«Волчица и пряности. Том 12»

Волчица и пряности. Том 12 (fb2) - Волчица и пряности. Том 12 [ЛП] (пер. Михаил Панкратов (Ushwood)) (Волчица и пряности - 12) 5626K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Исуна Хасэкура

Пролог

Утренняя заря разгоралась над бескрайней заснеженной равниной. Было настолько холодно, что каждый вдох больно отдавался в голове. Вокруг виднелись лишь овцы, которых выгнали наружу задолго до рассвета.

Эта картина не менялась веками. И, скорее всего, не будет меняться веками. Лишь солнечное небо, бескрайняя равнина и овцы на снегу – больше ничего.

Лоуренс сделал глубокий вдох, потом выдох. Почему-то его глаза при каждом выдохе провожали облачка пара, уносимые ледяным ветром.

Особа рядом с ним, похоже, еще толком не проснулась. Она стояла на коленях, играясь со снегом.

– Быть может, его уже и нет вовсе.

Ответ на неожиданные слова Лоуренса прозвучал обыденно:

– Что ж, нельзя снова потерять то, что уже потерял.

Ее маленькие руки слепили снежок и бросили. Снежок упал на белый наст и утонул, оставив после себя лишь маленькую дырочку.

– Мы, люди, иногда теряем то, что уже когда-то теряли.

В снежном покрове появилась еще одна еле заметная дырочка, и лишь потом спутница Лоуренса ответила:

– Мне это понять трудно.

– Ты можешь представить себе, что, когда ты умрешь, все действительно закончится? Едва ли. Когда мы умираем, мы либо возрождаемся на небесах, либо снова умираем в преисподней. Потерять то, что и так уже потеряно, не очень-то трудно.

Третий снежок она решила не лепить, вместо этого принялась дышать на красные ладони, чтобы согреть их.

– Так страшно быть человеком.

– Да.

Лоуренс задумчиво кивал, пока не услышал ее следующую фразу.

– Так как можно потерять то, что уже потеряно?

– Люди говорят: что выкопано и вырезано, от того не остается и следа.

Она согнулась от смеха; Лоуренс услышал шорох одежд.

– О да, поистине ужасно быть человеком! Лишь щенок мог бы такое придумать; мне бы и в голову не пришло.

Она выпрямилась, но все равно была на две головы ниже него. Когда Лоуренс был маленьким, все взрослые, на которых он смотрел снизу вверх, представлялись ему страшными людьми. А сейчас все женщины, на которых он смотрел сверху вниз, выглядели слабыми и хрупкими. Однако эта девушка, несмотря на малый рост, казалась стойкой и сильной – и едва ли только казалась.

– И все же я была немножко рада это услышать.

– …Рада?

– Мм. Я потеряла нечто, но, поскольку меня там не было, я все равно ничего не могла поделать.

Она впечатывала в снег шаг за шагом, будто притворяясь тяжелее, чем была на самом деле. Следы в насте были маленькими, но отчетливыми.

– Но на этот раз… – она откинула капюшон и улыбнулась, подсвеченная сзади лучами солнца. – На этот раз я смогу там побывать. Пусть даже в посмертии.

Из-под ее улыбающихся губ выглядывали клыки.

– Я раньше думала, что ничего не могу сделать, но теперь у меня появился второй шанс. Такие радостные вещи нечасто случаются. Я могу действовать, а могу бездействовать – как сама сочту нужным. Это гораздо лучше, чем когда все решается у тебя за спиной, ты согласен?

Внутренняя прочность бывает двух видов: одна – которая нужна, чтобы защищать что-то или кого-то, другая – которая остается, когда терять больше нечего.

– Довольно редко случается видеть тебя такой смелой.

Очередное облачко пара поднялось ото рта Лоуренса, когда он произнес эту шутку.

– Ну, потому что так у меня есть оправдание. Чем бы все ни закончилось, я буду участвовать в происходящем. И это служит утешением. А успехом закончилось это «что-то» или нет – быть может, не так уж важно.

Если проследить за ходом ее мысли, получается, что, даже если она в конце концов окажется в проигрыше, ее это не сильно расстроит. Но когда кто-то что-то очень долго в себе держит, а потом вслух делает такое заявление… конечно, любой бы протянул ему руку помощи.

Проиграть – это одно; суметь проиграть с достоинством – совсем другое, это гораздо сложнее.

– Мне предстоит еще прожить долгую жизнь, и мне нужен очаг хороших оправданий, чтобы спать холодными ночами. И еще кто-то, с кем вместе спать, кто-то, на кого можно смотреть, когда просыпаешься.

Такие слова было трудно встретить улыбкой, но Лоуренс отлично понимал, что должен. Девушка смотрела бесстрашно, словно предлагала ему вместе отправиться за сокровищами всего мира.

– Я не могу быть с тобой вечно. Не могу отдать всего себя на то, чтобы тебе помогать. Но в том, что по моей части, я буду с тобой.

Вместо ответа девушка встала во весь свой невеликий рост; утреннее солнце светило ей в спину.

Ей не было интересно, какую Лоуренс поставил перед собой далекую цель, которая неизвестно даже, будет ли достигнута. Она хотела знать, каков предел, до которого он дойдет наверное. И она была слишком великодушна, чтобы желать от него пафосных речей вроде «я готов ради тебя бросить все, встретить любую опасность!».

Держаться за руки, не требуя друг от друга слишком многого, – вот что, по-видимому, значит проводить вместе годы.

Ее лицо сияло счастьем.

– Тогда пойдем скорее завтракать; посмотрим, насколько ты силен «по своей части».

Этой шуткой она показала, что разговор ей надоел и пора его заканчивать. Но тут же подскочила к Лоуренсу и взяла его за руку, прильнула, точно ласкаясь.

– Предупреждаю: если ты будешь есть слишком много, этот завтрак может стать последним в твоей жизни.

Даже в лучшие времена держать ее живот в довольстве обходилось недешево. Однако еще дороже Лоуренсу обходились ее коварные мысли.

– Все потому, что ты меня любишь сильно-сильно. Ты поэтому позволяешь мне есть сколько захочу, даже если мой живот рискует лопнуть.

Она была подобна неуязвимой крепости; найти слабое место было так же трудно, как змею, затаившуюся в высокой траве. Лоуренс пожал плечами, показывая, что сдается.

– Мне не хотелось бы тебя убивать.

– Ммм.

Янтарные с красноватым отливом глаза покосились на заснеженный монастырь, а потом закрылись.

– Да уж. Мне тоже совершенно не хотелось бы, чтобы меня убила твоя доброта.

Невольно Лоуренс подивился, не потому ли утро – самое холодное время дня, что Единый бог желает, чтобы люди ценили приход тепла.

Глава 1

«Я с тобой скоро свяжусь».

Обычно эта фраза для торговцев – лишь дань вежливости. Она означает: «Если нам повезет и наши пути в будущем пересекутся, мы поговорим о том, что произошло за это время»; однако, прежде чем случай позволит обещанию исполниться, вполне может пройти год или два.

Но когда эти слова говорит человек из гигантского торгового альянса, раскинувшего по всему миру обширную паутину отделений, их следует воспринимать буквально.

Направляясь из Великого монастыря Брондела по заснеженной равнине в порт, из которого им предстояло отплыть на материк, Лоуренс и его спутники остановились на том же постоялом дворе, где и в прошлый раз; и там они получили письмо.

Автором письма был Пиаски, человек, оказавший им изрядную помощь, когда они были в монастыре. И писал он об этом самом монастыре, тщетно пытавшемся спастись от своей печальной участи. Монастырь этот породил немало святых, но сейчас внимание к нему привлекли сведения о некоей священной реликвии.

Реликвия, которую они разыскивали, представляла собой предположительно переднюю лапу языческого бога и, скорее всего, была настоящей. Будучи одиноким бродячим торговцем, Лоуренс воспринимал подобные легенды всего лишь как байки, которые хорошо рассказывать за кружечкой. Однако же вот он здесь, читает секретное письмо касательно судьбы монастыря, написанное членом Альянса Рувика – торговой организации, обладающей множеством больших судов и уважением королей и епископов.

От одного этого голова могла пойти кругом. Но если подумать – альянсы, какими бы крупными они ни были, все равно состоят из отдельных людей. А если ты встречаешь человека, интересы которого схожи с твоими, эта встреча достойна хорошей трапезы, и неважно, кто этот человек – торговец из альянса или раб.

Судьбы людей решают боги, и на долю каждого в его жизни выпадает пара-тройка удивительных встреч. В конце концов, с точки зрения здравого смысла даже мысль о существовании такой спутницы, как у Лоуренса, просто смешна. Однако вот же она – стоит рядом с ним и тоже проявляет неприкрытый интерес к письму.

Русые волосы, маленький четкий подбородок, янтарные с красноватым отливом глаза, чарующие губы – она выглядела самой настоящей аристократкой. Однако под капюшоном ее балахона скрывалась пара звериных ушей. Звали ее Хоро, и она случайно встретилась с Лоуренсом во время его странствия. Была она не аристократкой и вообще не человеком – а гигантской волчицей, способной проглотить взрослого мужчину целиком.

Она обитала в пшенице и властвовала над урожаями – еще со времен древних богов. И все же она не любила, когда ее саму считали богиней. Сейчас она шлепала Лоуренса хвостом по лодыжкам, намекая, чтобы он передал ей письмо; такое поведение можно было назвать скорее «чарующим», нежели «внушающим благоговение».

– Если дочитал, отдавай.

Лоуренс протянул письмо Хоро, и та сразу вцепилась. Реликвия, которую они искали в монастыре Брондела, – это были кости не обычного волка, но бога-волка… правда, оказалось в итоге, что они фальшивые. В письме рассказывалось, почему монастырь их купил.

Хоро считала, что кости могли быть останками кого-то из ее друзей. Но облегчение, пришедшее вместе с пониманием, что это не так, было кратким. Ибо в монастыре Лоуренс узнал еще один слух о костях бога-волка. И вот сейчас Хоро держала в руках письмо, в котором, возможно, были какие-то сведения на этот счет.

– Интересно – такой большой монастырь позволил себя обмануть.

Эти слова произнес Коул, третий из компании Лоуренса, глядя на огонь. Он был уже подростком, однако выглядел еще более по-детски, чем Хоро. Быть может, так на нем сказались тяжелые странствия. Или же он просто старался держаться незаметно, не выставлять напоказ свой ум.

Лоуренс подошел к огню, чтобы согреться, и ответил:

– Кто мог бы пожелать купить ржавый меч?

Когда Лоуренс был учеником, его наставник частенько задавал ему неожиданные вопросы. А потом оценивал, насколько хорошо Лоуренс на них отвечал.

– Хмм… кто-то, у кого… слишком мало денег?

– Возможно. Но не только.

– Тот, у кого слишком много денег? – опередила мальчика Хоро, закончившая, видимо, читать. Она уселась между Лоуренсом и Коулом и передала письмо мальчику.

Коул был юным школяром, случайно встретившимся Лоуренсу и Хоро в дороге. Он искал истину о костях бога-волка, потому что сам верил в языческих богов севера.

– Верно. Богатые люди тратят большие деньги на подобные вещи. Даже на тупой, ржавый меч. Ценность таких вещей не только в остроте.

– Значит, монастырь устраивало, даже если кости были не настоящие?

Хоро вознаградила отличный ответ Коула, погладив его по голове. Мальчик не смутился, но просиял… его улыбка была способна согреть любое сердце, в первую очередь – сердце той, кто его погладила.

– Не столь важно, кто кого обманул, сколь то, достаточно ли высоко монастырь оценил эти кости. И они это сделали.

Дослушав фразу Лоуренса, Коул вернулся к чтению. В письме была указана единственная возможность спасти монастырь.

– Тут сказано, что к ним обратился какой-то торговый дом на материке с предложением продать кости?

Не «какой-то», а Торговый дом Джин в Кербе, который втайне скопил большие деньги, чтобы купить волчьи кости, но позже влип в неприятности, угодив в бурю, разразившуюся вокруг нарвала.

– Настоящие кости или нет – монастырь мог просто продать их Торговому дому Джин за большие деньги, а потом сделать вид, что они ничего не знают. И тогда все было бы хорошо. Жаль, но у них не вышло.

– Ну, мы тут ни при чем, – вдруг вмешалась Хоро, поджаривающая сыр на деревянной палочке. После этих слов она откусила громадный пузырящийся кусок – и уши под капюшоном встали торчком.

– Да, нас это вряд ли касается, – кивнул Лоуренс.

Коул вновь вернулся к письму. Если там было что-то важное, то оно крылось не в фактах. Время от времени ценными оказываются ни на чем не основанные догадки.

По-настоящему важные для торговца сведения были отнюдь не в содержании письма. Главную ценность представляет то, чего никто не знает, а подобные тайны рождаются из безумных догадок, не из железных фактов.

– «Похоже, такие сделки в последние годы заключались повсюду. Думаю, люди, которые этим занимаются, обладают сетью связей, совершенно не похожей на нашу. Судя по всему, на севере становится неспокойно. Да пребудет с нами благословение Господне. Пиаски».

Хоро, доев сыр, кинула палочку в огонь.

– Это лишь подтверждает то, что тебе сказал Хаскинс, да?

Хоро редко называла кого-то по имени. Тот, чье имя она сейчас произнесла, был легендарным Золотым бараном из мифов монастыря Брондела. Если она звала его по имени, это что-то значило. Для упрямой Мудрой волчицы все, к кому она не относилась с почтением, были «ты» или «они».

– Господин Хаскинс рассказал, что Торговый дом Джин, который разыскивал кости, был когда-то частью компании Дива. Он сказал, что положение дел на севере быстро меняется как раз из-за Дивы, которая владеет северными рудниками и обладает совершенно иной сетью связей, чем Альянс Рувика.

Хаскинс сделал монастырь домом для себя и своих друзей. Эти друзья были рассыпаны по всему миру, но время от времени приходили сюда и обменивались новостями. Хаскинс в разговоре с Лоуренсом упомянул, что он слышал что-то о Йойтсу, родном городе Хоро.

– Значит… настоящие кости у компании Дива?

– Возможно. Если их кто-то продавал, в Диве не могли об этом не пронюхать.

Коул вернул письмо Лоуренсу, и тот медленно порвал бумагу на части.

– Ах!

Не обращая внимания на изумленный возглас мальчика, Лоуренс кинул обрывки в огонь.

– То, что письмо написано на бумаге, которая легко горит в огне и расползается в воде, – это знак. Обычно письма пишут на пергаменте, чтобы они долго хранились. Если письмо написано на тонкой бумаге, это означает, что оно не предназначено для чужих глаз.

Письмо сгорело быстро; хлопья пепла поднялись вверх в горячем воздухе.

– Ну так что будем делать?

Коул и Хоро смотрели на пепел, но сосредоточенно наблюдал лишь Коул. Янтарные с краснинкой глаза Хоро видели что-то совершенно другое.

– Письмо господина Пиаски подтверждает новости Хаскинса; стало быть, уже две громадные сети говорят об одном и том же. А значит, мы можем быть уверены, что это правда.

– Так что, они прогоняли людей, чтобы открывать свои рудники? – спросил Коул, вернувшись к реальности.

– Отсюда и проистекает возможность того, что они отчаянно охотятся за священными реликвиями, не особо заботясь об их подлинности. Это мне рассказал Хаскинс. В таком случае их цель очевидна. В том, чтобы разрешать споры силой, нет равных Церкви. Дива хочет заслужить благорасположение Церкви, чтобы та смотрела сквозь пальцы на то, как Дива покоряет рудные места.

Стало так тихо, что слышно было, как потрескивают деревяшки в огне.

– Это значит, священная война… они хотят отобрать у язычников земли Господа?

Священные реликвии принадлежат к миру вер и суеверий. Поэтому можно предположить, что кости бога-волка, которые разыскивают Лоуренс и его спутники, Церковь хочет использовать для распространения своего влияния в языческих землях. К примеру, если она посмеет осквернить языческого бога, и ей за это ничего не будет, тем самым она покажет язычникам, что их богов на самом деле не существует, а Единый бог – истинный.

Хоро говорила уже, что ее родичи сильны, но, когда от них остаются лишь кости, никак не могут укусить своих обидчиков. Реакцию язычников на такое деяние Церкви легко вообразить. Диве же война нужна, лишь чтобы заполучить права на рудные разработки в тех землях. К вере это никакого отношения не имеет – важен лишь доход.

Как и говорил Хаскинс. Везде, где люди уничтожают древних богов лесов и рек, на заднем плане виднеются силуэты торговцев. А на этот раз они даже не на заднем плане.

– Похоже, отмена северной экспедиции очень многих поставила в тяжелое положение. Никому не нравится, когда в его родной стране война, но если она где-то вдали – это совсем другое дело. Тогда можно будет продавать пищу и другие товары по сногсшибательным ценам, да и наемники все уйдут на войну. Самые удачливые из покорителей могут даже найти сокровища; ну и новые поселенцы тоже будут в выгодных условиях.

– И если та земля принадлежит к другой вере, это даже лучше, правда?

Дом Хоро был разрушен много веков назад, но по крайней мере там должны остаться знакомые леса, горы и реки. Те же пологие холмы, разлегшиеся под солнцем. Так что в каком-то смысле ее дом все еще существует. Но только если там не посоздавали копей для добычи металлов и драгоценных камней. Тогда – деревья вырублены, холмы срыты, реки засыпаны. Словом, все другое.

– Это… – Коул поднял руку; он был расстроен почти до слез. Он ведь был одним из немногих смельчаков, предпринявших хоть что-то, чтобы спасти людей от Церкви. – А мы знаем, где, ну, они атакуют?

– Нет. Однако, – и Лоуренс утешающе улыбнулся мальчику, – мы можем подготовиться. Чем крупнее план, тем сложнее его скрыть. Даже если мы не сумеем остановить его полностью, возможно, нам удастся отклонить острие копья от тех мест, которые мы стремимся защитить.

Коул кивнул и закусил губу; на лице его по-прежнему было страдание.

Через двадцать лет, возможно, Коул будет обладать достаточным влиянием в Церкви, чтобы в одиночку отклонить это острие. Но даже и это – может, свершится, может, нет.

Хоро, протянув руку, погладила Коула по щеке и ущипнула. Потом обратилась к Лоуренсу:

– Что нам понадобится?

– Во-первых, точная карта северных земель. Знание названий тех или иных мест ничего нам не даст, если мы не знаем, где именно эти места находятся; и где именно идет война, нам тоже неизвестно. Вдобавок – и это отнюдь не мелочь – по пути мы сможем найти новые сведения о костях бога-волка.

Хоро кивнула и испустила глубокий вздох.

– Именно поэтому я попросил господина Хаскинса дать мне имя кое-кого, кто сможет рассказать нам северные новости и нарисовать хорошую карту. И, поскольку он знает, что среди нас есть волчица, я надеюсь, что он даст нам хорошую рекомендацию, – шутливым тоном закончил Лоуренс.

Хоро лишь фыркнула – шутка явно не показалась ей смешной; простодушный Коул кивнул. Лоуренс рассказал это Хоро, еще когда они встречали утро в монастыре.

Он мог собрать сведения и отвести Хоро на родину, как и говорил с самого начала, но обещать какие-то дальнейшие подвиги – например, разрушить планы Дивы – он никак не мог.

Их противником была громадная торговая компания, владеющая северными рудниками. Чтобы лавировать в этом мире, требовалось нечто большее, чем просто деньги. Заставить монастырь Брондела продать Торговому дому Джин священную реликвию – это была лишь малая часть целей компании Дива.

Когда Лоуренс узнал это от Хаскинса, еще до возмущения его охватило благоговение перед невероятной громадностью мира.

Его собственное влияние имело свои границы – бродячие торговцы вообще, как правило, особой силой не обладают. Но Хоро не винила его за это, потому и сам Лоуренс не стыдился.

Он сделает то, что сможет. И сделает это настолько хорошо, насколько сможет.

– Так или иначе, мы возвращаемся в Кербе. И там встретимся с одним торговцем.

Кербе был вовлечен в водоворот событий вокруг нарвала. И Хоро задала следующий вопрос с явным неудовольствием:

– Надеюсь, не к тому человечку, из-за которого ты поднял такую суматоху?

– Ты про Кимана? Нет. Этот торговец – один из друзей Хаскинса.

После этого ответа Лоуренса выражение лица Хоро стало еще более кислым.

– Опять нам придется положиться на барана?..

– На этот раз он хотя бы не пастух. Уже лучше.

Хоро была не какой-нибудь аристократкой. Конечно, определенная гордость у нее была, но чаще ею двигало детское тщеславие и упрямство – что она и сама не стеснялась признавать.

Лоуренс не рассчитывал получить какого-либо ответа на свои слова, однако получил.

– Если не пастух, то кто?

Лоуренс ответил просто:

– Торговец картинами.

***

Как реки разделяют разные страны, так пролив, даже узкий, разделяет разные погоды. Климат по обе стороны пролива настолько различен, что в переписке между берегами часто проскакивают шутки, что лето и зима там меняются местами.

В порту Кербе тоже было холодно, но все же не до полного заледенения. Однако если пересечь реку и направиться на север, вскоре вокруг все станет белоснежным, как в Уинфилде. Мир вообще странно устроен.

– Куда мы направляемся – в северную или южную часть? – устало спросила Хоро, выглянув из одеяла, когда Лоуренс и его спутники плыли на лодке. Незадолго до того она начала пить, настаивая, что сейчас слишком холодно, чтобы можно было воздерживаться.

Лоуренс положил руку на голову Хоро и, лениво отведя челку в сторону, ответил:

– В южную. Туда, где веселее.

Река делила город Кербе пополам. На северной стороне жили изначальные обитатели города, а на южной – относительно недавно пришедшие сюда торговцы. Более оживленной была южная, торговая часть.

– Ммм. В таком случае… буду ждать вкусного ужина, – и Хоро зевнула, а потом облизала губы. Лоуренс мысленно подивился, какой именно пир отражался сейчас в ее глазах.

Подумав о содержимом своего кошеля, Лоуренс слегка уколол Хоро:

– Если без шуток – сколько овец у нас могло бы быть сейчас?

Хаскинс, работающий в монастыре Брондела пастухом, несколько раз предлагал втайне передать им несколько отличных овец.

– Мм… захватить их с собой было бы совсем непросто.

– В жизни бы не подумал, что ты способна мыслить так реалистично.

Овцы были недешевы, а уж те, которых подобрал бы сам Хаскинс, Золотой баран, точно не оставляли бы желать лучшего. Однако Лоуренс отклонил его предложение именно по той причине, которую сейчас назвала Хоро.

Когда Лоуренс отказался от овец, Хоро явно была недовольна, но уже тогда она все понимала.

– С такой-то мелочью я справлюсь, – сказала Хоро. – Ведь наша стая уже…

Она лежала под одеялом, используя в качестве подушки суму с пожитками. Рука Лоуренса лежала у нее на голове, и Хоро смотрела на него шаловливо. Свою фразу она не закончила – быть может, из жалости, а возможно, просто решила не утруждать себя.

– А ты не можешь взять пример с Коула и поспать тихо?

Коул, боящийся путешествовать на лодке, глотнул вина и теперь спал без задних ног у Лоуренса под боком.

На эти слова Лоуренса Хоро медленно опустила веки и сказала:

– Лодки я не боюсь, а вина боюсь. Если бы я могла всего лишь спать, то ускользнула бы от страхов, но боюсь, что для этого мне придется слишком много выпить.

Старая шутка – ее часто обращают к служителям Церкви, которым запрещено пить. Хоро делало такой пугающей даже не то, что она знала эту шутку, но то, что непонятно было, шутит ли она на самом деле.

– А я боюсь затрат на пропитание, и потому пить мне нечего, кроме собственных слез, – сказал Лоуренс.

Ответа от Хоро не последовало – похоже, ее эти слова не позабавили.

Вскоре после этого лодка без опоздания прибыла в порт Кербе.

Когда Лоуренс разбудил Коула, а Хоро, ворча, поднялась сама, в лодке, кроме них, уже никого не было.

– Мм… пфф. Всего несколько дней прошло, а ощущение, как будто долго, – произнесла Хоро, когда они покинули лодку и очутились в южном квартале. Совсем недавно они угодили в самое сердце скандала, грозившего расколоть Кербе надвое; возможно, именно поэтому город отложился у них в памяти сильнее обычного.

– Должно быть, это из-за того, что сплошные снега Уинфилда так непохожи на то, что здесь. Но ты права, – Лоуренс разделил поклажу между собой и Коулом, а потом одернул край балахона потянувшейся Хоро, чтобы ее хвост не выглядывал наружу. – Мы впервые вернулись в город, где уже были прежде.

– Мм? А, точно. Так и есть.

После печального состояния Уинфилда постоянная суета, царящая в Кербе, выглядела еще приятнее. Для всех, кто живет торговлей, нет более сладкого зрелища, чем бурлящий рынок.

– О да, а кажется, что мы вместе путешествуем уже очень долго.

– Хмм?

Хоро прищуренно огляделась, потом сцепила руки за спиной и зашагала вперед.

– И каждый раз, когда мы оказываемся в новом городе, происходит что-нибудь достойное того, чтобы над этим смеяться лет пятьдесят.

Фигурка Хоро вдруг показалась Лоуренсу очень одинокой, и он был уверен, что не только показалась. Если Хоро через пятьдесят лет будет смеяться над этими воспоминаниями, его рядом не будет, чтобы к ней присоединиться.

– …

Когда Лоуренс не смог придумать никакого ответа, Хоро повернулась к нему лицом.

– Ну так что, добавим еще одно счастливое воспоминание о нашем путешествии?

Лоуренс глянул мимо Хоро – там под навесом торговой палатки жарили угрей.

***

Оставив пожитки в здании гильдии, Лоуренс подошел к Киману, написавшему для него рекомендательное письмо, и в достаточно осторожных выражениях пересказал произошедшие в монастыре Брондела события.

Рассказ явно позабавил Кимана; вместо ответа он протянул письмо, пришедшее в гильдию несколько дней назад из далекого южного города, знаменитого своими мехами.

Письмо содержало единственную фразу: «Мы с прибылью». Лоуренс не сомневался, что если поднесет бумагу к носу, то ощутит запах волчицы – причем не Хоро.

Не было нужды спрашивать, от кого это письмо.

– Торговец картинами? О, скорее всего, ты имеешь в виду Торговый дом Хьюга.

– Да, я хотел бы встретиться с Хафнером Хьюгом.

– Если выйдешь отсюда и пойдешь прямо, он будет по правую руку. Там висит вывеска с изображением бараньего рога, так что промахнуться трудно.

Услышав эту подробность, Лоуренс криво улыбнулся. Довольно смелая вывеска, если учесть, что Хьюг – сородич Хаскинса.

– Однако довольно неожиданно было узнать, что у тебя дела с торговым домом Хьюга.

Искусство – привилегия тех, кто обладает богатством и властью, поэтому бродячие торговцы вроде Лоуренса нечасто заглядывают к продавцам картин. Киман, которого беспокоила репутация Торговой гильдии Ровена, явно тревожился, не впутался ли Лоуренс еще во что-то странное.

Полностью рассеять эту тревогу Лоуренс был не в состоянии, но Киман мог знать что-то полезное, и Лоуренс ответил, хоть и не рассчитывал на что-то серьезное:

– Я надеюсь пообщаться с серебряных дел мастером по имени Фран Бонели.

Это имя Лоуренсу дал Хаскинс. Сейчас, когда Киман его услышал, его лицо стало живым воплощением изумления.

– Ты ее знаешь? – спросил Лоуренс.

Киман потер лицо, чтобы убрать потрясенное выражение, потом еле заметно улыбнулся.

– Она знаменита. Причем известность ее нехорошая.

Что бы это могло значить? Лоуренс быстро огляделся и жестом предложил Киману пояснить свою мысль.

– Дело в ее покупателях.

Судя по глазам Кимана, он больше беспокоился о Лоуренсе, чем о том, что плохо говорит о Фран Бонели.

– Она известна тем, что в столь юном возрасте имеет столь высокопоставленных покупателей; однако все эти покупатели разбогатели недавно, и почти у всех темное прошлое. И она пропускает мимо ушей все вопросы о том, где и у кого она училась. Очень загадочная особа.

Источники, откуда Киман черпал сведения, были подобны раскинувшейся по земле паутине, и, скорее всего, он говорил правду.

Что же она за человек?

Пока Лоуренс размышлял, Киман добавил еще одну фразу:

– Мне кажется, тебе лучше держаться от нее подальше.

Разница в положении Кимана и Лоуренса в гильдии была как между небом и землей. Если Киман что-то советовал, это следовало понимать как приказ. И все же уже после того, как перо Кимана затанцевало по гроссбуху, он вполголоса промолвил:

– А, кажется, я снова начал думать вслух.

Тонкая улыбка возникла у него на лице. Судя по всему, его предупреждение действительно служило не более чем искренним советом.

Лоуренс поклонился Киману и направился прочь из здания гильдии – снаружи его ждали Хоро и Коул.

Не отрываясь от гроссбуха, Киман проводил его последней фразой:

– Дай мне знать, когда будешь делить прибыль.

Считать Кимана другом было бы преждевременно, но Лоуренс чувствовал, что какая-то дружеская связь между ними все же есть.

– Конечно же, – с улыбкой ответил он и вышел на улицу.

– Ну как прошло? – встревоженно спросил Коул. И неудивительно – в обычной ситуации было бы противно даже просто взглядами встречаться с человеком, чья жадность доставила им столько проблем.

Но во всем мире никто не отличался такой готовностью отложить старую вражду и выпить с прежним врагом, как торговцы.

Лоуренс похлопал Коула по голове.

– Похоже, они получили письмо. Там написано: «Мы с прибылью».

Коул просиял. Ему всегда нравилась Ив, и он беспокоился за нее. И, похоже, Ив тоже любила Коула.

Недовольна была лишь Хоро.

– Буду молиться, чтобы для нас это все не обернулось новыми бедами.

Вне всяких сомнений, она имела в виду как Ив, которая однажды попыталась убить Лоуренса, так и Фран Бонели, о которой их предупредил Киман.

Судя по тому, что они узнали, с этой женщиной будет непросто.

Лоуренс одарил Хоро взглядом, без всяких слов сказавшим: «Кто бы говорил».

Хоро раздраженно фыркнула.

– Ну и где живут эти торговцы картинами?

Ее раздражение было столь явственным, что стало ясно: на самом деле она вовсе не злится. Когда Лоуренс зашагал прочь, она тут же последовала за ним.

Едва увидев вывеску, свисающую с крыши Торгового дома Хьюга, она с трудом подавила кривую усмешку.

– Даже не знаю, трусы они или смельчаки.

– Думаю, причина та же, по какой ты видишь столько орлов на гербах аристократов, – произнес Лоуренс, открывая дверь лавки. Дом выглядел просто, но был украшен тонкой резьбой, которая явно обошлась в круглую сумму. Тут же нос Лоуренса окунулся в запах краски.

Эта лавка была мелковата по сравнению с другими на этой улице, но Лоуренс поразился, какой преуспевающей она, похоже, была. Стены были увешаны картинами, и у всех этих картин было кое-что общее.

Громадный размер.

Как правило, стоимость картины определяется не темой и не именем художника. Самое дорогое в картине – сама краска, и потому цену определяет в первую очередь размер картины и насыщенность цвета.

В этой маленькой лавке все картины были большими и очень яркими. Вне всякого сомнения, они стоили громадных денег.

– Хоо…

На некоторых картинах были изображения Единого бога и Святой девы-матери, на других – различные святые отшельники в горах, в лесах, в пещерах, возле озер. И всякий раз фон был прорисован лучше персонажей, словно художников он заботил больше, чем Единый бог или Святая дева-мать.

– Похоже, хозяев нет на месте.

Хоро часто дышала – она явно впечатлилась. Коул молчал. Лоуренс шагнул вглубь помещения – но сперва строго предупредил Хоро:

– Не прикасайся к картинам.

Хоро тут же раздраженно надулась – ей не понравилось, что с ней обращаются как с ребенком, – но ведь она и вправду успела уже поднести палец к одной из картин. Если бы она притронулась к картине и оставила отпечаток, им всем пришлось бы поспешно покинуть лавку.

– Прошу прощения! Тут есть кто-нибудь? – позвал Лоуренс, и тут же в глубине лавки раздался стук двери. Там явно кто-то был.

Услышав невнятный ответ, Лоуренс в ожидании продавца принялся разглядывать одну из картин. На ней была изображена группа пилигримов. Они шли вдоль берега реки; за рекой расстилался буйный лес, а вдали виднелся горный хребет.

Появившийся из глубины лавки мужчина больше походил на свинью, чем на барана.

– Чем могу помочь?

Плоская шапочка на голове подошла бы скорее служителю Церкви, но прочее одеяние было как у истинного торговца.

– Я хотел бы поговорить с господином Хафнером Хьюгом.

– О? Ну, я и есть Хафнер. Итак… чем могу помочь?

Лоуренс явно был бродячим торговцем, его спутники, не менее явно – монахиней и уличным попрошайкой. Никто из троих не относился к богачам, типичным покупателям картин.

– Вообще-то меня послал к тебе господин Хаскинс из монастыря Брондела…

Это все, что Лоуренс успел сказать.

Нос Хьюга, больше похожий на пятачок, дернулся, глаза уставились в угол комнаты.

Хоро, почувствовав его взгляд, отвернулась от картины Святой девы-матери с яблоком в руках.

Хоть и хрупкая, все же Хоро была волчицей.

– А… а… а…

– Ее зовут Хоро, – произнес Лоуренс, ослепительно улыбнувшись до смерти перепугавшемуся Хьюгу.

Но на то, чтобы слушать, Хьюга явно не хватало. Он смотрел на Хоро, точно громом пораженный; судя по всему, он хотел удрать, но ноги отказывались слушаться.

Первой с места сдвинулась Хоро.

Не издав ни звука, она подошла вплотную к Хьюгу.

– Стоит ли надеяться, что у тебя есть такие яблоки, как на той картине?

Тот, кого в лесу окружает стая волков, может сделать лишь одно: достать кусок мяса и отбросить от себя как можно дальше.

Все произошло мгновенно. Хьюг кивнул настолько стремительно, что его обвислые щеки затряслись, и тут же исчез в задней части своей лавки.

– Он больше похож на свинью, чем на барана, – пробормотала Хоро, провожая его взглядом.

***

Ничуть не стесняясь, Хоро потянулась за яблоком – перед ней стояла полная деревянная миска. Хьюг, хоть и был владельцем лавки, стоял в углу как пришибленный.

– Господин Хьюг.

При звуках голоса Лоуренса Хьюг попытался съежиться в точку. Лоуренс предложил ему кресло – непонятно даже, кто здесь хозяин, а кто гость.

– Мы узнали об этом месте от господина Хаскинса.

Хьюг был сильно занят – он вытирал пот со лба, неотрывно глядя на яблоки; однако, едва услышав эти слова, он застыл на месте. Потом поднял на Лоуренса полный отчаяния и мольбы о пощаде взгляд.

Жующая яблоко Хоро выбрала именно этот момент, чтобы вмешаться:

– Вот он… был крепким малым.

И издевательски покосилась на Хьюга одним глазом. Больше всего ее раздражало не то, что он был бараном, а его трусость.

Впрочем, не выкажи он страха, она, скорее всего, тоже была бы раздосадована. Волки – трудные создания.

– Крепким. Ну, жилистым.

– Да, он действительно был крепок, – добавил Лоуренс к вовсе не таким уж необходимым словам Хоро.

– Ч-что вы с ним… нет, что вы от него хотели?

Если бы Хьюг был чуть-чуть посмелее, он, видимо, спросил бы: «Что вы с ним сделали?»

Но он явно видел клыки Хоро, уплетающей яблоки. Волки и овцы – извечные враги. С незапамятных времен одни пожирали других, и так будет продолжаться впредь.

– Он рассказал нам историю своего племени и того, что было сделано в монастыре. Это была великая история. А потом мы помогли ему кое в чем.

– …Почему он… почему он послал вас ко мне?

– Мы ищем кого-то, кто хорошо знает северные земли.

Судя по глазам Хьюга, к нему постепенно возвращались силы. Вне всяких сомнений, он как продавец картин добился успеха, а значит, он был выше Лоуренса – простого человека и бродячего торговца.

– А… да… – сказал Хьюг, но споткнулся на слове «однако», которое явно хотел произнести следующим, и многозначительно посмотрел на Хоро.

Та, сожравшая уже пять или шесть яблок и как будто временно насытившаяся, облизывала пальцы. Лишь закончив облизывать указательный и безымянный пальцы от кончиков до основания, она сказала:

– Этот Хаскинс – в нем была сила. Он знал, как устроен мир.

– …

Хьюг неотрывно смотрел на Хоро, не только не произнося ни слова, но даже не дыша.

– Я имею в виду – он сделал все, чтобы выплатить нам свой долг. Но будет ли этот долг выплачен… – она покосилась на него, – зависит от тебя.

– Это… – Хьюг сглотнул, словно подавился чем-то, потом выдавил: – Ну конечно… если он так хочет, то…

– Мм, – и Хоро легонько толкнула Лоуренса в руку, будто говоря: «Ну, остальное за тобой».

– Итак, господин Хьюг. Мы рассчитываем, что ты нас кое с кем познакомишь.

– А… ну конечно, мы торгуем живописью, а многие художники часто путешествуют. Так что…

– Да, Хаскинс назвал нам имя некоего серебряных дел мастера.

Лишь теперь Хьюг стал выглядеть как истинный торговец картинами. А Хоро из девушки, самозабвенно лакомящейся яблоками, превратилась в волчицу.

– Господин Хаскинс назвал имя Фран Бонели.

На лбу Хьюга появились морщины. У него было странное выражение лица, какое часто появляется у торговцев, когда кто-то раскрывает самый прибыльный их секрет. Но Хьюг был торговцем уже много лет, и, уж конечно, он знал, как обращаться с посетителями, присланными Хаскинсом.

– Я… ее знаю.

– Я слышал, она очень хороший мастер.

На эти слова Лоуренса Хьюг кивнул, но лицо его исказилось, как от боли.

– Она зарабатывает на жизнь картинами, но истинная ее торговля – серебром. Не знаю, как ей это удалось, но она близка с многими влиятельными особами, и они все как один в восторге от ее мастерства… особенно те, кто сделал себе состояние копьем и щитом, если ты…

Для такого торговца, как Хьюг, она явно была все равно что курочка, несущая золотые яйца. Так что говорить о ней он мог еще очень долго.

Лоуренс прокашлялся и спросил:

– Ты познакомишь нас с ней?

Никому не хочется подпускать соперника к главному источнику своих доходов. Лоуренс вполне понимал это чувство – особенно если соперником был неизвестный бродячий торговец в компании нищего мальчишки и духа-волчицы. Едва ли его можно было винить, если он сейчас во всех подробностях представлял себе, как его съедают живьем.

Вне всяких сомнений, Хьюг сейчас взвешивал на мысленных весах долг Хаскинса, свой доход и свою же безопасность.

Хоро придавила эти весы пальчиком:

– Йойтсу.

– Э? – и Хьюг поднял на нее глаза.

– Йойтсу. Старое название, мало кто помнит его сегодня. И еще меньше тех, кто помнит, где это.

У Хьюга, должно быть, внезапно пересохло в горле – он несколько раз попытался сглотнуть.

– Я ищу свою родину. Йойтсу. Ну, что скажешь? Ты слышал о нем?

Хоро держалась не лучшим образом, несомненно. Но столь же несомненно было и то, что она устала все время притворяться бодрой.

– Если знаешь – расскажи мне. Просто посмотри на меня.

Хоро с поникшей головой казалась очень маленькой. Если сейчас обнажить ее хвост – Лоуренс был уверен, что он понуро висел бы между ног.

– А… ээ, ну…

Поведение Хоро удивило даже Лоуренса, а уж Хьюг был не удивлен, а потрясен. Он встал наконец со своего кресла и захлопал губами, будто пытался что-то сказать Лоуренсу и Коулу.

Может, это было просто из-за того, что переговоры шли трудно, а возможно, Хоро мыслить стала по-другому.

В Уинфилде она поняла, какой была наивной, причем благодаря барану – животному, над которым насмехалась при любой возможности. И здесь она не требовала чего-то там, а всего лишь просила сведений.

Хьюг не был смельчаком, зато обладал великодушием.

– П-пожалуйста, не вешай носа. Если тебя послал старик… н-нет, если ты так почтительна со мной, то – ладно, я ведь и сам был рожден бараном. И я помогу тебе. Поэтому –

«Не вешай носа».

При этих словах Хоро медленно подняла голову и улыбнулась. И – возможно, странно думать так о существе, прожившем столько веков, сколько Хоро, но все равно Лоуренсу показалось, что ее улыбка чуть-чуть более взрослая, чем раньше.

Глава 2

Вместо яблок Хьюг предложил подогретого вина.

– Так вам станет теплее. Прошу, не стесняйтесь.

Лоуренс поблагодарил и поднес чашку к губам; Хоро последовала его примеру. Лоуренс сомневался, что ей понравится, и глянул на нее украдкой. Коул был единственным, кто пил подогретое козье молоко, и зрелище Хоро, глядящей на него с явной завистью, было весьма занятным.

– Итак, вы хотите узнать про Фран Бонели, да?

– Совершенно верно.

У Лоуренса было ощущение, что Хьюг еще что-то хочет сказать, и верно: вскоре тот, придя к какому-то решению, произнес:

– Вообще-то как раз сейчас она в городе.

Хоро улыбнулась без намека на дружелюбие; Лоуренс не мог не признать, что понимает причину этого. Ничего удивительного не было в том, что Хьюг пытается оградить свой источник дохода.

Легонько похлопав Хоро по колену, Лоуренс вернул внимание к Хьюгу.

– Рисует или мастерит что-то, я полагаю?

– Нет. Она постоянно бродит то тут, то там; говорит, что готовится как раз к работе. А стоило мне поймать себя на мысли, что уже довольно давно с ней не виделся, как она появилась и заявила, что услышала какую-то легенду.

– Легенду? – переспросил Лоуренс, будто желая убедиться, что слух его не подвел. Хьюг кивнул.

– Что-то насчет деревни под названием Тауссиг. Она на севере, у самого подножия длинного и широкого хребта. Горы высоки, леса густы, а она заявляет, что ей интересна легенда о каком-то тамошнем озере.

Услышав слова «горы», «леса» и «озеро», Лоуренс глянул на свою спутницу.

Но Хоро не вернула взгляда; она смотрела на Коула, сидящего по другую сторону от нее.

– Господин Хьюг, а ты знаешь что-нибудь про эту легенду?

– Естественно, я много чего слышал. Как ты, полагаю, догадываешься, у нас свои источники сведений, и в какой-то степени мы можем судить, правдивы подобные легенды или нет…

– Ты хочешь сказать, что, скорее всего, эта история ненастоящая?

Хьюг кивнул.

– Но она упряма. Если уж она решила, какую форму примет серебряная вещица, которую она делает, ее не переубедить… хотя некоторые находят в такой страсти определенное очарование…

– Значит, у нее не найдется времени, чтобы нарисовать для нас карту?

– Думаю, нет. Хотя…

– Хотя?.. – повторил Лоуренс. Хьюг ответил с ноткой сожаления в голосе:

– Она действительно часто отправляется на север в поисках вдохновения для своих поделок из серебра, и мне кажется, что с древними названиями и местами она знакома куда лучше, чем старый Хаскинс или я, – ведь она-то, в отличие от нас, сама там бывает.

Лоуренс кивком предложил Хьюгу продолжать. Однако следующие слова не ответили на вопрос Лоуренса.

– Поэтому – да. Но я не знаю, согласится ли она нарисовать для вас карту, если вы попросите. Мне пришлось очень сильно потрудиться, чтобы наладить отношения с ней, так что… – и Хьюг вытер пот со лба. Если только это не было лицедейством, Фран Бонели была трудной особой, и поладить с ней мог не каждый.

– Что? Да это будет легко, – бросила Хоро, оскалив клыки на разговорившегося Хьюга. Все, что понадобится, – запугать Фран… она хотела пошутить вот так?

Хьюг улыбнулся, но вовсе не потому, что счел шутку забавной. Ремесленники знамениты своим упрямством. Известны легенды о кузнецах, которые даже на грани нищеты готовы были скорее лизать ржу своих наковален, спасаясь от голодной смерти, чем ковать мечи, которые они не хотели ковать.

Было бы глупостью со стороны Лоуренса просто заявиться к Фран и попросить ее нарисовать карту северных земель.

– Я понимаю, – произнес Лоуренс. – Но ты сможешь замолвить за нас словечко?

При этом вопросе Хьюг едва не рухнул на стол. Возможно, он почувствовал, насколько решительно Лоуренс настроен.

– Она… она очень трудная особа, понимаешь ли…

Да, убедить ее повстречаться с кем-то незнакомым должно быть непросто. Лоуренс принялся размышлять над этой проблемой.

Хьюг разрывался между сохранением своих отношений с серебряных дел мастером и выполнением просьбы Хаскинса, хранившего дом для духов-овец, таких как Хьюг. И в этой внутренней борьбе он склонялся на сторону Фран.

Неужели той поддержки, которую они уже получили от Хаскинса, недостаточно, чтобы убедить Хьюга им помочь? Или просто у Хьюга не очень развито чувство долга?

Или – Фран Бонели была настолько выдающимся мастером?

Способности Лоуренса вполне позволяли ему делать подобные выводы. Да и торговцу картинами уровня Хьюга едва ли было трудно угадать, о чем думал Лоуренс во время этой краткой паузы.

Если Хьюг рассердит Бонели, ему придется иметь дело с чем-то более опасным, чем даже Хоро.

Хьюг заговорил умоляющим тоном:

– Я так сильно боюсь ее сердить из-за моей торговли. Но это не связано с деньгами.

Суть торговли всегда – зарабатывать деньги. Лоуренс с любопытством посмотрел на Хьюга. Тот, похоже, собрался с духом: он встал и подошел к одной из картин.

– То место, которое здесь изображено, когда-то давно называлось Дира.

Это была одна из самых больших картин в комнате; пейзаж на ней был скалистый, очень неуютный на вид. Перед громадной скалой стоял отшельник, воздев руки, точно в молитве. Похоже, здесь был изображен миф о святом покровителе Диры.

Подобные картины встречались часто. Но, насколько Лоуренс знал, художник обычно все-таки больше сосредотачивался на людях, чем на природе.

Едва он успел так подумать, Хьюг произнес нечто неожиданное:

– Это моя родина.

– !..

Лоуренс почувствовал, как Хоро рядом с ним напряглась.

– Давным-давно это была добрая, богатая земля. Безо всяких камней. Эта скала… след когтя.

– …Медведь Лунобивец? – хрипло прошептала Хоро.

– Да. И этого мое племя никогда не забудет. Эти картины создавались людьми, такими как госпожа Бонели. Десятки лет назад. Ради моего племени и других подобных нам я собираю эти вещи – то, что показывает нам родные земли, которые нам пришлось покинуть, или бедствие, из-за которого мы не можем вернуться. Я солгал бы, если бы сказал, что не извлекал из всего этого прибыли, но это второстепенно.

Хьюг вперил взор в картину, точно смотрел в громадное окно.

– И даже того, что изображено здесь, тоже уже нет. Я слышал, там нашли золотую жилу… Какая ирония судьбы. Золото нашел тот самый человек, которого я нанял, чтобы он создал эту картину. Да даже не случись этого, ветер и вода все равно источили бы землю, пока она не стала бы совершенно другой. Почти на всех картинах в других комнатах и на тех, что висят в особняках и церквах, тоже места, которые уже исчезли или исчезают. Да и сами картины тоже не вечны.

Договорив, Хьюг прикоснулся к раме и какое-то время молча смотрел на картину.

В этом доме хранились крохотные частицы исчезающих миров. Ход времени человеку, возможно, кажется медленным, но для таких, как Хьюг, оно, напротив, стремительно летит. У них не осталось ничего, кроме воспоминаний о прошлом; и пропасть между прошлым и настоящим все ширилась.

Внезапно Хьюг со смущенной улыбкой посмотрел в сторону Лоуренса. Вероятно, на самом деле его взор был обращен на Хоро, однако Лоуренс не стал оборачиваться, чтобы проверять. Он понимал, что, если сделает это, ранит чувства Хоро.

Говорить с Хоро о таких вещах имел право только Хьюг, проживший столько же, сколько она.

– Я сам очень хотел бы тебе помочь. Это место существует не только ради нас, овец. Среди моих покупателей есть олени и зайцы, лисы и птицы.

Лоуренс услышал шелест одежды – это Хоро пошевелилась. Он не стал спрашивать, что именно она делала.

– Однако знания и мастерство Фран Бонели незаменимы. У нее идеальная память – она никогда не забывает те места, где хоть раз побывала; а ее целеустремленность не может поколебать даже смерть. Она полностью поглощена тем, чтобы отражать на своих картинах разные дикие места, и я не могу позволить себе потерять ее благорасположение. На это нет времени.

Огонь в глазах Хьюга был совсем не таким, какой можно увидеть в глазах человека, старающегося лишь для собственной выгоды. Свидетельства той жизни, какую он и его родичи когда-то вели, стремительно исчезали, и он делал все, чтобы сохранить воспоминания о ней.

Лоуренс задумался над последними словами Хьюга. «Нет времени» – он имел в виду, что те места пропадают слишком быстро?

– Нет времени?

– Да. Мы должны спешить. Есть огромное множество мест, которые я хотел бы, чтобы госпожа Бонели изобразила, но ее жизнь коротка. Я часто думаю – если бы только она могла жить так долго, как мы.

Лоуренс не был уверен, что при этом откровении изумленный возглас вырвался лишь у него одного. Он-то предполагал, что Фран Бонели – особое существо, как Хоро и Хьюг. А теперь у него возник новый вопрос: если время так драгоценно, почему Хьюг и его родичи просто не занялись рисованием сами?

– Как и ты, я создан, чтобы быть торговцем, – произнес Хьюг.

Лоуренс вдруг осознал, что озадаченно чешет в затылке; должно быть, Хьюг угадал его мысли.

Хьюг опустил глаза, потом с улыбкой вздохнул. Перевел взгляд на картины, и глаза его сузились.

– Я понимаю, что ты хочешь сказать. Честно говоря, мы как-то раз в самом деле взяли кисти и краски… и мои товарищи отправились на север и восток, чтобы запечатлеть для юга старые пейзажи, которых сейчас уже давно нет… Но мои товарищи не бессмертны.

Хоро была духом-волчицей, обитавшим в пшенице, и Лоуренс помнил ее слова: если пшеница, в которой она живет, исчезнет, погибнет и она сама. Вдобавок у нее и естественная продолжительность жизни не бесконечна.

Но Лоуренс не думал, что Хьюг ведет речь о смерти от старости.

Хьюг молча смотрел на него. У него были глубокие, спокойные глаза старого мудрого человека.

– Они взяли кисти и отправились в странствие, наблюдая за миром из чувства долга. И что же они увидели? Леса вырублены, реки перегорожены плотинами и текут по-другому, горы раскопаны и изранены. В конце концов они не смогли этого выносить и сменили кисти на мечи.

Лоуренс уже слышал эту историю. Он кинул взгляд на Коула – мальчик был само внимание.

– Но их было слишком мало. Одного сожгла Церковь, другого раздавила армия. Один был настолько напуган собственным бессилием, что… да. Немногие остались хотя бы в воспоминаниях; они исчезают, как морская пена. Люди – они… о, приношу свои извинения.

– Ничего страшного, – произнес Лоуренс, и Хьюг ответил печальной улыбкой.

– Люди обрели колоссальную силу. Мир уже давно в их руках, а наш век остался позади. Те, кто не пожелали с этим смириться, один за другим пали в боях и ныне существуют лишь на пергаменте, в виде легенд. И даже эти пергаменты рассыпаются – их едят мыши и моль. И есть мы, те, кто остались; овцы – в человеческом понимании слова «овца». Никому из нас недостает храбрости взять в руку кисть – мне в том числе. Самые храбрые из нас пали первыми… это было жестоко.

Лоуренс слишком хорошо понимал, почему Хьюга заботил человек Фран Бонели в большей степени, чем баран Хаскинс и волчица Хоро. Несомненно, Хьюг и его товарищи не раскрыли ей свою истинную натуру.

В таком случае существовало немного способов удержать ее при себе. Чтобы она рисовала для них картины, они готовы были склоняться перед ней, делать все, чтобы она не обижалась, соглашаться на любые ее требования, даже самые неразумные.

Даже признать в разговоре с Лоуренсом, что она существует, – это уже была большая уступка со стороны Хьюга.

– Да, жестоко, – произнесла Хоро, потягивая кислое вино, которое, Лоуренс был уверен, ей не нравилось. – Ты поэтому так сильно расстроился, когда меня увидел, да?

Лоуренс посмотрел на Хоро; Коул сделал то же.

Птицы и лисы навещали этого барана, но волки – почти наверное нет. Волки обладают клыками, когтями и смелостью, позволяющей пускать их в ход. Они первыми прибегают к насилию.

И поэтому они первыми погибают.

Хьюг обратил на Хоро спокойный взгляд и медленно кивнул.

– Да.

– Хех. Ну и ладно. Я бы сильнее огорчилась, если бы было наоборот.

Из-за того, что такая смелость шла ей, Хоро заслужила прозвище «Мудрая волчица». И именно сейчас Хьюг окончательно перестал ее бояться.

– …Завидую такой силе. Сам я часто думал: если уж мне суждено так долго жить, почему я не родился камнем или деревом?

Хоро говорила уже без всякой сдержанности.

– Не могу сказать, что испытываю те же чувства. Будь я камнем или деревом, я не смогла бы путешествовать с этими двумя.

Хьюг улыбнулся.

– Да. Жизнь в мире людей может действительно доставлять радость.

– Мм. Они забавные.

И все же у Лоуренса невольно возникла мысль, что неслучайно предложенное им вино оказалось не очень-то сладким.

***

Золото, серебро, медь, железо, олово, свинец, камень.

Фраза «отделять зерна от плевел» широко известна, но в действительности определять, что ценно, а что нет, бывает сложно.

Пока Лоуренс и его спутники ожидали возвращения Фран, которая была где-то в городе, Хьюг показывал им склад. Здесь были не только картины, но также множество изящных поделок, которые Хьюг купил вместе с этими картинами.

– Здесь много фальшивок, но… а, смотрите, вот брусок, чтобы прижимать свитки. Но, мм, похоже, он не золотой, а только позолоченный. А, да, вот смотрите! Ну что с такими вещами делать?

Хафнер Хьюг, владелец склада, похоже, сам точно не знал, что именно в нем хранится, – судя по тому, как он сделал это свое заявление, держа брусок в руке.

Хьюг рассказал Хоро о Фран, потому что Хоро была древним существом, как и он сам; однако все же он был духом барана и к тому же торговцем. Несомненно, из этой сделки он рассчитывал извлечь какую-то выгоду.

Хоро и Коул хотели узнать, нет ли у него готовых картин с изображением Йойтсу, родины Хоро, и Хьюг отправил их вглубь склада, но при этом не оставлял без внимания и Лоуренса. Бродячий торговец, путешествующий от страны к стране, не мог похвастаться богатством, зато возмещал это познаниями. Хьюг, несомненно, желал знать, нет ли среди пыльных поделок в его складе чего-то неожиданно ценного. Лоуренс чувствовал себя свиньей, натасканной на поиск трюфелей.

Безусловно, спрос на товары разнится от города к городу: в одном отлично продается все, где есть волчьи мотивы, а в другом настолько в моде золотые оттенки, что даже позолоченные вещицы не залеживаются на прилавках. Лоуренс был рад возможности поделиться своими познаниями о том, в каких городах для каких товаров хороши условия.

Город, в котором отличные условия для торговли, можно сравнить с пьяницей. Совершенно невероятные вещи можно продавать с легкостью; учитывая, сколько барахла хранилось у Хьюга, в таком городе он мог бы озолотиться.

– В общем, такие дела.

– Понятно, понятно. Я глубоко признателен. Конечно, пока я сижу здесь, я слышу истории из самых разных мест, но, увы, большинство моих посетителей не идут дорогой торговца, и потому сведений, которые были бы полезны в делах, я получаю мало.

Даже пока он говорил, Хьюг не переставал делать пером пометки на полях какого-то старого счета. Если только его хорошее настроение не было притворным, он явно рассчитывал получить немалую прибыль.

Хоро бы лишь фыркнула, если бы Хьюг обратился к ней, но Лоуренс ведь был торговцем.

Лоуренс думал об этом, когда его взгляд упал на некий предмет в горе мусора.

– …А это?..

– А, вот, значит, куда я задевал эту старинную вещицу.

Лоуренс извлек предмет из щели между двумя деревянными ящиками, и Хьюг, радостно улыбаясь, потянулся к нему.

Лоуренс даже представить себе не мог, для чего мог бы служить этот предмет. Он передал его Хьюгу. Это было золотое яблоко; Хоро бы точно улыбнулась, увидев его.

– Для чего оно вообще?

– О, это одна из этих – грелок для рук.

– Для рук?

Вместо ответа Хьюг протянул яблоко обратно Лоуренсу, и тот заметил, что оно и вправду чуть теплее, чем было только что.

– Это для торговцев, которые хотят чуть-чуть блеснуть своим богатством. Его можно подержать у очага или велеть ученику нагреть своей кожей, а потом, например, греть руки, когда пишешь. Правда, тот, кто осмелится воспользоваться им в зимнем путешествии, обнаружит, что его руки прилипли.

Хьюг был совершенно прав. Однако Лоуренс мог с легкостью вообразить другую картину: как Хоро лежит в повозке, свернувшись калачиком вокруг этой вещицы, словно наседка, оберегающая яйца. Лоуренсу подумалось, что такая грелка могла бы быть полезной, но тут же он помотал головой, чтобы выбросить из нее эту мысль.

Сейчас некогда отвлекаться на подобные глупости.

Лоуренс вернул яблоко Хьюгу.

– В любом случае, огромное спасибо за сведения, – сказал довольный Хьюг, который в своем стремлении не упустить ни единой подробности не оставил на полях счета живого места.

– Не за что. Это тебе спасибо.

– Когда закончишь свои дела, не стесняйся, заглядывай. Ты всегда желанный гость.

Сейчас Хьюг говорил, как самый обычный торговец.

Лоуренс улыбнулся, кивнул и пожал ему руку.

– Однако, похоже, юный господин Коул и госпожа Хоро все еще разглядывают картины, – Хьюг не без труда поднял свое тучное тело на ноги и кинул взгляд в дальний угол склада.

Хоро, болтая о чем-то с Коулом, одну за другой пролистывала картины, закрепленные в стойке.

Глядя на нее, Хьюг вдруг замолчал. Лоуренс догадывался, о чем он думал.

– Могу я поинтересоваться, какая между вами связь?

Вполне резонный вопрос.

Хоро не могла не услышать, однако не подала виду.

Лоуренс решил, что скрывать смысла нет, и ответил:

– Мои торговые пути проходят в основном по более южным землям. Я повстречал Хоро во время одной из остановок.

– Понятно.

– Давным-давно друг Хоро попросил ее об услуге – чтобы она даровала богатые урожаи пшеницы некоей деревне. Но со временем деревня забыла про нее, и она решила вернуться на родину. Моя повозка просто случилась рядом, и Хоро нырнула в нее и спряталась.

Хьюг улыбнулся, однако в его выражении лица сквозило нечто спокойно-расчетливое. История Хоро имела отношение и к его собственному опыту.

– Но с тех пор, как она покинула родные земли, прошли века, и она не знает, где они. Поэтому мы путешествуем, пытаясь их найти. По дороге мы встретили Коула. Он из северной деревушки под названием Пин.

– О, из Пина? – глаза Хьюга округлились от удивления, и он кинул взгляд через плечо на Хоро с Коулом. – Это довольно далеко. А… теперь понимаю, почему старый Хаскинс рассказал вам о Фран Бонели.

Лоуренс нарочито улыбнулся. В этой истории не было ничего смешного, но, если бы он не смог рассказать ее с улыбкой, Хоро, возможно, рассердилась бы.

– Север – земля вторжений и завоеваний. Названия все время меняются. Быть может, я знаю этот ваш Йойтсу – только под другим названием.

Лоуренс кивнул; однако следующие слова Хьюга его поразили.

– Когда ты сказал, что тебе нужна карта северных земель, я сразу понял, что вы имеете какое-то отношение к тамошним распрям, – Хьюг произнес это в шутку, но, увидев реакцию Лоуренса, тоже застыл. – А… эээ… или вы не имеете?..

– Ты говоришь о событиях, в которые вовлечена компания Дива? Значит, слухи не врут?

Вне всяких сомнений, Хьюг, кроме картин, собирал и сведения.

А река, берущая свое начало возле дома компании Дива, текла прямо сюда, в Кербе.

– Ээ, нет, я… если ты хочешь узнать наверное, правдивы ли они, то у меня надежных свидетельств нет. О том месте постоянно ходят неприятные слухи.

– А сам ты во что веришь, господин Хьюг?

У Хьюга было выражение лица, как у человека, чью шутку неожиданно восприняли всерьез. Похоже, он понял, что попытки уйти от ответа будут тщетны, и с неохотой произнес:

– Простая истина в том… что мне это все неинтересно.

Лоуренс не поверил своим ушам.

– Тебе неинтересно?

– Да. Многие из нас просто затыкают уши и закрывают глаза – как было и в истории с Медведем Лунобивцем. Они выкопают из земли, что смогут выкопать, а потом уйдут. Природа в любом случае не вечна. Но, хотя вид может полностью поменяться, сама земля не исчезнет, поэтому…

Даже смирная овца, лишь изредка поднимающая голову от травы, чтобы осмотреться своими черными глазами, понимает, как устроен мир.

Обозвать Хьюга трусом легко. Однако в его подходе таилась некая истина, и едва ли его можно было винить за реалистичность мышления.

Тот, кто путешествует, видит всякое.

Деревни, окруженные наемниками; города, страдающие от распрей между феодалами. Сопротивление ничего не дает – да жители и бессильны сопротивляться. Единственное решение – сидеть тихо и надеяться, что буря минует.

– Вот почему я никогда не пытался разузнать что-нибудь подробнее. Я не так силен, как старый Хаскинс; если бы я больше знал, это лишь породило бы больше беспокойства. Как сейчас беспокоишься ты вместе с госпожой Хоро и юным Коулом.

Хьюг чуть улыбнулся собственной мелкой шутке, показывая, что желает закрыть обсуждение этой темы.

Это правда – чем больше знаешь, тем больше хочешь знать, а чем подробнее знания, тем сильнее хочется вмешаться. Трудно спорить с мудростью того, кто пережил катаклизмы.

Лоуренс не имел права нарушать спокойное течение жизни Хьюга, и Хоро, должно быть, решила бы так же на его месте.

– Приношу извинения, что спросил.

– Ничего страшного. Сожалею, что не смог ничем помочь. Так что, вы сейчас вернетесь к себе? – поинтересовался Хьюг.

Лоуренс кинул взгляд на Хоро; та подняла голову, помотала ей и показала на Коула. Мальчик по-прежнему проглядывал картины. Похоже, те двое еще не закончили свои поиски.

– Я побуду один.

– Ясно. Не желаешь выпить чего-нибудь теплого?

Лоуренса как торговца эти слова удивили. В этой складской комнате хранилось множество ценных картин, а также вещиц из золота и серебра. Оставить здесь без присмотра абсолютных незнакомцев – для этого требуется недюжинная смелость. Хьюг, поняв мысли Лоуренса, улыбнулся.

– Если бы она захотела что-нибудь у меня украсть, быстрее было бы просто откусить мне голову. И в любом случае, мы, обитатели леса, не лжем.

Лоуренс вежливо кивнул.

– Мои извинения.

***

Хьюг беседовал с Лоуренсом еще какое-то время, потом удалился вглубь своей лавки заниматься делами.

Лоуренс сидел в комнате, ожидая Фран и читая рассказ торговца, утверждавшего, что он объездил весь мир и нашел далеко на востоке золотой город. Но, как и сведения, которые Лоуренс искал у Хьюга, то, что человек узнает, путешествуя по свету, невероятно ценно (если правдиво, конечно), а значит, обнародовать это – верх глупости. Значит, рассказ о путешествии – просто чушь; но по крайней мере это была занятная чушь.

Лоуренс потешался над абсурдностью одной из самых невероятных подробностей, когда что-то золотистое мелькнуло между его глазами и книгой и упало ему на колени.

От неожиданности он вскинул голову – прямо перед ним стояла Хоро с таким видом, будто обронила что-то. Следом взгляд Лоуренса обратился к тому предмету, который оказался у него на коленях. Это было золотое яблоко, которым он заинтересовался, когда обнаружил в складской комнате.

– Что, невкусное?

Он взял яблоко в руки. Оно было теплым.

По размеру оно идеально подходило к руке Хоро; едва Лоуренс об этом подумал, как та самая рука выхватила яблоко.

– Вы, люди, и впрямь обожаете золото. Хотя, если бы все вдруг обратилось в золото, было бы только хуже.

«Слишком много хорошего – уже нехорошо», – гласит старая пословица. Но Лоуренс смотрел взглядом торговца.

– В таком случае нужно найти что-нибудь, что не обратилось в золото, и продать подороже.

Хоро фыркнула и села рядом с Лоуренсом; вид у нее был недовольный. Она не стала заниматься своим хвостом – просто сидела и игралась с золотым яблоком.

– Где Коул? – поинтересовался Лоуренс. Хоро склонила голову набок.

Ее уши были прижаты к голове, что не говорило ничего хорошего о ее настроении. Должно быть, она оставила мальчика на складе. Такое случалось редко, и Лоуренс видел немного вариантов.

– Ничего не нашли, да?

Изображения Йойтсу, или прилегающих к нему земель, или вообще любых мест, которые Хоро бы помнила.

Несомненно, она думала, что среди такого множества картин хоть на одной будет то, по чему она тосковала.

Разочарование Хоро не было бы столь тяжелым, если бы она с самого начала не рассчитывала что-нибудь отыскать. Больнее всего, когда рассыпаются в прах надежды.

Что еще хуже – они, несомненно, нашли множество мест, которые узнал Коул.

– Мм, – и Хоро, сжимая в ладонях золотое яблоко, чуть кивнула.

– Ну, это всего лишь значит, что тебе есть еще что искать?

Лоуренс знал, что эти слова рассердят Хоро, и действительно, ее уши тут же встали торчком.

Но гнев продлился недолго. Вскоре силы покинули Хоро, и слова потекли из нее, точно вода из откупоренной бутыли.

– Я… поступаю неправильно?

– Неправильно? – повторил Лоуренс. Хоро кивнула.

– Хьюг сказал про тех баранов. Которые почти все заткнули уши и закрыли глаза…

Лоуренс на краткий миг отвел глаза от Хоро и захлопнул книгу. Это был приятный для чтения, красиво переплетенный том. Несомненно, имя хвастливого торговца сохранится в веках.

– Ты имеешь в виду, что, даже услышав правду, по-прежнему хочешь все увидеть сама? – спросил Лоуренс, и Хоро снова кивнула.

Хоро казалась холодной и расчетливой, однако на самом деле с трудом могла сдерживать чувства; всякий раз, увидев кого-то в беде, она стремилась помочь. Если люди соберутся и пойдут в наступление на леса и горы, разоряя землю и убивая животных, она непременно захочет помочь оказать сопротивление – пусть даже речь пойдет и не о Йойтсу.

И, хотя исход этой битвы, вполне возможно, сохранится в песнях и легендах, выиграть ее будет невозможно – потому что если бы это было возможно, кто-нибудь уже выиграл бы.

– Я могу говорить что угодно, но, по правде сказать, я думаю о себе как об особенном существе, – сказала Хоро; в голосе ее слышался оттенок веселья – возможно, она пыталась скрыть смущение. – Я могу решить бОльшую часть проблем, просто показав клыки. Я умею видеть, что, как и почему происходит. Так я думала. Но…

Лоуренс протянул руку; Хоро взглянула на него с пустой улыбкой, взяла руку и, обернув вокруг себя наподобие шарфа, прильнула к нему.

– Там нет ни одной картины, где был бы знакомый мне вид. Что это значит?

Картины здесь были либо заказаны конкретными покупателями, либо созданы в расчете на то, что появится кто-то из тех мест, кто их узнает. Отсюда нетрудно было заключить: картин Йойтсу не было, потому что никто родом из Йойтсу их не заказывал. Легко было предположить, что волки, сородичи Хоро, уже отправились в вечное странствие.

Почему такое могло произойти?

Вне всяких сомнений, многие из них, уверенные в силе своих когтей и клыков, решили сражаться. И даже если они сбежали от Медведя Лунобивца, в мире есть еще столько абсурда. Если они смогли найти оружие, то где-то непременно стали бы драться.

Тех, кто сбежал от всего, вместо того чтобы взяться за оружие, сначала называли трусами. Но именно эти трусы цепляются за землю по сей день.

– Заткнуть уши и закрыть глаза, чтобы не видеть и не слышать правду? Я могу лишь смеяться над такой глупостью. Но кто владелец этой лавки? Кто он, до сих пор знающий столько своих старых друзей? Кто он, даже сейчас старающийся во имя своих родичей? По сравнению с ним, – ногти Хоро впились в руку Лоуренса, – что делаю я?

Она не плакала.

Ей не было грустно. Ей было стыдно.

Река времен изменила мир, а она и ее племя стояли на берегу – бессильные; да и само их существование оказалось внезапно под сомнением.

Этого было более чем достаточно, чтобы Хоро сейчас скрипела зубами.

Лоуренс вложил больше силы в руки, крепче прижимая Хоро к себе.

– Никто не знает, что правильно, а что нет, – он ощутил идущий от волос Хоро легкий запах пыли – возможно, из-за того, что она много времени провела на складе. – Ты же и сама была готова рискнуть жизнью ради своих убеждений. Или я ошибаюсь?

Несколько секунд Хоро стояла неподвижно.

– Подумай о том времени, когда ты была под землей. Ты ведь Хоро Мудрая, верно?

Несомненно, товарищи Хоро были бы рады узнать, что она помнит про них. Но что бы они подумали, если бы узнали, что она собирается стоять перед их могилами вечно? Сожаление может означать желание повернуть время вспять, а может – желание не допустить повторения того же самого. Эти два значения различны, как небо и земля.

Хоро кивнула. Она была не ребенком, и она была не глупа. И все же она не могла в одиночку сдержать свои чувства.

– Есть еще кое-что, что я знаю, – сказал Лоуренс, и уши Хоро тут же встали торчком. Он улыбнулся, но не для того, чтобы ее приободрить. – Когда ты тревожишься, я тоже тревожусь.

Когда он путешествовал один, не было никого, к кому он мог бы обратить эти слова, и к нему их никто не мог обратить. Когда он влезал в какую-нибудь рискованную торговую затею, он лишь хвастливо шутил о смерти в придорожной траве.

Мертвый друг остается мертвым навсегда. Но живой друг существует лишь здесь и сейчас.

– Глупости, – прошептала она, хотя и не вполне ясно, кому. Возможно, и себе, и Лоуренсу.

– Именно, – согласился Лоуренс. – Значит, что мы сейчас должны сделать?..

Горло Хоро отказывалось выпускать голос.

Она оставила Коула на складе в одиночестве не просто потому, что они находили картины мест, знакомых ему, и ни одной, которая была бы знакома ей. С учетом характера Коула – если они не нашли изображений родины Хоро, он будет искать дальше.

И чем больше он будет искать, тем тяжелее его будет давить осознание того, что он ничего не находит. Нельзя сказать, что Хоро выместила на нем свою досаду, но насколько же плохо сейчас Коулу там, позади?

– Пойду извинюсь, – промолвила Хоро.

– Хорошая мысль, – по-отечески сказал Лоуренс, и Хоро, вырвавшись из его объятий, зубасто ухмыльнулась.

Время нельзя повернуть вспять, и правильный выбор не всегда очевиден; значит, надо хотя бы наслаждаться в полной мере настоящим.

Ничего другого Лоуренс сказать не мог. Остальное – за Хоро. С этой мыслью он снова открыл книгу.

***

– Госпожа Фран Бонели вернулась.

Прежде чем встать, Лоуренс похлопал Хоро по колену. Он оглянулся – Хоро жизнерадостно улыбалась; это было более чем подозрительно.

Из-за спины Хьюга, явно непривычного к тому, что ему улыбается волчица, да еще с такого близкого расстояния, появилась девушка.

Она была ненамного выше Коула – то есть примерно одного роста с Хоро.

Однако ее внешность заставила Лоуренса побледнеть. Нет, у нее не было ни ушей Хоро, ни рогов, как у Хаскинса. Это была просто обычная девушка – если не обращать внимания на цвет ее кожи и глаз.

– Это и есть торговец, который меня разыскивал?

Голос ее звучал чисто и красиво, выдавая хорошее воспитание.

В мире существовало много разновидностей красоты, однако Лоуренс впервые встречал ту, какой обладала Фран. Ее глаза и волосы были черны как ночь, а кожа – темно-коричневая, как у обитателей пустынь на дальнем юге. Ее красота притягивала; в ней было некое таинственное очарование – сила всех людей, выживших в адских пустынях. Лоуренсу показалось, что эта девушка не дрогнет, даже если Хоро здесь и сейчас примет волчье обличье.

Лоуренс сглотнул и лишь затем сумел проговорить:

– Я Крафт Лоуренс.

Фран Бонели улыбнулась и медленно кивнула. Потом представилась:

– Меня зовут Фран Бонели.

– Может, присядем? – заботливо предложил Хьюг, и вся компания уселась на стулья.

Коул, явно ошеломленный загадочной притягательностью Фран, долго не мог выпустить подол Хоро, но в конце концов все-таки сел.

– Итак, о чем вы хотели меня спросить?

Жители пустыни говорят совершенно по-другому, однако слова Фран звучали очень хорошо. Произношение было тщательным и точным; ее обучение явно стоило немалых денег.

Говорят, с жителями пустыни трудно ладить; но, возможно, это преувеличение – так подумал Лоуренс, улыбаясь деловой улыбкой. И сказал Фран:

– Мы путешествуем в поисках одного места на севере. Все, что нам известно, – его древнее имя. Мы узнали, что тебе знакомо множество древних легенд, – это и привело нас сюда.

Фран выслушала Лоуренса с серьезным лицом.

– Как называется это место?

– Йойтсу.

Услышав ответ Лоуренса, Фран прищурилась.

– Это старое название весьма далекой земли.

– Значит, ты его знаешь? – спросил Лоуренс; чувство в его голосе было лишь наполовину наигранным. Фран осталась невозмутима, точно какой-то стоик-пророк.

– Я его знаю. Но немногие способны рисовать карты северных земель, и потому эти карты весьма ценны.

– Мы отплатим тебе по достоинству.

Едва Лоуренс произнес эти слова, Хоро наступила ему на ногу, однако было поздно.

Должно быть, Хоро уже разобралась в характере Фран.

– По достоинству? – удивленным голосом переспросила Фран. Хьюг, стоящий позади ее стула, закрыл глаза рукой. – В таком случае пятидесяти румионов будет вполне достаточно.

Она вела себя как типичный художник, незнакомый с понятием «переговоры». Лоуренс спросил себя, не слишком ли рано он расслабился; впрочем, если так, пути назад уже нет. И полсотни румионов за одну карту он, конечно же, платить не собирался.

Все было проделано так просто, что казалось какой-то детской игрой. Лоуренс потерял дар речи – как из-за собственной глупости, так и из-за неожиданной смелости Фран. Но Хоро была рядом, и он должен был что-то сказать. Он уже открыл было рот, когда чистый голос Фран прозвенел вновь.

– Однако с учетом сложившегося положения, думаю, я не откажусь сделать это бесплатно.

– Э?

Лоуренс ничего не мог поделать – его маска слетела полностью; он почувствовал, как Хоро раздосадованно ссутулилась.

Трудно починить кувшин, когда он разлетелся на черепки.

Однако следующие слова Фран обратила не к глупому Лоуренсу. А к Хоро.

– Я вижу, на тебе одеяние монахини.

– …Меня зовут Хоро.

Даже сама Хоро, похоже, была удивлена, что к ней обратились, и ответила лишь после небольшой паузы.

– Госпожа Хоро, да? Рада познакомиться. Я Фран Бонели.

Хоро, прозывающая себя Мудрой волчицей, была хладнокровной охотницей; во время охоты она никогда не позволяла возбуждению брать над ней власть.

– У тебя ко мне есть какое-то дело?

– Да. Если ты монахиня, я хотела бы попросить тебя об услуге.

Хьюг при этих словах, судя по всему, перепугался – видимо, потому что знал истинную цель Фран. Он вдохнул и попытался было запротестовать, однако Фран подняла руку и одним этим жестом утихомирила его. Да, она была весьма колючей художницей. Иначе и не скажешь.

– Все, что в моих силах.

Вместо улыбки Фран вскинула голову.

– Это не такая уж сложная задача. Госпожа Хоро, господин Лоуренс и…

– А, ээ – Коул! Меня зовут Коул.

Фран кивнула мальчику.

– И господин Коул.

Чего же она от них хочет?

– С вами тремя все должно получиться.

Хьюг устремил на Лоуренса отчаянный взгляд, будто моля его прекратить это дело.

Фран сказала:

– Я хотела бы попросить вас помочь мне в Тауссиге.

– …Тауссиг – это?..

– Да. Полагаю, вы уже слышали от господина Хьюга? Из-за этого я и остаюсь до сих пор здесь. Мне нужна ваша помощь – я хочу больше узнать о легенде той деревни.

Лоуренс был не в особом восторге. Звучало все так просто. Но, судя по нервному поведению Хьюга, реальность куда сложнее.

Несмотря на свою неудачу только что, Лоуренс приготовился вынести раздражение Фран, когда он попросит у нее время на обдумывание. Однако эту проблему за него решила Хоро.

– И ты нарисуешь нам карту, если мы тебе поможем? – спросила она.

– Да. Если только вы соберете нужные мне сведения и докажете, что они правдивы.

Лоуренс догадывался, почему Хоро улыбается. Фран была умной девушкой – достаточно умной, чтобы зажечь в Хоро страсть к соперничеству.

В обычной ситуации она бы просто рассмеялась над столь неопределенным заданием, как «собрать нужные сведения и доказать их правдивость», и потребовала бы чего-то более конкретного. Она отлично умела выкручивать руки и не стеснялась применять это умение.

Однако сейчас, не задав больше ни единого вопроса, Хоро кивнула.

– Договорились.

– Благодарю, – Фран кивнула, потом, подняв голову, встала. Повернулась к Хьюгу, отчаянно и безуспешно пытавшемуся вставить в разговор хоть слово, чтобы ее удержать. – Приготовления к отъезду завершены?

– Аа, д-да, все готово.

– Прекрасно. Мы отбываем завтра. Господин Лоуренс, ты умеешь править повозкой?

Лоуренс кивнул. Фран, похоже, хотела еще что-то сказать, но он опередил ее и, стремясь сохранить остатки лица, подытожил:

– Завтра нас устроит.

Фран слегка улыбнулась. Возможно, попытка Лоуренса ее позабавила. У нее была улыбка невинной девы. Лоуренс вновь раскаялся в своей ошибке. Управлять невинным и упрямым человеком на удивление легко. Куда труднее – если этот человек прекрасно умеет пользоваться улыбкой; вот почему Лоуренс постоянно обжигался, имея дело с Хоро.

Знай он заранее, что его соперница умеет по собственной воле надевать на лицо такую улыбку, он бы подготовился лучше. Лоуренс слишком поспешно принял ее образ, сложившийся после слов Кимана и Хьюга.

– Господин Хьюг, – произнесла Фран, заставив толстого хозяина лавки резко выпрямиться. – Я заберу ужин к себе в комнату. Мне нужно заняться приготовлениями.

– Д-да, конечно. А, эээ, но…

– Но? – сейчас на ее лице была улыбка, какой часто пользовалась Хоро.

Хьюг молча сглотнул. Потом покорно опустил голову.

– Будь так любезен, расскажи все подробности госпоже Хоро и остальным.

С этими словами Фран удалилась.

***

Хвост рядом с Лоуренсом был распушен, однако улыбалась его обладательница очень довольно, что было еще опаснее.

Лоуренс хотел по крайней мере не совершать новой ошибки, пытаясь оправдаться.

– Прости.

– Дурень, – ответила Хоро, даже не взглянув на него.

Коул съежился в стороне, явно не собираясь будить лихо. Хоро, по-прежнему улыбающаяся, не произнесла больше ни слова.

Молчание нарушил Хьюг – должно быть, почувствовав атмосферу неловкости.

– Мне тоже довелось уже испытать на себе ее смелость и упрямую улыбку. Да, она совершенно непокорный мастер. Я преследовал ее в городе, в полях, в горах, даже спас от несчастья, и лишь тогда она наконец со мной заговорила. Так что… тебе повезло, что она вообще согласилась иметь с тобой дело, пусть даже на таких неясных условиях.

Последние слова были обращены к Хоро.

Та решительно кивнула, и пугающая улыбка наконец исчезла с ее лица.

– Ээ, так все же… в этом Тауссиге что, что-то важное есть? – спросил Лоуренс, полностью вернув самообладание.

Хьюг лишь покачал головой.

– Это всего лишь деревня, не лучше и не хуже любой другой.

– Тогда в чем же дело?

Хьюг на миг опустил глаза, потом снова поднял, будто глядя поверх очков.

– В их легенде о лесе и озере нет ничего особенного. В ней говорится, что однажды вдоль реки, что вытекает из озера, шел ангел, а потом, издав голос небесного зверя, взмыл по водопаду и исчез в открывшихся там золотых вратах.

Действительно, легенды подобного рода можно встретить повсеместно. Но Хьюг еще не закончил.

– Кроме того, есть еще одна история.

– Еще одна? – переспросил Лоуренс. Хьюг кивнул и принялся объяснять; в его голосе слышались опустошенные нотки.

– Думаю, это можно назвать «легендой о ведьме». В подробностях я ее не знаю, но слышал, что выше по реке, в районе Реноза, она хорошо известна. Вроде бы некая монахиня, и она же ведьма, пришла в Тауссиг и поселилась там; а может, это не легенда, а скорее слух. Владелец Тауссига – приверженец учения Церкви, поэтому, конечно, там все отрицают, что у них живет ведьма, но…

– А, понимаю. И из-за этого местные жители с подозрением относятся к чужакам, верно?

Хьюг кивнул.

– Фран попросила тебя, господин Лоуренс, поехать с ней, потому что прекрасно знает: с ней одной там и разговаривать никто не захочет. Хотя бы потому, что ее внешность для наших мест очень редкая.

Хьюг прожил дольше любого человека, так что Лоуренс понимал, почему он так говорит. Он и сам очень редко встречал людей с коричневой кожей, как у Фран.

– Она родом из пустыни?

– Вроде бы да. Но своих родителей она совершенно не помнит; говорит, что вырастил ее богатый меняла в герцогстве Лаондиль. Я не очень понимаю, как она стала серебряных дел мастером. Она в шутку говорила, что была рабыней, но она так себя ведет, что я не уверен, насколько это была шутка…

Лоуренс вполне понимал натянутую улыбку Хьюга. С учетом произношения Фран любой мог бы сделать определенные выводы о ее прошлом. Конечно, разные хозяева совершенно по-разному обращаются со своими рабами, и Фран вполне могла быть рабыней в богатой и доброй семье. Впрочем, не исключено и обратное: ее удочерили, но жестоко обращались.

Были в мире такие места, где любой из этих вариантов ложился на то, что Лоуренс узнал от Кимана; и даже если не все состыковывалось, какая-то доля правды тут явно была.

– Во всяком случае, смелости ей не занимать.

– Да уж. Иногда мне кажется, что какие-то из ее предков были воинами, но… так или иначе, у нее много тайн. О, и я прошу, пожалуйста, храни это –

– В секрете. Конечно же.

Хьюг кивнул, и Лоуренс вернулся к насущной теме.

– Господин Хьюг, судя по твоей настороженности, ты ожидаешь, что в деревне может быть опасно?

Деревни могут быть менее гостеприимными, чем хотелось бы, по множеству причин. Если они расположены там, где мало кто путешествует, одного этого достаточно, чтобы к чужакам относились с подозрением. А если это такие места, где ходят слухи о ведьмах, местные могут даже начать думать, что каждый, кто к ним приходит, не тот, за кого себя выдает.

– Если говорить откровенно – я не знаю. Это неподходящее место для торговли. Селяне редко посещают город, а горожане деревню – еще реже. Честно говоря, они напоминают мне горшок с едой, когда ты уже забыл, что именно ты туда положил и когда.

Это было вполне подходящее сравнение. Не всякий решится открыть такой горшок – мало ли что оттуда может полезть.

– О, так ты думаешь, что там может быть что-то опасное, даже если с ними буду я?

Колкость Хоро разрядила напряженную атмосферу, повисшую между Хьюгом и Лоуренсом.

Лоуренс встретился взглядом с Хьюгом. Похоже, они думали об одном и том же.

– Если ты так говоришь, от нашего мнения уже мало что зависит, но… – произнес Лоуренс.

– Тогда мне все равно. В обмен на пятьдесят золотых она будет пользоваться нами, как захочет. Какая наглость!

Было бы лучше, если бы Хоро была в гневе; однако она говорила улыбаясь, так что у Лоуренса были связаны руки.

– А эта дуреха еще и знает про северные земли, которых вы все так боитесь. Разве это не то же самое, что говорил старый Хаскинс?

Она была права.

– Конечно, тот, кто гонится за двумя оленями, не поймает ни одного, но сколько бы интересных знаний ни хранилось в ее голове, все же это одна голова. И если мы не откусим ее здесь и сейчас, то когда же?

Это были горячие слова. А Хоро такими речами не разбрасывается. Она так сказала лишь потому, что верила: ее товарищи достаточно надежны, чтобы поправить ее. Такое ощущение было у Лоуренса, когда он смотрел на ее непобедимую улыбку.

А значит, у него нет причин не соглашаться.

– Значит, так тому и быть. А, и еще, Хьюг!

– Д-да? – он резко выпрямился.

Хоро ухмыльнулась.

– Если мы в конце концов разозлим эту дуреху настолько, что она больше не будет здесь торговать…

Такой исход был маловероятен, но не исключен, и это стало бы смертельным ударом для лавки Хьюга.

Что же Хоро собирается сказать? Все взгляды были устремлены на нее, а она невозмутимо продолжила:

– …О да, если так случится… я извинюсь.

Хьюг был опытным торговцем. Его натянутая улыбка превратилась в искреннюю, и он хлопнул себя по круглому животу.

– О, ну настоящая волчица!

– Мм.

Маленькое лицедейство Хоро удалось.

И все же что-то в этом странном дружелюбии между бараном и волчицей казалось Лоуренсу невероятным.

***

На следующий день Лоуренс и его спутники тряслись в повозке Хьюга по дороге, ведущей на север, в сторону деревни Тауссиг. В повозке была гора припасов: хлеб и мясо, лук и чеснок, вино, соль, дрова и одеяла.

Лоуренс сидел на козлах и держал поводья, а Хоро с Коулом теснились в крохотном свободном закутке повозки. Фран, знающая дорогу, ехала верхом на лошади отдельно.

Не так уж много времени прошло с тех пор, как Лоуренс в последний раз правил повозкой, и все же от того, что он вел чью-то чужую повозку, Лоуренсу было почему-то неуютно.

– За кого… эта маленькая дуреха… себя принимает? – произнесла наконец Хоро – не без труда, поскольку рот ее был занят.

– Вкусно, да? – и Лоуренс с обреченным вздохом обернулся; сидящий рядом с Хоро Коул испуганно вздрогнул. Обычно он ел только то, что ему давали, но сейчас осмелел настолько, что сам потянулся в мешок за добавкой.

– Это я не тебе, Коул. Ты ведь только вторую ешь, верно? А обжора рядом с тобой – уже шестую, – Лоуренс указал на Хоро; Коул несколько раз с сомнением перевел взгляд с Лоуренса на мешок и обратно, потом наконец кивнул.

Речь шла о булках из дрожжевого теста, на которые не пожалели масла. Они были настолько вкусны, что соблазнили даже Коула, живое воплощение благородной бедности.

Хоро шумно откусила от своей булки, вмиг проглотила и тут же запихала в рот остальное. Жевала она, открывая и закрывая рот, и в воздух поднимались белые облачка ее дыхания.

Даже Коул не мог устоять против свежей выпечки, сидя на холодном полу повозки.

Лоуренс тоже взял себе штучку – но только одну. Он боялся, что привыкнет к такой еде и уже никогда не сможет вернуться к жизни путешественника.

– Если художники едят так много такого прекрасного хлеба, ты тоже должен стать художником! – заявила Хоро.

– Я могу рисовать простые картинки с товарами… ну и мою будущую лавку, видимо. Я ведь уже показывал тебе, да?

Он имел в виду те дни, когда странствовал в одиночку, подбирая каждую монетку, выроненную в темноте. Всякий раз, когда ему удавалось получить хорошую прибыль, он клал перед собой лист бумаги и рисовал лавку, которой надеялся когда-нибудь обзавестись.

– Мм… да, должно быть, так.

Путешествие с Хоро отложило эту мечту Лоуренса.

Хоро опустила голову и, подобравшись поближе к козлам, запихнула булку Лоуренсу в рот. Она явно не раскаивалась и не страдала.

Лоуренс с улыбкой откусил. Этот разговор был возможен лишь потому, что они отлично понимали друг друга.

– Коул, а ты умеешь рисовать? – поинтересовался Лоуренс, оглянувшись.

Коул, похоже, всерьез раздумывал, не сунуть ли недоеденную булку в свою суму, чтобы сжевать потом. Он вздрогнул, точно пойманный за чем-то постыдным, и поспешно попытался родить хоть какой-то ответ. Лоуренс не сдержал улыбки.

Но прежде чем кто-то из них смог что-то произнести, Хоро схватила еще одну булку и кинула в суму Коула.

– Аа, эээ… ну, думаю, я могу рисовать ангелов и фей…

– Копируя картинки из книг?

Коул улыбнулся Хоро, потом повернулся к Лоуренсу и кивнул.

– Да. Когда у меня совсем не было денег и я зарабатывал тем, что крепил гвоздиками пергамент, чтобы он разравнивался, переписчики меня немножко научили.

Коул был из тех, кто готов отправиться на юг в одиночку, чтобы стать влиятельным человеком в Церкви и спасти родную деревню; однако казалось, что ему больше идет сидеть за книгами, чем скитаться в поисках приключений. Если бы он родился в другое время и в другом месте, то мог бы стать выдающимся ученым.

Лоуренс переключил внимание на Хоро.

– А ты?.. Впрочем, можно и не спрашивать.

Если бы Хоро взяла в руки кисть, уж она-то точно нарисовала бы картину, которую узнал бы любой.

– Пфф. Я не рисую. Нарисованное яблоко не съешь, – заявила Хоро и угостилась еще одной булкой.

– Ну, мастерство Фран, должно быть, впечатляет, если ей соглашаются так платить. И она гонялась за легендами множества стран, – тихо произнес Лоуренс, окинув взглядом расстилающуюся перед ними равнину. Горы оставались все так же далеко. – Готов поклясться, она прошла через много бед. В северных землях по-прежнему неспокойно. Когда вера сменяет суеверия, а суеверия сменяют веру с такой быстротой, как здесь, искать истоки легенд – опасное занятие. Так что, возможно, ее цена честная.

Вдобавок чем дальше на север, тем труднее находить подходящий для строительства камень, и потому даже большие здания возводятся из дерева. Там нет ни витражей с изображениями святых, ни статуй, вырезанных в каменных колоннах – а значит, для обращения в веру требуются картины.

Если потребность высока – ничего удивительного, что те, кто дают товар, преуспевают.

– Ею, должно быть, восхищаются, – пробормотал Лоуренс, поглаживая бородку.

– Пфф. Ну, я навосхищалась достаточно, – заявила Хоро, похлопав себя по животу, и принялась укутываться в одеяло.

***

Ночь они провели посреди равнины, покрытой сухой побуревшей травой.

Между скоростью идущей шагом лошади и человека разницы почти нет, поэтому все путешественники к ночи достигают примерно одного и того же места.

Лоуренс остановил лошадь и развел огонь там, где трава была истоптана и виднелось множество старых кострищ. К счастью, имелось и большое бревно, к которому было удобно прислоняться.

Те, кто ночевали здесь до них, тоже были признательны. В одном месте с бревна была содрана кора, и там путешественники вырезали слова благодарности.

Компания подогрела на костре хлеб, затвердевший от мороза, поджарила вяленое мясо и сыр и поужинала. Стояло безветрие, однако было достаточно холодно, и то тут, то там маленькими холмиками лежал снег; естественно, путники сгрудились вместе на бревне подобно птицам. Троим теплее прижаться друг к другу и укутаться тремя одеялами, чем каждому укутаться в одно одеяло.

Троим, не четверым.

Фран ушла спать в повозку.

– Вот теплый камень.

Лоуренс нагрел камень у костра и отнес его завернувшейся в одеяло Фран. Та, положив под голову вместо подушки часть поклажи, смотрела в небо. Рядом лежал недоеденный хлеб с сыром, но она была так поглощена зрелищем ночного неба, что словно забыла про ужин.

Когда Лоуренс принес ей теплый камень, она пошевелилась, выпростала из одеяла руку и взяла его.

Когда Лоуренс передавал Фран камень, ему показалось, что под одеялом она держит толстую книгу.

Когда Лоуренс путешествовал один, он иногда запихивал под рубаху бумагу для тепла, если не мог развести костер. Это могло быть даже теплее, чем одеяло.

Похоже, Фран тоже была привычна к тяжелым странствиям.

– Ты уверена, что не хочешь посидеть у костра? – спросил Лоуренс.

Фран пристроила камень под одеялом, снова устремила взгляд в небо и лишь потом ответила:

– Я буду хуже видеть.

Поняв, о чем она, Лоуренс кивнул.

Огонь отгоняет зверей, зато притягивает людей – как друзей, так и врагов. Глаз, привыкший глядеть на огонь, бесполезен, когда надо всматриваться в ночную тьму.

Фран не только была привычна к дороге, но и набралась изрядного опыта.

– Насчет завтрашнего дня… – произнес Лоуренс, и Фран повернула голову к нему. Садиться она явно не собиралась, и Лоуренс решил просто продолжить говорить. – Когда мы приедем в деревню, что мы будем делать с самого начала?

Во время их первых переговоров – накануне, в лавке Хьюга – Лоуренс потерпел сокрушительное поражение. Задним числом он понимал, что это не могло не отразиться на впечатлении Фран о нем как о торговце. Хоть она и взяла Лоуренса, чтобы он помогал ей собирать сведения, но, вполне возможно, презирала саму идею доверить все ему и его спутникам. Поэтому он задал вопрос скромным и даже подобострастным тоном.

Однако Фран, пристально поглядев на него, вдруг улыбнулась и закрыла глаза, словно прочтя его, как открытую книгу.

– Оставляю это на твое усмотрение.

Лоуренса этот ответ удивил, но если она вправду хочет на него положиться, он должен сделать все от него зависящее, чтобы оправдать ее ожидания.

– В таком случае я представлю тебя как серебряных дел мастера на службе Церкви, а Хоро как монахиню. Пойдет?

– …Думаю, проблем возникнуть не должно, – после короткой паузы ответила она. По-видимому, она успела примерно оценить, как эта история будет принята.

– Хоро будет юной монахиней и служанкой, Коул проводником. Я – бродячий торговец, нанятый служить вашей группе глазами и ушами.

– Хорошо, – согласилась Фран, однако при этом слабо улыбнулась.

От внимания Лоуренса это не укрылось.

– Что-то не так?

– …Нет, ничего. Меня просто позабавила мысль, что, если мы собрали такую труппу, даже я смогу сойти за монахиню.

Способность видеть себя так беспристрастно – пожалуй, редкий дар. Фран совершенно непринужденно говорила о себе так, будто смотрела со стороны; Лоуренс просто не знал, что сказать.

– Какая церковь? – спросила Фран.

Поспешно заполнив пробелы в этом кратком вопросе, Лоуренс ответил:

– Скажем, что мы из церковного города Рубинхейгена. Там далеко не одна церковь, да и помимо них, много разных компаний. Даже если наш ответ покажется туманным, раскрыть нас будет нелегко.

– …

Фран открыла глаза и посмотрела на Лоуренса.

Тот подивился, не допустил ли какую-то ошибку. Но Фран тут же перевела взгляд обратно на небо и произнесла:

– Ты знаком с довольно далекими городами.

Поняв, что дело лишь в этом, Лоуренс испытал облегчение.

– Ложь, которую нельзя опровергнуть, неотличима от правды. Мне показалось, что такой далекий город, как Рубинхейген, вполне безопасен.

Фран кивнула, не отводя глаз от неба.

– Это была твоя база?

«База» – любопытный выбор слова. Как будто Лоуренс был разбойником или наемником.

– Я бродячий торговец родом из тех краев. Хоро просто залезла в мою повозку, когда я проезжал через одну из деревень по соседству. А потом… – Лоуренс замолчал и глянул на Хоро, сидящую на бревне и потягивающую вино. На него и Фран смотрел, похоже, лишь Коул, так что Лоуренс повернулся обратно к своей собеседнице и продолжил: – Она сказала мне, что хочет отправиться на север и чтобы я ее взял с собой. А Коула мы повстречали, когда плыли вниз по реке Ром, и он к нам присоединился.

Лицо Фран было по-прежнему устремлено вверх, глаза она закрыла, однако у Лоуренса все равно было впечатление, что она его слушает. Почему ей вообще интересна эта история? Быть может, она сама как-то связана с теми землями?

После долгого молчания Фран заговорила, будто всего лишь озвучивала слова, пришедшие к ней с неба:

– Значит, эта карта севера тебе нужна для?..

Она открыла глаза и посмотрела на Лоуренса; ему показалось, что в них растворено ночное небо. Упрямые, чудаковатые люди нередко чувствуют острее прочих.

Лоуренс не собирался извлекать из ситуации какую-либо выгоду, но все равно подобрал слова так, чтобы они подействовали наилучшим образом:

– Да… единственное, что моя спутница помнит о своей родине, – это то, что она называется Йойтсу.

Взгляд Фран не сдвинулся с места.

– Понятно, – вот все, что сказала она, после чего закрыла глаза. На этот раз она не повернулась лицом к небу, а повернула голову набок. Чуть поерзала под одеялом, потом тихонько вздохнула, и Лоуренс понял, что она собирается спать.

То, как она резко завершила разговор, заставило Лоуренса понять, почему у Фран репутация человека, с которым трудно иметь дело. Ее поведение идеально подходило типичному «трудному человеку».

Быть может, Фран на самом деле не столь уж упряма и чудаковата, как ее считают, подумал Лоуренс; но кто знает, что будет, если он выскажет это вслух.

Лоуренс начал тихо выбираться из повозки, но прежде, чем он ушел, Фран произнесла напоследок:

– Завтра я на тебя рассчитываю.

Лоуренс кивнул, после чего Фран действительно заснула.

Глава 3

Повозка сильно дернулась вбок. Это движение, похоже, разбудило Хоро.

– …Уже приехали? – спросила она и грандиозно зевнула, лениво мотнув головой.

Даже в это холодное время года приближающиеся горы зеленели густыми лесами, между которыми то тут, то там виднелись белые пятна. Поросшая травой равнина казалась совершенно плоской, однако на самом деле это был очень пологий склон, и, если глянуть вверх по этому склону, становилось ясно, что поднимается он на невероятную высоту. Воздух здесь был холоднее, чем в Кербе, – Лоуренс не сомневался, что это ему отнюдь не казалось; дорогу покрывал тонкий слой снега.

– Если свернем на эту дорогу и поедем прямо, скоро окажемся в деревне.

До самого горизонта расстилалась золотистая трава по колено высотой. Если они сейчас не свернут, а продолжат двигаться прямо, то рано или поздно доберутся до подножия гор.

Лоуренс и его спутники сделали остановку, чтобы надеть балахоны и обговорить свои истории, прежде чем въедут в деревню. Хоро накануне весь вечер бурчала, однако подготовкой к большому лицедейству явно наслаждалась.

После того как все выверили свои истории, Фран вновь повела Лоуренса и спутников вперед. Хвост Хоро под балахоном радостно колыхался.

– Кстати, давно хотел спросить: в той легенде случайно не ты была? – поинтересовался Лоуренс, удостоверившись, что торопящаяся Фран отъехала достаточно далеко от повозки.

Хоро, жующая небольшой кусочек вяленого мяса, равнодушно ответила:

– Увы, среди моих друзей нет птиц, если не считать ту недавнюю женщину, а сама я хожу без перьев.

– И нет мыслей, кто бы это мог быть?

Хоро покачала головой и вздохнула.

– Если бы в легенде была я, та дуреха уже рисовала бы нам карту…

С этими словами она отвернулась, словно извиняясь за причиненное беспокойство.

Если бы Лоуренс дал понять, что считает, что Хоро притворяется, она бы непременно рассердилась; однако он действительно так считал. Коул, похоже, отчаянно искал слова, чтобы ее утешить, но Лоуренс, встретившись с ним взглядом, лишь улыбнулся.

– Если с расспросами все пойдет хорошо, что мы будем делать в оставшееся время? – спросил он.

Хоро вдруг подняла голову и улыбнулась. Она вдруг показалась Лоуренсу еще более, чем всегда, похожей на юную деву – отчасти, видимо, потому что держала Коула за руку, совсем как сестра младшего брата.

Вне всяких сомнений, она сейчас была не до конца искренней, но отчасти – да.

Вскоре вдалеке показалась одинокая ниточка дыма – видимо, от далекого очага, – а через какое-то время путники въехали в деревню. Хоро огляделась и саркастично заявила:

– Возможно, я слегка переела белого хлеба.

В приютившемся у подножия гор Тауссиге едва ли выпекали много белого хлеба. Здесь было жалкое подобие изгороди, призванное держать снаружи диких зверей и увешанное амулетами против злых духов, – последнее свидетельствовало о влиянии Церкви.

Если бы Лоуренс и его спутники уже не знали о тех слухах про ведьму, расположение амулетов показалось бы им странным: вопреки тьме и опасностям, таящимся в горах, все амулеты были обращены в сторону равнины. У Лоуренса в воображении возникла картина неопытного путешественника, который опасается лишь волков впереди, не подозревая о разбойниках позади.

Раньше он представлял себе Тауссиг угрюмой, малонаселенной деревней, однако действительность оказалась иной. Из домов доносились радостные детские голоса, на широких улицах лениво паслись козы и овцы. На вид – совершенно обычная деревня.

Говаривают, что большинство ссор происходят от взаимного непонимания, и, возможно, это близко к истине.

Лоуренс спрыгнул с повозки и глянул на Фран, не торопящуюся слезать с лошади.

– Прошу, – тихо промолвила она.

Взяв левой рукой повод лошади Фран, а правой – повод лошади, запряженной в повозку, Лоуренс медленно вошел в деревню. Вскоре его заметил сидящий на грубо вырубленной деревянной скамье старик.

– Начали, – тихо произнес Лоуренс и надел свою лучшую деловую улыбку.

– Ой-ей-ей… неужели у нас гости? – сказал старик. Он, похоже, присматривал за пасущейся скотиной – в руке у него был пастушеский посох.

– Мое почтение. Я бродячий торговец. Мое имя Крафт Лоуренс.

– О, торговец, значит?

Вокруг глаз старика появились морщинки, словно он пытался понять, какое дело может быть у торговца до его деревни.

Сперва дети, потом и взрослые стали замечать необычных гостей. Некоторые наблюдали, сидя у стен, другие – сквозь щели в деревянных ставнях.

– Мы приехали из Рубинхейгена, города далеко к югу.

– Рубин…

– Из Рубинхейгена.

Старик кивнул и какое-то время молча сверлил Лоуренса взглядом. Когда он сидел неподвижно, то казался куклой из древесной коры.

– Это известный церковный город.

Вдруг взгляд старика переместился с Лоуренса на по-прежнему сидящую на лошади Фран, затем, несколько мгновений спустя – на спустившихся с повозки Хоро и Коула.

Потом, вздохнув, старик снова посмотрел на Лоуренса с явным замешательством.

– Какое дело привело слуг Церкви в нашу деревню?

Лоуренс улыбнулся до ушей – от такой улыбки младенец бы расплакался – и ответил:

– Мы услышали, что здесь на землю сошел святой ангел. Как верные слуги Господа, мы надеемся узнать здесь больше.

Старик никак не среагировал на эти слова, и Лоуренс шутливым тоном продолжил:

– Этот ангел до сих пор в деревне?

– Нет! Не неси ерунды!

Голос старика внезапно стал таким резким, что Лоуренс на миг растерялся. Этот возглас распугал и скотину: свиньи завизжали, козы застучали копытами. Куры, хоть и не могли летать, все равно захлопали крыльями, спасаясь бегством. Старик посмотрел Лоуренсу в глаза и сказал:

– Деревня ему была не нужна. Да, ангел здесь проходил, но он всего лишь спрашивал дорогу. Мы здесь совершенно, абсолютно ни при чем!

Он был отчаянно настойчив. Лоуренс поспешно пытался очистить голову от старых мыслей и обдумать все заново. Он здесь проходил? Но деревня ему была не нужна?

– Я понял. Я понял! – Лоуренсу оставалось лишь умиротворяющим жестом поднять руки. Продолжать расспросы он не собирался.

Плечи старика поднимались и опускались в такт тяжелому дыханию. Выкатив глаза, он подался вперед, будто желая сказать еще что-то. Его губы дрожали – то ли от возбуждения, то ли от гнева.

Что привело его в такое состояние?

Пока Лоуренс размышлял, к ним подошли еще несколько мужчин.

Лоуренс услышал позади себя шелест одежды – Коул готовился. И Хоро тоже. Потому что все мужчины держали в руках большие ножи или топоры.

Фран, однако, не шелохнулась – так и продолжала сидеть на лошади.

Лоуренс жестом приказал сохранять спокойствие, но не потому, что хотел сохранить гордость перед Фран, и не из пустой самоуверенности. Будь у этих мужчин в руках оружие, он бы тут же приказал спасаться бегством. Он этого не сделал, видимо, потому же, почему этого не сделала Фран.

У троих подошедших мужчин руки были по локоть в крови, а на лицах отражалось лишь раздражение от того, что их работу прервали. Несомненно, ножи и топоры использовались для разделки туш; и в любом случае – когда кто-то хочет убить другого, на лице его написано отнюдь не раздражение.

– Путешественники, да? – спросил один из троих – мужчина средних лет, отличающийся особо крепким телосложением. Увидев, что старик обернулся и пытается что-то сказать, он его опередил: – Все в порядке, господин старейшина. Успокойся.

Рот старейшины беззвучно открывался и закрывался. Похоже, раздражение на лицах мужчин адресовалось не чужакам, а как раз старейшине.

– Сарка! – громко крикнул мужчина, обернувшись; из одного из домов тут же вышла женщина.

Кивком он указал на старейшину; женщина, похоже, сразу поняла, что он имел в виду, и подошла.

Направив женщину, которую он назвал Саркой, к старику, мужчина похлопал его по спине, потом повернулся к Лоуренсу.

– Примите мои извинения, добрые путники. Он не наговорил вам ничего ужасного? – спросил он и кинул топор на землю, после чего небрежно вытер окровавленные руки о штаны. Похоже, он мгновенно понял, кто из компании путешественников говорит за всех. Подобные вещи совершенно очевидны для горожан, но те, кто живут в маленьких деревушках, часто испытывают с этим затруднения.

Лоуренса удивляли люди, живущие вот так, – люди, для которых богатство и общественное положение – не более чем фантазии.

– Нет, ничего. Однако я, по-видимому, спросил его о чем-то ужасном, потому что он, по-моему, сильно испугался… – ответил Лоуренс, пытаясь вытащить какие-нибудь полезные сведения.

Бородатый мужчина горько улыбнулся.

– Несчастья всегда приходят извне.

Похоже, он знал, как устроена жизнь. Возможно, этот человек в деревне отвечал за связи с внешним миром. Поэтому, если Лоуренс выкажет ему благодарность, она может вернуться сторицей.

– Меня зовут Крафт Лоуренс. Я бродячий торговец, – представился он и протянул правую руку.

Мужчина посмотрел Лоуренсу в лицо, потом на собственную руку, потом на протянутую Лоуренсом. И наконец он пожал руку.

– Ур Мюллер, – сообщил он. – Старейшину немногое может напугать. Либо пришло его время. Либо пришел сборщик налогов. Либо пришел кто-то, кто расспрашивает о дурных слухах.

Горные деревни не могут жить одним лишь земледелием и скотоводством – они должны полагаться и на охоту. Сложенные на груди руки Мюллера были вдвое толще, чем у Лоуренса, и вдобавок заляпаны кровью по локти, из-за чего выглядели еще более устрашающе. Лоуренс не ощущал злобы ни в нем, ни в двоих, стоящих по обе стороны от него; от этих мужчин с ножами и топорами в руках исходил лишь жар – надежное свидетельство того, что они только что занимались тяжелой работой.

Если Лоуренс сейчас пойдет на попятную, то этим будет подразумевать, что они перед ним в долгу.

– По правде сказать, мы пришли, чтобы услышать легенду об ангеле.

– Об ангеле? – мужчина насупил брови и кинул взгляд на спутников Лоуренса за его спиной. Потом, будто вдруг вспомнил что-то, продолжил: – А! Ты про это, да?

– Можем ли мы узнать больше? – спросил Лоуренс, со смиренным видом закатив глаза.

Мюллер рассмеялся веселым смехом охотника, хотя в нем чувствовалась и мягкость землепашца.

– Ха-ха-ха! Можешь так не угодничать. Готов спорить, в городе ты слышал много гадостей о нашей деревне. Они все уверены, что если ты живешь не в городе, значит, ты суеверный невежда. Ну, думаю, вокруг нас и впрямь немало деревень, где невежды живут, но это не про нас. Я тебе расскажу про эту легенду все, что знаю.

Если бы люди верили словам друг друга, в мире не было бы ни лжецов, ни воров; и сомневаться в ближнем не было бы повода.

Даже если бы этот мужчина был настолько хорошим лжецом, что Лоуренс не смог его раскусить, – Хоро-то ему обмануть не удалось бы.

– А теперь, добрый путник… господин Лоуренс, да? Ты и твои спутники уже ели?

Будь Лоуренс один, он бы не отказался от трапезы, даже если бы был сыт. Однако сейчас он был не один и потому кинул вопросительный взгляд на Фран. Изрядно постранствовавшая Фран, похоже, была с ним согласна.

– Нет, – ответил Лоуренс.

– Тогда приглашаю отведать оленя, которого мы только что забили, – сказал Мюллер и огляделся, видимо, в поисках человека, которому мог бы поручить это задание. – Вино[1], мы сами займемся дублением. Не одолжишь свой очаг?

– О, это провидение Господне, – шутливым тоном ответил мужчина по имени Вино.

Дубление кож – нелегкий труд. Взамен этого труда дать свой очаг и развлекать гостей, зная, что ему тоже достанется доля мяса и спиртного, – любой бы обрадовался.

Однако лицо Мюллера тотчас посуровело.

– Это не отдых, ясно тебе?

Он был не только здоровяком, но и мужчиной в расцвете лет; так что, когда он принимал угрожающий вид, это впечатляло.

Приветливый Вино втянул голову в плечи.

– Понял, понял. «Никакого спиртного», да?

Лоуренс искренне улыбнулся дружелюбию селян. И вдруг заметил, что Фран наблюдает за происходящим с явной тоской во взгляде. Она, по-видимому, выросла на юге, в доме богатого менялы; то, что она может тосковать по такого рода разговорам, выглядело странновато.

Лоуренс подивился, не вспоминает ли она о прошлых своих скитаниях, но тут Вино повернулся к нему и сказал:

– Ладно, давай сюда. За мной!

Лоуренс и его спутники следом за Вино подошли к типичному деревенскому домишке. Возле домика был клочок земли даже без ограды, а возле этого клочка – воткнутые в землю палки с привязанными козами и курами. Сбоку был большой навес, под которым сидела женщина с платком на голове и с ребенком за спиной. Она молола зерно в ручной мельнице.

Подойдя ближе, Вино позвал ее, потом поцеловал ребенка; Лоуренс решил, что эта женщина – жена Вино. Утерев пот со лба, она встала, оббила пыль с ладоней, затем подошла к Лоуренсу и чуть удивленно оглядела всю компанию. Наконец она кивнула, будто подтверждая, что берет на себя большую ответственность.

– Я пойду принесу дрова; пожалуйста, пройдите в дом и подождите там.

Вино кивнул; Лоуренс со своими спутниками вошел в хижину.

Вместо пола была просто утрамбованная земля; над очагом с потолка свисал крюк. В потолке виднелось маленькое окошко для выхода дыма. Лоуренсу показалось, что он заметил следы птичьих гнезд, нахально встроенных прямо в крышу. В уголке комнаты висели соломенные дождевики и корзины. Словом, это была типичнейшая зимняя хижина. В очаге еле теплился огонек, из-за чего казалось еще холоднее.

Фран приняла роль гостьи без малейшего стеснения и тут же уселась возле очага. Хоро и Коул принялись тыкать в связки лука, свисающие с крыши, и тут в хижину вернулся Вино с охапкой дров.

– Значит, вы здесь мелете муку вручную?

– Хмм? А, ну да. Свои вещи можете оставить здесь. Это мы сейчас добавим в огонь… вот так. Схожу за мясом, – проговорил Вино, ловко выкладывая дрова в очаге. Пару раз с силой подул, потом удовлетворенно кивнул и выбежал из хижины.

– Почему ты спросил? – поинтересовалась Хоро.

– Хмм?

Хоро выглядывала наружу сквозь щель между деревянными ставнями окна, вделанного в глиняную стену; она даже не оглянулась, задавая свой вопрос. Должно быть, она имела в виду приготовление муки.

– А, я просто подумал, что редко можно увидеть, как люди мелют муку вручную, когда совсем рядом река, – ответил Лоуренс.

Ручная мельница, которой пользовалась жена Вино, представляла собой по сути два плоских камня, лежащих один на другом; между ними можно было размолоть достаточно зерна, чтобы одной семье хватило на день. Но, конечно, чем больше камни, тем больше муки можно получить за один раз.

Поскольку делать достаточно муки, чтобы каждый день печь хлеб, для людей жизненно важно, в большинстве деревень, где рядом течет река, построили бы водяную мельницу, которой пользовались бы все жители. Но не бесплатно – как правило, мельницу возводит землевладелец, а потом взимает с селян и торговцев плату за пользование. С селян, которые мелют муку вручную, он, естественно, плату не берет; и все равно Лоуренсу показалось, что все это странно.

Хоро кивнула, хотя не совсем понятно было, приняла ли она объяснение Лоуренса. Возможно, ей просто было неинтересно.

Лоуренс сел по другую сторону очага от Фран; Хоро и Коул двинулись к нему. Лоуренс жестом показал Хоро, чтобы она села возле Фран. Она ведь играла роль спутницы Фран, поэтому сесть по-другому не могла. Хоро посмотрела раздраженно, но послушалась.

Фран все это время сидела молча, но Лоуренсу показалось, что она слушала, когда он объяснял про мельницы. Надо будет позже спросить об этом Хоро, подумал он – и тут вернулся Вино с полной корзиной оленины.

***

В кипящем, булькающем котле, висящем на крюке, который, в свою очередь, свисал с потолка, варились тощие, чахлые морковки, листья лопуха и другая зелень. Рядом с котлом лежала наготове гора оленины, и Хоро, увидев это, заколыхала кое-чем под балахоном, даром что наелась хлеба в дороге.

Лоуренсу было совестно, что с ними так обращаются, и он предложил кое-что из своих обильных припасов – не хлеб и вяленое мясо, а немножко соли. Глаза Вино и его жены тут же полезли на лоб; это напомнило Лоуренсу, как сильно могут отличаться условия жизни в разных местах. Здесь было много оленины, а вот добывать соль было тяжело.

Если бы он сообщил Хоро, что на этом и основано искусство торговли, она бы, вне всяких сомнений, лишь презрительно фыркнула.

– Скоро будет готово, – сообщил Вино, когда его жена помешала овощи в котле и добавила мясо.

Без мяса это кушанье едва ли пришлось бы Хоро по вкусу, но сейчас варево источало знакомый аромат. Мясо вскоре сварилось, и жена Вино принялась накладывать и раздавать еду, начиная с тех, кто сидел ближе, – сначала Коулу, потом Лоуренсу, потом Хоро.

Когда настал черед по-прежнему молчавшей Фран, она медленно произнесла:

– Я… я не ем мяса…

– Ох! – воскликнула жена Вино.

В таких деревнях, где не было церкви, вполне возможно, люди и не знают, что церковники воздерживаются от мяса.

Жена Вино поспешно глянула на Хоро; та явно готова была расплакаться при мысли, что ей не удастся отведать оленины.

Как ни странно, первым заговорил Вино.

– А, ну да, я слышал, что умеренность по нраву Господу, но… думаю, вы можете по крайней мере поесть овощей.

Хоро кивнула, и Вино продолжил:

– Этот олень с самого своего рождения не ел ничего, кроме листьев, так что это все равно что те же растения, – с этими словами он отобрал у жены черпак и щедро положил Хоро пять ломтей оленины. Потом он предложил то же самое Фран, но она улыбнулась под капюшоном и отказалась. Лоуренс подумал, что Вино будет настаивать, но в конце концов миска Фран оказалась наполнена лишь бульоном с овощами.

Вино впечатлился явно не глубиной благочестия Фран, но цветом ее кожи. Его потрясение было заметно. Если учесть, что даже жители многолюдных городов реагируют подобным образом, удивление селян вполне понятно.

А поскольку на него возложили ответственность за заботу о гостях, обходиться с ними невежливо было бы для него позором.

– Ну а теперь давайте есть, – сказал он, взяв себя в руки.

Коул ел из миски, которую ему дали, без своей обычной спешки – похоже, он наслаждался вкусом каждой ложки. Возможно, эта еда напомнила ему то, что готовили в родной деревне. Такого рода пища, похоже, была здесь распространена.

– Очень вкусно.

Совершенно обыденная фраза; однако Вино и его жена сразу расцвели.

– Оленя только сегодня утром забили. Вам очень повезло.

– Это верно, в городе такое хорошее мясо найти трудно.

Если вы хотите понравиться селянам, главное – хорошо есть и пить. Хоро тут же попросила добавки; глаза Вино округлились, и он искренне рассмеялся.

– Значит, вы пришли за легендой про ангела? Такой долгий путь – всего лишь ради этого? – спросил он, поправляя дрова в очаге (отчего к потолку поднялся столб искр). В городе из-за опасности пожара подобные ситуации совершенно немыслимы, но здесь, даже если дом сгорит, люди просто построят другой. А на соседние дома огонь перекинется едва ли.

– Да. Хотя в общих чертах мы ее слышали еще в городе, – Лоуренс поставил миску, вытер рот и жестом показал на Фран. – Обстоятельства сложились так, что я сопровождаю госпожу Фран, которая просто обязана узнать об этой легенде больше.

– Понятно… но почему монахиня хочет знать такие вещи?

– Госпожа Фран не только монахиня, посвятившая всю себя служению своему святому ордену, но еще и выдающийся серебряных дел мастер. Епископ поручил ей создать серебряную статую ангела.

– Ясно… – Вино нерешительно улыбнулся, разглядывая Фран. Та отвела глаза, словно привычная к такому отношению. Этот жест очень подходил к ее образу скромной монахини.

Полная противоположность ей, Хоро разинула рот на всю ширину, чтобы вместить большой кусок мяса. Под укоризненным взглядом Лоуренса она застыла, однако все равно улыбка ревностной верующей появилась на ее губах лишь после того, как рот наполнился олениной.

– Хоро прислуживает госпоже Фран по приказу епископа, а вот этот мальчуган, Коул, родился на севере и потому служит нам проводником. Ну а недостойный бродячий торговец – глаза и уши всей нашей компании, – произнес Лоуренс, потом откашлялся и продолжил: – В общем, мы надеемся узнать здесь больше. И… – он подался вперед, точно собираясь просить об одолжении, – если возможно, мы хотели бы посетить место, где, по легенде, все и произошло.

Вино воткнул нож в кусок мяса и принялся поедать его прямо сырым. Возможно, подобное было не редкостью в холодных землях – во всяком случае, Коул ничуть не удивился. Как ни странно, сильнее всех поразилась Хоро.

– Ну, в общем, я не против, но…

Как правило, места, связанные с легендами, местными жителями очень почитаются. Лоуренс ожидал, что эта его просьба вызовет споры, даже если в остальном ему удастся убедить селян; однако пока все шло на удивление гладко.

Лицо Вино сейчас было скорее обеспокоенным, чем недовольным.

– Только не уверен, что это будет хорошо, – продолжил он. – Я видел ваши припасы – вы собираетесь провести ночь в ведьмином лесу?

– В ведьмином… лесу?

– Из-за него же все эти слухи о нашей деревне ходят. Вы ведь слышали про ведьму?

Вспомнив, видимо, предостережение Мюллера, Вино лишь маленькими глоточками отхлебывал кислое вино, которым угощал гостей, и чашку в своей руке он наполнял с явно раздраженным видом.

Если и было подходящее время изобразить невежество, то оно пришло именно сейчас.

– Нет, мы только слышали, что есть разные слухи…

– Мм, вот как? Может, эта брехня в городе наконец-то улеглась немного. Ладно – ничего сложного тут нет. Если вы хотите в ведьмин лес, я могу вас проводить. Это недалеко.

Лоуренс встретился глазами с Фран и уловил еле заметный кивок.

– Если тебя не затруднит, то чем скорее, тем лучше.

– Ха-ха-ха, какое затруднит? Благодаря вам я могу лопать оленину, пить вино и называть все это работой! Думаю, торговцы и монахини редко такими вещами занимаются, но, скажу я вам, разделывать оленя – тяжелая штука!

Мясо, кожа, кости, внутренности – все это надо разделить и обработать, причем каждую часть по-своему. Мясо следует сохранить, кожу продубить, прежде чем она начнет гнить, внутренности сварить или пустить на колбасу. Из костей получается кухонная утварь, наконечники для стрел и прочие поделки, сухожилия идут на изготовление крепких веревок.

Но все это получится плохо, если делом не заняться сразу же, потому работа оказывается спешная и трудная.

Вино глотнул из своей чашки.

– Ладно. Думаю, мне стоит рассказать вам легенду об ангеле до того, как мы пойдем. Ничего хорошего не выйдет, если я буду рассказывать прямо посреди ведьмина леса, – и он ухмыльнулся.

Судя по всему, хоть селяне и избегали ходить в ведьмин лес, они не испытывали совсем уж гнетущего страха. Похоже, лес просто считался несчастливым местом.

– Расскажите сначала, что вы уже знаете?

– Мы знаем, что возле лесного озера близ деревни завыл зверь и открылась дверь в небеса; а потом сквозь эту дверь улетел ангел… примерно так.

Пока Лоуренс говорил, Вино накладывал в свою миску добавки; потом без слов поинтересовался у Хоро и Коула, не добавить ли им. Фран тихо потягивала бульон – даже овощи в ее миске остались нетронутыми.

– В общем-то, так и было. Лес, о котором там говорится, лежит вдоль реки, которая вытекает из озера. Случилось все это, когда наш старейшина был еще маленьким мальчиком. Тогда была очень холодная зима.

Вино наполнил миски Хоро и Коула и улыбнулся немного смущенно, будто стеснялся рассказывать такую историю.

– Да, было ветрено и так холодно, что казалось – вот-вот уши замерзнут и отвалятся. Из-за внезапной метели охотники не могли выйти из леса три или четыре дня. К счастью, возле водопада, который течет из озера, есть маленькая хибарка угольщиков. В ту ночь, когда снегопад наконец-то прекратился, небо стало совсем чистым, ни единого облачка, и луна светила так ярко – кто видел, говорили, что она была как солнце. Ветер по-прежнему ужасно выл в лесу, но охотники, которые уже несколько дней сидели в этой хибарке взаперти, хотели глотнуть свежего воздуха. Они собрались с силами и вышли наружу, и тогда –

Все напряженно вслушивались. Поленья тихонько потрескивали в огне.

– Они услышали протяжный-протяжный вой. Ооооооо… оооооо… он длился и не кончался, и они все страшно перепугались. Они вспомнили, что в лесу и горах живут духи, и решили вернуться обратно в хибарку. Но как только они так решили, вой прекратился. И тогда они посмотрели в сторону озера.

Вино поднял глаза к потолку, точно вызывая в памяти те взгляды, устремленные к водопаду.

– И они увидели серебряно-белого, сияющего ангела с крыльями за спиной. Он был в самом низу водопада, но потом взмахнул крыльями, поднялся вверх и пролетел сквозь золотые двери в небе.

Вино наконец опустил взгляд и со смущенным видом поднес к губам чашку. Вне всяких сомнений, эту легенду он обожал.

– Вот такая история. С тех самых пор она и передается как «легенда об ангеле».

– Ясно… – у Лоуренса было такое ощущение, будто он сам видел взмывающего в небеса ангела той лунной ночью. Мифы и суеверия всегда крутятся вокруг сверхъестественного. Однако они несут с собой и какое-то странное чувство реальности; потому-то их и передают из поколения в поколение.

– Но больше никто и никогда ангела не видел. Я слышал, однажды, когда наша история дошла до города, в нашей деревне стало довольно много гостей; но сейчас она годится только детишек развлекать, – и Вино, прищурившись, грустно улыбнулся.

– Скажи, господин Вино…

– Хмм?

– Скажи, а ты сам как думаешь, это всего лишь легенда?

Это был нечестный вопрос, однако Лоуренс все равно его задал.

– Ну… кто знает? – Вино ожидаемо опустил глаза и, застенчиво улыбаясь, уткнулся взглядом в свои руки. Похоже, он хотел верить, но в то же время не мог себя заставить.

– Что касается нас, мы хотели бы верить.

– Ха-ха, – рассмеялся Вино, будто дивясь, какой же деревней они были бы, если бы не верили в собственные легенды. – Иногда я вместе с Мюллером езжу в город и там слушаю всякие истории про богов и демонов из таких же бедных деревушек, как наша, и вот что я скажу: почти все они – полная ерунда. Одна история была про глаза, которые светятся на горе каждую ночь, а потом оказалось, что там золотая жила. Так что у нас тоже небось что-то в таком же духе. Но все-таки…

Вино замолчал, и на миг его лицо показалось очень усталым. Лоуренсу много раз доводилось видеть такое выражение лица. Оно бывает, когда перед человеком один за другим высвечиваются самые черные уголки мира, заставляя его сомневаться во всем, в чем прежде он был убежден; мир при этом становится весьма далек от сказки, в какой хотелось бы жить.

Когда Лоуренс в юном возрасте покинул родной дом, он тоже был потрясен, впервые встретившись с такими вещами. Коулу, казалось, даже смотреть на Вино было больно – быть может, потому что его собственные переживания были еще слишком свежи в его памяти. Лишь Хоро глядела на Вино все так же невозмутимо.

Однако Лоуренс сомневался, что ее сердце спокойно.

– Если наша легенда об ангеле такого же рода, ну… это было бы чуток грустно. Правда, поделать тут все равно ничего нельзя, – Вино пожал плечами и хлебнул из своей чашки. – Самые умные у нас тут говорят, что это был снег, который взлетел вверх и на свету показался крыльями ангела. Может, так оно на самом деле и было.

И Хоро, и Хаскинс знали, каково это – когда тебя все забыли и покинули, когда ты вынужден приспосабливаться к человеческому миру и страдать, глядя, как люди рубят твои связи со старым миром.

Лоуренс не решился расспрашивать Вино дальше. У каждого бывает время, когда он хочет вернуться в детство.

– О, и вот теперь я поделился этой историей с вами, достойными слугами Церкви. А вы-то надеялись, что она правдива, э? Только, пожалуйста, не думайте, что добрые жители Тауссига – нечестивцы, которые не верят в ангелов! Ведь даже я хочу верить!

Лоуренс улыбнулся и кивнул. Если селяне испытывали такого рода чувства к легенде об ангеле, это позволяло им спокойно воспринимать историю с ведьмой. Будь Вино ревностным верующим, он при первом упоминании о ведьме застыл бы на месте, как старейшина.

– Хотя… даже не знаю, стоит ли мне просить вас верить в нашу легенду.

– Хмм? – удивился Лоуренс. Фран перевела взгляд на него.

Вино встал, тихо хэкнув, и, ни на кого не глядя, осторожно произнес:

– Эта история про ведьму, понимаете… она немножко связана с легендой про ангела.

Он убрал нож, с помощью которого ел оленину, на пояс. Почесал нос, глядя словно бы куда-то вдаль. Потом наконец вернулся мыслями сюда, в дом, и лицо его стало лицом охотника.

– Несчастья приходят извне. Мюллер постоянно это говорит.

Будучи живым воплощением «приходящих извне», Лоуренс не нашелся, что ответить.

Поэтому он начал готовиться к отправлению, поторапливая Хоро и Коула – не Фран, конечно же, – чтобы те побыстрее заканчивали со своими последними порциями.

***

Поприветствовав Мюллера и остальных, которые дубили оленью шкуру на площади, Лоуренс и его спутники покинули деревню; Вино шел впереди. Похоже, существовала тропа, ведущая из деревни прямо в лес, однако ни лошади, ни повозка по ней пройти не могли. Поэтому путники двинулись другой дорогой – вдоль реки, что вытекала из озера, и вокруг леса.

С дороги, идущей вдоль подножия поросшего лесом холма, открывался вид на слишком близко возвышающиеся горы, и чувство от такого соседства у Лоуренса было не очень приятное. Как будто дорога может в любой момент утонуть в зелени, которая словно вытекала из гор.

Колеса повозки проскальзывали по снегу, покрывающему дорогу, и Лоуренс подумал, насколько быстро они продвигаются на самом деле.

Наконец они добрались до того места, где река выбиралась из леса.

– Отсюда езжайте прямо на север. Видите, какие широкие берега? Говорят, прежде в реке было куда больше воды.

Да, берег был достаточно широк, чтобы повозка могла проехать свободно. И, судя по тому, что выглядел он просто как каменистая земля под снегом, вода перестала покрывать это место много лет назад.

– Все-таки я впечатлен, что в такую погоду вы ходите на охоту. Просто удивительно, что вам удалось добыть оленя.

После этих тщательно подобранных слов Лоуренса лицо Вино стало довольным и гордым – впервые с того времени, как путники покинули деревню.

– Это потому что их следы отлично видно. Ну, разумеется, они это тоже знают, и знают, что по снегу мы только в некоторые места можем заходить, и туда они не ходят. Но мы хитры, как волки; мы прячемся в снегу, мы растворяемся в воздухе, а когда время приходит – мы наносим удар!

Его хвастливая речь не очень-то вязалась с обликом бесшумного охотника, но, поскольку одна такая охотница была совсем рядом, Лоуренс лишь великодушно улыбнулся и не стал развивать тему. И в любом случае – он прекрасно знал, как опасно сердить жителей заснеженной горной деревни.

– Но у вас же рядом озеро, верно? Думаю, все звери туда ходят.

– Так можно подумать, да; однако здесь уже годами охота странно идет.

– Что ты имеешь в виду?

– Из-за ведьмы. Лес вокруг озера – это ведьмин лес, туда из деревни никто не суется.

То, с какой готовностью Вино это признал, застало Лоуренса врасплох.

Похоже, Вино заметил его удивление – лицо охотника стало немного смущенным.

– Эхх, вот как раз из-за такого люди и понимают все неправильно. На самом деле мы вовсе не думаем, что там ведьма. Честно.

Лоуренс покосился на Хоро – судя по всему, Вино не лгал. Похоже, ведьма приобрела в умах жителей Тауссига какой-то странный образ.

– Так значит, когда ты говоришь «ведьма», ты имеешь в виду…

– Я слышал, с самого начала речь шла о какой-то монахине. Эээ… – Вино задрал голову и посмотрел на едущую верхом Фран.

Та медленно вернула взгляд, потом озадаченно склонила голову набок.

– ?

– Прошу меня извинить… не могу припомнить ее имя. В общем, она была. Она пришла из города… Эноз на реке Вом?

– Должно быть, город Реноз на реке Ром.

– О, точно, оттуда. В общем, она пришла, и она была красивая и умная. Говорили – она читала такие замечательные проповеди, что сам Господь бы восхитился.

Хоро глянула на Лоуренса и кивнула. Всякий раз, когда разговор заходил о красивых женщинах, она включалась – уж в этом на нее можно было положиться.

Лоуренс пожал плечами и снова повернулся к Вино.

– Ее пыл тронул немало злых сердец. Но она читала свои проповеди по утрам каждый день, и в конце концов в деревне не осталось людей, которые нуждались в ее посланиях. И тогда она начала обращаться с этими посланиями кое к кому другому.

Лоуренс обнаружил, что полностью поглощен рассказом Вино. То же самое было и во время истории с ангелом – Вино оказался превосходным рассказчиком. Быть может, поэтому ему и поручили общаться с ними.

– Она начала с птиц и кошек. Вся деревня восхваляла ее милосердие и сострадание. Но потом она стала читать свои проповеди свиньям и крысам, и тогда настроение начало меняться. Бродячие собаки гоняли ее, но она и им читала, как одержимая. Люди требовали, чтобы она прекратила, но она никого не слушала. И однажды…

Снег, покрытый ледяным настом, хрустел под ногами. Коул был настолько поглощен рассказом, что сжал руки в кулаки.

– …Она исчезла. Вместе с собаками, которые гоняли ее за проповеди.

И Вино подул себе в руки, точно сдувая невидимые перья.

Коул проследил за их воображаемым путем в небо, потом спохватился и вернулся на бренную землю.

– Э… и что дальше? Она исчезла, и что с ней стало?

– Эй, эй, можешь не беспокоиться так. Все это было то, что Мюллер услышал в городе. А теперь расскажу то, что видели мы сами.

Вот оно что, подумал Лоуренс. Он-то уже начал удивляться обилию подробностей в рассказе Вино. Судя по всему, Мюллер как представитель деревни отправился в ближайший город, где и услышал эту историю. А там, похоже, просто увидели странную монахиню, когда она проходила через город.

– Тогда было очень жаркое лето. Ужасное время. Работать в поле было сплошное мучение, и повсюду клубились мухи. Лет десять назад это было. Тогда-то и появилась та монахиня; на ней был балахон, слишком толстый даже для зимы. Мы все просто рты пораскрывали, как ее увидели, потому что за ней бежала целая стая бродячих собак.

Лоуренс представил себе эту картину: посреди жаркого летнего дня в деревню входит по-зимнему одетая монахиня со свитой из бродячих собак. Картина получилась пугающая.

Коул вцепился в балахон Хоро.

– Старейшина сказал, что это падший ангел пришел возвестить о конце света, и двинулся рассудком от отчаяния. С тех самых пор он и сидит перед деревней и поднимает дикий шум всякий раз, как к нам заходят гости.

– Очень грустно такое слышать…

– А, он тогда был такой занозой; сейчас, когда он молчит, всем лучше. Ладно, вернемся к той монахине. Мюллеру хватило смелости выйти к ней и спросить, что ей надо – кто она такая, откуда пришла и чего хочет. И вот что она ответила.

Она узнала, что здесь пролетал ангел. Лоуренс чуть ли не наяву услышал ее хрипловатый голос.

– Мы поняли, что она это про легенду об ангеле, нашем лесе и озере. Даже Мюллер хотел от нее избавиться, и мы отвели ее прямо туда. Но –

Лоуренс услышал, как Коул нервно сглотнул.

– …Как только мы добрались до леса, монахиня натравила на нас своих собак. Во, гляньте на этот шрам.

Вино оголил руку и показал Коулу, которого эта история захватила сильнее всех.

Лоуренс и Хоро наклонились, чтобы тоже посмотреть, и их взгляды встретились.

Оба не выдали себя ни словом, ни видом; но шрам, несомненно, был оставлен палкой или дубинкой. И он был старый – явно с самого детства Вино.

Однако история была столь занятна, что Хоро и Лоуренс не стали лить на нее холодную воду.

– Потом она стала хозяйничать в лесу вместе со своими собаками, как будто он ей принадлежал; никого туда не пускала. Там были наши лучшие охотничьи места, но что поделать – пришлось искать другие. Ужасно, правда? Вот потому-то все и зовут ее ведьмой. Это от досады, просто от досады.

– Так что с этой ведьмой случилось? – спросил Лоуренс.

Вино сокрушенно вздохнул.

– Понятия не имею. Ее уже много лет никто не видел; может, она подалась куда-нибудь еще… Но никто туда не заходит, чтобы проверить, так что никто и не знает. Лучше же не будить лихо, пока оно тихо, согласен?

Лоуренс медленно кивнул. Он, бродячий торговец, путешествующий от деревни к деревне, – совсем другое дело. Он и его спутники вполне могут заглянуть туда, а потом уйти, если окажется, что там опасно; а вот для селян такое невозможно.

– Мы не хотим никаких новых проблем, и поэтому мы просто перестали ходить в лес. Ну так что, вы вправду хотите там переночевать?

Лишь тот, кто никогда не видел ночных гор и не испытывал истинного ужаса перед ночным лесом, высмеял бы страх селян перед этой так называемой ведьмой. Даже если понять, что само слово «ведьма» – всего лишь привычное для них название, страх был вполне объяснимой реакцией.

Поэтому Лоуренс постарался ответить как можно более жизнеутверждающе:

– Конечно. Ведь трое из нас – слуги Господа.

Фран и Хоро вполне походили на служительниц Церкви, но насчет Коула Вино, похоже, не понял.

– Понимаешь, малец – ученик писца. Он учится переписывать Священное писание. Это благословенный труд.

Вино был явно удивлен и поспешил извиниться.

– О, прости мою невежливость.

– Если что, для них куда опаснее провести ночь со мной.

Шутка была не очень умная, но более чем очевидная. Вино расхохотался; но тут Лоуренс с серьезным видом продолжил:

– Да, кстати…

– Хмм?

– Если случится худшее и мы вернемся в деревню посреди ночи, пожалуйста, не прими нас за ведьму и не прогони, ладно?

Какое-то мгновение Вино непонимающе смотрел на Лоуренса, потом вновь расхохотался.

– Ха-ха, ну конечно же! Мы все привыкли к жизни в горах, и все равно некоторые после первой же ночи в той хибарке возвращались в слезах. Наши собственные дети должны отправляться в горы, так мы их пинками выгоняем. Но с вами мы так поступать не будем.

Лоуренс вспомнил, как он сам впервые отправился в лес со своим старым учителем.

– Ночная дорога опасна, однако любая ночь кончается рассветом. Это я вам говорю как житель гор.

Он хороший человек. Лоуренс улыбнулся и кивнул.

– Ладно, мне пора, – вздохнув, произнес Вино, подведя тем самым черту под веселой беседой.

Под ногами у них была совершенно нормальная прибрежная дорога; насколько хватало взгляда, она шла вперед неизменно, пока река не сворачивала в сторону, с глаз долой, и не уводила дорогу за собой.

– Дальше так и идите – и доберетесь до водопада. Потом будет озеро, а перед самым водопадом – та хибарка. Ну а если решите, что целую ночь там не выдержите, просто возвращайтесь в деревню, – эти слова он произнес спокойно и рассудительно – живое воплощение практичного селянина. – Да пребудет с вами благословение Господне.

Чего еще ожидать от человека, живущего рядом с лесом, где родилась легенда об ангеле, подумал Лоуренс.

***

Из леса вышла тропа и побежала возле берега реки; она была очень ровная. Кочки иногда попадались, но их сгладил снег, так что повозка переезжала их с легкостью.

Как только Вино исчез из поля зрения, Хоро запрыгнула на козлы повозки.

– Мне это не нравится, – в первую очередь заявила она. В руках у нее был бочонок, содержащий, если Лоуренсу не изменяла память, спирт для особых ситуаций.

Лоуренс попытался выхватить бочонок, но Хоро угрожающе оскалила зубы.

– Мы получили все, что ей было нужно, а она все такая же надменная.

Фран ехала впереди, словно торопясь. Да, они без особых сложностей вызнали у селян обе истории, но, как еще раньше сказала Фран (и Хоро согласилась), правду необходимо было узнать им самим.

Поэтому неудивительно, что Фран сейчас нечего им сказать; однако настроения Хоро это не улучшило.

– А тебя самого это не раздражает? – поинтересовалась она.

Лоуренс отодвинулся чуть назад.

– Если я буду злиться из-за каждой мелочи, долго не протяну.

Хоро одарила его сердитым взглядом, грызя край бочонка; однако резон Лоуренса она поняла.

Быть может, она уже пьяна. При этой мысли Лоуренс тяжело вздохнул. И тут же Хоро грубо пихнула бочонок ему в руки.

– Ты слишком добрый.

– …А, эй!

Прежде чем Лоуренс успел ее остановить, Хоро вернулась на пол повозки.

Лоуренс подивился, что это на нее нашло; потом глянул на бочонок и понял. Затычка была вынута, но содержимое практически цело; значит, вряд ли Хоро была пьяна.

Но все же была в ней себялюбивая черточка, и Лоуренс решил, что сейчас она просто ершится. Он заткнул бочонок и снова взялся за поводья.

Дальше они ехали без происшествий, и когда Фран наконец остановила свою лошадь, перед путниками была хибарка угольщиков, от которой открывался прекрасный вид на водопад. Несмотря на его маленький размер, зрелище было впечатляющее.

Хибарка приютилась между двумя громадными деревьями – должно быть, для защиты от снегопадов. Старая поговорка гласит: «Не строй крышу поверх крыши», – но Лоуренс чувствовал, что здесь это оправдано. Ветви деревьев гнутся под тяжестью напАдавшего на них снега и тем самым избавляются от него.

Фран сошла с лошади и без колебаний направилась к хибарке. Вспомнив рассказ Вино, как селян отгоняли собаки, Лоуренс поспешно спрыгнул с козел повозки.

– Все в порядке, – промолвила Фран и открыла дверь. Она сделала это так быстро и проворно, что остановить ее не было никакой возможности.

Лоуренс стоял столбом; Хоро подошла к нему, таща за собой Коула. Взгляд мальчика метался по сторонам.

– Очень уж она уверена в себе.

Лоуренса, в отличие от Хоро, все подряд поступки Фран не раздражали, но сейчас он вынужден был с ней согласиться. Фран вела себя так уверенно, как будто была здесь не в первый раз.

Более того. Хотя у хибарки был очень древний вид, от нее не исходило тусклого, пыльного ощущения многолетней заброшенности. Вино заявлял, что селяне в лес не ходят, однако Лоуренс решил повременить с тем, чтобы принять на веру эту конкретную часть истории.

– Господин Лоуренс, наши вещи, – окликнула Фран, высунувшись из двери хибарки.

Лоуренсу вдруг показалось, что он вернулся во времена своего ученичества.

– Сейчас принесу, – отозвался он. А потом, проходя мимо Хоро, добавил: – Не ссорься с ней.

Это стоило ему пинка, зато лицо Коула, явно смертельно боявшегося ведьмы, просветлело, так что, быть может, все сложилось к лучшему.

Лоуренс доставал с повозки одну вещь за другой и раскладывал их в хибарке так, как ему указывала Фран. Пища, вино, одеяла, дрова, причем все это на четверых – получилось довольно много; и когда Лоуренс закончил, он был весь в поту. Однако в хибарке все идеально уместилось – поклажи оказалось не слишком много и не слишком мало.

Внутри хибарки было слегка пыльно, но не было ни единой паутинки; металлические планки не проржавели, и даже в аккуратной маленькой крыше Лоуренс не заметил ни единой прорехи.

Кто-то явно наведывался сюда поддерживать порядок, причем постоянно. Возможно, последнее посещение было перед самым снегопадом?

Раздумывая об этом, Лоуренс вытер пот со лба. Хоро заглянула в комнату из соседней, отодвинув головой свисающую с потолка звериную шкуру, которая эти две комнаты разделяла. Эта шкура не могла висеть тут слишком давно.

– Где дуреха?

Она имела в виду Фран. Лоуренс указал рукой наружу.

– Она пошла к повозке забрать свои орудия для работы с серебром. Думаю, не хотела, чтобы я к ним прикасался.

– Мм, – Хоро кивнула, и ее шея явственно хрустнула.

– А где Коул? – Лоуренс не стал шутить насчет того, что Хоро опять где-то оставила мальца.

– Узнаешь, когда сюда зайдешь.

С этими словами Хоро убрала голову, оставив шкуру свободно висеть. Лоуренс услышал ее шаги, удаляющиеся вглубь комнаты.

Пока он думал, что же там такое может быть, вернулась Фран. Ее зубило, молот, рашпиль, мехи и наковальня были невелики, но все вместе изрядно весили. Фран упаковала весь набор и перенесла на плече – это впечатляло. Какие же тяжелые горные дороги приходилось ей преодолевать, когда она странствовала одна?

Она казалась настолько привычной к подобной нагрузке, что Лоуренс мог представить себе такое с легкостью.

– Те двое в задней комнате?

– Да. А, позволь помочь тебе.

Поставить на пол тяжелый груз труднее, чем перенести его.

Но Фран покачала головой и опустилась на колени – снимать с себя тяжести ей было так же привычно, как переносить.

Сколько раз учитель Лоуренса ругал его за то, что он поднимал или опускал тяжести спиной? Подобное всегда ведет к боли. У физического труда есть своя мудрость, и Лоуренсу было интересно, где Фран ее набралась.

– Там еще что-нибудь осталось? – спросил он, когда Фран достала солому и кремень, необходимые, чтобы высечь огонь; однако та не ответила, а лишь посмотрела ему в лицо, а потом со значением перевела взгляд на очаг. Лоуренсу оставалось лишь предположить, что она предлагает ему заняться разведением огня. Однако со стороны он, покорно слушающийся Фран, должно быть, являл собой жалкое зрелище.

Тем не менее он взял кремень с соломой и опустился на колени перед очагом. И лишь тогда Фран ответила на его вопрос.

– Ты поймешь, когда увидишь. И еще – мне нужно кое-что позаимствовать.

– …Э?

Лоуренс не успел даже переспросить, что именно она собирается позаимствовать, когда Фран исчезла за висячей шкурой. Он принялся разводить огонь, не переставая раздумывать, что же она имела в виду. И тут он услышал приближающиеся шаги двух человек.

– В таком виде ты замерзнешь. Надень вот это, – сказала Фран и, достав из своих пожитков пару отличных ботинок, протянула Коулу.

Они были сделаны из нескольких слоев прекрасно выдубленной кожи; купить их стоило бы весьма приличных денег. Коул взял ботинки и нерешительно посмотрел на Лоуренса. Тот кивнул – непохоже, чтобы Фран собиралась съесть мальчика, если он их наденет.

– Мы вернемся до заката. Я могу доверить тебе ужин?

Это Лоуренсу нужно было, чтобы она нарисовала ему карту северных земель, а не наоборот, так что отказаться он не мог. Более того – то, что она вообще хоть что-то ответила, означало, что она чуть-чуть приоткрылась; поэтому Лоуренс утвердительно кивнул. Будь здесь Хоро, она, вполне возможно, разозлилась бы на него; ну а Фран тоже кивнула и, взяв Коула за руку, повела его наружу. Ботинки мальчика стучали по полу.

Разведя хороший огонь, Лоуренс встал и направился в заднюю комнату.

***

Пол был из утрамбованной земли, и даже сквозь ботинки Лоуренс чувствовал холод. Однако и здесь все было опрятно и свободно от паутины. Как ни странно, Лоуренс не видел даже ни единой мышиной норки в стене.

Войдя в комнату, Лоуренс покрутил головой и увидел Хоро – та сидела на кресле и разглядывала старый церковный символ, прислоненный к стене.

– Э?

Нет, неправильно – Хоро стояла перед книжной полкой, изучая пыльные книги.

А кто тогда сидел на кресле?

Лоуренс оглянулся, и благодаря лучику света, пробивающемуся сквозь щель в деревянных ставнях, заметил, что фигура на кресле была чуть выше ростом, чем Хоро; на ней был заплатанный балахон с накинутым на голову капюшоном.

– Думаю, это и есть та «ведьма», о которой говорят здешние, – небрежно произнесла Хоро. Вернув книгу на полку, она подошла к сидящей фигуре и ткнула ее пальцем в лоб.

– Э-эй!

– Что? Все нормально. Она давно высохла. Я думала, Коул испугается, но он крепче, чем я ожидала.

В тех местах, где снег накрывает землю полностью, нередко можно найти мумифицированные тела. Эта мысль привела Лоуренса к следующей: интересно, зачем на самом деле Фран взяла Коула в горы.

– Однако умереть, глядя на символ Церкви… трудно представить себе, что это ведьма.

– Коул сказал, что это была довольно известная женщина.

– О?

Полки в этой комнате были забиты книгами и свитками пергамента. Места для сомнений больше не оставалось.

После того как монахиня явилась сюда в своем необычном странствии, нашелся кто-то, кто приходил к ней поклоняться и продолжал делать это даже после ее смерти. Иначе книги не стояли бы в таком порядке, а хибарка не была бы такой чистой и ухоженной.

Лоуренс свел руки и коротко помолился за покойную монахиню, после чего переключил внимание на бумаги, лежащие на столе. Они были старые и пыльные, однако буквы еще не выцвели до полной неразборчивости. Похоже, тут была какая-то переписка насчет веры монахини. Судя по всему, при жизни ее пыл вызывал у других церковников подозрения; но, в общем, это вполне могла быть самая обычная монахиня.

Одного взгляда на полевой цветок, пристроенный в углу стола, хватило, чтобы отмести всякие мысли о том, что эта женщина была ведьмой.

– Но, ты.

– Мм?

Хоро опять всматривалась в книжные полки; она указала на одно конкретное место.

– Посмотри сюда.

– Куда?

Лоуренс взглянул на полку; там был пустой промежуток толщиной с книгу.

– Видимо, эта книга где-то в другом месте?

– Дурень. Посмотри на пыль. Она тут не такая, как везде.

Как бы старательно ни убирали комнату, пыль в ней все равно накапливалась. А когда Лоуренс пригляделся к промежутку между книгами, он увидел, что, действительно, слой пыли там был тоньше, чем в других местах.

– Не знаю, как давно, но когда-то кто-то забрал отсюда один том.

– И что ты хочешь этим сказать?

Хоро вновь окинула комнату быстрым взглядом, потом подозрительно посмотрела на Лоуренса.

– Ты ведь и сам уже понял, верно? Кто-то сюда ходит.

Она имела в виду это пристанище монахини. Вино заявлял, что к этой хибарке никто не приближается. Но Хоро не назвала сейчас его имени, а значит, не было причин полагать, что он лгал. Значит, это кто-то, кто не имеет отношения к деревне. Или селянин, о чьих поступках Вино не знает.

Какую же книгу забрали?

– Мелкая дуреха знала об этом месте еще до того, как мы сюда приехали, – произнесла наконец Хоро, не сводя сердитого взгляда с Лоуренса. Глаза ее говорили: «Не теряй бдительности».

– Я знаю. Но что она сказала, куда пошла с Коулом?

– Хм. Сказала, что хочет взглянуть на озеро.

– На озеро?

– Только не спрашивай, зачем. Я не знаю.

Судя по явному недовольству Хоро, ее раздражало, что Фран командует не только Лоуренсом, но и Коулом. И тут Лоуренса посетила идея.

– Может, и нам сходить посмотреть?

Хоро тут же просияла.

– Мм. Похоже, ты постепенно умнеешь, – и она весело схватила Лоуренса за руку.

Лоуренс успел лишь хихикнуть над этим редким недопониманием со стороны Хоро, когда та потащила его прочь из хибарки.

– Э-эй!

Она отказалась слушать и потащила Лоуренса к двери, не обращая внимания на весело горящий очаг. Остановилась она, лишь когда в глаза Лоуренсу ударило слепящее сияние снега.

– Что ты думаешь об этой сушеной монахине?

Снаружи было не так уж ярко. Отраженный от снежного покрова свет ослепил Лоуренса лишь потому, что очень уж сумрачно было внутри. Загородив глаза рукой, Лоуренс прищурился и глянул на Хоро.

– В смысле?..

– Мне слово «ведьма» кажется не очень подходящим.

Хоро не очень много знала о Церкви и о вере ее слуг, но, похоже, об этой монахине она уже составила четкое мнение. На Лоуренса же сильное впечатление произвел цветок на столе, и он тоже не мог видеть в той женщине ведьму.

– И мне. Ты видела цветок у нее на столе, да?

Однако Хоро, похоже, не поняла, что он пытался этим сказать. Возможно, для нее цветок не имел значения вне зависимости от того, была та женщина ведьмой или нет.

Едва Лоуренс успел так подумать, Хоро вновь потянула его за рукав.

– Я уже много раз видела таких человеческих самок. Слово «добросердечие» вполне могли изобрести специально для таких, как она.

Лоуренсу вспомнилось, что Хоро говорила нечто подобное при их первой встрече. Он кивнул, и Хоро медленно зашагала вперед – как обычно, с опущенным лицом.

– Она была одной из них. Мне так кажется.

– А, – ответил Лоуренс, однако, вместо того чтобы предложить Хоро продолжить, он просто взял ее за руку.

– И еще, знаешь…

– Хм?

Хоро кивнула и промолвила:

– Они сказали, что она увела своих бродячих собак в лес, – она подняла голову, и выражение ее лица оказалось необычайно жестким. Лоуренсу показалось почему-то, что она сдерживает слезы. – Но это могли ведь оказаться и волки, а? Поэтому ходи осторожнее.

У Лоуренса сильнее заколотилось сердце.

Хоро выпустила его руку и вприпрыжку побежала вперед. Прекрасно зная, что никого больше поблизости нет, она выпустила хвост из-под балахона. Его белый кончик был красив, как белый снег, над которым он танцевал подобно светлячку.

– В общем, должна сказать, что понимаю чувства нашей сушеной монахини, – Хоро остановилась, сцепила руки за спиной и, развернувшись лицом к Лоуренсу, глянула на него со своей непобедимой жизнерадостной улыбкой. Белый снег падал на замшелые камни, и все это на фоне голубого водопада. Очень подходящее зрелище для того места, где предположительно в небеса вознесся ангел.

– Почему это? – спросил Лоуренс, снова взяв ее холодную ладошку.

– Мы обе терпеливы, но склонны к слишком резким поступкам, когда раздражение накапливается, – ответила Хоро с самоуничижительной улыбкой.

Лоуренс взглянул на камень, который выдавался над берегом так сильно, что, казалось, вот-вот упадет, и произнес:

– Например, залезть голышом в повозку к бродячему торговцу?

– Или отправиться на юг в поисках друга.

Лоуренс захотел прикоснуться к лицу Хоро, но передумал. Несомненно, Хоро размышляла с тех самых пор, как очутилась в этих заснеженных горах. Что она будет делать после того, как вернется в Йойтсу? Последствия одного из возможных путей были сейчас в хибарке и в реакции селян. Лоуренс никак не мог привыкнуть к ее игривому настроению.

Держась за руки, Лоуренс и Хоро медленно шли вокруг водопада. Они как будто шагали без какой-либо цели, однако перед ними в снегу виднелись следы Фран и Коула, так что Лоуренс с Хоро просто шли за ними.

Они словно искали повода, любого – но вслух это прозвучало бы слишком сентиментально. Когда эта мысль посетила Лоуренса, он посмотрел на Хоро, и та подняла глаза от дорожки следов и встретилась с ним взглядом. Возможно, она думала о том же, о чем и он.

Она, впрочем, давно уже отбросила подобные волнения.

Это был правильный ответ, но главное – так они избегут сожалений.

Лоуренс стиснул руку Хоро чуть сильнее, когда в голове у него мелькнула мысль.

– Так что, история про ангела, который здесь был, – правдива?

Тропа к озеру обходила водопад, и, похоже, Фран с Коулом прошли этой тропой до конца.

Хоро и Лоуренс побежали под гору, и, когда они вдруг оказались прямо напротив водопада, Хоро[2] сказала:

– Если бы это был господин Хьюг или ты, вас могли бы принять за ангела.

– Мм… птица тогда тоже на меня наткнулась случайно. И все равно сразу поняла, кто я.

Хоро понюхала воздух.

– Запах что, сохраняется надолго?

– Пф. Просто попытка. Да, даже многие годы спустя запах еще ощущается. А здесь такого запаха нет. Это просто слабый лес, с которым люди могут делать что хотят.

Это заявление прозвучало довольно веско, если учесть, что Хоро прежде вела стаю, которая оберегала подобный лес.

Заметив волнение Лоуренса, Хоро улыбнулась нарочито зубастой улыбкой.

– Думаю, это просто облако снега поднялось в воздух. Вы, люди, большие трусы, но именно трусы придумывают лучших чудовищ.

Она с таким весельем это произнесла, что Лоуренс подивился, не было ли у нее личного опыта такого рода.

– Ты с кем-нибудь из них знакома?

Тропа, идущая зигзагом вверх по склону позади водопада, была на удивление ровной. Поскольку Лоуренс и Хоро еще и шли по следам Коула и Фран, продвигаться было сравнительно легко.

– В те времена, когда я жила в пшенице, – множество. Когда опускалась ночь, молодняк отправлялся в поля шалить. Думаю, тогда появилось не меньше десятка пшеничных чудовищ.

Лоуренсу стало жалко молодых людей, отправлявшихся в поля «шалить», однако он вдруг понял, каково происхождение многих страшных историй.

– Хотя иногда они видели чудовищ, которые к моему племени никакого отношения не имели, – добавила Хоро с тоской во взгляде.

– Например?

– То, что сейчас вспомнилось, – когда один малец в горах споткнулся и упал, а потом эхо собственного плача принял за вой чудовища. Тогда он испугался еще сильнее и стал плакать еще громче.

– А, вот так. Но… а… понятно.

– Хмм?

Идя влево-вправо следом за извивами тропы, Лоуренс и Хоро довольно быстро поднимались по крутому склону. Тот, кто проложил тропу именно таким образом, был очень умен. Впрочем, они были еще на полпути, хоть и прошли уже приличное расстояние.

– Я просто вспомнил историю одного знаменитого чуда, тайну которого раскрыли.

– Ох-хо.

Толстый корень дерева образовал крутую ступеньку. Лоуренс взобрался на нее первым, потом подал руку Хоро, чтобы помочь ей.

– Она связана с северной экспедицией. Ее любой путешественник знает.

Лоуренс начал было рассказывать, но тут же остановился.

– Но она относится к Церкви, так что не говори Коулу.

Непонимающее выражение на лице Хоро сменилось озорной улыбкой.

– К счастью, больше между нами нет ничего, что следовало бы держать в секрете.

Лоуренсу оставалось лишь грустно улыбнуться. Хоро жестом дала ему понять, чтобы рассказывал, и он послушался.

– Один знаменитый отряд рыцарей, участвовавший в экспедиции, проигрывал тяжелое сражение с силами язычников. Когда небо стало красным от заката, командир собрался скомандовать отступление – когда поле боя внезапно накрыла громадная тень. Он поднял голову, чтобы посмотреть, что там, и в тот же миг ее заметили все. Это был гигантский белоснежный символ Церкви, парящий в небе.

Лоуренс поднял взгляд к небу, и Хоро сделала то же самое. Потом она опустила глаза и задумчиво произнесла:

– Птицы, да?

Умна, как всегда. Лоуренс кивнул и продолжил:

– Правильно. Стая перелетных птиц. Но рыцари решили, что это знамение грядущей победы, и за тот небольшой кусочек светлого времени, что у них оставался, сумели выбраться из своего тяжелого положения. Позже там была основана новая страна, и флаг ее был красным с белым символом Церкви – в честь того дня. Вот так случилось чудо. Конец!

В общем, шанс, что легенда об ангеле родилась из какого-то естественного явления, был не мал. И Фран, вне всяких сомнений, взяла с собой Коула как раз для того, чтобы разузнать, возможно ли такое.

– Мм. Но в таком случае как можно вызвать ангела снова?

Пройдя последней петлей тропы, они вышли на вершину холма. С этой высоты чаша водопада казалась совсем крохотной.

– Какое красивое озеро, – весело произнесла Хоро, не обращая внимания на задувающий ветер.

Озеро было подобно зеркалу на краю гор; в нем отражались серые тучи, грозящие в любой момент разразиться снегопадом.

В отличие от берега реки внизу, вокруг озера виднелось множество мелких камней. Шапки белого снега на черных камнях смотрелись очаровательно.

Вода в озере была прозрачна, никакой камыш поблизости не рос. Похоже, обойти все озеро по берегу было бы нетрудно. И переплыть его на лодке тоже, и рыбачить.

– Я бы предпочла прийти сюда летом, – заметила Хоро, и Лоуренс ее прекрасно понял.

– А ты умеешь плавать? – спросил он.

– Да. Очаровательное чувство, когда почти весь твой вес держит вода.

Невольно Лоуренс улыбнулся, представив себе, как громадная волчица, способная проглотить человека целиком, кидается в озеро и плавает по-собачьи.

– Но если ты в своем гигантском теле прыгнешь в озеро, из него вся вода растечется.

На самом-то деле вода действительно вытекала из озера – через водопад. Лоуренс просто слегка пошутил, однако волчица ответила с совершенно серьезным видом:

– А если я прыгну в этом обличье, тогда растечешься ты.

Да, язвить с Хоро – все равно что плевать против ветра.

Лоуренс сделал вид, что не обращает на нее внимания. Хоро сделала глубокий вдох, потом выдох.

Прогулка вокруг такого прекрасного озера была для вечно занятого бродячего торговца настоящей роскошью.

– Думаю, Коул и Фран успели уйти довольно далеко.

Следы, похоже, шли до утопающего в тумане противоположного берега озера; дальше виднелась высокая гора, вершина которой терялась в облаках.

– Мм, – неразборчиво промычала Хоро, глядя на водопад.

– Что-то заметила?

– Мм. Этот водопад довольно новый.

– Э?

Хоро, еще раз оглядевшись, кивнула.

– Думаю, для вас, людей, он не очень новый, но вот смотри. Разве не похоже, что вон та скала обвалилась? – и Хоро указала на подножие горы рядом с водопадом. – Камни или еще что-нибудь попадало, и в этом месте потекла вода. Раньше это озеро было в форме чаши, и горы окружали его со всех сторон.

Она обвела руками круг, показывая, что имела в виду.

В подобных вещах прожившая много веков Хоро явно разбиралась.

– Но если воды в реке стало меньше, то…

– Как раз поэтому. Нельзя наполнить выщербленную миску выше выщерблины. Даже если вода поднимется, все равно сразу опустится до того же уровня.

Теперь, когда Хоро это сказала, Лоуренс увидел на вершине водопада острый камень, делящий водный поток пополам; и впечатление создавалось, что этот камень появился тут позже, чем водопад.

Быть может, кто-то увидел этот оползень и принял его за вознесение ангела. Такая мысль пришла Лоуренсу в голову, но он решил, что это едва ли. Трудно принять падающие камни за крылья ангела.

– А может, ангел сделал себе здесь подставку, чтобы удобнее было взлетать, – чуть наигранно произнес Лоуренс. Хоро надулась и отвела взгляд.

– Все-таки ты мечтатель, – произнесла она.

***

Они приготовили ужин и стали ждать. Наконец Коул и Фран вернулись, вымокшие насквозь, словно весь день играли в снегу. Тела под одеждами сохранили тепло, однако руки-ноги напоминали ледяные палочки.

Хоро с неохотой накрыла ладони Фран своими и прижалась ногами к ногам Фран; лучший способ согреть кого-то – это теплом другого тела. Лоуренс сунул руки Коула себе под плащ, а ноги мальчика принялся отогревать своими руками.

– Ну что, нашли что-нибудь?

Прекрасные многослойные ботинки Коула так пропитались водой, что казались свинцовыми. Там, куда он и Фран ходили, явно был очень толстый слой снега, а значит, идти туда у них была веская причина – так Лоуренс рассудил; однако Фран покачала головой. Вид у нее при этом был немного печальный – возможно, от усталости.

– Ладно, переодевайтесь, и будем ужинать.

Коул кивнул. Приглядевшись к мальчику, Лоуренс понял, что он, попав в тепло, начинает засыпать.

Сняв с Коула мокрый плащ, Лоуренс обернул руки мальчугана сухим одеялом. Коул был помельче Хоро, так что это было нетрудно. От него исходил чуть пыльный запах. Возможно, Коул провел столько времени с Хоро, что начал уже чуть-чуть пахнуть, как она.

Руки и ноги Фран, по-видимому, тоже наконец оттаяли; она коротко поблагодарила Хоро и отвела руки.

– У вас замечательный спутник, – произнесла она, принимая миску с налитым из котелка супом.

Поняв, что речь идет о Коуле, Лоуренс улыбнулся.

– Он нам отлично помогает. Хотя сегодня, похоже, ему не хватило силенок.

Коул казался хрупким и тощим, но он справлялся с зимними странствиями, несмотря на худую, истрепанную одежду, – по выносливости он не уступал Лоуренсу, а то и превосходил его. Если они с Фран столько ходили, что он совершенно вымотался, это значило, что выносливость Фран была просто невероятна.

– Вовсе нет… – ответила Фран, попивая суп. Даже во время еды ее словно окружала некая аура.

Любой, кто входит в помещение после того, как целый день бродил по холоду, хоть на миг, да расслабляется – но не Фран. Ее бдительность напоминала Лоуренсу какого-то лесного зверька.

– Кстати, мы тут думали про легенду об ангеле, – произнес Лоуренс, наполняя мясом миску Хоро, и рука Фран тотчас застыла. – Ты когда-нибудь видела флаг республики Торхильт?

Фран неотрывно смотрела на Лоуренса. Она заглотнула наживку куда охотнее, чем он ожидал.

– …Ты знаешь эту историю?

– Немного.

Огонек ее интереса, только что такой яркий, похоже, угас. Не став развивать свою мысль, Фран вернулась к супу, точно пытаясь взять себя в руки. Нарезав своей деревянной ложкой содержимое миски, она принялась есть, аккуратно поднося каждый кусочек ко рту.

Каждое ее движение было мягким и точным, и ела она довольно быстро.

Чем выше положение человека, тем медленнее он обычно ест – и наоборот. Коул был отличным примером – бродячий школяр, евший с такой быстротой, что не отличишь от вора или попрошайки.

Хьюг говорил, что Фран называла себя бывшей рабыней. Возможно, это так и было, подумалось Лоуренсу.

– Пожалуй, я тоже думаю, что это был снег или еще что-нибудь, что ветром подняло в воздух, – произнесла Фран. То же самое, что сказал Вино. Скучный здравый смысл подсказывал, что это наиболее разумный ответ.

– А вдруг он настоящий.

На эту шутку Лоуренса Фран, к его удивлению, открыто улыбнулась.

– Это, конечно, было бы лучше всего. Однако…

– Я понимаю: ты изучила слишком много легенд, чтобы поверить в это.

Глаза Фран закрылись, улыбка исчезла с губ. Она медленно задышала; со стороны могло показаться, что она пытается сдержать гнев, но Лоуренс чувствовал, что все наоборот. Фран пыталась сдержать смех.

Медленное дыхание прекратилось, и Фран шумно выдохнула. Ее лицо помягчело, как Лоуренс и ожидал.

– Вот именно. Большинство – просто выдумки. Некоторые создали люди, которые неправильно поняли, что видели. И совсем мало – особенных, настоящих, где речь идет о действительно необычных событиях.

– И к каким, по-твоему, относится эта? – спросил Лоуренс; Фран покачала головой. Похоже, так она давала свой ответ и в то же время показывала, что не знает.

Однако потом ее взгляд устремился куда-то в пространство, и Фран произнесла:

– Я впервые услышала легенду об ангеле от дорогого друга.

Лоуренс удивился. Он не ожидал, что Фран будет говорить о таких вещах. Фран и сама, похоже, это поняла. Она смущенно глянула на Лоуренса, и уголки губ изогнулись в застенчивой улыбке.

– Он сказал, что не помнит, где именно видел ангела. Но его рассказ был почти таким же, как то, что мы услышали здесь.

Глаза, глядящие в прошлое, всегда печальны. В неверном свете очага это было правдиво вдвойне.

– Он мог преувеличивать, но не лгать. И вот, после стольких лет…

– Ты решила, что наконец нашла.

Фран кивнула и чуть расслабила плечи. Лоуренсу показалось, что она разобрала некоторые из стен, что возвела вокруг себя. Он предложил Фран вина. Та взяла чашку без колебаний.

– Я не могу заставить себя поверить, что эта легенда – просто выдумка. Я верю, что она правдива, что что-то и вправду можно увидеть. Та… – взгляд Фран обратился к выдубленной шкуре, перегораживающей вход в заднюю комнату. – Та монахиня пришла сюда, потому что тоже в это верила.

Из-за веры ее прогоняли из городов и деревень, называли ведьмой. Трудно представить, чтобы человек со столь глубокой верой, каким бы чудаком он ни был, гонялся за абсолютно выдуманной легендой. Подобных историй бессчетное число, но лишь особые остаются в памяти и покоряют сердца людей, как эта.

– И я сама верю, что мой друг вправду видел. Видел то, что можно назвать чудом… – Фран слегка опустила глаза, на лице появилась печальная улыбка – явно не обман зрения, порожденный неверным светом очага. – Но самое смешное… что он это увидел и не запомнил, где.

В ее улыбке сквозило почти отчаяние.

Любой хоть немного, но позавидует, увидев такую улыбку. Лоуренс подумал, уж не влюблена ли была Фран в человека, о котором говорила. То, что она использовала слово «друг», казалось попыткой скрыть смущение.

Теперь похоже было, что желание Фран раскрыть истину, стоящую за легендой, – отнюдь не только страсть серебряных дел мастера. В ее сердце жила иная причина, которая и гнала ее столь долгим путем, закончившимся здесь.

Так или иначе, улыбка Фран была полна тумана.

– Ох, нельзя, – произнесла женщина, ставя чашку с вином. Она выпила совсем немного, но, возможно, плохо переносила спиртное. Или же она опасалась, что, если поддастся искушению, ее язык развяжется, и она выплеснет свое сердце.

Повисло молчание.

Лоуренс не удержался и спросил:

– Почему ты мне это рассказываешь?

Фран ответила мгновенно:

– Так я извиняюсь.

– Извиняешься? – переспросил Лоуренс, и тут же за его спиной раздалось насмешливое фырканье.

Повернув голову, он увидел, что Хоро сверлит Фран подозрительным взглядом.

– Там, в торговом доме…

Что-то произошло, что потребовало от Фран извинений? Она имела в виду свою полную несговорчивость? Даже если так, извиняться было бы странно; так что Лоуренс просто сидел с глупым видом и смотрел на женщину. Та, глядя на свое отражение в стоящей на полу чашке с вином, продолжила:

– Я могла говорить с тобой по-другому. Я решила, что ты всего лишь еще один жадный торговец.

– Нет, вообще-то это так и есть…

– Я решила, что карта севера тебе нужна, просто чтобы извлекать прибыль, – Фран подняла голову и виновато улыбнулась.

Накануне вечером Лоуренс сказал ей, что карта ему нужна, чтобы помочь Хоро. Почему же она теперь извиняется? Она извинилась не за свой ответ, а скорее за свою манеру ответа. Странно.

Лоуренс не знал, что сказать; вместо него наконец заговорила Хоро.

– Так что же заставило тебя передумать, а?

Ее голос звучал немного жестковато, но была в нем и нотка веселья. Глянув на ее лицо, Лоуренс увидел тонкую улыбку. Похоже, Хоро была в хорошем расположении духа.

Фран, услышав этот вопрос, медленно подалась назад и стала молча рассматривать Хоро. Какое-то время две женщины общались исключительно глазами.

– Быть может, теперь, когда мы сюда добрались, тебе действительно нужна наша помощь?

Фран медленно кивнула.

Лоуренс по-прежнему понятия не имел, о чем они, но, услышав знакомое слово «помощь», начал смутно догадываться. Однако прежде чем он успел вмешаться, Хоро произнесла:

– Что ж, хорошо.

Быстрота, с которой Хоро согласилась, напомнила Лоуренсу о своем собственном провале в Торговом доме Хьюга. Он раскрыл рот, чтобы сказать что-то, но Хоро хлопнула его по спине и продолжила:

– Мы ведь тоже просим тебя о помощи, а значит, сейчас не время держать обиды.

Она умудрялась улыбаться сердито и в то же время весело.

Сидящая по другую сторону от очага Фран казалась счастливой.

Лоуренс не вполне понимал, почему, но чувствовал, что лучше всего оставить все как оно есть. Он молча кивнул.

– Хорошо, – прошептала Фран, и ее глаза умно блеснули. – Ты заметил что-нибудь странное, когда мы приехали в Тауссиг?

– Как торговец?

– Да.

Лоуренс снова кивнул.

– Они мелют муку вручную… хотя здесь поблизости такой хороший водопад.

Фран одарила Лоуренса долгим, пристальным взглядом. Он был прав.

Лоуренс продолжил:

– Весной, когда снега тают, здесь должно быть более чем достаточно воды для водяной мельницы, и эта вода совсем недалеко от деревни. Если владелец до сих пор не построил тут мельницу, причин может быть всего две: или из жалости к селянам, или…

– Или если местные жители сами воспротивились. И правильный ответ, несомненно, второй.

Фран потянулась к своим пожиткам и извлекла старую, пыльную книгу.

Это была не столько книга, сколько стопка листков – настолько неряшливо лежали пергаменты и письма, из которых она состояла. Даже короткого взгляда было достаточно, чтобы понять: она очень древняя. Страницы тихо шуршали, когда Фран их пролистывала.

– Деревня с самого начала использовала легенду об ангеле как предлог не строить здесь мельницу, – произнесла она будничным тоном.

– Это…

– Если бы мельницу построили, жителям пришлось бы трудиться больше – они построили бы то, что их самих бы и удушило. Северные экспедиции в то время становились все сильнее, землевладелец желал заручиться благорасположением Церкви; прибыль, которую он получал, ублажая Церковь через легенду об ангеле, он предпочел прибыли от водяной мельницы.

Случаи, когда землевладельцам не хватает военной силы и денег, чтобы защищать собственные земли, нередки. Фран продолжала:

– Но время шло, язычники становились сильнее. Полагаю, ты знаешь, что последнюю северную экспедицию отменили.

Лоуренс кивнул.

– А значит, – сказал он, – сейчас, когда сила Церкви угасает, все может обернуться плохо, если владелец почует, что они тут вовлечены.

– Да. В прошлом люди зарабатывали деньги, снабжая товарами северную экспедицию, но… сейчас, когда у здешних жителей нет ни совести, ни страха перед Господом, их отношение изменилось. В этих краях, где так много язычников-землевладельцев, может быть опасно поддерживать Церковь, когда ее сила на спаде. До сих пор местные хорошо справлялись.

Если не можешь победить врага, присоединись к нему. Не самая плохая стратегия, если хочешь прожить долго. Но иногда она приводит лишь к тому, что тебя считают трусом.

– И после долгих размышлений землевладелец наконец придумал. Он решил объявить, что ревностная монахиня, пришедшая сюда в поисках ангела из легенды, – на самом деле ведьма.

Лоуренс резко втянул воздух – однако он был единственным таким. Хоро даже не дернулась. Она всем нутром знала, как себялюбивы могут быть люди.

– Заявив, что в деревню пришла ведьма и всем мешает, он смог не бросать вызов Церкви и при этом сохранить лицо перед селянами. И для самих жителей это оказалось очень удобно: они не хотели строить мельницу, а ведьма в лесу дала им прекрасный повод не ходить туда. Мельница означала бы, что с них брали бы больше налогов, и их жизнь стала бы гораздо тяжелее.

Теперь стало ясно и то, почему соль была для жителей деревни так драгоценна. Но кое-чего Лоуренс по-прежнему не понимал.

– Госпожа Фран… где ты все это узнала?

Вместо ответа Фран небрежно протянула ему книгу. На открытой странице Лоуренс увидел аккуратный, мужской на вид почерк.

– Это написано здесь. В дневнике Катерины Люччи, монахини, покоящейся в соседней комнате.

Одной книги не хватало на полке. Этой книги.

– Думаю, у кого-то из местных жителей случился приступ совести, и он решил поведать миру правду. Ну а потом по чистой случайности книга попала в мои руки. Просто один мой знакомый, который занимается подобными вещами, о ней случайно упомянул.

Фран пролистала страницы, скользя по ним взглядом. Она не читала – возможно, пыталась угадать мысли женщины, написавшей эти строки.

– Но если это правда… почему ты нам об этом рассказала? Я имею в виду, в самом начале… – и голос Лоуренса увял.

Если она столько знала про землевладельца, значит, она взяла Лоуренса с собой не только для того, чтобы разузнать про легенду об ангеле.

Лоуренс посмотрел на Фран подозрительно. Она собиралась использовать их с самого начала.

Ему показалось, что уголки глаз Фран едва заметно изогнулись в озорной улыбке.

– Совсем скоро зазвенят колокола и явится Церковь.

Могущественная организация подобна крупной рыбе. Когда она движется, вода расходится кругами, выплескиваясь на берег. А весь мир – не более чем большой пруд.

– Компания Дива, да?

Глаза Фран удивленно расширились, потом она кивнула.

– Значит, ты про них слышал. Как ты уже понял, если Церковь явится сюда, заявления, что здесь ведьма, не сработают. И здесь станет очень опасно.

Да, это была правда.

Если Церковь придет сюда в столь неустойчивое время, Фран будет очень трудно справиться со всем в одиночку, несмотря на все ее упорство.

Не отводя глаз от Лоуренса, Фран произнесла:

– И селян, и землевладельца, думаю, пугает мысль, что расследование слухов о ведьме может предвещать новые походы Церкви на север.

– Значит, нам нужно действовать так, чтобы успокоить их.

Возможно, что-то в манере речи Лоуренса показалось Фран забавным – она тихо улыбнулась. Однако эта улыбка никак не сочеталась с ее следующими словами.

– Когда мы возвращались вокруг озера, кто-то наблюдал за этим местом.

Вот почему Фран была готова к сделке.

Причина была столь очевидна, что Лоуренсу захотелось вздохнуть. Но он подавил вздох; нечасто ему доводилось получать желаемое, идя легким путем.

– Естественно, я не буду просить вас оставаться со мной до конца. Достаточно будет, если вы останетесь, пока не растает снег. Мне кажется, легенда об ангеле правдива лишь зимой.

– И тогда ты нарисуешь нам карту севера?

Фран кивнула.

– Значит, ты согласен помочь?

Если они не заберут свои вещи и не уедут немедленно, то лишатся тех немногих возможностей действовать, какие еще оставались. Но Фран раскрыла им тайну, а затем уже попросила о помощи.

Это был хитрый ход. Достойный генерала на поле боя.

Лоуренсу нужна была эта карта; и не следовало забывать про Хьюга. Зная то, что он знал теперь, Лоуренс просто не мог оставить Фран одну.

Ждать весны будет трудно, однако мало ли что может произойти – не исключено, что Лоуренсу еще представятся возможности для переговоров. Хоро сидела неподвижно, так что ответ был ясен.

– Конечно, – коротко ответил Лоуренс.

Глава 4

На следующий день Фран опять взяла с собой Коула и ушла к озеру.

Лоуренс беспокоился, что, если кто-то и впрямь следил за ними, покидать хибарку может быть небезопасно, однако Фран отмахнулась от его слов, сказав: «Если мы останемся внутри, это ничего не изменит». Потом она добавила, что выходить даже безопаснее, потому что ясно покажет наблюдателю: они пришли в поисках не ведьмы, но ангела из легенды.

Рассудок говорил, что Фран права, но Лоуренс все равно хотел настоять, что уходить слишком опасно. Как ни странно, отговорила его Хоро. Более того, она потом предложила Фран взять с собой Коула.

Коул сразу согласился. Он тоже понимал, что Фран не стоит идти одной; но все равно Лоуренсу такая готовность показалась странной.

Хоро была совершенно не похожа на себя вчерашнюю, когда ее раздражало буквально каждое слово Фран. Неужели ее мнение так сильно изменилось после разговора накануне вечером?

Что действительно стало ясно вчера вечером, так это то, что Фран с самого начала собиралась использовать Лоуренса и его спутников, когда взяла их с собой, и это могло лишь ухудшить их мнение о ней – но уж никак не улучшить.

Когда Лоуренс вернулся в хибарку, проводив Фран и Коула, Хоро медленно и тщательно расчесывала хвост.

Глядя на нее, Лоуренс решился на осторожное заявление:

– Полагаю, вчера она думала только о легенде, а?

Закончив приглаживать хвост пальцами, Хоро принялась извлекать блох и кидать в очаг. Лоуренса она слушала вполуха.

– Мм?

– Ты же помнишь, что она сказала Коулу? «Не пропустим ничего, что нам бы помогло с легендой».

– А, мм.

Похоже, Фран тоже пришла к выводу, что ангел был каким-то естественным явлением, и перечислила Коулу все возможности – от скопившегося снега, который сдуло с ветвей дерева, до воды из горячего источника, которая попала в озеро и образовала облако пара, похожее на крылья.

Не вызывало сомнений, что «ангельские крылья» могли стать результатом либо чего-то, упавшего с большой высоты, либо чего-то, взлетевшего снизу.

Если падение, то самым вероятным местом была вершина водопада – там самый большой перепад высоты. Если взлет, вполне подходил пар, туман или снег.

Откликнувшись на призыв о помощи, Коул внимательно выслушал все возможные варианты, кивая в такт словам, будто обещая не забыть ни единой мелкой подробности.

– Вне всяких сомнений, пока она столь серьезна, ни селяне, ни землевладелец не могут просто заявиться сюда и начать препираться с ней.

Лоуренс ожидал, что Хоро начнет жаловаться, что Фран собирается командовать и ей, но, похоже, Хоро была не в том настроении.

Скорее уж она была довольна – судя по тому, как она произнесла следующую фразу.

– Выглядит совершеннейшим абсурдом, что у нее репутация до крайности упрямого мастера.

– …А?

Фран оказалась совершенно не такой, какой Лоуренс ее себе представил, когда впервые услышал о ней, но она была живым воплощением истинного творца. Должно быть, она всю ночь обдумывала планы и, едва наступило утро, пошла наружу, вовсе не помышляя об опасности.

Так Лоуренс и сказал Хоро, но та лишь поправляла зубами свой мех на хвосте; лишь когда мех стал достаточно пушист, она улыбнулась и ответила:

– Думаю, она просто идет по следам своего любимого. Мне это не кажется таким уж «крайним упрямством».

Хоро имела в виду того, кого Фран упомянула накануне вечером, – человека, от которого узнала легенду об ангеле. Была ли между ними обоюдная любовь или же влюблена была лишь Фран – похоже, об этом гадали и Хоро, и Лоуренс.

И если смотреть на вещи под тем же углом, что и Хоро, выражение «крайнее упрямство» в самом деле не кажется подходящим. Всех девушек в мире, находящихся в том же положении, что Фран сейчас, можно назвать скорее «одержимых лишь одной мыслью».

– Это довольно-таки очаровательно, не правда ли?

– Пожалуй.

Лоуренс сомневался, что вчера вечером Фран лгала. Он постепенно начинал думать о ней как о деве, отправившейся в паломничество, чтобы молиться за ушедшего на войну любимого.

И все же кое-чего Лоуренс по-прежнему не понимал. Почему ее признание приняло форму извинения за плохое обращение с ним в лавке, и почему отношение Хоро к Фран так улучшилось, хотя теперь Хоро знала, что Фран с самого начала заманивала их в ловушку?

Крутя в голове эти мысли, он лениво тыкал в дрова, горящие в очаге. И тут Хоро сказала:

– И рассказать все это в виде извинения. Очень умно с ее стороны, верно?

Большая искра взлетела в воздух – совпадение, конечно, но выглядело так, будто ее высек дернувшийся от неожиданности Лоуренс.

Переведя взгляд с очага на Хоро, Лоуренс увидел, что она ухмыляется до ушей. Только это была натянутая, неестественная улыбка.

– Ты, конечно, знаешь, почему это так умно?

Лоуренс понял, что надеяться скрыть от нее свое замешательство сейчас – верх самонадеянности. А если уж признаваться, то чем скорее, тем лучше.

– …Прости. Понятия не имею.

– Дурень!

Ее лицо стало таким гневным, что, казалось, сейчас весь очаг взорвется искрами. Натянутая улыбка исчезла без следа, сменившись выражением чистой ярости.

– П-почему ты так –

– Дурень! Значит, и почему она все время так меня раздражала, ты тоже до сих пор не понял?!

Если бы она с такой яростью кричала на Лоуренса в своем волчьем обличье, хибарка бы просто развалилась изнутри. Гнев Хоро был настолько страшен, что эта мысль сама собой забрела Лоуренсу в голову. Никогда прежде он не видел ее хвоста таким распушенным, как сейчас.

– …Да.

Он зашел слишком далеко – и вот упал.

Губы Хоро тряслись от ярости, а потом она сникла, будто смиряясь с поражением. Могло показаться, что от гнева в ней полопались жилы.

Лоуренс попытался поспешно что-то сказать, но Хоро одарила его таким взглядом из-под челки, что он захлопнул рот чуть ли не раньше, чем открыл.

– Что ж… Видимо, ты все такой же дурень, каким был всегда… – Хоро испустила долгий страдающий вздох и закрыла глаза; вся злость словно улетучилась из нее. – Сердилась только я. А беспокоилась, не слишком ли далеко зашла, только она. А ты тупоумный, как покойник.

Лоуренс, хоть и по-прежнему не понимал, о чем речь, с трудом сдерживал растущее раздражение. Но прежде чем он успел что-либо ответить, Хоро продолжила:

– Ты невероятно опозорился!

Лоуренс вспомнил то, что произошло в лавке, но, по-прежнему ничего не понимая, смотрел на Хоро взглядом, в котором было больше мольбы, чем когда-либо у Коула. Волчица Хоро Мудрая презрительно оскалила клыки и отвернулась.

– Да еще и прямо у меня на глазах.

– …Ох…

В этот миг все встало на свои места.

– А ты продолжаешь радостно носиться вокруг. Какой же тупица…

От раздражения Хоро сникла – казалось, вот-вот повалится набок. Лоуренс попытался встать, но взгляд Хоро пришпилил его к месту, словно собаку, которой приказали сидеть.

– Если ты сейчас посмеешь раскрыть рот, испытаешь на себе мой настоящий гнев.

Губы Лоуренса сомкнулись, точно прибитые друг к другу гвоздями, но слова бурлили в его груди с такой силой, что у него руки тряслись.

Хоро была разозлена тем, как легко Лоуренс позволил Фран себя переиграть в лавке Хьюга, да – но по-настоящему в ярость ее привело то, что все произошло у нее на глазах. Теперь Лоуренс начал понимать, почему Хоро согласилась на туманные условия Фран. Вовсе не оттого, что ей стал интересен ум Фран. Хоро собиралась вмешаться.

Вот почему она жаловалась на молчаливость Фран все последнее время, тогда как Лоуренс сумел вытянуть из Вино полную историю и заставить его проводить их всех сюда, – она была зла не только на Фран, но и на не подозревавшего ни о чем Лоуренса.

«Неужели ты сам не злишься, что тебя выставили на посмешище? – так, должно быть, думала она. – Неужели ты не злишься, что тебя выставили на посмешище на глазах у меня?»

А потом был вчерашний вечерний разговор.

Лоуренс вспомнил каждое слово Фран, каждую реакцию Хоро. И тут же обхватил голову руками, словно испытывая адскую боль, – но на самом-то деле он был потрясен собственной тупостью.

Фран гналась за легендой об ангеле из-за кого-то, кого она любила. Вот почему она сообщила об этом в форме извинения – ведь Лоуренс гнался за картой северных земель ровно по той же причине.

Неудивительно, что настроение Хоро улучшилось. И уж тем более Лоуренс понимал, почему сейчас она вела себя так, как вела.

– …Прости меня.

Его глупость была тайной лишь для него одного. И он никак не мог винить Хоро за ее гнев и раздражение.

– Воистину ты идешь по жизни от одного дурацкого поступка к другому.

Сказать Лоуренсу в защиту было нечего, но, похоже, в Хоро кончился гнев, который она могла бы излить. Должно быть, тупость Лоуренса истощила запас ее ярости.

Тяжело вздохнув, Хоро медленно обернулась на свой хвост.

– Это сработало куда лучше, чем скучное расчесывание.

Распушившись от гнева, хвост и сейчас оставался гораздо пушистее обычного.

Лоуренс знал, что, если рассмеется, ему, вполне возможно, вырвут глотку, поэтому просто сидел и молча слушал.

– Впрочем, полагаю, подобное в жизни встречается не так уж редко, – заметила Хоро, потянувшись.

Лоуренс был не настолько глуп, чтобы считать, что речь идет все о той же теме, но достаточно глуп, чтобы не понимать, о какой же именно.

– …Не понимаю, – признался он.

Хоро взглянула на него и улыбнулась самоуничижительно.

– А, просто даже те, кого почитают как богов, встречаются с такими же проблемами.

– Э?

– Такое случалось довольно часто. Мне-то было безразлично, но старейшины ругали молодняк, когда те плошали с праздничными приготовлениями, и даже колотили их и говорили, что они грубы ко мне, и их нисколько не волновало, что я сама об этом думала. Я смотрела на все это, не зная, что и сказать… и подумать только – в конце концов я сама сделала то же самое.

Лоуренс знал, что подобные ситуации случаются, когда каждый из двоих в первую очередь ценит другого. Но что ему сейчас сказать? Извиниться перед Хоро? Или поблагодарить ее?

И то, и другое выглядело глупо.

Лоуренс продолжал молчать. Хоро улыбнулась слабой, сухой улыбкой и встала.

– Думаю, лучше всего каждому из нас сначала думать о чувствах другого, а потом уже действовать с самыми лучшими намерениями. Хотя, пожалуй, можно добавить, что кое-кому об этом можно не беспокоиться.

Эти слова она произнесла со зловредной усмешкой, явно по-прежнему укоряя Лоуренса – впрочем, это было невеликое наказание за то, что он заставил ее глупо выглядеть.

– Проблема в том, – продолжила Хоро, глядя на висящую шкуру, – что мы не знаем, что делать, когда другой уже упокоился.

Проклинать мертвых – почти то же, что угнетать невинных: и то, и другое требует праведного гнева.

Хоро примерно так и сказала, когда они только взялись за поиски костей бога-волка: как бы сильны ни были ее родичи при жизни, они не могут кусать после смерти. Однако Сестра Катерина с радостью приняла то, что ее все звали ведьмой. Быть может, она просто была чудачкой.

Однако Лоуренс так не думал. И Хоро, видимо, тоже.

Она была добра, и она смирилась с этим.

– Вот почему я хочу помочь этой девочке.

Когда Хоро жила в деревне Пасро, ее все забыли, она была безголоса, как мертвец. В конце концов она не смогла терпеть такое пренебрежение и просто ушла.

Однако имя Катерины еще можно было восстановить.

Подумав об этом, Лоуренс обнаружил, что логика замыкается в круг. Взглянув на Хоро, он понял, что Мудрая волчица тоже это осознала.

– Хотя если мы будем расхаживать, говоря то-се о человеке, который уже умер, мы будем ничем не лучше этих селян. А ту высохшую покойницу уже не волнует, как ее называют. Так что моя помощь немногим лучше, чем помощь того, кто приходит сюда и убирается.

– Однако благодаря ему здесь можно жить.

В конце концов, заглянуть в мысли к живому не легче, чем к мертвому, а действовать только лишь в интересах другого просто невозможно.

Стоит копнуть достаточно глубоко, и непременно окажется, что ты действовал в собственных интересах. Так что единственная задача – поступать так, чтобы ты потом мог с этим жить.

– Конечно, трудно идти по жизни вперед. Я вполне понимаю и селян, и землевладельца. И, конечно, – с этими словами Хоро спрятала хвост под балахон, а уши под капюшон, – ты просто не можешь не переживать за деву, которая так отчаянно старается ради того, кого любит, верно?

Ее слова сопровождались все той же зловредной улыбкой, однако же они были правдивы. Можно было посмеяться над собственным желанием помочь Фран, но оно было сродни желанию достойно погрести покойного, чтобы и с ними после смерти поступили так же.

Лоуренс и Хоро улыбались друг другу, сидя по обе стороны очага.

Лоуренс готов был поклясться, что Хоро будет хохотать до упада, даже если он сейчас скажет, что положил в очаг слишком много дров.

***

Около полудня вернулись Фран и Коул.

Лоуренс решил было, что они пришли за едой, но это оказалось не так. Едва Фран вошла в хибарку, она тут же спросила Лоуренса:

– Ты не сходишь в деревню, чтобы они нарисовали мне карту?

– …Карту?

– Да.

Несмотря на холод, ее лоб был в поту – она явно очень торопилась. Коул, как только вошел, сразу сел и стал шумно пить воду из меха.

Хоро принялась стряхивать с него снег, точно с непослушного маленького мальчика, но Коул настолько устал, что даже поблагодарить ее не мог.

Существовало немного причин, способных довести Фран и Коула до такого состояния.

– Вы нашли какой-то ключ к легенде про ангела?

То, что произошло дальше, Лоуренса поразило. Ему показалось, что и Хоро тоже, хоть она и ухаживала по-прежнему за Коулом.

Виновницей была Фран. Едва она услышала вопрос Лоуренса, на ее лице расплылась улыбка чистого, незамутненного восторга. Как будто она просто не могла больше сдерживаться. Упрямый до крайности серебряных дел мастер. Мастер, о котором постоянно ходили неприятные слухи. Подо всем этим ждала своего часа невинная, прекрасная улыбка истинной Фран.

Женщина, долгое время странствовавшая в одиночку и добившаяся в результате громадного успеха, должно быть, испытывала в пути немалые страдания. Даже Ив была вынуждена, ведя торговые дела, укутывать лицо шарфом, чтобы скрыть, что она женщина. А Фран в качестве доспехов носила слухи о своей несговорчивости и упрямстве.

Коул, похоже, наконец отдышался, и Хоро подала мех с водой Фран. Еще совсем недавно такое было немыслимо, а сейчас Фран благодарно улыбнулась, и Хоро вернула ей улыбку.

Фран стала пить, потом сделала паузу, чтобы выдохнуть, потом снова приложилась к меху.

Они оба быстро бежали. К легенде об ангеле.

– Ты говоришь о карте; какую именно карту ты имеешь в виду?

Отдышавшаяся Фран повернулась к Лоуренсу чуть удивленно.

– Хмм?

Несколько секунд она смотрела непонимающе, потом наконец сообразила. Она, должно быть, в первый момент подумала, что Лоуренс говорит о другой карте.

– Прости. Мне нужна… мне нужна карта, на которой показано, как реки текут из озера.

– Реки? – переспросил Лоуренс. Это была бы довольно странная карта.

– Да. Когда я шла вокруг озера, я вдруг кое-что поняла. Когда идет снег и резко холодает, все реки и ручьи замерзают. А значит, они не текут. Даже этот водопад замерзнет, если будет достаточно снега и мороза. Но потом – в общем, любая преграда не вечна. Поэтому мне нужна карта, на которой показано течение каждого ручейка, даже самого маленького.

Прежде молчаливая и, казалось, всегда думавшая в разговоре на два-три шага вперед, Фран вдруг стала оживленной и говорливой. Выражение лица ее было серьезно, но по налезающим друг на друга словам и резким движениям рук и ног становилось ясно, что она спешит.

– Прорвавшаяся вода была бы наполнена льдом и снегом, и она бы выплеснулась вся разом. И это было бы похоже –

– Это было бы похоже на крылья ангела, мне подумалось, – произнесла Фран, пристально глядя на Лоуренса.

Она была убеждена в своей правоте и в то же время настолько счастлива, что не могла в нее поверить, – так это выглядело со стороны.

Вода и снег были заперты, им некуда было течь – а потом, одной лунной ночью, вырвались на свободу. Должно быть, это было прекрасное зрелище, и его вполне могли принять за крылья ангела – так подумал Лоуренс. Даже зная правду, он сам вполне мог бы счесть эту картину чудом.

В свое оправдание Лоуренс мысленно сказал себе, что никогда бы столь безответственных слов не произнес, а потом обратился к Фран:

– Думаю, все именно так и было.

Фран едва не плакала от счастья.

– И надеюсь, что мы сами это увидим.

Лоуренсу показалось, что у всех, кто упорно и настойчиво преследовал одну-единственную цель, было кое-что общее – эта улыбка.

– Да! – звонко ответила Фран.

***

Фран снова взяла Коула и направилась к озеру. Похоже, она не могла позволить себе впустую растратить даже то короткое время, которое требовалось, чтобы принести карту.

Коул, словно заразившийся возбуждением Фран, последовал за ней, неся их вещи с такой серьезностью, какая прежде была ему не свойственна.

Хоро провожала их взглядом, на губах ее играла чуть печальная улыбка. Возможно, ей казалось, что у нее отбирают любимого младшего брата.

– Ладно, думаю, нам тоже пора идти, – произнес Лоуренс, ставя ногу в стремя.

Хоро по-прежнему смотрела в спину Фран и Коулу, но при этих словах развернулась, подошла к Лоуренсу и взяла его за руку.

Они одновременно сделали вдох, и Лоуренс поднял Хоро на лошадь. Следом он поднялся сам и сел впереди Хоро. Взяв поводья, он пустил лошадь шагом.

– Она была совсем как ребенок, – и Лоуренс улыбнулся, вспомнив Фран. Даже если он вернется в Кербе и расскажет обо всем Хьюгу, вряд ли тот ему поверит.

– Еще более по-детски – верить, что взрослый всегда должен встречать радостное событие с серьезным лицом.

Хоро сидела, обвив Лоуренса руками и прижавшись к нему щекой, и когда она говорила, движения ее уха и челюсти щекотали ему спину.

– Да, люди часто ведут себя по-детски, когда стареют, – ответил Лоуренс, думая, не лучше ли было бы посадить Хоро вперед.

– Мм. Значит, ты пытаешься понять, насколько старой я могу стать, да?

Хоро явно была в отличном настроении, если могла отпускать такие шутки. Лоуренс рассмеялся; Хоро тоже захихикала, но когда волна веселья прошла, она продолжила более серьезным тоном:

– Кажется, это для нее очень важно.

Там, возле очага, Фран застенчиво рассказала о человеке, которого назвала другом. Однако сюда она пришла без этого человека, и это было не просто так.

Конечно, этот друг вполне мог жить в каком-нибудь далеком городке, работать там художником и не иметь возможности покидать свое место. Однако в наше время могли существовать и более мрачные причины – Лоуренс с легкостью мог их себе представить.

Судя по тому, как и что говорила Фран, когда-то они путешествовали вместе, а потом вынуждены были расстаться.

Причиной могла послужить рана, болезнь или что-нибудь похуже.

Хоро повернула голову и прижалась к спине Лоуренса другой щекой.

– И такая улыбка на ее лице – после такой маски. Интересно, что бы она делала, если бы мы с ней не поехали? Дуреха.

Лоуренс тихо вздохнул.

– Да уж. Селяне, думаю, были бы напуганы ее решимостью вызнать все про легенду об ангеле и отвернулись бы от нее. Такое часто случается.

Те, кто страшатся опасности, не добиваются ничего. Однако если идти вперед, невзирая на опасность, это рано или поздно приводит к беде. Если Лоуренс и Хоро собираются сыграть роль вестников удачи – что ж, быть может, они и впрямь ее принесут. Хоро рассмеялась – она это отлично поняла.

– Что ж, ей достало смелости отрядить себе в посыльные Хоро, Мудрую волчицу из Йойтсу. Я бы сказала, у нее вполне достаточно везения, она и поделиться может.

Вот уж с чем не поспоришь. Однако это натолкнуло Лоуренса на мысль – насколько везуч он сам, заполучивший себе в спутники Хоро. Едва он так подумал, как Хоро, по-прежнему прижимавшаяся к его спине щекой, словно прочла его мысли и издала неприятный, гортанный смешок. Вне всяких сомнений, она нарочно села позади Лоуренса, чтобы ему некуда было отступать.

– Я и сам достаточно везуч, чтобы быть благословленным такой замечательной спутницей, как ты. Теперь довольна?

Хоро насмешливо спросила:

– И кому ты благодарен?

Раз уж они были вместе до сих пор, значит, должны оставаться вместе и дальше.

– Хоро, Мудрой волчице из Йойтсу, – ответил он, крепче сжав поводья.

– Мм. Не забудь оставаться благодарным и впредь.

Лоуренс услышал шелест ее хвоста.

Прибыль может согреть его кошель, но не его спину. Такое ощущение приятно испытывать время от времени.

Ощущая тепло Хоро позади себя, Лоуренс направил лошадь вперед чуть быстрее.

***

Когда они вернулись в деревню, там был совершенно обычный день.

Кто-то из селян возился с овощами, другие кормили скотину, некоторые латали одежду, кто-то чистил котлы.

Лоуренс заметил, что Хоро тоскующе прищурилась. Такую картину они могли бы увидеть где угодно – и еще увидят не раз, куда бы ни отправились.

– Их непостоянство меня сердит, но я вполне понимаю, почему они желают это все сохранить, – тихо и многозначительно произнесла Хоро.

– Да. И, если верить госпоже Фран, некоторые из селян все-таки не хотят считать Сестру Катерину ведьмой. Возможно, они держат ее хибарку в чистоте, потому что видят в этом некое искупление.

Вести чистосердечную, простую жизнь очень тяжело. Хоро ничего не ответила – она понимала, что в произошедшем нет вины кого-то конкретного, однако и мириться с ситуацией тоже не желала.

– Ладно, если мы сделаем свою работу, злая ведьма вполне может снова стать праведной монахиней. Тогда Фран сможет посвятить всю себя ангельской легенде, а нам нарисует карту северных земель, и все будут счастливы. Правильно?

Землевладелец, скорее всего, и дальше продолжит использовать бессловесный труп монахини, чтобы держать селян подальше от леса. Хоро это явно не нравилось, но поделать что-либо было нельзя.

Умная волчица Хоро понимала, что гневом ничего не добьется, и ее сердито надутые щеки приняли нормальный вид.

– Поэтому давай начнем с главного – с карты. Хорошо бы нам удалось найти господина Вино.

Селяне в полях работали, согнувшись в три погибели, и понять, кто из них кто, было невозможно. Лоуренс решил для начала направиться на главную площадь деревни.

Те, кто занимались своими делами дома, заметили прибывших, но особого интереса не выказали – они уже знали их по вчерашнему дню. Возможно, Мюллер или Вино объяснили остальным, что привело сюда путешественников.

Лоуренс с Хоро собрались было отправиться искать Вино к нему домой, но наткнулись на него на площади – он вместе с другими селянами мастерил стрелы. Каждый держал в руке белый наконечник и полировал его камнем. Похоже, наконечники были из костей убитого вчера оленя.

– Господин Вино, – позвал Лоуренс.

Вино поднял глаза и, как только понял, кто перед ним, улыбнулся. Помахал рукой, положил свой наконечник и трусцой подбежал к Лоуренсу.

– Здравствуйте. Вам, значит, удалось вернуться целыми и невредимыми.

– Да, спасибо. А вы тут стрелы делаете, да?

Вино покосился назад и кивнул.

– Да. Скоро уже весна, живое время и для людей, и для зверей. Тогда мы возьмем наши стрелы и отправимся их продавать в города и к другим землевладельцам. А у вас как дела?

В городах стрелы обычно делают из железа. Они прочные, но дорогие, вдобавок их изготавливают гильдии ремесленников, и потому их трудно раздобыть быстро тем, у кого в этом городе нет связей или есть неважная репутация. Зимой селянам делать особо нечего, и они, похоже, готовились удовлетворить этот спрос своими изделиями.

Костяные наконечники достаточно хороши, особенно если их смазать ядом, и многие лучники их даже предпочитают.

– А, у нас хорошо, и мы хотели бы попросить кое о чем.

– Хоо. И о чем же?

– По правде сказать, нам нужна карта.

При этих словах Лоуренса Вино непонимающе склонил голову набок.

– Аа, эээ… карта, говоришь? Мы тут ими не очень пользуемся. Какая карта тебе нужна?

– Карта всего, что вокруг озера, со всеми речками и ручьями, которые из него вытекают.

Вино молчал – должно быть, он не сразу понял, что именно Лоуренс имел в виду. Когда он наконец заговорил, голос его звучал неуверенно и тихо, словно он опасался, что его подслушают.

– Вы не собираетесь там водяную мельницу построить, нет?

Слова простого селянина звучали шутливо, но в то же время нервно.

– Водяная мельница нам совершенно не нужна, – медленно ответил Лоуренс. – Похоже, то, как течет вода, очень важно для легенды об ангеле, и Сестра Фран нуждается в карте, чтобы наставлять нас.

Это объяснение даже самому Лоуренсу казалось сомнительным, но Вино кивнул – похоже, поверил.

– А, ясно. Ну, если это все, то нормально. Всей деревне велено вам помогать, а у меня еще и повод не работать, так что вот.

Что бы там ни происходило в больших городах, в деревеньках все занимаются одним и тем же общим делом. Важно не кто что сделал, а выполнена работа или не выполнена.

Некоторым это кажется невыносимым, и они уходят в города, но многим такое чувство товарищества дарит уверенность и даже приносит наслаждение. На одно и то же можно смотреть под разными углами и получать разные впечатления.

– Будь так любезен, – попросил Лоуренс.

– Ладно, пойдем тогда к господину Мюллеру? Бумага и чернила есть только у него дома.

– Пойдем.

Вино кивнул, коротко крикнул что-то остальным стрелоделам и зашагал прочь.

Эта картина мало отличалась от тех, что Лоуренс видел во многих торговых домах, и время от времени его самого посещали мысли, что хорошо было бы иметь товарищей. Сейчас, правда, реже – потому что товарищи у него были.

Возможно, Хоро думала о том же – когда их взгляды встретились, в ее глазах таилась легкая улыбка. Лоуренс и Хоро вместе отправились за Вино.

– Эй, господин Мюллер! – позвал Вино.

Мюллер как раз в это время выходил из дома. К боку он прижимал несколько сухих кож, в руке нес большой нож. По-видимому, он собирался нарезать кожи и сделать из них ботинки или еще что-нибудь. Несмотря на громадный размер рук Мюллера, у Лоуренса сложилось впечатление, что эти руки весьма искусны.

– А, ты с нашими гостями. Что такое?

– Хорошо, что мы тебя поймали. Нам надо одолжить у тебя бумагу и чернила.

– Бумагу и чернила? – с сомнением переспросил Мюллер. Эти вещи не только редко использовались в деревне, но и недешево стоили.

– Они говорят, им нужна карта. Тех мест, которые вокруг озера.

– Карта? – Мюллер переводил взгляд с Вино на Лоуренса и обратно, будто обдумывая что-то. – Хорошо, – произнес он наконец и вручил Вино кожи и нож. – Я нарисую.

Хоро опустила голову, стараясь скрыть улыбку под капюшоном. Едва Вино услышал ответ Мюллера, его лицо вытянулось, как у ребенка, у которого отобрали игрушку.

– Тебе же вчера удалось улизнуть от работы с оленьей тушей и при этом добраться до мяса, не так ли? – произнес Мюллер с чопорной улыбкой старшего брата.

Он был абсолютно прав, и Вино оставалось лишь грустно кивнуть.

– Ну тогда иди. Это для Ланана, Суука и Сирета. Про большую спроси у Яны.

– Хорошо, хорошо, – пробурчал Вино и зашагал прочь. Мюллер ухмыльнулся, глядя ему вслед.

Это хорошая деревня, подумал Лоуренс. Жалко, что она испорчена слухами о ведьме.

– Я пойду рисовать в дом. Карта озера, говоришь?

– Точнее, карта того, что вокруг озера, включая все речки и ручейки, которые из него вытекают.

Внутри хижины Лоуренс увидел всякие охотничьи приспособления, ножи и скребки для чистки и дубления кож, верстаки, и между всем этим ютились бытовые вещи вроде очага и соломенной постели. Здесь чувствовалась необычная аура, совершенно не такая, как в городской мастерской или лавке. Это было крепкое обиталище крепкого человека, держащего на плечах целую деревню.

– А. Довольно странная карта, однако, – неудивительно, что реакция Мюллера оказалась совсем не такой, как у Вино. И голова его работала быстрее. – Готов поспорить, что Вино спросил, не собираетесь ли вы построить там водяную мельницу, э?

– Да, он спросил, – признался Лоуренс. Мюллер ухмыльнулся.

– Дурачок. Он ко мне прибежал вчера ночью, весь белый, и сказал, что ты спрашивал про то, что мы муку мелем вручную. Я его стукнул и ответил, что если б вы на самом деле собирались построить мельницу, то уж точно не стали бы тыкать нас в то, как мы живем.

Как и землевладелец, Мюллер хорошо умел использовать все обстоятельства, и делал это для безопасности деревни.

Выдвинув верстак, он достал старый лист бумаги.

– Думаю, это сойдет.

Бумага была вся выцветшая, истрепанная на углах. В городе она вряд ли стоила бы много.

– Тебе за беспокойство, – произнес Лоуренс, достав немного соли. Мюллер довольно кивнул.

– Ну а теперь… – и Мюллер извлек старую, надтреснутую чернильницу и потрепанное перо. – Вряд ли это займет много времени, но вы пока можете посидеть где хотите.

Лоуренс кивнул и уселся на сундук. Хоро принялась играть с забредшей в дом курицей.

– Как дела с вашим поиском легенды? – поинтересовался Мюллер. Взгляд его был устремлен на верхнюю часть листа, рука быстро рисовала карту, однако внимание было целиком направлено на Лоуренса.

Лоуренс сомневался, что Мюллер таким образом всего лишь поддерживал беседу.

– По-моему, она на что-то наткнулась. Она очень настаивала, чтобы я достал эту карту.

– Ясно, – ответил Мюллер, не отрываясь от рисования. Скорее всего, во время охоты он мог поджидать зверя сколько угодно, но против человека таким терпением не обладал. Вскоре он раскрыл рот снова. – Ведьма там была?

Это его тревожило больше всего. Поскольку он отвечал за безопасность деревни, бесформенные слухи волновали его куда сильнее, чем водяная мельница. С мельницей, если бы дошло до дела, селяне могли бы в крайнем случае остановить работы, привязавшись к деревьям. Избавиться от слухов про ведьму было гораздо труднее.

Его рука остановилась, и даже ребенок мог бы сказать, что сейчас глаза Мюллера смотрели не на бумагу. Лоуренс смотрел какое-то время, как Хоро издевается над курицей, потом с улыбкой ответил:

– Нет, не было.

Перо снова тихо заскрипело.

– Ясно, – вновь промолвил Мюллер и продолжил работать молча. Этот человек явно был идеальным охотником. Через какое-то время он наконец произнес: – В другое время года эта карта тоже будет другой.

Пока Мюллер говорил, Хоро и курица, по-видимому, достигли понимания: птица сунула голову под крыло и заснула у Хоро в ногах.

– Она сказала, что ей нужна только зимняя карта.

– Ясно. Ну, тогда этого должно быть достаточно, – сказал Мюллер и встал. Его суставы хрустнули, словно выдавая сосредоточенность, с которой он рисовал карту. Мюллер потянулся, суставы снова захрустели, да так громко, что курица проснулась, к радости Хоро. Та с улыбкой слушала звук.

– Можете забирать, как только чернила высохнут. Думаю, вы успеете вернуться к закату.

– Огромное тебе спасибо.

– Не стоит благодарности. Уверен, и Вино вчера вечером сказал то же самое.

Лоуренсу не показалось, что Мюллер пытался улизнуть от работы, как Вино, но из вежливости он все равно посмеялся над шуткой.

Мюллер взял мешочек с солью. Безденежным деревням вроде Тауссига даже простые насущные вещи доставать тяжело.

– Благодарю, – кивнул Мюллер. – А сейчас мне надо пойти проверить Вино. Иногда он бывает поразительно неловким. Если он испортит кожи, мне придется отлупить его жилами.

Такую фразу вполне мог бы сказать мастер-ремесленник о своем ученике, и Лоуренс не удержался от смеха. Хоро стояла, прислонившись к дверному косяку, и с улыбкой слушала разговор Лоуренса с Мюллером, поглядывая при этом на деревню. Будь у Лоуренса возможность пожелать, чтобы один какой-то день длился вечно, сегодняшний день был бы неплохим выбором.

Но как только Мюллер вышел из дома и направился к навесу сбоку, из ее уст раздалось любопытное «хмм?».

– В чем дело? – Мюллер остановился и посмотрел вдаль.

Его взгляд был устремлен в одну точку за пределами деревни, туда, где сидел старейшина накануне, когда с ним встретился Лоуренс. Там шла ведущая в деревню дорога, которой не мог избежать никто, кто сюда направлялся. Лоуренс услышал нечто напоминающее мышиный топоток, но тут же сообразил, что это топот лошадиных копыт, только доносится издалека. Изо всех сил вглядевшись, он увидел скачущего пожилого мужчину, а за ним множество всадников с копьями.

Мюллер следил за ними взглядом, пока они не исчезли за домом, и его лицо вдруг побледнело.

– !..

Он кинул свой мешок с орудиями и побежал; в ту же секунду всадники показались из-за дома и направились к главной площади. Перепугавшаяся курица понеслась прочь, Хоро напряглась.

– Что случилось?

– Понятия не имею. Но у них копья.

– Мм.

Если Лоуренса не подводили глаза, с копий свисали флажки. Наемники были бы не с копьями, а с алебардами. Возможностей оставалось немного.

Вдалеке раздался голос:

– Мы требуем сюда Мюллера и деревенского старейшину!

Хоро повернулась к Лоуренсу, но тому не пришлось ничего объяснять – потому что Мюллер выскочил из хижины напротив и подбежал к ним.

– Управляющий от землевладельца. Он все-таки явился!

Лоб Мюллера заливал пот, лицо оставалось бледным.

Он вбежал в дом, распахнул шкафчик и достал из глиняного горшка свиток пергамента. Скорее всего, это была грамота, какими обладало большинство селян.

Случилось нечто, угрожающее самому существованию деревни.

– Вы двое, – произнес Мюллер, глядя на пергамент. – На заднем краю деревни начинается тропа, которая ведет к озеру. Она в хорошем состоянии, вам будет легко. Управляющий о вас не знает, и если вы побежите сейчас, то доберетесь туда быстро. Расскажите монахине, хорошо? – пока Мюллер говорил, он скатал карту на верстаке и сунул ее Лоуренсу, а потом указал на заднюю дверь дома. В его движениях была окончательность, куда более убедительная, чем физическая сила.

Дойдя до задней двери, Лоуренс повернулся к Мюллеру.

– Передайте ей, – продолжил Мюллер, – что землевладелец собирается разрушить все места, где живет легенда об ангеле. И скажите, чтобы она передала это Церкви.

– Но –

– Пожалуйста! Если вы не поспешите, будет поздно!

Лоуренс кинул на Хоро быстрый взгляд; та кивнула.

Однако в ее глазах он заметил тень нерешительности – она явно обдумывала, стоит ли им бежать. В конце концов, они явились сюда не для того, чтобы доказать, что Катерина была ведьмой, и землевладелец должен быть доволен появлению в его деревне служителей Церкви, полагающих, что она была простой монахиней.

Но тут Мюллер добавил нечто странное:

– Мы в долгу не останемся. В том числе ради Сестры.

Он поглядел на дверь, потом снова на Лоуренса и продолжил:

– Лес и озеро погибнут.

Словно подтолкнутые силой этих слов, Лоуренс и Хоро вышли через заднюю дверь. И почти тут же солдаты управляющего добрались до дома Мюллера – со стороны улицы раздались их громкие голоса.

Лоуренс после секундного колебания взял Хоро за руку и побежал.

Лес и озеро погибнут?

Этот вопрос пылал внутри него, пока он бежал.

Глава 5

Вскоре они нашли тропу, ведущую в лес от задней околицы.

Она была узкая – как раз достаточной ширины, чтобы охотники могли нести по ней убитого оленя. Но снег был хорошо утоптан, а сучки и ветки с дороги тщательно убраны, показывая, что этой тропой часто пользуются; поэтому бежать было легко.

Лоуренс и Хоро мчались сквозь лес со всех ног.

– Что это все значит?

– Не знаю. Он сказал, там управляющий. Похоже… у деревни проблемы.

Паузу посреди фразы Лоуренс сделал, чтобы перепрыгнуть через корень дерева. Потом он поднял край балахона Хоро, и та тоже перескочила.

– Он сказал, что лес и озеро погибнут.

– Да, – ответил Лоуренс, и тут же ему в голову пришла некая мысль.

Управляющий и его войско ворвались в деревню, вызвав настоящую панику у Мюллера, ее представителя. Если вдобавок озеро и лес должны были погибнуть, все это могло означать лишь одно.

Но Хоро он все это не сказал. Не по какой-то особой причине – просто он слишком запыхался, чтобы говорить.

Начался легкий подъем, и Хоро стала отставать; Лоуренс взял ее за руку.

– Надо было мне… принять истинный облик, – пропыхтела Хоро, и Лоуренс не был уверен, шутит она или нет. Сразу после этих слов тропа резко свернула налево, и вокруг просветлело. Их взорам открылось озеро. Еще некоторое время Лоуренс с Хоро бежали по тропе, пока не нашли ответвление, спускающееся к озеру. Вниз по склону они соскользнули.

Возле озера виднелись следы – видимо, Коула и Фран; они шли во все стороны.

Оглядевшись, Лоуренс увидел две фигурки у самого начала тропы, что вела к хибарке под водопадом. Они стояли на месте и вроде бы наблюдали за чем-то. Лоуренс замахал рукой и попытался было позвать их, но Хоро его остановила.

– Гх! Эй – в чем дело?

– Не кричи, – тихо произнесла Хоро. На миг у Лоуренса мелькнула мысль, что это какая-то очередная ее шутка, однако выражение лица Хоро было слишком серьезным.

Лоуренс снова перевел взгляд на Фран с Коулом и осознал, что они вовсе не рассматривают что-то и тем более не воркуют между собой.

Они стояли совершенно неподвижно. Так, словно боялись издать малейший звук.

– Думаю, у подножия холма кто-то есть.

– …Тогда почему они не прячутся?

– Дурень. Здесь даже на открытом месте можно остаться незамеченным – но только если ты совершенно неподвижен. А стоит им шевельнуться, как их увидят даже за деревьями.

Хоро – волчица, лесная охотница; раз она так говорит, значит, это правда.

Теперь, когда она это сказала, Лоуренс пригляделся еще раз и заметил, что Фран и Коул действительно застыли, причем Коул – в очень неудобной позе.

Фран поступила абсолютно правильно.

Лоуренсу захотелось узнать, почему ей знакома тактика, применяемая в столь тяжелых обстоятельствах, если эта тактика незнакома даже ему, Лоуренсу.

– Пфф, – фыркнула Хоро, подумавшая, видимо, о том же.

Какое-то время спустя из позы Фран ушло напряжение; женщина повернулась к Лоуренсу с Хоро и жестом пригласила подойти. Несмотря на приличное расстояние, она явно их узнала.

Лоуренс подпихнул недовольную Хоро в спину, и они вдвоем побежали к Фран.

– Что случилось? – первым делом спросил Лоуренс.

Тревога Коула испарилась в тот же миг, когда он узнал Лоуренса и Хоро, и он с облегчением рухнул в снег.

– В хибарку пришли солдаты. А у вас?

– То же самое. Солдаты в деревне. Судя по всему, землевладелец прислал войска. Говорят, лес и озеро погибнут.

Сам Лоуренс не понимал, чего добивается землевладелец. Однако Фран имела представление о жизненных обстоятельствах этой деревни еще до того, как они сюда приехали. Выслушав Лоуренса, она, похоже, мгновенно сообразила, что происходит. Она перевела взгляд на реку, и замешательство на ее лице быстро переросло в ярость, как будто по нему прошлись кистью.

– Такая бессовестность меня просто поражает.

– Ты хочешь сказать… – начал было Лоуренс, но Фран не дала ему закончить вопрос:

– Они хотят, чтобы Катерина вовсе перестала быть.

В тот же миг цель пришедших стала Лоуренсу кристально ясна.

Катерина была уже мертва, и слова Фран следовало понимать более буквально.

– Пожалуй, можно сказать, что у нас сейчас эпоха денег; Церковь, язычество – все это значит меньше, чем прежде.

Хорошая фраза. Фран сквозь гнев издала мрачный смешок над собственной шуткой, потом вздохнула и продолжила:

– Я проделала такой большой путь… и владелец решил действовать именно сейчас? Я была так близка… так близка…

Даже балахон не заглушал звука, с каким сжимались ее кулаки.

Оказавшийся между Церковью и язычниками землевладелец решил избрать для себя третий путь. Церковь постепенно теряла силу, и ему, должно быть, надоело, что она его использует. Он решил стереть всякий след существования Катерины и впредь держаться в стороне от споров вокруг веры. О том, чтобы очистить ее имя, он даже не думал.

Более того, он вознамерился построить-таки водяную мельницу. Компания Дива планировала осуществить новую северную экспедицию; все это вместе позволило бы ему привлечь работников и ремесленников – ибо перед лицом денег что могут сказать язычники и Церковь?

– Ты достал карту? – спросила Фран, глядя на Лоуренса почти сердито.

– Достал… но, пожалуйста, погоди секунду.

Фран шагнула было вперед, но Лоуренс остановил ее взглядом, ничуть не уступающим в серьезности ее собственному.

– Пожалуйста, успокойся. Если землевладелец решил стереть все следы существования Катерины, то мы для него препятствие. Спорить с ним невозможно, и едва ли он позволит тебе продолжать изучать легенду об ангеле.

При этих словах Лоуренса лицо Фран исказилось. Она была отнюдь не глупа. И даже в гневе она не потеряла остроты своего ума.

– Я знаю, что легенда была у тебя прямо перед носом. И я знаю, что тебя привел сюда не какой-то каприз. Но это слишком опасно.

Надо бежать.

Едва Лоуренс это произнес, женщина вздрогнула, будто они ее ударили; потом сделала шаг назад, еще шаг… Лоуренс вполне понимал чувства Коула, который тотчас подбежал к Фран, чтобы поддержать ее. Если бы не мальчик, она бы точно упала.

– …Нет… нельзя… я так близко…

Еще совсем недавно она вбежала в хибарку, не в силах сдержать свой восторг. А теперь ее отчаяние было таким же сильным, как тогдашняя радость, – невыносимо сильным.

Хоро молчала; на лице ее было написано страдание.

Если они собираются бежать, это надо делать сейчас, пока солдаты временно отошли.

– Мне очень жаль, но… – начал Лоуренс и попытался взять Фран за руку. Однако –

– Руд Киман говорил мне о тебе.

Лоуренс лишился дара речи – отчасти потому, что слова Фран стали для него неожиданностью. Дело не в том, что внезапное упоминание имени Кимана создавало впечатление, будто Фран узнала нечто, что должно было оставаться тайной. Если уж она решила взять в спутники Лоуренса, простейшее изыскание не могло не привести ее в Кербе, и вполне логично предположить, что там она нашла Кимана.

Нет, Лоуренса выбило из колеи более рациональное чувство. А может, его чутье торговца само сделало вывод, без участия рассудка.

Лоуренс понял, что хотела сказать Фран.

– Он сказал, что ты не боишься богов, ты хватаешься за любую возможность извлечь прибыль, и ты умело пользуешься связями и мастерством, – Фран вытерла слезы и безуспешно попыталась надеть на лицо смелую улыбку. Неудача лишь еще больше подчеркнула ее отчаяние.

Лоуренс вынужден был спросить, молясь в душе, что угадал неверно:

– Что ты хочешь, чтобы я сделал?

– Пожалуйста, скажи им, что Катерина Люччи – святая.

Лоуренс прекрасно понимал, почему Хоро и Коул смотрят так неуверенно.

Все стратегии, основанные на верованиях, сейчас становятся бесполезными. Почему же Фран сосредотачивается именно на этом? Вне всяких сомнений, этим вопросом задавалась и Хоро, и Коул – но не Лоуренс.

Он понимал. Существует громадная разница между почитаемой монахиней и святой. И в том, как с ними обращаются, и в том, сколько они стОят.

– Это…

– Ее уже считают кандидатом на канонизацию. В Ренозе она скрыла свою личность, но ее поддерживало много аристократов. Прошение к Папе о ее канонизации уже подано, сейчас оно в коллегии кардиналов. Что ты об этом думаешь?

Договорив, Фран закрыла рот, словно уже приняла окончательное решение. И действительно – ее слова несли немалый вес.

Фран. Одинокий, бесстрашный серебряных дел мастер. Она приняла раздражающе практичное решение – в полном соответствии со своей репутацией.

Лоуренс сглотнул.

– Когда Сестра Катерина превратится в Святую Катерину, все в этой хибарке, включая ее мощи, станет священными реликвиями.

При словах «священные реликвии» Коул пораженно ахнул.

Это словно послужило знаком для Фран – она наконец слабо улыбнулась.

– Когда землевладелец узнает, сколько стоят священные реликвии, он откажется от идеи построить водяную мельницу. Если ты сомневаешься – давай вернемся в хибарку и заглянем в ее дневник. Он полон имен и подробностей касательно аристократов из самых разных земель. Думаю, даже то, что хибарку до сих пор никто не трогал, – это из-за того, что ее канонизацию приостановили.

Прежде о подобных вещах Лоуренсу доводилось слышать лишь на уровне слухов.

Когда кого-то канонизируют, то есть объявляют святым, все, что связано с этим человеком, приобретает громадную стоимость. Если известно, что этот человек творил чудеса, к его мощам стекаются полчища паломников, причем не только из Церкви, но и вообще с сопредельных земель. Иногда несколько аристократов объединяются, чтобы вместе подать прошение о канонизации какого-либо служителя Церкви из их страны, однако подача этого прошения сама по себе требует огромных денег.

С точки зрения аристократов это игра с очень высокими ставками: счастливое посмертие в ином мире против богатства в этом.

Говаривают, что немало людей разорилось, пытаясь добиться этой цели, и все же многие продолжают пытаться, потому что возможные выгоды колоссальны.

Катерине Люччи была уготована судьба оказаться втянутой в чьи-то планы.

– Ты хочешь, чтобы я продал… святую?

– Я слышала, ты опытен в торговле, – Фран улыбнулась точно такой же улыбкой, как в лавке Хьюга, когда заявила, что карта севера обойдется Лоуренсу в пятьдесят румионов. Но на сей раз Лоуренс не мог этого так оставить.

Лоуренс ответил:

– Это безумие. Торговец вроде меня просто не может иметь дело со священными реликвиями. Даже если я выдам себя за кого-то более могущественного, это продлится недолго. Во время истории с нарвалом в Кербе торговлю вел Киман и еще один торговец из падших аристократов. В Уинфилде я тоже чуть-чуть приобщился к сделке, которая включала в себя священную реликвию, но, честно говоря, та сделка была не моего уровня.

Деньги – не то, что просто накапливается. Их качество и природа меняется с каждым моментом. Сейчас на них можно купить товар – а в следующий миг уже можно купить сердце человека или изменить его судьбу.

Со священными реликвиями то же самое.

Однако Фран, не отводя взгляда от Лоуренса, выложила свой последний козырь:

– Взамен я нарисую карту севера. Прямо сейчас, если захочешь.

Прошло мгновение.

– …Э? – вот все, что он смог произнести.

Она что, решила, что это абсолютно честная сделка – предложить простую карту за то, чтобы он на месте состряпал святую и влез в опасную торговлю священными реликвиями, сооруженными из лжи?

Фран глядела не отрываясь.

– Ты серьезно считаешь, что это честная сделка? – не удержался от вопроса Лоуренс.

Сейчас лицо Фран было даже в чем-то очаровательно. Она смотрела широко раскрытыми глазами, будто собираясь ответить: «Ну конечно!»

Но, в отличие от того раза, когда Лоуренс рассказал ей про селян, навещавших хибарку, что-то еще отразилось в ее лице, сменив угасающее удивление.

Эта коричневая кожа, эти черные глаза.

Лоуренс не удивился бы, если бы кто-то назвал ее колдуньей.

Фран тихим, ровным голосом спросила:

– Ты хочешь сказать, что не рискнешь подвергнуть себя опасности ради своей карты?

Лоуренс кинул взгляд на Хоро.

Та с абсолютно непроницаемым лицом смотрела на Фран; Коул же был в явном смятении.

Если бы дело было только в опасности, он бы, конечно, рискнул. Но взять Катерину, которая и так уже натерпелась, когда ее обзывали ведьмой, объявить ее святой и продать какому-то землевладельцу было просто-напросто невозможно.

Если Лоуренс это сделает, как он потом сможет с чистой совестью держать Хоро за руку?

– Отправиться к землевладельцу и вступить с ним переговоры под предлогом продажи святой? Я не могу.

– Понятно, – промолвила Фран и шагнула вперед.

Лоуренс продолжал стоять. Движения Фран были столь текучими, что, когда она прошла мимо Лоуренса, в руке у нее уже была карта, которую он до того сунул за пазуху.

– Куда ты собираешься?

Он знал, что вопрос глупый, но не удержался.

Фран остановилась, будто размышляя о чем-то, потом медленно вернулась.

– Ты заставил Хьюга говорить с тобой, и я подумала, что ты сделан из чего-то более прочного.

Лоуренс вспомнил, как Хьюгу приходилось терпеть ее надменное отношение. Самым важным для него было сделать все, чтобы Фран создавала картины с видами его родины. И да, Лоуренс убедил Хьюга говорить с ним.

Фран продолжила:

– Я думала, ты такой же, как я. Я ошибалась.

– Что ты…

«Имеешь в виду» – хотел закончить Лоуренс, но не успел.

– Думаешь, ты сможешь добыть карту севера? С такой-то решимостью?

– !..

Лоуренсу показалось, что ему пронзили сердце. Фран зашагала вновь.

Его ноги отказывались двигаться, словно их пришили к земле. Он не мог даже думать. У него было чувство, что все они разыгрывают какую-то шутку, и Фран только что окатила его ледяной водой.

Почему бы не сказать просто и прямо: как далеко он готов зайти, чтобы заполучить карту северных земель? Решимость тут не имела значения.

Он хотел путешествовать с Хоро. Они дали друг другу теплое обещание – не сдаваться. Поиск костей бога-волка, поиск карты северных земель – это, конечно, не бессмыслица. То и другое по отдельности было очень важно.

Но Лоуренс прекрасно понимал, что в основе всего этого вместе лежало нечто другое. Простое, детское желание оставаться с Хоро. И выстроить на этом фундаменте можно лишь очень хлипкое здание.

Все это Лоуренс знал, но, когда ему это ткнули в лицо, все равно почувствовал себя жалким.

Он стоял столбом, пришпиленный к земле, когда Хоро взяла его за руку.

– Она сильно тебя ударила.

Лоуренс взглянул на Хоро и увидел в ее глазах почти облегчение, будто у девушки, чью шалость разоблачили.

– Но ты думаешь, она всерьез собирается продать ту старую сушеную штуку?

«Невозможно», – тут же мелькнуло в Лоуренса в голове.

Коли так, дальнейшее развитие событий было очевидно. Глаза Хоро, укоризненно глядящие на Лоуренса, говорили то же самое.

Ради беспомощных селян Хоро могла поддаваться праведному возмущению.

Но использовать Катерину во имя своих целей, после того как та умерла, всю жизнь подвергаясь гонениям селян и землевладельца, – это было немыслимо.

Сожаления, конечно, оставались. Но принять предложение Фран Лоуренс не мог. В худшем случае его просто убьют, чтобы заставить молчать.

– Надо бежать, – произнес Лоуренс, и Хоро кивнула.

Коул, до сих пор слушавший молча, подал голос:

– Мы бросим госпожу Фран?

Лоуренс и Хоро переглянулись. Фран была важна, тут спору не было.

– Когда мы окажемся в безопасном месте, мы попросим о помощи Хоро или даже Хьюга. Мы сделаем все, чтобы она спаслась. Ведь госпожа Фран нужна очень многим.

Никто не собирался позволить ей умереть бессмысленной смертью.

Но в глазах у Коула стояли слезы.

– Нет, я имею в виду… вы бросаете легенду об ангеле, за которой гоняется госпожа Фран?

Лоуренс не знал, как ответить честно. Легенда об ангеле была для Фран личной причиной прийти сюда; Лоуренса и его спутников она не касалась.

Однако он тут же поправился.

Неужели Коул не узнал все о цели Фран? Неужели она не поведала ему, почему она так решительно настроена убедить всех в святости Катерины и обмануть землевладельца?

Лоуренс собрался было объяснить, насколько неразумным риском было бы гнаться за легендой именно сейчас – но проглотил свои слова из-за книги.

Коул, едва не плача, сунул ему в руки толстый том.

– Господин Лоуренс, я знаю, что навязывался вам и госпоже Хоро, но я просто не могу бросить госпожу Фран.

С этими словами он взвалил на плечо свою суму и побежал за Фран.

Лоуренс не успел даже слова сказать.

Коул был добрым, сердобольным мальчуганом. Если он почувствовал в поиске Фран искренность, то, услышав, какие причины ею движут, он не мог не оказаться тронут. Так предположил Лоуренс.

Это его предположение тут же рассеялось, как дым.

Книга, которую Коул передал Лоуренсу, – судя по надписи на обложке, это было Священное писание.

Лицо Лоуренса застыло, но не потому, что ему в руки только что сунули святую книгу. А потому что обложка была заляпана кровавыми пятнами.

– Что это? – спросила Хоро, вернув Лоуренса в чувство.

– Похоже, Священное писание… – ответил Лоуренс и осторожно раскрыл книгу. Некоторые страницы были надорваны по краям, другие слиплись от крови. Не было бы преувеличением сказать, что книга прошла через настоящий ад войны.

Потом Лоуренс заметил несколько сложенных обрывков бумаги между страницами. Раскрыв один из них, он обнаружил короткую фразу, написанную острым почерком.

– «Достопочтенным… Кир… вай… ен»… Наемникам Киръявайнена?

На клочке бумаги, вставленном между страницами окровавленного Священного писания, было название отряда наемников. Лоуренс стряхнул сажу и вгляделся, чтобы разобрать следующие слова. Рядом с названием отряда было имя – имя того, кому предназначалось письмо.

– «Фран… Бонели».

Книга была из сумы Фран, которую таскал Коул, так что неудивительно, что в его руках оказалось нечто адресованное ей. Лоуренс снова пробормотал имя, потому что перед ним оказалось написано еще кое-что.

– «Капеллан Фран Бонели».

Прочтя эти слова, Лоуренс испытал невероятное потрясение – словно его ударили по голове железной палкой. Он принялся читать письмо, даже не слыша Хоро, пытающуюся привлечь его внимание.

Буквы местами были размыты, местами заляпаны кровью, сажей и копотью, некоторые было совершенно невозможно прочесть. Но Лоуренс разобрал, что написал это письмо кто-то из отряда Киръявайнена – причем этот кто-то был далеко от Фран. Наверху второй страницы было написано: «Помолись за людей из своей дальней дали», – а дальше странным почерком были выписаны факты.

«Десятник Мартин Гуркас, пал в битве при Лидионе».

«Преданы на равнинах Равана. Преследуемы солдатами маркиза Лиззио. Прокляты Господом. Маркитант Риета скончался от ран. Он ушел во сне, не оставив завещания».

«Сотник Хайман Россо, нашедший убежище у графа, был предан и арестован. Посажен в тюрьму, где держался достойно и не забывал тебя в своих молитвах».

И последний лист.

«В городе Милигуа епархии Накули повешен в месяц Святой Рафеты. Его последние слова к тебе были: "Я увижу ангела раньше тебя…"».

Эта страница была измята; там было написано еще, но все буквы расплылись, и разобрать что-либо было невозможно.

Лоуренс стоял в молчании. Когда он наконец раскрыл рот, из него вырвалось лишь «ах!» осознания.

Молодая, но пользующаяся доверием аристократов. Привычная к тяжелому труду. Смелая и бесстрашная, как горная разбойница. И при всем при том – изысканная и грациозная.

Серебряных дел мастер, рожденный войной, – так сказал про нее Киман. Сама Фран говорила Хьюгу, что была рабыней. И сейчас эти два значения соединились.

В отряде наемников, когда вокруг мелькали мечи и стрелы, Фран, чтобы защитить своих товарищей, поднимала щит веры против страха и отчаяния смерти.

Причина, по которой Фран гналась за легендой об ангеле, была не совсем такой, как Лоуренс думал раньше. Последняя страница была смята, буквы размыты – это могло означать лишь одно.

Дорогой друг, о котором говорила Фран, – это был тот самый сотник, которого повесили.

Он помнил легенду. Открылась дверь в небеса, и сквозь нее вознесся ангел.

Он искал в этих словах какой-то особый смысл, но нужны были лишь сами слова.

Существовало множество историй о том, как ужасна в наше время жизнь отрядов наемников. Фран пережила все это – значит, она прошла через настоящий ад. Слова «из своей дальней дали» говорили об этом.

Все было так, как сказал Хьюг. Те, кто обнажают зубы и когти, погибают первыми.

Капелланы на поле боя могут лишь молиться. А поскольку молитва не способна остановить меч, они в сражениях непосредственно не участвуют.

И поэтому Фран выжила.

– Ты.

Голос Хоро вывел Лоуренса из задумчивости, но больше она ничего не сказала.

– Прости.

Скорее всего, по его лицу Хоро поняла, что он хотел сказать дальше. Ветер дул снизу, от реки; он нес с собой снег вдоль замерзшей поверхности, потом между Лоуренсом и Хоро – и уносил его в лес.

– Мы не можем ей помочь? – коротко спросил Лоуренс.

Вместо ответа Хоро протянула руку, словно требуя книгу.

– Ну? – произнесла она, подняв голову, после того как прочла письма.

Возможно, она не поняла всех тонкостей, но ухватила суть. Ведь Коул в кои-то веки высказал свое собственное мнение и побежал за Фран. Уже от одного этого Лоуренс и Хоро не могли просто так отмахнуться.

– Я знаю: все, что у меня есть, – дешевое сочувствие.

– Тогда почему?

Лоуренс в ответ улыбнулся, но не потому, что хотел изобразить улыбку. Просто он стеснялся того, что собирался сказать.

Глянув на Лоуренса с подозрением, Хоро ухватила его за ухо. Но улыбаться он не перестал. Такие глупые были его мысли.

– Я просто подумал – хорошо было бы, если бы этот мир был не таким жестоким.

Хоро его не выпустила.

Взгляд Лоуренса оставался прикованным к ней.

– Я подумал, как было бы прекрасно, если бы все шло хотя бы чуть-чуть более гладко. Как было бы мило проскользнуть мимо реальности и здравого смысла. Что-то вроде этого.

Отряд наемников Фран не смог избежать реальности. Фран осталась в живых, и Лоуренс просто не мог себе представить, чтобы она всерьез верила, что сумеет найти чудо, ускользавшее от ее товарищей.

Водяная мельница будет возведена, а Фран, если ей совсем не повезет, погибнет. И даже если все пойдет не настолько плохо – если сравнить число выживших и число погибших, правда этого мира становится предельно ясна. Это знает любой ребенок, которого поколотили за плохое поведение.

Однако Катерина приняла то, что все звали ее ведьмой, что ее поносили, что ей пришлось жить в хибарке, где ее поддерживала лишь вера, – все для того, чтобы кинуть взгляд на легенду, которую, как подсказывал здравый смысл, увидеть невозможно.

Ее не заботили ни фальшивые чудеса, ни дешевое сочувствие.

В мире все же есть место добру. Она в это верила.

– Воистину ты дурень, – произнесла Хоро с очень озадаченным видом и вздохнула. Она выпустила его ухо, словно ей было невыносимо оставаться рядом с таким дурнем. Но одновременно мизинцем другой руки она обвила безымянный палец Лоуренса. – Ты ведь знаешь, что на самом деле мир – не такое уж приятное место?

Хоро была Мудрой волчицей. Она легко видела, что пряталось за глупыми фразами ее спутника.

– Знаю. Но –

– Но?

Если он ответит неправильно, Хоро может уйти от него сразу и навсегда… так он подумал бы еще недавно.

Лоуренс взял Хоро за руку и притянул к себе.

– Ты сама разве не хочешь помочь этой упрямой девочке с таким болезненным прошлым и с такой целью, от которой она не может отступиться?

Хоро оскалила клыки. Они были очень белые.

– Если ты потерпишь неудачу, я тебя не прощу.

– Конечно, – ответил Лоуренс, легонько ткнувшись лбом в ее лоб. – Конечно.

***

– Но что именно ты собираешься сделать? – спросила Хоро, когда она наконец сдалась и они с Лоуренсом направились к хибарке.

– Ничего особо сложного. Я просто буду говорить о Катерине как о святой.

– …Значит, ты все-таки ее продашь?

– Нет. Вовсе нет – мне надо будет всего лишь сказать, что нас наняли, чтобы мы подтвердили прошение о ее канонизации.

Это означало бы ни больше ни меньше как то, что на эти земли устремили свой взор влиятельные фигуры, ответственные за канонизацию. Если после этого с Лоуренсом и его спутниками произойдет странный несчастный случай или же что-то плохое будет предпринято против жителей деревни, землевладелец наживет себе очень большие неприятности.

– Но даже самый глупый землевладелец обязательно начнет проверять, особенно если он еще и трус. Даже если прошение о канонизации в самом деле сейчас рассматривается, он очень скоро поймет, что мы к этому никакого отношения не имеем. Чего же мы этим?.. – и голос Хоро увял, как только она все поняла.

На ее лице появилось недовольное выражение – как и ожидал Лоуренс.

– Я же сказал, что мне потребуется твоя помощь?

– …Я думала, ты имел в виду мою мудрость, – пробурчала Хоро, и ее губы изогнулись в усмешке. Но больше она ничего не произнесла.

– В легенде об ангеле говорится, что завыл громадный зверь. Если ты поможешь, можно будет устроить зрелище, которое любого убедит, что Катерина была святой.

– Мм.

– Истина в том, что канонизация Катерины сейчас приостановлена. До тех пор, пока Церковь публично не подтвердит, что она святая, нет никаких ценностей в виде священных реликвий. А если нет никаких ценностей, как я могу их продавать?

– Довольно-таки бесчестный план, если тебя интересует мое мнение, – перебила Хоро без намека на интерес.

– Ты могла бы хотя бы назвать его «хитроумным».

Хоро вздохнула, словно давая понять, что это по сути одно и то же.

– В общем, землевладельцу надо сказать не очень-то много. Когда вера и деньги переплетаются между собой, стоит слухам начать расходиться – и его ничего хорошего не ждет. Так мы ему и скажем.

Для землевладельца, запертого между Церковью и язычниками, это будет серьезный аргумент. Ему придется сидеть тихо, как выдрессированному псу.

Конечно, невозможно сказать, надолго ли они смогут его сдержать. Но Лоуренс был уверен, что времени хватит.

Во всяком случае – хватит, чтобы Фран отказалась от погони за легендой об ангеле.

– Что ж, думаю, это лучше, чем сбежать, поджав хвост, – произнесла Хоро, подкидывая полешко в очаг хибарки.

***

Катерина Люччи была в одном шаге от того, чтобы Церковь официально признала ее святой.

Ее дневник был не столько дневником, сколько простым перечислением того, что она делала каждый день. Однако этого было более чем достаточно, чтобы понять, каким человеком она была и как она жила.

С ней советовался архиепископ, чье имя было знакомо даже Лоуренсу, а также одна аристократка и очень богатый торговец. Она проводила свои дни, отвечая на подобные письма, а также изучая вопросы, важные для Церкви, переводя Священное писание на другие языки и копируя важные бумаги.

Одно лишь это свидетельствовало о чистой и праведной жизни, но своему дневнику Катерина также поверила некоторые из своих глубочайших мыслей.

Она на время передала свои переводы Священного писания епископу, когда он ее об этом попросил, но когда уговоренное время истекло, он отказался их вернуть. Книготорговец против ее воли оставил себе ее манускрипт, чтобы продать. Совет Церкви решил, что богословием не должны заниматься женщины, и ей пришлось писать под чужим именем.

Но самым большим открытием стали письма от многочисленных влиятельных фигур, которые, прознав о репутации Катерины, писали ей в поисках совета. Письма архиепископа были составлены в витиеватом церковном стиле, но, как ни нелепо это ни выглядело, суть была в том, что его постоянно приглашали на пиры разные аристократы, там он все время обжирался и спрашивал у Катерины, что делать.

Аристократка многословно жаловалась на постоянные ссоры с мужем.

Богатый торговец без обиняков интересовался, сколько именно денег он должен раздать бедным, чтобы после смерти точно отправиться на небеса.

Катерина честно и добросовестно отвечала на каждое письмо, и некоторые ее черновики тоже сохранились. Однако между ответами на эти глупые вопросы попадались и короткие фразы, адресованные, видно, себе самой. «Это испытания, ниспосланные мне Господом?» – вопрошала она.

Монахиня искренне пыталась углубить свою веру, а эта переписка причиняла ей лишь страдание.

Судя по всему, процесс канонизации проходил безо всякого участия Катерины. Она много раз писала, что отказывается, но в ответных письмах было все больше слов поддержки и заверений, что производство в святые уже близко.

Вверяя памяти имена и деяния многочисленных влиятельных фигур, упоминавшихся в этих письмах, Лоуренс чувствовал себя все хуже.

Потом он нашел запись про то, как к ней пришел представитель деревни и, объяснив все обстоятельства, попросил разрешения начать звать ее ведьмой.

Катерина сочувствовала селянам и потому согласилась на том условии, что страдать от последствий будет она одна. Как и говорила Фран, она оплакивала человеческую слабость, и почерк ее стал путаным и неразборчивым.

А затем вдруг дневник стал гораздо больше похож на дневник. Катерина писала о временах года, о своих собаках, потом об их щенках. Когда ей приходилось охотиться на птиц, она просила у Единого бога прощения. Так все и шло.

Письма от аристократов продолжали приходить, но Лоуренс не видел никаких свидетельств того что Катерина отвечала. Она даже перестала писать о селянах.

Лоуренс подумал, уж не освободила ли она себя от их забот и тревог, поняв, что ее вера не может их изменить – и тем более не может изменить мир.

Ближе к концу дневника записи были полны радости и умиротворения. Лоуренс медленно закрыл его. Снаружи начало темнеть – солнце клонилось к горизонту.

Он добавил полено в очаг и прошел за шкуру, в заднюю комнату. Хоро собиралась проверить книжные полки – вдруг там найдется что-нибудь полезное, – но, войдя в комнату, раскрыла деревянные ставни и устремила взор наружу.

Катерина сидела в своем кресле, и на миг Лоуренсу показалось, что она и Хоро смотрят из окна вместе.

– Отсюда виден водопад, – промолвила Хоро. – Красиво.

Привлеченный ее словами, Лоуренс подошел, встал у Хоро за спиной и тоже посмотрел наружу. Действительно, за деревьями виднелся водопад. Напротив него было маленькое пустое пространство – без кустов и деревьев, – укрытое слоем снега.

Вполне вероятно, там был цветник.

– Должно быть, она просто села здесь днем и закрыла глаза, чтобы прикорнуть, – произнесла Хоро и легонько прикоснулась к голове Катерины.

Из дневника вполне можно было сделать вывод, что ее последние минуты прошли так вот мирно. Лоуренс грустно улыбнулся.

Хоро протянула руку к окну.

– Сильный ветер. Холодно, – сказала она и закрыла ставни.

Вообще-то она была не любительницей закрывать окна. Возможно, она боялась продолжать разговор здесь.

Любой разговор в присутствии покойника, какие бы счастливые воспоминания он ни пробуждал, обречен завершиться печально; особенно в присутствии этой покойницы. Ее звали ведьмой, ее звали святой. И при жизни, и после смерти она была во власти прихотей других людей.

Закрыв окно, Хоро вернулась в комнату с очагом. Лоуренс пошел следом, но не удержался и кинул последний взгляд через плечо.

Можно, конечно, называть селян и землевладельца бесцеремонными, однако ведь и Лоуренс собирался воспользоваться святостью Катерины для личных целей. Но он решил об этом не думать и вышел из комнаты за Хоро.

Торговец гонится за прибылью и только за прибылью. Так он мысленно оправдывался перед самим собой.

Вскоре вернулись Фран и Коул. Обнаружив, что Лоуренс еще здесь, Фран не смогла скрыть удивления. Увидев в его руках окровавленное Священное писание, она негромко ахнула.

Фран перевела взгляд на Коула, потом обратно на Лоуренса.

В руках Лоуренса было ее прошлое и вытекающее из него настоящее.

Фран потупила очи долу.

Торговец должен гнаться за прибылью.

– Ты нарисуешь нам эту карту, – Лоуренсу показалось, что он слышит, как кулаки Фран сжимают ткань ее балахона. – У нас тоже есть свои убеждения.

Фран кивнула, не поднимая глаз. На пол упала капелька влаги.

– …Понятно. Обещаю.

Вытерев уголки глаз, она наконец подняла голову и добавила:

– Спасибо.

Лоуренс улыбнулся, принимая благодарность Фран, но взгляд его был устремлен не на нее.

Обгорелые поленья в очаге обвалились, вскинув вверх пучок искр.

Лоуренс смотрел наружу.

– Пока что рановато для «спасибо».

Фран, некогда бывшая капелланом, поняла, что он имел в виду. Она снова кивнула и спросила прямо:

– Что ты собираешься делать?

– Ты, как и прежде, серебряных дел мастер, посланный епископом; это нормально. Но я хочу добавить нам еще одну цель: мы пришли удостовериться в некоторых подробностях, необходимых для канонизации.

На миг эти слова сбили Фран с толку, однако же она была умна. Поняв, к чему клонит Лоуренс, она медленно кивнула.

– Я не собираюсь продавать Катерину. Вместо этого я скажу, что ее канонизация сейчас идет, и после этого землевладелец перестанет доставлять нам неприятности.

Фран вновь кивнула и ответила более отчетливо, чем прежде:

– Я поняла.

Вдали послышался стук копыт.

Фран снова вытерла слезы и прижала к себе окровавленную книгу, взятую у Лоуренса.

– Тогда идемте.

Когда она подняла голову, лицо ее было полно решимости, и слова ее вполне подобали женщине, проведшей жизнь на поле боя.

Глава 6

Есть такое выражение – «давить авторитетом».

Старый рыцарь, сидящий на коне в свете факелов и глядящий на Лоуренса сверху вниз, был живым олицетворением этого выражения.

– Значит, вы и есть те, про кого говорят, что они из Рубинхейгена?

Если бы они решили бежать без помощи Хоро, скорее всего, эти люди поймали бы их на полпути к ближайшему городу. За старым рыцарем виднелись солдаты, состоящие в основном из жителей окрестных деревень в наспех собранных кожаных доспехах. Бежать на ночь глядя, имея за спиной этих людей, было бы плохой идеей.

С этой точки зрения остаться в хибарке было, наоборот, верным решением. Но как пойдут дела теперь, хорошо или плохо, по-прежнему было неясно.

Как они и договорились заранее, Хоро и Коул остались в хибарке, а в деревню отправились только Лоуренс и Фран.

– Совершенно верно, – кивнул Лоуренс; старый рыцарь повернулся к своим солдатам и подал знак движением подбородка.

Он представился как управляющий, назначенный землевладельцем, и Лоуренс ожидал, что он достанет какую-нибудь бумагу, где это будет обозначено.

Но вместо бумаги в грудь ему уперлось острие копья.

– Вы здесь ничего не видели и не слышали. Или даже никогда сюда не приезжали.

Рыцарь явно намекал: если они не понимают смысла этих слов, значит, они не ценят свою жизнь.

Но если бы он намеревался их убить, то вовсе не стал бы утруждать себя разговором. Потому Лоуренс спокойно смотрел на управляющего снизу вверх.

– Твой ответ? – голос управляющего оставался таким же твердым. Если Лоуренс и его спутники согласятся сделать то, что им было велено, скорее всего, им позволят уйти. И что бы они ни рассказали Церкви, это произойдет уже после того, как все будет кончено. Притвориться ничего не ведающими будет вовсе не трудно.

Но если они воспротивятся приказу…

Вокруг лес. Призывы о помощи останутся тщетными.

Не нужно быть хитроумным торговцем, чтобы сделать правильный вывод.

Однако Лоуренс ответил так:

– Нас послал епископ, чтобы запечатлеть легенду об ангеле в серебре.

Правое веко управляющего дернулось.

– Скажешь ему, что вам не удалось. До Рубинхейгена долгий путь. Никто в твоих словах не усомнится.

– Да, это верно.

На лице управляющего отразилось явное облегчение – Лоуренс это видел даже снизу. Короли и императоры, воздвигшие собственные нации, нередко поднимались из правителей маленьких, жалких земель. Подчинять себе окрестных землевладельцев им удавалось благодаря собственным выдающимся способностям.

Похоже, то, что сейчас показывал этот управляющий, было пределом его способностей.

– Однако это не единственная наша цель.

Управляющий со свистом втянул воздух.

– Знаете ли вы, кто та святая, что лежит в хибарке позади нас?

– Святая?.. – недоверчиво переспросил управляющий.

– Ее имя Катерина Люччи, – продолжил Лоуренс. – Она заслужила доверие многих аристократов, и прошение о ее канонизации уже отправлено на юг, к Папе. Она истинная святая.

– …

Такое изумление наряду с недоверием любого лишит дара речи.

Глаза управляющего с тревогой смотрели на Лоуренса.

– Нас послали сюда ради изысканий, необходимых при канонизации. Она ведь ненавидела появляться перед людьми. Долгое время ее местонахождение оставалось неизвестным, но наконец ее нашли, так что…

Если бы эта ложь оказалась правдой, то, заткнув рот Лоуренсу и его спутникам сейчас, добиться уже ничего бы не удалось. Причинив вред им, управляющий и землевладелец тем самым причинили бы вред и собственному будущему.

– Однако достойная сестра ушла от нас в мире и покое. Многие люди ко всякому, у кого нет титула – будь это хоть сам Господь, – относятся как к отребью, как к животному, но я знаю, что здешний правитель понимает, как устроен мир. И я непременно отражу это в своем докладе. И, кстати… – Лоуренс уверенно смотрел управляющему в глаза. – Полагаю, вам следует посовещаться с достопочтенным землевладельцем?

Будто пораженный волшебной стрелой, вновь запустившей остановившееся время, управляющий пришел в чувство. Он вытер пот со лба. Его губы дернулись – должно быть, он отчаянно пытался сохранить властный вид.

Но прежде чем слова гнева успели покинуть его рот, за его спиной раздался голос:

– На это в самом деле очень похоже.

Старый рыцарь обернулся, словно что-то потянуло его взгляд.

Посреди наспех сколоченного отряда селян, сделанных солдатами, виднелась небольшая группа настоящих воинов, и один из этой группы слез с коня и вышел вперед.

Это был стройный мужчина средних лет, которому вполне шел высокий голос.

Однако от него исходило явное ощущение власти, и то, что управляющий тут же спешился, выглядело вполне естественным.

Управляющий зашагал к своему повелителю, однако тот, не обращая на него внимания, подошел к Лоуренсу – возможно, ему не нравилось, когда к нему обращаются не напрямую.

– Я Каканар Лингид.

Лоуренс не ожидал, что мужчина представится. Но, судя по всему, землевладелец не намеревался сразу ставить слова Лоуренса под сомнение.

Лоуренс попытался было опуститься на колено, однако Лингид жестом остановил его.

– Крафт Лоуренс из Торговой гильдии Ровена, – ответил Лоуренс, поднявшись.

– Мм, – кивнул Лингид, после чего вздохнул и продолжил: – Я буду говорить прямо. Есть ли у тебя доказательства твоих слов?

Чтобы землевладелец спешился и произнес такие слова… это показывало его нерешительность. Тем более – то, какие это были суровые слова и каким суровым тоном они были произнесены.

Лоуренс понял, что он просто маленькая рыбешка, которая угодила в сложное положение и сейчас пытается выжить.

– Что же может послужить таким доказательством? – спросил Лоуренс, и Лингид на миг лишился дара речи.

Он разинул рот, словно в ярости – то ли от мысли, что над ним насмехаются, то ли просто от вопроса Лоуренса.

– Я ничего не слышал об этой предполагаемой канонизации. Нечто столь важное непременно достигло бы моих ушей. Поэтому – говори. Есть ли у тебя доказательства?

Когда лицо трусливого человека становится красным от злости, можно быть уверенным: в сердце его разгорелся гнев.

Однако ранить его гордость еще сильнее нужды не было, поэтому Лоуренс быстро ответил:

– В этом участвует множество людей с самым разным общественным положением. Таким, как я, вещественные доказательства не представляют. Но если мне будет дозволено предложить иную возможность, я могу назвать некоторых аристократов, возложивших на меня эту обязанность.

Мир аристократии довольно тесен, и Лоуренс слышал, что все они прекрасно знают, кто с кем связан. Лингид тоже должен был прекрасно это знать – тем более он жил здесь, где постоянно соперничали Церковь и язычники и где выжить можно было, лишь все время пресмыкаясь перед кем-то.

Лоуренс прокашлялся, мысленно открыл перед собой дневник Катерины и принялся перечислять:

– Барон Ланс из Риена. Сэр Март из Дреты. Маркиз Ивендот из Сингхирта. Архиепископ Корселио из эрцгерцогства Раман.

Лоуренс на миг прервался, чтобы посмотреть на реакцию Лингида. Тот стоял в молчании – похоже, узнал некоторые имена. Лоуренс продолжил:

– Из герцогства Ринз – сэр Дьютер, сэр Мараф и герцогиня Роез. Из Проании –

Лоуренс был готов перечислять и дальше, но Лингид остановил его движением руки.

Лицо землевладельца было бледно от ужаса.

Лоуренс называл лишь тех, кто жил к северу от Проании. Лингид, имевший дело с распрями вокруг верований в северных землях, должен был знать эти имена.

И было еще кое-что.

Все эти аристократы участвовали в важном деле, связанном с его землями, а он ничего об этом не знал. Это намекало, что его могли рассматривать как язычника, как врага Церкви.

Если этот Лоуренс и впрямь пришел сюда по делу, связанному с канонизацией, то сомневаться в его словах для Лингида было небезопасно. Все, что он сейчас мог, – соглашаться.

– П-понятно, я понимаю. И… что мне теперь делать?

Было бы ложью сказать, что Лоуренс ни капельки не сочувствовал перепуганному землевладельцу, но в первую очередь им владел гнев. Говаривают, что торговцы – самые бесчестные люди на свете, но даже будучи торговцем, Лоуренс находил Лингида жалким.

Лоуренс надеялся, что у землевладельца будет чуть больше достоинства, но ему казалось, что эта мысль не проявилась у него на лице. Он просто улыбнулся.

– Пожалуйста, ни о чем не беспокойтесь. С вами не посоветовались насчет канонизации лишь потому, что эти земли очень трудные. Я понимаю, что вам нелегко ими править.

Лингид был, на глаз, вдвое старше Лоуренса, однако закивал, как дитя. Быть может, он просто родился не в том месте.

– Но, как я убедился, ее дом содержат в прекрасном состоянии. Мне совершенно ясно, что вы, господин, благочестивый человек и истинный слуга Церкви. Уверен, те, кто занимаются этим делом, будут счастливы услышать это от меня.

– В-вот именно, я тоже так считаю, – и Лингид глупо улыбнулся.

Фран рядом с Лоуренсом стояла молча – либо просто потому, что ей хватало самообладания, либо она видела достаточно пролитой крови на поле боя, чтобы не привлекать еще.

– Однако сама суть этой процедуры такова, что она должна проходить в тайне. Могу ли я рассчитывать, что вы не будете предавать это дело огласке, пока канонизация не будет завершена?

– …Но…

– Есть много, очень много препятствий, – добавил Лоуренс. Лингид сглотнул и закивал.

План удался.

Как только появится Хоро – для дополнительной уверенности – никто из этих людей даже не подумает приблизиться к лесу или к озеру.

Лоуренс был готов произнести слова, о которых заранее договорился с Хоро. Как вдруг –

– Это же она! – раздался возглас в самый неподходящий момент.

Лингид крутанулся на месте; Лоуренс тоже принялся искать глазами источник голоса.

Его взгляд наткнулся на солдата с копьем и в сильно потрепанных железных шлеме и нагруднике; явно это был опытный воин.

Мужчина сделал три шага вперед, повторяя: «Это же она! она!»

Лоуренсу показалось, что у Фран перехватило дыхание.

– Что значит «это она»?

– Это она, командир!

Каким бы слабым правителем ни был Лингид, ни один человек из его свиты не посмел бы обратиться к нему «командир». Этот мужчина был наемником.

Он плюнул на снег, подозрительно глядя на них. Точнее – на Фран.

– Все как здешние говорили!

– Здешние? – повторил Лингид, с сомнением посмотрев вновь на Лоуренса и Фран. Его глаза как будто извинялись за грубость его подручного, но Лоуренс сделал успокаивающий жест.

– Да, местные говорили о серебрянщице с темной кожей, и это точно она!

Лингид словно застыл на месте; но, по-видимому, Лоуренсу это показалось. Потому что на самом деле застыл он сам, и перед его глазами все покачнулось.

– Рассказывай! Что ты знаешь?

При этих словах Лингида мужчина вновь плюнул и тонко улыбнулся.

– Я знаю, что идея, что эти двое могут быть из Церкви, – самая абсурдная идея в мире.

Лингид вновь повернулся к Лоуренсу с Фран, открыто рассматривая его, потом ее. Он не пытался понять их настроение – скорее, их реакцию.

– Они врут, командир! Эта загорелая серебрянщица – Фран Бонели, черная священница из банды наемников Алого Ястреба!

Мужчина без малейших колебаний подошел и навел свое видавшее виды копье с железным наконечником на Фран.

– Она была капелланом отряда Киръявайнена, который в Проании очень хорошо знают. Моим парням тоже есть за что им сказать спасибо. В ущелье Кардина они убили моего друга – мы с ним двадцать лет дружили.

Лингид от Лоуренса чуть ли не отпрыгнул.

Если мир аристократов тесен, то столь же тесен и мир наемников, которым платят, чтобы они сражались за аристократов. Удастся ли теперь выкарабкаться? Даже если Лоуренс ничего сейчас не скажет – стоит этим людям просмотреть вещи Катерины, и сделать уже ничего не удастся.

– Они наживали себе врагов среди больших шишек, и в конце концов их командира повесили по обвинению в язычестве. Как тут ни посмотри, а она никак не могла задружиться с Церковью.

– Это… это правда? – пискнул Лингид; голос его был, как у придушенной курицы.

Мужчина с явным раздражением косо посмотрел на Лингида и угрожающе поднял копье.

– А вы сами у нее спросите.

Он ухмыльнулся – и не только потому, что, скорее всего, только что заработал для себя прибавку к вознаграждению.

Его глаза горели жаждой мести – нет, жаждой убийства того, кто был силен, но чья слава осталась в прошлом.

– Т-так что? Это правда? – вопросил Лингид, повернувшись к Фран.

Фран ничего не ответила; она стояла, опустив голову. Ускользнуть было невозможно. Слишком уж необычной была внешность Фран.

Лоуренс устремил взор на хибарку и произнес:

– Уверен, ангел знает истину.

– Ч-что? Что ты –

«Имеешь в виду», – хотел закончить Лингид, но не успел.

Фран отмахнулась от наставленного на нее копья, точно от мухи.

Лоуренс был изумлен не меньше остальных. На словах такое выглядит легко, но, когда к твоему животу на самом деле приставлено острие копья, отбить его вовсе не просто. Для такого требуется либо громадный опыт, либо глубокая и непоколебимая вера, пересиливающая страх.

Фран шагнула вперед, и Лингид отшатнулся, почувствовав, видимо, в ней нечто суровое.

Она сделала еще два шага вперед, и Лингид отошел еще на три шага назад. Мужчина, чье копье Фран отбила, снова навел его на нее.

– Ты Фран Бонели?

Вместо ответа она опустила капюшон.

– А если я не Фран Бонели, что тогда скажешь?

Когда она отбила копье и шагнула вперед, ее движения были столь естественны, что этот человек не смог сразу среагировать. Фран повернулась к нему и улыбнулась.

– Селяне звали эту добродетельную монахиню ведьмой ради своих мелких доходов. А сейчас хитрые аристократы платят золотом, чтобы ее стали звать святой, – тоже ради доходов, но уже гораздо больших. А этот землевладелец готов стереть все ее следы, просто чтобы построить водяную мельницу и удовлетворить свою мелкую жадность. Что ты об этом думаешь – обо всем этом?

Мужчина, по-видимому, не понял, что Фран сейчас сказала, а Лингид смотрел на нее с таким видом, точно она была самим Господом, несущим ему небесную кару.

Фран напоказ улыбнулась и посмотрела на Лоуренса. Он понятия не имел, что она пыталась сделать.

Что он знал, так это то, что в ближайшие минуты Хоро появится наверху водопада, чтобы перепугать всех, кто здесь есть. С этой мыслью Лоуренс попытался остановить Фран.

Но он не успел. Быть может, ему помешала сила Катерины.

– Мое имя Фран Бонели. Я святая? Или, быть может, я ведьма? – свою дьявольскую проповедь она адресовала селянам, бОльшая часть которых собралась здесь. Ее голос звучал идеально чисто. – Вы все знаете, как поступать правильно, а как нет.

Раздался невнятный шум – это все собравшиеся нервно сглотнули.

Большинство солдат жили на землях, которым владел Лингид, и прекрасно знали, что именно творят. Среди живущих в ловушке между Церковью и язычниками истинно верующие страдают больше всех – и им же больше всего приходится бояться.

– А уж когда сделаете, то будете знать наверное. Потому что ангел всегда смотрит на вас.

Раздался звук, напоминающий свист ветра, – это мужчина, не произнося ни слова, нанес удар копьем.

Снег разлетелся в стороны, когда он выбросил копье вперед, пытаясь пронзить Фран.

Быстрота его движений была такова, что у Лоуренса, простого бродячего торговца, не было ни шанса его остановить. Он отчетливо увидел, как острие погрузилось в бок Фран.

– Ведьма! – выплюнул мужчина, выдергивая копье, и приготовился нанести второй удар.

– Сто-… – завопил Лоуренс и попытался прыгнуть на него – но опоздал.

Однако копье лишь скользнуло по плечу Фран, разрезав балахон.

И это было вовсе не чудо. Правую ногу мужчины навылет пробила стрела.

– …Ннн!

Мужчина рухнул на снег, неверяще глядя на собственную ногу и не в состоянии что-либо произнести. Стрелу выпустил один из селян – охотник, судя по его виду. Все вокруг дышали тяжело, лица были полны страха.

Все боятся смерти.

Фран только что разожгла этот страх еще сильнее.

– Спасем святую! – выкрикнул кто-то.

И тут началась свалка, в которой невозможно было понять, кто враг, а кто друг.

Капелланы на поле брани вооружены лишь словом. Они могут приободрить тех, чьи ноги ватные от страха, они могут утешить тех, кто уже чувствует объятия смерти.

Многие из собравшихся здесь боялись небесной кары за то, что явились к хибарке Катерины, чтобы уничтожить лес и озеро, где жила легенда об ангеле. И, верная своей репутации «черной священницы», Фран подчинила их себе своей речью.

Ее левый бок стал багровым, однако выражение лица совершенно не изменилось. Повернувшись к землевладельцу, она произнесла:

– Смотри сам, в чем истина.

Лоуренс подумал, что Лингид сейчас кивнет, но тот всего лишь шлепнулся на ягодицы. Такова была сила, исходящая от Фран.

Повернувшись на месте, Фран двинулась прочь.

– К-куда ты?.. – Лоуренс знал, что вопрос глупый, но все равно не сдержался.

Из раны в ее боку текла кровь, окропляя снег с каждым шагом. Фран не остановилась и не обернулась, однако все же ответила:

– Увидеть ангела своими глазами.

Лоуренс не мог отчетливо расслышать ее слова за шумом схватки, но все равно понял, что Фран имела в виду. Он чувствовал силу веры, буквально излучаемую ее спиной.

Сейчас ее вела не надежда, не самообман, но чистая убежденность.

Не думая, Лоуренс шагнул вперед, протянул руку и положил на плечо Фран – но вовсе не для того, чтобы отнести ее в хибарку и перевязать.

– Ты слышишь? – спросила Фран. Ее голос был слаб, по-видимому, от потери крови, и из-за шума Лоуренсу пришлось попросить ее повторить.

– Это воет зверь.

Лоуренс поежился. Он оглянулся, отлично зная, что означают ее слова.

Мужчины дрались, рыча, точно звери. Махали мечами, проливали кровь – и неважно уже, какова была их цель. Церковь, язычники – все это утратило смысл; каждый из них был зверем, который дрался за свою жизнь.

Их голоса слились в единый рев, устремившийся в небо.

Но почему Фран об этом сказала? Из желания высмеять их? Из презрения? Или это была холодная насмешка над истинной сутью мира?

Лоуренс, поддерживая Фран, пошел вместе с ней, и лишь тогда осознал. Ему не показалось. И это явно была не Хоро. Он услышал звук. Низкий вой: «Оооооооооо».

В этот миг Лоуренс вспомнил слова Хоро: озеро окружено горами подобно чаше. Горы умеют возвращать человеческий крик; а то, как это воспринимают сами люди, есть лишь доказательство их глупости.

Потом он вспомнил, что сказала Фран в хибарке – что вода может перелиться с огромной силой.

То и другое вместе было ключом.

Лоуренс поднял голову.

Возле водопада, точно тень самого леса, виднелся громадный силуэт Хоро. Она в нерешительности смотрела на неожиданное развитие событий.

Их глаза встретились; Лоуренс кивнул.

Хоро запрыгнула на вершину водопада.

И завыла.

Воздух сотрясся, ветви деревьев заколыхались, по поверхности воды пошли волны.

Фран сказала землевладельцу, чтобы он сам увидел истину.

Но зрелище Хоро, стоящей, оскалив клыки, на вершине водопада и испускающей долгий, протяжный вой, было божественно прекрасным и в то же время дьявольски устрашающим.

Даже у Фран отнялся язык.

Во благо это будет или во зло? Хоро не была уверена в ответе и не хотела выходить. Но Лоуренс верил сам и убедил ее, что все будет хорошо.

И вот доказательство. Вой Хоро эхом разносился по земле подобно звону гигантского колокола, по которому ударили колотушкой.

Посреди всего этого Фран застыла и пробормотала:

– …Он идет.

И тут же вой стих…

Все, что слышал Лоуренс, – дыхание людей, пришпиленных на месте повелевающим взглядом Хоро с вершины водопада.

Потом ушей достиг – низкий, тихий рокот. Далекий звук наступающей армии. Поступь небес.

Большинство людей, потеряв самообладание, принялись нервно озираться.

Звук скоро стих.

И ничего не произошло – лишь молчание висело над деревней и лесом.

Кто-то указал на водопад.

– Э-эй, чудовище, оно исчезло!

– Мы на самом-то деле видели что-нибудь?.. – пробормотал кто-то еще.

Лоуренс знал, что видели, и Хоро спряталась не для того, чтобы посеять в людях сомнение. Она просто догадалась, что сделают Лоуренс и Фран.

Один из солдат воскликнул:

– Водопад!

Поток воды истощился, превратившись в тонкую струйку. А миг спустя эта струйка исчезла в громадной волне.

Волна мчалась, поглощая все на своем пути, а потом врезалась в камень на самой вершине водопада, разделявший его на две струи, и выплеснулась в ночное небо, точно пытаясь дочиста отмыть саму луну.

То, что произошло дальше, было невозможно описать.

Раздвоившаяся мощь волны заставила взмыть в воздух две ярко блестящие струи капель.

Стоял такой мороз.

Капли обратились в льдинки, подсвеченные луной.

Громадное количество воды, рушащейся в чашу водопада, создавало странный звук, напоминающий биение громадных крыльев.

Подхваченные ветром, замерзшие брызги летели в небо.

Это была легенда об ангеле.

– …Госпожа Фран! – вырвалось у Лоуренса ее имя, когда он поддержал опустившуюся на колени женщину. Лицо ее было умиротворенным, глаза смотрели куда-то далеко-далеко.

Фран медленно вытянула руку вперед и произнесла одно-единственное слово:

– Красиво…

Те из мужчин, кто внезапно осознали собственное убожество, побросали оружие и сбежали. Другие пали на колени, стыдясь своего безверия.

Единственная из всех, кто обладала истинной верой, обратила лицо к небу, тянясь к его красоте.

Ангел возносился в небеса.

Капельки льда сверкали в лунном сиянии.

Заключительная глава

– И, и что было потом?!

Громадная туша Хьюга придвинулась ближе, и Лоуренс невольно съежился. Выставив руку, он оттолкнул торговца картинами, чем, похоже, привел его в чувство.

Хьюг уселся обратно в кресло и, возясь со своей одеждой, повторил:

– Ну, так что было потом?

– Потом вся деревня признала легенду об ангеле истинной, и святость Катерины, скорее всего, тоже. Так все и закончилось. Однако… – Лоуренс отпил предложенного ему глинтвейна, прежде чем продолжить. – Ни селяне, ни землевладелец не могут заявить, что видели одновременно и ангела, и чудовище, и потому они решили перед всем миром делать вид, что ничего не произошло вообще.

– Аа, ясно… ясно, – и Хьюг откинулся в своем кресле, точно мальчишка, слушающий историю с приключениями. Он поднял взгляд к потолку и закрыл глаза. Потом тяжело вздохнул и наконец, видимо, успокоился.

– Когда мы пришли, ты выглядел спокойнее, – поддразнил его Лоуренс. Хьюг открыл глаза и улыбнулся.

– Когда сталкиваешься с такими серьезными вещами, просто немеешь. Ладно – вот, значит, что произошло… Когда вы привезли ее, я просто диву давался, что могло так серьезно ранить госпожу Фран.

По правде сказать, в Тауссиге местные охотники делали все возможное и невозможное, чтобы исцелить Фран. Лоуренс и его спутники все же увезли ее до того, как она поправилась, – именно потому, что селяне слишком уж вокруг нее хлопотали. Хоро, всем сердцем ненавидевшая, когда ее почитали как богиню, была в восторге, найдя кого-то, кто точно так же терпеть не мог повышенного внимания к своей персоне.

Прошло три дня с тех пор, как они взяли Фран и оставили Тауссиг позади. В Кербе они вернулись накануне вечером и тут же отправились по постелям – кроме Лоуренса, которого Хьюг утащил вниз и заставил объяснить, что было в Тауссиге.

– Но что же в конце концов было за той легендой об ангеле?

Лоуренс сунул в рот кусок фрукта в меду и ответил:

– Лавина.

– Лавина? – потрясенно переспросил Хьюг.

– Именно. Громадное количество снега со склона горы свалилось в озеро; поднялась гигантская волна, которая выплеснулась в водопад. Звуки шагов небесного воинства – это на самом деле шум падающего снега.

– Т-тогда что было воем зверя?

Тут сам Лоуренс был не вполне уверен. Существовало несколько возможных объяснений, и он выбрал самое вероятное:

– Так это звучало над озером. Горное эхо, понимаешь? В этот раз это было эхо от звуков драки. И я уверен, что в прошлом тоже было что-то такое, что его вызвало.

Конечно же, главным толчком послужил голос Хоро, не преминул добавить он.

В итоге получилась на удивление красивая история – звук сражения призвал ангела. Фран предположила, что в первый раз лавину вызвал свист сильного ветра.

Но Лоуренсу больше нравилось его объяснение.

– Воистину мир полон чудес.

– Это точно, – согласился Лоуренс и грустно улыбнулся. Плечи Хьюга содрогнулись от веселья.

– Ну, если теперь все успокоилось, быть может, и мне стоит как-нибудь навестить Тауссиг. Хотя сомневаюсь, что я буду так же храбр, как госпожа Хоро, – пошутил Хьюг.

Сразу после этих слов в дверь постучали.

Вопрос, кто бы это мог быть в столь поздний час, разрешился тотчас же.

Хьюг со смущенной улыбкой поднялся с кресла и направился к двери.

За городом каждый может спать где хочет и шуметь когда хочет, но в пределах городских стен существуют правила, до какого часа разрешается жечь свечи. Когда дома стоят так близко друг к другу, позабытая на ночь свеча легко может вызвать большой пожар.

Судя по всему, городской страж заметил свет, идущий от свечи на столе.

– Что ж, я пойду, пожалуй, – сказал Лоуренс в спину Хьюгу и встал. У него было впечатление, что, если бы он дождался возвращения Хьюга, они бы просто перешли в другую комнату, где Хьюг продолжил бы расспросы, и потому он решил отступить, пока момент подходящий.

Забрав чашку с глинтвейном, Лоуренс пошел вверх по лестнице.

Держась за перила и слушая скрип ступенек, он добрался до своего этажа.

От входа здание торгового дома выглядело маленьким и бедным, но стоило зайти поглубже внутрь, как становилось ясно, что этот четырехэтажный дом поддерживается в очень хорошем состоянии.

Как правило, в торговых домах чем ниже тебя ценят, тем выше в здании тебя селят. То, что Лоуренса и его спутников поселили на втором этаже, показывало уважение Хьюга.

Направляясь к комнате, где спали Хоро и Коул, Лоуренс заметил падающий на пол коридора лучик света.

Как правило, именно через второй этаж в дома проникают воры.

Заглянув в приотворенную дверь, Лоуренс обнаружил, что она ведет в комнату Фран.

– Что такое?

Его взгляд не остался незамеченным.

Она была человеком, но привычным к одиночным путешествиям. Она жила в совсем ином мире, нежели обычная городская девушка.

– Я увидел свет и подумал, что, возможно, сюда забрался вор.

Фран сидела в своей постели. Ее глаза улыбались.

– Говорят, когда воров ловят, они всегда заявляют, что пытались поймать другого вора.

Подобными байками обычно обмениваются приятели за выпивкой; учитывая, через что Лоуренс и Фран вместе прошли совсем недавно, она была вполне подходящей.

– Здесь холодно.

– Свежие раны следует успокаивать холодом, старые – теплом.

Способ казался грубым, но, возможно, он был действенным. Лоуренс предпочел бы вовсе не знать таких вещей.

Капеллан – такое звание было у Фран.

– Я всегда думала, что закончу свой путь, как только увижу ангела.

Синее лунное сияние вливалось в комнату сквозь открытое окно, и казалось, что тело Фран само вот-вот обратится в свет и исчезнет.

Бок Фран до самого плеча был в бинтах; жар, который разгорелся еще в Тауссиге, по-прежнему не прошел. И тем не менее Фран ни разу не выказала признаков слабости.

Будь она неспособна вытерпеть такое, ее ни за что не назначили бы капелланом – человеком, отвечающим за веру и боевой дух целого отряда.

– «Свой путь» – ты имеешь в виду?.. – спросил Лоуренс.

Фран издала тихий смешок. Возможно, она немного смутилась.

– Я была одержима, теперь я это вижу.

Она собиралась умереть.

Окровавленное Священное писание и письма между его страницами.

Решимость Фран найти ангела из легенды вполне можно было назвать одержимостью.

Если те, у кого есть клыки и когти, погибают первыми, Фран вполне могла бы быть первейшей из первых. И именно это качество в конце концов привело ее к ангелу. Но о чем она думала в конце пути, Лоуренс не знал. Единственное, что он знал, – что сейчас ее лицо было прекрасным в своей умиротворенности.

– Мы все еще не получили от тебя карту, – поддразнил он, и Фран, надув губы, отвернулась.

Линия ее подбородка в лунном свете сияла, точно лезвие ножа.

– Не раз и не два я видела, как торговцы выходят на поле боя, чтобы получить плату за свои труды.

– Ты хочешь сказать, что мне придется пройти сквозь небесные врата, чтобы ее заполучить?

Фран прикрыла глаза, точно кошка. Когда Лоуренс подошел ближе, она открыла их и устремила на него взгляд своих черных зрачков.

– К сожалению, в Священном писании сказано, что легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем торговцу попасть на небеса, – сказал Лоуренс.

Он протянул руку мимо Фран и осторожно прикрыл ставни. В лунном свете, сочащемся через оставленную им щель, лицо Фран выглядело немного болезненным.

– Боюсь, ко мне относится то же самое. Мне не пройти через небесные врата.

– Ну так что тогда? Помогать другим – хороший способ искупить грехи.

Фран улыбнулась и погрузилась в постель.

Должно быть, двигаться ей все еще было больно, однако она подняла руку, останавливая Лоуренса, который попытался было ей помочь.

– Если я приму помощь торговца – кто знает, сколько еще карт мне придется нарисовать.

Ее озорная улыбка напомнила Лоуренсу кое-кого.

Но тут же лежащая навзничь Фран протянула правую руку. Ту самую, которой она тянулась к ангелу, появившемуся над водопадом.

– Плата за одну, – промолвила она. Должно быть, такими манерами она овладела в те времена, когда была в отряде наемников.

Лоуренс был не против.

– Я оплачу.

Он взял ее руку и крепко сжал.

Будь Фран обычной городской девушкой, сейчас Лоуренс поцеловал бы эту руку. Но Фран в подобном не нуждалась.

– Да пребудет с тобой покровительство Господне.

Получив столь многозначительное благословление, Лоуренс выпустил руку Фран и притронулся к воображаемой шляпе.

Фран кивнула и медленно закрыла глаза.

Но когда Лоуренс развернулся, чтобы тихо покинуть комнату, женщина произнесла ему вслед:

– В тот раз…

– Хм?

– Тогда, на вершине водопада…

Лоуренс развернулся.

– На вершине водопада? – с улыбкой повторил он, приглашая Фран продолжить.

Насколько он знал Фран – та не могла не заметить его маску. Однако она не стала развивать тему.

– Нет, ничего. Думаю, мне просто показалось.

– Спокойной ночи.

Он вышел из комнаты, и там была Хоро.

Сделав вид, что не замечает ее, Лоуренс направился в соседнюю комнату. Хоро двинулась за ним.

Он закрыл дверь. В эту тихую ночь комнату освещала лишь луна.

Послесловие автора

Давно не виделись. Я Исуна Хасэкура, и перед вами 12 том. Полагаю, это очевидно, но тем не менее: «12 том» означает, что я уже в двенадцатый раз пишу послесловие. Хотя такого ощущения совершенно не возникает…

Должен признать, я впечатлен тем сюжетом, который придумал для этого тома. Потому что раньше, еще когда я пытался писать второй том, я сидел, обхватив голову руками, и думал, что больше писать уже не о чем.

Говорят, чтобы написать один том, нужно прочесть сто книг. Для «Волчицы и пряностей» я остановился на 40-50. Остальное… скажем так, остальное компенсируют уши и хвост Хоро.

С предыдущего тома прошло всего три месяца, так что в моей жизни мало что поменялось. Пока я писал 12 том, я на девять дней посетил Окинаву. Это была писательская поездка на пару с одним моим коллегой. Я опасался, что девять дней заточения в маленьком номере приведут к некоторому напряжению, особенно во второй половине поездки, но все прошло на удивление мирно. Думаю, это заслуга авамори и говядины с Исигаки[3].

Мы вставали утром, завтракали, писали, обедали, писали, спали, ходили на пляж перед гостиницей, ужинали, писали, ложились спать. И так каждый день. Однажды мы взяли напрокат машину и поехали на другой пляж, подальше. На этом пляже мы встретили людей, которые просто грузили в свою машину палатку, футон и собаку и с этим путешествовали по Японии. Я понятия не имел, что в Японии есть такая культура. Носиться на мотоцикле с гитарой за спиной – даже персонажи ранобэ ведут себя немного спокойнее!

Нам не хотелось уступать этим ребятам, и мы решили, что в следующий раз поедем в Париж или в какую-нибудь южную страну.

Но если возможно, я бы хотел отправиться туда чистым – то есть завершившим работу.

Когда этот том выйдет, полагаю, второй сезон аниме будет уже близок к кульминации. Я буду смотреть и наслаждаться, одновременно готовясь писать следующий том.

Мы еще встретимся!

Возможно, осенью?

Исуна Хасэкура

1

Имя произносится с ударением на первый слог. Здесь и далее – прим. Ushwood.

(обратно)

2

Скорее всего, здесь в оригинале опечатка, и фраза принадлежит Лоуренсу.

(обратно)

3

Авамори – крепкий алкогольный напиток, производимый и употребляемый в основном на Окинаве. Исигаки – остров близ Окинавы.

(обратно)

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Заключительная глава

Послесловие автора Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg