«Снова три мушкетера»

«Примерно год тому назад, занимаясь в королевской библиотеке изысканиями для моей истории Людовика XIV, я случайно напал на „Воспоминания г-на д'Артаньяна“, напечатанные — как большинство сочинений того времени, когда авторы, стремившиеся говорить правду, не хотели отправиться затем на более или менее длительный срок в Бастилию, — в Амстердаме, у Пьера Ружа. Заглавие соблазнило меня, я унес эти мемуары домой… и жадно на них набросился».

Так начинается известная всему миру книга «великого рассказчика», книга, где четверо неразлучных друзей навсегда запечатлели в своем коллективном портрете образ прекрасной Франции. Эту книгу с детства знает каждый, кто умеет читать, — называется она «Три мушкетера».

Рано познакомился с нею и я, поэтому можно представить себе мое удивление, когда, разбирая архивы на чердаке старого прадедовского дома в городе Воронеже, случилось мне, чихая от пыли, извлечь из-под вороха пожелтевших от времени векселей и платежных ведомостей вперемежку с письмами тугую папку с загадочной надписью: «A mon cher ami Theodor. Nijni 1858. A.D.»

Заинтригованный, я с трудом извлек из папки содержимое, представлявшее собой плотную кипу желтоватых листов, исписанных с обеих сторон (предварительно мне пришлось распаковать пергамент, скрывавший рукопись). Насколько я мог понять, написано было по-французски.

Наконец до меня дошел смысл моей находки: старинное предание нашей семьи, наследуемое от поколения к поколению, — действительный факт, а не легенда.

Когда-то мне пришлось слышать от отца о некой таинственной рукописи, якобы тщательно сберегаемой моим дедом Николаем Николаевичем, но утерянной во время всколыхнувших не только город Воронеж, но и всю страну событий 1918 года. С улыбкой отец поведал мне, что дед считал рукопись подлинником неизданных «Трех мушкетеров», принадлежащих перу Александра Дюма-отца.

На мой вопрос о причинах такой странной уверенности мне было отвечено следующее.

Прадед мой, Николай Федорович Харин, человек весьма почтенный и в Воронеже уважаемый, судя по сохранившимся даггеротипам, не был склонен к шалостям и розыгрышам. В отрочестве своем Николаю Федоровичу довелось побывать — конечно, в сопровождении своего батюшки — на ярмарке в Нижнем Новгороде. В те времена Нижегородская ярмарка гремела на весь мир, и российское купечество справедливо рассматривало ее как наизначительнейшее событие. Привлекала она и зарубежных негоциантов.