«Хельгор с Синей реки»

Хельгор с Синей реки (fb2) - Хельгор с Синей реки [сборник] (пер. Александр Лидин,Злата Владимировна Линник) 1807K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Жозеф Анри Рони-старший - Жюстен Франсуа Рони-младший

ХЕЛЬГОР С СИНЕЙ РЕКИ

«Helgvor du Fleuve bleu», 1930

Глава I Землетрясение

Женщины, столпившись у входа в пещеру, уставились на языки пламени, устремившиеся к звездам. Небо нависло над людьми, словно свод пещеры.

— Наши отцы видели, как с неба лились потоки огня, — начал старик Урм. — Огонь жег камень, и люди гибли, как саранча.

Урм был совсем седым, и тзохи считали, что Урм ровесник звезд, реки и леса. Другие старики уставились на говорившего, и взгляды их были переполнены печалью, так как самые сильные воины племени в это время охотились на гигантских травоядных, а красный огонь пугал слабых. Гора рычала.

А Урм все говорил и говорил. Он обращался к духам, обитавшим в камне… хотя он, как и остальные собравшиеся, готов был бежать в любой момент.

— …Тзохи должны пролить на гору свежую кровь, — нараспев говорил старик. — Они вырвут живые сердца и скормят их живой горе.

Потом старик с мольбой протянул руки к горе — вымазанные пеплом, они дрожали, словно тростинки на ветру. Языки пламени стали чуть меньше. Стенания женщин неслись от пещеры к пещере, но рев пламени заглушал их.

— Тзохи принесут жертву на восходе! — пообещал старик, а потом, немного подумав, добавил. — Тзохи — сыновья Красного Борова, который вышел из Скалы, в день когда шел огненный дождь. Тзохи — сыновья Красного Борова и Скалы…

Племя пришло в эти земли с востока. Тзохи умели обрабатывать бронзу и возделывать землю, в то время как люди Запада все еще использовали каменные инструменты. Тогда — в далеком прошлом — эти пещеры укрыли двести воинов, множество взрослых женщин, триста детей и несколько стариков. У этого народа практиковался обычай, согласно которому все слабые и немощные должны были умереть.

— Завтра три женщины и один воин должны погибнуть, — мягко проговорил Урм. — Мы определим, кто они с помощью испытания камнями.

Эти слова разнеслись по всем пещерам, от самой большой, до самой маленькой. И гора, казалось, прислушалась к словам старика. Далекий гул смолк, огонь кратера притух, языки пламени стали почти неразличимы. Женщины и старики отступили в ночную тьму. Урм остался один с Глэйвой, дочерью Уокры, которая принадлежала Вэму Рыси. Согласно обычаю племени, до замужества она была собственностью брата матери.

Глэйва всего лишь год, как стала совершеннолетней. Форма ее головы не напоминала круглые головы других тзохов, да и нависших бровей, которыми славились ее сородичи, у нее не было. Она словно принадлежала совсем иному роду: ее кожа казалась чуть светлее, глаза были желтовато-коричневыми, волосы — длинными, в то время как у большинства тзохов — короткими и торчащими в разные стороны.

В ее жилах, без сомнения, текла кровь жителей Зеленых озер, у которых тзохи порой крали женщин. По крайней мере, так считал старый Урм. Когда-то, давным-давно, выдался невероятно голодный год, и много женщин погибло. Один из законов племени гласил, что в первую очередь должны питаться воины. Когда некоторые из женщин стали слишком слабы, их убили, чтобы накормить оставшихся в живых…

Пока старик Урм разговаривал со Скрытыми — духами горы, Глэйва размышляла о предстоящем испытании камнями. Она была уверена, что ее не принесут в жертву, так как была высокой, гибкой, сильной — самой проворной среди женщин из всех трех кланов племени. Она могла поднять самые большие камни.

Но Амхао — ее сестра, та, которую Глэйва любила больше всех остальных членов своего племени, несомненно, падет жертвой. Глэйва не хотела, чтобы Амхао погибла, однако спасая ее, она выступила бы против Урма, тзохов и Скрытых. Страх и гнев переполняли девушку. К тому же скоро с охоты должен будет вернуться Кзахм — сын Черного Борова, и он несомненно возьмет ее себе в жены. Он уже оповестил всех об этом, хотя Глэйва терпеть его не могла из-за грубого обращения. Голова Кзахма напоминала мяч, запах — вонь шакала, а безумный взгляд вызывал у девушки страх и отвращение…

— Под звездами холодно! Почему бы тебе не вернуться в пещеру? — обратился к девушке Урм.

Прежде он был вождем людей Скалы. И к его голосу до сих пор прислушивались, потому что он один знал все легенды и мог поведать другим о тайнах природы. Кроме того, он был сильнее многих молодых воинов, мог дальше них кидать копье и идти полдня без остановок… Многие считали, что Урм бессмертен.

Однако Глэйва не любила его — старик постоянно требовал человеческих жертвоприношений и, похоже, с удовольствием следил, как несчастные истекают кровью.

— Я возвращаюсь в пещеру, — объявила девушка.

— Иди! Урм должен побыть один. Он хочет услышать Главное Слово, — пробормотал старик, прислушиваясь к отдаленному рокоту горы.

Глэйва оставила его и отправилась искать Амхао. Хоть та и знала, какая судьба, скорее всего, ожидает ее утром, сейчас она спокойно спала, обняв своего ребенка. Если бы тот был совсем маленьким, Амхао, быть может, и спаслась бы, но мальчику уже пошел шестой год… Когда Глэйва взяла женщину за руку, та моментально проснулась и села.

— Вставай, — прошептала Глэйва. — Вставай и малыша с собой возьми.

Хоть Амхао и была старше, но беспрекословно повиновалась приказу младшей сестры. Они встали. Ветер гудел в ночи. Несколько мгновений простояли они, прислушиваясь, потом прошли в дальний конец пещеры, где через трещину в гранитной стене пробивался водный поток.

— Куда мы идем? — тихо спросила Амхао.

— Ты не должна умереть, — ответила ей дочь Уокры.

В недрах горы все еще громыхало. Неожиданно у входа в пещеру вновь взметнулись к звездам алые языки пламени.

— Скрытые станут нам мстить! — простонала Амхао, дрожа словно тростинка на ветру. Ужас буквально душил ее. Глэйва опустила голову, чтобы блестящие от страха глаза не выдали ее. Вот тогда бы Амхао точно отказалась бежать.

— Если Амхао останется в пещере, то утром она умрет, — объявила девушка. — Но если она уйдет, то как Скрытые смогут добраться до нее?

Она схватила Амхао. Красное пламя у входа в пещеру разгоралось, гора ревела, подобно гигантскому льву.

Неожиданно страх отступил, и Глэйва почувствовала прилив злости. Она бросила вызов Скрытым и теперь пойдет до конца.

— Скрытые — слепы, — продолжала она уговаривать сестру. — Они ударяют подобно падающему камню.

Амхао замерла, слушая ее, очарованная храбростью слов сестры, а потом Глэйва помогла ей с ребенком протиснуться в трещину, и они втроем стали пробираться вдоль потока. Вскоре трещина стала шире, поток превратился в реку, они выбрались из-под земли, оказавшись на берегу Синей реки. Высоко в небе светила луна. Глэйва выбрала нужную тропинку и быстро пошла вперед, ведя за собой сестру и ее сына. Скоро голос горы стих, оставшись где-то далеко позади. Но небо у них за спиной вспыхивало отсветами подземного огня.

Где-то далеко печально скулили шакалы. Неожиданно из кустов вынырнула огромная тень. Глэйва сразу узнала леопарда, замерла, а потом из ее горла вырвался предостерегающий рык. Леопард замер, поняв, что перед ним не беззащитные жертвы. Немигающе глядя на женщин и ребенка пылающими во тьме глазами, он потянулся и, отвернув голову, застыл, словно размышляя: стоит ли ему идти дальше по своим делам в сторону мерцающей за деревьями реки.

Воин, вооруженный дубиной, копьем или бронзовым топором, не боялся леопарда. Эти кошки никогда не нападали на мужчин, но будучи очень голодными, могли обратить внимание на детей или женщин.

— Я сломаю твои кости и пробью твою грудь, — подражая охотникам, Глэйва прошептала заклятие, глядя в глаза зверю. Потом она заметила круглый камень подходящей формы, подобрала его и угрожающе подняла над головой. Этот жест явно не понравился хищнику.

— Ступай к воде, Амхао, — приказала девушка. — И ребенка возьми с собой!

Амхао вместе с Глэйвой стали отступать, однако леопард неотступно следовал за ними, то и дело угрожающе порыкивая. Судя по всему, животное было очень голодным, и звериное чувство гнало его вперед. Глэйва, зная, что все животные боятся человеческого взгляда, уставилась в горящие глаза хищника. Справа из-за кустов раздалось повизгивание шакалов. Очевидно, они сопровождали большого хищника, ожидая объедков с барского стола.

Неожиданно леопард изменил свою тактику. Он пошел по кругу, словно собирался обойти стороной свою потенциальную добычу. В какой-то момент Амхао оказалась между хищником и Глэйвой. «Вот и все», — подумала Амхао, без сомнения решив, что действиями огромной кошки руководят Скрытые. Она хотела было отступить, спрятаться за спиной младшей сестры, но страх буквально парализовал ее, а леопард отлично чуял запах страха, исходивший от этого странного двуногого существа.

Однако Глэйва, похоже, поняла, что медлить нельзя, — еще секунда, и зверь прыгнет на ее сестру или на ребенка. Размахнувшись, она изо всех сил запустила камень в хищника, угодив в нос огромной кошке. Взвыв от боли и ярости, леопард отступил в сторону реки. Шакалы, поддержав его пронзительными криками, отступили следом. Глэйва проводила взглядом этих медно-красных пожирателей падали — шакалы были слабы, трусливы, но когда их было много, они могли стать по-настоящему опасны. И отогнать их было бы не так просто, как огромную кошку.

— Леопард возвращается! — пробормотал Амхао.

Глэйва, которая уже подняла с земли следующий камень, махнула рукой в сторону падальщиков, словно собиралась запустить камнем в них, и те, испугавшись, кинулись врассыпную. Однако леопард отступать не собирался, и его отвага заставила шакалов вернуться. Правда, теперь они держались в отдалении.

— Глэйва выбьет все зубы леопарду! — предупредила зверя молодая девушка, так, словно тот мог понять, о чем идет речь.

Но ответил ей не зверь, а подземный грохот. Река, отражая языки подземного пламени, стала алой. А потом Глэйве показалось, что почва заходила у нее под ногами. Она и Амхао повалились на траву. Земля в нескольких шагах от них разверзлась, поглотив леопарда. И тогда шакалы взвыли как безумные. Птицы разом вспорхнули в небе с вершин деревьев. В свете луны и подземного пламени Глэйва видела, как покачнулись и обрушились горы, завалив пещеры и всех, кто был в них.

— Скрытые! — с ужасом выдохнула Амхао.

— Им не нужна была ты. Они убили все племя, — пробормотала Глэйва.

Леопард из расселины так и не появился, но шакалы, чуя запах крови, столпились на ее краю, заглядывая в бездну.

По всей долине кренились и проваливались под землю деревья. Звери, завывая, бежали в ужасе, а горы теперь походили всего лишь на невысокие холмы.

Взгляд Глэйвы скользнул вдоль реки, а потом остановился на странном предмете. Это была долбленная лодка, оставленная кем-то из тзохов.

— Туда, — воскликнула девушка, помогая Амхао и ее сыну залезть в лодку. — Мы убежим в неведомые страны.

Пещеры, кроме одной, стали могилами для женщин, стариков и детей. Но что удивительно, единственная пещера, которую пощадило землетрясение, была пещера Урма. Старик выжил! Стоя на вершине огромного валуна, он наблюдал за происходящим, вспоминая те времена, когда огонь тек по земле как вода. Он размышлял: «Когда вернутся мужчины, им придется вновь отправиться в путь и забрать женщин у жителей Синей реки и Зеленых озер. А кровь пленных мужчин, которых они приведут, утолит жажду Скрытых».

Поскольку он очередной раз чудом избежал смерти, то думал, что жизнь его так никогда и не закончится, а будет длиться вечно. Мысленно он презирал тех, кто умер.

Глава II Вторжение

Хельгор, сын Штра, шел по берегу реки. Шкура медведя служила ему набедренной повязкой. Рядом с ним бежали две собаки, волк и мальчик в набедренной повязке из шкуры шакала.

От Штра и его предков Хельгор унаследовал высокий рост, желтовато-коричневые глаза и жидкие волосы. Его движения были быстрыми, как у оленя. А по силе он мог сравниться с Хеигоуном — самым могучим из людей, живущих на Красном полуострове.

Уже двадцать поколений его клан разводил и дрессировал собак. Однако в день охоты Хельгор прихватил с собой и волка — зверя, который жил вместе с собаками, но по сути своей оставался дикой тварью. Хотя, подобно собакам, он был послушным и преданным, помогал человеку искать добычу.

Была осень.

Воины племени Синей реки бродили по окрестностям, делая запасы на зиму, в то время как сам клан осталось охранять всего пять воинов и двадцать псов. К тому же многие старики еще могли метать копья. С ними осталось около шестидесяти женщин — молодых и средних лет. Каждый день два воина с собаками ходили на разведку, поскольку лучше заранее знать о надвигающейся угрозе, чем неожиданно встретить ее у своего порога…

Хельгор в этот раз отправился на юг. В той стороне не так далеко, всего в двух днях пути, жили люди с круглыми головами — Люди Скалы. Сам Хельгор никогда не видел их, но Гмар и Штра часто рассказывали, что не раз в юности совершали набеги на племена, живущие вверх по Синей реке, и на тех, кто обитал на Зеленых озерах. Топоры и ножи людей Скалы, созданные при помощи огня, были много лучше и крепче каменных топоров и деревянных дубин их противников.

Хельгор в сопровождении собак, волка и мальчика поднялся на огромный валун, лежавший на речном берегу. Он внимательно огляделся. Отсюда весь мир казался ему удивительным и таким же юным, как сам Хельгор. Для него мир рождался заново каждое утро, а порой ему казалось, что трава, деревья, цветы, вода и облака — вечны. Среди прибрежных тростников бродили лошади и антилопы, огромные носороги и неприветливые хряки. Приглядевшись, юноша заметил оленя, группу лосей с гигантскими, ветвистыми рогами. А вдали в зарослях старых платанов мирно паслись мамонты.

Вековечные вороны уже начали готовиться к зиме, сбиваясь в стаи. Аисты, утки и ласточки уже устремились на юг. Их стаи черными точками скользили по небу. Мир, в котором существовали стервятники, орлы, пещерные львы, леопарды, удивлял Хельгора, заставляя его задуматься.

Его внимательный взор скользил по зарослям тростника, высматривая тех, кто незаметно перемещался среди неподвижной зелени, тех, кто от природы был вооружен зубами, когтями, копытами, рогами, в то время как у Хельгора с собой были лишь копье, дубина и дротики.

Его тревога передалась и животным, которые его сопровождали. Все они застыли, словно окаменев, разглядывая раскинувшиеся впереди заросли тростника. И только мальчик — проворный и неутомимый, отважный по своей юности, скользнул в заросли.

Знакомый со многими уловками взрослых охотников, он двигался так, что вокруг него не шелохнулся ни один стебелек.

Неожиданно собаки зарычали. Волк ощетинился.

На водопой шли мамонты. Их огромные тела цвета глины казались гигантскими булыжниками, медленно катившимися через тростник. А из-за гигантских бивней все они казались старыми… По-настоящему старыми. Единственные из живущих на Земле существ, они использовали нос вместо передних лап, а их клыкам — бивням не было ничего равного в мире животных.

За тысячи лет мирного существования они наблюдали, как появлялись и уходили в небытие их враги: сначала пещерные львы, потом пещерные медведи. Да и сами они постепенно начинали вымирать. Их уже давно не встречали в землях людей Скалы, они редко появлялись в землях людей Озер. Но в низовьях Синей реки, там, где обитало племя Хельгора, их видели довольно часто.

Хельгор любил этих гигантов. Была в ним мощь и властность. И вот сейчас, стоя на вершине огромного валуна и не в силах сдержать свои чувства, Хельгор прокричал:

— Мамонт могущественнее льва, тигра и носорога!

Волк выслушал его тираду и фыркнул, собаки перестали рычать. Звери отлично понимали, что мамонт не их добыча, что им не справиться с этими горами плоти. А Хельгор с восторгом наблюдал за стадом, идущим на водопой. Он мечтал о том, чтобы приручить этих гигантов, как собак, — в нем был слишком развит инстинкт, который подталкивал его превращать любое дикое животное в домашнее. Если бы племя охраняло стадо мамонтов, то оно стало бы неуязвимым. Тогда люди Скалы никогда не посмели бы приблизиться к Красному полуострову.

Волна дрожи прокатилась по телу Хельгора. Вдали над лесом поднимался тонкий и зловещий синеватый завиток дыма. Этот дым говорил о том, что где-то там, на равнине, люди.

Подобное открытие поразило Хельгора, как удар дубиной. Конечно, всегда оставалась возможность того, что это возвращаются охотники. Но как такое возможно? Воины ушли всего дней десять назад, а обычно Большая охота продолжается до середины месяца. Единственное объяснение: они столкнулись с большим стадом лошадей, и их охота оказалась более чем удачна. Хотя последние несколько лет лошади в окрестностях Красного полуострова встречались редко, да и то в небольших количествах. Зимою же, захваченных летом лошадей охраняли собаки.

Лошади питались сушеной травой, которую летом собирали для них женщины. Когда охотники возвращались с пустыми руками и нечего было есть, лошадей убивали. Хельгор как-то раз хотел было попытаться приручить их, но старейшины оказались против, заявив, что не дадут ему ломать веками установившиеся традиции. А лошади быстро привыкали к жизни в неволе и безропотно паслись в загонах, устроенных для них охотниками, неподалеку от хижин людей.

— Хиолг, поосторожнее! — прикрикнул охотник на мальчишку, когда тот, пробираясь сквозь тростник, сделал неловкое движение. Мальчик повернул — направился назад к валуну. Однако Хельгор больше не смотрел за ним, взгляд его приковали колечки дыма на горизонте. Чтобы не быть случайно замеченным, Хельгор распластался на камне. Он смотрел на кольца дыма и ждал. Сначала дым был более густым, а потом постепенно стал рассеиваться. Однако, кто же развел костер?

Хельгор отлично понимал, что даже Хиолг не сможет подобраться к костру незамеченным. Место, откуда поднимался дымок, располагалось вдали от спасительных камышей, а лес был не настолько густым, чтобы предоставить надежное укрытие.

И еще Хельгора интересовал один вопрос: заметил ли его кто-нибудь, когда он стоял на камне?

Возможно, за ним наблюдали из зарослей, пока он осматривал камыши с вершины камня. Тогда выходило, что неизвестные видели его, а он их нет.

Неожиданно он чуть не вскрикнул. Куст слева от него качнулся без всякого ветра. Острый глаз Хельгора разглядел тень с круглой головой. Значит, это не сыны племени Синей реки. Дыхание Хельгора стало резким, прерывистым, он весь сжался, готовый в любой момент схватиться с врагом.

— Хиолг видел человека? — обратился он к мальчику.

— Хиолг и сейчас видит его, — ответил мальчик, обладающий поистине ястребиным зрением.

Хельгор поправил набедренную повязку из шкуры медведя. То же самое сделал мальчик.

— Хельгор и Хиолг должны добраться до реки! — объявил охотник.

Они скользнули прочь от огромного булыжника в сторону реки, осторожно двигаясь среди тростника, так, чтобы их движение было невозможно проследить. Собаки и волк тихо последовали за ними.

Они шли третью часть дня и были уверены, что их никто не преследует. Красный полуостров был неподалеку, и Хельгор прикидывал, как бы лучше защититься от незваных гостей. С тремя воинами, собаками и стариками он сможет отогнать врагов, если, конечно, те не слишком многочисленны.

Вход на полуостров был загорожен огромными валунами. И требовалось более двенадцать воинов, чтобы прорваться…

Неожиданно размышления Хельгора прервал Хиолг. Подойдя как можно ближе, мальчик сообщил охотнику:

— Люди идут к реке.

Хельгор снова повернул к берегу и почти сразу увидел отряд охотников, двигавшийся вдоль реки. Большие головы, массивные тела. Хельгору даже показалось, что он узнал того, кого видел раньше в зарослях кустарника. Семь человек. Не много. Но та поспешность с которой они шли, настораживала.

— Хельгор будет бежать, — наконец приняв решение, объявил охотник. — Хиолг спрячется. Он знает, как сделать себя невидимым. Когда охотники пройдут, Хиолг последует за Хельгором.

Мальчик кивнул. Похоже, он нисколько не боялся. Если было бы нужно, он даже вошел бы в реку и поплыл, словно выдра. Вдоль берега было множество потайных мест.

— Хиолга не заметят, — кратко ответил мальчик.

Не сказав больше ни слова, Хельгор повернулся и побежал. Он старался двигаться как можно быстрее, но иногда притормаживал, чтобы перевести дыхание, и сбивался на шаг. Вскоре он вышел на то место, откуда открывался вид на полуостров. Сначала он услышал перепуганный ропот, затем вопли и крики ужаса.

Хелгор остановился. Он понял, что случилось что-то ужасное, непоправимое. Красный полуостров был захвачен. Видимо, группа охотников, которых он встретил на берегу реки, была всего лишь арьергардом огромной охотничьей партии. А теперь тзохи убивали людей его племени, раскалывая черепа, вспарывая животы, ломая несчастным руки и ноги. Старики и женщины были беспомощны перед завывающей ордой. Каждую секунду дубина одного из тзохов опускалась на голову невинной жертве, их ножи кромсали плоть…

Вот последний воин племени Хельгора, ослабевший от ран, столкнулся с противником. Но он был обречен. Грудь его была залита кровью, глаза слепо уставились в пустоту, ноги дрожали, готовые подогнуться в любой момент. Он пробормотал проклятия, обещая убийцам месть своих соплеменников, а потом, занеся топор, попытался нанести удар, целясь наугад. Разом на него обрушилось с десяток дубинок, воин, споткнувшись, повалился в траву, и в грудь его впилось несколько копий.

Тогда охваченный яростью Хельгор взвыл:

— Умары сокрушат тзохов!

Пораженные захватчики обернулись. Но они так никого и не увидели. За мгновение до того, как крикнуть, Хельгор, отлично понимая, что не сможет в одиночку ничего сделать, скрылся в кустах. Несколько охотников отправились на поиски, но так и не нашли ни следов Хельгора, ни следов собак и волка, сопровождавших его.

Хельгору же казалось, что он скрылся от врагов. Он двигался не скрываясь, когда его волк ощетинился, а собаки зарычали. Неожиданно из-за камней появились два тзоха. На мгновение все застыли. Врагов разделяли невысокие кусты и груда камней. Беспощадный закон древнего мира гласил: жизнь победителям и смерть побежденным.

Охотник с Синей реки дал незаметный сигнал волку и собакам. Эти хитрые животные скользнули в траву и вновь появились уже за спиной тзохов. Тем временем Хельгор один за другим метнул два дротика. Первый попал в голову одного из нападавших, вошел прямо в глаз, и когда тзох взвыл от боли, волк бросился ему на спину.

Размахивая топором, Хельгор прыгнул вперед.

Он нацелил топор точно в плечо второго противника.

Этот тзох встретил Хельгора лицом к лицу, хотя он явно рассчитывал на помощь своего спутника. А тому было не до приятеля. С выбитым глазом он с большим трудом отбивался от волка и собак. Копье тзоха царапнуло плечо Хельгора, а потом они сошлись лицом к лицу. Противник умара оказался приземистым, с широкими плечами и мускулистыми руками. К тому же он что есть силы вопил, выплевывая слова прямо в лицо Хельгора:

— Тзохи убили ваших детей и забрали женщин! А когда придут ваши воины, они перережут их всех до одного! И не останется ни одного умара!

Хельгор не понимал его речи, но, судя по интонации, чувствовал, что слова противника оскорбительны. Навалившись на врага всей своей массой, Хельгор в свою очередь закричал в ответ:

— Умары вырежут всех грязных тзохов!

Он замахнулся топором, в то время как его противник замахнулся дубиной. Так как оба они были хорошими охотниками и уверенно обращались каждый со своим оружием, первые удары не достигли цели. Тогда противники, прыгая, словно леопарды, стали наносить друг другу удары, и, попади хоть один такой удар в цель, он, без сомнения, оказался бы смертельным.

Чего в эти мгновения опасался Хельгор, так это того, что противнику придет помощь. Поэтому единственным выходом было как можно скорее закончить поединок.

В какой-то миг Хельгор опустил топор, позволив дубине просвистеть буквально в миллиметре от его плеча, а потом, резко метнувшись вперед, одним ловким ударом раскроил череп противника. Мертвый воин повалился на землю, заливая траву темной кровью.

В стороне волк и собаки все еще рвали тело уже мертвого воина. Хиолг, который тоже внес свою толику в победу собак, вовремя выскочив и перерезав поверженному воину горло, бросился к Хельгору с криком:

— Так погибнут все тзохи — племя шакалов и гиен!

Но никто из тзохов не видел этой схватки и узнал о судьбе своих воинов много позже. Они не нашли Хельгора, но основную свою задачу выполнили. Отведя в сторону женщин, они перерезали стариков и детей, кто еще был жив. Время от времени они начинали забавляться, если кто-то из обреченных, падая перед ними на колени, начинал молить их о смерти. Наконец резня закончилась. Предводитель убийц сам опустился на колени и, протянув руки к небу, начал говорить речитативом:

— Скрытые, тзохи пролили достаточно крови, чтобы напоить вас. Теперь пусть с вашего благословения Люди Скалы и пленные женщины вернутся…

Он говорил и говорил, в то время как остальные тзохи исследовали Красный полуостров. И если они находили дрожащего старика или ребенка, пытавшихся спрятаться от них, они тут же убивали несчастных, пронзив копьем или раздробив череп дубиной.

Глава III Погоня начинается

Солнце сверкало, словно раскаленный костер, когда Хельгор вернулся на Красный полуостров. Собаки и волк обнюхивали трупы, разгоняя ворон и шакалов, которые уже принялись за дележ добычи, приманенные запахом крови.

Умары не хоронили своих мертвых, так же, как и тзохи, и не соблюдали никаких похоронных обрядов. Они считали, что все умары — дети Гигантского Орла и Синей реки. Протекая в лесу и среди гор, река сама по себе была чем-то могучим, непобедимым, точно так же, как гигантский орел, который по представлению умаров был больше тигра.

Старики знали, что на охоте копье нужно бросать не вдоль земли, а вверх под углом, и потому каждый бросок сопровождали словами, сказанными «на удачу, во имя орла»…

— Сыновья орла и реки убьют всех тзохов! — прорычал Хельгор.

В отличие от своих спутников — собак и волка, он не стал разгонять пожирателей падали, зная, что задача этих тварей очистить полуостров от мертвых тел. Кроме того, никто из близких Хельгора не пострадал. Его мать умерла давным-давно, а отец с братом были в охотничьем отряде далеко от этих мест.

А вот Хиолг видел, как убили его деда и пленили его мать, и сердце его разрывалось от ненависти.

К этому времени из зарослей выбрались раненный старик и женщина, которым удалось вовремя спрятаться так, что их не заметили тзохи. Потом прибежало несколько детей. Когда все оставшиеся в живых после налета собрались, Хельгор обратился к ним:

— Хельгор последует за похитителями и убийцами. Он будет оставлять угли костра и черные от копоти камни, втыкать прутья в землю. Когда охотники вернутся, они с легкостью смогут пройти по его следам.

Старик потерял много крови и слушал вполуха. Однако женщина отлично поняла то, что задумал Хельгор, и ответила ему:

— Малгва повторит слова Хельгора воинам, когда те вернутся с охоты.

Надвигающиеся сумерки превратили реальный мир в волшебное царство. С реки поднимался пар, придавая всему окружающему волшебное очарование. Это был час пира для стервятников, шакалов и гиен.

Хельгор же, в свою очередь, отогнал своих собак и волка подальше от человеческой плоти. Чтобы не соблазнять человечиной своих зверей и не упустить врагов, он как можно скорее покинул полуостров. Вскоре его догнал Хиолг. Мальчик отыскал среди убитых тела своих младших братьев и теперь завывал на бегу, словно волк, побитый дубиной. Оглядев своего незваного спутника, сын Штры сказал ему:

— Хиолг не достаточно быстр. Если тзохи найдут его, то поймают и убьют. Хиолг должен остаться с племенем и дожидаться воинов.

Сказав это. Хельгор потряс копьем, словно угрожая темным небесам, и исчез, в сопровождении собак и волка.

Вскоре он без труда обнаружил следы похитителей. А собаки и волк не давали ему потерять след, так как их обоняние было много лучше обоняния человека, точно так же, как и зрение.

Поскольку тзохи двигались медленно — их задерживали пленницы, умар мог не слишком спешить. К тому же он был уверен, что собаки не потеряют след, а с другой стороны, не хотел слишком близко подбираться к врагам. Ведь его могли заметить, а тогда ему пришлось бы спасаться бегством, и неизвестно, что бы из этого вышло.

Последняя пепельная полоса заката растаяла, и в мире воцарилась ночь, тьму которой нарушали лишь одинокие огоньки звезд.

А потом огни зажглись на равнине — зловещие огни костров, указывающих на присутствие самого страшного хищника Земли — человека. Хельгор обошел лагерь врагов так, чтобы оказаться с подветренной стороны. Он насчитал пять костров, видел и темные силуэты воинов и их пленниц, раскрашенные в различные оттенки красного огнями костров. Когда он увидел, как тзохи обращаются с пленницами… особенно с молодыми девушками, его челюсти крепко сжались от гнева.

— Тзохи — шакалы, — пробормотал он низким густым голосом. — Люди Синей реки переломают им все кости и вернут своих женщин.

Потом Хельгор попробовал сосчитать врагов. Их оказалось вдвое больше, чем охотников-умаров. Отчаявшиеся, ошеломленные женщины, казалось, пытались завязать отношения с победителями. Наблюдая все это, Хельгор почувствовал ревность. Однако он понимал, что таким образом пленницы пытаются сохранить себе жизнь…

Он долго шпионил за лагерем врагов, стараясь запомнить типичные жесты тзохов, их запахи. Однако более всего привлекал его внимание предводитель врагов с лицом красным, словно только что вымазанным кровью. Подобравшись поближе, Хельгор снял с плеча копье, прицелился, готовый в любой момент сразить противника. От безумной ненависти его пальцы впились в копье так, что побелели костяшки пальцев. Сердце безумно билось в груди. Однако напасть он так и не решился.

Наконец, взяв себя в руки, Хельгор решил отдохнуть. Нашел безопасное местечко, разжег крошечный огонь и зажарил себе кусочек оленины, который разделил с собаками и волком. Когда же он лег спать, то по-прежнему внимательно прислушивался к происходящему на равнине, ловил все звуки ночи. И это несмотря на то, что собаки и волк бдительно берегли его чуткий сон.

Его не должны были застать врасплох.

Прошло десять дней, а Хельгор все еще шел следом за тзохами.

Из-за его навыков, осторожности, благоразумия, а может, и потому что у его врагов не было прирученных собак и волков, тзохи так и не догадались о его присутствии. Ночью он держался подальше от их лагеря, а днем подбирался поближе.

Кроме того, тзохи двигались очень медленно. Они прибыли в земли людей Синей реки на лодках, плывя по течению. А теперь эти лодки стали для них бесполезны, и тзохи заставили женщин нести их. Когда берега реки разошлись, открыв огромное озеро, тзохи вновь спустили лодки на воду, и вот тут-то Хельгор по-настоящему испугался, потому что если бы тзохи отправились к другому берегу, он мог потерять след. Однако скоро поток вновь стал узким и быстрым. И тзохи опять вытащили лодки, заставив пленниц тащить их по суше.

Утром одиннадцатого дня Люди Скалы разделились на два небольших отряда. В то время как большая часть воинов с пленными женщинами отправилась дальше, меньшая часть рассредоточилась по равнине, видимо, решив загнать стадо диких животных. Хельгор заметил среди них и предводителя тзохов, которого отметил на первой же ночевке после резни.

Собаки и волк хоть и ощетинили загривки, вели себя тихо. Они, как и Хельгор, много дней следовали за тзохами, знали, что те — враги, и то, что их стоит опасаться.

Когда тзохи устроили охоту, Хельгор отошел подальше. Теперь он не боялся потерять след, но не хотел, чтобы его обнаружили раньше времени. Он достиг стены камней, которую в незапамятные времена оставил ледник, и спрятался за ней. Если же вышло бы так, что тзохи отправились в его сторону, то за спиной у него поднимался настоящий лес высокой травы. А чуть поодаль замерла рощица огромных платанов.

Тзохи надолго задержались в этом месте. Река тут была очень широкая, и выше по течению темнело несколько островов. Хельгор внимательно следил за водной равниной, однако едва не пропустил тот момент, когда между двумя ближними из них появилась лодка. И что удивительно, в ней плыли две женщины.

Они гребли изо всех сил, стараясь держаться как можно ближе к правому берегу. А потом появилась другая лодка, переполненная воинами, которые, как казалось, хотели перехватить лодку с женщинами. Однако те сильно отклонились вправо… И тут из-за острова им наперерез выплыла третья лодка.

Хельгор вздрогнул всем телом наблюдая за этой охотой, а потом краем глаза заметил тень посреди прибрежных камней, Хилог! Выходит мальчишка все-таки ослушался его приказа.

Глава IV Беглянки

Глэйва и Амхао долго плыли по течению.

Амхао, как женщина более опытная, нашла съедобные водные растения, которые могли не только утолить голод, но и служили в сухом виде хорошим «кормом» для огня.

Глэйва же, со своей стороны, была хорошей охотницей и лучше знала повадки животных. С раннего детства она училась бросать заостренные камни и копье, так что ее рука была твердой и действовала девушка уверенно. Каждый день, уходя вечером в лес, она приносила мясо на ужин.

Так как большую часть времени беглянки проводили в лодке, то с легкостью избегали встреч со львами, леопардами и медведями. Ночью они устраивали лагерь или в пещере, или на высоком валуне, а огонь их костра заставлял хищников держаться в отдалении. Часто они разбивали лагерь на островках, которые в изобилии имелись на неспешной реке.

Хотя на острове они могли натолкнуться на плотоядных амфибий — гидрозавров. Так что женщины на всякий случай вооружились, сделав себе два копья, две дубины и с десяток дротиков, хотя наконечники их оружия были не такими острыми и твердыми, как оружие, сделанное охотниками. Тем не менее Глэйва охотилась с помощью самодельного копья и дротиков, а Амхао, если выдавалась свободная минута, тренировалась. Таким образом, с каждым днем беглянки пользовались копьями и дротиками все лучше и лучше. Энергия и смелость Глэйвы поддерживала Амхао, которая в первые дни пути и вовсе пала духом.

Теперь они не боялись пантер, леопардов и гиен, но когда слышали грозный рев тигра, или рык бурого медведя — повелителей равнин и леса, женщины понимали, насколько можно было не бояться никаких хищников.

Однако воспоминания о прежней жизни в пещерах становились очень сильными, когда мир погружался во тьму, а по другую сторону костра скользили странные тени. Тогда даже звезды начинали угрожающе смотреть с небес. Тогда Амхао, закрыв глаза, начинала мечтать, вспоминая о Тзауме, ее мужчине, отце ее ребенка.

— Тзаум силен! — напевала она себе под нос. И в звуке этого странного напева смешались ее смелость и гнев сил Природы. Женщина словно уговаривала себя, убеждая, что все будет хорошо.

Но всякий раз, когда Глэйва слышала этот напев, она подсаживались поближе к своей спутнице и говорила:

— Пусть Амхао не вспоминает, что было. Пусть она помнит, что умерла бы, останься она в пещерах. Ее кровь давно уже высохла бы среди камней! Тзохи хуже тигров и львов!

Как-то ночью голодный бурый медведь остановился на берегу реки. Уже несколько дней ему не везло на охоте. Напрасно он прятался среди валунов, сидел на корточках в тростнике. И самка оленя, и дикая овца вовремя учуяли его, избежав засады.

Так что к голоду прибавилась ярость, и сейчас медведь буквально трясся от злости, возненавидев хитрую добычу, которая всякий раз выскальзывала у него прямо из-под носа.

Почувствовав запах костра, который развели женщины, медведь громко зарычал, и со скрежетом провел когтями по прибрежному песку. Его свирепый взгляд остановился на двух женщинах. Мускулы перекатывались под бурой шкурой хищника, и каждое движение выдавало недюжинную силу, а осознание того, что ни в лесу, ни на равнине нет равного противника, придавал зверю уверенность в победе…

Какое-то время медведь бродил вокруг костра, потом остановился и зевнул. Он не спешил нападать, колебался. Вогнутая скала защищала женщин от нападения сзади и сверху. Перед каменной нишей горел костер.

Медведь мог добраться до добычи одним большим прыжком, однако его останавливал трепещущий огонь. Попробовав подползти ближе, он едва не ослеп, а языки пламени обожгли ему ноздри.

В ту ночь Глэйва стояла на страже. Она усиленно поддерживала пламя, следя за тем, чтобы оно не потухло.

Каждый раз, когда огромный зверь пытался подобраться поближе, она делала взмах факелом, и всякий раз медведь злобно рычал и скалился, показывая огромные зубы.

На небе зажигались и гасли звезды. Но упрямый медведь не уходил, а девушка отлично понимала, что запас ветвей, которые они с Амхао заготовили с вечера, уже начал истощаться, хотя вчера в сумерках им казалось собрано много ветвей и сучьев. Очень вероятно, что пища для костра закончится задолго до рассвета…

И тогда медведь и в самом деле смог бы полакомиться человеческим мясом.

Отложив в сторону горящие ветви, Глэйва начала размахивать копьем. Однако она отлично понимала, что ее самодельное оружие не сможет достать до сердца зверя, а любая несмертельная рана лишь разозлит зверя, заставит его забыть об осторожности. Поэтому она не стала метать копье, а лишь угрожающе размахивала.

Когда пища для огня закончилась и костер превратился в тлеющую груду углей, Амхао закричала от страха. Глэйва же, наоборот, собралась, сжалась, приготовившись принять свой последний бой.

И тут где-то позади медведя мелькнула тень. Хищник резко развернулся. Справа позади камней кто-то громко взвыл, а потом раздался ужасный звук плоти, раздираемой когтями. Кто-то взревел. И вот из-за камня появилась лошадь. Она едва держалась на ногах, а за нею мчались несколько волков и орда шакалов.

Оказавшись перед раненой лошадью, медведь встал на задние лапы и нанес страшный удар лапой по голове травоядного, раздробив череп, превратив его в кровавую массу. Несчастное животное повалилось на землю. Поставив на пойманную дичь огромную когтистую лапу, медведь повернулся в сторону волков.

Один могучий рык, и серые, поджав хвосты, отступили. Даже стаей они не хотели сталкиваться с хозяином лесов и безропотно отдали ему свою добычу. Лишь отойдя от бурого гиганта на безопасное расстояние, они расселись на земле, завывая от обиды, в ожидании, когда медведь насытится, выев лучшие куски. В эту ночь им, как шакалам, придется довольствоваться объедками.

А женщины и ребенок, воспользовавшись тем, что хищники заняты, проскользнули вдоль скалы и бегом помчались к спасительной воде, к лодке, чтобы отплыть подальше от скалы, вокруг которой стали собираться и другие хищники и пожиратели падали, в ожидании, когда медведь закончит пировать и отдаст останки лошади.

Женщины и ребенок бежали со всех ног. Но Глэйва слышала, как медведь рвал плоть своей добычи, а потом один из волков не выдержал и бросился на бурого гиганта и тут же, скуля, покатился по траве с перебитым позвоночником…

Эта ужасная ночь заставила женщин вести себя еще осторожнее. Когда они не были уверены в надежности укрытия на ночь, они переворачивали лодку и прятались под ней. Такая маскировка смущала хищников. А если кто-то из них и пытался просунуть лапу или нос в щель между лодкой и землей, то тут же получал болезненный укол острым дротиком.

Раненный невидимым противником зверь отступал, отправлялся на поиски более легкой добычи. При этом Глэйва и Амхао старались не сильно ранить хищников, чтобы тот не пришли в ярость.

Однако большей час женщинам встречались волки и шакалы. Только раз их странным убежищем заинтересовался тигр и пару раз лев. Но хищники не задерживались возле перевернутой лодки — слишком странная штука, к тому же всегда имелась возможность отыскать более легкую добычу. Несколько раз беглянкам приходилось прятаться в лесной чаще. Однако, чем дальше они уходили от земли своего племени, тем чаще останавливались и тем больше времени проводили на берегу. Но они вели себя осторожно, стараясь принимать все меры защиты, точно так же, как действовали охотники тзохи.

Однако на островах посреди реки женщины и ребенок были в безопасности. Иногда они останавливались в пещерах, вход в которые был слишком маленьким для больших хищников, и проводили в таких пещерах по нескольку дней, отдыхая от путешествия по Синей реке.

Прошел месяц с тех пор, как женщины сбежали из племени. И они решили, что ушли достаточно далеко от тех мест, где обитало их племя. Теперь им нужно было выбрать себе какое-нибудь постоянное убежище — укрытие от бурь и диких зверей, где они смогли бы прожить подольше. Желательно, чтобы оно располагалось недалеко от реки. Такое убежище им пришлось искать много дней. Но однажды утром в огромной скале они заметили расселину, достаточно широкую, чтобы в нее мог протиснуться человек, но слишком узкую для крупного волка или леопарда. Кроме того, расселина находилась в десяти локтях от земли. Многим хищникам, даже пантере, было бы тяжело запрыгнуть на такую высоту.

Глэйва, встав на плечи сестры, с трудом дотянулась до края расселины. Перед тем как скользнуть в темноту, она принюхалась, пытаясь учуять запах больших летучих мышей, которые вполне могли облюбовать это местечко. Но никакого опасного запаха она не почувствовала. Тогда, подтянувшись, она залезла в расселину. Потом, присев на корточки, проползла чуть вперед. Когда глаза Глэйвы привыкли к тусклому свету, она увидела, что дальше стены расселины расходятся в стороны и она расширяется, превращаясь в небольшую пещеру, в которой могли укрыться несколько человек. Свет проникал сюда через узкую вертикальную трещину, расколовшую надвое каменный монолит от основания до вершины.

Глэйва запалила несколько сухих прутьев, которые заранее прихватила с собой. В свете костра она увидела, что пещера достаточно высока, на пять-шесть локтей выше ее головы — она могла стоять в ней в полный рост.

Отличное убежище. Повернувшись, дочь Скалы отправилась к выходу из пещеры за своей спутницей.

— Амхао и Глэйва могут отдохнуть здесь! — объявила она. — Вход в пещеру расположен слишком высоко, так что ни волков, ни медведей мы можем не опасаться. Он слишком узкий для тигра, льва или бурого медведя. А что касается пантеры, то тут полно камней…

Пол-луны женщины прожили в полной безопасности, наслаждаясь отдыхом в пещере, так, словно жили под защитой племени… Только на второй день они отправились осмотреть окрестности и не нашли никаких следов ни крупных хищников, ни людей.

В этой местности было полно животных и растений. Так как в потолке имелась трещина, то дым не скапливался внизу, а уходил вверх, совершенно не беспокоя обитательниц пещеры. А навыки самостоятельной жизни у сестер росли день ото дня.

У Глэйвы появилось какое-то третье чувство, и она порой, с хитростью шакала, чувствовала опасность заранее. Прижимая ухо к земле, она слышала даже самые слабые звуки, и по этим звукам с легкостью узнавала зверей.

С каждым днем ее западни становились все более совершенными, в то время как Амхао с каждым разом изготавливала все лучшие наконечники. К тому же Глэйва стала настолько уверенно пользоваться копьем и дубиной, что все страхи Амхао окончательно рассеялись.

Однако Амхао часто вспоминала и сожалела из-за отсутствия Тзаума. Ее мужчина был груб, но не свиреп, а время от времени даже нежен.

Она вспоминала его, и порой ее охватывали приступы ностальгии. Хотя в племени женщин кормили плохо — им давали объедки, которые оставались после пиршества воинов, — Амхао с тоской вспоминала об огромных кострах, на которых жарили антилоп, оленей и иногда даже диких волов, овец, уток и чирков, вспоминала бесконечные рассказы старух, тяжелую работу, которой ей приходилось заниматься, когда мужчины возвращались с охоты.

Глэйва меньше задумывалась о своей прежней жизни, а больше задумывалась о будущем. Бегство, неопределенное будущее, новые ощущения — все это приглушило ее воспоминания. Однако иногда во сне она видела родную пещеру. Но такие сны были краткими и всегда заканчивались ужасным видением старого Урма, ужасом человеческих жертвоприношений, мыслями об охотниках-тзохах, которые могли вернуться и напасть на их след. И от всех этих видений она просыпалась в холодном поту.

Как-то утром Глэйва, вместе с Амхао и ее ребенком отправилась осмотреть лодку, которую они спрятали в прибрежных кустах. Женщины без труда заделали трещины в ее корпусе, потом совместными усилиями вырезали новые весла. Лодка была им необходима, чтобы посещать другие острова, или, если понадобится, достигнуть берега.

Доставшаяся им лодка была узкой и длинной. Она с легкостью разрезала воды реки, но начинала раскачиваться, попав под поперечную волну. Глэйва питала особую привязанность именно к этой лодке, так как она стала средством спасения, неким волшебным предметом, вырвавшим их из лап старого Урма, а потом давшим защиту от многих опасностей. Может быть, поэтому Глэйва почти каждый день ходила на это место, проверяя, все ли с ней в порядке.

Всякий раз перед тем как выбраться из кустарника, где была спрятана лодка, Глэйва внимательно осматривалась, чтобы убедиться, что никакая опасность ей не грозит. Она внимательно оглядывала гладь реки. Прижимала ухо к земле, прислушиваясь и сразу понимая, кто бродит в окрестностях: четвероногий зверь или птица.

Однако в тот раз, собираясь выбраться из зарослей, Глэйва замерла. В этот раз она отправилась на прогулку одна, оставив Амхао и ее ребенка в пещере. Однако судя по звукам, женщина и ее ребенок пробирались через заросли к тому месту, где беглянки прятали лодку. Выходит, что-то случилось. Что-то очень нехорошее, иначе ее спутница не покинула бы надежного убежища. Почему Амхао оказалась возле реки? Разве не обещала она ждать в пещере возвращения Глэйвы?

Юная охотница осторожно проскользнула среди ветвей и неожиданно оказалась прямо перед сестрой. Та же не замечала Глэйву, пока не оказалась на расстоянии вытянутой руки.

— Почему Амхао покинула пещеру?

— Амхао искала Глэйву, — только сейчас Глэйва увидела, что лицо ее сестры пепельное от страха, а губы — белые, словно подведенные мелом. — Амхао видела тзохов!

— Тзохов! — испуганно повторила Глэйва.

Амхао показала сестре пять пальцев правой руки и один левой.

— Амхао узнала их?

— Там были Камр, сын Гиены, Куаро, Тофр…

— Они видели Амхао?

— Они были далеко, шли к скале. Болото заставило их повернуть, и они исчезли в лесу. Тогда я вылезла из пещеры и побежала сюда.

— Амхао потушила огонь?

— Да.

Глэйва покачала головой и вновь внимательно огляделась.

— Нам нужно перебраться на один из островов и хорошенько спрятаться.

В сопровождении Амхао она повернула назад к лодке. Вместе они перенесли лодку к берегу. Трава тут была очень высокой, берег пустынным. Сейчас женщин с ребенком могли заметить только те, кто находился на песчаном берегу или в воде, прямо перед ними. Быстро сев в лодку, они отплыли от берега. Поток нес их то быстрее, то чуть помедленнее.

В какой-то момент Глэйва задалась вопросом: видели ли их тзохи? Если нет, то они никогда даже не подумают о них, потому что снаружи невозможно было определить, что за узкой расселиной скрывалась обширная пещера. А поскольку было утро, то Глэйва сомневалась, что ее бывшие сородичи сунутся в расселину, так как было слишком рано искать место для ночного лагеря.

Думая о том, как тзохи очутились так далеко от дома, Глэйва сразу отмела в сторону предположения относительно погони. Не стали бы тзохи с такой настырностью так долго преследовать двух женщин. Да и путешествуя по Синей реке беглянки почти не оставляли следов.

Мысли вихрем проносили в ее голове. Глэйва и Амхао были дочерьми женщины иного племени… Вернувшись домой охотники-тзохи обнаружили, что большинство их женщин погибло, а раз так, тзохи должны были отправиться в путь, чтобы найти себе новых женщин. И куда бы они пошли? К племени Зеленых озер или Синей реки!

Глава V Погоня

Лодка скользила по гладкой поверхности потока, который оказался настолько широк, что невозможно было различить дальний берег. Теперь остров казался узким и длинным, густо заросшим зеленью. За столетия там разрослись огромные платаны и тополя. Повсюду вдоль берега склонили свои головы ивы.

Прежде чем направиться к острову, Глэйда долго смотрела на равнину, но ей так и не удалось разглядеть там ни одного двуногого. Наконец решив, что они в безопасности, девушка начала грести в сторону острова. Лодка быстро пересекла поток и нырнула в маленькую бухточку, защищенную голым мысом. Женщины быстро выбрались из лодки и спрятались в кустах, решив подождать.

Однако они не заметили никаких следов присутствия человека. Отвратительные морды гиппопотамов торчали из воды, множество крокодилов, огромные черепахи, расположившиеся на песке, — вот и все. Цапли, скользящие высоко в небе, а на противоположном берегу спустившиеся к водопою антилопы и носорог — все это лишь на мгновение привлекло внимание женщин.

Неожиданно Глэйва вздрогнула всем телом. Те, от кого они бежали, вновь появились. Сначала едва различимые, их фигуры становились все четче, по мере того, как они приближались к реке. Через несколько минут Глэйва была уверена, что это — охотники их клана. Кроме того, она узнала Кзахма.

— Посмотри, там женщины! — воскликнула Амхао.

Женщины следовали за первой группой воинов. Сразу было видно, что все они из другого племени. Их лица были более мягкими, чем у тзохов, и у многих волосы имели цвет осенних листьев. Внешне они большей частью напоминали Глэйву.

— Воины идут или от Зеленых озер, или от дельты Синей реки, — заметила дочь Уокры. — Их поймали, чтобы заменить тех, кого убила гора.

Странная ревность зародилась в душе Амхао. Пленницы напоминали ей ее саму. Глэйве же было жаль всех их. Особенно тех, кто теперь принадлежал предводителю охотников Кзахму, от которого пахло, как от шакала. Лицо Амхао побледнело, когда она увидела воинов, идущих следом за женщинами. Это были Куаро, Тофр и другие воины, которых она хорошо знала.

Предводитель объявил привал, однако воины то и дело посматривали на остров. Потом сын Черного борова отдал приказ, и те из воинов, кто нес лодки, спустились к воде. Две лодки одновременно скользнули в сторону острова.

— Тзохи напали на наш след! — в отчаянии вздохнула Амхао.

— Нет! Они хотят исследовать остров. Возможно, решать разбить тут свой лагерь.

— Мы должны бежать!

Амхао вся тряслась от страха, потому что отлично помнила Закон Скалы и знала, что месть Скрытых будет ужасной.

Глэйва колебалась. С одной стороны, остров был большой, и вонь, исходящая от тзохов, заглушала все запахи. С другой, — самый маленький след, оставленный беглецами, выдал бы их с головой. Например, лодка, оставшаяся на берегу, сразу выдала бы присутствие людей и сказала бы охотникам, что это именно те две женщины, у которых хватило храбрости бросить вызов Скрытым.

Наконец, взвесив все за и против, Глэйва объявила:

— Амхоа и Глэйва будут бежать.

Охотники не видели, что происходит в бухте, где высадились женщины из-за высокого песчаного мыса. Глэйва и ее сестра с ребенком быстро проползли по песку, спустили лодку на воду и заскользили вдоль берега острова в тени плакучих ив. Однако они отлично понимали: как только тзохи высадятся на мыс, они сразу увидят беглянок. Однако они все еще надеялись ускользнуть, так как здесь у воды было много растений, и охотники могли их просто не заметить в переплетении ветвей.

Когда женщины достигли северной оконечности острова, перед ними раскинулась бескрайняя водная гладь — тут им не удастся спрятаться и стоит хоть одному охотнику посмотреть в их сторону, он сразу же увидит их. Женщины перестали грести, затаились, размышляя о своих безжалостных соплеменниках, о таинственных пытках огня, через которые им придется пройти, прежде чем умереть на алтаре Скрытых.

Глэйва подвела лодку поближе к берегу, под защиту низко нависших над водой растений, среди которых прятались твари с холодной кровью: крокодилы, черепахи, змеи, гигантские пауки, огромные насекомые. Розовый голубь сорвался со спины гиппопотама, крокодил поднял из воды длинную чешуйчатую морду. На берегу по грязи пропрыгала огромная жаба, в то время как над головой женщин в листве пели крошечные птички с крыльями голубыми и цвета коралла.

Глэйва прислушивалась, глядя сквозь листву на вторую лодку тзохов, устремившуюся к острову. Девушка боялась, что если сейчас они попытаются покинуть остров, то, двигаясь к дальнему берегу, надолго окажутся на виду, и кто-нибудь из охотников их непременно заметит.

— Амхао и Глэйва будут бежать дальше! — наконец решительно сказала она, обращаясь к своей спутнице.

Они снова выплыли на широкую реку, двигаясь к левому берегу, где поток делал поворот. Если они незамеченными доберутся до поворота реки, то будут спасены.

Работая веслами изо всех сил, они отчаянно гребли, и в какой-то момент, обернувшись, не заметили никого на той стороне острова, который они только что оставили. Поворот! Лодка скользнула под левый берег. И беглянки оказались под защитой нависающих кустарников.

Тем временем Камр — сын Гиены, добрался до противоположного берега острова. Взглянув на реку, он увидел чудовищную голову гиппопотама и что-то удлиненное далеко-далеко у левого берега. Приглядевшись, он понял, что это лодка с двумя людьми на борту. И тогда он поднял тревогу, хотя и не подозревал, что те, кого он заметил, — женщины.

Несколько его соплеменников присоединились к нему. Среди них был Кзахм — Черный Боров, и все они видели, что лодка исчезла за поворотом реки. Немного подумав, Кзахм решил отправиться в погоню, однако он был готов в любой момент повернуть назад, если к странной лодке присоединится кто-то еще.

Двенадцать сильных охотников, великолепно владевших веслами, погрузились на две лодки. Кзахм решил, что стоит нагнать неизвестную лодку и узнать, кто это и куда плывет. Отправившись в погоню, предводитель охотников разволновался еще больше. А что, если это разведчики из племени Зеленых озер или с Синей реки? Страх возмездия за устроенную ими резню в селении Синей реки на Красном полуострове на мгновение овладел предводителем тзохов, но он прогнал мысль прочь… У него было более ста охотников, а племя Синей реки едва ли смогло бы собрать человек шестьдесят.

Что касается воинов Зеленых озер, то те должны были охотиться вдалеке от этих мест. Конечно, они могли напасть на Людей Скалы. В итоге, обдумав все варианты, Черный Боров послал разведчиков вниз по течению по обеим берегам реки.

Глэйва приглушенно вскрикнула. Амхао простонала. Их лодка прошла поворот реки, но до этого они успели заметить, как от острова в их сторону метнулись две лодки.

Женщины отлично понимали, что в сравнении с охотниками, они слабы и беспомощны. Да к тому же тех было в несколько раз больше. И Амхао, в какой-то миг осознав всю их беспомощность, едва не выпустила из рук весло. Она окончательно пала духом. Еще мгновение, и она готова была отдаться злой судьбе, готовая сдаться на милость тзохов и принять наказание Скрытых.

— Нам не удастся сбежать от них, — простонала она. — Амхао должна умереть.

На краткое мгновение печаль охватила Глэйву, но она взяла себя в руки и решила, что пока у нее есть силы, она не сдастся.

— Может быть. Амхао и Глэйва умрут. Но пока они живы, они будут бороться, — объявила девушка, гордо тряхнув головой.

— Посмотри! — в ужасе закричала Амхао.

Вторая лодка показалась в поле зрения.

— Разве не удалось нам сбежать от Урма, от леопарда и медведя? — намеренно грубо проговорила Глэйва. Потом она внимательно, исподлобья посмотрела на свою спутницу, и та снова взялась за весло.

И началась борьба. Лодки охотников, лучше сделанные, направляли вперед могучие мышцы мужчин, в то время как лодка беглянок, несмотря на все усилия женщин, двигалась много медленнее. Глэйва понимала: еще немного, и они выбьются из сил. Тем более, что когда преследовавшие их тзохи поняли, за кем они гонятся, то еще сильнее налегли на весла, а потом начали выкрикивать оскорбления в адрес беглянок, рассказывая, какие ужасы грозят им, когда их поймают.

— Тзохи узнали нас! — простонала Амхао.

Одна из лодок преследователей шла прямо за ними, вторая держалась левого берега, чтобы отрезать путь отступления, если женщины захотят высадиться. Однако через какое-то время лодка, плывущая вдоль берега, стала обгонять беглянок. Тогда охотники, сидевшие в ней, повернули свое суденышко и пошли наперерез беглянкам, надеясь перехватить женщин, раньше тех, кто плыл за ними следом.

Тогда Глэйва повернула к правому берегу. Но Амхао очень устала и едва могла двигать веслом, так что на ее помощь можно было и вовсе не надеяться. Так что, скорее всего, их вот-вот схватят, и тогда они вновь попадут в руки Урма, и смерть их будет ужасной.

Но Глэйва не помышляла о сдаче, скорее она умрет, сражаясь за свою свободу, чем на алтаре Скрытых, от удара ножа безумного старика.

— Амхао и Глэйва могут высадиться на берег и сражаться за свою свободу. Если нам суждено жить, мы спасемся, если нет — умрем, — Амхао уставилась на своего ребенка, но Глэйва продолжала: — Если мы высадимся на берег, то сможем сражаться, а если воины нагонят нас в воде, то перевернут нашу лодку, и мы окажемся совершенно беспомощными.

Это звучало разумно. Кроме того, инстинкт самосохранения заставлял Амхао цепляться за малейший шанс остаться в живых. Берег тут был крутым, скалистым, по краю поросшим желтовато-коричневым кустарником. Глэйва опустила голову, слезы хлынули у нее из глаз. Любовь к жизни переполняла ее. Глэйва хотела вновь встречать рассветы и провожать закаты, любоваться чудом растущей травы… чудом жизни. Еще несколько часов назад и Глэйва и Амхао свободно вдыхали чистый воздух, пьянея от свободы…

Дно лодки ударилось о камни.

Лодка, преследовавшая сестер, была на расстоянии трехсот локтей. Другую, которая поплыла наперехват, снесло течение, и она оказалась чуть дальше. Амхао тихо застонала, покрепче обняв своего ребенка. Несмотря на то, что она была менее активной, чем ее сестра, она тоже любила жизнь.

— Амхао должна попытаться взобраться на обрыв.

Покорно прикрыв глаза из которых катили крупные слезы, Амхао полезла вверх по крутому склону, в то время как Глэйва встала, пошире расставив ноги. В одной руке у нее был топор, в другой — копье, и она собиралась дорого продать свою жизнь. Когда же лодка преследователей приблизилась, она закричала:

— Тзохи — грязные и трусливые шакалы!

— Скрытые ждут дочерей Уокры, чтобы пожрать их плоть! — ответил один из воинов и ему вторили радостные крики и смех его спутников.

Глэйва поняла, что наступает последняя минута ее жизни, и не поворачиваясь обратилась к своей спутнице:

— Амхао готова? — тихо спросила она.

— Амхао готова, — перестав плакать, ответила ее сестра.

Глава VI Странные союзники

Лодка преследователей находилась не далее, чем на расстоянии ста рук от берега. Когда совершенно неожиданно с края обрыва раздался воинственный клич, дротик, пущенный твердой рукой с края обрыва, пробил горло одному из тзохов. А потом взвыл волк, и, вторя ему, залаяли собаки.

Изумленные Люди Скалы опустили весла. В это время второй дротик пробил плечо еще одного воина. А потом с обрыва вновь прозвучал победный клич. Тзохи были храбрыми воинами, но закон равнины и леса говорил об осторожности: воины, столкнувшись с неведомым противником, отступили.

Дрожа всем телом, переполненные надеждой и страхом, сестры повернулись к краю обрыва. Из-за камней высунулся мальчик. Желтовато-коричневые волосы, точеные черты — он ничем не напоминал тзохов. Когда женщины заметили его, мальчик замахал им и что-то сказал при этом, но беглянки не поняли его слов. Но одно оставалось несомненным: кто бы ни скрывался на вершине обрыва, — это были друзья.

Снова начав жестикулировать, мальчик показал, что женщины снова должны были сесть в лодку и плыть дальше вниз по течению, под защитой берегового утеса. Однако почему они должны так поступить, Глэйва и Амхао так и не поняли. Тзохи тоже заметили мальчика и уже собрались было возвращаться, когда с обрыва донесся мужской голос. Воины Скалы не поняли, что прокричал невидимый воин, но в его голосе слышалась явная угроза.

— Дочери Уокры должны повиноваться неведомому другу! — объявила своей спутнице Глэйва. — Этот человек — наш друг.

Сама она не была уверена в искренности своих слов. Но выбирая между Урмом и неведомым союзником, она, не колеблясь, выбрала последнего. Вернувшись в свою лодку, она подняла весло. И меньше чем через минуту женщины вновь заскользили по реке, держась у самого берега, подальше от лодок тзохов, которые, казалось, и не собирались прекращать преследование. Однако лодка женщин держалась на расстоянии досягаемости дротиков неведомого воина, а тзохи боялись приближаться к невидимому врагу. Мертвый воин теперь покоился на дне их лодки, а тот, кто был ранен, никак не мог остановить кровотечение.

Желание выжить, выбраться из этой переделки, надежда, замаячившая перед сестрами, придали им новых сил. Они упорно работали веслами, быстро несясь мимо высоких прибрежных утесов, изъеденных пещерами, в которых ныне жили орлы, стервятники и летучие мыши. И тут в утесе неожиданно открылась пещера — огромный черный провал. Из глубины его женщин приветствовал голос незнакомого человека.

А потом они увидели светловолосого мужчину с двумя собаками и волком, спускающегося к ним. Мужчину сопровождал подросток. В какой-то миг Глэйва заколебалась. Незнакомец был ростом с Кзахма — сына Черного Борова, но не был таким массивным в плечах и выглядел добродушным. Амхао подняла весло, готовая защищаться, но Глэйва успокоила ее. А потом незнакомец несколько раз взмахнул руками, указывая на преследовавших их тзохов.

Без колебания Глэйва направила лодку к берегу. Несколько секунд, и мужчина с мальчиком прыгнули в их посудину. Тогда незнакомец заговорил, с трудом подбирая слова на языке Людей Скалы:

— Тзохи забрали женщин умаров! Хельгор приведет воинов-умаров, чтобы отомстить!

А потом он забрал весло из рук Амхао, так как сразу определил, что эта женщина много слабее своей спутницы и менее решительна. Вмиг недоверие к незнакомцу пропало. Лицо этого воина было более открытым, чем лица тзохов и отчасти напоминало лицо Глэйвы и ее сестры. Его стройная фигура нравилась ей больше, чем коренастые фигуры воинов ее племени. А теперь, взглянув ему в лицо, она готова была повиноваться и помогать ему.

Бурное течение швырнуло лодку вглубь пещеры, и скорость течения резко возросла. Сначала преследователи не поняли хитрого хода беглецов, ведь реки обычно вытекали, а не втекали в пещеру. Потом, когда лодка беглецов исчезла во тьме, они задумались. А еще позже они поняли, что воин был всего один, что на утесе нет никакой засады, и они без опасений могут продолжить погоню.

— Нужно отправиться следом за этой лодкой! — убеждал Камр предводителя. Остальные с сомнением посматривали на мертвого и раненого, лежащих на дне лодки. А потом один из воинов высказал свои соображения.

— Разве другие враги не прячутся в тех камнях?

Тем временем вторая лодка подплыла поближе, так что теперь воины, сидящие в ней, могли хорошо слышать, о чем идет речь.

Камр — сын Гиены, насмешливо фыркнул:

— С нами много воинов, Глэйве и Амхао не удрать! Двенадцать тзохов как-нибудь справятся с одним воином и двумя женщинами.

— Двое наших воинов повержены, и Кзахм призывает всех вести себя разумно.

Сын Гиены иронически рассмеялся. Он был много сильнее, почти такой же могучий, как Кзахм — Сын Черного Борова в глубине души надеялся стать вождем.

— Разве Кзахм приказал нам быть трусами? Пусть два воина попробуют подняться на берег. Если там никого не окажется, мы продолжим погоню.

Он говорил так уверенно, словно и в самом деле был вождем. Его лодка подошла к берегу, и он с двумя своими товарищами спрыгнул в воду.

Выбравшись на сушу, они не обнаружили никаких врагов среди камней, да и на обрыве никого не было, потому что если бы там затаились вражеские воины, они непременно обстреляли бы тзохов дротиками.

— Тзохи отправятся в погоню за лодкой с женщинами! — сказал Камр, вернувшись к своим воинам.

— Кзахм может оказаться недоволен и накажет Камра, — возразил один из воинов первой лодки.

— Кзахм не сможет наказать воинов, преследующих врага. К тому же мы не его рабы, мы из другого клана!

Воины, сидевшие во второй лодке, и в самом деле принадлежали другому клану и в глубине души недолюбливали вождя тзохов. Кзахму нужно было бы более внимательно относиться к охотникам других кланов.

— Эти женщины предали свое племя, — вновь высокомерно заговорил Камр. — Или вы не воины и у вас нет чести?

А потом, не глядя на воинов в первой лодке он взялся за весло и сильными гребками погнал ее к пещере. Остальные его спутники, выставив весла над водой, постарались сделать так, чтобы их лодка, попав в бурный подземный поток не билась о стенки пещеры. Время от времени лодка попадала в водовороты, но тзохи были опытными гребцами и с легкостью справлялись с подобными препятствиями. Однако Камр напрасно выглядывал беглецов во тьме пещеры, за то время, пока он осматривал берег, Хельгор уплыл далеко вперед.

Однако тзохи не собирались отступать. Скоро стены пещеры расступились, над головой появилась полоска неба. Они снова выскочили в реку, ту же самую реку, которую покинули несколько минут назад. Вдоль правого берега протянулась равнина, по которой путешествовали воины тзохов, а на левом берегу стеной стоял девственный лес. Чувствуя, что враги вот-вот окажутся у него в руках, Камр торжествующе огляделся, надеясь заметить впереди лодку беглецов.

Но нигде на широкой реке не было лодки с женщинами и воином, посмевшим бросить вызов тзохам.

Пока лодка с беглецами скользила между подводными утесами, Глэйва думала только об одном: как бы течение не разбило их хрупкое суденышко об один из утесов. А время от времени быстрое течение пыталось перевернуть лодку. Охотнику и девушке пришлось использовать все свое искусство, чтобы удержать лодку на плаву.

При этом они то и дело оглядывались, пытаясь во тьме рассмотреть преследователей. А потом вновь стало светло, берега разошлись, и они вернулись в главное русло той же самой реки, которую покинули несколько минут назад. Только теперь река стала много шире, и левый берег был почти невидим, а сама река больше напоминала озеро.

Хельгор внимательно посмотрел на своих спутниц. Амхао больше напоминала женщин тзохов: смуглая кожа, широкие скулы, мелкие глубоко посаженные глаза. Но Глэйва походила на женщин клана умаров — продолговатое лицо, небольшие светлые глаза, золотые волосы и тонкая кость.

При взгляде на нее Хельгор ощутил странное приятное чувство. Такое иногда бывало с ним, когда он на рассвете в одиночестве бродил по равнине. И Глэйве он понравился много больше, чем охотники-тзох. Его стройная, гибкая фигура с широкими плечами и розовая кожа казались ей много красивее темных, приземистых, коренастых фигур воинов своего племени.

Тем временем Хельгор, используя, отдельные известные ему жесты и слова Людей Скалы и жесты попытался объяснить своим спутницам, что воины тзохов украли всех женщин его племени, перебив детей и стариков.

В свою очередь Глэйва вспомнила те несколько слов из языка людей Синей реки, которые слышала от бабушки с Зеленого озера. Язык племени Зеленого озера был очень близок к языку племени Синей реки. Эти два племени в древности имели общие корни… Поэтому Глэйва в свою очередь попыталась рассказать Хельгору о жертвоприношениях, побеге, землетрясении.

Хотя Хельгор понял намного меньше из рассказа Глэйвы, чем она из его, он решил, что они заключили своего рода союз. По крайней мере, он теперь знал имена своих спутниц, а они знали его имя.

— Глэйва и Амхао станут женщинами умаров, — объявил он. — Хельгор спасет их.

Они все дальше уплывали вниз по реке. А преследователи так и не появились. Тем не менее Хельгор не собирался расслабляться. Наоборот, они с Глэйвой налегли на весла, пытаясь как можно больше увеличить расстояние между ними и врагами. Он хотел было причалить к берегу, поросшему лесом. Но лодка — вещь незаменимая при путешествиях по воде, на суше становилась невероятно обременительной.

Поэтому Хельгор предпочитал двигаться по воде, пока это возможно. Он продолжал с остервенением грести, в то же время мысленно рисуя себе варианты будущего, причем один мрачнее другого. И еще он постоянно посматривал на то место, где рукав реки, вырываясь из пещеры вновь воссоединялся с основным руслом.

Они почти обогнули очередной мыс, когда Хельгор, очередной раз обернувшись, чтобы бросить мимолетный взгляд назад, неожиданно воскликнул:

— Позади тзохи!

Глэйва резко обернулась. Ей понадобилось почти полминуты, прежде чем она смогла разглядеть вдалеке лодку преследователей. Та находилось так далеко, что ее можно было принять, скорее, за плывущее по реке бревно или за огромного крокодила, и все же, приглядевшись, девушка различила силуэты воинов, и вторя Хельгору, повторила вслед за ним:

— Позади тзохи!

Что же до Хельгора, то он с ненавистью смотрел на этих воинов из другого племени, которые ограбили и большей частью перебили его племя…

Глава VII В осаде

Лодка беглецов прижалась к берегу так, что ее трудно было разглядеть даже с небольшого расстояния. Хельгор хотел держаться еще ближе, чтобы у преследователей и вовсе не осталось шансов их разглядеть. Перед тем как скрыться за поворотом реки, он бросил последний взгляд на преследователей.

Лодка тзохов все еще оставалась в поле зрения. Но второй нигде не было видно. Или они настолько отстали, или сдались и прекратили погоню? Однако медлить, чтобы разгадать эту загадку, не следовало. Десять тысяч локтей большое расстояние, а впереди был заросший кустарником берег, где без труда можно было устроить засаду. В чаще, где человеку приходилось двигаться пригнувшись, раздвигая ветви, волк и две его собаки могли действовать более эффективно. Глэйва же готова была сражаться, кроме того, Хельгор считался лучшим метателем дротиков среди умаров, а убить человека он мог одним ударом дубины.

Хотя Глэйва все еще энергично двигалась, однако было видно, что она сильно устала. Она гребла с самого утра. Чтобы дать ей передохнуть, Хельгор отобрал у нее весло и вручил его Амхао, которая немного передохнула. Теперь они не видели своих преследователей, а до ближайших зарослей кустарника оставалось всего пять тысяч локтей.

И беглецы постарались извлечь из своего положения максимум пользы. Мало того, что лодка преследователей была лучше, в ней на веслах сидело шесть человек, в то время как в лодке беглецов было лишь два гребца, причем один из них — женщина. Так что Хельгор сейчас думал только об одном: как незаметно достичь кустарника. Чтобы добраться туда вовремя, им нужно было плыть хотя бы с половиной той скорости, что развивала лодка тзохов.

Первые две тысячи локтей Хельгор держал хорошую скорость. Он был сильным, а его умение сглаживало слабость и неуклюжесть Амхао. Но вскоре женщина снова выбилась из сил, и преследователи получили значительное преимущество. Теперь стало ясно, что если Глэйва снова не возьмется за весло, то они вовремя не доберутся до спасительных зарослей.

— Глэйва такая же храбрая, как воин! — воскликнул Хельгор, и Глэйва прочитала восхищение в его глазах.

Она не поняла, что сказал их спаситель, но улыбнулась в ответ, в то время как сердце ее наполнилась радостным чувством. Однако несмотря на все усилия Хельгора и Глэйвы, расстояние между лодками, хоть и медленно, но все же сокращалось, однако охотник из умаров надеялся вовремя достичь спасительных зарослей. В то же время он ликовал, потому что вторая лодка преследователей так и не появилась. Последние минуты этой гонки оказались самыми тяжелыми. И Хельгор, и Глэйва выбивались из последних сил, налегая на весла, пытаясь побороть судьбу, выиграв у нее несколько лишних минут.

— Да! — наконец торжествующе прокричал Хельгор.

Они добрались до кустов, а тзохи находились от них в трех сотнях локтей и, похоже, так до сих пор и не заметили лодку беглецов, скользнувшую в заросли ветвей плакучих ив — в одну из протоков гигантской дельты. Этот проток имел два выхода, и Хельгор медленно заскользил по одному из них. В том месте, где протока вновь соединялась с основным руслом, по правому берегу протянулись густые заросли тростника.

— Если Глэйва совсем выбилась из сил, то теперь она может не грести, — объявил Хельгор.

Лодка беглецов свернула в тростник — в заболоченную бухточку, защищенную гигантскими тополями и огромными ивами. Хельгор загнал ее в самые густые заросли, а потом приготовил оружие.

Над рекой стояла мертвая тишина. Тзохи должно быть, уплыли вниз по реке, но вскоре, не обнаружив беглецов, отправятся обратно. Несомненно на обратном пути они сунутся в заросли. Однако только невероятная удача поможет им найти лодку беглецов, спрятанную в тростнике.

Глэйва с восхищением наблюдала за хитрыми маневрами Хельгора. Ей хотелось смеяться и улыбаться, несмотря на то, что опасность еще была реальной. Тем временем Хельгор все дальше и дальше уводил лодку вглубь болота. Когда заросли тростника становились слишком густыми, он сворачивал, иногда прорубал дорогу топором. Скоро вокруг появились деревья, увитые лианами и обросшие мхом. А потом беглецы выплыли на прогалину, посреди которой возвышалось несколько огромных камней.

— Хельгор, Хиолг, Глэйва, Амхао и ребенок должны остановиться здесь.

Сын Штры выбрал место, окруженное камнями, которые позволили бы им укрыться от дротиков тзохов. Потом он поговорил с собаками и волком. Его звери знали команды и умели их выполнять. В этот раз Хельгор приказал им вести себя тихо, не лаять и не выть.

Хельгор разместил четвероногих воинов в проходах между камнями, тех оказалось как раз три. Затем он занялся проверкой оружия. У него самого была дубина, топор, нож, два копья и пять дротиков.

У женщин оказались дубина и четыре копья, два топора и обоюдоострый скребок.

У Хиолга — нож и копье. Кроме того, волк и собаки — хорошее подспорье в бою.

После проверки оружия беглецы поели вяленого мяса, а потом Хельгор и Хиолг постарались сделать их убежище еще более недоступным. Они завалили входы колючим кустарником, оставив только узкие проходы для животных. Если бы любой тзох попытался пролезть на площадку между камнями, его бы ожидал «теплый» прием. Тем временем женщины и ребенок наблюдали за тем, что происходит снаружи их убежища.

Несколько раз Хельгор чувствовал желание увеличить расстояние между ним и преследователями, но Амхао так устала, что не выдержала бы длинного перехода. Даже в силах Глэйвы он сомневался. Если бы тзохи обнаружили их следы, то быстро нагнали бы, тогда им пришлось бы сражаться на открытой местности. Здесь же камни защищали их, да и у женщин появилась возможность отдохнуть.

Постепенно солнце клонилось к закату, и тени становились все длиннее. Хельгор старался не думать об опасности, которую таила в себе ночь. Кроме того, раз тзохи не появились, Хельгор начал надеяться, что они и в самом деле потеряли след беглецов.

Прежде чем человек успел бы пройти десять тысяч шагов, должна была наступить ночь. Место, выбранное под лагерь, казалось надежно защищенным, и беглецы собирались провести тут всю ночь. Время от времени Хельгор, Глэйва и Амхао обменивались жестами или словами. Постепенно Глэйва все лучше и лучше понимала своего спутника, так как вспоминала слова, произнесенные ее бабушкой, — слова языка племени Зеленого озера.

Амхао почти не принимала участия в их беседе. Пассивная по природе и очень уставшая, она больше занималась ребенком, а не слушала «разговоры» своих товарищей. Очарованный всем происходящим, Хиолг сидел в стороне и, улыбаясь, наблюдал за происходящим.

Уже начали сгущаться сумерки, когда собаки тревожно зашевелились, и волк, встрепенувшись, заводил ушами. Хельгор и его спутники замерли, вслушиваясь в лесную тишину, но не услышали ничего, кроме шороха листвы и гудения насекомых. Но собакам и волку можно было доверять. Без сомнения они учуяли врага. Глаза волка засверкали, и собаки вопросительно уставились на своего хозяина.

Хельгор тихо, едва слышно свистнул. Это был приказ, означавший: нужно сохранять полную тишину. В любом случае, если хозяин не разрешит, ни собака, ни волк никогда не залают и не завоют, когда добыча где-то рядом. Однако звери разом оскалились.

— Рядом хищники… Тигр, лев или бурый медведь или… тзохи, — шепотом сообщил своим спутникам Хельгор. Глэйва покрепче сжала дубину, оставив копья Хельгору. Амхао усадила своего ребенка в дальний уголок их убежища и тоже взялась за копье.

Потом Хельгор встал на колени и замер, прижав ухо к земле. Хиолг последовал его примеру. Какое-то время охотник не двигался, прислушиваясь. А потом он различил тихие шаги. Кто-то пробирался к их лагерю.

— Приближаются тзохи, — все так же шепотом объявил Хельгор.

Даже Амхао поняла эти слова и задрожала всем телом, а Хиолг, глядя на нее, широко улыбнулся. Он полностью доверял неукротимому Хельгору. Хоть и не столь уверенная в мудрости и непобедимости своего спутника, Глэйва покрепче сжала дубину, готовясь к смертельной схватке. Неожиданно шаги стихли. Похоже, враг остановился возле одного из камней, внимательно исследуя сваленные в проходе ветви. Воцарилась напряженная тишина. Ни один из врагов не двигался, не желая выдать свое присутствие.

Самое близкое дерево располагалось за пределами броска дротика, а ближе к убежищу беглецов росла только трава и несколько кустов, слишком низкорослых, чтобы за ними мог спрятаться человек. Некоторое время все стояли неподвижно, однако Хельгор был уверен, что его звери не зря подняли тревогу. К тому же он распознал шаги человека.

Звери, приученные сидеть в засаде, замерли в ожидании команды. Беглецы, каждый устроившись у своего прохода между камнями, ждали. Неожиданно Хиолг, вытянув руку, коснулся плеча Хельгора.

— Тзохи на деревьях!

Хельгор неспешно обернулся, словно собираясь отвесить поклон. Один из тзохов полез на большой платан, растущий на краю поляны, другой уже находился на приличной высоте. Ни один из дротиков тзохов не смог бы долететь до беглецов. Но Хельгор был самым могучим воином в своем племени.

Его взгляд застыл на дереве. Хельгор ждал, пока из листвы не покажется левое плечо и часть груди, а потом изо всех сил метнул дротик. Он хотел попасть в грудь врага, но вместо этого пробил дротиком руку противника.

С гневным криком тзох скатился по стволу и, словно куль, тяжело рухнул на землю, громко взревев. Вторя ему, разрыдался сын Амхао, хотя вряд ли он понимал, что происходит. Улмар громко завопил, потому что теперь прятаться было бесполезно.

Глэйва и Хиолг громко закричали, а собаки неистово залаяли, и волк завыл, словно была холодная зимняя ночь.

— Тзохи — стервятники, лишенные храбрости. Они погибнут от топора, копья или дротика.

— Тзохи забрали женщин у людей Синей реки, — засмеялся предводитель врагов. — Люди Синей реки глупы, как овцы или слизняки.

А потом противники разом замолчали. Хельгор до сих пор ломал голову, присоединились ли к их преследователям воины из второй лодки. Судя по голосам, врагов было пятеро или шестеро, однако такой обман мог быть заранее спланирован. Некоторые из противников могли оставаться безмолвными.

Красный диск солнца уже коснулся вершин деревьев на западе. А облака в небе сверкали всеми оттенками огня. Надвигалась черная ночь…

Это был тот самый час, когда ночные хищники выползают из своих тайных нор.

Где-то вдали на просторах долины, среди рек, лесов и озер заревел лев, завыли волки. И к их дуэту присоединились завывающие шакалы, которым вторил смех гиен.

Даже спрятавшиеся среди гранитных плит люди и животные содрогнулись от этого ночного хора, что же до тзохов, то в отличие от умара и его спутников, они не имели должного укрытия. Да и спрятавшиеся в камнях казались им единой темной массой.

Дикие животные вышли на охоту. Тзохи остановились. Они знали, откуда в них полетят камни и копья, но атаковать в темноте врагов, скрывшихся под защитой каменных глыб…

Камр, воин с широкой грудью, заметил:

— Если тзохи должны напасть на врага, то почему они ждут? Не станет же человек Синей реки ждать нашего нападения всю ночь. Да и Кзахм, наш предводитель, остался на острове.

— Так что, нападем? — спросил воин, лицо которого прорезал огромный шрам.

— Ночь темна. Тзохи поползут по траве, и когда Камр крикнет, мы все разом бросимся на врагов.

— Хороший план, — признался другой воин. — Но воина Людей Синей реки нужно бояться.

— Но речной человек не сможет метать в нас свои дротики и копья в темноте. Неужели пять тзохов испугаются одного умара?

— Воум ничуть не испуган, — гордо ответил воин со шрамом.

И пять тзохов ползком направились к камням. Подножие каменных глыб заросло высокой травой и папоротником, и эти заросли скрывали воинов.

Однако чутье собак и волка было не обмануть. От них Хельгор узнал, что тзохи приближаются.

Потом он прижал ухо к дерну, прислушиваясь к тому, что происходит. С помощью кремня он запалил охапку травы.

— Когда тзохи поднимутся из травы, чтобы напасть на нас, Хиолг должен поднять факел так, чтобы Хельгор видел врага, — объяснил он мальчику.

Сильно волнуясь, собаки повизгивали, тыкались носами. Волк громко рычал. Одновременно Хиолг, Хельгор и Глэйва заметили движение в густой траве. Мальчик поднял факел, а потом вскочил на один из камней. Дрожащее пламя факела высветило фигуры тзохов. Хельгор согнулся, словно в поклоне, стремительно метнув два дротика Один оцарапал плечо противника, другой пробил тело врага чуть пониже ключицы. Воин выпустил дубину и завопил. Однако у Хельгора осталось только два дротика.

Ослепленные неожиданно вспыхнувшим светом тзохи повалились в траву, стараясь стать невидимыми. Однако охваченный безумной яростью, переполненный ненавистью против Кзахму, презрения которого он боялся, Камр рванулся вперед.

— Сейчас тзохи бросятся вперед и убьют речного человека, — объявил он.

— Два тзоха уже ранены и остались в лодке Хоуа, — возразил раненый.

— Тзохи забыли, что такое месть? — прорычал Камр. — Тзохи дрожат, словно аисты перед орлом? Если речной человек не погибнет вместе с двумя женщинами, которые предали нас, то когда воины тзохов отправятся домой? Женщины умаров станут смеяться им в лицо! Речной человек один! Я убью его одним ударом дубины!

Это прозвучало не так уж хвастливо. Все знали, что как-то Камр напал с топором на леопарда. А в день Большой Охоты он убил льва.

— Когда Камр нападет на человека Синей реки, воины должны сбить с ног женщин и собак.

Камр выкрикнул военный клич, и четыре воина решительно поползли вперед по траве.

Потом Камр неожиданно закричал, и четверо тзохов вскочили и побежали вперед, сломя голову. Один дротик ударил в землю, другой оцарапал руку воина.

Хельгор взвесил в руке одно из копий, и Глэйва приготовилась помочь ему. Почти одновременно на гребне появились враги. Хиолг быстро загасил факел, и поле боя погрузилось во тьму — остался только смутный свет звезд.

Весь план схватки был забыт. Хельгор качнул дубиной, Глэйва взяла наизготовку копье, а Хиолг бросал камни. Один из противников замешкался под градом камней, Глэйва пробила копьем плечо второго врага, но несмотря на рану, он, Камр и третий воин бросились вперед. Собаки и волк метнулись им навстречу. Глэйва отчаянно боролась. Мальчишка бросился на воина, которому в горло вцепился волк. Испугавшись в первый момент, Амхао тоже побежала вперед, чтобы внести свою долю в эту борьбу.

Камр и Хельгор застыли лицом к лицу.

Они оба были могучими воинами: опытные, энергичные и храбрые. Грубые черты лица, широкая грудь, отчасти похожая на грудную клетку животных, делали Камра типичным тзохом — обитателем земли вулканов. В то время как Хельгор с его продолговатым лицом, широкой плоской грудью, длинными руками — был совершенным потомком тех, кто жил на Зеленом озере и Синей реке. Ненависть пылала в их глазах — ненависть, воспитанная еще их предками, ненависть, подпитываемая легендами, рассказами стариков и порожденная инстинктами.

Дубины вращались в воздухе. У противников было мало места, чтобы двигаться. Камр оскорблял предков умара, в то время как тот рассказывал, какой будет его месть и месть его племени. Каждый из воинов держал копье в левой руке. Единственным преимуществом Хельгора было то, что он лучше противника видел в темноте.

Камр попытался достать противника копьем, но Хельгор сломал древко копья врага ударом дубины, а потом едва сумел отбить удар дубины противника. Дубины скрестились, и Хельгор пошатнулся. С громким завыванием тзох попробовал одержать победу, но наконечник копья Хельгора оцарапал его грудь, и Камру пришлось отступить, отпрыгнув на безопасное расстояние.

Копье едва различимое в темноте метнулось вперед, но лишь скользнуло по его коже. Краткий момент воины стояли лицом к лицу, переводя дыхание и ожидая возможности ударить. Рядом с ними во мраке с другими тзохами боролись девушки, волк, собаки и мальчик.

А потом Камр метнулся вперед. Дубины снова столкнулись с ужасной силой.

— Речной человек должен умереть! — прорычал Камр.

Он прыгнул вперед и попытался сжать Хельгора в своих чудовищных объятиях. Среди тзохов Камр считался самым сильным в борьбе без оружия. Даже Кзахм — сын Черного Борова, был побит им во время соревнований. Так что Камр, действуя как обычно, схватил противника поперек туловища и поднял над землей.

Хельгор в ответ схватил противника за горло. Они упали и покатились по земле. Теперь все преимущество было на стороне Камра, только вот из-за того, что умар сдавил его шею, его дыхание стало прерывистым, и он хватал воздух ртом, как рыба, выброшенная из воды. Он чуть ослаб, и умару удалось отшвырнуть его в сторону. Однако Камр не смог подняться. Он лежал на спине и из его груди вырывались хрипящие звуки — хрящи его шеи были раздавлены могучими пальцами Хельгора.

Наконец, вздрогнув последний раз, Камр затих.

— Так умрут и остальные тзохи — похитители женщин! — закричал Хельгор и, подхватив с земли дубину, помчался на помощь женщинам.

Амхао лежала на земле. Она получила удар топором и копьем. Глэйва и волк прикончили одного из вражеских воинов, но окровавленная девушка отступала под напором остальных тзохов. Хельгор буквально ошеломил их.

Умар прыгнул на врагов, словно леопард.

Никакой борьбы не было. Дважды взлетела тяжелая дубина, и последний из тзохов упал на землю. А Хельгор на мгновение застыл и, вскинув руки к небу, закричал, сообщая звездам о своей победе.

Глава VIII Боль и смерть

Хельгор вновь разжег огонь.

В ярких языках пламени он видел кровь на лице, руках и груди Глэйвы. Амхао выглядела мертвой, покрытая глубокими ранами. Только сейчас Хельгор, ошеломленный ударом дубины, начал приходить в себя. Одна из собак погибла. Другая облизывала его раны, в то время как волк пытался вытащить зубами из бока обломанный дротик. Малыш Амхао устал плакать и затих.

Мрачная печаль охватила Хельгора. Он один оставался на ногах, но страшно устал. Однако он отлично понимал, что без него и женщины, дети и животные умрут. Все же сам он не получил серьезных ран. Поэтому пересилив себя он отправился на поиски листьев, чтобы перетереть их и наложить повязки на раны своих спутников. Когда он вернулся, раны Хиолга уже перестали кровоточить, хотя на голове у него набухла огромная шишка. И все же мальчик «ожил».

Смешав необходимые листья и травы, Хельгор сделал пасту и приложил ее к ранам своих спутников: тайну этой «примочки» передавали по наследству, от отца к сыну. Потом он отнес подальше тело мертвой собаки и тела погибших врагов. Он не хотел привлекать внимание диких животных, которые наверняка уже почуяли свежепролитую кровь.

Устал Хельгор невероятно. И все же прежде чем позволить себе расслабиться, он осмотрел неподвижно лежавшую Амхао и израненную Глэйву. Теперь в случае повторного нападения Хельгор мог рассчитывать только на волка и собаку.

— Хельгор простоит на страже до полуночи, после его место займет Хиолг, — пробормотал он.

Присев на корточки около костра, Хельгор долго слушал звуки леса. Среди ночных звуков можно было разобрать крики, порожденные любовью, убийством, радостью победы и отчаянием, агонизирующим стенанием. Поедатели падали подбирались к еще живой добыче, которой остальные хищники побрезговали бы.

Луна — полдиска сверкающей меди — уже взобралась на край звездного неба. Воздух благоухал ночными ароматами. Летучая мышь пролетела над костром, хлопая мембранами крыльев. А потом в круг, очерченный светом костра, вышли две гиены. Серые твари с огромными бурыми пятнами. Посверкав глазами, они остановились за грудой камней, воротя морды от костра.

А потом они захихикали, защелкали огромными челюстями, такими же мощными, как у тигров и львов, и отступили, а их место заняли шакалы. Вокруг было полно добычи, но вечный голод увеличивал их алчность. После появились волки — пять волков. Грубые гости, которые, стоя по другую сторону костра, угрожающе рычали. Потом над землей пронеслась сова, и волки исчезли.

Где-то далеко волки подхватили лай гиен. Ожесточенно и жалобно закричали шакалы. Глаза ночных хищников сверкали. Зубы блестели, а рык то и дело вырывался из их утроб.

Шакалы отлично сознавали свою слабость и даже большим числом не рискнули бы бороться с волками. Гиены знали, что в случае схватки победят волков. Волки, в свою очередь, разглядывали добычу. Когда они увидели, что и им может достаться лакомый кусок на этом пиру, они утащили два трупа и ушли. Шакалы окружили тело, лежавшее в отдалении от остальных. Гиены оставили за собой трупы двух тзхов и собаки тоже остались довольны.

Неожиданно где-то неподалёку затрещали ветви, словно кто-то огромный пытался протиснуться через заросли. Животное, огромное и тяжелое, с бурым мехом и плоским черепом, огромными когтями искало пищу. Все знали насколько опасна эта тварь и какой у нее непредсказуемый характер.

Увидев сборище хищников, зверь остановился, раскачиваясь на могучих лапах. Его маленькие глаза сверкали из-под нависшего лба. А потом он объявил о своих правах могучим рыком. Все хищники разом прекратили есть и уставились на появившегося зверя, который был больше, чем тигр, и уступал разве что мамонту или носорогу.

Волки оказались ближе, чем гиены, и зверь прогнал их. Завывая, дрожа от гнева, они отступили, переполненные негодованием и ненавистью. Медведь поставил лапу на труп. Волки, рыча, подались назад и вскоре скрылись в кустах. Склонившись над мертвецом, медведь больше не обращал внимания на остальных сотрапезников. Щека и плечо мертвеца уже были объедены, но медведь не обратил на это никакого внимания — мясо было свежее. Удовлетворенный, он принялся за работу. Его клыки погрузились в бедро мертвеца.

Пока он рвал мясо, лес наполнился новыми голосами, восхвалявшими аромат смерти, расползающийся над поляной. А потом неожиданно из кустов высунулась небольшая усатая голова с двумя оранжевыми полосами и большими желтыми глазами, зрачки которых мерцали, подобно огромным звездам. Кошка зевнула, открыв пасть, больше напоминающую небольшую красную пещеру, в которой сверкнули белые клыки, больше напоминающие огромные костяные кинжалы. Тигр взревел, раздувая широкую грудь. Его лапы ударили по земле так, что обломки кустов полетели в разные стороны. Все знали, кто пришел на смену бурому медведю, и все трепетали перед этим зверем.

Если бурый медведь и знал своего нового противника, тот явно был знаком только с коричневым медведем, который никогда не смел заступить дорогу. Тигр был поражен тем, что медведь с непринужденностью победителя продолжает есть его добычу. Все звери, разве что за исключением мамонта и носорога, постарались бы избежать тигра, но бурый медведь не видел в нем конкурента.

Тигр взревел во второй раз. Поскольку медведь находился к нему ближе остальных, он и должен был уступить тигру свою добычу, но он не собирался. Тогда тигр пришел в ярость. От безумного гнева его грудь вздулась и из пасти гигантского хищника вырвался третий рык.

Наконец медведь понял, что ему угрожают. Он перестал есть и повернул к тигру окровавленную морду. По сравнению с огромными, пылающими огнем глазами тигра глаза медведя были маленькими, спрятанными в густой шерсти. Но размеры медведя были куда больше тигра.

Развернувшись к противнику на широких лапах, медведь взревел в ответ, и рык его был поистине ужасен. Несмотря на свои размеры, он был яростным и быстрым зверем. Теперь и тигр понял, что перед ним достойный противник.

Будучи благоразумным, тигр отступил чуть в сторону, чтобы напасть на медведя сбоку. Медведь ждал, но когда тигр прыгнул на него, он буквально опрокинул его, сбил в воздухе одним ударом могучей лапы. Мех окрасился кровью. Одним ударом медведь победил тигра, но схватка не закончилась. Хищники, переплетясь телами, покатились по земле, нанося друг другу страшные удары.

Наконец тигру удалось вывернуться и он отскочил в сторону, однако медведь попытался снова сжать его в своих ужасных объятиях. Они застыли напротив друг друга, красные от крови. Какое-то время они оба колебались, продолжить бой или разойтись. Но боль и первобытная ярость звали их продолжить бой.

А потом тигр упал, и медведь погрузил клыки в его плоть, однако одна из лап его висела, прокушенная. Тигр сделал последнее усилие, попытался защититься, но челюсти медведя впились в горло врага, разрывая его. Однако клыки тигра, больше похожие на сабли, ударили по горлу медведя. Тот зарычал и отступил, обливаясь кровью, а потом тяжело сел на землю, и тут радостно взвыли шакалы, волки, гиены и остальные поедальщики падали, которые, затаившись в траве, следили за поединком.

И теперь тигр — хищник, при одном виде которого большая часть мелких хищников пускалась в бега, сам стал добычей — мясом на их пиршественном столе.

Через стену высоких папоротников Хельгор отлично видел, как к телу тигра подошли шакалы и гиены, и началась схватка… Ветерок доносил до него сладкий аромат свежепролитой крови и зловоние животных. Он слышал приглушенное рычание медведя и предсмертные хрипы тигра. А потом совершенно неожиданно наступила зловещая тишина, и затем вновь раздалось приглушенное рычание.

Кто же все-таки победил — Хельгор не видел. Или оба хищника, получив ужасные раны, разошлись? Больше всего он опасался, что тот, кто выиграл, или оба хищника останутся у камней с наступлением дня… Племя Хельгора время от времени охотилось на гигантских кошек. Сам Хельгор с дротиками, копьями и дубиной как-то убил льва. Но тогда Хельгор был страшно ранен и оставался без сознания несколько часов. Если бы тогда он был один, то дикие животные сожрали бы его.

Он помнил об этом и знал, что сильно устал. И если теперь ему снова придется сражаться, он не сможет это делать с должной яростью.

Глава IX Победитель

Хельгор все еще спал, когда наступил день. Хиолг дремал, сидя на корточках у потухшего костра. Жизнь бурлила и в лесу, и на небесах. Всякий раз Хиолгу казалось, что ночь наступает навсегда, потому что ночью по земле бродила смерть, и те, кто послабее, могли бы оказаться в животе более сильных. Но когда тьма отступала, мир вновь оживал.

Снова пели птицы, расправляя крылья под сверкающими солнечными лучами. Хиолг осторожно коснулся плеча Хельгора, и тот моментально приподнялся, сжав дубину.

— Глаза Хиолга больше не видят, его уши больше не слышат, — сказал мальчик.

— Хиолг может спать, — согласился Хельгор.

Янтарный свет солнца лился через переплетения ветвей деревьев, разгоняя остатки утреннего тумана. Только кости остались от тзохов и тигра. Медведь все еще был здесь. Он зализывал раны.

Хельгор вдохнул чистого воздуха, воздуха созидания и юности, и сердце его переполнилось счастьем. То, что накануне вечером он победил врагов, наполнило его невероятной силой. Повернувшись к двум женщинам, он решил было, что Амхао мертва, но потом заметил, как при дыхании поднимается и опускается грудь женщины. Глэйва, ослабевшая от потери крови, дремала.

Волк и собака, проснувшись от голода, доверчиво уставились на своего хозяина. И Хельгор выдал своим питомцам их порции сухого мяса. Потом, разведя огонь, умар приготовил поесть. Таинственная сила пищи вернула ему радость жизни. Эти женщины, мальчик, волк и собака спаслись благодаря его храбрости и их собственной самоотверженности… И Хельгор был рад и гордился этим.

Когда же лучи солнца окончательно рассеяли туман, Хельгор выбрался из их убежища, осмотрел кости тзохов и тигра. Когда воин вылез из круга камней, медведь поднял голову, над которой роилось целое облако насекомых, и посмотрел на человека. Хельгор уставился на страшные раны этого огромного зверя и понял, что тому недолго осталось. Однако у зверя еще было достаточно сил, чтобы грозно прорычать, предупреждая человека.

— Большой медведь не сможет больше охотиться, — сказал воин. — Долгое время он заставлял дрожать от страха лошадь, оленя и даже лося. Он убил тигра. Большой медведь такой же могучий, как мамонт… Но теперь большой медведь умрет.

Люди любили произносить подобные речи сообразно обстоятельствам, и этот умар ничуть не отличался от других.

— Большой медведь собирается умереть, — повторил охотник. — Он будет разорван на части шакалами, волками и гиенами. Но его мясо хорошо и для человека, а умару нечем кормить женщин и ребенка. Медведь должен поделиться с человеком своим мясом.

Потом Хельгор почувствовал движение. Он занес для удара дротик. Мимо проскользнула антилопа, но Хельгор решил дать ей уйти. Умирающий медведь дал бы им достаточно мяса. Повернувшись к умирающему зверю, он занес копье, выбирая место, куда вонзить острие, чтобы с первого удара пробить сердце зверя… Удар… Зверь взвыл в агонии, но он был слишком слаб, чтобы защищаться от человека. Он лишь вздрогнул всем телом.

— Большой медведь страдал бы до ночи от ран, — вновь заговорил сын Штра. — Возможно, волк или гиена стали бы пожирать его заживо.

Хельгор собрал разбросанные по поляне дротики. Несколько предметов, оставшихся от тзохов, — копья, бронзовые топоры, потом вернулся к медведю. Он отрезал несколько кусков мяса от туши. Шкура зверя была очень красива, и воин сказал, что непременно снимет ее, если на то у него будет время. А пока он очень хотел пить. Ему пришлось долго искать источник, а потом он долго хлебал ледяную воду…

Когда он вернулся к своему «убежищу», спутники его все еще отдыхали. Собака, волк и ребенок спали, но Глэйва уже проснулась. Кровотечение у нее остановилось, рана была не глубокой, однако болезненной. Теперь же она постанывала, сидела над Амхао.

— Амхао не умрет! — заверил девушку воин.

Глэйва, казалось, поняла его жесты, и улыбка появилась на ее испачканном кровью лице. А потом, словно впервые увидев свои окровавленные руки, она знаком показала, что хочет вымыть их. Хельгор предположил, что кроме того, девушка хочет пить, и указал в сторону леса:

— Хельгор нашел источник.

У него было три грубо выделанных кожаных фляги. Одна изначально принадлежала Хельгору, две другие он обнаружил у мертвых тзохов. Воин знаками показал, что собирается прогуляться, чтобы заполнить их, и Глэйва пожелала пойти с ним, но ее ноги все еще дрожали.

— Хиолг должен пойти с Хельгором.

И еще воин взял с собой животных.

Напившись, Глэйва отошла за камни, чтобы умыться. Тем временем Хельгор приготовил ей немного мяса, и пока она ела, он любовался ее светлым лицом.

«Почему она ничуть не похожа на тзохов?» — задавался он вопросом.

Глядя на Амхао, он сравнивал ее круглую голову, широкое лицо, тяжелые челюсти с чертами лица Глэйвы. Ничего общего! Да и цвет кожи у них был совершенно разный. У Амхао он напоминал кору дуба, с медно-красным оттенком, а у Глэйвы кожа была белой, нежной, подобно лепестку лесных цветков. Амхао выглядела более коренастой, Глэйва казалась стройной, гибкой.

— Амхао — дочь Скалы, а Глэйва больше напоминает дочь племени Зеленых озер или Синей реки.

Гордый тем, что спас ее, Хельгор восхищался ею, потому что она боролась с храбростью и мужеством настоящего воина. Амхао проснулась, и вновь заплакал ее ребенок. Ошеломленная, она едва узнала свою сестру.

— Амхао спасется! — сообщила ей Глэйва. — Высокий воин реки перебил всех, кто напал на нас.

Молодая женщина, казалось, лишь отчасти слышала слова сестры. Однако она, едва шевеля губами, повторила:

— Амхао спасется!

Она жадно пила воду, но съесть так ничего и не смогла. А после того, как Глэйва вымыла ее лицо, она уснула.

Хельгор же думал, точно так, как думает воин. Он думал об опасности, которые несли с собой люди и звери. Он не собирался и дальше идти по следам тзохов, потому что ему нужно было отвезти Глэйву и ее сестру в поселение умаров. Но что случилось с шестым тзохом, след которого не нашли ни волк, ни собака?

Он не мог уплыть на лодке. В этих краях река была слишком опасной для того, чтобы путешествовать по ней в одиночестве. Быть может, этот человек отправился пешком вслед за воинами своего племени? Длинное и опасное путешествие для раненного человека. Умар позвал мальчика:

— Послушай меня, Хиолг. Хельгор и собака, Хиолг и волк будут искать следы раненного человека Скалы. Хельгор не станет уходить далеко, поскольку он должен охранять женщин. Хиолг не должен вступать в бой. Если он обнаружит тзоха, то должен сразу вернуться.

— Человек Скалы ранен, — ответил мальчик. — Хиолг и волк прикончат его.

— Хиолг не должен вступать в бой! — решительно объявил Хельгор. — Хиолг должен оставаться невидимым. И он в любом случае должен вернуться сюда, когда солнце коснется своим краем вершин деревьев.

Ни один воин не мог прятаться в кустах, среди камней и травы лучше юркого мальчишки.

— Хиолг будет прятаться, словно лиса, — объявил он.

И они отправились искать следы. Хельгор вернулся на поляну, в то время как мальчик исчез в лесу. Теперь Хельгор использовал все свое умение следопыта, чтобы полностью восстановить картину случившегося ночью на поляне. Многие животные побывали тут ночью и почти полностью затоптали следы людей. Хиолг направился к реке, в то время как Хельгор отправился в другую сторону…

Мальчик и волк нашли следы почти сразу. Они хорошо отпечатались на сырой земле. Их было много и, судя по тому, что тзохи нисколько не пытались их скрыть, они были совершенно уверены в своих силах. Хиолг разрешил волку хорошенько обнюхать следы, а потом продолжил пробираться по следам, стараясь двигаться как можно осторожнее. От осознания, что он выполняет серьезную мужскую работу, он раздулся от гордости.

А потом он заметил человека. Вытянувшись на земле, ослабленный от раны, усталый, тот лежал и с унынием думал о поражении, которое потерпели люди Скалы. Вечером, скрывшись в темноте, тзох сразу упал. Он почти не спал. Он постоянно пытался двигать онемевшей правой рукой. Несмотря на то, что у него был бронзовый топор, он чувствовал себя совершенно беспомощным.

К утру его сознание так до конца и не прояснилось. В ушах у него гудело, и воин знал, что это — плохое предзнаменование. Такое, по рассказам стариков, часто чувствовали воины перед смертью. И чем выше вставало солнце, тем громче становился гул. Тзаум прижал траву к ране, но это ничуть не уменьшило боль. Рана была черной и болела. Он чувствовал, как пульсирует кровь.

Склонившись к корням платана, он дрожал от страха — он находился далеко от друзей, далеко от пещер. Поражение угнетало его, так же, как рана. Его племя оказалось много слабее противника, и он это отлично понимал.

Спрятавшись в кустах, Хиолг дрожал всем телом, наблюдая за раненным врагом.

Раненный воин был тем самым человеком, что захватил в плен мать мальчика и убил его деда. Поскольку Хиолг был молод, он мигом отогнал от себя страшные воспоминания, но вид раненного врага приводил мальчика в ярость.

«У тзоха нет копья, — размышлял мальчик. — У него больная рука. Хиолг и волк намного сильнее».

У раненого было широкое лицо и густые волосы, которые закрывали его лоб, спускаясь до самых глаз, а те, как у бизона, располагались почти у самых висков. И сил у этого воина должно было быть полным-полно.

Мальчик потянулся к волку и пылко сказал:

— Хиолг не должен сражаться. Но тзохи забрали мать Хиолга.

Волк зафыркал, почувствовав запах дичи, более сильный из-за того, что человек был ранен. Зверь вспомнил схватку накануне вечером и, наконец, не выдержав, рванулся вперед к тому дереву, где лежал раненый. Его шаги были столь же бесшумны, как полет ночной птицы. Однако мальчик испугал кролика, который бесшумно скрылся в кустах.

Тзох повернулся, увидел волка и самоуверенно поднял топор в здоровой руке.

— Тзаум убьет десять волков. Волк не сильнее оленя перед топором Тзаума. Тзаум смеется над волком.

Глаза волка горели, переполненные жаждой крови. Глаза Тзаума слезились от лихорадки. Он боялся. Боялся, потому что находился неизвестно где, а в голове у него звучали неведомые голоса, потому что Камр умер несмотря на то, что был одним из самых сильных воинов-тзохов, а от этого волка бежали остальные дикие волки.

— Тзаум должен предложить жертву Скрытым! — пробормотал раненый.

А волк тем временем кружил возле человека. У него была мощная шея, его белые, сверкающие зубы скалились в смеси угрозы и вызова. Тзаум прицелился, собираясь обрушить на его голову топор — острый бронзовый топор.

— Тзаум убил волков много больше, чем серый волк.

Прячась за деревом, он не видел Хиолга, подползающего к нему, словно змея. Волк кружил, но не нападал, ожидая, когда его союзник-человек займет нужную позицию. А раненный сын Оленя, решив, что испугал волка, закричал еще громче:

— Раненный Тзаум одним ударом может расколоть череп волка.

А потом что-то снова кольнуло у него в бедре, заставив вздрогнуть всем телом. Копье Хиолга пронзило его тело. Пораженный воин повернулся, выпустив волка из поля зрения, и тогда хищник прыгнул на него. Мальчик, выдернув из раны копье, ударил снова. Воин изогнулся от боли, в то время как волк вновь вцепился в него. В какой-то миг во вспышке боли перед воином тзохов пронеслись воины и женщины, а потом он скользнул во тьму. Волк буквально захлебывался горячей кровью врага.

Хиолг, вспоминая слова и крики воинов, пронзительно закричал:

— Хиолг и черный волк убили большого воина. Хиолг и волк много сильнее!

Вернувшись к укрытию с бронзовым топором и клоком волос тзоха, мальчик сообщил:

— Хиолг не хотел нападать. Но он не смог сдержать волка. К тому же тот тзох забрал мать Хиолга. Хиолг дважды ударил копьем в живот воина, а волк порвал ему горло.

— Хорошо, — похвалил Хельгор. Его рука прошлась по голове его юного товарища, взъерошив волосы.

— Со временем Хиолг станет настоящим воином.

Безграничное счастье переполнило сердце Хиолга.

Через два дня раны Глэйвы начали заживать. Кровь перестала течь. Плоть стала сухой, и боль почти ушла. Теперь девушка смогла идти самостоятельно. Амхао выздоравливала намного медленнее. Однако было ясно, что и она идет на поправку. Однако теперь обе женщины и Хельгор образовали некую ячейку общества. Женщины восхищались силой Хельгора, его статью и храбростью.

В соответствии с инстинктами Амхао повиновалась распоряжениям Хельгора, который теперь казался ей ее «хозяином». Глэйва же отличалась от своей сестры, как волк отличается от волчицы. В сердце Глэйвы пылало желание свободы — желание, которое увело ее из пещер и привело в леса, заставило бороться за свою жизнь и свободу, словно мужчина-воин.

Она считала себя равной Хельгору. Он же инстинктивно был благодарен девушке за ее храбрость и с уважением относился к ее гордости. В любом случае они действовали в некоем согласии, устраивающем обоих. Глэйва знала, как обращаться с иглой, и могла ткать. Хельгор изготавливал оружие и другие инструменты с помощью камней — умел обрабатывать как камень, так и кость. Хотя сейчас у них было много оружия: копья, топоры, дротики тзохов. Хельгор лишь подточил их, не более.

К тому же они все лучше понимали друг друга, хотя по-прежнему большей частью общались с помощью отдельных слов и жестов. Глэйва быстро учила язык умаров. Ее воспоминания, хлынув потоком, пробудили в ее памяти сцены общения с бабушкой. Теперь она вспоминала многие слова умаров, которые раньше казались ей бессмысленным набором звуков. Хельгору приходилось прилагать гораздо больше усилий, чтобы говорить на языке тзохов, потому что он ненавидел этот язык.

Тем не менее, общаясь с девушкой, он узнал, что Амхао хотели принести в жертву, а Глэйва вынудила ее бежать. Еще он узнал о том, что тзохи жили где-то у истоков Синей реки, больше чем в двух лунах пути от лагеря умаров. С момента смерти матери у Глэйвы были только плохие воспоминания. Она ненавидела тзохов всем своим сердцем и отлично знала, что если беглецы вернутся, их непременно принесут в жертву. Таким образом, выходило, что ее судьба неотрывно связана с сыном Штра.

В присутствии Глэйвы воин Синей реки испытывал странные ощущения. Физически развиваясь медленнее тзоха, молодые умары не имели права до определенного возраста брать себе женщину.

Глэйва же знала об отношениях мужчин и женщин много больше, поскольку, обитая в племени тзохов, ориентировалась, скорее, на звериные инстинкты, а не на разум. Но то, что она видела в племени, не внушало ей ничего кроме отвращения. Вождь Урм, как-то швырнул девочку на растерзание собакам, чтобы показать остальным женщинам их истинное место в обществе. А если какой-то мужчина желал взять себе женщину, он бил ее по голове и, если ему удавалось оглушить ее с первого удара, он объявлял ее своей собственностью и рабой. А потом эта несчастная до конца жизни работала на этого мужчину и на его детей. При этом он мог бить ее и даже убить совершенно безнаказанно. Если же брат матери убитой пытался мстить за смерть, то ему просто отдавали «цену крови».

Такие обычаи пугали Глэйву. Она боялась, что со временем тоже станет «собственностью» одного из тзохов, к примеру Кзахма — сына Черного Борова, просто источавшего волны зловония. Она отлично видела, как жестко он обращался с Амхао. В глубине души она боялась, что воины умаров точно такие же.

На самом же деле они не были такими грубыми. Те, кто хотел взять замуж девушку или вдову, должны были получить согласие матери невесты или разрешение брата матери, или его преемника.

Однако Глэйва всего этого не знала. Ей нравилось находиться с Хельгором. Она восхищалась своим спутником, его ростом и даже его лицом. Она даже вообразить не могла, что человек из другого племени мог бы стать ее спутником жизни. И она не хотела заводить никаких более близких связей…

А Хельгор вообще ни о чем подобном не думал. Он вздрагивал каждый раз, когда ловил ее взгляд, всякий раз, когда ее волосы, вымытые в ручье, касались его руки или плеча. Он любовался ее зубами, белыми, как у волчицы. Возможно Хельгор был спокоен, потому что не было рядом другого мужчины, а все дикие звери, олени и птицы были не в счет.

Это были часы настолько счастливыми, что умар забыл об угрозах внешнего мира. Утром третьего дня, когда первые лучи солнечного света разогнали туман, он наконец понял, что Глэйва ему не безразлична, что она — внушающая страх тайна, которая удивляла и волновала молодого человека. Иногда он начинал думать, что она, как женщина из иного племени, могла бы стать его рабыней, но когда он встречался с ней взглядом, то начинал понимать, что никогда не сможет относиться к ней, как к рабыне.

К вечеру пятого дня они отыскали лодку тзохов, которая была много лучше и быстрее, чем лодка беглянок. На шестой день, когда Амхао достаточно окрепла, они покинули укрытие из гранитных глыб.

Глава X Возвращение

Хельгор нашел на месте стойбища своего племени несколько стариков, старух и детей, которые чудом избежали резни, а также несколько взрослых женщин, которые вовремя спрятались и избежали плена. Он прождал пару дней, построил хижину для спасшихся.

А потом вернулись воины. Они принесли много добычи, которая должна была кормить их зимой. Их охота была удачна, но возвращение домой не принесло радости.

Акроун — старший вождь, все еще был так же силен, как леопард, но годы тяжелым весом навалились на его плечи, а волосы оказались окрашены в белый цвет. Годы наложили печать на его грубое лицо, и блеск его желтых глаз померк. Не такой высокий, как Хеигоун или даже Хельгор, он выглядел непоколебимым, как скала.

Призвав к себе Хельгора, он заговорил грубым голосом:

— Акроун оставил хижины, полные женщин и детей. Пять воинов следили за полуостровом. Что случилось с женщинами и стариками? Куда пропали воины?

На самом деле он знал ответы на свои вопросы, так как встретил старика Хагма вдали от лагеря.

Хельгор ответил вождю без видимого волнения:

— Женщины похищены. Воины погибли.

— Они сражались? — поинтересовался вождь, наградив воина свирепым взглядом.

— Они сражались.

— А что все это время делал Хельгор? Разве он не посмотрел в лицо противнику?

— В день нападения Хельгор пошел на разведку вместе с двумя собаками, волком и Хиолгом. Хельгор увидел людей Скалы и вернулся. К этому времени тзохи уже были на полуострове. Хельгор был один.

— Хельгор один не боролся?

— Хельгор боролся. Он убил двух тзохов. Позже он убил еще четырех и двух ранил.

Воины окружили Хельгора. Хеигоун рассмеялся:

— Никто не может подтвердить слова Хельгора!

— Хиолг видел все!

— Хельгор убил шестерых людей Скалы, — раздался тонкий голос мальчика. — И Хиолг с волком вместе тоже убили одного врага.

И тогда Иоук, брат Хельгора и сын Штра закричал:

— Хельгор — великий воин!

— Слово ребенка весит не больше, чем прошлогодние листья, — проворчал Хеигоун.

Умары считали Хеигоуна самым могучим воином и думали, что когда Акроун «уйдет», Хеигоун станет вождем.

— Вот мои свидетели, — объявил Хельгор.

Из мешка из кожи выдры от вытащил семь мумифицированных правых кистей рук, а Хиолг продемонстрировал восьмую.

Тогда Акроун объявил:

— Хельгор боролся.

— А откуда взялась седьмая рука? — спросил Хеигоун.

— Это рука тзоха, которого убила женщина-беглец, спасающаяся от людей Скалы, — неохотно пояснил Хельгор.

Тогда Хеигоун закричал, потрясая копьем.

— Каким образом Хельгор заключил союз с незнакомцами?

Эти два воина ненавидели друг друга. Хеигоун не переваривал Хельгора за его силу, которая становилась крепче день ото дня. Известие о том, что его соперник перебил столько врагов, разозлило Хеигоуна, и не просто разозлило, а привело в ярость. Он взмахнул дубиной, все метнулись в стороны. Мускулы Хеигоуна напряглись, вздулись буграми.

— Да, Хельгор заключил союз с беглецами, — ответил молодой человек, держа дубину наготове. — Поэтому Хельгор знает, куда люди Скалы увели пленных, и умары теперь смогут освободить тех, кто останется в живых.

— Акроун хочет увидеть женщин-беглянок, — объявил вождь.

— Все воины хотят видеть их! — вторил вождю Хеигоун.

— Хорошо.

Когда появились женщины, ропот удивления прокатился среди умаров. Глаза всех присутствующих лишь мельком скользнули по лицу и коренастому телу Амхао и остановились на Глэйве.

Ее золотые волосы, ее желтовато-коричневые глаза с нефритовыми огоньками, ее высокая и гибкая фигура буквально приковывала взгляды. Глэйва могла соперничать в красоте с самыми красивыми женщинами племени Синей реки, а так как большая часть женщин была похищена, Глэйва показалась охотникам племени особенно желанной.

— Эта женщина достойна войти в хижину любого воина, — объявил Хеигоун, страстно уставившись на красавицу. Но так как Глэйва, судя по всему, ничуть не смутилась — она по-прежнему стояла спокойно и гордо глядя на воинов другого племени. — Хеигоун — вождь! Женщина тзохов должна стать женщиной вождя!

— А что Хеигоун вождь клана? — спросил Хельгор, дрожа от ярости. — Он заключил с этой женщиной союз?

Акроун слушал молча. Он знал, что он — вождь и ему забавно было наблюдать за спором двух вероятных претендентов на его место. Он не любил Хеигоуна, но побаивался его отчасти потому, что у того были многочисленные сторонники.

Однако он склонялся к тому, что когда снимет с себя ношу ответственности за племя, Хеигоун станет ему достойной заменой.

— Хельгор даже не воин! — продолжал Хеигоун.

— Хельгор встретится с Хеигоуном лицом к лицу… и будет бороться с копьем, дротиками или топором.

Копья взметнулись, и Акроун в какой-то миг пожелал смерти своего конкурента. Но, с другой стороны, он боялся, что Хельгор проиграет.

— Ни один человек из племени с Синей реки не заведет себе новую жену, пока тзохи не заплатят за все. До часа мести все умары будут напоминать бездомных шакалов. А после те, кто отличится, получат любую женщину из тех, что пожелают.

Многие из воинов готовы были соблазниться пленной женщиной и ревность уже кольнула их в самое сердце. Многие, однако, больше всего хотели убить похитителей и вернуть своих женщин. Все слышали, что сказал Акроун, и в конце концов Штра объявил:

— Вождь хорошо говорил. Умары должны повиноваться.

— Хельгор бросил вызов Хеигоуну! — взревел гигант.

— Сейчас племени нужен каждый воин, — резко оборвал противников Акроун. Если Хеигоун и Хельгор будут ранены… если даже будет ранен только один из них… тзохи станут сильнее!

— Хеигоун должен убить Хельгора после победы!

— Хельгор собьет спесь с Хеигоуна!

Говоря это, молодой человек стоял прямо. Ростом он был почти как противник. Но плечи Хеигоуна были намного шире, а руки и ноги — много толще. Многие воины были поражены храбростью сына Штра. Глэйва, понимая, что Хеигоун заинтересовался ею, побледнела от злости и ненависти.

Воины, которые собирались выйти в поход на следующий день, весь вечер занимались проверкой и изготовлением оружия. Инстинктивно Хельгор чувствовал, что мирная и спокойная жизнь осталась в прошлом. Если бы его ненависть к тзохам не была такой сильной, он бы подумал о том, как, забрав Глэйву, убраться подальше. А Глэйве тоже было тревожно и тоскливо. Когда в небе зажглись первые звезды, она почувствовала, как темнота навалилась на нее непосильной ношей.

Хеигоун был таким же злым, как тзохи. Он пробудил в девушке враждебные чувства ко всех охотникам другого племени. И еще, ей не нравилось, что Хельгор был одним из этих людей.

Неожиданно к Хельгору подошел Акроун и поинтересовался:

— Эта девушка отведет нас в земли тзохов?

— Да, но только если никто больше не будет угрожать ей, — ответил воин. — Глэйва не боится смерти. Она боролась с тзохами, как мужчина. И она не склонит свою голову ни пред одним воином. Если ты хочешь, чтобы она отвела нас к врагам, сделай так, чтобы Хеигоун держался подальше. Девушка покажет дорогу только Хельгору.

Вождь слушал Хельгора с волнением. В глубине сердца он был на стороне Хельгора, но предвидел неприятности. Не те были времена, да и власть его была довольно шаткой. Он полагал, что многие из племени обвиняют его в слабости, бормочут, что Хеигоун смелее, сильнее и отважнее вождя и хотят, чтобы Хеигоун стал вождем…

— Как получилось что Хельгор встретился с женщинами и сражался с тзохами? — спросил вождь, и тогда Хельгор рассказал ему о своих приключениях, о том как в первый раз встретился с людьми Скалы, о резне, которую они устроили в поселке людей Синей реки, о том, как он преследовал врагов, о схватке на берегу, и о том, как он пришел на помощь женщинам, как они бежали от врагов, а потом о ночном сражении среди камней…

Акроун был удивлен, потому что Хельгор был молод — моложе воинов, что охотились на антилоп и лошадей. Однако вождь знал, что с детства Хельгор выделялся среди сверстников. С раннего детства он с удивительной точностью метал дротики и копья. К тому же, несмотря на свое сложение он обладал недюжиной силой.

Акроун, без сомнения, видел в Хельгоре конкурента Хеигоуну. Если бы молодой воин попытался завоевать больший авторитет, но он никогда не стремился командовать. Акроун не уповал на физическое превосходство, возраст иссушил его мускулы, сделал их не такими податливыми и лишил его энергии.

По крайней мере, семь воинов племени были много лучше его. Он управлял племенем с помощью предвиденья и хитрости. К тому же он постоянно клял себя за беду, которая случилась с племенем в его отсутствие. Несомненным было то, что люди Скалы совершили набег на умаров впервые за жизнь двух поколений. До этого умары считали, что люди Скалы мигрировали далеко на Восток. Но вождь никогда не должен был забывать об их существовании.

— Дочь Скалы должна пойти с Хельгором, — решил он. — Но ночью она должна быть одна. Пусть за ней следят собаки Акроуна.

Но опасения переполняли Хельгора. Он не доверял даже вождю.

Утром Акроун пересчитал воинов. Их было пятьдесят восемь, хоть и уставшие, но все вооружены дубинами и копьями.

— Людей Скалы много больше. Их трое на каждого умара, — объявил Хельгор.

— Прежде воины Зеленого озера боролись с нами против них, — вздохнул Акроун. — Но это племя теперь очень далеко.

— Мы должны удивить тзохов, — проворчал Хеигоун.

— Умары должны пройти через леса вдоль дикого берега, — заметил Акроун. — Десять дней похода вдоль реки приведут нас в землю Солнца. Там мы должны будем попробовать заключить союз с гвахами — людьми Ночи.

— Но они шакалы. Они — слабы и едят мертвых! — воскликнул Хеигоун.

— Гвахи быстро двигаются и хорошо устраивают засады, — заявил Штра. — В шести поколениях гвахи были друзьями умаров. Штра охотился с гвахами.

— Да, пусть они едят мертвых врагов, но они преданы друзьям, заслуживающим доверия.

Так и вышло, что умары отправились вверх по реке, прихватив отличные лодки. Хотя лес был густым, предки клана давным-давно последний раз бродили по этому лесу, следуя по тропе, протоптанной мамонтами, бизонами и другими животными. Каждую лодку несли четыре воина. Из-за этого воины двигались медленно. Но они знали, что как только они пересекут западные холмы, спустят лодки в быстрый поток и понесутся на юг по быстрой реке.

Воины шли весь день, останавливаясь лишь ненадолго, чтобы перекусить. Лес казался бескрайним, а в небе уже разгорался закат. Воины умаров вместе были сильнее мамонтов и бизонов, которые путешествуют стадами. Но они боялись — боялись людей ночи, которые жили в лесу, — странных людей, живущих в стволах полусгнивших деревьев.

Когда люди Синей реки разбили лагерь, Глэйва расположилась в центре лагеря. Воины часто бросали косые взгляды на нее, но она сидела у костра вместе с Акроуном, Штром и другими преданными вождю воинами.

— Акроун знает недостаточно для того, чтобы должным образом защищать женщин, — сказал Хеигоун своим друзьям. — Он хранит эту девицу или для себя, или для одного из своих друзей.

И он повернулся в сторону Глэйвы, отвратительно осклабившись, отчего его лицо стало еще отвратительнее. А девушка, переполненная страхами, теперь сильно жалела, что последовала за Хельгором в обитель умаров. Тем более, что ее грубо разделили с Амхао — ее сестра осталась со стариками и оставшимися в живых женщинами умаров.

Вначале Глэйва решила, что ее сестре грозит опасность, но ей все же пришлось уступить превосходящей силе. Теперь она снова мечтала лишь о том, чтобы вновь воссоединиться с сестрой. Столь же ненавистные, как тзохи, незнакомцы жестами, привычками, оружием, голосами вызывали у девушки сильную неприязнь. Она с удовольствием отвела бы Хельгора в земли тзохов, но остальных она хотела бы завести в мертвые земли…

Хельгор долго и внимательно следил за своей пленницей, но, наконец, поняв смысл ее волнения и сам разволновался. Сначала он хотел убедить вождя взять Амхао с собой. Но Хеигоун и его приятели разом выступили против этого, объявив, что женщина будет задерживать их, если отправится в путь с ребенком, а если отобрать у нее ребенка, будет еще хуже.

— Хельгор будет нести ребенка, — объявил молодой воин.

— Штра и Иоук тоже, — добавили его отец и брат.

Однако Хеигоун не принял такого решения, и Акроун сдался. Теперь его не волновало то, что случится с Амхао. Единственное, чего он боялся, что Глэйва решит отомстить…

На следующий день они встретились с людьми Ночи. Их лица были вытянуты, словно морды овец, и кончики ушей были с кисточками волос. Черные, как сланец, они таращили крошечные глазки, словно белки-летяги. Худые руки и ноги, большие животы дополняли нелицеприятную картину. Волосы росли островками по всему их телу. От них пахло нефтью, а из-под толстых верхних губ торчали зубы, больше напоминающие клыки. Из оружия у них были только острые камни и палки.

Штра вышел вперед и попытался объясниться с ними с помощью жестов.

— Если гвахи пойдут с умарами, то у них будет много мяса и крови.

— Почему гвахи должны пойти с умарами? — спросил старик, кожа которого была почти черной.

— Чтобы помочь проследить за тзохами и отомстить. Разве вы не помните те времена, когда тзохи напали и перебили множество людей Ночи? Гвахи и умары вместе будут сильнее тзохов!

Несмотря на природную хитрость, гвахи были наивным и доверчивым народом. Порой им казалось, что завтра не наступит никогда. Да и какая разница, что случится завтра, если сегодня они могли пойти вместе с людьми Синей реки, а те, в свою очередь, поделились с ними пищей. Пока они шли через лес, из чащи то и дело по одному, по двое выскакивали гвахи и присоединялись к отряду.

— Мясо нужно будет каждый день, — объявил Штра вождю. — Если мы не сможем кормить гвахов, они повернут назад.

Плохие охотники, плохие хранители огня гвахи редко много ели и отлично знали, что такое голод.

— У них будет пища, — заверил Акроун. — В этих лесах много дичи.

Он не рассчитывал, что гвахи схватятся с тзохами в открытой битве. Скорее, они станут доставать людей Скалы из засады.

Через несколько дней умаров сопровождало уже примерно пятьдесят гвахов. Несмотря на их маленькие тела, они всегда были голодны и, казалось, могли есть круглые сутки. Охотники-умары приносили оленей, антилоп, боровов, но так и не смогли унять голод своих союзников.

Гвахи по своей натуре существа ленивые и недисциплинированные: на день расползались по окрестным лесам, но к вечеру, как один, собирались у костров охотников, вдыхая запах готовящегося мяса и с удовольствием поглаживая животы. От них же самих вечно несло лисой или скунсом. Глэйве они были отвратительны, но она не могла ничего с этим поделать, поэтому старалась просто не замечать их.

Когда отряд достиг Высокой реки — протока Синей реки, выяснилось, что на всех лодок не хватает. И тогда гвахи под управлением умаров стали строить плоты. Они делали их гораздо быстрее, чем если б занялись изготовлением лодок, к тому же плоты было тяжело перевернуть, а если даже такое и случилось бы, гвахи, как выяснилось, чувствовали себя в воде не хуже выдр.

По Высокой реке они плыли три дня, и вскоре оказались неподалеку от того места, где она впадала с Синюю реку.

Само место слияния двух больших рек оказалось настоящим болотом, и потребовалось более шести часов, чтобы найти твердую землю и снова высадиться на берег. Однако теперь воинам пришлось нести не только лодки, но и тяжелые плоты. Многие воины стали ворчать, и Акроуну потребовалась вся его власть, чтобы сохранить дисциплину перед лицом этого нового затруднения.

— Умары ползут, подобно червям! — больше всех возмущался Хеигоун. — Если так пойдет и дальше, то они никогда не доберутся до земель тзохов.

— Должно быть, это болото и похитителей задержало, — резко ответил Акроун. — Но умары пойдут дальше. — А потом он послал за Хельгором и спросил его: — Тзохи были выше или ниже нас по реке, когда Хельгор встретил беглянок?

— Они были в двух-трех днях пути ниже по течению от этого болота.

— И тзохи шли по земле! — значит, и нам нужно оставить реку, — объявил Хеигоун.

— Нет! — объявил Акроун, уставившись на противника. — Хеигоун забыл, что мы находимся на тропе войны?

— Хеигоун повинуется вождю. Но воины имеют право собраться и устроить совет.

От гнева Акроун стал пепельно-белым. Не было никакой необходимости в совете воинов, если только власть вождя не находилась под сомнением.

— Хорошо, Акроун созовет воинов на совет, когда придет время разжигать вечерние костры.

— Если тзохи неподалеку, они увидят дым костров.

— Действительно ли Хеигоун в своем уме? Или он считает, что вождь не знает, что огни и дым костров видны на огромном расстоянии?

До конца дня Акроун пребывал в депрессии, с тоской наблюдая, как его люди разбивают лагерь. Как бы то ни было, но разведчики посланные им, как умары, так и гвахи, не обнаружили никаких следов тзохов. Когда же наконец костры запылали, Акроун созвал своих людей.

— Пусть воины подойдут поближе. Вождь с удовольствием выслушает их.

Первыми подошли сторонники Хеигоуна. Их было всего тринадцать, и ни один из них не видел более тридцати зим. Те, кто верил вождю или испытывал ненависть к Хеигоуну, подошли не спеша. Их было пятнадцать, и среди них находились Штра, Иоук и Хельгор. Остальные, готовые примкнуть к более сильной группе, столпились еще дальше.

Акроун нервничал, наблюдая за союзниками своего противника, и вспоминал прошлые дни, когда племя как один, вслепую, шло за ним. Тогда Хеигоун тоже подчинялся вождю, видимо, выжидая подходящего момента. Теперь же вождь чувствовал, что многие мужчины винят его в потери женщин. Он поднялся, и его янтарные глаза засверкали — в них отражались огни костров. В отблесках пламени его лицо превратилось в маску высшего существа — некоего доисторического божества, явившегося к людям из глубины веков, чтобы поведать великую тайну бытия. Наконец он заговорил:

— Вождь собрал своих воинов, чтобы обсудить, мудро ли он поступает. Местность вокруг реки затоплена — это настоящее болото. Но это — самый короткий путь. Нам нужно решить: двигаться ли дальше по воде, или отправиться в обход по твердой земле? Пусть воины решат, как быть.

При этих словах Хеигоун качнулся вперед. Его широкие плечи расправились, челюсти сперва крепко сжались, а потом он чуть осклабился, показав зубы.

— У вождя большой опыт, и воины должны повиноваться ему… — начал Хеигоун. — Но если дорога по реке — длиннее, то, скорее всего, тзохи отправились в обход болот, берегом, — и он указал могучей рукой на запад, в то время как его союзники одобрительно закричали, поддерживая своего предводителя. — К тому же на берегах реки трудно охотиться. Сегодня вечером гвахи получат много меньше мяса, чем в предыдущие дни. Они идут с умарами только пока те кормят их. Или умары хотят, чтобы гвахи ушли? Тогда умаров будет слишком мало, чтобы напасть на тзохов!

Его сторонники одобрительно загалдели, всем своим видом и жестами показывая, что одобряют речь Хеигоуна. Когда же Акроун шагнул вперед, чтобы ответить своему противнику, его грудь заметно вздрогнула.

— Хеигоун — мудрый воин! — начал вождь. — Но что он знает о враге? Что знают о нем умары? Пока мы не нашли их следов. Значит, мы должны искать их дальше. Именно этого и желает Акроун. Семь воинов с гвахами и собаками отправятся на разведку вдоль реки и столько же пойдут по следам похитителей по земле. Таким образом мы узнаем побольше о тех, с кем нам предстоит сразиться. И тогда мы решим, какой путь стоит избрать всем нам. Вождь сказал. Воины должны повиноваться.

Те, кто раньше сомневался, чью сторону принять, теперь закивали, согласные с вождем. Сторонники Хеигоуна молча собрались в сторонке. Поняв, что проиграл, сын Волка вновь шагнул вперед и спросил:

— Пусть так и будет… Но Хеигоун может взять на себя командование отрядом разведчиков?

Вождь продолжал смотреть на Хеигоуна и сердце его было переполнено сомнениями. А потом он заметил взгляд, который бросил его соперник на Хельгора и Глэйву, и понял, что ссоры внутри племени не избежать, единственное, что можно сделать, так это отсрочить ее, чтобы она случилась после того, как они победят тзохов.

— Разведчиками, идущими по земле будет командовать Хеигоун, а теми, кто пойдет вдоль реки — Штра, а Хельгор станет проводником отряда.

Хельгор взглянул на Глэйву и сердце его пронзила игла ненависти и отчаяния. В глубине души он поклялся убить Хеигоуна.

Глава XI Враг

На рассвете Хеигоун с шестью воинами, собаками и несколькими гвахами отправился в лес, на поиски следов тзохов. А Штра со своим отрядом, в который входил и Хельгор, взвалив на плечи две лодки, отправились в сторону чистой воды. То и дело им попадались узкие и глубокие протоки, которые приходилось переходить вброд.

Мрачные мысли одолевали Хельгора, а неуемная юношеская фантазия рисовала ему зловещие картины, одна страшнее другой. И несмотря на то, что он всеми силами пытался отогнать «черные» мысли, у него ничего не получалось. Единственное, чего ему по-настоящему хотелось, так это чтобы в противостоянии с Хеигоуном победил вождь.

Что до предводителя отряда, то Штра любил Хельгора. Сам он, хоть и не рвался никогда в вожди, не переваривал Хеигоуна. Обладая большим опытом и действуя чаще по интуиции, чем по велению разума, Штра любил спокойную рассудительность вождя и ему не нравилась поспешность и легкомысленность с которой принимал решения Хеигоун. Как на охоте, так и на войне Штра выполнял все распоряжения вождя тщательно, не споря, даже если то, о чем просил его Акроун, ему не нравилось. Однако он никогда не пресмыкался перед вождем и никогда не впадал в азарт, убивая противника или дичь. Он готов был истребить тзохов, но спокойно, без лишней суеты, ставя ловушки, а не выходя сражаться лицом к лицу, о чем столь страстно мечтали Хеигоун и его сторонники. Страдания жертвы не вызывали у него радостных чувств, точно так же, как потери не сильно печалили его. Однако если бы погиб Хельгор или Иоук, он бы оплакивал их «уход» много дней.

Иоук — брат Хельгора — большей частью напоминал Штра. Будучи старшим в семье, он без зависти и ненависти соглашался с тем, что Хельгор гораздо сильнее его и более умелый охотник. Он гордился младшим братом…

Первые несколько часов маленький отряд Штра продвигался вперед очень медленно. Воины-умары, шесть собак, волк и гвахи напрасно искали следы похитителей женщин. Когда солнце стало клониться к горизонту, Штра объявил:

— Если тзохи миновали болото, то они теперь намного опередили нас.

— А разве дальше, выше по течению нет болота? — спросил Хельгор.

Штра пожал плечами. Его узкое лицо вновь стало совершенно непроницаемым. Они пересекли очередной ручей, вскарабкались по каменному склону и оказались на сухом берегу. Гвахи стали рыскать по островку, и судя по тому, как они вели себя, они хотели есть. Пришлось устроить привал.

Хельгор же, вместо того, чтобы отдыхать вместе с остальными, оглядевшись, приметил самый большой камень — гигантский валун, в незапамятные времена оставленный на берегу реки отступающим ледником. С легкостью взобрался он на вершину огромного камня. Отсюда часть равнины реки лежала перед ним как на ладони. Он увидел стада оленей и лошадей, которые паслись на равнине, рыскающих по кустам гвахов и птиц, кружащих высоко под облаками. Потом он заметил неподалеку стадо антилоп.

Соскользнув с камня, Хельгор перебрался через заросли кустов и пополз вперед в высокой траве. Вскоре он очутился на расстоянии броска дротика от животных, которые, считая, что находятся в полной безопасности, разбрелись на довольно большое расстояние друг от друга.

Стадо защищали два огромных быка. Видимо, они недолюбливали друг друга, потому как старались держаться друг от друга на приличном расстоянии. Желтовато-коричневые полосы украшали их шкуры. Их ноги казались слишком тонкими для массивных тел. Однако, несмотря на это, они производили впечатление сильных животных, и к тому же невероятно проворных. У них были широкие острые рога, которыми эти травоядные с легкостью могли отогнать льва, тигра или даже бурого медведя.

Стадо вело себя спокойно. Однако быки то и дело по очереди поднимали огромные головы и, двигая ноздрями, принюхивались, вглядывались в окружающие кусты и деревья огромными глазами — искали, не затаился ли поблизости враг.

Хельгор, пригнувшись, подполз ближе.

Неожиданно один из быков взревел, видимо, почувствовав запах человека. Антилопы меланхолично подняли головы. Очевидно, они не раз встречались с двуногими животными, потому что запах Хельгора их встревожил.

Дротик ударил в грудь ближайшей антилопы, пронзив ее сердце. Стадо бросилось врассыпную, а бык, опустив голову направился в сторону Хельгора, который встал во весь рост, так как теперь смысла прятаться не было. Молодой воин замер, любуясь красотой застывшего перед ним зверя. Ему было жаль этого быка, достойного восхищения, тем более, что тот, защищая стадо, не мог ничего противопоставить человеческой хитрости, острым копьям и дротикам. Но умарам, впрочем, как и гвахам нужно было что-то есть. Они были животными, которые питались плотью других животных. Второй дротик попал в грудь быка, а потом охотник взял наизготовку копье. Раненный бык бросился вперед, похоже, потеряв всякую осторожность. Теперь единственным желанием его стало убить существо, посмевшее бросить ему вызов. Опустив голову, бык несся вперед неумолимо, как валун, подхваченный лавиной.

Хельгор метнул копье. Оно пробило бок быка, и тот от гнева и боли взревел, подобно льву. Когда огромное животное оказалось всего в паре шагов от Хельгора, тот проворно метнулся в сторону, со всей силы обрушив на голову быка свою дубину. С сокрушительной силой ударив по черепу, дубина отскочила и большая часть удара пришлась на ногу быку. С хрустом треснула кость. Неуклюже развернувшись на трех ногах, бык снова попытался настигнуть охотника, но тот легко избежал рогов и копыт.

— Воины и собаки нуждаются в мясе большого быка, — воскликнул Хельгор.

Таким образом охотник выражал свое восхищение огромным животным и свою печаль из-за того, что приходится убивать его. А бык умирал медленно. Его большие глаза были затуманены. Он больше не нападал — лежал неподвижно, мечтая о смерти — таинственном мире небытия. А потом он вздрогнул всем телом, хриплый стон вырвался из его горла и, неожиданно дернувшись, он замертво вытянулся на траве.

Хельгор позвал гвахов и остальных умаров. Все они с удивлением уставились на огромное животное, убитое умаром. Гвахи улыбались — примитивное подобие смеха, почти как у собак.

— Там много еды для всех! — объявил Хельгор.

— Хельгор — великий охотник! — объявил Штра, в то время как Иоук уже начал разводить костер.

Но Хельгор не обратил внимание на похвалу отца. Он заметил небольшое темное пятно в траве неподалеку.

Лагерь тзохов? Пепел был еще совсем свежим. Рядом валялись тряпки, куски меха. Хельгор подозвал волка и заставил его обнюхать стоянку врагов.

Гвахи, столпившиеся за спиной Иоука, наблюдали, как он орудует кремневыми ножами, разделывая тушу. Сейчас они больше всего напоминали шакалов. Штра тихо усмехнулся.

— Гвахи забыли про голод. Они будут следовать за воинами, как собаки.

— Я нашел следы тзохов, — неожиданно для всех объявил Хельгор. — Они были тут вчера вечером.

Умары к этому времени уже сняли шкуру с антилопы и над поляной потянулся запах жареного мяса.

Если Хельгор и думал о тзохах, то в первую очередь его мысли были о Глэйве. Он мысленно представлял ее мрачной, сердитой, скорчившейся у костра и сердце его от этих мыслей сжималось. И еще он страшно ненавидел Хеигоуна, пожалуй, даже сильнее, чем проклятых тзохов.

Тем не менее он, не задумываясь, отправился по следам врагов и волк с собакой пошли следом за ним.

Чтобы избежать беспорядка и не давать животным затоптать следы, умары придержали остальных собак. Хотя это были напрасные уловки, из-за большого количества тзохов и их пленников такой след сложно затоптать или скрыть. Долгое время след вел Хельгора через лес, потом они вышли к небольшому потоку, который катил к большой реке свои мутные воды. И на противоположной стороне этого ручья никаких следов не оказалось.

Тзохи определенно не могли уплыть вверх по течению, так как оно было очень сильным, следовательно, следы нужно было искать вниз по течению.

В любом случае это было проще, так как в той стороне берег был сухим. И вскоре умары снова нашли следы своих врагов.

Они нашли запачканное кровью копье, которое то ли бросил, то ли потерял один из воинов тзохов. Штра, Иоук и Хельгор тщательнейшим образом исследовали это оружие.

— Тзохи где-то рядом, — подытожил Штра. — Кровь еще не почернела, — а потом он с тревогой покачал головой: — Разве Хельгор не видел множество воинов до того, как встретил беглецов?

— Их было больше сотни, когда они напали на нашу деревню, и их было больше ста, когда Хельгор пересчитал их на равнине.

— Тогда Штра должен позаботиться о том, чтобы его отряд не столкнулся с тзохами. Ведь у него всего несколько воинов и гвахи.

— Тот костер, который видел Штра, не мог согреть сто воинов!

— Возможно, у них не было достаточно сухих дров!

— Хельгор думает, что необходимо продолжать преследование.

— Так сделает и Иоук!

— Последуем дальше, — объявил Штра.

И они шли еще пару часов, пока след не стал совсем свежим, так что все поняли: тзохи где-то рядом. Последние сомнения исчезли, когда умары стали отлично различать следы на земле. Некоторые были столь отчетливы, что Штра заметил:

— Вот следы воина тзоха, а это следы женщин.

Неожиданно гнев охватил этого спокойного человека, и он в отчаянии сжал кулаки.

Хельгор попробовал разобрать следы, прошел по ним несколько сотен локтей, а потом неожиданно остановился.

— Тзохов не больше, чем пальцев на трех руках.

— Гвахов вместе с умарами много больше! Однако гвахи слабые воины и плохо вооружены.

— Волк Хельгора будет сражаться, да и собаки доставят врагам немало неприятностей.

Штра какое-то время молчал, видимо, пытаясь решить, что делать.

— Мы забросаем тзохов дротиками, — продолжал молодой человек. — Их воины толком не умеют ими пользоваться. А те из нас, у кого получается хуже, пусть отдадут свои дротики Хельгору.

— Да, у Хельгора глаз ястреба, — согласился Штра.

— Сделаем так: Хельгор пойдет вперед. Он нападет на тзохов, убьет нескольких их них, а остальные погонятся за ним. Штра и его воины будут лежать в засаде.

Штра еще колебался, но тут вмешался Иоук.

— Наши женщины с ними! — прорычал он, и глаза его засверкали.

— Тогда пускай нас ведет Хельгор, — с яростью в голосе произнес Штра. — Подберемся к тзохам и устроим засаду.

Небольшой отряд отправился вперед под предводительством Хельгора и Иоука. На каком-то участке следы исчезли, а потом снова появились. Впереди был зеленый холм. Охотники стали медленно подниматься по склону, а потом обнаружили тропинку, проложенную через густой кустарник.

— Пусть Штра ждет тут своего сына, — объявил Хельгор. — Тзохи расположились где-то внизу, у подножия холма.

И потом Хельгор в одиночестве начал спускаться по противоположному склону. Неожиданно кусты отступили и перед Хельгором открылся голый каменный склон, на котором с трудом проросли одинокие чахлые деревца и редкий кустарник. Собаки и волк тоже почувствовали присутствие врага и вели себя осторожно.

Тихо присвистнув, Хельгор приказал им лечь. А потом сам опустившись на землю, осторожно пополз между камней по жесткой, колючей траве. В какой-то момент Хельгор остановился.

Теперь он отлично видел костер, который развели тзохи у подножия холма. Пленные женщины сидели вдалеке от костра на корточках, но Хельгор отлично видел, насколько они истощены. Однако воинов оказалось много больше — человек тридцать. Они расположились прямо на земле. Все они были молодыми, сильными воинами. На фоне их мускулистых торсов и рук гвахи выглядели настоящими детьми. Только самый сильный из умаров мог бы справиться с любым из таких красавцев в схватке один на один.

Однако Хельгор отлично видел, что стоянка тзохов, отлично защищенная от нападения с земли, была совершенно незащищенной от нападения воинов с дротиками. В какой-то миг Хельгор остановился, пересчитав свой запас — пять дротиков, все с каменными наконечниками. Он знал, что может метнуть их с расстояния, которое недосягаемо для воинов-тзохов.

Его грудь вздымалась от волнения в предчувствии битвы. Однако вместо того, чтобы напасть на врага, он вернулся на гребень холма и обратился к Штра:

— Если у Хельгора будет много дротиков, он перебьет множество тзохов. А с остальными расправятся другие воины и гвахи.

Потом он описал расположение лагеря противника.

— Штра хочет сам посмотреть, — объявил предводитель отряда.

Однако прежде чем пойти с Хельгором, он забрал у умаров дюжину дротиков. Они поднялись на гребень, и Штра внимательно осмотрел лагерь врагов.

— Штра и его воины будут ждать среди камней.

И он повернул назад, к гребню холма, а Хельгор спустился чуть ниже, причем двигался он очень медленно. Он приказал собакам и волку подождать его. Хельгор чувствовал, что это будет важный день в его жизни, его сердце учащенно билось…

Но чем ближе он подбирался к врагу, тем страшнее ему было. Теперь он отлично мог рассмотреть широкие, смуглые лица врагов — челюсти, напоминающие стальные челюсти шакалов. Если им удастся окружить Хельгора, то они непременно прикончат его.

Хотя Хельгор, вне сомнения, был очень быстрым, среди врагов, наверняка, нашлось бы несколько таких же быстрых, как олень, и таких, кто обладал бы ловкостью гепарда, а действовали тзохи подобно диким животным. Даже небольшая рана привела бы Хельгора к смерти, так как на милосердие врагов рассчитывать не приходилось. Используя кусты и камни в качестве укрытия, он подобрался к врагам на расстояние броска дротика. Земля тут была голой, поросшей серебристым мхом, а мох на камнях был зеленым и имел неприятный красноватый оттенок.

Еще один шаг, и Хельгор оказался бы на виду.

Сердце воина забилось еще быстрее, он весь подобрался, словно платан в порывах налетающего ветра. В какой-то миг, вспомнив о Глэйве, он заколебался. Перед его мысленным взором встала она — желтовато-коричневые волосы и пылающий взгляд… Похоже, настал тот день, когда он окончательно станет воином, которого будут бояться враги и уважать друзья. Однако если бы сейчас он отступил, Глэйва стала бы презирать его, и он не посмел бы снова появиться среди людей своего племени.

Глава XII Нападение одиночки

Тзохи увидели его и повернулись в его сторону. Они были настолько изумлены, что в первый момент и сделать ничего не могли. Они уставились на одинокого воина, пытаясь отыскать его спутников. Но никого рядом с Хельгором не было. И странный воин подбирался все ближе к их лагерю.

А потом несколько тзохов узнали его — это был тот самый воин, что спас двух беглянок. Камр с пятью воинами погнался за ним, и никто из этих воинов не вернулся. Храбрые числом и готовые сразиться с врагом, воины повскакивали со своих мест, пронзительно завизжав.

— Сначала Хельгор убил двух воинов-тзохов, а потом четырех воинов, приплывших в большой лодке! — прокричал Хельгор, ничуть не заботясь, понимают его или нет. — Хельгор убил вашего широкоплечего вождя. Он перебьет всех грабителей и убийц.

Женщины замерли и, онемев от ужаса и надежды, слушали Хельгора. Они отлично помнили этого юношу своего племени и ожидание того, что другие воины где-то рядом, переполнило их радостным трепетом.

Хельгор подбежал ближе. Скоро он оказался на расстоянии точного броска. Первый дротик едва задел плечо воина, и тзох взвыл от гнева и боли. Два следующих дротика достигли цели. Один пробил грудь воина, другой вонзился ему в живот.

Тзохи в ответ метнули свои дротики, но ни один из них не долетел до Хельгора. Тот в ответ метнул еще три дротика, и двое его врагов получили глубокие раны.

Разозлившись, тзохи бросились за Хельгором, а тот помчался наутек, однако успел нанести глубокие раны еще двум противникам. В погоню за Хельгором устремились не все тзохи — шестеро воинов остались сторожить женщин. Помчавшись со всех ног, быстроногий умар быстро достиг гребня холма. Трое самых молодых воинов-тзохов бежали следом за ним. Это были самые быстроногие, но самые слабые из врагов.

Неожиданно они потеряли Хельгора из поля зрения. Опасаясь засады, они немного замедлили шаг, а потом шорох за спиной заставил их резко обернуться. Двое умаров появились за камнями, между которыми только что проскочила троица преследователей. Нацелив копья, они ударили, и один из тзохов упал, а остальные в ответ метнули копья. Одно из них задело голову Хельгора, но тот, не обращая внимания на легкую рану, помчался на врагов. Дубиной он разбил череп одного из противников, в то время как копье, которое он метнул левой рукой, пробило горло другому.

Нападение было настолько быстрым, что ни один из остальных преследователей еще не оказался на расстоянии досягаемости дротиков. В итоге Хельгор отправился назад, чуть-чуть спустившись по склону. Он вновь закричал, но в этот раз он обращался к своим соплеменникам:

— Хельгор ранил девять тзохов. Пусть воины приготовятся к бою.

И тут он неожиданно покачнулся. Поднеся руку к голове, он увидел, что она в крови. Несколько секунд он с недоумением смотрел на нее. А потом взмахнул окровавленной рукой так, чтобы этот жест увидели тзохи и решили, что он сильно ранен. Словно поддавшись слабости, Хельгор нагнулся, скрылся среди камней.

— Приготовитесь, сейчас они будут здесь! — прокричал он остальным умарам.

Развернувшись, он бросился на ближнего из тзохов, сбил его. Следующий преследователь следовал за собратом огромными прыжками. Огромная дубина Хельгора ударила ему по позвоночнику, сломав хребет.

Одновременно копья, дротики и камни полетели в тзохов из укрытия умаров и гвахов.

Собаки лаяли, а люди ревели, словно стадо разъяренных антилоп.

В рядах тзохов началась паника. Они решили было, что столкнулись с целым племенем. И переполненные ужасом, разбежались. Но шестеро или семеро попытались сразиться с неведомым противником. Они убили двух гвахов и одного умара, а потом сами пали под ударами дубин. Когда схватка закончилась, люди Синей реки бросились в погоню. Те, кого поймали, не сопротивлялись, и гвахи с умарами с помощью дубин, топоров и копий убили всех, забрав их жизни.

Более проворные, чем побежденные тзохи, люди Синей реки поймали почти всех беглецов. А когда спустились с холма в лагерь врагов, выяснилось, что часовые сбежали, бросив женщин на милость победителей.

День подходил к концу, красное солнце уже наполовину скрылось в облаках, скатившись к реке. К этому времени почти все тзохи были убиты.

Штра, переполненный восхищением и энтузиазмом, выкрикнул:

— Хельгор, сын Штра — могущественный воин — сильный, как мамонт, быстрый, как тигр. Хельгор — настоящий волк.

И другие воины-умары, которые были с ними, повторили следом за ним.

— Хельгор, сын Штра, самый могущественный воин!

Женщины же пришли в восторг от того, что их спасли соплеменники. Они видели, как Хельгор первым бросился на врагов и чествовали его, как могли. Хельгор чувствовал себя великим воином, но было что-то, заставляющее его сердце сжиматься от боли, но не от физической, а от душевной.

Глава XIII Глэйва

Когда Хельгор исчез среди зарослей, Глэйву охватил ужас. Измученная, она уставилась на воинов неведомого племени, отвращение к которым росло с каждым часом.

Акроун дал строгий наказ, что никто из племени не должен досаждать женщинам другого племени. Сейчас Глэйва находились в самом центре стоянки и постоянно ловила на себе раздражающие ее мужские взгляды. Пока она находилась под защитой Акроуна, ей нечего было опасаться. Однако нужно было не забывать, что почти все воины племени потеряли своих женщин.

День прошел спокойно, без приключений. Усталость взяла свое, и большая часть воинов заснула. На всякий случай Акроун послал разведчиков в разные стороны и теперь ждал их возвращения, чтобы узнать новости.

Вокруг лагеря вождь выставил шесть часовых, разместив их по кругу на равном расстоянии друг от друга. Теперь можно было не бояться неожиданного нападения врагов, но вождь по-прежнему оставался мрачным. Он ощущал, что происходит нечто неправильное, что он теряет власть, и Хеигоун, скорее всего, убьет его, так как не потерпит живого соперника.

Мысли о Хеигоуне угнетали Акроуна, словно Хеигоун был ужасным чудовищем — свирепым пещерным медведем с маленькими глазками и огромными когтистыми лапами. И еще он думал о Хельгоре. Он откровенно восхищался молодым воином, его навыками охоты и ловкостью. Если бы он был чуть постарше, то, без сомнения, смог бы стать вождем вместо Акроуна. Хельгор, что бы ни случилось, никогда не станет для него настоящей опасностью. В любом случае, если бы он, Хельгор, а не Хеигоун вернул женщин, угроза исчезла бы. В этом случае воины не пошли бы против вождя. Но как вырвать женщин из лап тзохов? Ведь врагов слишком много, а союзники умаров слишком слабы, чтобы оказать его малочисленным воинам достойную помощь… Сомнения терзали разум вождя.

Но вот пришла ночь.

Ни Штра, ни Хеигоун не вернулись, и часовые с разведчиками не сообщили ничего нового. Быть может, тзохи поймали и перебили разведчиков? Тогда дальнейшее преследование становилось просто невозможным. И тогда умары вернутся в свое стойбище без женщин, без сыновей… и их племя погибнет.

Глэйва тоже погрузилась в раздумья, и мысли ее были много печальнее. Ее юность была тяжелой, а теперь, после побега стало еще хуже. И словно в подтверждение ее мрачных мыслей небо затянули тучи, а потом начал накрапывать мелкий дождь, который быстро превратился в настоящий ливень.

Река тут же вздулась, вода в протоках стала быстро подниматься. Дикие животные побежали от реки в поисках убежища. Совы кричали во тьме, шакалы лаяли.

Один за другим погасли костры и весь мир погрузился во тьму кромешную, мягкую и непроницаемую, как бархат. Тут и там стали просыпаться воины. Их шкуры стали тяжелыми, пропитавшись влагой, точно так же, как волосы и бороды. Вода заливала ноздри и уши и даже деревья с самой густой листвой не давали укрытия.

Жалобы и храп тех воинов, кто еще спал, раздражали Глэйву. Не в силах все это переносить, она отползла в сторону. У нее не было никакого определенного плана. Она вела себя подобно самке, которую преследовал волк; словно олень, за которым гнался тигр.

Долго она, подчинившись животному благоразумию, бесшумно ползла среди кустов по мокрой земле. В какой-то миг, почуяв ее, проснулись собаки, но, узнав Глэйву, которая путешествовала с ними, к запаху которой они привыкли, успокоились, вновь погрузившись в чуткую дрему.

А потом, оказавшись за пределами лагеря, девушка поползла быстрее. Теперь она не чувствовала запахов и не слышала ворчания своих спутников. Воздух пах исключительно сырым дерном, травой и сырой корой. Устав, она остановилась, пытаясь собраться с мыслями. Больше всего она хотела воссоединиться с Амхао. И еще она хотела вновь увидеть Хельгора. Она любила его, хоть и сама не знала об этом. Потому что эта любовь была вовсе не такой, какую она испытывала по отношению к своей сестре.

Но Хельгор сейчас был далеко. Судя по всему, его намеренно отослали, чтобы Глэйва осталась беззащитной. Она не понимала, почему он ушел, хотя знала, что он не мог не повиноваться вождю. А Хеигоун внушал ей ужас. Но почему Хельгор не вернулся? Может, он уже умер?

Она снова поползла вперед. Дождь лил с неба настоящим потоком, и его шум заглушал все остальные звуки. Даже шакалы притихли. Глэйва промерзла до костей и, кроме того смертельно устала. Весь мир поглотили вода и тьма. Вода уже доходила ей до груди. Девушка стала шарить вокруг, пытаясь отыскать что-то твердое, какую-нибудь опору.

А потом совершенно неожиданно она натолкнулась на какой-то твердый предмет. Глэйва сразу поняла, что это — лодка. Потянувшись, она ухватилась за борт… несколько секунд, и она забралась в нее. Пошарив руками по дну, девушка обнаружила весла. А потом она почувствовала, как течение подхватило лодку и понесло все дальше и дальше, все быстрее и быстрее от лагеря умаров.

Наконец наступил долгожданный рассвет, раскрасивший небо в пепельно-белые тона. Свет стал ярче, и весь мир, казалось, заискрился от счастья. Высунувшись из-за борта лодки, Глэйва неподалеку увидела камни и кусты. Судя по тому, с какой скоростью летела лодка, Глэйва оказалась в быстрой протоке. Она вздохнула с облегчением. Теперь единственное, о чем она мечтала, вернуться в поселение умаров у истоков Синей реки и забрать Амхао.

Несмотря на усталость Глэйва взялась за весло, стараясь как можно быстрее увеличить расстояние между ней и умарами. Потом, когда окончательно выдохнувшись, она осмотрела лодку, на дне лежало несколько камней с острыми краями — заготовки для изготовления оружия. К этому времени она окончательно замерзла, а потому, закончив осмотр, вытянула руки и ноги, подставив свое тело живительному свету солнца.

— Глэйва скоро увидит Амхао, — объявила она.

Лодка тем временем выскользнула на речной простор. Глэйва приблизилась к левому берегу, который показался ей безопаснее. Она хотела есть, но сначала ей нужно было отыскать место, где можно было бы причалить. Девушка выбрала наклонную плиту на скалистом утесе. Однако прежде чем причаливать, Глэйва удостоверилась, что поблизости нет никаких хищников. Выбравшись из лодки, она отчасти затащила ее на плиту, а потом привязала к большому камню, с помощью кожаных ремней, оставленных в лодке умарами.

По расселине, пересекавшей плиту, Глэйва с легкостью смогла подняться на вершину утеса. Эта же расселина могла послужить ей надежной защитой в случае нападения хищников. Забравшись на вершину, девушка спустилась по противоположному пологому склону. Перед ней стеной встал древний лес, который был старым еще до возникновения племени гвахов — людей Ночи.

Глэйва боялась не столь хищников, сколько леса и того, кто мог таиться под темными сводами деревьев, тех, о ком она не знала. Когда она сбежала с Амхао, присутствие сестры с ребенком придавало ей сил. Теперь же она осталась совершенно одна, готовая столкнуться с бескрайней рекой, лесом и враждебными существами.

Глэйва заколебалась, прежде чем войти в джунгли, но, похоже, ей больше ничего не оставалось, тем более, что путешествие по реке могло закончиться трагически. В лесу Глэйва сразу отыскала белые грибы, которыми питались тзохи. Сырые, они пахли словно заплесневелая древесина, но она съела два гриба, чтобы унять сильный голод, прежде чем отвращение к подобной пище победило.

Две белки пробежали по нижним веткам платана. Спрятавшись за ствол дерева, девушка проследила за зверьками с серым мехом, кисточками на ушках и необычными полосатыми хвостами, которые были намного длиннее, чем их маленькие тельца. Их крысиные глазки блестели, каждое движение было изящно. Будь у нее дротик или копье, она без труда прикончила бы одну из белок, но, бросив камень, наверняка бы промахнулась.

Белки мирно грызли орехи и не видели, как среди густого хитросплетения ветвей к ним приближается смерть — среди зелени пряталась рысь — огромная кошка с кисточками на ушах. Огромные к шерсти торчали у нее по обе стороны пасти, словно гигантские бакенбарды. Двигалась эта кошка совершенно бесшумно. Белки заметили ее, только когда она прыгнула на них. Быстрый хищник обрушился на них, словно молния, и сломал хребты обоим зверькам ударами лап. Мертвые тушки полетели на землю, и рысь скатилась вниз с дерева следом за ними.

Увидев девушку, рысь остановилась и предостерегающе подняла лапу, словно желая сказать, что это ее добыча. Внимательно глядя на хищника, Глэйва прикинула свои шансы.

Животное тоже внимательно наблюдало за девушкой, пытаясь определить насколько это опасный противник, ведь эта девушка нисколько не походила на гвахов — единственных людей, с которыми раньше сталкивалась рысь. А гвахи были более опасны, чем волки, вооружены страшными когтями, которые были много длиннее, чем у рыси. И хищнику пришлось уступить. Впервые один из вертикально стоящих зверей отобрал у рыси добычу.

— Глэйва много сильнее рыси! — закричала девушка, зная, что животные боятся громких звуков.

Рысь зарычала, но отступила на шаг. А потом разъярённый хищник отступил, отпрыгнул в сторону и исчез в подлеске. Одна из белок была мертвой, вторая умирала. Глэйва, подхватив с земли свою добычу, вернулась назад к лодке.

Одна из белок пожертвовала свою плоть и энергию девушке.

Теперь нужно было устроиться в безопасности и отдохнуть.

Дикие животные смогли спуститься к реке. Если бы Глэйва уснула в лодке, то лев или тигр легко могли бы запрыгнуть к ней, так как в этом месте протока не была такой уж широкой. А перевернуть лодку и спрятаться под ней, так как она делала, когда спускалась вниз по реке вместе с Амхао, она тоже не могла — Глэйва была одна, да и лодка, на которой она уплыла, была во много раз больше той, на которой она путешествовала вместе с сестрой.

Самым лучшим убежищем мог бы стать какой-нибудь островок, но из-за обильного половодья все мелкие островки затопило, а крупных нигде поблизости видно не было.

В итоге девушка вновь забралась в лодку и снова отдалась на волю течения.

Вскоре Глэйва заметила два небольших островка. Тот, что побольше, имел два широких мыса. Однако взглянув поближе, Глэйва увидела, что островок переполнен крокодилами и змеями, которые перебрались туда, спасаясь от разлившейся реки. Второй, скалистый остров выглядел более гостеприимным. На нем росло несколько деревьев и невысокая трава. На первый взгляд, никого на нем не было.

Кроме того, посреди острова возвышались два огромных валуна, между которыми можно было скрыться и от тигра, и от медведя, которые могли перебраться через речной поток на остров, хотя, посмотрев на отвесные берега, Глэйва решила, что подобное невозможно. Но чтобы избежать риска, она, выбравшись на остров, залезла в щель между камнями и уснула.

Солнце уже низко склонилось над горизонтом, когда Глэйва проснулась. Желтые лучи света омыли правый берег реки, и яркий блеск залил водную гладь. Старый и огромный гиппопотам дремал на мелководье неподалеку от острова. Птица, усевшись на ветке, почти над головой Глэйвы, громко защебетала. Девушка перевернулась на другой бок и снова уснула.

К утру ее разбудил какой-то шум. Подняв голову, Глэйва увидела, как какой-то зверек доедает кости белки. Небольшой зверек, вроде лисы, с остроконечными ушами и сверкающими, словно светлячки, глазками.

Бездонное небо все еще сверкало звездами. В их едва различимым свете она поняла, что перед ней всего лишь шакал. А потом девушка удивилась: откуда он взялся на острове? Несомненно, его принесла на остров река, а потом волны выбросили на скалу. Но был ли он один?

Глэйва не стала отгонять шакала, лишь слушала, как кости белки хрустят на зубах хищника. Глэйва медленно поднялась, но шакал и не думал убегать, и девушка пожалела, что перед тем, как лечь спать, она хорошенько не обыскала остров. Там ведь мог скрываться зверь и побольше.

Шакал начал грызть кости, потом жевать шкурку. И Глэйве стало казаться, что между ней и зверьком установились некие дружеские отношения. Присутствие зверька успокаивало девушку.

Звезды потухли, и от воды начал подниматься туман. А берег, на котором остались умары, преследующие тзохов, скрылся в белой пелене. Только вершины деревьев торчали из этого тумана, высвеченные первыми лучами солнца. А потом солнце залило светом все небо, и мир снова стал бескрайним.

Неожиданно шакал взвыл, чуть отбежал, а потом вернулся. Изящный зверь на тонких ногах с бурой шкурой, светлой на груди и на кончиках ушей. Его движения были абсолютно естественными и совершенно непринужденными. Девушку охватило странное чувство нежности по отношению к этому зверю. Спустившись к воде, она поймала черепаху, выбравшуюся погреться на солнце, разбила ее панцирь острым тяжелым камнем и отдала внутренности шакалу, который после этого стал ластиться к девушке. Он потерся о ее ноги и не стал рычать, когда Глэйва погладила его, тогда девушка взяла его с собой в лодку. Сначала зверь разволновался, но когда он успокоился, она оттолкнула лодку от берега. Теперь зверю предстояло разделить судьбу женщины.

Глава XIV Люди Ночи

Прошло несколько дней.

Все это время Глэйва плыла по реке, на которой, в отличие от суши, несмотря на водовороты и быстрины, она чувствовала себя в безопасности. С каждым днем она была все ближе к Амхао. Ей не терпелось воссоединиться с сестрой. Тем временем между девушкой и шакалом возникло полное взаимопонимание. Они общались и понимали друг друга без слов, словно два диких зверя.

Шакал стал дорог девушке, это был ее зверь. И он несколько раз помог Глэйве обнаружить добычу, так как обладал великолепным чутьем. Живя с человеком, шакал понял, что может получить много выгоды. И Глэйва ласково относилась к своему спутнику, при всяком удобном случае награждая его нежным взглядом или словом.

Он оказался ничуть не глупее домашних собак и волков, которые жили с человеком. Можно было сказать, что он даже умнее некоторых неотесанных воинов из тзохов, вроде сына Овцы. У того глаза были стеклянными, лишенными мыслей, как у крокодила. А глаза шакала были умными, да и сам зверь всегда был готов прийти на помощь девушке.

Однажды ночью, когда огонь погас, шакал осторожно царапнул плечо спящей Глэйвы, разбудив девушку. Та же, вовремя проснувшись, заметила подбиравшихся к ней двух черных волков.

Если бы она и дальше спала, то они, без сомнения, напали бы на нее и разорвали, прежде чем она смогла бы защитить себя. А так, проснувшись, она резко закричала, испугав диких зверей, а потом быстро вновь раздула огонь. Кроме того, Глэйва обзавелась дубиной, которую вырезала из сука с помощью острых камней. Увидев волков, она потрясла дубиной, грозя им. Так что волки испугались Глэйву.

Ощетинившись, они остановились рыча и скалясь. Это были большие черные волки, которые могли растерзать человека или даже схватиться с пантерой. Но благоразумие пересилило их голод. Молодой шакал спрятался за спиной девушки, так как интуитивно знал, что большие звери не рискнут напасть на девушку.

— Люди более могущественны, чем волки! — пригрозила хищникам девушка. — Глэйва проткнет им животы и переломает кости этой дубиной!

Волки внимательно слушали человеческую речь. Человеческий голос был неизвестен им — они никогда не слышали ничего подобного, лишь изредка по лесу разносились голоса гвахов, да и те больше напоминали звериный рык, чем членораздельную речь. А голос Глэйвы заставил волков засомневаться в собственных силах. Но голод придал им храбрости.

— Пусть волки охотятся на оленей, быков или антилоп! — вновь закричала девушка.

Тот волк, что был посильнее, вновь оскалился. Он всем своим существом ощущал близость лакомого куска пищи. Требовался всего один прыжок, чтобы вонзить зубы в тело жертвы, а потом его собрат вспорол живот жертвы.

Переполненный яростью к животному, которое не хотело сдаваться, волк взвыл.

Глэйва бросила в него острый камень, решив, что, получив рану, хищник окончательно струсит. Получив камнем по голове, волк отступил, в то время как второй, более отважный зверь понял, что его потенциальная жертва может быть опасна.

Когда он прыгнул, Глэйва, увернувшись, изо всех сил ударила его сбоку большим, заранее приготовленным камнем. Тогда и второй волк отступил. Теперь он знал, что люди, кроме всего прочего, могут нападать на расстоянии. Отступив подальше, он со злобой уставился на девушку. Он уже готов был уступить, но пока его что-то удерживало.

Луна спряталась над облаками. Глэйва все еще стояла, готовая вновь отразить нападение. Сейчас из-за сгустившейся тьмы она видела только глаза ее врагов, горящие зеленым светом, подобно четырем далеким звездам. Волки не нападали, однако девушка отлично понимала: стоит ей расслабиться или снова лечь спать, и они непременно нападут на нее. Чтобы удержать их на расстоянии, девушка снова заговорила, то и дело бросая в их сторону камни, но те камни, которые она нашла на дне лодки, она приберегла, а использовала гальку, которой было полно на земле.

Ночь оказалась очень длинной. Волки постепенно подбирались все ближе и, наконец, оказались на расстоянии длины трех копий. И все же они не выдержали и отступили, отправившись за другой добычей. Вскоре они растворились в утреннем тумане.

Новое утро расцвело над рекой, лесом и равниной, затянутых туманом. От холода девушка дрожала всем телом. Убедившись, что поблизости нет никаких хищников, она направилась обратно к своей лодке. Она спешила оставить берег и как можно скорее оказаться снова в безопасности на просторах реки.

И тут сбылись ее худшие опасения: лодка исчезла.

На берегу остались лишь обрывки кожаных ремней, которые явно перегрызли дикие звери. На поверхности реки не было видно ничего, кроме пены и ветвей с листьями, которые всегда несет поток. Девушка сильно опечалилась. Горько заплакав, она присела на корточки. Как и в ту ночь, когда она сбежала из лагеря умаров, почувствовала, как на нее накатил ужас одиночества. Сейчас она ощущала себя слабее шакала, который, поскуливая от голода, терся о ее ногу.

Налетел ветер, разгоняя туман. Солнце поднялось, высвечивая бескрайние просторы реки. И только сейчас Глэйва сообразила, какое огромное расстояние отделяет ее от Амхао, и отчаялась. У нее все еще оставался небольшой запас мяса — то, что осталось от ужина. Часть она отдала шакалу, остальное съела сама. И несмотря на то, что желудок ее был теперь полон, радости не было.

Однако, ей нужно было двигаться дальше. Между берегом и лесом протянулась узкая полоса голой земли — удачное место для прогулки — идти тут было легко. Однако в отличие от реки, опасность тут могла скрываться за каждым кустом. Что до ее спутника, то хоть шакал и ненавидел дневной свет, он послушно следовал за девушкой.

Но не пройдя и получаса она резко остановилась, потому что перед ней предстали истинные хозяева этих мест.

Их было пятеро, черных, как сланец, с лошадиными лицами, волосатых, с остроконечными ушами, длинными руками и ногами и округлыми животами. Она узнала в них гвахов — союзников умаров, созданий свирепых, как гиены, питавшиеся человечиной. Вооруженные палками и камнями, они были совершенно голые. Глэйва остановились, уставившись на эти отталкивающие существа.

Они тоже заметили девушку и замерли. Несмотря на то, что сердце готово было выскочить у нее из груди, Глэйва вела себя совершенно спокойно. Поблизости негде было спрятаться — местность совершенно открытая, а до леса далеко. Единственное, что оставалось девушке, — отступать к кустарнику.

Но гвахи были слишком близко, и Глэйва не смогла бы убежать от них. Тогда она решила действовать по-другому.

Решившись, Глэйва вместо того, чтобы отступать, метнулась вперед. В племени тзохов считалось, что она бегает очень быстро. Вот и сейчас она со всех ног рванула мимо гвахов в сторону леса. Когда она пробегала мимо крайнего из них, тот попытался остановить ее, а потом что-то прокричал ей своим скрипучим голосом. Он взглянул на девушку, потом на своих спутников, словно прося соизволения, и наконец бросился в погоню.

Люди Ночи разом сорвались с места и погнались за девушкой. Глэйва больше не рассчитывала спрятаться в кустарнике, где ее легко найдут. Теперь она могла рассчитывать только на свои ноги. Она бежала много быстрее, чем ее коротконогие преследователи. Спасительный лес был неподалеку, но девушка не решалась заходить в него до того, как между ней и гвахами не будет достаточного расстояния. Лес предоставлял множество укрытий и потайных уголков. Но в чаще трудно было бы бежать, и ее преследователи, хорошо знакомые с местностью, могли бы быстро догнать ее. Кроме того, гвахи много лучше ее скользили в подлеске, пробирались через заросли колючих кустарников. Несколько раз она оборачивалась и всякий раз видела, что преследователи все еще следуют за ней.

Маленький шакал не отставал от неё. Несомненно, он чувствовал опасность, точно так же, как это ощущают другие дикие животные, такие, как антилопы и олени.

Глэйва тяжело дышала. Неожиданно острая боль резанула под ребрами, и ноги девушки едва не подкосились. Двое из гвахов мчались за ней с той же скоростью, что и она. Она поняла это, и еще поняла, что проигрывает — ее ждет поражение и смерть. Однако теперь все ее внимание сосредоточилось на беге, на борьбе со слабостью в членах.

Лес уже был рядом, тем более впереди он подбирался почти к самой воде. Еще раз обернувшись, она увидела, что один из гвахов бежит много быстрее ее.

На какой-то миг она нырнула в лощину и исчезла из их поля зрения.

Теперь перед ней стоял ужасный выбор: бежать дальше или попытаться спрятаться? Она заколебалась, пытаясь перевести дыхание, потом остановилась, прислушиваясь к своему организму, и поняла: ей нужно спрятаться.

Глэйва резко свернула в сторону, перепрыгивая с камня на камень, побежала по камням вдоль лощины, высматривая подходящее укрытие.

Укрытие она так и не нашла, но успела вовремя скрыться в лесу, прежде чем первый преследователь стал спускаться в лощину. Глэйва долго бродила по лесу, пытаясь найти удобное и безопасное место.

Руки и ноги у нее были исцарапаны и страшно болели, поясницу ломило. Но она не обращала на все это никакого внимания. Единственное, о чем она думала, так это о том, как избежать встречи с людьми Ночи.

Широкий ручей пересек ее путь. Вместо того, чтобы перепрыгнуть через него, она взяла шакала на руки и пошла по воде. Она хотела, чтобы те, кто гнались за ней, окончательно потеряли ее след.

Пройдя по ручью около часа, она остановилась перед густыми зарослями кустарника, опасаясь, что там может скрываться какой-нибудь хищник. Однако выбирать ей не приходилось, она была настолько измучена, что не могла идти дальше. И тогда она решила рискнуть. Все еще держа на руках шакала, Глэйва осторожно заползла в самую чащу колючих кустов. К этому времени окончательно стемнело, и девушка понадеялась на то, что преследователи не найдут то место, где она выбралась из ручья.

Гвахи и в самом деле потеряли след, хотя долгое время прочесывали опушку леса. Наконец они устали и прекратили поиски. Но их желание схватить существо другого племени осталось. Они принадлежали клану, который никогда не встречался с умарами, а поскольку они видели Глэйву только издали, они не знали, за кем гонятся, за мужчиной или женщиной.

Уставшие и запыхавшиеся, они остановились, чтобы посовещаться. Они все-таки были людьми, много разумнее волков или шакалов, знали несколько слов и с ловкостью, пользовались ими. А то что нельзя было передать словами, можно было всегда выразить жестом. В итоге они решили, что должны вернуться по своим же следам и попытаться найти то самое место, где потеряли следы добычи.

Пока они разговаривали, один из гвахов прогулялся до реки и наловил рыбы среди прибрежных камней.

Один из них был старшим, хотя у гвахов не имелось вождей, как таковых, он обладал достаточным влиянием и в определенных обстоятельствах командовал остальными. Он был много опытнее своих спутников и знал множество охотничьих приемов и уловок. Он был лучшим охотником и всегда имел избыток пищи и рыбы, чтобы подкупить остальных.

— Незнакомец не может жить неподалеку от гвахов! — решил он. — Квак и его воины должны поймать и съесть незнакомца!

В этот миг он снова стал главным.

— Воины гвахов должны съесть незнакомца, — повторили остальные.

Квак заставил своих спутников понять, что они должны разойтись в поисках следов, но не терять друг друга из вида. Если такая тактика работала при поисках боровов и волков, то почему она не должна сработать при поиске человека?

Так что, поев рыбу, охотники были готовы вновь заняться поисками. Следы беглеца необходимо было найти. С таким намерением гвахи вошли в лес.

Если бы они обладали мудростью умаров, то, не торопясь, обыскали бы часть леса, примыкавшего к реке и, без сомнения, нашли бы Глэйву, но чем дольше велись поиски, тем меньше энтузиазма было у охотников и тем неохотнее они слушались Квака. В лесу, в котором они бродили, встречались следы мамонтов, оленей, диких свиней, но не было никаких следов человека. Постепенно гвахи окончательно перестали слушать Квака и разбрелись кто куда.

И все бы на этом и закончилось. Если бы один из охотников не услышал визг из зарослей кустов. Он помнил, что беглеца сопровождал шакал, а посему сообщил о странных звуках своим спутникам…

Глэйва, лежа среди зарослей, слышала шаги людей Ночи, которые бродили вокруг, выискивая ее следы. Шакал то и дело вытягивал вперед свой длинный нос и подымал уши. Запах человека наполнил лес. А потом шакал неожиданно завизжал. Глэйва тут же вскочила на ноги, черные от засохшей крови из многочисленных царапин. Она прислушалась. Враги были рядом!

Тяжелый стон сорвался с ее губ, и отчаяние охватило ее. Склонившись к земле, она услышала треск кустарника, тихий шорох шагов. И звуки эти были все ближе. Глэйва замерла, лихорадочно пытаясь что-то придумать. Куда бы она не бросилась, она могла с легкостью натолкнуться на гвахов.

Шорохи стали ближе, и она поняла, кто-то из врагов пробирается к ней через кусты. Глэйва схватила дубину и приготовилась к схватке, решив дорого продать свою жизнь. А потом чуть выше ветвей кустарника она увидела чье-то лицо: маленькие глазки и толстые вывороченные губы.

Девушка взмахнула дубиной, и голова исчезла. Кусты зашевелились со всех сторон. Похоже враги были повсюду. Смерть! Глэйва отлично помнила женщин, которых тзохи приносили в жертву Скрытым. Она видела, как умирали несчастные, помнила их широко раскрытые от ужаса глаза. Она слышала их крики агонии.

И от своих преследователей она не ждала иного.

Глава XV Возвращение разведчиков

До рассвета шел сильный дождь, и умары спасались от него, кто как может. Без костра темнота была настолько густой, что воины чувствовали себя будто похороненными в черной яме. Из звуков они слышали лишь мягкий стук капель. Им казалось, что их тела насквозь пропитались холодной водой, и они дрожали от холода. Время от времени они пробуждались от дремоты. Они чувствовали себя усталыми. Вымотанными до предела.

Те, кто должны были сторожить Глэйву, даже не вспомнили о ней. Наконец дождь прекратился. На рассвете холодный ветер окончательно заморозил людей, а потом в небе разгорелись первые лучи рассвета.

Воины начали просыпаться. Неожиданно один из них вскрикнул, и все остальные уставились на него озадаченно.

— А где женщина тзохов? — спросил воин.

Акроун тяжело поднялся на ноги. После ночи проведенной в холоде и сырости, у него ныло все тело, поскольку он уже давно достиг того возраста, когда не стоит переохлаждаться.

Услышав крик воина, он огляделся и увидел, что пленница исчезла. Он пришел в ярость, и его злой голос разорвал утреннюю тишину:

— Чем были заняты те, кому поручили наблюдать за дочерью людей Скалы, где были их глаза, уши? Или они хотят как можно скорее стать пищей для червей, живущих в земле?

Четыре воина, которым было поручено присматривать за Глэйвой, застыли, опустив головы.

— Эти люди слепы и глухи и не могут называть себя воинами! Они не заслуживают того, чтобы иметь женщин и детей. Они бесполезнее собак!

— Но собаки не лаяли! — возразил один из «охранников».

— Они были знакомы с девушкой из тзохов и приняли ее за свою! Но она никогда не была для нас своею.

А потом вождь затих, разрываясь между желанием наказать преступников и опасением, что, наказав виноватых, он тем самым ослабит племя. Хотя потеря Глэйвы стала для него большим ударом. Он-то с помощью девушки собирался стравить Хеигоуна и Хельгора. Победитель после поединка был бы сильно изранен, и Акроун без труда расправился бы с ним.

— Пусть воины ищут следы! — приказал вождь.

Он тоже стал искать следы, но вскоре понял, что только невероятная удача поможет им отыскать беглянку. Возможно, она даже не убегала, а забилась в какую-нибудь нору, спасаясь от сырости и холода.

Порыскав вокруг лагеря, Акроун еще раз убедился, что дождь смыл все следы. Однако он заставил воинов искать то, чего не было. А потом, совершенно неожиданно, один из них, проверив лодки, воскликнул:

— Одной лодки не хватает!

Тогда Акроун вспомнил, что согласно рассказу Хельгора девушки бежали от тзохов на лодке. Теперь он еще больше разозлился на Глэйву, но в этот раз гнев его был смешан с восхищением.

— И эта женщина из тзохов сражалась на стороне Хельгора! — пробормотал он. — У нее сердце настоящего воина!

А потом он еще больше захотел вернуть ее, потому что вспомнил, полный ненависти взгляд, который она бросила на Хеигоуна. Еще Акроун вспомнил свою бабушку Ав, которая в молодости, защищаясь, убила могучего воина.

— Отправьте на ее поиски две лодки, — приказал он. — Но воины должны возвратиться, прежде чем солнце окажется на полпути между рекой и вершиной неба.

Кроме того, вождя волновало долгое отсутствие Хельгора и Штра…

Лодки, посланные на поиски девушки, вернулись раньше разведчиков, и тогда Акроун с сожалением подумал: «Дочь Скалы умна, словно рысь!»

Теперь ему ничего не оставалось, как сидеть и ждать. Солнце стало клониться к закату, когда возвратились часовые с северо-востока.

— Хеигоун и его отряд идут сюда.

У вождя желваки заходили. Теперь этот выскочка наверняка победит. Акроун потерял девушку, и Хельгор никак не вернется.

— Хеигоун ведет пленных! — объявил другой часовой.

Акроун впал в отчаяние. У него в висках гулко пульсировала кровь. Теперь Хеигоун, без сомнения, потребует, чтобы его провозгласили вождем!

Хеигоун же, поднявшись на очередной холм, остановился и, глядя в сторону лагеря, помахал рукой, указывая на двух пленных тзохов и четырех женщин.

Умары вскричали от радости, а один из них сказал то, что думали остальные:

— Хеигоун станет великим вождем!

Все бросились вперед встречать отряд Хеигоуна. Те воины, которые узнали в спасенных своих женщин, запрыгали от радости. Сам Хеигоун подошел к вождю и, широко улыбаясь, объявил с гордостью:

— Вот два пленника и четыре женщины. Еще три тзоха были убиты нами.

— Хеигоун — великий воин! — Акроун вынужден был это сказать. — Сколько тзохов сражалось против него?

— Пятеро! — ответил Хеигоун. — Я же сказал. Два пленника и трое убитых.

— Почему там было всего пять тзохов? — поинтересовался Акроун.

— Вначале их было двадцать, или больше, а женщин умаров было десять, — ответила одна из бывших пленниц. — В наводнение утонуло шесть женщин и пятнадцать воинов, а когда вода спала, утром напал Хеигоун со своими воинами.

— А трудно было победить этих пятерых тзохов? — спросил Акроун, хитро прищурившись.

— Они были вымотаны, очень устали, — ответила женщина не распознав ловушки вождя.

В уголках глаз Акроуна появились морщинки. Он широко улыбнулся, в то время как Хеигоун с негодованием смотрел на освобожденную им женщину.

Однако немногие умары поняли, о чем идет речь. Многие все еще восхищались умением Хеигоуна. Воины толпились вокруг пленников, которые были усталыми и измазанными грязью. Их оскорбляли. Угрожали смертью.

— Сын Волка хотел, чтобы умары увидели лица своих противников, — объявил наконец Хеигоун. — Теперь их можно убить!

— Убейте их, — попросила женщина, которая до этого отвечала на вопросы вождя. — Разве они не убивали стариков и ваших детей? Разве они не захватили в плен ваших женщин?

Хеигоун взмахнул топором, и тут же копья его спутников пробили животы пленным, которые тянули руки, моля о прощении. Взлетели и упали дубины.

Тзохи рухнули на землю, но один еще был жив, извиваясь в грязи.

У Акроуна эта сцена вызвала приступ отвращения, и он с несколькими верными ему воинами отошел подальше, чтобы не видеть происходящего.

Тем временем Хеигоун огляделся в поисках Глэйвы, а потом спросил:

— А где пленная женщина племени тзохов?

— Сбежала, — немного нервничая, ответил Акроун.

— Пленница сбежала! — с гневом воскликнул Хеигоун. Его огромные плечи поникли, он с ненавистью и затаенной угрозой посмотрел на вождя. — Кто позволил ей сбежать?

— Мы разберемся с этим позже, — объявил Акроун, покачав головой. Он выпрямился, словно ненависть к Хеигоуну напоила его энергией, и его противник понял, что зашел слишком далеко.

— Позволь мне разыскать ее! — предложил он.

— Мы уже искали…

— А Штра не вернулся? — спросил Хеигоун. Спокойствие вернулось к нему, и голос его стал потише.

— Штра еще не вернулся.

Хеигоун затрясся от наигранного смеха. Он надеялся, что Хельгор погиб, и это радовало его. А потом его охватили сомнения. Может быть, девушка тзохов убежала следом за Хельгором?

Солнце скатилось к горизонту, а Штра так и не появился. Акроун нервничал. Без Штра и Хельгора он был почти беззащитен перед лицом Хеигоуна и его сторонников. Вождь сильно сомневался, что ему удастся победить.

Тем временем женщины рассказали свою историю, и стало известно, что один отряд тзохов отправился на юго-восток, в то время как другой двигался вдоль реки.

Нужно было сделать выбор, так как умаров было меньше, они не могли разделить свои силы. Хеигоун и его приспешники настаивали, чтобы умары отправились на юго-восток. Акроун возразил:

— Мы должны дождаться возвращения Штра!

— Штра не вернется! — засмеялся гигант.

Едва слышный крик раздался с южных холмов, и часовой на вершине стал подпрыгивать, размахивая оружием.

— Они идут! — объявил Акроун. — Мы должны ждать.

Он не знал, хорошие или плохие новости принесет часовой. Часовой же, приблизившись к лагерю, прокричал:

— Штра идет!

— Он ведет пленных? — с насмешкой спросил Хеигоун.

— Он ведет женщин, много женщин.

— Много женщин? — повторил Хеигоун, побледнев.

— Дважды столько, сколько пальцев на одной руке, а может, и больше.

Воины, слушая рассказ часового, сгрудились вокруг него, словно стадо антилоп. Некоторые даже начали шептать:

— Штра — великий воин.

Но Хеигоун чувствовал, что победитель вовсе не Штра, и теперь он испытывал дрожь и трепет, в то время как Акроун откровенно обрадовался.

Скоро появились Штра, Хельгор, Иоук и четыре других умаров, если не считать женщин и гвахов. Как и при возвращении отряда Хеигоуна все воины кинулись встречать разведчиков. Многие, узнав своих жен, начали смеяться от радости и побежали навстречу спасенным. Штра выступил вперед, подошел к вождю.

— Вот те, кого Хельгор, Штра и воины-умары возвращают племени.

— А тзохи? — спросил вождь.

— Почти все мертвы, хотя несколько и сбежало. Их было три раза по столько, сколько пальцев на одной руке.

Когда Хеигоун рассмеялся, Штра бросил к ногам вождя связку из больших пальцев воинов. Всего их было двадцать четыре.

— Это — хорошо, — объявил вождь. — Штра действительно великий воин.

— Штра не великий воин, — ответил старик. — Тут заслуга Хельгора, умного как рысь, сильного, как тигр. Он один убил больше десяти тзохов!

— Штра врет! — завопил Хеигоун.

— Штра говорит правду! — подтвердил слова отца Иоук.

И воины, которые были со Штрой, закричали:

— Штра говорит правду!

Остальные воины приветствовали Хельгора, и Акроун почувствовал, как к нему возвращается власть над племенем.

— Хельгор сильнее Хеигоуна, — выкрикнул кто-то из толпы.

— Хеигоун сокрушит Хельгора, как леопард убивает оленя! — взревел сын Волка.

— Хельгор не боится Хеигоуна, — объявил молодой воин. Он уже готов был схватиться с гигантом ни на жизнь, а на смерть, но вмешались воины и разняли их, а Акроун объявил:

— Умары вернули не всех женщин! Племени нужны и Хеигоун, и Хельгор!

— Слушайте вождя, Акроуна! — поддержали остальные умары.

Сын Волка зарычал:

— Когда умары вернут себе женщин, Хельгор умрет!

— Нет, это Хельгор убьет Хеигоуна! — ответил молодой воин, а потом огляделся в поисках Глэйвы. — А где дочь Скалы?

— Дочь Скалы сбежала, — объяснил вождь. — Дождь залил лагерь, костры погасли. Было так темно, что стадо мамонтов могло незаметно подобраться к нашему лагерю. Даже собаки не подняли тревогу, когда она исчезла.

Говоря таким образом, Акроун завоевал еще несколько сторонников, поскольку те, кто сторожил Глэйву, знали: если Хеигоун станет вождем, их ждало бы суровое наказание.

Однако в итоге Хельгор сказал то же самое, что и его соперник:

— Нам нужно ее поймать.

— Воины искали ее.

Печаль, которая охватившая Хельгора, была настолько сильной, что он забыл даже о собственной победе.

— Хельгор будет искать Глэйву! — объявил молодой воин.

— Но только когда умары вернут своих женщин, — ответил вождь.

Новая волна тоски накатила на молодого воина, но слово вождя было законом.

— Хельгор подождет. Пока умары не вернут назад своих женщин.

Глава XVI План сражения

Акроун отложил выступление до утра, потому что солнце уже низко висело над горизонтом. Теперь понятно было, в какую сторону нужно идти, и в этом ни у Штра, ни у Хельгора, ни у Хеигоуна не было разногласий. Нужно было идти на юго-восток.

— Завтра мы выступаем на юго-восток, — объявил вождь.

Этой ночью Хельгор плохо спал. Он думал о Глэйве. Он знал, что она попробует найти Амхао. Если бы поход против людей Скалы быстро завершился, то Хельгор постарался бы обогнать девушку и первым добраться до лагеря умаров. Эта надежда успокоила его на какое-то время. Хотя фантазия рисовала ему ужасные картины: он видел, как на девушку нападали хищные звери, как она тонет в бурном течении.

На рассвете Акроун созвал старших воинов.

— Женщины не смогут идти быстро. Они должны вернуться в наше стойбище под охраной наших воинов.

Некоторые умары зацокали с сожалением.

— Разве тзохи не станут возвращаться, чтобы попытаться снова захватить их?

— Тзохи не посмеют. Они уже потеряли слишком много воинов.

Когда те, кто должен был сопровождать женщин, были отобраны, Хельгор попросил Штра, чтобы тот выбрал его для этой миссии. Но и Акроун, и Хеигоун отказались.

На юго-востоке лежали бескрайние степи, где обитали поедатели травы: мамонты, лошади, антилопы, олени. Стада медленно брели по равнине, словно плывущие темные облака по бескрайней равнине райских кущ.

Через несколько часов быстрого марша умары достигли озера, возле которого останавливались тзохи, а потом нашли следы, которые вели в восточном направлении — именно туда, по словам пленных и освобожденных женщин, ушли остальные тзохи и их пленницы. К вечеру воин по имени Арк обнаружил кострище — следы лагерной стоянки и остатки оленя.

Собаки фыркали и рычали, воины собрались, рассматривая следы.

— Тзохи разбивали тут лагерь несколько дней назад, — заявил Штра.

Медно-красные сумерки расползлись на западе среди облаков, сквозь которые просвечивал полумесяц, показывая свои рожки. Теплый ветер то и дело налетал на стоянку умаров. Но у вождя было тяжело на сердце. Следы говорили о том, что у тзохов еще полным-полно воинов. Взгляд вождя блуждал, то и дело пересчитывая отдыхающих умаров и гвахов. Что же до Хельгора, то несмотря на то, что он до отвала наелся жаренного мяса, на душе у него кошки скребли. Мир казался тусклым и потерянным, все счастье ушло вместе с дочерью Скалы.

— Хельгор, ты должен держать ухо востро, — сказал Штра сыну. — Хеигоун попробует устроить тебе западню.

— Рано или поздно нам придется выяснить отношения, — согласился Хельгор.

— Штра поддержит своего сына.

— И Иоук также.

Среди умаров не существовало чувства нежности, но они были верны друг другу: брат защищал брата, отец — сына. Штра следил за своими близкими и всегда помогал им, хотя и преклонялся перед мнением Акроуна, который, без сомнения, был во многом мудрее и сильнее его. А сейчас гордостью Штра стал Хельгор.

— Акроун — друг Хельгора! — снова заговорил Штра. — Он желает смерти Хеигоуну, потому что Хеигоун хочет собрать своих сторонников и убить Акроуна!

— Мы — союзники вождя.

Неожиданно на вершине соседнего холма появился лев. Он покачал гривой, и его могучий голос взревел угрозой для всех остальных хищников: волков, собак и пантер. И все же на этой земле командовали люди. Даже мамонты и носороги отступали перед человеком.

Время от времени взгляд Хельгора обращался в северную часть лагеря, где расположился Хеигоун со своими сторонниками.

Ночь много раз сменяла день, а день — ночь. Воины шли по равнине навстречу своей судьбе. На равнине порой встречались каменные глыбы и рощи деревьев, которые говорили о том, что юго-восточные джунгли неподалеку.

Тут невозможно было ориентироваться по пеплу костров, хотя тзохи разводили огонь каждую ночь. Умары уже знали, что отряд их врагов насчитывал шестьдесят воинов, и женщины умаров сильно задерживают их, так что теперь врагов отделял всего день пути. Чтобы догнать своих врагов, умары каждый день шли какое-то время после захода солнца.

Наконец как-то ночью Акроун собрал старых воинов.

— Завтра мы будем сражаться с врагами, — сказал он.

Но и остальные чувствовали, что вот-вот должно начаться сражение.

— Умары должны сильно удивить тзохов, — продолжал вождь.

— А когда мы нападем на них, в какое время суток? — спросил один из самых старых воинов.

— В сумерках, — подсказал Штра. — Напав в сумерках, Хельгор победил.

— Но чтобы удивить их, нужно придумать что-нибудь необычное.

— Хеигоун удивит их! — объявил гигант.

— Хеигоун — могуч, как дикий бык! Но бык не такой быстрый, как олень или волк! — объявил Акроун. — Пусть этим займется Хельгор. Он проделал это один раз и сделает снова. Он выманит их, и мы нападем. Мы все сделаем в свете заката, а если битва затянется, мы станем сражаться в лунном свете. Действовать будем так: Хельгор и самые быстрые из умаров выманят тзохов, а потом Хеигоун разобьет им головы своей дубиной.

Гиганту не понравился план вождя, но остальные его одобрили.

— Кто из воинов отправится с Хельгором?

Вызвались Арк, Гоуам и Фахм — все трое молодые воины. Арк был самым быстрым, Фахм самым медлительным.

— Пусть Фахм останется с остальными, — предложил Хельгор. — Не нужно больше трех человек. Мы уйдем, когда еще будет светло, и я возьму с собой собаку и волка. Можете не беспокоиться, мои звери умеют себя тихо вести.

— Так и будет! — объявил Акроун.

Но Хеигоун зло взглянул на молодого воина.

На следующий день Хельгор поднялся до рассвета. Огромная луна оттенка литой меди застыла в западной части неба. Арк и Гоуам были готовы — молодые стройные воины с длинными руками и ногами. Арк в прошлом иногда охотился вместе с Хельгором, и Хельгор знал, что тот отлично бегает, хотя Хельгор при желании мог его обогнать. Вряд ли среди коротконогих тзохов был кто-то, кто смог бы его обогнать. Но Гоуам бегал медленнее, и Хельгор не мог полностью довериться ему.

Глава XVII Сражение племен

Сначала Хельгор и его товарищи-разведчики должны были установить число врагов и сообщить об этом вождю. Только к вечеру Акроун, подготовивший засаду, отдал распоряжение Хельгору выманить тзохов.

Однако накануне тзохи изменили свой маршрут, они снова повернули на запад, видимо, стремясь выйти к реке. На территории, по которой они шли последние несколько дней, не было никаких следов наводнения.

Хельгор следовал по следам так легко, словно противник находился в поле зрения. А сами следы оказались настолько ясными для него, что он вынужден был проявлять повышенную осторожность. Удачно было и то, что в этой части долины оказалось немного рощ, а трава — невысокой.

В полдень умары добрались до холмов, возвышающихся над равниной. Подобравшись к склонам, Хельгор и Арк нашли много следов, и когда добрались до гребня, увидели отряд тзохов и пленных женщин. Вид женщин взбесил Гоуама, у которого люди Скалы забрали его молодую жену и младших сестер. Ненависть подхлестывала и Арка, хотя его жена была среди тех, кого спас Хельгор. Поскольку Арк уже сталкивался с врагом, он вел себя много спокойнее своих спутников.

— Мы должны пройти этим ущельем, — объявил Хельгор. — Там несколько ручьев. — А потом Хельгор добавил: — Пусть Гоуам вернется к нашим воинам и предупредит их.

Как и договаривались, разведчики оставили совершенно четкие следы, чтобы Акроун не ошибся.

— Гоуам предупредит воинов.

В то время как Гоуам отправился на северо-запад, Хельгор и Арк пробежали между ручьями, полностью запутав следы. А тзохи шли вперед, ничего не опасаясь, уверенные в себе из-за того, что их было много. Они шли медленно. Многие сильно устали, некоторые были ранены. Кроме того, женщины сильно задерживали их продвижение.

Прячась за кустами, пригорками и редкими деревьями, Хельгор и Арк следовали за враждебной ордой. Тзохи, вышагивающие на фоне заходящего солнца, казались красными в его свете. Они выбрали большую ровную площадку для лагеря. Защищенный водоемом и большими валунами, такой лагерь было легко защитить. Сосны, растущие неподалеку, дали тзохам достаточно дров для костра.

— Тзохи могучи! — с сомнением произнес Арк.

— Умарам не стоит нападать на их лагерь! — заметил Хельгор, а потом тихо усмехнулся и продолжал: — Было бы опасно напасть на их лагерь с копьями, дубинами и топорами. Они закидают нас копьями, даже если мы станем кидать их им в ответ. Но Хельгор может нанести им вред, не подходя слишком близко.

А потом он снова усмехнулся, и Арк вздрогнул, так как хорошо знал репутацию Хельгора. А тзохи, собирая древесину, уже стали приближаться к кустам, за которыми спрятался Хельгор и его спутник. Хотя было невероятно, что тзохи отошли бы от своего лагеря так далеко, Хельгор и Арк, прячась, отступили к участку, где росла высокая трава. Собака и волк, приученные к охоте, без вопросов повиновались Хельгору.

Солнце превратилось в огромное красное зарево на западе, когда вернулся Гоуам.

— Умары в ущелье, на подходе, — сообщил он.

«Отлично, значит, Акроун выбрал местечко, где полным-полно пещер», — подумал Хельгор. Он сам вернулся к вождю умаров.

— Это место слишком далеко. Тзохи не станут отходить от лагеря на такое расстояние.

— Пусть Хельгор поведет нас.

И тогда сын Штра отвел умаров в чащу примерно в тысяче шагов от лагеря тзохов. Солнце село, и равнина погрузилась в ночную тьму.

— Мы должны подождать, пока взойдет луна, — объявил вождь. — Что Хельгор желает получить теперь?

— Лук и стрелы.

На фоне костров, разведенных тзохами, можно было отлично разглядеть усталые, грубые лица людей Скалы. Женщины умаров были тоже видны, но они сидели далеко от костров.

Хельгор выбрал очень тугой лук — оружие, которое лишь немногие могли использовать с умом. Принесли стрелы. Хельгор проверил лук, отрегулировал его натяжение. Как хищники в засаде, воины ждали, спрятавшись в тени. Небо было затянуто тучами, и воины не видели ни Северный Крест, ни Полярную звезду. Многие дремали. Когда показалась луна на краю равнины, тысячи лягушек во всех водоемах, разбросанных по долине, одновременно заквакали.

— Сын Штра должен идти, — объявил Акроун.

Лунный свет превратил многочисленные водоемы равнины в озера расплавленного серебра.

Следуя за Акроуном, Хельгор пополз по траве. Когда они отползли шагов на пятьсот, Арк спрятался, а Хельгор продолжал ползти дальше. К этому времени тзохи стали ложиться, собираясь уснуть. Несколько часовых сидело на корточках у проходов между камнями. Слишком много воинов, с легкостью использующих топор и копье, — воинов, которые могли остановить льва, тигра или бурого медведя. Но одной стрелы было бы достаточно, чтобы убить любого из них. Однако тзохи чувствовали себя в полной безопасности.

Внезапно перед ними из травы появился высокий человек.

Встревожившись, Кзахм, сын Черного Борова, вскочил на ноги. Хельгор звучным голосом бросил ему вызов.

— Умары пришли, чтобы наказать грязных скунсов.

Дубины закрутились в воздухе, потом в Хельгора полетели копья. Тогда он усмехнулся и поднял лук. Первая стрела пробила шею одного из тзохов. Тогда Кзахм отдал команду, и воины тзохов отпрянули назад, так что оказались вне досягаемости стрел. Ни один из воинов руками не мог метнуть дротик на такое расстояние. Сделав вперед несколько шагов, Хельгор пустил еще одну стрелу. И та пробила тело еще одного человека.

Как только прозвучал приказ Кзахма, еще один воин упал на землю. Еще одна стрела пролетела мимо, а следующая вонзилась в плечо еще одного тзоха. Теперь люди Скалы поняли, что и лагерь вовсе не безопасен.

Однако Кзахм был слишком хитрым, поэтому послал в погоню всего пятнадцать воинов, чтобы они поймали или убили безумного воина. Чувствуя, что медлить нельзя, воины помчались за Хельгором со всех ног. Хельгор подождал, пока они не преодолели полпути. За это время он успел выпустить еще несколько стрел. Одна из них пробила глаз тзоху, другая попала в живот еще одному воину.

Несколько тзохов стали метать стрелы, как дротики обратно, и одна из них оцарапала бедро Хельгора, но умар бегал очень быстро и вскоре был на достаточном расстоянии от преследователей.

Появление второго воина — Арка — взволновало тзохов, внесло замешательство. Он выпустил одну стрелу, которая пролетела мимо, и тоже пустился бежать со всех ног, в то время как Хельгор остановился. Пять человек поспешили к Арку, а восемь попробовали окружить Хельгора, который с легкостью убежал от врагов.

Рассыпавшись полукругом, в отчаянии от того, что беглец двигался с такой скоростью, тзохи упрямо продолжали преследование. Неожиданно Хельгор метнулся вправо к самому крайнему воину и убил его ударом дубины. А потом вновь стал стрелять из лука.

— Тзохи даже не гиены! — рассмеялся он им в лицо. — Тзохи не смогут бороться ни с кем, кроме стариков и женщин!

Неподалеку Арк достиг сидящих в засаде умаров. Двадцать воинов выскочили на не ожидавших такого сопротивления тзохов, и преследователи Арка были перебиты за несколько секунд. А Хельгор к тому времени подстрелил еще двоих.

Теперь Кзахм знал, что наступила решающая ночь. Умары, гвахи и собаки выли в один голос, а поскольку все они появлялись совершенно неожиданно, то от этого казалось, что их много больше, чем было на самом деле. А потом тзохи, что постарше, вспомнили легенды, которые рассказывали про умаров их деды. Но как бы то ни было, нужно было сражаться, умары приближались. Между ними сновали злые собаки и гвахи.

Страх и ненависть разрывали душу сына Черного Борова. В какой-то момент он хотел было отправить воинов навстречу умарам, но число умаров и тзохов теперь стало почти равным, а если учесть собак, которые с ужасным воем носились по равнине, и гвахов…

От старших Кзахм слышал о людях Синей реки и знал, что они сильны, а кроме того, очень проворны. Хотя он сам, например, был больше любого умара. И тогда он решил ждать нападавших, спрятавшись за камнями. Кроме того его воины могли перегородить проходы между камнями грудами дров и кустарника.

Но Акроун приказал остановиться — он понимал, что атаковать лагерь противника бессмысленно. Сделай он так, он потерял бы очень много воинов.

— Они заложили проходы между камнями горючей древесиной, — подходя объявил Хельгор. — Нужно ее поджечь!

— Хельгор не только отважный, но и хитрый, — улыбнулся Акроун.

Он приказал воинам-умарам собрать сухие ветки. Потом их запалили, как факелы. После чего, приблизившись к лагерю тзохов, умары стали швырять факелы. Заготовленное дерево для костров, сваленные в проходах, занялось. Повалил дым.

Кзахм сразу понял, что задумали его противники. Они хотели, чтобы весь лагерь вспыхнул, как сухое дерево. И тогда Кзахм повел своих воинов к огненному барьеру. Какое-то время воины обеих племен стояли и ждали, пока древесина не прогорит. Поскольку умарам нужно было бы преодолеть узкое место между камнями, Кзахм приказал своим воинам не высовываться и ждать.

— Люди Синей реки хотят умереть, — сказал он. — Пусть так и будет! Пусть умрут, раз хотят!

Умары ответили своим боевым криком, но Акроун остановил их. Он попросил, чтобы Хельгор и другие лучники взялись за дело. Такая тактика не могла потерпеть неудачу. Когда пало еще несколько тзохов, Кзахм понял, что ждать дальше нельзя и приказал наступать.

Поток воинов, вооруженных дротиками, копьями, дубинками и топорами, хлынул на равнину. Опасаясь паники, Акроун приказал своим воинам отступить, а гвахов отправил на фланги, чтобы те забрасывали тзохов острыми камнями…

Наконец, две орды столкнулись, и тогда погибло много молодых и смелых воинов с обеих сторон. Хеигоун, Кзахм, Хельгор и другие опытные воины мастерски орудовали дубинами, ломая кости. Другие, вооруженные ножами, подбирались поближе к противникам и потрошили их. Многие использовали копья, которые пронзали тела насквозь. В первый момент казалось — побеждают тзохи, но потом стало очевидно, что перевес на стороне умаров и их союзников.

Хеигоун и Кзахм остались в живых после первого столкновения. Вот они сошлись лицом к лицу. По размеру они были примерно одинаковыми. У обоих была широкая, как у медведя, грудь, чудовищные плечи и ноги, напоминающие корни дуба.

Их дубины столкнулись подобно двум скалам, и удар был столь силен, что оба воина откачнулись.

Оба были удивлены. Но теперь каждый из них знал силу своего врага. Какое-то время они стояли не двигаясь, пожирая друг друга глазами. Но вот Хеигоун взмахнул дубиной. Казалось, он вот-вот размозжит череп Кзахма. Однако сын Черного Борова качнулся в сторону и чудом избежал смертоносного удара. Но умар не дал противнику передохнуть, нанес следующий удар, задев плечо противника, и тут же нанес еще два удара: один по другому плечу, второй — в шею.

Кзахм рухнул на землю, и Хеигоун точными ударами раздробил ему ребра и переломал руки и ноги.

Гибель вождя смутила тзохов. Часть их тут же прекратила сражаться, как порой перед леопардом замирает олень или антилопа, и пала под ударами врагов. Они погибли, не защищаясь, от ударов дубин, топоров и копий.

Акроун с печалью глядел на изуродованные тела, разбросанные по всей долине.

Женщины умаров выбежали из лагеря, приветствуя своих отцов, мужей, братьев. Они придали воинам-умарам новые силы.

— Умары — великие воины! Умары перебили своих врагов! — закричал вождь, подняв копье к черному небу.

И все воины разом поддержали его крик. Но его власть была слишком шаткой, и для одного дня произошло слишком много всего…

— Акроун — великий вождь! — торжественно объявил Штра.

— Хельгор — великий воин! — ответил ему вождь.

Мрачный Хеигоун ничего не сказал. Он внимательно следил за Хельгором.

На следующий день умары отправились назад к Красному полуострову, на свою стоянку. Но Хельгор с Иоуком и Арком пошли в другую сторону. Они отправились искать следы Глэйвы.

На левом берегу реки Глэйвы быть не могло. Значит, нужно искать ее на правом берегу или на островах. Особенно на крошечных островках, до которых не могут добраться большие звери. Арк с удовольствием исследовал острова… День проходил за днем без всякого результата, но однажды Арк отыскал копье со сломанным наконечником. Это плохо сделанное копье не могло принадлежать ни умарам, ни тзохам, да и гвахи не могли изготовить что-то подобное.

А потом на этом же острове нашли кострище, шкуру белки и почерневший от копоти панцирь черепахи.

Глава XVIII Жертва Красной Луны

Глэйва сжалась, ожидая, что же произойдет дальше. Испуганный шакал, выдавший ее, давно сбежал. И в лесу наступила зловещая тишина. Девушка слышала только треск ветвей, шорох движения — словно кто-то полз в ее сторону, — и тяжелое дыхание. Она сжала камень в руке, готовая бороться до конца. Глэйва оказалась в плену инстинктов, каким порой повинуются преследуемые животные. Она словно заранее чувствовала приближение смерти.

Нападение оказалось неожиданным, как прыжок леопарда, хитрым, как нападение волка. Один из нападавших прыгнул на нее, а остальные разом схватили ее за руки и за ноги. Глэйва пыталась сопротивляться, но бесполезно. Ее скрутили, а потом связали руки и ноги лианами, так, что она не могла пошевелиться.

— Гвахи схватили дочь Синей реки! — воскликнул Квак.

Поскольку он преуспел в уловках, власть его стала еще крепче. Остальные только и думали о том, как напиться теплой крови, но Квак оказался заворожен таинственным очарованием гибкой девушки, цвет лица которой был совершенно потрясающим на фоне окружающих ее темных лиц.

— Эта женщина должна быть убита! — объявил один из воинов.

— Гвахи должны убить ее, — согласился Квак. — Но лучше принести ее в жертву Красной Луне!

Жертвоприношение Красной Луне был одним из обрядов людей Ночи. Плоть существ они жертвовали Красной Луне. И даже самый кровожадный из гвахов пасовал перед этим действом.

А Квак затеял все это, пытаясь выиграть время, чтобы остаться один на один с пленницей.

— Дочь Синей реки должна погибнуть ниже Одинокой скалы! — добавил он.

Тогда четыре гваха подхватили Глэйву и понесли ее через лес. Она не могла смотреть на них, так как ее переполняло отвращение. Возможно, она страдала бы меньше, окажись она в когтях медведя или тигра. Гвахи были для нее более неприятными, чем старик Урм, чем Кзахм, чем даже гигантский умар, из-за которого она сбежала от людей Синей реки. Глэйва чувствовала, что скоро умрет.

Ее пронесли между деревьями, которые были старше, чем сто человеческих поколений. Трава умерла в их тени, а трещины стволов напоминали пещеры, в которых могли обитать дикие звери. Земля тут была твердой и красной. Глэйву перенесли к скале, которую окружала группа черных сосен.

Гвахи — женщины и дети — появились словно из-под земли. Они ужасно выли, тянули свои руки к девушке. Глэйва решила было, что жизнь ее закончилась. Но ее горячая молодая кровь восставала против смерти. Девушка отлично помнила Амхао, а также молодого воина умара, и на их фоне гвахи выглядели еще более уродливыми и отвратительными.

Такую, как Глэйва, нужно было убивать сразу, в противном случае она могла вырваться и отчаянно сопротивляться.

— Квак слышал голос Красной Луны, — объявил предводитель.

Женщины гвахов приняли это объяснение. Но с ревностью следили за девушкой. Напрасно Квак использовал все свои уловки, но не нашел никакой причины, чтобы остаться один на один с пленницей. В любом случае, поскольку это был ритуальный вопрос, на его сторону встали старики, хранители туманных легенд.

Перед тем, как принести в жертву Глэйву, они пожертвовали богам оленя, а теперь настал черед женщины другого племени. Теперь они ждали лишь то время, когда над лесом встанет Красная Луна.

Два воина развязали лианы, которыми были стянуты руки и ноги Глэйвы. Пятеро воинов с копьями встали рядом, и девушка поняла, что в этот раз ей в самом деле придется умереть. Старый гвах начал ритуальные песнопения, монотонные, словно дождевые капли, падающие на камни.

— Гвахи были рождены в Ночи, и только Красная Луна знает их силу! Гвахи правят в лесу, и те, кто ходят на четырех лапах, боятся их! Когда незнакомцы входят в лес, они должны погибнуть, и гвахи станут пить их кровь! Гвахи родились в Ночи, и Красная Луна даст им силу!

Воины размахивали дубинами, а женщины ужасно кричали, вторя старику, и голоса их сливались в едином хоре:

— Незнакомцы должны погибнуть, и гвахи будут пить их кровь!

А потом старик указал на Глэйву и продолжил:

— Эта женщина — незнакомка. Она должна погибнуть!

Дочь Скалы задрожала.

Наступила мертвая тишина. Вот-вот из-за горизонта должна была подняться Красная Луна. Бледный свет звезд едва мог разогнать ночную тьму, а потом край диска Красной Луны показался над горизонтом.

Тем временем старик продолжал говорить нараспев:

— Красная Луна. Красная Луна, она заключила договор с нашим племенем. А здесь у нас — незнакомка! Ее кровь потечет перед тобой, и ты насладишься ее агонией!

Он поднял тощие, искривленные руки к небу, и глаза его неожиданно наполнились ужасом. Мрачные фигуры выскочили из кустов. Их было много, как муравьев. Ревя, словно бизоны, они напали на гвахов.

Это были большие гвахи — другой клан того же племени. У них были более длинные руки и ноги. Их тела густо поросли шерстью, словно тело пантеры, но кожа у них была пористой и потной. За их толстыми, чуть приоткрытыми губами скалились острые зубы. И, кроме всего прочего, они сильно ненавидели своих собратьев.

Женщины побежали, мужчины схватились за оружие, и началось сражение, которое должно было закончиться пожиранием мертвых. Глэйва, стоящая у скалы-алтаря, поняла, что получила всего лишь отсрочку. Единственное, что ей оставалось, так это побежать следом за женщинами гвахов. В первый момент ее приняли за свою, а потом два воина навалились на дочь Скалы.

Она пропустила первый удар и, схватив второго противника за волосы, потянула его к земле. Изумленные, те застыли, растерявшись, и позволили девушке убежать. Пара минут, и Глэйва оказалась вне их досягаемости. В эти мгновения ей казалось, что она больше не чувствует ни усталости, ни боли. Радуясь представленной возможности спастись, она бежала со всех ног, пока от усталости без чувств не повалилась на землю.

Звезды мерцали сквозь листву, трепещущую на ветру. Глэйва лежала на земле, широко разбросав руки. А потом она заснула, отдавшись на милость диким животным.

Когда она проснулась, Красная Луна уже достигла зенита. Ночная птичка вспорхнула с ветки над головой девушки, словно огромная бабочка. Поблизости бродили еще какие-то животные. Глэйва, чуть привстав, увидела, что неподалеку от нее бродят чудовищные создания. Самое ближнее к ней было размером с семь антилоп и внешне напоминал огромную скалу, поросшую мхом. Голова твари походила на голову змеи, только размером с голову бизона. И еще у твари были клыки. Чудовище стояло на четырех толстых ногах, больше напоминающих стволы деревьев.

Приглядевшись повнимательнее, Глэйва поняла, что перед ней не кто иной, как мамонт. Уже многие столетия подобные животные стали диковиной не только на земле тзохов, но и на территории умаров и гвахов. Однако дочь Скалы видела мамонтов, когда плыла вниз по реке вместе с Амхао. А лунный свет придал безопасному, но огромному зверю чудовищные черты.

Тяжесть отлегла от сердца Глэйвы. Она смотрела на стадо мамонтов, которые паслись в свете Красной Луны. Однако теперь она была свободна и могла продолжать свое путешествие. Только вот ни копья, ни топора, ни шакала у нее не было.

Глэйва сидела на земле, глядя на огромных животных, любое из которых могло ее раздавить. Однако вид этих гигантских зверей словно пробудил ее.

Глэйва знала, что она в центре стада и чувствовала себя беззащитной маленькой ящерицей. Огромные животные во сне лениво пережевывали траву, и Глэйва отлично слышала их тяжелое дыхание. Эти звери ничего не боялись в этом смертоносном лесу: ни тигров, ни львов, ни бурых медведей, ни гвахов. Единственный зверь, встреча с которым для них таила опасность, — волосатый носорог. Он мог своим рогом, больше напоминающим длинный шип, пробить живот мамонту. Но мамонт все равно сокрушил бы своего противника благодаря огромному весу. Однако подобные столкновения были очень редки.

В течение нескольких тысячелетий мамонты жили как в раю. Теперь, когда на Земле стало намного теплее, их век закончился. Их становилось все меньше и меньше.

У них не было будущего. Лето становилось все более теплым для них, и чтобы охладить свои огромные тела, они вынуждены были часть дня проводить в реках или озерах. А вот осенью и зимой они чувствовали себя много лучше…

Наступил рассвет. Лунный свет погас, и родился новый день с песнями птиц и белыми нежными облаками. Глэйва больше ничего не боялась. Пока она спала, страх ее прошел, растаял, словно утренний туман. Один из мамонтов подошел ближе и уставился на нее своими маленькими глазками. Поскольку Глэйва не двигалась, гигант решил, что она мертва, и оставил ее в покое, поскольку мертвая плоть его не интересовала.

Когда все животные пробудились, они уже привыкли к запаху девушки, поэтому совершенно равнодушно отнеслись к присутствию Глэйвы посреди их стада. Мамонты приняли Глэйву за дерево или оленя. Она тоже чувствовала себя в полной безопасности. Когда мамонты снялись с места и отправились дальше на поиски лучшего пастбища, она отправилась вместе с ними, держась возле мамонта, который, как показалось девушке, «знал» ее лучше остальных, потому что она боялась гвахов. Другие гиганты через какое-то время тоже стали терпимо относиться к присутствию девушки.

Так прошел день.

Перебираясь с места на место вместе с мамонтами, Глэйва нашла орехи, корни и грибы. Она перекусила, в то время как мамонты ели мох, молодые ветви, траву и камыши.

На второй день Глэйва освоилась в стаде мамонтов так, словно путешествовала с ними несколько сезонов. Ее запах стал привычен гигантским животным, и они словно и вовсе забыли о ней. К тому же во многом эти гиганты оказались лучше людей. Ни один из них не пытался убить или обидеть девушку. Мамонты брели наугад через леса и болота. Мир для них сводился к изучению дерна и пониманию того, что съедобно, а что нет.

Глэйва жила с ними более непринужденно, чем с тзохами, где слабые всегда были виноваты, и чем с умарами, потому что среди них были такие, как Хеигоун. Однако девушке было грустно: рядом не было любимой Амхао, и хотя Глэйва не сознавала этого, но скучала без высокого воина со светлой гривой волос, который спас ее от тзохов.

Возможно, она могла бы завести с мамонтами более дружеские отношения, накопав им корней или нарвав отборных веток. Но огромный размер животных пугал ее, точно так же, как огромная волосатая змея, прикрепленная к их голове и качающаяся между бивнями, огромные ноги-опоры, которые могли раздавить ее, причем совершенно случайно. Если бы не сложившиеся обстоятельства, она держалась бы от мамонтов как можно дальше и никогда не стала бы пытаться познакомиться с ними поближе…

Стадо мамонтов прошествовало от реки через лес и дальше к холмам. И тогда девушка поняла, что должна расстаться с добродушными гигантами. Ей было сложно на это решиться, так как она боялась гвахов, Красной Луны, вечерних огней, смерти.

На третий день утром она покинула стадо добродушных гигантов. Мамонты скрылись в чаще. Теперь девушка осталась одна. Испытывая ужас перед хищниками, девушка осторожно побрела через лес. Теперь ей приходилось прислушиваться к звукам леса, которые раньше никогда не слушала. В любой тени ей мерещилось чудовище. Вооруженная всего лишь неудобной палкой и грудой камней, она путешествовала по земле, где полным-полно было хищников с острыми когтями, зубами, многие из которых были к тому же и ядовиты. Так что девушке приходилось быть очень осторожной, чтобы избегать неприятных встреч.

Как и после бегства из лагеря умаров, Глэйва страдала из-за отсутствия огня. Она отыскала маленькие кремни. Ей даже удалось высечь искру, но сухая трава, которую она приготовила, для растопки, не хотела гореть.

За время путешествия через лес Глэйва столкнулась с волком, гиеной, бурым медведем и пантерой. Но ни один хищник не напал на нее. Она не видела ни льва, ни тигра, ни бурого медведя — хищников, которые отступили бы лишь при встрече с мамонтом, носорогом или… огнем.

Наконец Глэйва добралась до реки. Теперь она знала, в какую сторону идти дальше.

Вот так она шла и шла, каждый раз на ночь выискивая для себя укромное убежище… И Судьба хранила ее.

Как-то вечером она выбрала для ночлега плоскую площадку шагов в пять, расположенную на вершине скалы с крутыми склонами, высоко поднимавшейся над землей. В небе горели звезды, и Глэйва чувствовала себя очень усталой, но она не доверяла ночи.

Волки, гиены, шакалы подходили к скале, которую облюбовала девушка, но немногие, покружившись у подножия уходили в поисках другой добычи. При их появлении Глэйва всякий раз просыпалась, а потом снова засыпала.

Однако к утру пожаловал опасный гость. В первый момент, глянув вниз со скалы, Глэйва решила, что это тигр, но, приглядевшись, поняла, что это — огромная львица — большая, красивая и, судя по всему, очень сильная. Ее шкура была светлой, а глаза круглые. Именно по глазам в темноте можно было с легкостью отличить ее от тигра, потому как у последнего глаза были продолговатыми. Однако манеры у них были одинаковые: та же терпеливая осторожность, те же мягкие движения.

Видимо, львица случайно остановилась, проходя мимо скалы. А потом порыв ветра принес ей запах Глэйвы. Часто питавшаяся детьми и женщинами гвахов, львица отлично знала вкус и запах человеческого мяса. Тем более, что последнее время ей не слишком везло на охоте. От голода у хищника же живот скрутило. А ведь где-то там на скале пряталась добыча, которой ей хватило бы утолить голод.

Только вот для того, чтобы достать девушку, нужно было запрыгнуть на скалу. И если добыча решит сопротивляться, то исход может оказаться печальным. Львица отлично помнила, как она хотела схватить одну из женщин гвахов, а та со всего маха врезала ей по носу палкой. У львицы потом несколько дней из носа шла кровь. Мучаясь от голода, львица уселась у подножия скалы, выжидая и отлично понимая, что существо, находящееся на вершине, никуда не сбежит.

Наконец, решив достать Глэйву, львица встала на задние лапы, уперевшись передними в скалу. Девушка наблюдала за происходящим, стараясь держаться подальше — у противоположного края площадки. Девушка не видела никакого способа спасения: когда львица прыгнет, Глэйва умрет. Она внимательно следила, как животное бродит вокруг камня, принюхиваясь. Иногда оно издавало низкое, утробное ворчание или начинало уныло реветь. Неподвижность была ее единственной надеждой на спасение. Но когда львица вновь встала на задние лапы, Глэйва проговорила настороженным скрипучим голосом:

— Копье Глэйвы остро. Оно скоро вопьется в челюсти львицы! Острые камни разобьют ей глаза!

Удивившись, животное отступило: словно поняло девушку и решило обдумать ситуацию. У Глэйвы была только одна надежда: мимо скалы пройдет другая дичь, которую поймать будет много проще. Но никто так и не появился, и тогда львица попыталась запрыгнуть на вершину скалы. Это ей не удалось, и она в самом деле получила копьем по морде, но ее когтистая лапа ударила девушку по бедру, и буквально смела с вершины скалы. Глэйва скатилась вниз. Теперь она лежала на земле совершенно беспомощная, безоружная и ждала, когда львица набросится, чтобы растерзать ее в клочья.

Темная тень мелькнула возле скалы.

Кошка замерла, разглядывая огромное, отвратительное животное. Рог вместо носа торчал посреди неуклюжей головы. Кожа чудовища походила на кору очень старых деревьев, а глаза были крошечными, без единой мысли. Чудом выживший злой и свирепый гигант, вероятно, проснулся от рыка львицы и решил посмотреть, что происходит.

Предки львицы, признав в этом чудовище гигантского носорога, бежали бы без оглядки, но она оказалась всего лишь удивлена. Она даже обрадовалась тому, что теперь у нее появилась возможность раздобыть тварь побольше размером. На мгновение она заколебалась и это оказалось ее роковой ошибкой. Огромный массивный зверь помчался на нее, пригнув голову к земле, наставив на большую кошку свое грозное оружие. Львица ударила наугад, но носорог даже не почувствовал ее удара. Огромная масса сбила ее с ног, растоптала, дробя кости и разрывая плоть. А носорог уже забыл, что так разозлило его, пронесся дальше, оставив на земле умирающего хищника.

Глэйва отползла за скалу. Из раны на бедре девушки хлестала кровь, голова у нее кружилась. Она упала в обморок, как только оказалась на безопасном расстоянии от умирающей львицы.

Глава XIX Воссоединение

Когда Глэйва пришла в себя, то увидела склонившегося над ней молодого охотника.

— Хельгор!

Закончилось ее одиночество. Несмотря на слабость и боль в разодранном бедре, Глэйва почувствовала настоящую радость. Теперь она была не одна, была с человеком, которому полностью доверяла. Рядом с Хельгором было еще два умара. Раньше Глэйва видела и Иоука, и Арка, и не испытывала к ним никаких неприятных чувств. Поняв, что Хельгор не один, Глэйва обрадовалась еще больше.

Потом она поинтересовалась:

— Амхао?

— Мы найдем Амхао! — заверил ее Хельгор.

Она доверительно кивнула. И чувствуя, что находится под надежной защитой, уснула, уступив усталости.

Рана, которую нанесла ей львица, оказалась глубокой. Правда, хорошо было то, что при падении со скалы Глэйва не переломала себе кости. Она страдала от собственной беспомощности. Тем не менее ей нравилось, что Хельгор с такой нежностью ухаживает за ней. Более того, ее сильно удивило то, что эта нежность не была признаком слабости — Хельгор был храбр, как тигр, и умен, как волк.

Он ничуть не напоминал ей всех тех, кого она знала до этого. Он был ни на кого не похож, словно представитель какого-то вовсе неизвестного ей племени. Ее страх перед мужчинами, которые могут выбить женщине зубы, избить, отдать в жертву Скрытым, не распространялся на Хельгора, потому что тот и в самом деле был другим.

А Хельгору очень нравилась Глэйва. Она чем-то напоминала ему вечное и изменчивое утро. Из-за нее он не побоялся бы вступить в схватку с Хеигоуном и убил бы его. Страх потерять Глэйву был таким сильным, что Хельгор чувствовал, как при одной мысли об этом сердце его оборачивается в лед.

Часто вглядываясь в огонь, он видел в языках пламени Хеигоуна. Хельгор пылко верил в собственную победу, но в мертвенно белом жаре костра ему иногда казалось, что он видит себя сокрушенным дубиной, с животом, вспоротым медным топором…

Они путешествовали днем в лодке, останавливаясь ночью на ночлег. Глэйва была безумно рада и старалась как можно лучше выучить язык племени Синей реки. На двенадцатый день после того как Хельгор спас ее, они остались сидеть у костра, когда Иоук и Арк ушли спать, и Хельгор обратился к девушке:

— Через несколько дней лодка достигнет Красного полуострова.

Волна дрожи прокатилась по телу Глэйвы — так дрожит тонкий тополь, под ударами осеннего ветра. А все потому, что она вспомнила воина с жестоким взглядом: Хеигоуна.

— Глэйва не сможет жить на Красном полуострове! — воскликнула девушка.

Арк сквозь сон уловил нотки беспокойства в ее голосе и зарычал. Острая боль резанула по сердцу Хельгора.

— Но куда Глэйва пойдет? Люди Скалы убьют ее. И женщины не смогут жить одни на равнине или в лесу.

— Амхао и Глэйва уже так жили.

— Разве я не нашел Глэйву беспомощной на земле? Даже шакалы могли сожрать ее. Разве лодка тзохов не преследовала лодку Глэйвы и Амхао на реке?

— Ваш вождь отдаст меня огромному воину из вашего племени, — ответила девушка. — Глэйва предпочтет клыки тигра.

— Хельгор убил в двадцать раз врагов больше, чем Хеигоун, — гордо сказал воин. — Если Хеигоун заявит свои права на Глэйву, он умрет.

И тогда Глэйва посмотрела на Хельгора с гордостью и восхищением.

— Хельгор храбрее, чем снежный орел!

— Хельгор не позволит никому коснуться Глэйвы, — взволнованно продолжал молодой воин. — За нее он вступил бы в бой с вождем и со всем племенем.

Почувствовав, что она не просто рабыня Хельгора, девушка с нежностью взглянула на молодого воина…

В небе стояла полная луна, когда лодка приблизилась к Красному полуострову. К наступлению сумерек Иоук и Хельгор могли отлично различать знакомые деревья и тростники, которые должны были и вовсе исчезнуть к осени. Начиная с прошлой ночи, они держались настороже, опасаясь Хеигоуна и его людей. Хельгор решил не вести Глэйву сразу на стоянку племени, а сначала спрятать ее в кустах.

Потом он обратился к Арку, более сообразительному, чем Иоук.

— Пусть Арк узнает, до сих пор ли на полуострове находится сестра Глэйвы, женщина тзохов. Он должен также выяснить, где сейчас Хеигоун. И сделать это нужно так, чтобы Арка никто не заметил.

Арк исчез, легкий на ногу и быстрый, как олень. Когда он вернулся, солнце уже стояло высоко над лесом.

— Арк побывал среди умаров, но никто его не заметил, — объявил юноша. — Женщина тзохов и ее сын до сих пор находятся в стойбище.

— Арк видел Хеигоуна?

— Нет, его там нет.

— Тогда Хельгор должен пойти и встретиться с вождем, — объявил Хельгор немного подумав. — Арк и Иоук останутся здесь охраняя Глэйву?

— Они присмотрят за ней, — заверил его Иоук.

Напуганная Глэйва слушала их разговор. Она не хотела, чтобы Хельгор уходил, но понимала, что это необходимо и старалась сохранять спокойствие.

— Пусть Глэйва ничего не боится, — продолжал Хельгор. — Прежде чем солнце спустится за Черные холмы, Хельгор вернется.

Хельгор добрался до стойбища, и воины, увидевшие его, громко закричали, приветствуя его.

Женщины и старики выбежали ему навстречу.

Последним, как и положено, появился Акроун. Он оглядел Хельгора, и во взгляде его читались и восторг, и беспокойство.

— Хельгор вернулся. Но где же его спутники?

— Иоук и Арк ожидают недалеко отсюда.

— Почему они не пришли вместе с Хельгором?

— Они скоро придут, — ответил молодой воин, хотя ему пришлось почти что кричать, чтобы вождь расслышал его сквозь приветственные крики воинов.

— А девушка из другого племени?

— Хельгор спас дочь Скалы, — ответил молодой воин, внимательно глядя в лицо вождю.

— Он также спас женщин нашего племени, — мягко сказал вождь. — Люди Синей реки этого не забыли. Что желает Хельгор?

— Он хочет, чтобы никто не трогал женщин иного племени без его согласия.

— Да будет так, — с самым серьезным видом обещал вождь.

— Даже если Хеигоун станет возражать?

— Воины будут повиноваться своему вождю.

Сейчас власть Акроуна не могла подвергаться сомнению. Ни один умар не посмел бы его ослушаться. Но вождь был искушенным человеком и отлично понимал, что мира в племени не будет, пока не исчезнет Хеигоун.

— Хельгор раньше повиновался Акроуну и будет повиноваться ему и дальше. А вот Хеигоун — нет. Он может начать бродить вокруг дочери Скалы! Позволь Хельгору сразиться с Хеигоуном.

Акроун нахмурился. Если Хеигоун победит, то все станут его бояться.

— Племени нужны сильные воины! — наконец объявил он. — Если Хеигоун при всех откажется от женщины другого племени, Хельгор не станет сражаться с ним.

— Хеигоун не уступит ее.

— Тогда бой неизбежен, — вздохнул вождь племени.

— Пусть будет так, — вмешался в разговор Штра. — И пусть Хеигоун сам нападет на Хельгора!

Воины, присутствовавшие при этом разговоре, затихли. Почти все они боялись поражения Хельгора.

Поскольку Хеигоуна сопровождало десять воинов, вождь выделил десять воинов Штра. Чтобы поединок, если он состоится, был честным. В итоге вождь сказал так:

— Умары не должны сражаться с умарами. Только Хельгор и Хеигоун могут сражаться друг с другом!

— Так и будет, — заверил вождя Штра. — И если Хельгор победит, Штра отдаст ему Глэйву.

— Женщина другого племени станет женщиной Хельгора!

Потом Хельгор спросил об этом Амхао, и вновь обратился к вождю.

— Если Хельгор окажется побежденным, две женщины другого племени не должны стать рабынями. Пусть они идут на все четыре стороны, туда, куда пожелают.

Вождь и присутствовавшие воины согласились проследить, чтобы в случае смерти Хельгора его просьба была выполнена.

Потом Хельгор отыскал Амхао. Она была мрачной, потому что женщины умаров плохо отнеслись к ней.

Увидев молодого охотника, она задрожала и заплакала. Сначала, увидев его, она обрадовалась, но так как Глэйвы с ним не было, Амхао решила, что сестра ее погибла, и зарыдала.

— Глэйва жива, — сообщил он Амхао. — Она недалеко отсюда.

Она поняла, что он сказал, и закричала от радости. А потом с детской покорностью судьбе поднялась и последовала за Хельгором…

— Возвращается сын Штра, — сообщил Арк остальным. — И, похоже, он не один.

Глэйва услышала шорох кустарника, а когда увидела Амхао, то сердце ее заполнила безграничная радость. Она бросилась вперед и обняла сестру.

Теперь Амхао и Глэйва должны последовать за Хельгором. Но когда Хельгор найдет Хеигоуна, они должны пробраться на речной берег и, в случае поражения Хельгора, попытаться бежать в лодке.

Глэйва боялась поражения Хельгора и не желала этого боя. Но она знала, что столкновение неизбежно, как темнота, которая должна последовать за сумерками.

Глава XX За Глэйву!

Бесконечный мир рождался каждое утро и умирал каждый вечер. Река катила вперед свои воды, день сменялся ночью, а ночь днем… Животные бродили по бескрайним равнинам, многие из них исчезали, многие появлялись…

Хеигоун, сын Большого Волка, бродил по равнинам. У него был злой характер, напоминавший характер вепря. Свирепый, как хищник, беспощадный, он задумал стать вождем еще в те дни, когда Акроуна поддела на рога антилопа, и он едва не умер. Тогда больше месяца вождь пролежал в своей хижине — лечение шло очень медленно… Хеигоуну нравилось командовать другими людьми. Его характер еще более ожесточился, когда выяснилось, что Акроун выживет и по-прежнему останется вождем. Сын Волка презирал Акроуна, чьи волосы уже побелели от старости.

После того, как вождь вернул большую часть женщин племени, Хеигоун возненавидел его еще сильнее. Но он ничего не мог поделать. Его сторонники были слишком робкими, и их было слишком мало. А еще этот Хельгор! Как он посмел бросить ему вызов и потребовать женщину из другого племени! Кроме того, этот сын Штра во многом затмил его, сделал так, что воины племени отвернулись от Хеигоуна.

Такие размышления приводили Хеигоуна в ярость. Ревность жгла ему внутренности. С неукротимым упорством он желал уничтожить Хельгора.

Не найдя ни Хельгора, ни Глэйвы в стойбище племени на Красном полуострове, он не стал искать их. Он решил, что встретит их на речном берегу — наверняка они станут путешествовать вдоль реки.

И однажды утром он встретил их. В тот день за ним следовало пять человек, которых он пообещал сделать приближенными в случае гибели Акроуна. Весь предыдущий день, изучая просторы реки, рассматривая плывущие вниз по течению деревья, островки травы, прутья, листья Хеигоун уже начал было задаваться вопросом: а не решил ли Хельгор покинуть племя навсегда? И в этот момент кто-то прервал его размышления, позвав по имени.

Это был Хельгор.

Он стоял на пригорке, вооруженный дубиной и бронзовым топором, позаимствованным у тзохов, через плечо у него был перекинут лук…

Гигант ответил молодому воину, громко зарычав, словно лев. Его пятеро приспешников шагнули вперед, желая окружить молодого воина, но тут появился Штра с людьми, которых дал ему Акроун.

— Зачем явился сюда сын шакала? — надменно спросил Хеигоун.

— Хельгор хочет спокойно жить в своей хижине.

— Хеигоун хочет женщину другого племени!

— Хеигоун нашел ее? Он заключил с ней союз?

— Хельгор должен трепетать перед Хеигоуном, как олень перед львом. Хеигоун станет вождем вождей, и все умары станут повиноваться ему!

— Хельгор никогда не станет кланяться Хеигоуну, никогда не будет ему повиноваться!

— Разве Хеигоун выманил тзохов из их лагеря? — спросил в свою очередь раздраженный Штра. — Разве он вернул племени двадцать женщин? Разве он убил пятнадцать воинов? Хельгор должен стать великим вождем!

Хеигоун размахнулся дубиной, но когда увидел, что Хельгор снимает с плеча лук, метнулся в кусты. Его спутники тоже схватились за луки, и стрелы засвистели вокруг Хельгора. Тогда Хельгору, Штра и людям вождя пришлось искать укрытие за деревьями. На какое-то время воцарилась мертвая тишина. А потом Хельгор закричал как можно громче:

— Чего хочет Хеигоун: мира или войны?

— Хеигоун хочет, чтобы Хельгор покинул племя или сдох!

— Хорошо. Тогда Хеигоун и Хельгор должны сразиться!

Хельгор натянул лук. У него было шесть стрел. Но воины Штра дали ему еще двадцать. Однако, прежде чем пустить первую стрелу, молодой человек крикнул:

— Хельгор принимает вызов.

Не последовало никакого ответа, и Хельгор пустил стрелу. Та со свистом разорвала листву рядом с Хеигоуном, который презрительно рассмеялся. После четвертой стрелы гигант выскочил из зарослей кустов. Кровь капала у него из разорванного уха. Занеся дубину, он помчался вперед подобно раненому леопарду.

Из-за кустов Хельгор не мог использовать лук в полной мере. Размахнувшись, он приготовился отбить дубиной удар гиганта. Остальные воины, чтобы не мешать сражавшимся, подались в стороны.

Дубины с треском столкнулись. Так как Хеигоун несся на молодого воина с огромной скоростью, тому, чтобы не оказаться на земле, пришлось отскочить в сторону. А потом он, в свою очередь, ударил гиганта сбоку.

— Хеигоун тяжел, как бык. Может, Хельгору стоит утыкать его стрелами, как быка?

Казалось, что сын Штра снова захотел воспользоваться луком, но это оказалось всего лишь уловкой, вместо этого в последний момент, отбросив лук в сторону, он как копьем ударил дубиной в живот противника. Выронив свою дубину, Хеигоун схватился за дубину Хельгора обеими руками и вырвал ее из рук молодого воина, который тут же нанес удар бронзовым топором, располосовав живот гиганта.

Несмотря на рану, Хеигоун, замахнувшись отобранной дубиной, бросился на молодого воина, и тогда Хельгор метнул топор, и тот, проскочив под дубиной Хеигоуна, раскроил тому череп. Однако гигант обрушился на Хельгора так, что тот едва успел отскочить в сторону. Оказавшись на земле, Хеигоун вздрогнул всем телом и застыл — смерть забрала его.

Вновь над рекой наступила зловещая тишина, а потом Штра прокричал:

— Хельгор самый могучий из всех воинов Синей реки!

И Хиолг пронзительным голосом вторил ему:

— Хельгор самый лучший воин среди людей!

Глэйва и Амхао ждали исхода поединка в лодке, спрятанной в тростнике. Они готовы были в любой момент бежать… Глэйва чувствовала, что дрожит всем телом. Порой ей начинало казаться, что наступила зима. Наблюдая за поединком, она в какой-то момент даже перестала дышать. Но она не видела, как Хельгор одержал победу. Она напряженно вслушивалась, но расстояние было слишком большим, и она слышала лишь стрекот насекомых, да журчание воды в реке. А потом в какой-то момент, отведя взгляд, она посмотрела на Амхао. Глаза ее сестры тоже округлились от ужаса.

Вот раздались чьи-то шаги. Глэйва приподнялась и потом без сил рухнула на дно лодки. Но ее слабость длилась не долго, через секунду у нее словно открылось второе дыхание, она выпрыгнула из лодки и бросилась навстречу Хельгору, а потом с пронзительным криком рухнула перед ним на колени. Хельгор — ее возлюбленный — вернулся целым и невредимым.

— Топором тзохов он прикончил сына Волка, — сказал Штра, подходя к Хельгору и Глэйве.

Хельгор поднял девушку, прижал ее к груди. Она ослабела, то ли от счастья, то ли от напряжения последних часов.

И тогда согласно традиции Штра объявил:

— Теперь дочь Скалы должна жить в хижине Хельгора. Она должна быть послушна, и он должен защищать ее и убить всякого, кто ее возжелает.

АЛГЛАВ

«La Contrée Prodigeuse des Cavernes», 1896

«Les Profondeurs de Kyamo», 1896

«Le Trésor dans la neige», 1899

Чудесная страна пещер

Посвящается Е. Пикар

I

Лодка плавно скользила по реке; на ночном небе не было ни одной тучи. На широкой водной поверхности разгорался слабый свет, виднеющийся сквозь деревья леса. У самого побережья, куда двигалась лодка, отблески походили то на дрожащие нити в мелких лужах, то на сверкающие решетки или сети, похожие на тонкую вуаль. До самого горизонта река несла свои воды с божественным спокойствием. Сперва окрашенные светящимся паром, они постепенно становились синими, затем принимали цвет прохладной стали, в котором угадывалось мерцание миллиардов мечей.

Жизнь, плодоносная и опасная, таилась в реке. То ящер быстро плыл вдоль берега, внезапно пробудившись ото сна, то несколько тапиров бегством спасались от врага в глубине водного царства. Что же касается мелкой живности, то количество таинственных и отвратительных созданий не поддавалось никакому исчислению.

Но в целом на волнах царило почти что спокойствие. Из-за доносившегося с берегов неясного шума леса казались особенно величественными, прекрасными и зловещими. Там происходила нескончаемая война, тайные соития, плотоядные засады, преследование, ужас, гений нападения и защиты в своей дикой восхитительной свободе. И за всем этим стояла все та же извечная потребность сильных и слабых: голод. Насытишься или станешь жертвой, в зависимости от того, сильнее или слабее окажется тот, кого ты встретишь.

Электрическая лодка скользила с особенной плавностью, колеса едва заметно вибрировали, луч белого света ощупывал все вокруг. Три человека находились на носу лодки, четвертый управлял рулем.

Один из троих — низкорослый и коренастый — прошептал:

— Ну хорошо! Этот старый касик был прав… После почти непреодолимого вначале пути вот мы уже на прекрасном водном просторе, правда, местами едва проходимом.

— Глубокие, изобильные… Здесь, на месте слияния с Амазонкой река и правда громадная, но местами достаточно медленная.

Тот, кто только что произнес эти слова, четко вырисовывался сгорбленным силуэтом с длинными руками и лысой головой, поблескивающей при лунном свете. Голос его был дребезжащий и трудно различимый, явно созданный для того, чтобы шептать в тишине учебных классов.

— Вы помните слова старика? — спросил третий. — Река ведет к озерам, которые находятся на закате солнца. Сначала она шире, чем Мать рек… но земля ее пьет тремя большими ртами… и каждый раз воды становится все меньше.

Голова у него была несколько вытянутая, к тому же шелковистая борода усиливала эффект. Впрочем, впечатление исправляли быстрые внимательные глаза и высокий рост в сочетании с широкой грудью. Он говорил авторитетным тоном, подкрепляя слова энергичными сильными движениями.

— Ну вот! — сказал сутулый мужчина. — Мы уже должны были не глядя проплыть мимо одного из этих больших ртов, которые пьют реку.

— Без сомнения, это тот, который невидим, — вскричал длинноголовый. — Но второй открывается в скале… Это пещера.

Коренастый произнес с легкой иронией в голосе:

— Возможно, что это всего лишь аллегории! Не слукавил ли старый касик, преподав нам урок индейской космогонии? Впрочем, мы здесь ничего не теряем: мы же в диких землях, не нанесенных ни на одну карту!

— Ну да, с этим не поспоришь, — произнес длинноголовый, закипая от гнева. — Я верю в эту непонятную страну подземных вод, где какой-то из давних предков нашего касика едва не погиб!

— Поглядим, Алглав!

— Но вы забываете о пленнике, которого касик предоставил в наше распоряжение, — возразил Алглав. — О том, кого захватило в плен его племя, о том, кто видит под землей.

— Вообще-то этот пленник до сих пор не узнал местность.

— Терпение! Он сказал, что сможет узнать местность, только когда мы приблизимся ко второму рту!

Алглав принялся напевать таинственное индейское заклинание, и лодка продолжила свой путь по большой реке. Луна уже поднялась. Лодка рассекала водную гладь и отражение в воде густой листвы — узкая, острая, твердая. Бесконечное сражение продолжалось в лесной чаще, оглашая все вокруг дикими криками. Наконец двое из собеседников спустились на нижнюю палубу, чтобы поспать, а длинноголовый остался с человеком, стоящим у руля.

II

Алглав оставался на носу лодки, разглядывая реку своим глубоким уверенным взглядом, подобным взгляду кондора. Таинственная задумчивость ночи в этих нетронутых краях трогала его душу. Больше всего на свете ему хотелось, чтобы легенда, рассказанная старым индейцем, оказалась правдой. Вся его душа волновалась при мысли о ней, так как оставаясь полным сил и предусмотрительности человеком действия, Алглав был гораздо большим поэтом, чем его товарищи по экспедиции. Он повторял себе под нос непонятные и удивительно красивые слова легенды:

«Есть страны под землей, где реки длинные текут… Там травы бледные растут и звери чахлые живут… Слепые птицы там и белые вампиры-мыши… И свет Луны лишь иногда туда проникнет… и скоро гаснет… И снова в темноту все погрузится…»

— С чего бы этой легенде обязательно быть неправдой? Ведь существуют же подземные реки, даже в нашей старушке Европе. Существуют же странные и еще не изученные представители животного мира. Почему здесь, где все такое громадное и свободное, где реки так широки и полноводны, почему бы здесь не быть подземным странам, таким же обширным, как и все в этом краю? И какие сладостные тайны… Какие таинственные поэмы жизни, не такой, как здесь, на поверхности. Какая чудесная территория ночи, сказочные растения и животные, которые могут существовать в глубинах земли.

Он снова воскрешал в своих мечтах другую легенду, которую восемь лет назад рассказал ему «черный начальник», старик Уан-Махлей: предсказания старого африканца чудесным образом сбылись. Если так, то с чего бы предсказания старого индейца могли оказаться неправдой?

И все же его неотступно преследовали сомнения. Настолько редкие приключения, могут ли они два раза подряд случаться с одним и тем же человеком? Два раза подряд старая земля радовала его восхитительным зрелищем неизвестного животного мира в затерянном уголке света. Почему бы и нет? — говорил он себе. Разве не я пятнадцать лет назад пробежал без передышки всю планету? Разве это не вознаграждение за мои вечные скитания, а также за мое упорство и решимость отыскать наконец смысл, скрытый в старых легендах аборигенов каждой местности?

Размышляя обо всем этом, он обводил берега внимательным взглядом, надеясь увидеть наконец скалу, которая называется «Рот земли». Но он видел только извилистые берега, лес и смутные силуэты диких травоядных животных.

«Ночь могла бы быть жестокой, особенно здесь, в ужасной борьбе за существование… ягуары… анаконды… гремучие змеи».

Он ощутил дрожь удовольствия, подумав, как хорошо, что он сейчас находится на электрическом судне, так хорошо построенном, удобном и оснащенном всем необходимым. Не потому, что он не любил приключения и тем более не потому, что ему недоставало безрассудной отваги. Но даже самые героические личности предпочитают чувствовать себя в убежище перед великолепной поэмой тревог и страхов.

В лунном свете перед тонким носом лодки появился остров. Алглав скомандовал человеку на штурвале сделать маневр. По мере того как лодка приближалась к острову, начали появляться препятствия: обломки, вырванные с корнем пни деревьев, крепко запутавшиеся в длинных речных растениях. Двигаться дальше становилось все труднее, потребовалось снизить скорость.

Луна осветила торжественную перспективу: остров с высокими прямыми деревьями, слегка наклоненными к воде, лианы, тростники по краям, обломки необузданной растительности и необычные силуэты на фоне аргентинского небесного свода, просеки, чернеющие подобно пещерам. Громадные, выше всех остальных деревьев пальмы колыхались в теплом эфире. Вода сверкала, бросая вокруг тысячи отсветов, нежно плескалась о рыхлый берег, унося с собой почву и корни растений.

В этом величественном полумраке луна, просвечивая сквозь густую листву, всем своим видом выражала некую угрозу, суровость природы, будто предписывающей человеку не двигаться дальше.

В самом деле, движение корабля становилось все более неровным и трудным.

Сперва было относительно легко прокладывать путь его тонким носом сквозь препятствия, но скоро запутанное нагромождение морских растений и гниющих пней сделало продвижение вперед трудным и даже опасным.

Алглав скомандовал замедлить ход. Было очевидно, что он взял на себя очень большую ответственность. Дикая природа, казалось, была полна скрытых опасностей, особенно для человека. Всюду куда хватало взгляда и куда можно было достать лучом электрического фонаря, виднелась непрерывная вереница всевозможных растительных остатков.

На некоторых из них водяные чудовища спали или лениво шевелились. Можно было заметить, как пролетает ночная птица или совсем близко услышать какие-то шорохи, вздохи, звучащие в общем хоре вместе с плеском воды и шелестом листьев.

Когда Алглав окончательно остановил лодку и решил созвать спутников на военный совет, какая-то тень, отдаленно напоминающая человеческую, вдруг бросилась на палубу.

Рулевой закричал от ужаса.

Алглав с револьвером в руке, готовый нападать или защищаться, бросил взгляд в ту сторону. В неверном свете луны он увидел человека — низкорослого, приземистого. Рулевой, едва придя в себя от неожиданности, тоже вытащил револьвер и прицелился в нежданного гостя.

— Остановитесь! — крикнул Алглав. — Он не опасен.

В самом деле, незнакомец с испуганным видом показывал куда-то в сторону реки. Алглав посмотрел в том направлении.

III

На неком подобии островка, в лунном свете сидел великолепный ягуар. Животное пребывало в неподвижности, явно удивленное. Оно, казалось, разрывалось между желанием преследовать добычу и страхом перед электрическим светом. Если бы не последний, ничего для него не было бы легче, чем сделать несколько прыжков на стволы деревьев, где вода преграждала путь, и таким образом добраться до лодки.

Алглав воспользовался колебанием хищника, чтобы взять ружье из кабины в носовой части. Сделав беглецу знак ничего не бояться, он взял карабин на плечо и принялся разглядывать зверя. Ягуар был обычных пропорций для своего вида, разве что немного ниже в лапах. Он представлял собой царственные силы природы, волшебство дикой жизни в борьбе. Изогнув сильное гибкое тело, хищник присел на задние лапы. Его поза выражала быстроту, грациозную кровожадную ловкость, манеру победителя. Почти не поддавшись ужасу, Алглав не стал сразу спускать курок, так как не любил убивать великолепных зверей, прекрасных, как гармонично сложенная поэма, в которой воспеваются сила и энергия.

Но дикарь приблизился к нему и, осторожно притронувшись, показал вправо от островка. Путешественник заметил там еще троих ягуаров.

— Ох, черт! — подумал он.

С сильно бьющимся сердцем, на этот раз от острого чувства опасности, он, увидев поблизости еще нескольких крупных хищников, удивленно отметил про себя, что такое поведение нехарактерно для ягуаров, которые обычно держатся парами, но никак не большими стаями. И все же, какой бы ни была причина этого необычного явления, опасность была несомненной.

Здесь, в диких лесах небольшое количество плохо вооруженных туземцев не смогли внушить ягуару мысль о силе и могуществе человека. Постоянный победитель, он был уверен в своей силе и непревзойденном великолепии, а также знал, что его соседство делает и воинственные племена, и белых людей из другой местности одинаково осторожными и даже трусливыми.

Громким пронзительным голосом Алглав подал сигнал тревоги, а потом внимательно прицелился между глаз ягуара.

Он все еще не мог решиться спустить курок, когда раздался выстрел.

Это был рулевой. Испуганный видом хищника, он выстрелил.

За первым последовали еще три выстрела. Легко раненый, ягуар в ярости прыгнул в лодку. Зацепившись когтями, он поистине королевским прыжком оказался на палубе в четырех шагах от Алглава.

— Ты этого хотел, — мысленно обратился путешественник к самому себе.

Он выстрелил, точно в то самое мгновение, когда зверь прыгнул на него. Пуля вместо того, чтобы проникнуть в череп, разнесла челюсть хищника, который молниеносно оказался прямо перед ним.

Друзья, которые в этот момент поднялись на палубу, решили уже, что с ним все кончено. Алглав покатился по палубе немного в сторону, почти не задетый. Такой же быстрый, как и его ужасающий соперник, он снова оказался в опасной близости от смертоносных когтей.

Два или три неразличимых взглядом движения, те, которые может уловить лишь моментальный фотографический снимок, затем яростная схватка, удар рукояткой пистолета… и после этого все увидели, что Алглав стоит на палубе, а ягуар бессильно распростерся у его ног. Выстрел из револьвера окончательно прикончил опасного зверя.

— Дело еще не закончено! — крикнул победитель.

С этими словами он жестом показал на остальных ягуаров на острове. Как и первый, они имели очень угрожающий вид.

Один из путешественников повернул в их сторону большой электрический фонарь, светивший на носу корабля. Поток ослепительно белого света перепугал хищников.

— У них робкий вид, — заметил лысый мужчина.

— Так и есть, Фюгер, — ответил Алглав. — И вполне вероятно, что если никто больше не будет стрелять и не ранит их, они больше не решатся напасть.

В этот момент послышались еще два выстрела. Это были два члена экипажа, которые поднялись на палубу одновременно с путешественниками. Один из ягуаров, раненый, судя по всему, самка, прыгнула прямо на лодку, сопровождаемая своим собратом. Алглав тут же остановил самку выстрелом в голову. Самец остановился, издав грозное мяуканье, затем снова прыгнул. Снова поднялась стрельба, но пули даже не задели хищника. Вдруг он с изумительной быстротой оказался прямо на палубе. Человек оказался брошенным на пол под гигантскими лапами!

— В голову! — крикнул Алглав.

Подавая пример, он прицелился в хищника из своего револьвера, но затем заколебался. Распростертый на палубе человек издавал крики ужаса, в то время как чудовищное животное, увидев, что окружено противниками, замерло в полном изумлении. Стрелять было очень рискованно из страха задеть человека.

В этот момент с немыслимой и немного трогательной храбростью Фюгер приблизился и выстрелил в зверя с близкого расстояния. Пуля насквозь прошла сквозь его шею. И почти в то же самое время он упал, и все увидели под его разодранной одеждой грудь, изрезанную острыми кинжалами когтей хищника. Он не защищался, загипнотизированный, чувствуя себя бесконечно слабым, таким слабым, что был не в силах даже испытывать ужас.

Но друзья поспешили к нему, и вдруг животное, изрешеченное пулями, покатилось на ученого и придавило его своим весом.

— Мертв! — вскричал Алглав, из предосторожности выпуская еще одну пулю в висок хищника.

Он быстро освободил Фюгера. Его рана была достаточно глубокой — оказались разорваны мышцы груди, — но вовсе не опасной.

— Я еще легко отделался! — улыбаясь заявил Фюгер.

Исследователи и члены экипажа озадаченно посмотрели вокруг, удивленные этой внезапно произошедшей драмой. До сих пор лодка представлялась надежно защищенным местом, недоступным для зверей, обитающих в реке и по ее берегам.

— Четвертый ягуар исчез! — произнес Алглав, внимательно осмотрев рану своего друга.

— Действительно, исчез, — подтвердил третий спутник, — но в целом мы избежали гораздо более серьезной опасности… Особенно если учесть, что никто сначала даже не выстрелил. До сих пор света фонаря было достаточно, чтобы держать диких зверей на расстоянии.

— Это правильно, Верагез! — ответил Алглав. — Но что случилось с тем, кто втянул нас в это приключение?

— Да вот он! — заметил кто-то из экипажа.

Дикарь приблизился, поняв, что приглашающий жест предназначен ему. Все увидели коренастого широколицего человека, глаза которого напоминали кошачьи. Лицо его было сероватого цвета, лоб скошен под углом к громадному подбородку. Дикарь произнес несколько горловых звуков, похожих на слоги.

— Это местное наречие нашего заложника! — сказал Верагез, который обладал способностями полиглота.

— И выглядит он соответственно! — добавил Фюгер. — Давайте сравним…

— У меня возникла мысль! — произнес Алглав с некоторой долей иронии в голосе. — По-моему старый касик не ограничился индейской космогонией.

Несколько минут спустя на палубу вызвали индейца, предоставленного касиком в их распоряжение. Едва увидев неожиданного гостя, тот продемонстрировал сильнейшую радость, вызвавшую у дикаря те же самые чувства. Эти двое тут же начали на редкость эмоциональную беседу.

— Он из твоего народа, Вхамо? — спросил Верагез на диалекте акатл.

— Он из тех, что уходят в пещеры на время сезона дождей.

— Он из твоего племени?

— Нет… но из очень родственного.

— Спроси его, далеко ли мы сейчас от твоих краев. И скажи, что ему нечего нас бояться. Ни ему, ни его людям.

— Хорошо, господин!

Диалог возобновился, одинаково интересный обоим собеседникам. Это был резкий глухой язык, с удивительно жалобными интонациями.

Наконец Вхамо сказал:

— Отсюда два дня пути на пироге до пещер, которые ведут в Страну-Под-Землей. Племена сейчас рассеяны в лесах и не вернутся, пока листья на деревьях не станут старыми.

— Не хочет ли этот человек стать нашим проводником?

Вхамо спросил пришедшего; по жестам того даже не понимая слов, можно было сделать безошибочный вывод о его согласии и доверии.

— Он это сделает для вас, господин! Его жизнь принадлежит тому, кто спас его из когтей ягуара. Но надо будет обойти остров с другой стороны.

IV

Всю ночь лодка плыла по тихим водам с другой стороны острова. После краткого отдыха Алглав вернулся на палубу с Верагезом и двумя индейцами. Недавно пережитая опасность казалась теперь просто кошмарным сном. Корабль благополучно миновал все опасные места, незаметные под гладью полупрозрачной ярко-синей воды. Наконец заря поднялась над лесом. Она быстро загасила свет низкой луны, и бодрый шум дневной жизни сменил страхи ночи. Остров давно исчез вдалеке, река стала еще более широкой, на горизонте появились скалы. Вдруг спасенный индеец поднял руку и прошептал несколько слов. Вхамо перевел:

— Вот здесь открываются Рты пещер!

Исследователи одновременно ощутили, как сердце забилось и любопытство вспыхнуло с удвоенной силой. В легком тумане скалы казались стадом исполинских быков, собравшихся на водопой. Наконец река разлилась и предстала в виде большого озера, окруженного цепью скал, подобных гигантскому цирку. Корабль продолжал двигаться так же быстро и вскоре он уже достиг первых холмов. Местность буквально дышала спокойным суровым великолепием. Растительность сделалась немногочисленной. Большие засушливые пространства простирались на берегу, противоположном тому, что представлял из себя скалистую цепь. Прокаленные солнцем каменные обломки, застывшая лава, стекловидные камни рассказывали о стихийном бедствии, произошедшем здесь в незапамятные времена, о буре адской силы.

— Какая таинственная земля! — произнес Алглав. — Земля прекрасных и мрачных легенд!

Новое движение индейца прервало его речь. Они заметили в одной из высоких скал чудесной красоты портал, настоящую колоннаду храма гигантов.

— Это здесь! — сказал им Вхамо.

В громадной дыре, куда изливалась река, можно было заметить колоннады, глубокие своды, куда еле проникал солнечный свет. Верагез и Алглав созерцали это зрелище с некоторым мистическим почтением.

— Смотрите! — сказал Алглав. — Течение здесь еще медленное. — А Вхамо, как ранее и касик, заявляет, что здесь глубоко. Во всяком случае, не такой уж риск проникнуть туда. Никто не помешает нам чуть позже отказаться от этой затеи.

— Тогда вперед! — ответил Верагез. — Так как Фюгер уже дал свое согласие пойти на риск.

Солнце уже рассеяло бледную завесу тумана. Скалы, которые вырисовывались на фоне неба с мрачной и аскетичной значительностью, как и равнины на другом берегу с их унылыми античными остатками, выглядели будто проклятая местность или страна, на которую когда-то обрушился божественный гнев.

V

Действительно, подземный поток оказался глубоким и спокойным. Сначала фонарь осветил однообразные края, бледные сталактиты, сероватые скалы, испещренные кристаллами или металлическими вкраплениями. Здесь царствовала бесконечная ночь. Лучи электрического света дрожали среди тревожных полутеней. Здесь, казалось, витало в воздухе что-то неясное, что-то фантастическое. По влажным стенам стлались и медленно колыхались растения, которые выглядели настоящей аллегорией терпения. Вода здесь была совершено черной; она отражала смутные очертания, выхваченные из темноты лучом фонаря.

Под высоким сводом в холодном воздухе водоема, неподвижном и насыщенном парами, путешественники почувствовали, как в душу им проникает некая возвышенная меланхолия, религиозное любопытство, величественное чувство неведомого, а также какого-то опасения, неясного предчувствия, которое временами сжимало им грудь подобно тяжелой невидимой руке.

Прошло два часа после того, как они заплыли в подземную реку, пейзаж — если призрачные берега, еле различимые в мерцающем свете фонаря, заслуживают этого названия — изменился.

Берега, сперва очень узкие, значительно расширились. Появилась растительность — волокнистая, очень бледная и очень хрупкая — разновидность бородатого лишайника и нитевидных мхов. Она образовывала целые сады, поблескивающие матовым серебром, или целые луга чего-то вроде покрывала из грубой ткани, переливающегося самыми нежными оттенками. Здесь и там разбегались по краям от конуса света такие же бледные звери. Сумчатые, покрытые шерстью пепельного цвета, морские твари, гигантские грызуны, хищные ночные птицы с нежными голосами и с пушистыми крыльями, несколько очень крупных насекомых, как будто посыпанных мелом.

Тем временем температура поднималась — с двенадцати градусов сперва до двадцати, затем до двадцати пяти и до тридцати.

— Будем ли мы высаживаться? — спросил Верагез.

— Лично я против! — ответил Алглав. — Думаю, нам нужно сперва познакомиться с этой местностью на как можно большем промежутке. Зарисовывайте план этой чудесной территории. Думаю, позже нам будет нужно предпринять несколько экспедиций для более детального изучения.

— Это правильно!

Вскоре Фюгер, несмотря на свою рану, поднялся к друзьям на палубу, и целыми часами они любовались восхитительными видами этой подземной страны. Пейзажи становились просторнее, разворачивались перед ними во всю ширь. Растительность, все такая же бледная, теперь выглядела заметно крепче. Белые папоротники образовывали настоящие леса, изысканные заросли по берегам. Показывались гигантские грызуны, напоминающие крыс величиной с леопарда, которые и не думали убегать, когда луч света выхватывал их из темноты. Должно быть, требовалось воздействие более сильного потока света, обладающего твердостью металла, чтобы повергнуть их в бегство. Сумчатые казались здесь достаточно редкими, так же, как хищные ночные птицы. Зато обнаружилось великое разнообразие летучих мышей, летающих и порхающих над папоротниками и охотившимися за насекомыми. Было странно видеть белых, как горностай, зверей, которых человек привык видеть окрашенными в темные цвета: красноватый, рыжеватый, коричневый. Сперва достаточно миниатюрные, они встречались все более крупные и наконец достигли размера вампиров, обитающих в бразильских лесах. Температура остановилась на тридцати двух градусах и больше не поднималась. В этом влажном застоявшемся воздухе такая жара была особенно утомительной.

После ужина — снаружи, должно быть, уже наступили сумерки — Вхамо объявил от имени своего товарища, что его народ никогда не продвигался так далеко под землю и что он слагает с себя полномочия гида. Он также упомянул местную легенду, согласно которой река заканчивает свое течение в бездонной пропасти и что там дальше есть страны еще более таинственные, чем та, которую они сейчас исследуют.

— Отлично, — заметил Алглав. — Лично я предлагаю двигаться дальше.

— До конца? — спросил раненый.

— Да, до конца, — подтвердил Верагез.

И действительно, ни одна душа поэта или душа ученого не могла бы противостоять волшебной притягательности этой сумрачной страны, обещавшей такие необычайные знания и ощущения. Перед ними разворачивались грандиозные перспективы: на левом берегу резкий уклон, суровый ряд пещеристых скал из красного гранита, базальта, в котором были пробиты циклопические лестницы, нависающие, будто готовые обрушиться верхушки, какой-то некрополь, представляющий собой путаницу коридоров, теряющихся где-то в глубинах земли. Справа настоящая равнина, лес из папоротников, перемежающихся призрачными грибами, высокими, как деревья, серебристыми полянами, захватывающими территории, где представители разряда грызунов увеличивались до размера лемуров-альбиносов, печально сидящих на возвышенности. Иногда раздавался чей-то тихий жалобный крик или белые, как лебеди, совы сменялись мертвенно-бледными вампирами величиной с орлов.

— Прелестно! Прелестно! — шептал Алглав, набрасывая заметки в своем блокноте.

И даже члены экипажа преисполнились восхищения и мистического ужаса.

Неожиданно к этим чудесам добавились новые.

VI

Вдалеке показался слабый фиолетовый отблеск, который, казалось, поднимался как свет зари еще до восхода солнца. Он двигался быстро, придавая феерическую окраску бледным растениям и животным. Отблеск остановился на скалистом берегу, вызывая безграничный восторг, играя всеми оттенками фиолетового.

Сперва довольно насыщенный, он стал светлее и вскоре стал таким же нежным, как лунные лучи, которые светят сквозь витраж синего цвета. Дальше при виде корабля животные разбегались, другие создания поднимались повыше, летучие мыши и вампиры смешивались с остальными представителями рукокрылых, свинцового цвета.

Отныне вид разворачивался в пределах подземного горизонта около километра, перспективой не более километра. Захватывающая красота снежно-белых лишайников, таинственных сумерек, светящихся грибов, то выстроившихся подобно колоннадам, то наклонившимся как старые ивы по берегам рек. И все здесь такое бледное, никаких других цветов! Полная бледность молчаливой жизни, бледность, которая незаметно сменяется сумерками, нереальным мертвенным светом, сверхъестественная бледность, как будто взятая из сказочного романа, упорное соперничество вдали от солнца, которое там наверху питает землю. Бледность, сохраняющая формы флоры и фауны, когда-то давным-давно жившей в блестящем разнообразии цветов.

— Может быть, на этот раз мы причалим к берегу? — спросил Фюгер.

— Давайте пройдем еще немного, — горячо возразил Алглав. — Я думаю, что впереди нас ждет гораздо больше сюрпризов.

В это время двое индейцев навострили свои уши, чуткие, как у зверей, и продемонстрировали явные признаки беспокойства.

— Что вы слышите? — поинтересовался Верагез.

— Мы слышим текущие воды, — ответил Вхамо.

Алглав, у которого были почти такие же чуткие уши, как у индейцев, тоже прислушался. Вскоре ему показалось, что он слышит шум прилива, толчки, удары быстро текущей воды о стенки пещеры или, скорее, водопада.

— Внимание! — произнес он. — Я думаю, что легенда подтвердилась еще раз, и сейчас мы приблизимся к пропасти. Замедлить ход! — крикнул он механику.

Взволнованные, исследователи внимательно следили за течением, направляя на воду фонарь, чтобы он освещал ее лучше, чем здешний таинственный свет. Прошло два часа.

Шум приблизился. Вскоре все ясно различали звук падающей воды.

— Стоп! — закричал Алглав. — Бросить якорь!

— И в этот раз мы все-таки высадимся на берег! — добавил Верагез.

Несколько минут спустя корабль был на якоре, затем крепко пришвартован к берегу со стороны равнины. Из двенадцати человек экипажа и обслуги шестерым, включая двух индейцев, было поручено сопровождать исследователей. Шестеро остальных должны были остаться с Фюгером, который из-за небольшого приступа лихорадки был не в силах сопровождать своих товарищей. Хорошо оснащенные и вооруженные, взяв с собой электрические фонари на аккумуляторах, Алглав, Верагез со своим эскортом отправились в путь.

VII

Земля была рыхлой и немного влажной. Шелест некой разновидности хвойных деревьев и зловещего вида папоротников вызывал скверные предчувствия у самых храбрых, даже у Алглава. Как только маленький отряд вышел на открытое пространство, вдруг появилось четыре или пять крыс, колоссальные размеры которых удивили путешественников. Красноватые глаза уставились на людей. Крысы, хозяева этих мест, где они, должно быть, были и тиграми и львами, даже и не собирались убегать. Тем не менее они колебались и, казалось, не собирались проявлять агрессию, изумленные видом новых незнакомых существ, каких-то громадных двуногих.

Один из сопровождающих вскинул на плечо карабин. Алглав опустил его оружие.

— Даже и не думайте стрелять без команды! — произнес он тоном, не терпящим возражений. — Если бы кто-то этой ночью не выстрелил в ягуара, они бы на нас не напали… и один из нас сейчас не был бы ранен, что кроме огорчения влечет за собой дополнительные трудности. Если вы сейчас нападете на этих грызунов, они, без сомнения набросятся на нас, а вскоре к ним присоединятся еще и соплеменники, которые прячутся где-то поблизости и которых привлечет шум сражения.

Они остановились, разглядывая необычных зверей.

— Они чем-то похожи на диких свиней. И вы знаете, какой стадный инстинкт существует у этих животных. Они готовы броситься в драку все до единого, стоит только тронуть кого-то из них и уж во всяком случае не позволят обидчику сбежать. А эти выглядят на диво сильными и организованными.

Действительно, к стае присоединилось еще трое или четверо грызунов. Выглядели они все достаточно грозными — каждая крыса величиной с кабана, с мощными челюстями и острыми зубами.

— И все-таки не похоже, чтобы они готовились к нападению, — прошептал Верагез.

— Я почти уверен, что они оставят нас в покое, — откликнулся Алглав. — Мы их очень удивляем. И в данном случае это чувство взаимно. В путь!

Крысы в нерешительности пропустили их, не став преследовать. Сумчатые удирали при их приближении; полупрозрачные, будто сделанные из тюля, осы слегка задевали лица путешественников. Иногда появлялись летучие мыши и следовали за ними, охваченные любопытством.

— Что меня больше всего удивляет, — произнес Верагез, — это даже не животные, а то, что здесь могли вырасти такие большие папоротники.

— Вы правы, это просто поразительно и противоречит всем законам природы. Собственно, как и это освещение противоречит законам физики. Было бы логично предположить, что когда-то света здесь было больше, вне зависимости от его происхождения. Судя по всему, растительный мир на протяжении тысячелетий приспособился к тому, что здесь постепенно становится все темнее и темнее, и научился использовать некие лучи, которые не требовались им на поверхности. Это каким-то образом связано с постоянной температурой и, возможно, со здешними магнитными явлениями. Но какими бы ни были причины, результат перед нами!

Шум падающей воды усилился. Через час он сделался просто оглушительным.

— Мы приближаемся!

Вдруг Вхамо и второй индеец, идущие поодаль, резко остановились.

Громовые удары сотрясали своды. Животных здесь почти не было, особенно крупных. Поток воды оставался спокойным, поверхность ее была гладкой, как стекло. Он значительно увеличился. Ложе подземной реки стало широким, с небольшим уклоном. Вся стремительная ярость была там, в водопаде, легко улавливаемая слухом, но не зрением. Тем временем Вхамо поднял руки. Он кричал, но голос его терялся в этом грохоте, будто комариный писк в шуме ветра. Они поспешили вперед, а затем неподвижные, с широко открытыми глазами, испытывая сильнейшее головокружение, уставились в пропасть.

VIII

Громадная бесконечная пропасть! Сначала яростные струи, бурлящие сияющие воды, подобные вершинам Гималаев, гремящие, как целое скопище гроз в кружевах пены и в то же время тяжелее гранита. Откуда-то сверху низвергался поток бледных струй этой подземной Ниагары. В четыре слоя сверху текло множество потоков — четыре ступени лестницы, каждая около двадцати метров в высоту. И сверху донизу потоки воды, подпрыгивание, трещины, множество скал, наклонные поверхности, нескончаемая игра света, являющая собой аллегорию яростной силы, бессознательного неистовства с тысячей тончайших нюансов. И тем не менее вовсе не водопад произвел на путешественников самое сильное впечатление.

Окрестности были даже более грандиозными и впечатляющими. Бесцветная пропасть, которая казалась целой страной. Под сводами, остававшимися той же высоты, она уходила глубоко вниз. Жизнь представала там во всем своем обильном великолепии. Обширные леса, покрытые мхом равнины, сумчатые и гигантские крысы и везде громадное количество рукокрылых, в этот раз совершенно неожиданного размера, такие же мощные, как кондоры в Андах. О! Гигантские летучие мыши, их впечатляющий полет над водопадом, их парение над равнинами! В них была вся грация птичьего полета и еще нечто большее, некая осознанность движений, свойственная высшим млекопитающим.

— Вот истинный венец творения! — подумал Алглав. — Кто знает, может быть, это была попытка Природы создать летающего человека.

Мысль о странном потрясающем сходстве летучей мыши с человеком всецело заняла его.

Но голос спутника, который кричал прямо ему в ухо, вернул Алглава к действительности.

— Пойдем дальше! Пойдем!

— Да… Конечно… Идем.

Это было совсем не трудно. Рядом с водопадом оказался очень удобный пологий спуск, и маленькая группа отправилась дальше.

Они едва начали спускаться, как многочисленные стаи вампиров появились рядом с ними, паря в воздухе и, казалось, с интересом разглядывая путешественников. Те продолжали продвигаться вперед в сопровождении летучего эскорта. Вампиры кишели над самыми их головами, спереди и сзади — любопытная живность, вызывающая беспокойство и, может быть, даже опасная.

Оказавшись в самом низу склона, Алглав и Верагез остановились.

Летучие мыши продолжали прибывать. Теперь их было примерно несколько тысяч. Многие из них располагались в трещинах и на неровностях каменных стен, на деревьях и папоротниках. И всюду остальные животные уступали им место с видом полного почтения к этому победоносному виду.

— Что будем делать? — простонал Верагез.

— Пойдем дальше!

И они отправились дальше. В течение часа они шли вдоль реки. Местность оставалась более-менее неизменной, ни одно животное не пробовало преградить им путь.

Вампиры, любопытство которых не прошло, так и следовали за ними. Удивление путешественников уступило место желанию идти и идти дальше, куда влекло их ненасытное любопытство ученых. Наконец Верагез заговорил:

— Фюгер нас ждет!

— Хорошо, — ответил Алглав. — Отправим ему сообщение, а затем поедим и продолжим свой путь. Будем и дальше идти по берегу реки.

— А если там совсем не будет света?

— У нас есть фонарики!

— Тогда ладно!

Отправив послания и перекусив, они продолжили движение.

IX

Путешественники ощутили признаки усталости, за исключением разве что Алглава и обоих индейцев. Верагез даже попросил сделать привал. Остановившись, они заметили во второй или третий раз в свете фосфоресцирующих грибов, как летучие мыши приземляются прямо на грызунов и сумчатых, оставаясь на их головах и спинах, в то время как звери этому совсем не сопротивлялись.

— Верагез! — воскликнул Алглав. — Посмотрите! Разве вам это не кажется странным? Вампиры питаются кровью четвероногих, а те им покорно позволяют это делать.

— Да, — ответил Верагез, медленно ворочая языком. — Это изумительно!

— Знаете, у меня возникла идея. Эти четвероногие являются чем-то вроде домашних животных этих летучих мышей. Я все больше склоняюсь к мнению, что их интеллект намного выше, чем у обычных животных. Поэтому они смогли подчинить представителей местной фауны и высасывают у каждого животного не больше того, что оно может дать без вреда для себя. Точно так же, как мы доим коров или как муравьи собирают выделения у домашних клещей.

— Безусловно!

Алглава удивил тон Верагеза, а также поведение двух сопровождающих, которые, присев на корточки, как будто защищались от яркого солнца.

— Что с вами? — вскричал он.

— Мне хочется спать, — неразборчиво пробормотал Верагез.

— Спать?

— Да.

С этими словами он опустился на землю, как те двое.

Обеспокоенный Алглав посмотрел вокруг. Ему показалось, что в пещере стало темнее, что туман опускается на лужайки, на заросли лишайников, на воду. Сам он тоже почувствовал, как веки его тяжелеют.

— Да что же это в конце концов? Это странно, наконец!

Увидев, что друг бессильно распростерся на земле, он принялся его тормошить:

— Верагез, вставай! Верагез!

Но тот спал, как и двое сопровождающих. Остальные, даже Вхамо, с трудом боролись с охватившим их оцепенением. Индеец, единственный, кто смог этому противостоять, обменялся с Алглавом обеспокоенным взглядом.

— Что это? Что? — повторял Алглав с всевозрастающей тревогой.

Его посетила ужасающая идея, что этот таинственный недуг может оказаться смертельным. Они все пали жертвой еле различимого яда, удушающего газа. Он еще раз встряхнул своего товарища:

— Верагез! Мужайтесь, мой друг!

Но тот даже не пошевелился. Вскоре Вхамо и остальные тоже опустились на землю.

— Но это же ужасно! Может быть, это даже смерть… Такая напрасная, такая непочетная. И мы даже не успели изучить все эти тайны…

Так как у Алглава даже под гнетом тревоги продолжал гореть огонек неуемного любопытства ученого, главным оказалось громадное сожаление о сокровищах науки, которые будут потеряны, если их экспедиция потерпит неудачу.

Он почувствовал, что кто-то его трогает за руку. Это был спасенный от ягуаров индеец.

Другой рукой он указывал на какой-то бугорок в отдалении. Алглав последовал в указанном направлении и уселся на землю, все так же предаваясь тоске и тревоге. Но не прошло и минуты, как он почувствовал себя отдохнувшим и полным сил. Разум был снова ясным и перед его взором теперь не было и следа тумана.

— Спасибо! Спасибо тебе! — сказал он, пожимая руку дикарю.

Тот сделал ему знак слушать и, быстро поднявшись на ноги, подбежал к группе спящих.

Наконец Алглав увидел, как тот волочет за собой какое-то безвольное тело. Это был Верагез. Он бросился на помощь и принялся перетаскивать остальных. За этим занятием Алглав не переставал размышлять, что глубоко заблуждался, полагая, что интеллект индейца уступает его собственному. Должно быть, произошедшее чем-то похоже на удушье, причиной которого является угольная кислота.

— Он оказался умнее меня!

По очереди отдыхая и пережидая приступы головокружения, которые следовали за каждым из таких «рейсов», Алглав с индейцем уложили всех на спасительном холмике.

Но выяснилась одна странная и зловещая деталь: хотя их дыхание было нормальным, пульс ровным, никто не проснулся, сколько их не трясли и не кричали прямо в уши.

— Неужели и правда угольная кислота? — в отчаянии подумал Алглав.

Сам он, стоя на верхушке холмика, больше не чувствовал усталости, его товарищ демонстрировал ту же выносливость. Алглав грустно посмотрел на окружающий пейзаж. Инстинктивно он отметил, что его предположение относительно вампиров оказалось правильным. Они повсюду приземлялись на животных, сосали кровь с невозмутимым спокойствием собственников, осуществляющих свои неоспоримые права.

— Но почему же звери могут противостоять дремоте, которая сразила нас?

Задав этот вопрос, он заметил, что некоторые животные, судя по всему, располагаются на отдых. Повсюду грызуны и сумчатые укладывались на мхах и зарослях лишайника.

И снова Алглав заметил, что света стало еще меньше.

Неужели здесь тоже наступают сумерки? Имеется ли какая-то связь между ними и охватившим их сном? Но утром, когда корабль плыл в полнейшей темноте, в свете фонаря они постоянно видели разбегающихся зверей.

— Это вовсе не одно и то же… Это было над водопадом… наверху!

Между тем становилось все темнее и темнее. Вскоре их окружили неясные призрачные сумерки, где вовсю летали вампиры. Тогда Алглав счел своим долгом зажечь электрические фонари на аккумуляторах. Но напрасно он поворачивал выключатели, нажимал на контакты: фонарь не работал.

— Вот несчастье!

Его беспокойство возросло, когда он с таким же успехом попытался включить второй светильник. То же самое ждало его и с другими: ни один не работал!

— Это определенно, какой-то электрический феномен! И, скорее всего, он связан с тем, что свет здесь гаснет. Думаю, последний тоже электрического происхождения.

В отчаянии он снова начал пытаться разбудить своих товарищей. Но, увы, напрасно! В их глубоком сне по-прежнему не было никаких угрожающих симптомов: сердце, пульс и дыхание оставались нормальными. Он не переставал удивляться: если он с индейцем на этом холме пробудились и восстановили силы, то почему это не происходит с остальными? Что заставляло их так крепко спать?

Тень сгустилась еще сильнее. Теперь Алглав видел только дикаря, стоявшего рядом с ним. Медленным и печальным жестом, жестом прощания он взял руку своего товарища по несчастью, на языке которого он не говорил, с которым он даже не смог обменяться никакими определенными мыслями. Дружеская улыбка появилась на широком лице человека из пещерного народа, улыбка, от которой сжалось сердце Алглава.

— Прощай, прощай! — повторил путешественник.

Ответом ему были несколько слогов странного гортанного языка. Они оба стояли в давящих сумерках, неподвижные, слушая отдаленный рокот водопада. В сгустившейся темноте, непроницаемой, будто зловещие и влажные стены над ними витала тень медленной смерти.

В свою очередь они тоже ощутили, как их охватывает полное оцепенение.

Что это? Нежное дыхание, трепыхание веера в темноте, вздохи, приглушенные звуки падения?

Алглав подумал об этом, хотя из-за того, что он по-прежнему пребывал во власти оцепенения, умственное усилие далось ему с трудом. Наконец медленно, почти с болью он вышел из этой сладостной нирваны.

— Я сейчас умру… Умру!

Он удивился тому, что эта мысль не вызвала у него никакого беспокойства. Его рука пошарила вокруг, нащупала нежный, будто шелковый, мех и в ужасе отдернулась. Он догадался, что вампиры сейчас приземляются на его спутников и точно так же сейчас приземлятся на него, чтобы полакомиться его кровью. Он захотел подняться, протянул руки, но слабость была так велика, что он снова упал и погрузился в глубокий сон, в то же время ощущая на своей шее, на груди теплую влажную тяжесть, биение сердца зверя, который считает себя королем мироздания, а его — своей добычей.

Прошло не известно сколько времени, сколько долгих часов в темноте. Люди на земле оставались неподвижными — мертвые или пребывающие в глубоком сне. Но вот один из них встает и улыбается, что-то шепча. Несколько минут он перетаптывается с ноги на ногу, расталкивает остальных, что-то им хрипло крича, но ему никого не удается разбудить. Звук его шагов эхом отражается от стен пещеры. Человек быстро удаляется в ужасающую темноту, в которой раздается неумолкаемый шум водопада.

Еще два часа проходят в глубоком забытьи, царящем в пещере. Вампиры и те давно спят. Сейчас здесь царствует смерть. Казалось, сумерки здесь останутся навечно… Однако, вот показался слабый свет, звук шагов тоненьких лапок, еле различимые крики, звуки, сопровождающие обгладывание пищи. Случайный наблюдатель догадался бы, что это пробуждение обитающих здесь созданий, приближение радостного природного явления.

Проходит еще час, затем два и три. Наконец слабый свет, сначала подобный легкому туману, затем как свет от тоненького серпа луны рассеивает фиолетовые тучи, становится еще сильнее, еще прекраснее, переливаясь всеми восхитительными оттенками индиго. В пещерах наступает день! Этот день находит людей, уснувших на земле, неподвижных, может быть, умирающих. Летучие мыши начинают порхать в воздухе, но не приземляются на лежащих. Вдруг один из людей шевелится.

Это Вхамо. Он потягивается, встает, чувствуя себя еще оглушенным. Он пересчитывает остальных и замечает, что его собрат-индеец исчез, затем принимается с мрачным видом трясти Алглава.

Некоторое время спустя тот начинает шевелиться, открывает глаза.

— А… что? Это еще не закончилось?

Он поднимается, смотрит вокруг. Он чувствует себя еще слабым, но не настолько, чтобы он не мог идти. Его взгляд со странной нежностью следит за полетом рукокрылых.

— Они поели нас, но не злоупотребили своей властью!

Как бы в подтверждение его слов один за другим начинают просыпаться и его спутники. Они слабы и почти не в состоянии идти. Верагез с изумлением спрашивает:

— Что случилось?

После объяснений Алглава его удивление усиливается, так же, как и радость, что он остался жив.

— Мы слишком слабы, чтобы возвращаться к кораблю, сперва не перекусив, — наконец заявляет он.

У каждого на шее виднеется маленькая ранка, откуда гигантские летучие мыши попили их кровь. Но нельзя не отметить умеренность этих зверей. Верагез, Алглав и другие им за это почти что благодарны.

— Нам необходимо поесть, но у нас закончились все запасы провизии! — говорит кто-то из спутников.

Другой знаком показывает, что готов убить какого-нибудь зверя.

— Давайте воздержимся от этого, — говорит Алглав. — Насколько я понял, за это мы можем заплатить своими жизнями. Пойдем обратно. Если свет длится столько же, как в первый раз… — я полагаю, что здесь это происходит периодически — мы можем беспрепятственно добраться до нашего корабля. Но где же твой соотечественник? — спросил он у Вхамо.

— Ушел! — ответил индеец. — Он отправился за помощью, я в этом уверен.

— Я тоже. А теперь в путь!

X

Хотя маленькая группа была практически лишена сил, в течение первых часов все шло хорошо. Продвижение вперед было на самом деле довольно медленным, но тем не менее они не теряли времени. Страх подстегивал их, и поэтому каждый напрягал все свои силы. Но в конце концов сильнейшая усталость дала о себе знать даже у самых крепких. И особенно они чувствовали необходимость восполнить запас сил, компенсировать себе кровь, высосанную вампирами.

Алглав и Верагез подавали пример остальным и словами и поведением. Тем не менее пришлось смириться с необходимостью и объявить передышку.

— Господин! — обратился к Алглаву один из самых голодных. — Я вас умоляю, позвольте убить какое-нибудь животное!

Тот хотел было отказать, но вмешался Верагез.

— Мой друг, ну хоть грызуна… А может, нам удастся подстрелить кого-то из сумчатых…

Глядя на эти умоляющие лица — бледные, исхудавшие, с глазами, горящими лихорадочным огнем, Алглав в конце концов согласился.

— Хорошо! Но я не беру на себя никакой ответственности.

Тотчас же четыре человека взяли карабины и направились к густым зарослям папоротника. Прошло две минуты, полные томительного ожидания, затем послышался звук выстрела. В следующее же мгновение сверху с грохотом посыпался целый дождь камней и мелкого щебня. Раздался крик боли и, когда облако пыли рассеялось, все заметили, что один из четверых охотников оказался в ловушке. У него оказалась вывихнута рука. Что же касается сумчатого, в которого тот целился, то животное оказалось даже не задето. Зверь убегал вместе с другими, испуганный не звуком выстрела, а грохотом падающих камней.

— Ну что, у вас еще не пропало желание стрелять? — спросил Алглав у своих подчиненных.

Все отрицательно покачали головами с самым униженным видом. Верагез обследовал руку раненого. После двадцати минут отдыха все снова отправились в путь. Все еле тащились, чувствуя себя несчастными, обескураженными, полными ужаса перед этой подземной страной. Теперь она им казалась — всем, включая, увы, даже Алглава, — только нескончаемым некрополем, откуда им не суждено выбраться. Недавнее происшествие лишь ухудшило их положение. Человек с вывихнутой рукой постоянно отставал от остальных, издавая горестные вздохи, цепляясь за кого-то из своих товарищей, и в конце концов упал в обморок. Понадобилось снова остановиться, чтобы привести этого беднягу в чувство. Другой, растянувшись на земле, заявил, что лучше умрет, чем продолжит этот бесполезный путь. В конце концов, спросив остальных участников этой маленькой экспедиции, Алглав выяснил, что всем требуется достаточно продолжительный отдых. О том, чтобы нести пострадавших, не может быть и речи. Все находились в одинаково изнуренном состоянии.

— Это конец! — в отчаянии подумал Алглав. — Мы пробудились от оцепенения лишь для того, чтобы умереть от голода!

В голове у него шумело, перед глазами все расплывалось, он чувствовал себя не сильнее остальных. Он мечтал о том, чтобы поймать какое-нибудь животное, разумеется, не пользуясь огнестрельным оружием. Но вскоре он отбросил эту мысль, решив, что такая попытка вряд ли увенчается успехом и, несомненно, окажется бессмысленной тратой сил.

— Хорошо, пусть так! Такова наша судьба!

Он уселся, продолжая предаваться мрачным мыслям. В его мозгу проносились горячечные видения: прекрасное и удивительно логичное описание «Чудесного мира пещер». Наконец Алглав полностью покорился судьбе и бессильно закрыл глаза…

Пронзительный крик пробудил его от цепкой дремоты и заставил вскочить на ноги. Сперва Алглав увидел Вхамо, который, стоя на каком-то камне, делал ему знаки руками, а затем вдали человеческие силуэты.

— Это люди из племени! — радостно сказал Вхамо. — Они пришли нам на помощь.

Алглав тотчас же заметил среди них спасенного индейца. Издав торжествующее «ура», он бросился к ним навстречу. Это было новое торжество жизни: провизия, надежды, дружеское участие.

Пять часов спустя они добрались до корабля, и воспоминание о самой радостной встрече возобладало над смертельной тоской.

XI

Ближе к осени корабль снова рассекал воды громадной реки, и на этот раз в ее низовьях.

Алглав, Верагез и Фюгер находились на носу корабля в вечерних сумерках, — этот благословенный час воспоминаний. Они говорили о чудесной экспедиции, которая благополучно завершилась, о противоборстве, в результате которого они научились обследовать подземные страны, преодолевать или обходить препятствия. Фюгер постоянно перечитывал свои заметки — летопись этого поистине фантастического путешествия. Рядом с ними находились индейцы, которым путешественники были стольким обязаны, которые стали им прекрасными друзьями, в радости и в горе.

Наступила лунная ночь, совсем как та, когда они встретили ягуаров.

Это была все та же жизнь — плодоносная и опасная, постоянная война, тайные любовные соития, преследования, ужас, невероятная свобода, одинаково нужная слабым и сильным, и голод, делающий одного охотником, другого добычей!

Лунный свет заливал эту картину потрясающей красоты, в дрожании теплого эфира изливаясь с бездонного неба на высокие деревья и необъятный речной простор.

Глубины Киамо[1]

I

Это был вечер в негритянской деревне Уан-Махлей, которая на востоке близко соседствовала с лесом Киамо — одним из самых густых и таинственных на континенте.

Под небесным сводом, с которого лился свет ущербной луны, скользили по воде между отражениями туч едва заметные лодки — длинные, легкие, похожие на ялик или челнок. Они все удалялись, медленно сливаясь с линией горизонта. Равнина поднималась легкими волнами с пальмами на каждой из них. Это был месяц пышного цветения, сладких запахов в шуме бриза, подобный глубокой и проникновенной поэме, которую читает сама природа растительного мира, — гимн любви, страстного желания произрастать и размножаться.

Ветер попеременно то поднимался, то снова стихал. Он был грустным и нежным, как солнце за тонкой пеленой облаков. Он поднимался в ритме музыки, которая улавливается и зрением, и слухом, высокой травой, кружевной листвой. Насекомые вибрировали своими крылышками, временами можно было слышать рычание льва, которому откуда-то издалека откликался голос его соплеменника, затем крики, лай собак, неразборчивые звуки. Все это перемежалось паузами, наполненными восхитительной тишиной.

Негры не спали. Большинство из них собралось возле центральной хижины, где трое европейцев созерцали ночной пейзаж и беседовали между собой и с местными жителями. Те развели пылающий костер, чтобы приготовить еду для пиршества, грандиозного угощения в честь гостей.

Из трех путешественников двое австрийцев — Камстейн и Франц Хамель были увлеченными исследователями, чьей сильнейшей страстью было путешествовать и вести точные записи того, что им случилось наблюдать в отдаленных уголках земли. Беззаветно храбрые, они предпочитали систему и мягкость конкистадорским методам Станлея.

Алглав еще больше, чем они, был путешественником с высокими моральными принципами, благородным и храбрым, не приемлющим бесполезные жертвы, необдуманные убийства животных, придерживающимся системы зоологической философии, которая видит в неоправданных убийствах животных одновременно опасность для будущего прогресса человечества и уменьшение красоты на земле.

Он с большим интересом расспрашивал старика из Уан-Махлея про лес Киамо. И тот рассказывал ему таинственные вещи, легенды — поэтичные и необычайно интересные.

Киамо насчитывал сорок дней пешего хода в длину и двадцать дней пути в ширину. Этот лес был невероятно старым, существовавшим с самого начала времен, и никогда еще неграм не удавалось пройти его с начала и до конца. Когда-то львы наводили страх, но люди прогнали их от своих жилищ. Так давно, как простирается память предков в рассказе о давно прошедших временах, Киамо безраздельно принадлежал большому лесному человеку — гигантской черной горилле. Лесной человек охранял лес — властно и победоносно.

Рассказ взволновал Алглава. Эта чудесная и красивая история отпечаталась в его мозгу и возбудила острое любопытство ученого.

— Ты видел лесного человека?

— Я его видел, я был в Киамо. Лесной человек гораздо крупнее нас, особенно в ширину. У него грудь льва, мощные руки, победить его невозможно. Он милостиво относится лишь к воину, который приходит в его лес один и без всякого оружия. Когда лесной человек добр, с вами не произойдет ничего плохого, но гнев его поистине ужасен!

— Много ли таких людей там живет?

— Да, довольно много, в лесу есть несколько сотен деревушек…

— Но они расположены не группами?

— Нет, каждый человек живет отдельно со своими женщинами, по соседству с другими семьями. Иногда они объединяются в деревню или племя для какого-либо важного дела и тогда выбирают вождя.

Алглав опустил голову и погрузился в мечтательную задумчивость.

В недоступных обширных пространствах Киамо он видел величественные остатки античного периода истории человечества. В этой дикой местности разум того, кто соперничал с человеком, сохранил черты некого высшего состояния, цельные понятия об организации, сильную и продуманную систему защиты, огромную жизненную силу.

Там жило подобие того, чем был человек в третичную эпоху, животное, которое по таинственным причинам потерпело неудачу там, где преуспели его соперники. Там жил прародитель человечества, предшествующий человеку, наделенному даром слова, один из самых волнующих, если не самый волнующий персонаж из эпической поэмы прошлого, самой древней, какую только мог сохранить человеческий разум.

Алглав твердо решил во что бы то ни стало проникнуть в Киамо и понаблюдать жизнь этих созданий, стать свидетелем их повседневной жизни, обычно скрытой от глаз посторонних.

В это время на опушке, по краям которой стояли хижины, запылал большой костер. Рядом с его светом померкла луна и все звезды.

Негры испускали радостные детские крики.

На равнине звери сперва замолчали, удивленные происходящим, а затем снова возобновили свои крики охоты, ужаса и любви. От костра по всей равнине распространялись чудесные ароматы. Вскоре на костре начали поджаривать быка и несколько антилоп.

Алглав, все еще пребывающий в задумчивости, чувствовал, что с каждой минутой еще больше укрепляется в решении проникнуть в глубины Киамо.

II

Вековой лес! Самый древний и самый нетронутый из всех лесов Амазонки, древнее, чем растительный мир Австралии, где растут тысячелетние деревья и проложены широкие тропинки. Алглав предпринял туда путешествие в одиночестве, после того как дикари его заверили, что люди леса непременно принесут в жертву тех смельчаков, что проникнут на их территорию вдвоем или группой.

Удивленный тем, что кто-то проложил здесь дорожки через громадную чащу, он шел уже в течение четырех часов.

Тяжелая атмосфера, полумрак, жизнь наполненная опасность, — все это оказывало свое воздействие на его воображение. Крупные звери, пробегавшие то тут то там среди мельтешения множества крохотных созданий, звуки мощного дыхания заставляли его постоянно быть настороже.

Но нигде он не заметил крупного человекообразного — короля этой изумительной части зарослей. Между тем следы, отпечатки пальцев заставляли его сердце биться сильнее, и тогда Алглав непроизвольно ощупывал револьверы, спрятанные в карманах.

Он вглядывался в сумерки очень внимательным взглядом, испытывая лихорадочное возбуждение. Много раз путешественнику казалось, что он замечает черное широкое лицо с редкой шерстью, громадные мохнатые лапы гориллы. Но это было всего лишь в его воображении.

Устав, он присел на гигантский корень дерева и принялся размышлять. Несмотря на тяжелую вызывающую волнение обстановку этого леса, ощущение того, что он находится вдали от всего человечества, вдали от всех, кто мог бы прийти ему на помощь в случае необходимости, что он на тысячу миль углубился в эти дикие земли, вовсе не заставило его отступить от своего намерения. Скорее, даже наоборот. Он чувствовал в себе еще более неукротимое желание познакомиться с таинственными властителями Киамо, еще более сильное любопытство. Алглав принадлежал к числу тех, чей пыл лишь возрастает при виде препятствий и чья сила воли удваивается, стоит возникнуть хоть малейшему опасению. Сначала в его планах было просто понаблюдать за гориллами в их естественной жизненной среде, но постепенно возникли другие более масштабные намерения: пожить среди них, пока Камстейн и Хамель будут обходить Киамо по краю, на протяжении сезона побыть одним из них, будучи добровольно принятым в их племя.

Какой военной хитростью, каким поступком следует этого достичь — Алглав не имел об этом ни малейшего понятия. Об этом он и размышлял, опустив голову и собрав лоб в напряженные морщины.

Но как это всегда случается с теми, кто хорошо знаком с приключениями, кто знает, как переменчива судьба, Алглав в конце концов решил возложить надежды на счастливый случай, один из тех, что благоприятствует тем, кто обладает интуицией и силой характера.

Вдруг отдаленный вопль прервал его размышления и заставил подскочить на месте.

В неверном дрожащем зеленоватом свете среди ветвей, лиан и стволов столетних деревьев он едва мог видеть на две сотни шагов впереди себя. Тесное пространство создавало впечатление поразительной жизненной силы, скрытой и темной мощи. Наверное, точно так же первобытные люди блуждали в этой тягостной атмосфере, ощущая присутствие первозданных сил природы. Впрочем, с третичного периода этот лес, должно быть, уже обновился десять тысяч раз.

Крик повторился, отдаленно напоминая шум, издаваемый человеческой толпой. Напрягая слух, Алглав попытался понять, что это может значить. Хотя у него не было дурного предчувствия, какая-то неодолимая сила увлекла его за собой.

Непроизвольно он продолжил свой путь, осторожно ступая, чтобы не шуметь. По мере того как он приближался, вопль становился громче и в нем было все меньше сходства с человеческим криком. Теперь он походил то на мычание буйвола, то становился отрывистым лаем целой стаи бульдогов. Временами крик становился еле слышным, чтобы вслед за этим зазвучать в полную силу.

На какое-то мгновение Алглав поколебался. Как определить, велика ли опасность? Смертельная ли она и каким образом сделать так, чтобы не подходить к ней слишком близко? Напрасные размышления! Его любопытство было теперь слишком сильным, даже каким-то болезненным. Ему во что бы то ни стало захотелось приблизиться к тайне, к сцене, неизвестной никому из ученых мира и которая к тому же могла иметь отношение к гигантскому человекообразному.

Он снова двинулся вперед, пренебрегая всякими разумными доводами, инстинктом самосохранения и голосом интуиции. Вот что предстало его взору. Сквозь листву баобаба он увидел толпу черных существ — лохматых, высокого роста, но еще плохо различимых. Он непременно должен приблизиться, ему просто необходимо их увидеть! Он забыл про осторожность, любопытство было сродни опьянению. Ничто на свете не заставит его отступить! Он наблюдал, он шпионил.

Поблизости обнаружился громадный пустотелый пень, весь в щелях и трещинах. Взгляд ботаника тут же сообщил ему, что на противоположной стороне есть и другие трещины, обнаруженные за счет игры света, сквозь которые можно будет наблюдать это непонятное столпотворение.

Как остаться незамеченным? Как сделать так чтобы антропоиды не обнаружили его присутствие, не увидев его, не учуяв, не уловив своим острым слухом.

Алглав принялся успокаивать себя, что сама толпа испускает острый звериный запах, за которым слабый аромат белого человека, к тому же одетого, что ослабляет запах еще больше, совершено неразличим. И, отбросив все рассуждения, он полностью отдался своему приключению. Проползая от одного укрытия к другому, он приблизился к дереву с пустой серединой. Таким образом он одолел половину пути. Вдруг сердце у него бешено застучало. Внезапно наступила тишина.

Черные головы с блестящими глазами повернулись в его направлении. Тишина становилась томительной.

— Я обнаружен! — подумал он.

Распластавшись на земле, он ждал, понимая, что теперь бегство уже невозможно, и тем не менее старательно прятался.

Сомнений больше не оставалось: перед ним были громадные черные звери, присевшие на корточки, как люди на собрании, — перед ним были лесные люди, ужасные гориллы Киамо. Прошло две минуты, затем голос издал громкий рев, остальные присоединились к нему. Алглав обрадовался, решив, что его не увидели.

Хозяевам леса не свойственны смущение или растерянность. После стольких веков полной власти в какой безопасности они должны себя чувствовать! Застыв в полной неподвижности, он любовался ими. Это были настоящие великаны, роскошные мускулистые тела. Некоторые, должно быть, весили вдвое, а то и втрое больше человека, несмотря на то, что по росту они ненамного превосходили среднего мужчину. В отличие от человека у них были короткие ноги, широкая богатырская грудь. Их руки, без сомнения, были способны задушить льва, повергнуть на землю носорога.

Алглав вдруг ощутил странную гордость. В одном из этих зверей атлетического сложения он был счастлив распознать прототип первобытного человека. Он был счастлив сказать себе, что прародители человека не происходили от слабых предков — голых, беспомощных, что бы об этом ни говорили теоретики. Это был грозный соперник крупных диких зверей. Эти древние боролись не Словом, а мощными восхитительными мускулами, сойдясь с противником лицом к лицу. Это было до того, как они начали управлять миром с помощью разума. Не так важно, что их власть была добыта в сражении силой, а не разумом; они были царями зверей, по крайней мере, среди всех здесь самыми сильными.

Остановившись и преодолевая свое смятение, Алглав снова пополз к дереву с пустой серединой. Туда он добрался, не столкнувшись с новыми препятствиями. Как он и предполагал, в этом дереве легко можно было спрятаться, чтобы оттуда наблюдать, что делают гориллы. Он проскользнул внутрь, съежился в темном тесном пространстве и принялся созерцать необычную сцену, которую позже назвал советом лесных людей.

III

Взору его предстало и в самом деле весьма необычное зрелище. Территория десять или двенадцать аров была голой и кое-где покрытой лишь мхом. На этой овальной поляне кое-где виднелось только несколько небольших слабых растений. По краям поляны ветки деревьев защищали от яркого света и образовывали нечто вроде естественного холла.

Там на корточках сидела целая толпа лесных людей. Их было около четырех сотен, все — взрослые самцы. Судя по их поведению, все они подчинялись какому-то определенному порядку. То один, то другой совершал ритмичные движения, в то время как все остальные внимательно следили за ним. Крики, которые, судя по всему, выражали то одобрение, то неодобрение, сопровождали это действо. Достаточно было посмотреть на выражение их физиономий, на то, как гориллы повторяют некоторые движения. Алглав не сомневался, что перед ним происходит нечто вроде совета этих необычных зверей. Когда наступала тишина, все участники погружались в сосредоточенную задумчивость, предпринимали ясно различимые умственные усилия, что придавало еще больше сходства с человеческой ассамблеей в чрезвычайно важных обстоятельствах. Без сомнения, во рту у них были клыки, челюсти — большие и выступающие далеко вперед, лоб небольшой и сильно скошенный, но все это не отменяло относительно разумного характера этого сборища. Алглав вспомнил, как встретил африканцев, внешность которых была очень далека от антропоморфного типа.

Что же они обсуждают? Какую экспедицию или совместную работу? Какую опасность хотят они предотвратить?

Алглав терялся в догадках. Единственное, что он ясно видел: обсуждалось что-то очень важное. Одним убедительным показателем этого было руководство. Это предположение доказывалось тем, что руки и лица часто поворачивались в одном и том же направлении — приблизительно к югу.

— Является ли враждебным этот удивительный природный феномен? Будет ли для меня это приключение удачным или наоборот?

Как бы ему хотелось это узнать! Но, попытавшись угадать, он тут же заметил, что его попытки напрасны. Чтобы изучить язык лесных людей, представляющий собой эмбрион человеческой речи, судя по всему, придется потратить много времени. Без всяких сомнений, это был именно язык! Естествоиспытатель, специалист по разным особенностям жизни, раскроет с уверенностью повторения и сочетания звуков, математику пальцев и рук, очень простую, если ее сравнить с языком глухонемых, но достаточно сложную и продуманную в связи со всем, что можно наблюдать у высших млекопитающих.

О, как было бы интересно все это узнать! Насколько полезным бы оказалось глубокое знание этого первоисточника всех существующих языков. Какую замечательную страницу можно дописать в прекрасную книгу, посвященную доисторическому периоду, младенческой стадии человечества!

— Это станет достоянием науки, — решил Алглав. — Какой бы ни была жертва ради этого открытия, я непременно принесу ее. Даже если мне придется стать самым униженным из их слуг, их вещью, их рабом. Я пойду даже на это!

Легко сказать, но каким образом выполнить этот замысел? Сдаться им, добровольно став их пленником? Не разорвут ли они в ярости того, кто осмелится появиться перед ними во время совета? А если они сочтут его недостойным даже смерти от их рук, то проявят ли они милосердие, просто прогнав в лес?

Эти мысли в беспорядке пробегали в голове Алглава. Они вовсе не лишали его решимости действовать дальше. Его удерживало на месте некое самовнушение ученого, гипнотическое состояние Плиния, готового погибнуть в извержении Везувия. На секунду он решил отступить, чтобы обогнуть возникшее перед ним препятствие.

Занятый тем, что мечтал и строил планы, он услышал совсем рядом еле слышное царапанье. Повернувшись, он увидел в полутьме нечто похожее на черного ребенка, маленького антропоида, который уставился на него круглыми испуганными глазами. Откуда он появился? Что он здесь делает? Размышлять об этом уже не было времени. Ребенок испугался движения головы естествоиспытателя и в страхе вскрикнул. Тотчас же на поляне совета наступила тишина. Ребенок повторил свой крик. Лесные люди встали со своих мест, около дюжины направилось к пустотелому дереву. Алглав не ожидал, что его могут захватить в этом убежище, он хотел их встретить с полной искренностью. Ученый вышел из своего убежища, сразу отойдя подальше от ребенка антропоидов и по совету негров принял очень мирную и смиренную позу, подняв глаза на тех, кто приближался к нему.

Вдруг он ощутил, как земля поднимается под ним, и вдруг его сжали сильные объятия, из которых невозможно выбраться. Он подумал, что наступил его последний час и машинально сунул руку в карман за револьвером. Раздались завывания, ужасное объятие потихоньку разжалось.

Сквозь полузакрытые веки Алглав заметил, что вокруг него собралась оживленная любопытная толпа. Черные головы с вытянутыми мощными челюстями, которые сейчас казались свирепыми и кровожадными. Его жизнь зависела только от случая. Как бы он ни старался, его усилия все равно окажутся жалкими, ничтожными, бесполезными. Его смерть от руки лишь одного из этих гигантов заняла бы всего полминуты.

Внезапно его охватило сильное чувство, подмеченное еще Ливингстоном, когда тот оказался в когтях льва: такой сильный испуг, при котором уже перестаешь бояться и теряешь чувство опасности.

Он видел лесных людей, слышал, как они совещаются по его поводу, заметил, как несколько мускулистых рук протянулись к нему с явной угрозой, но вдруг наступила пауза. К нему приблизился лесной человек, казавшийся великаном среди великанов. Несколькими движениями он успокоил толпу и заговорил. Сразу же наступила тишина. Один из тех, кто тянул руки к пленнику, поднял его и понес на лужайку. Там его опустили на землю. Постепенно к Алглаву вернулась ясность рассудка, а вместе с ней и тревога по поводу того, что сейчас должно произойти.

Он заметил, что является предметом, вызывающим очень сильное любопытство. Никогда подобное существо не появлялось в лесу Киамо. Светлые волосы, бледное лицо, светло-серая одежда, каскетка с двойным козырьком — все это производило на горилл впечатление чего-то странного, чего-то таинственного, незнакомого, что еще никогда не появлялось в их лесных сумерках. Негры воспринимались как что-то близкое и знакомое. Те их когда-то победили, но не в их владениях и были для них соперниками чуть менее опасными, чем львы.

Но этот, кто он такой? Как он здесь оказался? Угрожает ли он безопасности их народа? Беспокойство появилось на грубых лицах антропоидов. Может быть, его надо принести в жертву? Убить его, с презрением прогнать или оставить у себя в рабстве?

Эти вопросы поднимались и, наверняка, каждое мнение было подкреплено множеством аргументов. По крайней мере, Алглав считал, что все происходит именно таким образом.

Наконец к нему приблизился лесной человек, который, казалось, хотел дать волю своей свирепости. Алглав это почувствовал особенно сильно. Закрыв глаза, он ждал. Но удара не последовало. Того, кто ему угрожал, отогнали свои же соплеменники. Открыв глаза, натуралист понял, что, судя по поведению окружающих, его жизнь пока что вне опасности. Его снова удалили с поляны и растянули на земле между корнями под охраной двух антропоидов, спутав лианами как веревками.

Издалека он услышал, что совет продолжается. Алглав ощущал неуверенность в благополучном исходе, глубокую грусть и даже сожаление, что впутался в это темное дело. Его любопытство ученого никуда не делось, особенно в сочетании с упорством в заблуждениях, которое во все времена было свойственно увлеченным исследователям.

IV

Это было утром. По небу разлилась сияющая заря, утренняя звезда засверкала на небесном своде, а затем настал день. Лес, казалось, закончился, но это была всего лишь иллюзия. Широкая река, которая протянулась до самого горизонта, пересекает Киамо, но не является его границей. Она продолжает вдали эту великую растительную жизнь. Можно видеть, как по берегам дремлют чудовищные крокодилы, как высоко над речным простором парят гигантские грифы, гиппопотамы тяжело плещутся в зеленоватой воде. Другая жизнь — более замкнутая, паразитическая, скрытая, роскошная, прекрасная, зловещая и радостная угадывалась среди этого растительного изобилия.

На одном из изгибов берега антропоиды остановились лагерем. Их довольно много, по крайней мере, тысяча и среди них человек из Европы — бледный смиренный пленник.

Алглав был голым: антропоиды разорвали всю его одежду. Ему хотелось есть; его покормили какими-то объедками. Он устал, так как ему оставляли мало отдыха и постоянно тревожили его сон.

Король земных созданий унижен, раздавлен великолепием антропоидов, их колоссальной силой, ненавистью, но вовсе не презрением.

В первый день плена, после того как жизнь ему была окончательно оставлена, его хозяева проявляли скорее любопытство, чем жестокость, свысока посмеиваясь над его слабостью. Но, судя по некоторым их движениям, жестам, позам, он в то же время внушал им беспокойство. Инстинктивно они каким-то образом догадывались, что он принадлежит к виду, дальше них продвинувшемуся по пути цивилизации, с которым им никогда не сравняться. Они не спускали с него глаз, полные какого-то мистического недоверия. Каждый день Алглав все сильнее опасался, не решат ли они избавиться от него окончательно. В то же самое время, выполняя важные дела, они прятались от него. Они лишили его возможности наблюдать — той возможности, ради которой он принес такую ужасную жертву.

Алглав печально размышлял о своем положении. После небольшого утреннего перехода его хозяева и он прибыли на берег реки. Они там соединились с новой группой антропоидов, такой же многочисленной, которая, как показалось, их там давно поджидала.

Из шума голосов, выражений лиц, указывающих жестов Алглав понял, что именно привело этих созданий в тот уголок леса.

Примерно в четырех сотнях метров по берегу был виден остров — очень вытянутой формы, хотя и довольно средних размеров. Там жестикулировали какие-то фигуры, обращаясь к антропоидам на берегу. Алглав узнал в находящихся на острове собратьев лесных людей. Они выглядели больными, исхудавшими, испытывающими какие-то невзгоды, особенно несчастными были самки с маленькими детенышами. Этим и объяснялась причина, по которой был созван большой совет. Зов горилл через лес, собрание, экспедиция — в подобных обстоятельствах в человеческом обществе все бы происходило именно таким образом. Общность интересов различных групп лесных людей давала основание все меньше и меньше считать их похожими на обыкновенных горилл.

Но каким образом они оказались на острове посреди полноводной реки — создания, которые не умеют плавать и не обладают даже самыми примитивными познаниями в навигации?

Эта проблема настолько увлекла Алглава, что он даже забыл о своих страданиях. Он внимательно осмотрел местность, вслушался в дискуссию береговых горилл, так как все были чересчур взволнованы происходящим, чтобы наблюдать за пленником. Внимание антропоидов было сосредоточено на двух объектах: большая скала, у которой была отломана верхушка, причем, судя по всему, это произошло совсем недавно, и другая, стоящая на острове.

— Неужели мост? — спросил он себя.

Мост? Построенный антропоидами?

— Нет, скорее игра природы, естественное подобие моста. И у антропоидов сложилась многовековая привычка его переходить, чтобы достичь острова, где обитает это маленькое племя или находится временный лагерь. Затем происходит какой-то природный катаклизм, мост рушится…

Он старался стоять неподвижно, чтобы не привлекать к себе внимания, и тихонько бормотал себе под нос:

— Да-да, все так и есть… Вот оно, решение проблемы…

Выразительные гримасы горилл подтвердили его предположение. Наконец-то надежда забрезжила перед ним.

V

Чего же в самом деле хотели лесные люди? Ради какой цели собирались они объединить свои усилия? Без всякого сомнения, целью было спасти своих соплеменников на острове, найти какой-нибудь способ сообщения с кусочком суши посреди широкой реки.

— Разумеется, — сказал Алглав себе, — у них ничего не получится… Не умея плавать, не умея построить лодку или хотя бы плот из подручного материала, они не смогут их выручить, они никогда не доберутся до острова… А я смогу… Я смогу заслужить их признательность… заработать себе право свободно находиться среди них.

Его сердце забилось сильнее. Он снова принялся наблюдать за антропоидами. Их разум, чрезмерное возбуждение, выражающееся в наиболее часто повторяющихся жестах: неясная мимика, попытки определись расстояние между двумя скалами.

— Мост! Они мечтают о том, чтобы мост снова появился! Вот бедняги!

Он уселся на землю и принялся ждать. Прошло два часа, и гориллы начали действовать. Они вырвали из земли самое высокое дерево в окрестностях, которое было около шестидесяти метров в высоту. Медленно, неловко они его взгромоздили на вершину скалы.

— Ну прямо как маленькие! — сказал себе Алглав. — Это же надо: они хотят таким образом добраться до острова.

Вдруг он даже ощутил жалость к этим наивным простодушным созданиям, достаточно развитыми для человекообразных.

— В самом деле настоящие люди, раз уж додумались до того, чтобы построить мост. Ну и что из того, что они не знают, как рассчитать расстояние между скалами?

Дерево привели в горизонтальное положение, но без технических приспособлений, без рычагов, даже без лиан-веревок единственно за счет вытягивания на громадных корнях и неукротимой мощи работников. Наконец, сориентировавшись, они отпустили дерево, которое тут же упало и с грохотом обрушилось в реку. Послышались яростные крики, перемежаемые рычанием. Шум сменился всеобщим мрачным горестным молчанием.

Алглав выступил вперед.

Он приблизился к группе тех, кто только что оставил свои попытки, к главному, тому, кто во время всего его пребывания в племени горилл продемонстрировал самый высокий уровень развития.

Выразительным жестом он сделал так, чтобы собеседники поняли связь между ним и островом, что он хочет что-то сделать, чтобы помочь тем, кто там находится. Те сперва продемонстрировали недоверие, а затем с любопытством уставились на пленника. Он настаивал, затем подошел к упавшему дереву, нашел на берегу острый камень и принялся с его помощью отделять ветки от ствола дерева.

Гориллы принялись обсуждать происходящее между собой, обмениваясь выразительными жестами. Судя по всему, Алглаву удалось произвести на них нужное впечатление и внушить им надежду.

Когда первая ветка оказалась отделена, Алглаву удалось побудить лесных людей прийти к нему на помощь. Он стучал, отламывал, гигантские гориллы просто отрывали ветки. Две трети дня они все работали не покладая рук. Наконец у Алглава оказалось около пятнадцати веток, которые соединили с несколькими старыми ивовыми пнями, сделав что-то вроде парома. Алглав чувствовал себя бодрым, полным надежды, его ученики поняли, что от них требуется, и действовали гораздо проворнее, чем вначале. Кроме того, им всем раздали еду.

После этого он отправился за лианами, а вместе с ним и более сотни помощников. Общими усилиями они связали вместе две части импровизированного парома. Все это заняло еще около трех часов; к вечерним сумеркам паром был наконец построен.

Сделав антропоидам широкий жест, выражающий ликование, Алглав снова указал в сторону острова.

VI

Там возникла новая сложность, препятствующая его проекту. Надо было уговорить кого-то из антропоидов сопровождать его на пароме. Так как отправиться одному и предстать перед неудачниками без посредничества их соплеменника значило бы вызвать их недоверие. Почему они решатся рискнуть, когда никто из собратьев на берегу не осмелился сделать это ради того, чтобы помочь им?

Алглав попытался это объяснить. Его попытки не увенчались успехом. Спустив паром на воду, что удалось ему с большим трудом, и рискуя вызвать размолвку с антропоидами, он подплыл на нем к самому главному, удалился от берега, а затем тут же вернулся. Судя по выражению лиц нескольких из них, понимание происходящего начало проникать в их разум. Алглав десять или двадцать раз указал рукой сначала на остров, затем на паром, изобразил, будто он гребет, направляет плот по воде.

Еще одна демонстрация, и на лицах антропоидов возникло смутное понимание. Самый разумный из них думал о том, чтобы избежать риска. Но его удерживал сильнейший ужас перед водной стихией. Поднявшись на паром, Алглав прошелся по нему, оттолкнулся от берега, затем вернулся, примерно двадцатью способами продемонстрировал безопасность этого средства передвижения. Наконец медленно, с явным беспокойством и колебаниями, двигаясь как ребенок, который нехотя окунает ногу в воду, главный антропоид поднялся на паром. Его соплеменники, запертые на острове, повернули к нему свои исхудавшие лица и не сводили сверкающих глаз. В происходящем было даже своего рода величие. Казалось, что страдание хоть немного облагородит этих несчастных, что они быстро поймут, что все это делается ради их спасения. Что в них больше всего проявлялось человеческого, так это то, что они поняли как ужасны невзгоды и как страшно быть заброшенным. Их друзья, побуждаемые самыми сильными чувствами, какие только возможны у диких созданий, предприняли новые уловки и хитрости, чтобы выручить их.

Менее чем через четверть часа дюжина запертых на острове решилась переправиться на берег первым рейсом. Алглав заботливо разместил их посреди импровизированного судна и с бесконечными предосторожностями отчалил от берега. Все провожали их с внимательной задумчивостью во взгляде. Пассажиры, дрожа от страха, подчинялись приказам главного антропоида. Неторопливо они продвигались к берегу.

Прошло четверть часа. Вода была спокойной, почти неподвижной, качка практически не ощущалась. Наконец без особого труда они достигли цели своего путешествия.

Поднялся дикий гвалт, неистовые крики радости. Алглава окружили, гладили гигантскими руками, сжимали в дружеских объятиях. Вся ненависть, все недоверие, которые они испытывали к странному бледному зверю, спасшему от смерти их соплеменников, бесследно исчезли.

VII

Самое начало ночи. Громадная луна едва проявилась над горизонтом. Сначала она похожа на клубок красной шерсти, затем на матовый металлический шар, затем на тонкий диск, сверкающий золотом и серебром одновременно. Алглав мечтает на берегу реки. Его надежды осуществились. Он стал священным гостем антропоидов, созданием, которое окружено уважением, восхищением, тем, кому почти что поклоняются. Теперь он может изучать их, без препятствий и без поспешности. Какая восхитительная книга складывается в его голове по мере того, как наблюдений становится все больше! Это настоящая поэма о человеке третичного периода, причем не та поэма, события которой являются плодом воображения, а высокая, святая и божественная правда.

Его мечты полны счастья, полны нежности. Он любит своих братьев — доисторических предшественников человека. Он любит их дикую природу, их гордый нрав, упорную борьбу против вымирания своего подвида. Как он хотел бы найти какое-нибудь средство, чтобы сохранить их в глубинах Киамо, защитить от вторжения исследователей, против завоевателей, свойственного европейцам.

Он погружается в сон. Луна поднимается, понемногу уменьшаясь по мере того, как свет ее становится все сильнее. В глубине леса слышатся крики зверей. Журчание реки похоже на сильное и прерывистое дыхание.

И Алглав чувствует себя во власти безмятежного спокойствия, и умиротворения.

Сокровища снегов[2]

I

— Вы абсолютно неправы! — решительно произнес мой хозяин. — Верно, во льдах Севера до сих пор находят окаменелости и заледеневшие гигантские туши, но с последним мамонтом это никоим образом не связано, уж можете мне поверить. Говорите, эти животные водились десять тысяч лет назад? Охотно верю. И все же самый последний мамонт погиб намного позже, а именно 19 мая 1899 года. Я видел это своими собственными глазами. И, должен сказать, этому мамонту я очень многим обязан.

В его голосе не было ни малейшего намека на шутку, к тому же у меня не было ни малейшего основания подвергать сомнению слова моего собеседника.

— Должен сказать, это далеко не единственный случай, когда животное, считавшееся давно исчезнувшим с лица земли, встречается в наше время, — продолжал почтенный рассказчик. — Я достаточно много путешествовал и мне доводилось встречать многих из них. Я видел даже первобытных людей. Спросите, почему я не сделал свои наблюдения достоянием общественности? Ответ прост: обо всем этом человечество узнает из моей книги. Да, книги, над которой я сейчас работаю. Эту же историю я расскажу вам не только потому, что вы мне чем-то симпатичны, но и потому, что мой час уже недалек.

Итак, это было трудное, полное лишений путешествие по Крайнему Северу. Все мои спутники навсегда остались в полярных снегах. Я был в полном одиночестве. Казалось, все вокруг желает моей гибели: голод, холод, многочисленные хищники, которые только и ждали, чтобы я лишился сил. Все, что у меня оставалось — это скромный запас сушеного мяса и легкие нарты, запряженные последними двумя собаками. Разрываясь между страхом и надеждой, я упорно продвигался вперед. Надежда на счастливый исход продолжала жить где-то в потаенном уголке души.

Вскоре одна из моих собак с жалобным воем бессильно вытянулась на снегу. Мои нарты продолжали двигаться силами одной последней собаки. Вокруг нас тянулась нескончаемая белоснежная ледяная пустыня.

Я уже начал впадать в полуобморочное состояние, когда вдалеке показались какие-то грязно-желтые фигуры. Моя собака из последних сил издала грозное рычание, я тут же схватил свою винтовку. Передо мной были белые медведи. Эти хищные твари белые, только когда их видишь в окружении темной земли или листьев, но на фоне безупречно белого снега они сразу теряют всю свою белизну.

Это был самец довольно больших размеров в сопровождении двух медведиц. Сперва они нас преследовали с некоторым опасением. Мы с собакой бросились бежать прочь изо всех сил. Но вскоре моя несчастная собака, и без того утомленная дальней дорогой, выбилась из сил и принялась спотыкаться. Затем она упала и осталась лежать на снегу.

Медведи приближались. Когда до них оставалось около ста метров, я торопливо вскинул винтовку и выстрелил два раза. Но, увы, обе пули пролетели мимо. Я был слишком утомлен, и моя рука была более чем нетвердой. Преследователи на несколько мгновений замедлили свой бег — вот все, чего я смог добиться. Я снова бросился бежать, слыша за спиной вой моей собаки, полный смертельного ужаса. Оглянувшись, я заметил, что, расправившись с несчастным животным, медведи теперь преследуют меня. Если бы я не был таким голодным и усталым, то, наверно, завопил бы от беспредельного ужаса, но тогда я пришел в состояние полнейшей апатии и безразличия ко всему миру. Я знал, что сейчас должен бежать, и потому быстро передвигал ноги подобно бесчувственной машине. Никаких надежд на спасение у меня уже не оставалось.

Тем не менее опытным глазом путешественника я против своей воли отметил, что окружающая местность становится необычной, если не сказать странной. Должно быть, где-то глубоко внизу действовали таинственные вулканические силы. То тут то там из-под сплошного ледяного покрова выглядывали кусочки скал. Затем я к своему полному изумлению заметил небольшие чахлые кустики и даже крохотные участки земли, на которой росла самая настоящая трава. Я, было, решил, что от голода и пережитых волнений у меня начались галлюцинации. Здесь в полярной пустыне не может быть никаких растений!

Вдруг прямо перед моим носом выросла громадная ледяная стена.

— Значит, это конец, — подумал я с какой-то спокойной отрешенностью. — Теперь мне будет некуда деваться.

Я чувствовал, что сил бежать у меня больше не осталось, бегство представлялось мне все более бесполезным занятием. Неожиданно за выступом в скале я увидел глубокую расщелину. Собрав последние остатки сил, я кубарем скатился внутрь обледенелого отверстия. Но преследователи были уже близко, буквально за моей спиной явственно слышалось их дыхание. Продвигаясь на четвереньках вдоль глубокого сумрачного коридора, я ощущал, что медведи продолжают следовать за мной.

Наконец слабый свет забрезжил где-то далеко впереди. Становясь все сильнее, он пробудил во мне надежду на счастливый исход этого приключения. Затем ход сделался шире, я смог подняться на ноги и снова броситься бежать. Уже перед самым выходом медведь все-таки настиг меня. Его мощная лапа сорвала шапку с моей головы. Я уже решил, что это конец, когда раздался шум и передо мной предстало некое существо, у которого был длинный хобот и громадные загнутые вперед клыки.

Перепуганные медведи моментально отступили и обратились в бегство.

Я остановился, с трудом переводя дыхание. Силы закончились, мое тело сотрясала крупная дрожь. В полной растерянности я пытался сообразить, куда направиться дальше. Возвратиться обратно означало бы погибнуть от когтей и клыков белых медведей. Их терпение во время выслеживания дичи давно вошло в поговорку. Я не сомневался, что они находятся рядом и ждут, когда я выйду им навстречу. Но каковы намерения у того, второго животного? Его поведение было для меня совершенно непонятным. Чтобы прикончить меня, этому мощному созданию достаточно одного удара ноги или даже одного взмаха хобота.

Проведя некоторое время в напряженных размышлениях, я решил, что из двух зол следует выбрать если не меньшее, то хотя бы наименее известное. Поднявшись на ноги, я медленно направился к выходу из пещеры, навстречу потоку ослепительно яркого света. Громадное создание и не думало на меня нападать. Напротив, оно отступило немного в сторону, пропуская меня наружу. Я понял, что зверь не питает ко мне агрессивных намерений.

Остановившись, мы с удивлением разглядывали друг друга. Передо мной был мамонт, именно такой, каким описывают эту породу, давно исчезнувшую с лица земли. Настоящий великан, покрытый длинной грязно-серой шерстью, с ногами, подобными стволам старых деревьев, громадными ушами и головой, напоминающей кусок древней выветренной скалы. Зверь буквально излучал ощущение спокойной величественной силы.

Глядя на него, я все больше убеждался, что моя жизнь теперь вне опасности. Во взгляде мамонта ясно читалось доброжелательное спокойствие. Мой новый знакомый направился вперед, мне ничего не оставалось, как последовать за ним.

Выйдя из пещеры, я застыл в полнейшем изумлении. Меньше всего я ожидал видеть цветущую долину, покрытую сочной зеленой травой. Передо мной расстилалась настоящая саванна, вид которой кое-где оживлялся небольшими рощицами. Здесь дул теплый приятный ветерок, совсем как в мае на моей далекой родине.

Все недавние горести моментально изгладились из моей памяти, точно стертые чьей-то дружеской рукой. Проглотив несколько кусочков вяленого мяса из своих дорожных запасов, я ощутил новый прилив сил.

Мой спутник остановился, утоляя свой голод сочной травой и цветами на необычно длинных стеблях.

II

Около двух часов я провел, неспешно размышляя о своем чудесном спасении, наслаждаясь теплом этой благословенной долины, представлявшей собой такой разительный контраст по сравнению с только что оставленной мной арктической пустыней. Я вдруг почувствовал всю усталость последних, таких нелегких дней. Мысли с неохотой ворочались в моей голове.

Определенно, людям становится тесно на нашей маленькой планете, и мы жаждем путешествий, новых и неизведанных стран. В одном я был совершенно уверен: здесь еще ни разу не ступала нога человека. Причем не только исследователя из далекой Европы, но и кого-то из северных жителей. В этой поистине сказочной долине я был единственным представителем человечества. У меня оставался лишь револьвер с винтовкой и небольшим количеством патронов, хронометр, кинжал и морской бинокль.

Мой спаситель продолжал щипать траву, закусывая сочными листьями с соседних кустов. Продолжая свое занятие, он уходил от меня все дальше. Должно быть, поняв, что я не покушаюсь на его пастбище, он потерял ко мне всякий интерес.

Я чувствовал живейшую благодарность к зверю, который спас мне жизнь, чувства, которые я испытывал к нему, были самыми дружескими. Мне вовсе не хотелось оставаться в незнакомом месте без своего покровителя. Едва мамонт отошел от меня, я почувствовал, что все недавние страхи возвращаются с новой силой. Поднявшись, я поспешил вслед за мощным созданием, которое даже не взглянуло в мою сторону.

Чем дальше мы шли, тем сильнее становилось мое удивление. При нашем приближении мелкие птички вылетали из высокой травы, пели свои веселые песни, сидя на пышных кустах. Где-то вдалеке паслось стадо оленей. Где же я оказался по воле случая? Каким образом может сохраняться эта сказочная местность в самом сердце Арктики? Как смог этот поистине райский уголок избежать губительного воздействия ледника? Бесспорно, у мамонта длинная шерсть, которая поможет ему выжить в холоде не хуже, чем белому медведю, но чем бы он питался, есть бы вымерзла вся растительность, которая служит ему пищей? Не говоря уже об оленях…

Как бы то ни было, передо мной был настоящий мамонт — более чем бесспорное доказательство того, что этот уголок по непонятной причине сохранился абсолютно нетронутым с доисторических времен. Олени были с виду самые обычные, но, с другой стороны, именно на таких и охотились когда-то пещерные люди. Любуясь появившимся на горке самцом, голову которого украшали роскошные ветвистые рога, я еще раз имел возможность убедиться, что он ничем не отличается от современных обитателей европейских лесов.

Внезапно, испугавшись чего-то, олени удрали; мамонт отвлекся от еды и, насторожив уши, поднял свою огромную голову. Я же поспешил оказаться под защитой моего доисторического спасителя. Все оставалось по-прежнему спокойно. Пару раз я увидел, как по равнине прыгают зайцы, причем не белой арктической породы, а те серые, что резвятся на просторах моей такой далекой родины. Сон обволакивал меня подобно ласково журчащему потоку. Казалось, что сейчас должен наступить идиллически спокойный вечер. Хотя нет, о каком вечере может идти речь в этих широтах? Здешний полярный день будет длиться еще не менее трех месяцев.

Неожиданно мое сердце будто подпрыгнуло на месте, забившись с бешеной скоростью. Я подскочил, заметив человека, медленно идущего среди кустов. От этой встречи я не ждал ничего, кроме новых опасностей.

Но вокруг царила все та же, ничем не нарушаемая тишина. Мамонт вернулся к своей нескончаемой трапезе. Возможно, это была всего лишь галлюцинация, вызванная усталостью?

Не прерывая своего занятия, мамонт стал удаляться, я же старался не отставать от него. Следуя за ним, я поднялся на какой-то пригорок, затем на каменистое плато.

Здесь я остановился и в бинокль принялся осматривать окрестности. Насколько я мог судить, долина была величиной около пятнадцати тысяч гектаров. Со всех сторон, за исключением той, откуда я появился, горизонт закрывали горные вершины.

Оглядевшись, я не обнаружил ничего, что могло бы внушать страх. Здесь, среди такой тишины и покоя, сама мысль об опасности казалась просто нелепой. Растянувшись на земле, я уснул.

Проснувшись, я заметил, что солнце поднялось еще выше; судя по всему, я спал примерно четыре часа. Мамонт тем временем куда-то ушел. Решив разыскать его, я направился вперед, но внезапно услышал в кустах какой-то шорох. Там был человек — мужчина, старый, с довольно большой головой, обросшей седыми кудрями. Он смотрел на меня, не прячась и не выказывая никакого страха.

Я тоже принялся разглядывать его через бинокль. Незнакомец не был похож ни на одного из северных народов, ни на одну из известных мне наций, которых я достаточно повидал во время своих путешествий. Пожалуй, больше всего он был похож на баска, разве что с более квадратной челюстью и полными щеками. Но такого светло-лилового цвета кожи мне никогда раньше не приходилось видеть. Глаза его, чуть прикрытые ресницами, сверкали любопытным блеском.

Рядом за камнем обнаружился еще один человек, а затем и третий — спрятавшийся в высокой траве. Но в отличие от первого этих двоих я с трудом рассмотрел даже в бинокль.

Скорее всего, я окружен и в близлежащих кустах, в траве и за камнями прячется еще много их соплеменников.

Но что же мне предпринять?

Я хорошо стреляю и с этой троицей справился бы без всякого труда, но остальные захотят отомстить за своих собратьев и в любом случае ничем хорошим для меня это не закончится.

Может быть, попробовать с ними договориться?

Обернувшись к первому старику, я жестами постарался дать понять, что мои намерения самые дружественные. Тот, должно быть, не понимая меня, все так же разглядывал меня своими круглыми глазами.

Я сделал несколько знаков, которыми пользуются обитатели бразильских лесов, пустынь Австралии, джунглей Борнео. Последняя попытка оказалась самой удачной. Старик повторил мои жесты. Осмелев, я двинулся к своему собеседнику.

Тот подождал, пока я не окажусь на половине расстояния, разделявшего нас, а потом поднялся и направился мне навстречу. Сомнений не оставалось: старик смотрел на меня с самым приветливым и доброжелательным выражением.

Между нами оставалось расстояние в несколько шагов, когда старик что-то невнятно произнес, явно подзывая кого-то еще. Я увидел, что к нам подходят еще двое. Это были женщины — одна старая, с лицом, покрытым морщинами, другая, у которой кожа была светлее, чем у остальных, являла собой воплощение молодости и жизнерадостности. У девушки были роскошные черные волосы, которые укутывали ее подобно плащу.

Некоторое время мы стояли неподвижно, рассматривая друг друга. Это правило одинаково действует у всех народов в различных уголках земли, ему следуют даже дикие звери. Своей неподвижностью ты демонстрируешь отсутствие враждебных намерений.

Мы со стариком обменялись широкими улыбками. Он что-то начал говорить, но я не смог воспроизвести ни одно из этих гортанных слов со странным придыханием. Язык жестов оказался более понятен и доступен. Мне демонстрировали доброжелательнее отношение и задавали вопросы.

Я старался, чтобы мои ответы оказались такими же эмоциональными и выразительными. Мы, белые люди, почти не пользуемся языком жестов, поэтому владеем им не особенно хорошо.

Одежду моих собеседников составляло нечто вроде коротких туник с короткими рукавами, сделанных из оленьих шкур. Волосы у всех старательно расчесанные, у каждого украшения — ожерелья и браслеты из цветных камешков и зубов каких-то зверей.

Оружие показалось мне очень интересным. Плоские копья, похожие на гарпуны с наконечниками, сделанными из оленьих рогов, — именно такие считаются характерными для эпохи раннего неолита. Помимо этого у старика я заметил дротик и что-то похожее на костяной жезл, украшенный изображением мамонта.

В таком случае получается, что я свел знакомство с доисторическими людьми? Собственно, почему бы и нет? Здесь вполне могли уцелеть потомки какого-нибудь первобытного племени, сохранив свой язык и образ жизни. Чем больше я смотрел на них, тем больше убеждался в правильности своего предположения.

Я наконец догадался, что они зовут меня идти с ними на запад долины. Выразив свое согласие, я направился следом за стариком. Переход был посвящен дальнейшему знакомству друг с другом. Моя одежда и отросшая борода вызывали у женщин трогательное детское любопытство. Молодая даже смеялась, время от времени испуганно взвизгивая. Хотя невозможно не признать, что оружие и бинокль вызвали гораздо больше уважения, чем моя скромная персона. Должно быть, я воспринимался как нечто слабое, не представляющее опасности, в то время как незнакомые предметы внушали опасение.

Мы пришли к пещере, виднеющейся в гранитной скале. Насколько я понял, старик предложил мне присесть на камень и подождать. Я послушался его, и семейство скрылось в пещере. Скоро они возвратились, неся куски мяса и охапки хвороста. Старик с девушкой сложили костер, а женщина занялась разведением огня, высекая его с помощью двух обломков кремня.

Наконец загорелся костер, кверху поднялся столб легкого дыма, раздался аппетитный аромат жареного мяса. В течение последних трех дней у меня не было возможности приготовить еду как следует, поэтому теперь запах жареного мяса вызывал у меня настоящее наслаждение. Жареное мясо разложили на плоском камне и позвали меня присоединиться к трапезе. Должен сказать, это был один из самых лучших ужинов в моей жизни; а ведь я большой ценитель кулинарного искусства. Девушка принесла в каменной чаше чистую воду, которой мы запивали мясо. Мы благожелательно смотрели друг на друга, как всякие люди после вкусного и обильного ужина. Женщины, заметно утомившись, оставили нас, старик же, помолчав еще, уснул.

Я ощутил, как радость переполняет меня. После хорошей еды я чувствовал себя сильным и бодрым, общество новых знакомых избавило от одиночества. Необычность обстановки вовсе не смущала меня; в путешествиях мне случалось быть гостем самых диких племен. Единственное, что у меня вызывало некоторое беспокойство, это мысль о том, что кроме этого милого семейства в долине могут оказаться и другие люди. Будет ли их отношение ко мне таким же доброжелательным?

Тем временем женщины снова присоединились к нам. Старуха присела рядом со мной и начала мне что-то объяснять, помогая себе жестами.

Неожиданно девушка издала тихий возглас. Женщины начали к чему-то напряженно прислушиваться. Старик проснулся и поднял голову. Раздался звук тяжелых шагов, которые приближались к нам. На скалу упала громадная тень, затем я увидел исполинскую голову. Показался мамонт, но вовсе не мой спаситель. Этот был намного старше: шерсть его была облезлой, уши обвисли, маленькие тусклые глазки смотрели без всякого выражения. На вид ему было никак не меньше двухсот или даже трехсот лет.

Заметив его, семейство распростерлось на земле, поднимая руки в молитвенном жесте. Судя по всему, это было для них чем-то вроде привычного ритуала поклонения верховному существу. Я старательно повторил движения моих хозяев.

Затем снова раздались тяжелые шаги и вслед за первым мамонтом вышел второй, напоминающий того, за которым я следовал. Как потом выяснилось, это был именно он. Мы снова проделали тот же ритуал. Женщины поднялись на ноги, а молодая устремилась туда, откуда мамонты явились к нам. Движения ее были легкими и грациозными.

Тем временем к нам присоединились еще люди: это было семейство, состоящее из мужчины, женщины и ребенка. Во взглядах первых двух сквозило любопытство с изрядной долей недоверия. Мужчина даже угрожающе схватился за копье, но старик урезонил молодого соплеменника и тот стал на меня поглядывать гораздо спокойнее.

У него были крупные, будто грубо вытесанные топором черты лица, крохотные глазки с сильно выдающимися надбровными дугами, еле заметный подбородок. Его спутница отличалась более привлекательной внешностью. Тело у нее было крупным и сильным, а черные глаза сверкали будто у молодой девушки. Их дочке на вид было около пяти лет. Издали ее кожа казалась совсем белой. При виде пришедших я ощутил некоторое замешательство.

Те же с любопытством разглядывали меня: мужчина пытался не обнаруживать своего интереса, женщина, немного робея, интересовалась моим необычным видом, девочка тянулась к медным пряжкам и блестящим стеклам моего бинокля. Старики, судя по всему, в красках рассказывали о нашей встрече.

Тем временем солнце уже совсем опустилось. Время было укладываться спать. Старик направился в пещеру и жестом пригласил следовать за ним. Войдя, я сначала остановился в изумлении. Пещеру освещал странный голубоватый свет, напоминающий свет молодой луны. Причина этого необычного явления так и осталась для меня неизвестной.

Мы взяли по охапке сена, лежащей в глубине пещеры, и устроились спать, кому где больше понравилось. Мамонты же, подобно гигантским часовым, встали у западного и восточного входа в пещеру.

Обилие впечатлений истекшего дня не позволило мне сразу уснуть. Я находился в более чем необычной обстановке, в пещере со светящимися стенами, среди пещерных людей. Жизнь моя зависела от малейшего каприза любезных хозяев или мамонтов. Оставив попытки что-либо понять в происходящем, я наконец отбыл в царство Морфея.

III

Прошло около недели, прежде чем я смог освоиться с людьми, живущими в долине. Насколько я понял, эти шестеро были здесь единственными обитателями. Женское любопытство и болтливость помогли мне не только понимать из язык, но даже немного объясняться на нем. Здешняя жизнь отличалась предельной простотой. Они охотились и занимались сбором фруктов, грибов, а также ягод и сладких корней. Мужчина делил время между охотой и сном. Иногда он занимался примитивным творчеством, высекая на стенах рисунки или занимаясь резьбой по кости. Надо сказать, его произведения были довольно талантливыми.

Довольно скоро я привык к ним, их вид перестал быть для меня чуждым и непонятным. Вскоре я начал считать себя членом их маленького семейства.

Их язык, за исключением гортанных звуков, оказался довольно простым, а набор слов не таким уж обширным. В основном моим обучением занималась молодая женщина.

Я довольно часто оставался наедине с моей учительницей; мы непринужденно болтали как самые добрые друзья. Но однажды во время нашей оживленной беседы солнце вдруг закрыла какая-то громадная тень. Из высокой травы поднялся Авах, муж этой женщины. Он молча стоял перед нами, опираясь на увесистую дубину. Я решил заговорить, чтобы прервать становившуюся тягостной паузу:

— Авах чем-то недоволен?

Он продолжал хранить молчание.

— Авах недоволен, что я наедине с Туанхо?

Вопреки ожиданиям этот вопрос оказался для него достаточно трудным.

— Друг может быть наедине с Туанхо, — медленно произнес он после нескольких минут напряженного размышления. — Друг не может входить в Пещеры Мертвых, пока не даст своей крови. После этого друг станет сыном Мамонта.

Сначала я не понял, о чем идет речь, а затем припомнив о древнем обычае, заявил со всей возможной твердостью.

— Друг даст свою кровь.

Так же молча Авах приблизился ко мне, вынув из складок одежды кремневый нож. Я сперва было заподозрил какую-то хитрость, но отогнал эту мысль прочь, позволив сделать у меня на руке достаточно глубокий надрез. Припав к ране, мужчина начал сосать мою кровь, а затем жестом велел женщине проделать то же самое.

— Теперь друг — сын Мамонта, как Авах и Туанхо, — торжественно произнес он, прикладывая какие-то листья к моей ране. — Ему можно жить во всех пещерах.

Спрятав нож, он так же незаметно скрылся из виду.

Все же потеря крови оказалась для меня ощутимой. С помощью Туанхо, которая это поняла, я добрался до пещеры и провалился в тяжелое забытье.

Моя болезнь продолжалась три дня. Теперь обо мне заботились как об одном из соплеменников.

Находясь среди них, я ощущал, будто по волшебству оказался в каменном веке, и это чувство доставляло мне удовольствие.

Немного придя в себя, я попросил Туанхо:

— Я снова полон сил. Покажи мне пещеры предков.

Пройдя в глубину пещеры, она показала мне на скалу:

— Они за этим камнем.

Проход в пещеры предков был завален обломком скалы. С виду он казался совершенно неподъемным, но стоило нам налечь на его край, как камень повернулся вокруг собственной оси, открывая нам путь.

Стены внутренней пещеры были освещены так же, как и в той, где мы жили. Мы вошли в грот неправильной формы. Там вдоль стен лежали какие-то предметы: оружие, посуда, что-то непонятного назначения, украшенное резьбой. На гладко отполированных стенах виднелись рисунки; чья-то, безусловно, талантливая рука высекла изображения людей и животных. Особенный интерес у меня вызвали те, где изображались разновидности, которые уже давно вымерли. Со стен пещеры на меня смотрели лошади с большими головами, саблезубые тигры, пещерные медведи.

— Ни один человек не видел этих животных! — воскликнул я, испытывая величайшее волнение.

— Верно, — невозмутимо ответила Туанхо. — Они жили тогда, когда дети Мамонта населяли большие земли. Матери наших матерей тоже не видели этого.

— А кто нарисовал остальное? Авах?

Моя спутница объяснила, что большая часть рисунков сделана предками Ванаванума, как звали старика. Пока я любовался этими произведениями древнего искусства, она добавила, что эта пещера — далеко не единственная.

Мы пошли смотреть и другие пещеры. Одна из них была меньше освещена, чем другие; там, должно быть, целыми тысячелетиями копились кости. Я разглядел человеческие скелеты, останки пещерного медведя и диких лошадей. Рисунки на стенах здесь встречались не так часто и были высечены не с тем искусством, как предыдущие. Судя по всему, эта пещера служила чем-то вроде фамильного склепа.

Следующая же преподнесла мне неожиданное открытие. Как я узнал потом, когда-то через нее можно было выйти в долину, но во время обвала проход туда оказался завален. Здесь я увидел больше всего фресок и художественной резьбы, являющейся настоящим произведением искусства. Грандиозная картина, изображающая сражение между пещерными и бурыми медведями, отличалась поразительной четкостью и экспрессией. Она сделала бы честь любому из современных художников-анималистов.

В следующей пещере, которая в отличие от остальных была низенькой и довольно мрачной, лишенной каких-либо украшений, мое внимание привлек осколок блестящего камня. Отбив кусочек, я с изумлением понял, что у меня на ладони не что иное, алмаз. Должно быть, в пещере их были целые россыпи. Но, полюбовавшись находкой, я тут же умерил свой восторг. Здесь, в затерянном уголке мира, алмаз ценится несоизмеримо меньше копья или топора.

IV

Я стал мужем Намхи — девушки, которую я встретил вместе с Ванаванумом и его женой.

Наступила долгая полярная ночь, и на целых полгода мы оказались лишены солнечного света. Над нами мерцали и переливались нежнейшие переливы Северного сияния. Стало значительно холоднее, но это не помешало ни охоте, ни возможности собирать орехи, грибы и дикорастущие злаки. Мамонты, которые поселились в нашей летней пещере, почти все время проводили внутри. Они стали больше спать и гораздо меньше выходить на пастбище.

Я свел с ними более близкое знакомство. Старший был гораздо древнее, чем я предполагал вначале. Единственное, что ему было не безразлично, — это сочная свежая трава. Зато молодой казался мне сообразительным, вроде наших слонов. Я начал прилагать усилия, чтобы подружиться с ним. Для того чтобы добиться его расположения, я принялся носить в пещеру громадные охапки травы и листьев, которые моментально проглатывались. Мало-помалу он начал доверять мне. Если человек поставил себе цель приручить какое-либо животное, он все равно добьется своего, каким бы глупым или упрямым оно ни оказалось. Постепенно громадный сильный зверь начал чувствовать ко мне постоянную привязанность. Приручая мамонта, я не ставил перед собой определенной задачи; не исключено, что в будущем его дружба может мне очень пригодиться.

Я действовал втихомолку, так как мои новые соплеменники с неодобрением относились ко всему, что нарушало раз и навсегда заведенный порядок вещей. А слишком большое сближение с живым божеством как раз попадало в эту категорию.

Некоторое время спустя мамонт начал слушаться меня.

Как-то, прогуливаясь с Намхой, в одной из пещер, которые обычно не посещались, я нашел одну довольно любопытную сценку, вырезанную на кости. Это был человек, сидящий на спине мамонта.

Значение этой находки было просто невозможно переоценить. Значит, когда-то давно человек приручил мамонта. Возможно, это и не было широко распространено, но тем не менее… Мужчины рассматривали мою находку с большим интересом. Для них она тоже стала событием, заслуживающим внимания. Я постарался убедить их, что не только обожествлять, но пользоваться помощью мамонтов было одним из обычаев предков. Они слушали меня не возражая, а потом это перестало их интересовать. Честно говоря, последнее меня только обрадовало. Теперь я мог общаться с мамонтами открыто и беспрепятственно.

Сперва простодушные дикари удивлялись, что мамонт подчиняется мне, а потом это стало для них чем-то само собой разумеющимся. Впрочем, это верно для всего человеческого общества: стоит разрушить какой-нибудь предрассудок, как дальнейшее уже легко идет само собой. Я тем временем решил пойти дальше: построить сани и научить мамонта таскать их. Довольно долгое время ушло на поиски материала. В декабре я наконец приступил к осуществлению своего замысла.

Аваху моя затея сперва откровенно не понравилась. Но затем, как и до этого мои занятия стали для него привычным делом и он перестал обращать на них внимание.

С наступлением января стало холоднее, но эти морозы не шли ни в какое сравнение с теми, что царили в арктической пустыне. В своих пещерах мы довольно легко переносили холод.

И вот тогда произошло нечто важное.

V

Северное сияние в тот день было особенно ярким и красивым. Небо было покрыто сверкающими полосами, разноцветными арками и дугами. Поднимаясь из-за горизонта яркими малиновыми вспышками, они меняли цвет, добираясь до точки зенита уже в виде аквамариновых зигзагов. Казалось, весь мир замер, наслаждаясь этим невероятным зрелищем, полным красоты и торжественного великолепия. Я внезапно ощутил приближение какого-то события, что-то вроде неясного ожидания.

Когда мы с Намхой не спеша шли по долине, мы вдруг почувствовали подземный толчок. Он был таким сильным, что мы оба потеряли равновесие. Сказать, что я был потрясен, значило бы не сказать ничего.

Намха в ужасе закричала:

— Так погибли наши предки! Так упали горы!

Я же почувствовал, как меня охватывает леденящий ужас, подобный тому, который я испытал, убегая от белых медведей.

Дальнейших толчков, к счастью, не последовало.

Мы поспешили к своим пещерам. Оба мамонта покинули свои убежища. Старший безразлично переступал с ноги на ногу, младший же волновался, но тем не менее имел самый воинственный вид. При моем появлении он сразу успокоился и ласково обвил меня хоботом за талию, что было у него выражением ласки.

Осторожно, оглядываясь по сторонам, мы вошли в пещеры. Они оказались цели и невредимы.

Тем временем к нам присоединилась Туанхо с ребенком и старухой. Та очень нервничала и повторяла, что на ее памяти ни разу не было таких сильных толчков.

Не дождавшись Аваха и старика, мы решили отправиться на их поиски. Туанхо двинулась на север, старуха пошла в восточном направлении, мы же с Намхой двинулись на запад.

Моя юная супруга снова стала веселой и беззаботной. Из памяти этого простодушного создания моментально улетучивалось все неприятное и наводящее тревогу. Я же, оставаясь цивилизованным человеком, ясно видел, к чему все это может привести. Должно быть, когда-то давно затерянная, закрытая от всего мира долина и образовалась в результате подобного катаклизма. Именно поэтому здесь и сохранились в неприкосновенности климат и природа давно ушедших тысячелетий. Но подобные явления с такой же легкостью могут уничтожить этот чудесный оазис.

Примерно час спустя откуда-то издалека послышался топот. Прямо перед собой мы увидели громадного оленя-самца, освещенного мертвенным светом Северного сияния. Прекрасный зверь, пребывающий в самом расцвете сил, находился в состоянии сильнейшего нервного возбуждения. Его передние копыта яростно били землю, по могучему телу пробегала крупная дрожь. Похоже, зверь не испытывал никакого страха от встречи с нами. Можно было подумать, что он нас здесь дожидается…

Схватившись за гарпун, я тут же отказался от своего намерения. Мяса, запасенного в пещерах, хватит еще очень надолго.

Посмотрев на нас, олень прыгнул в сторону и скрылся из виду.

— Олень бешеный! — крикнула Намха. — Он хочет напасть на нас!

Как бы в подтверждение ее слов олень снова выскочил из темноты и бросился на Намху. Та отскочила и бросилась наутек. Олень устремился за ней. Когда ужасные рога готовы были опрокинуть убегающую женщину, я вытащил свой револьвер и дважды выстрелил. Внезапно споткнувшись, будто налетев на невидимое препятствие, зверь остановился и, упав на передние ноги, рухнул, растянувшись во весь огромный рост.

Намха радостно закричала:

— Алглав убил большого оленя!

Но вскоре ее радость сменилась тревогой. Незнакомое оружие, с которым еще не встречались дети Мамонта, вызвало у нее сильнейшее беспокойство. Молодая женщина робко протянула руки к револьверу, который еще оставался у меня в руке. Я постарался как мог успокоить жену.

— Олень хотел убить Намху. Оленя поразил огненный топор. Про огненный топор говорить нельзя. Если Намха скажет, огненный топор потеряет силу и никого больше не спасет.

— Намха не скажет! — тут же согласилась она.

Я мог быть спокоен: ложь была не свойственна моим простодушным соплеменникам. А мне требовалось, чтобы винтовка и револьвер по-прежнему оставались для окружающих тайной.

— Если Намха не скажет, — важно произнес я, — огненный топор станет другом Намха.

VI

Приблизительно час спустя Намха, у которой был по-звериному чуткий слух, приникла к земле.

— Намха слышит шаги Ванаванума, — сказала она.

Через несколько минут шаги услышал и я, а вслед за этим заметил и приближающийся силуэт старика. Тот, позвав нас к себе, показал рукой куда-то на запад. Таким грустным я старика еще не видел.

— Гора упала в пещеры, которые под землей! — объявил он дрожащим голосом.

Вместе с ним мы подошли к самому краю оазиса. Гряда гор, отгораживающая долину от остального мира, бесследно исчезла. Теперь через образовавшийся просвет можно было разглядеть наводящий тоску арктический пейзаж. Оттуда, как через открытую форточку, врывался пронизывающий ледяной ветер.

— Дети Мамонта погибнут, — печально сказал старик.

Наше возвращение к пещерам было таким же грустным. Я изо всех сил старался сохранить присутствие духа и убеждал себя, что наше убежище еще вполне может просуществовать несколько лет. Но так или иначе готовиться приходилось к самому худшему. Неожиданно работа над санями, которые должен тащить мамонт, приобрела новый смысл. Не исключено, они станут средством к нашему спасению.

Если мне удастся приручить этого благородного зверя настолько, что он позволит запрячь себя в сани, может быть, мы сможем пересечь ледяную пустыню и добраться до территории эскимосов. А вдруг нам повезет встретиться с какой-нибудь полярной экспедицией? Их же здесь с каждым годом становится все больше.

Всю оставшуюся зиму я посвятил подготовке к предстоящему походу во внешний мир. Для этого требовалось очень и очень многое. Обеспечить людей провизией было наименьшей из стоявших перед нами задач. Как в дороге прокормить мамонта, которому требовалось гораздо больше пищи, чем нам всем вместе взятым? После длительных и напряженных размышлений я придумал соорудить для него нечто вроде прессованного брикета из зерен дикой пшеницы. Не умея выращивать пшеницу, мои хозяева усердно собирали зерна и как могли помогали мне ухаживать за колосьями. Они пропалывали вокруг них траву, лишающую их питания.

За этими приготовлениями незаметно наступил полярный день — прохладный, бледный, с наступлением которого едва заметно потеплело. Я трудился изо всех сил, а кроме того, тратил немало сил, растолковывая своим новым соплеменникам, что в случае если события примут совсем уж катастрофический оборот, у нас есть средство к спасению.

С женской частью нашего населения, даже со старухой, трудностей не возникло. А вот мужчины не допускали даже мысли о том, чтобы покинуть землю предков. Авах особенно упорствовал в этом, в дискуссиях доходя едва ли не до бешенства.

Солнце все выше и выше оказывалось над линией горизонта. В долину пришла полярная весна, но за ее пределами, как и раньше, виднелась унылая заледеневшая арктическая пустыня. Землетрясение проделало в скалах довольно большую брешь, через которую время от времени врывалась струя морозного воздуха, принося холод в нашу долину. Но, к счастью, выяснилось, что тепло нашего убежища происходит не столько из воздуха, сколько из самой почвы. Затерянная долина согревалась дыханием земли.

Вместе с женщинами, которые охотно мне помогали, я занимался выращиванием пшеницы. Правда, это скорее можно было назвать огородом, чем пашней.

Подземных толчков больше не было, и мало-помалу я успокоился.

Летом наши посевы взошли особенно обильно. Правда, колосья пшеницы надо было охранять от мамонтов, решивших, что это лакомство предназначено им, и от всевозможных диких травоядных. Положение немного спасло то, что другие любимые ими травы выросли в этом году довольно далеко от наших посевов пшеницы.

Мамонт тоже постепенно учился делать то, что от него требовалось. Он безропотно разрешал надевать на себя упряжь. Мы предприняли уже несколько небольших поездок по ледяной пустыне. Без особого труда он волок громоздкие импровизированные сани и, казалось, не испытывал никакой усталости.

Авах и Ванаванум сначала неодобрительно отнеслись к моей работе. Как они считали, это было нарушением обычаев предков, что неминуемо повлечет за собой массу неприятностей. Поэтому я придумывал все новые и новые доводы и чуть ли не по несколько раз в день ссылался на древнее изображение человека, оседлавшего мамонта. Волей-неволей приходилось считаться с самой примитивной логикой моих собеседников и полнейшим отсутствием воображения. Тем не менее они не могли не признать, что приближается катастрофа и нужно заранее обдумать возможные средства к спасению. Женщины поняли все это гораздо раньше и все время повторяли им то же самое, иногда пускаясь на маленькие невинные хитрости.

Один раз, возвратившись из особенно длинной поездки, я столкнулся с враждебным отношением со стороны Аваха.

— Алглав хочет, чтобы мамонт умер? — грозно произнес он, сжимая в руке каменный топор.

Его тон и поза яснее ясного говорили о том, что Авах хочет поссориться со мной. Впрочем, такое желание он испытывал уже давно, мрачно наблюдая за мной и готовый воспользоваться для этого малейшим поводом.

— Это не Алглав хочет, чтобы мамонт умер, — возразил я как можно более ласково. — Земля хочет обрушиться, и тогда мы все умрем — и мамонт, и его дети.

— Дети Мамонта умрут, если умрет мамонт, — упрямо повторил Авах. — Алглав водит мамонта на белую равнину. Эта равнина — враг. Предки никогда не ходили туда.

Значит, он напряг мозги и придумал такой убедительный аргумент! Не отвечая ему, я спокойно поинтересовался у Ванаванума:

— Раньше дети Мамонта были хозяевами не только долины, но и других земель, это так?

— Это так, — торжественно ответил старик. — Дети Мамонта были хозяевами земель, которые во много раз больше этой долины.

— Вот именно! — постарался я развить его мысль. — Они там охотились, грелись на солнце, там хорошо. За холодными белыми равнинами лежат другие земли — те, на которых раньше жили дети Мамонта. Надо вернуть их себе и снова старь могущественным племенем.

Ванаванума эти слова погрузили в глубокую задумчивость. Авах выглядел смущенным.

— Алглав говорит правильно, — поддержала меня Туанхо. — Там земли, где живут звери, похожие на тех, что изображены в пещерах предков.

Мысленно похвалив сообразительную женщину, я продолжил:

— Я был в этих землях, я видел этих зверей. Авах и Ванаванум желают охотиться так же, как их предки, это так?

Ванаванум несколько раз кивнул, выражая полное одобрение. Авах тоже больше не выглядел таким рассерженным. Мысль, которую я подкинул ему, требовала тщательного обдумывания. На некоторое время я мог не опасаться его враждебности.

В июне на свет появился сын Туанхо — чистейший представитель доисторической расы, и дочь Намхи, в чьих жилах текла кровь современного и первобытного человека. Тогда же мы собрали богатый урожай пшеницы. Часть зерен мы отложили про запас, остальное оставили для еды и на семена.

Вдобавок ко всем радостям мамонты теперь были обеспечены кормом. Я немного улучшил конструкцию саней. Авах молчаливо следил за моей деятельностью, не проявляя враждебности и не препятствуя мне. Но путешествие оставалось возможным в одном-единственном случае: если возникнет в этом острая необходимость — из-за землетрясения. О том, чтобы покинуть долину одному, не могло быть и речи. Я был не способен на такое предательство и к тому же очень любил свою жену и дочку и чувствовал сильную привязанность к остальным.

Полярная ночь приближалась, делая путешествие все более проблематичным. Между тем нам пришлось столкнуться с новой бедой. Через брешь в скалах к нам начали пробираться полярные звери. Собирая с Авахом и Ванаванумом возле обвала съедобные корни и грибы, мы неожиданно услышали громкое рычание. Перед нами было два белых медведя. При виде людей они казались не менее удивленными. Но больше всего были удивлены Авах с Ванаванумом. На их памяти еще не было случая, чтобы белые медведи не то чтобы пробирались сюда, а хотя бы показывались возле оазиса. Те, от кого меня спас мамонт, не делали попыток вернуться.

— Это вао! — повторял Ванаванум, вспоминая старые легенды. — Медведи снегов!

Авах стоял, сжимая в руках гарпун и топор, Ванаванум схватился за дротик. Через минуту звери отступили, а затем самец повернул направо и устремился к роще. Самка последовала его примеру. Скоро оба белых медведя скрылись из виду. Опасность теперь была более чем очевидной.

— Там женщины! — отчаянно воскликнул я.

VII

Мы устремились в погоню. Медвежьи следы были хорошо различимы, но в лесу, обнаружив свежие следы оленей, мы немного задержались, свернув чуть в сторону.

Выскочив на опушку, я не сдержал крик ужаса, Ванаванум же глухо застонал. Нашим глазам предстала ужасная картина: медведи настигали Туанхо! Мы же были слишком далеко и вооружены лишь копьями.

Авах мчался вперед подобно быстроногому оленю, я изо всех сил старался не отставать от него. Но мы все равно опоздали! Схватив Туанхо, медведь повалил ее на землю и принялся с яростью терзать.

Но тут мы заметили мамонта. Спасены! Но к несчастью, это был старый, почти выживший из ума мамонт. При виде медведей и распростертой на земле Туанхо он поднял хобот и оглушительно издал какой-то скребущий уши рев. Зверь тут же оставил свою жертву. Медведица, которая было подбиралась к ребенку Туанхо, тоже отступила назад. Мы дружно заорали изо всех сил. Мамонт сделал несколько шагов вперед, и медведи бросились прочь. В погоню за ними бросился Авах, старик и я подбежали к лежащей на земле Туанхо.

Несмотря на то, что кровь текла из двух ран, жизнь женщины оказалась вне опасности. Ванаванум торопливо приложил к ранам бальзамические травы, действие которых удивило даже меня. Кровь перестала течь, и нам удалось привести Туанхов чувство.

Тем временем вернулся Авах. Причиной, по которой он отказался от погони, была вовсе не трусость, а голос благоразумия, призывающий не тратить силы там, где вряд ли возможно победить.

Туанхо поднялась на ноги.

— Где Намха? — обеспокоенно спросил я.

— Туанхо не видела Намхи с тех пор, как вышла из пещеры.

Авах и старик многозначительно переглянулись.

— Нам надо догнать медведей! — вскричал я.

Мои спутники сразу поддержали меня. Но Туанхо не могла идти, а для охоты на хищников нужны были силы всех мужчин. Женщина это поняла без лишних слов.

— Туанхо останется с мамонтом, — спокойно произнесла она.

— А если мамонт уйдет? — озабоченно спросил я.

— Он медленно ходит. Туанхо успеет за ним…

В который раз я восхитился ее сообразительности. Эта первобытная женщина, бесспорно, отличалась большим умом.

Втроем мы возобновили преследование. Медведи успели уйти на значительное расстояние, но найти их следы не было для моих спутников сложной задачей. Мы поспешно прошли через лес. С опушки были хорошо видны гранитные скалы, где находились наши пещеры. Сразу за поворотом открывался вид на долину.

Вдруг мы услышали крики. Это была старуха. Заметив медведей, она взяла сына Туанхо и вместе с ним скрылась от них в кустарнике.

— Намха побежала за Красный холм, — сказала она.

— За ней бегут медведи?

Кивнув, она торопливо добавила, что Намха была на той стороне раньше, чем медведи поднялись на холм.

Мы довольно быстро добрались до Красного холма. Оказавшись на его вершине, мы заметили хищников. Те вели себя довольно странно. Они не отходили от щели между громадными базальтовыми глыбами, грозно рычали, пытаясь засовывать туда морды и лапы.

Ванаванум, который первым сообразил, что здесь происходит, издал призывный крик. Дрожащий голос Намхи откликнулся ему из-за базальтовых плит. Оказывается, она вместе с ребенком успела забраться в узкую щель, и медведи пытаются достать ее. Приблизившись, мы увидели, что она забилась в самую глубину, прижимая к себе ребенка, уворачиваясь от ужасных когтей.

— Намха не должна бояться, — крикнул я. — Мы сейчас ей поможем.

Медведи обернулись в нашу сторону.

— Мы не должны упустить их на этот раз, — решил я. Пока они живы, мы не можем чувствовать себя в безопасности. Как бы мне позвать мамонта!

Пока я оглядывался вокруг, Ванаванум понял, что я собираюсь сделать.

— Авах и Ванаванум не должны выпускать медведей, — произнес я. — Алглав позовет мамонта. Мамонт убьет медведей.

Заметив далеко впереди силуэт мамонта, я со всех ног бросился к нему. Мамонт оставил траву и, насторожив уши, устремился на мой зов.

— Теперь вперед! — крикнул я мужчинам.

Выхватив револьвер, в котором было всего шесть патронов, я направился прямо к медведю. Авах сделал шаг к медведице.

Ванаванум последовал за мною, очевидно, полагая, что Авах, как сильный и опытный охотник, не нуждается в его помощи, в то время как я, который к тому же выбрал себе более мощного противника…

Я же безрассудно кинулся на медведя с револьвером в руках. Две пули попали в цель, но результатом явилось лишь поспешное бегство хищника. Несколько мгновений спустя он был от нас уже на значительном расстоянии. Бросив гарпун, Ванаванум только задел бок громадного хищника. Медведь бежал теперь не так быстро; воспользовавшись этим, я смог как следует прицелиться. Грозный хищник упал, но сразу же поднялся и снова бросился на нас. Моя четвертая пуля попала ему в плечо.

Но тут к нам присоединился мамонт. Медведь был подхвачен огромным хоботом, с силой брошен на землю и растоптан в кровавую кашу. Все это заняло совсем немного времени.

Авах действовал совершенно в другой манере. Сначала отступив, чтобы медведица решила, будто внушает ему страх, он снова приблизился к ней. Та собралась было броситься на него, но в этот момент раздались выстрелы. Оставив Аваха, медведица бросилась на выручку своему супругу. Я заметил это тогда, когда гарпун Ванаванума уже летел в бок медведя. Когда же раздался новый выстрел, медведица увидела приближающегося мамонта и обратилась в бегство. Авах метко бросил в нее копье-гарпун. Оглушительно взвыв, та все равно не остановилась.

Я издал громкий крик, призывая мамонта. Все вместе мы устремились в погоню за медведицей. Мамонт бежал рысцой, не сомневаясь, что догонит хищницу, прежде чем та сможет скрыться в лесу. Но та, внезапно изменив направление, бросилась к нескольким стоявшим рядом камням. Тут же я метко бросил в нее копье.

Мы окружили эту опасную хищницу. Я собирался уложить ее выстрелом из револьвера, но Авах успел сразить ее копьем. Медведица свалилась замертво. Авах подбежал к ней и успел два раза ударить ее топором, прежде чем та вскочила и снова бросилась на него. Увы, подобную ошибку частенько совершают те, кто недостаточно опытен в охоте на крупного зверя.

Авах вышел из этой схватки победителем, но платой за это оказалась сломанная рука и обширная рана на груди.

VIII

До самой полярной ночи мы прожили достаточно спокойно. Правда, рука Аваха заживала медленно и непросто и больше не вернула себе прежнюю силу и верность.

Теперь я считался самым сильным охотником этого маленького племени. Кроме того, мое оружие вызывало почтительное удивление. Я даже старался объяснить им, каким образом работают револьвер и винтовка, и самым добросовестным образом пытался их убедить, что у детей Мамонта раньше было такое оружие. Вернувшись на земли предков, они снова обретут умение с ним обращаться.

Но мне так и не удалось их убедить. Огненный топор вызывал у них лишь страх и смутное недовольство. Чтобы приучить их к новому оружию, я специально устраивал стрельбу. Последним смирился Авах, которому для этого понадобился целый месяц.

Почти до середины января длилась полярная ночь. На этот раз было холоднее, чем в прошлые годы, но мы провели ее в дальних пещерах, где было гораздо теплее.

Уже в январе, сделав ставший обычным обход нашей территории, мы со стариком, Авахом и мамонтом возвращались к себе в пещеры. Но тут мы ощутили, что земля еле заметно вздрогнула. Мы оставили это без внимания, но на следующую неделю колебания почвы возобновились и теперь они были гораздо сильнее. По стенам пещер зазмеились трещины, обрушилось еще несколько скал, закрывающих долину.

Это событие ввергло Ванаванума в глубокую печаль.

— Земля снова будет трястись и поглотит детей Мамонта, — повторял он. — Она разрушит наши пещеры, наши горы, нашу долину…

Затем, когда мы еще спали, обрушились стены соседней пещеры. Выскочив наружу, мы успели увидеть, как падают громадные скалы.

Через несколько недель выглянуло наконец солнце. Но вслед за этим новый подземный толчок напомнил нам, что все мы находимся в опасности.

— Отъезд больше невозможно откладывать, — заявил я в один из тех дней, когда солнце уже поднялось над горизонтом. — Что об этом скажет Авах?

— Авах больше не вождь, — печально ответил тот. — Авах стал слабым.

Последующие несколько недель были заняты сборами в дорогу. Из зерен пшеницы мы изготовили множество грубых лепешек, в которые были добавлены сушеное и растертое в порошок мясо, коренья, сухие грибы. Оставшимся зерном мы собирались кормить мамонтов.

Но тем не менее надежда на благополучный исход нашего путешествия была очень слабой. Для этого надо было отправиться в путь в начале лета. Меня немного успокаивало лишь то, что я могу ориентироваться по звездам и к тому же дорога мне более-менее известна.

В конце апреля мы были готовы отправляться. Пищи у нас было запасено примерно на двадцать дней и к тому же всегда есть вероятность, что по дороге удастся подстрелить какую-нибудь дичь. А когда мы пересечем арктическую пустыню, там найдется, чем кормить мамонта.

Медлить было больше нельзя. Почва больше не колебалась, но затерянная долина медленно и неотвратимо умирала. Становились все более вялыми и поникшими растения, трещины в почве увеличивались просто на глазах. К тому же температура воздуха неотвратимо падала.

Готовясь к отъезду, я сам загрузил сани продовольствием и мехами. К тому же я взял еще несколько алмазов, которых оказалось достаточно в дальней пещере.

Одна за другой оседали и разрушались пещеры. Несколько раз мы остались жить лишь благодаря счастливому случаю. Животные в ужасе метались по долине. Птицы собрались в стаи и куда-то улетели.

Наконец тронулись в путь и мы.

Обернувшись, чтобы бросить последний взгляд на нашу затерянную долину, я увидел, что обрушились последние защищавшие ее горные хребты, и арктическая пустыня готова была поглотить наше чудесное убежище.

Старый мамонт неподвижно стоял на одной из пока еще уцелевших скал. Судя по всему, он так и не понял, что здесь творится.

— Старый предок отказывается идти с нами! — расстроились женщины.

Подняв хобот, старый мамонт издал свой скрежещущий рев, а затем, повернувшись, медленно пошел в глубь своей долины. Наш мамонт ответил ему таким же печальным и торжественным звуком, а затем дернул сани.

Хотя было не особенно холодно, дорога была вовсе не легкой. В течение десяти дней дважды поднимался буран. Мы все закутались в шкуры и поэтому не мерзли. Мамонт показывал себя с наилучшей стороны: он вез нас лучше любой собачьей упряжки, придерживался одного и того же аллюра.

Несколько раз я встречал те самые отметки, которые сделал два года назад. Это наполняло меня уверенностью, что мы движемся в верном направлении. Теперь я начал узнавать даже некоторые пейзажи. Через восемь дней пути мы будем на территории кочевых племен эскимосов. С ними я немного знаком. Хотя, конечно, нельзя быть уверенным, что нам повезет набрести на одно из их кочевий.

На двенадцатый день нашего путешествия неожиданно умерла старуха. Все предыдущие дни она постоянно кашляла, неподвижно лежала, и я никак не мог ей помочь. Ее тело осталось зарытым в снегу. Мои спутники никак не проявили своих чувств, оставшись такими же молчаливыми, как и всегда.

Еще два дня спустя мы лишились Ванаванума. Тело старика сотрясал сильнейший озноб, он весь горел, бредил, а затем умер, так и не придя в сознание.

Вокруг стало теплее, но наши силы были уже на исходе. Предельно утомленным выглядел даже мамонт. Женщины не прерывали угрюмого молчания. Один только Авах сохранял бодрость и все время повторял, что жаждет достичь земли предков, где те жили и охотились.

Но прошло еще три поистине ужасных дня, прежде чем мы смогли выбраться из арктической пустыни. Мы начали замечать вокруг даже чахлую северную растительность. Но тут заболела Намха, наш мамонт бежал все медленней и медленней. Прекрасное умное животное понимало, что спасение находится на юге и стремилось туда изо всех сил.

Он мчал нас туда, отчаянно борясь за жизнь. Затем утром девятнадцатого мая он с жалобным похожим на стон воплем повернул ко мне свою громадную голову и, бросив последний страдающий взгляд, замертво свалился.

Выскочив из саней, мы все подбежали к нему. Дважды вздохнув, наш мамонт замер в полной неподвижности. Мы все молчали, сраженные этой ужасной потерей.

— Теперь дети Мамонта погибнут, — тихо произнес Авах.

— Там, куда мы идем, есть и другие мамонты, — поспешил возразить я.

С моей стороны это не было полной неправдой. В конце концов слонов можно считать уцелевшими потомками мамонтов. Кто знает, может быть, узнав, что их мамонт был последним, они бы предпочли остаться здесь возле его мертвого тела.

Дальнейший путь мы преодолели пешком, проделав за два дня около пятнадцати километров. Мы волокли с собой груз и помогали идти больной Намхе.

И вот наконец впереди мы заметили чумы кочевья эскимосов. Это было спасение.

Какое-то время мы провели в гостях у этого дружественного племени. Потом сюда забрела американская экспедиция, с которой мы и отправились дальше.

Эпилог

— Собственно говоря, это конец моих приключений, — завершил свой рассказ Алглав. — Мы приехали в Америку, вслед за этим в Европу. За алмазы из пещеры мне удалось выручить шесть миллионов франков. На эти деньги я купил здесь, в Северной Африке, большое поместье, где для многих есть возможность жить рыбной ловлей и охотой. Авах обустроил себе жилище в пещере, остальные же предпочитают жить в доме. Все мы по-прежнему очень дружны.

В этот момент к нам в комнату вошла молодая женщина с поистине царственной осанкой и громадными сияющими глазами.

— Познакомьтесь, это Туанхо, — представил ее Алглав.

Произнеся несколько слов на непонятном языке, она удалилась так же неспешно и величественно, как и вошла.

— А вон там и Авах! — продолжил хозяин.

Выглянув в окно, я заметил высокого стройного мужчину с грациозной походкой прирожденного охотника. За ним не отставая шел слон.

— Верно, мне пришлось приобрести слона, чтобы утешить своего первобытного родственника, — с улыбкой произнес Алглав, глядя на него. — Все получилось как я и обещал: потомок мамонта проводит время с потомками его детей. Впрочем, Авах пребывает в святой уверенности, что это и есть мамонт; он очень любит слона и поклоняется ему так, как тому последнему мамонту в далеких краях. А сейчас я хочу представить вам наше маленькое чудо.

На зов хозяина в комнату вошел мальчик лет двенадцати.

— Это Раухам, старший сын Аваха, — произнес Алглав, гладя улыбающегося мальчика по пышным черным волосам. — Он настоящий художник. Его отец совсем неплохо вырезал изображения животных на стенах пещеры, но сын гораздо талантливее. Я прилагаю все силы, чтобы помочь ему развить этот дар. Глядя на его произведения, сразу поймешь, что доисторические люди понимали в искусстве не меньше, чем древние греки. Просто у них не было возможности проявить свои способности. Сейчас вы все сами увидите.

В просторной мастерской, куда провел меня любезный хозяин, стояли великолепные скульптуры, изображающие разнообразных животных. Олени, шакалы, гиены, бизоны, собаки и пантеры были полны жизни и движения.

Я разглядывал их в полном восторге и с каждым мгновением мне все больше казалось, что все это я где-то уже видел. И наконец я вспомнил, где. Это была весенняя выставка в Париже; великие скульпторы с восторгом смотрели на серию работ молодого неизвестного мастера.

— Он станет поистине великим мастером! — повторял Роден.

Да, это были те же самые собаки, шакалы и пантеры. Каждая из фигур носила скромную и загадочную подпись на постаменте. Это было очень короткое имя: Рам.

Примечания

1

Повесть написана в соавторстве с Ж. Рони-мл.

(обратно)

2

Повесть написана в соавторстве с Ж. Рони-мл.

(обратно)

Оглавление

ХЕЛЬГОР С СИНЕЙ РЕКИ

  Глава I Землетрясение

  Глава II Вторжение

  Глава III Погоня начинается

  Глава IV Беглянки

  Глава V Погоня

  Глава VI Странные союзники

  Глава VII В осаде

  Глава VIII Боль и смерть

  Глава IX Победитель

  Глава X Возвращение

  Глава XI Враг

  Глава XII Нападение одиночки

  Глава XIII Глэйва

  Глава XIV Люди Ночи

  Глава XV Возвращение разведчиков

  Глава XVI План сражения

  Глава XVII Сражение племен

  Глава XVIII Жертва Красной Луны

  Глава XIX Воссоединение

  Глава XX За Глэйву!

АЛГЛАВ

  Чудесная страна пещер

  Глубины Киамо[1]

  Сокровища снегов[2] Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg