пять сотен военнопленных, немало. Почему офицера нет? В принципе, если бы был, мы бы эту колонну и не тормозили. Я специально смотрел, когда мы обогнали их, есть тут офицер или нет, даже фельдфебеля не было, обычный унтер командовал.

Подбежав, тот козырнул, представившись, после чего достал из планшетки приказ на сопровождение пленных до пересылочного пункта такого-то. Изучая документы, я услышал вопрос старшего конвоя:

– Что-то случилось?

– Нет. Интерес есть. Может, и договоримся.

Мы отошли в сторону, и я у него поинтересовался:

– Слушай, у тебя же не значится, сколько пленных ведёшь?

– Да кто этих свиней считает? Десятка полтора уже пристрелили, пока колонны вели. Раненых и ослабевших.

– Это ты правильно поступаешь, чем меньше тут будет народу, тем больше нам земель достанется, – рассмеявшись, похлопал я его по плечу.

– Так в чём дело?

– Мне пленные нужны. Даже не мне, а гауптману Хаффману. Он тут земли в качестве награды получил, деревенька и молочная ферма в полном порядке. Работников набрал, управляющий уже дело ставит, поставляя молочную продукцию в войска. Но ещё нужно провести некоторые работы и отстроить ему до зимы если не особняк, то крепкий дом. Рабочие руки нужны, человек тридцать, вот меня за ними и послали. Если договоримся, есть чем отблагодарить.

– Вот как? – заинтересовался тот. – Уже интересно.

Я поднял руку и звонко щёлкнул пальцами, что явно вызвало зависть у унтера. Тот, видимо, так не умел. Ожидающий этого сигнала водитель подбежал и, угодливо изогнувшись, подал коробку с шоколадом и лётными пайками. Сверху было две бутылки коньяка. Унтер махнул рукой, и двое подскочивших конвойных забрали плату, а тот шикарным жестом указал на угрюмую толпу пленных, мол, выбирай. Заложив руки за спину, я не спеша стал обходить колонну со стороны поля. По дороге шла крупная автоколонна, и пыль долетала даже до нас. Оба моих бойца, Бабочкин и его напарник, зная, что делать, подбежали и стали сопровождать меня чуть сзади, держа автоматы на уровне груди и злобно стреляя туда-сюда глазами. Приметив старшину с голубыми петлицами, я подошёл и, сильно коверкая слова, поинтересовался:

– Ти есть кто? Лётцчик?

Тот угрюмо исподлобья посмотрел на меня, затравленно осмотрелся и пробурчал:

– Механик я.

– Самолёты лечить? О, то есть чинить?

– Да.

– Карашо. Ты будешь немного работать. В машину.

Обернувшись, я указал своим бойцам на механика, но тут заметил, что совсем молоденький парнишка, тоже с голубыми петлицами красноармейца, с отчаяньем посмотрел в спину механику. Видимо, они вместе. Ладно, его я тоже приказал забрать. Потом отошел от колонны и, пока ждал бойцов, что отводили первых отобранных в мой отряд людей, громко обратился к пленным, но уже на немецком языке:

– Есть тут, кто знает немецкий язык? Кто согласится, будет работать, не будет убивать своих и будет хорошо питаться.

Вышло даже четверо, я аж удивился. Такие же угрюмые, но всё же решили рискнуть. Опрашивая их, одного я завернул сразу, у пленного в глазах светилась радость, тот пленом был доволен, потом ещё одного завернул, такому спину не доверишь, не понравился он мне, а вот двое других подошли. Один до войны был учителем немецкого языка, второй жил с немцами и научился, в армии стал штатным переводчиком в штабе полка, я их тоже в машину отправил. Дальше я действовал быстро. Ещё когда искал переводчиков и общался с ними, приметил двух молоденьких сержантов с теми же голубыми петлицами и крылышками ВВС. Опросил, оба недавно из училища, летали на «мигах». Забрал. Потом заметил группу бойцов, старшим там был старший сержант. Ох, с какой ненавистью тот на меня смотрел! Опросил, зенитчики оказались, восемь человек. Всех забрал, несмотря на то что двое раненые. Потом приметил ещё трёх с голубыми петлицами, вместе они были, старший лейтенант, просто лейтенант и старший сержант.

– Лётцик? – старательно выговаривая, спросил я.

– Штурман эскадрильи, – хмуро ответил тот, не глядя на меня, уставился в землю.

– Ти есть кто? – спросил я у лейтенанта.

Оказалось, это был экипаж с одного бомбардировщика, СБ, а старший сержант – бортстрелок. Забрал всех троих. Потом ещё шестерых с голубыми петлицами, один лётчик, остальные технический состав. Тут я, изучая пленных, наткнулся на взгляд, полный ненависти. Двое бойцов-танкистов поддерживали капитана, видимо своего командира. Сами в обгорелых комбинезонах и шлемофонах, так и командиру досталось. Правда, повязка была только на голове, да и взгляд у того мутный был, плавал, видимо тяжёлая контузия. Когда я подошёл, оба танкиста запаниковали, но командира не отпустили. Велел своим бойцам конвоировать их к машине, а сам продолжил обход. Унтер, что сопровождал меня, только посмеивался. А когда спросил, зачем мне этот фанатик, пояснил, что гауптман большой любитель охоты, особенно на таких зверей, что вызвало новый взрыв хохота.

Дальше я так и отбирал, узнавал, есть ли пулемётчики, зенитчики, танкисты и лётный персонал. Нашёл ещё двух техников и оружейника. В общем, когда набралось ровно тридцать пленных, как мы и договорились с унтером, тот сказал, что всё, баста. «На сколько получили мы оплату, столько вы и забрали». Так что колонна пошла дальше, а я вернулся к машине. Часть пленных находились в кузове, остальные сидели у заднего открытого борта. Конечно, «опель» машина крупная, но увезти всех, включая двух моих бойцов, я смогу только стоя. Однако они были не в том состоянии, чтобы преодолеть больше двадцати километров, нужна ещё одна машина. Пленные так ни о чём и не подозревали, удивились, что водитель молча, я так приказал, достал канистру с водой и разлил её по кружкам, полностью опустошил, но всех напоил, включая раненых, которые пить хотели больше всех. Они так и считали, что мы немцы, вон, зенитчики, да и танкисты, нехорошо поглядывали. Взгляды такие были… Прикидывали, как бы оружием завладеть, но бойцы близко не подходили, не давали шанса.

– Товарищ майор, одиночный грузовик. Берём? – спросил у меня Бабочкин, кивком указав на пылящий в нашу сторону грузовой «мерседес».

– Крытый, непонятно, есть кто в кузове или нет. Низко сидит, видно, что не пустой. Остановим для проверки документов, там по обстоятельствам.

Пленные замерли в шоке, немцы, на которых те явно готовились напасть – я собирал самых злых, буйных из-за плена, – вдруг заговорили на чистом русском. Правда, несмотря на шок, постарались не выдать своего удивления, переглядывались, но не более. А когда мы остановили машину и проверили кузов – коробки с консервами, да взяли в ножи водителя и сопровождающего, то сомнений ни у кого из освобождённых мной уже не было, свои.

– Продовольствие, конечно, нужно, всегда пригодится, но пленных всё равно везти не на чем, – осмотрев груз, вздохнул я, отходя от борта.

Бабочкин с напарником прятали тела, пользуясь тем, что дорога пуста, хотя пыль была видна с обеих сторон, утащили их подальше в поле. Трава высокая, со стороны не видно.

– Товарищ майор, – обратился ко мне старший сержант-зенитчик. – Вы скажите, мы дойдём, сил хватит.

– Хм, – задумчиво осмотрел я их. – Стоя сможете доехать? Тут километров двадцать будет.

– Доедем, – за всех ответил тот.

– Отлично. Значит, так, капитана и того раненого в машину с продовольствием, там у заднего борта есть свободное пространство, полусидя поедут, всё легче. Остальные в наш грузовик. Бабочкин ко мне в кабину, а я за руль этой второй машины. Всё, грузимся.

Мы действительно смогли благополучно доехать до аэродрома. Грузовики загнали под деревья, и пока Лосев изучал, что мы добыли, кухня уже дымила, распространяя изумительный аромат борща. Всё продовольствие на аэродроме Лосев уже осмотрел, составил списки, теперь и тут нужно этим заняться. Пленных всех погнали к пруду мыться, даже раненых отнесли, на берегу отмывали. Через полчаса там же построили их всех голыми, и я толкнул речь, а то те в сильном недоумении были, их явно на военный немецкий аэродром привезли:

– Товарищи командиры и бойцы, перед нами стоит трудная боевая задача. Нужно, используя трофейную авиатехнику, нанести максимальный ущерб противнику. Нанося удары в такие уязвимые места, чтобы они быстро не оправились. Вся основная тяжесть ляжет на наших лётчиков. Штурман, не на вас, вы будете вместе со мной планировать операции, отправлять машины в рейды и вести журнал учёта боевых действий нашего отряда. Нужно ещё будет имя ему дать. Работать будем под немцев. Механикам к каждому вылету закрашивать номера на самолётах и наносить новые, приступить немедленно. Наши самолёты должны быть обезличены, чтобы немцы никак не могли понять, откуда наносятся удары, с каких аэродромов. Того, что мы захватили этот аэродром, противник ещё не знает, и нужно постараться, чтобы не узнал в ближайшее время. Лётчики-истребители будут осваивать «мессеры» и наносить бомбово-штурмовые удары, параллельно изучая эти машины. У нас есть два лёгких бомбардировщика, они будут работать только ночью. Задание всем дадим, бомб, топлива и боезапаса хватает. Я планирую, что мы спокойно сможем работать дня три-четыре, и за эти три дня и три ночи нужно успеть совершить максимально возможное количество самолётовылетов для штурмовки войск противника. Если вы ещё не поняли, то мы организовываем, пусть и временно, первый в мире авиационный партизанский отряд. После того как все ресурсы будут закончены, вас всех воздухом переправят к нашим. Транспортные самолёты для этого добудем. Поэтому техническому персоналу и лётчикам как можно быстрее закончить помывку, подобрать под себя форму, побриться и постричься, вы должны изображать образцовую часть люфтваффе, чтобы немцы как можно дальше ничего не заподозрили. Зенитчикам освоить две зенитки, взяв под охрану аэродром. Для танкистов есть танк с неполным экипажем, трофейная «тройка», остальные войдут в охранный взвод. Всем также привести себя в порядок и переодеться в трофейную форму. Мои бойцы научат, как правильно по уставу вермахта её носить. Обоим переводчикам пройти как можно быстрее в штаб, для получения своего задания. Лётчикам, для получения первого задания, быть в штабной палатке через два часа. После обеда советую сначала посидеть в кабинах истребителей, привыкнуть к непривычному управлению. Если что непонятно из обозначений, вызывайте переводчиков, те переведут, что тот или иной тумблер означает. Времени нет, вылетать нужно уже сегодня. На этом всё, продолжайте помывку. Разойдись.

Сейчас освобождённые пленные были в куда большем шоке, чем когда узнали, что их освободили и мы переодетые свои. Но разойтись бойцы не успели, сидевший на траве капитан, стоять ему сил не хватало, заметил:

– Вы, товарищ майор, так и не сказали, кто вы?

– Настоящего звания и фамилии не сообщу, это секретная информация, но я получил известность, воюя в тылу противника под именем майора танковых войск Корнева. Кстати, это реальный майор, только погибший в первый день войны. Его «эмку» расстреляли немецкие диверсанты в Белоруссии. А что касается боевого пути, то моторизованная группа под моим командованием в Белоруссии уничтожила штаб корпуса и фронтовой аэродром противника. Пленила двух немецких генералов, отправив их к нашим с важными сведениями. Это только крупные операции, средних и небольших было куда больше.

– Впечатляет, – серьёзно сказал капитан, пока другие с удивлением обсуждали услышанное. – Но вы ведь понимаете, что такой отряд, какой вы формируете, долго не просуществует?

– Максимальный срок неделя, но я думаю, раньше придётся сворачиваться. У меня стоит задача нанести максимальные потери противнику, а не терять своих людей. Я ещё планировал наносить одновременно воздушные и танковые удары, уничтожая тыловую инфраструктуру противника, но пока эту идею отложил, недостаточно сил и средств. Будем работать тем, что есть. На этом всё.

Оставив освобождённых и дальше принимать водные процедуры, тут Бабочкин суетился, нужно подобрать каждому форму по размеру, да ещё чтобы званиям примерно соответствовало, хотя последнее не критично, а я направился в штаб. Опросил, как дела у бойца, что сидел за радиостанцией, наши позывные уже дважды звучали, пришлось доставать радиста из зиндана и отправлять запрос. Было два задания, но их уже передали на другие аэродромы подскока, ничего срочного и важного, в общем, можно отдыхать. Так что я принял доклад от Васютина. Тот доложил, что танк уже в капонире, сам тот замаскирован, зиндан вырыт и используется по назначению, действительно так удобно охранять пленных. Одна из палаток готовится к приёму раненых, медикаменты есть. Обед вот-вот будет готов, Лосеву было выделено два бойца в помощь. На опушке были длинные столы и лавки. Немцы предпочитали принимать пищу с комфортом, посуды на всех тоже хватало, даже с излишком. Охрана несётся как положено, часть бойцов спит, им ночью отдыхать не придётся, включая старшину. Выполнив мой приказ, тот отсыпался, зная, что ночью у него будет работа. В общем, мои приказы были выполнены.

Дальше, когда бойцы и командиры были переодеты, покормлены и принимали технику и вооружение, зенитчики у своих зениток возились, там старший сержант командовал, лётчики пока изучали самолёты, у меня на «мессеры» было всего три пилота, а на лёгкие бомбардировщики два, старшина Краюшкин и лейтенант Грибоедов, командир СБ. Кстати, его я также отправил в палатку к старшине, пусть выспится, ночью ему предстоит много работы.

Когда два сержанта и старлей зашли – все трое были истребителями, найденными мной в той колонне военнопленных, – мы уже со штурманом, старшим лейтенантом Хороводиным сидели в палатке и работали с немецкими картами, где имелось множество обозначений, обсуждали план первых операций. Для начала мы посадили лётчиков изучать карты, хотя те тут и так воевали, ориентиры знали, поэтому я решил сразу приступить к делу.

– Как машины, изучили?

– Изучим, товарищ майор, немецкий техник хорошо помогает разбираться с ручками управления и как бомбы сбрасываются, – за всех ответил старший над истребителями старший лейтенант Подгорный.

– Отлично, машины уже заправлены, бомбы подвешены, через пятнадцать минут вылет. У каждого своё задание, действовать будете автономно. Никаких ударов по сильно защищённым объектам поручать я не буду. Начнём с вас двоих. Товарищи сержанты, ваша задача – террор на дорогах, как на авто-, так и на железной. Точнее, вам, товарищи сержанты, придётся работать на железной дороге. К станциям даже нос не совать, пусть вы и на трофеях будете. Атакуйте только подвижной состав. Сбрасываете бомбы над паровозом и уходите. Запрещаю делать второй заход. Всегда удар и уход. Нужно вывести паровозный парк из строя на максимально возможное время, чтобы затруднить противнику перевозку грузов и войск. Попали или нет, добивать не нужно, уходите дальше, где о вас ещё не знают. Потому что, оправившись, противник встретит вас огнём, а терять самолёты и пилотов я не хочу. Всегда один удар. Уяснили?

– Да, товарищ майор, – хором ответили те.

– Хорошо, я на вас надеюсь. Так вот. Сбросили бомбы на паровоз, сразу уходите на бреющем и ищите следующий состав, увидели, атакуйте паровоз, старайтесь работать пушками, не трогая пулемёты. Закончился боезапас к пушкам, уходите к автотрассам и штурмуйте грузовики, используя то, что у вас осталось, пулемёты. До наступления темноты один вылет вы успеете сделать. Вам, сержант, ветка от Ровно в сторону границы, а вам соответственно от Ровно в сторону передовой. И ещё, если кто к вам прицепится, сопровождая, ни в коем случае не приводить его к аэродрому, хоть с парашютом прыгайте и пешком возвращайтесь, но выдать нас не должны. Всегда взлетайте и уходите подальше на бреющем, так же возвращайтесь. Я поэтому и попросил внимательно изучить карты, чтобы не заплутали. Всё, свободны, готовьтесь к вылету, получите лётные комбинезоны, наушники и парашюты у ротного старшины Лосева.

Сержанты ушли, а я повернулся к старлею и, пододвинув карту, чтобы тот видел, на что я указываю, сообщил:

– Это склад ГСМ танковой группы. Нужно ювелирно положить бомбы, чтобы всё полыхнуло. Уходи на бреющем, там зениток понатыкано, подобраться только на трофее можно. Задание особой сложности и важности, поэтому тебе и поручил. Это основное задание, дальше свободная охота. Автотранспорт, хоть за одиночными грузовиками гоняйся. Кстати, постарайся подбивать и поджигать пушками такие машины на деревянных мостах, две пользы, и технику, и мост уничтожаем. Шучу, вряд ли такое может получиться. Поглядывай, если есть бензовозы, атакуй обязательно. Ну, не мне тебя учить, для того свободная охота и называется свободной, чтобы лётчик сам выбирал, что атаковать. К крупным объектам тоже не суйся, ну и, как я приказал сержантам, возвращайся на бреющем. Если стемнеет, мы фарами грузовиков подсветим.

– Разрешите с картами поработать.

– Давай, – согласился я.

Однако старлей ещё не закончил, он осмотрел карту и указал на два фронтовых немецких аэродрома:

– Товарищ майор, а почему по аэродрому мне не ударить? Пока спохватятся, успею пару-тройку самолётов сжечь. А если всем звеном полетим, так и больше.

– Слишком мелкие уколы, немцы не почувствуют. Я проанализировал ситуацию, у них основной грузопоток автотранспортом, и закупорка его может привести к катастрофическим последствиям. А по поводу аэродромов, ну уничтожите, как сказали, пару-тройку самолётов, и что? На немцев вся Европа работает, для них это не потеря. Вот если бы ты мне предложил проштурмовать палатки или казармы с техническим или лётным составом, я бы ещё подумал. Самолёт можно сделать за неделю, а специалиста сначала растить восемнадцать лет, потом учить ещё пару, и кто тут важнее, железки, которые без специалистов летать не смогут, или люди?

– Люди, – скупо улыбнулся тот. – Извините, товарищ майор, с этой стороны мне эту ситуацию не объясняли. У нас считалось важным сбить самолёт или уничтожить технику. Это засчитывалось, а потери немцев в людях – нет, не особо.

– У меня наоборот. Увидишь пешие колонны пехоты, смело атакуй, только похвалю. Да и возвращаясь поглядывай, где в селениях стоят транспортные колонны, вечером возвращаться будешь, уже должны встать на постой. Ночью наши бомбардировщики будут работать по разным объектам, может, и по твоим целям поработают. Сержантам я такого задания ставить не стал, тут повезёт, если вернутся, молодые слишком, опыта мало. Всё, время.

Мы с Хороводиным вышли из палатки и стояли около неё, тот курил трофейные папироски, а я, попивая чай, что принёс Лосев, наблюдал, как по очереди, взметая пыль, поднялись в воздух все три «мессера», к которым имелись пилоты, за этим многие наблюдали, вот шасси скрылись в фюзеляжах, и те, уже разделившись, скрылись с глаз. Посмотрев на старлея, я приподнял бокал, как будто празднуя и собираясь сказать тост, и произнёс:

– Ну что, с почином?

– Возможно, только они ещё не вернулись и не доложились.

– Ничего, дежурный переводчик сидит у рации. Если что будет в эфире, сообщит. Вы пока готовьте вылет для ночных бомбардировщиков, ночь коротка, и если не отправлять далеко, то по три вылета сделать успеют, от этого и отталкивайтесь, два самолёта и по три объекта – значит, вам нужно их подготовить шесть. Возвращаться для повторной бомбёжки запрещаю.

– Но ведь сброс подобных мелких бомб серьёзных потерь не нанесёт, максимум небольшие пожары вызовет.

– А никто и не ставит задачи убить Гитлера. Я напомню, мы должны устроить террор, чтобы нас боялись. Немцы должны бояться ночи, вслушиваясь, не послышится ли звук мотора. Кстати, когда будете ставить задачи лётчикам, посоветуйте им при сближении с целью убирать газ до минимума и планировать к цели. В этом случае бомбёжка произойдёт совершенно неожиданно для противника. Пусть в панике выбегают из домов. Из приличных целей я там видел обозначение ремонтной роты, она занимается восстановлением танков, их там даже две. Одна расположилась в тридцати километрах от нас, другая в семидесяти. Пусть первые удары будут нанесены по ним. Остальные по выбору. Может, и старлей что интересное с задания принесёт… Ночное дежурство выдержите? Весь день потом сможете отсыпаться.

– Не раз приходилось, думаю, выдержу.

– Хорошо, тогда я к себе в палатку, меня поднимать в экстренных случаях, не кантовать, первым выносить при пожаре. Остальным поручения и задания я уже дал. На данный момент вы старший начальник на аэродроме, командуйте, потом я вас сменю.

– Есть, – козырнул тот, бросив руку к виску, и, вспомнив, что у него на голове немецкая офицерская фуражка, смутился.

Штурману подошёл один из офицерских комплектов формы, вот он её и носил, даже несколько щеголевато, кобура из жёлтой кожи с «вальтером» на животе, как и положено. Бабочкин хорошо учил новеньких, как носить трофейную форму.

Оставив того в палатке штаба, я прошёл к своей, в соседней скрипел зубами капитан, контузия действительно была тяжёлой, но тот бодрился, тишина, мягкая постель, сытный обед и отдых – это то, что даст ему возможность восстановиться. Не быстро, за пару недель, а может, и дольше, но думаю, сможем поднять того на ноги. Двое других раненых тоже были под присмотром. Хм, новенькие не спрашивали, почему я не освободил остальных, всё понимали. Да, это мой крест, видеть, как сограждан уводят в плен, когда ничего нельзя сделать, но пришлось пережить. Мне нужны были люди, и я смог их добыть, и сейчас они уже должны наносить удары там, где их не ждут. К этому и готовились. А капитан ещё той язвой оказался, припомнил мне, как я их купил, говоря, что знает теперь свою цену – плитка шоколада.

* * *

Я в шоке. Шестой день с момента начала действий нашего партизанского авиационного отряда имени товарища Сталина, я раз за разом повторяю эти слова. Я действительно в шоке. Ситуация складывалась так, что немцы, замордованные постоянными налётами, просто озверели и половину фронтовой авиации бросили на наши поиски. Верите? Мы тоже в этом участвовали. Не нашли, о чём и доложили в штаб. Тем более на четвёртый день мы перешли только на ночную работу, всё обыскали, но на нас так и не подумали. А мы ещё и усилили свои возможности, когда парни на истребителях вылетали на свободную охоту, то высматривали сверху, есть где брошенные самолёты или нет. Пять таких высмотрели, на вид в порядке. Две «чайки», такой же Р-5, как у нас, и два У-2. В строй ввести смогли все, отбуксировав к нам. Просто съездили днём с механиком на брошенный аэродром и поснимали детали с и так уже разукомплектованных самолётов, восстановили, и те летают. Я больше скажу, мы подали заявку на топливо и отправили две машины на склады, вместе с бензовозом, и бочки на немецком складе выдали, и цистерну доверху залили. А ночью два самолёта разнесли этот склад, пожар второй день потушить не могут.

Всё хорошо, все лётчики работают теперь парами, опытный с новичком, чтобы не заплутать в ночи, вот только я понял, что нас практически вычислили. Чуечка сработала, и решил – всё, пора сворачивать лавочку и уходить. И так два лишних дня провоевали. Всё уже было подготовлено, это летуны постоянно на вылетах, а мы с Бабочкиным покатались на мотоцикле по окрестностям. В общем, есть план. Нет, не так, у нас есть ПЛАН. Ага, два килограмма одуряюще пахнущего плана из Колумбии.

Сам я в боевых действиях первого опытного авиационного партизанского отряда имени товарища Сталина не принимал. Да, я его сформировал. Да, осуществлял общее командование, распределяя приоритетные цели для налётов, но основной груз и тяжесть работы несли на себе технари и лётчики, да старший лейтенант Хороводин, к которому руководство и планирование вылетов в основном и ушло. Я убедился, что это вполне квалифицированный командир, и оставил всё как есть. Если тот в первое время ещё неуверенно работал, все наши действия противоречили догмам, насаждаемым в Красной Армии, но потом освоился и уже так всё настроил и организовал, что работа шла практически постоянно, даже бойцы из охраны во время отдыха в охотку помогали техническому персоналу подготавливать самолёты к вылету, у тех людей мало, и дополнительные руки были просто необходимы. Именно Хороводин всё организовал так, что не успел самолёт приземлиться, как его уже буксировали под деревья, где заправляли топливом, проводили обслуживание, пополняли боекомплект и подвешивали бомбы. Уж через час лётчик, который успел или отдохнуть, или поесть, забирался в кабину и снова шёл на взлёт. Лётчики на «мессерах» до четырёх, а то и до пяти вылетов в день совершали, по ночам меньше, так и ночь куда короче. Да и истребители ночью мы старались не использовать. Теперь и днём редко, да и то для свободной охоты. Пару раз Подгорный пристраивался к строю немецких бомбардировщиков, как бы показывая, что он свой, и чуть не в упор сбивал некоторые. Так на счёт себе записал троих. Правда, я ему запретил такое лихачество, и так в последний раз привёз дырки в корпусе. Раз приказал работать по дорогам, пусть и работает. Тут тоже недолго продлилось, когда немцы, озверев, свою авиацию задействовали для наших поисков. Пришлось свернуть эти вылеты и окончательно переходить на ночные вылеты лёгкими бомбардировщиками. А за время работы днём, пока я не запретил дневные вылеты, можно смело засчитать тридцать два повреждённых паровоза, два имели сильные разрушения после прямого попадания бомб, и почти две сотни единиц автотранспорта или уничтожено, или повреждено. Результаты, на мой взгляд, для отряда едва в шестьдесят человек впечатляющие. Однако мне больше всего нравилось моральное состояние немцев – очень низкое.

Так вот, теперь по моим действиям. Я, конечно, в журнале боевых действий в составе отряда числился как командир, Лосев и Бабочкин тоже тут имели должности, но занимались мы параллельной работай. Идею я подал, организовал, а осуществляли её те специалисты, которых к этому готовили. Как я уже говорил, это лётчики и технический персонал. Мы же с Бабочкиным в основном по окрестностям покатались. Тот лес, где была наша временная база и где нас ожидал Лосев, мы посетили не единожды, отогнали туда грузовик с продовольствием и припрятали его. Не грузовик – продовольствие. Всё равно долго не продержимся, или нам из штаба штафеля прикажут перебазироваться ближе к передовой, которая снова продвинулась вперёд, или вычислят. И то и другое плохо. Вот я и решил подстраховаться, нормально укрыли. К тому же мы работали под ложные посты, одиночные машины перехватывали, если находили в бумагах интересные сведенья, то ночью отправляли туда наши бомбардировщики. То есть тоже без дела не сидел, но работал на земле. А тут такая неожиданность, вычислили.

– Ты уверен? – спросил я у дежурного бойца-переводчика, что сидел за рацией.

– Да. Я сперва не понял, а потом, когда глаза у немецкого радиста забегали, сообразил, что тут что-то не так. Из штаба штафеля радист спросил, родила у нашего пленного жена или нет, тот сказал, что родила.

– Ясно. Сворачивайся. Быстро.

– Есть, – козырнул тот.

Выскочив из палатки и быстро отдав приказ на сворачивание аэродрома, благо техники теперь хватало благодаря нашим подвижным постам, даже «ганомаг» теперь был, и ещё один трофейный танк, в этот раз «чех». Бойцы забегали, командиры отдавали приказы, всё чётко и достаточно быстро происходило. Ха, а ещё ворчали на меня, когда я учебные тревоги устраивал, заставляя заниматься сворачиванием, четыре раза это было, но теперь каждый боец и командир знал, что ему делать, поэтому всё быстро и происходило. Я же, подняв офицера из зиндана, мне Бабочкин и ещё один боец помогали, задал ему прямой вопрос, женат радист или нет. Не женат.

– Немцев прикончить, – развернувшись, приказал я Бабочкину и быстрым шагом двинул к формирующейся авто– и бронеколонне.

К грузовикам уже цепляли зенитки. Мы так поработали, что боеприпасов и уж тем более бомб не осталось, снаряды к зениткам были, их погрузили, сейчас палатки убирали, раненых грузили. В общем, всё, что тут было, всё и грузили. Радиста тоже прирезали и сбросили в зиндан, который прикрыли еловой хвоей, и уже через полчаса, после того как я отдал приказ, наша колонна покинула бывший аэродром подскока и направилась к трассе. А все четыре «мессера» поднялись в небо, следом за ними обе «чайки» и Р-5. Остальные, «шторьх» и один У-2, вспыхнув, догорали на стоянке, чуть позже нас догнали двое бойцов на мотоцикле, те самые поджигатели. Мину и тут я поставил перед отъездом, указав на неё поджигателям, чтобы не подорвались. Жаль, что вычислили нас в полдень, вечером было бы лучше. План, как отправить основную массу народу на Большую землю с моим очередным докладом по боевым действиям, был давно подготовлен, осуществить его не проблема. Тут в шестидесяти километрах находился транспортный аэродром, захватим и перегоним все транспортники к нашим. И всё равно, что пилот у нас всего один на них. Работая фельджандармом, я смог выдернуть из колонн пленных ещё несколько пилотов, но их всё равно не хватало. Сейчас я был вынужден отправить трофейные и наши самолёты днём, чтобы те перелетели линию фронта. Правда, тут две задачи было, не только самолёты перегнать, но и предупредить, что ночью мы к ним отправим несколько транспортных «юнкерсов», пусть не сожгут с перепугу.

У-2 пришлой ночью серьёзно пострадал и находился в стадии ремонта, пробоины заделывали, баки чинили, но «шторьх» я бы перегнал на ту свою поляну с базой. На будущее, постоял бы замаскированный, глядишь, пригодится. Мне понравилось вот так перемещаться воздухом, быстро и фактически незаметно для немцев. Правда, как мне стало известно после допроса пленных, по всей Украине столько постов ВНОС организовали, муха не пролетит, так что всё равно приходилось сворачивать свои действия. Если какой пост что засечёт, то отправляет сообщение в штаб люфтваффе, там проверяют, есть ли плановый пролёт, если нет, высылают ночные истребители, и всё, костёр на земле. Такие случаи были, и, к сожалению, из-за подобной двоякой ситуации советские транспортники, которые отправляли в тыл противника, чтобы совершить выброску десанта или парашютистов, не возвращались обратно. О четырёх подобных случаях мне достоверно известно, ещё два ускользнуло к нашим. Темнотой смогли воспользоваться.

Колонна шла достаточно быстро, впереди я с напарником на мотоцикле с бляхами жандармов в виде сопровождения, потом оба танка и грузовики друг за дружкой, бронетранспортёр замыкал колонну. На всех, кроме танков, эмблемы люфтваффе, под которое мы маскировались. Ближе к вечеру мы были на месте, в трёх километрах встали лагерем, и на грузовике, в сопровождении «ганомага», подъехали ближе. Тут я и описал свой план, пока мы в бинокли рассматривали транспортный аэродром. Пять транспортников насчитали. Тут неподалёку находился штаб абвера, они использовали местные самолёты для выброски своих людей в тыл Красной Армии. Активно использовали. Кстати, похоже, готовится какая-то операция, на аэродроме появились планеры, которые обычно буксировались «юнкерсами». В планерах десантники сидели. Мы два дня назад тут были, изучали все объекты на территории аэродрома. Планеров точно не было.

– Просто взять штурмом? – с некоторым недоумением поинтересовался Хороводин. Он со своим экипажем оставался тут, именно они поведут за собой остальные транспортники, штурман на всех у нас был один, как ни странно.

– А что странного, – пожал я плечами, когда ко мне все повернулись. – Охрана у аэродрома есть, полный пехотный взвод охранной дивизии, что вполне достаточно для организации постов и патрулей по периметру, а ещё три десятка полицаев. Также тут технический персонал и лётный. Даже истребителей нет, они просто не нужны. Кстати, я там наблюдаю санитарный «шторьх», его берём целым. Улетаете вы, а я продолжу диверсионную деятельность.

– А зенитки?

– А что зенитки? Их всего четыре, да и то две тяжёлые, крупнокалиберные. Подгоняем танки и расстреливаем, сначала мелочь, потом по крупным. Это задача «тройки», «ганомаг» и «чех» в это время будут заниматься уничтожением охраны, технического и лётного персонала. У охраны пять пулемётных точек, их нужно ликвидировать, задача как раз для пушки «чеха». Меня больше беспокоит не охрана, а те планеры. Когда готовится операция с высадкой в тылу наших войск? Где сейчас десантники? Если они на аэродроме, то могут в тех зданиях находиться. Проблем с ними мы можем легко огрести, и танки не помогут. Сожгут к чёрту, их этому учили.

Немцы расположились на бывшем советском военном аэродроме, стащили всю битую технику за территорию, организовав авиасвалку, отремонтировали здания, в том числе трёхэтажной казармы, штаба и остальных, заканчивали отстраивать новую столовую вместо сгоревшей, развернули два сборных ангара для своих нужд и спокойно несли службу. То есть было где укрыть десантников, выделив им помещения. Мои слова оказались пророческими, из-за угла казармы строем выбежала рота бойцов в полном советском обмундировании и вооружении, на небольшой площадке они стали заниматься физподготовкой, причём с винтовками за плечами. Тренировками боя на ножах и остальное.

– Сегодня высадка, – сразу сообщил я. – Раньше пригонять их сюда и светить ими смысла нет… А это хорошо, чёрт, да это отлично.

– Не понял, товарищ майор, почему отлично? – поинтересовался капитан Грозный, тот самый танкист, что уже настолько пришёл в себя за последние два дня, что также включился в дело.

Кстати, майор Корнев, личину которого я надел, был непосредственным его командиром, тот сам об этом чуть позже сообщил. Корнев полком командовал, а капитан – одним из танковых батальонов. Дружили они. При этом сам капитан, постепенно приходя в себя и изучая то, что творил отряд, совершая налёты с воздуха, и как я лично работал под видом поста жандармов, стал горячим сторонником этой тактики и, можно сказать, моим преданным поклонником.

Вот и сейчас вопрос задан был спокойно, тот явно ожидал интересное и неожиданное предложение по выходу из той ситуации, что образовалась с захватом аэродрома в связи с присутствием там немецких диверсантов.

– А потому, капитан, что вылет этой ночью прописан во всех документах, и посты ВНОС не обратят внимания на «юнкерсы», будучи предупреждёнными о них, и нашим лётчикам не придётся красться на бреющем, чтобы прорваться к своим. Тем более на все самолёты лётчиков у нас нет, придётся задействовать немецких, «уговорив» их, мало ли куда те заведут, сказав, что заблудились. А тут чуть ли не строем полетите, и не рыпнешься, будучи под прицелом. По поводу десантников тоже есть идея. Эти солдаты у нас в тылу столько крови попить могут, а тут вот они. Такой шанс прихлопнуть их разом, упускать нельзя. Я в курсе насчёт того, что у зданий вести танковый бой опасно, закидают гранатами и минами, используя укрытия. Но и на этот счёт у меня есть одна неплохая идея. Помнится, когда мы работали под подвижный немецкий патруль полевой жандармерии, то дважды проезжали сборный пункт советской трофейной военной техники. Так там помимо прочей техники стояло три танка. Химических. Если их заправить, на складах должно быть, то они выжгут все здания, где будут укрываться десантники от огня танкистов, а тех, кто попытается прорваться, добьём из пулемётов. И не придётся бойцов на зачистку зданий посылать, терять их я не хочу. С такими зубрами им не справиться, просто не та подготовка.

– Хм, интересная идея. Что за модели?

– Два ХТ-130 и ХТ-26. На ходу или нет, не знаю, но работы над некоторыми танками там шли. КВ и «тридцатьчетвёрки» нам не дадут, их модернизируют и поставляют в войска. Пусть малыми партиями, но они есть, а вот огнемётные, думаю, уступят на время.

– И что, приедем и попросим?

– Почему же, я ведь не только под патрули работал, «кошки» есть, на телефонные столбы забирались под видом связистов, вели дневник разговоров разных частей, позывной склада вооружения у нас есть, представлюсь офицером штаба охранной дивизии, что тут дислоцируется, с известной фамилией, и попрошу пару огнемётных танков, мол, загнали окруженцев в болото, а те в старом польском доте спрятались. Не только дадут, но, когда подъедем за ними, ещё заправят топливом и огненной смесью.

– Голова-а, – с восхищением произнёс капитан, остальные только крякали, когда слышали моё предложение, никаких возражений у них не было.

– Опыт и здоровая наглость, – скромно пояснил я и добавил тише: – Четыре года опыта страшной войны.

Мы ещё немного поработали на месте наблюдения, капитан Грозный зарисовывал месторасположение всех огневых точек, которые мы могли наблюдать, три нам не доступны, но я их ещё в прошлое посещение срисовал, так что внес новые данные, ими были планеры и десантники, и мы вернулись обратно к лагерю. Дальше отобрал парней, в основном танкистов, из тех, что знали эти огнемётные танки. Я не говорю, что воевали на них, хотя бы знали, что и как, все в форме немецких танкистов. Отъехав в сторону от лагеря, Бабочкин надел «кошки» и, забравшись на столб, подключил провод, а я внизу, покрутив ручку аппарата, вызвал на связь склад трофейной советской техники. Представился адъютантом начальника штаба дивизии, сообщив, что будет говорить сам полковник. Голос у того был характерный, с лёгкой хрипотцой и глухотой, я прижал платок к мембране микрофона и стал копировать разговор этого полковника, которого не раз слышал. Дежурный на складе, это был ефрейтор, вызвал начальника склада, тот дождался, когда полковник возьмёт трубку, внимательно выслушал мои приказы от имени полковника и сообщил, что все три огнемётные танка Советов на ходу и он может подготовить машины очень быстро. На что я посоветовал поторопиться, машина с танкистами к ним уже выехала, старший сопровождения унтер Рихтер из роты полевой жандармерии. Документов на танки у того нет, они от бункера едут, времени нет всё оформить, потом оформление пройдёт, задним числом, что начальник склада воспринял с полным пониманием ситуации. А танкистов из госпиталя среди легкораненых набрали.

Дальше, разъединив связь, всё, что надо, сказано, и Бабочкин срезал провода. Не хватало, чтобы те ещё перезвонили. После этого мы с ним сели на мотоцикл, и грузовик с танкистами, которые с интересом наблюдали за моей пантомимой у телеграфного столба, последовал за нами. На складе проблем не возникло. Передача танков, которые урчали у въезда на склад, прошла быстро, местные знали, что мы торопимся, нужно выкурить фанатиков Советов из польского дота. Правда, одна ситуация возникла, местный часовой у ворот у бойца, что осматривал танк, попросил сигаретку, а тот не понял и посмотрел на меня, я коснулся губ, как будто курю, тот кивнул и достал пачку. К счастью, он курил. Часовой взял папироску, поблагодарил и отошёл. В общем, по два танкиста расположились во всех трёх машинах, тут даже пулемёты стояли и диски набиты были, и последовали за нами обратно к лагерю. Вроде успеваем, до наступления два часа осталось.

При приближении к лагерю – с виду тот обычный бивуак одного из подразделений люфтваффе, на что указывают эмблемы на технике и форма – я прибавил ходу и стал удаляться от колонны, которую сопровождал. Прибыв в лагерь, я махнул рукой, давая сигнал к выдвижению. Пора начинать операцию, и так мало времени. В открытых люках всех советских танков сидели бойцы в форме немецких танкистов и с наушниками на головах, чтобы было видно, что перегоняют трофейную технику. Они перебрались в голову колонны, и под командованием Грозного – это была первая его операция в нашем отряде – двинули вперёд. Остальная колонна, не доходя до аэродрома около километра, встала. Сейчас работали танки, которых мы с Бабочкиным для виду сопровождали, двигаясь впереди на мотоцикле. Хорошо начищенные бляхи блестели на заходившем солнце. Десантников на площадке, которую те сделали тренировочной, уже не было, они находились в местной столовой, ужинали. Прошлая сожжена была, а в новой ещё шли работы, топоры стучали, поэтому, пользуясь тёплой погодой, столовую организовали на свежем воздухе, длинные столы под навесами.

Когда ухнул первый выстрел «тройки» и мешки позиции одной из зениток мелкокалиберных автоматических пушек разлетелись от попадания осколочного снаряда, все замерли, но тут заработали пулемёты, как на танках, так и на нашем мотоцикле, встали мы очень удачно, и Бабочкин короткими очередями прореживал десантников, которые, уже перевернув один стол и раскидывая лавки, ломанулись к ближайшему зданию, где было укрытие. От ворот и дороги до этой столовой было не больше двухсот метров, для пулемётов дальность просто отличная. В такую крупную групповую цель грех было не пострелять, и стреляли, добежали не многие, но некоторые все же добежали. Те, что поопытнее и умнее, залегли у столов и оттуда по-пластунски уходили в разные стороны, ища укрытие. «Тройка» бахала выстрел за выстрелом, разнося зенитки и подавляя пулемётные гнёзда. Забора у аэродрома не было, три уже расстрелянные вышки с часовыми, так что, проехав на территорию аэродрома, танки стали расползаться, кому что делать, все знали. Огнемётные, под прикрытием «ганомага», шли к зданиям, отсекая немцев от самолётной стоянки и пуская огненные струи в окна, оттуда огненными комками выпрыгивали немцы, жуткие крики стояли, они даже заглушали рёв танковых двигателей. В десантниках я, к сожалению, всё же не ошибся, те умудрились подбить и поджечь один из огнемётных танков, из экипажа никто не спасся. Но за ребят тут же поквитались, сожгли немецких храбрецов. Сам я сидел у опоры одной из вышек и делал со стороны снимки боя. Старался покачественней снимки делать, как струи в здание попадали, как наш танк полыхал, как «чех» крутился в стороне со сбитой гусеницей. В общем, кадров хватало. За полчаса оборона была полностью подавлена, и началась зачистка. Когда подошла основная колонна, я сделал пару снимков и её тоже. Фотоаппарат трофейный, у немцев их, кстати, хватало, надо будет ещё затрофеить.

Среди пленных, а их хватало, это десантники и полицаи сопротивлялись, понимая, что их в плен брать мы не будем, и не брали, даже раненых добили, а остальных чего не брать, особенно технарей и летунов. Нам пилоты нужны. Когда колонна подошла, сразу стали готовить самолёты к вылету. Тут ещё оказалось, что на одном из складов содержали почти пять десятков наших пленных, их использовали на ремонте полосы, пострадавшей после недавних ночных бомбёжек, а мест на всех в самолётах не хватает, тем более один транспортник серьёзно пострадал во время боя, да и остальных продолжали осматривать.

– Планеры, – спокойно напомнил я, когда Хороводин обратился ко мне с этой проблемой. Своих тоже бросать не хотелось, а я уже заимел репутацию командира, способного решить любую проблему.

Штурман громко хлопнул себя по лбу и убежал, сейчас планеры будут цеплять. Время для этого ещё было, из допроса пленных стало ясно, что пролёт их группы транспортников с буксируемыми планерами запланирован на одиннадцать ночи. Теперь места для всех хватало. Ну, а капитан Грозный сам сел за рычаги «тройки» и стал давить одну машину колонны за другой. Ничего оставлять немцам мы не собирались, даже кухню подавили. Горели «чех» и «ганомаг», единственно, кто не пострадал, это «шторьх», Лосев и Бабочкин грузили в него наши вещи и оружие. Даже повреждённый «юнкерс» подавил, потом, отогнав танк, когда все моторы транспортников уже гудели, поджёг его, и я на мотоцикле подвёз Грозного к нужному самолёту. Всё уже было сказано, все материалы и рапорты переданы, даже свой фотоаппарат отдал с запасом плёнки. Не всю использовать успел.

Когда гул самолётных моторов начал стихать, я посмотрел на бойцов, они держали под стволами автоматов пленных, и, расстреляв из своего мотоцикл, махнул рукой. Наш санитарный самолёт уже был готов, мотор прогрели, вытащен на полосу, садись и взлетай, винт крутился, незаметный взгляду. Так что, устроившись в салоне, я стал разгоняться. Самолёт после долгого разгона, с некоторым трудом, но всё же смог оторваться от полосы, похоже, мы серьёзно перегружены, вот ведь барахла скопили, а ещё трое нас. Ладно, главное, летим. Удалившись от аэродрома подальше, мы сделали полукруг и полетели к нашей базе. Той самой, на поляне, которую мы уже использовали для стоянки. Долетели нормально, я даже не заблудился, несмотря на темень, и приземлились тоже благополучно. Ну, а когда замаскировали самолёт да ветками прикрыли, то, устроившись в палатке – говорю же, барахла хватает, – спокойно легли спать. Причём Лосев улёгся в салоне самолёта, там, где раньше носилки были, как кровать, а мы с Бабочкиным в палатке. Она двухместная. Вот так и закончилась эта краткая, но яркая, как восходящая звезда, эпопея с идеей авиационного партизанского отряда. Всполошили немцев до такой степени, что они сначала стреляют по всему, что к ним подлетает, не важно, звёзды или кресты там, а потом разбираются, свой это или нет. А мне понравилось, удачный опыт, о чём написал в своей докладной записке на имя маршала Шапошникова, разбирая все плюсы и минусы таких отрядов. Надеюсь, она до него дойдёт. Да хотя бы один Р-5 в любом партизанском отряде, с запасом бомб и топлива, может навести такого шороху, что просто держись. Это всё, с методиками применения, ставя в пример мой опытный отряд, я также расписал. При отступлении можно же закладки оставлять, и потом их использовать, когда у немцев там будет глубокий тыл. Доразмыслить я не успел, и десяти минут не прошло, как уснул.

Утром нас поднял Лосев, который уже сготовил завтрак. Позорище, спать легли без часовых. Хорошо ещё, никто не наткнулся на нашу стоянку. Я не имею в виду, что тут шастают кто ни попадя каждую минуту, вполне возможно, на этой поляне люди не появляются годами, но всё же инстинкт самосохранения должен работать. А тут приземлились, усталые, кое-как организовали лагерь и завалились спать, как будто никакой войны вокруг нет. Я, конечно, собирался отдохнуть, но не до такой степени расслабухи.

Когда мы позавтракали, сытно было, спасибо старшине, Лосеву я через штаб нашего авиационного отряда провёл приказ о присвоении ему звания старшины, с назначением на должность ротного старшины отряда, проще говоря интенданта. Да он у нас и по хозяйству был, да и поваром тоже, и ничего, вполне справлялся. После того как я зачитал приказ перед строем бойцов и командиров, это было на второй день активной работы нашего отряда, мы вручили ему треугольники. Я коробку нашёл с новенькими кубарями и треугольниками в кабине водителя одного из немецких грузовиков, вот и Лосеву выдал, так что тот теперь сверкал старшинской «пилой». А вот Бабочкину присвоил звание младшего сержанта, также приказом по отряду, за боевые заслуги. Тот командиром разведотделения числился. Обоим выдал листки, где зафиксированы эти приказы, за моей подписью и моих заместителей, Хороводина и Грозного.

Так вот, когда мы закончили завтракать, Бабочкин, вытерев платком ложку и убирая её за голенище сапога, поинтересовался:

– Командир, какие у нас планы? Снова что-то интересное?

– Хозяйственно-бытовые. Отдыхать будем. Даю неделю.

– Почему? – хором удивились мои бойцы, явно недоумевая из-за такого моего решения.

– Есть причины, бойцы, есть. Воюя на фронте, бойцы под постоянными обстрелами и бомбардировками быстро устают, в основном в моральном плане, чувства притупляются, страх тоже. Где надо, не упал на землю при свисте мины, или не пригнулся, и погиб. Всё усталость действует. Бойцам нужен отдых. Немцы свои передовые части меняют каждые две недели. У нашей армии такого нет. Я стал замечать в себе, что за непрерывными боями последних дней тоже стал чувствовать усталость, туплю немного. Думаю, отдых поможет не только мне, но и вам прийти в себя, и дальше со свежими силами будем делать жизнь немцам не такой комфортной, как они привыкли. Так что всю трофейную форму сдаём старшине, стираем, гладим и убираем на будущее. Снова надеваем нашу. Мало ли какие окруженцы на нас случайно наткнутся.

– Ясно, – задумчиво покивал Лосев. – Вы из-за этого тот склад продовольствия и сделали?

– Не только, но в планах использовать его тоже было.

– Жаль, я бы ещё по тылам поездил, нравится мне немцев бить, – вздохнул Бабочкин.

– Ну ладно, дня через три сбегаем к тому мосту. Я на складе продовольствия пару ящиков с тротилом и с детонаторами припрятал. Взорвём. Не нравится мне, что он цел. А сейчас отдыхаем.

Три дня мы отдыхали, занимались банно-прачечными делами, купаться каждый день ходили, тут в километре находилось лесное озеро. Именно в него впадал тот ручей, где мы набирали воду. То есть отдыхали по-настоящему. С Бабочкиным мы продолжали заниматься музыкой, тот тренировался в трёх первых аккордах, которым я его научил, доводя исполнение до совершенства, и учил сразу ещё шесть. Гитару за всё время наших действий сохранил. Она с нами из Белоруссии прибыла. Ходили мы в нашей военной форме, разнашивали, она была чистая и стираная, Лосев, используя нагретую пехотную лопатку, ещё и погладить её после стирки умудрился. Так что форма была в порядке.

Казалось, эти три дня пролетели мигом, однако, как ни странно, вполне хватило, чтобы несколько прийти в себя. Уже интересные мысли появились по поводу дальнейших действий. Вот только стоит сменить место дислокации. Дело в том, что работая под патрули и подвижные посты полевой жандармерии, я невольно засветился, меня многие видели. Я, бывало, маскировался, каску и очки-консервы надевал, как это было на аэродроме, захваченном нами три дня назад, но это было не всегда. При опросе следователи СБ смогут получить мое описание, даже рисунки, особые приметы. Это может помочь в поисках, если разошлют их во все части. Да и те, кто меня раньше видел и после общения со следователями узнал, что я враг, могут случайно встретить и опознать. Этого мне не нужно. Вот я и говорю, что стоит сменить место боевых действий. Бойцы мои, конечно, тоже светились, тот же Бабочкин, что везде сопровождал меня, но не так, как я, он, как статист, особого внимания не привлекал, общался-то в основном я, осматривая машины.

Как бы то ни было, эта краткая передышка придала нам новых сил, и я решил, что можно сбегать к мосту и провести акцию, после чего покинуть эту область, благо транспорт имелся. Конечно, у «шторьха» дальность невелика, и четырёх сотен километров не было, тем более бак уже был початый, часть топлива потратили, перелетев сюда от захваченного аэродрома, а запасных канистр с топливом не было, но километров на двести пятьдесят, учитывая перегруз, улететь сможем. Карты у меня всей Украины были, включая территории до Москвы, на аэродроме набрал. Изучив их, решил, что нас устроит местность в районе города Станислав, в будущем Ивано-Франковск. Там есть интересные цели, по которым можно нанести удары, и имелась железная дорога.

Утром четвёртого дня, как раз десятого августа, заранее подготовившись, мы переоделись под немцев, все трое, даже у Лосева теперь была форма рядового по размеру, сменили наше оружие на немецкое и, прихватив припасы в немецких ранцах, побежали к закладке с продовольствием. Нужно забрать взрывчатку и устроить акцию со взрывом моста. Думаю, двух ящиков хватит. Сам я не сапёр, но с опытными бойцами общался, как закладывать и сколько примерно нужно под ту или иную опору, знал, думаю, смогу взорвать как нужно, хотя бы повредить мост, чтобы затруднить по нему движение. Постараемся всё сделать как надо, потом вернёмся в лагерь, ещё дня три на отдых, и вылетаем к Станиславу. Маршрут самого полёта я успел проработать. Думаю, к середине сентября можно будет связываться с Москвой и сообщить, что я готов лично прибыть к ним. Мои поиски шли особо интенсивно, да так, что я об этом от немцев узнал, которые тоже изрядно заинтересовались, а зачем Советам так нужен этот майор танковых войск Корнев. Про то, как он в Белоруссии куролесил, они уже в курсе, но всё равно странным им показался такой явный интерес.

Ближе к обеду мы были на месте. Плутать не пришлось, куда идти, мы знали, маршрут проложен, осталось только придерживаться курса, отслеживая его по компасу и солнцу. Дальше вышли к речке, и по ней, сориентировавшись, вышли к схрону. Тут, думаю, стоит проговорить по нему, а точнее по ним, схронов нами было сделано аж три, более подробно. Для начала, представляли те собой две хорошо замаскированные землянки с нарами и печками-буржуйками, где могли жить по десять человек, и отлично замаскированный польский бункер. В нём даже рабочий бензогенератор имелся, и запасы топлива. Система отопления на шесть помещений, и три пулемётные точки, с самими машинками на штатных местах, замаскированные амбразуры были закрыты щитами. О них я узнал от одного польского интеллигента, который активно участвовал в противостоянии советской власти, в землянках его группой было подготовлено оружие и припасы, а сейчас тот, несмотря на то что в немецкой управе получил достаточно высокую должность, готовился противостоять немцам. Уже против них шла подготовка. Попался тот со своим помощником мне на дороге. При опросе, а точнее допросе, с элементами пыток, удалось узнать про эти схроны, о которых никто, кроме этих двоих, не знал. Я так вёл допрос, что поверил, те правду сказали. Во время отступления этот поляк организовал засаду против одной из частей Красной Армии и, используя два пулемёта, открыл огонь, однако несмотря на большие потери, советские бойцы и командиры смогли оправиться от неожиданности, уйти от губительного огня и, охватив место засады, уничтожить всех, кто там был. Эти двое спаслись только по той причине, что наблюдали за засадой издали. Они позже ходили, проверяли. Все их люди там остались, раненые были добиты. Вот и получилось, что кроме этих двоих о тайниках никто не знал, а новый отряд они только собирались набирать. Пока как союзный немцам, а дальше уже освобождать от немецких оккупантов. Националисты-фанатики.

Всё продовольствие мы с Бабочкиным и раскидали по всем трём схронам, на спинах и на плечах, наверное, до сих пор остались следы от ящиков, что мы перетаскивали. Ладно хоть в тех места лес пронизывали дороги, можно было подъехать поближе, чтобы далеко не таскать. Сложнее было найти схроны и бункер по тем ориентирам, что нам дали, чем всё загрузить. Да и ходить старались так, чтобы не оставить следов и не натоптать тропок. Но куда там, тяжести таскали, следы на мягкой почве оставались. Потом маскировать их пришлось, но прошедший дождь замаскировал всё за нас.

Мы, как и поляки, тоже позаботились о тайниках и схронах, пару машин с топливом захватили, обычным автомобильным, и все бочки закатили в хранилище бункера. Этот бензин вполне подходил для бензогенератора. Умаялись спускать, ладно хоть поддон там на блоке был. Кроме самого продовольствия, ещё разное захваченное имущество, вооружение, форму спускали. Даже две немецких радиостанции было, переносных с запасными батареями, мы их у связистов с катушками кабелей и телефонными аппаратами достали. Всё мы это убирали на склад бункера. Нормально затарились. Вон, целый грузовик с гранатами и патронами к немецким пулемётам – в бункере два МГ среди трофеев хранилось – ушёл в его помещения.

Взрывчатка находилась в том схроне, что ближе всего к мосту, в четырёх километрах. Подходили мы к нему сторожась, путая и стараясь не оставлять следы. В конце даже сняли обувь и подкрались ближе. Отлично, никого кроме нас тут не было, сняв с люка гранату, я первым спустился в лаз и стал подавать бойцам оба ящика и противогазную сумку с подрывной трофейной машинкой, запалами и длинным телефонным кабелем метров на семьдесят. Больше, к сожалению, не было. Ещё имелся бикфордов шнур, но это для резерва, на всякий случай. Вон, в бункере аж десять катушек лежало с тремя аппаратами, я потом планировал телефонизировать пулемётные точки, там это сделано не было.

Загрузившись, посыпал следы средством от собак, Лосев его сделал, говорил, верное средство, ему можно верить, потомственный браконьер всё же. Мы отошли с ящиками и личным оружием на плечах к реке и, войдя в неё – сапоги всё так же в руках были, – пошли по воде. Кстати, она впадала в ту, которая под мостом протекала. Километр шли. Там вышли, обсушились, надели галифе и сапоги – в общем, привели себя в порядок, став с виду настоящими немецкими солдатами с нашивками подразделений охранной дивизии, в зоне ответственности которой сейчас находились. Я старался ко всему со всей тщательностью подходить, чтобы не засыпаться на мелочах. Так что я был в форме лейтенанта, остальные рядовые, вооружён автоматом, документы имел соответствующие легенде.

Когда мы наконец дотопали до опушки, Лосев, который имел меньший, чем у всех, вес – что там личное оружие, сумка с подрывной машинкой и детонаторами, на плече моток кабеля, да ранец за спиной, – шёл за нами следом, старался убрать видимые следы и посыпал всё своим средством. Кстати, я попробовал понюхать, что он приготовил, так расчихался. Что с собаками будет, если их пустят по нашему следу? Вот и я не знаю. До самой опушки мы не дошли, скинули ящики, которые несли с Бабочкиным, плечи приходилось часто менять, устали, но дошли. Тут старшина остался охранять всё, да и просто присмотреть за тылом, а мы прогулялись до самой опушки и подползли к крайним деревьям, доставая бинокли.

– Немцы, – сообщил очевидную вещь напарник.

Сам я достать бинокль первым не успел, тот зацепился за ремень, пока достал, Бабочкин успел осмотреться. Да и так видно, что у моста кто-то был. Используя оптику, я подтвердил слова напарника, у моста теперь имелся пост. Кстати, тот именно с нашей стороны находился, а на берегу со стороны села прогуливался лишь часовой. Вот с нашей, кроме мотоцикла с коляской, видимо разъездного, «цундапа», была видна пулемётная позиция с обложенным мешками гнездом. Там каска торчала, ещё у моста один прогуливался. Трёх было видно, но я думаю, что немцев больше. С той стороны дороги и моста удобный съезд к воде и песок, купаться можно, если там поставить палатку, отличное место для отдыха, или для того же лагеря.

– Товарищ майор, ну как? – с нетерпением поинтересовался Бабочкин. – Будем брать? Идём?

– Ага, они всех, кто выходит из леса, будут встречать пулемётным огнём, а потом узнавать, кто это. Зашугали мы их своими подвижными постами. Нет. Нужно стороной покинуть лес и выйти на дорогу, поймать попутный транспорт, водителя в кусты, а сами к мосту. Дальше по ситуации. Пока не знаю, что делать, стрелять с ходу по охране моста нельзя. Село близко, а там два взвода полицаев и комендантский взвод, рота, считай. Странно, что полицаев на мост не поставили, наверное, не доверяют… Втихую взять не сможем, а если даже и сможем, то с такими потерями, что операция будет фактически сорвана. Чёрт, как не вовремя тут немцы пост организовали, да и мы поздно спохватились. Чего его не взорвали, когда под подвижные патрули работали? Всё добычу к нашим схронам свозили, свободное время на это тратили, хомяки хреновы.

– А может, взрывчатку в грузовик, с ходу расстрелять охрану, грузовик на мост, поджигаем шнур, и бегом оттуда?

– Бикфордова шнура у нас мало, меньше минуты будет гореть, – задумчиво проговорил я, отвечая на предложение напарника. – Да ещё не знаю, что будет с мостом, повредят его эти два ящика взрывчатки или нет. Грузовик-то точно разнесёт.

– Хотя бы повредим, – пожал он плечами.

– Хм, знаешь, мне твоя идея нравится. Всё так и сделаем, только взрывчатку рвать будем не в кузове машины, высоко, а спустим на мост, под машину уберём, так оно вернее будет. Сейчас понаблюдаем ещё немного, возвращаемся, берём ящики и выходим в стороне на дорогу. Остановим грузовик, легковушка нам не подходит. Если только кабриолет.

– Хорошо, товарищ майор.

Мы ещё некоторое время понаблюдали за немцами, полчаса на это потратили, высматривая, есть там ещё кто или нет. Бабочкин и на дерево залезал, но ничего нового не приметил, высоты не хватало. Трёх немцев могли лишь наблюдать. Правда, когда мы уже собрались отползать, появился четвёртый, как раз оттуда, где, я предполагал, может стоять палатка или что-то вроде неё, навес или ещё что, и сменил часового с другой стороны моста, где было село. Значит, их действительно больше, предположу полное отделение. Думаю, если взять их неожиданностью, мы покрошим всех.

Вернувшись к старшине, мы снова загрузились и, уйдя на километр в сторону, так чтобы возвышенность скрывала нас от охраны моста, и по той низине, где подкрадывались к телеге с полицаями, выбрались на дорогу. Правда, не остановились, а по той же дороге стали уходить подальше от моста. Это я перестраховывался. Вдруг стрелять придётся, чтобы охрана не всполошилась, если услышат, то крайне тихие и далёкие хлопки. По ситуации, в общем. Дорога не пустовала, нам приходилось часто складировать ящики на обочине, я делал вид, что распекаю стоявших навытяжку бойцов, причем так, чтобы их лиц с дороги было не видно, а иначе как объяснить усы у Лосева? По уставу они не положены. Пролетело несколько мотоциклов-одиночек с посыльными, пяток легковушек было, и две колонны прошло, мы за это время прошли по дороге, с частыми остановками, километра два, когда наконец появилось то, что нам нужно. До наступления темноты оставалось чуть больше часа, дорога стала пустеть, так что мы уже испытывали нетерпение, когда следовавший замыкающим старшина, воскликнул:

– Грузовик! Со спины нас догоняет. Один.

– Ящики на обочину. Старшина, садишься на них спиной к машине. Бабочкин, мы с тобой изображаем пост. Хиленько, ни блях, ни жезла нет, но пусть думают, что мы попутку ловим. Офицеру не посмеют не подчиниться. Приготовить оружие.

Мы быстро всё сложили, тем более я ящик не нёс, только сумку с запалами и подрывной машинкой, поэтому встал с краю дороги, Бабочкин в паре метров от меня, держа автомат так, чтобы с ходу можно было применить его, и поднял руку. Грузовик всё же стал притормаживать. Я рассмотрел в кабине солдата-водителя, у него были нашивки ефрейтора, и офицера, обер-лейтенанта. Как только машина замерла, дверца со стороны пассажира распахнулась, и выглянувший обер-лейтенант, мельком глянув, как Бабочкин направился к заднему борту, чтобы глянуть, есть ли кто в крытом кузове, неожиданно показал мне жетон СД, сказав приказным тоном:

– Лейтенант, мы спешим, поэтому подбросить вас не сможем.

Тут Бабочкин, вскинув автомат, истерично заорал:

– Руки вверх, суки!..

Причём не на немецком языке, как я его учил, а на русском. Поэтому действовать пришлось молниеносно, схватив офицера за френч, я выдернул его из кабины, бросая в объятия Лосева, вот он и приласкал лейтенанта, а я уже наставил на водителя «парабеллум», выдернув его сзади из-за ремня. Из кобуры долго, навык нужен, так что та у меня пустой была. Водитель, испуганно глядя на нас, поднял руки, а я мотнул старшине в сторону Бабочкина, тот продолжал, надрываясь, материться, пусть поможет. К счастью, дорога пуста была, так что, подманив к себе водителя, тот перебрался к открытой двери через место пассажира, глядя на меня как кролик на удава, ну и приголубил его рукояткой пистолета по голове. Финт сделал, махнул рукой, и когда он на неё посмотрел, отвлекаясь, другой ударил. А то был у меня случай, увернулся, когда я бил, чуть крик не поднял, а тут всё получись. Бросив ефрейтора на дорогу, я подбежал к кузову, где под прицелом бойцов из кузова выпрыгивали… советские бойцы? Чёрт, да мы никак диверсантов взяли. Теперь всё складывается, несмотря на налёт, аэродром продолжал работать, и это очередная партия для выброски в наш тыл. Четверо, двое в командирской форме, двое в красноармейской, невысокий крепыш и мелкий пацанчик в очках имели пустые петлицы. Все четверо в форме НКВД.

– Вяжем и в кузов, тех двоих тоже, – быстро приказал я и с ходу заехал по темечку дёрнувшемуся старлею, то есть младшему лейтенанту госбезопасности.

Те уже поняли, кто их взял, коллеги фактически, такое отчаянье в глазах стояло, но под дулами автоматов ничего сделать не смогли. Сначала из-за растерянности, что их как салаг взяли, а потом, когда очнулись от неожиданности, было поздно сопротивляться, мы их связали, потом и обоих немцев в кузов закинули, также забросили вещи, бойцы забрались в кузов, сторожить пленных, а я прошёл к кабине. Проехав чуть дальше, до ближайшего съезда, которым мы раза три пользовались, когда разное имущество к схронам доставляли, съехал и встал на опушке. Так, чтобы с дороги нас не видно было.

Дальше приказал раздеть всех четырех диверсантов, форма неплохая, та, что старлея, как на меня шили, мало ли пригодится, поэтому снимать нужно аккуратно, а сам сбросил с кузова офицера, тот уже приходил в себя, и потащил подальше в сторону, нужно вдумчиво его расспросить. Сдёрнув с него планшетку, сначала изучил сопроводительные документы на эту четвёрку диверсантов, а потом уже стал допрашивать офицера. Кричал тот сильно, кляп пришлось использовать, но ничего, разговорил. Сломался офицер. Суть задания тот, к счастью, знал, так как вёл подготовку к выполнению. Если проще, эта четвёрка должна ликвидировать Сталина. Без шуток. Двое из диверсантов подрывники, был ещё командир и тот мелкий радист. В общем, известно, в какой день тот поедет со свитой, нужно заминировать дорогу и рвануть. Причём операция была составлена таким образом, что если даже те не долетят и не встретятся со связным, то основная группа, что уже работает в Москве, решит проблему самостоятельно, и хотя у них было всего три дня до акции, найдут подрывников там. Закончив допрос офицера, я его утащил к машине и бросил рядом, тот рыдал, размазывая кровавые слёзы по лицу, связанными руками доставал, а я, ухватив следующего, обнажённого диверсанта, с него всё сняли, как я и приказал, кстати, как доложил Лосев, у них даже штампы на нательном белье были одной части, хорошо подготовились, и потащил на допрос. Офицер не всё знал, например, кто связной, место встречи и пароль, поэтому мне нужен был старший группы, им я и занялся. Эта скотина оказалась очень упорной, минут десять ломал его, пока не справился. Узнав у него всё что нужно, прирезал, трое других без надобности, простые исполнители, всё, что нужно, знал только этот. Тот ещё волчара, отец австриец, а мать русская.

Быстро и волоком дотащив его тело до машины, на ходу стал отдавать приказы:

– Обоих немцев раздеть. Форму и оружие подготовить к долгому хранению в тайнике. Работаем быстро, у нас изменение обстановки. Пленных всех под нож. Работаем.

Поторапливая бойцов, я сам помогал проводить подготовку. Например, всё оружие, кроме нашего личного, форму бойцов и командиров НКВД сложили тут, а в кузове оставили только ящики со взрывчаткой и шесть тел. Лосев поедет в кузове, а мы с Бабочкиным в кабине. Мост взорвать я ещё не передумал, хотя информация, которую получил, жгла руки. Тем более у нас крайне мало времени и стоит поторопиться. К тому же это как раз будет укладываться в нашу легенду. Когда за пять минут всё было подготовлено, я построил бойцов у машины и, встав напротив них, сообщил полученную от немца и диверсантов информацию, сразу раздавая задачи.

– Товарищи командиры, ситуация сложилась таким образом, что медлить нельзя. Эти диверсанты отправлены, чтобы убить товарища Сталина, которого немецкое командование правильно считает цементирующим центром того, что наши ещё держатся. Убрать его, и всё рухнет. Гитлер лично подписал резолюцию на убийство товарища Сталина. Причём немцы спланировали всё таким образом, что есть резервный план, и те немцы, что сейчас в Москве, могут выполнять операцию и без этой четвёрки. Я решил надеть их личину на нас и отправиться в Москву под их видом. Понимаю, что план авантюрный, но при некоторой удаче он может сработать. Для начала мы взрываем мост, уничтожая его. Мотоцикл должен при захвате уцелеть, запомните это. Уничтожим охрану, поставим ящики, подожжём фитиль, и на максимальной скорости возвращаемся сюда. Тут забираем форму диверсантов, с их оружием и сидорами, и так же на максимальной скорости, чтобы успеть к назначенному часу, едем к аэродрому. На него уже перегнали самолёт, что теперь занимается выброской диверсантов в тылу нашей армии. Сегодня ночью будет совершён налёт на столицу нашей Родины, транспортник, по плану немецкой разведки, полетит с бомбардировщиками, чтобы замаскировать свой пролёт. Сбросит диверсантов и вернётся с ними же. Так часто делается. Мы этим воспользуемся. Подъедем как можно ближе к аэродрому, там спрячем мотоцикл, переодеваемся и бежим под видом диверсантов к воротам. Только это нужно делать осторожно, немцы после наших акций пуганые. Правда, о подъезде диверсантов они должны быть предупреждены, хотя бы о машине. Дальше опознаемся, я сообщаю, что русские парашютисты взорвали мост, отчего машина осталась с той стороны реки. Мол, мы переправились на лодке и бегом выдвинулись к аэродрому, боясь опоздать. Бомбардировщики ждать не будут, у них свой режим работы, от которого они не отходят. На случай, если дежурный офицер спросит, где сопровождающий, а он должен быть, скажем, что «сдох» на полпути, дыхалки не хватило, отправил нас дальше, а сам, отдышавшись, уже подойдёт спокойно. Дальше нас сажают на самолёт, мы летим. Выпрыгиваем с самолёта, не надо делать такие глаза, я тоже ни разу не прыгал с парашютом, потом собираемся и выдвигаемся на встречу со связником. Наша задача – вскрыть сеть немцев в Москве. Приняв нас за своих, они, возможно, раскроются. У нас не больше суток, пока немцы тут не поймут, что их провели, и не отправят срочную шифровку своим агентам в Москву. К этому моменту мы должны закончить с ними. Уничтожаем, дальше по ситуации. Думаю, вернёмся сюда. Поторопимся, у аэродрома мы должны быть хотя бы в сумерках, чтобы не опоздать, позже неприемлемо, постреляют в темноте. В машину!

Если у обоих ошарашенных бойцов и были какие возражения или предложения, то они оставили их при себе, тут я прав, времени не было. Потом, когда рванём мост и будем, например, переодеваться у мотоцикла, тогда и поговорим. Может, что дельное предложат. Да хоть сомнения выложат, тоже помогает найти ошибки или интересные идеи. Ещё хорошо, что два комплекта подходят нам по размеру, мне и Лосеву, Бабочкину досталась форма сержанта госбезопасности, то есть пехотного лейтенанта, да и кубари были в петлицах, но форма чуть-чуть не по размеру. Правда, заметно это по более коротким рукавам, но взгляд не сильно цепляет. Сам Бабочкин форму не надевал, просто сравнил комплекцию и длину рук диверсанта и прикинул, как на нём форма будет сидеть.

Когда мы подъехали к мосту, то никто и не думал нас тормозить, дорога свободная, Бабочкин, что сидел за рулём, уже вполне уверенно управлял немецкими машинами, за последние дни я активно учил его этому делу, но, к сожалению, опыта по нашим у него не было никакого. Сильно на подъезде тот не гнал, ехали неторопливо, километрах на двадцати в час подъезжали к мосту, так что встать удалось сразу. Машина даже юзом не пошла, когда боец ударил по тормозам. Я уже распахнул дверцу и, выпрыгнув, сначала срезал часового с той стороны моста, после чего оббежал капот, с моей стороны было чисто, а Бабочкин бил из кабины на расплав ствола, я присоединился к нему, расстреливая шестерых солдат у костерка и небольшого навеса. В ответ так и не прозвучало ни одного выстрела.

Причём машина встала так, Бабочкин подгадал по моему приказу, чтобы пулемётчики были на прицеле у Лосева в кузове, и тот сразу их срезал. Ну, вот и всё. Добили раненых, и Лосев собрал оружие и амуницию, складывая всё на мотоцикл – я его завёл и поставил на дорогу, – пулемёт старшина тоже прихватил, Бабочкин подогнал машину к середине моста. Там мы сняли ящики, сунув их под грузовик, дальше боец побежал к мотоциклу, устраиваясь на водительском месте, старшина сидел на люльке, места внутри не было, а я поджёг фитиль и, рванув к ним, сел позади бойца. Тот, быстро переключая скорости – всё же далась ему моя наука, – рванул к лесу. Со стороны села звучали выстрелы, но это всё, что мы слышали. Взрыв произошёл, когда мы уже поворачивали к опушке. Вот так, легенда нашего пешего появления на аэродроме подготовлена, заодно от машины и тел избавились, а нет тел – нет дел. Я успел обернуться и посмотрел на облако, поднявшееся от взрыва. Там мелькали куски и части моста. Может, и детали машины были, непонятно. Похоже, хорошо рвануло.

Заехав вглубь леса, мы утащили всю добычу подальше от лесной дороги, тут выворотень был, дерево упало, мы сложили всё оружие, подсумки с магазинами и гранатами на одну из трофейных шинелей, Лосев на посту прихватил, потом накрыли сверху куском брезента от навеса с того же поста и стали обваливать края, закапывая, а я носил охапки прошлогодней листвы и сваливал, маскируя. Тут же была и форма радиста с его СВТ, и сидор с рацией. В яму и наше оружие легло, которым мы пост уничтожили, и пулемёт с коляски. Он раньше в пулемётном гнезде стоял. Осталось только три ППД и два ТТ – оружие диверсантов. Форму менять мы сразу не стали, нам ещё днём по дорогам катить – как вы представляете себе трёх мотоциклистов в форме НКВД в тылу у немцев? Вот и я очень ярко представил. Только проедем недалеко. А так оставили только сидора, форму и оружие с диверсантов и, устроившись на мотоцикле, погнали к аэродрому. Действительно погнали, в этот раз за рулём уже я сидел. За нами столб пыли стоял, без очков на такой скорости передвигаться было очень трудно, но всё же успевали. Свернули в сторону с дороги и, закатив мотоцикл в овраг, пока Лосев срезал ветки, чтобы закидать технику, мы с Бабочкиным быстро переодевались. У меня нормально, а младшему сержанту ещё и обувь оказалась мала, комплект радиста не подходил, совсем маленький. Потом мы с ним маскировали технику, а старшина переодевался. У него и форма, и обувь оказались впору. Повезло. У меня сапоги на размер больше были. Мы поменялись с Бабочкиным, вот теперь нормально, и ему, и мне. У того сорок второй, у меня почти сорок первый. Правда, обувь мне впритык, но не велика и не мала, нормально, разношу.

В общем, мы рванули к аэродрому. Как я и думал, у бойцов успели накопиться вопросы, так что они постепенно стали их задавать, чтобы не сбить дыхание. В основном по мелким деталям. Например, не узнает ли нас технический персонал на аэродроме, который в этот раз волей случая остался в живых? Пришлось пояснить, что мы были в очках, не зря же я приказал не снимать их. Правда, я тогда преследовал другую цель, чтобы наши портреты не составили, но гляди, пригодилось. А получится или нет, уже на месте узнаем. Придётся рискнуть.

– А разве на товарища Сталина в будущем совершались покушения? – тяжело дыша, спросил Бабочкин.

Метров пятьсот пробежали, а он уже дыхание сбил. Хотя для антуражу, что мы от моста бежим, нормально, но мне не нравилось его физическое состояние. Придётся гонять на пробежки по утрам. Привык везде на колёсах, скоро так ходить разучится. Нет, точно теперь гонять буду, причём и Лосева тоже, вон как дышит, правда не отстаёт, держится ещё.

– Про высадку немецкого десанта на Воробьёвых горах слышал, да и то по недостоверным слухам, а про подобные покушения нет. Да и кто о них сообщать будет, засекретили, и все дела.

– А?..

– Всё, стой. Немцы нас видят у блокпоста, что на въезде, вон как забеспокоились, пулемёт в нашу сторону поворачивают.

Остановившись, я снял с плеча автомат и, подняв его над головой, несколько раз качнул, давая сигнал. После этого демонстративно передал его старшине и трусцой побежал к воротам, там не стреляли, ожидали. Причём я видел, что унтер на посту с кем-то разговаривает по телефону, видимо докладывает о нашем появлении. Когда я подбежал, то встал, опершись ладонями в колени, и тяжело дышал, а когда мне задали вопрос, мол, кто я, поднял вверх указательный палец, прося дать секунду на передышку. А говорили, я так себе актёр, в принципе с дыхалкой у меня была норма, просто показывал свидетелям, как долго мне пришлось бежать. Наконец отдышавшись, сообщил:

– Обер-лейтенант Клейне, вторая рота. Мы должны были прибыть на машине, но не смогли. Русские парашютисты мост взорвали. Пришлось перебираться через реку и бежать сюда. Попутных машин не было, вообще ни одной не встретилось. Мы успели?

Унтер всё, что я ему говорил, передавал по телефону в штаб, и когда я задал вопрос, то тот по-еврейски задал свой. Уточнил номер машины, и почему нет сопровождающего и ещё одного солдата. Мол, должно быть четверо пассажиров, а у нас трое.

– Когда мост рванул, пострадали двое, водитель и солдат нашей группы, обер-ефрейтор Гейдрех. А нашему сопровождающему обер-лейтенанту Леннеру стоило бы заняться своей физической подготовкой, – это я сообщил изрядно злым тоном. – Он и половины пути пробежать не смог, передал нам сопроводительные документы и остался, решив не задерживать группу. Позже должен подойти. Мы и так не успевали.

– Вас просят к телефону, – сообщил унтер, передав всё, что я сказал, при этом попросил позвать моих людей.

Махнув бойцам, чтобы подходили, я поправил форму и вошел на блокпост, пистолет из кобуры у меня не забрали, правда пришлось показать жетон немецкого военнослужащего, тот висел на шее. Дальше я пообщался с дежурным офицером в звании капитана, тот более подробно всё выяснял, мол, это требуют из штаба абвера. Уже окончательно стемнело, когда подошли бойцы. Закончив описание наших приключений, я получил приказ выезжать к штабу, это большая палатка, машина за нами уже выехала. Требовалось поторопиться, вылет уже через полчаса, мы всё же успели. Пришлось местным переехать в палатки, здания были отлично нами сожжены. Кстати, я успел осмотреться, чтобы полюбоваться нашей работой. Вся подавленная и сожжённая техника, что из нашей колонны, что из аэродромной, была оттащена за пределы аэродрома, всё очищено, и аэродром работал практически в прежнем режиме. Разве что лётный персонал сменили да технический пополнили, он изрядно побит был при захвате, разницы между ними и десантниками танкисты Грозного не делали, чудо, что смогли подобрать пилотов для всех уцелевших «юнкерсов». А вот охрана вся новая была. Полноценная рота, усиленная танками. Нашими, шесть Т-26 по периметру вкопаны были, башни только торчали.

Когда подъехала машина, это был легковой открытый пикап, нас повезли с двумя сопровождающими из солдат с блокпоста к штабу, я успокаивающе кивнул бойцам – пока всё идёт нормально. Дальше тех повели к самолёту, транспортному «юнкерсу», а меня сопроводили в штабную палатку, где тучный майор, что как раз общался по телефону, обернулся ко мне и сообщил неизвестному абоненту:

– …он как раз зашёл… да-да, передаю, – и протянул телефонную трубку, сообщив: – Ваше начальство, хочет узнать, что произошло и чем вызвано опоздание.

Взяв трубку, я коротко сообщил:

– Обер-лейтенант Клейне у телефона, господин майор.

Я постарался сделать голос чуть хрипловатым, чтобы тот был похож на голос старшего диверсанта. Тем более качество связи было так себе, и понять, кто говорит, было сложно. На это я и надеялся.

– Клейне, какого чёрта происходит?! Какой ещё взрыв моста? Мне ничего такого не сообщили. И где обер-лейтенант Леннер?!

Вот я и сообщил, как на подъезде к мосту вдруг взорвался мост, погибла почти вся охрана. На шум прибыли комендачи и полицаи из ближайшего села и, увидев нас в форме у машины, сразу открыли стрельбу. Пока удалось остановить их и опознаться, были серьёзно ранены водитель и один солдат из нашей группы. На что майор очень грязно ругался. Солдаты комендантского взвода на телеге отправили раненых в ближайший госпиталь. Наша машина пострадала от ружейно-пулемётного огня, её стащили с дороги. Леннер сопровождал нас, но не смог выдержать темпа движения и отстал. Сам я тоже извинился, из-за бега и того, что подгонял солдат своей группы, слегка сорвал голос, да и дыхание до конца не восстановилось. Однако мы успели и готовы к выполнению столь важного задания, на что майор велел мне заткнуться, о теме задания знать никто не должен. А так тот принял информацию очень серьёзно и уточнил, когда Леннер сможет подойти к аэродрому. Тут я замялся и сообщил, что не уверен, что он подойдёт. Во время перестрелки с солдатами комендантского взвода его зацепило в руку, легко, но крови потерять он успел много, так что собирался отправиться в госпиталь. Заодно наших солдат проверит.

Передал местному майору трубку. Тот выслушал, что ему говорят с той стороны, пару раз подтвердил получение приказов, после чего положил трубку и сообщил, что пора к самолёту. Моторы пилоты уже запустили, время вылета вот-вот наступит. Когда мы с адъютантом майора подошли к самолёту, оба моих бойца уже были полностью экипированы, парашюты на них, потом сидора, оружие закреплено, молодцы. Кстати, парашюты советские, как мне любезно сообщил адъютант. Двое солдат из технического персонала аэродрома стали помогать мне надевать и застёгивать подвесную систему парашюта, при этом ворча, что мои бойцы настолько высокомерные особы, что с ними отказываются общаться. Всё молча делали. Я лишь хмыкнул. Наконец сидор за спиной, ремни парашюта проверены, оружие на месте, на голове лётный шлем, фуражка за пазухой, так что, махнув рукой местным, я первым забрался в люк самолёта и устроился на лавке. Рядом, по обоим бокам, сели бойцы, напряжённо стреляя туда-сюда взглядами.

Толкнув их локтями в бока, велел расслабиться, после чего стал по очереди описывать, как совершать приземление, прыгать будем при принудительном срабатывании парашюта. Дёргать кольцо не потребуется, я специально уточнил у бортстрелка, так что самое важное – это приземление. Ноги подогнуть, и как ожидать встречи с поверхностью земли. Описывал всё с чужих слов. В общем, как повезёт. Тут, прерывая нас, громче загудели моторы, пошла тряска, и я понял, что мы стали разгоняться для взлёта. Смотри-ка, получилось. Сам до сих пор поверить не могу. А вот и поднялись в небо, оторвавшись от бетонной полосы.

Общаться во время полёта стало практически невозможно, мало того что сильно шумно, так ещё уши лётного шлемофона застёгнуты под подбородком, отчего вообще ничего не слышно. И да, у нас были не десантные шлемы, с которыми обычно совершаются высадки, я такие видел во время учений в сорок шестом году, а настоящие лётные. У меня такой был, заимел вместе с угнанным у немецкого лейтенанта самолётом Р-5. Сидя, я поправил шлемофон и, указав жестами бойцам, что собираюсь поспать, и на самом деле откинувшись назад – слегка забитый до отказа сидор мешал, ха, мы так торопились, что не заглянули внутрь, – быстро уснул. А вот у бойцов глаза огромными стали, даже при очень тусклом освещении салона это видно было. Не стоит думать, что у меня такая выдержка хладнокровная, что я вообще нервов не имею, или стальные, мол, для меня нормально и штатно. Ничего, и у блокпоста поволноваться пришлось, и в штабной палатке, когда с начальником школы абвера общался, так у меня спина мокрой от волнения стала. Хорошо, из-за сидора это не заметно было, я его не снимал. Так что и мне поволноваться пришлось, а тут, видимо, подуспокоился, расслабуха накрыла, и меня в сон стало клонить. А что, лететь ещё часа четыре до места высадки, да ещё с промежуточной посадкой на фронтовом аэродроме для дозаправки, время есть выспаться. Я бойцов предупредил, что будем садиться заправляться, не должны волноваться, а выспаться предлагать не стал, на нервах не уснут, вот пусть и охраняют. Да и полезно, что посплю: и отдохну, и авторитет у бойцов ещё выше подниму своими железными нервами, хотя я у своих бойцов и так котировался неимоверно высоко. Это можно было понять из их ответов на вопросы, задаваемые командирами и бойцами из нашего опытного первого партизанского авиационного отряда имени товарища Сталина. А интересовались мной многие.

Проснулся я, когда меня крепко потрясли за плечо. Очнувшись и непонимающе осмотревшись, вопросительно посмотрел на Лосева, это он меня будил. Тот и указал на штурмана, что вышел из кабины. Встав и подойдя к нему, позволил прокричать себе на ухо, что до высадки осталось меньше десяти минут, нужно подготовиться. Именно штурман и стал помогать пристёгивать к тросу карабины парашютов. Встав у пока ещё закрытого люка, мы держались за трос, самолёт заметно болтало, и ожидали сигнала. У меня была мысль захватить самолёт и посадить его где-нибудь в тихом месте, чтобы потом воспользоваться или уничтожить, но для того, чтобы протянуть время, желательно, чтобы самолёт вернулся. Это на первое время подтвердит командованию абвера, что высадка прошла у настоящих диверсантов. Потом, когда спохватятся, начнут своих людей искать по госпиталям, может, что и заподозрят, только я подозреваю, что к этому моменту мы уже закончим дело и будем думать, как вернуться на оккупированные территории. Как именно, я пока и сам не знал.

– Проверить фонарики! – крикнул я бойцам, но те не слышали, поэтому показал фонарик и включил-выключил синий светофильтр. Те повторили мои действия. Это чтобы найти друг друга в ночи.

Загорелся красный сигнал у рубки, подбежавший штурман открыл дверцу и стал показывать на пальцах, отсчитывая время обратным отсчётом, после чего кивнул, и когда я шагнул в ночную темень, сгруппировавшись, хлопнул по спине. Точнее, по сидору. Насколько я слышал, это на удачу, да уж, она нам не помешает. Бойцы, которые внимательно следили, что я делал – им нужно будет так же сгруппироваться, последовали за мной. Молодцы, когда парашют с хлопком раскрылся, изрядно тряхнув меня – думал, позвоночник осыплется, – рассмотрел, как последним десантный салон покидает Лосев, Бабочкин уже бултыхался надо мной. Несмотря на гул удаляющихся двигателей, я расслышал его мат. Всё-таки справились со страхом высоты и шагнули в темноту.

Внизу быстро гасли три сигнальных костра. Их зажечь должны были на дне оврага, чтобы со стороны видно не было. А сейчас гасили. Всё нормально, мы там, где нас ждали. Надеюсь, это именно немецкие пособники или их люди, а не игра НКВД с захватом. Насколько я в курсе, те вполне уверенно противостояли абверу и СД, в их профессионализме сомневаться не приходилось. Старший диверсант, личиной которого я прикрывался, сообщил во время допроса, что из трёх групп одна так и не вышли на связь, да и насчёт второй есть подозрения на радиоигру.

Тут пришлось отбросить размышления, прыгали мы примерно с километровой высоты, так что земля оказалось под ногами достаточно быстро, поэтому, сгруппировавшись, встретил мягкую поверхность поля с недавно убранным неизвестным урожаем и с двумя перекатами погасил скорость. После чего, быстро вскочив, благо не запутался в стропах, стал гасить парашют. Похоже, первый в жизни прыжок, несмотря на страх, переполненный восторгом ночного полёта, у меня прошёл нормально. Только после этого сбросив сидор и сняв автомат, ремень через голову пришлось перекидывать, стал комками собирать парашютный шёлк и запихивать его в парашютную сумку. Всё не вошло, тем более в сумку я сунул и шлемофон, надев фуражку. После этого вернул сидор на место, автомат повесил на правое плечо, стволом по ходу движения, парашютную сумку на другое. Тут со стороны, где ранее были костры, помигали фонариком, я ответил. Тот три раза дал, я два, всё согласно инструкции по встрече. Также я посигналил в сторону, где должны быть бойцы. Неуверенно, да и не сразу, но ответили оба. Один вроде метрах в двухстах, второй в полукилометре. Неплохо нас разбросало. Подумал, не направиться ли к ним, проверить и поговорить без свидетелей, расписав дальнейшие действия, да узнать, как прошла высадка, но вот не успел. Со стороны оврага, взревев, заворчал двигатель автомобиля и загорелись подфарники. К нам направился грузовой автомобиль, судя по звуку мотора, «захар». Так и оказалось, тот прямо по полю подъехал ко мне, силуэт прорисовался, машина крытой была.

Когда тот подъехал и встал метрах в пяти, то едва уловимо в темноте открылась дверь, мотор продолжал работать на холостых, и прозвучал пароль:

– Мюнхен.

– Дрезден.

Из кабины на землю спрыгнул водитель, плохо силуэт прорисовывался, но на вид худой и невысокий, про таких говорят «метр с кепкой».

– Почему трое? Я рассмотрел в небе три парашюта.

– На подъезде к аэродрому наткнулись на русских коллег. Один из солдат группы выбыл по ранению, его отправили в госпиталь. Прислать замену не успели. Будем работать в усечённом составе.

Говорили мы на русском, я для пробы задал вопрос на немецком и понял, что водитель меня не понимает, из наших, предатель, получается.

– Ясно. Кто был ранен?

– Радист.

– Ничего, у нас свой есть, даже два, надеюсь, запасные батареи для рации доставлены? Вроде грузового парашюта в небе не было.

– Конечно. Кстати, надо закопать парашюты.

– Не надо, – засмеялся водитель. – У меня две дочки, жена нашьёт им нарядов. Тайник в машине есть, сейчас спрячу. Да и как товар шёлк хорош, дорого стоит на рынках Москвы.

– Хм, буду знать.

Пока водитель прятал мой парашют, я внимательно наблюдал за этим, подсвечивая ему фонариком, подошли мои бойцы. Лосев слегка прихрамывал, а так посадка у них прошла благополучно, как и у меня. Старшина умудрился картошки набрать в карманы, пока парашют складывал. Хозяйственной он у меня, домовитый. К счастью, бойцы парашюты также принесли и передали их встречающему, которые тот спрятал в тайник в раме грузовика. Ему для этого под машину пришлось залезать. А когда тот выбрался, я как раз опрашивал бойцов, как прошла высадка, Лосев коленом о камень ударился, несильно, но хромота была. И как он его нашёл? Так вот когда водитель выбрался, то Бабочкин засветил ему прикладом в грудь, а Лосев, добавив, стал помогать вязать водилу заранее подготовленными верёвками.

У меня были мысли, воспользовавшись столь удачным стечением обстоятельств, добраться с этим водителем до самой Москвы, тот наверняка знал все ходы-лазейки, однако поведение водилы мне сильно не понравилось. Это явно был прожжённый циник и опытный бандит, такого на мякине не проведёшь, а судя по тому, как он стал как бы между прочим задавать вопросы, с некоторой подковыркой, я понял, что где-то прокололся, вот и отдал приказ брать его. А сам тем временем, держа автомат наизготовку, встал на одно колено и водил стволом, всматриваясь в горизонт. Прикрывал парней, пока они работали. Вполне возможно, что тот был не один и кто-нибудь его подстраховывал. Можно было об этом спросить, но я опасался вызвать не совсем ту реакцию, что хотел. Получить не ответ, а ещё большие подозрения. Да и мало ли что, вдруг действительно рядом есть его подельники, и тот подаст им сигнал, мол, чужаков встретил, и всё, операция насмарку. Я только по голосу и вопросам понял, тёртый калач, ещё тот волчара. Попробуй переиграть такого, лет пятьдесят ему, судя по голосу, опыта жизненного наверняка на троих имеет. И ещё мне не понравилось, как тот засуетился, когда я нейтрально насчёт дочек его ответил – а есть ли дочки? Командир диверсионной группы об этом мне не говорил, а спрашивал я по-серьёзному, вряд ли бы умолчал. В общем, одни подозрения.

Пока было всё так же тихо, лишь мотор урчал негромко, кляп водителю в рот уже сунули и связали, сейчас Бабочкин, подсвечивая, изучал кабину, что там есть, а Лосев с моей подстраховкой, откинув тент, забрался в кузов и что-то там ворочал. Кстати, документы водилы мне уже передали, тут и проездной лист был. Помимо него бумажник, а в нём фото счастливой семьи. Значит, дочки у него действительно есть, будем иметь в виду. Кроме этого, разная мелочёвка, тот курил, и «наган» с горстью патронов к нему. Не успел я до конца изучить документы встречающего, как откинулся тент, и Лосев немного странным гласом позвал меня:

– Командир, подойди.

– Присмотри за этим живчиком. И да, посмотри голенища сапог, тот вполне может прятать там финку, опытный, – велел я Бабочкину, и пока тот, подойдя к связному, обыскивал его, уже куда тщательнее, я подошёл к заднему борту.

Лосев, подсветив кузов, высветил лежавшее тело в форме сержанта милиции.

– Я уже посмотрел, ножом ударили, прямо в сердце. Там рядом ремень с кобурой и подсумками, и карабин, видимо его оружие. Кобура пуста, «наган», похоже, был.

– Понятно.

С силой потерев лицо, отчего-то на меня снова и снова накатывало сонное состояние, и выброс адреналина во время прыжка не сильно его прогнал, я подошёл к левому борту, где лежал связной. Бабочкин продемонстрировал находки. Шило без ручки нашёл за воротником, лезвие от безопасной бритвы в рукаве и нож с двусторонней заточкой в голенище сапога, вытерт хорошо, но и так ясно, что убили сержанта именно им. Совсем молоденький на вид был, и двадцати не исполнилось. Лосев подтвердил, документы у того в кармане были, девятнадцать лет, участковый.

Ухватившись за воротник, я поднял связного и, выдернув кляп, спокойно сказал, слегка запугивая:

– Умрёшь ты не быстро, не волнуйся, потом мы заедем к твоей семье, поверь, они до суда не доживут. За что сержанта убил?

Тот криво усмехнулся, Бабочкин подсветил его лицо, и я впервые по-настоящему рассмотрел его. Обычное лицо ничем не примечательного человека, посмотришь, и не вспомнишь. Неприметный шоферюга. Тот же, ухмыляясь, едко ответил:

– Да я этого гадёныша за дело прирезал. Думаешь, он тут шпионов ловил? Как же. Поле на днях убрали, картофель, вот и отлавливал жителей деревень, что приходили собирать неубранный урожай. Не птицам же его отдавать, а тот охранял государственную собственность, лучше пусть гниёт, чем людям. Твари, ненавижу!

– Ну да, тут ты в чём-то прав, – задумчиво покивал я, мне подобные ситуации самому были непонятны. Я о таких случаях слышал, но гораздо позже, с сорок третьего до сорок пятого, а вроде в сорок первом такого еще не было.

– А ещё он на месте высадки бдел, остановил меня, дурачок, вот и закинул его тело в кузов. Думал, где в дороге избавлюсь. По пути в город у нас несколько речек, две вброд проезжать будем, хотел притопить.

– Ой, врёшь про поле, ой, врёшь, – покачал я головой. – Ладно. Бабочкин, в кабину, выезжаешь на дорогу, она вроде вон там, и направляешься к городу, а мы с этим типчиком в кузове более предметно поговорим. О командире группы, радисте и остальных.

– А где Москва, товарищ майор? – уточнил тот, и когда я указал, направился к кабине.

А вот связной задёргался, он и так понял, что мы не те, за кого себя выдаём, но надеялся до последнего, что это может быть проверка, а тут такое. Вот он и завыл. Лосев ловко вбил ему кляп и поволок к кузову, Бабочкин устраивался в кабине, я помог старшине закинуть связного в кузов и, подсвечивая, показал бойцу, что тут и как, так что, догоняя уже стронувшуюся машину, забрался в кузов и стал заниматься допросом. Машину на поле изрядно трясло, но чуть позже стало легче. Видимо, на полевую дорогу выехали, боец не гнал, ехали тихо, так что можно было поработать.

Связной меня удивил, он так нас ненавидел, что молчал, точнее ругался, плевался и орал, но ничего не говорил больше получаса. Работали мы спокойно, труп нам не мешал, даже добавлял антуража, отомстим мы за сержанта. Разговорить его всё же получилось, и так как тот был достаточно осведомлённым, я узнал немало сведений. Тем более тот работал в наркомате лёгкой промышленности и имел настоящие документы, коренной москвич, мог ездить где хотел, как наклепает путевых листов, так и ездит. Его сообщник из того же наркомата прикрывал его неслужебные поездки. В общем, для немцев незаменим, его частенько использовали, а он примечал многое, да и не последним человеком у немцев был. Как ни пытался доказать мне, что он простой связной и водитель, это ему не удалось, и он продолжил каяться. К шести утра, когда мы оказались в окрестностях Москвы – маршрут, самый безопасный, описал нам связник, – план у меня уже был готов. Так что, пока связник всё так же лежал в кузове под присмотром старшины, я перебрался в кабину и стал показывать, куда ехать. Карта Москвы у меня имелась, да пока шёл допрос, Лосев распотрошил все трофейные сидора, и теперь хотя бы знаем, что в них. Например, карта Москвы. Тридцать седьмого года выпуска. Я четыре года в Москве жил, в служебной квартире, многие улицы знал и приметил, что на этой карте некоторые имеют другие наименования. Значит, устаревшая, но всё равно с интересом изучал, окраины города я всё же плохо знал.

Тут меня отвлёк Бабочкин, как раз показалась Москва:

– Командир, топливо на исходе.

– Тормози, – кивнул я, не отрываясь от карты. – Там в кузове бочка стоит полная, ведро и шланг имеются, заправляй.

Тот, притормаживая, свернул на обочину и остановился, и пока они с Лосевым гремели в кузове, старшина сливал бензин в бочку, а Бабочкин носил к баку и через воронку заправлял машину, я уже закончил с мелкими деталями плана, можно было ехать.

Всё же торопиться я не стал. В планы это не вписывается. Поэтому покинул кабину и, используя капот как стол, стал писать рапорты. В планшетке два блокнота было и командирская тетрадь, бумаги хватит. Потом часть блокнота заполнил листами допроса связного. Раньше я этого сделать не мог – а как писать в движущейся машине? – но к счастью, с памятью у меня было всё в порядке, и я так сухими строчками доклада описывал большую часть того, что узнал от связника, но не всё, адреса резидента и радиста, где боевая группа схоронилась, описывать не стал. Также написал новый рапорт от имени майора Корнева о своих дальнейших действиях в тылу противника, от момента, как покинул захваченный аэродром. Как взорвал мост с диверсантами и как, выяснив их задание, надел личину диверсантов и теперь со своими бойцами нахожусь в Москве, работаю по диверсантам. Я понимаю, что буду это делать топорно, но у меня стоит задача предотвратить покушение, а тут все средства хороши. Кстати, ещё написал два наградных листа на старшину Лосева и младшего сержанта Бабочкина. Обоих представил за последнее дело к ордену Красной Звезды. Наверняка похерят, как и остальные, но что-то должно проскочить, парни заслужили.

Я почти час писал, за это время бойцы успели перекурить, точнее Лосев подымил, а также приготовить завтрак, и мы поели. Я минут на десять отвлёкся. Мимо стали проскакивать машины, и довольно много, деревенские на телегах и пешком появились. Бойцы по привычке изображали пост, причём Лосев стоял так, чтобы кузов и связника видеть, ни на секунду не хотел терять того из вида, тоже видел, что тот кручёный и может попытаться освободиться. Завтракали мы запасами диверсантов и связника. У диверсантов свежий хлеб и советская тушёнка была, у связника – шмат сала с хлебом, шесть варёных яиц, луковиц пара, три солёных огурца и жареная куриная нога. Всё подмели, но тушёнку не трогали, НЗ, а запасы связника все съели, вполне хватало. Жаль, у того термоса не было. Горячим чайком бы побаловались. У диверсантов, к сожалению, тоже не было.

Дальше, когда я закончил, время за семь перевалило, велел распотрошить сидора, оставили только то, что нужно, несколько толстых пачек советских рублей, тушёнку, припасы, гранаты, патроны и комплекты документов и командирских удостоверений на разные имена. Нашивки и петлицы разных родов войск тоже. Могут пригодиться. Запалы, запасные батареи к рации, и всё такое в кузове сложили.

Скомандовав грузиться в машину, проверил, как застёгнута планшетка, сам сел на место пассажира в кабине, и мы покатили в город. Поста на этой дороге не было, сведенья, полученные от связника, подтвердились, покрутившись по улочкам, мы выехали на центральную, эта уже имела брусчатку, и немного потряслись по ней, пока грузовик не остановился у одноэтажного здания с надписью «Милиция» над дверью. Синей краской на белом фоне было написано. Бойцы тут же покинули кузов и, держа оружие наготове, поглядывали вокруг, а я, покинув кабину и не закрыв дверцу, стремительным шагом прошёл в здание. Выскочивший молоденький милиционер с пустыми петлицами открыл мне дверь. Дежурный был в звании младшего лейтенанта, и я с напором начал говорить, предъявив своё удостоверение командированного из Казани сотрудника НКВД:

– Моей группой ночью был взят связник немцев, ожидающий высадки парашютистов. Она прошла удачно, парашютисты приземлились, и в бою с нами частью были перебиты, частью захвачены. В кузове захваченной нами машины находится тело сержанта, участкового. Его связник как свидетеля убрал. Вот тут мой рапорт на имя товарища Берии, тот лично курирует эту операцию, его вместе со связником и листами допроса немедленно доставить в наш наркомат. Тело вашего коллеги из машины выгрузить. Парашюты немецких диверсантов забрать. Мне нужен водитель, хорошо знающий город, и пять-шесть милиционеров для оцепления. Нужно взять штурмом два дома с немецкими диверсантами и их пособниками. Пока мы будем использовать машину связника, наша в ночном бою пострадала, но потом ваш водитель пригонит её сюда, всё же вещественное доказательство. Ещё немедленно отправьте группу в наркомат лёгкой промышленности для ареста подручного связника немцев. Его данные в моём рапорте сверху.

– Понял, товарищ младший лейтенант госбезопасности, – внимательно выслушав меня, кивнул дежурный, снимая трубку телефона. – Сейчас всё будет.

Закрутилось всё действительно на удивление быстро. Начальника отделения милиции на месте не было, находился у руководства на совещании, но его зам присутствовал, вот он и вышел на улицу, где я наблюдал, как тело сержанта трое милиционеров спускают на расстеленную на брусчатке шинель. Оружие, ремень и документы Бабочкин сотрудникам милиции уже передал, как и свёрток с вещами связника, включая орудие убийства, и теперь, присев, показывал невысокому живчику с треугольниками старшего сержанта, где у связника был тайник с парашютами, и тот его вскрывал. Ещё один сотрудник вёл всему этому опись, оформляя приём всего, что мы привезли. То есть сотрудники милиции не тормозили, и делалось всё действительно быстро. Я попросил поторопиться, вот те и не медлили. Самого связника уже не было, его первым делом под конвоем увели в здание. Тот лишь глазами рыскал, полными ненависти, за что схлопотал от одного из милиционеров в бок. Не понравился тому его взгляд. Этому же милиционеру досталось от дежурного, что выходил на улицу. Так вот, зам начальника отделения тоже оказался в звании старлея, он представился и уточнил, чем может помочь. Покивал, когда я повторил то, что уже говорил дежурному, и решил, что будет командовать выдаваемой помощью, на что я не возражал. Когда наконец кузов был освобождён, я даже бочку бензина приказал снять, после этого велел старлею построить людей. Мои остались у заднего борта грузовика, им что-либо объяснять не требовалось, я уже расписал действия каждого, и те только наблюдали. В строю оказалось семь милиционеров, включая водителя, и сам зам. Тот доложился о том, что построение закончено и, осмотрев строй молодых и нет милиционеров, я сказал негромко, но с силой в голосе:

– Товарищи милиционеры, задание, которое ляжет на вас, ответственное и вполне опасное. Ваша задача – прикрывать подступы к тем домам, где находятся немецкие диверсанты и их подсобники. Задачи брать их живыми никому не ставится, задача – захватить или уничтожить. Эта группа отправлена немецким командованием, чтобы убить товарища Сталина, поэтому быть внимательными ко всему. Предатель из руководства сообщил, когда товарищ Сталин поедет и по какой дороге, там должна быть устроена засада с минированием дорожного полотна. В наших силах не допустить этого. Непосредственных исполнителей, минёров, мы уже ликвидировали, осталась прочая группа. Поэтому если есть возможность взять диверсанта или пособника живыми, можно брать. Нет такой возможности – огонь на поражение. Никто винить вас в их гибели не будет. Операция разбита на два этапа. Захват старшего и его радиста. Непосредственно захватом заниматься буду я со своими бойцами, ваше дело, как я уже говорил, контроль подступов. Добавлю, не отсвечивать и не маячить на виду, занимать позиции лёжа или присев в укрытии. Помните о жителях столицы, постарайтесь не допускать их в место проведения операции, заворачивайте на параллельные улицы, нам случайные жертвы не нужны. Мы не немцы. Противник не должен вас видеть до последнего момента. Мы будем работать под диверсантов, под немецких диверсантов, именно поэтому на нас их форма с вшитыми во швы опознавательными знаками и их документы, пароли-явки нам известны, это облегчит проникновение и позволит сблизиться вплотную, что обеспечит бескровный захват. На этом всё, в машину.

Милиционеры, которые слушали очень внимательно, тут же подбежали к заднему борту, мои бойцы сначала их пропустили, старлея тоже, а потом и сами забрались. У обоих бойцов были ППД, как и у меня, а вот у всех милиционеров только карабины, плюс у троих, включая зама, пистолеты или «наганы». Устроившись в кабине, пронаблюдал, как водитель, запустив двигатель, поворачивается ко мне, сообщил ему адрес. Причём велел остановить машину за углом на соседней улице. Тут минут пять ехать, быстро окажемся на месте. Так и вышло, когда водитель остановил грузовик, я вопросительно посмотрел на него.

– За углом нужный дом, товарищ младший лейтенант госбезопасности. Метров сто до него. Два подъезда, судя по номеру квартиры, подъезд второй, второй этаж, крайняя слева квартира. Окна выходят и во двор, и на другую сторону здания.

– Понял. Распашонка, значит.

Покинув кабину с автоматом на правом плече, я прошёл к заднему борту и приказал:

– Бойцы и три милиционера, покинуть машину.

Когда приказ был выполнен, я велел им привести оружие к бою, проверил свой автомат, взвел затвор, и при этом ставил задачи старлею:

– Значит, пересядь в кабину, посоветуйся с водителем, как объехать этот дом по соседним улицам, и встань на другой стороне. Там высадишь ещё двоих, тоже пусть укрытия занимают, а сам… Давай часы сверим. – После сверки часов я продолжил: – Ровно через десять минут подъезжаешь к нужному дому и сигналишь. Это будет сигнал нам. Там по ситуации, или нам действовать, или кто-то из моих бойцов выйдет, сообщит, взяли мы немцев или нет. Всё, езжайте.

Старлей пересел в кабину, и грузовик, обдав нас выхлопом, укатил, а я поставил задачу трём милиционерам, опытным глазом фронтовика найдя двум укрытия у заборов, а третьему указал на открытое чердачное окно одного из домов, откуда просто отлично было видно улицу. Пусть любыми путями займут там позицию. После этого поправил лямку сидора, у бойцов были такие же, осмотрел их и тихо спросил:

– Ну что, готовы?

– Волнуемся немного, а так да, готовы, товарищ майор, – ответил за обоих Лосев.

– Обращаетесь пока согласно званию в петлицах, а то так подставитесь и меня подставите. Ну, всё, идём.

Мы уверенно завернули за угол и направились в сторону нужного дома. Судя по номеру, он и есть. Оба бойца следовали за мной. Пройдя во дворик со стороны улицы, мы, не останавливаясь, направились к подъезду. Зашли в него и стали подниматься по скрипучим ступенькам деревянной лестницы. Лишь Бабочкин шепнул мне на ухо:

– Из окна той квартиры кто-то следил за нами, занавеска шевелилась.

– Я видел, – так же тихо шепнул я.

Мы подошли к двери квартиры, вежливо пропустив вниз женщину с тазиком стираного белья, и я постучался в дверь условным стуком. Ответили почти сразу.

– Кто? – прозвучал дребезжащий старческий голос.

– Товарищи жильцы, нас отправили к вам на постой.

– И что, бумага имеется?

– А то ж.

Щёлкнул замок. Подслеповато щурясь, на нас смотрел сгорбленный седой старик в накинутой сверху жилетке из овечьей шкуры. Тот пошамкал ртом и, отступив, дал нам дорогу, сказав:

– Ну что ж, заходите, гости дорогие.

Пароль и отзыв были правильные, встречал нас тот, кто должен быть, так что мы прошли в комнату, из которой вышел настоящий здоровяк в комсоставских сапогах, чёрных штанах, рубаха белая была, а сверху кожаная коричневая куртка, такая же кожаная кепка довершала композицию резидента, а это он был. Описание внешности полностью совпадало. Между прочим, чистокровный немец, а по-нашему шпарит не хуже нас самих. Только вопрос тот задал на немецком:

– Почему четверо, и где Светлов?

– Подранили Светлова, – хмуро бросил я на том же языке, снимая автомат с плеча и кладя его на стол, стоявший в центре зала, и сел на стул, бойцы остались у входа в зал. – Сержант, местный участковой, ретивый оказался, ловил тех, кто с колхозного поля картошку будет собирать, а засёк нас. Светлов убит. Часа три кровью харкал, пока не отошёл. Четвёртого при высадке не было. Ха, нас с начала операции сопровождали неприятности. Русские диверсанты мост взорвали, нас задержали, едва успели к вылету, так ещё поранили моего солдата. Машину мы оставили на соседней улице.

– Всё сходится, я уже получил свежую шифровку, и о взрыве на мосту и ранении радиста в курсе, – пристально нас рассматривая, сказал резидент. – Значит, так, вас сейчас отведут на квартиру, пока жить будете там, у нас проблемы со взрывчаткой. Ничего критического, просто вывезти сможем из тайника только завтра. В остальном…

Пока тот говорил, я лениво осматривался, и мне не нравилось, что как на кухне, так и в другой комнате кто-то был. То половица скрипнет, то занавеска шелохнётся. Значит, охрана у резидента есть, а его нужно обязательно брать только живым, для чего и пришлось представляться диверсантами, охрана нас нисколько не волнует. Слушая резидента, свободно висевшей рукой показал три пальца. Это сигнал, начинаем. Схватив резидента за полы куртки, я швырнул его бойцам в объятья, те хорошо встретили: Бабочкин прикладом в солнечное сплетение, а когда тот согнулся, Лосев добавил по затылку. Это всё было отработано, старшина хоть и пару раз всего ездил с нами в патрули, но руку в этих действиях набить успел. Сам я, схватив автомат со стола, взял на прицел комнату, тогда как Бабочкин держал на прицеле кухню, а Лосев склонился над резидентом, накидывая на руки верёвочную петлю, чтобы захлестнуть их за спиной.

Тут-то события и понеслись вскачь. Старик, который только что закрыл дверь и, шаркая тапками, входил в зал, с неожиданным проворством вытряхнул из рукава финку и полоснул Лосева. Удар должен был пройтись в грудь, но тот хоть и не ожидал от старика таких действий, почти успел уйти. Резаная рана предплечья – вот результат ошибки старшины. Старика нужно было отслеживать постоянно. При этом старик успел крикнуть, так что я дал две коротких очереди в открытую дверь, пятная занавеску пулевыми отверстиями, ещё и косяк зацепил – брызнула щепа, а Бабочкин, также дав пару очередей, резко развернулся, сбил прикладом старика на пол, тот второй замах попытался сделать, и, приставив к его груди ствол автомата, дал короткую очередь. Тот дёрнулся и затих. В это время в зал влетела граната, брошенная из спальни, «лимонка», и я сам не ожидая от себя такого проворства, зафутболил её обратно в спальню, крича:

– Ложись!

Грохнул взрыв, и после него, вскочив, мы разбежались. Сержант зачищал кухню, там прозвучала короткая очередь, видимо был кто-то, Лосев, несмотря на рану, продолжал вязать резидента, пятная кровью пол, а я влетел в спальню. После подрыва такой гранаты вряд ли кто сможет меня встретить выстрелом, окно было распахнуто, из рамы торчали осколки, но само помещение оказалось пусто, выглянув наружу, я тут же отшатнулся, когда диверсант в форме лейтенанта госбезопасности дважды выстрелил из пистолета в окно. Чуть не попал, скотина. Ловок, я бы так не сумел. Он выскочил на улицу и дёрнулся в сторону, когда моя очередь ударила у его ног, а бил я на поражение. Ствол вбок увело. Тот, стреляя не глядя, просто пытаясь задавить огнём, имел все шансы уйти, у меня патрон перекосило, и я пытался вытащить из кобуры ТТ, когда подлетевший и резко затормозивший «захар» боднул его бампером, отчего лейтенант пропахал носом брусчатку, а выскочивший из кабины старлей тут же стал крутить диверсанта. Водитель бросился ему на помощь, потому как лейтенант вертелся, визжал, кусался и пинался, но не давался. С обеих сторон слышался топот, милиционеры из оцепления бежали к нам. Где-то кричала женщина, были видны любопытные, включая тех, что из нашего дома, две женщины торопливо уводили детей из соседнего подъезда. Да уж, повоевали, но кто ж знал.

Свистнув, чтобы привлечь внимание, крикнул старлею, чтобы, как повяжут диверсанта, шёл сюда. Те только вчетвером, да и то с трудом удалось скрутить диверсанта. Причём двоим тот умудрился пустить юшку из носа. Матёрый. Вернувшись в комнату, я обнаружил Лосева сидящим на резиденте, а Бабочкин накладывал ему аккуратную повязку на руку.

– Докладывайте, – приказал я.

– На кухне женщина была, по описанию – радистка. Та, что немка. Мертва. Пыталась шифроблокнот сжечь, я не дал.

– Рация в спальне в шкафу, покоцанная осколками, – кивнул я. – Что с рукой?

– Шить надо.

На это я с горечью покачал головой, отчего Лосев пригорюнился, чувствуя свою вину. Я направился открывать входную дверь, так как на лестнице уже был слышен топот сапог. Старлей, забежав в квартиру и осмотрев разруху, покивал, приметил также рацию в шкафу и стал выслушивать мои приказы. Оставить двух бойцов на охране, в ожидании спецов из НКВД, остальным грузиться в машину, и выдвигаемся на следующий адрес. Это ещё не всё. Так что мы бегом спустились, и пока шла погрузка в машину, я поинтересовался у Лосева, как он. Похоже, в следующей операции участвовать тому не придётся. Так что, когда старшине помогли забраться в кузов, я прошёл к кабине и приказал ехать в госпиталь. Там Лосева приняли врачи, их задача – обработать и зашить рану, а мы сразу поехали дальше. Кстати, ППД старшины я забрал, передал его временно одному из милиционеров, он будет подстраховывать нас. В этот раз в операции будут участвовать все, хотя бы в оцеплении. Когда мы подъехали к нужному адресу, грузовик снова остался за углом соседней улицы, я приказал высаживаться, и, вышагивая перед строем милиционеров и одного бойца НКВД – это Бабочкин в строй встал, – ставил задачи, при этом особо на зевак не обращая внимания.

– Товарищи милиционеры, перед нами стоит новая по важности задача. Мы срубили голову немецкой резидентуре, но остались её руки, силовая группа. Наша задача и состоит в её ликвидации. В одном доме, даже в одном подъезде в двух квартирах стоят на постое немецкие диверсанты и их приспешники, это, возможно, известная вам воровская шайка некоего Аристократа. Наша задача – взять обе квартиры штурмом одновременно. Опять-таки я буду брать их со своим бойцом. Вы на подстраховке вокруг здания, если будут выпрыгивать из окон – по ситуации, откажутся поднять руки – стреляйте на поражение смело. Всё, расходимся.

Машина осталась, водитель встал около неё и не пускал никого на ту улицу, куда мы быстрым шагом ушли. Двигались, откровенно говоря, не по улице, наверняка у воров стоит кто-нибудь на стрёме, а, перебравшись через забор, прошли по частному яблоневому саду и вышли к забору, за которым была территория двухэтажного дома. Отлично, с этой стороны стояли столбики, на которых висело стираное постельное бельё, они и прикрыли нас, пока мы, выбив одну рейку, протискивались на территорию приусадебного участка этого многоквартирного дома. Кстати, тут множество арок и дворов, если кого упустим, уйдут дворами, вот я старлею и приказал их перекрыть. Тут, правда, не их зона ответственности, но он начал расставлять людей, а мы с Бабочкиным и милиционером – тот фронтовик, в Финской участвовал добровольцем, да и медаль «За отвагу» это подтверждала – проникли в подъезд, прокравшись к нему вдоль стены. Бабочкин и его напарник из милиционеров стали на цыпочках подниматься на второй этаж, они на пару будут брать шайку Аристократа, а я приготовил четыре гранаты, достал их заранее из сидора и снарядил, и сейчас те висели на ремне, вот я и стал разжимать усики.

Тут вдруг снаружи раздался крик:

– Шу-у-ухе-ер! Лягава-ае-е!

Так что короткой очередью разнеся замок, я выбил дверь и швырнул внутрь первую гранату. Дверь открылась не до конца, она оказалась чем-то подпёрта, но граната в коридор улетела, и я крикнул, предупреждая:

– Бойся!

Милиционер не понял и остановился на верхней площадке, но Бабочкин, зная, что их не достанет, стал уже расстреливать замок, выбил дверь и, повторяя мои действия, стал закидывать внутрь гранаты. Милиционер его поддерживал. Потом, переждав разрывы, они зашли внутрь, стреляя и крича, чтобы все ложились и не смели шевелиться. В общем, огнём выдавливали тех, кто выжил, на улицу, а там под окнами их ждут. Я занимался примерно тем же. Переждав разрыв своей гранаты, ловко закинул в приоткрывшуюся взрывной волной дверь одной из комнат вторую гранату, снова прокричав, чтобы все боялись. Дальше, ещё дважды ударив ногой по двери, чтобы та распахнулась, клинили её, оказалось, стулом, и пройдя в коридор, по очереди накидывал на ручки дверей верёвочную петлю и с лестничной площадки дёргал. Как оказалось, зря, не минировано, да и пока я возился, всё было кончено. Двое диверсантов были убиты моей гранатой, когда та влетела в приоткрытую дверь, ещё четверо держали под окнами, на приказ поднять руки и сдаться те открывали огонь из пистолетов и автоматов, вот и получили от залёгших в укрытии милиционеров. Проверив квартиру, никого не обнаружил, потом поднялся к Бабочкину. Они тут взяли двоих оглушёнными, один вор был убит, двое раненых. Ещё двое под окнами лежали. Одного милиционеры застрелили, второй сломал ногу, прыгая из второго окна.

Обе квартиры сразу же заполонили милиционеры, всё осматривая. Забежавший к нам старлей только восхищённо качал головой, против такой группы они кровью бы умылись, а тут без потерь. Я лишь смущенно улыбнулся, понимая, что нам тупо повезло, без подготовки на шару полезли, и так всё закончилось. Нас спасли гранаты, именно они выдавили противника наружу, заставляя покидать квартиры через окна, а там милиционеры, под их выстрелы попадали. Вот и всё.

– Держи, – сняв с плеча автомат, протянул старлею, потом снял и также передал чехол с запасным диском, добавив: – Подарок.

Посмотрев на Бабочкина, я велел ему тоже передать милиционерам свой автомат и запасной диск, автомат Лосева и так был у них, так что, похлопав старлея по плечу, посоветовал сразу колоть ворьё на связь с немецкой разведкой, отправить человека за помощью, ну и ждать сотрудников НКВД, а сам отправил Бабочкина наружу, машину ловить. И сидора из кузова грузовика забрать, тот милиции оставался. Да вон, судя по шуму движка, он уже въезжал во двор. Дальше передал планшетку старлею, тот активно включился в дело, колол ворьё, и уже были интересные результаты, в планшетке были документы, что мы взяли с диверсантов, я только при себе пустые бланки оставил. Также в планшетке было удостоверение сотрудника НКВД, под личиной которого я сейчас работал, командировочного из Казани.

После этого, распрощавшись, выбежал из подъезда дома и быстро подошел к открытой двери чёрной «эмки», у которой стоял Бабочкин, ему эту машину удалось тормознуть, и сел внутрь и приказал везти нас в госпиталь, сообщив адрес водителю. Когда машина уже поворачивала за угол, я обернулся на возглас сидевшего сзади сержанта и рассмотрел, как у въезда во двор дома, где только что произошёл штурм, останавливаются две полуторки, кузова которых быстро покидают бойцы в таких же фуражках, как у нас. Едва успели, а шустро люди Берии сработали, не только на информацию о диверсантах с их особым заданием стойку сделали, но и на то, что я в Москве. А ведь я знаю, как они меня ищут. Хм, надо бы газет местных прикупить, почитать, что пишут, а то мы давно оторваны от цивилизации, связи не имеем.

– Чёрт, – пробормотал я и велел водителю не останавливаться и ехать дальше. В госпиталь нам было уже не нужно.

Подъезжая к госпиталю, а тот за кованым забором находился, вся территория и стоянка у ворот как на ладони, рассмотрел, как двое сотрудников НКВД, можно сказать нежно придерживая под руки, сопровождают старшину к такой же «эмке», что была у нас. Рука у старшины была на косынке. Причём я понял, что обращение с ним было предупредительно-вежливым. Видимо, сверху спустили такой приказ.

– Тормози, – приказал я водителю, от ворот мы не успели далеко отъехать.

Выйдя из остановившейся машины, я махнул рукой, чтобы один из сопровождающих Лосева бойцов заметил движение боковым зрением. Тот заметил и возгласом привлёк внимание остальных, напарника и водителя машины, включая старшину, а когда тот посмотрел на меня, я сложил щепоткой пальцы и, приставив ко рту, сделал жест, как будто говорю, убрал и согласно кивнул. Таким образом давая тому разрешение сообщить следователям, что будут с ним разговаривать, всё обо мне, без секретов. На что старшина кивнул, разобрав, что я имею в виду. Вытянувшись по стойке смирно, я чётким движением отдал ему честь и успел сесть в машину, когда бойцы НКВД вышли из оцепенения и бросились к воротам. Да поздно было, мы уехали. Недалеко, через квартал мы отпустили водителя, тем более тот служащий, а ему ещё за начальником ехать, и направились по улице в один из дворов.

– Я тебе один дом покажу, – сообщил я Бабочкину. – У меня там служебная квартира была. Она мне очень нравилась, двухкомнатная на меня одного.

– Товарищ майор, нас же искать будут? – поправив оба сидора, свой и Лосева, мой за спиной у меня был, сказал Бабочкин.

– Конечно будут, кстати, нужно сменить одежду, и я знаю, как это сделать. Дом, в котором я жил, нам и поможет.

– Это как?

– Увидишь. Идём.

Мы прошли улочками до нужного двора и, свернув в арку, сразу направились к нужному подъезду. А вообще это был тупиковый квадратный двор с небольшим сквером в центре, и в него выходило шесть подъездов, дом был номенклатурный, но интересовал меня третий подъезд. Именно там я и жил. В стороне, у шестого подъезда шаркал метлой дворник, который бросил на нас пристальный взгляд, я знал, что он работал на ту же организацию, и как ни в чём не бывало продолжал мести. Ну, а мы, пройдя через дверь с тугой пружиной в фойе, где находились стол консьержа, лифтовая клеть и лестница, что её обвивала по кругу, подошли к консьержу. Тот был на месте.

– Вы к кому, товарищи? – поправив левый рукав рубахи, спросил тот.

Это был мужчина лет сорока с хорошо видной военной выправкой. Одна нога у него плохо гнулась, вот его и пристроили на эту работу. Кстати, он и при мне работал, и бывало, мы с ним гоняли чаи, ничего так мужик, но себе на уме.

– Здравствуйте, Наум Ильич, – поздоровался я. – Не стоит так смотреть на меня, пытаясь вспомнить, лично мы пока не знакомы. Майор Корнев, Андрей Иванович. Вы должны были слышать о действиях моей группы в газетах. Майор К., моторизованная группа которого уничтожила в немецком тылу штаб и фронтовой аэродром немцев. Взяла в плен двух генералов.

– Что-то такое припоминаю, – осторожно пробормотал тот, пристально нас изучая.

– Руки уберите от тревожной кнопки, – направив на того пистолет, слегка улыбнулся я. – Не беспокойтесь, чуть позже ситуация разрешится, и надеюсь, обойдётся без проблем. Тем более помню, как вы мне рассказывали за чаем, как со Стариновым работали в Испании. Подрыв того поезда я считаю легендарным для советской разведки. Кстати, помнится, вы наградной «вальтер» за поясом носите. Осторожно достаньте его и положите на стол. Бабочкин, заберёшь оружие, осторожно с ним, тот и так поцарапан, не стоит наносить оружию новых повреждений. Тем более потом нужно будет его вернуть уважаемому ветерану нашей внешней разведки.

– Что дальше? – положив руки на столешницу и проследив, как его наградной пистолет исчез в кармане галифе сержанта, спросил консьерж.

– А дальше ответьте, Сергей Павлович в своей квартире или ещё на работе? – спросил я и тут же пояснил Бабочкину: – Это профессор-химик, подо мной жил, он имеет великолепный гардероб на все случаи жизни. Там можно подобрать одежду как мне, так и тебе. Хотя у нас и размеры разные. Ключ, пожалуйста.

Повернувшись, консьерж открыл шкафчик и достал ключ.

– Ещё вопрос, квартира под номером четырнадцать занята?

– Жилец недавно съехал, – хмуро ответил тот.

– Отлично, и ключ от этой квартиры ещё.

Забрав ключи, я повёл консьержа к квартире профессора. Тут действительно оказалось всё, что нужно. Сложенные сидора убрали в кофр, сначала опустошив их, потом подобрали одежду по размеру. К профессору часто ассистенты, с которыми тот работал, заглядывали, ночевали, бывало, на них одежда тоже была. Поэтому и под меня костюм нашелся, и для Бабочкина.

– Ну ты и франт, – улыбнулся я, с интересом разглядывая сержанта. Бабочкину костюм действительно шёл, а когда тот надел шляпу, так совсем стал похож на американского гангстера тридцатых годов.

Наша форма с сапогами и ремнями ушла в чемодан, оружие убрали за пояс. Потом покинули квартиру профессора, кстати, я демонстративно оставил пачку банкнот, попросив консьержа объяснить, что это в качестве оплаты и моих извинений. Потом мы поднялись в квартиру номер четырнадцать, мою бывшую, где обошли все комнаты. Да, даже ностальгия накрыла. Частью той мебели, что сейчас стояла, и я пользовался.

– Ничего не изменилось, – осматриваясь, вздыхал я. – Даже замок в ванную всё так же изредка клинит. Кстати, когда я тут жил, случайно тайник нашёл, пустой, заинтересовался и стал искать – вдруг ещё есть? И действительно нашёл. Не пустой.

При обоих зрителях я сначала показал пустой, в нём действительно ничего не было, а потом и тот, где имелись находки. Причём открыл и, не глядя внутрь, по памяти перечислил, что там было. Устаревшие пустые бланки советских паспортов, пара печатей и такие же старые банкноты, советские. Ну, и набор фальшивомонетчика. Всё так и было. Набор я забрал, остальное оставил. После этого, прихватив обоих свидетелей и зрителей с собой, спустился в холл, где вернул оба ключа и попросил дать ключ от квартиры под номером три, и протянул его Бабочкину.

– Открой окно и приготовься, будем уходить через него.

Тот кивнул и, прихватив все наши вещи, ушёл, чуть позже щёлкнула замком дверь квартиры. Пистолет консьержа остался у меня, так что, вдохнув, я сказал, посмотрев на Наума Ильича:

– Ну что, пора и пообщаться. Мне нужна связь с наркоматом НКВД, а точнее, лично с Берией. Связь по ВЧ у вас есть, а с Берией я сам свяжусь.

Всё так и было, ВЧ-связь имелась у всех консьержей подъездов, если звучал срочный звонок, тот поднимал жильца нужной квартиры и сопровождал к телефону. Сам телефон хранился в сейфе у консьержа. Мы прошли в каморку консьержа, где тот достал из сейфа массивный телефонный аппарат, и, спокойно вызвав телефонистку, сообщил свой номер и попросил дежурного по управлению НКВД, потом передал мне трубку. После этого консьерж устроился за столом и стал с интересом слушать.

– Лейтенант? – уточнил я звание дежурного, когда тот закончил представляться. – Вот что, лейтенант. Берию к телефону хочу. Срочно выходи на его секретариат и сообщи, что на связь вышел майор Корнев. Времени у меня мало, если быстро не свяжешь, пообщаться с твоим начальством я не успею, влетит не мне. Торопись, лейтенант.

– Ожидайте, – коротко сообщил тот.

Связали меня действительно на удивление быстро, похоже, на уши был поднят весь наркомат, и кого ищут, дежурному было точно известно, потому как не прошло и минуты разных щелчков и переключений, как я услышал знакомый голос с лёгким кавказским акцентом. Это точно был тот, кто мне нужен.

– Слушаю.

– Доброго дня, Лаврентий Павлович. Майор Корнев у аппарата. Рад снова вас слышать.

– Здравствуйте, Анатолий Александрович. Я не ошибся, это ваши настоящие имя и отчество?

– Всё верно, получил от мамы и папы.

– Лично мы с вами не знакомы, но я надеюсь, вскоре познакомимся.

– Это я вам не знаком, а с вашим, скажем так, двойником я знаком отлично, и на днях рождения его бывал, и к себе приглашал. Только ваш двойник меня всего пару раз посещал. Но дело сейчас не в этом. Вы уже в курсе причин моего появления в Москве?

– Да, и работаем по этому направлению.

– Отлично. Ваши люди бойца моего забрали, старшину Лосева. Хороший боец, вы особо на него не давите, он и сам всё расскажет, я лично попросил его об этом. Тем более он секретоноситель высшей категории. К вам Смирнова попала?

– Мы очень много с ней разговаривали. Поначалу не верили, а потом… Когда вы придёте к нам, товарищ Суворов?

– Отлично, – с некоторым облегчением вздохнул я и улыбнулся. – А то уж я опасался, что не долетели. Вернусь к Лосеву, пока есть время, в последнее дни я заставлял его учить информацию по месторождениям на территории Советского Союза. Всё, что знал. Где нефть находится, уран, алмазы и всё остальное. Он крепко всё вызубрил. Не то чтобы я предполагал отправить его к вам так быстро, но, как видите, пригодилось. Вы сможете отправить в те места поисковые партии, и они всё подтвердят. Сколько времени сэкономите! По поводу же моего прихода к вам, обещаю, что приду, но не сейчас. Я чужих ошибок повторять не буду.

– О чём вы говорите, какие ошибки?

– Понимаете, у вас есть не вся информация. Связь защищённая, поэтому скажу. Этот мир, в котором я сейчас нахожусь, у меня третий. У меня есть друг, Сева Суворов, просто однофамилец, он из двухтысячных годов попал в сорок первый, он лётчик, подготовленный по современным методикам, о которых сейчас и мечтать не могут, за всю войну Сева сбил больше сотни самолётов люфтваффе и является трижды Героем Советского Союза. Вот только когда он раскрылся, его в золотую клетку посадили, он как мог боролся, рвался на фронт, и изредка ему давали над своей территорией повоевать. Я тоже попал в тот мир, помогал в танкостроении, так как у себя проходил срочную службу в танковых войсках, был инспектором танковых войск. Родился и жил в Российской Федерации – это государство, образовавшееся после развала Советского Союза в девяносто первом. А в сорок седьмом была возможность отправиться в родной мир… В общем, я оказался у вас. Это был мой шанс, и вот воюю. Я же с фронтовиками общался, слушал их рассказы о четырёх годах этой страшной войны, и, как видите, использую их опыт. Поэтому говорю, я понимаю, как я вам нужен, но пример Севы всё ещё стоит у меня перед глазами. Поэтому я сам к вам приду, но или перед заморозками, или по ранению меня бойцы доставят, и никак иначе. Если погибну, война всё же, то сразу прошу прощения. А то я в том мире просидел в тылу инспектором, по заводам кочуя, а народ воевал, вот я и решил исправить ситуацию, чтобы совесть не мучила. Ещё, Лаврентий Павлович, в доме, из которого я звоню, есть четырнадцатая квартира, там она была записана на меня, прошу, сохраните её, мне она нравилась, и вид из окон тоже. Проспект красивый.

– Хм, я постараюсь.

– Извините, Лаврентий Павлович, как вы ни тянули время, но оно закончилось. Ваши волкодавы наверняка уже вычислили, откуда я звоню, и мчатся сюда, а мне, извините, пора, немцев бить нужно… Ещё, тут весь наш разговор консьерж слышал из третьего подъезда, мужик он нормальный, но не на своём месте, отправьте его к Старинову, аналитикой и проработкой операций в тылу противника и с негнущейся ногой можно заниматься, а у него это неплохо получается. На этом прощаюсь.

Положив трубку на место, я достал пистолет и, покачав его в руке, показал консьержу.

– В третьей квартире заберёшь. И извини, что так подставил, но сам понимаешь, – развёл я руками.

После чего быстро покинул помещение и прошёл в квартиру, запер дверь изнутри и оставил пистолет на подоконнике, следом за сержантом покинул дом через окно, приняв вещи. Зеваки на тротуаре удивлённо остановились, милиционер было дёрнулся к нам, но замер, когда Бабочкина предъявил удостоверение сотрудника НКВД и сказал, что мы на задании. Так и ушли. Точно ушли, хотя район на удивление быстро оцепили. Да через ливневую канализацию. Зря, что ли, у нас фонарики сохранились?

Вышли уже далеко от зоны поисков, причём снова в форме НКВД. У меня были планы насчёт них, именно поэтому, найдя подходящее место в катакомбах, я достал бланки удостоверений, и пока Бабочкин мне подсвечивал, нарисовал новое удостоверение, в этот раз на старшего лейтенант госбезопасности Корнева. Пригодился-таки набор фальшивомонетчика, ох как я мечтал о нём в тылу немцев, когда использовал подручные средства для подделки! Свежие метки на документы ещё немцы поставили, так что эта липа в первое время должна нормально работать, тем более предъявлять её спецам я не планировал.

Часть вещей мы укрыли внизу, потом заберём, а выбравшись наверх, осмотрелись и направились к одной из улиц, нужно поймать машину. Пока шли, Бабочкин поинтересовался:

– Командир, какие планы?

– Сейчас? Поищем ресторанчик или столовую и поедим, а то уже кишка кишкой играет. Потом ловим машину и едем на окраину. Там один интереснейший персонаж проживает. Очень хочется с ним пообщаться. Кстати, тоже связан с немецкой агентурой.

– Кто такой?

– Настоящий вор в законе. Но мне его дела побоку, тем более не сегодня-завтра его возьмут, связник сдаст, а интерес к нему у меня другой. Машина нужна, а у этого вора в тайниках и схронах есть несколько угнанных авто, причём с перебитыми номерами и фальшивыми документами. То, что нам надо. Берём его за шкирку, выбиваем машины и уезжаем. Едем в ближайший военкомат, показываем ксивы…

– Кого?

– Удостоверения. Показываем и говорим, что у нас приказ собрать особую группу. Лосева нет, а вдвоём работать не вариант. Окруженцы или освобождённые военнопленные – это конечно, но костяк из своих людей должен быть обязательно, вот и наберём его, причём официально и через военкомат. Пять-шесть, думаю, хватит. Когда наши про это прознают, мы уже на территории немцев будем. Вот для мобильности и нужна машина. Кстати, этот вор, работая на немцев, добывал им военную форму. Причём зачастую снимая с убитых. Так что и бойцов оденем, есть что у того брать, и вооружим. Нас же армейские тылы не снабжают, придётся самим крутиться… О, смотри, какая симпатичная пельменная. Что-то пельменей захотелось, давай зайдём.

Мы и зашли, тем более Бабочкин водил носом не меньше меня и уже облизывался. К счастью, племени были, нам буфетчица сама и вынесла в глубоких тарелках с белыми пятнами сметаны. Хлеб свежий, корка так и хрустит, уксус, ядрёная горчица были вполне неплохи и пошли с пельмешками на ура. Мы так навернули с Бабочкиным, что даже слегка перенасытились. Тем более сержант с моего разрешения хлопнул пятьдесят граммов водки, чисто для аппетита, а я отказался, чаем отпаивался.

Посетители в пельменную то заходили, то выходили, пока мы с полчаса находились внутри. Особо на нас внимания не обращали, ну служивые, ну из НКВД, тоже живые, тоже есть хотят, так что пообедали мы спокойно. Пусть всего одиннадцатый час, однако после того, что было, на еду нас серьёзно пробило. Когда мы допивали чай, я негромко сказал:

– Думаю, пока не стоит мелькать в этой форме, сейчас, скорее всего, всех в форме НКВД проверяют. Машина нужна.

– К вору едем?

– Я вот что подумал. А начнём-ка мы с военкомата. Наберём парней, вот и устроим им проверку на выбывание. Дело-то кровавое предстоит, людей у вора хватает, шестёрки разные крутятся. Так и поставим вопрос, специально будут проходить психологический тест, кто пройдёт, тот попадёт в нашу секретную группу осназа, нет – извиняйте, вы выбываете. Десять человек наберём, всё равно кто-то покинет группу.

– Красиво завернул, командир, – восхитился Бабочкин.

– Да это всё в процессе разработки, так, основу описал, детали пока проработать нужно. Ещё продумать стиль поведения с военкомом. Он ведь должен доложить по инстанции о покупателе. Сколько времени у меня будет, пока там не поймут, что такого командира нет и всё это липа. Ещё бумага нужна военкому, что мне разрешено у него набирать людей, с пустыми руками же не придёшь. Это всё прикинуть нужно. Час, во всяком случае, у нас точно есть.

– Покупатель?

– Так именуют тех, кто отбирает людей в свои части прямо в военкомате.

– Забавно.

– Ну да. Ладно, выйди и поймай машину, поедем в военкомат. Просто скажем куда, в какой район привезёт, там и выйдем. По пути я и продумаю стиль поведения. Твоя же задача всегда стоять у меня за спиной вроде охранника и бросать вокруг полные подозрения взгляды. Подозревай всех, что они немецкие шпионы… Во-во-во, сохрани это выражение, тебе очень идёт. Потом включишь его в военкомате, а сейчас машину лови.

– Хорошо.

Я приглядывал за Бабочкиным в окно и видел, как тот уже через минуту смог остановить таксомотор, редкость в Москве в начале войны, повезло, так что я поспешил освободить столик, буфетчица благожелательно посмотрела нам вслед, чаевые я оставил. Велел везти нас сначала к магазину, а потом к военкомату, водитель даже не спросил, к какому, и уже минут через двадцать высадил у ближайшего. Тут волновалась довольно солидная толпа. Шёл новый набор москвичей в дивизии народного ополчения, и я решил, что нам повезло. О такой ситуации можно только мечтать. Мы спокойно прошли к дверям, Бабочкин шёл позади, хмуро поглядывая по сторонам, и все встречные сотрудники военкомата и призывники, видя его, старались податься в сторону. Молодец, хорошо играет. Мельком обернувшись, я заметил, что он ещё и руку на закрытую кобуру положил, что добавляло впечатления, но как мне кажется, явно было перебором. Висевший на плече у сержанта сидор лишь слегка покачивался по ходу движения. Уточнив у пары встречных работников путь к кабинету военкома – тот на обед сорваться ещё не успел, – мы дошли до нужной двери.

Предъявив удостоверение секретарше, я попросил срочно сообщить военкому о нашем прибытии. Мы, кстати, в одном звании с ним были, он майор, и я в табеле о званиях считался на уровне армейского майора. У меня и шпалы теперь в петлицах. В сидорах диверсантов была фурнитура на все случаи жизни, даже пилотки, сменил фуражку, перешил петлицы и нашивки на рукавах, и готово, сапёр, артиллерист или танкист. Только мы пока этим не воспользовались, просто заменил петлицы у себя, и всё. У военкома секретарём была женщина, она спокойно прошла в кабинет, неторопливой походкой, и так же выплыла из него и вежливо нас пригласила. Только Бабочкин остался в приёмной, лишь передал мне сидор, а я прошёл внутрь. Майор был не один, тут находилось ещё два сотрудника военкомата, один в звании капитана, другой младший лейтенант. Представившись, я попросил сотрудников покинуть кабинет, и когда те сделали это, откинул горловину сидора, развязал завязки и достал бутылку настоящего армянского коньяка. Недавняя покупка из-под прилавка.

– Мы что-то отмечаем? – удивился тот, наблюдая за моими манипуляциями.

– Нет. Это благодарность за вашу будущую помощь, – вздохнув, сказал я. – Меня начальство поставило в такую позу. В общем, мне за неделю нужно сбить группу и отправить её в тыл противника, а ни людей, ни подготовленных специалистов нет. Вот я и решил через вас людей набрать. Желательно успевших послужить, имеющих воинские специальности. Если фронтовики, так совсем отлично. Спортсмены тоже пойдут. У меня меньше часа, успеем?

– Ну, мне хотя бы какие-то бумаги нужны, – сказал тот.

– Какие бумаги? Я проезжал мимо военкомата, и мне пришла идея к вам обратиться. Потом всё оформим, задним числом. Кстати, я всего трое суток как из немецкого тыла, трофеи есть. Вот пара плиток шоколада, под коньяк отлично идут, а это банка сладких фруктов. Детей порадуешь.

– Что, так припёрло?

– Во как, – ударил я по горлу.

– Ладно, поможем.

Тот убрал всё со стола в сейф и вызвал того младшего лейтенанта, который ранее уже присутствовал в кабинете, и приказал ему помочь подобрать людей, дав полистать личные дела призывников, ну и описал, кто мне нужен. Дальше мы уже с лейтенантом общались, прошли в его кабинет. Тот папки приносил, а мы с Бабочкиным, устроившись за двумя столами, изучали дела. К счастью, много дел не было, действительно приносили всё, что нужно. Так что мы подобрали опытного сапёра, тот ещё доты на линии Маннергейма рвал, спортсмена, занимался стрельбой из винтовки и на лыжах ходил. Потом трёх танкистов, двое из которых механики-водители, двух спортсменов, помощника повара из «Метрополя», молодого фельдшера и разбитного морячка, тот ходил ранее на бронекатерах, во время срочной службы. Морячок и один спортсмен, судя по личным делам, хорошо говорили по-немецки. Все молодые, пышут здоровьем и, думаю, рейды по тылам немцев выдержат. Показав на отобранные папки, я сообщил лейтенанту, что хочу пообщаться с этими призывниками. Пусть обеспечит это, причём как можно быстрее.

Тот сообщил, что приносил дела только тех призывников, что присутствовали на площади и готовились сегодня к отправке в дивизии в качестве ополчения. Часть в запасные полки на учёбу. Не все ранее служили. Уже через десять минут мы с Бабочкиным прогуливались у строя призывников. Гражданская одежда, у всех вещмешки с личными вещами, удивлённые переглядывания, те не ожидали увидеть командиров НКВД, но вполне справная выправка и ровный строй. А ничего так, они мне нравятся. Вон, Бабочкин с Лосевым тоже были не бойцами, а вообще «партизанами», как называли тех, кого призывали на сборы, а сейчас натуральные волкодавы, давно распробовавшие кровь противника и спокойно воевавшие с ним. Без нервов, как на привычной работе. Не как в первые дни, когда мне приходилось их успокаивать и сбивать всплески адреналина. Серьёзно их тогда потряхивало. Сейчас ничего подобного нет. Я надеялся, что и этот десяток сделаю такими же правильными бойцами.

– Товарищи призывники, – ещё раз осмотрев строй, сказал я, Бабочкин, стоявший за спиной, молча внушал поддержку, и я уверенно продолжил: – Сейчас вам предстоит принять непростое решение, которое изменит всю вашу жизнь. Мне нужны добровольцы, добровольцы для вступления в секретную группу осназа, она настолько секретная, что о ней мало кто знает. После изучения многих личных дел я выбрал вас. Сейчас вы можете решить, или вступить в мою группу, а я майор Корнев, её командир, или воевать общим порядком. У кого есть воинское звание, в нашей группе оно ничего не значит, там вы все будете рядовым составом, имейте это в виду. Лишь скажу, придётся много перемещаться по вражеским тылам, пускать под откос поезда, взрывать мосты и вражескую технику. Действовать в тылу противника мы будем до наступления заморозков, после возвращения вы отправитесь в школу осназа в качестве инструкторов, где будете делиться полученным боевым опытом. Итак, я даю вам десять минут, мне нужны те, кто отчётливо понимает, что выбирает. Время пошло. Разойдись.

Отойдя в сторону, мельком глянул на ручной хронометр и приказал Бабочкину:

– Давай на улицу, найди машину. Грузовую. Скажи, реквизируешь её на пару часов вместе с водителем на нужды НКВД. Все претензии в наркомат. Жди на выезде с улицы, по которой мы приехали. Да, и ещё, загляни в газетный кисок, накупи газеты за разные дни, всех изданий, что есть. Нужно почитать, что там пишут, особенно про нас.

– Есть, – козырнул тот и отправился выполнять поручение, придерживая продолжавший висеть на плече практически пустой сидор.

Отойдя в сторону, я стал откровенно скучать да изредка поглядывал на часы. Однако десяти минут мне не дали, подошёл один из бойцов, тот самый сапёр-подрывник, и сообщил за всех:

– Товарищ старший лейтенант госбезопасности, мы уже всё решили, все хотят вступить в группу.

– Постройте группу, – приказал я.

Когда строй снова замер одной ровной шеренгой, я так же прогулялся, вглядываясь в лица и в глаза добровольцев, вот они, те самые парни, что поднимались как один, а всякая шваль, отсиживаясь в тылу, потом пожинала плоды их трудов, их дети позже развалили страну. Парни, я постараюсь, чтобы вы выжили. По крайней мере, дам вам шанс на это.

Снова встав перед строем, осмотрел их и произнёс:

– Я рад вашему решению, но сейчас мы посмотрим, годитесь ли вы для службы в нашей группе. Будет экзамен. Сегодня. Сейчас. Вы будущие диверсанты, служб снабжения в тылу нет, значит, вы должны всё добывать сами. Это и будет первым уроком. Сама задача будет поставлена позже, а сейчас вы получаете полчаса личного времени. Если на площади у вас есть родные, то попрощайтесь с ними. Также передайте им свои вещи, вместе с вещмешками. Служить вам придётся в тылу, носить немецкую форму, носить правильно, говорить на языке противника и пользоваться немецкими бытовым оснащением. Ваши вещи вам не пригодятся. Передайте их родным. Машина вас ожидает у выезда с площади возле книжного магазина. Вольно. Разойдись.

Мои будущие бойцы, удивлённо и увлеченно общаясь, покинули через ворота дворик военкомата, а я прошёл в здание, где сообщил лейтенанту, что предварительно отобрал всех десятерых. Будет проведена проверка, если кто отсеется, верну его к ним в военкомат, дальше пусть сами распорядятся, куда отправить призывника. После этого дал списать данные из своего удостоверения, информацию по призывникам отправят в отдел кадров наркомата НКВД, ну и покинул здание. М-да, наглость города берёт, не думал, что это в Москве пригодится.

На подходе к грузовику Бабочкин нашёл крытую полуторку, перехватил меня с пачкой газет и с радостным лицом, улыбка до ушей.

– Товарищ майор! – ещё подбегая, прокричал он, что при шуме, стоявшем на площади, не особо привлекло к нам внимания. – Михайлов прорвался к нашим и так ударил по немцам с тыла, в неожиданном для них месте, что в окружении оказалась целая дивизия. Её почти всю побить успели. Пока остатки не вырвались из «котла».

Он захлёбывался от восторга, пока я вчитывался в строчки заметки. Да уж, дал Михайлов прикурить, тут он молодец. Вон, в следующих газетах отмечено, что он представлен к званию Героя Советского Союза с повышением в звании на две ступени. Меня догнал, да и то по ложному званию. Другие командиры и бойцы группы также представлены к наградам. Одним словом, оставалось только радоваться его успехам. Дальше, передавая из рук в руки газеты, мы изучали, есть ли ещё что по нашим действиям, и нашлось. И про партизанский авиационный отряд было несколько крупных статей с фото, даже с перепечатками, в подробностях расписывали свободную охоту трофейных истребителей за паровозами и автомобилями в немецком тылу, и какая у немцев истерика поднялась по этому поводу. Побив изрядное их число, наш партизанский отряд сыпанул песочка в механизмы снабжения вражеских войск. Теперь немецкие эшелоны без зениток не ходили. Про то, что все бойцы и командиры нашего партизанского отряда перелетели на трофеях в тыл Красной Армии, где их встретили чуть ли не с цветами, тоже описывалось. Представители Политуправления даже митинг устроили. Оба корреспондента в группе Михайлова уцелели, и я нашёл несколько заметок с их участием. Точнее, Бабочкин нашёл и мне передал. И про то описали, как мы заезжали в деревеньку, где жители ушли под руку немецкой власти, фото повешенного командира на въезде тоже было. Вон, заметка о том, как окруженцы сами под штыками вывели своих собратьев к нам на дорогу, с парой фото, не помню, чтобы кто-то их делал. Нормально, пусть у бойцов и командиров злость накапливается.

Хм, а когда три красноармейца под охраной других окруженцев выводили их на дорогу, то на запечатлённом фото была и моя фигура, я спиной стоял к фотографу, а всё равно под фото была информация, что второй слева в форме унтер-офицера и есть тот самый, уже ставший легендарным, майор К. И бойцы, что совершили предательство, ещё не знают, что это не немцы на дороге, а бойцы и командиры диверсионной группы РККА. Предатели были расстреляны, а освобождённые бойцы чуть позже прорвались со всеми к нашим. Я ещё на одном фото мелькнул, а там, где староста деревни, кланяясь мне, стелется, показывая, как он рад новой власти. Тут я тоже боком был. Берёзов, помнится, снимал. Про атаку на подразделения штаба группы армий «Центр» тоже было, но мельком, видимо добиться тех успехов, что планировалось, не удалось, хотя потрепать некоторые части и смогли. Про группу генерала Кротова ничего найти мы не смогли, видимо прорваться к нашим те не сумели, ладно хоть аэродром фактически уничтожили, это я от пленных узнал и из перехваченных радиосообщений, о чём ранее также доложил в одном из своих рапортов в Генштаб в Москву. Кстати, когда Михайлов прорвался к нашим, его группа насчитывала почти четыре тысячи бойцов и командиров. Да он всех окруженцев на себя собирал, единолично командуя ими, вот и смог прорваться. Бразды правления он так никому и не передал, хотя там были и в высоких званиях командиры, «шпалоносцы».

Ещё я отметил, что информация, предаваемая мной, всё же действует на ситуацию в целом. Немцы продвинулись не так серьёзно, как в истории прошлого мира или моего родного. Зная, где готовятся удары, наши успевали сформировывать оборону. Конечно, ее прорывали, но с такими потерями, что о дальнейшем наступлении не имело смысла и думать. В общем, наши постепенно перемалывали немцев, сидя в активной обороне, бессмысленные атаки на окопавшихся немцев прекратились, даже создали два малых «котла» своими силами. Один полностью закрыть не смогли, и это всё закончилось пшиком, а вот во втором две дивизии полностью «переварили», и деблокировать их не дали. Вроде удалось избежать «котла» под Киевом, купировав попытки охвата и не сдав город, и дивизии ополченцев сейчас использовались как войска второй линии обороны.

Мы успели изучить самое интересное за эти полчаса, передавая друг другу газеты, но начали подходить бойцы. Их родные мялись в стороночке, разглядывая нас, у большинства взгляды были уж больно тоскливые. Так что Бабочкин сложил толстую пачку газет в аккуратный тюк, у него и бечёвка была, и убрал в кузов. Потом дочитаем, а сейчас основное дело, которое на тормозах спускать никак нельзя. Вот так, когда у грузовика собрались все призывники, я приказал загружаться в кузов. Все бойцы действительно избавились от вещмешков, значит, можно начинать их учить всё добывать самим. Начнём пока в нашем тылу. А потом уже и перекинем наши интересы на оккупированные территории. Я научу их быть хомяками. Так что, чувствуя бодрость в теле и неслабую радость – мы с Бабочкиным получили немало позитива, читая газеты, хотя чернухи там тоже хватало, с описанием, какие города оставили, но ничего, выдержим – и забравшись в кабину к водителю, что дремал, натянув кепку на глаза, толкнул его в плечо и назвал адрес.

– Так это же на другой стороне города? – удивился тот.

– Какие-то проблемы? – уточнил я.

– Да нет, только справку о том, что машину на время задержали нужно, а то мне попадёт.

– Будет справка, – подтвердил я обещание Бабочкина.

Тот кивнул и, прихватив кривой стартер, выбрался наружу. Запустив движок, водитель вернулся в кабину и, стронув машину с места, покатил по улочкам к нужному месту. Ехали-ехали и добрались. Не доезжая – а я сверялся с картой – велел ему остановиться. Когда до адреса, по которому жил вор, это был частный сектор и частный дом, осталось метров двести, через пять домов тот находился, я приказал остановить машину. Водитель пытался сказать, что ещё не доехали, но я лишь отмахнулся, сам знаю. Дальше отдал приказ Бабочкину начать выгрузку бойцов, а сам на капоте машины быстро начеркал справку от руки на вырванном листке блокнота, что мной была машина занята с такого-то по такое-то время, подписался и вручил водителю, сообщив, что мы его больше не задерживаем. Правда, тот уезжать сразу не стал, движок заглушён, остывал, и, открыв капот, стал копаться в двигателе. Я же, проверив, не забыл ли что в кабине, прошёл к заднему борту, где в шеренгу были построены бойцы нашей группы. Бабочкин доложился и встал у моего правого плеча, внимательно поглядывая теперь уже на наш отряд. Не знаю пока, отсеется ли кто, но такое вполне возможно.

Несмотря на то что тут был не центр, а окраина столицы, мы привлекли внимание, собралось с десяток мальчишек, и пара бабулек устроились неподалёку на лавочке, ну и так, зеваки стали появляться и уходить не спешили. А когда я подошёл к строю и осмотрев его, стал достаточно громко ставить задачу, все зеваки превратились в одно ухо. В основном тут были старики, женщины и дети, никого похожего на подручных вора, поэтому особо скрывать планы на ближайшие действия группы я не стал. Те, кто поумнее, хватая детей, спешили уйти, понимая, что захват бандитов дело серьёзное и может дойти до перестрелки. Я же говорил и говорил, ставя задачу разом посерьёзневшим бойцам, которые только сейчас начали понимать, какое дело я собирался им поручить для проверки:

– Товарищи бойцы, – осмотрев строй внимательным и проницательным взглядом, сказал я. – Я понимаю, что дело очень серьёзное и захват подобной крупной банды фактически безоружным отрядом, два пистолета у меня и у зама я не считаю, может поставить всё на грань провала, однако всё так и есть. Будем брать. Это и есть тот экзамен, что вам предстоит. Перед тем как я буду ставить задачи каждому бойцу, сначала опишу, кого мы будем брать. Вор в законе со своей шайкой, работая на немцев, выполнял их задачи. Захват машин, подделка документов для внедрения агентов в госслужбы в городе, захват формы командиров и бойцов Красной Армии, возможно НКВД. Они убивали их, чтобы снять форму и получить документы. Подло, исподтишка. Заманивали на «малины», используя своих гуляющих девок, и травили ядами, чтобы снять форму без крови. Захватывали машины с продовольствием, оружием и разным имуществом, создавая склады в разных местах. Это всё должно было помочь немецкой группе диверсантов освоиться в столице и, создав из этих предателей пятую колонну, нанести удары по уязвимым точкам обороны города. Наша задача – захват любого «языка» и физическое устранение всех остальных, кто находится на территории частного участка и построек. Захвачено бандитами многое, нужно выявить, где это хранится, и вернуть всё государству. Также бандиты совершали налёты на сберкассы, почтальонов, ювелирные магазины и квартиры богатых москвичей. Всё что ими захвачено, мы, под именем своей группы отправим в Фонд Обороны, с пометкой все средства пустить на постройку самолётов-истребителей, а то у нас сейчас с авиацией всё плохо, несмотря на то что моя группа не раз пригоняла трофейные самолёты к нашим. Я могу принять такое решение, как командир группы, проводившей захват. Есть у кого возражения моему решению?

– Всё правильно говоришь, командир, – кивнув, за всех сказал тот же сапёр, вот и неформальный лидер выявился в группе. – Мы на фронт, а они в тылу жировать будут? Не бывать этому.

– Молодец, держи подарок.

Достав из кармана галифе «лимонку», я бросил её сапёру, который ту ловко поймал, мельком осмотрев, повесил на ремешок пояса, тонкий, гражданский. Я же стал ставить задачи всем бойцам, включая Бабочкина, кто и что делает на начальном этапе, а дальше уже по ситуации. Мне нужно знать, как каждый себя поведёт в непростой ситуации, не имея за спиной командира, подсказывающего, что делать. Мне нужно, чтобы те умели импровизировать и не застывали в сложной ситуации. Инициативность нужна. Про это тоже сказал. Фактически я собирался готовить из них индивидуальных бойцов, что мне и надо было. Ещё я достал нож из голенища сапога и передал его одному из спортсменов, тот сообщил, что вполне хорошо владеет ножевым боем, обучали его. После этого мы толпой направились к тому дому, что нам нужен. Именно толпой, идти строем это привлекать внимание, тем более мы диверсанты, строем не ходим. Шли таким образом, я с Бабочкиным позади, чтобы не приметили нас, даже фуражки сняли, в руках несли, остальные впереди, прикрывая нас в форме.

Что делать и говорить, бойцы знали, одеты те по гражданке, кто как, только у двоих была вполне неплохая одежда, остальные, видимо, надели то, что не жалко, всё равно форму должны выдать, так что, чем-то на гопоту похожи были. Поэтому, когда двое идущих впереди открыли калитку, то в глубине участка кто-то поднял тревогу, но это и понятно, подобраться быстро и незаметно было бы невозможно. Однако оба парня, идущие впереди, проинструктированные мной, лишь крикнули, что мы от Аристократа, за товаром. Надеюсь, местные ещё не знают о захвате, прошло с того момента около двух с половиной часов. Однако маскировка работала недолго, до той поры, пока мы с Бабочкиным, шедшие замыкающими по тропинке к дому, не были замечены из окна, раздался звук разбитого стекла, и, сообразив, что это значит, я громко скомандовал:

– В укрытие!

Бойцы прыснули в разные стороны, укрываясь в разных местах. Мой приказ – на всё время, пока те идут что к дому, что по участку, искать по пути укрытия, чтобы сразу там затаиться, а не тратить время на поиски – явно выполнялся неукоснительно. Так что секунда до того, как хлопнул первый выстрел, из «нагана», как я определил по звуку, и все уже успели скрыться. Кстати, тут произошла изрядно курьёзная ситуация, несмотря на серьёзность ситуации, мы с Бабочкиным весело переглянулись. Тот весь дрожал от с трудом сдерживаемого смеха. А дело в том, что два бойца присмотрели одно укрытие и рванули к нему, столкнулись на месте и, выпав из-за ствола яблони, после чего на четвереньках рванули в разные стороны. Один спрятался за корытом, полным воды, а другой провалился в яму с теплицей и затих там.

Мы же с Бабочкиным сразу открыли огонь в ответ, пока сапёр с другим бойцом, используя разные укрытия, по-пластунски подбирались к дому. Мы успели завалить одного стрелка. Тот, получив пару пуль в грудь, исчез из виду, тупо стреляя чуть ли не высунувшись, вот и схлопотал. Второй поступил умнее – не высовывался, только руку было видно с ТТ. Вот в эту руку и попал Бабочкин, метров десять было до окна, отчего пистолет выпал, и им тут же завладел боец, что сопровождал сапёра. Тот, посмотрев на меня и получив кивок, закинул гранату в избу, и после того как произошёл взрыв, он с вооружённым напарником полез внутрь через окна, перед этим выбив остатки стекла вместе с рамами, а мы рванули к дому, обтекая его с двух сторон, это чтобы не ушли остальные бандиты. Их тут обычно пять-шесть одновременно находится. Вор ценил свою безопасность и всегда имел под рукой охранников. Три бойца с Бабочкиным обтекали дом слева, а я с тремя другими справа, двое лезли в дом следом за сапёром и его помощником. В доме было чем вооружиться, потом подстрахуют. Причём я научил, пусть и на словах, как штурмовать комнаты. Граната была одна, и её уже использовали, но противник о том, что больше у нас их нет, не в курсе, поэтому можно брать из комнаты предметы, любые, что внешне схожи с гранатами, и бросать в помещение, крича, что это гранаты, врываться следом, пока противник ищет укрытие. Обманки слабенькие, но при штурме могут помочь хорошо.

За домом я рассмотрел спины троих и, успев перезарядить пистолет, сразу открыл огонь на поражение, меня поддержал Бабочкин с другой стороны. В общем, положили всю тройку. Тут из окна дома, что выходил на огород, в брызгах рамы и остатках стекла вывалились двое в смертельных объятиях борьбы. Боец, спортсмен из боксёров, спеленав щуплого на вид вора руками, вывалился наружу и рухнул на него сверху. Однако приподнялся быстро и тремя ударам отправил типчика в нокаут.

– Чуть не порезал меня, сволочь, ну очень быстрый. Хорошо, нож выбить успел, – сообщил тот и вытер щеку, на которой была кровь. Это он о стекло порезался.

Я же стал сразу отдавать приказы, следя, чтобы бойцы выполняли их, да те и не думали не выполнять:

– Собрать оружие, разбиться на пары и начать осмотр всех помещений, прикрывая друг друга. Пленных не брать, один есть, этого хватит. Потом поиск и сбор трофеев. Выполнять!

Все тут же разбежались. Даже те, что выглядывали через окна изнутри дома, Бабочкин стал отслеживать выполнение приказа, а я направился к той тройке, что лежала в огороде у зарослей вишни. Ещё чуть-чуть, и ушли бы огородами. Подходить и как последний лох переворачивать их, чтобы получить пулю или клинок от подраненного бандита, притворяющегося убитым, я не собирался. Подошёл, выстрелил прицельно в головы всем трём, а потом и стал изучать, кто тут есть. Сразу приметил, что один и был вором в законе, опознал по описанию. Не спутаешь, связник очень хорошо его расписал. У того в руках был тяжелый портфель, видимо с трофеями, за полой пиджака ТТ. У двух других оружие было в руках. ТТ и «наган», только выстрелить они успели всего пару раз, да и то не прицельно, просто в нашу сторону, оттого и не поразили никого.

Собрав с них всё ценное, я прошёл к дому, где передал оружие тем бойцам, что вооружиться ещё не успели. Хотя я приметил, что у двоих уже были карабины Мосина, видимо в доме обнаружили, а у одного так вообще ДП в руках. Вот портфель оставил при себе, я в него уже глянул, там и золото было, и пачки банкнот. Резерв вора, видимо, или часть общака. Живых больше на участке не было, так что бойцы разбежались, их задача – обыскать все помещения дома и соседние строения и осмотреть на предмет ценного. Потом доложить мне. Бабочкин вёл список, а я с сапёром допрашивал пленного, тот, усмехаясь в усы, вполне справно мне помогал, чую, есть у него схожий опыт, приобретённый где-то. Вполне возможно, и на Финской. Тот сообщил, что ничего ценного вор тут не держал, ещё не хватало на хазу навести легавых, так, оружие и по мелочи имелось, ну и часть общака, но зато расписал то, что знал. Сломать щипача удалось быстро, диверсанты дольше держались. Тот и описал, где что находится, а знал он много, ближайший подручный вора в законе. Я задавал уточняющие вопросы, ну а когда те закончились, кивнул сапёру, и тот вбил финку в грудь вора. Раз приказ был живых не оставлять, значит, так и будет.

Наши трофеи действительно были в основном скромными. Три карабина Мосина, к одному подсумков не было, пулемёт ДП, которым вооружился один из бывших танкистов, с двумя запасными дисками, шесть «наганов» и три ТТ, с куцым запасом патронов. Правда, было шесть гранат, в комоде нашли, РГД-33, но тоже неплохо. Всё это мы забрали, включая ножи всех воров, у бойцов они должны быть. Холодного оружия даже оказалось больше нужного, мне мой вернули, всего в трофеях было одиннадцать ножей. Разобрали их мигом. Ну а мы, затарившись трофеями, двинули по огороду, по тому маршруту, по которому не смогли уйти бандиты, я уже чувствовал, что милиция вот-вот прибудет к дому. Три бойца несли ящики из одного строения, там продовольствие хранилось, немного, но всё нам не унести. Вот и прихватили два ящика с тушёнкой и один со сгущённым молоком. А вообще вор хитрый был, технику у себя не держал, пару лошадей да рессорную коляску, это было для выездов, ну и чтобы не реквизировали, так если пройти огородами, то можно выйти на другую сторону квартала, где у этой шайки был арендован амбар. По словам взятого «языка», там стояли две машины, для побега приготовили. «Фаэтон» и крытая полуторка. Я сначала хотел грузовик только брать, но потом подумал и решил, что обе пригодятся. Так что, когда мы добежали до амбара, пока часть грузилась в машины, один открывал ворота, и два бойца заводили машины, я их водителями пока назначил, мы готовились к дальнейшим акциям, бойцы проверяли оружие. Гранаты распределяли друг другу, ну и несколько возбуждённо описывали, как прошёл первый их общий бой. Меня радовало то, что никто не отсеялся из группы. Фельдшер обходил бойцов, общался, осматривал каждого. Когда мы трофеи собирали на территории участка, он в доме нашёл неплохой запас лекарств и перевязочного материала. Подобрал чистый вещмешок и сложил туда находки, так что было ему чем обрабатывать царапины. Это единственное, кроме синяков, что получили в этой первой схватке.

Задержались мы в амбаре минут на пять, дольше просто нельзя, по следам найдут, или со слов свидетелей узнают, куда мы ушли, а последних хватало. Непонятно, стрельба идёт, а всех тянет поближе, посмотреть. Вот так, завывая моторами, обе машины выкатились наружу и, покрутившись по улочкам, направились по первому адресу. Тут воевать не придётся, частный сарай на участке, где находились гаражи. Можно арендовать или выкупить любой сарай, шайка выкупила и хранила там то, что им заказали немцы. То есть комплекты оружия и формы на целый взвод. Всё там и хранилось, даже выглажено было, со слов «языка». Добрались мы нормально, въехали на территорию гаражей и, найдя нужный, встали у него. Пара поворотов монтировкой, и наш силач в группе просто сорвал по очереди два замка, после чего, распахнув створки, мы стали заниматься делом. Бойцы изучали форму, а себе подбирали красноармейскую, искали по размеру, сразу переодевались, убирая из петлиц знаки различия, где были, оставляли тут свои, сапоги выбрали также по размеру. Нательное бельё и портянки также имелись в узлах. Мы тоже с Бабочкиным в стороне не стояли, записывали, что каждому ушло: сидора, форма, головные уборы, даже шесть касок нашлось, вот уж не ожидал, но приказал забрать, фляжки на всех были, пехотные лопатки на восьмерых, тоже забрали. Особенно порадовали три плащ-палатки. Жаль, что так мало. Две мы забрали себе с Бабочкиным, третья ушла сапёру. Так что почти час ушел на снаряжение группы, те одевались и вооружались. Оружие тут было.

У всех бойцов на ремнях теперь были кобуры с личным оружием, в сидорах пачки патронов к ним, ещё два ДП на группу и семь карабинов. В гранатных подсумках гранаты. Тут целый ящик стоял, правда, всё тех же РГД-33, но, распределив гранаты, остатки ящика закинули в кузов грузовика, туда же два ящика с патронами и цинк патронов для «наганов». К сожалению, к ТТ было не так и много, около трёхсот, разошлись по тем, у кого был этот тип оружия, включая нас с Бабочкиным. Формы тут был избыток, больше чем на взвод, как меня убеждал «язык», да и оружия хватало, жаль только, автоматов не было, поэтому и удалось всю форму подобрать по размеру. Бойцы заканчивали проверять друг на друге, как на них всё сидит, некоторые в касках ходили, после чего я приказал прикрыть створки сарая и садиться в машины. Пользуясь случаем, пока было время, я написал рапорт на имя наркома Берии и оставил его на одном из ящиков. Рапорт дойдёт до кого нужно, я уж позабочусь. В нём же был список бойцов, которых я забрал в свою группу, попросил похлопотать, чтобы бумаги на них были оформлены и семьи получали пайки, ну и всё что положено. На рядовой состав это не распространялось, но главное, чтобы на тех документы были оформлены и они не считались дезертирами.

Устроились мы так же, как ранее приехали сюда. Я с водителем в «фаэтоне», расположился на заднем сиденье как командир, Бабочкин с другим водителем в кабине полуторки, остальные в кузове грузовика. Кстати, там в кузове полная бочка топлива оказалась, нашли, когда машины в амбаре изучали, она и сейчас там стояла. Это хорошо, топливо нам понадобится. Дальше мы доехали до очередного дома, в этот раз многоквартирного, где проживала часть шайки убитого нами недавно вора. Штурм тут не занял много времени, мы, действуя по типовому плану захвата, тупо забросали воров гранатами, а тех, кто покидал квартиры через окна, просто расстреливали, три пулемётные позиции были, шансов у тех не было. Потом последовала зачистка по всем правилам, сначала в помещение летит граната, после взрыва уже боец с пистолетом в руках. Карабины находились за спинами, я учил проводить захват с короткостволом в руках. Только двое бойцов не участвовали в этом, дело серьёзное, вот те и гоняли зевак, и криком сообщали жильцам, чтобы не покидали квартиры, нашли укрытие и пережидали там. Ладно хоть жильцов было мало, все на работе. Вот так постепенно опыт и наберётся. По крайней мере, тут, действуя парами, хоть и неуверенно, с заметными огрехами, сработали как надо. Мы снова успели покинуть место захвата до прибытия милиции или сотрудников НКВД, хотя нам и попались на одной из улиц два пролетевших навстречу грузовика, набитых милиционерами. Потом мы остановились у спуска в подземные катакомбы, куда Бабочкин, прихватив одного бойца, спустился, не так и далеко мы всё спрятали, чтобы он заплутал. Вернулись они быстро, и мы покатили дальше.

Приметив здание сберкассы, я приказал припарковаться рядом с ней, и пока бойцы ожидали, лишь фельдшер, взяв толстую пачку денег, бегал к ближайшей аптеке накупить лекарств и перевязочного материала, мы с Бабочкиным и сапёром, старшиной Бабаевым, прошли в здание, попросив пропустить нас без очереди, а она всё же была, и известили кассира, что хотим передать захваченные у бандитов средства в Фонд обороны Москвы, и передали, получив квитанцию. Кстати, Фонда обороны Москвы, оказалось, пока не существовало, был просто Фонд обороны, туда мы все средства и перевели. Дольше ожидали, когда всё оценят и пересчитают, чем всё остальное. Пока ждали, я отошёл и купил в соседнем помещении, там почта располагалась, конверт, и позже убрал в него квитанцию и отправил на адрес наркомата Берии, ему лично, со своими комментариями, как можно серьёзно пополнить счета Фонда обороны за счёт общаков ворья и бандитов. Пусть думает.

Дальше, остановившись у уличного телефонного аппарата, я позвонил в НКВД. Соединили меня мигом, вот я дежурному и перечислил все хазы, включая те, которые мы не успели посетить, с отстойниками для угнанных машин и складами, а также где находится мой последний рапорт. Тот записал, даже неожиданно поблагодарил за информацию, сообщив, что наши штурмы уже наделали переполоху в городе, слухов в столице стало ходить преизрядно. Местные милиционеры и сотрудники НКВД так не действуют, а тут до гранат доходит, настоящие бои. Повезло, что случайных жертв удалось избежать. Но я всё равно посоветовал в схожих случаях также использовать гранаты, эффект неплохой. Дежурный ещё добавил, что есть просьба ко мне, больше не работать по этому направлению, сильно мешаю в некоторых операциях, что ведёт НКВД. Ну, это и понятно.

Потом, несмотря на то что дежурный явно тянул время, я повесил трубку и, вернувшись в салон легкового автомобиля, велел ехать к ближайшему колхозному рынку, где мы задержались всего на десять минут. Бабочкин, прихватив трёх бойцов, закупил десять круглых краюх хлеба, свежих овощей и килограмм десять солёного сала. На первое время хватит, дальше сориентируемся. Среди бойцов был и повар, а он у нас за интенданта и за повара, о чём был прекрасно осведомлён, специй накупил и три новеньких котла, два литров на пять, для чая и второго, третий уже на десять, для готовки первых блюд. Всё это было отправлено в кузов грузовика. Посмотрев на часы, я приказал выезжать из города, причём поставил задачу водителю сделать это так, чтобы получилось незаметно для тех, кто строил оборону у Москвы и стоял на блокпостах. То есть это был как бы ещё один экзамен. Тот сам не справился, остановился, посоветовался с другими москвичами из нашей группы, и вот таким образом найдя лазейку, мы смогли покинуть Москву. Действительно тропками и полевыми дорогами не только выбрались, но и стали удаляться, ни разу не выехав на шоссе или трассы, где было оживлённое движение. А двигались мы к одному интересному селу, оно находилось в тридцати километрах от Москвы. Есть там некто, меня заинтересовавший. Очередной связник немцев.

Приметив, как сбоку мелькнула синяя милицейская гимнастёрка, приметная среди светлых пятен одежды сельчан, я приказал водителю притормозить. Не ошибся, был сотрудник милиции в селе, видимо участковый. Догнав его, мы притормозили. Открыв дверцу, я вышел наружу.

– Боец, ко мне, – скомандовал я, и младший сержант, в петлицах по одному треугольнику было, подбежал и начал было докладывать, но я махнул рукой, останавливая его.

Интерес мой был не к нему, а к одному из жителей села, тем более участковый, а нам встретился именно участковый, должен был его знать. Тот и знал. Удивился даже, чем этот старик так заинтересовал нас. Живёт бобылем, семьи нет, занимается рыбалкой и охотой, то есть ружьё-двустволку имеет. В остальном не сильно примечательная личность. Была у него лошадь с телегой, так забрали в армию, против чего тот сильно не возражал. Держит пару коз и курей. На этом всё.

– Понятно, – выслушав сержанта, кивнул я и добавил: – Только вот выходит так, что непрост этот твой старик-бобыль, что живёт на окраине села, ох непрост. Связник он немецкий, о чем нами получена достоверная информация. Мало того, что связник, так ещё и подготовленный радист, и рацию имеет. Слышал про дела в Москве? Сегодня началось?

– Пока нет, товарищ старший лейтенант госбезопасности. До нас тут не скоро всё доходит.

– Услышишь ещё. Его подельников брали, так до гранат дело дошло. Он хоть и находится в резерве, можно сказать, глубоко законспирированный агент немцев, но всё равно интерес повышенный у нас имеет. Кстати, давно в селе тот появился?

– Этой зимой, дом купил, живёт, документы в порядке, я проверял, – задумчиво сообщил тот. – Из-под Киева он, говорок такой характерный. Сейчас, как мужики наши в армию пошли, сторожем на склады заготконторы устроился. По ночам дежурит.

– Давняя заброска, к войне готовились.

– Чем я смогу вам помочь? – с готовностью уточнил сержант.

– Играть мы его будем. Просто сделай вид, что ничего не видел. Ненадолго. Кстати, мы по плану машины в селе оставим, у твоего дома, присмотришь. Где живёшь?

– А вон мой дом, – указал тот на крепкий дом-пятистенок. – Та изба.

– Так ты местный?

Дом был слишком справный, его рубили для себя и с любовью, одни резные наличники чего стоят. Так что на служебную избу, которую тот мог бы получить, дом похож не был.

– Да, товарищ старший лейтенант госбезопасности. Родители там мои живут, с младшим братом и двумя сёстрами.

– Понятно. Ну что ж, работай, а про ту сторону села пока забудь. До вечера. Мои бойцы подгонят машины. Если мы в течение суток не вернёмся, по своей линии сообщи, пусть заберут технику.

– Сделаю, товарищ старший лейтенант госбезопасности.

– Хорошо. И ещё, всегда проверяй документы, всегда. У меня ты не проверил, машины и боец за рулём не делают меня настоящим сотрудником НКВД. Всегда нужно проверять. Немцы так навострились засылать диверсантов в наш тыл, даже в форме нашего наркомата, что определить, где настоящий сотрудник НКВД, или той же милиции, а где поддельный, не так-то просто.

– Так они и документы, наверное, поддельные тоже имеют.

– Это точно, – усмехнулся я. – Но всё равно бдительности не теряй. Всегда на мелочи постарайся подловить. Спроси откуда, например, собеседник, а не знает ли он то-то село, там шикарная рыба продаётся. Никакого села с таким названием в той местности не может быть. Так на мелких нестыковках и лови. Только осторожно, поймёт, что раскрыт, и нож в сердце всадит. Мы вчера ночью уже привозили тело участкового. На поле ночью находился, заметил высадку парашютистов, вот его на нож и взяли. Будь бдительным.

– Я понял, товарищ старший лейтенант госбезопасности. Спасибо за науку.

– Надеюсь, пригодится. Всё, бывай.

Тот козырнул и, развернувшись, направился к своему дому. Скорее даже промаршевал. Документы у него я тоже не проверил, возможно и глупость, но по виду сопляк совсем, не удивлюсь, что его с началом войны прежде срока выпустили из школы милиции и отправили участковым в родное село.

Я вернулся в машину к скучающему бойцу, и мы покатили к нужному дому. Дорогу мне участковый расписал достаточно подробно. Дом встретил нас тишиной и некоторой неприветливостью. Однако мы лихо остановились у забора, подняв клубы пыли, и пока боец, выйдя и подняв капот, изучал, что под ним есть, я, откинув защёлку калитки, тут верёвочная петля была, и пройдя на участок, направился к дому. Собаки у связного не было, это хорошо. В таких случаях собак не держат, вдруг голос подаст, если кто ночью подойдёт к дому, встретить или весточку передать. Так что собака тут совсем не в тему.

Пройдя к крыльцу, я мельком глянул за дом, там огород спускался к реке, были видны сохнущие сети и лодка, вытащенная на берег, но хозяина не имелось. Так что, поднявшись на крыльцо, постучал в дверь. Ответили не сразу, но всё же прозвучал хриплый вопрос:

– Кто?

– Извините, у вас спичек нет? А то мои отсырели, прикурить нечем.

– Спичек нет, но печку затопил, уголёк имеется. Вынести?

– Можно и уголёк, – закончил я отзыв.

Всё прошло нормально, и тот правильно ответил, и я. За дверью зашумели, открывая щеколду, и дверь приоткрылась. На меня глянули пристальные глаза не такого уж старика, как мне описали, крепкий такой мужик, пусть и далеко за пятьдесят. Изучал тот меня не столько придирчиво, скорее пристально и настороженно, но и с некоторой внутренней злобой. Но пропустил меня в дом и, заведя на кухню, осведомился:

– Почему днём? Люди же всё видят. Ещё участковый этот новенький, ко всему интерес имеет. Наверняка прибежит спрашивать, кто приезжал и что хотел.

– Воды дай, горло пересохло, – буркнул я и выругался по-немецки, неожиданно и зло. Хозяин дома явно вздрогнул.

Напившись воды, при этом часть расплескал себе на грудь, я с грохотом вернул ковш на стол и зло, с некоторой усталостью, сказал:

– У нас полный провал операции. Людей, которых вчера ночью высадили с самолёта, приняли русские. Смогли разговорить их и пытались под видом наших выйти на контакт, и пароли знают, с отзывами. Хорошо, резидент у нас матёрый, всё понял. Прорвались мы, четверых потеряли, но и немало советов положили. Нам самолёт нужен, рации нет, разбита, радист убит, у резидента две пули в животе, и одна в глаз попала, ещё пятеро ранены, и двое из них серьёзно. Мы русского врача на дороге прихватили, тот сделал всё что смог, пришлось прирезать потом, но всех надо к нашим отправить срочно. Повезло, что резидент пришёл в себя, дал ваш адрес, с резервной радиостанцией. Резидент долго не выдержит, а вы должны знать, как он много значит для абвера. Уникальный агент и специалист.

– Ясно, – покивал хозяина дома, всё так же пристально меня изучая.

После чего задал несколько вопросов, на некоторые я только недоумённо пожимал плечами, говоря, что простой силовик, и это не в моей компетенции, но на часть ответил. Видимо, смог растопить ледок недоверия, так как тот стал собираться, откопал в сарае мешок с радиостанцией и антенной, мы устроились в машине и покатили к выезду из села. На окраине старик, который сидел рядом с водителем, указал в сторону. Присмотревшись, я заметил участкового. Вот оно как, нарушил приказ, следил всё-таки. Может, и получится из него какой толк.

Дальше мы попылили по дороге и свернули по полю в сторону леса. Через полчаса оказались на месте. На опушке была укрыта машина, а рядом лежало трое раненых, все в бинтах, у резидента и голова и туловище перемотаны, кровавые пятна так и выступают, раздаются стоны. Ну артисты! Ещё у двух бойцов повязки также пятнали кровью, но эти хоть ходячие, стояли на часах. Этот антураж наш фельдшер создал минут за десять, ворча на непредвиденной расход бинтов, дольше самодельные носилки рубили и вязали, на которых лежали все трое «тяжёлых раненых». А кровь взяли от невинно задавленной курицы, когда мы проезжали одну деревеньку. Хозяйка курицы тут же выскочила и начала на нас орать. Я приказал остановиться, подумал, выкупил курицу и велел фельдшеру слить кровь в ёмкость, и вот пригодилась, пропитали бинты. Даже матёрый подсыл так ничего и не понял. А бойцы, которым я подробно объяснил роль каждого, продолжали изображать побитую группу немецких диверсантов. И вопросы не задавали, надо – значит, надо. О том, что мы под видом этой самой диверсионной группы хотим захватить немецкий самолёт, они уже были в курсе, шокированы, конечно, такой наглостью, но главное, в курсе.

Осмотревшись, старик лишь покачал головой, видно, что нас потрепало серьёзно, но стал спешно заниматься радиостанцией. Тут я его остановил, нас могут запеленговать, так что нужно сменить место работы радиостанции. Мы отъехали километров на пятнадцать, тут была подходящая роща, дальше я ему помогал забросить провод на верхнюю ветку дерева. Потом он отправил шифровку и ожидал ответа. Шифровку мы составляли вместе. Мол, задание провалено, всё по случайности, высадка произошла чуть ли не на головы армейцам. Резидент ранен, есть ещё раненые, имеются потери. Требуется срочная эвакуация, этой же ночью, двое из раненых совсем тяжелые. Ну и сообщили координаты поляны в лесу, где будем ждать самолёт. Поляна подходящая, там уже трижды «юнкерсы» садились, экипажи местность знают. В этом же лесу она и находилась. Ответ пришёл только через полчаса, подтвердили вылет самолёта. Дали коды опознавания для лётчиков. На этом всё. Старик лишь подтвердил получение, и мы начали сворачивать радиостанцию. Один из бойцов, что нам помогал, по моему кивку мигом заехал в солнечное сплетение старику – больше он нам не нужен, своё дело сделал, и мы скрутили радиста. Вставили кляп, проверили узлы, тот лишь с ненавистью вращал глазами, после чего, посмотрев на часы, я сообщил:

– Всё, грузите этого архаровца в одну из машин и перегоните к дому участкового. Радиста сдадите ему вместе с радиостанцией на руки, пусть отправляет его в столицу, причём чем быстрее, тем лучше. Шифроблокнот тоже передадите, всё по описи. После этого бегом сюда. До темноты должны успеть, а потом к поляне двинем, где самолёт должен сесть.

Мы доехали до леса, где находилась вся группа и вторая машина, после чего оба авто уехали, а я направился чуть вглубь, где наш зампотылу уже готовил в двух котлах ужин. Так как изображать раненых не требовалось, а бинты ещё будут нужны, то бойцы ходили по опушке, общались, смеялись, тот цирк, что они устроили для немецкого агента, им понравился, ну и принюхивались к ароматам, что шли от котлов, проголодаться успели все, тем более отправляясь к военкомату только позавтракали, обед почти все пропустили, ну кроме нас с Бабочкиным. Ах, какие же хорошие пельмени были, до сих пор вспоминать приятно. Время было свободное, я дал отбой для отдыха, только повар работал и два бойца на часах стояли, поэтому, пройдя к Бабочкину, что лежал на травке под дубом, и устроившись рядом, натянул фуражку на нос, решив до ужина вздремнуть с часок. Однако бойцу, видимо, спокойно не лежалось, уже через минуту он тихо спросил:

– Командир, а как у тебя это всё получается?

– Ты о чём?

– Да насчёт этого дня. Столько провернули дел, вчера ещё у немцев в тылу были, а тут и настоящие бои на улицах Москвы устроили… Лосева, вон, потеряли, ладно хоть ранен не серьёзно, через пару недель уже рукой свободно сможет пользоваться. Только вот я не понимаю, мы в Москве чем только ни занимались, да взять тех же призывников. Ты же нахрапом брал, где наглостью, где подкупом, где обаянием. Скажи, как?

– Знаешь, штука это действительно сложная в понимании. Трудно описать, я лучше на примере объясню. – Подняв фуражку на лоб, я сел и осмотрелся, рядом никого не было, чтобы подслушать, бойцы тактично отдыхали в стороне. Я пояснил: – Ты же в курсе, что я был в будущем главным инспектором бронетанковых сил? Так вот, в первое время мне было сложно проводить свою работу, у каждого директора и его помощников свой характер, желания и интересы. То в баньку пригласят, то ещё что, ходов много, вот мне Лаврентий Павлович Берия и отправил одного старичка. Да вроде ординарца. Тот за полгода так меня построил, обучил общению с людьми, что по сравнению с тем, что было раньше, – небо и земля. Особенно общению с такими людьми, что находятся на высоких постах и чуют за собой власть. Психологический прессинг одним взглядом, манера поведения, разговора, да даже жесты подбираются индивидуально под каждого человека, с которым я общаюсь… Я не слишком заумно говорю?

– Не всё понял, но вроде главное уловил. Этот старик тебя учил говорить с директорами как начальник с подчинёнными.

– Точно. Молодец, всё правильно уловил. Так вот, обучив меня, дав основы, тот дал мне возможность дальше набираться личного опыта самостоятельно. И следующие два с половиной года, с огрехами в первое время, я смог набраться этого опыта до такой степени, что уже подобная манера поведения настолько въелась в привычку, что по-другому я не могу. Именно поэтому мне было достаточно просто вести беседы как с теми милиционерами, беря их на дело, так и с военкомом. К каждому нужно подбирать свой ключик.

– А можно этому научиться?

– Ну, вообще-то вас с Лосевым я этому и так учу, с первого дня. Не явно, исподволь, но учу. Так что года через полтора ты сможешь уже без поддержки сам вести беседу. Только тут проблема одна, подучиться тебе надо. Вид деревенского рубахи-парня тебе, конечно, идёт, но образованные люди легко вскроют этот твой стиль поведения. Нужно уметь поддержать беседу по любой теме в любых слоях общества, что интеллигент, что военный, что колхозник, даже если ты её не знаешь, и сойти за умного и образованного человека. Раз это пройдёт, два, потом отловят и поймут, что их дурили. А вообще ты вполне неплохо себя вести начал. Вспомни, как ты впервые изображал немецкого постового, старался не смотреть в сторону немцев, чтобы не выдать себя взглядом, чуть ли не дрожал в ознобе, руки не знал куда деть. А сейчас? Лениво облокотился о коляску мотоцикла и лишь презрительно поглядываешь вокруг взглядом опытного матёрого солдата подвижного патруля. Именно так тебя воспринимают немцы, которых мы останавливаем для проверки. Да им даже в голову не придёт, что этот отличный парень откуда-нибудь из Дрездена на самом деле русский Иван, который хоть и выучил с десяток слов до совершенства, но немецкого и не знает. Вот к немцам переберёмся, начнём снова патрули образовывать, увидишь разницу между нами и новичками, им ещё предстоит набираться опыта и привыкать. Кстати, этим ты и займёшься, будешь учить их всему. Передача опыта тоже своего рода уроки, и на многое, что мы делали ранее, ты сможешь взглянуть с другой стороны, расширив свои знания и опыт во многих вопросах.

– Даже интересно стало, – покосившись на отдыхающих, пробормотал тот.

– Ха. Ты ещё не знаешь моих планов насчёт этого самолёта, что мы, надеюсь, захватим. Пока раскрывать все свои замыслы я не буду, но надеюсь, в будущем ты их поддержишь. Да что надеюсь, уверен. Мне его доработать надо, слишком сырой план будущей операции, а потом просвещу. Может, ошибку какую выявишь или неточность. Свежий взгляд со стороны тоже бывает полезен.

Дальше мы отдыхали молча, пока повар не сообщил, что обед готов. Это порадовало, проголодались все, включая нас. А под конец ужина сменившиеся часовые сообщили, что по дороге к нам бегут оба бойца. Успели. Те доложились, что выполнили мой приказ в точности, машины оставили, милиционеру агента передали по описи, выдали мне лист с актом. Так что я их даже похвалил, молодцы, всё сделали правильно. Покормив и их также, мы собрались и, нагрузившись вещами, направились к поляне. Тут до неё километра три будет. Вышли прямо на неё, трудно проскочить мимо, по краю поляны овраг проходил, а он через весь лес тянется, наткнёшься, а там сориентироваться можно. Дальше мы сложили вещи на опушке, пустые пока носилки бросили там же, но бойцы, которые должны изображать раненых, примеривались и готовились к новой клоунаде, как они это называли. Пусть клоунада, главное транспортник захватить, пока это в моих планах.

На лес опустилась ночь, ещё когда мы опушку леса покидали, направляясь к поляне. Усталость чувствовали все, особенно мы с Бабочкиным. Последний так не спал вторые сутки, даже третьи пошли, так что, когда добрались до места и расположились, я приказал подготовить сигнальные костры, в правильной последовательности, как указано в секретной шифровке, и отправил всех спать. Лишь двое часовых бодрствовали, вслушиваясь в шумы леса, не послышится ли гул моторов. Бабочкин уже спал, он сразу рухнул на носилки, на которые была постелена плащ-палатка, и мигом уснул. После ужина его окончательно разморило. Кстати, а вот я уснул не сразу. Прихватил свой сидор и прогулялся в поисках места для схрона, и нашёл его. При этом все свои следы я посыпал тем порошком, что Лосев наготовил. У нас ещё оставался запас. Несколько толстых пачек с банкнотами я сунул глубоко в дупло, завернув в два слоя портянок. Ну, и завалил листвой. После этого вернулся. На будущее сделал закладку, мало ли что. В принципе контакт с местным руководством налажен, просто НЗ. Не пригодится, также сдам государству. Просто я считал, что личные средства иметь обязательно нужно. Правда, убрал не всё, треть денег осталось, это на расходы группы, если мы снова в тылу наших войск окажемся, или где на оккупированной территории расплачиваться. Ведь там советские деньги ещё принимаются. Правда, плохой курс по отношению к оккупационной марке и уж тем более к рейхсмарке. Хм, денег у нас мало, надо будет добыть. Это я про немецкие рейхсмарки. В дальнейших планах они будут нужны.

Разбудило меня потряхивание за плечо, с трудом разлепив глаза, я тихо спросил:

– Что?

– Товарищ старший лейтенант госбезопасности, слышу двигатели самолёта. Приближаются.

– Отлично, поднимай остальных.

Сев, я яростно потёр лицо, чтобы прийти в себя, потом виски и уши. Классный метод, быстро проснулся. Вскочив, я стал бодро командовать сонными, ещё не проснувшимися бойцами. Труднее всего Бабочкина было поднять, но и это удалось. Двое с котелком, куда мы слили часть бензина из бочки, стоявшей в кузове грузовика, другой ёмкости не было, побежали к кострам, где плескали бензин и поджигали костры. Ну, вот и все четыре в линию горят, осталось ждать посадки. Сделав круг нал лесом, «юнкерс», а даже Бабочкин смог распознать характерный рёв его двигателей, пошёл на посадку. Ничего, сел вполне благополучно. Дальше я побежал к самолёту, там уже открылся люк и показались двое. У одного пистолет в руке, у другого автомат, позади меня при свете костра было видно, как несут носилки с ранеными к самолёту. Наш силач-спортсмен, тот самый, который фигурой похож на резидента, даже ножку свесил с носилок, всем видом показывая, как он умирает. Сообщив пароль и услышав отзыв, я также на немецком подтвердил, что раненые пока живы, хотя один и при смерти. Дальше бойцы стали заносить раненых по очереди в салон самолёта, экипаж транспортника нам помогал. При этом моторы заглушены не были. И пилот находился в кабине. Вот так мы втихую и взяли экипаж, включая пилота. Наставили пистолеты и спеленали их. Костры тоже погасили. После этого стали носить вещи от опушки, загружая их в салон самолёта. Наконец, когда всё было готово, а я этим не командовал, Бабочкин вполне справлялся, и я закончил с допросом пилота и, скажем так, склонением к сотрудничеству. А всё просто, я «попросил» дать мне уроки пилотирования этого типа машин. Бывший пилот «Люфтганзы», который намотал огромное количество воздушных километров, обещал помочь, поделиться опытом, за то, что мы ему жизнь оставим. Пришлось пообещать, хотя и неприятно поразившись, что просил тот только за себя, на остальных ему, видимо, было плевать. Убивать лично я его не буду. Как и обещал.

А вообще пилот оказался действительно на удивление толковым и, если я что не понимал, раз за разом повторял. Мы часа полтора простояли на поляне с выключенными моторами, я учился, сидя в кабине, как говорят лётчики, «всухую» управлять самолётом. Ещё бы поучился так, но лимит времени был исчерпан, так что под присмотром лётчика я запустил двигатели, тот подтвердил, что всё правильно, после чего развернул самолёт, оказалось, очень сложно это делать на таком тяжёлом аппарате да на мягкой почве, потом я, держа тормоза, дал газу движкам, раскочегарив их, и отпустил тормоза. Часть бойцов спали, другие пленных контролировали, однако даже от той тряски и подпрыгиваний, что сопровождались при взлёте, те, что спали, так и не проснулись. Бабочкин так точно. Но мы уже летели и медленно поднимались в ночное небо, разворачиваясь в сторону передовой. Баки заполнены на две трети, так как экипаж заправлялся на фронтовом аэродроме у передовой, до Ровно должно хватить. Кстати, экипаж был тем самым, что нас выбрасывал прошлой ночью. Они, кстати, нас с Бабочкиным тоже узнали, не сразу, но узнали, серьёзно так перепугавшись.

Полёт мне запомнился надолго. Много нового узнал, принимая знания, весь в поту сидел. Но ничего, постепенно освоился. Даже делал некоторые манёвры, чтобы почувствовать самолёт. Главное, чтобы эти манёвры нам с курса не давали сходить. Пилот оказался очень толковым в плане обучения, всё объяснял, всё показывал. Уже начало светать, когда мы, снизившись, оставили в стороне Ровно и транспортный аэродром, куда должен был сесть этот «юнкерс», и практически на последних каплях долетели до леса и совершили посадку на поляне. Немец меня подстраховывал, но сел всё же я. Потрясло серьёзно, да и посадку сложно назвать идеальной, я впервые пилотировал подобную машину, однако сели, и, ревя моторами, я подогнал самолёт к опушке, повернув его к ней хвостом. Только после этого заглушил хорошо потрудившиеся движки, до сих пор не понимаю, как те не встали от недостатка бензина, видимо на парах работали, я со слабой усталой улыбкой хлопнул немца по плечу, сказав ему:

– А ты молодец. Не думал, что долетим, и уж тем более не думал, что сам смогу сесть. Да и за штурмана отлично поработал, добрались точно куда надо.

Дальше я приказал покинуть самолёт и закатить его под деревья. Сам я сразу встать не смог, ноги затекли, пока массировал, пока ожидал, что слабость пройдёт, это на меня так усталость подействовала, минут пять прошло. Однако ничего, я чуть позже встал и, пошатываясь, направился к выходу. Во землю качает! Дальше мы все впряглись и стали толкать самолёт к опушке. Да уж, пятнадцать человек, а сдвинуть эту махину смогли с трудом, хотя нам и немцы помогали. Потом проредили кустарник на опушке, расчистили и затащили хвостом под деревья. Ветви скрыли самолёт. Потом ветвями замаскировали саму машину. Ещё пятеро бегали по поляне, маскировали следы приземления, то есть шасси. После этого я тем, кто успел выспаться, были и такие, поставил задачи. Бабочкину – отвести всех на ту поляну, где стоит или должен стоять «шторьх» и была организована наша база. Да, совершили посадку мы на другой поляне. Эта была больше, а та совсем крохотная, и сесть там мог только такой самолёт, как «шторьх» или У-2. А эту поляну мы изучали, когда к озеру ходили купаться, оно тут рядом, смотрели, вдруг удастся здесь организовать небольшой партизанский аэродром. Кочек на поляне было мало, и я решил, что для посадки самолёта годится. Правда, потрясло изрядно, практика показала, что всё же кочки лучше бы срыть, но сели. Норма.

Так вот, Бабочкину, который отлично выспался и был бодр и свеж, я поставил несколько задач. Сейчас он берёт бойцов и отправляется на нашу базу. Если Лосев о ней и рассказал, а он должен был рассказать, как и о наших схронах в польских землянках и бункере, то не стоит ожидать наших тут так быстро, посетить можно свободно. Проверить, как там всё, как самолёт и часть бойцов с нашим имуществом, включая палатку и форму, вернуться сюда, теперь у нас тут будет временная база, два-три дня, на большее я не рассчитываю. Далее, взяв трёх-четырёх бойцов, Бабочкин направится к взорванному нами двое суток назад мосту, посмотрит, что там. Проведёт визуальную разведку. Бойцам тоже нужно осознать, что мы на вражеской территории, попривыкнуть к немцам, самим их форму поносить, освоиться, так сказать. Потом группа осторожно посетит место, где мы спрятали оружие, и заберёт его. Помимо этого, когда стемнеет, тот с парой бойцов пусть пробежится к месту, где мы спрятали мотоцикл, пусть и столкнули его вниз, в овраг, но тот целый, заберёт его и форму, если те на месте. Нам форма немецкая нужна и документы. Мотоцикл пусть отгонит и спрячет в лесу. Потом, соединившись с теми, кто будет ждать его, вернётся к нам на базу. А я в это время отдохну и до конца обдумаю свой план. То есть до начала подготовительных мероприятий оставались сутки, даже чуть больше, времени достаточно.

Вот так Бабочкин ушёл, остались только два бойца. Фомин, это повар, и Игнатов, а это фельдшер. Те занимались по хозяйству, Фомин убежал к озеру за водой, и присматривали за всеми тремя немцами. Ликвидировать их я пока не спешил, может, найду, как их использовать. Да и пилота обещал не трогать, но это не значит, что не поручу убрать его кому другому. Обещание я давал не трогать его лично.

Следующие сутки пролетели как один миг. Для начала я, после того как отдал приказы по лагерю, перекусил, а потом отрубился на десять часов, и бойцы, что вернулись от поляны с нашей старой базы, старались меня не беспокоить. Охраняли немцев и занимались делами, обустраивая временный лагерь. Старшим я поставил сапёра Бабаева, он был тут же. После того как я, выспавшись, проснулся и отужинал, а было время ужина, то занялся делами, часа два потратил на бойцов, проводя первичное обучение их действиям в тылу противника, описывал и показывал на примере, как себя вести и что делать, если на них немецкая форма и они изображают немцев. К этой мысли тоже нужно привыкнуть и осознать её. Описывал особенности действий вермахта, что значат те или иные нашивки, звания, как себя ведут немцы в повседневной жизни и в бою, особенности их менталитета. И даже зачитывал некоторые пункты устава. А что, у меня книжка в планшетке была, я потом выдал её одному из тех двух бойцов в группе, что немецкий язык знают. Второго, морячка, не было, пока не вернулся с Бабочкиным из рейда.

Когда стемнело, я устроился чуть в сторонке и, подсвечивая фонариком карту местности, занимался работой, планировал будущую операцию и наши действия по её подготовке. А для этого нужна трофейная форма, документы и какая-нибудь немецкая техника, тот же мотоцикл пойдёт. Как я уже говорил, основа плана будущей операции уже была готова, а мелочь ещё нет, вот и наращивал мясо будущей операции, занимаясь её подготовкой.

Бабочкин вернулся к полудню следующего дня. Причём вернулся не один. Пусть все бойцы были загружены до предела, тут и прикопанное нами оружие было, и коробки с мешками продовольствия, сержант заглянул в один из наших схронов, чтобы пополнить запасы продовольствия, а при возвращении наткнулся на группу наших. Пятеро летунов со сбитого дальнего бомбардировщика, Варшавский железнодорожный узел бомбили, где и получили снаряд, тянули сколько смогли и упали у Буга. Пробирались в сторону фронта и вот произошла эта встреча. Чуть до стрельбы не дошло, ладно лётчики рассмотрели советскую форму и то, что бойцы экипированы по полной, включая петлицы, каски и пехотные лопатки. Да и Бабочкина рассмотрели в его форме бойца НКВД, особенно фуражку характерной расцветки. А то уже встречали полицаев в красноармейской форме да с повязками на рукавах, вот и были на нервах. Немцы уже активно переодевали полицаев в свою униформу, но на всех её пока не хватало. Командиром экипажа был старший лейтенант Берёзов – ха, у моего бойца прошлой группы такая же фамилия была. Вот он, пообщавшись с Бабочкиным, и решил двигаться с ними. Те жуть какие голодные были, третьи сутки на подножном корме, так что бойцы их на месте покормили, особо не усердствуя, и взяли с собой.

Сейчас пока всех новоприбывших, включая летунов, осматривал наш фельдшер Игнатов, я выслушивал доклад Бабочкина. Особо и сказать нечего было, тот всё выполнил, как я и приказывал. Мотоцикл с формой на месте был, технику в лес отогнали и спрятали, форму с собой принесли. Оружие тоже нетронутым обнаружили, забрали всё из ухоронки и также доставили. Как и некоторое количество продовольствия. На неделю хватит, потом снова придётся сбегать и принести. Повар муке радовался, сможет хлеб печь, как именно, не сказал, лишь сообщил, что это его проблемы, есть идеи. По поводу моста сообщил, что остались от его каменного основания лишь обломки, но сверху уже заканчивают рубить деревянный настил, там немецкие сапёры работают. Сегодня утром пустили первые машины через него, хорошо ещё, наши за ночь успели перегнать мотоцикл, не попались.

Вот так выслушал доклад и велел идти обедать, потом, когда вернувшаяся группа выспится и отдохнёт после бессонных суток, сержант займётся делами. Но уже сейчас отправит пару бойцов стирать трофейную форму, высушим и выгладим, и начнём учить носить её. Тех, кому по размеру она будет. Ну, и завтра уже можно отправляться к дороге, только работать начнём подальше от тех мест, где уже работали. Мало ли что. Нам нужна форма на всех моих бойцов, и после учёбы, когда та на них сядет и станет привычной, можно уже заняться серьёзными делами. А пока я решил пообщаться с Берёзовым, узнать, какие планы у летунов, а то они вон как возбудились, увидев самолёт, видимо, им не сообщили, что у нас есть транспортник, правда быстро скисли, узнав, что у него сухие баки. Летуны уже пообедали, их первыми покормили, сейчас остальные пищу готовились принять, Фомин наготовил побольше по моему приказу, по подсчётам наши вскоре должны были вернуться.

И они вернулись с опозданием всего на час. Правда, людей больше оказалось, но ничего, на всех хватило. Салом спасались, на остатки московского хлеба резали, бутерброды делали, это и увеличивало размеры пайков. И да, я распорядился со вчерашнего дня выдавать нашему силачу полуторную порцию, обычной ему не хватало, так что получил от него взгляд, полный благодарности.

Представившись и поздоровавшись с летуном за руку, я предложил ему отойти, что мы и сделали. Присели на ствол поваленного дерева, после чего повели неторопливую беседу. Я сразу скомандовал без чинов, всё же равняюсь армейскому майору, а тот старлей, это и позволило спокойно поговорить. Тот тянулся к фронту и хотел как можно быстрее выйти к своим, а когда я предложил временно присоединиться к нашей группе, тот задумался. Да ещё я маслица подлил в огонь, мол, «юнкерс» мне нужен для разовой акции, а потом передам его летунам, даже топливо выдам, чтобы те до своего аэродрома долетели, это его и добило. Помотаться по местным землям они успели вволю. И старлей прекрасно представлял, сколько километров непростого пути до линии фронта, через которую тоже ещё нужно перебраться, ему предстоит. В общем, он согласился, причём за всех, являясь командиром. Дальше я спросил по поводу тех, кто был с ним. Штурман, к счастью, присутствовал. Поэтому я приказал пока осваивать трофейную технику и готовиться её эксплуатировать, после чего подозвал сапёра Бабаева и приказал ему избавиться от немцев, теперь они нам уже не нужны. Знаю, что это не совсем хорошо, но отпускать их было бы ещё большей глупостью, а три лишних рта уже мне были не нужны, так что выход тут был один. Немецкий летун с отчаяньем глянул в мою сторону, но наткнувшись на мой твёрдый, полный уверенности взгляд – кто бы знал, как трудно он мне дался, – поник. Понял: и его приговорили. А обещание я выполнил, свои руки не запачкал, только душу. Нужно было правильно составлять просьбы, чтобы нельзя было их обойти. Неприятно всё это, гадко, но их сюда никто не звал.

Дальше так и потянулась подготовка. Только на дело мы пошли не сразу, а только через два дня, больше времени на подготовку потребовалось, а точнее, на тренинг нашей группы, тяжело им было ещё освоиться с тем, что придётся работать в тылу и ничем не выдать себя, именно этим тренингом мы и занимались. Форму постиранную и выглаженную носили мы с Бабочкиным, она нам по размеру была, и один из бойцов. К сожалению, ни один из тех, кто умел говорить на немецком языке, трофейную форму не получил, размера подходящего не было, а у этого бойца фигура как у Лосева, вот и подошла. Так что, собравшись всей группой – мы трое были в полном немецком снаряжении, даже ранцы немецкие за спинами, – попрыгали, после чего, выстроившись в колонну, побежали к тому месту, где оставили технику. Говоря о всех, я имел в виду всю свою группу, включая повара и фельдшера, в боевых действиях у нас участвуют все бойцы, что не могло не радовать этих двоих. Так что на базе остались лишь летуны. Оборона тут была нами подготовлена, один ДП стоял в пулемётной ячейке, он контролировал часть поля и лагеря, отличное место для обороны. Как готовить и как разводить бездымные костры, мы летунов тоже научили. Они и остались, ожидая нашего возвращения, охраняли базу и несли службу. Избыток трофейного оружия пригодился. Все карабины получили. Продовольствие им оставили практически всё, дней на пять хватит, а там мы планировали вернуться. Перед уходом я предупредил, только чтобы не подстрелили ненароком, к тому моменту я планировал всех бойцов переодеть в трофейную форму. Летунам она без надобности, они в рейдах участвовать не будут и фактически станут нашим тылом – тем, куда мы будем возвращаться.

Шли мы быстрым темпом, километр бежали, километр шли отдыхая. И так всё время. Путь в основном был разведан, поэтому и двигались уверенно, выслав двух бойцов в головной дозор. Вот так, пока шли, я размышлял. Пролёт транспортника, которого немцы ждали, они засекли. Не могли не засечь, и то, что тот сошёл с маршрута и где-то стих поблизости, возможно сел, тоже засекли. Потому, пока я спал после прилёта, над лесом покрутился самолёт-разведчик, пару раз мелькнул, и всё. Видимо, так и не найдя, куда делся их самолёт с экипажем и диверсантами, те стали искать в другом месте, проводя также наземные поиски с опросом местного населения. Что кто слышал ночью. Нашу поляну и замаскированный самолёт лётчик-наблюдатель так и не обнаружил. Пролетели мимо, не покрутившись, чтобы рассмотреть что-то. Следы колеи тоже удалось благополучно замаскировать. Сейчас летуны, оставшиеся на поляне, получили пару трофейных пехотных лопаток и должны заниматься поляной, срывать кочки и подготавливать площадку для взлёта.

В остальном всё как обычно, работаем под подвижный патруль и тормозим то, что нам будет нужно, опыт есть, при этом нужно, чтобы такого же опыта набрались остальные бойцы группы. Для этого всех и взял, чтобы набирались, чтобы не казались желторотыми новичками. В будущем это ой как пригодится. Я даже с обоими бойцами, знающими немецкий, говорил только на языке противника, и для меня языковая практика, и для них тоже. Мне даже указывали на моменты, где я неправильно говорил или строил фразы, учили, и это правильно. Помимо этого я поставил обоим задачу обучить остальных бойцов хотя бы самым распространённым фразам, а потом уже к серьёзному обучению перейти. Благо один из бойцов как раз и был ранее учителем немецкого языка, знал, что и как делать. А так всё они получат лишь с опытом и тренировками. Похоже, придётся задержаться тут чуть больше времени, чем я планировал. Парней придётся дольше обкатывать, работая под немцев, иначе какой-нибудь момент из-за их неопытности может сорвать нам всю основную операцию, а этого хотелось бы избежать.

Тут пришёл сигнал от дозора, вырывая меня из размышлений. Путая следы, мы удалились от базы с самолётом уже достаточно далеко, половину дороги точно преодолели, когда возникла первая неожиданность. В лесу дозор обнаружил чужаков. Ладно хоть не наткнулись, выбежав прямо к ним, а засекли движение и светлое пятно, и, упав, перекатились за ближайшие деревья. Один боец стал высматривать, кто это там шастает по нашему лесу, а второй, по-пластунски уйдя в сторону, вскочил и побежал к нам навстречу, чтобы остановить и доложиться мне. Вот и доложился. Пришлось отправлять Бабочкина, тот пробежался и, вернувшись, доложил, деревенские это. С корзинами гуляют, похоже грибники. Три девчонки и с ними взрослая женщина, нас они услышали, шум движения, и, укрывшись за ёлкой, вслушивались в лес, явно дрожа. Испугались. Лешего, что ли? Выходить мы к ним не стали, обошли стороной и побежали дальше. Только вот грибники стали встречаться, чем дальше, тем больше. К счастью, обошлось без встреч.

К вечеру, выехав на перекрёсток дороги, я заглушил хорошо потрудившийся мотор и, выключив зажигание, последним покинул седло мотоцикла, двое других, Бабочкин и второй боец, которому досталась трофейная форма, уже осматривались. Остальную группу под командованием Бабаева мы оставили в лесу и, используя мотоцикл, укатили почти за двадцать километров. Вернуться уже не сможем, топливо к концу подошло, но место для стоянки выбрали отличное. Жаль, так постов фельджандармов ни одного и не встретилось, очень надо, но и так пока неплохо. Тем более возвращаться без трофеев мы не планировали, а значит, и топливо добудем. Главная же задача на ближайшие дни не только обкатать основную группу под видом патрулей, чтобы те привыкли спокойно работать, но и добыть топливо для самолёта. Да тупо остановить машину с бочками и проверить. Если то, что нужно, то водилу под нож и отгоняем технику в лес. Нужно две машины, полетать придётся изрядно, так что запас иметь стоит. Запас карман не тянет, как говорится. Вот и нужно для этого добыть форму, причём достаточно много, так как для каждого бойца форма будет подбираться индивидуально, чтобы сидела идеально. Особенно с силачом нашим придётся потрудиться, чтобы найти под него подходящего размера форму. Однако надеюсь, найду, как технику, так и бляхи с документами фельджандармов и свежими картами, что у них обычно имеются. А вообще, пост фельджандармов – это наша первоочередная цель. Мы бы продолжили кататься, но топлива на дне бака осталось, а перекрёсток уж больно удачно попался, дороги хорошо укатанные, будет кого тормознуть.

– Ну что? – проверив мотоцикл, поинтересовался я у Бабочкина, что стоял чуть в стороне и внимательно осматривал в бинокль все четыре стороны, дороги изучал, есть пыль на них или нет.

Второй боец облокотился о коляску и поглаживал приклад пулемёта, мы за эти два дня всем бойцам провели краткий курс использования трофейного вооружения, и тот эту машинку знал, пусть не так и хорошо и опыта применения не было совсем, но он у нас был за пулемётчика, вот и находился рядом с ним. Сам боец в первое время сильно нервничал. Как мы покинули лес, тарахтя мотоциклетным движком, то я заметил, как тот впивался во встречные машины взглядом, или те, что мы обгоняли, в телеги с полицаями всматривался. То есть вёл себя как новичок, даже Бабочкин это отметил, однако постепенно тот привёл нервы в порядок и сейчас ничего, поднял очки на каску и вытирал лицо платком от пыли. Я приказывал вести себя естественно, пусть думают, что для них немецкий тыл как наш, вроде как тут вокруг все свои, это позволит быстрее адаптироваться, но пока дело двигалось туго.

– Пусто, – сообщил Бабочкин и сменил направление наблюдения. – Вечер, движение стихает. Поздно встали в качестве поста. Если только опоздавшие какие появятся, спеша добраться до места назначения до темноты.

Бабочкин как будто предсказал, вскоре появилась пыль на горизонте, и мы в бинокль рассмотрели два грузовика, что двигались на довольно высокой скорости к нашему перекрёстку.

– Пропускаем, – рассмотрев в кузовах солдат, приказал я. – Нам с ними не справиться.

– Пулемёт повернуть в их сторону? – спросил второй боец.

– Нет. Это подозрительно. Постарайся вести себя непринужденно, а то, я смотрю, ты руки не знаешь куда деть. Посмотри, как опытный в этом деле сержант Бабочкин поставил ногу на запасное колесо коляски и бархатной тряпочкой начищает сапоги до зеркального блеска. Тут и делом занимается, и внимания к себе особо не привлекает. Для примера, ты можешь заиметь сигареты, и когда такая колонна приближается, суёшь сигарету в рот, зажимая её губами, и делаешь вид, что ищешь спички или зажигалку, хлопая по карманам. Не нашёл, начал спрашивать у коллег. Пока ищешь, машины и прошли. Никто на тебя и внимания не обратил бы. А сейчас ты бледный, пот на лбу, и трясёт всего, очень подозрительный.

– Так я же не курю, товарищ командир, – слабо улыбнулся тот.

– И что? И я не курю, а пачка трофейных сигарет в кармане есть, бывает немцев угощаю, если попросят, или огоньку даю прикурить. А ещё у меня в нагрудном кармане очки имеются, с простыми стёклами, это позволяет тряпочкой их протирать, время тянуть. Облик меняют, если надеть. Мне сейчас этого не нужно, как видишь, я делаю вид, что песочу тебя, а ты стоишь навытяжку, руки по швам, это тоже для маскировки, позволяет не привлекать к себе внимания… Ну вот, немцы благополучно проехали, но игру не заканчиваем, на нас ещё поглядывают из кузовов машин… Вот теперь всё, пыль скрыла нас от противника, продолжаем заниматься делами, то есть раз пост, значит пост, пусть и не жандармский, обычные армейцы из охранных дивизий тоже их организовывают.

– Ясно, товарищ командир, – кивнул тот, я был для него непререкаемым авторитетом после того, как бойцы нашей группы, наконец, услышали довольно подробное описание похождений нашей прошлой группы, даже групп – что я майор К., тот самый из газет, они ещё во внутреннем дворике военкомата узнали, а сейчас только осознали, что это действительно мы столько дел натворили в тылу врага, и о нас столько в газетах писали. Газеты тоже были в наличии, и все желающие могли их прочитать, мы с Бабочкиным их уже полностью изучили в личное время. Бойцы, читая ту или иную статью, обращались к Бабочкину, ко мне лезть с вопросами они опасались, хотели услышать, как происходили те или иные события, описываемые в статьях. А мы рассказывали, делились так же таким образом тем самым опытом, и бойцы видели теперь эти операции совсем с другой стороны, чем они были описаны в газетах. Летуны, узнав, к кому они попали, изрядно возбудились и обрадовались. Выяснилось, что за эти два месяца войны я стал настоящей легендой в Красной Армии, обо мне не только в газетах писали, говорили на радио, да и бойцы передавали разные слухи. Например, об авиационном партизанском отряде какие только слухи ни ходили. Да и сами летуны однажды видели такой же транспортный «юнкерс», что у нас сейчас имелся, своими глазами видели. Тот садился на их аэродроме для дозаправки, вот и узнали хозяева аэродрома от гостей, кто захватил этот аппарат, наслушались разных небылиц. Когда пересказали их нам, мы с Бабочкиным только посмеялись и описали, как на самом деле всё было. Между прочим, аэродром, где мы те четыре «юнкерса» трофеями захватили, находился не так и далеко, меньше чем в тридцати километрах. Ещё штурман сказал, что видел меня на фото. Правда, со спины, но в немецкой форме. На том фото, что было сделано с борта бронетранспортёра одним из корреспондентов, где три красноармейца вели к немецкому посту пленённых ими окруженцев. Я даже признался, что на мне сейчас как раз и была та самая трофейная форма, только нашивки перешиты. Тот подтвердил, со спины я один в один как на фото. Ну ещё бы. Так что популярность наша с Бабочкиным у других бойцов группы и у летунов была огромной. На лекциях или на рассказах была стопроцентная явка.

Осмотревшись, я подумал и протянул бойцу свои очки, сказав:

– Держи, на первое время пригодятся, а дальше тебе они уже не понадобятся, сам найдёшь стиль поведения, как вести себя, пока проезжают рядом немцы. А пока хоть руки займёшь.

– Спасибо, товарищ командир.

Пока боец открывал очки и протирал их, то есть тренировался даже в этом, чтобы потом не накосячить, мы с Бабочкиным стали всматриваться в очередные клубы пыли. Пока непонятно, кто там так гнал, что поднимал огромное облако пыли. Торопились успеть до темноты куда-то.

– Легковушка, – наконец сказал я, рассмотрев характерную кабину «опель-кадета», что показалась впереди.

– Сопровождения не вижу. Есть или нет, – добавил сержант.

– Остановим – увидим, – пожал я плечами. – Внимание, готовимся.

Подняв руку, я приказал водителю легковушки остановиться. У той всё же было сопровождение, когда пыль стала оседать, а машина окончательно остановилась, мы рассмотрели позади мотоцикл с тремя седоками, запылёнными до такой степени, что грязь покрывала их сантиметровым слоем. Бабочкин направился к мотоциклистам, это его клиенты, а я подошёл к водительской двери «опеля». Боец стоял у коляски, к пулемёту он и не тянулся, но автомат был наготове, тот должен был прикрыть того из нас, у кого могут возникнуть проблемы. А так у нас у всех троих были МП, у меня и у Бабочкина ещё и пистолеты в кобурах. Гранаты и всё остальное также имелось. В общем, от обычных пехотинцев не отличить. Разве что наличием автомата у рядового, а не карабина, как должно быть.

В салоне легковушки сидел вальяжный оберст, подполковник по-нашему, с лейтенантом, тот на переднем сиденье находился, и ещё водитель за рулём. На заднем сиденье также находились какие-то мешки, причём опечатанные, попалась на глаза эта печать на одном из мешков. Пока я брал для проверки протянутые водителем документы, оберст надменно спросил:

– В чём дело, унтер? Мы торопимся.

Ответить я не успел, Бабочкин рявкнул те фразы на немецком языке, которые хорошо запомнил, зазубрил, заставляя сопровождение оберста поднять руки и не шевелиться. Да уж, под стволом автомата не подёргаешься, срежет всех одной очередью. Наш боец бросился к нему, верёвки – вязать пленных – уже были готовы, а я просто бросил внутрь кабины гранату, оберст замер, выпучив глаза, а лейтенант, явно его адъютант, мигом выскочил из машины. Водителя я приголубил по голове такой же гранатой, а лейтенанта взял на прицел, держа его и оберста в кабине под стволом автомата. Граната была не взведена, так что опасаться её не стоило, чего не знали немцы. Когда бойцы спеленали охрану, то и за них взялись. Грязное это дело война. Но опросив захваченных «языков», мы отвезли их подальше и без особой жалости отправили под нож. Ну не нужны нам пленные, которые могут рассказать о нас. В том-то и доля простого диверсанта, мы стараемся следов и свидетелей не оставлять. А взяли мы не много не мало, а начфина первой танковой группы Клейста. Я больше скажу, денег офицеры и солдаты этой группы за последний месяц не увидят. А тугие пачки рейхсмарок, что были набиты в шести опечатанных мешках, находились в небольшом багажнике и в самой кабине. Так что оберсту было позади тесновато с мешками. Откуда они тут взялись такие красавцы, тот мне описал. И свела нас не судьба, а всего лишь поломка их броневика охраны.

Деньги пригодятся, так что, развернувшись, мы сменили место стоянки и по пути остановили грузовик с автомобильными запчастями. Появилось у нас ещё три комплекта трофейной формы, в кузове солдат сидел, и уже когда окончательно стемнело, мы доехали до леса, где оставили бойцов. Так и заехали в лес, где выгрузили мешки и запчасти с бочкой бензина в один из схронов. Следы старались не оставлять. И да, мешки с деньгами я выгрузил не все, один оставил при себе. А так в кузове грузовика ещё одна бочка была, должно хватить. Дальше, те бойцы, которым подошла форма, переоделись, то, что не подошло, ушло в схрон, после этого, оставив замаскированную легковушку финчасти в лесу – мотоцикл охраны, после небольших раздумий, я решил забрать, – мы погрузились на захваченную технику и покинули лес. Все со мной были, и те, что в трофеях, и те, что в красноармейской форме, кузов крытый, кто внутри, не видно. Мы так ранее не раз делали. Отъедем подальше, начфина, особенно те деньги, что он вёз, немцы с собаками будут искать, вот и уедем из зоны поисков, и будем захватывать то, что нам нужно, а это авиационный бензин. Почему-то самолёты без него не летают. Причём покидали этот район так, чтобы заехать и забрать тело оберста и пары его солдат, надо будет подбросить их в другом месте с документами и мотоциклом, пусть там ищут, подальше от нашего леса. Всё это и выполнили.

* * *

Вот уже как неделю мы работали на разных дорогах, где изрядно пропало машин и разных колонн, и всё благодаря нам. Немцы только поиск начинали, а мы уже в другой район перебирались. Тело начфина танковой группы подбросили поблизости от одной из оживлённых дорог, чтобы заметно было, и его нашли. Как выяснилось из допроса некоторых «языков», и поиски шли там же, а не где мы их действительно захватили.

За эту неделю мои бойцы действительно освоились, заматерели, очки мои с простыми линзами в первое время из рук в руки переходили, уже все обзавелись трофейными папиросами и зажигалками, хотя курили всего двое, гармошками – учились пиликать на них. Те есть нормально, уже не казались такими новичками, как в первые дни. Но Бабочкин всё гонял их, учил и учил, так что наше подразделение очень хорошо походило на немецкое. За эту неделю мы кем только не бывали: и связистами, и лётчиками, и танкистами, и моторизованной частью, даже артиллеристами, – нашивки и номера на машинах способствовали этому, а сейчас мы работали под усиленный пост фельджандармов, вчера добыли всё, что нужно, вырезав пост, и глазастый Бабочкин только что рассмотрел на подходившей к нам колонне эмблемы люфтваффе и бочки в кузове. Неужели наконец повезло, и есть авиационное топливо? Это впервые, когда мы за эту неделю встретили нужные машины, иначе я бы свернул поиски раньше. Вон, у нас летуны второй день должны без еды сидеть, на пять дней же запасов было.

– В колонне два бензовоза, – сообщил, не отрываясь от бинокля, Бабочкин.

– Берём всё, – принял я решение. – Водил берём живыми. У нас своих на всю технику не хватит.

– Понял.

С колонной могут быть проблемы. Та шла с охраной, однако у нас уже не было выбора. Топливо требовалось до зарезу. До такой степени, что мы с Бабочкиным уже подумывали совершить рейд к одному из аэродромов и устроить налёт. А тут в колонне было четыре грузовика, заставленных немецкими бочками с топливом, уже по расцветке было ясно, что там авиационный бензин, ещё один крытый, два бензовоза, и охрана на двух «ганомагах» и в сопровождении мотоцикла. Последний явно осуществлял головной дозор, двигался метрах в двухстах впереди колонны. Один бронетранспортёр возглавлял колонну, второй шёл позади. Правда, мы тоже не лыком шиты были, имели такой же «ганомаг», как и у охраны, пару мотоциклов с пулемётами и броневик с автоматической пушкой. Вроде той, что на танках стояли, тип «Два». Все трофеи имели обозначения той же части, где и мы служили, то есть имели нашивки. Потому особо на нас внимания не обращали. На самом деле техника была из других подразделений, мы просто наносили новые эмблемы и перешивали нашивки по мере надобности. Танкисты из моей группы уже освоили как броневик, двое в нём были, так и «ганомаг», там был сформирован свой экипаж. Мы с Бабочкиным управляли мотоциклами при движении нашей колонны. В запасе был ещё один водитель, резервный, но на всю эту колонну нас всё равно не хватит.

Дальше, пока колонна приближалась, я стал обходить бойцов и ставить им задачи. Сам я был теперь очкастым рядовым, а оба наших переводчика учились проверять документы, вести беседу с водителями и сопровождением, с офицерами. Так что один был в форме лейтенанта, это морячок, другой унтер. Именно унтер и вышел на дорогу, подняв жезл, чтобы остановить дозорный мотоцикл. Дальше тот проверял у трёх немцев документы, пока колонна подходила, а я закончил ставить всем задачи, включая нашего офицера. Наблюдатель в «ганомаге» подал сигнал, всё чисто, свидетелей нет, дороги пусты, можно работать. Сразу же вышедший на дорогу наш офицер, заложив руки за спину, направился к кабине передней машины, где сидел интендант, тоже офицер. Тот вышел и, явно проявляя недовольство, стал показывать бумаги, но тут произошло две вещи, наш офицер показал жетон СД, отчего интендант сразу скис, а также наш бронетранспортёр, рыкнув двигателем, выкатился на дорогу, перерезая колонне путь вперёд. У броневика шевельнулась пушка, было понятно, что на любое сопротивление будет открыт шквальный огонь. Дальше наш офицер скомандовал вывести всех водителей для проверки, так как было подозрение, что колонна ложная, всем известно, как тут бесчинствовали русские диверсанты. Потом будет проверена охрана. То есть действовали мы вполне по инструкциям, написанным самими же немцами, и, судя по тому, как те начали выполнять приказ, такую проверку им уже приходилось проходить.

Как только все водители выстроились в шеренгу, очередью ударила пушка нашего броневика, и выпущенные им снаряды кромсали борта второго «ганомага», а в десантный отсек передового в колонне полетели гранаты, отчего корпус затрясся от разрывов. Из этого бронетранспортёра уже вылез унтер, чтобы узнать причину остановки, так его из автомата срезали, а все его солдаты остались внутри в виде фарша, нашпигованные осколками. Интенданта и всех водил поставили на колени, а я тут тоже работал, продолжая делать вид, что рядовой, все и так знали, что делать дальше. Потом проверили оба бронетранспортёра, к счастью они не загорелись, после чего один отогнали своим ходом в овраг и столкнули вниз, тот был на ходу. А вот второй утащили уже нашим бронетранспортёром на буксире и столкнули туда же. Ещё постарались подмести следы на дороге вениками, они у нас заготовлены были. Дальше было объяснено водителям, что те должны делать, получив их согласие, они сели в кабину, естественно не одни, под охраной бойцов, что сменили автоматы на пистолеты, и колонна, уже под охраной фельджандармов, отправилась в путь. Только свернула не направо, в сторону своего родного аэродрома, куда и доставлялось топливо, а влево, и направилась прямиком к тому лесу, где и находилась наша база. Ох, надеюсь, что туда ещё не высадили советскую разведгруппу партизанскую борьбу организовывать, благо запасы мы для этого создали основательные, ну и меня поискать. А ведь вполне могли, времени-то сколько прошло. Пару бойцов для проверки пошлю сначала на поляну. Если всё в норме, то и сами подъедем. Первоначальная фаза операции подходит к концу, топливо добыли, только многовато, но да ладно, главное, лишь бы довезти, всё же сто километров без малого по прямой до него, теперь можно переходить на основную часть операции. Кстати, а в крытом грузовике были коробки с лётными пайками, полный грузовик высококалорийной пищи.

Несмотря на то что до леса было больше сотни километров, тем более путь наш увеличивался вдвое в связи с тем, что пришлось объезжать лес, добрались мы благополучно. Тем более половину пути проехали ночью. Мы объезжали те дороги, где стояли посты, но на один всё же наткнулись, на моей карте его не было, видимо свежий. Остановились по требованию, как и положено, пока наш офицер ругался с местным унтером, старшим поста, мы выявили все огненные точки, разом погасили их, никто даже в ответ выстрелить не успел, и правильно, у нас бензин, собрали трофеи и двинули дальше. И карта свежая была с новыми отметками постов. Вот ведь, почти все дороги перекрыли, и откуда у немцев тут столько войск? А лес объезжали по той причине, что близко к поляне с самолётом с этой стороны подъехать не сможем, это со стороны, где мы мост взорвали, и вблизи наши схроны находятся. Там овраг глубокий, а мост сгорел, не проехать, вот я и решил въехать в лес с другой стороны. Немцы этими лесными дорогами, частью заросшими, не пользовались, а нам кто помешает?

Вот так добрались и, найдя в прошлом хорошо укатанную, явно грузовиками, дорогу, въехали в лес. Судя по следам, а точнее их отсутствию, тут давненько никого не было, однако ничего, проехали метров шестьсот, углубившись в лес, и прямо на дороге встали, броневик развернул башню, он замыкал колонну, мы выставили двух часовых и расположились на ночёвку. Да тут же на обочине дороги, используя советские и немецкие плащ-палатки, а также немногочисленные немецкие шинели. Бойцы прогуливались, сторожа наш сон, а мы отсыпались. Завтра и продолжим движение. Всё равно ночью непонятно куда ехать и на какие тропинки нужно свернуть, чтобы подобраться к поляне максимально близко.

Побудку я назначил на восемь утра, дав бойцам пару дополнительных часов для сна. Вчера все хорошо потрудились и заслужили время дополнительного отдыха. Часовые, которые уже сменили прежних, поглядывая на часы, поднимали также остальных. Насчёт часов, то тут есть такое дело. Я сразу сообщил, что мы диверсанты и снабжать нас должны немцы, так что что снял с самолично убитого противника, всё твоё. Законы мародёрства на нас не распространялись, так что наручными хронометрами успели обзавестись все, и давно уже. Кстати, Фомин был поднят на полчаса раньше, в стороне уже горели пара костерков, где булькала вода, мы её запас в канистрах возим, и готовился завтрак. Только двое бойцов горяченького не поедят, я отправил их к поляне, проверить, нет ли там чужаков. Если есть, на поляну не выходить, себя не обнаруживать и возвращаться к нам. По пути нужно будет найти подходящий маршрут к поляне. Можно ли подогнать туда технику или нет. Это основное, так что, получив задание, а также сухпай, между прочим, лётные пайки, бойцы побежали выполнять приказ. Пленных водителей мы тоже покормили, пока сами завтракали. Офицера, старшего колонны, с нами сейчас не было, в том же овраге его тело лежит, куда мы бронетранспортёры и мотоцикл охраны столкнули. После завтрака пара бойцов ещё не вернулась, я отправил ещё троих, этих уже непосредственно исследовать дорогу, старшим наш сапёр Бабаев был, приличный дядька, он быстрее всего освоился и носил форму ефрейтора привычно, не особо комплексуя. Лишь одно ему мешало – усы. Как и Лосев, он категорически отказывался их сбривать, очень ими дорожил. Я особо и не настаивал, если бы приказал, тот бы сбрил, никуда не делся, однако это мне было не важно. Тот просто на виду не показывался, вот и всё, стоял за пулемётчика или наводчика в башне броневика.

Возвращения обеих групп пришлось ждать достаточно долго, сначала вернулась пара, причём с одним из летунов, я даже вздохнул с облегчением, дождались, потом та тройка. Есть путь к поляне. Оказалось, проблем с продовольствием у летунов не было, они ещё на третий день ожидания подстрелили кабанчика да заготовили мясо, так что хватило нас дождаться, а вот само ожидание действительно тяготило, мы раньше должны были вернуться, но Берёзов строго приказал панические разговоры прекратить, ждать решили до упора. Вот и дождались. Никого на поляне за это время не было, однако пару дней назад ночью слышали летуны шум моторов над лесом и уверены, что это был «дуглас». Значит, советскую разведгруппу всё же сбросили над лесом. К счастью, те про поляну не знают, и надеюсь, до наступления ночи не узнают, так как ночью мы улетаем, и маршрут наш будет проложен на Берлин. А что? Немцам можно акции в Москве устраивать, а нам нет? Неправильно это. Вон, они на Сталина устроить охоту решили, вот я и решил ответить им алаверды. Пока о моих планах операции никто не знает, сообщу это перед самым вылетом.

Выслушав доклады, я кивнул и отдал приказ, «ганомаг» двигается впереди, прокладывает дорогу, ломая мелкую поросль, бойцы будут показывать путь. Так что, вернув пленных в кабины, мы направили колонну к поляне. Прямой дороги к поляне не было, пришлось частью рубить небольшие деревца, оттаскивая их в сторону, частью просто объезжать, маневрируя. Однако до опушки добрались и выстроили там грузовики. Бабочкина и трёх бойцов пока не было, следы за нами маскировали. Пока радостные летуны вскрывали лётные пайки и насыщались, прикидывая, как будут заправлять самолёт, я поставил несколько задач. Значит, так, половина группы помогает летунам готовить самолёт и загружает вещами салон самолёта, а вторую я отправил отсыпаться. Дал им пять часов, как отдохнут, сменятся с первой группой и продолжат незаконченные работы. Также велел бойцам привести себя в порядок, искупаться в озере, постирать трофейную и нашу форму, которую мы всё так и возили узлами с собой, погладить её. В общем, дел хватало, так что бойцы ими занялись, а я, устроившись у палатки, прикидывал, где нам лучше совершить посадку, чтобы и самолёт отстоялся за всё время нашего отсутствия, и летунов не обнаружили, что будут его охранять. Сколько мы будем отсутствовать, я не знаю, но дождаться нашего возвращения те должны. Потом стал составлять список того, что возьмём с собой, нужен минимум, грузоподъёмность самолёта не резиновая, а я ещё планировал пару бочек с бензином прихватить, чтобы точно хватило вернуться. Вот по этому списку бойцы и загружали салон самолёта. Сначала всё выгрузили, облегчая его, там штурман командовал, пока пилот и остальные занимались заправкой, подогнав бензовоз, а теперь шла загрузка.

Бабочкин закончил с маскировкой следов нашей колонны, что-то вроде получилось, первый же дождь окончательно скроет все следы, и усталый пошёл к озеру. Бойцы направились с ним. Взбодриться хотели. А вернувшись через час голышом, постиранное нательное бельё и форму те несли на руках, развесили всё сушиться, накинули запасные портки и включились в дело.

За час до рассвета я велел всем построиться. Отдохнуть успели все, что бойцы, что летуны, пусть посменно, по пять часов, но хоть не будем выглядеть как сонные мухи. Оглядел строй. Все мои бойцы в чистенькой выглаженной форме вермахта, с бляхами фельджандармов, летуны в своих комбинезонах и шлемофонах, вооружённые трофейным оружием. Всех пленных водителей отправили к экипажу самолёта, то есть прикопали – извините, парни, война. Хотя какое извините, это вы на нас напали. Так вот, всё было подготовлено к вылету, и я уже сообщил, кто летит с нами, а кто нет, два лётчика из экипажа старшего лейтенанта Берёзова не летели. Они останутся тут. Более того, их задача за время нашего отсутствия не только замаскировать все следы взлёта, но и укрыть грузовики и бензовозы. То есть отогнать чуть в сторону, но не дальше двухсот метров, вырыть для каждой машины капониры и замаскировать ветками. Я планирую в будущем тут устроить аэродром подскока, где смогут садиться что бомбардировщики, что транспортники, пока топливо для них будет. Если немцы прочухают, могут разбомбить, вот и подстраховался, чтобы не накрыли всё разом. Если к тому моменту тут что останется. Ну, или партизанский отряд будет пользоваться бензином, грузы им будут доставлять, и есть чем заправить для обратного полёта. Нам столько не надо, до Берлина и обратно, потом летуны заправятся и улетят на свой аэродром, а мы уйдём в другой район и будем там действовать. Может, раньше разойдёмся с летунами. Возвращаться на эту поляну я не хотел, чуял, к моменту нашего возвращения тут будут меня ждать. Рано ещё, ну вот рано. Кстати, отдал одному из двух лётчиков, что остаются тут, запечатанное письмо. Передать требуется тем, кто выйдет на них, из советских парашютистов. Просто подстраховался.

Так вот, осмотрев строй бойцов и командиров, тут Бабочкин командовал построением и мне доложился, когда закончил, я осмотрел парней и негромко начал, но с каждым словом сила в моем голосе росла:

– Товарищи бойцы и командиры. Не так давно гитлеровские прихвостни решили убить товарища Сталина, организовав эту подлую со всех сторон акцию. Я со своими бойцами, узнав об этом, решил не дать совершиться такой подлости. Мы под видом немецких диверсантов прибыли в Москву и уничтожили как диверсантов, так и их пособников, в двух операциях участвовали и вы, уничтожая вора в законе, а потом на квартире его людей, но это уже была мелочь. Так вот, будучи возмущённым подобной акцией, я решил показать гитлеровцам, что мы тоже способны на подобные операции. Если немцы устраивали на улицах Москвы чуть ли не бои с применением гранат, то и мы сможем это провернуть. Так что слушайте боевую задачу. Я не обещаю, что мы все вернёмся, но могу пообещать, что нас внесут в историю, и особенности этой операции будут разбирать на уроках в военных училищах или академиях. Возможно, и на уроках истории в школе. Наша задача состоит в том, чтобы максимально незаметно долететь до Берлина, где совершить посадку неподалёку, желательно, как и сейчас, на лесной поляне. Замаскировать самолёт, оставив лётчиков нас дожидаться, после чего под видом солдат вермахта проникнуть в столицу Третьего рейха и провести несколько громких акций. Причём проводить мы их будем в Берлине в форме советских бойцов. Именно поэтому я приказал погрузить её на борт самолёта. Мы будем вести постоянный фоторепортаж наших действий, ведь не зря же за время работы под патрули мы смогли взять трофеями два фотоаппарата и большое количество фотоплёнки. Подробности операции будут озвучены на месте. На этом всё, командир экипажа и штурман ко мне, будем составлять маршрут полёта. Остальным разойтись. Вылет назначаю на пол-одиннадцатого, отдыхайте.

Да какой уж тут отдых, все были так возбуждены от шокировавших их планов операции, что усидеть на одном месте не смогли. Один боец уточнил у Бабочкина, о чём я говорил, под каких диверсантов мы маскировались? Ранее эту историю мы не озвучивали, так что, когда сержант с моего разрешения начал рассказывать, тут же все собрались вокруг него, я как раз ставил задачу. Летуны с завистью поглядывали на кружок бойцов вокруг Бабочкина, но слушали меня всё же внимательно, поглядывая на карту, что я расстелил на ящике из-под патронов.

– Смотрите. С этого транспортного аэродрома, каждую вторую ночь, в одиннадцать часов, курсом на Берлин вылетает пассажирский самолёт. Тоже «юнкерс», но не транспортный, как у нас, а чисто пассажирский. Немцы этими регулярными рейсами часто пользуются, а именно достаточно высокопоставленные офицеры. Отдых, командировки или по вызовам вылетают в Берлин. Неважно. Ваша задача такова, мы взлетаем примерно в то же время. Нагоняем его и пристраиваемся в хвосте. На борту нет бортстрелка, нас не должны обнаружить. Зенитчики и воздушная разведка знают о пролёте этого самолёта, постарайтесь сделать так, чтобы гул наших моторов если не совмещался, то хотя бы перекликался с пассажирским. Пусть думают, что это эхо от звука моторов, а не два летят, как будет на самом деле. Как вы это сделаете, не мои проблемы, это вы лётчики, а не я. Под такой маскировкой мы добираемся до Берлина, на подлёте быстрым снижением уходим в сторону и направляемся к этому лесу. Он, правда, в сорока километрах от Берлина, но очень крупный, поляны тут должны быть, находим и садимся. Вы остаётесь, мы добываем технику, ну и там наша работа. Самолёт замаскировать поможем, подготовить позиции для обороны тоже. Запасов продовольствия оставим в этот раз достаточно. Сидите там тихо, носа никуда не суйте, вы наш единственный шанс на эвакуацию. Главное, у леса мало поселений, и о нашем появлении там не должна разойтись информация, если вообще она разойдётся. Нас бы искали, если бы мы в одиночку летели, собирая на себя всех слухачей. Кстати, немцы используют этот рейс для такого же ночного возвращения. По чётным дням летят в Берлин, как сегодня, по нечётным возвращаются на этот аэродром. Имейте это в виду, обратно вылетаем в нечётный день и так же пристраиваемся к этому пассажирскому «юнкерсу». Осознали свою задачу?

– Да, товарищ старший лейтенант госбезопасности, осознали, – почесав затылок, сказал Берёзов. – Интересная задачка. Надо обмозговать, а времени мало.

– Ну, вот и обмозгуйте. У вас ещё те часы будут, что потратим на время полёта. Если что, подстрахую, сменю, всё же я этот самолёт сюда пригнал.

– Угу, – отстранённо кивнул Берёзов, явно находясь где-то далеко в своих мыслях.

Забрав карту, те со штурманом ушли, им изрядно поработать нужно, а я подошёл к группе бойцов. Бабочкин уже заканчивал повествование. Немного приврал, конечно, мол, нам лично товарищ Берия приказал сформировать свою группу, в которую и вошли все эти парни, и вот воюем. За неделю вон сколько прикопали или замаскировали тел немецких солдат, сколько техники утопили и повредили минами. Сколько частей своих грузов не дождались, которые им так необходимы. Не каждый стрелковый полк имеет подобное количество уничтоженного противника и техники на своём счету. Если так навскидку прикинуть, что мы успели сделать… Например, устроили шесть пулемётных засад, дважды там сгинули полноценные пехотные роты. Против восьми МГ в упор без возможности укрыться шансов у гансов не было совсем. Мы даже прятать следы своей деятельности не пытались. Сразу собирали трофеи, особенно документы убитых, вон пять немецких ранцев забиты доверху, и меняли район. Так вот, две роты были, трижды взводы. Один из которых велосипедный. Потом две гаубичные батареи, сапёр тут отлично поработал, минируя обычные дороги, и когда подрывалась передовая машина, мы крошили остальных. Правда, на дорогу не выходили. Раненых не добавили. Покрошили всех, кого могли достать, отползали, прыг на машины, и уходили. То-то немцы так бесились от наших действий, и дорожная полиция так зверствовала. Особенно их бесило бессистемное минирование дорог. А мы трофеем целый грузовик взяли, там и противопехотные мины были, и противотанковые. Сплошного минирования мы не делали, например, ехали, находили подходящее место, останавливались, как будто оправиться, и там сапёр закладывал мину, обычно противотанковую под колесо, то есть под колею, и пару противопехотных на обочину, кому повезёт. Мины, естественно, ставил за колонной, чтобы мы сами не подорвались, после этого уезжали, не отслеживая, кто подорвётся. Потом следующая за нами машина, одиночная или передовая в колонне, подрывалась, кабины обычно напрочь отрывало. Да мы так часто этим минированием занимались всех дорог, где бывали, что за два дня истратили весь запас. Потом мы узнали, что многие офицеры и водители просто отказывались ездить по дорогам, пока сапёры их не проверят. Мы тогда под сапёров и работали, хорошо повеселились. Эти потери тоже стоит учитывать.

Бабочкин вёл журнал учёта действий нашей группы, и когда мы, это бывало раз пять, проезжали по дорогам, которые ранее минировали, то видели изувеченные обломки грузовиков, бронетранспортёров или другой техники, что тот педантично вносил в журнал. Изредка у битой техники виднелись и берёзовые кресты. От пленных мы потом узнавали, какие потери несла транспортная система вермахта. А так если навскидку припомнить, то на нашем счету ещё четыре угнанных танка, мы их частью утопили, частью спрятали, я приметил места, только броневик оставили. Потом про две гаубичных батареи я уже говорил, сапёров трижды отлавливали, два раза интендантов, колонн пять перехватили. Легковушки были, особенно одиночных любили, этих ни разу не упустили. Я понимал, что немцы могли пустить и ложные колонны, может, они и были, но нам не встречались. А в легковушках, бывало, ценных «языков» брали, причём четырёх полковников взяли, а вот с генералами в этот раз не везло. Мы с парой таких полковников интересные идеи и замутили. Да постреляли как-то отряд польских националистов, те в форме были, что им немцы выдали, прихватили их, а после расстрела машины одного такого полковника расположили их тела так, как будто это поляки устроили засаду и они с охраной уничтожили друг друга. В этих случаях никаких трофеев мы не собирали, всё оставляли на местах. Да ещё распихали по карманам убитых поляков трофеи с других засад, включая документы офицеров, мол, это они там поработали. Однако не усердствовали, чтобы не переборщить с доказательствами. Вроде сработало, немцы как-то к своим полякам-союзникам резко охладели. Так что за неделю на нашем счету, Бабочкин специально посчитал, было пятьсот тридцать две солдатские книжки, и пятьдесят семь офицерских. И это ещё не считая те места засад, где зачистку мы не проводили. Так что с тысячу немцев, поляков и полицаев можно легко было записать на наш счёт, но мы имели официальную цифру, согласно собранным документам.

Вскоре подошло время, мы погрузились на самолёт, который на буксире «ганомага» выкатили из-под прикрытия деревьев, погоняли моторы в разных режимах, давая им прогреться, и после разгона поднялись в воздух. Мы направились к тому месту где должен был пролетать пассажирский «юнкерс». Время пролёта нам было известно. К счастью, нашли, усмотрели снизу на фоне ночного неба, даже едва не опоздали, пришлось нагонять, но главное, мы летели к Берлину. Кто бы поверил, да я сам до конца не верю. Авантюра, как есть авантюра на грани фантастики, но что бойцы моей группы, что лётчики были преисполнены такого энтузиазма и азарта, что завидки брали.

Я же, устроившись на мешках с пайками, среди них был и мешок с рейхсмарками, спокойно спал. Разбудить меня должны на подлёте. Почти все, кроме летунов, были заняты тем же. Отсыпались, готовились к действиям на территории Третьего рейха. Им потребуются все силы и тот полученный недельный опыт, чтобы выполнить все мои приказы. Пусть отдыхают.

Проснулся я от тряски. На самом деле самолёт и так потряхивало, но в этот раз меня разбудили намеренно. То есть потрясли за плечо, и я, открыв глаза, рассмотрел при тусклом свете лампочки над кабиной пилотов нашего штурмана. Сев, а под веки как будто песку насыпали, я осмотрелся, часто моргая. Все бойцы спали, летим-то уже часа три, четвёртый пошёл, как показывают стрелки наручных часов, значит, подлетаем. Встал так, что чуть не уронил компактную кучу узлов с советской формой, тут сбоку сетка была натянута, вот за ней, прижатой к стенке, и находилась наша форма. Только одна сторона почти развязалась, так что когда я ухватился за сетку, чтобы встать, чуть и не уронил всё на себя. Однако ничего, поправил, даже перевязал узел, и направился к кабине. Штурман уже там был, он сразу ушёл, как увидел, что смог разбудить меня. Вот так, балансируя, не хотелось бы наступить на кого из бойцов, я дошёл до кабины. Борттехник находился в люльке стрелка, этот самолёт был оборудован колпаком пулемётной точки. Там были спаренные авиационные МГ. Тот боец имел звание старшины, он поглядывал вокруг, голова у него была увенчана немецким лётным шлемом с наушником.

– Ну что у вас? – спросил я, тряхнув пилота за плечо и просунув голову в кабину.

– От прикрытия мы уже ушли, и сейчас со снижением уходим к тому лесу, что вы указали. Лететь стараемся так, чтобы населённые пункты были подальше от нас. Но это сложно, тут и деревенек, и отдельных хуторов хватает. Нужно найти место для посадки, поляны на карте не указаны.

– Понял! – прокричал я тому на ухо, после чего, вернувшись в салон, стал будить парней.

До места, где по плану будет проходить посадка, осталось минуты полторы лёта. В общем, мы были на месте, и нужны все глаза, чтобы высмотреть внизу что-нибудь подходящее. Пусть у транспортника и не было иллюминаторов, это не пассажирское воздушное судно, но всё равно бойцы смогут что-нибудь рассмотреть. И я не ошибся. Когда все проснулись, привели себя в порядок, то пара бойцов надели каски и мотоциклетные очки, после чего один из них открыл дверцу и, держа другого, стал ожидать результатов его визуальной разведки. Сам «юнкерс» уже кружил над лесом. Боец достаточно быстро высмотрел неплохую поляну, даже две, но одну летуны посчитали короткой, ну мы и пошли на посадку. Да наудачу, так как проверить, подходит поверхность поляны для посадки или нет, мы просто не могли. Нет, выпустили, конечно, осветительную ракету, та упала на траву и горела, но вроде всё ровно. Однако всё оказалось не так радужно, при посадке последовал страшный удар, и, сильно накренившись на левую сторону, наш транспортник заскользил на брюхе, слегка разворачиваясь. В общем, сели. Плюхнулись.

– Все живы? – спросил я, когда самолёт замер и рёв моторов затих. – Есть раненые или пострадавшие?.. Бабочкин, опросить и доложить.

– Есть, – выбираясь из-под узлов с нашей формой, козырнул тот и стал, морщась, массировать плечо, видимо отбил.

Я же последовал в кабину, где виртуозно матерился Берёзов. Летуны не пострадали, только штурман пытался отстегнуть заклинившую пряжку страховочного ремня у кресла, тот встать ему не давал. Достав нож, я просто полоснул по ремню и спросил у старлея:

– Что, так всё плохо? Что это было вообще?

– Пенёк. Я успел приметить его, но вот уйти – уже нет, мы катились по земле. Прямо левым шасси врезались, и нам его оторвало к чёрту, так что отлетались мы, похоже, товарищ старший лейтенант госбезопасности. Шасси вырвано, крыло повреждено, у двух моторов винты погнуты. И это только то, что я из кабины вижу. Нужно осмотреть всё снаружи.

– Ну, отлетались так отлетались, – не особо расстроившись, сказал я. – При разработке плана операции я это тоже учитывал. Сейчас быстро разгружаемся, груз весь под деревья на опушку, и нужно будет что-то с самолётом делать. Нужно его как-то скрыть, а то любой, кто будет пролетать над лесом, увидит его, немцы дотошные, сразу начнут выяснять, откуда тот здесь взялся.

– А мы?

– А вы с нами. Ничего, у немцев «юнкерсов» хватает, ещё добудем. Я что-нибудь придумаю, будь уверен.

– Вы командир, вам виднее, – пожал тот плечами.

– Это правильно.

Развернувшись, я направился к выходу. Дверь уже была открыта, и бойцы, встав цепью, передавали друг другу груз, освобождали салон самолёта. Была опаска, что тот загорится, да и бензином резко запахло, вот бойцы и торопились, так что, чтобы им не мешать, я покинул самолёт и отошёл в сторону. Спросил у подбежавшего Бабочкина:

– Ну что там?

– Синяков хватает, а так никто особо и не пострадал, все держались. Только на Фомина коробки с пайками упали, он их пытался удержать. Колено зашиб. В той стороне я поставил часового, будет отслеживать округу, а вот там у кустарника пулемётчика с ДП посадил, отличная позиция, прикроет, если что. Разгружать самолёт закончим минут через пять. Бочки тоже?

– Обязательно, глупо отказываться от подобного оружия.

– Оружия?

– Мост деревянный облить и поджечь, или ещё какую гадость сделать – самое то. Или самолёт найдём, а топливо где брать? А оно у нас есть. Или тот же заряд объёмного взрыва, – пришедшая только что идея показалась интересной, и я задумался. – Хм, неплохая идея. Чего же я раньше об этом не вспомнил? Надо обдумать. Как её сделать, я знаю, на словах описывали, а личного опыта нет. Надо только подумать, как разом распылить бензин и подорвать его. Ничего, с Бабаевым посоветуюсь, вдвоём решим. Может, и получится что.

– Заряд объёмного взрыва – а это что? – заинтересовался сержант.

Мы с ним в сторонке стояли, бойцы споро заканчивали разгружать самолёт, летуны помогали им, подавали груз из самолёта, а сейчас пытались вытащить одну из бочек. Вот оттуда меня и окликнули, так что, пояснив сержанту, что этот заряд просто отличная и нужная вещь, я побежал к самолёту. Выяснилось, что салон разгружен, даже пулемёты из башенки стрелка сняли, вместе с боеприпасом, теперь нужно подумать, что делать с самим самолётом, так как до рассвета осталось меньше трёх часов.

– Что делать, что делать, – задумчиво пробормотал я, почесав затылок и стукнув пальцами по нижнему краю каски.

– Вот я и спрашиваю, что делать? – подтвердил Берёзов.

– А что в нашей ситуации мы сможем сделать? Тягача нет, чтобы отбуксировать под деревья, да ещё вон след какой от нашего приземления остался, значит, расходимся по опушке, лучше уйдем вглубь леса, и рубим небольшие невысокие деревья, приносим сюда и маскируем ими самолёт. Другого выхода всё равно нет. Так, старший лейтенант Берёзов, назначаю вас ответственным за маскировку. Мои бойцы будут приносить маскировочный материал, а вы – проводить непосредственное скрытие самолета. Буду проверять лично. Всё ясно?

– Ясно, – уныло вздохнул тот, явно мысленно костеря себя, что привлёк моё внимание к себе.

Дальше я тоже включился в дело, топоров было всего два, один маленький, другой большой плотницкий. Это наш сапёр затрофеил, пока мы подвижный патруль изображали да посты, но острозаточенные пехотные лопатки тоже годились в дело. Причём так, что свою наш силач умудрился сломать. Так что пока тот только переноской занимался, а новую лопатку он ещё добудет, уж я позабочусь. Вот так мы продолжали стаскивать к самолёту всё, что удалось набрать. В основном набрасывали сверху. Это чтобы с воздуха не видно было. Если кто на поляну выйдет, он так и так увидит всё что нужно, то есть обнаружит забросанный ветками самолёт, что уже подозрительно. Именно поэтому нам и была так важна маскировка с воздуха. За три часа мы справились, целую кучу веток навалили, обломок шасси в лес утащили, замаскировали борозду. Да теми же ветками забросали и травой. У сапёра нашего и коса имелась. Правда, без рукоятки, да и небольшая, как будто детская, но тот и ветку под рукоятку срезал, сам вставил и накосил сколько нужно травы. Хорошо замаскировали, даже я это признал. А ветки рубили в разных местах, чтобы не проредить одно место, так что это дело сверху не должно приметным остаться. Закончили как раз с рассветом. Теперь можно и задачу ставить.

Построив отряд – лётчики тоже стояли в строю, но в его конце, вроде как обособленно, – я хорошо поставленным голосом стал вещать:

– Товарищи командиры и бойцы. Мы находимся рядом с логовом хищника, что напал на нас. Ещё немного, последний рывок, и мы окажемся уже в нём, где будем действовать согласно обстановке. Наша задача не провести каких-нибудь операций с многочисленными жертвами среди мирного населения, этого нужно избежать, мы не немцы, а провести громкие операции, да такие, чтобы о них заговорил весь мир. Чтобы немцы в панике разбегались, как это делали раньше, крича о казаках на улицах Берлина. А такое было. Чтобы во всех мировых газетах появились фото советских бойцов, находящихся на улицах Берлина. То есть нам нужно поднять авторитет нашего государства и Красной Армии на максимальную высоту, чтобы все думали, что если мы по улицам Берлина спокойно ходим, то что будет дальше? То есть мы явим себя немецкому народу. А сами будем фотографироваться в разных узнаваемых местах. Плёнки с этими фото будут отправлены в Москву, и вас, вас всех, будет знать вся наша страна в лицо. Готовьтесь к этому, мы должны нанести такой моральный удар немцам и их союзникам, чтобы они ещё долго не могли оправиться. Это основная задача, детали по ходу дела будут прорабатываться. Работать будем так же, как на Украине, под подвижные патрули. Значит, ставлю первую задачу: добыть технику, желательно взять в ножи фельджандармов. После допроса пленных уже определимся с дальнейшими шагами. Лётчики идут с нами и также будут участвовать в фоторепортажах. На этом всё. Лётчики и часть бойцов остаются в лагере и подготавливают наш груз к транспортировке. Фомину через два часа начать готовить обед, а сейчас выдать лётные пайки. Завтракать будем на ходу. Остальные со мной выдвигаемся к ближайшей дороге. Будем брать технику. Бабочкин!

– Я!

– Отправь двух бойцов, пусть поищут дорогу или тропку, чтобы машины могли дойти до поляны. Если такая не будет найдена, придётся переносить груз на своих плечах до опушки леса.

– Есть.

Дальше, отобрав бойцов, я проверил, как на них сидит амуниция, поправил кое-какие детали, после чего скомандовал выдвигаться. Карту я уже изучил, определился, к какой дороге выходить, за старшего в лагере оставил Берёзова, а дальше всё зависит от нас, будет техника или нет. Как мне кажется, должна она тут быть. А вообще пригороды Берлина достаточно плотно забиты войсками, и больше всего среди них зенитчиков. Город прикрыт очень плотным противовоздушным зонтиком. На дорогах должно хватать военного транспорта, да и вообще военных, поэтому я надеялся не выделяться среди них. Только как тут не выделяться, если дивизия, в которой мы якобы служим, находится сейчас на Украине? Да и документы, что находятся в карманах, это подтверждают. Именно поэтому и нужно взять пару колонн, чтобы сменить принадлежность к местным подразделениям. То есть слиться с местными войсками. Мы ещё сохранили комплект документов и разные нашивки различных подразделений вермахта и люфтваффе, мало ли придётся притворяться командировочными. Бланки от последних у нас тоже были, нашли в портфеле одного из посыльных среди других бумаг.

Двигались мы достаточно споро, той же привычной манерой передвижения, километр идти и километр бежать, так что на опушке уже были через полчаса. Вышли точно к мосту. По лесу проходила речушка, так что, наткнувшись на неё и сориентировавшись, я приказал двигаться по берегу. Над речкой нависал мост, и я надеялся там что-нибудь высмотреть. Пара бойцов так и бежала впереди в дозоре, поэтому добрались мы в этот раз без приключений, так никого и не встретили. Не водятся у немцев грибники, видимо, ну или не сезон. Основная группа осталась метрах в ста от опушки, в глубине леса, пока они завтракают, мы с Бабочкиным подползли к крайним деревьям и, достав бинокли, стали изучать дорогу.

– Пусто, – известил тот. – Только какой-то местный на телеге с большими колёсами везёт просто огромный стог сена.

– Это арба. – Мельком глянув в ту сторону – крестьянин действительно ехал к мосту, – я продолжил изучать мост и протянул: – Каменный.

Бабочкин аж подавился и, откашлявшись, просипел:

– Командир, ты его что, поджечь хотел?

– Было такое дело, планировал. Ведь не только на фото из газет должны будут немцы увидеть нас на своих землях, а точно знать, что мы тут были. Чтобы своими глазами видели доказательства. Мосты жечь, уничтожать дорожную инфраструктуру, может, пару поездов под откос наконец пустим. А то у нас по этому делу по нолям. Диверсии на заводах – это всё наше.

Бабочкин только радостно оскалился. Вот как раз против подобного он никак не был, только за. Маньяк-диверсант. Только бы что-нибудь взорвать, поджечь или пострелять. Это ещё он не видел, как весело эшелоны под откос слетают. На железке я практически и не работал, разве что когда у нас авиация была, та за подвижным составом охотилась. Хм, может быть, и исправим мы этот недостаток, уже тут, на территории Германии. Жаль только, не дадут нам долго веселиться, как пойдут первые диверсии, так всё население встанет на наши поиски, всё же мы не на оккупированной территории находимся, а в логове немцев. Не-е, отловят, и быстро. Думаю, дней пять удастся покататься вокруг Берлина, творя множество мелких диверсий, ну неделю максимум. О, надо будет заезжать на местные фермы, сначала изучать со стороны, а потом заезжать. Немцы уже второй месяц свозят в Германию молодежь с захваченных территорий. Тут должно быть немало наших девушек и парней. Проверим, если бюргеры издеваются над ними, петлю на шею и повесим на воротах с табличкой на груди, сообщая о совершённых ими преступлениях. Но пару раз, не больше, просто напомнить местным, что они тоже смертны и возмездие доберётся до всех. Они тут пока не пуганые, вот и стоит этим воспользоваться. Ведь, вешая хозяев, мы подставляем вывезенных из Союза подростков. Придётся брать их с собой, оттого и такое минимальное количество акций. Много взять с собой не сможем. Средств эвакуации попросту не хватит. Самим бы после того, что тут натворить успеем, уйти. Главное – развернуться успеть, и не помешал бы какой пустяк. Всё же тут от случайностей зависит.

– Командир, а Берлин с какой стороны? – вдруг уточнил Бабочкин и погладил чисто выбритую щеку.

Перед выходом я проконтролировал, чтобы все побрились. Да тут и напоминать не надо было, все и так это знали, даже привычка выработалась.

– У нас за спиной. С противоположной от этой опушки.

– А чего мы тут тогда делаем? – озадачился тот.

– Только тут дорога подходит так близко к лесу. С той стороны, судя по карте, ничего подобного нет, поля да речка. Кстати, дорога из укатанного щебня. Я думал, тут асфальт везде будет, похоже, перехвалили немецкие дороги. Или это нам так повезло. Ладно, сейчас этот крестьянин проедет, и будем выходить на дорогу. Работать будем наудачу, времени отслеживать местный транспортный поток у нас нет.

– Понял.

Мы продолжали наблюдение, а я задумался. Мой авантюрный план, как ни странно, получился вполне благополучным, мы в Германии. Пусть самолёт изувечен, повреждён при посадке, но, к счастью, никто не пострадал. Вообще я старался очень подробно, до мелочей планировать свои будущие боевые операции. Тут ведь многое зависит от подобной тщательной проработки, не только благополучное завершение очередной операции, но и отсутствие потерь, а это немаловажно, поэтому я так долго и засиживался, стараясь учесть каждую деталь. Тот же Бабочкин считал, что именно это способствовало тому, что пока мы обходились без потерь и всё выходило так, как надо. А так как при работе подвижным патрулём или тем же постом большая часть боевых операций идёт в импровизации и доработку планов требуется проводить на ходу, то вообще удивительно, что мы смогли так долго протянуть. Не стоит так удивляться, я и сам этому дивлюсь, и, понимая в чём дело, стал больше времени тратить на планирование операций. Удача не может длиться вечно, и я это понимал как никто другой, но надеюсь, за всё время запланированного пребывания в этом государстве-агрессоре мои бойцы успеют выполнить всё задуманное.

А вообще, это я уже откровенно признаюсь, что делать дальше после того, как мы доберёмся до места, я так тщательно не прорабатывал, всё время и силы ушли придумать, как вообще тут незаметно оказаться. Вот и придумал лететь под прикрытием рейсового пассажирского самолёта, а Берёзов с частью экипажа это блестяще исполнили. Дальше та же импровизация, и я не мог составить чётко работающий план, хотя бы мысленно, без информации по этой местности, разведка наше всё. Значит, тут нужно брать «языков», именно во множественном числе, узнавать обо всем и обо всех, и вот тогда можно будет уже что-то начинать планировать, а сейчас это как гадание на кофейной гуще. Меня как-то всё это мало устраивало. Я сторонник качественно проведённой разведки и анализа допросов «языков». На шару куда-либо лезть очень не хочется, не могу просчитать, что из этого выйдет, а это бесит больше всего. Импровизация – это проводимая операция, составленная на достоверных разведданных или фактах, полученных только что. А на шару – это лезть в неизвестность. Не путайте, всё же это разные вещи, и сейчас у нас операция идёт именно по второй, что мне и не нравится. Вот не люблю так работать, хотя изредка и приходится. Да что изредка, чаще, чем хотелось бы.

– Что-то дорога пуста, сорок минут уже лежим, арба эта давным-давно скрылась, никого так и нет, – осмотрев обе стороны дороги, пробормотал Бабочкин.

Достав карту из планшетки, я ещё раз бросил на неё взгляд, хотя местность вроде как изучил по ней по памяти отчётливо. Мне нужны эти, казалось бы лишние движения, чтобы подумать. И вроде надумал вполне возможную версию.

– Тут может влиять несколько факторов на загруженность дороги. Один из них – это то, что есть объездная дорога, вот она отмечена неподалёку от железной дороги. Но ещё стоит учитывать, что недавно рассвело, пока позавтракают, пока машины проверят и колонну сформируют… Но ты прав, один старик на арбе, и всё, это странно. К тому же ранним утром, да на уже загруженной. Ты приметил, на стоге, что он вёз, вроде остатки росы были?

– Да вроде блестела трава при свете солнца, я ещё подумал, где тот её намочить успел, вроде дождя не было.

– Значит, он ещё вчера загрузил сеном телегу, а только сейчас перевозит её. То-то меня так удивило его появление. Ладно, давай к нашим, отправь сюда двух бойцов, пусть продолжат наблюдение, а мы позавтракаем. Уже хочется что-то.

Чуть позже подползли бойцы, что продолжили наблюдение, они уже успели позавтракать, а я отполз обратно и, добравшись до лагеря, взял приготовленную Бабочкиным мою порцию, да ещё кружку с горячим чаем, у двух бойцов в ранцах были термосы, Фомин успел подогреть чаю и залить в термосы, пока мы самолёт маскировали. Так что под чай бутерброды пошли отлично. Да и немецкие сосиски с консервированным хлебом мне, откровенно говоря, нравились, особенно с голодухи. Сапёр наш уже выкопал незаметную ямку под местной елью, и чуть позже все следы нашего завтрака, все пустые упаковки и банки, были прикопаны там, а сверху на замаскированный еловой хвоей схрон с мусором ещё и средство от собак посыпали. Нет, то, что Лосев лично раньше готовил, у нас уже закончилось, сами новое сделали. Бабочкин сделал. Именно он старшине помогал эту смесь готовить и, как говорится, техпроцесс успел уловить и запомнить. Вроде всё правильно сделал.

Когда мы с ним закончили завтракать и бойцы прибрались на нашем временном месте пребывания, то направились к опушке. Наблюдатели на дороге видели минимум движения. Проехал почтальон на велосипеде с большой сумкой, закрепленной перед рулём, потом весело прокатила нарядно обряженная молодежь на подрессоренной коляске, но не горожане, чисто деревенские. И вот за пару минут до нашего появления прошёл немолодой, слегка бородатый мужчина в костюме, пешком с небольшим кожаным чемоданом в руках. Мне даже на карту смотреть не стоило, явно от железнодорожной станции идет. Она тут в четырёх километрах находится. Скорее всего, поезд прибыл ещё на рассвете. И с тех пор тот и идёт, так и не встретив попутку.

– Ясно. Значит, дорога действительно второстепенная, и ею пользуются в основном крестьяне из ближайших деревень и хуторов. Выходим на дорогу, строимся и направляемся к ближайшему перекрёстку. До него, судя по карте, три километра. Там и должна быть более оживлённая трасса. Будет на перекрёстке пост или нет, узнаем на месте. Сергей, командуй.

Сергей Ватутин, однофамилец известного в будущем комфронта, и он же бывший матрос речного флота, поправил свой офицерский френч, имеющий знаки различия лейтенанта вермахта, и, выведя нас на пустую дорогу, а я был всё так же в форме рядового, и построив в колонну, повёл нас в сторону перекрёстка, сам двигаясь чуть сбоку. Так и шли. Я же для изменения внешности в последние дни старался во время проведения операций носить очки, вот и сейчас они были на носу. Отличное маскировочное средство, и я старался использовать их. К счастью, при посадке они не пострадали, да и жёсткий чехол помог, защитил.

До перекрёстка мы добрались нормально, и действительно выяснилось, что тут шоссе куда как оживлённее. Именно тут мы и узнали, почему та дорога, по которой мы шли, оказалась настолько пустой. Да тут знак был поставлен, на котором написано, что дальше на ней ведутся дорожные работы и пока действует объезд, вот этим объездом местные и пользовались. Основной транспортный поток шёл по нему, у той самой железнодорожной ветки. Подойдя к перекрёстку, наш лейтенант расставил часть бойцов, другие сели на обочину отдыхать, а сам, заложив руки за спину, как бы прогуливался в стороне, пока наш унтер, слегка покачивая в руке жезл, вглядывался в колонны и машины. Нужно как-то незаметно выдернуть из этого потока хотя бы пару грузовиков. Нам одна машина нужна для перевозки всего добра, другая уже для людей. Одной на всё не хватит. Утренний поток и загруженность этой трассы поначалу удивляли, но если вспомнить, что неподалёку находится станция, кстати, с разгрузочными пандусами и складами, то удивляться особо не приходится. Для близлежащих частей и зенитных батарей грузы проще доставлять от неё. Хотя и из Берлина можно машины гонять, тут как надумают светлые головы интендантов, так и будут снабжать свои части. Однако для многих частей железнодорожные склады и пакгаузы действительно ближе, а это и времени на доставку меньше, топлива также меньше уходит, как и ресурса техники тратится. Со всех сторон плюсы. То-то тут большинство техники грузовая, всего с пяток мотоциклистов проехало, да и то посыльные одиночки, ну и легковушки. Вот их было немало, с полтора десятка было, и две из них принадлежали явно гражданским. А четыре вообще кабриолеты.

На таких оживлённых трассах работать я не любил. Если присмотришь какую колонну или одиночный грузовик, то за поворотом дороги уже шумят двигатели другой очередной колонны. В общем, свидетелей слишком много, выдернуть с трассы какую подходящую машину вот так сразу и не удастся. Как повезёт. Однако, как я стал замечать, мы на перекрёстке и часа не находились, поток начал стихать, в основном машины двигались к станции, а сейчас нет-нет пошли от неё уже загруженные. Так вот, на короткое время движение стихло, а с одной из сторон послышался рёв моторов.

– Вроде едет кто-то, – пробормотал я. – Если дорога так и останется пустой, берём.

– Гружёные вроде, по звуку слышно, – продолжая вслушиваться, ответил Ватутин.

– Да, моторы работают с надрывом. Но ничего не поделаешь, не геморрой же нам тут высиживать, выжидая. Ещё спалят, или патруль какой проезжать будет, приметит нас. А они должны знать, где какой пост стоит, им это сообщают перед тем, как отправить в патрулирование.

– Два грузовика, – сообщил Ватутин, продолжая смотреть на поворот, где появляются грузовики, и добавил: – Французские трофеи.

Ещё десять дней назад, проживая в Москве, до получения повестки, Ватутин, как и другие бойцы группы, в технике, состоявшей на вооружении вермахта, также не разбирался. Но после той недельной практики все стали экспертами в этом деле. Мы с Бабочкиным их учили этому серьёзно и упорно. Многие даже по звуку моторов узнавали, что за техника идёт. Тут моторы работали с перенапряжением, так что неудивительно, что сразу не распознали французов. Что находится за поворотом, мы не видели, тут такой поворот неудобный, высокий кустарник, да там ещё уклон, так что приходилось встречать технику на месте. На перекрёстке. В этот раз всё же повезло, остановили колонну, в ней было трое немцев, два водителя и сопровождающий в звании фельдфебеля. Его вырубили, водителей выдернули из кабин, форму сняли, а тела закинули в кузов. Потом прикопаем, оставлять следов не стоило. А в кузовах машин оказались снаряды для тяжелых крупнокалиберных зениток, и насчёт них у меня уже появились первые планы. Надо с фельдфебелем пообщаться, может, какие интересные сведенья выдаст, а пока мы отогнали грузовики подальше на ту дорогу, по которой шли, поставив их на обочине в низине, чтобы с трассы не было видно. У перекрёстка, замаскировавшись, осталось двое бойцов, а остальные промаршировали колонной следом за грузовиками. В кузовах для них мест не было.

Грузовики перегоняли я и один из бойцов, что умел водить, со мной в кабине ехал наш сапёр, остальные колонной шли следом за нами. Поставив машину на обочине – вторая припарковалась позади, – я приказал Бабаеву:

– Забирайся в кузов, сейчас ещё наши подойдут, снимайте ящики и снаряжай снаряды.

– Подрывать будем? – сразу сообразил тот.

– Да, хочу воспользоваться удачным моментом и подорвать железнодорожную станцию. Тем более что все наряды на поездку к ней у нас есть. И я хочу оставить при подрыве машины у складов или пакгаузов, пусть и те рванут, чтобы часть снарядов просто разлетелись. Так что их нужно снарядить. Эх, бочек бы с бензином ещё, огня надо, но времени на это нет. Всё, работай.

– Немцы быстро узнают, что это был умышленный подрыв.

– С чего это? – даже удивился я. – А где доказательства? Пусть думают, что подрыв случайный из-за небрежного обращения со взрывчатыми материалами. Думаю, множество техники и людей при этом погибнет, если удастся подорвать не только грузовики, но и пару складов. Это позволит нам в этой неразберихе добыть и форму, и машины, а их спишут как уничтоженные на железнодорожной станции. То есть искать не будут, а что может быть лучше для нашего брата-диверсанта?

– Хм, тонко продумано, – ухмыльнулся тот в усы, открывая дверцу со своей стороны.

– Кстати, у тебя есть чем подорвать машины? Не жмись, вкладывай запасы.

– С пяток шашек в ранце и бикфордова шнура запас. Один кусок на пять минут, второй на три, не больше. Подрывная машинка и кусок провода метров сорок, в наших вещах в лагере. Там же ещё одиннадцать шашек, НЗ наше.

– Угу, учту. Ну всё, иди работай, вон уже наши показались, сейчас помогут. Выполняй приказ.

– Есть, – козырнул тот и, покинув кабину, направился к заднему борту грузовика, там уже крутился водитель второй машины, что и стал ему помогать. Ну, и я тоже выбрался наружу и осмотрелся. Пусто, местных пока не было.

Работали мы с полчаса, все снаряды, понятное дело, снарядить просто не успели, но большую часть ящиков у задних бортов обоих грузовиков разместить всё же смогли. Пару раз деревенские по дороге проезжали, но мы на них не обратили внимания. Как, в принципе, и они на нас. Свою куртку я отдал одному из бойцов, тот перешивал нашивки того подразделения, к которому принадлежали грузовики, я под водителя буду работать, Ватутин сменил форму офицера на фельдфебеля, она ему по размеру была. В общем, в операции участвуют трое, по количеству добытой формы и документов. Я же, пока наш сапёр возился с грузом, снаряжая его и закладывая под ящиками одного из грузовиков шашки, допрашивал фельдфебеля. Пришлось постараться, чтобы его разговорить, ну очень упорный оказался. Однако разговорили, и дальше потекла информация. Ну наконец-то, ох как мне не нравилось быть слепым на местных землях, а тут хоть стал знать, где какие части расположены, где утром стоял пост фельджандармов, ну и остальное. Особенно меня интересовала станция, по ней тоже получил немало информации, так как этому фельдфебелю частенько приходилось там бывать.

Когда мы закончили, то я всю группу под командованием Бабочкина отправил к лагерю, дороги найти подходящей не удалось, поэтому поставил бойцам задачу начать перетаскивать всё наше имущество к опушке, куда мы, надеюсь, подгоним технику, что удастся добыть. Для перетаскивания можно сбить носилки. Отдав приказ, я забрался в кабину и, развернув машину на узкой дороге, покатил к перекрёстку, вторая машина последовала за нами, а Ватутин сидел тут же рядом со мной. На перекрёстке мы встали на пару минут, Ватутин вышел и сделал вид, что справляет малую нужду, а сам передал бойцам мой приказ ожидать нашего возвращения, если будем на технике, то подхватим их, а так пока могут продолжать наблюдать и вести записи по движению на дороге. После этого мы повернули вправо и покатили в сторону железнодорожной станции.

Добрались нормально, даже встретили с пяток машин из той же части, что и мы. Надеюсь, сидевшие в них солдаты не поняли, что лица наши им не знакомы. Да и мы замаскировались под местных солдат, каски сняли, в кепи сидели, блях тоже не было, только нашивки местной части – в общем, постарались использовать все возможности, чтобы не привлекать внимания. У меня нашивка за ранение была, и медаль за участие во Французской кампании. На въезде на станцию нас тормознули. Однако документы были в порядке, а причину возвращения Ватутин пояснил тем, что получили мы не всё, а поначалу в спешке не поняли этого. С этой стороны въезда на станцию было два, не зная, каким пользовались пришлые владельцы этих машин, и предположив, что ближайшим, мы проехали мимо него и завернули ко второму, что находился в полутора километрах дальше. Так что удалось благополучно проехать на территорию станции. Нас пропустили. Документы-то настоящие были. Однако складов тут было порядочно, и какой из них наш, мы знали примерно, по описанию фельдфебеля. Вот и Ватутин, держа бумажку со схемой станции так, чтобы её не было видно снаружи, командовал мной, куда именно рулить. Там стрелками всё указано было.

– Сейчас направо, через две ветки железнодорожных путей и до упора, – сказал тот, и я, повернув на нужном перекрёстке, стараясь не задеть при выруливании встречный грузовик, следовал его указаниям. Вторая машина неотрывно шла за нами.

– Всё, вон тот склад, с которого наши снаряды разгружали, – указал рукой Ватутин.

– Отлично, в центре он находится, значит, если рванут оба, пострадают и соседние, пожары и следующие подрывы обеспечены, – осматриваясь, сказал я и добавил: – К пандусу, где идёт погрузка, подъезжать близко не будем, вплотную к стене грузовик поставим. Потом второй прямо к нашему, борт о борт, чтобы оба одновременно рванули. Должны сдетонировать снаряды на складе. Вы пока остаётесь тут, делайте вид, что ожидаете своей очереди, как я вижу, погрузка этой колонны в самом разгаре, да и техника не из нашей части, а я пока пробегусь по станции, осмотрюсь. Уходить будем на технике, но уже на другой. Помните, один шнур горит три минуты, у нас мало времени. Поджигаем один, потом второй, и сваливаем.

– Может, один поджечь?

– Да понимаешь, я хочу на какой-нибудь склад пройти, если удастся, конечно, – останавливая машину и паркуя её у стены склада, пояснил я и заглушил двигатель. – У меня в кармане шашка и свёрнутый шнур, тот самый, на пять минут. Зайду, если там боеприпасы, подальше вглубь склада отойду, подложу, и рвану к вам. Но это когда уже машины присмотрим, а то и приберём их вместе с документами.

– Два взрыва. Понять смогут, что это диверсия.

– С чего это? – удивился я. – При детонации не все снаряды взрываются, а разлетаются по территории, второй взрыв могут списать на это. Да на горящие разлетающиеся обломки.

– Понятно… Командир, смотри, ящики какие знакомые.

Ватутин показывал налево, то есть мы встали так, что по нашему левому борту была ещё одна складская «улица», где метрах в пятидесяти от нас у открытого склада стояло три машины. Одна видно, что пока загружена, вторая на выгрузке была, третья уже разгружена. По виду вроде обычные солдаты работали. Не сапёры. Так вот, на склад с грузовиков пяток солдат переносили и разгружали такие знакомые нам ящики, точнее маркировка была знакомая. Противотанковые мины. Похоже, где-то рядом или производство их было, или откуда-то доставляли на этот склад, чтобы отправить во Францию. Эта железнодорожная ветка соединилась с линией, что шла в сторону Франции, а там вроде усиленно строили оборону, и мины были нужны.

– Чёрт, как вовремя-то, – даже возликовал я. – Значит, так, всех солдат берём в ножи, включая кладовщика, что принимает груз. Ни у кого оружия я не вижу, должны будем взять без шума.

– Три водителя, сопровождающий, что с кладовщиком ругается, сам кладовщик и пятеро солдат – итого девять. Что-то многовато-то на нас троих, – пробормотал Ватутин, пристально вглядываясь в сторону примеченного нами склада, закончив подсчёт.

– Должны справиться. Этот склад и рванём. Подожжём шнур в грузовике и на складе, садимся в те грузовики и покидаем станцию через тот выезд, который пропустили, после чего двигаем к нашим. Мины нам тоже пригодятся. Должны успеть отъехать подальше. По крайней мере, с территории станции выберемся точно. А сейчас бери второго бойца, я вас на фоне грузовиков и склада сфотографирую. Эту операцию мы ведём с плотным фоторепортажем, чтобы, когда будем составлять отчёт по операции, у нас на руках были доказательства.

Так мы и сделали, снимков я нащёлкал два. Один на фоне грузовиков, другой на фоне разгрузки мин на склад. После этого, поправив оружие, фотоаппарат так и покачивался у меня на уровне груди, мы направились к складу. Ватутин с ходу отозвал кладовщика и сопровождающего, сообщив, что у него для них есть важная информация, а когда предъявил жетон офицера СД, то побледнели те оба и последовали вглубь склада, под нашей со вторым бойцом охраной. Крутить на измену и всё такое мы их не стали, точные удары ножами, и всё, аккуратно положили обоих на пол, зажимая рты, чтобы не подняли крик. Боец сработал тоже неплохо, хотя это было всего в шестой раз, когда он так ножом убивает немца, но некоторую сноровку всё же показал. Ушли мы за штабель ящиков, не видно нас, а Ватутин страховал, встав в проходе, чтобы никто внезапно не появился. Разгрузку мы остановили, ещё когда увели этих двоих, так что солдаты стояли в сторонке, но не курили, технику безопасности тут чтили. Поэтому, когда я появился на пандусе, указав на всех трёх водителей, и сообщил, что господин фельдфебель вызывает их для опроса, то те направились за мной, где мы их и приняли. Потом и остальных пятерых так же отработали, сначала двух вызвали, потом и последних трёх. Причём каждый раз старались заводить в те проходы между штабелей, где ещё никого не убивали. Для последней тройки места уже не было, пришлось волоком утаскивать трупы за угол, и потом один из немцев поскользнулся в крови и упал, отчего мой удар прошёл мимо. Но крикнуть тот не успел, я исправился. Уф-ф, чуть сам не завалил всё дело. Сердечко так и бьётся.

Дальше мы занялись делом. Разобрали друг для друга документы, стараясь, чтобы фото хотя бы примерно походили на наши лица, да в принципе, как мы убедились ранее, постовые редко сравнивают их, больше проездные проверяют. Потом, пока Ватутин и второй боец перешивали нашивки – всё должно быть идеально, я гружёный грузовик и второй, разгруженный наполовину, развернул мордами к выезду, поставив их друг за другом, и оставил так с работающими двигателями. Бегал, накинув френч одного из убитых солдат, не майкой же трофейной сверкать. Потом делал закладку под ящиками с минами. Мы специально вскрыли пару ящиков, снарядили мины и обложили ими заряд. Дальше, надев свой френч, на нём уже новые нашивки были, проверил документы, после чего я поджёг пятиминутный шнур на складе с минами, а Ватутин, добежав быстрым шагом до наших грузовиков, поджёг там в кузове шнур. При этом отмахнулся от кладовщика, сообщая, что пропускает очередь, она уже до нас дошла, и вернулся к нам спешным шагом. Я успел закрыть двери склада, мы сели в машину и покатили к выезду. Второй боец на полуразгруженном грузовике следовал за нами.

К счастью, на выезде пробки не было, как раз выезжала очередная колонна, когда подъехали мы. Ха, нас даже не остановили, а я думал, будет проверка, вот так мы и покатили подальше. Когда отъехали на полкилометра, то припарковались, и едва я успел выйти из машины и приготовить фотоаппарат, как рвануло. Когда грохочущий гриб встал над станцией, сделал первый снимок, и следом второй, когда последовал второй взрыв, и за ним ещё подрывы, и дымы заполонили станцию. Даже до нас ударная волна дошла, заставив пошатнуться, а машины – слегка закачаться. Удачный снимок, на мой взгляд, получился, да ещё с обоими лыбящимися бойцами в немецкой форме на переднем плане, но те старались не загораживать задний фон. После этого мы покатили дальше, закончив любоваться делом своих рук. Да одно это уже окупало наше тут появление, однако это было ещё не всё.

До перекрёстка мы добрались нормально, там, повернув, подхватили обоих бойцов-наблюдателей, те нырнули под тент второго притормозившего на миг грузовика. Потом, добравшись до места, где должны были быть наши, я съехал с дороги и, подминая траву, покатил на опушку. Там нас уже ждали. Не всё было перенесено от поляны, но большая часть уже была тут. Так что пока бойцы частично разгружали мой грузовик, тот самый гружёный, сняв две трети ящиков и убрав их в кустарник и хорошенько замаскировав, я сидел с картой и планировал дальнейшие наши действия. Жаль, Ватутин водить не умел, иначе мы бы тот грузовик пустой также прихватили. А так мины ещё пригодятся, я тут тоже минный террор планировал устроить, и пофиг, кто там подорвётся, военные или гражданские. Война, судари, а на войне как на войне. Всё дело слепого случая. Да и пока минированием заниматься не буду. Как подорвётся кто первым, то сразу поиски начнутся, догадки перейдут в уверенность, что тут действует неизвестная диверсионная группа. А я сначала решил по-другому поработать, пару акций в самом Берлине устроить, потом повеселиться в окрестностях столицы Третьего рейха, как раз занимаясь минированием, ну а уже потом ищем самолёт и покидаем этот клоповник. Планы пока такие предварительные были, а как всё выйдет, узнаем уже на деле.

Ближе к обеду Фомин всё успел приготовить, а когда мы обедали, активно и возбуждённо обсуждая при этом подрыв станции, все видели и слышали это да вдали дымы рассмотрели, а мы лишь описали, как всё это устроили. Когда закончили обедать, машины были загружены. Правда, для всех бойцов моей группы, включая лётчиков, места было мало, на верх ящиков забирались у кабины, лёжа ехали, но уместились все. А технику мы ещё добудем. Так что, покинув лес, мы вернулись к тому же перекрёстку и повернули не направо, к станции, а налево. Несколько раз нам попались несущиеся на полных парах пожарные машины и грузовики, набитые солдатами. Видимо, для тушения пожаров были направлены, но ехали спокойно, приближаясь к Берлину. Километров через десять свернули к рощице, где встали на опушке и ещё частично разгрузили машины, создав ещё один схрон. Тут десять ящиков ветками закидали. Потом ушли с трассы, впереди должен был быть пост, согласно информации, полученной от фельдфебеля. Я решил объехать его по просёлочным второстепенным дорогам, и, кстати, тоже покрытым щебнем. А свернули мы с асфальтированной трассы.

Не успели мы проехать и шести километров, как я притормозил на небольшом перекрёстке разных дорог. Пустых, кстати, лишь вдали пропылил какой-то гражданский на мотоцикле. Он не в военной форме был. Так вот, на перекрёстке был знак, даже на одном столбике сразу несколько знаков, указателей в разные стороны. К паре деревень и – «Берлин – 18». Увидев его, я чуть ли не юзом стал тормозить, отчего в кузове раздался шум и мат, подобного от меня явно не ожидали. Да и водитель второго грузовика едва успел затормозить.

– Что случись, никого же вокруг? – осмотревшись, спросил Ватутин, потирая ушибленную ладонь, которую отбил, пытаясь удержаться. Слишком резкое движение рукой сделал.

– Знак нашёл подходящий, – кивнул я на дорожный знак, открывая дверь и выбираясь наружу.

Ватутин последовал за мной и, обходя передок, бормотал:

– Знак как знак, мы сколько таких уже проезжали.

– Верно, но тут подходящее место. Не забывай, зачем мы здесь. Показать, что мы тут были. Фотографироваться будем. Сделаем пару постановочных снимков.

В это время откинулся тент кузова моего грузовика и осторожно выглянул Бабочкин, стреляя туда-сюда глазами. Убедившись, что никакой опасности тут нет, он удивлённо, с нотками возмущения в голосе спросил:

– Командир, какого чёрта?! Нас тут чуть ящиками не побило. Чудом никто не пострадал, только синяков новых получили.

– Нормально всё, – мотанулся я. – Построй группу. Задачу на ближайшее время ставить буду.

– Есть, – козырнул тот и стал сразу же командовать.

Я планировал сделать несколько постановочных фото, как советские диверсанты на виду у этого указателя взяли колонну, немцы лежат убитые у кабин грузовиков, часть бойцов потрошат их карманы или осматривают кузова, двое-трое позируют на переднем фоне в полном советском снаряжении. Это чтобы было понятно, что наша группа действует в предместьях Берлина. Именно эту задачу я и стал ставить бойцам, когда те построились. После этого семь бойцов полезли в кузова обоих грузовиков, чтобы переодеться внутри, трое получили ППД, те самые, что мы оставили в лагере, отправившись взрывать мост, а неведомыми путями-дорожками оказались в Москве, у одного ДП будет, СВТ радиста, у остальных двух карабины Мосина. Соответственно и подсумки на поясах под это оружие. Ножи трофейные только будут. У автоматчиков чехлы с запасными дисками на ремнях. То есть вид полностью должен соответствовать делу, даже сидора на спинах, показывая, что те в рейде, всё на ходу делают. Ну, а пару пленных и убитых уже мы будем изображать, те, кто оставался в трофейной форме. Мы с Берёзовым и Бабочкиным обсуждали мелочи по поводу постановки, а лётчики тут собирались все участвовать, будут играть за наших, когда наблюдатель засёк столб пыли на горизонте. Вокруг поля были, хотя с двух сторон и темнели на горизонте то ли рощи, то ли леса, так что видимость отличная была.

– Если солдат мало, берём колонну, – отдал я приказ. – Ватутин, командуй.

Бойцам, что уже успели переодеться в советскую форму и, спрыгнув на утрамбованный, укатанный щебень, поправляли последние детали в амуниции да поверяли оружие, снова пришлось лезть в кузова, укрываясь. Лётчики последовали за ними, а мы остались стоять. Один боец делал вид, что копается в двигателе, подняв капот, а Ватутин, когда колонна подошла, поднял руку, останавливая её. Потом, пока проверял документы, выяснилось, что немцев всего шестеро, в кабинах сидели, а в кузовах лопаты, кирки и ручные пожарные помпы. Их направили к горевшей станции с дополнительным комплектом пожарных средств. Так что по сигналу Ватутина ударили пулемёты и автоматы, пятная кузова и кабины грузовиков пулевыми отверстиями. Один осел на пробитых шинах, остальные остались стоять. Однако немцев мы побили. Дорога пуста, так что сразу стали готовить всё для фотографирования. Уже не постановочное, ну кроме некоторых моментов. Всего я сделал шесть снимков с разных ракурсов. На первом стояли на переднем фоне Бабочкин в форме младшего сержанта, форму бойца НКВД надевать он не стал, с ППД поперёк груди, из голенища сапога торчит рукоятка ножа, ещё немецкий штык висит в ножнах на поясе рядом с чехлом запасного диска к автомату. Тут же подсумок для гранат и за пояс заткнуты две немецкие гранаты. На голове каска, так что того можно хоть на агитационный плакат, так и просился. Смелый красноармеец с задорной улыбкой, бьющий врага. Он широко улыбался, сверкая белоснежными зубами. Рядом стоял Берёзов в своём лётном комбинезоне и шлеме. Но воротник откинут был, чтобы было видно петлицы с кубарями старшего лейтенанта. Позади них бойцы в советской форме и двое лётчиков обыскивали немцев или досматривали машины. Дорожный знак тоже был, в левом углу. Под ним – присевший у стоявшего на сошках ДП пулемётчик, берущий из перевёрнутой советской каски патроны, снаряжал отстрелянный диск. Пулевые отверстия в стёклах грузовиков и тентах были отчётливо видны. Из кабины второго грузовика свешивалось тело убитого водителя. У первой было видно, как разгибается боец, вытирая трофейный штык о тряпицу, как будто он этого фрица и прирезал. В общем, отличный снимок получился. Это первый. Со вторым и в принципе с остальными всё было так же, только бойцы по очереди фотографировали, а остальные на заднем фоне были, в разные не повторяющиеся на других снимках моменты засняты. Как будто мы их по ходу дела делаем. Я один, кто не переоделся в советскую форму и только занимался фотографированием. Благо без ложной скоромности скажу, что у меня это неплохо выходит. Потом, пока я менял плёнку на запасную, бойцы все бросились переодеваться. Кроме летунов. Кстати, грузовики были из комендатуры Берлина, так что и нашивки спороли, и документы собрали. Под их видом нам будет проще действовать в столице Третьего рейха.

А дальше прибрались на перекрёстке, две машины взяли на буксир, третья на ходу была, и покатили прочь. По пути избавились от битой техники. Да просто столкнули её в глубокий овраг, с дороги не видно. Там ещё кустарник был, прикрывал. Да и мы немного нарубили, накидали сверху, чтобы с воздуха не видно было. После этого, когда наш сапёр заминировал дорогу, поставив первую противотанковую мину, замаскировали мы место установки неплохо, а излишки щебня и грунта унесли в сторону, и после этого направились к Берлину. На машинах уже были нанесены эмблемы подразделения того полка, что стоял в столице, баночки с краской мы всегда с собой носим, часто нужны, поэтому шанс спокойно проехать в город у нас был немалый. Время приближалось к пяти часам дня, и я думаю, у нас немало времени будет на пару акций. Ночью покинем город да начнём веселиться в пригороде, после этого уже можно будет сбежать, то есть возвращаться обратно к месту взлёта. К тому же я обещал Берёзову, что верну его к тем двум, что ждут нас на поляне в лесу под Ровно. Тот их заберёт, заправится и полетит к своим, прихватив мой доклад с вещественными доказательствами в виде фотоплёнки. План у меня был такой, и стоило бы его придерживаться. Доработать чуток в том, что касается добычи нового транспортника, но в целом на него ориентироваться.

Заехали мы в Берлин действительно благополучно и спокойно, и, ревя мощными моторами грузовиков, двигались по улице. Кстати, не везде тут было разрешено передвигаться на тяжёлой технике. Но мы ушли в предместье, где были частные усадьбы и дома, и вот там, выбрав первый же подходящий дом, главное, у него высокий забор был, не позволяющий заглядывать во двор, мы остановились. Ватутин постучал в железную калитку. Когда та открылась, показал жетон СД и сообщил, что мы из гестапо. После этого во двор ворвались бойцы, трое рассыпались по территории домового участка, беря его под контроль, а остальные занимались зачисткой дома и хозяйственных построек. Тут я командовал, и второй боец, что знал немецкий. То есть выкрики на немецком звучали только от нас. В общем, всех, кто находился в доме, мы спустили в подвал, заперли там, загнали грузовики во двор и поставили их за гараж и сараи, после чего заперлись внутри, выставив пулемёты у окон второго этажа – подготовили возможную оборону, и немного перевели дух. Дальше отдал приказ Фомину поработать на кухне, горячий ужин – это было бы неплохо, и выслушал Бабочкина и Ватутина, которые закончили осматривать постройки и сообщили, что тут есть и сколько человек удалось взять. Пятеро хозяев, один из которых ребёнок, остальные шестеро прислуга. В основном польская, но был и один француз. Садовник.

– Чёрная машина в гараже стоит? – уточнил я у Бабочкина, именно он осматривал гараж.

– Нет, красная, кабриолет.

– Фигово. Придётся легковушку поискать на улицах нужного типа. Значит, доставай из чемодана те два костюма, что мы в Москве позаимствовали. Ещё посмотри в гардеробе хозяев дома, надо пару чёрных плащей, будем под сотрудников гестапо рядиться, есть пара идей, как этим можно воспользоваться. В остальном всё так же, выставить наблюдателей, остальным отдыхать. Разойдись. Да, и приготовьте легковушку, выезжаем через час. Ну, и узнайте, чей это дом. Мало ли искать хозяина начнут.

Чей дом, мы выяснили быстро. В принципе, этот городской чиновник, инженер городских коммуникаций, не работал на каком-нибудь важном посту, который требовал постоянного его присутствия на рабочем месте. После опроса прислуги, узнали от одной из горничных, что, бывало, та звонила на работу хозяина и предупреждала, что тот заболел, мол, берёт несколько дней на лечение. Поэтому следующим утром, этот рабочий день уже закончился, та под присмотром Ватутина позвонит и так же предупредит начальство хозяина особняка о его задержке. Может, это позволит нам подольше держать этот особняк как базу.

Сразу после ужина мы планировали покинуть базу с сержантом, прокатимся и посмотрим, разведаем, что происходит в городе, газет купим. Когда мы ели, в обеденный зал вбежал один из только что сменившихся часовых. Я поначалу думал, что тревога, остальные тоже за оружие похвастались, но вид у того был какой-то ошарашенный, тащил он огромную раму. Точнее, картину, явно снятую со стены.

– Командир! – возопил тот. – Смотри, что я нашёл.

Он развернул картину к нам лицевой стороной. Это был портрет всего семейства, которое мы заперли в подвале. Хотя нет, рядом с хозяином дома стоял ещё молоденький паренёк в форме курсанта одного из гражданских лётных училищ. Точно лётного, крылышки отсюда вижу. И лицо этого паренька мне было очень хорошо знакомо. Теперь понятно, отчего боец так возбудился, он его тоже узнал. А это был тот пилот угнанного нами у немцев «юнкерса», прикопанный вместе с экипажем рядом с базой в лесу. А самолёт его тут, неподалёку разбитый лежит.

– Да уж, – только и покачал я удивлённо головой. – Вот это случайность. Бабочкин, внеси эту информацию в журнал учёта боевых действий. Думаю, и фото можно сделать, а то не поверят.

– Сделаем, – с серьёзным видом кивнул тот, как и остальные с интересом изучая картину.

Мы продолжили прерванный ужин, Фомин расстарался, всё вкусно было, после чего стали готовиться к выходу. Так что техника приготовлена, просто мы переоделись в те костюмы, что привезли с собой из Москвы. А вообще одежда, производимая в Советском Союзе, отличается от той, что пошита тут же в Германии, и опытный глаз эти различия отлично видит. Да и не опытный тоже. К счастью, те комплекты костюмов и обуви, что мы позаимствовали у профессора, были пошиты в других странах. Например, мой в Италии, а Бабочкина – в Штатах, так что, думаю, внимания мы привлечь не должны. Поэтому, собравшись, сели в машину, верх был поднят, и, выехав со двора, ворота нам открыл один из бойцов, всё так же одетый в форму рядового вермахта, покатили по улочке в центр города. Кстати, я приказал вести себя на территории усадьбы тише воды ниже травы, чтобы не привлечь внимания соседей. Правда, когда мы занимали особняк, всё равно привлекли, а по-другому как-то и не могло быть, но некоторые из зевак заметили, как Ватутин предъявлял жетон сотрудника гестапо. По виду они с жетонами СД одинаковые, так что у соседей вопросов не возникало, слух быстро по ним разнёсся. Если заняли дом и участок, значит, так и надо.

Только задерживаться надолго не стоит, слухи и до настоящих гестаповцев могут дойти, а оно нам надо? Я уверен, что сегодня ещё местный полицейский может посетить усадьбу, узнать, что происходит, и что мы тут делаем. Я об этом Ватутина предупредил, проинструктировав, как с тем говорить. Он в форме офицера, выйдет и пояснит, что проводится боевая операция, банду немецких коммунистов будем брать. К хозяевам дома претензий мы не имеем и получили их добровольное согласие на расквартирование подразделения на территории их участка. Сутки, а может, и двое спокойной обстановки нам это даст, а свалим мы раньше, сразу после проведённых акций. Каких именно, пока не знаю, оттого на разведку с Бабочкиным и поехал. Тот, кстати, на заднем сиденье расположился и изредка делал фотографии разных улиц и домов. Мы даже вышли и по очереди сфотографировались на фоне некоторых берлинских достопримечательностей. Например, Бранденбургские ворота посетили или рейхстаг. Ну а что, я тоже хотел иметь фото на память. Так что с пяток теперь у меня их было, а точнее, будет, когда проявлю и распечатаю. А от рейхстага нас прогнали, полицейский подбежал, фотографировать запрещено, но плёнку отбирать не стал, так что та у нас сохранилась. Пришлось уехать.

Потом остановились у газетного ларька, тут шла уличная распродажа газет, мы накупили с Бабочкиным почти всех возможных берлинских и иностранных газет, что были в продаже.

– Слушай, командир, а чего это на той площади столько флагов навешано? – спросил Бабочкин, приметив в стороне нечто интересное.

Я притормозил и припарковался, после чего достал купленную только что карту Берлина, а купил я их три десятка, всё что было выкупил, подарю со своим автографом всем членам нашей группы, на память. Остальные на памятные подарки оставлю. Тому же Лосеву или Смирновой точно подарю. Да найдётся кому. Найдя нужную улицу, на которой мы стояли, также нашёл и место, куда указывал сержант.

– Это Вильгельмплац… Хм, Вильгельмплац, Вильгельмплац… – забормотал я и зарылся в газетах. – Где-то я это название уже видел. На заголовке одной из газет. Во, точно есть.

– Что тут написано? – тут же заинтересовался напарник, видя, с каким интересом я читаю.

– А написано, что завтра на этой площади будет проводиться парад войск СС. Почти все дивизии СС прислали свои роты для участия. Также там будут присутствовать видные члены НСДАП, Третьего рейха и сам Гитлер. Начало парада назначено на три часа дня, открывать его будет лично рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер. Тут же и рейхсканцелярия расположена. Хм, какая интересная новость.

– Командир, что-то мне тон в твоём голосе знаком. Ты обычно так говоришь, когда какую-нибудь пакость придумываешь. А мне это нравится.

– Есть такое дело, – сворачивая газету и откладывая её в сторону, ответил я. – Оставим машину тут, а сами прогуляемся. Ты плёнку в фотоаппарате сменил?

– Нет ещё.

– Ну а что?

Подождав, когда сержант сделает это нужное дело, у его родителей фотоаппарат был, вот тот в юности фотокружок посещал, оттого достаточно ловко управлялся с фотоаппаратом. Когда он закончил, мы вышли из машины, не забыв её запереть, и лёгким прогулочным шагом направились к выходу на нужную площадь. Там незаметно сделали несколько фото рейхсканцелярии, естественно про себя не забыв на переднем фоне. И дальше проводили разведку.

На рекогносцировку мне понабился почти час, уже окончательно стемнело, когда мы вернулись к машине. Причём я был в изрядно задумчивом виде. Встряхнувшись, я открывал машину и молча мотнул головой, народу на улицах Берлина пребывало изрядно, ещё не хватало, чтобы кто услышал, как мы общаемся на русском языке, так что в людных местах нам хватало жестов и взглядов. За последнее время мы вполне научились друг друга понимать по ним. Уже устроившись в машине – окна подняты были – и запустив движок, я выехал на дорогу и сказал:

– Интересно.

– Не томи, командир, что надумал? – взмолился уже изнывающий от любопытства Бабочкин.

– Что я могу сказать? Разведка прошла более чем удачно, такой цели ещё поискать.

– Гитлера будем убивать?! – ахнул тот.

– Вот ещё. Этот клоун на своём месте, наоборот, нам на пользу. Если кто вместо него встанет, то может договориться с теми же англичанами вступить в союз против нас, а этого мы уже можем не выдержать. Нет, сержант, Гитлера нам нужно холить и лелеять, только пока тот на своём посту, у нас есть шансы победить в этой войне по тем правилам, которые устанавливаем мы. Но подранить его обязательно нужно. Специально нашему снайперу дам такое задание. А потом на местах лёжек будут оставлены письма немцам, объясняющие, что это ответная акция на решение Гитлера убить нашего товарища Сталина, а пуля ему в плечо – это намёк, что все мы смертны. Или пусть последнее яйцо отстрелит… Шучу.

– А остальные?

– А вот остальные мне не интересны, всех положим, особенно генералов. Тут тоже объяснения оставим, а потом листовки по улицам разбросаем, что те получили возмездие за жестокость, творимую на оккупированных территориях, ну и за обращение с военнопленными, где смертность превысила все возможные пределы. Ладно, я ещё мысленно составляю план предстоящей операции, а пока задача перед нами стоит подобрать две легковые машины, лучше всего, если они принадлежат полиции или гестапо, то есть номера, знакомые местным правоохранителям. Будем делать машины-бомбы. Мин у нас в грузовиках хватает.

– Вон машина стоит. Чёрная.

– Нам нужна с хозяином, чтобы и ключи были, и документы. Едем дальше.

– О, вон то, что нужно.

Из двухэтажного особняка с вывеской гостиницы вышли двое, сели в машину, как раз неприметную, и покатили по улице в одном им известном направлении.

– Что-то мне эти типы не нравятся. Заметил, как одеты? Между прочим, так одеваются сотрудники гестапо, как униформа у них. Плащи, шляпы. Чёрных очков только не хватает. Сейчас проследим, куда они едут.

Приехали мы к зданию гестапо, это точно оно, я уточнил у дёрнувшегося от меня прохожего. Дальше мы записали номера всех машин, что там стояли, и покатили к месту, где находилась наша база. Пока машину брать мы не стали, решив оставить это дело на завтра, чтобы шум по угону не подняли раньше времени. Угонять лучше за несколько часов до акции. Так шансов на полное его выполнение больше. По пути мы приметили открытый ресторанчик, остановились у него, и я сходил внутрь, прикупил шесть пирогов с разной сладкой или мясной начинкой. Больше готового не было. Это ребятам на базе, пусть пирогов поедят, мой подарок перед акцией. Понятно, что, можно сказать, из них ещё домашние пирожки не вышли, столько времени всего служат, но всё равно порадовать их я был не против. Ну, а когда вышел с купленной тут же корзиной, внутри лежали ещё тёплые нарезанные пироги, то приметил, как Бабочкин в темноте возится у смутно знакомой машины, что припарковалась перед нашей. Точно, это были те гестаповцы, которых мы отслеживали от гостиницы. Выследили? У меня даже сердце забилось в волнении и пот на лбу выступил.

Быстро сунув корзину в нашу машину, я подбежал к Бабочкину и помог ему засунуть тело второго немца в салон их авто, причём делал вид, что тот пьяный, даже со смехом говорил, как тот перебрал. Нормально. Ну вот, пока возились с ними, тот и шепнул, поясняя: те подъехали, сержант их сразу опознал и решил, что выследили, атаковал. Всё прошло из-за темноты практически незаметно, вырубил обоих рукояткой пистолета по голове, подкравшись сзади, и прятал тела в машине, когда я вышел. Так что Бабочкина я отправил в нашу машину, а сам сел за руль гестаповской, и мы покатили на базу. Еле нашли нужную улицу. Чуть не заблудились. Хорошо всё же, что карт накупили, пригодились. Так что, загнав гестаповскую машину в гараж, я приказал спустить обоих немцев в погреб, он пустой был, хозяева в подвале дома, и подготовить их к опросу, у меня много вопросов к ним было. Особенно кто ещё знает о том, что мы за ними следили, и быстро ли вычислят по номеру машины, где наша база. Пироги я передал Фомину, бойцов успокоил, те встревожились из-за нашего долгого отсутствия. После этого приказал подготовить советскую форму и оружие, также на всякий случай приказал усилить посты. Мало ли нашу базу уже вычислили. Кстати, Ватутин доложил, что полицейского так и не было.

Ну, а дальше, попив чаю с пирогом, я отправился в гараж, где по очереди допрашивал гитлеровцев. Ватутин помогал в этом деле. Почти до полуночи время тянулось. Хм, между прочим, в тот ресторанчик они поужинать заехали, им его посоветовали местные коллеги. А так те из Мюнхена были, по своим делам, командировочные. Особо о местных делах те ничего не знали, своя задача у них, но о параде много информации выдали, они, скажем так, участвовали в подготовительных мероприятиях. А именно обеспечивали для зрителей показуху. Из Мюнхена был доставлен советский танк КВ-2, якобы захваченный эсэсовским подразделением, и Гиммлер хотел показать, насколько его люди хороши, что берут штурмом таких монстров. Он проедет по той улице, где будет проходить парад, находясь во второй очереди. Я в шоке, это не удача, это просто что-то запредельное. Если сменить экипаж на свой, то… Блин, да мне представить страшно, что может получиться. Это не легендарный рейд Т-28 по улицам Минска, это будет легендарный рейд КВ-2 по улицам Берлина. Вот это местные жители точно запомнят, не то что подрывы машин рядом с марширующими эсэсовцами и расстрелом тех из пулемётов из прилегающих к месту парада домов, как я планировал ранее. Вот это вообще жесть. Хотя если совместить, тогда получится очень любопытная акция, что может войти в анналы истории. Советского Союза точно, другие государства не особо любят афишировать достижения советских людей, особенно их победы. Если только завоют о страшной акции с многочисленными жертвами мирного населения, это они могут. Надеюсь, всё получится.

Вот так мысленно прикинув, возможно ли участие в нашей акции советского танка, который собираются выставить как трофей, я решил, что возможно. Так что я стал и дальше опрашивать обоих гитлеровцев. Те, кстати, сразу сломались и, особо не запираясь, активно выкладывали всё, что знали. Танк на ходу, и это хорошо, его подшаманили, двигатель перебрали – в общем, привели в порядок. Это хорошие новости. Из плохих: снарядов нет, прицел с пушки снят. Да и кто его с боеприпасом допустит в святая святых? А вот все пулемёты стояли на месте, чтобы их видно было. Правда, боеприпаса к ним тоже не было, как и снаряды оставили на месте хранения в Мюнхене. Ха, а у нас в одном из грузовиков два ящика с цинками, и один из них как раз для пулемётов. Отлично. Пусть снарядов нет, не громыхнёт пушка танка, но поработать из пулемётов удастся. Сомневаюсь я, что у немцев что-то найдётся, чем остановить этого стального монстра. Зенитки на окраинах, так мы туда не пойдём. Разве что бутылками с бензином закидают, когда оправятся. Или мину на машинное отделение забросят, но до этого момента я планировал сделать всё, чтобы этот мой танковой рейд запомнили. Танкисты у меня есть, хотя они эту машину и не знают, я сам умею виртуозно управлять подобной техникой – в общем, все шансы. Пару лётчиков можно в экипаж взять, на пулемёты поставим. Тот же Берёзов пусть на месте командира сидит и цели указывает. Надо это всё прикинуть, ну и остальной план операции накидать, так как как устроить пулемётные засады и подрывы марширующих эсэсовцев я не передумал.

Закончив с гитлеровцами, я ещё часа два просидел в кабинете хозяина дома, прикрыв окно, в городе была наведена светомаскировка, бывали уже налёты советской авиации. Только потом я отправился спать, перед этим отдав несколько распоряжений часовому на утро, тот передаст Бабочкину или Берёзову, они встанут раньше меня, себе я дал возможность выспаться, два дополнительных часа выделил. Не думайте, что это я что-то расслабился или обнаглел перед такой акцией, но завтра мне нужна чистая и свежая голова, которую может обеспечить только полноценный сон.

Разбудил меня Бабочкин, тряхнув за плечо. Спал я на хозяйской кровати.

– Командир, всё готово, котёл местный мы раскочегарили, можете ванну принять. Вода горячая. Наши уже все побрились, привели внешний вид в порядок.

– Это вовремя, – кивнул я, садясь и сонно проводя левой ладонью по уже появившейся щетине. – Заодно и побреюсь.

После душа, бритья и завтрака я собрал в общем зале дома всех своих бойцов, даже часовых и наблюдателей вызвал, полчаса ничего не решат, а поставить их в известность о моих планах и о самой акции нужно обязательно, чтобы каждый сверчок знал свой шесток. Это обычно и обеспечивало благополучное выполнение всех операций, проведённых мной, – то, что бойцы знали свои действия от и до. Пока бойцы слушали, что я им говорю, Бабочкин, который основные черты плана знал, встал за наблюдателя у окна, поглядывал на двор и ворота, но тоже внимательно слушал меня, как и все. А я на развёрнутой карте Берлина показывал, где нужно занять позиции трём пулемётчикам, использовать мы будем два ДП и МГ, где будут стоять оба грузовика для эвакуации пулемётчиков. Те будут находиться с разных сторон улицы, так что машины нужно будет тоже две. Я строго-настрого приказал выпустить по одному диску или ленте и сразу уходить, а иначе шансов потом отойти у них не будет, а я не хотел нести потери. Тем более дальше уже мы будем действовать на танке. Ватутин и второй боец, знатоки немецкого, переодевшись под гестаповцев, с их документами, обеспечивают проведение этой операции. Они проведут пулемётчиков на места огневых точек, те уже сами отойдут во дворы, а где грузовики будут ждать, им заранее покажут, чтобы не заблудились. Дальше наши «гитлеровцы» подгонят машины, две легковушки, начинённые противотанковыми минами, к местам, где будет проходить парад. Желательно куда будут выходить эсэсовцы после парада и где те скучкуются в больших количествах. Нам это выяснить сразу не удалось, надеюсь, Ватутин на месте узнает. А так как водить они не умеют, оба наших водителя всё и сделают, а потом те их проводят к грузовикам, чтобы ожидать появления отстрелявшихся пулемётчиков. А сами вернутся к машинам и в нужный момент подожгут бикфордовы шнуры. Время их горения по минуте. Дальше те возвращаются к грузовикам и эвакуируются вместе со всеми. К этому моменту и пулемётчики должны подбежать.

Думаете, это всё? Нет, все пулемётчики, занимая позиции у окон, должны переодеться под советских бойцов, Бабочкин так под сержанта госбезопасности, и Ватутин, обойдя все места засад, сфотографирует их. Причём так, чтобы на заднем фоне были видны стоящие на сошках пулемёты, флаги и зеваки с цветами за окном. То есть было видно, что акция проведена нами. Бойцы будут отступать к машинам также в нашей форме, чтобы побольше народу их рассмотрело. Форму немецкую нести им не придётся. Только оружие. Мешки с формой отнесут к грузовикам наши «гестаповцы», как только завершат фотосессию. Правда, фотоаппарат у них будет один на двоих, но ничего, времени должно хватить, успеют всё сделать и передать друг другу. Второй я забирал с собой, будем вести фоторепортаж нашего рейда по улицам Берлина. Конечно, не хотелось бы, чтобы были жертвы среди мирняка, но видимо, всё же они будут. Война такое дело.

Пока я ставил задачи, лица бойцов и командиров вытягивались от удивления. Нет, они, конечно, понимали, что акции я собираюсь устраивать громкие, чтобы те прогремели на весь мир, но чтобы такие?!. Вроде уже должны были привыкнуть к тому, что я имею привычку делать нестандартные ходы и устраивать громкие акции, однако всё равно были ошарашены. Но ничего, постепенно смогли оправиться, и всё равно слушали внимательно, особенно когда я начал ставить задачу каждому бойцу, трижды предупредив пулемётчиков, чтобы по Гитлеру не стреляли, он нам мёртвым не выгоден, а вот снайперу нашему поручил подстрелить его в плечо. Тот будет вторым номером у Бабочкина за МГ, я его ставил на самое ответственное место, он и подстрахует, и проследит. СВТ у того была.

Дальше, пока Бабаев минировал обе легковые машины, там двое бойцов ему помогали, мы с Ватутиным и вторым бойцом писали листовки и воззвания к правительству Германии. Что-то оставят на месте пулемётных точек бойцы, что-то раскидаем по улицам, когда будут отходить. Кстати, нас они дожидаться не должны. Покинут город, пользуясь общей суматохой и тем, что на улицах бесчинствует советский танк. Местом встречи я назначил ту рощу, где мы оставили десять ящиков с минами. Как сами будем выбираться из города, это будут наши проблемы. Главное, чтобы пулеметчики смогли без потерь эвакуироваться и дождаться нас.

Когда подошло время операции, мы успели понаписать немало листовок и воззваний, хотя всё и от руки делали. К сожалению, в доме инженера печатной машинки не было. С ошибками, конечно, писали, да и часть листовок были на русском языке. Не особо скрываясь, в листовках сообщали, что группа майора Корнева решила ответить на агрессию Гитлера, на попытку убийства Сталина, и провела ответную акцию. Ну, и всё такое. То есть что это частная инициатива группы бойцов и командиров. Наверняка ведь будут выть о невинно убиенных пятьсот миллионов детей и женщин на параде, так что государство наше обвинить будет в этой акции очень сложно.

Собравшись, мы покинули эту усадьбу. Уже навсегда. Уехали на четырех машинах, лишь за гаражом остался стоять штабель пустых ящиков от мин. Ну, и пара от советских винтовочных и пулемётных патронов, мы лишь цинки забрали. Хозяев дома и прислугу оставили в живых, даже обращались нормально, кормили и водили в туалет, ну а гестаповцев прирезали. Уж этих оставлять в живых ни в коем случае нельзя. Дальше доехали до места проведения парада, обе легковушки были перегружены, и было такое, что цепляли днищем выступы дороги, однако ничего, добрались. Дальше, показав, где ставить грузовики и где легковушки, я приметил, как невысокий мужичок, в униформе гестаповца, интересуется нашими машинами. Тот и вякнуть не успел, как его втянули в машину, а документы и жетон остались мне. Точнее, я взял себе одного из командировочных из Мюнхена, а этот ушёл Ватутину. Потом я угнал развозной фургончик, в который и перебрались мои бойцы и летуны, так сказать экипаж, четыре человека в закрытый фургон и один со мной в кабину. Он в немецкой военной форме был. Цинки с патронами также были в кузове, не забыли и прихватить максимальное количество гранат, они тоже использоваться будут. В том числе и пулемётчиками. Их вторые номера, пока первые будут вести огонь, станут выбрасывать в окна гранаты одну за другой, так что панику они должны навести серьёзную, а уж мы поддержим и усилим.

Там мы докатились до складских пакгаузов железнодорожной станции, где шесть немцев в комбинезонах танкистов наводили последний блеск на танк. Да уж, наша «двойка» впечатляла, сила и мощь во всём её виде. Не стоит думать, что можно было вот так подъехать, взять танкистов в ножи и, спокойно загрузившись, поехать к месту парада. Кстати, скоро танку выдвигаться, как я понял со слов зевак, ждали машину, что будет сопровождать танк к месту, показывая удобную дорогу. Народу тут хватало, зевак, корреспондентов, ну и солдат тоже. Так что, не останавливаясь, мы проехали мимо оцепления и, завернув за угол, встали у здания какой-то двухэтажной конторы. Людей тут на улице не было, все у танка собрались, мы с бойцом прошли в здание, тут две машинистки были. Контора какая-то по железнодорожным перевозкам. Так что, связав их и вставив кляпы, спрятали в соседнем помещении, а сами, отслеживая окрестности, позволили двум летунам, а те были в своей форме, и двум бойцам-танкистам пройти в здание.

После этого, проверив свой костюм и плащ, я поправил шляпу и уверенным шагом направился к танку. Унтеру из оцепления предъявил жетон и документы сотрудника гестапо, солдаты местные были, и командировочных из Мюнхена не знали, а танкистам, подойдя, я приказал проследовать за мной в соседнее здание, где им будут даны последние инструкции. Дело-то серьёзное, сам фюрер будет на параде. Те поморщились, видимо подобными инструкциями и подписками их уже достали, но прошли следом за мной в здание. Где парни и взяли их на прицел. Двоих сразу в ножи взяли – дёрнулись к оружию, а вот остальные остались в живых. Мы их раздели по очереди и, связав, оставили на месте. Когда мы их ещё брали на прицел автоматов, я дал им слово офицера, что оставлю их в живых, если они не будут сопротивляться, и выполнил своё обещание. Те, кто не дёрнулись, остались в живых. Связали крепко, не развязаться и других не развязать, а перед уходом просто вырубили, крепко, пару часов точно не очнутся. Дверь мы, уходя, заперли. Так что необходимое время для проведения операции у нас было. Мы же, переодевшись под танкистов, также в чёрных пилотках и комбинезонах, с пистолетами на поясах – они у всех были, экипаж оказался полностью офицерским, из СС, – загрузились вещами и направились к танку. Охрана пропустила нас без вопросов. У них приказ охранять танк от зевак, а не проверять, что там носят. Это мне ещё гестаповцы сообщили, во время допроса в гараже инженера-коммунальщика. Мы бы не смогли ничего пронести, если бы гестаповцы охраняли машину, но их тела остывали в погребе инженера, поэтому контроль и ослаб.

Едва мы успели загрузиться и подать все вещи внутрь танка – а цинки и гранаты были завёрнуты в материю и брезент, непонятно, что несём, – как прибыл проводник. Так что пока бойцы набивали диски, я запустил двигатель и, стронув машину с места, направился следом за пикапом, под крики одобрения зевак. Я даже рукой им из люка помахал и с достоинством посмотрел в объектив, когда фотограф сделал снимок со мной вместе. Чёрт, тут я прощёлкал, не успел отвернуться, и меня поймали в кадр. И сделать ничего нельзя. Хотя… Да пусть будет. Берёзов и ещё один боец сидели на башне, старлей спустил ноги в открытый верхний люк. И тоже, улыбаясь, махали руками. Наши наушники уже были подключены к разъёмам внутренней связи, так что я слышал в динамиках, как старлей, улыбаясь, сквозь зубы прошипел:

– Я вам покажу, уроды, как радоваться трофею.

– Ты ещё будёновку надень! – рявкнул я ему в микрофон под хмыканье остального экипажа. – Не привлекай внимания. Улыбаемся и машем.

Нормально пока шли. Танк шлёпал гусеницами, где по брусчатке, а где и по асфальтовому покрытию, следом за проводником, мощный движок ревел, выбрасывая в воздух сизые клубы не прогоревшей солярки. Движок холодный был, но прогреется, нормально будет. Баки полные, как я видел, датчики показывали это, а в остальном норма. Кроме одного. Всё же одна, скажем так, неприятность присутствовала. О ней мы узнали только когда оказались внутри танка. Гестаповцы об этом не сообщили, возможно не знали, а я тут промашку допустил, не догадался спросить. С пулемётами действительно всё в порядке было, затворы на месте, бойки тоже, парни проверили, вхолостую пощёлкав ими, однако ко всем трём пулемётам имелось всего три диска. Да те, что на них стоят для виду, и всё. Ниши для боеприпаса были пусты, запасных дисков не имелось. Вот и пришлось парням снять все три диска, сидеть и набивать их. Это и может создать некоторые проблемы при постоянном ведении огня. Быстрой замены не будет, нужно сначала снять, на ходу, в трясущейся машине снарядить патронами, и снова поставить. Времени много. Так что, подумав, я решил курсовой пулемёт стрелка исключить из боя, он будет сидеть и снаряжать пустой диск, когда расстреляет кто-то из двух других, и передавать тому, кто первым успеет протянуть руку, ну и начнёт снаряжать следующий, пустой. Так что пулемёты будут действовать в башне, один тот, что кормовой, ну и спаренный с пушкой. А сначала да, работать начнут все три, это уже потом перейдут на двухпулемётную основу. Да и вообще посмотрим по ходу дела.

Тут я заметил, что проводник притормаживает. Похоже, мы подкатили к месту, парад уже шёл, минут пятнадцать, если по часам судить, так что я остановил танк, но двигатель не глушил. Ещё чего. А если потом не запустится? Конечно, по словам механика-водителя, которого я успел допросить, баллоны заправлены и аккумулятор целый, но всё равно рисковать я не стал. Из пикапа вышел молодой офицер, тоже СС, и, отправив машину в сторону, в боковую улочку, направился к нам. Сообразив, что тот может обратиться к Берёзову, имевшему знаки различия, соответствующие армейскому капитану, да ещё два креста, я потеснил стрелка, приподнялся, выбираясь в наш общий люк по пояс, и махнул рукой, привлекая внимание офицера. А Берёзов, делая вид, как будто это его не касается, отвернулся, вроде как ему и дела нет. Мы так с ним договорились. Если будут что кричать, улыбайся и маши, дурачкам всё прощают. Офицер, приметив меня, подошёл и прокричал, хотя слышимость и так приличная была:

– Ваша очередь за этой ротой. Как начнёт движение, регулировщик махнёт флажком, и двигаетесь вы. Скорость вы знаете, репетицию проводили.

Молча кивнув, я проводил отошедшего офицера взглядом и покосился на строй эсэсовцев метрах в двадцати перед собой. Те готовились, ожидали, когда их очередь промаршировать будет. Задние ряды, пользуясь тем, что к ним внимание унтеров ослаблено, оборачивались, поглядывая на наш танк. У некоторых в глазах мелькал страх, видимо доводилось им встречаться с подобной боевой техникой. Я же прислушался, из-за порыкиваний движка слышно было плохо, но похоже, там хорошо поставленным голосом диктор сообщал, какое подразделение и какой части марширует, даже вроде марш играл. А может, и оркестр. Постепенно очередь двигалась, так что я подал вперёд, но проехал метров двадцать, как регулировщик остановил нас, подняв красный флажок. Я уже поглядывал с нетерпением на время. Пулемётчики открывают огонь в двух случаях, если увидят мой танк, появившийся в зоне прямой видимости, сигнал открытия огня – очередь того расчёта, что меня увидел, или когда время подойдёт к полчетвёртому. В общем, мы выехать не успели, а до начала операции часы у всех участников операции были сверены и показывали одно время – значит, через полминуты начнут. Поэтому, спускаясь на место механика-водителя, я скомандовал в микрофон:

– В машину, закрыть люки. К бою!

Не трогая пока свой люк, я слышал, как Берёзов ругается, не смог сразу убрать стопор с люка, хорошо боец из танкистов помог, и всё, мы оказались заперты внутри этой тяжёлой боевой железной рычащей коробки. «Реснички» были подняты, перископ в порядке, так что я видел в мутноватое стекло, как солдаты роты, продолжавшие оборачиваться, удивлённо глядят на наши манипуляции. Бойцы уже прижимали приклады пулемётов к плечам и готовились открыть огонь, выбирая, кого сбить с ног первой очередью. Если ранее затворы взведены не были, была опаска случайного выстрела при тряске, то сейчас взвели. Один держал на прицеле роту, стоявшую за нашей кормой, а стрелки спаренного и курсового пулемётов – тех, что стояли перед нами.

Я специально не велел стрелку закрывать люк, чтобы услышать момент открытия огня, и когда раздалась первая очередь – её сразу поддержали ещё два пулемёта, – то скомандовал, жестом приказав закрыть люк:

– Огонь!

Тут же заработали пулемёты, я же врубил сразу вторую скорость и, наподдав газу, рванул вперёд. Первые ряды с нашей стороны отскочить успели, те, кто не упал, сражённый очередями двух пулемётов. Остальные нет. Вы видели когда-нибудь, как бульдозер, опустив ковш, поднимает перед собой вал земли? Тут было схоже, только вал из людей, но вот он подался вниз, нос танка начал задираться – это сколько же немцев под гусеницами оказалось, что тот так забуксовал, задирая в небо пушку? Гусеницы начали проскальзывать. Однако ничего, под жуткий хруст и крики, что были слышны даже через рёв двигателя и толстые стенки брони, тот подмял этот вал и, рыча, последовал дальше. Солдаты уже бросились во все стороны, спасаясь от губительного огня пулемётов с разных сторон и разрывов гранат, для нас они звучали как негромкие, но многочисленные хлопки, бойцы все гранаты РГД-33 разобрали, всё, что было, и, видимо, использовали их полностью. Так вот, многие немцы бросились к стенам домов, чтобы скрыться от огня пулемётов, хотя гранаты их и тут доставали. Вот я и свернул на тротуар, зрителей тут было меньше, и в основном это были сановники, чиновники и офицерская элита, и стал давить их, двигаясь по тротуару. Пару раз даже задевал левой гусеницей стены домов, но шансов уйти у тех не было. Если только снова броситься на проезжую часть. Некоторые опытные солдаты так и делали. Хрустели под гусеницами брошенные инструменты военного оркестра, я сносил каменные крыльца входов многих зданий, и давил, давил. Пулемёты уже молчали, бойцы, матерясь, старались быстро снарядить снятые диски, те ещё и горячими были. А я занимался тем, для чего и созданы танки, – уничтожением живой силы противника, пусть снарядов для уничтожения дотов и бетонных укреплений нет, но мы всё равно сможем показать, на что способны советские танки и советские танкисты.

Выжимая максимальную скорость, что могла выдать «двойка», мы гнали перед собой огромную толпу солдат в чёрной форме, со светлыми пятнами костюмов чиновников.

– Получайте, суки! Это вам не брошенные танки на дорогах собирать, выдавая их за взятые в бою! А-а-а!.. – заорал я от переизбытка чувств, снова врезаясь в толпу.

Тут образовалась пробка, обожаю узкие улочки, да ещё заставленные машинами, и передние не успели проскочить, а задние напирали, и вот во всё это я и врезался. Сюда же уходили те роты, что успели промаршировать по улице, получив свою порцию внимания фюрера. А когда стрельба началась, те ничего не понимали. Видели, что толпа на них несётся, им бы податься в сторону, но приказа не последовало, вот в них бегущие и врезались, сбивая с ног, сами падали и образовывали кучу, которую следующие за ними преодолеть не смогли, а следом за ними неслось огромное зелёное чудовище с красными звёздами на башнях. А я давил и давил. Но давил не всех, те, что подавались в сторону, всё же улица была, три моих танка в ряд пройдут, выживали. Танк качался, как будто подо мной не живые люди, а кочки, рытвины и ямы. Башня раскачивалась в разные стороны вместе корпусом. Стоял не крик, вой. Сам я этого не видел. Берёзов срывающимся от волнения голосом описывал, ему там сверху видно всё.

Снова заработали пулемёты, причём снова все три, набивая свинцом тех, кто ещё оставался впереди, и мы их гнали, и тех, кто пережил нашу погоню и атаку. Они ещё не знали, что их ждёт. Мы же выскочили на другую улицу, тут тоже проезжая часть была свободная, а тротуар занят зевками, многие держали в руках цветы. Ну правильно, мы тут, цветы заслужили. А вот толпа солдат, в основном были они, сразу бросилась в разные стороны. Пулемёты снова стихли, и бойцы снаряжали их. А я, выжав педаль и потянув на себя рычаг, заставил танк развернуться, после чего, рыкнув мотором, снова набрал скорость. По словам Берёзова, жители Берлина, что это всё видели, в шоке наблюдали за нами, как заляпанный кровью сверху донизу огромный танк Советов, развернувшись, удаляется. Берёзов это видел, когда я крутился на одной гусенице, а он открывал люк и выбрасывал тонкую пачку листовок. По плану, тот трижды сделать это должен, значит, осталось на два раза.

А вот я возвращался туда же, где шёл парад, решив повторить загон баранов на бойню. А бойня натуральная была, вон как Берёзов сдавленно ругался, он же всё видел. Вот пулемётчики работали хоть остервенело, но спокойнее. У них задание – расстреливать всех, кто носит чёрную форму СС, ну и тех, кто в любой форме попадётся на прицел. Так что те особо внимания не обращали на творившееся снаружи. Хотя вроде тоже бледные сидели. А вот те, кто выжил и собирались в толпу, спотыкаясь о раздавленные тела, видя наше возвращение, рванули обратно, но мы были быстрее. Я смог раскочегарить движок аж до сорока километров час, так что нагоняли. Да и скорость те не могли увеличить, кровавых останков много было, ноги разъезжались во всём этом месиве. Кто-то, запрыгивая, залазил в окна, кто-то в подъезды зданий, там образовывались пробки, крайние давили тех, что уже были внутри, я один раз такую группу снёс, подмяв, но могу сказать уверенно, в этот раз урожай я снял меньше. Мне кажется, пулемётчики, что перезарядились в третий раз, больше настреляли.

– Командир! – рявкнул в наушниках Берёзов. – Ты предупреждай, когда технику давишь, кадр смазанным получился.

– Давлю, – спокойно сообщил я и стал подминать под танк второй опелевский грузовик, припаркованный у тротуара.

Их тут с десяток было, водители, как и те роты СС, что стояли позади нас, уже разбежались, оставив трупы подстреленных товарищей, а я поставил себе задачу нанести как можно больший урон в людях, технике и производстве. Это тоже в планах. Уходить ночью будем, да и когда топливо закончится. Думаю, с теми гонками, что нам ещё предстоят, расход большой будет. Нам бы полдня простоять и вечер продержаться. Бойцы перезарядились, но стрелять уже было не в кого. По нам тоже стреляли, из лёгкого стрелкового оружия, пули лишь бессильно бились о броню. Закончив давить военную технику, тут и два «ганомага» было, я развернулся и, неторопливо шлёпая гусеницами, двинул обратно. Ну вот, только подавленные на площади остались да многие раненые, вокруг которых суетились медики. И откуда только взялись? Один офицер, по эмблемам врач, помахал белым платком, двигаясь нам навстречу.

– Не стрелять! – скомандовал я бойцам, пулемёты уже были перезаряжены, потом добавил, обращаясь к Берёзову: – Старлей, я сейчас встану, отличная возможность будет снять всё, что вокруг происходит. Только не высовывайся, стрелков тут хватает, так же через оптику снимай, мутно, но хоть что-то.

Оставив танк метрах в десяти от бледного на вид военного врача, тот явно был в ужасе от надвигавшегося на него кровавого монстра, всего в брызгах крови, обрывках формы и кусках фарша, но в сторону не отступил, посади него было двое раненых, которых пыталась оттащить женщина в костюме медсестры. Танк заурчал на малых оборотах, а я, приказав бойцу рядом открыть люк стрелка, высунул руку и махнул врачу, чтобы подошёл. Едва успел отдёрнуть её обратно, как по крышке звонко ударила пуля.

– Вот скотина, – ругнулся боец.

– Засёк, где он?

– Да, вон у угла, нога торчит, перезаряжается, видно, командир, доверни, угла обстрела не хватает.

Я чуть повернул, и почти сразу прогрохотала очередь. Что он попал, я видел, на брусчатку упал солдат, держась за ногу, а второй очередью стрелок его добил. Тут ещё кормовой пулемёт заработал, там тоже приметили движение, нас окружали. Немцы начали приходить в себя от шока, и стоило ждать противодействия. Врач, который остановился, когда неожиданно заработал пулемёт, явно оглушив его, после моего повторного знака подошёл, и когда я в третий раз махнул рукой, не показывая брезгливости, пачкая форму, забрался на нос танка и заглянул в люк.

– Офицер танковых войск майор Корнев, – чётко козырнув, представился я. – Если я вам неизвестен, уточните у солдат, что воюют в Белоруссии, я там уничтожил немецкий штаб корпуса и фронтовой аэродром, да и вообще хорошо повоевал. То, что сегодня произошло, это мой личный ответ на ваши действия по решению и попытке выполнения ликвидации правителя нашей страны, товарища Сталина. Покушение провалилось, тоже благодаря мне. Ответ мой вы видите, и это я отдал приказ моему снайперу стрелять в плечо, а не в голову вашему фюреру. Вот эта листовка, тут всё написано. Моё правительство и моё начальство не в курсе этой акции, это моя личная инициатива. А теперь прошу освободить путь, мы покидаем эти улицы. Кстати, как вас зовут?

Узнав, как зовут офицера, я прямо при нём, воспользовавшись ручкой-непроливайкой – в кармане ношу, забрал из кабинета инженера, – на карте Берлина, которую достал из планшетки, написал на двух языках:

«Обер-лейтенанту медицинской службы Гюнтеру Вайсу от майора танковых войск РККА Корнева, Андрея Ивановича. На добрую память».

После чего протянул тому карту, сказав:

– Подарок. На память.

Тот сразу окинул автограф взглядом и покрылся красными пятнами, разобрав тонкую издёвку, но выкидывать не стал, а убрал с листовкой в свободную левую руку и, отойдя, обернулся и махнул правой рукой. Можно было ехать, обоих раненых убрали.

– Закончил снимать? – спросил я у Берёзова.

– Да, две плёнки извёл. Командир, а что ты немцу говорил, да и вообще кто это?

– Это военный врач, бросился вперёд, чтобы спасти тех раненых, кого ещё можно, и привлёк персонал ближайшей больницы. Смелый человек. Я ему карту Берлина подарил, с автографом, и надписью – на добрую память.

Дальше, стронувшись, мы ехали под ржач шести глоток. Только на ту улицу, где лежали другие подавленные и где уже работали медики, нас не пустили, женщины в медицинской форме встали стеной, пришлось свернуть и, повалив кованый забор, проехать дальше, валя яблоневые деревья какого-то сада, при этом чуть не нырнули в пруд, но вовремя свернули, где повалили такой же забор, но с другой стороны, и двинули дальше, набирая скорость хода. Народу разбегающегося тут хватало, но пулемёты работали редко и по определённым целям. Любой, кто носил форму, являлся их целью, и вот, если кого замечали, следовала очередь в два-три патрона.

Проехав пару улиц, остановились на крупном перекрёстке, позади осталось почти пять десятков подавленных легковых автомобилей, а мы давили всё что видели, даже велосипеды, театральные тумбы или газетные киски. Пусть всё это останется напоминанием о наших действиях. Улицы были странно пусты, хотя движение бойцы замечали, нас сопровождали в отдалении. Мотоциклисты мелькали. Изредка их отгоняли, а так пулемёты всегда были наготове. Я же, остановившись, доставал второй комплект берлинской карты, у меня их в планшетке ещё с пяток, остальные в моём сидоре в одном из грузовиков. Берёзов, не понимая причин остановки, тут же поинтересовался:

– Командир, что случилось?

– Дорогу смотрю, – пробормотал я в микрофон.

Для того чтобы в бою не говорить длинных фраз, я ещё в Москве приказал окликать меня командиром, так быстрее и проще, и все бойцы этим пользовались, в чём я никаких проблем не видел.

– Может, к Гитлеру поедем? – предложил тот, не зная точно о моих дальнейших планах, я его ставил в известность только о тех, что произошли на параде. А вот дальнейшее для экипажа танка было полной неизвестностью.

– Так, все меня слышат? – уточнил я, проверяя связь.

– Так точно, командир, – нестройно сообщили бойцы экипажа. Берёзов этому не очень радовался. Не любил он старорежимных словечек, но тоже подтвердил, что на связи.

– Ну что ж, дорогие мои товарищи и боевые друзья, с которыми я пока воюю немного, но прошёл через столько боевых приключений, что не на одну книгу мемуаров хватит. Первый этап нашей операции прошёл удачно, даже более чем. Парад СС сорван, но это ещё не всё, раз танк на ходу, осталась половина боекомплекта, то продолжим работу. Думаю, вы недоумеваете, что нам делать дальше, а я поясню. Пусть танк без снарядов, но он всё равно остаётся боевой единицей. Главное, что тяжёлой боевой единицей. В Берлине находится несколько важных промышленных производств. На артиллерийский завод мы не полезем, это опасно, но на тот же «Сименс» вполне. Он совсем рядом. Оптика, радиостанции, электроприборы – всё изготавливается там, а для нашего танка ворваться в корпуса, сносить оборудование, давить и расстреливать всё, что увидим, вполне по силам. Подготовьте пулемёты. На заводе стрелять во всё, что двигается и разбегается. Это высококлассный персонал, не стоит его оставлять немцам, чтобы те не возобновили производство. Дорога до завода займёт минут десять, готовьтесь, нам снова придётся повоевать.

Карту я уже изучил, путь запомнил, так что, выжав левый фрикцион и повернув танк влево, звеня гусеницами покатил дальше. Повернув на следующей улице, тут же сообщил:

– Внимание, в конце улицы баррикада.

– Вижу две противотанковые пушки, – добавил Берёзов.

– Серьёзные? – тут же забеспокоился я.

– Колотушки.

– Гусеницу тоже сбить могут. Уходим на другую улицу. Пушки давим, расчёты бьём.

Тут была длинная улица без возможности свернуть, никаких перекрёстков, уверен, сейчас и позади на руках выкатят пару пушек и засадят нам снаряды в корму. Стоит нам лишь сбить гусеницу, то всё, дальше агония. Этого стоит избежать. Сама улица пуста, когда мы обычно выкатываемся на улицу, то лишь замечаем последних разбегающихся, мелькающих в разных местах, а так там, где мы едем, город как будто вымирает. Нет, разную технику, брошенные вещи или велосипеды, с редкими мотоциклами, встречали, это моя законная добыча, но людей не было. Приметив слева большие стеклянные окна какого-то магазина, кажется итальянской обуви, где потолки были высокие, я скомандовал:

– Держитесь, идём сквозь здание.

Повернул, ревя мотором бронемашины. Пушки успели ударить вдали, и даже попали, но пробитий не было. Я снёс стекло и двинул по помещению к противоположной стене, а вот там стена полноценной была, но танк снёс её, как будто не заметив, вываливаясь на улицу. Почти сразу забили пулемёты танка. Тут были немцы, грузовики и солдаты, из двух те покинуть кузова ещё не успели, ну а я погнал дальше, давя грузовики один за другим, и, завернув за поворот, где расчёты почти успели развернуть обе пушки у баррикады, раздавил сначала одну, а потом и вторую. Расчёты выстрелить успели, один в рикошет, второе попадание, но пробития, даже в упор, не было. Хотя звона было достаточно. Однако немцы вояки всё же отличные, загрохотали по броне многочисленные гранаты, оглушая нас, заорал Берёзов, сообщая, что к нам бежит солдат с явно непустой канистрой, и сам же его срезал. Скинул заглушку для гранат и из немецкого автомата подстрелил его. Если бы тот забросил канистру на моторное отделение, а другие, расстреляв, подожгли, нас бы заживо сожгли, так что Берёзова я поблагодарил искренне, спас, а сейчас мы уходили дальше в сторону завода. Воевать с солдатами можно, но не нужно, целей куда более жирных было навалом, вот к ближайшей мы и шли.

Парни молчали, быстро снаряжали диски, а Берёзов сообщал мне, где и сколько немцев, вот я и погнал дальше, давя всё, что можно, и всё, что вижу. В основном армейскую технику, но и гражданской не брезговал, пусть знают, как воевать с нами. Война – это где-то далеко… ага, как же, вот мы и показали, как она далеко. О, фонтан, тоже давим. Даже статуи снесли, мы их уже много подавили или сбросили с пьедестала.

– Командир, – окликнул меня Берёзов, пока мы шли на максимальной скорости по одной из улиц. Я уже убедился, что нужно двигаться резвее, чтобы по пути нам не устроили ловушку или засаду.

– Слушаю.

– Я тут подумал, а если бы в том здании подвал глубокий был, а пол хлипкий?

Мне даже поплохело от такой мысли. Почему-то она мне в голову не пришла, даже мимо не пролетала. Так что, смущённо хмыкнув, я пояснил:

– Импровизировал, поддавшись мгновению и подсказке интуиции. Чуечка сработала. Но ты прав, риск был велик, могли провалиться или застрять, если бы башня достала до потолка. Заклинило бы нас, гусеницы бы скользили, но ни назад, ни вперёд. Постараемся впредь такого не допускать. Ты тоже поглядывай и, если что, предупреждай. Машина не особо устойчивая, и крутые склоны ей противопоказаны. Боковые.

– Понял.

Когда мы снесли ворота завода, врываясь на территорию, то увидели, что народу тут хватало, рабочий день ещё не закончен. Стрельбу тут, конечно, слышали, но мало ли что это может быть, поэтому появление огромного русского танка на территории завода вызвало не меньший шок, чем у тех зевак, что ожидали парада. Ну, те считали, что тот просто взбесился, а тут реально подумали, что русские танки в городе, несмотря на нелепость подобной мысли. Где наши войска сейчас и где Берлин.

За воротами находилась автостоянка, даже две, слева у склада служебная, и справа у явно административного здания, и у него же находились явно личные лакированные авто, даже вполне себе люксового класса, очень дорогие. Поэтому я и довернул вправо, подменяя их. А потом рванул дальше к корпусам, по пути попалось два грузовичка, что примечательно, гружёных, врезался в них, подмял, так и погнал дальше. Ворвался внутрь цеха я, проломив большие грузовые ворота. Сами цеха были из красного кирпича, снести я их снесу, но и танк может получить повреждения, при таких таранах есть свои нюансы, и я о них знал, если понадобится, применю, но если тут есть такие ворота, шикарный вход, чуть ли не приготовленный для нас, разве я это упущу? Так что ворота просто рухнули внутрь, частично завалившись на нас, но так как скорости движения мы не снижали, вскоре те сползли. Да и наводчик покрутил башню, пулемётчики просили, народу в цехе хватало.

Что фигово, на мои обзорные перископы упал какой-то мусор, и двигался я по цеху благодаря наводке Берёзова. Мало того что брызги крови были, так ещё тряпки какие-то. Ладно хоть под конец от очередной встряски этот мусор слетел. В общем, за пару минут мы снесли все станки со станин, и где подавили, а где просто собрали их в кучу у стен, остановились в центре цеха. Погибших среди работников хватало, но многие спаслись, выскочив наружи через выходы. Да через те же проломленные нами ворота.

– Так, бойцы, держите вход под прицелом, я выберусь, нужно гусеницы осмотреть. Мы столько ими поработали, что у меня есть серьёзные опасения, что дальнейших таранов они не выдержат.

Выбравшись в боевой отсек, я через дверцу в корме башни ступил на корму. Берёзов вышел следом, делая снимки остатков оборудования цеха, ну и я пару раз в кадр попал, пока изучал гусеницы. Тот ещё в сторону отбежал и сделал снимки нашего танка с нескольких ракурсов, тут я уже везде в кадре был, постукивал молотком по пальцам траков. Ещё и перископы свои почистил, оттерев от грязи и крови. Да и у остальных тоже почистил. Остальные нас прикрывали, включая наводчика, что вышел следом с автоматом, встав на корме и поглядывая по сторонам. Закончив, я вернулся на своё место и, подключив гарнитуру, сказал:

– Нормалёк, ещё на пару цехов и с десяток складов с готовой продукцией хватит. Поехали.

Разнеся ещё три цеха и раскатав два склада с готовой продукцией, мы повалили каменный забор и выехали не там, где нас ждали. Берёзов засёк, как немцы закатывают через ворота «ахт-ахт». Против этой зенитки наша броня не пляшет. Ведь прикатили откуда-то с окраин города. В принципе, времени было достаточно, так чего удивляться-то. Единственно, что немцам мешало, это тот самый забор, и вот толпа солдат вручную закатила зенитку через снесённые нами ворота. Катили стволом в нашу сторону, чтобы сразу навести и выстрелить. Парни развернули башню и, сметая солдат длинной очередью спаренного с пушкой пулемёта, изрядно проредили этих буксировщиков, возможно кого-то и из расчёта проредили, благо у орудия не было щита. Поди пойми в суматохе, где там обычные солдаты, а где зенитчики. Выстрел грянул, но мы уже ушли за кирпичную стену одного из цехов, внутри которого не осталось ни одного целого оборудования. Снаряд лишь бессильно пробил дыру, окатив нас кирпичной крошкой, и ушёл в рикошет, зацепив слегка башню. Звон ещё тот стоял. А я, разгоняясь, рванул к забору. Хватит тут на заводе веселиться, вон, уже всех немцев вокруг собрали. Так что, притормозив у высокого забора из красного кирпича, всей массой завалил его от себя. На себя не стоит, так и стволы пулемётов погнуть можно, курсового точно, так что, покачиваясь на кирпичах и крупных обломках, мы выкатили на улицу, а тут снова рай для танкистов, техника и солдаты. Шустро разворачивались три из четырёх «колотушек», небольших противотанковых пушек, четвёртую отцепляли от машины, но было поздно, отбросив первый грузовик, мы раздавили первую пушку вместе с расчётом, две другие выстрелить успели, третья так даже дважды, но и их мы раздавили, а пулемётчики срезали всех солдат вокруг. Тех, кого успели достать, пока в очередной раз диски не опустели. У спаренного и так пустой был, сейчас снаряжался, там наводчик расстрелял всё по зенитчикам у ворот. Потом и четвёртую пушку раздавили. Вот грузовики я старался отбросить в сторону, те, что пушки доставили, чтобы повредить, но не давить. Да в них снаряды должны быть, не хватало ещё, чтобы они рванули, когда давить буду. Пару раз такие случаи зафиксированы были во время войны. Конечно, это мелкокалиберные снаряды, но и их детонация может повредить танк и нас сильно оглушить.

Дальше мы уже давили технику без разбора, а когда она закончилась, вылетели на параллельную улицу и, подмяв под себя брошенный вагончик трамвая, не помню по счёту какой, вроде двенадцатый уже, покатили дальше, и Берёзов сообщил мне:

– Командир, у нас патроны на исходе. Третий цинк к концу подошёл, последний, четвёртый вскрываем.

– Понял. Ещё немного покрутимся по улицам, и можно будет оставлять машину. Подожжём и оставим. Как памятник ответного рейда советских диверсантов по улицам Берлина. Понятно, что его постараются быстро эвакуировать, возможно даже разрезать на металл, но в первое время мозолить глаза берлинцам он будет, напоминая им о нашем рейде. Пусть в страхе вздрагивают… Сейчас готовьтесь, пострелять придётся. Следующая наша цель – это здание берлинского радиоцентра.

Когда мы подкатили к нужному месту, то лишь заметили разбегающихся людей. Проломив забор, мы лишь с тоской посмотрели на радиобашню, сорвать её с постамента было нечем, снарядов тоже не было. А если таранить, то можно мотор сорвать со станины и разбить гусеницы. Даже башню сорвать с места. Да и сколько долбить придётся, пока та не зашатается, непонятно. А так мы, въехав во двор, стали давить три легковых автомобиля с динамиками, установленными на крыше. После чего постреляли в разные стороны, оставляя на стенах зданий пулевые отметины, это была просто, скажем так, пиар-акция. Проломив забор с другой стороны, мы покатили дальше. А вот тут уже, при повороте на одну из берлинских улиц, лоб в лоб мы столкнулись с мотоциклистами, шесть «цундапов» неслись навстречу, и она была неожиданной для обеих сторон. Два увернуться не успели и только захрустели под гусеницами. Один, пытаясь уйти от столкновения, влип в стену дома, пулемётчик аж вылетел из коляски, четвёртый перевернулся, подмяв под себя пулемётчика и водителя, пассажир на заднем сиденье успел соскочить, но тут же упал, сражённый одним из моих пулемётчиков. Вот два водителя смогли удержать технику и проскользнули сбоку мимо нас. Стрелок кормового пулемёта только этого и ждал, матерясь в азарте, тут же открыл огонь по ним.

Бойцы, сидевшие за курсовым и спаренным пулемётами, били по той технике, что виднелась в колонне. Да, за мотоциклистами двигалась колонна техники, «кюбельваген» с офицерами, два бронетранспортёра, кстати, у переднего стояло безоткатное орудие, за ним «ганомаг» со спаренными зенитными пулемётами, и уже следом за ними грузовики, что буксировали зенитки «ахт-ахт». Ах как мы удачно повернули и случайно наткнулись на немцев! Те этого тоже совсем не ожидали, прошляпили наше тут появление. Я стал разгонять тяжело идущую бронемашину, левый фрикцион совсем плох был, скоро совсем откажет, но пока ещё машина была на ходу, поэтому, подмяв легковушку с пассажирами и сбросив с дороги бронетранспортёр, отчего тот перевернулся, подмяли под себя второй и стали давить зенитки. Аккуратно, чтобы не зацепить грузовики со снарядами. Зенитчики разбегались, ища укрытия, на моих глаза один, проломив своим телом окно в полуподвальное помещение, скрылся там. Двое других, заметив это, нырнули следом за ним. Пулемётчики ничего сделать не могли, уже спешно перезаражались. Когда мы закончили с колонной, Берёзов, открыв верхний люк, стал бросать наружу одну за другой гранаты. Судя по хлопкам, пять бросил. Ну и последнюю пачку листовок выбросил. И тут как будто вулкан проснулся, что толкнул мощной рукой нас в корму, придав скорости.

– Это что было? – уточнил я, продолжая разгонять танк.

– Кажется, я гранатой в кузов одного из грузовиков со снарядами попал, – несколько растерянно ответил старлей, стараясь закрыть люк.

– Молодец.

Вот так разнеся эту колонну, мы и рванули дальше, продолжая давить и уничтожать всю военную и городскую инфраструктуру, что видели. Столбы валили, легковушки давили, развозные фургончики. Ничем не брезговали, даже велосипедами, как я уже говорил. Крутились по улицам только так, немцы пытались посылать перед нами мотоциклистов, чтобы те предупреждали войска, что входили в город, чтобы остановить нас, но не получалось, я тормозил, и бойцы прицельными очередями выносили тех, если они появлялись на виду. Так что мы ещё две колонны принять успели. Чую, ходовой скоро конец, да мы одной военной техники подмять успели за две сотни, не считая завода, чудом ещё не разулись. Крепился танк, молодец.

– Всё, парни, топливо на нуле, да и патронов по диску осталось. Сам танк уже на ладан дышит, чую, встанем вот-вот. Будем уходить.

Посмотрев на карту, я довольно кивнул и сообщил:

– Значит, так, скоро мы выйдем к судоходному каналу, готовьтесь, будем десантироваться. Вещи забирайте, гранаты и патроны. Снимите все пулемёты, ещё пригодятся. Танк я покидаю последним. Тот сам двинет к каналу и рухнет вниз. Немцам придётся постараться, чтобы поднять его. Лично я, если доживу до конца войны, планирую, когда возьмём Берлин, поднять его со дна реки и поставить на пьедестал как символ Победы. Если я погибну, или ещё что, постарайтесь выполнить это моё желание.

Бойцы глухо пообещали. Потом зашевелились, кто-то звенел ключом, снимая пулемёты, к счастью, инструмент имелся. Дальше те стали готовиться покинуть танк через кормовую дверцу. Через которую обычно загружали в танк боезапас, а я, когда увидел просвет и спуск к набережной, крикнул:

– Готовьтесь, немного оста… – договорить я не успел, как по нам что-то ударило. Да так, что никак звон в ушах не проходил.

При этом танк продолжал двигаться как ни в чём не бывало. Ругался Берёзов, бойцы ему вторили. Видимо, тоже досталось.

– Что это было? Кто нас?

– Зенитка! – тоже прокричал старлей, тот своего места командира не покинул и всё видел. – Мы переулок проезжали, мелькнули, но расчёту этого хватило. Непонятно, подбили нас или нет.

– Двигатель работает, гусеница не сбита, запаха гари нет – значит, ещё повоюем. До набережной сто метров. Давайте. Укрывайтесь у здания слева. Лучше выбейте дверь и внутрь. Подстрахуйте меня из него.

– Понял, – прозвучало подтверждение от старлея.

Бойцы стали покидать танк, загруженные пулемётами и вещами. Одни выскакивали, другие передавали им вещи, последовав за ними, потом спрыгивали с кормы танка и бежали к ближайшему четырёхэтажному многоквартирному дому. Когда танк покинул последний боец, он перед этим подал сигнал, хлопнул меня по плечу, я прицелился на глазок, вытянул подсос, отчего танк даже прибавил скорости, и, направив бронемашину в сторону спуска к воде, там ступеньки были, перила по бокам, и, так же выскочив наружу, побежал к бойцам. Дверь открыта была, в окне ствол пулемёта торчал. Нормально, страхуют. И не зря, вывернувший из-за угла мотоциклист-наблюдатель, на одиночке, упал, срезанный очередью. Бойцу неудобно стрелять было, сошек к пулемёту не имелось, ствол по раме елозил, но ничего, не промахнулся. Я же влетел в здание, в косяк врезалось несколько запоздалых пуль, на что наш пулемётчик ответил неизвестному стрелку двумя очередями, сразу стал отдавать приказы:

– Подготовиться к отходу через окна с противоположной стены здания. Нужно уйти как можно дальше, пока нас не зажали и не окружили. В Берлин столько войск нагнали помимо того, что уже было, что отловить нас не составит труда. Ты остаёшься пока здесь, прикроешь нас из пулемёта, вы трое ищите путь к окнам с другой стороны. И осмотритесь там, есть ли возможность уйти.

Тут сверху крикнул мне Берёзов:

– Командир, сюда. Танк к набережной подходит.

Рванув по лестнице на площадку третьего этажа, откуда было хорошо видно танк, я застал старлея за тем, что тот, непрерывно щёлкая затвором фотоаппарата, снимал наш танк. Только тут я рассмотрел попадания, танк весь бы испещрён мелкими следами от пуль и попаданий снарядов, а вот прицельный снаряд разворотил правое крыло, то задралось рваными краями вверх и, видимо, повредило, но не порвало гусеницу. Танк был на ходу. Мы оба наблюдали, как он подошёл к краю спуска и, качнувшись, покатил вниз, набирая скорость. Вот врезался в воду, и волны от него разошлись в разные стороны. Вместе с пенистыми усами. Сначала скрылся корпус, только над тем местом, где выхлопные трубы движка выходили, виднелся бурун. А потом и башня, создав водоворот, скрылась из виду. Судя по тому, что река не успокоилась, мелкие воронки продолжали крутиться, танк ещё двигался некоторое время под водой. Всё это Берёзов и заснял.

– Уходим, – хлопнул я его по плечу и, отбежав от окна, мы рванули вниз. Там прихватили пулемётчика и побежали в открытую дверь квартиры, где нас уже ждал проводник.

Тот отвел нас к противоположной стене дома. Окно тут уже было открыто, и виднелся внутренний дворик. Именно через него мы и покинули дом, и побежали дальше. Из других окон нет-нет да выглядывали любопытные лица жителей, но мы по ним не стреляли. Что мы – звери? Это же гражданские. Тем более мы были в немецкой военной форме и нас принимали за своих. Даже пару раз предлагали из окон укрыться у них от «бешеного русского танка», на что я всегда вежливо отказывался и просил укрыться, мол, случайная пуля и всё такое. Меня некоторые даже за это благодарили.

Бегать в немецкой военной форме, особенно танкистов, это опасно, так что, укрывшись в каком-то парке на полпути к той цели, куда я двигался, скинул комбинезон и пилотку. А достал из ранца то, что нёс сам, плащ и шляпу. Выправил её и надел. Ну, вот я и снова офицер гестапо, со всеми положенными документами в кармане. Автомат повесил на плечо, это был МП, забрал его у одного из бойцов, освободив того. А то мало того что ДТ нёс, так ещё ранец с патронами и гранатами. Осмотрев бойцов, я сказал:

– Значит, так, похоже, до ближайшего выхода берлинского метро мы дойти не успеем. Уж слышно, как сюда стягиваются войска. Перехватят. А мы в своих чёрных комбинезонах танкистов как красная тряпка для быка. Будем работать по прежней схеме. Нам нужны два мотоцикла и форма солдат комендатуры или тех частей, что ввели в связи с появлением в городе, как говорят местные жители, «бешеного русского танка». Тут столько войск нагнали, что мы затеряемся среди них без проблем. Более того, обрядим убитых мотоциклистов в нашу форму танкистов. Пусть думают, что после перестрелки с неизвестным подразделением русские все погибли. А солдаты этого подразделения, опасаясь быть отданными под суд за стрельбу по своим, просто сбежали. Вполне рабочая версия, я её немцам подкину, если будет такая возможность. А сейчас готовьтесь. Я выйду на улицу и постараюсь остановить подходящую технику.

Тут один из бойцов, что сидел на каком-то канализационном люке, который непонятно какими судьбами оказался в центре парка, за густыми зарослями кустарника, где мы укрылись, вдруг спросил меня:

– Командир, а что это непонятное тут написано? Вроде метро?

Подскочив, я прочитал, что это за люк. А это шахта метро, и вела она к насосной станции, которая откачивала поступающие в туннели метро грунтовые воды. Встав в полный рост, я осмотрелся и приметил пару бетонных шляпок воздуховодов. Значит, под нами расположена одна из веток метро. С радостью хлопнув бойца по плечу, я сказал:

– Молодца. Открываем люк и спускаемся под землю.

Люк, оказалось, открыть было достаточно сложно. Тут требовался специальный ключ, вроде тех, что открывали люки на советских танках. Однако, сломав трофейный штык, мы забили его в щель замка и смогли повернуть. Откинув люк, по очереди стали спускаться. Сперва спустились двое, мы им сбросили вещи, потом каждый, держа в одной руке по пулемёту, спускался туда же. Берёзов последним был. Он и закрыл люк. Кстати, я там следы тоже присыпал средством от собак, так что надеюсь, если и найдут, куда мы ушли, то не сразу. Очень надеюсь.

Вышли мы в один из туннелей и, осмотревшись, побежали дальше. Судя по надписям на стенах, я подсвечивал их фонариком, до насосной станции осталось не так и много. Добежали нормально, и что удивительно, тут штатно дежурил местный сотрудник метрополитена, отслеживая показатели множества датчиков. После допроса, узнав, как тут примерно всё работает, быстро узнать всё не получалось, и руководствуясь той информацией, что уже получили, я включил насосы на полную, но не на откачку, а в обратку. Тут были предохранители, чтобы нельзя этого было сделать, но я их разбил и повернул. Насосы стали гнать воду из канала в туннели метрополитена, а мы, забросив в операторскую насосной станции пару гранат, расстреляли оборудование из автоматов и побежали дальше. Оператор остался там же, нашпигованный осколками и пулями.

– Быстрее, ребята, быстрее, – хрипел я, уже успев сбить дыхание. – Скоро тут вода будет, а нам нужно сухими вылезти наверх, чтобы подозрений не вызвать.

Почти сразу раздалось несколько криков:

– Командир, волна воды за нами идёт!

– Командир, тут шахта наверх! Отнорок и скобы наверх!

– Все туда, – приказал я, и мы так же толпой, выставив во все стороны стволы оружия, ушли в боковой отнорок.

Насчёт волны, что нас нагоняла, это бойцы погорячились, просто появилась вода на рельсах и шпалах, по щиколотку. Да и прибывала не так уж быстро. Видимо, насосы находились неподалёку, раз вода так быстро появилась. Я схему, что висела на стене, мельком глянул, её больше Берёзов изучал, фотографируя, где насосы, точно не скажу. Думаю, их быстро остановят, вряд ли вода успеет наделать дел, а если что и натворит, то не так и сильно, как хотелось бы. Просто мелкая пакость, чтобы поминали чаще.

Поднявшийся наверх боец аккуратно отжал язык замка, из шахты это можно сделать просто пальцами, и, приподняв люк, выглянул. Осмотревшись, он шустро спустился и доложился:

– Немцы кругом. Там бульвар какой-то, и народу шастает порядочно.

– Военные?

– Военные тоже есть, но гражданских больше. Незаметно не выбраться.

– Ладно, идём дальше.

Вода уже поднялась выше щиколоток, но заметно было, что перестала подниматься, так что, стараясь не шуметь, не хлюпать водой, мы двинули дальше. У двоих бойцов были сапоги с довольно высокими голенищами, так что ноги они ещё не промочили, хотя стельки мокреть и начали, а остальные, включая меня, имели ботинки. У меня была обычная городская обувь, а у трёх бойцов – офицерские ботинки на высокой шнуровке. Такие ботинки были у тех шести танкистов, что мы раздели, но обувь подошла только троим, остальные ботинки оставили на месте захвата. Так что у нас мигом всё промокло, до колен точно, а водица холодная, несмотря на конец августа. Шли мы долго, пока не заметили впереди стоявшие вагоны электровоза. Там виднелись отсветы от фонаря, для фонарика свет слишком рассеянный, и голоса. Ещё металлический стук и другой шум, который напоминал шум мелкого ремонта.

Возможная задержка мне не нравилась, немцы уже должны знать, что мы находимся в метро, и в ближайшее время перекрыть все входы-выходы, поэтому нужно использовать то время, что у нас было, по максимуму. Видимо, везение нас ещё не оставило, так как шум работы стих, и было видно, как отсвет удаляется, всё это под шум нескольких людей, идущих в воде по колено. Видимо, закончив тот ремонт, что нужно, те уходили. Вот мы и последовали за ними, стараясь не споткнуться в темноте о шпалы или рельсы. Ха, а вода стала понемногу спадать, видимо немецкие инженеры нашли, как выключить насосы и без разбитого и расстрелянного оборудования. Шли недолго, впереди появился свет, и, стараясь не привлекать внимания к себе, то есть не баламутить воду и не гнать волну, мы подошли ближе и обнаружили одну из станций метро. Та была ярко освещена электрическим светом. Кстати, судя по множеству мусора, все корзины были забиты, да и на полу хватало, до недавнего времени тут находилось изрядно народу, и от кого они все прятались, я начинаю догадываться. Ещё бы, от кого ещё они могут прятаться, как не от «бешеного русского танка»?

– Ушли, – прислушавшись, тихо шепнул я. – Быстро поднимаемся на перрон и идём к лестнице. Дальше по обстоятельствам. Нужно слиться с населением города. Иначе нас быстро обнаружат и уничтожат.

Мы так и сделали, поднялись там же, где это сделали ремонтники, и тоже оставляли свежие мокрые следы, и направились к одному из местных помещений, а так сама станция была совершенно пуста. Я скатал задранные штанины, это чтобы не замочить их, и оставил тут трёх бойцов. Двое, стянув комбинезоны танкистов, остались в мундирах солдат вермахта, вылили воду из ботинок и стали подниматься по лестнице следом за мной, офицером гестапо. Там наверху, покинув метро, мы осмотрелись от входа.

– Командир, мы же тут уже были, – тихо шепнул один из бойцов. – Вон и колонна, которую давили, лепёшки от грузовиков. Людей подавлено и постреляно много.

– Ага, – так же тихо шепнул я, мельком осмотревшись, чтобы нас никто не подслушал. – Не туда смотрите. Видите те грузовики, куда на носилках носят погибших? Это наш шанс покинуть город. Значит, так, вы двое спускаетесь, а я вызову пару солдат с носилками, якобы внизу в метро есть несколько погибших, убегали ранеными, а умерли там от потери крови. Вы их примите в ножи, трупы на рельсы сбросите, накинете также сверху эти замаранные кровью халаты, только оружие уберёте на носилки, сами видите, у них таких нет, дальше по одному перенесёте бойцов с вещами в один из грузовиков. Тот, что недавно подъехал. Завалим их трупами, так и выйдем из Берлина. Пока выхода, кроме этого, я не вижу, нам бы на просторы вырваться, там бы повеселились. Всё, работаем.

Бойцы спустились в метро, а я, перехватив очередную пару с носилками, показал жетон и приказал следовать за мной, описывая причину потребности в них, нажимал на то, что один из умерших внизу офицер гестапо. Нормально, сразу пошли, даже не возражали. Их приняли как надо, даже не обратили внимания на медицинские халаты, не до того сейчас. Избавились от тел, переоделись, после чего погрузили на носилки одного из бойцов, на нём тоже была форма солдата вермахта, накрыли простынёй и понесли наверх. Тяжеловато приходилось, помимо бойца и пулемёта ДТ, на носилки те под окровавленную простыню сунули и свои автоматы. Я сопровождал носилки до одной из машин. Недавно две уехали, загрузили уже, и подошло ещё три свежих. Вот к одной из них мы и подошли, кузов пустой был, водитель, что выскочил из кабины, забрался в кузов и принял ручки носилок. Так в кузове он и остался, а наш боец, надев его кепи, стал принимать грузы и остальных бойцов, что приносили на носилках. Дальше, когда все оказались внутри, ах да, к нашей машине раз пять другие пары приносили грузы, и мы их принимали, поэтому, когда машина оказалась полна, тела в кучи сваливали, требовалось очистить улицы как можно быстрее, мы погрузились и покатили к выезду, пристроившись следом за таким же грузовиком-катафалком. Кстати, уезжая, я рассмотрел, как на площадь к метро вылетают два грузовика и покинувшие их солдаты оцепляют спуск в метро. Дальше не видел, ушли в одну из улиц.

Сам я сидел в кабине, но уже не в униформе сотрудника гестапо, а в форме солдата одной из местных частей. Бойцы успели раздеть водителя грузовика, благо тот был моей комплекции, я переоделся внизу в метро и, спокойно выбравшись наружу, старался не показывать, как мне велики сапоги – на четыре размера, – сел в кабину, два бойца устроились у заднего борта грузовика, и вот так мы покатили. Даже не остановили, наша колонна из трёх грузовиков проехала мимо аж пяти блокпостов на дорогах и направилась куда-то по одним немцам известному маршруту. Отстали мы просто, убедившись, что вокруг никого, я остановился на обочине и, выскочив из кабины, открыл капот и стал в нём копаться. Бойцы приготовились, если водители двух грузовиков, что следовали впереди, остановятся и сдадут назад, то мы их расстреляем и поедем дальше. Однако этого не произошло, и те скрылись вдали, видимо посчитав, что нас возьмут на буксир те, что едут следом. Куда они ехали, я уже разобрался. В нагрудном кармане кителя мной был обнаружен проездной лист, там же документы водителя. Тела вывозили в одну из местных воинских частей, видимо там всё подготавливается для погребения. Просто рядом с ней лесопилка, доски на гробы не нужно далеко возить.

Сами мы сразу же свернули на другую дорогу и покатили дальше. Я уже определился, где мы находимся. До места встречи, где, я надеюсь, нас будут ждать бойцы, выполнившие свою работу, оставалось километров двадцать, но даже на таком катафалке нам не проехать. Нужно менять технику и личности. Ничего, это дело привычное, особенно моим бойцам, летунам вот нет, для них это всё внове, но ничего, молодцы, учатся на ходу. Глупых вопросов уже не задают, делают всё, что велят.

Подъехав к краю крутого берега какой-то реки, даже скорее протоки, не глуша мотор, я вышел наружу, осмотрелся и, постучав по борту, приказал:

– Выгружаемся. Нужно от машины избавиться… И да, подберите мне обувь по размеру, эта совсем велика, как в отцовских валенках хожу.

Бойцы споро выгрузились, двое скинули с себя маскирующие окровавленные, некогда белые халаты, и я, включив скорость, выпрыгнул на ходу – правильно выпрыгнул, с перекатом – и отправил грузовик вниз. Нормально булькнул, набранная скорость позволила ему удалиться от берега прилично, пока окончательно не встал. Вот только не утонул. Верх кабины торчал да тент кузова. Ладно хоть деревья там над водой нависали, частично прикрыли машину. Если с воздуха начнут вести разведку, а её будут вести, то заметить можно, если хорошенько приглядеться. Одним словом, как повезёт, заметят или нет. А вот трупы погибших от наших же рук солдат, оставшиеся в кузове, течение не вытолкнет наружу и не потащит вниз, а мы, покидав всё барахло, что нам не нужно, завязали тент снаружи, так что кузов закрытым был. Ладно хоть обувь мне по размеру подобрали, пусть чуть больше, на размер, но не на четыре.

После этого, построившись в колонну и прикрываясь растущими у берега реки деревьями и кустарником, мы побежали дальше. Там впереди хутор будет, если карте верить, а потом дорога с неплохим перекрёстком, есть шанс тормознуть какую технику и с шиком доехать до места встречи. Всё же победители едут. Я, конечно, не знаю, как вторая группа выбралась из города и благополучно ли всё прошло, и это неведенье меня беспокоило, но чувствовал я себя действительно победителем. Показал берлинцам, что русские не такие и лопухи, как о них говорят по радио и пишут в газетах. Слушал одно и читал другое, так что знаю, о чём говорю. Остальные тоже чувствовали некоторый душевный подъём, показали немцам кузькину мать, пусть помнят нас. Вот так и бежали. Пусть немного на адреналине, который постепенно нас отпускал, но силы ещё были. А вот и дорога с перекрёстком. Посмотрим, какую мы технику сможем добыть. На меньшее, чем роскошный «мерседес»-кабриолет я не согласен. Заслужили.

Щёлкнув языком, я стегнул длинным хлыстом по бокам волов, что тянули огромную арбу с не менее огромным стогом, и присмотрелся к той рощице, к которой мы свернули от дороги. Там и было место встречи. Да уж, с транспортом нам не сказать что повезло. Почти сразу попался этот одноногий хуторянин, что вёз сено, вот и решили брать его, благо тот был один. Тот спокойно остановился по моему приказу, мы раздели его, прирезали, тело в кустах спрятали, дальше бойцы с вещами в сене укрылись, а я, изображая сельчанина, надел протез на колено, подогнув под себя ногу, и демонстративно выставил его, так и покатил к месту встречи. Вот только скорость у нашего транспорта была не ахти. Ладно хоть срезать удалось почти до десяти километров, проехав через брод. Я про него не знал, хуторянин рассказал, и тот действительно был. Немцы носились по дорогам как наскипидаренные, мотоциклисты, грузовики, изредка бронетранспортёры мелькали, но нас не останавливали. Хорошо ещё мне одежда хуторянина подошла, и мой размер, и среди всех я один на немецком языке разговаривал. Видимо, протез помог, взгляды на меня бросали, но не останавливались, так и катил. Пока ехали, и поужинать успели. Когда стресс прошёл, адреналин схлынул, все почувствовали приступ голода. Бойцы, сделав пещерку в сене, выставили распорки, чтобы то не наваливалось на них во время движения, разделили те немногочисленные запасы, что при нас были, и вот так поели. Мне тоже дали. А что, волы, как их ни погоняй, идут неспешно, вполне можно так неторопливо поужинать. Нога только затекает постоянно, приходится протез нет-нет да на другую перекидывать, а так нормально.

– Хорошо замаскировались, – пробормотал я.

Если знать, что, где и как искать, то найти можно, так что я рассмотрел угловатый силуэт одного из грузовиков, довольно неплохо замаскированного ветвями. На дороге следов не было, лишь продольные следы, да и то редко, и листочки. Понятно. Наши, проезжая здесь, тянули за собой нарубленные ветви, что как метла заметали всё за собой. Оттого и автомобильных следов не видно было. Правильно всё сделали, молодцы. За нашим приближением наверняка наблюдают, так что, сняв с головы зелёную шляпу с небольшими полями, но длинным пером, я помахал ею над головой, привлекая к себе внимание. Этого достаточно, кто ещё будет махать, кроме своих?

– Грузовики вижу, точнее один, второй, возможно, за ним стоит. Замаскированы хорошо. Приготовьте оружие на всякий случай. Я вокруг видимых следов боя не вижу, если вдруг наших захватили, но всё равно перестрахуемся.

Парни под сеном зашевелились, я слышал шорох, но на виду не показались. А когда подъехали ближе, то я даже вздохнул с облегчением, нам навстречу вышли Бабочкин в своей форме рядового вермахта и Ватутин в форме офицера. Успокоив своих, бросил поводья, волы так и продолжили идти, я соскочил и, прихрамывая, направился к нашим, которые не могли без улыбки рассматривать меня. Ну да, штанишки эти зелёные коротковаты, как у ребёнка, но что поделать, традиция тут такая. Шучу, это комплект праздничной национальной одежды. Хуторянин австрийцем был, ногу в Польше потерял, носил её по простой причине – старая, уже купил новую, просто носил, чтобы добротную одежду не портить. Зато я в этом костюме не привлекал внимания. Да и везло с тем, что постов не встретилось, ехали-то всё полевыми дорогами. Хотя патрулей и тут хватало.

– Докладывайте, что у вас? – сразу велел я, бойцы скрыли улыбки и, посерьёзнев, доложились.

В принципе, легко отделались, потерей одного грузовика и ранением нашего силача. Ранение не серьёзное, пуля бицепс задела, фельдшер наш уже рану обработал и зашил. В общем, всё прошло, как и было запланировано. Ватутин со вторым бойцом, знающим немецкий, под видом офицеров гестапо, в сопровождении солдат вермахта, стучались в двери квартир, брали хозяев в заложники и таким образом организовали три пулемётные точки. Точнее, это были две частные квартиры и один кабинет какого-то министерства, именно в нём и расположился Бабочкин со снайпером. Они и косили генералов и первых лиц государства, да и снайпер не сплоховал, пулю Гитлеру в плечо точно положил, а потом две обоймы по генералам расстрелял, старался наповал, не мазать. Пройти в здание удалось легко, а всё равно все на улице были или у окон, так что заняли без проблем. Переоделись, фотосессию устроили, как я и просил, пока ещё шла подготовка к параду и видные члены правления СС ещё не прибыли. Дальше они отогнали машины куда нужно, и когда раздались первые пулемётные очереди, подожгли бикфордов шнур у одной из машин. У второй, где был Ватутин, тот не решился. Рядом на краю тротуара стояли дети с цветами, и он не стал поджигать, за что я его поблагодарил и похвалил. Правильно сделал. Значит, мне не показалось, что взрыв был один, думал, одновременно взорвались и звук наложился. При эвакуации, уже на выезде, те были остановлены постом, там было пять немцев и два мотоцикла. Пришлось расстрелять их. Ответным огнём был повреждена одна из машин, после чего бойцы пересели во второй грузовик, не забыв свежие трофеи и вещи из первой машины, после чего подожгли технику и покатили дальше. Мотоциклы не взяли, повреждены оба оказались, на линии стрельбы были. Вот так доехали до места и ждали нас. Теперь все высыпавшие к нам на опушку бойцы и командиры жаждали услышать наш рассказ, и это я поручил Берёзову. Тот сверху сидел, видел всё. Вот тот и рассказал. Конечно, многое бойцы и сами видели, например, расстреливая диски пулемётов, своими глазами видели, как мы проревели дизелем мимо них под окнами, гоня перед собой озверевшую от ужаса толпу, и время от времени наваливаясь на неё и давя. Жуткий вид, надо сказать. Впечатлены были все. Однако приключения на этом у нас не закончились, вот Берёзов и описывал, что было дальше и где мы оставили танк.

После того как Берёзов выложился в своём рассказе – молодец, отлично у него это вышло, с подробностями, – я раздал всем участникам операции листы из блокнотов и приказал всем написать рапорты на моё имя с описанием того, что они видели, ну и своё мнение. Сам же переоделся в свою форму рядового, нацепил очки с простыми линзами – меня же сфотографировали в люке танка, не удивлюсь, если это фото появится во всех берлинских газетах на первых полосах, как-то нужно теперь маскироваться, – и сел за продумывание плана по дальнейшим нашим действиям. А из окрестностей Берлина нужно валить, это стало ясно как божий день. Пока войска, поднятые по тревоге, не успокоятся, нам тут делать нечего. Ничего, Германия страна большая, есть где повоевать и поустраивать диверсии. Так что, поработав с картой, я сам сел за рапорт и примерно за час, как раз темнеть начало, успел написать рапорт уже на имя главнокомандующего, с подробным описанием нашей операции в Берлине, трижды указав, что это чисто моя инициатива и бойцы лишь выполняли мой приказ. Если будут репрессии, мол, много гражданских погибло, а это было, глупо отрицать, чтобы их лишь краем коснулось, под пресс не попали. В общем, брал всё на себя. Это была простая перестраховка, мало ли что стрельнёт нашему Политуправлению.

Закончив, мы оставили телегу с волами на лугу рядом с рощей, после чего погрузились в машину, не забыв ящики с минами, они у нас заместо скамеек в кузове были, и покатили к дороге. Кстати, одну мину на дороге мы оставили. Привет местным. А вообще нужно найти местных сапёров, ну или инженерную часть и работать дальше под них, имея машины с их тактическими знаками. Причём на моей карте у одного местного городка было обозначение, что помимо разных частей, там дислоцировалась одна рота инженерного батальона. То, что нам нужно. А информацию я получил от того фельдфебеля, на одной из машин которого мы и передвигались. Кстати, от неё тоже нужно побыстрее избавиться. Мои парни молодцы, что второй грузовик сожгли, но по номерам двигателя узнать, какой части ранее та принадлежала, вполне возможно, значит, и остальные, что числятся потерянными, могут включить в розыск. Если раньше их считали потерянными на станции, то сейчас должны будут искать. Немцы землю должны рыть, чтобы найти тех, кто устроил акцию в Берлине.

В этот раз нам удачно попалась колонна, следующая в нужном направлении. Я думал проскочить ночью, благо уже стемнело, а так пристроились за замыкающей машиной в колонне и проехали все посты. Считай, свезло. У нужного городка, не доезжая, я притормозил и, свернув к посадке, укрылся за ней. А тут кроме неё других укрытий просто нет. Бойцы замаскировали машину ветвями, были выставлены двое часовых, и мы расположились на ночь. В машине было тесно, глупо этого не осознавать, мало того, вещей до чёрта, так ещё вместе со мной пятнадцать лбов. Втиснулись, но надо ещё одну машину искать, причём срочно. Только после проведённой операции в Берлине у нас пошёл упадок сил, слишком серьёзно мы там выложились, и я решил дать бойцам отдохнуть, а с утреца прогуляюсь с Ватутиным в городок, посмотрим и прикинем.

Мы спокойно прошли до окраины городка, название у него зубодробительное, даже пытаться не буду произнести его. Делали вид, что заняты делом. Например, я тащил на плече коробку, и не пустую, но нёс же. Значит, делом занимался. Тропинка вилась между полями к городку, вот по ней мы и шли. Ватутин, сорвав ветку и сделав из неё стек, шёл впереди, помахивая им, изредка постукивал по голенищу сапога. Ну, а я семенил следом, с коробкой лётных пайков на плече да карабином за спиной. Автомат у простого ординарца – это слишком, у Ватутина пистолет в кобуре, мне и карабина хватит, благо с того поста их три взяли вместе с подсумками и всем необходимым, включая цилиндрические футляры с противогазами. Так что постарались мы придать себе вид вполне справных солдат. А то, что это необходимо, было видно сразу. В небе постоянно висело несколько самолётов, что в разных районах нарезали круги. Видимо, согнали сюда всё, что могло летать, некоторые самолёты имели несколько не военную раскраску, один раз жёлтый видели, видимо частный, и дважды красные. Все три бипланы. В остальном, обычная техника люфтваффе, имевшая их обозначения. В общем, не менее трёх самолётов мы наблюдали с места нашего нахождения, в разных сторонах, да и над нами пролетало несколько. Не стоит думать, что нас не рассмотрели с воздуха. Так мы и не прятались, стоит грузовик, с немецкой основательностью организован лагерь, у котла возится повар, остальные работают на лесозаготовках. В общем, подразделение вермахта, проснувшись утром, собирается завтракать и готовится продолжить поиски тех, кто устроил шокировавшую всех диверсию в Берлине. Даже множество диверсий, причём используя трофейный же советский танк. Интересно, как нас называют? «Русские мясники»? А первые полосы газет? «Чудовищное по своей сути преступление русских диверсантов на параде СС»? «Подлое ранение фюрера»? Да уж, хотелось бы посмотреть на заголовки газет, жаль, в этом городке мы их вряд ли купим. Если и доставят свежую прессу из Берлина, тут всего километров двадцать до столицы Третьего рейха, то мы уже будем далеко. Я так думаю.

А сейчас у нас рекогносцировка, и лётные пайки для этого пригодятся. Вроде взятки. Да и мы не зря же были в форме лётного состава люфтваффе. Так что, поправив сползающие на нос очки, я продолжил идти следом за Ватутиным к крайним домам. Со стороны дороги за нами явно наблюдали, там пост был организован, но пока никого навстречу не высылали, ждали, когда сами подойдём. Тут к городку незаметно не подойти было. Можно, конечно, попытаться взять сильно правее, там неглубокий овражек имелся, скорее даже распадок, но идти всё время пригибаясь, да ещё с возможностью попасться на глаза местным жителям, это не совсем то, что бы хотелось.

Тут Ватутин захромал, и я сразу же зашептал ему в спину:

– Убедительнее, ногой для виду потряси на весу… О, молодец.

Мы продолжали играть офицера и его ординарца, нужно ясно было показать, что мы немцы, странные, откуда взялись, непонятно, но немцы. Так что, подбежав, я поставил коробку на попа, чтобы Ватутин на неё сел, и, по-холуйски пригибаясь, засуетился у сапога, стягивая его. Когда стянул, стал выбивать и сунул руку внутрь сапога, якобы искал камешек, что вроде как мешал идти начальству, после чего демонстративно потряс, голенищем вниз, и стал помогать надевать сапог обратно. Когда я закончил, то снова подхватил коробку и засеменил за своим бойцом. Изображал тот офицера вполне натурально, в последнее время с богатой практикой я всё меньше и меньше замечал косяков в его поведении.

Проверка была, у нас проверили документы, изумившись тому, откуда мы прибыли, с Восточного фронта, аж из самой Украины, вот Ватутин и осведомился:

– Нас даже в известность не поставили. Приказали собрать все «шторьхи» и перегнать их к Берлину. У нас на фронтовом аэродроме их три было, вот все с тремя посадками для дозаправки и перегнали. Всю ночь летели. Две машины ушли на тыловой аэродром, а у нас поломка случилась, на фермерское поле сели, там наш пилот ремонтируется. Говорит, вскоре справиться должен, к вечеру точно, а я решил своим ходом до тылового аэродрома добраться, где находятся остальные мои самолёты. Так что случилось, почему нас так спешно сорвали?

– Вы не в курсе? – даже округлил глаза в изумлении фельдфебель, что командовал на этом усиленном посту. Дорога тут была серьёзной, автострада, а не простая грунтовая.

– Куда там. Начальство перед вылетом не сообщило, а я весь полёт проспал. Мой командир, гауптман Хаффман, лишь сообщил, что в Берлине большая беда. Мы весь первый полёт гадали. Я ставил на то, что это была массовая высадка английских парашютистов. А пилот – на то, что англичане сбросили газовые бомбы и половина столицы потравлена.

– Да вы что, герр лейтенант, какие ужасы говорите. В Берлин ворвался советский танк и разгромил там всё. Сорвал парад СС, там огромное количество погибших и раненых. Потом творил такое…

– О боже… – покачал головой Ватутин. – Откуда здесь русский танк?! Не хотите же вы мне сказать, что он незаметно смог проехать по всем территориям и ворваться в город? Уж извините, фельдфебель, но я не домработница, которая верит сказкам.

– Это мы его привезли.

– Это как?! – изумился Ватутин.

– Я точно не знаю, всё на уровне слухов, но вроде как танк должен был участвовать в параде, но русские диверсанты обезвредили экипаж, они сейчас в подвалах гестапо сидят, и под видом наших танкистов ворвались на парад и стали давить всё, что им попадётся на глаза. Уйма погибших, ну просто огромное количество. Ещё много раненых. Не знаем пока, сколько, ещё идёт подсчёт.

– Да-а-а… – протянул Ватутин, продолжая делать ошарашенный вид. – Теперь понятно, отчего нас так спешно сорвали. Значит, бандиты вырвались из города?

Фельдфебель не торопился отвечать, он обернулся на звук мотоциклетного мотора, тот вынырнул из переулка и покатил к нам, с офицером в коляске, обер-лейтенантом, но подумав, всё же ответил:

– Точно пока выясняется, но вроде как да, прорвались из города, нужно все окрестности осмотреть, все объекты. Всех подозрительных останавливать.

– Понятно, – кивнул Ватутин. – Но это ваши дела. Мне на аэродром нужно, буду участвовать в поисках в качестве наблюдателя.

Я продолжал стоять с коробкой на плече, тяжеловатая, пот уже по лицу тёк, но мне никто так и не отдавал приказа поставить её на землю, поэтому многие солдаты с поста поглядывали на меня сочувствующе. Один даже воды предложил, и сразу возмутился, когда я её всю выхлебал, поблагодарив его. Обер-лейтенант, что подъехал, тоже проверил наши документы. Удивившись, откуда мы и почему полётный и командировочные листы оформлены так небрежно. А как ещё, если сорвали с места ночью, ничего не объяснили и отправили к Берлину. Сейчас-то знаем, для чего нас сюда перегнали, но тогда всё делалось в спешке. Тот покивал и предложил машину, чтобы доставить нас к аэродрому, на что Ватутин тут же ответил согласием. Правда, машина освободится только к обеду, но ничего, подождём. Мы на фронте с первого дня, кто же против пару часов провести в мирном германском городке? В пивную зайдём.

– Лейтенант, – обратился к Ватутину тот, что обер. – Мы тут с парнями из окрестных частей пообщались, решили диверсантов в плен не брать, так что если увидите, обозначьте их местоположение ракетами. Дальше наша работа.

– Я согласен, у меня в Берлине брат учится, в университете. Опасаюсь, как бы тоже не пострадал. Сам-то я из Дрездена.

– Хорошо, – кивнул обер-лейтенант и повернулся к фельдфебелю, обратившись к нему явно как к старому приятелю: – Фриц, там за посадкой неизвестное подразделение при грузовике, авиаразведка сообщила. Из штаба поиска русских сообщили, что наших там не должно быть…

– Эти интенданты? – вмешался в разговор Ватутин, мы это тоже обговаривали, как и что говорить. – Были мы там, мимо проходили. Унтер злой как чёрт. Ему его начальство наблюдательную вышку приказало срубить. Вот он стволы и заготавливает. Не рубит деревья, а павшие собирает.

– А зачем там вышка? – не понял обер-лейтенант.

– Да не там, просто для вышки стволы нужны, он и подготавливает их. На грузовике вывезут и поставят. Наверное, где-то в другом месте нужна вышка.

– Проверить всё равно нужно, – пожал плечами обер-лейтенант. – Порядок есть порядок.

Фельдфебель кивнул и стал отбирать ещё пять солдат, с которыми лично решил проверить это неизвестное подразделение службы снабжения, что собирает стволы деревьев, а мы с Ватутиным направились в городок, так как обер-лейтенант сопроводить нас не мог, ему нужно было посетить второй блокпост, на противоположной окраине городка. Потому как наш грузовик с бойцами – это не единственное неизвестное подразделение, которое нужно проверить, с той стороны ещё два таких было обнаружено в разных местах. Требовалось выслать людей и проверить. В общем, служба. А информацию от немцев мы всё же интересную получили, стоит призадуматься.

– Смотри. С территории той воинской части машины выезжают, – шепнул я Ватутину.

– Это же химики, вон обозначения на машинах.

Два грузовика пропылили мимо нас, а мы направились дальше, ближе к воротам, из которых въезжал военный гусеничный транспортёр, между прочим специализированная машина для перевозки грузов и инженерно-сапёрных подразделений, на раме была у того установлена мощная лебёдка. За ним следовал грузовик, французский вездеход. Вот это уже наши, то, что нужно. На обеих машинах были тактические знаки подразделения, и они совпадали с теми, что нам дал фельдфебель-интендант. Это была техника инженерной роты, что была расквартирована тут.

– Шанс, тормози и набивайся в попутчики. Если возьмут, потом в пути тормозни их и предложи за твоими вещами заехать, к нашим, бойцы помогут взять их, – шепнул я и, после кивка Ватутина, поставил коробку на землю и бросился чуть ли не под гусеницы транспортёра, останавливая технику, и остановил.

Подошедший боец обратился к унтеру, который явно командовал этим подразделением. Договориться за пару пайков подбросить нас хотя бы до половины пути, удалось уговорить без проблем. А вообще эта техника была направлена в Берлин, их сорвали с ремонтно-восстановительных работ одного автомобильного моста, загрузили тут в части всем необходимым инструментом, и вот они выехали в Берлин. Про то, что там натворили эти звери русские, унтер тоже знал, даже кулаки сжимались, как им хотелось нас удавить. Мы им тоже посочувствовали, ишь гады какие, напали на тихий мирный город. Мне почему-то казалось, что немцы делали удивлённый вид, приговаривая: «А нас-то за шо?» Вот, уже достоверно известно, что погибла почти половина жителей Берлина. На что мы тоже покивали, сами бы этих гадов прибили. А так всё правда, только не половина жителей столицы погибло, а чуть побольше. Почти все. Нам это известно из более достоверных источников. Хэх.

Дальше Ватутин сел в кабину грузовика, а куда ещё офицера сажать? Ну а я, забросив слегка опустевшую коробку в кузов того же грузовика, забрался следом. Тут всего два солдата сидели. А вообще немцев двенадцать было, включая обоих водителей и унтера. Инженерное подразделение, фактически отделение. А взять его удалось легко, можно сказать нахрапом. Блокпост на выезде мы проехали благополучно, после чего я открыл коробку и предложил обоим солдатам взять то, что они хотят, мол, герр лейтенант всё равно ничего не поймёт. Ну а когда те склонились над коробкой, я их и приголубил, одного по затылку рукояткой пистолета, другого рукояткой ножа. Вырубил качественно. Пока мы катили, я успел их полностью раздеть, даже при том, что мы остановились на минуту, Ватутин убеждал упирающегося унтера завернуть за его вещами, уговорил только ещё за четыре пайка, видимо на это тот и рассчитывал, но все-таки уговорил. Мы свернули на просёлочную дорогу и попылили к посадке.

А ведь там нас могли и пулемётным огнём встретить, всё же восемь «газонокосилок» теперь было, однако я, откинув тент, выглянул, так чтобы водитель меня не рассмотрел в зеркало заднего вида, и стал помахивать зажатым в пальцах платком, привлекая к себе внимание. Дорога, с которой мы свернули, к счастью, всё равно пуста была. Нормально. Не знаю, приметили что парни или нет, но стрелять не стали, позволили подъехать вплотную, а дальше и Ватутина в кабине рассмотрели. О том, что мы за информацией в городок ушли, бойцы были в курсе, а что можем технику пригнать, это предполагалось, хотя на такую удачу мы и не рассчитывали. А она случилась. Дальше, пока Ватутин держал на прицеле своего водителя, я выскочил из кузова и нацелил на сидевших в транспортёре солдат ствол карабина. Два бойца, стоявшие за пулемётами – это были два МГ, – тоже направили свои стволы на солдат. А подбежавшие бойцы быстро их разоружили. Воспользовались мы внезапностью и неожиданностью, иначе если те придут в себя и начнут оказывать сопротивление, то нашумят, а нам этого не нужно. Хотя двое солдат пытались оказать сопротивление, одним из них был унтер, но и их скрутили, даже наш силач поспособствовал. Опустил кулак на голову, и всё, сомлел унтер. Когда всех взяли и по моему приказу стали раздевать, подбирая себе форму по размеру, я приказал:

– Доклад. К вам проверочная группа была отправлена, шесть человек. Дошла?

– Остывают в кустарнике, командир, мы их уже раздели и всё сняли, – сообщил Бабочкин. – Втихую взяли, они не ожидали от нас сопротивления.

– Это работа Ватутина, снял с вас подозрения, а так молодцы. Значит, слушаем приказ. Переодеваемся под сапёров, имея настоящие документы, технику и предписание к работам, мы сможем затеряться среди множества местных частей. Всех немцев одеваем в нашу старую форму и укладываем в кузов грузовика, как будто они в нём вели бой, главное, чтобы сгорели и их невозможно было опознать. А то ещё поймут, что это сапёры, искать будут. Патруль не трогайте, пусть в кустах лежит, для нашей задумки это нормально. Все ДТ внутрь кузова, чтобы их нашли и подумали, что это и есть группа диверсантов. Диски к пулемётам оставьте полными, не хочу оставлять оружие немцам боеспособным, а рвущиеся в огне патроны его изувечат. Главное, те поймут, что это за оружие, а большего и не нужно. Нам хватит пары дней, чтобы нас не искали, а дальше уже неважно будет. Для антуража пару мин бросьте рядом с машиной, как будто в неразберихе всё было. Части комплекта советской формы и оружие у машины разбросайте и в кузов уберите, чтобы по номерам оружия немцы поняли, что оно принадлежало уничтоженному вами пешему патрулю. Дальше мы грузимся на технику инженерной части и уходим. Все мины, кроме пары, в кузов грузовика сапёров, вещи тоже. Приступайте. На всё про всё у нас двадцать минут, после этого мы должны покинуть это место.

Бойцы и так знали, что делать, мы всё это совершали в степях Украины множество раз, натягивая на себя личины разных немецких подразделений, так что бойцы засуетились. Тут Бабочкин командовал, уже привыкнув к этому делу, освоился, и началась подготовка. А через двадцать минут мы действительно покинули место ночёвки, оставив у посадки начавший разгораться грузовик. Туда сразу метнулся один из ближайших самолётов-разведчиков и закружил над столбом дыма, а мы уже наматывали километр за километром по трассе в сторону Берлина. Я сидел за рулём полугусеничного транспортёра в кабине, а рядом Ватутин в форме унтера. Сложнее всего в этом было отобрать у одного из летунов его лётный шлем и зашвырнуть в кустарник. Найдут, точно убедятся, что тут были русские диверсанты. А так летуны с какой-то отчаянной решимостью сохраняли свою форму, как и мы свою. Так что отобрание шлема потребовало серьёзных усилий, даже на приказ те особо не обращали внимания, типа мы из разных родов войск. На что я сразу отреагировал. Раз из разных, то мы поехали, а вы самолёт себе ищите. Так что попытку бунта я пресёк на корню, сразу шлем отдали. Нормально.

Вот только отъехали мы не так и далеко. И пяти километров махнуть не успели, как нас остановили. И кто, я сам в шоке был, когда понял, кто вышел из вставшего на обочине легкового автомобиля, что ехал навстречу, и поднял руку, останавливая нас.

– Генерал, – удивлённо пробормотал Ватутин, слегка подавшись вперёд, чтобы рассмотреть этого высокопоставленного офицера.

– Генерал, не сомневайся, – стараясь не шевелить губами, пробормотал я. – Я этого гада по всей Белоруссии ловил, а он, скотина, тут мне повстречался. Это Гудериан.

– Будем брать? – заметив, что я останавливаюсь по приказу генерала, уточнил Ватутин.

– Сперва узнай, что ему надо. Если он нас куда с собой прихватить хочет, не сопротивляйся, но проси письменный приказ-бегунок, мол, у тебя свой приказ имеется. Дальше по обстоятельствам. Шанс есть, охрана у генерала хиленькая.

– Понял.

Как только транспортёр замер, бойцы, сидевшие по бокам, закачались из-за несколько резкой остановки. Сиденья у них были установлены в центре сразу за кабиной, бойцы сидели спинами друг к другу, рассматривая обочины, позади на корме небольшой кузов. Между сиденьями и кузовом и была та рама с лебёдкой. В общем, когда транспортёр замер, то Ватутин открыл дверь и спрыгнул на пыльную обочину дороги, сама трасса асфальтированная была, и, подбежав к генералу, стал молодцевато рапортовать. Всё согласно документам, что у него лежали в нагрудном кармане кителя и в планшетке. Пока мы ехали, до этой встречи, тот всё зачитывал и запоминал, чтобы не ошибиться. Кто же знал, что вот так быстро придётся экзамен сдавать. Я подслушивал через открытое окно, что надо генералу, оказалось, тот возглавлял поисковый штаб в Берлине и окрестностях, ловил диверсантов, и, увидев нас, решил направить на осмотр одной из дорог. Уже было зафиксировано два случая подрыва на минах. В первый раз взлетел на воздух бронетранспортёр дорожной охраны, есть погибшие. Машину только в утиль, во второй раз на мину наступил копытом вол одного из крестьян. Его ошмётки разбросало по всем окрестностям. Причём сам возница не пострадал. То есть пострадал, но получил бычьим членом по лбу, да так, что очнулся не сразу. И когда к нему подкатили на шум армейцы, очнувшись, тот злой ходил вокруг воронки и второго убитого вола и размахивал этим членом, ругая всех и вся.

Это уж не генерал рассказал, тот, поставив задачу на разминирование дорог, выделил сектор наших работ, писал новый приказ на капоте автомобиля, а его водитель, унтер из легковушки, всё и описал Ватутину, рассказывая в лицах, что увидели армейцы. Сразу взять генерала мы не смогли, снова пошли грузовики, то одиночки, то колоннами. Ждали. Да и гражданских стало хватать, двое на личных авто проехали. Брать генерала нужно сейчас, его сопровождал «ганомаг» и два мотоцикла с пулемётчиками. В принципе, при внезапном нападении, завалить всех без потерь была возможность. Расстрелять мотоциклистов, пару гранат в бронетранспортёр и взять на прицел генерала. Тот и не рыпнется. Правда, охрана у генерала была откровенно нелюдимая. Рыскали глазами по сторонам, насторожены и готовы к отражению нападения. Неприятные противники. Тут ещё адъютант закончил оформлять все документы, а генерал подписывал и поставил свою личную печать на приказы.

Видимо, поджог грузовика всколыхнул все части вокруг, вот те и рванули к месту происшествия. Гудериана тоже вызывали к радиостанции в бронетранспортёре, и тот, послушав сообщение, отдал неизвестному собеседнику несколько приказов, после чего махнул рукой, приказывая нам следовать за ним, и сел в машину. Когда Ватутин забрался в кабину, я развернул транспортёр и, ругаясь, стал нагонять колонну Гудериана.

– Взять не получается. Свидетелей вокруг полно, – сказал Ватутин, рассматривая приказы, подписанные генералом, после чего убрал их в планшетку. – Хорошие документы, с такой подписью мы везде можем ездить. В зоне нарезанных задач, правда, а это довольно приличные территории.

– Мы к нашему же сгоревшему грузовику едем, а там половина солдат будет из городка, где мы позаимствовали эту технику. Не удивлюсь, что и сослуживцы сапёров обнаружатся.

– Да, туда нам совсем нельзя. Что делать будем?

– Что-что, импровизировать. Когда у нас по-другому было? Значит, так, прижимаемся к обочине и встаём, я сделаю вид, что у нас что-то с движком. Не думаю, что генерал будет останавливаться. Потом разворачиваемся и уходим.

– Жаль его упускать.

– Не сыпь мне соль на рану. Снова уходит. Надеюсь, он про нас не вспомнит. Дал задание и забыл. А нам уходить нужно. Ставим везде, где можно, мины, как видишь, на местных они отлично действуют, если генерал уже забеспокоился этим минированием, и двигаемся к точке эвакуации.

– А у нас такая есть?

– Есть. Спасибо гестаповцам из Мюнхена, подсказали один частный аэродром, где можно найти самолёт. И не охраняется. Принадлежит одной итальянской авиакомпании. Так что едем к нему, а дальше по ситуации. Кстати, сегодня как раз ночь вылета рейсового «юнкерса» на Украину, пристроимся за ним. Главное, чтобы на аэродроме был самолёт и он был таким же «юнкерсом». С этим могут быть проблемы.

– Какие?

– Гестаповцы на «дугласе» прилетели. Тоже рейсовая машина, но нам и она сгодится. Мы с задания полетим, а не на задание. Уже легче.

– Это точно.

– Покажи мне на карте обозначенную зону работы, попадает на него этот аэродром или нет… М-м-м, нет, не попадает. В двадцати километрах от границ нашей зоны. В общем, он вообще с другой стороны Берлина находится. Но двигаемся всё равно к нему, времени до наступления темноты порядочно. Весь день впереди. Установим все мины что есть, побезобразничаем на дорогах, по-тихому уничтожая посыльных, патрули и всё что встретится. Дальше аэродром, самолёт, и к нашему лесу в окрестностях Ровно возвращаемся. Все, покатили.

Мы покинули трассу и съехали на второстепенную дорогу. Дальше, построив бойцов и командиров, я поставил всем задачу по ближайшим нашим действиям, чтобы в курсе были моих планов. Показал Бабочкину и Берёзову на карте, где находится аэродром, дал его примерное внешнее описание, всё со слов обоих гестаповцев. Ну, а дальше мы двинули. Ставили мины, пока те не закончились, и, работая под патруль, останавливали машины. Несмотря на то что мы сапёры, под эти патрули работали многие, хотя согласно докладу пленных, русских диверсантов вроде как обнаружили, но там много странностей. Вот так мы успели перехватить восемь посыльных на мотоциклах-одиночках, два патруля, тоже на мотоциклах, только тяжёлых с колясками и пулемётами. Бронетранспортёр был, причём французский, ну и шесть грузовиков общей численностью. Но не это главное. Приметив как-то грузовичок-полуфургон с надписью «Почта» на борту, я приказал его остановить. Водителя случайно зарезали, узнал меня гнида. С машиной я угадал, была там свежая пресса из Берлина и на разворотах всех газет моё фото на всю страницу. Я наполовину залез в танк и спокойно смотрел на камеру. Каждую чёрточку лица запечатлели. Точно пора валить, хватит, заигрался. Так что всю прессу бойцы разобрали на память. Я им её даже подписал, кому и за что, ставя автограф. Да и про карты Берлина не забыл, тоже надарил с автографами. Бойцы и лётчики в ответ на развороте моей газеты тоже расписались, с благодарностями.

И вот за два часа до наступления темноты, когда мы потрошили очередной оставленный грузовик, в нём снаряды были, хотели сделать мину-ловушку, чтобы рванул, когда будет проходить мимо какая техника, вдруг нас обстреляли из дальней рощи. Там мелькали фигурки солдат. Видимо, заметили, поняли, что делаем, ну и открыли огонь. Стрелков было несколько, судя по звуку, из карабинов били. Наши пулемётчики ответили из двух МГ. Пули, казалось, неопасно посвистывали вокруг, я сразу приказал грузиться, уезжаем, нашумели, нужно покинуть эту зону, но когда схватился за ручку двери транспортёра, открывая её, то почувствовал удар, пуля вошла в спину, в горле заклокотало, ноги начали ослабевать. И почему-то голове засела мысль, никак не могу сглотнуть комок в горле. Ну вот не глотается, и всё тут. Всё на этом. Разве что помнится чей-то крик о том, что меня ранило, вот теперь точно – всё.

Дальше помню обрывками. Лица Бабочкина и Берёзова, что так странно покачиваются сверху… Меня куда-то несут. Всё время качает. Выстрелы, близко, отдают в левое ухо. Во время одного из просветлений повторил приказ фельдшеру Игнатову, что дежурил рядом со мной, что вместо меня командует Бабочкин. Да все это и так знали, я уже не раз говорил, война – всякое бывает. Потом, помню, очнулся от гула авиационных двигателей, меня укачивало во время полёта. Потом вроде лес был, и уже день, хотя до этого явно ночь, и немцы вокруг, ни одного знакомого лица. Новое пробуждение, состояние между сном и явью, дорогу рассмотрел в окне машины и верхушки зданий. Потом операционная мелькнула, и яркий свет в лицо. Врачи были. Но наши или немцы, непонятно. Дальше отруб, и уже ничего не помню. Интересно, и где я очнусь?

Солдат

* * *

Очнулся я как-то сразу. Раз, и в полном сознании, как будто свет включили, щёлкнув тумблером. Правда, сразу разобраться, где я оказался, не смог, слишком много разных звуков навалилось: тут и рёв моторов, и заполошная стрельба стрелка, что висел в люльке явно транспортного самолёта, на борту которого я, похоже, оказался, лежащим на носилках. Тут фюзеляж самолёта в очередной раз сотрясся, и там появились не рассчитанные создателями этой машины лишние отверстия. Стрелок тут же повис, покачиваясь в своей люльке, и на пол быстрыми каплями закапала кровь. Это было хорошо видно благодаря пролому, большому куску, вырванному в борту, с той стороны полыхал один из моторов. Видимо, на транспортник, несмотря на то что он летел ночью, навалились немецкие истребители-ночники, и сейчас происходило то, что происходило.

В проломе мелькнуло две фигуры, слегка неуклюжие благодаря парашютам, и нырнули в темноту. Быстро осмотревшись, я понял, что пора что-то делать. Слегка наклонившись на левый борт, самолёт явно падал, слегка планируя, а на борту из живых, кажется, остался я один. Осмотр показал, что рядом лежало четверо, оплывая кровью, по форме и петлицам явно бойцы НКВД. Хм, похоже, когда меня вывели из строя, мои бойцы срочно вернулись на базу. Вызвали Большую землю, был прислан этот транспортник, а возможно, даже не один, и вот при возвращении его подловили. Или с земли навели, или старым маршрутом летели, где их уже ждали. Что-то было нужно делать, но что? Меня удивило, что боли от ран не было. Я пощупал себя, повязки на груди имелись, причём накрыт я был своим френчем, не немецкой формой, а тем, что имел в петлицах майорские шпалы и эмблемы танкиста. Галифе тоже были на месте, вот сапог, жаль, не имелось, это, видимо, меня бойцы переодели, чтобы передать принимающей стороне в лучшем виде. Другого объяснения не было. Немного удивляло отсутствие в салоне моих парней, только бойцы НКВД, но надеюсь, объяснение этому будет. Даже Бабочкина не было, что совсем огорчало.

Потрогав повязку ещё раз и уже нажимая сильнее, всё чувствовал, но боли не было. Если бы наркотой обкололи, думаю, до болей бы не дошло, да и чувствительность заметно принижена была бы, а тут всё нормально. Быстро сел, голова немного закружилась, отчего я схватился за скамейку, случайно обнаружив под ней сидор, и, машинально прихватив его, шатаясь, как-то не сразу ориентация в пространстве восстановилась с этой болтанкой, направился к пилотской кабине, на ходу надел френч и застегнул на все пуговицы. Пустая кабина – это значит, они покинули борт судна. А по кабине я опознал типичный транспортный «Дуглас». А сколько до земли и сколько времени будем падать, непонятно. Языки пламени уже врывались в салон, и только сильный поток воздуха ещё позволял дышать воздухом, а не гарью, хотя и её хватало. Действовать пришлось быстро. Закинув сидор за спину, я схватил одного из бойцов за лямки парашюта, у него вся система была на месте, а снимать времени не было, и с силой перевалил его через пролом. Меня обдало жгучим жаром пожара, даже волосы на голове затрещали, и я стал падать в ночную мглу, но почти сразу дёрнул за кольцо.

Я хоть и крепко держался за ремни, один ещё и на кисть левой руки перехлестнул, но не сорвало меня только чудом, хотя уцепился за тело как клещ.

Порадоваться тому, что не сорвался, я не успел – ныла кисть руки, чуть не вывернул её, – как пришлось сгруппироваться и перекатом гасить скорость падения. Судя по мягкости и вязкости почвы, упали на какое-то поле, причём недавно вспаханное. Вскочив на ноги и поправив сбившийся сидор – надо же, не потерял, – мельком глянул на зарево на горизонте. Самолёт рухнул там одновременно с моим внештатным приземлением. Вздохнув, я направился к телу погибшего бойца, что мне так помог. Тут тоже причина была, у него имелся такой же сидор, как у меня, ППД, ремень с непустой кобурой, ну и по карманам, может, что найду. А то у меня пустые, я уже проверил. Погасив купол парашюта, я быстро снял ременную систему с бойца, освободив от автомата и сидора, ну и ремень с кобурой, подсумком, где в чехле находился запасной диск к автомату, фляжка и хороший нож. Хм, вроде по штату они не положены были, но у этого бойца был отличный тесак.

В общем, обыскав тело и складывая все находки, включая документы, в одно место, я вздохнул и, включив фонарик, осторожно в синем свете, чтобы издалека не было видно, стянул с себя френч. Исподней рубахи, как и кальсон, не было, сразу обнажённый торс, замотанный бинтами. Причём окровавленными. Ещё раз на всякий случай потрогав то место, где должна была быть рана, с некоторым сомнением достал из ножен нож и стал срезать повязку. Пришлось отдирать её, приклеилась благодаря крови, но моё предположение полностью подтвердилось. Помнится, Сева говорил, что был ранен, но ранение быстро исчезло, как и шрам, похоже, у меня та же ситуация, так как шрам от пулевого ранения на груди, почти у сердца, на глазах исчезал. Вот это поворот нити судьбы. Хотя, конечно, приятная опция, жаль, не многоразовая. В следующий раз она не помогла, когда однофамильца повторно ранило, несколько месяцев в госпитале провалялся. Значит, и мне под пули в следующий раз не стоит соваться, проверено опытом, пусть и чужим.

Отбросив повязки, я надел прямо на голое тело френч и стал осматривать находки. Вообще стоило бы свалить отсюда, я понятия не имею, где оказался, это наша территория или ещё оккупированная немцами, но нужно определиться, что брать с собой, а что прикопать с телом, я решил похоронить бойца. Всё так же безымянного, несмотря на наличие документов, они пробиты пулей были и запачканы кровью, так что не прочтёшь данные владельца. Да и сам я в кровавых разводах был, получил их, пока висел на теле, когда покинул самолёт. Надо будет потом постирать. В том сидоре, что я прихватил, оказались патроны. То-то так тяжело было, в бумажных пачках патроны, как к автомату, так и к пистолету в кобуре, там ТТ был. Это хорошо, что оружие унифицировано под один патрон. Покопавшись в сидоре, обнаружил также шесть «лимонок». Отдельно запалы к ним. Ремень я уже застегнул, согнав складки назад, пистолет и автомат проверил, жаль, что к обоим было по запасному магазину и диску. Одному. На долгий бой боец явно не рассчитывал.

Сняв фляжку с ремня, я напился. После перенесённого стресса очень хотелось. С таким десантированием с борта расстрелянного самолёта поневоле стресс испытаешь. В общем, ремень на мне, кобура на правом боку, фляжка на левом, чехол с запасным диском к автомату спереди слева, нож тут же на левом боку. Автомат я прислонил к сидору, чтобы тот в рыхлой земле не лежал, обдул его слегка и поставил. Потом стал осматривать вещи погибшего бойца, собранные по карманам. Не так и много их было. Про документы я уже говорил, только на комсомольском билете различить смог, что его звали Григорием, а так и тот был кровью испачкан. Ну, а так что я мог найти в его карманах? В галифе кисет с ядрёным самосадом, приятная опция для сбивания со следа собак, сам я не курю, в кисете свёрнутая трубочкой пачка бумаги, разной, от газет до каких-то нарядов, видимо ненужных. Фонарик, которым сейчас пользовался, тоже у него забрал, неполный коробок спичек имелся, часы на руке – редкое удовольствие, а у этого бойца были командирские. За воротником иголку нашёл с намотанными нитками. Тоже прибрал и также за отворот воротника зацепил. Немного мелочи было и пара советских банкнот. В принципе, на этом всё. Я бы от шоколадки не отказался. Голод меня начал мучить сильный, сразу навалился, как водицы испил.

Теперь сидор бойца, он был целым, в отличие от гимнастёрки хозяина, которую хорошо посекла пулемётная очередь с истребителя. По крайней мере, повреждений не нашёл, хотя некоторые пули прошили тело насквозь, счастливо избежав вещмешок. Кровью заметно замарало, конечно, но не более. Развязав горловину, я стал рассматривать, что там было. И сразу первый приятный подарок: второй запасной диск к автомату, тоже снаряжённый, я по весу определил. Отложив его в сторону, на верх второго сидора убрал, чтобы в пыли не валять. Потом втащил свёрток, в материю оказались завёрнуты половина хлеба и солёное сало, уже порезанное на куски. Протерев лезвие ножа о свой френч, я быстро настрогал бутерброд и, жуя, продолжил осматривать, что есть в сидоре, складывая находки на расстеленную тряпицу, в которую ранее продовольствие было завёрнуто, оно так и лежало там, ещё на три бутерброда хватит, по моим прикидкам. Я нашёл ещё две лимонки, почему-то с накрученными запалами и с разведёнными усиками. Обе лимонки я повесил на пояс за предохранительную скобу. Потом нашёл две луковицы, не очень свежие, слегка пожухлые, но одну нарезал и положил на сало, вот теперь бутерброд вкуснее стал. Дальше изучить сидор не успел. Послышался сначала далёкий гул множества моторов, потом замелькал свет фар, на которых явно была защита. Оставив всё на месте, я прихватил только бутерброд и автомат и побежал навстречу грузовикам. Судя по тому, как те натужно выли на высокой ноте, шли гружёные. Дорога оказалась неподалёку, метрах в трёхстах. Я залёг рядом с ней и немного с хмурым видом рассматривал, как один за другим прошли мимо грузовики автоколонны, в которой было с два десятка машин. Ну, хоть определился. Наши территории тут были, так как в колонне находились ЗИСы, полуторки и ещё пара каракатиц, которых я вот так с ходу опознать не смог, но что это наши, скажу точно.

Колонна прошла, поэтому я решил вернуться. Так же ойкая, если вставал на что-то босыми ногами. Кстати, навстречу проехавшей колонне шла ещё одна, возможно порожняком. Добежав до тела, я продолжил инвентаризацию имущества. Внизу сидора я нашёл пару пачек патронов, около сотни для автомата, блокнот с карандашом, в блокноте половины страниц не было, видимо для писем использовали, запасные портянки нашлись, ну и две банки рыбных консервов. Открывать не стал, мне и сала хватило, доедал уже второй бутерброд. Голод вроде утолил, только снова пить захотелось. В общем, вернув всё во второй сидор, я сложил их вместе и, подхватив бойца под мышки, вместе с парашютом утащил его к дороге и положил на обочину, благо вторая колонна уже прошла. Хотя опять моторы звучать начали. Раз тут наши, то закапывать тело я передумал, решил не тратить время, вернул документы в нагрудный карман, наши похоронят, может, хоть не будет пропавшим без вести, если кровь нормально из документов уберут. Потом вернувшись за вещами, я прямо по полю направился в ту сторону, куда ушли грузовики первой автоколонны. Шли гружёные, значит, к фронту, по-другому быть как-то не могло.

А пока шёл, занимался размышлениями. Раз ситуация повернулась так, что я снова свободен и на ногах, то зачем возвращаться, повоюем ещё. Пусть сейчас где-то начало сентября. Вон уже прохладно по ночам, шинельку бы неплохо заиметь, но пару месяцев ещё можно на передовой поработать, а дальше видно будет. Я ведь тоже понимаю ценность моих знаний, и что нужно ими делиться, однако иметь такую же золотую клетку, как получил мой однофамилец в параллельном мире, я не хотел категорически, поэтому и желал максимально оттянуть встречу с правительством Союза. До предела, пока есть возможность, в их сети я не пойду. Ранение, конечно, серьёзный фактор, и тут никуда не денешься, и если бы я так не излечился и самолёт благополучно долетел, то имелись все шансы, что я уже был бы в руках представителей Советского Союза, но если судьба сделала такой резкий поворот, то я лично только рад и мысленно аплодирую ей. Тем более в связи с тем, что самолёт был сбит, есть все шансы, что меня посчитают погибшим и не будут искать. Надеюсь, тот боец, которого я оставил на обочине, не наведёт на мысль о том, что я жив. Тем более должно быть известно о моём ранении.

Идти босиком было неудобно, я, конечно, закатал штанины, но всё равно. Да, я помню про сапоги погибшего бойца. Но извините, сорок последний размер как-то не подходил моему сороковому. Так что приходилось идти осторожно, не используя фонарик, а только естественное освещение в виде луны. Видимо, она и вывела немцев на самолёт, хорошо зараза всё освещала. Пока я не знаю, что буду делать, иду на авось, не строя планы, но выходить пока к людям не стоит. Вид расхристанный. Без обуви и головного убора, форма в пятнах чужой крови, документов нет. В общем, не тот вид, который стоит показывать, однако я надеюсь что-то придумать, как-то переодеться.

Где-то километра через три мне глубокий овраг попался, перебрался через него и направился дальше по полю, где колосилась пшеница. Кстати, я понял, почему поле, куда мне удалось десантироваться, оказалось вспахано. Там по краям у оврага следы огня, трава сгорела, видимо и поле полыхнуло. Отчего, не знаю, может, сбитый самолёт упал, объятый пламенем, но поле перепахали. После оврага я ещё километра два прошёл и наткнулся на речку. Где я нахожусь, даже приблизительно не знаю, с одной стороны виднелся каменный мост, явно дореволюционной постройки, там смена караула как раз проходила. Бдят бойцы, так что соваться не стал, а ушёл в другую сторону за излучину, где и стал раздеваться, хочу форму постирать, пусть кровь уже подсохла, но надеялся убрать следы, песком и глиной натру, может, и уберу явные следы крови. Так и сделал, заодно и сам искупался, вода была заметно прохладной. Спать не хотелось, видимо организм уже взял своё, на горизонте просветление, рассвет наступает, вот и решил заняться делом.

А когда почти рассвело, я уже постирал всё и развесил на ветках, вдали загрохотало. Гаубицы работают, они километрах в десяти обычно от передовой находятся, саму передовую не слышно, слишком далеко, но то, что я недалеко от фронта, теперь стало ясно. А всё же, где я нахожусь? И на дорогу не выйдешь посмотреть дорожные указатели. Устроившись в кустах, а я сделал себе лёжку, причём по-умному, чтобы со стороны не видно было, что они потревожены, да и форму особо не рассмотришь, потемнела, сливается с фоном тёмной листвы. Я размышлял, наяривая консервы с остатками хлеба. Кстати, ложку я нашёл за голенищем сапога у бойца, завёрнутой в платок. Хорошая ложка, металлическая, глубокая, такой только щи хлебать, много зачерпнуть можно. Есть хотелось постоянно, мне кажется, это организм так отреагировал на лечение, потерю крови и остальное, что было после ранения. Ресурсы внутренние таким образом восстанавливал. Так что я одну консерву доел и краюху хлеба. Осталось сало, грамм сто, луковица и вторая банка с этими рыбными консервами. Да, кстати, на удивление мне они понравились, вкусные, есть можно. Правда, чуть подсолить нужно было, но вот соли не имелось.

Однако проблемы с запасами продовольствия уже вставали в полный рост, так как зная свой организм, как он стал требовать еды, думаю, остатки продовольствия я заглочу в течение ближайших четырёх часов, и дальше всё, голод. Надо что-то думать и искать выход из положения, пока не прекратятся эти странные и резкие позывы с острым желанием чего пожрать. Надеюсь, долго это не продлится. Рассвело, в воздухе уже с полчаса постоянное гудение авиационных моторов, наших я не видел, немцы полностью господствовали в небе, бомбардировщики внаглую летали без прикрытия, ничего не опасаясь. А вот грохотание со стороны фронта подозрительно усилилось. Там также вились немецкие штурмовики и бомбардировщики. Похоже на то, что немцы пытались прорвать фронт. Надо же, не повезло оказаться на острие удара. Отметив, что бомбардировщики начали что-то бомбить в стороне у дороги, я понял, кто их цель. А что там может быть, кроме очередной автоколонны? Работало три самолёта, я решил быстро собраться и сбегать к месту бомбёжки, я надеялся подобрать себе форму и припасов. Плохо, конечно, так говорить, но надежда на это была. Только я не успел, послышалось едва слышное шуршание, и я отчётливо распознал немецкий говорок, благо практики в нём у меня недавно было преизрядно. Кто-то выругался, на него шикнули, и немец шёпотом пояснил, что получил в глаз веткой, вот и не сдержался. Опаньки, а это даже лучше, чем я мог мечтать.

Двигались на меня, и им наверняка придётся проходить или у кромки у воды, тогда ладно, они меня не засекут, или поднявшись выше к склону к деревьям, где рассмотрят мои вещи, что сохли на ветвях кустарника, лагерь-то вряд ли, место больно удачное попалось, вблизи не увидишь. Я осторожно потянулся и, отстегнув клапан кобуры, так же осторожно достал пистолет. Взводить его не нужно, оружие уже было готово к бою. Я в курсе, что многие командиры не любят его в таком виде носить, бывает при падении или резком встряхивании может произойти непроизвольный выстрел, но со мной такого пока не было, поэтому оружие было взведённым. Немцы повернули, чтобы обойти густой и явно колючий кустарник поверху. А вот я ещё больше насторожился. Рассматривая их, определил в трёх немцах, что продвигались рядом, снайперскую группу. У двух СВТ в снайперском исполнении, только прицелы не штатные, и третий явно для прикрытия, с автоматом. По виду десантники, может быть не из батальона «Бранденбург», надежда поживиться целой советской военной формой не оправдалась, в форме вермахта были. Взяв их на прицел, я все же опустил оружие, и для этого были веские причины. Засёк боковым зрением движение на другом берегу реки, слегка повернул голову и рассмотрел семерых немцев, что мелькнули в «окне» среди камышей и кустарника, но там группа явно больше была, могло быть и полтора десятка. Двух пулемётчиков также рассмотрел. Шли они к мосту. Тут даже и думать не стоит для чего, раз немцы на этом участке фронта решили двинуть вперёд.

А то, что это одна группа, было ясно и по одинаковой форме, оснащению, да даже кустикам, воткнутым в сетку на касках, да веточки под погонами – всё для маскировки. Разве что у снайперов, у одного из солдат, была свёрнутая в рулон масксеть, видимо чтобы сделать укрытие, замаскировать лёжку. И вот как теперь действовать? Открою огонь, так та группа, что на другом берегу, сразу проредит мой кустарник плотным огнём, смысла им ховаться уже не будет. Убрав пистолет обратно в кобуру, я достал нож. Ну да, остался только один шанс, благо снайперская группа, обходя мой кустарник, оказалась вне зоны видимости для своих соотечественников на другом берегу. Если удастся сработать тихо, это будет просто отлично. Скользнув по низу кустарника, я выбрался наружу за спиной третьего немца, того, что с автоматом, и кулаком, утяжелённым рукояткой ножа, ударил его по затылку, точно под срез каски, тот молча стал заваливаться вперёд, а я уже метнулся к двум, что шли перед ним. Первый засёк всё-таки мой френч и, присев, начал оборачиваться, подняв руку и передавая сигнал тревоги, но встретил только брызги крови в лицо от своего напарника. Я одним ударом тяжелого ножа перерубил тому шейные позвонки и после этого ударил в горло первому. Рукоятка стала скользкой от крови, я чуть её не упустил. И даже успел подумать мельком, хорошо, что обнажённый, отмываться легче будет. После чего замер, прислушиваясь и оглядываясь. Тихо, только хрипел горлом порезанный мной, остальные улеглись молча. Ну, почти, слегка только амуницией позвенели, и всё, выстрелов из оружия при падении не произошло, а я этого больше всего опасался. Дальше нужно действовать быстро. Я так понимаю, у меня не так и много времени было. Первым делом нужно обувь проверить – есть мой размер или нет?

Причина, почему я так резко озаботился поиском обуви, то, когда после первого, которого оглушил, метнулся ко второму, чтобы ударить ножом наискосок по шее, то наступил на сучок. Аж слёзы от боли выступили. Босиком по таким зарослям бегать никакого здоровья не хватит. Как не заорал, как тот самый Ганс, что веткой по глазу получил, не знаю, но сдержался и положил всю тройку, а потом, шипя от боли, стал быстро осматривать то, что смог добыть. То, что немцы шли с ранцами, я заметил, ещё когда изучал их из кустарника, это хорошо, но обувь сейчас для меня важнее. После осмотра, кривясь, я стал расшнуровывать ботинки у того, кому шею почти перерубил. Пусть сорок второй у него где-то, но это лучше, чем сорок пятый, как у двух других. Набрали здоровяков, приличному человеку обувь найти невозможно.

Сняв ботинки, я осмотрел подошву левой ноги, которой наступил на сучок. Разрыв есть, даже кровоточит слегка, но травма больше болезненная, чем серьёзная. Немцы на другом берегу уже ушли, когда я спустился к воде. Окунулся, смывая кровь, ну и отмыл ноги, а потом намотал портянки. Те самые запасные из сидора бойца НКВД. После чего вернулся и занялся трофеями уже нормально. Кстати, с портянками эти ботинки, как только я туго завязал шнуровку, стали почти по размеру. Наверное, странно выгляжу – обнажённый, но в обуви. Сначала я связал того, что был без сознания, сунув в рот кляп, носки того, у которого я обувь позаимствовал, «сырники» неплохие, хватило на кляп. Освободив их от амуниции, ранцев и оружия, оставил только форму. Документы тоже забрал. Я стал приводить в сознание того, что мне был нужен для прояснения ситуации. Для того я пленного и брал, нужно узнать, где я, что происходит и какова численность этой диверсионной группы.

Привести в чувство его удалось быстро, ну и дальше допрос. Запирался тот не долго, поплыл после третьего сломанного пальца, работал я жёстко, жалеть не было времени, чую, у меня его не так много. За пять минут я выяснил всё, что мне было нужно, и вбил клинок в грудь пленному, он мне больше был не нужен, возись ещё с ним. Вот что мне удалось узнать. Находился я у Киева, позади УРы линии Сталина, впереди посёлок Калиновка, подступы к которому обороняли наши войска, там проходила линия фронта. Рядом дорога на Житомир, мост, что находился на ней, и нужно было захватить диверсантам. И да, немцы действительно начали наступление и планировали быть у этого моста уже через четыре часа, а захватить его целым должны эти самые диверсанты, коих было четыре десятка. С двух транспортников их высадили. А два дня назад был праздник, день знаний, сегодня третье сентября. И это ещё не всё, их высадили прошлой ночью, транспортники маскировались и летели с ночными бомбардировщиками, так что вряд ли советское командование о них знало. Днём несколько русскоговорящих из группы переоделись в советскую форму и изображали пост. Отдача не такая и большая, они на второстепенной дороге стояли, но захватить одиночных два грузовика, легковую машину и, самое интересное, танк смогли. Пять немцев осваивали боевую машину, судя по описанию, это был Т-28. Хм, не думал, что они остались, по сообщению пленного немца, а он узнал от пленного танкиста, гнали его из рембата, боекомплект полный, и танк должен был поучаствовать в захвате моста, пока же находился неподалёку, и я теперь знал, где он стоит. И вот у меня стояла дилемма, что делать дальше?

Причина для сомнений была веской. Если вооружиться снайперской винтовкой и начать отстрел диверсантов, помогая охране моста отбить нападение, то подошедший танк просто смешает и их и меня с землёй. Если немедленно бежать к месту, где стоит танк, при возможности незаметно подобраться и уничтожить экипаж с охраной, то за это время диверсанты могут посечь охрану. Тут, правда, есть небольшая оговорка. К мосту направится ЗИС с десятком диверсантов в советской форме и танк, и когда те подойдут к мосту, последует одновременная атака, и с колёс, и из кустов. План такой был, согласно прошедшему допросу пленного. Поэтому пока я занимаюсь танком, атаки не будет, будут ждать его подхода. Значит, нужно заниматься именно им, тем более воевать в бронированной машине мне как-то привычнее, чем бегать с автоматом и воевать как простой боец.

Поэтому я медлить не стал, снова окунулся, отмываясь, натянул на себя ещё влажную форму, снова надел ботинки, зашнуровав высокие голенища, перепоясался и, подхватив ППД с обоими сидорами, напрямки побежал к тому месту, где должен стоять танк, до него меньше километра было, и всё лесом. А всю добычу с немцев я убрал в кустарник, а их тела сбросил в воду, и те, то скрываясь под водой, то всплывая, стали по течению уплывать прочь, правда течение было в сторону моста, но на то и была надежда, что их обнаружат и охрана ещё больше насторожится. Да, с пленного я, прежде чем его связать, снял всю форму и убрал тюк туда же в кустарник, мало ли пригодится. Размер, правда, не мой, но пусть будет. Да и обувь с оставшихся снял, тоже пригодиться может. Как платёжное средство или на размен. Насколько я в курсе, особо деньги в Красной Армии не ценились, а ценилось умение достать то, что нужно, так что подобный запасец мог пригодиться.

Мимо стоянки я чуть не промахнулся, хорошо, что немец в форме сержанта Красной Армии, что стоял на часах, вышел из-за дерева, осматриваясь, видимо услышал, как хрустнула ветка у меня под ногой. Я заметил боковым зрением движение и рухнул там, где бежал. Но мягко рухнул, бесшумно. Меня погранцы многому научили, и, хотя я старался бежать тихо, но всё же какой-то шум имелся, а ветка эта как специально под ноги попалась. Да ещё ботинки, размер не мой, тоже сказывалось, бежать неудобно было. Часовой постоял, но тут его окликнули, и, бросив ещё один пристальный взгляд в ту сторону, где я находился, он направился к опушке, где, видимо, и стояла техника. Так и оказалось, перекатами приблизившись к опушке, я обнаружил тёмные массы техники, крытого грузовика и танка. Это действительно был Т-28, причём с типичной полковой пушкой КТ-28, а не пушкой Л-10. То есть танк старой постройки, те, что новее, были вооружены Л-10. Не сказать, что это хорошо, КТ-28 – это всё же полковушка, хотя и переделанная, по сути трёхдюймовка. Насколько я помню, пушка КТ-28 предназначалась для борьбы с огневыми точками противника и небронированными целями и вполне удовлетворяла возлагаемым на неё задачам. Мощность же её бронебойного снаряда в силу невысокой начальной скорости была весьма низкой. Надо сказать, что откровенная слабость пушки КТ-28 в борьбе с бронированными целями служила источником множества нареканий со стороны военных. Собственно, самими конструкторами танка пушка КТ-28 в качестве основного вооружения рассматривалась как временная мера – впоследствии танки планировалось вооружать 76,2-мм универсальной танковой пушкой, однако по ряду причин её так и не удалось доработать до приемлемого уровня и запустить в производство. Вот и начали с тридцать девятого, вплоть до сороковых, вооружать эти танки Л-10. Так что тут я наблюдал настоящего старичка. Хотя на вид тот вроде был вполне бодр. А грузовик был как грузовик, вполне обычный.

Оставив сидоры позади, я передвигался по-пластунски, держа наготове автомат, подобрался ближе и с радостной злостью обнаружил, что немцы выстроились в шеренгу и один из диверсантов, одетый в форму старшего лейтенанта РККА, ставил задачу по-немецки. В шеренге стояло двенадцать солдат, плюс ещё пятеро в шлемофонах танкистов, только у одного не было комбинезона, у четверых других они имелись. Сняв с пояса обе «лимонки», я выдернул чеки, отпустив предохранительные скобы, и, под тихое шипение запалов отсчитав две секунды, метнул обе гранаты в конец шеренги и почти сразу открыл огонь, благо подобрался я со спины шеренги и в мою сторону мог смотреть только «лейтенант». Укрылся я за стволом дерева, в большом обхвате ствол был такой, что тот если и засёк, то только взмах броска, но сделать ничего не успел. Взрывы грохнули одновременно с открытием мной огня по другому краю шеренги, свалив длинной очередью в половину диска семерых, причём ещё двоих я точно зацепил серьёзно, хоть они и начали отползать. Разрывы гранат, что упали фактически под ноги немцам с другой стороны шеренги, выбили из неё ещё пятерых. А дальше я отстреливал их, немцы для меня были открыты, хотя двое и прыснули перекатами за корпус танка, в мёртвую зону, остальных, закончив диск, я добил. Что плохо, один из выживших диверсантов был в комбезе и шлемофоне танкиста.

Я лёг на бок, укрываясь за стволом дерева, в которое впивались пули, двое открыли активный огонь – «танкист» из пистолета и второй из СВТ. Похоже, они не пытались забраться в танк, да и я это не дам сделать, тот стоял так удобно, что все люки под прицелом, и пусть они открыты, скользнуть внутрь секундное дело, но всё равно немцы рисковать явно не стали, видимо сообразив, что действует против них не группа советских бойцов, а один стрелок. Тут они отстрелялись и, похоже, начали перезаряжаться, когда я как раз сам перезарядился, машинально убрав пустой диск в чехол на поясе. Дальше я броском ушёл в сторону, сделал несколько перекатов и укрылся за соседним деревом. Это не осталось незамеченным, и в мою сторону полетела граната. Упала рядом. Схватив её, я отбросил в сторону ребристое яйцо, и почти сразу последовал взрыв. Слегка оглушило, но не так и сильно, как могло бы. Я сразу открыл огонь. Причём заметив между катков ногу «танкиста», двумя патронами срезал её, и когда тот упал, показалась голова, добил в неё. Диверсант остался один, и подловить мне его удалось так же, срезав ноги между катками, ну и добил.

Дальше скользя стороной, чтобы обойти место стоянки по кругу, с короткими очередями в два-три патрона я прошёлся по всем, кто лежал. Раненые там были, стоны слышались, а так никакой подранок меня не подловит, стрелял наверняка, тщательно целясь. После этого сбегал за сидорами на всякий случай, проверил танк, у меня было подозрение, что там мог укрыться ещё один немец, всё же эта машина имеет экипаж в шесть человек, а немцев в шлемофонах было пять, но нет, тот был пуст. Так что, убрав в боевой отсек сидоры, я выбрался из танка и проверил тела. Подранков не было, отработал я автоматом хорошо, так что занялся делом. Сначала собрал все шлемофоны, даже тот, что замаран кровью был, почистил его и убрал в танк, жаль, комбинезоны все побиты пулями и измараны кровью, но в боевом отсеке нашёл свёрнутый тюк запасного комбинезона, маломерка. Мне вполне подходит, а немцы все здоровяки, видимо те комбезы, что на них были, они с танкистов сняли. Кстати, и их, и тех, у кого машины отбили, немцы ликвидировали. Пленные им были ни к чему.

Натянув комбез поверх формы, тот в самый раз был, снова надел ботинки, с ними я бы с комбезом не справился, ну и шлемофон на голову нахлобучил, потом застегнул ремень с кобурой и остальными подсумками, после чего направился к убитым немцам. Грузовик заметно пострадал от разрывов гранат, всё же осколки и до него дошли, но, к счастью, двигатель и колёса были целы. А пробитое ветровое стекло и борта да дверь со стороны пассажира – это не так и страшно. На ходу машина была, вот что важно. Я стал снимать ремни с подсумками, собирать оружие и сносил всё это в кузов, пригодиться может в будущем. Тем более имелось два ДП, девять «светок» и два ППД. Пистолеты не считаю, хотя их было шесть. Потом завёл машину и отогнал в глубь рощи, где и укрыл, после этого, вернувшись к танку, задумчиво посмотрел на убитого лейтенанта и хмыкнул своим мыслям. Тот имел по три кубаря в петлицах, по сути старший лейтенант, а у меня майорские шпалы, я ранее и так имел немало проблем из-за того, что возраст не соответствовал званию, так что станем старшим лейтенантом, тем более я им и был, пусть и инспектором, пока сюда не попал.

Подойдя к диверсанту, я ножом срезал у него петлицы и, вернувшись к танку, забрался на корму, расстегнул свой ремень, снял комбез до пояса и стянул рубаху. Та через голову снималась, хоть и френч, а пуговицы до середины груди. Думать я особо не стал, убрал шпалы и на их место прикрутил кубари, ну и ещё для пары остриём ножа проковырял отверстия. Ну, вот и всё, теперь я старший лейтенант. Френч мне мой по размеру, менять не нужно, тем более гимнастёрка «лейтенанта» была залита кровью. К тому же френч уже высох на теле, хотя, честно сказать, озаботиться нательным бельём давно пора. Вон в кузове грузовика немецкие ранцы, оружие, обувь и сидоры. Видимо, в последних держали советскую форму, а сейчас там была немецкая. Там бы по-хорошему покопаться, много что интересного найду, но я торопился. Документы, собранные у немцев, были явно фальшивыми, хотя в планшетке офицера были разные документы, видимо взятые у убитых. Планшетку, как и бинокль, я у него позаимствовал, там и карта была, хотя и немецкая. А так документы у него на пехотного лейтенанта были, мне не подходили, а документов танкистов не было, не старшего же сержанта брать, видимо командира того танка, который я отбил.

Забравшись в танк, я осмотрелся и стал проверять оружие. Проверил все четыре пулемёта, зарядил орудие осколочно-фугасным снарядом, а потом и оба диска к своему автомату снарядил. По времени я уже заметно опаздывал, колонна из танка и грузовика должна подойти к мосту через десять минут, а мне до него катить минут пятнадцать, так что, скользнув на место механика-водителя, я попытался запустить двигатель. К слову, он тут стоял авиационный, пожароопасный. Однако аккумулятор оказался дохлым, пришлось использовать баллон с воздухом, и я благополучно запустил двигатель. Он ещё теплый был, так что немного погазовал, включив встроенный компрессор – редкость, но у этого танка он был, – чтобы подкачать воздух в баллон, аккумулятор и так при движении зарядиться должен от генератора, и, включив сразу третью передачу, вырулил на полевую тропинку на опушке, дорогой её не поворачивался язык назвать, и на пятнадцати километрах в час покатил вдоль рощи к дороге, на ходу переключившись на четвёртую скорость, что дало прибавки ещё на пять километров.

Объехав «язык» рощи, который загораживал мне дорогу, я обнаружил там не только разбомбленную колонну, некоторые машины ещё дымились, но также полуторку, у которой стояли несколько бойцов в зелёных фуражках. Кроме них там были красноармейцы, разбирали обломки. Хоронили убитых. Я с два десятка насчитал примерно. А вот что погранцы тут делают, явно передвижной патруль, понять было несложно. Видимо, те, кто у уничтоженной колонны работал, слышали далёкие выстрелы и разрывы гранат, когда я диверсантов уничтожал, и вот сообщили. А когда погранцы подкатили, уже всё стихло, и они прислушивались. А тут, когда появился танк, насторожились, некоторые попрятались. Но рассмотрев знакомый силуэт, стали меня разглядывать. Правда, укрытий не покидали, видимо учёные. Я же только прибавил скорости, переключившись на пятую передачу, хотя по такой мягкой почве танк шёл с натягом, двигатель только и ревел.

Подкатив к дороге, я выехал на неё, поворачивая, для чего мне снова на третью скорость пришлось переходить. Шлёпая гусеницами, объехал воронку и встал у полуторки. Старшим там оказался старшина, который, отряхивая галифе, уже подходил к передку танка. Откинув люк механика, я спокойно, голос можно было не повышать, двигатель стих, заглушённый мной, приказал:

– Старшина, ко мне!

Тот уже рассмотрел через открытый ворот комбинезона по три кубаря, что сверкали рубиновым цветом на чёрном фоне петлиц френча. Поэтому, поправив форму, подбежал и, козырнув, сообщил:

– Старшина Паскалюк, командир патруля отдельного Киевского заградительного отряда.

– Отлично, старшина. Значит, слушай вводную информацию. Группа немецких диверсантов позапрошлой ночью была сброшена с заданием во время наступления их войск с прорывом фронта захватить мост, что тут в двух километрах находится, за той возвышенностью. Двадцать пять диверсантов скрытно приблизились к мосту, остальные на захваченном танке, на этом самом, и грузовике должны были, изображая отряд Красной Армии, приблизиться к мосту и одновременно атаковать. Впоследствии танк должен был быть включён в оборону моста, до подхода сил вермахта. К несчастью для немцев, произошла случайная встреча со мной, и произошла перестрелка, всех диверсантов у машины и танка я уничтожил, благо автомат имелся в наличии, а те выстроились в шеренгу, слушая командира, да и гранаты помогли. Повезло.

– Это бойцы похоронной команды слышали, товарищ старший лейтенант, – кивнул старшина.

– Возможно. Так вот, допросив пленного, немецкий я знаю, узнал о планах немцев и решил выдвинуться к мосту и поддержать наших. Только я один, увидел вас и обрадовался. Мне экипаж нужен, старшина. Причём нужно поторопиться. По времени я уже опаздываю, как рассчитал командир группы диверсантов, колонна из танка и грузовика уже через две минуты должна подъехать к мосту. Не успеваем.

– Это всё хорошо, товарищ старший лейтенант, только можно ваши документы посмотреть?

– А нету, старшина. Слышал, тут транспортник грохнулся, что из немецкого тыла летел? Вот я на нём был, пришлось прыгать с одним из бойцов НКВД, что на нём также летели. Боец умер от кровопотери, я его к обочине дороги отнёс. Надеялся, что кто из местных деревенских увидит и похоронит. Я же думал, что в тылу у немцев нахожусь, это уж потом разобрался, что происходит.

– А мы этого бойца уже нашли, тело отправили в тыл.

– Старшина, времени совсем нет. Нужны люди. Поможешь?

Тот несколько секунд пристально меня изучал и махнул рукой, сказав:

– Хорошо, но я сам с вами отправлюсь. Только, товарищ старший лейтенант, не поймите меня неправильно, но оружие нужно сдать.

– Да мне по хрену. Быстрее, старшина. Механика бы найти, двух пулемётчиков и заряжающего, за наводчика я сам сяду, всё же стрелок из танковых орудий я отличный, первые места брал. Правда, сам командир танковой роты, на «тридцатьчетвёрках» воевал, но и эта машина мне известна. Ну, а ты, старшина, на место командира, будешь выискивать цели и сообщать мне, и помогать с зарядкой.

– С водителем проблем нет, у нас водитель бывший танкист, его посадим, остальных тоже сейчас подберём.

– Только быстро. Да, пошли машину к месту, где я танк захватил, я там грузовик загнал в рощу, в нём автоматы, пара пулемётов, винтовки СВТ, хорошие трофеи, всё наше, отбитое мной у немцев. Там ещё мешки их и ранцы в кузове. Но я не смотрел, не успел. И вот, в планшетке у офицера нашёл пачку документов тех, кого они уничтожили, захватывая технику, когда патруль изображали.

– Сделаем, – кивнул тот, принимая пачку документов и ремень мой с кобурой пистолета и запасным диском к автомату, последний тоже забрали.

Дальше погранцы забегали, их с десяток было; пятеро, получив от меня шлемофоны, стали устраиваться на местах. Зиновий, как звали мехвода, знал эту машину, хотя ранее он служил на БТ-5, горел под Луцком, а после госпиталя оказался в заградотряде как водитель. В общем, проверив связь, рации в машине хоть и не было, но ПУ действовало, правда шлемофонов было пять, один из пулемётчиков его лишился, но ничего, запустив двигатель, мы покатили к мосту. Полуторка к этому времени уже пылила к роще, я описал, где место боя было, а машину по следам найдут, место водителя в грузовике занял один из погранцов, что остался не у дел. А мы, поднявшись на возвышенность, набрали скорость и покатили к мосту. Там при нашем приближении начался бой. Видимо, командир до последнего ждал и, увидев танк, почему-то без грузовика, плюнув на все вышедшие сроки, приказал атаковать охрану моста, так что мы подоспели вовремя, подавить все огневые точки немцы ещё не успели.

– Внимание, – сказал я в переговорное устройство. – Перед выстрелом я буду говорить «Выстрел», открывайте рот, чтобы не оглушило. Всем ясно? Тогда готовитесь. Механик, короткая…

Танк замер на дороге, а я, поймав в прицел бьющий из кустов немецкий МГ, что не давал нашим поднять голову, чтобы остальные диверсанты могли подобраться на расстояние броска гранаты, выстрелил. Не забыв перед этим предупредить. Мехвод сразу тронул вперёд, без приказа, знал, что делать, это хорошо. Оба пулемётчика в своих башнях уверенно били по тем целям, которые могли наблюдать. Старшина, который прореживал немцев из своего пулемёта, прекратил огонь, немцы, получившие такой удар под дых, попрятались, поэтому стал помогать заряжающему, в этот раз использовали шрапнель, нужно по кустарнику ударить, где виднелось движение. Да, наше появление, а особенно то, что били не по охране моста, а по нападающим, ввергло немцев в некоторый ступор, чем мы и воспользовались, приблизившись к мосту на пятьдесят метров, встали и начали обстреливать немцев. Орудие ухало с периодичностью три выстрела в минуту, с теми заряжающими, что у меня были, и это очень быстро. Правда, с получением опыта скорость перезарядки заметно возросла. Я подсказывал, что и как делать.

Стоит отметить, что я успел сделать всего пять выстрелов, три шрапнелью, отчего кустарник лишился листвы и стал просматриваться насквозь, и два фугасами. Те немцы, что выжили, стали отступать, да и осталось их там пара-тройка, всё же три пулемёта у танка, что смотрели вперёд, два у охраны моста, это серьёзно. А вообще мост охранял стрелковый взвод, как я понял, а не бойцы НКВД, как это было в начале войны. Охрана моста достаточно быстро пришла в себя и под нашим прикрытием стала осматривать ближайшие подступы, а ещё семеро бойцов и сержант с ручным пулемётом в руках занялись преследованием выживших немцев. Танк продолжал работать на холостых, баки почти полные, я велел Зиновию не глушить пока двигатель, хотя с тем что-то было не так, температура слишком быстро росла, смотреть надо, но и лишаться подвижности глупо. Старшина, открыв верхний люк, поглядывал за воздухом, это я велел, чтобы нас внезапно не обстреляли какие залётные истребители или штурмовики.

– Товарищ старший лейтенант, двигатель греется, – сообщил мехвод.

– Фигово, смотреть надо, что с ним. Подожди минутку, – поднявшись, я осмотрелся и сказал мехводу: – В ста метрах пара берёз растёт, загони машину между ними, чтобы с воздуха было не видно.

Ревя мотором танк прокатился по полю и замер под берёзами, где двигатель замолк, и наступила наконец тишина, а я сказал через переговорное устройство:

– Старшина, с воздуха следы танка хорошо видны, замаскировать бы. Похоже, нам тут долго стоять придётся. Да и место уж больно удобное, и мост, и дорога к нему как на ладони.

Вроде бойцы из охраны моста уже ближайшие окрестности осмотрели, где-то вблизи возникла перестрелка, видимо догнали диверсантов, поэтому я дал добро покинуть танк, только пулемётчики в своих башнях сидели. Старшина направился к мосту, там командовал лейтенант, у которого на голове и на левой руке белели свежие бинты, зацепило его в бою. С холма катила полуторка патруля и тот ЗИС, что я отбил вместе с танком. Времени всего полчаса прошло с момента первого выстрела, а они уже здесь. Быстро, однако. Заряжающий устроился на месте командира, там пулемёт, можно использовать, а мы с Зиновием, выбравшись наружу, открыли нужные лючки и стали осматривать машину, выискивая причину, почему двигатель так греется.

Старшина возвращаться не торопился, он и с лейтенантом пообщался, там уже и перерезанную связь восстановили, сообщили о нападении, и несколько погранцов патруля маскировали следы гусениц, все работали, все при деле. А через мост сплошняком шли колонны, туда гружёные, обратно в основном с ранеными.

– Похоже, фронт наши не удержали? – пробормотал я, откладывая ключи и прислушиваясь.

– Да, грохотать стало громче, – подтвердил мехвод, тоже прислушиваясь.

Инструментов в танке было мало, поэтому использовали то, что нашли в обоих грузовиках, их сюда же под деревья загнали. А грохотало действительно всё ближе и ближе, и машин с ранеными стало куда больше, много телег с ними же катило по дороге. Стервятники тут же попытались атаковать вблизи моста одну из таких автоколонн, но, к счастью, зенитка у моста, обычный ДШК, уцелела и не дала прицельно проштурмовать колонны. Пару машин, конечно, задели, но не более.

Прошло ещё с полчаса, кстати, меня покормили, два куска хлеба выдали и целую банку тушёнки, погранцы аж удивились, как я это всё в одно рыло съел, а я притупил тот голод, что терзал меня изнутри, и, честно сказать, ещё бы поел. Так вот прошло полчаса, когда со стороны тыла прикатила «эмка», что встала у моста. Я особо внимания не обратил, продолжал ремонт двигателя, кажется, причину мы нашли, забит один из шлангов системы охлаждения, тот, что от радиатора шёл, я проверил, не продувался. Мы уже слили воду из радиатора и как раз снимали этот шланг, когда та самая «эмка» подкатила к нам, и оттуда выскочило несколько командиров. Все политработники, судя по знакам различия на рукавах. Их можно спутать с сотрудниками особых отделов, что тоже носили форму политсоставов для маскировки, но тут сразу видно, лекари человеческих душ пожаловали. И вот старший из них, судя по трём шпалам в каждой петлице – старший батальонный комиссар, подполковник по-нашему, двое других обычные политруки, как начал орать и визжать на нас. Нет чтобы подойти, спокойно осведомиться, так на нас начинают орать, брызгая слюнями. Называть трусами, дезертирами, что мы в тылу прячемся, когда на фронте танков не хватает, и обвинять в других грехах, да ещё размахивать наганом. Если остальные вытянулись, поедая начальство глазами – а что им ещё оставалось делать? – то я не стал слушать крикливого комиссара, а пробил ему двоечку в корпус и челюсть, отобрал револьвер, после чего направил тот на двух политруков, что также схватились за кобуры. А комиссар лежал на земле в наших ногах и, судя по безмятежной улыбке, видел третьи сны, только краснота наливалась на подбородке.

Прибежавшие старшина и командир охраны моста быстро разобрались, что случилось. Оружие у меня сразу отобрали, и старшина тихо, но зло спросил у меня:

– Ты что творишь?

– Давно мечтал это сделать, – с улыбкой ответил я ему. – Терпеть таких уродов не могу.

– Ты понимаешь, что это трибунал и расстрел? У него же челюсть сломана.

– Понимаю. Только вряд ли меня расстреляют. Я волшебное слово знаю, скажу его, и генералам по мордасам бить смогу, и хрена мне что будет.

– Ну-ну, шутник.

Дальше старшина действовал согласно принятым военным законам. Меня арестовали, обыскали, забрав всё, что нашли в карманах, планшетку забрали и бинокль, шлемофон я оставил, оставшись в комбинезоне, после чего меня загрузли в кузов полуторки, связав перед этим за спиной руки, и мы попылили в тыл. Перед нами катила «эмка», куда погрузили комиссара, который всё ещё не пришёл в себя. Охранял меня один из бойцов, старшина с остальными из-за сложной ситуации остался у моста, у них ЗИС ещё был. М-да, неожиданный поворот, но я не жалею. Забавно, но как меня зовут, у меня спросили, только когда старшина оформлял акт о задержании, который передавал конвоиру. Назвался настоящим именем и званием. Мне скрывать нечего, лично я горжусь сделанным.

Шутки шутками, но ситуация в действительности серьёзная. Я вообще сомневаюсь, что меня будут слушать. Да, кодовое слово у меня есть, то, которое я могу сообщить, получил его от представителей Сталина, а в том, что обо мне точно извещено, я был полностью в этом уверен. Да, циркуляры в особые отделы разных частей с описанием меня разослали, где также значилось это кодовое слово, но не факт, что мне дадут пообщаться с представителями особого отдела. Тут совсем другое дело, скорее уголовное, и решать его будут военюрист и тройка трибунала. А они слушать не будут, вряд ли и слово дадут, поднял руку на старшего по званию, да ещё на политработника, а они по факту своего существования неприкосновенны, и кары за это ждать следует незамедлительно. Так что расстрел тут более чем вероятен. Ну, если только в штрафбат не отправят, насколько я в курсе, их, согласно тем бумагам, что были мной отправлены в Ставку Главнокомандующего, тоже начали формировать. Только вряд ли пошлют, ударил комиссара я при множестве свидетелей, точно шлёпнут. Причём побыстрее, чтобы остановить не могли.

Я это не мог не понимать, а тогда как будто кто-то подтолкнул, и вот мой кулак летит в челюсть комиссару. Ситуация действительно серьёзная, но, как я уже говорил, не жалею. Таких гнид давить нужно сразу, этот вон до старшего батальонного комиссара вырос и растит ещё двух таких же последователей. Может, получив такой урок, всё же попроще вести себя будут? Хотя вряд ли, безнаказанность меняет людей, и эти уже были на пути такого изменения. Именно такие упыри поднимали батальоны и полки в атаку на пулемёты окопавшегося противника, находясь в тылу и наблюдая за гибелью подразделений в укрытии. Есть, конечно, и среди политработников белые вороны, что несут все тяготы простой службы, ходят в атаки с бойцами, но эта тройка не из подобных, точно говорю.

Мои размышления прервал рёв мотора, я только и успел привстать и, оттолкнувшись, вылететь из кузова. С некоторым трудом сгруппировавшись, перекатом катился по обочине, когда хлопнуло разрывами несколько мелких бомб, сброшенных с «мессера». Отмечу, что паренёк-конвоир, вооружённый карабином, собирался последовать за мной, к тому же полуторка тормозила, но не успел, бомба рванула у задних колёс грузовика, и тот пошёл кувырком, подмяв под себя погранца. Без шансов, погиб, а вот в кабине виднелось какое-то шевеление. В это время истребитель, заложив пологую петлю, снова стал падать на небольшую автоколонну, в хвост которой мы пристроились с политруками. Кстати, «эмки» не было видно, только пыль в поле. Дав по газам, её водитель уходил прочь. В принципе, правильное решение. Ещё сидя в кузове, я, старясь не шевелить плечами, пытался ослабить верёвки, да не получалось. Точнее, не успел закончить, а тут, когда перекатом шёл, вдруг обнаружил, что гашу скорость обеими руками. Как выдернул левую руку из петли, непонятно, но они стали свободными. Стряхнув с кисти правой верёвку, я машинально сунул ту в карман комбинезона, мало ли пригодится, и отбежал в сторону, где упал, закрыв голову руками. Истребитель пронёсся мимо, обдав жаром и ветром. Треск его пулемётов, пушку тот вроде не использовал, стих вместе с рёвом мотора, на третий заход пилот не пошёл, явно возвращаясь на аэродром. Ну а я, встав и отряхиваясь, направился обратно к своей полуторке, которая ярко полыхала, а из кабины истошно кричал водитель. Рванув на помощь, я только отшатнулся от пламени, что пыхнуло мне в лицо, да и какой-то красноармеец, подбежав, оттащил в сторону, крича, что сейчас патроны будут рваться. Видимо, опытный, знает, что говорит. Да и водитель смолк, уже не кричал.

Тот оказался прав, вскоре начали рваться патроны. Мы лежали чуть в стороне, пули изредка посвистывали над нами, но именно что изредка. Сам боец оказался водителем ЗИСа, что лежал чуть дальше на боку. Его взрывной волной повалило, тот к тому же одной стороной в яму как раз съехал, и так наклонён был, и тут несильный воздушный удар помог грузовику лечь на бок. Пока выбирался из кабины, истребитель улетел, а боец, подскочив, оттащил меня от полуторки. Особо я не опасался опознания, в колонне из десятка грузовиков меня никто не знал, могли опознать бойцы из полуторки, но они погибли, а тех политработников на «эмке» уже и след простыл. Люди возвращались к колонне. Часть грузовиков свернули в поле, часть пытались уйти на скорости, но три машины остались тут. Это наша почти сгоревшая полуторка, там ещё рвались патроны, но всё реже и реже, лежавший на боку ЗИС и полыхающий бензовоз. Он пустой был, пары взорвались, бочку разворотило. В общем, собралось с десяток человек, ещё присоединились от подъехавшей колонны, и мы поставили ЗИС на колёса. Раненых и убитых из его кузова уже достали и теперь укладывали обратно, машина на ходу была. А пока царила суета, я отошёл в сторону и, развернувшись, стал уходить в поле.

Не скажу, что произошло то, что я спланировал, сбежать я хотел бескровно, освободить руки, отвлечь конвоира, хотя тут и сложно было, слишком серьёзен тот был и ответственен, покинуть на ходу машину и сбежать, желательно, когда будем проезжать какой лес, чтобы шанс свалить был, а тут вон оно как вышло. Я бы сказал, хотел как лучше, а получилось как всегда, но парней всё же жаль было. Сейчас мне тут в прифронтовой полосе откровенно неуютно, поэтому я решил вот как сделать. Доберусь до реки и своего схрона, всё же там запасы неплохие с трёх немцев, той снайперской группы, ну и дальше, дождавшись, когда эту территорию займут немцы, уже начну работать с ними. Оно мне так привычнее. Видеть их гибель мне легче, чем гибель своих ребят, даже тех, что везли меня на расстрел. Ещё я поторапливался, топать до схрона километров восемь, увезли меня на машине далеко, мы даже проехали место падения транспортного самолёта, я рассмотрел это место, он почти на дорогу рухнул, там работало несколько человек, стояло оцепление и было несколько машин с одиночной зениткой, а есть хотелось уже сейчас. Да ещё световой день, примерно часов десять, и идти сейчас – это привлекать к себе излишнее внимание, чего не очень бы хотелось. Поэтому я и ушёл с дороги, там бы я и километра не прошёл.

Что плохо, вокруг были сплошные поля со своими подъёмами и спусками, а роща, похоже, тут одна, та, что у реки, где я танк отбил. Время от времени встречались молодые посадки у дороги, но это для меня не выход. Оттого я и ушёл в поле, а тут нашёл накатанную телегами тропинку и уходил всё дальше и дальше. Чуть в стороне заметил работающих колхозников, те пшеницу убирали, похоже, она поспела – склонила тяжелые колоски, настала пора убирать. Хм, а может, то поле и убрали, где я десантировался, раз даже и вспахать успели? Поди знай, что я – агроном? Такие дороги что кровеносные сосуды пронизывали местные поля, по ним колхозники добирались до нужного поля, привозили или увозили урожай, вот и мне встретился старичок на телеге с парой белобрысых мальцов, что двигались в нужную мне сторону.

– Куды путь держишь? – поинтересовался старик, не трогая вожжи, лошадь сама остановилась рядом, без приказа.

– На фронт, диду, на фронт.

– Что ж не по дороге, она там рядом?

– Из госпиталя я сбежал, диду, а без документов меня первый же патруль остановит. Из госпиталя я со знакомым водителем уезжал, думал, довезёт до части. Да налёт. Не повезло, пришлось пешком идти.

– Сидай, подвезу.

Старик действительно подвёз, расспрашивая о фронтовой жизни, я, как мог, рассказывал, что от других слышал, так как фронтового опыта в действительности не имел, у меня совсем другая война была. Прокатился я со стариком и мальцами километра четыре, высадил тот меня примерно в том месте, где я десантировался с самолёта, только дед вправо уходил к полевому стану, где у него невестка работала, он ей харчей вёз, мальцы его внуки были, ну а я прямо направился. А фронт действительно приближался, теперь не только пушки стало слышно, но и оружейно-пулемётную стрельбу, хотя и отголосками пока, можно сказать на грани слышимости, и я могу ошибиться, но похоже, бой у моста шёл, по расстоянию как раз сходится, так что я побежал, надеясь успеть. Не успел, мост наши не удержали, но взорвать перед танковым отрядом немцев успели, и старый каменный дореволюционный мост в поднятой взрывами пыли рухнул в воду. А берега там высокие, глубина порядочная, так что намаются наплавной мост делать, берега срывать потребуется.

Посмотрев на всё это со стороны, а я устроился в километре от моста, тут берёза удобно стояла с густой кроной, вот на высоте четырёх метров и сидел на ветке, с интересом наблюдая, что происходило у реки. Так вот, посмотрев на всё это со стороны, я отметил одну деталь. Наши с этого берега почему-то укреплять свои позиции не стали и небольшими группами, примерно по взводу, уходили в тыл, видимо получив такой приказ. Не совсем понятно, но общей оперативной информацией я не владею, вполне возможно, что тут держать оборону посчитали бесперспективным решением. Хотя, конечно, странно, река всё же, естественный рубеж обороны, очень удобный. Чуть позже прилетели с десяток немецких штурмовиков и, разбившись на тройки, стали гонять такие группы по открытым полям и дорогам, видимо за взорванный мост мстили. Отходить ночью нужно, как-то бездарно это отступление провели, с многочисленными жертвами, как я вижу. Кстати, по поводу танка, в бою за мост тот активно отвечал и с десяток разбитых и горевших грузовиков тому подтверждение, по бронированным целям наводчик если и стрелял, то мало, я старшине говорил, что за снаряды в танке, всего шесть разбитых танков у немцев было. Тут и противотанкисты могли поработать, их как раз на отходе бомбами накрыли. Сейчас танк ярко полыхал. Я как-то и не понял, это его наши подожгли или немцы? Похоже, всё же наши, группа старшины, сняв пулемёты, отходила севернее меня метрах в четырёхстах. ЗИСа не было видно, видимо ранее в тыл отправили. Странно, почему боевую машину бросили и подожгли, мехвод там вроде знающий, убрать проблему мог и без меня. В общем, одни вопросы и никаких ответов.

Я просидел на дереве до самого наступления темноты. Залезть я вполне смог незаметно, при той неразберихе, что царила вокруг, тем более, когда я прикидывал, как залезть, неподалёку рванул гаубичный снаряд, накрыв берёзу столбом земли и пыли, и под этим прикрытием и забрался на дерево, взлетел, можно сказать. А вот чтобы я спустился, что-то никто не торопится стрелять. А есть хотелось, да так, что я с ума чуть не сходил. Вон листочки рвал и жевал. Ещё и старик тот харчи вёз, а меня не угостил, хотя я пару раз намекнул, но тот совершенно спокойно проигнорировал, так что одна надежда на те ранцы, заныканные с оружием и остальными трофеями. Я их не смотрел и не знаю, что внутри, но надеюсь, еда всё же будет. Очень надеюсь.

Когда стемнело, не потемнело, а наступила настоящая ночь и вокруг уже было тихо, и немцы с той стороны обустраивались, и наши ушли, я спустился с дерева и направился к схрону. Бегом. Добрался быстро, хотя и не сразу нашёл место, там действительно очень всё хорошо спрятано было. Фонарика не имелось, подсветить нечем было, тут ещё, как назло, на небо тучи наползли, скрыв луну. Фонарик у меня забрали погранцы при обыске, всё вымели из карманов. Так что ползком забравшись в схрон, я решил на ощупь изучить, что там есть в ранцах, но сначала, нащупав, застегнул на поясе ремень с тяжёлой кобурой пистолета. Проверив оружие, я с удивлением опознал редкую модель артиллерийского «Люгера». Сам ремень имел разгрузочную систему, то есть наплечные ремни, а также подсумки для магазинов к винтовке СВТ. Это я всё снял с одного из снайперов, у обоих были подобные системы и пистолеты. Так вот, согнав складки назад, всё это по привычке, я стал изучать один из ближайших ранцев. Я ведь всех немцев обыскал и всю мелочёвку сунул в один из ранцев, забив его до отказа, и, судя по плотности, как раз он мне под руку и попал.

Разбирать его долго, а мне есть хотелось, так что отложил первый ранец и подтянул второй, и первым, что мне попалось, был свёрток плотной непромокаемой накидки, плащ по сути, который можно легко развернуть в тент для шалаша. Отличная находка. Я её сразу расстелил на свободном месте, которого, надо сказать, тут было не так и много, и стал выкладывать на накидку всё, что было в ранце, перевернул его, если быть откровенным, и потряс. Мне жрать охота, а не получать удовольствие от изучения трофеев. Да, я не чужд был подобных эмоций, особенно когда добыл такие трофеи лично. Отложив ранец, я зашарил по куче вещей, вот что-то мягкое попалось. Ощупывая, понял, что это нечто завёрнутое в целлофан. Я уже наткнулся тут на перочинный нож, так что, открыв его, вскрыл лезвием целлофан и, отрезав кусок, с удивлением понял, что это так солёное сало у немцев упаковано. Кстати, тут два куска было, примерно граммов по двести каждый. Отлично. Нащупав плотную пачку, галеты, это уже знакомое, встречал ранее, так что вскрыл пачку и стал есть галеты с салом. Сало всё ушло из одной упаковки, как и пачка галет. Запил всё какао, что обнаружил в одном из двух термосов. Тут двухлитровый был, но мне осталось едва литр, остальное немцы выпили, гады. Да и холодное какао уже было.

В этой куче барахла я нашёл фонарик, рабочий, так что, накрывшись накидкой, я за час изучил всё, что было в ранцах, треть мне просто не было нужно, и я оставил всё тут, а всё, что мне необходимо, продовольствие, боеприпасы, часть личный вещей, вроде запасных носков, а то мало ли портянки стирать придётся, что-то в замену нужно, разной мелочёвки – это я забрал. Забрал также и всё оружие. Две винтовки, автомат и два пистолета, у автоматчика почему-то его не было. Тяжело оказалось, я взвесил, килограммов пятьдесят точно выходило. А ведь ещё оптика, два отличных бинокля, что были у снайперов. Жаль, карты у них не имелось, вот тут действительно печально, но имущества я набрал изрядно. В общем, одно ясно, трофеи я не брошу, а всё не унесу, тут выход один, нужен транспорт. Может, эта мелочность кого и удивит, а я скажу так, ты сначала попробуй эти трофеи добыть, а потом плачь, как я, горючими слезами о том, что мог потерять. Нет, я упорный, что-нибудь придумаю.

Постелив масксеть на листву, я накрылся накидкой, решив ночь провести здесь, да и спать уже хотелось, и, грызя сухарь, размышлял. Все эти мои метания и войнушки для той войны, что сейчас шла, это что капля в ведре. Нет, на ситуацию в целом я заметно повлиял, вон что успел натворить, особенно в Берлине, немцы на передовой после этого как озверели. Наши же, наоборот, воодушевились, однако те знания, что находятся у меня в голове, по сравнению с этими моими войнушками, по-другому их и не назовёшь, это что колосс по сравнению с лилипутом – несравнимые вещи. В общем, я так думаю, пора на советское руководство выходить, постараться на своих условиях, но пора, потому как победа ковалась в тылу, и, если поднапрячься, я смогу серьёзно повлиять на это. Тут не только знания по этой войне, но и технологии производств. Пусть в основном в бронетанковой сфере, включая полноприводные грузовики, я и ими занимался, хотя и мельком, как инспектор, но подсказать мог многое, а главное, начертить схемы грузовиков и танков будущего, по которым можно составить план производства и при получении некоторых станков, которых в Союзе не было, начать его.

Я не скажу, что об этом раньше не думал, как не думать, но оттягивал решение, а тут как накрыло, видимо, морально я стал готов к этому и вот решил, что пора. Теперь по диспозиции я на передовой, причём фактически на нейтральной полосе, и нужно как-то добираться до наших. В полковые особые отделы лучше не соваться, эти и разговаривать не будут, шлёпнут как шпиона, это если на нечисть нарвусь, так что желательно армейский уровень. Всё же несколько раз на связь Большая земля со мной выходила и передавала кодовые фразы, по которым представители особого отдела должны меня передать дальше по инстанции, и последнее такое кодовое слово – «Нюрнберг-45». Не знаю, кто его придумал, но намёк был вполне прозрачный. Решено, иду к ним и сдаюсь, хватит, набегался и навоевался. Может, позже я буду жалеть, корпя где-нибудь над чертежами, возможно даже в закрытой шарашке, но сейчас я решение принял твёрдо, именно этой ночью лежа в укрытии, – пора возвращаться.

Хотя чего тут лежать? Нет, раз есть время и неполная ночь, а до рассвета осталось, судя по трофейным часам, четыре часа, то стоит удалиться от реки насколько возможно. Я быстро собрался, ничего не оставил из того, что было жаль бросить, с дополнительным грузом почти шестьдесят килограммов вышло, аж шатало от тяжести, немцы-то втроём это переносили, однако ничего, поднялся по глиняному косогору и по лесу направился прочь от реки. Шатало изрядно, но шёл, всё же парень я крепкий. Мне тут одна идея пришла. А я ведь знаю, где стоянка «эмки» и второго грузовика, взятых трофеями немецкими диверсантами. О ней я не сообщал, как-то подзабыл, а потом стало не до этого, вот и прикинул, нашли их или нет, если нет, то это хорошо, на колёсах я уеду далеко… До ближайшего поста точно. Оттого и не оставил ничего, только ненужное, уж эти два километра-то своё добро я точно донесу.

Думаю, если бы не подробное объяснение как найти машины, я бы их не нашёл. К счастью, был отсвет лобового стекла легковушки, я овраг освещал фонариком, ну и подошёл к пожухлым ветвям, которыми обе машины были закиданы. А так всё верно, правильно тот автоматчик описал местонахождение стоянки. По лесной дороге, она началась в трёхстах метрах от того места, где я танк отбил, двигаться до оврага, что пересекал её, уйти влево по его дну, и за поворотом и стоит захваченная советская автотехника. Всё верно оказалось, нашёл быстро. Могильник, где спрятали тела бывших владельцев этой техники, был в другом месте, где ложный пост организовывали, так что тут было тихо и пахло лишь лесом и чуть-чуть бензином от машин.

Раскидав ветки, я осмотрел технику. Одна машина – типичный ЗИС, точно такой же, как тот, что был передан пограничникам, только этот с открытым кузовом да с какими-то ящиками в нём. Я не поленился, забрался и осмотрелся. Снаряды оказались, такие к Т-34 и КВ-1 подходят. «Эмка» пустая. У легковушки полбака, а в грузовик, видимо, подливали, три пустые канистры в кузове видел, полный бак был. Сложил все вещи в кабину грузовика, вошло всё, хотя и заняло место пассажира. Используя фонарик, я осмотрел машину более внимательно, «эмку» бросать как-то не хотелось. Взять бы её на жёсткую сцепку, вот это было бы неплохо. Я ещё тот хомяк. Для грузовика тянуть ещё и легковушку на буксире с тем грузом, что был в кузове, конечно, тяжело будет, но вытянет, вроде машина справная, год ей, не более. В общем, прихватил топорик, а я его под сиденьем грузовика нашёл, водитель у него справный был, и срубил две слеги, ну и, используя их, сделал жёсткую сцепку, завёл «захара», он без проблем запустился, хотя и стоял тут больше двух суток, и выгнал его из оврага. Поставил наверху на лесной дороге, с противоположной стороны от шоссе на Житомир. Я не идиот на неё выезжать, наверняка и пары километров не проеду, как тормознут, а вот те полевые малоезженные дороги самое оно, там тихой сапой проеду. Да, я уверен, что и там меня перехватят, но проеду я куда больше, чем по шоссе. Мне перекрёстки не объехать, мосты тоже. Точно перехватят, но я к этому уже буду готов.

Когда я возвращался за легковушкой, вдруг невдалеке послышался свист, и раздался хлопок разрыва. Чёрт, немцы рядом, видимо, услышали в ночной темноте громкий звук двигателя, а тот всё же холодный запускался, и начали на звук сыпать минами, это ротные хлопушки, доставали, но вблизи может быть смертельно. Мины падали метрах в двухстах дальше у реки, но вроде приближались, так что, сбежав вниз, я завёл машину, пробный запуск я уже делал, и выгнал её наверх, подогнал к задку грузовика. Накинуть жёсткую сцепку удалось быстро, руль у «эмки» свободно вращается, со скорости снята, так что, влетев в кабину грузовика, я завёл двигатель и покатил прочь из леса. А немцы, постреляв, замолкли, я уже покинул лес и двигался по полю, включив только подфарники, катил по накатанным телегами полевым дорогам. Нет, грузовики, видимо, тут тоже бывали, но редко, всю технику в армию забрали, оттого и перешли местные на конную тягу.

Ехал я долго, до самого рассвета. В паре мест выезжал всё-таки на шоссе, заблудиться тут было нетрудно. На дороге видел колонны отступающих войск, наших, уставшие бойцы уступали дорогу, я нагло сигналил и ехал дальше. В одном месте вдруг обнаружил колонну танков, приткнувшихся у посадки, вытянувшись в линию под прикрытием деревьев, там пара КВ мелькнула в свете подфарников, ну и свернул к ним. Колонна на отдыхе была. Но начкар бодрствовал. Узнав, что я им грузовик со снарядами дарю, мол, нашёл на дороге, даже документов не спросил, чуть ли не обниматься полез, с боекомплектом у них совсем беда, каждый снаряд на счету, а тут три полных боекомплекта имелось. Так что я перекинул вещи в легковушку и оставил грузовик. Дальше танкисты сами разберутся. Да и как не помочь, свои люди, а я покатил дальше уже на легковушке. Снял комбез, форму поправил, вместо фуражки подобранная на дороге пилотка, там убитые лежали, и вот так катил. А когда рассвело, меня и взяли. Не на шоссе, как раз на полевой дороге и остановили.

Это был такой же подвижный патруль, вроде тех погранцов, а тут смешанный состав, в основном бойцы НКВД, но пара зелёных фуражек тоже мелькали. Отметив, что пулемётчик, поставив на кабину ДП, направил на меня ствол своего оружия, а из кузова посыпались бойцы, это точно наши, не немцы, я остановился по требованию командира, сержанта госбезопасности, и, открыв дверь, выбрался наружу и сообщил:

– «Нюрнберг – сорок пять». Сержант, по этому коду вы обязаны немедленно доставить меня вашему начальству. Дополнительно сообщаю, что отбил эту легковушку у немецких диверсантов, соответственно захваченную ими у наших, в машине трофеи с трёх немцев. Это была снайперская группа, использующая наши винтовки СВТ. Далее я буду говорить только с вашим начальством, у вас полномочий нет со мной вообще разговоры заводить. На этом всё.

– Этот код мне неизвестен, но будем работать, – кивнул сержант и приказал одному из бойцов: – Тимохин, осмотри машину.

На удивление, бойцы патруля отнеслись ко мне корректно, после осмотра салона «эмки» меня устроили в кузове грузовика, стиснув с двух сторон крепкими бойцами, хотя и связали руки спереди, документов-то нет, двое устроились в легковушке, и мы покатили прямиком в Киев. Оказалось, бойцы были приписаны к отряду, что дислоцировался именно там. Мы уже и УРы проехали, и предместья, и в данный момент, проехав окраины столицы Украины, подъезжали к зданию, где и находился штаб отряда. Сержант молодец, не отправил меня в ближний особый отдел или пересыльный пункт, а повёз именно к своему начальству. Видимо, чуечка сработала, что всё не так просто.

Мне помогли покинуть кузов грузовика, со связанными руками это было сложно сделать, ну и провели в здание. Сержант смотался куда-то, но вернулся быстро, да не один, а со старшим лейтенантом госбезопасности, тот и сообщил, с интересом меня рассматривая:

– Этот код опознания мне известен, товарищ майор К. С вас сейчас снимут верёвки, подождите в соседнем помещении, пока я свяжусь с начальством.

– Хорошо, – просто ответил я, ничуть не удивившись, что меня опознали.

Это в немецких газетах моё фото печатали огромными тиражами. Особенно когда я позировал из люка танка в Берлине, но до советской стороны эти фото дошли в минимуме. Если проще, обычные бойцы обо мне только слышали, а вот такие командиры госбезопасности вполне могли видеть и фото, дали посмотреть для опознания. То есть я подобного не исключал. Всё же несколько пачек берлинских газет я отправил на Большую землю, должны были дойти до адресата. Некоторого тщеславия я не был лишён. И вот сейчас видел результаты этой работы, меня сразу опознали по внешнему виду, хотя и не удивились, что я тяжелораненый, а стою на своих ногах. Вот это озадачило, но я надеюсь узнать причины отсутствия этого удивления. У меня даже не спросили ничего по этому поводу.

С меня уже сняли верёвки и действительно проводили в соседнее помещение, куда принесли чай и бутерброды, на которые я накинулся с жадностью. Время шло, а пока никакого движения я не видел, только охранник присутствовал тут же в кабинете. Поэтому заказал ещё бутербродов, но мне кашу принесли. В дверь заглянул политрук, причём очень знакомый. Тот, по-видимому, кого-то искал, так как мельком осмотрел кабинет и хотел было выйти, как зацепился взглядом за меня. Пару раз удивлённо моргнул, и в его взгляде начало проступать узнавание. Ещё бы, я его тоже узнал, один из тех двух, что старшего батального комиссара сопровождали, получившего от меня по морде. Тот ушёл, а вскоре вернулся с двумя бойцами НКВД, и несмотря на мои возражения, мой охранник не вмешивался, видимо знал политрука, меня вывели из здания, надев наручники, и подвели к фаэтону, ГАЗ-А. И тут на мои попытки вырваться один из бойцов, по приказу политрука, хорошо так отоварил меня прикладом, окованным металлом, точно по зубам. Выплёвывая осколки, я лишь крем сознания отметил, как меня закинули в легковушку и куда-то повезли. На краю сознания колебался. Чуть не вырубил гад.

Ситуация, надо сказать, буквально вопила, что если я что-то не сделаю, меня просто прикончат. И я теперь полностью уверен, что без НКВД тут не обошлось. А как так? Заходит обычный пехотный политрук и забирает того, кто его заинтересовал, да ещё используя для этого двух бойцов НКВД. А они точно местные были, я видел одного в коридоре, тот вроде как из дежурной тревожной группы был. Похоже, да, всё это спланировано было. Да и удар прикладом, которым у меня было выбито три верхних зуба, от четвёртого обломок остался, и два нижних, тут два обломка, что сильно шатались, порванные губы, кровотечение – нет, шутить со мной никто не собирался. Видимо, я так дотянул время, что мне решили показать, кто тут хозяин, довёл, видимо. Правда, непонятно, при чём тут этот политрук, у нас как бы разная сфера интересов, того вообще тут не должно быть, но пока я мог только предполагать. Думаю, он немецкий агент, засланец, и, опознав меня по фото из берлинских газет, у Т-28 у меня морда испачкана была, рукой случайно провёл, ну и оставил след, а тут с ходу опознал. А раз меня объявили в Германии врагом номер один, причём официально, то, естественно, он решил отличиться, задействовал свои возможности и умыкнул меня из-под носа сотрудников НКВД. Конечно, предположение белыми нитками шито, дали бы ему меня увезти, так что уверен, НКВД точно тут задействован.

Сидел я на заднем сиденье между двумя бойцами, а когда мы въехали на мост через Днепр, тут я понял, если ничего не сделаю, дальше шансов не будет. Это как озарение было, как вспышка. Поэтому, пользуясь тем, что застегнули мне руки сзади, но локти остались свободными, я резко изогнулся и боднул того бойца, что сидел справа, это он меня прикладом приласкал, лбом в нос. Тот обернулся на моё движение. Удар не сказать что сильный, но хруст был, и кровь побежала, а я, оттолкнувшись, перепрыгнул через этого бойца, второй попытался меня схватить, но не смог удержать, и материя моего френча выскользнула из его пальцев. Так что я покатился по дороге и, несмотря на боль в отбитых плечах, руках и груди, приложило меня хорошо о доски настила, под скрип тормозов легковушки вскочил на ноги и одним махом перелетел через перила, рухнув в воду с десятиметровой высоты. Хорошо, солдатиком получилось, а не плашмя, прыгал головой вниз, но меня в полёте развернуло. Да и воздуха набрал. Правда, из-за стресса, да ещё после того, как отбил грудь о мостовую, долго я продержаться под водой просто не мог. А с моста по пузырям в воде активно палили. И ведь попали гады, руку дёрнуло, но дрыгая ногами, я стал отплывать под мост, где и вынырнул у опоры, тут меня не видно, только с берега, где пляж виднелся, по счастью пока пустой. Течение у моста имелось, но там, где я упал в реку, оно было небольшим, удерживаться за опору было возможно, хотя и неудобно из-за скованных за спиной рук. Хм, застегнули мне их неплотно, поэтому, потянув левую кисть, она вроде посвободнее была, и сдирая кожу в кровь, выдернул-таки её. Ссадины болели, но я лишь довольно схватился рукой за опору и, осмотревшись, держась под мостом, поплыл к берегу. Противоположному тому, с которого меня везли. Десантные немецкие ботинки, набрав воды, тянули меня на дно как гири, но я старательно работал ногами, не хотелось бы оставаться без обувки, которая к тому же почти по размеру, но потом понял, надо сбрасывать. Поэтому, ныряя у опоры, развязал шнурки и сбросил сначала один ботинок, потом, повозившись, скинул и второй. Сразу легче стало. Ну и рану на руке осмотрел, она на правой была, скользнула пуля наискосок, от плеча борозду до локтя оставила, кровит, но рана не смертельная.

А мысль о том, что политрук засланец, я уже отбросил, если бы он им был, его бы тут не было, свалил бы быстрее собственного визга, а этот по пляжу с другой стороны бегает, под мост бойцов прислал, там их два десятка было. Видимо, из охраны моста использовал, так что точно работа НКВД, уже сомнений не было. Под пули лезть я не хотел, поэтому голову почти не высовывал, а, продув лёгкие и набрав воздуха, нырнул и пошёл под водой к берегу, цепляясь за ил руками, чтобы не всплыть. Именно пошёл, тут глубины метра два. Ох, надеюсь, на мосту за водой не наблюдают и не увидят муть, которая может выдать меня. Так быстрее было, а шёл я к камышам, что виднелись метрах в пятидесяти у моста. Причём камыши выше по течению были, искать меня будут и вниз по течению, и вверху, но, думаю, внизу куда как активнее, поэтому я надеялся, что у меня будет шанс спастись. Тут была не в этом проблема, думаю, уйду, опыта всё же набрался, а в том, что из-за разбитых губ и выбитых зубов держать долго губы сомкнутыми я не мог, и постепенно рот заполнялся речной водой с хорошим таким процентом крови. Чуть не захлебнулся.

Вот и камыши, стараясь не шевелить их, высунул рядом нос и рот наружу, устроившись на спине, так меня не видно будет, и отдышался, после этого я, двигаясь вдоль камышей, внутрь мне не забраться, сразу засекут по шевелению, так и направился выше по течению, даже постепенно в ритм вошёл. Удалившись метров на двести, стал возиться с оковами на правой руке, а то болтались, мешали. Тут тоже, обдирая кожу до крови, смог стянуть их, рука в воде не успела опухнуть. Тут же их и притопил. Уходил я долго, в редкие минуты отдыха наблюдая за рекой. Там были видны катера, несколько раз и в мою сторону прожекторами мазнули, когда стемнело. Даже слышал бормотание какое-то, вроде рупор использовали, или динамик, но далеко, не разобрал. В общем, я так понял, начались окраины города, стемнело уже, шесть часов в воде без малого, крови столько потерял, отчего меня изрядно шатало. Да и то, что вода не летняя, осень всё-таки, тоже сказывалось. Хотя назвать её ледяной я не берусь, привык уже, под конец только подмерзать стал. Суета в городе была видна, пару раз даже перестрелки вспыхивали, видимо диверсантов ловили, если они есть, так что, укрываясь низко висевшими ветвями ивы, я выбрался на берег, где, дрожа от холода – был лёгкий ветерок, вода всё же теплее была, – стянул с себя галифе и френч, после чего стал выжимать их, хорошо выжал и, повесив на ветвях, осмотрел раны. Царапин прибавилось, пулевая рана уже не кровоточила, замокла в воде, один обломок зуба выпал ещё в реке, выплюнул его, а второй сейчас взял пальцами и выдернул. Да и не выдёргивал почти, чуть потянул, и тот в руке остался. Уроды, я это им ещё припомню.

Шевеля руками и ногами, чтобы согреться – меня заметно шатало от потери крови и от голода, всё же не ел шесть часов, а в мою утробу в последнее время изрядно еды лезет, – я наконец согрелся, натянул на себя влажную одежду и дальше стал заниматься, согреваясь уже в ней, на теле высохнет. В общем, я решил, нечего тут топтаться, нужно в город уходить, за городом меня быстро отловят, а там есть шансы спрятаться, найти еду и получить всё, что нужно. Так я и сделал. Патрули военные по городу ходили, на мой взгляд, слишком много. В одном месте, а тут были частные подворья, я обнаружил гулянку, видимо именины справляли, если по здравницам судить. Сидели они в саду, пока оставались тёплые денёчки, и праздновали за большим длинным столом. Ночь была, светомаскировка, но людям и так было хорошо, играл баян, кто-то танцевал в темноте под деревьями, а я, перемахнув через забор, спокойно подошёл к полупустому столу и устроился за ним, сразу приступив к потреблению пищи. Сметал всё, что попадалось вблизи, потом пришлось пересесть, так как там, где я сидел, пищи не осталось. Далее сделал так. Взял платок, а он под чугунком был, в котором ранее картошку варёную приносили, её уже съели, и завернул в платок хлеба, нарезанного сала, куриную ножку, кусок пирога с рыбой, и нашёл по запаху колбасы, хотя и немного. Не знаю, кто тут гулял, но богатый стол, даже подтаявший холодец был, я и его попробовал, очень вкусно получилось. Кстати, иногда я примечал, что среди гуляющих военные были. Ко мне один пьяный пристал, допытывался, в чём смысл жизни, но я просто ушёл в темноту и пересел на другое место, с другой стороны. Есть приходилось боковыми зубами, впереди ничего нет, отрезал ножом, что тут нашёл, мелкими кусочками, и так ел. Быстро не получалось, рвать нечем, суки, до сих пор бесит такая гостеприимность, так что я теперь учёный. До конца войны ни за что и никогда в контакт не вступать, да и потом сомневаюсь. Думаю, если тут мне зубы выбили за то, что я сам добровольно пришёл, то там просто пристрелят, а я, несмотря ни на что, жить всё же хотел. В общем, как я думаю, до конца войны провоюю с немцами, но у них в тылу, потом сделаю левые документы фронтовика, может, под ними и повоюю, и, если портал работать не будет, уеду на просторы Союза. Вон, в тот же Казахстан, в шестидесятых и семидесятых замечательное время, как раз для старости и пенсии. Да, решено. Может, во мне сейчас злость говорит и непонимание, почему меня так встретили, но решил я всё же твёрдо: больше никаких контактов с правительством Союза. Они свой оскал показали, мне не понравилось.

Наелся. Как я уже говорил, из-за того что передних зубов нет и боль никуда не ушла, а вспыхивала с новой силой, ел я медленно, но утробу свою ненасытную всё же набил, да ещё припасов набрал, возможно, на весь завтрашний день хватит. Думаете это всё? Нет, грабить изменника так грабить, конечно, совесть начала возмущаться, но я её придавил. Так что попытался пробраться в дом, но там свечи горят, окна зашторены, увидят и не опознают, ещё крик поднимут, сунулся в баню, а там охи-вздохи, а за домом, где несколько мужиков курили, о чём-то пьяно споря, я обнаружил бельё. Видимо, сохнуть повесили, а перед гулянкой сняли и бросили в корзину. Поискав в ней, подобрал комплект гражданской одежды. Женской. Длинное чёрное платье, кофта, два головных платка, чтобы лицо и голову закрыть, а то по разбитым губам, что сильно вздулись и опухли, распознают. В общем, женщину искать не будут, хорошая маскировка. Одежда влажной была, я потому и понял, что её с верёвки сняли. Я прихватил её с собой, у забора из кустов малины достал узел с едой, перемахнул через ограду и пробежал подальше, ушёл на две улицы, благополучно спрятался от двух патрулей и, найдя дом, где не гавкала собака, забрался туда и устроился в кустах вишни. Они густые, со стороны не должно меня быть видно, ну и уснул, накрывшись женской одеждой, хоть что-то.

Утром меня разбудило покашливание. Не дрыгаясь, я осторожно покрутил головой, вроде меня не обнаружили, и, чуть приподнявшись, осмотрелся. Ага, тут старики жили, вот дед, сидя на завалинке, и правил какой-то ремень, я подозреваю, от лошадиной сбруи. Сев, я развязал узел с продовольствием, а есть хотелось снова так, как будто я ничего не ел, взял тот кухонный нож, а я его тоже прихватил, острый, и стал нарезать треть припасов мелкими кусочками, чтобы мне было удобно жевать. Ну и вот так начал есть, внимательно поглядывая по сторонам, чтобы врасплох не застали. Среди припасов горшочек с квасом был, их там на столе шесть стояло, вот я со всех остатки слил и один наполнил, закрыл вощёной бумагой и с собой взял. Но пил понемногу, пока непонятно, где воду брать. Поев, я снова лёг и задумался, нужно что-то делать, найти временное пристанище, и подворье этих стариков, бабка тоже выходила, что-то собирала с грядок, мне вполне нравилось. Глуховатые и подслеповатые старички моё присутствие вряд ли заметят. А то, что они имеют этот недуг, обычно приходящий к старости, я отметил по их общению – явно привычному, почти ласковому переругиванию.

К обеду они ушли в дом, я покинул вишню и, пробравшись к хозпостройкам, забрался на старый сеновал. Сено тут ещё было, хватит, чтобы спрятаться. Только кормить было некого, видимо отказались от хозяйства, доживали своё время, кошка имелась, та ко мне колбасу бегала клянчить, да с десяток кур – вот и всё, что у них было. Так что устроившись там, я пообедал и стал возиться с ранами. Платок уже не нужен был, остатки продовольствия сложил в углу, поэтому, нарезав его, собирался наложить что-то вроде бинта на рану на руке. Всё же кровила потихоньку. Шить нужно, всё же глубокая борозда, да и закрыть от пыли и грязи необходимо. Этим я и занялся: поднял воротник, выдернул иголку с нитками и, сунув в рот кляп, ох и больно, стал неловко левой рукой шить рану. Восемь швов наложил. Когда закончил, весь в поту оказался. И с полчаса лежал, тяжело дыша, приходя в себя. Только после этого повязку наложил, предварительно смочив её мочой. Потом отдыхал часа два и, когда силы вернулись, делом решил заняться. Померил женскую одежду, нужно же привыкать к ней, а потом, снова переодевшись в свою комсоставскую форму, залёг на сене, отдыхая и поправляясь, набираясь сил, именно это мне и было нужно. Да, оставшийся обломок зуба тоже наконец выпал, а то одна боль от него. Вот теперь дёсны пусть потихоньку заживают.

На сеновале я так и провёл следующую ночь. И утром, переодевшись в женские одежды, ещё даже не рассвело, тихо прокрался к туалету, где утопил палкой свёрток с формой. Уничтожил улику. После этого покинул подворье, изредка проверяясь, уже светлеть начало, и направился в сторону рынка. Точнее, буду искать, где он находится, я не знаю, а спрашивать с моей дикцией – это вызвать подозрения, да и голос у меня грубый, мужской. Я попробовал говорить и понял, надо учиться и приноравливаться, совсем голос изменился из-за отсутствующих зубов. Сам едва понимаю, что говорю. Оделся я вроде нормально, то, что бос, так многие так ходят, сороковой размер ноги для женщин, конечно, великоват, но сильно в глаза бросаться не будет, скорее даже наоборот, вполне симметрично смотрится. Открыты у меня были только щиколотки. Рукава длинные, это хорошо, платок белый, что я так сохранял, тот самый головной, был хорошо замотан. Почти четыре часа учился, пока не усвоил эту нелёгкую науку. Закрыта голова, нос и губы. Видны только глаза. Я бы и нос оставил, однако от удара прикладом у меня под глазами залегли тени, и женщина с двумя фингалами, мне кажется, будет привлекать излишнее внимание, что мне категорически противопоказано. Правда, я в таких одеждах женщин в основном по деревням видел, в городе куда меньше, но с начала войны тут столько беженцев оказалось, к ним уже постепенно привыкли, и теперь не думаю, что на меня обратят внимание.

Вчера я доел все припасы, и утром меня просто крутило от голода, тело требовало ресурсов, а их не было, лишь воды напился из колодца стариков, но этим долго желудок не обманешь. Двигаться тоже сначала пришлось учиться. Никаких широких шагов и размахивания рукой для удобства, семенил, опустив глаза, вот так и двигался. А заметив женщину с пустой корзиной, уже рассвело и чем дальше, тем больше народу на улицах появлялось, последовал за ней. К счастью, мне повезло, она действительно шла на рынок и, сама того не зная, довела меня до него. А тот уже бурлил, покупатели всё подходили и подходили. Вот и я туда шмыгнул и стал изучать ряды. Пока особых идей у меня не было, а нужно закупиться, но я надеялся что придумать. Нож тот кухонный был при мне, примотан к левой руке, я же всё-таки правша; рукоять вперёд, не выпадет, его можно только выдернуть, так что, если что не так, есть средство. Рынок поражал, похоже, с войной он не только не закрылся, а ещё и разросся. Орали бабки, продавая свежее молоко и булочки с пирожками, горланили попрошайки, коих на рынке оказалось на удивление много, воришек тоже было изрядно, я пока шёл, цепким взглядом приметил, как обворовали двоих. А это идея, и чем я больше о ней думаю, тем больше мне она нравится. Денег-то нет, но воры есть, они со мной и поделятся. Тем более опыт московский имелся, как мы бандитов там чихвостили. Правда, тут я их грабить буду, а не зачищать, но особой разницы для выживания я не видел. Эх, тот бы схрон посетить, что у Москвы был, где в дупле в роще деньги спрятаны, вот там изрядно было, на многое хватило бы.

Охота на воришек началась с того, что я стал выслеживать их, старясь делать это незаметно и, что немаловажно, скрытно. Иначе засекут и всё прахом пойдёт. Видимо, не помогло, да и не такой я спец по наружке, чтобы местных провести. В общем, чем-то я себя выдал, и, когда я последовал за тем, к кому стекались все деньги, там за сараями меня уже ждали. Кроме того молодца, за которым я шёл, был с ним ещё один, и ещё двое заступили дорогу сзади, перерезая отступление. Здоровые морды, почему не воюют? Парни-то, что по карманам шарили, все как один мальцы, а этим за двадцать, ряхи отъели, скоты. А вот встречали меня радостно. Лыбясь, тот молодчик, который забрал все уворованные деньги, первым тишину и нарушил:

– Ох какая краля, и с чего бы ей за мной ходить? Не понравился ли, случаем?

Я только сейчас, с выбитыми зубами, начал отчётливо понимать, что молчание – золото. Поэтому просто подходил к ним, та пара, что со спины шла, приблизилась, и когда уже настал миг, что меня вот-вот схватят, молодчик ещё и нож достал, хороший такой свинорез, а я внезапно для всех выдернул нож и чиркнул им по горлу обоих, молодца и того, что стоял рядом. Уж больно шикарно те подставились под один замах, отшатнуться не успели, хорошие линии на горлах прочертил, повезло, что они одного роста, не пришлось наискосок бить. Ну и, развернувшись, я левой рукой врезал в челюсть одному и всадил нож в грудь второму. У одного нокаут, у второго нож в сердце, труп. Действовал я быстро, посмотрев на кофточку, та светлая, на неё брызги крови попали, это на юбке чёрной их не особо видно, да и то затёр, ну и стянул куртку с того, что вырубленным лежал, повесив её пока в стороне. За это время порезанные уже прекратили дёргаться, фонтанируя кровью, поэтому только сейчас обшарил карманы всех четверых. Толстая пачка денег и монеты ещё были у молодца, у остальных трофеи тоже имелись, но не такие высокие. Зато нашёл два нагана с небольшой россыпью патронов и аж шесть ножей. Забрал всё.

Надел куртку. Она мне заметно велика, но ничего, нормально. Проблема была не с ней, а с трофеями, сумки или сидора нет, всё по карманам не распихаешь. Нужно было что-то делать, что-то придумать. Решение нашлось: спрятать большую часть трофеев. При себе оставил половину денег, остальное спрятал подальше от места, где приговорил четверых парней, четвёртого я без особых сомнений добил, ну и след трофейным табачком посыпал, не знаю, использует местная милиция собак или нет, но на всякий случай. Спрятав всё, что пока не нужно, я направился обратно на рынок. Там первым делом купил большую корзину и материю, коей закрыл корзину, чтобы не показывать содержимое. С корзиной на сгибе локтя я вообще отлично вписался в местную суету, на меня никто не обращал внимания, я как бы стал серой массой. После приобретения корзины я приметил отличный большой вещевой мешок, явно сами шили из хорошего материала, новый, можно сказать, проверил и купил. Всё я это делал молча, не сказав ни слова, жестов вполне хватало, меня понимали, сообщали цену, и я оплачивал, так и шло. После вещмешка отловил бабку и приобрёл у неё все оставшиеся двенадцать пирожков с мясом, шесть с ливером, девять с луком и четыре с капустой. Их почему-то больше всего разбирали. Ну, и крынку молока. После этого покинул рынок и, укрывшись в зарослях кустов, тут рядом пустырь был, достал нож, размотал платок, чтобы освободить лицо, стал резать пирожки и за полчаса утолил голод. Половины пирожков как не бывало, да и молоко всё выдул, что было. К счастью, пока я трапезничал, меня так никто и не застукал, поди объясни, почему мужик в женской одежде да с мордой разбитой тут прячется.

Сразу возвращаться я не стал. Меня ведь засекли, и то, что те четыре молодчика решили меня прихватить, мелкие воришки могли знать, а как обнаружат тела, вполне возможно, начнут искать на рынке, оно мне надо так палиться? Поэтому посидим тут часа четыре, до обеда, пока накал поисков не снизится, и можно будет посетить рынок снова. Только надо как-то внешность поменять, точнее одежду, а то эта известна, да и куртка, что на мне, тоже. В общем, придумаем что-нибудь.

Так я в этих кустах и просидел, и подальше от входа, там одинокие путники заскакивали, нужду справить, в общем, как туалет был, это у меня тут тихо и свежо. Часы наручные у меня были, из той четвёрки их имел только вожак, тот молодчик, и по ним дождался часа дня, я за это время оставшиеся пирожки приговорил и вот направился обратно на рынок. Бабки, расторговавшись, уже разбежались, но мне и без них было у кого что купить, так что, внимательно поглядывая по сторонам, народу тут, похоже, было даже больше, чем утром, я стал выискивать то, что мне нужно. Покупал по одной вещи у разных торговцев, чтобы те не задались вопросом, а чего это баба мужскую одежду приобретает. Самое важное – это конечно же обувь. Нашёл сначала одного торговца, там не было нужного размера, потом второго. У этого оказались сапоги сорок первого размера, тоже неплохо, хоть не малы будут. Пошиты хорошо и качественно, так что оплатил, а у его соседки два комплекта портянок купил, теплых, на ворсе. И, подумав, шерстяные носки по размеру. Брал всё на глаз, не будешь же мерить перед ними. Потом нашёл кепку и теплую куртку с длинными полами. Всё покупки убирал в корзину. Купил два комплекта трусов и маек, потом армейское утеплённое бельё, не ношеное, продали из-под полы. Штаны и две рубахи приобрёл. Пытался найти плащ, но случайно обнаружил пусть и старую, но целую, без дыр армейскую плащ-палатку. Купил её. Одеяло шерстяное взял.

На этом по одежде всё. Всё так же поглядывая внимательно по сторонам, занялся продуктами питания и утварью. Приобрёл глубокую тарелку, ложку с вилкой, фляжку, котелок и чайник. Сковороду брать не стал, не скоро мне ещё жареным лакомиться. Соли полкило взял, перца с трудом нашёл, круп два кило, картофеля тоже два, с десяток луковиц, муки кило и макарон две пачки. Случайно увидел, в серых картонных коробках. Потом приметил консервные банки, оказались рыбные, взял два десятка. Есть не просят, тут главное – вес. Всё продовольствие я убирал в корзину, а всю одежду и одеяло с плащом переложил в вещмешок, кроме сапог, так что теперь мешок за спиной был, корзина на сгибе руки. В принципе в корзине место ещё есть, хотя уже тяжеловато, но ничего, справлюсь. Поискав, приобрёл рыболовные принадлежности, без удилища, если потребуется, сам срежу. Нашёл материю, что может заменить шейный платок, низ лица прикрывать, взял два отряда – чёрного и зелёного цвета. Блокнот ещё купил и карандаш.

Потом вернулся в продовольственные ряды, так как в вещевых заметил одного из воришек, но тот вроде меня не приметил. Тут взял две половинки пирога с капустой и вишней, две крынки молока, два десятка вареных яиц, мне предложили ржаных сухарей, взял два кило. Мне, конечно, их не разгрызть теперь, но если в чай помакать, а я купил его, вместе с баночкой мёда, то вполне есть можно. Только после этого я направился к выходу. А там, старичок как раз подъехал, солёное сало продаёт прямо с телеги, да ещё не прошлогоднее, а свежее, два месяца назад засолил. Я разве пройду мимо такого сокровища? Денег не так и много осталось, потратил больше, чем рассчитывал, но остатка хватило на два с половиной килограмма. Дед тремя кусками выдал, обернув в чистую холстину. После этого, тяжело нагруженный, я добрался до схрона, к счастью, его никто не обнаружил. Забрал всё, что там оставил, убрал в мешок, в корзине места не было, один револьвер спрятал под куртку, выхватить можно быстро. После этого я направился к окраине столицы Украины. Пора покидать этот не самый безопасный и, что уж говорить, не самый добрый город. В общем, мне тут не понравилось, и не думаю, что когда-нибудь хоть раз вернусь сюда, впечатления остались ну самые негативные. И, что ни сделаю, их уже не изменить.

План был такой. Город покинуть ну очень сложно – посты, засеки, секреты, подвижные патрули. От деревенских я наслушался, те обсуждали усиление охраны города, всех осматривают, даже детей, поэтому выход один – река. Не думаю, что её тоже оставили без внимания, даже больше чем уверен, что и там немало секретов и постов наблюдения, что поднимут тревогу при любом шорохе или при виде любого плавсредства, так что и тут отход – палка о двух концах. Я двигался к реке, но целью моей была отнюдь не она, а железнодорожный мост, на котором поезда заметно сбавляют ход и можно вскочить на площадку. А если грузовой, то и на платформу. Мне далеко не нужно, километров на сто, чтобы уйти за зону поисков. Да, все поезда идут на Москву, туда линия свободна, и хотя немцы бомбят её часто, восстанавливают пути очень быстро. Это единственный шанс, который я просчитал, по-другому прорваться из города вряд ли получится. А то, что ищут меня, я понял по срокам. Усиление наступило после моего побега, по времени сходится. Добить хотят, к гадалке не ходи. Не доделали работу и вот хотят закончить её. Ничего, я найду возможность перебраться через линию фронта, желательно по воздуху, оно так быстрее и комфортнее, а дальше уже освоюсь в белорусских лесах, там в сорок первом партизанского движения почти и не было, ну и сформирую отряд. Хотя нет, глупость сказал, меня тогда быстро вычислят и группу зачистки вышлют для окончательного решения вопроса. Значит, будем действовать в одиночку, тогда я пакостить немцам буду долго. Да, так правильнее.

У железнодорожных путей частные дома были, и у одного дома малина разрослась не только на огороде, но и снаружи, вот там я и спрятался, ожидая ночи, укрылся хорошо и после недолгих размышлений уснул, завернувшись в плащ. Нужно выспаться до наступления темноты, чтобы без усталости и сонного состояния попытаться взобраться на платформу. Уж я постараюсь. Выхода всё равно другого не было, раз на меня такую охоту до победного конца устроили.

Заметив, что эшелон замедляет ход, я приготовился, и когда на повороте он ещё больше сбросил скорость, я аккуратно отпустил корзину и мешок и почти сразу последовал за ними, катясь по склону. Уехать из Киева я смог без проблем, поезда тут действительно шли медленно, так что ночью влезть на платформу, предварительно закинув туда корзину и мешок, оказалось не трудно. А потом спрятался под брезентом, обнаружив, что вывозят станки. По крайней мере, я прятался за большим промышленным станком. Охрана, к счастью, не заметила этого, хотя на площадках были красноармейцы. Ладно хоть, ночь тёмная, светомаскировка полная была, немецкие бомбардировщики так и гудели над городом. А вот дальше пошли одни проблемы. Для начала покинуть поезд я не смог, на платформе устроилось несколько бойцов, что разговаривали почти всю ночь. А потом мы весь день простояли на узловой станции, и охраны там хватало, незаметно не выберешься, даже если в женскую одежду одеться. А я, перед тем как на платформу запрыгнуть, сменил одежду на мужскую, чтобы разнашивать, так сказать, покупки. Ну, а следующей ночью поезд дальше пошёл. Ладно хоть платформа свободна от посторонних, однако двигались мы быстро, и спрыгнуть не получится, поломаюсь, и вот только сейчас дождавшись удобного момента, я и смог покинуть состав.

Собрав вещи – упаковано хорошо, ничего не посеял, не повредил, – и дождавшись, пока поезд уйдёт, весело насвистывая, я направился в поле, тут рядом с железными дорогами обычно бывают автодороги, но пока ничего подобного не встретилось. Конечно, моё шипение свистом назвать сложно, но причины для радости имелись. Например, вчера, сидя под брезентом и опасаясь сделать лишнее движение или нашуметь, я снял повязку и осмотрел рану, а там лишь шрам, вот я, едва слышно шипя, и убрал нитки. А потом мешавшая мне припухлость на дёснах преподнесла сюрприз. Зеркальца не было, так я достал один из трофейных ножей, там лезвие как зеркальце, и осмотрел. У меня новые зубы росли. Чёрт, а я думал, что способность быстро заращивать раны у меня пропала. Оказалось, нет, все ссадины и травмы тоже пропали. Лишь короста ссыпалась с молодой кожи. Так что настроение у меня действительно было хорошим, но это не значит, что я вот так снова побегу в кровавые лапы палачей из НКВД, одного раза хватило, больше, спасибо, не надо, наелись по самую маковку.

Тут вдруг трава, что цеплялась за сапоги, пропала, я чуть не споткнулся о колдобину. Оказывается, на дорогу вышел, лужи блестели, видимо, тут дождь на днях был. Вдали слышалось громыхание и виднелись вспышки, это не снаряды или бомбы рвались, непогода разыгралась, так что, достав плащ, скоро, чую, и дождь пойдёт, я осмотрелся и направился по обочине дороги в обратную сторону, то есть в сторону Киева. И километра не прошёл, как приметил дорожный столб, чуть не ткнулся в него, а так бы точно мимо прошёл. Посветил спичкой с одной стороны, какие-то две деревни или села указаны, поди знай какие. Перейдя на другую сторону, снова посветил, удивлённо пробормотав:

– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день. Однако.

На табличке было указано, что до Москвы тридцать шесть километров. Да это фактически рядом. Так что я отошёл чуть в сторонку, положив на высохшую старую траву как корзину, так и мешок, и задумался. Конечно, лезть в пасть зверю в моём случае это очень опасно, но тут, когда я подсвечивал дорожный знак, у меня интересная идея возникла, загорелась, видать, муза поспособствовала.

В общем, а почему бы мне не добыть документы, желательно хорошие и ненастоящие, чтобы с владельцем или его знакомыми не встретиться, обустроиться в Москве как приезжему и по первой же повестке идти служить в армию. Отвоюю всю войну честно, и можно уже своими дальнейшими планами заняться. Я, конечно, не люблю командиров над собой, а придётся научиться ладить. Наверняка ведь простым красноармейцем буду. Эх, в танковые войска бы попасть. Посмотрим, как получится.

Вообще мне такая идея очень понравилась, чем в белорусских лесах бирюком жить, а тут свои, оно так легче. Поэтому, подхватив вещи, я направился в сторону Москвы, приняв окончательное решение и мысленно строя планы, как всё это осуществить. Строить эти планы мне не помешал начавшийся мелкий дождик, а чуть позже, когда свернул к леску, по шуму листьев понял, что там деревья, и, укрывшись под ёлкой, просто подняв нижние лапы, сделал шалашик и, натаскав сухостой, развёл мелкий костерок. Воды не было, фляга пуста, то, что имелось в крынках, давно выпил, родника или речки рядом не нашёл. Но вода с неба вполне неплохой заменитель, неподалёку я обнаружил широкие листья лопухов, повесил их так, предварительно помыв дождевой водой, чтобы вода стекала в котелок, чайник и тарелку, так быстрее наберётся, а сам, забравшись в шалашик, вскрыл три банки с консервами и стал жадно есть. Это да, я жуть какой голодный был. Всё, что можно было съесть, я съел, пока прятался под брезентом. Ладно, пироги или яйца, с ними проблем нет, но я даже консервы подъел, девять банок, постарался их тихо вскрыть, и всё съел. Но это не всё, молоко в крынках, я там размачивал сухари. Это всё, ничего из того, что не нужно готовить, больше не осталось, ну кроме НЗ из консервов и сала, а сейчас я хотел похлёбку сварить, для чего воду и набирал, а эти три банки – это так, для разогрева аппетита и погашения острых приступов голода. Кстати, выбравшись из-под ёлки, я вырыл одним из трофейных ножей яму, где и закопал яичную скорлупу и консервные банки, то есть тот мусор, что мог бы остаться на платформе, но я забрал с собой, чтобы не оставлять следов.

Вскоре дождь перешёл в ливень, с грохотанием грома и вспышками молний, так что мои ёмкости стали быстро наполняться. Я слил из остальных всё в котелок и поставил его закипать, а под листья, где стекало больше воды, помыв, ещё и крынки из-под молока поставил. Флягу наполнил, пусть запасная вода будет. А потом, сварив похлёбку на сале с крупой и картошкой, поел. Жирное получилось, но, макая в похлёбку сухари, поужинал, вкусно очень вышло. И чайком всё с мёдом потом лакирнул. Ну, а после чая, завернувшись в одеяло и обе куртки, трофейную я тоже считаю, уснул. Спать тоже нужно, а всё то время, что я провёл на платформе, не сомкнул глаз, больше суток не спал, поэтому и вырубило меня так легко. А еды я мало взял, рассчитывал на неделю, не меньше, но похоже, тут и четырех дней не будет, ещё пару дней, и подъем оставшиеся припасы. Надо в Москву идти, закупаться. Да и вообще пока в Москве устроиться. До того как лечь спать, я успел всё обдумать и уже окончательно решил: обустраиваюсь в Москве, получаю документы, возможно, приобретаю жильё, тут всё зависит, найду ли я те пачки денег в дупле, ну и по повестке призываюсь в армию.

Проснулся, когда уже рассвело, судя по часам, было около девяти – значит, часов пять проспал. Мне этого вполне хватило, так что, разведя костерок и разогрев похлёбку, ещё шесть сухарей размоченных съел, а потом горячей водой из чайника помыл котелок, ну и чаю попил. Переоделся в женскую одежду, сапоги на ногах мужские были, другой обуви у меня всё равно нет, и, забрав все вещи – куртка с чужого плеча завершала образ беженки, – вышел на дорогу и направился по обочине в сторону Москвы, время от времени скидывая лепёшки земли с сапог. Чуть позже меня две телеги нагнали, деревенские в столицу ехали, вот возница передней, благообразный старик, предложил ехать с ним, так что, устроившись на облучке, я молча слушал новости, которые происходили в их деревне. Старик, заметив, что я молчу, стал задавать наводящие вопросы, но, услышав моё мычание, сразу понял, что я немой, то есть немая, и, уточнив, получил мой кивок и продолжил общение. Мне кажется, он даже обрадовался, ещё тот болтун, и так как, получается, я ему не соперник, то отыгрывался вовсю за моё молчание.

Иногда попадались дорожные столбики. Двигались мы долго, и я поглядывал на них, припоминая карту окрестностей столицы, чтобы определиться, где нахожусь, и связать своё местоположение со схроном. Я хотел сначала его посетить, прежде чем в Москву двигаться. Мы остановились на обед, где из своей пищи на общий стол, а ехало четверо, трое на второй телеге, положил только сало, зато поел свежего хлеба, это хорошо. А деревенские не особо удивились моему аппетиту – беженка, голодала, что тут ещё скажешь, даже жалели, подкладывали лишний кусок, а я брал, совестно, но брал, есть хотелось. Да я помню про платок, что закрывал всё лицо, оставляя только глаза. Ничего объяснять не пришлось, почему я скрываю лицо и, беря еду, отхожу от телеги, где это все разложено было, и ем спиной к ним, деревенские сами всё придумали и нашли аж семь версий, я кивнул на ту, что у меня лицо обезображено. Я же не буду показывать свою, надо сказать, сильно заросшую щетиной морду лица, синяки уже сошли, на разбитых губах только шрамы белели, но чую, и они вскоре сойдут. Кстати, в дёснах проклюнулись зубы. Уже белели остриями, так что я потихоньку сам ел, откусывая, а не нарезая ножом, как раньше. Дёсны чесались, так что такое жевание способствовало удалению этой проблемы. Теперь понятно, чего маленькие дети резиновые игрушки грызут, я бы тоже что такое погрыз, но, к счастью, был хлеб с салом и остальное, что не побрезговали дать деревенские. Наелся.

После обеда мы прокатились ещё с шесть километров, до Москвы едва пятнадцать осталось, как я заметил очередной дорожный знак с названием деревни. Ну наконец-то первое знакомое название населённого пункта. Так, если я не ошибаюсь, то нужно двигаться вдоль окраины Москвы километров десять, не меньше, и будет нужная роща. Что ж, идём. Потрогав старичка за плечо, я знаками показал, что всё, схожу, мол, мне надо в эту деревню. Тот кивнул и остановил телегу, что позволило мне слезть. Забрав вещмешок с корзиной, я поклонился ему в благодарность и направился в сторону деревни. Проходить ее пришлось по единственной улице, обхода я не приметил, некоторые из жителей выглядывали из-за заборов, но никто не выходил, видимо беженцев тут немало повидали. Покинув деревню, я направился дальше и уже ближе к вечеру, а шёл я не быстро, семенил чисто по-женски, оказался у нужной рощи, где мы у немцев самолёт перехватили. В деревню, где с участковым общался, я не заходил, она правее осталась со стороны столицы. Найти схрон удалось, уже когда почти стемнело. К счастью, хоть слегка отсырело, но всё было на месте, что не могло не радовать. Разворошив листья, я достал свёрток, пачки были завёрнуты в портянки, и осмотрел. Две пачки по пять рублей, то есть было там две тысячи рублей, по тысяче в пачке. Это легко определить, в каждой по двести банкнот. Ещё четыре пачки десятирублёвыми купюрами, а это уже восемь тысяч. Ну и одна пачка с трёхрублёвыми купюрами. Это всё, что у меня было в схроне, общая сумма десять тысяч шестьсот рублей. Ну и плюс то, что осталось от того молодца из Киева, ещё триста рублей. Почти одиннадцать.

Я всё убрал в вещмешок, на самое дно, и, найдя ельник, устроился под ёлкой, срезав нижние ветки, и стал готовить лагерь, развёл костерок, воды в ручейке набрал и, сварив похлёбку, поел, потом чаю попил и, собравшись, направился в сторону столицы. Пока ночь, я хотел обойти возможные посты и пробраться в город, чтобы там к рассвету оказаться. Кстати, я уже переоделся в своё, мужское, и шёл с открытым лицом, одежду женскую в корзину убрал. Она меня не раз выручала, вот и думаю, что в будущем ещё пригодится. Котелок с остатками похлёбки я нёс в руке, держа за дужку, но под конец пути убрал его в корзину, уже пустой и помытый в водах речки, доел, что было, ещё тёплое. А помыл хорошо, песочком речным отскоблил. И вот так идя по берегу реки, не обнаружив никого, я и оказался на территории города, уже когда почти полностью рассвело. Первым делом я направился на рынок, спросил у прохожего, где тот находится, он и показал ближайший колхозный. Там я продал всю утварь, остатки продовольствия и корзину. При мне остались только женская одежда, одеяло и плащ, всё в вещмешке находилось за спиной. Про оружие я и не говорю. Все ножи, кроме одного, тоже продал. Носить поклажу мне было не с руки, вот и избавился от ноши, если потребуется, потом снова приобрету. Тут бабушки, да и просто женщины, что продавали разные мучные изделия, тоже встречались. Купив с десяток пирожков и столько же варёных яиц, я тут же поел, запив всё горячим чаем, утолил так лёгкий пока голод. Да уж, что-то в последнее время у меня мысли только о еде, но причины уважительные, так что ничего не попишешь. Однако я стал замечать, что с каждым днём позывы голода все слабее и наедаюсь я быстрее. Похоже, эта проблема уходит в прошлое. А сейчас пока я прогулялся по рядам. Нашёл новенький помазок и опасную бритву, штука нужная, в Киеве я не приобрёл их, подзабыл, а тут нужна. Купил и кусок мыла. Однако рядом с рынком я приметил парикмахерскую, когда мимо проходил, она ещё закрыта была, открывается в восемь утра, и когда время наступило, я туда прогулялся. Волосы уже заметно отрасли, так что меня коротко постригли, по-армейски, и побрили. Вернувшись на рынок, я стал искать так называемых деловых, то бишь воришек. Сами они мне не интересны были, но вот их главный – даже очень. Вычислив его, как-то это быстро получилось, меня пока вроде не засекли, подошёл и сказал ему:

– Мне тут шепнули, что ты знаешь одного уважаемого человека.

– Я много кого знаю, и все они уважаемые, – хмуро меня разглядывая, видимо не понравился, сообщил тот.

– Я с пересылки ушёл, до Москвы добрался. Не знаю тут никого. Пригляделся, вроде ты варягами на рынке командуешь?

– Кем?

– У нас так мелких щипачей называют.

– Ха, варяги, а мне нравится, – ухмыльнулся тот. – Так кто тебе нужен?

– Человек нужен, что поможет с документами, да такими, чтобы ни один мент не подкопался.

– Мент? Хорошо сказано.

– У нас их ещё мусорами называют.

– А ты мне нравишься, – заржал тот. – Надо запомнить. Мусора – ещё лучше сказано. А с документами, да ещё такими правильными, чтобы жить можно, только Сфинкс поможет.

Парень уставился на меня, явно ожидая, как я среагирую, пришлось реагировать правильно. Задумался, слегка нахмурившись для видимости стимуляции памяти, и пробормотал:

– Вроде слышал о нём. Это не ему нос откусили?

– Не откусили, а ножом срезали, – недовольно сказал парень. – Столько историй ходит, но всем верить нельзя.

Я лишь порадовался, что выстрел наудачу сработал. Поди знай, за что ему такую кликуху дали, так что попал, куда нужно.

– Деньги есть? – сразу уточнил тот.

– Кассу взял в дороге, – кивнул я.

Этого тому хватило, тот подозвал помощника, или сменщика, такого же парня лет двадцати, я отвернулся, чтобы тот не видел моё лицо, и мы направились к месту, где проживал или пока находился этот Сфинкс. А то, что я личиком не хотел сверкать, так были причины, потому как я уже приговорил и этого парня, что шёл рядом, и Сфинкса с его людьми. Если он не один будет. Концы я собирался рубить по-жёсткому, чтобы не отследить было. При этом внимания на ходу не ослаблял, вон как молодчик заинтересовался, услышав о взятой кассе, вдруг попытается завезти в глухой уголок и ножом под рёбра? Куш мог, по его мнению, этого стоить. К счастью, если он это и планировал, то не стал делать, а привёл к району, где стояли двухэтажные кирпичные дома, и, проведя во двор, прошёл в подъезд, а там и к квартире на первом этаже. Шёл я с низко надвинутой кепкой и челюсть слегка вперёд выдвинул, чтобы если менты наблюдали за этой малиной, то потом не могли опознать. Постучавшись явно условным стуком, парень стал ждать ответа. Нам открыл мужичок лет тридцати, что сверкал золотой фиксой.

– Это со мной, – сказал ему парень, и нас провели в зал, где сидел ещё один мужик. Это и был Сфинкс, сразу видно, нос ему слегка покорёжили, но не срубили под корень, как можно было бы подумать.

– Сфинкс, это из наших, в бегах, документы хочет купить, деньги есть.

Тот пристально, острым изучающим взглядом прошёлся по мне, после чего несколько хриплым голосом сказал:

– Легавым от него не пахнет, но всё равно что-то не так. Может и подсыльным быть.

Я лишь ухмыльнулся, стараясь не растягивать губы, чтобы прореху во роту не было видно, и сказал:

– Можешь не опасаться, облавы не будет, мне действительно нужны документы.

– Деньги покажи.

Скинув вещмешок, я отложил его в сторону и, достав из кармана пачку трёхрублёвок, кинул её на стол в центре комнаты, на столешницу которого левым локтем опирался Сфинкс. Молодчик стоял рядом, по правую сторону, а тот с фиксой сипел перебитым носом за моей спиной, и это мне больше всего не понравилось. Молодчик не уходил, потому как я ему пообещал оплату за то, что сведёт меня с нужными людьми, но пока ситуация не располагала к тому, чтобы их тут всех положить. Покосившись на молодчика, который меня сюда привёл, Сфинкс грубо спросил:

– Кули встал как памятник?

– Он мне три червонца обещал.

– Забирай деньги и уходи. Не хрен здесь уши греть.

Тот молча получил от меня деньги и ушёл, я едва слышно тоскливо вздохнул. Это не по плану.

– И что ты хочешь? – пальцем проведя по краю стопки банкнот и протрещав ими, спросил Сфинкс.

– Полный комплект чистых документов, чтобы никто придраться не смог. Например, жителя Киева со всеми положенными метками, чтобы от них и духом зоновским не пахло. Паспорт, военный билет, удостоверение водителя на управление всем транспортом и желательно партбилет с оплаченными в Киеве взносами. Если есть возможность, то ещё сделать выписку о рождении из церковной книги, откуда-нибудь из-под Киева, так совсем хорошо будет.

– Это очень сложный заказ, но мне по плечу, никто не придерётся. Только этого мало, – постучал тот согнутым пальцем по пачке трёхрублёвок. – Да и партбилет, книжица краснопузых, тоже не простая работа. Хотя бланки у меня есть, настоящие, только их выдавали в Харькове, это по их номерам можно понять. Если другой адрес выдачи нарисовать, просекут.

– Хм, я мог работать в Харькове и там получить партбилет.

– Понимаешь, молодец. А не проще все документы на Харьков сделать?

– Я в Киеве жил, а в Харькове не бывал никогда. Лучше место жительства Киев, а партбилет из Харькова.

– Я не буду спрашивать, зачем тебе он нужен, но за всю работу, кроме этой пачки, хочу ещё две тысячи.

– Хм, дороже, чем я думал, но если всё как обещаешь, то согласен. И да, сколько я партбилетом буду владеть?

– Весной получил, книжицы свежие, состарить не получится, по тем же номерам поймут, когда их отпечатали.

– Тогда взносы за два последних месяца не отмечай.

– Сделаю. Оплата?

– А документы? Увижу их, тогда и оплата будет.

– Договорились. Сейчас Фокс подготовит в соседней комнате фотоаппарат, нужно фото на партбилет, на остальные документы они не нужны, и сделаем снимок.

– Хорошо.

Переодеваясь, чтобы на снимке получиться получше, я размышлял. Жаль, что молодчик ушёл, придётся его на рынке отлавливать, свидетель, которого нужно убрать. Дальше, переодевшись в рубаху, запасную, она посвежее выглядела, сел на стул, сзади был белый фон из простыни, после чего Фокс сделал снимок и начал его проявлять, а я вернулся в то же помещение, квартира была трёхкомнатной, и стал ждать. Работал Сфинкс в соседнем помещении, но работал виртуозно. Первым сделал паспорт и удостоверение водителя, причём по виду те были заметно ношенными, уголки поистрепались. Потом почти час занимался военным билетом, поинтересовавшись предварительно, кем бы я хотел по нему быть, ну и уточнил, не знаю ли я номер нужной части. Я назвал номер той танковой части майора Корнева, документами которого в первые дни войны пользовался. А номер части я тогда запомнил по удостоверению. Звание себе выбрал старшего сержанта, специальность – командир танка, наводчик. Демобилизовался летом сорокового года, отслужив четыре года. Да, мне сейчас двадцать пять лет по новым документам. Закончив с военным билетом, Сфинкс приступил к церковной выписке о моём рождении, всё же тогда, получается, был пятнадцатый год. Днем рождения назначил первое декабря, тогда мне исполнится двадцать шесть. Потом возился с партбилетом, снимок уже был готов и высох. Остальные снимки, их ещё три было, а также плёнку с моим изображением отдали мне, по моей просьбе.

Под конец работы в квартиру зашло ещё трое мужиков, и я понял, что положить их смогу только используя револьвер, а шуметь мне не хотелось. Так что, получив на руки все документы, убрал часть в вещмешок, а часть во внутренний карман куртки, честно расплатился и направился к выходу. Меня сопровождал Фокс, чтобы закрыть за мной дверь. Хотя какого чёрта?! Справлюсь. Вещмешок я нёс в левой руке, держа за лямки, поэтому, когда мы подошли к двери, я бросил его на пол, что отвлекло внимание Фокса, и с разворота вбил ему в грудь нож, что вытряхнул из рукава правой руки. А я его незаметно из вещмешка вытащил, когда документы туда убирал. Тот вытаращил на меня глаза, но ничего крикнуть не успел, я зажал ему рот и нажал на нож, поворачивая его. После этого, когда он прекратил дёргаться и закатил глаза, мягко положил тело на пол коридора и, не трогая клинок, достал револьвер из мешка, потом и второй, не проверяя, они уже проверены были, взвёл курки и провёл подготовку. А чтобы там ничего не заподозрили, для вида хлопнул дверью, как будто ушёл. Да уж, всю четвёрку я застал врасплох. Надо было видеть их лица, когда они обернулись на скрип двери.

Подскочив к в двум ближайшим, что начали вставать из-за стала, я приставил по стволу нагана каждому к боку и дважды выстрелил. Их тела мной были использованы как глушители. Хлопки, конечно, громкие вышли, но не такие, как бывает при выстрелах. Двое других, вот они к двери лицом сидели, вскочили, с грохотом откидывая стулья, один за нож схватился, а Сфинкс тянул из кармана ТТ, но я уже был рядом с ними и выстрелил. И если со Сфинксом удалось использовать его тело как глушитель, то четвёртый стоял далеко, еще один выстрел, и точно в голову. Все наповал. Принеся из прихожей вещмешок, я убрал внутрь свои деньги, что лежали на столе, их не тронули. У троих снял наручные часы и прошёлся по карманам, собирая ножи и оружие. Кроме ТТ был ещё и наган, но зато патронов запасных к ним хватало. Деньги имелись. Вытащив вещи из своей куртки, снял её и бросил на пол. Я сходил в прихожую и снял там с вешалки настоящую кожанку, почти новую и мне по размеру. Убрал документы в неё и, вернувшись, стал обыскивать помещения, причём делал это всё торопливо, так что, можно сказать, по верхам прошёлся. Нашёл три бумажных пачки патронов к ТТ, денег не так и много было, прихватил чистые бланки разных документов и убрал всё это в вещмешок, я из него предварительно другую куртку достал, ту, что в Киеве купил, а ту, что на пол бросил, с воров снял там же. А кожанку, чтобы не светить её, убрал туда же в вещмешок. Потом всё облил керосином из керосиновой лампы, поджёг, после чего вылетел из квартиры. Улики уничтожил, дальше нужно молодчика отловить. А позади уже раздавались крики о пожаре, надеюсь, соседи не сгорят, а я уходил быстрым шагом, натянув кепку пониже. Да, рукоятку ножа, что оставил в теле Фокса, протереть я не забыл, а то вдруг огонь дотуда не дойдёт?

Время, потраченное на документы, прошло не зря. Всё же я хоть и планировал всё сделать в первый день и сразу, но на то, что получится, особо не питал надежды, всё могло пойти прахом от любой случайности. Нужных людей тот молодчик мог не знать. Или через длинную череду посредников проведёт, если вообще перед ментами не запалит, так что тут было чистое везение, я понимал прекрасно. Конечно, я рад проведённому делу, документы в кармане, всё вернул, но была одна проблема. Свидетель. Я воров вообще за людей не считал, чирей на теле человечества, поэтому легко перевёл их в стан врагов и убивал без особых сомнений. А в данный момент я направлялся на рынок, покрутившись по улицам и поглядывая, нет ли хвоста, но надежд, что парень ещё там, я не питал. Изготовление документов, особенно такого качества, занимало время, начали в девять утра, закончили в пять дня, сейчас конец шестого, вечер наступал, рынок уже не работает, как я понимаю.

Моё предположение подтвердилось, и хотя рынок ещё работал, но видно, что торговцы уже собирались, треть так уже покинула ряды. Заглянув в пельменную, я подошёл к киоску, где приобрёл стопку свежих газет, меня интересовали только те, где давались частные объявления, мне выдали четыре газеты, что ещё были в наличии, у которых имелись колонки этих объявлений. Отойдя в сторону, в парк, нашёл свободную скамейку и, устроившись на ней, стал быстро просматривать колонки. Меня интересовала возможность приобрести дом. Всего таких предложений было три, частные дома с участками, и только у одного продавца был указан номер телефона, у двух других нужно ехать по адресу, они были указаны в объявлениях. Убрав две другие газеты в вещмешок, я направился на улицу, там на углу был таксофон. Правда, очередь пришлось отстоять, но не страшно. Через полчаса я уже набирал нужный номер. Ответили мне быстро:

– Слушаю.

– Я по объявлению, – так же коротко сообщил я.

– Простите, дом уже продан.

– Жаль. Может, что подскажете?

– Вроде соседи мои по огороду продавали дом. Улица Карла Маркса, дом… кажется, седьмой. Там спросите, фамилия у них Сенчины.

– Спасибо.

Повесив трубку, я отошёл от таксофона, там другой желающий позвонить место занял, и быстрым шагом направился к стоянке трамвая. Да не успел дойти. Козырнув, ко мне обратился милиционер, заступив дорогу, сержант, судя по треуголкам в петлицах.

– Гражданин, предъявите документы.

Вот и первая проверка. Пройдёт она или нет. Достав паспорт, я протянул его милиционеру. Тот оказался дотошный, чуть ли не обнюхал его, но всё же вернул, как мне показалось, с некоторым сомнением. С ним же в голосе и спросил:

– Почему вы не в Киеве? У вас есть разрешение на нахождение в Москве?

– В Москву я приехал только сегодня утром. По поводу Киева, вы же видели в паспорте закладку, что я выписался с адреса, где проживал. Сделал я это до войны, хотел в Харьков переехать, даже дом, доставшийся в наследство от бабушки, продал, да не успел, война началась. Работал почти три месяца по направлению, на рытье противотанковых рвов. Я на тракторе работал. Неделю назад попали под бомбёжки, трактор сгорел, начальство погибло, нас распустили. Я в Москву подался, вот только сейчас добрался.

– А в армию почему не пошли? Инвалид?

– Почему инвалид, полностью здоров. Танкист я, командир танка. Обустроюсь тут, всё же прописку сделаю, и сам в военкомат пойду, я коммунист, это мой долг.

– Понятно. Как зарегистрируетесь, не забудьте встать на учёт.

– Это обязательно, – подтвердил я.

Козырнув, дотошный сержант направился дальше и тормознул двух мужиков. Похоже, критерий его отбора был в том, что все, у кого он проверял документы, были приезжими, по одежде и вещмешкам было понятно. У тех двоих они тоже были. Я же, убрав паспорт на место, тут карман, что удобно, на пуговицу закрывался, хотя и внутренний, и успел запрыгнуть на подножку трамвая, проехав так, не оплачивая, шесть остановок, как-то некому было, трамвай плотно набит был. Там на нужной остановке я пересел на другой трамвай, тут посвободнее было, оплатил и, встав у окна, смотрел на проплывающие мимо дома. Этот район мне плохо знаком, сам я в другом мире-копии в центре жил, но ничто не мешало мне спросить у других пассажиров, и те не только номера трамваев сообщили и на какой остановке сходить, но и куда потом идти. Описали маршрут верный, и я уже через полчаса подходил к нужному дому, оказалось он от трамвайной остановки в десяти минутах хода. Можно сказать, что рядом.

Подходя всё ближе и ближе к нужному дому, а я уточнил у стайки детей, этот ли дом Сенчиных, и изучал его. На самом деле я рассчитывал купить недорогой дом. Не развалюху, но на пару комнат, с парой оконцев, выходящих на улицу, то есть небольшой, с приусадебным участком. Сомневаюсь, что я сюда вернусь, мне нужна реальная прописка, и покупка своего имущества – это тот выход, что мне необходим, и я его искал. Только дом Сенчиных – это неплохой такой дом, деревянный, но на высоком кирпичном фундаменте, обшитый тонкой рейкой, три окна выходят на улицу. Постройки виднелись на участке, справные ворота с калиткой во двор, над воротами двускатная крышка, что защищала их от дождя. Так что я пребывал в сомнении, дом относился к довольно приличным. Ладно, по ходу дела разберёмся, может, в цене не сойдёмся, если что, у меня ещё два адреса есть. Правда, далековато оба, но ничего, и завтра день есть.

Подойдя к воротам, я посмотрел на верёвку, накинутую на ручку калитки, это значит, что дома никого нет, сообщение для таких вот гостей, как я. Ещё, бывает, палкой подпирают. Пришлось ту же стайку детей напрягать. Они и сообщили, что хозяева дома в другом месте теперь живут, и двое сорвались, пообещав их привести. А пока хозяев нет, я уточнил у детишек ситуацию по дому, эти всё расскажут, как на духу. Тут вот какая ситуация оказалась. Сенчины – справные хозяева, но у хозяина, сам он инвалид, хромой, погиб на фронте младший брат, жена у того ещё до войны от горячки умерла, а детей у них не было. Дом у брата побольше был, родительский, туда Сенчины после получения похоронки и переехали, а этот дом на продажу выставили. Такая вот жизненная история. Кстати, в доме водопровод был, мне те же детишки об этом сообщили. А вскоре и хозяин подкатил на велосипеде. Он действительно заметно хромал, когда слез с него. Поздоровался со мной за руку и стал показывать дом и строения. А я без шуток внимательно всё осматривал, проверял на гниль. Что ж, дети не обманули, Сенчин – хозяин справный. Сам дом типичной постройки и планировки комнат. Со двора вход в холодные сени, из них на кухню, тут и раковина с краном была. Из кухни дверь в залу. В передней, где и находилась зала, было две перегородки, разделяющих ее на две спальни. В центре печка стояла, такая же печка на кухне. Большинство домов так выглядело. Мебели был минимум, видно, что вывезли половину, пыли не было, помыли всё. Предпродажную подготовку, так сказать, провели. А так всё прилично, и мне всё нравилось. Банька новенькая, с отличным предбанником и парной. Года бане нет. Постройки остальные тоже свежие, то есть ничего менять или руку прикладывать не нужно. Покупай, оформляйся и живи. Огород пустой, урожай снят, но ледник и погреб тоже пусты, хозяева всё вывезли. Рачительные, дров тоже не было, ни одного полена.

После осмотра мы прошли в дом и сели на две табуретки на кухне, это единственное из мебели, что в доме было и на что можно сесть. Посмотрев на хозяина, я сказал:

– Ну, что ж, дом и участок осмотрели, будем говорить о цене. Так сколько?

– Десять тыщ.

– Это несерьёзно, – покачал я головой. – Вон сосед дом не хуже, чем у вас, за восемь продал. За восемь давай торговаться. Если что, у меня ещё два варианта есть, объявления в газетах нашёл. Это соседу повезло, что покупатель быстро нашёлся, да и тот на примете давно его дом имел. Давай сбрасывай цену.

Торговались мы долго, почти час это заняло, но всё же ударили по рукам. Дом я брал за девять двести. Тяжёл оказался хозяин дома в торговле, но и мне удалось заметно сбить цену. А ведь поначалу ни в какую не хотел уступать, но я нашёл те рычаги, что его поколебали. А ведь дважды хотел уйти, по-серьёзному, но хозяин меня удерживал, и торговля вспыхивала с новой силой. Дальше я ему выдал двести рублей. Задаток, а тот на моём блокноте и моим же карандашом написал расписку о получении денег. После этого мы направились к нему, где он с женой жил. Так как оставлять меня в доме он не хотел, то и предложил койко-место у них. Одну ночь у них переночую, а завтра после оформления уже в свой дом въеду. Кстати, он пообещал всё завтра решить с оформлением, у него кума работала в исполкоме, сделают быстро и без очереди, прописав меня и переоформив дом.

А дом действительно справный и куда лучше того, что я брал с выходом на реку. Кроме меня, в доме на постое стояла женщина, военный врач, что в госпитале работала, но её пока не было, поздно ночью приходила, отсыпалась, и рано утром обратно уходила. Также они приютили семью беженцев, но по настоянию участкового, я это по оговорке хозяина понял. Те до заморозков пока на сеновале спали. Хорошо ещё, в моём доме таких постояльцев не было, хотя в Москве и были проблемы с жильём. Уж не знаю, как это Сенчины решили. Потом мы поужинали, и я лёг спать на свободном месте.

Вот утром я испытал настоящий стресс, распознав, как проснулся, хорошо знакомый звонкий голосок Ольги Смирновой, звучавший с кухни. Так вот что это за врач тут квартирует! Пришлось сделать вид, что ещё не выспался, так что та, чирикая, быстро позавтракала и ускакала. Я тут же встал и, одеваясь, выглянул в окно, любуясь фигуркой девушки в ладной военной форме. Ну точно она. Умывшись и завтракая, я слушал хозяина, куда там поперва нужно идти, чтобы оформить всё за день. Это сложно, всё так быстро сделать, но благодаря родственным связям всё же возможно. Так вот, слушая его краем уха, я размышлял. Эта встреча меня поразила. Я был уверен, что Ольга где-то заперта, всё же секретоноситель такого уровня, в шарашке закрытой под охраной спрятали, и всё, а может, вообще расстреляли, я теперь к НКВД крайне негативно относился, а оказалось, она свободно по городу ходит. Да ещё работает в госпитале. Приятно, конечно, знать, что жива, но стоит подумать, как тут выкрутиться. Хотя чего крутиться? В этот дом я больше не вернусь, Ольга сюда только ночевать ходит, а я в городе задерживаться не планирую. Повестка и армия. Так что, думаю, мы не встретимся. Хотя надо будет в первое время ходить и оглядываться, чтобы случайно нос к носу не столкнуться. А её хозяева, что они могут сказать? Ну, продали дом, если вообще коснутся этой деликатной темы, Суворову Александру Александровичу, то есть Сан Санычу. Я только имя изменил и по документам теперь так значусь.

Позавтракав, я подхватил мешок, и мы с четой Сенчиных направились к продаваемому дому. Там я передал оставшуюся сумму, получив расписку, что получены деньги, и мне торжественно вручили ключи от дома и хозпостроек. Всего три замка было, на доме и на двух строениях. К каждому замку в комплекте по три ключа. Мешок свой я оставил в доме, убрал на печку на кухне, а запирая дом, метку оставил на двери. Кто откроет и побывает в доме, я об этом узнаю. Ну и, выйдя на улицу вместе с Сенчиным, направился в исполком. Его жены уже не было, убежала к себе, видимо деньги прятать. Беготни нам много предстоит, но я морально уже настроился.

Надо сказать, что закончил всё в четыре часа дня, и, прямо сообщу, если бы не Сенчин и помощь его кумы, дня два бы возились со всем оформлением, а то и три. А так она созвонилась со всеми, с кем нужно, и меня принимали сразу и без проволочек, так что в моём паспорте красовалась новая прописка. Кстати, год назад прописок не было, это недавнее нововведение. Самого Сенчина не было, передал с рук на руки куме, и дальше я с ней ходил, где нужно. У неё уже уточнил, что два месяца не платил взносы, где можно исправить это. Мол, в поле работал на рытье противотанковых рвов, не было возможности провести оплату. Та отправила меня в нужный кабинет, в этом же здании, и мужчина, по имени Андрей, взяв с меня взносы, внёс об этом информацию в мой партбилет, поставив небольшую печать и расписавшись. Он же меня внёс в списки коммунистов нашего района. А пока это делал, расспрашивал:

– Работаешь уже где?

– Нет, я на днях в Москву приехал. Вот, прикупил дом, денег с продажи дома, оставшегося от бабушки, едва хватило, ещё и свои накопления на это дело потратил, теперь, думаю, получу повестку, и в армию. Я до этого работал на рытье противотанковых рвов.

Тот оживился и, отложив перьевую ручку, с интересом посмотрел на меня, предложив:

– Слушай, а давай в наш коммунистический батальон вступай? А то у нас там коммунистов едва десять процентов наберётся, одно название, остальные комсомольцы. По набору.

– Так я же танкист, командир танка?! Что я там в пехоте делать буду? Максимум наводчиком могу быть у противотанковой пушки. Всё же первые места на соревнованиях по дивизии занимал.

– Так батальон у нас моторизованный, танковая рота формируется и нужные специалисты необходимы, – ещё больше обрадовался тот.

– Ну, если так, то я только за.

– Отлично, – довольно сказал тот и, снимая трубку с телефона, уточнил у меня: – Ты в военкомате уже был, на учёт вставал?

– На завтра запланировал.

– Сегодня сходишь, примут, я договорюсь.

– У меня только одна просьба. Дня три дать на обустройство в доме, а то я же только-только его купил, он пустой. Да бросать его не хочу, надеюсь кого подселить, чтобы жили, пока воюю. Оплаты не нужно, главное, чтобы за домом смотрели. Поможешь?

– Если две семьи, жёны и дети командиров, пришлю, нормально? А то у нас жилой фонд по швам трещит, в общежитии живут.

– Конечно нормально. Только через пару дней, а то в доме даже спать не на чем. НЗ потрачу, но обстановку закуплю, да и припасы, чтобы пережили зиму.

– Это ты молодец, наш человек. Договорились.

Дальше тот связался с казармами, где шло формирование этого коммунистического батальона, пятого, между прочим. Командира батальона не было, отсутствовал, но был начальник штаба, вот с ним Андрей и поговорил. Тот сразу дал добро, тем более из Сибири эшелон с танками шёл, застрял где-то в пути, там были и машины для батальона, комбат как раз уехал узнавать причину задержки, так что велел прибыть мне в часть завтра как штык. Оформится. Андрей всё же смог договориться о трёх днях, что мне выдавали в качестве увольнительной, тем более батальон всё ещё в стадии формирования находился, многие из бойцов дома жили, и мне пошли навстречу. Потом тот вызвонил военкомат и сообщил обо мне, чтобы меня не перенаправили в другую часть. То есть если проще, застолбил. Вот и получилось, что после четырёх, когда все бумаги были оформлены, я направился не к дому, а в райвоенкомат, там мою красноармейскую книжку особо не смотрели, раз из исполкома звонили, значит, всё в порядке, свой. Личного дела не было, завели новое с моих слов, фото для него я выдал из запасов, ну и стали оформлять меня в коммунистический батальон. Час там пробыл, получив предписание завтра явиться в штаб батальона.

Покинув здание военкомата, я с облегчением вздохнул и, поймав пролётку, велел везти на рынок, не тот, где я того молодчика встретил, на другой. Нужно вещи да что-то на первое время приобрести, деньги в размере трёхсот рублей у меня были с собой, остальное дома оставил. А пока катил, только головой качал от тех быстрых событий, которые вроде как сам спланировал, но не ожидал, что произойдут так внезапно. А так если бы с Андреем языками не зацепились, кто его знает, куда бы я попал. Все эти изменения меня только порадовали, так как вполне соответствовали моим планам. я и размышлял, пока мы не добрались до места. Расплатившись, я уверенным шагом направился в глубь рынка. Он ещё не закрылся, хотя народ и торговцы расходились. Там я быстро нашёл того, кто мебелью занимался. Заказал у него две панцирные полуторные кровати, диван в залу, стол, он раздвигался, шесть стульев. Шкаф брать не стал, в единственном экземпляре он в доме остался, как раз в той комнате, что я под свою спальню выбрал. Также решил взять комод, нужная вещь, ну и два подвесных ящика на кухню, чтобы было, где столовые приборы хранить. Подумав, и кухонный буфет заказал. На кухне кроме разделочного стола и двух табуретов ничего и не было. Адрес доставки и небольшой аванс я выдал.

Потом купил четыре комплекта постельного белья, подушки, одеяла, покрывала. Скатерть на стол. Вот это уже я сам отвезти собирался, наняв возницу с телегой. Продовольственные ряды уже пустые были, купить ничего не успел, как и посуду с утварью, это завтра. Прибыть мне нужно в штаб полка до обеда, а утром я смотаюсь на рынок и всё, что нужно, докуплю. Да, приобрёл тут три новых навесных замка, решив поменять те, что были, и пальто прибрёл по размеру, холодало по ночам. На этом всё, устроившись на телеге, я стал показывать, куда везти. После того как телега повернула на перекрёстке на мою теперь улицу, я обнаружил у ворот своего дома ЗИС с открытым кузовом, заставленным мебелью. Ага, приехали уже. Кстати, пока мы катили, я пообщался с возницей и договорился, что тот привезёт мне две телеги березовых дров, уже колотых. Оплата по доставке. А в данный момент, подкатив к воротам, я их открыл, чтобы грузовик задом заехал во двор поближе к крыльцу, и пока двое амбалов-грузчиков курили, наблюдая старания водителя загнать машину задом во двор, я открыл дом, метка на месте была, занёс все те покупки с телеги в сени и отпустил возницу. Тот, получив оплату за доставку, сразу отбыл. Он сегодня надеялся успеть привезти первую телегу дров.

Я же пообщался с грузчиками по поводу разгрузки машины, а то говорили, что во дворе разгрузят, дальше сам, а так чуть доплатить, и сами всё расставят по местам, мне лишь нужно указать место. Так я и сделал. Кровати, стол и диван угнездились на своих местах. Буфет и комод тоже. В общем, всё было занесено в дом и расставлено. За мебель я уже расплатился, теперь за разгрузку, водителю тоже, он помогал, мы вчетвером справились со всей работой быстро. Машина укатила, я запер ворота и направился по улице к остановке. Там, проехав две, зашёл в здание общепита, восьмой час вечера, но столовая ещё работала. А что, есть хочется, а в доме шаром покати, даже печь затопить нечем, хотя ночью холодало. Поев, купил с собой два десятка пермячей и чебуреков да две бутылки с лимонадом, тем же маршрутом вернулся, обнаружив знакомого возницу, что прогуливался у телеги, полной дров, аж с горбинкой. Тот изрядно обрадовался моему появлению, я даже парой пирожков его угостил, ну и, скинув верёвку с калитки, открыл ворота и убрал пока пирожки на кухню. Дальше мы в четыре руки разгрузили телегу у дровяного сарайчика, и возница, получив оплату, укатил. А я, подсчитав свои финансы, прослезился. Хватит на две телеги дров, завтра рано утром с рассветом привезут ещё одну партию, и всё. Осталось едва сто рублей, сто двадцать пять, если быть точным. Надеюсь, этого хватит на остальные покупки. Чтобы семьи комсостава в нормальный дом заселились, а не в не пойми что. Чтобы мне не было стыдно им в глаза смотреть.

Закрыв ворота и калитку за возницей, я в несколько приёмов отнёс дрова в дом и разжёг огонь в обеих печах, протапливая, а то холодно было и уже сыростью отдавало. Разжечь просто было, настрогал лучин с одного полена, разжёг их, и от тех дальше огонь пошёл, и пока поленья весело трещали в печках, нашел в одном из сараев подходящую тряпку, помыл полы, захватив также сени. А то натоптали. Делал я это босиком, так как сапоги оставил у входа – не будешь же в уличной обуви по дому ходить. При этом отметил, что нужно тапочки для дома купить, себе да пару гостевых. Ну и, пожалуй, обрезанных валенок для зимы, чтобы во двор выходить до туалета. Я уже закончил, тряпку повесил сушиться снаружи на забор, так как прошлые хозяева даже бельевые верёвки забрали. Так вот, я постельное бельё расстелил, матрасы на обе кровати, покрывала и подушки сверху. С кроватями всё. Остальное постельное бельё убрал в комод, а подушки в шкаф. Повесил там же кожанку, пальто и большую часть вещей из своего вещмешка, включая женскую одежду. Завтра она мне потребуется. Одеяло походное сложил и убрал на шкаф, а плащ повесил на вешалку на кухне у входа. Скатерть на стол в зале. Хоть гармонично смотрится всё. Ещё бы занавески на окна, а то одни ставни, так совсем бы было хорошо. Так вот я заканчивал вещи раскладывать, как раз два ножа, свинорез и финку на кухню отнёс, где, хорошенько помыв, оставил на столе, будут кухонными ножами теперь, за неимением другого, как услышал стук в калитку. Похоже, у меня гости. Время уже девятый час было, темнело, нужно ставни закрывать, чтобы светомаскировку не нарушать. Значит, припозднившийся гость.

Вышел из дома – галоши ещё нужны, сапоги на босу ногу надел – и, подойдя к воротам, спросил:

– Кто?

– Участковый инспектор, сержант Авдеев, – прозвучало в ответ.

Хмыкнув, я отодвинул засов и, открыв калитку, сказал:

– Проходите, гостям у меня всегда рады.

Закрыв калитку, я провёл его в дом – хм, опять полы мыть придётся – и, усадив на кухне за стол, устроился напротив. Тот хотел познакомиться с новым владельцем, от Сенчина узнал, что хозяин сменился, ну и, расспрашивая меня, попросил паспорт.

– А нету, – развёл я руками. – Сегодня сдал в райвоенкомат.

– Вас призвали? – удивился тот.

– Сам не ожидал. Зацепился в исполкоме с товарищем Андреем, взносы по партбилету оплачивал, долги были, и тот пригласил меня в коммунистический батальон, что тут в Москве формируется. А я танкист, но, к счастью, машину мне пообещали. Завтра оформляться пойду. Да, мне обещали три дня увольнительных для обустройства, так что если тут меня увидите да ещё в форме, не удивляйтесь.

– Лихо, – покачал тот головой и, когда я принёс свою красноармейскую книжицу и направление, только покивал – всё в порядке.

– Да, я не хочу, чтобы дом пустовал, пока я воюю, поэтому через товарища Андрея договорился, что у меня тут поселят две семьи командиров. Вы бы приглядели за ними, хорошо?

– Чтобы что не натворили? – приподнял тот одну бровь.

– Чтобы их не обижали, – поправил я.

– Это можно.

Дальше тот закончил делать записи в своём блокноте, и мы, пожав друг другу руки, распрощались. Да, я его пирожками угостил, видать поужинать не успел, а ароматы на кухне почувствовал. Только с сожалением сказал, что чайника нет, да и чая, даже налить не во что, но тот это воспринял нормально – только въехал. Закрыв за ним калитку, я закрыл все ставни и, подхватив половую тряпку, снова помыл полы и продолжил обустраиваться. Кстати, в шкафу был ящик, запираемый на ключ, и ключ присутствовал, туда я и убрал документы, что пока не нужны. Документ на дом, расписки от прошлых хозяев, выписку о рождении из церковной книги, ну и всё. Красноармейскую книжку с направлением и удостоверением водителя забрал с собой. Удостоверение в личное дело в райвоенкомате было вписано.

Выспался я хорошо, дом тёплый, утром подтапливать не стал, не видел причин. Проснулся от стука в калитку, так что, быстро одевшись, даже не умываясь, вышел во двор и, открыв ворота, впустил телегу с дровами. Мы также перекидали дрова у сарайчика, я расплатился и выпустил возницу, заперев ворота. Потом позавтракал, для того пирожки и купил, и, переодевшись в женскую одежду, забрал все деньги, пустой вещмешок и, заперев дом, вскользнув на улицу, тут уже просыпались соседи, засеменил в сторону остановки и там, сменив два трамвая, добрался до Колхозного рынка. К сожалению, проведённые тут два часа мне не помогли, молодчика так и не было. Но за это время я купил шесть фаянсовых тарелок, супницу, видимо, всё из одного неполного набора, десять ложек, десять вилок, пять глубоких тарелок, покрытых эмалью, поднос, шесть кружек эмалированных, восемь стеклянных стаканов. Из посуды это пока всё. Ну разве что набор взял из солонки и перечницы. Из утвари – трёхлитровый чугунок с ухватом, большую сковороду с крышкой да трёхлитровый чайник. Взял бы больше, но это всё, на что мне денег хватило. Даже половника не брал, не на что. Денег одна мелочёвка на дорогу осталась. У меня потому и были надежды встретиться с молодцом, не только оборвать этот след, но и деньги трофеями взять. Специально бы дождался, пока тот карманы набьёт чужими кошельками. Однако пока не повезло.

На рынке я всё так же изображал немую беженку и, закупив всё, что хотел, запрыгнул на трамвай, – снова на подножке висеть пришлось. Сменив на другой номер, добрался до своей остановки, а там и дом. На меня те соседи, что встретились, с удивлением поглядывали, как я с полным мешком иду и ухватом в руке, но не более. К сожалению, заприметили, куда я зашёл. Дома, переодевшись, женскую одежду в шкаф убрал, разложил утварь и посуду по местам в буфете. Кстати, вчера я навесные шкафы приготовил, но инструментов нет, чтобы на стену повесить, часть тарелок можно было бы туда поставить. Надо ещё заварочный чайник купить, но и на него денег не хватило. Это пока. А там, после того как переоделся, проверил документы и покинул дом, заперев его. Снова направился к остановке, в этот раз путь мой лежал к казармам, где формировалась нужная часть. А на обратном пути я планировал поработать на рынке и, перехватив гонца, заработать те деньги, что шайка наворует.

Добрался до места благополучно, тем более эти казармы я знал и, когда жил в мире-двойнике, не раз там бывал по долгу службы. На входе у ворот часовому я показал предписание, и тот объяснил, где находится штаб, туда я и направился по внутреннему двору. Тут у казармы было припарковано ровными рядами шесть полуторок, новенькие, видимо только с завода, и два ЗИСа. У обоих стояли зенитные крупнокалиберные пулемёты в кузовах, сейчас закрытые чехлами. Там часовой прохаживался. Во дворе под командами молоденького лейтенанта, торс которого перетягивала портупея, взвод из сорока мужиков и молодых парней отрабатывал хождение строем. Что меня удивило, пусть у всех были винтовки, даже раструбы пары пулемётов виднелись, подсумки, но одеты они были в гражданскую, явно свою одежду. Костюмы, куртки, кепки или шляпы. Смотрелось это всё дико. Я только головой покачал в огорчении. Одно слово, ополчение. Надеюсь, хоть танк не картонный. Интересно, что за машины пришли из Сибири? Если учесть, что заводы там только-только разворачивалась и ни о каком выпуске продукции и речи не шло, то, скорее всего, ограбили сибирские дивизии, отщипнув то тут, то там техники. Значит, видимо, лёгкие танки, из средних я только Т-28 припоминал. Увидим.

Пройдя в штаб, я передал предписание дежурному по штабу, и тот направил оформляться в канцелярию, это много времени не заняло, и я был включён в бронетанковую роту командиром танка второго взвода. Потом меня перехватил помощник дежурного, который сообщил, что меня начштаба ждёт, и я направился к нему. Постучавшись, прошёл в нужный кабинет и, отбив три положенных шага, вытянулся, приложив кисть руки к виску, и доложился:

– Товарищ капитан, старший сержант Суворов по вашему приказу явился.

– Присаживайтесь, – указал тот на стул и, когда я устроился на этом колченогом недоразумении, сказал: – Думаю, вы заметили во дворе, что с формой у нас проблемы. Поэтому выдача её задерживается, вся пошитая форма идёт двум стрелковым дивизиям, что формируются в Москве и окрестностях, там ещё танковый полк, артиллеристы, сапёры, хватает частей, и мы последние в очереди. Так же и с оружием. То, что в руках держат бойцы на плацу, это всё наше оружие в арсенале, как раз и выдаваемое для выполнения некоторых фигур строевой. Но вызвал я тебя, сержант, не для этого, танки прибыли, а танкистов у нас мизер, по пальцам пересчитать можно. Нужно получить и перегнать сюда. Всё ясно?

– Да, товарищ капитан, разрешите слово?

– Говори.

– У меня форма старая сохранилась, я в ней демобилизовался, могу её носить, только нашью фурнитуру.

– Это приветствуется. А то не подразделение, а не пойми что. Поэтому если кто из бойцов приходит в военной форме, это даже хорошо. Всё же у нас батальон народный, собирается и формируется на народные средства. Техника только от армии, да и то не полный штат. Вон, даже личным оружием не могут обеспечить, склады у них, понимаешь ли, пустые.

– По поводу оружия, товарищ капитан, я бы тоже хотел поговорить.

– Только не говори, что у тебя и танк есть?

– Танка нет, – сразу открестился я. – Вы не в курсе, но до последнего времени я работал трактористом, противотанковые рвы мы рыли. Там разные случаи были, я сам трижды с бандитами пересекался, все три раза до стрельбы доходило. И не всегда я сдавал оружие. Да и не спрашивал никто особо, вот и скопились излишки.

– Короче, сколько и что?

– Три нагана и ТТ.

– Что при себе есть?

– После того как унизительно постоишь под прицелами трёх револьверов, пока у тебя по карманам шарят, как-то без оружия ходить больше не хочется. Привык уже носить. Наган у меня, товарищ капитан.

Я достал из-под полы куртки револьвер и показал его начштаба, тот глянул на него и приказал:

– Иди в канцелярию, пусть тебе его впишут в красноармейскую книжку как личное оружие, тем более тебе как командиру танка как раз и полагается наган или ТТ. Остальное оружие где?

– Дома. Когда принести?

– Сегодня желательно.

– Если только вечером.

– Дежурному сдашь под расписку. Это всё, можешь идти.

– Товарищ капитан, а увольнительная на три дня?

– Закончите с танками, зайдёшь и получишь. Свободен.

– Есть, – вытянувшись, я развернулся и покинул кабинет.

Начштаба мне понравился, вполне нормальный и адекватный, и это хорошо. Зашел я в канцелярию, там писарь вписал номер оружия в моё командирское удостоверение, то бишь в красноармейскую книжицу, а также внёс его в штат батальона, это чтобы мне патроны получать можно было. Именно тут меня и нашёл тот же помдежурного и сообщил, что меня уже ждут во дворе. А так как я закончил, тот, выбежав на плац и на ходу убирая документы в карман, подскочил к полуторке, в которой сидело пятнадцать бойцов. Только четверо были в форме, а один так ещё в комбезе танкиста и шлемофоне. У борта прогуливался старший политрук, что недовольно поглядывал вокруг, похлопывая ладонью по бедру, и, увидев меня, поторопил. Так что я вскочил в кузов, мне руки протянули, помогая, и сел на скамейку, как раз когда машина уже тронулась с места. Политрук устроился в кабине рядом с водителем. Видимо, это был комиссар батальона. Поспрашивал у соседей, заодно знакомясь, и те подтвердили. Комбат уже был на железнодорожной станции. Выяснилось, что в кузове один взводный, кроме меня ещё два командира танка, остальные члены экипажей, назначенные по взводам, но по машинам ещё не расписанные. Кто на чём служил, я тоже выдал заготовленную легенду, что командовал Т-28.

Покинув улицы, мы долго тряслись и, переваливаясь по плохой дороге, двигались вдоль рельсов, пока не прибыли на узловую станцию, которая нам, видимо, и была нужна. Да я и сам видел эшелон в тупике с танками, те хоть и были накрыты брезентом, но по силуэтам, что за машины, понять можно. Остальные из парней тоже делились своими мнениями. В принципе, танк БТ неплохая машина, точно не скажу, но разные типы там, от «двоек» до «семёрок». Я надеялся получить последнюю. А если есть модернизированная, что вряд ли, то совсем шикарно. Эшелон доставил сорок танков, по два на платформе, и, как оказалось, прибыли сюда не только мы, но и представители формирующегося танкового полка, что стоял под Москвой, часть машин отходила им, и мы застали конец ругани нашего комбата, пузана с круглыми очками, и представителей танкистов. Комбат хотел взять пятнадцать танков, по штатам довоенного времени, а представитель полка напирал, что сейчас новые штаты введены, по десять машин в роте. Постепенно майор, а комбат был в звании майора, сдавал позиции. Правда, всё же отстоял своё, первыми машины отбираем мы, остальное, что останется, в полк. Не знаю, почему, но его оппонент в звании капитана согласился, и комбат, вызвав комиссара и взводного, а мы к этому моменту уже выстроились у машины, направился на платформы, поднявшись по пандусу. Видимо, собирался тройкой отобрать машины.

Нас так и не позвали, так что мы маялись у грузовика, пока комбат с помощниками не закончили, после этого подозвали нас. Я третьим подбежал к комбату, и тот, посмотрев на меня, услышал:

– Старший сержант Суворов, второй взвод.

– Твоя машина под номером «тридцать семь». Третья платформа, – записывая данные в блокнот, сообщил тот.

– Есть, – козырнул я и побежал искать свою машину, похоже экипажа у меня пока не было, придётся самому всё делать.

Перебравшись на третью платформу, я приподнял сначала брезент у одного танка – это не мой, – потом у второго. Ура, «семёрка», и приличная на вид. Я так и радовался, пока руки привычно скатывали танковый чехол в тюк. Закрепив его за башней, хотел было дальше проверять машину, но тут вскоре подошёл водитель полуторки, комбат приказал все чехлы отправить в машину, пришлось отдать и, вскрыв люк – мне танкисты из полка помогли, ключа своего не было, они уже соседнюю «пятёрку» осматривали, – забрался в боевое отделение. К счастью, танк был комплектным, а то уж я опасался, что тут всё снято будет. Три шлемофона было на месте, запасной комбинезон тоже. Я его как раз вытащил наружу. Встав на корме, примеривал – нет, не мой размер, – когда к танку подошёл ещё один парень, на вид лет двадцати. Тоже одетый в гражданскую одежду. Он тоже был среди тех, кто ехал на полуторке, я его припоминаю, у кабины сидел, это я на корме трясся.

– Товарищ, мне старший сержант Суворов нужен.

– Это я и есть, – отрывая взгляд от комбинезона, посмотрел я на парня, после чего приказал: – Доложитесь как положено.

– Извините, – смущенно улыбнулся тот и, попытавшись вытянуться, отрапортовал: – Доброволец Алексей Васильев. Назначен в экипаж танка номер «тридцать семь» на должность механика-водителя.

– Не служил, что ли? – прямо спросил я.

– Не доводилось, – снова смущённо улыбнулся тот.

– Ничего, время есть, подтянем, азы освоишь. Какие машины знаешь?

– «Захар», полуторку. На ней последний год ездил. Ещё на тракторе «Коммунар» доводилось работать.

– Пойдёт. Держи комбез, мне он велик, а тебе как раз должен быть. Сейчас шлемофон подберу по размеру.

Наполовину забравшись вниз головой через башенный люк в башню, я взял два шлемофона, свой, висевший на спинке командира, не трогал. Себе я уже подобрал.

– Держи, меряй. А по поводу машины скажу так, тебе она незнакома, я сам её сгоню с платформы.

– Спасибо, товарищ командир, я стеснялся попросить.

– Не надо стесняться. Там, пока в колонну выстраиваемся, на пальцах и примере покажу, как управлять, и дальше погонишь машину к месту дислокации сам. Общаться будем через ПУ, благо машина хоть и не имеет рации, но оборудована переговорным устройством. В бою это существенно облегчает управление танком. Всё ясно?

В это время платформа дёрнулась и немного проехала вперёд. Очередную платформу освободили, и подгоняли другую к пандусу. По нему танки и скатывались на землю. Алексей, чтобы не упасть, схватился за крыло танка и растерянным тоном сказал:

– Ясно, товарищ командир.

– Вот и хорошо. Что у тебя с шлемофоном?

Оказалось, не по размеру, поэтому я отошёл к соседям и сменял на размер больше. Их всего три было, и оказалось, что у нас с Алексеем он одинаков, а шлемофон такого размера в танке был один – тот, что мой, остальные меньше. Там нашлось то, что нужно, у танкистов с этим нет проблем, им со складов выдают, и я вернулся и протянул шлемофон Алексею. Вот теперь как раз. Он уже и комбинезон надел, скинув пиджак, убрал тот в боевой отсек танка. Теперь смотрелся настоящим танкистом. Разве что ремня не хватало. До нашей очереди шесть платформ осталось, так что я стал учить Алексея, как проводить танец механика вокруг машины. Подкачал топливо, проверил масло и воду в радиаторе, включил массу и, устроившись на месте механика-водителя, покачал рукоятку скорости переключения и нажал на пуск. Мощности аккумулятора вполне хватило, чтобы запустить двигатель, выбросив в небо клубы сизого дымы, топлива треть баков, хватит на перегон, и пока танк рокотал на холостом ходу, я у передка машины просвещал члена своего экипажа, что за машина нам досталась:

– Это, Алексей, типичный выпуск БТ-7 с конической башней. Начался выпуск этой модели в тридцать седьмом году. Вооружение танка не изменилось, «сорокапятка». На всех линейных танках устанавливался пулемёт ДТ в кормовой нише, у нас он стоит, запасные диски на месте. Только боекомплекта нет, как и патронов к пулемётам. Танк оборудовали двумя специальными фарами прожекторного типа, устанавливаемыми на маске пушки для ведения стрельбы из пушки и спаренного пулемёта в ночное время. Позже аналогичные фары начали ставить и на танки более ранних выпусков. На смену четырёхскоростной коробке передач пришла трёхскоростная, у нас именно такая, более надёжная. Были внесены изменения в трансмиссию и усилены пружины балансирных подвесок ведущих колёс колёсного хода. В тридцать седьмом году на подвесках были убраны резиновые бандажи. Тогда же крупнозвенчатую гусеницу начали повсеместно заменять на мелкозвенчатую. Толщина лобовой брони БТ-7 в ходе модернизаций достигла двадцати двух миллиметров, а боевая масса возросла до четырнадцати тонн без малого. У немцев этот танк вполне ценится, и они активно применяют его в боях против нас. Прозвище немцы ему дали Микки-Маус, по кукле-мыши из Америки. Это из-за двух люков на башне: открыть одновременно – как уши у мыша.

Описывая танк, я изредка заглядывал в люк механика-водителя, наблюдал за датчиками, особенно температуры двигателя, который постепенно прогревался, всё было в норме. Это удивляло, не думаю, что сюда прислали лучшие машины. Потом Алексей посидел по очереди на месте командира, заряжающего и на своём рабочем месте. Ну, а когда пришла наша очередь, я дождался, пока сгонят «пятёрку», и, подворачивая, аккуратно съехал по пандусу. Почти сразу начали подавать следующую платформу. Алексей быстрым шагом шёл рядом, держась за борт, пока я отгонял танк к колонне. Наша стояла отдельно от танкистов. Встав за такой же «семёркой» – как я понял, отобрали в нашу роту в основном их, – заглушил двигатель. Это хорошо, когда танки одинаковые, легче менять комплектующие, если какую машину подбили, а другая в запчастях нуждается.

– Давай на своё место, – выбравшись через люк, велел я Алексею. Тот неуклюже пытался забраться внутрь. Это не мои плавные изящные движения, по ним и определяется опытный танкист, оттого меня за своего и приняли, видели, как я покидаю машину и как забираюсь в неё. Это тот опыт, что за раз не получить. У нас таких опытных из всей группы человек семь-восемь, остальные как Алексей… добровольцы.

Так вот, пока тот взбирался на своё место, я подошёл к командирам. Осталось спуститься двум машинам, и колонна будет сформирована, поэтому и решил рискнуть попросить комбата.

– Товарищ майор, разрешите обратиться? – вытянувшись, замер я перед ним.

У них с комиссаром образовалась пауза в разговоре, вот я и влез.

– Обращайтесь, – кивнул тот.

– Товарищ майор, мой механик-водитель танки только на картинках видел. Он водитель и тракторист. Справится, но нужна практика. Топлива в баках хватит. Разрешите вдоль путей круг сделать, туда и обратно, чтобы он своими руками ощутил машину. Без опыта ему ею не овладеть.

– Вот, видал, какой орёл? – обратился комбат к старшему политруку и спросил уже у меня: – Комсомолец?

– Нет, товарищ майор, коммунист с апреля этого года. Заработал на стройке в Харькове.

– Демобилизовался давно?

– В прошлом году, товарищ майор, как раз застал, когда КВ и «тридцатьчетвёрки» приходить стали. Даже успел сдать нормативы и получить специальность наводчика на КВ.

– Что ещё знаешь?

– Аэроклуб почти закончил, уверенно управляю У-2 и «аистом». Только сдать экзамены не успел, не имею лётной книжки.

– Знаешь самые главные правила танкиста?

– Скорость, броня и пушка. Именно в таком порядке.

– Не понял? – удивился майор, видимо вопрос им был задан на свою тему.

– Меня учили товарищи, что прошли Испанию, Ханкин-Гол, Финскую. Известно, что танк живёт на поле боя один – максимум два боя. С опытным экипажем, конечно, дольше, но тут всё зависит от командиров. Отправил в лобовую атаку, считай лишился подразделения. В атаке главное скорость, чтобы нестись от укрытия к укрытиям, это могут быть строения, рощи, низины или подбитые танки, свои или противника. Пошёл в лоб не маневрируя, сгоришь вместе с танком. Поэтому скорость важна, из-за того наши парни и любят «тридцатьчетвёрки». Броня конечно же важна. Парни, что воюют на КВ, это подтвердят, если взломать оборону, то они нужны. Ну и пушки. «Сорокапятки» неплохи против лёгких танков, но у немцев они были выбиты в первые месяцы войны, а вблизи, с трёхсот метров, не далее, смогут поразить их средние танки, модели «три» и «четыре». Да и то в лоб не всегда, желательно в борта или корму. В нашем случае главными являются скорость и пушки. Нестись вперёд, постоянно маневрируя и отстреливая танки противника. Если пехота – легче, прорвались в тыл противника, их транспортные артерии как раз для наших малышек. Можно налёты устраивать на гаубичные батареи. Набезобразничали, сожгли пару колонн, склады постреляли, и обратно за снарядами и топливом. Многие командиры, не знающие специфики применения танков, считают их несокрушимыми стальными монстрами и посылают вперёд. С учётом огромного количества противотанковой артиллерии в передовых войсках немцев и того, что их снаряды такие БТ пробивают насквозь, это уже известно, подобная лавина даже сблизиться с немцами не успеет, все погорят на полпути. Как говорится, не беги от снайпера, умрёшь уставшим. Танки от снарядов тоже не сбегут, какими бы быстрыми они ни были, но увернуться можно, если экипаж опытный, но его за пять минут не подготовишь. Это не моё мнение, парни-танкисты из медсанбата рассказывали. А вот применяя танки из засад, как кочующие батареи, и немцев немало побили, и сами машины долго жили. Опытом те делились щедро.

– Орёл, – уже не так уверенно протянул майор, изучающим взглядом рассматривая меня, а вот старший политрук, наоборот, пришёл в хорошее расположение духа. – Ты вроде механика хотел потренировать? Добро, иди тренируй.

Козырнул, приложив руку к шлемофону. Наверно, я забавно смотрелся в гражданской одежде с ним на голове. Развернувшись, побежал к своей машине. Дальше влетел наверх и, устроившись на месте, подключил шнур к разъёму, проверил связь, Алексей меня слышал отлично. Ну, а дальше я на словах помогал ему запустить двигатель, тот горячий, сразу схватился, сдать чуть назад, нас там уже подпирала следующая машина, и, покинув колонну, мы на первой скорости покатили вдоль железнодорожных путей. Я сидел на башне, свесив вниз ноги, и держался за крышку люка, покачиваясь в такт неровностям и подбадривая Алексея. Развернувшись, мы попылили обратно и даже перешли на вторую скорость. Подкатили к колонне, как раз когда та готовилась тронуться в путь, так что мы встали замыкающими и следом за «эмкой» комбата, которая возглавляла колонну, полуторка замыкала, мы покатили к казармам, частично пересекая город, двигаясь по улицам, что заметно привлекало внимание.

Наконец мы добрались до места, и я тут заменил Алексея, плац узкий, так что он занял моё место, и я лихо загнал танк на стоянку. И теперь машины стояли в ровную линеечку, командиры специально ходили и смотрели, чтобы до миллиметра было. Дальше я велел Алексею всё глушить и проследил, как он это всё сделал, после чего мы закрыли танк, оставив внутри шлемофоны и комбинезон, нам ключ принесли, своего так и не было, и, совместно накрыв машину чехлом, я сообщил ему:

– У меня увольнительная на три дня. За это время твоя задача привыкнуть к системе управления, пообщайся с другими мехводами, помогут. Садись в машину и привыкай передвигать все рычаги или руль не глядя, на ощупь. Делай это с закрытым люком и открытым, чтобы освоить. Приду через три дня, приму экзамен. На этом всё. Ротного и взводного у нас пока нет, поэтому я распишу занятия для тебя через начштаба, как раз к нему иду. Всё понял?

– Понял, командир.

– Тогда беги к столовой, займи мне место, я туда подойду.

– Сделаю.

Тот побежал в сторону столовой, а я направился к штабу. Начштаба пока не было, пришлось подождать минут десять, но увольнительную я получил. Насчёт расписаний для занятий это я правильно зашёл, и вышло так, что расписание, мной написанное, было решено использовать не только для моего мехвода, но и для экипажей всех танков нашей роты. Когда я закончил, вдруг зашёл комбат.

– О, и Суворов тут, это хорошо, – подойдя, он взял два листка, где схемами были изображены занятия на три ближайших дня, изучил их и сказал: – Пиши приказ назначить старшего сержанта Суворова на второй взвод.

Меня, конечно, немного удивило такое решение комбата, но я уже спокойно принял это. Оформление много времени не заняло, мне внесли в красноармейскую книжицу запись о новой должности, а потом, построив на плацу второй взвод, представили меня как командира. Начштаба лично это делал. Во взводе оказались всего четверо, я пятый: мы с Алексеем, у второго танка был командир и заряжающий, и мехвод у третьего танка. Капитан уже ушёл, а я стал ставить задачи, сообщил о планах по учёбе на три ближайших дня и назначил за это ответственным сержанта Потапова, командира второго танка, что именно делать, тот мог посмотреть на листках плана по боевой учёбе, что я ему выдал. На этом распустил взвод. После обеда три часа на изучение машины и час на строевую, и всё на сегодня, остальное на остальные дни. Сам я посетил столовую. Пусть час дня был, но работает, покормили хорошо, после чего, предъявив часовому на выходе увольнительную, я энергичным шагом направился к остановке. Мне нужен Колхозный рынок, и я надеялся, что тот парень будет там. И ещё, мне очень нужны деньги. Смех смехом, но денег хватило только до рынка, две копейки в кармане, и всё.

Выследить нужного парня я так и не смог, но обнаружил другого главного по шайкам, к которому стекались деньги. Тут действовали немного по-другому, он лишь смотрел, а деньги были у помощника, и тот как курьер относил деньги смотрящему. Или кто у них там? Вот я его и перехватил, когда тот с охранником покинул рынок и направился в нужную им сторону, вскочив в трамвай. Я туда же успел. Дальше удар локтем в висок охраннику, удачно тот подставился. Да ещё толчея, что не дала ему упасть, а я ударил уже по затылку курьеру, и этот поплыл, и хорошо. Так что, аккуратно стянув с его плеча кожаную сумку, я покинул с частью пассажиров трамвай, а курьер с охранником укатил дальше, и направился обратно. Не так и далеко мы уехали. На одну остановку, пешком пройдусь. Сумка эта приметная, на рынке её смогут опознать, так что, посетив первые же попавшееся кусты, осмотрел, что мне досталось, видимо сегодня удачный день у шайки был – шестьсот сорок пять рублей банкнотами и около ста монетами. Видимо, доход за весь день. Всё это убрал по карманам, сумку зашвырнул в кусты и вернулся на рынок.

Первым делом приобрёл новенький армейский зелёный сидор и стал делать покупки. Приобрёл гимнастёрку, ношеную, но выглядела прилично, размер мой. Галифе купил, ну и ремень с пилоткой. Шинель поискал, и не сразу, но свой размер тоже нашёл. Холодало уже, нужна. Портянок запас взял, сапоги и мои пойдут. Приобрёл два круглых солдатских котелка, других не было, по ложке и кружке, убирая все покупки в сидор. На этом пока всё, дальше фурнитуру нужно приобрести, но это в военторге, поэтому занялся более приземистыми покупками, раз уж на Колхозном рынке оказался. Арендовал телегу, сидор там оставил вместе со скаткой шинели и, вернувшись на рынок, стал скупать продовольствие. Шесть мешков с картошкой – осмотрел, свежая, недавно выкопана. Всё амбалы донесли до телеги. Туда же мешок с сушёным горохом, с крупой и рисом. Мешки с луком, морковью и капустой в кочанах. Телега уже полна была, но я всё равно вернулся на рынок. Там приметил зелёную армейскую фуфайку, купил её, а также взял два больших банных полотенца, шайку, два мочала, три бруска мыла, два ведра, лейку, две лопаты, жестяное корыто, грабли и мотыгу. Отдельно молоток с топориком, гвоздей разных с полкило и шесть лампочек, а то запаса нет. Да и бельевой верёвки тридцать метров. Вот это всё погрузил на телегу, и мы покатили в сторону моего дома. Через час уже были на месте, завели лошадь во двор, возничий помог мне с разгрузкой. Всё на крыльце складировали.

Тот после укатил, а я занялся переноской мешков, лишь скинув выходную крутку, чтобы не запачкать. Крупы, картошку и овощи снёс в сарай, где был погреб, потом спущу, ледник был в амбаре. В амбар я и убрал хозинструмент, а форму и одежду снёс в дом. Дальше прихватил сидор, куда убрал оружие и часть патронов, запер дом и поехал к своей части. Там прошёл в штаб. Комбат, что встретил меня у стола дежурного, удивился:

– У тебя же вроде увольнительная на три дня?

За меня ответил вышедший из соседнего помещения начштаба, который сказал:

– Что, оружие привёз? Выкладывай, – и пояснил майору: – Трофеи это его, с бандитов.

Я выложил на столешницу два револьвера и пистолет, пачки патронов и частью россыпью, а дежурный быстро это всё оформил как сдачу и дал мне расписаться. После чего я был свободен и покинул штаб, пока командиры думали, кому выдать оружие. Путь мой лежал в этот раз к военторгу. У меня на кармане осталось едва сто сорок рублей, хорошо растратился, но хоть что-то есть. В военном магазине была небольшая очередь, но, отстояв её, я предъявил удостоверение продавщице и сообщил:

– Мне нужна фурнитура на старшего сержанта с общевойсковыми эмблемами. Петлицы для гимнастёрки и шинели. Звёздочка для пилотки. Кобура для нагана, плечевые ремни, командирская планшетка и фляжка. На сколько уже вышло?

– Двадцать девять рублей сорок три копейки, – пощёлкав костями счёт, сообщила та.

– У вас бинокли есть?

– Остались шестикратные.

– Сколько?

– Восемьдесят шесть рублей.

– Беру. Вот в этот сидор всё сложите, пожалуйста.

– Иголку с нитками под цвет петлиц нужно?

– Обязательно.

Расплатился и, пока та укладывал всё в мой сидор, лениво обернулся и буквально покрылся холодным потом, рассмотрев через обзорное окно, как к дверям военторга, пересекая проезжую часть, энергичным шагом шёл Волохов, тот пограничник, но вместо кубарей в его петлицах было по одной шпале, а на груди сверкал орден Красной Звезды. Ну вот, им что тут, в Москве, намазано, что ли?

Мысли заметались, что делать, продавщица же спокойно всё укладывала в сидор и потом протянула мне его, когда уложила. Развернувшись спиной ко входу, натянув кепку на лоб, я стал завязывать горловину. Надеюсь, то, что я в гражданской одежде, поможет мне остаться не узнанным, тем более я встал спиной ко входу и, когда Волохов зашёл, направляясь к прилавку, пропустил его мимо; повесив сидор на правое плечо, двинул к выходу. Тот на меня даже не посмотрел, не опознал, всё же одежда и вид со спины меняет человека. А выйдя, я сразу поспешил уйти, причём так, чтобы из магазина меня было не рассмотреть. Стресс я, конечно, серьёзный заработал, не то чтобы нервы слабые, просто неожиданно всё. Поэтому передохнув на скамейке в скверике, я на трамвае поехал на Колхозный рынок, надеюсь, хоть сегодня поймаю молодца.

Не поймал, рынок уже был закрыт, поздно, да и до наступления темноты чуть больше часа осталось, это военторг работал до наступления темноты, из-за военного положения в городе. Поэтому поехал домой. Добрался нормально, затопил обе печи в доме, а также разжёг огонь в печке бани, сегодня и в ближайшие дни, пока увольнительная не закончится, я хотел себя банькой побаловать, ну и занялся делами. Поглядывал, как там в чугунке готовится похлёбка, постная – мяса-то не было, даже сала для улучшения вкуса – на картошке, просе, моркови, добавил лука и капусты, хорошие постные щи будут. Так вот, пока они готовились, я успел спустить всю картошку в погреб, ссыпал её из мешков в ларь. Отдельный ларь для моркови и капусты была. Пустые мешки повесил тут же в сарае. Лук спустил в подпол в доме, на кухне лаз вниз был. Кстати, тут же на кухне за печкой свободное место имелось, там можно какие-то вещи держать, но пока пусто. Можно кровать поставить, сама печка без лежанки, готовить да греть дом.

С дровами я не успел, уже стемнело. Мешки с горохом и разной крупой убрал в сени, тут отдельная кладовка была, а в ней сундук. Да специальный, оббитый жестью, чтобы мыши не добрались. Сундук к полу прибит был, видимо, из-за этого его хозяева не забрали. Внутри перегородки по разделам, вот в разные я и высыпал, куда рис, куда крупу и куда горох. Даже одно отделение свободно осталось. На сундуке петли под замок были, а у меня три замка свободно, старых хозяев, вот я и повесил один. Не потому, что опасаюсь, что выгребут, так просто, на всякий случай. Потом проверил баньку, оставив её доходить, воду я заранее наносил, вёдра-то теперь есть, да и всё, что для бани нужно, мыло, шайку и мочалки, отнёс туда, а в предбаннике свежие трусы и майку повесил да полотенце. Так вот, пока банька доходила, щи я снял с огня, пусть томятся, а сам занялся дровами. А то что-то погода не радовала, ветер усилился, влажность выше, и, хотя пока капать не начало, всё же дрова лучше убрать в сухое помещение, для чего дровяной сарай и был отстроен. Так что я зажёг внутри свечку, нашёл огарок в сарае и стал носить дрова, складывая их у одной из стен. Всё не успел, время выделенное закончилось, но половину точно убрал. Подумав, я стал просто кидать поленья в сарай, пока за полчаса всё не перекидал. Пока так, а в поленницу потом сложу, главное – в сухости лежат. Потом поев, я занялся формой. Пришил петлицы на гимнастёрку, треугольники и эмблему закрепил. Звёздочку в пилотку тоже вставил. Потом пришил петлицы на шинельку. На этом всё, хватит на сегодня, и, хорошенько попарившись, жаль, без берёзового веника, отходил, долго сидя в предбаннике попивая чая с мёдом. Ох и хорошо!

Утром, проснувшись на рассвете, я закончил с дровами, спешить пока не видел причин. Дровяной сарай оказался заполнен на треть, а этого мало, если у меня будут жить, то хватит их едва до Нового года, нужно ещё три телеги. А лучше четыре, если вспомнить про баню. Время семь утра было, когда я, прихватив вещмешок, а я учёл ошибки, и женская одежда была в мешке, а сам в мужской гражданской направился на рынок, тот самый Колхозный. Всё же подловлю я того молодца. Два дня осталось, сегодня и завтра, послезавтра до обеда уже в часть нужно явиться, увольнительная закончится.

Переодевшись в кустах, только сапоги остались те же, направился на рынок, что уже активно работал. Воришек ещё не было, рано им, они после девяти тут появляются, как я заметил, поэтому пока просто изучал, что продавалось. Нашёл мужские тапки примерно моего размера и приобрёл, а то по дому в шерстяных носках ходил, а у меня их один комплект. Гостевые тапки брать не стал, денег не так и много, хватит и для меня. Приметив в одном месте галоши, хорошие, новенькие и, главное, мой размер, приобрёл и убрал в вещмешок, и также взял карманное зеркальце. Это с собой заберу, чтобы бриться было удобно. Надо ещё настенное купить, а то у раковины ничего нет, в доме вообще зеркал не имелось, даже на шкафу. Я вон из-за этого и не побрился. Не хотел на ощупь, так что заметная щетина у меня имелась. Ну и приобрёл десять коробков спичек, шесть свечек и два кило соли в холщовом мешочке. Перец тоже продали, но немного, в жестяной коробочке.

Я ушёл с рынка, нечего там долго светиться, и подождал в сторонке. Есть пока не хотелось, я вчерашние щи закончил, позавтракав. Через час я вернулся на рынок, и удача – тот, кто мне был нужен, находился тут. На сам рынок я возвращаться не стал, а в сторонке наблюдал за нужным из трёх выходов, и когда к обеду парень вышел в сопровождении аж двух подручных и направился вниз по улице, я встал, отряхнув юбку, и семеня последовал за ним. Причём хорошенько отстав, чтобы не засекли. Счастливо избежал внимания милиции, а те могли проверить документы у подозрительной гражданки, которая скрывала лицо. Правда, не плотно, нос и губы было видно, остальное скрыто. Так я и отследил, как парни, часто проверяясь, причём некоторые финты были довольно хитрыми, а я тоже менял внешность, подворачивал юбку и менял куртки, вторая запасная лежала в вещмешке, головной платок тоже, и так отследил их до частного дома. Кстати, в соседнем районе с моим, где я дом купил.

Медлить не стал, те ещё в сенях разувались, как я слышал, когда я открыл калитку и, семеня, направился к сеням. Навстречу мне вышел здоровый мужик, явно хозяин дома, и грубо спросил:

– Что тебе?

– Пожить, – проскулил я. По-другому свой голос замаскировать под женский я просто не мог.

– Занято, – отрезал тот и едва слышно охнул, когда двадцать сантиметров стали вошли ему в сердце.

Удар тот мой, похоже, так и не заметил. А я аккуратно положил его на доски крыльца и, приоткрыв дверь, скользнул в уже пустые сени, где оставил свой вещмешок. Дальше открыв дверь в дом, на кухню, планировка такая же, как у меня, рванул к двоим, что стояли ближе. Один и был тот молодчик, он первым и получил нож в сердце, второму я тоже вбил в грудь второй клинок, а третьему нанёс серию ударов кулаками в голову, после чего добивающий, от которого тот вырубился. Быстро оббежав помещения, убедился, что больше никого, и, затащив хозяина в сени, связал того, что был без сознания. Только после этого я обыскал все тела, складируя вещи в сидор, найденный тут же. Ну и обошёл хозпостройки. Оп-па, в сарае я обнаружил полуторку с открытым кузовом. Номера сбиты, явно угнанная машина. Бак почти полон и, похоже, это хорошо, трофеев хватало, и я планировал вывезти с участка всё, что увезу. У меня дом почти пустой, а тут я заглянул, есть что вывозить: мешки с крупами, макаронами, два ящика тушёнки. В общем, перевезу к себе.

Так я и сделал. Сначала погрузил в кузов ящики с консервами, их шесть разных оказалось, потом мешки с крупами, поднял из погреба в вёдрах картошку и в мешки её, их тоже в кузов. Потом вытащил из дома швейную машинку, тумбу от неё потом принёс. Все принадлежности к ним тоже в кузов. Туда же патефон и запас пластинок. Свой мешок и трофейный в кабину. Кстати, я нашёл несколько схронов, очень хорошо сделанных, оружие и деньги теперь есть. Всё это убрал в тот сидор. А когда очнулся связанный, допросил его. Но, к сожалению, он в этом доме во второй раз, ничего не знает, плохой свидетель, и его отправил следом за товарищами. Два часа в доме пробыл, благо никто пока так и не пришёл, потом переоделся в мужское, завёл машину и выгнал её на улицу. Всё делал надвинув кепку на глаза и подняв воротник. Закрыл ворота и покатил к своему дому. Там спокойно подъехал, загнал грузовик во двор, задом заехал и, заперев ворота изнутри, стал разгружаться. Что в дом, что в сени, что в сарай. В общем, машина постепенно разгружалась, а в том районе, где дом воров стоял, поднимался столб дыма, значит, сработала закладка и тот полыхнул. Это хорошо. Я всё равно возвращаться не собирался, брал по максимуму, накрыв вещи в кузове брезентом, что нашёл там же в сарае, где и машина стояла. И так вещей столько, что могут задать вопросы, откуда это всё взял.

Именно поэтому сегодня я никуда не планировал уходить, машина стояла разгруженная во дворе, и пусть стоит, у меня на неё планы в часть перегнать, а то там машин не хватает. Одно название, что батальон моторизованный, а возить бойцов не на чем, я уж не говорю про боеприпасы и батарею противотанковых пушек, что там тоже формировалась. Более того, в кабине лежал вещмешок, в котором три нагана и патроны. Ещё было два карабина Мосина, три винтовки той же системы и ДП. Откуда последний у бандитов, не знаю, но вещь нужная. Потом придумаю, как это всё перед командирами выставить, а пока трофеями занимался. Занёс патефон в зал и поставил на столе. Сюда же и швейную машинку, но её во вторую спальню, место свободное там для неё было. Ну и остальные трофеи начал заносить. Продовольствие – что в подпол, консервы в подпол, картошку в погреб спустил. Ну и остальные трофеи разошлись по местам. Вот в принципе и всё, семьи комсостава продовольствием я обеспечил года на два точно. Есть ещё мелочь, которую нужно докупить, но это завтра на рынок скатаюсь, заодно закажу пять телег с дровами. Деньги были, и в золоте тоже, на чердаке мной был сделан неплохой тайник, и в рублях, почти семь тысяч общая сумма. Это всё, что я нашёл, несмотря на довольно качественный осмотр. Почти всё в тайник ушло, включая один револьвер с патронами, пятьсот рублей я себе отложил, и ещё тысячу на продолжение обустройства.

Закончив с делами, взял и в корыте замочил свою одежду и исподнее, всю одежду, что мужскую, что женскую, а сам в одних солдатских галифе и телогрейке закончил с дровами, тоже разложил как требуется. Потом сходил к магазину, купил буханку хлеба, только привезли, и молока в крынку, что я с собой принёс. Ужин уже был готов, я кашу на воде сварил, и вот поел. После постирушек, закончив прибираться, задумался – что делать? Хотя чего это я, по дому работы не найду? Найду. Постиранная одежда уже сохла во дворе, я там бельевые верёвки натянул, где они раньше были. Поэтому я занялся кухонными шкафами – подвесил их. А дальше банька и моя уже привычная тёплая постелька. Печи в доме затоплены, как я уже говорил, ночами холодно было, ну и лёг спать.

Утром, сняв сырую одежду с верёвок, отнёс в дом, я там за печкой тоже две верёвки натянул и повесил сушиться, дом ещё тёплый я подтопил, высохнет. Сам наконец переоделся в своё солдатское. Застегнул ремень, согнав складки назад, поправил портупею, перегнал кобуру с револьвером на правый бок, поправил фляжку и планшетку, потом проверил, как сидит пилотка, после чего вышел из дома и, заперев его, направился к остановке. Трогать машину я не собирался, только в момент перегона к казармам. За спиной у меня висел пустой сидор. Не мой, мой в доме наготове лежал. Тревожный. Внутри запасные портянки, включая байковые, такое же байковое утеплённое зимнее нательное бельё, два котелка и кружки с ложками, бинокль, складной нож, мыльница с мылом, полотенце, бритвенный набор с карманным зеркальцем и две банки с тушёнкой. Сидор уже полный, но это ещё не всё, я собирался соли в баночке взять и сухарей, ну и свежего хлеба. Последнего пока не было. Утро, без шинельки прохладненько, чувствительно, но чем выше поднималось солнце, тем больше прогревало и становилось вполне комфортно, но завтра лучше в шинели выходить.

Доехав до Колхозного рынка, я по счастью нашёл того возницу, что мне дрова привозил, и заказал ему ещё четыре телеги. Тот пообещал на пару со знакомым в два захода всё привезти, к обеду уже будет первый завоз. Цена была та же, так что я дал добро. А на выходе меня комендачи перехватили. Отпустили без проблем, увольнительная действующая была, но всё равно задержали. А поехал я к военторгу. Раз деньги теперь есть, стоит докупить нужных вещей, что на войне точно могут понадобиться, а то я по верхам набрал только. Заходил с опаской, поглядывая вокруг, но знакомцев на этот раз не попалось, так что стал делать заказ уже знакомой продавщице:

– Мне, пожалуйста, трёхцветный фонарик с запасными батареями, три блокнота и четыре карандаша. Складной нож есть?

– На выбор три, советую этот, его очень ценят, – показала та складничок с рукояткой зелёного цвета и дополнительно с шилом.

– Да, вот этот подойдёт. Потом вон тот двухлитровый термос. У вас очки есть мотоциклетные или танковые? А комбинезон танкиста?

– Комбинезоны мы готовые не продаём, только отрезы для шитья. Очки есть, и хорошие, мотоциклетные.

– Можно посмотреть?

Осмотрев очки, даже померив, взял две пары, действительно хорошие очки. Потом купил командирский свисток и на этом закончил. Все покупки убрал в сидор и, покинув военторг, отловил свободную пролётку, повезло, что на глаза попалась, велел везти меня на вещевой рынок. Там я пошёл к швеям, а точнее, тем, кто постельное продаёт и всё такое. Поспрашивав, нашёл нужного специалиста. Да меня бесят открытые окна, любой может с улицы заглянуть, занавесок-то нет. Это ночью закрываешь ставнями, а утром открываешь. Это я, конечно, немного приукрашиваю, у меня высокие окна, дом на фундаменте, только рослые люди могут заглянуть, но ведь могут же. В общем, я договорился с девушкой о занавесках, что сошьёт. Та попросила узнать размеры окон, а у меня уже есть данные, на листке записал. Она изучила их, похмыкала, покопалась в товаре, выложенном в корзинах за прилавком, и выдала все, что нужно. Обычное белое полотно, занавески планировалось сделать на пол-окна, верх тюль закроет, его тоже выдали, ниже натянута бечёвка, и по ним занавески можно сдвигать. У моей бабушки так же было. Эх, бабушка, вернусь ли я к тебе? На каждом окне по две занавески по бокам висеть будут. А окон у моего дома шесть. Четыре в зале, два вперёд на улицу и два боковых во двор, одно в спальне на улицу, ну и на кухне с видом на ветви вишни. Вот оно большое. В общем, нормально, так что оплатил и убрал в сидор. На этом тот был полон, придётся следующие покупки в руках нести. Надо два половика купить, хотя бы вручную вязанные, а то утром ноги опускаешь на холодный пол, пока ещё тапки нашаришь, неприятно, половичок нужен.

Однако я занялся поиском комбинезона танкиста, нашёл три, но не мой размер, а перешивать не хочу, пока наконец не подобрали почти новый комбез. Отлично. Взял его и нёс свёрток на сгибе руки. И тут я увидел его. То, что я бы хотел приобрести, то, без чего я бани не представляю, и то, что после бани для меня стало традицией – пить чаи из самовара. Да, я увидел самовар, причём с подносом и стаканами в подстаканниках. То есть продавец выставлял товар лицом, и я не смог устоять. Пришлось нанять телегу и оставить там покупки, самовар, завёрнутый в холстину, я тоже считаю. Ну и, вернувшись, занялся дальше покупками, мелочёвку для кухни взял, включая половник, ещё один чугунок, а то одного мало, подставки под них, скалку, ситце, разделочную доску. Потом два вязаных рукодельных половика и недлинную трёхметровую дорожку. Два настенных зеркала взял, одно над раковиной повесить, другое по пояс у входа, чтобы глянуть на себя при выходе. Женщины оценят. Ещё мне не нравилось, что у входа для одежды, чтобы вешать, гвозди забиты в стену, поэтому купил нормальную вешалку, у которой была полка для головных уборов. Купил керосиновую лампу и бидон керосина, ну и свечей докупил, три десятка взял, но главное – мешок соли. Дорогой товар во время войны, и чем дальше, тем дороже. Флягу на пятьдесят литров купил, бидон для молока, и случайно узнал у одного торговца, что у того есть раскладушка, приобрёл и её с тонким матрасом, а подушка и постельное у меня и так в запасе есть. Ещё купил валенки, одни нормальные, другие с обрезанными голенищами, галоши фактически. Найдя тарелку репродуктора, приобрёл, а то розетка есть, а динамика нет, теперь будет.

После этого я решил, что хватит, оснащение моего дома в порядке и, думаю, в грязь лицом не ударю. Да и не только для гостей я всё это делаю. Мне просто нравилось возиться с облагораживанием дома. А вдруг, пережив войну, я сюда вернусь? Конечно, мало что останется к этому времени, но не в пустой дом возвращаться-то буду. Устроившись на телеге, я стал показывать, куда править. А там меня уже оба возницы ждали, с дровами. Я им открыл и, пока те сбрасывали дрова у сарайчика, разгружал телегу, на которой сам приехал, и, расплатившись с возницей, отпустил того, потом и с дровами помог, и тут честно всё оплатив. Дальше, переодевшись, все вещи разложил по местам, чтобы не мешались, что-то в шкаф отправилось, что-то за печку, что-то в ящики. В общем, для всего место у меня было. Повесил тарелку репродуктора, и начало бормотать радио. Зеркала потом повешу, а коврики сразу расстелил. Тот трёхметровый – на кухне от входа к двери в зал. И два других, у моей кровати и у дивана. Потом и с дровами закончил. Вечером вторую и последнюю партию привезут. Место в дровяном сарае для одной телеги уже не будет, в амбар переношу. Кстати, самовар, начистив, я отнёс в предбанник и поставил на стол, тут стол был и две скамейки по бокам. Райское местечко. Поднос и стаканы сюда же.

Пообедав, хлеб и каша оставались, я запер дом и направился на улицу. Там, добравшись до таксофона, к счастью, никого не было, бросил монету в приёмник, попросил телефонистку соединить с нужным абонентом, штабом моей части, я номер записал. Ответил дежурный. Представившись ему, попросил к телефону начштаба, с ним можно иметь дело. Однако тот отсутствовал, ещё утром уехал на склады что-то выбивать, но был комбат. Вздохнув, я согласился на комбата. Тот вскоре взял трубку.

– Суворов? Что-то случилось?

– Да, товарищ майор. Докладываю, вчера вечером по своим личным делам ездил за город. Захотелось до ветру, сбегал к роще, где остановилась машина, и обнаружил в траве обрывок бумажки, такими денежные упаковки связывают. Осмотрев рощу, я обнаружил грузовик, замаскированный ветками, судя по ним, стоит там два-три дня. Осмотрев машину, обнаружил в кузове ещё один такой же обрывок и оружие. Винтовки и пулемёт. Милиции не докладывал, так как отберут, а наша часть нуждается в автотехнике и оружии. Решил вам доложить. Машина на ходу, я отогнал её к себе на подворье.

– М-да, нехорошо, конечно, получилось, сержант, но ты прав, некомплект оружия и техники дичайший. Коротко доложи, что за машина, и перечисли оружие.

– Машина – полуторка со сбитыми номерами и открытым кузовом. Вполне свежая, года два. Оружие, пулемёт ДП, три винтовки, два карабина и три нагана. Честно говоря, понять могу, почему машину бросили, но почему оружие – нет. Его же спрятать легко.

– Видимо, спешили. Сообщи адрес, я пришлю водителя, который ещё машины не имеет, и помощника дежурного, чтобы принял оружие.

Сообщив адрес, который майор явно записал, я добавил:

– Товарищ майор, есть ещё кое-что.

– Что-то не так? – явно насторожился тот.

– Нет. Я случайно узнал, где можно достать противотанковые пушки и разные орудия более серьёзного калибра. Много, на пару дивизий хватит. Причём они никому не интересны, но нам точно пригодятся.

– Так, я сам выезжаю, дождись меня у себя. Понял, сержант?

– Да, товарищ майор, понял.

Я вернулся на подворье и, пока разогревал самовар – начальство прибудет, надо же угостить, хорошо пара пачек печенья есть, – услышал стук в калитку. Недоумевая, могли бы посигналить, я через двор, банька за домом была, направился к калитке. Открыв её, с удивлением посмотрел на девушку лет двадцати трёх в лёгком светлом платьице и жакете. Та тоже удивлённо на меня посмотрела. Я был в форме, рукава закатаны до локтей, ремень, кобура на боку, портупея, только планшетки не было, и пилотка за ремнём спереди. Ах да, вместо сапог деревенского вида галоши. В сапогах в дом часто не набегаешься. А эти скинуть быстро можно.

– Ой, извините, это дом номер семь? Мне товарища Суворова нужно.

Посмотрел ей за спину. Там пролётка стояла с узлами и вещами, и три детские любопытные мордашки в мою сторону смотрели со всей серьёзностью. Никого старше шести не было, два мальчишки и девчонка. Ну и возница, пожилой мужичок, смолил цигарку, даже и не подумав слезть с козел.

– Товарищ Суворов – это я. Можно Сан Саныч. А вы от товарища Андрея? Просто я вас чуть позже ждал, но в принципе всё готово. Проходите. Сейчас с вещами помогу.

Возница помогать, видимо, и не собирался. Но это не помешало мне в три захода всё перенести в сени, пока детишки и девушка изучали двор, с недоумением косясь на полуторку. Пролётка укатила, всё возница делал молча, с явно недовольным видом. А я, закрыв калитку, подошёл к гостям и сказал:

– Прежде чем буду вам всё показывать, давайте познакомимся. Я, как уже говорил, дядя Саша, это для детей, для вас можно просто Саша, ну или Сан Саныч.

– Анна. Этот беленький – Кирюша, мой сын, это Оленька и Иван, они Тамарины, но Тамара медсестра и работает в военном госпитале, она только завтра утром будет, у неё ночная. Ещё у меня младшая сестра Кира, она с нами будет жить, ей пятнадцать. Она вечером подойдёт, сейчас в школе.

– Вот и познакомились. Сейчас я вам всё покажу, но сначала скажу. Дом я всего два дня как купил. Он пустой был, и, зная, что у меня будут жильцы, пока я воюю, постарался за два дня всё обустроить и закупить. Из своего, что я привёз, это форма на мне, некоторые вещи, швейная машинка, от родителей осталась, и патефон, остальное тут купил. Если бы я вас в пустой дом селил, да я бы сгорел от стыда, потому и подготовился. Продовольствия купил, вам на два года хватит, дров на год. Вы не думайте и не экономьте, у вас дети. Идёмте, покажу дом. Кстати, сейчас ко мне командиры и сослуживцы подъедут, мы в баньке устроимся. Я отвлекусь в тот момент. И да, вечером баня будет. А завтра я отбываю в часть. Устраивает?

– Конечно. Вы столько всего… – та смахнула невольные слёзы с глаз.

Дальше я показал сени и сколько припасов в кладовке, поразив Анну, потом дом, и пока дети изучали все закоулки, мы спустились в подпол, и тут я смог удивить девушку, повторяя, что это купил им, пусть тратят. Потом провёл в сарай и погреб показал, перечисляя, что где. Анне я выдал бумажку с карандашом, и та записывала всё. В доме шкаф открывал, постельное показывал, одежду и обувь, которой они могут при необходимости пользоваться. Раскладушку достал. Анна посчитала, что на кухне за печкой место как раз её младшей сестрёнке. В общем, полчаса пролетели как миг, я уже заканчивал. Мы в бане были, когда услышал сигналы машины снаружи. Наши приехали. Анна побежала готовить, детей кормить нужно, заодно осваиваться на кухне, а я направился встречать новых гостей.

Ну точно, это те, кто нужен. Анна нам мешать не будет, у неё кроме готовки работы полно, которую я без затей повесил на неё. Потом освобожусь, помогу. Например, повесить занавески и тюль, и та с удовольствием согласилась заняться этим делом. Кстати, она заняла спальню с окном на улицу, где швейная машинка стояла. А Тамаре отходила моя спальня, детям диван, Кире раскладушка, все вмещаются. Я же, подойдя к калитке, открыл, там стояла «эмка» комбата, сам он с комиссаром батальона стоял рядом, ну и молоденький паренёк, тоже по гражданке. Водитель «эмки» машину не покидал. Быстро надев пилотку, я подбежал и, козырнув, доложился:

– Товарищ майор…

– Без чинов, – отмахнулся майор. – Мы не одни, сейчас представители одной из стрелковых дивизий подъедут. У меня там брат служит в штабе дивизии, правда не артиллерист, командир комендантской роты, но заинтересовало его твоё предложение. Правда по пушкам? А то в дивизии пушек совсем нет и не обещают. Что-то из Сибири везут, из других округов, но выдадут что или нет, неясно.

– Думаю, да. Товарищи, может, пройдём, я там в предбаннике самовар поставил, банька натоплена, если желаете.

– А вот это можно, да и с банькой, давно не парился… Ты там не один, я смотрю, в окнах дети выглядывают?

– Так я воевать ухожу. Дом пустым бросать не хочу, попросил через товарищей из исполкома, и мне две семьи комсостава на постой прислали, только что прибыли, обживаются.

– А ты молодец.

Комбат с удовольствием осмотрел меня, я и в сапогах был, и рукава раскатал, пилотка на голове – в общем, упакованный командир, надоело тому на гражданских смотреть, вроде этого бойца. Комбат и о нём вспомнил и велел машину показывать. Я провёл их во двор, и пока боец осматривал машину, мы с комиссаром составили ведомость о приёме оружия. Дальше водитель выгнал полуторку на улицу, оружие в кузове было, и остался там ждать. Документов на машину нет, а отправлять его одного – это можно потерять, если остановят для проверки документов, вот колонной перегнать, это безопасней. Особенно если в кабине грузовичка комиссар поедет. Похоже, те твёрдо решили машину не упускать. Оба водителя остались ожидать снаружи, а мы прошли к баньке, где устроились за столом. Командиры сняли ремни и фуражки, расслабились, попивая чай с печеньем и вареньем. Варенье этого года, свежее. У меня всего два горшка было, прикупил на рынке, но один горшочек не пожалел. Чуть в стороне на гвоздике висели два берёзовых веничка, тоже купил на рынке. Третий отмокал в кипятке.

Насчёт темы их приезда мы пока не разговаривали, наслаждались чаем и ожидали приезда представителей дивизии. Подъехали те минут через двадцать. Я услышал звук мотора и вышел встречать. Там такая же «эмка» стояла, из неё капитан вышел, очень похожий на нашего комбата, видимо и есть брат, и майор с артиллерийскими эмблемами в петлицах. Поздоровавшись, провёл их к баньке, те тоже вскоре приняли общий расслабленный вид, от баньки никто не отказался. Однако прежде дело. А о чём говорить, я знал хорошо. Ещё в том зеркальном мире в сорок седьмом освобождали старые склады от устаревшего вооружения, и неожиданно выяснилось, что несколько складов забиты артсистемами и снарядами к ним, и это тогда, когда враг рвался к Москве, а остановить его было нечем. А тут в ста километрах от места прорыва столько вооружения попусту ржавело, пусть слегка устаревшего, но для сорок первого ещё вполне годящегося.

– Давай, Суворов, рассказывай, – велел комбат.

– Информация не проверенная, но источник надёжный. Он на этих складах работал. В общем, тут в Подмосковье есть склады устаревшего вооружения: «арисаки», маузеры и всё такое вплоть до берданок. Так вот, на нескольких складах находятся трофеи времён Японской, Гражданской войн или Польской кампании. По документам на тех складах винтовки, а на самом деле артсистемы. Неразбериха была, никому ничего не надо, да ещё переподчиняли склады разным службам, бумаги на них утеряны. Местные знают, и ладно. Так вот, там более сорока трёхдюймовок, около десяти шестидюймовок. Всё для конной тяги. Есть противотанковые пушки. С Польской кампании навезли чуть ли не двести единиц, планировалось стволы пересверливать под другой снаряд, сколько сделали, не знаю. Но пушки те же, что у немцев – тридцать семь миллиметров. То есть трофейные снаряды подойдут. Снаряды к ним тоже есть, несколько складов, набитых доверху. Да под открытом небом что-то лежит.

– Я же делал запрос, нет орудий, даже устаревших, всё в дело пошло, – до хруста сжимая кулаки, зло проговорил майор-артиллерист.

– И это только на складе того старика. Там не запросы делать нужно, а самому ездить и смотреть, вскрывая склады. А дорогу мне к ним хорошо описали, там заблудиться пара пустяков, глушь. Только разрешение нужно, охрана всё же может и не пустить.

– Сейчас всё будет, – кивнул майор и, сходив на улицу, куда-то отослал своего водителя, после чего вернулся, ну и мы, раздевшись, отправились в баню.

Я из дома простынь принёс, для этого и запас такой сделал, заворачиваться, так что, когда попарились, комбат тоже любителем оказался, у меня два ведра воды заготовлено было, холодной, и тот после парной вылил её на себя, остальные как-то не решились последовать его примеру, устроились за столом, и тут мы снова к чаю приступили. Тихо пел патефон, настроение такое лёгкое, воздушное, хорошее. Хорошо посидели, пока не прибыл адъютант комдива, что и доставил разрешение не просто посещать склады, а любые. Разрешение было получено из Генштаба, и чего это стоило полковнику, я не знаю, но сам факт был налицо, смог.

Командиры сразу стали собираться, ну и я тоже. Мы направились к выходу, а Анне я сказал, что воды в бане мало осталась, но та с банями была знакома, наносит и снова затопит, а мы уехали. Сразу, не откладывая дело в долгий ящик, на склады. Меня усадили в «эмку» комбата, на переднее место, дорогу показывать буду, вторая «эмка» ехала за нами, и замыкала колонну полуторка. Её на всякий случай взяли, вдруг понадобится. На складах я тех действительно был, хотя и один раз, и дорога вспоминалась на месте. Тем более туда убитая полевая дорога шла, не везде проедешь, мы почти час тряслись в машине, пока наконец не остановились у ворот, охраняемых часовым.

– Это здесь. Вот та высокая крыша, отсюда видно, это склад с трёхдюймовками. Остальные на месте искать нужно.

Когда мы вышли из машины, уже остальные командиры подходили. Адъютант комдива был с нами. Дальше они предъявили бумагу часовому, тот вызвал начкара, а уже тот – начальника охраны складов, молодого лейтенанта, которой сразу стал возмущаться тем, что пушек у него нет, только лёгкое стрелковое оружие. Да и то сильно устаревшее.

– Извините, товарищ лейтенант, вы сами на складах были? – спросил я.

– Зачем? У меня списки имеются.

– А если найдём?

– А ты не наглей, сержант, – сразу вызверился тот.

Однако два майора как тараны прошли, велели к складам вести и начать с самого большого. Лейтенант сделал вид оскорблённой невинности и повёл. Пока шли, прибежавший боец принёс ключи от склада. Там, проверив пломбу, вскрыли замок и открыли склад. Я только насмешливо посмотрел на лейтенанта, когда комбат и комиссар стянули чехол с ближайшего орудия и показалась трёхдюймовка во всей красе. В общем, начальник местной охраны имел очень бледный вид. А вот майор-артиллерист наоборот – счастливый. Теперь нужно как-то вызывать машины, лошадей и вывезти всё рабочее вооружение, телефона на складах не было. А пока мы вскрывали склад за складом, и настроение у майоров повышалось с каждой минутой. Было с чего.

В дальнейших делах я не участвовал, каждый майор дал задание кто водителю, а кто адъютанту комдива, что ехал с нами на машине комбата. Те остались проводить инвентаризацию, а мы уехали. В Москве меня высадили на ближайшей остановке трамвая и укатили, а я поехал домой. Увольнительная завтра заканчивается, и хотя я вроде всё сделал, осталось моих постояльцев познакомить с домом, посмотреть, чтобы всё было нормально, и завтра уеду. Время пятый час был, когда я вернулся домой. Там меня покормили, я с Кирой познакомился, которая ранее пришла и в момент моего возвращения была в бане. Нормальная общительная весёлая девчонка. Вечером, пока малышня на улице знакомилась со сверстниками, я завёл Анну в свою комнату и сказал:

– В этом шкафу есть отделение, которое запирается на ключ, там мои документы: на дом, рождения, – но главное не это. Смотри.

Присев, я открыл ящик ключом и показал бумаги, включая двести рублей ассигнациями.

– Эти деньги можешь использовать, когда совсем туго станет, и смотри, – я приподнял бумаги и показалось воронение нагана. – Он снаряжён. Ситуации разные бывают. Если грабители ворвутся и потребуют деньги, скажи, что есть, приведи сюда, сама открой, и с ходу можешь открыть огонь. Ну, разберёшься, ты же жена командира.

– Мой муж погиб, он командиром заставы был, но учил меня стрелять. Я хорошо это делаю.

– К этому я и веду. Ключи от всех замков я тебе уже отдал, этот ключ завтра передам. Вроде всё. Ну что, с занавесками помочь?

– Мы сами. Ты гвозди забей и зеркала ещё повесь.

– Это да. Дело нужное.

Вот этим всем я и занимался до темноты, успел и дрова сложить поленницей в дровяном сарае. Дрова без меня привезли, но Анну я предупредил и деньги оставил. Полтелеги действительно не ушло, часть в баню отнёс, часть в дом и часть в сенях сложил, чтобы далеко не ходить. Потом мы поужинали ещё и через два часа стали укладываться спать, дети уже уложены были.

Утром я увидел Тамару, та уставшая была, подошла, когда мы как раз завтракали, познакомились, ну и та, присоединившись, с охотой описывала свою работу. В основном хвалила и тут сказала:

– А Ольга Андреевна вообще хороший хирург. Её ранбольные любят.

– Это Смирнова? – спросил я и чуть язык себе не прикусил – вот куда вылез?

– Вы знакомы? – обрадовалось та.

– Впервые слышу, – отрезал я и занял рот, чтобы что ещё не ляпнуть, стал быстро есть.

Мир тесен, но мне кажется, что меня окружают со всех сторон. Куда ни ткнись, или знакомого встретишь, или знакомого знакомого. Мы вместе позавтракали кашей с молоком. Ольга, которой было почти шесть, взяв деньги и бидон, сходила за молоком, я описал, где магазин, похоже, это будет её обязанность теперь. Молоко вкусное, я тоже попил, ну и стал собираться. Тамара пока на кровать Анны легла, уснула сразу. Похоже, все мои вещи в два сидора только войдут, благо те были. В одном мои вещи, я их уже перечислял, в другой новое, покупки военторга убрал, комбез, очки и кожанку. Сам я надел шинель, перепоясавшись ремнями, снаружи холодало, тучи наползли, резкие порывы ветра, но я простился с постояльцами и, покинув дом, направился в сторону остановки. Я не говорю, что в дом не вернусь, но кто его знает, может, скоро отправят на фронт, а может, неделю или две тут стоять будем. Правда, увольнительную я теперь вряд ли получу.

А в пилотке уже холодно было, уши мёрзли. Ветер действительно противный был, это в шинели мне хорошо, а головной убор бы всё же потеплее нужно взять. Заехав на рынок, вещевой, я поискал зимнюю шапку-ушанку, армейского образца, но в продаже таких не было. Зато будёновок сколько угодно. Только они мне почему-то дизайном не нравились, отказался. Кстати, я замечал их у некоторых военных. Тут на рынке я приобрёл пачку ржаных сухарей, горшочек мёда, чая, соли, шмат солёного сала, свежего, а вот хлеб не брал. Не знаю, когда на фронт пойдём, и так неплохо набрался. Потом заехал в военторг, и тут неудача, зимней шапки тоже не было, купил несколько треугольников, чтобы в запасе были, я помню про маршальский жезл, и направился к казармам. Там, пройдя пост на въезде, сдал увольнительную, и дежурный направил в казарму, место мне было выделено там же, где рота ночевала. Последние два дня хождения по домам были запрещены, батальон дневал и ночевал теперь в казармах.

Комната была четырёхместной. Командирской. Тут уже был командир первого взвода, он только встал, полночи по складам мотались. Мы знакомы были, вместе танки получали, и пока я раскатывал матрас и застилал бельё, да вещи в тумбочку убирал, вот тот и описал, что происходит в батальоне. Пока по нашей роте, ждали командира для третьего взвода, он из госпиталя прибудет, с боевым опытом, но зато стало известно, что появился у нас ротный, старый большевик, кавалерист, награждённый орденом Боевого Красного Знамени. По батальону, все роты сформированы и даже вооружены. Две батареи проходят окончание формирования. Одна батарея противотанковая из пяти пушек, и вторая – орудийная из четырёх трёхдюймовок. Шустрый наш комбат, воспользовался ситуацией по полной, но как он собрался орудия буксировать? Ладно, противотанковые, они к грузовикам спокойно цепляются, и их можно буксировать, а трёхдюймовки, поставленные на лошадиный ход? Видимо, у того был план, так как об этой особенности я ему сообщал.

В остальном в батальоне всё по-прежнему. Но я и этого не знал, так что взводный, он младшим лейтенантом был, описал всё что знал. Я снял шинель, повесил её на входе, перепоясался, согнав складки назад, достал кожанку, от которой лейтенант щёлкать языком начал, та хорошо смотрелась, и, надев пилотку, сказал:

– Пойду своих проверю, а то три дня ни слуху ни духу.

Моему появлению обрадовались. Алексей восхищённо походил вокруг меня, сказав:

– Ну ты командир, настоящий командир.

– Я смотрю, форму так и не выдали? – осмотрев бойцов, осведомился я. – А я всё купил на рынке или в военторге. Ну, кроме формы, я в ней демобилизовался. Смотрю, новенькие есть? Полный взвод получается. Давайте знакомиться, товарищи.

Познакомившись, я прямо тут же велел им построиться. У меня теперь заряжающий был, студент с филфака, второй курс. Сергеем звать, а фамилия Самоедов. Все восемь бойцов и командиров выстроились. Танкистов из них было всего четверо, я пятый, поэтому требовались тренировки и тренировки. Однако добро не дают, я узнавал в штабе. Всего трое кроме меня были в форме и даже со знаками различия, остальные в гражданском. Осмотрев недовольно строй, я сказал:

– Вот что, не нравится мне ваш вид. Сейчас те, у кого нет формы, собираются и выходят на плац, я попрошу машину, съездим на рынок. Денег у меня немного есть, закупимся, хотя бы самым необходимым. А то не бойцы-красноармейцы, а ополченцы какие-то. Сейчас подойдите к сержанту Потапову, пусть составит список, чего нужно приобрести каждому. Если что есть, это не записывать. Всё ясно? Приступайте.

Конечно, мне их вид не понравился, да и как иначе? Ладно ещё это, но у моего взвода из личного оружия только наган, который у меня в кобуре находится. Танкистов оружием снабжают по остаточному принципу. Мол, у них танки есть, хватит и этого. Поэтому я не сомневался, отдавая приказ. Добежав до штаба, я постучался и прошёл в кабинет к начштаба, который, увидев меня, сказал:

– О, на ловца и зверь бежит.

Я этого не ожидал и замер от неожиданности, похоже тут только что меня поминали. Не знаю, хорошо это или плохо.

– Ты чего зашёл? – спросил начштаба.

Он не один был в кабинете, комиссар присутствовал, что с интересом на меня поглядывал. Покосившись на него, я пояснил причины своего появления, хотя по плану должен уже заниматься с бойцами взвода у своих машин, проводя также техобслуживание, потом политинформация. Масло и бензин подвезли, снаряды и патроны к пушкам тоже, но пока всё это на складе. Машины стояли с пустыми баками и без боекомплекта.

– Бойцов хочу переодеть в красноармейское. У меня немного осталось с покупки дома, да и бойцы скинуться решили. Хотим съездить на рынок, закупить там всё. Машину пришёл просить.

– Можешь не спешить, через два дня форма будет. Новая. Нам это твёрдо пообещали.

– Ясно, товарищ капитан. А по поводу личного оружия? Ни у кого кроме меня из взвода его нет.

– А вот тут ничего пообещать не могу. Пока нет. С артиллерией ты, конечно, здорово помог, у двух стрелковых дивизий полный штат пусть и устаревшего, но всё же вооружения есть, даже танкистам что-то досталось. Два отдельных гаубичных дивизиона формируют.

– Товарищ капитан, а если я достану оружие, оно пойдёт на мой взвод?

– Так. Что снова удумал? – подал голос комиссар.

– Да я на рынке утром был, сало покупал, НЗ, как сухпаек, и видел, как там воришки работали. Передавали награбленное старшему, а у того двое охранников. У одного пола куртки задралась, и я рукоятку револьвера видел. Если так по рынкам пройтись, то оружие на свой взвод я легко наберу. А то разве это правильно, у бандитов оружие есть, а у геройских танкистов нет? Уверен, у них и карабины найдутся, если на квартирах поискать. Я бы бойцов своих взял и машину, и мы бы сегодня успели всё сделать.

– На взвод, значит? – хмыкнул капитан. – А о роте не думаешь?

– Там командир роты есть, пусть у него голова болит.

– Видал? – кивнув на меня, спросил капитан у комиссара.

– Ну а что, предложение интересное, я свяжусь с милицией, и те поработают, может, действительно что будет.

– Сержант, подойдите, – приказал начштаба и, развернув карту Подмосковья, велел: – Укажите короткий маршрут от этой деревни до этой.

– А в какое время года?

– Экзамен считай сдал, – сворачивая карту обратно в рулон, сразу сказал начштаба и, встав, поправил гимнастёрку и сказал: – Старший сержант Суворов, приказом наркомата оборона за номером… ну это не важно, вам присваивается звание младшего лейтенанта.

– Служу трудовому народу! – гаркнул я в ответ и тут же уточнил: – Мне одному присвоили, товарищ капитан?

– Нет, пятерым взводным. Командиров мало, вот и пошли на это, а ты у нас по всем статьям подходишь. Сейчас иди в канцелярию, сдашь свою красноармейскую книжицу. Там уже командирское удостоверение готово. Закончишь, и напиши план учёбы на взвод на ближайшие дни. Жду на согласование.

– Есть, – козырнул я и, покинув кабинет, прошёл в канцелярию.

* * *

– Рота подъём! Боевая тревога! – прозвучало в казарме однажды утром.

Как и двое других взводных нашей роты, я стал спешно одеваться. Вещи и так готовы, мы со дня на день ожидали приказа выдвинуться к фронту, откуда шли тревожные вести. Похоже, немцы всё же пробили бреши и начали окружать Киевскую группировку войск. С момента, как мне присвоили звание младшего лейтенанта, прошла неделя. Форму батальону действительно выдали, но не через два дня, как обещали, а через четыре, хоть на боевое подразделение стали похожи. Комиссар порадовал, пообщался с милицией, и те выдали со своих складов конфиската взятое с бандитов оружие. У меня теперь по штату во взводе: у командиров танков и мехводов револьверы, у заряжающих – карабины. Карабины не от милиции, новенькие, ложа даже не ошкуренные и лаком не покрыты, стволы с заусенцами. Но боевое оружие. Бойцы сами карабины до ума доводили.

А так казармы я не покидал, дважды дежурным по штабу был и активно проводил учёбу для своего взвода. В два раза больше, чем у других учёбы, ротный даже укорял меня, мол, загонял своих. Лучше сейчас я, чем потом немцы до кровавых соплей. А так машины как стояли, так и стоят, потому как проводить учёбу мехводов так и не разрешили, и те плохо знали машины, Алексей своё место знал от и до, но машина пока ему не знакома. Я оделся, комбез поверх формы, застегнув ремень и портупею, потом кожанку, шлемофон сверху, очки на нём, вторые я отдал Алексею, потому как очки выдали только для командиров. Подведя часы, завёл их и, прихватив скатку шинели и два сидора, рванул за взводными наружу. Там передал свои вещи Сергею, тот уберёт их в боевое отделение танка, а сам, с толпой выскочив из казармы на плац, построил взвод и встал первым. Чуть позже и Сергей присоединился. Все танки уже были готовы, заправлены, боекомплекты полные, хоть сейчас выступать, и похоже, мы дождались.

Выстроилось командование батальона и представитель наркомата в звании подполковника. Как я и думал, никакой существенной информации получить не удалось, нам говорили, какие мы молодцы, как нужно бить немцев, как партия и народ надеются на нас и как коммунисты поведут за собой бойцов. В общем, политинформация. Комиссар потом после подполковника взял слово и то же самое, только другими словами. А вот куда нас направляют, ни словечка. Ну и комбат сказал. Чуть больше, целая фраза вышла, но если сократить, то выходит гагаринское – «Поехали». Так что роты и батареи разбежались и направились по своим машинам. Хотя тут стоит немного пояснить. Да, нам из Горького прислали тридцать грузовиков, из которых шесть были ГАЗ-ААА, всё для перевозки личного состава, грузов, ну и для артиллеристов. Десять машин артиллеристам и ушли, остальные натужно ревели, загруженные полностью снарядами, патронами и припасами. За двумя грузовиками ехали полевые кухни. С ними тоже проблемы были, и нашли их на тех же складах, что и пушки. Штук тридцать, правда большую часть чинить надо, но наш комбат сразу наложил лапу на четыре кухни. А так как в дивизии их тоже не было, разгорелась борьба за каждую. В общем, нам досталось только две кухни, но полностью исправных, остальные по двум дивизиям тонким слоем размазали. Там на других складах тоже инвентаризацию начали приводить, и много что нашли. Кухни вроде тоже. Поэтому машины, ревя двигателями, катили за нашей ротой, а стрелковые роты топали пешком к железнодорожной станции, сверкая штыками. Комбат не хотел остаться без снарядов с голым задом и брал по максимуму, а бойцы тут и прогуляться могут.

Кстати, по поводу трёхдюймовок. Всё же их поставили на автоход. Я не знаю, как комбат технически это решил, другими делами был занят, но он ранее был начальником автобазы, у которой были шикарные мастерские. Укатил орудия туда, и там их поставили на ход. С кухнями так же. Успели за неделю. А как мы прибыли на станцию, в тупике уже стояли платформы и теплушки. Как я и думал, это киевская линия была. В общем, началась погрузка, с руганью, криками и матом. Машины частично разгрузили, их груз в вагоны ушёл, а нас отправили в теплушки, только у штаба и командования был купейный вагон. Батальон решили отправить одним разом, поэтому длинный состав тащили два паровоза. И всё, уже после обеда, дёрнувшись, состав тронулся с места и потащил теплушки и платформы к окраине столицы, а к вечеру мы уж, набрав ход, оставили Москву за спиной. Причём, похоже, нам дали зелёный свет, шли без остановок, встречных составов не было, поэтому не удивительно, что мы уже через восемнадцать часов были на месте. Для местного времени это быстро, поверьте. Началась разгрузка, которая шла в ночное время под утро, а я размышлял. Как я понял, наш батальон хотят использовать как подвижный резерв для затыкания дыр в обороне. Если проще, кидать против прорвавшихся немцев. И комбату уже выдали конверт с приказом, что не удивительно, если вспомнить, в какой спешке нас сюда перекидывали. Два полка одной из формирующихся дивизий вроде как за нами следовали. Тот, изучив приказ, изрядно помрачнел и созвал командиров своего штаба. Совещаются. А мы, разгрузившись, отогнали машины под прикрытие ближайшей рощицы, где, срубая ветки, маскировали машины. Ну, мой взвод маскировал, остальные посчитали, что это излишне. Эх, не были они под бомбёжками. А вскоре и ротный ушёл в штаб, вызвали. Похоже, вот-вот начнём, а я сидел на броне и чистил селёдку, что выдали тут на станции.

Стоявший рядом Сергей нарезал буханку ржаного хлеба, а Алексей убежал к станции за кипятком, с тремя котелками в руках. Нам выдали сухпай, но приказа использовать его не было, кухни ещё только затапливали неподалёку, а есть сейчас хотелось, вот я бойцам своего взвода и приказал использовать НЗ. Мы собрались у моего танка, и у кормы, на крыльях, сделали подобие шведского стола. Кто-то хлеб нарезал, кто-то, аккуратно действуя ножом, как и я, чистил и нарезал кусками рыбу, кто-то за кипятком убежал. Ротного всё не было, и мы спокойно позавтракали. Как раз когда светать начало, тот вернулся, а мы, уже сытые, пили чай, заварка у меня была, хватило на всех. Даже в мой термос кипятка налили и чай размешали.

– Командиры взводов к ротному, – пронеслось по месту стоянки нашей роты.

Придерживая планшетку, я побежал к танку ротного. У нас десять машин было, по три на взвод, и отдельный танк у командира. Надо сказать, новые штаты более продуманные были и правильные, на мой взгляд. Утром холодно было, бойцы, несмотря на комбезы поверх формы, всё же мёрзли, так что некоторые накинули сверху шинели, а мне и моей кожанки хватало. Кстати, у ротного схожая была, только заметно потёртая, видимо тоже своя. Подбежав, а я последним был, у меня взвод дальше всех стоял, получил от ротного недовольный взгляд. Вот тот и начал вводить в курс дела, давая информацию. До Киева осталось не так и далеко. Немцы прорвали фронт в районе деревни Прохоровка, смогли быстро навести мост и отправить в прорыв танки. Связи с тем районом не было, да и войск там нет, ну кроме тыловых частей. Наша задача уйти своим ходом на сто пятьдесят километров к Днепру и уничтожить мост. Задачи уничтожить прорвавшихся немцев, точнее попытаться остановить их, перед нами не ставилось. Сами встанут, как горючее закончится. Если наши склады не захватят. Потом подойдут те два первых полка и займут оборону на берегу, восстановив линию обороны. И оставшиеся части этой дивизии, и второй тоже, направлялись туда же. Хотя это в виде слухов было, вполне возможно, что всё не так. И да, немцы ударили с двух сторон, чтобы взять столицу Украины в клещи, но в другом месте те ещё прогрызают оборону, ротный так описал, но пока не смогли прорвать, потери с обеих сторон большие.

Н-да, задачу поставили перед нами практически неосуществимую. Немцы ведь тоже понимают важность моста и там на обоих берегах точно оборону серьёзную возвели. Включая зенитную, раз посылают нас, значит, налёт с воздуха прошёл впустую. Одним батальоном там делать нечего. Потрепать оборону немцев сможем, но не более. Крупнее силы нужны, или какую идею придумать. Мост ведь взорвать можно не только артиллерией или самолётами, но и диверсией. Надо подумать. А ротный всё продолжал ставить задачу, теперь по нам. Один наш взвод комбат приказал отправить по ходу движения, искать подходящую дорогу для батальона. Остальные пойдут следом. Если что не так, высылать связного, раций ни на одной из машин в нашей роте не было. Тут ротный и стал раздавать приказы для каждого взводного.

– Командир первого взвода, непосредственная разведка маршрута движения батальона, двигаться в километре от основной колонны.

– Есть, – козырнул тот.

– Командир второго взвода. Выдвигайтесь вперёд, проведёте разведку маршрута. Грузовики все задействованы для доставки артиллерии и боеприпасов, поэтому одно отделение возьмёте на свои машины. По пять человек на танк. Бойцы из разведвзвода, они сейчас подойдут к вам. Оставляйте на важных перекрёстках по бойцу, чтобы указывал маршрут движения. Постарайтесь, если встретите немцев, обойти их, наша задача – мост.

– Есть, – козырнул я. – Товарищ капитан, карта есть? Я хотя бы кроки снял.

– Нет, карты этой местности у нас нет, не прислали с приказом, вся разведка визуальная. Опрашивайте местных, может, что подскажут.

– Ясно, – вздохнул я.

– Я же с командиром третьего взвода пойду во главе колонны. Пехота пойдёт за нами пешком. Разгрузившись, машины потом вернутся за ними. Это всё, можно расходиться.

Я, как и остальные взводные, побежал к своим машинам, там действительно виднелись красноармейцы в шинелях и будёновках. Подойдя, я поздоровался с их командиром в звании сержанта, тридцатилетним мотористом с речного буксира. Подозвав командиров танков, я описал, какой приказ получил и как нам двигаться в составе колонны. Какое расстояние выдерживать между танками и что делать в той или иной ситуации. Для сержанта приказ один: при любой остановке бойцы должны немедленно покидать танки и залегать рядом, беря округу под прицел. Если воздушный налёт, отбегать в сторону и стрелять по самолётам, затрудняя им прицельное бомбометание. В пути немного потренируемся. Сам парень вроде хваткий оказался, поэтому я велел рассадить ему бойцов по трём танкам в равном количестве, а самому на моём командирском устроиться, на что тот только кивнул и стал командовать, назначив командиров на каждую группу бойцов и расписав им фактически моими словами, что тем делать и как налаживать взаимодействие с командирами танков, на которых те будут перемещаться. Так как выдвигались мы немедленно, авто– и бронеколонна уже формировалась, чтобы выдвинуться следом, так что, забравшись на своё место командира, я подключил шлемофон и скомандовал:

– Давай, Алексей, снимаемся. Скорость держи не выше тридцати километров. Помни, что у нас пассажиры.

– Помню, командир, – весело отозвался тот и, запустив двигатель, стронул машину с места, вывел её из-под прикрытия рощи и покатил по дорогам, туда, куда я указывал, сидя в открытом люке башни.

Веселье Алексея было понятно, наконец-то руки дорвались до дела, и он чувствовал звенящий гул мотора. А то ведь на платформу и с неё я танк сгонял, да и второй тоже, там мехвод тоже неопытный, у третьего танка механик нормальный, сам справился. Дистанцию мехводы выдерживали, я изредка оборачивался, сто метров между нами было. Нормально, самое то. У станции на въезде я велел остановиться и, спрыгнув, подошёл к старичку, что накидывал с придорожной копны сено в телегу. Пришлось ещё и ругнуть сержанта, бойцы его на танках как сидели, так и сидят. Тренировки есть тренировки, и нужно учиться на ходу. Так что пока тот своим внушение делал, я и пообщался со стариком. Местные дороги тот знал и помог мне на листе блокнота накидать кроки, описывая ориентиры. На тридцать километров дорогу я теперь знал и прикинул, как ехать. На пути два моста будет, танки вроде должны выдержать, но посмотрим на месте.

Вернувшись на место, я флажками дал сигнал продолжить движение, флажки тут же в сумке в башне висели, руку в люк сунуть, и можно взять. Велев Алексею двигаться до ближайшего перекрёстка, там снова прямо, я вдруг услышал от него вопрос:

– Командир, а куда ты три дня назад бегал? В самоволку? Я видел, как ты, возвращаясь, кулак часовому показал. Довольный был. К женщине ходил? Четыре часа не было.

Я отметил, что Сергей, что сидел на своём месте, заинтересованно закрутил головой, явно нас слушая, и, подумав, решил ответить:

– Ты был прав, я был у женщины, даже у двух. Только тут не то, что ты подумал. Ты уже в курсе, что я в Москву перебрался да дом купил. Там сейчас постояльцы живут. Война – штука такая, кто вернётся с неё, а кто нет. Я ездил завещание писать на моих постояльцев, на жён командиров. Мужья у них погибли в первые дни войны, вдовые они, своего угла нет. Проблема с жильём в Москве острая, и чтобы потом их не выкинули из моего дома, написал на обеих дом в равной доле. Пополам.

Бойцы так ничего и не сказали, когда я замолчал, явно переваривая сказанное. А дальше уже не до того было. Мы проехали перекрёсток, ориентиры верные, старик правильно указал, однако встали, и два бойца штыками нарисовали на дороге стрелку, куда мы уехали. Видно хорошо, не должны промахнуться. Оставлять тут бойца я посчитал жирным. Сколько ещё таких перекрёстков будет! Однако не успели мы проехать и километра, как опять встали. В этот раз из-за двух крытых грузовиков, что ехали навстречу. Вдруг удастся забрать? Бойцы действовали уже более уверенно, покидая машины и занимая оборону. Сержант проверил грузовики по моему приказу, оказалось, везли детей из детского дома. На ту станцию, что мы недавно покинули. Вот тут бойца я выделил, детей посадят на поезд, и машины считай ничьи, а часть груза из вагонов разместили складом в роще, машины не все гружённые боеприпасом шли, в некоторых два взвода бойцов ехало. Так что машины нужны, и боец после разгрузки заставит водителей пригнать их к складу, он получил от меня чёткие инструкции. Там начальство есть, разберутся.

После этого поехали дальше. Встречных машин хватало, я ещё с тремя машинами бойца отправил, а потом нам встретилась эта гнида. Увидев грузовик, в котором была мебель, кузов открытый, я остановил колонну, и сержант уже привычно стал осматривать машину и проверять документы, но нарвался на отповедь. Оказалось, там какой-то секретарь ехал, вывозил ценные документы райкома, при этом хлопая по портфелю, что лежат у него на коленях. Мне он сразу не понравился. Как личность, ничего подозрительного я в нём не видел. Что я сделал, приказал машину разгрузить, бойцы, радостно перекликаясь, просто сбросили всё с кузова, я лично проверил портфель, не обманул секретарь, документы были, и посадил секретаря на попутную машину, а его транспорт реквизировал. Водитель его тоже недоволен был, но куда ему деваться? Так что бойцы теперь ехали следом за моим танком на своей машине. Секретарь грозился найти на меня управу, но всё же уехал.

Меня настораживал немецкий разведчик, что висел в небе, тот нас точно видел, поэтому когда бойцы, мной разогретые наблюдать за небом, рассмотрели точки бомбардировщиков, я немедленно загнал технику в укрытие, благо площадка подвернулась удачно. Немцы, не найдя мою колонну, пошли дальше в сторону батальона и начали штурмовать их. Правда, не особо удачно, зенитки там были, и их хорошо встретили. Прицельно не дали отбомбиться, но каковы потери, я не знаю, вне пределов видимости всё это происходило, но несколько дымов, которые бывают от горящей техники, с тревогой рассмотрел. Так как вся шестёрка бомбардировщиков была занята, я вывел технику, и мы на пятидесяти километрах в час направились дальше. Бойцы в машине, можно было увеличить скорость, что мы и сделали. Вот и первый мостик. Я его осмотрел, пока остальные изображали прикрытие, именно изображали, им ещё рано говорить об опыте и профессионализме.

– Ну как? – спросил сержант, когда я выбрался из-под моста, отряхивая руки.

– Норма.

– А выглядит не очень, товарищ младший лейтенант. Ветхий он какой-то.

– Да нет, он и «тридцатьчетвёрку» выдержит, но проезжать лучше по одному, пока одна машина не окажется на той стороне, следующему на него не заезжать. Бойца тут оставь, чтобы предупреждал водителей колонны с батальоном.

– Хорошо.

Мы проехали мост и, поднявшись на холм, двинули дальше. Бомбардировщики давно улетели, а разведчик вернулся, и вот так двигались, встречая редкие машины, в последнее время те совсем пропали, или беженцев, вот их хватает.

– Стой! – скомандовал я Алексею, и танк встал.

Полуторка с бойцами, что следовала за мной, держа дистанцию в пятьдесят метров, тоже остановилась, и, хлопнув дверью, её кабину покинул командир отделения и подбежал ко мне.

– Что-то случилось?

Я оторвался от бинокля, с помощью коего изучал дорогу дальше и окраины какого-то населённого пункта, мы уже больше тридцатки километров проехали, на кроках его не было, нужно снова местного искать, и сказал:

– Пока тихо, и это странно. Немцы уже тут должны быть. Ещё в овраге слева в кустах лежит грузовик на боку, видать истребитель его гонял. Возьми пару бойцов и своего водителя, прогуляйся к ней. Ищите всё ценное, что может нам пригодиться. Это не мародёрство, а военная необходимость. А именно нам нужно: продовольствие, боеприпасы, бензин слейте, документы, если погибшие есть, соберите. Всё ясно?

– Да, товарищ младший лейтенант. Сделаем.

– Остальным бойцам передай, стоянка полчаса, пусть сухпай достают, а то вы не позавтракали, это мы успели.

– Есть, – куда радостнее козырнул тот и убежал выполнять полученный приказ, а я отдал знак флажками, чтобы два оставшихся танка подкатили поближе. Что те и сделали.

Бинокль на весь взвод был один, у меня, мой танк стоял так, что небольшой изгиб дороги его скрыл, только башню видно, остальных из населённого пункта так совсем не рассмотреть, и вот изучал село. А по виду это именно село, густо заросшее яблоневыми садами, с колокольней церквушки. Опустив бинокль, я сообщил:

– В селе немцы. Уже окопались и подготовились нас встретить.

– А откуда они о нас знают? – спросил командир третьего танка.

Я лишь молча ткнул пальцем в небо, где едва слышно гудел разведчик.

– У немцев отличная связь и разведчик держит их в курсе всех дел, что у нас происходят. Так что немцы знают, какими группами мы двигаемся и где находимся, с точностью до минуты. Так что подготовить им для нас тёплую встречу не проблема.

– Можно? – забрав у меня бинокль, Потапов несколько секунд изучал окраины села, потом с лёгким удивлением спросил: – А где там немцы? Я их не вижу.

Пока в бинокль село рассматривал командир третьего танка, я пояснил:

– Если присмотреться, то изредка на колокольне блики появляются. Характерные. Так сверкает только оптика. Значит, там сидит наблюдатель, а может, и артиллерийский корректировщик. Не думаю, что у них есть гаубицы, а для ротных и батальонных миномётов мы в недосягаемости.

– А может, это наши?

– Может, и наши, но к чему им так внимательно за своим тылом следить? Нет, это немцы. К тому же мы сами вскоре узнаем, прав я или нет. Сюда двое мальчишек бегут по дну того оврага, где наши бойцы заканчивают машину обыскивать и снимать всё ценное. Вот они и сообщат нужную информацию.

Оставив командиров танков осматривать село и выискивать замаскированные пушки на окраине этого населённого пункта, я подошёл к сержанту. Тот был доволен, машина не пуста была. Нашли ящик рыбных консервов, кулёк конфет, несколько буханок – не успели засохнуть. Ну, и разные вещи. Водитель с пассажиром в кабине были, убитые, документы забрали. Наш водитель, используя ведро, слил остатки бензина и перелил в свой бак. Тот у него отнюдь не полный был. Тут и парнишки прибежали, бойцы завтракали, уже почти закончили, когда я их встретил.

– Дяденьки военные, у нас там немцы! – закричал, подбегая, один из мальчишек, им лет по десять было.

– Да мы уже догадались, – улыбаясь, сказал я. – Вы есть хотите?

Те на меня удивлённо посмотрели, но потом кивнули. Я велел их покормить и, пока они насыщались, одновременно расспрашивал. Мальчишки даже помогли мне нарисовать схему села и указали, где кто стоит. Одних танков было около тридцати, часть замаскирована на окраине, там же пушек хватает и солдат. Потом я спросил:

– А вы не знаете дороги в обход, чтобы немцев обойти? Нам дальше нужно.

– Я знаю, это надо вернуться по дороге на два километра и уйти в сторону и там полевыми дорогами до нашей речки. Там брод есть, мы там с дедом на телеге проезжаем. Машины тоже до войны ездили. Так можно объехать село.

– Отлично. Покажешь?

– Конечно, – с готовностью отозвался тот.

– Молодец, – кивнул я и посмотрел на сержанта: – Выдай парням по банке консервов и конфет отсыпь. Не знаю, что там с бродом, но за информацию по немцам в селе уже заслужили.

Дальше, собравшись, мы развернулись и докатили до нужного перекрёстка. Поворот был, но когда мы тут ранее проезжали, я на него даже внимания не обратил, настолько малоезженый. Однако провернули и покатили дальше по полевым дорогам. А на перекрёстке я бойца оставил, со схемой села, с размещением немецкой техники и своим рапортом и сообщением о дальнейших действиях. Немцев в селе не так и много, тридцать танков, две батареи противотанковых пушек и батальон пехоты. Около десятка бронетранспортёров и столько же мотоциклов. Грузовиков с два десятка, не более. Часть ранее отбыла куда-то. Ещё парнишки две пушки описали, в которых я опознал зенитки.

Мы благополучно добрались до брода, его прошёл боец, сняв сапоги и галифе, замеряя дно. Сказал, что оно твёрдое, песчаное, да и берега тоже, не топкое место. Так что по очереди мы перегнали технику на другой берег и отпустили парнишек, строго наказав не говорить никому о нашей встрече и немцам на глаза не попадаться. Узнают, что они нам помогали, расстреляют, у немцев это легко, и не посмотрят, что дети. Оставив бойца у брода с этой стороны, а не с которой ожидается подход батальона, мы снова расселись по машинам и покатили дальше, местные парнишки дали мне описание местных дорог, включая полевые. Только километров на десять, дальше они плохо знали, но хоть что-то. Тут были сплошные поля, равнина, деревьев мало, изредка рощи да посадки попадались. Мы двигались по полевой дороге, пока я не рассмотрел группку людей, что, скрываясь, пыталась уйти с нашей дороги. Пришлось приказать прибавить ходу – похоже, наши. Так и оказалось. Да и те опознали характерные силуэты танков и уже перестали прятаться, сами к нам вышли. Было семнадцать бойцов при старшем сержанте. Пока они жадно ели консервы, доедая хлеб, я пообщался с их командиром. Они из тех частей, оборону которых прорвали. Всю ночь шли. Тут бойцы из разных подразделений были, даже двое танкистов. Я опросил их, на Т-26 воевали, мехвод и заряжающий, командир в танке сгорел, не смог вылезти раненый.

Построив их, когда насытились, сообщил, что принимаю их под своё командование и пусть не куксятся, им легко пришить трусость, драпали в тыл, только пятки сверкали. Так что часть в грузовик, часть на броню танков, и мы покатили дальше. И тут повезло, разведчик улетел, у него, похоже, что-то случилось: один мотор дымил, так что я повернул к местной главной трассе, к которой мы смогли подойти скрытно. Движение там было, но редкое, это позволило укрыть танки в удачно попавшемся овражке, только башни торчат, да замаскировать ветвями. Оба ручных пулемёта, разведчиков и встречных бойцов, мы с ними патронами поделились, поставили тут же на склоне, и там залегли пулемётчики. Остальные бойцы легли на склоне оврага, держа дорогу на прицеле своих винтовок. Вскоре появилась на удивление крупная колонна. Шли почти сорок груженых автомашин и везли точно не пехоту, груз был иным, слишком они заметно просели. Охраняли её танк и два бронетранспортёра с солдатами. Мотоциклов не было. Танк «двойка», где только его откопали, шёл впереди за головным «ганомагом». Охранения, чтобы отбиться от окруженцев, вполне хватало, но против нас они уже не пляшут.

Мы с командирами стояли на дне оврага, наблюдая, как колонна приближается, и я держал речь:

– Значит, так, Потапов, тебе первым открывать огонь. Как бронетранспортёр пересчёт указанную мной метку, открываешь огонь. Сначала бей танк, потом «ганомаг» и дальше грузовики. Бей по кузовам осколочными. Я начну с центра, ну а тебе, сержант, с конца колонны начинать. Пулемётчикам и стрелкам бить по кабинам и бензобакам. Ну и по двигателям. Не давать выжившим уйти, уничтожить всех, это самое важное. Это всё, начинаем после Потапова.

Сам я, тоже забравшись в танк, приготовился. Сергей уже зарядил осколочный снаряд и держал наготове второй. А в некоторых открытых грузовиках я рассмотрел бочки с топливом. Понятно, колонна снабжения одной из частей той танковой группы, что пошла тут в прорыв, топливо им везли, снаряды и боеприпасы. Лишить немцев их – это ударить в нежное подбрюшье, значит, колонну нужно уничтожить полностью, чтобы ничего не досталось немецкому подразделению. Сам я вёл грузовик с бочками, цель – груз. Когда хлопнул выстрел танковой пушки и заговорили оба пулемёта да захлопали винтовки, я тоже выстрелил, и в кузове той машины, что я держал на прицеле, в небо взвилось облако огня, а я уже прицелился в следующую машину, крытую, и тоже выстрелил. Результата особо не заметил, кроме того что тент пострадал и грузовик, съезжая на обочину, увеличил ход, видимо в кузове было продовольствие, а не снаряды. Да и остальные водители машин так же поступали. Так я и стрелял. Старательно выискивал грузовики с бочками и бил по ним. Четыре раза вызвал огненные грибки над дорогой. Горело уже множество машин, кто-то стоял на пробитых колёсах и с расстрелянными кабинами. Но четыре грузовика улепётывали в сторону села, которое мы обошли, и Потапов бил им вслед. Один грузовик горел на ходу, но он смог уйти. А двоих тот поразил. Одному в переднее колесо попал, и тот кувырком пошёл, второй загорелся, и водитель его бросил, спасаясь в поле. Вот и получается, что ушло двое, ну фактически один. И скажу честно, если бы не наши стрелки и пулемётчики, что били по двигателям машин и кабинам, ушло бы больше, мы втроём просто физически не успевали обстрелять всех, времени было мало. А тут машины, оставленные немцами, расстреливались как на полигоне.

Дальше я скомандовал грузиться по машинам, к колонне мы не пойдём, дело сделано, выжил ли там кто, для нас уже не важно, главное – груз не дойдёт, куда положено ему. Так что мы по тому же овражку отъехали, выехали на полевую дорогу и покатили дальше, оставив в стороне затянутую дымами дорогу. Главной задачи продолжить разведывать путь к мосту с нас никто не снимал. Мы отъехали километра на четыре, как вернулся разведчик. А может, и другой. Вот гад, он на нас может не только бомбардировщики или штурмовики навести, но и наземные силы. Вышлют с пяток танков и сожгут к чёрту. А где перехватить нас, тот сообщит. Остановившись на перекрёстке, тут нужно оставить очередного бойца, чтобы дорогу показывал, я присмотрелся и опустил бинокль, подозвав командира отделения разведчиков.

– Что-то нашли, товарищ младший лейтенант? – спросил тот, подбежав.

– В точку. Там в кустарнике что-то спрятано. Ветками закидано, поэтому не могу определить, что это.

– Немцы?

– Были бы немцы, давно бы горели, мы у них на пистолетной дистанции, да ещё бортом стоим. Наши, убегая, что-то спрятали. Вышли пару бойцов на разведку. Пусть осторожны будут, мало ли заминировано. Из окруженцев сапёра пошли, там есть один. Пусть посмотрит.

– Есть.

Тот убежал, а я отогнал технику чуть в сторону, чтобы на виду не торчала. Тут и новости подоспели, в кустах два грузовика с крытыми кузовами, оба ЗИСы, пустые, ну и броневик пулемётный, БА-20. Видимо, из-за отсутствия топлива бросили, на вид целые. В броневике отсутствует вооружение. Мин нет. Я тут же отправил туда полуторку и обоих танкистов, пусть посмотрят машины, если те в порядке, дозаправят и выгонят к перекрёстку. А тут наблюдатель сообщил о машинах со стороны нашего тыла, я поднялся на башню и, встав на неё, определил, что это наши. Колонна батальонная нас нагнала. Это я не говорю про роты, что пешком идут, эти вообще далеко. Отлично, вот и горячее доставили, обедать пора, двенадцать подходило, а проехали мы едва шестьдесят километров, накрутив по дорогам все сто.

Дальше началась обычная неразбериха. Колонна встала, зенитки чуть в стороны разъехались, беря нас под охрану, их больше стало, комбат где-то дополнительно счетверённую пулемётную установку нашёл, видимо на дороге подобрал. А пока экипажи пополняли боекомплект и топливо, я доложил комбату о том, что произошло за день, про ограбленного секретаря знал, тот ему уже нажаловался. Но только похвалил, как и насчёт других машин. Да они и сами с пяток машин набрали. Еще порадовался броневику и этим двум грузовикам, что как раз принимал наш интендант. А броневик решили комиссару отдать, будет его личная тачанка. Пулемёт для него нашёлся. Про уничтоженную колонну я тоже рассказал, похвалили, конечно, но внушение сделали. Всё же у меня другой приказ был. Ну и я новости узнал, наших, конечно, двумя бомбёжками потрепало, два танка потеряли, теперь у нас восемь машин, ротный погиб, командование принял взводный-один, но в принципе обошлись меньшим, чем могло быть. Зенитки спасли. После этого пообедав, щи да каша пища наша, мы снова ушли вперёд, полуторку нам оставили, только заправили её. Я ещё приказал в кузов убрать бочку с топливом для танков, авиационным, пару ящиков с патронами, их вместо скамеек бойцы использовали, и с десяток со снарядами к нашим пушкам. Мы снова уходили от колонны, разведывая обстановку и дорогу. Двигались к мосту, и что-то мне подсказывало, что немцы его не оставили без внимания, он тут один на тридцать километров. Постараемся отыскать брод, биться в подготовленную оборону в лобовую я не хотел, а подозревал, что до этого может дойти. И тут нарвались, нам навстречу внезапно из-за рощи выскочило два мотоцикла с колясками и пулемётами, а следом выполз и бронетранспортёр с солдатами. Верха касок в десантном отсеке было видно.

– Короткая! – заорал я тут же, добавив: – Бронебойный!

И скользнул на своё место с башни, где привычно сидел во время движения, фляжка задралась, зацепившись за закраину люка, но я нормально плюхнулся на место, и пока бойцы, как горох, посыпались с брони, навёл пулемёт и срезал мотоциклистов на передовой машине, а потом и по второй прошёлся. Так как танк стоял, то точность коротких очередей была высокой, как никогда, повалил всех, с мотоциклистами закончил, поэтому навёл пушку на бронетранспортёр и выстрелил. Снаряд попал в крышку бронерешётки водителя и, пробив её, исчез внутри. Пулемётчик на бронетранспортёре бил как сумасшедший, но вторым выстрелом я его погасил и скомандовал:

– Алесей, вперёд, обходи их со стороны поля. От рощи их наши бойцы отожмут. Серёга, осколочный суй.

Мы по полю не быстро – пашня была, гусеницы проваливались – стали обходить броню, тут задние двери открыты были, немцы залегли и отстреливались. Но главным было посмотреть, следует ли кто за ними, однако дорога был пуста, на километр точно, похоже это подвижный патруль, гоняют окруженцев. Прошелся по ним из пулемёта, у меня диск даже наполовину не растрачен был, и снаряд рядом положил, что отбросил разрывом двух нацистов в сторону. На этом всё, когда появились два наших танка, что следовали за мной, бойцы уже сгоняли тех немцев, что подняли руки, и осматривали трофеи. Хм, бронетранспортёр, несмотря на изувеченную морду, продолжал тарахтеть мотором. Он был на ходу. У нас один убитый был, пулемётчик постарался, и раненый, прицельно отстреливались сволочи. Бойцы собрались у них, они убитых среди своих впервые видели и только сейчас осознали, как это может быть. Расстрел колонны со стороны, да ещё без потерь, изрядно воодушевил их, а тут немного приземлил, и, наверное, это хорошо.

Дальше я отдал несколько приказов. Танк Потапова отошёл чуть в сторону и прикрывал нас. Обыск немцев, сбор документов и оружия много времени не заняли, я как раз допрашивал трёх выживших немцев, ещё у них четверо раненых было, но я их не считаю. В это время подошла колонна нашего батальона. Сдав раненых и пленных им, как и всю технику, там один мотоцикл побит пулями был, не на ходу, остальными можно пользоваться, чему комбат был рад. Конечно, место водителя у бронетранспортёра пришлось отмывать, но водитель для него нашёлся, и теперь тот был включён в нашу группу. Не в мою, а в батальонную. Ну а мы снова ушли вперёд. Пробежали десять километров, и полевая дорога вывела нас к мосту. Причина важная была двигаться именно сюда. Вблизи, да даже вдали, бродов не было, я аж у трёх местных это уточнил. Мост один, другой возможности переправиться нет. Немцы не им пользовались, а другим автомобильным мостом, тот на пятьдесят километров дальше находился, но охрана там точно должна быть. Так каково было моё удивление, когда я с двух километров хорошо рассмотрел, что у моста окапываются наши! Пушки были, две «сорокапятки» точно, ячейки рыли. Командир в характерной форме бегал. Точно наши. Оборона подготовлена со стороны немцев, а не тыла, а это упущение. Я дал команду оставаться на месте и прикрыть меня, а сам на танке с бойцами на броне прокатился до моста. Там уже все попрятались, даже пушку одну развернуть умудрились, но не стреляли. А подъехав, я отсоединил шнур и, покинув машину, спрыгнул на пыльную дорогу и, поправляя на ходу комбез, направился к местному командиру, что тоже вышел мне навстречу.

– Младший лейтенант Суворов, командир такового взвода, осуществляю передовую разведку своей части, – козырнув, представился я молодому лейтенанту, тот был моложе меня.

Тот неожиданно хмыкнул, очень весело, но почему, я понял после того, как он представился:

– Лейтенант Кутузов, командир миномётной батареи, командую ротой из сборной солянки бойцов из разных родов войск. Выбил немцев с моста, их тут всего два отделения при двух пулемётах было, и решил окопаться. Место для обороны уж больно хорошее.

– Миномётчик – это просто отлично, комбат будет рад. – Я обернулся и посмотрел на дорогу, помахав флажком своим бойцам, чтобы подъезжали. – У нас миномётчиков нет.

Пока я тут разведку проводил, колонна наша подошла, так что все сюда подкатили. Кутузов убежал к моему комбату на доклад, а я, проехав мост, отправился со своим подразделением дальше. Времени у нас мало, а до моста, где у немцев переправа находится, осталось почти пятьдесят километров. Мы удалились от реки на шесть километров, когда я рассмотрел движение навстречу. Пришлось что-то срочно придумывать, потому как ни деревьев, ни оврагов тут не было, чистое поле. Придумка была на грани фола, но, я надеюсь, сработает. Подозвав флажками остальные танки, я объяснил свою задумку, после чего бойцы бегом принялись её выполнять. Оказалось, я уже заработал немалый авторитет в подразделении, и теперь меня слушают внимательно и выполняют приказы бегом. Конечно, такого авторитета в Красной Армии, как майор К., я не получил да и вряд ли получу, но майор К. – это легенда, это, можно сказать, идеал, даже до идола поднялся. На него равняются, его постоянно поминают, по памяти рассказывая некоторые боевые операции, описанные в газетах. Поначалу меня эти частые поминания забавляли, но потом просто рукой махнул. Конечно, многие бойцы и командиры недоумевали, куда майор К. пропал, даже запросы в газеты отправляли, но майор К. сгинул, ярко начав, после Берлина. Я ответ знал, но говорить об этом не собирался, чтобы не выдать себя.

Когда немцы подъехали, была колонна из трёх танков и шести грузовиков, головным были мотоциклисты, два аппарата с пулемётами, они увидели такую картинку. Стояло два явно подбитых русских танка, у них дымились корма, грузовик на обочине, вокруг него в беспорядке лежали убитые красноармейцы. Один, зацепившись ногой, висел вниз головой с борта, шинель его задралась. Из кабины свешивалось тело командира, упав на руль, лежал убитый водитель. Чуть в стороне ещё один танк стоял. У всех машин люки открыты, вид недавно разбитой колонны русских, которые немцы немало повидали с начала войны. К моему удивлению, те встали, и надо сказать, я это не прорабатывал. По плану немцы будут проезжать мимо, и тогда я открою огонь, оттого и поставил танк в стороне, остальные присоединятся. Потапов в этот раз с конца колонны, я в начале, остальные по центру. План такой был, но немцы до меня не доехали. Я глазам своим не поверил, танкисты стали вылезать из своих машин и дружной гурьбой направились к нам с шутками и прибаутками. Мотоциклисты – вот те нет, сидели на месте, контролируя всё. Некоторые водители тоже вышли из машин. В общем, есть шанс захватить танки целыми, но как передать моё желание остальным командирам танков? Надеюсь, те догадаются не стрелять по ним? Тем более все три танка ни много ни мало «четвёрки», которых у немцев и так не сказать что много.

Мой БТ стоял кормой к немцам, я всё сделал так, чтобы создать видимость, будто бояться им нечего, даже единственный целый на вид танк стоит к ним кормой, самым уязвимым местом, хотя у БТ всё уязвимо, и пушка направлена в другое место, она направлена на дорогу, где эти немцы должны были проехать, но они не проехали. Зато кормовой пулемёт, а на моей машине он имелся, в роте таких танков было четыре, был как раз направлен на немцев, поэтому, убедившись, что время самое удобное, я скомандовал Сергею:

– Осколочный.

И почти сразу открыл огонь из кормового пулемёта. И стрелял я не по танкистам. Хотя цель они тут номер один, но для меня вовсе нет. Пулемётчиков у немцев я посчитал опаснее, срезал их всех, включая водителей, а потом присоединился к остальным и добил танкистов, что метались между нами и своей колонной, некоторые бежали назад. Таких резвых отстреливали в первую очередь. Ну и водителей тоже. После этого бойцы совершили зачистку. У нас потерь трое, все раненые, и как ни странно, это из пистолетов отстрелялись немецкие танкисты, у немцев выжило трое, и только один без единой царапинки. Алексей уже завёл танк и, развернувшись по моему приказу, подогнал его к колонне, да и остальные туда подкатили, сбросив дымившиеся тряпки с кормы. Тут неожиданно оказалось, что наши подъезжают, с холма спускаются. В общем, я от комбата чуть по роже не получил. Оказалось, они стали свидетелями, как немцы как раз подъезжают к нашим «подбитым» танкам, думали, это они нас. Пользуясь тем, что немцы о них и не подозревают, видимо не предупредили, начали орудия отцеплять, готовиться к открытию огня, пушки противотанковые на прямую наводку выкатывать, а тут раз, такой финт ушами. Немцы побиты, а наши якобы подбитые танки вовсю катаются, а убитые бойцы деловито осматривают технику и немцев. Правда, потом обнял, когда я объяснил, какую хитрость придумал. Тут он сказал, наверное, лучший комплимент, что мог придумать:

– Ты действовал как настоящий танкист и коммунист, как майор К.

– Майор К. не был коммунистом, – вздохнув, устало потёр я переносицу, усталость больше моральная была.

– Вы с ним знакомы? – тут же поинтересовался комиссар, что стоял рядом, да и начштаба подошёл.

– Лично нет. С одним из бойцов его группы. Он раненый был, ступня раздроблена. К станции везли в санитарной машине, там санитарный эшелон был. Да у нас мост провалился, тяжёлый трактор перегоняли, вот и разрушил своим весом, пока чинили, они стояли. Ну и пообщались. Он участвовал в акции в Берлине, столько интересного рассказал. А майора К. больше нет.

– Погиб? – с тревогой спросил начштаба.

– Я бы ни на кого не хотел наговаривать, всё со слов того бойца, но вернулись они благополучно. Майора К. арестовали и увели бойцы НКВД, потом были слышны выстрелы. С тех пор ни его, ни его тело больше никто не видел.

– Враньё, – не совсем уверенно пробормотал комиссар, он, как и остальные командиры, был подавлен. Не знал, что они к этой легендарной уже личности такие тёплые чувства испытывают.

– Враньё или нет, товарищ комиссар, но бойцам об этом лучше не рассказывать, – ответил я.

– Да, тут ты прав.

– Товарищ майор, разрешите обратиться? – вытянувшись по стойке смирно, официально обратился я к комбату.

– Говори, – кивнул комбат, выслушав доклад нашего медика, тот по раненым сообщал информацию, мне тоже это было интересно.

– Я придумал план, как уничтожить мост, не используя силы батальона. В принципе меня одного и хватит.

– Ну-ка, ну-ка, – заинтересовался тот, остальные командиры тоже со всем вниманием смотрели на меня.

– У нас есть трофейные танки. Можно один использовать как брандер. Это такие суда, начинённые взрывчаткой. Я говорю на немецком, переодеваюсь в танкиста, документы подбираю и еду на танке к мосту. Естественно, целую и нормальную машину не пропустят, она в передовых порядках нужна, значит, нужно её повредить и сделать вид, что я её перегоняю в мастерские на ремонт. Даже бумажку напишу от якобы командира с приказом об этом. Взорвём оружие, чтобы розочкой раскрылось. В танк побольше тротила, мне доложили, что в последнем грузовике их несколько ящиков. Я заезжаю на мост, загоняю танк на середину, глушу, да так, чтобы не завести было, поджигаю фитиль и запираю люки танка, после чего прыгаю в воду. Фитиль гореть должен не больше минуты, иначе успеют обезвредить. Спускаться буду по течению. Дальше взрыв, и две половинки моста течение прижимает к берегу, ещё больше повреждая его. Ремонту на сутки, но дальше уже вы со своими трёхдюймовками не даёте проводить ремонт. Немецкую оборону на нашем берегу даже можно и не трогать, главное, чтобы корректировщики нормально работали. Танковая группа заперта на нашем берегу, горючки нет, снарядов нет – думаю, наши смогут их блокировать и уничтожить.

– Смелый план, но мне нравится, – сказал комиссар. – Я участвую. Немецкий знаю.

– А как с плаванием?

– Вырос на берегу моря, – отмахнулся тот.

– Я ещё не решил, – посмотрел на нас комбат.

– Ну так решай, время дорого, – сказал комиссар.

– Чёрт с вами. Если не получится, придётся имеющимися силами атаковать. Действуем. Суворов, командуй, я вижу, ты знаешь, что делать. Комиссар поступает под твоё командование, – последнее тот добавил с мстительной интонацией, которую даже не пытался скрыть, на что комиссар только улыбнулся.

– Есть, – козырнул я и действительно заторопился.

Действовать нужно сейчас, а подготовки предстоит немало. Пока одни бойцы освобождали один танк от снарядов, тот, что постарее, с заплатками пробития брони, видать с нашими танками встречался, да восстановили, другие готовили взрывчатку. Потом сапёр заложил связку шашек тола, танк я отогнал подальше, заложил дуло землёй и рванул ствол. Громыхнуло здорово, и дуло действительно раскрылось в звёздочку. Я за это время форму на нас двоих подобрал и документы, да и приказ на перегон повреждённой машины тоже сварганил на скорую руку. Вместо печати орёл с монетки, их у немцев хватало. Комбат только головой качал, наблюдая, как я подделку делаю. Наконец всё готово, в танк почти тонну тола загрузили, бикфордов шнур уже проверили, секундомером подсчитали, сколько по длине тот горит, – минуту. Два коробка спичек дали и две зажигалки, мало ли что. Документы свои и вещи я сдал, комбат обещал сохранить, как и документы комиссара. После этого я за рычаги, комиссар наверху, изображает танкиста, хорошо у него тип лица нордический, вполне смотрелся, и так мы покатили обратно. Связь действовала, наушники неплохие, и мы так могли общаться. Выехав на шоссе, мы покатили к мосту. Башня стволом была назад развёрнута, и так короткий «окурок» сейчас напоминала, не пойми что. И да, у комиссара повязка была на руке окровавленная. Повезло, что медик у одного из раненых менял повязку, и бинты пригодились для такого дела. А то чего это здоровый в тыл едет, а тот раненый и сопровождает поврежденную машину. Всё должно соответствовать легенде.

На трассе я смог разогнаться до сорока километров в час и, поднимая клубы пыли, давненько тут дождей не было, мчался на этой трофейной машине к мосту. Встречные колонны шли сплошняком. Мост работает без остановки и, как мне кажется, работал только на встречу, если нас и пропустят на тот берег, то не сразу. Так и оказалось, мы благополучно подъехали к очереди, встав в конец, и я заглушил мотор. Судя по очереди, пропустят нас ближе к ночи, до неё около часа осталось. Может, это и хорошо, нам скрыться легче будет, да и всё провернуть. Но сколько техники и войск за это время по мосту пройдёт? Это нашим с каждым пройдённым солдатом и танком будет тяжелее, это и огорчало. Судя по матеркам комиссара в наушниках, тот думал так же. Тут он снова вышел на связь:

– К нам регулировщик идёт.

– К нам?

– Вдоль колонны этих порожних грузовиков впереди, но в нашу сторону. И ещё, сзади две машины с ранеными подошли. Красные кресты там.

– Лады. Если что, я с ним заговорю, отвлекись на «рану», как будто она тебя мучает. Хорошо?

– Тогда врач, что сзади в кабине сидит, вмешается.

– А, ну да. Ну, тогда просто сиди.

Однако регулировщик, что шёл к нам с решительным видом, рассмотрел, что стало с пушкой, даже разговаривать не стал, а подошёл к санитарным машинам и велел им по обочине переехать в начало колонны, чтобы первыми проехать мост, когда дадут дорогу отсюда.

– О чём думаешь? – спросил комиссар, когда регулировщик ушёл.

– Думаю дать по газам и, скидывая грузовики с пути, выскочить на мост, закупорить его, поджечь фитиль, и в воду.

– Об одном думаем, тоже рассматриваю это с разных сторон. Но раненых куда девать? Их в любом случае заденет, пока к мосту прорываемся, а потом после взрыва.

– Есть такое дело, – со вздохом согласился я. – О раненых думаем, как будто они наши и не они стреляли и убивали наших людей.

– Мы должны быть выше них. Мы люди, а они фашисты.

– Они не фашисты, – спокойно сказал я. Уже устал повторять эти нюансы.

– Как это не фашисты?

– Немцы – нацисты, а фашисты – это итальянцы, как мы коммунисты. Очень немцы обижаются, что их фашистами называют, сравнивая с презираемыми ими макаронниками. Они так итальянцев называют.

– Да? Я не знал.

– Назвать немецкого офицера фашистом – это всё равно что красного командира белым офицером, если не в морду даст, то в харю плюнет точно. Так что вы всё-таки такие нюансы учитывайте.

– Я понял, спасибо… Смотри, эти сволочи тяжелый гаубичный дивизион пропускают. Смотри, и трактора наши.

– Я вам больше скажу, орудия тоже наши, МЛ-20. Немцы ещё те барахольщики, свезли к нам всю технику из захваченных стран. Они, мне кажется, только авиацию свою используют, а наземные войска – что захватили, то и пригодилось. О, на том берегу забегали, кажется, нашу колонну готовятся пропустить.

– Да, я вижу.

Однако нас обманули, пропустили раненых, прибыло ещё шесть машин, и снова остановка. Видимо, сюда срочно перекинули резервы, и их собирались пропустить как можно больше. Настолько это важно, что рядом начали подготовку, чтобы развернуть новую вторую понтонную переправу.

– Раненых нет, – напомнил я комиссару. – К тому же темнеет. Так что держись. И спички приготовь.

– Они у меня в руке.

Запустив двигатель, я дал ему немного прогреться и, дав газу, свернул с дороги впереди стоящий грузовик и помчался дальше. Больше машин я не давил, тут всё может зависеть от случайности, порвал гусеницу, и всё, встали, в результате мост останется целым. А у нас задание сложнее, отчего и катил по обочине, лишь подмял мотоцикл регулировщиков. Вот когда я ворвался на мост, комиссар открыл огонь из пулемёта, бил по машинам с той стороны берега. Причём вышло удачно, видимо случайная пуля попала в бензовоз, полыхнуло здорово, и бегущий по уклону огненный бензин поджигал другие машины. Бегали люди живыми факелами, а комиссар от восторга только матерился. Сбросив с понтона грузовик, из того ящики посыпались, я со всего маху врезался в штабной автомобиль, подминая его под себя вместе с содержимым, потом столкнул в воду штабной бронетранспортёр, антенны указывали на это, и, врезавшись в следующий штабной автобус, видимо проходил штаб какой-то части, замер. Двигатель, нехорошо стукнув, замолк. И я понял: навсегда.

– Поджигай! – приказал я и стал пробирать в башню, так как люк мехвода оказался заклинен, крыша смятого автобуса блокировала его.

Открыв боковой люк, я отметил, как комиссар поджёг шнур, тот зашипел, и велел ему выбираться. Терпимо, по нам пока не стреляли. С берега нас с одной стороны прикрывал автобус, его развернуло на мосту, передок всмятку, а остальное цело, а с другой стороны полыхал штабной автомобиль. Огонь и дым скрывал нас. Я укрылся за танком, и когда комиссар, матерясь, выбрался, он поначалу повис, кобурой зацепился, но потом ничего, выпал наружу. Я дважды выстрелил, попал в автоматчика, что бежал к нам, но тот был не один, в них я выпустил остаток магазина, и дальше комиссар прикрывал меня. Закрыв люк и повернув ключом замок, я следом за комиссаром прыгнул в воду. Почувствовал, как дёрнуло руку, никак зацепили. Дальше мы уходили под водой всё дальше и дальше, загребая ледяную воду. Старались на максимум уйти под воду и отплыть, тем более темнело, а ночь скроет нас. По реке шлёпали пули, их слышно было, да много, но нас не достало. Хотя какая ночь, под водой светло от того пожара на берегу. Ну, комиссар! Я вынырнул, чтобы отдышаться и ещё набрать воздуха, метрах в десяти хрипло дышал комиссар, когда рвануло. Абзац, я чуть под воду не ушёл, хорошо рот открыл, взрывной волной слегка оглушило, но и только, а вот напарнику, похоже, досталось больше, пришлось подплыть и, схватив за шиворот, поднять на поверхность и дальше, удерживая его локтем за шею и загребая так, уходить по реке. С неба разная мелочь и мусор падали, то и дело слышны были шлепки о поверхность, но на нас ничего не упало. Какой же он тяжёлый, так и тянет под воду. Да тот вскоре, откашлявшись и придя в себя, начал помогать, а потом и сам поплыл.

– Силы берегите, не надо такие резкие движения делать, – хрипло, но тихо велел я ему, река голоса далеко разносит.

Позади остались крики, шумы, стрельба, пожары, а мы плыли в темноте, старясь не потеряться, и прикидывали, когда уже можно будет выбираться на берег.

– Ботинки на дно тянут, да и кобура с пистолетом.

– Ну мы же обговорили это. Перед прорывом скидываем в танке обувь и оружие. У меня пистолет в кармане был, я его выбросил, когда в воду прыгал. Так что я налегке плыву.

– Забыл, – признался тот. – Переволновался. Когда же наши-то будут?

– У поворота реки должны быть, рано им ещё. О, слышите, наша артиллерия работает. Пока мы ждали, те позиции подготовили и орудия развернули на максимальной дальности, корректировщик уже на квадраты все окрестности у реки разбил, спасибо точным трофейным немецким картам, и сейчас точно работает по ним. С тем скоплением техники, что там собралась, промахов не будет. Да и вы подсветили, ночью работать можно.

– А как далеко орудия могут стрелять? Я, откровенно сказать, не интересовался. Упустил этот момент, – с перерывами, тяжело дыша, спросил напарник.

– Ну вы даёте, товарищ комиссар. На шесть с половиной километров они бьют. Но тут, думаю, пять, да и из укрытия, скорее всего из оврага по настильной траектории, иначе бы мы их голоса чётче слышали, а тут едва слышно рокочут. О, слышите, загрохотало? Это снаряды так рвутся, скорее всего, случайный снаряд в машину с боеприпасом попал. Весёленькая у немцев ночка… Кажется, поворот, давайте ближе к берегу загребать, а то, честно скажу, я коченеть уже начал.

Дальше послышался окрик, и запросили пароль:

– Девять.

Назначенное мной число было семнадцать.

– Восемь, – ответил я, и, нащупав дно, мы с комиссаром выбрались на берег, где попали в руки трёх бойцов разведвзвода. Бойцов, специально отправленных мной же встретить нас.

Дальше нас раздели, стянув мокрые тряпки, после чего растёрли спиртом, и пока мы пили горячий чай из моего термоса, нам вернули форму. Мне, правда, руку сначала перевязали, там хоть и царапина была, но отчётливый пулевой след был виден. Так что мы надели тёплое исподнее, форму, я комбез и кожанку со шлемофоном, последними сапоги натянули. У комиссара шинель и будёновка, вот вроде и всё. Мы допили чай с мёдом и, собравшись, последовали за бойцами к нашему лагерю. Те делились впечатлением, поначалу корректировщикам помогали телефонную линию прокидывать, маскировать её и видели, что мы стоим и ожидаем своей очереди в немецкой колонне, а потому уже тут ждали. Слышали, как грохотало, но что именно, узнали только от нас. Я особо и не скрывал, описывая наши приключения, так что дорога прошла незаметно. Не знаю, какими тропками нас вели бойцы, но если тут немцы и были, посты или секреты, то мы их обошли и вышли к ночному лагерю. Комбат не спал, был в курсе всего, корректировщики в режиме реального времени описывали всё, что видели. Правда, сказали, что мы, скорее всего, погибли, мы с другой стороны в воду прыгали, не видели они этого. Так что тот нас обнял, расцеловал и похвалил. Мост повреждён, сильно, так ещё наши пушки, что находились в километре от лагеря, под прикрытым одного взвода бойцов открыли огонь, и четыре орудия выпустили по боекомплекту по другому берегу, после чего орудия на передки прицепили к машинам и укатили. Они уже тут были, пока мы шли от берега, в лагерь прибыли. Я же, получив обратно свои документы и вещи, направился на поиски взвода, где он расположился, мне было известно. За время моего отсутствия подразделением командовал Потапов. Встретили меня восторженно, что не могло не радовать.

Следующие сутки особо никаких дел не было, мы стояли на месте, выслав в разную сторону разведку, не отсвечивали и ожидали, пока наши подразделения и роты подтянутся. Правда, маскировка плоха была, углядели наблюдатели с неба, и пришлось стоянку менять и маскироваться куда лучше. Но это обычные будни были. Пищу горячую выдают, отдыхаем фактически, чего простому солдату не радоваться? Я бы, конечно, по дорогам тут покатался, немцев половил, прихватывая небольшие группы, но добро не давали.

Следующей ночью после нашей операции у моста, когда я к своему подразделению от медиков возвращался, мне повязку сменили, на полпути меня перехватил комиссар, обратившись ко мне с такими словами:

– Нам нужно поговорить. Серьёзно.

– Можно и поговорить, – несколько настороженным тоном сказал я.

Он так внезапно выступил из темноты, а у нас в лагере светомаскировка была, что я чуть не подпрыгнул. Раз тот тут пообщаться хочет, а не в штабе, значит, дело личное и посторонних ушей не касается. По крайней мере, я именно так понял его просьбу. Однако оказалось, говорить будем в другом месте, мы прошли чуть дальше и зашли в палатку комбата, достаточно большую, тут даже столик был и пара парусиновых складных стульев. Столик, впрочем, тоже складной. Комбат сидел за ним, а комиссар устроился на свободном стуле, указав мне на свободный ящик из-под патронов.

– Присаживайся.

Устроившись на ящике, я продолжал всё так же настороженно поглядывать вокруг, особенно на командиров.

– Скажи, Саша, а кто ты? – прямо спросил комиссар.

Я молчал, несколько секунд рассматривая командиров, что явно с некоторым напряжением ожидали ответа. И что им сказать? И стоит ли, если есть тонкие стенки палатки? Любой имеющий хороший слух, встав рядом, услышит, о чём мы говорим. Конечно, снаружи часовой прохаживается, но и он тоже как свидетель. Эх, ладно, была не была. Свои люди, воевали вместе, врать им в глаза я больше не хотел.

– Моё имя не Александр, а Анатолий, остальное совпадает. И все документы при мне поддельные. Ну, кроме удостоверения командира. В Красной Армии, да и в вермахте тоже, я более известен как майор К. Вроде всё. А в чём такой интерес? Меня вычислили, и уже едет новая группа захвата?

– Неожиданно, – пробормотал комбат.

А вот комиссар лишь хмыкнул, видимо подозревая что-то подобное, и, повернувшись к майору, сказал:

– Умный парень. А то, что ты рассказал о расстреле, это как?

Последнее уже было ко мне, пришлось описывать:

– Всё верно. Меня везли на расстрел, и тот командир, что получил этот приказ сверху, в ярких красках описывал, как меня шлёпнут. Пришлось бежать. С моста прыгал в Киеве, когда его на машине проезжали. Бежать со скованными за спиной руками, да ещё плыть так, это очень трудно. По мне палили только так, задели руку, но я смог уйти. Хотел за линию фронта уйти, партизанский отряд организовать, да с поезда не смог сойти, до Москвы и довезли. Я и подумал, что если сменить имя, можно воевать, получив повестку…

Дальше, не особо что скрывая, я описал, как обустроился в Москве, как за счёт бандитов купил дом, обеспечил его всем, сколько бандитов положил, потом семьи поселил и поехал воевать.

– Я думал, больше времени будет. Как меня вычислили? Я, конечно, особо не скрывался, пару раз даже чуть не попался, но всё же?

– Не знаем. Из Москвы группа по твою душу прибыла, – сказал комбат. – Мы как сюда прибыли, колонну машин под прикрытием танка и броневика в тыл отправили, за ротами и оставшимися боеприпасами. Туда интендант нормально добрался, за несколько часов, путь-то изведан, а обратно, днём уже, через брод пройти не смогли. Его немцы заняли. Несколько машин пожгли, танк подбили. Интендант отправил зама предупредить, а тот ушлый, переплыл в сторонке и, заметив костёр на дороге, обнаружил пост с мотоциклом, ужинали, подобрался и расстрелял их из пистолета, мотоцикл знал, и за два часа доехал до нас. Вот только что доложился. Сообщил также, что когда наши собрались двигаться обратно, к ним группа из девяти бойцов вышла, предъявив серьёзные документы из штаба фронта, которому мы напрямую подчиняемся. Все сотрудники НКВД, их интересовал ты, не говорили, но много расспрашивали о тебе, вот и заняли одну из машин. Сейчас у брода ожидают, пока подойдут подразделения одного из полков стрелковой дивизии. Той самой, с которой мы артиллерией поделились.

– Понятно. Это группа зачистки. Хотят раз и навсегда решить вопрос со мной, чтобы наверняка. Интересно, это кому же я дорогу в верхах перешёл, что отдали приказ на мою ликвидацию? Похоже, снова бежать придётся. Жаль, я тут хотел повоевать. Отпроситься у вас и со своим взводом пощипать немцев, что на нашем берегу. Уменьшить их численность.

– Знаешь, а это отличная идея, – сказал комиссар. – Мы дадим тебе приказ на рейдовые операции без указания срока на это. Приказ оформим официально через штаб батальона.

– Я не могу на это выделить машины, – нахмурился комбат. – Если только ты оба трофея заберёшь. Всё равно стоят без дела. У нас на них ни людей, ни специалистов нет. Ладно, грузовики или мотоциклы, водители нашлись, а танки едва перегнали. Бойцов из своего взвода наберёшь, но добровольцев.

На последней фразе они с комиссаром синхронно усмехнулись. Дальше комбат вышел готовить приказ, а мы с комиссаром поговорили. Тот старательно выпытывал у меня всё по операциям в тылу у немцев и как мы в Берлине отметились. Всё это он заносил в блокнот, я ничего не скрывал и даже свои ощущения или эмоции описывал от той или иной операции. Тот хотел политинформацию провести, и я ему с этим помогал, с подготовкой по теме майора К. Дело-то нужное. Комбата полчаса не было, а когда вернулся, то тоже посидел-послушал, а потом постучал по стеклу циферблата. Время. Вот и вышло, что у нас с комиссаром и было-то всего полтора часа на такое тесное общение. Я чуть носом клевать не начал, полночью уже, спать хочется, а тут, чую, ещё предстоит бессонная ночь. Я, конечно, двужильный, но придётся потерпеть. Закончив, мы втроём направились к месту стоянки моего взвода. Там часовой из моих подчинённых, узнав нас, пропустил. Я стал поднимать людей, тех, кто спал, особенно мехводы выдохлись после обслуживания машин, рейд-то сутки назад вышел не лёгким, и скомандовал взводу построиться, всем восьмерым, но сам в строй не встал. Однако это не всё, комбат поднял весь батальон, и вскоре подковой тот был выстроен. Темно было, лишь силуэты техники и людей угадывались, но комиссара, что взял слово, это не смущало. Тот громко сказал:

– Товарищи танкисты, бойцы коммунистического батальона. Я, как ваш комиссар, хочу сообщить вам приятную и неожиданную весть. Один из наших командиров, младший лейтенант Суворов, вам более известен как майор К. Да-да, это именно он, мы с комбатом в этом убедились. Так получилось, что кто-то из командования отдал приказ арестовать его и расстрелять по надуманному предлогу, но я считаю Суворова большим коммунистом, чем те, кто отдал этот приказ. Ему пришлось бежать и скрываться, сменив документы, но его нашли. Сюда уже едет группа, что должна нашего боевого товарища убить. Это сотрудники НКВД. Моя личная просьба, никакие разговоры с ними не заводить, стараться не обращать внимания и вообще делать вид, что ничего не знаете о товарище Суворове. Если они узнают, где он, я уже сказал, что будет. Мы с товарищем майором решили помочь нашему герою. Подписан приказ о том, что будет сформировано отдельное моторизованное подразделение под командованием товарища Суворова. Мы передадим ему трофейные танки, и он будет громить немцев, что прорвались в наш тыл, как громил нацистов в их тылу в Украине и Белоруссии, о чём столько писали в газетах или как уничтожал нацистов в Берлине. Группа небольшая, и требуются добровольцы. Пусть убийцы его ищут на просторах нашей Родины, пока он честно воюет. Коммунисты, проследите, чтобы моя просьба была выполнена. А теперь добровольцев попрошу подойти к товарищу комбату и товарищу Суворову.

Надо сказать, толпился у нас весь батальон, и все хотели пойти со мной. Было очень приятно, а комбат отшучивался, отшивая очередного добровольца, мол, он и сам бы со мной пошёл, но не может покинуть свой пост, вот и вы его не покидайте. Не сильно убеждал, но всё же накал сбил. Потапов из моего взвода уж очень рвался со мной, но я его на своё место решил поставить, взводом будет командовать. Брал с собой только двоих из своего взвода. Это мой экипаж. Их уже внесли в списки, и они побежали к нашему теперь бывшему танку, чтобы перетащить все вещи в один из двух трофеев. Помимо этих танков нам выделили «захара». Желательно, конечно, трофейный грузовик, но они все ушли с интендантом и сейчас находятся с той стороны брода. Далеко. А в грузовик я приказал погрузить три бочки, в двух бензин для танков, в третьей – для самого грузовика. В захваченных «Опелях» колонны, что мы взяли вместе с танками, было топливо для них, а вот снарядов нет, колонна та везла в основном продовольствие. Так что снаряды, выгруженные из взорванного танка, тоже в «захара» отправились. Патроны к пулемётам, продовольствие. В общем, в машине места осталось на десяток бойцов, но откровенно скажу, что больше и не нужно. Танкистов мало, вместо десяти всего трое. Больше я не брал, чтобы не ослаблять роту. Наберу. Вместе с приказом на формирование рейдовой моторизованной группы я получил приказ грести под себя всех встречных окруженцев, что мне могут пригодиться, и я планировал так набрать себе бойцов с необходимыми специальностями.

В остальном мне помогал комбат, я ему сообщил, что мне нужны разведчики, и пять бойцов во главе сержантом, с тем самым, что с которым дорогу разведывали и с которым успели найти взаимопонимание, уже были отобраны. Потом сапёра мне нашли, того самого, что танк минировал, опытного пулемётчика, артиллериста и миномётчика. Они были из окруженцев, что набрал комбат, почти две сотни человек, есть из чего отобрать. И танкисты были, мало, но они пополнили штат нашей роты, и мой танк теперь забрали. Лишних танкистов не оказалось. На этом всё. Отобранные добровольцы побежали за вещами, а потом и к машине. «Захара» мне с водителем выдали, значит, и он теперь доброволец. Тут появилась возможность, раньше её не было, и я поговорил с комбатом и комиссаром:

– Зачем вы это сделали, зачем всё рассказали? Это же по вам и ударит, наверху не любят, когда им в колёса палки вставляют.

– Так нужно было, Толя, так нужно, – вздохнул комиссар. – Ты пойми, как прогнило наверху, если нашего национального героя, а ты не дёргайся, именно так, просто решили убить. Видимо, твоей славы испугались, как со Чкаловым было, или зависть мучает. Сами так воевать не умеют, а вот истребить тех, кто может, легко. Я из репрессированных, но восстановленных, Толя, знаю, что говорю. А ты настоящий коммунист, я это вижу, умею разбираться в людях. Таких коммунистов у нас в батальоне хватает, они не дадут нас арестовать с комбатом за сделанное и не дадут группе НКВД тут работать, а на тех, что за тобой едут, будут смотреть как на врагов народа. А твои бойцы, что с тобой поедут, они же своих жизней не пощадят, но не дадут тебя убить. Поэтому и раскрыл всё. Ты же в комментариях в газетах писал, что нужно воевать умением, а не количеством, вот и воюй. Мы ещё общее письмо напишем на имя товарища Сталина и в Политуправление, чтобы прекратили это подлое преследование.

– Понятно. Спасибо за помощь, я этого не забуду, – искренне сказал я, после чего потёр шею и обратился к комбату: – Товарищ майор, давайте обговорим, чем я смогу вам помочь.

– Ты ещё и помочь хочешь?

– Я немцев бить буду, немало трофеев в планах взять, которые мне будут не нужны. Недавно мы видели тяжелый гаубичной дивизион, наш, на наших тракторах немцы используют, думаю его отбить и отправить вам. Если встречу. Всех окруженцев, что встречу или освобожу из плена, тоже к вам буду направлять. Наш батальон – единственная советская часть вблизи, кому ещё я всё это смогу отправить? Могу и в тыл, но там немцы на мостах и бродах стоят, не пропустят. С вами мне проще работать. Нужно обговорить места, куда всё это отправлять, чтобы не выдать истинное расположение батальона. А вы на базе батальона сформируете бригаду. К сожалению, для дивизии звания вам не хватает. Как на это смотрите?

– Пока ты ещё ни разу не обманывал и не подводил нас. Я на это смотрю исключительно положительно. Идём в штаб, там обговорим основные моменты.

– Ещё одна просьба, уже личная.

– Говори.

– Эта моя личность уже отыграла своё, документы снова придётся менять, но на неё дом оформлен, а там, вы в курсе, жёны командиров живут с детьми. Выгонят их. Прошу дня через три похоронку отправить. Я на них завещание написал, пусть получат дом и живут в нём.

– Кхм, сделаю, – излишне резко ответил комбат, мне показалось, пытался унять волнение. И мы пошли к штабу.

Проснулся я от лёгкого шума снаружи. Потянувшись, всё же спать в боевом отсеке танка было не очень комфортно, и открыв боковой люк, выскользнул наружу. Бойцы уже занимались по распорядку, обед закончили готовить, я водителю, Алексею и себе дал побольше времени отдохнуть, и они тоже просыпались и выбирались из своих машин. Вот остальные пока лагерем занимались с утра, сейчас час дня был, семь часов спали. Мы ещё ночью покинули расположение батальона, одну «четвёрку» Алексей вёл, я показал, как ею управлять, а вторую – я. Сергей со мной был, спал на месте заряжающего. Место наводчика пока наш артиллерист занял, он им и был по специальности. Марш по ночным дорогам на тридцать километров, больше тянуть не стоит, иначе не выдержат и до аварии дойти может, если за рулём кто заснёт, и вот обустроились в этом овраге, натянув масксеть. Трофейную. Дальше я сержанту Свиридову раздал указания, и все легли спать, выставив часового. Только бойцы раньше встали, они-то отдохнуть успели.

Пока делал лёгкую зарядку и умывался, ловил на себе любопытные взгляды, бойцы ещё не до конца переварили, что теперь будут воевать с легендой, хотя я себя ею не считал, поэтому глазели вовсю. Надо воевать думая головой, как это я делаю, иметь небольшое везение, а это отрицать глупо, и всё получится. За время отдыха происшествий не было, я принял доклад командира отделения разведчиков, а теперь он у меня командиром взвода пехоты будет, ну и мы приступили к завтраку, а для кого и обед был. После него я выстроил бойцов, нужно лично поговорить, и сказал:

– Работа нам предстоит тяжёлая. Встречать группы окруженцев, искать брошенную и повреждённую технику и отправлять это всё в наш батальон по договорённости с комбатом, батальон будет за счёт пополнения и прибывшей техники развёрнут в бригаду. Помимо этого будем устраивать засады. Именно так, действовать только из засады и уничтожать колонны противника. Нападать, лишая их живой силы и техники, ослабляя их на этом берегу. Добавлю, что опыта в таких действиях у меня немало, и я буду делиться им с вами. Теперь, пока наша группа на стадии формирования, пополнение ожидается за счёт окруженцев, я назначу командиров. Сержант Свиридов становится командиром будущего взвода, на котором будет всё: охрана стоянок, разведка, ну и бои из засады, само собой. Также на нём будет зачистка колонн. Зачистка – это когда боец после боя идёт к дороге и подбитой технике противника и штыком бьёт в грудь лежащего солдата, хоть ранен он, хоть убит, но за спиной живых врагов оставаться не должно. Это всё и называется одним словом – зачистка. Если я прикажу взять пленного, я об этом скажу отдельно. Имейте это в виду. Остальные командиры будут назначены на свои должности с пополнением нашего подразделения техникой и людьми. Выдвигаемся через десять минут. Это всё, разойдись.

Бойцы, обсуждая услышанное, стали расходиться. Кто к грузовику шёл, кто к танкам. У меня экипаж пока из трёх членов состоит, наводчик и заряжающий, ну и я как мехвод, пока замены нет. У второго танка, где Алексей обустроился, тоже трое было. Сапёр на месте заряжающего, и миномётчик за наводчика. Крайние меры, конечно, но я надеюсь, люди нужных специальностей у нас будут. А пока мы с Алексеем осмотрели свои машины, подготавливая их к движению. Тот за мной ходил и слушал мои пояснения. Мы заправили танки, масла долили, проверили их, после чего, устроившись на своих местах, выехали на дорогу. Сначала моя машина, потом грузовик, и последним, развернув башню назад, двигался танк Алексея. Шлемофон я снял, тот лежал на соседнем сиденье, там же оба моих сидора и шинелька, и пользовался немецкими наушниками, держа связь с обоими членами команды. Наводчик, перебравшись на место командира, высунулся по грудь наружу и в бинокль изучал окрестности. Поиск начался. Думаю, у нас будет дня два, пока немцы не отстроят новый мост, отбросив наших, чтобы не мешали и дальше снова тут заполонять все дороги. Вот и надо пользоваться моментом, пока не все сюда переправиться успели, усилить наших, чтобы их не так и просто сбить можно было. Кстати, бинокли в батальоне теперь были, а то всего три единицы, и один из них мой. С десяток захватили, у командиров танков моего взвода они теперь у всех были. Но в моей теперешней группе бинокль был один, мой, им наводчик и пользовался. Мы двигались по второстепенной дороге. Судя по трофейной карте у меня в планшетке, дальше будет деревушка и дорога на крупное районное село. Надеюсь, мы тут что найдём. Вот наводчик и сообщил о первой находке.

– Командир, на дороге технику вижу. Вроде нашу. «Двадцать шестой» узнал.

– Танки, значит, есть?

– И не один. Вроде не бомбили. Грузовики стоят… О, там кто-то есть. Отсюда не разобрать.

– Подъедем и увидим. Пушки этих лёгких танков на дальнем расстоянии нам не страшны, а подъехав, определим, что это за техника и кто там хозяйничает.

Я тронулся с места, и остальные последовали за нами. Когда мы приблизились на километр к стоявшей вразнобой на обочине технике, наводчик сообщил:

– Товарищ младший лейтенант, движения не наблюдаю. Попрятались, похоже. И ещё: там вроде КВ стоит.

– Немцы прятаться бы не стали, они характерный силуэт своих танков издалека бы рассмотрели. А вот КВ – это плохо, наша броня для его пушки не проблема, – останавливая машину, сказал я. – Наши, похоже. Может, окруженцы что ценное ищут в технике? Позови Свиридова.

Когда сержант подбежал, я велел выделить бойца и отправить его к колонне. Если там наши, то он подаст сигнал, если нет… Будем воевать. Так и сделали. Боец ушёл, но и на половине пути стало ясно, что в колонне наши, тот пообщался с ними, я несколько командиров видел, и помахал нам рукой. Точно наши. Так что, запустив движок и стронув танк с места, я покатил к колонне. Подъехав, определил, что командир был в звании капитана, а вообще народа было на удивление много. Около двух взводов стрелков, танкистов с два десятка, артиллеристы у своих пушечек возились. Три «сорокапятки» имелось, что к «полуторкам» цепляли. Вот танков не так и много было, возвышался своей массой КВ в единственном экземпляре, и четыре Т-26 – вот и весь бронеотряд. Грузовиков девять было, я и те три, что у артиллеристов считаю.

Когда «четвёрка» замерла, я заглушил двигатель и, выбравшись через верхний люк мехвода, ловко спрыгнул на дорогу и направился к командирам. Даже поздороваться не успел, как капитан сказал:

– Так вот ты какой, майор К!

Погрозив кулаком в сторону бойца, что поспешил сбежать к грузовику, я пожал протянутые руки трёх командиров и сказал:

– Теперь у меня новая легенда: младший лейтенант Суворов. У меня начальство есть, приказ направлять все части, попавшие в окружение, к ним, будут формировать бригаду. Мост мы разрушили, по которому немцы сюда войска перебрасывают. Но они его скоро восстановят, за это время нужно успеть побить как можно больше частей тут. Засады устраивать и остальное. Для вашего подразделения это идеальный вариант. По сути, готовая манёвренная группа. Вы ведь из пехоты?

Капитан был в обычной форме с красными петлицами стрелковых частей, второй командир – старлей в комбезе танкиста. Думаю, он и командует танковой группой, и третий командир, как и я, младший лейтенант, но ГБ. На него я настороженно поглядывал. Да и бойцы, как я видел, оружие в руках держали. Орудие одного танка было направлено на КВ. Так, на всякий случай, бойцы уже уяснили из речи комиссара батальона, что наши могут оказаться и не нашими вовсе.

– Да, командир батальона капитан Кривов. Это всё, что от моего подразделения осталось. Ну и то, что собрал по дороге. Танкистов и артиллеристов. Мои-то кончились, ещё когда немцы третью линию обороны прорывали, где мы стояли. Сейчас встали, топливо закончилось. А до села восемь километров.

– Так вы не просто так?

– К нам девушка прибилась, медсестра из окружного госпиталя, он в местном районом селе в больнице развёрнут был, место подходящее. Немцы так рванули, что врачи узнали о прорыве, когда они уже в селе были и его захватили. Танечка сбежала. Говорит, условия невыносимые, медикаменты отобрали, раненые умирают, половину врачей куда-то вывезли. Мы направились на помощь, надеялись по пути топлива добыть, шли, сколько смогли, и тут встали. Утром ещё, часов в девять. До этого укрывались в посадке. Тоже топлива добыли. Четыре машины остановили, перебив водителей, слили, что смогли, но не хватило. А в госпитале больше тысячи раненых.

– Дело серьёзное, наших надо выручать, – покивал я задумчиво. – Топливо у меня есть. Немного. Одна бочка обычного трофейного бензина и две авиационного. У меня оба трофейных танка на нём. Солярки нет… Вот что, капитан, есть идея. Послушаешь меня?

– Да, конечно, – кивнул тот. Всё же слава имеет свои плюсы.

– Тогда смотри, я пару твоих машин беру, грузовиков, и скатаюсь к трассе. Там движение слабое, после того как мост порушен был, но захватить технику, думаю, смогу. Если удастся ещё окруженцев встретить, хорошо, нет, сами справимся. Добуду топливо, вернусь, и вместе пойдём к селу. Одна группа прорывается туда и освобождает его, чтобы немцы как заложников наших раненых не использовали, как это было в Брестской крепости. Потом там занимает оборону, пока остальные село от захватчиков чистят. Хорошо бы сельчанина опросить, чтобы знать, с какими силами иметь дело будем. Но я думаю, что вряд ли более роты охранной дивизии и взвода полицаев. Предателей может быть и больше. Но как бойцы они так себе, по опыту знаю, стараются сбежать, особенно если танки видят. Сколько косточек таких уродов под гусеницами моих танков похрустело! Немцы об этом тоже знают и стараются их использовать в карательных акциях, жечь сёла, убивать гражданских, и они делают это с удовольствием. От них же сдачи не получишь. Так как, договорились? Только учти, захватим село и освободим госпиталь, останешься там старшим, будешь оборонять, пока наши эти места не освободят. И ещё, скоро дорогу пробьют в наш тыл, туда порожние грузовики гонять будут. До села от места дисклокации батальона километров сорок, крюк изрядный, но думаю, ради раненых сделать его можно. Поставить по танку на перекрёстках, зарыть их, чтобы колонны никто не забижал, и будем перевозить. Но это начальство пусть решает. Связь есть?

– Нет ничего. Рация в тяже повреждена, лампы побило.

– Ясно. Но если всё получится, я одну из своих «четвёрок» оставлю, они обе радиофицированы. Дальность не велика, но должно хватить, особенно если антенну удлинить. В батальоне трофейная рация, у фельджандармов взяли, и имеется радиолюбитель, что с ней вполне освоился, так что связь у вас будет. Хотя бы с нашим батальоном. А он не простой, коммунистический. Это не простая махра, моторизованная часть. Ну ладно, нечего воду на мельницу лить, пора действовать. Обговорим условия.

Дальше, пока заправлялись два грузовика и два Т-26 – всю бочку слили! – я осмотрел бойцов, что мне предлагали в помощь. И согласился на них. Кстати, ещё и половину водителей и мехводов забрал. Потом отозвал капитана в сторону и сообщил о своих подозрениях по воду сотрудника ГБ, что с ним был. А я теперь полностью уверен, что это диверсант, внедрённый в его группу, тем более тот сам подтвердил, что он пришлый. На мой арест отдан приказ, что у наших, что у немцев, и тот должен был его выполнить. Если бы был наш, без затей арестовал, и всё, а если немец, постарался бы выгадать удобное время для моей ликвидации. Пусть контролирует его, чтобы не получить выстрел в спину. Тот пообещал присмотреть. После этого моя колонна, что увеличилась на два грузовика и три десятка человек, покатила обратно к шоссе, которое мы вчера ночью пересекали. Оно тут рядом, километрах в пятнадцати. И да, все припасы я тоже отдал капитану, у них туго с питанием было. А сейчас место стоянки его части напоминало разбомблённую колонну, часть танков дымились, как и грузовики. В общем, замаскировались от случайного взгляда. Остальные укрылись. Вот такие дела. А у нас срочное дело, выходит, впереди. Солярку бы поискать, например, у того тяжёлого гаубичного дивизиона. Там тракторы на дизтопливе работают. К КВ точно подойдёт, а он бы нам пригодился при захвате села. Хотя тут идея одна возникала, надо будет с капитаном её обговорить. А сейчас так и катили. Танкисты, что с нами ехали, заняли боевые места в «четвёрках», осваивая трофейное вооружение, я на месте командира сидел, раз есть мехводы, пусть и управляют танком. Показал, как и что, ну и дальше вот так поехали. А впереди уже и шоссе появилось, мы как раз на холм закончили подниматься.

– Стой! – скомандовал я мехводу, и пока артиллерист, что сидел на месте наводчика, крутил маховики наводки, я осмотрел шоссе. Отнюдь не пустое.

Чёрт, да нам, похоже, везёт. Будет и топливо, и техника. Если проще, то по шоссе двигались стрелковые части, и, обгоняя их, по обочине шли танки. Советские танки. Мы наблюдали советскую часть на марше. Откуда она тут?

– Что-то странно, – пробормотал я.

– Что там, командир? – спросил Сергей, успев опередить остальных.

– Наши части идут. Пехота ротными колоннами и танки. БТ и Т-26 в основном. Хотя вон пара «тридцатьчетвёрок» ползёт.

– А откуда они тут? – удивился тот.

– Вот и я думаю – откуда? На театральное представление со стороны немцев не похоже. Тут не меньше полка топает. Две танковые роты. Да ещё идут… Смените меня.

Передав бинокль наводчику, чтобы тот наблюдал за дорогой, я перебрался на место радиста. Раньше та дорога, где сейчас идут советские части, была второстепенной, не сказать, что разъезженной, но когда немцы сделали мост, где им удобно, дорогу хорошо раскатали да и разбили слегка, чего уж там, так что наши теперь действительно как по трассе шли. Башня танка едва виднелась над возвышенностью, так что засечь нас было можно, на фоне горизонта, но вроде не заметили. Остальные позади стояли, их не видно. Поэтому, когда я перебрался на место радиста и подключился, начав проверять связь, вызвал нужного радиста, наводчик и сообщил:

– Командир, чегой-то бойцы разбегаться начинают и залегают. В нашу сторону смотрят. И пушки тоже разворачивают. Похоже, заметили нас.

– Пусть Свердлов выйдет и помашет винтовкой над головой. Чтобы опознали, что свои.

Пока наводчик выкрикивал сержанта и передавал ему мой приказ, я наконец смог вызвать нашего радиста. Вскоре и комбат со мной пообщался, разговаривали мы прямой речью, но некоторые слова заменяли. Например, танки – коробок, красноармейцы – спички, раненые – поленья, а немцы – нацики. У комбата блокнот был, где всё это записано, больше сорока наименований, и, когда нужно сказать требуемое слово, смотрел, поэтому речь была с запинками. От него я и узнал, что оба полка, и ещё танковый полк, уже подошли, более того наш батальон совместным ударом с разведывательным батальоном дивизии немцев у моста сбросил в воду, сейчас там передовые части укрепляются. Остальные на подходе. Ещё тот сообщил, что несколько немецких тыловых колонн, включая тот тяжелый гаубичный дивизион, оказались захвачены нашими подразделениями, что прорвались через тот брод, немцы их тут не ожидали. Тактика, используемая ими, была по прототипу мангрупп майора К., о чём комбат сообщил с особым удовольствием. И как показал опыт, тактика таких группа вполне оправдана, потрепали немцев. Правда, только тех, что на дорогах встретили, в населённые пункты не совались, немцы там окопались. Это не всё, подходили ещё две дивизии, так что прорыв уже локализован, а нашему батальону поступил новый приказ, начать чистить тылы. Тот хоть и зализывал раны, потери были, но уже готов.

Этой новости я порадовался и сообщил о наших раненых в госпитале и о подготовке группы капитана Кривова по освобождению их и том, что к этому привело. Сообщил координаты, где его техника находится и что ему требуется. Совместными усилиями можно будет освободить наших и очистить село. И сделать лучше это как можно быстрее. Пока немцы не поняли размеры катастрофы, что вот-вот свалится на них, а именно – окружение. Комбат всё записал и сообщил, что немедленно выдвигает передовые роты, а вся пехота теперь в батальоне была, привезли. Я уже собрался отключаться, всё, что нужно, мы обговорили, когда комбат несколько странным голосом, связь была довольно чистой, сообщил, что тут хотят со мной поговорить. Кто именно это желал, я уже понял, поэтому сказал:

– Ну уж нет. Мне одного раза хватило с ними встречаться, больше подобной ошибки я не совершу. НКВД доверять нельзя.

Однако вместо комбата зазвучал смутно знакомый голос:

– Командир? А что, со мной встретиться не хотите?

– Бабочкин?

– Он самый, товарищ майор.

– Жив курилка. А я думал, ты где на лесоповале комаров кормишь, от местных всего можно ожидать.

– Это вы уж загнули. Поговорить бы надо.

– Если ты с товарищами из НКВД, которые вовсе не товарищи, то ни о какой встрече и разговора не будет. Их гостеприимства я хлебнул с лихвой, урок усвоил на всю жизнь и постараюсь больше не встречаться и не общаться.

– Командир, я в курсе о том, что в Киеве произошло. Уже было проведено расследование. Как это ни странно, но ты там сам виноват. Это нежелательно в отрытом эфире говорить, но ты там попал под свою же отдачу. Старшего батальонного комиссара бил? Бил. Его сотрудник, а тот политрук к ГБ не относится, он из политсостава, тебя опознал и забрал. В том управлении его брат начальником служил, и некоторые вольности ему были позволены, поэтому и никто слова не сказал, когда тебя вывезли. Тот решил сам с тобой разобраться и честно вёз к тройке трибунала, она на другом берегу находилась. Так что это всего лишь цепь случайностей. Расследование было проведено, того старшего батальонного комиссара со сломанной челюстью понизили в звании до младшего политрука и после госпиталя отправят на передовую, у него и другие грехи всплыли, политрука понизили в звании до простого красноармейца и отправили на передовую. А вот с братом его серьёзнее. Он и дежурный, что позволил тебя забрать, срок получили, уже искупают в штрафном батальоне.

– Много наговорил, подумать надо… Вот что, у нас тут операция начинается, двигайся с батальоном и будь один, других я видеть не хочу, там после проведения боевой операции и пообщаемся.

– Понял, командир. До встречи.

– Надеюсь, она будет. Счастливо.

Отключив связь, я несколько секунд посидел на месте, после чего спросил у наводчика:

– Что там снаружи?

– Узнали нашу форму, роты снова в колонны собираются, но к нам шесть всадников скачут.

– Понятно. Меняемся местами.

Переложив сидоры обратно на место стрелка-радиста, а то их мехвод держал, я выбрался наружу через люк радиста, не забыв надеть на голову шлемофон, они ребристые, издалека узнаются, и сам встретил всадников. Оказались парни из роты связи хорошо знакомой мне дивизии, велел передавать привет командиру комендантской роты штаба дивизии, если увидит, мы были с ним знакомы, брат нашего комбата. А так их вместо разведчиков и посыльных используют. Узнав, что тут мангруппа коммунистического батальона, а старшим у связистов был старлей, дотошный, документы и приказ просмотрел, потом с интересом изучил танк, такие он ещё не видел, впервые на фронте, после чего мы расстались. Те обратно к дороге поскакали, а мы, развернувшись, направились обратно. Кривов удивился нашему скорому возвращению и, когда я ввёл его в курс дела, только обрадовался. Однако это ещё было не всё:

– Батальон тут будет часа через два. Не раньше. Сам тот дальше двинет, а пока вы заправитесь да догоните, уже в бой вступит. Меня госпиталь беспокоит. Я вот что предлагаю, беру все твои машины, двух моих танков хватит, и мы под видом немецкой колонны, использующей трофейную автотехнику, въезжаем в село и направляемся к госпиталю. Дальше, пока бойцы проводят зачистку…

– Чего?

– Осматривают все постройки и здания и уничтожают врага, это и называется одним словом – зачистка. Так вот, пока они ею занимаются, мы занимаем оборону и держимся до подхода батальона и вас. Иначе немцы могут уничтожить раненых перед уходом.

– Идея отличная, но я еду с вами. Тут и Малышев справится. Это тот старлей-танкист.

– Годится. Сливайте топливо с танков и заправляйте грузовики. Артиллеристов тоже берём.

– Годится.

Хватило и двадцати минут, и колонна, которую возглавляли два немецких танка, двинула в путь. А уже через сорок минут проехала пост на въезде в село, где стояло шесть полицаев при одном немце, и стала углубляться в улочки села. Танюша, так звали ту девушку-медсестру, сидя на месте стрелка-радиста, сообщала путь к госпиталю. Мы свернули на двух нужных перекрёстках, а дальше и я увидел кованые ворота, что вели в парк, где виднелось белое двухэтажное здание местной больницы, в котором и расположился госпиталь.

– Ой, там машины! – воскликнул та.

Связь в танке была хорошей, нас все слушали. Не только этот экипаж, но и второго танка, мы на прямой связи были для удобства управления в бою. Я так рации настроил.

– Вижу, – зло скрипнув зубами, сказал я. – Похоже на карателей. Немецкая форма, но без знаков различия, да и техника наполовину наша. О, вон три огнемётчика. Заживо хотят наших сжечь. Осколочный по концевому грузовику, каратели его только покидают. Потом пулемётами по толпе солдат. Короткая! Огонь!

Звонко захлопала пушка, и грузовик взорвался огнём и брызгами крови тех, кто сидел внутри. Почти сразу раздался выстрел орудия второго танка, а я приказал Алексею, он у меня мехводом был, перед уходом мы ограбили старлея Малышева на часть его танкистов, сформировав экипажи:

– Лёха, дави их. Ломай забор. После войны новый поставим.

Проломив ограду, она тоже кованая была, но низ кирпичный, и перевалив через неё, мы, непрерывно стреляя из пушки и пулемётов, направились к зданию госпиталя, а позади с криками бежали наши стрелки, что уже покинули машины:

– Ура-а-а!..

Надеюсь, раненые, услышав это, возрадуются. Мы уже закончили с фасадом, оставив более сотни трупов лежать, и стали обходить здание. Мой танк справа, а второй слева. Удобно общаться по рации и вести боевую работу. Часть карателей сбежали сюда, за больницу, большое здание в виде буквы «П», часть пытались вломиться в задание через главный вход, где и застряли, но несколькими пулемётными очередями мы прекратили в этой пробке всякое шевеление. Дальше стрелки полезли в окна зданий, чтобы зачистить их, а мы гоняли тех, кто в здание убежал, и пулемётами работали и гусеницами, не раз подминая бегущих карателей. Довольно порядочно всё же удрало, но мы хорошо постреляли. Тут забор выходил на другую улицу, и он тоже был кованый, и пока каратели пытались перелезть через него, мы сняли огромную жатву, расстреливая их. Потом, пока перезаражали пулемёты, проломили забор и с этой стороны выехали на улицу, и ещё с десяток вдали положить успели, после чего задним ходом вернулись обратно. В здании госпиталя ещё постреливали, но уже эпизодически, там зачистка заканчивалась. Дальше сделали так, мой танк вернулся к фасаду, второй занял оборону тут, сюда же спустилось два десятка бойцов, занимая оборону у забора и устанавливая два пулемёта. Один, видимо трофейный, знакомый уже «Брен».

Высадив Танюшу у заднего входа, та убежала внутрь здания, мы переехали к фасадной части и встали там, контролируя улицу в обе стороны. Наши уже грузовики загоняли на территорию госпиталя да досматривали уцелевшую технику карателей. Нашли троих, что прятались там, тут же и пристрелили, уже известно, кто это был, в плен их не брали. Удалось взять три «захара», две полуторки и два «Опеля». Ещё три грузовика расстреляно было, с них снимали всё, что уцелело, бензин сливали. Особенно бочке обрадовались полной и нескольким канистрам, что нашли в кузове одной из машин. Оставив наводчика за старшего, я покинул танк и перебежками, издали от частных домов постреливали, пули посвистывали, по броне иногда цокали, я подбежал к Кривову, которому один из бойцов перевязывал руку. Тот был мрачным. А когда я подбежал, лишь кивнул мне. Пришлось самому задавать вопросы.

– Ну, что там?

– Успели, – вздохнул тот. – Погибшие есть. От моего батальона теперь почитай один взвод и остался. Всех боеспособных наружу выгнал – оборону занимать. Три пулемётчика на чердаке позиции оборудуют, трофейные пулемёты взяли, боеприпаса побольше. Свой боеприпас закончился, я приказал трофеями вооружаться. У меня пара опытных сержантов есть, командуют. Три пары бойцов, вооружившись трофейными автоматами, повторно обходят все палаты, подвал осматривают. Думаю туда раненых спустить пока, а то немцы подойдут и поранить кого могут. Рикошеты там в палатах или ещё что.

– Это да. Что с медперсоналом?

– Из врачей один хирург остался да несколько медсестёр и санитарок. Он сейчас моих раненых оперирует. Все перевязочные средства приказал отдать, там у них почти ничего и нет. Трофеи – тоже. С едой плохо, не кормили давно, раненые умирают.

– Понятно, помощь идёт, надеюсь, всё будет. Ну, ты тут командуй, а я хочу прокатиться по селу. Видишь крышу, железом крытую? Таня сказала, что это бывший сельсовет, немцы там комендатуру разместили. Думаю, драпать они будут, не до нас, вот и хочу крепкого пинка дать. Минут на десять отлучусь, туда и обратно. Пару снарядов в здание всажу.

– Давай, – кивнул тот.

Получив карт-бланш, я вопросительно посмотрел на бойца, которому давал задание. Он должен был найти красное полотнище, чтобы на антенну привязать, показать, что свой. Тот действительно протягивал красный влажный и слегка липкий свёрток и вдруг, с трудом сглотнув, сказал:

– Я санитарку попросил принести красное полотнище на флаг. Не было у них красного. Она простыню порвала пополам и в крови у операционного стола намочила, там лужа уже натекла. Второй флаг мы на здание повесим.

Передав мне полотнище, он отвернулся, у меня у самого ком в горле стоял, но, встряхнувшись, побежал к танку, где привязал наш флаг к антенне и, устроившись на месте командира, сказал Алексею:

– Запускай движок. Идём на максимальном ходу к перекрёстку и поворачиваем направо. Комендатуру посетим.

– Осколочный, – приказал наводчик, тоже готовясь к бою. Жаль, у пулемёта на месте стрелка-радиста никого, пригодился бы.

Мы, лязгая гусеницами, домчались до перекрёстка, повернули там и снова по газам, и снова повернули, вот и сельсовет. Два грузовика, два мотоцикла и легковушка – вот что мы увидели.

– По двери входа в здание… огонь! – скомандовал я, наблюдая, как немцы разбегаются.

Они, видимо, ещё на шум насторожились, а когда мы появились, уже пытались спастись, многие в здание бросились, надеясь укрыться за крепкими стенами. Вот в эту пробку, а те тоже застрять умудрились, снаряд и влетел. Дальше работали пулемётами, лишь дважды били по окнам, когда по нам оттуда стреляли. Даже из пулемёта, но огневые точки быстро были подавлены. Расстреляв из пулемётов технику – пусть пешком прогуляются, – мы задом покинули небольшую площадь у сельсовета и, развернувшись, покатили обратно к нашим. Два грузовика, два мотоцикла и легковушка – около пятидесяти немцев были нами уничтожены. Остальные по крайней мере серьёзно напуганы. Неплохой результат.

– Стой! – скомандовал я, продолжая держать округу, с помощью хорошего обзора командирской башенки, под наблюдением. – Сдай назад на пару метров… Всё, стой. Твою ж мать!

– Что там, командир? – первым успел спросить Алесей.

– Немцы. Тут в просвет между деревьев дорогу видно к селу. Много танков, пехоты, что пешком, что в грузовиках, бронетранспортёры, артиллерия, и всё идёт на нас. Видимо, те части, что мы блокировали тут, прорываются к месту, где мост был.

Скользнув на место радиста, я стал вызывать командира второго танка, радист, к счастью, сразу откликнулся, видимо на приёме сидел. Приказав подозвать капитана Кривова, я дождался, когда тот ответит, и ввёл его в курс дела, приказывая, несмотря на разницу в звании:

– Делай что хочешь, но раненых нужно эвакуировать. Грузи во все машины, у артиллеристов тоже забирай, те машины карателей тоже бери, даже разбитые, на буксир и вывози в сторону батальона. Сколько сможешь, столько и вывезешь. Противотанкисты пусть оборону у госпиталя занимают, укрепляются, а я со вторым танком на окраине немцев встречу. Я трезво оцениваю свои шансы. Больше десяти минут с неопытными экипажами мы не продержимся, но это время вам дадим. Поторопись.

– Понял.

Приказав командиру второго танка двигать к окраине, встретимся на перекрёстке, я связался с батальоном. К счастью, и тут радист был на волне, но на другой, пришлось покрутить тумблер, чтобы поймать его. Комбата я дожидаться не стал, времени не было, быстро сообщил радисту, что видел, приказав передать комбату, и, отключив связь, перебрался на место командира. Пока я общался, Алексей уже доехал до перекрёстка, где мы и встретились со вторым танком, после чего проследовали к выезду из села. Тут пост уже брошен был, никого, видимо сбежали, когда бой у госпиталя начался. Успели мы едва-едва, немцам до въезда метров сто осталось. Сначала те дёрнулись, увидев нас, но опознав свои танки, только ускорили ход. Да, я снял флаг с антенны, сейчас он как раз и не нужен.

– Стой, – скомандовал я, быстро осматривая дорогу, после чего скомандовал наводчику: – Бери под прицел головного. Старшина, твой второй. Твои чётные. Работаем… Огонь!

Танкист из группы старшего лейтенанта Малышева, что командовал второй боевой машиной, имел звание старшины, но такие труднопроизносимые имя и фамилию, что коверкать язык я не стал и обращался к нему по званию. Тот казахом был.

– Гори-ит, сука-а! – орал наводчик, когда передовой танк вспыхнул, а потом двумя снарядами поджёг третий, второй, расстелив гусеницу, свернул набок башню, что съехала на корму, и замер неподвижно.

Впереди ехали мотоциклисты, их прочесали из пулемётов, и выжившие бросились в разные стороны. Дым горящей техники начал заслонять дорогу, наше орудие хлопнуло уже в четвёртый раз с одного места, когда я скомандовал:

– Алексей, сдавай назад. Я буду говорить, куда поворачивать… Старшина, уходи за дома, иначе снесут. Не бойся использовать любое строение как укрытие. Я влево от дороги, ты справа. Больше одного выстрела с одного места не делай. Выстрелил, и сразу укрывайся, ищи другое место, иначе подловят.

– Понял.

Тут мы и разъехались. Подмяв забор и прокатившись по городу, уже пустому, стараясь не тронуть яблоню, подъехали к забору, что также маскировала вишня, дальше поля были, и, встав, я сразу скомандовал наводчику:

– Видишь, колонна грузовиков встала? Там бензовозы и машины с бочками видны. Бей по ним осколочными. Лёха, после второго выстрела без команды сдаёшь назад и уходишь за амбар, потом за дом. Я буду твоими глазами, пока ты назад сдаёшь. Ну как обычно.

– Понял!

– Понял! – ответили оба.

После второго выстрела, а в колонне хорошо полыхнуло, начались пожары, танк резко стал сдавать назад, и тут по броне здорово чем-то засандалили. Да так, что двигатель стих.

– Все живы? Лёха, что с машиной?

Бойцы, кряхтя, отвечали, что вроде в порядке, в ушах лишь звенит. А вот мехвод только матерился, но сердце танка молчало.

– Не волнуйтесь, это рикошет, самоходка влепила. Лёха, заводи, иначе нас сейчас сожгут.

– Пытаюсь, командир.

Тут в наушниках раздались крики заживо сгорающих людей, и я понял, что наша машина осталась одна. Старшину всё же подловили, почти как нас. Наконец танк взревел, и мы уползли за амбар. Тот затрясся от попаданий снарядов, но мы уже были за домом, из-за которого, высунувшись, двумя снарядами подбили ту самоходку, что так коварно подстерегла нас. Поджечь не смогли, лобовая броня больно толстая, но гусеницу сбили. Второй снаряд под самоходку рикошетом ушёл. Потом ещё дважды сменив позиции, мы подожгли ещё два бензовоза и грузовик с бочками. Полыхало здорово, но наконец и нам не повезло. Обманул я Кривова, восемь минут бой шёл, не смогли мы обещанное ему время продержаться.

– Горим! Ребята, горим! – прокричал я.

– Командир, двигатель работает, машина на ходу, – услышал я от Алексея.

Тронул за плечо наводчика, но тот был убит, снаряд, что пробил броню башни, убил его. Немцы уже были вокруг, пехотинцы кричали, чтобы мы сдавались. Не раз пытались остановить, бросая на броню гранаты, те хлопали, сильно оглушали нас, но пока мы ещё могли вести бой, и вот смогли нас поджечь. Сергей пытался выбраться, открыл боковой люк, но тут же повис, словив пулю.

– Лёха, мы вдвоём остались, – кашляя от заполнившего боевой отсек дыма, хрипло сказал я. – Гони вперёд, впереди автоколонна и пехота. Пока не остановят, успеем немало взять своего, а потом в поле, укроемся за дымами, может, сможем уйти. Тарань су-ук!

Я орал, уже изрядно задымило боевое отделение, и пока изредка виднелись языки пламени, а танк, подминая яблоневый сад, сбил забор и выскочил на поле, объятый пламенем, и понёсся под небольшой уклон, оставляя за собой чёрный дым. Немцы в ужасе разбегались. А я, спихнув тело наводчика и заняв его место, поливал их из пулемёта. Потом мы врезались в грузовик, первый, второй, третий, и на четвёртом танк лёг на бок, практически перевернувшись, попавшийся под левую гусеницу бронетранспортёр не был отброшен, а сработал трамплином. Во время переворота я просто выпал наружу через открытый верхний командирский люк, специально его открыл, чтобы выбраться быстро можно было, а тут меня это спасло. Покатавшись по обочине, сбивая пламя со спины, хотел было броситься обратно к танку, но меня оттащили немцы. Не знаю, был ли жив мой мехвод, но криков я не услышал. Меня же быстро разоружили, вытащив из кобуры наган, били. Сильно, ногами, целая толпа набежала. Правда, забить не успели, помяли хорошо, но подоспевшие офицеры остановили разгорячённых солдат и велели поднять меня. Ха, у меня даже силы были стоять, хотя и шатало. Сплёвывая кровавую слюну – в этот раз зубы целыми остались, немцы гуманнее наших оказались, – я угрюмо смотрел на полковника, что тут командовал. Меня уже обхлопали по карманам, выгребли всё, что было, и, не найдя документов, поинтересовались, кто я.

– Командир танкового взвода, младший лейтенант Кутузов, – ответил я переводчику. Говорил на русском тот ужасно, но понять можно.

– Спросите у него, почему он совершил эту атаку безумия? – велел полковник переводчику, но я сказал:

– Не надо язык коверкать, я говорю на немецком, – и, снова сплюнув, ответил: – В селе госпиталь с нашими ранеными был. Мы его отбили обратно. Вовремя успели, ваши прислали две роты карателей, вроде украинские националисты, мы их хорошо положили. А тут вы. Эвакуировать раненых, так техники мало, я решил задержать вас на максимальное время.

– Мы не воюем с ранеными, – с апломбом сказал тот.

– Вот только врать не надо. Я видел, как ваши лётчики бомбили санитарные поезда или машины, не обращая внимания на кресты. А госпитали? Им специально полотнища расстилали, а они по ним били. И госпитали вы наши уничтожали, и медсанбаты. Высшая раса хренова. Я в курсе про план «Ост».

– Я знаю, что его напечатали в ваших газетах, – пожал тот плечами. – В селе идёт бой. Сколько ваших войск обороняет госпиталь?

– Сколько бы ни было, все наши. Судя по густым дымам, там горит ваша техника, значит, наши хорошо держатся.

Тот задумчиво рассматривал меня, такое впечатление, что он силился меня вспомнить. Но рожа лица у меня разбита, закоптилась, да ещё в крови, поэтому опознать пока не смог, но, я думаю, вспомнит, свалить бы, но тут рота солдат. Да и части всё подходят и походят. Думаю, уже больше дивизии, село по бокам обходят. В общем, серьёзную силищу собрали. Меня приказали отвести в машину полковника и, ткнув прикладом в спину, больно, хорошо припекло, повели дальше к стоявшим машинам. Именно там, когда меня подвели к заднему борту грузовика, и рванул мой танк. Что-то долго. В машине полбоекомплекта осталось, не удивительно, что башню лишь слегка откинуло, а танк стал дымить гуще. Дальше я забрался в кузов, оказалось, тут ехала охрана полковника, меня забили в угол у кабины, и сидя на полу, народу тут устроилось на лавках немало, ожидал результатов. Висевший за спиной шлемофон был водружён мной на голову. Так-то я пользовался немецкими наушниками, но они слетели, когда я вылетел из нашего танка, провод не отцепил, а шлемофон был при мне. Теперь постоянно носил, вдруг с нашими бы встретились, надел его и выглянул. Так и получилось, что шнур был сунут в нагрудный карман комбеза и шлемофон я не потерял. Он слегка обгорел, но пользоваться можно.

Ехали мы не сказать что долго, минут десять. Мотало в грузовике изрядно, видимо по каким-то колдобинам ехали, но вот и встали. Солдаты покинули кузов, а я остался под охраной одного. Через откинутый тент заднего борта я рассмотрел дом, похожий на длинный барак, разделённый на несколько квартир, деревянный, с весёлыми голубыми ставнями. Что-то знаемое. Ну точно, этот дом стоял окнами к площади, и если я не ошибаюсь, с другой стороны здание сельсовета, то бишь комендатуры. Тут и расстрелянная техника должна быть, но я её вижу. Корма грузовика стояла не тем ракурсом. Снаружи доносились команды, рапорты, ну и остальное, что сопутствует прибытию крупной части в новое место. Сидя, стараясь это делать незаметно, я пощупал голенище сапога, у меня там документы лежали. Когда Лёха рванул вперёд, ведя горевший танк на немцев, я достал их из кармана и убрал. Не то чтобы был уверен, что попаду в плен, но не исключал и вот так подстраховался.

Сидеть пришлось недолго. Ныли обожжённая спина и шея, но, к счастью, ожоги слабые, успел сбить пламя, думаю, комбез обгорел, а вот гимнастёрка разве что подкоптилась. Пить очень хотелось, но фляжка вместе с ремнём исчезла, когда меня обезоруживали. Через полчаса после нашего приезда сюда в кузов заглянул какой-то унтер и сообщил, что ему приказали забрать меня. Охранник не возражал, меня вывели наружу, причём приказали держать руки поднятыми, и так повели к полуторке, где стояло ещё двое рядовых. Думаю, это для местных спектакль. Если во время нашего прибытия их не было, попрятались, то как стихли бои, а стрельба у госпиталя тоже стихла, и я вполне осознаю, кто победил, подходили и глазели. Меня запихнули в открытый кузов советского грузовичка и повезли прочь из села. А куда, я не знаю, не сообщали. Единственно, у них нашивки техслужб были. За рембатом числились. Ещё в кузове стояло две бочки, сильно отдающих солярой, и несколько канистр, по потёкам масла понятно. Двое солдат в кузове со мной, оба вооружены карабинами, и унтер с пистолетом в кабине. Вот водитель был вооружён более интересным оружием, не знаю, на что он её сменял, но судя по подсумкам на его ремне, у того была СВТ. Саму винтовку я не видел, видимо, та находилась в кабине.

Кузов открыт был, удобно, обзор имеется. Мы обгоняли пехотные колонны, однажды проехали мимо колонны военнопленных. Я присмотрелся, но вроде знакомых не было. Не думаю, что Кривов ушёл, держался тот до конца, так что или погиб, или ранен, или где бредёт в такой колонне. Кстати, когда мы пленных проезжали, водитель нашего грузовичка сбросил ход. Вот у второй колонны пленных внезапно встали. Мне привстать и посмотреть не разрешили, последовал окрик одного из рядовых, и через минуту в кузов залезло ещё двое пленных. Один, как и я, в синем танковом комбинезоне, а вот шлемофона не было, видимо потерял. Второй в чёрном комбезе техслужб и пилотке. Они с интересом посмотрели на меня, отметив моё командирское звание, через открытый ворот комбеза был виден одинокий кубарь в петлице, да и вид мой закопчённый, обгорелый, в крови, ясно давал понять, что я не сам сдался, а в бою взяли. Правда, то, что я пехотный лейтенант, а именно так это по петлицам можно понять, но сижу в комбезе танкиста и шлемофоне, их заметно озадачило.

Они перебрались ко мне к кабине, оба немца у кормы сидели, и машина тронулась дальше. Тот боец, что танкист, протянул руку, негромко говоря:

– Сержант Мальцев, заряжающим на «тридцатьчетвёрке» был. Выжил один из экипажа, остальных из пулемёта, когда из горящей…

Договорить он не успел, как и второй парень, что в комбезе технаря был, представиться, одному из рядовых не понравилось наше общение, и он рявкнул. Я пояснил сержанту:

– Велел молчать. Эх, если бы не немцы на дороге, можно было бы этих удавить и сбежать.

– Эх, – только и вздохнул сержант и тоже, как и я, замолчал.

Вскоре мы свернули с дороги и покатили по второстепенной. Вот теперь можно попробовать освободиться, немцы, кстати, наши переглядывания тоже видели и демонстративно направили на нас оружие, показывая, что дурить не стоит. Пришлось ждать. Проехав ещё километров пять, мы спустились в овраг, поросший лесом и кустарником, и остановились. Вот теперь стало понятно, почему выбрали нас и везли сюда. На глубине полуметра стоял в мелком ручье КВ-1, и даже на первый взгляд было понятно, что тот сможет выбраться сам. Я думаю, тот просто заглох так неудачно, из-за того что топливо кончилось. У танка маялся часовой, что охранял его, явно обрадовавшийся нашему прибытию. Сама машина явно командирская, антенна высокая имелась, а вот пулемётов нет, да и заперта машина была.

Я всё это понял, окинув лишь взглядом, когда нас подняли, как только машина встала и заглохла метрах в трёх от воды. Унтер приказал нас высадить. Дальше под присмотром немцев мы стали заправлять танк, полуторку задом загнали в ручей, и мы с её борта перекатили на корму одну бочку и, подсосав, сунули шланг в горловину бака, куда хлынула солярка. Кстати, наши бочки, видать, трофей. С учётом того что у КВ баки были на шестьсот литров, тут было на две трети объёма. Сам унтер, переодевшись в комбинезон, вполне толково проводил осмотр машины, показывая, что вполне знаком с нею. Проверил уровень масла и воды, да и следил за нами. У него и был ключ к люкам. Он их открыл и перебрался в боевое отделение, чем-то занимаясь там. Даже не подойдёшь и не заглянешь в люк, солдаты не дадут, пристально следя, чем мы занимаемся. Точнее, трое, включая часового, болтали о чём-то, а один, что нас и охранял, стоял в сторонке на сухом месте и смотрел за нами. Не пристально, но и не ослаблял внимания.

Наконец и вторая бочка слита в баки, после чего, закрыв горловины баков и самой бочки, мы вернули её в кузов грузовичка. Дальше взяли масло и стали заливать в нужную горловину. Тут унтер следил и время от времени проверял щупом. А я, пока мы занимались работами, всё думал, что же делать. Никакой идеи не возникло, ну кроме того, что верхний люк и люк стрелка-радиста были открыты. Запрыгнуть внутрь, запереться и угнать танк, вот какая мысль была. Только не дадут нам этого сделать. Ладно, я, миг – и в танке. Опыт – дело такое. Мальцев, возможно, тоже, я не знаю о нём ничего. А вот третий наш спутник был пока не понятен. В общем, пока возможности что-нибудь сделать для освобождения не было. Закончив со всеми приготовлениями, мы вернули канистры на место, и водитель отогнал машину в сторону. Он её даже наверх поднял, оставив на дороге, и спустился вниз, с интересом наблюдая, что будет дальше. Унтер, закрыв люки, вытирал руки тряпкой и, убрав её в карман, полез было на башню, как из кустов раздался залп. Чёрт, это даже для меня было неожиданным, я не заметил, чтобы кто-то к нам подкрадывался.

Мы синхронно упали там, где стояли, и, если остальные остались лежать, то я, активно шевеля конечностями, пополз к танку. Дело в том, что в залпе участвовало всего три винтовки. Ударили те вразнобой, жидкий залп, подсчитать было не трудно. Видимо, цели выбраны были сразу, так как, схватившись за живот, на корму с башни упал унтер, упал наш охранник, и, вскрикнув, схватился за руку один из тройки немцев, что в стороне стояли. Водитель безоружен, этот раздолбай снова винтовку в машине оставил, вот у двух других были карабины, с помощью которых они и палили по кустам. Я же, скользнув в воду ручья и загребая её, уже ушёл с линии прицеливания немцев, из кустов продолжали редко стрелять, видать с патронами беда. Добравшись до танка, я взобрался на корму, тут раненый унтер почти достал парабеллум, но я у него отобрал оружие, сил у того сопротивляться не было, и, приведя пистолет к бою, осторожно выглянул из-за башни. Водитель, оказывается, стрелял из винтовки раненого товарища. Я прицелился и попал ему точно в голову. Что тут, метров тридцать, потом выпустил весь магазин по остальным, раненому и второму. Эти тоже готовы.

Достав запасной магазин, я перезарядил оружие и скомандовал Мальцеву:

– Сержант, беги к убитым немцам, разоружи их. Вооружи напарника и пусть стоит наверху, прикрывает нас. Потом в полуторке винтовка наша должна быть, СВТ, забери. Её мне.

Сам я, наклонившись и расстегнув ремень, вырвал из-под тела унтера пистолет, сунул в кобуру и положил её на башню. Это не мой трофей, чужое не беру, а вот СВТ и два карабина – это уже моё, честно заработанное. Кстати, проведя по карманам унтера, нашёл ещё один запасной магазин, забрал и положил поверх кобуры. Больше ничего не брал, не моё, не я немца убил. Документы тоже забрал, после чего сбросил тело в воду. Нечего кровью корму пачкать. Прихватив оружие и загребая воду сапогами, по мелководью вышел на берег и посмотрел на трёх грязных, заросших бойцов в шинелях, что вышли к нам. И, протянув им кобуру, сказал:

– Чей трофей? – Молчание было мне ответом, тогда я спросил. – Кто в унтера стрелял?

– Я, товарищ младший лейтенант, – ответил один из бойцов, невысокий, лет двадцати, с щетиной, усталым и голодным видом.

– Держи. От трофеев отказываться нельзя, а ты его честно заработал.

– Спасибо, – явно растерялся он, принимая оружие. Ничего, почти пустой сидор за спиной, есть куда убрать.

– Да это не ты спасибо говорить должен, а я. Спасли нас от плена, молодцы. Спасибо вам, – обняв того, сказал я. После чего пожал руки двум другим.

Тут я вспомнил о документах и, выругавшись, достал их из-за голенища и стал дуть, отряхивая и открывая, а потом, осмотрев, протянул с облегчением:

– Не намокли, просто отсырели слегка.

Тут подбежал Мальцев с винтовкой и ремнём водителя, у него на плече уже висел карабин одного из рядовых. То есть он принёс мне СВТ с подсумками. Я сразу застегнул ремень, согнав складки назад, а винтовку, проверив, повесил на плечо. Кстати, положенного штыка к ней не было, это слегка опечалило, а так радость от освобождения переполняла.

– Товарищ командир, а почему у вас документы в сапоге? – вдруг спросил один из красноармейцев, что нас спасли, с таким серьёзным лицом. Уверен, он остальными и командует, типаж подходящий.

– Когда танк мой загорелся и механик-водитель повёл его на таран, я убрал документы за голенище на всякий случай. Я же коммунист, а немцы нас сразу расстреливают. Не то чтобы я был уверен, что в плен попаду, просто перестраховался. И ведь попал, три грузовика раздавили, а на четвёртый машине, бронетранспортёр был, перевернулись. Меня из машины через люк выкинуло. Побили хорошо. А из всего экипажа я один выжил.

– Товарищ младший лейтенант, а почему у вас красные петлицы и общевойсковые эмблемы? – влез в наш разговор Мальцев.

– Потому что я проходил службу в отдельном коммунистическом батальоне в танковой роте. Я командир взвода. Кстати, осмотри полуторку на предмет съестного, я там немецкие ранцы в кузове видел. Видишь, бойцы от голода шатаются. Неси, все поедим. У меня тоже голодные спазмы начались.

– Есть, – козырнул тот и снова убежал, а я, посмотрев на бойцов, приказал:

– Ну, докладывайте, кто такие.

То, что они окруженцы, я и так понял, а как те сами сообщили, они из бойцов, что аж с первой линии обороны. Когда у соседей оборону проломили и запахло окружением, пришёл приказ отходить. Вот и отходили. Они миномётчики, из одного расчёта батальонного миномёта. Вели бой, пока мины не закончились, расчёт проредило, а потом смогли переправиться через Днепр. Это вызвало уважение, притом что миномёт они вынесли, и сейчас он метрах в трёхстах лежит. Сильны, уважаю. Пока те бегали за своим оружием, Мальцев уже распотрошил ранцы и наверху готовил стол, откинув задний борт грузовичка. Тот второй боец, что молчаливый, продолжал нас охранять. Я же отошёл в сторону и, сняв с себя всё, выжал форму и комбез, после чего всё снова надел. На теле высохнет, а то уж больно холодно в мокром ходить. Не лето, чай. Бойцы как раз вернулись, и мы помогли загрузить миномёт в кузов полуторки. За время обеда я пообщался со всеми, как и с тем бойцом в комбезе техника. Да и не техником он оказался, обычный водила, что как раз ремонтировал свою машину на дороге, когда его внезапно в плен взяли и из-за этого по ошибке причислили к ремонтникам. Так что водитель на полуторку у нас есть, что тот подтвердил. Машину эту знает от и до. Я его и назначал водителем, бойцы в кузове поедут. Патронов у них действительно нет, но Мальцев, осмотрев кабину, под сиденьем вместе с ранцем водителя нашёл полный сидор патронов к нашим винтовкам. Так что бойцы получили по пятьдесят патронов на каждого. Остальное нужно было нам. Дело в том, что в танк я заглянул мельком. Пулемёта стрелка-радиста не было, как и кормового, вот спаренный почему-то стоял. Диск один, запасных нет, ниши пусты, так что его можно снарядить, и будет у нас хоть какое-то оружие в танке. Снарядов тоже не было, но хоть пушка в порядке, замок и прицел на месте. Судя по тому, как криво стоял танк, не на дороге, что этот овраг и ручей пересекала, его загнали в ручей специально, видимо в целях утопить. Если повыше подняться, там запруда была, по башню в воду уйдёт, но, видимо, просто не успели, топливо закончилось.

Поев, я велел собираться, мы уезжаем.

– Товарищ младший лейтенант, я этого монстра не знаю, водить не умею, – сообщил Мальцев.

– Не волнуйся, уж я его хорошо знаю. До последнего винтика, так что забирайся на место наводчика, снаряжай пока диск, а я выгоню его наверх.

– Есть, – даже обрадовался тот и, козырнув, побежал вниз к нашей боевой машине.

Я тоже добрёл по ручью до танка, старясь, чтобы не захлестнуло сапоги, и, через корму пробравшись вперёд, сначала спустился на место стрелка и там перебрался на сиденье мехвода.

– О, тут ниша у стрелка полная, диски есть, – сообщил я Мальцеву.

– Снаряжённые? – просунул тот ко мне вниз голову.

Достав верхний диск, я сразу сообщил:

– Пустой. Остальные, видимо, тоже.

– Давайте их мне, я их в свою нишу переложу.

Так я и сделал, передал все двенадцать дисков, и пока тот снаряжал их по очереди, на три диска патронов у нас было, я провёл все процедуры запуска. Аккумулятор дохлый был, но баллоны в порядке, воздух есть. Открыв вентили, дал возможность запустить двигатель. Со второго раза тот, вдруг взревев, заработал на высокой ноте. Дав немного прогреться, я осторожно, задним ходом стал пятиться к дороге. Мальцев, сидя в люке наверху, подсказывал. Шлемофона своего у того не было, но тут нашлось их аж два. В танке самом пусто, в ранце у унтера они были. Один себе оставил, а второй повесил на место заряжающего. Так что мы переговаривались по переговорному устройству. А вот ранец, пусть и почти пустой, я себе забрал. Документы в него убрал. Высохнут, как и форма, тогда и верну в карман.

– Хорошо, тут песок и камни, иначе увязли бы уже, – сказал Мальцев, когда мы выбрались на дорогу.

После этого, слегка доворачивая, я стал, ревя мотором, подниматься на довольно высокий склон оврага, пока не оказался наверху. Там, подъехав к полуторке, не стал останавливаться, и мы покатили дальше. Мальцев, снарядив первый диск, уже вставил его в пулемёт и даже проверил, коротко дудукнув очередью в три патрона в небо. А сейчас сидел на башне, поглядывая вокруг, и снаряжал второй, доставая из сидора патроны. Жаль, немцы на трофеи оказались бедные, я даже предположил, что все их вещи в другом месте находятся, а прихватили они то, что им потребуется для выполнения этого задания. А так, двигаясь по той же дороге, где нас везли немцы, я прикидывал свои шансы прорваться через них к нашим. Как-то маловато их было. Эх, был бы боеприпас и экипаж, я бы тут развернулся, но чего нет, того нет. Двигался я на тридцати километрах в час, на такой полевой дороге КВ разогнать сложно, но я смог. Удалившись от оврага на километр, я повернул на перекрёстке к деревне, что виднелась на горизонте, не поеду же я к трассе, где немцев как тараканов, объедем, ну и попылил дальше. Полуторка следовала позади как привязанная, как мне доложил Мальцев. Водитель, а его звали красноармеец Зиновьев, Антон вроде, уже осмотрел машину, та в приличном состоянии была, полбака бензина, но запаса не имелось. Надеюсь, найдём.

Всё же меня расстроила бедность немецких техников, ни тебе карты приличной, ни даже бинокля, все харчи, что были, мы смели, ни крошечки не осталось. Барахло, что нам не нужно, бросили там же, где немцы лежат. Единственно, у унтера планшетка была, в кабине лежала, я туда все документы убитых убрал, отчётность – штука важная, ну и свои переложил в отдельный кармашек. Чёрт, у них даже бритвы не было, все заросли, побриться бы надо, а моя сгорела со всеми вещами. Зато среди вещей три котелка немецких было, с крышкой, что под второе использовать можно, вот я себе такой котелок и прибрал, второй Мальцеву ушёл, и один – одному из миномётчиков, водитель отказался, он круглый солдатский нашёл в кабине.

Ну, вот и деревня, а дорога через неё вела, объезда нет. Ну и ладно, внаглую на полном ходу проедем. Я уже велел Мальцеву спуститься и занять своё место, мало ли что, а сам прибавил скорости. Танк в приличном состоянии был, мехвод, что его ранее пользовал, хорошо обслуживал. Натяжение гусениц тоже в порядке. Так что особо тот внимания к себе не требовал. Поэтому я надеялся, что длинный и долгий марш он выдержит.

Деревню мы пролетели благополучно. Деревенские имелись, но, похоже, только они. А дальше, не успели мы проехать и трёх километров, как Мальцев сообщил:

– Командир, кажись, пост на перекрёстке. Грузовик и мотоцикл.

– Это хорошо. Они нас подпустят к себе благодаря флагу, а там и ударим. Нам трофеи нужны, и немало. Люк открой, чтобы видели, их не опасаются, свои едут. Иначе увидят закрытую машину, попрячутся и будут садить. Помни, что парни сзади брони не имеют, нужно сразу и максимально большее количество врагов уничтожить, патронов не жалей.

По поводу флага это не оговорка, нашли два немецких опознавательных. Один на корме расстелили, чтобы не бомбили, а немцы летают порядочно, то и дело в небе гул авиационных моторов, и один на передке натянули, чтобы по ходу движения его рассмотреть можно было.

– Да понял я, командир. Кстати, там дальше наша разбомблённая колонна. Даже на вид целые машины есть.

– Потом посмотрим. Дорога пуста?

– Э-э-э, нет, навстречу что-то едет. Кажется, колонна грузовиков. Думаю, мы одновременно у поста будем.

– Ясно. Значит, проезжаем мимо. Помаши рукой парням сзади, пусть лягут в кузове, кузов-то открыт.

– Да, я помню, как вы их заставили учить сигналы, что я буду подавать. Несколько раз опустить ладонь вниз значит лечь в кузове. Всё правильно?

– Правильно.

Мы действительно подъехали, когда встречная колонна приблизилась и, ревя моторами, проскакивала мимо. Немцы на посту на колонну внимания не обратили, видимо предупреждены о ней были, похоже те из снабжения были, порожними шли, а вот нас тормознули.

– Не стрелять, – приказал я и, сняв шлемофон, поправил воротник комбеза, чтобы петлиц не было видно, и высунулся из открытого люка стрелка, протягивая документы унтера, сказал подошедшему регулировщику из фельджандармов: – Пятьсот шестой батальон. Старший команды унтер Мюллер, перегоняем трофейную технику в расположение.

Тот удивлённо посмотрел на моё чумазое лицо, кровь-то я смыл, но маскировку навёл снова, чтобы синяков не было видно. Однако взять документы он не успел, а рванул в сторону. И виной были не мы, а авиационные моторы, сквозь которые было слышно стрекотание пулемётов. Два «ишачка» атаковали колонну, и, воспользовавшись этим, я, вернувшись на своё место, рванул дальше по дороге. Ну, и на ходу надел шлемофон, поинтересовавшись у сержанта:

– Как там наши?

– Едут за нами, – после некоторой заминки, видимо выглядывая, сообщил тот. – Там на дороге три грузовика горят, приятно посмотреть. Молодцы летуны… Они один заход сделали и улетели.

А мы шли дальше к той самой разбитой колонне советских войск, которую рассмотрел Мальцев. И она не была разбомблена, тут танки поработали, я сразу это понял, как приблизился.

– К фронту шли, их и перехватили. Били справа из той низины. Классическая засада. Расстреляли, зачистили и дальше пошли… Мои глаза меня не обманывают, и там КВ стоит?

– Да, товарищ младший лейтенант, – выглянув из люка, сообщил сержант. – Только он увяз по самые гусеницы и расстрелян напрочь. Мне, кажется, у него боекомплект взорвался после пожара. Ещё слева сгоревшая «тридцатьчетвёрка» стоит. Бандаж обгорел и осыпался у катков.

– Раз тут есть машины, имевшие орудия одного с нами калибра, значит, и боекомплекты в грузовиках могут быть. Хм, думаю, тут уже поработали трофейщики, целой техники и не вижу, что тут может быть. У всего, что осталось, повреждения критические.

– Думаю, да, товарищ младший лейтенант. Часть машин разукомплектованы, запчасти снимали.

– Вот и я думаю. Но всё равно встанем и поищем. Может, что ценное найдём, чем трофейщики побрезговали. Во все грузовики загляните, особенно под сиденья водителей, там много что ценного можно найти. Осмотрите убитых, документы собирайте. Сержант, командовать будешь. Одного бойца поставь на наблюдение, и, пока я осматриваю танк, проверю, как он эти десять километров прошёл, поставь задачу остальным, водитель пусть топливо себе ищет, сливает, и командуй ими. Ищите всё ценное. Но стараясь не попадаться на глаза тем, кто на посту, а то тут километра два до них, могут опознать. Всё ясно?

– Ясно, товарищ младший лейтенант.

– Ну вот и действуй.

Покидать дорогу, чтобы не утонуть в мягком лугу, как это произошло с собратом, я не стал, лишь сполз на обочину и встал за двумя ЗИСами, сильно расстрелянными, но не горевшими, которые вполне могли поработать защитой. То есть с поста танк уже не видно будет. Полуторка проехала дальше и встала перед мордой КВ. Дальше Мальцев, покинув танк, стал раздавать приказы, после чего забрал остальных, оставив наблюдателя, тот в кузове стоял, головой крутил, и они разбежались. Я же, аккуратно вытащив наружу через люк стрелка свою винтовку, а я предпочитаю вооружённым быть, положил её на корму и устроил шаманские танцы вокруг машины, проводя её осмотр и, если потребуется, обслуживание. Пока всё нормально, хотя мне и не понравилось натяжение одной из гусениц, подтянуть бы надо. После этого я вернулся в танк и стал работать с радиостанцией. Я ещё в овраге её проверил, мёртвая, явно, что повреждена, но в чём беда? Отсоединив провода от неё и отстегнув зажимы, я выбрался обратно на броню, устроился на корме и, вскрыв заднюю стенку, стал осматривать нутро рации. Причина выхода из строя сразу стала ясна. Лампы побиты. В полевых условиях можно починить, при наличии запчастей, но их не было, так что только реммастерские. Пока я её обратно устанавливал, по дороге прошла очередная колонна. Наши все попрятались, а я внутри возился. Колонна прошла, а я, выбравшись снова наружу, стал узнавать, что бойцы нашли. Повезло одному из миномётчиков, тот осматривал лежавшую на боку полуторку и обнаружил обломки ящиков, но мало, видимо, немцы нашли ящики со снарядами к танкам и забрали их, но не всё, часть снарядов из ящиков разлетелись, и тот, поискав, нашёл шесть снарядов к нашей пушке. Два бронебойных и четыре осколочных.

Мальцев тоже не без находок, нашёл в траве бинокль, он на него наступил и, почистив, передал мне. Потом он же нашёл в поле убитого командира, тот политработником был, забрал документы и снял ремень с ТТ. Тот его даже из кобуры не вытащил. Вот это хорошее дело. Я сменил ремень с подсумками от винтовки на найденный командирский ремень с портупеей и кобурой. Теперь лучше. А подсумки убрал пока в сторону. Снаряды Мальцев сразу убрал на место, чтобы под рукой были, а потом стал снаряжать диски к пулемёту, так как среди других находок был также слегка повреждённый цинк патронов, что не заинтересовал немцев. Часть патронов повреждены и помяты, их осматривали и годные снаряжали в диски. Мальцев, кроме того что принёс пять шлемофонов и три новеньких комбинезона, я сразу свой скинул, обгорелый, и надел тот, что по размеру, синего цвета, так ещё дополнительно шесть дисков к пулемётам принёс, найдя их опустошенными у разбитых танков. Вот и снаряжал их с одним из бойцов, пока остальные продолжали осматривать разбитую и расстрелянную технику. Жаль только, пулемёты найдены не были, нашли ещё три винтовки и наган, что Мальцев, проверив, сунул в карман, и всё на этом. Винтовки в кузов грузовичка убрали. А документов нашли у убитых лишь пять штук, остальные, видимо, немцы собрали.

Водитель смог слить всего ведро бензина, перелив в бак своей машины, похоже кто-то до него скрупулёзно этим занимался, баки явно пробиты были, чтобы всё вытекло с них. Видимо, когда мы взорвали мост, трофейщики стали всё собирать, что может пригодиться и что стало дефицитом. Топливо входило в этот список, когда начались с ним проблемы. А вообще колонна довольно неплохо подчищена была, странно, что столько найти смогли. И да, мы солярку нашли. Пусть литров пятьдесят в расстрелянной бочке, но немцы ею не заинтересовались, а бойцы найденной канистрой, тоже простреленной рядом с горловиной, но заткнутой чопиком, перелили и наносили, сливая в бак моего танка. По продовольствию, то тут находки ещё скромнее. Тот же парень, что нашёл снаряды, забравшись в кабину одного из ЗИСов, из тех, что мы использовали как защиту, обнаружил свёрток из грязного комбеза и, в отличие от немцев, не побрезговал его потрогать и развернуть. Там ушлый водитель прятал пакет с сухарями. Не вскрытый пакет бумажный и две банки с консервами, тушёнкой и рыбой. Так как я снова хотел есть, и много, то разрешил поесть. Фляжек стеклянных четыре было найдено, одну я себе забрал и повесил на пояс, вещь нужная, у немцев было две фляги, но обе я прострелить умудрился, когда палил по ним. А так мы макали сухари в воду, налив её из одной из фляжек миномётчиков в каску, иначе не разгрызть, и ложками черпали консервы. Я тушёнку. Мне много калорий надо. Кстати, ложка у меня своя, трофейная. Дорога пуста, и никто нам не помешал у заднего открытого борта нашего грузовичка поесть. Миномётчики после долгого голодания постоянно есть хотели и были не прочь снова заморить червячка, да и остальные не отставали. Немного было, но поели, да и я притушил слегка чувство голода, сунув пару оставшихся сухарей в нагрудный карман комбеза. Есть захочется, будет что погрызть. Начало темнеть, поэтому мы тут же устроились на ночёвку, выставив часового.

Утром завтракать было нечем, поэтому я скомандовал продолжать движение сразу, как рассвело, а тут наш наблюдатель сообщил, что видит движение. И на немцев это не похоже. Вчерашний пост был на месте.

Поднявшись в кузов полуторки, я, поднимая бинокль, поинтересовался у наблюдателя, это был тот, что унтера подстрелил:

– Где ты там движение увидел?

– Вон там, товарищ младший лейтенант, – указал тот рукой.

– Ага, в низине, откуда немцы по нашим били… Да, теперь вижу мелькание. А острый у тебя глаз, боец, я с биноклем и то не сразу рассмотрел.

– Там один выше поднимался и осматривался, я его и увидел. А мельтешение я не вижу.

– Да понял я. Похоже, наши, немцы прятаться бы не стали. Да и порядочно народу идёт, никак с роту.

Опустив бинокль, я задумался, покусывая нижнюю губу. Конечно, с нашими соединиться хочется, но тут тоже палка о двух концах. Ещё этот пост, что мы проезжали. Брать их нужно, это же лучшие информаторы, которые водятся в вермахте. Если добудем карту и языка из старших, это как же у нас глаза откроются! Мы сможем планировать дальнейшие шаги, зная, где та или иная часть у немцев находится. Конечно, с прорывом наших дивизий у них тут тоже неразбериха началась, но хоть какие-то сведения получим. Тем более меня мучил вопрос, что там с моим батальоном и стрелковой дивизией, что пришла на выручку. Никакой же информацией не владею, хотя грохотать только к вечеру перестало, точнее потише стало, а тут вот они, языки. Вот об этом всём я и думал, и вскоре принял решение.

– Значит, так, бойцы, двое останутся тут, двое отправляются со мной. Мальцев!

– Я, товарищ младший лейтенант.

– Выбери себе бойца на должность заряжающего и посади на место, пусть освоится и потренируется, поучи его. Второго на место стрелка. Пулемёта у нас нет, но можно использовать СВТ как временную замену. Будем пост брать. Сведения остро необходимо получить, а у них всё есть, включая карту местных дорог и стоянки их частей. И да, выдай им шлемофоны.

– Сейчас сделаем, товарищ младший лейтенант, – козырнул тот и сразу стал командовать, что-что, а это дело тот любил, по повадкам видно.

Минут десять он занимался тренировками, боец, знакомый с СВТ, сидел уже на месте стрелка, и в пулемётной бойнице торчал, шевелясь, ствол самозарядной винтовки. Тот пробовал себя на месте. Я же велел оставшемуся миномётчику:

– Как мы пост брать будем, по шуму услышишь, постарайся привлечь внимание тех, что по низине идёт. Тряпкой помахай или ещё чем. Подойдут – хорошо, нет – не страшно. Понял?

– Да, товарищ младший лейтенант.

– Будешь внимание привлекать, делай это из укрытия, чтобы на дружественный огонь не нарваться. Всякое бывает.

– Сделаем.

После этого я поднялся на танк и через башню аккуратно спустился на своё место водителя-механика, переложив свой ранец с вещами в пустой ящик из-под патронов. Потом запустил мотор и, развернувшись, направился к посту. На связи были все четверо, поэтому я приказал:

– Сержант, постарайся пушку не использовать. Хватит и пулемёта. Технику желательно целой взять. Если не получится, там по ситуации посмотрим. Понял?

– Да, товарищ младший лейтенант.

Мы уже подкатили ближе, немцы спокойно это воспринимали, всё же уже останавливали вчера, вроде как свои, поэтому каково же было их удивление, когда танк резко встал и по ним, как в полигонных условиях, ударили винтовка и пулемёт на расплав стволов. Причём Мальцев показал достаточно неплохое владение пулемётом, сразу свалив восьмерых немцев, кучно те стояли, а потом, поворачивая башню, и по остальным отработал у костра. Я тоже чуть довернул корпус, чтобы стрелку, что уже вставил новую обойму, было удобно стрелять. Дальше немцы залегли за машиной и в небольшом окопчике. Вызвать помощь не могли, Мальцев прострелил рацию у окопчика, мы их могли достать, но технику портить не хотели, поэтому я и велел сержанту, не высовываясь, крикнуть в полуоткрытый люк, чтобы те сдавались, иначе подавим гусеницами. Что кричать, я ему сообщил, и тот этот сделал. Видимо, это помогло. Те, помедлив, всё же вышли на открытое пространство, бросили оружие и встали с поднятыми руками. Против танка крыть им было нечем, двое ранены были, даже тот, что в окопчике прятался, вышел.

– Мальцев, они все тут?

– Не знаю, наверное, все.

– Неуч, нужно было пересчитать, когда мы вчера пост проезжали. Шестнадцать их было, плюс трое фельджандармов. Это те, что с бляхами. Пересчитай убитых и пленных, потом доложи.

Тот пересчитал быстро и сообщил:

– Все, один из пленных с бляхой.

– Отлично. Тогда, стрелки, вооружайтесь нашим личным оружием, ТТ и наганом, с ними удобнее, осмотрите технику и пленных. Свяжите их, а мы вас прикроем. Документы потом у всех немцев не забудьте собрать. Тела в грузовик, потом избавимся от них. И поесть что поищите. Всё ясно?

– Да, товарищ младший лейтенант.

Дальше, отключив шнуры, те стали выбираться наружу. Один через свой люк над головой, а заряжающий – через командный наверху башни. Прогрохотали подошвы по броне, и бойцы, спрыгнув на землю, стали проводить осмотр, собирая оружие, включая то, что было у раненых и убитых, чтобы не подстрелили. Когда они закончили, я выбрался, а Мальцев, сидя на башне, контролировал и, осмотрев трофеи, первым делом изучил карту, что нашёл в планшетке убитого фельдфебеля. Многие сокращения мне были знакомы, но одно пятно, жирно обведённое карандашом, сильно не понравилось. Нужна информация, и язык, кто мне может сообщить то, что я хочу услышать, у меня был. Тот самый с бляхой. Ещё уцелел обер-ефрейтор, видимо командир отделения, что усиливал дорожную полицию вермахта. Он уцелел, тоже как дополнительный источник информации подойдёт. А бойцы уже вовсю собирали трофеи, причём по моему приказу, а то мародёрство, мародёрство. Всё по заветам майора К., как я им сказал. Моего юмора те не поняли. И два пулемёта, четыре автомата, карабины, гранаты и пистолеты вместе с боеприпасами – всё это сносили в одну большую кучу. Документы тоже собрали и передали мне, я их в планшетку убрал к тем другим, что уже были. Кстати, среди вооружения нашли ППД с рожковыми магазинами. Его сняли с того обер-ефрейтора. Этот автомат я отжал себе, велел Мальцеву убрать в боевой отсек танка, вместе с тремя запасными магазинами. Потом их к себе на ремень повешу. Не знаю, где немец их столько набрал, да ещё подогнал под автомат, сшил чехлы под них, как магазинные чехлы у немецких автоматов, только матерчатые, но спасибо ему за это.

Так вот, пока бойцы заняты, я отвёл жандарма в сторону, к окопчику, и начал допрос. Все мои подозрения, что я получил, изучая карту, подтвердились. Дивизия, а точнее, два её полка, включая сам штаб дивизии и другие подразделения, приписанные к ней, а также наш батальон вчера вечером оказались в окружении. Фельдфебель эти сведения по рации получил, оттого и обвёл карандашом место, где русские сидят. Их прижали к реке, глубокой, с той стороны немцы, и тут оборону держат. Три километра глубина обороны и шесть ширина, вот такое колечко образовалось, простреливаемое чуть ли не насквозь. Хорошо, там оврагов полно, используются как естественные природные укрытия. Ни у немцев дожать наших сил нет, ни у наших вырваться из кольца. Немцы ждут, когда мост починят, чтобы свежие силы получить и, что уж говорить, обеспечение, которое расходуется излишне быстро. Пока есть кое-что, но и оно подходит к концу. Ещё рядовой жандарм сообщил, что из остатков двух мостов пытаются собрать один, но повреждений от нашей артиллерии много, не получается. Сюда перекидывают новый понтонный мост, но он прибудет только этой ночью, а запустят его завтра утром. Однако это не всё, что меня интересовало, другие сведения особенно важны для меня были, и я собирался их получить во что бы то ни стало, если этот солдат вдруг перестанет сотрудничать. Но тот пусть и нервно, но продолжал отвечать на мои вопросы, и я ставил метки у пометок, оставленных фельдфебелем. Где лагеря для военнопленных, их вблизи три, где сборные пункты трофейного вооружения, и остальное. Именно это мне и нужно, причём срочно. Сейчас. Планы начали шикарные образовываться. Жаль, рация повреждена, но, думаю, и сам справлюсь. Да не думаю, уверен. Авантюра, конечно, но сработает.

Потом я и с обер-ефрейтором пообщался, но он как язык малоценен оказался. Погрузка уже завершена, трупы тут бросили, всё оружие и ценное в кузове, когда я, жуя варёную курицу, осмотрел бойцов и спросил:

– Кто мотоцикл и машину водить умеет?

Все как-то замялись, отводя глаза, тоже заканчивая завтрак. У немцев было на удивление мало припасов, видимо ожидали доставки, но нам хватало, ещё и бойцам у колонны оставили. Только Мальцев, сверкая наглыми глазами, не совсем уверенно проговорил:

– Товарищ младший лейтенант, мне на мотоцикле покататься давали… Один раз. Перед тем как в армию ушёл. А вот на велосипеде умею.

Бойцы тоскливо посмотрели на него, видимо и на велосипеде не могли. Сюда бы лошадь с телегой, тогда бы да, они впереди планеты всей.

– Понятно. Бойцы, пленных раздеть, исподнее тоже снять. С убитых и раненых также снять уцелевшую униформу, обувь так всю.

– А зачем это, товарищ младший лейтенант? – спросил один из бойцов.

– То, что я лейтенант, да ещё младший, я в курсе, спасибо, что часто напоминаете, – сказал я и, подняв бинокль, стал изучать разбитую колонну, где оставили полуторку. – Можно обращаться коротко: командир. А по поводу техники, похоже, бросать и не придётся. Так, я не понял, чего стоим? Снимаем форму, но аккуратно, нам ещё переодеваться в неё, чтобы выдать себя за немцев.

– А-а-а, – лица бойцов посветлели, догадались наконец, когда я прямо сказал, зачем это нужно.

Сам я продолжал изучать колонну, где виднелось движение, куда большее, чем может оно быть при двух бойцах. Видимо, моя просьба, на которую я особо не возлагал надежд, сработала. Та группа бойцов, что двигалась к нашим по низине, заметила сигнал бойца и отреагировала. Не понятно как пока, но смогли. Я же, опустив бинокль, велел Мальцеву:

– Сержант, помаши им какой тряпкой, чтобы увидели и подъехали. Надеюсь, догадаются. А нам нужно поторопиться, согласно информации, полученной от пленного фельджандарма, следующая колонна ожидается через сорок минут, у них тут хоть и не плотное движение, но имеется. Значит, нас тут не должно быть. И да, после того как разденем, пленных расстрелять, раненых добить.

И если у Мальцева особых возражений не было, видать успел хлебнуть, как я понял, он ещё довоенного призыва был, то бойцы откровенно возмущённо посмотрели на меня. Что-то мне это всё напоминает, как будто повторяется.

– Товарищ командир, но они же пленные?!

– Товарищи бойцы, вы политинформацию слушали? Что там про план «Ост» говорилось? К тому же наши не подписывали никаких конвенций, и немцы могут нас пытать, морить голодом и убивать в своих лагерях для военнопленных. Поэтому немцев за людей я не считаю, особенно карателей и эсэсовцев.

– Наш политрук говорил, что мы не должны быть похожи на этих нелюдей, надо быть выше их, быть добрее.

– Хороший у вас политрук, – вздохнул я. – Ладно, убивать не надо. Прострелите им колени.

– Товарищ младший лейтенант?! – возмутились те.

– А что? Они живы, но воевать уже не смогут, а после госпиталя, попав домой, будут своим ярким примером показывать, что ходить на Россию не стоит. В чём я не прав?

Теперь те задумались, крестьянская рациональность у них вполне была согласна с моим приказом. Поэтому, чтобы дожать тех, я добавил:

– Вот и выполняйте приказ. А то, я чую, вы устава и в руках не держали… Да что у них там с глазами? Не видят, что ли?!

Всё же я ошибся, и через пару минут, отделившись от колонны, в нашу сторону, разбрызгивая редкие лужи на дороге, двинул грузовичок. Как я видел, не пустой, с десяток бойцов там точно сидело. При этом у колонны продолжал кто-то находиться. Бойцы работали пока, раздевая пленных, аккуратно, чтобы форма целой была. Развязывали, раздевали и снова связывали, а я наблюдал за катившей полуторкой, и только когда та подъехала, я рассмотрел, что командир, который сидел в кабине рядом с водителем, имел по четыре шпалы. Полковник. Этого ещё не хватало. Один из бойцов, увидев его – рассмотрел, когда машина остановилась у кормы танка, – удивлённо протянул:

– О, комдив наш.

Бойцы-миномётчики были из стрелковой дивизии, как я уже говорил, занимая вторую линию обороны, что немцы смогли прорвать у соседей. Отход дивизии перешёл в свалку, когда с тыла ударили немцы, и кто смог прорваться, тот смог. Комдив, как видно, тоже. Водитель Зиновьев был из соседней дивизии, как раз той, что и не удержала оборону, а вот Мальцев вообще прибыл с Дальнего Востока, где службу проходил, и воевать начал с тем танковым полком, остатки которого сейчас находились с двумя стрелковыми полками и моим батальоном в окружении. Махнув рукой бойцам, чтобы продолжали, придерживая планшетку, я направился к полковнику и, козырнув, представился:

– Младший лейтенант Суворов, командир танкового взвода отдельного коммунистического батальона. Товарищ полковник, мне срочно нужна ваша помощь.

– Не кричи так, лейтенант, – поморщился тот. – Голова раскалывается. Доложитесь, что вы тут делаете и где наши войска?

– Ближайшие в двадцати километрах в неплотном колечке сидят. Там и мой батальон. У немцев сил не хватает их уничтожить. И пока разрушенный мост не восстановят и немцы свежие силы не получили, есть возможность ударить им в спину и деблокировать наших. Они все силы туда стянули.

– Да что ты говоришь? У тебя два бойца, моих миномётчиков не считай, и у меня едва сотня. Что мы сделаем?

– Я получил информацию от местных регулировщиков, немецких конечно же, где какие немецкие части стоят. В основном тыловые, так как все боевые они стянули к кольцу. Есть вблизи два временных лагеря военнопленных, в поле окружили участок колючей проволокой и держат там наших. Освобождаем бойцов и командиров, пока они от голода совсем не ослабли, вооружаем оружием, собранным немцами на местах боёв; где находятся сборные пункты, мне тоже известно, тут их можно похвалить, самим этим не придётся заниматься, ну и распределяем их по формирующимся подразделениям, возможно, даже разных родов войск. Для этого вы, товарищ полковник, и нужны, я как бы званием не вышел, и ударяем по колечку. Деблокируем наших, ну и дальше с комдивом окружённым решите, вы старшие командиры, но я советую двигать к реке и помешать сооружать мост. А то там самое удобное для этого место. Иначе километров на пятьдесят переносить придётся, а это потеря темпов наступления и прорыва. Возможно, немцы так и поступят, но нам нужно выиграть время, пока Генштаб реагирует на изменение ситуации, и организовать новую оборону по берегу Днепра.

– Авантюра, – задумавшись, сообщил тот. – Не сработает.

Из кузова ещё к началу нашего разговора вылезло три командира, два капитана и майор, видимо подчинённые комдива, штабные командиры, они тоже согласно кивнули, им также казалось, что я авантюру предлагаю.

– Ну почему же? – возразил я. – Форма немецкая есть, документы тоже, я вполне прилично говорю на немецком и уже имею опыт использования трофеев. Немецкая техника и советский танк с немецкими опознавательными знаками позволит нам подъезжать вплотную и ударять там, где никто не ожидает. И лагеря освободить, и сборные пункты вооружения. И там, и там не так и много солдат в охране, всё отправили к нашим к колечку. А на сборном пункте и танки есть, танкистов в лагерях наберём, снаряжаем и двигаем к колечку. За сегодня всё успеть должны.

– Может и сработать, – после раздумья сообщил тот майор с эмблемами артиллериста. – Можно попробовать.

Полковник колебался, но подталкивать его не пришлось, и он дал добро. Видимо, прикинул, как будет выглядеть, когда выйдет из окружения с тем, что есть, и как с боевыми действиями в немецком тылу с освобождением пленных и деблокированием наших. Как говорится, это совершенно разные противоположности. Тем более в лагерях могут и бойцы его дивизии сидеть. Он искоса меня оглядел и неожиданно спросил:

– Как у тебя с пением? Любитель?

– Да вообще не пою, слуха нет, – с некоторым недоумением ответил я.

Тот только хмыкнул, кивнув явно своим мыслям, и сказал:

– Показывай карту и вообще давай её сюда.

И прямо на корме танка я пояснил, что где находится, командиры делали отметки в своих блокнотах. Ну и дал информацию по движению колонн на разных дорогах на два ближайших часа. Можно прихватить порожние. Да и груженые, для освобождённых бойцов, чтобы сделать подразделение более мобильным, ну а продовольствие добыть – так это вообще мечта. Бойцы полковника почти сутки не ели, голодными были, сейчас после нас обшаривали всё у колонны в надежде что найти. Я достал из кармашков оба сухарика и протянул полковнику, сказав:

– Нужно поесть, чтобы кровообращение активнее началось, вам думать много придётся, нужны силы.

Тот посмотрел на меня удивлённо и, хмыкнув, сам разломал сухарики на четыре части. Поделившись со своими командирами, стал грызть свой, с интересом изучая карту и расспрашивая меня, что дал допрос пленного. Я всё выложил, ну кроме одного. Тот жандарм неожиданно заявил, что меня ищут, сюда даже скоро должны прилететь специально команды для моего поиска. Личный приказ Гитлера, два десантных батальона сюда перебрасывают, и всё только чтобы найти меня, захватить и доставить к нему. То есть тот солдат был в курсе, что майора К. ищут именно тут, немцы узнали обо мне, взяв пленных, да и сработал радиоперехват. А он меня по фото из газет опознал. В общем, тучи сгущаются, немцы знают, что я где-то тут, и усилили давление на окружённых. Почему-то они считали, что я там, в колечке. Опасное заблуждение.

Подумав, я всё же сказал:

– Ещё пленный сообщил, что немцы решили перекинуть сюда к нам два десантных батальона воздухом. Это личный приказ Гитлера, немцы узнали, что в этом районе действует майор К., и хотят его захватить. Живым.

– Про майора К. точно? – остро взглянул на меня полковник.

Тут один из бойцов принёс немецкий ранец из грузовика, полный продовольствия. Видимо, в спешке осматривая всё, те его не нашли. Вовремя. Ну и стал накрывать, скажем так, стол, чтобы те быстро на ходу поели. Ещё тем, кто в кузове полуторки сидел, что-то досталось. Так что пока боец сервировал стол, вскрывая банки или пачки галет, хлеб нарезал, тут, похоже, немецкие пайки из НЗ были, я лишь кивнул:

– Я тоже слышал об этом от комбата. Тот даже лично с ним встречался. Тут он.

– А вот это не просто хорошая, а отличная новость.

Дальше, пока командиры жадно кушали, я попросил себе танкистов, нет ли их в группе у того, и оказалось, что нет. Но тот пообещал артиллеристов выделить. А вот боевой операцией будет командовать один из капитанов. Он был начальником разведки дивизии. В «Опель» и мотоцикл уже нашли водителей, те принимали технику, после чего командиры, поев, забрались в машину, полковник сел в немецкий грузовик, и мы покатили к колонне. Дальше всё быстро было решено. Мне выделили троих. Пулемётчика без личного оружия, на место стрелка, похоже, СВТ так и будет за пулемёт, лейтенанта, командира зенитной батареи на должность командира танка, и заряжающего. Мальцев пока за наводчика. Пока те осваивались на новых для них местах, я сразу предупредил, что они тут временно, так что командуют только в бою. Те это восприняли спокойно, поправляя шлемофоны, изучали приборы наблюдения и боеукладку. А вот полковник решил дождаться той колонны, что должна вот-вот подойти, оказалось, у него хватало водителей, а колонна шла порожней от войск, что держали кольцо окружения к тем складам, что немцы успели оборудовать в окрестностях. Хотя может, что у наших захватили. Армейские или корпусные склады.

Наблюдая их подготовку, я только кривился. Пришлось вылезать из танка и учить, что правильно носить и делать. Троим выдал бляхи, пояснив, какое важное значение у немцев имеют фельджандармы и что те генералов спокойно останавливают, не стесняются. В общем, поучил. И не зря, колонну из пяти грузовиков при одном броневике, кстати, нашем БА-10, остановили без проблем, часть в ножи взяли и часть постреляли. Броневик целым достался, как и вся техника, его себе тот капитан-разведчик забрал, сформировав экипаж. Дальше после погрузки всех бойцов полковника, а у него их оказалось сто сорок два, и после распределения ролей, что будут делать, когда прибудем к первому пункту сбора вооружения, он был ближе, чем ближайший лагерь военнопленных, а дальше по обстоятельствам. Вся надежда на пушки танка и броневика. Кстати, про распределение ролей, это уже я настоял, присутствуя при совещании командиров, когда колонна была захвачена, можно сказать, без единого выстрела. Всего шесть раз хлопнуло. Я также пытался снять один пулемёт из двух, что были в броневике, но тут его новый командир воспротивился. Тот капитан. И так половину дисков к пулемётам бойцы лущили, а то патронов практически не было ни к винтовкам, ни к шести ручным пулемётам. Ладно хоть, целый цинк патронов нашли в бронемашине, да и боекомплект полный имелся. Так что хоть боеприпасом разжились. Осталась одна надежда, что на сборном пункте вооружения найдутся танковые пулемёты ДТ-29 и я довооружу танк. Ну, и на снаряды тоже надежда была.

А вообще этот сборный пункт захватить оказалось очень легко. Он находился на территории складов колхоза. Два не таких и больших, низких барака занимали да здание конторы, забор деревянный, и едва взвод трофейщиков, что всем этим и занимались. Когда колонна подошла, те не обеспокоились, жандармы же впереди ехали, а подкатив вплотную, вдруг ударили винтовки и пулемёты, бойцы посыпались из кузовов, а мой танк, проломив хлипкий забор, скорее плетень, и остановившись, взял территорию под контроль, всего лишь пару очередей дал. Дальше пехоте мы не мешали. Те больше выковыривали немцев из разных закоулков, чем бой вели. Ещё два грузовика, мотоциклисты и броневик укатили в ближайшую деревню, на окраине которой и находился этот сборный пункт трофейного вооружения. Там кроме шести полицаев никого и не было. Этих расстреляли, отловив, местные помогли с поисками. Кстати, полицаи не местные, немцы с собой привезли. Очень уж порядок любили. Педанты хреновы. А полицаи тут свои законы ввели, выискивая соратников из местных. Да так отличились, что сразу их всех выдали, не понравились жителям их порядки.

Когда территория была зачищена, я отправил Мальцева к ящикам со снарядами, они штабелями в стороне были складированы, там уже артиллеристы и миномётчики суетились, да у орудий, что стояли не по системам с другой страны складов. А вообще танков тут не было, было два БА-20, пулемётных броневиков, но на ходу ли, смотреть нужно, а в основном грузовики, с два десятка, пара автобусов, три «эмки» и один трактор «Сталинец». Их тоже осматривали на предмет целостности и возможности использования. Меня интересовал склад вооружения, туда я с остальными членами экипажа и пошёл. Отыскать, где лежат ДТ, удалось быстро, как и ящик с двумя цинками пулемётных патронов. Также набрали тридцать пустых дисков для пулемётов, чтобы боекомплект полный был. Да и Мальцев порадовал, не так и много, но снаряды у нас будут. Все были заняты делом. Мальцев и пулемётчик устанавливали пулемёты, нормально те встали, потом снаряжали диски патронами, сразу как уложили снаряды по боевым нишам и «чемоданам», как назывались ящики для их хранения. Ну, а мы втроём носили ящики в кузов «захара», что выбрали из местной техники, и, заправив, загружали боекомплектом. Это теперь наша машина будет, водителя на время нам выделили, потом из лагеря военнопленных постоянного подберём. Вот в этой машине и будем возить всё для танка. Соляру нашли и полторы бочки уже слили в баки КВ, остальные четыре найденные бочки с соляркой закатили в кузов ЗИСа. Больше не было.

Пока экипаж заканчивал снаряжать танк, грузовик подогнали поближе к нему, туда пока патроны носили да немного продовольствия. Всё, что тут было, сразу же ушло бойцам, те жадно ели трофеи. Консервы были, сухари и крупы, видимо немцы нашли в какой-то из машин. Среди разного армейского имущества две кухни было, обе к машинам прицепили, и в одной уже затапливали котлы, крупы, как я уже сказал, есть, макароны, те же консервы сохранились, готовили обед, повар среди окруженцев имелся. Для полутора сотен вполне хватит, тем более те сухпайком частично голод утолили. Ну, а я прогулялся к броневикам, полковник посыльного прислал, попросил это сделать. Одна машина в норме была, заправили, благо бензин был, две полуторки бочками заставили, всё наше бывшее, установили в него пулемёт. Экипаж уже осваивался. Второй был не на ходу, но установили пулемёт и прицепили к «Опелю», который комдив сделал своим штабом. Таскать будут, ещё одна огневая бронированная точка не помешает, для защиты штаба можно использовать. Можно сказать, перемещаемый дот. Среди машин было две с зенитными пулемётами. Одна счетверённая установка, у другой крупнокалиберный ДШК. И там по паре бойцов уже их осматривали и бегали за патронами и бензином для машин. А так в кузовы грузовиков грузили ручные пулемёты, винтовки, станковые пулемёты, миномёты, гранаты и боеприпасы к ним. Четыре «сорокапятки» прицеплены были. Ещё насчёт двух гаубиц, что были на территории, спорили. Немецкий тягач, что потянет одну гаубицу, уже подогнали, а вот трактор для второй никак запустить не могли. Я помог, и завели. Правда, соляркой пришлось поделиться. Загрузили машины так, что для бойцов и места не осталось. Кстати, у нас пополнение было. Из деревни шестеро бойцов пришли, что прятались там. Откопали форму и документы, у троих они были, и вот пришли. Было больше, но остальных полицаи выявить смогли и отправили в комендатуру того села, где я так порезвился и в плен попал. Это я к чему: один из таких приживал у деревенских, что примаками жили, был танкистом, мехвод, причем хорошо знакомый с КВ, хотя воевал на «тридцатьчетвёрке». Документы и форма при нём были, даже наган, тот старшим сержантом был. Так что лейтенант отправился зенитки принимать под командование, а я занял своё место командира, новый мехвод устраивался на своём месте. Комбез и шлемофон ему выдали из запасов, а то тот в одной гимнастёрке был, без шинели, а прохладно. А тут и приказ на выдвижение пришёл.

Оставив охрану на сборном пункте, сюда грузовики за оставшимся оружием и боеприпасами потом вернутся, мы направились к лагерю военнопленных. До него километра четыре было. Нужно поторопиться, через час десять утра наступит, а время тикает как бешеное, особенно учитывая, как немцы с мостом торопятся. Мы не можем опоздать, не должны.

Мой танк шёл третьим. Сначала мотоциклисты в форме с бляхами фельджандармов, изображая боевое сопровождение. Потом «Опель», это был не комдива, у трофейщиков взяли. А вообще водителей перестало хватать, даже командиры за руль сели. Вот и комдив управлял «эмкой», что выбрал как свою машину, а «Опель» со штабом и броневиком следовал за ним. Из трёх легковушек только две на ходу было, и все тот взял с собой. Даже часть машин, что не на ходу, были взяты на буксир, загружены и буксировались в составе колонны, в них бойцы сидели. Это он по броневику подсказку мою понял. Так вот, я двигался третьим, а за мной ещё два ЗИСа. Это вся колонна с бойцами и командирами, что были выделены полковником для уничтожения охраны лагеря военнопленных и освобождения наших. С учётом того, что тут почти четыре тысячи пленных скопиться успело, а охранял их неполный охранный батальон, рота и два взвода, остальное забрали к кольцу окружения, думаю, справимся.

Командовал тут тот же капитан-разведчик, неплохо зарекомендовав себя при захвате сборного пункта вооружения и зачистке деревни. По крайней мере, с нашей стороны потери были минимальные, и всё получилось. Основной колонны не было, остановились в стороне, вне пределов видимости, а мы неспешно, для видимости, покатили по дороге якобы мимо лагеря, что находился метрах в двухстах. А там спокойно повернули к лагерю, и только тут охрана начала напрягаться, да было поздно. Ударил пулемёт с мотоцикла, а тот встал, чтобы точность увеличить, и выскакивающие из палаток немцы, тоже наши палатки, падали, как скошенные. Из грузовиков посыпались бойцы и перебежками приближались к ограде, а мой танк уже выехал с дороги и, ревя мотором, направился к ограде. Работали оба пулемёта, пушка работала редко, но точно, Мальцев хороший наводчик. Вышек тут не было, но были пулемётные точки, обложенные мешками с землёй, вот с каждым выстрелом осколочного снаряда и разносило мешки вместе с расчётами за ними. Пришлось объезжать лагерь, всё же тот большой был, все пленные залегли с первыми же выстрелами. С этой стороны все пулемёты мы уничтожили, но с другой стороны те были в мёртвой зоне. Однако и тут тремя выстрелами подавили оставшиеся два пулемёта. Дальше бойцы доделали начатое, при нашей помощи. Пленных не брали. Оба пулемёта работали как бешеные, я то и дело подсказывал, где прячутся немцы. Что хорошо, тут было пусто, поле, укрыться негде, так что положили мы всех. А потом из подъехавшей колонны вышел комдив и толкнул речь, мы в это время выкидывали гильзы от снарядов и дозаряжали опустошённые диски к пулемётам, ну и боезапас пополняли.

А вообще полковник действовал толково. Никаких открытых дверей не было. Бойцы добивали раненых из охраны – тут действительно пленных не брали, в отличие от трофейщиков или того поста, где всех просто оставили, что плохо, информация разойдётся. Но командовал не я, а толерантный, блин, комдив. Наслушался своих политработников, мол, надо быть лучше немцев, и вот до чего дошло. Так вот, у лагеря, пока одни немцев зачищали, другие открыли ворота, но не выпустили толпу людей, а по одному к командирам направляли, что готовились их принимать и принимали. Узнавали, в какой части служили, специальность, звание и направляли по начавшим формироваться ещё на территории пункта сбора трофейного вооружения подразделениям. Зенитчиков к зениткам, артиллеристов к пушкам, водителей к машинам и так далее. Танкистов направляли ко мне, как мы и договорились с комдивом. А в лагере они были, я видел синие комбезы да редкие шлемофоны. Часть танкистов у меня забрали. Ещё при опросе, направили к броневику и обоим пулемётным броневикам, там нужны профессиональные экипажи. Остальных ко мне, и надо сказать, народу собралось немало, причём произошло два события. Меня окликнули, и я с радостью опознал пару бойцов из танковой роты нашего коммунистического батальона, мы даже обнялись на радостях. Приятно видеть своих боевых товарищей. Остальных не знал, из моего взвода никого не было. Ну и тут же были знакомцы Мальцева. Двое из его якобы погибшего экипажа, которые, узнав его, долго гоняли вокруг танка, раздавая пинки и отвешивая затрещины. Оказалось, тот пропал, когда за снарядами пополз в тыл. Танк вкопан был в землю, в капонире стоял. Он признался, что те немцы, что прорвались на их позиции с тыла, и взяли его в плен. Ну взяли и взяли, чего скрывать-то было? Героем казаться хотел?

Ладно, теперь его командир с ним разбирался. Я вернул того в экипаж, и парень, забрав свой карабин, а трофейный он сменил на Мосина на складе, передав своему лейтенанту ТТ, что носил в кармане, и покинул мой экипаж. Просто среди танкистов я и стрелка-радиста нашёл, и наводчика с заряжающим. Поэтому бойцы, временно выделенные мне комдивом, вернулись обратно. Ну и водитель ЗИСа, что стоял рядом с танком, тоже. Кстати, в грузовик я с полсотни револьверов и пистолетов в пару пустых ящиков из-под снарядов высыпал и патроны к ним. У части кобуры были, у других нет. Ремней так всего шесть. Ещё было шесть снаряжённых ДТ с запасными дисками. Вот велел обоим бойцам из танковой роты, где мы вместе служили, начать раздавать оружие танкистам, их тут уже три десятка собралось, и ещё постепенно подходили. СВТ и ППД я тоже передал новым членам экипажа. Радисту винтовку, а заряжающему автомат, те их уже прибрали к рукам. Наводчику пистолет с парой магазинов. Остальные тоже вооружались.

Проблемы были с командирами, лагерь временный, всех содержали вместе, и были среди командиров старше меня в звании. Вот один майор и попытался сразу права качать. Я прямо так и сказал ему:

– А ты кто? Ты освобождённый военнопленный, и по сути никто. Пока в бою не докажешь, что свой, сейчас считай рядовой боец, понял? Пока назначаешься командиром танка. Готовьтесь, через десять минут уезжаем на сборный пункт советского трофейного вооружения, куда немцы наши танки стаскивают. Там и получите машины. После того как вернёте их. И поверьте, немцы будут активно сопротивляться. Сейчас пока постройте бойцов, я к комдиву, а как вернетесь, поставлю боевую задачу. Это всё.

Другие командиры это слышали и больше не возникали. Я же, придерживая планшетку, добежал до комдива, тут метров четыреста было. Машины его колонны почти разгрузились, чтобы вернуться за остальным вооружением и боеприпасами, а мне нужен транспорт, у охранного батальона всего два грузовика было и бронетранспортёр, что удалось захватить целыми. А вот мы потери от пулемётного огня понесли, потеряли мотоцикл и все грузовики. Только танк не пострадал, что ему будет, он железный. Комдив дал добро задействовать трофейную технику и выделил мне одну уже сформированную роту с назначенными командирами, они же первые получили оружие из той кучи, что была сгружена с грузовиков. Дальше мы направились с ними обратно. Лейтенант, что командовал ротой, вёл её колонной. Кстати, одного бойца я отправил к воротам лагеря, и тот выкрикивал, кто из нашего коммунистического батальон, шестерых нашёл. Они тоже под мою руку ушли. Это ещё не всё, я заначил несколько пакетов с сухарями, до консервов добраться не смог. И бойцы, что в кузове «захара» работали, выдали по одному сухарю на бойца, ну и все фляжки, что у нас были, пить те хотели не меньше, чем есть. Так что, когда подошла рота, те уже заканчивали хрустеть. Остальное отдали бойцам роты, на всех не хватало, пришлось делить пополам, но теперь обделённых не было. Три «Опеля», у комдива я тоже забрал, бронетранспортёр и два «захара», один из них с топливом и боеприпасами – вот что составляло мою колонну, танк я не считаю, выделенный для захвата сборочного пункта тяжёлого трофейного вооружения.

Так как возвращаться сюда я не буду, мы уже обговорили место встречи для совместного удара в тыл немцев и деблокирования наших. Действовать нужно быстро, пока немцы не узнали о нас и не подготовились. Бойцы принюхивались к ароматам полевых кухонь, что стояли в отделении. Скоро пищу будут раздавать. Туда же перевезли обе немецкие кухни и шесть советских полевых лагерных. И там начали топки зажигать, тем более в нескольких палатках нашлось продовольствие, есть из чего готовить. Но это не для нас, мы раньше уедем, да и почти на четыре тысячи бойцов тут не хватит, подкармливать будут больных да ослабевших. Жаль, но были раненые и погибшие при захвате как среди наших, так и среди пленных. Один пулемётчик по ним длинными очередями лупил. Вон уже санроту из найденных медиков формируют, те занялись делом. Умело комдив всем распоряжается, честно скажу, не ожидал. Буквально на ровном месте полк формирует со всеми подразделениями усиления. Даже отослал броневики с парой взводов на грузовиках, две группы, на дороги, немецкие колонны караулить, машины были нужны. Видимо, понравился тот удачный опыт, что удалось провести. Он даже мне водителей выделил, полтора десятка. Если на сборном пункте машины будут, а они будут, забирать нужно всё.

Построив роту, я быстро объяснил нашу задачу, ну и как я вижу её выполнение, а также действия всех моих новых подчинённых. Сам при этом осматривал их. Водителей мне прислали безоружных, вроде как потом на месте сам вооружу. У бойцов одна винтовка Мосина и девять пулемётов ДП. По одному на отделение, три на взвод, но хоть это. «Максимов» не дали, из них две пулемётные роты формировали, как я слышал, когда в штабе побывал. Танкисты оказались вооружены все, их сейчас пятьдесят шесть насчитывалось, и они продолжали подходить. Всех не увезу, поэтому я решил использовать тот же способ буксировки. Помните расстрелянные машины, участвовавшие в освобождении лагеря? Они не на ходу, но взять на буксир и везти людей можно. Поэтому напряг водителей, что уже осматривали выданные им машины, и те на тросах притащили их. Дальше мы погрузились в машины и покатили в сторону нужной деревни.

Теперь по поводу самой операции, на сборном пункте взвод трофейщиков расположился, и один ремонтный взвод рембата, кстати, те ремонтники, которых мы убили, когда этот танк захватили, были оттуда. Рядом небольшое сельцо, где раньше взвод располагался из охранной дивизии, но его забрали к кольцу окружения, остался офицер с парой солдат и взвод полицаев. Вот с такими силами мне и придётся иметь дело, об этом я и сообщил командирам и бойцам. Кстати, лейтенант Голубев, командир сержанта Мальцева, стал моим замом. Я велел ему провести перепись всех танкистов, выдав блокнот и карандаш, какие машины знают и какие специальности имеют, и тот успел закончить. Так что пока мы ехали, мой танк возглавлял колонну, я изучил записи. Если так посмотреть, на пару танковых рот бойцы есть, а вооружения там должно хватить для этого. Конечно, немцы и сами не дураки наши танки использовать, тяжёлые и средние, но думаю, что-то найдём всё равно. Так что я по тем записям, что сделал Голубев, и стал формировать экипажи, чтобы потом не терять времени.

– Командир, речка слева, – сообщил вдруг радист-стрелок.

– И что? – быстро осмотрев округу, поинтересовался я.

– Так это, нам воду редко привозили, а народу сколько. Пить хотим.

– Да, ты прав. Сержант, стой. Глуши пока, – высунувшись из люка, я помахал остановившимся машинам и скомандовал выглянувшим из кабин грузовиков командирам: – Десять минут стоянка. Можно попить воды и набрать запас.

Рванули все, включая и мой экипаж, я им только фляжки пустые велел захватить. Эти десять минут я тоже с толком провёл, закончил с формированием экипажей. Главное, командиры есть, а дальше по составу, типу и количеству отбитой техники судить будем. Убрав блокнот в планшет, я так дальше и следил за дорогой, пока не появилось сельцо. Мы спокойно подкатили к воротам местной МТС, причём мне их открыли, так как этот танк ждали, пусть и с запозданием в неполные сутки, мало ли что случилось, но ждали. Мы въехали на территорию, когда танк буквально взорвался огнём. Осколочный снаряд влетел в барак, где явно проживали оба взвода, и заработали пулемёты. Ну и бойцы, покидая машины, быстро охватили территорию МТС, где и был сборный пункт тяжёлой техники и вооружения. Чёрт даже и танкисты в атаку бежали. Ну я же запретил, они ценные специалисты и мне живыми нужны. После этого, когда территория была захвачена и шла зачистка, я покинул КВ, посадил на место командира того майора и, выделив ему один взвод, отправил в сельцо, пусть полицаев погоняет.

Танк, ревя мотором, покинул территорию, за ним два грузовика, а я подозвал лейтенанта Голубева:

– Видишь те четыре «тридцатьчетвёрки»? Это твой взвод. Пока со своим экипажем осматривай их на пригодность. Солярка и снаряды в том ЗИСе. Доложишь их состояние, а чуть позже я тебе членов экипажей пришлю и командиров танков.

– Есть, – козырнул тот и, прихватив своих уже, убежал.

А я, отправив всех водителей осматривать автомашины, назначил старшим у них старшину Васильева, после чего проверил по спискам и приказал собраться у меня всем танкистам и, когда те это сделали, стал отдавать приказы. Первым подозвал младшего лейтенант Кравцова, тот тоже был не один, из экипажа у него наводчик был, тут же при нём.

– Лейтенант, ты же командиром КВ был?

– Да, товарищ младший лейтенант.

– Хорошо. Вон там два КВ. Один твой, осмотри и доложи мне состояние обоих. Тебе в помощь механики-водители сержанты Дёмин и Ганеев. По моим данным, они с КВ тоже знакомы. Действуй.

– Есть.

Козырнув, он стал выкрикивать нужных сержантов, но те и сами слышали свои фамилии и уже направились к нему.

– Старшие лейтенанты Долгих и Башаров! – А когда вызванные лейтенанты вышли, я им и приказал: – Башаров, все танки Т-26 твои, формируй неполную роту. Тут я вижу восемь машин. Долгих, твои БТ в количестве семь единиц. Теперь остальным, внимание, я назначаю бойцов по ротам, кто услышит свои фамилии, направляются к своим командирам. Теперь, Семёнов…

За пять минут распределил танкистов, и те начали работать, я направился к ротному, командиру роты стрелков, а теперь, получается, мотострелков. Тот уже закончил осмотр всех бараков и приготовил примерные списки захваченного. Ведь кроме танков, разной бронетехники и грузовиков, тут также артсистемы были. Тяжелые в том числе, полторы батареи, шесть единиц. Также по пленным доложился, почти тридцать человек, и из трофейной команды и из ремонтников. Ещё сообщил, что они освободили почти сорок человек из наших военнопленных, что помогали немцам тут. Вроде нормальные, по принуждению работали.

– Сначала с ремонтниками пообщаемся, хоть узнаю, где какая техника на ходу. Они быстрее доложат, чем наши. И ещё, лейтенант, видишь там на грузовиках три зенитные установки?

– Две счетверённые и одна тридцатисемимиллиметровая?

– Именно. К пушке расчёта пока нет, так пулемётным зениткам хотя бы по три бойца выдели, стараясь в наводчики хороших пулемётчиков подобрать. По штабелям поищите патроны и ленты к ним. Водителей на машины я выделю. Пусть сразу берут нас под защиту от угрозы с неба. Хорошо, тучи низкие, немцы почти не летают, но мало ли.

– Есть, – козырнул тот и убежал, а я подошёл к командиру освобождённых нами ремонтников на территории сборного пункта вооружения.

– Младший лейтенант Суворов, – козырнул я, привычно кинув кисть руки к шлемофону.

– Военинженер первого ранга Коротин.

– То, что военинженер, это хорошо, – несколько рассеянно сообщил я, после чего стал отдавать приказы: – На базе своих ремонтников сформируйте ремонтно-восстановительную роту. Помогите бойцам формирующегося танкового батальона принять машины. Много небоеспособной техники?

– На самом деле, нет, мы тут аврально работали, многое восстановили. Скоро должны прибыть немецкие танкисты и забрать все танки и всё вооружение с автотехникой, у них, похоже, с этим проблемы. Топливо тоже нужно. Я подслушал разговор командира ремонтного взвода со своим командованием. Я немного знаю немецкий… Лейтенант, а ничего, что вы командуете подполковником?

– Я не вижу тут подполковника, а вижу освобождённого пленного, который ничем не может доказать своё звание. Пройдёте сборный пункт, проверку у особистов, получите документы, тогда командуйте, а сейчас попрошу выполнять мои приказы. Всё ясно?

– Жёстко.

– На том и стоим. Мы уйдём, вы тут старшим остаётесь, я вам взвод стрелков для охраны дам. Вооружите танки, не имеющие хода, и перетащите их так, чтобы была круговая оборона. Та пушечная зенитка тоже вам. Надеюсь, снаряды к ней есть?

– Да, были.

– На этом всё, работаем.

Последнее пришлось кричать, во двор, ревя двигателем, возвращался мой КВ с обоими грузовиками. Соскочивший с танка майор молодцевато доложился. Зачистка закончилась, полицаев выдали местные жители, больше времени было потрачено на то, чтобы их найти и пристрелить. В плен, как я и приказал, не брали. По подсчётам жителей, а все трупы вынесли на площадь, троих не хватало. Там в деревне отделение осталось, продолжает поиски, не без помощи местных.

– Хорошо, – кивнул я. – Товарищ майор, вы мной назначаетесь командиром тяжёлой танковой роты, в которую войдут три КВ и четыре «тридцатьчетвёрки». Тот КВ, на котором вы в село ходили, отдаю вам как командирский. Попросите командира ремонтной роты товарища военинженера, чтобы вам посмотрели рацию и при возможности восстановили её. Связь нужна. А мне пусть передадут вещи и СВТ. Если что, вон тот пушечный броневик, с поручнями антенны, который уже готовят к выходу, будет моей командирской машиной. Всё ясно?

– Да, командир, – козырнул тот.

– Свободны.

Забрал свои вещи и ограбил стрелка на винтовку, ну нравится она мне, а тот себе другое оружие подберёт, оно тут есть, лёгкое стрелковое, хоть и в малых количествах. Не успел я вещи и винтовку убрать в броневик, как подошёл старшина Васильев, у того был доклад по автотехнике. Поэтому, поставив вещи у броневика, я прислонил к борту винтовку и принял у него доклад.

– Нами обнаружено на территории МТС семьдесят шесть автомобилей, включая шесть легковых и три пикапа. Также немцами сделана стоянка автомобилей за территорией, где ещё шестьдесят семь грузовиков. За территорией вся техника исправна, на территории восемь машин требуют серьёзного ремонта, остальные на ходу. Ещё три машины скоро введём в строй, и одиннадцать используем как доноры запчастей. Мало горючего обнаружено на складе ГСМ, но нам хватит. Солярки тоже достаточно. У меня мало водителей, всего семнадцать бойцов, всю технику нам не охватить, а местные ремонтники говорят, что мне не подчиняются.

– Правильно говорят. Я с комдивом говорил, он обещал чуть позже ещё водителей прислать и танкистов.

– А, это хорошо.

– Пока все машины готовь к выезду. Подгоняйте к штабелям снарядов или складу ГСМ, бочки и ящики в кузова. Выполнять.

Дальше я отловил ротного и «обрадовал» его, что лишаю его одного взвода, что тут останется. Ещё хотел с танкистами пообщаться, но тут с «тридцатьчетвёрки», что выгнали за территорию для охраны от непрошеных гостей, сообщили о подходе небольшой колонны. Порядка десяти грузовиков. Все наши. Я поначалу дёрнулся, думал, немцы за техникой едут, а мы ещё не готовы, но нет, это действительно оказались наши, комдив прислал, причём без охранения и полностью безоружными. Подождав, когда те выгрузятся, я приказал построиться им, около шести десятков танкистов было, и ещё сотня бойцов, у половины которых голубые петлицы. Уточнил и подивился смекалке комдива. А они машины водить умеют, авиации у нас нет, а водителей недостаток, вот тот и прислал их. Их я сразу направил под командование старшины Васильева, обрадовавшегося пополнению, остальных тоже стал распределять. Теперь есть кого на броневики сажать, а то раньше я на них даже не смотрел, а их десяток был, и шесть из них пушечные. Даже роту броневиков сформировал, себе в экипаж подобрал, а то у меня никого кроме меня и не было. А когда всё было готово, я подозвал всех командиров и поставил их в известность по поводу моих планов.

– До момента деблокирования наших окружённых частей, батальоном командую я, после этого командование принимает майор… э-э-э?..

– Зотов, – подсказал тот.

– Примет майор Зотов. Через полчаса отправляемся, и вы, товарищ майор, потихоньку начинайте командовать и формировать тыловые подразделения, без которых часть существовать не будет. Учтите, эта МТС теперь ваша тыловая база со своими подразделениями тут. И у нас есть шесть полевых кухонь, четыре в порядке. Распределите по батальону, остальное отвезём комдиву. Там их не хватает. По лётчикам пройдитесь, не все пилоты, есть зенитчики, мотористы и другие специалисты, а вам зенитную батарею формировать. Вон пушка без расчёта стоит. Здесь оставьте командира и оставьте всех безлошадных танкистов, пусть повреждённые танки используют как неподвижные огневые точки и охраняют нашу базу. Один взвод стрелков остаётся здесь, два отделения на базе и одно в деревне, показывать, что советская власть никуда не делась. Командуйте, побудете пока моим замом. Всем всё ясно?

– Да, – вразнобой сообщили командиры.

– Напоминаю, мы покидаем базу через полчаса, у нас не так и много времени. Разойдись!

Зотов, надо сказать, стал быстро распоряжаться и формировать батальон, даже подобие штаба создал, а я, поглядывая на суету вокруг и слушая доклады, повторно читал письмо от комбата. Место встречи изменилось, атаковать будем в другом месте, было подобрано более удобное. Там узел сдерживания и штабы у немцев, удар танкового батальона те не ждут. Вот я это всё и анализировал. В данный момент сотня грузовиков, ревя моторами, треть загруженные оружием, боеприпасами и продовольствием, а тут оно тоже было найдено, покинули базу. Они были мной отправлены к комдиву под охраной взвода лёгких танков и того трофейного бронетранспортёра, что мы взяли у охраны лагеря военнопленных. Техника тому нужна, включая несколько единиц бронетехники, остальное ещё готовилось. Эту колонну одна зенитка охраняла, из счетверённых пулемётов.

Когда пришло время, ревя моторами, техника выбиралась на дорогу, формируя колонну. Зотов формирование подразделений оставил на своего зама по тылу. Того самого военинженера, с которым они спелись, и, оставив базу, мы направились к месту встречи. Впереди двигалась тройка броневиков, осуществляя головное охранение, с ними «тридцатьчетвёрка», как более серьёзный аргумент и для прикрытия. Потом взвод тяжёлых танков, мой броневик и остальная техника. Зенитка в голове колонны шла, через три машины от меня, это всё, больше зенитного ничего не было. А колонна огромная получилась, больше тридцати единиц бронетехники, двадцать грузовиков с бойцами, боеприпасами и топливом. Две кухни с нами двигались, обе дымили, поваров туда тоже нашли, это уже Зотов постарался. Остальные уже увезли к комдиву.

Хорошо, авиация у немцев задействована где-то в другом месте, тучи уже разошлись, тут только эпизодически появляется, иначе давно бы нас засекли. Не успели мы и пары километров проехать, как головной дозор засёк встречную колонну, и похоже, это не наши. Видимо, те самые немцы, что за техникой ехали. Колонна встала, и я приказал командирам ожидать приказа к атаке, а головному дозору оттянуться к основной колонне, что те и сделали. Ну и раздал приказы командирам, время ещё было. Тяжи бьют с места, не им за грузовиками угнаться, «тридцатьчетвёрки» и Т-26 идут в лобовую атаку, БТ по флангам охватывают колонну и перехватывают тех, кто попытается убежать. Вот так стояли и ждали, и, когда немцы нас увидели и остановились, я пустил в небо красную ракету, и наша колонна загрохотала огнём. После этого танки стали разъезжаться в поле, для удобства стрельбы, а самые быстрые уже умчались. Через двадцать минут, изучая разгромленную колонну и многочисленные трупы в немецкой форме и танковых комбинезонах, бывшие пленные немцев в плен не брали, я считал, что засада удалась. Действительно никто не ушёл. А у нас даже потерь нет, кроме одного Т-26, но у него чисто техническая поломка. Немцы на грузовиках ехали и без броневого прикрытия. А лёгкое стрелковое танкам сделать ничего не могло. Такие дела. По рации отдал приказ на базу, чтобы эвакуировали сломавшийся танк с экипажем, у них есть чем – танк без башни, используемый как эвакуатор. Собрав трофеи, мы направились дальше. Трофеи – в основном личное оружие немцев, поясные ремни, а то большинство не опоясанные, оружие, обувь, ранцы с вещами; кто-то оружие собирал. Особенно пистолеты, эти все собрали, они ценились. Автоматов много было, это по стрелкам разошлось, и что-то по танкистам.

Однако задержка была, пришлось прибавить ходу, несмотря на потерю горючего и ресурса, однако к месту встречи мы прибыли вовремя. Причём на пути ещё одну колонну перехватили. Тут дозор сам справился, я их предупредил, если колонна небольшая, громить самим. Так что те расстреляли четыре грузовика и легковушку. Правда, приз оказался приличным. Продовольствие в грузовиках. Мы его с двух машин быстро покидали в кузова наших грузовиков, и две оставшихся взяли на буксир, и направились дальше. А там уже и полк. Пока два батальона с артиллерией перебросили, но скоро и остальные будут. Комдив тоже тут, так что, узнав, где штаб, я с шиком подкатил к нему на своём броневике. Батальон в посадке маскировался от наблюдения с воздуха.

У штаба своих танков, что я отправил с колонной, почему-то не заметил, видимо продолжают сопровождать машины, осуществляя боевое охранение. Правильное решение, если так подумать. Зато зенитчики были тут, мои бойцы, их узнал. А комдив, когда я, поднимая очки на лоб, то есть на шлемофон, прошёл в штаб, небольшую полянку на опушке рощицы, в лоб спросил:

– Ты всё стрелковое оружие выслал?

– Всё, товарищ полковник, – подтвердил я. – Так там и было-то около тысячи единиц винтовок, да около тридцати пулемётов. Ну и ящики с патронами. Частично своих бойцов вооружил, остальное отправил с боеприпасом и остальным вооружением. Даже гранаты были, два десятка ящиков, оборонительные. Ещё шестнадцать «сорокапяток» с боекомплектом было и шесть миномётов разных калибров. Вообще у немцев эти пункты сбора достаточно узкоспециализированные, если тяжёлое вооружение, значит тяжёлое. Всю стрелковку, пушки и миномёты, скорее всего, вскоре вывезли бы на другой пункт, где ими занялись бы ремонтники, что по ним и работают. А то, что они вообще там оказались, так не бросать же. Из пункта в пункт проще было вывезти. Поэтому и броневики мы нашли на том, где лёгкая стрелковка хранилась. А что, не хватает?

– Не хватает, – вздохнул тот. – Тех освобождённых военнопленных, что мы первыми освободили, более-менее вооружили, но мы за это время ещё два лагеря военнопленных освободили. Там командиры мои работают, формируют части с нуля, а это ещё около трёх тысяч, а для них вооружения нет.

– А другие пункты сбора?

– На них и осталась надежда. Отправил две группы, усилив их танками, что ты прислал. Надеюсь, результаты будут. Если всё удастся, то всё оружие будет отправлено по тем лагерям, их координаты они знают. Сам что скажешь, лейтенант?

– Батальон хоть и находится в стадии формирования, но к бою готов, тыловая база имеется.

– Давай подойди и сообщи, что имеешь. И что за база такая? Что там есть?

Описание я сделал за полчаса, введя того в курс дела. Полковник заметно повеселел, танки, особенно тяжёлые, это хорошо. Я же поинтересовался:

– Товарищ полковник, а почему место атаки изменено?

– А это всё ты. Связались мы с твоим комбатом по той частоте, что ты дал, тот на комдива вышел, договорились о совместном ударе. Нужно торопиться, пока немцы не поняли, что происходит. А то они уже что-то начинают подозревать, уже четвёртого посыльного на мотоцикле от их штаба перехватили.

– Так чего ждём тогда?

– Артиллерия тяжёлая разворачивается. Миномётчиков и один батальон я уже выдвинул вперёд, вы совместно действовать будете, а вот они запаздывают. Шесть гаубиц всё же сила, корректировщики работают. Подготовка идёт. Пушки наши и до окопов легко дотянут, помогут нашим в кольце с прорывом.

– Ясно. Так, может, мне батальон тоже подвести к немцам поближе?

– Куда уж ближе, они от нас в четырёх километрах. Услышат ещё, двигатели у вас не самые тихие. Там село, в нём и находится штаб моторизованного корпуса. Пленные сообщили. Смотри по карте. Вот тут и тут удобные поля для танковой атаки, врываешься в село и…

– И жгут они мои машины к чёрту без пехотного прикрытия. Товарищ полковник, разрешите заниматься делом по атаке танками тем, кто этим профессионально занимается.

– Профессионально? – задумчиво протянул тот и, откинувшись на спинку стула, они его на пункте сбора вооружения прихватили, сказал: – А знаешь, когда комбат узнал, кто предложил такой план, то сразу согласился. Не знаешь, почему?

– Наверное, он в меня верит? – пожав плечами, спросил я.

– Возможно, возможно. Вот только он долго не мог поверить, что ты – это ты, говорит, что лейтенант Суворов в танке погиб. Сгорел.

– Обгорел, но не погиб. А оба экипажа моих танков действительно погибли смертью героев.

– Не надо юлить! – поднял тот руку и хлопнул по столешнице. – Уже по всему твоему танковому батальону ходит информация, что ты и есть майор К. Бойцы из коммунистического батальона, освобожденные нами из плена, особо это не скрывали. Да я и сам всё понял, ещё там, у захваченного поста регулировщиков. Подозрение было, из газет известно, что у майора К. полностью отсутствует музыкальный слух и петь он не умеет. Ты сам это и подтвердил. Так что теперь скажешь?

– Скрывать не буду, я и есть майор К. Раз уж пошла такая пляска, то зама себе я оставил – майор Зотов, он примет командование батальоном сразу после деблокады окружённых, мы договорились, приказ я ему передал при других командирах.

– Постой, а сам? – подался тот вперёд. – Бойцы твои говорили, что на тебя вроде как охоту устроили?

Врать я не любил, но тут решил переступить через себя, нужно поднимать авторитет правительства ещё выше.

– Получается, так. Хотя ситуация там неоднозначная. Я личный порученец товарища Сталина, в первые дни войны был отправлен к границе своими глазами посмотреть, что происходит, и доложить. Что я увидел? Неразбериха, паника, толпы отступающих, постоянные атаки с воздуха, беженцы, вот и пришлось натянуть на себя личину командира танкового полка майора Корнева. Он погиб при мне. Меня тоже танкистом назвать можно, звание имею, петлицы подходящие, но я конструктор по танкам и бронетехнике. К сожалению, только его форма была мне впору, вот из старших лейтенантов и перепрыгнул в майоры. Командовал, вроде получалось, мне нравилось бить немцев, брать генералов в плен и решать сложные тактические задачи. Один раз решил провести стратегическую, это акция в Берлине, где партия Гитлера и Геббельса потеряла много своих последователей. Мне несколько раз передавали приказ вернуться в Москву, но я их игнорировал и бегал от групп, что за мной высылали. Один раз ошибка произошла, чуть не расстреляли, да вот, похоже, закончилось моё бегство, забирают меня в Москву, группа тут же находится, в колечке. Должна была быть при штабе моего батальона. А там она сейчас или нет, на месте узнаю. Вроде всё.

– Понятно, – протянул тот, остальные командиры, а их с десяток было, что также слушали нас, тоже были заинтригованы и задумчивы. – Значит, забирают? Жаль. Мы уже с тобой сработались.

– Да, жаль. Но возвращаться нужно, опыт, полученный мной, требует возродить его в металле.

– Ты о чём?

– Я же конструктор, и у меня в голове на моём же опыте уже сложилась линейка боевых машин, от танков, бронетранспортёров и тягачей до полноприводных грузовиков. Нужно всё это выложить на чертёжной бумаге и создать в железе. Восьмиколесный бронетранспортёр, все колёса ведущие, способный плавать, десять бойцов внутри, плюс три члена экипажа, вооружённый крупнокалиберным пулемётом. Ещё десять на броне усядутся. И с этим грузом он сможет плавать. Для рейдов в тыл противника такие машины очень нужны. Танк, модель единый, не тяжёлый, не лёгкий и не средний. Единый. Вес сорок пять – пятьдесят тонн, броня от ста до двухсот миллиметров, скорость по трассе семьдесят километров в час, по пересечённой местности – сорок – пятьдесят. Пушка калибра сто тридцать миллиметров с уверенным поражением цели на четырёх километрах. Динамическая защита, зенитный пулемёт, дымовая защита.

– Однако, – протянул тот ошарашенно. – А что такое динамическая защита?

– Коробки со взрывчаткой внутри, что расположены по броне снаружи, при попадании в них кумулятивного снаряда, они подрываются и не дают снаряду пробить броню. У немцев ещё до войны разработали такие снаряды, и они их используют, где огненная струя при попадании в танк прожигает броню, вот я уже разработал противодействие. Экипаж, конечно, оглушит, но машина в порядке будет, и смогут продолжить бой. Может, не сразу, но смогут.

– Это когда же такие танки появятся?

– Думаю, уже после войны, хотя, может, и конец застать успеют. А до этого я буду заниматься тяжёлыми танками. И самоходками. Что такое самоходки, объяснить?

– Можно.

– Это пушка, закреплённая в закрытой рубке на шасси танка, башни нет, и чтобы выстрелить, той нужно повернуться всем корпусом. Хочу туда гаубицы пихнуть, на сто двадцать два миллиметра и сто пятьдесят два миллиметра. У немцев подобное есть, но я хочу развить это направление, ни наши, ни немцы пока не понимают, какое это перспективное направление. Хочу первым быть, а то немцы догадаются.

– Это будет мощно. А они когда появятся?

– Эти, надеюсь, уже через год будут поставляться на фронт. Если завод дизели танковые начнёт выпускать, с этим сейчас проблемы, он эвакуировался на Урал, и сейчас в танки ставят танковый авиационный. Вынужденная мера. А горит он хорошо.

– Ясно… – снова протянул комдив и тут встрепенулся. Посыльный от артиллеристов прибежал. Всё готово, можно начинать. Медлить нельзя.

Я быстро накидал план атаки батальоном села, комдив, проанализировав его, кивнул, подходит, и, убирая тот в планшетку, я убежал к своей машине. Двигатель броневика уже тарахтел. Запрыгнув на своё место, велел гнать в расположение батальона. Там, собрав командиров, ввёл их в курс дела, выдав кроки карт всем командирам рот, после чего те разбежались по машинам. Все уже знали, что делать. Как, в принципе, и я. Мне категоричным приказом запретили участвовать в бою. Вот я и наблюдал за ним со стороны и, находясь на связи, руководил. Нельзя сказать, что атака наша стала для немцев неожиданностью, успели подготовиться, но вот то, что у нас есть тяжи, тяжёлые гаубицы и миномёты, не ожидали. Так что управлял боем, а постепенно ко мне всё стеклось, как и корректировка миномётов с гаубицами, им передали другие броневики, с рацией, и управление боем сразу облегчилось. Ну и командовал своими танками, особенно теми, что радиофицированы. Спешную оборону на опушке сломили сразу. Дальше шли тяжёлые и средние танки: один танк и отделение бойцов с пулемётом, что его охраняли и показывали цели, проводя близкую разведку. Все бойцы из нашей мотострелковой роты.

Тут вообще каков сам план. Сначала шла тяжёлая рота с пехотой в прикрытии. Их задача – выдавить немцев из этого населённого пункта и все штабы, что тут расположились, в то поле, что находилось за ним, что рота с успехом исполняла. За ними второй волной шли танки роты Т-26, с тем стрелковым батальоном, что нам придали в помощь. Вот на них уже тщательный осмотр всего и вся да прочёсывание. В это время оставшиеся два батальона полка на машинах направились к передовой, чтобы ударить по немцам в окопах с тыла. Рота БТ, обойдя село стороной, встала с другой стороны в засаде, и именно под их пушки и пулемёты десанта, что на них сидел, и выдавливала немцев наша тяжёлая рота. План сработал. Там на околице всех и положили. Ну, почти всех, около сотни пленных было, включая полтора генерала. Один целый и другой раненый. Ещё тело одного убитого нашли чуть позже при прочёсывании села. Там комдив наш уже начал располагаться со своим штабом.

По поводу ушедших вперёд двух батальонов, то атаковать без прикрытия они не стали, их вскоре догнали БТ, но всё равно те находились в ожидании, и пока на окопы немцев падали тяжёлые «чемоданы», а с батальонами был корректировщик, подтянулись тяжи, они и атаковали, а перед ними был огненный вал из гаубичных снарядов и миномётных. Пока такое не применяется, но когда я объяснил артиллеристам, что хочу, те решили попробовать. Тяжелее своих танкистов было уговорить идти поближе к стене разрывов. Однако пошли, злость сил придала, и ворвались на позиции немцев, артиллерия уже смолкла к тому моменту. КВ в сопровождении Т-26 повернули влево, выстроившись в клин, расширяли прорыв, давя всё, что попадалось на глаза, лёгкие шли следом, добивали оставшееся и прикрывали тяжи. А средние с БТ повернули направо. «Тридцатьчетвёрки» с лёгкими танками расширяли прорыв куда быстрее. Конечно, можно лёгкие пустить вперёд, чтобы перехватывали отходящих немцев, но это означает неминуемо потерять их, нет уж, пусть прячутся за телами лучше бронированных собратьев и работают за пехоту в прикрытии. Неплохо получалось, Зотов это подтвердил, уже пару раз не дали забросить ему на надмоторное отделение подрывные заряды, срезая смельчаков. А навстречу уже бежали наши из прорыва. Они не успели, мы деблокировали их раньше, чем они атаковали. Вот и соединились. Опустив бинокль, я довольно улыбнулся, там наши обнимались, со слезами на глазах.

У меня же, пока это происходило – я в бинокль всё это воссоединение наблюдал, продолжая командовать батальоном, – приключилась история. Услышав шум, я тут же схватил винтовку, что рядом стояла, и направил её на кустарник, досадуя на себя. Всех в бой отправил, а со мной тут только экипаж броневика, что внутри сидит и ничего не видит. Хотя бы пару бойцов оставил, чтобы охраняли. В этом случае ко мне не смогли бы подкрасться вот так внезапно. Видимо, те десантные батальоны всё же перебросили, и вот они выходят на захват.

– Стой! Стрелять буду! – на всякий случай выкрикнул я и дважды выстрелил, старясь, чтобы пули над головами прошли.

Башня броневика начала поворачиваться, наводя пушку на кустарник, когда оттуда закричали:

– Не стреляйте, тут дети!

Голос был явно женский. Удивлённо поморгав, я приказал:

– Выходите.

Вышли две девушки и двое детей, одному парнишке лет десять, что исподлобья смотрел на нас, и девочка лет трёх, что уже ревела вовсю. Испугали её выстрелы. Да и остальных тоже. Подняв ствол и повесив винтовку на плечо, я сказал им, рукой успокаивающе махнув своему экипажу:

– Минутку… – и переключился на свой батальон, я в сети был, когда орал, сразу запросы от командиров последовали, вот и успокоил: – Всё нормально, ко мне на НП гражданские с детьми вышли. Продолжать выполнять боевую задачу. Расширить кольцо прорыва. Майор Зотов!

– Я, товарищ младший лейтенант.

– Принимайте батальон, командуете дальше сами. Свою боевую задачу на данный момент вы знаете. Немцы отходят, перегруппируйте силы, обеспечьте машинам подвоз боеприпасов и горючего, заправьте и гоняйте немцам по местным дорогам, устраивайте засады на тех местах, где они могут отходить. Разбейте батальон на десять мангрупп. Ну и самое главное, не забудьте про операцию «Однояйцевый Гитлер». Это всё, действуйте.

– Есть.

Отключившись, я посмотрел на гостей и спросил:

– Ну и кто вы такие? Только не говорите, что в такой лёгкой одежде за грибами вышли. И что делаете на моём НП?

– НП – это что? – спросила одна из девушек, та, что моложе.

– Наблюдательный пункт. Девушки, тут боевые действия идут! Понимать надо! Куда вы полезли?!

– Свой, – всхлипнула одна из них и, подбежав, крепко обняла. А у меня как-то сразу всё сложилось.

Остальные тоже обниматься полезли, а я, немного постояв, спросил:

– Есть хотите? Хотя чего я спрашиваю, конечно хотите, – и, повернувшись к выглядывающему командиру броневика, я там за стрелка-радиста был, приказал ему: – Савельев, доставай НЗ. И воду не забудь, налей куда.

Услышав о еде, беженцы сразу оживились, правда у нас одни сухари были, полпакета, но, макая в воду и размягчая их, ели так, как будто это царские блюда на приёме. То есть с удовольствием, ну и с жадностью. Как же без этого.

– Товарищ младший лейтенант, тут у нас трофейная шинелька завалялась, а девчата в одних платьях. Вон дрожат все.

– Кстати, да, – сказал я и, забрав шинель, протянул одной. – Накиньте, погреетесь пока вместе. Возвращать не нужно, это вам.

– А почему вас младшим лейтенантом зовут, если вы майором командуете? – спросила одна, что лет двадцати пяти, другой и восемнадцати нет. – У меня муж капитан, я разницу в званиях знаю.

– Потому что я временно командовал подразделением, и сейчас его принял майор, его новый командир. Ситуация так сложилась. А теперь давайте рассказывайте, кто такие и как тут оказались.

Рассказ долго не продлился, одна была супругой капитана-сапёра, с маленьким ребёнком на руках, её дочка была, уходила от войны. Хлебнуть прошлось. Добралась до дома родителей, но и туда немцы прикатили, мать погибла, нелепый случай, её задавил водитель немецкого грузовика. Опасаясь выдачи, на соседней улице уже такое произошло, она забрала брата и сестру и направилась в путь. До своих. Две недели шли, и вот они вышли на мой НП. Вещи почти все растеряли, но документы сохранили, и это хорошо. А завершила такими словами:

– Думали, не дойдём, а тут стрельба, пушки палят, столбы дыма, и бои идут. А вокруг танки, наши бойцы. Мы прятались, потом смотрим, отдельно танк стоит, и пошли к нему. Наконец вышли к нашим.

– Это броневик, а не танк, – поправил я её. – К своим вы вышли, но мы и сами, можно сказать, в окружении находимся. Тут как слоёный пирог, слой немцы, слой наши, и снова слой немцев, и, как в солянке, всё перемешано. Но не волнуйтесь, я вас в штаб дивизии отправлю. Там разберутся. Хм, наверное.

Татьяна, как звали жену командира, сразу взгрустнула. Между прочим, когда остальные на еду жадно накинулись, она нет, а только смотрела, чтобы им всё досталось. А когда те поели, оставив ей два сухаря, она один убрала в сумочку, а второй поела. Железная женщина. Я же, потерев подбородок, кстати, побриться надо, спросил:

– У вас вообще родственники где есть? Угол найти сможете? – но та лишь отрицательно покачала головой, тогда я, подумав, сказал: – У меня дом в Москве есть, достаточно большой, там уже живут две семьи комсостава, у них мужья погибли в начале войны. Думаю, тесно будет, но не в обиде. У меня там прелестная банька, и самовар есть, обязательно посетите, вам понравится. Я вам тут на листке адрес напишу, а на другой стороне записку для моих постояльцев, их Аня и Тамара зовут. Думаю, проблем не будет.

Закончив писать, я протянул сложенный вдвое листок Татьяне, на что та неуверенно взяла его и пробормотала:

– Мне нечем расплатиться.

– Ещё так скажете, обижусь. Я и с других ничего не взял. Кстати, извините за моё упущение и разрешите наконец представиться. Младший лейтенант Суворов, Александр Александрович. Можно Сан Саныч. Да, передайте девчатам, что если на меня похоронка придёт, а она придёт, пусть сразу оформляют дом на себя. Я на них завещание написал. Сирота я. Ну а как доставить вас до железнодорожной станции, я что-нибудь придумаю. Отправлю, не волнуйтесь.

Тут выглянул командир броневика и сообщил:

– Товарищ младший лейтенант, тут вас срочно вызывают. Какая-то Пичуга.

– А, это мой комбат, – кивнул я и, повернувшись к гостям, сказал: – Извините, я отвлекусь.

Подойдя к броневику, я подсоединил штекер к удлинённому проводу и сказал:

– Злой на связи.

– Это Пичуга, сообщи, где находишься? – услышал я запрос, позывной комбата и голос точно его.

– Координаты… – я быстро перечислил данные квадрата и ориентир, где нахожусь, после чего отключился.

– Кто это, товарищ младший лейтенант?

– Это немцы, Савельев, немцы. Те, которые за мной прилетели. Свяжи меня с Зотовым.

– Есть.

– Майор? – и убедившись, что это тот, кто нужно, кодовыми словами, у того в планшетке был их список, сообщил, что за мной послана команда захвата, немецкая, и сообщил, в какой квадрат я их отправил, предупредив, что немцы могут быть в нашей форме и в форме НКВД. Пусть отправит одну из мангрупп на их уничтожение. У того как раз готова была такая группа, поэтому сразу он её отправил.

То, что это немцы, я и так понял, потому как комбата лицезрел своими глазами. Он, сидя на броне одной из уцелевших БТ, катил к моему броневику, и с ним с десяток машин и пара танков. Из артиллерии одна трёхдюймовка и ни одной противотанковый. От батальона едва два взвода осталось. Кстати, окружённым мы перегнали пятьдесят грузовиков с бензином, боеприпасами и продовольствием. То немногое, что удалось набрать, со всем этим у них были проблемы, как те сообщили во время очередного радиосообщения. Видимо, комбат припасы первым получил, раз выехал из колечка так быстро. Почему комиссара не было, я в курсе, он погиб, поднимая бойцов в атаку, мне те парни, что из лагеря, рассказали. Мы крепко обнялись, и он, осмотрев меня, просто сказал:

– Спасибо. Ты настоящий майор К.

Услышав это, Таня за спиной охнула, а я повернулся к двум бойцам НКВД, что подходили ко мне, Бабочкин был тут же, и поднял руки, говоря:

– Ну что, поймали? Сдаюсь. Оружие сдать? Бить сразу будете? Опыт, знаете ли, есть.

– Руки опусти, юморист, – хмыкнул один из командиров с васильковыми петлицами и двумя шпалами в петлицах.

Надо же, не побоялись в своей форме проехать, могли любую форму надеть и стать незаметными на общем фоне войск, а эти нет. Или глупцы, или храбрецы. А я думаю, всё вместе. Если уж получили важное задание, то должны выполнить его исходя из обстановки. А эти не битые, ещё не понимают важность маскировки. А так мы обнялись с Бабочкиным, тот был в обычной красноармейской форме, но имел сержантские треугольники в петлицах. Из оружия карабин Мосина, и всё. Подсумки на ремне, сидор за спиной, петлицы чёрные, танкист, по эмблеме видно.

– Нам пора, – сказал тот же командир.

– Куда вам пора и зачем эта пора так быстро настала, меня не особо интересует. Документы предъявляйте. Ты, старлей, предъяви, а тебе, лейтенант, не нужно, я тебя и так знаю.

– Откуда? – с подозрением поинтересовался молодой лейтенант ГБ.

– Оттуда. Ты скотина, паровоз табачный, был моим постоянным сопровождающим в течение года. Травил меня своим никотином.

– Не помню я вас, – пробормотал тот, похоже этого бойца в подробности не посвящали.

– Не нужно об этом говорить, – со значением сказал старший, в звании старшего лейтенанта, и протянул документы, как я просил.

Остальная их группа, пять рядовых бойцов с автоматами, вот они куда лучше экипированы были, явно группа осназа, тоже протянули документы. Ну, что ж, всё в порядке. Да и старшего этого я тоже где-то видел. Видимо, встречаться приходилось, но со мной он не работал. Ну да точно, в приёмной у Берии я его видел однажды.

– Всё нормально, – сообщил я, возвращая документы. – Как эвакуироваться будем?

– Самолётом.

– Нужен побольше. Эти гражданские со мной летят.

– У меня приказ, – с нажимом сказал тот.

– А мне пофигу. Летят, и всё. Я тут, в прифронтовой полосе, их не брошу. Причём замечу, что немцы сюда пробрасывают два парашютных батальона, а десантники у них парни крепкие. Они на Крите, конечно, кровью умылись, но там причина в ошибке планирования. К тому же… – я замер с поднятым пальцем, задумавшись, после чего развернулся и подошёл к броневику, где велел соединить меня с Зотовым, и, как только он вышел на связь, я спросил: – Майор, ты группу отправил?

– Да, сразу.

– Хорошо. Вот что, бери все свободные силы и тоже дуй туда. Если я прав, то тем немцам, что меня там ждут, твоя мангруппа на один зуб. И вообще, подразделений побольше набери, что по пути попадутся, и окружи тот район. Похоже, десантные батальоны прибыли раньше, чем мы их ждали, но против танков даже им будет сложно.

– Понял, – куда как серьёзным тоном отозвался Зотов и отключился. Похоже, подкинул я ему проблем, тот тоже понял всю серьёзность ситуации.

Не успел я отключиться, штаб комдива вызывает. Причём теперь два штаба дивизии в одном месте расположились, там, где был штаб моторизованного корпуса вермахта. Требовалось прибыть срочно, причин не объясняли. Отсоединив штекер, я сообщил комбату, что меня вызывают в дивизию, сейчас туда проедем. НКВД в своей красе, пока я общался по рации, у беженцев документы проверяли и, похоже, проверили, претензий нет. Хотя, может, и правильно. Да нет, точно правильно. Сам я обратился к комбату:

– Товарищ майор, можно вас? – и когда мы отошли, я указал на броневик: – Пока ничей, дарю вместе с экипажем. Радиофицирован. Моя штабная машина была. Вы просьбу мою помните?

– По похоронке?

– Да.

– Пока не писали.

– Пора. Вот тут мои документы, все, включая партбилет. Оформите как сгоревшего в танке при обороне того села. Госпиталь-то мы спасти не смогли, а это хуже всего. До сих пор этот камень у меня на душе.

– Да, немцы раненых всех уничтожили, – убирая мои документы в планшетку, сказал тот. – Всего сотню вывезти успели… а мы ведь, Толь, всё слышали, на той волне, что ты с экипажем общался и с командиром другого танка. Слышали всё, как вы погибали там, как на таран пошли в горевшем танке. Я поэтому не сразу и поверил, что ты жив.

– Перевернулась машина, и меня через открытый люк выкинуло наружу. Остальные погибли.

– Понятно, – вздохнул тот и, осмотревшись, крикнул: – По машинам!

Беженцев посадили в одну из полуторок к бойцам, а я, забрав вещи из броневика, сообщил его командиру, кому он теперь подчиняется, майор с ними познакомился. А я, прихватив винтовку, устроился на броне танка рядом с комбатом. Колонна тронулась, и тот прокричал мне на ухо:

– Что это за операция «Однояйцевый Гитлер»?

– Проводка и охрана тяжёлых гаубиц. Они попарно с разных мест будут работать по мосту и окрестностям с полуночи. Рации для артиллеристов и корректировщиков мы нашли. Подготовка к операции уже началась. Немцы ночью должны доставить новый мост, вот и встретим их там на берегу.

– Молодец! – прокричал комбат, и дальше мы ехали молча.

Высадив нас на околице села, танки остались, а грузовики, высадив бойцов, что начали располагаться здесь же, уехали обратно за ранеными. Там их хватало, машины тоже нужны были. Госпиталь разворачивали на опушке той рощи, где раньше стоял штаб комдива. К нему мы и направились. Бойцы НКВД без особых вопросов сопровождали нас, самолёт ночью, ракетами посадочную площадку покажут, чего волноваться, цель вот она, впереди идёт и, активно размахивая руками, общается со своими бывшим командиром. Хм, действительно, что-то я больно экспрессивно руками машу. Однако с комбатом хорошо пообщались, тому предстоит за счёт освобождённых пленных восстанавливать батальон, пополнять его, работы много. А пока та часть, что осталась, формируется в мангруппу под командой одного из его выживших лейтенантов и уходит в свободный поиск. Заданный район этой мангруппы тот получит в объединённом штабе.

Заметив, что денщик комдива готовит горячую воду и мыло, я попросил его подготовить мне всё для бритья, а то зарос, и вещи ему на хранение передал; бойцы НКВД и Бабочкин, что снова стал моим бойцом, там же у денщика в сторонке устроились. Хотя старший их и подошёл познакомиться с комдивами, но скорее так, чтобы быть в курсе дел. Он и с особистом о чём-то пошептался. И правильно зашёл. Оказалось, наши парни в плен немецкого десантника взяли, и вот он интересные сведения сообщил. Насчёт двух батальонов я ошибся, две роты было перекинуто, что высадились с планеров не так и далеко. Остальные будут позже, к ночи. Это ладно, Зотов с этими хитрозадыми разберётся, а причина вызова в том, что два воздушных разведчика эту территорию постоянно мониторят, и, если появляется какой советский самолёт, немедленно вызывают специально присланных экспертов, и те сбивают его, по наводке с такого разведчика. Ночью также. По этой территории восемь авиаразведчиков посменно работают. Ночью тоже дежурство распределено. Посадку самолёта обнаружат да теми же огнями, чтобы полосу подсветить, и вызовут ночников, их к нам две пары перебрасывают. Профи.

– М-да, неприятные новости, – сообщил старлей Лапин, тот самый старший у группы НКВД. – Похоже, по земле придётся двигаться.

– Ну да. И у всех бродов и мостов диверсанты в нашей форме, – хмыкнул я. – Это называется двойная сеть. Я сам её пару раз использовал. На машинах не доедем, возьмут по дороге. Они на это и рассчитывают, один из планов. Если и уходить, то только пешком и без всяких дорог и бродов. Переправляться через водные препятствия вплавь. Можно взять пару автомобильных камер и качок, делать плотики для вещей, а сами вплавь, с той стороны одеваемся, сдуваем и идём дальше. Ближайшая станция сразу в минус, там нас точно ждать будут. На следующей вряд ли, но лучше просто остановить машину и добираться до Москвы на ней. Там уже будет спокойно.

– Я приму ваш совет к сведению, товарищ Суворов, – слегка кивнул мне Лапин и, отойдя к особисту, о чём-то заспорил.

Я же решил пообщаться с диверсантом, тот меня узнал и даже прыгнуть смог, но бойцы его скрутили, промахнулся он, хотя чуть не вцепился в горло. Злой Лапин тут же двух бойцов выделил мне в охрану, и те везде следовали за мной. А я, выйдя из здания штаба, подозвал Бабочкина; тот, подбежав, поинтересовался:

– Звали, товарищ майор?

– Да. Найди мне сменную форму, эта взопрела уже, постирать нужно. Кубики лейтенантские вытащи, я сейчас в подвешенном состоянии. И вот ещё, тут наши немало штабной техники захватили, интенданты ее уже осматривают. Мне нужна машина, желательно умеющая преодолевать реки. То есть та, что плавает.

– А вроде той, на которой мы чуть не утонули? – припомнил тот.

– Да, такая подойдёт.

– Ага, сейчас поищу. Кажется, на соседней улице я подобную легковушку видел.

Я в закутке скинул с себя всё, включая исподнее, надел комбез на голое тело, денщик комдива унёс всё стирать, а я побрился, ну и умылся хорошо. Денщик поинтересовался, не хочу ли я помыться. Ещё бы! Тут что-то вроде умывальни было, немцы ещё пользовались, так я в корыте и помылся, мне денщик помог, поливал. Ох, как хорошо себя чистым ощущать, только волосы мокрые, долго их растирал полотенцем. Снова взяв комбез, денщик мне выдал байковое нательное бельё, мой размер, сверху я комбез надел и новенькие портянки намотал. Сапоги вычищены. Отлично! Вернувшись в здание штаба, я всё же решил пообщаться с десантником. Тот уже успокоился, не ревел как зверь и не пытался порвать узлы и верёвки. В общем, обработали его хорошо, и он уже отвечал на вопросы, даже мои. Хотя и смотрел с лютой ненавистью, видимо у него с тем случаем в Берлине связана и личная трагедия. Много интересного у него узнал, но информация больше косвенная. Ладно, хоть это получить смог.

Выйдя на улицу, я осмотрелся. Уже начало смеркаться, скоро совсем стемнеет. Довольный Бабочкин уже крутился у трофейного «Кюбельвагена» с брезентовым верхом. Увидев меня, виновато развёл руками.

– Товарищ майор, ничего подходящего не было. Вот только эта машина на ходу. Новая. Я заправил полный бак и две канистры взял.

– А девчат с детьми куда устроил?

– А вон там за углом дом стоит, бабка Нюра, у неё пока. Правда, она на нашего брата танкиста сердита, у неё по ограде танк проехал, и три немца там лежат. Забор сломали. Я трёх бойцов местной комендатуры к ней направил, чтобы тела вынесли и забор поправили.

– Молодец. Ночью уходим. Пока ложись, поспи, в дороге тоже подремлешь, я поведу, а под утро сменимся.

– Ясно. А парни?

– У них своя машина будет, на моей девчата с детьми поедут и ты. Ты их предупреди, чтобы готовы были.

– Понял, товарищ майор.

– Всё, действуй.

Тот, сбегав к нужному дому, вскоре вернулся и, устроившись на сиденье машины, видимо, чтобы не увели, уснул, а я вернулся в штаб. Всё же в одном комбезе было холодно. Тут рядом у немцев прачечная была, там уже мне постирали форму и выжали её, и сейчас в специальной сушке, машина такая, сушили её. Будет готова, вернут.

Лапин уже связался с Москвой, и там отменили рейс, добираться приказали землёй, тем более дорогу уже открыли, и сюда пошли колонны с припасами, пополнением и всем необходимым. В данный момент по берегу Днепра в обе стороны начинает возводиться оборона, обе дивизии, вернее то, что от них осталось, занимали там позиции. Это да, первая колонна подошла при мне, когда темнело. Именно шум их прибытия и привлёк моё внимание, пока Бабочкин бегал предупреждать Татьяну. Я решил забрать её с собой. Однако Лапин сообщил, что мы выезжаем, сам он полуторку брал с полным баком и водителем, особо не возражая против моей легковушки, а узнав о беженцах, убежал обратно в штаб и вскоре вернулся с интендантом, тот возвращался к железнодорожной станции, раненых повезёт и отвезёт их. В кузовах мест нет, по кабинам рассадит. Тем более колонна под охраной броневика и зенитки шла. Ночь, проскочат. Всё броды и мосты под охраной наших войск. Так и решили, Татьяна была согласна. Мы простились, и она ушла в сторону колонны, уведя всех своих, они только через час выезжают, ещё разгружаются, а мы погрузились в машины, оба бойца, что всё так со мной и ходили, сели сзади, винтовку я поставил у дверцы наискосок, ранец в багажник закинул и, запустив двигатель, тронулся следом за полуторкой, что неторопливо катила впереди, светя единственной тусклой фарой габарита. У меня тоже защита стояла на фарах.

Бабочкин спал на соседнем сиденье, свернувшись и накрывшись своей шинелью. Поглядывая на него, я управлял машиной. Один боец сзади тоже спал, второй бдел. Сам я был одет нормально, мне всё же успели вернуть постиранную форму, сухая уже. Так что я снова оделся, комбез сверху, шлемофон, он грел лучше, чем пилотка, так что хоть и холодало, но в этой одежде терпимо. Тем более я закрыл окна и включил печку, вот и тепло пошло. Бойца сзади совсем разморило, и тот клевал носом. Я же размышлял, не забывая контролировать дорогу и машину. Час подождать, и можно с колонной доехать до станции. Тут меньше двухсот километров было. Но нет, Лапин решил двигаться в одиночку. Это что, глупость или самомнение? Слишком велик риск нарваться, на мой взгляд. Тут немцев недобитых изрядно. Если командир у десантников не дурак, в той неразберихе, что была в селе после захвата, можно послать сюда солдата в нашей форме, и, покрутившись у штаба, тот сможет узнать, когда мы выезжаем. Не проблема. Перехватить тоже. Дорога тут до перекрёстка одна. Я бы лично всё так и сделал.

До перекрёстка мы доехали благополучно, и тут я узнал, почему Лапин так внаглую решил ехать. А тут ещё одна колонна проходила, тоже с ранеными. Видимо, узнав, что эта выдвигается раньше, решил нагнать её и вот успел. Мы включились в колонну, я двигался замыкающим, и так ехали. А у меня чуечка разыгралась, вещун просто орал: ещё немного, вот-вот, и всё, эта тишина, нарушаемая рёвом моторов, будет прервана. Поэтому, протянув руку, я встряхнул Бабочкина за плечо. Тот задёргался и сонно посмотрел на меня непонимающим взглядом, а я сказал:

– Готовься к бою. У меня вещун разыгрался. Вот-вот влипнем.

Тот без слов сел нормально и, подтянув карабин, стал проверять его и часть патронов в обоймах сунул в карман шинели, чтобы доставать быстро можно было, потом развязал горловину сидора, тот у него в ногах был, и стал снаряжать три гранаты Ф-1. И всё молча, тот о моём вещуне знал просто отлично, и никаких сомнений не было, раз сказал, значит, точно бой будет. А вот один из бойцов, что сидели сзади, у них фамилии были Гарин и Ганин, как близнецы, хотя совсем и не похожи, спросил:

– Товарищ командир, вы серьёзно?

– Он никогда не ошибался, – чуть повернувшись, сказал Бабочкин. – Всегда угадывал. Вещун у него великая вещь. Нас поэтому немцы и поймать не могли. И из Берлина поэтому мы сбежали.

– А вы, товарищ сержант, тоже были там? – заинтересовался тот и стал будить напарника, после чего они тоже стали проверять оружие и готовиться.

– Я подписку о неразглашении давал, – недовольно пробурчал тот. – А такое шикарное фото было, я стоял в форме сержанта госбезопасности, а сзади немцы маршируют. Всё засекретили.

Едва мы успели подготовиться, как горизонт взорвался вспышками выстрелов орудий, и вокруг колонны появились разрывы снарядов, а откуда-то с небольшого расстояния били пулемёты и другая легкая стрелковка.

– Танки! – закричал я. – Не стрелять. Не выдавать себя! Уходим в темноту на скорости.

Выключив фары, я стал уходить в сторону отрытого поля, обгоняя колонну. Она была между нами и засадой, и шальная пуля могла легко нас достать, но пока везло. Почему не назад? А и оттуда вспышки били, обкладывают гады. При вспышках выстрелов было видно угловатые силуэты танков, что, делая короткие остановки, стреляли и двигались дальше. А я только и делал, что жал на газ. И тут стук по корпусу, и, захлебнувшись, двигатель заглох, попали всё-таки. Пришлось срочно выжимать сцепление и ставить коробку на нейтрал.

– Попали? – спросил Бабочкин, пока машина быстро останавливалась на вязкой почве поля.

– Пару пуль влепили в мотор. Шальные. Сейчас выходим, не забыв оружие и вещи, и уходим. Часть машин колонны прорвались, увеличив скорость, пара горит, остальные стоят подбитые. Пока немцы заняты ими, мы сможем уйти.

– В поле? – уточнил Ганин или Гарин. Я не понял.

– Нет, туда поползём, – указал я на приближающиеся танки. – Бабочкин, помнишь мою загадку?

– Кто победит в поле, одинокий боец с ножом или танк с экипажем? Неплохо бы на практике проверить.

– Вот и проверим. Задача – взять танк.

– Товарищ Суворов, у нас приказ обеспечивать вашу безопасность. Нужно полем уходить.

– Думаю, там тоже есть посты и секреты, что будут таких умников отлавливать. Если я сказал берём танк, значит, мы берём танк.

– Ха, а с вами интересно, – сказал Гарин, теперь я его узнал.

Мы уже выскочили из машины, винтовку я на плечо повесил, ну и достали из багажного отсека сидоры и мой ранец. Всё ползком, пули над головами свистели, несколько повторно в машину попало. Бойцы тоже в багажник свои котомки убрали, это Бабочкин всё предпочитает держать под рукой. Хорошо, что мы успели обогнать колонну и та стояла метрах в трёхстах от нас. Поэтому дальше мы ползли, перебрались через дорогу и ползли к танкам, что, ревя моторами, приближались. Пехота, что обстреливала колонну, уже поднялась, чтобы не попасть под гусеницы своих же танков, и направилась к дороге. Танки не стреляли, молча шли, всё, что нужно было, сделано, и сейчас последует зачистка. Поэтому, лёжа в глубокой канаве, оставленной плугом, мы пропустили правее солдат, а потом двинули дальше к танкам. Пропустили два и, когда мимо проехал третий, он был ближе, вскочив, добежали до него, тот по полю тяжело шёл, и стали взбираться по броне к башне. Я тут же застучал по крышке люка и заорал:

– Стой! У нас там пулемётный расчёт, раздавите!

Люк открылся, и выглянувший командир в наушниках переспросил:

– Какой расч?.. – договорить он не успел, получил по голове рукояткой револьвера, потом его схватили за руки, и двое крепких парней из осназа просто выдернули его наружу, я приказал не убивать, потому и оглушили.

А я, скользнув в люк вниз головой, четыре раза выстрелил. С тем шумом на дороге и стрельбой это осталось незамеченным. Ни одного промаха, всех наповал. Дальше, также вниз головой, скользнув ниже, я добрался до управления и остановил танк, что продолжал двигаться. Пока тот тарахтел на холостом ходу, Бабочкин и бойцы вытащили экипаж, избавились от тел, не забыв забрать оружие и документы, а я пока устроился на месте наводчика. Бабочкин, ворча, что он уже давно такие танки не водил, возился с управлением. Это была «третья» модель, неплохой танк. Гарин сел на место стрелка-радиста, поправляя наушники, а Ганин – за заряжающего. Вещи разместили тут же, хотя и мешались, барахла у немецких танкистов тоже хватало. Командир танка, которого спеленали как гусеницу, специально не резаными верёвками, не для меня ли подготовили, сидел на своём месте. А я пока крутил маховики наводки пушки, ну и, закрыв люк наверху, сообщил экипажу, связь была только в танке, а рацию я пока отключил:

– Значит, так, бойцы, танков всего восемь. Ещё пять бронетранспортёров и два броневика. Один их и один наш, пушечный. Два танка тоже наши, КВ и «тридцатьчетвёрка». Поэтому снаряжаем бронебойные и внаглую подходим, мы же свои, и в упор выводим бронетехнику из строя, после чего сбегаем. Ночь нас скроет. Немцы осветительные ракеты не использовали, видимо закончились, иначе это изрядно бы облегчило им работу, а нам осложнило. Всем всё ясно?

– Да, – вразнобой сказали те, хотя Ганин и добавил:

– Авантюра.

– Авантюра или нет, товарищ боец, но нужно лишить немцев такого бронированного кулака, что может нанести нашим немалый вред. Поняли? Давай, сержант, подворачивай влево и двигай вперёд, там КВ нам корму подставил. А тебе, Ганин, нужно снаряжать вот эти снаряды. Запомнил цвет головок? А вот это осколочные, если прикажу, будешь их подавать в пушку. А так одни бронебойные суй. Смотри, как она заряжается… Да, все рты открываем при выстреле, чтобы не оглушило.

Мне неудобно было, но я зарядил пушку, не без помощи Ганина, и тот кивнул, сообщая, что разобрался в управлении. Действительно ничего сложного. Дальше я убавил освещение боевого отделения и стал поворачивать пушку на правый борт, поэтому, когда мы проезжали мимо КВ, даже не останавливаясь, я всадил ему в корму снаряд с двадцати метров. Пробил. Вспыхнув, там в отверстии погас огонёк, а мы двинули дальше, и пока Ганин заряжал пушку, я держал на прицеле тяжёлый советский танк, после чего выстрелил в борт, в самое слабое место. В этот раз начался пожар, а я уже крутил маховики наводки и выцеливал стоявшую рядом «четвёрку», а за ней была «тридцатьчетвёрка». Всего у немцев, как я и говорил, было восемь танков, мой девятый, тяж вывели из строя, там пожар начался, потом разбили «четвёрку». Да так, что у той после первого же снаряда башню сорвало от детонации, сползла набок. Потом подожгли «тридцатьчетвёрку» и стали бить по остальным танкам. А это два чеха и две «тройки». Гарин на месте стрелка поливал мечущихся солдат длинными очередями, а сейчас, матерясь, пытался заменить коробку с лентой, а нам отвлекаться и помогать некогда было. Укрывшись за корпусом «четвёрки», мы били по ним, поджигая один танк за другим, а по броне звучал топот немецких солдат, что пытались нас достать. По люку прикладом били, но пока не до них. Танки у немцев закончились, поэтому, выстрелив по пушечному броневику, попал, у второго лишь пулемёты были, и ему тоже гостинец отправил, скомандовал Бабочкину:

– Гони, сержант, валим отсюда.

– Обратно?

– Нет, к мосту. Разворачивайся.

Я развернул пушку назад и посылал снаряд за снарядом по солдатам, там и осколочными по бронетранспортёрам хватало. Вроде в два попал, но уж больно качало. В один точно, он горел. Это тот, что с зенитной турелью, я на фоне горящих грузовиков стволы торчащие рассмотрел. Ну а мы уходили. По нам стреляли вслед, многочисленные шлепки по броне это подтверждали, но снарядами, особенно болванками, попасть не успели, а потом и не смогли остановить, поэтому и уходили мы своим ходом. Эх, Лапин, из-за своего упрямства и сам погиб, и колонну с ранеными подставил. Я пытался возражать, да никто особо и не слушал, тот получил приказ сверху и выполнял его. А когда к колонне раненых прилипли, то и тут ничего не успел. Надо было остановить его и настоять на своём, идти на своих двоих.

– Сержант, чего двигатель так странно работает? – спросил я Бабочкина, когда мы удалились от места боя километров на семь.

– Баки пустые. Сейчас встанем.

– Ну, это не удивительно, немцы уже два дня без снабжения. У нас снарядов тоже едва полбоекомплекта было. Одни осколочные остались. Ладно, сверни с дороги и уйди куда.

– Хорошо.

Танк повернул и метров сто не проехал, когда окончательно встал, двигатель стих, и наступила тишина.

– Выбираемся. Не забываем свои вещи и оружие. И то, что у немцев, прихватите. У нас с припасами туго. Надеюсь, эти танкисты экипированы хорошо. Пленного берите тоже, я смотрю, он очнулся.

Я первым открыл люк, На всякий случай держа револьвер наготове, мало ли какой солдат на броне прячется, вряд ли, конечно, после того, сколько по нам палили, и из пулемётов тоже, но перестрахуемся. Оказалось, не зря, немец был, солдат, но мёртвый. Его порешили свои же. Лежал на надмоторном отделении. Приняв свою винтовку и ранец, а потом вещи остальных, я сложил их у танка и помог вытащить языка. Ну и Бабочкину напомнил, чтобы похозяйничал, поискал всё, что пригодится. А я, подсвечивая фонариком командира танка, осмотрел труп. У солдата ранец был. Я достал документы и ранец осмотрел. Ого, повезло, две банки советской тушёнки, печенье, тоже наше, и ещё две банки консервов, но уже немецких. Больше ничего интересного не было, и я убрал трофеи в свой ранец. Хотя нет. Знакомая удлинённая коробочка-чехол. Я вытащил из ранца солдата бритву. «Золинген» у меня также была, в танке сгорела. Зеркальце в кармашке нашёл. Вот теперь точно всё. Ещё на ремне солдата котелок был, неплохой, с крышкой под второе, но пулями побит, зато такие котелки в танке оказались, я себе один забрал и прицепил к поясному ремню, и рядом флягу, тоже немецкую. После этого спустившись, велел Гарину:

– Помоги сержанту со сбором трофеев. Если есть возможность, снимите пулемёт. Сошки под сиденьем должны быть.

Ганин стоял на часах, охранял меня, так что, выдернув кляп, я допросил командира танка, тот был в звании фельдфебеля. Думал, мало знает, но нет, информацией поделился.

– Чего это он лается? – спросил Бабочкин, он в танке уже закончил, всё достал и теперь на броне отбирал, что можно взять, а что лучше оставить.

– Это он нас ругает, мол, мы варвары, не умеем вести правильную войну, нападаем со спины на честных танкистов и стреляем им в спины.

– Вот гад, а сами колонну с ранеными расстреливали, это, значит, можно?! – возмутился Гарин. – У меня до сих пор мурашки от криков раненых, что заживо сгорали в том грузовике.

– Им можно, они высшая раса. План «Ост», мать его.

– Звери, – с ненавистью выдохнул тот.

– У меня патроны к нагану закончились. Есть у кого?

– Нет, – вразнобой ответили мне.

– Ладно. Тогда сниму кобуру и трофейное оружие буду использовать. Бабочкин, что там из интересного есть?

– Вальтеры, два, и три «Люгера».

– Артиллерийская модель есть?

– Откуда?

– Ну, давай вальтер. Вполне хваткое оружие. А для дальней дистанции у меня винтовка есть.

Сняв кобуру от револьвера, я надел в проушины тяжёлую кобуру к трофейному пистолету и, застегнувшись, согнал складки назад и сказал:

– Пора уходить. Отобрал, что берём?

– Есть трофейный пулемёт и к нему две банки по пятьдесят патронов. Три автомата, по четыре магазина к каждому, два пистолета осталось. Восемь гранат на длинной ручке. Три ранца, в двух продовольствие, а в третьем патроны. Всё.

– Ясно. Всё нужно, остальное не унесём. Кстати, сержант, мне пленный больше не нужен.

– Ага.

Подойдя, тот без затей ударил его в грудь, тело командира танка выгнулось, но потом обмякло, а Бабочкин, вытирая нож, поинтересовался:

– Товарищ майор, а что он сказал-то? Пел как соловей.

– Сказал, что вышли к его командиру четверо в советской форме, диверсанты, опознавательный знак показали и сообщили, что нужно перехватить колонну. Какую, им сообщат. Они в засаде две пропустили, а потом был сигнал, и атаковали нашу. Что думаешь по этому поводу?

– Вас искали.

– Это точно. Причём диверсанты так и не проявились, остались в тени. Я их у колонны не видел. Думаю, они и дальше искать будут. Поэтому броды и мосты обходим. Будем переправляться так.

– Так?!

– Да. Топор у этих танкистов есть?

– Сейчас в инструментах посмотрю.

Вскоре Бабочкин нашёл топорик, и мы, оставив большую часть вещей, забрав только пулемёт с запасом патронов, гранаты и оба ранца с продовольствием, пошли в сторону речки. А танк позади ярко полыхал, оставлять немцам боеспособную машину я не хотел. Я лишь перед уходом насыпал патронов к своему пистолету в ранец, куда револьвер убрал. Да забрал плащ-палатку. Скатал валик и закрепил на ранце. Бабочкин так же поступил, на сидоре увязал его, а осназовцы от такой ценной штуки отказались. Ничего, побывают под ледяным дождиком, поймут, что это такое. Бойцы несли пулемёт вдвоём, положив его на плечи, и по одному ранцу с продовольствием у них было. Бабочкин нёс с патронами. А я шагал впереди, метрах в тридцати, и проводил визуальную разведку, держа винтовку в руках наготове. Изредка останавливаясь и изучая карту, что взял у командира танка. Хорошая, много что указано.

Через два часа пути я посмотрел на наручные часы и скомандовал:

– Привал полчаса. Потом продолжим путь. Сержант, организуй перекус.

Пока бойцы с облегчением поставили пулемёт на сошки, а они ведь и пулемётные коробки к нему несли, я присел в сторонке и, изучив карту ещё раз, хотя на память и не жалуюсь, сказал:

– До первой речки осталось восемь километров. Будем переправляться между мостом и деревней. Между ними километр.

– Лодка? – догадался Бабочкин.

– Да, надеюсь найти какую плоскодонку. Это решит много проблем. Тихо!.. – громким шёпотом скомандовал я, прислушался и не совсем уверенно спросил: – Никак говорит кто-то рядом?

– Ага, и не по-нашему, – прошептал Гарин.

– По-тихому к бою. Ганин, ну-ка сползай, узнай, кто это, а мы тебя отсюда прикроем.

– Есть.

Скинув с себя всё и прихватив только автомат, Ганин, извиваясь как змея, вскоре скрылся, даже силуэта в этой темени не видать. Ловкий. Вернулся он вскоре, я даже заволноваться не успел. Гарин лежал за пулемётом, там неровность удобная для лежачей позиции, Бабочкин чуть в стороне со своим карабином, у наших вещей схоронился. А я впереди. Именно на меня Ганин и выполз, не промахнулся. Подобравшись, зашептал мне на ухо:

– Немцы, товарищ командир. Я сперва думал, наши, в нашей форме, а говорят на немецком. Только там пушки почему-то.

– Пушки? – удивился я. – А что за пушки?

– Маленькие совсем, меньше наших «сорокапяток», противотанковые, наверное. Три штуки. Стволы на дорогу направлены.

– Тут полевая дорога, никто не ездит, ни мы, ни немцы, чего они тут забыли? – несколько озадачился я и, не доставая карты, и так всё помню, пробормотал себе под нос: – Это тупиковая дорога, ведущая в деревню. А та на впадении двух рек стоит. Бродов и мостов нет, добраться до деревни и уехать оттуда можно только по этой дороге. Кого они караулят?

– А может, наши в деревне?

– Если наши, то кто? И что им там делать? А если даже и есть, то что за подразделение, что их противотанковыми пушками караулят? И почему немецкими, хотя тут и наши найти можно? Кстати, пушки как развёрнуты? И на чём их привезли?

– Машин нет, вроде лошадей тоже.

– Странная ситуация. Ладно, сколько их?

– Я восьмерых насчитал, и двое на часах. Один неподалёку, но я его уже… – тот красноречиво замолчал и чуть виновато добавил: – Он на меня чуть не наступил, обнаружил бы и крик поднял.

– Об этом нужно было сразу докладывать, – зло прошипел я. – Ладно, отползаем к нашим, будем готовиться. Гранатами закидаем, благо у нас их хватает. Хоть от лишнего веса избавимся.

Мы отползли к нашим, и я ввёл ребят в курс дела. Мы с Бабочкиным будем гранатомётчиками, а оба бойца в прикрытии со своими автоматами. То есть мы раскидаем гранаты, переждём лёжа разрывы, и, как те замолкнут, бойцы очередями проконтролируют выживших. Тут слово взял сержант:

– Товарищ майор, у этих гранат запалы хоть и негромко шипят, но в такой тишине немцы услышат. Из автоматов в упор мы их враз уложим, а мы с вами часового и тех, кто побежать попытается. При вспышках видно будет.

– Резон в твоих словах есть. Ползём. Но гранаты всё же возьмём.

Всё это было похоже на авантюру, может, тут немцев больше было, но решили рискнуть. Подобрались ближе, и я даже часть разговора услышал. Говорили о Мюнхене, откуда был родом один из диверсантов. Ну хоть не ошиблись, действительно немцы. Темнота стояла полная, но один из немцев курил, прикрывшись шинелькой, вот и стало возможно опознать, в какой те форме. Три ближайших точно, остальные по силуэтам угадывались. Дальше ударили из автоматов, оба бойца на расплав стволов, а мы с Бабочкиным одновременно свалили часового, и я стал помогать бойцам. Шесть секунд, и живых нет. Гранаты так и не пригодились. Встав, я зажёг фонарик и осмотрел их, обходя, остальные тоже осматривали. Двое живых, один отходил, другой без сознания, но пообщаться можно успеть. Я велел его перевязать, кровь остановить и привести в чувство. Пока бойцы осматривали и собирали трофеи, я посмотрел, что за пушки. Я так никогда не хохотал. Боец в темноте принял за пушки какой-то сельхозинвентарь, брошенный на краю поля. Вроде сеялка допотопная была. Тот, пристыженный, тут же стал помогать Бабочкину с перевязкой. Ну, а я занялся допросом, немец наконец очнулся. К счастью, это была левая группа, у них было своё задание, дел успели натворить немало, но к нам отношения не имели, они просто отдыхали и отсыпались. Так что добили подранка и осмотрели трофеи. А они были – всё не унесёшь.

– Эти гаврики в паре километрах отсюда машину бросили, нашу полуторку с крытым кузовов. Бензин на донышке, но километров двадцать проехать можно. Как раз до моста. Жаль только, засвечена она, приметы передали, любой пост сразу обстреляет. Вот сижу, думаю. Идём к этой деревне на слиянии двух рек и переправляемся к нашим, или к грузовику?

– Грузовику, – сказали оба бойца.

Однако Бабочкин, зная меня, понял, идём к деревне. Засвеченной техникой я не пользуюсь. Но трофеи? Хоть плачь. А те действительно хороши были. Одни СВТ в количестве пяти штук чего стоят, а одна в снайперском варианте, которую я сразу к рукам прибрал. Два ДП, два ППД – вот, казалось, и всё оружие этой группы, но нет, было ещё противотанковое ружьё. Я его сразу узнал, польское. Патронов к нему два с половиной десятка осталось. Всё нужно и всё интересное. И это ещё не всё, в двух сидорах обнаружились советские деньги. Судя по банковским упаковкам, взяли или инкассаторскую машину, или банк. Может, в каком небольшом городке поработали. Сумма не такая и большая для банка была. Ведомостей не имелось, на пачках стояли штампы киевского отделения, ни сопроводительных документов на них, ничего, просто деньги. Я посчитал, по пачкам выходило почти сто сорок тысяч разным номиналом. Плотно набиты были. Однако откуда деньги, мне было известно.

Ситуацию прояснил тот подраненный диверсант. Жаль, конечно, на него перевязочный материал тратить. Деньги им выдали перед заданием, и у меня возникло сильное подозрение, что это фальшивые банкноты, но тот смог убедить меня, что настоящие. Их захватили в одном из городов, что немцы внезапно для наших взяли. Только упаковки поменяли на фальшивые, чтобы у агента, которому их везли, не возникло проблем в случае беды. Теперь самое интересное. Высадить их должны были у Москвы при очередном ночном полёте туда бомбардировщиков. Это удалось. Сигнальные огни были, но их там уже ждали, похоже бойцы НКВД. Когда самолёт совершил посадку, то пилот, что-то заподозрив, сразу пошёл на взлёт, по ним открыли огонь и повредили два из трёх двигателей «тётушки», как они называют транспортные «юнкерсы», а третий, срубив высокую сосну, долго не проработал. Взлететь не смогли, через десять километров плюхнулись на брюхо. Посчитав, что агент провален, только он знал место высадки и должен был выслать своего человека, обеспечив её, решили выбираться к своим, пилоты погибли, командир группы и радист тоже, рация разбита, треть группы пулемётным огнём как корова языком слизнула. При этом, выбираясь к своим, выполняли по пути свою профессиональную работу – диверсионную. Поработали, как я уже говорил, хорошо, с огоньком. Смогли уйти от поисковых партий и вот встретились нам. Тот подтвердил, тут все, кто остался. Вот такая история.

Всё же Бабочкин был не прав, я принял не то решение, которое он ожидал.

– Бойцы, кто с сапёрным делом знаком?

– Мы оба, товарищ командир, – сообщил Ганин.

– Тогда пробегитесь с сержантом до полуторки и пригоните её сюда. В кабине заряд установлен с детонатором, срабатывает от натяжения. Леска на водительскую дверь натянута, но через пассажирскую в кабину попасть можно. Снимешь заряд и внимательно осмотри машину ещё раз. Этот гад сказал про одну ловушку, но может ещё что быть.

Объяснив, где стоит машина, я налегке отпустил их, выдав фонарик на руки, чтобы работать было удобно, а сам попросил Гарина посветить, это был один из трофеев с диверсантов, батарейки живые, светил вполне ярко. Я стал искать во швах опознавательные знаки. Нашёл пока у троих в швах небольшие ленточки ткани со штампами на них и немецкими орлами, но я ещё и не закончил. Все тела уже были обысканы, всё ценное снято, так что работал спокойно, стараясь не испачкаться в крови. А когда я закончил, уже послышалось тарахтение двигателя, что приближалось. Тускло светились фары, и вскоре полуторка подкатила к нам. Пока бойцы загружали в кузов всё, и свой груз, и последние трофеи, Бабочкин поинтересовался, покинув кабину:

– Товарищ майор, машина же засвечена, как вы любите говорить?

– Если облик машины знаком, но она нам нужна, значит, нужно изменить этот облик. Снимаем тент и дуги с кузова. Потом грязью замажем бортовые номера. Ночью сойдёт, а днём что-нибудь придумаем. Бензина мало, это да, но на дороге, думаю, побитых машин хватает. Сольём то, что не слили до нас. Это всё, работаем.

Сержанта это вполне удовлетворило. Мы быстро закончили работу, ну а потом, устроившись в кабине и запустив предварительно двигатель, развернулись и покатили назад. В рот одному из диверсантов я воткнул записку, сообщавшую, кто это и из какой группы. Оттого и не минировал. Не знаю, может, наши и вернут эти территории, окончательно их очистив, не хотел, чтобы кто-то подорвался, ну или немцы всё же новый мост наведут в другом месте. Главное сообщил, дальше как получится. Мы подъехали к перекрёстку, дальше поворот на мост, до которого было километров шесть, и, заглушив двигатель для экономии, стали ждать попутную колонну наших. Вряд ли немцы, что почти уничтожили нашу, там задержатся, тяжёлой бронетехники-то не осталось, так что есть шанс, что там вскоре всё расчистят и снова пойдут колонны. А пока сидели, пользуясь возможностью, что мы остались одни, я поинтересовался у Бабочкина:

– Как меня вычислить-то смогли? Ты в курсе?

– Конечно. Это из-за дома. Одна из ваших постоялиц была на дне рождения у Ольги, а у той в планшетке ваше фото, увидела, да ещё в немецкой форме, нас тогда тот политрук из газеты сфотографировал, когда мы фельджандармов изображали. Помните, ещё бойцы к нам сдаваться по полю шли, думая, что мы немцы?

– Так он меня сзади щёлкнул? Сбоку чуть?

– А потом незаметно и в лицо смог. Как Ольга узнала, не знаю, но фото у неё оказалось, хранила. А та, Тамара, кажется, увидела и сразу решила, что вы немец, но Ольга её успокоила, мол, наш разведчик, а та всё и рассказала. Хвалила очень вас. Ольга сразу товарищу Берии позвонила, у неё было разрешение на прямой вызов, у меня оно тоже есть, и всё рассказала. Меня привлекали, мы обыскали дом, нашли схрон на чердаке с наганом и ценностями, остальное всё. В общем, убедились, что вы – это вы. Живой. Удивило, конечно, но с вами чего только не было. Вот меня и включили в группу, что за вами выехала. Выяснить же, где вы находитесь, через штаб фронта труда не составило.

– Я так и понял. А сам где служишь? Про Ольгу я в курсе, один раз чуть с ней нос к носу не столкнулись, я ночевал в том же доме, где она на постое. Пришлось делать вид, что сплю, чтобы та позавтракала и ушла. На волоске висел.

– А почему не вышли? Ольга бы обрадовалась.

– После того случая я решил, что раз майор К. погиб, нужно начинать сначала. А в дом я возвращаться и не собирался, оттого и завещание написал. Я же был уверен, что если вас не ликвидировали, подчищая тылы, то спрятали в такую тьмутаракань, что свет вы уже не увидите. А тут такая встреча. Повторно подставлять не хотел, тем более я с этой войны возвращаться и не собирался. Думал, отвоюю, где то болото находится, помню, и попробую вернуться обратно, вдруг канал сработает? Тут у вас мне не понравилось. В том мире, где я со Сталиным общался, учился и сам помогал Советскому Союзу, там всё настоящее, там мне нравилось, там жили настоящие коммунисты. А тут нет, картонное всё, гнилое, и коммунистов почти что и нет. Был один, комиссар нашего батальона, да и тот погиб. В общем, уйти я решил. Да и сейчас, откровенно тебе скажу, ещё не передумал. У меня бабушка там одна осталась, как она сейчас?

Мы несколько минут молчали, дорога всё ещё пуста была, время пообщаться имелось. Поэтому, вздохнув, я повторил:

– Так что там у вас? Как остальные парни? Как Лосев? Рана всё же не лёгкая была, вполне серьёзная.

– Со мной нормально. – Я не видел, но почувствовал, как сержант пожал плечами. – Ваше представление на звание мне подтвердили. Наградили даже, медалью «За отвагу» и орденом Боевого Красного Знамени. Только в поездку взять не разрешили. Перевели в дивизию Дзержинского, ОМСДОН. Она механизированная, получил назначение командиром броневика. Пушечный у меня. Проходили службу, охраняя важные объекты Москвы. И вот вызвали. Остальные парни у немцев в тылу остались, когда вас раненого на самолёте вывозили, партизанский диверсионный отряд был организован. Мы пока в окружении сидели, много о вас хорошего от бойцов коммунистического батальона слышали. Приятно было слышать, что командир всё так же отлично воюет. А уж как вы мост взорвали, песня.

– А петлицы почему танкистов?

– Для маскировки, у нас в роте у всех такие.

– Ладно, давай про Лосева, а потом и Ольгу.

– Лосев тоже у нас служит, ротный старшина в моей роте. Недавно из госпиталя выписался, буквально за несколько дней до того, когда о вас информация пришла. Наградили его такими же наградами, как и меня, и старшину подтвердили. Тоже подписку о неразглашении взяли. Ох, сколько нам писать пришлось, сколько подписок давать. Ольга в госпитале работает, ей орден Красной Звезды дали. Отец её жив, воюет, частями своими командует. Это она сказала, когда мы встречались перед поездкой, спасибо просила передать, там чудом до окружения не дошло, успели отбиться и части вывести.

– Это хорошо, что у вас всё благополучно. Действительно радует, – вздохнул я.

– А сами как? А то я подробностей не знаю.

Я начал описывать, как очнулся в самолёте, от раны лишь шрам остался, ну и что дальше было. Бабочкин только крякал и в восхищении крутил головой, но слушал внимательно, изредка громко сопя от возмущения, что это всё без него происходило. Летели на двух самолётах, и они на втором были, он как раз благополучно достиг цели. Я успел описать всё, включая случай в Киеве, как мне зубы выбивали, где Бабочкин удивился, он не заметил, чтобы у меня была щель, но потом, вспомнив о быстро заживавшем ранении, замолчал. Ну и то, что у меня имеется зуб, правда выбитый, на НКВД, тот тоже понял. Правда, ничего не сказал, видимо решив, что со временем отойду. Ну, это вряд ли, уж я-то себя знаю.

А вскоре и колонна пошла. Длинная, видимо сразу несколько колонн, и вот мы, запустив двигатель, и успели вклиниться в просвет, двигаясь с ними.

– Скоро рассвет, – посмотрев на часы, сказал я. – Меньше часа осталось.

– Скоро встанем, – посмотрев на показания датчика бака, сообщил Бабочкин. – Мост мы уже проехали.

– Хорошо, теперь поглядывай по сторонам. Увидишь технику, сообщи. Остановимся.

– Есть.

Бойцы в кузове кутались в шинели, так-то они были в телогрейках зелёных армейских, но в открытом кузове всё же холодно, поэтому, отобрав четыре более-менее целые шинели диверсантов, вот так ими грелись. На ходу ветерок выдувал всё тепло. Поэтому, когда сержант приметил силуэты какой-то техники и остановился, оба сразу покинули кузов, разминая руки и ноги, чтобы согреться. А техника оказалась не битой, колонна остановилась на марше. Спят они. Вот ведь люди, неужто не понимают, что ночь самое то для переброски резервов? Сразу видно, новая часть, ещё не понимают, что ночь – спасительница для наших от вражеских налётов. Ничего, немцы быстро научат. Идиотизм не лечится, но хоть правила войны усвоят. У меня документов не было, поэтому я Бабочкина отправил договориться поделиться бензином. Тот нашёл дежурного, даже не командира, а разводящего охраны колонны, и тот лишь руками развёл. Без приказа не может. Пришлось командира колонны поднимать. Пусть у Бабочкина и были документы на сержанта дивизии НКВД, серьёзные, тот ни в какую. Тогда к командиру в звании старлея подошёл один из осназовцев и что-то прошептал ему на ухо, показав бумагу. Бензин сразу нашёлся, и даже две канистры. Сорок литров не так и много, но хоть что-то. А этому старлею, кстати, командиру дивизиона трёхдюймовок второй стрелковой дивизии, что тоже формировалась в Москве, был дан совет двигаться дальше немедленно, иначе днём их немецкая авиация встретит. Думаете, послушался? Как же, снова спать завалился. А мы перелили бензин в бак и вернули канистры, это дефицит, и, дождавшись следующей колонны, пристроились к ней и покатили дальше. Да, пока мы бензиновыми делами заняты были, бойцы попросили тент вернуть, ночью изрядно похолодало и в открытом кузове было неуютно. Подумав, я дал добро, но не весь кузов закрыть, а переднюю часть за кабиной, чтобы сделать полуфургон, это тоже сказывается на изменении облика. Так и сделали, пусть часть тента свисала, но хоть что-то.

К железнодорожной станции мы не поехали, а когда до неё осталось километров тридцать, свернули и, поплутав по просёлочным дорогам, выехали к МТС, тут ремонтный батальон развернулся, армейского уровня, чинил машины автобатов, разную бронетехнику. Один из бойцов и Бабочкин прогулялись и позвонили нужному абоненту, контакт у них был. Сообщили, что произошло и где мы находимся. Мол, будем двигаться также на колёсах, это я решил. Пусть по постам передадут, что-такую-то машину под таким-то номером останавливать не нужно, свои едут. Пока мы были в рембате, то нам осмотрели машину, восстановили тент, провели профилактику, заправили и даже выдали дополнительную канистру. За это я паре командиров подарил парабеллумы, а их особисту – вальтер. Тот вокруг нас после звонка из особого отдела фронта чуть ли не на цыпочках ходил. Нас тут ещё в столовой горячим покормили. Трофеи я отдавать не стал, хотя вооружение и имелось, мало ли пригодится. А перед выездом примчался с выпученными глазами особист рембата. Срочно к телефону, причём товарища Суворова требуют, то есть меня.

Пройдя в здание штаба батальона, я взял трубку и сказал:

– Суворов слушает.

– Здравствуйте, товарищ Суворов, – прозвучал знакомый голос с явным кавказским акцентом.

– Здравствуйте, товарищ Берия. Можно сказать, рад вас слышать.

– Значит, всё ещё держите обиду? Ведь, как установило следствие, во всём, что случилось, есть и ваша вина.

– Знаете, я отвечу вам анекдотом. Звонок по телефону. Хозяин подходит, берёт трубку и слышит вопрос: «Квартира Суворовых?» – «Да, я слушаю». – «Помните, два дня назад вы были на дне рождения?» – «Да, конечно». – «Так у нас ложечка серебряная пропала». – «Но мы ничего не брали!» – «Да ложечку-то мы нашли, но осадочек остался. Поэтому больше к нам не приходите». Как видите, анекдот вполне в тему, – продолжил я. – Я же после того случая действительно думал, что именно вы отдали приказ на мою ликвидацию. Рад, что ошибся. Обиды на вас и на вашу службу я уже не держу, я не кисейная барышня, но помнить буду, как и к вашим ребятам относиться с большим недоверием и подозрением. Это при мне уже останется навсегда. Причина, сами понимаете, имеется. Вбили, так сказать, прикладом. Пришёл к вам сам, доверие показал, а тут такое. Доверия больше не будет. Ни-ког-да. Я ведь, если честно сказать, уйти хотел, где канал находится, знаю, дважды он срабатывал, надеялся, что и сейчас сработает. Да вот ваши парни успели сработать и выйти на меня.

– Когда вы прибудете?

– До Москвы около шести сотен километров, если учесть ёмкость бака и то, что потребуется ещё две заправки, завтра днём. Можно сократить и сесть на попутный поезд. Тут недалеко, в шести километрах, проходная железнодорожная станция находится. Если так, то вечером или ночью будем. При попутном поезде.

– Думаю, что поезд будет лучшим вариантом.

– Согласен. Тогда выезжаем.

Особист, что ошивался за дверью, а разговаривали в его кабинете, быстро всё решил. Грузовик мы отдали рембату, описав, где взяли, так что их водитель на ЗИСе в сопровождении особиста отвёз нас на железнодорожную станцию и вскоре там посадил на попутный поезд. Не знаю, повезло или нет, но это был санитарный эшелон, что тут забирал партию раненых. Причём набитый под завязку. Даже купейные места медперсонала были заняты, те в коридоре спали, вот и мы тут же на полу в коридоре уместились. Всё оружие, включая пулемёт, а также часть захваченного продовольствия, мы сдали под расписку зампотылу рембата. Я оставил лишь револьвер свой, тот же вальтер и СВТ со снайперским прицелом, остальные тоже только личное оружие оставили. Так и ехали. На меня поглядывали, это было видно, петлицы пустые, следы остались от кубарей, а бойцы, что со мной ехали, демонстративно уважительно обращаются. После пережитых нами приключений даже осназовцы прониклись ко мне немалым уважением и не скрывали этого. Мы же после погрузки, познакомившись с медперсоналом, устроились на шинелях на полу и почти сразу уснули. Ну, мы с Бабочкиным точно, да ещё сжимая оружие и вздрагивая от толчков, просыпаясь на миг, если что не так, но потом дальше засыпая. Вот бойцам было нельзя спать, охраняли. Поэтому один бдел, прогуливаясь по коридору, автомат наготове, а второй спал тут же. Мы у стенки, вытянувшись, спали. Узкий проход, чтобы ходить можно было, оставили. Поначалу стоны и вскрики раненых мешали, а потом ничего, усталость сказалась и бессонная ночь. Уснули.

Всё хорошо, но когда мы, хоть немного поспав, ближе к вечеру проснулись, один ходячий раненый меня внезапно опознал. Это был боец из моего батальона, артиллерист. Обе руки в лубках, перевязанный и загипсованный, в туалет тот без помощи ходить не мог, а, возвращаясь, увидел, как мы сидим и завтракаем, причём с девчатами поделились, сразу на весь вагон и известил, кто едет в эшелоне и конкретно в этом вагоне. Если раньше на нас смотрели как на досадную помеху, особенно девчата из медперсонала, то сейчас оживились. Пришлось подтвердить под недовольство охраны, что я – это я, мол, вызвали в Москву. А бойца к себе пригласил, и гордого, сам его кормил с ложечки тушёнкой и хлебом. Нам его в рембате дали, а консервы свои были. Другие раненые выглядывали и смотрели на это представление. Пришлось пройтись по вагону, пару историй рассказать да анекдотов, вот они особенным успехом пользовались.

Однако когда заметно стемнело, снизив скорость, мы всё же вползли на территорию Москвы. Когда эшелон остановился, мы первыми покинули вагон, причём нас уже ждали, был лейтенант ГБ с двумя бойцами сопровождения, документы у них в порядке были, нам помогли с вещами. Донести их до ЗИСа, который за нами прислали. Лейтенант в кабине устроился, а мы в кузове на лавках, и покатили куда-то. Куда, нам не сообщали. А вообще тут народу немало было, телеги, повозки, грузовики – всё подготовлено к перевозке раненых. Их выносили из вагонов и укладывали к подъезжающим машинам или другим транспортам, после чего, не дожидаясь, сразу везли по госпиталям. Видимо, сразу распределено всё было, знали, что делать. Не в первый раз.

Привезли нас на Лубянку, я её сразу узнал, всё же не раз тут бывал, и по делу, и по вызовам. Вещи остались в машине, меня разоружили, всё забрали, даже нож из-за голенища, ну и провели в здание, наверх и в такой же знакомый кабинет. Секретарь тот же, я ему кивнул как старому знакомому. Конечно, выглядел я не айс, пусть и в новом комбинезоне, но на нём пятна крови, плохо убранные щёткой, это от экипажа захваченного нами танка, уже и пара масляных пятен появились, в обгорелом шлемофоне да в плохо чищенных сапогах, в дороге запылились. Слегка сам пыльный, но зато живой. Пока. Секретарь не стал тянуть, и нас почти сразу провели в кабинет. Нас – это меня и того лейтенанта, что сопровождал. Остальные у машины остались. Лейтенант быстро доложился и покинул кабинет, а Берия, встав и не чинясь, подошёл и пожал руку, после чего предложил присаживаться. Сняв шлемофон, а от меня так и пахло кровью и порохом, сам я не чуял, бойцы сказали, пока мы от станции ехали, видимо привык, ну и устроился напротив наркома. Тот не на своё место сел, а за длинный стол, но с другой стороны.

Нарком попросил рассказать всё – не то, что было на бумаге, что я посылал им время от времени. Вот я и описал эту войну в моём мире, как я сам там жил, где служил, свою жизнь описал. И особенно переломный момент встречи со своим однофамильцем, как мы бандитов на лесной дороге перехватили, как тот описал, где был и как воевал в эту войну, сбив больше сотни самолётов противника. Как смог уговорить его взять с собой. Потом описал свою жизнь в другом мире, где стал инспектором по бронетанковому направлению, как помогал создавать новейшие танки для того времени, пояснив, что знаю всю эту кухню.

Свою жизнь описал, квартиру, где жил, мы, тут побывав в Москве, её тоже посетили, ну и как решил вернуться, бабушку проверить. Начальство дало добро. Только я не вернулся, а оказался в этом мире. Ну и описал свои приключения. Когда закончил, уже рассвело, перед нами стояли пустые стаканы из-под чая и тарелки, где ранее лежали бутерброды с колбасой. Вкусные.

– Вот и получается, что я немало знаний вам могу дать по этой войне, причём в двух вариантах, второй мне нравится больше, там погибло меньше двадцати семи миллионов, как в моей истории, но, надеюсь, вы его улучшите. Также я специалист по танкостроению и тут могу вам принести неоценимую, да даже скажу без хвастовства – огромную помощь. Я бы описал на словах, но тут лучше на бумаге докладом всё выложить.

– Хорошо, мы дадим вам время. Но я хочу знать, что вы за это попросите? Ваша тяга к трофеям общеизвестна.

– Это всё последствия жизни при капитализме, но постепенно за три года исправлялся, но, видимо, не до конца. Я кандидат в члены партии, не успел партбилет получить, и для народа поработать готов. Хоть сейчас. Да, хочу добавить. Мы у немецких диверсантов добыли деньги, я о них говорил, прошу пустить их на постройку истребителей новейших. А то совсем наших в небе не видать. Вот тут в планшетке ещё документы убитых нами немцев и тех диверсантов.

– Хорошо. Сейчас вас проводят вниз, товарищ Суворов, и там нужно всё, что вы мне рассказали, записать на бумаге.

– Тут проблема, рассказчик, может, я и неплохой, но пишу плохо, особенно перьевыми ручками.

– Это не потребуется. К вам направят стенографистку с необходимым уровнем допуска. Непосредственно все работы будет курировать мой доверенный сотрудник, капитан Власов. Он в курсе дела по вам.

– Серёга? Отлично.

– Вы знакомы?

– По прошлому миру. Он и там меня курировал. Отличный парень, а как шашлыки жарил на дне рождения товарища Сталина, ум-м-м, я до сих пор вспоминаю.

– Хм, учту. Сейчас вас проводят. Там и поспите. Суток хватит, чтобы всё написать?

– Тут и пары недель может не хватить. Информации очень много. Ещё бы чертёжную доску, чтобы я сразу накидал эскизы самоходок для визуального изучения.

– Мне известно о той, что вы сами сделали. Вам всё предоставят.

– Тогда поработаем! У меня немало желания это сделать.

1942 год, 6 июня.

Киевский железнодорожный вокзал, запасной путь.

Утро

Выбравшись из машины, охранник привычно пристроился позади, грозно поглядывая по сторонам, и почти бегом я направился к платформам, где стояли зачехлённые танки. Под некоторыми были видны шевеления, там экипажи возились, занимаясь обслуживанием. На платформах стояло десять новеньких Т-42, в моей памяти подобные машины назывались Т-44, но тут их раньше сделали, причём в двух модификациях, с восьмидесятипятимиллиметровой пушкой и стосемимиллиметровой. Таких танков, с пушками сто семь миллиметров, было четыре, и один из них мой. Машины прибыли для войсковых испытаний, то есть их готовились отправлять на фронт, провести именно боевые испытания техники, и, что самое важное, я как их конструктор выбил-таки разрешение, уговорив товарища Сталина, только он мог дать такое разрешение, участвовать в этом. Не просто участвовать, а командовать обновлённым соединением. Поэтому я за последнюю неделю и развернулся. Решил сделать мобильное мощное бронетанковое соединение. В него входили три танка ИС-3, которые уже два месяца как серийно выпускались, два полка было создано, и сейчас тяжелая танковая бригада резерва Ставки формировалась. Кроме них была ещё батарея стодвадцатидвухмиллиметровых самоходок, что выпускаться начали в феврале, и ими почти все танковые части успели пополнить. Хотя бы по батарее. В войсках эти самоходки уже оценили высоко. Ну и шесть бронетранспортёров на гусеничном ходу, эти тоже на испытаниях, и батарея СЗУ, там были спаренные двадцатимиллиметровые пушки. Также пара машин ремонтных «летучек», бензовозы, с соляркой, машины для боеприпасов и рота НКВД, что будет изображать танковый десант. А ночью у нас отправка. К Киеву идём.

Меня уже встретил ответственный командир и, козырнув, доложился:

– Товарищ майор, всё в порядке. Техника уже на платформах, экипажи проводят осмотр, охрана выполняет свои функции безукоризненно.

– Капитан, а почему я зениток не вижу? – осмотревшись, спросил я.

– Так Москва же, зенитки, полки ПВО, – тот заметно растерялся, это командир с Кубинки, из испытателей, тоже уговорил взять с собой, опыта боевого он не имел.

– Это ничего не значит. Должны быть. В дороге так все зенитки должны быть приведены в боевую готовность, а сейчас хотя бы одна к бою готова должна быть и стоять наблюдатель за небом. Прикажете этим заниматься уже тут, в тылу.

– Есть.

– Ладно, показывайте, что у вас там.

– Одного эшелона для нашей группы не хватило, пришлось два использовать. Загрузка техники на второй закончилась полчаса назад.

– Это всё было рассчитано на стадии планирования, – лишь отмахнулся я. – Как бойцы устроились?

Осматривая оба эшелона, что вполне уместились вместе на запасных путях, я слушал своего зама и размышлял. Эти девять последних месяцев для меня прошли очень тяжело. Для начала, два месяца я провёл с людьми Берии, пока меня не выдоили до конца. Со Сталиным я тогда так и не встретился, видимо обиделся, что я игнорировал его просьбы прибыть раньше. Позже, когда награждали, а я получил Звезду Героя, тогда и встретились в первый раз. Правда, разговора особого не было, поздравил, похвалил и дальше пошёл. Ну а я работал, так как местные убедились, что действительно в танках, особенно в их строении, я секу, и поставили меня на это направление, в результате я стал личным представителем Берии. Именно я сделал чертежи Су-76, после чего они уже в ноябре массово пошли в войска. Неплохие самоходки для нынешней техники немцев. Причём к самоходкам шли инструкции, потому как наши командиры не умели их применять, не то танки, не то артиллерия на гусеницах. Именно эти мои записи и позволили начать создавать отдельный род войск, самоходный. После Су-76 почти сразу пошли Су-85, вот их в войсках быстро полюбили, запросы от командующих не прекращаются. И недавно ещё две самоходки наши заводы стали выпускать, особенно радовало начало производства танковых дизелей. Тем более я помог с доработками, и теперь были на тысячу лошадиных сил и тысячу двести с турбонаддувом. Все Т-42 имели такие дизели, как, впрочем, и ИС-3. Но только те, что стояли на платформах, остальные тяжи тысячниками снабжались. И да, хотя потихоньку производство блоков динамической защиты развёрнуто, но там вечно не хватало взрывчатки, однако все мои машины эту защиту имели, немцы вон с начала войны используют кумулятивные снаряды, а наши только налаживают выпуск, как и турели с зенитными пулемётами. Из моих танков были выпущены ИС-2, ИС-3. ИС-1 так и остался прототипом в одном экземпляре, ну и Т-43 ещё готовился к выпуску. Т-43 в моём времени значился как Т-55, однако пара прототипов уже катается и испытывается на танковом полигоне. И ко всему я приложил руку. Сделал чертежи всех узлов, всего оборудования и пушек, остальное конструкторы шарашки доводили до конца, отшлифовали создание танка в металле. А после испытаний принималось решение, брать на вооружение или нет. И только с ИС-1 промах вышел, военные от них отказались, да и то только потому, что испытываемый тут же ИС-2 произвёл фурор, и ничего другого те не хотели.

Я также занимался созданием гусеничных транспортёров, бронетранспортёров и подвижных баз для установок зениток, чтобы те могли сопровождать бронетехнику. На Урале начал строиться автомобильный завод, будут полноприводные грузовики выпускать. Я там с чертежами тоже помогал, но не более. А вообще Москву я за это время ни разу не покинул. Работал в закрытой шарашке, но жил в городе, причём в своей же квартире, как и в прошлом мире. Это там, где мы очистили тайник, когда тут были летом. Помнится, предотвратили покушение на Сталина. Все мои контакты были под контролем, я хоть и встречался с Бабочкиным и Лосевым, с Ольгой тоже время от времени, но не более. Они были на моём дне рождения, мы вместе праздновали. Мой куратор ещё был да охрана, вот и всё, а так старались лишних контактов не допускать. Поэтому у меня в основном работа и была. Всего пару раз в кинотеатр на новые фильмы вывозили. Именно поэтому я и был так рад возможности помериться силушкой с немцами да развеяться. Удивило, конечно, что мне разрешили, Сталин меня принял, это была наша третья встреча, вторая тоже с награждением связана, выслушал и разрешил. Вот всё так и произошло. Но ладно, поскорее бы к фронту отбыть, пока не передумали. Ведь я сам сообщил Берии, что всё, что знал, всё передал им. Почти три сотни толстых папок было наработано материалов по мне, создание танков и самоходок туда тоже входило. Тем более если я что вспоминал, а такое бывало, то записывал на пронумерованных страницах выданного мне журнала и запирал его в сейф, а охранник опечатывал. Потом это отправлялось наркому. Он всё читал, что от меня приходило. Иногда очень интересные воспоминания всплывали, приходилось давать по ним более развёрнутую информацию, а по тем уточнениям, что приходили, делать выписки.

Так прошли девять месяцев. Многое можно описать, но основное время – это работа. Разве что медицину помяну. Врачей, особенно учёной сферы, я теперь ненавижу. Мало того что кровь каждый месяц чуть ли не по литру скачивали, так ещё резали и следили, как у меня всё заживает. Причём кровь целебной не была, пробовали, переливали другим раненым, не сработало, а у меня заживает. В отличие от однофамильца, у меня эта функция не пропала. Заживало всегда. Они бы не отстали, если бы я условие не поставил: или они прекращают это дело, или сотрудничество прекращу уже я, во всех сферах. Так что три месяца меня не трогали. Ещё что мне не нравится, конечно, со знакомыми и друзьями изредка общаться дают, но по минимуму, и получается, что живу я замкнуто, закрыто. Я фактически изолирован от любого общения кроме работы, там я не стеснён в этом, а в личной жизни… Да нет её у меня. Я, конечно, в редкие моменты пытался завести знакомства, вон Ольга девчонка отличная и сама не против была, но её быстро перевели в Куйбышев, а общение с другими девушками прекратили. Понравилось ли это мне? Ну конечно же нет, я же не монах. Это во время боевых действий не до того было, а тут чего свободное время не провести с милой и симпатичной девушкой? Не дали. Поэтому выезд на фронт, где наметилось наступление, это была та отдушина, что мне просто необходима. Задыхаюсь я тут. И повторюсь, в прошлом мире, где я со своим знаменитым однофамильцем жил и творил, было куда легче. Тут свобода эфемерна, хожу с охраной, как под конвоем. Шаг вправо – шаг влево… Я своей охране эту хохму рассказал, до сих пор ржут. Не избалованы тут анекдотами. Да так, что в то редкое свободное время я написал сборник анекдотов, подписавшись настоящими данными. Тут пришлось, так как я теперь жил под фамилией товарищ Сергеев. Через начальство обращаться не стал, сам в издательство съездил, где выпускают развлекательную литературу, пообещали посмотреть. А неделю назад позвонили, сказали, будут издавать. Съездил и договор подписал. Сто тысяч экземпляров, там много анекдотов про Гитлера было, видимо посчитали политически правильным. Сборник по разделам, от тёщи и зятя до военных. Понравилось, видать. Кроме того, как я увидел танки, получившие путёвку в жизнь с моих чертежей, и вот этот сборник будущий, ещё не вышел, это единственные светлые страницы в моей жизни тут за девять месяцев в Москве. Больше и вспомнить-то нечего. Я ведь действительно как в заключении, выжимают меня, как тот лимон, и в последнее время встаёт вопрос, а что дальше будет? Что с оставшейся кожурой сделают? Ещё и вещун разыгрался, а он меня никогда не подводил. Что-то близится, похоже, в верхах решают мою судьбу, и думаю, их решение мне не понравится. Правда, чуйка не сильная, на границе чувств, но одно то, что она проявилась, уже тревожит. На фронт, только на фронт.

Может быть, я и сам виноват, когда получил такую славу и засветил лицо у немцев, отрицать не буду, глупо, но всё равно не радует. Так что я на перепутье сидел. С другой стороны, изменения на фронтах заметны. Ладно, Крым сдали, не успели ни командующего флотом, ни командующего войсками сменить, потом уже по трибуналу до полковников снизили и в пехоту, пусть учатся воевать. Потихоньку положение выправляется. Киев наши всё же сдали осенью, но зимой, во время наступления, вернули. То, что осталось. Мало, надо сказать, осталось, бои там шли вроде сталинградских. Про битву под Москвой тут и не слышали, не дошли немцы. Ещё у Брянска остановили и обратно погнали. В остальном изменения были, но не такие, чтобы на них внимание заострять. Единственно, удалось предотвратить блокаду Ленинграда, что меня радовало просто неимоверно, но всех детей оттуда вывезли. Пока держатся. У Киева готовился охват флангов противника, и вот планировалось, что моя группа войдёт в прорыв. У нас не было специально такой задачи, чистая охота и уничтожение тылов, засады тоже наши. Я это всё с командирами за неделю проработал, потихоньку начало появляться чувство локтя, и это радовало. Все танки радиофицированы. В общем, ура!

Оказалось, рано я радовался, я уже закончил проверку, как ко мне подошёл незнакомый капитан НКВД, с ним были ещё двое, одного я знал, видел в наркомате. Да и охранник на их появление никак не отреагировал. Тот предъявил документы и сообщил:

– Вы снимаетесь с командования испытательной группой. Вместо вас будет командовать опытный командир, майор Горюнов, – указал тот на стоявшего рядом майор-танкиста с пятнами ожогов на лице. Незнакомый командир, но, надеюсь, опытный.

Я несколько секунд смотрел капитану пристально в глаза и холодно уточнил:

– Это окончательное решение?

– Приказ командования, – протянул он мне пакет.

Вскрыв его, я изучил бумагу. Да, это приказ моего начальства, а уж руку Берии я легко узнаю. Значилось там именно то, что капитан сказал: заняться прежними делами. Вздохнув, я кивнул и стал вводить майора в курс дела, у того тоже с документами и приказом было всё в порядке. Это около часа заняло, как и то, чтобы познакомить его с присутствующими тут командирами. Не все были. После этого, считая сдачу командования экспериментальной бронетанковой группой в руки нового командира, что тоже время заняло, меня отвезли домой. Да уж, такого удара судьбы я не ожидал. Хорошо об асфальт врезали и мордой по нему повозили.

Две недели я занимался прежними работами. Всё как обычно, то в конструкторском отделе шарашки, моё основное рабочее место, то на квартире. А я туда только спать ездил. Охрана явно следила за мной, видимо по приказу сверху, отслеживая, как я отреагировал на отказ отправить меня на фронт. Потом успокоились, вёл я себя ровно. Только зря, такой облом был последней соломинкой. И вот после этих пятнадцати дней я оставил на столе записку и все свои документы, что имел на руках.

«Возвращаюсь домой. Свой долг честного человека я выполнил, всё, что знал, сообщил. С чем пришёл, с тем и ухожу. Не дезертирую, вам я присягу не давал. Не поминайте лихом».

Что-либо дополнительно вносить я не стал. И того, что написал, вполне хватит. Сидор у меня лежал в шкафу, оружия нет, но кухонный нож имелся, прихватил. Зато выгреб все продукты, из которых приходящая домработница готовила мне завтраки и ужины. Обедал я на работе. Вечер уже наступил, стемнело, за ночь далеко уйду. Я возвращался домой, в свой мир, к бабушке. Давно пора. Тут меня уже ничто не держало. Ну, а как сбежать, я давно продумал, просто со скуки. Даже подготовился. Но это за последние три дня. Принёс блок с ручками. Так что, покинув квартиру, а дом охраняемый, я поднялся на второй этаж и, открыв дверь на чердак, ключ у меня заранее готов был, оказался на чердаке. Потом на крышу и, спустившись со ската, повис на руках на проводе, что держал кабель. Блок на провод, держусь за ручки, и заскользил по проволоке от дома через улицу к столбу с другой стороны. Тут наклон был. Там были вбиты арматурины, чтобы подняться телефонистам на столб можно было. Тут затормозил ногами о столб и по скобам спустился, после чего быстрым шагом направился прочь. Форму свою, что повседневную, что парадную, я оставил в квартире, все награды тоже, как и наградные документы. У меня был гражданский костюм, в нём в кинотеатры ходил, только вместо штиблет сапоги мои, хорошие, яловые, растоптанные. А на голове кепочка. Тут без головных уборов не принято ходить.

Проблема была в комендантском часе, что уже наступил, поэтому двигался я осторожно. У меня вот какая задача: покинуть Москву, а та окружена была цепью постов, потом перебраться через линию фронта, добраться до нужного болота и уйти домой. И сделать это желательно до наступления осени, купаться в ледяной воде нет никакого желания. Вроде просто, но чую, дорога нелёгкой будет. Самое простое – это по воздуху убраться отсюда, но как мою записку найдут, там первым делом сторожить будут, знают, что я пилот. Слабенький, но всё же. Поэтому или поезда, или машины. Через поезда легче, через Москву гонят воинские эшелоны, и если что, можно забраться в какой вагон, когда эшелон уже начал движение, сказав, что не успел в свой впереди состава. А там уйти на следующей станции. Только тут нужна форма и документы. Оружие тоже желательно. Поглядим. Вторая возможность – машины, договориться, чтобы подбросили, и уехать. Только тут пятьдесят на пятьдесят, сдаст водитель или нет. На мой взгляд, самый лучший выбор – идти пешком или ехать на велосипеде, который заметно увеличивает скорость перемещения. Поэтому я собирался достать велосипед. Покупать на рынке не буду, тут и потеря времени, и возможность напасть на мой след. Где взять транспорт, я уже знаю, не зря эти две недели готовился после облома. Я ещё тогда у платформы с танками всё решил. Последняя соломинка была.

Двигаться приходилось почти перебежками, от угла к углу, и вглядываться, не идёт ли где патруль или группа добровольцев, что помогают гарнизону столицы выискивать таких вот беглецов. Дивизия, в которой служат Бабочкин с Лосевым, тоже этим занималась, только Бабочкин охраняет важный объект на своём броневике, они такой мелочью не занимаются. Три дня назад мы встречались, и я тогда простился с ними. Не думаю, что они поняли, но потом поймут. А двигался я к длинному ряду сараев на окраине Москвы. Один мой знакомый, ещё по тому миру, говорил, мол, войну от начала до конца прошёл, и всё это время его велосипед в сарае простоял. Там бомбы падали, горели они, а тот дождался хозяина целым и невредимым. Вот этот сарай я и хотел навестить. Конечно, жаль было лишать человека его имущества, тем более тот мне нравился, да и вообще настоящий фронтовик был, но я собирался оставить за велосипед залог. Пару наручных трофейных часов и деньги. Мне платили зарплату, и скопилась приличная сумма. Половина осталась на сберкнижке, было бы подозрительно, если бы я всё снял, остальное наличкой на руках. Вот оставлю треть и часы. Думаю, сравняемся. Надеюсь, тот на меня не останется в обиде.

Что я при себе имел? Костюм, уже ношенный, но выглядевший прилично. В него входили пиджак, рубаха, штаны и кепка. Про сапоги говорил. В сидоре запасной комплект трусов и майки, портянки запасные, там же мыло и полотенце. А также немецкий котелок, мне его Бабочкин сохранил и потом вернул. Внутри кружка, ложка и небольшой складной ножик. Фонарик имелся, плащ-накидка, фляжка, про кухонный нож я поминал ранее, и ещё опасная бритва, зеркальце взял. Мыло с полотенцем имелось. Из личных вещей это всё. Из продовольствия – две банки свиной тушёнки, консервы с рыбой, пакет с крупой, макарон пачка, две с печеньем, сухарики и буханка свежего хлеба. Часть из того, что я озвучил, мне выдавалась как командиру сухпаем, вот и скопилось. Ну, солонка и перечница, это естественно. С кухни их забрал, заполнив под пробку. И небольшой мешочек соли поваренной, крупной. Это всё, что было в сидоре. В карманах деньги, расчёска, трофейные часы, ещё одни на руке, у этих маленький компас на браслете имелся.

Добраться до места удалось благополучно, хотя я раз, наверное, десять прятался. Причём однажды это были запоздавшие прохожие, парочка, что тоже шугнулись от меня как от патруля. Наконец вот и сараи. Я тут один раз был, заезжал за обещанным спиннингом, но место запомнил. Вскоре и нужную дверь сарая нашёл. Однако сразу вскрывать не стал, потому как меня вспугнули, пришлось прятаться в крапиве. Три мужские тени остановились неподалёку, и один громким злым шёпотом спросил:

– Сивый, ты точно видел тут кого?

– Да точно, – молодой ломкий голос испуганно добавил: – Век воли не видать, сюда подошёл и замком бренчал.

– И куда он делся?

– Может, зашхерился? – предположил тот же молодой, третий всё молчал.

– Значит, тоже не просто так этим сараем интересуется. Видать, пока хозяин далече, решил прибрать что. Ладно, Сивый, стой тут и смотри в оба глаза, а мы закончим, там немного грузить осталось.

Старший у воров, а я уже понял, что происходит, сделал движение за спину, и я догадался, что он убирает какое-то оружие, которое до этого держал в руках. А вот то, что на стрёме молодого поставили тут, метрах в четырёх от меня, мне не понравилось. Ни пошевелиться, ни отползти, только лежать и ждать, когда они уберутся. А тот, отрабатывая доверие, был во внимании, прислушивался и головой крутил. Нет, пошевелюсь, точно засечёт. Пришлось лежать, мысленно матерясь от этой ситуации, и ожидать, когда воры закончат дело. Судя по лошадиному всхрапыванию, у них или телега, или грузовая повозка, глаза давно адаптировались, и я видел тени у сарая чуть дальше, штук на восемь от нужного мне. Наконец там закончили и свистнули Сивого. Послышался шёпот, после чего воры уехали, а Сивый, фигуру не спутаешь, зашёл в сарай и остался внутри, прикрыв дверь. Всё ясно. Пока его подельники катаются к месту, где оставят добычу, чтобы потом вернуться для второй ходки, тот постережёт место. Видать, что-то дорогое и серьёзное, раз они так рискуют. Встав и стараясь идти бесшумно, я уже достал нож и подкрался к нужной двери.

Дальше я поскрёб ногтями о двери и заскулил, как будто тут голодный щенок. Сивый никак не реагировал, так я заскрёб яростнее и заскулил так же. Да уж, представляю, как тот там сидит и решает: не реагировать, тогда шуму много, или всё же прогнать? Наконец этот сиделец проявил признаки жизни. Подошёл к двери громко шикнул:

– А ну пошёл отсюда!

Но я только скрёб и жалобно поскуливал. Наконец дверца начала открываться, но первым показался наган, зажатый в руке. Моя ладонь тут же легла сверху, блокировав спусковой крючок, который больно ударил и защемил кожу между большим и указательным пальцами, а я уже ударил костяшками пальцев свободной руки воришке в горло и добавил ногой в живот. Тот отпустил оружие, которое оказалось у меня в руках, и упал, хрипя. А я подошёл и добавил. В висок. Гарантия, труп. Включив фонарик и отложив сидор, горловину я уже развязал, я обшарил тело. Пульс на всякий случай проверить не забыл. Точно готов. Патронов к револьверу маленькая кучка была, всего полтора десятка. Зато нож отличный, я его за голенище убрал. Делал мастер, буксировка отличная, не знаю, как нож попал к пареньку, но тот им наверняка гордился. Документов в кармане не было, но это и правильно, кто же их на такое дело берёт. Немного денег было, спички, это хорошо, спичками я не запасся, не нашёл на кухне, видимо закончились. Ещё сигарет пачка была, «Беломор», это всё я забрал. Больше особо ничего и не было, бедненький вор. Звучит двусмысленно, но верно. Потом я осмотрел сам сарай и подивился. Похоже, тот принадлежал директору магазина, иначе я не мог объяснить, откуда здесь столько вещей, причём некоторые даже ещё с ценниками. Но все вещи эти мне не интересны, так как тут были ковры, лампы и всё такое. Единственно, я подошёл к плащам и, осмотрев, выбрал неплохой дождевик, а также зонтик.

Однако всё же главная находка была не это, а велосипед. Причём велик хоть и ухоженный, но явно старый, давно его эксплуатируют. И то, что он не принадлежит владельцу этого сарая, было ясно как день. А у убитого мной воришки была штанина ужата прищепкой. Он сюда на своём транспортном средстве прикатил. Как мило с его стороны, не нужно вскрывать сарай хорошего человека. Так что трофеи я убрал в сидор, плащ намотал на раму и завязал бечёвкой, найденной тут же. Бечёвку тоже прибрал, вещь в хозяйстве нужная. Зонтик защемил между плащом и рамой, дождь вещь такая, всегда нежданно-негаданно появляется. Плащ можно использовать для укрытия, зонтик – если куда отойти. И ведь у меня ещё немецкая накидка есть, тоже плащ-палаткой считается. Но ведь и на землю что-то стелить нужно. Всё пригодится. Кстати, насчёт этого. Сам я собирался спать на земле, укрываясь пиджаком и накидкой сверху, чтобы от росы укрыться, а тут одеяла стопками были. Может, подобрать себе? Почему бы нет? Тут были синие одеяла, шерстяные, но я нашёл небольшую стопку зелёных, только почему-то в клетку. Вот и взял одно, увязал той же бечёвкой, замотав в кусок брезента, найденный тут же, защемил на багажнике велосипеда и, забрав сидор, аккуратно приоткрыл дверь, чтобы не скрипнула, и покинул сарай. Прищепку с ноги воришки я не трогал, у меня сапоги, без надобности. Хотя с ними на велосипеде не особо удобно, но, надеюсь, привыкну.

Закрыв сарай, я вовремя успел уйти. Послышался топот копыт и поскрипывание повозки. Подельники вернулись, видать недалеко уезжали. Не удивлюсь, что они всё разгрузили где-то тут же в сараях. Направился я к реке, тут рядом, и найти лодку там было не проблема, а если повезёт, то и с вёслами. Мне повезло, хотя и пришлось час полежать в кустах, пока патрулю не надоело там стоять, а когда он ушёл, выдернул колышек, сбросил его в лодку и столкнул ту на воду. Я уже снял сапоги, штанины закатал до колен, так что велосипед и всё имущество сложил в лодку и, оттолкнувшись, стал, подрабатывая вёслами, уходить прочь из Москвы. Шёл рядом с берегом, на середине точно заметят, луна-предательница видна, а тут шанс остаться незамеченным был. Иногда я слышал перекличку стоявших неподалёку частей, а войск тут хватало, особенно ПВО, но ничего, до рассвета смог уйти достаточно далеко, тем более течение помогало. Специально подбирал маршрут побега, я учёл это.

Вскоре я проплыл под мостом, он в тридцати километрах находился от Москвы, и за ним, утопив лодку, снова надел сапоги и покатил по дороге дальше. Километров десять крутил педали, где по дороге, где по тропинкам, а где вообще по полевым дорожкам. Наконец нашел крупный лес, что меня устроил, я туда завёл велосипед и поискал подходящее место для днёвки, спать очень хотелось, вымотался. Нашёл его в выворотне от упавшего дерева. Поработав тут, я сделал лежанку, натаскал сухой листвы, дождевик постелил, накрылся одеялом и сверху плащ-накидкой. А велосипед ветками рядом замаскировал, сидор под голову, и уснул. Поесть я ещё в лодке успел, сейчас не хотелось, так что сразу Морфей напал. Наган, если что, под рукой, так, на всякий случай.

День прошёл спокойно, выспался и проснулся ещё засветло. Сходив до ветру, я разжёг костерок и сбегал за водой, тут рядом речушка была. Вернулся и повесил котелок над языками пламени, чтоб вскипятить. Я суп хотел сварить, перед поездкой нужно хорошо позавтракать, чтобы сил на весь день хватило. Когда завтрак был готов и в кружке вскипала вода для чая, а чай я любил, то, приступив к приёму пищи, одновременно размышлял. Первый пункт моего плана выполнен, Москву я покинул, хотя и нахожусь пока недалеко, но это пока. Теперь нужно почти семьсот километров проехать, чтобы оказаться в зоне прорыва. Причём точное время начала я не знал, только место и примерное время, раз меня в тот район направляли. Подожду, когда войска двинут, если до моего приезда наступление не начнётся, и ночами последую за ними, уходя всё дальше и дальше на немецкую территорию. Там форму добуду, транспорт, и скорость моего перемещения увеличится. Если повезёт, то и самолёт угоню. На это было немало надежд, всё же Киев немного в стороне от брестских болот, где и был портал. Мне до него больше тысячи километров пилить, почти полторы тысячи.

Я так задумался, что даже и не помню, как поел, котелок пуст, а я чай допиваю. Допив, сходил к ручью, где отмыл всю посуду. Тут нанос песка был, удобно, оттёр котелок, ну и, вернувшись, взял свою зубную щётку и вернулся к ручью, где тщательно почистил зубы. Не понимаю людей, которые чистят до еды, когда надо после. Закончив эти гигиенические процедуры, я вернулся к лагерю, свернул его и, погрузив что на велосипед, а что на себя, покинул лес, тут до опушки метров двести было, и ещё засветло поехал дальше. Время шесть вечера, до наступления темноты ещё часа четыре, так что проеду часть днём, а дальше ночью. У фронта, где войск сосредоточено немерено, придётся двигаться только ночью, да и то осторожно. Там любой провал для меня опасен возвращением в клетку, чего я бы ни хотел. Будет легче, если уже началось наступление, и войск там будет куда меньше, так как немало уйдёт в прорыв. Посмотрим по делу, пока загадывать не хочу, всё на волоске держится.

Не стоит думать, что даже в глубоком тылу я смог бы кататься вот так произвольно. Всё равно бы заметили. Это в глубине, далеко от войны, ещё могли не обратить внимания, а тут всё отслеживается. Даже поиски ведутся, не только диверсантов, что немцы забрасывают регулярно, но и сбитых немецких лётчиков над Москвой. Там, над столицей и в окрестностях, нет-нет да распускаются парашюты, и падает вниз очередной самолёт в огне. Кого-то сразу ловят, кого-то ищут, сообщая всем постам, не забывая участковых милиционеров. Вот они за всем и смотрят, напрягая свою агентуру из бабулек и других помощников. Так что, если какой чужак появляется или его видят, такое участковым сразу становится известно, и он сообщает куда следует. Если сам не поговорил с чужаком, передают эстафету следующему, определяя, куда тот движется, так что у следующей деревни или села его уже ждут. Вполне действенная сеть раскинута, и то, что таких беглецов или диверсантов выслеживают и берут, тому доказательство. Поэтому я и не двигался по тем дорогам, где многолюдно и транспорт ездит. Катил по тропинкам, полевым дорогам, коими в основном колхозники пользуются. Поля пустые, уже всё засеяно, идёт активно в рост. Так что два часа я благополучно крутил педали, отдыхая при спусках, и, приметив деревушку домов на десять, свернул к ней. Там участкового и в помине нет. Скорее всего, живёт в селе рядом и контролирует пять-шесть деревень, а то и больше с войной-то, за десять объектов может быть. А пока до него информация дойдёт и тот сверит описание со списками разыскиваемых, я за ночь далеко буду. И то, что ищейки могут выйти на мой след, меня не особо беспокоило. Может быть, в Киев я и не поеду, а сверну на Минск. Поглядим ещё.

Встретили меня не особо приветливо, но это и понятно, все мужики на фронте, бабы пашут, а тут молодой парень на велосипеде катается. Пришлось сказать, что я комиссован по ранению, после контузии один глаз не видит, это немного разрядило обстановку и позволило наладить контакт. Уточнив, у кого свежего хлеба можно купить и солёного сала, желательно не прошлогоднего, ну и через двух таких кумушек, что я застал у колодца, и удалось получить то, что нужно, за наличные деньги. Ещё горячий хлеб, на завтра пекли, краюху сразу взял, и шмат солёного сала, где-то полтора кило. Вот тут, к сожалению, прошлогоднего, уже пожелтело заметно, хотя вроде не пахло. Ничего, съем, а часть в котелок для жирности пойдёт. Нормально. Ещё взял с десяток луковиц, вот они свежие с грядки нарвали, небольшие, но уже заметно подросли. Перьев зелёного лука получил и, покинув деревню, покатил дальше. Сидор теперь как барабан натянут, полный. И вскоре стемнело, так что я не останавливался. Ноги с непривычки побаливали, но чем дальше, тем больше втягивался. На дороги я не выезжал, там и ловят дуралеев секретами, а так по тропинкам и катил. Бывало, приходилось через луга напрямую идти, не везде были попутные тропки, но ничего. Умотал за ночь, наверное, километров на семьдесят, даже сам не ожидал. Всё же велосипеды вещь, не зря их финские снайперы использовали. Думаю, я бы и больше проехал, но река остановила меня. Мост имел пост и охрану, брода я рядом не вижу, а искать в темноте гиблое дело, так что устроился в кустарнике на берегу и запалил костерок, готовя ужин. Макароны хочу, по-флотски. Сварились быстро, слил воду и вывалил тушёнку, я банку уже открыл, а потом с огромным аппетитом, приобретённым в дороге, поел, пока кружка с заваркой вскипала. Съел не всё, половина на завтра осталась. Закрыл крышкой и, попив чаю, вскоре уснул на лежанке из камыша. Как раз уже рассвело.

Выспался я хорошо, хотя мне и мешало назойливое гудение авиационных моторов, которое то приближалось, то удалялось. К вечеру совсем пропало. Не знаю, чего тут разлетались, но, похоже, поиски и с воздуха идут. Хотя, может, мне и показалось. Может, махнули рукой? Решил уйти и пусть уходит, больно он нам нужен этот секретоноситель безуровневого класса? Ну да, вот и я сомневаюсь, что искать не будут. Будут, ещё как будут. Позавтракав подогретыми на костерке макаронами, а я километрах в полутора находился от моста, и потом чайку попив, вещь нужная, особенно в походе, отмыл посуду, и, собравшись, достал нож и начал рубить ветки. Речка тут не такая и широкая, глубину пока не знаю, но если по шею, я на руках всё перенесу не замочив. Так что, срезав слегу, ветку в три метра длиной, слегка кривоватую, но пойдёт, ну и покупавшись слегка, холодная водица, хотя за день прогреться должна была, стал замерять глубину. М-да, тут не перейдёшь, где два, а где и три метра. А до другого берега рукой подать, метров десять, не больше.

Пришлось по берегу ходить, искать глубину поменьше, и нашёл, на повороте, где река чуть разлилась, там можно перейти по дну на другой берег, и воды мне по шею в самом глубоком месте. Правда, дно топкое, но справлюсь. Я туда велосипед с вещами перегнал, после чего сначала сами вещи в два приёма перенёс. Руки быстро устают в поднятом положении, особенно с грузом, потом велосипед взвалил на плечи, держа его горизонтально, и тоже перенёс на тот берег. Да, я понимаю, что и по дну его можно прокатить, мол, ничего не будет. Будет, да ещё как. Хрустеть при движении начнёт, скрипеть, а масла у меня нет. Я опытный, деревенский, велики у нас на Брянщине в детстве топил, так что это только на самый крайний случай. Здесь, к счастью, обошлось. Ещё больше часа до наступления темноты было, поэтому, одевшись, я повёл велосипед через эту рощу или лес, что окружал берега речушки. С километр прошёл, когда почувствовал вонь разложения. Двигаясь дальше, отметил, что запах стал пропадать. Прислонив велосипед к дереву, я направился на поиски. Как пахнет мертвечина, мне было хорошо известно, и тут где-то лежало мёртвое тело человеческое. Не спутаешь.

Нашёл быстро. На ветке висело тело немецкого лётчика, над ним скомканный уже грязный купол. Давно висит. Да и, похоже, приземлился он уже мёртвый, судя по ранам на теле. Видимо, получил их ещё при обстреле самолёта. Планшетки у него не было, может, выбросил или вообще не было. Мало ли это борт-стрелок, а не штурман? Так что, прикрывая лицо платком, я осмотрел его со стороны, но подходить побрезговал, пару месяцев висит, брать уже нечего, пропиталось, поэтому, развернувшись, вернулся к велосипеду и покатил дальше. Когда я вышел на опушку, ещё светло было, поэтому подождал и с темнотой покатил дальше по местным тропкам.

За следующие три дня я преодолел километров двести, оказавшись на территории родной Брянщины, а тут сплошные леса, хорошо. Правда, и водоёмов хватало, от рек до озёр с болотами, но ничего, моя стихия, я тут как рыба в воде. Причём обнаглел настолько, что дальше только днём ехал, пусть и не по основным дорогам, по тропкам разным, что заметно удлиняло путь, но двигался я всё же в нужную сторону. И, видимо, эта моя наглость сказалась, меня засекали, потом дальше попытались перехватить, все местные были, один в милицейской форме, а дальше появилось снова гудение в небе, и прибыли войска. Откуда их взяли, я не знаю, но порядочно войск нагнали. По виду, обычные части, видимо на фронт перекидывали, и вот сняли. Потом уже появились группы других бойцов, в пятнистых комбинезонах. Вот от них бегать было неимоверно тяжело. Они и мой велосипед, утопленный в озерке, нашли, а я ведь планировал его потом поднять, там глубины полтора метра, а потом и остальные вещи, что я на дереве в густой кроне спрятал, сыскали. Чёрт, да у них там следопыт экстра-класса работает. Пришлось речкой уходить. Всё, что было при мне из продовольствия, я, конечно, замочил, одежда и обувь высохнет, а те уже всё, порченые, но вроде погоню с хвоста сбросил. Не думаю, что надолго, но выигранное время я пущу на то, чтобы оторваться от них подальше, уйти за границу поисков. Ещё и кепку при заплыве посеял.

Тут мне повезло, я услышал шум двигателя. Выбрался на дорогу, а одежда уже была выжата и частично подсохла на теле, только сапоги висели, эти долго сохнуть будут, всё, что испортилось, я из сидора выкинул, ну и вот так встал на обочине, голосуя. А там «эмка» с каким-то начальством ехала, не военным, все в гражданском были. Скорее всего, местное начальство, возможно района, раз машину ещё не отобрали в армию. Та притормаживать начала, меня не объехать было, а я уже услышал громкий рёв моторов грузовиков, что перекрывали тарахтение мотора легковушки. Судя по всему, следом за этой «эмкой» явно шла колонна из нескольких грузовиков. Так что, выхватив наган, я наставил его на пассажиров, машина остановилась рядом, и велел всем выходить, успокаивая:

– Ваши жизни мне не нужны, только машина. Вылезайте и уходите. Поторопитесь, иначе руку кому за медлительность прострелю.

Это помогло, выскочили из машины все четверо, причём один, со старым потёртым орденом Боевого Красного Знамени на полувоенном френче, попытался выхватить свой наган, именной, как я потом узнал. Пришлось выстрелить под ноги, заставить поднять руки и отобрать оружие. Вдали на лесной дороге уже грузовики показались, поэтому я зашвырнул револьвер в кусты и сказал:

– Найдёшь.

Запрыгнув в машину на место водителя, я с пробуксовкой тронулся с места и, разгоняясь, стал уходить. Шансы у меня есть супротив гружённых бойцами грузовичков. А я видел, ехали те не пустые, подразделения везли. И та четвёрка, которую я высадил, размахивая руками, побежали им навстречу. Жалобщики. Не понравилось им, что теперь пешком ходить придётся. А я гнал по дороге, петляя, всё же она не прямая была, ну и в одном месте повернул на глухую малоезженую дорогу. Тут родные места были, и эту дорогу я знал, на своём газике не раз тут гонял. Там гать была проложена, ещё до войны. В моё время моего мира она уже почти вся сгнила, но мой «козлик» проезжал, так что, думаю, я и на «эмке» проеду, выбравшись на другую дорогу, там их как вен на теле, все не перекроешь. Уйду. А поворачивал я осторожно, сбросив скорость. Дороги тут обычные, земляные, укатанные, изредка грейдеры проходят, ровняют, про щебёнку и слыхом не слыхивали, что уж про асфальт говорить. Поэтому на грунте при повороте могут остаться характерные следы колёс. Мне этого было не нужно, потому и повернул аккуратно. Так что если сразу не найдут, куда я свернул, потом поздно будет.

Гать была на месте, в одном месте я чуть не застрял, переднее колесо провалилось, пришлось назад сдавать, благо удалось выехать, а потом покинул это болотце и, покрутившись по разным дорогам, погнал дальше. За день километров на двести ушёл, оставил позади родную Брянщину, что чуть было меня вот так не подвела. А мосты и пару бродов спокойно проезжал, эта машина была известна. В одном месте даже без очереди пропустили. Только потом, найдя бумаги в кабине, я понял, что это машина первого секретаря области. Дальше уже не его территории, машина в лист для пропуска не внесена. Да и мост там крупный, охраняется серьёзно. Не, точно не проеду, да и бензина осталось километров на десять, так что я свернул в сторону и ушёл подальше, где и загнал машину в рощицу у реки. Широкая, метров сорок. Переплыву, не страшно, а легковушку придётся бросать. После последнего моста я километров пятьдесят проехал, скажем так, параллельно линии фронта. А то уже вычислили, куда я иду, могут впереди засаду организовать, оттого и уходил в сторону территорий Белоруссии. Тут вроде тоже засветился у прохожих, разных крестьян, дороги-то не пусты, но, думаю, когда найдут машину, я буду далеко, и в какую сторону отправился, останется только гадать. Уж я постараюсь.

Как только мотор замолк, я выбрался наружу и, достав сидор, отложил его в сторону, раскрыл и достал всё, что внутри было, пусть просохнет. А сам, вернувшись к легковушке, стал её осматривать, начав с багажного отделения. Больно уж вкусные запахи по салону разносились, и у меня есть подозрения, что источник этих запахов и находится в багажнике. Так и оказалось. Один только круг копчёной колбаски вызывал обильное слюноотделение. А кучеряво живут первые секретари. Тут вообще целая корзина провизии была, накрыта сверху холстиной, а рядом кастрюлька с шашлыками, и шампуры имелись. Хм, не скажу, что я возмущён и удивлён, мы вон с Бабочкиным, Ольгой и Лосевым весной тоже на шашлыки ездили, почему другие не могут культурно отдыхать? Тут ещё три бутылки водки было и бутылка красного вина, тоже советский разлив, судя по этикетке.

Ничего этого оставлять я не планировал, потому и корзину, в которую убрал шампуры, трёх хватит, и кастрюльку с шашлыками отнёс к сидору. Это я забираю. В пути всё пригодится, тем более маринованное мясо. А оно было правильно маринованное, уксусом и луком, долго хранится. Как понесу, всё ещё вопрос, потом решу, но осмотр машины ещё не закончен. Инструменты водителя меня не заинтересовали, хотя найденный небольшой топорик, остро заточенный, мне понравился, и его я тоже забрал. Как и кусок брезента метра три на три размером. Его, видимо, вместо тента использовали, судя по отверстиям по краям, они обшиты были, чтобы брезент не рвался. В остальном в машине была мелочёвка, запасной канистры не имелось, это, конечно, жаль, но машину я и так бросал. Интересных находок в машине хватало, но я и то, что набрал, унести вряд ли смогу. Очень сложно будет, поэтому дополнительный вес мне просто не был нужен.

Вернувшись к корзине, откинул тряпку, что закрыла продукты, отрезал себе ломоть белого хлеба, тут их две и одна ржаная, и вприкуску с колбасой поел. Глаза разбегались от того изобилия, что там было, так что я себе от солёного сала кусочек отрезал, свежее, месяца нет, кило два было, огурцы прошлогодние, перья чеснока и лука, варёные яйца. В общем, пиршество, а не ужин. Да, вечер, скоро стемнеет, а мне нужно успеть до темноты переправиться на другой берег этой речушки. Там вскоре будет железная дорога на Киев, пересеку её где и дальше в сторону Белоруссии пойду. Конечно, по оккупированным немцами территориям мне бы легче было, там стесняться нечего, увидел немца или полицая, считай мне трофеи принесли, а тут свои какие-никакие, их трогать совесть не велит. Эта четвёрка на машине – это форс-мажор, да и не жалко их, если уж откровенным быть, эти не бедствуют, раз отдыхать на природу ездят.

Поев, чай я не стал кипятить, убрал всё продовольствие и спиртное в корзину, только половину колбасы, всё, что осталось, шмат сала и одну краюху хлеба с чесноком и луком я убрал в сидор. Вещи уже просохли, так что разложил, снова сидор полным оказался, остальное в корзине. Я там и место для кастрюльки нашёл, крышкой прикрыта, часть еды на ней, и всё, готов к движению. Поискав, я нашёл приткнувшуюся к берегу корягу, на воде хорошо держится, мою одежду, корзину и сидор держала, главное, чтобы не перевернулась, центр тяжести нестабильный, иначе всё в реку рухнет, вот так всё разместив, я голышом вошёл воду и, толкая корягу и придерживая, но не держась за неё, иначе под воду уйдет, и так еле держится под таким грузом, дотолкал до другого берега. Там благополучно разгрузился и столкнул корягу, чтобы дальше плыла по воле течения, и стал одеваться на том берегу. Сапоги всё ещё сырые, намотал портянки, с трудом натянул их, не забыв сунуть финку за голенище, и так с корзиной в руке и сидором за спиной энергичным шагом направился прочь. Темнота скрыла всё, но я шёл уверенно, глаза уже адаптировались. Тут открытые поля были, лесок только, где машину спрятал, оттого и шёл уверенно, далеко всё видать.

Держась подальше от самих дорог, я неожиданно вышел к железной дороге, но, осмотрев, понял, что эта узкоколейка куда-то ведёт. Может быть, тут торфоразработки где или лесопилка. Ну, последнее вряд ли, лесов мало, а вот угольные шахты могут быть. Пройдя её, я направился дальше. По моим прикидкам, я только к утру буду у железки, что из Москвы на Киев вела.

Всё же я смог уйти от погони. Два дня на шашлыках жил, вкуснотища, но хлеб заканчиваться начал, да и шашлык тоже. Мне казалось, что с каждым днём он становится всё вкуснее. Вот что значит качественный маринад. Помню, одна история приключилась, это ещё до армии было, мне тогда лет шестнадцать исполнилось. К другану на дачу поехали, а дача на острове, он весь участками был покрыт, домики стояли. Так вот, шашлычки туда свиные взяли, две трёхлитровые банки. Отдохнули хорошо и уехали. Потом друган рассказывал. Три месяца на даче не были, приехали и нашли одну банку с шашлыками. Нам и одной тогда хватило. Так там маринад даже хрящи растворил. Решили рискнуть, сделали угли и пожарили. Друган говорил, что вкуснее того шашлыка никогда не ел, память на всю жизнь. Вот так-то. Я про тот случай помнил и всегда мариновал загодя, и все мои шашлыки хвалили. Правда, там нужно знать правильный маринад, но это совсем другое дело. А с другом тем я после армии не общался, он мою подругу увёл, пока я долг Родине отдавал. До сих пор простить обоих не могу.

История о шашлыках интересная, но они закончились. Помыв кастрюльку, она эмалированной была, в красный горошек, убрал её в почти пустую корзину. Я ничего не выбрасывал, в пути всё пригодится. Железную дорогу я пересёк, пару рек и с два десятка ручьёв, что на пути попадались. Часть вброд, где по пояс было, часть по мостикам или перекинутым брёвнам, а дважды вплавь, сооружая плотики. Однако я добрался до Гомеля, где проходила линия обороны. Да, что-то быстро на своих двоих, но в одном месте мне повезло, водитель машину чинил, и, когда закончил, я забрался в кузов, там мешки с обмундированием были, и проехал с ним почти сто километров, закопавшись в мешках, а когда тот на перекрёстке колонну пропускал, я и слез, мало ли куда привезёт. Ночь была, никто ничего не видел. Тогда и определился, где оказался, дорожный знак на Гомель был. Вот и добрался. Слышны были отголоски канонады. Тут фронт стоит, хотя тишины тоже не было.

За время пути, находясь в изоляции от всего остального мира, я ничего не знал, что происходит. Началось ли наступление? И, похоже, не узнаю, пока на оккупированные территории не переберусь, там-то можно спокойно брать языка и допрашивать. Тут я поостерегусь это делать. Преследователей с хвоста сбросил и больше подобную ошибку не совершу. Наши неприятно быстро среагировали и устроили поиски в тех местах, где меня засекли. Не думал, что они так смогут, однако сделали. Пусть уроком будет, а то расслабился. Я слишком хорошо и красиво ушёл, слегка хлопнув дверью, чтобы меня вот так притащили пойманного. Даже думать об этом не хочу. А сейчас стоит прикинуть, как через передовую перебраться. На пузе не вариант, подстрелят или на нашей стороне, или на той, если на минном поле не подорвусь. Нужно что-то такое, чтобы никто ничего не узнал.

Близко подбираться к линии фронта я не стал, тем более прибыл почти что на рассвете. Поспал в укрытии, сделанном в овраге, тут кустарник хорошо разросся, и ночью сползал к передовой. Ни о какой второй линии обороны тут и речи не шло, была одна сплошная извилистая траншея и уставшие, уже заморённые бойцы и командиры. Немцы со своей стороны тоже не отсвечивали, видимо также не имели резервов и просто держали оборону, как и наши. Так что эта ночь прошла не зря. Сползал до середины ничейной земли, всё ножом истыкал, но мин не нашёл. К тому же я хлеб добыл при возвращении. Нашёл кухню, где повар творил, и стал ждать. У него там на столе буханки стояли, одну утащишь, он сразу заметит пустое место, ровная коробка была. А когда нарезать стал, я два солидных ломтя и утянул, когда он отвернулся. Похоже, это так и не заметили. А вернувшись в свой овраг, где вещи лежали, поужинал, с салом и лучком. Вкусно и питательно, особенно для тех, кто в постоянном движении.

На следующий день проснувшись ближе к вечеру, я отобрал то, что с собой беру. К сожалению, корзину и кастрюльку тут в кустарнике придётся оставить, слишком громоздкие, а вот сидор и остальные свои вещи я беру. Так что, скатав трофейную плащ-накидку, убрал в сидор и завязал горловину. После потери одеяла я использовал только эту накидку и пиджак, чтобы укрываться. Один раз дождь был, и брезент тут пригодился. Правда, я его редко использовал, он синего цвета был, демаскирующий. Но сейчас брал, скатал в тюк и привязал к сидору сбоку, чтобы не потерять.

Дождавшись, когда стемнеет, и ещё полтора часа прождав, когда часовые успокоятся, я перебрался через наши окопы, тут редко часовые стояли, вчера ещё понял, где их ставят, так что на ничейной территории я оказался благополучно и полз метров двести до окопов немцев, проверяя землю перед собой на наличие мин или растяжек. Вот тут нужно быть осторожнее. Сначала чуть на пулемётное гнездо не напоролся, и пришлось в воронке пережидать, пока догорит осветительная ракета и перестанет работать пулемёт. Они ничего не видели, но шорох, видать, услышали и вот на всякий случай отработали. А когда всё стихло, я прождал ещё полчаса и, обойдя ползком пулемётное гнездо стороной, добрался уже до немецких окопов. Хм, а пулемётное гнездо вперёд метров на тридцать выдвинуто было, и к нему вела траншея. У немцев тоже не сказать чтобы окопы полные были, они даже на тревогу не отреагировали, вот если поднимется заполошная стрельба и разрывы гранат, тогда да, бегут с оружием по своим местам, а сейчас спят. Перебравшись через их траншею, я стал удаляться. В одном месте пришлось обходить, туалет сделали гады, чуть не вляпался. Ладно, ветерок запах принёс.

Потом приметил тропинку, что уходила в тыл, и рядом с ней побежал, поглядывая по сторонам. Сидор, что всё это время был в руках или на сгибе локтя, пока я по-пластунски танцевал, сейчас висел за спиной. И тут удача, немецкая полевая кухня. Да не одна. Это сколько я от передовой ушёл? Метров на шестьсот удалился точно. В овражке стояли две типичные немецкие полевые кухни на высоких деревянных колёсах, а рядом похрапывали кашевары и их работники, ещё один солдат рядом стоял на посту, прислонившись к берёзе, и спал. Чуть в стороне так же в тон всхрапывали лошади, что буксировали эти кухни, у них не было автохода. Максимальная скорость буксировки таких кухонь пятнадцать километров в час. Видно всё было достаточно неплохо, хотя луна всё так же была скрыта тучами, что сегодня мне помогало, однако силуэты различить можно. Я аккуратно подкрался к кухням, чуть дальше виднелся силуэт грузовика с крытым кузовом, но модель не понятна, задом стояла. Вроде не «Опель», кажется, что-то из французских трофеев. Я сначала у кухонь всё осмотрел, старясь не звякать, пусто, только тесто для хлеба поставлено, видимо бродить, к тому же котлы залиты водой, чтобы приготовить завтрак утром, поэтому я прокрался к грузовику, в кабине которого спал водитель, и, откинув борт, заглянул. На ощупь коробки какие-то. Вскрыл аккуратно одну. Консервы. Так же осторожно я снял скатку брезента с сидора и расстелил его на траве, куда сложил потихоньку консервы из двух разных коробок, а когда, взявшись за углы, поднимал, те немного погремели, но тихо, вроде не разбудил никого, у меня ещё по банке в карманах брюк и пиджака было, и на руках отнёс почти два десятка в сторону, после чего уже смелее закинул их за спину и уверенно направился прочь от передовой. Вскоре миновал миномётную батарею, они, видимо, тоже столовались у этих кухонь, а потом вышел на оперативный простор, оставив в стороне гаубичную батарею.

Ну, вот и всё. Теперь на Брест двинуть можно, а там неподалёку и находится то, что мне нужно. Портал. Сейчас же нужно прикинуть, до рассвета часа три осталось, где бы транспорт добыть? Есть желающие поделиться? Нет? А если найду?

Шутки шутками, а транспорт действительно бы пригодился, жаль, у поваров нельзя было что угнать, народу слишком много, а то я с этими консервами немного пожадничал. Тяжеловато вышло. Да и нести неудобно. Ещё те, что в карманах, мешались. Однако я не унывал, трофеи неплохие, правда не знал, что набрал, но надеюсь, при свете дня мне удастся всё осмотреть и пересчитать. Тем более до наступления рассвета осталось чуть больше часа. Конечно, я долго пересекал передовую, но это не такое и простое дело. Вообще повезло, что это удалось, оборона тут была слабенькая. Сейчас же нужно убраться подальше. Как я говорил, у немцев оборона тут была хиленькая, и если и имелись подвижные резервы, то далеко, поэтому, удалившись километров на шесть от передовой, я уже не замечал присутствия немцев. Однако они мне были нужны. Выйдя к дороге, рядом с которой ещё и полёвка пробегала, споткнулся о неё, рассыпав банки. Я перерезал её и стал ждать в сторонке, проверяя, все ли банки собрал. Вроде все.

До Бреста было где-то около шестисот километров по прямой, даже чуть меньше, вот обойдём Гомель стороной, а он у немцев в тылу был, а не у наших, и там до места недалеко. Причём идти я сбирался не тайком, точнее проводя маскировку, но шумно и ярко. Освобождая пленных, уничтожая захватчиков, взрывая то, что им нужно, мосты, железнодорожные пути, технику и подобное. То есть перед уходом я ещё раз хотел ярко заявить о себе, да так, чтобы запомнили. Вот это уже будет то, что я и называю «громко хлопнул дверью перед уходом». Сейчас же сидя в кустах, я примерно прикидывал, как поеду. Карту этих мест я знал не так хорошо, только примерные направления, поэтому добыть немецкую карту очень желательно. Так я и сидел, размышляя, пока не прибыли двое сонных немцев. Ещё бы, только-только светать начало. Я надеялся на мотоцикл, на крайний случай велосипеды. Но эти пешком припёрлись. И форма у обоих на меня хоть и налезет, но мешком будет свисать. Моего размера нет. Один немец шёл, держа в руке провод, выискивая так повреждение, второй шёл с карабином в руках, прикрывал его, крутя головой. С ножом не подберёшься.

Сейчас они найдут, где провод был перерезан, и поймут, что это не простой обрыв, а диверсия, потому я вскинул револьвер и дважды выстрелил. Несмотря на то что на ствол я накрутил полотенце, чтобы приглушить выстрелы, всё равно они получились громкими хлопками, однако не такими, как при обычном выстреле, всё же потише вышло, и я надеюсь, их не услышат. Выстрелы с шести метров попали куда нужно. Оба наповал. Можно было попробовать взять одного языком. Но эти тёртые волчары, по повадкам было видно, хоть и связисты, но фронтовики. Не удивлюсь, что они с начала войны на фронте, а могли и другие кампании пройти. Франция, Польша и остальное. Быстро подскочив к ним, я убедился, что контроль не требуется, куда целился, туда и попал. Собрал всю мелочёвку по карманам, марки интересовали, но их было не так и много. Фонарик порадовал, свой я утопил, наручные часы снял, спички и сигареты тоже забрал. Документы прибрал. Ранцев у обоих не было, но имелась довольно большая сумка связиста, брезентовая, возможно, даже наша. Немцы такие цвета не использовали, а тут хаки.

Я оттащил тела в сторону, завалил ветками и, используя инструменты, восстановил связь, послушал трубкой перекличку телефонистов – всё в порядке, и сразу эту пару искать не будут. Сумку я себе оставил, выкинув часть инструментов, которые мне точно не пригодятся. Забрал один карабин с двумя подвесными системами для подсумков, сами подсумки, все патроны и две гранаты, что были у того, который охранял. Это все трофеи, что были. В сумку я убрал почти все консервы, часть в сидор запихнуть смог, и, придерживая висевший на плече карабин, стал уходить всё дальше и дальше. Кстати, я теперь определился по маркировкам, что взял. Как я уже говорил, набирал консервные банки из двух разных ящиков. Так вот, было шестнадцать банок с консервированными овощами, для супов пойдут, да и так есть можно, ну и консервированной говядины, их было девять. Лучше бы, конечно, наоборот, но что есть, то есть. Ещё у одного из солдат были найдены шоколад, целая плитка, и початая пачка галет. Всё это я забрал и сейчас энергично шагал рядом с дорогой, не выходя на неё. Тяжёлая монтёрская сумка слегка била по ноге, но я не обращал внимания, своё я не брошу, а уйти от места гибели двух связистов нужно как можно дальше. Карабин на плече, револьвер за поясом, он как раз и готов к бою. Я его уже перезарядил и выхватить смогу быстрее.

Вскоре началось движение, проскочили пара посыльных на лёгких мотоциклах, пара грузовиков с боеприпасами проехали, а чуть позже стал нагонять очередной рёв мотора со спины, кто-то от передовой ехал. Присмотрелся, и вроде это тот грузовик, что у кухонь стоял, думаю, пустой, кто же продовольствие от передовой увозить будет? Но если он на склады едет за новой партией, это хорошо, накладные и пропуск должны быть. Оставив поклажу в сторонке, я ползком, держа карабин на сгибах локтей, добрался до удобной точки прицельной стрельбы и, проверив оружие, прицелился. Машина крытая, рядом с водителем сидел сопровождающий. Что в кузове, неизвестно. Грузовик французский, вроде того, что у кухонь, но он ли это, я без понятия. Может, в этой дивизии таких десятки. А то и сотни. Вот именно, что непонятно и неизвестно. Однако дорога пуста, она тут открытая, поля, видно всё со всех сторон, но я решил рискнуть. Грузовик уже на пятьдесят метров приблизился, расстояние пистолетное, так что, выстрелив, я сразу стал выбивать гильзу и подавать затвором в ствол следующий патрон, а машина, неуправляемая, скатывалась с дороги. Убитый водитель, пуля вошла ему в глаз, завалился на руль. Сопровождающий же пытался им управлять, дёргал за рычаги, но потом, когда машина, дёргаясь, остановилась, открыл дверь и выскочил со своей стороны, то есть и с моей тоже. Оттого и упал мешком на траву после моего второго выстрел. Снова перезарядившись и держа оружие наготове, я быстрым шагом направился к машине. Ствол карабина был направлен на кузов, есть кто там или нет, я не знаю, но видно, что машина порожняя шла.

К счастью, осмотр кузова показал, что тот пуст. Ну, почти, всё же я ошибся, грузовик принадлежал миномётчикам, и в кузове были пустые ящики из-под мин, которые немцы обязаны были сдавать, вот и везли, чтобы получить ещё боеприпасов. У водителя был карабин со штатным количеством боеприпасов да две гранаты, те же «колотушки». У унтера, тот не имел интендантских знаков различия, ничего кроме парабеллума с двумя запасными магазинами я не обнаружил. Закинув тела обоих в кузов, предварительно сняв форму с водителя и переодевшись, тоже не мой размер, но хоть что-то, я убрал свои вещи в кабину на место пассажира и, подняв окно, а тут удобно было, как на полуторках оно поднималось и не видно было пулевого отверстия, погнал дальше. Стрелял я из немецкого карабина, для опытного уха различить можно легко, так что если кто и услышит, то не сильно насторожится, свои стреляют. Ну, а устроившись в грузовике и запустив движок, я погнал в сторону Гомеля. Оказалось, склад боеприпасов находился на его окраине, где склады имелись.

Пропуск был только туда, а мне в Гомель не нужно, поэтому погнал в другую сторону, уйдя с трассы на просёлок. Карты тут тоже заполучить не удалось, ехал куда глаза глядят, можно сказать, да куда стрелка компаса указывает. На главные дороги не выезжал, всё лесными да пару раз полевыми, и часам к одиннадцати подъехал к разрушенному мостику. Немцы его не использовали, а наши уничтожили. Причём довольно оригинальным способом, загнали танк Т-28, опоры под его весом рухнули, и тот застрял в ручье. Танк взорвали и ушли. С той стороны брошенная техника осталась. Могу предположить – тут колонна наших войск шла, а когда мост под танком не выдержал, бросили всё с той стороны, перебрались на эту и пешком дальше ушли. Причём машины колонны стояли на вид целые, похоже, ничего с них не снимали, и, возможно, год те простояли тут, о чём немцам до сих пор неизвестно. А ведь до трассы Гомель – Брест было километров двадцать, но, видимо, тут у них интереса нет, вблизи деревенские не жили, возможно, знали о разрушении моста и тоже не появлялись. Свежих следов я не заметил.

Сидеть в грузовичке и гадать я не стал. Возвращаться тоже не собирался. С той стороны техники хватало, можно выбрать себе какую, даже, кажется, за корпусами грузовиков видно ствол пушки и часть башни танка. Т-26, как я вижу. В баке трофейного грузовика две трети топлива. Не так и далеко я уехал, а водитель, заправив машину, ещё и канистру полную взял. Она за кабиной в специальном держателе была, я проверил. Странно, конечно, и неожиданно вот так в глуши найти брошенную колонну, но чего только не случалось за время войны, и не такое могло быть. Бензин есть, поискать машину с той стороны, и можно ехать дальше. Правда, есть один нюанс, найти исправную машину будет сложно. Про антифриз тут и не слышали, заливали в радиаторы воду, а зимой та замёрзла, лёд распёр трубки и швы, и всё потекло. По сути за зиму техника пришла в негодность. Ремонт их спасёт, я бы взялся, имея нужные инструменты и материал, но где их взять? Ремонтных летучек я не вижу, обычные грузовики, крытые и нет, вроде даже пушки были. Там с десяток грузовиков, кроны деревьев их скрывают, с воздуха не видно. Однако всё же починить какую машину, используя запчасти с других грузовиков той же модели, вполне возможно, проводя визуальную дефектовку, дальше заправить и ехать. И вообще стоит посмотреть, что там брошено.

Грузовик уже пару минут стоял заглушённый, когда я отошёл от него и, прихватив карабин, спустился с обрыва и по обгорелым бортам танка, от разрыва боекомплекта его корпус разошёлся по швам, перебрался на другой берег. Поднявшись, вышел на дорогу и медленно двигался по обочине, рассматривая технику. Было шесть полуторок плюс ААА со счетверённым пулемётом в кузове, семь ЗИСов, один в комплектации заправщика, и ещё один из них – санитарный автобус. Два Т-26 и БТ-2 в пушечном варианте. Пулемёты у танков сняты. У машин разного армейского имущества разбросано немало, часть были покрыты прошлогодними листьями. Ценное найти можно было, в некоторых машинах ящики, с патронами и снарядами по маркировкам, но продуктов не было, всё зверьё растащило. Надо ящики поворочать, может, консервы найдутся? Потом поищем, а сейчас осмотрим технику и выберем машину.

Остановился я на полуторке с зениткой в кузове. Самое то, и залп из него страшный. Я проверил, пулемёты в порядке. Правда, брезентовые ленты, что были снаряжены, а та в полном боевом находилась, после зимы доверия у меня не вызывали. Я тут же нашёл другие сухие ленты, снаряженные, и перезарядил зенитку. Полчаса ушло на это, но пулемёты готовы к стрельбе. Я поставил установку на стопор, чтобы при движении её не мотало, и осмотрел саму машину. Первичный осмотр дал понять, что не так всё и плохо. Радиатор цел, это самое главное, а трубки поджать проблем не было. До самого вечера я тут возился, поев консервов, вещи все перенёс, а потом с ведром, тут же нашёл, бегал к речке и заправлял машину. Потекло на землю, есть утечка. Ладно, устранил обнаруженную утечку и больше не обнаружил. Дальше залил бензин в бак, полканистры вылил, тут протечек изначально не было, хотя бак был подозрительно пуст, видимо, наши, бросая машины, всё тут слили. Ну и, покрутив кривым стартером, со второй попытки завёл машину, давая возможность ей немного потарахтеть. Развернув грузовичок, я выгнал его на дорогу и, объехав брошенную колонну, поставил на дороге за ней. Туда все вещи перенёс и в бак слил бензин с трофейного грузовичка, всё до капли.

Танки я тоже осмотрел. Ремонт и их спасёт, а один Т-26 хоть сейчас использовать можно. Прицел и затвор на месте, двигатель почти в порядке, выгоняй к дороге и веди огонь. Боекомплект полный. Хм, а интересная идея. Слегка пошуметь из карабина, чтобы немцы выслали на место происшествия солдат, и встретить их зениткой. Горячий привет будет. Надо подумать. Раз решил громко заявить о себе, то стоит подобное провернуть. Ещё, что меня озадачило, уж больно удачно эта колонна встретилась, найти бойцов, вон из плена освободить, и отличная рейдовая группа получится. Три танка, с пяток грузовиков, автобус и бензоцистерна, снаряды и патроны есть, а бензин и у немцев добыть можно. Да, это то, что можно использовать на полную. И хочется, и колется. Хм, а почему бы нет? Задержусь.

Из личного оружия два немецких карабина вместе с подсумками и патронами, четыре гранаты, парабеллум и мой наган. Не густо. Правда, зенитка есть, но её к личному оружию особо не причислишь. Оружия в колонне не было, я все кабины осмотрел, все танки, всё забрали. А может, какие окруженцы сюда выбирались и подчистили остальное? Может и такое быть, не знаю. Однако прикинув все расклады, я стал действовать, уж решил так решил. Скинул свою гражданскую одежду, убрал под сиденье грузовичка и надел комбинезон танкиста, найденный в одном из Т-26, он мне по размеру был. Шлемофон также нашёл, видимо запасной, старый, слегка потасканный, но зато мой размер. Перепоясался ремнём унтера с кобурой пистолета, оба карабина тут же были, пару ящиков патронов к пулемёту закинул в кузов, нашёл шесть ящиков с минами в одном из грузовиков, в сорок первом большая редкость, противопехотные, тоже один ящик взял. Гранат не было, жаль, но ничего. Только после этого я покатил дальше по той же дороге. С километр проехал, и вот неожиданность, первый же встреченный мостик через ручей, такой же, как позади, был сожжён. Теперь ясно, почему немцы этой дорогой не пользовались, увидели, что на второстепенной дороге мост уничтожен, и не стали ею пользоваться, наверняка на картах указали как непроходимую.

Заглушив двигатель рядом с обрывом, я выбрался наружу и, осмотрев берега, задумался. Конечно, обгорелые пеньки свай – это проблема, но если приложить руки, то мост восстановить возможно. Берега топкие, но, может, в другом месте есть брод? Оставив машину, я пробежался по берегу в одну сторону, потом во вторую. Нет, мост стоял в самом удачном месте. Его точно нужно восстанавливать, да покрепче, чтобы танки могли пройти. Раз мне судьба подкинула такую колонну с техникой, я разве откажусь? Ведь шикарные перспективы использования вырисовываются, и не хотелось бы всё бросить, махнуть рукой и дальше бежать. Я хотел на базе этой техники и вооружения сформировать мобильный партизанский отряд. Пусть в колонне и не было пушек, танки вполне их заменят. И ещё, я пулемёты нашёл. Именно так, спускаясь по ручью, обнаружил башню танка, что торчала из воды. Это был ещё один Т-26. Его явно туда специально загнали, чтобы утопить. Я не поленился, разделся и понырял, и вытащил два пулемёта ДТ. Даже нашёл внутри к ним сошки, да и диски вытащил, всего три десятка нашёл. Патронов не было, то есть часть дисков пусты, но я всё у грузовичка вытер, даже смазал маслом. Банка с оружейным маслом была мной найдена у колонны. Всё протёр насухо, разрядил, а чуть позже снарядил свежими патронами из цинка, так что у меня теперь два пулемёта было. По одному на танк, а пока в пехоте поработают, вполне нормально.

Оставив грузовик на месте, я забрал один карабин, один пулемёт с пятью дисками, свой сидор, в котором в основном банки консервов были, это если пленных освобожу, чтобы было чем кормить, взял две противопехотные мины, явно переделанные из обычных миномётных ротных мин, и, перебравшись через ручей, энергичным шагом направился дальше. К дороге на Брест выйти не успел, окончательно стемнело, и так вечер был, пришлось заночевать.

Утром я уже был у дороги и, поглядывая на неё, отходил подальше. Связываться с немцами у поворота на тот сожжённый мост и где была укрыта колонна, до неё километров двадцать было, я не хотел, поэтому предпочитал идти дальше. Подходящее место для засады я поискал чуть позже, ближе к обеду. Тут спуск был, и внизу машины притормаживали, кочки и ямы. Дорога разбитая была, отличное место для засады. Замаскировав лёжку, я стал выискивать такую машину, чтобы мне могла подойти. Выстрел должен был быть сделан аккуратно, чтобы форму не попортить, она мне нужна будет.

К сожалению, если машины и были, то или в группе, или на дороге кто был и мешал мне работать. Как будто рок какой. Подозрительно такое оживление на ней. Через два часа ожидания полицаи на двух телегах прогнали группу военнопленных. Полицаев девять было, пленных с три десятка. Брели куда-то в сторону Гомеля. По инструментам в телегах можно подумать, что те работать будут где-то на каменоломнях, там кирки были, ну или дорогу ремонтировать. Только что-то поздно их гонят, вечер скоро. Возможно, один участок закончили, и их перегоняют на другой. Но если те дорогу ремонтировали, то место, где я лежал и где вся дорога в ухабах, это самое то для них. Однако нет, прошли этот овраг и ушли дальше. И стрелять нельзя, дорога была излишне оживлённой. Я даже подумывал сторонкой проследить за ними, те заморённые бойцы вполне мне подходили, хотя ни петлиц, ни знаков различий у них не было, всё спорото. Превратили в серую массу пленных. Этих бойцов, конечно, откармливать надо, чтобы силы восстановили, на это время и припасы нужны, однако если бы оно у меня было, освободить бы попытался. Но тут возможности нет. Слишком дорога плотно забита. Разъездились гады.

Вот ближе к вечеру, я как раз успел поужинать, моё внимание привлёк рёв дизельного движка и характерное лязганье гусениц. Я даже шлемофон стянул с головы и прислушался. Да быть не может. Вскоре наверху показалась характерная морда «сушки», это была советская самоходка со стодвадцатидвухмиллиметровой гаубицей, которая, лязгая гусеницами и ревя движком, двигалась в немецкий тыл. По антенне и пустой турели зенитного пулемёта было ясно, что машина командирская. Судя по двум немецким солдатам, что устроились на её броне, а также по грузовику, что следовал неторопливо за ними, немцы перегоняли трофей. Как интересно. Причём ещё больше интересует то, что не перегоняют по железной дороге. Она тут недалеко, километрах в двух, иногда слышны свистки паровозов и шумы проходящих составов. У меня тут могло быть только одно объяснение, самоходку перегоняют куда-то недалеко. Может, тут есть полигон, испытать хотят? Машина эта не новая, скоро полгода будет, как идёт выпуск, уже были захваченные экземпляры, где на ходу, а где нет, поэтому ажиотажа с захватом новой техники, чтобы отправить её в Германию на изучение, быть не может. Скорее всего, это местное командование хочет посмотреть, что та собой представляет. Провести её испытания армейского уровня. Может, что ещё было, но что-то другое в голову не приходит. Если даже рембат где-то тут недалеко расположен и машину гонят туда, то что-то далековато от фронта, километрах в шестидесяти тот находится.

Естественно, тут я не мог не заинтересоваться. Поэтому проследил, как машина легко спустилась и, преодолев подъём, двигается дальше. Многие водители встречных машин приветливо сигналили, я стал сторонкой следовать за самоходкой. Приходилось почти бежать, но я поспевал. Кстати, выяснил, почему железная дорога так пуста и редкие шумы составов мало слышны. А там мост уничтожен через речку был железнодорожный. Тут или диверсанты поработали, или авиация. Близко я не подходил, а бинокля, чтобы рассмотреть, у меня не было. Теперь понятно то странное оживление на дороге. Пока идёт ремонт, всё перебрасывается автотранспортом. Оттого и самоходку также своим ходом гнали. Вот только как бы её перехватить, уж больно она меня интересовала. Хм, а в кузове сзади тент был откинут, и там с краю у заднего борта сидели два солдата, держа карабины между ног, те стояли прикладом в пол. Характерно так сидят, и внимание не наружу, а в кузов. Готов часы свои наручные поставить, в грузовике везут экипаж самоходки. У автомобильного моста, километрах в двух от железнодорожного, того самого, где одна из двух ферм в воду сброшена и бык повержен, имелась пробка. И не маленькая. Регулировщик пропускал технику с той стороны, мост узким был, причём солидную колонну, отчего собралась немалая пробка с нашей стороны.

А это шанс, тут два пути. Первый, подскочить и ликвидировать двух солдат в кузове, если возможно, то незаметно, используя мой самодельный глушитель из полотенца. Наган вообще оружие не такое и громкое, а при дополнительной защите есть шанс сделать ещё тише. Движок самоходки заглушили, оба немца, что на броне ехали, спрыгнули и ноги разминают, мехвод выбрался, тоже немец, но те, что в кузове сидели, так и продолжали сидеть. Второй путь: есть шанс, пока они стоят, в стороне перебраться через реку и снова сесть им на хвост, а потом отбить. Правда, у моста охрана и шесть зениток, слишком немцев много для первого способа, я бы сказал самоубийственного, а вот второй, он, конечно, более действенный и, возможно, даже рабочий. Тут только одна проблема: перебравшись через реку, я оставлю эту водную преграду между мной и той колонной, которую я планировал в полной мере использовать. Однако самоходчики почти что танкисты, они бы мне помогли восстановить технику, всё же специально подготовленные к этому люди. И ещё, если действительно в машине перевозят экипаж, то перегоном в Германию на изучение тут и не пахнет. Скорее всего, полигон. А потом будут вести обстрел самоходки из пушек разных калибров, чтобы местные артиллеристы нашли способы борьбы с ней. А что, посадили внутрь экипаж и приказали – нужно доехать до той точки, а дальше обстрел. У немцев это практикуется. В моём мире потом даже фильмы были сняты похожие. Там наши вроде как сбежать смогли. Правда, потом всё равно погибли. Не помню, как фильм называется, но точно снят был, и дело было с «тридцатьчетвёркой».

Тут я услышал гудение, и немцы у моста засуетились, многие бросились врассыпную. Причём двое конвоиров тоже. Присмотревшись, я обнаружил, что к нам приближается девятка «пешек», наших пикирующих бомбардировщиков, и шли те как по прямой нитке к мосту, что находился примерно в километре от меня. Ближе я опасался подходить, мало ли засекут. А тут такой шанс, конечно, лезть под свои бомбы – это опасно, но другого способа у меня не будет. Ведь даже конвойные из грузовика попрыгали и сбежали. Поэтому, когда первая «пешка», клюнув носом и ревя, понеслась к мосту, я, подхватив вещи, рванул к машине. При этом на ходу сменил шлемофон, что убрал в карман комбеза, на характерное немецкое кепи. Сейчас именно тот момент, когда все немцы лежат, уткнувшись лицом в траву, ну кроме зенитчиков, что бешено лупят по нашим бомбардировщикам, так что шанс добежать и остаться незамеченным в такой неразберихе при бомбёжке немалый. Даже если засекут и опознают, что я русский, то максимум обстреляют из личного оружия, да и не все его прихватили. А при бомбёжке такие одиночные выстрелы основной массой вряд ли замечены будут. Не, точно шансы немалые. Потому я и рванул к тому грузовику, где пленные должны быть. Это моё предположение, а не уверенность.

Ха, меня так и не засекли, и я подбежал к заднему борту грузовика. Мельком заглянув, я убедился, что в кузове сидело пятеро бойцов в синих комбинезонах танкистов, трое в шлемофонах, двое без, крепко связанные, и двое сейчас активно, зубами, старались развязать соседей. Мое появление те заметили, вздрогнули и вытаращили глаза, обнаружив меня. Забросив вещи в кузов, я залез следом и стал громко объясняться, чтобы меня не заглушала бомбёжка, от которой грузовик ходил ходуном. Бомбили тот берег, били по скоплению техники, этот берег и сам мост. Зенитки уже молчали, та первая «пешка» поработала по ним. Так вот, я прокричал:

– Кто командир?! – и, заметив, что один самоходчик дёрнулся, подобравшись ближе, крикнул тому в ухо: – Поступаете в моё распоряжение – майора К.! Всё ясно?

Тот кивнул, и я стал ножом резать верёвки, быстро осматривая кузов. И первая неприятность. Весь боекомплект самоходки, а также зенитный пулемёт, находились тут, аккуратно складированы у кабины. Только личного оружия экипажа я не наблюдал. Я же продолжал говорить:

– Значит, так, бойцы. Сейчас берёте по выстрелу к пушке, думаю, втроём три выстрела унесёте. Бегом к своей машине, забираетесь внутрь и двигаетесь вдоль берега в сторону железнодорожного моста. У вас три выстрела. Два по ремонтному поезду нанесёте. Третий по уцелевшей ферме моста. Нужно нанести железнодорожному мосту как можно большие повреждения. Всё ясно? Потом возвращаетесь вдоль железки в сторону Гомеля, я вас там встречу. Теперь личное оружие. Выдаю пока две единицы. Работаем быстро, пока наши не улетели.

Что хорошо, этот берег уже отработали, нас в конце колонны почти и не задели, но остальная техника горела, маскируя дорогу дымами и позволяя нам действовать. Передав командиру парабеллум, а одному из бойцов карабин и ремень с подсумками, там и штык-нож висел, остальным по трофейной гранате, я также выдал каждому по банке с овощами. Мол, выполните задание, поедите, силу нужно восстанавливать, а то видно, что голодные. Ещё на ремне фляжка висела, пить, видать, тоже хотели, но пока не до неё. Время утекало. Дальше бойцы, отобрав по выстрелу, действительно три выбрали, следом за мной спрыгнули с кузова и побежали к самоходке. Люки были открыты. Они быстро исчезли внутри, а я, устроившись в кабине грузовичка и запустив движок, развернул его и погнал по дороге обратно. А вот самоходка уверенно поползла в сторону моста. Что ещё приятным бонусом было, так это то, что в кузове полная бочка солярки имелась. Я успел похлопать по бокам, определил уже, непочатая.

То, что самоходка разворачивается, выпуская с кормы клубы плохо пригоревшей солярки, а потом, покачиваясь на рытвинах поля, катит напрямую в сторону железнодорожного моста, я видел отчётливо. Молодцы парни, действуют как я сказал. Познакомиться мы не успели, всё из-за того же лимита времени, но если операция пройдёт нормально, то познакомимся, а сейчас мне нужно подготовить операцию прикрытия. Немцы будут искать самоходку, ну ещё бы, поэтому нужно сделать так, чтобы искать перестали, поверив в её гибель. Например, экипаж самостоятельно затопил её и пешком сейчас где-то пробирается к линии фронта, опасаясь каждой тени. Уходят следы гусениц в воду речки, и всё, значит, та на дне. А по следам они иначе её быстро найдут. Так что нужно найти место, где можно машину утопить. А в ночной темноте добраться на этом грузовике уже к месту, где та колонна стоит. Точнее, до сожжённого моста с зениткой рядом. Кстати, саму зенитку, перед тем как уйти, я спрятал, а то мало ли кто к мосту выйдет и сразу увидит её с той стороны. Замаскировал в кустарнике. А самоходку лучше действительно спрятать пока, а то она своими гусеницами, а точнее, следами, которые сложно замаскировать, может навести немцев. Проще спрятать её где-то там, где будет имитация гибели, ветками забросать, чтобы не найти было, забрать экипаж и пока колонной заняться, а когда всё будет готово, можно и за ней заехать. Тяжёлое орудие нам всегда пригодится. Жаль только, зарядов к орудию было маловато, я так думаю, полбоекомплекта. Когда немцы захватили самоходку, та успела пострелять.

Мои размышления переключились с самоходчиков на летунов. Мы успели всё сделать, пока те два захода сделали, вон колонна у моста ещё видна была, хорошо там «пешки» поработали, но вынырнувшие из-за облака пара «мессеров» атаковали замыкающий бомбардировщик, тот и так дымил одним мотором, а тут ещё эти охотники. А это точно они, по повадкам было видно. Самолёт почти сразу пошёл вниз, объятый пламенем. Его покинуло двое, и почти сразу распустились парашюты, а вскоре и третий появился. Я даже вздохнул с облегчением, продолжая переключать коробку передач и гнать на грузовике, поглядывая как на дорогу, так и в небо. Наши не так и далеко успели удалиться от моста, думаю, успею. Главное, чтобы немцы, что поближе были, не вмешались. А пара после удачной атаки стала подниматься выше и преследовать сомкнувшийся строй, парашютисты их не заинтересовали, выпрыгнули рядом с дорогой, наземные войска примут. Я же решил этого не дать сделать, потому и гнал как сумасшедший и, к счастью, успел.

Те двое, что первыми выпрыгнули, совершили посадку в полукилометре друг от друга, а я свернул с дороги и по полю погнал к первому летуну. Тот видел мчащийся к нему немецкий грузовик и торопливо выпутывался из ременной системы, чтобы сбросить её, и лапал кобуру. Мне понравилось то, что сдаваться в плен он не собирался. Пришлось снова нахлобучить на голову шлемофон, на ходу открыть дверь и, выбравшись, помахать рукой. Расстояние уже было невелико, и я рассмотрел удивлённое лицо молоденького паренька, что изумлённо таращился на меня. Но уже не смотрел зверем. Подкатив, я крикнул ему:

– Быстро в кузов, там пулемёт!

Боец кивнул, судя по треугольникам в петлицах, это был сержант, скорее всего борт-стрелок, собрал купол парашюта в обе руки, добежал до задка грузовика и, забросив парашют, стал на ходу залезать сам, так как я уже тронулся с места и погнал дальше. Была причина поторопиться, с дороги ко второму летуну двигалось ещё две машины, тоже грузовики. Какие-то интенданты хотели геройство показать. Только я был первый. А тот видел непонятное у грузовика, но и тут я вылез на подножку и помахал рукой. Так что тот тоже рыбкой нырнул в кузов к напарнику, не забыв парашют. А я, развернувшись, покатил навстречу тем грузовикам. Я уже видел, всего несколько солдат там было, а мне бензин был нужен. Остановившись и заглушив двигатель – рёв моторов обоих грузовиков приближался, – я встал так, чтобы не было видно, как я покидаю машину и иду к кузову. Встав у борта, я сказал:

– Значит, так, бойцы. К нам два грузовика подъезжают. В каждой кабине по двое, что в кузовах не вижу, крытые, но машины порожняком идут, видать интенданты, думаю, кузова пустые. Немцев в расход, собираем оружие, документы и сливаем бензин, он нужен. Потом едем выручать ещё одного из ваших. Думаю, его уже немцы приняли, отобьём. А сейчас меняемся оружием, всё же ДТ мне более знаком. Держите карабин, прикроете.

Этот карабин водителя я нашёл в зажимах у сиденья, немец про него забыл, когда убегал, а я, покидая машину, достал. Передав его второму летуну, принял пулемёт, бойцы тоже покинули кузов, и, выйдя из-за грузовика, я дал навскидку две короткие очереди, что пересекли лобовые стёкла обоих грузовиков. Они не друг за другом ехали, тут дорог не было, одна трава вокруг, целина, удобно двигались, рядом друг с другом. Дальше, держа медленно останавливающиеся грузовики на прицеле, я велел летунам осмотреть машины, добить раненых, если они есть. Особое внимание к кузовам, если что, прикрою. Однако, как я и думал, те пустые были. Поэтому собирали оружие, документы и всю мелочёвку по карманам, часы с немцев я тоже приказал снять, как и обувь и некоторые уцелевшие комплекты формы, ремни. Дальше слили бензин в бак моего грузовика и в три канистры. Это всё, что было найдено в грузовиках. Прострелив грузовикам двигатели, я устроился в кабине, а летуны в кузове, пулемёт остался им. Мы за это время успели познакомиться. Сержант Завьялов – стрелок-радист, потом штурман, младший лейтенант Гаимов, а их командир последним покидал горевшую машину. Он старлеем был, командиром звена. А узнав, что я майор К., они были удивлены и поражены, приняв как должное моё сообщение, что я формирую новую группу для действий в тылу противника. Летом прошлого года о моих приключениях немало было написано, и они их читали, зачитывали до дыр, можно сказать. Сами так сказали. И кстати, пока мы работали, я слышал далёкие гулкие выстрелы гаубицы, самоходка у железнодорожного моста работала и, судя по поднявшимся там дымам, работу свою сделала. Ремонтный поезд повредила и подожгла, ну и по мосту, надеюсь, выстрелила. Три выстрела было, я считал. Сама самоходка должна была работать вне пределов дальности охраны и зениток у моста, хотя и прямой наводкой. Отстрелялась из укрытия, развернулась и двинула вдоль путей. Теперь нужно её перехватить. Как мы и договорились.

Выезжая обратно на дорогу, я положил шлемофон рядом на сиденье, его наличие выдавало мою принадлежность к советским танкистам, а находясь в одном комбезе и немецком кепи, я особо внимания не привлекал. Водители имели ремонтные комбезы, вполне мог один такой ездить в нём. У немецких интендантов, а там был офицер, забрал, кроме оружия, которым перепоясался – кобура с пистолетом теперь снова на боку, – планшетку и бинокль. Поднявшись на небольшую возвышенность, не обращая внимания на столб дыма, там догорали обломки самолёта, больше наблюдал, как к одному из грузовиков ведут командира экипажа «пешки». Остановился я на обочине, чтобы не мешать движению. Да и не было его теперь, мост-то уничтожили, выполнили задание. А летуны тент сзади опустили, чтобы их не видно было, стереглись. У нас теперь было ещё три карабина, пистолет и автомат офицера. Это пока всё.

Запомнив, в какую машину посадили летуна – ха, его даже не связали, туда также забрался один солдат, – я включил скорость, мотор работал на холостых, и стал спускаться. Как я и думал, тот грузовик, что нам нужен, поехал не к мосту, а в другую сторону, а вскоре вообще свернул к железной дороге, где был переезд. Удачно. Удачно было ещё то, что за тем грузовиком повернул ещё один, и они вдвоём покатили туда. Я тоже повернул и, проехав метров триста, остановился, после чего быстро покинул кабину и сообщил пассажирам:

– Значит, так, парни, слушаем меня, как мы будем действовать. Я обгоняю грузовики, и когда, сигналя, попробую их остановить, вклинившись между грузовиками, а вы увидите перед собой кабину второго грузовика, и по моему сигналу, это будут выстрелы из пистолета, уничтожаете личным оружием тех двух, что в кабине будут сидеть. Используйте пистолеты, там расстояние небольшое будет, метров пять. Надеюсь, при движении и тряске не промахнётесь. Весь магазин выпустите. Старайтесь тяжёлое вооружение не использовать, машины гружёные с той стороны моста, возможно, боеприпасы. Ещё учтите, что в кузове того грузовика, который вы обстреляете, сидят также два солдата. С помощью пулемёта держите грузовик на прицеле, как он остановится, из пулемёта срежете тех двух. Там по ситуации. И постарайтесь машину не повредить. Она нам может пригодиться. Водить кто может?

– Оба умеем, – приглянулись те.

– Отлично, значит, водители у меня уже есть.

Догнав немцев, я пристроился за концевой машиной, там какие-то ящики были, тент не завязан был, изредка его ветром поднимало и било по борту, и можно рассмотреть, что внутри. Кстати, и в первом грузовике тоже ящики были. Места свободного там не так и много, но посадить старлея и устроить напротив одного солдата было вполне реально. До переезда я не успел подловить их, пришлось проехать и дальше. Отъехав километра на два, приступил к операции. А те, похоже, к станции и селу ехали, что дальше по железной дороге находились, я по карте посмотрел, тут прямой путь был, поэтому догнал их и нагло вклинился между грузовиками. После чего, открыв дверь и встав на подножку, я сделал два выстрела в грудь того солдата, что старлея охранял. Летун аж глаза вытаращил, но не оплошал, за оружием потянулся. Кстати, ящики я опознал, это продовольствие привозили. Ну да, вон в глубине видны мешки с разными припасами. После моих выстрелов зачастили выстрелы из кузова, и тот грузовик, что сзади ехал, стал уходить на обочину, явно неуправляемый, а я стал обгонять грузовик, что вполне удавалось, тот тяжелее, мой-то полегче будет. На попытку сбросить меня с дороги я только усмехнулся, тут поля, обрывов нет, съехал на обочину, и всё, продолжал обгонять. Прицелившись, я выстрелил в водителя, прямо через кабину наугад, чтобы припасы в кузове не пострадали и он останавливаться начал. Я тоже притормозил и установил машину рядом, выскочил, после чего упал на землю и прострелил ногу тому немцу, что пассажиром в кабине ехал, тот как раз кабину покидал, вооружившись, а когда он упал, добавил в голову. Старлей вооружился тем карабином, что у охранника забрал, и подскочил ко мне, его экипаж уже сообщил, кто я. Радостно облапав меня и поблагодарив, он стал помогать. Пока штурман осваивался в кабине грузовика, я забрал один из карабинов и выстрелил. Да те двое солдат, что на второй машине ехали, укрываясь за её корпусом, начали обстрел, портя припасы, что сильно бесило, так что я прицельно выстрелил. Укрывались за корпусом те хорошо, но я по ногам бил, у одного видно было. Попал отлично, тот свалился, и вторым выстрелом погасил его. И тут же скомандовал старлею и сержанту:

– Летуны, вооружитесь карабинами и обходите оставшегося немца по флангам. Кому он откроется, стреляйте. Машина мне целая нужна. Потом старлей в кабину, не забудьте трофеи собрать. Сапоги обязательно, пленных наших будем освобождать, а там половина босиком или в самодельных чунях, так что обувь нужна, как и оружие. Сержант потом с пулемётом ко мне в кузов. Всем всё ясно? Действуйте. А я пока постою тут, не дам немцу прицельно стрелять и припасы портить. Разбежались.

Выстрелить тому я действительно не дал и даже ранил в локоть, а потом в корпус, когда тот от неожиданности выглянул, согнувшись от болевого шока. Старлей сразу к машине побежал, стал собирать трофеи и в машину грузить. А мы с сержантом закончили и, развернувшись, покатили обратно, штурман за мной пристроился, а за ним и старлей на своём грузовике. Нам удалось захватить машины целыми, пусть кабины слегка пулями побиты, но это только вблизи рассмотреть можно. А припасы – это хорошо. Там у колонны и полевая кухня стояла, советская. Немцы до них охочи и активно эксплуатируют, свои-то на деревянных колёсах имеют, медленно передвигаются, так что наши стараются направлять в подвижные соединения, где важна скорость. Переезд мы проехали благополучно, тут никого не было, он необслуживаемый был, я это ещё в прошлый раз, когда мы его пересекали, отметил. Сразу за ним остановил машину, остальные прижались сзади и тоже встали, я заглушил двигатель, хотя стараюсь этого не делать, мало ли какие проблемы со стартером возникнут, но тут уклон был, подстраховался, и выбрался наружу, поправляя шлемофон на голове, что сменил на кепи.

Парни уже выглядывали, хотели понять, что происходит, а я, двинув к заднему борту, сообщил им:

– Наших подождём, я не один работал. Пока вы мост бомбили, моя самоходка железнодорожный обстреливала и ремонтный поезд. Вон, уже рёв движка слышно, сейчас появятся.

– Ясно, – за всех сказал старлей и, подойдя к нам, принял из рук штурмана свой ремень с кобурой и документы. У него их забрали, а штурман нашёл у пассажира в кабине своей машины, когда тело обыскивал.

Действительно, вскоре и самоходка появилась, сразу встав как вкопанная и поводя стволом, как будто я не знал, что боеприпаса у них нет. Я вышел и помахал шлемофоном над головой, так что та, взревев, продолжила движение, ей до нас ещё полтора километра, тут открытая местность была, разве что рельсы на высокой насыпи находились и с той стороны переезда наши грузовики уже не видно было. Хотя, может, верх и можно рассмотреть. Когда самоходка подкатила, летуны впечатлились, те думали, у меня тут что-то поменьше калибром, это, конечно, не сто пятьдесят два миллиметра, но тоже не слабо. Так вот, когда самоходка подкатила, я велел экипажу не глушить двигатель и собраться у неё, построившись, тут и познакомились. Машина действительно была командирская. Тут был командир батареи лейтенант Гвоздев, он и представил свой экипаж, да и объяснил, как они в плен попали. По дурости. Не своей, а полковника, которому подчинили их самоходно-артиллерийский полк. Тот приказал самоходкам атаковать на его участке. Приказ есть, пришлось выполнять, хотя комполка и пытался возражать, что это не их задачи. Но его сняли с командования и поставили другого командира, половина полка сгорела на пути, часть прорвались с пехотой на немецкие позиции, а потом немцы их выбили, подтянув резервы. Оставшиеся самоходки, их три штуки от всего полка уцелело, отошли обратно. Гвоздев это хорошо видел. А «сушка» Гвоздева застряла, провалилась в траншею и чуть на бок не легла. Ну и немцы предложили сдаться, деваться некуда было, самим не выбраться, так и оказались в плену, в котором два дня пробыли. Кстати, таких умников, как тот полковник, обычно наказывали, а за такие потери и вопиющую глупость, скорее всего, его ждёт трибунал. Их сразу после Нового года стали зажимать и давить, это я несколько рапортов о таких беспределах написал, и вот наконец проявили к этому интерес, ну и к политработникам, у которых была ранее полная власть. Отменили двоевластие, теперь только командиры могут распоряжаться в подразделении.

Закончив знакомство, я вооружил трофеями оставшихся бойцов, автомат отдал, их теперь два было, в колонне с припасами у офицера тоже автомат имелся, и ещё два карабина, ремни с подсумками, ну и два ранца на всех. Туда консервы сунули и пару фляжек. После чего я отдал приказ перевалить через железнодорожную насыпь и вернуться к той реке, где они мост обстреляли, Гвоздев доложился, промахов не было, два фугаса в ремонтный поезд и один в ферму моста. Ту, что уцелела после бомбёжки, хотя особых повреждений и не было, фугас есть фугас, покривило железо, но не более, однако чинить тоже потребуется. Только вот нечем, один фугас был пущен в платформу с краном, отчего тот рухнул, а второй – в вагон с разным инструментом, включая баллоны для сварки. Там изрядно полыхнуло и полыхало до сих пор. Объяснил им, что отгоняем самоходку к реке и оставляем явные следы, как та уходит в воду, потом по мелководью отгоняем её подальше и там маскируем. И уже на грузовиках двигаемся к моей колонне, ремонтируем мост и приводим технику в порядок. Не дали мне в Москве возможности провести рейды на экспериментальной технике, а я всё равно в рейд ухожу воевать, хотя и с техникой, собранной там-сям.

Пока Гвоздев докладывал, его экипаж в самоходку семь зарядов успел погрузить. На большее времени не было. Мы погрузились на машины, самоходка пошла отдельно, я на карте показал Гвоздеву, куда нужно двигаться, и пока он догонял нас, мы добрались до реки километрах в пяти от моста и нашли отличную песчаную косу. Когда самоходка подошла, мы загнали её в воду, тут песчаное дно, и дальше она, поднявшись по течению на два километра, дальше нельзя, там деревня на берегу стоит, заехала в кустарник. К сожалению, деревьев тут не было. Тут же замаскировали саму машину ветками этого кустарника, и следы выхода из воды. Оставшийся боекомплект перегрузили в машину, часть солярки слили, так-то баки почти полные были, после чего заперли, ключ у меня был, и покатили к колонне. По поводу ключа, я его нашёл там же, где и танковые пулемёты. Понырял внутри затопленного танка и нашёл на положенном месте, в кармашке на спинке сиденья командира, поэтому ключ у меня имелся. А по пути мы встретили ту же колонну военнопленных, в этот раз полицаи их гнали обратно. На дороге паника была, туда-сюда посыльные носились, фельджандармы, о самоходке уже известно, искали, но я на них не обращал внимания, немецкая пилотка на голове, вооружён, документы имею. Да и не останавливали те никого, искали-то советскую бронетехнику, вон уже и поисковый самолёт в воздухе появился, тоже ищет. По следам, думаю, найдёт. Так что я и два водителя на виду, а остальные все спрятаны в кузове, и их не видно.

Так вот, обнаружив пленных, те навстречу шли, переезд мы уже проехали и на трассу вышли, я остановил машину и, подойдя к водителям, следующим за мной, описал, куда им нужно ехать и что делать. Сейчас они меня демаскировали. Так что те сразу стронулись и поехали дальше. Летуны, что сидели за рулём, накинули сверху наименее пострадавшие немецкие френчи и пилотки, и их было не отличить от солдат вермахта. Я же проехал дальше, от наших вдали только пыль столбом, где и остановил машину. Я вышел из кабины и, остановив колонну, обратился к полицаям на вполне неплохом русском языке с лёгким акцентом:

– Камрады, нужно чинить мостик. Машина не проходить. Сейчас.

– Но, господин офицер, у нас задание направить этих свиней на ремонт автомобильного моста, – пытался оправдаться старший, ну и увильнуть от лишней работы, но получил от меня хлёсткую пощёчину и выговор.

– Я унтер-офицер, свинья, научись разбирать звания победоносной армии великой Германии. С вашим начальством я всё решу. Вперёд. Вон тот поворот и дальше дорога до леса, где сейчас едут два наших грузовика. Там мост, его нужно починить.

– Да, господин унтер-офицер.

Всё висело на волоске, стоит приглядеться, и он поймёт, что что-то не так, да и несло от него перегаром, как и от остальных. Я брезгливо кривился и помахивал рукой у лица, вроде как отгонял неприятный запах. После чего повторил приказ и, вернувшись в машину, стронул её с места и покатил дольше. Я доехал до поворота, свернул, посмотрел на трассу и с радостью убедился, что полицаи ведут пленных за мной. А я вскоре добрались до леса. Загнав машину подальше по дороге, где два других грузовика стояло, и вооружившись, мы вернулись к опушке. Как только полицаи пригонят сюда военнопленных, нужно сразу их взять на прицел и вынудить сдаться, и потом по законам военного времени. Но тихо, через петлю, шуметь я запретил, только в крайнем случае, да и сделаю это сам, полотенце и наган были при мне. Это потише будет.

Всё вышло почти так, как я и спланировал. Когда мы вышли навстречу полицаям, а они разделились, по одному с боков от колонны шли, трое спереди, и телеги сзади, это чтобы пленные дёру не дали, так что мы, выйдя с разных сторон, держали их на прицеле. Мёртвых зон не было. А пулемёт в руках одного из самоходчиков ясно демонстрировал, что лучше согласиться и сдаться. Да и не стали играть героев, ну кроме старшего, видимо, грехов на нём немало было, тот раскидал штурмана и двух парней самоходчиков, что его скрутить пытались, пришлось мне подойти, приставить к уху ствол и выстрелить. Убрав таким образом самого буйного, готового подбить остальных к сопротивлению и побегу, я окончательно деморализовал остальных. Разоружили и обыскали тщательно. Ликвидировать их я пока не спешил, нужны рабочие руки, и эти откормленные ряхи помогут при починке моста, брёвна потаскают. Лошади теперь есть, тоже помощь изрядная. Так что их связали, верёвок на телегах хватало. Там же и пехотный ручной пулемёт нашли. ДП был. Правда, диск только один запасной имелся, да и патронов в запасе почти не было. Однако, к счастью, это не проблема, в колонне были машины с боеприпасами.

Идея с рейдовой группой была просто отличная, на мой взгляд, но тут такой облом я получил, что он мне изрядно подпортил настроение. И дело касалось не техники, железо в порядке. Двое суток шёл ремонт моста, и параллельно восстанавливалась техника из колонны, среди пленных оказалось семеро водителей и один механик. Пусть авиационный, но дело тот знал туго. Танки уже восстановили, причём все три, я тоже помогал, вооружили и сформировали экипажи, хотя профессиональных танкистов было всего двое. Они командовали. Я БТ себе взял, сформировав экипаж из добровольцев. Все уже в курсе, кто я такой, потому и работали с огромной самоотдачей, не только потому, что их из плена освободили. Девять машин уже в порядок привели, кухня активно работала, и пленные отъедались, особо припасов мы не жалели. Мосту уже настил начали делать, когда прибежал часовой. У нас гости. Я пообщался и узнал, это была глубинная разведка из Разведупра. У них своё задание, шли дальше, да привлёк в лесу шум работ, и вот разведали, и у них была радиостанция.

Я больше скажу, командир этой группы был в курсе того, что начались мои поиски, он уже сообщил, прямо днём, где меня обнаружили, и попытался провести захват. Мои бойцы не дали и охладили наглую разведку. Построив бойцов, я сообщил:

– Товарищи, к сожалению, правило сотрудников НКВД таково: был бы человек, а статья для него найдётся. Я работал в Москве, был танковым конструктором, та «сушка», на которой воюют наши самоходчики, это моя разработка, оба «исы» или другие самоходки – всё это моё. Однако меня решили убрать, и я вынужден был бежать. К врагам не хочу, к союзникам тем более, поэтому решил перебежать на оккупированные территории и воевать до конца их освобождения как умею, а умею я хорошо. Но, видите, тут произошла непредвиденность, меня вычислили и, скорее всего, прикажут ликвидировать. Поэтому я хочу уйти. Командование этой рейдовой манёвренной группой примет на себя лейтенант Гвоздев. Задачи я ему распишу, и после недолгого рейда вы прорвётесь к нашим, где и когда, это тоже сообщу, а я вынужден уходить. Ночью сюда сбросят ликвидаторов. Боюсь, с мостом до их появления мы закончить не успеем, из-за проблем со сваями и отсутствием досок и брёвен для настила, поэтому, скорее всего, вы с ними встретитесь. Прошу говорить всё честно. Они ищут меня, вы им не интересны. На этом всё, разойдись! Командиры, ко мне, буду ставить задачу.

Бойцы, переговариваясь, стали расходиться, злобно поглядывая на связанную разведку, только трое ушло, включая радиста, а командиры подошли ко мне. Старлея с «пешки» я назначил командиром хозвзвода. Должен же кто-то командовать тылами, а лучшей кандидатуры я не нашёл, так что оба грузовика с припасами и кухня, машины с боеприпасами и пустая цистерна – это его, кашевара среди пленных он сам нашёл. Его штурман стал командиром зенитки, сержант – наводчиком. Их всего двое на эту бандуру, причём младший лейтенант ещё и водитель. Мало народу, но хоть так. Сформировано было одно отделение бойцов, экипажи для танков, и подбирались водители для машин. Самоходчики пока не удел, их машина спрятана далеко. Вот я Гвоздева и поставил на должность командира. Молодой, амбиционный, этот вполне может справиться. Но долгий рейд я им не планирую, завязнут и дадут себя уничтожить. Поэтому несколько болезненных налётов, навели шорох, и побыстрее к нашим. Обстрелы самоходкой складов с боеприпасами на окраине Гомеля, карту лейтенанту я дал, перехват и уничтожение колонн, как в движении, так и из засады, мостов небольших, освобождение военнопленных, ну и захват топлива. А то у нас было километров на пятьдесят, после того как весь захваченный бензин поделили. Причём припасы перекинули в наши грузовики, немецкие бросали, водителей на них нет.

Получаса мне хватило, чтобы поставить задачи, прямо по карте, где были указаны цели, и пометил место, где можно перейти нашим. Я там сам переползал и местность знаю. Там даже грузовики пройдут, нужно только мостики подготовить, чтобы те через траншеи переезжали. А если с нашими с той стороны связаться, так ещё совместный удар с двух сторон можно организовать. Ну там лейтенант сам разберётся. расставив акценты на работу, я собрался, вещи свои, гражданскую одежду, припасов, оставив при себе комбез танкиста и шлемофон как память, из оружия только наган, а то остальным бойцам не хватало, десяток бойцов безоружными были, все водители на машинах. И, простившись, я покинул колонну и стал быстро уходить. Разведчиков Гвоздев часа через три развяжет, я далеко уже буду. Тот, конечно, может поиметь проблем, я предупредил, но он махнул рукой, за сдачу самоходки его и так трибунал ждёт, а если хорошо рейд проведёт, всё забудут, так что от него всё зависит, и он это отлично понимал.

Уйти мне удалось. Если сюда несколько групп ликвидаторов и сбросили, а бойцам я не врал, нельзя вернуть – уничтожить, то они меня потеряли. Я совершил глупость, ещё когда у наших был и испытывал к ним доверие, то сообщил, как тут оказался и где находится портал, даже по карте нарисовал. Ну примерно. С точностью до километра я не укажу, но какое болото, объяснить смог. Конечно, блокировать болото вряд ли получится, но вот то, что там меня будут ждать, уверен на все сто. Поэтому стоит потянуть время, пусть расслабятся, бдительность утратят, если, конечно, пересменка не будет, может, к себе внимание немцев привлекут и те там зачистки устроят. Меня всё устраивало, но требовалось время. С рейдовой группой у меня не получилось, а тут ах какие шикарные планы были, но раз такой облом, в одиночку поработаю. Лично я не против. А уходил я от разведки, которая вполне могла меня нагнать, сначала к дороге, где поймал машину. То есть подстрелил водителя из нагана и просто укатил, накинув его френч. Конечно, жандармы останавливали технику, два поста по дороге обнаружил, но мне их удалось проскочить. По путёвкам водитель и его сопровождающий ехали в сам Гомель, за стройматериалами. Мост-то автомобильный ремонтировать нужно, так что скобы и всё такое, что производилось в кузнях и мастерских Гомеля, было необходимо. Брёвна и доски для настила на месте делать будут, но крепежи нужны. А вот за Гомелем было то, что меня интересовало и куда я направлялся. Небольшой транспортный аэродром. На карте, которую я Гвоздеву передал, были и фронтовые, они у меня тоже в планах имелись, лейтенант при прорыве к нашим должен один посетить, издали постреляют технику из всего вооружения, что есть, и, не приближаясь, двинут дальше. Однако это фронтовые аэродромы, а тут именно транспортный, который обслуживал штаб армии, что держала тут оборону.

Машину я утопил и, неся трофеи – карабин водителя, автомат и пистолет офицера, что ехал в кабине, ранцы обоих и боеприпасы, – добрался до аэродрома. Всё так же по кустам двигался, не выходя на дорогу или какие другие открытые местности, и вот потихоньку, к наступлению темноты, успел добраться до места. С учётом того, что машину я утопил километрах в четырёх от аэродрома, идти не так и далеко было, но груза много, пришлось всё в два приёма переносить и укрывать у аэродрома. Потом подобрался ближе и в бинокль изучил местность. Ограды как таковой не было, полоса с колючей проволокой, на ней висели консервные банки, несколько пулемётных гнёзд, да патрули пару раз обходят территорию. На самом аэродроме всего один самолёт, где, подняв капот, возился единственный техник, занимаясь обслуживанием машины. На полноценный ремонт не похоже, и народу было бы больше, и инструментов, так что точно обслуживал. Думаю, сейчас закончит. Так и оказалось, закрыв капот, тот стал уносить инструменты в небольшой сарай, у которого стоял советский ЗИС-топливозаправщик, который немцы, видимо, использовали с той же целью.

Дождавшись полуночи, я вздремнул. К счастью, проснулся за пару часов до рассвета. Я аккуратно проделал проход, просто ветками поднял колючку, стараясь не потревожить банки, и перетащил вещи на территорию. Пропустив патруль, я в один приём перенёс все вещи к самолёту. В два не стал, опасался, что обнаружат. Вскрыть дверь удалось без проблем. Ручка торчала в двери, она вставная была, открыл и вытащил из проёма. Вот внутри уже постоянная имелась. Я осмотрел салон, это была грузопассажирская модель. Тут стояли два ряда пассажирских сидений у бортов, где имелись иллюминаторы, но также и отдельный багажный отсек в хвосте. Именно в салон я и убрал свои вещи. Сложил на сиденьях и пристегнул. Чтобы если кто заглянет в салон, не увидел их, как и меня. Теперь по поводу самого самолёта. Это была не «тётушка», тот самый транспортный «юнкерс», на который я, честно сказать, рассчитывал, но это и не «шторьх» был. Это была та машина, что в Германии эксплуатируют мало, а именно «дуглас». Причём новенький. Осмотрев его таблички, там дата обычно стоит, я обнаружил, что он февраля этого года. Вот пиндосы сволочи, войну они Германии объявили, а сами технику немцам поставляют. Ага, бизнес – ничего личного.

А войну те действительно объявили, японцы нанесли их базе на Гавайях куда как более сокрушительный удар. Насколько я понял, наши советами помогли, чтобы там ещё авианосцы не упустить. Стёрли всё, что там было, и теперь беспредельно властвовали на Тихом океане, установив блокаду у панамских шлюзов. Там воздушные сражения шли, довольно долго. Японцы шлюзы бомбили, камикадзе натравливали. И повредили, как бы америкосы их отчаянно ни защищали. А потом ушли, там ремонту на год, не меньше, потом вернутся и продолжат, а пока те захватывали всё, что им нравилось. Однако, как бы то ни было, пусть пока акваторию Тихого океана пиндосы и не контролируют, но торговать им с немцами это ничуть не мешает. Я же говорю, суки.

Я ожидал лётчиков, что будут осматривать машину, если повезёт, то получат разрешение на взлёт, вдруг что-нибудь перевезти или кого-нибудь срочно потребуется? Беру их в плен, оружие есть, верёвки заранее нарезаны и кляпы тоже подготовлены. Спокойно поднимаю машину, наземные службы не должны обеспокоиться, и лечу к ним в тыл. Хотя посмотрю по полётному заданию летчиков, может, придерживаться их маршрута буду, если он с моим совпадает. Я оттого и вещи в грузовой отсек не убирал, вдруг что грузить будут, а там моё сложено. На сиденьях лежат, и ладно, не мешает. А заметить их и меня возможно, только когда лётчики будут по проходу между кресел двигаться к кабине. От входа их не видно. Вот такой план у меня был. После прошлых моих угонов, если у немцев и была проведена работа, чтобы предотвратить подобные случаи, то тут такой подготовки не заметно. Ну, или немцы расслабились. Год почти прошёл с момента, как я у них самолёты перестал угонять или аэродромы с личным составом или техникой уничтожать.

Ждать пришлось долго. Прошло утро, наступило обеденное время, техник не показывался, но к обеду, было полпервого, появилось шевеление у самолёта. Уф, а я уж и не надеялся. Пусть самолёт и стоял под маскировочной сетью, натянутой на длинных шестах, но всё равно прогрели салон солнечные лучи изрядно. Хорошо, у меня две фляжки с водой были, они уже к концу подходили, но продержаться мне помогли. Поэтому, когда я заметил двух летунов – комбезы, шлемофоны, парашюты под задницами, точно они, – я напрягся. Сейчас это всё произойдёт. Механик машины тут же суетился, помогал. Он открыл дверь и пропустил летунов в салон, оставив дверь открытой, сам убирал колодки и стопоры с элеронов. Мне есть очень хотелось, я голодным был, но ничего не доставал из сидора, иначе запах пищи появится. Особенно если консервы открою. Это могло насторожить летунов. А так те спокойно поднялись в салон и направились к кабине, когда первый замер, удивлённо глядя в зрачок моего пистолета.

– Что замер, Курт? – спросил второй и тоже замер, наблюдая, как его напарник медленно поднимает руки, он уже и сам видел пистолет и меня и стал повторять действия напарника, когда я прижал указательный палец к губам и стволом пистолета велел им поднять руки.

Что мне сильно мешало, так это наличие иллюминаторов. Хорошо, техник в хвосте работал, снимая масксеть с шестов, иначе её просто сдует потоком воздуха от винтов. Там это быстро, положил шесты и скатал сеть. Я же, тихо говоря, велел сидеть летунам в кабине молча и проводить предполётную подготовку. Если всё выполнят, дал слово советского командира, что отпущу их живыми. Ну и разоружил, как же без этого. После чего те опустили руки и прошли в кабину, где стали заниматься делами, и я следил за ними, полулёжа в кресле за кабиной, чтобы меня снаружи не видно было. Следил внимательно, особенно за мимикой, мало ли сигнал решатся подать, однако нет, вполне послушными оказались. Выяснилось, что те меня опознали по фото из газет, это я из их шепотков понял. Всё же в репутации есть и некоторые плюсы. Также я забрал у них планшетку с картой и уточнил маршрут. Ого, в Дрезден летят с дозаправкой. Генерала с его помощником везут. А чуть позже и те прибыли. Погрузили в багажный отсек вещи и прошли в салон, где тоже были мной приняты и сели по своим местам, старясь выглядеть как обычно. Ну и оружие своё мне аккуратно передали. Было их не двое, а трое: генерал, полковник и молоденький лейтенант. А выполняли мои приказы по той же причине, сказал, что мне они неинтересны и я их отпущу, слово советского командира. Поверили. А куда им деваться было? Даже в их газетах было написано, что майор К. держит своё слово. Очевидцы об этом рассказывали. Тем более своё обещание я действительно собирался выполнить.

Лётчики уже запустили двигатели, в принципе пассажиры проходили в салон, когда те гудели, прогреваясь. Тот парень, что сидел на месте второго пилота и штурмана, сходил и закрыл дверь, механик отошёл и дал отмашку, после чего самолёт пошёл на взлёт. Все сидели пристёгнутые, кроме меня, я боком устроился и отслеживал как летунов в кабине, так и пассажиров на своих местах. Я между ними сидел. Когда машина оказалась в воздухе, то, поднимаясь, направилась в тыл, после чего настала моя пора действовать. Всё оружие у меня в поклаже разряжено, было только два пистолета, что при мне, в полном боевом. Так что я велел лётчикам расстегнуться, когда мы набрали километровую высоту, и занять места за пассажирами, в конце, ближе к хвосту. Причём прижался к борту, пока они протискивались мимо, мало ли нападут. Но нет, не рискнули. Убедившись, что те пристегнулись и руки держат на виду, я устроился на месте пилота, тоже пристегнувшись, после чего убрал автопилот и стал поворачивать воздушное судно. Оставив аэродром километрах в тридцати по левому борту, направился на советскую сторону. После чего снова поставил автопилот. Оба лётчика были мрачными, видели, куда мы летим. Я встал у кабины, рассматривая пленников. Первым делом я спросил у командира борта:

– Сколько у вас парашютов?

– Два у нас со штурманом и один запасной в ящике в хвосте.

– Достаньте его и наденьте на генерала. Сами используйте эти мои верёвки, но привяжите к себе двух других офицеров. Я говорил вам, что ваши жизни мне не нужны. Опыт выброса с парашютом и с дополнительным грузом у меня есть. Я выжил, и вы выживите.

– Но это советские территории! – возмутился командир борта.

– Кому как повезёт. Сможете сбежать и перебраться к своим, честь вам и хвала, нет – это уже сами виноваты. Нужно бегать уметь. Я же говорил, ваши жизни мне не нужны. Так что, будем сидеть?

Я поглядывал на курс, а мы удалились километров на сто в глубь наших территорий, и законно опасаясь, что могут поднять истребители и сбить, кресты на самолёте были большие намалёваны, мне кажется, тут немцы больше своих опасались, чем наших. Однако все пятеро были готовы. Поэтому я развернулся и полетел обратно к линии фронта, а заметив под собой дорогу и марширующих бойцов с командирами, махнул рукой. По количеству, батальон куда-то топал. В результате командир борта открыл дверцу и, опустив очки на глаза, вместе полковником шагнул за борт. Потом генерал и за ним штурман с адъютантом. Легко убедил их сделать это. Главное, лицо зверское сделать и начать медленно поднимать пистолет. Раз, и салон чистый. Только купола трёх парашютов медленно уплывали за хвост. Вот так-то. Закрыв дверцу, я вернулся в кабину и, надев наушники, стал вызвать:

– Майор К. вызывает советское командование. Прошу ответить.

Только после третьего вызова ответили. Рацию я на нашу волну вывел, где обычно переговоры идут, а они и шли, только при моём вызове резко затихли, но вот ответили не сразу, а с заминкой.

– Дежурный по штабу полковник Е. Уйдите с этой частоты, это открытая волна, немцы могут нас слушать. Если вы тот, кто говорите, то должны это понять.

– Да нехай слушают. Слушай, полковник, я тут у немцев самолёт угнал, «дуглас» новенький, а в нём два лётчика, генерал с полковником и лейтенант-адъютант были. Мне они без надобности, и я их с парашютами выбросил в тридцати километрах за линией фронта, у нас в тылу. Записывай координаты… Там по дороге стрелковый батальон шёл, почти на головы им сбросил, если они всех не отловят, посылайте помощь для прочёсывания. Это всё, это было последнее сообщение майора К. Больше меня не услышите.

Тут в эфире зазвучал один смутно знакомый голос, напористый, с командными интонациями. Я не сразу, но вспомнил, кто это:

– Товарищ К., заглянуть ко мне не желаете? Узнали меня?

– Товарищ маршал, конечно узнал, мы немало с вами пообщались в Кремле, где мне Золотую Звезду Героя вручали. Сейчас, извините, больше увидеться не сможем, – я слегка привстал и посмотрел на земли внизу. Как раз в стороне проплывал тот железнодорожный мост, где наша самоходка поработала, но я смотрел, как там сама машина. Наши пока её не тронули, если знать, где стоит, определить маскировку с километровой высоты можно, да и немцы её пока не нашли, и это хорошо.

– Я слышал про ту историю, что в Москве произошла. Думаю, можно всё исправить, – похоже, Будённому было по фигу, что мы общались в открытом эфире, как, в принципе, и мне.

– А что там в Москве произошло? Мне и самому интересно, а то я не в курсе. Просто сбежал от охраны, прихватив харчей, а потом на велосипеде по дорогам к фронту поехал.

– Поговаривают, убил ты там командира, ссора была по пьяной лавочке. Потом опомнился, сбежал, и вот в розыске.

– Это спецслужб работа, топорная только. Я не пью, вообще не напиваюсь, да и какая там драка? Им просто нужна веская причина, чтобы начать мои поиски, вот и придумали такую. Явно наспех. А она другая. СГВ тут действует, однако я теперь считаю, что подписки уже не действительны.

– Майор К., напомню, что вы подписывались в неразглашении.

– Заткнись, – просто сказал я неизвестному, что вклинился в нашу беседу, после чего продолжил: – Есть такие моменты, когда нужно переступать через принципы и говорить как есть. Так вот, товарищ маршал, главный секрет в том, что я не из вашего мира. Я жил в такой же копии Земли, только в будущем, аж из две тысячи одиннадцатого года попал в ваш мир. Я срочку служил в танковых войсках, старшина запаса, механик-водитель, участник боевых действий на Кавказе. Тут тоже по танковому делу пошёл. Все наработки, что я применял, воюя с немцами, всё это кровью и потом разработано в эту войну, разработано вами, товарищи бойцы и командиры, я учился по составленным вами наставлениям. Эта война и у нас шла. Она закончилась девятого мая сорок пятого в Берлине. Мы победили, но какой ценой, двадцать семь миллионов – вот наши потери, и половина из них гражданские, которых немцы на оккупированных территориях уничтожали. Однако в будущем врагами будут не они, после Победы проблем от немцев не было, проблемы были от союзников, что гадили исподтишка, да националистов с Украины и поляков. Предатели, что любят бить в спину. Давите их, как можете, так и давите. У нас Сталин их пожалел, после чего вся страна потом кровавыми слезами плакала, в лагеря отправил, а те, отсидев и вернувшись, устроили новую лесную войну, уничтожая наших людей в западных областях. У нас ещё в тысяча девятьсот девяностом году СССР рухнул. Весь цвет нации погибал на фронте, а отбросы выживали в тылу. Естественно, они и детей своих учили, и вырастали следующие ублюдки, что пришли к власти и продали страну, развалив её. Поэтому мой вам совет, выиграйте войну, не допускайте тех, кто в тылу отсиживался, к власти, и детей их тоже. Не воевал, в армии не отслужил, даже если из института, то второй сорт. Шанс тогда страну удержать в руках есть, но там сами думайте. А я возвращаюсь. Домой. Плохо меня у вас приняли, жил как в лагере, разве что видимость свободы была. Шаг вправо, шаг влево – попытка сбежать, прыжок вверх – попытка улететь, шаг назад – попытка соблазнить конвоира. Стреляют без предупреждения. Вот так я и жил в Москве. Всё, что знал, я передал, помог и начертил схемы самоходок и танков, что уже серийно выпускаются, дальше сами. Да и отношение было… скотское. Что у вас политики, что у нас, как… из одного помёта. Я потому и ушёл, чую, что до конца войны мне дожить не дадут, устроят какой несчастный случай. У нас в будущем, конечно, тоже всё хреново, но всё же легче, выжить легче. Прощай, маршал. Нравилось мне у вас, пока в Москву не попал.

В эфире царило чёрте знает что, кто-то матерился, старясь заглушить меня, кто просил замолчать, лишь маршал грубо их посылал и слушал меня, очень внимательно, и думаю, не он один. Сорвав наушники, я бросил их на соседнее сиденье, отключив радиостанцию, и, снизившись до бреющего, летел дальше над верхушками деревьев. Немцы тоже наверняка слушали и теперь точно в воздух поднимут всё, чтобы меня найти. Приз такой, что те могут многим пожертвовать. А достало всё. Секреты эти, вот и рубанул правду-матку, и как-то легче стало, как камень с души сбросил. Правда, довёл себя переживаниями и летел, чувствуя ком в горле, хреново мне было. Однако через полчаса всё прошло, я уже махнул рукой, устал всё это в себе держать, да и рассказывал свою историю хоть и спонтанно, но с трезвой головой принял это решение, и как в омут с головой нырнул. Рассказал.

Посмотрев на карту, я определил, что нахожусь в районе Барановичей, слегка отклонившись в сторону. Летел я над лесными массивами, болотами и реками, составив маршрут так, чтобы максимально остаться незамеченным для наземных подразделений. А то быстро передадут, куда пролетел такой-то самолёт, и ринутся на перехват. Воздушных поисков я пока не заметил. Все войска задействуют, что вблизи будут. Если, конечно, поверят и не посчитают всё это бредом. Определившись по карте, я вскоре пошёл на посадку. Отличный луг выбрал, и болото нужное недалеко, по прямой километров тридцать, вот только есть одно уточнение, луг этот за Бугом находится, уже на территории Польши. Посадка прошла не так гладко, как я рассчитывал, но то, что самолёт удалось загнать под деревья, как я и хотел, порадовало. Тут в чём план был, посадить самолёт и, используя моторы как движители, убрать машину в укрытие, спрятать под прикрытием деревьев. Хвост, что будет торчать, ветками закрою. Топорика у меня нет, остались у бойцов, что мост делали, но крепкий нож имелся, его и использую. План такой был, а вышло несколько по-другому. Я с посадочной площадкой не рассчитал и на луг сел несколько позже, чем нужно, и на скорости понёсся к опушке. Тут спасло то, что луг заливной, сесть ещё можно, взлететь проблема, поэтому колёса вязли и скорость быстро гасла, но всё же врубиться в лес мне пришлось, помял машину изрядно, и можно сказать уверенно, что вряд ли она когда еще полетит. Зато спрятал хорошо, ветви рубить не нужно, пара поломанных деревьев накрыли самолёт. Рядом поселений нет, я осмотрелся по карте, не сразу найдут. Вот только выбираться нужно поскорее из аварийного самолёта. Мало ли полыхнёт.

Нос «дугласа» помялся, он не взрезался в старый дуб, а скорее коснулся его, но это не помешало превратиться носовой части в гармошку. Правда, кабина особо не пострадала. Так что, отстегнув ремни, я побежал в хвост, перепрыгивая через вещи на полу. Не всё из моих вещей удержалось в креслах, вот и посыпалось вниз. Вроде ни дыма, ни огня я не вижу, но выбить дверь ни с первой попытки, ни с последующих мне не удалось, её изрядно перекосило, корпус, видать, пошёл. Пришлось головой подумать. Поискал среди вещей, задумчиво посмотрел на гранаты, ими выбить можно, но это оглушение в замкнутом пространстве, ещё пары бензина вспыхнуть могут, осколки те же. Оно мне надо? Так что будем ломать дверь старым дедовским способом, с помощью такой-то матери. Эх, ломика нет, а жаль.

Потерев отбитое плечо, я всё же включил в голову. Заглянул в тот лючок, откуда командир борта доставал запасной парашют, и обнаружил сумку. Инструменты меня в ней не заинтересовали, но небольшой гвоздодёр, или что-то похожее на этот инструмент, там имелся. Вот им я в два приёма открыл дверь и стал выносить вещи, метров на пятьдесят, к опушке, где и складировал в одну кучу. Потом застегнул ремень на поясе, там были подсумки с магазинами к автомату, я его пока за спину повесил, чтобы не мешал. Ну и стал осматривать самолёт на предмет чего ценного. А план был такой, меня со стороны Белоруссии ждать будут, а я с Польши приду. Потому и делал такой крюк, чтобы к Бугу подлететь из глубины Польши. До реки тут километра три осталось. Теперь бы найти транспортное средство, обязательно водное, напомню, что то болото входило в пойму реки, и так добраться будет до него куда легче. Вот и будем добираться, желательно на вёслах и ночью, оно так незаметнее, чем днём на моторной лодке.

Особо ничего интересного на борту не было, два спасательных жилета за спинками, это если приводниться, чтобы шанс спастись был, однако самой резиновой лодки на месте не оказалось. Там немцы запасной парашют и инструменты держали. Странно, что от жилетов не избавились. А те сдутые были, дёргаешь за верёвочку, они и надуваются. Не знал, что американцы подобную технологию уже используют, думал, у них сейчас что попроще, это потом появятся надувные жилеты. Мне они без надобности, поэтому убрал на место. В общем, в салоне особо ничего интересного нет, тем более лодку я не строить планировал, а увести у местных. Время терпит, ещё успею. Не факт, что самолёт обнаружат в ближайшие дни, я слишком хорошо его спрятал, пусть и невольно. Тут, вспомнив, что немцы, пассажиры-офицеры, какую-то поклажу убрали в багажный отсек, я прихватил ломик и отправился ковырять дверцу. Ту тоже заклинило, но я смог вырвать дверцу, сломав петли, и убрал её в сторону. Багажный отсек не такой и большой, на десяток чемоданов, но сейчас тут находилось три кожаных саквояжа коричневых цветов и разной степени потёртости, думаю, личные сумки офицеров, ну и ещё был небольшой чемоданчик. Мне кажется, из крокодильей кожи. Наверняка генеральский. Он ему подходил.

Сначала я саквояжи осмотрел, особо интересного в них не было, кроме одного. В том, что принадлежал полковнику, а это его был, фотоальбом нашёл, где он с семьёй, а на дне обнаружил небольшой чёрный холщовый мешочек. Развязал и высыпал на ладонь камешки. Я, конечно, не специалист, но, кажется, они драгоценные, все обработанные. Посчитав, я определил, что их полсотни штук, разные. Не думаю, что полковник бы возил с собой стекляшки. Так что я камешки аккуратно ссыпал обратно и крепко связал горловину, а мешочек убрал в карман. Это вещь нужная, и вес небольшой, можно забрать с собой. Я ведь помогал этому миру бескорыстно, и вот так он отблагодарил меня. Я намёки понимаю, особенно такие, и отнюдь не против принять подобную благодарность. А так в саквояжах были личные вещи, бритвы и всё, что нужно в путешествии на пару дней. Теперь чемоданчик. Подняв его, я удивился тяжести, а когда раскрыл, удивился ещё больше. Под парадной формой с генеральскими знаками различия я обнаружил большую деревянную шкатулку с хохломой, килограммов, наверно, пятнадцать, и, достав, открыл её.

– Однако, – пробормотал я, пальцем проведя по килограммовым золотым слиткам, что обнаружил в шкатулке. Их было двенадцать.

Они ребром там находились, крепко зажатые пластинками между собой, чтобы не поцарапались. Это точно золото СССР, по оттискам видно. Видимо, генерал где-то их затрофеил. Да уж, они с полковником два сапога пара, кому война, а кому мать родна. И тут я намёк понял, беру. Задумчиво покосившись в сторону спасательных жилетов, я только головой покачал. Да уж, этот мир не хочет меня отпускать без прощального подарка. Как я уже говорил, не буду отказываться.

Конечно, я был ошарашен находками, но быстро пришёл в себя, всё ценное сложил в один из трофейных ранцев, это я про золото, сверху закрепил оба спасательных жилета, больше мне особо ничего и не нужно было, и унёс находки к остальным вещам на опушке. После этого в два приёма я перенёс все трофеи к реке и, найдя подходящий кустарник, густой, спрятал там свои вещи. Метрах в шестидесяти от пограничного столба с немецким орлом. После чего, устроившись тут же, поужинал, а по времени было пять часов дня. Ещё часа четыре, и начнёт темнеть потихоньку. Пища придала сил, и мозги стали работать активнее. Оставив при себе автомат, пистолет и пару гранат, я побежал по берегу в сторону ближайшего населённого пункта. Тут в шести километрах, если карта не врёт, деревня находится. Конечно, никому на берегу Буга селиться не дадут, а кто уже жил, выселят, оттого деревня и не была у самого Буга. Тут протока от реки, подняться по ней километра три, и будет нужная мне деревня. Вот там я и планировал добыть водное транспортное средство, то бишь лодку. Надежда на это была.

К вечеру, когда стемнело, я добрался до места. Деревушка не была пустой, собаки изредка брехали, люди занимались своими делами, перед тем как лечь спать, чтобы завтра снова с раннего утра начать работать. Как мне это знакомо, я сам после переезда к бабушке жил в таком же ритме. Лодки тут имелись, у мостков покачивались, но вёсел я не приметил. Лишь у одной из лодок возился рыбак, он принёс тюк рыболовной сети, видимо завтра спозаранку собрался на рыбалку. Вот вёсел всё равно не было, видимо, тут народ своим особо не доверял. Когда стемнело, я разделся, голышом вошел в прохладную воду. Хотя скорее всё же тёплую, ох и хорошо, и пробрался к мосткам. Выбрав лодку, такую, что попригоже, перетёр верёвку о доску мостика, как будто её на волнах мотало, и та перетёрлась. Волн тут, конечно, нет, но течение в сторону Буга имелось, так что лодки слегка мотало, но именно что слегка. Забрав свои вещи, положил их в лодку, я так и увёл её вниз по реке, сплавляясь. А дальше снова спустился в воду и дотолкал по мелководью у берега до места, где спрятал остальные свои вещи. Потом была погрузка, и дальше срубил четырёхметровый шест, ножом рубилось плохо, уж скорее резал, но сделал. После чего, двигаясь вдоль берега, отталкиваясь от дна, я стал сплавляться по реке. Тут где-то километров двадцать пять, и будет нужное мне болото.

За эту ночь добраться я не успел, увидел огни прожектора, и пришлось укрываться в камышах, после чего пережидать, пока пройдёт катер. Так он, гад, ещё и не уходил. Часа два у косы стоял в полукилометре от меня, светя в разные стороны. Я был уверен, что ищут меня, все действия команды катера указывали на то, что идут поиски. Тот освещал реку на пару километров в разные стороны, и вплавь в этом месте реку не преодолеть. Но ближе к рассвету катер удалился, и мне пришлось дневать в камышах. Я нарезал камыша и замаскировал лодку от наблюдения сверху. После чего, накрывшись трофейной накидкой, той самой, что я из Москвы с собой взял, после ужина уснул. Банку в воду бросил. Не надо закапывать, как я привык.

Проснулся я от шума, кто-то посторонний его издавал. Быстро посмотрев на часы, я определил, что спал часов пять, сейчас было десять утра. И разбудили меня голоса, как я понял. На шум мог и не отреагировать сразу, а на голоса легко. Тем более поднявшийся ветерок, что гонял барашки пены по реке, также изрядно шумел камышом, и, судя по тому, что голоса я расслышал, источник этих звуков был очень близко. Аккуратно достав автомат, я проверил его и чуть приподнялся. Наваленные на лодку снопы камыша хорошо её маскировали, но выбираться и забираться было проблематично, нарушалась маскировка. Вот и сейчас, приподняв слегка край, я выглянул, потом с другой стороны, осматриваясь. Ни черта не видно. Тут камыш везде стеной стоял, себе я резал в другом месте, старясь не делать проплешин. Пришлось раздеться и, выбравшись из лодки, старясь не шуметь, направиться в сторону источника голосов. Они то стихали, то появлялись, выходило, что эта группа, а там точно больше одного, двое или трое, находилась на одном месте.

Подобраться мне удалось к ним близко, и часовой, что крутил головой неподалёку, не обнаружил меня, он вообще в сторону камышей не смотрел, не посчитав их опасными, да и я по-умному двигался. Не стал ломать камыш, чтобы не привлекать внимания покачиванием верхушек, а прополз по тому проходу, который сам же ночью проложил, и особо не тревожил водные растения. Когда я увидел этих нежданных гостей, то сразу у меня всё сложилось, как и появление того катерка. Их восемь было, в рваной советской форме, кто-то частично гражданскую имел. Беглые из лагеря военнопленных, к гадалке не ходи. У одного немецкий карабин был, другой штыком вооружён, у остальных ничего больше не было. Что самое важное, одного из беглых пленных я опознал, лейтенант Погорелов, командир миномётной батареи, что со мной немало повоевал, а после предательства Волохова наши пути разошлись. Так он в плен, значит, попал? Не знал.

Вид у парней, надо сказать, не очень, заморенные сильно. Некоторые в мокрой форме были, видимо мылись и стирались. Хотя духан от них всё равно шёл как от бомжей. Скрываться я не стал и вышел на открытое место, не особо смущаясь своей наготы, а автомат на длинном ремне висел на плече, не явно демонстрируя, что ствол направлен на моих соседей. Те обернулись и смотрели как кролик на удава, а тот, что с карабином был, схватился за цевьё так, что костяшки побелели. Но и так видно было, оружие у него в другую сторону стволом смотрело, не успеет, срежу я их. Пришлось исправлять ситуацию, так как Погорелов тоже в ступоре был:

– Не ожидал, лейтенант, тебя тут увидеть. Я не знал, что ты в плену. Как наши пути-дорожки разбежались, больше о тебе не слышал.

– Товарищ майор, – расплылся тот в улыбке и начал кривиться, пытаясь унять слёзы.

Подойдя, обнял меня, его спина стала мелко вздрагивать. Я же, похлопав его по плечу, сказал:

– Не нужно скрывать своих чувств, но в данном случае лучше прекратить обниматься, а то бойцы не поймут, чего это два полуголых мужика обнимаются, а один вообще голый.

Это немного разрядило обстановку. Погорелов отошёл чуть в сторону, особо не стесняясь своих слёз, вытер их, а я, осмотрев бойцов, спросил:

– Голодные, наверное? Хотя чего я спрашиваю, из лагеря бежали, значит, точно голодные. Ждите здесь, сейчас поесть на всех принесу, заодно, пока едите, пообщаемся. Нужно узнать, ваш побег испортит мои планы или нет.

Развернувшись, я скрылся в камышах, сейчас двигался быстро, не особо заботясь о шумомаскировке. Уже неактуально было. Забрав ранец с припасами, там было всё, что при мне имелось, я вернулся и, выбравшись на берег, натянул свой комбез танкиста. Всё же голышом ходить не стоит, только штанины и рукава закатал, ну и, вскрывая банки, кому ложку подал, у меня одна была, кому нож, и так по очереди и ели, большинство просто пальцами пользовались. Я жадничать не стал, половину запасов вскрыл, всем по банке досталось. Ну и пока те насыщались, из хлеба только сухари все ушли, и с каким же наслаждением они ели, я выслушал их историю. Ну да, всё верно, бежали из лагеря. Не так и далеко, километрах в ста тот находился, но тут недалеко нашумели, убили постового и завладели его оружием. Тем самым карабином с подсумками, потому их тут в окрестностях и ищут. Старший у них капитан, бывший командир стрелкового батальона, зам другой капитан, из летунов. Все беглецы имели командирские звания, потому и содержались в лагере, где были только командиры. Как бежали через обнаруженный туннель в котельной, говорить не буду, через тот туннель половина лагеря утекла, разбившись на мелкие группы, пока побег не обнаружили, но то, что они тут, это хорошо, я же, когда они поели – о том, что наелись после долгой жизни впроголодь, и говорить не стоит, – сообщил:

– У меня тут своё задание, в принципе мешать вы не будете, как и остальные беглецы, что тоже к реке выйдут. Причём задание таково, что почти все вещи, что при мне имеются, придётся бросить. Раньше хотел это сделать, а сейчас уже смысла нет. С нашей встречей с этим проще, я отдам их вам. Это восемь единиц оружия. Хотя нет, наган тоже отдам, девять. Значит, четыре гранаты, боеприпасы, один комплект гражданской одежды на меня, ну и сапоги, командирские, в Москве ещё весной получал, яловые, только размер сорок первый. Кому повезёт, тому отдам, а то у вас не обувь, а срам один. Ко всему оружию кроме нагана имеются ремни с подсумками или кобурами. Припасы, всё, что есть, тоже отдам. Ранец немецкий, а вот сидор мне нужен. Котелок свой, ложку и нож-финку. Себе только минимум оставлю. Это ещё не всё, тут в одиннадцати километрах выше по течению и в трёх километрах от берега разбитый самолёт в лесу стоит, я на нём прилетел. Там много ценных вещей, что вам могут пригодиться. Например, нательное бельё, немецкая генеральская форма, три бритвы, полотенца, мыло, саквояжи и чемоданчик. Инструменты есть. В общем, ценное найти, если поискать, можно. Не думаю, что немцы его быстро найдут, я там замаскировал этот транспортник. Разве что другие беглецы наткнутся. Что не пригодится, сможете обменять у деревенских в пути на еду. Деньги, что у меня есть, три пары наручных трофейных часов, тоже отдам. Пока сами пользуйтесь, а как припрёт, в трудную минуту на обмен использовать можно. В западных областях к местным соваться не советую, сдадут, если только силой оружия брать, лучше на дорогах расстреливать машины, если повезёт, продовольствие добудете, а дальше купить вполне реально. Опасайтесь полицаев, изменников родины. По дорогам не ходите, только там, где нет следов присутствия людей. На всех дорогах и тропинках секреты, выливают таких, как вы. Если всё это соблюдать, шанс до наших добраться вполне имеется. С партизанами можно связаться. Броды через реки не ищите, только вплавь с помощью плотиков, благо лето. Всё это у вас будет на пути. Сейчас вам стоит уйти, вы мою лёжку выдаёте. Как раз и прогуляетесь до самолёта. Как вам моё предложение?

Мой план был принят, я действительно отдал всё, включая ремни с пистолетами офицеров из самолёта, запасные магазины к ним. Остались лодка да сидор с золотом и спасательными жилетами. При мне только комбез на голое тело и перочинный нож в кармане, вот и всё. А ну и моток верёвки в лодке, он нужен был. Я даже шлемофон танкиста пристроил, один из командиров танкистом был. Ностальгия у него. А командиры, поблагодарив меня, забрали карту, планшетку с ней я тоже отдал, пометив, где самолёт стоит, не знаю нашли его или нет, если беглых ищут, но шанс заиметь хоть какие-то вещи у них был. Тем более экипировал я их неплохо, бинокль тоже ушёл. Даже сапоги. Нашёлся-таки один старлей-артиллерист, у которого был сорок первый, как влитые сапоги на ноги сели. Мы попрощались. Обнялись с Погореловым напоследок, я его автоматом и наганом вооружил и свой трофейный ранец с котелком и бритвой подарил, и они ушли, прикрываясь берегом и кустарником. А я вернулся к лодке. Причина уйти к транспортнику была ещё в том, что топливо в баках имелось, двое летунов из беглых это особенно выспрашивали. Как и о состоянии самолёта. Я только плечами пожал, мне это было неинтересно, и не смотрел. Так что те, преисполненные надежд, поспешили уйти к самолёту. Хм, если им удастся его починить и развернуть, а потом взлететь, это будет подвиг почище их побега из лагеря. Винты у «дугласа» вроде целые были, шасси тоже, крылья на месте, хоть и помяты. Шансы есть, пусть и мизерные. Я им, перед тем как ушли, резервный план предложил. По карте видно, что в ста километрах расположен транспортный аэродром. Доберутся и, если есть возможность, угонят, пилоты у них были, даже двое. Ну, а нет и суда нет. Вон пусть рацию в самолёте проверят, вдруг целая?

Я же вернулся в лодку и вскоре снова уснул, мне выспаться перед ночной операцией по возвращению в родной мир нужно.

Проснулся я, когда уже стемнело, завтракать было нечем, если отдал всё, значит отдал, получается, я уже больше десяти часов не ел. Терпимо. Нарвав луковиц камыша, я погрыз их, неплохая замена завтраку, потом вывел лодку на воду реки и, двигаясь у берега, но старясь не мелькать на виду, направился дальше. Когда берега реки раздвинулись, я сразу и не понял, что один берег заболочен и именно туда мне и нужно. Ориентиров в темноте практически не было. Больше наугад плыл. Сообразив, что так вообще могу далеко уйти, я причалил к островку, небольшому, лишь камыш, даже деревьев нет, и остался на нём. Маскировку я с лодки не убирал, камыш так и лежал, только перекидал его на нос, где большая стопка вышла, теперь вернул маскировку и лодку привязал крепко к корню, чтобы её не унесло. Вроде тут течения и нет, но мало ли. Снова погрыз камыш, это не та пища, которая досыта может прокормить, но приступы голода убрал. При этом я ничуть не жалел, что парням, бежавшим из лагеря, всё отдал. Им нужнее. Ну и, чтобы время не тянуть, снова уснул. Утро вечера мудренее, надеюсь при свете дня ориентиры с местом, где находится портал, я найду. Уснул – это сильно сказано, я и так уже выспался, в сон совсем не тянуло. Однако некоторая усталость была, лодку гнал, где шестом, тут тоже навык нужен был, где спускался в воду и толкал. Это чтобы в лодке не торчать. Однако, поворочавшись около часа, я всё же провалился в полудрёму, а та впоследствии перешла в нормальный сон.

Проснулся я до рассвета, когда горизонт светлеть только начинал. Искупался, так приведя себя в порядок и сбросив тяжелые последствия сна, я умудрился переспать, и голова была тяжёлой, но сейчас полегче. Снова позавтракал луковицами камыша, это мне, конечно, здоровья не прибавит, но приступы голода притупило. Пока не рассвело, я занялся сидором, что у меня остался. Внутри лежала шкатулка с золотом, мешочек с камнями всё так же в кармане комбеза. Я его даже зашил нитками, успел до того, как всё отдал беглецам. К сидору я крепко привязал один из спасательных жилетов, не выскользнет, на себя пока надевать не стал, яркий, привлекает внимание. Тут это быстро, я провёл некоторую тренировку, надевая его и застёгивая.

А когда рассвело, старясь не шевелить камыш, осмотрелся. А неплохое место я случайно выбрал, видимость приличная. Ну да, вон в километре знакомый «язык» леса, туда я и выбирался, когда попал в этот мир, значит, портал в той стороне. В этих местах были протоки, камыш стеной стоял, наблюдать неудобно, и если бы я посадил где наблюдателей, так это у того «языка» леса. Они будут контролировать почти всё болото. А чтобы «почти» убрать, в других местах секреты установить, и болото будет перекрыто полностью. Я бы там в лесу на деревьях снайперов посадил, а в других секретах – пулемётчиков. Не думаю, что я ошибся, скорее всего, так и есть, значит, двигаться нужно осторожно. И если я прав, приказ отдан именно на уничтожение. Никто мне не даст уйти обратно. Вздохнув, я стал осматривать берега островка, мне нужен был камень. Это вместо грузила, чтобы портал искать, Сева так делал, и сработало, находил. Вот и я камешек нашёл в глине, ковырял его и выковырял. Это череп оказался, человеческий с пулевым отверстием во лбу. Видимо, эхо Гражданской. А потом и второй, этот уже без дополнительных отверстий. Видимо, тут кто-то оборону держал и погибли. Я ещё и ржавую винтовку выковырял. Правда, булыжник, а потом и второй всё же нашёл и убрал их в лодку. Ну и часок полежал, позагорал, заодно прикидывая маршрут, тут в протоках заблудиться как нечего делать, ориентир нужен, и лес хороший ориентир.

Всё прикинув, я отвязал лодку и скользнул в воду прямо в комбинезоне, хотя раньше старался его не мочить. Нужно было скрыть белизну тела. Пусть загар некоторый у меня имелся, но синий комбинезон, что, намокнув, стал чёрным, всё же лучше, и вот так медленно, не спеша, со скоростью течения я стал толкать лодку в нужную сторону. Если быстро буду это делать, засекут. А тут плывёт по течению охапка сухого камыша, да пусть плывёт. Хорошо, что лодку с низкими бортами выбрал, та со снопом камыша почти не возвышается и не выделяется. А так я действительно чуть не заблудился. Вот только из-за медленной скорости движения – в одном месте часок отдохнул, полежал на песке очередного островка, потом продолжил путь – был я вблизи портала ближе к вечеру. Надо бы подождать, но я уже не мог. Домой хочу, к бабушке моей любимой.

Тут уже чистая вода закончилась, и началось болото с осокой и всем сопутствующим. Тут сейчас толкать лодку бессмысленно, видно всё вокруг, сразу засекут, а чужие взгляды, неприятные и липкие, я стал чувствовать. Есть тут наблюдатели, точно говорю, и они ждут. Нет, днём туда лезть смерти подобно, темноты нужно ждать. И в этот раз уснул сразу, вымотался на этих протоках изрядно. Привязал лодку к камышам, забрался под маскировку и, устроившись на дне, просто уснул.

Засекли меня довольно быстро. Я ещё днём довольно точно определил, где портал, он находился метрах в трёхстах от той камышовой рощицы, на краю которой я пережидал. Добраться до него удалось довольно быстро, буксируя лодку за собой на верёвке. Дальше пришлось забраться в лодку и с помощью верёвки, к которой был привязан камень, начал искать портал, и пятнадцати минут не прошло, верёвку как бритвой обрезало. Тут портал, работал, я всего метра на три ошибся. Перегнал лодку и стал готовиться, как вдруг взлетели две осветительные ракеты у того «языка» леса. Причём не наши, немецкие, эти я сразу опознаю. И из бортов лодки щепы полетели. По звуку, наши самозарядки бьют. Ну да, точно СВТ. Думаю, снайперы работают, пара. Я сразу перевалил через борт, и привязанный к ноге сидор неудержимо потянул меня ко дну, только и держался, что за лодку, медленно наполнявшуюся водой. Спасательный жилет уже был на мне, и сейчас, используя одну руку, второй, напомню, удерживался, лихорадочно его застёгивал. А сидор всё тянул на дно, тяжёлый. Я в лодке-то сидел, как раз его к ноге привязывал, на полметра длина верёвки была, и жилет надевал, когда ракеты взлетели и по мне бить стали. Однако жилет застёгнут, и я, отпустив борт лодки, быстро пошёл на дно, груз тянул. Отметил только, что кисть руки дёрнуло, когда ещё за лодку держался. Зацепили всё-таки. Нырнув примерно на три метра, я дотянулся до ноги, тут к щиколотке была верёвочка привязана, удлинил тот шнур, что дёргать нужно, от жилета на сидоре, и дёрнул. Сидор сразу же перестал тянуть меня вниз, а я и свой спасжилет активировал, и теперь меня потянуло наверх. Это хорошо, а то уже запасы воздуха заканчивались. Вот я и вынырнул у мостков в своём мире. Точно мой, иначе мостков бы не было.

С облегчением выдохнув, я подплыл к ним, сидор на поверхности был, за мной буксировался, и, ухватившись за перекладину, с трудом забрался на мостик. Ну и сидор поднял, отвязал его от ноги. Немного посидел, болтая ногами, нужно прийти в себя, а то сердце бьётся, как будто я километров десять пробежал, заодно рану на руке осмотрел. Царапина, уже и кровить перестала. Свежий ветерок холодил. Встав, я скинул жилет и комбез, выжал его, потом снова надел, сидор за спину, и побежал к мосткам на берег. Жилет свой я прихватил, как и тот, что ранее к сидору привязан был, более того, сдул их и нёс в руках, как и моток верёвки. На берегу я всё достал из сидора, слил воду, пусть сохнут, и также выжал вещмешок. Потом всё убрал внутрь него, включая жилеты и верёвку, завязал горловину и так босиком побежал домой. До моей деревни, где я с бабушкой жил, восемнадцать километров, а по прямой через гать едва ли одиннадцать. Я рванул через гать. Правда, без обуви там фигово было, но добрался, как раз уже рассвело. Хм, а царапина на руке поджила, шрам свежий имелся, только теперь есть страшно хотелось.

Открыв калитку, я оставил сидор в сенях и прошёл к огороду за домом, где бабуля занималась своими делами. Судя по кастрюле в руках, она собралась варенье варить, у кустов смородины ягоду собирала. При виде её и у меня в груди потеплело, как же я скучал. А она тоже обернулась, и её морщинистое лицо начало расплываться в доброй улыбке. Морщинки так красиво у неё разбежались, так что, чувствуя, что меня тоже на улыбку потянуло, я радостно подскочил к ней и обнял.

– Отпусти, оглашенный, – засмеялась та. – Трёх недель не было, а вымахал, как будто пару лет гулял где-то.

Да уж, бабашка у меня проницательная, ткнула пальцем и попала в точку. Я же стоял и обнимал её, чувствуя переполнявшее меня счастье.

– Бабуля, как я тебя люблю и рад видеть. И ещё я ужасно голодный…

Эпилог

Два золотых слитка я расплавил на несколько мелких, главное, что метки теперь не было, и съездил в Москву, где продал мелкими партиями в разных ювелирных мастерских, там давали заметно больше, чем в ломбардах. Ещё один камешек продать смог, это топаз оказался. Половину денег я положил на счёт, что открыл в банке, карточку на руки выдали, а другую часть потратил на нужное дело. Поехал к армейскому дружку и там потратил остаток. Тот в армии остался, прапором стал, у них в части старую технику распродают, вот я и приобрёл у него «шишигу». Друган сам всё сделал, я лишь деньги отдал. Пробега почти нет, но поработать, чтобы восстановить после долгой стоянки на консервации, было нужно. К счастью, та в боксе стояла, не выцвела, все бирки на месте, не разукомплектована, да и знаю эту машину. Разберусь. Дома у меня ГАЗ-69 остался, предок уазика, но нужно что покрепче, и такой «газончик» с железным кунгом на шасси – то, что нужно. Я сам в части за три дня полностью привёл машину в порядок, заменив что нужно, запчасти друган мне выдал и активно помогал. Он предложил поставить на кунг багажник и разместить там два дополнительных запасных колеса и фары, что вперёд смотреть будут. Я согласился и задержался на полдня, установили, как и лесенку сзади, чтобы наверх подняться можно было. После этого, простившись, покатил обратно домой. Надо будет по пути в магазины некоторые заскочить, закупиться. Даже странно, но всего восемь дней прошло, как я перешёл порталом, а уже столько дел сделать успел.

Дорога, конечно, была ужасной, но моя «шишига», а я её уже зарегистрировал и получил номера в Брянске, с честью всё преодолевала. В одном месте чуть не застрял, но лебёдка спасла, выбрался. Так и добрался до нашей глухой деревушки, куда особо и дорог-то не было. Я загнал машину во двор, и бабушка охала и ахала, она ещё от моего изменившегося облика отходила, а я действительно внешне заметно повзрослел, а тут такое. В кунге десять двадцатилитровых новеньких канистр с бензином было, разные подарки, как бабушке, так и мне. Часть соседям. Продуктов закупил, макарон пару мешков, два ящика тушёнки, других консервов, сахара, тут десять мешков, соседям на варенье тоже понадобится. Однако главное – это пара металлоискателей, разный инструмент для поисков, палатка, походная одежда, котёл и остальное, что необходимо для долгой жизни на природе. Я собирался организовать свой поисковый отряд, найдя занятие по душе. Только зарегистрирую его чуть позже. Также купил я для нашего дома стиральную машину, нечего бабушке вручную стирать, нормальный телевизор, ноут себе и разные прибамбасы. Надо будет ещё в город съездить холодильник привезти и мотоблок. Жаль, сразу не взял, в дверной проём те не проходили.

И вот так доставая груз из кунга, бабушке новенькую кофту и платок я уже подарил, уносил, что в сарай, что в дом, когда мальчишка во двор забежал. Я его не сразу узнал, он из той деревушки, что неподалёку от портала была.

– Дядь Толь, там раненого наши мужики на берег из болота вытащили, он тебя просил позвать. Батька участкового звать не стал, меня к вам послал.

– Опаньки, – только и пробормотал я. – Сейчас выезжаю. Сам не спеши, со мной доедешь.

Быстро разгрузив кунг, я достал свою двустволку из дома, а у меня было разрешение, надо будет чуть позже «сайгу» или «вепрь» взять, они самозарядные. Патронташ не забыл, также прихватил и аптечку, мало ли. После чего мы с пареньком устроились в кабине моей «шишиги» и покатили к нужной деревеньке. Жаль, без музыки ехали, всё, что нужно, я купил, но думал, тут успею поставить, однако не успел. Да уж, гать совсем плоха стала, но проехали. А пока катил, меня мучил вопрос, кто бы это мог быть? Ведь после перехода я обзвонил всех, кого знал. Через портал вернулся я один, и вот сейчас выяснилось, что ещё кто-то появился. Причём, похоже, прорвался с боем, почти как я. Кто же это может быть?

Оглавление

Я – танкист

Прорыв

Солдат Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg