«Терапия для янычара»

Терапия для янычара (fb2) - Терапия для янычара 227K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Сергей Владимирович Петросян

Терапия для янычара игра в догонялки Сергей Петросян

© Сергей Петросян, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Говорят, воспоминания о детских страхах не имеют конкретного воплощения. Есть ощущение тревоги или одиночества среди незнакомых людей, но сама потеря маминой руки в толпе универмага с годами уже не воспринимается как первопричина. В голливудских фильмах только опытные психотерапевты с наклонностями маньяков погружают своих пациентов в гипнотический сон и докапываются в потаенных закоулках души до злого соседского пса родом из детства.

А вот Миша на удивление подробно помнил свой первый серьезный испуг. Ему было три с половиной года, когда родители привели его в Цирк на Фонтанке. Зал был полон и все с нетерпением ждали выступления звезды — Игоря Кио, легендарного иллюзиониста. Миша был в полном восторге от клоунов и дрессированных собак, поэтому появление на манеже напудренного человека в черном фраке большого впечатления на него не произвело. Фокусы со стаканами и коробками требовали концентрации внимания и прошли для трехлетнего ребенка незамеченными — он ждал возвращения клоунов. Но потом красивая тетя улеглась в длинную коробку, и человек во фраке ловко распилил ее пополам.

Миша просто физически чувствовал зубья пилы на своем животе. У них дома в кладовке на гвозде висел похожий инструмент, и однажды отец сильно поранился, наводя там порядок. Мама бинтовала отцу палец, а он болезненно морщился. Потом взял сына за руку, отвел в кладовку и, дав потрогать железные зубья, заставил несколько раз повторить: «Сюда — нельзя!» И вот эта пила с громким звуком вгрызается в красивую тетю, а она только подрагивает концами серебристых туфель, торчащих из отверстий в ящике. Это был шок, и Миша смог немного прийти в себя только когда целая и невредимая ассистентка весело выпрыгнула из ящика на арену. Следующей жертвой напудренного Кио стала другая ассистентка, которую он поместил в высокий бумажный конус, и, взяв в руки пылающий факел, решительно поджег. Бумага вспыхнула ярким пламенем, легкий дымок поднялся под купол, и на постаменте не оказалось никого — тетя сгорела. Что было потом, Миша не помнил. Родители любили рассказывать, смеясь, что впечатлительный сын потерял сознание, и им пришлось уйти с представления, на которое они с таким трудом достали билеты. С тех пор Миша наотрез отказывался идти в цирк, а когда вырос, то испытывал необъяснимую неприязнь к напудренным мужчинам во фраках и развлечениям, связанным с разведением костров и зажиганием факелов.

В третьем классе он с интересом посмотрел кинофильм «Вий», где Леонид Куравлев стойко оборонялся от невообразимой нечисти и Нины из «Кавказской пленницы», летающей в гробу по деревенской церкви. Одноклассницы визжали и залезали от страха под сиденья, мальчишки просто прикрывали глаза, когда становилось совсем жутко, а Миша с интересом смотрел на всю эту вакханалию и размышлял, как же сумели снять летающий гроб так, что не видно веревок, на которых он висит. Зато во время просмотра старого американского фильма «Дракула», увидев знакомый фрак и напудренный лоб, он встал и, бормоча извинения, стал торопливо пробираться к выходу из зала. Пришел в себя он только в фойе кинотеатра, а друзьям, оставшимся в зале, пришлось наврать что-то про внезапную боль в животе.

Традиционный «прощальный костер» в пионерлагере вызывал у пионера Миши сильное желание полежать в одиночестве с книжкой или отсидеться на хоздворе за столовой. Когда же активная пожилая вожатая, категорически заявив: «Все дети должны веселиться!», за руку отвела его на поляну, где уже возвышалась пирамидальная гора из досок, политых керосином, он только обреченно вздохнул и подчинился. Директор лагеря (слава Богу, не во фраке) с факелом в руке направился к костру. Вылитый на доски керосин, частично превратившийся на вечернем солнышке в пар, взорвался с оглушительным хлопком. Разметав пирамиду, он напугал окруживших ее взрослых и детей. Миша успел потерять сознание до того, как увесистая деревяшка попала в лоб девочке из третьего отряда и ее пришлось увести в медпункт. Все обошлось синяком и царапиной, и, по пути домой, в автобусе, все со смехом вспоминали произошедшее, но Миша сделал для себя вывод, что костры и факелы до добра не доводят.

* * *

Честно говоря, такой праздник, как собственный день рожденья Мише никогда не нравился. С одной стороны, надо ломать голову над списком гостей. Необходимо принять во внимание, кто с кем в ссоре и кто с кем спит, кто обидится, если не позвать, а кто и не вспомнит. С другой стороны, ему всегда было жаль друзей, вынужденных ломать голову над проблемой подарка. Когда виновнику торжества четвертый десяток, то у него обычно уже есть все приятные бытовые мелочи, а дарить деньги преуспевающему менеджеру как-то не comme il faut. Как совместить пожилых родителей с развязными девицами, которых норовят притащить друзья? Проще всего решалась проблема на работе — надо с утра отправить секретаршу за тортами, а потом разнести их по отделам.

На этот раз все складывалось на редкость удачно. Добрая половина списка оказалась в отпуске или в командировке, родители отдыхали в санатории, и даже никого из «нужных» людей в городе не было. На ужин в «Ультрафиолет» пришли только самые близкие друзья. То, что «вечер удался», можно было сказать уже в начале вечеринки. Миша не стал сдвигать торжество на выходные, решив, что если уж попал день рожденья на среду, то пусть это и будет среда. Народу в ресторане было немного, не было «пятничного угара», когда все стараются как можно быстрее сбросить с себя накопившееся за неделю раздражение, пьют быстро, говорят все громче и музыка становится все назойливее. Друг Леша, поставляющий вино в «Ультрафиолет», договорился с метрдотелем о том, что спиртное будет «свое», и даже завез накануне пару коробок австралийского шираза. Любимый теплый салат с утиной грудкой подали почти сразу, и оголодавший после работы народ с удовольствием чавкал и довольно урчал, ненадолго позабыв о виновнике торжества.

«Хороший пошел нынче гость. Выпивной, нажористый», — с удовлетворением отмечал Миша, успевший пообедать на работе. Он лениво ковырялся вилкой в тарелке и исподтишка рассматривал спутниц своих друзей. «Новеньких» было две: Гена привел совсем юное создание с пирсингом в носу и синей прядью на пол-лица, а рядом с Лешей сидела холеная женщина лет сорока. Не «красивая», не «эффектная», а именно «холеная». В этой худощавой брюнетке все было подчеркнуто безупречно: легкий загар, идеальный маникюр на ухоженных руках, прическа-каре от дорогого мастера, темная губная помада и тени в стиле Греты Гарбо. Строгий, почти мужской костюм тонкой шерсти и пара колец белого золота (дизайн минимальный — все внимание на камне) довершали образ. Это был тот тип женщины, чей возраст только подчеркивал ее совершенство. Она почти не притрагивалась к еде и с откровенным интересом смотрела на именинника. Было в ее взгляде что-то от художника, который с легким прищуром изучает свою модель прежде, чем приступить к рисунку. Миша, не выдержав пристального взгляда, растерянно улыбнулся и кивнул.

— Хватит чавкать, — прошипел он сидящему рядом Леше. И добавил светским тоном. — Может, представишь меня своей спутнице?

Леха с недовольным лицом оторвался от еды.

— Знакомьтесь, — повернулся он к даме, вытирая рот салфеткой. — Это — мой лучший друг Миша, у которого день рожденья, а это — Лариса, психолог.

— Точнее, психотерапевт, — новая знакомая протянула Мише узкую руку на том уровне, когда становится непонятно — надо ее пожать или поцеловать.

Слегка замешкавшись, он все-таки предпочел подержаться за протянутую ладонь.

— Михаил, — представился он. И зачем-то добавил. — Маркетолог.

В это время в дальнем полумраке ресторана началась какая-то суета. Двое официантов в белых рубашках принялись переставлять тяжелый стол поближе к окну. Одновременно на тротуар, почти прижавшись к подоконнику, заехал черный внедорожник. В зал хозяйской походкой вошли два устрашающего вида типа с фигурами цирковых борцов. Одеты они были в одинаковые черные костюмы без галстуков. Один из мордоворотов был тщательно выбрит и отливал в синем полумраке лысым черепом. Второй же удивлял набриолиненным ежиком темных волос и щегольской бородкой-эспаньолкой. «Это, наверное, чтобы их проще было различать», — подумал Миша.

Парочка внимательно осмотрела зал, с неудовольствием остановившись взглядом на Мишиных гостях, и лысый что-то сказал в телефонную гарнитуру, пружиной свисающую у него из уха. После этого они встали по обеим сторонам двери, словно гвардейцы на инаугурации Путина.

Через некоторое время в зал вошла пара — благообразного вида мужичок лет шестидесяти с аккуратной седой бородкой и в очках, похожий на университетского профессора, и кукольной красоты блондинка в длинном платье. На вид ей было лет двадцать. «Профессор» бережно вел даму под руку, а метрдотель «Ультрафиолета» бежал, оборачиваясь, впереди и показывал дорогу к столику у окна.

— Это что еще за картина «Неравный брак»? — удивился Миша.

— Волчегурский с молодой женой, — раздался голос Ларисы.

Миша повернулся к ней.

— Это который Волчегурский? — спросил он. — Из Рособоронзаказа?

— Он самый, — кивнула Лариса. — Только теперь этой конторы нет, он на себя работает. Почти все, кто со старым министром пришли, под следствием, а этот — непотопляемый. Еще и женился месяц назад.

Неожиданно она привстала и помахала вошедшим рукой. «Профессор» важно кивнул, а его юная спутница всплеснула руками и, провожаемая встревоженными взглядами мордоворотов, подбежала к Ларисе. Дамы трижды поцеловали воздух «между ухом и щекой», взялись за руки, и, откинувшись назад, с умилением оглядели друг друга. Все так же держась за руки, подошли к Волчегурскому.

— Ты где ее взял? — воспользовавшись паузой, решил поинтересоваться Миша.

— Тренинг у нас проводит для руководства. Снятие психологических блокировок, фобии и еще какая-то мутотень. Я прогулял полдня, вот и решил ее развлечь в порядке компенсации, — ответил Леха.

— Виды на нее имеешь?

— Пока не понял. Не девочка уже, вроде, но хороша-а… Впрочем, могу уступить — у тебя же праздник…

В это время Алексей увидел идущую назад Ларису, и разговор пришлось прервать.

— Подругу встретили? — Миша отодвинул стул и помог Ларисе сесть.

— Скорее, клиентку.

— Вы что, и для жен олигархов тренинги проводите? Как убедить коалу, что он — тигр?

— Я, скорее, учу клиентов правильно отдыхать, — улыбнулась Лариса.

— Лежа на кушетке, они рассказывают вам, как в детстве хотели убить свою мать? Это и есть ваш бизнес?

— Я занимаюсь когнитивно-бихевиоральной терапией. Если сможете правильно это произнести, то с меня одно занятие бесплатно.

— Даже пытаться не буду, — махнул рукой Миша. — Со скороговорками у меня всегда проблемы были.

— Видимо, не только со скороговорками?

— Почему вы так решили? — удивился он.

— Вы пытаетесь улыбаться и шутить, но, судя по невербальным признакам, вас эта тема очень интересует. Видимо, есть проблемы, о которых вы не решаетесь говорить.

Очевидно, у Миши стало вытягиваться от удивления лицо, так как наблюдавший за ним Леха счел необходимым вскочить с бокалом вина и заорать:

— У всех налито? Мы что, сюда жрать пришли?! Предлагаю тост за Михаила — короля маркетологов и маркетолога королей!

— Вы вашего друга с Ван Дейком не перепутали? — ухмыльнулась Лариса.

А Миша все продолжал с удивлением смотреть на нее.

* * *

— Как видите, никакой кушетки для задушевных разговоров у меня нет, — Лариса выключила диктофон. — Даже кабинет не персональный — по средам и пятницам здесь гомеопат принимает.

— Да, ничего, — пожал плечами Миша, — уютно так. Вон — и фикус в углу…

— Это — араукария. Михаил, вы действительно считаете, что ваши фобии мешают вам жить? Мы все боимся чего-то. Кто — собак, а кто — летать на самолетах.

— Если бы это меня не беспокоило, я бы к вам не пришел. Вы же сами заметили. Там, в ресторане — невербальные признаки…

— Это могло быть назойливое желание познакомиться и боязнь получить отказ.

— Это тоже. Но заинтересовали вы меня, прежде всего, как профессионал… Ой, простите! Ну, и как женщина тоже, разумеется.

— Хорошо, — Лариса просмотрела свои записи. — Вы можете привести пример того, как фобия делает вашу жизнь неполноценной?

— Пример? — он задумался. — Знаете, еще студентом нас с одногруппницей отправили покупать подарок преподавателю философии. Злобный, надо сказать, был дядька. Вся группа скинулась, чтобы его задобрить. Так вот, пришли мы в Гостиный Двор и приступили к поискам. Скажу честно, нравилась мне эта одногруппница до ужаса, поэтому и вызвался я идти с ней. Стоим мы в отделе часов, сопоставляем наши возможности с ассортиментом. Вдруг слышу — за спиной какой-то хохот театральный. А в те времена на Невском часто появлялся известный городской сумасшедший. В берете, длинном пальто и с белой георгиной в петлице. Ходил, светски улыбался, похохатывал, дамам ручкой делал… Я до этого его только издалека видел. А тут поворачиваюсь, а он, по случаю теплой погоды, без пальто. А георгина — в петлице черного фрака. И лицо, оказывается, напудренное. В общем, даже не помню, как я оказался на улице.

— Ну и что?

— А то, что деньги на подарок были у меня. Полчаса мне потребовалось, чтобы успокоиться и заставить себя вернуться в магазин. Девушка, естественно, ушла, решив, что я — странный тип. Купил я первые попавшиеся часы и поскорее ушел из страшного места. Часы потом оказались, скорее, женские — с финифтью; философ решил, что над ним издеваются и совсем озверел; студенты мне хотели морду набить, ну, а девушка, понятное дело, даже здороваться со мной перестала. И ведь никому не объяснишь, в чем дело. Стыдно, да и не поверят, скорее всего. А я ведь себя почти не контролирую, когда вот так, неожиданно сталкиваюсь с напудренным персонажем во фраке или туристы костер начинают жечь.

— Убедили, — Лариса отложила в сторону блокнот, — но прежде, чем мы займемся нашими скучными упражнениями, давайте попробуем поискать хоть какие-то плюсы в вашем сегодняшнем состоянии.

— Издеваетесь? — Миша зло захрустел пальцами. — Ну, разумеется, есть у меня плюс — со мной не скучно. Могу неожиданно исчезнуть и через час найтись в лесу или на соседней улице. Поймите, я почти до сорока лет дожил, а даже отношений постоянных с женщинами у меня до сих пор не было. Так — связи случайные.

— Ну, это в обычной жизни. А вы знаете, что люди, подверженные депрессиям или фобиям, в стрессовых ситуациях ведут себя хладнокровно и рационально? Они каждую минуту готовы к худшему, и когда приходит час испытаний, оказываются на коне.

— Напоминает «Меланхолию» Ларса фон Триера, — вспомнил Миша. — Там шизофреничка-сестра хандрит всю первую половину фильма, зато, когда наступает конец света, все истерят, а она их успокаивает.

— В общих чертах так, — согласилась Лариса. — Только там описан случай тяжелейшей депрессии, а у вас — всего лишь фобия, то есть устоявшаяся реакция на негативный только для вас стимул. Вы навязали себе это психическое состояние и по каким-то причинам не хотите или боитесь от него избавиться.

— И что же со мной делать?

— Методик много. Можно найти гипнотизера, и он будет долго копаться в вашем подсознании, проводя необходимую коррекцию. Беда только, что большинство людей, берущихся лечить при помощи гипноза, — откровенные шарлатаны, а остальные, хоть и владеют методикой, не во всех случаях оказываются эффективны. Можно заняться арт-терапией. Любите рисовать и лепить из пластилина?

Миша помотал отрицательно головой.

— А что-нибудь более кардинальное есть? Таблетки там, уколы…

— Таблетки вряд ли устранят причину. Наиболее эффективна десенсибилизация, проще говоря, сближение с объектом страха. Я же сторонник имплозивной терапии. Только весьма нетрадиционной. Обычно вас заставляют раз за разом возвращаться к неприятным, даже болезненным воспоминаниям, я же предпочитаю идти вперед. Пациент переживает настоящий стресс, и его слабость становится его же преимуществом. Изгой становится героем.

— Нагóните целую комнату напудренных Дракул с факелами?

— Это слишком примитивно. Ведь вне контакта с упомянутыми объектами вы прекрасно понимаете, что никакой реальной опасности они для вас не представляют. Более того, никаких преимуществ перед субъектами, не имеющими этих фобий, у вас не будет. Речь идет об обстоятельствах, которые одинаково опасны для всех. Как вы смотрите на групповую терапию?

Миша усмехнулся:

— Ага. Сядем в круг. Каждый встанет и, заикаясь, промямлит: «Я боюсь какающих кошек и бабушек с тележками в метро. Я — полный идиот». А остальные похлопают.

— Группа из двух человек вас устроит?

* * *

Лариса позвонила через неделю в разгар совещания. Миша как всегда забыл выключить телефон, и вынужден был виновато закатывать глаза, глядя на коллег, и отвечать невнятными междометиями.

— Хочу познакомить вас со вторым участником группы. Перед тем, как мы начнем коррекцию, вы должны получше узнать друг друга. Лучше делать это в привычной обстановке. Так что сегодня в восемь у вас дома.

И она повесила трубку, не дожидаясь ответа.

«Откуда она знает мой адрес?» — подумал Миша, но надо было голосовать по бюджету, и мысль повисла в воздухе.

* * *

Сигнал домофона заверещал ровно в восемь. На маленьком экране была видна только женская шляпа. Широкие поля закрывали и лицо, и часть окружающего пространства. Фактор недоверия нейтрализовался скромным бантиком на тулье, и Миша без колебаний открыл дверь парадной. «Вот как надо банки грабить, — подумал он. — Маленький бантик, и дверка откроется…» Полез в ящик за тапками для гостей и задумался: «Кто второй участник? Какой у него размер ноги?» В этот момент дверной звонок заиграл оду «К радости». Погремев замком, открыл дверь. На пороге стояли Лариса в огромной черной шляпе и блондинка кукольной внешности. Обе в легких летних плащах и лаковых туфлях на шпильках. «Где-то я эту Барби уже видел… — задумался Миша. — Да это же молодая жена Волчегурского. Вот так „участник группы“!»

Вопрос с тапками сразу отпал. Шурша плащами, дамы, не здороваясь, проследовали в гостиную. «Ясен пень, — понял Михаил, — в модных лофтах прихожих не бывает». С сожалением поглядев на свои домашние шлепанцы, двинулся за ними. Гостьи уже успели расположиться на диване. Плащи были брошены на кресло, а на журнальном столике лежали принесенные ими пластиковые контейнеры.

— Михаил, мы принесли суши и саке. У вас найдется подходящая посуда? — Лариса сняла шляпу и аккуратно пристроила ее на спинке дивана.

Вид «участников групповой терапии» немного обескураживал. «Маленькие черные платья» были такими маленькими, что можно было без труда любоваться кружевными резинками чулок на стройных ногах. Минимализм в одежде слегка компенсировался длинными перчатками из красной лайки, которые Лариса так и не сняла. «Если это и есть обещанный стресс, то я не против», — ухмыльнулся про себя Миша и отправился на кухню за посудой.

— Мне — стакан воды, — донесся голос Ларисы из комнаты. — Я за рулем.

«Из чего пьют саке? По-моему, из маленьких фарфоровых чашечек». Немного подумав, взял кофейные и захватил мисочку с горячей водой — греть саке.

— Миска для омовения рук? — удивилась Лариса.

— Горячая вода для саке.

— Михаил, греют только дешевые сорта. Хорошее гиндзё подают как белое вино — охлажденным, — она потрогала маленькие бутылочки на столе. — Надеюсь, не нагрелось. Ну, давайте знакомиться. Михаил, это — Виктория. Виктория, — это Михаил.

— Можно просто Миша, — он первым протянул пятерню, давая понять, что целования рук не предвидится.

Не заметив протянутой руки, Виктория налила себе из бутылочки и подняла кофейную чашку как бокал.

— Миша, ты знаешь, как правильно пить саке?

— По-моему, чашку надо держать двумя руками.

— Ну, что ж, — она снисходительно улыбнулась, — можно и двумя. Но самое главное — надо за три глотка выпить ровно половину своей порции, а потом поменяться с партнером и допить его саке тоже тремя глотками. Это позволит стать ближе и лучше чувствовать друг друга, — Виктория хищно облизнула верхнюю губу и оставила рот приоткрытым, обнажив маленькие острые зубы. — Наливай себе.

Пить саке в три глотка оказалось совсем несложно. Поначалу Миша старался не касаться губами края чашки со следами помады, но после третьей порции расслабился и, распечатав деревянные палочки, приготовился есть суши.

— Подожди, — Виктория тоже схватила палочки со стола, — я сама тебя покормлю.

Ловко ухватив комочек риса с крабом, она обмакнула его в соевый соус и, перегнувшись через стол, протянула зажатое между палочек лакомство Мише. При этом вырез ее платья оказался на уровне его подбородка. Ткань слегка провисла, и там, в глубине, после двух маленьких грудей, за полумраком живота стали видны аккуратные черные трусики. Судорожно сглотнув, он заставил себя сфокусировать взгляд на суши в ее руке и покорно открыл рот. В течение следующего часа Миша утратил всякую инициативу, и это ему нравилось. Он только успевал разливать саке себе и Виктории и покорно ел с ее рук. Она же говорила без умолку, глядя ему прямо в глаза. При этом успевала кормить хозяина и пить очередные три глотка. Лариса за все это время не притронулась к еде, а только наблюдала за ними с ироничной улыбкой, держа стакан с водой в руке, обтянутой красной лайкой.

Неожиданно Виктория отложила палочки, встала и подошла к полке с музыкальным центром. Перекинув длинным ногтем несколько стоящих на подставке дисков, она вытащила один и вставила в проигрыватель. Раздались знакомые пронзительные флажолеты. «Надо же — Тома Уэйтса выбрала, — с одобрением подумал Миша, — Blue Valentines. У девочки есть вкус». Виктория начала плавно извиваться, положив ладони на бедра и слегка приподняв без того короткое платье.

— Михаил, — раздался вдруг голос Ларисы, — вы не приготовите нам кофе?

С сожалением оторвав взгляд от танцующей Виктории, он направился на кухню. От выпитого саке и какой-то двусмысленности происходящего сосредоточиться никак не получалось. Сначала не мог вспомнить, где лежит «гостевой» молотый кофе (сам он, ленясь, по утрам пил растворимый), потом уронил банку на пол, короче, в комнату Миша вернулся минут через пятнадцать. Стараясь не расплескать горячий напиток, он сосредоточенно смотрел на поднос с чашками. Благополучно донес его до стола и только теперь поднял взгляд на гостей. От того, что предстало его взору, неожиданно пересохло во рту и сердце начало биться где-то в районе кадыка. Практически обнаженная Виктория (на ней оставались лишь черные чулки) лежала на диване лицом вниз, а Лариса, подобрав повыше подол платья, сидела у нее на спине и старательно массировала ей плечи. Тонкие пальцы в красных перчатках зловеще смотрелись на молочно-белой коже. Посуда была сдвинута в сторону, а на черной стеклянной крышке стола хорошо были видны три аккуратные дорожки белого порошка. Постанывая от удовольствия, Виктория повернула голову в его сторону, провела по нему рассеянным взглядом и мечтательно улыбнулась.

Миша не был ханжой, но к наркотикам и спайсам относился крайне отрицательно. Не отрывая взгляда от соблазнительных ямочек на крестце лежащей девушки, он неодобрительно покачал головой.

Лариса начала нежно поглаживать позвоночник Виктории.

— Вы ведь свои палочки не использовали? Не дадите мне свою?

Миша взял палочку и протянул ее Ларисе. Обхватив ее пальцами словно карандаш, она начала аккуратно водить тонким кончиком по ушной раковине Виктории, точно повторяя внутренние изгибы маленького девичьего уха. Сережка с аккуратным брильянтиком слегка подрагивала в такт движениям. Двигаясь по спирали к центру, достигла отверстия и замерла. Наклонившись над столом, Лариса взяла фарфоровую чашечку, из которой гостья и хозяин по очереди пили саке, одела ее на свободный конец палочки и неожиданно резким движением кулака загнала ее словно гвоздь в ухо Виктории почти на всю длину. От раздавшегося мягкого хруста у Миши потемнело в глазах. Затылок блондинки дернулся вверх, но, схватив ее за волосы левой рукой, Лариса удержала голову девушки на подушке. Пальцы ног, обтянутые черными чулками, несколько раз судорожно сжались, а из пробитого уха на ткань дивана толчками выплескивалась темная кровь.

— Ч-что вы сделали? — не веря своим глазам, прошептал Миша.

— Я? — Лариса, стараясь не испачкаться, слезла с затихшей Виктории и вставила ноги в туфли, стоявшие у дивана. — Меня здесь вообще не было. Пришла невинная девушка в шляпе, ты ее напоил, одурманил кокаином и в порыве страсти убил извращенным способом. А мне, пожалуй, пора.

Она вытащила из сумки шелковый платок и большие темные очки. Несколько движений у зеркала, и эффектная прическа-каре скрылась под тканью, а половина лица оказалась прикрыта темными стеклами.

— Ку-куда вы? — прохрипел Миша. — Надо скорую…

— Не советую. Ей уже не помочь, — она еще порылась в сумке. — Вот тебе телефон с эстонской сим-картой. Свой лучше отключи — вычислят.

— Кто вычислит?

— Те, кто будет тебя искать. Сумеешь продержаться до завтра — жди звонка. Ну, удачи, — положив телефон на столик в прихожей, она подняла воротник плаща, вышла на лестницу и закрыла за собой дверь.

Миша зажмурился. От выпитого саке кружилась голова. «Сейчас открою глаза и увижу пустую комнату. Это все какая-то мистификация или сон. Этого просто не может быть…»

Резкий сигнал домофона заставил его вздрогнуть. Он обернулся в сторону дивана. Обнаженная Виктория по-прежнему лежала без движения. Только кровь из ее уха уже не вырывалась толчками, а стекала медленной струйкой. На столе в беспорядке лежали остатки трапезы и белели три аккуратные дорожки. Из динамиков хрипло шептал Том Уэйтс. Дополняла композицию шляпа Ларисы на спинке дивана. Снова раздалась трель домофона. На ватных ногах он дошел до прихожей и уставился в маленький экран. На этот раз посетителей было хорошо видно. У дверей парадной ожидали двое здоровяков в черных костюмах. Камера слегка расплющивала лица и делала выпученными глаза, поэтому две головы — одна выбритая, как бильярдный шар, а другая — с набриолиненным ежиком и бородкой-эспаньолкой, смотрелись довольно забавно. Но Мише было не смешно. «Охранники Волчегурского, — моментально сообразил он. — Лучше не открывать». Ноги подгибались, и он присел на табуретку в прихожей. Домофон продолжал надрываться. Внезапно экран перекрыла открывающаяся входная дверь. Видимо, выходил кто-то из соседей. Здоровяки посторонились, а потом решительно вошли в парадную. Через минуту послышались шаги за дверью и прозвучал дверной звонок. Михаил не шелохнулся. «Парень, лучше открывай. Мы знаем, что Вика здесь», — хриплый голос из за двери был хорошо слышен. В дверь постучали кулаком. «Не дури, — раздался второй голос. — Лучше сразу открой. Хуже будет». Снова постучали. «Саня, — донеслось с лестницы, — тут клиент закрылся и молчит. Пришли специалиста с инструментом. Дверь железная, но, похоже, китайская. На пять минут работы». Миша на цыпочках прошел обратно в комнату и выключил проигрыватель. Наверное, не стоило этого делать, так как стук кулаков в дверь сразу возобновился.

Что делать?.. Звонить в милицию?.. Голый труп на диване, кокаин, следы трапезы и, самое главное, везде его отпечатки пальцев. Даже на палочке, торчащей из уха Виктории. Дверь, понятное дело, скоро вскроют… Есть путь через соседскую лоджию — с нее можно перелезть на балкон чужого подъезда. Однажды он уже проделал половину этого пути — от соседа к себе, когда захлопнул дверь, забыв дома ключи. Будут искать… Но как? Он здесь не прописан. Квартира съемная, и, естественно, без договора (хозяйка второй год медитирует на Гоа). На контакт она не выходит. Каждый месяц Миша просто кладет на ее банковскую карту деньги за аренду и оплачивает счета в сберкассе. В любом случае, надо бежать. Когда сюда ворвутся эти мордовороты, будет поздно.

Миша оглянулся вокруг. Что взять с собой? Естественно, все документы и личные фотографии. Слава Богу, квартира маленькая, минимум мебели — все лежит в ящике комода. Права и документы на машину — в прихожей. Сунул ноги в кроссовки — в них удобнее будет лезть на чужую лоджию. Схватил дорожную сумку, сгреб в нее документы из ящика, потом вернулся в прихожую и после некоторых раздумий прихватил оставленный Ларисой телефон. Стараясь не смотреть на лежащее ничком тело, запустил руку под диван и вытащил из под пружины припрятанную наличность. Сумку повесил по-почтальонски через плечо и распахнул окно. Ручкой швабры уперся в стеклопакет соседской лоджии. Сосед постоянно курил, и поэтому просто прикрывал раму, не используя фиксатор. Немытое стекло заскрипело и отползло в сторону. В это время из прихожей донесся лязг ножниц по металлу. Дальше медлить было нельзя. Миша встал на подоконник и перешагнул полметра высоты, отделяющей его от территории соседа. Спрыгнул внутрь, опрокинув банку с окурками на пол. «Если что, скажу замок сломался», — решил он. Прошел к другому концу лоджии и отодвинул тяжелую раму в сторону. Расстояние до балкона соседнего подъезда было около метра. Здесь перешагнуть не получится… Надо прыгать. Миша перебросил сумку за спину и резко оттолкнулся правой ногой от подоконника. Аккуратно приземлился на крохотном балкончике, не задев ограждения. Поймал себя на том, что страха даже не почувствовал.

* * *

Этот закуток за гаражами на Голодае показал ему Леха. Он тогда жил с мамой, и, когда «тестостерон брал свое», возил своих девушек в этот «приют любви». Автомобиль с трудом протискивался в узкий проход, зато позади от случайных взглядов защищала стена гаражного кооператива, а спереди открывался романтический вид на залив и паруса яхт на горизонте. Романтика закончилась в прошлом году — прямо напротив Лехиного убежища начали возводить бетонную опору будущей скоростной трассы. День и ночь сверкала электрическая сварка и работали краны.

Миша уже несколько часов сидел в машине, пытался заснуть и слушал радио. Въезд за гаражи он на всякий случай перегородил валявшимися здесь же ящиками. Периодически перебирал номера в записной книжке своего телефона. Кому позвонить? Кто может помочь в такой ситуации? О совете Ларисы отключить свой аппарат он даже не вспомнил. Начало светать. «Есть охота. Доеду до ближайшего Макдональдса — хоть кофе горячего выпью», — решил он. Вышел из машины и, поеживаясь от ночного холода, отбросил ящики в сторону. Стараясь не задеть бетонные стенки, выгнал машину на проезжую часть. В такую рань проспект Кораблестроителей был пуст. «На всякий случай запаркуюсь в темноте, а к Макдональдсу пешком подойду», — решил он. Что делать дальше? У него были ключи от родительской квартиры, и можно было, конечно, поехать туда, принять душ и поспать в человеческих условиях. Пугала возможность того, что люди Волчегурского уже узнали этот адрес. Еще не хватало, чтобы они и родительскую квартиру разгромили. Кто из близких друзей сейчас живет на даче? Есть, в конце концов, придорожные мотели, где не всегда спрашивают документы…

Резкий звук сирены заставил его вздрогнуть. Полицейский Форд, слепя мигалкой, выехал из бокового проезда и загородил дорогу. Миша успел затормозить в полуметре от его переднего крыла. Из за руля вылез молодой лейтенант и подошел, показывая пальцами, чтобы водитель опустил свое стекло. На плече у него трещала рация. «Что там у тебя?» — донеслось сквозь помехи. «Белый Фрилендер, как в ориентировке», — ответил лейтенант, нажав тангенту.

— Лейтенант Колесниченко, — представился он. — Предъявите, пожалуйста, ваше водительское удостоверение и документы на машину.

— Я что-нибудь нарушил? — спросил Миша, протягивая требуемое.

— Нет, обычная проверка, — полицейский и, сев в свою машину, начал диктовать данные Мишиных прав в микрофон.

Глухо урча низкими оборотами, также внезапно с правой стороны подъехал мотоциклист, и, остановившись у пассажирской двери, постучал костяшками пальцев. Недовольно поморщившись, Миша опустил стекло.

— Чего тебе?

Мотоциклист приподнял зеркальное забрало на шлеме.

— Лариса?!

— Телефон свой так и не отключил? — она кивнула на его Нокию, лежащую на пассажирском сидении.

— Заглушите двигатель и выйдите из автомобиля, — полицейский неслышно подошел со своей стороны.

— Лейтенант, объясните причину, — нахмурился Миша.

— Повторяю: заглушите двигатель и выйдите из машины.

— Никуда я выходить не буду! — зло ответил Михаил. — Если что нарушил, составляйте протокол.

Полицейский попытался открыть водительскую дверь, но она была заблокирована. Тогда он почти по пояс влез в окно и попытался вытащить ключ из замка зажигания. Миша пытался оттолкнуть его руку, но лейтенант прижал его голову локтем к подголовнику.

— Не сопротивляйся! — коротко приказала Лариса.

Миша перевел взгляд на ее голос, но вместо головы в шлеме из темноты на него смотрел прямоугольный ствол пистолета. «Беретта, — успел подумать он. — Как в кино…» Грохот выстрела почти оглушил его. Локоть, давивший ему на горло, внезапно соскользнул вниз, голова лейтенанта безвольно упала ему на живот, и он почувствовал, как что-то теплое стекает между раздвинутых ног на сиденье.

— Чего сидишь? Вылезай! — Лариса, уже зайдя слева, пыталась вытащить полицейского из окна Мишиного автомобиля.

Вдвоем им удалось открыть дверь, и лейтенант с глухим стуком упал на асфальт.

— Зачем вы его убили? — Миша посмотрел на свои брюки, залитые кровью. — Зачем вы убиваете людей? Что вам сделал этот парень?

— Ты еще не понял, что ты в розыске? И машина твоя тоже. Кстати, где твой телефон? — она вырвала Нокию у него из рук, и, поддев длинным ногтем заднюю крышку, вытащила аккумулятор. После этого выбросила аппарат в темноту. — Байком управлять сможешь?

Миша замотал головой. На мотоцикле он даже в качестве пассажира никогда не сидел.

— Справишься. Иди сюда, — она стащила с головы шлем и положила его на багажник. — Садись. Коленями сдави бак, а в руль не вцепляйся мертвой хваткой. Теперь смотри: правая рука — газ и передний тормоз. Палец держи на рычаге, чтобы рука не болталась и обороты на ухабах не скакали. Правая нога — задний тормоз. Старайся поначалу пользоваться только им, чтобы через голову не улететь. Левая рука — сцепление. Левая нога — передачи. Нажатие вниз — первая, остальные — носком ботинка наверх. Большим пальцем переключаешь свет и поворотники. Эта кнопка — стартер. Все — садись и уезжай, пока сюда группу захвата не прислали.

— А моя машина?

— Я ее отгоню в темноту, чтобы не сразу нашли, — она сняла с себя шарф и перчатки. — Утепляйся, а то околеешь.

— Куда же я поеду теперь?

— Таллинское шоссе знаешь?

Он кивнул.

— Выезжай из города через Красное Село. Проедешь пост ГАИ — позвони. Два гудка и дай отбой — значит проскочил. На том телефоне, что я тебе оставила, всего один номер в памяти. Езжай до поворота на Сланцы. Оттуда позвонишь. Удачи! Хотя постой, — она вдруг вытащила из кармана пистолет. — Возьми на всякий случай.

— Это еще зачем?

— Ты еще не понял, что за люди на тебя охотятся? Они тебя, не задумываясь, шлепнут.

Лариса обладала какой-то мистической способностью диктовать свою волю. Вместо того, чтобы броситься в темноту и убежать подальше от этой страшной женщины, он взял пистолет и попытался пристроить его за поясом, как это делали герои виденных им фильмов. Беретта провалилась в штанину и, больно ударив его по ноге, выпала на асфальт.

— В сумку пока положи, — она уже садилась в его машину, постелив полиэтиленовый пакет на залитое кровью сидение.

* * *

Попытка тронуться чуть не выбросила его из седла. Пришлось остановиться и повторить упражнение. После этого удалось относительно плавно добраться до третьей передачи. Теперь можно было попытаться прибавить газу. Ускорение и уличные фонари, неожиданно кометами полетевшие навстречу, напомнили кадр из «Звездных войн». Миша поймал себя на том, что получает удовольствие от управления этим снарядом, зажатым между его коленок. Ему приходилось усилием воли заставлять себя не превышать скорость и не «выстреливать» на ровных участках. Ситуация, которая должна была привести в ужас любого вменяемого человека, почему-то зарядила его энергией. Летя по пустынной утренней набережной, он совершенно не думал о том страшном водовороте, в который его затянуло. Ему нравилось ощущение скорости, он почему-то с облегчением думал о том, что сегодня уже не станет бриться, повязывать галстук и спешить в офис к девяти. А самое чудовищное было то, что он почти физически ощущал холодную сталь Беретты в своей сумке, лежащей на багажнике, и понимал, что обладание оружием открывает спрятанные в глубинах подсознания неизведанные черты его характера.

Мимо поста ГАИ проезжал, стараясь не смотреть в сторону стоящего в напряженной позе полицейского. Потом сообразил, что через зеркальное забрало глаза не видны. Прежде, чем остановиться, проехал еще пару километров, и только тогда достал телефон и набрал единственный номер из записной книжки. Два гудка, отбой. Все. Можно ехать дальше. Кто принял этот звонок? Кому так важно — выбрался он из города или нет?

К повороту на Сланцы подъезжал уже в плотном потоке машин. Поворачивать не стал, съехал на обочину. Снова набрал номер. Ответил мужской голос: «Живой? Тогда езжай в Сланцы. Проедешь по центральной улице, упрешься в шахту имени Кирова. Поворачивай направо и через километр остановись. Все». Отбой…

Городок оказался на удивление чистым и тихим. Малоэтажные здания и обилие зелени создавали какой-то патриархальный уют, который не хотелось нарушать рокотом двигателя. Даже сквозь пластик шлема он почувствовал запах выпечки из маленькой пекарни, и только сейчас понял, как проголодался. Сглотнув слюну, двинулся дальше, тормозя перед мамашами с колясками, которые почему-то предпочитали гулять по мостовой. Переехал через мост и увидел длинное одноэтажное здание с колоннами. Перед фасадом стояла окрашенная серебристой краской фигура шахтера. Повернув направо, он проехал, как было велено, еще километр и остановился на обочине. Заглушив двигатель, скорей побежал в ближайшие кусты, но на полпути спохватился и вернулся за сумкой, прижатой пружиной к багажнику. Когда возвращался, то увидел, что на мотоцикле примостился боком какой-то мужичок в керзачах, кепочке и трикотажной куртке с трогательной надписью Emporio Armani.

— Ты, что ли, в бегах? — мужичок говорил, даже не смотря в его сторону.

— С чего вы взяли? — осторожно ответил Миша.

— Значит, пропуск в погранзону у тебя есть. Ну, бывай, — незнакомец встал и, сунув руки в карманы куртки, зашагал в сторону шахты.

— Стойте! Вы от Ларисы?

— Не знаю я никакой Ларисы. Тебе надо ноги уносить?

— Ну, в общем, мне…

— Тогда поехали. Нечего тут отсвечивать.

Мужичок устроился позади Михаила и они тронулись в путь. Проехали пару деревень, закончились поля и начался лес. Дорога была в ужасном состоянии. Приходилось постоянно тормозить, чтобы не попасть в очередную дыру в асфальте. Через несколько километров Миша почувствовал, что пассажир постучал по шлему ладонью и заорал: «Стой!»

— За этим поворотом — погранпост. Ты его пешком обойдешь по лесу. Документы на мотоцикл есть?

Миша покачал головой.

— Плохо. Ладно, навру что-нибудь.

Незнакомец неожиданно стал набирать полные пригоршни дорожной грязи из лужи и поливать ею отливающие перламутром бока Ларисиного байка. Оглядев ставший неузнаваемым мотоцикл, он, видимо, остался доволен результатом.

— Шлем только этот пижонский с собой забери, — сказал он. — В деревне такие не носят. Пойдешь прямо от дороги. Смотри, чтобы солнце все время слева было. С километр отсюда лес кончится. Увидишь грунтовку в поле и автобусную остановку с навесом. Я тебя там ждать буду.

Мужичок надвинул кепочку поглубже, сел на Мишино место и исчез за поворотом.

«Интересно, я его еще увижу?» — подумал Миша и полез через канаву в чащу.

Лес оказался заросшим деревьями куском болотистой почвы. Кроссовки моментально промокли и постоянно спадали с ног, норовя остаться в чавкающем мхе. Комары облепили лицо и шею. Михаил попытался надеть шлем, чтобы защититься от укусов, но пробираться в нем по лесу было невыносимо жарко. Так, хлопая себя по лбу и по щекам свободной рукой и прижимая укушенное ухо к плечу, он, наконец, вышел на край поля и действительно увидел вдалеке бетонную коробку автобусной остановки. Незнакомца нигде видно не было.

Подойдя поближе, он наткнулся на свой мотоцикл, лежащий на боку в высокой траве. Повертев головой, заметил неподалеку неподвижное тело. Сквозь примятые стебли видна была надпись Emporio Armani на куртке. Миша резко присел в траву и огляделся. В пределах видимости никого не было. Тот, кто расправился с мужичком, мог находиться только в бетонной коробке. Стараясь не шуметь, он расстегнул молнию на сумке и достал пистолет. Пригибаясь к земле и держа оружие перед собой, он двинулся в сторону остановки.

— Ты на охоту собрался? — послышался вдруг знакомый голос.

Резко обернувшись на звук, он увидел мужичка, сидевшего в траве, с удивлением наблюдающего за его перемещениями.

— Задремал я тут на солнце, пока тебя дожидался, — мужичок достал сигареты из кармана. — А тебе, гляжу, и правда — надо ноги делать. А то, неровен час, постреляешь тут всех с перепугу. Ствол-то убери.

Миша только сейчас понял, что держит своего проводника на прицеле. «Зачем я достал пистолет? — подумал он. — Почему просто не бросился бежать? Что со мной вообще происходит?!»

— А мотоцикл зачем на бок повалил?

— Чтоб внимание не привлекать. У нас в деревне вся техника на виду, зачем вопросы лишние? — мужичок поднялся на ноги. — Ладно, поехали дальше.

Через километр показалась река, поделенная по фарватеру красными буйками. Дорога шла вдоль берега, и деревня, в которую они вскоре въехали, тоже была вытянута в один ряд вдоль русла. Почти каждый дом имел собственный спуск к воде и причал. Деревенские избы стояли вперемешку с богатыми особняками, обнесенными высокими заборами. Следуя указаниям проводника, Миша въехал ворота под вывеской «Рыболовная база». Одноэтажные домики стояли по периметру большого двора. У каждого домика — маленькая открытая веранда, в конце двора — строения с табличками «Баня», «Столовая» и «Склад». Судя по тому, что небольшая парковка была пуста, гостей на базе пока не было. Мужичок достал из кармана телефон, замотанный синей изоляционной лентой, набрал номер. «Леша, подходи на склад» — коротко бросил он. Через несколько минут появился огромного роста мужик в камуфляжных штанах и клетчатой рубахе.

— Алексей, — представился он и добавил, обращаясь к Мишиному проводнику. — Свободен.

Мужичок, не прощаясь, направился к воротам. Миша так и не узнал, как его зовут.

— Мотоцикл на склад загоните, — Алексей зашагал в конец двора, доставая из кармана ключи. Загремел запорами и откатил в сторону железную створку. Внутри ровными рядами стояли весла, вдоль стены из специальной подставки торчали спиннинговые удилища и металлические сачки. На деревянных козлах расположились три лодочных мотора Yamaha. Пристроив мотоцикл, Леша критически оглядел гостя и протянул ему синюю телогрейку.

— Наденьте, чтобы внимания не привлекать. Первый раз у нас?

Миша кивнул.

— Ну, тогда погуляем, осмотримся…

Алексей запер склад, и они направились к реке. Собственный причал рыболовной базы был огорожен металлической сеткой. На воде покачивались с десяток лодок.

— Вот он, шенген, за буйками, — кивнул головой Леша. — На том берегу — Эстония.

— Вы меня на лодке переправите? — спросил Миша.

— Прошли те времена. Это в первые годы после отделения мы по ночам туда-сюда шастали. Возьмешь пару канистр бензина да мальборо молдавского блоков пять — на том берегу в полтора раза дороже забирают. Понемногу погранцы ихние работать научились, а потом и наши всерьез за дело взялись — вышку поставили, приборы ночного видения… Так что на лодке не получится.

— Как же я там окажусь?

— На этот случай у нас есть нефтепровод «Дружба», — усмехнулся Алексей.

— Это еще что такое?

— На месте покажу. Пройдемся — у нас в полукилометре стоит ВИП-домик для особых гостей. Все там.

Они вернулись на дорогу и зашагали вдоль домов.

— Алексей, я так и не представился, — спохватился Миша.

— А мне это ни к чему, — остановил его Леша. — Надеюсь, мы больше не увидимся.

ВИП-домик оказался двухэтажным коттеджем из калиброванных бревен. У него тоже был свой причал, только поменьше — на пару лодок. Ближе к воде стоял сарай из профилированного железа. Алексей повозился с замками, пропустил Мишу внутрь, зашел сам, запер изнутри железную дверь и щелкнул выключателем. Внутри стояли три кубические полиэтиленовые емкости внушительного размера и одуряюще пахло соляркой.

— Это и есть наш нефтепровод «Дружба», — объяснил хозяин.

— Пока ничего не понимаю, — признался Миша.

— Да что тут понимать? — Алексей поманил его к дальней стене. — Вот насос, а тут шланг в землю зарыт. По нему мы дизтопливо на ту сторону качаем.

— А я-то как в него пролезу?

— По частям, — засмеялся Алексей. — Шланг в трех метрах от берега выходит из-под земли и лежит просто на дне. Там поплавок пенопластовый плавает. Беретесь за него как за перила и шагаете на ту сторону.

— Как шагаете? По дну?

— С аквалангом, естественно. Приходилось нырять?

Лет пять назад Миша получил сертификат PADI в Египте, и даже совершил пару десятков погружений, но никогда не делал этого в одиночку. По правилам погружаться надо было с напарником, а еще лучше — в группе.

— Вы со мной поплывете?

— А я там что забыл? — удивился Алексей. — За мной никто не гонится. Я бы вообще этим заниматься не стал, но уж очень серьезные люди за вас попросили. Так попросили, что не откажешь.

— И когда мне отправляться?

— Как стемнеет. В сумерках рыбаки с реки возвращаются, лодки привязывают, снасти выгружают. Народу на берегу много будет. Лишний человек у воды внимания не привлечет.

— Фонарь подводный есть?

— Какой фонарь?! Сразу погранцы засекут. Я же говорю — беретесь за шланг и плывете. На том берегу вас кум мой встретит. У него лодочный сарай прямо на воде стоит, а шланг под него заходит. И упаси вас, боже, раньше времени всплыть — на приборе ночного видения будете как на ладони. Так что только под сараем и влезаете в него через люк. Снаряжение сейчас примерять будем?

Спазм в животе заставил Мишу скривиться.

— А нельзя ли сначала пообедать?

— Отчего же нельзя — у нас с этим просто, — Алексей достал из кармана телефон и, поймав удивленный взгляд, пояснил. — Надежная вещица — Vertu. Клиент оставил.

— Как оставил? Перед тем, как по «нефтепроводу» уйти?

— Я дела клиентов не обсуждаю, — оборвал Леша и, набрав номер, ласково попросил. — Варенька, подойди на кухню. Нам с приятелем на двоих накрой. Сейчас будем.

Обед, поданный в «Столовой», в другое время Миша назвал бы «здравствуй, холестерин», и, скорее всего, отказался бы от угощения. Сейчас же вид и запах салата оливье из вареной колбасы с огромным количеством майонеза заставил его проглотить слюну. После предложенных Лешей ста грамм водки тарелка огненной жирной солянки мигом исчезла в его желудке, и еще осталось место для огромной порции сосисок с жареной картошкой. Сладкая истома разлилась по телу, а все жизненные силы, похоже, сконцентрировались в районе живота и перестали снабжать мозг кислородом. Миша стал откровенно клевать носом.

— Ладно, пойдемте, открою вам домик — поспите немного, — сжалился Алексей. — Через час разбужу.

* * *

Снаряжение (два тяжелых ящика) хранилось в подвале ВИП-домика. Погрузив все на садовую тачку, они направились к сараю с соляркой. Тщательно заперев за собой дверь, начали разбирать содержимое. На свет появился баллон с воздухом, необычно большая маска, шлем, потрепанный редуктор с парой загубников, огромные ласты и странного вида резиновый комбинезон.

— Что это? — удивленно спросил Миша.

— Гидрокостюм сухого типа, — пожал плечами Алексей.

— А где компенсатор плавучести? Ну, надувной жилет где?

Леша улыбнулся:

— Понятно — в Египте на рыбок смотрели. Здесь сам костюм вместо жилета. Вот, — показал он, — на груди клапан подачи воздуха, на рукаве — выпускной. Поднял руку и травишь. Только не нужна вам плавучесть — по шлангу вниз, на глубину пойдете, по нему же и наверх, помогая ластами. По неопытности можно воздуху в штанину загнать и зависнуть вниз головой.

— А что под костюм? Вода же холодная.

— Так прямо на свою одежду и надевайте, — Алексей расстегнул горизонтальную молнию на спине.

— А что с вещами?

Леша развел руками:

— Только то, что в карманы влезет.

Что влезет в карманы? Миша открыл прихваченную из дома сумку. Документы. Деньги (Алексей тактично отвернулся). Ларисин телефон. Зубная щетка. Подумав, надел свежую футболку под куртку. Повертев в руке пистолет, положил его обратно. Просто переход границы и переход с оружием, на его взгляд, тянули на разные сроки.

Начали облачаться. Леша помог влезть в резиновый костюм, закрепил грузы. Подсоединил трубку подачи воздуха из баллона. Миша запоздало проверил давление на консоли — стрелка стояла на границе красной зоны. Вопросительно посмотрел на Алексея.

— Много и не надо, — махнул тот рукой, — на переход минут пятнадцать уйдет. Перчатки не дам — шланг надо чувствовать. Отпустите — всплывете в километре отсюда. Течение на фарватере быстрое. Так что вцепляйтесь покрепче, а то я опять без оборудования останусь.

— Что значит опять? — нахмурился Миша. — Куда оно делось?

— Откуда ж я знаю, куда? Кум часок подождал, как было условлено…

У Михаила появилось чувство долгого падения с большой высоты.

— Сколько я вам должен?

— Так мотоцикл же мне останется, как было условлено…

Шум подъехавшей машины заставил его замолчать.

— Пойду гляну, кого там принесло. Сидите тихо, — сказал он и, погасив свет в сарае, пошел к дороге.

Тяжелый баллон давил на плечи. Пришлось прислониться к баку с соляркой. Снаружи послышался какой-то шум и злой крик: «Где гость?» Стараясь не шуметь, Миша подошел к двери. Через щель в сумерках была хорошо виден двор ВИП-домика. Лысый громила в черном костюме, схватив Алексея за горло левой пятерней, прижал его к стене коттеджа. Лезвием зажатого в правой руке ножа он уперся в скулу испуганно моргавшего директора рыболовной базы.

— Саня, там следы по траве в сарай ведут, — раздался голос из стоящего на дороге черного микроавтобуса Dodge.

Приглядевшись, Миша увидел в окне автомобиля знакомое лицо с бородкой. Ребята Волчегурского! Неожиданно лысый сделал резкое движение ножом под подбородком своей жертвы и отскочил в сторону. Заклокотав по-индюшачьи, Алексей повалился на землю. Вытерев нож пучком травы, страшный Саня двинулся в сторону сарая. Дальше Миша действовал как автомат. Не шуметь! Вернуться к лежащей на полиэтиленовом баке сумке. Достать пистолет. Снять с предохранителя. Держать двумя руками. Встав на одно колено, упереть локоть в ящик. Ждать… Заскрипела дверь. Огромный черный силуэт заслонил дверной проем. Выбрав точку чуть ниже головы, нажал на курок. Беретта легко дернулась в руке. Еще раз нажал. Схватившись за грудь, охранник упал внутрь сарая. Схватив маску, Миша перебрался через лежащее тело и, переваливаясь под тяжестью баллона, побежал в сторону реки. Позади хлопнула дверца автомобиля и раздался грозный рык: «Стоять, баклан!»

Вот и причал. Оглянулся. Преследователь пока не был виден за сараем. Размахнувшись, бросил пистолет подальше в реку. Вот он — белый поплавок… Только сейчас понял, что второпях оставил ласты и шлем! Шагнул с мостков в воду. Ноги сразу погрузились в вязкий ил. Одел маску. Взял загубник в рот. Сделал глубокий вдох и повалился на живот в сторону поплавка. Рукой нашел веревку, уходящую вниз… Левая ладонь нашарила лежащий на дне шланг. Быстро перебирая руками, начал удаляться от берега, одновременно резко уходя в глубину. Видимость в придонной мути была нулевая, так что маска только помогала выравнивать давление в носоглотке. Течение ближе к фарватеру усиливалось, и его ощутимо сносило вправо. Приходилось изо всех сил держаться за шланг немеющими в холодной воде руками. Сейчас бы очень помогли оставленные в сарае ласты. «Надо успокоить дыхание, — вспомнил он. — Медленный вдох, задержка секунд на пять, выдох. И снова — медленный вдох…» Дно неожиданно резко пошло вниз. «Начался фарватер», — догадался Миша. Сразу стало больно ушам, но зажать нос рукой, чтобы продуться посильнее, было невозможно — надо было мертвой хваткой держаться за шланг. Зато течение на глубине замедлилось и ему уже не казалось, что его сейчас оторвет от «нефтепровода», как ветер срывает сохнущее белье с веревки. «Сколько я уже под водой и что с давлением воздуха?» — подумал он. Посмотреть на манометр в темноте не представлялось возможным. «Если начну задыхаться, сброшу грузы и баллон и буду всплывать. Куда-нибудь река вынесет…» Руки нащупали кусок проволоки, которым шланг был примотан к плоскому камню, лежащему на дне. Видимо, самое глубокое место. Наконец, начался подъем. Снова стало сносить вправо, но ощущение, что берег приближается, придавало сил. Онемевшие руки пару раз срывались со скользкой резины шланга, но каким-то чудом, упираясь в дно, ему удавалось снова вцепиться в «нефтепровод». Воздух кончился внезапно — просто после очередного выдоха вдыхать оказалось почти нечего. Оценив ситуацию, он заработал руками в бешеном темпе — только бы добраться до сарая. Судя по тому, что течение успокоилось, до берега было совсем близко. Полупустые легкие, наполненные углекислотой, готовы были взорваться. Мелькнула идиотская мысль: «Если бы было что-нибудь видно, то уже потемнело бы в глазах». Уже теряя сознание, почувствовал спиной дощатый настил. Выплюнув загубник, резко вскинул голову навстречу воздуху. И получил чувствительный удар по затылку — никакого отверстия в полу сарая не было. Волны ударялись в доски, периодически оставляя зазор в несколько сантиметров. Миша резко перевернулся на спину, и, содрав маску, прижался лицом к настилу. Успел схватить пару глотков кислорода, но груз на поясе потянул его вниз. Нащупав пряжку, он сбросил свинцовые слитки вместе с ремнем, и с размаху ударился лбом о днище сарая. Очередная волна утянула его вниз и снова бросила на мокрые доски. «Долго я здесь прятаться не смогу, — соображал он. — Придется вылезать. Прямо пограничникам в лапы…» Внезапно раздался скрип ржавого железа и из распахнувшегося над его головой люка в глаза ударил луч фонаря.

— Ты гляди — ихтиандр! — послышалось сверху. — Ты откуда?

— Кум, я от Алексея, — прохрипел Миша.

— То-то я думаю — кто там стучит в сарае. А Кум в Нарву уехал. Я — Колян. А чего Леха не позвонил, что ты поплыл?

— Не смог… — решил не вдаваться в подробности Миша, жадно хватая ртом воздух.

Вцепившись в протянутую руку, он пролез в люк и без сил повалился на пол.

* * *

Через полчаса снаряжение было аккуратно разложено рачительным хозяином для просушки. Он даже достал багром со дна сброшенный пояс с грузом. Сухой гидрокостюм не подвел — плотные манжеты и промазанная парафином молния не пропустили воду внутрь. Но после теплопотери в холодной воде скрючившегося у стены Мишу продолжал бить сильнейший озноб. Заледеневшие руки ничего не чувствовали.

— Надо тебе согреться, парень, — Колян выглянул из сарая. — Надень-ка мою куртку и топай к мужикам. Они вон, на берегу костер жгут. Скажешь из Питера на рыбалку приехал к Николаю, ко мне, то есть. Я сейчас тут приберу и тоже подойду. Спиннинг, вон, прихвати для натуральности.

Продолжая трястись, Миша с трудом натянул предложенную штормовку и, пошатываясь, побрел на огонь, горевший метрах в пятидесяти. Вокруг костра на ящиках сидели трое мужиков в телогрейках, курили и громко смеялись. Появление Михаила вопросов не вызвало — один из рыбаков просто подвинулся и постучал ладонью по ящику. Садись, мол. Миша сел и с наслаждением протянул ладони к огню. Кожа начала чувствовать тепло, но в этот момент словно раскаленный гвоздь вонзился ему в мозг: КОСТЕР! ОГОНЬ! БЕЖАТЬ! Он попытался вскочить на ноги, но вместо этого стал заваливаться куда-то вбок…

Когда сознание стало возвращаться к нему, то сквозь туман послышался голос Коляна:

— Цельный день на реке, водка без закуси, замерз — вот и завалился мой гость. Одно слово — турист… — объяснял он мужикам, хлопая Мишу по щекам. — Вот, уже очухался. Давай-ка, Игорек, прими на грудь.

«Игорек — это видимо я, — подумал Миша. — Ну, правильно — я ведь так и не представился». Он взял протянутый пластиковый стакан и, равнодушно глядя на огонь, влил в себя водку. Тепло поползло по пищеводу и озноб прекратился. «Огонь, — с удивлением рассматривал он пылающие ветки, — костер… Почему я спокоен? Ведь сейчас меня должна накрыть волна паники». Но проходили минуты, а мучавший его десятилетиями страх так и не приходил. Только очень хотелось спать.

Свет фар неожиданно осветил поляну. Большой темный внедорожник выехал из темноты и остановился в паре метров от сидящих у костра. «Быстро они добрались! — удивился Миша. — А пистолет-то на дне остался…»

Распахнулась водительская дверь и пламя осветило надпись «Eesti piirivalve».

— Тэрэ ыхуст, — донеслось темноты.

«Пограничники, — догадался Миша. — Неужели засекли меня у берега?» Колян успокаивающе похлопал его ладонью по колену и, улыбнувшись, крикнул:

— Здорово, Аксель! — и добавил, подняв пластиковый стаканчик, — Зайдешь?

Дверца захлопнулась, и в свете костра появился пузатый крепыш в зеленой униформе. На рукаве его куртки красовалась большая нашивка, изображающая орла с мечом в костистой лапе.

— Опять без закуски пьете? — спросил пограничник на чистейшем русском языке, протягивая руку за угощением.

— После шести есть вредно, — ответил Колян и добавил. — За фигурой следи, а то скоро за руль не влезешь. Будешь на велосипеде границу охранять.

— Мне на зиму запас нужен, — ответил Аксель и, похлопав себя по животу, в три глотка осушил стакан.

Постоял, зажмурившись, и, сделав строгое лицо, добавил:

— Чтобы с наступлением темноты на акватории — ни души. Смотрите у меня, браконьеры!

— Слушаемся, товарищ начальник! — ответил один из рыбаков. — На границе мы все часовые.

Пограничник сел в машину, объехал костер и исчез в темноте.

— Одноклассник мой, — пояснил Колян. — В школе его Фитилем звали — такой худой был. А теперь, видишь, пузо отрастил на казенных харчах.

— Здесь все по-русски говорят? — осторожно спросил Миша.

— Так вдоль реки и в Нарве одни русские живут. И эстонцы здесь все обрусевшие.

* * *

Сквозь сон слышно было, как скрипят половицы. Кто-то нервно шагал по маленькой комнате. После выпитой на ночь водки пульсирующая боль в голове не давала пошевелиться. Полежав еще немного, Миша заставил себя открыть глаза. Колян с недовольным лицом ходил из угла в угол, прижав к уху сотовый. Заметив, что гость проснулся, он, кивнув на телефонный аппарат, спросил:

— Что там с Лехой? Про твой заплыв не сообщил и всю ночь на звонки не отвечал. А сейчас вообще «вне зоны доступа». Ты, вообще, откуда взялся?

Надо было что-то объяснять.

— Понимаешь, Коля, люди, от которых мне пришлось вплавь уходить, в последний момент появились у ВИП-домика. Алексей велел мне плыть, а сам пошел с ними разбираться.

— За тобой менты гнались? Значит и «нефтепровод» накрыли? — Колян нервно швырнул трубку на застеленный газетой стол. — Обычно «водолазы» сразу уходят, а ты свалился на мою голову и ментов навел.

— Нет, это не менты были. Обычные бандиты. Так получилось, что меня ищет очень серьезный человек.

— На деньги его опустил?

— Нет, тут вопрос с его женой связан, но я не виноват — просто так получилось…

Колян задумчиво почесал затылок.

— Серьезный человек, говоришь? Так эти ребята уже здесь должны быть. За тобой они не поплыли — ночью на реке шухер был бы с катерами и вертолетами. Граница, все-таки. Часа полтора до Ивангорода, на границе полчаса и сюда за пару часов доберутся. Просто непонятно, где тебя искать. Сараев на берегу много, а в деревне все дома не обыщешь. Думаю, на выезде тебя стерегут. Вопрос — на каком?

— А сколько тут выездов? — поинтересовался Миша.

— Здесь дороги две: на Нарву и в сторону Чудского озера. По ней же можно выйти на Йыхви и на Таллинн. Думаю, что засада там. Ладно — сиди дома, к окну не подходи. Схожу, разведаю.

Колян вышел. В окно было видно, что он постоял у крыльца в раздумье, потом взял в сарае лопату, и, положив ее на плечо, направился к воротам. Миша встал, размял шею, напился воды из эмалированного ведра под крышкой. Мучительно хотелось в туалет, но для этого надо было пересечь двор, который хорошо просматривался с улицы. «Потерплю», — решил он и на всякий случай проверил содержимое карманов своей куртки, висевшей на спинке стула. Документы и деньги были на месте. В нагрудном кармане задел рукой что-то тяжелое. Ларисин телефон… Пожав плечами, нажал кнопку меню. Высветился единственный набранный номер, но экран тут же погас — разрядился аккумулятор. Повертев бесполезный девайс в руках, сунул его обратно в карман. В туалет, между тем, хотелось все сильней. Наконец, не выдержав, он выглянул во двор. На улице за забором было безлюдно. Резво, как спринтер, рванул к дощатой будке в дальнем углу. Добежал, захлопнул дверь и с наслаждением опорожнил свой готовый лопнуть мочевой пузырь. Осторожно открыл дверь. На улице по-прежнему никого не было. Не торопясь, пошел к дому, старясь дышать поглубже, чтобы проветрить легкие после ночи, проведенной в душной комнате. Уже на крыльце почувствовал боковым зрением какое-то движение за забором. По улице шел спортивного вида парень в элегантного покроя пиджаке и стильной полосатой рубашке. «Деревенские так не одеваются, — сообразил Миша. — Даже в Эстонии». Парень вроде бы смотрел в другую сторону, но скрипнувшая дверь видимо привлекла его внимание. Из глубины комнаты было видно, как тот стоял возле ворот и внимательно смотрел на дом. Потом развернулся и быстро зашагал в обратную сторону.

Хозяин появился минут через пять.

— Дрянная ситуация, — доложил он с порога. — Видать, крепко ты им насолил. Один Додж перекрыл выезд на Нарву, второй — на чудском направлении. И пара пижонов по деревне шляется. Тебя никто не видел?

Пришлось рассказать про незнакомца у ворот.

— Я так понимаю, ноги уносить надо, — решил Колян. — Полицию на помощь не позовешь, а и позовешь, так поздно будет.

— Огородами побежим? — обреченно спросил Миша.

— Ага, к Котовскому. По реке уходить будем. Дорога не везде вдоль берега идет — пешком они за нами не побегут. Косарь с тебя за риски.

— Косарь чего?

— Евро, естественно. Да лицо-то удивленное не делай — у тебя в куртке пачка резинкой перетянутая. Вчера, пока тебя тащил да укладывал, проверил. Не боись — все цело, — Колян ухмыльнулся. — Или отдать тебя на смерть лютую?

Миша махнул рукой:

— Давай быстрее. На лодке рассчитаюсь.

Прямо за уборной Колян выбил доску в заборе, и, пригибаясь к земле и прячась за кустами, беглецы помчались к лодочным сараям. Потертая «казанка» была пристегнута цепью с замком к металлической петле. Однако новенький мотор Yamaha красовался на корме.

— У вас что, не воруют? — удивился Миша.

— Тут тебе не русская деревня, — последовал гордый ответ. — Европа, понимаешь.

С завидным спокойствием Колян открыл замок и принялся подкачивать бензин из пластикового бака. Перекрестившись, взялся за рукоятку запуска, потянул ее на себя, а почувствовав сопротивление, резко рванул. Мотор завелся с пол-оборота. Набирая скорость, лодка стала отдаляться от берега. В этот момент Миша увидел бегущих к причалу людей в черных костюмах. Увидев уходящую вверх по течению лодку, один из них остановился и, достав из кармана телефон, принялся куда-то звонить. Остальные побежали по берегу к краю деревни. Из за последнего дома выехал черный микроавтобус, и, подобрав бегущих, тронулся по дороге параллельно курсу лодки. Волны стремительно летели навстречу сидящему на носу Михаилу, но при взгляде на берег становилось понятно, что скорость против течения невелика. Едущий по берегу Додж двигался не спеша, а в его открытых окнах хорошо были видны напряженные лица преследователей.

Прямо по курсу показался остров с остроконечным мысом, рассекающим реку на два рукава. Причем цепь буйков, обозначающих границу, уходила в дальний от эстонского берега рукав. Колян уверенно направил «казанку» именно туда.

— Все, считай, оторвались, — крикнул он сквозь стук мотора. — Метров через пятьсот дорога уходит от берега. По кустам и колдобинам Додж даже на полном приводе не проедет.

Как только эстонский берег скрылся за мысом, Колян сбросил обороты и с серьезным видом заявил:

— Мужчина, передайте за проезд!

И пошевелил в воздухе большим и указательным пальцами. Миша безропотно отсчитал десять бумажек по сто евро. Спрятав деньги, Колян вытащил из кармана плоскую фляжку и протянул пассажиру:

— Рука занята — крышечку отвинти.

По запаху это был какой-то дешевый коньяк, но после пережитого Миша с наслаждением сделал несколько крупных глотков и передал флягу хозяину. Тот запрокинул голову и, мерно двигая кадыком, не спеша опустошил сосуд.

Медленно двигаясь против течения, прошли остров. Преследователей, как и предвидел Колян, на берегу уже не было.

— Куда мы теперь? — спросил Миша.

— В Васку. Это почти на Чудском озере. Туда дорогу размыло, а в объезд им несколько часов пилить. Оттуда можно на автобусе до Кохтла-Ярве. А там уже — куда тебе надо: Тарту, Таллинн…

— А ты куда?

— А у меня там родственник в ските работает. Лодку спрячу и отсижусь у него дня три. Потом — назад. Не будут же твои бандиты у нас в деревне вечно сидеть.

— А что еще за скит? Монахи в лесу живут?

— Ага! И медведей кадилом гоняют, — рассмеялся Колян. — Скит — это вроде филиала Кяхтицкого монастыря. Там с десяток сестер живет, а родственник мой у них типа главного инженера. Электрика там, водопровод, канализация…

Река стала более извилистой. Коляну приходилось все время менять курс, чтобы не пересечь ненароком границу, отмеченную красными буйками. По берегам через равные промежутки стояли полосатые пограничные столбы: красно-зеленые с российской стороны и черно-белые — с эстонской. Навстречу на большой скорости прошел синий катер с надписью «Politsei». Колян приветственно помахал рукой, а Мише пришлось схватиться за скамью, когда поднятая пограничниками волна докатилась до борта «казанки». За очередным поворотом показались жестяные черные купола собора и колокольня.

— Лодку здесь в кустах спрячем, — сказал Колян и резко повернул к берегу, заросшему ивняком. — Береженого Бог бережет.

До дороги пришлось продираться сквозь кусты. На асфальт выходить не стали — шли к виднеющимся вдалеке куполам по тропинке, петляющей в зарослях. Из-за деревьев внезапно показался кусок каменной стены, образующей прямой угол. Толщина была солидная — около двух метров. По стилю сооружение напоминало термы Каракалла, виденные Мишей в Риме.

— Это еще что за мегалит? — удивился он.

— Замок Ливонского ордена, Нейшлосс, — объяснил Колян. — Еще крестоносцы строили. Нас сюда в школе на экскурсию возили. Разваливается потихоньку…

— Грустное зрелище… Скит в таком же состоянии?

Колян замотал головой:

— Скит — как новенький. В семидесятых сюда, на развалины Ильинского храма, приехал отец Василий и начал его потихоньку восстанавливать. Все деревни ему помогали. Я еще школьником был, так отец брал нас с братом и привозил сюда на выходные поработать. А лет десять назад обнесли храм стеной и построили скит.

Утробный звук мотора со стороны реки заставил их повернуть головы. Мощный катер, высоко задирая нос, быстро шел против течения. Не сговариваясь, они спрятались за выступ стены.

— Такого зверя у нас в деревне нет, — озабоченно сказал Колян. — Эти посудины арендуют богатые пижоны на выходные. А сегодня — четверг… И снастей не видать. Похоже, это — по наши души. Через пять минут в поселке будут. Значит, к автобусной остановке нам не успеть. Путей у нас два: или бегом в скит к моему родственнику, и молиться, чтобы он никуда не уехал, или семь километров лесом в обратную сторону до Кяхтицкого монастыря.

Поглядев на виднеющиеся из-за деревьев купола храма, Миша, не вступая в дискуссию, припустил в сторону скита. Позади тяжело топал сапогами Колян. Вскоре из за деревьев показался во всей красе белоснежный храм с черными куполами, обнесенный почему-то бледно-розовой стеной. Каменная стена была стилизована под Псковский кремль — с шестигранными башенками под шатровыми куполами. Черные металлические ворота были наглухо закрыты. Колян на бегу вытащил телефон и, тяжело дыша, прокричал в трубку:

— Генка, курат, ты на работе? Да Николай это, Колян… Ворота открывай! Быстрее!

Когда они подбежали к каменной арке с надвратной иконой, черные створки были по-прежнему закрыты. Не сговариваясь, беглецы забарабанили кулаками по железу. Минуты через две загремел засов и одна из створок сдвинулась с места, открыв щель с ладонь шириной. Колян изо всей силы толкнул железный лист плечом. «Твою же мать, прости Господи!» — донеслось изнутри и кто-то, судя по звуку, упал, получив чувствительный удар створкой. Миша не стал мешкать, проскользнул в образовавшийся проем и закрыл ворота с внутренней стороны.

На земле сидел бородатый мужик в синем ватнике и, морщась, тер ушибленное плечо.

— Куда тебя несет, Николай! Тут же скит, сестры христовы. Нельзя вам сюда…

— Не тронем мы твоих сестер, — отмахнулся Колян. — Слушай, Генка, спрячь нас ненадолго.

— Где же я вас спрячу? Тут все на виду. Уходите подобру-поздорову.

— Некуда нам идти. Бандиты русские на хвосте…

В этот момент снаружи зашуршали шаги по гравию и кто-то начал бить ногой в железо ворот. Колян поднес палец к губам и показал бородачу кулак.

— Але, есть тут кто? — послышался грубый голос.

Помолчав, Гена откашлялся и строго спросил:

— Кто там ломится в обитель?

— Слышь, отец, открывай, — раздалось в ответ. — Поговорить надо.

— Завтра вечером приходите, — солидным басом ответил Генка, старательно окая. — На пятничную службу. Или в субботу — на литургию. Сегодня скит закрыт, сестры молятся и работают.

— Гости к вам не наведывались сегодня?

— Паломников скит не принимает. Это вам в монастырь надо — семь килóметров отсюда.

— Значит, не откроешь?

— Права не имею, — твердо сказал Генка. — Скит женский, нельзя сюда лицам мужского пола.

— А ты при них евнух, что ли? — заржали снаружи.

— Оскорблять будете — полицию вызову! — сердито крикнул бородач, а Колян одобрительно показал ему большой палец.

— Ладно, отец, не психуй, — раздалось примирительно из-за ворот. — Но, если обманул — накажем.

— Накажут они… — проворчал Гена.

И добавил уже шепотом:

— И куда я вас дену?

Воровато оглянувшись, показал рукой на пластиковые трубы, сваленные у стены:

— Берите их и тащите к моей подсобке. Сестры спросят — скажем, сантехники из Нарвы.

* * *

Подсобка Гены напоминала мастерскую из передачи «Разрушители легенд». Сверлильный и токарный станки, электронные тестеры, стойка Wurt с разнообразными гаечками и винтиками в аккуратных пластиковых контейнерах, а главное — чистота. Не было здесь ни ящиков со старыми болтами «про запас», ни мотков ржавой проволоки, ни старых календарей с выцветшими красотками на стенах. Инструменты висели на специальном стенде, причем контур каждого ключа или молотка был прорисован на синей панели с крючочками, так, что, сняв что-нибудь из этого богатства со стены, ты понимал, что нарушил вселенский порядок. Пустой контур с укоризной смотрел на тебя и требовал восстановить status quo. Сосновая мебель из ИКЕА — стол, пара стульев, кровать и шкаф, бесстрашно сияла светлым лаком, не боясь пострадать от грязных рук или засаленной спецовки. Легким диссонансом выглядел Николай Угодник, с недоумением взирающий на этот уголок хай-тека.

— Нельзя вам здесь задерживаться, — Гена поспешно задернул занавеску на окне. — Матушка узнает — всем плохо будет.

— Да куда уж хуже, — усмехнулся Колян. — Видел, кто нас снаружи пасет?

— Ох, не знаю, не знаю… Одно скажу — зря вы здесь появились.

Трель сотового телефона прервала их диалог. Бородач выудил из кармана ватника аппарат и, разглядев номер, встал по стойке смирно.

— Слушаю, матушка… Да, матушка… — выпученными от ужаса глазами он смотрел на своих гостей. — Сантехники из Нарвы… Так точно — без благословения… Слушаюсь.

Гена спрятал телефон в карман и обреченно махнул рукой в сторону двери:

— К себе требует. Надо идти. От нее не спрячешься.

Вышли из подсобки и, уже не таясь, двинулись к одноэтажному каменному корпусу в глубине двора. Потоптавшись на крыльце, Гена робко постучал и, стащив с головы вязаную шапку, заглянул внутрь.

— Ты, Геннадий, ступай — потом с тобой поговорим, — раздался властный женский голос из за двери. — А гости твои пусть проходят.

Пожав плечами, Миша отодвинул Гену в сторону и прошел внутрь. Колян протопал следом. В маленькой прихожей никого не было, а через открытую дверь был виден кабинет матушки. Здесь уже не было мебели из ИКЕА — помещение было обставлено в стиле сдержанной роскоши. Покрытые темным лаком доски пола гармонировали с явно антикварными книжными шкафами и кожаным диваном с высокой спинкой. Хозяйка кабинета сидела за элегантным письменным столом в стиле модерн с тщательно отреставрированным растительным орнаментом, опоясывающим массивные тумбы. Не поворачиваясь к гостям, она внимательно смотрела в стоящий перед ней большой монитор. В свете экрана ее белое вытянутое лицо напоминало маску театрального злодея. Нос с горбинкой и черный головной платок с вырезом для лица делали ее похожей на хищную птицу. Матушка щелкала мышью и ничего не говорила. Пауза, видимо, нужна была ей для психологического давления на мнущихся в дверях визитеров. И это ей удалось — Миша вдруг почувствовал, как знакомая с детства судорога подкатила к горлу, а руки стали холодными и влажными. Белое лицо с орлиным профилем, черная одежда, полумрак — все это делало хозяйку невыносимо похожей на ужасного Игоря Кио. Закрыв глаза, он прислонился к дверному косяку и попытался унять предательскую дрожь в коленях. «Бежать все равно некуда. Надо изменить ход мыслей. Как там Лариса говорила… десенсибилизация? Что меня напугало? Черный платок… А как он называется?» — мысли путались, но судорога стала проходить.

— Апостольник, — неожиданно произнес он.

— Что? — монахиня наконец оторвалась от монитора и повернула голову к гостям.

— Ваш головной убор называется апостольник, — прохрипел Миша и попытался улыбнуться.

— Надо же — какие нынче эрудированные сантехники пошли, — без тени улыбки произнесла хозяйка. — Рассказывайте — кто такие?

— Сантехники из Нарвы, — хором откликнулись гости.

— Сюда подойдите, — она кивнула головой на монитор. — Кино посмотрим.

На экране была видна площадка перед воротами. Несмотря на черно-белое изображение и верхний ракурс, сразу можно было узнать бегущих к скиту Мишу и Коляна.

— Звук включить? — ехидно спросила матушка.

— Не надо, — махнул рукой Колян. — Там слова всякие не для женских ушей…

— Для вас я — не женщина, — резко оборвала она его. — Я — игуменья. Так кто же вы такие?

* * *

Ждать вердикта грозной игуменьи пришлось в подсобке у Гены. Миша долго приходил в себя после пережитого стресса, а спокойный, словно танк, Колян завалился на хозяйскую кровать и сразу же захрапел. Телефон в Гениной телогрейке заверещал уже под вечер, когда запасы хозяйского печенья уже были уничтожены, а брошюра «Экспансия Рима в Россию» прочитана от корки до корки. Судя по тому, что бородач разговаривал стоя и испуганно таращил глаза, звонила «сама». С трудом разбудив Коляна, он повел их к воротам. Там тарахтел дизельным двигателем полноприводный микроавтобус на высокой подвеске. Черные бархатные занавески на окнах придавали ему сходство с катафалком. Видимо, периодически он в этом качестве и использовался.

— Вот что, гости дорогие, — строго произнесла ожидающая их игуменья, — с бандитами я договорилась, но оставаться вам здесь нельзя. В монастырь поедем — там побудете.

И добавила, обращаясь уже персонально к Мише:

— Паспорт свой давай.

Спорить он не стал, и, отдав требуемое матушке, полез в микроавтобус.

— На заднее сиденье пробирайся, — приказала она. — И занавески задерни.

— А ты, — игуменья повернулась к Коляну, — садись рядом с сестрой Анной, на переднее сиденье.

Наконец все устроились. Гена, крестясь, открыл ворота, и, сидящая за рулем монахиня, бодро дав по газам, вывела машину с территории скита. Промелькнули несколько кварталов поселка (из за задернутых занавесок Миша не сумел рассмотреть окрестности), дорога пошла среди полей. Неожиданно скорость упала и через лобовое стекло он увидел стоящий на обочине черный внедорожник.

— Пригнись, — коротко бросила Мише игуменья.

И добавила, обращаясь к сестре Анне:

— Здесь останови.

К микроавтобусу не спеша подошли двое в костюмах. Распахнулась передняя дверь.

— Этот? — спросил заглянувший в салон атлет.

Матушка кивнула.

— А второй где?

— В лесу ищите, — ответила она. — Далеко не мог уйти.

Две сильные руки вышвырнули испуганно ойкнувшего Коляна на обочину. Дверь захлопнулась, мотор взревел, и Миша завалился на бок между сиденьями. Лежа на полу, сквозь шуршание гравия он явственно услышал пистолетный выстрел.

* * *

— Его зовут Сулейман, — матушка кивнула на пожилого бородача, которого Миша вчера принял за цыгана. — Он покажет тебе, что делать. С туристами и сестрами не разговаривать. За территорию не выходить. Поймают — сядешь на три года за незаконное пересечение границы. И «друзья» твои тебя еще ищут.

Бородач легонько толкнул Мишу по направлению к сараю. Показал рукой на стоящий у стены топор с длинной ручкой:

— Хоз. Ялла.

И, не оглядываясь, зашагал вдоль странноприимного корпуса. Положив колун на плечо, Михаил отправился за ним. По дороге, встречаясь взглядом с проходящими монахинями, кивал и приветливо улыбался. Мятая одежда, трехдневная щетина и топор на плече шарму ему не добавляли, поэтому в ответ получал только испуганные взгляды из-под черных платков. Сулейман, в отличие от него, при приближении сестер начинал смотреть под ноги и даже отворачивал голову.

За странноприимным корпусом на вытянутом газоне возвышались странные поленницы, сложенные в виде идеально круглых высоких стогов. Три поленницы, видимо были сложены уже давно и приобрели под частыми дождями и снегом благородный серый цвет. Четвертая, полуразобранная, отливала желтизной свеженаколотой березы и пахла стружками. На каменной дорожке стояла стайка школьников. Девочки в платочках внимательно слушали гида. Мальчишки толкались и глазели по сторонам. Замотанная в платок с рисунком в виде разноцветных Эйфелевых башен экскурсовод усталым голосом вещала, указывая на поленницы сложенным зонтиком:

— Именно здесь зародилась традиция складывать дрова в форме стогов. Сейчас это — своеобразная торговая марка монастыря, из которого обычай складывать поленницы-стога постепенно распространяется и по другим обителям…

Сулейман не дал дослушать увлекательный рассказ. Сердито зыркнув глубоко посаженными глазами, помахал рукой — поторапливайся, мол, и повернул направо за кирпичный гараж. Там, в тупике высилась гора напиленных березовых чурок. Бородач катнул ногой валявшийся в стороне чурбак и, рубанув воздух ладонью, показал — руби. Развернулся и ушел.

Для начала Миша подобрал колоду — самый толстый кусок березы. Так делал сосед на отцовской даче. Взгромоздив на нее деревяшку помельче, примерился, и с первого раза развалил ее надвое. Задача показалась нетрудной. Главное было выбирать куски с ровными спилами, чтобы они не заваливались набок, и без больших сучков. Через полчаса он понял, что самое сложное — не колоть дрова, а нагибаться за очередным чурбаком. Спина отказывалась сгибаться, и ему пришлось приседать и рубить в почтительном полупоклоне, чтобы не тревожить поясницу. Валявшиеся на земле чурбаки были наколоты, а вот вытаскивать их из огромной кучи оказалось непростой задачей — они цеплялись друг за друга и норовили обвалить огромную пирамиду. Ладони горели и покрылись занозами. Пот стекал по лицу, а попытки стереть его грязной рукой приводили к попаданию опилок и пыли в глаза. Наконец, бросив колун на землю, он обессиленный опустился на колоду. Происходящее казалось каким-то тревожным неглубоким сном, когда посыпающееся сознание подсказывает, что все это не наяву, но все равно обидно, страшно и больно от всего, что происходит с тобой в этой потусторонней яви…

Проснулся он сегодня рано утром от заунывного пения. Кто-то старательно выводил неподалеку:

— Аль хамду лил ляхи раббиль алями-и-н… Аррахмани рахим…

Иногда нестройный хор повторял за певцом:

— Амин.

Миша открыл глаза и огляделся. Двухэтажные железные кровати были пусты, а его соседи по бытовке, которых вчера вечером он принял за цыган, стояли на коленях в дальнем углу. Темноволосые мужчины синхронно сгибали и разгибали спины, расположившись на маленьких плюшевых ковриках, и издалека можно было подумать, что они занимаются йогой.

«Вот тебе и женский монастырь…» — озадаченно подумал Миша. Стараясь не шуметь, он встал и проверил карманы куртки. Остатки денег и разряженный Ларисин телефон были на месте. Нашел зубную щетку и отправился в санузел. Вагончик-бытовка, видимо, достался монастырю от иностранной строительной фирмы. Аккуратные стеклопакеты в оконных проемах, электрические конвекторы и просторная душевая, совмещенная с туалетом. При том, что санузлом пользовались пятеро мужчин, и душ, и унитаз, и раковина поражали удивительной чистотой. На стене даже висел диспенсер с жидким мылом. Умывшись и почистив зубы чьей-то зубной пастой, лежавшей на полочке, он вернулся в спальню.

Намаз уже закончился, и соседи накрывали на стол. Достали простоквашу и сыр из маленького холодильника, нарезали хлеб. На электроплитке булькали яйца в маленькой кастрюльке. Высокий брюнет в очках обернулся и пригласил по-русски:

— Садись завтракать, сосед.

Миша с удовольствием съел пару бутербродов, выпил стакан чаю и попытался завести разговор с очкариком. Тот сказал лишь, что его зовут Шакиб, он из Сирии, учился в Минске, а на все остальные вопросы отвечал: «Матушка все объяснит». Остальные по-русски не говорили и напряженно следили за их диалогом. Поняв, что никаких подробностей о своем новом месте пребывания добиться не удастся, Миша спросил:

— Слушай, а зарядка для телефона у тебя есть? Старая Нокиа?

Шакиб испуганно оглянулся и тихо ответил:

— Телефоны здесь запрещены. Никому не говори, что он у тебя есть!

…Кто-то положил ему руку на плечо. Оказывается, он успел задремать, сидя на колоде.

— Спишь, земляк? — это был Шакиб, неслышно подошедший из-за спины. — А работать кто будет?

Вместо ответа Миша показал ему покрытые волдырями ладони. Араб сочувственно поцокал языком и вытащил из стоявшей у его ног тачки пару рукавиц.

— Хватит рубить. Давай, грузи дрова, а я буду отвозить.

Чтобы не тревожить натруженную спину, Миша накидал полную тачку, сидя на корточках. Шакиб, забрав у него рукавицы, с натугой покатил свой груз куда-то за гараж. Вернулся довольно скоро. К его возвращению Миша собрал часть разбросанных поленьев в кучу и быстро начал их грузить.

— Не торопись, — Шакиб сделал успокаивающий пасс рукой, — никто не смотрит. Здоровье побереги — нам еще ночью работа предстоит.

— А ночью что за работа?

— Увидишь… Ты, главное, поменьше вопросов задавай.

За час все наколотые дрова были собраны и увезены.

— Пойдем, — Шакиб бросил колун поверх дров и отправился в последний рейс.

Поленья были свалены на лужайке возле поленниц-стогов.

— Теперь надо сложить, чтобы было красиво, как там, — он показал рукой на уже сложенные «стога».

Старые посеревшие поленницы выглядели как монолитные сооружения и поражали идеально округлой формой. Технология была вроде бы простая. Начало новому стогу уже было положено — надо было просто продолжать выкладывать наружные стенки, а потом закидывать в построенную «трубу» оставшиеся поленья. Но выдержать вертикаль и окружность оказалось не таким простым делом — приходилось постоянно проверять размеры специальным шестом.

— Не торопись, — повторял Шакиб, — главное, чтобы было, как на выставке. Это для туристов.

Неровно уложенные поленья подбивали топором, добиваясь идеальной формы. Отбегали, оценивали сделанное, обходили вокруг и снова ровняли. Миша так устал, что, когда пришло время обеда, смог одолеть только тарелку супа с фасолью, выпил стакан сока из пакета, а к вареной курице даже не притронулся. Свесив на сторону ноги, не в силах разуться, завалился на кровать и закрыл глаза. Однако заснуть ему не удалось.

— Пойдем, — потряс его за плечо Шакиб, — матушка ругаться будет. Работать надо.

После обеда темп работы замедлился. Последние ряды клали, стоя на стремянке. Плавно заузили «стог» к вершине и укрыли его короткими досками от дождя. Полюбовавшись результатом, Миша перевел взгляд на соседнюю поленницу из посеревших от времени дров и увидел, что одно из поленьев там торчит сантиметров на пять, портя впечатление. Взяв топор, он подошел к «эталону». Это была виртуозная работа: вблизи «стог» выглядел как мегалиты Куско — между плотно уложенными дровами не пролезло бы и лезвие ножа. Он принялся легкими ударами заколачивать торчавший торец на место. Полено осталось на месте и совершенно неожиданно отозвалось на удары гулким железным звуком. Удивленный, он ударил еще раз, уже сильнее, но в этот момент подбежавший Шакиб выхватил у него из рук колун и оттащил в сторону. При этом он испуганно озирался и, забыв от волнения русский язык, повторял:

— Миш мумкин! Миш мумкин!

Удивленно пожав плечами, Миша направился в бытовку.

* * *

Верхний свет ударил в глаза сквозь сомкнутые веки. «Опять намаз?» — раздраженно подумал Миша и укрылся одеялом с головой. После ужина его организм, не привыкший к физическому труду, просто отключился и еще не успел восстановиться.

— Вставай, земляк, — услышал он голос Шакиба. — Одевайся. Ночная работа будет.

Пришлось подниматься. Пальцы болели и не слушались, так что пришлось просто запихать шнурки в кроссовки. На крыльце их уже ждали игуменья и Сулейман. Матушка что-то строго выговаривала бородачу по-арабски. Тот смиренно кивал. Нестройной гурьбой пошли к воротам. Стоявшая там монахиня нажала кнопку на пульте, и черные створки поползли в стороны. Свет мощных фар в открывшемся проеме ослепил стоявших во дворе, и в арку медленно въехал тягач с длинным прицепом. Вдоль серебристого борта тянулась надпись «ALBARAKA ISTAMBUL». Водитель заглушил мотор, спрыгнул на землю и, подойдя к матушке, поклонился, прижав руки к груди. Та отдала короткий приказ Сулейману и махнула рукой монахине у ворот: «Закрывай». Створки плавно закрылись. Водитель откинул засовы и распахнул задние двери прицепа. В свете уличного фонаря стало видно содержимое — тонкие деревянные ящики на паллетах. Арабы построились в цепочку и начали разгрузку, аккуратно складывая ящики на каменную дорожку. Когда ящик оказался в руках у Миши, он уловил знакомый аромат и наклонил голову, чтобы разглядеть содержимое. Черешня! «Неплохо монастырь живет, — подумал он, — витамины оптом привозят».

Аккуратный штабель на дорожке быстро рос. Подходя за очередным ящиком, Миша обратил внимание, что стоящие в кузове араб с водителем разгружают прицеп только вдоль левого борта, оставляя середину и правую часть нетронутыми. Постепенно образовался узкий проход, из которого они по очереди выбегали с ящиками в руках. Минут через двадцать разгрузка остановилась. Водитель сбегал в кабину, принес гаечный ключ и снова скрылся в проходе между стеной и ящиками. Раздался скрип отворачиваемых болтов и из темноты фургона неожиданно появился незнакомый человек, кутавшийся в одеяло. Он испуганно оглядывался и не решался спрыгнуть на землю.

— Би сураа! — сердито крикнул ему Сулейман и махнул рукой. Незнакомец спрыгнул и чуть не упал набок. Видимо, затекшие ноги еще плохо слушались. В свете фонаря можно было разглядеть его смуглое лицо. Следом за ним на землю стали прыгать мужчины и женщины в одеялах. Почти у всех были в руках спортивные сумки или рюкзаки. Одного из прибывших спустили из прицепа на руках и положили на землю рядом с ящиками. Остальных арабы погнали к странноприимному корпусу, хлопая в ладоши и выкрикивая: «Иля амам!»

«Куда их гонят?» — удивился Миша и тут увидел, что игуменья стоит у средней поленницы и показывает рукой на полукруглое отверстие у основания «стога». Часть аккуратной кладки была откинута вбок, словно дверь, причем поленья не рассыпались, а прочно держались на поверхности створки. Подбегавшие смуглолицые люди ныряли в проем и исчезали внутри поленницы. Наружу гулко доносился стук ног по металлической лестнице. Наконец последний человек в одеяле скрылся в тайнике и Сулейман со скрипом задвинул створку на место. «Стог» снова приобрел прежний вид.

Тут же началась погрузка ящиков обратно в прицеп. Двое арабов сбегали за лопатами и тачкой, на которой Шакиб днем возил дрова, погрузили в нее лежащее возле ящиков тело в одеяле и покатили его в темноту. Работали тихо, не переговариваясь. Вскоре штабель на каменной дорожке исчез, взревел мотор, и прицеп задним ходом плавно выехал за пределы монастыря. Сулейман придирчиво оглядел землю под ногами, подобрал несколько упавших черешен, и, хлопнув в ладоши, крикнул: «Халас!» Все быстрым шагом отправились в бытовку.

Сон как рукой сняло. Миша пил остывший чай и пытался осмыслить увиденное. «Кто эти люди? Что скрывают поленницы во дворе? Откуда, черт возьми, в православном монастыре взялись арабы?! Откуда… — он усмехнулся. — Сам-то я как сюда попал?»

* * *

На следующий день он сам напросился в напарники к Шакибу — сбивать старую штукатурку на монастырской стене. Надеялся выпытать у него хоть какие-то подробности о здешней жизни. Работа оказалась несложной, но грязной. Цементная пыль летела в глаза и в уши, попадала за шиворот и в кроссовки. Так что было не до разговоров. Через час, ободрав солидный кусок стены, решили сделать перерыв. Миша промыл глаза под струей воды из пожарного крана и попытался сустроиться на корточках рядом с напарником. Тот сидел в такой позе уже несколько минут, закрыв глаза. Ноги моментально стали ныть, и захотелось встать и размять их.

— Да как вы так сидеть умудряетесь? — спросил он недовольно, пытаясь размять затекшие ступни.

— Мы с детства так привыкли, — не открывая глаз, ответил Шакиб, — а у тебя нарушается кровоснабжение. Могут быть осложнения, варикоз. Так что не пытайся.

— Ты кто по образованию?

— По образованию… — араб усмехнулся. — По образованию я — педиатр. Только вместо того, чтобы детей в Алеппо лечить, я здесь прячусь.

— От кого же ты прячешься? — Миша снова попытался присесть рядом.

— От войны прячусь, — Шакиб поднялся на ноги, чтобы удобнее было разговаривать. — От эстонской полиции. От земляков, которые сейчас друг друга убивают.

— И долго ты собираешься в прятки играть?

Шакиб пожал плечами:

— Откуда я знаю. Идти все равно некуда — ни денег, ни документов. Спасибо, что кормят и крыша над головой есть. Некоторые беженцы в лагерях оказываются или на улице, а многие по дороге в море тонут…

— Но есть же какие-то программы помощи таким, как ты?

— Ко мне это не относится, — Шакиб зло выплюнул травинку, которую держал в уголке рта.

— Ты что — особенный?

— Для властей большинства стран Европы я — преступник.

— Что же ты натворил, педиатр? — удивленно спросил Миша.

— Чтобы вырваться из Сирии, надо было заплатить пять тысяч долларов. Мне их дали родители. А потом пришел Сулейман и сказал, что для того, чтобы проехать через территорию, контролируемую ИГИЛ, надо сделать фотографии.

— На документы? — уточнил Миша.

— С автоматом в руках на фоне каких-то европейцев с отрезанными головами. И повязка на лбу — «Джихад». Улыбаться еще заставлял…

— Ну и что — благополучно проехали?

— ИГИЛ эту дорогу никогда не контролировал. Мы уходили через курдскую территорию. А все фотографии и паспорта теперь у матушки. Так что и я, и остальные ребята теперь здесь как заложники.

— И Сулейман?

— Сулейман — гражданин Швеции. Беженцы — это его бизнес. Его и матушки.

— А кто такая Лариса? — неожиданно спросил Миша.

— Лариса? — удивился Шакиб. — Среди сестер такой нет. Впрочем, не знаю — они же здесь меняют имена.

— А те ребята, что ночью прибыли — тоже из Сирии?

— Нет, это христиане из Ирака. Им там хуже всего приходится. Все готовы отдать, чтобы вырваться.

— И куда их теперь?

— Не знаю… Через пару дней придет другая машина и их увезут. За кого-то родственники заплатят, а кто-то будет отрабатывать долг много лет. На подпольной фабрике в Польше или на рыбной ферме в Норвегии. Все, давай работать, а то вон Сулейман идет, — Шакиб схватил кирку и начал энергично колотить по штукатурке.

Сулейман остановился посреди двора и стал исподлобья наблюдать за работой. Миша не отставал от напарника, и так же бойко сбивал старое покрытие с кирпичной кладки, но чувствовал себя ужасно неуютно под буравящим взглядом. Наконец, не выдержав, он повернулся, кивнул Сулейману и приветливо улыбнулся. Араб недовольно поморщился и зашагал прочь.

До обеда работали без перерывов, так что снова начать разговор удалось только ближе к вечеру, когда они стали убирать валявшиеся куски штукатурки. Миша обратил внимание, что в бараке арабы практически не общались друг с другом. Вместе молились, а в быту обходились короткими репликами. Шакиб, видимо, соскучился по нормальному человеческому общению, поэтому, когда услышал предложение: «Пошабашим?», сразу же согласился и первым начал разговор:

— А ты, Михаил, откуда?

— Я из Питера.

— Красивый город, — Шакиб мечтательно улыбнулся. — Я там был на экскурсии. С любимой девушкой приезжал из Минска. Помню, гуляли ночью, смотрели на мосты… А ты сюда как попал?

— Да я и сам толком не понимаю. У меня в квартире убили девушку, и мне пришлось бежать. По-русски это называется «подставили».

— Понимаю. Меня ведь тоже подставили.

Помолчали. Каждый думал о своем.

— Слушай, почему вы с земляками в бараке не общаетесь? — прервал затянувшуюся паузу Миша.

Шакиб развел руками:

— Нельзя. С каждым по отдельности поговорили и предупредили — никаких рассказов о прошлом, о семье, о друзьях. С сестрами не разговаривать, письма и телефоны запрещены. Двое из ребят обо всем докладывают Сулейману. Если ему что не понравится — увезут в лес на тачке…

— А что там под поленницей за укрытие?

— Здесь во время войны у немцев командный пункт был. Так что под поленницей — бронеколпак, а под землей бункер. И маскировку под «стог» тоже немцы придумали.

— То-то я думаю — что дрова так странно сложены. А ты откуда все это знаешь?

— Сестра Агафья рассказывала, когда я стены в кельях красил. А потом матушка заметила, что мы общаемся, и услала ее куда-то. Еще в прошлом году.

— И давно ты здесь?

— Нет, два года только.

— Два года! — не поверил Миша. — Ты здесь два года просидел? Это же как в тюрьме!

— На Востоке другое отношение к времени, — усмехнулся Шакиб. — Мы умеем ждать. Молиться и ждать…

* * *

Хотя при посторонних Шакиб держался с Мишей демонстративно отстраненно, их общение, видимо, не осталось незамеченным. На следующий день, когда Михаил собрался опять напроситься в напарники к новому приятелю, Сулейман отрицательно покачал головой и, показав пальцем на него и на маленького худого Казима, повел их за собой в сестринский корпус.

С торца здания был оборудован вход с навесом в отдельное помещение. Судя по одинаковым кабинетам с казенной мебелью и компьютерам на столах, это была административная часть или бухгалтерия монастыря. Работа оказалась нехитрая — надо было обдирать старый линолеум в коридоре. Аккуратно сняв плинтус, они начали отрывать приклеенное по периметру старое покрытие от фанерной основы. В свое время строители не пожалели клея, и линолеум не хотел сдаваться, оставляя куски плоти на фанере. Казим сбегал за стамесками, и они принялись отскребать остатки пластика. Когда по коридору проходили сестры, маленький араб прекращал работу, вскакивал на ноги, прижимался к стене и низко опускал голову. Миша вежливо здоровался, не вставая с колен, но монахини, видимо следуя данной инструкции, даже не поворачивались в его сторону. «Ваше дело». — решил он тоже перестал реагировать на проходящих.

Двигаясь вдоль стены, он постепенно добрался до дверного проема, и, чтобы было удобнее поддевать край линолеума, толкнул дверь плечом. В коридоре сразу стало светло и радостно от солнечного света, льющегося из кабинета. Миша заглянул внутрь: светлые обои, книжные шкафы с канцелярскими папками, офисный стол. Сидя на корточках, он сразу заметил электрическую розетку под столом и воткнутое в нее зарядное устройство для телефона. Осторожно оглянулся на Казима — тот усердно скреб фанеру стамеской, не поднимая головы. Миша на четвереньках метнулся к столу и успел прочитать заветную надпись Nokia на черном торце зарядки. Так же быстро вернулся назад и продолжил работу. Ларисин телефон остался в куртке, а куртка висела на вешалке в вагончике. Больше такая удача могла и не повториться. Что же делать? Тронув араба за плечо, он скорчил кислую физиономию и сделал ладонью крутящее движение в районе живота. Казим пожал плечами и снова принялся за работу. Миша вышел на улицу и огляделся. Ни Сулеймана, ни матушки не было видно. Туалет для туристов находился метрах в пятидесяти — между сестринским корпусом и монастырской стеной, но он припустил в обратную сторону, к бытовке.

Вернувшись, он сделал радостное лицо человека, избавившегося от тяжелого бремени, и принялся ковыряться около заветной двери. Казим успел продвинуться метра на три вперед и не мог видеть, что творится у него за спиной, но по коридору периодически проходили сестры, заставляя его вскакивать и прижиматься к стене. Бесконечно копаться на одном месте, не вызывая подозрений было нельзя, и Миша решился — сделав «неловкое» движение рукой, он зашвырнул стамеску поближе к заветному устройству, и, зло выругавшись, уже не таясь зашел в кабинет и полез под стол. Быстро воткнув штекер в гнездо, он оставил телефон на полу и вернулся назад. Оглянулся. С высоты роста стоящего человека пространство под столом не просматривалось.

Тяжелые, совсем не женские шаги заставили его оглянуться. Из глубины коридора к нему направлялся Сулейман. Видимо он прошел в одно из помещений пока Миша бегал в бытовку. Грубо отодвинув его плечом, араб зашел в кабинет, где заряжался телефон, и закрыл за собой дверь.

Наступило время обеда. Казим смел мусор в угол и ждал Мишу. А он все тянул время в надежде, что Сулейман наконец выйдет из кабинета. Вытаскивал куски линолеума на крыльцо, ронял их по дороге, возвращался. Потом принялся завязывать шнурки на кроссовках. Наконец, пришлось смириться и отправиться в бытовку. С трудом дождавшись конца перерыва и вернувшись в коридор, он остановился у заветной двери и, пропустив Казима вперед, толкнул ее плечом. Увы — кабинет был заперт.

В коридоре они провозились до вечера. Сняли старый линолеум, очистили фанеру от остатков клея, вынесли мусор и подмели за собой. Кабинет по-прежнему был заперт. Пришлось возвращаться в бытовку без телефона. Хотелось посоветоваться с Шакибом, но остаться наедине так и не получилось. Когда же он попытался просто заговорить с ним тихим голосом, присев рядом на кровать, то все обитатели вагончика повернули в их сторону головы и стали внимательно смотреть. Пришлось прекратить попытки.

* * *

На следующий день Мишу отправили косить траву вдоль стены монастыря. Работа была совершенно непривычная и уже через полчаса у него заболели руки и спина. Пот катился градом и каждые десять минут приходилось делать перерывы. К тому же из высокой травы взлетали тучи комаров, возмущенных беспардонным вторжением в среду их обитания, и впивались в открытые участки тела. Уши и пальцы распухли от укусов и нестерпимо зудели. Но самое неприятное было то, что попасть в заветный коридор не представлялось возможным. Ближе к обеду пошел сильный дождь и работу пришлось прекратить. Хозяйственный двор, куда Миша должен был отнести косу, был совсем рядом, но ноги сами понесли его в обратную сторону — к сестринскому корпусу. Ливень заставил всех обитателей монастыря прятаться и по дороге он никого не встретил. Оставив косу на крыльце, нерешительно постоял перед входной дверью. «Навру чего-нибудь, — решил он. — Скажу, от дождя прячусь или потерял вчера нужную вещь. Вот только какую? Запонку?» Так ничего и не придумав, зашел внутрь. В коридоре никого не было. Он прислушался. Откуда-то доносилась приглушенная трель сотового. Оставляя мокрые следы на фанере, бросился к вчерашнему кабинету. Толкнул дверь. Открыто! Внутри комнаты оглушительно верещал сигнал телефона. Миша бросился на пол, вытащил аппарат из под стола и, вырвав провод зарядки, прижал его к уху:

— Слушаю.

— Ты живой? — голос Ларисы он узнал сразу.

— Живой.

— Мы уже и надеяться перестали. Ты где?!

— Я…

Сильный толчок в затылок швырнул его лицом в пол. Телефон отлетел в сторону. Закрывая голову рукой, он повернулся и увидел над собой Сулеймана с перекошенным лицом. В следующий момент на него обрушился град ударов. Первое время Миша пытался закрываться и даже перекатывался подальше от нападавшего, но пропустив удар ногой по голове, отключился.

В романах обычно герой, очнувшись, пытается сообразить, как долго он был без сознания. Придя в себя, Миша сразу понял, что времени прошло немного, так как боль от побоев только начала усиливаться. Болели ребра, руки и голова. Из окна бил яркий солнечный свет, не давая открыть глаза — видимо ливень успел закончиться. Попытка отвернуть голову вызвала острый приступ боли и желание инстинктивно прижать руку ко лбу. Ничего не получилось. Сквозь прищуренные веки он разглядел, что его запястья прижаты друг к другу пластиковым хомутом для крепления проводов. Попробовав пошевелить ногами, понял, что и они, видимо, зафиксированы тем же способом. Превозмогая пульсирующую боль в затылке, перевернулся на бок и огляделся. Та же комната. Дверь закрыта, а у стены валяются обломки сотового телефона. Он даже не успел сказать Ларисе, где находится…

Лежать пришлось долго. Он несколько раз то ли засыпал, то ли терял сознание. Ноги онемели, и попытки сгибать их в коленях облегчения не приносили. Нестерпимо хотелось в туалет. Наконец, когда за окном уже стемнело, раздался звук отпираемого замка и на пороге появился Сулейман. Миша инстинктивно подтянул колени к груди и опустил голову, опасаясь новых побоев. Раздался металлический щелчок и араб резко наклонился к своей жертве. В его руке был зажат сапожный нож с кривым лезвием. «Горло будет резать», — обреченно подумал Миша и вжал голову в плечи. Но вместо этого Сулейман повернулся к нему спиной и, подцепив лезвием пластиковые хомуты, стягивающие Мишины ноги, перерезал их. Выпрямился, и, покахзав на дверь ножом, даже не сказал, а каркнул: «Гоу!» Поспешная попытка подняться на ноги не увенчалась успехом — онемевшие конечности отказывались слушаться и расползались в стороны. Удалось только более или менее вертикально сесть у стены. Зло, но несильно пнув сидящего, Сулейман вышел из кабинета и запер за собой дверь.

Первым желанием было доползти до окна, разбить его и вывалиться наружу. А потом ползти в наступившей темноте подальше от этого страшного места. Но малейшее шевеление ногами, в которых начинало восстанавливаться кровообращение, вызывало ощущение тысячи иголок, впивающихся в мышцы. Свалившись на бок, Миша даже не смог снова сесть.

Снова послышался звук ключа в замке. На пороге на этот раз стояли Шакиб и Казим. Не говоря ни слова, они взяли Михаила подмышки и за ноги и понесли по коридору. Сулейман ждал на улице рядом с тачкой, на которой два дня назад увезли тело умершего в дороге беженца. Мишу усадили в алюминиевый ковш, Шакиб взялся за ручки и с натугой покатил живой (пока) груз по мощеной камнем дороге.

— Куда меня? В лес? — шепотом просил Миша, не поднимая головы.

— Нет, — тихо ответил Шакиб, — думаю, на фабрику в Польшу отправят. Скоро машина должна прийти.

«Ну, хоть голову не отрежут…»

Между тем, тачка подъехала к поленницам-стогам. Сулейман вынул одно из поленьев, повозился в отверстии и откинул дверку-люк. Шакиб помог своему пассажиру встать и довел его на подгибающихся ногах до лаза. Взявшись за края, Миша заглянул внутрь. Темно. Резкий удар в кобчик бросил его вперед, и он полетел в темноту.

* * *

Места на нарах ему не хватило. Беженцы перепилили тупым алюминиевым ножом пластиковый хомут на его руках, дали одеяло и показали место на гимнастическом мате в углу. Ноги уже начали его слушаться, и Миша решил поискать туалет. Выход из большого помещения с нарами был только один — туда и направился. Металлическая дверь легко поддалась, и он оказался в коридоре с низким потолком. Стены были из крашеного бетона с оставшимися навечно следами деревянной опалубки. На высоте человеческого роста вглубь коридора тянулись провода в оцинкованных трубах, через одинаковые промежутки над верхней трубой были привинчены лампы в проволочных кожухах. Сейчас горела только одна — в самом конце. Судя по доносившемуся запаху, туалет был там. Действительно, за еще одной дверью с заклепками стояли две половинки от жестяных бочек с приваренными ручками по бокам, накрытые фанерными щитами. Приподняв один из щитов, Миша чуть не задохнулся от запаха аммиака. Поскорее справив нужду, он прикрыл бочку и поспешил назад.

Арабы оживленно беседовали, сидя на нарах. Напряженного молчания, как в бытовке, здесь не было. Слышался смех, кто-то напевал мелодию с витиеватыми руладами. Некоторые читали, сев поближе к лампе. Женщина в платке пристроилась на металлической лесенке, которая вела наверх, в купол и пришивала пуговицу к рубашке, близоруко щурясь. Вдоль стены тянулась непонятная надпись по-немецки с восклицательным знаком на конце. Белые готические буквы на серой стене выглядели так, будто их только вчера прорисовал немецкий ефрейтор, обмакивая кисть в ведро с краской.

Миша ощупал бока — ребра, похоже, были целы. Сильно болела огромная шишка на затылке и руки, которые, видимо, приняли на себя большинство ударов. Очень хотелось пить. Возле стены стояла вода в пятилитровых бутылках и лежала пачка пластиковых стаканчиков. Напившись, он бросил стакан в большой полиэтиленовый пакет для мусора и лег на свое место. Повертелся, нашел удобное положение, чтобы не беспокоить шишку на голове и, несмотря на шум и включенный свет, почти сразу уснул.

Долго поспать не удалось. Кто-то настойчиво тряс за плечо, слышны были шаги по металлическим ступенькам. Покряхтывая, Миша поднялся на ноги. Перед ним стоял Шакиб:

— Собирайся, земляк. Машина пришла, — он незаметно сунул в Мишину руку клочок бумаги. — Это электронный адрес моего отца. Будет возможность — напиши ему, что я жив.

— Куда нас повезут, не знаешь?

— Нам этого не говорят. Рабочая сила много где нужна…

Шакиб достал из кармана листок и стал зачитывать имена. Четверо беженцев, быстро собрав свои пожитки, подошли к лестнице.

— Маассалама, — говорил каждый, карабкаясь наверх.

— Маассалама, — слышался в ответ нестройный хор голосов.

Миша прощаться не стал. Просто полез вслед за всеми. Пригнув голову, вылез из люка и подошел к остальным. Сразу пожалел, что не прихватил с собой одеяло — ночной холод пробирал до костей. У ворот стоял грузовой фургон Ford Transit с финскими номерами. Игуменья о чем-то беседовала с двумя белобрысыми здоровяками. Увидев группу, стоящую на дороге, один из здоровяков помахал рукой: «Ком, ком!» и стал открывать распашные дверцы фургона. Откуда-то из темноты к нему подошел Сулейман с пачкой паспортов. Белобрысый брал паспорт, щурясь в полумраке, сверял фотографию с лицом очередного «пассажира» и, сунув документ во внутренний карман куртки, показывал рукой: «Залезай». Увидев краснокожий российский паспорт, с удивлением поднял брови и что-то спросил у Сулеймана, видимо, по-шведски. Тот довольно бойко ответил на том же наречии. Очевидно, объяснения удовлетворили белобрысого, и он, сунув Мишин паспорт в карман к остальным, пропустил его внутрь. Пассажиры разместились на узких лавках вдоль стен. Здоровяк с силой захлопнул дверцы (отчего неприятно заложило уши) и фургон погрузился в полную темноту. Только циферблат часов одного из беженцев подрагивал зелеными стрелками, пока их хозяин устраивался поудобнее. Затарахтел двигатель, Мишу качнуло вбок — скрипя переборками, Форд запрыгал по неровной дороге.

Устроиться на жесткой скамейке никак не получалось, фургон скрипел и раскачивался, так что попытки заснуть пришлось отложить. «Где же я завтра окажусь? — думал Миша. — Интересно, на работе меня хватились? Портреты мои на вокзалах висят?..» В этот момент он почувствовал, что непреодолимая сила оторвала его от скамейки и швырнула куда-то вперед и вправо. Не видя ничего в темноте, он прикрыл голову руками и понял, что со всего маху припечатался к чьим-то коленям. Взвизгнули тормоза, Форд сделал попытку завалиться набок, но снова встал на все четыре колеса. Слышно было, как распахнулась дверца и рядом с кабиной хлопнули два пистолетных выстрела. В ответ издалека послышались такие же хлопки. Потом наступила тишина. Люди, лежащие вповалку в темноте, старались не шевелиться и даже не дышать. Вскоре послышались осторожные шаги и кто-то постучал по кузову. Никто не отозвался. Со скрипом отворилась задняя дверца, и луч фонаря ударил вовнутрь.

— Да их тут целый взвод, — раздался грубый голос, — но эти вроде мирные. Вылезайте, голуби. Только без фокусов.

Не поняв ни слова по-русски, беженцы молчали и не двигались с места. Подумав немного, Миша решил, что хуже уже не будет, и, перешагивая через чьи-то ноги, стал выбираться из фургона. Луч фонаря светил ему прямо в глаза.

— Ба! — сказал кто-то радостно. — Вот он — мой убийца! Узнаешь?

Державший фонарь подсветил снизу свое лицо. Несмотря на жуткую, почти мистическую подсветку, Миша сразу узнал эту лысую голову на богатырских плечах — Саня, мордоворот из охраны Волчегурского, который остался лежать с простреленной грудью в сарае на берегу.

— В-вы живы? — заикаясь от страха, но все-таки с облегчением спросил Миша.

— Живее всех живых, — донесся второй голос из темноты. — В отличие от этих идиотов. И чего эти кретины палить начали?! Оба наповал. И Ларису ранили.

— Пошли посмотрим, — сказал лысый Саня и зашагал в сторону кабины.

Миша покорно двинулся следом. В свете фар на дороге лежали оба белобрысых шведа. Над ними возвышалась фигура второго охранника с бородкой. Он перевернул лежащее ничком тело ногой, рука мертвеца безвольно откинулась в сторону, но не выпустила зажатый в скрюченных пальцах пистолет.

— Что с ними делать будем? — спросил Саня.

— В кабину и спалим к чертовой матери, — ответил здоровяк с бородкой.

— А те, что в кузове? Нелегалы, похоже.

— Пусть идут, куда хотят. Хоть назад в монастырь.

Саня потащил одно из тел за рукав к кабине.

— Постойте, — сказал Миша, — у него мой паспорт.

Лысый отпустил рукав:

— Ну, ищи.

Помявшись в нерешительности, Миша запустил руку во внутренний карман куртки белобрысого и вытащил пачку документов. Пальцы неожиданно стали липкими. В свете фар он увидел, что паспорта перепачканы кровью и в ужасе бросил их на дорогу. Саня подцепил один из документов за уголок, и, поднеся его к горящей фаре, сказал:

— Прямо по центру пуля прошла. Не нужна тебе такая ксива — лучше сжечь.

— Хватит возиться, — послышался голос второго охранника, — Ларису надо к врачу везти.

— Иди в нашу машину, — приказал лысый Мише. — Скажи ей, что мы быстро.

Только сейчас Миша увидел, что дорогу перегораживает черный микроавтобус Додж. Подойдя к машине, он откатил боковую дверь и заглянул внутрь. Освещенная тусклым светом потолочной лампочки, на сидении с ногами сидела Лариса. Руки ее были прижаты к животу, а глаза, не мигая, смотрели в одну точку.

— Что с вами? — спросил он.

— Зацепили… — прошептала Лариса. — Мы ведь только проверить машину хотели, а они сразу стрелять… Больно…

— Вас сюда эти бандиты привезли? Которые за мной охотятся?

— Ты извини, что так получилось, — Лариса поморщилась от боли. — Все должно было по-другому быть. Никуда больше не убегай. Ты в безопасности. Скоро они там?

— Сказали, что скоро. Я могу чем-нибудь помочь?

— Там в сумке таблетки обезболивающие, — она мотнула головой. — Наковыряй из блистера все, что есть. И вода вон, в бутылке.

Миша поспешно стал рыться в сумке.

— Мы, как телефон засекли, сразу сюда поехали. Дорога плохая — только к ночи успели, — Лариса закрыла глаза и помолчала. — Тут машина навстречу. Решили проверить, а они палить начали. Если бы телефон не был выключен, мы бы тебя раньше вытащили. Ты извини, что так вышло…

— Что вышло? Я ничего не понимаю. Столько народу поубивали. Зачем?

— Да успокойся ты. Это же просто квест…

— Какой еще квест?!

На обочине запылал Форд, видимо политый бензином. Оба охранника торопливо забрались на передние сидения и повернулись назад.

— Ларик, ты как? Как она?

Миша пожал плечами:

— В сознании, разговаривает.

Он повернулся к Ларисе, зажав в ладони пригоршню таблеток. Ее голова безвольно свесилась на грудь.

— Лариса, вы меня слышите? — он тронул ее за плечо.

Ответа не последовало.

* * *

Нарву объехали по окраинам, избегая освещенных улиц. После этого дорога снова пошла вдоль реки. Ехали долго — уже начало светать. Невозмутимый, словно танк, Саня давно спал. Кожаное сидение, на котором сидела Лариса, было тщательно промыто и высушено бумажными салфетками, но Миша все равно предпочел пересесть на задний ряд. Уснуть даже не пытался — сказывались переживания этой ночи, а на ухабах глухим стуком напоминало о себе завернутое в одеяло тело в багажнике.

Додж остановился у большого темного здания, которое в утренних сумерках можно было принять за завод или склад. «Noorus Spa Hotel» прочитал Миша надпись на фасаде. Миновав ресепшн, поднялись в лифте на пятый этаж. Возле двери с табличкой «Suite», Саня помялся в нерешительности, поправил пиджак и деликатно постучал. Видимо, их ждали, так как дверь распахнулась практически сразу. На пороге в белом гостиничном халате стоял пожилой мужчина с усталым лицом. Седая бородка, очки… Волчегурский. «Вот и мне конец пришел… — подумал Миша. — И ведь не докажешь теперь, что не я его молодую жену убил».

Осторожно выглянув в коридор, человек в халате отступил в сторону и пропустил гостей внутрь. Белые стены, белая мягкая мебель, светлое покрытие на полу… «Трудно будет кровь отмывать», — решил Миша и немного успокоился.

— Толик, закажи завтрак в номер, — приказал хозяин здоровяку с бородкой. — На пятерых.

Охранник кивнул и стал изучать телефонный справочник на письменном столе. «Зачем на пятерых? — удивился про себя Миша. — Видимо, он еще не знает про Ларису…» Тут он услышал тихие шаги за спиной и обернулся. На пороге соседней комнаты стояла девушка в таком же белом халате, как у Волчегурского, с полотенцем на голове. Ее кукольное лицо невозможно было не узнать. Виктория!

* * *

Миша выпил чашку кофе, но к еде так и не притронулся. «Воскресшая» Виктория, наоборот, с аппетитом съела горячий омлет и даже выпила бокал шампанского. Про Ларису она даже не спросила.

— Видите ли, Михаил, никто не ожидал, что квест зайдет так далеко, — объяснял Волчегурский, попыхивая электронной сигаретой с приторным фруктовым запахом. — Обычно янычар даже до нефтепровода не доходит…

— Простите, кто? — перебил его Миша.

— «Янычар» — так мы называем человека, который участвует в квесте. Вы «Бег» Булгакова читали? Там был такой тотализатор — тараканьи бега. А чемпиона звали Янычар. Так вот, последние янычары довольно быстро сходили с дистанции и больших ставок не поднимали. Ваш друг Леха, например, на первом же этапе закатил такую истерику, что нам пришлось его в санаторий отправлять.

— Вы ему такой же спектакль устроили?

— За сценарий всегда отвечала Лариса. Были, конечно, вариации, но контрольные точки сохранялись. Через границу до вас только один человек перешел.

— И что с ним стало?

— Ничего ужасного, — Волчегурский успокаивающе похлопал Мишу по колену. — Кум встретил его на той стороне с призом. Человек заработал хорошие деньги и, по-моему, не был в претензии. И игроки были довольны. Выигрыш был один к тридцати. Потом приехал катафалк и мы переправили его назад.

— Катафалк?

— Микроавтобус, на котором Саня с Толиком ездят. Там в полу есть тайник в форме гроба. Мягкая обивка, вентиляция… Вас тем же путем домой возвращать будем, — хозяин погрустнел. — И Ларису — у нас две такие машины.

— Богатый у вас реквизит.

Хозяин самодовольно ухмыльнулся:

— Это все Саня с Толиком. Они же бывшие каскадеры с Ленфильма. Ножи бутафорские с томатным соком, палочки для суши — все они. Артисты! В общем, все было продумано до мелочей, но с вами накладка произошла — Кум задержался в Нарве, а этот идиот Колян устроил самодеятельность. Решил, что за вами и вправду охота идет.

— Что вы с ним сделали? Я слышал выстрел на дороге, когда его из монастырского автобуса вытащили.

— Да ничего с ним не делали. Этот дурак рванул в лес, как заяц, ну Толик и пальнул в воздух. Только на третий день мы его уже у дома поймали. Вот тогда он и сказал, что вас монашки в оборот взяли, — он щелкнул пальцами и обернулся к лысому Сане. — Принеси.

Здоровяк вышел в соседнюю комнату и вернулся с черной нейлоновой сумкой в руках.

— Здесь ваш гонорар, Михаил. Двести тысяч евро за неделю беспокойства. И вот еще, — он достал из кармана халата и положил на кофейный столик белый конверт. — Это справка из Сестрорецкой больницы, куда вас доставили по скорой с почечными коликами. Отнесете на работе в отдел кадров.

Волчегурский резко поднялся с дивана и хлопнул в ладоши:

— Собирайтесь. В электронную очередь на границе наши машины записаны с интервалом в четыре часа. Саня, Толик, первыми едете вы с Михаилом в тайнике. Ларису спрячьте во второй катафалк, — он нервно поморщился. — Оправдает название… Я сам ее повезу.

Сидевшая в кресле Виктория нервно поставила бокал на столик, расплескав шампанское:

— Масик, я не поеду с трупом!

— А тебя, милая, никто не спрашивает, — прозвучал тихий злой голос. — Поедешь и будешь улыбаться пограничникам.

* * *

Вентиляция в «гробу», конечно, была, но когда Толик поднял крышку, Миша долго не мог отдышаться. Час, проведенный в тесном ящике, показался бесконечной пыткой.

— Где мы? — спросил он, выбравшись на свежий воздух.

— В Кингисеппе, — ответил Саня. — Часа полтора до Питера. Отдышался? Залезай — надо на трассе встать. Хозяина ждать будем.

Миша помотал головой:

— Нет, ребята, я уж как-нибудь сам доберусь, — он потряс нейлоновой сумкой. — На такси хватит.

— Ну, дело твое, — пожал плечами Саня. — Зла не держи — надеюсь, больше не пересечемся.

— Я тоже надеюсь…

Через полчаса он сидел в маленьком интернет-кафе возле рынка. Достал из кармана записку с адресом отца Шакиба. Немного подумав, отложил ее в сторону и застучал по грязным клавишам, заполняя строчку поисковика. На странице Siseministeerium. ee выбрал версию RUS. Появилась надпись: «Эстонская республика. Министерство внутренних дел». Нажимая кнопку «Контакты», ухмыльнулся:

— Теперь в мой квест поиграем…

Санкт-Петербург — о. Тассос, 2015 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg