«На далеких окраинах»

Четыре волка, гуськом друг за другом, боязливо оглядываясь, спускались с песчаного бугра.

Если бы им предоставлен был свободный выбор, то они спустились бы совсем не с этой стороны. Их зоркое зрение, несмотря на темноту ночи, упорно останавливалось на одном и том же предмете. Их раздутые ноздри жадно втягивали в себя струю воздуха, несшуюся от этого предмета. Голод ворочал внутренности степных хищников, зубы скрипели и щелкали, налитые кровью глаза искрились во мраке.

Бандиты остановились в лощине, куда не проникали лучи лунного света, и сели. Они не решились отступить совсем и выжидали. Они хорошо устроились: надо было прилечь к самой земле — я хотел сказать на песок, потому что земли давно уже не видно было в этом песчаном, волнистом море — чтобы заметить четыре рядом торчащих силуэта, с острыми, настороженными ушами. А, между тем, сами волки хорошо видели кругом. Луна усердно помогала им в этом обзоре, освещая своим мертвым светом мертвую окрестность.

Лощина, где они сидели, заменяла темную литерную ложу, пустыня — ярко освещенную сцену.

Голодные бродяги видели все, а их не видел никто.

Они видели верблюда, который стоял на вершине противоположного бугра; они видели, как безобразно, неловко привешены были к бокам животного толстый тюк, обмотанный веревками, русский чемодан, железная складная кровать в чехле и медный закопченный чайник. Все это висело кое-как, и, должно быть, сильно беспокоило верблюда; заметно было, что его вьючили неопытные и неискусные руки.

На самом верху, неловко растопырив ноги, сидела человеческая фигура. Голова у этой фигуры была обвязана белым платком, одета она была в белую же, русскую рубаху, на длинных смазных ботфортах виднелись ржавые шпоры, из-за плеч торчала двустволка. Фигура эта как-то странно колыхалась на вершине вьюка: то она откидывалась назад, то вдруг нагибалась вперед; головной убор сбился на самое лицо. Нетрудно было догадаться, что всадник спал, и спал весьма крепко, несмотря на неловкость своего положения.

У верблюда в разорванный ноздри продета была волосяная веревка; конец той веревки находился в руках другого путешественника, который шел пешком.