«Карафуто»

— Володя, куда ты?

— Я ухожу, мам.

Он остановился на пороге и посмотрел на мать. А та засуетилась, трогательно и немного смешно, как-то совсем без надобности сняла старомодные очки с веревочками. Она никак не могла скрыть растерянности. Концы черного платка свисали с ее плеч, и она впопыхах протирала очки ими, дула на них и снова протирала, а Володя стоял перед нею, не зная, что сказать дальше.

Мать хотела, чтобы этот вечер, последний перед долгой разлукой, сын провел с нею, дома, Володя сразу это понял, с первых слов. Но его ждала Инга, и он, быстро чмокнув старушку в лоб, из-за порога скороговоркой бросил в открытую дверь:

— Я скоро буду, мам, совсем быстро вернусь.

Тем не менее за калиткой его сердце сжалось. Он оглянулся, и, хотя стоял темный вечер, ему показалось, что мать вышла на крыльцо и смотрит вслед.

— Вот еще сантименты, — с напускной грубостью буркнул он, стараясь подавить в себе колкое, тревожное чувство. — Не маленький, семнадцать лет стукнуло.

Он громко засвистел «тореадора», но бравая мелодия не вытеснила из памяти фигуру матери в черном платке, одиноко маячившую на крыльце.

Володя быстро шел тихой окраиной дальневосточного города, мимо приземистых домиков, мимо деревянных заборов, за которыми шелестела листва кленов и лип.

Чем ближе был знакомый переулок, где жила Инга, тем более неспокойным становился паренек. Он уже забыл про мать. Все его существо теперь охватило ощущение близкой встречи с девушкой. Он почти бежал, спотыкаясь на гнилых досках тротуара.

Ему показалось, что Инга в этот вечера почему-то не сможет выйти. Может, она уже уехала на дачу? Пока Володя добежал до знакомой калитки, он задохнулся от тревоги.

Надо было минуту постоять, чтобы успокоиться. Из сада доносился томящий запах ночных фиалок. Володя толкнул калитку и пошел к веранде. На клумбе чернели бутоны сонных роз. Он нагнулся и сорвал цветок. Лепестки были влажные и холодные, роза спала.