«Майонезовские сказки (СИ)»

Майонезовские сказки (СИ) (fb2) - Майонезовские сказки (СИ) 658K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Людмила Владимировна Литвинова

Л.В. Литвинова

МАЙОНЕЗОВСКИЕ СКАЗКИ

Рисунки автора

2015

МАЙОНЕЗОВСКИЕ СКАЗКИ

СКАЗКА ПЕРВАЯ. ОСЕННИИ ЗНАКОМСТВА

ЗНАКОМСТВО ПЕРВОЕ,

в ходе которого выясняется, что «ЛУЗА» - это не «ЛУЖА», а «ФРИЦ» - не «КАРЛ».

— Да, в этом Синем лесу, как у пиратов: жемчуга – ведрами, а шелка – километрами! – говорил первый таможенник второму.

— Уж и не говори, кум! У них даже вороны пьют только из фонтанов, из луж – брезгуют, - отвечал второй таможенник первому.

Пышка стоял за углом таможни, сердце его стучало громче старых настенных часов, на которые он смотрел, не отрываясь, сквозь приоткрытую дверь таможенной будки. Дверка в ходиках шумно распахнулась и кукушка пропела ласково: «Без пятнадцати минут одиннадцать, господа!»

— Пора сматывать удочки, - сказал первый.

— Пора мой друг, пора, - ответил второй и взял трость.

Пышка еще не отдышался и видел свое красное лицо с выпученными глазами в стеклянной двери. Выбора не было. Он ввалился в таможню.

— Заполни декларацию! – завопил первый таможенник.

— И преврати «КОЗУ» в «ЛИСУ», - еще пронзительнее завопил второй.

Пышка так напряг извилины, что они проступили на лбу, а лицо стало похоже на перезревший помидор.

— КОЗА – ЛОЗА – ЛОЗА – ЛА – ЛА, - бормотал усталый, голодный Пыш.

— ЛУЗА – ЛУПА – ЛИПА – ЛИСА, - раздался в Пышкин затылок насмешливый шепот. Пышка и не заметил, как на груженном покупками велосипеде подкатил к таможне Фигурка. Тугодум Пыш был спасен! Он застрочил, как из «Калашникова»: «КОЗА – ЛОЗА – ЛУЗА – ЛУПА – ЛИПА – ЛИСА», и таможенники пропустили его на территорию Волшебного леса, а значит домой! Домой! Флегматик Пышка больше всего любил дом и «родную лежанку». Сангвиник Фигурка с природно-развитым левым полушарием превращал «КОЗУ» в «БАРСА» без запинки и с явным удовольствием: «КОЗА – КОРА – КАРА – ФАРА – ФАРС – БАРС!» И вот Фигурка тоже в родных пенатах. Кукушка предупредила: «Без трех минут одиннадцать!» Фигурка вскочил на своего видавшего виды железного «осла», Пыш с надеждой ухватился за седло: «Ты ЛУЗА имел в виду «ЛУЖА?»

— Отнюдь, товарищ, «» - это «ЛУЗА», - и Фигурка умчался, как ветер, в темнеющую даль.

Пышка покатил на усталых «своих двоих» к ближайшему светящемуся окну. Сзади раздался пронзительный крик: «Преврати «КОЗУ» в «ВОЛКА»! И заполни декларацию!»

«Последний, - подумал Пышка, - не успеет до одиннадцати, и ночевать ему, бедолаге, на мокрых листьях».

Пыш постучал в дверь. Ему не открыли, и он вошел. Его встретил запах корицы и миндаля. В полумраке прихожей голодный Пыш нашел взглядом стоящий на скамейке большой черный противень с булочками причудливых форм (вертушки, косички, улитки, ракушки, дольки и другая вкуснятина). В маленькой кухне стоял запах кофе, и что-то булькало. Под оранжевым абажуром сидела Тетка Черепаха в халате, отделанном мехом, рядом – Кролик из Параллельного мира в вязаном свитере. Они не замечали, что старинный кофейник с изогнутым носиком почти выкипел, а окно запотело. Они не заметили и Пышку. Че и Кро слушали радио. Диктор сообщал последние известия: «Рядовой Джон Смит отбил атаку басмачей из гранатомёта сегодня рано утром. На рядовом были только бронежилет, каска и сиреневые трусы с надписью: «Я люблю Чикаго!».

— Да, протяжно вымолвила Т. Черепаха, покачивая большой головой в кружевном чепчике, - наши-то не способны к такому патриотизму.

— Не скажите, матушка, не скажите, - прошепелявил Кролик, протирая запотевшие очки. И тут его кроличий взгляд упал на наблюдавшего за ними Пышку.

— О! - сказал театрально Кро, - голодная тень отца Гамлета!

— Полцарства за листок бумаги! Иначе я забуду свою новую поэму «Фриц и Роза», - театрально, голосом Кро взмолился обнаруженный Пышка.

— Выключи, зайчонок, «спорт» слушать не будем, наши фавориты опять продулись, - заявила Т. Черепаха, от Кролика поворачиваясь грузным телом к Пышке, - пиши и декламируй вслух! Обожаю про сердечные делишки!

Тетка сложила пухленькие ручки на коленях, как прилежная школьница. Пышка звонко заголосил:

В Келне, под самою крышей,

Под красною черепицей,

Куда идти ленятся мыши,

Портной жил, звавшийся «Фрицем».

В своем полукруглом окошке

Он видел, как на ладони:

На крыше мечтают кошки,

И Карл несет мед в бидоне.

А Роза сушит перины

И песенку напевает,

И в ящике георгины

Из леечки поливает.

Какая занятная слежка,

Камзолы шить нет уже рвенья, -

А вон показалась тележка

С густым сливовым вареньем!

«Нет денег, но есть терпенье, -

Так Фриц рассуждал над заплаткой, -

Скажу сорок раз я «варенье»,

И станет мне сладко-пресладко!»

— Какая свежая мысль, Пыш! – перебил его Кролик, - это надо пренепременно напечатать в нашем журнале «Тираннозавр», но там обязателен литературный псевдоним, я предлагаю не затёртый – «Элькуль Пуаро».

— Остановимся на «Гораций Майонезов», - закончила литературный вечер Тетка. Она принялась накладывать на тарелочки яблочное повидло, беззаботно напевая: «Ах, повидло, талия погибла!». Разлили остатки кофе по чашкам. Кролик, уже в полосатом фартуке, принес из прихожей булочки. Воцарилось молчание. Слышно было, как дождь стучит за розовой занавеской. Тетка причмокивала, Кролик присвистывал, Пышка причавкивал. Момент был неподходящий, но Пышку распирало.

— А что такое «ЛУЗА»? – выпалил он между пятой улиткой и шестой долькой.

Наступила тишина. Было слышно, как желтый листок прилепило дождем к стеклу.

— Э…., - начал Кролик с умным видом.

— Не утруждай себя, зайка, - остановила его Тетка, - понятно, что имеет место проблема с дикцией. Когда я была примой в оперном театре, такое встречалось сплошь и рядом. Зрители даже просили печатные тексты партий, потому что не понимали ни слова. Конечно, не без греха… (и она густо покраснела) некоторые исполнители, кто уже не помню, ели на сцене во время спектакля. Попробуй с набитым ртом спеть слово «лужа», да еще на итальянском!

Но Кролик не унимался. Он отодвинул чашку, и, с трудом подняв огромный словарь, засопел в него: «Это принципиально». Через минуту он, с видом генералиссимуса, нашедшего мешок с золотыми слитками под очередным Ватерлоо, сообщил: «ЛУЗА» - есть такое слово! Это сетчатый мешочек под лункой, в которую падает шар в бильярде!

— Не может быть, чтобы какой-то дырявый мешочек назвали почти «Луизой»! - удивилась Тетка, всплеснув пухлыми ручками, - Наполни еще кофейничек, зая!

И она беззаботно запела арию Чио-Чио-Сан о том, что она молодая влюбленная бабочка, порхающая в новом шёлковом кимоно.

И вдруг, порыв ветра донес отчаянный и несущий в себе явную угрозу, вопль: «Умри, Коза!». Все трое, вздрогнув, переглянулись.

— Похож на голос капитана Флинта, - почему-то шепотом сказал Кро.

— Не знаю, Флинт или Кид, но всем понятно, что это - «черная метка», - тоже шепотом отозвался Пыш.

Тетка взялась за успокоительные капли. Было жутко слышать в гробовой тишине, как бутылочка стучит о край хрустального стакана с монограммой «Т.Ч.». «Как хрупок мир», - подумал испуганный Пыш.

— Дождались, - резюмировала сухим шепотом неустрашимая Че.

Все трое напряженно вглядывались во мрак за розовой кружевной занавеской.

ЗНАКОМСТВО ВТОРОЕ,

в ходе которого выясняется, что у кроликов тоже есть заячья губа, и кое-что (несправедливое) о Тетке.

Флегматика Пышку мучила меланхолия. В теплом зеленом халате и теплых домашних туфлях, он долго стоял у окна в спальне и смотрел на осенний лес. Ветер гонял желтые листья по кругу, как дрессировщик лошадей в цирке.

Вот и дождались, - сформулировал Пыш свою мысль, очень схожую с Теткиной. Затем он переместился к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Этот вид ему нравился больше.

Очень похож на академика Ломоносова, - сообщил Пышка отражению, - жаль, что твоим именем не назовут университет или какой-нибудь внутренний закон. И вдруг сработал какой-то внутренний закон. Словно светозвуковая граната, Пышку ослепила и одновременно оглушила мысль о его черной неблагодарности. Он надел плащ поверх халата, схватил баночку крыжовенного джема, зонтик, резиновые сапоги с изображением лошадей и помчался к Фигурке.

Фигурка завтракал бутербродами с дорогим сервелатом. В комнате, почти пустой, привлекала внимание только узкая кровать, застланная солдатским одеялом. Над ней висел лозунг: «Идея плюс аскетизм». Пониже - портрет Зигмунда Фрейда с рыжей бородой.

Пойдем к стенке, - сказал Фигурка и засмеялся. Пышка не понял, но подошел к стене, на которой висела инструкция по уборке помещения и телефон.

Сейчас зазвонит телефон, - сказал Фигурка и снова засмеялся. Зазвонил телефон. Таможенная служба наизусть знала Фигуркин номер, и в случае скопления на пропускном пункте граждан, не способных своими силами превратить «МУХУ» в «СЛОНА» или «КОЗУ» в «ЛИСУ», сразу же обращалась за помощью к Фигурке. Но Фигурка помогал только своим. Это был один из его жизненных принципов. Поэтому он звонил Тетке Черепахе, для установления связи между ней и незнакомым лицом, застрявшим на таможне и называющим себя «сеньор Паралличини».

Пышка оторвался от инструкции, потому что в телефонной трубке захлёбывалась Тетка Черепаха: «Знаю ли я сеньора Паралличини?! Этот сеньор в пятьдесят втором году подхватил свинку, и мне пришлось петь за него Ленского и падать в сцене дуэли! На репетиции я сломала два ребра, а на спектакле ребро и ключицу! Не родственник ли он Паралличини, написавшему музыку к нашему гимну? Да, да, он ее и написал, этот несносный Паралличини! Жду вас с Пышкой на ужин! Будут ваши любимые жареные морепродукты!»

Фигурка приподнял породистую бровь. Как ни крути, а незнакомое застрявшее лицо оказалось «своим».

… Вечер выдался самым пасмурным за последние триста лет ведения метеонаблюдений в Волшебном лесу. В гостиной Тетки Черепахи горела хрустальная люстра на восемьдесят лампочек. Сама Тетка Че в золотистом парике и в голубом шелковом кимоно с разноцветными драконами вычитывала сквозь толстые стекла очков содержание сахара на бутылке «Фаро-ди-Мессина», привезенной тенором Паралличини. По стенам гостиной висели в золоченых рамах картины с хрупкими белокурыми девушками в шляпах или с зонтиками, или с коробками шоколадных конфет. Тетка любила «пожить по-человечески». Сеньор Паралличини прогуливался между венскими стульями, заложив короткие ручки за спину. Повыше запястья у него была, уже едва различимая, татуировка «Sicilia». Как ни странно, но Паралличини оказался тоже черепахой. Однако, жители Волшебного леса обладали толерантностью, поэтому вышеуказанное обстоятельство не могло испортить впечатления от запаха жареных морепродуктов. Сеньор Паралличини напевал тенором: «А нам не надо ни мармелада, ни шоколада, а только маленьких, да, очень маленьких детей!» На последнем слове, спетом «страшным» голосом, в позе коршуна с растопыренными скрюченными пальцами, такими же толстенькими, как у Че, Паралличини навис над ушастой головкой сидящего Кро из Параллельного мира. Кролик растворился. Сеньор так громко захохотал, что с первой же секунды из его глаз брызнули неподдельные артистические слезы, а лицо стало вишневым в цвет с атласным жилетом.

Не валяй дурака, зайка, - строго сказала Тетка венскому стулу, лучше пойди и приготовь чай в японском белом чайнике с розовыми хризантемами! Да чай завари жасминовый!

Хорошо, мэм! – раздалось из кухни.

Были поданы жареные креветки; фаршированные рисом мидии; кальмары под брусничным соусом. Пышка сел между Фигуркой и Кроликом. Постукивали приборы. Завязалась живая интеллектуальная беседа.

Как я люблю «сосиськи» с капустой! – голосом Раневская сообщила Че, делая акцент на мягком знаке. Все одобрительно молча закивали, хотя ни сосисок, ни капусты Пыш не увидел.

А прочти-ка почтенной публике, любезный, что – нибудь из последнего,- обратился Кро к Пышке. Поэт, застигнутый врасплох, с достоинством прожевав креветку, прочел свою хайку с японским акцентом:

В Волшебном лесу желтизна;

Пышка варит варенье;

Осы, приветствую вас!

Браво! – пропела своим чудным голосом Т. с поднятой вилкой в руке, - сказочное чувство цвета, но из чего ты готовил варенье, Пыш, из желтой репы?

Я протестую, мэм, - вмешался Кролик, - это же стихи, поэзия, в них должна быть некая тайна! Скажи-ка нам лучше, любезный Пыш, в каком направлении развивается твоя поэма?

В одном из двух направлений, - охотно сообщил поэт, - первое: Роза, засмотревшись на окно Фрица, уронила леечку на торговца сливовым джемом Ганса и убила его; второе: Роза только контузила Ганса. Но в любом из них Розу ведут в мэрию, девушка бросает прощальный взгляд на полукруглое окно. Однако, Фриц не может помочь возлюбленной, он вечером заложил последние штаны и купил бинокль.

Ч. провела кружевным платком с монограммой «Т.Ч.» по мокрым глазам, ослепив гостей сиянием крупных самоцветов на толстых пальчиках, усиленным восемьюдесятью лампочками. Все зажмурились. Кроме Фигурки, глаза которому застилала обида. «Первые десять минут чавкали, - рассуждал Фигурка, - вторые десять минут набросились на Пышку как на новое литературное блюдо. То есть, двадцать минут на меня, выручившего и Пышку, и Паралличини, и еще полчеловечества, никто не обращал внимания!

Как на какую-нибудь пешку! А как они меня называют: «Фига»! «Фигурант»! Чего доброго, начнут звать «Кукишем»!

Нос Фигурки поднимался все выше, пока не встал вертикально, как бронзовый бюст Наполеона на камине, как будто Фига собирался закапывать в него капли. И вот этот «бронзовый бюст императора» громко фыркнул, что являлось сигналом к атаке.

— А не кажется ли тебе, товарищ, безответственным знакомить доверчивую девушку из зажиточной семьи молочника с каким-то люмпеном без штанов, но с биноклем на шее?! – возмутился Фигурка.

Нет, нет, друзья, - ответил за Пышку сеньор Паралличини, - за окнами эмансипация: Розу – в офис, а Фрица – на кухню, кормить многочисленных детей пиццей и продавать в ресторан жирненьких кроликов в корзинках!

Паралличини весело глянул на Кро, который и ухом не повел, зато завелась Тетка Черепаха, в сладкой дремоте уловившая слово «пицца».

Критикуйте меня! Критикуйте меня! – клокотала Ч.,- я забыла подать к мидиям лимон! Зая, беги к холодильнику, да не забудь его аккуратно порезать!

Последнюю фразу она кричала вдогонку Кролику так громко, что зазвенели подвески на хрустальной люстре, а одна из них упала в брусничный соус.

Когда я была на стажировке в «Ла-Скала!», - начала бархатистым контральто старая черепаха, - мы питались одной пиццей и анчоу…

Паралличини прав, - перебил ее Фигурка, - надо торговать! А не вкладывать средства в коллекции картин, париков, плюшевых медведей, кимоно, перстней, шляп, фарфоровых кукол и чайников! Нужно жить аскетично, а торговать по – крупному. Аскетизм плюс идея! А идея проста: в одном доме - один парик, один медведь один чайник! Я совершенно не знаю, откуда у мистера Паралличини шикарный особняк в центре Синего леса, и откуда у многоуважаемой Че все эти дорогие ее сердцу коллекции! И меня не касается, почему на Сицилии в отдельных кругах до сих пор говорят: «Клянусь светлым именем нашей матери Тетки Черепахи, бывшей председательницы клуба любителей итальянской оперы!»

Завистник! – прошипела ему в лицо Че, - это была другая Тетка!

А зависть – это двигатель прогресса! – цинично ответил Фига.

Тетка Черепаха и сеньор Паралличини пылали, как две сверхновые звезды, а Фигурка, как черная дыра, продолжал поглощать их.

Итак, повторяю (я-то переживаю не за себя, у меня – то в Синем лесу приличный счет в приличном банке), надо торговать по – крупному, и не упитанными кроликами, а земельными участками!

Но, - возразил Пышка, - все земельные участки в нашем, а тем более – в Синем лесу, давно проданы.

Будем торговать земельными участками из Параллельного мира, - торжественно объявил Фигурка.

Но, - заволновался Пыш, - для перехода туда нужны особые свойства, которые есть только у Кролика.

Вот он и будет главным менеджером в моей компании «Инжир»! - ликовал Фигурка.

О, нет, - взмолилась раскрасневшаяся Тетка, – только не главным, недавно я предложила ему умножить 10кг. слив на 2 кг. сахара, он полчаса думал, что делать с нулем.

А где наш вкусный менеджер?! - пропел тенор, оглядывая гостиную блестящими черными глазами.

Зайка, отзовись, не покидай меня в этот скорбный вечер необоснованной критики! – причитала Че.

Друзья! Я слышу звук! – объявил Паралличини, уловив музыкальным слухом что-то.

Все собравшиеся умолкли. Из кухни доносилось: «Хры – хры – пиу, хры – хры – пиу…» Четыре шеи вытянулись в полукруглую кухонную дверь. Под оранжевым абажуром в широком кресле Тетки Черепахи, свернувшись калачиком, подложив уши под щеку и прикрывшись полосатым фартуком спал Кролик. Именно он издавал эти «хры – хры – пиу». Причем, на «пиу» у Кро подрагивала розовая заячья губа. Рядом стояла синяя с золотой росписью тарелка, на которой лежали очки и аккуратно порезанный лимон. В Волшебном лесу было не принято будить спящих, поэтому все на цыпочках отступили в гостиную. И какое же веселье началось в ней! К счастью для жителей Волшебного леса, они обладали короткой (девичьей) памятью.

Сейчас я исполню для вас свой новый романс, - объявил сеньор Паралличини, торжественно подняв короткие ручки и становясь под пальмочкой у черного рояля.

Тетка Че грациозно подобрала кимоно с драконами и уселась к белому роялю. Пышка видел ее профиль: нос загораживала круглая щека, сразу за которой нисходили один за другим подбородки. Пыш насчитал пять. Под ними бегали беленькие Теткины ручки в блистающих дорогих каменьях, как два царственных танцующих хомяка. Паралличини подпрыгнул в лаковых черных туфельках, выкатил атласную вишневую грудь и запел:

Умри, Коза!

Ты никогда не станешь Волком,

Ни Барсом, ни Лисой,

Но только чучелом над каминной полкой

В сторожке для охотников лесной!

Умри, Коза! и т.д.

Пока тенор пел свои вдохновенные строки восьмой раз, Пышка, как Гай Юлий Цезарь, выполнял несколько функций: левым ухом он слушал про «чучело» - именно так ставил ударение исполнитель; правым – принимал для анализа последнюю Фигуркину сплетню о том, что в лесу завелся кот – клептоман, таскающий у соседей кастрюльные крышки; глазами следил за монархическим танцем хомяков, а память Пышки напряженно пыталась выудить из глубин сознания, где же Пыш уже слышал этот прелестный озорной романс? Пышкин лоб стал похож на лист бумаги, зажеванный принтером. Но, увы, вспотевший юноша так и не смог этого вспомнить.

ЗНАКОМСТВО ТРЕТЬЕ,

в ходе которого выясняется, что к слову «джунгли» нет точной рифмы, и что книжный червь может прогрызть строго прямую норку.

Пышка проснулся в полночь от стука тысяч клювиков. Ему только что снились джунгли: на синем небе – красные, желтые и зеленые попугайчики, как голодные дятлы, стучали клювами по кокосам. Пыш смотрел на темное заплаканное окно, стук клювиков не прекращался, хотя попугаи остались в далеких жарких джунглях. И тут Пышка понял, что это стучит сердитый осенний дождь. Стучит по карнизам, стенам, стеклам, по деревьям, в двери, по крыше – везде. Поэт вылез из теплой постели, накинул плащ и вышел навстречу дождю. В голове Пыша созревал зародыш гениального стихотворения:

«От «абажура» и до «ящура»

Искал я рифму к слову «джунгли» …

Пышка перебирал «угли», «Маугли» и прочие «фигли-мигли», но все эти рифмы ему казались не точными. Дождь лил, как из душа. Пыш чувствовал острую потребность в общении. Он шел к старому Дубу, в котором жило множество крупного и мелкого люда за многочисленными ставенками, дверками и окошечками. На Дубе по праздникам рядом с желудями вырастали шоколадные батончики «Красный октябрь», что не удивляло никого. Ведь растут в Березняке по вторникам и четвергам пирожки с капустой. Что особенного? Однако, благодаря Дубу и березам, нищих в Волшебном лесу не было, в отличие от Синего леса, славящегося своим богатством. Пышка видел уже сквозь ливень темнеющую громаду Дуба. Света не было ни в одном окне. Над парадным входом светила тусклая лампочка. Это был тот самый подъезд, в котором кто-то написал маркером на стене: «Открывайте дверцы, идут крутые перцы!». Пышке захотелось еще раз увидеть эту надпись. Он вошел в подъезд и оказался в полной темноте. Пахло вишневым вареньем. Пышка почувствовал себя в родной тарелке, вдохнул поглубже вкусный воздух и начал пафосную речь: «Где и в каком лесу живут такие люди, как мы: простые, милые, домашние?! Одни из нас варят вишневое варенье, другие яблочное повидло, третьи – крыжовенный джем! Одни из нас читают газету «Политическая подоплека», вторые – «Спорт против мафии», третьи – «Вырастим вместе кабачок»! И все мы любим наш драматический театр так же, как любим по понедельникам решать логические задачи! Каждый из нас мечтает перебраться в Синий лес, но до глубокой старости остается в своем горячо любимом Волшебном лесу, и до самой смерти ест по вторникам и четвергам пирожки с капустой, а по праздникам – шоколадные батончики «Красный октябрь»!

Эй ты, толстый уволень, вылей воду из сапог, бульканье мешает мне смаковать чужие мысли, раздалось вместо аплодисментов откуда-то сверху.

А Вы кто? - спросил Пышка у одного из высоко висящих почтовых ящиков.

Кто-кто, конь в пальто, - нагловато ответил ящик.

А нельзя ли представиться, - робко начал Пыш.

Философ Юм, - хихикнул ящик.

Но я полагал, что Юм уже давно …

Это только кажется, что он «давно», а, на самом деле, он живее всех живых; это только кажется, что листья на деревьях зеленые, а, на самом деле, они синие; это только кажется, что твой нос розовый, а, на самом деле, он фиолетовый, как баклажан!

Пышка не выдержал философского шквала и выскочил из подъезда. За спиной раздалось: «Это только кажется, что снег белый, а, на самом деле, он черный!»

По глубоким лужам Пыш побрел к дому. Но страшная догадка остановила его. Этот мизантроп (скорее всего таракан) стал таким от одиночества и неустроенного быта, живя в почтовом ящике, где и родилась у него идея выдавать себя за крупную фигуру (коня в пальто). Расплескивая лужи, Пыш мчался назад.

Юм, я вернулся! Я хочу, чтобы Вы жили в моем доме! – кричал Пышка в темноту подъезда, где стояла глубокая тишина. Только где – то высоко хлопнула дверь, уронив слабый лучик надежды на лестницу.

Пышка поплелся в Тетке Черепахе. Старушка Че жила в одноэтажном, вытянутом, с крыльцом посередине доме. Среди мрака разбушевавшейся стихии светились высокие окна в комнатах и оранжевое окошечко в кухне. Пыш, как многие художники, любил заглядывать в окна. И сегодня ему не помешал даже ливень. Первая комната называлась «Оливковой», так как дверь, обои, шторы, шелковое одеяло, ковер на полу были оливково – зелеными. Сеньор Паралличини, в вышитой белой ночной рубашке, спал рядом с плюшевым медведем в матроске. Возможно, этот медведь был патриархом многочисленного медвежьего клана, занимавшего большую часть комнаты. Вторая спальня – «Лимонная», тоже освещалась ночником. В ней от пола до потолка стояли старинные полки с фарфоровой посудой, а посередине – под желтым пледом маленькая кровать. В этой комнате жил Кро. Он хранил свои вещи в сахарницах, сливочниках, чайниках, расписанных ветками цветущей сакуры, танцующими гейшами, пейзажами с видом Фудзи. В третьей – «Лиловой» свет от сиреневого торшера падал на широкую кровать с балдахином, как у Людовика XIV. Над атласными розово – лиловыми подушками висел портрет Вивальди. На старинном трюмо стояла открытка – раскрашенное фото двух красивых девушек в веночках и допотопных платьях. Девушки перебирали полными ручками струны арфы. «Сколько лет этой открытке?» - подумал Пыш. На трюмо лежали многочисленные золотые перстни с дорогими камнями. Повсюду валялись парики и шелковые кимано. Справа от крыльца стояла на трех колесах «машинка – апельсинка», вся заваленная желтыми листьями. В кухонном окне метались две бессонные тени. Тетка Черепаха с Кроликом решали логические задачи. На Тетке была пуховая вязаная шапка - для активизации мозговой деятельности и синяя теплая пижама – вся в желтых, красных и зеленых попугайчиках. Кролик, в теплой розовой с желтыми уточками ночной рубашке до пят, нервно ходил взад и вперед, протирая очки. Кухню украшали не менее тридцати маленьких оранжевых тыкв. «Где я видел такую пижаму?!» - подумал Пыш, вытирая мокрое лицо мокрой ладонью. Дождь усилился, и Пышка вошел в дом. В нос ему ударил запах салата «Мозговой штурм». На скамейке для булочек кто-то спал, укрывшись свежим номером Теткиной газеты «Спорт против мафии». Пыш скинул с себя мокрую одежду, снял с вешалки Теткин красный бархатный халат, в кармане которого лежала маленькая тыква и какие – то семена. Подпоясав халат чьим – то длинным полосатым шарфом, поэт появился на кухне.

Ты не поверишь, Пыш, мы съели несколько салатников тертой моркови с грецкими орехами, но на последней задаче засели, - взахлёб изложил похудевший Кро, - у маменьки получилось 19,5 см, а у меня только 19см.

Все задачи записаны в блокноте, Пыш, - сказала осунувшаяся Тетка, - у тебя светлая голова, мой мальчик! Вспомни, как в три годика ты правильно посчитал, сколько раз в сутки бьют часы с боем!

А на что играем, мэм?! – голосом Кро спросил поэт.

Я хочу деревянный круглый шахматный столик на львиных лапах, - затараторил бойко Кролик.

А я хочу набор фарфоровых баночек для дрожжей с автографами команды «Молодая сеньора», - радостно сообщила Че.

Львиные лапы произвели впечатление, и Пыш взялся за блокнот, на котором золотыми буквами было написано: «Мир – это воплощенная логика». Итак, задача, на которой засели Че и Кро: «На книжной полке стоят два тома: слева первый, справа второй – корешками к нам. Толщина первого тома 8 см. без обложки, толщина второго тома – 11 см. без обложки. Толщина каждой обложки – 0,25см. Книжный червь прогрыз норку от первой страницы первого тома до последней страницы второго тома. Какова длина норки, если иметь в виду, что норка строго прямая?»

Пышка вспотел в теплом Теткином халате и понял, что засел. Ему нужна была пауза. И он беззаботно спросил: «Интересно, кто спит на скамейке для булочек?» Тетка застегнула пуговицу на пижамке, взяла увесистую скалку, видимо, вместо жезла и прошествовала в прихожую. Любопытный Кролик, приподняв длинный – предлинный подол обеими руками, как это в старину делали фрейлины, засеменил следом. Процессию замыкал Пышка в красном халате с оттопыренным круглым карманом. Теткин взгляд примагнитился к крупному заголовку в газете, которой укрывался незванный гость. Заголовок сообщал: «Вчера в полдень состоялся матч между профессионалами из «Молодой сеньоры» и «Оборотнями в погонах». С первой минуты наметился решительный перевес в пользу «оборотней» со счетом 5:0; капитан полу…», остальное закрывало тень от вешалки. Тетка Че, пренебрегая лесной этикой, сдернула газету со спящего человека и умчалась с ней в кухню. Со скамейки поднялась прекрасная фея. Кролик с Пышкой зажмурились. А когда отрыли глаза, то увидели молодую очаровательную кошку – белую в черную крапинку. Она, сладко потягиваясь, произнесла хорошо поставленным голосом: «Простите за вторжение, я спасалась от непогоды и таможенников, и даже не заметила, как задремала в безопасности».

Загораживая светлый дверной проем, показалась Тетка, комкающая газету. И тут Че увидела в своей скромной прихожей фею, на которой было маленькое черное платье, как у Эдит Пиаф! Тетка отступила к креслу под оранжевым абажуром, сосчитала до пяти и потуже затянула ушки вязанной пуховой шапки.

— Меня зовут Береза, - охотно рассказывала прекрасная незнакомка, входя в хлебосольную кухню старой Че и пристально рассматривая Пышкин кушак, - я живу с отцом в Синем лесу и выступаю в мюзикле «Кошки».

Она сверкнула зелеными глазами, подведенными синей краской, как у фараонов. Пышка с Кроликом зажмурились. Тетка громко сглотнула.

Вообще-то, это мой сценический псевдоним, - рассказывала Береза, словно давала интервью, - а настоящее мое имя – «Адольфа». Так назвала меня моя матушка - тетя Мотя, с которой я решила повидаться в Волшебном лесу. Но я не пользуюсь этим именем из политических соображений.

Бедное дитя, - еле проговорила Тетка, - Мотю я знаю с ее рождения. Она долго выплевывала соску.

Да и кто не знал тетю Мотю (по паспорту Матильду Васильевну), весь лес покупал у нее вязаные салфетки и скатерти. Трагические события из жизни Матильды легли в основу сценария спектакля «Тили бом, тили бом, загорелся Кошкин дом». Тетку Черепаху как бывшую сценическую звезду приглашали неоднократно на роль курочки с ведром, которая должна заливать горящий дом. Но Тетка была не из тех, кто соглашался на вторые роли.

Береза вышла на середину кухни. И все увидели на ней мерцающие черные колготки с переливающимися кошками. Кошки, как на рекламе, улыбались и подмигивали при каждом движении ноги. Тетка почувствовала, что тяжело заболела.

Сколько же стоят такие колготки? – еле слышно спросила Че, облизав сухие губы.

Они стоят столько же, сколько стоит оранжевый «фольксваген – жук», что возле крыльца, - ответила, пританцовывая, Береза.

Под пуховой шапкой Тетки было только две мысли, и обе -апельсиновые. Первая: «От осинки родилась апельсинка». Вторая: «А не продать ли «машинку – апельсинку», и не купить ли колготки с кошками?»

Береза вернула присутствующих в объективную реальность.

В детстве моим учителем логики был профессор Войшило, - почти пропела очаровательная кошка, - перед тем, как заснуть я успела решить задачу про книжного червя. Условие этой задачи повторили в кухне не менее двадцати раз. У меня получилось 0,5 см.

Нет, нет, милое дитя, - заклокотала покровительственным тоном встрепенувшаяся Че, - Вы малознакомы с книжными червями! Эти обжоры не проедают таких маленьких норок!

Тетка вынула из карманчика пижамки золотые часики, и сокрушенно заявила: «Молодежь свела меня с ума! Пышка! Осталось 15 мин. до окончания подачи заявления игроков! Ты готов?!» Пышка списал все ответы у Кролика, а в последнем поставил 0,5 см. И все выбежали под ливень. Теткина машина была в плачевном состоянии.

Надо ловить! – крикнула Че, выбегая на шоссе.

Но что ловить в глухую полночь?

И вдруг, из-за поворота показалась большая красная пожарная машина. Тетка перекрыла дорогу, растопырив короткие ручки. Это была та бригада пожарных, которую не могли разбудить, когда горела вилла «Кошкин дом». Но сегодня они активно патрулировали Лес. Пышка с Кроликом, подсаживаемые снизу Теткой и Березой, с трудом забрались в высокую машину. Пожарка включила сирену и помчалась к Лесному радио. Промокшие до нитки Че и юная леди пошли мыть салатники.

Пыш и Кро вернулись через полчаса. Береза, уже в полосатом фартуке Кролика, успела испечь кексы с тмином. Когда Кро отжал над ведром розовую с уточками ночную рубашку, а Пышка – красный бархатный халат с оттопыренным карманом, то Че наконец – то услышала, что ее и Кролика пригласили поучаствовать в следующий понедельник в розыгрыше новогодних елок и китайских вышитых подушек. Пышка выиграл набор фарфоровых баночек для дрожжей с автографами всех футболистов команды «Молодая сеньора». Поэт торжественно преподнес его Тетке Черепахе, сказав очень серьезно голосом опереточного героя: «Позвольте, мэм, от всех нас …»

Потрясения минувшей ночи подкосили старую Че, и она лишилась чувств.

ЗНАКОМСТВО ЧЕТВЕРТОЕ,

в ходе которого выясняется, что Тетка Че не всегда проигрывала в логических задачах, и что одинокий ботинок снится к разлуке в близким другом…

Пышка проснулся еще до рассвета в Кофейной комнате помещичьего дома Тетки Черепахи. Пыш высунул голову из – под пухового, кофейного цвета, одеяла и сразу поймал на себе сотню взглядов. По периметру комнаты стояли и сидели фарфоровые куклы со всего света: в роскошных бальных туалетах, в подвенечных платьях и в национальных костюмах. Че помнила их всех по именам. Пышка выглянул в гостиную. Света в ней не было, но в углу горел камин. Мистер Паралличини храпел в Оливковой комнате; Тетка Че то вздыхала, то похрапывала под портретом Вивальди в Лиловой; в Розовой комнате сладко мурлыкала во сне Береза. В этой гармонии ночных звуков большого дома явно не хватало кроличьего «хры – хры – пиу». Пыш, подобравшись на цыпочках по холодному скрипучему полу к Лимонной комнате, приложил ухо к двери. Под пальмочкой у белого рояля шевельнулась зловещая тень, и перья пальмы нервно дрогнули. Пыш метнулся в Кофейную комнату к своим «девчонкам». «В этих старых больших домах – приведений, как одуванчиков на лужайке!» – подумал Пыш на бегу и юркнул под одеяло. Под одеялом началась отчаянная битва: любопытство сражалось со страхом. И уже через минуту Пышка снова выглянул в гостиную. В центре ее между двумя роялями: белым и черным, находилась высокая стеклянная полукруглая дверь во внутренний дворик. Она была приоткрыта, и ветерок играл пламенем в камине. Пыш закрыл дверь и остолбенел от неземного вида за ней. Огромный дом Тетки Черепахи имел форму квадрата, стороны которого были жилыми и хозяйственными помещениями, а середина – большим огородом. Нигде не было ни огонька. Левое крыло занимал приют для девочек – сирот, страдающих ожиреньем. «За мной, мои уточки!» - руководила сиротками старушка Че. В правом крыле размещались комнаты Теткиных родственников из разных банановых республик. Здесь же помещался зимний сад и комнаты прислуги. Заднюю сторону квадрата, где находился скотный двор, склад и погреб не было видно из – за предрассветного тумана. Весь огород, покрытый крупными листьями тыквы, блестел от ночного дождя. И среди этого блеска виднелись большие, средней величины и маленькие глянцевые шары – оранжевые, желтые, розовые и сизоватые тыквы. Среди них неожиданно возникла щупленькая фигурка Кролика. Кро был в синей пижамке и в белом ночном колпаке. Он поспешно подкатывал тыквы и расставлял их по кругу. Пышка насчитал всего десять плодов. Кролик воткнул в центре круга старую лыжную палку, сел на самую маленькую желтую тыквочку, протянул обе лапы к лыжной палке и начал что – то выкрикивать, глядя вверх. Сверху на палку упал луч мощного прожектора, словно приближался поезд. Внезапно на тыквах возникли кролики: все в синих пижамах и белых ночных колпаках, с вытянутыми к палке руками. Пышка, затаив дыхание, принялся их считать. Кроликов оказалось десять. Все они были одинакового роста, но разного возраста. Те, которые постарше – сидели на крупных тыквах, которые помладше – на средних, совсем молодые – на мелких. Кролики оживленно спорили, размахивая лапами. И вдруг, как по команде, протянули их к лыжной палке. Все кролики, кроме самого старшего, исчезли. Старший разбросал тыквы хаотично и направился к дому.

«Лжекролик!» - подумал вспотевший от напряженного внимания Пышка и юркнул в Кофейную комнату. У крыльца зазвонил велосипедный звонок: Фигурка привез Мотильду для свидания с Березой. Дом пришел в движение: захлопали двери, зазвучали голоса. Пышка лежал под одеялом и переваривал сцену в огороде. Однако, лежи – не лежи, а голод – не тетка. Пыш оделся и приоткрыл дверь. В гостиной на белой кружевной скатерти дымился завтрак. За большим круглым столом сидели Че и Мотильда, персидская, нежно – абрикосового окраса кошка, с желтыми, как крыжовник, глазами. На ней была вязаная туника, бусы из красного дерева и такие же браслеты. Мотильда вязала крючком салфетку. На Тетке поверх ярко – зеленого пеньюара была небрежно наброшена большая цыганская шаль, черная с красными маками и с длинными кистями.

— Пока нет молодежи, Мотильда, скажи мне только одно, - голосом прокурора вопрошала Че, - почему ты долгие годы скрывала от всего Леса, что у тебя есть ребенок? Ты тоже училась в консерватории, и помнишь уборщицу, которая била веником всех курящих на лестнице – от абитуриента до профессора. Ее звали – «Пиночет». Скажи мне, Мотильда, почему ты не назвала малютку «Пиночетом»?

— Я уже не помню, Черепаха Никифоровна, и Вы мне мешаете считать петли, - инфантильно отвечала Мотя. Тетка пожала плечами, что означало: «Обезьяна и в Волшебном лесу обезьяна».

Мотильда как бывшая «уточка» была хорошо знакома с языком жестов Тетки Черепахи и не обижалась на многочисленные прозвища. Старушка Че помогала своим воспитанницам – сироткам, которых весь Лес звал «утками», не только поступить в консерваторию, но и удачно выйти замуж. Мотильду она выдала за отставного генерала кота Леопольда, в профессиональных кругах известного больше под кличкой «Подлый трус». Леопольд, намекая на свои родственные связи с известным канцлером, любил повторять за каждым словом: «Не путайте, господа, насморка с Бисмарком!». Овдовев, Мотильда осталась на вилле «Кошкин дом», куда в холодную осеннюю ночь пришли проситься котята, голодные Мотины племянники. Спросонья она приняла их за беженцев из Северной Африки и не впустила в дом, который вскоре сгорел от удара молнии. Мотильда долго мыкалась по людям, пока не поселилась у одного из тех, некогда голодных, племянников – художника, купившего квартирку в волшебном Дубе. В этой квартире была небольшая мансарда с маленьким балкончиком, в ней и жила Мотильда Васильевна со своими клубками.

Пыш слышал, как в комнате Паралличини безудержным сангвиническим смехом заливается Фигурка. Но вид дымящегося блюда с пышными оладьями не давал повода к дилемме. Пыш уселся за стол. Из Оливковой комнаты вышли красные от смеха: Паралличини в полосатом шелковом халате, с плюшевым медведем под мышкой, и Фигурка в велосипедном костюме. Тетка захлопотала.

— Икра красная, икра черная, «заморской» (кабачковой) - не располагаем, дабы не поддаться чувству стадности, - приговаривала весело Че, разливая чай из заварника ручной работы завода Гарднера. Выбежала благоухающая Береза в розовом Теткином кимоно. Мотя и Береза кивнули друг другу, как дальние родственники.

— Зая! – словно пожарная сирена, загудела Тетка, - к столу!

Из кладовки появился Лжекролик в высоком шарфе, закрывающем не столько, якобы, простуженное горло, сколько – седые залихватские усы. В синей пижамке и в белом ночном колпачке он подошел к столу, заложив левую руку за спину, и всем забавно, то есть старомодно, поклонился. При этом Пыш услышал какой-то легонький звон.

— Подкрепись, зайчонок, - заворковала Тетка, подавая большую ложку Лжекролику и придвигая к нему ведерко с красной икрой.

— Мне бы моркови, сударыня! – басом ответил ей Лжекролик, - Или хотя бы шампанского!

— Бедный малыш! За трудную минувшую ночь потерял все: и голос, и очки, и остатки памятешки! – заботливо восклицала Че, - Вспомни, зая, как ты ночью истер все запасы морковки, а я исколола все грецкие орехи!

— Но зачем мы это делали?! – с неподдельными изумлением гаркнул Лжекролик.

— Не пугай мамочку, срочно в постель, после чая я вызову доктора, - отрезала Тетка.

Лжекролик встал, заложил руку за спину, со всеми чинно раскланялся и направился солдатской походкой, сопровождаемый легким звоном, в Оливковую комнату. Однако, поймав через плечо испытующий взгляд Пышки, шмыгнул в кладовку. И тут Пыш увидел, что из-под синей пижамки Лжекролика мелькнули черные сапоги с золотыми шпорами. Поэт, как полицейская ищейка, вбежал следом в кладовку, но увидел только стройные ряды банок с запасами на случай войны с Синим лесом. На бочке с медом лежал бумажный тюльпан, свернутый в технике оригами. Пышка развернул его и увидел план Теткиного дома, на котором крестом была обозначена Лимонная комната. Пониже плана Пыш прочел:

Инструкция

Стараться не разговаривать.

Если это не по силам, хотя бы не рассказывать гусарских анекдотов.

Опасаться Пышку как самого наблюдательного.

Так – так. Так- так- так. Так. Пышка свернул листок, положил его в карман и вернулся к столу. Завтрак был в разгаре. Мотя рассказывала, что ее племянник – художник постоянно дорисовывает свои картины, висящие в залах лесной картинной галереи. Поэтому они стали отличаться от тех, что обозначены в каталогах. Например, «Купание красного верблюда» превратилось в «Купание фиолетового слона», а «Март» стал постепенно «Сентябрем». Племянника уже не пускают в галерею, как завидят его, вешают табличку: «Закрыто на уборку»! А вся мастерская Кота – художника увешана крышками от кастрюль – это помогает ему постичь идею преобладания в мире круглых форм.

Пыш, ты не сводишь глаз с Березы, может быть тебе переименовать твою поэму «Фриц и Роза» в «Фриц и Береза»? - спросил насмешливо Фигурка, предательски подмигивая.

О! Вы пишите стихи? - удивилась улыбчивая Береза, - Не Ваш ли кулинарный справочник в стихах за подписью «Александр Пышкин» продавался в Синем лесу? Он имел ошеломительный успех у домохозяек!

И ты утаил от нас эту важную и полезную книгу?! – прошипела Че прямо в красное лицо Пышки.

А почему у Вас, милая Тетушка, коньки для фигурного катания стоят на рояле? – дипломатично перевела разговор в другое русло Береза.

Ах, милое дитя, - растаяла, как пастила, Тетка, - еще до Первой мировой войны, я выиграла эти коньки в конкурсе логических задач! Тогда девушки катались в муфтах, в длинных юбках и в кружевных панталонах!

Боясь, что Тетка начнет эту историю в пятисотый раз, коварный Фига предложил: «А расскажите нам, почтенная, о Вашем отце». Тетка призадумалась.

Я знаю только, что звали его Никифором, - начала она важно, - что жил он в домике, утопающем в разноцветных гладиолусах, рядом с домом бабушки Гути, внучку которой, некую капризную Люнечку, пугали по вечерам: «Не будешь укладываться в постель, сейчас придет злой Никишка, кинет тебя в мешок и унесет на шаурму!»

Никишка с мешком не пришел, а прибежал из кладовки счастливый Кролик из Параллельного мира с парчевым мешочком в руке и в своих обычных меховых тапочках с вышитыми пингвинами.

— О, икорка! О, оладушки! Всем привет! – восторженно тараторил Кро, не скрывая своей радости и голода.

Тетка уже налила чай «дорогому ушастому зверю», но Пышка ухватил Кролика за воротник синей пижамки и потащил в угол для разбирательств. Пыш любил прозрачные отношения.

— Признавайся, Кро, что означает этот шпионаж? – вопрошал сурово Пышка, тыкая в нос Кролика вещественным доказательством.

— О, мой старший брат наконец-то научился делать тюльпанчики!- восторженно зашепелявил Кро, мгновенно съев инструкцию, - Он генерал королевской спецслужбы, охраняет музей семейных реликвий. Там … находилась детская панамка королевы, с такими же функциями, как пресловутая шапка – невидимка. Я вызвал братьев на совет, который решил помочь Березе, незаконно прошедшей таможню (перепрыгнув через турникет), перейти в королевской панамке в Синий лес. Куда я планирую следом телепортироваться и забрать королевскую реликвию. Сам брат не отважился взять панамку (служака!). Мне это оказалось проще, у меня двойное гражданство! Все дело не в шляпе, Пыш, все дело в панамке!

Кролик, пригнувшись, юркнул из угла между широко расставленных ног Пышки, придерживая одной рукой белый колпачок, а второй – очки.

— Мне через полчаса уже нужно быть в Синем лесу, - объявила сладкозвучно Береза, - вечером репетиция, скоро вы увидите меня по телевизору!

— Нет, милочка, - урезонила ее Тетка, - у нас не принято смотреть телевизор, мы слушаем радио! Наше правительство нацеливает нас на спорт, решение логических задач и активизацию пассивной части словарного запаса!

— А наше – нацеливает нас на бизнес, игры и военные заварушки, - улыбаясь от уха и до уха, беспечно сообщила Береза.

— Да, да, - подтвердил Паралличини, занятый завтраком.

— Эти метастазы дошли и до нас, - вмешалась тихая Мотя.

— Мне сегодня снилось, матушка, - сказал сеньор Паралличини, - что у Вас возле кровати остался только один ботинок.

— А какой ботинок? – очень серьезно спросила Че.

— Лыжный, - ответил тенор, блеснув черными глазами.

— О, это к разлуке с близким другом, - задумчиво произнесла Тетка Черепаха.

Завтрак окончился. Береза подарила Моте американскую губную помаду. Мотя – Березе законченную салфетку. Было решено, что Фига отвезет Мотильду домой, Пышка и Кро пойдут провожать Березу, Паралличини – мыть посуду, а Тетка составлять меню на обед. Береза обняла Черепаху.

Ах, милая Тетушка! Я искала в сумочке духи и обнаружила маленький подарок для Вас, - сказочным голосом сообщила веселая кошка, - еще не распечатанная упаковка мерцающих колготок с пудельками, которые высовывают красные язычки и машут хвостиками с кисточкой – при каждом движении ноги!

Тетка громко и безудержно зарыдала, принимая бесценный подарок и обнимая на прощание Березу. Береза позвонила через пятнадцать минут: «Алло – алло! Тетушка, звоню уже из такси в Синем лесу! Панамку я отдала какой-то бабушке, направляющейся к Вам, для ее серого ослика!»

Одних провожаешь, других встречаешь, - ворчала старая Черепаха, - не дом, а Казанский вокзал!

И Тетка бросилась к холодильнику. Через полчаса красный, как маки на Теткиной шали, Пышка внес рыдающего в Пышкину вязаную жилетку Кролика, красного, как Теткин бархатный халат.

Тетушка! Тетушка! – кричал не своим голосом поэт, Кро обшарил весь лес, Береза исчезла вместе с королевской панамкой! Его брата казнят за государственную измену!

Не кричи так, юноша! - сказала невозмутимо Че, возникшая прямо перед Пышем, точнее, напротив овального зеркала, - я с трудом сняла с себя этот головной убор, что свидетельствует о том, что объем черепа у королевского отпрыска был равен 1880 см3, то есть, как у европейского кроманьонца.

Тетка подала панамку из белого хлопка в мелкий голубой горошек зареванному Кролику из Параллельного мира. Кро жалобно заскулил и уткнулся в нее всем своим мокрым носом.

ЗНАКОМСТВО ПЯТОЕ,

в ходе которого выясняется, что лыжная палка – это не палка – копалка, и что собирать грибы в осеннем лесу не безопасно.

Бабушка на сером ослике оказалась никем иным, как старым профессором Войшило на белом пони, таком грязном, что его пришлось мыть особым средством для посуды. Загорелый профессор, с седой косичкой из – под островерхой войлочной шапки, подаренной тибетским ламой, в стеганном бурятском халате с налипшими на спине желтыми листьями, громко смеялся в пропахшей ванилью Теткиной прихожей. Это был тот самый Войшило, который разгромил всех своих оппонентов на недавней Восточной научной конференции; автор многочисленных учебников, в том числе, и нашумевшей «Логики для жителей Волшебного леса», изобилующей задачами про дикарей, папуасов, аборигенов, каннибалов и варваров, что не осталось незамеченным лесной общественностью. Это был тот самый, старый, бодрый, неутомимый Войшило, который иногда читал лекции уткам Тетки Черепахи. Однажды, одна из этих девочек, которая всегда подписывала свои тетради вместо фамилии и имени – «Классная работа», спросила его: «Господин профессор, я написала: «Анаксагор из Глазомены (вместо – «из города Клазомены»), можно оставить так?» Войшило ответил с реверансом и в стихах: «Можно оставить «из Глазомены», если у Вас с ушанапами проблемы!» Прошлым вечером профессор прибыл на пони по кличке «Недоросль» на таможню Волшебного леса. Войшило не уложился до одиннадцати превратить «МУХУ» в «СЛОНА» за 10 ходов. За ночь заслуженный деятель науки, почетный профессор двадцати восьми университетов, академик ведущих мировых академий, председатель нескольких научных обществ, успешно справился с поставленной задачей за 9 ходов. Но, ввоз крупных животных на территорию Волшебного леса облагался высокой пошлиной. Старик недавно серьезно поистратился, купив пуговицу с парадного камзола Рене Декарта, поэтому прибег к услуге Березы и помощи королевской панамки. Недоросль в панамке прошел незамеченным мимо таможенников, разглядывающих и живо обсуждающих наряд профессора.

В прихожей Че закипела работа. Пока сеньор Паралличини показывал профессору Бирюзовую комнату, Тетка Черепаха примеряла панамку королевы перед большим овальным зеркалом. Через минуту старая Черепаха почувствовала, что панамка словно срослась с ее черепом. Неоднократно мимо невидимой Тетки пробегали сеньор Паралличини и Войшило в поисках отдельных деталей профессорского багажа. А Тетка все силилась стащить с себя злсчастную панамку.

Снова, не замечая Черепаху, прибежали Паралличини и профессор, на этот раз, в поисках чистого махрового полотенца и халата для Войшило, решившего посетить ванную комнату. «Этот не подойдет?» - шутливо предложил Паралличини, указывая на красный бархатный халат Тетки, всегда висевший на вешалке в прихожей, - «Не граната ли у нее в кармане?!» И тенор залился веселым смехом.

Не мой цвет, и уж совсем не мой размер! – 120 на 120 на 120, при росте 120! – отвечал профессор и захохотал, как студент, не подозревая, что Тетка Черепаха в волшебном головном уборе стоит рядом.

«Мальчишки!», - подумала старая Черепаха, - «А не посмотреть ли мне, невидимке, что делают утки? Наверняка объедаются пирожными?» Но этот педагогический инструмент показался Тетке не стерильным. И она снова принялась тянуть с себя «жуткую шапчонку», удивляясь, как она налезла на голову пони. Снять монархическую реликвию ей удалось только после того, как перепуганный Пышка истошно крикнул в ее невидимое ухо.

Кролика, пережившего стресс, отпаивали все вместе какао. После третьей чашки к нему вернулась речь, и он, не путая местами гласных и согласных, членораздельно произнес, цитируя известного героя: «Теперь меня и хлебушком не поправить!» Ему дали еще четыре чашки какао, завернули в махровое полотенце, приготовленное профессору, и понесли в широкое кресло под оранжевым абажуром. Нес его сеньор Паралличини, приговаривая в пуховое ухо: «Кроленька мой жирненький, несу тебя в духовочку!»

Пышка, как спало напряжение, почувствовал острую ностальгию по «родной лежанке» и по своему темно – зеленому теплому халату. Попрощавшись с друзьями, поэт заспешил по дорожке, покрытой желтыми осенними листьями. Он рассуждал вслух: «Чем они сейчас занимаются? Едят пиццу, потому что Паралличини ничего больше не умеет готовить, кроме пиццы и макаронов. Может вернуться, пока все не съели? Едят пиццу, при этом Тетка, как Сократ, спорит с профессором. Она говорит: «Люди живут для того, чтобы есть!», а он: «Нет, уважаемая, люди едят для того, чтобы жить!» Кролик изображает умирающего лебедя из балета Чайковского, а Паралличини заботится о нем, при этом рассказывая, что все шестнадцать братьев Паралличини и одиннадцать сестер носят в карманах кроличьи лапки, а он, старый дурень Адриано, недавно потерял свой счастливый талисман, и не знает, где теперь отрезать кроличью лапку. Потом усядутся в гостиной за карты: Че и Кро против Паралличини с профессором. Паралличини будет присвистывать и выкрикивать: «Какой пассаж!» Профессор будет покрякивать и изрекать: «Ну-с, держитесь, господа хорошие!» А Тетка произнесет загадочную фразу: «Фигурки на вас нет!» и при этом нажмет под столом на тапок Кролика. Кро произнесет еще более загадочную фразу: «Ни к ночи он будь помянут!» Конечно выиграют Кро и Че (еще те жулики). А может вернуться?»

Пышка остановился. И вдруг он увидел вокруг себя роскошную золотую осень. Повсюду стояли багряные, зеленые, розовые, желтые и оранжевые, как Тёткин абажур, деревья. И стояли они на прекрасном ковре из разноцветных листьев. И было так тихо, и так красиво, что у Пышки на глаза навернулись слезы. Он подошел к старому золотому клену, пожал его ладонь, цвета меди, и сказал: «Здравствую, клен!»

Здравствуй, Пыш, - ответил клен.

У Пышки слезы брызнули из глаз, он обнял дерево, прижался к его шершавой груди щекой и заплакал, как в детстве, тихо и жалобно.

Не плач, Пыш, все пройдет, как все проходит, - сказал клен, гладя ветвями Пышку по голове, - тебе нужно спешить, и нигде не останавливайся Пыш!

Пыш поцеловал дерево и побежал по дорожке, не оглядываясь. Ему нужно спешить, ведь его заждалась Мушка. Это обыкновенная муха, которая провожает и встречает Пышку. А встречая, так радуется, что начинает петь и танцевать кругами возле него. А он кладет ей на блюдце кусочки яблока. По утрам Мушка будит засоню, садясь на Пышкину голову, закутанную в одеяло, ровно на серединку уха. Она жужжит до тех пор, пока из – под одеяла не покажется открытый глаз. «Да в ней целая Вселенная», - думал неоднократно поэт, изучая Мушкин интеллект.

Пыш остановился … Земля под ногами сильно дрожала. О землетрясениях в Волшебном лесу не слышали и самые древние жители. Пышка подумал: «Тепло и сыро, самая грибная погода. Жалко нет грибов». И тут же под желтым кустом, среди опавших листьев, он увидел многочисленное семейство белых грибов. «Жалко, нет с собой пакета», - подумал Пышка. И сразу за кустом - увидел черный большой пакет. Обойдя с ним вокруг куста, Пыш наполнил его одними белыми грибами и красноголовиками – ни одного червивого. «Как с куста! – подумал Пышка, - Эх, нажарю со сметанкой!» И тут он почувствовал, что его изнутри распирает критическая речь. Он не стал загонять ее вглубь, и она полилась плавно.

Вот как мы живем? – начал вслух Пышка, шагая с полным пакетом грибов,- Мы больше всего на свете боимся пустого холодильника! А если что у кого увидим – падай и нам такое же (этот синдром обозначен Теткой: «Что крестьянам – то и обезьянам»). Соседи считают нас примитивными язычниками и добродушными дикарями. А мы сами считаем себя лучшими изделиями с конвейера Матери Природы. Вот на прошлой неделе умерла одна юная белка (ей не правильно был поставлен диагноз), умерла на руках безутешно рыдающей матери. Так последними словами белки были не «Прости – прощай, матушка!», а - «Жаль, что я не смогу поучаствовать в чемпионате по составлению предложений – палиндромов!» А лес, что в нем волшебного? Пирожки? Батончики? Грибы? Вот если бы это был полный пакет золотых монет!

Пыш почувствовал, что пакет натянулся и стал угрожающе тяжелым. Он приоткрыл его и увидел старинные золотые пиастры, словно ковшом отсыпанные с пиратского фрегата.

Так – так, - сказал Пыш, - наконец - то и мне привалило. Поеду на месяц в Синий лес, поживу в дорогом старом отеле, в номере, где останавливалась Елизавета Австрийская, приглашу в ресторан Березу, отдохну от рутины. Подышу цивилизацией!

Пакет снова полегчал. Пыш открыл его и увидел красные и коричневые грибные шляпки и белые толстые ножки.

Нет – нет, я, конечно же, не прав! Надо было помочь Тетке, у нее такие расходы на содержание приюта!

Пакет снова натянулся под тяжестью золота.

Да что я? Тетка очень обеспеченная дама, у нее полно разных коллекций, а я, обедневшая творческая личность, мне нужна встряска! Нужны яркие впечатления!

Пакет полегчал. А Пышка, красный, раздосадованный, почувствовал, как сильно трясется земля под ногами. Что происходит? Почему он так долго идет до дома? И никого не встретил до сих пор – даже ни одной общипанной вороны. И тут Пышка увидел, что он ходит кругами по желтой поляне, в центре которой торчит старая лыжная палка. Не понимая, зачем, Пыш подскочил к лыжной палке и потянул ее на себя. Земля затряслась еще сильнее, голова закружилась, как бильярдный шар, и Пышка полетел, крепко вцепившись одной рукой в пакет с грибами, а второй в лыжную палку. Он летел в какой-то плетеной лузе, бесконечной, как кишечник кашалота. Наконец-то, поэт остановился, больно стукнувшись лбом о стену, покрытую красивыми мозаиками. Огляделся. Оказалось, что это пол. А стены покрыты очень красивыми мозаиками.

ЗНАКОМСТВО ШЕСТОЕ,

в ходе которого выясняется, что «логический парадокс лжеца» - это почти, что вечный двигатель, и что агенты Скотланд-Ярда не зря получают зарплату.

Пышка поднял голову и прямо перед собой увидел широкий золотой трон, а на нем Тетку Черепаху в белом парике, тяжелой золотой короне, в пурпурном одеянии и в небрежно наброшенной горностаевой мантии. Справа и слева от трона стояли кролики в белых завитых париках и дорогих мундирах – по четыре особи с каждой стороны. Прямо перед Теткой склонился седой кролик в таком же парике, как у остальных, но в очень дорогом мундире. Видимо, он что-то докладывал, когда Пышка внезапно влетел, как мешок с картошкой. Теперь все смотрели только на Пыша, у которого от лобового удара активизировалась мозговая деятельность, и он подумал: «Эко, меня занесло! В молодость старушки Че на репетицию какой-то оперы!»

Поэт увидел, как у Тетки глаза вылазят из орбит, а кровожадные губы, накрашенные ярко – красной помадой, хищно вытягиваются в его направлении. Тетка Черепаха топнула красной туфлей, вышитой жемчугом, и начала чеканить известную каждому школьнику штуку: «Казнить, точка, нельзя помиловать. А того пса, который бросил без присмотра рычаг управления, - и она повела диктаторскими очами на лыжную палку, - бить этим рычагом до тех пор, пока не научится обращаться с государственным имуществом!»

По глазам кроликов Пыш понял, что все очень серьезно. Ему захотелось закричать: «Тетушка! Это я, старый – добрый Пыш из «Пыш-Холла»!» Но седой кролик взглядом запретил ему это делать.

Ваша Королевско – Императорская Светлость, - начал седой кролик заискивающе, - он принес Вам грибочки – одни белые и красноголовики – ни одного червивого! Эх, нажарим для Вас – со сметанкой!

Гришка, - ответила государыня с немецким акцентом, -ты забыл, пес, что сегодня четверг? По четвергам я ем только заморские пирожки с капустой.

Ароматные грибочки со сметанкой, - не унимался лукавый царедворец Гришка, - что может быть вкуснее и полезней!

Как звать тебя, пес? – вопросила голодная самодержица в сторону Пышки.

Гораций Майонезов, - выпалил Пыш, уже понявший, что перед ним не Тетка.

Вот видите, Ваша Королевско-Императорская Светлость, он из поварской династии, а не из шпионской, - усердствовал седой Гришка, увешанный бриллиантовыми орденами.

Казнить нельзя, запятая, помиловать. А грибы пожарить с майонезом! – отчеканила тиранка, - А этому кормильцу дать такого пинка, чтобы вылетел, как пробка из шампанского!

Седой кролик притворно грубо ухватил Пышку и, боясь повернуться спиной пред императорские очи, попятился с ним к двери, инкрустированной красным и розовым деревом.

Хочу лести и тюрьки! – раздался капризный деспотический вопль за дверью.

Гришка сунул Пыша в темный чулан и крикнул: «Привет родне!». А дверь на пружинах так поддала Пышке по заду, что несчастный поэт полетел со страшной скоростью в полной темноте.

Гораций Майонезов очнулся на поляне, покрытой желтыми листьями. Все тело его болело от пережитого ужаса. Пыш поплелся домой. В волшебном Березняке три кролика собирали пирожки с капустой: один тряс березу, а двое других ловили их прямо в большую корзину с ручками. Увидев Пыша, кролики растворились. Пышка, наконец – то, забежал в родной дом, и сразу его встретила Мушка, которая от восторга не знала что делать: куда сесть на лоб или на нос Пышу, какую спеть песню, какой станцевать танец?! «Вот он, символ моего домашнего уюта – воплощенная Вселенная», - думал, успокоившись Пыш. Вдруг резко зазвонил телефон.

Ты готов, Пончик! – спросил в трубке Фигурка язвительно.

К чему? – со страхом в голосе спросил Пыш.

Через час в зале заседаний ученого совета, товарищ, начинаются научные слушанья, - отвечал насмешливо Фига, - ты где отсыпался неделю, Пончик, в гнезде? Тетка продала свою коллекцию шляп и наняла агентов из Скотланд-Ярда, они просканировали приборами весь Лес. На одном из деревьев были обнаружены отпечатки твоих пальцев и небольшое количество твоей слюны! Ха – ха! Я заеду за тобой через пять минут. Ты здорово замаскировался!

Пышка надел черный смокинг и принялся очищать щеткой рукав от жевачки. Вошел Фигурка, в черном смокинге и с газетой, которую надеялся просмотреть во время слушаний. Мушка принялась защищать Пышку, нападая на Фигурку и выгоняя его вон. Фигурка ловко шлепнул ее газетой, припечатав к входной двери.

О, нет!!! – закричал Пышка со слезами в голосе.

Пончик, это только муха, - спокойно ответил Фига, - назойливая переносчица болезней.

Безнадежно расстроенный Пыш трясся на багажнике велосипеда за спортивной спиной Фигурки. Слезы текли по его круглым щекам, капали на белую рубашку и на черные шелковые лацканы. Пышка думал: «Если бы я послушался совета старого клена, то я был бы сейчас счастлив. Но и в моем непослушании Волшебный лес спас меня, дав любимых грибов деспотичной императорши. Да и как мне помог псевдоним, закрепленный за мной близким другом – старушкой Че, для которой я пожалел пиастров, мне не принадлежащих, а она не пожалела для меня своих любимых шляпок. Я остался жив, а погибла бедная Мушка, моя веселая Мушка – и от руки самого близкого друга моего – Фигурки. Как все запутано!»

Зареванный поэт вошел в зал, и весь зал подумал: «Э, да Пышка – то связан с делишками Фигурки!» А зал был переполнен. Мужчины в смокингах, женщины в вечерних платьях, молодежь в нарядной одежде. На сцене в качестве конферансье появился Фигурка как самый породистый житель леса. Глядя на него, все понимали, что дальние предки Фиги были орлами. Лицо Фигурки темнело, словно осеннее небо, над породистой головой собрались грозовые тучи. Пока Пыш отсутствовал, Фигурка продал под застройку большой участок пограничной полосы, распаханной между Волшебным и Синим лесом. Наутро счастливый бизнесмен сделал предложение Березе, завоевавшей титул «Мисс Синий лес», и объявил о помолвке. После обеда того дня сделка была аннулирована, и деньги на свадьбу пропали. Началось разбирательство.

«Гимн Волшебного леса»: музыка Паралличини, слова Пышки, обработка Тетки Черепахи, исполняют утки Тетки Черепахи, за дирижерским пультом – Тетка Черепаха, - громко и бесстрастно объявил Фигурка. «За мной, мои уточки!» - скомандовала Тетка Черепаха, нарядная, в черном вечернем платье. Утки поднялись на сцену и выстроились. Впереди встали три Теткины любимицы: собачка Бима, котенок Мура и мышка Рокки. За ними – четыре хомяка, два пуделька, обезьянка Лола, спаниэлька Чапа и четыре бельчонка. Все пятнадцать девочек, пухленьких, одетых в одинаковые кремовые платья с белыми кружевными воротниками, связанными Мотей, уже вовсю распевали:

«Славься наш Волшебный лес,

Полный сказок и чудес …»

А зал, как единый, целостный организм, стоял, открывая рот, положив правую руку на сердце, не отрывая глаз от ног Тетки Черапахи, на которых при каждом легком движении белые пудельки высовывали красные язычки и махали хвостиками с кисточкой. И каждый в зале понимал отчетливо, что он не зря пришел сюда нынешним холодным осенним вечером. Фигурка объявил первое выступление, десять минут перечисляя титулы и звания Войшило, который стоял за кулисой с невротической улыбкой на лице, не очень понимая, его ли объявляют или какой – то научный коллектив.

Дамы и господа, - начал звонко профессор, – леди и джентльмены! Позвольте представить вашему вниманию доклад на тему: «Логический парадокс лжеца» как модель вечного двигателя в развитии человеческого интеллекта, и новейшие технологии в его исследовании». Сразу же отмечу такой факт: у всех вас левое полушарие больше правого на 150,08 граммов; у каждого из вас активная часть словаря равна 72503 слова; каждый из вас способен превратить «ТЕСТО» в «БУЛКУ» за 13 ходов; а решение логических задач стало неотъемлемой частью вашего лесного быта! Но, известно ли вам, что один из моих учеников детонатором «взрыва технологий» назвал гусиное перо, а эпицентром взрыва печатный станок Гутенберга? Я же хочу внести ясность в данный вопрос: это было перо домашнего гуся, и тот самый станок, который сегодня находится в Лесном краеведческом музее!»

Зал взорвался аплодисментами. Пышка ничего не слышал. Перед его мысленным взором стояли красные, словно в человеческой крови, губы. Поэт не мог понять существует ли связь между жизнью Леса и тем местом, где обитает тиранка. Пышка вспотел под тесным смокингом, но так и не обрел ясности.

После слушаний Фигурка довез Пышку до «Пыш – Холла» и решил заночевать у старого друга. Оба пребывали в подавленном настроении. Поужинали холодным мясом со спаржей. Решили сыграть партию в шахматы.

Как ты можешь жить, Пончик, в Аквариуме? – спросил Фига, игравший белыми.

«Привычка свыше нам дана…», - рассеяно ответил Пыш, игравший черными.

Надо сказать, что лесные обыватели называли между собой «Пыш – Холл» – «Аквариумом». И не случайно. Дом для родителей Пышки строил архитектор Корбюзье. Все стены в доме, кроме просторной кладовки и санузлов, были стеклянными и прозрачными. Сам дом стоял над стремительным водопадом, через который сто лет назад пролегал мостик, теперь же от него остались только деревянные столбики. Пыш с рождения жил лесом, окружавшим «Пыш – Холл». Он просыпался от шума водопада и пения птиц, и засыпал под пение сосен возле прозрачных стен. И вся жизнь Пышки была прозрачной, а потому для соседей не интересной. И сам он казался жителям Волшебного леса не интересным, не красивым, не богатым. Пыш, как Демокрит, промотал все отцовское наследство, но, в отличие от вышеуказанного грека, не получил за это никаких вознаграждений от сограждан. Спальня Пышки располагалась в кладовке, где было маленькое окно, и только оно имело тюль и шторы. Здесь же стояла «родная лежанка» и висел «родной халат», а на стенах, на настоящих желтеньких в полосочку обоях, висели портреты родителей. Здесь же Пышка писал за круглым столом свою книгу осенних сказок из Волшебного леса. Здесь же они вместе с Мушкой тайно смотрели телевизор. Особенно им нравился мультсериал про моряка Папаю. Бедная Мушка, Пыш не мог поверить, что ее нет.

Ветер сменил направление, и брызги от водопада с шумом полетели на стены. Фигурка вздрогнул.

Не поверишь, но мне вчера пришлось отдуваться одному, и все ради этих глупых девчонок, - нарушил молчание Фига.

Да, да, - не поняв, отвечал Пыш, - ты не похож на счастливого жениха.

В любви, Пончик, ты смыслишь еще меньше, чем в шахматах, - отвечал насмешливо Фига, - помнишь, в нашем классе училась белка Ксюха, я так влюбился, что у меня на ушах начали рости

кисточки! Мы с тобой поступили в университет, а она вышла замуж за какого – то зайца из Америки. Но, друг, насколько мне известно, она не «Мисс Америка», - удивленно заметил Пыш.

Не поверишь, товарищ, но мне наплевать, есть ли у нее титул, толстая ли она, нищая ли она, с одной ногой или на протезе, с пятью детьми или беременная! Если бы я ее увидел, я бы сказал только одно: «Ксюшка! О, Ксюшенька! Нет, Ксения! Позвольте мне быть Вашим прикроватным ковриком!» Если бы, конечно, смог. В чем я очень сомневаюсь …

Пышка – психолог проиграл. Пышка – шахматист тоже проиграл и пошел мыть посуду. В кухне на блюдце лежали засохшие кусочки яблока. Сердце Пыша сжалось. Он пошел к входной двери. Отпечаток от Мушки остался, но саму ее он не смог найти. От мысли, что он наступил на ее тельце, вернувшись, Пышу стало еще тревожнее. С дивана из гостиной доносилось здоровое похрапывание породистого человека. Пыш почувствовал острую необходимость повидать Че и Кро, поблагодарить Тетку и извиниться за причиненные волнения. Он выключил везде свет и вышел в прохладную ночь.

Словно большая оранжевая тыква, висела луна над Волшебным лесом. Пыш зашуршал сухими листьями на дорожке.

Ты помнишь, Розалия, как светила луна над землей кукуанов? – спросил мужской голос сверху.

До конца дней моих я не забуду этого, Сигезмунд, - ответил женский голос тоже сверху.

Пыш поднял голову. На фоне луны чернели два силуэта: старого филина и совы, воспитательницы уток, которая когда – то была нянькой самой тетки Черепахи. Сверху на Пыша полетели фантики от шоколадных батончиков «Красный октябрь». Пышка – философ подумал: «Вот мы живем среди животных и даже вступаем в близкие отношения с ними. Везде ли так?» А Пышка – поэт повторял на ходу под шуршанье листьев:

«Под лоскутным одеялом

Из сухих опавших листьев

Задремал Волшебный лес.

Спят в нем Пышка и Фигурка,

Спит в нем Тетка Черепаха,

Спят в нем: добрый малый Кролик,

И сеньор Паралличини,

И неистовый профессор,

Подаривший нам учебник

Про веселых дикарей …»

— А вот интересно, - рассуждал вслух Пышка – аналитик, - профессор пишет учебники про папуасов, Паралличини – романсы про коз, Береза поет про кошек, Фигурка с детства что – то продает, Пышка сочиняет поэмы, речи и стихи, Тетка - о, Тетка – это крупное космическое тело, к которому постоянно притягиваются планеты и планетки, и разная космическая мелочь. А вот Кро? Он, конечно, быстрее всех трет морковь и тщательно моет посуду. Но в чем его призвание? Он какой – то бесполезный симпатичный сорняк …

Пышка не заметил, как приблизился к Теткиному дому с дальней его стороны, то есть, со стороны скотного двора. Пышка – художник не удержался, чтобы не заглянуть в приоткрытую дверь. Пахнуло сеном и навозом. На ум пришло Теткино наставление: «Любите, утки, наш родной Волшебный лес, но никогда не говорите, что наш навоз – самый ароматный навоз в мире!»

В загоне тускло горела маленькая лампочка. Отмытый до бела Недоросль с кем – то разговаривал. Пыш пригляделся: на перевернутом ведре сидела мышка Рокки в теплом вязанном жакетике, в берете шоколадного цвета, в шелковом платочке с разноцветными зонтиками, повязанном на тонкой шейке (настоящий шелковый платочек из Синего леса!). Малышка обмахивалась желтым листиком, как веером.

Представляете, господин Ослик, - говорила тонюсеньким голосом Рокки, - сегодня господин профессор рассказывал на лекции: «Конфуций считал, что у обыкновенной женщины ума, как у одной утки, а у необыкновенной – как у двух». А Лола спрашивает: «Господин Конфузий, а сколько ума у меня, необыкновенной утки?» А господин профессор отвечает: «Мадмуазель Домашняя работа, в данном случае, у необыкновенной утки ума столько же, сколько у обыкновенной обезьянки!»

О, да, - радостно заговорил пони, - господин профессор обладает чувством юмора.

А хотите, господин Ослик, я Вам прочту кое – что, очень важное? – спросила Рокки и, не дожидаясь ответа, достала из кармана жакета листок из школьной тетрадки и принялась с выражением читать:

Основные жизненные задачи мышки Рокки:

Как можно быстрее вырасти.

Уехать в Рим (хоть очень не хочется расставаться с Черепахой Никифоровной).

Поступить в Римскую консерваторию, подготовив арию Тоски.

Учиться только на «отлично».

Закончить консерваторию с «красным дипломом».

Подготовить весь репертуар Черепахи Никифоровны.

Сделать блистательную карьеру.

Исполнять ведущие партии во всех мировых оперных домах.

Объехать с гастролями весь мир.

Купить себе дорогой фотоаппарат «Canon».

Совершить кругосветное путешествие.

Сделать множество альбомов фотографий.

Купить большую виллу.

Оборудовать на вилле комнату для альбомов с фото.

Обязательно сфотографироваться верхом на верблюде на фоне Египетских пирамид.

Освоить Вагнеровский символизм.

Попробовать пирожное «Лионелла».

Попробовать пирожное «Виолетта»…

О, мадемуазель Рокки, это все важно, - перебил мышку Недоросль, - но я думаю, что для девушки важнее всего научиться вести хозяйство, выйти замуж и родить детей, и быть всегда в семье центром любви и заботы, но на втором месте, а муж – всегда на первом!

Да, да, господин Ослик, - живо откликнулась Малышка Рокки, - это в моей программе девятнадцатый, двадцатый и двадцать первый пункты!

Но ведь они должны быть одними из первых, если Вы стремитесь быть счастливой. Я хочу Вам кое – что рассказать о счастье, милое дитя, - очень серьезно заговорил пони.

Рассказ белого пони по кличке «Недоросль».

Я родился в королевской конюшне под Лондоном. С детства мне внушали, что во мне течет королевская кровь. Достигнув юного возраста, я ощущал себя «золотым мальчиком» - принцем, разговаривал со всеми надменно и свысока. Меня все сторонились, никто не хотел со мной даже общаться, тем более – дружить. Я не знал ни покоя, ни радости, раздуваясь от своего величия. К тому же, я сильно заболел: стал плохо слышать и видеть, покрылся некрасивыми пятнами. Меня решили продать за полцены крестьянину, который сразу заставил меня работать. Он кричал мне: «Природа создала тебя ослом! Ты должен трудиться и служить!» Я отвечал ему, что я не осел, а искусственно выведенная низкорослая порода лошади для прогулок детей из монархических семей. Но все было бесполезно. Он сменил мою кличку «Артур» на «Недоросль» и начал наказывать меня, не давая пищи и воды. Я еле стоял на ногах. Однажды я добрел до ручья и увидел там свое отражение. На меня смотрел ослиный недоросль. Хозяин продал меня за полцены профессору Войшило, изучавшему в тех краях старинные сакские задачи. Рядом с ним я понял свое место и свою природную программу: возить и служить. Мне стало легко. Я смирился с длинными дорогами и грязными конюшнями, со скудным питанием и со своими прозвищами – «Осел» и «Недоросль». Помог и возраст. И мне стало спокойно, что – то включилось в моей голове, я исполнился благодарности к профессору за то, что он купил меня, умирающего, за то, что не торопил – выздоравливающего, за то, что много не требовал – от привыкающего к нему. Потом снова что-то включилось в моей голове, то есть, в моей природной программе, когда – то заблокированной гордыней и обидами. И мне стали открываться тайные стороны нашего мира, я начал рассказывать о них профессору, а он записывать об этом в свои статьи. К нему потекли гонорары, которые он начал тратить на безделушки. Легко пришло – легко ушло. Но это отдельная история, к тому же – чужая тайна, милое дитя. Нужно стремиться к счастью и радости через смирение со своим природным местом, через благодарность за это место. Боюсь, я утомил Вас, но Вам тоже нужно понять свою природную программу и усовершенствоваться в ее рамках. Например, господин Фигурка «ходит» в своей программе от полюса «созидатель» до полюса «разрушитель».

А господин Пышка – от полюса «просветитель» до полюса «развратитель». Я имею в виду возможный вариант движения. Но надо помнить, что мы реализуем свою программу через контакты с другими людьми, они, как-бы, наши «соавторы». Поэтому к ним нужно относиться

терпеливо. А сердце, милое дитя, должно быть любящим, смиренным, благодарным и не завидующим никому. Вот у господина Пышки очень благодарное, доброе сердце. За него господин Пышка получит то, о чем и не мечтал. Но и в его природной программе есть минусы, над которыми надо работать: он переедает, трусоват и слишком любопытен (пони говорил в сторону приоткрытой двери).

А что Вы думаете о господине Кролике? – спросила Рокки.

Слушать о «господине Кролике» Пышу было не интересно, и он на цыпочках, боясь наступить на сухой лист или ветку, отошел от конюшни. Пышка твердо решил не заглядывать ни в одно окно. Он пошел вдоль левого крыла Теткиного дома, но через минуту застыл в напряженной позе. В спальне уток, во всех четырех ярко освещенных окнах, мелькали зловещие тени.

ЗНАКОМСТВО СЕДЬМОЕ,

в ходе которого выясняется, что Кро умеет говорить голосом «Василисушки», и что у него есть имя.

Пышка, как барс, подкрался к ближайшему окну в спальне уток и прижался к стеклу носом. Его глазам предстало поле боя. Утки, все в одинаковых желтых пижамках, резво прыгали на кроватях и дрались розовыми шелковыми подушками, одна из которых, как снаряд из катапульты, пролетела мимо сплющенного Пышкиного носа. Поэт заметил даже вышивку на ней: спокойные китайские дети сачками ловят бабочек. Все нормально. Пыш – наблюдатель двинулся дальше. В Кофейной комнате – темно. В Оливковой – горит зеленый ночник. Толстый сеньор Паралличини, обняв толстого медведя, спит под толстым оливковым одеялом. Ничего особенного. Но, дверь в комнате открыта, и через нее видна часть полуосвещенной гостиной. Там на круглом большом столе стоит пышный букет разноцветных астр, и какая – то белесая полупрозрачная личность сидит за столом, положив руки на белую скатерть, и нюхает цветы! Так – так. Пыш зашуршал дальше. В Лимонной и Лиловой – темень, хоть глаз выткни… Рядом с крыльцом под ворохом желтых листьев, словно доисторический ящер, стояла, как всегда, на трех колесах «машинка - апельсинка». В маленьком кухонном окне, как всегда, горел оранжевый абажур. Под ним в кресле сидела Тетка Черепаха в кружевном чепце и в накинутом на плечи цветастом павлово – посадском платке. Напротив Че сидел явно больной «симпатичный сорняк» Кро в белой пижамке в красный горошек. На шее Кролика был повязан красный теплый шарф в белый горошек. Че читала больному сказки. Притихший Кро периодически прихлебывал чай с малиновым вареньем из белой чашки. Как только Тетка произносила: «Тут и сказочке конец, а кто слушал …», Кро начинал отчаянно кашлять и голосом смертельно больного изъявлял последнюю волю: «Может быть еще про Кощеюшку?» У Тетки Черепахи слипались глаза, но, закончив «про Горынушку», она покорно начинала «про Кощеюшку». В тот момент, когда Пыш наблюдал за семейной сценой в оранжевом окошечке, Че читала уже «про Василисушку». Пыш решил не мешать и немного пройтись по правой стороне дома. В Розовой комнате, свернувшись клубочком, спала счастливая невеста Береза. Весь столик рядом с кроватью был заставлен ночными кремами и разной косметикой. В Бирюзовой – старик Войшило спал в бурятском халате, в очках и в войлочной шапке. Во сне он произносил эмоциональную речь, крепко сжав костлявыми, как у Кощеюшки, пальцами коричневый клетчатый носовой платок, на котором что-то блестело. Пыш присмотрелся: блестела пришитая к платку пуговица с парадного камзола Рене Декарта. Так – так. Тут тоже все нормально. Пыш завернул за правый угол. В первом окне дружная беличья семья из пяти человек пила чай с шоколадным тортом со взбитыми сливками. Во втором окне два хомяка резались в нарды. В третьем окне старая ондатра слушала радио и вязала носок. Ничего интересного. Дальше начинались темные окна зимнего сада, где в кадках стояли старые полузасохшие кактусы. Пыш еще раз взглянул на торт, и заспешил к Теткиным булочкам. В прихожей его встретил запах мускатного ореха, а на кухне – двухголосный возглас: «О!!!»

Не могу тебе передать, - заклокотала Тетка, - как нам не хватало тебя, Пыш! Мы с зайкой обошли все морги и полицейские участки! Зайчонок не выдержал и заболел!

А вчера, - зашепелявил счастливый «зайчонок», - Фиге пришлось одному решать все задачи! И про «Буддийского монаха», и про «Английского путешественника!» Но на «Гусенице» он засел! Профессор не мог помочь, он потерял свои очки. Я разболелся. Маменька так переживала, не умер ли ты от голода, что не могла понять условие задачи и с пятнадцатого раза! Паралличини готовил «Мозговой штурм» и набухал в него вместо грецких орехов каких – то цветных бантиков из теста! Пришлось звонить Березе! Она решила последнюю задачу по телефону! А сегодня сама приехала, у них столько дел перед свадьбой! Она такая красивая, Пыш!!

Бедный малыш, - с пониманием вздохнула Тетка.

А, кстати, кто сидел у вас в гостиной за столом и нюхал цветы? – уже с полным ртом спросил Пышка.

А, это мой прапрадедушка Фемистоклюс, давным давно он умер в Оливковой комнате, обожает астры! – тоже с набитым ртом отвечала Че, - Но больше осенних цветов он любит открывать дверь в Оливковую комнату и толкать тапочки Адриано (Паралличини) в рукава его халата!

Все трое захихикали насколько позволяли набитые булочками рты.

Слушай, Пыш, задачку, которую не мог решить даже Фига, я ее выучил наизусть: «В шесть часов утра в воскресенье гусеница начала вползать на дерево. В течение всего дня, то есть до 18

часов, она вползла на высоту 5 метров, а в течение ночи спустилась на 2 м. В какой день и час она доберется до вершины дерева, высота которого 9 м?

Ты прав, - ответил Пыш, - есть на чем засесть.

Мы, все пятеро, вчера выиграли по три шелковых китайских подушки! – продолжал возбужденно тараторить Кро, занося новый противень с булочками из прихожей.

Но мы решили подарить их милым уточкам, порадовать сироток, - закончила за него мысль веселая Че, - как раз их пятнадцать – на каждую по подушонке! Наверняка будут благоговейно хранить их всю жизнь! Отличные розовые подушки с трогательной вышивкой!

Да, да, - откликнулся с таинственной улыбкой Пыш, - сейчас я рассажу вам, что видел по дороге сюда.

Кро и Че уселись поудобнее.

Рассказ Пышки.

Словно золотой бубен кукуанов, над Волшебным лесом сияла луна. Юная влюбленная парочка не могла разъять своих нежных объятий. Я шел по осенней тропинке, словно покрытой золотом. Сверху на меня сыпался серебряный метеоритный дождь. Звезды сгорали над самой моей головой. Я вздрогнул от неожиданности. Передо мной на пеньке сидел большой Рыжий Кот в черном дорогом плаще и в длинном красном шарфе. Во рту у него торчала деревянная трубка, конечно же, сувенирная из-за лесных запретов на курение. Кот крутил перед собой большую кастрюльную крышку и издавал примерно такие звуки: «Би – би – би!» Я сказал ему: «Привет, Кот! Далеко покатил?»

«На Луну лечу, Пыш, развеять творческий депрессняк!» - ответил небрежно Кот.

«А может быть у тебя проблемы с нечистой совестью?» - предположил я.

«Давай, повесь на меня всех собак!» - огрызнулся клептоман.

«А ты знаешь, что у людей случаются и посерьезней проблемы, о чем говорится в одном из моих стихотворений?» - попытался приободрить я Рыжего Кота.

«А что, Пыш, зачти-ка мне его!» - живо откликнулся рыжий художник и освободил мне пенек. Я вскочил на пенек и прочел бодро: «Застряли ежики в заборе!»

Застряли ежики в заборе,

Носами фыркают, сопят,

За что нам, братцы, это горе?

Как жалко маленьких ежат!

Кто подтолкнет малюток с горки?

Кто поведет их в дальний бор?

Кто им наколет на иголки

Плакаты: «Обходи забор!»

«А что, Пыш, классно! Супер! Крошечные ежата с транспарантами – с мощными транспарантами на спине! Спасибо, утешил! Жаль, что ты не родился в Синем лесу, мог бы работать священником!» - закричал весело Кот и бодро ускакал в темноту.

Пыш закончил свой рассказ. Кролик принялся мыть посуду в философском молчании, взглядом пересчитывая кастрюльные крышки на полке. Тетка Черепаха смахнула слезинку кружевным платочком с монограммой «Т.Ч.», блеснула золотыми часиками и сказала: «Жалко ежиков, да и Кота тоже».

И тут Пыша озарила ясная мысль: «Мы все крутимся вокруг Че, а Че крутится вокруг Кро, значит Кро – более крупное «космическое тело»? И следом за первой мыслью поэта озарила и вторая: «Тетка не спрашивает, где я был, не в ее стиле пытать молодежь. А Кро не спрашивает, потому что знает, где я был».

Кро, а твоего брата зовут Гришка? – неожиданно спросил Пышка.

Да, - кротко ответил Кро.

А как тебя зовут, Кро? – не унимался Пыш.

Фимка, - кротко ответил Кро.

И следом за второй мыслью Пышку накрыла волной третья: «Отчего заболел Кро? Из-за осенней простуды? Из-за свадьбы Березы? Из-за тревоги за меня? Из-за того, что знал, где я, но все равно таскал «маменьку» по моргам. Вот же хитрая крольчатина!»

Из-за всего, Пыш, -кротко ответил Кро.

Уймитесь, петухи! Давайте послушаем прогноз погоды, - предложила Че, - а потом заночуй-ка в своей Кофейной, Пыш. Зайчик, включай!

Лучше бы «зайчик» не включал. Диктор сообщил: «Сегодня ночью пришло печальное известие. Господин Фигурка по неизвестным причинам расторг помолвку с «Мисс Синий лес» - госпожой Березой. Отец последней собирается предъявить господину Фигурке огромный штраф, не малый даже для жителей Синего леса».

Выключи, зая! – только и смогла произнести старая Че, схватившись за сердце, - Бедная Береза!

Не тужите, маменька, не печалься, Гораций, - голосом «Василисушки» пропел Кро, светясь от счастья, - утро вечера мудренее!

Пожелав всем доброй ночи, Пыш отправился в Кофейную через гостиную, где на столе лежали лепестки, надерганные из сиреневой астры. В спальне Пыш включил ночник и объявил своим фарфоровым дамам: «Жизнь только начинается, старушки!»

ЗНАКОМСТВО ВОСЬМОЕ,

в ходе которого выясняется, что пирожки с капустой обладают удивительным свойством, и что Пышке, все – таки, достался один белый гриб.

Фигурка тревожно спал на диване в гостиной «Пыш –Холла». Ему снились его жены. Первая жена Фиги имела титул «Мисс Банк Лесной Энергоресурс». Вторая – «Мисс Министерство финансов Волшебного леса». И ту, и другую Фигурка видел только на свадьбе и при разводе, все остальное время они были на работе. А Фига так мечтал о многодетной, шумной, дружной семье!

Фигурка открыл глаза, его беспокоила полная луна, от которой не было спасения в Аквариуме. Фига перестал дышать: в комнате стояла очень высокая девушка в газовой накидке. Фигурка вскочил с дивана и еле слышно спросил: «Кто Вы? Вы так прекрасны в лунном сиянии!»

Я – «Мисс Вселенная», - нежным чувственным голосом ответила стройная красавица.

О!!! – только и смог вымолвить потрясенный Фига.

Я давно знаю о Ваших безграничных возможностях в спорте, логике, бизнесе, в речевой коммуникации, и хотела бы стать Вашей женой!

Но я помолвлен с «Мисс Синий лес», и уже начато изготовление кружек с нашей фотографией, а первая партия поступила в продажу!

Я возмещу Вам убытки, сегодня же привезу к Вашему дому мешок с золотом, - сладко говорила чарующая незнакомка, подавая телефон Фигурке, - звоните и расторгните вашу помолвку с «Мисс Синий лес», и объявите всему Лесу о помолвке с «Мисс Вселенная»!

Фигурка, словно под гипнозом, выполнил ее желание. Она нежно улыбнулась, помахала тонкой ручкой и вышла походкой топ-модели, придерживая газовую накидку. Фигурка был восхищен. Он потер виски. Не включая света, выбежал к водопаду через боковую стеклянную дверь. Умылся ледяной водой. Снова вернулся на диван. Сна не было. Как только рассвело, Фига покатил к своему скромному жилищу. Еще издали он разглядел на крыльце большой мешок и налег на педали. Фигурка непослушными пальцами развязал мешок и увидел, что он битком набит золотыми осенними листьями. Фига сразу понял, что он стал жертвой розыгрыша. Он вошел в дом, трясущимися руками схватил трубку телефона, позвонил в брачное агентство и спокойным равнодушным голосом объявил о расторжении помолвки с «Мисс Вселенная». Положив трубку, Фига понял, что по лесному кодексу больше не имеет права вступать в брак на территории Волшебного леса, так как являлся инициатором двух разводов и расторжения двух помолвок. А создавать семью за пределами Волшебного леса Фиге казалось абсурдом, так как он не мог жить без родных мест и недели. В кодексе была, правда, сноска о том, что он может жениться на вдове с не менее, чем четырьмя детьми в несовершеннолетнем возрасте. Но где взять симпатичную, богатую, знаменитую, со связями вдову, мать четырех детей? И тут Фига услышал радиосообщение о смерти Тетки Черепахи в лесной больнице. Он вскочил на велосипед и помчался туда на предельной скорости.

А в это время, в больнице Береза безутешно рыдала на плече сеньора Паралличини, профессор комкал в руках свою войлочную шапку, Пышка и Кро, не отрываясь, смотрели за стеклянную перегородку. Там лежала очень бледная Тетка Черепаха, сложив на круглом животе пухленькие ручки с ярким лаком на ногтях. Рядом с ней стояли доктор и медсестра.

Утром Береза обнаружила Че, сидящую без сознания под оранжевым абажуром. Старое сердце Черепахи не выдержало последних событий: пропажи Пышки, болезни Кролика и позора Березы. Доктор вышел к сопровождающим лицам и сообщил: «Боюсь, что ей нужно молодое сердце».

Кролик сделал шаг вперед и сказал решительно: «Я могу отдать ей свое сердце». Пышке стало стыдно, что он замешкался, он тоже вышел вперед и сказал: «Я могу отдать ей часть моей крови!» Доктор посмотрел на них удивленно и ответил: «Боюсь, что ей нужно сердце молодой черепахи».

Вышла медсестра и сообщила, что все кончено. И доктор, и медсестра выразили соболезнования родным и близким и удалились. «У нас есть шесть минут», - сказал Кро и растворился. Через три минуты он возник за стеклянной перегородкой, уже с корзинкой пирожков. Кролик провел пирожком с капустой (а это были волшебные пирожки из Березняка) по носу Тетки Ч. Она открыла глаза. Кро сразу же вложил ей по пирожку в каждую руку. Т.Ч. ела и удивленно осматривалась.

Зая, мы в каком-то модном кафе? – спросила Т., принимая новые пирожки от Кролика.

Нет, маменька, - кротко отвечал Фимка, - мы в больнице.

А кто заболел? – не унималась Т.Ч., доедая последний пирог.

И тут Че что-то вспомнила, она заревела, как сирена скорой помощи: «Карту Волшебного леса!». Пышка помчался к водителю реанимобиля, который доставил их всех сюда, и через минуту Тетка уже тыкала толстеньким пальцем в какой-то географический объект.

Мне приснился прапрадедушка Фемистоклюс, он мне предрек: «Клотильда, у тебя есть полчаса, езжай сюда (и он указал место на карте), тебя может спасти только хозяин этого дома, если он сам, и только сам, войдет в пещеру!» - торжественно сообщила Че, - А если мы не успеем, я больше никогда не увижу вас! О!! Родные мои!

Но это же «Пыш-Холл», - удивился Пышка, - и там, действительно, есть грот.

За мной, друзья! – скомандовала Че, выбегая из палаты.

В дверях больницы перепуганный Фигурка столкнулся с умершей Теткой Черепахой. Больная Че бежала быстрее всех на своих коротких ножках. Она мчалась к машине скорой помощи, водителя не оказалось, и старушка прыгнула за руль. Остальные, едва успели забраться в машину, как она сорвалась с места. Т.Ч. давно не водила автомобиль, а такой красивый – вообще никогда, поэтому она путала сигналы светофора, точнее, не замечала светофоров. К счастью, все жители Волшебного леса, кроме Тетки, начальника таможенной службы, президента, сенаторов, директора театра и еще нескольких лиц, ездили на велосипедах, поэтому дороги были пустыми. Промчалась узкая улочка кондитерских, осталась позади улочка с мясными лавками. Тетка, боясь сбить свою знакомую цветочницу, красящую прямо на тротуаре хризантемы, повернула какой – то рычаг, и на всех, сидящих в салоне, автоматически наделись кислородные маски. «Жизнь богаче наших представлений о ней!» - сказала с юмором в голосе Че, плавно подкатывая к крыльцу Аквариума. Вся компания подбежала к бурлящему водопаду и уставилась на темный грот на противоположном берегу. Пыш теоретически понял поставленную перед ним задачу. Но больше всего на свете Пышка боялся не только пустого холодильника, но и холодной воды. А вода в водопаде, текущем с гор, была ледяной даже в жаркую погоду. Пыш снял плащ, увидел вывернутый рукав и неожиданно вспомнил свою мать, которая когда-то была «уткой», и даже как – будто услышал за шумом воды родной голос покойной матушки: «Спаси Черепаху Никифоровну, сыночек, она когда-то подобрала меня возле помойки, потом выучила в консерватории и выдала замуж за твоего отца, богатого торговца недвижимостью! А сколько раз она помогала тебе!»

Пышка, зажмурившись, бросился в ледяную воду, повторяя: «Я сам, я сам, я сам!». Все затаили дыхание. Тетка беззвучно плакала, слезы текли и текли по ее морщинистым щекам. Кро молча прыгал с деревянного столбика на столбик (все, что осталось от былого мостика). Кролик был готов в любой момент прийти на помощь другу. Пыш, выпучив глаза и расставив руки, как страшный зомби, шел и шел, спотыкаясь о камни. Вот он споткнулся и упал, Кро схватил его за свитер, но бурлящий поток подхватил Пыша, выдернул из цепких кроличьих лап и понес к обрыву. Фигурка, скинув плащ, как супергерой, бросился наперерез и подхватил на самом краю обезумевшего Пыша, кричащего: «Я сам! Я сам!».

Ты, конечно, «сам», но, не поверишь, товарищ, я не буду смотреть, как моего друга начнет бить головой о камни! – стуча зубами от холода, насмешливо сообщил Фига.

Фигурка и Кролик помогли Пышке выбраться на берег возле грота. Все трое тряслись от холода. Ледяной пенный водопад обдавал с ног до головы брызгами всех, стоявших возле Аквариума. Профессор, Береза и Паралличини держали Че, порывавшуюся броситься «спасать молодежь».

Пышка на непослушных ногах проковылял в грот и увидел на сухих листьях очень высокую красивую девушку в темно-розовом платье. Она лежала, скрестив худенькие ручки на груди. Пыш сразу узнал ее.

О, Мушка, моя дорогая Мушка! Я не успел! Моя маленькая Мушка! О моя воплощенная Вселенная! – голосил безутешно Пыш, вынося из грота девушку. Он нес ее через бурлящий поток, не замечая его. Слезы Пышки ручьями текли на шею и грудь неподвижной девушки. Фига и Кро, с посиневшими от холода губами, сопровождали рыдающего Пышку. Он внес девушку в гостиную, положил на диван и встал перед ней на колени. Остальные плакали за его спиной. Пыш обливал слезами холодные ручки девушки, веки которой дрогнули. Она открыла большие синие глаза.

О, господин Пышка! Мой дорогой, мой ненаглядный, господин Пышка! – заголосила Мушка (а это была именно она!) – Как я рада! Как же я рада видеть Вас! Мой дорогой, мой бесценный друг!

Береза! Зая! Адриано! Фига! За мной, на кухню! -скомандовала зычно Тетка Черепаха.

Через пять минут на столе дымился чай и подогретые бутерброды. Когда все собравшиеся заели стресс, Мушка поведала свою историю.

Рассказ Мушки.

Для меня было великим счастьем родиться в том же доме, где родился господин Пышка. С первых же дней я не могла обходиться без него. Я часто летала в грот, чтобы не надоедать моему доброму другу. Когда господин Фигурка шлепнул меня газетой, я почувствовала, что из носа у меня течет яблочный сок, а из ушей – яблочное пюре! А в голове моей что - то щелкнуло, и я начала расти! Мне очень не хотелось напугать господина Пышку. Я сняла тюль с окна в спальне и обернулась в него, ведь я поняла, что перестала быть мухой и превратилась в настоящую девушку! Я решила жить в гроте. Но от прежней Мушки остались только крошечные крылышки на спине, которые уже не могли меня поднять. А перебираться в грот по камням, да в темноте, было сложно. Я видела, как мой дорогой друг помыл посуду и пошел к Тетке Черепахе. У меня появилась идея проучить господина Фигурку за то, что он всегда насмешливо разговаривал с моим несравненным другом. Я представилась как «Мисс Вселенная» и расстроила его помолвку. Утром я собирала для него, вместо золота, осенние листья в мешок и нашла в них большой белый гриб и две старинные золотые монеты. Я поспешила в магазин и там купила для господина Пышки теплый черный берет и темно-розовый шарф в черную клетку. Я слышала, что темно-розовый цвет в этом сезоне самый модный в Волшебном лесу. Так говорили по радио на прошлой неделе, когда я ждала и ждала господина Пышку. Себе я купила темно-розовое платье. У меня осталась одна золотая монетка и много сдачи.

Подарок, гриб и оставшиеся деньги я положила на рабочий стол моего дорогого друга. И тут я почувствовала, что засыпаю. Я с трудом перебралась в грот, ведь я еще хожу неуверенно. Там и нашел меня мой несравненный господин Пышка!

Волшебный лес сделал нам подарок на свадьбу, моя дорогая Мушка, - сказал счастливый Пыш, - этих денег хватит и на кольца и на свадебную одежду! Да и саму тебя он подарил мне!

Вы знаете, друзья, у меня сердце юной черепахи! – восторженно сообщила Че, собирая посуду.

Береза и Мушка! Простите меня, - виновато сказал Фига.

Чудеса да и только! – воскликнул профессор и захохотал, как юноша.

Я не обижаюсь на Вас, господин Фигурка, - сказала Береза, - если честно, мне больше нравится Адриано, мы оба музыканты, живем на одной улице, любим пиццу, и он никогда не бывает мрачным.

Не шутите ли Вы, мадемуазель Береза?! – запел тенор, - я даже не смел надеяться! Какой пассаж! Как я счастлив!!!

Посмотрите, друзья, за стеной первый снег! Какие сказочные хлопья! – сказал Кро и почувствовал, что в его груди бьётся больное, старое и совсем разбитое сердце.

Как же я вас всех люблю! – заклокотала Че, и тут ее взгляд наткнулся на одинокую Фигуркину фигуру в франтоватой, но мокрой насквозь одежде. И Че обратилась к нему: «Объясни проблему, малыш!»

А ты знаешь, у меня есть племянница, молодая вдова, - начала рассказывать Т.Ч. объяснившему проблему Фиге, - на прошлой неделе она усыновила четырех моих уток, сейчас живут в правом крыле моего дома. Муж оставил ей бриллиантовый рудник! Но она не смыслит в бизнесе.

Кто она? – живо заинтересовался Фига, вплотную приблизившись к Тетке.

Белка Ксюшка! – ответила весело Тетка Черепаха.

И она единственная хозяйка рудника? – спросил бледный Фига.

Да, - ответила Че, приготовившись к самому худшему.

Фигурка глухо застонал и упал в заботливые Теткины руки.

ЗНАКОМСТВО ДЕВЯТОЕ,

в ходе которого выясняется, что выбор Фемистоклюса не совпал с выбором Кролика Фимки, и что Недоросль получил секретное задание от профессора Войшило.

Многие из жителей Волшебного леса мечтали попасть в это утро в залитую осенним солнцем просторную гостиную Тетки Черепахи. Но попали в нее только самые близкие. На белой кружевной скатерти изысканно сервированного большого круглого стола пузырились бокалы с шампанским, и стояло множество вкусных блюд: выпеченные корзиночки с салатом; французские грибы, найденные специально обученным поросенком, семга восьми видов, макароны из Италии, сыр с плесенью из Синего леса и любимый Фигуркин сервелат из Германии.

Великолепные джентльмены в смокингах окружили нарядную старушку Че в черном блестящем платье и объяснялись в любви ее выпечке:

— Не что не сравнится, господа хорошие, с маковыми вертушками!

Отнюдь, товарищ, косички с корицей – это песня! Я бы назвал их «Будь всегда первым!»

Больше всего маменьке удаются дольки с мускатным орехом.

Таких улиток с изюмом, как у Че, я не ел даже на Сицилии!

Я за ракушки с миндалем! Могу съесть их целый противень!

Неожиданно отворилась розовая дверь, и из Розовой комнаты вышли три прекрасные невесты. Береза и Мушка с букетами алых роз, в белых кружевных платьях и в таких же перчатках и шляпках. А между ними – белка Ксюшка в кремовом кружевном платье и в таких же перчатках и шляпке, держащая в руках букет белых роз (все наряды от французских кутюрье!).

О!!! – выдохнули дружно собравшиеся в гостиной.

Тетка Черепаха подняла бокал за молодых и произнесла проникновенную речь: «Дорогие мои! Желаю счастья! А для этого нужно только четыре вещи: игрушка, кормушка, вдохновение и служение. Поясню на примере: моими «игрушками» являются разные, скажем, аксессуары (кимоно, парики, перстни, медведи и т.д.), за которые меня часто подвергают острой критике. Моей «кормушкой» была сцена, где я заработала для себя и своих близких на безбедное существование. Моим «вдохновением» всегда были мои булочки, и они нашли отклик в ваших сердцах, помогая собирать за круглым столом моих близких друзей. «Служением» являются мои утки и все, кто заслуживал заботы, но не смог о себе позаботиться сам. И вам я желаю никогда не забывать о тех, кто слабее вас и побольше есть помидоров от слабоумия!»

Речь была встречена веселыми возгласами и аплодисментами. Затем выступил господин профессор с тезисами: «Роль семьи в развитии логики, частной собственности и государства», так же встреченными аплодисментами. Затем началась праздничная программа. Тетка Че с молодыми, захватив уток и Сову, на нескольких такси поехали на премьеру в театр. Войшило поспешил попрощаться с Недорослем и дать ему секретное задание.

Профессор уселся на перевёрнутое ведро, смахнув с него желтый листочек, и грустно сказал: «Прощай, брат!»

Господин профессор, круиз в молодой компании будет Вам полезен, - отвечал тихо пони.

Дорогой мой Осел, давно меня мучает один вопрос, - начал озабоченно профессор, - почему Декарт верил в Бога, ведь это не логично?

Я думаю, потому, что Бог верил в Декарта, - тихо ответил Недоросль.

А как же эволюция? И научные заморочки старины Черльза? – не унимался профессор.

Я думаю, что вера не нуждается в логических цепочках, - отвечал пони, - но и здесь попытаемся построить логическую цепочку: допустим, что внутриутробное развитие человека от клетки до младенца (а далее до старика) тоже можно считать «малой эволюцией», но она длится только девять месяцев (а может 90 лет) и так же мала рядом с многомиллионной «большой эволюцией», как та мала рядом с «общим процессом» развития мира, который наверняка, тоже является эволюцией. Предположим, что если и «малой», и «большой» эволюциям свойственна математическая логика как элементам «общего процесса», то и всему «общему процессу» свойственна математическая логика. Но математическая логика – это свойство развитого сознания личности, а не слепого инструмента – Конвейера Матери Природы. Отсюда вывод: «общий процесс» развития мира был запущен и контролируется Личностью.

Как все запутано! Декарту было проще, тогда все верили, - сказал профессор, - я, брат, все силы трачу на пиар, поэтому дам тебе задание: подумай о бихевиористских тенденциях в современной логике, говорят, это сейчас модно.

Хорошо, господин профессор, - не скрывая печали перед разлукой, отвечал белый пони.

А в это время утки и Тетка восторженно читали большую яркую афишу перед театром: «Премьера! Пышка и Фигурка или Тетка Черепаха и Кролик из Параллельного мира! Осенние сказки из Волшебного леса для выросших мальчиков и девочек! По книге господина Горация Майонезова!»

Сова причесывала и наставляла нарядных уток: «Не разговаривайте, мои крошки, когда будет нужно, я дам Чапе знать, она подаст сигнал - сразу хлопайте громко в ладоши!» Утки отвечали дружно: «Хорошо, Розалия Петровна».

Чудный зал: красный бархат, позолота, великолепная роспись потолка, огромная хрустальная люстра (классика!). И этот чудный зал переполнен. Повсюду – шелка, меха, кружева, аромат духов, возбужденные речи. Театр!

Представление началось. Публика, затаив дыхание, загибала пальцы, считая парики, кимоно и шляпы у енотихи, игравшей Т.Ч., Кролика играл молодой кабан. Он развалился в кресле (почему-то под красным абажуром) и изображал глубокий крепкий сон: «Хры – хры – хры!» Через минуту кабан уловил чутким волосатым ухом, что кто-то его передразнивает. Он приподнялся на локте, вглядываясь в темноту зала, явно желая дать копытом в лоб пародисту. В восьмом ряду партера, возле прохода, кабанчик увидел Кролика Фимку в черном костюме с белой хризантемой в петлице. Кролик так крепко заснул, что его очки свалились на подбородок. Кро мелодично выводил на радость юным соседкам: «Хры – хры – пиу, хры- хры – пиу». Следующую сцену очень точно передает неточное предложение – палиндром: «КАБАН УПАЛ И ЛАПУ НАБОК» (не путайте с «НАЖАЛ КАБАН НА БАКЛАЖАН»).

В конце первого действия обезьянка Лола решила немного пожевать, что часто случается и с заядлыми театралами. Лола ощупала в полной темноте свой живот и бока, но не нашла ни кармана, ни банана, который она положила в карман, готовясь к театру. Платье она надела задом наперед, и банан торчал сзади, как кольт у американских полицейских, но Лола не догадывалась об этом. Она снова ощупала живот и бока и, решив, что «банан вместе с карман» украла рядом сидящая Чапа, больно укусила спаниэльку за ухо. Чапа от неожиданности взвизгнула, утки разразились громкими рукоплесканиями, которые подхватил весь зал. Зал аплодировал стоя. Все дружно хлопали в ладоши, кроме … Малышки Рокки. Она спала крепким сном человека, выполнившего все свои жизненные задачи. Мышка съела в сумочке Березы конфетку (настоящий трюфель из Синего леса!), напудрилась Березиной пудрой, нарумянилась Березиными румянами, надушилась Березиными духами, потом поуютней завернулась в Мотину салфетку и, конечно же, проспала премьеру.

Спектакль решили досмотреть в следующий раз, так как молодые опаздывали на корабль. И вот уже все шумно провожают великолепных молодоженов и профессора, позаботившегося о доставке багажа. Они стоят веселые на палубе: Пышка с Мушкой, Береза с Паралличини, Фигурка с Ксюшкой, профессор с книжкой. Черепаха вытирает платочком глаза, Кролик машет отошедшему кораблю большим букетом желтых листьев. Че увидела, что нарядная, смеющаяся Береза что-то показывает ей с палубы. Сердце старой Черепахи сжалось от дурного предчувствия. Тетка, буквально, выхватила бинокль у какого-то адмирала из провожающих и приставила его к своим очкам. Сначала Че увидела гигантский спасательный круг с надписью «Антититаник», затем огромную Березину улыбку, затем огромную кружевную перчатку, а в ней - величиной с саму Тетку Черепаху, Малышку Рокки!

Счастливая Мышка, почувствовав на себе пристальный взгляд Черепахи Никифоровны, часто-часто замахала своим шоколадным беретиком.

Розалия!!! – словно раненая касатка, затрубила Че, - все ли утки на месте?!

Все, моя Дюймовочка, - отрапортовала старая Сова, - все, как одна, моя сладкая булочка! Тетка махнула рукой, что означало: утки и Сова садятся в такси и едут домой на праздничный ужин, на который надо пригласить и Осла.

Че и Кро махали белому кораблю, пока он не скрылся за горизонтом. И при каждом взмахе Кролик чувствовал, как у него болит старое, изношенное, разбитое сердце.

К родному крыльцу Кро и Че прибыли, когда уже начало темнеть. Все крыльцо было завалено последними желтыми листьями, сверху на них лежал голубой конверт, подписанный черными чернилами: «Господину Кролику, лично в руки». Кро снял плащ в прихожей, повесил его на вешалку рядом с красным бархатным халатом и прошел в гостиную. Стол был уже убран, на белой кружевной скатерти стоял только большой букет розовых хризантем в сине-золотой китайской вазе. Больное сердце Кро похолодело. Он понюхал хризантемы. Открыл конверт и прочел:

Господин Кролик!

Вы спасли Тетку Черепаху от смерти, отдав ей свое сердце, за это Вам дается право выбора из трех возможных направлений.

Первое: Вам предлагается Вечность, но тогда вы потеряете все остальное.

Второе: Вам предлагается трон в Параллельном мире, где произошла социальная революция, и свергнута тирания, но тогда Вы не сможете бывать в Волшебном лесу.

Третье: Вам предлагается навсегда остаться в Волшебном лесу в доме Тетки Черепахи, но тогда Вы навсегда утратите способность перехода в Параллельный мир.

Поставьте крестик возле Вашего выбора.

Я бы выбрал второй пункт, - сказала сзади белесая полупрозрачная личность и не спеша направилась в Оливковую комнату.

Так, Кро, будем рассуждать логично, - начал Кролик вслух, - Вечность дается только людям, да и то не всем, а ты простой заяц, то есть кролик, конечно. В Параллельном мире у тебя нет ни

дома, ни матери, ни отца, а братья всегда смогут навещать тебя. Управлять целым Параллельным миром нужны мозги, а у тебя их мало. А здесь твой родной дом с тех пор, как ты в детстве, убегая от охотников, убивших твоих родителей, случайно телепортировался в огород Тетки Черепахи. Ты упал бездыханный от страха возле ее ног. А она прижала тебя к себе, к своему красному халату, пропахшему французскими духами и свежими булочками, и сказала: «Не бойся никого, зайка! Я пришибу его этой тыквой!»

Кро взял ручку и поставил крестик возле третьего пункта. Письмо растворилось. Кро попробовал раствориться. У него не получилось. Он понюхал хризантемы и пошел в Лимонную комнату. Там он достал из большого японского фарфорового чайника с видами Фудзи постиранную розовую с желтыми уточками ночную рубашку и в философском молчании переоделся в нее. Кро почувствовал, что в груди его бьется очень молодое, очень здоровое и очень счастливое сердце. А это означало только одно – выбор был сделан правильно.

Кролик из Волшебного леса бодро вбежал в кухню, где Че уже приготовила не менее десяти блюд для «дорогого ушастого зверя».

Наконец-то, зайка, мы отъедимся и отоспимся, - ворковала Че, - все последние дни мы были лишены этих двух благ!

Не скажите, маменька, не скажите, - уже с набитым ртом отвечал Кро, - сегодня понедельник, и пора готовиться к решению задач, хватит нам мечтать о небесных кренделечках, вот Ваша пуховая шапка!

О, нет! Зая, мы забыли купить морковки и грецких орехов!- сокрушалась Тетка, - хорошо хоть помидорных запасов у нас на целую армию!

Так. Что нам предлагают в качестве призов в понедельник, 31 октября? – читал в «Вестнике игрока» Кро, - Пижама, трикотажная, теплая, оранжевая, с изображением Дедов Морозов, несущих елки. Наволочка, экспортная, белая, мягкая, с изображением медвежат и воздушных шаров; с надписью: «Из Волшебного леса, с любовью!»

О! – задумчиво произнесла Че, вытянув трубочкой пухлые губы, - А как ты думаешь, зая, что нужно сделать, чтобы выиграть и то, и другое?

Только одно, маменька, - отвечал очень серьезно Кролик, - съесть все наши запасы помидоров!

Зайка, вперед!! – бодро, весело и энергично скомандовала Тетка Черепаха.

31 октября 2011 года

(понедельник)

ВМЕСТО «ДО СВИДАНИЯ»

— Фи, ну и серая книга: ни секса, ни убийств, ни даже, дебатов в парламенте! – сказал мистер Икс. Но эта книга написана для того, кто хочет сидеть в теплой гостиной старушки Че за круглым столом в теплой компании веселых друзей, и для него Кро уже поставил венский стул, а Тетка – чашку и блюдце.

Что же происходило здесь в последнее время? Молодежь и профессор вернулись из жарких джунглей накануне Нового года к теплому камину в Теткин дом. И все вместе принялись наряжать пушистую елку, а за окном летели большие белые хлопья. Кроме разноцветных шаров, на елку повесили красные морские звезды и желтых морских коньков, а профессор принес для лесной красавицы бусы из зубов акулы. Т.Ч. с девочками наготовили «Оливье» по рецепту Андоманских островов, Береза приготовила «торт из халвы по рецепту Совы, который звался всегда – «Царская еда».* Пышка был Дедом Морозом, Мушка – Снегурочкой, Фигурка – Снеговиком, который носил за ленивым Дедом мешок с подарками. Все остальные были, как водится, Снежинками.

Сразу после праздника Фигурка начал строить и быстро построил на втором водопаде «Инжир – Холл», который отличается от «Пыш – Холла» только дверной ручкой. Т.Ч. по-прежнему проявляет характер и разводит тыквы (а все соседи - кабачки). Как-то она вышла на крыльцо посмотреть, не горит ли уже свет в лавчонке, где продают семена и удобрения, и увидела рядом со своей дверью корзинку с подкидышами. В корзинке жалобно мяукали пять сереньких в черную полоску котят. Опытный глаз Че сразу определил, что перед ней не девочки. Но у них так трогательно дрожали капельки росы на усах, что Тетка сразу приняла решение:

Оборудовать в приюте помещение для мальчиков.

Привлечь к воспитательной деятельности старого мудрого Сигезмунда.

…Малышка Рокки выросла в немного полноватую пышную

красавицу. Она окончила Римскую консерваторию с «красным дипломом» и стала суперзвездой мировой оперной сцены. Старушка Че выдала ее замуж за «дорогого ушастого зверя», то есть, конечно, за Кро.

И милая скромная Рокки, какой она является и до сих пор, не смотря на оглушительную славу, всегда на втором месте, а Кро – ее любимый муженек, всегда – на первом. Тогда снова было три великолепных пары: Кро и Ро, Сигезмунд и Розалия, Рыжий Кот и Лола. Сразу после свадьбы Кот написал портрет Лолы в красном Теткином халате на фоне стены, увешанной кастрюльными крышками, и назвал полотно: «Муза в красном». Но Кот совершил ошибку: не зарегистрировав работу, он выставил ее в Лесной галерее. В первую же ночь была отключена сигнализация, полотно вырезали из рамы и на воздушном шаре вывезли с территории Волшебного леса, затем переправили в Америку, где «Муза в красном» ушла на аукционе с молотка за 26 млн. долларов. Лола откусила Рыжему Коту левое ухо, обозвала его «ржавым Винсентом», и они снова зажили мирно и в согласии.

Ро и Кро поселились в доме Тетки Черепахи, т.е. в доме своей дорогой маменьки, т.е. в своем родном доме. Кро повесил над своей кроватью портрет Блеза Паскаля, любопытный Пыш сразу спросил: «А почему не Леонардо да Винчи?» Кро, как всегда, кротко ответил: «Все в нашем мире, Пыш, имеет видимую и невидимую части. Мы контролируем свои слова и дела, но это видимая часть нашего существования. А Паскаль призывал к самоконтролю за невидимой частью – нашими мыслями. Он считал, что с этого самоконтроля и начинается Человек Нравственный».

Кро, я никогда не задумывался об этом, - отвечал удивленный Пыш, - и я считал, Кро, что ты не способен к рассуждению.

А я всегда считал тебя, Пыш, добрым и умным другом, - отвечал Кро.

Они крепко обнялись и остались верными друзьями навеки.

Кро, Ро и Че посещают каждую неделю и «Пыш – Холл», и «Инжир – Холл», иногда - волшебный Дуб. Каждую субботу к Тетке приезжают из Синего леса сеньор Паралличини с Березой, тогда собирается вся шумная компания. Обычно, после застолья Мотя с Березой садятся к белому роялю, Тетка с Паралличини – к черному, Малышка Рокки запевает и все дружно подхватывают:

Я, маленький влюбленный мотылек,

Порхаю над последними цветами

В нарядном кимоно, и поясок

Мой вышит разноцветными шелками!

Как я люблю осеннюю зарю,

Как я любуюсь листиками всеми

И как Творца благодарю

За каждый лепесток на хризантеме!

Я, маленький влюбленный мотылек…

СКАЗКА ВТОРАЯ. СНЕЖНЫЙ ДЕНЕК.

Дорогой друг!

Вчера, в три часа ночи мне позвонил, некто, господин Штир-лиц, он задал мне вопрос: «Как мог молодой человек жениться на белке? Или он женился на руднике?» Я был удивлен. Во-первых, мой товарищ никогда бы не женился на руднике, даже и бриллиантовом, потому, что он благородный человек. А во-вторых, каждый школьник Волшебного леса знает, что все мы – люди, но с разным объемом сознания. А любая землеройка – первоклассница с вертлявым носом, без запинки ответит на уроке, что объем сознания определяется способностью любить, творить, анализировать, быть интеллектуальным и нравственным, быть благодарным, не только уметь играть, но и служить, осуществлять функцию самоконтроля и, конечно же, успешно решать логические задачи. В-третьих, некоторые попытались в моих трудах искать «дух времени» и «лицо эпохи». Их там нет. Более того, лицо каждой эпохи - одинаковое, оно круглое. А на этом круглом лице – подносе лежат разные элементы. Меня интересуют только те элементы, которые встречаются на всех лицах всех эпох. Это: дружба и любовь, милосердие и творчество, справедливость и доверие. Они всегда в моде. В-четвертых, отвечая на критику, замечу, что мне не интересно знать о том, что о Волшебном лесе писали 1631 автор. С меня довольно того, что среди них я - единственный, кто имеет гражданство Волшебного леса. А потому, прошу быть снисходительным к моему лесному, порой, дремучему слогу. Увы, как говорит господин профессор, «каждый может только то, что может, и уж совсем не может того, чего совсем не может». Осмелюсь также предложить Вам другое изречение, принадлежащее почтенной Че: «То, что нам кажется пустым на первый взгляд, на второй взгляд может вызвать интерес, а на третий взгляд – стать родным до боли».

И, наконец, самое главное. «Снежный денек» написан только для того, кто уже прочел «Осенние сказки», вышедшие в прошлом году из-под пера Вашего покорного слуги, и которые я считаю несколько растянутым вступлением к нынешней моей антистрессовой книге. Как не могут лететь сначала снежинки, а затем золотые листья, так и истории, описанные мною, те реальные истории, где нет вымышленных имен и событий, имеют свою строгую последовательность, которой я неукоснительно придерживался с присущей мне педантичностью и скромностью.

Всегда Ваш, Гораций Майонезов. 11 июня. Волшебный лес, «Пыш-Холл».

Часть первая. «Хандропсих».

Скоро выставим раму вторую,

Мир приблизится, станет ясней;

Посмотри, уже голубь воркует

На ограде с подругой своей!

(из соч .L.W.L., поэтессы XVII в.)

9.00

— Тетка Черепаха начала думать.

9.10

— Ее мысли стали приобретать конкретные формы. Утки с Розалией и Сигезмундом уехали в Синий лес на выставку картин из мороженого и, наверняка, уже приобщились к искусству. Кро сопровождает Ро в Брюсселе на конкурсе «Золотой соловей». Итак, Дульсинея, ты совсем одна, задумайся о смысле своего существования, познай самою себя, как тебе советовал один гордый грек, ведь тебе уже 20 … до столетнего юбилея (хм, а может до 120 летия? … надо найти паспорт).

9.20

— Тетка Черепаха в белом махровом, вышитом васильками халате с капюшоном, уселась возле камина в дедовом кресле и принялась лечиться травяным отваром и Шубертом. Однако, отвар казался горьким, а бравурный марш был назван Теткой Черепахой «кобыльей радостью». Пожилая дама пребывала в глубокой печали. Красный бархатный халат был украден неизвестным злоумышленником прямо с вешалки из прихожей в прошлый вторник. В кармане унесенного халата остался рецепт рисового пирога, который так и не подкинули в почтовый ящик, осматриваемый Че каждые 1,5 часа.

9.45

— Тетка Черепаха подошла к полукруглой стеклянной двери, протерла очки и посмотрела во внутренний дворик. Всходило розовое солнце. И снежинки, и снеговик, слепленный утками, были тоже розовыми. Красиво. Но нет стрижей с цвирканьем догоняющих друг друга. Небо пустое.

9.50

— Тетка Черепаха взяла с пыльной полки пыльный томик любимой поэтессы XVII века L.W.L.

— Так, так, - зашептала печально Че, листая очень печально старые страницы, - где это загадочное стихотворение?

Она искала стих «Посвящаю Т.Ч.»:

«Отведу тихонько штору,

В комнату войду,

При луне в глухую пору

Все тут на виду.

Две кровати, стол и стулья,

И комод в углу,

И лежат узоры тюля

Тенью на полу.

На скрипучий стул присяду,

Погляжу в окно,

На стекле двенадцать сряду

Искор возжено.

Полуночный сад блистает,

И луны светлей,

Снег пушистый осыпают

Яблони с ветвей.

Протяну к комоду палец, -

Дрогнет, как живой,

Там фарфоровый китаец

Круглой головой.

У него есть в горле спица,

Маятник – на ней;

Чуть запела половица

Под ступней моей.

А когда-то шла неслышно

Я на лунный свет,

И кивал китаец пышный:

«Девочка, привет!

Я фонарики для детки

Вынес в белый сад!»

И я видела на ветке –

Все миры висят!»

Ни тпру ни ну. Ничегошеньки. Ни гугу. Никудышка. Не нашла. Поставила книгу на место. Снова взяла, решила погадать. Сегодня 25 января, смотрим 25-ю страницу, 1-ю строчку. Так: «Две обезьянки – шахматистки застыли в камне навека». Че вытянула трубочкой пухлые губы. Думай, Дульси, к чему бы это? Определенно, к пирожному с клубникой!

10.00

— Тетка снова уселась в старое кресло и уставилась на бронзовые часы на рояле. Сверху на часах застыли две пыльные фигуры: одна с сигарой в зубах везла в гору тачку и была похожа на Рузвельта, вторая фигура сидела в тачке и напоминала Черчилля. Тетка Черепаха не отрывала круглых печальных глаз от секундной стрелки. Вот так и проходит жизнь. Круг за кругом: чувствительность – чувство – слово – речь – мысль – мышление – творчество – молитва – тишина – пустота – большой взрыв - чувствительность – чувство … На какой стадии ты? На стадии большого взрыва. Возьми себя в руки, детка!

10.15

— Че взяла себя в руки. Не торопись, девочка, если хочешь получить все и сразу, получишь ничего и постепенно. В рецепте рисового пирога было 13 ингредиентов, 3 из которых ты уже успешно вспомнила: мука, рис, соль. Тебе осталось вспомнить только10.

10.20

— Тетка Черепаха решила отвлечься от тяжелой умственной работы и открыла старый фотоальбом. Ясные глазки. Кругленькие свежие мордашки. А вот уже озорные улыбки. Че с подружками. Ах, что за бусы и перчатки у подружек! А вот и первый лишний подбородок. Неужели эта царственная красавица – она?! А вот режиссер, который всегда кричал: «Не наденешь, коротышка, каблуки в 15 см, пущу тебя на черепаховые гребни!». Любил расфуфыриться. Носил желтые туфли и желтый галстук в оранжевую «елочку». Умер при загадочных обстоятельствах: во сне громко закричал: «Я вас спрашиваю, рахитики, где массовка!» Сердце не выдержало. Да, старушка, ты пережила всех своих режиссеров. А сколько их было! Маленькие женщины созданы для любви, а такие, увесистые, как ты – для каторжной работы. Эх, сколько сношено бархата и гипюра! А сколько французских духов вылито «за ушки»! Гм … действительно, сколько ведер духов использует средняя женщина за среднюю жизнь?! Почему никто не ведет такую статистику?!

Тетка Черепаха с силой захлопнула альбом так, что засушенная в нем веточка сирени превратилась в пыль и посыпалась на белоснежный Теткин халат.

Из Оливковой комнаты высунулась всклокоченная голова прапрадеда Фемистоклюса, заспанная и недовольная.

— Держи хвост мушкетом, Клотильда! – пробрюзжала голова, - Взбодрись, безутешная, народной песней «Шарик Жучку взял под ручку и пошли они гулять»! Или сшей себе юбку из бархата в леопардовое пятно!

10.30

— Принесли письмо от Кро. Он писал:

Дорогая маменька!

Брюссель встретил нас мокрым снегом и ветром. Пишу в номере. Напротив отеля купол какого-то собора, словно гигантский позолоченный желудь на фоне свинцового неба. Ро натерла кровавый мозоль на левой пятке черными лакированными туфлями с шелковыми розами, теми, что в прошлом году ей подарила супруга японского императора. Пластыря не нашлось, Ро надела на ногу целлофановый пакет и пошла в душ согреться и порепетировать «Кармен», уже приходили соседи и администратор, просили убавить телевизор. Больше всего нас потрясли мраморные львы возле королевской резиденции – очень родные морды! Одного из них мы назвали «сытый Пыш», а второго – «голодный Фига». В королевской оранжерее были и гортензии, но я забыл спросить для Вас, чем они их поливают. Думаю, что ни синькой и ни марганцовкой. Местный садовник обогатил нас любопытной информацией, оказывается, первый унитаз на нашей планете был изобретен крестником Елизаветы Первой! Да, маменька, в театре один очень древ …, я имею в виду, пожилой осветитель, хорошо Вас помнит. Он сказал: «Как же, как же, Вы очень похожи на свою мать, молодой человек! Она пела в этом театре в те дни, когда наша «Брюссельская капуста» встречалась с вашей «Молодой сеньорой». Я написал записку: «Ставлю все свои бутерброды на «Капусту»» и бросил ее с колосников на сцену. Эта толстушка – хохотушка подпрыгнула, крутанулась на каблучках, подняла записку, пропев: «Что за любовное посланье?!» Публика замерла. А прочитав записку, Ваша матушка ударила себя веером по бедру и спела прямо в зал: «Я на «Сеньору» ставлю три пиццы!» Весь зал пришел в негодование, со всех сторон зашикали и зашипели: «Что взять с этой глупой иностранки! Надо правильно петь: «Я на сеньору надену тряпицы!»» Вы никогда не рассказывали, маменька, эту забавную историю. Надеюсь, «Сеньора», как всегда, не проиграла?

Вчера до двух часов ночи тряслись от холода и вспоминали Ваши голубцы в томатной заливке.

С любовью к Вам, Ваш сын Кро!»

11.00

— Тетка омочила письмо и свой кружевной платок горькими слезами. Бедные дети! Голодные, холодные, израненные! Но есть и приятное! «Сеньора» в те далекие дни выиграла 5:2! «Капустники» рассказывали на каждом углу, что мяч был кубической формы, ворота кривые, а судья пришел в очках своей бабушки! Эх, было время! Правда, тогда все панически боялись паровозов…

11.05

— Явился Кот с забинтованной ногой, делать эскизы для Теткиного портрета. Видя депрессивное состояние модели, Кот надумал развеселить ее своей печальной историей. Он начал грустно: «Я решил использовать Вашу методику расстановки приоритетов и написал на чистом холсте: «Моя игрушка – жизнь, моя кормушка – Мотя, мое вдохновение – Лола, мое служение – «бабки». Я отступил назад, запнулся о мольберт и растянул сухожилия».

11.15

— Тетка Черепаха равнодушно констатировала: «Значит,

приоритеты были расставлены не верно». Кот усмехнулся в нафабренные усы усмешкой Рембрандта и ответил: «Нет худа без добра. Пока я лежал в постели, написал натюрморт во фламандском стиле: розовато-лиловый окорок, янтарный полупрозрачный балык, гроздь запотевшего темного винограда, и пышная творожная ватрушка с зажаристой корочкой».

11.20

— На бледных щеках Тетки Черепахи проступил густой румянец.

11.21

— Резко зазвонил телефон. В трубке безутешно рыдала Мушка. С этого момента Че потеряла счет времени. Она схватила с белого рояля персидскую шелковую шаль с цветастой каймой и помчалась с ней к выходу. Кот, подхватив свой планшет, захромал вслед. Из Оливковой комнаты им вдогон раздался хриплый вой: «Как вы меня достали вашим телефоном! Пальнуть бы в него из фитильной пищали!»

Персидской шалью Тетка Черепаха очищала снег со стекол машинки – апельсинки, в которой уже, как богемный сноб, развалился Кот. Увидев его физиономию, Че протрясла шаль, втянула щеки, затем грудь, затем живот, затем зад и резким движением бросила себя на сидение. Оранжевый автомобиль весело помчался между розовых сугробов, взметая голубую пыль.

— На что похожи снежинки, Кот, не звезды или на слезы? – спросила Тетка Черепаха, кивая на снежинки на стекле.

— Это тест на «оптимизм – пессимизм»? - спросил лениво Кот и глупо хохотнул.

— Нет, мне вспомнилось стихотворение, которое написал Пыш, когда мой Кро еще был маленьким, он назвал его «Моему другу Кролику», - с чувством заклокотала старая Черепаха, - заучивай наизусть стихи, Кот, твои нейроны нуждаются в гимнастике!

— Я их реанимирую стволовыми клетками! – сообщил с умным видом Кот.

— У меня мало стволовых клеток, - отвечала Че, - поэтому приходится зубрить.

И она воодушевленно, трогательно принялась декламировать:

«В небесной мастерской, где делают снежинки,

Сегодня жаркий день.

Там плачут подмастерья, при маленькой ошибке

Браня себя за лень.

И там среди пушистых, прекраснейших снежинок

Уж ведают давно,

Что нам с тобой на санках за клюквою на рынок

Поехать суждено,

Что ты оправишь шубку,

Ушастый и серьезный, преважный, словно граф,

Что сядет в ту минутку

Веселая снежинка на черный твой рукав,

Что будет в ней середка

Со звездочкой хрустальной, лучистою, резной,

И хрупкая обводка

Из мизерных кристалликов, как ни в какой другой!»

— Супер! – отреагировал Кот.

Его зеленые глаза горели, и сам он, словно приготовился к прыжку. В волшебном Березняке по глубокому снегу полз профессор Войшило в новом черном пальто. Машинка – апельсинка резко затормозила, и через минуту светоч науки, весь в снегу, втиснулся в Теткин драндулет, усевшись на больную ногу Коту.

— Наконец-то, с полной уверенностью, - торжественно произнес профессор, - я могу объявить всему научному сообществу о том, что у этих пирожков есть плодоножки!

— Вот поэтому я и не завожу собаку, - произнесла Тетка, глянув поверх очков на мокрое пальто профессора.

— А Вам бы подошел большой интеллект на маленьких ножках, - заметил Кот.

— Ага! Не подсказывайте, я сам догадаюсь, - быстро заговорил профессор, наморщив лоб над очками и выпучив, как камбала, мутные глаза, - большой интеллект на маленьких волосатых ножках, в белом кружевном воротничке, со взглядом осторожного шалуна! Здесь какая-то романтическая ирония, столь свойственная Коту! Есть! Это Спиноза! Он самый – Бенедикт!

— Нет, я имел в виду таксу, - ответил Кот и глупо хохотнул. Профессор почему-то обиделся и повернулся к Че.

— Я вот все утро думал, почтеннейшая, почему у Вас украли халат? – заговорил вкрадчиво он, - Ведь, согласно Вашей «Теории всеобщей детерминации бытовых явлений», воруют только у воров?

— Да, - сказала Че, всхлипнув, - когда я училась в первом классе, мне очень понравилась перламутровая коробочка для перьев, принадлежавшая моей соседке по парте. Я предложила обменять ее на мою хрустальную чернильницу, в которую я даже добавила сахара, чтобы буквы были блестящими. Но, увы. Когда я стянула коробочку, соседка и не заметила пропажу. В старшей школе была библиотека, а в ней чудесная книга, как сейчас помню, «Му-му» Тургенева. Мне так нравилось перечитывать ее, привалившись спиной к пушистому ковру, и плакать о судьбе бедной собачки. Правда, за нее я потихоньку положила на стеллаж свою книжку «Булька», подаренную мне родителями на именины. Потом, как-то, я была в восточной кофейне, и мне непреодолимо приглянулась турка, чуть больше наперстка… Так вот за всю жизнь и набежало на целый халат. И зачем я это делала? Не наелась – только вымазалась.

Она тяжело, всем телом вздохнула, слезы текли из-под ее очков.

— Все мы не без греха, - ответил профессор, вздохнув еще более тяжело, - вся беда в том, что мы рождаемся в мире, который уже имеет свои законы, а мы придумываем свои.

На крыльце «Пыш-Холла» их встречал Фига, похожий на звездочета, в черном свитере усеянном белыми крупными снежинками – звездами.

Мушка, в платьице в красную полоску, сидела рядом с лежащим на диване Пышем. Она обхватила его большую голову, словно дорогую бухарскую дыню, обеими ручками. В глазах Пыша стояли слезы, и в них отражалась Мушка. В глазах Мушки стояли слезы, и в них отражался Пыш. Че и Мушка поприветствовали друг друга:

— Сказочные полосочки! – сказала Тетка Черепаха.

— Великолепные василечки! – ответила Мушка.

Возле Пыша закончил хлопотать доктор, написав на какой-то бумажонке: «Хандропсих». Он положил этот листочек на стол и взялся за шляпу.

— А-а, уважаемый, - полюбопытствовал профессор, - это диагноз или лечение?

— Да, да, - рассеянно ответил доктор и вышел.

— Это его диагноз! – констатировал Кот в сторону затворившейся двери.

Доктор приехал на лыжах, и все с интересом наблюдали, как его шляпа набирает ускорение между высоких розовых сугробов. За стеклянной стеной висели гигантские сосульки, и солнце играло на них синим, золотым и нежно-голубым. Красиво. Но с Пышем стряслась беда. Он потерял дар речи и мог общаться только глазами.

— Бедное дитя, - первой опомнилась Че, - ты, наверное, хочешь голубцов в томатной заливке?

— Очень! Но не сейчас, - ответили глаза Пыша.

— А как насчет партии в шахматы? – осведомился Фига.

— Можно. Но в другой раз, - ответили глаза.

— Тогда расшифруй фразу: «Шыр пир ю пяпюжгы зэлэмъгый гёсрыг, фёд гяг, фёд гяг, зэлэмъгый гёсрыг?!» - не унимался Фигурка.

— Это просто: «Внешние проблемы – это следствие внутренних причин!» - ответили бойко глаза.

— А вот и нет, Понч …, глупыш! – радостно вскричал Фига.

— Господин Пышка, - заговорил профессор, понизив голос до шепота, - один археолог, который признает инновации только ради самих инноваций, подарил мне каменную доисторическую Бабу, я хочу презентовать ее Вам! Ни за что не поверите, но переплетения линий и черточек на заду Бабы дают букву «Ч»!

— Очень любопытно, господин профессор, - ответили глаза, чуть не лопаясь от смеха.

— Один мой знакомый писатель, который часто позиционирует в печати: «Я никого не научил разумному, доброму, вечному, зато разбудил дураков!», - продолжал уже для всех профессор, - Так вот, он часто объявляет мокрые голодовки (отказ от пива), после которых у него начинаются разные психо-физиологические расстройства. Он справляется с ними только с помощью знаменитого «Секрета бобра с жиром барсука»!

— Где же найти такое диво дивное?! – удивилась Мотя, надевая на Пыша вязаные носки с горчичным порошком внутри.

— Я знаю! – заявил Кот, - Нужно рассказывать ужасные истории про фобии знаменитостей, например, Наполеон боялся белых лошадей или белых мышей! Я могу рассказать «Синие губы, черные зубы»! Хочешь, Пыш?!

— После полуночи я бы послушал твои враки, рыжий архаровец! – ответили глаза, и в них заиграли искорки.

— Ты спятил, Кот! – возмутилась Че, - Во-первых, Наполеон – тиран, бюст которого можно использовать только в качестве подставки для нот, а во-вторых, надо - душевные сказки!

И не спрашивая разрешения ни у глаз, ни у носа, ни у других частей Пышки, Тетка Черепаха пафосно заклокотала: «В белом домике бабушки Гути я слышала такую душевную сказку, рассказанную, ею, некогда в промозглый осенний вечер для вредной и капризной внучки. Жили-были дед да баба. И была у них внуча Люнечка. Насадили они для нее гороховое поле. Но повадился ходить на то поле злой Берлиока: не столько утащит, сколько потопчет. Раз, как-то, дед собрался в магазин за ливерной колбасой. А бабка решила вздремнуть, то есть «придавить ухо», после обеда, но наказала внучке строго-настрого не ходить одой на гороховое поле. Только дед за дверь, а бабка запохрапывала, Люнечка сама в себе и рассуждает: «Интересно-интересно, есть ли плодоножки у этих спелых, сочных, крупных горошин?» Вот пристроилась она на поле возле самой рясной гряды, что за диво -дивное? Что за бобер, заплывший салом барсука? Земля затряслась, загудела! Топ – топ! Люнечка голову подняла, бантиком тряхнула, ба! Стоит огромный худющий Берлиока с мешком: глаза завидущие, руки загребущие, нос крючком, борода клочком! Люнечка ему и говорит: «Брысь с нашего поля, каналья, пока тебя дед из берданки не прихлопнул!» А этот …. са … самодур заржал, как Кот умеет в полнолуние, хвать ее – и в мешок!»

— Уважаемая, - перебил Че профессор, - чудовищно интересно, как всякий фольклор, но больному стало хуже!

Из глаз Пышки текли крупные слезы, он весь дрожал, и из глаз Мушки, трясущейся, как осиновый листик, ручьями полились слезы.

— Этот отвратительный тип напомнил мне то, от чего я потерял дар речи! – кричали глаза Пыша, - А я так хочу, так хочу поболтать с вами!

Все виновато потупились.

— А что стало с этой вредной Люнечкой? – первым нарушил молчание профессор.

— Она так полюбила сказки, - ответила Тетка Черепаха, - что сама, кажется, пишет их, хотя общественность разрешает женщинам писать только детективы. Но, у этой-то умишко с кукишку, да и большие проблемы с дедуктивным методом, что ей еще остается? Эх, так и не свела меня судьба с мистером Холмсом, уж я бы для него спела! Ведь он был большим любителем оперы. Но кода я закончила консерваторию, он уже уединился на пасеке.

— Ага, вспомнил! - воскликнул профессор, - Я расскажу вам

почти детективную историю, где был сыщик с собакой и оживший труп! Она произошла давным-давно, когда я был моложе каждого из присутствующих и счастливее всех нас вместе взятых! Потому, что счастье – это не просто состояние души, это уровень ее взаимоотношений со всем миром.

— Да, да! – ответили, успокоившись, глаза – Только подбросьте дровишек в камин!

— И пусть плахи, эшафоты и виселицы пойдут на дрова! – зловещим шепотом сообщил Кот.

Все собравшиеся в прозрачной гостиной «Пыш – Холла», уселись поудобнее.

Часть вторая. «Тромб».

Разомлеет под солнечной лаской,

Поползет по пригоркам трава;

Яйца луком покрасим на Пасху,

Будем кокоться ими с утра!

(из соч .L.W.L., поэтессы XVIII в.)

Случилось это давненько. Я был молод и счастлив, а на улице стояла теплая весна. Я только что закончил гимназию и готовился к поступлению в университет. Мой дед, известный в те годы академик, поселился в деревне, и я гостил у него. Старик мой имел просторный дом, большой, уже одичавший сад и плантацию капусты. По вечерам мы сидели под цветущей черемухой за столом у самовара, пили чай со сливками и тверскими баранками, которые обмакивали в мед. Потом дед говорил, смахнув крошки с усов и бородки: «Спокойной ночи, матушка – капуста!» и уходил почитать перед сном. Он выписывал всю новейшую литературу. Через час зеленый светильник в его кабинете гас, и старик засыпал, как младенец, на своем допотопном кожаном диване. Я же не мог уснуть до утра. Все мое существо было радостно возбуждено. Я выходил на крытое крыльцо и слушал соловья, и душа моя была сопричастна соловьиной трели, звездам, белому цветущему саду. Мне казалось, что я вижу, как ростки развиваются под землей, как они двигаются вверх, как рождаются в неистовых усилиях новые звезды и галактики! Я слышал весь мир и дрожал от восторга. Мне думалось, что сочинение стихов может снять мое напряжение, и я даже сочинял, возбужденно повторяя:

Весенние росы, душистые косы

Свисают с тревожных ветвей.

В черемухе нежной поет безмятежно

У самой луны соловей

И хочется думать, что это навечно

Звезда и земля, и весна,

И чувства сливаются с трелью беспечной,

Душа моя счастьем полна!

И даже собирался показать деду мои вирши. Поэт я, конечно, трехгрошовый, но тогда мне казалось все возможным. «О, сладкий писательский труд! – рассуждал я, - Да и что для этого надо: круглый стол, состояние, подобное моему, да счастливый амулет, например, точилку для карандашей в виде енота, поглаживающего свой живот!»

По утрам, когда мои глаза слипались, дед мне давал постыднейшее, как мне тогда казалось, поручение. По соседней улице пастух гнал стадо коров на выпас. Я должен был с ведерком и совком следовать за хвостом последней коровы и собирать все, оставленные животными на дороге, лепешки. Дед набрасывался на мое ведерко, как коршун на добычу. Он разводил это удобрение в большом ведре, а затем маленьким ковшиком подливал его под каждый корень капустной рассады, громко нашептывая магическое заклинание: «Расти большая, белая и круглая, как …!» В присутствии дам у меня не хватает духу произнести это слово, на котором дед делал особый акцент. Свой магический раствор старик называл «золотцем».

В то памятное утро я сладко дремал в большом старом гамаке. Накануне дед получил письмо от своего одноклассника, бывшего министра просвещения, известного цветовода, который сообщал, что ему некий профессор, использующий новейшие заграничные удобрения, привез рассаду редиса, ярко-красного, 10 см в диаметре. Причем, в слове «профессор» он поставил две «ф», а «редис» превратился в «ридизь», на что дед благодушно заметил: «И Пушкин писал с ошибками!»

Старик мой нарядился в старомодную куртку, которую гордо называл: «френчик», и укатил чуть свет. Я наслаждался полной свободой. Надо мной качались пушистые почки, бруньки и прочие цветущие висюльки. И все это трогательно и тревожно подрагивало и нежилось на солнце. Сердце мое замирало от благоговейного трепета ко всему живому весеннему миру, за которым я следил из своего гамака. На деревянном крыльце сидели четыре пуховых котенка, их бока и хвосты были облеплены тополевыми почками. Утром я распахнул окно спальни в сад и выпустил прямо в белое кружево вишен мохнатого, голодного, как пес, шмеля, ночевавшего в моей комнате. И вот теперь, сытый и довольный, он пел надо мною песню благодарности. Две галки ругались из-за бумажных салфеток, унесенных ветерком со стола. Они прижимали их лапами, рвали на части, набивали ими клювы и уносили в гнезда, видимо, для перины. Я с блаженной улыбкой на лице наблюдал, как лепестки черемухи падали на кусочки колбасы, оставшейся от завтрака и в стаканы в старинных подстаканниках с гончими собаками. Возле самовара лежала дедова гордость – книга «Венский кружок», вышедшая всего в 26 экземплярах и с живыми автографами всех участников кружка. С юго-запада надвигалась черная туча, потянуло прохладой, и я подумал: «Только бы деда не застигла гроза».

Вдруг я увидел странную личность, топающую прямо по дедовой капусте. У него была красная физиономия, рыжая борода, розовая лысая макушка, и одет он был в розовую женскую кофту. Этот тип проглотил облепленную лепестками колбасу в мгновение ока, схватил бумажный пакет с маковыми баранками, «Венский кружок» и помчался назад по «матушке – капусте». Я выбрался из гамака не так проворно, как хотелось, и бросился спасать дедову гордость с живыми автографами. Я тоже бежал, увы, по капусте, не заметив за коробкой с древесной золой ведра с «золотцем», я прыгнул в него, обрызгав всю правую ногу вонючим удобрением.

Красно-розовый юркнул в лесок, я – за ним. Воришка исчез за крупным деревом, а я, запнувшись о корень, упал к чьим-то ногам в стоптанных ботинках без шнурков. Не успел я и глазом моргнуть, как был привязан к толстому дереву веревкой из связанных между собой шелковых дамских чулков. Два оборванца: красно-розовый и второй – с золотистой шевелюрой купидончика, оценивающе разглядывали меня.

— Окажите любезность, - начал я миролюбиво, - подайте очки и верните книгу, за нее мне дед даст по шее.

— Не успеет, - ответил тот, что имел прическу купидона, - а очки, нате, пожалуйте, почему бы не исполнить последнюю волю.

— А книжку, - продолжал красно-розовый, - мы используем для растопки, уж извиняйте!

Я огляделся. Место было красивое, как и весь, звенящий напряженными птичьими голосами, мир. Рядом темнело болотце, на его поверхности плавали желтые островки еще не распустившихся кувшинок.

— Ну и воняет от него, Мармелад, - сказал тип с шевелюрой, - может, его помыть в этой луже?

— К еде, Пупсик, нужно относиться уважительно, - тоном наставника посоветовал Мармелад, - помогай собирать хворост.

Мне, такому молодому, красивому, влюбленному во всю Вселенную, и в голову не приходило, что меня могут съесть, как заурядного надутого индюка. Я и до сих пор думаю, что они просто хотели позлить меня.

Неожиданно налетел сильный ветер, а на солнце нашла черная тень. В погоне я и забыл о грозовой туче, а она двигалась прямо на нас. И я уже отчетливо видел под нею смерчевую темную гигантскую воронку с хоботом в нижней части. Такое природное явление в здешних местах называлось «тромбом», и оно могло причинять страшные разрушения. Непроглядная, клокочущая, черная масса стояла уже почти над нами. «Тромб», как живой, вытянул хобот в нашу сторону, внутри него что-то заурчало, загудело, и на нас посыпался поток крупного града, величиной с гусиное яйцо, и увесистые куски льда. Тяжелая градина ударила меня по голове. Я слышал, как завизжал от боли Пупсик, как закричал от ударов Мармелад, куски льда сыпались и на мои ноги. Я все видел, все слышал, но ничего не чувствовал и не мог издать ни звука. Надо сказать, меня мучило, даже, любопытство, и я напряженно всматривался во враждебный мрак над нами. Я различил какое-то хаотичное движение внутри «тромба», его внутренность вздохнула, ухнула, обдав нас замогильным холодом, и хобот принялся засасывать в освободившиеся недра все подряд. Я с ужасом увидел мелькнувшие в этих недрах ноги в ботинках без шнурков и перекосившееся от ужаса лицо Мармелада, который судорожно вцепился в ветки кустика. Мелкие деревья и кусты вместе с корнями летели в темное ненасытное чрево. Хобот направился к болотцу, и я увидел, как из воды вытягиваются кувшинки с длинными, словно веревки стеблями. Да и сама вода, и густой ил были высосаны за несколько секунд. Старые шишки, ветки, желуди, лежащие вокруг меня, летели в черную пасть. Меня бы постигла та же участь, не будь я крепко примотан чулками к толстому дереву, с которого унесло половину распустившейся недавно кроны вместе со старыми вороньими гнездами.

«Тромб» отходил, небо прояснилось. За дедовой капустой пролегала дорога, а за ней – лесок, где я и сидел в плену. От леска ничего не осталось, а по дороге ехал крестьянин на лошади. В телеге он вез посевной картофель. Я, увы, не мог подать ему никакого сигнала. К моему удивлению, птицы подняли такой шум, что лошадь, поравнявшись со мной, остановилась и заржала, указывая хозяину мордой на меня. «Ах, ты, красавица губошлепая!» - подумал я радостно. Любимый мною мир выручал меня через малых своих. Крестьянин очень бережно развязывал чулки, видимо, решив сделать дорогой подарок жене. Он положил меня поверх картошки и отвез в хирургическое отделение провинциальной больницы, где передал в руки врача-великана и двух щупленьких его помощников, как я понял, студентов – практикантов. Они-то и положили меня на стол.

— Фу-у-у! – воскликнул хирург и строго посмотрел на помощников, - что за вонища, господа!

— Это не я! – одновременно ответили Прыщ и Веснушка (так я уже про себя называл этих юных джентльменов).

— Нус-бурнус! – воскликнул бодро врач, причмокнул и потянул ко мне волосатые ручищи, откинув при этом голову назад, как музыкант у рояля, - Вижу сильные ушибы на левой ноге, пиявок ставить не будем! Привязываем грэлки с холодной водой!

Он так и сказал «грэлки», но практиканты поняли и мгновенно исполнили распоряжение.

— Других повреждений нет, - констатировал врач, но, уж коль Вы на моем столе, молодой человек, я быстренько – скоренько вырежу этот вросший ноготь! Я люблю порядок!

И он живо занес шприц с заморозкой над большим пальцем правой ноги. Я так боялся уколов, тогда еще не изученных, что со страха поддал коленом хирургу в живот. «Бурнус» охнул и рухнул всем стопудовым телом на стол. Стол резко накренился, и я свалился на плиточный пол. Веснушка и Прыщ закинули меня на стол, обнаружив перелом на моем правом бедре. Они, как два проворных муравья, под командованием своего дородного «Бурнуса» загипсовали мою ногу, оставив свободным лишь большой палец. Хирург, насвистывая вальс Штрауса, помахал шприцем перед моим носом. Я начал терять сознание, сердце мое остановилось.

— Делаем массаж сердца, - весело напевал хирург, - и не забываем, что при хорошем массаже ребра должны трэщать!

Через две минуты практиканты сломали мне два ребра и левое предплечье, которое им, явно, мешало делать массаж сердца. Они принесли еще ведро гипса и старательно загипсовали меня. От этой тяжелой брони мне стало еще хуже. Последнее, что я услышал, было: «Вы не успели вырезать ему ноготь!»

Очнулся я от резких толчков. Прыщ и Веснушка везли меня на каталке по лестнице в морг. В обширном внутреннем дворе они остановились передохнуть и посовещаться.

— Давай отвезем его к нашим, они вчера не сдали экзамен по мышцам, -предложил Прыщ, - пусть потренируются!

— На нем гипса два ведра, - резонно отвечал Веснушка, - не доберешься до мышечной системы.

— Ничего подобного, коллега, - возразил Прыщ.

Тут же, этот уездный эскулап достал из нагрудного кармана белого халата блестящий новенький скальпель и решительно воткнул его в мою левую ногу. Но попал он в одну из «грэлок», которые почему-то еще висели на мне. Холодная струя брызнула мне прямо в нос, я громко чихнул, Прыщ, охнув, упал рядом с каталкой. Однако, Веснушку происходящее не трогало, он, как зачарованный, смотрел в черный потолок, повторяя шепотом: «Труба, труба …»

То есть, это я думал, что там черный потолок, а, на самом деле, прямо над нами висел «тромб»! Он, видимо, переживал фазу затишья. Вдруг внутренность его загудела, заурчала, из нее посыпались куски льда, град, корни деревьев, вылетела замороженная лошадь, а следом за ней – замороженные Мармелад и Пупсик. Они встали, как два памятника, рядом с моей каталкой. С шевелюры Пупсика свисала желтая кувшинка, а из кармана розовой кофты Мармелада торчал «Венский кружок». Веснушка, закрыв лицо руками, молча упал на замороженную лошадь, которая, как бревно-таран, поддала Пупсику в зад, а Пупсик, словно ледяная глыба, повалился на мое правое плечо. Я услышал хруст и закричал от боли, понимая, что ко мне вернулась счастливая способность издавать звуки и чувствовать.

«Тромб» заработал в режиме всасывания, направив хобот на крышу хирургического отделения. Мгновение – и крыша исчезла, а я услышал, благодаря этому, визгливый вопль моего деда: «Я Вас спрашиваю, сударь мой, господин верзила! Что Вы сделали с моим внуком?!»

Через несколько секунд я снова лежал на столе, а пришедшие в себя Прыщ и Веснушка под руководством деда гипсовали мою правую руку и плечо. «Бурнус» снял с моей левой ноги дырявые грелки, и под ними обнаружился перелом, полученный, видимо, еще в лесу.

Крыши не было, и прямо надо мной висели на березе бруньки, не ставшие добычей «тромба». Я был бесконечно признателен деду за то, что он, почуяв неладное, вернулся с полпути и разыскал меня с помощью соседской собачонки – по запаху «золотца».

В тот же день я был бережно положен в гамак. Дед мой сидел у самовара и вслух читал «Венский кружок». Я не понимал ни слова, потому что это было венгерское издание. Четыре пуховых котенка взбирались по моим загипсованным конечностям, принимая их за стволы деревьев. Вокруг стола прохаживались соседские белые курицы с непомерно пышными хвостами и с отметинами синей краской на спинах. Они мне казались грациозными балеринами в накрахмаленных юбочках. Надо мной вздрагивали пуховые почки, гудел шмель, и я протягивал к солнцу все четыре конечности, щурясь от света и радости. Я был безмерно молод и бесконечно счастлив, вопреки всему.

«О, какой бурнус был у твоей бабки в молодости! Всем бурнусам бурнус! А не испить ли нам чайку?» - воскликнул дед, оторвавшись от чтения и придвигая сливочник. И это предложение тоже было поводом для счастья, сладкого, как мятные баранки.

Часть третья. «Темная комната».

И под звездной прозрачной прохладой

Между яблонь разложим костры,

Чтобы белое кружево сада

Не осыпалось до поры!

(из соч .L.W.L., поэтессы XIX в.)

Профессор закончил свой рассказ. Все ждали чуда. Но, по – прежнему говорили только блестящие глаза Пыша, а не он сам. Они сказали: «Спасибо, господин профессор, большое спасибо, курицы-балетницы – это здорово!»

Первой нарушила молчание Мотильда Васильевна.

— Жаль, что у нас нет самовара, - сказала она, - Мушка, а не пора пить чай?

Мушка еще крепче обхватила тоненькими ручками большую круглую голову Пыша. Мотя вздохнула и пошла хозяйничать в кухне.

— Давайте восстановим события, - предложил профессор, глядя на Мушку.

— Перед сном, - сообщила важную деталь Мушка, - Пыш вспоминал, как они с Фигой в детстве делали ириски, при этом он подписывал для каждого из вас свою новую книгу «Птичьи хайки». Они лежат на столике для кофе. Под утро мы проснулись в слезах, Пыш уже не мог разговаривать, и на нем был халат с обгоревшей полой!

— Господин Пышка, Вы помните при каких обстоятельствах у Вас обгорела пола? В какое время? Может быть были свидетели? Где находится пепел от сгоревшей ткани? – допрашивал профессор.

— Нет, решительно, ничего не помню, - печально ответили глаза.

Воцарилось тяжелое молчание. Мушка шмыгнула мокрым носиком. Фига взял «Птичьи хайки» и прочел вслух:

Луна над сосной,

ворона промерзла

и блеет барашком.

— Я часто думал о творчестве, - с радостью заговорил профессор, - ведь это – элементарное отражение объективной реальности сквозь призму в сознании. Но, призмы у всех разные: у одного – кубик из мутной пластмассы, у второго – бутылочное стекло (им по радио советуют: «не можешь петь – не пей!»), у третьего – горный хрусталь, а у четвертого – бриллиант.

— Я думаю, - вытянув пухлые губы трубочкой, рассуждала Че, - творческий человек – это кит, который пропускает сквозь свою душу тонны соленой воды ради горсточки планктона. Поэтому он должен быть толстым, как Глюк, или хотя бы, как мы с Пышкой.

Фига читал:

Галчонок с глазком, как синяя бусинка,

стоит на обертке от пирожка,

беззащитный, озябший малыш.

— Мозг не отдыхает ни днем, ни ночью, - поделился впечатлениями о творческом процессе Кот, - активен, как у только что родившей и боящейся за своего младенца. Жуть!

— Все проще, дружище, много платят – много сочиняешь, мало платят – много отдыхаешь, считает сеньор Паралличини, - напомнил Фига.

— Ваша любимая L.W.L., Тетушка, так рассуждала о творчестве: «Мы не знаем, что Бог сказал Леонардо, мы знаем только то, что Леонардо сказал нам …», - заявила Мушка.

— Вряд ли Бог будет разговаривать с мелочью, то есть, со мной или с Котом! – со смехом ответила Тетка Черепаха.

— L.W.L.пишет, как могут многие мои знакомые мужчины, женщины и дети, - как могу и я, - высказался Фига, - но кто и когда видел Бога?

— Желудка своего ты тоже никогда не видел, но не сомневаешься в его наличии, - аргументировала Мушка.

— Сейчас стихи сочиняют все, кому не лень, - заявила Че, - я не исключение, во время работы я придумываю «ситуационные потешки», например:

Из оранжевого твила

Шила платье гамадрила,

Так кроила – мастерила,

На рукав хватило твила!

Или:

Пою я песню у реки,

Пою её я в чистом поле:

«В калошу сели игроки,

А слуги вечно на престоле!»

Я имею две заслуги перед человечеством: я не считаю себя поэтом, и я дала определение понятия «Культура», думаю, оно бы понравилось моему учителю арифметики Фреге: «Культура – это суммарный потенциал всех творческих личностей, как живых, так и живших»

— Но почтенная, - начал робко профессор, - потенциал мог перейти в иллюзии, мечты и подобные формы …

— Которые помогают выживать в некоторые периоды, - отрезала Тетка Черепаха.

— Мушка, - у тебя есть еда? Или только растения?! – кричала Мотя из кухни, роясь в холодильнике.

Фига читал:

В разбитом окошке застряла синичка,

клювик от страха раскрыла,

но любопытство сильнее.

— Мушка! Яблоки и салат! – кричала Мотя из холодильника.

Фига читал:

Клювом сугроб вспахала

большая ворона,

вся морда в снегу, как у собаки.

— Еще яблоки, мешок моркови, жалко нет Кро, он бы оценил твой провиант! – кричала Мотя.

Фига читал:

Галка на ветке заснеженной

тянет шею, словно гусыня

и каркает резко, будто чихает.

— Еще яблоки! Да что же это такое! Сплошной нонсенс! – кричала Мотя.

Фига читал:

Кормушка не ветке висит

пищат воробьи для своих:

«Клюйте быстрее, ребята, люди идут!»

— Если бы приехала Береза, хоть бы кексы испекла, - с отчаянием в голосе кричала Мотя.

Фига читал:

Стремглав воробьи просвистали

в полдюйма над шапкой моей, -

весна головенки вскружила!

— Кот, Лола звонила из сауны, - кричала Мотя, - спрашивала, как ей снять черные очки, серьги, пояс верности и браслеты, они раскалились до бела?!

Фига читал:

На льду сидят голубки,

даю им хлебные крошки,

едят из руки, садятся на плечи.

— Я нашла лимон! И десять фиников! – победоносно протрубила Мотя.

Она, красная и вспотевшая, выглянула в гостиную. Все смотрели сквозь стену. К «Пыш – Холлу» в сиреневых сумерках, между сугробов приближался дорогой большой автомобиль.

Через минуту Береза, пританцовывая, скинула на пол прихожей шубку, а Паралличини передал Моте большую круглую коробку с чем-то вкусненьким.

— Представляете,- вместо приветствия возбужденно рассказывала Береза, - в Синем лесу возле катка чуть не сбили старую белку, стоит прямо на дороге, волосы ярко - красным выкрашенные, сверху платочек с изображением всех моделей кофемолок, стоит и плачет. Мы думали у нее горе, а она говорит: « Оставила дома мобильник, считай день пропал! Пойду пирожным утешусь!» Мы - за ней! И купили всем по пять пирожных со взбитыми сливками и со свежей клубникой!

Береза, пританцовывая, подошла к столу, где лежал «диагноз доктора».

— А! «Хандропсих»! – воскликнула Береза, - Это не серьезно! Недавно мой режиссер пошел бесплатно лечить зуб к своей бывшей жене – стоматологу, от которой он сбежал к молодой подружке. Жена ему сделала усиленную заморозку и удалила все зубы! Он потерял дар речи, ему «Хандропсих» не помог – только снежки!

— Вперед!! – скомандовала Че, - Пока не стемнело совсем!

Она вылетела из кресла, словно большое залежавшееся ядро из пушки, на ходу надела капюшон халата с василёчками и обмотала шею, то есть место, где покоились пять подбородков, персидской шалью с цветастой каймой.

Фига, Кот и Паралличини повели на воздух Пыша, ослабевшего от потрясения. Мушка надела на него шапку и шарф. Все вывалили на заснеженную площадку перед «Пыш-Холлом». Силы были, по условиям лечения, распределены следующим образом: Пышка, Мушка и Фига против Березы, Паралличини, Кота, Моти, Тетки Черепахи и профессора. Молча, накапливая боевой пыл, начали готовить снаряды: Береза и Мушка – мелкие, как розочки; Фига и Кот – твердые, как крупные картофелины; а профессор решил заготовить большой – как голова очень умного снеговика.

— Че трамбовала свой снежок толстенькими пальчиками в перстнях и хрипло шептала: «Тебе, родная, достаточно одного снаряда, но он должен быть железным! В тебе есть одна капля крови Рюрика, и ты царица во всем! В тебе есть одна капля крови Чингиз-Хана, и ты способна на все! В тебе есть одна капля еще какой-то крови, какой ты вспомнишь после триумфа! Но вся остальная твоя кровь – русская! Поэтому ты как простая русская Тетка должна, обязана это сделать, Дульсинеюшка!»

А между тем, завязался кровавый бой. Кот и Паралличини уже разбили нос Фигурке, так как оба целились, именно, в эту мишень. Кот обстрелял и Мушку, которая визжала так, что на соседних соснах собрались все вороны Волшебного леса. Попасть в Пыша было практически не возможно: перед ним прыгала высокая Мушка, сзади – спиной к спине стоял бесстрашный герой Фига. Береза пыталась забросать Пышку снежками с разных боевых позиций, то и дело падая в неустойчивых сапожках на высокой шпильке. Профессор в запотевших очках силился поднять свой снаряд для Царь-Пушки и обрушить его на голову больного. Мотильда поспешила на помощь ученому, вдвоем они поднатужились, подняли, но снаряд развалился пополам. Фига подбил глаз Коту, Кот злобно выругался и хотел перейти врукопашную, но Береза как главный лечащий врач запретила ему. Мушка при-це-ли-лась в нос Коту и попала в лоб Тетке Черепахе. Тетка не отвлекалась на такие мелочи, захваченная своей миссией. Она наконец-то закончила железный снежок.

— Цельтесь, почтеннейшая в левое - речевое полушарие! крикнул ей раскрасневшийся профессор.

Че приняла позу «Дискобола». Затем она резко отвела правую руку назад, так что в пояснице у нее что-то громко хрустнуло. Тетка вскричала, как раненый Кинг-Конг и метнула снаряд наугад. Тут же она потеряла равновесие и упала ничком в сугроб. Стая напуганных ворон взметнулась над «Пыш-Холлом». Снаряд попал Пышке прямо в затылок в тот момент, когда Фига нагнулся за снежком.

— А-а-а-а! – завизжал подбитый Пыш, - Так не честно! Это гестаповский удар!!

— Молодец, девочка! – прохрипела Че, выплевывая снег и бахрому персидской шали. Старая Черепаха уронила лицо в пушистый снег и зарыдала, как дитя.

Молодежь ликовала от радости. Мушка и Береза висели на шее Пыша и целовали друг друга. Кот и Фига висели на его спине. Паралличини хохотал, трясясь всем животом и вытирая слезы толстенькими ручками в мокрых полосатых рукавичках. Профессор и Мотя подняли рыдающую Че. Вошли в дом. Пышка, смакуя слова, произнес: «Благодарю всех за девиантное поведение!»

— Вот уж верно! Девиантное поведение! – воскликнула Мотя, - наконец-то попьем чая первый раз за день!

— Нет, нет! – загалдели все дружно, – рассказывай, Пыш!

Фига растопил остывший камин. Возле него разложили мокрые перчатки. Решили слушать при свете камина. Все уселись поудобнее, и Пышка начал рассказывать свой сон, который вспомнил в ходе успешного лечения.

Сон Пышки.

Росла прекрасная, словно из света, Ель. Она была так велика, что в нашей голове не нашлось бы инструмента, чтобы представить размеры этого чудесного дерева. Каждая ее иголочка светилась и пела, и представляла собой обширнейший райский сад с цветущими деревьями, ароматными плодами, журчащими ручьями, щебечущими птицами и бабочками, порхающими над разноцветными цветами.

Вырастившие Ель, выростили для радости и любви сапинсов, внешне похожих на людей. Они посадили их в одну из иголочек Ели. Сапинсы в условиях изобилия и свободы оказались своевольными, алчными и горделивыми. Они выкинули лозунг, оставшийся от прежних жильцов: «Миром правят два слова: «Надо» и «Нельзя»» на свалку истории и повесили свой лозунг: «Миром правят два слова: «Хочу» и «Не хочу»». Надо сказать, что сапинсы размножались очень быстро, и вскоре вся иголочка была превращена в свалку истории: сладкоголосые птицы общипаны и съедены, из их перьев изготавливали яркие головные уборы; цветущие деревья спилены, из них строили гигантские башни непонятного назначения; ручьи были загажены и завалены продуктами жизнедеятельности активных сапинсов. Иголочка заболела и начала сохнуть, тогда сапинсы перешли во вторую, которую постигла та же участь. Когда заболела десятая иголочка, и судьба целой веточки была поставлена под угрозу, сапинсов посадили в один из больших блестящих шаров, висевших на Еле рядом с яркой свечой. Больших и маленьких разноцветных шаров и свечек на ветках блестело множество, но этот – казался особенно красивым. Вырастившие сапинсов сказали им: «Все необходимое для жизни вы найдете в шкафчиках. Будете жить согласно инструкции - будете жить долго, пока не сгорит ближайшая к вам свеча. Будете жить согласно «хочу – не хочу» - погубите себя. Те из вас, которые поймут, что вы наказаны и посажены в «Темную комнату», если попросят прощение, найдут выход из этого вынужденного плена и снова станут жить на Еле.

Сапинсы неистовствовали от безумного счастья. В большом просторном шаре было много места и повсюду: леса, моря, горы, реки и озера, полные рыбы; много дичи, и везде стояли шкафчики, наполненные множеством разных вещей и предметов. Я, чтобы не забыть нужные слова, сразу же сказал: «Я понимаю, что я наказан и посажен в Темную комнату, прошу прощения за все мои злые дела!»

Как только я это произнес, то сразу же оказался на лестнице, ведущей из центра шара вверх. Еще пять минут назад она была скрыта от моих глаз, и вот теперь я видел ее всю. По ней уже карабкались две женщины. У обычных елочных шаров внутри два усика, идущих из шляпки, они-то и держат на себе весь шар. Лестница, на которой я оказался, тоже была из двух усиков, но перевитых не плотно между собой, а между усиками располагались гибкие ступени, очень теплые и мягкие. Сначала я со страхом отдернул руку от них, они показались мне какими-то живыми выростами. Лестница, действительно, оказалась живой, она то вздыхала, то пела, то начинала раскачиваться, пытаясь подхватить из тенистого леса сапинса, попросившего прощение. А однажды она рассказала мне о том, что есть места, где шкафчики невидимы, и нужно поработать, чтоб их найти. Я спросил лестницу о том, можно ли мне исследовать Темную комнату? Она мне ответила: «Можно. Но основная задача – выбраться из нее.» Я проникся к лестнице доверием, вцепился в нее покрепче и начал рассматривать Темную комнату.

Совсем темной ее назвать было нельзя, ведь рядом с ней на Еле горела яркая свеча, но этот свет не шел ни в какое сравнение с радостным и чистым светом, исходящим от самой Ели. Мне был виден каждый уголок пространства. Сапинсы, эти гордые неутомимые гусеницы, засучив рукава, принялись поедать все, что открывалось их взорам. Каждый хотел быть первым и успеть захватить побольше. Они все были похожи друг на друга: глаза завидущие, руки загребущие, нос крючком, борода клочком. Словно черный разоренный муравейник, они разбежались по всей Темной комнате.

Природа в ней была очень хороша и сказочно добра. Ко мне подлетела птица, похожая на голубя, и спросила, не нуждаюсь ли я в чем. Я хотел чего-нибудь сладкого и сочного, и она принесла мне ароматный фрукт, похожий на персик. Я поблагодарил ее, и она запела от радости на незнакомом мне языке.

Сапинсы, между тем, помчались через поле одуванчиков к блестящим шкафчикам. Один из одуванчиков сказал старому сапинсу: «Погладь меня, дедушка, по голове, я так нуждаюсь в ласке!»

«А пошел, ты!» - крикнул старик, наступил на одуванчик и побежал в общей толпе, расталкивая собратьев костлявыми локтями. Они не щадили даже своих детей, попадавших им под ноги. В хранилище, к которому устремился шевелящийся «муравейник», оказалось оружие. Завязалась битва за право владеть им. Те, которые уже ухватили ружья и мечи, нещадно убивали тех, которые тянули руки, чтобы вооружиться. Вскоре шкафчик был взят под усиленную охрану. Но не надолго, охранников мучила зависть, они не могли спокойно смотреть на дележ красивой дорогой одежды на соседней поляне. Я видел, как возле оружейного арсенала снова полилась кровь.

С высоты моей ступени я видел содержимое даже самых отдаленных шкафчиков и все, что происходило рядом с ними. Я обратил внимание на то, что эти хранилища, названные «шкафчиками», видимо, условно, стояли не хаотично, а на окружностях, центр которых находился, явно, под лестницей. На окружности самого малого радиуса стояли хранилища с ржаными лепешками, крупами и родниковой водой. Возле них возилось несколько женщин с детьми, остальные не проявляли интереса к примитивной пище. На окружности самого большого радиуса находились шкафчики, битком набитые золотом, серебром, слитками платины, мешочками с бриллиантами. Именно туда и устремился черный поток сапинсов. Они преодолевали болота, реки и горы, обдирая до крови свои худые тела. На последней линии уже гремели войны, трупы скидывали в каньоны, по ним как по мостам, спешили новые потоки алчных сапинсов.

Прошли недели или годы, а я все висел на лестнице, имея одну мысль в голове: «Как и за что я попал к этим уродам?» Смешно сказать, но в моей голове был и ответ на этот вопрос, как буд-то созревший в ее середине: «Внешние проблемы – это следствие внутренних причин».

Содержимое шкафчиков, наконец-то, было поделено между теми, кто уцелел в этой кровавой акции. Самый мудрый сапинс залез на самый высокий холм и закричал: «О, сапинсы! Посмотрите, что я нашел в шкафчике четвертой линии, которую вы сожгли как не имевшую смысла! Там я нашел почти сгоревшую инструкцию по проживанию в Темной комнате и этот предмет, через который я вижу, что рядом с нашей Темной комнатой висит розовый шар, а в нем кто-то двигается! Я предлагаю построить подобный предмет, но большого размера и разглядеть, кто там? Согласные, кладите деньги в мою шапку!»

И он поставил головной убор из цветных птичьих перьев. Все сапинсы, слышавшие его, кидали золото, самоцветы, деньги.

Закипела работа: начали строить заводы и фабрики, закоптили весь шар, сожгли половину лесов, но изготовили гигантскую подзорную трубу. Мудрец припал к ней, остальные ждали. «О, сапинсы! - заговорил мудрец, - Я вижу таких же, как мы, но очень толстых и веселых! Как толсты и красивы их жены! Как круглы и румяны их дети! Мы должны построить огромную лестницу и отнять этих толстых жен и детей, и ту пищу, от которой они становятся такими! Почему мы много едим, но всегда мрачные и худые?! Это не справедливо!»

Сапинсы взревели и принялись за работу. Были вырублены оставшиеся леса, стало очень трудно дышать, жара делалась невыносимой, пища закончилась. Свободный народ решил есть детей, стариков и ослабевших, но не прекращать строительство чудо-лестницы. Первым был съеден мудрец. Чтобы съесть первого себе подобного, нужно было обвинить его в чем – то. «Мудрец не бежал, как все порядочные сапинсы к 20й линии, он рылся в обгоревших шкафчиках 4 линии! Почему? Потому, что он колдун! Есть, конечно, «дурики», которые копашаться возле 1 линии, и которым не нужно золота, их нельзя есть потому, что можно стать, «дуриком»! Но мудрец – не «дурик», мудрец – это полноценная пища!» - с пафосом произнес волосатый худой сапинс с выбитым глазом.

Этого было достаточно. Затем были съедены старые братья мудрецы, а после них – целая начальная школа.

Темная комната становилась все тяжелее, она была перегружена отходами жизнедеятельности сапинсов, которые обитали, в основном, возле самых дальних шкафчиков, надеясь, что однажды они наполнятся драгоценностями. Чудо-лестницу, наконец, построили, сапинсы вооружались для военного похода и запасались мясными консервами.

Светлая Ель, как это бывает со всеми живыми деревьями, вдруг дрогнула пушистыми лапами. Темная комната закачалась из стороны в сторону. Моря и озера вышли из берегов, горы обрушились, началась песчаная буря. Жители в панике бежали к дальним хранилищам и прятались в них. Лестница, на которой я висел, неожиданно засветилась и стала видимой для всех, а не только для нас, ее обитателей. К ней побежали сапинсы, но успели схватиться за нее только те, которые жили под ней, а их было не более десятка. Тяжелый шар оторвался и полетел вниз. «Зачем, зачем эти десять «дуриков» прицепились за лестницу?! Теперь она растянется и станет не прочной!» - подумал я в испуге. И сразу же оказался ниже этих сапинсов, а лестница в моих руках превратилась в тонкую нить! О, ужас! Я видел, как Темная комната достигла земли, из которой росла Ель, но не разбилась, а зашипела и превратилась в пар, потому что земля эта была, как раскаленная плазма! И я неотвратимо приближался к ней на растягивающейся ните. «Будешь, Пыш, думать, что ты лучше других?» - спросила нить.

На меня пахнуло жаром миллиардов каминов и печей, низ халата загорелся, и запахло жареным. «Не-е-е-т!» - закричал я и проснулся весь в слезах, не способный сказать ни слова.

Пышка закончил свой рассказ. Че рыдала, все молчали.

— Как хорошо, что мы не похожи на этих жутких сапинсов! – первой пришла в себя Мотя, - Хотя, это всего лишь сон.

— Это все о нас, о нас, о нас! – сквозь слезы воскликнула Че, - Пыш, ты должен предупредить человечество!

— Сколько уже предупреждали его! – сказал Паралличини.

— Лучше не писать об этом, Пыш, - заявила Береза, - сейчас культ эйфории, тебя могут обвинить во враждебной деятельности.

— Об этом нужно обязательно написать! – взволнованно заговорила Мушка, поглаживая свой живот, словно успокаивая малыша, - Человечество переживает очередную смену парадигмы,

то есть в каждой голове меняется когнитивная карта, в такие периоды все силы нужно бросать на этику, а не на технологии! Иначе всем капут!

— Начиталась, Мушенция! – рявкнул Кот, – И при чём тут мы? Мы-то – на глобусе, а не внутри глобуса! И признайся, старина, что спалил халат у камина и решил нас немного помистифицировать! И при чём тут Ель? – удивился профессор, - насколько мне известно, Вселенная разворачивается из точки, как яблоня из зернышка, система постепенно усложняется, наполняется многочисленными элементами, структуры которых тоже усложняются. И когда сложность достигает зрелости, то есть способности создавать подобных себе, во Вселенной начинается процесс старения и упрощения, она постепенно сворачивается в точку. Во всяком случае, так считает мой Осел, а уж он-то не может ошибаться, иначе его бы не пригласили участвовать в программе «Спасем мозги человечества».

— Он живет сейчас на Алтае на горе Белуха в палаточном городке, палатка №163. Меня же интересует только одно, господин Пышка, шишки были?

— Я не заметил шишек, - честно признался Пыш, - но мы ушли от главной мысли.

— На самом деле, никто не знает, как устроен Мир, никто, кроме Бога! – заявила Мушка решительно.

— Что там знать, был один большой круглый материк с центром в Иерусалиме, - включился в разговор Фига, - я думаю, что наша Земля – это инкубатор, куда Вселенная откладывает свои яйца или семена, или зерна – как хотите.

— С таким же успехом можно предположить, что наша Земля и есть яйцо, семя или зерно, - высказался профессор с усмешкой.

— «Фига с амарантовым маслом», как говорит мой знакомый шляпник, - резюмировал Кот, - и вообще, меняю конец света на бабье лето!

Тетка Черепаха решила закончить научные споры, переведя их в экспериментальное русло.

— Мушка, неси коробку с шарами, которую я вам подарила на Новый год, - серьезно заклокотала она, – посмотрим, что у них внутри.

Мушка принесла и открыла коробку, каждый взял в руки блестящий шар. Че подкинула свой в толстеньких ручках со словами: «Ух, ты, тяжеленький!» Шар упал, разбился вдребезги, из него выпали зеленые и красные леденцы.

— А-а! – заголосила Тетка Черепаха, - Это все правда! Сапинсы оставили леденцы!

— Нет, Тетушка, - ласково сказала Мушка, - это один шейх подарил Пышке изумруды и рубины в знак благодарности за книгу «Осенние сказки из Волшебного леса», он был пленен непосредственностью Лолы. Он сказал, что за эти камешки могут убить, поэтому надо их спрятать понадёжней. Я их спрятала, да забыла куда.

— Вы мне напоминаете русских эмигрантов первой волны, - заявила Че, обращаясь к Пышке и Мушке, - со многими из них я была близко знакома. Потеряв в России все, они не цеплялись и в Европе за вещи и делились последним. Молодцы!

— Увы, это были люди совсем другой культуры и другого века, золотая пыль этого века осталось только в Волшебном лесу, - вымолвил профессор со вздохом.

Мушка собрала самоцветы и сложила их на столике для кофе. «Пыш-Холл» насквозь прорезал свет фар подъезжающего такси.

— Кто-то в гости к нам пришел? – по-детски пропела Мотя, - Может он в ожогах весь?

— Я думаю, это дед Пихто и бабка Кукареку, - уверенно ответила Че, педагогически урезоневая Мотильду, - приехали из Трансильвании пожелать нам спокойной ночи, поняла Мотильда?

Все стояли с блестящими шарами в руках и смотрели на дверь. На пороге появилась великолепная Рокки в дорогой шубке и с букетом белых роз, рядом – Кро в запотевших очках и с «Золотым соловьем» в руке. Мотя включила электричество.

— Какая нечаянная радость! – восторженно воскликнула Че.

— Мы чувствовали, что вы все здесь, - трогательно сообщил Кро.

Но мы и не предполагали, что у вас – Новый год, - продолжила Ро, - иначе мы бы привезли каждому подарок, а пока, только эти розы дорогой мамочке, а остальным – сувениры из Брюсселя!

— Кро, брат мой, у тебя седые брови! Или это иней? – вскликнул Пыш.

— Наконец-то есть повод попить чая, - сладко замурлыкала Мотя, расставляя чашки, блюдца и пирожные, - дайте мне очки, я тоже хочу разглядеть «Соловья», что ты пела для жюри, Ро?

— Ехали на тройках с бубенцами, а вдали мерцали огоньки, - пропела Ро так, что у всех заблестели глаза.

— Умница, детка, - сказала Мотильда, - заслуживаешь пирожное с самой большой клубничиной!

— Да, да – все одобрительно загалдели и закивали головами в знак согласия с Мотей.

А Вы, Тетушка, за меткость заслужили эту «ягодку», - сказал Пыш, поднимая с ковра крупный рубин, не замеченный Мушкой, и протягивая его Че. Я подарю его твоей дочери, Пыш, на свадьбу, - с чувством сказала Че, - к тому времени от ваших-то камушков останутся одни рассказы! И прости, малыш, забыла поблагодарить тебя за добрые стихи о птицах, больше всего мне понравилось про обертку от пирожка. Я тебя очень люблю!

Пыш старомодно поклонился и сказал: «У Вас большое сердце, мэм!»

— Господа, - продолжала с жаром Че, - я говорю и пишу: «Сигезмунд», а почему? Потому, что 180 лет назад в его паспорте была допущена ошибка. Но, все мы идем дорогой ошибок и потерь, конечно, разных. Профессор потерял свою пуговицу какого-то гения, Пыш потерял пузо, Фига – легендарную словоохотливость, Мотильда – крючок номер два, Кот – дорогущую картину. Береза – потеряла девичий румянец, Адриано – свою детскую дурашливость, Мушка – свои декоративные крылышки. Я недавно понесла тяжелую утрату. И только один из нас, я имею в виду Пыша, может вернуть потерянное! Но все мы сохранили преданность нашей теплой компании. А это компенсирует все наши потери!

Да, да, - загалдели дружно присутствующие с набитыми пирожными ртами, - компенсирует, еще как компенсирует!

… Было около девяти вечера, когда Че, Кро и Ро вступили на родную кухню. Здесь по-прежнему было тепло, пахло корицей и вишневым вареньем, а

на кресле под оранжевым абажуром по-прежнему лежала старая пуховая шапка с ушками, столь необходимая для решения логических задач. За розовой кружевной зановесочкой разыгралась такая метель, что не было видно прожектора на таможне.

— Критикуйте! Критикуйте меня! – завопила Че, - Я, кажется, потеряла рубин! Что я теперь подарю дочери Пыша на свадьбу?!

— Вы, главное, не расстраивайтесь, маменька, - зашепелявил Кро, - возможно, у Пыша родится сын, тогда Вы подарите ему эту плюшевую таксу, которую мы привезли для Вас из Брюсселя; его зовут то ли «Пузан», то ли «Пузанок»!

— Совсем одно и то же! – весело воскликнула Че, - О, он умеет и лаять, и петь «Winter kommt»! Супер!

Че, Кро и Ро, как по команде, помыли руки и надели фартуки. Кро начал готовить мясной фарш и мелко рубить чеснок, Ро отваривала рис и снимала кожицу с томатов, Тетка Черепаха по особой технологии обрабатывала кипятком капустные листья и шинковала морковь. Через сорок минут на столе дымилась большая кастрюля, полная ароматных голубцов в томатной заливке.

Ели и нахваливали. Ели и подкладывали друг другу. Съели по последнему. Че утерла салфеткой капельки пота на лбу, Кро – на носу, Ро – над губой.

— Кто-то из вас крякнул? – спросила тетка Черепаха с лицом полным смеха, - может быть исполните «Танец маленьких утят»? Или «Я лошадка – плясуниха, я отплясываю лихо»?

— Вряд ли это понравится голубцам, - с загадочной улыбкой отвечал Кро, - можно я лучше прочту стихи, которые сочинил в самолете?

Посвящаю уткам.

Есть снег,

Малыши, словно мокрая вата,

Облеплен скворечник им - птичкина хата.

Есть снег,

Словно острые, тонкие льдинки,

Блестят на сугробах пластинка к пластинке.

Есть снег,

Словно кинули мелким горошком,

Тогда говорят: «Заметает порошка»

Есть снег

Из снежинок, да только беда,

Поймаешь звезду, а в ладони – вода!

Есть снег

Словно пух ослепительной птицы,

Ласкает нам щеки, носы и ресницы.

Есть снег?!

Этот снег, словно белый магнит!

Повыпадут зубки и рот заболит!

— Мои нейроны потоком электрической активности с частотой в 13 герц говорят: «Я рад, я рад!» - воскликнула Че, - А теперь, зайка, включи радио, послушаем прогноз погоды!

Диктор сообщал: «Полиция Папуа – Гвинеи задержала 29 людоедов, которые съели семерых колдунов. Возбуждено уголовное дело. Преступники попытались откупиться от правосудия мясными консервами собственного изготовления. А сейчас прослушайте сообщение, которое поступило к нам из Лондона. Сегодня в музее восковых фигур рядом с известным лондонским сыщиком Шерлоком Холмсом появился новый экспонат – это всемирно – известная оперная примадонна Тетка Черепаха. Посетителей привлекает не только громкое имя, но и яркая одежда фигуры: на ней розовый парик, красный халат и зеленые меховые тапочки. В правой руке она держит большую ложку, а в левой – фарфоровый поднос, на котором написан рецепт рисового пирога …»

— Они утащили и розовый парик! – воскликнула Ро.

— И теплые зеленые тапочки! – возмутился Кро.

— О, Шерлок! – восторженно по - девичьи произнесла Че, - Мы все – таки встретились! Но как ужасно я одета, эти дурни не могли утащить с той же самой вешалки норковую шубу! Собирайся, зайка, утром полетишь в Лондон! Но не сочиняй ни в самолете, ни в такси, пусть сочиняют те, у которых душа устроена, как музыкальный инструмент! Не трать силы, сынок, у нас их итак мало!

— Маменька, - заговорил огорченный Кро, - когда мне было десять лет, Вы мне посоветовали никогда не петь, потому что мне Михаил наступил на уши. Но как мне реализовать мой творческий потенциал?!

— Ты его реализовываешь каждый день, малыш, в своей любви к близким, - очень серьезно заклокотала старая Че, - в тебе,

зайке, истины один процент, но им ты работаешь на все сто процентов. А в некоторых сверхчеловеках истины сто процентов, но они своей стопроцентной истиной пользуются только на один процент.

— Мамочка, - вмешалась в разговор Ро, - ведь Пышка пишет, и не всегда удачно!

— Девочка, в Волшебном лесу не принято говорить о недостатках близких, - наставляла Че, - набралась европейского свободомыслия, волтерьянка! Стихи – это живая душа, чем потом восстановишь свою душу, чтобы любить?! Любите любить, а не самореализовываться! И стремитесь к миру в сердце, а не к протесту! И не смотри на меня так, Рокки, словно я объелась «Хандропсиха»! Я боюсь твоих взглядом столько же, сколько укусов моей лисьей горжетки!

— Но, мамочка, - не унималась Ро, - творческий процесс помогает справляться с внутренней агрессией, чтобы не стать сапинсом! У нас с Кро отлично получается дуэт пастуха и пастушки!

— Пусть твой «король верхнего До» вместе с утками раскрашивает матрешек! – отрезала Че, - А поэт – это полуголодный, полубольной, безнадежно влюбленный человек! Когда Рембо читал про своего «бродяжку-муравья», мы плакали от безысходной нежности, потому что поэт – это исключительное явление! Редкое!

— Хорошо, мэм, - кротко отвечал бледный Кро, - но, что нужно? Надеть на Вашу фигуру платье из золотой парчи?

— Пожалуй, нет, - рассуждала Тетка Черепаха, - это может привлечь внимание полицейских. Твоя задача: вместо фарфорового подноса вложить в мою левую руку вот это большое меховое белое и пушистое сердце. Его мне давным давно на восьмое марта подарили утки.

— Но, маменька, - возразил Кро, - оно не такое уж белое, и сзади на нем вышито: «Лола – кусок прикола», и эта торчащая петелька?!

— Не зацикливайся на мелочах, зайка, - отвечала Че, - у Шерлока ясный ум, он поймет мой знак, а ты, главное привези домой фарфоровый поднос!

Она вырвала из старого блокнота пожелтевший листочек, свернула его и сказала строго: «Это вложи в карман моего халата, чтобы был виден уголок!».

Взволнованная Че пошла переодеться ко сну. Щеки её пылали, глаза блестели, зона Брока – Вернике была активна, как никогда. Переодевшись, старушка вышла на крыльцо, впустив в прихожую морозное облако.

— Ро, - проговорил робко Кро, - может быть в этом листочке написаны критические замечания по поводу шляпок королевы?

Ро нерешительно развернула листочек и прочла вслух:

«Как приготовить старинную русскую окрошку «Барынька».

Нужно отварить кусок свежей дичи,

три картошины и одно гусиное яйцо.

Процедить крынку холодного хлебного

кваса, не оставляя корочек.

Достать из погреба мисочку сметаны,

чтобы в ней стояла ложка.

Сорвать светло-зеленый огурец в пупырышках…»

Заговорщики переглянулись, улыбнулись и обнялись. Ро пошла собирать чемодан для мужа, а Кро – мыть посуду.

Раскрасневшаяся Тетка Черепаха в одной трикотажной оранжевой пижамке с изображением Дедов Морозов, несущих елки, стояла на заснеженном крыльце. Она воздела пухленькие ручки с короткими пальцами к разноцветным зимним звездам, выставила круглый живот навстречу ночной метели, тряхнула кружевным чепчиком и запела! Запела впервые за последние две недели! И как же она запела:

«Пускай все сон, пускай любовь - игра!

И что тебе мои порывы и объятья?!»[1]

И весь Лес оторвался от своих радиоприемников и забыл о прогнозе погоды на завтрашний день, внимая чудным звукам прекрасной песни о великой любви.

Лето 2012г.

СКАЗКА ТРЕТЬЯ. ВЕСЕННИЙ ДУБ.

Часть первая. Сказочные потрясения.

«Стихи Пышки уже не принадлежат ему, они

стали достоянием всего Волшебного Леса.»

−Тётка Черепаха

(Из речи на открытии памятника академику Лизалкину).

Пышка очнулся на дне глубокой воронки от артиллерийского снаряда. Поэт потрогал лоб, на нём, как рог единорога, возвышалась огромная шишка. Пыш посмотрел вверх, прямо над ним сияла полная жёлтая луна, покойная и бесстрастная, словно лицо китайского мандарина в феодальную эпоху.

Подул весенний ветерок, принёсший запах раскрывшихся почек, и у Пыша начала восстанавливаться память. Сначала он вспомнил «ту самую весну». Светила такая же луна, как сегодня. Пыш в белом костюме, а Мушка в белом атласном платье вышли из «Пыш-Холла». Они несли в руках зажжённые свечи, закрывая пламя от легкого ветерка, пахнувшего свежими тополёвыми почками. Ручка Мушки была золотой от света. Их путь лежал в старый заброшенный сад, мимо болотца, из которого торчали кочки в космах старой травы и с молоденькой зеленью на макушках. «Словно русалочьи головы в зелёных венках»,– подумал Пыш.

Мушка вздрогнула от ночной прохлады Они взялись за руки и вошли в ночной мокрый весенний старый сад, весь белый и душистый от цветущих яблонь и вишен. Два огонька плыли среди ветвей, две белые фигуры бродили между деревьев, два сияющих лица выражали восторг только блеском влюбленных глаз. Над их головами кружились ночные мотыльки, они садились к Мушке на волосы, и казалось, что её причёска украшена прозрачными цветами. Пыш, наконец, не выдержал и нарушил молчание: « Любимая, какие звезды! А в старой яблоне – сверчок!»

— Склонись, склонись скорей, любимый, и завяжи мой башмачок! – отвечала Мушка.

Пыш передал ей свою свечу и встал на одно колено, как средневековый рыцарь. Он застегнул её белую туфельку и нежно обнял худенькое тельце, озябшее под белым шёлком.

— Госпожа моя! – сказал Пыш и поднял лицо. Он встретил прекрасное лицо Мушки, всё золотое от света.

— Господин мой! – еле проговорила она и заплакала, и уткнулась своим золотым личиком прямо в вихрастую макушку Пыша. Они обнялись и плакали, и смеялись среди этой ночной красоты. Небо, звёздное и живое, опустилось к ним и благословляло их любовь и радость.

И от этой радостной любви у Пыша и Мушки нынешней весной родились два ангелочка, два чудесных младенца: девочка и мальчик! Пышка в восторге бежал по пригоркам, где уже зацвели подснежники на пушистых стеблях и разноцветные медуницы и кричал: «А-а-а-а!!!»… Пыш в восторге бежал по низинкам, где ешё лежал ноздреватый снег, и кричал: «Ааа-ааа!!!». Счастливый отец оглашал весь Волшебный Лес радостным кличем, в котором каждая пичужка угадывала и восторг, и благодарность, и преклонение перед великим чудом – чудом рождения новой жизни!

И вот все близкие собрались и склонились, затаив дыхание, в низком поклоне перед двумя младенцами.

— Пыш, сын мой, – заклокотала торжественным шёпотом старая Че, – ты должен дать имена детям!

— Я хочу, чтобы их звали «Подснежник» и «Медуница», – объявил Пышка, как и подобает поэту.

— Да будет так, – констатировала свершившийся факт Т.Ч.

Все обнялись и заплакали от большого-большого общего счастья.

...Пышка потрогал шишку на лбу, на глазах его блеснули слезы. Он вздрогнул, луну заслонили шесть чёрных силуэтов. Вверху, на краю воронки стояли котята с улицы академика Лизалкина.

— Помогите мне выбраться! – взмолился Пышка.

— Пыш, ты, конечно, хороший парень, но что скажет наш старший брат Эм?! – в один голос ответили котята.

Чёрные силуэты исчезли, а луна осталась. Пыш вспомнил «тот самый день».

С утра пришёл его близкий друг Фигурка. Он принёс красное вино и апельсины. Мушка нашла в шкафу гвоздику, мускатный орех, корицу и мёд. Втроём они дружно приготовили в старенькой кастрюльке глинтвейн. Фига кипятился, путался под ногами и всё повторял: «Ни в коем случае не кипятить, ребята!»

За глинтвейном посплетничали о Виндзорах, потолковали о Фигиной торговле, затем Фигурка поспешил домой обрабатывать под руководством Ксюшки луковицы тюльпанов, а Пышка с Мушкой поднялись в спальню-кладовку. Мушка, укрывшись кисейной шалью, прилегла на «родную лежанку», а Пыш, надев свой зелёный «родной халат», уселся за круглый писательский стол. Поэт должен сегодня начать свой новый роман, которым обязательно привлечёт внимание общественности к судьбе одуванчиков Волшебного Леса: все поймут, что уничтожение одуванчиков приводит к болезням деревьев, а следовательно – к болезням остальных обитателей Леса. Роман будет называться: « А деревья взяли, да и обиделись».

Первая строка должна быть, конечно, весьма значимой. Она обязана своей смысловой нагрузкой примыкать к общему историческому процессу. Пыш взял ручку и написал: « Как мамонты в ледниковый период донесли семена морошки на своих мохнатых ногах до Волшебного Леса, так Тётка Черепаха в прошлый четверг принесла крошки бисквита на своих меховых ушастых тапочках в « Пыш - Холл».»

— Очень странный гром, Пыш! – сказала встревоженная Мушка.

Она отбросила кисейную шаль, поднялась с «лежанки» и включила радио. Кладовка вмиг наполнилась тревогой. Выступал президент Волшебного Леса. Он воодушевленно восклицал: « Сплотимся, братья и сёстры! Синий Лес вероломно, без объявления войны напал на нашу родину – на наш любимый, не побоюсь этого слова, Волшебный Лес! Враг захватил две крупнейшие продовольственные базы страны – «Дом Черепахи» и « Инжир-Холл»!..»

Пышка и Мушка бросились сначала друг к другу, а затем вниз по лестнице в гостиную. Там уже, словно цыганский табор, расположилось многочисленное семейство Фигурки, которое только что в панике, под натиском врага покинуло свой дом. На диване сидела плачущая Ксюшка с тюльпановыми луковицами в кулачках, повсюду - няньки с детьми, а дети с клетками попугайчиков и хомячков. Глава обширного клана, то есть Фига, нервно допивал остатки глинтвейна прямо из старенькой кастрюльки, в которой в детстве варились ириски. Резко зазвонил телефон. Все вздрогнули. Ксюшка замолчала. Звонил Кот, он сообщил, что Че, Кро, Ро, Сигезмунд, Розалия с утками, профессор и гостившие у Че Берёза с Паралличини – в чём были, прибежали в Волшебный Дуб, причём, Ро, бестолковая узконосая обезьянка по кличке «Кривляка», по дороге потеряла свою сумочку с деньгами и банковскими карточками. А он, старый добрый Рыжик, устроил беженцев в квартире своих братцев котов! Потому, что он – молодец! Супер!!

Мир рухнул вместе с ирисками, глинтвейном, Виндзорами, тюльпанами, кисейной шалью и новым романом о судьбе одуванчиков. Война. Пышка помчался к Волшебному Дубу. По дороге поэт активировал всю информацию о братьях Кота, хранившуюся на пыльных музейных полках Пышкиной памяти.

Старик Кото-Фей, старший брат Мотильды Васильевны, обладал чувством юмора, он назвал старшего сына Кото-Лажка, среднего – Кото-Васия, младшего хотел назвать Кото-Клизм, но почему-то передумал и решил просто и со вкусом назвать его – Рыжий Кот. Кото-Лажка учился в Брюсселе метеорологии и играл в футбол за «Брюссельскую капусту» под седьмым номером. Однажды во время матча один герцог, член королевской семьи, показал Кото-Лажке с трибуны язык и «уши». Кото-Лажка вместо того, чтобы проигнорировать непристойные жесты, покрутил в ответ пальцем возле виска, за что и вылетел из команды, а герцог получил сочувственные телеграммы из пяти королевских домов. Кото-Васия, которого в Лесу звали часто «Утюг» за способность издавать пощёлкивание и треск во время речи, учился в Сорбоне социальной психологии и написал дипломную работу на тему: «Тупые и злые». Всё человечество он представлял в виде пирамиды, поделённой на четыре равные части, нижняя её часть называлась «тупые», следующая – «злые», третья от низа – « тупые и злые», она -то и являлась предметом исследования. Самая маленькая верхушечка –«не тупые и не злые», а следовательно, и не люди, занимала в работе всего несколько строк. Но исследование «тупых и злых» не было оценено по заслугам, так как в комиссии собрались, исключительно, «не тупые и не злые».

Сегодня оба братца работали в Лесной метеостанции, расположенной на вершине Дуба, а в квартире, крайне запущенной, появлялись изредка по какой-то таинственной нужде.

Запыхавшийся Пыш вбежал в эту квартиру на первом этаже и сразу же увидел старушку Че в зелёной футболке Кото-Лажки, с номером семь на круглом животе. Че муштровала котов.

— Я вас спрашиваю, коты, почему вся квартира завалена бумагой и залита чернилами?! – вопрошала Че, как строгая кошачья учительница.

— Тётушка Че, – отвечали виновато рыжики, – Пыш недавно написал удачный роман, и мы тоже решили писать роман о наших земляках – о котятах с улицы академика Лизалкина!

— Понимаю, – заклокотала Че, – но вот Розалии недавно удачно вырезали аппендицит, почему вы не делаете операций, коты?! Почему каждый дурень думает, что можно сесть к столу и что-то написать?! У вас для этого- только чернила, а у Пыша для этого не хватает только чернил! Я вам расскажу притчу о шестёрке: « Я хочу быть десяткой»– сказал шестёрка, – « Ну чем я не десятка? Не хватает только какой-то единички, правда, и ноль у меня не совсем обычный, но это пустяки!»

— Мы всё поняли, Тётушка Че,– в голос завопили Кот-Васия и Кото-Лажка,– мы с завтрашнего дня начнем делать операции!

…Пышка широко улыбнулся, отчего болезненно натянулась кожа на шишке. Луна висела уже над краем воронки. Поэту вспомнился и «этот самый день».

Сегодня Пыш поспешил попроведовать друзей и вошёл в кошачью квартиру на первом этаже Волшебного Дуба. В квартире пахло овсянкой, и все занимались своими делами: профессор что-то писал в прихожей; Рокки распевалась в туалете; Берёза и Паралличини обсуждали в ванной комнате костюмы к новому шоу; в гостиной Сигезмунд с утками повторял домашние задания; в спальне Че ходила по кругу и что-то искала, а Кро стоял в центре круга и тренировал себя к чемпионату предложений - палиндромов; в кухне Розалия готовила обед, состоящий из чая и каши.

Пыш приблизился к гостиной, заинтересовавшись новой образовательной методикой Сигезмунда.

— Повторим геометрию!–строго прозвучал старческий голос за дверью,– сосредоточьтесь, мальчики-зайчики и девочки-белочки!

— Пифагоровы штаны во все стороны равны!– дружно отвечали утки, – А биссектриса – это крыса, которая бегает по углам и делит угол пополам!

— Что вы знаете из физики о цветах спектра?– спросил довольный Сигезмунд.

— Каждый охотник желает знать, где сидит фазан!– выпалили с готовностью ученики.

— Не балуй, гордый сапинс, а то я тебя за шкирку да в дырку!- прикрикнул учитель на одного из сереньких котят- подкидышей, – Повторяй-ка падежи!

— Иван родил девчонку, велел тащить пелёнку!- отвечал без запинки котёнок.

— Молодец, зубри-зубри, зубром станешь! – довольно крякнул старый педагог, – Переходим к царице всех наук - логике! У нас есть два суждения, вам нужно выбрать правильные варианты ответов, которые могут служить выводом из этих суждений. Напрягитесь, утки! Каждый треугольник розовый. Все треугольники – большие.

А) существуют треугольники с очень большими углами;

Б) существуют треугольники с розовыми углами;

В) существуют розовые большие - прибольшие углы;

Г) углы и треугольники розовые и большие;

Д) у большущих треугольников – розовые углы.

За дверью гостиной воцарилось гробовое молчание, только присвистнул серенький «гордый сапинс».

— Пока я жду, когда вы пошевелите своими ленивыми извилинами, мог бы уже выполоть целую цветочную клумбу!- заявил в нетерпении Сигезмунд.

— У нас нет больше цветочной клумбы, господин учитель,- сказала маленькая белка и шмыгнула носом.

Остальные молчали. Пыш приоткрыл дверь и прошептал: «Все ответы не верны!»

— Сегодня все, кроме господина Пышки получают за логику по двойке, а господин Пышка получает за подсказку единицу! Мыть руки и есть овсянку!- резюмировал педагог.

— Фу-у, опять овсянка! А когда - пирожные?! – в голос воскликнули утки.

Довольный Пыш направился в спальню. Там мало что изменилось.

— «МИР, КАК РИМ»,- твердил Кро,–«А ЛИЗА – МАЗИЛА».

— «ДОЛОГ ГОЛОД»,-отозвалась Че, –эх, «ТОНЕТ ЕНОТ»!

— Побольше бодрости, друзья, – вклинился Пыш,– например: «АРГЕНТИНА МАНИТ НЕГРА»!

— А что Вы, собственно, ищите, маменька?– наконец-то поинтересовался Кро.

— Не поверишь, зая, но я ищу свою шёлковую ночную рубашку в крупных чайных розах и с золотистым кружевом!– сокрушённо ответила Че.

— Не отчаивайтесь, Тётушка, Вам очень идет зелёная футболка с номером семь,– попытался утешить её Пыш.

— Не поверишь, малыш,– заговорила непривычным жалобным голосом Че,- но мне в этой квартире каждую ночь снится один и тот же кошмар: я выхожу на сцену в шикарном платье, в первом ряду сидит с большим букетом губернатор со всем начальством. Я начинаю петь по-итальянски, но забываю текст, перехожу на немецкий, снова не могу вспомнить ни слова, мычу, как корова! В отчаянии взмахиваю руками, и из пышного рукава вылетает, величиной с лапоть, бутерброд с ветчиной и ударяет в лоб губернатора!

— Не переживайте, мэм,– воскликнул Пышка,– мы что-нибудь придумаем!

— А, правда, придумай что-нибудь, Пыш, – попросил просто Кро.

— Малыш, – неуверенно заклокотала Че, – может быть ты как самый везучий сбегаешь в «Дом Черепахи»? Я откладывала деньги на приданное уткам в одну из розовых китайский вышитых наволочек, она в их спальне, принеси ее, Пыш, иначе мы умрём от голода! Так хочется пирожных!

— Я попробую, конечно,– неуверенно ответил Пышка-везунчик.

— Да, малыш, принеси и мою пуховую шапку,– продолжала уже бодро клокотать Че, грозно посмотрев в сторону оккупированной территории,– завтра понедельник, и никаким врагам не помешать нам выиграть новые тапочки!

Пыш помчался по улице академика Лизалкина, затем по площади Аристотеля, где в витринах висели полотенца с портретом Аристотеля и плакаты «Смерть одуванчикам!» В переулке футболиста Пи-Пи к нему пристроился Майский жук, явно вызывающий его на состязание в беге. Они неслись ноздря в ноздрю по направлению к «Дому Черепахи», как вдруг Пышка, начавший лидировать, провалился сквозь землю, приняв темнеющую воронку за тень от круглого дерева.

Видимо поэт пролежал без сознания долго, на лбу успела вырасти шишка. Ещё было видно луну. Неужели это всё та же луна, которая светила над осенним Лесом, когда счастливый Пыш шёл в дом Тётки Черепахи и Кролика, шуршал листьями по дорожке и напевал:

«Под лоскутным одеялом

Из сухих опавших листьев

Задремал Волшебный Лес…»?

Неужели это всё та же луна, которая золотила цветущие яблони, сливы и волосы Мушки в ночном саду?

Лес стал иным. И Пышка стал иным. А луна всё та же. Пыш снова потрогал шишку на лбу. Но обо что он набил её? Поэт принялся осматривать дно воронки и быстро нашел большой деревянный транспарант, на котором прочел при свете луны: « Ввиду отсутствия денег – революция отменяется!»

То-то и оно. Пыш тяжело вздохнул. Всё с этого и началось – с социальной нестабильности, которая привела к гражданским волнениям. Ослабленный изнутри Волшебный Лес сразу привлёк внимание внешнего врага, и Синий Лес не замедлил напасть на обессилившего соседа.

Пыш поставил транспарант и по задней его стороне, как по лестнице, выбрался из воронки.

«Дом Черепахи» сиял в ночи всеми окнами. Повсюду слышались крики и пьяное пение на вражеском языке. Пыш различал отдельные фразы, восхваляющие «крутых парней-морпехов Синего Леса». Он подкрался, как барс, к спальне уток, стёкла в окнах были разбиты. Пыш присмотрелся : в спальне прыгала пьяная солдатня в шёлковых кимоно Тётки Черепахи и в её разноцветных париках. Всё было перевёрнуто вверх дном. Вдруг разряженные морпехи с криками восторга выбежали в классную комнату, где на учительский стол уже водрузили новый бочонок вина. Медлить нельзя. Пыш просунул руку в окно, боясь порезаться о торчащие стёкла, открыл задвижку и сразу же на кровати под окном увидел розовую вышитую подушку! Он поспешно ощупал её, в подушке зашуршали новенькие купюры!

Раздались крики и выстрелы, Пышка схватил розовую подушку и помчался, пригибаясь, в темноту.

— Наконец-то Пыш!– воскликнула зарёванная Че – Все уже в сборе! Как мне пришла в голову идея послать тебя на верную погибель и оставить сиротками деток?!

— Наверное потому, маменька, что мы верили в то, что Пыш вернётся живым и невредимым! – воскликнул счастливый Кролик,– А вера – это хрупкая силища!

Пышка отдышался, расстегнул замок наволочки и высыпал её содержимое на стол. Друзья и близкие (в количестве двадцати человек) столпились возле стола с выражением ужаса на лицах. Весь стол был завален фантиками от шоколадных батончиков «Красный октябрь».

— Так вот чем занимались наши милые детки! – воскликнула Че, – Мяли конфетки!

— Смотрите, что-то блеснуло, – сказал Кро и проворно разгреб фантики.

На пол упал тяжёлый, с бриллиантом, золотой перстень Тётки Черепахи.

— Лови последнюю надежду! – завопила надрывно Че, – Лови!!

Все, натыкаясь друг на друга, принялись ловить перстень, но он покатился между снующих ног по полу и исчез в чёрной щели подполья.

Че проворно откинула крышку, схватила зажигалку и закричала: « За мной, дети мои!»

Она прыгнула в чёрный квадрат и сразу же застряла в нём. Поспешно втянула живот, грудь, зад и с шумом провалилась вниз. Остальные, схватив фонарик, спички, свечи, последовали её примеру.

— Что это белое на стенах? – раздалось гулко в полумраке обширного подполья.

— Это грибы, – гулко ответили ему.

— О, грибы! Может, наберём на ужин?!

— Это - разновидность плесени!

— Плесени?! Фу-фу-фу, дайте мне гигиеническую салфетку!

— У меня только этиловый спирт! – сострил кто-то в темноте.

— Ищите перстень, грибники! – напомнила Че.

— Вон что-то блестит! Смотрите!

— Сладкий пирожок, ты возглавила партизанское движение и идешь мстить вероломным врагам?! – раздался из мрака ироничный голос прапрадедушки Фемистоклюса.

— Ой, дедуля, меня чуть Кондратий не хватил от твоего приветствия! – чистосердечно призналась старушка, освещая семерку на своем круглом животе, – Мы ищем улетевший перстень! А это, что за агрегат блестит впереди, похожий на стеклянный лифт?

— Это мое рабочее место,– отвечал предок, важно вышагивая в шёлковых атаманских шароварах, – я изучаю причины несовершенства Волшебного Леса: Циолковский считал, что жизнь на Земле является биологическим и социальным полигоном Вселенной. Я не согласен с ролью этого внешнего фактора и пытаюсь доказать, что основополагающей причиной несовершенства Леса являются внутренние факторы!

Че поправила очки и уставилась на деда.

— Браво!! – с восторгом воскликнул профессор Войшило, – Посвятите нас, уважаемый, в свои исследования!

— Входите в лифт, – просто предложил прадед, – располагайтесь, как дома!

Часть вторая. «Корешки».

«Академик Лизалкин отличался от Майского жука

не только зарплатой, но, главным образом,

отсутствием щёточек. Различий в логическом

мышлении найдено не было.»

−Профессор Войшило

(Из научной статьи в журнале «Объединённый лесной вестник»).

— Итак, – сказал Фемистоклюс, – вас двадцать человек, прошу запомнить эту цифру!

Предлагаю начать экскурсию в невидимую часть Волшебного Дуба, о которой, однако, вы должны молчать потому, что вам всё равно никто не поверит.

— Ага, милейший, это место, куда уходят жители Волшебного Леса после смерти, если верить преданиям? – спросил профессор, в глазах которого зажглись маленькие лампочки, как у мышат в балете «Щелкунчик».

— Человеческая жизнь – это нечто целое, – голосом Аристотеля начал излагать дед, – представьте циферблат часов : с 12 до 3 – детство, с 3 до 6 - юность, с 6 до 9 – зрелость, с 9 до 12 – старость..

— То есть, круговая диаграмма человеческой жизни, - вставил возбужденный профессор.

— Все должны пройти эту круговую диаграмму времени человеческой жизни – каждый! Чтобы набрать свойства, необходимые для перехода в иное качество, – неспешно пояснял прапрадедушка.

— Хватит, дедуля, умничать, заводи свою адскую машину, поехали! – не выдержала Че.

— Если бы я хотел поумничать, Сдобная булочка, я бы сказал : «Voluntas superior est intellectu[2]», – огрызнулся с обидой в старческом голосе дед. Лифт между тем, медленно опускался вниз, молодежь припала к стеклянным стенам, пытаясь разглядеть что-нибудь страшное и ужасное в темноте.

— Где Вы, уважаемый, учились латыни? – поинтересовался удивленный профессор.

— Ex fontibus[3], – небрежно отвечал гид, – а к вопросу о плодоножках, господин профессор, почему хвостик у яблока растёт из воронки, а не из гладкой округлой поверхности?

— Так это понятно, любезный, яблоко покачивается ветром, плодоножка не должна быть сухой и хрупкой, то есть, должна увлажняться водой, собирающейся в воронке! – радостно сообщил Войшило, как школьник на олимпиаде.

— Когда Вы найдете правильный ответ, юноша, – укоризненно заметил дедуля, - то научитесь отличать плодоножки от ниточек! А вот Вам второй вопрос: что самое ценное в вишне?

— Конечно, зерно, любезный Георг-Артур-Карл-Генрих-Фемистоклюс, – ведь в нём вся информация о дереве! – воскликнул ученый.

— А я думаю, что плодоножки, – упрямо заявил дед, – отвар из них снимает при приёме внутрь любые отеки!

— Но как Вы узнали об этом? – удивился Войшило.

— Tantum cognoscitur, quantum diligitur[4], – сладким голосом ответил дед.

— Так вот куда исчезло всё вишнёвое варенье! – воскликнула Т.Ч., всплеснув толстенькими ручками.

За стеклянной стеной лифта раздался страшный лязг и грохот музыкальных инструментов.

— Ой мне страшно! Мы уже в преисподней! – воскликнула Мушка, прижавшись к Пышу.

— Не бойтесь, барышня, это в подвалах Волшебного Дуба репетирует рок-группа «Тар-Тар», – успокоил гид.

— Дедуля, а мы увидим, как будут драть раскаленными щипцами грешников? – спросила любопытным шёпотом Тётка Черепаха.

— Обязательно увидишь и, даже, станешь участницей шоу, Шоколадная булочка (так, кажется, тебя называл в своей песенке красавчик Джо), если не перестанешь пользоваться яркой косметикой! – с угрозой воскликнул предок.

— Тут Вы, дедушка, не правы, – заявила, поджав губки Че, – демографическая ситуация всей Европейской культуры такова: на одного жениха – две девушки, причём, одна имеет папин кошелёк, а другая – мамину косметичку!

— Очень сочувствуй «другой» девушке, но ты, детка, уже не подвенечная! – отрезал Фемистоклюс.

— Смотрите! Смотрите! Анаконды! – воскликнул Пышка.

— Это корни Волшебного Дуба, господин писатель, – сообщил гид, – ему в этом году исполнится 2120 лет, а малышке Клотильде – только 120! Дуб имеет невидимые «корешки» и «вершки» и видимую «золотую середину».

Лифт плавно остановился, прапрадедушка щёлкнул мышкой, между мощных корней открылось окно, в нём шло заседание парламента. За трибуной стоял низкого роста суслик с мокрым лысым черепом, на котором бугром поднимался розовый шрам. У суслика бегали слезящиеся синие глазки, и вздрагивал крупный влажный нос.

— Я хотел прийти на новогодний утренник в костюме Волка, чтобы гоняться за Красными шапочками, но мои родители сказали: « Нет, будешь «Советской Конституцией»!» И вот я вхожу в праздничный зал: вокруг весёлые Снежинки бросают конфетти в Зайцев, Шахматная Королева танцует с Клоуном; Дед Мороз веселится со Снегурочкой, и нате вам – является «серпастая и молоткастая» «Советская Конституция»! Меня забросали крашенными еловыми шишками! На следующий новогодний утренник я мечтал появиться в костюме Мушкетера, чтобы покорить сердце моей соседки по парте. Я представлял, как войду, придерживая шпагу, и сниму шляпу с длинными перьями, но мои родители сказали: «Нет! Будет костюм – «Руки прочь от Вьетнама!» История с шишками повторилась! Как, скажите, мне забыть эту обиду?! – гнусаво вопрошал оратор, прижимая мокрый платок к носу.

Парламент зловеще молчал.

— Я вспомнила его! Он бросил двоюродную сестру моей подруги – хомячихи, а до этого – саму подругу! Вот тебе, развратный гном, получай! – заорала парламентарша, метнув в слезливого суслика перезревший помидор.

— Я вспомнил его! Это советский диссидент Чипс, который выдал государственную тайну Советского Союза, заявив в западной печати, что на СССР нужно нападать первого января! Вот те, вот те! – закричал парламентарий, выпустив по трибуне большой запас помидорных зарядов.

— Я вспомнил, моя фамилия – Селёдкин! – закричал суслик, увёртываясь от томатного обстрела.

— Я вспомнил, это не Чипс! Этот был чипизирован в голову, с тех пор в нём не держится вода! Получай! – выкрикнул другой парламентарий.

На Селёдкина-Чипса обрушился помидорный шквал.

— У меня для вас есть серьёзный аргумент, - выкрикнул оратор и выхватил из-под трибуны большой красный зонт с изображением Крокодила Гены.

Дед щёлкнул мышкой, окно погасло.

— Все беды в мире от мальчиков, которых не долюбили в детстве и от девочек с сильными руками и маленьким мозгом, – со вздохом констатировала Че.

— Маменька, я думал, что помидорная пальма первенства принадлежит нам, но я ошибся! – воскликнул Кро.

— Принадлежала, зая, – отвечала грустно Тётка Черепаха, – но где теперь наши закрома?! Кстати, дед, не забудь завести нас в какую-нибудь кафешку!

Прапрадедушка остановил лифт и открыл новое окно. Там на скамейке сидели три жёлтые крыски-старушки и читали жёлтую прессу. На одной пожилой даме были жёлтые перчатки, на другой – жёлтая шляпка из молодой коровы, на третьей – жёлтое кашне.

— Я бы хотела выйти замуж за Тома, – сказала старушка в жёлтых перчатках.

— А я бы хотела выйти замуж за Круза, – отозвалась крыска в жёлтой шляпке.

— Уймитесь, дурёхи, – это одно лицо, – сказала старушка в жёлтом кашне, – послушайте лучше стихи которые я сочинила сегодня ночью.

И она завыла высоко и протяжно:

Я древняя словно хвощи у дороги

И смуглая, словно крушины кора,

Меня наряжали в молочные тоги

И в мантии алые, как вечера.

Я влиться хотела в орнамент старинный

На амфоре пыльной тугим завитком

И слышать хотела шаг лёгкий звериный,

По влажной тропе пробираясь тайком.

И северным летом во фьёрдах хотела

Под солнцем ночным посидеть на скале,

И сакурой нежною розово-белой –

Терять лепестки вдоль японских полей.

Я столько хотела, что боги решили

За жадность в желаньях меня наказать:

Застыла волной я на жёлтом кувшине,–

Витрина «Этруски», сосуд номер пять.

— То есть, ты была царицей в парфирной мантии, а стала росписью на крынке? – вместо аплодисментов зловеще спросила крыска в перчатках.

— Завитком на музейной утвари, – уточнила язвительно старушка в шляпке, – а ты о нас подумала? Мы, твои подруги из хороших семейств, хотели бы жить при дворе, а не в пыльных хранилищах, эгоистка!

Вот тебе! Вот тебе! – закричала старушка в перчатках и принялась хлестать скрученной газетой подружку в кашне.

Та вцепилась в жёлтую шляпку с криком: «Получай, подстрекательница!»

Через две минуты все три старушенции тузили друг друга нещадно, выдирая седенькие букольки.

— Как же здесь безрадостно: ни мира, ни любви! Покажи, дед, что-нибудь близкое и понятное! – заявила Тётушка Черепаха, сморщив и без того морщинистое лицо.

Фемистоклюс щёлкнул мышью, пробормотав: «Vivere militare est[5]»

— А я думала, что жить - это любить, - сказала Мушка с наивной улыбкой, прижавшись к Пышке.

— Если бы они думали так же, дитя, то они бы сюда не попали, – ответил дедушка, открыв новый вид.

Прямо перед лифтом сидели древние греки с античными носами. Между них гордо восседали Мармелад и Пупсик. Все были в небрежно запахнутых белых простынях.

— Итак, достопочтенные мужи, сегодня юбилейный, пятисотый, вечер в решении логической задачи о скворцах, – объявил председатель собрания.

Все, находящиеся в лифте, затаили дыхание.

— Хочу напомнить вам содержание задачи, – продолжил председатель, – «Прилетели в Элладу скворцы и решили отдохнуть на оливах. Когда сели они по одному на оливу, то одному скворцу оливы не хватило, а когда на каждую оливу сели по два скворца, то одна олива осталась незанятой. Сколько было скворцов и сколько было олив?». Что ты хочешь предложить брат наш Пармелад.

— Я хочу предложить для удобства решения называть «скворцов» - «чайками»,– изрек почтенный муж Пармелад (он же Мармелад).

— Смею напомнить, брат наш Пармелад, что мы уже перебрали все названия птиц, а «чайками» наши скворцы были на прошлой неделе, что не приблизило нас к правильному ответу. А ты что хочешь предложить, брат наш Пупсид?

— Я хочу предложить называть «скворцов» - «дельфинами», – заявил, не моргнув, почтенный муж Пупсид (он же Пупсик).

— Прости великодушно меня, брат наш Пупсид, но ты сказал заведомую глупость! Как водоплавающее животное дельфин из глубин морских поднимется в горы и усядется на оливе? Твоя логика хрома!

— Легко, – настаивал Пупсид, – ему только нужно посильнее разогнаться!

— А почему бы не разогнаться целой стае дельфинов? – поддакнул Пармелад.

— Вы рассуждаете, как троянцы, – сказал председатель Пупсику и Мармеладу.

— Они и есть «троянцы», – заявил грек, похожий на Демокрита, – они считывают информацию с наших компьютеров, а при приближении папаши Каспера, закукливаются! Бей «троянцев»!

— Вы что, почтенные?! Мы не «троянцы», мы – «дельфинисты» – объявил Пармелад, издав свист дельфина.

Греки зашумели, загалдели и разбились на два лагеря: материалисты и идеалисты, то есть, дельфинисты и антидельфинисты. Они обмотались своими тряпками поплотнее, и пошли «стенка на стенку», закипела нешуточная битва, далеко не первая, судя по многочисленным ссадинам и фингалам на атлетических телах философов.

— Что ж, и Пифагор погиб в драке, – сообщил Фемистоклюс, выключая кино, – причём, в преклонном возрасте.

— Но я могла бы им помочь, я сразу решила эту задачку, – заявила Берёза.

— Не трудитесь, мадемуазель, они нас, к счастью, не слышат и не видят, – сказал прапрадед, – к тому же мы уже прибыли на первую станцию нашего маршрута, она называется «Детство», ключевое слово – «страх», функциональная рекомендация: «принимать добро», основная характеристика – «чувственные».

— Однако, я не понял, любезный, – заговорил профессор, – они здесь заседают, сочиняют, решают, дерутся, – это же теория Сведенборга, которую резко критиковал Кант! Но Кант не мог ошибиться, потому, что он – Кант!

— Кант… Сведенборг…– проговорил Фемистоклюс, словно припоминая, – знакомые фамилии. Выходим, господа!

Все вышили из лифта и оказались под сводами тускло освещённой прожекторами, гигантской, мрачной пещеры, и сразу съёжились от холода.

Из всех ртов, кроме рта гида, шёл пар. Туристы принялись живо осматриваться.

— Ага! – воскликнул профессор, – Кто-то сказал, что «латынь из моды вышла ныне», а я вижу большой плакат на каменной стене: «Natura non facit saltus[6]»!

Он охотно перевёл надпись на плакате Коту и Лоле, дующим в пальцы и танцующим новый модный танец.

Гид предложил перейти по узкому мостику над чёрной холодной пропастью на смотровую площадку, что все и сделали, ругаясь и охая. И вот взорам честной компании из полумрака открылась странная картина: в центре пещеры располагалось огромное круглое озеро, над которым поднимались клубы тумана или пара.

— Я где-то читал об этом, – прошептал взволнованно Пыш, – «там зелёный туман клубится над плывущим столетья веслом…»

На Пыша никто не обратил внимания, все взгляды были прикованы к берегам озера. Вокруг озера, как вокруг арены амфитеатра сидели миллиарды белых фигур. На коленях каждой фигуры стоял тазик, а в руках был зажат железный молоточек на тонкой длинной ручке.

— Ты кого-то узнала, Клотильда? – спросил Фемистоклюс.

— Да-да, дедуля, вон та крупная женщина с маленьким лицом – это бывшая учительница моего Кро, она всех мальчиков в классе звала «идиотиками», а всех девочек – «идиоточками»! – отвечала Че.

— О, слушайте! – торжественно произнес Георг-Артур-Карл-Генрих-Фемистоклюс и нажал какую-то кнопку возле ограждения.

Пещера сейчас же наполнилась голосами, это был сплошной плач и жалобы, из которых можно было разобрать отдельные фразы: «Я боюсь!», «А почему не мне!», «Я хочу!», «Дайте мне!», «Я не хочу и не буду!».

— Почему мне не дают мои таблетки от тахикардии?! – капризно закричала женщина рядом со смотровой площадкой.

И тут же град ударов молоточков соседей обрушился на её белую голову

— А-а-а-а! – завопила женщина, и слёзы градом полились в тазик на её коленях.

— Замолчи, идиотка, у тебя и желудка-то нет, куда ты будешь пихать своё идиотское лекарство?! – закричала бывшая учительница в её сторону.

И по голове учительницы тоже застучали многочисленные молоточки.

— А-а-а-а!! За что?! – закричала крупная дама, скукожив всё маленькое личико, слёзы из её глаз брызнули в тазик на её коленях.

— Столько же слёз выплакали те, кого мучили эти господа, – сказал дед, – вам не видно, но поверьте на слово, из каждого тазика по тонкому шлангу слёзы стекают в озеро, а затем поступают в скважину минеральной воды «Лесная-2», которую господин Фигурка бутилирует на своём предприятии и экспортирует в Синий Лес!

— Придумать можно, что угодно, – невозмутимо ответил промёрзший Фига и посмотрел на трясущуюся Ксюшку.

С потолка пещеры капала ледяная вода и сразу же замерзала на туристах.

— Не пора ли, дедуля, в более тёплые края?! – спросил съёжившийся Кот, – Как здесь скользко!

— Пора, - ответил дед, - но в лифт могут войти только те, кто пройдут назад по этому мостику, который называется «Всем всё прощаю!».

— Что за чушь?! Заманил нас в эту бездну! У меня на макушке – ледяной шлем! За мной, ребята! – закричал Кот и рванулся к лифту по узкому мостику.

Мостик зловеще загудел и откинул Рыжика на смотровую площадку.

— Художника обидеть легко! – завопил Кот, опешивший от удара, – Но я никогда не прощу моих врагов, хоть пытайте меня!

— Мы будем танцевать на могилах наших врагов, – заявила Лола, стуча зубами от холода, и изобразила, как она будет танцевать новый модный танец.

— Действительно, – удивилась Розалия Петровна, почему мы должны прощать наших недоброжелателей?!

Она поплотнее запахнула на себе шаль, видимо собираясь до конца отстаивать свои взгляды.

— Всем всё прощаю! – завопила Че и побежала.

— И мы! И мы! – подхватили Ро, Кро, Пышка, Мушка и профессор, устремляясь за ней.

— Я и сам не без греха, надо прощать! – закричал Фигурка и помчался к лифту вместе с Ксюшкой.

— Золотые слова! – воскликнул Паралличини, увлекая за собой на мостик Берёзу, согласно кивающую головой.

— Только слабые люди всем всё прощают! – выкрикнул им вслед обледеневший Сигезмунд.

— Я с тобой, мой Сладкий пирожок! Я не оставлю тебя в беде, моя Сдобная булочка! – неожиданно заголосила Розалия Петровна и даже пробежала мостик, но загорелась лампочка на лифте, заревела сирена и высветилась надпись на панели: « Нет внутреннего убеждения!»

— Иди, Сова, прими минеральную ванну! – посоветовал Фемистоклюс, – Клотильда не пролазит в лифт с первой попытки потому, что ты её кормила в детстве одними пирожными!

Прапрадед закрыл стеклянную дверь, последнее, что увидели все десять туристов и гид – кулак посиневшего Кота, кричащего: «Погоди, дедуля! Мы ещё встретимся! Потолкуем на латыни!!»

Лифт пошёл плавно вверх, Че сделала лицо школьницы, которой хочется новое платьице.

— Дедулечка, – сладко заговорила Тётка Черепаха, – а нельзя ли нам в невидимом канале заехать в комнату уток и захватить одну подушонку с деньжонками, а то, ведь, и надеть нечего?! В этой кошачьей квартире – хоть шаром покати! Единственное, что мы нашли: старые кроссворды, скелет в шкафу и огромный зелёный спортивный флаг, скоро сошью из него костюм гусеницы!

— Очень смешно, внучка, – ответил задумчиво Фемистоклюс, – Клотильда, это был скелет пропавшего доктора?

— А вот и нет! Это был скелет доисторического козла по кличке Чарльз! – радостно сообщила Че.

— Маменька, – зашепелявил Кро, протирая очки, – Вы всё перепутали, это был скелет доисторического пса, у которого на черепе фломастером было написано : « Так тебе и надо, козёл!», а на шее висела бирка с телефоном музея Чарльза Дарвина.

— Сладкая булочка, если бы ты снабжала информацией мистера Холмса, сейчас о нём никто бы и не знал, ты умеешь видоизменять факты, как и все женщины, – сказал дед, – в комнату уток мы, конечно, заедем, а сейчас выходим, господа! Станция «Юность», ключевое слово – «поиск», функциональная рекомендация: «не делать зла», основная характеристика - «рациональные».

В раскрывшуюся дверь лифта пахнул жар дюжины мартеновских печей.

Фигурка, словно что-то предчувствуя, вцепился в металлические перильца, идущие вдоль стеклянных стен внутри лифта.

— Я не хочу, чтобы меня постигал участь Рыжика! Я никуда не пойду! И Ксения останется!– заявил Фига.

— Не дрейфте, – сказала уверенно Берёза и, пританцовывая, вышла первой.

Все, кроме двоих, последовали за ней. И сразу же лифт издал такую вибрацию и звук, что Фигурка с Ксюшкой выскочили вон мгновенно.

Печальная процессия, возглавляемая бодрым профессором, побрела по узкому мостику к смотровой площадке, огороженной металлической сеткой. Внизу зиял гигантский котлован, на дне которого двигалась масса шевелящихся, копошащихся существ. Жара стояла невыносимая, снизу поднимался запах старой летней помойки. Дед раздал туристам бинокли, и все принялись с брезгливыми гримасами рассматривать, как в котлован по конвейерам поступают отходы жизнедеятельности человечества, а костлявые существа их сортируют, с головой окунувшись в работу. Они нюхали отходы, пробовали на вкус и даже съедали их.

— Карл Маркс был прав, пищевые отношения – основа основ, – заметил профессор.

Между отдельными работниками внизу завязывались часто драки из-за острой конкуренции, остальные существа не обращали внимания на драчунов. Все говорили и говорили сложными грамматическими конструкциями, не слушая соседей по помойке, многие произносили настоящие речи.

Берёза, Рокки и Мушка заткнули носы кружевными платочками.

— Нам, девушкам, не пристало находиться в таком месте, – сказала Че, топнув ножной, и тут же она вскрикнула и закрыла лицо руками.

— Нет ! Он не может здесь быть! – простонала старая дама.

— Почему же, дорогая? – живо откликнулся Фемистоклюс, – Ведь твой возлюбленный сыщик употреблял наркотики, где же ему быть? Хотя я не уверен, он ли это. Но посмотрите: какая энергия, какой поиск, какая жажда лидировать, какое стремление быть успешным!

— Всё, дед, хватит! У меня началось депрессивное состояние от твоей экскурсии, – заявила Че, – покажи что-нибудь с человеческим лицом! И не забудь про ранний завтрак!

— Хорошо, - спокойно промолвил предок, – но в лифт входит только тот, кто пройдёт этот мостик, называющийся « За всё благодарю Бога!»

— За всё, за всё благодарю Тебя, Боженька мой! – с готовностью закричала Че и вбежала в лифт.

— И мы, и мы! За всё, за всё! – закричали Мушка, Пышка и Кро, вбегая следом.

— Как я могу благодарить Бога, которого никто не видел? – спросил раздраженно Фигурка, – Просто за компанию, как эти?

— Я тоже думаю, как Фига, – заявила Ксюшка, – Юрий Гагарин летал в космосе и не видел там никакого Бога!

— Я из религиозной семьи, – сказал Паралличини, – мои родители и все братья, и все сёстры ходят каждое воскресенье в церковь, но я, честно сказать, равнодушен к этой теме.

— Я привыкла полагаться на свои силы, – с глубоким чувством самоуважения заявила Ро, – если бы я не репетировала по десять часов в день, ничего бы не добилась в жизни! Я благодарна только себе и мамочке!

— А я?! – воскликнула с истерическими нотками Берёза, – Думаешь, только на оперной сцене работают, как лошади? Я предпочитаю выкладываться и выкладываться, и не задумываться о том, чего не понимаешь. Или я не свободна в своём выборе?

— Я конечно же, верю в Summum bonum[7], – заговорил профессор, но, как поверить в creatio ex nihilo[8]? Кроме того, я не могу представить Бога как личность, создающую метагалактики, да и всю Вселенную! Возможно мне не хватает воображения? Да-да, всё дело в воображении! Однажды, в детстве я был в гостях, и мне дали посмотреть большущую, ярко иллюстрированную книгу о учёных, писавших о космосе. Я прочёл о Джордано Бруно, всё понял, очень расстроился, а вечером спросил отца: «Бруно сожгли только за то, что он сказал, что Вселенная заполнена звёздами такими же, как Солнце? Почему? Ведь это не справедливо!» Отец ответил: « У комиссии, которая занималась его делом, не хватило воображения, хотя уже были известны труды Коперника».

Утром я пришёл в гимназию и на первом же уроке, дождавшись пока старый истопник напихает дров в нашу гудящую классную печку и уйдет за дверь, поднял руку и объявил всем: « Я знаю, что во Вселенной миллионы солнц, то есть таких же звёзд, как наше Солнце!» Учительница, очень статная, молодая, розовощёкая, с толстой русой косой, сказала, поглядывая на дверь: « Голубчик мой, мы никому не скажем, но и ты молчи, дружок, об этом, потому, что Солнце – это Солнце, а звёзды – это так, мелочь!» И она приложила палец к губам. Самое интересное, когда я недавно, то есть, по прошествии 70 лет, рассказал об этом на лекции в нашем университете, одна из студенток сказала: «Но ведь Ваша учительница была права!»

И комиссии по делу Бруно, и учительнице, и студентке – не хватило воображения! И мне, как это не грустно, не хватает воображения представить Бога как личность!

— Здесь какая-то ошибка, дед! У профессора титулов и званий больше, чем у меня извилин в голове, впусти его немедленно! – завелась Тётка Черепаха, смахивая слезу и готовясь к атаке.

— Не отчаивайтесь, господин профессор, проведите здесь соцопрос, остальные могут пока поиграть в «Камень-ножницы-бумага», – сказал прапрадедушка, – а нам пора, а то Клотильда от жары может похудеть!

— Кро! Мамочка! Мы никогда не увидимся!– неожиданно резко выкрикнула Ро.

— Замолчи Рокки! И без тебя тошно, не ломай комедию, это только научный эксперимент, а ты - «кролик», то есть, «крольчиха»! – громко прошипела Че.

Кро метнулся к двери, которая захлопнулась перед его розовым носом. Лифт плавно пошёл вверх.

— И долго нам торчать в этой дыре?! – донёсся снизу возглас Фиги.

— Итак, поднимаемся в «золотую середину» прямо через подземную реку, – голосом усталого огорчённого старикана произнёс Фемистоклюс, – не бейтесь головой о стены!

Над крышей лифта запузырилась вода, и по стеклянным стенам заскользили потоки, побежали струйки. Чистый лифт вышел в мир видимый в беленькой светлой кухне двоюродной сестры Чапы, живущей на одной площадке с Кото-Лажкой и Кото-Васией.

На окнах светлой кухни висели белые, накрахмаленные зановесочки, связанные крючком, их узоры изображали на одной половинке – жениха, а на второй – невесту. Стены, выложенные белой плиткой с синими пейзажами, сверкали чистотой. Весело гудела белая печь, на ней булькал высокий красный кофейник в белый горошек. Посреди кухни стоял длинный стол с белой скатертью, вышитой васильками и маками. На одном конце стола располагалась плоская большая корзина для свежеиспеченного хлеба, в ней лежали два свёрточка: голубой и розовый. Это были Подснежник и Медуница. Мушка и Пышка принялись биться головами о стеклянные стены, пытаясь протянуть руки к любимым чадам.

Дедуля хотел проскочить кухню, но Тётка Черепаха скомандовала: «Стоп, машина! Дай, дед, посмотреть на самое важное!»

Голодные туристы уставились на стол. По разные стороны стола напротив друг друга стояли две девушки: двоюродная сестра Чапы и её подруга, обе смуглые и с ярким румянцем на щеках. Девушки были в белых фартучках, но в разных косынках: на одной – зелёная, на другой – жёлтая. Подруги делали пельмени и пытались развивать познавательные способности малышей, лежащих в корзинке.

— Агу-агу, агушеньки, - говорила нежным голоском нараспев Жёлтая косынка, раскатывая длинной скалкой тесто в тонкий лист, – как говорит Киса? Киса говорит: «Мяу-мяу! Мяу-мяу!»

Дети радостно улыбались беззубыми ротиками.

— А как фыркает носиком Ёженька? – спрашивала ещё более ласковым голоском Зелёная косынка, нарезая тонкой рюмочкой одинаковые кружёчки теста и заворачивая пельмешки, красивые, как розочки, – Ёженька фыркает носиком : «Фыр-фыр! Фыр-фыр!»

Малыши улыбались, издавая весёлые звуки.

— А для вашей бабулечки Тётушки Черепашки мы сделаем сейчас счастливый большой пельмень с пожеланием – положим внутрь круглую чёрную перчинку! – ласково наговаривала Жёлтая косынка, – Чтоб ваша бабулечка была огневушкой до глубокой старости!

— А для мамулечки вашей завернём пельмешек с ядрышком лесного ореха! – вторила ей Зелёная косынка, – Чтобы мамочка ваша никогда не болела и была крепким орешком!

Подснежник и Медуница живо откликались на своём веселом и счастливом языке.

— Зая, посмотри в тарелку с фаршем, девчонки порубили чеснок мелко? И в бульон надо добавить, кроме укропа, 3-4 бутончика гвоздики! – заговорила Че, облизываясь по-кошачьи, – У меня почему-то запотели очки, ничего не вижу! Хо-хо!!

Не успел Кро открыть рот, как прапрадед зловеще поинтересовался: «Пельмени или деньги?»

Лифт дёрнулся и сам остановился этажом выше. Здесь за столом, покрытым скатертью с кисточками, сидели старый Бобёр со своей женой Ондатрой. Они склонились над синими тетрадочками. Супружеская чета предавалась самому любимому занятию человечества – считала деньги. Ондатра считала свои, а Бобёр – соседские.

— Все деньги от Бога, – неожиданно заявила супруга, сбившись со счёта.

— Это наши – от Бога, а ихние (он так и сказал: «ихние») – ворованные! – уточнил старый супруг, – Особенно много наворовала старая Черепаха, видала (он так и сказал «видала») сколько у нее париков! И приносит она неудачу, помнишь, после её прихода у нас в туалете перегорела лампочка! От души наворовала! А сколько наворовал Пышка!

— Уж я этому не поверю, дорогой! – усомнилась Ондатра.

— Да ведь он все романы списал у этого… как его там… у Хаменгуэля! Но до Черепахи писателишке далеко!

— Поняла, Клотильда? – с юмором в голосе спросил дед и нажал на газ.

— На моей могилке многие будут просить прощения, – невозмутимо ответила Че, - и я всех прощу, конечно же…

Лифт плавно вынырнул в спальне уток. Вокруг царил погром, как после Мамая. Кро, Мушка и Пышка старались не смотреть по сторонам.

— Подушка с приданным для уток должна лежать вон под той кроватью, на которой спит пьяный мародёр в моей шёлковой ночной рубашке в мелкую розочку и без кружева, - живо объясняла Че. И тут же, вся обмякнув, она спросила шёпотом: «Ой, дедулечка, что это у него на голове?»

— Крепись, Сладкая булочка, – отвечал Фемистоклюс, – это твоя пуховая шапка, и, боюсь, нет возможности её снять, так как её ушки завязаны у оккупанта под подбородком морским узлом!

От лифта к кровати протянулась железная рука.

— Откуда у Вас такое интересное приспособление?! – воскликнул Кро.

— Один механик с батискафа «МИР» подарил, – ответил простодушно дед.

Рука пошарила под кроватью и вытащила пыльную розовую с вышивкой подушку, брезгливо держа её двумя железными пальцами. Морпех в пуховой шапке сладко улыбался во сне, причмокивая толстыми губами.

— Всё гениальное – просто! – поделился новостью прапрадед, вручая подушку Тётке Черепахе, – возвращаемся на наш маршрут к вершине Волшебного Дуба!

Через несколько секунд за стёклами лифта потянулся старый морщинистый ствол и свежераспустившиеся листья, между которыми уже висели батончики «Красный октябрь», замелькали кружевные занавески в многочисленных окошечках и цветные полотенца с портретом Аристотеля на балкончиках.

— Клотильда, что ты видишь? – загадочно вопросил дед.

— Я вижу вдали чудные деревенские домики с чудными рыжими собаками! – воскликнула жизнерадостно Тётка Черепаха, – А прямо под нами по дороге идёт всеми уважаемая шуба, я имею в виду, всеми уважаемая дама, которая несёт в корзинке свежего цыплёнка.

— Рыжие собаки? Это великое счастье иметь собаку и часть у неё живот, когда она лежит вверх лапами! А что ты видишь внизу слева? – не унимался дед.

— Ох! Печальное зрелище! Слева я вижу «Дом Черепахи», а над ним развевается вражеский флаг, - заклокотала Че, - я так же вижу, что неприятель выгружает отходы из кухни прямо в наше озеро, боюсь, лебеди больше не прилетят сюда! Ещё я вижу, какой-то адьютантик сидит в моём розовом парике возле нашей чёрной коровы Марты и доит её в жёлтое ведро!

— Хорошие новости, детка! – неожиданно утешил её весёлый Фемистоклюс, - У тебя отличное зрение!»

Часть третья. «Вершки».

«Кролик не принадлежит вечности, он не принадлежит

даже Тётке Черепахе, Кролик принадлежит одной Роккульке!»

−Малышка Ро.

(Из дневниковой записи от 15 апреля).

— Делаем остановку возле этого роскошного гнезда, – весело сообщил Фемистоклюс.

— О! – воскликнул глазастый Кро.

— О? – удивился медлительный Пыш.

— О?? – осведомилась любопытная Мушка.

— Охо-хо, – тяжело вздохнула Че, вспомнив своё разорённое гнездо.

От лифта отделилась железная рука, протянулась и нависла над птичьим жилищем, она неожиданно аккуратно взяла одно из вороньих яиц и подала прапрадеду.

— Подай сумочку, бестолковая! А этого Васю положи на место! – завелся предок.

Рука так же трогательно взяла яйцо и бережно положила его в воронье логово. В гнезде был полный кавардак, и железная лапа, явно, не понимала, что ей нужно искать. Наконец она схватила грязную клетчатую тряпицу и поспешно кинула её деду.

— Да это же профессорский платок с пуговицей Рене Декарта! – восторженно зашепелявил Кро.

Дед бережно свернул дорогую находку и положил в карман шёлковых шароваров, а затем приказал железным голосом: «Су-мо-чка, коряга, су-мо-чка!»

Рука зацепила, под всеобщие аплодисменты, сумочку Рокки с банковскими карточками и уже совсем было подала её гиду, как налетела с криком толстая ворона и звонко клюнула воровку. Сумочка выпала, железная лапа рванулась, подхватила её, кабина накренилась, и чудо-технику заклинило. Дед нажимал все кнопки одновременно, Че, обхватив пухлыми ручками подушку и сумочку, отдавала распоряжения по эксплуатации лифта, который надсадно гудел, но не трогался с места.

— Посмотрите, друзья! – воскликнул Пыш, обернувшись назад.

Прямо за их спинами на Волшебном Дубе располагалась метеостанция. Лифт застрял рядом с её балкончиком, на котором стояли ржавые приборы, затянутые паутиной со старыми дубовыми листьями. За стеклянной стеной станции с умным видом сидели Кото-Лажка и Кото-Васия. Рыжики попивали чаёк с лимоном и капустными пирожками и разгадывали кроссворд. Дверь на балкончик была завешена картой Волшебного Леса, а поверх неё висели два плаща и два зонтика.

«Как звали европейского монарха, который имел татуировку «Смерть королям!»? – прочёл Кото-Васия.

— Карл Великий? – предложил Кото-Лажка.

И тут зазвонил телефон.

— Алё-алё, записывайте, – важно произнёс Кото-Васия и, крутнув чайную ложку на тарелочке, по окружности которой были изображены загадочные значки, передал трубку брату.

— Завтра будет солнечно, но ветрено, осадки маловероятны, 15 градусов тепла, – уверенно сообщил Кото-Лажка, считывая информацию с тарелочки после остановки ложки.

— Так вот как делается погода! – воскликнул изумленный Кролик, – А мы ждём прогноза каждый вечер, как первого свидания!

— И ведь почти всегда совпадает! – удивилась Мушка.

— Эй, Утюг, не прикидывайся чайником! Срочно звони спасателям, не видишь разве, что мы застряли, – громко кричала Че, стуча по стеклу кулачками, не выпуская при этом подушку и сумочку.

— Не надрывайся, Сдобная булочка, они тебя не слышат и не видят, а тебе ещё сегодня с утками петь: «А то не лёд трещит, да не комар пищит, это кум да куме судака тащит!» – урезонивал её предок, подбоченясь и притопывая.

— Два рыжих бездельника! – не унималась Тётка Черепаха, – 15 градусов тепла, ветрено!

Она гневно топнула ножкой в стоптанном меховом тапочке с кошачьей физиономией. Лифт дёрнулся и плавно пошёл вверх. Он поднимался и поднимался, и поднимался. Уже не было видно окошечек со ставенками и балкончиков с цветными полотенцами.

— Я даже не догадывался, что Дуб такой высокий, – удивлённо сказал Пыш.

— А разве ты знал, юноша, что Дуб такой «глубокий»? – спросил язвительно дед.

Наконец, войдя в белое облачко, лифт остановился.

— Прошу, господа, – торжественно произнёс Фемистоклюс, – станция «Зрелость», ключевое слово – «Радость», функциональная рекомендация – «делать добро», основная характеристика - «душевные».

— А мы не провалимся? – в нерешительности спросила Мушка.

— Падать будем долго! – попытался шутить Пыш.

Дед вышел первым в облачные клубы, следом на матовый пол ступили остальные путешественники. Они оказались у довольно высокой двери, которую можно было назвать, даже, вратами в средневековый замок.

— У души два крыла: вера и добрые дела! – по-солдатски, словно пароль, произнёс Фемистоклюс.

Над дверью замигала зелёная лампочка.

— За этими вратами, – сказал прапрадед, – идёт творческий процесс, поэтому каждый из вас должен показать, что и вы не лишены творческой жилки, прочтите хотя бы стихотворение, иначе вас не впустят. Начнём с поэта!

Пыш только этого и ждал. Он протянул левую руку вперёд, отставил назад правую ногу и затянул протяжно, как читают только настоящие поэты, своё последнее:

«Капли стекают с цветка на цветок,

Мир до последней травинки промок,

В кронах цветущих весёлая трель:

«Славим тебя, ясноглазый Апрель!»

Шмель в медунице лиловой застрял,–

Сладок квасок, да кувшинушко мал!

«Козочка-милушка, дай молока», -

Дети кричат и бегут к облакам;

Червь дождевой проложил колею;

Я не умру, потому что люблю!»

Поэт откинул рукой прилипшую ко лбу непокорную прядь и передал эстафету. Че откашлялась и произнесла хорошо поставленным голосом: « Я прочту сегодня для всех вас стихотворение «Стрижи» из книги моей любимой поэтессы 17 века L.W.L.; оно созвучно моему возрасту:

« Еще стрижи играют у нашего окна,

И в комнате от солнца, вся в золоте стена,

И флоксы так нарядно

Белеют на столе,

А по ночам прохладно,

И сырость на земле.

Как реют вереницей

Стрижи, всё «цвир» да «цвир»!

Умчатся скоро в Ниццу,

А может быть в Каир,

И небо опустеет, поблекнет синева,

И солнышко уж красным ты назовёшь едва».

Щёки у Тётки Черепахи зарумянились, она поклонилась, придерживая подол зелёной футболки и сделала па ушастым тапочком.

— Я тоже прочту стихотворение L.W.L. и тоже о птицах, но о больших птицах, – сказала, волнуясь, Мушка, – слушайте:

«На золотом крыльце сидели

Двенадцать ангелов в белых одеждах,–

Писали иконы и тихо пели

О Деве Пречистой голосом нежным.

И старший был с белой седой бородою,

А младший – юный с лучистым взглядом,

В ручье он мыл для них длинные кисти,

И любовался ручьём и садом.

Когда же каждый закончил икону,

То младший к своей приник на мгновенье,

И все положили доски на воду,

А те поплыли против теченья,

Чтобы явиться в лесах дремучих,

На ветках старого-старого дуба

Или в пещере давно позабытой,

Или сиять над колодезным срубом.

Старший сложил крыльцо золотое, ставшее жезлом,

Младший вместил в цветок полевой кисти и краски.

Крылья расправив, они улетели,

Чтоб славить Владычицу в истинной сказке.

Мушка закончила, её большие глаза от волнения были влажными и блестящими. Настала очередь Кролика. Он неожиданно, хихикнув, предложил: «Я хочу спеть старинное стихотворение.» Кро заложил руки за спину, поправил очки и снова заложил руки, и запел фальцетом очень громко, видимо, на свою музыку:

«Цех гончарный в порошок

Горе-мастера стирает,

Мастер лупит подмастерье,

Подмастерье бьёт горшок,

А горшок крепи-крепился,

Прыгнул на пол и разбился!»

В самом трагичном месте старинной истории, то есть, где горшок «крепи-крепился» в иерархической системе наказаний, Кро подпустил петуха. Че зажмурилась и заткнула уши. Но кроличье пение в целом возымело действие, врата медленно отворились, а за ними… А за ними, посреди радужного зала, имеющего несколько высоких полупрозрачных дверей, стояло большое, очень высокое и пушистое дерево, источающее аромат луговых цветов и хвои! Сверху от сияющей звезды вниз по ветвям струились звонкие струи водопадов и прозрачных, играющих лучами потоков. На отдельных ветвях они создавали целые озёра и даже моря, в которых играли левиафаны, чудовища морские. А над ними парили летучие драконы. На лазурных волнах качались серебряные корабли, словно вырезанные из позолоченной фольги, а на их палубах бегали матросы. Возле кораблей выпрыгивали из воды круглые рыбы с блестящими боками в переливах чешуи. Над волнами покачивались разноцветные звёзды, а на волнах поднимались и опускались фиолетовые киты. Они подплывали к самому берегу, где росли цветы, похожие на звёзды, белые и золотые.

На других ветвях сказочного дерева лежал снег, и тонкие ручьи бежали в долины, и дикие ослы пили из них мягкими губами. С высоких гор сходили олени, по каменистым скалам прыгали зайцы. Над ними висело сияющее солнце, и на невидимой нити вращалась молодая луна. Игривые львы с шелковистыми спинами искали добычу, а розовые снегири весело качались на красных ветвях. И всё это радостно пело! Каждый снегирь, каждый дракон, каждый лев, каждый заяц пел на своём языке: «Слава Богу за всё! Да пребудет радость вовек!» По склону к облакам, словно стайка синичек, летели дети в разноцветных шапочках, а им навстречу летела белая коза с колокольчиком на шее! И дети радостно пели: « Козочка-милушка, дай молока!» И золотые ангелочки играли в серебряные трубы и пели ангельскими голосами: « Я не умру потому, что люблю!» И потоки радости струились меж ветвей, на которых сияли наливные полупрозрачные яблоки. И эти тончайшие струйки светлейшей радости проникали и в сердце, и в глаза, и в душу!

— Здесь раскрываются все творческие способности и возможности, – пояснил Фемистоклюс, – ТВОРЧЕСТВО – это творение радости для всех. А вы так долго ломали голову над этим понятием!

Однако, путешественники не слышали его. С сияющими глазами и счастливыми улыбками, взявшись за руки, они пели со всеми обитателями чудесного дерева: « Слава Богу за всё! Да пребудет радость вовек!»

Фемистоклюс взял крайнего за руку и вывел всех из зала через одну из высоких дверей. Лица путешественников сияли, груди широко и счастливо дышали, от каждого шёл аромат, источаемый самим деревом. Никто не мог сказать ни слова!

— Вы знали до сих пор разные формы эйфории, свойственные левому полушарию головного мозга, и вот теперь вы узнали, что такое настоящая радость, когда поёт само сердце!– сказал дед, – Но у нас осталась последняя станция – «Старость», ключевое слово – «Любовь», функциональная рекомендация – « терпеть зло», основная характеристика – «духовные».

На эту станцию может попасть только тот, кто способен отдать жизнь за другого или тот, кто каждый день молится за всех чистым сердцем!

Пыш приосанился и заметно выкатил грудь. Че горделиво выставила круглый живот с номером семь. Мушка и Кро застенчиво потупились и отступили назад.

— Я имею в виду Кролика и Мушку, – сказал Фемистоклюс.

— Мушку? – удивилась Че, – Мушка, ты молишься за всех?!

— Да, Тётушка, – ласково сказала Мушка, – утром и вечером - за всех! Я считаю, что для счастья нужно только четыре вещи: работа, семья, дом и церковь! Поэтому я каждое воскресение хожу в церковь и там тоже молюсь за всех!

Че всплеснула толстенькими пустыми ручками, и тут она вспомнила нечто ужасное!

— Не волнуйся, Пышечка, и сумка и подушка в надёжном месте, – сообщил дед и спросил Кро и Мушку, – а вы, двое, вспомните, что на белом свете самое красивое?

— Море на закате, – сказал Кро, не раздумывая.

— Небо на восходе,– сказала Мушка, подумав секунду.

— Хорошо, вы должны пройти в ту маленькую дверцу, пригнувшись, и в это время мысленно сказать: «Мир всем и каждому!» Идёте без меня, мне вход туда закрыт…, – наставлял прапрадед.

Но Мушка и Кролик уже исчезли за маленькой дверкой. А там…

А там, прямо перед ними катило волны золотисто-красное море! А над ним, как прекрасный шёлковый шатер раскинулось золотисто-розовое небо! И отовсюду, заполняя всё пространство под шатром, исходили потоки белого чистейшего света!

Кро расплылся в блаженной улыбке, усы его радостно затрепетали, он зажмурился, подпрыгнул от счастья и полетел!

Полетел так легко и свободно, словно летал каждый день всю свою жизнь!

Мушка раскинула тонкие ручки и полетела рядом, смеясь и кружась, и весело восклицая: «Как же давно я не летала!»

Они парили рядом, как две беспечные ласточки, над золотыми, совсем живыми волнами в потоках совсем живого света, а навстречу им летело белое облачко, похожее на большой седой одуванчик! Оно приблизилось и рассыпалось на тысячи пушинок, которые в хороводе танцевали над волнами вокруг Кролика и Мушки.

Вдруг сильно запахло шоколадом, Кро завертел головой и заметил, что пушинки не просто танцуют в хороводе, но быстро и ловко изготавливают шоколадные батончики, а другие раскрашивают цветные обёртки, а третьи – нарезают их, а четвертые – заворачивают батончики в фантики, а пятые привязывают к готовым конфетам ниточки, а шестые укладывают батончики в корзинки, где под белыми салфетками уже лежат капустные пирожки. Кро заметил, что и на пирожках есть петельки из ниточек! Его мучил вопрос, куда пушинки уносят корзинки, но он не знал у кого спросить, не будешь же задавать вопросы деткам одуванчика! Кролик без долгих слов пристроился в хоровод и принялся нарезать батончики. Мушка летала и летала, нежась в лучах, любуясь красотой неба на восходе и красками моря на закате, но, увидев Кро за работой, поспешила ему на помощь.

Девушка не заметила, как в руках у неё оказалась корзинка пирожков, а у Кролика – корзинка шоколадных батончиков! С этими угощениями они очутились в просторной кухне кошачьей квартиры, где все уже были в сборе и радостно приветствовали последних членов команды.

— О, Рокки! Где же мы были! – воскликнул Кро, пытаясь обнять Ро и поделиться радостью.

— Нет, нет, Кро, ты оставил меня в ужасном месте одну! Без денег! Без питья! Без противогаза! Будем общаться только через мамочку! – заявила Рокки, прижавшись к Тётке Черепахе и начав громко всхлипывать и трагично подвывать.

— Моя несчастная малютка! – запричитала Че, не видевшая Рокки целый час и очень соскучившаяся по ней.

Пожилая дама и юная леди крепко обнялись и зарыдали. Однако, все заметили, как из подмышки Тётки Черепахи за Кроликом наблюдает хитрый любящий чёрный глазок, и вздох облегчения наполнил кухню.

— Прости меня Ро, – сказал Кро этому чёрному глазку, – я должен был это видеть, чтобы понять, зачем я живу!

Кро подробно рассказал о своих впечатлениях всей компании, угощая друзей пирожками и конфетами. Больше всех волновался профессор.

— О, вы даже читали вступительные стихи! – воскликнул учёный, – Я бы тоже смог прочесть стих своего сочинения, который называется «Ностальгическое»! Он живо и продекламировал:

«Везде снега белели,

Как ватные постели;

Мигали в окнах ёлки,

На них глядели волки,

А может - собачонки,

И дым клубился тонкий.

У всех гудели печки,

У всех горели свечки,

Все валенки сушили

И чай с вареньем пили,

И знали : радость – зрима,

И проще апельсина,

И всем на стёклах розы

Писали Дед Морозы!»

«Ностальгическое» было встречено всеобщим одобрением.

— Дедуля, – сладким голосом заворковала Че, – вот ты провёл такую познавательную экскурсию, мы узнали так много нового! Мы, конечно, все разные, но очень привязаны друг к другу. Не мог бы ты для всех нас забронировать одно VIP – местечко?

— Раскинь свой неувядаемый интеллект, Клотильда, – отвечал строго дед, – ты правильно заметила, что все вы разные, а потому все пойдете в разные места! И кто я такой, чтобы решать вопрос «брони»?! Но вывод по экскурсии я способен сделать: стартовали – двадцать, а финишировали двое! И в реальной жизни так же, вот беда! Вот причина несовершенства Волшебного Леса: многие проходят полный биологический круг от детства до старости, но единицы проходят полный духовный круг, оседая в «Детстве», «Юности» и, в лучшем случае - в «Зрелости»!

— А можно ли, любезный, – спросил профессор Войшило, – считать Волшебный Дуб с его «вершками», «корешками» и «серединой», моделью мира?

— Я бы не взял на себя смелость утверждать это,– ответил Фемистоклюс, – но, моделью Волшебного Леса его считать можно.

— Неужели мир невидимый так просто устроен? – не унимался учёный.

— Уважаемый профессор, – очень серьезно ответил прапрадед, – как устроен мир видимый и мир невидимый знает только Бог, а все наши знания о мире, включая представления Джордано Бруно, это, извините, примерно такой познавательный уровень: «Агу-агу, агушеньки, как говорит Киса? Киса говорит: «Мяу-мяу»» Мы познаем мир ровно на столько, на сколько он позволяет себя познать!

— Я не согласен! – возразил профессор, – Человеческий разум способен творить чудеса, кстати, я решил вашу задачку: плодоножка торчит из воронки, а не из гладкой поверхности, чтобы не повредить мягкие ткани яблока, ведь она крепится к сердцевине, и при покачивании ветром может врезаться в мякоть, отчего яблоко загниёт! (Жаль нет моего Осла, он бы нашёл ответ за три секунды!)

— Отлично! – воскликнул прапрадедушка Фемистоклюс, – С этой минуты Вы всегда будете отличать плодоножки от ниточек!

И он протянул учёному капустный пирожок с привязанной к нему ниточкой. А затем, помешкав, достал из кармана шёлковых атаманских шароваров пуговицу Рене Декарта, и не без сожаления отдал её удивлённому профессору.

— Мне пора, – сказал прапрадед Георг-Артур-Карл-Генрих-Фемистоклюс.

—Далеко ли, старче, путь держишь? – осведомилась Тётка Черепаха.

— В Египет, – простодушно ответил дед.

— Ой, дедулечка,– сладко запела Че, – привези мне и Рокки арабских духов: по два флакона «Нефертитти» и по два флакона «Клеопатры»! Обожаю арабские духи!

— Клотильда, а египтяне в курсе, что у них продаются арабские духи? – серьёзно спросил предок.

Ну успела Че открыть рот, как прорвало профессора.

— Мы, конечно, уважаемый, для вас только биологическая масса, но обратите внимание, мы не убиваем, как те мерзкие оккупанты! – заявил Войшило.

— И не крадём! – поддержала его Берёза.

— И не завидуем, – сказал Пыш.

— И не любодействуем, – подхватила Рокки.

— И не пьем,– заявил Фига, – только «Лесную -2», в поддержку отечественного производителя.

— И не курим, – поддержала его Ксения.

— И не употребляем наркотики, – сказала Че.

— И не треплемся целыми днями по телефону!– выкрикнула Лола.

— И не сидим сутками с утками в «паутине», – добавил Сигезмунд.

— Мы- лучшая часть человечества! – объявила Мотя, – Потому, что мы любим животных, всю природу, спорт и логику!

— Мы классные ребята! – констатировал восторженно Кот, – Потому, что мы – супер!

— Ветхие вы ребята, за малым исключением, что и показал эксперимент, – сказал дед, – работайте над собой!

Он направился к люку подполья усталой походкой старого космонавта.

— Стой, дед! – скомандовала Че, – Берёза, где твой фотоаппарат? Сфотографируемся все вместе на память о нашем неожиданном приключении! Стройся!

— Это без меня, Сладкий коржик, меня всё равно не будет видно на снимке,–ответил прапрадед,– а у меня последний вопрос: зачем ты живёшь, Кро?

— Я живу затем, чтобы любить Бога! Он создал для нас такой красивый мир! Когда мы любуемся морем на закате или небом на восходе, мы учимся благодарить Творца и постигаем Божью доброту к нам! Ещё я живу затем, чтобы любить близких, без них я был бы одиноким висящим воздушным шариком с щемящей пустотой внутри! Ещё мне бы очень хотелось научиться делать добрые дела, но я не знаю как! – горячо отвечал Кро.

— Ты мне помог, Кро, в трудную минуту! – откликнулся Пыш.

— И мне, и мне! – живо подхватили остальные.

— Я бы разрешил тебе, Кро, почесать брюхо моей рыжей собаки, если бы она у меня была,– сказал Фемистоклюс и исчез в темноте люка.

Кот подскочил к подполью и закричал вниз, высекая зелёные искры из глаз: «Мистификатор! Спекулянт понятием «Бог»! Ты сам работай над собой, виртуальное пугало!»

— Бряцни оружием, дед! – возмутилась Че.

Фемистоклюс не выдержал. Он внезапно возник над нагнувшимся Котом, дёрнул его за рыжий нервный хвост и выкрикнул : «Пиаришь, Кот, пиаришь!» и так же внезапно исчез.

— Мя-а-а-у!! – завопил тривиально Кот, встав в позу раненого гладиатора, которому больше терять нечего, кроме ржавых цепей.

В этот момент распахнулась входная дверь, и на пороге появились две девушки: Чапина двоюродная сестра и её подруга, обе с горящими круглыми глазами, обе с пылающими круглыми щёчками, обе в довоенных кофточках, обе с бокалами игристого шампанского!

— Радио!!– в один голос закричали девушки.

Кот метнулся к радио. Выступал президент.

— Дорогие мои соотечественники! – произнёс он, всхлипнув,– Военная компания за полным истреблением неприятеля завершена! Враг отравлен в «Доме Черепахи» бойцами невидимого фронта с помощью неизвестного биологического оружия! Полная виктория! Ура!

—Ура!! Ура!! Ура!! – прогремело в стенах Волшебного Дуба, как три выстрела из пушки…

…Через два дня Тётка Черепаха сидела в своей уютной гостиной, залитой весенним солнцем, под большим портретом Спинозы, возле круглого стола, покрытого новой кружевной скатертью. На пожилой даме было нарядное тёмно-зелёное, с изящными веточками лиловых, лимонных и бордовых цветов, платье из крепдешина. На столе стояла хрустальная ваза с полураспустившимися нарциссами. Полукруглая дверь во внутренний дворик была приоткрыта, через неё доносились ветерок и веселый смех уток, резвящихся возле клумбы с гиацинтами, крокусами и тюльпанами.

Че рассуждала вслух: «Кто способен понять исторический процесс? Сигезмунд собирался уничтожить тлю на розовых кустах, развёл яд в жёлтом пластмассовом ведре, но пришлось из-за вторжения неприятеля спасться бегством. Пьяные враги, не заметив содержимого ведра, подоили Марту в это самое жёлтое ведро и разлили молоко своим сослуживцам в утренний кофе. В результате: вся неприятельская армия с тяжёлым отравлением вывезена на территорию Синего Леса, а президент Волшебного Леса представлен к награде! Все разбитые окна в нашем доме застеклены, вытоптанные клумбы засажены ещё более красивыми цветами, табачный запах выветрен, полы вымыты с порошком; постельное белье, парики, кимоно, полотенца, халаты, ковры, прожженные скатерти и портьеры, разбитые вазы – всё заменено новыми. Теперь у нас лучше, чем было, если не считать ссору между Кро и Ро. Так зачем, вообще, была нужна эта заварушка?»

— Только затем, Клотильда, – ответила голова прапрадеда, высунувшаяся из Оливковой комнаты,– чтоб ты следила, сколько булочек в сутки съедаешь и сколько слов в день произносишь! Ад– это не страшилка!

Че не успела поставить предка на место потому, что её внимание переключилось на тихую возню и скрытое хихиканье в прихожей. Тётка Черепаха сконцентрировалась, как это бывало на сцене, набрала полные лёгкие воздуха, представила, что ей нужно передать сообщение пилоту уже взлетевшего Боинга и завопила, что есть мочи: «Руки прочь от Вьетнама, от моих халатов, париков и тапочек!!»

С грохотом упал портрет Спинозы в тяжёлой раме. Из дворика вбежали утки, вооруженные секаторами, а из прихожей показались удивленные Ро и Кро.

— Маменька, – заговорил нерешительно Кро, – мы нарвали для Вас букетик первых фиалок, но не могли определиться, кто из нас Вам его подарит.

— Ещё мы нашли вот это под кустиком, – сказала Ро, разворачивая лист Мать-и-мачехи.

А в нём лежали изумруд и рубин, Че всплеснула пухленькими ручками в перстнях.

— Ещё, маменька, мы видели очень смешных тритончиков около лужи! – радостно сообщил Кро.

— Ещё, мамочка, на наше озеро прилетели лебеди!– восторженно выпалила Ро, – Четыре пары, а один– чернёшенький!

Че приняла фиалки с царским поклоном, как самый дорогой букет из миллионов букетов её долгой жизни, и направилась с ним в кухню.

— Мы поставим это синее чудо в рюмочку для пельменей, – счастливо заклокотала Че.

В дверях кухни появилась несчастная фигура Фемистоклюса с любимым Тёткиным плюшевым медведем в белом атласном костюме невесты, с ног до головы облитым вишнёвым вареньем.

— Ты меня прости, детка, что взять с глупого старикашки! – заговорила жалобно фигура,– Даже синие оккупанты благоговели перед твоими мишками, но ты так громко закричала, что я от испуга уронил банку…

За спиной Фемистоклюса возникли: заспанное лицо профессора, круглое смуглое лицо Паралличини, покрытое белой пеной для бритья, и розовое от волнения лицо Берёзы с одним глазом накрашенным, а с другим – не накрашенным. Лица спрашивали: «Что, пора в бомбоубежище, мы слышали сигнал воздушной тревоги?»

— Ничего, дедуля, ничего страшного,– заклокотала блаженным голосом Че,– главное, дети помирились, рубин нашёлся, лебеди прилетели! Пойдемте скорее кормить лебедей!

Она нагребла с противня в прихожей побольше булочек и помчалась к выходу. Все вышли на крыльцо следом.

—Тётушка! Тётушка! – донёс ветер.

С зелёного пригорка бежала большая круглая Пышкина тень, а следом– он сам. Че вздрогнула и раскинула маленькие ручки с кулачками, набитыми булками, заслоняя всех, стоящих на крыльце за её спиной, от беды.

— Не бойтесь,– отважно заявила Тётка Черепаха,– мы больше не сдадим наших погребов и кладовых никаким врагам с тощими лицами!

Пыш стремительно приближался, он запнулся о злосчастное жёлтое ведро, то есть, об исторический артефакт, упал, вскочил и, запыхавшийся, подбежал вплотную к воинственной Че, выпятившей живот и пять подбородков.

— Тётушка! Я сейчас был на литературном вечере L.W.L! –выпалил с предыханием поэт, пряча под мышкой небольшой сверток.

— Малыш, – заклокотала снисходительно-покровительственным тоном Т.Ч.,– я понимаю, последние события отложили след на твоём сознании, но моя любимица L.W.L. жила в пятнадцатом или в шестнадцатом, а может быть, в семнадцатом веке!

— Тётушка!– настаивал Пышка, – Она Вас отлично помнит, и её бабушка Вас хорошо знала! L.W.L. подарила Вам свой портрет с автографом!

Все уставились на портрет, с которого на них смотрела кареглазая белка. Под фото имелась надпись: «Тётке Черепахе от L.W.L. в память о том, что первая собака-космонавт была названа в честь нас, белок!»

— Но, это же Люнечка – внучка бабы Гути!– в недоумении воскликнула Че.

— Да-да, так её звали в детстве, – затараторил возбужденный Пыш, – ещё она подарила Вам этот сувенир со своими стихами!

Пышка подал Тётке Черепахе стеклянный шар, внутри которого с горки ехал Дед Мороз, лежа на санках, он вёз на нижней части спины полосатый мяч. Че перевернула шар, внутри него словно взметнулись снежные хлопья . На подставке сувенира были стихи, она прочла их вслух:

«Дед Мороз на санках катится с горы,

Он везёт Ванюшке мячик для игры,

Словно бы из детства ласковый привет,

Сквозь метель доставит шаловливый дед!»

— Хм, но кто этот Ванюшка? – живо заинтересовалась Тётка Черепаха, – Пыш? Кто он?

— Это один из детей L.W.L. – с готовностью отвечал Пышка,– одного зовут Мишутка, а другого – Ванюшка! Они правнуки бабы Гути – соседки Вашего батюшки Никифора с улицы Проточной.

— Пыш, обязательно пригласи их на субботний ужин, я потушу утку с черносливом, – заявила Че, хоть для меня – это большой удар – связь между L.W.L.– любимой поэтессой и какой-то серенькой мышкой Люнечкой!

— А что читала L.W.L., я с некоторых пор тоже стал её поклонником? – спросил профессор.

— О, она читала чудесные стихи о доме своего детства! – радостно сообщил Пыш и с чувством прочёл наизусть:

«И снова душа, как вечерний дымок,

Сольется с весенней прохладой;

А в небе так ясно, и так одинок

Серп тонкой луны над темнеющим садом!

И вновь за рекою дрожат огоньки,

Луч фар освещает берёза– как вёрсты,

И вновь у калиток сидят старики,

Чтоб видеть весенние яркие звёзды,

Чтоб слышать синичек и соловья,

Что полнят сады в тихих сумерках звоном,

Чтоб чувствовать, как пробудилась земля,

Как пахнет черемухой с выжженных склонов!

Душа замирает над хатой простой,

Над звуками старого, мокрого сада,

В нём свет из окна меж ветвей золотой,

Но так всё знакомо, что света не надо!»

— Замечательно! – сказал профессор, – Пусть даже она всего лишь Люнечка!

— Эта ваша L.W.L.,– неожиданно заявил подошедший Фига,– всё передирает у нашего Пышки, а он, не в обиду будет сказано, товарищ, но, если верить общественному мнению, кое-что заимствует у некоего Хамэ Эль Гуля, видимо, представителя арабской литературы!

— У тебя горизонт мышления уже, чем у Бобра!– возмутилась Че, – Повторяешь лесные сплетни тупых обывателей! Такие, как ты, считают, что все актрисы– девушки легкого поведения, все торговцы– воры и жулики, все вузовские преподаватели, как наш профессор,– взяточники, все полицейские– оборотни в погонах, все писатели– плагиаторы!

— А что, нет? – удивился Фига, – Все так считают!

— Давайте после нашей экскурсии будем терпимее друг к другу, – предложила Рокки.

— Да-да, – зашепелявил Кро, чтобы нам не угодить в те ужасные места, где нам довелось побывать.

— Вы правы, – смягчилась Че, – будем ласковыми, будем брать пример с бабы Гути, которая всегда звала внучку: «Ягодка моя!» А что ты читал на литературном вечере, Пыш, ягодка моя?

— Меня попросили прочесть что-нибудь из моей любовной лирики, – с удовольствием отвечал поэт,– и я прочел это стихотворение, посвящённое Мушке:

«Ещё не придумали слов,

Чтоб мне рассказать о тебе,

В моей непроглядной судьбе

Ты дар лучезарных волхвов!

Ты пурпура строгая гладь,

И глянец опущенных лилий!

Неловкие строки могли ли

В созвучьях тебя передать?

С какою же силой согласных

И гласных открытостью всей

Сказать об улыбке твоей,

Сказать о глазах твоих ясных?

Одно лишь осталось – в отчаяньи

Покинуть речей круговерть,

Смотреть и смотреть, и смотреть

Беспомощно, в долгом молчаньи!

Поэт старомодно поклонился, приложил к груди правую руку.

— Это прекрасно Пыш!– сказала Че, вытирая слёзы кулачками с булками, – И подарки восточных королей, и пурпур царского одеяния, и лилии в императорском гербе – вся земная роскошь положена к ногам любимого человека! Это великий Божий дар, Пыш, любить по-царски! Но мы куда-то шли?

— Маменька, мы собирались покормить голубей,– прошепелявил Кро.

Нет, зайка, мы собирались покормить лебедей,– сказала Че, – смотрите, они плывут к нам! Ой, чернёхонький, самый быстрый!

Тётка Черепаха начала раздавать булочки подплывшим лебедям. Из-под её очков слёзы капали и капали прямо в воду, образуя лёгкие круги.

— Не расстраивайтесь, почтеннейшая, – нарочито бодро заговорил профессор, – была бы L.W.L. заурядной поэтессой неизвестного века, неизвестного народа, а вот теперь она– как дружеский привет из вашего ирисового рая на Проточной улице! Вы переоценивали её творчество и недооценивали её в жизни, и, наконец, её образ обрёл равновесие! А главное, с Вашей подачи все, мы, стали поклонниками её таланта! Таланта средненького, но такого жизнерадостного!

— Это я от радости! Прошу прощения, господа!– сказала Че, смахивая слезинку и улыбаясь всем круглым лицом.

— Рано радуешься, Клотильда! – прозвучал за спинами собравшихся у пруда, суровый старческий голос прапрадеда Фемистоклюса, – нужно искать доктора, его нет ни в «середине», ни в «вершках», ни в «корешках»! Как в воду канул!

— О!!!– в один голос воскликнули изумлённые друзья.

Весна 2013 года.

СКАЗКА ЧЕТВЁРТАЯ. ЛЕТНЯЯ ИДИЛЛИЯ.

Часть первая. Буря в стакане.

Как хорошо мне сидеть за столом,

А рядом – друзья и еда,

Жаль разлучился я с верным Ослом,

Надеюсь, не навсегда!

Из соч. проф. Войшило.

Че сидела на зелёной лужайке перед своим домом. Старая дама в нарядном шёлковом, цвета взбитых сливок, платье с дорогим воротником вологодского кружева покойно (как говорили в старину) расположилась в плетёном кресле. В её руке застыла большая ложка, облепленная розовой пенкой и осами. Т.Ч. глубоко задумалась у тазика с вишнёвым вареньем, стоящим на маленькой газовой горелке.

По синему небу лениво ползли белые облачка в форме молодых любопытных овечек, с интересом взиравших на зелёную лужайку. Здесь, прямо на мягкой траве, под цветным дождевым зонтиком, спали Подснежник и Медуница. Молодёжь, во главе с профессором, сидела под деревом за столом, на белой скатерти которого стояли плетёные корзиночки с вышитыми украинскими орнаментами салфетками, а на них лежали всевозможные крендельки с маком, косички с корицей, булочки с джемом и ещё горячие кексы с изюмом, только что принесённые Берёзой, загорелой, с яркой помадой и в ярко-синем шифоновом сарафане. Мушка разливала чай в фарфоровые чашки с хризантемами, а профессору – в его неизменный «допотопный» стакан в серебряном подстаканнике. И каждый, кто наблюдал за её движениями, понимал, что она очаровательна в своём розовом в белый горошек платьице, как мотылёк, что порхал над вазой с фруктами. Над чаем поднимался пар, профессор счастливо крякнул, и Фига тут же начал речь.

— Дорогие товарищи, - сказал он, - у меня в руках одна занятная книжица, я хочу вам прочесть из неё стихотворение под названием «Море», держу пари на торт со взбитыми сливками, что никто из вас не угадает автора!

— Читай, читай! – дружно загалдели за столом.

Фига театрально вытянул руку, изображая, видимо, пародию на поэта-чтеца, и начал читать монотонно и бесстрастно:

Фернандо спит на Филиппинах,

В песке ржавеют якоря,

И золотит туземцев спины

И кровли хижинок заря.

А где-то золото считают,

Кладут монеты на весы,

Корабль ганзейский пролетает

Под лёгким парусом косым.

Спят катаржане на галерах,

Привыкнув к тяжести цепей,

А рядом пьют, едят без меры,

Ругая качку и борей.

Плывут покойники и бочки,

А в бочках плещется вино,

Идут рождённые в сорочке,

И жемчуга идут на дно.

Вот каравелла – загляденье,

Счастливый баловень удач,

Несёт лебяжье оперенье,

А вкруг неё – обломки мачт!

Дымятся тёплые лагуны,

Блестят на солнце острова,

И не поймёшь, среди бурунов

Бутыль мелькнёт иль голова!

Под вечер – байки о Голландце,

А в полных кружках жаркий грог,

И покрывает месяц глянцем

Следы невидемых дорог.

Фигурка даже вспотел от напряжения и достал платок («Ух, жарища!»).

— Это Бунькин! – заявил уверенно самодовольный Кот.

— Нет, нет, это Мунькин! – в один голос выкрикнули Берёза и Паралличини, и разом засмеялись.

— Дайте подумать! – сказал профессор, наморщив лоб, - Эх, вылетело из головы!

— Не поверите, товарищи, но это философское сочинение, которое я назвал бы не «Море», а «Жизнь», принадлежит перу нашего поэта Пышки, причём, тринадцатилетнего Пышки!

— Я не знала! – с восторгом воскликнула Мушка.

— Где ты это достал? – спросил весь красный Пыш.

— В Синем Лесу в букинистической забегаловке, - невозмутимо ответил Фига, - держи, Пончик!

— Приятный сюрприз, - сказал взволнованный Пыш, - но я больше не пишу стихов, я так решил сегодня утром, поэтому предлагаю поиграть в «Строчки».

Все одобрительно закивали головами, замолчали и уставились на Пышку, какую он выберет тему? Стало слышно шелест листьев над головой. Кот не выдержал, приставил указательные пальцы ко лбу и начал под столом рыть землю ногой, видимо, изображая возбуждённого быка, требуя, вероятно, испанских мотивов.

Но Пыш его жесты понял иначе и предложил первую строчку на правах мэтра.

— Бредут по тундре олени, - сообщил Пыш.

— Сопки вдали, как пельмени, - живо откликнулась жена мэтра.

— Волки вышли навстречу, - нагнала страха Берёза.

— Луна кровава, как кетчуп, - подлил жути Паралличини.

— И дать бы олешкам тяги, - вклинился весёлый Кот.

— Но под копытами ягель, - констатировал профессор с умным видом.

— Слаще любого бисквита, - сказал, причмокнув, Кро.

— И снова бредут копыта! – закончил с довольной улыбкой Фига.

— Копыта?! – возмутился Кот, - А где всё остальное?!

— А меня напрягает фамильярно – сленговая строчка: «И дать бы олешкам тяги»!

— Во всяком случае, в ней они ещё были представителями своего вида! – парировал Кот, и в его зелёных глазах появилось что-то похожее на искры.

— Друзья, - миролюбиво предложил Пыш, - во-первых, чай остывает, во-вторых, предлагаю – «Строчки на предмет».

Все начали смотреть на что-нибудь, но получилось так, что все смотрели на разные предметы.

— Распечатайте им ворота, клоуны! – неожиданно выкрикнула во сне Че, - Мотовилов-Шилов – го-о-ол!!!

Она стукнула ложкой о край тазика так, что розовая пенка вместе с увязшими в ней осами полетела в разные стороны. Все взгляды остановились на Тётушке Че.

Чиновник ест чечевицу, - начал весело Пыш.

Егерь ловит лисицу, - продолжила радостно Мушка.

Ружьё пошло на охоту, - сказала Ро, не раздумывая.

Енот рассказал еноту: - добавил игриво Кро.

«Паф! И разбилась миска! – с набитым ртом произнёс профессор.

А чечевицу ест киска! – с улыбкой пропела Берёза.

Хрум! Зуб сломала кисуля! – злодейски подмигнув, сказал Фига.

Ам, а во рту у неё пуля!» - энергично выкрикнул Кот.

Больше всего стишок пришёлся по душе совсем проснувшейся Т.Ч., увы, не заметившей его связи с собой.

— Во время войны мы часто готовили суп с чечевицей и с жареным луком, - улыбаясь всем круглым лицом в весёлых ямочках, сообщила она. И тут же воскликнула: «О, у вас на столе букет моих любимых флоксов! Присоединяюсь! Охотно присоединяюсь! Ни один цветок не имеет такого тонкого запаха!»

— Маменька, чечевица с флоксами – это понятно, но почему – «клоуны»? – зашепелявил Кро, смахивая с усов крошки от кекса, - и неужели Вы болели за хоккеистов?

— Мне приснилась чудесная игра, в которой Бобби Кларку выбили шайбой три передних зуба! Что касается «клоунов», у нас в детстве с братом была игрушка, которую мы боялись и прозвали «злым клоуном», - сказала Че, с многозначительной улыбкой добавляя в чай сливки. Все приготовились слушать очередную давнюю историю, но подул тёплый ветерок, зашумели листья над головами сидящих за столом, и в стакан профессора что-то попало.

— Интересно, интересно, кто это устроил бурю в моём стакане, - сказал весело профессор, протирая забрызганные очки, - Булты-бултых!

— Приветствую Вас, господин Войшило! Булты-бултых! – бодро заявил мокрый зелёный лесной клоп «вонючка», - позвольте представиться – Юм!

— Но, я полагал, что Юм уже…, - удивлённо сказал профессор, подцепив незваного гостя ложкой для кекса.

— Это только кажется, что «Юм уже…», Юм живее всех живых! – гордо ответил старичок – бодрячок в золотом пенсне, сидя в профессорской ложке, - Однажды господин Пышка проявил ко мне милосердие и сострадание, предложив взять меня к себе в дом, с тех пор я стремлюсь помогать каждому, кто попал в беду, каждому, кто обделён, каждому, кто одинок! И вас, мои друзья, я призываю последовать моему примеру!

— Но кто попал в беду?! – живо заинтересовалась Че.

— О, у Вас, почтеннейшая леди, добрейшее сердце, которое не пройдёт мимо чужого горя! – воодушевлённо подчеркнул Юм.

— А что случилось, любезный? – спросил профессор, поднося ложку с клопом к очкам.

— Как что случилось? Случилось страшное! – завопил гость, - Страшное и ужасное!

Все уставились на ложку профессора.

- Говорите. Мы поможем, - решительно заявила Че.

— Доктор! – произнёс трагически Юм, - Старый добрый доктор, наш лесной Айболит в беде!

— Но где он?! – воскликнул Войшило так, что гость ухватился за край ложки, - Мы слышали, что он исчез!

— Он погибает в Зелёном Лесу, и некому ему помочь, кроме вас, господа! – со слезами в голосе заявил Юм.

— Мы готовы! – живо откликнулся профессор, - Не стремись возжигать ум при остывшем сердце!

— Мы спасём его! – воодушевлённо заявила Че, - Да будут сердца наши живы!

— Мы не оставим в беде человека потому, что мы люди! – решительно поддержали Че и профессора остальные.

— Я не сомневался в доброте вашей команды! – воскликнул тщедушный Юм, вытирая слёзы, - Я всегда буду с вами, только позовите в трудную минуту: «Юм! Юм! Я хочу, чтобы ты жил в моём доме!» и я сразу приду на помощь!

Клоп смахнул последнюю слезинку, покосился на крупные ноздри профессора, расправил зелёные крылышки и полетел в сторону Зелёного Леса, крикнув через плечо: «Жду вас у Исаака Ньютона!»

— Объявляю сбор, дети мои! – скомандовала Че, - Дело серьёзней, чем мы думали, раз в него вмешался сам Ньютон!

Все, как это бывает в исторические моменты, начали двигать тарелки и греметь стульями.

Неожиданно из-за куста возник прапрадед Фемистоклюс, весь облепленный осами.

— Клотильда! Я уже полчаса мешаю твоё варенье, - заявил он, - И не ищи приключений, детка, вспомни о своём юбилее, сиди дома и предавайся воспоминаниям!

«Вот же старый пенёк, поросший мхом!» - подумала Че и пошла, собирать вещи, дёрнув независимо плечом.

… Вся команда из десяти человек дружно разместилась в купе Тётушки Че. Кот, Берёза, Паралличини и Фигурка свесили головы с верхних полок.

Внизу чинно восседали слева: Т.Ч., профессор и Ро; справа: Пыш, Мушка и Кро.

Проводница с рыжими кудрями и круглыми беличьими глазами принесла стаканы с чаем на большом подносе. Че достала коробку с выпечкой и банку с новым вишнёвым вареньем. За окном догорали летние розовые сумерки, и Тётка Черепаха, включив ночник и не спеша отпив из стакана, начала вечернюю историю: «Когда я была маленькой девочкой, мы с братом возвращались, как-то, с матушкой и её вторым мужем из театра. Все деревья стояли в инее, на фоне тёмно-синего вечера они казались сказочными! Вокруг горели жёлтые и оранжевые фонари. Наш извозчик что-то пел, и матушка с отчимом, блестя счастливыми глазами, напевали, укутавшись в шубы и прижавшись, друг к другу. Следом за ними и мы с братцем начали петь. Удивительно то, что и бородатый дворник в фартуке, стоявший с большой метлой в полукруглой арке проезда тоже пел, глядя на звёзды, а чёрная собачонка рядом с ним мелодично подвывала, да и снег под копытами нашей лошадки скрипел не резко, а музыкально! Мы ехали мимо жёлтых и розовых окон, где горели свечи и газовые рожки, дети наряжали ёлки перед Рождеством, они золотили шишки и вырезали серебряные звёзды. И все дети пели! Вокруг пело всё! И тогда, именно, я поняла, что наш мир – это поющий мир! Об этом своём открытии я всегда вспоминала в дороге под стук колёс. О, я ездила в таких поездах! В них были зелёные купе и красивые лампы с шёлковыми абажурами на столиках, пушистые коврики на полу, и зеркала над нижними полками! Я застала вагоны ещё с двумя входными дверками, словно заходишь в шкаф!»

Профессор, воспользовавшись тем, что у Че от восторженной речи пересохло горло, и ей потребовался глоток чая, начал свою вечернюю историю: «А я, однажды, в детстве поехал с отцом в музей при мединституте. Первое, что мы там увидели, была высохшая мумия – подарок Каирских медиков. Но моё внимание привлекли банки с формалином, в которых плавали человеческие эмбрионы, всего было девять банок, то есть, на каждый месяц внутриутробного развития – свой экспонат». Отец сказал: «Посмотри, и у тебя, и у меня, и у каждого из нас имелись жаберные щели и хвост, мы были похожи на головастиков. За девять месяцев наше тело прошло всю эволюцию, которая длилась миллионы лет, когда тело человека естественным путём свободно приспосабливалось к условиям этой планеты, потому что основной принцип творчества – это свобода. Первоначально тело человека развивалось в воде из маленькой клеточки, и каждый из нас внутриутробно развивается в воде из маленькой клеточки. А когда пришло время, Бог сотворил Адама – Божьего человека. К тому моменту уже вся планета была населена животными, птицами и гадами морскими, которых тоже сотворил Бог. Среди них жили и те, природные, человекоподобные, не отличавшиеся от животных. А Адам был совсем другим, не таким как они, не таким, как мы, он был запрограммирован (отец произнёс какое-то другое слово) на вечность».

Я сказал отцу: «Но ведь Бог создал всех зверушек за один день!?» Отец ответил: «Да, но длинна Божьего дня отличается от длинны нашего дня, например, человек живёт 70-80 лет, а клетки, которые входят в состав его организма, живут 2-3 дня, но для них это большая полноценная жизнь с детством, юностью, зрелостью и старостью! Так и наш мирок – всего лишь подсистема в огромной системе под названием Вселенная».

Когда я подрос, то сообщил отцу: «Я думаю, что на нашей планете имеют место все три источника происхождения человека: Божественный, Космический и Эволюционно - природный». Отец задумался и сказал: «Источник один – Божественный, потому что корень один, а из него выросли три ветки. Мои батюшка и дед были глубоко – верующими учёными, как впрочем, и Ньютон, и Декарт, и Лейбниц, и другие, кто что-то внесли в науку, я, к сожалению, отношусь к тем, кто выносит из науки, веря только в свои амбиции. Жаль, что Отца уже не было в живых, когда я узнал, что Вселенная возникла из сверхплотного взорвавшегося зерна, и по форме напоминает ель, и эта ель, представьте, продолжает расти!»

— Я о чём-то таком догадывался, - сказал внимательно слушавший Пыш, - когда писал стихотворение «Ель».

— Прочти его для нас, - попросила Мушка.

Пыш начал читать спокойно и по – взрослому:

«Луной окрашен и метелью

Тянулся мир огромной елью,

Но роста этого свободней

Была небес зелёных шалость,

И колоколенка казалась

Игрушкой с ёлки новогодней;

Висели матовые долы

И деревеньки под снегами

С собачьим лаем, огоньками,

Дымком и звоном на Николу!

На ветках ангелы смеялись,

Друг другу щёки растирая,

Звенели ключики от рая

В их рукавичках и казались

Все тени длинными цветами,

Неведомыми, без названья.

Снежинки – лики Мирозданья,

На нитях словно, опускались.

А ель счастливая росла,

Хвоинки – души поднимая,

Луна, как шишка золотая,

В морозном воздухе плыла…»

Мушка счастливо вздохнула.

— Хорошие стихи, Пыш, - сказала тихо Че, - такой же воздух серебряный был, когда мы ехали из театра и являлись свидетелями тоже какого-то таинства. Но так ли важны, друзья, детали и подробности о нашем мире, когда есть главное: любить Бога и ближнего? Я это поняла отчётливо в соборе святого Петра в Риме.

— Вы не правы, дорогая, - очень мягко произнёс профессор, - наш мозг устроен как познающий инструмент, он не может жить без анализа «деталей», как душа не может жить без творчества, а сердце – без любви…

Че, почему-то, вся, как девушка, зарумянилась, опустила глаза и занялась кексом.

Наступила тишина. Только из тёмного уголка под стук колёс раздавалось непринуждённое: «Хры-хры-пиу, хры-хры-пиу…»

Часть вторая. Липкие и мутные.

Снега писал здесь Брейгель Старший,

Собак и лесенку к воде,

И только в них не видно фальши,

Да может быть ещё в тебе…

Из соч. проф. Войшило.

На небосклоне поднялось розовое солнце, по направлению к которому умчался скорый поезд.

— Ну вот, зайки, мы и в Зелёном Лесу! – воскликнула Че, осматриваясь и грациозно поправляя белокурый парик.

— Что-то не вижу ничего зелёного: ни дерева, ни кустика, - недовольно заявил Фига.

— Да-да, ни мха, ни лишайника, - поддакнул профессор.

Из здания вокзала вывалила толпа маленьких оборванцев – попрошаек, которые во мгновение ока плотным кольцом окружили Тётушку Че и её спутников.

— Ах ты, бедняга, - сказала Т.Ч. чумазому хромому ребёнку, - на, тебе монетку, хорошо хоть, что ты не слепой!

— Да, мадам, это хорошо, - отвечал сипло попрошайка, - когда я был слепым, все старались меня надуть и пихали мне рваные и фальшивые деньги!

Подхватив костыли, оборванец помчался со скоростью олимпийца к заброшенным постройкам. Его товарищи, получившие монетки от других участников экспедиции, последовали примеру «хромого» и исчезли в развалинах. И тут все жалостливые благотворители обнаружили, что у них отсутствуют и большие кошельки, и портмоне.

— Не плохое начало! – констатировал профессор, - Угораздило остаться в чужой стране без денег! Не огорчайтесь, однако, друзья, у меня уцелели золотые часы и платиновые запонки!

— А у нас с Рокки есть золотые серьги с жемчугом, не всё уж так плохо! – бодро отозвалась Че, - Вперёд к Ньютону!

Привокзальная площадь, грязная и пыльная, сужаясь, перешла в такую же грязную улицу, по правой части которой путники увидели вывеску: «Ресторан Исаак Ньютон».

— У меня, к счастью, завалялись в кармане два зелепана, рыжий оборванец дал мне сдачу с десятки! На чай хватит! – весело произнёс профессор и первым шагнул в полумрак пропахшего табаком заведения.

На стене небольшого зала висел портрет Ньютона, такой закопчённый, что парик на мэтре казался серым. Под портретом висел афоризм, якобы, принадлежавший великому учёному: «Ниточка из наших сосудов дважды огибает земной шар».

Профессор хмыкнул и сказал: «Исаак бы удивился». Под афоризмом спала толстая серая сибирская кошка. Компания Тётушки Че уселась за большой липкий стол. Из боковой двери выплыл заспанный, похожий на деревенского парня, официант в помятой одежде.

— Что изволите заказать? – спросил он у профессора, приняв его за главу клана.

— А что предложите? – непринуждённо спросил профессор, закинув ногу на ногу.

— Сегодня дежурное блюдо: язычки соловьёв, запечённые в меду в лепестках чайных роз.

— Вы шутите? Это блюдо из меню древне – римских язычников во времена чревоугодных оргий! – с удивлением воскликнул профессор.

— А мы и есть язычники, мы поклоняемся розово-зелёной курице, - невозмутимо ответил официант.

— Но ваш патрон был глубоко – верующим, - сказал Войшило, кивнув на Ньютона.

— Кого Вы имеете в виду, директора Монетного двора? Он и сейчас жив, и тоже поклоняется курице, - равнодушно ответил официант.

— А Вам не кажется странным, найти в шкафу свои старые детские шортики и пытаться натягивать их на свой взрослый зад? - спросил профессор серьёзно.

— В детстве сенокосилка отрезала мне руку, год назад мне сделали удачную операцию: пришили чужую руку. Она мне очень мешает. Так же мне мешают Ваши слова, - признался чистосердечно деревенский парень.

— Понимаю, понимаю, - сочувственно произнёс профессор и предложил огласить список «блюд попроще».

— Для простолюдинов: печень молодого кота; кроличьи уши, тушёные с капустой; суп из плавников черепахи, - доложил бесстрастно официант.

— Хорошо, нам десять стаканов чая, - еле сдерживая улыбку, произнёс профессор Войшило, - и, голубчик, пожалуйста, без сахара!

Когда работник удалился, профессор, подмигнув, честной компании, сообщил: «Во времена моей учёбы в гимназии в моде были анекдоты про фабриканта Веню Коровина. Слушайте такой: приходит Венька в ресторан и спрашивает: «Что у тебя сегодня, братец?!» Официант ему: «Изумительные расстегаи с белужьими щёчками, Вениамин Артемьевич!» А Веня: «А что, братец, какие у тебя приборы к расстегаю?» Официант глазёнками хлоп-хлоп да и говорит: «Уж какие приборы, Вениамин Артемьевич, нож да вилка!» А Венька ему: «А мне не нужон нож – давилка, мне нужон нож – резалка!» Ха-ха!

Все, кроме Кота, прыснули со смеху. Кот, достав свой планшет, изображал сосредоточенно розово-зелёную курицу, танцующую на ниточке, дважды охватывающей глобус.

— Или ещё такой анекдот, - продолжал развлекать, главным образом Че, профессор, - пришёл Веня в ресторан, официант и говорит ему: «На Вас Вениамин Артемьевич, сегодня лица нет!» А Венька ему: «С этими забастовками на фабрике всё лицо потерял, одна морда осталась. Да и ты, брат, нынче печален?» Официант: «Как не быть печальным, батюшка, когда у жены признали психическое расстройство!» Веня: «А как догадались?» Официант: «Она выпивает каждое утро чашечку кофе, чуть побольше напёрстка, а потом эту чашечку съедает!» Веня: «Целиком?» Официант: «Нет, ручку оставляет». Венька: «Правильный диагноз! Ведь ручка-то и есть самое вкусное!»

Громче всех смеялась Тётушка Че. Она достала из карманчика своего элегантного голубого костюма кружевной платочек и промокнула выступившие слёзы.

С подносом в руках вплыл официант. Составляя стаканы с мутной жидкостью на стол, он случайно взглянул на рисунок Кота.

— Вы позволите, господин, показать Вашу картинку хозяину? – спросил официант, заискивающе улыбаясь.

Кот разрешил, и работник поспешно вышел. Сибирская кошка во сне повела носом, разом проснувшись, вдруг быстро вскочила на стол и принялась лакать из стакана Кота. Профессору это показалось странным, и он запретил пить принесённый напиток. Все наблюдали за кошкой, которая с жадностью поглощала мутную, липкую жидкость, от которой у неё склеились усы. Большая круглая голова не позволяла ей допить до дна, и кошка переходила от одного стакана к другому. Зрачки её то сужались, то расширялись, она встала на задние лапы и начала кружиться в танце, пока не упала и не захрапела, как пьяный извозчик.

— Я налью из стакана не много в баночку из-под варенья, - сказал не довольный Фигурка, - в лаборатории на моём заводе сделают анализ этой жидкости.

Только он спрятал баночку в свой рюкзачок, вошёл официант с наиприятнейшей улыбкой.

— Господин, - сказал он Коту, - хозяин предлагает Вам за Вашу работу, сто золотых монет по десять зелепанов каждая!

— А за чай? – почему-то спросил опешивший Кот.

— А чай за счёт заведения! – ответил официант любезно.

Кот схватил мешочек с деньгами и планшет и выбежал поспешно на улицу, боясь, что хозяин передумает. За ним устремились остальные, только на секунду задержался профессор, чтобы спросить о докторе и Юме, но официант не слышал о них.

На улице, пыльной и знойной, было так же трудно дышать, как в прокуренном помещении, путников мучили голод и жажда. К тому же, профессор заметил, что его туфли облиты «психотропным киселём», поэтому учёный живо направился к чистильщику обуви, грузному горбуну в чёрной накидке до пола. Этот странный тип с чёрной окладистой бородой стоял на другой стороне улицы и с готовностью показывал профессору щётку.

— Скажите, любезный, знаете ли Вы доктора или Юма? И что означает надпись под портретом Ньютона? И что за напиток подают в этом заведении? – набросился на горбуна с расспросами профессор.

— Изречение – это намёк на трафик продажи «гена», так в народе называют государственный энергетический напиток. Вышеупомянутых доктора и Юма я не знаю, но вижу по Вашей любознательности, что Вы из научной среды, - не спеша утробно произнёс чистильщик.

— В некотором роде, - ответил уклончиво профессор, не желая сообщать никакой информации первому встречному в месте, не вызывающем доверия.

— Если Вы мне подарите этот золотой пинцетик для выщипывания волосков из носа и ушей, который торчит из кармана Вашего пиджака, то я, господин профессор, открою Вам большую научную тайну, - предложил чистильщик вкрадчивым басом.

— Он уже Ваш, - сообщил Войшило с детской улыбкой.

— Когда Вы поймёте, что выхода нет, - таинственно произнёс бородатый верзила, - приходите в Музей быта к старому Лисопеду, он будет рад Вам помочь.

Профессор присоединился к своим товарищам, и они продолжили путь вдоль грязной улицы.

— Как вы думаете, на кого похож этот чистильщик? – спросил растерянный Войшило.

— На плута, - не раздумывая сказал с брезгливой гримасой Фига, - как и все они здесь: надо было так запустить страну! Видимо каждый радеет только о своём!

Компания Тётушки Че поравнялась с большим облупленным, некогда розовым, домом с вывеской «Цезарь и Клеопатра». Возле раскрытой входной двери стояли три чёрные толстые кошки в красных шортиках, обшитых блёстками и в красных туфлях на высокой шпильке. Увидев проходящих, одна из красоток закричала Коту: «Эй, рыжий пижон, иди к нам, мы тебя заждались!»

Кот дружески помахал им рукой и крикнул: «Привет, девчонки!» От этого приветствия путаны, словно взбесились. Одна закричала хрипло: «И ты иди к нам, очкарик, иди, вислоухая кроличья шапка, будешь читать нам по вечерам «Камасутру»! Вторая афроамериканка с криком: «А ты, кисуля, можешь и поработать у нас!» схватила за руку Берёзу и потащила её к открытой двери. Че ловко подставила ножку толстой кошке, та, выпустив девушку, свалилась, как мешок, грубо ругаясь. Её подружка, полная негодования, вцепилась в элегантный парик Че и подбила старушке глаз большущим, как брюква, кулаком. К обидчице тут же подскочила Рокки и ударила её по уху сумочкой. Кошка разъярилась и выпустила когти, но у неё неожиданно подкосились ноги, она упала на четвереньки, и тут же получила пинок от малышки Ро. Третья чёрная кошка продолжала тащить Берёзу, которая ухватилась за Рокки и порвала на ней нарядную блузку. Чернухи, придя в себя, втроём потащили обеих. Ро ухватилась за Мушку, Мушка – за Пышку, и тут на помощь девушкам подоспели поначалу опешившие мужчины. Вся компания Че перебежала на другую сторону улицы. Кошки лёгкого поведения злобно ругались, размахивая белокурым париком и скаля прокуренные зубы, словно индейцы со скальпом врага.

— Бессовестные нахалки! – Воскликнула Че, ощупывая подбитый глаз.

— Что Вы от них хотите? – со смехом спросил Кот, - Работают девчонки, как умеют, главное, что хоть работают!

— Вы не правы, молодой человек, - сказал возбуждённо профессор, - мир, как часы, держится на винтиках: «не убий», «не укради», «не прелюбодействуй» и других. Профессии киллера или вора Вы не считаете общественно – полезными, наверняка, даже и не рассматриваете их как профессии! А здесь тот же самый «винтик»: «не прелюбодействуй»! Вы же не хотите, чтобы мир развалился на части?!

Кот промолчал. Че чуть не плакала, переживая о своей внешности. Войшило первым увидел её проглатываемые слёзы.

— Какие у Вас, дорогая, красивые серебристые кудряшки, и Вы их так долго скрывали от нас! – сказал профессор, - А синяк – пустяк! Мы все слишком озадачены, чтобы его замечать!

Паралличини музыкальным слухом уловил журчание воды.

— Я, как верблюд, выпью целое ведро! Эти чудные звуки идут из внутреннего дворика! – сообщил он весело.

— Вперёд! – бодро воскликнула Че, - Было бы чудненько, если бы там, как в Риме, оказался фонтан с минеральной водой!

Друзья устремились в узкий проход, ведущий в грязный внутренний двор.

— Смотрите, девять негритят! – произнёс Кот со смехом.

Морщинистая бабка с сильно выступающей нижней челюстью и с огромным ртом, что делала её похожей на шимпанзе, намазывала грязью из таза десятого ребёнка, остальные «грязные» малыши похлопывали себя с большим удовольствием по голым животам и задам. «Чудные звуки» издавала струйка мутной воды, текущей из ржавой трубы в грязный бачок. Повсюду лежали кучи старого мусора.

— Это лечебная грязь? – спросил бабку любопытный Кот.

— Пусть с детства привыкают к грязи, это пе-да-го-гическая грязь, глуповатенький! – с достоинством произнесла старуха.

- Глуповатенький! – повторил по очереди каждый из «негритят».

— Обезьяна всегда плохо думает о человеке! – вырвалось из обиженного Кота.

Друзья, заткнув носы, поспешили вернуться на улицу.

— Мне всё здесь не нравится, - заявил не довольный Фига, слишком много впечатлений для одного часа! Предлагаю разбиться на две группы, одну возглавит профессор, другую – я, со мной за билетами на вокзал пойдут Кот, Берёза и Паралличини. Остальные возьмут не много денег у Рыжика и пойдут в театр, а встретимся в полночь в том большом доме с вывеской на крыше: «Гнездо Рафаэля – 24 часа», где вы разузнаете о докторе и Юме, которого, видимо, тоже уже пора спасать!

Группа Фигурки по боковой улочке заспешила к вокзалу, а Т.Ч., профессор, Мушка, Пышка, Ро и Кро направились к театру.

— Какие здесь странные вывески: «Театр. В гостях у Шекспира» или «Парикмахерская. Усы кайзера Вильгельма», - поделилась своими наблюдениями Мушка.

— Меня удивляет, что нет ни одного цветочка, ни одной бабочки, ни одной стрекозы, всех птиц они съели, но куда подевались деревья? – сказал Пыш.

— А деревья взяли да и обиделись, как в твоём романе, - ответил Кро, - осталась пустыня с немытыми окнами и запахом мочи.

— А у меня, дорогие мои, немного отваливается левая нога, театр – это то, что ей сейчас нужно! – сообщила Че.

Рокки заколола брошью в виде балеринки свою разорванную блузку и заклеила пластырем синяк под глазом Т. Ч.

— Я сто лет не был в театре! – радостно воскликнул профессор, - Помню, в детстве я тяжело заболел, отец посреди зимы принёс невиданное чудо – большущий ананас и два билета в театр, и сказал: «Завтра всего один день проездом выступает пианист-виртуоз Ливерпуз, который великолепно играет локтем, подбородком, нафабрённым усом и даже «сидением», как сказано в афишке! Тебе, академик, придётся выздороветь!» Да, да пришлось!

Швейцар покосился на помятые причёски, потрёпанные наряды и широкие улыбки друзей, таких счастливых улыбок он не видел даже у иностранцев.

Кро купил билеты и предложил наконец-то посмотреть афишу.

— О! – воскликнула Че, - Музыка Римского – Корсакова, слова Пушкина! Спектакль называется «Золотой бройлер»! Русская классика! Как нам повезло! Какое счастье! Билеты безумно дорогие, зая?!

— Всего один зелепан за все билеты! – радостно сообщил Кро.

— Места в какой-нибудь «собачьей яме», где ничего не слышно и не видно? – продолжала допрашивать Кролика Че.

— Места прямо напротив сцены, на возвышении! – ответил с улыбкой Кро.

— Слишком хорошо, чтобы быть правдой, - сказала со вздохом Че.

Друзья вошли в зал, блистающий золотом и хрусталём. Вокруг висели великолепные светильники, над головами горела ослепительная люстра. Стены украшали дорогие росписи и мозаики. Че, не веря своему глазу, уселась в просторное бархатное кресло. Ро и Кро принесли мороженое, удивляясь тому, что здесь разрешено есть в зале, хотя остальные зрители предпочитали пить ген из высоких бокалов.

— Какие сказочные представления мы давали в детстве! – сообщила Че, с самой очаровательной улыбкой, - Из старого кружевного тюля делали занавес, одевали мамины украшения и наряды, чаще всего ставили «Анюту», про глухую служанку – деревенщину! Смысл пьесы был в том, чтобы давать служанке задания, на которые сложено было бы придумать рифму, например:

Барыня: Анюта! Анюта!

Служанка: Что, барыня, я тута!

Барыня: Принеси мне ридикюль!

Служанка (кидает ей рогожный мешок): Вот Вам, барыня, редьки куль!

Друзья улыбались, Че была счастлива, как в детстве.

— Надеюсь, мы найдём здесь радостный отдых от наших неудач, - сказал весело профессор Войшило.

Занавес дрогнул, наступил волшебный миг, медленно погас свет, и раздались аплодисменты. Полилась знакомая с детства музыка. Че сидела с закрытыми глазами, из которых ручьями текли слёзы. Она слушала оперу на любимые с детства слова, но рядом очень нервно заёрзал профессор, и пришлось открыть глаза. На сцене шли разборки между двумя монополиями, торгующими напитками. Заморского цыплёнка, то есть золотого бройлера, изображал мальчик в жёлтой пушистой шубке из искусственного меха. Че в ужасе закрыла глаза и снова погрузилась в прекрасную русскую оперу. Пели не дурно, не убеждало только слабенькое писклявое по-детски «Ку-ка-реку».

— Меня сейчас вырвет! Мамочка, это же «Золотой петушок»! Два года назад я пела в Мариинке Шамаханскую царицу и не могу смотреть, как издеваются над спектаклем! – громко прошептала Ро.

— Может быть лучше уйти, после того, как перебьют последних менеджеров – конкурентов?! – спросил Кро.

— Что они сделали с прекрасной вещью? – с раздражением прошептал профессор, - Пародия на искусство!

Уставшие Мушка и Пышка, наевшись мороженого, сладко спали, прижавшись друг к другу.

— Эту вещь надо смотреть с закрытыми глазами, слушать, как постановку по радио, - посоветовала Че.

— Простите, дорогая, но у меня не получается, я с надеждой смотрю на сцену, не появится ли Царь в горностаевой мантии, Звездочёт в высоком колпаке или девица в восточном убранстве, не веря, что нас так чудовищно надули! – возмущался Войшило.

— Хорошо, будите Пыша и Мушку, через две минуты будет рефрен и уходим! – ответила Че.

Вся группа профессора Войшило в темноте под шиканье не довольных зрителей, увлечённых монопольной войной пробралась к выходу. И тут щупленький мальчик в циплячей шубке приготовился петь. Но пропела за него Тётка Черепаха, пропела на весь зал так, что зазвенел хрусталь, а зрители содрогнулись при мысли о землетрясении.

— Кука-реку! – от души во весь голос пропела Че, - Царствуй лёжа на боку!!

Друзья пустились бежать мимо охранников, выскочили из театра и помчались вдоль по пыльной улице, по красноватой потрескавшейся земле.

— Во что мы опять вляпались? – спросил на бегу Пыш.

— В авангард! – отвечал с ожесточением профессор, - Это когда сами ничего создать не могут, начинают эксплуатировать классику, приспосабливая её под свой убогий интеллект, таким образом, создавая не новую культуру, а пародию на культуру! Жалкую пародию!

— Но авангард как новое направление есть и в Волшебном Лесу, - сказал Пышка, отдышавшись.

— Да, создавайте своё новое направление в искусстве, но не уродуйте классику, не щадя чувств тех, кто её любит, - отвечал возбуждённо профессор, - или хотя бы крупными буквами предупреждайте: ««Золотой бройлер» - это изуродованный «Золотой петушок» - лакомство для извращенцев!»

— Не забывайте, друзья, что мы в чужой стране, - сказала назидательно Че, - и что мы ещё не утратили чувство юмора!

— А у рынка тоже интересное название: «Купите у Моцарта»! – воскликнула Мушка.

— Эксплуатируют известные бренды, страдая творческим бесплодием, прикрываясь, наверняка, знакомой ширмой: «А нам так нравится!» - сказал Войшило с раздражением.

— Не забывайте, дети мой, что не творческий человек – это серость, но серость – это человек, надо кому-то и улицы мести, - назидала Че.

— Серость здесь, явно, улицы не метёт, - заметил Кро, указывая на кучи мусора у входа на рынок.

— Не огорчайтесь, друг мой, сейчас мы купим для Вас сувенир на память об этой ужасной стране, - сказала профессору Че.

На рынке их встретили мутные слезящиеся глаза и липкие любопытные руки. Все говорили громко, как и в театре, переживая разные формы эйфории.

— Я сейчас потеряю сознание, давайте попьём хотя бы этой гадости! – предложила Рокки.

— Ни в коем случае! – запретил Войшило, - «Психотропный кисель» - такое же табу, как человеческое мясо!

— Как хочется пить, правда, Силы небесные! – воскликнула Мушка.

— Смотрите, друзья, - с восторгом зашепелявил Кро, - на двери торговой палатки гвоздём нацарапан полиндром: «Кулинар храни лук»! Здорово! Сейчас бы на конкурс полиндромов в нашем Волшебном Лесу!

Вся компания уставилась на ставшую родной дверь. Дверь отворилась, и вышла полная девушка с подносом грязной посуды. Пыш последовал за ней за угол палатки. Там торчал ржавый водопроводный кран, Пышка с обаятельной улыбкой помог вымыть липкие чашки и бокалы, расспросил девушку о качестве воды и попросил у неё чистый стакан, из которого напоил всю компанию: от старших до младших. Вокруг лужицы под краном росла зелёная трава, такая пушистая и красивая, что даже подслеповатый Кро заметил её в своих «запотевших от удовольствия» очках.

— И вышли из воды, и состоим из воды, поэтому без воды жить отказываемся, - с блаженной улыбкой сообщил профессор, - но местные вполне обходятся без неё – вот вам новый вид! Интересно, что бы сказал, Дарвин: «мутно - липкие» - это не бакланов и тупиков линейкой измерять! Ха-ха!

Друзья приблизились к открытым торговым рядам, где были сразу же окружены продающими.

— Купите, господин одну из трубок Шерлока Холмса! – предложил профессору эйфоричный продавец, вцепившись в его рукав.

— Зая! Эту вещь нужно обязательно купить! – объявила Че казначею Кролику.

— А Вы, мадам, купите корзинку, в которой был найден младенец Моисей! – предложил с невротической улыбкой другой продавец, трогая обеими руками Че.

— Это же историческая находка! Берём! – воскликнул довольный профессор.

Торговцы ободрились, заблестели слезящимися мутными глазами и перешли в наступление.

— Только для Вас, мадам, красный бархатный халат самой Тётки Черепахи! – визгливо заголосил первый.

— Но халат Тётки Черепахи находится в Лондонском музее, - возразил Кро, - я сам его там видел!

— Он вчера был похищен оттуда! – уверенно закричал торговец.

— То есть, вы торгуете краденным? – спросил Пышка.

— Что Вы, что Вы, господин, мы нашли эту вещь в узелке под Лондоном, она уже никому не принадлежала! – объяснил громко нараспев и путая слова второй продавец.

— Заплати, зая, наконец-то вещь нашла свою хозяйку! – распорядилась самодовольно Че.

— Купите и у меня, мадам, красный бархатный халат Тётки Черепахи! – закричал третий торговец, прилепив свои руки к пухленькой ручке Че, - Тот, что Вы сейчас приобрели – фальшивка!

— Надо купить и этот, на всякий случай, - сказал профессор, - не оставлять же дорогую сердцу вещь в этой ужасной стране!

Как только продавец с деньгами скрылся, в атаку пошёл четвёртый торговец и тоже с халатом Т.Ч. Эта, именно, монограмма была вышита на нём золотом над верхним красным карманом. Через пять минут каждый из группы Войшило имел по бархатному халату с золотой монограммой, но торговцы не унимались, обнимая опешивших путешественников, они со всех сторон предлагали «настоящий халат примадонны».

— Давайте наденем их на себя, чтобы продающие видели, что они у нас уже есть, тогда нас оставят в покое, - предложил поспешно профессор.

Все шестеро друзей надели красные бархатные халаты и продолжили путь по торговым рядам, который оказался более коротким, чем они ожидали. Сзади раздались полицейские свистки, все побежали к выходу, впереди мчалась красная бригада профессора Войшило. У самого выхода друзей окружили стражи порядка и всех шестерых грубо втолкнули в полицейскую машину.

— Изловили – таки! Изловили вас – таки! – возбуждённо объявил задержанным ликующий усатый страж.

— Без адвоката отказываемся общаться с Вами! – заявила Че.

— Без адвоката?! Ха! – выкрикнул полицейский, - По этой статье не полагается адвокат! Зачем он вам, если вы уже получили пожизненное заключение?!

— Это что за статья, позвольте поинтересоваться, - осведомился профессор.

— За государственное преступление! – выкрикнул злорадно полицейский, - Вы вчера своими красными тряпками раздразнили спортивных быков, они вырвались из загона и задавили кучу народа, в том числе и крупных гостей с Востока! И сегодня нам уже перекрыли трубу! А из чего делать ген, наш хлеб насущный, из чего?!

— Но, позвольте, мы сегодня только приехали! – заявил профессор.

— А вот и не правда! Вас видели и уже опознали, не надо отпираться, это как-то не серьёзно! – с довольной улыбкой сообщил полицейский, - Как-то не красиво!

— Это ложь! – прошипела Че.

Она сидела красная от гнева в красном халате, обхватив крепко обеими толстенькими ручками историческую корзинку, пластырь под её глазом отклеился, и набухший синяк свисал багровым мешочком.

— Ух ты, злющая старая пиратка! – завопил полицейский, кривляясь, - На-ка укуси меня за пальчик! Ведь укус черепахи смертелен! На-на , что не кусаешь?!

— Потому и не кусаю, - сказала Че.

Она разом вся обмякла и стала кроткой и бледной.

— Юм, Юм, приди и живи в моём доме! – шептала испуганная малышка Ро, - Помоги нам в нашей беде!

Через несколько минут всю группу профессора Войшило как государственных преступников Зелёного Леса грубо втолкнули в тюремную камеру.

— Вот вам шесть лепёшек и вода в кране, утром разведём вас по «одиночкам», за попытку к побегу у нас отрубают голову! – сказал на прощание страж, радостно оскалившись, и захлопнул дверь.

В камере был только один стул, на который сразу же грузно уселась уставшая Че. Остальные разместились на единственном тюфяке и принялись за чёрствые лепёшки. Че съела свою быстрее всех и решила всплакнуть.

— Давайте вспоминать что-нибудь приятное, - предложила Мушка, - помнишь, Пыш, мы весной гуляли под берёзами, на которых шла оживлённая работа – грачи приводили в порядок свои жилища, и вдруг из гнезда к нашим ногам выпал большой кусок мягкого зелёного мха, а ты сказал: «Эх, какую ценную подушку потеряли!»

— Нам бы сейчас хоть такую подушку, - отозвался Пышка, - одну на всех.

— А мне вспомнилось место, где когда-то стоял дом моего детства, - заговорил профессор, - Я ходил, как-то, кругами вокруг этого места и думал: «Где полянка одуванчиков – там стоял наш большой стол с льняной скатертью, по кайме которой были вытканы снопы и серпы. За этим столом нам разливали из большой фарфоровой кастрюли наивкуснейший суп, по вечерам за этим столом взрослые шумно играли в карты, а в углу весело потрескивала печка – голландка; мы же, дети, сидели с ногами на диване и разглядывали пыльные картины в рамах. В зимних сумерках они оживали: на картине «Московский дворик» лошадь, явно, вздрагивала гривой, а на картине «Иван Царевич на сером волке» царевна иногда вздыхала украдкой, а у волка с языка капала слюна».

— В такие минуты, как сейчас, мне вспоминается самое ужасное, - сказала Че, - когда я только начинала музыкальную карьеру, находились десятки людей, которые ненавидели меня только за то, что я была не такая, как они. Эти злые люди нанимали целые бригады шикальшиков, которые освистывали и ошикивали меня на спектаклях. А когда меня признал весь музыкальный мир, они начали целовать следы от моих туфель на асфальте, когда я бежала из такси в театр. И это, второе, было ужасней первого!

— Да-да, - сказал огорчённо профессор, - я Вас отлично понимаю, мои коллеги часто воспринимали мой успех, как личное оскорбление, в лучшем случае говорили обо мне: «Списал у Дудкина или скачал из интернета!»

— Я думаю, мы не страдаем такой злобностью, потому, что мы все творческие, - сказал Пыш, - а творчество – это освобождение, очищение сознания.

— Я думаю, имеет место более сложный механизм очистки сознания, - сказал профессор, - разберёмся, как оно темнеет в ходе неправильного выбора: обмануть – не обмануть, часто выбираем – обмануть, а в сознании – тёмное пятно, так как сознание создано светом и из света, оно не терпит лжи; взять или отдать, чаще выбираем – взять, а в сознании – тёмное пятно, потому что свет – субстанция дающая, а не берущая. Мы постоянно ошибаемся с выбором, а сознание наше сразу же реагирует, потому что оно живое.

— Механизм очистки сознания крайне прост: покаяние и добрые дела, - сказала усталым голосом Че, - кайся и кайся!

— Я каюсь,- сказала неожиданно Рокки, - я забыла… я умолчала о том, что на рынке попила этого напитка, пока вы все пили воду!

— Но зачем, Ро? – удивился Кролик.

— Из любопытства, Кро, отвечала печальная Рокки, - а может из чувства стадности, а может из-за моей внутренней порочности, мы ведь, даже, не знаем, кто были мои биологические родители!

— Рокки! Хватит рассуждать, пойдём к умывальнику, я помогу тебе промыть желудок, - решительно заявила Мушка.

— Нет, нет, сначала мне было противно, а теперь я бы ещё попила такого напитка, - ответила Ро депрессивно.

Че никого не слушала, она с ужасом смотрела в угол.

— Рокки, - шёпотом спросила Че, - что это?

— Не бойтесь, мамочка, это только маленькая серенькая мышка, - сказала равнодушно Ро.

Это известие стало, однако, последней каплей, Т.Ч. сжалась от страха и зарыдала, как дитя.

— Я не послушалась дедулю и затащила своих близких в эту дыру! – причитала она, - Дорогие мои предки, помогите нам выбраться отсюда, о мои дорогие ненаглядные предки, столь любимые мною!

— А ты будешь, Клотильда, называть прапрадеда Фемистоклюса «трухлявым пеньком, поросшим мхом»? – прозвучал сверху строгий голос.

— Никогда! – воскликнула горячо Че, озираясь по сторонам.

Прямо к ней на колени упал сверху ключ, который сразу схватил проворный Кро и начал его рассматривать.

— Так, проверим Вашу наблюдательность, - предложил профессор, глядя на Че, - вода из ванны вытекает по часовой стрелке или против часовой?

— Так это понятно, друг мой, холодная – по часовой, а горячая – против, - неуверенно предположила Че, смахивая последнюю слезинку.

— А вот и нет! Всё зависит от того, в каком полушарии Вы принимаете ванну! – возбуждённо заговорил Войшило, - Этот ключ, явно, от маленького окна под потолком, ведь в двери нет замочной скважины! Я это заметил сразу, хоть я и не Шерлок!

— Я допрыгну туда, - сказал Кро, - связывайте скорее пояса от халатов!

Кро с ключом и красной верёвкой разогнался и допрыгнул, словно долетел, до небольшого окна под потолком, проворно открыл его, выглянул и перекинул вниз верёвку, по которой все выбрались в глухой садик с сухими деревьями. Че захотела подниматься последней, считая себя виновницей происходящего. На самом деле она обвязала себя верёвкой, а остальные тянули её. Тучка сползла с луны, и профессор, Кро, Ро, Пышка и Мушка увидели верхнюю часть Т.Ч., плотно застрявшей в окошке.

— Теперь мне отрубят голову! – сокрушённо выдохнула Т.Ч., и слёзы потекли из её глаз прямо на сухую землю.

Кро разбежался, подлетел и повис на её толстеньких ручках, но Че разжала пальцы, и он упал на профессора, пытавшегося залезть на шершавую стену, обдирая при этом руки, теряя очки и разную мелочь из карманов.

— Бегите, умоляю вас, убегайте! – громко шептала сквозь слёзы Че.

— Юм! Юм! – приди и живи в моём доме, только помоги нам в нашей проблеме! – с лихорадочным блеском в глазах повторяла и повторяла Рокки.

— Не бойтесь, Тётушка! А вы все растяните под ней халат! – воскликнула Мушка.

Она встала на колени, вся розовая от волнения, протянула тонкие ручки к небу и воскликнула: «Силы небесные!»

Чёрное бархатное небо, украшенное стразами звёзд, дрогнуло, открылась маленькая дверка, в которой показалось большое ухо, ещё более розовое и волнующееся, чем сама Мушка.

— О, Силы небесные! – с жаром прошептала девушка, - Помогите Тётушке Че выбраться!

Ухо исчезло, дверка закрылась, все с надеждой уставились на Т.Ч. Она зажала двумя ручками рот, чтобы не закричать, глаза её от ужаса стали, как два синих блюдца.

— По моей левой ноге бегает маленькая серенькая мышка, - еле слышно прошептала Че.

Профессор, Кро, Ро, Пышка и Мушка живо подняли за края один из халатов, и Че, как пробка из бутылки шампанского, вылетела в их заботливые руки, перечеркнув законы физики.

— Благодарю вас, Силы небесные! – радостно воскликнула Мушка, опуская на землю свой край халата.

— Варенька! Дорогая моя Варенька! – воскликнул прослезившийся профессор, встав перед Че, как бравый гусар, на одно колено, - Как же я рад! Я давно хотел Вам сказать… сделать Вам предложение, и вот этот момент настал! Осчастливьте, царица!

— Варенька? – ревниво прошепелявил Кро.

— Но как Вы догадались, друг мой? – еле проговорила сквозь слёзы Че, сияя от счастья.

— Вы же сами дали мне свой паспорт для оформления визы! – ответил не менее сияющий профессор, - Вы старше меня всего на 15 лет, но и Агата Кристи была старше мужа на 15 лет, и это не мешало их счастью!

Кудряшки Че распушились и засеребрились, глаза блестели, как два драгоценных сапфира, как две ясных синих звезды с белыми лучиками на щеках Че, потому что все морщинки на её загорелом лице разгладились, отчего и появились, белые не загоревшие лучи. Она была сказочно хороша!

— Я бы ответила Вам: «Мне нужно подумать…», но дедуля сказал, что я уже не подвенечная, - сказала Че, и два синих сапфира померкли.

— Клотильда, то есть, Варюша! Смотри, что у меня есть! Лови, детка! – раздался весёлый голос Фемистоклюса из оконца, в котором не давно торчала Че.

Кро подпрыгнул и поймал что-то блестящее.

— Маменька, это Ваше кольцо, за которым мы все лазили в подполье! – заявил Кролик, - Это оно! Я его узнал!

— Нет, зая, у меня никогда не было такого большого золотого перстня с таким крупным алмазом, и, кроме того, на нём что-то написано! – ответила Че.

Она надела поверх своих очков очки Кро и очки профессора и прочла вслух: «Дорогой нашей Клотильде в день свадьбы от всех предков, столь почитаемых ею».

— О, это Кольцо предков! – торжественно произнесла Ро, - Как романтично!

Все начали рассматривать Кольцо предков, передавая его друг другу.

— А это Вам, господин профессор, - раздался из окошечка голос довольного Фемистоклюса, - трубка, которая, якобы, давно принадлежала Шерлоку Холмсу, и которая не так давно была «маленькой серенькой мышкой»! Хи-хи-хи! Но вам пора в ту самую дверь!

— Что же Вы ответите, госпожа моя! – спросил в нетерпении профессор.

— Я всё скажу за первым чаепитием на нашей полянке! – отвечала с улыбкой, полной очарования, Варвара Никифоровна, - А сейчас нужно закопать эти ужасные халаты!

— Нет, дорогая, - заявил решительно профессор, - мы возьмём их с собой, если бы не они, у нас не было бы шанса, где бы мы взяли верёвку? И у меня не было бы шанса открыть Вам моё сердце!

Варвара Никифоровна вместе с Войшило аккуратно уложили в историческую корзинку исторические халаты, туда же, на самое дно, положили трубку сыщика и Кольцо предков.

Друзья хотели помахать дедуле, но окошечко было плотно закрыто, и они вошли в заднюю дверь «Гнёзда Рафаэля».

В полутёмном прокуренном холле за толстым стеклом висели картины.

— Обратите внимание, друзья, - сказал профессор, - днём здесь, видимо, торгуют крадеными картинами, посмотрите, «Муза в красном» нашего Кота стоит в два раза дороже, чем «Водяные цветы» Клода Моне и в три раза дороже, чем «Одуванчики» Дюррера!

— Если бы Кот не воровал кастрюльные крышки, у него бы не украли картину, - глубокомысленно заметила Варвара Никифоровна.

— Если следовать Вашей логике, матушка, - прошепелявил Кро, - Моне и Дюррер тоже были воришками!

— Зая, ты же не думаешь, что можно украсть имущество у покойников? Его можно украсть у проворовавшегося музея, - не спеша объясняла Че, сравнивая свой халат на картине Кота с теми, что лежали в корзинке, - Да, воротник совсем другой, ведь это был ещё довоенный фасон! Похоже, нас обманули.

Усталые от потрясений путники вошли в большое помещение, над входом которого висела вывеска: «Зал интеллектуальных бесед». Здесь можно было дождаться полуночи и встречи с группой Фиги. По липкому полу друзья проследовали в самый дальний угол к свободному столу. За соседним столиком сидели три мужчины, они пили ген из высоких бокалов и громко разговаривали между собой, не обращая ни на кого внимания, как и все в этом зале.

— Я их сразу узнал, - возбуждённым шёпотом сообщил профессор, - толстый и лохматый похожий на Ральфа Дорендорфа – это Африкан Горилкин, главный редактор одного из популярнейших журналов, где напечататься – не сбыточная мечта; рыжий и лысоватый – всемирно известный учёный Федя Крик; в шляпе и с красным носом – Поль Синяк, думаю, никому не нужно объяснять, что это художник с мировым именем! Послушаем их беседу!

— Нет ли этого клопа в стакане?! – воскликнул грозно Синяк, эйфорично двигая бровями, - Кто бы мне сказал, что клоп – это ловушка для тараканов, я бы не поверил!

— Хотите знать, братцы, как я стал тараканом? – слезливо заговорил Африкан, - Я страдал «синдромом редактора», то есть, сам иногда пописывал, а когда мне приносили что-нибудь интересненькое, я прятал эту рукопись в дальний ящик стола! И столько я напрятал, а рука выбросить не поднималась, что мне уже стало тесно в моём пространстве! К тому же мой стал начал зловеще гудеть, как улей! Что там «мальчики кровавые в глазах», когда тебя и днём, и ночью преследует твой собственный письменный стол! Я пошёл к психиатру, а он мне: «Меньше надо пить, Африканушка! У тебя мешки под глазами, как карманы у Рокфеллера!!» А я ему: «Это почечная недостаточность от глубокой печали!» Тут и появился зелёный гений, который пообещал мне бесшумное местечко, где я буду жить среди великих людей, не испытывая завести! И вот я туточки! В этом отстойнике человечества я пишу диссертацию о зависти! О той самой зависти, которая погубила мою широкую душеньку! Я расскажу вам, милые мои, занятную древнерусскую былину: сидят богатыри за столом, как мы, только пьют, конечно, не это пойло, один из них говорит: «Братцы мои, я вчера вороного жеребца купил, холкой поведёт, словно серебром взыграет!» Богатыри насупились, в кружки уставились, а второй говорит: «Ой, братцы мои, что конь? Я два дня назад купил себе такой меч, что дамасская сталь рядом с ним отдыхает! Рукоять вся в каменьях!» Богатыри запыхтели в кружки, совсем помрачнели, а третий говорит: «Ох, братцы мои, что меч? Вот я неделю назад женился! Жена, что пава, как улыбнётся, словно солнышко встаёт, как косу распустит, словно реченька блестит!» Богатыри почернели, как туча, а один вскакивает и говорит: «Братцы мои, помните мы вчера спорили: кому ехать на заставу, где птицы не поют, деревья не растут и откуда живым никто не возвращается? Вот пусть он и едет, понежился с молодой женой, а теперь пусть поохраняет родные границы!» Мы завидуем не всему, всему завидовать – это патология! Я, например, до слёз хотел написать поэму «Мальчики и пальчики», в ней молодые заботливые няни должны были ухаживать за карапузами. Они их холят и лелеют, но, как только отходят от игр и забав, и начинают наставлять на дельное и серьёзное – шалуны откусывают у нянюшек пальчики! Хотел – да не смог! Почему какой-то плюгавенький Майонезов может, а я нет? Я завидовал ему безмерно! Зависть повсюду! Проанализируйте такие выражения: «Втюрился! Влюбился по уши!» - это же воплощённая зависть!

Африкан страшно вращал мутными глазами между опухших век.

— А я поведую вам, ребятки, ещё более печальную историю, - сказал Синяк, - не знаю, как там в музыке или в поэзии, а в живописи так: Иванов берёт светотень у самого Бога, Петров – у Иванова, а Сидоров – у Петрова и так далее, пока светотень не превращается в поющий ушастый баклажан! Так вот, я всегда был в этой обойме Сидоровым, а мне до слёз хотелось быть Ивановым! А для чего хотелось? Чтоб скупить все европейские ведущие галереи, чтоб быть хозяином воплощённых творческих душ! Я понимал, что быть Ивановым и одновременно хозяином – это всё равно, что сидеть на Северном полюсе и ждать пингвинов, но я не хотел в это поверить! Тут и подоспел ко мне клоп-вонючка, который пригласил меня в «государство безмерных перспектив»! И вот я такой же «тарик», как Африкан, влипший в ту же самую слизь! Мы все здесь мутно-липкие, потому что у нас утрачено понимание ясности, мы не знаем правды, только – полуложь, оттого и липнем маниакально друг к другу в надежде высосать хоть крупицу правды! И самое ужасное, ребята, мы не хотим уже уезжать отсюда, мы пригрелись в загаженном гнезде на тёмной стороне времени!

— Моя тараканья история ещё банальней, - сказал Крик, - Я хотел того, что хотят все: поклонения и власти. Я изобрёл «чудо-кнопку», допустим, кто-то из вас написал научную статью, я её проверяю на компьютере на предмет плагиата, оказывается, что уникальность текста только семнадцать процентов, а остальное скачено из разных источников, но я нажимаю «чудо-кнопку», и машина выдаёт анализ статьи с уникальностью текста в 71 процент! Ко мне потянулся весь научный мир за процентами! Но мне хотелось такую кнопку, чтоб коллеги мне не только платили, но ещё спрашивали моего разрешения на все важные действия своей жизни! Мне хотелось быть менеджером их судеб! Я бился до полного облысения черепа! И вот появился зелёный человечек, а остальное вам известно. Но как же я страдал здесь в первые дни! Здесь же все говорят друг о друге только мерзости, думают – только гадости! Я ходил словно обвешенный чёрными жирными грязными хвостами! Я был весь больной от их слов, мыслей и взглядов! Я раньше считал, что можно почернеть и заболеть только от своих грехов, но здесь бы и у ангела почернели крылья! И самое ужасное, что многие из них ещё называли себя христианами! Вот эти – недоразвитые, не имеющие ни одной доброй мысли или доброго чувства! И вот я один из них, теперь мне уже кажется, что они обычные – нормальные, развитые, добродетельные! Мы сравнялись с ними в сером цвете, стали частью однородной серой массы!

— Не согласен, - выкрикнул Синяк, - мы не серая масса мы яркие липности!

Группа профессора Войшило во все глаза смотрела с глубоким сочувствием на «мутно-липких». Варвара Никифоровна утирала платочком слёзы, но услышав о страданиях учёного, она не выдержала, вся собралась, как перед выходом на сцену, и воскликнула: «Потерпите, друзья, мы сегодня вернёмся на родину и организуем экспедицию, которая освободит вас!»

— А вы кто такие? – испугано спросил Синяк, оглядывая спутников Варвары Никифоровны затуманенным взглядом. Этот взгляд остановился на Мушке и художник, приняв вальяжную позу, произнёс: «Фея с золотыми волосами и матовой кожей, мне нужно написать Ваш портрет, если я ещё отличу охру от кадмия! А освобождать нас не надо! Мы птенцы самого Рафаэля, сам Рафаэль свил для нас гнездо!»

— Но кто вы? На наших козлов вы не похожи, - пробасил Африкан, - вы не похожи и на энергично – наглых хулиганов и завистников из Синего Леса, вы напоминаете, скорее, добродушно – романтических чревоугодников из Волшебного Леса, не удивлюсь, если кто-то из вас сочиняет стихи такого типа: «Утки, дорогие мои утки, наконец-то вы вернулись к нашему заснеженному бережку!» Передайте вашему пресловутому Майонезову, что я набью ему при встрече морду! Будут ему и мальчики, будут и пальчики!

— Прекрасные строчки, - сказал красный Пыш с обидой в голосе, поднимаясь со стула, - про уток, конечно.

И тут он что-то заметил в стаканах мутно-липких.

— Смотрите, зелёно – розовая курица! – воскликнул Пышка.

Он поднял голову, но на потолке висела только зеркальная люстра, а из стакана Крика на Пыша злобно смотрел зелёный Юм в розовой накидке, в розовых сапожках со шпорами и в красной свисающей зубцами, как гребень, шапочке.

Крик, Горилкин и Синяк поспешно загремели стульями, подобострастно вперяясь мутными взглядами в стаканы, шатаясь в разные стороны, принялись кланяться отражению клопа, повторяя в разнобой: «Поклоняемся! Поклоняемся! Только налей на халяву, батя!»

— Пойдёмте в другой зал, друзья, - сказал огорчённый профессор, - здесь так накурено, что и красный воробей примерещится, а эти товарищи нас уже не слышат и не видят, как я и предполагал, ген разрушает сознание, увы, увы.

Команда верных друзей вошла в «Зал творческих состязаний», где играла приторно – чувственная музыка из модной композиции «Рвотный порошок». К вошедшим сразу же подбежал молодой человек с микрофоном - ведущий шоу.

— Представьтесь, пожалуйста, и ответьте на вопрос: «На какие типы делятся люди?» - спросил он.

— Войшило, - скромно сказал профессор, - а все люди делятся на «развитых» и «не развитых», можно называть последних «зелёными». Вся проблема в том, что им приходится жить вместе: «развитые» смеются над «не развитыми», а «не развитые», которых гораздо больше травят «развитых», хотя и во всём подражают им.

— А кто такие развитые? – удивлённо спросил ведущий шоу.

— Те, у которых развиты все 4 составляющих: чувственная, рациональная, душевная и духовная, - сказал усталый профессор.

— А если у человека развита только одна, как Вы говорите, составляющая? – осторожно спросил ведущий.

— То, перед нами – больной монстр, - ответил учёный.

Молодой человек обратился к Че.

— Варвара Никифоровна, - с достоинством произнесла она и продолжала с присущим ей женственным обаянием, - чем больше в человеке божьего, тем сложнее определить его тип, легко тип можно определить у чисто биологического природного человека. Я думаю, что все люди делятся на «сытых» и «не сытых»: «сытые» - самодостаточны, они всё, что хотят – могут; всё что могут – хотят, у них всегда всё хорошо получается, а «не сытые», что хотят – не могут, что могут – не хотят; они часто превращаются в «завистливых хищников»!

— Этот тип людей, наверное, самый интересный, - со снисходительной улыбкой сказал молодой человек.

— Для психиатров – несомненно! – вставил профессор.

Ведущий пригласил всю группу Войшило поучаствовать в конкурсе поэтов, где будут разыгрываться большие денежные призы. Пышка поспешил к столу жюри, чтобы зарегистрировать свою кандидатуру. На месте председателя жюри восседал Бобёр в оранжевом галстуке и жёлтых туфлях, рядом с ним - скромная девушка с длинными волосами, и котята с улицы академика Лизалкина.

Приторная музыка умолкла, включили розоватый свет, любители поэзии зааплодировали, на сцену поднялся сам Бунькин в расстёгнутой до пояса красной атласной рубашке – приземистый крепыш с большой «антистрессовой подушкой» под рубашкой. Он нервными движениями растрепал до художественного беспорядка шевелюру и начал читать свои новые стихи несколько с надрывом:

«Выхожу один я на дорогу

В старомодном ветхом шушуне,

В студеную зимнюю пору

Перчатка с левой руки на мне!»

Любители поэзии ликовали, а Бобёр воскликнул: «Ай да Бунькин, ай да щукин сын!» И потише добавил для котят: «Помним, что он собу…, то есть, товарищ за трапезой академика Лизалкина!»

На сцене, между тем, уже стоял долговязый, порой, одиозный Мунькин, который собрался прочесть своё стихотворение «Самость». Он ухватился за подтяжки, подпрыгнул несколько раз, как парашютист, раскинул длинные руки и «полетел»:

«Я вижу красный квадрат

И я лезу в него!

В нём я вижу белый квадрат

И я лезу в него!

В нём я вижу синий квадрат

И я лезу в него!

В нём я вижу чёрный квадрат

И я лезу в него!

И я вижу в нём мужика с топором,

И я понимаю, что это Малевич,

А может быть это – я САМ!»

Слушатели приняли «Самость» с восторгом, а Бобёр воскликнул: « Ай да Мунькин, ай да щукин сын! Превзошёл самого себя!», а потише для котят добавил: «Не забываем, что он одноклассник и, кажется, родственник Лизалкина! За него нам академик шею свернёт!»

Затем читала свои стихи женщина по фамилии Никакая, но стихи были интересными, о том что им в отделе повысили бонусы, дали тринадцатую зарплату и главный бухгалтер обещал ещё дать премию. Позитивная поэзия возымела действие, все смотрели на поэтессу с приятными улыбками. Бобёр многозначительно сообщил котятам: «Всегда поддерживайте сильных и тех, кто много имеет – не ошибётесь!»

Последним выступал Пыш. Усталый и бледный он поднялся на сцену. Че в это время горячо шептала Бобру и котятам: «У Пыша большие материальные трудности, поддержите своего земляка! Это наша гордость!» Те обещали ей поддержать «нашу жемчужину».

Пыш объявил, что он для всех прочтёт своё новое стихотворение «Одуванчики», отчего в зале сразу наступило напряжение. Поэт начал читать просто, но энергично:

«Ты звезда и я звезда –

Россыпи соцветий,

Ты всегда и я всегда

Жили меж созвездий.

Луг зелёный и стога

В золотом разливе,

Только синие луга!

Кажутся счастливей!

Ты слуга и я слуга

Жадных, злющих пчёлок

Видим синие луга

Из-под чёрных ёлок.

Лишь последний луч угас,

Жмёмся, что есть мочи,

Одуванчики на нас

Сверху смотрят ночью!

Солнце – я и солнце – ты,

Зорька у порога!

Вот любимые цветы

Ангелов и Бога».

Пышка закончил и старомодно почтительно поклонился. Аплодировали только профессор, Варвара Никифоровна, Мушка, Кро, Ро и две маленькие девочки в первом ряду. Девушка, скромного вида, с длинными волосами, подруга Бобра, неожиданно привстала и закричала во все горло: «Смерть одуванчикам! Сбреем последний одуванчик с лика планеты! Даёшь гламур!»

— Простите, голубушка, - сказал осторожно профессор, - но, гламур – это маска на лице больного проказой.

Девушка взглянула на него как на больного старикана.

— Одуванчики будут всегда! – сказала звонко маленькая девочка из первого ряда.

— Одуванчики будут всегда, потому что мы будем плести из них веночки, - сказала ещё более звонко другая маленькая девочка из первого ряда.

Бобёр никого не слушал, он уже подводил итоги конкурса: первая денежная премия присуждалась Бунькину, вторая – Мунькину, третья – Никакой, остальных жюри благодарит за участие.

— Не огорчайся, Пышь, - сказал первый котёнок с улицы академика Лизалкина, - после своей смерти ты будешь сказочно богат, помяни моё слово, старина!

— А тебе не кажется, Пыш, что талант уязвляет людей? – спросил второй котёнок.

— А это как-то не гуманистично, Пыш, - заметил третий из котят.

— Особенно, если этот талант не от Бога, - сказал четвёртый, глубокомысленно подняв вверх указательный палец.

— Да и какое отношение имеет эта тема к нашей, так сказать, родине, к нашему Волшебному Лесу? – спросил пятый.

— Да и председатель сказал, что не все твои стихи – твои, надо быть честным, Пыш! Кроме того, медицинская организация предупреждает, что майонез опасен для здоровья, может быть тебе сменить псевдоним? Короче, скажи спасибо Пыш, что не посадили и не оштрафовали! – резюмировал шестой котёнок.

— Всё, ребята, на сегодня мы уже согрешили, расходимся, - закончил рефлексию Бобёр, снимая оранжевый галстук.

Гнездо опустело.

— Я тебе расскажу одну историю, сынок, - сказала ласково Варвара Никифоровна, - в Англии жила очень добрая женщина, бывшая медсестра, но ей не удалось скопить денег на старость, как и многим другим, кто больше отдаёт, чем берёт. Однажды она делала в своей квартире ремонт и забрызгала побелкой старую – престарую картину, которую давно пора было выкинуть. Но женщина отнесла её в мастерскую почистить. Там ей посоветовали показать картину экспертам, хозяйка картины так и сделала. Эксперты признали в этом полотне подлинную работу Леонардо да Винчи! Добросердечная женщина жила безбедно до конца своих дней. И на твои работы, мой мальчик, найдутся эксперты, а не котята, потому что Бог никогда не оставляет без помощи добрых людей!

— А вот и мы, - неожиданно за их спинами прозвучал голос Фигурки.

Друзья вздрогнули и обернулись с радостными улыбками. Но как же выглядел герой и его группа! Фига со спутниками, вымазанные мазутом, в синяках и ссадинах еле стояли на ногах. Фигурка сжимал грязной рукой баночку с остатками вишнёвого варенья.

— Где Юм? – спросил Фига у Пыша.

— В соседнем зале, хотя мне никто не верит, - ответил поэт.

Фигурка стремительно прошёл в «Зал интеллектуальных размышлений», остальные последовали за ним, не совсем понимая его действия. В зале оставались только три знакомых интеллектуальных гиганта: Африкан Горилкин, Федя Крик и Поль Синяк. Все трое храпели, как сибирская кошка из ресторана «Исаак Ньютон», положив головы на круглый липкий стол и обхватив руками стаканы с мутным напитком.

Фига, открыв баночку и уставившись на зеркальную люстру, заговорил голосом гипнотизёра: «Юм! Посмотри, что я принёс для тебя! Свежайший человеческий мозг!»

Где-то наверху послышался шорох, все уставились туда и увидели на полке маленькое бархатное креслице, а в нём заспанного не довольного зелёного Юма в розовой накидке и в красной шапочке с зубцами.

Юм злобно уставился на Фигу.

— Посмотри, Юм, я принёс тебе мозг академика Дудкина, твоего оппонента, который разносит в пух и прах твои научные статьи в печати! Попробуй!

Юм не заставил себя уговаривать, он живо скинул накидку и шапочку, расправил крылышки и нырнул в банку. Фига, мгновенно закрыв крышку, поставил банку на свободный столик и пригласил друзей присесть и послушать важные новости.

— Отпусти его! Ты воспользовался его доверчивостью! – неожиданно резко закричала Ро, пытаясь схватить банку с пленником, - Всякая жизнь имеет право на существование! О, он весь в крови!

Все уставились на банку, внутри которой, злобно ругаясь, прыгал Юм, вымазанный вишнёвым вареньем. Он прижимал то и дело лицо, перекошенное гримасой к стеклу, отчего оно становилось ещё безобразней.

Друзья вопросительно посмотрели на Фигу.

Он, встав на стул, поставил баночку в мягкую пыль на самую высокую полку под потолком, где долгие годы «не ступала нога человека».

— Юм и академик Лизалкин – это одно лицо сказал Фига, спрыгнув со стула.

— Зелёная «вонючка» - это всемирноизвестный учёный? – с недоверием прошепелявил Кро.

— О, как же я глуп! – воскликнул профессор, стукнув себя по лбу ладонью, - Как я мог забыть, что Лизалкина зовут Юлий Маузерович?! Но его памятник? Я сам возлагал ромашки к ногам бронзового высокого худощавого старика с бородкой и со шпагой, видимо, чтобы сокрушать ею гранит науки!

— Да, - объяснил Пышка, - я помню эту историю: на складе оказался только памятник Дон Кихоту, а на другой у нашего правительства не было денег.

— Итак, что мы имеем, - сказала хладнокровно Варвара Никифоровна, - Юм и Лизалкин – одно лицо, как и розово-зелёная курица, которой поклоняются мутно-липкие аборигены. Не много.

— Мы имеем больше, - сообщил Фига с усмешкой на осунувшемся породистом лице, - из этой страны нет выхода.

— Совсем?! – одновременно раздались несколько голосов.

— Насколько нам удалось выяснить, - сказал печально Фигурка, - мы пришли на вокзал, но оказалось, что один билет отсюда стоит в десять раз больше, чем билет сюда. Не теряя времени, мы нанялись мыть и ремонтировать дорогие машины в гараже некоего «хозяина», за полдня заработали нужную сумму и поспешили к кассе, где услышали, что билеты подорожали в пять раз. В гараже мы так … загваздались, что не отличались от попрошаек, встречавших поезда. Не раздумывая, наша группа присоединилась к ним. Нам подавали щедро многочисленные туристы, особенно Берёзе, жалобно мяукающей и клянчившей на всех языках мира. Через три часа мы были возле окошечка кассы, из которого услышали, что на ближайший месяц билетов нет. Что оставалось? Начали наблюдать и соображать, как без билетов пробраться в поезд. Поезда останавливались часто, но, как мы заметили, приезжающих – много, а уезжающих – ноль! Мимо нас шли пустые вагоны, в кассе не продавали билеты, а полицейские и близко не подпускали желающих уехать к перрону. Тем, кто проявлял настойчивость, давали тройной ген, они успокаивались, и их куда-то увозили. Происходящее нам показалось более чем странным. За двести зелепанов мальчик – попрошайка рассказал нам, что всё здесь принадлежит хозяину – академику, уехать и убежать отсюда не возможно, так как эта сухая земля окружена не проходимыми болотами. Хозяин летает по всему свету и заманивает сюда разными обманами самых богатых, самых умных и самых одарённых! Он питается только чужими мыслями! Не брезгует и серым веществом!

— Так вот ты каков, академик Мариарти! – сказала Варвара Никифоровна в сторону баночки на пыльной полке.

— Не будем медлить, пока нас не хватились в тюрьме, идём к старому Лисопеду в Музей быта! – воскликнул энергично профессор и схватил «историческую» корзину. А Мушка схватила за руку Ро, пожелавшую допить напиток Горилкина.

На выходе друзья обратили внимание на то, что лавка краденых картин открыта, там сидел у кассы всё тот же Бобёр.

— На ваши деньги можно купить картины Дюррера и Моне или выкупить для Кота «Музу в красном», - прошепелявил с умным видом Кро, указывая на мешок с деньгами.

— Намалюет другую, - отрезал Фига, - а деньги нам могут понадобиться.

Никто не возражал.

Дверь в Музей быта оказалась не запертой, несмотря на поздний час. Путешественники вошли в полутёмное помещение, где при свете уличных фонарей увидели две грузные фигуры, сидящие в креслах. Одна поблескивала и, видимо, была не живой, казалось, что она сделана из чистого золота. Во второй фигуре друзья узнали горбуна – чистильщика, в чёрном плаще и в клоунской маске, из-под которой торчала чёрная борода.

— Ох, - вскрикнула Варвара Никифоровна со страхом и схватилась за сердце.

Кро, отпустил руку Ро и, подбежав к матери, взял её за тёплую пухленькую ручку.

— Не бойтесь, матушка, это чистильщик, я сразу узнал его, у него развита только одна составляющая сознания, связанная с мыслительными процессами, и все электро-магнитные импульсы сосредоточенны только в этой части, поэтому он умеет читать мысли и моделировать чужое сознание, вследствие чего этот больной монстр считает себя божественным! – мысленно сказал Кро в сторону уха Че.

— Что из того, Кро, что я чистильщик? – раздался изнутри сидящей фигуры утробный, громкий и властный голос, от которого, все вздрогнули, - Я и чистильщик и король, и злой клоун и музейный работник, и директор театра и актёр, и стрелок и коллекционер! Что из этого, Кро?

Наступила, как говорится, гробовая тишина. Чистильщик взял себя в руки и продолжил, словно отрыгая слова: «У вас, господа, есть два выхода: или коленопреклонно поклониться моему золотому изваянию, или принести дар моему музею. Конечно же, этот дар должен быть золотым».

Наступила не ловкая пауза, не двигались даже тени оцепеневших фигур.

— Рокки! Мне нравятся твои духи, - прозвучал тот же ужасный нутренной голос, - в них чувствуется аромат восточных благовоний!

Малышка Ро увидела возбужденно блестящие глаза в прорезях клоунской маски, устремлённые на неё и решила, что ей нужно за всех поклониться этому комедианту.

Она попыталась встать на колени, но Мушка крепко державшая её руку, так сжала ей пальцы, что Ро от боли застыла на месте.

— Рокки! – затрубила мрачная грузная фигура, укрытая чёрным плащом, - Твой муж больше любит свою мать, чем тебя, и так будет всегда. Оставайся здесь, Рокки! Мы с тобой поиграем в странную, но интересную игру: ты будешь уменьшаться, а я – увеличиваться! Посмотри на портреты этих красивых женщин, висящие на стенах, это всё знаменитые актрисы, балерины, певицы, но они так уменьшились, что перестали существовать!

— Если он сделает к ней хоть одно движение, я перегрызу его бычью шею! – подумала напряжённая Че.

—Этого не произойдёт, маменька, - мысленно ответил Кро.

Пыш шагнул и закрыл напуганную Рокки своим широким телом, Фига стал рядом с ним – плечом к плечу. Чистильщик, явно, был удивлён их реакции. Первым из комы вышел профессор.

— Я предлагаю в дар Вашему музею отличные золотые часы, которые даже имеют собственное имя – «Подарок раджи», - сказал дипломатично он, расстегивая браслет часов, - очень тяжёлые часы!

— Разумно! Ценю Ваше великодушие, господин профессор, они будут лежать в витрине моего музея между портсигаром Македонского и мобильником Наполеона! – проговорила утробно фигура.

— О! – изображая восторг, отозвался Войшило, передавая часы Лисопеду, который царственно указал на дверь.

В эту дверь, натыкаясь друг на друга, поспешно выбежали путешественники, последним вышел Кро, он галантно поклонился Лисопеду и спокойно закрыл за собой дверь.

Друзья оказались, как им показалось, на слабо освещённом перроне станции метро, где сразу же заметили вагончик дрезины, в который вошли не раздумывая.

Парраличини как самый опытный водитель взялся управлять дрезиной.

— Как же здесь воняет конским помётом, - сказал Фига, - этот самодовольный тип, наверное, любит покрасоваться на лошади!

— Могу представить каковы её размеры, чтоб на неё смог влезть такой здоровяк! – откликнулся Пыш.

— Думаю, она больше моего Осла, - задумчиво произнёс профессор.

Че плюхнулась на сидение и заявила: «Пусть наш путь пропах навозом, но это путь к свободе!»

— Хотелось бы так думать, дорогая, но не человеческие ли кости белеют на шпалах? – сказал озадаченно профессор.

Рокки вздрогнула всем телом и завопила: «Это кости женщин, которых он съел! Я вся в чёрной ваксе! Я хочу принять ванну!»

Она зарыдала, прижавшись к Варваре Никифоровне, истерично и безутешно. Адриано наконец разобрался в управлении, и дрезина поехала по тоннелю. Сухое потрескивание на рельсах приводило всех в ужас. Перрон, однако, как ожидали путешественники, не кончался, на нём появились экспонаты. Это были многочисленные унитазы всех форм, времён и народов. Рядом с каждым из них стояла табличка, указывающая, что данный экземпляр принадлежал в таком-то веке такому-то патрицию, или феодалу, или кардиналу, или другому вельможе. Многие экспонаты, сделанные из цветного фарфора и расписанные лотосами, фруктами, попугаями, напоминали оригинальные произведения искусства. Дрезина сама остановилась возле гигантского унитаза, размером с двухэтажный коттедж, и сколько Паралличини не трудился, не двигалась с места.

Из-за унитаза вышли четыре дракона, которые велели путникам выйти на перрон.

— Началось! – сказал Фига, - возьмёмся за руки, и ничего не бойтесь!

— Вы должны отгадать четыре загадки, тогда мы вас пропустим вперёд, - сказал первый дракон со свирепой физиономией, - вот вам первая загадка: что такое время?

— Это ДНК Вселенной! – не раздумывая сказал профессор.

— Ответ принят, - сообщил удивлённый дракон.

— Вторая загадка, - заговорил второй дракон с ещё более свирепой мордой, - две пёстрые ленты переплетаются между собой и соединяются тремя палочками?

Друзья наморщили лбы.

— Это что-то, связанное с Шерлоком Холмсом, - прошептала Варвара Никифоровна, - в одном его деле были пёстрые ленты.

— Нет, нет! Я знаю, - сказал Пыш, - это просто ДНК, а три палочки – это водородные мостики!

— О нет, это гениально! – воскликнул профессор, - Но такие же мостики есть и в ДНК Вселенной, то есть, во Времени! Дайте мне скорее клочок бумаги, это надо записать, ведь это не что иное, как «мостики Фемистоклюса»! Целые народы могут переходить на новый этап развития, и, наоборот, целые народы могут прекращать развитие!

— Не отвлекаться! – рявкнул злобно третий дракон с очень свирепой рожей, - Третья загадка: сахар – фосфат – сахар – фосфат, что это?

Лбы у путешественников пошли складками, глаза у профессора от напряжения вылезли из орбит, очки его запотели.

— Не мучьтесь, друзья, я знаю ответ, - сказала Варвара Никифоровна, вынимая из ушей золотые серьги с жемчугом, - правильный ответ: «серьга и ещё серьга», как и принято в этом королевстве!

— Нет, мадам, - заявил первый дракон, - правильный ответ: «серьга – запонка – серьга - запонка»!

И он указал взглядом на платиновые запонки профессора.

— Это же голос моего старшего брата! – воскликнул Кро, который всё принюхивался и принюхивался с первой минуты встречи с драконами.

Старший дракон уставился на Кро, словно желая заглотить его в кровавую клыкастую пасть. Неожиданно и поспешно он сдёрнул с себя свирепую маску и весь огненный костюм, схватил Кро и, прижав его к седым усам, воскликнул: «Мальчик мой дорогой, Фимушка!» Кро со слезами на глазах обхватил шею кролика – генерала, большого любителя оригами.

— Вам надо спешить, - сказал генерал, - Лисопед на своей маленькой дрезине сейчас поедет проверять уехали ли вы в подземный уровень его королевства, где никогда не бывает света и нужно много работать, производя ген.

— Лисопед король? – удивился профессор.

— Да, - отвечал генерал, здесь всё принадлежит ему, клоп загоняет сюда публику, Лисопед её обирает и обращает в рабство, расплачивается он с клопом интеллектуалами и творческими.

Три других кролика – дракона, сняв с себя карнавальные тряпки, уже приставляли высокую лестницу к гигантскому унитазу.

— Выход внутри этого экспоната, - сказал генерал, - спешите, уже гудят рельсы.

— А эти кости? – спросил профессор, - Неужели, это его дамы?

— Это кости тех, кто бежал навстречу Лисопеду, желая остаться на светлой стороне его владений, - ответил генерал и скомандовал: «Вперёд! Живо!»

Друзья полезли по крутой лестнице, которую вверху придерживали три кролика, впереди старшие, сзади младшие, процессию замыкали Пышка, Мушка, Рокки и Кро.

— Но к чему это испытание, если всё предрешено? – уже на лестнице спросил у генерала профессор.

— Чтобы отсеять пищу клопа – интеллектуалов, один из которых Федя Крик и составляет испытательные задачки, - ответил старший брат Кро.

Луч от приближающейся дрезины упал на лестницу. В дрезине кто-то надсадно и резко заржал, и раздался леденящий душу вопль: «Рокки! Лети ко мне, моя пташка! Я сделаю для тебя золотую клетку, украшу её алмазами и дам тебе много – много этого прекрасного напитка!»

Ро бледная и перепуганная отняла руки от лестницы и с криком: «Я хочу ещё этого напитка!» прыгнула вниз. С растрёпанными волосами, с перекосившимся лицом, словно фурия, она мчалась навстречу смерти. Сидящий в дрезине, не сводя с неё глаз, медленно достал из-за спины большой лук. На верхних ступеньках лестницы вскрикнула Берёза и запричитала Че. Мушка, прижав тонкие ручки к груди, прошептала: «Помогите, Силы Небесные!» Она оттолкнулась от лестницы и полетела. Она полетела так быстро, что почти сразу нагнала Рокки, ухватила её прямо за растрёпанные волосы и понесла назад. Но пухленькая, визжащая, как поросёнок, Ро была тяжёлой, и Мушка с трудом удерживала её. Удивлённый Лисопед, казалось, был заворожён зрелищем. Кро не ловко подпрыгнул, распластался в воздухе, как каракатица, и полетел на помощь Мушке. Он схватил Рокки за руку, вдвоём они понесли беглянку гораздо быстрее.

Вся компания застыла в ужасе на краю гигантского унитаза, Лисопед приставил стрелу с ярким оперением и прицелился прямо в затылок Кролика.

— Растворись, сынок! – закричал хрипло генерал.

Кро попытался раствориться, но не смог. Лисопед натянул мощной рукой тетиву, улыбнулся, и вдруг его лук подскочил вверх, и стрела пробила свисающий с потолка кабель, который заискрился, и погасла часть освещения и в без того мрачном тоннеле.

Усталые Мушка и Кро поставили Рокки на верхней площадке гигантского унитаза, где их приветствовали друзья. Берёза сразу же ухватила за шиворот Ро и принялась шлёпать её по заду, приговаривая: «Вот тебе, самовольная злая девочка, вот тебе! Ещё совсем маленькой ты забралась в мою сумочку, съела мою любимую французскую помаду и устроила кавардак! Вот тебе! А как ты расстроила Тётушку, без разрешения уплыв с нами в кругосветку! Вот тебе! А сейчас из-за тебя чуть не погиб твой муж, вот тебе, вот тебе! Ты, одна из всех нас, самовольщица, напилась этой гадости! Вот те…»

Паралличини вырвал малышку Рокки из цепких рук Берёзы и прижал её заплаканное лицо к своему мягкому круглому животу.

Лисопед насладился зрелищем, усмехнулся и скинул с себя чёрный плащ. Генерал скомандовал: «К резервуару с водой повернуться и на счёт «три» прыгнуть вниз!»

Но на счёт «три» никто не прыгнул, все смотрели с ужасом на происходящее внизу. Лисопед неуклюже вылез из дрезины, и все увидели мощного, играющего мышцами кентавра, который зацокал копытами по кругу, разминая сильные ноги, по которым словно проходила дрожь. Он снял с себя клоунскую маску и колчан, достал большой кривой меч, поднял его над головой и помчался, набирая в неистовом беге скорость, желая покорить высоту, где сбились в кучку его опешившие жертвы.

Фига открыл мешок с деньгами и начал кидать их навстречу кентавру, тот от неожиданности снизил скорость и даже остановился, разглядывая летящие на него купюры. Он вернулся на стартовое место возле дрезины и помахал Фиге мечом. Все остолбенели.

— Кентавр – это вам не кенгурушка в зоопарке! – заорал генерал – Слушай мою команду!

Но вся компания, кроме Кро, уже барахталась, в так называемом, резервуаре с водой.

— Дай мне нажать рычаг! – попросил генерала Кро.

— Лучше делай операции, сынок! – крикнул генерал и скинул братца вниз.

Старый кролик затащил лестницу и прыгнул на рычаг. Зазвенели золотые шпоры, забурлил поток, перекрывая шумом дробный нарастающий звон копыт. Последней в водовороте исчезла лысина профессора Войшило. Со счастливой мыслью: «Эдакой лысиной да в солнечный денёк можно пускать зайчиков!» старый кролик растворился.

Часть третья. Жребий брошен.

Пересох Рубикон,-

Испарилась по капле вода,

Но поставлено счастье на кон,

Жребий брошен опять, господа!

Из соч. проф. Войшило.

Через несколько минут вся мокрая команда, один за другим вылетела из широкой трубы на верхушку большого стога сена. Каждый кашлял, чихал и выплёвывал воду. Мушка и Кро делали искусственное дыхание Рокки. Она наконец открыла глаза и сказала: «Кро, любимый мой, во мне что-то не сломалось, но погнулось!» Кро, целуя её трясущиеся пальчики ответил: «Так всегда бывает, любимая, при контакте с кентавром, его нельзя бояться, нельзя ему верить, нельзя его жалеть, нельзя ничего у него брать!»

— Мне кажется, что я только что родилась – с водой и в муках! – воскликнула жизнерадостно Варвара Никифоровна.

— А я до самой смерти не забуду этого ужаса! – сказала подавленная Берёза.

О, что за дивный вид предстал очам усталых путников! Шёл тёплый крупный дождь, и всё вокруг было зелёным и блестящим! До самого горизонта простирались изумрудные поля с красными полянами маков, поодаль стояли настоящие зелёные деревья! Это была глухая заброшенная провинция Синего Леса. Впереди, за стогами сена, виднелось старинное здание железнодорожной станции, над печной трубой которого вился дымок, лёгкий ветерок доносил аромат свежей выпечки.

— Я бы не отказался от спагетти с беконом и яйцом! – весело воскликнул Паралличини.

— А я – от макаронов с мидиями и козьим сыром! – поддержала его Берёза и слабо улыбнулась.

— А я не откажусь от тортеллине в рыбном бульоне! – заявила, подыгрывая им, радостная Варвара Никифоровна.

— А я бы, пожалуй, заказал лазанью по-болонски! – сказал счастливый профессор, - Я её ел последний раз в Болонском университете, вкуснятина, скажу я вам!

Позади голодных мечтателей, далеко в трубе прогремел взрыв, и с водой прямо на плечи Варвары Никифоровны вылетели мокрые шёлковые атаманские шаровары Фемистоклюса.

— Ааа! – завопила надрывно Че, - Дедулечку убили!

— Не переживайте, маменька, - поспешно зашепелявил Кро, - его убили уже несколько веков назад, благодаря чему он сегодня бодр и весел!

— Пора, - сказал генерал, - в станционном буфете трудятся остальные наши братья, они нас и накормят, и помогут купить билеты. Из багажа только корзина?

— Но как вы могли работать на Лисопеда да ещё обирать туристов? – спросил Кро, протирая очки, - И как он, при его любви к золоту, не отвинтил у тебя шпоры?

— Не знаю, сынок, но какая-то сила удерживала нас здесь, возможно для того, чтобы помочь вам. От темноты и сырости мы почти ослепли, Лисопед принёс нам очки, которые украл у своей первой учительницы за двойку по арифметике. Под очками, в футляре, мы нашли пожелтевший листок с молитвой, которую читали вслух по очереди несколько раз на дню, и, может тебе покажется странным, но нам это помогало, - отвечал седой генерал, - однако, пора, через час ваш поезд.

… Колёса стучали весело, за окном порхали счастливые бабочки и качались от движения поезда беззаботные пыльные лопухи. Вся компания собралась в купе Варвары Никифоровны, где воцарилось странное напряжение, не соответствующее радостному возвращению домой. Проводница с рыжими волосами и круглыми беличьими глазами принесла чай.

Как только за ней закрылась дверь, Фига неожиданно сказал: «Хочется дать кому-нибудь в глаз!»

— А я бы с удовольствием кого-нибудь укусила! – живо отозвалась Ро.

— А я бы с удовольствием самыми последними ругательствами отругал Бобра, как можно давать премии бездарям и не поддерживать таланты! – заявил Пыш с негодованием, самодовольно выкатив грудь колесом.

— А я бы с радостью закричала: «Ааа-ааа!!!» - сообщила Варвара Никифоровна.

— А я бы со смаком закричал, потом обругал бы кого-нибудь, потом исцарапал бы его, укусил, а на прощание дал бы ему в глаз! – поделился своими глубокими эмоциональными переживаниями Кот.

— Дурные сообщества развращают добрые нравы! – резюмировал профессор.

— Я слышала недели две назад эту фразу по радио, это сказал наш министр культуры, - заявила Варвара Никифоровна с умным видом.

- Нет, дорогая этой фразой ещё две тысячи лет назад нас предупредил апостол.

Внезапно открылась дверь, все вздрогнули, вошла проводница за пустыми стаканами.

— Как же я по всем вам соскучилась! – сказала вдруг она, поправляя рыжую чёлку пальцами с ярким лаком на ногтях.

Все уставились на эти чёрно-вишнёвые ногти.

— Разве мы знакомы? – удивилась Варвара Никифоровна, поправляя очки.

— Да, я всех вас когда-то лечила, в смысле, лечил, я – бывший доктор из Волшебного Леса, поменявший свой пол, вы не узнаёте меня? – сообщил, в смысле, сообщила проводница.

— Ааа-ааа!!! – закричали в один голос друзья.

Когда дверь купе закрылась, и все немного успокоились, Кот начал нервно хихикать и сказал: «Я сижу на чём-то скользком, и кто-то тянет меня за ноги!» Все переглянулись с пониманием. Рыжик достал из-под себя глянцевый журнал и открыл его наугад.

— Бывший хирург делает татуировки на внутренних органах. Никому не надо? – читал Кот, - Одинокий, очень красивый, спортивный, умный, энергичный, темпераментный, талантливый, романтичный, высокий, стройный, развитый, без вредных привычек молодой человек из Волшебного Леса ищет одинокую состоятельную девушку с квартирой в Синем Лесу!

Друзья засмеялись, и напряжение исчезло.

— Посмотрите, господа! – воскликнула Варвара Никифоровна восторженно.

За окном колосились золотистые поля, ходили тучные стада толстых овец и волов, крестьянин вёз усатые снопы на телеге и весело пел, а на снопы со звонким писком налетали мелкие пташки. Возле переезда стояла девочка с коровьими глазами и в красном сарафане, она махала поезду букетиком колокольчиков. Всё цвело, благоухало, плодоносило, пело и радовалось, за окном простирался Волшебный Лес.

— Вот он наш Волшебный Лес! – воскликнул профессор – Это чудесное замкнутое пространство, то есть, «куколка», где идёт скрытый творческий процесс превращения ненасытной гусеницы в прекрасную бабочку!

… «Какое счастье!» - подумала Варвара Никифоровна, - «Я снова в своей спальне!» Она с большим удовольствием надела лиловую шёлковую ночную рубашку с золотистыми розами и подошла к открытому окну. Зелёная лужайка, пятнистая от лунного света, казалась самой родной из всех лужаек Леса. На верёвке висели постиранные Розалией красные бархатные халаты, старый чепчик Совы, фартук Сигизмунда, дедулины шаровары, тюль с изображением герба Швейцарии и ещё какие-то милые и дорогие вещи. Совсем низко над верёвкой висели крупные разноцветные звёзды. Как это всё мило, как несказанно мило! Варвара Никифоровна засмеялась звонко по-девичьи, вспомнив, как Сова однажды, указывая на красную пиццу, сказала: «Как вы можете, есть пиццу с чепчиком!»

Под верёвкой промелькнула небольшая тень, и запела ночная птица. Улыбающаяся красивая дама закрыла окно, игриво махнув на мотылька широким шёлковым рукавом и сказав ему: «Спокойной ночи, Василий!» Она задёрнула лиловые шторы с красными лилиями, зажгла ночник и грациозно села на самую мягкую и пуховую постель во всём подлунном мире.

— Ты знаешь, Пузырёк, что мне завтра предстоит дать ответ господину профессору, - сказала Варвара Никифоровна мелодично, - что мне сказать ему?

— Не торопитесь, мэм, замуж не напасть, как бы замужем не пропасть! – ответила такса голосом Кро.

— Не поверишь, но я так же думаю, - возбуждённо заговорила Варвара Никифоровна, - да и как можно выйти замуж за друга?! Когда я впервые увидела профессора лет 50 назад, я влюбилась в него без памяти, я подумала: «Это единственный мужчина, за которого бы я вышла замуж!» Но он постоянно уезжал на гастроли, а я на научные конференции, мы никак не могли объясниться!

— Понимаю, мэм, - сказала сокрушённо такса, - время упущено, да и вряд ли это понравится тем, кого Вы называете «мои дети». Но почему «Варенька», мэм?

— Это большая тайна, дружок, я открою её только тебе, - сказала не спеша Варвара Никифоровна, - к профессору попал паспорт моей младшей сестры, по которому я езжу долгие годы, во избежание преследований папараций. Сестра умерла перед первой мировой войной совсем молодой девушкой. Конечно же, она была намного младше меня. Самое удивительное: в паспорте по-прежнему её фото! Однажды она мне приснилась и сказала: «Помнишь, ты сидела в кресле возле камина, а я у тебя на коленях? Ты сказала: «Как страшно, что мы все умрём!» А я сказала: «Да, очень страшно!» и прижалась к тебе. Мы и не знали тогда, что боимся променять ветхую дырявую лачугу на прекрасный замок!» Ей-то легко об этом говорить, она умерла невинным ангелочком!

— Но любите ли Вы господина профессора? – спросила осторожно такса.

— О, я очень люблю господина профессора! – сказала Варвара Никифоровна со слезами на глазах, - Я восхищаюсь им! Этот мальчишка с годами становится всё более обворожительным! Я даже и не надеялась, что он когда-нибудь сделает мне предложение! Впрочем, в том ужасном месте, где это случилось, мы все были не нормальными… Я думаю, что он уже пожалел о своём порыве или забыл о нём… Я боюсь, дружок, что он не любит меня…

— Как можно не любить Вас, мэм, такую добрую, красивую, знаменитую, самую прекрасную! Спите спокойно, и пусть Вам приснится море на закате или небо на восходе! – прошепелявила ласково такса.

… Варвара Никифоровна спала сладко, как в детстве, и проснулась позже всех. Она умылась, надела кремовое шёлковое платье и подошла к зеркалу. Или это телевизор? О, кто эта очаровательная леди с лучистым взглядом? Хорошо бы хоть чуть-чуть быть похожей на неё! Нет, бриллианты лучше не надевать, они охраняли её свободу целых 50 лет, в них она не приступна, как крепость!

Варвара Никифоровна надела длинную нитку жемчуга и подошла к окну, за которым прозвучал очередной взрыв хохота. Что там происходит? Она открыла окно и опёрлась о подоконник, простая и домашняя, как королева Виктория.

Спиной к ней на венских стульях сидели девчонки: Мушка в голубом платье в белый горошек, Рокки в белом сарафане в разноцветных бабочках, Берёза в лимонном платье в зелёную полосочку. Поодаль важно сидели мужчины. На верёвке, где вечером висело бельё, из красных бархатных халатов был сооружён театральный занавес, за ним на качелях восседал очень важный Пыш, полный дворянских амбиций. Задрапированный тюлем с гербом Швейцарии, Пыш держал тарелку с крупными вишнями в руке и неуклюже поедал их ртом, так как вторая его рука была примотана тюлем к круглому животу. Рядом толокся с метлой в обнимку профессор в фартуке Сигизмунда и в чепчике Совы. Он то и дело что-то искал на земле, поворачиваясь при этом задом к Пышу. Пыш стрельнул вишнёвой косточкой в этот зад, вызвав восторг зрителей, и капризно воскликнул: «Анюта! Анюта!»

— Что, барыня? Я тута, - блеющим голосом завопил профессор и заковылял не туда, куда следовало, изображая хромую, кривую и, видимо, слепую служанку – деревенщину. Девчонки смеялись до слёз.

— Принеси мне денег! – скомандовал Пыш.

— Вот Вам, барыня, веник! – проблеял профессор, кидая к ногам Пыша метлу.

— А теперь, глухая тетеря, принеси мне порт…, нет, портмане! – заявил Пыш, приняв вальяжную позу.

- Вот Вам, барыня, кувшинки Клода Моне, - заблеял ужасным голосом профессор, сорвал лист лопуха и кинул в жующего Пышку.

Зрители аплодировали. И тут профессор увидел в окне Варвару Никифоровну.

— О, Офелия! – воскликнул он, встав на одно колено, - Быть или не быть? Вот в чём вопрос!

— Ты с ума сошла, глупая девка, - завопил Пыш, - где ты видишь Офелию?! Это же портрет нашей государыни императрицы Екатерины! Принеси мне не медленно мой косметический ларец! Скоро бал, а я ещё без макияжа, на мне ещё нет пудры «Персидская роза»! Ларец, бестолковая, ларец!

Девчонки вытирали слёзы от смеха платочками.

— Ой, простите меня, сиротинушку, бедную Анюту, уж простите меня, барыня, за мои анютины глазки! Где же спрятался Ваш холодец? – запричитал профессор. Он что-то искал в траве, нашёл, подцепил его листиком и метко забросил слизняка в тарелку Пыша.

— Фу-у! – брезгливо завопил Пыш, - Я положу его вместо лимона в Ваш допотопный стакан!

— Не успеете! – весело закричал профессор, схватил за руки смеющихся девчонок и побежал с ними к накрытому столу под деревом у Лебяжьего пруда.

«Странно, - подумала Варвара Никифоровна, - мы все после этой поездки не то, чтобы постарели, скорее, повзрослели; даже повзрослела книга о нас, хотя что тут странного, ведь книги, как живые организмы имеют детство, юность, зрелость и старость. Не повзрослел только один господин профессор, милый и дорогой, дорогой и милый…»

… За столом оживлённо причмокивали, присвистывали и покрякивали. Мушка разливала чай по второму кругу, и все почему-то посмотрели на Варвару Никифоровну.

— Сегодня утром, - сказала она, - мне принесли письмо от Мишутки, старшего сына LWL, он пишет, что каждый день закаляется, обливая ноги ледяной водой, и что у Ванюшки есть невеста – Прекрасный Ленок.

— Надо пригласить их на целое лето, пусть погостят у нас, - сказал профессор.

Все согласно закивали и снова посмотрели на Варвару Никифоровну.

— Интересно, с чем у нас сегодня пирожки, - сказал, как ни в чём не бывало, раскрасневшийся профессор, - надеюсь, не с «макароно»? Кстати, я вам не рассказывал этот анекдот, слушайте: приехал Венька Коровин в Италию подлечиться, зашёл в какой-то ресторанишко, официант: «Риба, сеньор?», Венька: «Риба», официант: «Макароно?», Венька: «Макароно» и взялся за графин. А официант подбоченился и спрашивает: «Почемо русский всегда наливай тёмный соус из бутилка в стакан, а уксус из графин в рюмка?» Венька руку отдёрнул и отвечает: «Так это понятно, сеньор, чтоб залить изжогу от пирожков с макароно и блинов с вермишело!»

Громче всех смеялся Паралличини. И снова взгляды остановились на великолепной Варваре Никифоровне. Она зарумянилась вся, улыбнулась с милыми ямочками, подняла синие, как фиалки, глаза, и сразу из-за дерева появился Фемистоклюс в атаманских шароварах, на которых ещё висели бельевые прищепки.

— Как истосковалось моё сердце по благородным лицам! Замучила старика ностальгия по личности! – воскликнул дедуля, - Варюша, похорошела! Но как тебе удалось выбраться из закрытого государства?!

— Через один большой экспонат, - не моргнув, ответила с очаровательной улыбкой царственная Варвара Никифоровна.

— У меня созрело несколько рекомендаций к вашему сообществу, - сообщил прапрадед.

Он строго посмотрел на Пыша и промолвил: «Даже и золотая лопата должна понимать, что она только лопата в Божьих руках, и никогда не должна гордиться своим материалом».

Затем он ещё более строго посмотрел на Рокки и сказал: «Не ходите, как по траве по сердцам тех, кто вас любит!»

И для всех добавил: «У вас не правильное понимание творческой личности. Разве повар или портной не может быть творческой личностью?»

Фемистоклюс обвёл взглядом всех сидящих и беспечно жующих за столом и сообщил, видимо, самую последнюю и самую важную рекомендацию: «Вместо того, чтобы искать приключения на собственное «сидение», поискали бы лучше Дверь!»

— Дверь?! – удивился профессор.

— Да-да, Дверь, - сказал дедуля, - всякое пространство имеет вход и выход, и наш счастливый шарик под названием «Детство» - не исключение!

Все подумали: «Опять дедулин туман» и снова посмотрели на Варвару Никифоровну.

— Я хотела бы от всех нас поблагодарить нашего героя Фигу! – энергично произнесла она.

— Мой герой! – неожиданно раздался из-за куста голос Ксюшки, - Пора заниматься с детьми иностранными языками и логикой!

Фига вскочил и побежал, как спаниель, за Ксюшкой.

— Можете поблагодарить и дедулю! – скромно сказал Фемистоклюс.

— А тебя-то за что? – удивилась Варвара Никифоровна.

— А кто, по-твоему, красавица, пнул под коленку кошку лёгкого поведения? – прищурившись, вопрошал дед, - А кто выкрал ключ от окна под потолком? А кто толкнул под локоть кентавра? А кто, наконец, взорвал бочок с водой на «очень большом экспонате», когда разъярённое животное пыталось преследовать вас?! Конечно, вам помогло в бегстве и то, что Лисопед долго-долго собирал разбросанные по платформе деньги, приговаривая: «Терпеть не могу фантиков!»

— Так вот кто тянул меня за ноги в купе! – воскликнул Кот, - Дедуля!

Все принялись на разные лады благодарить Фемистоклюса.

— Но почему ты не наказал их, видя наши страдания? – спросила с детской обидой в голосе Варвара Никифоровна.

— А зачем? – удивился дед, - Ведь мы живём в гармоничном справедливом мире, где дураки всегда остаются в дураках, а насильники всегда становятся носильщиками.

— Великолепно! – воскликнул профессор, - Я сегодня всю ночь не спал и сочинил целую серию «Веснушек», я хочу прочесть для господина Фемистоклюса одно из этих стихотворений:

Весенняя влага,

Природная сага,

В ней капля за каплей скользит,

А в старой колоде – в щелях «саркофага»

Уж юная зелень сквозит.

И мох зацветает на каждом пенёчке,

И синь можно черпать рукой;

Дрожат в нетерпенье набухшие почки,

И радость шумит полноводной рекой!

Ступать нужно тихо, едва, осторожно,

Чтоб в сердце услышать покой,

Чтоб видеть, как всё, что враждебно, безбожно

Уходит со старой листвой.

И гимны, слагая прекрасному Богу,

Изысканнейшему Творцу,

Поглубже вдохнуть и прийти на подмогу

Поющему звонко скворцу!

— Так что ты скажешь, Клотильда, в смысле, Варюша? – строго спросил дед, выслушав внимательно «веснушку» профессора.

Все снова посмотрели на Варвару Никифоровну и подумали, что сейчас она снимет с пальца Кольцо предков и передаст его сияющему профессору, и он сам наденет его на её похудевший пальчик, навек скрепив счастливый союз.

Варвара Никифоровна действительно сняла кольцо и произнесла загадочные слова: «Всё закрытое открылось, всё открытое закрылось, так мы ясность обрели, раз-два-три!»

На счёт «три» она кинула перстень в Лебяжий пруд.

— Нет, Тётушка! Это же Кольцо предков! – воскликнул Пыш.

Он вскочил из-за стола, подбежал к воде, по которой ещё шли круги, и начал всматриваться в центр этих кругов. Вдруг Пыш увидел своё мешковатое отражение на воде, а по обеим сторонам от него отражения двух белых фигур с большими белыми пушистыми крыльями. Они пришли за ним? Нет-нет, он ещё не готов. Сердце Пыша ёкнуло. Он всю жизнь хотел увидеть этих существ, хотел и боялся! Что нужно сделать? Конечно же, нужно поклониться им коленопреклонённо и, как праотец Авраам, пригласить их за стол. Но всё вкусное уже съедено, вот беда! Главное, не ошибиться, не спутать их с теми, другими, которые рядятся под них. У настоящих ангелов глаза пропускают свет, они прозрачные, как виноград на солнце!

Пышка медленно повернулся. Сзади него, улыбаясь, стояли Мушка и Кро.

— Там обрыв, - сказала счастливая Мушка.

— И очень глубоко, - объяснил радостный Кро.

— Как я рад, что это вы! – воскликнул Пыш.

Кро и Мушка улыбались от уха и до уха, потупив глаза, прозрачные, как виноград на солнце.

Все трое вернулись за стол, где разгорячённый профессор готовился к речи.

— Ничего не изменилось! – сказал он, - Потому, что любовь не перестаёт быть! Мир полон любви и эротики, в нём всё подчиненно идее создания новой жизни! Посмотрите на эти поганки возле пенька! Что за фаллические формы! А цифры!

— Уж в цифрах-то что эротического, друг мой?! – с нежной улыбкой спросила Варвара Никифоровна.

— Мысли влюблённого юноши всегда эротичны, - заявил прадед.

— Нет-нет, - сказал профессор, - это матрица всей эротики! Слушайте: «Один» - это Адам, не берусь комментировать элемент, который с первого класса принято называть «носик единички». «Два» - это Ева, то есть, здесь представлен только орган, производящий яйцеклетку. «Три» - это неполноценная яйцеклетка, она содержит в себе всю информацию мира, но она неоплодотворённая, то есть, разомкнутая целостность. «Четыре» - Адам сидит и смотрит на свой «носик единички», его напряжение так велико, что он готов умереть. «Пять» - Адам встаёт на колени и молится в слезах, он не понимает: «Как?» Ведь он не животное, чтобы, как они, за любовными играми которых он часто наблюдал. Но Адам за непослушание уже лишён своей исключительности и уже безнадёжно включён в конвейер Матери Природы. «Шесть» - это «пустое семя», сперматозоид, упавший в землю, но Адам понимает, что это не выход. «Семь» - это, собственно, само проникновение. «Восемь» - это акт совокупления, где не только слились воедино две части, но и указанно направление движения процесса. «Девять» - это счастливый сперматозоид – победитель! «Десять» - это и есть конечная цель всего действа: Адам и жизнь новая. И так – до бесконечности, по всему ряду натуральных чисел, который является моделью бесконечной жизни и любви!

Все улыбались. Профессор сиял.

— Я бы, пожалуй, не отказался сейчас жениться, после этого рассказа, - сказал Фемистоклюс.

— Смотрите, - воскликнула сияющая Варвара Никифоровна, - Черныш ковыляет к нам показать больную лапу!

Чёрный лебедь приковылял к столу, вытянул шею, положил на белую скатерть Кольцо предков, гоготнул, отщипнул кусочек кекса и отправился восвояси. Все, не дыша, уставились на мокрое кольцо. Варвара Никифоровна поспешно схватила его и кинула через плечо со словами: «Если ещё какое-нибудь земноводное принесёт его, то значит – судьба!»

— Ой! – раздался голос Фиги на тропинке за кустом, - Кто это пульнул в меня Кольцом предков?!

Фига появился и остолбенел. И все увидели, что у него жёлто-оранжевый нос, как клюв вороны, рывшейся в муравейнике. А это означало только одно: рациональный Фига нюхал иррациональные одуванчики!

— Жаль, что я не художник, - сказал он, - вы такие красивые: сидите, молчите и сияете! Да, господин профессор, сейчас по радио передали, что Вам присвоено звание Академика Волшебного Леса, и на центральной площади установят Ваш памятник! Не знаю насколько Вам приятно будет узнать, но и Вашему Ослу присвоено то же звание, а его памятник будет стоять рядом с Вашим! Более того, из секретных источников мне известно, что на складе остались для вас только два памятника: девушка с веслом и девушка с гранатой!

Все поздравляли новоиспечённого академика. Фига положил Кольцо предков в протянутую ладонь Варвары Никифоровны.

— Я вот о чём хотел спросить Вас, господин учёный, - сказал прапрадед, - ваша теория «Мостики Фемистоклюса» чересчур прогрессивна, ведь она не будет понята современниками?

— Ничего-ничего, - ответил Войшило, - и картофель когда-то сажали из-за цветочков, но потом разобрались, что к чему!

— А как бы Вы резюмировали вашу последнюю «экскурсию»? – не унимался дедуля.

— Я ещё не успел многого проанализировать, - отвечал профессор, не сводя глаз с ладони Варвары Никифоровны.

— Я это сделаю за Вас, - заявил Фемистоклюс, - в прошлой нашей экспедиции, вы увидели все, что ад и рай – это реальность, как небо и земля, а в этот раз вы узнали, что зло – это тоже реальность!

Все наблюдали за профессором и Варварой Никифоровной, их глаза встретились, и она протянула Кольцо предков и со смехом сказала: «За академика, да ещё с памятником, да ещё с каким памятником, пожалуй, выйду!»

Неожиданно налетела чёрная тень, большая толстая ворона выхватила из красивой ручки обручальное Кольцо предков и полетела с ним в сторону Жёлтого Леса.

— Я добуду его! – воскликнул верный рыцарь Войшило.

— Я с Вами! – воскликнул благородный рыцарь Фига.

— Но нам предложено искать Дверь! – напомнил Пыш, уставившись на друга, - я думаю, это важнее!

— Я иду с тобой, сынок, - сказала Варвара Никифоровна Пышу.

— Но Кольцо – это подарок всех предков как их благословление и завещание! – сказала Берёза, - Что может быть важнее?! Я с тобой Фига!

— Я с тобой, Фига! – отозвался Адриано.

— Кольцо – дорогая, эксклюзивная вещь, которая должна быть найдена! Я с вами, ребята! – заявил Кот.

- А мы с тобой, Пыш! – разом сказали Мушка и Кро.

— Я бы хотела поискать Кольцо, я, вообще, не понимаю, что такое «Дверь», но я пойду с Кро и мамочкой, - сказала Рокки, - потому, что я их люблю.

— Клотильда, это тяжёлый и опасный путь, а ты не можешь без шёлковых ночных рубашек и прочих рюшечек! – предупредил дедуля.

— А я попробую, - задиристо, вскинув носик, сказала Варенька.

— Один из вас не вернётся из этого путешествия, - строго предупредил Фемистоклюс.

— Возможно, это буду я! – прозвучал весело голос на дорожке за кустом, на который все уставились.

Из-за куста, не спеша, появился Осёл профессора Войшило.

— Дорогой мой друг и господин! Позвольте мне пойти с ними, - сказал растроганный Недоросль.

— Но ты уверен? – спросил не уверенно со слезами на глазах профессор.

— Даже мне понятно, что нужно искать Дверь, - сказал Осёл радостно.

Весна 2014г.

Конец

СОДЕРЖАНИЕ

МАЙОНЕЗОВСКИЕ СКАЗКИ

Сказка первая. Осеннии знакомства. 5

Сказка вторая. Снежный денёк. 46

Сказка третья. Весенний Дуб. 73

Сказка четвёртая. Летняя идиллия. 105

[1] Данное сочинение автору, увы, не принадлежит, хотя исполняется им часто (когда никого нет дома).

[2] Voluntas superior est intellectu (лат.) – воля превыше разума (Дунс Скот.).

[3] Ex fontibus (лат.) – из первоисточников.

[4] Tantum cognoscitur, quantum diligitur(лат) – познаём настолько, насколько любим (Августин)

[5] Vivere militare est (лат.) – жить - значит бороться (Сенека)

[6] Natura non facit saltus (лат.) – природа не делает скачков (Линней)

[7] Summum bonum (лат.) – высшее благо.

[8] Creatio ex nihilo (лат.) – творение из ничего.

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg