«Операция №6»

Внезапно загудел зуммер. Вспыхнули лампочки накала: Москва требовала приема.

В землянке сразу стало тихо. Вверху густел, наслаиваясь, серый махорочный дым — это курил свою объемистую трубку комиссар Чернопятов; командир партизанского отряда Птицын — человек с окладистой пышной бородой, вытянув шею, прислушивался к мерному стуку ключа. И Вера, радистка отряда, с блокнотом и карандашом в руках приготовилась принять дорогие слова далекой и светлой, как радость, столицы.

А над крышей землянки верховодила непогода. Закурилась, задымила поземка, и вскоре нельзя уже было разглядеть, где земля, где небо: загуляла, закружилась снежная сумятица, огромные белые смерчи помчались по лесным полянам. Они сталкивались с деревьями, ломались и падали, рассыпаясь студеными затвердевшими брызгами.

Казалось, это бьются сказочные богатыри, сшибаясь друг с другом, поднимаются и опять идут на битву. И не день сейчас, и не ночь: пало на землю мутное, воющее безвременье, заметалась кутерьма, подхватила лес и поволокла его неведомо куда.

Гнулись и стонали деревья.

Но здесь, в землянке, было тихо и даже уютно; тускло горела плошка, раскидывая по стенам, по потолку и полу причудливые тени; ритмично постукивал ключ рации, тихо и умиротворенно гудел зуммер.

Когда было расшифровано последнее слово, Птицын прочел:

«Для проведения операции № 6 в расположение вашего отряда прибудет офицер Советской Армии с конспиративной кличкой „товарищ Степной“, которая и явится для вас паролем. На все время операции ваш отряд поступает под общее командование „товарища Степного“.

О времени его прибытия, а также все дальнейшие указания будут даны позднее на волне 17,2».

— Операция № 6? — недоуменно проговорил Птицын. — Что это такое? И зачем нам еще какой-то «Степной»?

— Если б Москва сочла нужным расшифровать, она бы сделала это сейчас, — ответил комиссар Чернопятов, посасывая трубку. — Так что, Федор Кузьмич, удовлетворись тем, что слышал, и потерпи. В неизвестности долго не останемся… А ты, Верочка, — повернулся он к девушке-радистке, — не отходи пока от аппарата, и как только Москва опять запросит приема, разыщи сейчас же меня или Федора Кузьмича…

Он поднялся, выбил золу из трубки и, надвинув поглубже на голову заячий треух, сказал: