«Роман со счастливым концом»

Роман со счастливым концом (fb2) - Роман со счастливым концом 901K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Михаил Александрович Самарский

Михаил Александрович Самарский,

Тел. +7 916 394 26 87

E-mail: ma@samarsky.ru

Михаил Самарский

РОМАН СО СЧАСТЛИВЫМ КОНЦОМ

Писать – значит осмеливаться.

Эмиль Чоран

От автора

Выражаю сердечную признательность всем тем, без кого эта книга могла бы и не появиться на свет. За профессиональные консультации адвокату Виолетте Волковой, другу и меценату Алексею Комиссарову, депутату Государственной Думы Сергею Михайловичу Миронову, всегда поддерживающих меня в трудную минуту.

Благодарю за ценные советы переводчиков моих книг Ленни Россловски (США), Фама Ба Тху (Вьетнам), Уляну Петкова Йорданову (Болгария). Благодаря им я теперь получаю письма от своих читателей со всего света.

Отдельная благодарность моим чрезвычайно терпеливым родителям за их стойкость и умение достойно переносить мои иногда не совсем размеренные требования.

Огромное спасибо всем, кто читает мои книги, пишет отзывы, рецензии и вдохновляет меня на дальнейший труд.

Михаил Самарский

Глава 1. Из грязи да в князи.

Поговорка, вынесенная в название главы, обидная, чего уж там говорить – у любого вызовет досаду. Однако Осип Емельянович Брамс, несмотря на всяческие жизненные препятствия, обладал хорошо развитым чувством юмора, а в самоиронии видел одни только плюсы. Эти чудесные качества частенько выручали его и помогали находить решения, казалось бы, в самых уже безвыходных ситуациях. Именно потому вместо обиды Осип Емельянович, посмеиваясь про себя, нашёл своему нынешнему положению и другие не менее яркие определения, такие как «ворона в павлиньих перьях», «со свиным рылом в калашный ряд»… Что-то ещё крутилось в голове, но Брамс никогда не перебарщивал и не превращал самоиронию в занижение самооценки. Тем более, что все эти «грязные князья», «павлиньи перья», «калашные ряды» свалились на его голову точно гром среди ясного неба.

Конечно, у любого человека в жизни случаются неожиданности, но выйти на улицу для того, чтобы «стрельнуть» мелочи на опохмелку и «два кусочека колбаски», а уйти с неё миллионером, такое случается крайне редко. А, может быть, это и вообще единичный случай. Но, как говорят философы, случилось то, что должно было случиться.

* * *

Осип Емельянович отказался от работы у станции метро. Во-первых, полицейские стали до чёртиков прилипчивыми и избыточно принципиальными. Во-вторых, то ли у людей денег стало меньше водиться в карманах из-за этих дурацких пластмассовых карточек, то ли наши люди научились на западный манер скопидомствовать. А в-третьих, и это, пожалуй, самое главное, утром из метро народ в большинстве своём выходит хмурый, невообразимо злой, раздражённый и крайне вспыльчивый – могут и послать по известному адресу, и в лицо плюнуть, и даже отпустить унизительного пендаля.

Однажды у станции Университет один плохо воспитанный молодой человек так ударил Брамса ногой сзади, что травмировал ему копчик, в результате чего Осип Емельянович неделю не то, чтобы попрошайничать, даже ходить не мог самостоятельно. Хорошо, товарищи выручили: ухаживали, успокаивали, всякие примочки ставили, припарки, едой снабжали, внутренности целебной настойкой согревали. Последнее лекарство особенно помогало. По мнению больного, благодаря только ему, Ёся, как называли его друзья, в скором времени и поднялся на ноги.

И всё же (это нужно отметить особо), какие бы гадости не совершали люди, Брамс на них не обижался и всегда старался найти оправдание даже самому сомнительному поступку.

– Мы же не знаем, как он провёл ночь, – говорил Осип Емельянович, рассказывая о хулигане, нанесшем вред его здоровью, – может, плохо спал, может, с женой поссорился, а возможно его в метро тоже кто-то обидел…

– И что теперь, – хмыкал сосед по подвалу Митя Акробат, – на людей, словно дикий вепрь, бросаться? Наверняка знал паскуда, куда бить. Обездвижил человека ни за что ни про что – сволочь он; чтоб он себе ногу сломал.

– Зря ты так, Митя, – успокаивал товарища Осип Емельянович, – ругать ругай, а зла никому не желай, зло оно, знаешь, всегда возвращается.

– Ага, – рассмеялся Акробат, – он тебе всё седло отбил, а мы ему давай пожелаем счастья, здоровья и поздравим с наступающим Новым годом. Тоже мне, гуманист нашёлся. А я предлагаю, встретить его в подземном переходе и начистить ему рыло, да так, чтоб он на всю жизнь запомнил.

– Ну, Митя, это ты уже загнул, – вступился за Брамса дед Акын, – он завтра соберёт банду отморозков, выследят, засекут нашу берлогу и вот здесь, в подвале всех нас похоронят. А найдут наши мумии только летом, когда начнут трубы теребить. Прекращай тут экстремизмом заниматься. Ёся ещё пару-тройку дней полежит, и отойдёт. Радуйся, что нас тут никто не трогает, вон недавно по радио говорили, где-то на окраине малолетки бездомного мужика пытались живьём сжечь. Избили и давай бензином поливать, хорошо прохожий заступился, разогнал извергов. А другой бы прошёл молча, и всё – нет человека.

– Жуть, – покачал головой Митя, – и тюрьмы собаки не боятся.

– Да кто их искать станет? – ухмыльнулся дед Акын. – Кому мы нужны, нищие и бездомные? Вон каких людей убивают и то не находят, а ещё на нас будут они время тратить.

Дед Акын оказался прав, вскоре пострадавший поправился и вышел «на работу». Выглядел Осип относительно прилично и даже можно сказать, харизматично: слегка потёртое тёмное пальто, правда, чуть великоватое, больше на один-два размера – напоминание о некогда сытной и тёплой жизни; ботинки не первой свежести, но всегда начищенные, ярко зелёный свитер, фиолетовый шарф с белыми разнокалиберными горошинами и, наконец, роскошная широкополая чёрная шляпа. Если бы не его просьбы, можно было подумать, что на прогулку вышел некто полузабытый актёр.

Легенда всегда была одна и та же: «Простите, уважаемый! Приехал в столицу из Воронежа (Ростова, Краснодара, Саратова, Волгограда… – во всех этих городах Осип Емельянович бывал, когда-то проживал, так что соответствующую тему о населённом пункте поддержать мог на должном уровне), хотел подарков купить, да вот беда приключилась – обокрали, остался без копейки денег, помогите, пожалуйста, на билет, автобус вечером отходит». Обычно за полтора-два часа денег собиралось на согревающий напиток и закуску. Частенько случалось, что вместо денег давали сразу закуску, а совсем недавно Брамсу повезло и вовсе несказанно: весёлый мужчина лет сорока пяти на просьбу Осипа вынул из пакета бутылку дорогущей водки, протянул её нуждающемуся и сказал:

– Брат, прости, все деньги истратил, на, вот, возьми в дорогу, всё веселее будет ехать.

Брамс поблагодарил доброго человека и на всякий случай поспешил удалиться домой, поскольку на закуску уже было «заработано».

Сегодня что-то день не заладился. Проторчав почти час у супермаркета, Осип Емельянович стал подумывать о смене дислокации. «Перейти к аптеке, что ли, – мысленно рассуждал он, – там люди могут быть добрее, сами ведь болеют, должны чувствовать боль…».

Подойдя ближе к аптеке, он потянулся было к шляпе, чтобы снять её и принять рабочий вид, как вдруг сзади раздался чей-то незнакомый голос:

– Осип Емельянович?

Брамс вздрогнул и, опустив руку, медленно обернулся. Перед ним стоял мужчина лет сорока, одетый с иголочки, гладко выбритый и густо пахнущий дорогим парфюмом. В руках незнакомец держал кожаный портфель.

– Так точно! – почему-то по-армейски ответил Брамс.

– Очень хорошо! Просто замечательно! – обрадовался мужчина и протянул руку: – Ну, а я, как вы уже догадались, Фарберг. Фарберг Константин Евсеевич. Очень приятно, очень приятно, Осип Емельянович.

– И мне очень приятно! – буркнул в ответ Брамс, ничего не понимая, что происходит.

– Пройдёмте в машину, Осип… Если не возражаете, давайте без отчеств. Просто Осип-Константин. Не возражаете?

– Да нет, – пожал плечами Брамс, – не возражаю.

– Ну, и хорошо, – закивал головой Фарберг, – вы меня простите ради бога, Осип, но тут такое дело, секретарша моя перепутала время отлёта, потому я и переназначил вам время встречи на два часа раньше. Понимаете, самолёт у меня, оказывается, не в семь вечера вылетает, а в семнадцать. А эта курица только сегодня утром опомнилась. Хотел её немедленно уволить, но быстро отошёл. Вы знаете я очень отходчивый человек. А подчинённые мои этим часто пользуются. Может, это и хорошо. Не в смысле, что пользуются, а что человек я добрый. Вы как считаете?

– Ну, да! – кивнул Брамс. – Конечно, хорошо.

«Господи, боже мой, – мысленно взмолился Осип Емельянович, – кто это на мою голову свалился? На фээсбэшника похож – весь такой из себя, с портфелем, в галстуке, фуражка какая-то диковинная, а в кармане, наверное, пистолет лежит. А если подумать, зачем я им сдался? Шпион я, что ли? Ёся, только спокойно, не волнуйся, тебе нечего бояться, если мужик и из ФСБ, то его моя деятельность «не интересует», для этого есть другая контора».

– Я вам звонил несколько раз, вы были недоступны, – продолжил незнакомец, – потому и написал в «вотсап» на всякий случай.

«Понятно, – мелькнуло в голове у Брамса, – он меня с кем-то перепутал. Нужно ему сказать об этом и уносить ноги отсюда, пока не поздно».

– Вы прочитали? – Спросил Фарберг, но, заметив на лице собеседника недоумение, он хлопнул себя по лбу и воскликнул: – Тьфу, дурак, что я спрашиваю? Вы же вот он, здесь, стоите передо мной! Естественно, прочитали. Совсем закрутился. Присаживайтесь, – Фарберг указал на стоящий рядом с аптекой огромный мерседес, – времени у нас мало. Но у меня всё готово.

Осип Емельянович, как загипнотизированный сел в машину на заднее сиденье, поздоровался с водителем, тот учтиво ответил, с другого борта к Брамсу подсел новый знакомый и сразу затарахтел:

– Значит, смотрите, Осип, вот тетрадь, здесь есть всё. Я очень тщательно над ней поработал. Смотрите, на последней странице все пароли – от ноутбука, компьютера, от кредитки, тут даже код домофона есть, на случай утери кнопки. Вот ключи от моей квартиры, пока не забыл, телефон. Да, кстати, познакомьтесь, это Николай, Коля, он так и будет работать все три года водителем, пока я буду жить в Америке. Не стесняйтесь, звоните в любое время, Коля у нас очень ответственный товарищ, так что машина двадцать четыре часа в сутки в полном вашем распоряжении. Николай, ты тут помогай Осипу… Осипу…

– Емельянович я, – напомнил Брамс.

– Да, Осипу Емельяновичу, подсказывай, – сказал Константин и, обращаясь к Брамсу, продолжил: – Домработницу свою Дашу я тоже не стал увольнять, она в курсе, что вы будете жить у меня. Что делать она знает. Я же когда-то вернусь, зачем мне новые люди. Даша у меня работает двенадцать лет, очень порядочная тётка, очень, можешь ей доверять. У неё, кстати, тоже есть ключи… Так-так-так, что ещё? Ага, охрану на въезде во двор я предупредил, консьержку предупредил, с участковым поговорил. Вы сразу представляйтесь так: я Осип Емельянович, они все в курсе. В общем, всё в ажуре, работайте на здоровье. Осип, просьба та же: основное пожелание, чтобы у нашего романа был счастливый конец. Главный герой – Фарберг Константин Евсеевич, но это не говорит о том, что нужно стопроцентно описывать мою биографию, нет-нет, можете фантазировать, чтобы интересно было читать. Единственная просьба, главный герой должен быть положительным со всех сторон, ну, можно чуточку там согрешить с красивыми женщинами, выпить хорошего вина – это я люблю и не скрываю свои слабости. В общем, я в тетради все ключевые моменты описал, всё разъяснил, на крайний случай, если что-то будет непонятно, спишемся, созвонимся. Телефон я вам оставляю свой, вы представляйтесь как мой референт. Хорошо? В подробности можете не вдаваться, я думаю, первое время вам понадоедают, конечно, но постепенно отстанут. Я не хочу телефон брать с собой, это мука, будет трезвонить круглосуточно. Я как только доберусь до места, вам позвоню, номер определится, сохраните его, и мы будем всегда на связи. Просьба: без моего согласия новый телефон никому не давайте. Отвечайте так: Константин Евсеевич в командировке, вернётся через три года. И электронная почта там у меня настроена на моё имя, можете ею тоже пользоваться, только подписывайтесь референтом. Есть такая примета: хочешь построить новую жизнь, заведи новый телефон, новую почту, новые контакты. Отойди в сторону, пусть люди поживут без тебя. Даша и Коля не в счёт – это как члены семьи. Я говорю о бизнесе.

– А в отпуск вы будете прилетать? – неожиданно спросил Брамс, намереваясь объявить Фарбергу о том, что тот ошибся. Однако ответ Константина Евсеевича заставил Брамса погодить с разоблачением.

– Какой отпуск, Осип? Ты что? – Фарберг неожиданно перешёл на «ты». Я вернусь только через три года, когда стану богатым человеком. Понимаешь?

– Да вы вроде и так не бедствуете, – усмехнувшись, Осип кивнул на приборную панель автомобиля.

– Не бедствую, – согласился Константин Евсеевич, – но я говорю не о таком богатстве, хочется вернуться не просто богатым, а сказочно богатым человеком. Ты понимаешь разницу?

– Не очень, – смущённо признался Осип Емельянович и, испытывая неловкость, опустил глаза.

– Ладно, бог с ним с этим богатством, – махнул рукой Фарберг, – может, чем чёрт не шутит, понравится так, что останусь жить в США, как карта ляжет. Заберу с собой Николая, Дашу… Коль, поедешь жить в Америку?

– Как скажете, Константин Евсеевич! – бодро ответил водитель.

– Вот и прекрасно. Да, Осип, в офисе я тебе тоже кабинет выделил. Вдруг, с кем-то нужно будет встретиться, пообщаться, ну, чтобы домой никого не тащить, в офисе отличное место. И от квартиры рукой подать. Зама своего предупредил, он позаботится об интерьере и техническом обустройстве. Вот такие дела, дружище. Ну, что? – Фарберг взглянул на часы. – Пора мне! Давай, брат, с богом! Вдохновения тебе, творческого подъёма. Я верю, что всё у нас будет прекрасно. Устал?

– Есть немного! – кивнул Осип.

– Тьфу, чёрт, что же ты молчишь? Самое главное чуть не забыли, – Константин протянул Осипу кредитную карту. – Здесь аванс, как и обещал, пятьдесят процентов. Думаю, на три года тебе хватит. Ну, а если не хватит, пиши, звони, подкину ещё. Карта оформлена на меня, но сейчас это неважно, главное – знать пароль. Если пожелаешь, заведи карту на своё имя, я переведу деньги на неё. Ноу проблем! Нет никаких проблем, дорогой Осип Емельянович!

– А адрес? – робко спросил Брамс. – Куда ехать?

– Да вот же тут всё написано, – Фарберг ткнул пальцем в тетрадь, пошарил по карманам и, вынув пятитысячную купюру, протянул её Брамсу: – мне она уже не понадобится, а тебе на такси пригодится. Вот портфель, складывай всё и поезжай домой, отдохни, а то ты, смотрю, какой-то потерянный. Да, и ещё один момент, у меня там полный гардероб шмоток, не стесняйся, подбери себе всё, что по душе, чего они будут пылиться. Там есть и новые вещи и раз-два одёванные. Пользуйся без всяких ограничений. Рубашки, костюмы, галстуки… а обуви там вообще вагон и малая тележка. Что там ещё? Ладно, сам разберёшься. Квартира в твоём распоряжении, кабинет в офисе есть, компьютер-ноутбук есть, домработница есть, водитель-автомобиль есть, деньги есть, что ещё нужно? Всё, давай.

Они пожали друг другу руки, и Осип Емельянович, прижимая к груди портфель, вышел из машины.

Автомобиль мгновенно исчез. Брамс ещё с минуту соображал, что это было, что произошло и как действовать дальше?

Изучив адрес своего нового жилища, Осип Емельянович мысленно произнёс: «Дурак я, что ли, тратить деньги на такси, здесь пешком максимум полчаса ходу. Пройдусь, свежим воздухом подышу, помозгую. По-моему, я вляпался в какую-то крупную авантюру…».

В этот момент к нему подошли двое полицейских, сержант и рядовой.

– Гражданин.., – обратился рядовой.

– Извините, товарищ, мы ошиблись, – сказал сержант и дёрнул коллегу за рукав.

Они отошли в сторону, Осип Емельянович прислушался, и, хотя те говорили довольно тихо, он всё же расслышал их разговор.

– Ты что? Чего ты к нему полез? – ругался сержант.

– А что? Ханыга какой-то! Документы нужно проверить.

– Сам ты ханыга, ты видел, из какой он тачки вылез?

– Из какой? – удивлённо спросил рядовой.

– Мерин чёрный, который ты рассматривал, когда мы в ту сторону шли.

– А я и не заметил, – оправдывался рядовой полицейский.

– Надо замечать, – наставлял коллегу сержант, – а портфель у него в руках видел?

– Я в них не разбираюсь, – пожал плечами рядовой. – Дорогой, что ли?

– Я точно название не помню, – сказал сержант, но что-то вроде «Тонни Перотти», по-моему.

– Сколько стоит?

– Да, наверное, подороже будет твоих жигулей, – усмехнулся сержант.

– Во люди жируют! – покачал головой рядовой полицейский.

Дальше Осип слушать не стал, он поторопился к своему новому жилищу. По дороге зазвонил телефон. Удивило имя абонента, сохранённое в трубке: Осип Емельянович, писатель.

– Да, ответил Брамс своему тёзке.

– Константин Евсеевич, это я Осип Емельянович, извините, поздно прочитал СМС-ку, чуть припоздал.

«Кто не успел, тот опоздал, – мысленно произнёс Брамс. – Чего ж ты, товарищ, опаздываешь, думал, что на свете ты один Осип, да ещё и Емельянович?»

– Извините, уважаемый, – стараясь как можно важнее, ответил Брамс, – Константин Евсеевич, улетел в Америку.

– Как улетел? Как же так? А роман? Вы кто?

– Я его реферат! – гордо ответил Осип Емельянович Второй.

– Кто-кто? – прозвучал удивлённый вопрос на другом конце провода.

– То есть… как его… рефери! – выпалил Брамс.

– Вы, наверное, хотите сказать, вы его референт? – подсказал собеседник.

– Именно это я имел в виду. Просто шучу, – Брамс почувствовал, как у него вспотела спина.

– А вы не подскажете, господин референт, что Константин Евсеевич решил с нашим романом?

– Подскажу! Тут вот какое дело: поскольку вы не приехали вовремя на встречу, написание романа поручено другому человеку, – ответил Брамс и, протянув руку с телефоном подальше шумно выдохнул.

– Я не пришёл на встречу? Это я не пришёл на встречу? – начал кричать абонент. – Да я вот стою здесь у аптеки, как дурак уже полчаса. И ни звонка, ни… ни… никого.

– Извините, Осип Емельянович, – спокойно произнёс, тёзка, – дело в том, что время вылета перенесли на семнадцать часов. Вот так получилось.

– Всё ясно, – остервенело закричал раздосадованный писатель, – ну вас к чёрту, аферисты!

В телефоне пошли короткие гудки.

«Баба с возу, кобыле легче!» – улыбнулся Брамс и бодро зашагал домой.

Однако мысли в голове Осипа Емельяновича наслаивались одна на другую, и чем ближе новоявленный писатель приближался к дому, тем сильнее ослабевали его ноги.

«Может, зря я не признался товарищу, что я это не я. Стоп, как это я не я? Конечно, я это я, и зовут меня Осип Емельянович, а о фамилии мы и вовсе не говорили. Ну, поручил мне Константин Евсеевич написать книгу, и что? Вот бумаги лежат в портфеле. У меня в распоряжении три года. Это с одной стороны не очень-то и много, вон уже скоро стукнет пятьдесят лет, а я и не заметил, как жизнь пролетела. А с другой – три года! Да это же уйма времени. За такой срок можно «Войну и мир» написать или там, например, «Гарри Поттера». Кто-то скажет, мол, ты не писатель? А вот тут извините, не боги горшки обжигают, да и сколько я книжек по молодости перечитал, вот теперь, садись и пиши. Чего ты дрожишь, как.., – Осип Емельянович долго подбирал, с чем сравнить своё дрожание, но так ничего на ум и не пришло. – Писатель хренов, – мысленно ругал он себя, – слова все забыл. Ну, скажи, например, дрожит, как осиновый лист. Нет-нет, я это где-то читал. Дрожит, как – во! – собака на морозе. Мда, напиши такое в книге, получишь в морду. Как собака. Ладно, бог с ними с собаками, осинами, листьями. У меня есть три года! Читай, учись, пиши, и всё будет пучком, как говорит наш Митя Акробат.

Ё-моё! А что же я своим товарищам скажу? Надо будет им помочь. Интересно, пятьдесят процентов – это сколько? А вдруг миллион? Да нет, ну, какой миллион? Такое только в кино бывает. Говорит, на три года должно хватить. Ну, давай посчитаем. Какой там сейчас прожиточный минимум? Десять тысяч рублей? В год выходит сто двадцать тысяч. Верно? На три года – триста шестьдесят. Неужели человек вот так может запросто расстаться с такой суммой? Хотя, судя по тому, как он легко отвалил мне «пятёрку», отдал телефон, ключи от квартиры, говорит, пользуйся моим гардеробом… А менты! Те, увидев у меня в руках портфель, чуть в обморок не упали. Интересно, сколько он стоит? Так что всё возможно. Нужно зайти в сбербанк, проверить, сколько лежит на карточке и объединить свои потребности с возможностями. Да, совсем забыл, с какой целью, я вышел к аптеке – нужно зайти в магазин, взять шкалик, опохмелиться. Хотя дед Акын давно настаивает на том, чтобы мы завязали с бухлом. Говорит, ребята, сопьёмся и подохнем, как собаки. Верно говорит, бомжи почти все так и кончают. Хотя какой я бомж? Бомж – это кто? От аббревиатуры БОМЖ – без определённого места жительства. Но, даже живя в теперешнем подвале, я имею паспорт. Менты всегда раскрывают рот, когда проверяют документы. Они начинают с листа прописки, или как там сейчас говорят, регистрации, что не имеет никакой разницы – название поменяли, а суть-то осталась. Так вот, смотрят господа полицейские (это ж надо такое название придумали!), а там штампик – Москва, улица Ленина, и дом, и квартирка имеются. Всё! В чём меня можно упрекнуть? Иду себе и иду. «А я иду, гуляю по Москве!», – мысленно напел Осип Емельянович песню, – и отвяньте от меня. Вот так. В общем, Ёся, не дрейфь, чем ты только в жизни не занимался, а вот книги ещё не писал…».

Осип Емельянович вспомнил, как в детстве, влюбившись в одноклассницу Наташку, писал ей стишки. Однажды поделился с приятелем, а тот разболтал всему классу, и пришлось Ёсе весь второй класс ходить с прозвищем «Пушкин». После каникул всё подзабылось, но иногда прозвище всплывало, вплоть до окончания школы.

«Не зря, видимо, меня в детстве Пушкиным прозвали, – внутренне рассуждал Брамс, – это, возможно, божий промысел, рок! Правильно моя мама говорила (царство ей небесное): всё, что ни делается, сынок, к лучшему. Вот и посмотрим, мамуля моя дорогая»!».

Глава 2. Лиха беда начало.

Осип не заметил, как подошёл к дому. Двор огорожен высоким забором, калитка наглухо заперта, сбоку кнопка. Гость даже не успел её нажать, как из невидимого динамика донёсся мужской басовитый голос:

– Слушаю вас!

– Я… это, – от неожиданности растерялся Брамс, – ну… в общем, я Осип Емельянович, – выпалил он.

Электрический замок зычно щёлкнул, и тяжёлая дверь, словно по мановению волшебной палочки, отворилась. Охранник выскочил из своей каморки, улыбаясь так, как будто во двор вошёл его самый близкий родственник.

– Мы вас давно ждём, Осип Емельянович, – объявил он, словно и впрямь с неделю ожидал гостя, – проходите, уважаемый, третий подъезд, вас проводить?

– Да нет, что вы! – смущённо ответил Брамс и, указав рукой на ближайший подъезд к воротам, спросил: – Это какой номер?

– Это шестой, дальше пятый, четвёртый, а вон ваш, в углу. Если что понадобится, обращайтесь. Дарья Андревна на месте, – именно так, с одним «е» в имени, сказал охранник.

«Хм, «обращайтесь». Интересно, что мне может понадобиться от охранника?», – мысленно усмехнулся Осип Емельянович.

По пути к своему подъезду Осип Емельянович повстречал женщину средних лет, на ходу осмотревшую его с ног до головы. Пропустив гостя мимо себя, женщина остановилась и уже со спины принялась внимательно его рассматривать. Брамс почувствовал, как в спину ему воткнули два электрических провода и с силой крутанули «динамо». Перед самой дверью в подъезд Осип Емельянович вдруг окаменел – в голову внезапно впрыгнула безрассудная мысль: «А что если.., – он даже зажмурил глаза, – …если кто-то во мне узнает попрошайку? Стыда ведь не оберёшься. Смотрите-ка, пейсатель, нашёлся! Ну, скажи, зачем ты сюда притащился, а, Гоголь-Моголь?»

Он с большим трудом каменной рукой вынул из кармана «пипку» для уличной двери и вложил её в электронное гнёздышко. Дверь премерзко заскрипела, Осип Емельянович потянул ручку и осторожно проник в подъезд.

* * *

Сразу вспомнились многочисленные приключения, связанные с ночёвками в подъездах в морозные ночи. Всякое случалось – и били, и просто выгоняли, и водой обливали, и ухо отрезать грозили (да и не только ухо), но всё же по личной спонтанной статистике Осипа Емельяновича хороших и добрых людей на свете оказалось гораздо больше. Брамс даже как-то, выпив лишний стакан согревающего напитка, учинил в подвале целую лекцию для своих сожителей, где утверждал, что человечество потому до сих пор и живо, что в целом не утратило чувства доброты и сострадания к братьям меньшим.

– Погоди-погоди, Композитор! – возмутился Акробат. – Ты сейчас это кого назвал братьями меньшими, нас, что ли?

– Ну, я имею в виду… эту… как её… социальную лестницу! – нашёлся Брамс.

– Какая ещё на фиг лестница? – наседал Митя. – Братья меньшие – это не люди, это собаки там, коты всякие, то есть животные домашние, а может и не только домашние. Понимаешь? Так, что, Ёся, я чувствую себя оскорблённым.

– Да сядь, ты не суетись, – одёрнул его Дед Акын, – сказано же тебе, он не животных имел в виду, а людей, таких как мы.

– А чем мы хуже? – не унимался Акробат.

– Хуже кого? – спросил Дед.

– Животных.

– Нет, ну вы посмотрите на этого балбеса! – прикрикнул Дед Акын. – Кто тебя с животными сравнивал?

– Он! – Митя ткнул пальцем в Брамса. – Братья меньшие – это животные, и скажи ему, чтобы он меня так не называл.

– Хорошо-хорошо, – замахал руками Осип Емельянович, – я не хотел тебя обидеть, просто ошибся.

– В следующий раз не ошибайся. Если мы сами себя будем собаками называть, конечно, другие нас тоже за людей считать не будут. Ты посмотри, что творится, у них и так спесь через край хлыщет, а тут ещё мы самоунижаемся. Вот тебе и доброта, и сострадание. Это они сегодня такие добрые – и кусок колбасы дадут, и хлеба, и стопарик могут налить, а завтра будут голодными, придут и у тебя всё отберут, а нечего будет отбирать, так и самого тебя съедят.

– Ты чего, Митя? – вздёрнул брови Брамс. – Разве можно с такими мыслями жить?

– А где мне других мыслей набраться? – усмехнулся Акробат. – Я университетов не заканчивал. Вот мой университет, – он раскинул руки и, указывая на стены подвала. – И на моём веку, вот в таких подвалах знаешь, сколько я друзей и недругов схоронил? Ты сколько по подвалам шарахаешься? В смысле сколько, скажем так, бродяжничаешь?

– Лет пять, наверное! – ответил Брамс и вдруг спохватился: – нет-нет, около трёх лет, я первые два года, как ушёл из дома, у товарища жил на даче. А потом они её продали.

– Ну, вот! – цокнул языком Акробат. – А я – около пятнадцати. Так что ты мне тут о добре и милосердии не заливай. Поживи с моё.

– Но ты же как-то эти пятнадцать лет прожил? – возразил Брамс. – И сейчас живёшь, и из подвала нас не гонят. Старший дома знает, что мы здесь живём. Подошёл, по-человечески сказал, чтобы соблюдали порядок. На мороз не стал выгонять. А ведь мог прийти с полицией, взять за шиворот и вышвырнуть на улицу. И всё! Иди, ищи пристанище, пока найдёшь и замёрзнешь. Ты чего на жизнь жалуешься? В этом мире всё относительно, кто-то мечтает о таком подвале. А ты в тепле, и колбасу чуть ли не каждый день кушаешь.

Акробат тяжело вздохнул, махнул рукой и, упав на самодельный матрас, отвернулся к стене.

– Романтик, – бурчал он, – «доброта», «милосердие»…

* * *

Помня предупреждение охранника о том, что домработница Даша на месте, Осип Емельянович не стал использовать ключи, а просто позвонил в дверной звонок. Через несколько секунд тяжёлая массивная дверь медленно отворилась, на пороге стояла обаятельная, такая мягкая и душистая Дарья Андревна. Пахло от неё сдобой, да так вкусно, что Брамс не удержался и сглотнул слюну.

– Я…

– Осип Емельянович? – опередила женщина. – Проходите, сейчас будем пить чай. Я вам таких вкусностей приготовила, пальчики оближешь. Константин Евсеевич мне всё рассказал о вас, конечно, жизнь на даче отличается от московской квартиры, хотя там свои плюсы – свежий воздух и всё такое. Но вам писателям, сейчас без хорошего интернета никак нельзя, впрочем, он сегодня всем нужен. Я новые блюда нахожу в социальных сетях. Люди с удовольствием делятся разными рецептами, я тоже участвую в таких сообществах, мне нравится. Ну, что же вы стоите, Осип Емельянович? Раздевайтесь, проходите, вот здесь умывальник, кухня прямо по коридору. Вид у вас какой-то уставший. Работали ночью?

– Угу, – кивнул Брамс. – Не доспал немного.

– Спать нужно обязательно! Сон – это здоровье. Ну, ничего, здесь у вас будут все условия, я уж постараюсь. Я когда узнала, что Константин Евсеевич уезжает в Америку, так расстроилась, чуть в больницу не попала, а он мне на следующий день объявляет, так, мол, и так, здесь будет жить писатель, и я остаюсь на своём рабочем месте. Если бы вы знали, как я обрадовалась. Константин Евсеевич – золотой человек. Работу сохранил, зарплату сохранил, живи – не хочу. Вы, Осип Емельянович, не стесняйтесь, давайте мне задания, я всё для вас сделаю. Жду вас на кухне.

Брамс, войдя в ванную комнату, чрезвычайно смешался. Первое, что его сразило, зеркало от потолка до пола и во всю стену. Посредине комнаты стояла огромная кубической формы ванна, наполненная кристально чистой водой, с четырьмя креслами внутри, по одному в каждом углу. Среди роскошных тумбочек и этажерок, банок-склянок, сверкающих ковриков, в огромном зеркале Осип Емельянович увидел маленького, робкого и какого-то задавленного человечка. Только через несколько секунд он сообразил, что это его отражение. Внезапно ему стало себя так жалко, что он прослезился. Вымыв тщательно руки, умывшись, расчесав щетину мелкозубчатой расчёской, Осип Емельянович проследовал на кухню.

Здесь Брамс тоже немного растерялся, всё дышало несказанной роскошью, он вспомнил, как в школьные годы они всем классом ездили на экскурсию в Эрмитаж. Вот там он только и видел такие стулья и обеденные столы, да и тарелки с ложками и вилками.

«Если тут так пьют чай, то как же они обедают?» – промелькнуло в голове у Осипа Емельяновича.

– Присаживайтесь, – запричитала Даша, – вы с чем пироги предпочитаете? Есть с капустой, картошечкой, ливером, рис с яйцом…

– Да мне всё равно, – махнул Брамс. – Какие дадите…

– Тогда с вашего позволения, Осип Емельянович, положу вам по одному каждого, а там уже определитесь, что вам больше понравится. Вы с чем выпечку обычно кушаете? Чай, кофе, молоко, кефир?

«Эх, Дарья Андреевна, – мысленно произнёс Брамс, – мне бы рюмашку-другую пропустить, тогда и пирожочки твои пошли бы как по маслу. Да вот только стыдно знакомство начинать с выпивки».

Если кто-то думает, что телепатия – это псевдонаучное заблуждение, пусть себе и живёт с этой контрпродуктивной мыслью. А вот Осип Емельянович Брамс убедился, что телепатия – это самая что ни на есть наука без всяких там легкомысленных приставок, типа «псевдо», «лже» и тому подобное. Судите сами.

Дарья пристально посмотрела на референта своего хозяина и вдруг из её медовых уст как гром среди ясного неба прозвучало:

– Осип Емельянович, я смотрю, вы напряжены, взволнованы, думаю, вам нужно отдохнуть, хорошенько поспать, расслабиться. Может коньячку?

Брамс смутился и покраснел.

– Да не стесняйтесь вы, это очень полезно перед сном, поверьте. Ну, так что?

– Ну, давайте попробуем, – сказал Осип Емельянович таким тоном, что его только что наконец-то уговорили выпить рюмку ненавистного им спиртного напитка.

«Рюмочка» выглядела большим пузатым бокалом с узкой горловиной, Брамс вспомнил, как в былые годы один словоохотливый официант на чьей-то свадьбе учил гостей, как правильно держать бокал с коньяком. «Опыт не пропьёшь!» – мысленно произнёс Осип Емельянович и поднёс бокал к носу. Закрыв глаза, он долго, насколько это было в его положении позволительно, нюхал божественный напиток, затем залпом осушил бокал. Одной рюмочкой дело не закончилось, но и перебарщивать не хотелось. Брамс сумел найти золотую середину, и вот оно, блаженство; наступило – состояние успокоенности, внутреннего удовлетворения и неописуемого наслаждения.

Плюс ко всему, Дарья с первых минут знакомства завладела воображением Брамса – стройная, гибкая и необыкновенно красивая женщина. Но что больше всего понравилось «писателю» – поразительно заботливая. Она находила удивительные слова, простые и знакомые, но при этом обладающие какой-то непомерной гипнотической силой.

Проснулся Осип Емельянович под вечер. Первое, что он услышал, какое-то шуршание на кухне. Взглянув на напольные часы, стоявшие в углу, он вдруг обнаружил, что его вещей рядом нет, но на стуле висели безукоризненно выглаженные брюки, рубашка и джемпер, рядом на полу стояли махровые тапочки. Покрутив головой по сторонам и не обнаружив своей одежды, он, укутавшись одеялом, тихо позвал:

– Дарья!

Женщина тут же выросла на пороге спальни.

– Ну, вот, – воскликнула она, – посвежели, помолодели. Что значит хорошо выспаться! Всю вашу одежду я отправила в стирку, а вы вот надевайте, я тут всё подобрала по вашему размеру. Извините за вопрос, долго ли вы холостяжничаете? – неожиданно спросила Дарья.

Брамс, услышав необычное слово, отчего-то вздрогнул. – Константин Евсеевич рассказывал, что вы сами живёте… то есть не женаты. Верно?

– Верно! – кивнул Осип Емельянович и добавил: – почти пять лет как…как разбежались.

– Долго прожили? – поинтересовалась Даша.

– Двадцать лет, – уныло улыбнулся Осип Емельянович. – А потом что-то не заладилось. Не стали друг друга обманывать, жена с детьми осталась в квартире, я уехал на дачу…

На последнем слове Брамс осёкся. «Видела бы ты, Дарья Андревна, ту дачу, – мысленно усмехнулся он, – дачу и соседей по даче. Как вы там, товарищи мои дорогие? Небось, потеряли меня. Не волнуйтесь, скоро увидимся. Сегодня уже на ночь никуда не поеду, высплюсь, отлежусь, а завтра навещу, гостинцы вам бродягам привезу…».

– Ладно, Осип Емельянович, – сказала Дарья, – жду вас на кухне.

Брамс, сняв со стула брюки, вздрогнул – он вспомнил, что в брюках, в заднем кармане, лежала пятитысячная купюра, но тут его взгляд упал на стул. Купюра, придавленная пятирублёвой монетой, лежала на паспорте.

«Ага, всё проверила: и паспорт, и прописку, и день рождения, и штамп о браке. Хотя что мне скрывать, я честный человек. Интересно, у моего тёзки какая фамилия? Знал ли её Константин Евсеевич. Вообще, интересный человек этот Фарберг – при встрече даже паспорт у меня не проверил. Говорю же, судьба! Только вот теперь нужно соответствовать своему новому положению – назвался груздем, полезай в кузов. Всё, Осип, нужно браться за ум. Смотри, как всё сложилось – ты же теперь уважаемый человек, писатель, состоятельный, при жилье, при автомобиле и даже при личном водителе…»

В этот момент зачирикал дверной звонок. Это приехал Николай.

– Всё, Осип Емельянович, шефа проводил, самолёт уже улетел, завтра ждите новостей. Вот второй комплект, – водитель протянул ключи от машины, – это ваш. Машину я поставил на наше место, первое справа от подъезда, техпаспорт, страховка в бардачке. Звоните в любой момент, я живу в соседнем доме, максимум десять минут и я у вас, вот мои телефоны: и домашний, и мобильный.

– А я в соседнем подъезде живу, – сказала Дарья. – Правда, это съёмная квартира, Константин Евсеевич нарочно для меня снял.

– А сами вы откуда? – поинтересовался Осип Емельянович.

– Ростов-на-Дону, слышали? – улыбнулась женщина.

– Не только слышал, – обрадовался Брамс такой новости, – я там по молодости, перед армией, работал на Ростсельмаше.

– Вот как! – всплеснула руками Дарья. – Считай, что земляки.

– Ну, да! – согласился Осип Емельянович. – Можно и так сказать.

– Во сколько завтра? – спросил Николай.

– Что во сколько? – сразу не сообразил Брамс.

– Готовить автомобиль, – уточнил Николай.

– А-а-а! – протянул Осип Емельянович. – Завтра у нас какое число? Тридцать первое декабря! Отдыхай, Коля, мне машина не скоро понадобится.

– Тогда жду от вас звонка! – предложил водитель. – Хорошо?

– Во! Это правильно! – с облегчением вздохнул Брамс.

Накормив подопечного, Дарья засобиралась домой.

– Вы в котором часу встаёте, Осип Емельянович? – спросила она.

– Дарья, у вас есть семья? – вместо ответа спросил Осип Емельянович.

– Сын взрослый, в армии сейчас.

– То есть вы живёте одна?

– Ну, да! – грустно ответила.

– Завтра у вас выходной, – объявил Брамс. – Договорились?

– Господи, боже мой, – всплеснув руками, запричитала Дарья, – да как же вы тут без меня? Ладно, завтрак, а пообедать, поужинать, нужно же что-то к праздничному столу приготовить. У вас гости будут?

– Даш, вы где планировали Новый год встречать? – спросил Брамс.

– Да где же мне его встречать? – усмехнулась Дарья. – Дома.

– С кем?

– Одна! – грустно ответила Дарья.

– Тогда вечером приходите ко мне. Часиков в пять-шесть вечера. Нарядим ёлку и будем вместе встречать год петуха.

– Так вы тоже будете сами Новый год встречать? – удивилась женщина.

– Ну, почему сам? – рассмеялся Осип. – С вами! Или вы отказываетесь?

– Нет-нет, не отказываюсь, – замотала головой Дарья, – просто неудобно как-то…

– Не переживайте, Даша, – всё удобно, всё будет хорошо! Жду вас.

Глава 3. Новых друзей наживай, а старых не забывай.

Первая ночь «в хоромах» прошла у Осипа в обнимку с бессонницей. За ночь Брамс обследовал всю квартиру, посидел в «писательском» кресле, включил компьютер, к его удивлению, он ни на волос не забыл, как им пользоваться, помнил и расклад клавиатуры, правда, операционная система оказалась незнакомой, но и в ней Осип Емельянович довольно быстро разобрался.

Но больше всего Осипа Емельяновича поразил бар Фарберга – это немыслимое многообразие и фантастическая разнокалиберность, такого ни в одном магазине не найдёшь. Брамс только полчаса читал названия различных напитков, от золота и серебра этикеток рябило в глазах. Какая мысль в этот момент могла прийти в голову человеку, в течение последних двух-трёх лет ежедневно «стрелявшему» мелочь у прохожих, чтобы купить на завтрак бутылку самой дешёвой водки и кусок колбасы? Всё верно: именно она первой и застучала изнутри по темечку.

«Ну, шкалик-то можно, наверное, пропустить? Что сказал Константин Евсеевич? Не стесняйся, Осип, мол, квартира в твоём распоряжении… Стоп! А с другой стороны, хозяин обо всём рассказал – об одежде, ботинках, компьютере, домработнице, водителе, кабинете, а вот об этом, – Брамс, – повёл рукой перед стеклянной дверью бара, – ни слова. К чему бы это? А вдруг это какая-то исключительная коллекция? Будет тебе потом шкалик. Из-за двухсот граммов какой-то вонючей жидкости испортишь себе всю карьеру. Вот, к примеру, что это за напиток? – Осип Емельянович осторожно вынул из шкафа бутылку. – Название незнакомое – «Diva». Ага, водка. Шотландия? Что за чертовщина? Разве в Шотландии могут делать водку? Там же эти как их… виски сплошные. Нет, ребяты-демократы, вашу водку я бы пить не стал. Мы же не варим ваши виски, с чего это вы решили сварить наш национальный напиток? Так-так-так, а это что? Ну, тут согласен, это ваше – буржуйское, читали, знаем, пираты ваши жрали эту бурду – ром “Wray&Nephew“. Где родилась эта бутылочка? Ух ты – на Ямайке. Да, точно это не просто бар, это коллекция. Вон смотрю, тут и шампанское, и ликёры, а вот и виски. Пожалуй, не стану здесь ничего брать. Знаю я этих коллекционеров, имею опыт. Однажды ещё в школе, я побывал в гостях у одноклассника, он называл себя… дай бог памяти, этим как его… фанери… нет, фа… а, вспомнил – фалеристом. Это человек, коллекционирующий значки. Был грех, стырил я у него маленький значок с изображением эмблемы футбольного клуба «Спартак». И что вы думаете? Значков у него миллион, вся стена ими увешана – три простыни. И, несмотря на такое несметное количество, на следующий день одноклассник закатил мне скандал, и я был вынужден вернуть ему этот злополучный значок, придумав красивую отговорку: мол, просто примерил на майку, что-то отвлекло и я забыл снять, не волнуйся, сегодня после школы пойдём ко мне и я верну. Да я и сам хотел принести в школу, но утром торопился и забыл. Конфликт был исчерпан. Вот какие бывают случаи с коллекционерами. Нет-нет, не стану рисковать. Приедет Константин Евсеевич через три года, окинет взглядом свой шкафчик и скажет: что же ты, Ося, алкаш беспробудный, выжрал бутылочку ямайского рома или пузырь шотландской водки? Точно, никак нельзя опозориться. Лучше сходим в магазин, купим бутылочку «Столичной» или «Московской», на крайний случай, можно в честь Нового года и подороже чего взять», – он хлопнул ладонью по карману, где дожидалась своей участи пятитысячная купюра.

Звук на телефоне пришлось отключить. Весь вечер Осип Емельянович объяснял разным людям, что он является референтом Фарберга, а сам Фарберг улетел в США и вернётся только через три года. Некоторые товарищи даже начинали материться в трубку, Брамс молча отключал телефон, но тут же телефон показывал на дисплее другого абонента и повторял надоевшую мелодию.

Лишь под утро Брамс, не раздеваясь, прилёг на диван и захрапел.

Проснулся Осип Емельянович от странного звука на кухне. Он приоткрыл дверь и понял, что гудит какой-то прибор – это, как оказалось, был блендер. Брамс вспомнил, как он дарил такой прибор жене. Она так тогда обрадовалась, в течение месяца потчевала всю семью разными коктейлями, и овощными, и фруктовыми. А потом поставила его на холодильник и два года к нему не прикасалась. До этого то же самое было с комбайном: порезала-порезала на нём кое-какие овощи, а через какое-то время прибор превратился в памятник. «Интересно, есть семьи, где всеми этими порождениями цивилизации пользуются регулярно на протяжении всей жизни, – думал Брамс, – или это игрушка на месяц-другой?».

Увидев Осипа Емельяновича, – Дарья виновато улыбнулась и спросила: – разбудила вас? Я уж и двери все затворила, но он, – она кивнула в сторону прибора, – так гудит зараза. Я вам тут витаминный коктейль приготовила, а то, смотрю, вы бледненький такой. Ясное дело, зима, но о витаминах всё же нельзя забывать. Тем более вам, работнику умственного труда.

Брамс, улыбнувшись, поблагодарил Дарью, и отправился в ванную комнату. Сегодня Осип Емельянович встретил в отражении вполне приличного гражданина. Нелепая придавленность и сутулость исчезли, человек по ту сторону стекла стал повыше ростом, улыбается, из глаз исчезло ненастье.

– Дарья, – объявил Осип Емельянович за завтраком, – я отлучусь на несколько часов, у меня сегодня деловая встреча, да и коллег нужно поздравить с наступающим праздником…

– Конечно-конечно, – не дала договорить домработница, – вы занимайтесь своими делами, я всё приготовлю, не переживайте.

Осип взглянул на дисплей телефона – тридцать девять пропущенных вызовов.

«С ума можно сойти! – мысленно воскликнул Брамс. – Теперь я понимаю, почему хозяин оставил телефон в Москве…».

– Так вы что решили? – спросил Брамс у Дарьи. – Новый год встречаем вместе?

– Если вы не возражаете…

– Что значит, если я не возражаю, – рассмеялся Осип, – я ведь сам вам предложил. Так что, придёте?

– Я уже здесь! – смутившись, ответила Дарья.

– Вот и отлично! – сказал Брамс. – Думаю, ёлку мы успеем нарядить?

– Вы в котором часу планируете вернуться домой?

Осип Емельянович вздрогнул, услышав слово «домой».

«Домой! – пронеслось в голове. – Да-да-да, именно так: домой! А почему бы и нет? Ну, и пусть временно, пусть на три года. Но это теперь мой дом, моё жилище. А как я должен ещё называть? Даже подвал я называю… называл домом. Дом там, где ты живёшь. Не знаю, за что мне такие подарки, но, видимо, Бог оценил мою доброту к людям, мою порядочность, я ведь никому зла не сделал. Тёзку жаль, конечно. Но это, брат, конкуренция. Кто знает, может, я смогу лучше написать роман со счастливым концом. Как мой отец в детстве говорил: глаза боятся, а руки делают…»

– Ну, так что, Осип Емельянович? – окликнула Дарья.

– Да, – закивал Брамс, – да-да-да!

– Я спрашиваю, в котором часу вас ожидать? – усмехнулась Дарья.

– Сейчас у нас, – Осип взглянул на кухонные часы, – двенадцать? Думаю, за четыре-пять часов управлюсь. Крайний срок – шесть вечера. Что вам купить, Дарья?

– Ой, ничего не надо, – женщина густо покраснела и замахала руками. – Всё есть!

– Я имею в виду, – уточнил Осип Емельянович, – что вы употребляете из новогодних напитков? Вино, ликёр…

– Нет, Осип Емельянович, я спиртные напитки не употребляю…

– Даже на Новый год? – удивился Брамс. – Даже шампанского не выпьете?

– Мне нельзя, Осип Емельянович! – развела руками Дарья. – Даже шампанского.

– В каком смысле «нельзя»? Что-то со здоровьем?

– Нет, со здоровьем всё хорошо! – Дарья совсем растерялась. – Но… Константин Евсеевич… Понимаете…

– Ничего не понимаю, – Брамс выпятил нижнюю губу. – Что Константин Евсеевич?

– Мы с Николаем работаем у Константина Евсеевича только потому, что обещали ему за время работы никогда не употреблять спиртного.

– Даже на выходных?

– Пока работаем у него, да.

– Послушайте, Даша, – после непродолжительной паузы сказал Осип Емельянович, – но Константин Евсеевич далеко, в США. Неужели на Новый год нельзя выпить бокал шампанского?

– Извините, Осип Емельянович, – грустно ответила Дарья, – но я не могу обмануть человека, сделавшего для меня столько добра в жизни.

Позавтракав от души, Брамс отправился к своим товарищам. Перед выходом Дарья ахнула:

– Осип Емельянович, снимите вы, пожалуйста, это пальто. Во-первых, оно вам велико, а во-вторых, зачем надевать это… извините, это пальто, если есть совершенно новые и, не побоюсь этого слова, роскошные одежды. Смотрите, что я вам приготовила. А вот этикетка от этой куртки, то есть вещь ни разу и никем неодёванная. Ну-ка наденьте, дайте я на вас взгляну.

Брамс облачился в куртку тёмно-коричневого цвета с меховым воротником и, застёгивая пуговицы, подошёл к зеркалу. Дарья Андреевна ахнула.

– Боже ж ты мой! – всплеснула она руками. – Это совсем другое дело. И ботинки нужно сменить, я эти почистила, но всё же потом нужно будет переобуться. Не волнуйтесь, я подберу.

– Спасибо, Дарья, – смущённо сказал Осип Емельянович, и протянул руку к дверной ручке.

– Постойте! – воскликнула Дарья, и в её руках заблестел пульверизатор. – Давайте-ка я взбрызну вашу курточку.

Брамс узнал запах одеколона – впервые он унюхал его при встрече с Фарбергом.

– Достаточно-достаточно! – остановил заботливую женщину Осип Емельянович. – Спасибо, я убыл.

«Удивительная женщина! – мысленно восхищался Брамс. – Это надо же, не пьют они с Николаем. Прямо сатрапия какая-то. Ну, и Константин Евсеевич! Зверское условие, я бы даже сказал бесчеловечное. Ну, ладно, женщина, но ведь Коля… Николай-то мужик, иногда и надо пропустить «соточку». Хотя с другой стороны, может, и правильно. Продумаешь, не бухает парень. Здоровее будет. А Дашка… прямо дух захватывает! Интересно, сколько ей годков? Под сорок точно. Сын в армии, если даже в двадцать родила, вот тебе и сорокетник. Хотя такая девка могла и в семнадцать родить, красавица… А чего это ты, Ёся, на чужих баб заглядываешься? Ты смотри, фантазёр какой. А что если, – у Осипа Емельяновича вдруг внутри всё похолодело, – если она любовница Фарберга? Ты смотри друг, не вляпайся, а то будут тебе и романы, и поэмы. Пожалуется мужику, приедут от него послы, пару рёбер поломают и вышвырнут на улицу. Ну, началось! Ёся, что ты сам себе жути гонишь? Ну, какие рёбра? Это просто домработница. Была бы любимой женщиной, разве он оставил бы её здесь? С его-то деньжищами? Забрал бы с собой, и глотал бы дальше её пирожки. Ладно, постепенно всё выясним. Но деваха славная, конечно, я бы сказал, кровь с молоком.

По дороге Брамс зашёл в супермаркет, купил продуктов – палку колбасы, белоснежный батон хлеба, консервов, сахара, несколько пакетов «доширака», банку растворимого кофе, шоколадных конфет, мандаринов и бутылку водки. Горячительный напиток выбирал долго. В конце концов, не поскупился, купил литровую бутылку премиум-класса.

«Если бы мне ещё вчера до встречи с Фарбергом сказали, что я сегодня буду по такой цене покупать водку, я бы разрыдался», – подумал Брамс. И тут его взгляд упал на вывеску «Сбербанк-24».

«Ну, что, Ёся, – обратился он к себе, – пора взглянуть на твой аванс! Интересно, а налог я должен буду заплатить? Наверное… да ты с ума сошёл? – опомнился Брамс. – Какой на фиг налог? Это же карта Константина Евсеевича, а у него, думаю, с налогами всё отлично – успешный бизнесмен».

Осип Емельянович вошёл в банк, в предбаннике находилось несколько банкоматов. Заметив над одним надпись «Снять-пополнить», он, вынув карту из внутреннего кармана пиджака, пристроился в очередь. Через несколько минут дрожащей рукой, он вставил карту в терминал, набрал пароль, и нажал кнопку «проверить баланс», аппарат поинтересовался, как хозяин карты желает посмотреть баланс – на экране или выдать чек? Брамс нажал кнопку «На экране» и зажмурил глаза. Через мгновение, только что открытые глаза вчерашнего попрошайки, полезли на лоб. Осип Емельянович едва не задохнулся, считая нули.

«Господи, прости мою душу грешную, – мысленно взмолился Брамс, – этого не может быть. Может, Константин Евсеевич ошибся, да не ту карту мне сунул? Это что такое? Что это за сумма? Это аванс? Да нет, точно ошибся, нужно срочно сообщить ему. Разве могут быть такие авансы? Три миллиона двести пятьдесят тысяч рублей…».

– Мужик, ты долго будешь пялиться в монитор? Ты чего застыл, как мумия египетская? Это не телевизор! Здесь тебе ни «Иронию судьбы», «Ни с лёгким паром» не покажут. Иди домой.

– Извините, извините, – попятился Брамс. – Извините.

– Вы куда, мужчина? – окликнула его дама из очереди. – Карту-то свою заберите.

– А, да-да! – Осип Емельянович метнулся к аппарату.

Выходя из помещения, Брамс услышал реплику юноши, который говорил что-то про телевизор:

– Какой-то придурковатый, честное слово.

– Да нет, – заступилась женщина, – ему, по-моему, плохо стало. Ну, бывает,– сострадательно произнесла она.

«Нужно ещё в один сбербанк зайти,– подумал Осип Емельянович, – вдруг тут что-то не так сработало. Скорее всего, какой-то технический сбой в аппарате, нолик лишний нарисовал. Обязательно надо перепроверить…».

Через десять минут в другом отделении сбербанка всё повторилось точь-в-точь, за исключением, что проверка проводилась при полном отсутствии беспокойных клиентов.

Выйдя из банка, Брамс смахнул со лба капельки пота. «Хорошо, – думал он, – сообщить, конечно, Константину Евсеевичу нужно, но как это сделать? Я смогу поставить его в известность об ошибке только после того, как он мне позвонит или напишет СМС. Думаю, ребятам нет смысла докладывать, имею в виду Колю и Дашу. Они тут при чём? Ладно, сам разберусь… Сегодня вряд ли кто-то будет звонить, Новый год, суета, хотя вроде там, в Америке, время другое. В общем, Ёся, отставить суету! Аж голова разболелась. Чего переживать? Я ничего не украл, денег с карты ни копейки не потратил. Погоди-погоди, Ёся, ты как-то беспросветно отстал от жизни. Карта ведь на его имя! Наверняка он получает сообщения о тратах, о балансе. Вспоминай, как у тебя пять лет назад было? Не успел куда-то сунуть карту, как тут же СМС-ка прилетает: снято столько-то, баланс такой-то. Забыл, что ли? Если Фарберг перепутал карту и… А ведь для него это деньги не большие. Итак, что нужно сделать? А нужно провести какую-либо операцию, он увидит, что деньги сняты, увидит баланс, и сразу позвонит мне, я ему объявлю, так, мол, и так, вы товарищ Фарберг, карту свою мне случайно передали.

Осип Емельянович вернулся в безлюдный банк и решительно снял со счёта целых десять тысяч рублей. Реакции никакой не последовало.

«Ладно, – подумал Брамс, подходя к своему недавнему жилищу, – будь что будет, утро вечера мудренее!».

– Братва, вы здесь? – крикнул Осип во входное отверстие в фундаменте дома.

– А где же нам быть, Ёся? – раздался голос Акробата. – Ты куда пропал, твою мать. Мы уж тут и не знаем, то ли Новый год встречать, то ли поминки отмечать.

– Ни фига себе, – пробираясь под низкой балкой, прокряхтел композитор, – чего это вы поминать меня задумали? – Осип Емельянович зайдя в «гостиную» выпрямился почти во весь рост.

Акробат, присвистнув, аж подскочил!

– Дед, проснись, – закричал Митя и толкнул товарища, – ты посмотри на этого фраера! – Он подошёл вплотную к Брамсу и пощупал куртку. Вдохнув аромат одеколона, он закатил глаза и выпалил: – Ёся, ты хату ломанул, что ли?

– Здорово, Ёся, – хрипло поприветствовал Дед Акын и, протерев кулаками глаза, спросил: – Где это ты так прибарахлился?

– С женой помирился! – соврал Осип. – Встретились вчера у магазина, разговорились, решили вот… пожить вместе.

– Эх, – махнул рукой Акробат, – ещё одного друга потеряли.

– Ты с ума сошёл, – прикрикнул Дед, – сожалеет он. Человек в семью вернулся, радуйся за него, а ты «потеряли»…

– Да шучу я – шучу! Конечно, радуюсь, – сказал Митя и добавил: – Я бы тоже помирился, но у меня всё безнадёжно. С моей бесполезно говорить на эту тему. Хотя баба хорошая была, хозяйственная. Мы когда с ней жили вместе, я всё думал, куда она деньги девает, а после развода стал думать, где она их брала.

Мужики рассмеялись. Акробат, кивнув на пакет в руках Брамса, спросил: – Что это у тебя?

«Эх, врать, так врать», – мысленно произнёс Осип и, поставив пакет в центр подвала, объявил:

– Мужики, с Новым годом вас! Я жене рассказал о вас, она передала вам приветы, поздравления и гостинцы.

– Хорошая женщина, – удивлённо произнёс Дед. – Большого сердца человек.

Митя в мгновение ока оказался чуть ли не с головой в пакете.

– Ё-моё, Дед, мандарины! Дай бог твоей жене здоровья! А это что? Ах, закусочка, а это.., – он известным жестом изобразил бутылку, – не догадалась положить?

– Копай глубже! – рассмеялся Брамс.

– Ай-я-яй! – воскликнул Акробат и вынул бутылку водки. – Смотри, Дед! Вот это праздник! Есть такая примета: как Новый год встретишь, так его и проживёшь. Слушай, Ёся, сколько же такой пузырь стоит? Что тут написано? «Премиум» – с ума сойти! Блин, лучше бы она нам деньгами подарок передала! Да за эти деньжищи мы бы пять поллитровок купили. Это ж надо – такие деньги потратить! Слушай, Ёся, а ты того, не втираешь нам в ухо солидол?

– С чего ты взял? – нахмурился Брамс.

– Может, всё-таки, хату взял, а нам стесняешься признаться? – с ехидцей произнёс Митя.

– Хватит чушь нести, – остановил товарища Осип. – Делать мне нечего, как по хатам лазать. Говорю же, помирился с женой.

– Отстань ты от человека, – грозно произнёс Дед, – что за привычка, к нему с добром, с подогревом, а он допрос учинил. Какое твоё дело? Если и ломанул чего, зачем лезешь в душу? Захочет, сам расскажет, а не захочет, значит, не твоё это собачье дело. Понял?

– Понял-понял, – с обидой в голосе ответил Митя. – Мы же товарищи, вот и спрашиваю.

– Присаживайся, Ёся, – предложил старик. – В ногах правды нет. – И язвительно добавил:– Или боишься испачкаться?

– Ну, что Ёсь, – Акробат уже откупорил бутылку, – с праздником? Пропустишь с нами соточку?

– Ребята, мне нужно идти, отпросился ненадолго! Не хочется в первый день нарваться на скандал. Дел во! – он чиркнул ребром ладони себя по горлу.

– Мы не настаиваем, – закивал головой Дед, – семья – это святое. Водка на стол, все дела под стол. Иди, брат, только нас не забывай, навещай, по возможности «подогревай». С Новым годом тебя!

– С Новым годом! – повторил Митя. – Давай, пока. Семья – хорошо, но свободы уже, видишь, меньше. Счастья тебе, братуха.

– Дед, телефон твой фурычит? – вспомнил Ёся.

– Фурычит, только я его выключаю, чтобы зарядку подольше сохранять, ты хотел позвонить?

– Нет-нет, – улыбнулся Брамс. – Назови номер, я наберу тебя. Мой определится, ты его сохрани на всякий случай. Всяко бывает, – Осип Емельянович развёл руки в сторону, – позвонишь, если что.

Сохранив номер, Дед Акын, улыбнувшись, сказал:

– Передавай от нас привет супруге, низкий ей поклон.

Друзья-приятели пожали друг другу руки, крепко обнялись и распрощались.

По дороге домой Осип Емельянович с большой скидкой купил лохматую ёлку.

«Новый год, – мысленно ликовал Брамс, – и то верно: как его встретишь, так и проживёшь!»

Глава 4. Прошлое и настоящее – звенья одной цепи.

Вечером настырность телефонных звонков значительно поубавилась, а к полуночи аппарат и вовсе умолк. Брамс, будто в воду глядел, включил звук, и аккурат прямо в первую минуту нового года по московскому времени раздался звонок. Осип Емельянович на миг растерялся и, показав определившийся номер Дарье, спросил:

– Интересно, кто это?

Та взглянула на монитор смартфона и, улыбнувшись, ответила:

– Это из США, думаю, Константин Евсеевич, он как-то и мне телефон на неделю оставлял, я едва с ума не сошла, аж язык заболел всем отвечать.

– Дарья, извините, мне нужно поговорить по важному делу, – не дослушав, выпалил Брамс и почти вприпрыжку проследовал в сторону кабинета.

– Алё! – захлопнув за собой дверь, взволнованно начал Осип Емельянович. – Слушаю вас!

– Осип, – донеслось из трубки. – С Новым годом тебя, дорогой. Ну, как ты там? Смотрю, обживаешься!

– Здравствуйте, Константин Евсеевич, – робко ответил Брамс. – Спасибо, взаимно. Тут у меня серьёзный разговор к вам…

– Что случилось? – голос Фарберга мгновенно изменился. – Что-то серьёзное?

– Нет-нет, не волнуйтесь, тут такое дело, Константин Евсеевич, вы карту не перепутали?

– Какую карту? – удивлённо спросил Фарберг.

– Ну, кредитку, – пояснил Брамс, – которую мне передали перед отъездом.

– С чего ты взял? Я специально её заказал, это карта для тебя. Что-то не так?

– Всё так, всё так! Просто смотрю, сумма большая. Думаю, может, перепутали, свою случайно отдали…

– Как большая? – недоумённо воскликнул Константин Евсеевич. – Там три миллиона с чем-то, как и обещал половину, по курсу… Ты что за курсом доллара не следишь?

– Давно что-то не заглядывал, – ляпнул Брамс.

– Вы творческие люди, как не от мира сего! – рассмеялся на том конце провода собеседник. – Ладно, Осип, давай, пока.

– Ну, вы там как? Всё хорошо? – опомнился Осип Емельянович. – Устроились?

– Всё отлично, – радостно сообщил Фарберг, – даже лучше, чем ожидал. Номер сохрани, если будут вопросы, звони. Проверяй регулярно почту, я тебе там на днях кое-что скину.

– Хорошо-хорошо, Константин Евсеевич!

Осип вернулся на кухню и объявил Дарье:

– Вы знаете, Даша, я решил проявить с вами солидарность и этот Новый год не выпью ни капли спиртного! Вот так!

– Осип Емельянович, – запричитала Дарья, – да что ж вы из-за меня будете себе праздник портить! Не обращайте внимания на меня, пейте на здоровье! Праздник же!

– Разве праздник в этом? – Брамс кивнул в сторону бутылки шампанского. – Хватит, ну их к чёрту эти праздники. Я решил, пока книгу не напишу, и капли в рот не возьму. Нужно работать, а что за работа под хмельком! Верно?

– Наверное, вы правы, – виновато улыбнулась Дарья. – Буду теперь чувствовать себя виноватой.

– Вы тут ни при чём, – махнул рукой Осип Емельянович, – я давно хотел с этим покончить, а тут такой повод…

– Злоупотребляли? – спросила Дарья.

– Было дело, и злоупотреблял, – закивал Брамс. – И не замечаешь, как начинаешь лишка употреблять. А последствия бывают тяжёлые. Так что, Дашенька, не корите себя, а наоборот, примите мою искреннюю благодарность – ваш пример оказал на меня очень даже положительное влияние.

– Ну, слава богу, – рассмеялась Дарья, – а то я уж было подумала, что испортила вам праздник.

После ухода Дарьи Осип Емельянович долго не мог уснуть.

«Может, и впрямь подумать о возвращении в семью? – размышлял он. – Ну, а что! Смирить гордыню, прийти к жене и сказать: всё осознал, одумался, прости подлеца. А вдруг скажет: прощаю, возвращайся, если, конечно, замуж не вышла. Хотя приятель-одноклассник осенью рассказывал, что «в связях порочащих замечена не была», так и живёт с детьми. А чего ты добился своей упрямостью? Танька – хорошая баба. Прожили столько лет, всё было хорошо. Да, она предложила развестись, да, она не захотела с тобой жить с дураком. А ты, идиот, вместо того, чтобы побороться за семью, жену, детей, начал в обиженного играть. Дескать, Танюха меня предала, наверное, нашла другого. Ну? А где он другой-то? Почти пять лет живёт, а других никаких и нету. Да ей просто надоело на твою пьяную рожу смотреть. Посмотрите, гордый какой – сказали, давай разведёмся, хлопнул дверью и ушёл. Что и кому ты хотел доказать? Ладно, ещё первые два года жил более-менее по-человечески, ходил на работу, вид имел приличный… А потом? Ёся, себя ведь не обманешь! В кого ты превратился? В самого настоящего БОМЖа. Плевать на аббревиатуру, я говорю сейчас о сути. Да, паспорт у тебя есть, есть прописка, но всё равно ты законченный бомжара. Андрюха, одноклассник, хозяин дачи, умер, жена через полгода дачу продала, с год скитался по друзьям, знакомым, а потом и вовсе скатился, то на вокзалах ошивался, затем по подвалам, и, если бы не эта встреча с Константином Евсеевичем, неизвестно, чем бы всё закончилось. За что я тебя хвалю, Ёся, так за то, что ты в последнее время резко сократил количество употребляемого алкоголя. Это ты молодец! Видимо, почувствовал, что скоро предстоит встреча со своей судьбой. А представь, если бы ты вышел попрошайничать опухший, с перекошенной рожей и залитыми глазами. Фарберг на тебя и не взглянул бы. Видишь, что значит побороть вредную привычку. Сначала курить бросил – жизнь заставила, надоело окурки подбирать. Затем выпивать стал всё реже и реже, дошёл до одного раза в неделю. Акробат даже заподозрил у меня какую-то страшную болезнь. Неделю доводил меня своими расспросами до белого каления, что да как?

Да, нужно сделать попытку примирения. Но попозже. Сейчас немного обживусь, начну писать книгу, а там посмотрим. Кстати, как же всё это начать? Прежде всего, как мне кажется, нужно составить список из ста, а лучше из двухсот великих книг и усиленно заняться их чтением. Где-то я слышал фразу, то ли по телеку, то ли по радио, один писатель сказал: чтобы писать хорошие книги, сначала нужно хорошие книги читать и желательно во сто крат больше, чем пишешь. А мне нужно написать всего лишь один хороший роман. Значит, сто книг будет достаточно. Нет, всё-таки двести лучше. Вот этим и займусь в ближайшее время. Нужно поковыряться в кабинете, книг там много. Посмотрим, что там есть. На крайний случай, есть книжные магазины. Спасибо тебе, боженька, – Осип вспомнил вдруг о боге, – не даёшь погибнуть, а тут ещё и миллионером меня сделал.

Поеду с Танькой мириться, – Осип снова мысленно вернулся к семье, – куплю ей духи и огромный букет из её любимых лилий. Что ещё взять? Возьму большую коробку конфет… Спиртное принципиально не стану покупать, скажу: в полной завязке, даже пива не употребляю. Обрадуется безмерно. Хотелось бы верить, а, может, просто пошлёт подальше и захлопнет дверь перед самым носом, и всё перемирие. Бог его знает, что у неё на уме. Затянул ты, Ёся, с возвращением, очень затянул. Но всё же попытка – не пытка. Нужно всё тщательно спланировать, чтобы не опозориться…».

В новогоднюю ночь Брамсу приснился странный сон, если не сказать страшный. Видимо, планирование наяву плавно перетекло в царство Морфея. Сначала всё шло прекрасно: Осип Емельянович на роскошном автомобиле, которым управляла Дарья, прибыл в крупный торговый центр, поднялся по эскалатору на неслыханную высоту, там расположился огромный парфюмерный магазин. Брамс долго-долго выбирал духи, нюхал их, брызгал на руку, но, странное дело, запаха не чувствовал, его это расстраивало невероятно, но пришлось довериться продавцу-консультанту. Проснувшись, Осип Емельянович страшно расстроился из-за того, что не посчитал количество купленных во сне пузырьков с духами. Но на этом сон не заканчивался. Выйдя из магазина, он продолжил свой путь на Ленинский проспект. За рулём уже сидел Николай и всю дорогу восхищался запахами, исходящими от пассажира. У дома Осипа Емельяновича ждала весьма неприятная новость – прямо у подъезда стоял гроб, а в нём… жена Татьяна, красивая и молодая. Брамс разрыдался и стал причитать: «Танечка, Танюша, милая моя, ну, что же ты не дождалась меня?». Рядом с гробом стояли их дети – Павел и Катерина. Дальше он не помнил.

Проснулся Осип Емельянович с мокрыми от слёз глазами. Всю жизнь он смеялся над людьми, которые верили в сны, но тут не выдержал и среди ночи сам полез в интернет проверять, что же это всё означает. Поисковик успокоил расстроившегося пользователя: оказалось, всё отлично – и духи, и гробы, и покойники снятся к любви и счастливой жизни.

«Ну, слава богу! – прошептал Брамс. – А то чуть сердце не остановилось…».

Он разделся и, бухнувшись в кровать, мгновенно уснул, надеясь увидеть во сне счастливую развязку.

Первого января Осип Емельянович, позавтракав, вышел на, как он её назвал, творческую прогулку. Долго бродил по парку, глазел на белок, даже пытался покормить их с руки, но те с опаской смотрели на него и отказывались от угощения, в то же самое время с удовольствием харчевались с руки весёлого мальчугана лет шести-семи.

– А у меня почему-то не берут, – пожаловался Брамс мальчику.

Тот посмотрел на мужчину, как показалось Осипу Емельяновичу, снисходительно, и спросил:

– А вы часто тут бываете?

– Первый раз, – оторопел Брамс и спросил: – а разве это имеет значение?

Мальчик звонко рассмеялся и сквозь смех воскликнул:

– Ну, конечно, имеет! Они же вас не знают, дядя. Я тут каждый день бываю, белки всегда у меня берут орешки, а когда мы с бабушкой уходим, провожают до самых ворот. Они очень умные. Вы главное не ругайтесь на них, они должны к вам привыкнуть.

– Боже упаси, – усмехнулся Осип Емельянович, – чего же я буду на них ругаться. Ну, не хотят, так не хотят…

– Ага! – возразил мальчик. – Тут один дядька так их ругал, даже обозвал их. Говорит, не белки, а свиньи неблагодарные. Обиделся, что купил им целый пакетик орешков, а они не захотели их кушать.

– Дядька, наверное, был.., – Брамс запнулся, раздумывая, стоит ли продолжать свою мысль, но решил никаких предположений вслух не произносить.

Малыш оказался на редкость сообразительным и сам выдал:

– Дядька был пьяный, потому и ругался. Он ушёл, а белки над ним смеялись.

– Во как! – разинул рот Осип Емельянович. – А как ты определил, что они смеялись?

– Они хвостом машут по-другому, – заявил мальчуган.

«Вот кого нужно в соавторы брать, – мысленно произнёс Брамс, – какая безудержная фантазия: это ж надо – белки у него смеются, да ещё и с помощью хвоста…».

На выходе из парка с Осипом Емельяновичем случилось из ряда вон неприятное происшествие. Почувствовав сильную жажду, он подошёл к ларьку и, протянув продавцу деньги, заказал:

– Бутылку минералки без газа, пожалуйста.

Отойдя в сторону, Брамс раскупорил бутылку и, сделав несколько глотков, направился к выходу.

– Мужик, погоди,– окликнул его мужчина, – здорово!

– Здравствуйте, – встревоженно ответил Осип Емельянович.

– Дай-ка я на тебя ближе посмотрю, – мужчина подошёл вплотную и в упор стал рассматривать Брамса. Через полминуты неловкого молчания, он вдруг спросил: – Слушай, а это не ты у метро Университет постоянно бабки строчишь?

Осипа Емельяновича бросило в жар и у него перехватило дыхание. Несколько секунд он растерянно смотрел на незнакомца, затем выдавил:

– Что вы такое говорите, уважаемый?

– Ты это, не коси тут под дурака, а то как накачу сейчас по кумполу, – замахнулся мужчина, он явно был под хмельком.

«Это не тот товарищ, которого белки на смех подняли? – промелькнуло у Брамса в голове, и он дал себе приказ: – Дай ему, Ёся отпор! Нужно держать марку, а то быть беде».

– Вы что себе позволяете, я сейчас полицию позову! – решительно и громко произнёс Осип Емельянович и добавил: – Вы перебрали, гражданин? Так идите домой, проспитесь.

– Я перебрал? – заорал незнакомец. – Да ты мне неделю назад втирал, что тебя обокрали и тебе срочно нужно ехать в Саратов. Я тебе ещё полтинник дал. Забыл, что ли, аферюга?

– Вы меня с кем-то путаете! – заявил Брамс.

Неожиданно за Осипа Емельяновича заступилась продавец из ларька, окликнув выпившего гражданина.

– Борька, отстань от человека, – крикнула женщина в окошко, – разуй глаза, не видишь, что ли, человек приличный, ты чего докопался до него, тоже мне, нашёл побирушку. Отойди от него!

– Не лезь не в своё дело, Зина, – прикрикнул гражданин, – у меня зрительная память очень хорошая. – И обращаясь к Брамсу, продолжил предъявлять тому претензии: – Так что, мужик, будем колоться или нет?

– Отстаньте от меня, – увидев проходивших мимо полицейских, закричал Осип Емельянович нарочно громко.

«Что они мне сделают? Этот придурок пьян, паспорт у меня есть…»

Брамс всё рассчитал чётко – полицейские немедленно отреагировали и подошли к ним.

– Что случилось? – спросил один из стражей порядка.

– Ничего! – раскинул руки пьяница. – Вот, мошенника поймал. Он возле метро постоянно побирается.

– Ваши документы! – потребовал полицейский.

– И мои? – удивлённо спросил Борька.

– А вы что, исключение? – усмехнулся сержант.

– Да я, вообще-то, ничего плохого не сделал! За что вы требуете мои документы?

– Вы нарушаете общественный порядок, – листая паспорт Брамса, ответил полицейский. Убедившись, что перед ним стоит вполне приличный, трезвый, недалеко проживающий москвич, сержант вернул Осипу Емельяновичу документ и спросил: – Вы имеете претензии к гражданину?

– Да нет, – пожал плечами Брамс, – пусть идёт домой, проспится, а то ему тут ещё Шерлок Холмс привидится.

Полицейские рассмеялись, Осип Емельянович торопливой походкой направился домой.

Глава 5. Счастье без ума, что дырявая сума.

Случай в парке подействовал на Осипа Емельяновича ошеломляюще. Он вспомнил, что по дороге в парк он видел салон с названием что-то вроде «Оптика». Выйдя за ворота Брамс прямиком направился туда, тем более, он стал замечать, что газетный шрифт ему читать с каждым днём труднее и труднее. Он вспомнил, как в детстве бабушка, преподававшая в начальных классах, частенько, успокаивая внука по тому или иному поводу, приговаривала: «Ёсик, миленький ты мой, в каждой негативной ситуации можно найти какие-то положительные моменты, всё зависит от тебя!». Всю свою жизнь Брамс находил подтверждение этим словам. Вот и теперь он мысленно произнёс: «Нет худа без добра».

В салоне Осип Емельянович объяснил продавцу очков, что у него падает зрение и, приврав, заявил:

– Мне бы с затемнением, а то свет раздражает глаза.

– Пять сек, – женщина немного поворковала над ним, проверила зоркость, затем подобрала линзы и, в конце концов, приняв оплату, предложила посетить салон через два дня.

– А быстрее нельзя? – нахмурившись, спросил Брамс.

– К сожалению, – развела руками женщина, – это кратчайший срок.

– Ясно, – Осип Емельянович собрался уходить, но вдруг его осенила мысль: – А вы доставку не сможете сделать? – Увидев замешательство женщины, он добавил: – Я хорошо заплачу.

– Хорошо – это сколько? – поинтересовалась женщина-продавец.

– Ну… а сколько вы хотите?

– У нас нет доставки, но я после работы могла бы вам их завезти. Вы где живёте?

– Да здесь, недалеко, – кивнул в сторону Брамс и назвал адрес. – Скажите, сколько вы хотите?

– Пятьсот рублей! – объявила женщина.

– Идёт! – согласился Осип Емельянович. – Дайте листок, я запишу адрес…

По дороге домой Брамс мысленно ругал себя за небывалую расточительность. «Посмотрите на него – миллионер нашёлся! «А вы доставку не можете сделать?», «Я вам хорошо заплачу»… Нет, это ж надо так обнаглеть?! Три дня назад стоял с протянутой рукой, а тут…» У него даже промелькнула мысль, а не вернуться ли в магазин и отменить доставку. «Ну, а чего, скажу, обстоятельства изменились, у меня, мол, послезавтра выпал выходной, сам приду за очками». Но вспомнив назойливого товарища из парка, Осип Емельянович махнул рукой. «А вдруг ещё кто-то узнает и начнёт верещать на всю ивановскую, нет уж, бог с ними с пятьюстами рублями. Я думаю, в очках меня никто не узнает.

Дома Брамс первым делом гладко выбрился и, улыбаясь от уха до уха, долго-долго рассматривал себя в зеркало. Видом своим Осип Емельянович остался доволен, а после получения очков и вовсе пришёл к выводу, что теперь его даже бывшие сожители Акробат и Дед Акын вряд ли узнают. Во всяком случае, Дарья, взглянув на писателя в очках, ахнула:

– Осип Емельянович, вот честное слово, встретила бы вас на улице, прошла бы мимо, не узнав, выглядите просто бесподобно.

– Правда? – довольно улыбнулся писатель. – Спасибо, Даша.

– Может, вам для солидности усы отпустить? – предложила Дарья.

– Да ну их к чёрту! – махнул рукой Брамс. – Устал я от этой растительности на лице, – он похлопал себя по щекам, – пусть лицо отдохнёт.

Вечером Осип Емельянович приступил к работе – долго думал, как назвать свой будущий шедевр, но ничего толкового в голову не приходило.

«Не зря же говорят, – рассуждал он, – как корабль назовёшь, так он и поплывёт. А тут роман – дело нешуточное. Название должно схватить читателя за горло и не отпускать до самого последнего слова. Эх, смотрю я на тебя, Ёся, и диву даюсь. Кто ты такой? Ну, вот сам себе честно признайся, кто ты есть? Не знаешь? Знаешь-знаешь, просто хочешь сам себя обмануть. Но обмануть самого себя – это дело… это… в общем, и думать нечего. Ворона ты в павлиньих перьях – вот ты кто! А что же делать? Может, позвонить настоящему Осипу, да всё честно рассказать? Пусть мужик пишет… Но у этой медали есть и другая сторона: тогда придётся мне выметаться из квартиры, передать ему все деньги, бумаги… А куда же я? Опять в подвал? Нет, это… это абсурд. Да и не имею я права без разрешения Константина Евсеевича распоряжаться его квартирой. А вдруг этот прозаик окажется таким же писателем, как я. Умыкнёт деньги, оберёт квартиру и ищи потом ветра в поле. А виноват-то буду я. Фарберг скажет: да мне плевать, кто ты и что ты, я тебе доверил написание романа, ты и несёшь ответственность. Нет, здесь, как говорится, поезд ушёл и его уже не догнать. Да и чего ты расхныкался. Ныряй с головой в библиотеку и начинай денно и нощно трудиться. Всё – приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Главное теперь – не сдаваться!».

Воскрылённый собственными призывами и бодрыми словами, Осип Емельянович вошёл в интернет и вписал в поисковую строку фразу «как написать хороший роман».

И тут у Брамса голова пошла кругом. Нажав на первую же ссылку, он получил и первый совет: «Вы должны вразумительно ответить самому себе: нужно ли вам это. И если у вас есть железная мотивация, приступайте к созданию литературного шедевра прямо сейчас, без ребяческих отговорок и напрасных отлагательств. Учтите, что ваш успех зависит от первого шага, и чем скорее вы его сделаете, тем больше у вас шансов стать большим писателем».

«Ну, ничего себе совет, – хмыкнул Осип Емельянович, – впрочем, обнадеживающе! Да, всё верно, нужно отбросить сомнения и не тянуть резину. Что у нас там дальше?»

Советов было очень много, но Брамс уяснил самое главное: нужно научиться видеть. Нет-нет! Не просто видеть, а замечать всё необычное в жизни. Кого удивишь обыденностью и банальностями? Читатель должен найти в книге то, что вроде находится рядом с ним, но раньше он этого просто не замечал или думал, что это его не интересует. А нужно сделать так, чтобы человек увидел в простом что-то необычное, в мелком – великое, в сером – яркое и многоцветное. Не каждый замечает то, что дано увидеть художнику, и вот тут как раз писатель должен выступить в роли экскурсовода по прозе жизни, показывая занимательные события и превращая рутинную каждодневность в непредсказуемое приключение.

Кроме того, Осип Емельянович согласился с советчиками, что нужно круглосуточно иметь при себе блокнот, в который он должен будет записывать идеи, интересные фразы, пословицы, поговорки. Плюс ко всему, можно интересную информацию получить из интернета. Иными словами, не надо относиться к предстоящей работе, как к чему-то неодолимому. Как там пелось в известной песенке? «Если долго мучиться, что-нибудь получится!».

Побродив по тематическим сайтам, Брамс неожиданно обнаружил заманчивое объявление. Звучало оно немного самонадеянно, но всё же вселяло определённый оптимизм: «Мечтаете о карьере писателя? Обращайтесь, помогу вам стать классиком. Консультант-литератор».

Несмотря на слишком уж большой апломб объявителя, Осип Емельянович не удержался и позвонил по указанном телефону.

– Леонид Исаакович Вонверг у аппарата, – торжественно прозвучало в трубке.

– Здравствуйте, – робко произнёс Брамс, – я по объявлению.

– Извините, уважаемый, уточните по какому именно, – предложил собеседник.

– О карьере писателя, – сказал Осип Емельянович.

– Да-да, это ко мне! Что пишем?

– Пока ничего, – пояснил Брамс, – но хочу написать роман со счастливым концом.

– Счастье, любезнейший… Да, кстати, вас как звать?

– Осип Емельянович, – представился Брамс.

– Очень приятно! Так вот, уважаемый Осип Емельянович, счастье – понятие весьма и весьма широкое и неоднозначное. Что значит счастливый конец? Какова была цель главного героя? Чего он хотел добиться и чего он, в конце концов, добился? Если всмотреться в глубь этого вопроса, то счастье окажется понятием нравственного сознания, показывающее состояние человека, соответствующее его максимальной душевной удовлетворённости жизнью и деятельностью, глубине и осмысленности бытия, в конце концов, его истинному месту и назначению. Вы должны, любезнейший Осип Емельянович, однозначно принять, как аксиому, что счастье является эмоционально-чувственной проекцией понимаемого индивидуумом идеала. Мы также не можем с вами, дорогой автор, не учитывать и то, что, как учили классики марксизма-ленинизма, стремление человека к личному счастью в отрыве от общественных целей, неотвратимо превращается в противоестественное и отвратительное себялюбие…

– Стоп-стоп-стоп! – не выдержав напора, закричал в трубку Осип Емельянович. – Вы, наверное, меня неправильно поняли.

– Что значит, неправильно понял? – удивлённо спросил Леонид Исаакович. – Как это неправильно? Вы же сказали, что хотите написать роман о счастье!

– Да не о счастье, – возразил Брамс, – а со счастливым концом, то есть с хорошим, счастливым окончанием. Ну, там, все остались живы, здоровы, все довольны…

– И вы думаете, это кто-то будет читать? – недоумённо спросил консультант-литератор.

– Ну, если интересно написать…

– Емельян Осипович, голубчик…

– Осип Емельянович меня зовут, – поправил Брамс.

– Ах, да, простите, Осип Емельянович, поймите вы, никого не интересует ваше хорошее здоровье, ваша довольная жизнь, это у людей вызывает только раздражение. А вот если вас бросила жена, предал друг, вы заболели раком и вдобавок ко всему обнищали и ходите, побираетесь, вот это читателю будет интересно. Понимаете?

Брамс задумался: «Стоит ли дальше общаться с этим демагогом или отключить телефон?»

– Если хотите, – продолжил консультант, – я придумаю для вашего романа нетривиальное, неизбитое начало, которое захватит вашего читателя так, что он и не успеет опомниться, как прочитает всю вашу книгу до конца.

– И сколько это будет стоить? – спросил Осип Емельянович.

– У меня очень демократичные расценки, – ответил Вонверг. – За начало я беру всего лишь тысячу рублей. Если вам понравится, и мы продолжим наше сотрудничество, то мы вернёмся к этому вопросу и обязательно придём к единодушному согласию. Другой бы сказал «найдём консенсус», но я не люблю в нашей русской речи употреблять ужасные иностранные слова. Так что, Осип Емельянович?

– Давайте попробуем! – ответил начинающий писатель.

– Отлично, – сказал Леонид Исаакович и спросил: – Назовите, пожалуйста, фамилию главного героя, кто он мужчина или женщина?

– Мужчина, – пояснил Брамс, – фамилия Фарберг, состоятельный человек, ну и так далее.

– Прекрасно-прекрасно! – воскликнул Вонверг. – Готов немедленно приступить к работе.

– Ваши предложения по оплате? Вы далеко живёте? – спросил Осип Емельянович. – Могу привезти деньги. Вы в Москве?

– Да ну что же вы, голубчик, будете мотаться за три девять земель? Нет, столичный воздух не для меня, я живу в области. Вам никуда не нужно ехать, можно просто пополнить баланс на телефоне, по которому вы сейчас звоните. Как только деньги приходят на счёт, на следующий день вы получаете начало романа. Всё просто, уважаемый, всё очень просто и незатейливо. Сообщите мне на СМС адрес электронной почты.

Осип Емельянович, не стал откладывать в долгий ящик, спустился вниз, благо там на первом этаже магазинов и платёжных терминалов не счесть.

Леонид Исаакович не обманул, письмо пришло на следующий день в обед. В теме было обозначено «Начало романа со счастливым окончанием».

В письме находилось всего одно предложение. Брамс мучительно вспоминал, где он это уже читал.

«Совсем мозги пропил, – ругал он себя, – вспоминай, это известное выражение! А может, мне это просто кажется?».

Осип Емельянович окликнул Дарью:

– Дашенька, зайдите ко мне!

– Слушаю вас, Осип Емельянович!

– Дарья, что-то у меня мозги набекрень встали, видимо, переработался. Посмотри, пожалуйста. Что тебе напоминает эта фраза?

Дарья наклонилась к монитору и вдруг, громко рассмеявшись, воскликнула:

– Это из Анны Карениной. Начало романа. Вы это к чему? Решили меня проэкзаменовать?

– Да так, шутка, – от неожиданности Брамс покраснел. – Это мой приятель издевается надо мной. Предложил именно так начать новый роман.

– Шутник, однако, ваш приятель! Мне можно идти? – спросила Дарья.

– Да-да, конечно, – закивал Осип Емельянович и, дождавшись, когда за ней затворилась дверь в кабинет, схватился за телефон.

– Вы что, издеваетесь надо мной? – услышав голос литконсультанта, закричал Брамс. – Как вам не стыдно? Что вы мне прислали?

– Уважаемый автор, – начал спокойным тоном консультант, – я понимаю ваше волнение, но, если вас не устроил первый вариант, спокойно скажите мне об этом, и мы продолжим искать вариант приемлемый. У меня для вас очень хорошая, я бы даже сказал, приятная и очень привлекательная новость: на все последующие работы у вас теперь имеется скидка в пятьдесят процентов. Вы представляете? Целых пятьдесят процентов.

– То есть я правильно понимаю, – закипая и стиснув зубы, спросил Брамс, – что за второй вариант я вам должен теперь заплатить пятьсот рублей?

– Совершенно верно, глубокоуважаемый Осип Емельянович, представляете, всего пятьсот рублей. Будьте любезны, голубчик, объясните мне теперь, что вас не устроило в первом варианте?

– А вы сами не догадываетесь? – взревел молодой писатель. – Вы зачем прикидываетесь, извините, дурошлёпом?

– Извините, кем? – удивился Вонверг и переспросил: – Дурошлёпом?

– Да, – подтвердил Брамс, – именно так: дурошлёпом.

– Впервые слышу такое сочное словечко, потрясающее, просто разительное. С вашего позволения, возьму себе на заметку. Чудесное… И так, Осип Евдокимович…

– Почему вы всё время коверкаете моё имя? – перебив, закричал Брамс. – Сколько вам говорить? Осип Емельянович я. Так трудно запомнить?

– Господи боже мой, извините старика, достопочтенный Осип… э-э-э… Е… это… Емельянович. Увы, увы, дражайший, у меня не совсем надёжная память на такие достойные имена…

– Вы знаете, что, прекратите лить мне тут елей на голову. Разве вы не понимаете, что начало, которое вы мне прислали, это чистой воды плагиат.

– Побойтесь бога, голубчик, что вы такое говорите? – жалобно произнёс консультант-литератор.

– То есть, вы считаете, что это не плагиат? – возмущённо спросил Брамс и язвительно прочёл вслух предложенное начало романа: – «Всё смешалось в доме Фарбергов». Вы в своём уме? Я не хочу с вами сотрудничать, возвращайте мои деньги.

– Это ещё почему? Я же всё-таки работал…

– Кто работал? Это вы называете работой – стырить у классика предложение и продать его за тысячу рублей? А ничего, что это Анна Каренина. Толстой!

– Уважаемый Осип Емельянович, – заявил Вонверг, – извините, а вы читали Льва Николаевича? У меня появилось тревожащее моё сердце предположение: по-моему, вы гиперболически низко образованны.

– Это я низко образован? – заорал в трубку Брамс. – То есть я…

– Конечно! – спокойно ответил Вонверг. – У Толстого в романе Облонские, а у нас с вами Фарберги. Неужели вы не видите разницы?

Глава 6. Где жизнь, там и надежда.

Сколько ни пытался Осип Емельянович дозвониться на следующий день до литконсультанта, ничего у него не вышло. «Ты так и по миру скоро пойдёшь, – ворчал Брамс сам на себя, – то доставка у него на дом, то литературные негры… Ну, давай, придумай ещё, куда деньги потранжирить. Да, Ёся, финансист с тебя, нужно прямо сказать, абсолютно бестолковый. Надо же было повестись на такую аферу – какой-то совершенно незнакомый Вонверг (господи, прости, что скажешь) взялся написать начало романа. Ну, как можно было в такое поверить? Какой наивный человек!

А с другой стороны, скольким людям ты сам в своё время рассказал историю о том, как тебя обворовали и ты, мол, просишь деньги для покупки билета, чтобы уехать на родину. Если суммировать всё, что ты содрал с доверчивых прохожих с помощью своих легенд, поди, не одна тыща выйдет. Так что, дорогой писатель-фантаст, нечего тут возмущаться. Считай, что теперь платишь налоги с полученных незаконным образом доходов. Кто-то скажет: а что же тут незаконного? Это не воровство, не грабёж, не вымогательство… попросил, тебе дали, добровольно, без давления. Ага! – усмехнулся Брамс. – А басни о том, что тебя обворовали? Это что? Это, брат, не просто попрошайничество, это мошенничество. Согласен, мелкое, безобидное, но всё равно мошенничество. Ладно, впредь нужно быть предусмотрительнее и осторожнее».

Константин Евсеевич, видимо, вспомнив кое-какие детали из биографии, прислал на свой почтовый ящик дополнительную информацию, касающуюся будущего романа. Осип Емельянович решил больше никого не привлекать к работе, и для начала принялся тщательно изучать все документы, переданные ему Фарбергом в день отъезда в Америку.

Биография у Константина Евсеевича оказалась более чем разнообразной и на редкость содержательной.

«Если использовать все эти пронзительные моменты из жизни моего главного героя, – размышлял Осип Емельянович, – вряд ли получится мармеладная книжонка, хотя замысла такового и не предусматривалось. Какое у нас поручение? Чтобы история имела счастливый конец, и как бы ни был мне ненавистен литератор-прохвост, он был прав: счастье – понятие относительное. Один с утра просыпается и, в предвкушении, ещё не открыв глаза, наперёд наслаждается пиццей, гамбургером, роллом или ещё какой буржуйской мерзостью, а другой мечтает о куске свежего хлеба и о картошке в мундире. Удовлетвори их желания, и оба будут безмерно счастливы. Или другой случай: одному новую машину подавай, а второму найти бы денег на велосипед, один о полушубке из соболей мечтает, другой – о новом ватнике. И самое главное то, что ещё не известно, кто будет счастливее, сбудься их мечты.

Да, непросто устроена жизнь. Взять хотя бы нашего Акробата, откуда такое прозвище? Был всю жизнь Митей и вдруг стал акробатом? Да нет же, просто так такие клички не прилипают. Как рассказывал один наш общий знакомый, Митя лет десять назад случайно оказался на свадьбе. Ну, оказался да и оказался, сиди молча, не выпячивайся, считай, что повезло, кто тебя со свадьбы погонит, коли ты уже за столом сидишь. Так нет же, после третьей рюмки Митя стал проявлять не соответствующую своему статусу активность – незваный гость несколько раз пытался произнести тост «за нашу невесту-овечку». Сидящий рядом гражданин тихонько намекнул ему, мол, осторожнее на поворотах, здесь поголовно присутствует интеллигентная публика и всяких вульгарных слов со стороны гостя не потерпит, особенно в отношении жениха и невесты. Намёк товарища вызвал у Дмитрия глубокое недоумение. Пропустив вовнутрь ещё пару рюмок горячительного напитка, Митя объявил соседу, что тот козёл и он ни хрена не понимает в свадебных обрядах, ибо по старинному русскому обычаю, невесту раньше называли «ярочкой», то есть овечкой.

В результате, Дмитрию пришлось отвечать двойным порционом – одновременно и за козла, и за овечку. Казалось бы, при чём тут спортивно-цирковой термин? А при том, что, когда Митю вывели из-за стола и, уводя за дом, стали через рубаху вести подсчёт его рёбер, он вырвался из рук конвоиров и запрыгнул на дерево, да так ловко, что один из сопровождающих присвистнул и, произнеся не слишком широко употребляемое слово, добавил «акробат». А акробат тем временем попытался влезть по дереву ещё выше, но, видимо, крепость домашнего самогона не соответствовала российским ГОСТам, и Дмитрий, неожиданно потеряв равновесие, свалился прямо в руки преследователям.

Зрители необычного представления, пожалев самодеятельного артиста, прекратили подсчёт рёбер историка русских свадеб и решили ограничиться простым выдворением нахала. Погулять до конца Дмитрию в тот день не удалось, но зато покинул мероприятие целым и невредимым, да ещё и с приличным псевдонимом.

И вот как тут думать – посчастливилось Мите или нет? Мне кажется, очень – могли ведь рёбра не только пересчитать, но и… Страшно даже подумать».

Устав под вечер возиться с бумагами, Брамс всерьёз задумался о визите к жене. Дарья по его просьбе подготовила костюм кофейного цвета, в мелкую полоску рубашку, кожаный ремень, баснословно красивый галстук.

– Дашуль, – пощупав галстук, удивлённо произнёс Осип Емельянович, – тебе не кажется, что он какой-то странный? – Брамс даже не заметил, как перешёл с домработницей на «ты».

– Странный-странный, – улыбаясь, согласилась Дарья, – читайте, что тут написано? – она перевернула галстук и прикоснулась указательным пальцем к шёлковому ярлычку, – видите? Kiton Green Cashmere-Silk!

– Мне это ни о чём не говорит, – честно признался Брамс и уныло улыбнулся. – Ты знаешь, я сроду не носил галстуки, но сегодня у меня такая необычная встреча, что… ну, в общем…

– Встреча в галстуках! – воскликнула Дарья.

– Да, – кивнул Осип Емельянович.

– Отлично, – сказал Дарья и добавила: – Эта надпись гласит, что у вас один из лучших галстуков в мире. А странный на ощупь он потому, что сейчас мода на вязаные галстуки. Этот сделан из кашемира и шёлка. Нет, вы только посмотрите, – Дарья приложила аксессуар к своей груди, – какая прелесть.

– Красиво, не спорю, – подтвердил Брамс, – но как-то неловко…

– Ничего неловкого тут нет, – сказала Дарья, – Константин Евсеевич поручил мне заниматься вашим гардеробом. А он, уж поверьте мне, знает толк в аксессуарах. Теперь это всё ваше. Не переживайте. Вы ещё увидите, там, – она кивнула в сторону шкафа, – потрясающие вещи. Сегодня морозно, потому рекомендую вам меховую шапку.

Надев тёплую шапку и очки, Осип Емельянович бродил по вечерней Москве, пока та не превратилась в Москву ночную. Домой Брамс возвращался грустным – он так и не решился, стоит ли наведаться к жене. С одной стороны, он настроился даже на отлуп от жены. С другой – его обуял какой-то чудовищный страх. Ему казалось, если жена откажется от воссоединения, то это всё – конец и крушение всех надежд. Но было ещё обстоятельство, по которому этот процесс мог затянуться – Осип Емельянович не знал нового адреса проживания семьи.

Осип Емельянович решил посоветоваться с Дарьей. Услышав утром характерные звуки, он вошёл на кухню и с порога произнёс:

– Даш, посоветуй, пожалуйста, как помириться с женой? Что нужно для этого сделать? Не хотелось бы наломать дров, а совета попросить мне не у кого.

Дарья не сразу нашлась, что ответить. Спустя несколько минут, она всё-таки решилась:

– Вы знаете, Осип Емельянович, вам бы лучше с эти вопросом обратиться к психологам. Они могут…

– Да ни черта они не могут, – перебил Брамс, – мне не психолог нужен, а житейский совет. Вот, к примеру, к тебе пришёл бывший муж, что тебе в его словах понравилось бы?

– Слова, дорогой Осип Емельянович, здесь на пятом месте. Я бы оценивала скорее поступки, чем болтовню. Но, разумеется, слова тоже имеют значение. Тут понимаете, в чём подвох, все женщины разные, да что там женщины, все люди разные. Я ведь незнакома с вашей супругой, не знаю её характера, отношения к… мужчинам, любви, иными словами, вообще ничего не знаю. По мне, так…

– Да-да-да! – воскликнул Брамс. – Вот мне хотелось бы знать, что тебя заинтересовало бы в первую очередь? Давай представим, что моя Татьяна точно такая же, как и ты. Ну, должен же я от чего-то оттолкнуться? Помоги, Дашуль! – умоляюще произнёс он. – Я сам не справлюсь.

– Ну, хорошо,– согласилась Дарья. – Но сразу предупреждаю: если у вас ничего не получится, прошу меня не винить. Договорились?

– Разумеется, – радостно воскликнул Брамс, – разумеется! Слушаю тебя.

Даша набрала полные лёгкие воздуха и, резко выдохнув, начала:

– Мне бы очень понравилось, если бы мой бывший муж, – она с хитрецой взглянула на Осипа Емельяновича, – вернул мне приятные воспоминания о красивых моментах нашей совместной жизни. Вы же когда-то ухаживали за девушкой по имени Татьяна? Дарили цветы, подарки, ну, пусть там даже всякие безделушки?

– Конечно, – закивал Брамс, – и ухаживал, и цветы дарил с безделушками, и не только.

– Ну, вот! – рассмеялась Дарья. – Повторяйте всё сначала.

– Ну, не на свидание же её снова приглашать? – недоумённо спросил Осип Емельянович.

– А почему бы и нет? – вздёрнула брови Дарья. – Или вы думаете, ей это будет неприятно?

– Даже не знаю, – пожал плечами Брамс.

– А вы узнайте! Придите к ней, вручите букет цветов, подарочек, например, серёжки, и необязательно золотые, это в данной ситуации неважно.

– Да я могу и золотые купить, – сказал Осип Емельянович.

– Прекрасно! Вот и действуйте. Если у жены есть подруга, которой она доверяет, попробуйте действовать через неё. Но тут вы должны быть уверены, что она не станет работать на два фронта.

– А как она может помочь? – удивлённо спросил Брамс.

– О! – усмехнулась Дарья. – Подруги – это великая сила. Они могут как спасти брак, так его и разрушить. Если такая подруга есть, расспросите её, что она считала в вашей жизни недопустимым и что ей было приятно, чем она хвалилась. Затем из минусов делайте плюсы, а плюсы удваивайте. А ещё мне было бы приятно, – продолжила Дарья, если бы мужчина пришёл ко мне и безо всяких условий-предисловий предложил помощь по хозяйству. Вы же знаете, что в доме всегда найдётся то, что нужно починить, заменить и так далее. Мы, женщины, конечно, и сами можем лампочку вкрутить, но мы очень любим, когда на нашей территории наводит порядок по своей линии мужчина.

– Я никогда не позволял жене делать в квартире мужскую работу, – с гордостью признался Брамс.

– Вот и хорошо! – сказала Дарья. – Наверняка, придётся чем-то полезным заняться. После такого действия любая женщина пригласит вас отужинать. И вот, приступив к ужину, не забудьте сказать ей, что уже и забыли, когда ели такую вкуснятину. Это для вашей женщины будет самый драгоценный подарок. И не старайтесь в первый же день, остаться у неё ночевать. Это будет по-медвежьи. Не ленитесь, ухаживайте, приглашайте на свидания и снова, и снова завоёвывайте доверие. Всё как в юности, как в молодости. Действуйте!

– Спасибо, Дарья, – Осип Емельянович улыбался во весь рот. – Очень полезная информация. Я вот как-то об этом и не задумывался.

– Мужчины, – цокнув языком и тяжело вздохнув, произнесла Дарья Андреевна, – к сожалению, часто не задумываются над простыми вещами, превращающиеся со временем в до боли сложные проблемы.

Ночью Брамс миллион раз прокручивал в голове картинку, где он появляется на пороге квартиры с огромным букетом цветов и протягивает его своей жене со словами: «Здравствуй, моя любимая Танюша». Но странное дело – все мысли о Татьяне плавно возвращались к Дарье.

Однако встреча с женой многократно откладывалась. Главной причиной был тот факт, что Брамс не знал нынешнего адреса семьи. Пытался найти, но всё не выходило, а соседи поговаривали, что они и вовсе перебрались в Санкт-Петербург.

Глава 7. Все дороги ведут к дому.

Осип Емельянович взялся за писательское дело самозабвенно. На столе выросла в прямом смысле выше головы стопка книг. Как ни старался Брамс, всё никак не мог приноровиться читать книги с компьютерного монитора. Начинающий писатель зарегистрировался в интернете на одном из литературных сайтов под псевдонимом «Ёськин кот», чтобы выкладывать на нём свои литературные опыты. На написание первого рассказа Брамс потратил трое суток.

В предвкушении советов от коллег, что говорится, по цеху, Осип Емельянович опубликовал свой рассказ и… Отзывы не заставили себя долго ждать. И хотя Брамс не питал иллюзий и не ждал восторженных похвал, всё же первый комментарий привёл Брамса в крайне угнетённое состояние. Пользователь под псевдонимом «Литератор века» писал: «Котяра, тебе срочно нужно обратиться к врачу, иначе твоё психическое заболевание, выражающееся в пристрастии к писательству, заведёт тебя на погост. Неужели ты сам, идиот, не чувствуешь, что абсолютно бездарен и напрочь лишён даже намёка на литературные способности. Аффтар, отруби себе пальцы, гад, и убейся апстену!».

«За пять лет моего отсутствия в интернете, увы, ничего не изменилось», – отчаянно подумал Осип Емельянович.

Он вспомнил, как раньше ночи напролёт воевал с недоброжелателями в одноклассниках, доказывал какие-то очевидные вещи, отвечал оскорблениями на оскорбления. Доходило до того, что он вынужден был пить валериану, а по ту сторону монитора собеседники продолжали глумиться и, казалось, только и ждали дальнейших ответов, возражений и оскорблений. Со временем Брамс, наконец, понял, что это так называемые тролли и что они так развлекаются. Татьяна утром, собираясь на работу, упрекала мужа:

– Осип, взгляни на себя в зеркало, на тебе лица нет.

– Не твоё дело, – бурчал муж.

– Как это не моё? – возмущалась Татьяна. – Ну, как это не моё? Ты же мне не чужой человек? Куда ты катишься? Днём пьёшь, вечер храпишь, а потом всю ночь напролёт воюешь с какими-то утырками-малолетками. Оно тебе нужно?

– Папа, – дочь Катерина непременно поддерживала мать, – мама права. Это школьники забавляются, прикалываются, а ты заводишься, и пытаешься им что-то доказать. Я как-то со стороны наблюдала в ленте за вашей, с позволения сказать, дискуссией, и, если бы не знала, что это общается мой отец, подумала бы, какой-то прыщавый юнец развлекается. Зачем тебе это?

Осип Емельянович дочку выслушивал всегда сдержанно, кивал и не спорил с ней.

– Хорошо, – соглашался он. – Сегодня отрежу на фиг этот интернет. Вот сейчас почту проверю и уничтожу его.

– А о нас ты подумал? – пыталась увещевать дочь отца. – Мне интернет не для игрушек нужен, я, например, использую его для учёбы.

– Что в этой помойке можно использовать для учёбы? – таращил глаза отец.

– Да всё, – утверждала Катерина. – Это как в пословице «Свинья грязи везде найдёт».

– Не понял, – выпятил губу отец, – это ты, доча, сейчас меня так аккуратно свиньёй обозвала?

– Прекрати, папа, – дочь подошла к отцу и поцеловала его в нос, – это просто пословица. Я о том, что в интернете каждый находит то, что ему хочется. Зачем мне с толстой пыльной книжкой возиться, когда я на мониторе настраиваю себе и шрифт, и его размер, и цвет фона, и цвет букв – сиди, читай и наслаждайся. Разве я не права. Всегда можно отыскать значение любого термина, проверить орфографию, да всё, что угодно. Но ты видел, чтобы я торчала в соцсетях? А ты взрослый чел, а ведёшь себя…

–Ну, договаривай-договаривай, – недовольно пробурчал Брамс.

– Папуля, – улыбалась Катя и обнимала отца, – да я не хочу тебя обижать, просто жалко тебя. И с мамой ссоритесь, может, бросишь это дело?

– Хорошо, – кивал отец, а через неделю снова с головой уходил в интернетовский омут.

«Как же давно это было! – печально произнёс Брамс. – Но «всё возвращается на круги своя», что же мне снова с ними воевать? Катюша учила меня не реагировать и не отвечать на выпады в интернете. Хороший, дельный совет, но вот как этой падле не ответить – «Аффтар, отруби себе пальцы, гад, и убейся апстену!»? Это ж надо так… Ух! Попался бы ты мне, скотина, по эту сторону монитора, я бы повозил твою рожу не только по стене, но и по тротуару, слава богу, силушка ещё имеется. Нет, нет и ещё раз нет! Вспомни слова дочери: она использовала интернет для самообразования, бери пример, дурья твоя башка!».

Спасла ситуацию девушка-комментатор. Хвалебных слов она не писала, но, вступив в полемику с «Литератором «каменного» века», оставила тактичный и достаточно положительный отзыв: «А мне рассказ понравился. Пусть и написан несколько корявым языком, но чувствуется у автора есть художественный потенциал. Аффтар, пеши исчо!».

«Кто придумал этот дурацкий язык? – мысленно возмущался аффтар. – Пушкин точно не дожил бы до дуэли, сам застрелился, почитай он всю эту сегодняшнюю тарабарщину…».

И всё же, как говорится, набухли почки, ждём листочки. Ёсю прорвало – он каждый день строчил рассказы и выкладывал в сеть. «Литератор века» продолжал ёрничать и задирать автора, но, видя, что «Ёськин кот» не реагирует на его придирки, вскоре потерял интерес и отстал от него. Осип Емельянович с облегчением вздохнул, когда под очередным сочинением не обнаружил комментарий обормота.

«Слава тебе господи! – мысленно воскликнул он. – усох нахалюга».

В то же время под его рассказами, точнее будет сказать, рассказиками, миниатюрами стали всё чаще появляться доброжелательные отзывы. Первое время Осип Емельянович брал темы из своего детства, юности: вот он с друзьями идёт на рыбалку, а вот соседский гусь Потапыч оторвал хлястик с пиджака, кошка через открытое окно утащила связку сосисок, новенькая девчонка в классе, дуэль с Васькой из восьмого «б». На первый взгляд, рассказы-малыши (как с любовью называл их Брамс) выглядели так, словно школьник описывает свои похождения и наблюдает за окружающим миром. Об этом писали и многочисленные критики, гадающие над возрастом новоиспечённого писателя. Большинство читателей и критиков сошлись во мнении, что за «Ёськиным котом» прячется подросток.

«И хорошо, – думал Осип Емельянович», – пусть будет так. Мне бы сейчас руку набить, – он вдруг рассмеялся, шутливо продолжив фразу: – а потом уже пусть бьют морду. Основная задача теперь – читать, читать и читать. Что там у нас сегодня на ночь? Отлично: «Угрюм-река». Наблюдаю, как писатели красиво начинают свои романы. Это ж надо так сказать? «На сполье, где город упирался в перелесок, стоял покосившийся одноэтажный дом». Казалось бы, ну что тут необычного, а звучит красиво и загадочно – «город упирался в перелесок». А я бы так смог выразиться, как Вячеслав Шишков? Даже не знаю…»

Брамс неожиданно вспомнил «дом Фарбергов», в котором всё смешалось, и рассмеялся: «Вот прохиндей! Как ловко он обвёл меня вокруг пальца. Если бы он стянул начало у Шишкова, то на сполье в пошатнувшемся доме у него непременно проживал бы Константин Евсеевич. И что самое интересное, я ведь у него наверняка не один такой клиент. Живёт человек, и совесть его не грызёт… Ладно, бог ему судья. Давай, Ёся, подумаем, как бы ты начал свой роман, с каких слов? Нужно, наверное, так сказануть, чтобы читатель вцепился в книгу… А может, я всё преувеличиваю? Ну, напишу я интригующее начало, а дальше что? Ты придумай сюжет, чтобы он завлёк читателя, чтобы стремительно развивался, не давал читателю уснуть – вот это дело. А то всё название, название… Напиши «атомная бомба всё ближе и ближе приближалась к земле» – интрига? Ещё какая. А дальше что? Нет, я думаю дело не в начале романа, а в его сути. Начало, это как упаковка – держишь в руках, нарадоваться не можешь, но не будешь же всю жизнь любоваться упаковкой. На упаковке, к примеру, написано, что внутри хрустальный пузырёк с роскошным французским одеколоном. Отлично! Упаковку – в мусорку, вынимаем флакон, вроде на хрусталь непохоже, отвинчиваем пробку, подносим горлышко к носу и вдруг улавливаем запах обыкновенного тройного одеколона. Всё, поезд промчался красной стрелой, станция Париж осталась далеко позади, проводник Вонверг предлагает чай. Впрочем, с чаем тоже нельзя торопиться – в воздухе витает сплошной вонвергизм».

Творческий процесс был прерван неожиданным звонком. На дисплее смартфона всплыла надпись из телефонной книги – «коллеги». Брамс схватил трубку.

– Да! Слушаю…

– Ёся, – раздался знакомый голос, – у нас проблема.

– Что случилось? – взволнованно спросил Осип Емельянович.

– Какая-то тварь заварила все продухи в нашем доме, – сказал Митя.

– Как? – изумлённо воскликнул Брамс. – Всё договорено со старшим!

– Он говорит, что не от него это зависит, начальство сверху приказало.

– Вы где сейчас? – спросил Ёся.

– В сквере напротив дома! Куда идти, не знаем. Там внутри и вещи наши остались.

– Ждите, сейчас подъеду, – предупредил Брамс.

Первая мысль была, поймать такси, но тут Осип Емельянович вспомнил, что у него есть автомобиль. Несмотря на то, что у него имелось водительское удостоверение, сам сесть за руль он не решился. Брамс позвонил Николаю.

– Здравствуйте, Осип Емельянович, – радостно поприветствовал его водитель. – А я уже сам хотел вам звонить. У меня жена спрашивает, не безработный ли я теперь…

– Николай, подходи срочно, – приказал Брамс, – я через пять минут выхожу.

– Понял! Бегу! – ответил Николай и положил трубку.

«С дисциплиной у Константина Евсеевича полный порядок, – подумал Осип Емельянович, – это хорошо! Наверное, он тысячу раз прав, запретив обслуживающему персоналу употреблять спиртное, тем более, личному водителю».

Через пять минут, выйдя из подъезда, Брамс очень удивился – двигатель автомобиля урчал, водитель находился на месте. Он выскочил, чтобы открыть дверь Осипу Емельяновичу, тот махнул рукой:

– Не надо, я сам!

Брамс назвал адрес, через полчаса они были на месте.

– Я скоро вернусь, – бросил Осип Емельянович и направился к скверу.

Там, скукожившись, сидели его товарищи Акробат и Дед Акын.

– Ну, что, братцы? – хлопнув по плечу Митю, – обратился Ёся. – Кому же это в голову взбрело посреди зимы продухи заваривать?

– Старшой сказал, что кто-то из жильцов дома телегу накатал, что, дескать, бомжи жизни не дают. Не понимаю, что мы им сделали. У нас там порядок, как… в гостинице, ночью шёпотом разговариваем. Ты, Ёсь, извини, что потревожили, ну, сам понимаешь, было бы лето…

– Не оправдывайся, – оборвал Осип, – у вас что, были другие варианты? Идите за мной, сядем в машину, лишнего не болтайте, лучше вообще молчите, зайдём в квартиру, там пообщаемся. Ясно?

– Угу! – закивали оба, а Акробат спросил: – А чья хата? Твоя?

– На месте объясню, – сказал Брамс и повторил: – Идите за мной.

Николай, поздоровался с коллегами Брамса, даже не поведя бровью. Зато у коллег глаза полезли на лоб, когда водитель прощался с их товарищем.

– Осип Емельянович, – спросил Николай, – на сегодня я вам не понадоблюсь?

– Нет, спасибо, Коля, – можешь отдыхать.

– Завтра во сколько? – поинтересовался водитель.

– Я позвоню, – сказал Брамс.

В лифте Акробат не выдержал и почему-то шёпотом сказал:

– Ё-моё, Ёся, мы вместе прожили около двух лет, а я только сейчас узнал, что ты, оказывается, Емельянович. С ума сойти!

Дед Акын хмыкнул:

– Я всегда знал, что Ёся – великий человек.

– Точно! – согласился Митя.

– Ну, ребята, прекратите, – рассмеялся Осип, – уже в великие записали.

Войдя в квартиру, Брамс объявил:

– Значит так, братва, квартира моего знакомого, он сейчас в командировке. Оставил мне ключи на всякий случай. Я думаю, мы переночуем здесь без следов, а завтра что-нибудь придумаем. Ну, чего стоите? Проходите.

– Страшно! – прошептал Акробат.

– Чего страшно?– рассмеялся Осип. – И чего ты шёпотом разговариваешь?

– А нас того, это… ну… не шуганут отсюда? – озираясь по сторонам, снова шёпотом произнёс Митя.

– Не шуганут, – заверил Ёся. – Смелее проходите. Давайте сначала в ванную, приводите себя в порядок, сейчас я вам дам полотенца, тапочки, кое-что из одежды.

Неожиданно Дед Акын подошёл к Осипу, обнял его и расплакался.

– Ну, чего ты, Андрей Михалыч, – вспомнил Осип его имя-отчество, – всё хорошо, раздевайся.

– Спасибо тебе, брат, – всхлипнул гость, – есть ещё люди на земле. Ты видел, какой морозяка на улице? Если бы не ты, точно помёрзли бы. С подъездов гонят, с нашего подвала всех котов выгнали. А куда им бедолагам теперь деваться?

– Ну, коты найдут, где согреться, – успокоил Брамс, – что ты о них беспокоишься? А вот то, что людей на мороз выгнали, это, конечно, не дело. Какая-то сволочная натура. Но всё хорошо, что хорошо кончается. Давайте, мойтесь, брейтесь, переодевайтесь, и будем ужинать. Угощаю!

После водных и цирюльных процедур Осип, как заправский армейский каптёрщик выдал новобранцам носки, трусы, майки, тапочки, спортивные штаны, рубашки – приодел так, что никому и в голову теперь не пришло бы назвать его друзей бомжами или бродягами.

– Это что за дворец, – восхищался Акробат, войдя на кухню, – неужели люди так живут? Это квартира или музей?

– Квартира-квартира! – посмеивался Брамс. – Работают люди…

– Да ладно, – усомнился Митя, – те, кто работает, в музеях не живут. Послушай, Ёся, откуда у тебя такие друзья?

– Вот человек, – заворчал Михалыч, – его обули, одели, кормят, словно барина, а он в критику ударился, да ещё вопросы глупые задаёт. Ну, тебе какая разница?

– Какая критика? – развёл руками Митя. – Я к тому, что, если бы у меня были такие друзья, хрена я сидел бы подвале. Ты посмотри на него, он ведь почти два года с нами протусовался, а теперь на «Мерине» разъезжает, дворцами заведует. Чудны твои дела, господи! Скажи Дед, вот тебе или мне доверят такое богатство? – Акробат покрутил головой по сторонам.

– У тебя, Митя, на лбу написано «ворюга», – рассмеялся Дед Акын. – Кто же тебе такие хоромы доверит. Ты завтра полхаты вынесешь…

– Куда? – возмутившись, перебил Акробат. – Куда всё выносить? На первом же углу менты ласты завернут.

– Вот именно! – продолжал Кирилл Михайлович. – А если бы знал куда, точно бы унёс.

– Дед, не неси пургу! – повысил голос Митя. – Я тебе что, крыса подвальная? Ты забыл наш принцип? Не кради, где живёшь, не живи, где крадёшь. – Обращаясь к Осипу, он добавил: – Не слушай его, Ёся. Это он так шутит. Ты же знаешь, мы тоже люди. А это… у тебя сто граммов не найдётся? А то еда слишком уж… мне кажется, такую пищу без водочки нельзя есть, несварение может произойти.

– Нельзя здесь пить, – объявил Брамс, – я слово дал.

– Так мы это… можем выйти. Хряпнем на улице да вернёмся.

– Митя, прекрати, – вспылил Дед Акын. – Мы вчера только с тобой о чём говорили? Нужно завязывать с эти делом, ты согласился…

– Да я не против, конечно завяжем. Но ведь сегодня…

– А что сегодня? – нахмурился Андрей Михайлович. – Что сегодня?

– Как что? – вздёрнул брови Акробат. – Торжественный день. По любому это дело надо бы обмыть.

– Давайте сегодня без спиртного, ребята, – предложил Брамс. – Объясняю: хозяин квартиры может вернуться в любой момент. И как я ему буду смотреть в глаза, если он учует запах спиртного? Нет, нельзя. Слово нужно держать.

– А хозяин трезвенник? – поинтересовался Митя.

– Я не знаю, – пожал плечами Брамс, – я его пьющим не видел.

– Странные люди,– усмехнулся Акробат, – как это люди могут спокойно жить и рюмочку не пропустить. Мне кажется тут попахивает какой-то неполноценностью.

– Ага, твою мать, – покачал головой Дед Акын, – полноценный ты наш. Сиди уже, философ.

– С древних времён люди употребляют согревающие напитки, – сказал Митя, – это не случайно. Нельзя забывать традиции.

– Правильно! – согласился Брамс. – А традиция этой квартиры и заключается в том, что здесь спиртного не пьют.

– Это не традиция, – возразил Акробат, – это, можно сказать, какое-то мракобесие.

Осип Емельянович и Дед Акын рассмеялись, вслед за ними стал смеяться и Митя.

– Так, мужики, – объявил Брамс, – завтра подъём в восемь, умываемся, завтракаем и едем искать вам жильё. Паспорта у вас есть?

– Есть, – сказал Дед Акын и добавил: – только без прописки.

– Это ерунда, – махнул рукой Ёся и обратился к Мите: – А ты чего молчишь? Паспорт есть?

– Откуда он у меня? Я уже и забыл, когда его в руках держал. Нужно ехать в Ярославль, что-то там оформлять. Я даже не знаю.

– Ладно, давайте спать, – сказал Осип, – завтра разберёмся.

Он позвонил Николаю и распорядился подготовить автомобиль к полдевятого утра.

Брамс с вечера обзвонил несколько агентств недвижимости, поинтересовался ценой «однушки» на окраине Москвы и договорился о встрече. Утром следующего дня Осип Емельянович заехал в банк, снял наличные деньги и направился по оговоренному адресу. Подъехав к дому, он распорядился:

– Николай, давай проедем чуть вперёд, не хочу, чтобы агент видел на какой машине я приехал, – и, обращаясь к «коллегам» добавил: – мужики, из машины не выходим, дожидаемся меня.

– Ждём! – ответил Дед.

– Ты надолго? – спросил Акробат.

– Думаю, что нет, – ответил Брамс.

Агент по имени Боря ожидал клиента у входа в подъезд.

– Осип Емельянович? – радостно воскликнул он и предложил: – пройдёмте к первому подъезду.

Через несколько минут они вошли в квартиру, где их встречала суровая хозяйка, старушка весьма преклонного возраста. Борис сразу представился. Хозяйка перво-наперво потребовала у обоих мужчин документы, особо не деликатничая.

– Сейчас не поймёшь, кто ходит-бродит, – бормотала она, – развелось мошенников, как собак нерезаных, все норовят обмануть, да что-нибудь стащить. Ага, Осип Емельянович, – старушка пристально посмотрела в глаза Брамсу, – так, значит, это вы собираетесь проживать в моей квартире?

– Чем занимаетесь? – спросила хозяйка и, заметив на лице гостя смятение, уточнила: – Кем работаете?

– Я… я литературный работник, – с трудом выдавил Брамс.

– Вот как! – вздёрнула брови старушка. – В каком смысле?

– Редактирую рукописи, – навёлся Осип Емельянович.

– Очень интересно, – сказала хозяйка, – вы работаете в издательстве?

– Нет, я буду работать дома, сейчас, знаете ли, можно… можно через интернет делать такую работу.

– Прописаны в Москве, – сменила тему старуха, – что вас заставило арендовать жильё?

– Да вот, – вздохнул Брамс, решили с женой пожить отдельно.

– Разводитесь? – допытывалась хозяйка квартиры.

– Пока нет, – ответил Осип Емельянович, – но подумываем.

– Хорошо-хорошо, – закивала старуха, – но у меня есть условие: ежели надумаете раньше съезжать, залог назад не получите.

– Это ещё почему? – удивился Брамс. – Насколько мне известно, залог берётся на случай причинения ущерба…

– Мы всё запишем в договор, – перебила хозяйка, – вы будете расходиться, сходиться, а мне каждый месяц ищи квартирантов. Делать мне больше нечего. Или вы не согласны?

– Минутку, – Осип выставил руку перед собой, – давайте сначала уточним стоимость аренды, залога и…

– Вы что, – нахмурившись, обратилась женщина к агенту Боре, – не объяснили клиенту условия?

– Всё объяснил, – закивал агент, – просто Осип Емельянович уточняет, так сказать, желает услышать подтверждение от хозяйки.

– Пятнадцать тысяч в месяц, – объявила хозяйка. – Оплата за первый и последний месяцы. Вот последний месяц это и есть залог. Понятно?

– То есть, вам я должен заплатить сегодня тридцать тысяч? Правильно я понимаю?

– Совершенно верно! – глаза хозяйки заблестели. – Через месяц ещё пятнадцать и так до истечения договора. Всё просто. Как договор заканчивается, мы с вами вместе проверяем состояние квартиры, мебели, техники, и, если всё хорошо, ничего не сломали, не разбили, я возвращаю вам залог. Таковы условия.

– Прекрасно! – произнёс Брамс. – Я согласен.

– Меня зовут Клавдия Порфирьевна Мохова, – объявила хозяйка и язвительно спросила: – проживать будете один, или… или с молодой женой?

– Нет у меня молодой жены, – усмехнулся Брамс, – со мной будут жить мой дядя и двоюродный брат.

– Боже мой! – перекрестилась Клавдия Порфирьевна. – А где же они есть-то?

– Так ещё не приехали, – развёл руками Осип Емельянович, – сначала ведь нужно жильё приготовить…

– Откуда не приехали? – не дослушав, спросила женщина.

– Дядя из Ростовской области, брат из Ярославля…

– И чего они тут забыли? – снова перебила Клавдия Порфирьевна. – Как посмотришь, все в Москву норовят переехать.

– Брата пригласили на работу, – пояснил Брамс, – а дядя остался один, я его пригласил, может, устрою куда-нибудь вахтёром или сторожем. О близких ведь нужно заботиться.

– Нужно-нужно, – согласилась хозяйка и после непродолжительной паузы спросила: – пьющие?

– Кто? – спросил Осип Емельянович.

– Ну, не я же! – цыкнула Клавдия Порфирьевна. – Вы все, вы и ваши родственники.

– Нет, что вы! – замотал головой Брамс. – Они же едут сюда работать, а не пить. За это можете не переживать. Порядок я гарантирую.

Клавдия Порфирьевна нарочито громко рассмеялась:

– Эх, родимый, все так говорят, потом приходишь за деньгами, а они на полу валяются в усмерть! Перед вами жила пара, вроде молодые, красивые, но ни дня без выпивки, соседи начали жаловаться, участковый приходил… Словом, сумасшедшие. Еле выпроводила.

– Ну, так что, господа, – подключился к разговору агент Борис и вынул из папки бумаги, – договор заключаем?

– «Господа», – передразнив, проворчала старуха и добавила: – господа в Америке и в этих как их… в Нидерландах. Обамы, Трампы, Клинтоны… я уже и телевизор не включаю, тошнит от этих господ. Да и наши тоже хороши, чёрт бы их побрал!

– И всё-таки хотелось бы получить от вас ответ! – улыбнулся Борис.

– Я не возражаю, – объявил Брамс.

– Давай, пиши, – согласилась Клавдия Порфирьевна и, покопавшись в сумке, протянула агенту свой паспорт. – Впиши, что, если раньше съезжают, залог не возвращается.

– Осип Емельянович, – спросил агент, – вы не возражаете против дополнения?

– Не возражаю, – ответил Брамс.

– Вот, вижу, деловой человек, – потирая руки, довольно воскликнула хозяйка, – а то некоторые начинают антимонию разводить, словно речь идёт о мильёнах. Я же не нажиться хочу, просто для меня это лишние растраты, лишние поездки. Я два года назад сдавала квартиру, так пять раз пришлось приезжать. Не снимают и всё, хоть ты тресни. Одним балкон маловат, другим комната, третьим ванная… Словно я апартаменты многокомнатные сдаю. Ну, сказано же – однокомнатная квартира. Странные люди. А вы-то что, стоите? – Клавдия Порфирьевна обратилась к квартиранту. – Пройдите, посмотрите всё.

– Да что тут смотреть? – усмехнулся Осип Емельянович. – Вот оно, всё на виду, в ванную-туалет я уже заходил. Всё хорошо, меня полностью устраивает.

– Предупреждаю, – заговорщически произнесла Клавдия Порфирьевна, пальцем указывая на пол, – сосед снизу тип скандальный, так что вы тут после двадцати трёх не шумите, телевизор громко не включайте.

«По-моему, я наживаю себе большую головную боль, – подумал Брамс, – нужно с мужиками провести профилактическую беседу. За деда Акына я спокоен, а вот Митя –баламут. Ладно, чего раньше времени паниковать? Поживём – увидим».

– Ну, вот, друзья, – оживлённо объявил агент, – всё готово, достаём денюжку, рассчитываемся и подписываем договор.

Осипа Емельяновича передёрнуло, так он ненавидел слово «денюжка». В таком названии он почему-то видел какое-то высокомерие, брезгливость и явную пренебрежительность к деньгам. «Так относиться к деньгам могут только те, – мысленно возмущался Брамс, – кому они с неба падают на голову. А тот, кто в поте лица ест свой хлеб, не имеет права так говорить. Ну, в самом деле, что это такое – «денюжка»?».

Квартиранту хотелось уже скорее расстаться и с хозяйкой, и с агентом, он достал деньги, рассчитался с обоими, Клавдия Порфирьевна вручила ему два комплекта ключей, предупредив, что третий комплект, на всякий случай, оставляет у себя.

Заселил Осип Емельянович «дядю» и «брата» в квартиру ближе к вечеру. В квартире было тепло, уютно, на полу лежал большой ковёр, похоже повидавший на своём веку разных жильцов.

– Ну, вот, мужики, – сказал Брамс, – располагайтесь. Кровать, диван – думаю, места вам в этом «подвальчике» хватит за глаза.

– Ёся, а можно я буду на полу спать? – спросил Митя.

Осип Емельянович рассмеялся:

– Зачем же на полу, если есть где…

– Ну, пожалуйста, – взмолился Акробат.

– Нет, ну, вы посмотрите на этого чудака, – воскликнул Ёся, – во-первых, чего ты у меня спрашиваешь, а во-вторых, спи, где хочешь, хоть на потолке. Но на потолке будет неудобно.

– Почему? – спросил Митя.

– Потому что одеяло будет спадывать!

Все трое расхохотались.

– А чем же тебя кровать или диван не угодили? – спросил Осип Емельянович.

– Да привык я, Ёся, а отвыкать не хочу, – уныло улыбнулся Митя. – Ты скажи, надолго мы тут?

– На год! – ответил Брамс.

– Чего? – вытаращил глаза Акробат. – На год? Нам здесь можно целый год жить? – Митя не верил своим ушам. – Ну, тогда я буду спать на кухне, на диване. Можно? Дед, ты не возражаешь?

– А что я буду возражать? – хмыкнул Андрей Михайлович. – Я и на кровати с удовольствием посплю.

– Мужики, – наконец-то Брамс заговорил о самом важном, – теперь давайте обсудим, как мы будем здесь жить?

– А что тут обсуждать? – подал плечами Митя. – Хорошо будем жить!

– Хорошо-то хорошо, как пела когда-то Алла Борисовна, да ничего хорошего! – ухмыльнулся Осип Емельянович.

– Это ещё почему? – испуганно спросил Акробат.

– Да шучу я, – сказал Брамс, – но всё же есть пожелания. Значит так, шум исключён, тем более в ночное время. Хозяйка предупредила, что сосед снизу очень капризный, чуть что, сразу вызывает ментов. Оно вам надо? Второе: ты, Митя, мой двоюродный брат. Я сказал, что приедешь из Ярославля. Дед, ты мой дядя приехал из Ростовской области, по моему приглашению, мол, близких, кроме меня, племянника, никого нет.

– Да оно так и есть, – сказал Дед Акын.

– И прекрасно! – произнёс Брамс.

– А кто нам эти вопросы будет задавать? – нахмурился Акробат.

– Возможно, никто, но я говорю на всякий случай, – пояснил Осип Емельянович. – Теперь третье: что будем делать со спиртным?

– А где оно? Есть, что выпить? – оживился Митя.

– Нету! Но я ведь знаю, как оно появляется, – ответил Ёся, – так вот я и спрашиваю: пить или не пить?

– Точно! – рассмеялся Акробат. – Я как-то видел по телеку, Высоцкий играл этого… ну, как его… Отелло или Акела.

Брамс рассмеялся до слёз.

– Ну, чего ты ржёшь? – надулся Митя. – Я тебе серьёзно говорю. Он прямо так и кричал: пить или не пить, вот чём вопрос!

Тут Дед Акын не выдержал и тоже начал громко смеяться.

– Да, Митя, – утирая слёзы, сказал Брамс, – ты в школе-то учился?

– Конечно! – закивал Акробат. – Я между прочим, ударником в школе был, в смысле, хорошистом.

– Ну, раз «хорошистом», должен знать, что Высоцкий играл не «Отелло», а Гамлета…

– Да-да-да! Точно! – Митя ударил себя кулаком по лбу. – Точно, Гамлет… Ну, ошибся малёхо, чего ржать-то? Умный поймёт, что человек ошибся…

– Да мы не над этим смеёмся, а над его вопросом! Гамлет спрашивал «Жить или нежить?».

– Не знаю, – замотал головой Дмитрий, – может и так, мне показалось, что «пить или не пить». Ну, или я запамятовал.

– Ладно, бог с ним, с Гамлетом, вернёмся к нашему вопросу. Будем бухать или нет?

– Сегодня? – удивлённо спросил Акробат.

– Голодной куме хлеб на уме, – язвительно произнёс Дед Акын.

– Не, ну человек спрашивает…

– Я спрашиваю не сегодня, а вообще, – пояснил Осип, – если мы хотим жить здесь без проблем, с бухлом нужно завязать.

В комнате повисла тишина. Спустя несколько минут, заговорил Андрей Михайлович.

– Ёся, – сказал он, – не скажу, что мы вообще в сухую будем жить, но соблюдение порядка я возьму на себя.

– Типа, бугром будешь? – ехидно спросил Акробат.

– Типа, да! – твёрдо произнёс Дед. – Мне не хочется снова задницу на улице морозить. А я так понял, Ёся, сегодня денег отвалил немеряно. Я верно говорю, Ёсь?

– Что тут говорить? – кивнул Брамс. – Москвичи бесплатно квартиры не сдают.

– Вот, видишь? – сказал Дед. – Мы не можем подвести нашего друга. Еся, хату на себя оформил?

– А на кого же? – ответил вопросом на вопрос Осип Емельянович.

– Тем более, – вздохнул Андрей Михайлович, – так что тут нужно подойти к вопросу со всей серьёзностью.

– Мужики, да я не против, – словно оправдываясь, произнёс Брамс, – ну, можно и выпить, но просто хотелось бы, чтобы без лишних эксцессов, без нервотрёпки. Договорились?

– Договорились! – хором ответили «коллеги».

– А с другой стороны, – сказал Акробат, – разве мы в подвале позволяли себе шухер устраивать? Жили тихо и мирно. Кому помешали, ума не приложу?

– Кто со мной? – спросил Брамс.

– Куда? – отозвался Митя.

– За провизией! – ответил Осип. – Включай холодильник. Дед пошли за продуктами.

Через час друзья-приятели праздновали новоселье. Брамс не стал проявлять чрезмерную строгость, купил «коллегам» бутылку вина, набрал продуктов, как минимум на неделю.

Перед расставанием он обнял их, пожелал удачи и пообещал навещать.

Глава 8. Хорошее не купишь дешево.

Осип Емельянович тщательно изучал биографию своего работодателя и ломал голову, как её вписать в роман со счастливым концом. Ему всё время казалось, придумай он хорошее начало и счастливый конец, и роман почти готов – остальное мелочи: внутрь напихать всяких приключений, происшествий, рассуждений. Но чем дольше Брамс думал над сюжетом, тем шире и глубже становилась пропасть между завершением работы и возможностями начинающего писателя.

Константин Евсеевич в детстве мечтал стать пилотом пассажирского лайнера. Мальчик бредил самолётами, собирал модели, рисовал необычные летательные аппараты, коллекционировал открытки с изображением самолётов, знал наизусть все марки, как отечественных, так и зарубежных летательных аппаратов, помнил фамилии и имена знаменитых конструкторов. Родители шутили: «Сын у нас со школьной скамьи стал экспертом воздухоплавания!».

Никто не сомневался, что Костя пойдёт учиться на пилота. Но, увы, не все мечты сбываются – в лётное училище Фарберг не прошёл по состоянию здоровья. Подробностей никто не знал, да и сам Константин Евсеевич в своих мемуарах не рассказывал, известно лишь то, что стать пилотом ему так и не удалось.

К тому времени, Константин Евсеевич, уже научился сдерживать свои эмоции и чётко уяснил, что любая худая новость имеет положительную сторону, или, как он любил повторять, нет хорошего урожая без дурного колоса. Фарберг поступил в финансовую академию, окончил её с красным дипломом, затем стажировался в США, получил учёную степень, и, как подметили друзья, не слишком-то и унывал по поводу запрета на лётную профессию.

Константин шутил:

– Мечту можно осуществить разными способами: если нельзя летать пилотом, значит, буду летать хозяином личного самолёта.

Однако личный самолёт Фарберг покупать передумал. И дело было даже не в деньгах, а в предполагаемых лишних заботах. Бизнесмен пришёл к выводу, что гораздо выгоднее и удобнее самолёт арендовать. Сказано – сделано. Именно таким образом они с друзьями и коллегами летали в Европу два раза в год. Летом погреться на солнце, зимой покататься на лыжах.

Константин Евсеевич, владея группой компаний, построил весьма успешный бизнес, дела шли очень хорошо, но мечтал он о большем. И когда поступило предложение от американских партнёров возглавить крупную компанию, думал недолго – Фарберг согласился и подписал контракт на три года.

«Хм, подробности почему-то не пишет, – читая мемуары, думал Осип Емельянович, – интересно, сколько же ему пообещали денег за эти три года? – и тут же Брамс сам себя оборвал: – ну, вот тебе какая разница? Он что, должен перед тобой отчитываться? Любопытной Варваре нос оторвали! Думай о другом – золотой души человек, сколько он добра приносит окружающим людям. Коля и Даша не нарадуются, разве можно такого человека назвать алчным капиталистом?»

То, что произошло дальше, назвать обычным совпадением или случайностью просто невозможно. В интернете Брамс прочёл объявление о том, что в Центральном Доме литераторов состоится встреча молодых писателей, выступят известные писатели, поделятся опытом, и в конце приписка – дата, время, вход свободный.

Осип Емельянович решил, что ему непременно нужно посетить данное мероприятие. Во-первых, обещано, что маститые писатели будут делиться опытом, во-вторых, возможны какие-то серьёзные знакомства, а в-третьих, пора со всей серьёзностью и фундаментально входить в роль.

Ещё бы десять-пятнадцать минут, и Брамс получил бы от ворот поворот – зал был переполнен, свободные места закончились.

Сначала выступали молодые писатели, поэты, драматурги, каждый рассказывал о своих достижениях и проблемами, с которыми приходится сталкиваться начинающим литераторам, затем к трибуне стали подходить известные писатели, критики. В самом деле, слушать было их очень интересно и познавательно.

И вдруг как гром среди ясного неба прозвучало: «А сейчас перед вами выступит известный литератор и критик Леонид Исаакович Вонверг!». Брамс аж подпрыгнул в кресле, сосед покосился на него и надменно ухмыльнулся.

«Спокойно, Ёся, спокойно, – мысленно усмирял себя Осип Емельянович, – куда он денется с подводной лодки? Ну, что, голубчик, вот и попался! Земля, брат, круглая. Сейчас я, собака, вытряхну с тебя свои деньги и опозорю перед всеми!»

Леонид Исаакович закончил говорить и исчез за кулисами. У входа на сцену стояла охрана. В перерыве Брамс попытался взойти по ступенькам, но охранник покачал головой и сказал:

– Туда нельзя, товарищ!

– Понимаете, уважаемый, я хотел бы взять автограф, – соврал Осип Емельянович.

– Это всё во второй части, – пояснил охранник. – Они ещё будут отвечать на вопросы, а потом давать автографы.

«Отлично, – потирая руки, думал Брамс, – чудненько, так хочется заглянуть в эту наглую морду и спросить: как тебе моя тыща, сволочь? Изжога не мучает? Глазки забегают, небось… Стоп! А не навредят ли мне эти разборки? Вонверг выкрутится, а меня на смех подымут. Может и такое случиться? Стоит ли здесь заваривать эту кашу? Думаю, нет. Что предпринять? А вот что: дождусь окончания мероприятия и последую за ним. Он меня не знает, так что можно сильно и не шифроваться, выберу подходящий момент, остановлю его и скажу: «Лёня, тебе привет от Фарберга!». И посмотрю, что он запоёт, проходимец».

Без малого два часа Вонверг водил Осипа Емельяновича по городу. Два раза едва не растворился в толпе, несколько раз встречался с разными людьми, беседовал с ними, размахивал руками, с одними смеялся, с другими сердился, и вот час, когда литератор, любящий ловить рыбу в мутной воде, остался один и безмятежно топал по безлюдной аллее слабоосвещённого сквера.

«Вот и настал момент истины!» – мысленно возликовал Брамс и почувствовал, как взыграло его уставшее сердце. Он стремительно нагнал шулера и бархатным голосом окликнул:

– Леонид Исаакович, вы ли это?

Вонверг от неожиданности вздрогнул и, остановившись, резко обернулся.

– Д-да я! – вытаращил он глаза.

Осип Емельянович решил не церемониться и спросил в лоб:

– Ну, что, гражданин Вонверг, должок собираетесь отдавать, а то Фарберги волнуются.

Леонид Исаакович остолбенел.

– Кто, простите, волнуется? – после непродолжительной паузы, растеряно спросил Вонверг.

– Ну, ты и плут, Лёня! – рассмеялся Брамс. – Память дырявая или голова?

– Что вы себе позволяете, молодой человек? – Леонид Исаакович пришёл в бурное негодование. – Кто вы такой? Кто вы такой, я спрашиваю.

– За «молодого человека», конечно, спасибо…

– Я ещё раз спрашиваю, кто вы такой?

– Вот так, да? Кто я такой, спрашиваете? – ехидно произнёс Осип Емельянович и повёл головой. – Мда! Видел я перевидел хамов, но такого вижу впервые. Напомнить вам о доме, где всё смешалось?

– Так, давайте, успокоимся, – предложил Вонверг, – и разберёмся, что всё это значит. Во-первых, вопрос: мы с вами знакомы?

– Знакомы! – закивал Брамс. – Конечно, знакомы…

– Тогда, во-вторых, где и при каких обстоятельствах мы с вами познакомились?

– Я… это… ну, – неожиданно Осип Емельянович растерялся, – прочитал ваше объявление в интернете, позвонил…

– Всё ясно! – с облегчением вздохнул Леонид Исаакович. – Теперь всё ясно.

– Что вам ясно?

– Уважаемый, я никогда в своей скромной жизни не давал объявлений в интернете, впрочем, никуда не давал. Я не знаю, кому вы звонили, с кем разговаривали, но впредь будьте осторожнее… Так понимаю, вас надули?

– Покажите свой телефон! – неожиданно предложил Брамс.

– Вы хотите меня ограбить? – удивился Вонверг.

– Разве я похож на грабителя? – усмехнулся Осип Емельянович.

– А что, у грабителей специальная униформа? – съязвил Леонид Исаакович. – Зачем вам мой телефон.

– Хочу проверить! – ответил Брамс. – Я позвоню на номер из интернета, и посмотрим, зазвонит телефон у вас в руках. Только включите его.

Вонверг понял, что хочет гражданин и выставил перед собой трубку телефона, предварительно продемонстрировав, что телефон находится в рабочем состоянии.

«Следственный эксперимент» показал, что телефон из интернета никакого отношению к настоящему Вонвергу не имеет.

– Неужели вы не понимаете, что в интернете любой проходимец может представиться хоть Максимом Горьким и наговорить вам вагон и маленькую тележку? Нельзя же быть таким доверчивым. Вот у вас какая фамилия?

– Брамс! – вздёрнул брови Осип Емельянович.

– И что мне помешает разместить объявление от вашего имени? Напишу, к примеру, возьму кредит под пятьсот процентов годовых. И что, побежите отдавать деньги? Или забыли, как небезызвестный прощелыга Мавродий с населения деньги собирал? У одних брал, другим отдавал, а потом в тюрьму угодил. Боже мой, господин Брамс, дорогой, люди ничему не учатся. Постойте, а как вы меня нашли?

– Я сегодня был в Доме литераторов, – ответил Осип Емельянович.

– Так вы что, всё это время следили за мной? – огорошено спросил Вонверг.

– Угу, – признался Брамс и, опустив голову, сконфужено пробормотал: – простите, ради бога, я как-то сразу не подумал.

– Да ладно уж, – мирно ответил Вонверг. – Я всё понимаю. И на какую, простите, сумму вас надул прохвост?

– На тысячу рублей, – ответил Осип Емельянович.

– Да вам повезло, – рассмеялся Вонверг. – У людей миллионы, выманивают. Но считайте это прививкой, впредь будьте предусмотрительнее. Сейчас нельзя быть таким доверчивым, впрочем, простодушным и легковерным тяжело было во все времена.

Писатель и критик, обменявшись на всякий случай контактами, расстались дружелюбно.

Брамс до самого дома удивлялся, как люди «зарабатывают» деньги и сокрушённо вспоминал свои многочасовые топтания у метро, у магазинов, у аптек.

Глава 9. Не боги горшки обжигают.

Подводя через три месяца итоги своей деятельности, Брамс сначала пришёл совсем к безотрадному выводу: денег потрачено в разы больше, чем за предыдущий год, романа не написано ни единой строчки, попытки помириться с женой так и остались неосуществлёнными мыслями…

«Какая же это деятельность? – мысленно упрекал себя Осип Емельянович. – Сплошное бездельничанье! – затем в голове пронеслись выражения, редко употребляемые в публичных повествованиях, но, в конце концов, он всё же нашёл и слова утешения: – Ну, так тоже нельзя! Посмотри на эту гору прочитанных книг. Взгляни на свои рассказы, опубликованные в интернете, некоторые из которых уже даже читатели успели обласкать. Так что совсем уж не стоит падать духом. Да и о деньгах зачем убиваться, помог ведь товарищам, а это даже в статью расходов неудобно записывать, мало того что решён вопрос с жильём, так ещё и Акробата трудоустроил, он теперь отвечает за чистоту вокруг супермаркета. Внутрь его, конечно, не пускают, зарплату выдают раз в неделю в конверте, но Митя особо и не расстраивается, надеется выправить документы, пройти все процедуры и устроиться на работу официально. А пока условиями очень даже доволен: за магазином есть небольшое помещение, где греются рабочие, уборщики, грузчики, пьют чай, обедают – всё лучше, чем ежедневно побираться. Дед Акын тоже рвался на работу, но вскоре и сам понял, что он своё отработал, ломят суставы, скачет давление, в теле слабость, кружится голова…».

Брамс регулярно навещал своих коллег, привозил продукты, Андрею Михайловичу привёл врача из местной больницы, тот сначала потребовал медицинский полис, но пришлось воспользоваться дубликатом – есть такая бумага зеленоватого цвета с тремя нулями и единицей, она многие документы дублирует – доктор осмотрел старика, выписал ему лекарства и обязался через месяц-полтора повторить осмотр.

Тщательно всё проанализировав, Осип Емельянович отогнал от себя угрюмые мысли и сделал заключение: всё идёт не так уж и плохо.

В феврале у Осипа Емельяновича случился день рождения. Сначала он хотел провести вечер вместе с Дарьей, но потом, вспомнив прошлогодний день рождения, решил поехать к друзьям. Вечер вышел славным – Акын снова прослезился, обнял Ёсю и долго благодарил.

– Михалыч, – осторожно отстранив Деда, сказал Брамс, – хватит уже меня благодарить. Я думаю, и вы поступили бы точно так же, будь у вас возможность. Верно, Митя?

– Верно-верно! – закивал Акробат и вдруг спросил: – Ёся, стеснялся спросить, а кем ты работаешь? Смотрю, бабла у тебя немеряно, на «Мерине» ездишь, хату нам подогнал, что за чудеса такие? Если это всё из-за перемирия с женой, то чего ты раньше кота тянул за хвост? Ты чего? Я помню, как ты втирал нам с Делом, что помириться с женой тебе гордость не позволяет. А что теперь случилось?

– Вот зануда, – прикрикнул Дед Акын, – опять ты лезешь в личную жизнь человека.

– Ничего я не лезу, – возразил Акробат, просто интересуюсь у товарища, можно сказать, друга.

– Всё не так просто, мужики, если честно, мы ещё до конца и не помирились с супругой, – тяжело вздохнул Осип Емельянович, – пока идёт переговорный процесс…

– Ты смотри, – перебил Митя, – у вас как у Лаврова с Керри! Те вечно в переговорах. Ну и какие результаты? Когда свадьба?

– Так мы официально не разводились,– пояснил Брамс. – Формально, по документам мы всё ещё муж и жена.

– А в чём загвоздка? – с любопытством спросил Митя.

– Не знаю, – махнул рукой Осип Емельянович, – пока трудно сказать.

– А где работаешь?

– На дому! – кратко ответил Осип Емельянович.

– Что делаешь? – допытывался Акробат.

– Книгу пишу, – сказал Брамс и улыбнулся, увидев вытянутые лица своих коллег.

– Что? – хором переспросили Дед и Митя. – Что пишешь?

– Книгу, – повторил Осип Емельянович. – Роман со счастливым концом.

Акробат присвистнул:

– Вот это ничего себе. Так ты писатель?

– Ну, да, – ответил Брамс и уточнил: – Начинающий.

– То есть до этого ты книг не писал? – разинул рот Акробат. – А как же… как же такое можно?

– Всё можно! – усмехнулся Брамс. – Если захотеть. Решил попробовать, чем бог не шутит. Заказали книгу, заплатили аванс, сиди, работай. Вот и тружусь.

– Но ведь на писателя нужно долго-долго учиться, – заметил Митя. – Нужно иметь специальное образование!

– А кем был Чехов? Кем был Булгаков? Врачами. А этот, как его, Захар Прилепин? Он вообще ментом был. И что? Пишут же люди.

– Ты хочешь сказать, если я захочу, тоже могу стать писателем? – мечтательно спросил Акробат.

– Если захочешь, почему бы и нет, – ответил Осип Емельянович. – Но, судя по тому, как ты тут нам цитировал Шекспира, в смысле, его Гамлета…

– Ну, ладно, подумаешь, ошибся, – нахмурился Акробат и вдруг предложил: – Ёся, а давай вместе писать книгу!

– Зачем? – Брамс сделал круглые глаза.

– Ну, есть же писатели, которые пишут вдвоём, – ответил Акробат, – как эти, Перов и Эльф…

Брамс захохотал!

– Ну, чего ты смеёшься? – обидчиво спросил Митя.

– Сам ты Эльф! – вытирая слёзы, сказал Осип. – Ильф. Писатели были Ильф и Петров.

– Ну да, Ильф, оговорился, они написали книгу «Двенадцать стульев», помню, смотрел кино, я так ржал… Всё хотел книгу почитать, но руки так и не дошли. Таких писателей много, кто вдвоём писал. Помнишь в школе проходили рассказ «Серая шейка», это написали Мамин и Сибиряк.

Тут уже и Дед Акын не выдержал, громко рассмеялся.

– Что, опять ошибся? – надул губы Акробат.

– Все мозги ты пропил, Митя, – сквозь смех произнёс Андрей Михайлович, – Мамин-Сибиряк – это один человек.

– Как один? – удивился Акробат.

– Да вот так, – вступил в разговор Брамс, – просто у него фамилия двойная.

– Точно? – с сомнением спросил Митя.

– Куда ещё точнее!

– Надо же, покачал головой Акробат, – всю жизнь думал, что это два товарища-писателя. А эти каких, ну… ща вспомню, у одного ещё такая фамилия запоминающаяся… тьфу ты чёрт… минутку, сейчас вспомню…

– Что ж это за запоминающая фамилия, если ты забыл? – съязвил дед Акын.

– Этот Петров, что писал с Эльфом… то есть с Ильфом, он ещё с кем-то писал книги, – заявил Митя. – Я точно помню.

– Не знаю, – замотал головой Брамс, – мне это неизвестно.

– Да я тебе точно говорю! – акробат ударил себя кулаком в грудь. – Сейчас-сейчас вспомню второго. А! Вот! Вспомнил! Вспомнил! – радостно закричал Акробат. – Водкин! Петров и Водкин!

Такого удара по психике Брамс не выдержал. Задыхаясь от смеха и держась за живот, он сполз со стула и начал кататься по полу.

– Тю! – насупился кандидат в писатели, глядя на своих товарищей. – Какие-то вы бабахнутые. Что ни скажи, ржут как кони бургудонские.

Разговор возобновился только спустя полчаса. Брамс пытался заговорить и раньше, но каждый раз срывался на хохот.

– Да ну хватит вам, – потребовал Акробат. – Ну, позабыл я многое. Вы сначала выпейте с моё, потом посмотрим, как будете смеяться, головастики хреновы. Я, между прочим, в школе был чемпионом по шахматам. Вот так. А вы тут зубы скалите.

– Не обижайся, Дмитрий, – успокоил его Брамс, – просто ты такие невероятные вещи говоришь, не рассмеяться невозможно. А будешь сдерживаться, лопнешь от напряжения.

– И что я не так сказал? – пытливо спросил Митя.

– Петров-Водкин – это тоже один человек, – пояснил Брамс, – и к тому же это не писатель, а художник. Понимаешь?

– Ну, может, ошибся, может, и один человек, но я лично как-то по радио слышал, что они написали что-то там про красного коня.

Сдерживая смех, Брамс пояснил:

– Всё правильно, художники тоже пишут, но картины. Петров-Водкин написал картину «Купание красного коня». Находится она в Третьяковке. Ты был в Третьяковке?

– В школе как-то водили, но уже не помню, – ответил Акробат.

В общем, день рождения Осипа Емельяновича превратился в вечер смеха. Друзья-приятели долго болтали на разные темы, вспоминали свои детство, юность, вздыхали по несбывшимся надеждам, планировали будущее. Митя решил дождаться тепла и ехать в родной Ярославль.

– Получу паспорт, стану человеком и…

– Ну, вот тебе раз, – хмыкнул Брамс, – а без паспорта ты кто?

– У ментов спроси, – печально сказал Митя. – Меня последний раз задержали на автовокзале, сержант так и сказал прямо: без паспорта ты не человек, а обезьяна.

– Дурак попался, – ответил Осип Емельянович. – Разве можно такое людям говорить?

– Ты думаешь, он один такой? – ухмыльнулся Акробат. – Власть людей портит.

– У нас ещё менты человечные, – заступился за полицейских Дед Акын, – ты послушай, что в Америке творится, лишнее слово ляпнул, сразу ба-бах и шлёпнули, там долго не сюсюкаются. Так что грех тебе, Митя, на наших ментов жаловаться.

– Защитник нашёлся, – рассмеялся Акробат, – ты смотри такое где-нибудь на пересылке не ляпни, а то по кумполу получишь от братвы.

– Типун тебе на язык, – вскрикнул Дед Акын, – ты чего мне желаешь? Какая на хрен пересылка? За что? Я законопослушный гражданин, у меня даже паспорт имеется.

– Да я не желаю, а предупреждаю тебя старого дурака, – Митя похлопал собеседника по плечу, – нельзя их защищать, братва этого не любит.

– Ну тебя, – махнул рукой Андрей Михайлович, – несёшь всякую чушь.

– Пусть чушь, но совет запомни! – сказал Акробат.

Переполненные положительными эмоциями, добрыми воспоминаниями, решительными планами, расстались друзья поздно вечером.

Глава 10. Хоть голодай, но отца почитай.

Утром Брамсу позвонил заместитель Фарберга и заискивающим тоном спросил:

– Осип Емельянович, вы не могли бы подъехать сегодня в офис?

– Нет проблем, – ответил Брамс и насторожился, – а что случилось?

– Нет-нет-нет, – залепетал Филипп Амвросиевич, – всё отлично. Но… тут понимаете, какое дело, мы принимаем на работу креативного менеджера, сегодня в двенадцать часов назначено соискателю…

– Погодите, погодите, – перебил Брамс и недоумённо спросил: – ну, а я-то тут при чём?

– Дело в том, что Константин Евсеевич распорядился, чтобы претендент в обязательном порядке пообщался с вами и… и только после вашего, так сказать, ободрения… пардон, одобрения, мы принимали решение о его приёме на работу.

– Ничего не понимаю, – хмыкнул Осип Емельянович, – у вас что, нет специалистов в отделе кадров?

– Есть! Конечно, есть, но, к сожалению, у нас в фирме нет никого с писательским образованием, понимаете?

Брамс, отвёл трубку подальше от себя. «Писательское образование, – рассмеялся он, – ну, надо же такое ляпнуть!».

– А чем он будет заниматься, – откашлявшись, спросил Осип Емельянович, – этот ваш креативный менеджер?

– Организовывать всякие культурно-просветительные мероприятия, – пояснил Филипп Амвросиевич, – корпоративные празднества, всякие утренники для детей сотрудников, творческие вечера для молодёжи, встречи с интересными людьми, ну, там, с писателями, – заместитель особо надавил на это слово, – композиторами, художниками и другими интеллигентными лицами.

– А от меня что вы хотите? – с усмешкой спросил Брамс и с ехидцей добавил: – Чтобы я находил «интеллигентные лица»?

– Ну, что вы, Осип Емельянович, для этого мы и принимаем на работу соответствующего сотрудника, но Константин Евсеевич, учитывая ваши литературные способности и заслуги… Иными словами, мы не хотели бы, чтобы на такую ответственейшую должность случайным образом трудоустроился какой-нибудь, так сказать, жук-виляльщик…

– Это ещё что за персонаж? – удивлённо спросил Брамс.

– То бишь, шельмец! – уточнил Филипп Амвросиевич.

«Ну, и выраженьица у заместителя Константина Евсеевича, – мысленно усмехнулся Осип Емельянович, – затейливо изъясняется…»

– Хорошо, – сказал Брамс, в двенадцать буду.

Прибыв в офис, Осип Емельянович сразу направился в кабинет директора, несмотря на то, что теперь кабинет занимал Филипп Амвросиевич Бутиков, табличка на двери осталась прежней.

– У себя? – спросил Брамс.

– Да, – улыбаясь, ответила секретарь, – у него как раз этот товарищ по…ответственный за вечеринки, в смысле, кандидат на должность. Осип Емельянович, чай, кофе?

– Пока ничего, – буркнул Брамс и вошёл в кабинет.

Спиной к нему стоял претендент на должность, Филипп Амвросиевич резко поднялся из кресла и, ловко обойдя широкий стол, ринулся навстречу литературному эксперту.

– Осип Емельянович, дорогой, – воскликнул Бутиков, – рад, очень рад вас видеть! Как вы? Как здоровье? Хотелось бы почаще вас видеть, – заметив, что Брамс разглядывает претендента, переключился на него: – Вот, господин Рыков Павел Иванович, рассматриваем его кандидатуру на должность креативного менеджера. Вот диплом, специальность «Социально-культурная деятельность». Мне кажется то, что надо.

Брамс так пристально посмотрел на молодого человека, что у того на лбу выступили капельки пота.

– Как вы говорите? – переспросил Осип Емельянович. – Рыков… Рыков…

– Павел Иванович! – повторил Филипп Амвросиевич. – Вы где желаете побеседовать? Здесь или у себя?

– Нет-нет, – Брамс выставил перед собой руку, – работайте, зачем мы будем создавать вам дискомфорт, мы пообщаемся у меня. – И, обращаясь к молодому человеку, предложил: – следуйте за мной, Павел Иванович. – Осип Емельянович так произнёс отчество претендента, что тот вздрогнул.

Проводив из кабинета гостей, Бутиков вызвал секретаршу.

– Ирочка, ну, и тип этот, Брамс, – пожаловался он и, сглотнув слюну, добавил: – налей мне пять капель коньячку.

– Творческий человек, – улыбнулась девушка, – что вы хотите. Писатель. Вы знаете, эти люди все со странностями, им некогда думать, как себя вести, что говорить, у них мозг постоянно занят размышлениями…

– А ты откуда знаешь? – язвительно спросил Филипп Амвросиевич.

– Опыт общения, – мило улыбнулась Ирина.

– Ох, смотри у меня, – Бутиков подошёл к секретарше, привлёк её к себе и, нежно хлопнув по ягодице, повторил просьбу: – плесни коньячку, что-то после вчерашнего не работается.

– А я говорила тебе, – Ирина указательным пальцем прикоснулась к кончику носа шефа, – не увлекайся крепкими напитками. Ты хоть помнишь, как вчера уехал домой?

– Смутно, Ирочка, очень смутно, – тяжело вздохнул Филипп Амвросиевич и раздражённо вскрикнул: – Да нальёшь ты мне сегодня коньяка или нет?

– Не кричи! – спокойно ответила секретарь. – Пять сек.

Брамс, войдя в свой кабинет, нарочито развязно развалился в кресле, оставив претендента на должность стоять у двери. Молодой человек опустил взгляд в пол и молчал. Первым заговорил эксперт:

– Ну, здравствуй, Павел… Иванович.

Рыков снова вздрогнул и промямлил:

– Здрасьте.

– И что это за маскарад? – свирепо спросил Осип Емельянович.

– Прости, пап… я…

– Не смей называть меня папой, подонок! – стиснув зубы, приказал Брамс. – Какой ты мне на хрен сын, если сменил и фамилию, и отчество. Маменькин сынок? Без роду и племени? Что за Иван? Откуда Иванович?

– Мать… мать посоветовала взять её фамилию, а отчество от имени деда Вани…

– А чего ж фамилию сразу не сменил на Морозова? – ехидно спросил отец. – Зачем тебе девичья фамилия матери? Было бы круто «Павлик Морозов» – герой нашего времени, не просто предал отца, а сменил его фамилию и отчество.

– Я не виноват, – захныкал сын, – это всё мама, она… она подбила…

– Не смей говорить о матери плохо! – взревел Осип Емельянович. – «Подбила» она его. Я ушёл из дома, вы все ещё были Брамсами. Когда сменил?

– Три года назад, – стыдливо произнёс Павел. – Прости, пап…

– Ну? И сколько тебе было лет? – спросил отец и тут же сам ответил: – двадцать три. Ты уже работал, помню, даже жениться собирался. Кстати, женился или нет?

– Передумал, – буркнул Павел, посматривая исподлобья на отца.

– Мать тоже теперь Рыкова? – уже чуть поспокойнее спросил Осип Емельянович.

– Да…

Брамс не решался задать вопрос о дочери, но сын определил его:

– Катька оставила и фамилию, и твоё отчество.

Осип Емельянович внезапно ощутил гнетущую тяжесть в груди, он ослабил галстук и отвернулся к окну. Как он ни старался сдержать слёзы, всё же они предательски вырвались наружу. Брамс вынул из бокового кармана пиджака носовой платок и приложил его к глазам.

«Доченька, – мысленно произнёс он, – я знал, любимая, что ты никогда не предашь отца. Спасибо, моя котейка, я думаю, скоро увидимся…».

– На, здесь напиши ваш адрес и телефон Катерины, – отец протянул лист бумаги. – Быстро вы съехали, я вернулся через полгода, вас и след простыл. Всех обошёл, никто не знает, куда уехали. Соседка, баба Варя сказала, что квартиру продали и уехали в Питер. Это правда?

– Да, мама уехала, мы с Катькой одно время жили в общаге. Потом мама вернулась, мы купили квартиру в Северном округе. Там и живём по сей день, – Павел, написав адрес и телефоны, протянул бумагу обратно.

– Катькин телефон написал? – спросил Отец.

– Да, вот, мобильный! – Павел ткнул пальцем в бумагу. – Только она сейчас в Мурманске живёт.

– Что она там делает? – изумлённо спросил Осип Емельянович

– Учительствует.

– Замуж не выскочила? – спросил отец.

– Жених был, всё ходил, ходил, но до свадьбы так и не дошло, – ответил Павел. – Пап, я обещаю тебе, я всё исправлю…

– Что? Что исправишь? – Осип Емельянович сразу не понял, о чём речь.

– Ну, всё. Верну и фамилию, и отчество. Пожалуйста, прости меня, пап, – он сделал шаг по направлению к отцу.

– Стой, где стоишь! – крикнул отец. – Придёт время, поговорим. Чего это ты в креативные менеджеры подался?

– Это по моей специальности, и зарплата здесь неплохая… А мама всё время говорила, что ты где-то бродяжничаешь!

– Это она бродяжничает, – усмехнулся Осип Емельянович, – а я работаю.

– Выходит, она врала нам всё это время?

– Мать не может врать, – ответил Брамс, – она может заблуждаться. Ясно?

– Ясно, – жалобно произнёс Павел.

– Ладно, давай своё заявление, – сказал отец, – я подпишу, но с одним условием: никто, слышишь. Никто в этой конторе не должен знать, что мы родственники. Так что с перекрашиванием придётся повременить.

– С каким перекрашиванием? – вытаращил глаза сын.

– Нет, вы посмотрите на него, – рассмеялся отец, – он ещё спрашивает у меня. С Фамилией, отчеством повремени. Понял?

– Понял, – едва заметно улыбнулся Павел и, бросившись к отцу, обнял его: – спасибо, папочка, большое спасибо, я всё понял. Не знаю, как это получилось, я виноват перед тобой, прости, пожалуйста.

Осип Емельянович осторожно отстранил сына и тихо сказал:

– Утри нос, а то ещё подумают, что я тут отлупил тебя. Пойдём, – кивнул он на дверь.

В кабинете Брамс подтвердил Филиппу Амвросиевичу своё согласие в приёме на работу молодого специалиста и, сославшись на занятость, уехал домой.

Дома его ждала Дарья Андреевна.

– А я уж думала, Осип Емельянович, вы и на обед не приедете, – засуетилась домработница, – сегодня у нас грибной супчик и рыбные котлетки. Любите рыбные котлеты?

Осип Емельянович улыбнулся, повёл носом и, зажмурив глаза, произнёс:

– Пахнет умопомрачительно. А насчёт, люблю я что-то или не люблю, я тебе, Дашенька, миллион раз говорил: мужчина под пятьдесят должен, вернее обязан любить всё, что приготовит женщина. Это молодые шалопаи харчами перебирают, то они не едят, это им не нравится, а послужат в армии, поскитаются по свету, погрызут сухарей и сразу всё полюбят. Ты знаешь, я в детстве не мог есть сало, а из супа вечно сидел по полчаса выковыривал жареный лук. Отец смотрел на меня и говорил: когда-то, сынок, ты будешь просить жену поярче поджарить лучок и потолще нарезать сальцо. Я не верил, хихикал, а потом в армии каждый вечер перед сном вспоминал отца и каялся.

– Сын пишет, тоже пересмотрел многие свои продуктовые пристрастия, – вздохнула Дарья.

– Армия – дело такое! – кивнул Брамс и спросил: – Когда ему на дембель?

– Да вот, весной жду, – ответила Дарья, – жду уже не дождусь. Скоро год как служит.

– Вспомнил, – хлопнул себя по лбу Брамс и рассмеялся, – хотел спросить, какой же дембель, если год. А они же теперь один год срочную служат. Во лафа. А я два года служил, даже два года и один месяц. Перед дембелем провинился, командир части долго не отправлял в запас. Но мы раньше говорили: дембель неизбежен, как крах капитализма. Хотя правильнее нужно было говорить, если учитывать, что произошло дальше, «как крах социализма».

– Не представляю, каково было матерям, ждать ребёнка из армии два года, – закатила глаза Дарья, – с ума можно сойти.

– Никто не сходил, Даша. Служили и служили, так надо было. Что такое два года? Это всего лишь семьсот тридцать дней.

– Да уж, – усмехнулась Дарья, – совсем мало.

– Всё познаётся в сравнении, дорогая, – задумчиво произнёс Осип Емельянович, знаешь, сколько мой отец служил? Пять лет, матросом на Балтфлоте. Вот это служба. А у нас не служба, а баловство сплошное год-два, не успеешь оглянуться, уже домой.

– Осип Емельянович, – осторожно начала Дарья, – всё никак не решусь спросить у вас: – Вы с женой-то помирились?

– Нет ещё, Даша, они переехали, только недавно адрес узнал, так что на днях поеду, отвезу «меморандум».

– Всё будет хорошо, Осип Емельянович, вам повезло, что адрес нашли. А мы вот двадцать лет не можем найти своего папу. Куда я только не писала, даже на телевидение. И всё бесполезно. Может, его уже и в живых нет.

– А что случилось? – удивился Брамс. – Как это вы расстались?

– Как и все! – развела руками Дарья. – Родители развелись, разъехались по разным городам, а когда начали искать отца, его и след простыл. Потом мы с мужем переехали, мама умерла, я приезжала домой, соседи рассказывали, вроде отец приезжал, меня искал, в общем, – Даша, стараясь сделать это незаметно, смахнула слезу со щеки, – так вот и живём, не зная, где отец. Если умер, хоть на могилку бы сходить…

– Да, это тяжело, терять родных да ещё не ведая, где они, что с ними…

Глава 11. Отцы и дети.

Павел не сразу решился затеять разговор с матерью. Долго размышлял, сопел, не выходил из своей спальни. Татьяна Ивановна, заметив, странное поведение сына, заговорила первой.

– Что произошло, Паша? – спросила она.

– Всё хорошо! – махнул рукой Павел.

– Мы же договаривались, – напомнила мать, – любые недоразумения обсуждать сразу, не затягивая и не откладывая.

Сын явно не хотел разговаривать – то ли это была обида на мать за то, что та когда-то настояла сменить фамилию и отчество, то ли чувство собственного бессилия перед свершившимся фактом отречения. Он не понимал, что с ним происходит в данный момент, но ощущал каждой своей клеткой мучительное душевное состояние.

– Так что? – настаивала мать. – У тебя появились от меня секреты?

– Да какие секреты, мама? – вспыльчиво воскликнул сын и не удержался от упрёков: – Ну, скажи, зачем ты сочиняла об отце всякую чушь?

– Что значит, сочиняла? – растеряно произнесла Татьяна Ивановна и повторила: – Что это значит? Разве он не бросил нас? Может, это мы бросили его и ушли из дома? Как ты смеешь такое говорить?

Павел заставил себя сделать паузу. Он понимал, что, если сейчас сорвётся, может наговорить столько лишнего да и ненужного, что потом трудно будет найти с матерью общий язык. В последнее время отношения между ними и так остаются напряжёнными, достаточно малой искорки, и всё – вспыхнет пожар, который остановить уже будет невозможно. Пришлось приложить немалую потугу, чтобы спокойно произнести:

– Мама, давай поговорим через полчаса, извини, я какой-то раздражённый, дай мне немного прийти в себя, и потом спокойно поговорим.

– Хорошо! – согласилась мать. – Я подожду.

Минут через двадцать Павел пришёл на кухню, сел за стол и без всяких прелюдий объявил:

– Отец никакой не бомж, он трудится в компании «Газинтерплюс» и, как я понял, занимает там приличную должность. Он сегодня проводил со мной собеседование при приёме на работу и…

– Он узнал тебя? – недоумевающе спросила мать.

– А что ж меня не узнать? – усмехнулся сын. – Я что, превратился в старика?

– Ну, как он пил…

– Мама, – перебил Павел, – скажи, пожалуйста, откуда у тебя вся эта информация?

– Какая? – Татьяна Ивановна заметно заводилась и начинала терять самообладание. – Какая информация?

– Ну, о том, что отец пьёт, бомжует и тому подобное. Кто это всё выдумал? Я понимаю, что не ты сама, но кто-то же тебя оповещал?

– Общие знакомые видели, – раздражённно ответила мать.

– И ты безоговорочно им поверила? – удивился Павел. – То есть принимала всю эту информацию без всякий рассуждений?

– Я доверяла им… Во всяком случае, они раньше мне никогда не врали.

– Скажу, мама, тебе прямо, – губы сына ядовито усмехнулись, – отец не похож на алкоголика и бомжа. Только благодаря ему, меня сегодня приняли на работу, о которой я тебе недавно рассказывал.

– Он знает о…

– Знает-знает, – не дал договорить Павел. – И о фамилии, и об отчестве, всё знает. Я сегодня чуть сквозь землю не провалился. Ты не представляешь, как мне было стыдно. Каким же нужно было быть идиотом, чтобы отказаться от фамилии отца!

– То есть моя фамилия тебя не устраивает? – отчаянно взвизгнула Татьяна Ивановна. – Она тебе противна? В конце концов, ты сам принял решение… я… я…

– Успокойся, мать! – Павел встал. Он впервые назвал маму матерью, та от неожиданности замерла. – Я не хочу с тобой ссориться, но что-то мы сделали неправильно, и пока не всё потеряно, это необходимо исправить. Ты должна знать, что я на этой неделе подам документы и всё верну на своё место. Я пообещал отцу…

– Это твоё       право, – заплакала мать, – я всё понимаю… конечно, работа, карьера и всё такое.. . Не с того, сынок, начинаешь взрослую жизнь… Приспособленчество – это не самое лучшее решение…

– Прекрати немедленно, – прикрикнул сын, – о каком приспособленчестве ты говоришь? Нужно уметь признавать свои ошибки, мама. Я считаю, что поступил неверно и, если хочешь, подло.

– Ну, вот мы и подошли к тому, что ты уже обвиняешь мать в подлости, – закричала Татьяна Ивановна и зарыдала.

Павел молча вышел.

Весь вечер он пытался дозвониться в Мурманск до сестры Кати, но ему это так и не удалось.

«Долбаная связь, – мысленно ругался Павел, – замёрзли они там, что ли? Катька очень обрадуется, когда узнает, что отец нашёлся. Если говорить прямо, себя ведь трудно обмануть, она оказалась умнее – как ни настаивала мама, Катька категорически отказалась менять и фамилию, и отчество. Всё-таки смелая она у нас девчонка, решительная… А я слабак, мама только сказала, и сразу побежал вприпрыжку. Идиот какой-то…».

Несмотря на отрицательное отношение к родителю, Павел часто вспоминал своё детство, как они с отцом с отцом ходили на рыбалку, всей семьёй бродили по парку, сажали на даче картошку, кормили молоком ёжика, ходили по грибы и ягоды, бывали и на морях. Отец был строгим, но справедливым. В вопросах образования всегда был непреклонен, получил «двойку», всё – сиди дома. Уговаривать было бесполезно. Легче было уговорить учителя, чтобы тот либо вовсе не ставил оценку, либо поставил авансом «тройку». Тройки отец, правда, тоже не поощрял, но и не запрещал идти гулять.

Мама как-то к школе относилась равнодушно. Отец даже упрекал её: Таня, ну, нельзя же так, вырастут неучами, а потом скажут, куда, мол, родители смотрели. Мать улыбалась и театрально хмурилась.

Павел вспомнил, что разлад между отцом и матерью начался, когда он ещё учился в седьмом классе. Тогда уже впервые прозвучало страшное слово «развод». Он до конца не понимал его сути, но семейный воздух наполнялся каким-то неприятным запахом. Оставаясь с сестрой дома одни, они делились своими мыслями, по-детски наивными, но, как им тогда казалось, вполне закономерными и логичными.

– Пашка, – шёпотом говорила Катя, – а, если мама с папой разведутся, нас не отдадут в детдом?

– Ты что? – выпячивал губу брат. – В детдом отдают сирот, а у нас и папа, и мама живы. За что нас в детдом?

– Слушай, Паш, – продолжала Катя, – а может, они из-за нас разводятся? Я вот недавно «двойку» по русскому получила, забыла правило.

– Да мы-то при чём? – возражал брат.

– Папа ругался, – пояснила Катя, – а мама ему говорит: отстань от ребёнка. Папа разозлился, как бабахнет дверью! Может, нам надо получше учиться? Давай им пообещаем, что больше не будем получать «двойки».

– Не выдумывай, – смеялся Павел, – за «двойки» родители не разводятся.

– Ага, – возражала сестра, – мама говорит: мы и так с отцом как собаки грызёмся, и вы ещё масла в огонь подливаете.

– Да это она так говорит, просто когда разозлится…

«Какие мы наивные были, – мысленно усмехался Павел, – но нужно отдать должное нашим родителям, они всё-таки довели нас до совершеннолетия вместе. Впрочем, не знаю, что лучше. Мы ведь с Катькой последние годы перед их разводом чувствовали напряжение и сами испытывали какою-то не понятную нервозность, беспричинную раздражительность. Мне кажется, отец правильно поступил, что не стал затевать бракоразводный процесс. Да и что лукавить, поступил-то он очень порядочно и благородно. Посмотришь, как это всё происходит в других семьях, вон мой однокурсник домой не хотел идти после занятий. Прямо так и говорил: предки мои ведут себя как дебилы, скоро ложки и вилки будут делить, такой отстой. А что было у нас? Отец попрощался и исчез. Мы с Катькой думали, он в отпуск уехал. Ничего себе отпуск! И мать жалко, и отца, но, мне сдаётся, тут не обошлось без женского упрямства. Не хочется обвинять маму, но, как мне кажется, можно было быть и помягче, поуступчивее, что ли. Сначала я был полностью на её стороне и Катюху ругал за то, что она не прислушалась к просьбе матери, мне казалось, что отец наш негодяй. Всё-таки сила женского и особенно материнского внушения очень велика. Мне кажется, что с возрастом догмы растворяются в голове и превращаются в непостижимые измы, что теперь и произошло со мной…».

Детям не положено знать многие вещи из жизни родителей. А потому ни Катя, ни Павел не знали, что случилось на самом деле. Первая трещина в отношениях Осипа Емельяновича и Татьяны Ивановны появилась ещё в ту пору, когда детям едва исполнилось одиннадцать и тринадцать лет. Брамс уличил жену во лжи. Так случилось, что он совершенно случайно узнал об увлечении Татьяны её коллегой по работе. Нет, он не следил за супругой, просто однажды увидел их шедших под руку на другом конце города. Осип не стал закатывать скандалов, устраивать разбирательств, просто вечером сказал:

– Тань, на мой взгляд, у тебя чрезмерно тёплые взаимоотношения с коллегой.

– С каким коллегой? – Татьяна пыталась убедить супруга, что тот ошибся. Однако получилось это не слишком убедительно.

Дальше-больше. Однажды жена просто не пришла ночевать домой. Вернулась под утро еле живая и, не раздеваясь, рухнула на кровать. Дождавшись, когда благоверная протрезвеет и придёт в себя, Осип Емельянович объявил, что им необходимо расстаться. Через некоторое время жена скрепя сердце попросила у мужа прощения и пообещала выбросить дурь из головы.

– Осип, – опустив глаза, – говорила она. – Давай подумаем о детях. Не хочется растить безотцовщину, и делить их тоже не хочется. Может, потерпим до их совершеннолетия?

Брамс согласился, но после того, как дети выросли, совместная жизнь с женой стала невыносимой. Он обвинял свою супругу, но часть вины брал на себя. Он говорил сам себе: ты всё мог исправить, всё вернуть на круги своя, но ты раскис, обиделся, превратился в тюфяк, ты просто не захотел бороться за свою жену, за свою семью, за своё счастье.

Первая некогда трещинка разрослась, пустила разлапистые отростки и превратила чашу любви в осколки.

И всё же Осип Емельянович, несмотря ни на что, принял решение попытаться эти осколки собрать и склеить.

Глава 12. Выбирай не дом, а соседа.

Осипу Емельяновичу позвонил Акробат и сообщил, что у них беда.

– Что-то серьёзное? – испуганно спросил Брамс. – Что случилось?

– Деда менты повязали, – сказал Митя, – а потом и меня до кучи.

– За что? За что его повязали? Он еле ходит…

– За собаку, – чуть не плача ответил Акробат.

– Ё-моё, – ахнул Осип Емельянович, – за какую собаку? Вы, что, снова собаку съели?

Осип Емельянович вспомнил, как коллеги ещё до знакомства с ним вынуждены были съесть собаку. Большая была такая собака, мощная, в районе Новочерёмушкинского рынка бедняга попала под трамвай. Они пытались спасти её, но всё было тщетно – собака, потеряв обе задние лапы, истекала кровью. Акробат, видя, что собака умирает, сразу предложил приятелям (с ними был ещё один товарищ) пустить её в котёл. Дед Акын запретил трогать живое существо.

– Крови много потеряла, – сказал он. – Но обождём, вдруг выживет.

– А потом что? – возмущался третий бродяга. – Мёртвую собаку будем есть?

– А ты что, собрался её живьём есть? – спросил Дед. – Как охотники на охоте поступают? Застрелил сайгу и сразу разделывает? Везут домой. Так что не будем суетиться и брать грех на душу.

Осип Емельянович не мог слушать эту историю без содрогания, и вот снова какая-то собака. Что они там натворили? Акробат успел сообщить, что они в полиции. Брамс крикнул в трубку «ждите, скоро буду», вызвал Николая и через полчаса они были на месте.

Дежурный видел, на какой машине подъехал посетитель, а потому встретил его очень вежливо и доброжелательно.

– Начальник на месте? – спросил Брамс.

– Да, но… Возможно, я смогу вам помочь, – сказал дежурный.

– Мне позвонили… в общем, у вас тут кого-то задержали за собаку, что ли?

– А эти, – он назвал адрес. – Да, разбираемся.

– Можно их увидеть? – спросил Брамс.

– Да вон они, в обезьяннике сидят, – капитан махнул рукой на клетку и приказал сержанту провести посетителя к камере, вместо стены у которой была решётка до потолка.

– О, Ёся! – обрадованно вскрикнул Акробат. – Нас повязали, но мы ничего плохого не сделали, честно слово.

– Если ничего плохого не сделали, за что повязали? – язвительно спросил Брамс.

– Из-за деда, – кивнул в угол камеры Митя. – Этот придурок три дня назад приволок в квартиру собаку.

– Сам ты придурок, – отозвался Дед Акын, – он подошёл к решётчатой двери. – Не слушай его, Осип, я сам сейчас всё расскажу. У нас в сквере плакал щенок… Ночью плакал, понимаешь? Я уверен, что его слышал весь дом, во всяком случае, из окон, которые выходили на сквер. Ну, я слушал-слушал, вышел на улицу да забрал его домой. У него даже ухо одно и хвост морозом прихватило, я его смазал сливочным маслом, говорят, помогает при обморожении, забинтовал и уложил спать. Вечером вывел погулять, он такой смышлёный, бегает, радуется, после прогулки домой несу на руках. Встречаю соседа снизу, он ногу вперёд выставил, губу выпятил и нагло говорит:

– Это вы тут зоопарк развели?

Ну, я очень вежливо отвечаю:

– В зоопарке, уважаемый товарищ, диких зверей содержат, а это домашнее животное.

Этот пентюх мне говорит:

– Во-первых, тамбовский волк тебе товарищ, а во-вторых, я видел ночью, где вы взяли это так называемое домашнее животное. Хотите весь подъезд заразить глистами?

Я у него спрашиваю:

– А с чего это вы взяли, что у него глисты?

Он ещё наглее начинает говорить, то есть, понимаешь, Ёся, он, видимо, мою врождённую вежливость, принял за слабость:

– Вы прекращайте тут ваньку дурака валять, убирайте животное из подъезда или справку предъявите от ветеринара. Не принесёте, я вашего кутёнка с девятого этажа спущу.

– И? А ты что ему? – предвидя дальнейшие события, с опаской спросил Брамс.

– Ну, что я? – вздохнул Андрей Михайлович. – Сказал, что скорее я его самого придушу в подъезде, чем позволю собаку обидеть.

– Понятно, тебя уже допрашивали? – спросил Осип Емельянович.

– Ждём кого-то, – грустно ответил Дед Акын.

– Позвольте дать совет, – вмешался стоящий рядом сержант, – вы на допросе не говорите, что угрожали соседу. Свидетелей-то нет. Предложат помириться, не артачьтесь. У нас таких случаев тут море. Соседи часто ругаются.

– А тебя, Митя, за что? – спросил Осип Емельянович.

– Отгадай с трёх раз, – усмехнулся Акробат. – Пришли к нам домой, чуть дверь не выломали. Ну, открыли, чего нам опасаться? А у них что первое на уме? Предъявите документы. Но ты же знаешь мою беду – что я им предъявлю? Объясняю, так, мол, и так, потерял, еду восстанавливать в Ярославль. Но… Сказали, что проверят и отпустят. А Деда могут и задержать суток на трое.

– Если не скажете, что угрожали соседу, отпустят, – снова напомнил сержант.

– Дед, слышал? – спросил Осип. – Смотри, там аккуратнее.

Акробата после снятия отпечатков пальцев, отпустили. А Деда повели на второй этаж:

– Давай, крепись, мы тебя дома подождём, здесь рядом. Телефон с собой?

– Да, – кивнул Дед Акын. – Тришку там покормите и не обижайте его.

– Кого? – изумлённо спросил Брамс, но Дед исчез за дверью

– Я объясню, – сказал Акробат. – Это он так своего щенка назвал – Трисон, а типа ласково, то есть уменьшительно Триша. У Деда совсем крышу снесло. Представляешь? Подобрал собаку и давай клички придумывать.

Осип Емельянович рассмеялся:

– А что? Хорошая кличка! Почему он его так назвал?

– Книга у него какая-то про собаку, они её уже раз пять перечитывал, так вот там собаку зовут Трисон. Ну он и себе решил Трисона завести.

– Мне нравится.

– Ну, вот, Ёся, и ты туда же! – возбуждённо ответил Акробат.

– Да ладно тебе, расслабься, – сказал Брамс. – А что ты предложил бы? Оставить щенка замерзать на улице? Три дня назад мороз был под тридцать градусов. Это ж какая-то скотина выбросила щенка на мороз!

– Да, – подтвердил Митя, – ухо отморозил, хвост. Конечно, жалко собакевича, но зачем он с этим соседом сцепился?

– Всё уладится, – успокоил Акробата Брамс. – Ничего Дед плохого не сделал. Молодец он, но, видишь, иногда случается и такое. Пошли, покормим вашего Трисона.

Щенок встретил Брамса громким лаем, радостно прыгал, становился на задние лапы, а в глазах светился один вопрос: «Где же мой спаситель? Почему он не пришёл?».

Акробат, словно прочитав вопрос, ответил:

– Жди, охламон, скоро придёт, вот тебе, пока покушай.

Андрей Михайлович вернулся домой под вечер. Смешно и немного грустно было видеть, как встретились два родных существа. Дед взял Трисона на руки и расцеловал его в нос, а тот в ответ, повизгивая от радости, принялся неистово облизывать спасителю щёки и вилять забинтованным хвостом.

Глава 13. Разбитую вазу не склеить.

Если бы люди умели вовремя прибавлять к своим поступкам немного здравого смысла, браков и разводов на земле было бы гораздо меньше.

Встреча супругов не принесла Брамсам положительных эмоций – сплошные разочарования. Осип Емельянович старался изо всех сил быть галантным, обходительным, корректным, деликатным, тактичным и ещё слов пятьдесят подобного рода. Но уже через час общения он сделал вывод о безуспешности и полной бесплодности встречи.

Татьяна Ивановна с первых слов ударилась в упрёки и обвинения. Осип Емельянович долго сидел молча, кивал, соглашался, иными словами, давал выговориться жене, но его спокойствие и молчаливость привели к совершенно неожиданному результату – Татьяна накрыл приступ истерии, и она принялась просто оскорблять внезапно нашедшегося супруга.

В квартире они находились вдвоём, возможно, этот факт тоже сыграл свою роль – нет свидетелей, значит, нет ни истерик, ни оскорблений, ни обвинений. Дождавшись, когда Татьяна Ивановна успокоится, Осип Емельянович предпринял вторую попытку пообщаться в другом формате – миролюбивом и доброжелательном. И эта попытка оказалась неудачной. Брамс понял, что их разговор с супругой – это сказка про белого бычка. Он извинился, встал и, протянув женщине руку, угрюмо сказал:

– Извини, что потревожил, больше это не повторится. Прощай…

Жена неожиданно остановила Осипа и приказным тоном сказала:

– Ладно, сядь! Давай поговорим.

– Ты хочешь повторить всё, что сказала до этого? – иронически спросил Брамс.

– Чего приходил? – пропустив сарказм, спросила Татьяна Ивановна.

– Проведать тебя, детей, – уклончиво ответил Осип Емельянович.

– А где же ты шлялся все эти годы? – язвительно спросила жена.

– Работал, – ответил Брамс.

– Угу, знакомые рассказывали мне, как ты работал, – усмехнулась Татьяна Ивановна. – Если честно, я уже и не думала, что мы когда-нибудь свидимся.

– Тань, – Осип Емельянович нахмурился, – а что же ты через этих знакомых не сообщила мне ваш новый адрес?

– А зачем? – наигранно вздёрнула брови жена.

– То есть? – усмехнулся Осип Емельянович. – Ты уже тогда окончательно поставила точку в наших отношениях? Правильно я понимаю?

– Понимай, как хочешь, – повела плечом Татьяна, – но я тебя не ждала.

– Похоронила, что ли? – улыбнулся Брамс.

– Духовно да.

– Ну, давай, – Брамс снова поднялся со стула, – проводи меня в последний путь. Всего тебе доброго. У меня к тебе единственная просьба: прекрати детям рассказывать небылицы о нашей с тобой жизни. Вспомни первые пятнадцать лет, ты там найдёшь много приятного и хорошего. Не настраивай их против меня.

– А ты что делаешь? – желчно спросила жена. – Лихо Павлика обработал. Что ты ему наговорил?

– Сказал, что мама у него хорошая…

– Да, я заметила, – воскликнула Татьяна Ивановна, – он уже меня и в подлости успел тут обвинить. Хорошо, видимо, побеседовали…

– Дурочка ты, – улыбнулся Брамс. – Я никогда детям о тебе слова худого не сказал.

– Ладно, – махнула рукой Татьяна, – бесполезный разговор, они уже взрослые и сами разберутся

– До взрослости им ещё далеко, – усмехнулся Осип Емельянович, – посмотри на себя: ты и в сорок шесть ещё не повзрослела.

– Знаешь что? – повысила голос Татьяна Ивановна. – Не твоё собачье дело. Ты, между прочим, находишься у меня в гостях, и попрошу меня не оскорблять.

– Таня, что с тобой? – горестно спросил Осип Емельянович. – Неужели ты и впрямь в занижении возраста видишь оскорбление? Да любая женщина…

– Хватит ёрничать! – вскрикнула Татьяна и передразнила Осипа Емельяновича: «снижение возраста»! Как будто я не понимаю, в каком смысле ты это сказал. Всё, уходи!

Вечером Брамс сообщил Дарье о том, что помириться с женой ему не удалось. В подробности вдаваться не стал, но сказал:

– Всё, Дарья, если и создавать семью, то нужно искать другую женщину.

– Неужели всё так безнадёжно? – грустно спросила Даша.

– Понимаешь, она стала другой! Совершенно другой!

– Изменилась внешне? – полюбопытствовала Дарья.

– Не в этом дело, – ответил Осип Емельянович и на какое-то время задумался, за тем добавил: – внешне, как мне показалось, она стала выглядеть даже моложе. А вот тут, – он постучал пальцами себя по груди, – другая. Думаю, всё, уже ничего не воротишь.

– Вы только сами себя не накручивайте, Осип Емельянович, – успокаивала Дарья, – всё может ещё измениться. Надежда умирает последней…

Брамс посмотрел Дарье в глаза, тяжело вздохнул и тихо сказал:

– Верно, Даш, всё ты говоришь верно, вот сегодня именно надежда и умерла.

Женщина не стала ничего больше говорить, она поняла, что Осип Емельянович расстался с женой навсегда.

Проводив Дарью, Брамс удобно уселся в кресло и набрал номер. Услышав в трубке ответ, он сказал:

– Здравствуй, Катя.

На другом конце провода возникла непродолжительная пауза, затем прозвучал до боли знакомый голос:

– Здравствуй, папа.

Ответ ошеломил Осипа Емельяновича, он так взволновался, что из-за перехватившего дыхания не сразу смог говорить. Воспользовавшись паузой, дочь продолжила:

– Папочка, милый, я всё это время ждала твоего звонка. Я знала, что ты обязательно найдёшься и позвонишь.

Брамс молчал, слушая родной, единственный и такой близкий голос. По щекам текли слёзы. Наконец, справившись с замешательством, отец произнёс:

– Спасибо, доченька. И я верил, что мы обязательно встретимся! Как ты, любимая?

– Папа, обо мне потом, ты лучше расскажи, как ты? Я тебя искала, папуля; мне один дурак в полиции сказал, что ты, наверное, умер. Но я не поверила. Я сейчас живу в Мурманске…

– Я знаю, – сказал отец, – Паша рассказал.

– Так ты виделся с ним? – удивлённо воскликнула Катя. – Вот подлец, а мне не позвонил, не сказал. Они с мамой на меня обиделись.

– Что случилось? Вы поссорились? – спросил Брамс.

– Было дело, – уклончиво ответила Катя. – Потом расскажу.

– Не захотела фамилию и отчество менять?

– Так ты всё знаешь! – грустно сказала дочь. – Да, мама настаивала. Пашка согласился, а я… В общем, мама сказала, что я… Папа, я тебя очень люблю. Я до каникул не смогу приехать домой, приеду только летом. Приезжай ты ко мне, пожалуйста, хоть на денёк. Папуля, приезжай. Ты работаешь?

– Работаю, но я сам себе и начальник, и подчинённый, – весело ответил Осип Емельянович.

– Здорово! – радостно закричала в трубку Катя. – Приезжай! Давай адрес, я тебе денег на дорогу вышлю.

«Ну, что ты будешь делать с этими слезами! – мысленно воскликнул отец. – Душат и всё тут!».

– Нет-нет, доча, за деньги не беспокойся, – Брамс уже представил их встречу с дочерью, – с деньгами всё нормально.

Теперь, если даже земля остановится, он доберётся до этого города, обнимет свою родимую кровиночку, поцелует и скажет: прости, дочка, больше я никогда не потеряюсь.

На следующий день Осип Емельянович делился радостной новостью с Дарьей, правда, о том, что сын его сменил фамилию и отчество, рассказать постеснялся. От самой мысли об этом, его бросало в холодный пот. Брамс не понимал, какое чувство в связи с этим поступком в его душе преобладает – то ли обида, то ли злость, то ли жалость к сыну. В конце концов, отец решил эту тему больше не подымать и постараться просто о ней забыть.

«Конечно, очень большое влияние на сына оказала мать, – думал Осип Емельянович, – Татьяна – властная женщина, не терпящая возражений, небось, выдвинула условия, типа того, что не сменишь фамилию, не жди от меня материнской любви и заботы. Не понимаю, зачем она это делала? Почему так себя повела при встрече? Неужели и впрямь похоронила двадцать лет совместной жизни? Но почему? Мы же были счастливы! Ну, да, последние два-три года перед расставанием я изменился, но тому тоже была причина. Я не могу объяснить, что случилось. Может, кризис какой-то напал на меня. Врачи говорят, в сорок пять лет человек, что женщина, что мужчина, становится другим. Что произошло? Вообще, неужели всё это произошло со мной? Всю жизнь я работал, содержал семью, поднял детей… Стоп! Справедливости ради, нужно говорить не работал, а работали, не поднял, а подняли вместе с Танькой детей. Дети выросли, а папа с мамой разошлись как в море корабли. Почему так происходит? Я ведь совершенно искренне хотел восстановить наши отношения, все неурядицы оставить в прошлом, всё плохое забыть… Нет, Танюха не захотела. Неужели так бывает? Если честно, я ведь уходил из дома на месяц-другой. Думал, пусть поживёт без меня, поскучает, вернусь, и заживём снова ладно и мирно. А оно вон как вышло…».

Брамса внезапно осенила идея – поехать в Мурманск на машине. По молодости они с семьёй часто путешествовали на машине. Правда, всё больше на юга – в Сочи, в Крым, на Домбай. Ездить за полярный круг не доводилось, но где-то в укромном уголке таилась мечта – и вот она сбывается. Наверное, это чувство знакомо каждому, разница лишь в самих мечтах.

Даша, выслушав Осипа Емельяновича, усомнилась в целесообразности такого решения.

– Зачем же рисковать? Не страшно на машине? Всё-таки не ближний свет.

– Люди ездят и дальше, – рассмеялся Брамс. – Даша, ну скажи мне, для чего машины изобрели? По столицам кататься? Будь моя воля, я бы частные автомобили и вовсе в больших городах запретил, хотя сейчас и в малых уже не протолкнуться. Вот здесь как раз можно и на метро путешествовать. Да, кстати, и Николай жалуется, говорит: я скоро в спящего медведя превращусь. Ты как думаешь, он согласится в Мурманск ехать? – неуверенно спросил Брамс.

– Что значит «согласится»? – рассмеялась Дарья. – Кто у кого водителем работает? Это всё равно, что я не соглашусь пельмени вам варить. Признаюсь, он и мне недавно жаловался, что скучает по работе, говорит, с Константином Евсеевичем полстраны объездил, а теперь, дескать, баклуши бью. Так что, думаю, он, наоборот, только обрадуется. Между прочим, они с Евсеевичем даже в Красноярск на машине гоняли.

– Это хорошо, – Осип Емельянович довольно потёр руки. – Завтра обрадую его.

Утром Брамс отдал распоряжение Николаю, подготовиться в дальнюю дорогу. Вечером того же дня Николай, изучив маршрут, пообщавшись с коллегами, радостно доложил:

– Осип Емельянович, к полёту готов!

– Прекрасно, – рассмеялся Брамс, доклад ему понравился, – определюсь со временем и датой, позвоню.

Осип Емельянович предупредил дочь, что приедет на машине. Дочка от идеи осталась не в восторге.

– Папа, может, на поезде или самолёте? Дорога, скажу тебе, не ахти какая. Я, правда, не ездила, но мои знакомые частенько ездят на машине в Москву и обратно, всякое рассказывают.

– Но раз знакомые ездят, значит, и мы проедем, – рассмеялся отец, – не волнуйся, дочка, всё будет хорошо.

Предвкушение встречи с дочерью будоражило сердце и дарило бесконечно радостное настроение.

Глава 14. Начало мира – вода.

Сразу видно, Николай оказался опытным водителем. Наверное, кто-то будет смеяться, но он загрузил в багажник даже вязанку дров. Помимо этого – два комплекта тёплой одежды, рукавицы, валенки, смесь для разжигания мангала, берёзовый уголь. Перечень оказался очень большим. Как пояснил Николай, всё это есть не просит, а в дороге может пригодиться, тем более в такой длинной.

– Мы с Константином Евсеевичем своим ходом до Красноярска ездили, и всё прошло на высшем уровне, – хвастался водитель. – Так что, Осип Емельянович, не волнуйтесь, всё будет хорошо.

– Верю, Коля, – подбодрил Брамс, – я всегда верю в лучшее, потому что плохое оно само приходит, без просьб и разрешения.

– Это точно! – согласился Николай и добавил: – Я посмотрел прогноз на неделю по нашей трассе, погода будет более-менее щадящая. Зубодробильных морозов не предвидится. Это главная опасность.

Николай не учёл, что иногда опасности исходят не только от природы. Но путешественники были настроены решительно и через два дня рано утром отправились в дорогу.

Брамс прокладку маршрута полностью доверил водителю. Он подошёл к этому вопросу творчески и с вдохновением.

– Если не возражаете, Осип Емельянович, предлагаю отдых, в смысле, промежуточные ночёвки, провести в Вологде и Медвежьегорске, а обратно мотнём через Петрозаводск и Питер. Как вам?

– Предлагай, – кивнул Брамс, – я в эту сторону не ездил.

– Мы с Константином Евсеевичем пару раз мотались в Вологду, но, знаете, как это часто бывает, галопом по Европам. Туда и обратно, всё в спешке. Вы не торопитесь? – спросил Николай.

– Едем спокойно, – ответил Осип Емельянович.

– Тогда предлагаю не пользоваться объездными дорогами, всё-таки не каждый день выпадает возможность прокатиться по Золотому кольцу. Заедем в Сергиев Посад, в Переславль-Залесский, в Ростов, Великий который, Ярославль. Столько святых мест мы не увидим больше нигде. Согласны?

Брамс довольно улыбнулся:

– Да кто ж не согласится? Командуй, Коля, мне твои идеи нравятся.

– Спасибо, Осип Емельянович, и за идею, и за доверие. А то я целыми днями сижу дома, жена говорит: ну, что, догонялся? Твой Осип Емельянович, видимо, не доверяет тебе, наверное, узнал, что ты гоняешь как угорелый по городу…

– Да что ж она такое придумала? – изумлённо произнёс Брамс. – Просто не было необходимости, ты же знаешь, какая у меня работа. Правильно, у Константина Евсеевича столько было забот, что впору и жить можно в машине, а мы работаем в основном, сидя за столом, тихо, спокойно, перебирая книжечки, копаясь в интернете. Куда нам торопиться?

– Да я тоже ей так объяснил, – улыбнулся Николай, – а вчера объявил, что еду в Мурманск, так сразу запричитала. Да ну её, их жён не поймёшь: дома сидишь – недовольна, за Полярный круг собрался – паника.

– Есть такое! – подтвердил Осип Емельянович. – Но иногда нужно быть снисходительным или, как сейчас модно говорить, толерантным. Правда, не нравится мне это слово, аж воротит, лучше сказать «терпимым». Я тебе, Николай, скажу вот что: не помню, кто сказал, но где-то я прочитал одну мудрость, с которой невозможно не согласиться. Если составить список причин по которым люди женятся, и список, по которым они разводятся, они будут почти одинаковыми.

– Мудрёно, – задумчиво ответил Николай, – нужно обдумать.

– Обдумай-обдумай, – сказал Брамс, – ты сколько уже в браке?

– Почти десять лет, – ответил Николай.

– Готовься к двенадцатилетию семейной жизни, – предупредил Осип Емельянович.

– А что к нему готовиться? – удивился Николай. – Эту дату тоже отмечают? Вроде как, первая серьёзная дата – двадцать пять лет, серебряная свадьба.

– Не знаю, как насчёт отмечания, – усмехнулся Брамс, но после двенадцати лет совместной жизни обычно между мужем и женой наступает первый серьёзный кризис.

– У вас тоже было? – изумился водитель.

– Конечно, было, у всех бывает. Ну, может, кто-то не заметит, но всё равно, что-то происходит независящее от нас. Вернее, от нас зависит способность пережить кризис, то есть справиться с ним, не пойти на поводу каких-то неведомых сил. Знаешь, словно в семью вторгаются тёмные силы и начинают мутить воду, светлые силы их гонят, а те сопротивляются и хотят всё разрушить. Тут очень важно, на какую сторону станут супруги. На то и расчёт, что кто-то не выдержит напряжения и качнётся в сторону тёмных сил. Тогда трудно будет бороться! Тут нужно действовать сообща. А если один из супругов не желает, вот тут и наступает разрушение и семьи, и взаимопонимания, иными словами всё трещит по швам. Ты понял?

– Впервые такое слышу, – опасливо произнёс Николай. – А почему об этом никто не рассказывает?

– А я что сейчас делаю? – усмехнулся Брамс.

– Если бы я вас не встретил?

– Так тебе до двенадцати лет ещё два года, кто-то рассказал бы. А может, вы переживёте кризис легко, у каждого ведь по-разному. Так что не переживай заранее. Любишь свою жену? – спросил Осип Емельянович.

– Люблю! – как-то неуверенно ответил Николай, но, спохватившись, добавил: – Знаете, с годами, наверное, это уже не любовь, а привычка…

– Нет, Коля, – не согласился Брамс, – никогда не называй любовь привычкой. Это другое. Любовь – это любовь, а привычка… Нет, дорогой, привыкнуть можно ко всему, что угодно, но не к любимому человеку. Любимого человека нужно любить. Можно привыкнуть к соседям, к коллегам по работе, к образу жизни, – на последней фразе Осип Емельянович задумался, но, спустя минуту, продолжил свои рассуждения,– а привыкнуть к женщине, значит, потерять её. Вот посмотри на меня! Привык и потерял жену. Я раньше об этом не знал…

– Вы развелись? – спросил Николай.

– Да, – кивнул Брамс.

– Я стеснялся раньше спросить, – сказал Николай. – У вас дети есть?

– А мы сейчас едем к моей дочери! – объявил Осип Емельянович.

– К дочери? – удивлённо спросил Николай. – Она живёт в Мурманске?

– Живёт там и работает учительницей, – пояснил Брамс.

– Я думал, мы по работе едем, – сказал водитель, – а ехать к близким людям, это совсем другое дело. Это всегда на душе радость. Давно не виделись?

– Давненько, – уклончиво ответил Брамс, а Николай, уловив в тональности патрона нежелание говорить на эту тему подробнее, свернул разговор.

Водитель вдруг взволнованно начал смотреть по сторонам.

– Ну, вот тебе раз, – огорчённо произнёс он, – первую достопримечательность мы успешно прохлопали. Проехали Сергиев Посад. Наверное, нет смысла возвращаться назад? – спросил Николай.

– Нет-нет, – ответил Осип Емельянович, – во-первых, это плохая примета, а во-вторых, не последний день живём. Будет ещё время посетить.

– И то верно, – теперь давайте Переславль-Залесский не проскочим. Он такой невзрачный городишко, но какова история! В нём родился Александр Невский. Представляете, аж дух захватывает, – с восхищением говорил Николай, – у меня в школе любимым предметом была «История». Я даже хотел поступать в институт на исторический. А потом что-то закрутился, армия, женитьба, работа… и всё – вся история пошла прахом. Но люблю читать книги на исторические темы, смотреть кино.

До Вологды путешественники добрались без происшествий. По пути заехали в Переславль-Залесский, Ростов Великий, Ярославль. Николай всё сожалел, что у них мало времени.

– Здесь бы два-три дня побродить, – говорил он, – всё посмотреть, можно и экскурсовода пригласить, послушать, что да как. Эх!

– Выйдешь на пенсию, приезжай хоть на полгода, – рассмеялся Осип Емельянович.

– Пенсия – это хорошо, – ухмыльнулся Николай, – только мне кажется, я не смог бы без работы, а тем более, без руля. Всё равно бы что-то придумал…

– Дай бог, – согласился Брамс, – главное, чтобы здоровье позволяло. Не каждый на пенсии может управлять автомобилем.

– Если не управлять, – настаивал Николай, – значит, пойду в автослесари. Не могу без железа.

Расстояние от Москвы до Вологды примерно 460-470 километров. Так что по приезду у путешественников даже осталось время погулять по городу. На следующий день выдвинулись рано утром, дорога предстояла почти на двести километра длиннее – по маршруту Вологда – Вытегра – Медвежьегорск. Общая протяженность – 636 км. На выезде из Вологды автомобилисты заметили голосующую старушку.

– Возьмём? – спросил Николай.

– Остановись, – согласился Осип Емельянович, – нужно узнать, куда она едет.

Машина остановилась прямо напротив женщины, Брамс открыл окно и спросил:

– Куда, мать едем?

Старушка подошла вплотную к машине и ответила:

– Деревня Зуево, слыхал такую?

– Мы здесь впервые, мать, это где?

– А куда ты едешь-то? – поинтересовалась женщина.

– В Мурманск! – ответил Осип Емельянович.

– Ой! – радостно воскликнула старушка. – Это нам по пути. Подвезёте?

– Ну, а чего ж не подвезти, раз по пути? – улыбнулся Брамс и вышел из машины, чтобы помочь сесть женщине.

Прежде чем сесть в машину, она остановилась, перекрестилась и смущённо произнесла:

– Только денег у меня нету…

– Мать, – приобнял старушку Осип Емельянович, – а где ты у нас тут шашечки увидела?

– Какие шашечки? – недоуменно спросила женщина.

– Ну, те, что на такси рисуют! – ответил Брамс и рассмеялся.

Поняв шутку, старушка тоже рассмеялась.

– Спасибо, люди добрые, – ответила женщина, забираясь на заднее сиденье. – Анна Макаровна меня зовут, – представилась она, – а вас, ребята, как?

– Меня Осип, – ответил Брамс, – а это Николай.

– Редкое имя у тебя, Осип, – заключила Анна Макаровна. – Сейчас так детей не называют.

– Да оно и раньше не особо часто встречалось, – согласился Осип Емельянович.

– Что да, то да, – кивнула старушка и спросила: – а сами-то откуда? Из Вологды, небось?

– Из Москвы, Анна Макаровна, из столицы, – ответил Брамс.

– Ух ты, – покачала головой пассажирка, – лихие вы ребята. Повезло вам, морозы поослабли…

– А что нам морозы, мать? – рассмеялся Осип Емельянович. – У нас тут тепло.

– Верно-верно, – закивала старушка, расстёгивая пуговицы на тулупе, – тепло, но зять мой Сёмка говорит, что в сильный мороз машина упирается и не хочет ехать. У него, правда машина поменьше вашей будет. У вас тут как в самолёте прям.

– А до вашей деревни… как её…

– Зуево, – напомнила Анна Макаровна.

– Да, Зуево. Далеко это? – спросил Осип Емельянович.

– Для вас сущий пустяк: километров двести, – улыбнулась старушка.

– Анна Макаровна, – отозвался Николай, – могу ошибиться, а не у вас ли в деревне находится «Куков родник».

– Можно сказать, что у нас, – подтвердила старушка, – рядом с нами стоит деревня Ивановская, так вот там. Советую вам набрать с собой святой водицы, очень хорошая вода и многим помогает.

– Любопытно, – сказал Николай и добавил: – Наберём. Наслышан я об этом роднике.

– Только ты, Коля неправильно его называешь, то бишь ударение неправильное. Не «родник», а «родник».

– Во как? – удивился Николай. А москвичи называют как обычно – «родник».

– У нас так называют все родники! Такова традиция. – сказала Анна Макаровна. – Так приятнее звучит и напоминает о словах «родной», «род», «родина». Красиво же?

– Красиво! – согласился Осип Емельянович. – Очень красиво. А почему «Куков»? Кукушек там, что ли много?

– Ежели интересно, могу рассказать, – предложила Анна Макаровна.

– Конечно, интересно, – воскликнул Брамс, – очень даже интересно. Рассказывайте. Не каждый день встречаются святые источники.

– Это похоже, конечно, на сказку, – без всяких вступлений начала Анна Макаровна, – но, поверьте, крайне интересно. Такова легенда. Вот что рассказывали старожилы. Жили-были-не тужили люди в деревне. И вот однажды напали на деревню подлые ляхи, то бишь по-нынешнему поляки. Всех мужиков либо истребили, либо забрали в плен. А в деревне остались лишь древние старики, женщины да малые дети. В той деревне жила одна семья: мать, сын и дочь. Мать была доброй колдуньей. Отца их поляки убили и хотели всю семью истребить. Мать узнала об этом и решила спасти детей: ночью, пока не пришли вражины, она превратила сына в родник, а дочь – в ручей. Сама перевоплотилась в ель и встала рядом с детками своими, чтобы охранять их. И вот однажды вошёл в лес мужик из чужаков, по дрова пришёл, взял да срубил мать-дерево. Из раны не смола полилась, а кровь. Оторопел лесоруб непрошенный, рот разинул, а ёлка бах его по башке и убила. Ель упала и обхватила своих деток лапами, словно прощаясь с ними навсегда. И после этого стали люди ходить к роднику и детей угощать. Никто даром воду никогда не брал и по сей день не берёт. Вода в том святом роднике обладает чудодейственной целительной силой. Люди ходили к источнику и, чтобы отблагодарить его, кидали в воду деньги, а если денег не было, кидали хлеб, сладости, ягоды, иными словами, чем были богаты. Родник всё принимал.

Вода там холодная и чистая как слеза. Некоторые люди думают, что "Куков родник" называется так, потому что там в лесу всегда кукушка кукует. Но это лишь догадки, точно никто не знает.

Когда у кого-то из жителей тяжело болели малые дети, родители отправлялись к роднику, чтобы узнать, выживет ли ребёнок. Обращались к роднику так: «Скажи, батюшка, светлый родничок, будет ли жить мое дитятко или помрет?». Если вода останавливалась, то считали, что ребенок помрет, а если продолжала «бурлить» – будет жить. Родниковой водой, «окатывали» ребенка или вообще больного, и те выздоравливали. К роднику до сих пор люди относятся с бесконечной благодарностью и с благоговейным трепетом. Радует, что в последнее время молодёжь стала обращаться к старинным обычаям, ходят за водой к роднику, часто молодожены приезжают «за благословением», привозят к святой воде своих первенцев. Вот таков наш «Куков родник», ребята. Уж извините, ежели что упустила.

– Да ну, что вы, Анна Макаровна, – воскликнул Осип Емельянович, – спасибо. Вы у нас словно гид. Давно не слышал таких увлекательных историй. Очень вам признательны…

На заправке Брамс купил две пятилитровых бутыли, опустошил их и, последовав совету красноречивой пассажирки, заполнил их святой водой. Старушка перекрестила Осипа Емельяновича и Николая пожелала им счастливого пути и всех благ.

Вечерело. Миновав города Вытегру и Пудож, автопутешественники уже приближались к Медвежьегорску. Оставалось не более ста километров, когда они заметили в кювете перевернувшийся автомобиль, рядом горел костёр и сидели два человека.

– Эй, мужики! – крикнул Осип Емельянович. – Вы живы?

– Да мы-то живы, – поднявшись, сплюнул один, – а вот аппарат умер окончательно. – Он направился к дороге, следом за ним второй человек.

Выйдя на дорогу, мужчина сказал:

– Полдня простояли на обочине, никто не смог помочь. Да и как это корыто оттуда вытащишь? Тут нужен длинный трос и эвакуатор. Решили бросить её тут, завтра приедем, заберём. До Медвежьегорска не подбросите? Николай вышел из машины, посмотрел на неудачливых автомобилистов и спросил:

– Не вписался в поворот?

– Вроде того! – кивнул мужчина. – Три раза перевернулся. Хорошо, были оба пристёгнуты, точно шеи бы посворачивали.

– Повезло! – коротко сказал Николай и предложил: – Садитесь, тут уже недалеко.

Перед Медвежьегорском у дороги выросло кафе – яркое, светлое, красочное.

– А не перекусить ли нам, ребята? – предложил Брамс.

Никто не возражал, и через несколько минут, мужчины рассматривали меню. Молоденькая официантка вяло отвечала на вопросы, видно было, что устала. В реальном измерении ассортимент, в отличие от меню, оказался скудным, но всё же нашлось чем перекусить. Пассажиры вели себя как-то странно: хмурились, озирались, несколько раз удалялись в туалет. И вот, наконец, они проявили себя в полной красе. Тот, кто постарше, подошёл к столу, за которым сидели Осип Емельянович и Николай, ловко схватил за ручку портфель и приказал: ключики от машины выложили на стол!

– Мужики вы чего? – жалостно произнёс Николай. – Вы хотите уехать на нашей машине?

– Да! – рявкнул второй мужчина, что помоложе. В руке у него сверкнул нож. Оказалось, что нож был в руке и у того, кто взял портфель Брамса.

Николай едва не заплакал. Хныкающим голосом он попросил разбойников разрешить ему забрать из машины свои личные вещи. Первый мужчина вопросительно взглянул на второго, тот одобрительно кивнул. Брамс, разинув рот, молча наблюдал за действиями своего водителя. Николай медленно поднялся, вышел из-за стола, неторопливо направился к выходу. Официантка, она же посудомойщица, уборщица и директор придорожного ресторана «Али-Баба и двое разбойников» забилась в угол и вытаращенными глазами наблюдала за происходящим. Как только Николай оказался между двоими грабителями, он совершил невероятный прыжок в сторону первого, Осип Емельянович даже не успел заметить, чем он ударил преступника в голову, но тот рухнул на пол, словно скошенный стебель, после чего Николай медленно подошёл к застывшему от страха второму разбойнику и, протянув руку, хладнокровно сказал:

– Ножичек отдай.

Мужчина несколько секунд ещё соображал, потом отскочил в сторону к стене, схватил официантку за волосы и, приставив ей к горлу нож, заорал:

– Ключи, сука, я сейчас перережу ей горло.

– Ты чокнутый, что ли? – рассмеялся Николай. Да режь, нам-то что! Мы уехали. Пойдёмте, Осип Емельянович. Пусть ребята наслаждаются северной кухней без нас.

– Помогите! Помогите! – закричала официантка. – Не уходите, умоляю вас. Они же меня убьют. Ну, пожалуйста…

– Осип Емельянович вышел из-за стола и тоже направился к выходу, Николай незаметно сунул ему в руки ключ от машины и, открыв театрально, перед ним дверь, произнёс:

– Шеф, прошу вас.

Николай краем взгляда наблюдал за вооружённым бандитом. Тот опустил руку от горла и уже посматривал в сторону своего подельщика. Водитель якобы хотел закрыть за собой дверь, но потом резко развернулся и буквально в два прыжка оказался возле официантки, в тот же миг преступник рухнул на пол. Дверь отворилась и в проёме появилась голова Брамса.

– Коля, – взволнованно сказал он, – ради бога, ты с ними поаккуратнее, а то ведь поубиваешь ребят.

– Да вы, Осип Емельянович, прямо филантроп, честное слово, – обыскивая незадачливых грабителей, и протягивая Брамсу портфель, рассмеялся Николай. – А вы не обратили внимание, что они хотели нас зарезать.

– Обратил-обратил, – закивал Осип Емельянович, – но что ты с ними сделал? Они хоть дышат?

– Девушка, у вас скотч есть или бельевая верёвка? – спросил Николай. – Или вам их оставить, они же ещё не поужинали.

– Нет! – испуганно закричала официантка. – Отвезите их в полицию, пожалуйста.

Спустя десять минут разбойники были упакованы, словно новогодние подарки, не хватало только красной ленточки. Николай со знанием дела, сначала связал их по отдельности, затем привязал их спина к спине и с помощью Осипа Емельяновича препроводил товарищей на заднее сиденье автомобиля.

Вернувшись в кафе. Николай выпил залпом полграфина воды, и, попрощавшись, с перепуганной девушкой отправился за руль.

По дороге грабители очнулись.

– Я одного не понимаю, мужики, – читал им политинформацию Брамс, – какую же нужно иметь совесть, если вы решили ограбить тех, кто пошёл вам навстречу, спас от холода! Как это называется?

– Крысы они, Осип Емельянович, так поступают крысы…

– Сам ты крыса, – пробормотал один из преступников.

– Знаешь, гнида, – сказал Николай, – почему я прямо сейчас не разбил тебе нос? – тут же ответил: – потому что ты связан, а я лежачих не бью. Но я исправлю это. Вот сейчас привезём вас в отдел полиции, я тебя, голубок, развяжу и тут же раскрошу челюсть. Я не привык, когда меня понапрасну оскорбляют.

– Ладно, мужики, простите нас, – залепетал второй. – Виноваты мы перед вами. Действительно очень нехорошо поступили.

– Не нехорошо, дорогой, для таких случаев есть иной термин: вы поступили «по-блядски», то есть вы две проститутки. Вы не мужики, вы бляди. Ясно?

– Ну, зачем ты нас унижаешь? – спросил первый.

– Я не унижаю, я констатирую факт. И если вы не признаете себе проститутками, то я сдам вас в полицию. Ясно?

С полчаса ехали молча. Второй снова стал умолять:

– Мужики, ну, пожалейте, у нас тоже семьи, дети, сейчас срок такой впаяют, что…

– Заткнись! – рявкнул Николай. – Семья, дети у него. А ты, когда перо на меня наставлял, думал о моей семье и о моих детях? В общем, хлопаки, условие одно и оно неизменно: признаёте себя проститутками, мы вас отпускаем, верно, Осип Емельянович?

Брамс в знак согласия кивнул.

Прошло ещё десять минут. На горизонте появились огни Медвежьегорска.

– Не упирайся, – шептал один грабитель другому, – сейчас сдадут ментам, и пойдёшь этапом.

Неожиданно один грабитель объявил:

– Мы согласны. Мы признаём себя проститутками.

– Прекрасно, – рассмеялся Николай и, включив правый поворотник, съехал на обочину.

Он включил весь свет в салоне, достал из кармана смартфон, открыл на нём камеру, сфотографировал их паспорта и приказал:

– Повторяйте за мной: я, фамилия, имя, отчество, сегодня, дата, год, пытался ограбить водителя и пассажира автомобиля марки «Мерседес» номер.., угрожал им ножом, хотел зарезать официантку кафе, но у меня не получилось. Я поступил как проститутка, раскаиваюсь и обещаю больше никогда так не делать.

– А зачем на видео? – испугался преступник.

– Не бойся, паря,– рассмеялся Николай. – Дальше этого смартфона это не пойдёт. Но, если рыпнешься или девку из кафе обидишь, вздумаешь ментам по ушам ездить, это будет как раз кстати. Ясно?

– Ясно, – вздохнул грабитель и зачитал то, что было приказано.

Второй товарищ всё повторил то же самое. Въехав в город, Николай вытащил грабителей из машины, усадил на автобусную остановку, освободил от пут и уехал. В гостинице Осип Емельянович спросил у Николая:

– Коль, ты где так научился драться?

Николай рассмеялся и объяснил:

– Так я же у Константина Евсеевича не только водителем работаю, я его и телохранитель. А научился в армии – слава морской пехоте! И по сей день два раза в неделю хожу тренироваться в Клуб боевых искусств.

– Теперь понял! – улыбнулся Брамс и добавил: – спасибо тебе, я очень-очень тебе благодарен.

– Вы, Осип Емельянович, извините меня, что не сдержался, ругаться начал…

– Да ладно тебе, – усмехнулся Брамс, – дети мы малые, что ли! Такой стресс. Не заморачивайся…

– Спасибо.

В Мурманск путешественники добрались только вечером на следующий день. Там Осипа Емельяновича ожидал сюрприз.

Глава 15. Хорошая дочь стоит двух плохих сыновей.

Сюрприз получился значительный – можно сказать, чемпион среди сюрпризов. Дочь Катя оказалась на седьмом месяце беременности.

– Как же так, Катерина? Говорила, не замужем, а тут такое дело! – недоумённо вопрошал отец.

– Ну, вот так получилось, папа, – смущённо ответила дочь. – Влюбилась, потеряла голову, да мы собирались и пожениться, и обвенчаться, а потом поссорились…

– А где теперь этот… ну, отец ребёнка? – спросил Осип Емельянович.

– Понятия не имею, – пожала плечами Катя.

– Как? – бросил тебя в таком положении и…

– Папуля, успокойся, – покосившись на Николая, улыбнулась Катя. – Потом поговорим, всё объясню. Лучше скажите, вы сильно голодные?

– Ну, в общем-то, не сытые, – признался отец.

– К чему спрашиваю, – пояснила Катерина, – я нарочно для вас наварила борща, сделала шикарный салат, называется «Мурманский», есть картошечка-пюре, котлеты, квашенная капуста и всё такое. С чего начнём?

– А давай, доча, и начнём с борщеца! Николай, ты как? – подмигнул Брамс.

– Поддерживаю! – кивнул Николай. – Что что, а борщ я люблю.

– Мы перекусили часов в двенадцать и больше нигде в общепитах не останавливались, я тут гостинцы тебе привёз, – отец вынул из сумки две бутылки вина, – белое и красное, отличное вино, конфеты, фрукты… Слушай, Кать, а тебе же вино нельзя?

– Нет, конечно, а вам?

– Коля не пьёт, а я один не употребляю, – нарочито уныло сказал Брамс. – Да бог с ним, угостишь кого-нибудь. На вот, мандаринчик съешь, хурму. Вот по дороге святой       воды набрали – пригодится.

В этот момент из-за двери вышел огромный кот и подозрительно посмотрел на гостей.

– Ё-моё! – воскликнул Осип Емельянович. – Вот это котик у тебя! Чем ты его кормишь?

– На особой диете! – ответила Катерина. – Такой прожорливый.

Кот внимательно послушал хозяйку и, нахмурившись, поочерёдно посмотрел на незнакомых мужчин.

– Катя, – сказал отец, – он как-то больно уж подозрительно сморит на нас.

– Моя охрана! – пошутила Катя. – Ночью спит у меня в ногах.

– Ну, малыш, – обратился к коту Николай, – как тебя зовут?

– Мурмаш он, – ответила Катерина. – С первого дня живёт у меня. Мне его подарили на новоселье.

– Ты снимаешь квартиру? – поинтересовался отец.

– Снимаю, – кивнула дочь, – с нашими заплатами сильно не разгонишься купить квартиру. Но мне управление образования оплачивает.

– Это хорошо, – одобрительно кивнукл Осип Емельянович.– Ну, а так, на жизнь хватает?

– Не жалуюсь, – уклончиво ответила дочь. – Я по ресторанам, да ночным клубам не хожу.

Екатерина ловко накрыла стол, пожелала гостям приятного аппетита, и стала наблюдать, как те уплетают её разносолы.

– Вижу-вижу, – ласково сказал она, – проголодались, добавить?

– А котлеты потом куда? – сиял отец. – Сама раззадорила аппетит, давай накладывай.

Неожиданно Николай громко вскрикнул и, приподняв скатерть, заглянул под стол.

– Что такое? – испуганно спросил Брамс.

– Он меня укусил! – ответил Николай.

– Мурмаш, а ну брысь отсюда! – закричала на кота Катя. – Вот негодяй! Сильно цапнул? – спросила она у гостя.

– Ну, ощутимо, – улыбаясь, ответил Николай. – Тут не так больно, как неожиданно.

– Ревнивый он жутко, подкрадывается к новичкам и прикусывает, – пояснила Катя.

Катерина от греха подальше выпроводила Мурмаша из кухни и затворила дверь.

Гости плотно поужинали, Николай засобирался на выход.

– Ты куда? – удивлённо спросил Брамс.

– Да я в гостинице переночую, Осип Емельянович, – ответил Николай. – Не буду вам мешать.

– Чем вы нам помешаете? В тесноте да не в обиде, – сказала Катерина, – у меня тепло, постелю на полу…

– Нет-нет! – замахал руками Николай. – Пойду в гостиницу. Тут недалеко, мы проезжали мимо, пять минут ходьбы.

– Ну, смотри сам, – сказал Брамс, – будь на связи. Завтра проедемся, посмотрим город, гид у нас есть, – он погладил по голове Катю, – а послезавтра с утра двинем на Москву. Кстати, деньги есть у тебя?

– Да, не волнуйтесь, – ответил Николай.

– По приезду, компенсируем все дорожные расходы, – заверил Осип Емельягнович.

Николай попрощался, а сын и дочь, как это обычно бывает после долгой разлуки, просидели до утра.

– Так что за негодяй тебе попался? – нахмурился отец.

– Папа, он нормальный человек, – грустно ответила дочь. – Я сама во всём виновата.

– Я не знаю, кто там у вас виноват, но бросить девушку в таком положении…

– Да не бросал он меня ни в каком положении, понимаешь?

– Не понимаю! – замотал головой Осип Емельянович. – Можешь объяснить?

– Мы поссорились, когда я ещё и сама не знала о беременности, – вздохнула Катя, – слово за слово, я наговорила ему всяких плохих слов, он собрал вещи и уехал в Москву. А я только через неделю узнала…

– Эх, молодёжь, резкие вы такие. И где он теперь? – поцокал языком Брамс. – Ну, как же так. Родится ребёнок, а папа и не знает. Значит, его нужно найти. Правильно?

– А где его искать? Он откуда-то с Дальнего востока, я и адреса-то его домашнего не знаю. Он тут работу искал, пожил немного у меня, ну и…

– Пожил! – воскликнул отец. – Вот и пожил. Как звать-то его, сколько лет?

– Валера, – ответила Катрина и добавила: – Валерий Анатольевич Серов. Как Пашка наш, 1991 года рождения. Да хороший он парень, это я сама дура, начала командовать, капризничать, сейчас вспоминаю, из-за чего, даже стыдно становится. А потом ещё взяла и упрекнула, что он, мол, у меня живёт. Честно говоря, пап, жалею я. Неправильно поступила. Наговорила парню всяких гадостей. Он спокойно пожелал мне удачи и уехал. Куда – понятия не имею.

– И ни разу не позвонил?

– Ни разу, – кивнула Катя и наклонила голову, пытаясь спрятать слёзы.

Отец подошёл к дочери, обнял её и тихо сказал:

– Не жалей о том, что было, думай о том, что осталось.

– А что у меня осталось? – сквозь слёзы усмехнулась Екатерина и, погладив живот, добавила: – Работа, да вот…

– Я тебе скажу, этого не мало! – поцеловал Осип Емельянович дочь. – Люди годами, десятилетиями ждут ребёнка, а у тебя, пришёл красавчик, пожил немного и оставил такую драгоценность. Не переживай, доча, вырастим.

Катя прижалась к отцу, и в тот момент не было у не роднее и ближе человека.

– Пап, ну, а ты куда пропал? Хоть сейчас расскажи, что у вас с мамой произошло?

– А нечего рассказывать, – ухмыльнулся отец. – Вас ругаем, наставляем, советуем, а сами как дети. Я не знаю, Катя, вот честное слово! Может, нужно было мне быть посговорчивее. Может… Не знаю…

– То есть ты считаешь, что ты во всём виноват? – спросила дочь.

– Ты знаешь, Катя, в разводе всегда виноваты оба. Я не снимаю с себя ответственности, но…

– Давай откровенно, пап, – предложила Катя. – Из-за чего вы разошлись? Почему ты ушёл из дома?

– Я думал, после разлуки всё встанет на свои места, мы снова будем любить друг друга, а потом вы куда-то пропали… Я, буду откровенен, немного потерялся в жизни. Плыл по течению…

– Мать говорила нам, что ты… это… бомжуешь, – смущённо сказала Екатерина. – Вроде тебя кто-то из знакомых видел.

– Всяко было, – улыбнулся Брамс. – Кать, всё хорошо, что хорошо кончается. Может, всё это на пользу дела. Слава богу, сейчас всё наладилось…

– А ты где работаешь? – поинтересовалась дочь.

– В «Газинтерплюсе», – ответил Осип Емельянович, – слышала?

– Да кто ж о нём не слышал! И кем?

– Отвечаю за организацию культурно-просветительной работы! – улыбнулся отец.

– Вот тебе раз, – вздёрнула брови дочь, – ты же всегда говорил, что стопроцентный технарь. И вдруг…

– Судьба, Катюша, непредсказуема. Вот ты знаешь, чем будешь заниматься через пять лет?

– Наверное, всё так же – учить детей буду русскому языку литературе.

– Слышишь, как это звучит в твоих устах? – улыбнулся отец.

– Как?

– Ты начинаешь ответ со слова «наверное»…

– Это да!

– А это означает, уверенности нет, что будет именно так. Вот и у меня получилось. Всё мог предположить, и чуть однажды главным инженером предприятия не стал, и в завгарах ходил, но вот что культурно-просветительной работой буду заниматься, вовек бы не поверил.

– Остаётся тебя только поздравить! – дочь поцеловала родителя в щёку.

– Слушай, Кать, – вспомнил отец, – ты же скоро в декрет пойдёшь, верно?

– Да, – кивнула дочь.

– А перебирайся в Москву, что ты будешь тут задницу морозить?

– Нет, пап, я с матерью не смогу жить в одной квартире…

Осип Емельянович внимательно посмотрел на дочь и покачал головой. «Довоспитывалась, – мысленно произнёс Брамс, – уже и родная дочь не хочет с тобой жить под одной крышей. Это ж как нужно было довести девчонку!»

– А зачем тебе с матерью? Перебирайся ко мне. Я живу в центре. Родишь, буду за внуком присматривать.

Екатерина задумалась. Осип Емельянович не торопил её с ответом. Спустя несколько минут дочь сказала:

– Спасибо, папуля, тебе за приглашение, но я, пожалуй, останусь здесь. Вдруг Валерка приедет, а меня и след простыл. Но я шучу, конечно, просто не хочу уезжать отсюда. Мне тут нравится. Ты знаешь, здесь жизнь другая, другие взаимоотношения, да и сами люди другие, психология и отношение к жизни совершенно иные. Я не знаю, как это объяснить, хотя учёные утверждают, что Север человека очищает от всего наносного и фальшивого. Может, поэтому? А наш директор в школе говорит, что виной всему северное сияние. Оно якобы воздействует на человека и меняет его в лучшую сторону. Как-то так, – рассмеялась Катерина. – Не хочу я в Москву, не обижайся.

– Да что же я буду обижаться, – хмыкнул отец, – смотри сама. Но знай, что я всегда буду рад тебя видеть. Не пора ли нам вздремнуть?

– Думаю, что пора, шесть утра, – улыбнулась Катя. – Я постелю тебе кровать, сама лягу на диване.

– Не выдумывай, – махнул рукой отец. – Ложись в свою кровать, тебе нужно удобно спать. А я лягу на диван.

– Нет, папочка! И не спорь. Я лягу на диван, а ты ложись на кровать. Мне на диване удобнее. Правда-правда.

Отец обнял дочь, и они стояли так долго-долго.

Глава 16. Родить нельзя погодить.

Отец проснулся в полдень. Катя уже суетилась на кухне, гремела тарелками. Заметив, что отец бодрствует, дочь крикнула:

– Звони Николаю, скажи, ждём его на завтрак «тире» обед, пусть подъезжает.

Через двадцать минут явился водитель с новостями: оказывается, он уже успел побывать на местной ярмарке и купить домой сувениры из ракушек, камней, магнитики и тому подобное.

– Я из всех поездок, стараюсь привозить разные погремушки, – сказал Николай, – это память. Видели бы вы мой холодильник! Жена говорит, скоро дверь не сможем от тяжести открыть. Но красиво! Иногда вечером чаёвничаем, а я вспоминаю и рассказываю им всякие истории.

– У вас дети есть, Николай? – спросила Катя.

– Сын, – ответил водитель и добавил: – второклассник. Любит, когда я рассказываю о своих поездках.

Внезапно кто-то позвонил в дверь. Оказались, соседи по площадке.

– Катенька, милая, дай позвонить, – умоляли соседи. – Беда у нас, и, как назло, всё сломалось. Домашнего телефона у нас нет, а мобильник не хочет звонить.

– Что случилось? – испуганно спросила Екатерина.

– Ты не поверишь, Катя, – дрожащим голосом произнесла Вера, – Герда не может разродиться, бедненькая, боюсь, умрёт…

– С ума сойти, – всплеснула руками Катерина, – она же вроде не первый раз…

– В том-то и дело, – чуть не плача, закивала соседка, – Ну ты посмотри, никто не отвечает…

– Так сегодня воскресенье, все ветклиники закрыты, – вспомнила Катя.

– Что же делать? Что делать? – заплакала соседка.

Муж Рома неожиданно принял какое-то решение и, глядя на гостей Катерины, спросил:

– Ребята, это ваша машина у подъезда с московскими номерами?

– Да, – ответил Осип Емельянович.

– Поможете отвезти собаку к доктору?

– Не вопрос! – тут же откликнулся Брамс и, обращаясь к водителю распорядился: – Коль, смотайся, пожалуйста.

Николай тут же стал одеваться.

– Спасибо, ребята, – сосед протянул руку, – я отблагодарю.

– Да ну, что вы! – воскликнул Брамс: – За это не переживайте.

Сосед бросился домой, через минуту вышел с лабрадоршей Гердой на руках. Глаза у собаки были грустные, а сама она тяжело дышала.

– Бедненькая собачка, – приговаривала семенящая рядом соседка.

– Показывайте куда ехать, – сказал Николай. – Я здесь у вас впервые.

Через десять минут спасатели собаки-роженицы остановились у роддома.

– Так это человеческий.., – успел сказать Николай.

– А что делать? – вскрикнул сосед. – Если собачьих нет.

– Что случилось? – спросила вышедшая на крыльцо женщина в белом халате.

– Роженицу привезли! – ответил Роман. – Уже рожает.

– Заводите, – распорядилась врач и исчезла за дверью.

Роман поднял Герду на руки и направился вслед за врачом. За ним Николай и Вера. Врач обернулась, вздрогнула вся и обомлела.

– Вы… вы… в своём уме? Что вы делаете? У нас… здесь люди рожают… что вы себе позволяете? Выносите собаку немедленно…

– Куда, товарищ доктор? – вскрикнула Вера. – Там же мороз! Да поймите же вы, она умрёт… Ну, пожалуйста…

– Нет! – категорически заявила женщина в белом халате. – Не хватало нам ещё тут роды у собак принимать? Вы в своём уме? Найдите ветлечебницу…

– Где я её найду? – воскликнул Роман и протянул женщине две стодолларовых купюры.

Женщина почему-то посмотрела по сторонам и умоляюще сказал:

– Да поймите же вы, я не имею права. Это… ну, ни в какие ворота не лезет. Не могу. Это опасно, понимаете?

– А так? – сосед добавил ещё двести долларов. И все четыре купюры сунул доктору в карман.

– Господи, прости мою душу грешную, – перекрестилась врач и тихо сказала: – заносите, только шустро.

Куда ещё шустрее? Через минуту «роженица» лежала на родовом столе. В этот момент в родильный зал вошёл коллега женщины-врача и чуть не упал в обморок.

– Светлана Ефимовна, – заикаясь, произнёс он, и широко развёл руками: – что это?

– Потом объясню, Олег Дмитриевич, – ответила врач. – Нужно помочь ребятам, в смысле их собачке.

– Да у меня там роженица-женщина, – отчаянно сказал мужчина. – Первый раз рожает…

– Ну, так и заводите, – махнула рукой Светлана Ефимовна, – ничего страшного, сейчас объясним. Так, товарищи мужчины, покинули помещение.

Нужно отдать должное находчивости женщины-врача. Заметив испуганное лицо роженицы, Светлана Ефимовна, сказал ей:

– Не бойтесь, милочка, всё в порядке. У нас тут новая методика, вы же первый раз рожаете? А это так сказать, договая терапия. Смотрите на собаку и повторяйте за ней, при этом слушая доктора. Эта методика позволяет родить совершенно безболезненно и быстро. Понимаете?

Девушка-роженица едва не впала в прострацию, но пыталась улыбаться и кивать врачу-женщине. Герда заскулила, муж девушки-роженицы подскочил в коридоре, словно ужаленный.

– Кто там? – с вытаращенными глазами спросил он у Романа.

– Где? – тот сделал вид, что не понял вопроса.

– Ну, там, – мужчина кивнул на дверь родильного зала.

– Девушка какая-то, – ответил Роман.

– Девушка не какая-то, а моя жена, – резко выдохнул мужчина, – но кто там визжит?

– Не знаю, – замотал головой Роман, и в этот момент Герда подала голос.

– Там что, собака? – у мужчины глаза полезли на лоб. – Что там происходит?

– Уважаемый, – сказал Николай, – врачам нужно доверять. Они используют какую-то новую методику принятия родов при помощи собаки…

– Что? – вскрикнул мужчина и прикрыл ладонью рот. – Что это за методика такая? А она мне ребёнка не испортит? Впервые такое слышу. И почему нас не предупредили?

– А когда бы вас предупреждали, вы же только что приехали, верно? – сказал Роман.

– Ну, жена ходила на курсы, ей там ничего не рассказывали, – сокрушался мужчина.

На этот раз раздался голос роженицы-женщины, муж вздрогнул и стал прислушиваться.

– Слушайте, – обратился он к Николаю и Роману одновременно, – а вдруг собака укусит жену или ребёнка?

– Ну, что они дураки, что ли? – раздражённо ответил Роман. – Они ведь знают, кого использовать, вернее, какую собаку использовать в лечебных целях.

– Странное дело, – шептал себе под нос муж роженицы. – Очень странное.

– Да ничего странного нет, – возразил Роман, – вы что, новости не смотрите, сейчас собак везде используют, инвалидов развлекают, слепых водят, в войну вообще под танки бросались…

– А у нас что, сейчас война? – перебил мужчина. – Вы что такое говорите? Чем собака может помочь моей жене в данной ситуации? Она что, ребёнка будет вытаскивать?

– Как чем? – усмехнулся Роман. – Примером. Понимаете? Ваша жена смотрит на рожающую собаку и ей становится легче.

– Кому? – раскрыл рот мужчина.

– Ну, не собаке же! – улыбнулся Роман. – Вашей жене! Вы представляете? Собака она действует, как ей природа подсказывает, а женщина смотрит на всё это, и рефлекторно повторяет за ней все движения. И легко рожает! Как-то так!

Мужчина недоумённо поводил головой и, тяжело вздохнув, сел на стул.

– Да не волнуйтесь вы, – успокаивал его Роман, – всё будет хорошо. Нас нарочно попросили привезти собаку, чтобы она помогла вашей жене беспроблемно родить ребёнка.

В этот момент вышла медсестра и объявила:

– Папаша, поздравляю вас, мальчик, четыре сто, рост пятьдесят восемь, одним словом, богатырь.

– А это… собака как? Родила?

– У нас сначала люди рожают, – рассмеялась медсестра, – потом собаки.

Через час Герда с шестью щенками была дома. Соседи счастливые нагрянули к Кате и пригласили всех свидетелей грандиозного события к себе домой.

– Я вас сейчас такой самогоночкой угощу, век не забудете!

Отказываться было бесполезно, казалось, откажись, Рома на руках занесёт в квартиру. Весь вечер он нахваливал Николая, Осипа Емельяновича, Катю, а под конец вечера даже – кота Мурмаша.

– Хорошие вы люди! – поочерёдно обнимал он всех. – И врачиха хорошая…

– Хм, – усмехалась Вера, и передразнила мужа: – «врачиха хорошая». Не сунул бы ты ей четыреста баксов, на ступеньках роддома сам бы роды принимал, «хорошая врачиха».

– За всё, Верунчик, нужно платить, – сказал Рома, прилёг на руку и уснул прямо за столом.

Гости поздравили хозяйку с благополучным разрешением Герды и отправились по домам. Хозяйка напоследок пообещала выделить всем по щенку.

Домой москвичи выехали рано утром. Дорога лежала через Петрозаводск и Санкт-Петербург.

Глава 17. Одно сердце страдает, а другое не знает.

Извинившись перед Николаем, Осип Емельянович завалился на заднее сиденье и объявил:

– Коль, я вздремну. Мы с Катькой снова всю ночь проговорили…

– Немудрено, – улыбнулся Николай, – столько не видеться, и недели не хватит наговориться.

– Точно, – согласился Брамс, и почувствовал, как сон обнял его своими тёплыми крыльями…

Проснулся Осип Емельянович, услышав чужой голос. «Гаишники, – догадался он и сел на кресло, – что случилось?»

Гаишник заметил пассажира и через открытое окно водителя обратился к Брамсу:

– Уважаемый, документы готовим?

– А что случилось? – протирая глаза, спросил пассажир.

– Ничего не случилось, – улыбнулся полицейский, – для того и проверяем документы, чтобы ничего не случалось.

– Ясно, – кивнул Брамс и протянул паспорт.

Гаишник внимательно всмотрелся в фото, потом просверлил взглядом владельца паспорта, полистал, видимо, проверяя регистрацию, и спросил:

– Осип Емельянович, нескромный вопрос: с какой целью посетили наши места?

– А они не только ваши, – усмехнулся Брамс. – Они и наши.

Полицейский ещё раз открыл паспорт и, захлопнув его, недоверчиво произнёс:

– Да вроде, в столице рождены, Осип Емельянович…

– А у вас здесь что, другая страна? – язвительно спросил Брамс.

– А, вы в этом смысле? – рассмеялся полицейский. – Тогда всё верно. Так вы не ответили на вопрос…

Осип Емельянович сначала хотел прочитать любопытному полицейскому мини-лекцию о том, что чрезмерная любопытность не красит даже сотрудника правоохранительных органов, но, вспомнив цель своего визита, с удовольствием ответил на сначала показавшийся некорректным вопрос:

– Дочь тут у меня живёт, учительствует в ваших краях.

– Вот как! – покачал головой полицейский и, лихо козырнув, протянул паспорт хозяину. – Не смею больше вас задерживать, счастливого пути.

– Вот спрашивается, – отъехав, бурчал Николай, – зачем останавливал? Делать им нечего…

– Не придавай значения, Коль, – успокаивал его Осип Емельянович. – Работа у них такая. А с другой стороны, всё правильно, сколько ездит по дорогам всяких негодяев.

– У них же на лбу не написано, – усмехнулся Николай, что они негодяи, да и сами они как-то не торопятся себя таковыми объявить.

– А вот тут, Николай, не могу с тобой согласиться, – возразил Осип Емельянович, – писать, конечно, фломастером на лбу не обязательно, но опытный милиционер… то есть, полицейский, всё никак не могу привыкнуть к новому названию, даже без надписи заметит, если человек не в ладах с законом. Если человек чувствует за собой грех, а тем более, какое-то преступление, он при общении со стражем порядка может легко сам себя выдать: и руки дрожат, и голос сипит, и глаза бегают. Это мы с тобой можем не обратить внимания, а гаишник для того и стоит здесь, чтобы отлавливать непрошеных гостей.

– Ой, Осип Емельянович, – махнул рукой водитель, – знаю я, для чего они тут стоят, им лишь бы капусты настричь да домой.

– Я тоже раньше так думал, – вздохнул Осип Емельянович, – но со временем стал понимать, что и там много служит людей ответственных и бескорыстных. Нельзя всех под одну гребёнку, Коля. Вот ты, скажи, правила нарушаешь?

– Ну, в общем-то, в целом, нет, хотя.., – Николай призадумался, – иногда бывает.

– Но ведь ты же не станешь судить обо всех водителях по тем, кто вообще правил не знает? Или, как у нас любят говорить мужики-автомобилисты, я бы права бабам не выдавал. Согласен, есть «блондинки» в полном смысле этого слова, я не о цвете волос. Но, если посмотреть статистику, то, оказывается, женщины, водят машину гораздо аккуратнее мужчин, и меньше попадают в аварийные ситуации, в процентном, конечно, отношении. Вот так, Коля. А мужики, послушаешь, бахвалятся: «баба за рулём – это обезьяна с гранатой» и другие обидные поговорочки.

– Вы это серьёзно? – недоверчиво спросил Николай      .

– Что? – вздёрнул брови Осип Емельянович. – Про обезьяну?

– Да нет! – рассмеялся водитель. – Это я сто раз слышал от коллег. Я про статистику.

– Конечно, серьёзно, – воскликнул Брамс. – Да любой гаишник тебе это подтвердит. Мы ведь как рассуждаем: увидели девушку неумеху, и понеслось… А молодых парней за рулём не замечаем, имею в виду тех, кто ездит, как по полю на тракторе. А их разве мало? То-то и оно.

Осип Емельянович задумался, а минут через десять объявил:

– Ты знаешь, мне нужно поработать. Прошу меня не отвлекать.

Он вынул из своей сумки ноутбук, установил его на откидной столик, расположенный на спинке переднего кресла, отодвинул сиденье ближе к переднему окну и, открыв папку с записями Фарберга, стал внимательно изучать рукописные тексты.

«Как-то нужно увязать в романе вот эти воспоминания Константина Евсеевича из детства и его нынешнее положение, – размышлял Брамс. – Не зря же психологи трубят на каждом углу, что вся наша жизнь закладывается в первом десятилетии – и интеллект, и образование, и карьера, и супружеская жизнь, и даже пенсия. Хотя я с такими заключениями не всегда согласен. Бывает, ребёнок растёт в благополучной семье, к десяти годам на двух-трёх языках разговаривает, математические задачки щёлкает, как белка орешки в лесу, пишет стихи, играет на музыкальных инструментах, в школе учится на одни пятёрки, а восемнадцать исполнилось, и словно шлея под хвост попала – превращается в балбеса и начинает беспутную жизнь. Другой смотришь, баклан бакланом, в смысле, хулиган и разгильдяй. А послужил в армии, поработал где-нибудь на заводе, поступил в ВУЗ, женился, детей завёл и пошло-поехало: остепенился, взялся за ум, карьера и тому подобное. Встречаешь его лет эдак через десять-пятнадцать, а он уже при галстуке, портфеле и при должности, до которой не каждый и дотянется.

Да чего далеко ходить-то? Возьмите нашего президента или премьера, один вырос во дворе, в семье, которая никогда звёзд не хватала, служил обыкновенным опером-чекистом, а – бац – и уже в президентах. Как такое может быть? Премьер: у того, первая запись в трудовой – «дворник». И вот этот дворник тоже уже в президентском кресле посидел. И что? Их карьера тоже в первое десятилетие закладывалась? Нет-нет! Не могу я с этим согласиться. Есть судьба, и что на роду тебе написано, так и проживёшь. Например, я. Разве думал я гадал, что какой-то совершенно незнакомый человек отвалит мне три миллиона рублей и поручит написать о нём книгу? Мне и присниться такое не могло. А теперь я еду в Мерседесе с персональным водителем, работаю за ноутбуком, делаю умное лицо и думаю, как написать эту чёртову книгу…».

Неожиданно Осип Емельянович вспомнил Дашу, и загрустил. Он вдруг ощутил как защемило-заныло в груди. Брамс и раньше замечал, что, если целый день не видит Дарью, он начинает по ней скучать. А тут не видел женщину несколько суток, и вдруг так захотелось услышать её голос, увидеть её ослепительно белый фартук, ненароком прикоснуться к её плечу или руке, сказать: «Спасибо, Дарья, всё было великолепно…».

«Ой, Ёся, – разулыбался Брамс, – а вдруг это любовь? Что-то я стал слишком часто думать о Даше. Вот вам человеческая натура, тебе дали квартиру, работу, зарплату миллионера, помощницу по хозяйству, живи и наслаждайся! Так нет же, всё тебе мало, женщину подавай. С другой стороны, мы свободные люди. Почему я должен стесняться своих чувств? О, господи – эти губы и глаза! Ну, что ты, Осип, сам себя обманываешь? Вспомни самый первый день, её взгляд, жесты, голос – просто ты в тот первый день даже боялся сам себе сознаться, что перед тобой красавица. А почему? Да потому, что ты вошёл в квартиру не как мужчина, а словно побитая дворняга. До любви ли тогда тебе было? А теперь, конечно. Ты осмелел, отожрался, обарился, как говорила моя бабушка в детстве о зазнавшихся соседях».

Брамс открыл в ноутбуке текстовый редактор, выбрал крупный шрифт и написал на всю страницу «Даша, я по тебе скучаю!», а затем сохранил файл на рабочем столе.

«И зачем я это сделал? – мысленно усмехнулся он. – Детский сад. Ты ещё по приезду Дарье записочку напиши. Книгу пиши, Ромео! – Брамс выругался на себя. – Записочки ему… Ну, что ты будешь делать! Почему так в жизни устроено, что постоянно приходится в чём-то себя сдерживать, от чего-то отказываться, в чём-то не сознаваться или откровенно врать? Почему так? Вот так всю жизнь живёшь, приспосабливаешься, присматриваешься, не решаешься, лицемеришь, потом сыграл в ящик и всё – никому не нужен, и все твои потаённые мысли ушли в землю. Нет, так нельзя. Да будь что будет – приеду и признаюсь Дарье, что она мне нравится. Стоп! А с чего ты взял, что это ей будет приятно? Да на хрен ты ей сдался! Разве она хоть бровью повела, или дала повод? Ты чего разошёлся, Ёся? Ты посмотри на него – влюбчивый какой. Ладно, приеду разберёмся…».

Осип Емельянович продолжил читать воспоминания Константина Евсеевича. Очень смешной случай произошёл с маленьким Костей, когда тот учился во втором классе. Однажды он вернулся из школы в радостном настроении и объявил родителям, что сегодня он удачно ответил на уроке.

– А что было за задание? – спросил папа.

– Не было никакого задания, – ответил Костя, – просто учительница спросила, кто знает, сколько у страуса ног. И я правильнее всех ответил.

– Что значит «правильнее»? – удивились родители. – Тут ведь какое дело: на такой вопрос можно ответить или правильно, или неправильно. А правильнее или нет, это…

– Нет, мама, папа, я ответил правильнее всех! – настаивал маленький Костя.

– Ну, хорошо, – не стал спорить отец. – Тогда скажи нам, как ты ответил на вопрос «сколько ног у страуса?».

– Я ответил «три», – сказал Костя и гордо поднял голову.

– Но, сынок, это неверный ответ, – начала объяснять мама. – Это неправильно! У страуса две ноги.

– Теперь и я знаю, что две, – закивал Костя.

– А что же значит «правильнее»? – не выдержал отец.

– А то, – поднял палец вверх сын, – что все остальные ответили «четыре».

Родители долго смеялись, а вместе с ними и Костя.

– Ай, да плут, – говорил сквозь слёзы папа, – ай, да утёр нос! И ведь верно как выразился: выходит, и впрямь правильнее всех ответил!

Подобных историй из детства в записях Фарберга было много. Читая их, Брамс искренне смеялся и вспоминал свои.

Один случай запомнился ему навсегда. Со слов родителей он и сам опозорился и их опозорил. Впрочем, с возрастом он и сам понял, что поступок его был не совсем уж простой. Однажды маленький Ёся с родителями пошёл к знакомым в гости. Время было сложное, казалось, в список дефицита скоро попадёт и воздух. Во всяком случае, такого конфетно-фруктового изобилия, как в гостях, он ещё не видел, хотя и тут кое-что было в дефиците – бабушка говорила о знакомых, что у тех есть всё, кроме птичьего молока. Русский язык прекрасен тем, что многие фразеологизмы, пословицы, поговорки с наступлением определённого возраста человека окрашиваются в другой цвет и приобретают совершенно новый смысл. С птичьим молоком так и произошло – вдруг лет в тринадцать-четырнадцать оказалось, что отсутствие этого самого странного молока и говорит об отсутствии дефицита. Вот такие метаморфозы происходят с этими поговорками.

Маленький Осип никак не мог понять одного: как такое может быть – на кухне, на столе в гостиной стоят вазы до краёв наполненные конфетами, и их никто не берёт, не ест. У Брамсов конфеты и всякие там сладости всегда хранятся в укромном месте, выложи их в вазу на столе, к вечеру в посудине ничего не останется. А тут… Может, они ненастоящие?

Насытившись всякими детскими деликатесами, Ёся вертел головой по сторонам и, рассматривая теперь уже деликатесы взрослые, удивлялся, как можно есть эту отвратительную красную икру, воняющую селёдкой. Или вот ещё одна гадость – кальмары с майонезом и луком. С ума можно сойти! А взрослые смакуют и нахваливают, мол, как это вкусно, как это полезно, как всё прекрасно. А между тем, Ёсю от одного запаха этих «полезных» блюд с души воротило.

Хозяйка, заметив, что ребёнок больше ничего не ест, стала уговаривать маленького гостя, что бы тот отведал ещё что-нибудь.

– Осип, – настаивала она, – вот скушай кусочек ананаса, невообразимо вкусный.

– Спасибо, – учтиво кланялся Осип, – я уже съел несколько кусочков.

– Понравилось? – спрашивала хозяйка.

– Очень! – отвечал гость.

– Ну, тогда вот, мандаринка, это не грузинские, Испания, сладкие и ароматные, скушай, деточка.

В те времена всё, что выращивалось в СССР или изготавливалось, всё это было для простолюдин, для таких, как семья Брамсов, а для тёти Эммы, ревизорши из областного управления торговли, употреблять такое было унизительным и недостойным.

– Чем же тебя ещё угостить, милый мой? – закатывала глаза гостеприимная хозяйка. – Может, малиновый конфитюр попробуешь? Это болгарский, ягоды здесь смловно живые, понюхай, как пахнет.

– Спасибо, – вяло отбивался ребёнок, – я уже попробовал.

И вот тут случился самый большой конфуз, за этот проступок отец хотел дома даже всыпать отпрыску ремня, но мама защитила. Тётя Эмма предложила Ёсе взять с собой конфет – домой, прозапас. Ёся неожиданно для всех честно объявил:

– Да вы не волнуйтесь, я уже набрал полные карманы…

Над неиссякаемым столом повисла пауза. Лицо матери Ёси превратилось в помидор, а отец, напротив, побледнел. Тётя Эмма какое-то время сидела с открытым ртом, но она первой нарушила затянувшуюся тишину:

– Вот и молодец, хороший мальчик! Всё правильно сделал… На здоровье.

Хорошего мальчика хозяева похвалили, и, провожая домой, даже вручили какой-то диковинный фрукт, но после этого случая Брамсов в гости больше почему-то не приглашали.

От дальних детских воспоминаний Осип Емельянович вернулся к самым свежим, и всю дорогу он думал о Даше и её глазах. Он пришёл к выводу, что рано или поздно ему придётся признаться женщине в своих чувствах.

Глава 18. Гони любовь в дверь, она влетит в окно.

Осип Емельянович сам себе удивлялся и никак не мог поверить, что в пятьдесят лет испытает школьные чувство растерянности – когда любишь человека, а объявить ему об этом боишься. Нет-нет, не стесняешься, а именно боишься. Это совершенно разные переживания. Брамс уже несколько раз порывался взять за руку Дарью и, глядя ей в глаза, трепетно произнести коротенькую, но такую священную и почти магическую фразу: «Я тебя люблю!». Осип Емельянович вспоминал, как в шестом или седьмом классе он готовился к объяснению в любви однокласснице Наташке, но так до летних каникул и не решился выдавить из себя эти три слова. А, когда летом неожиданно встретил свою возлюбленную в пионерском лагере, увидев её облезлый на солнце нос, рассыпанные по лицу и шее конопушки, обрадовался. Но не тому, что встретил Наташку, а тому, что в своё время воздержался от признания.

Учитывая давний опыт, Брамс успокаивал себя, тем, что, возможно, это обычное увлечение и вскоре всё станет на свои места. Но ничего ни на какие места не становилось.

«Наверное, это как раз тот случай, – мысленно подначивал сам себя Осип Емельянович, – когда говорят о взрослом мужчине «седина – в бороду, бес – в ребро». Вот и моё ребро захрустело под копытом нечистой силы, будь оно неладно! Ну, что поделаешь, решайся! Хватит сопли жевать, в конце концов, прояви решительность, она же не съест тебя. Ну, пусть откажет, всё будет какая-то ясность, это ведь лучше неопределённости. Ведёшь себя словно подросток…».

Брамс не был охотником, но от бывалых друзей слышал, что птица сама летит на охотника. Вот и его птица однажды пошла прямо на него: Дарья пригласила Осипа Емельяновича к себе в гости на день рождения.

– Может, здесь посидим? – предложил Брамс и тут же сообразил, что ляпнул глупость.

– Ну, что вы, Осип Емельянович, – возразила Дарья, – это же место работы. Я и так тут каждый день вам стол накрываю. А дома у меня будут особые угощения, праздничные и неожиданные, да и я буду другой.

– Прости, Даша, – смутился Брамс, – действительно, что-то я не сообразил сразу.

– Завтра выходной день, в восемнадцать часов жду вас, – улыбнулась Дарья, – Коле я тоже уже позвонила. Они будут с женой, правда, предупредили, что зайдут на полчасика, у них, оказывается, тоже там у кого-то из родственников юбилей, ну а мы с вами посидим.

– Дарья, а ты… ты больше никого не приглашаешь? – удивлённо спросил Осип Емельянович.

– А кого? – пожала плечами Дарья. – У меня здесь ни подруг, ни друзей, ни родственников. Да я как-то и не жалею об этом… Вот дождусь сына.., – она замолчала.

– …а сын вернётся из армии да женится, – рассмеявшись, продолжил Брамс, – вот и появятся и друзья, и родственники: невестка, внуки, невесткина родня.

– И слава богу! – воскликнула Дарья. – Куда от этого денешься?

– Это, конечно, не моё дело, Даша, – посерьёзнев, сказал Осип Емельянович, – но ты посоветуй парню не торопиться. Ты знаешь, после армии все девки кажутся красавицами. Пусть обживётся, осмотрится, да и вообще, мужчине жениться нужно после тридцати…

– Нет-нет, что вы, – возразила Дарья, – сейчас время такое, чем раньше женится, тем я буду спокойнее.

– Какое такое время? – усмехнулся Брамс. – Нормальное время. Ранние браки чаще распадаются, зачем же рисковать? Но, – Осип Емельянович поднял руки вверх, – я не настаиваю, это просто моё мнение. Я могу и ошибаться. Брак – это такое дело, не угадаешь. Я раньше удивлялся и не понимал, как может мужчина жениться на женщине старшей его на десять-пятнадцать лет, считал это каким-то отклонением. А теперь знаю такие пары, и ничего – живут счастливо, я уже успел разбежаться с женой, а они живут и в ус не дуют, и наплевать им на разницу в возрасте. Но главное – встретишь их, и не поверишь, что жена старше мужа.

– Это… Наверное, это то, что называется исключением из правила, – улыбнулась Дарья и вернулась к теме своего дня рождения: – Вы так и не ответили, ждать вас завтра?

– Разумеется, – радостно воскликнул Брамс, – с удовольствием, да ещё такая интрига – «особые и неожиданные угощения». Пока всё не съем, не уйду!

– Вот и хорошо, тогда до завтра, – Дарья попрощалась и вышла из квартиры.

«По-моему, пришло время расставить точки на «i», – радостно подумал Осип Емельянович, – держись, Ёся, или пан или пропал! Даша не глупая женщина, она должна понять, что мои намерения серьёзные, и что я действительно её люблю. Я же вижу, ей одной тоже тяжело. Понятное дело, она сейчас живёт сыном, но он вечно при маменьке не будет сидеть, рано или поздно создаст свою семью, а маме на старости лет быть одной? Нет, Осип, завтра всё должно решиться. С Танькой уже ничего не получится – отрезанный ломоть. Да и я ещё не такой уж старый, можем с Дашкой создать полноценную семью. Ох, – Брамс тяжело вздохнул и перекрестился, – Господи, помоги мне, услышь мою просьбу, пожалуйста…».

На следующий день Осип Емельянович долго выбирал в цветочном магазине букет для именинницы, из готовых ни один его не устраивал – в одном не нравилось сочетание роз с астрами, в другом цветы казались вялыми, в третьем… В конце концов, они с продавцом решили самостоятельно собрать букет из цветов, которые понравились покупателю. В центр корзины они разместили куст из алых роз, вокруг сделали обрамление из роз белых, а по краям корзины пустили украшение из ажурной травы – букет получился ярким и очень красивым. Корзину упаковали в целлофан, наверху завязали широкий ярко-красный бант.

– Да вы просто настоящий художник-флорист, – продавец отпустила комплимент покупателю.

Брамс, сияя от удовольствия, рассчитался с цветочницей, по всей видимости, на ходу вложившей в сметную стоимость букета плату за комплимент, и направился к любимой женщине.

Увидев в руках Осипа Емельяновича шикарный букет, Дарья ахнула. Пока она любовалась цветами, Брамс не мог отвести взгляда от женщины. Любовь коварна и непредсказуема, и доказательство тому – женщина, которую Брамс видел практически каждый день. Да, она всегда была красивой, стройной, обаятельной. Но что с ней случилось сегодня? Перед гостем стояла настоящая богиня с необыкновенно завораживающими тёмно-зелёными глазами. Матовая, мягкая, ненавязчивая белизна плеч и шеи, обрамлённых красновато-лиловым платьем, придавала ей фантастическую изящность, несравненную грациозность и исключительную женственность. Её слегка полноватые, но красиво очерченные губы были настолько пленительны, что Брамсу стоило непомерного труда удержать себя от легкомысленного поступка – привлечь именинницу к себе и расцеловать её. Всё – от каблука туфель и до алой ленты в волосах – в Дарье сегодня было потрясающе и невероятно элегантно.

– Ах, Осип Емельянович, что же мы стоим в холле, пройдёмте в гостиную, – Дарья, держа в одной руке корзину с букетом, другой ловко взяв под руку гостя, провела его в комнату с праздничным столом.

– А Николай… он.., – замешкался Брамс.

– К сожалению, – опередила Дарья, – их сегодня не будет. Николай уже приходил, поздравил…

– Но…

– У них сын заболел, лежит с температурой, – сказала Дарья. – Так что они и на свой       юбилей тоже не поехали. Жаль, конечно, но ребёнка нельзя оставлять одного. Я им передала баночку малинового варенья, сама закрываю на всякий случай, во время простуды незаменимая вещь. Так что, дорогой Осип Емельянович, выбирайте себе место поудобнее, я вот здесь с краю сяду, чтобы можно было отлучаться на кухню. Я ведь пообещала вам необычные угощения! Садитесь и ждите. Сейчас принесу.

– Может, помочь? – предложил Брамс.

– Нет-нет, что вы! Сидите, я сама справлюсь. Иначе это не будет сюрпризом.

– Хорошо, – согласился Осип Емельянович и сел за стол. Дарья удалилась.

Гость с любопытством рассматривал интерьер гостиной. Хозяйке и здесь не откажешь во вкусе. Вместо обычной картины на стене было расположено самобытное панно, выполненное в той же цветовой гамме, что и сама комната. Радовало глаз то, что линии декора гармонировали с формами мебели и осветительных приборов – создавалось ощущение безмятежности и умиротворения.

Через несколько минут Дарья внесла в комнату так называемую тарелку-баранчик для второго блюда, покрытую полусферической серебряной крышкой.

– Приятного аппетита, Осип Емельянович! – мило улыбнувшись, Дарья сняла крышку. В центре тарелки среди овощей и фруктов шипел аппетитный толстый кусок мяса, заправленный каким-то баснословно ароматным соусом.

– Красота! – воскликнул Брамс. – А запах! Запах-то какой! Что-то мне напоминает, похоже на душистый перец, но точно не он…

– Кушайте, Осип Емельянович, – предложила Дарья, – рецептами потом поделюсь. Что вам налить? Вина, коньяку? Есть и свойский напиток, передали из Ростова.

– Нет-нет, – отказался Брамс, – я с вами солидарен. Не хочу вас смущать.

– Смотрите сами, – улыбнулась Дарья, – меня вы не смутите…

В этот момент зазвонил телефон. Осип Емельянович взглянул на дисплей, там всплыла надпись «Коллеги», и в этот миг, что-то рядом с сердцем ёкнуло. Он поднял трубку и услышал голос Акробата.

– Ёся, – взволнованно говорил Митя, – нас тут выселяют. Можешь подъехать?

– Что случилось? Кто? Кто вас может выселить? Вы чего? – тревожно спросил Брамс.

– Вот, с тобой хотят поговорить! – сказал Акробат и передал кому-то трубку.

– Здравствуйте, Осип Емельянович, – Брамс узнал голос хозяйки квартиры, – это Клавдия Порфирьевна. Как вы поживаете? Как ваше здоровье? – издевательски спросила она.

– Спасибо, – уныло ответил Осип Емельянович, – вашими молитвами. Что там случилось?

– Да ничего страшного, – спокойно ответила Клавдия Порфирьевна, – просто вы нарушили условия договора, и я попросила непрошеных гостей покинуть мою квартиру.

– Но, Клавдия…

– Уважаемый Осип Емельянович, я настроена решительно, и, если вы хотите как-то решить этот вопрос, я вас жду здесь, в квартире. Не тяните с приездом, иначе я вынуждена буду пригласить участкового.

– Погодите, Клавдия Порфирьевна, – взмолился Брамс, – у меня встречное предложение: давайте перенесём нашу встречу на завтра. Понимаете…

– Нет-нет-нет, или сейчас, или мы больше с вами не увидимся!

– Хорошо, – стиснув зубы, вымолвил Осип Емельянович, – я сейчас приеду.

Он извинился перед Дарьей, вызвал такси, чтобы не тревожить Николая, и пообещал вернуться через некоторое время.

– Дашенька, прости ради бога, – сказал он перед отъездом, – там без меня вопрос не решится, людей выгоняют на улицу. Если хочешь, поехали вместе.

– Ну, что вы, – улыбнулась Дарья, – не переживайте за меня, я подожду.

Через полчаса Осип Емельянович был в квартире. Клавдия Порфирьевна не была так учтива, как по телефону.

– Ну, что же вы, голубчик, тут развели? – сурово спросила она, вместо приветствия.

– А что тут? – развёл руками Брамс и добавил: – Порядок, чистота.

– Вы сказали, что, кроме вас здесь будут жить ещё два человека. Верно?

– Ну, да, так и есть! – подтвердил квартирант. – Два человека и живут.

– А это что? – Старушка кивнула, и Брамс только теперь заметил в углу Трисона. Тот сидел и, прижав уши, виновато смотрел на людей. – Это кто такой? Кто разрешил держать в моей квартире собаку? Что это за самоуправство?

– А что же вы прикажете, её на мороз выкинуть? – вмешался Дед Акын.

– Дед, – грозно произнёс Брамс, – помолчите, пожалуйста, дайте мне поговорить с хозяйкой квартиры. Идите в комнату.

Клавдия Порфирьевна одобрительно кивнула и улыбнулась. После того как «коллеги» исчезли, Осип Емельянович, не стал тянуть резину и сказало прямо:

– Давайте договариваться!

– Вот! – Всплеснула руками женщина. – Сразу видно: деловой человек. Давайте договариваться. Ваши предложения.

– Я жду ваших! – ухмыльнулся Брамс. – Вы же сдаёте квартиру. Вам и предлагать условия.

– Хорошо, – согласилась Клавдия Порфирьевна, – моё предложение: плюс к месячной оплате «пятёрочка».

– В смысле? Ещё пять тысяч рублей? – вздёрнул брови Осип Емельянович. – Побойтесь бога, уважаемая. Это же просто собака. Что она… она что… вашу квартиру испортит, что ли? Тем более, мы и залог заплатили. Три тысячи. Согласны?

– Четыре! – сказала хозяйка.

– Три с половиной!

– Нет, четыре и точка, – заупрямилась Клавдия Порфирьевна. – Вы непоследовательный, Осип Емельянович, то сама предлагай, то давай торговаться. Не согласны на «четыре», извините, давайте расставаться.

– Ну, хорошо-хорошо, – вынужден был согласиться Брамс и, вынув из кармана бумажник, протянул старухе пятитысячную купюру.

– У меня нет сдачи, – заявила Клавдия Порфирьевна.

– Ничего страшного, – вяло улыбнулся Осип Емельянович, – буду вносить очередную оплату, рассчитаемся.

– Отлично, – закивала старуха и засобиралась на выход. – Всего доброго. Вы на меня не обижайтесь, порядок есть порядок. Поверьте мне, москвичи очень редко разрешают своим постояльцам держать в квартире живность. Так что вам ещё повезло. До свидания.

Как только хозяйка затворила за собой входную дверь, из комнаты вышли «коллеги».

– Ёся, скажи этому старому балбесу, – возмущённо произнёс Акробат, – чтобы он больше сюда никого не таскал.

– А кого ещё вы собираетесь сюда притащить? – изумился Брамс.

– Он там возле мусорных баков присмотрел кота, хочет его поймать и притащить в квартиру, – ответил Акробат.

– Дед, правда? – нахмурил брови Осип.

– Понимаешь, Ёся, в чём тут дело? – вздохнув, начал дед: – Ты смотрел мультик про Простоквашино?

– Ну! – кивнул Ёся. – И что?

– А то! – Дед Акын поднял вверх указательный палец. – Кот наш, ну в смысле, который живёт у мусорных баков, вылитый кот Матроскин. Ну, вот сто процентов, словно из мультика.

– И что? – Брамс повысил голос. – Андрей Михалыч, а тебе не кажется, что ты в детство начал впадать? Ну, какой на хрен кот Матроскин? Ты в своём уме? Мы на съёмной хате. Вот пришла хозяйка и развела меня дополнительно на четыре косаря в месяц. Четыре тысячи, понимаешь? Мы на эти деньги, было дело, полмесяца жили.

Трисон, словно поняв, что он нанёс материальный ущерб своим кормильцам, виновато опустил голову и тихонько заскулил.

– Ещё один! – буркнул старик. – Всё на деньги переводите.

– Вот и я ему говорю, – подхватил акробат, – в детский сад пора деду. То собака, то кот, скоро и корову приведёт, и точно превратимся в Простоквашино.

Дед Акын сел на пол рядом с псом и, обняв его, стал приговаривать: «Не плачь, родной, я тебя никому не отдам, сам буду голодать, но тебя не выгоню. Понял? Ну, а если попрут, с тобой уйду на улицу».

Трисон лизнул старика в нос и, уткнувшись, ему в грудь, завилял хвостом.

– Да никто его не собирается никуда переть! – сказал Брамс. – Не вводи собаку в заблуждение. Ладно, чёрт с вами, живите. Если бы вы знали, от какого дела вы меня оторвали.

– Да мы тут ни при чём, – сказал Акробат, – сидим и так тише воды, ниже травы. А эта карга своими ключами двери открыла. Нужно на двери стальную щеколду поставить, чтобы она не могла сюда внезапно входить. Пройдоха!

– Ладно, мужики, – сказал Осип, – поехал я. Не ругайтесь тут, всё будет хорошо.

– Спасибо, Ёся, – дед Акын пожал руку, – спасибо тебе, брат.

Вернувшись на день рождения, Брамс плотно поужинал, попил чая с диковинным тортом, собственноручно приготовленным Дарьей, и ушёл к себе. Желание признаваться в любви в тот вечер не то чтобы пропало, но исчез, растворился дух таинственности и романтичности. Осип Емельянович решил подобрать более подходящий момент и объясниться в следующий раз.

Перед сном неожиданно пришла невероятно добрая весть – нашёлся жених Катерины.

– Папа, Валерка мой вернулся! – жизнерадостным голосом объявила дочь.

– Что говорит? – отец сначала скептически отнёсся к новости.

– Очень обрадовался, извинился, что погорячился… Ну… в общем, я тоже извинилась, мы помирились и решили пожениться. Так что всё хорошо, папуль!

– Ну, слава богу, – облегчённо вздохнул Осип Емельянович. – Мир – это всегда благо. На свадьбу не забудьте пригласить.

– Ой, папа, до свадеб ли нам?

– Ну, всё-таки…

– Скажу тебе честно, я по белому платью не страдаю, – рассмеялась Катя, – ради одного дня залазить в долги как-то не хочется. Решили пока пойти в ЗАГС и оформить отношения, а когда разбогатеем, сыграем свадьбу, если, конечно, не передумаем.

– Кать, – сказал отец, – имей в виду, если понадобится моя помощь, не стесняйся…

– Спасибо, папа, если понадобится, обязательно обращусь. Спасибо тебе большое.

– Как ты себя чувствуешь? Как здоровье? – поинтересовался отец.

– Врачи говорят, всё отлично. Хотя я всё равно боюсь ужасно.

– Первый раз все боятся, – ухмыльнулся отец. – Потом привыкнешь.

– Ты так говоришь, словно я собираюсь десятерых детей рожать, – хмыкнула Катерина.

– Чем больше, тем лучше, – рассмеялся отец. – Нужно поднимать демографию в стране.

– Ага, хитрые вы. – рассмеялась дочь, – а что же вы с матерью её не поднимали?

– У нас перестройка была, кризис, не до демографии было, – отшутился отец.

– Ладно, пап, рада была тебя слышать, побежала я по своим делам. Обнимаю…

Осип Емельянович долго не мог уснуть, вспоминал дочку маленькой. Она была такой не по годам разговорчивой, особенно любила поболтать с бабушками на лавочке у подъезда. Те в свою очередь её раззадоривали всякими вопросами, а когда девочка начинала отвечать, рассуждая и смешно жестикулируя, катались от хохота. Катюше это как раз и нравилось и она входила в азарт.

– Катя, а мама твоя вкусно готовит? – спрашивала одна из старушек.

– Вкусно, но везде добавляет лук, – разводила в стороны руки девчонка, – не понимаю, зачем нужен лук в супе?

– Ну, как же, – возражали старушки, – это витамины, очень полезно. Папе-то, наверное, нравится?

– Папе нравится, – грустно отвечала Катя. – А мне нет.

– И что? Ты не ешь суп? Ходишь голодной?

– Ем, – звонко отвечала Катя и поясняла недогадливым бабушкам: – у нас есть такая ложечка с дырочками, я ею вылавливаю лук и отдаю мурке.

– Во тебе раз, мурка есть лук, а ты нет. Так и останешься маленькой.

– Почему? – испуганно спрашивала Катерина.

– Потому что, кто не есть лук, не растёт…

Однажды после такой беседы Катерина пришла домой и заявила матери:

– Мама срочно пожарь мне лука.

– В каком смысле? – вытаращила глаза мама.

– Ну, как ты его жаришь для супа, – пояснила дочь.

– Зачем тебе это?

– Я буду его кушать, чтобы вырасти, – заявила дочь.

– А, понятно, – догадалась мать, – опять с бабульками общалась?

– Они, что, обманули меня? – надула губы девочка.

– Нет-нет, – замотала головой мама, – всё правильно они говорят, лук должны кушать все дети.

– И я вырасту?

– Ну, конечно, вырастешь, – заверила мать.

– Так что же ты стоишь, мама? Жарь мне лук…

«Как жаль, что так быстро летит время, – засыпая, думал Осип Емельянович, – хочется, чтобы именно вот такие моменты длились подольше. Всё-таки правы те, кто утверждает, что детство – это золотая пора у каждого человека. И своё, и твоих детей, внуков. Интересно, какого числа родит Катерина. Нумерологи говорят, что это имеет большое значение – когда родился человек, в чётное число или нечётное. Хотя, мне кажется, ерунда это полная. Понапридумывают себе всяких мифов и ломают потом голову, что со всем этим делать…»

Глава 19. Счастье видишь – смелее вперед идешь.

Через неделю Осип Емельянович устал стесняться и сомневаться. Услышав движения на кухне, он вылез из-под одеяла, натянул на себя спортивный костюм и решительно вышел к Дарье. Та от неожиданности даже вздрогнула. Брамс хотел с порога не колеблясь произнести слова, которые еженощно доводили его до отчаяния, которые он наедине с собой миллион раз произнёс с разной интонацией. И вот наступил долгожданный миг…

Но!

В тот момент, когда он только раскрывал рот, все сомнения были отброшены, задушены, так сказать, в зародыше, скепсис неожиданно превратился в адамат, но, к своему удивлению, вместо признания женщине в любви, его с хрипотцой голос неожиданно произнёс:

– Даша, я вот что подумал: а не сходить ли нам в кино? Ты когда была последний раз в кинотеатре?

Дарья раскрыла рот и с недоумением разглядывала вихрем влетевшего на кухню писателя.

– В детстве! – тихо сказала Дарья и опустила голову.

– Что в детстве? – Осип Емельянович от волнения потерял связь ответа с вопросом.

– Последний раз была в кино, – пояснила Даша. – Да и что там делать? – пожала она плечами. – Вы посмотрите, какие сейчас телевизоры, смотришь хоккей, иногда так и думаешь игрок сейчас клюшкой тебя заденет.

Брамс громко рассмеялся – он представил, как хоккеист пробегает по квартире мимо тебя и изо всех бьёт по воротам.

– Да, в чувстве юмора тебе не откажешь, – Осип Емельянович, прикоснувшись к плечу женщины, почувствовал, что та вздрогнула. – Так что? Идём?

– Когда? – изумлённо спросила Дарья.

– Да хоть сейчас, – усмехнулся Брамс.

– Нет-нет, Осип Емельянович, я поставила мясо, хочу приготовить сегодня вам…

– Дашенька, да я ведь образно сказал, мол, хоть сейчас. Давай заканчивай свои дела, и пойдём прогуляемся, а то я тут скоро в крота превращусь – света белого не вижу. Не отказывайся, хорошо?

– Ой, я даже не знаю, – смутилась Даша, – думаете, стоит?

– Да что тут думать? – усмехнулся Брамс. – Конечно, стоит, ещё как стоит! Так что, билеты беру?

– Да вы хоть позавтракайте, потом за билетами пойдёте.

– Да никуда я не пойду, – рассмеялся Осип Емельянович, – Даша, ты забыла, в каком веке мы живём? Две минуты, и билеты у нас в кармане. Сейчас через интернет хоть чёрта можно домой заказать. В общем, часа в два-три нормально?

– Может, вечером? – спросила Дарья и тут же поправилась: – хотя мне всё равно.

– Если хочешь, можем и вечером, но я люблю ходить в кино днём, – пояснил Брамс.

– Ну, и хорошо, – согласилась, наконец, Дарья, – днём так днём, согласна.

– Прекрасно! – воскликнул Осип Емельянович и ушёл в кабинет.

Через несколько минут он вернулся, махая распечатанными билетами на принтере.

– Вот наши билеты! Хватит уже жизнь терять возле этих супов, борщей, котлет, пирожков…

– Не могу с вами согласиться, – сказала женщина, – я получаю удовольствие от готовки. Честное слово! Главное – чтобы было из чего готовить. А дальше… фантазии нет предела. Вам нравится, как я готовлю?

– А разве я дал хоть один раз повод сомневаться? – хмыкнул Осип Емельянович. – Конечно, нравится, ты посмотри на меня. Константин Евсеевич прилетит из Америки и не узнает меня, скажет: а что это у нас тут за боров поселился? Посмотри сюда, – Брамс похлопал себя по животу, – разве это дело? Так что, Дашуля, прекращай свои кулинарные изыски, в моём возрасте нужно питаться сухарями и водой. Иногда можно кефирчику употребить и то обезжиренного. Так что переходим на диетическое питание.

– Не выдумывайте вы, Осип Емельянович, ну что вы такое говорите? Тоже мне нашли толстяка. Для вашего роста, мне кажется, вам нужно ещё с десяток килограммов набрать…

– Вы мне льстите, Дарья Андревна! – улыбаясь, сказал Брамс и обнял Дарью. То ли ему показалось, то ли женщина и впрямь хотела убрать руку с плеча, а потом передумала.

В тот день пара гуляла до позднего вечера. После кино Брамс пригласил даму в ресторан, та сначала отнекивалась, а потом согласилась. В гардеробе, Осип Емельянович незаметно сунул швейцару сто долларов и попросил немедленно доставить к их столику букет цветов. «Сдачи оставьте себе», – буркнул Брамс. Весь вид, ведущей затворнический образ жизни, женщины сегодня говорил о том, что она по-настоящему счастлива. После того, как галантный швейцар поднёс цветы и чрезвычайно учтиво доложил: «Мадам, приказано вам доставить!», Дарья посмотрела на своего спутника с непередаваемым восторгом.

– Осип Емельянович, – прошептала она, глубоко дыша, и закрыла глаза.

Даже самый стеснительный и оробелый человек в такой ситуации не упустил бы возможности произнести самые главные человеческие слова. Поцеловав женщине руку, Брамс тихо сказал:

– Дарья, то есть, Даша, я… я тебя люблю!

Дарья Андреевна, не открывая глаза, молча кивала головой, по её щеке катилась слеза. Осип Емельянович вдруг вспомнил, как в детстве мама называла такие слёзы сладкими, а маленький Ёся пытался переубедить родительницу:

– Нет, мама, слёзы не бывают сладкими.

– Бывают-бывают, малыш, ещё как бывают, – улыбаясь, настаивала мама.

– Они же солёные, – крутил головой мальчик, и, сняв с маминой щеки хрустальную капельку, протягивал маме, – вот попробуй.

Мама озорно слизывала с пальца сына росинку, смеялась и утверждала:

– Сладкая, очень сладкая.

Ёся с недоумением пожимал плечами и, веря маме на слово, прижимался к ней. В течение всей своей дальнейшей жизни Брам не раз убеждался, что слёзы бывают и сладкими, и солёными, и горькими, и… даже безвкусными.

Расставаясь у подъезда, Осип решил не напрашиваться в гости к Дарье.

«Пусть она переспит с этим, завтра всё будет ясно. А заодно покажешь женщине свою выдержку и серьёзность намерений. Залезть в кровать – дело не хитрое, но в данной ситуации это будет не совсем правильно выглядеть. Держись, Осип, будь мужчиной до конца, ты же не мальчик семнадцатилетний, Даша оценит, – думал он по дороге домой, но в какой-то момент мысли его внезапно перевернулись и постучали снизу по темечку. – Это с одной стороны, это я так рассуждаю, это так мне кажется, а она, наоборот, подумает, мужик какой-то малодушный и нерешительный. И в ресторане посидели, и в любви признался, и в обнимку по городу гуляли, а у подъезда взял и сдрейфил. Эх, Ёся-Ёся, да может, ей твоя сдержанность, что козе баян. Смотрите, интеллигентишко какой нашёлся. Баба без мужика столько лет живёт, а он тут нюни распустил, «выдержка», «сдержанность», «оценит»… Тьфу на тебя. Ну, что тут оценивать? Говори прямо: струсил…».

Осип Емельянович не мог уснуть в ту ночь до самого утра. Ругал себя, корил, потом успокаивал, иными словами он и сам не понимал, что с ним происходит. Ему хотелось одного, прижаться к Дарье, прильнуть к её губам и…

Уснул он только с первым лучом, совершенно непонятно как проникшим в комнату из-за плотных штор.

Разбудили Брамса коллеги.

«Что опять случилось?» – мысленно воскликнул он, увидев на дисплее знакомое обозначение.

– Да, – коротко ответил в трубку Осип.

– Ёся, это дед. Можешь приехать, поговорить надо.

– Как срочно? – зевая, спросил Брамс.

– Да, как сможешь, так и приезжай, – уклончиво ответил Дед Акын.

– Я могу хоть сейчас, если это важно! – недовольно буркнул Осип Емельянович.

– Да, это важно, – сказал Дед.

– Хорошо, в течение часа буду, – пообещал Брамс и, мельком взглянув на часы, отправился в ванную комнату.

Дарьи ещё не было. Осип Емельянович оставил ей записку на столе, что уехал по срочным делам, надеется скоро вернуться.

* * *

Встретили Брамса Дед и его друг Трисон. Пёс, как обычно, для порядка пару раз тявкнул и, обнюхав гостя, успокоился.

– Что опять? – прямо с порога спросил Ёся.

– Ты хоть присядь, – усмехнулся дед, – так на пороге и будем общаться?

Брамс прошёл на кухню и сел за стол.

– Понимаешь, Ёся, – осторожно начал Дед, – тут такое дело необычное, что я даже не знаю, как поступить. Акробат просил пока тебе ничего не говорить, но… я так не могу. Для меня всё равно, что соврать, что промолчать. Понимаешь? Тем более, мы тут с ним на птичьих правах. Надеюсь, ты не будешь считать, что я стуканул на своего товарища…

Осип Емельянович пристально посмотрел на Деда и, покачав головой, тихо сказал:

– Об одном прошу, Андрей Михалыч, давай без заездов. Говори прямо, что тут у вас опять стряслось?

– Ну, прямо так прямо, – вздохнул Дед и выпалил: – с нами теперь ещё один человек живёт.

– Кто? – остолбенел Брамс. – Что за человек? Давно?

– С неделю уже, – Дед опустил глаза.

– А почему ты раньше не сказал? – нахмурился Осип Емельянович.

– Ты понимаешь, Ёся, я не думал и не гадал, что она здесь задержится…

– Она? – Брамс совсем растерялся. – В смысле, женщина?

– Думаю, что да! – усмехнулся Дед.

– Что значит, думаешь? Баба?

– Ну, вроде, да…

– Дед, не зли меня, – Брамс вскочил со стула и стал нервно прохаживаться по кухне. – Ты, что, не отличаешь уже мужика от бабы?

– Отличаю-отличаю, не горячись Ёся, – Дед подошёл к Брамсу и тронул его за плечо. – Я к тому, что сейчас всё что угодно можно ожидать. Смотришь – баба, рыло помыл – мужик. Как их там, эти трансы-шмансы и всякая дребедень. Ты чего телевизор не смотришь? Вроде баба, но голос прокуренный, пропитый, под глазом фингал, волос на голове… наверное, у меня больше.

– Так, ясно с вами, – Осип снова присел на стул. – А теперь по порядку. Как она…или оно сюда попало?

– Любовь! – цокнув языком, объявил Дед Акын.

– У кого? – Брамс разинул рот.

– У Мити и Оли. Да, забыл сказать, Олей её кличут. Оля-Одесситка. Но она к Одессе имеет такое же отношение, как мы с тобой к Рио-де-Жанейро. Просто погремуха такая. В общем, наш Акробат влюбился, жениться собирается…

– Так у него же паспорта нет, – выпятил губу Брамс, – как он жениться собирается?

– Говорит, скоро будет, – заверил Дед, – он к ментам ходил, заяву написал, дескать, документы у него стырили, ну, ему там и сказали, что паспорт можно и здесь получить или что-то вроде того, я подробностей не знаю.

– А откуда она взялась эта… как её…

– Оля, – напомнил Дед. – Митя говорит, что знает её с детства, что судьба у неё трудная. Они когда-то в школе с ней дружили. Встретились случайно. Судьба!

– Судьба-то судьба, – уныло произнёс Осип Емельянович, – но Клавдия Порфирьевна пронюхает, примчится за добавкой, как пить дать.

– Так поэтому я и решил с тобой это обсудить. Может, запустить легенду, что к нам гостья приехала, ну, допустим, скажу, моя дочь. Нет-нет, дочь не прокатит, – поправил себя Дед Акын, – но вот, например, племянница – это можно. Приехала, мол, погостить, столицу посмотреть и так далее. Ну, что она, эта Клавдия, не человек, что ли? Должна же понимать, что мы люди, и у нас есть…

– Да ей наплевать, что и кто у нас есть. Ей лишь бы с нас лишний рубль содрать. Слушай, ну, а у них это серьёзно? Может, побалуются, да разбегутся? – предположил Брамс.

– Серьёзно, Ёся, насколько я понимаю, – закивал Дед Акын, – ты знаешь, Митю, словно подменили. Он другим человеком стал. Вот тут, – он кивнул на стол, – сядут и воркуют до полуночи. Я как-то ночью запёрся на кухню, воды попить, а они целуются, и даже меня не заметили, или сделали вид, что не заметили…

– А как с этим? – Брамс щёлкнул указательным пальцем по горлу.

– В полнейшей завязке, – сказал Дед и добавил: – и Митя, и его невеста. Ни грамма.

– Ну, хоть это радует, – довольно улыбнулся Осип Емельянович. – Ну, так что? Что будем делать? Твои предложения?

– Моё предложение в силе. Объявим пока Олю моей племянницей. Ну, а там посмотрим, куда кривая выведет.

– Тогда давай так: я не стану смущать Митю, ты тут сам ситуацию разруливай. Скажи ему, что мы откровенно поговорили, я против их любви не возражаю, а желаю им только счастья. Договорились?

– Эх, Ёся, ты настоящий друг! А он дурак боялся, что ты их выгонишь.

– Неужели так плохо думает обо мне? – рассмеялся Брамс.

– Вот и я ему говорю: с головой не дружишь, что ли? Ёся даже собаку не выгнал, а тут целая невеста. Спасибо тебе, Осип, большое спасибо. Чайку? – предложил Дед.

– А давай! – махнул рукой Осип.

«Осталось ещё Деду влюбиться, – мысленно рассуждал Брамс, – и вся наша компания начнёт новую жизнь. Вот тебе и Митя. Что любовь с людьми делает. Дед говорит, преобразился наш хулиган. Вдруг это и правда – судьба. А копни глубже, что выходит, за всеми этими случайностями, встречами, влюблённостями кто стоит? Известно, кто – Константин Евсеевич Фарберг. И как ни крути, а обо всём этом нужно будет в романе написать. Вот скажи, Ёся, какая книга интересная? Не любая ведь. А только та, в которой есть судьба и любовь. Ну, а у нас так получается, чуть ли не на каждой странице будет и судьба, и любовь, и… что ещё? Вот – счастье! Точно, как же без счастья-то? Без счастья нельзя…».

Мысли Осипа прервал дверной звонок.

– А вот и наши влюблённые! – улыбнулся Дед.

Увидев на кухне Брамса, Акробат нахмурился и обратился к сожителю:

– Всё разболтал?

Дед молча развёл руками. Осип Емельянович встал из-за стола и протянул поочерёдно руку Мите и Оле, последней представившись Осипом.

– Это что за выражения такие? – повернувшись к Акробату, недовольно произнёс Брамс. – Что значит «разболтал»? У тебя тайны от меня стали появляться?

– Да нет, Ёся, я… понимаешь… ну это… в общем, извини, опять что-то не то ляпнул.

– Дед, к твоему сведению, не разболтал, а поделился с товарищем радостной новостью. Поздравляю вас, тебя и твою невесту. И желаю вам счастья. Как там говорят в таких случаях? Совет да любовь!

Акробат мгновенно преобразился, он подошёл к Осипу и, обняв его, долго прижимал к себе.

– Спасибо, брат, – шептал он, – спасибо. Извини, что я плохо подумал о тебе. Не знаю, почему, но мне казалось… А ладно! Спасибо, Ёся, ты настоящий друг. И в любви толк понимаешь.

– «Настоящий друг», – иронично передразнил Брамс. – А другу даже не сообщил. Не доверяешь?

– Ну, извини, я… я… в общем, это не доверие, Ёся, честное слово, просто я постеснялся.

Осип рассмеялся:

– И когда же это ты в скромняжку превратился? – Брамс, обращаясь к Ольге, спросил: – Оля, ты что с мужиком сделала?

Оля стояла у порога и улыбалась.

– Ну, проходи, – сказал ей Акробат, – чего ты там встала как вкопанная. Я же тебе говорил, всё будет хорошо.

– Мне надо руки помыть, – смущённо сказала Ольга.

– Ну, так иди, мой, – усмехнулся Митя, – расслабься.

Через несколько минут Ольга угощала мужчин разносолами.

– Я тут с утра супчик гороховый сварила и пельмешек налепила. Варить не стала, отправила в морозилку. Хотела пирожков настряпать, но не успела, Митя торопился. Располагайтесь, сейчас будем обедать.

Брамс, наблюдая за Ольгой, поймал себя на мысли, что именно вот такая женщина и нужна Акробату. И накормит, и приласкает, и, если надо, «воспитает». В ней чувствовался дух той, которая и в избу горящую войдёт, и коня на скаку остановит.

«А что ты хотел, – думал Брамс, – девка, видимо, горя хапнула достаточно, раз наш Акробат говорит, что судьба у неё была трудная. Конечно, их нужно поддержать, помочь им, смотришь, и всё наладится. Митька мечтал обзавестись семьёй, как он говорил, стать «белым человеком» и учить внуков азбуке. Возможно, это время и пришло…».

Пообедав, Осип Емельянович отправился к своей возлюбленной, сегодня он решил идти до конца.

Глава 20. Чего тут калякать? Давай свадьбу стряпать!

Брамс по дороге домой купил букет алых роз. Войдя в квартиру, он не спеша разделся и проследовал на кухню. Дарья, опершись локтями на подоконник, смотрела в окно и что-то напевала себе под нос.

– Здравствуй, дорогая! – тихо произнёс Осип Емельянович. Женщина от неожиданности вздрогнула и обернулась:

– Напугали, Осип Емельянович, как это вы так тихо вошли, я даже не услышала.

Брамс молча протянул цветы и, подойдя вплотную, встал перед ней на одно колено, поцеловав руку и торжественно объявил:

– Дорогая Дарья Андревна, прошу вас стать моей женой.

Повисла довольно продолжительная пауза. Осип не торопил, он прижался к её бёдрам и терпеливо ждал ответа. Наконец, Дарья пришла в себя и тихо сказала:

– Я согласна. Согласна.. но…

Тут Брамс не выдержал, поднялся с колен и, заглядывая в глаза женщине, испуганно спросил:

– Что «но»? Говори же… Что означает это «но»?

– Не пугайтесь, Осип Емельянович, прошу вас…

– Даша, ты мне скажи, ты любишь меня? – голос у Осипа Емельяновича предательски дрожал.

– Да. Я имела в виду… как бы это правильно сказать…

– Правильно – неправильно, ты говори прямо, вместе разберёмся. Ну, не томи!

– Нам нужно дождаться Константина Евсеевича, – выпалила Даша.

– Ты это к чему? – удивлённо спросил Брамс. – Ты собираешься куда-то уезжать?

– Нет, конечно, – улыбнулась Дарья, – но хотелось бы получить его согласие на наш брак.

– Это ещё зачем? – вытянул лицо Осип Емельянович.

– Ну, как это говорится, получить благословение, что ли…

– Смешная ты, Дашка, – рассмеялся Брамс. – Благословляют обычно молодых их родители, принимая выбор своих детей. А Константин Евсеевич твой ровесник…

– Это не имеет никакого значения! – перебила Дарья. – Для меня этот человек как отец родной. Можно даже сказать, это мой второй отец. И возраст здесь абсолютно не важен, Константин Евсеевич столько сделал мне в этой жизни добра, что мне не хотелось бы без него, то есть без его напутствия, присутствия выйти замуж. Надеюсь, вы меня понимаете, Осип Емельянович?

– Да понимаю! – Брамс обнял Дарью и поцеловал её в губы. – Я не возражаю, пусть будет так.

– Спасибо, – Дарья опустила глаза, – тем более, он вас уважает, вы солидный человек, писатель…

– С писателем, Даша, всё не так просто! – тяжело вздохнул Осип. – Я должен тебе признаться… В общем, Дашенька, никакой я не писатель. Самозванец я. И даже не знаю, чем всё это закончиться.

– Вы шутите? – всплеснула руками Дарья. – Нет-нет-нет! Скажите, что вы пошутили.

– Сказать-то я могу, но я не могу тебе врать. Я предложил тебе создать семью, и не хочу, чтобы она начинала свою историю со лжи.

– Я не верю своим ушам! – воскликнула Дарья. – А как же всё это? – она раскинула в стороны руки и кивнула на стены, на дверь. – Зачем он поселил вас в свою квартиру? Как такое могло случиться?

– По ошибке, – уныло улыбнулся Брамс.

Осипу Емельяновичу пришлось рассказать возлюбленной всё в подробностях. Она слушала его, разинув рот. В конце рассказа покачала головой и сказала:

– Ну, и ничего страшного. Моя мама говорила, взялся за гуж, не говори, что не дюж. Не боги горшки обжигают. У вас впереди ещё очень много времени. Напишете вы свой роман со счастливым концом. Да такой, что читатели будут им зачитываться. А я вам помогу в этом деле.

– Каким образом? – пришло время изумиться Брамсу.

– Вы знаете, кем я работала в Ростове-на-Дону? – ухмыльнулась Дарья Андреевна.

– Ты никогда об этом не рассказывала, – пожал плечами Осип Емельянович, – но хотелось бы узнать.

– Как ваша дочь, учительницей русского языка и литературы!

– Ёпрст! – ахнул Брамс. – Как же так? И не жалеешь? С таким образованием пойти в домработницы…

– С каким таким? – криво усмехнулась Дарья. – Что оно мне дало это образование, кроме головной боли? Это раньше учитель был и для учеников, и их родителей, и даже для соседей, словно инопланетянин, святой человек. А сейчас что? Я вспоминаю свою работу, как страшный сон. Вместо того, чтобы заниматься с детьми, имею в виду, вне уроков, постоянно строчишь всякие дебильные отчёты, и самое главное, все понимают, что они никому не нужны, что это просто формальность, но не сдашь вовремя бумажки, затаскают, засыплют выговорами, ещё и рублём накажут. Я даже дома была вынуждена каждый день «работать». Когда я поступала в «пед», думала, что изменю этот мир. А когда начала работать, поняла, что это мир меня меняет, причём не в лучшую сторону. Выяснилось, что мы теперь не учим, а оказываем образовательные услуги. А раз оказываешь услуги, будь добра выслушивать претензии от заказчика этих услуг. Я всё понимаю: учитель готов нести ответственность за качество своей работы, только вот качество определяется не успеваемостью твоих подопечных, а умением составлять отчёты и способностью сдавать их вовремя. Иными словами, работая учителем, я прошла через немыслимые унижения, оскорбления, угрозы от неадекватных родителей. Представляете, приходит ко мне папа моего ученика, с золотыми зубами, на бычьей шее висит полукилограммовая «златая цепь», – язвительно произнесла Дарья, – все руки в перстнях, и говорит мне: «Слышь, училка, ещё раз моему сыну поставишь «пару», выловлю после работы, остригу на лысо, я всё сказал». И ушёл. И что мне делать? Рисковать? Идти на принцип? А зачем? Ради чего? Мне своего сына поднимать нужно, а я буду за каких-то оболтусов подставляться. Да на, жри, обожрись своими «пятёрками». Я принципиально не стала ставить ученику даже четвёрки. Встретила как-то на улице его папашу, он меня благодарит и протягивает бутылку коньяка, мол, в знак благодарности. Ну, не дурак ли? Как будто фальшивые «пятёрки» твоему ребёнку ума добавят. В общем, собралась я, Осип Емельянович, да и переехала в столицу. Чем я тут только поначалу не занималась, и уборщицей работала, и цветы продавала, одно время в супермаркете даже грузчиком работала. А потом судьба свела меня с Константином Евсеевичем.

– И слава богу, – Осип Емельянович обнял женщину и прижал к себе, – что ни делается, всё к лучшему. Я думаю, судьба твоя неглупая тётка. Сначала с Фарбергом свела, теперь вот со мной…

– Это вы сейчас сами себе комплимент отпустили? – весело рассмеялась Дарья.

– Сам себя не похвалишь.., – улыбнулся Брамс и спросил: – Не боишься выходить за меня замуж?

– А чего уж теперь бояться, уже дала согласие, – Дарья взъерошила мужчине волосы. – Поздно уже бояться. Да и возраст у меня замечательный. А знаете почему?

– В смысле… там это… «баба ягодка опять»? – смутился Осип Емельянович.

– Это банально, – махнула рукой Дарья, – во-первых, мне ещё до «ягодки» нужно дожить, а во-вторых, я по другому отношусь к своему возрасту: когда женщине за сорок, ей можно всё, но уже ничего не страшно.

– И то верно! – согласился Брамс и продолжил: – А ты шалунья, Даша, – он шутливо погрозил ей пальцем.

– Точно-точно, – закивала женщина, – погодите, Осип Емельянович, вот выйду замуж, тогда увидите эту шалунью.

– Ой-ой-ой! – Брамс схватился за голову. – Уже боюсь, поджилки трясутся.

Влюблённые крепко обнялись и застыли в продолжительном поцелуе.

Глава 21. Смерть не спросит, придет да скосит.

На следующий день рано утром Брамса разбудили мурманчане, соседи дочери, организовавшие люксовские роды своей собаке.

– Принимай поздравления, Осип Емельянович!

Сердце Брамса ёкнуло и сжалось.

– Ну, говорите! – едва не выкрикнул он.

– С внуком вас, уважаемый. Четыре килограмма – богатырь! Мы уже отмечаем! Так что приступайте.

– Спасибо, ребята! – Брамс почувствовал как по щеке скатилась слеза.

Та самая – сладкая. Такая радость охватила всё сознание новоиспечённого деда, что хотелось выйти на балкон и объявить о своём счастье всему свету. Люди по разному воспринимают такие новости: одни не сразу осознают, что произошло, других охватывает странное чувство неизвестности, третьи готовы прыгать от радости и весело кричать. Осип Емельянович относился к третьему типу. Однако из этого состояния скоро пришлось выходить. Через несколько минут после первого звонка раздался второй, номер неизвестный, Брамс даже сначала не хотел поднимать трубку, но что-то ему подсказало: «Нужно поднять».

– Алё, Ёся, это ты? – раздался в трубке встревоженный голос Акробата.

– Да я, конечно, если мне звонишь, – буркнул Осип Емельянович и удивлённо спросил: – А что это у тебя за телефон, себе отдельный купил?

– Нет, я взял у приятеля, телефон у деда сел, а я не могу на него зарядку найти. Ну, вот пришлось по памяти набирать, уже два раза нарвался на незнакомых людей – послали сам знаешь куда. Ну, хорошо хоть дозвонился. Тут это… в общем… беда у нас…

– Что там опять такое? – вздрогнул Брамс.

– Дед боты надул…

– Чего? – вскрикнул Осип Емельянович.

– Умер Дед, – печально произнёс Митя.

– Как? – растерялся Брамс и переспросил: – Как умер?

– Ну, как умирают, – ответил Акробат, – вчера всё было нормально, мы с ним вечером в картишки перебросились, ни на что не жаловался, а утром бужу на завтрак, а он холодный.

– Где он сейчас? – спросил Брамс.

– Да у себя в кровати лежит, рядом Трисон скулит, мы тут вызвали, кого надо, сказали, что сейчас приедут. Знакомый говорит, нужно ехать договариваться насчёт похорон, у него же прописки здесь нет. Ёсь, копия паспорта его нужна, сделаешь?

– Конечно, сделаю. Ладно, жди, – Осип тяжело вздохнул, – сейчас заеду.

В этот момент щёлкнул замок на входной двери, и в квартиру вошла Дарья.

– Как спалось, Осип Емельянович?

– Спалось хорошо, – вяло улыбнулся Брамс, – да вот просыпается как-то не очень. Хотя есть и приятные новости, и плохие.

– Начните с приятных, может, о плохих и забудете, – подмигнула Дарья.

– Такое не забывается, мне нужно срочно ехать. Но всё же начну с хорошей: внук у меня родился.

– Боже мой! – всплеснула руками Дарья. – Поздравляю! – она подошла к Осипу и, звонко поцеловав его в щёку, спросила: – С мамой всё хорошо?

– Да, там, на Севере, всё отлично, звонили соседи, сказали, что никаких проблем не было. Зато здесь, в столице, проблема нарисовалась совсем внезапно и некстати. Товарищ мой умер.

– Надо же, в один день! – ахнула Дарья. – И сколько же ему лет?

– Под семьдесят.

– А отчего?

– Не знаю, – пожал плечами, – сожитель его сказал, что с вечера всё было хорошо, а утром обнаружил его в постели мёртвым.

– Хоть и нельзя так говорить, – вздохнула Дарья, – но это хорошая смерть. Господи, прости мою душу грешную, – перекрестилась она.

– Даша, я сейчас поеду к ним, нужно будет в морг ехать, договариваться о похоронах, у него вдобавок ко всему ещё и прописки нет. Поможешь мне?

– Конечно, – закивала Дарья, – говорите, что нужно делать.

– Ты сканером, принтером умеешь пользоваться? – спросил Брамс и заметил на лице Дарьи недоумение.

– Осип Емельянович, – покачала она головой, – ну, конечно, могу. Работать у Константина Евсеевича и не уметь всем этим пользоваться, это всё равно, если повар не умеет картошку в мундире сварить.

– Ну, и прекрасно, – потёр руками Брамс, – я сейчас пришлю Колю, распечатаешь копию паспорта, и пусть мухой везёт обратно, я на связи. А лучше сделай на всякий случай три-четыре копии. Бюрократия она такая непредсказуемая. Ты тут не суетись сегодня, отдыхай. Копии сделаешь, и иди домой.

– Нет-нет, Осип Емельянович, я дождусь вас. Всё-таки у вас, несмотря на трагическое происшествие, ещё одно событие сегодня произошло.

– Да, – уныло произнёс Брамс, – прямо классика: жизнь и смерть ходят всегда рядом. В одном месте человек родился, в другом – умер.

– Зато никогда не забудете дату смерти своего товарища.

– Верно, – согласился Осип Емельянович и набрал номер телефон водителя.

* * *

Агент бюро ритуальных услуг опередил Брамса на целых полчаса.

– Вот его родственник, – Акробат кивнул в сторону вошедшего Осипа Емельяновича, – договаривайся с ним.

– Добрый день, – поприветствовал агент Брамса.

– Да уж, – ядовито усмехнулся Осип. – Ты точно в ритуальных услугах работаешь? Или новичок?

– Точно, – виновато произнёс агент, – но вы правы, недавно.

– Заметно, – буркнул Брамс. – У людей близкий человек умер, а ты ляпаешь «добрый день». Может, ещё и в могилу провожаешь покойника с пожеланием тому счастливого пути? Не?

– Извините, – тихо произнёс «агент смерти», именно такое прозвище придумал ему Осип Емельянович. – Вырвалось… я… понимаете…

– Проехали, – перебил Осип Емельянович. – Ну, что, товарищ агент, будем договариваться? Решишь все вопросы? – с ударением на слово «все» спросил Брамс.

– Не сомневайтесь, – заверил молодой человек, – если у меня что-то не будет получаться, опытные товарищи нам помогут.

Агент внимательно выслушал все просьбы и пожелания клиента, договорились о цене, авансе. Брамс дождался, когда Деда увезли в морг и отправился домой.

Там его ждала Дарья.

– Всё порешали? – спросила она.

– Да, спасибо, Дашуля, за помощь. Правда, чуть не заартачились, копия пасопрта им не понравилась, дескать, почему не чёрно-белая, но уговорил, взяли и цветную.

– Когда похороны? – голос Дарьи показался Брамсу необычным.

– Это только завтра будет известно. Там сам чёрт голову сломит с этими похоронами, легче семь раз родиться, чем один раз умереть. Не всё так просто. Я поручил агенту, он всё организует. А ты чего не идёшь домой?

– Не хочу оставлять вас в такой трудный момент, хуже нет, когда душа находится в состоянии смятенности: и радостная новость, и печальная. Давайте побудем вместе.

– Да я только рад, – Брамс обнял Дарью, – оставайся у меня уже насовсем, зачем тебе ходить туда-сюда.

– Нет, – замотала головой Дарья, – эта квартира для меня – только работа.

– Понял! – ответил Брамс. – Тогда, может, я к тебе.

– Только не сегодня, – грустно ответила Даша. – Давайте всю эту информацию переварим, похороним вашего товарища, а потом решим, как нам быть. Честно признаюсь вам, Осип Емельянович, устала я жить одна, чувствую, как превращаюсь в волчицу.

– Волк нужен? Вот он я, – Брамс ударил себя кулаком в грудь и, шутя, произнёс: – Герой.

– Мужчине героем легко стать! – уныло улыбнулась Дарья.

– Это ещё почему? – удивился Осип Емельянович.

– Ну, как почему? Чтобы женщину оценили, та должна и коня на скаку остановить, и по избе горящей походить, а мужчина в выходной квартиру пропылесосил, на восьмое марта посуду помыл, и всё – герой Советского Союза, ну, на крайний случай, Дартаньян. А если ещё и борща сварит, так и вовсе мавзолей нужно ставить.

– Ты на что намекаешь? – усмехнулся Осип Емельянович. – На то, что Владимир Ильич варил Надежде Константиновне борщ?

– Ну, конечно…

– Да ну тебя, Дашка, – махнул рукой Брамс, – слушай, ты не обидишься, если я пропущу пару рюмочек.

– А почему я должна обижаться, у вас сегодня праздник…

– …и траур, – добавил Осип Емельянович, открывая бутылку водки.

– Сначала за новорожденного! Как назвали?

– Осипом! – гордо ответил Брамс и добавил: – Осип Валерьевич.

– А фамилия?

– Не знаю, – ответил Осип Емельянович, – фамилию, наверное, мужа возьмут. У него красивая фамилия – Серов.

– У вас в семье прямо одни композиторы и художники.

– Точно, – Брамс поднял рюмку – ну, за жизнь, за здоровье маленького Ёси!

После нескольких тостов за здравие, Брамс выпил за упокой Деда и, попрощавшись с Дашей, ушёл спать. Он не мог даже догадаться, какой неожиданный и одновременно печальный сюрприз приготовил ему завтрашний день.

* * *

Дарья утром следующего дня прямо с порога заявила:

– На похороны Деда Акына едем вместе.

Осип Емельянович неожиданно обнаружил, что глаза у Дарьи опухшие.

– Что случилось, Дашенька, – взволнованно спросил Брамс, – ты плакала?

– Не удержалась, – призналась Даша, – хотя и знала, что проснусь опухшей. Я не стала вам вчера портить праздник, но ваш Дед – это мой отец, Акунин Андрей Михайлович.

Осип Емельянович оцепенел. После продолжительной паузы, он, наконец, выдавил:

– Погоди, так ты узнала об этом вчера?

– Да, – кивнула Дарья, – когда паспорт сканировала. А вы думаете, откуда у него прозвище Дед Акын. Акунины мы. Это ведь и моя девичья фамилия. Жаль, что мы не, встретились с ним раньше. Хоть бы денёк поговорить, – на глазах женщины выступили слёзы.

– Невероятно, как же ты сдержалась вчера?

– А что бы я изменила? – тоскливо усмехнулась Дарья.

– Ты знаешь, Даша, а ведь он был здесь, в этой квартире, мы как-то вместе с ним заезжали. Кто же мог подумать? Боже мой, разве так бывает? Но как ты вчера… послушай, мне даже теперь неудобно перед тобой…

– Вот поэтому я вчера и не стала ничего говорить, чтобы не ставить вас в неудобное положение. У человека праздник, внук родился, а тут я со своими слезами.

Брамс был потрясён поступком своей будущей супруги, и теперь испытывал чувство неловкости и стыда. И в то же время он был восхищён её непостижимым уму самообладанием.

«Да, – самозабвенно думал он, – эта и впрямь и коня на скаку остановит, и в избу горящую войдёт. Дашенька, милая, прости меня, старого дурака, как же я вчера не догадался, а всё из-за того, Ёся, что ты дальше своего носа не видишь. Заглянул бы в глаза поглубже и увидел бы в них горе. А ты давай тосты двигать «за жизнь», «за здравие». Фу, какая бестактность! Стыдно-то как! Впрочем, не надо теперь заниматься самобичеванием. Ну, не знал я, не знал! Да если бы знать заранее, эх… такую бы встречу им закатил. Как странно складывается жизнь. Наверное, такое может быть только в книгах да кино. Ну, разве мог я подумать, что когда-то влюблюсь в дочку деда. Да и сколько раз он говорил, что где-то живёт его дочка Даша. Ну, почему у тебе в голове ничего не всколыхнулось, когда ты услышал имя женщины – Дарья Андреевна. А ещё говорят, у каждого человека есть интуиция. И вот где она была твоя интуиция? А ведь он даже в квартире побывал, они в любой момент могли здесь встретиться. Но, увы, встретились только после смерти. С ума сойти, Андрей Михайлович – мой тесть? Выходит так. Прямо передача «Очевидное – невероятное». Судьба! Стоп, а что с Трисоном? Нужно предупредить Акробата…».

Осип Емельянович набрал номер Мити.

– Трисона никуда не давай, я заберу его себе, – выпалил он, в телефоне образовалась длительная пауза. – Алё! Алё! Ты слышишь меня?

– Слышу-слышу, – уныло ответил Акробат. – Где ты раньше был? Почему молчал?

– А что с ним? – испуганно закричал в трубку Брамс. – Что ты с ним сделал?

– Ёся, ну ты чего так орёшь? – возмутился Митя. – Словно я его съел. Я же работаю, кто с ним гулять будет? Ну, я и отдал хорошему человеку.

– Какому человеку? Кто такой?

– Да водила на фуре, разгружался у нас сегодня, а я взял пса собой на работу. Пока машина разгружалась, водитель с ним игрался, потом спрашивает: а можно я его с собой возьму. Ну, я и отдал.

– А откуда он? Машина откуда?

– Я не помню, Ёсь, но узнаю, – пообещал Акробат.

– Выясни, только не тяни, – приказал Брамс.

– Сейчас сделаем!

Дарья, догадалась, что речь идёт о собаке её отца. Она ловила каждое слово Осипа, и, когда тот положил трубку, спросила:

– Пропала папина собака?

– Не пропала, Митя отдал её иногороднему водителю. Не переживай, выясним.

– Ты думаешь, так легко будет забрать у человека собаку? – усомнилась Дарья. – Пока мы их найдём, они уже сблизятся. Захочет ли собака идти к новым хозяевам?

– Я как-то даже об этом не подумал, – грустно сказал Осип Емельянович. – Ладно, давай не будем пороть горячку. Попробуем выйти на этого водителя и поговорим. Хорошо?

– Хорошо! – кивнула Дарья и добавила: – Спасибо вам, Осип Емельянович.

– Послушай, Дашь, – задумчиво сказал Брамс, – может, ты уже перестанешь мне «выкать». Мы с тобой считай уже муж и жена, а ты мне всё «вы» да «вы».

– Как-то непривычно, – повела плечами женщина. – И как мне… вас называть? Просто Осип?

– Друзья зовут меня Ёся, некоторые Ося, ну, хочешь, просто называй Осипом. Но, согласись, на «вы» и по имени-отчеству уже как-то не в тему.

– Буду исправляться.

Глава 22. Доброе дело питает и душу и тело.

После похорон тестя Брамс перебрался к Дарье. В квартиру Фарберга он стал ходить теперь как на работу. Иногда бывал и в офисе. Там, спустя некоторое время, к нему в кабинет постучался сын Пашка.

– Позвольте, Осип Емельянович? – осторожно спросил он.

– Заходи-заходи, товарищ Морозов! – ответил Брамс.

– Ну, зачем ты так, пап? – обиженно произнёс Павел. – Я пришёл сказать, что я всё вернул. Теперь я Брамс Павел Осипович. Можешь поздравить!

– С чем? – нахмурил брови отец. – Праздник нашёл. Это твои отчество и фамилия с рождения. С чем поздравлять? Ну, если только с возвращением части мозга.

– Почему части-то? – выпятил нижнюю губу сын.

– Ну, мозг восстанавливается медленно, а пока ты жил под чужой фамилией, он успел подсохнуть. Понимаешь?

– Ты теперь всю жизнь будешь меня корить? – едва не расплакался сын. – Ну, признаю, ошибся, подло поступил, прости уже… пожалуйста.

Осип Емельянович взглянул на Пашку и вспомнил его маленьким шалуном. Отцовские чувства внезапно всколыхнулись в душе, он подошёл к сыну обнял его и тихо прошептал:

– Я рад, сынок, что всё стало на своё место. Ладно, забыли. Будем считать это ошибкой молодости. Но у меня есть просьба, пообещай. что выполнишь её.

– Обещаю, – смахнув слезу, выпалил Павел, – слушаю.

– Никогда мать не упрекай и не обвиняй в том, что она подбила тебя на этот поступок. Возможно, она и сама потом жалела. И даже, если не жалела, всё равно не упрекай. Пусть это уйдёт в прошлое и не возвращается.

– Хорошо, обещаю, – заверил сын и вдруг неожиданно спросил: – пап, а ты уже домой не вернёшься?

Подумав несколько минут, Брамс сказал:

– Нет, сын, теперь это не имеет смысла, я полюбил другую женщину, может, и мама кого-то полюбит, я желаю ей счастья, будет нужна помощь, всегда помогу. Береги мать, не отдаляйся от неё. Поверь мне, сынок, доброта творит чудеса. Знаешь, как наши предки раньше говорили? «Доброе слово дом построит, злое слово дом разрушит». Так вот не разрушай свой семейный очаг. Мама есть мама, как и папа есть папа. Нужно просто настроить себя на новый лад, на новую жизнь – жизнь в любви, добре и согласии.

Однажды вечером, в дверь к Фарбергу позвонили. Осип Емельянович задержался за компьютером допоздна. Взглянув в дверной глазок, он не сразу сообразил, кто стоит за дверью, и на всякий случай спросил:

– Кто там?

– Да я это, я! – раздался знакомый голос за дверью. – Вернее, мы.

Брамс отворил дверь и впал в столбняк – на лестничной площадке стояли Митя и Ольга, державшая в руках Трисона.

– Вот принимай, Ёся, вернулся блудный сын: Трисон Акыныч.

– А как это… где он был всё это время? – Осип Емельянович с трудом подбирал нужные слова.

– Ты не поверишь, Ёся…

– Ёлы-палы, что же вы стоите на пороге, входите, – предложил Брамс и погладил пса.

Переступив через порог, Акробат продолжил свой рассказ:

– …так вот, оказывается, наш Трисон всё это время жил в машине у этого кубанского казака. Из Краснодара он. А сегодня ночью он ночевал у нас на территории. Пошёл ночью тусануться по Москве, и вот результат, Акробат кивнул в сторону Трисона.

– Так ты что, украл его, что ли? – вздёрнул брови Осип Емельянович.

– Ну, ты чё, Ёся? – ухмыльнулся Митя. – Как можно украсть то, что принадлежит тебе. У нас даже свидетели менты есть, что это наша собака. Помнишь, как Деда повязали?

– Ох, Митя, с тобой не соскучишься! – улыбнулся Осип. – Но я тебе скажу, всё ты правильно сделал, представляю, как сейчас моя Даша обрадуется. У неё же ничего от отца не осталось, а тут живое существо, спасённое её батьткой.

– Ну, вот, видишь! Ладно, Ёся, не будем тебя отвлекать, поехали мы по своим делам. У меня сегодня выходной, вот решили в кино с Ольгой сходить.

– Отлично, – похвалил Брамс и, обратившись к спутнице Акробата, спросил: – не обижает вас Дмитрий?

Женщина густо покраснела и опустила глаза.

– Чего это ты к ней на «вы» обращаешься? – удивлённо спросил Акробат и рассмеялся. – Смутил девку. Ты её ещё по имени отчеству назови.

– Назвал бы, – кивнул Брамс, да не знаю.

– Ольга Альбертовна она, – гордо произнёс Митя так, словно он сам был внуком Альберта Эйнштейна.

– Очень красивое имя, – сказал Осип Емельянович, – ну, а по чайку? И к чаю кое-что имеется?

– Нет, Ёся, спасибо тебе, брат, но мы пойдём. Пока.

Проводив гостей, Осип сел рядом с собакой, обнял её и стал успокаивать:

– Ты не переживай, Трисон, здесь тебе будет хорошо! Вот увидишь. Теперь твоей хозяйкой будет дочь Деда Акына. Ты его помнишь?

Пёс, услышав имя своего прежнего хозяина приподнял ухо и внимательно посмотрел в глаза собеседнику, мол, не заливает ли товарищ.

– Не веришь? – словно читая мысли, спросил Осип Емельянович. – Сейчас познакомлю.

Брамс позвонил Дарье и загадочно сказал:

– Дашенька, тут к тебе гости пришли.

– Кто такие? – удивлённо спросила Дарья.

– Ни за что не отгадаешь!

– Разыгрываешь? – насмешливо предположила Дарья.

– Нет-нет, иди скорее сюда, тебя ждут.

Через несколько минут запыхавшаяся Дарья вбежала в квартиру.

– Ну, не дай бог обманул… Где гость? Кто такой?

– Загляни в ванную, – предложил Брамс.

Дарья отворила дверь, на неё во все глаза смотрел пёс, которого она никогда не видела, но в глазах которого было что-то тёплое и родное. Через мгновение тот завилял хвостом и, сев перед женщиной, протянул ей лапу. Даша от неожиданности растерялась.

– Это он? Трисон? – спросила она дрожащим голосом.

– Он-он! – радостно ответил Осип Емельянович. – Митя нашёл и привёл его сюда. Сколько раз я тебе рассказывал: вот эту собаку твой отец спас от верной гибели. Ты прямая наследница. А потому собака тебе принадлежит по праву. Правильно я говорю, Трисон?

Пёс радостно тявкнул и смело развалился перед Дарьей, вывалив язык. Собака поняла, что попала к своим.

Глава 23. Без секса жить – только небо коптить.

«Любовь, женитьба, собака, внук, сын – всё это прекрасно, – рассуждал Осип Емельянович, с грустью поглядывая на календарь, – а роман где? Где роман, я тебя спрашиваю? Где счастливый конец?».

Дарья придумала план и предложила Брамсу для начала подробно изложить всю историю о том, как он неожиданно стал писателем.

– Да-да, – настаивала она, – сначала пишем живую, то есть настоящую историю, а потом будем думать, как всё это обыграть и создать художественное произведение. Но я не хочу быть твоим соавтором, назовём меня литературным редактором. Писать будешь сам.

Каждый день Осип Емельянович старательно писал свои воспоминания. Дарья его подбадривала:

– Наши предки говорили: «Коли мять лен, так уж доминать». Поздно, товарищ писатель, отступать.

– Это уж точно, – соглашался Брамс и продолжал усердно работать.

«Если бы не Дашка, – с упоением думал он, – я бы давно опустил руки. Когда я в молодости слушал песню «Ах, какая женщина!», это пелось о ней, о моей любимой Дарье…».

Иногда влюблённые отвлекались на взрослые игры. И что больше всего нравилось Осипу, так то, что инициатива частенько происходила от возлюбленной, это обстоятельство возбуждало его невероятно.

В прошлой жизни обычно Брамсу приходилось надоедливо и неотвязно упрашивать жену исполнить свой супружеский долг. В первые годы совместной жизни ему казалось, что Татьяна просто стесняется и считает занятие сексом чем-то постыдным. Но постепенно Осип понял, что стеснительность здесь ни при чём. Он прочитал горы литературы на эту тему и даже втайне от жены посетил сексолога. Однажды он было заикнулся сходить к доктору вместе, но жена рассмеялась и покрутила пальцем у виска.

– Ты совсем спятил? Деньги некуда девать? – Скривилась она. – Так отдай мне, я себе платье куплю.

– У тебя, что платьев мало? – нахмурился муж.

– Да, мало! – ответила жена и добавила: – Платьев много не бывает.

– Но…

– А у тебя, что не стоит? – перебила жена. – Зачем тебе сексолог? Ты ещё как арабский жеребец, о-го-го! Тоже мне придумал, опозорить меня хочешь?

– Ну, что ты такое говоришь, Таня? – тяжело вздыхая, недоумевал Осип. – Как это может тебя опозорить? Ну, пришла супружеская пара проконсультироваться, и что тут такого позорного?

– А какая тебе консультация нужна? – искренне не понимала жена. – Тебя что-то не устраивает? Скажи, что? Давай этот вопрос сядем и обсудим. Зачем нам в этом деле нужен кто-то третий?

– Хорошо, – соглашался Осип, – давай обсудим.

Обсуждение всегда заканчивалось слезами, обвинениями мужа в извращённости и ещё более длительной паузой в ожидании секса.

Именно потому Брамс, в конце концов, и решился сам посетить сексолога.

– Понимаете, доктор, – начал он свой оголённый до предела рассказ, – живем мы с женой почти двенадцать лет. И всё это время существует проблема, с которой я пришёл к вам. С одной стороны, это и проблемой как-то трудно назвать, но… Понимаете, жена моя изумительная хозяйка, очень красивая женщина, отличная мать, у нас двое детей. Прекрасно одевается, весьма искусно и в меру пользуется косметикой. Я, конечно, не подарок и имею вредные привычки, курю, выпиваю, правда, не злоупотребляю алкоголем. После работы иногда бываю раздражителен, могу сорваться, но всегда признаю свои ошибки и охотно иду на перемирие. Иными словами, живём словно несём какую-то повинность. Я финансирую семью, она создаёт нам всем комфорт. Кто-то спросит, что ещё тебе нужно, живи, мол, и лови кайф. Но кайфа как раз и не получается. Я ощущаю всем своим существом, что моя жена не хочет меня как мужчину. Нет, секс, конечно, есть, но… Как это говорится, трах-бах, и разбежались. Если называть вещи своими именам, то наши сексуальные отношения больше похожи на онанизм… А как ещё назвать обыкновенный скоротечный бездушный секс? Причём, я хочу её всегда, а она меня – никогда. Пытался говорить с ней – бесполезно. Почему я пришёл к вам? Скажу честно, по совести, женщины мне оказывают внимание, но я не хочу изменять жене, люблю её и своих детей, хочу жить в семье. Мне кажется, она не любит меня, хотя к другим женщинам всегда ревнует…

После неоднократного посещения доктора-сексолога Осип испробовал все хитрости, какие только мог. Доктор посоветовал прежде всего поменять устоявшиеся традиции, и внести в интимную жизнь ощущение новизны, непредсказуемости и даже риска. Доктора умеют давать советы, вот только воплощать их в жизнь приходится пациенту, когда рядом нет никаких докторов.

Однажды Брамс решился на эксперимент. Договорился с таксистом, разумеется, за отдельную плату, что тот оставит автомобиль в укромном месте и удалится на пятнадцать-двадцать минут. Осип пообещал водителю, что как он закончит свои дела, включит свет в салоне, что и будет означать окончание процесса.

Процесс так и не окончился, ибо не успел начаться. Как только таксист вышел из салона, Осип обнял жену и поцеловал её в губы. Та вытаращила от изумления глаза.

– Ты чего, – вдруг обнаружив руку мужа в очень интересном месте, – Ёся, прекрати!

– Дорогая, – прошептал супруг, – я хочу тебя.

– Что? – вскрикнула жена. – Прямо здесь?

– Да-да-да, – дрожащим голосом произнёс муж, видимо полагая, что жена уже начала возбуждаться от такого неожиданного поворота, – хочу здесь и сейчас. – Мужчина запустил руку под трусики и коснулся пальцами заветного холмика.

– Убери руки! – закричала жена. – Немедленно!

Осип принял её слова за продолжение игры, и нарисовал в своём воображении картинку игрового сопротивления, но то, что это была не игра, он понял буквально через несколько секунд. Татьяна отворила окно и что есть мочи закричала:

– Помогите! Помогите!

Брамс сообразил, что эксперимент может закончиться печально. Через мгновение со стороны беспокойной пассажирки появился водитель и задал самый глупый вопрос, который когда-либо слышал Осип Емельянович.

– Чем вам помочь, мадам? – спросил он.

– Да она шутит! – испуганно произнёс Брамс. – Поехали!

– Вы уже закончили? – поинтересовался таксист.

И тут до женщины дошло, что мужчины в сговоре. Она выскочила из машины, обложила обоих словами, которые не напишешь даже в романе со счастливым концом, и ушла с гордо поднятой головой.

Машина ещё долго ехала за женщиной, но она так и не присоединилась в тот вечер к мужу. История имела продолжение: незадачливый супруг-экспериментатор лишился интимной близости, как минимум, на два месяца.

«Вообще, как может родиться в голове доктора совет заняться сексом в необычном месте с женщиной, которая остыла к мужчине? – мысленно задавался вопросом Брамс. – Это же дурость несусветная. Если она не хочет им заниматься в привычной обстановке, то тем более она никогда не согласится на эксперимент в туалете ресторана, где-то на диком пляже… Вы ещё посоветуйте забраться в кабину башенного крана или в канализационный колодец…».

И всё же Осип Емельянович, проявив терпение, выждал момент и однажды явился домой с «игрушкой» из секс-шопа.

Продавец советовала:

– Я вас уверяю, ваша супруга будет в диком восторге, и до конца жизни будет благодарить вас за такое смелое предложение.

Восторга жена не проявила, вагинальные шарики какого-то безумца Кегеля выбросила в мусоропровод, мужа обозвала неисправимым извращенцем и предупредила, что, если он не прекратит свои «ужасные домогательства», напишет заявление в милицию и подаст на развод.

После всех попыток разнообразить и сделать супружескую жизнь ярче и привлекательнее Брамс нашёл утешение в алкоголе. А закончилась эта история тем, что, в конце концов, мужчина ушёл из семьи.

Все эти пикантные воспоминания нахлынули на Осипа после того, как он совершенно случайно обнаружил в прикроватной тумбочке Дарьи фаллоимитатор.

«Так вот в чём секрет её сдержанности и непоколебимости, – пронеслось у Брамса в голове, – наверное, это и правильно. Современно мыслящая женщина! А для чего все эти многочисленные интим-магазины? Раньше, когда у нас в стране «секса не было», о таких вещах непринято было даже думать. А к чему такие жертвы? Женщина хочет получать удовольствие, вот она получала…».

Тот вечер Осипу запомнился особо. Из спальни он отправился на кухню. Вот с кем можно экспериментировать. Дарья, несмотря на кажущуюся застенчивость и прохладность, вспыхивала словно охотничья спичка. Для непосвящённых: это та спичка, которую, если охотник зажёг, потушить её уже очень сложно.

Осип обнял Дарью сзади, поцеловал её в шею и нежно коснулся ладонью груди, через шёлковую ткань почувствовал твердеющий и встающий сосок. Возраст не коснулся груди и ягодиц этой очаровательной женщины – упругие и в меру объёмные они словно были созданы для скульптора. Рука Брамса медленно спустилась к низу живота, женщина подалась вперёд, приглашая мужчину действовать боле интенсивно. Осип надавил правой рукой на лобок, а левой стал теребить набухший сосок. Дарья тяжело задышала, словно ей не хватало воздуха, она приподняла халат до пояса. Мужчина вынул из ширинки член и провёл им по ягодицам, женщина вздрогнула и, закусив губу, застонала. Наклонившись вперёд и по-кошачьи выгнув спину, Дарья упёрлась руками в спинку дивана. Осип большим пальцем аккуратно сдвинул в сторону ослепительно белые трусики и принялся медленно скользить членом между ягодиц. Он чувствовал, как изнемогает возлюбленная, её тело жаждало, головка члена стала влажной от смазки. Медлить в такой ситуации уже было нельзя. Осип сначала вошёл только головкой, Дарья застонала ещё громче, облизнула губы и, кусая свою руку, что-то страстно начала нашёптывать. Мужчина чуть вынул член, затем внезапно с силой вошёл полностью. Дарья вскрикнула. Движения их с каждым толчком становились всё быстрее и быстрее, между ног женщины захлюпало, по бёдрам потекла сладострастная жидкость, Осип почувствовал, как где-то в самом основании члена забурлила сперма и стала напористо продвигаться к головке. В этот момент мужчина, не в силах больше сдерживать себя, тоже застонал. Мощная струя вырвалась из члена и заполнила полыхающее лоно, Осип не останавливался, пытаясь вогнать член ещё глубже. Дарья закричала, словно раненая птица, и забилась в ошеломительном оргазме. И мужчина, и женщина испытали головокружительное облегчение и истому. Изнеможённые они, прижавшись друг к другу, упали на диван и долго-долго сидели молча.

Глава 24. Конец – делу венец

Дарья распечатала на принтере так называемые воспоминания внимательно прочитала так называемые воспоминания Осипа Емельяновича и осталась чрезвычайно довольной его работой.

– Ты знаешь, дорогой, а у тебя неплохо получилось, – сказал она и чмокнула его в щёку.

– Даша, а роман? Роман-то о чём писать? Что я скажу Константину Евсеевичу?

– Так вот он твой роман, – Дарья похлопала по рукописи.

– Как? – вздёрнул брови Брамс. – Мои воспоминания?

– Да! – закивала Дарья. – Твои воспоминания. И чем тебе не роман?

– А конец? – разинул рот Осип Емельянович.

– И конец счастливый, – улыбнулась Дарья, – сам посуди: нашёл своих детей, сын вернул фамилию и отчество, дочь родила внука, назвала в честь отца, приятель твой нашёл свою любовь, мы полюбили друг друга, я нашла отца, – Дарья сделала паузу и прокашливавшись в кулак, продолжила: – жалко, конечно, что так поздно, но теперь я имею возможность ухаживать за его могилой, мой сын учится на офицера.

– Зря это он, конечно, – недовольно пробормотал Осип.

– Ну, что поделаешь, – развела руками Дарья и улыбнулась, – говорит, нравится ему военная служба. Пусть служит, может, до генерала дослужится.

– Да, с этим не поспоришь, – согласился Брамс, – тут каждый выбирает, что ему по душе. Хотя, надо признать, армия в последнее время стала другой. Ты знаешь, что теперь некоторые за то, чтобы попасть на службу, готовы платить. Ну, те, кого забраковала призывная комиссия. Надо же, дожили! – усмехнулся Осип Емельянович. То косили от армии через одного, теперь, напротив, рвутся в неё.

– Возвращаются, видимо, те времена, когда парня и за парня не считали, если он не служил в армии, – сказала Дарья. – Я вот горжусь своим сыном.

– И не зря, – подтвердил Брамс, – хороший парень. Мало мы, правда, с ним пообщались, но первое впечатление просто отличное: такой рассудительный, взрослый, глаза умные. Нет, всё правильно он сделал. Чем больше в армии умных офицеров, тем легче служить и солдату.

– Но это ещё не все счастливые события в нашем романе. Извини, в твоём, – поправилась Дарья.

– А что ещё за событие? – насторожился Осип.

– Никогда не отгадаешь! – рассмеялась Дарья.

– Неужели Мишка женится? – решил угадать Брамс.

– Нет, – замахала руками Дарья, – типун тебе на язык, сам же говорил, чтобы рано не женился, пусть сначала училище окончит. В твоём романе и так свадеб хватает.

– Говори, не томи, Дашуль! – умоляюще произнёс Осип.

– Осип, у нас будет ребёнок, – объявила Дарья.

Брамс остолбенел. Наверное, с минуту, он не мог произнести ни единого слова. Затем набрав полные лёгкие воздуха, резко выдохнул и, положив руку на сердце, словно боясь, что он сейчас вырвется из грудной клетки наружу, осторожно спросил:

– У меня будут ребёнок?

– Не у тебя, а у нас, – поправила его Дарья.

– Если ты сейчас скажешь, что ты пошутила, я умру на месте, – сказал Осип и почувствовал, как увлажнились его глаза.

– Да разве такими вещами шутят, Ёся? – Даша подошла к нему и крепко-крепко обняла.

Осип осторожно выбрался из её объятий и вдруг запрыгал, как ребёнок, громко крича: «Ура! Ура! Ура!». Подбежал к Дарье, расцеловал её чуть ли не от макушки до самых пяток, снова стал прыгать. Будущая мать его ребёнка молча стояла и смотрела на ликующего мужчину.

– Всё, дорогая, – заявил Осип, – с сегодняшнего дня всю домашнюю работу я беру на себя.

– А позволь узнать, почему? – спросила Дарья.

– Ты человек уже взрослый, – пояснил Брамс, – тебе перетруждаться нельзя, ребёночка нужно беречь.

– Смешной ты, Осип, – рассмеялась Дарья, – беременная женщина наоборот должна двигаться, а не на диване валяться. Это, кстати, и ребёнку полезно, и роды будут без осложнений.

– Я переживаю, тебе, Дашенька, всё-таки не двадцать лет…

– Нет, вы посмотрите на него, – перебив, Дарья театрально закатила глаза, – он меня уже в старухи записал.

– Ну, при чём тут старуха, – возразил Брамс, – женщину после сорока нужно тщательно оберегать от лишнего напряжения.

– Это тех, кто рожает впервые, – улыбнулась Даша, – а у меня, слава Богу, сыну уже двадцать лет. Так что не переживай, всё будет хорошо.

Брамс снова подошёл к Дарье, обнял её и стал нашёптывать ей на ушко:

– Если бы ты знала, как я тебя люблю, Дашка, вот так люблю, что просто сил нет…

– Я тебя тоже люблю, любимый мой. Спасибо тебе за всё. Спасибо просто за то, что ты есть.

– И тебе спасибо за то, что ты появилась в моей жизни.

– Вот на этом можно роман и закончить, – предложила Даша, – поскольку мы познакомились, полюбили друг друга благодаря Константину Евсеевичу Фарбергу.

Вместо эпилога. Счастье – это любовь и согласие.

Дарья тщательно вычитала всю рукопись, исправила ошибки, кое-где, по согласованию с автором, подправила текст и вынесла вердикт:

– Книга готова, ждём мнение заказчика.

– Ну, а твоё мнение? – обеспокоенно несколько раз спрашивал Брамс у Дарьи.

– Не переживай, Осип, – успокаивала его Даша. – Роман действительно интересный и что самое главное, необычный. Таких книг очень мало.

Перед вылетом в Россию Фарберг попросил выслать ему роман на электронную почту.

– Пока буду лететь, почитаю, – сказал он.

– Хорошо, – взволнованно ответил Брамс. – Только предупреждаю, Константин Евсеевич, форма изложения в нашем романе не совсем обычная. Так что не корите, если…

– Осип, – перебив писателя, рассмеялся Фарберг, – не страхуйся, разберёмся. Я хоть сам и не пишу книги, но в книгах всё-таки разбираюсь. Кстати, вас всех ждёт сюрприз. Пока новость не раскрываю. Передавай там привет Николаю, Дарье, одним словом, всем!

Брамс вложил в письмо файл под названием «Роман со счастливым концом», перекрестился, мысленно скороговоркой прочитал молитву «Отче наш» и нажал кнопку «Отправить». Затем заглянул в папку «Отправленные», убедился, что обратной дороги уже нет и тихо сказал: «Ну, с Богом!».

В аэропорту Константина Евсеевича встречали Брамс и Николай, босс больше никому не сообщил о дате своего возвращения из Америки.

Осип Емельянович с замиранием сердца ожидал своего главного читателя. В момент, когда Фарберг вошел в зал ожидания, Брамс едва не потерял сознание. Каково же было его удивление, когда заказчик подошёл к нему радостный и, обняв писателя, громко объявил:

– Осип, ты гений! Я не ошибся! Вот это ты завернул, так завернул. Даже не ожидал. Это просто шедевр! Рад, очень рад, спасибо тебе, ты – талантище. Не поверишь, читал на одном дыхании, а некоторые главы даже перечитывал по несколько раз. Ты молодец, что включил в роман и Дарью, и Николая, и… в общем, всё в тему. Мои знакомые будут читать и думать, что всё так и было, что в книге нет никакой выдумки. Именно этого я и добивался. И меня в романе не так уж много, но сказать, что я там не в тему, не скажешь. Всё в меру. Ты чётко уловил мои пожелания. Ещё раз спасибо.

В этот момент Осип почувствовал, как у него на спине под рубашкой зашевелились крылья.

И только теперь сияющий Брамс заметил рядом с боссом девушку.

– Знакомьтесь, – сказал Константин Евсеевич, – это Юля, моя будущая жена. Надо в наш роман ещё одну главу вставить, дополнить конец ещё одним счастьем. Как думаешь? – спросил он у Осипа.

– Вставим, – восторженно ответил ликующий прозаик, – надо значит надо.

– Прекрасно, – улыбнулся Фарберг и, предложив Осипу сесть на переднее сиденье, добавил: – мы с Юлей поворкуем сзади.

Вечером того же дня Константин Евсеевич пригласил домочадцев в ресторан.

– Давайте отметим мой приезд по-семейному, – предложил он, – не люблю суеты. В компании ещё никто не знает, что я вернулся. Завтра начнётся суета сует, вытряхнут весь мозг, а сегодня я хочу побыть с вами. Ну, что мои дорогие друзья, всё, что было намечено, выполнено и даже перевыполнено. Командировкой я полностью доволен, а тем более, вот, нашёл своё счастье, – он поцеловал сидящую рядом Юлю, – моя бывшая секретарш… секретарь, а теперь первый заместитель.

– А может быть, даже и начальник, – пошутила Дарья.

– Не возражаю! – Константин Евсеевич обнял Юлю и чмокнул её в щёчку, девушка покраснела.

Невеста Фарберга вела себя очень скромно, было заметно, что она просто стеснялась своего положения.

«Ну, если стесняется, – сделал вывод писатель, – значит хорошая девушка. Пройдоха уже гнула бы пальцы и всем видом показывала бы присутствующим своё превосходство…».

– Осип, ну расскажи, будь добр, как тебе пришла в голову такая прекрасная идея написать роман как бы от имени бродяги? – неожиданно спросил Фарберг. – Придумка, скажу тебе, получилась мощнейшая. Особенно мне понравилась фамилия героя-писателя. Выглядит звучно. И друзья у него такие прикольные, я смеялся над Акробатом. В жизни, наверное, таких кадров и не встретишь. А вот Деда жалко. Да, кстати, Дарья мне как-то рассказывала, что её отец без вести пропал. Ты из её жизни придумал в романе Деда Акына?

Брамс откашлялся в кулак и, глядя в глаза Фарбергу, сказал:

– Я должен вам сказать, Константин Евсеевич, в нашем романе нет ни одного вымышленного героя…

– Как? – сделал круглые глаза Фарберг. – Ну, а Акробат? Этот Дед Акын…

– Дед Акын – это отец Дарьи.

– Настоящий? – Константин Евсеевич не поверил своим ушам и, обратившись к Дарье, спросил: – Даша, это правда?

– Правда, – кивнула она. – К сожалению, при жизни нам не удалось встретиться.

– Так что получается, это не вымысел, это реальный рассказ из реальной жизни?

– Да. Константин Евсеевич, – подтвердила женщина.

– Ну, ни фига себе! – присвистнул Фарберг от удивления. – А как же Брамс?

– Это я! – Осип постучал себя указательным пальцем в грудь. – Брамс Осип Емельянович.

– У тебя же другая фамилия была, – Фарберг всё никак не мог сообрпазить, что произошло на самом деле. – Если мне не изменяет память, то ли Воскобойников или Воскодельников. Что-то я ничего не могу понять.

– Уважаемый Константин Евсеевич, – набравшись смелости объявил Брамс, – вы всё легко поймёте и сразу во всём разберётесь, если примете к сведению, что всё, что изложено в романе, всё это чистая правда, а не художественный вымысел. Понимаете? То есть этот ваш Воскобойников-Воскодельников, опоздал к вам в тот день на встречу, вы торопились, к тому же назвали меня настоящим именем, я даже не успел вам толком ничего объяснить, ну а потом, как говорится, я решил освоить профессию писателя.

– Ребята, – рассмеялся Фарберг, – мне кажется, вы меня разыгрываете. Разве такое может быть?

– Так вот же оно есть! – улыбнулся Осип и раскинул руки над столом.

– И ты хочешь сказать, что твоя фамилия действительно Брамс? – недоверчиво спросил Константин Евсеевич.

– Да! Могу паспорт показать, – ответил Осип Емельянович.

– А ну покажи! – потребовал Фарберг.

– Вот! – Брамс протянул паспорт.

– Ё-моё, – долго качал головой Константин Евсеевич. – Ну и дела! То есть я правильно понимаю, что вы с Дарьей решили пожениться и хотите получить моё благословение, что у тебя родился внук, а Дарья ждёт от тебя ребёнка? Это всё не выдумка?

– Всё правда!

– И даже пёс Трисон, доставшийся ей в наследство от отца, живёт в квартире Дарьи?

– Да, – кивнул Брамс, – и с ними я тоже там живу.

– Вон оно как! – Фарберг почесал затылок. – Такого поворота я не ожидал. Никак не ожидал.

– Извините, Константин Евсеевич, – виновато произнёс Осип Емельянович, – я не хотел вас обманывать, просто так вышло, понимаете… Ну, я ведь не мог уже без вашего ведома пустить этого Воскобойникова в вашу квартиру. Да и вас не хотелось грузить недоразумениями. Мне показалось, что я справлюсь…

– А ты не оправдывайся, Осип! Здесь нет никакой твоей вины. Да и обмана никакого я не вижу. Ты не должен сокрушаться по этому поводу. Правы те, кто говорит: «Во всяком худе не без добра!». Заказ ты выполнил, причём на «пять с плюсом», за что я тебе очень благодарен. А медлительному товарищу просто не повезло. И правильно ты написал в самой первой главе «кто не успел, тот опоздал». С ума сойти, я был уверен, что это художественный приём такой. Ну, раз так, то у меня к тебе, Осип, просьба: познакомь меня с твоим корешем Митей-Акробатом. Уж больно мне этот человек понравился.

– Да нет проблем, – улыбнулся Брамс.

– Вы знаете, уважаемые друзья, а всё-таки конец у нашего романа будет ещё счастливее, чем вы думаете. Осип, Дарья, вы ждали моего благословения на свадьбу? Да как же я могу быть против. Но! Предлагаю сыграть сразу две свадьбы – и вашу и нашу с Юлей. Как вам идея?

– Удобно ли? – Дарья пришла в такое замешательство, что не знала, куда и глаза девать.

– Ещё как! – громко ответил Фарберг. – Чрезвычайно удобно. Ты, Дарья, до сих пор не поняла, что вы теперь для меня родные люди? Так что погуляем на вашей и нашей свадьбе, – Константин Евсеевич весело рассмеялся и поднял над головой бокал с шампанским.

– Спасибо, – тихо сказала Даша.

– И вот какое я принял решение, – продолжил Фарберг. – Но давайте сначала выпьем. Осип, я поднимаю этот бокал за тебя. Мне глубоко плевать, кем был человек раньше, гораздо важнее кто он сейчас. Так вот я таких людей, как ты, люблю и уважаю – смелых, целеустремлённых, умеющих добиваться своих целей. Ты получил от судьбы шанс и использовал его на все сто. Написал потрясающую книгу, при этом, раньше никогда этим не занимался, ты полюбил прекрасную женщину и готовишься стать отцом. Ты не предал своих друзей по несчастью, остался с ними до конца. Без всякой лести скажу откровенно: Осип, тебя смело можно ставить в пример всяким нытиками и вечно недовольными жизнью, ищущих виновных не в себе, а где-то на стороне. Иными словами, браво, мистер Брамс!

Беспокойство не оправдалось, у Осипа отлегло от сердца, и он с облегчением вздохнул. Однако того, что произошло дальше, не ожидал никто.

– Дорогие Осип и Дарья, – продолжил Фарберг, – спасибо вам за преданность, честность, ваши великодушие и благородство. Я несказанно рад, что вы решили создать семью, родить ребёнка, и я желаю вам счастья, любви и благополучия. Друзья, по такому случаю, примите от меня свадебный подарок – с сегодняшнего дня квартира, в которой Осип три года творил, становится вашей.

Совет вам да любовь! Живите счастливо, мои дорогие.

Март, 2017 г.

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg