«Засада. Двойное дно»

©    — україномовна пригодницька література

Ночь над окопами — душная, сырая. Болота парят, и, кажется, весь воздух заражен запахом скользкой гнилой травы, жирного ила, разлагающихся листьев.

Швед лежит в окопе — мелком колодце на три угла, сколоченном из сосновых бревен, — и глядит в черное тяжелое небо, в котором тихо вздрагивают звезды.

В трясину иногда падает снаряд, чавкая, разбрызгивает грязь, и еще долго потом на этом месте пенится и пузырится мутная неспокойная вода. Изредка то там, то здесь щелкают сухие винтовочные выстрелы, и снова тишина растекается окрест.

— Старшина, а старшина! — внезапно поворачивается к Смолину Швед. — Ты кого-нибудь любил, старшина?

— Спи! — ворчит Смолин и затягивается дымом ядовитой, отсыревшей махорки. — Раз выпал отдых — спи.

— А я уже никого не смогу полюбить, — хрипло бормочет Швед. — Для любви сила нужна, а я ее всю в злобу обратил, и одно мне теперь надо — мертвый враг.

— Спи, Арон, — мягко советует Смолин. Ему самому хочется поболтать с товарищем. Но на войне, где каждый час и каждая минута — свист снаряда или выстрел, где смерть не пощадит тебя и сонного, — на войне горько толковать о войне. Душа тоскует о тишине и спокойствии, о родном небе, где голубиный гон и мягкие, медленные, никому не опасные облака.

Но со Шведом не поговоришь об этом. Все сожгла война у этого маленького, острого, похожего на мальчишку, разведчика. Ни дома, ни родных, ни любви. Вместо них и в защиту их осталась одна ненависть к врагу, доведенная до беспредельной отваги. Ненависть, без которой здесь, на войне, нельзя научиться ожесточенному презрению к смерти.

— И я любил, старшина! А как же! — простуженно басит Швед. — Такое есть у каждого — девчонка, ночь и первые губы на веку. А еще я любил море и бычков между камнями — бычков может ловить каждый. И каждый может закоптить рыбку, чтоб погрызть ее перед пивом. И землю под Одессой я любил, и цветы для всех — одуванчики. И море в злой пене, и черные тучи над ним, и лодку, терзаемую волной, — я тоже обожал, старшина… Ты слышишь меня, взводный?

Смолин молчит.

— Нет, ты сухарь, Саша… — беззлобно бранится Швед и поворачивается на бок, укладывая поудобнее на камыш свое малое, не по росту сильное тело.