«Пиратский клад»

Пиратский клад (fb2) - Пиратский клад 258K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Глеб Николаевич Голубев

Глеб Голубев Пиратский клад

Конечно, заводилой этой удивительной истории, как всегда, оказался Волошин. В конце обеда он вдруг откашлялся так многозначительно, что все в кают-компании притихли и повернулись к нему.

— Хочу напомнить отважным мореплавателям, что наш «Богатырь» приближается к весьма примечательному географическому объекту, — торжественно произнес в наступившей тишине Волошин. — По моим подсчетам, сегодня вечером мы должны пройти всего в нескольких милях от острова Абсит. Я не ошибаюсь, Аркадий Платонович? — обратился он к капитану.

— Да, милях в шести. А что? — насторожился капитан.

— Как что?! — воскликнул Волошин. — Само название острова чего стоит: Абсит. Не знаю, как это поточнее перевести с латыни.

— «Не дай бог!» — подсказал Казимир Павлович Бек.

— Пожалуй. Или: «Пусть не сбудется!», что ли?

— Можно и так, — согласился Казимир Павлович.

Он заведует лабораторией биохимии, но является и редкостным знатоком латыни, потому что, как я однажды с удивлением узнал, давно занимается расшифровкой рукописей Леонардо да Винчи: многие места в них гениальный итальянец нарочно засекретил, опасаясь, как бы его открытия не были использованы во вред людям. Казимир Павлович надеялся, что расшифровка этих заметок поможет подобрать такой состав газовой смеси, чтобы, пользуясь ею, можно было с простым аквалангом нырять хоть на километровую глубину[1].

Потом я узнал, что разные необычные увлечения были почти у каждого из наших ученых, и перестал этому удивляться. Все на «Богатыре» были интересными людьми и большими оригиналами в своем роде.

Но, конечно, Сергей Сергеевич Волошин остается вне конкуренции.

— Веселенькое название, — сказал наш Дед — старший механик. — Вроде как остров Барсакельмес у нас на Арале. В переводе значит: «Пойдешь — не вернешься…» За что же его так окрестили?

— Остров Абсит? — переспросил Волошин. — Ну, это же поистине уникальный пиратский сейф! Здесь запрятано по крайней мере четыре, а может, и семь кладов. Знатоки оценивают их в сто миллионов долларов. Настоящий Остров сокровищ.

Заявив это, Волошин как ни в чем не бывало принялся за компот. Но, разумеется, со всех сторон зашумели:

— Что за клады?

— Расскажите подробнее, Сергей Сергеевич!

Волошин задумчиво повертел в руках стакан с компотом, поставил его на стол, вытер губы пестрым платочком и начал неторопливо, с интонациями опытного рассказчика:

— Кажется, первым открыл этот остров знаменитый королевский пират Френсис Дрейк. Потом и другие «джентльмены удачи» оценили затерянность его в океане, в стороне от морских путей, и нередко заглядывали сюда, чтобы подлатать в укромных бухточках свои потрепанные корабли и припрятать награбленные сокровища. Но, пожалуй, более достоверны сведения о кладах, которые уже позже, в восемнадцатом веке, здесь запрятали пираты Эдвард Роберте, не слишком почтительно прозванный Ситцевым — якобы потому, что отличался редкостной скупостью и щеголял в полосатых штанах из дешевенького ситца, — и Бич Божий, Александр Скотт со своей подружкой Мэри…

— Пираткой?! — не удержавшись, ахнула милая подавальщица Настенька и, страшно смутившись и покраснев, поспешила скрыться в посудной.

— Но самым богатым считается тайник, наполненный баснословными сокровищами уже сравнительно недавно, когда времена пиратов миновали, — продолжал Сергей Сергеевич, проводив ее смеющимся взглядом. — История его довольно необычна. В двадцатых годах прошлого столетия вся Южная Америка, как вы знаете, была охвачена освободительным движением, пришел конец унизительной колониальной зависимости от испанской короны. Одна за другой обретали независимость Мексика, Бразилия, Аргентина, Одним из последних королевских оплотов оставалось так называемое Горное Перу со своей столицей Кито — теперь это Эквадор. В свое время немалая часть богатейших сокровищ, награбленных конкистадорами у древних инков, пошла на украшения пятидесяти семи церквей Кито. Неужели теперь эти ценности попадут в руки «безбожных повстанцев»?! С севера к городу уже приближались войска непобедимого Боливара, с юга — генерала Сан-Мартина. В большой спешке летом 1822 года самые драгоценные украшения церквей и другие сокровища испанцы решили вывезти горными ущельями в ближайший порт Гуаякиль. Караваны мулов доставили сюда золотые слитки, мешки с золотыми дублонами и фамильные драгоценности, распятья, усыпанные крупными бриллиантами, жемчужные ожерелья, платиновые и золотые браслеты с огромными рубинами и изумрудами; сабли и мечи, в эфесы которых были вделаны драгоценные камни. Из городского собора вывезли статую Девы Марии, отлитую из червонного золота. Все это привезли в порт, чтобы поскорее переправить в Испанию. Но увы! В Гуаякиле, как на грех, не оказалось ни одного испанского фрегата…

Волошин рассказал, как с отчаяния кто-то придумал воспользоваться для вывозки сокровищ каким-нибудь чужим кораблем. Выбор пал на стоявшую в гавани американскую шхуну «Пресвятая Дева» капитана Иеремии Бенсона. Был он уже человек немолодой, богомольный, солидный и, по отзывам всех местных купцов, имевших с ним дело, честный. Сокровища погрузили на шхуну, но все-таки капитану не сказали, что это за груз. С выходом в море решили помедлить до утра, надеясь, может быть, что вдруг случится чудо и повстанцы окажутся разбиты или хотя бы появится какой-нибудь королевский военный корабль.

Это промедление оказалось роковым. Разумеется, все на шхуне быстро узнали, какой секретный груз находится на борту. Иеремия Бенсон и его матросы не устояли перед искушением. В самый глухой час, перед рассветом они перебили испанских часовых, обрубили, чтобы не задерживаться ни на минуту, якорный канат и швартовы, подняли все паруса — и шхуна воровским призраком выскользнула из гавани в открытый океан. Напрасно палили ей вслед с причалов опешившие солдаты. Она скрылась за горизонтом, увозя украденные сокровища…

— Можно сказать: дважды украденные, — вставил кто-то на дальнем конце стола.

— Да, получается, «вор у вора дубинку украл».

Волошин кивнул.

— А через несколько часов в гавань вошел королевский фрегат, которого так ждали. Узнав о случившемся, он поспешил пополнить запасы пресной воды и провизии и бросился в погоню за воровской шхуной. Но где ее искать в просторах Великого океана? На шхуне между тем капитан Бенсон тоже ломал голову, куда же теперь деваться с украденным сокровищем. Ведь времена вольного пиратства давно миновали, и по требованию Испании «Пресвятую Деву» могли объявить вне закона; тогда ни одна страна не предоставила бы ей убежища в своих гаванях. Грабителей наверняка бы арестовали и выдали Испании. Капитан Бенсон долго размышлял над картой и решил направиться к уединенному острову Абсит, чтобы пока припрятать там сокровища, а шхуну перегнать куда-нибудь для отвода глаз в другое место подальше и затопить на рифе…

Кают-компания на «Богатыре» огромная, от одного борта до другого, настоящий банкетный зал. Пол покрыт голубым пластиком. Всю стену занимает неплохая копия с картины Айвазовского.

Обеды проходят всегда весьма торжественно и степенно. А тут, слушая Волошина, все и вовсе притихли. Подавальщицы Настенька и Люда старались ходить на цыпочках.

— Так и сделали. По дороге к затерянному в океане островку разделили украденные сокровища, причем, конечно, львиная доля досталась капитану. Бенсон рассчитывал не задерживаться на островке, но дележка помешала. Каждый ведь прятал свою долю украденных сокровищ втайне от других, опасался, что подглядели, начинал перепрятывать… Так что шхуна покинула остров лишь на третий день. И это промедление оказалось роковым! Вскоре после того, как остров скрылся за кормой, «Пресвятая Дева» неожиданно нос к носу столкнулась с отправившимся в погоню за ней испанским фрегатом. Сначала он бросился искать ее вдоль американского побережья. Капитан фрегата останавливал все встречные корабли и расспрашивал, не встречали ли они «Пресвятой Девы». Нет, не встречали. Тогда капитан смекнул, что, видимо, искать беглянку надо в другом месте. Где? Он склонился над картой — и взгляд его приковала одинокая темная точка среди океана. Капитан фрегата решил заглянуть на остров, который назывался столь многозначительно: Абсит — «Не дай бог!». Теперь уйти от преследователей «Пресвятой Деве» не удалось. Ее захватили испанцы. Вся воровская команда была тут же повешена на реях шхуны. Отсрочили казнь только двоим — капитану Бенсону и старшему штурману. Затем испанцы потопили «Пресвятую Деву», и та пошла на дно с повешенными на мачтах моряками. А фрегат поспешил обратно в Гуаякиль, надеясь еще успеть принять участие в боевых операциях. Испанский капитан рассуждал здраво: пока сокровища надежно спрятаны в укромном месте, а потом будет достаточно времени и способов заставить заговорить двух пленников, которые, закованные по рукам и ногам, томились в канатном ящике фрегата.

Я огляделся. Все заслушались Сергея Сергеевича. Задумался, по привычке потирая словно всегда не выбритую щеку, начальник рейса профессор Логинов. С насмешливым выражением на обветренном скуластом лице с хитрыми глазами в узеньких щелочках под лохматыми бровями, — но все-таки внимательно! — слушал вечный спорщик Иван Андреевич Макаров, заведующий лабораторией биофизики. А сидевшая рядом его жена Елена Павловна совсем по-детски приоткрыла рот, подперев голову рукой.

— Ну, дальше начинаются во многом темные события, — продолжал между тем Волошин. — Подплывая к Гуаякилю, роялисты узнали, что опоздали, все побережье уже занято повстанцами, и фрегат повернул на север, к Панаме. Тем временем несчастный штурман не вынес столь долгого заключения в тесном канатном ящике и умер. А капитан Бенсон каким-то чудом сумел будто бы улизнуть от испанцев. Как ему это удалось — осталось тайной. Во всяком случае, Иеремия Бенсон никогда об этом не рассказывал. Двадцать лет он скрывался в маленьком рыбачьем поселке на побережье Ньюфаундленда. Но о зарытом кладе, разумеется, не забыл — терпеливо копил деньги, чтобы снарядить корабль на остров Абсит. Однако он старел, а деньги копились медленно. И Бенсон решил больше не ждать. Узнав, что в соседнем порту некий капитан Бутлер снаряжает бриг в страны Латинской Америки, он попросил взять его пассажиром. За время длинного рейса Бенсон постепенно подружился с капитаном, пригляделся к нему и, выбрав подходящий момент, поведал ему преступную тайну. Он не ошибся в выборе. Бутлер согласился после выгрузки товаров отправиться на остров Абсит за сокровищами, которые они договорились разделить между собой поровну…

История, которую неторопливо, с подробностями очевидца, рассказывал Сергей Сергеевич, становилась все занимательнее. Иеремии Бенсону так и не пришлось воспользоваться краденым богатством. В одном мексиканском порту, куда бриг зашел за водой и продуктами, Бенсон вдруг заболел и через несколько дней умер — при довольно загадочных обстоятельствах, якобы от желтой лихорадки. Но перед смертью он успел нарисовать карту острова, пометив условными значками, где спрятан заветный клад. С этой картой капитан Бутлер, найдя себе нового денежного компаньона — некоего Касселя, поспешил на остров Абсит, забыв, видно, что его название переводится и так: «Пусть не сбудется!..» Что именно там произошло, осталось во многом загадочным. Кажется, два алчных кладоискателя, решили присвоить все сокровища тайком от команды. Они сделали вид, будто приплыли к безлюдному островку, затерянному в океане, совершенно случайно. И раз уж так получилось, решили задержаться тут на несколько дней — пополнить запасы пресной воды, дать команде немножко отдохнуть, а самим поохотиться в джунглях. Отправившись вдвоем на берег, авантюристы отыскали по карте Бенсона пещеру, где были запрятаны сокровища, и стали сюда наведываться каждый день, помаленьку тайком перетаскивая ценности к себе в каюту.

Но долго проделывать это украдкой на корабле, где все друг у друга на виду, конечно, невозможно. Отправившись за очередной порцией сокровищ, пройдохи заметили, что за ними следят, и поспешили запутать следы. Но вечером матросы ворвались к ним в каюту и потребовали честного дележа, дав Бутлеру и его компаньону ночь на размышление.

— Хитрецы, — рассказывал дальше Волошин, — использовали эту ночь для того, чтобы бежать с корабля. Они потихоньку спустили шлюпку, доплыли до берега и скрылись в джунглях. Матросы разделили между собой то, что нашли в капитанской каюте, подняли паруса и отплыли от проклятого острова, оставив беглецов доживать здесь век Робинзонами с богатейшим, но — увы! — совершенно бесполезным в первобытной глуши кладом.

Однако Бутлеру опять удивительно повезло. Побыл он Робинзоном совсем недолго. Всего через месяц к острову в поисках пресной воды и свежей дичины подошла американская китобойная шхуна. Ее случайно завлекла в здешние воды погоня за кашалотами. На берегу моряков поджидал исхудавший человек в лохмотьях. Это был капитан Бутлер. Он рассказал, будто команда его брига взбунтовалась, высадила его на этом пустынном острове, а сама захватила корабль и скрылась. О сокровищах Бутлер, разумеется, не упоминал — как и о том, куда девался его компаньон.

Китобои помогли Бутлеру добраться до родной гавани, где он на те деньги, что выручил за крохи сокровищ, которые смог украдкой, не вызывая подозрения своих спасителей, вывезти с острова в карманах, начал снаряжать новую экспедицию на Абсит.

Но не успел, — сочувственно произнес Сергей Сергеевич и даже вздохнул. — Его свалила болезнь и уже не дала подняться. Перед смертью он рассказал о кладе нескольким своим родственникам и передал им заветную карту. Родственники перессорились, тайна клада сдала постепенно известна многим жителям городка. И карт вдруг уже оказалось несколько, причем все разные. Есть весьма веские подозрения, что путаница началась уже с самого начала: умирающий Иеремия Бенсон, видимо, надул своего компаньона и подсунул ему неверную карту…

— Но ведь вы говорили, будто этот его компаньон — Бутлер, кажется? — нашел клад по карте, которая ему досталась после смерти Иеремии? — услышали мы размеренный голос Аркадия Платоновича и переглянулись: неужели и наш капитан тоже увлекся рассказом Волошина?!

— Есть мнение, что карта была все-таки фальшивой, а Бутлер с Касселем наткнулись по счастливой случайности на какой-то другой клад, — пояснил Сергей Сергеевич. — Так что история сокровищ Кито запуталась уже совершенно. Известно лишь, что никто пока не мог похвастать, будто добрался до главного клада, хотя пробовало счастья немало искателей и многие сложили здесь головы, приумножив зловещую славу острова «Не дай бог!».

— Далеко мы пройдем от него? — спросил я.

— В шести милях, я же говорил, — ответил капитан.

— Далеко. Жалко, ничего не увидишь даже в бинокль, — огорчился механик.

— А если подойти поближе?

Эта мысль всем понравилась, и мы начали упрашивать капитана:

— Аркадий Платонович, давайте подойдем поближе!

— В самом деле, что вам стоит чуть-чуть изменить курс.

— Товарищ капитан!

Похоже, романтическая история, рассказанная Волошиным, всех захватила.

— Да зачем вам это нужно? — недоумевал капитан. — Ничего там нет интересного, голые скалы. И подойдем мы к нему уже в сумерках, темно будет, ничего не увидишь.

— Ну все-таки! — наседали мы.

— Такой остров! И ведь никогда больше наверняка не будет шансов попасть сюда…

— Хоть несколько снимочков сделаем!

Аркадий Платонович только успевал поворачивать то в одну сторону, то в другую мощную, багровую шею, туго стянутую воротничком. Со своим круглым добродушным лицом и высоко приподнятыми белесыми бровями, придававшими ему удивленное выражение, он сейчас забавно напоминал филина, пытающегося отбиться от напавшей на него среди бела дня стаи крикливых ворон. Я посочувствовал капитану, но тоже не преминул атаковать его:

— И для печати эти снимки будут очень интересны, Аркадий Платонович. Ведь уникальные! Вы подумайте: ни один советский корреспондент еще на острове не бывал.

Мой расчет был точен: к прессе Аркадий Платонович относится с каким-то пугливым уважением (я подозреваю, что какой-нибудь журналист однажды причинил ему немало хлопот…)

— Но ведь вы же не будете высаживаться! — попробовал отбиться капитан, но тут же безнадежно махнул рукой, вытер белоснежным платком взмокший затылок, позвонил на мостик и приказал вахтенному штурману изменить курс так, чтобы пройти поближе к острову Абсит.

— В пределах безопасности, прикиньте там по карте. И в лоцию загляните! — добавил он.

Вахтенный, видимо, довольно живо выразил недоумение, потому что капитан, побагровев, оборвал его: — Выполняйте! — и сердито бросил трубку.

По крайней мере за час до подхода к острову все уже высыпали на палубу с фотоаппаратами — не только научные сотрудники, слышавшие рассказ Волошина, но и немало матросов: предания о пиратских кладах уже пошли гулять по кораблю.

Не было видно только Сергея Сергеевича.

«Может, он все это просто сочинил? — подумалось мне. — От Волошина всего можно ожидать. Что-то этот остров Абсит долго не показывается. Может, он вовсе не существует?»

Потом уже я узнал, что скалистые берега острова, отвесно вздымающиеся без малого на двести метров, почти всегда окутаны дождевыми облаками. Этот серый саван сливается с морем, скрывает скалы, и они выступают зловещим призраком из серой мглы лишь в последний момент, когда подплывешь совсем близко.

Как опытный режиссер, Волошин появился на палубе как раз в тот момент, когда на баке кто-то самый глазастый крикнул:

— Вот он, остров! Земля-а-а!

Ветер разметывал клочья тумана, открывая берега, ощетинившиеся лесом. Вершины скал воткнулись в облака. Какое дикое, нелюдимое место! Хотя наступал вечер, на палубе было тепло и душно, как в парилке, но при виде этих угрюмых скал я невольно зябко передернул плечами. От них так и тянуло промозглым могильным холодом… Или это просто наваждение от пиратских историй Волошина?

— Смотрите, крест! — воскликнул кто-то.

— Где? Где?

В самом деле, на вершине прибрежной скалы, почти цепляясь за низко нависшие облака, торчал черный крест. Наверное, он был огромен, если мы увидели его издалека.

Вокруг наперебой щелкали затворы фотоаппаратов, но вряд ли из этих снимков будет толк. Слишком далеко. Опасно приближаться к этим мрачным скалам.

А тут еще стало стремительно темнеть, как и предупреждал капитан. В тропиках ведь сумерек практически нет. Просто солнце вдруг начинает словно валиться в море, а навстречу ему так же стремительно вылезает месяц. В этих краях он больше похож не на серп, как мы привыкли, а скорее на ухват, торчащий рогами кверху. И вот уже солнца как не бывало: над ночным притихшим морем сверкают яркие звезды, и далеко, до самого горизонта тянется золотистая лунная дорожка. Моряки издавна любовно прозвали ее «дорогой к счастью».

Остров с пиратскими кладами быстро таял в темноте, навсегда скрываясь из наших глаз. Вот уже стала чуть заметна у подножия закутанных в облака скал светлая полоска песчаного пляжа…

— Что это за крест, Сергей Сергеевич? — окружили мы Волошина.

— Точно неизвестно. Кажется, его поставила еще в восемнадцатом веке отважная «леди удачи» Мэри Бластер в память своего дружка Александра Скотта, прозванного Бичом Божьим.

И вдруг мы притихли и начали переглядываться. Нет, мне не показалось. Не я один, а все столпившиеся на палубе услышали крик!

Снова и снова с тоской и призывной мольбой звучал он над сумрачным морем. А потом вдруг там что-то вспыхнуло, запылало. Над скалами заметался тревожный огонек.

Кто-то размахивал факелом, подавая нам сигналы.

Это был, несомненно, зов о помощи!

Застопорили машину и зажгли прожекторы, пытаясь их лучами отогнать сгустившуюся тьму. В свете прожекторов все выглядело нереально: полосы тумана, тянущиеся над водой; оскаленные клыки скал; черная фигурка, приплясывающая на песке возле самой воды, исступленно размахивая руками, — а позади нее так же скачет и кривляется черная огромная тень.

— Кто это? — глуповато спросил я у Волошина.

Он пожал плечами:

— Не знаю. Какой-нибудь новый Робинзон. Или вы думаете, будто его я тоже выдумал?

Спустили шлюпку. Матросы, дружно налегая на весла, так и взлетавшие над водой, быстро погнали ее к берегу. А мы провожали их глазами.

Вот шлюпка развернулась… Осторожно, по всем правилам, подошли кормой к берегу.

Крепкие матросские руки подхватили бросившуюся навстречу через пенную полосу прибоя черную фигурку… И вот они уже плывут обратно!

Но тут прожектор погасили, чтобы не слепить рулевого на шлюпке, и она пропала в темноте, показавшейся еще более непроницаемой, чем прежде.

Наконец стал слышен мерный плеск весел. Он приближался. Шлюпка влетела в полосу света, струящуюся на воду с палубы и из иллюминаторов.

С трудом я протолкался поближе к борту и увидел в шлюпке среди матросов какого-то странного человека, все время встревоженно вертевшего всклокоченной головой. Исхудавшее лицо обросло неряшливой, клочковатой бородой, грязная куртка порвана, ноги босые.

Кто он? Потерпевший кораблекрушение? И как мы по счастливой случайности обнаружили его? Совсем как американские китобои, спасшие вороватого капитана Бутлера. Наверное, и тот бегал так же — босиком и в лохмотьях — по этому песчаному пляжу.

В такую странную ночь у скалистых берегов всеми забытого островка со зловещим названием вдруг оживали старые пиратские предания, в них невольно верилось.

Загадочный незнакомец так ослаб и разволновался, что не смог вскарабкаться по трапу. Матросы буквально подняли его на руках. Некоторое время новоявленный Робинзон стоял, вцепившись в бортовой леер и пошатываясь, словно пьяный, а потом вдруг театральным жестом высоко поднял правую руку и, вглядываясь во тьму, скрывшую из глаз зловещие скалы, что-то громко выкрикнул надрывным, срывающимся голосом — похоже, по-французски.

Его тут же окружили наши медики в белых халатах и повели в лазарет. За ними ушли капитан и начальник рейса.

А мы обступили второго штурмана Володю Кушнеренко, возглавлявшего спасательную экспедицию на шлюпке.

— Кто он такой?

— Что он кричал?

— «Они погибли». И в шлюпке все время это твердил, — ответил штурман.

— А кто погиб?

— Черт его знает, — пожал широкими плечами Володя. — Ничего у него толком не поймешь. Бормочет о какой-то сбежавшей королеве, о том, что из-за ее коварства покончил с собой один его товарищ, а другой спутник тоже погиб, лежит якобы где-то на морском дне в каком-то стальном гробу…

— Может, спятил?

— А ты посиди голодным один на таком островке, тоже наверняка спятишь.

— Да как они сюда попали? С потонувшего корабля, что ли?

Тут Володю тоже вызвали в лазарет: он у нас полиглот, знает шесть языков и всегда служит главным переводчиком. А мы остались на палубе обсуждать в полном недоумении необычное появление загадочного незнакомца.

Я не стал зря тратить время на фантастические догадки и поспешил уйти с палубы, чтобы держаться поближе к судовому конференц-залу, в просторном холле которого, под огромным мозаичным панно, изображавшим тропический остров в красочной манере Гогена, обычно проводились все оперативные совещания.

И не ошибся; вскоре динамики внутрикорабельной связи стали созывать на экстренное совещание всех начальников отделов. Я тоже поспешил юркнуть в холл и с независимым, сугубо деловым видом уселся в углу, прикрывшись, словно щитом, раскрытым блокнотом.

Несмотря на поздний ночной час, все собрались небывало быстро. Начальник рейса Андрей Васильевич Логинов озабоченно что-то обсуждал с капитаном, а потом поднялся, покосился на меня и, кашлянув, сказал:

— Такое дело, товарищи… Поневоле пришлось вас побеспокоить среди ночи. Надо посоветоваться, как быть. Этот человек, которого мы сняли с острова, — зовут его Леон Барсак, по паспорту он бельгиец, по национальности француз, пока несколько возбужден и рассказывает довольно бессвязно, но все-таки удалось кое-что выяснить. У них тут якобы целая экспедиция, кроме Барсака, были еще двое, — Логинов поднес поближе к глазам листок бумаги и прочитал: — Пьер Валлон, тоже бельгиец, и Джон Гаррисон, американец. Оба они, насколько можно понять, погибли…

Кто-то громко и многозначительно крякнул. Капитан сердито посмотрел в ту сторону.

— При каких обстоятельствах? — тихонько покашливая, спросил Казимир Павлович Бек.

— Обстоятельства весьма темные, — развел руками Логинов. — Тут якобы появилась на острове еще какая-то группа авантюристов во главе с австрийской опереточной певичкой, что ли. Эта певичка объявила себя «королевой острова».

Сначала обе группы жили в мире, а потом началась между ними какая-то свара. Пьер Валлон, насколько можно понять, влюбился в певичку и, когда разгорелась вражда, якобы покончил с собой, застрелился…

— Чушь какая-то собачья, — недоумевающе озираясь по сторонам, проговорил заведующий лабораторией биофизики Макаров.

Логинов укоризненно посмотрел на него.

— Но в самом деле! — не унимался Макаров. — Словно нам какой-то бульварный роман пересказывают. Певичка, объявившая себя королевой! Бредятина! — и даже стукнул огромным кулаком по столу. — Да что у них за экспедиция? Что они исследовали?

— Пиратские сокровища, видите ли, приплыли искать! — не выдержал капитан и, сердито засопев, посмотрел с непередаваемой укоризной на Волошина. Тут поднялся такой смех и шум, что Логинов начал стучать карандашом по столу, призывая всех к порядку. Лишь Сергей Сергеевич сидел совершенно невозмутимо.

— А третий искатель сокровищ куда делся? — спросил кто-то.

Логинов еще больше помрачнел.

— Тут тоже ничего толком не поймешь, — помедлив, ответил он. — Как уверяет Леон Барсак, Джон Гаррисон был инженером, построил какую-то самодельную подводную лодку и нырял в ней у берегов острова.

— Зачем?

Логинов только пожал плечами и продолжал:

— Неделю тому назад, как уверяет Барсак, случилась какая-то авария, и лодка не всплыла. Гаррисон погиб.

— Н-да, темная история, — задумчиво пробасил в наступившей тишине Макаров. — И что же вы теперь думаете делать с этим свалившимся нам на голову подозрительным Робинзоном?

— Для этого мы и собрались, Иван Андреевич, чтобы посоветоваться, — укоризненно ответил Логинов и сел, нервно постукивая карандашом по столу.

— Влопались в какую-то уголовщину, — пробурчал Макаров, качая головой.

— Ничего не поделаешь: он просит помощи. Бросить его на произвол судьбы мы не можем, но и не возить же его с собой полгода, пока не закончится рейс, — пожал плечами Логинов.

— Надо сообщить властям! — решительно сказал капитан и встал, одергивая китель. — Остров принадлежит Перу, я обязан сообщить о случившемся властям в Лиму. Или прервать рейс и доставить этого Леона Барсука…

— Барсака, — под общий смех поправил его Логинов.

— Виноват. Доставить Барсака в ближайший перуанский порт и там передать официально властям. А что вы думаете? — повысил он голос, потому что все опять зашумели. — Дело темное, в самом деле уголовщиной попахивает. Я не имею права его просто так оставить.

— Мне кажется, с радиограммой властям пока надо подождать, — рассудительно заметил Казимир Павлович Бек. — Может, Барсак все это выдумал, насочинял после пережитых потрясений. Утром надо отправить на берег людей и попытаться проверить его рассказ. Ну, а если окажется, что сообщение подтвердится, наш уважаемый Аркадий Платонович, конечно, прав: придется незамедлительно связываться с властями, хотя такая задержка и неприятна.

Тут капитан снова тяжело вздохнул и вдруг неожиданно произнес с какой-то забавной детской обидой в хриплом, прокуренном голосе:

— Втравили вы нас в историю, Сергей Сергеевич…

Опять, конечно, поднялся хохот.

— Можно подумать, что Волошин это нарочно подстроил, что вы, в самом деле, Аркадий Платонович? — покачал головой Логинов.

— А что? С него станется, — хитро подмигнул Макаров. — Я не удивлюсь, если даже выяснится, что Сергей сам всю эту кладоискательскую экспедицию подстроил.

— И двух ее участников к нашему прибытию специально укокошил! — подхватил кто-то.

А Волошин сидел с таким скромным и в то же время довольным видом, что в самом деле начинало казаться: уж не сам ли он все это подстроил?

Наверняка не одному мне в эту ночь долго не удавалось уснуть. Многие, конечно, вертелись с боку на бок в своих каютах, взбудораженные рассказом Волошина и столь неожиданным появлением странного Робинзона-кладоискателя.

Проснувшись, я было подумал, что, может, и Леон Барсак с его путаным рассказом, да и сам остров «Пусть не сбудется!» тоже просто приснились мне. И поспешно оделся, вышел на палубу…

Нет, остров-то, уж во всяком случае, не приснился! Тучи немножко разошлись, словно чтобы дать на него полюбоваться: красноватые скалы, темная бархатистая зелень лесов. Омытая дождем листва радужно сверкала в лучах солнца, прорывавшихся сквозь тучи, все краски были особенно сочны и ярки. Сегодня в острове не было ничего мрачного и зловещего. Даже крест, сиротливо торчавший на скале, вызывал только легкую грусть и какие-то смутные мысли о бренности всего земного…

И Леон Барсак нам вовсе не приснился. Мы его увидели снова за завтраком в кают-компании. Он сидел рядом с Володей Кушнеренко, который что-то тихонько объяснял ему, отвечая на вопросы.

Наш неожиданный гость сменил свои лохмотья на чью-то курточку с погончиками и на серые брюки, подстриг бороду, причесался и теперь выглядел вполне пристойно. Только исхудалое лицо, по которому он то и дело быстро проводил рукой, словно стряхивая нечто невидимое, да лихорадочный блеск глубоко запавших глаз выдавали его болезненную нервность.

После завтрака на берег отправилась шлюпка, чтобы забрать вещи Барсака. Мне повезло: капитан поручил это второму штурману, а у меня с Володей сложились прекрасные дружеские отношения, так что не составило больших трудов уговорить его взять и меня на берег, тем более что людей требовалось побольше. Француз весьма настойчиво объяснил, что хочет сразу забрать все свое имущество и больше потом возвращаться на остров решительно не намерен.

Мы было заколебались: не взять ли с собой оружие? Кто знает, чего можно ожидать от «королевы острова» и ее шайки кладоискателей? Но не осмелятся же они, в самом деле, нас атаковать!

На руль сел боцман, усатый крепыш Петрович. Поплыл с нами и Волошин — как представитель экспедиционного начальства и, можно сказать, знаток здешних пиратских мест.

День выдался солнечный, туман растаял, облака поднялись высоко, так что весь остров выглядел радостно и празднично в сиянии сверкающих капель на листве деревьев.

И все-таки, когда шлюпка подошла к берегу и над нами нависли черные, мрачные скалы, увенчанные крестом, опять возникло неприятное чувство смутной и непонятной тревоги.

— Вам не подсказывает сердце, что тут явно что-то произошло? — наклонившись к моему уху, вдруг многозначительно прошептал Волошин.

Я посмотрел на него: опять пытается разыгрывать?

Но Сергей Сергеевич покачал головой и серьезно добавил:

— Мне подсказывает…

Пристать оказалось возможным только в одном месте, на узеньком песчаном пляже, по краю которого росли кокосовые пальмы. Именно тут вчера и бегал Леон Барсак — весь пляж был истоптан, словно по нему прошла громадная толпа. У самой воды валялся в песке самодельный факел, которым француз подавал нам сигналы. От него еще попахивало горьковатым дымком.

Барсак вдруг покачал головой и что-то пробормотал прерывающимся голосом.

— Что он сказал? — спросил я у штурмана.

— «О, что было бы со мной, если бы вы не заметили моих сигналов! Я погиб бы, погиб, как они…» — перевел тот.

Продолжая тихонько бормотать и горестно покачивая головой, Барсак повел нас по узкой тропе, змеившейся между скал. Камни были мокрые, скользкие. Мы то и дело оступались.

Потом мы узнали, что на острове почти все время льют дожди. Тот день, когда мы высадились на берег за вещами Барсака, оказался единственным солнечным из всех, что пришлось нам провести на этом злополучном острове.

Крест, который мы видели до сих пор только с моря, издалека, вдруг так внезапно вырос перед нами за поворотом тропы, что все невольно остановились. Он был громаден и словно хотел обнять весь остров своими широко раскинутыми каменными лапами.

А у его подножия было кладбище — целая рощица маленьких крестов, деревянных и каменных. Многие из них покосились, некоторые совсем упали.

— Значит, раньше остров был населен? — спросил я.

— Никогда тут постоянных поселений не было.

— А кладбище?

— Оно разрасталось годами… За счет временных обитателей острова, они ведь то и дело сменяли тут друг друга, — ответил Волошин и, заметив, что я все еще не понимаю, пояснил: — Это все искатели счастья — такие же, как Леон Барсак и его товарищи…

— Сколько же их здесь побывало?

— Как видите, немало. Дьявольское место, оказывается, тоже не бывает пусто.

Леон Барсак, словно поняв, о чем мы говорим, опять запричитал, повторяя мрачный припев, понятный уже без перевода:

— Они погибли! Они погибли!

Я не мог оторвать глаз от громадного креста. Он был очень старый, весь оброс густым мохом и какими-то красноватыми лишаями, словно в пятнах засохшей крови. Его густо оплели лианы, но крест стоял прямо и твердо — видно, был рассчитан на века.

— А что, его действительно поставила та пиратка, о которой вы вчера рассказывали, Сергей Сергеевич? — поинтересовался я. — Как ее звали — Мэри?

— Мэри Бластер, — подтвердил Волошин.

— Спросите у него, Володя, может, он что-нибудь знает об этом кресте, — попросил я.

Штурман перевел мой вопрос Барсаку, и тот ответил:

— Кажется действительно, существует такое предание. Во всяком случае, крест поставлен очень давно, вполне возможно, еще кем-то из пиратов. Они обычно были весьма богомольны и суеверны, старались замолить грехи.

— Ну, за такой крестик этой пиратке, что его поставила, многое отпустится, — с уважением сказал один из матросов.

От кладбища тропа пошла вниз. На повороте я оглянулся. Само кладбище уже скрыла из глаз густая тропическая зелень, и только крест-исполин одиноко вздымался над скалами, перечеркнув почти половину небосвода.

Теперь тропа шла через лес, тесно обступивший ее с обеих сторон. Это были настоящие джунгли. Деревья, перевитые лианами, стояли сплошной стеной. Ничего нельзя было толком рассмотреть в переплетении лиан, кустарников, в зеленоватом таинственном сумраке. Из чащи тянуло душной, парной сыростью.

В этом лесу царила зловещая, какая-то кладбищенская и в то же время настороженная тишина. Не перекликались птицы. Но в траве все время что-то шуршало, потрескивало, будто подкрадывалось, подползало.

И, атакуя нас, гневно звенели москиты.

— Ух, кто-то меня ужалил! — вскрикнул молодой круглолицый матросик, хватаясь за шею. — Пчела, что ли?

— Это тут такие муравьи… с крыльями, — не очень уверенно перевел штурман пояснения Барсака.

— Во, черт! Никогда про таких и не слыхали!

— Ну и островок!

— Да как же они тут жили?

— А что: охота, брат, пуще неволи.

— Где стоит их хижина, там всегда ветерок, так что возле нее летающих муравьев нету, — перевел штурман ответ Барсака.

В самом деле, вскоре тропа вывела нас в небольшую долинку, полого спускавшуюся к морю. Сначала мы услышали далекий шум прибоя. Потом джунгли поредели, в просветах между кустами сверкнуло море. От него потянул бодрящий ветерок, дышать стало легче. Мы повеселели и прибавили шагу.

Барсак остановился и, широко взмахнув рукой, громко выкрикнул что-то.

— Вот и наш дворец! — перевел штурман.

Убогая, покосившаяся хижина стояла на пустыре среди кустов. Стены ее были кое-как, на скорую руку, сколочены из досок от разбитых ящиков — на некоторых из них еще сохранились фирменные надписи. Покатая крыша хижины была сделана из пальмовых листьев. Кругом валялись ржавые консервные банки, битые бутылки, груды всякого мусора.

Барсак пригласил нас зайти в хижину, но мы лишь заглянули в дверь и предпочли остаться на свежем воздухе. Там тоже все было навалено в полнейшем беспорядке. На шатком самодельном столике рядом с транзистором и киноаппаратом громоздилась грязная посуда. Прямо на полу в углу были грудой свалены книги — в основном детективные романы, судя по пестрым обложкам. Полутьма, вонь, тучи мух…

— Давайте перекурим на ветерке да будем поскорее закругляться, — предложил Володя Кушнеренко, снимая фуражку и вытирая платком шею. — Как, Сергей Сергеевич?

— Да, особенно тут задерживаться нечего. Поторопите его.

Выслушав штурмана, Барсак согласно закивал и вдруг поманил нас куда-то за угол хижины. Недоумевая, мы пошли за ним и увидели среди кустов невысокий оплывший бугорок неправильной формы, уже начавший густо зарастать травой. Барсак простер над ним руки и начал что-то торопливо, со слезой говорить, то и дело закатывая глаза к небу.

— Вот здесь он лежит… Мой дорогой, несчастный друг Пьер. Его погубила страсть, — едва успевал переводить Володя Кушнеренко. — О, как мы были потрясены, вернувшись в тот день и увидев, как он лежит с простреленной головой на грязном полу хижины!

Опять он начал причитать:

— Они погибли! Они погибли!

— А что же они своего товарища на кладбище-то не отнесли? — неодобрительно покачал головой боцман. — Похоронили кое-как, по-собачьи. А теперь надрывается.

Штурман строго посмотрел на него и, конечно, ничего переводить Барсаку не стал.

— Да и пойди теперь проверь, с какой стороны у него там голова прострелена, — подхватил один из матросов. — Дело темное: сам ли он себе пулю в лоб пустил или…

— Разговорчики! — оборвал штурман.

Мы сели в тени, у стенки хижины, словно на деревенской завалинке, и закурили.

Эта долина, похоже, с моря была почти не видна: от штормовых волн и ветров, как и от посторонних взоров, ее надежно закрывали три скалы, торчавших из воды неподалеку от берега.

— Весьма уютное пиратское гнездышко, — одобрил Волошин, оглядываясь вокруг. — А почему они не поселились на том песчаном пляжике? Ведь оттуда можно следить, не появится ли корабль, и сигнал подать в случае нужды.

— Там нет воды, — перевел Володя лаконичный ответ кладоискателя.

Волошин понимающе кивнул и спросил:

— А где же обитает эта опереточная королева со своей свитой?

Барсак начал объяснять, показывая куда-то в сторону поднимавшихся над джунглями скал.

— Они живут на другой стороне острова. В бухте Рено.

— Веселенький островок! — с чувством произнес Володя Кушнеренко и, надевая фуражку, добавил уже командирским тоном: — Ну, надо закругляться, а то начальство будет ругать. Доставим на борт этого искателя кладов с его имуществом, и пусть Аркадий Платонович сам решает, как с ним быть.

Барсаку тоже не хотелось задерживаться в своем мрачном «дворце». С помощью матросов он начал торопливо запихивать в мешки, которые мы принесли с собой, раскиданные по всей хижине вещи: перепачканную и мятую одежду, транзистор, позеленевшие от плесени ботинки, инструменты, какие-то альбомы — матросы только качали головами да крякали, переглядываясь.

— А что же рации я не вижу? — сказал, озираясь, штурман и начал расспрашивать Барсака.

Тот смутился, стал оправдываться, было видно по тону.

— Говорит, не захватили они рацию, потому и не мог он подать сигнал бедствия, — пожимая плечами и недоуменно помаргивая, сказал Волошину штурман. — Многое, говорит, в спешке забыли: спасательные нагрудники, запасные баллоны для аквалангов, даже сахар — пришлось пить кофе несладкий.

— Да, приехали они сюда весьма легкомысленно, — согласился Волошин. — Посмотрите, какие убогие инструменты. Игрушки какие-то.

Один увесистый узел Барсак пожелал нести непременно сам, другой торжественно вручил боцману, внушавшему ему — видимо, своими усами — наибольшее доверие.

— Что в нем, Петрович, не знаешь? — спрашивали матросы.

— Может, клад? Гляди, он с него глаз не сводит.

— Какой клад, — буркнул боцман, разглаживая усы. — Похоже, камни какие-то.

— Сувениры, значит.

Наконец сборы закончились. Барсак первый решительно зашагал прочь, даже не прикрыв дверь опустевшей хижины и ни разу не оглянувшись на убогую могилу бедного друга Пьера. Это походило на паническое бегство.

Что же тут все-таки произошло? Чего он боялся? Нападения «королевы» с ее шайкой? Или пытался убежать от каких-то мрачных видений собственной нечистой совести?

Тревога Барсака словно и нам передалась. Мы торопливо шли за ним через джунгли, отмахиваясь от летучих муравьев, потом опять мимо мрачного кладбища, осененного громадным крестом.

И до чего же приятно было увидеть с высоты перевала сверкающий в лучах солнца безбрежный океанский простор и стоявшее на якоре наше белоснежное изящное судно! Мы сразу прибавили шаг, почти побежали по петлявшей среди скал тропе.

Когда мы вернулись на судно, штурман и Волошин рассказали обо всем, что видели на берегу, капитану и начальнику рейса. Тут же отправили подробную радиограмму в Лиму. Ответ на нее пришел лишь к вечеру, и капитан расстроился еще больше.

Перуанские власти просили нас задержаться на острове до прихода катера с полицейским чиновником: Они обещали выслать катер незамедлительно, как только утихнет шторм, уже третий день бушевавший, оказывается, у побережья материка. Этому чиновнику и надлежало передать спасенного кладоискателя. А пока нам весьма любезно разрешалось заняться как на самом острове, так и в его прибрежных водах любыми научными исследованиями с одной-единственной просьбой: «Зная, как великолепно оборудовано ваше судно для производства сложнейших подводных работ всех видов, надеемся, что вы сможете поднять со дна затонувшую лодку или хотя бы подтащить ее на мелководье», — чтобы полицейские чины по прибытии могли ее тщательно осмотреть и проверить показания Барсака.

Прочтя все это, капитан опять с такой укоризной посмотрел на Волошина, что я уже приготовился снова услышать:

— Ну и втравили вы нас, Сергей Сергеевич…

Но Аркадий Платонович лишь махнул рукой и понурился.

— Какой-то мудрец сказал, что неудобство — это лишь неправильно воспринятое приключение, — как ни в чем не бывало наставительно произнес Волошин. — И наоборот: приключение — это правильно воспринятое неудобство. Все зависит от точки зрения.

Логинов мрачно посмотрел на него и хотел сказать, видимо, что-то весьма ядовитое, но Сергей Сергеевич поспешил продолжить свою мысль:

— Мне кажется, разумнее рассматривать нашу вынужденную задержку возле этого острова как счастливый дар судьбы. Ведь иначе бы мы сюда никогда не попали и не получили бы столь любезного разрешения проводить любые исследования в здешних краях. А между тем биологи мне говорили, этот островок весьма для них интересен. Верно, Андрей Васильевич?

— Пожалуй, — пробормотал Логинов, и лицо у него посветлело: — Каждый островок, изолированный в океане, — естественный заповедник эволюции. А этот особенно интересен. Его животный мир во многом такой же, как на Галапагосских островах. Кое в чем и отличается, довольно самобытен.

— Вот видите, — поспешил подхватить Волошин уже двумя нотами выше. — Мы должны радоваться, что судьба привела нас в этот биологический рай! И нам, скромным инженерам и техникам, подвезло. Тоже задачка интересная…

— Думаете поднять эту лодку? — спросил капитан.

— А почему бы и нет? Не линкор, поднимем. Завтра поныряем, обследуем.

— Только никаких поисков кладов, Сергей Сергеевич! — строго сказал Логинов и погрозил ему пальцем.

— Помилуйте, шеф.

— Я вас знаю…

— Но тогда вы должны знать, что я принципиальный бессребреник. На что мне клады? — с наигранным пренебрежением пожал плечами Волошин. — Тем более я буду нырять в море, а клады ведь на берегу. Вот вам придется последить, чтобы кто-нибудь невзначай не раскопал пиратское наследство.

— Ну, уж об этом я позабочусь, — многозначительно сказал капитан. А наш Аркадий Платонович шутить не любит. Несмотря на свою весьма сухопутную, даже в капитанской форме, и добродушную внешность, он умеет держать на судне строжайшую дисциплину — и все это незаметно, без криков и распеканий.

Можно было не сомневаться: шарить в пиратских тайниках острова Абсит никому не придется.

Утром Волошин со своими помощниками отправился искать затонувшую подводную лодку. Я упросил его взять и меня.

— Барсак просит быть осторожнее: тут, говорит, много акул, — озабоченно предупредил Сергея Сергеевича Володя Кушнеренко.

— Ничего. Скажите, у нас есть чем защититься. Но все-таки поблагодарите его за предупреждение.

Действительно, у Волошина в его лаборатории новой техники можно отыскать, кажется, приборы решительно на любой случай жизни. Его то и дело донимают ученые мужи самых различных специальностей, столь щедро представленных на «Богатыре», и Сергей Сергеевич никогда никому не отказывает, внимательно выслушивает самые необычные просьбы и задания и тут же берется их выполнять со своими «Эдисонами». Так он называет деловитых помощников и ассистентов, которые табуном ходят за ним, ловя на лету идеи шефа, смотрят на него влюбленными глазами и стараются подражать ему во всем. Все они такие же спортивные и подтянутые, как Волошин, все любят одеться слегка пижонами. Но и работать умеют самозабвенно, как Сергей Сергеевич.

Перекидываясь лаконичными репликами, совершенно непонятными для непосвященных, «эдисоны» натащили в шлюпку целую кучу замысловатых приборов, один вид которых, по-моему, должен был привести акул в содрогание. На руль сел боцман. Провожаемые завистливыми взглядами и шутливыми напутствиями оставшихся на борту, мы отплыли. Над шлюпкой парила одинокая чайка, словно следя за нами.

— Попросите его поточнее показать, где именно последний раз погружалась лодка, — сказал Волошин Володе Кушнеренко.

Барсак стал объяснять так длинно, сбивчиво и путано и с таким смущенным видом, что меня начали одолевать сомнения: а была ли вообще на самом деле эта подводная лодка? Может, он выдумал всю историю ее гибели? Но зачем, с какой целью?

— Он говорит, последний раз видел, как лодка погрузилась примерно против того мыса, — переводил штурман. — Метрах в двухстах от берега. Но куда она поплыла, в какую именно сторону, он не знает. Гаррисон лишь сказал, что хочет обследовать получше береговой склон. Он должен был всплыть через полтора часа, больше не хватило бы воздуха. Но прошло уже два часа, а лодка не появлялась. Тогда Барсак забеспокоился, сел в резиновую лодку и начал плавать вдоль берега. Ему показалось, что в одном месте на поверхности воды вроде расплывалось слабое маслянистое пятно, но он не может поручиться.

— А почему он не попытался нырнуть и поискать товарища под водой? — спросил Волошин. — У них же были акваланги.

— Не захватили запасные баллоны с кислородом, он уже рассказывал, — перевел Володя ответ смутившегося Барсака.

Мы с Волошиным переглянулись. Похоже, француз темнил. Совесть у него явно нечиста.

— Да, в самом деле, он поминал об этом, — кивнул Сергей Сергеевич.

— Так что воспользоваться аквалангом он не мог. Только надевал маску, опускал голову под воду, свесившись через борт лодки, и таким образом пытался рассмотреть что-нибудь на дне. Но тщетно…

— Я думаю, — буркнул Волошин.

— Он плавал вдоль берега до вечера, пока не стемнело. А потом понял, что искать лодку уже бесполезно, и вернулся в лагерь. Он остался один, остался совсем один, — меланхолически перевел Володя горестные причитания француза.

— Ясно, — вздохнул Волошин. — А где же он видел маслянистое пятно, в каком именно месте?

— Кажется, на траверзе той одинокой скалы и метрах в трехстах от берега, если ему не изменяет память. Он просит извинить его, но ведь мосье Волошин должен понимать, что ему тогда было не до точных измерений.

Волошин вздохнул, покачал головой и сказал:

— Ладно. Боцман и вы, Володя, останетесь с ним в шлюпке. А мы попробуем поискать. Давайте отсюда и начнем. Поисковая группа — пять человек. Поплывем цепью. А Петя с Олегом будут прикрывать нас с тыла на случай появления акул. Ясно? Ваше дело следить за акулами, Петя, лодка вас не касается, ее ищем мы. Понятно?

Мы встали на якорь и начали надевать акваланги, потом один за другим осторожно, чтобы не привлекать плеском акул, перевалились через борт шлюпки и погрузились в теплую, прозрачную воду. Сергей Сергеевич роздал «Эдисонам» устрашающие приборы и подал сигнал нырять.

Глубина здесь не превышала метров пятнадцати, и мы, держась на таком расстоянии, чтобы не терять друг друга из виду, рассыпались цепью и поплыли над вершинами торчавших повсюду коралловых кустов. Местами они сплошь покрывали дно, образуя густые заросли.

Акул тут, действительно, оказалось немало. Первую мы увидели уже минут через десять — небольшую белоперую акулу в окружении стайки юрких рыбешек-лоцманов. Нападать на нас она, видимо, вовсе не собиралась, но я все-таки с опаской поглядывал в ее сторону…

И вдруг увидел, как Волошин, плывший вторым слева от меня, резко пошел на глубину.

Что он заметил?

Я ринулся за ним, забыв об акуле. Шлейф из серебристых воздушных пузырьков, вырывавшихся из клапана его акваланга, закрывал поле зрения, и я поспешил нырнуть немного правее и глубже.

Дно тут обрывалось уступом. И на его крутом склоне я увидел лежащий на белом коралловом песке словно игрушечный кораблик.

Подплыв, я понял, что он был вовсе не так уж мал, длиной почти в три метра. Но именно потому, что при таких размерах у кораблика были иллюминаторы, рубка и даже ограждение на палубе, как у большого заправского судна, он и выглядел игрушкой, так что я даже не сразу понял, что ведь это и есть затонувшая подводная лодка!

Волошин уже возился возле нее, придерживаясь за край рубки. Я поплыл к нему так быстро, что у меня вдруг заломило в ушах от слишком резкого перепада давления.

Лодка лежала на левом боку. Я заглянул в один иллюминатор, потом в другой, попробовал посветить фонариком, но ничего не увидел. Внутри лодки царила тьма. Свет фонарика не мог разогнать ее, отражаясь в стекле мертвенным, холодным блеском.

Вокруг затонувшей лодки собрались уже все ныряльщики, — конечно, и те, что должны были следить за акулами, постукивали по бортам, заглядывали в иллюминаторы, подавая друг другу знаки, которые никто толком не понимал. Мы прямо изнывали от невозможности поговорить!

Так мы жестикулировали, словно глухонемые на собрании. И вдруг какая-то тень скользнула по серому дну. За ней вторая, третья.

Я поднял голову и обмер. Прямо на нас неторопливо плыли три рыбы-молота!

В первый миг эти редкостные рыбы показались мне огромными. Но они и в самом деле были солидными — метра по три, не меньше, каждая.

Волошин, опережая всех, двинулся им навстречу, поспешно беря наизготовку один из своих аппаратов. Но пускать его в ход, к счастью, не понадобилось. Акулы, словно звено тяжелых бомбардировщиков, все так же неторопливо и величественно проплыли над нами, будто не видя, и голубоватыми тенями растаяли в глубине.

Мы не стали ждать, пока они передумают и вернутся. По знаку Сергея Сергеевича быстренько прервали наш импровизированный митинг глухонемых на дне Тихого океана и один за другим, теперь уже то и дело озираясь вокруг, начали всплывать.

Пока мы ныряли, погода испортилась. Солнца уже не было и в помине. Все небо затянули тучи, повисли на вершинах скал, укутывая угрюмый Остров сокровищ серым покрывалом. Моросил дождь.

Вынырнули мы довольно далеко от шлюпки. Но штурман и боцман, остававшиеся в ней с Барсаком, сразу заметили нас и поспешили к нам.

— Ну что? Нашли? — нетерпеливо крикнул штурман, из-за плеча которого высовывался приплясывающий от нетерпения Барсак.

Минут через десять мы уже выбрались из воды и, освободившись от аквалангов, поспешили наконец отвести душу после вынужденной тягостной немоты.

— Выходит, не соврал…

— Да, есть лодка. Что же с ней случилось?

— Корпус, по-моему, целый, я с обоих бортов смотрел, Сергей Сергеевич.

— А трещину в носовом иллюминаторе ты не заметил?

— Где?

— По левому борту.

— Ну, может, она появилась уже потом, после удара о дно.

— Как бы не так! Дно-то песчаное.

— Ладно, мальчики, гадать не будем, — остановил их Волошин. — Вот поднимем ее и все выясним. А поднять можно красиво!

— Когда? — перевел штурман вопрос Барсака.

Волошин пожал плечами:

— Хоть завтра. За нами дело не станет. Но, вероятно, придется подъем отложить до прибытия представителей власти.

Вернувшись на «Богатырь», мы поспешили по каютам, чтобы переодеться, а потом встретиться в курительном салоне, — надо ведь узнать, какие будут приняты решения насчет подъема лодки.

Я зашел в лазарет, где мне на всякий случай закапали в уши подогретого камфарного масла, чтобы не разболелись от слишком быстрого погружения на глубину, и поспешил в курительный салон.

Леон Барсак и Володя Кушнеренко уже были тут, тихонько беседовали в уголке, в ожидании Волошина пуская дым под подволок.

В уютном салоне собирались частенько не только курящие. Вот и теперь большая группа болельщиков сосредоточенно окружила стол, за которым Казимир Павлович Бек играл в шахматы с радистом.

Сергей Сергеевич вскоре появился и сказал, что, как он и предполагал, решено отложить подъем лодки до прибытия представителей перуанских властей.

— Бедный Джонни, придется ему еще полежать в этом ужасном стальном гробу, — перевел штурман слова помрачневшего француза.

— Что поделаешь? Ему уже все равно, — философски пожал плечами Волошин, усаживаясь в глубокое кресло и вытягивая длинные ноги. — Володя, спросите у него, пожалуйста, за каким все-таки чертом полез Джо Гаррисон в эту проклятую подводную галеру? Чего он искал на дне?

Кушнеренко начал переводить вопрос Леону. Тот несколько раз кивнул и стал что-то торопливо объяснять, поглядывая то на штурмана, то на Сергея Сергеевича.

— Он говорит, у Джонни была своя идея. Он надеялся найти на дне остатки какого-нибудь пиратского корабля, возможно, затонувшего тут с богатым грузом.

— Ах, вот в чем дело, — понимающе кивнул Волошин. — Резонно. Конечно, кораблей с сокровищами тут побывало немало, и вполне вероятно, что хоть один из них затонул во время внезапного шторма. А на дне клад, конечно, надежнее сохранится, чем на суше. Без водолазных снарядов к нему не доберешься. Ну и что же — нашел он что-нибудь?

Выслушав перевод Володи, Барсак покачал головой и потянулся к рулону каких-то карт, лежавшему на столе возле него. Он начал разворачивать их, что-то объясняя штурману и, как заговорщик, поглядывая на нас.

— Мосье Барсак говорит, что на суше искать сокровища все-таки гораздо надежнее, — перевел Володя. — Тем более имея такие карты!

В руках у француза мы в самом деле увидели карты — и все совершенно одинаковые! На каждой уже ставшие хорошо знакомыми очертания острова Абсит. Зачем ему их столько?

Володя переводил слова француза, жестом ловкого фокусника раздававшего карты всем окружившим его.

— Вот копии той самой карты, на которой перед смертью капитан Иеремия Бенсон пометил условными значками, где именно спрятал похищенные сокровища Кито. Господин Барсак предлагает продать любую из них за два доллара… или за два рубля, все равно.

— Я с удовольствием приобрету уникальную карту, — откликнулся Волошин. — Но хотелось бы получить такую, по которой сокровища будет легче найти: чтобы они не были закопаны в слишком неудобном месте.

Барсак расхохотался, когда штурман перевел эти слова, и начал выкрикивать что-то еще оживленнее, заговорщицки подмигнув Сергею Сергеевичу.

— Он говорит, что такого покупателя, как мосье Волошин, немыслимо обмануть, — торопливо переводил Володя. — Конечно, он прибережет для мосье Волошин самую лучшую карту. На ней указано, что сокровища нечестивого капитана Бенсона лежат на виду, почти прямо на поверхности земли, нужно только нагнуться, чтобы взять их. О, тут есть варианты на любой вкус! Спешите, друзья, выбирайте.

Барсак пустил карты по рукам, и тут я увидел, что они вовсе не одинаковы, как мне показалось сначала. На каждой был действительно изображен один и тот же остров Абсит. Но условные значки, которыми, видимо, были помечены места, где следовало искать «сокровища Кито», на каждой карте располагались в совершенно разных местах! На одной карте указывалось, будто клад запрятан в пещере почти в самом центре острова. На другой — в тайнике прямо на берегу, среди скал. Что за чепуха!

— Н-да, вероятно, таких «копий» насчитывается уже несколько десятков? И все разные, — насмешливо заметил Казимир Павлович, возвращая карты Барсаку.

— А что ж вы думали, будто этот самый капитан Иеремия Бенсон вам действительно подарит карту, собственноручно пометив на ней все тайники? — вдруг неожиданно послышался голос капитана.

Мы даже не заметили, когда он вошел в салон и тихонько пристроился в кресле у двери.

Наш Аркадий Платонович все делает обстоятельно и не спеша. Вот и сейчас он уселся поудобнее, закинул ногу на ногу и неторопливо, со смаком начал раскуривать одну из своих трубок — их у него не меньше дюжины красуется на специальной подставке в каюте, на письменном столе.

— Не такой он, конечно, был простак, чтобы это сделать, — рассудительно продолжал капитан. — Наверняка всучил своему компаньону на всякий случай для отвода глаз фальшивую карту. Ведь, кажется, он вскоре после этого и умер — и при странных обстоятельствах, как вы рассказывали, Сергей Сергеевич?

— Э, да вы, оказывается, тоже увлеклись кладоискательскими историями, Аркадий Платонович. Вот уж не ожидал! — укоризненно сказал Казимир Павлович.

Капитан так засмущался, громко посасывая незажженную трубочку, что Волошин поспешил к нему на помощь.

— Вы совершенно правы, Аркадий Платонович, — сказал он. — Капитан Бенсон умер на руках своего компаньона при весьма загадочных обстоятельствах.

Прошел день, второй. Мы все стояли на якоре возле мрачного островка. Обещанный катер что-то не появлялся.

Глазеть на затянутые облаками скалы сквозь пелену непрекращавшегося дождя было особенно томительно. На берег разрешалось высаживаться только научным работникам, старавшимся использовать каждый час вынужденной стоянки, чтобы изучить своеобразный животный мир островка. Все, конечно, рвались на берег, вдруг захотели помочь им. А те, посмеиваясь, установили строгую очередь да еще выбирали из добровольцев самых крепких и сговорчивых.

Я тоже упросил Макарова взять меня в одну из их вылазок на берег. Он согласился, хотя и покуражился немного, грозно предупредив:

— Но только, чур, по сторонам не глазеть, никаких кладов не высматривать, а работать честно!

— Конечно, Иван Андреевич!

— Знаю я вас… кладоискателей. Закружил вам всем головы Волошин, прямо с ума посходили.

Высадившись на берег, мы поднялись по знакомой тропе к заброшенному кладбищу. В этот ненастный, дождливый день без проблеска солнца оно выглядело особенно мрачно и печально. Набухшие водой тучи, казалось, зацепились за верхушку исполинского креста, да так и повисли навсегда над кладбищем.

За перевалом мы сошли с тропы и углубились в джунгли. Каждый шаг тут давался с трудом. Тяжелая сырость, сочащаяся по ветвям и льющаяся за воротник вода… Ноги вязнут в хлюпающей грязи, идешь словно по набухшей водой губке.

Моросит дождь, а дышать трудно. Воздух липкий, густой, застойный, будто в оранжерее. И кругом могильная тишина, не пролетит, не пропоет птица, только монотонно шелестит и шелестит дождь.

Мне вдруг подумалось, что природа здесь ведь совсем не изменилась с пиратских времен. Когда «джентльмены удачи» высаживались на остров, чтобы припрятать награбленные сокровища, так же глухо вдалеке шумел прибой, а в лесу было душно и сыро, шелестел в листве вечный унылый дождь, и тучами вились над головой злющие летающие муравьи…

Я невольно начал озираться по сторонам, словно опасаясь пиратской засады. Вспомнился сбивчивый рассказ Барсака о таинственной «королеве» острова и о ее шайке. Мы их пока ни разу не видели, никаких признаков своего присутствия на острове они не подавали, но наверняка наблюдали за нами, прячась где-то в зарослях. Не могло их не интересовать, почему мы, взяв на борт Барсака, не уплываем прочь. Хотя, наверное, у них есть рация, и они, возможно, подслушали наши переговоры с берегом и знают о скором прибытии катера с представителями властей.

Во всяком случае, места для укромных засад тут повсюду были весьма подходящие. Неподвижные лианы жадно обвивают деревья и свисают сверху тесно переплетенными космами. Деревья сгрудились, обнялись, словно вцепились друг в друга мертвой хваткой. Сделаешь шаг — и путь преграждает лиана. Еще шаг — и проваливаешься в яму, замаскированную раскидистыми ветками невиданных папоротников.

А дальше приходится перелезать через трухлявый ствол упавшего дерева, чтобы тут же напороться на новую преграду из предательских острых шипов, раздирающих в клочья одежду и до крови царапающих кожу. Каждая ранка, полученная в этих тропических джунглях, потом наверняка превратится в болезненную и долго не заживающую язвочку.

Если же добавить сюда тучи москитов, свирепых летающих муравьев и еще какой-то бесчисленной мелкой кусачей нечисти, быстро пропадет всякое желание искать сокровища в этом сыром зеленом аду.

Удовольствие от вылазок на берег получали только наши биологи. Их все восхищало — и летающие муравьи, и москиты, и огромные ящерицы игуаны, весьма устрашающие на вид, похожие на доисторических чудищ. При нашем приближении они не проявляли ни малейшего страха, а начинали грозно покачивать головами, вызывая нас на бой. Можно было подойти к ним и даже схватить за длинный скользкий хвост.

Как и на недалеких отсюда Галапагосах, на острове Абсит причудливо смешивалась фауна умеренных широт и экваториальная. Рядом с игуанами тут можно было увидеть греющихся на камнях морских львов, а осенью, говорят, сюда даже заплывали из Антарктики пингвины.

Животные на этом островке вели себя вопреки всем законам логики. Не только игуаны, но и птицы фрегаты с огромными крыльями, и морские львы, греющиеся на прибрежных скалах, подпускали к себе людей почти вплотную. На острове нет никаких хищников, поэтому местные звери просто не привыкли бояться и спасаться бегством.

А в джунглях один из наших исследовательских отрядов случайно наткнулся на большое стадо кабанов. Они сначала атаковали биологов, так что многие поспешили забраться для безопасности на деревья, а потом с треском и шумом обратились в бегство. Одного удалось подстрелить, и оказалось, что это вовсе не дикий кабан, а одичавший потомок самых обыкновенных свиней, завезенных сюда кем-то из искателей кладов. Еще пираты, китобои и кладоискатели завезли сюда коз и коров, и все они тоже давно одичали, не подпускают человека близко в отличие от местных животных, диких, так сказать, испокон веков.

— Ну не проклятый ли остров?! — не преминул повторить и по этому поводу Леон Барсак.

Он не выражал ни малейшего желания сойти на берег, предпочитая отсыпаться в отведенной ему каюте или бродить из одного салона в другой, даже на палубу выходил редко. Искусственный климат, создаваемый во всех внутренних помещениях «Богатыря» превосходными кондиционерами, казался ему гораздо приятнее опостылевшей сырой оранжерейной духоты.

Улучив, когда у Володи Кушнеренко выдавался свободный момент, я с его помощью заводил с французом беседы, хотя штурману уже надоели обязанности переводчика.

Я пытался расспрашивать Барсака о приключениях, пережитых на острове «Не дай бог!», осторожно заводил речь о погибших товарищах, о самозванной «королеве»… Но Леон сразу мрачнел, начинал нервничать, отвечал туманно, сбивчиво и спешил уйти. Эти расспросы были ему явно не по душе, и я больше не начинал их, опасаясь показаться слишком назойливым. Гораздо охотнее Барсак рассказывал нам с Володей живописные подробности всяких своих прежних путешествий, с гордостью приговаривая:

— Я большой авантюрист, странствующий рыцарь Романтики. Я любитель тайн, и не нахожу покоя, пока не разгадаю их до конца. Меня интересует судьба пропавшего без вести путешественника, корабля, почему-то не вернувшегося из плавания. В поисках тайн я исколесил весь мир, побывал и в Африке, и в Южной Америке — и вот забрался сюда… О, поверьте мне, тайн здесь вполне достаточно! Пожалуй, даже больше, чем нужно.

Иногда к нам присоединялся Сергей Сергеевич. Он, растравивший всех пиратскими историями, совсем не интересовался вроде островом, с утра до вечера как ни в чем не бывало работал у себя в лаборатории или в отлично оборудованных мастерских, которыми всегда любит похвастать. На берег он больше не сходил, раза два нырнул было с аквалангом, но остался недоволен:

— Слишком много акул. А пугнуть их биологи не дают, говоря: нарушу им естественную картину.

Утром мне опять удалось упросить Володю хоть полчасика погулять на палубе со мной и с французом. Только мы разговорились, из двери рубки выглянул озабоченный Волошин.

Увидев нас, он вышел на палубу, потянулся так, что хрустнули косточки. За ним появился Казимир Павлович Бек — видимо, они только что освободились после оперативной летучки.

— Давайте хоть пройдемся, Казимир Павлович, — пригласил Волошин. — А то скоро совсем ходить разучимся. Тем более тут такая милая компания. Побеседуем за клады, как говорят в Одессе. Очень полезно после совещаний!

— Когда же, наконец, вы будете поднимать лодку? — в какой раз уже повторил свой вопрос Барсак.

— Задержка разве за нами? — развел руками Волошин.

— Бедный, бедный Джонни. Лежит там… в этой ужасной консервной банке, — мрачно перевел штурман и покачал головой точь-в-точь как Барсак.

— Н-да…

Все помолчали.

Барсак постоял, опустив голову, словно в почетном карауле у могилы погибшего друга, потом что-то произнес, наставительно подняв палец.

— Вся беда, что он не на ту лошадку поставил, — перевел Володя Кушнеренко. — Если бы Гаррисон не искал мифические клады на дне, а с такой же энергией взялся бы за поиски сокровищ Кито… мы бы их быстро нашли.

— Никогда в жизни! — вдруг решительно произнес Сергей Сергеевич.

Мы все так удивились, что Володя даже не сразу перевел слова Волошина французу.

— Почему мосье Волошин так думает? — поинтересовался Барсак.

— Да потому, что никаких сокровищ Кито никогда не существовало, — преспокойно ответил Волошин.

Представляете, как мы все опешили?!

— Позвольте, Сергей Сергеевич, но ведь вы же сами рассказывали эту историю с такими живописными подробностями, что все загорелись и стали умолять капитана подойти поближе к острову, где эти сокровища якобы спрятаны, — сказал Бек. — А теперь вы же преспокойно заявляете, что их вовсе никогда не существовало! Как это понимать?

— Очень просто, — ничуть не смутился Волошин. — Я тогда пересказал вам историю, показавшуюся мне занимательной. Но разве я уверял, будто она истинна? Ведь нет? Так сказать, за что купил, за то и продал. Просто хотел поразвлечь вас и, признайтесь, своей цели достиг, даже с лихвой, ибо именно благодаря моему рассказу мы попали на этот таинственный остров и получили редкостную возможность познакомиться с мосье Барсаком и оказать ему помощь. Что же касается достоверности преданий о сокровищах Кито, то своего мнения по этому вопросу я ведь пока не высказывал. Но если хотите знать, то я в них совершенно не верю.

— Ну, знаете ли! — только и смог выговорить возмущенный Казимир Павлович.

А француз, внимательно выслушав перевод этого поразительного заявления, вдруг расхохотался до слез и, восторженно глядя на Сергея Сергеевича и поглаживая его по плечу, попросил штурмана перевести, что мосье Волошин ему нравится все больше и больше.

— Он, Барсак, чувствует, что у них с мосье Волошиным родственные натуры, — со злорадством в голосе добавил Володя. — Однако он все-таки хотел бы, чтобы вы как-то аргументировали свою точку зрения.

— Пожалуйста. Только, пожалуй, хватит гулять, давайте перейдем в салон, — предложил Волошин. — Все-таки искусственный воздух в этих краях и прохладнее, и даже свежее природного, надо признаться.

Мы согласились. Только Казимир Павлович сказал, что его ждут дела, и ушел.

— Так вот, несколько лет назад один видный эквадорский историк, запамятовал сейчас его фамилию, которому надоели своими письмами искатели кладов, опубликовал специально статью о том, что ни в одном архиве нет решительно никаких документов о вывозке ценностей из Кито, — сказал Сергей Сергеевич, когда мы удобно устроились в мягких креслах в прохладном курительном салоне. — И двухметровая статуя Девы Марии с младенцем на руках до сих пор преспокойно стоит в столичном соборе, ее никто никуда не увозил — ученый приглашал убедиться в этом всех желающих. Так что мифические сокровища Кито — это просто легенда…

— Барсак говорит, что читал эту статью, — вставил штурман.

— И она его не убеждает? Хорошо, но разве ему не кажутся подозрительными столь многочисленные слабые места в преданиях о сокровищах Кито? Путаница с картами, совершенно невероятная встреча с преследовавшими воровскую шхуну фрегатом в открытом океане… И почему испанцы, даже не допросив, поспешили повесить всех матросов? Куда им было спешить? Как удалось бежать от них Бенсону? Вопросов возникает масса. И потом уж больно похожа эта история на легенды о столь же мифических сокровищах Лимы, только там похитителем называют английского капитана Китинга, а местом, где он якобы запрятал украденные ценности, остров Кокос. Нет, мне кажется, единственно реальными могут быть лишь какие-нибудь из тайников Александра Скотта и его подружки Мэри, возможно, сохранившиеся на острове. Ведь вскоре после смерти мужа Мэри угодила на каторгу, так что, вполне вероятно, не все укрытые на острове сокровища успела вывезти. А дочка ее искала тайники, но так и не нашла…

— Сергей Сергеевич, вы-то понимаете друг друга с полуслова, но не забывайте и о нас с Володей! — попросил я. — Расскажите подробнее об этой пиратской чете, а то и в прошлый раз только заинтриговали, мимоходом упомянув о них. А тут еще какая-то пиратская дочка объявилась.

— Пожалуйста, с удовольствием, если только не заскучает наш гость, ведь ему-то наверняка все это давно известно, — засмеялся Волошин. — Что и говорить, семейка весьма колоритная! И возникла она по прихоти судьбы необычным образом. Произошло это летом тысяча семьсот шестьдесят второго года. Английский фрегат «Йоркшир», на котором вторым штурманом служил Александр Скотт, подобрал в Бискайском заливе шлюпку. В ней оказался лишь один человек в бессознательном состоянии — поначалу его приняли за юношу, но потом выяснилось, что это девица. И притом девица весьма боевая: череп и кости — «Веселый Роджер», — наколотые у нее на руке, свидетельствовали, что она принадлежала к преступному клану пиратов. Ну, о прошлом этой дамы, которая назвала себя, очнувшись, Мэри Бластер, существуют противоречивые версии. По одной, более романтической, она якобы стала пираткой, чтобы отомстить за смерть молодого мужа, незаслуженно, по злому навету будто бы брошенного королевскими чиновниками в темницу. Но, наверное, справедливей другая версия: рано потеряв родителей, Мэри еще девочкой попала в служанки к сварливой старухе, пятнадцати лет влюбилась в какого-то матроса и была за это с позором выгнана на улицу. Переодевшись мальчишкой, она поступила юнгой на тот корабль, где плавал ее возлюбленный, а потом попала к пиратам и сама стала «леди удачи», пока судьба не забросила ее, единственную спасшуюся после свирепого шторма, в шлюпку, так счастливо подвернувшуюся на пути английского фрегата.

Видно было, что Барсаку прекрасно известна эта романтическая история, но все равно он слушал с большим интересом, что нашептывал ему на ухо штурман.

— Более достоверна ее дальнейшая судьба. Подозрительную авантюристку с пиратским клеймом на руке хотели было передать властям, но в нее неожиданно влюбился второй штурман. Он даже обвенчался с ней, объявив своей женой перед богом и людьми и не убоявшись всеобщего презрения коллег и сослуживцев. С офицерскими погонами Александру Скотту пришлось расстаться. Он перешел служить штурманом на захудалые купеческие суденышки, да и то часто менял их — видимо, отовсюду его выживали. Наконец ему это надоело: очутившись в очередном рейсе у берегов Панамы, Скотт неожиданно объявил команде, что решил стать пиратом, и предложил желающим присоединиться к нему. Часть экипажа так и сделала, остальных высадили на берег. Обычаи пиратского братства были уже давно детально разработаны в целый неписаный кодекс. Пища должна быть одинакова для всех, и всякий может пить вина вволю. Капитану полагается отдельная каюта, но каждый имеет право в нее зайти в любое время. Вся добыча будет делиться поровну, однако капитан, квартирмейстер — он следующий по старшинству, потому что на пиратских кораблях у капитана помощников не бывает, — также боцман, плотник и главный канонир получат дополнительную долю.

Сергей Сергеевич перечислял все это с видом бывалого пирата.

— Вскоре новоявленные «джентльмены удачи» захватили хорошо вооруженный испанский корабль, подняли на нем черный пиратский флаг, и с тех пор Александр Скотт превратился в Бич Божий, как его стали называть. Пиратская чета несколько лет наводила ужас на все западное побережье Южной и Центральной Америки. А своей укромной базой они сделали якобы этот уединенный островок. Здесь занимались ремонтом, отдыхали и, разумеется, до поры до времени припрятывали награбленные сокровища. Мэри Бластер участвовала не во всех набегах. Иногда она оставалась на острове, чтобы ухаживать за ранеными пиратами, пока кровавый Бич Божий рыскал по морям в поисках добычи, к тому же у нее в тысяча семьсот семидесятом году родилась здесь дочка. И вот настал день, когда Бич Божий не вернулся из очередного набега. Напрасно поджидала его жена, вглядываясь в морскую даль. Потом уже она узнала, что два королевских фрегата подкараулили пиратский корабль и загнали его на мелководье. Пытаясь спасти товарищей, Александр Скотт во время жестокой абордажной схватки вызвал на поединок командира испанцев дона Альвареса Мендоза. Но ему не повезло: испанец оказался лучшим фехтовальщиком, выбил из рук у него саблю, а пистолет пиратского вожака дал осечку… И отрубленная голова Бича Божьего повисла зловещим украшением на бушприте испанского корабля.

Штурман переводил, поглядывая в окно, и вдруг сказал:

— Простите, Сергей Сергеевич. Шлюпка возвращается с берега. Видать, там что-то случилось.

Мы подошли к нему и тоже заглянули в широкое окно салона. В самом деле, от берега к «Богатырю» быстро плыла шлюпка.

Мы поспешили на палубу. Шлюпка уже подошла к самому борту. Вместе с матросами в ней была Елена Павловна, жена Макарова. Рядом они выглядят довольно забавно: высокий, грузный, плечистый, с широким обветренным лицом, Макаров напоминает повадками добродушного медведя, а Елена Павловна — худенькая, коротко остриженная — похожа на подростка, особенно в пестрой клетчатой рубашке и джинсах, которые обычно носит в рабочие будни. Она биолог, работала в отделе Логинова и каждый день отправлялась изучать экзотическую живность в лесах Абсита.

Елена Павловна сидела на кормовой банке, крепко прижимая к груди какой-то сверток.

— Смотрите, они что-то нашли, — сказал Волошин.

— Эй, на борту! Спускайте люльку! — крикнул рулевой.

С борта спустили «люльку» — нечто вроде корзины, сплетенной из канатов. Матросы помогли забраться в нее Елене Павловне, не выпускавшей из рук таинственного свертка.

Что в нем могло быть? Неужели наткнулись на клад?

Возле трапа собралась уже большая толпа.

Стрела плавно перенесла «люльку» с Еленой Павловной и опустила на палубу. Мы обступили ее.

— Осторожнее! — вскрикнула Елена Павловна, поднимая сверток над головой.

Подоспевший Макаров всех растолкал, подхватил жену огромными ручищами и, как ребенка, вынул из «люльки».

— Клад нашли, Елена Павловна? — спросил я.

— Что? — не поняла она. — При чем тут клад?

— А что же вы нашли?

Она начала осторожно развязывать сверток, с которого все не сводили глаз… В нем оказалась стеклянная банка, тщательно завернутая в несколько тряпок и брезентовую куртку. Горловина ее была завязана марлей, а в банке сидела какая-то маленькая зеленоватая птичка и, нахохлившись, склонив голову набок, сердито посматривала на нас.

— Кто это? — растерянно спросил я.

Что-то было не так в этой странной птичке, только я сразу не мог уловить, что же именно. Хохолок на голове, крепкий, характерно изогнутый клюв…

— Это попугай? — спросил кто-то.

И тут Макаров растерянно пробасил:

— Слушай, а где же у него крылья?

В самом деле, теперь я понял, чего не хватало необычной птичке: у нее не было крыльев! Вместо них торчали только два куцых пера, придававших попугаю и забавный и жалкий вид.

— Живой! — обрадовалась просиявшая Елена Павловна. — Боже, я так боялась, как бы не разбить. Это же уникальный вид!

— Где вы его нашли?

— Возле самого берега. Они там, видно, гнездятся в скалах. Надо его скорее устроить…

И, прикрыв опять тряпкой банку с бескрылым попугаем, торжественно держа ее перед собой обеими руками, Елена Павловна в окружении ученых поспешила в лабораторию.

Мы переглянулись.

— Вот вам и клад, — сказал Волошин и засмеялся. — Что вы так ошеломленно на меня смотрите, Николаевич? Это нашему гостю такое в новинку, а вам бы уже пора привыкнуть, что наш брат ученый порой делает весьма странные открытия. Ну что же, пошли и мы?

— Что вы, Сергей Сергеевич! — возмутился я. — Вы же остановились на самом драматическом месте.

— Ладно, пошли в салон, доскажу эту романтическую историю.

Мы вернулись в салон, закурили, и Волошин продолжал рассказ о пиратской семейке:

— Овдовевшая Мэри Бластер воздвигла, по преданию, на помин души своего мужа и всех товарищей-пиратов, нашедших себе могилу в волнах, этот громадный крест, что так назойливо торчит перед нами, наводя на грустные мысли, и поклялась перед ним на коленях жестоко мстить. Она грабила, не разбирая, всех подряд: испанцев, англичан, французов. Но тут уж и все ополчились против нее, и в 1779 году Мэри Бластер поймали соотечественники-англичане. От смертной казни ее спасло лишь то, что с ней была девятилетняя дочка Анни. Ее вместе с дочкой сослали до конца жизни на каторгу, на остров Тасманию, где она и умерла нераскаянной. А пиратская дочка вышла там замуж за сержанта из охраны, некоего Арчибальда Кента, дождалась, когда он вышел в отставку в 1795 году, и попыталась отыскать «фамильные» сокровища. Она отправилась в Штаты и сколотила нечто вроде акционерной компании кладоискателей. Ей дали денег, помогли снарядить судно, и супруги Кент отправились на нем на остров Абсит. Однако клад они не нашли. Никакой карты у них не было, на каторге Мэри Бластер, конечно, могла лишь на словах, весьма туманно и приблизительно, описать дочери, где находятся тайники. Но прошло слишком много лет, Анни уже не узнавала места, где бегала маленькой девочкой. Пришлось после тщетных поисков вернуться ни с чем. Через несколько лет пиратская дочка затеяла еще одну экспедицию, но так до острова и не доплыла: ее маленькая шхуна пропала без вести в океане.

Француз, внимательно слушавший перевод и время от времени одобрительно кивавший, словно подтверждая рассказ Волошина, что-то громко произнес, театральным жестом прижав обе руки к сердцу.

— Он говорит, бедная Анни предчувствовала свою гибель, — перевел штурман. — Перед отплытием на остров она якобы сказала друзьям: «Осквернить святой крест!.. Небеса не простят такого богохульства…» Мистика, — добавил Володя уже явно от себя.

Волошин засмеялся:

— Сокровища пиратской четы наверняка до сих пор покоятся где-то в укромных тайниках острова.

Тут неожиданно Леон Барсак начал громко смеяться, покачивая головой и хитро поглядывая на Волошина, словно задумал хорошую шутку. Мы, недоумевая, смотрели на него и сами невольно начали улыбаться.

— В чем дело? — спросил Сергей Сергеевич.

— Он говорит, что ему доставляет большое удовольствие, в свою очередь, охладить энтузиазм мосье Волошина ушатом холодной воды, — перевел штурман. — Дело в том, что никаких сокровищ, якобы припрятанных на острове Бичом Божьим и его достойной супругой, тоже вовсе никогда не, существовало!

Хорошо, что Казимир Павлович ушел. Представляю, как бы он вознегодовал, услышав это!

— Я ценю остроумие мосье Барсака, но мне хотелось бы, в свою очередь, услышать достаточно убедительные подтверждения его точки зрения, — сказал штурману Волошин.

— Он говорит, что дочка явно ничего не знала о кладах, якобы припрятанных преступными родителями, иначе нашла бы их наверняка. Судя по ее поведению, это была просто ловкая авантюристка.

Тут Барсак снова вдруг, вроде бы совсем не к месту, коротко хохотнул, и мы сразу поняли почему, как только Володя перевел его слова:

— Впрочем, вполне возможно, Бич Божий вовсе и не был ее отцом. Анни его, вероятно, тоже себе просто присвоила. Да и вовсе не исключено, что всю биографию своей мамаши-каторжанки она тоже сама сочинила покрасочнее. Во всяком случае, английские историки до сих пор не могут найти в архивах никаких документов о судебном процессе над пираткой Мэри Бластер. Вполне возможно, ее сослали на каторгу за какую-нибудь вульгарную уголовщину, а вовсе не за пиратские похождения. Может, она просто отравила пьяницу-муженька за то, что слишком часто ее поколачивал…

Волошин, усмехнувшись, покачал головой. Француз, словно опасаясь, чтобы его не перебили, продолжал еще быстрее:

— Конечно, какие-то, пусть даже не столь богатые, как уверяет молва, пиратские клады на острове были припрятаны. Десятки тысяч уединенных островков затеряны в океане, но ведь почему-то именно с этим молва так упорно связывает истории о припрятанных сокровищах…

Волошин кивнул.

— С тех пор сколько людей здесь копалось! — размахивая руками, уже почти выкрикивал Барсак. — Кто-то подсчитал, что только за последние два века на острове побывало не менее пятисот искателей кладов. Они же перекопали его весь, тут ямы на каждом шагу! Так что никаких кладов здесь уже давно нет, разве только кто-нибудь из пиратов не продал душу дьяволу за то, чтобы тот наделил украденные сокровища чудесной способностью оставаться невидимыми и не даваться никому в руки!

Выкрикнув это, Барсак погрозил в сторону острова поднятыми над головой кулаками и притих, сразу сник.

Волошин о чем-то задумался, рассматривая берег, отороченный белой каймой прибоя. День выдался ветреный. По небу низко ползли облака странной, причудливой формы, цепляясь за вершины гор. Иногда в разрывах туч ненадолго проглядывало солнце, но дождь все не прекращался.

Я воспользовался наступившей паузой и поспешил задать вопрос, давно вертевшийся на языке:

— Скажите, Леон, но если вы не верили в пиратские клады и, уж во всяком случае, тоже, видимо, сильно сомневались в достоверности преданий о сокровищах Кито, что же в таком случае вы надеялись отыскать на острове? Ради чего мучились и рисковали жизнью?

— Мы играли беспроигрышно, — неожиданно ответил француз. — Каждый из нас вел подробный дневник: я на бумаге, Пьер Валлон все снимал своей кинокамерой, а Джонни наговаривал впечатления на магнитофон. Даже если мы и не найдем никаких сокровищ, решили мы, то, во всяком случае, сможем увлекательно рассказать о своих приключениях на острове «Не дай бог!». Верно? Вернувшись в Бельгию, мы собирались издать книгу и выступить с целой серией рассказов по телевидению. А потом, чем черт не шутит, нас вполне бы могли пригласить и в Америку: там любят сенсационные передачи и хорошо за них платят. Но кто же мог предвидеть, чем все кончится?! — выкрикнул вдруг Барсак истерически, и Володя непроизвольно повысил голос, переводя его слова.

Барсак снова разгорячился и начал грозить кулаком кресту, торчавшему высоко над угрюмым берегом:

— О проклятый памятник разбитым надеждам! Поневоле начнешь богохульствовать… Хотя, впрочем, я-то жив и вовремя унес ноги. И только я могу рассказать, как все случилось. Ну что же, это будет наверняка сенсационная история!

Француз произнес это таким тоном, и на исхудавшем, нервно подергивавшемся лице его вдруг промелькнуло такое жадное выражение, что как-то уже не захотелось больше ни о чем расспрашивать. Мы разошлись.

Еще два томительных дня прошло в такой же неопределенности. Ученые увлеченно продолжали исследования. На заседании Ученого совета Логинов сделал сообщение, вызвавшее сенсацию. Оказывается, нелепый бескрылый попугай (их поймали уже несколько) действительно представляет большой интерес для науки!

Логинов объяснил, что подобные виды птиц и насекомых порой встречаются на отдельных островах, в прибрежных районах, где часто дуют сильные ветры. В таких местах природа весьма своеобразно приходит на помощь своим питомцам, лишая их в процессе приспособительной эволюции крыльев, чтобы не унесло ветром в открытый океан, навстречу неминуемой гибели. На Галапагосах, оказывается, живут редкостные бескрылые бакланы, а на Кергеленских островах — бабочки без крыльев.

Но удивительный попугай особенно заинтересовал ученых тем, что схожий вид, как сказал Логинов, только с крыльями, обитает, оказывается, еще лишь в одном месте на Земле — на восточном берегу Африки. Как же он попал на остров Абсит с противоположной стороны земного шара? Хотя, конечно, крыльев эти птички лишились уже здесь, все равно такое дальнее переселение остается загадочным.

Нет, ученые здесь не скучали.

Волошин возился в мастерской. Один раз и он сделал вылазку на берег, но пробыл там совсем недолго, никаких кладов, разумеется, не искал, а проводил испытания каких-то своих новых приборов.

Мы жили как бы в двух совершенно разных мирах: Волошин и другие ученые — в реальном и привычном мире научных исследований, а остальная часть экипажа — в каких-то призрачных мечтаниях о кладах.

Но вдруг два этих мира неожиданно столкнулись между собой. И все уже запуталось окончательно!

Вскоре после полудня вахтенный начальник встревоженно доложил капитану, что ему послышалась отдаленная стрельба на берегу.

На острове в этот день работала лишь небольшая группа геологов и матросов. Оружия у них не было.

Вскоре увидели шлюпку, поспешно возвращающуюся с берега.

Оказывается, подверглись нападению наши геологи! Они заинтересовались выходом горных пород в одной из бухточек и только начали копать яму, чтобы взять пробы с разных уровней, как вдруг из зарослей раздалось несколько выстрелов. Метили, несомненно, в них: хотя ни в кого, к счастью, не попали, но одного из матросов слегка ранило осколком камня, отлетевшим от скалы.

Геологи и матросы залегли среди скал, не зная, что же делать дальше. Через некоторое время из зарослей вдруг выехала молодая женщина в ковбойском костюме верхом на вороной лошади и что-то прокричала, кажется по-французски, воинственно потрясая винтовкой над головой, и так же внезапно скрылась. Вероятно, это и была опереточная «королева», посчитавшая, будто мы посягаем на клады Острова сокровищ…

Полежав некоторое время на сырой земле под моросящим дождем, наши обескураженные исследователи начали отползать к лесу и поспешили вернуться на судно.

Как ни глупо все это выглядело, непонятно было, что же делать дальше? Как поступить? Не устраивать же облаву в лесных зарослях на бандитов, подставляя матросов под их выстрелы!

На экстренном оперативном совещании решили вести в дальнейшем только океанографические исследования со шлюпок и с палубы «Богатыря», а всякие высадки на берег прекратить.

Теперь торчать возле острова было уже совсем нелепо. Окончательно рассвирепевший капитан уже дважды приказывал радисту запросить: когда же придет катер? На второй запрос с берега наконец ответили, что он вышел.

А еще через день мы увидели его и своими глазами. Небольшое, но, кажется, отличное суденышко — спасательный катер, способный плавать в любую погоду, — встало на якорь возле «Богатыря».

Вскоре к нам приплыли гости — черноусый щеголеватый молодой капитан в огромной фуражке, щедро разукрашенной золотыми позументами, и пожилой, хмурый и усталый на вид лысеющий мужчина в помятом сером костюме. Он предъявил удостоверение инспектора морской полиции и официальное письмо с просьбой передать ему бельгийского подданного господина Барсака, а также все обнаруженные при нем вещи.

В тот же день погрустневший Барсак перебрался со всем своим имуществом на катер. Не знаю, чем он огорчался: просто оттого, что расстается с приятной компанией и удобной каютой, или все-таки у него было нечисто на душе и он опасался допросов полицейского инспектора?

А на следующее утро быстро, всего за каких-то три часа, и без особых происшествий матросы под руководством Волошина и его «Эдисонов» подняли с помощью надувных понтонов затонувшую подводную лодку и отбуксировали ее прямо к песчаному пляжику.

Правда, был один напряженный момент, когда возле всплывавшей лодки вдруг появилась целая стая крупных белоперых акул.

Но Сергей Сергеевич предусмотрительно расставил вокруг места работ таинственную аппаратуру и, когда появились акулы, приказал всем аквалангистам выйти пока из воды, включил свои приборы — неприятеля словно ветром сдуло! Ни одна акула больше не появлялась до самого ухода «Богатыря».

Полицейский инспектор попросил Сергея Сергеевича принять участие и в осмотре лодки — в качестве технического эксперта. Посоветовавшись с Логиновым и капитаном, Волошин согласился.

Вернулся он на борт усталый, непривычно серьезный и даже мрачноватый и в ответ на все наши расспросы только коротко сказал:

— Ну, рассказывать в деталях, как извлекали из нее то немногое, что осталось от бедняги Гаррисона, я не стану. Галера оказалась весьма примитивная, вся сшита на живую нитку из самых разнокалиберных деталей и неудобная: лежал он там скорчившись, даже повернуться не мог — в самом деле точно в гробу.

Механик спросил:

— А что с ним случилось все-таки?

— Пустяк. Явно несчастный случай, Барсак здесь ни при чем. Заело краник воздухопровода. Гаррисон, видно, не сразу заметил. А когда попытался провернуть кран, то проржавевшая труба лопнула, в лодку хлынула вода, ну и… — не договорив, Волошин махнул рукой и, сутулясь, ушел в каюту.

Вечером к нам снова приехали гости: капитан, инспектор и Барсак, чтобы подписать официальные документы, поблагодарить за помощь и попрощаться.

Барсак был так опечален и так искренно, с новой силой, переживал гибель товарища, что мне стало стыдно за свои подозрения. Лодка погибла действительно от аварии, никакой уголовщины тут не было. Наверное, и о самоубийстве Пьера Валлона Барсак говорил правду. Судя по его рассказам, тот был большим неврастеником и вполне мог пустить сгоряча себе пулю в лоб.

А сам Барсак? Пожалуй, я именно потому и относился к нему с подозрением, что впервые в жизни встретил подобного, почти профессионального искателя приключений и сенсаций, гоняющегося за ними по всему свету. Конечно, он был авантюристом, но по-своему честным и бескорыстным. Фигура колоритная и для нас совершенно непривычная.

— Ну, слава богу! Угостим их прощальным ужином, и можно наконец уходить, — удовлетворенно проговорил капитан, подписывая вслед за Сергеем Сергеевичем документы.

Когда мы очень мило поужинали и гости уже начали растроганно прощаться, Волошин вдруг встал и торжественно объявил, что должен сделать официальное заявление.

Все притихли, не сводя с него глаз.

— В чем дело, Сергей Сергеевич? — нахмурился Логинов.

— Дело в том, что я нашел клад, по всей видимости припрятанный на острове Абсит известным пиратом Александром Скоттом, известным под кличкой Бич Божий, и его женой Мэри, — как ни в чем не бывало произнес Волошин.

— Ну что вы, право, Сергей Сергеевич! — рассердился капитан. — Какой клад. Надо все-таки знать место и время для шуток…

— Я вовсе не шучу, Аркадий Платонович, — пожал плечами Волошин. — Я действительно нашел клад. Считаю необходимым официально уведомить об этом представителей властей и прошу их взять ценности под свою охрану.

— Где вы нашли клад?!

— Там, — преспокойно ответил Волошин, кивая куда-то в сторону острова, затаившегося в ночной темноте. — Я его не трогал, оставил в таком виде, в каком он простоял века…

— Простоял? — недоуменно переспросил кто-то.

— Да. Потому что это крест. Огромный крест из чистого серебра, который все вы хорошо видели даже отсюда, с борта «Богатыря».

Каким все это ни казалось невероятным, по тону Сергея Сергеевича было видно, что он в самом деле вовсе не шутит!

Посовещавшись между собой, капитан катера и полицейский инспектор, неуверенно поглядывая на Волошина, предложили:

— Может быть, сеньор профессор будет так любезен подтвердить свое заявление фактами?.. Может быть, он даже согласится, несмотря на позднее время, отправиться для обследования креста? Конечно, сейчас темно, идет дождь. Но если крест действительно сделан из серебра, то мы обязаны немедленно принять меры.

— Пожалуйста, — охотно согласился Волошин, когда штурман перевел эту просьбу. — Только надо взять побольше фонарей, а то там, в скалах, сам черт ногу сломит. Дождь тут всегда идет, он и утром будет. Зачем откладывать?

Необычную экспедицию снарядили быстро. Я настоял, что в ней непременно должен участвовать представитель прессы. Никто из ученых, кроме Волошина, на берег не поехал. Но, поколебавшись, не выдержал и присоединился к нам капитан.

В двух шлюпках мы переправились на берег и высадились на уже знакомый песчаный пляж. А оттуда гуськом двинулись по тропе на кладбище, к загадочному кресту. У каждого в руках мигал фонарик.

Странное это было шествие в ночи, под шелестящим дождем, среди мокрых скал. И заброшенное кладбище в зыбком свете наших фонариков предстало перед нами в какой-то мрачной, колдовской призрачности. От скачущих лучей света кресты на могилах неудачливых кладоискателей, казалось, вдруг ожили и начали метаться, словно пустились в дикий, исступленный танец…

Но тот громадный крест, ради которого мы сюда пришли, стоял крепко, твердо, неколебимо. Замшелый, обросший за века лишаями и густо обвитый лианами, он был величав и мрачен.

Крест из серебра? Чепуха какая!

Сергей Сергеевич подошел к кресту, неторопливо, словно опытный хирург перед операцией, приготовил инструменты — сходство усугублялось тем, что он при этом натянул резиновые перчатки, — а потом, с разрешения капитана перуанского катера, как старшего официального лица, начал осторожно очищать наросший мох.

Все мы завороженно следили за движением его рук.

Вот мох очищен… Под ним открылась темная поверхность. Конечно, это камень, никакое не серебро.

Но Волошин продолжал расчистку… И вдруг в свете наших фонариков под его руками что-то сверкнуло! Еще раз. Вот сверкнуло снова…

— Надо взять кусочек для анализа, Казимир Павлович его быстро проделает. Но это, несомненно, серебро, — сказал Волошин, опуская руки и отодвигаясь в сторонку, чтобы дать нам рассмотреть получше. — И серебро высокой пробы!

Один за другим мы подходили к кресту, словно молитвенно прикладываясь, и разглядывали тускло сверкавший квадратик посреди расчищенной площадки. Да, это был, конечно, металл.

— Крест отлили, потом покрыли черной смолой. Он быстро оброс мохом и лишаями и приобрел древний и почтенный вид, — пояснил Сергей Сергеевич. — И проделала это, видимо, Мэри Бластер, решив после гибели мужа ненадежнее припрятать сокровища из прежних тайников. А всех свидетелей она, по пиратскому обычаю, наверняка отправила потом на тот свет, чтобы не проболтались.

Он несколько раз притопнул ногой и добавил:

— Я не удивлюсь, если в основании этого крестика найдется еще тайник с драгоценными камнями.

И тут вдруг Барсак издал какой-то дикий, безумный вопль и бросился ничком прямо в липкую грязь к подножию креста. Он колотил по земле руками и так и захлебывался в рыданиях. Это была форменная истерика!

Волошин быстро отпилил от креста небольшой кусочек металла для анализа и начал складывать инструменты.

— Сколько же в нем тонн будет? — переговаривались моряки.

— Много!

Капитан перуанского катера и полицейский инспектор о чем-то вполголоса совещались, то и дело озабоченно поглядывая на крест. Испанского языка я, к сожалению, не знаю, но, судя по интонации, они повторили сакраментальную фразу нашего капитана: «Ну и втравили вы нас в историю…»

Володя Кушнеренко подтвердил это, пояснив:

— Озабочены, не знают, как быть. Считают, надо теперь возле креста охрану ставить.

«Учитывая агрессивность „королевы“ и ее „рыцарей“, это совсем нелишне. И еще не так-то просто будет выловить их в дремучих зарослях», — подумал я и сказал:

— Ну и задали вы всем забот, Сергей Сергеевич!

Волошин только ухмыльнулся и начал неторопливо вытирать руки.

— Но как же вы до этого додумались, Сергей Сергеевич?

Наконец-то выдалась свободная минутка, чтобы задать этот вопрос.

Мы стояли с Волошиным на палубе и в последний раз любовались мрачными берегами острова «Не дай бог!». Уже с раннего утра по всему судну началась та веселая деловитая суета, которая всегда предвещает близкий выход в море. Приятно было наблюдать, как оживает «Богатырь», пробуждаясь от унылой и надоевшей дремоты. Повсюду снуют матросы, на широком столе в штурманской рубке уже разложены карты тех манящих краев, куда нам предстоит направиться. Скоро мы отплывем!

— Вы спрашиваете, как я до этого додумался? — задумчиво повторил Сергей Сергеевич. — Пожалуй, теперь уже нелегко восстановить в деталях весь мыслительный процесс. К тому же большая часть его протекала интуитивно. Я мог бы ответить вам как сэр Исаак Ньютон на вопрос о том, как его угораздило открыть закон всемирного тяготения…

— И что же он сказал? Любопытно.

— «Я просто много думал об этом…» Собственно, так можно сказать о любом открытии. «Неотступное думание» — вот в чем секрет.

— Но все-таки не сразу же вас осенило.

— Разумеется, — согласился Волошин. — Как и Леон Барсак, — бедняга, он чуть вчера не рехнулся, — я тоже в глубине души считал, что нет все-таки дыма без огня. Не случайно же именно об этом острове идет такая слава! И почему его так зловеще окрестили? Ну, можно назвать открытый тобою остров в честь любимой женщины, это я понимаю. Или в ознаменование какого-то события, наконец. Но назвать свое детище «Не дай бог!» или «Пусть не сбудется!»… Сделано явно с целью, с каким-то потайным смыслом, с намеком.

Сергей Сергеевич покачал головой, задумчиво помолчал, чему-то усмехнулся и продолжал:

— Конечно, лингвистические рассуждения еще ничего не доказывают. И очень меня злило, что никак не могу понять скрытый намек. Долго я ломал голову. Верно ведь, что весь остров давно перекопали. Если и были тут клады, то их уже наверняка нашли. Однако о крупных находках ничего не известно, а ведь их не скроешь. Чтобы попасть на остров, непременно нужен корабль, а для него команда. И если уж золото действительно блеснет, редко свидетели такого события разойдутся тихо и мирно… Но ведь должны быть запрятаны богатые клады на острове! Ну, сокровища Кито, конечно, весьма сомнительны, я уже объяснял. Однако ведь Бич Божий в самом деле много лет пиратствовал в этих водах. Была у него здесь, на острове, укромная база, значит, существовали и тайники! И Мэри после его гибели сюда частенько наведывалась, не случайно именно с ее именем молва связывает этот крест…

Крест-тайник был нам отчетливо виден, несмотря на пелену дождя. Сегодня он уже не выглядел таким мрачным и одиноким: у его подножия, словно в почетном карауле, торчали двое часовых в черных блестящих дождевиках.

Мы с Волошиным переглянулись и улыбнулись.

— Да, так вот этот крест… Трудно уже объяснить, как осенила догадка. Знаете, как бывает: возишься, возишься с машиной — ничего не получается. А потом вдруг что-то щелкнуло, сцепилось как надо, замкнулось — и пожалуйста, заработала! В данном случае, пожалуй, роль такого «замыкания» сыграли, как ни странно, скептические возражения Барсака. Помните, он говорил, что весь остров давным-давно перекопан кладоискателями, и если спрятаны на нем какие-то сокровища, то не иначе как дьявол наделил их чудесной способностью быть невидимыми и никому не даваться в руки? «А ведь это идея!» — подумал я. А тут еще память подсказала остроумную ситуацию, положенную в основу давно читанного отличного рассказа Честертона. Там описывается убийство, которое никак не могут разгадать из-за своеобразного психологического ослепления, что ли. Многие, оказывается, видели убийцу выходившим из дома, но никто не запомнил его только потому, что он был в форме почтальона. Привычная, примелькавшаяся одежда словно сделала его невидимым — кажется, рассказ так и называется: «Невидимка».

— Остроумно!

— Очень. И вот вам польза начитанности! Произошло у меня в мозгах нужное сцепление, мысли лихорадочно заработали… Где может быть спрятано сокровище, коли весь остров ископан кладоискателями? Только у всех на виду, где никто его искать не будет! И в таком виде, что и мыслей даже об этом ни у кого не возникнет, — вот самый надежный тайник. Припомните еще слова пиратской дочки, о которых помянул Барсак, — ну, об осквернении креста и о наказании за богохульство. Леон их толковал, конечно, неправильно. На самом деле Анни, видимо, знала, где ее мать запрятала сокровища, только почему-то вывезти их с острова не успела. Так что расчет у Мэри Бластер был дьявольский, но точный. Ведь все искатели кладов люди весьма суеверные. Ни одному из них в голову не пришла бы кощунственная мысль потревожить такой крест. И только я, как убежденный атеист и скептик, свободный от всяческих суеверий, мог взглянуть на зловещий крест трезвыми и непредубежденными глазами. Так я и сделал, и, как видите, не ошибся.

— Но все-таки как вы решились повести нас ночью туда, не проверив сначала свои предположения? Это было рискованно.

— Ну, ничего особенного, — ответил Сергей Сергеевич, но вид у него был такой хитрющий, что я насторожился.

— Постойте… Так вот что за таинственное «испытание аппаратуры» вы там устраивали?! — наконец догадался я. — Она же у вас такая, что позволяет видеть сквозь стены, ни к чему и притрагиваться не надо. Здорово! Сергей Сергеевич, а ведь вам, наверное, полагается какая-то доля найденных сокровищ?

Сергей Сергеевич с интересом посмотрел на меня и спросил:

— А вы действительно думаете, Николаич, будто я стану претендовать на свою долю в пиратском наследстве?

Я смутился, но, к счастью, басовитый отвальный гудок, перекрывший все шумы и голоса, спас от ответа на его ехидный вопрос.

Якоря уже были подняты. Весело прозвенел телеграф в ходовой рубке. Наш «Богатырь» медленно и величаво двинулся в открытый океан.

С катера нам прощально махали и приветствовали певучими, протяжными гудками. Барсак, увидели мы, тоже пытался махать, почти повиснув на бортовом леере. Да, для него удар оказался тяжелым.

— Ну что же, как говаривал старик Гораций: «Плыви по благодатным морям, устремляя свой взор на все, что достойно мудрого и добропорядочного человека…» — с чувством произнес Волошин, когда наступила тишина, нарушаемая лишь приятным шелестом разрезаемой волны за бортом.

Удивительный остров с таким зловещим, но, к счастью, для нас не оправдавшимся названием «Пусть не сбудется!» серым призраком исчезал за пеленой дождя. А мы уплывали навстречу солнцу и ясной погоде, навстречу новым приключениям и открытиям.

Нам действительно довелось в этом плавании повидать много интересного и пережить немало приключений — я еще надеюсь рассказать о них. А пока, немножко забегая вперед, — знаете, что оказалось самым сенсационным и удивительным? Находка клада? Как бы не так!

Теперь остров Абсит то и дело упоминается в научных журналах на всех языках. Только в прошлом году на нем побывало шесть научных экспедиций. И все из-за бескрылых попугаев!

Особенно привлекает ученых загадка их происхождения. Как попали на остров крылатые предки этих попугаев с другого конца Земли? Может, их завез кто-нибудь из пиратов? Но не могли же они за два-три столетия лишиться крыльев и превратиться фактически совсем в новый вид — неужели эволюция может идти такими скоростными темпами? Или… Или же затерянный в океане островок посещался людьми — и притом выходцами из Африки! — уже в далекой древности?

А может, предки загадочных попугаев все-таки прилетели сюда сами через два материка и океана, когда еще имели крылья?

Загадок, как видите, немало. И пожалуй, привезенные нами с Острова сокровищ странные птички (три пары этих забавных попугайчиков отлично прижились в просторной вольере) скоро затмят славой пиратского попугая одноногого Джона Сильвера, хотя, как ни бился неугомонный Сергей Сергеевич, ему так и не удалось научить их кричать:

— Пиастры! Пиастры! Пиастры!..

Примечания

1

О том, как ему удалось решить эту трудную задачу и спасти Волошина и меня, угодивших в подводном корабле — мезоскафе в объятия таинственного «Морского Змея», я уже рассказывал раньше (повесть «Гость из моря», издательство «Молодая гвардия», 1967).

(обратно)

Оглавление

Глеб Голубев Пиратский клад Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg