«Камень, Tristia»

Осип Мандельштам

Камень. Tristia

x x x

Дано мнe тeло -- что мнe дeлать с  ним ,

Таким  единым  и таким  моим ?

За радость тихую дышать и жить

Кого, скажите, мнe благодарить?

Я и садовник , я же и цвeток ,

В  темницe мiра я не одинок .

На стекла вeчности уже легло

Мое дыханiе, мое тепло.

Запечатлeется на нем  узор ,

Неузнаваемый с  недавних  пор .

Пускай мгновенiя стекает  муть -

Узора милаго не зачеркнуть.

1909.

Silentium.

Она еще не родилась,

Она и музыка и слово,

И потому всего живого

Ненарушаемая связь.

Спокойно дышат  моря груди,

Но, как  безумный, свeтел  день

И пeны блeдная сирень

В  мутно-лазоревом  сосудe.

Да обрeтут  мои уста

Первоначальную нeмоту -

Как  кристаллическую ноту,

Что от  рожденiя чиста.

Останься пeной, Афродита,

И слово в  музыку вернись,

И сердце сердца устыдись,

С  первоосновой жизни слито.

1910.

x x x

Невыразимая печаль

Открыла два огромных  глаза,

Цвeточная проснулась ваза

И выплеснула свой хрусталь.

Вся комната напоена

Истомой -- сладкое лекарство!

Такое маленькое царство

Так  много поглотило сна.

Немного краснаго вина,

Немного солнечнаго мая -

И потянулась, оживая,

Тончайших  пальцев  бeлизна...

1909.

x x x

Медлительнeе снeжный улей,

Прозрачнeе окна хрусталь

И бирюзовая вуаль

Небрежно брошена на стулe.

Ткань, опьяненная собой,

Изнeженная лаской свeта,

Она испытывает  лeто,

Как  бы не тронута зимой.

И, если в  ледяных  алмазах 

Струится вeчности мороз ,

Здeсь -- трепетанiе стрекоз 

Быстроживущих , синеглазых ...

1910.

x x x

Смутно-дышащими листьями

Черный вeтер  шелестит ,

И трепещущая ласточка

В  темном  небe круг  чертит .

Тихо спорят  в  сердце ласковом ,

Умирающем , моем ,

Наступающiя сумерки

С  догорающим  лучом .

И над  лeсом  вечерeющим 

Встала мeдная луна;

Отчего так  мало музыки

И такая тишина?

1911.

x x x

Отчего душа так  пeвуча,

И так  мало милых  имен ,

И мгновенный ритм  -- только случай,

Неожиданный Аквилон ?

Он  подымет  облако пыли,

Зашумит  бумажной листвой

И совсeм  не вернется -- или

Он  вернется -- совсeм  другой...

О, широкiй вeтер  Орфея,

Ты уйдешь в  морскiе края -

И, не созданный мiр  лелeя,

Я забыл  ненужное "я".

Я блуждал  в  игрушечной чащe

И открыл  лазоревый грот ...

Неужели я настоящiй,

И дeйствительно смерть придет ?

1911.

x x x

Быть может , я тебe не нужен ,

Ночь; из  пучины мiровой,

Как  раковина без  жемчужин ,

Я выброшен  на берег  твой.

Ты равнодушно волны пeнишь

И несговорчиво поешь;

Но ты полюбишь, ты оцeнишь

Ненужной раковины ложь.

Ты на песок  с  ней рядом  ляжешь,

Одeнешь ризою своей,

Ты неразрывно с  нею свяжешь

Огромный колокол  зыбей;

И хрупкой раковины стeны,-

Как  нежилого сердца дом ,-

Наполнишь шепотами пeны,

Туманом , вeтром  и дождем ...

1911.

x x x

Скудный луч , холодной мeрою,

Сeет  свeт  в  сыром  лeсу.

Я печаль, как  птицу сeрую,

В  сердце медленно несу.

Что мнe дeлать с  птицей раненой?

Твердь умолкла, умерла.

С  колокольни отуманенной

Кто-то снял  колокола.

И стоит  осиротeлая

И нeмая вышина -

Как  пустая башня бeлая,

Гдe туман  и тишина...

Утро, нeжностью бездонное,

Полу-явь и полу-сон  -

Забытье неутоленное -

Дум  туманный перезвон ...

1911.

x x x

Образ  твой, мучительный и зыбкiй,

Я не мог  в  туманe осязать.

"Господи!", сказал  я по ошибкe,

Сам  того не думая сказать.

Божье имя, как  большая птица,

Вылетeло из  моей груди...

Впереди густой туман  клубится,

И пустая клeтка позади...

1912.

Змeй.

Осеннiй сумрак  -- ржавое желeзо

Скрипит , поет  и раз eдает  плоть;

Что весь соблазн  и всe богатства Креза

Пред  лезвiем  твоей тоски, Господь!

Я как  змeей танцующей измучен 

И перед  ней, тоскуя, трепещу;

Я не хочу души своей излучин 

И разума и Музы не хочу...

Достаточно лукавых  отрицанiй

Распутывать извилистый клубок ;

Нeт  стройных  слов  для жалоб  и признанiй,

И кубок  мой тяжел  и неглубок .

К  чему дышать? На жестких  камнях  пляшет 

Больной удав , свиваясь и клубясь;

Качается и тeло опояшет ,

И падает , внезапно утомясь.

И безполезно наканунe казни,

Видeнiем  и пeньем  потрясен ,

Я слушаю, как  узник  без  боязни,

Желeза визг  и вeтра темный стон !

1910.

x x x

Сегодня дурной день:

Кузнечиков  хор  спит ,

И сумрачных  скал  сeнь -

Мрачнeй гробовых  плит .

Мелькающих  стрeл  звон 

И вeщих  ворон  крик ...

Я вижу дурной сон ,

За мигом  летит  миг .

Явленiй раздвинь грань,

Земную разрушь клeть,

И яростный гимн  грянь -

Бунтующих  тайн  мeдь!

О, маятник  душ  строг  -

Качается глух , прям ,

И страстно стучит  рок 

В  запретную дверь к  нам ...

1911.

Пeшеход .

Я чувствую непобeдимый страх 

В  присутствiи таинственных  высот ,

Я ласточкой доволен  в  небесах ,

И колокольни я люблю полет !

И, кажется, старинный пeшеход ,

Над  пропастью, на гнущихся мостках ,

Я слушаю -- как  снeжный ком  растет 

И вeчность бьет  на каменных  часах .

Когда бы так ! Но я не путник  тот ,

Мелькающiй на выцвeтших  листах ,

И подлинно во мнe печаль поет ;

Дeйствительно лавина есть в  горах !

И вся моя душа -- в  колоколах  -

Но музыка от  бездны не спасет !

1912.

x x x

Нeт , не луна, а свeтлый циферблат 

Сiяет  мнe, и чeм  я виноват ,

Что слабых  звeзд  я осязаю млечность?

И Батюшкова мнe противна спесь;

Который час , его спросили здeсь -

А он  отвeтил  любопытным : вeчность!

1912.

x x x

Я ненавижу свeт 

Однообразных  звeзд .

Здравствуй, мой давнiй бред ,-

Башни стрeльчатой рост !

Кружевом  камень будь

И паутиной стань:

Неба пустую грудь

Тонкой иглою рань.

Будет  и мой черед  -

Чую размах  крыла.

Так  -- но куда уйдет 

Мысли живой стрeла?

Или свой путь и срок 

Я, исчерпав , вернусь:

Там  -- я любить не мог ,

Здeсь -- я любить боюсь...

1912.

Казино.

Я не поклонник  радости предвзятой,

Подчас  природа сeрое пятно,-

Мнe в  опьяненьи легком  суждено

Извeдать краски жизни небогатой.

Играет  вeтер  тучею косматой,

Ложится якорь на морское дно,

И бездыханная, как  полотно,

Душа висит  над  бездною проклятой.

Но я люблю на дюнах  казино,

Широкiй вид  в  туманное окно

И тонкiй луч  на скатерти измятой;

И, окружен  водой зеленоватой,

Когда, как  роза, в  хрусталe вино -

Люблю слeдить за чайкою крылатой!

1912.

Царское Село.

Георгiю Иванову.

Поeдем  в  Царское Село!

Свободны, вeтренны и пьяны,

Там  улыбаются уланы,

Вскочив  на крeпкое сeдло...

Поeдем  в  Царское Село!

Казармы, парки и дворцы,

А на деревьях  -- клочья ваты,

И грянут  "здравiя" раскаты

На крик  -- "здорово, молодцы!"

Казармы, парки и дворцы...

Одноэтажные дома,

Гдe однодумы-генералы

Свой коротают  вeк  усталый,

Читая "Ниву" и Дюма...

Особняки -- а не дома!

Свист  паровоза... Eдет  князь.

В  стеклянном  павильонe свита!..

И, саблю волоча сердито,

Выходит  офицер , кичась:

Не сомнeваюсь -- это князь...

И возвращается домой -

Конечно, в  царство этикета,

Внушая тайный страх , карета

С  мощами фрейлины сeдой,

Что возвращается домой...

Золотой.

Цeлый день сырой осеннiй воздух 

Я вдыхал  в  смятеньe и тоскe;

Я хочу поужинать,-- и звeзды

Золотыя в  темном  кошелькe!

И дрожа от  желтаго тумана,

Я спустился в  маленькiй подвал ;

Я нигдe такого ресторана

И такого сброда не видал !

Мелкiе чиновники, японцы,

Теоретики чужой казны...

За прилавком  щупает  червонцы

Человeк  -- и всe они пьяны.

Будьте так  любезны, размeняйте,

Убeдительно его прошу -

Только мнe бумажек  не давайте, -

Трехрублевок  я не выношу!

Что мнe дeлать с  пьяною оравой?

Как  попал  сюда я, Боже мой?

Если я на то имeю право -

Размeняйте мнe мой золотой!

1912.

Старик .

Уже свeтло, поет  сирена

В  седьмом  часу утра.

Старик , похожiй на Верлэна,-

Теперь твоя пора!

В  глазах  лукавый или дeтскiй

Зеленый огонек ;

На шею нацeпил  турецкiй

Узорчатый платок .

Он  богохульствует , бормочет 

Несвязныя слова;

Он  исповeдоваться хочет  -

Но согрeшить сперва.

Разочарованный рабочiй

Иль огорченный мот  -

А глаз , подбитый в  нeдрах  ночи,

Как  радуга цвeтет .

Так , соблюдая день субботнiй,

Плетется он  -- когда

Глядит  из  каждой подворотни

Веселая нужда;

А дома -- руганью крылатой,

От  ярости блeдна,-

Встрeчает  пьянаго Сократа

Суровая жена!

1913.

Петербургскiя строфы.

Н. Гумилеву.

Над  желтизной правительственных  зданiй

Кружилась долго мутная метель,

И правовeд  опять садится в  сани,

Широким  жестом  запахнув  шинель.

Зимуют  пароходы. На припекe

Зажглось каюты толстое стекло.

Чудовищна -- как  броненосец  в  докe -

Россiя отдыхает  тяжело.

А над  Невой -- посольства полумiра,

Адмиралтейство, солнце, тишина!

И государства крeпкая порфира,

Как  власяница грубая, бeдна.

Тяжка обуза сeвернаго сноба -

Онегина старинная тоска;

На площади Сената -- вал  сугроба,

Дымок  костра и холодок  штыка...

Черпали воду ялики, и чайки

Морскiя посeщали склад  пеньки,

Гдe, продавая сбитень или сайки,

Лишь оперные бродят  мужики.

Летит  в  туман  моторов  вереница;

Самолюбивый, скромный пeшеход  -

Чудак  Евгенiй -- бeдности стыдится,

Бензин  вдыхает  и судьбу клянет !

1913.

x x x

В  душном  барe иностранец ,

Я нерeдко, в  час  глухой,

Уходя от  тусклых  пьяниц ,

Становлюсь самим  собой.

Дeв  полуночных  отвага

И безумных  звeзд  разбeг ,

Да привяжется бродяга,

Вымогая на ночлег .

Кто, скажите, мнe сознанье

Виноградом  замутит ,

Если явь -- Петра созданье,

Мeдный всадник  и гранит ?

Слышу с  крeпости сигналы,

Замeчаю, как  тепло.

Выстрeл  пушечный в  подвалы,

Вeроятно, донесло.

И гораздо глубже бреда

Воспаленной головы -

Звeзды, трезвая бесeда,

Вeтер  западный с  Невы...

1913.

Лютеранин .

Я на прогулкe похороны встрeтил 

Близ  протестантской кирхи, в  воскресенье.

Разсeянный прохожiй, я замeтил 

Тeх  прихожан  суровое волненье.

Чужая рeчь не достигала слуха,

И только упряжь тонкая сiяла,

Да мостовая праздничная глухо

Лeнивыя подковы отражала.

А в  эластичном  сумракe кареты,

Куда печаль забилась, лицемeрка,

Без  слов , без  слез , скупая на привeты,

Осенних  роз  мелькнула бутоньерка.

Тянулись иностранцы лентой черной

И шли пeшком  заплаканныя дамы,

Румянец  под  вуалью, и упорно

Над  ними кучер  правил  вдаль, упрямый.

Кто б  ни был  ты, покойный лютеранин ,

Тебя легко и просто хоронили.

Был  взор  слезой приличной затуманен ,

И сдержанно колокола звонили.

И думал  я: витiйствовать не надо.

Мы не пророки, даже не предтечи,

Не любим  рая, не боимся ада,

И в  полдень матовый горим , как  свeчи.

1912.

Айя-Софiя.

1.

Айя-Софiя -- здeсь остановиться

Судил  Господь народам  и царям !

Вeдь купол  твой, по слову очевидца,

Как  на цeпи подвeшен  к  небесам .

2.

И всeм  примeр  -- года гстинiана,

Когда похитить для чужих  богов 

Позволила ?фесская Дiана

Сто семь зеленых  мраморных  столбов .

3.

Куда-ж  стремился твой строитель щедрый,

Когда, душой и помыслом  высок ,

Расположил  апсиды и экседры,

Им  указав  на запад  и восток ?

4.

Прекрасен  храм , купающiйся в  мiрe,

И сорок  окон  -- свeта торжество;

На парусах  под  куполом  четыре

Архангела прекраснeе всего.

5.

И мудрое сферическое зданье

Народы и вeка переживет ,

И серафимов  гулкое рыданье

Не покоробит  темных  позолот .

1912.

Notre Dame.

1.

Гдe римскiй судiя судил  чужой народ  -

Стоит  базилика,-- и радостный и первый,

Как  нeкогда Адам , распластывая нервы,

Играет  мышцами крестовый легкiй свод .

2.

Но выдает  себя снаружи тайный план !

Здeсь позаботилась подпружных  арок  сила,

Чтоб  масса грузная стeны не сокрушила,

И свода дерзкаго бездeйствует  таран .

3.

Стихiйный лабиринт , непостижимый лeс ,

Души готической разсудочная пропасть,

Египетская мощь и христiанства робость,

С  тростинкой рядом  -- дуб  и всюду царь -- отвeс .

4.

Но чeм  внимательнeй, твердыня Notre Dame,

Я изучал  твои чудовищныя ребра,-

Тeм  чаще думал  я: из  тяжести недоброй

И я когда-нибудь прекрасное создам .

1912.

О. Мандельштам . Tristia. Petropolis, Петербург -Берлин , 1922.

Настоящее изданiе отпечатано в  количествe трех  тысяч  экземпляров . Из  них  сто нумерованных .

Обложка и марка работы М. В. Добужинскаго. Отпечатано в  типографiи Зинабург  и Ко. в  Берлинe в  1922 году для издательства "Петрополис ".

x x x

-- Как  этих  покрывал  и этого убора

Мнe пышность тяжела средь моего позора!

-- Будет  в  каменной Трезенe

Знаменитая бeда,

Царской лeстницы ступени

Покраснeют  от  стыда,

.................

.................

И для матери влюбленной

Солнце черное взойдет .

-- О, если б  ненависть в  груди моей кипeла -

Но, видите, само признанье с  уст  слетeло.

-- Черным  пламенем  Федра горит 

Среди бeлаго дня.

Погребальный факел  горит 

Среди бeлаго дня.

Бойся матери, ты, Ипполит :

Федра -- ночь -- тебя сторожит 

Среди бeлаго дня.

-- Любовью черною я солнце запятнала

Смерть охладит  мой пыл  из  чистаго фiала...

-- Мы боимся, мы не смeем 

Горю царскому помочь.

Уязвленная Тезеем 

На него напала ночь.

Мы же, пeснью похоронной

Провожая мертвых  в  дом ,

Страсти дикой и безсонной

Солнце черное уймем .

1916

Звeринец .

1

Отверженное слово "мир "

В  началe оскорбленной эры;

Свeтильник  в  глубинe пещеры

И воздух  горных  стран  -- эфир ;

?фир , которым  не сумeли,

Не захотeли мы дышать.

Козлиным  голосом , опять,

Поют  косматыя свирeли.

2

Пока ягнята и волы

На тучных  пастбищах  водились

И дружелюбные садились

На плечи сонных  скал  орлы,-

Германец  выкормил  орла,

И лев  британцу покорился,

И галльскiй гребень появился

Из  пeтушинаго хохла.

3

А нынe завладeл  дикарь

Священной палицей Геракла,

И черная земля изсякла,

Неблагодарная, как  встарь.

Я палочку возьму сухую,

Огонь добуду из  нея.

Пускай уходит  в  ночь глухую

Мной всполошенное звeрье.

4

Пeтух , и лев , темно-бурый

Орел , и ласковый медвeдь -

Мы для войны построим  клeть,

Звeриныя пригрeем  шкуры.

А я пою вино времен ,

Источник  рeчи италiйской,

И, в  колыбели праарiйской,

Славянскiй и германскiй лен .

5

Италiя, тебe не лeнь

Тревожить Рима колесницы,

С  кудахтаньем домашней птицы

Перелетeв  через плетень?

И ты, сосeдка, не взыщи:

Орел  топорщится и злится.

Что, если для твоей пращи

Тяжелый камень не сгодится?

6

В  звeринцe заперев  звeрей,

Мы успокоимся надолго,

И станет  полноводнeй Волга,

И рейнская струя свeтлeй.

И умудренный человeк 

Почтит  невольно чужестранца,

Как  полубога, буйством  танца,

На берегах  великих  рeк !

1916

x x x

В  разноголосицe дeвическаго хора

Все церкви нeжныя поют  на голос  свой,

И в  дугах  каменных  Успeнскаго собора

Мнe брови чудятся, высокiя, дугой.

И с  укрeпленнаго архангелами вала

Я город  озирал  на чудной высотe.

В  стeнах  Акрополя печаль меня снeдала,

По русском  имени и русской красотe.

Не диво ль дивное, что вертоград  нам  снится,

Гдe рeют  голуби в  горячей синевe,

Что православные крюки поет  черница:

Успенье нeжное -- Флоренцiя в  Москвe.

И пятиглавые московскiе соборы

С  их  итальянскою и русскою душой

Напоминают  мнe -- явленiе Авроры,

Но с  русским  именем  и в  шубкe мeховой.

1916

x x x

На розвальнях , уложенных  соломой,

Едва прикрытые рогожей роковой,

От  Воробьевых  гор  до церковки знакомой

Мы eхали огромною Москвой.

А в  Угличe играют  дeти в  бабки,

И пахнет  хлeб , оставленный в  печи.

По улицам  меня везут  без  шапки,

И теплятся в  часовнe три свeчи.

Не три свeчи горeли, а три встрeчи,

Одну из  них  сам  Бог  благословил ,

Четвертой не бывать,-- а Рим  далече,

И никогда он  Рима не любил .

Ныряли сани в  черные ухабы,

И возвращался с  гульбища народ .

Худые мужики и злыя бабы

Лущили сeмя у ворот .

Сырая даль от  птичьих  стай чернeла,

И связанныя руки затекли.

Царевича везут  -- нeмeет  страшно тeло,

И рыжую солому подожгли.

1916

Соломинка

I

Когда, соломинка, ты спишь в  огромной спальнe

И ждешь, безсонная, чтоб , важен  и высок ,

Спокойной тяжестью -- что может  быть печальнeй -

На вeки чуткiя спустился потолок ,

Соломка звонкая, соломинка сухая,

Всю смерть ты выпила и сдeлалась нeжнeй,

Сломалась милая соломка неживая,

Не Саломея, нeт , соломинка скорeй.

В  часы безсонницы предметы тяжелeе,

Как  будто меньше их  -- такая тишина -

Мерцают  в  зеркалe подушки, чуть бeлeя,

И в  круглом  омутe кровать отражена.

Нeт , не соломинка в  торжественном  атласe,

В  огромной комнатe над  черною Невой,

Двeнадцать мeсяцев  поют  о смертном  часe,

Струится в  воздухe лед  блeдно-голубой.

Декабрь торжественный струит  свое дыханье,

Как  будто в  комнатe тяжелая Нева.

Нeт , не Соломинка, Лигейя, умиранье -

Я научился вам , блаженныя слова.

II

Я научился вам , блаженныя слова,

Ленор , Соломинка, Лигейя, Серафита,

В  огромной комнатe тяжелая Нева,

И голубая кровь струится из  гранита.

Декабрь торжественный сiяет  над  Невой.

Двeнадцать мeсяцев  поют  о смертном  часe.

Нeт , не соломинка в  торжественном  атласe

Вкушает  медленный, томительный покой.

В  моей крови живет  декабрьская Лигейя,

Чья в  саркофагe спит  блаженная любовь,

А та, соломинка, быть может  Саломея,

Убита жалостью и не вернется вновь.

1916

x x x

-- Я потеряла нeжную камею,

Не знаю гдe, на берегу Невы.

Я римлянку прелестную жалeю -

Чуть не в  слезах  мнe говорили вы.

Но для чего, прекрасная грузинка,

Тревожить прах  божественных  гробниц ?

Еще одна пушистая снeжинка

Растаяла на вeерe рeсниц .

И кроткую вы наклонили шею.

Камеи нeт  -- нeт  римлянки, увы.

Я Тинотину смуглую жалeю -

Дeвичiй Рим  на берегу Невы.

1916

x x x

Собирались эллины войною

На прелестный остров  Саламин .

Он , отторгнут  вражеской рукою,

Виден  был  из  гавани Афин .

А теперь друзья-островитяне

Снаряжают  наши корабли.

Не любили раньше англичане

Европейской сладостной земли.

О, Европа, новая ?ллада,

Охраняй Акрополь и Пирей.

Нам  подарков  с  острова не надо,

Цeлый лeс  незваных  кораблей.

1916

x x x

I

Мнe холодно. Прозрачная весна

В  зеленый пух  Петрополь одeвает 

Но, как  медуза, невская волна

Мнe отвращенье легкое внушает .

По набережной сeверной рeки

Автомобилей мчатся свeтляки,

Летят  стрекозы и жуки стальные,

Мерцают  звeзд  булавки золотыя,

Но никакiя звeзды не убьют 

Морской воды тяжелый изумруд .

II

В  Петрополе прозрачном  мы умрем ,

Гдe властвует  над  нами Прозерпина.

Мы в  каждом  вздохe смертный воздух  пьем ,

И каждый час  нам  смертная година.

Богиня моря, грозная Афина,

Сними могучiй каменный шелом .

В  Петрополе прозрачном  мы умрем ,

Здeсь царствуешь не ты, а Прозерпина.

1916

x x x

1

Не вeря воскресенья чуду,

На кладбище гуляли мы.

-- Ты знаешь, мнe земля повсюду

Напоминает  тe холмы

.................

.................

Гдe обрывается Россiя

Над  морем  черным  и глухим .

2

От  монастырских  косогоров 

Широкiй убeгает  луг .

Мнe от  владимирских  просторов 

Так  не хотeлося на юг ,

Но в  этой темной, деревянной

И юродивой слободe

С  такой монашкою туманной

Остаться -- значит  быть бeдe.

3

Цeлую локоть загорeлый

И лба кусочек  восковой.

Я знаю -- он  остался бeлый

Под  смуглой прядью золотой.

Цeлую кисть, гдe от  браслета

Еще бeлeет  полоса.

Тавриды пламенное лeто

Творит  такiя чудеса.

4

Как  скоро ты смуглянкой стала

И к  Спасу бeдному пришла,

Не отрываясь цeловала,

А гордою в  Москвe была.

Нам  остается только имя:

Чудесный звук , на долгiй срок .

Прими ж  ладонями моими

Пересыпаемый песок .

1916

x x x

?та ночь непоправима,

А у вас  еще свeтло.

У ворот  Ерусалима

Солнце черное взошло.

Солнце желтое страшнeе.

Баю, баюшки, баю,

В  свeтлом  храмe Iудеи

Хоронили мать мою.

Благодати не имeя

И священства лишены,

В  свeтлом  храмe Iудеи

Отпeвали прах  жены.

И над  матерью звенeли

Голоса израильтян .

-- Я проснулся в  колыбели,

Черным  солнцем  осiян .

1916

Декабрист 

"Тому свидeтельство языческiй сенат  -

Сiи дeла не умирают ."

Он  раскурил  чубук  и запахнул  халат ,

А рядом  в  шахматы играют .

Честолюбивый сон  он  промeнял  на сруб 

В  глухом  урочище Сибири

И вычурный чубук  у ядовитых  губ ,

Сказавших  правду в  скорбном  мiрe.

Шумeли в  первый раз  германскiе дубы,

Европа плакала в  тенетах ,

Квадриги черныя вставали на дыбы

На трiумфальных  поворотах .

Бывало, голубой в  стаканах  пунш  горит ,

С  широким  шумом  самовара

Подруга рейнская тихонько говорит ,

Вольнолюбивая гитара.

Еще волнуются живые голоса

О сладкой вольности гражданства,

Но жертвы не хотят  слeпыя небеса,

Вeрнeе труд  и постоянство.

Все перепуталось, и некому сказать,

Что, постепенно холодeя,

Все перепуталось, и сладко повторять:

Россiя, Лета, Лорелея.

1917

Меганом 

1

Еще далеко асфоделей

Прозрачно-сeрая весна,

Пока еще на самом  дeлe

Шуршит  песок , кипит  волна.

Но здeсь душа моя вступает ,

Как  Персефона в  легкiй круг ,

И в  царствe мертвых  не бывает 

Прелестных  загорeлых  рук .

2

Зачeм  же лодкe довeряем 

Мы тяжесть урны гробовой

И праздник  черных  роз  свершаем 

Над  аметистовой водой?

Туда душа моя стремится,

За мыс  туманный Меганом ,

И черный парус  возвратится

Оттуда послe похорон .

3

Как  быстро тучи пробeгают 

Неосвeщенною грядой,

И хлопья черных  роз  летают 

Под  этой вeтреной луной,

И, птица смерти и рыданья,

Влачится траурной каймой

Огромный флаг  воспоминанья

За кипарисною кормой.

4

И раскрывается с  шуршаньем 

Печальный вeер  прошлых  лeт 

Туда, гдe с  темным  содроганьем 

В  песку зарылся амулет .

Туда душа моя стремится,

За мыс  туманный Меганом ,

И черный парус  возвратится

Оттуда послe похорон .

x x x

Когда на площадях  и в  тишинe келейной

Мы сходим  медленно с  ума,

Холоднаго и чистаго рейнвейна

Предложит  нам  жестокая зима.

В  серебряном  ведрe нам  предлагает  стужа

Валгаллы бeлое вино,

И свeтлый образ  сeвернаго мужа

Напоминает  нам  оно.

Но сeверные скальды грубы,

Не знают  радостей игры,

И сeверным  дружинам  любы

Янтарь, пожары и пиры.

Им  только снится воздух  юга,

Чужого неба волшебство.

-- И все-таки упрямая подруга

Откажется попробовать его.

1917

x x x

Среди священников  левитом  молодым 

На стражe утренней он  долго оставался.

Ночь iудейская сгущалася над  ним ,

И храм  разрушенный угрюмо созидался.

Он  говорил : Небес  тревожна желтизна,

Уж  над  Евфратом  ночь, бeгите, iереи.

А старцы думали: Не наша в  том  вина.

Се черно-желтый свeт , се радость Iудеи.

Он  с  нами был , когда на берегу ручья

Мы в  драгоцeнный лен  субботу пеленали

И семисвeщником  тяжелым  освeщали

Iерусалима ночь и чад  небытiя.

1917

x x x

1

Золотистаго меду струя из  бутылки текла

Так  тягуче и долго, что молвить хозяйка успeла:

Здeсь, в  печальной Тавриде, куда нас  судьба занесла,

Мы совсeм  не скучаем , -- и через  плечо поглядeла.

2

Всюду Бахуса службы, как  будто на свeтe одни

Сторожа и собаки. Идешь -- никого не замeтишь.

Как  тяжелыя бочки, спокойные катятся дни.

Далеко в  шалашe голоса: не поймешь, не отвeтишь.

3

Послe чаю мы вышли в  огромный, коричневый сад ,

Как  рeсницы, на окнах  опущены темные шторы,

Мимо бeлых  колонн  мы пошли посмотрeть виноград ,

Гдe воздушным  стеклом  обливаются сонныя горы.

4

Я сказал : Виноград  как  старинная битва живет ,

Гдe курчавые всадники бьются в  кудрявом  порядкe.

В  каменистой Тавриде наука ?ллады -- и вот 

Золотых  десятин  благородныя ржавыя грядки.

5

Ну, а в  комнатe бeлой, как  прялка, стоит  тишина,

Пахнет  уксусом , краской и свeжим  вином  из  подвала.

Помнишь, в  греческом  домe любимая всeми жена,

Не Елена -- другая -- как  долго она вышивала.

6

Золотое руно, гдe же ты, золотое руно -

Всю дорогу шумeли морскiя тяжелыя волны,

И, покинув  корабль, натрудившiй в  морях  полотно,

Одиссей возвратился, пространством  и временем  полный.

1917

x x x

В  тот  вечер  не гудeл  стрeльчатый лeс  органа.

Нам  пeла Шуберта родная колыбель,

Шумeла мельница, и в  пeснях  урагана

Смeялся музыки голубоглазый хмель.

Старинной пeсни мiр  коричневый, зеленый,

Но только вeчно-молодой,

Гдe соловьиных  лип  рокочущiя кроны

С  звeриной яростью качает  царь лeсной.

И сила страшная ночного возвращенья,

Та пeсня дикая, как  черное вино.

?то двойник  -- пустое привидeнье

Безсмысленно глядит  в  холодное окно.

1918

x x x

Твое чудесное произношенье,

Горячiй посвист  хищных  птиц ,

Скажу ль -- живое впечатлeнье

Каких -то шелковых  рeсниц .

"Что" -- Голова отяжелeла...

"Во" -- ?то я тебя зову.

И далеко прошелестeло:

Я тоже на землe живу.

Пусть говорят : любовь крылата.

Смерть окрыленнeе стократ .

Еще душа борьбой об ята,

А наши губы к  ней летят .

И столько воздуха, и шелка,

И вeтра в  шепотe твоем ,

И, как  слeпые, ночью долгой

Мы смeсь безсолнечную пьем .

1918

Tristia

1

Я изучил  науку разставанья

В  простоволосых  жалобах  ночных .

Жуют  волы, и длится ожиданье,

Послeднiй час  веселiй городских ,

И чту обряд  той пeтушиной ночи,

Когда, подняв  дорожной скорби груз ,

Глядeли в  даль заплаканныя очи,

И женскiй плач  мeшался с  пeньем  муз .

2

Кто может  знать при словe -- разставанье,

Какая нам  разлука предстоит ,

Что нам  сулит  пeтушье восклицанье,

Когда огонь в  Акрополе горит ,

И на зарe какой то новой жизни,

Когда в  сeнях  лeниво вол  жует ,

Зачeм  пeтух , глашатай новой жизни,

На городской стeнe крылами бьет ?

3

И я люблю обыкновенье пряжи,

Снует  челнок , веретено жужжит .

Смотри, навстрeчу, словно пух  лебяжiй,

Уже босая Делiя летит .

О, нашей жизни скудная основа,

Куда как  бeден  радости язык !

Все было встарь, все повторится снова,

И сладок  нам  лишь узнаванья миг .

4

Да будет  так : прозрачная фигурка

На чистом  блюдe глиняном  лежит ,

Как  бeличья распластанная шкурка,

Склонясь над  воском , дeвушка глядит .

Не нам  гадать о греческом  ?ребe,

Для женщин  воск , что для мужчины мeдь.

Нам  только в  битвах  выпадает  жребiй,

А им  дано гадая умереть.

1918

Черепаха

1

На каменных  отрогах  Пiэрiи

Водили музы первый хоровод ,

Чтобы, как  пчелы, лирники слeпые

Нам  подарили iонiйскiй мед .

И холодком  повeяло высоким 

От  выпукло-дeвическаго лба,

Чтобы раскрылись правнукам  далеким 

Архипелага нeжные гроба.

2

Бeжит  весна топтать луга ?ллады,

Обула Сафо пестрый сапожек ,

И молоточками куют  цикады,

Как  в  пeсенкe поется перстенек .

Высокiй дом  построил  плотник  дюжiй,

На свадьбу всeх  передушили кур ,

И растянул  сапожник  неуклюжiй

На башмаки всe пять воловьих  шкур .

3

Нерасторопна черепаха-лира,

Едва-едва безпалая ползет ,

Лежит  себe на солнышкe ?пира,

Тихонько грeя золотой живот .

Ну, кто ее такую приласкает ,

Кто спящую ее перевернет ?

Она во снe Терпандра ожидает ,

Сухих  перстов  предчувствуя налет .

4

Поит  дубы холодная криница,

Простоволосая шумит  трава,

На радость осам  пахнет  медуница.

О, гдe же вы, святые острова,

Гдe не eдят  надломленнаго хлeба,

Гдe только мед , вино и молоко,

Скрипучiй труд  не омрачает  неба,

И колесо вращается легко.

1919

x x x

1

Идем  туда, гдe разныя науки

И ремесло -- шашлык  и чебуреки,

Гдe вывeска, изображающая брюки,

Дает  понятье нам  о человeкe.

Мужской сюртук  -- без  головы стремленье,

Цирюльника летающая скрипка

И месмерическiй утюг  -- явленье

Небесных  прачек  -- тяжести улыбка...

2

Здeсь дeвушки старeющiя в  челках 

Обдумывают  странные наряды,

И адмиралы в  твердых  треуголках 

Припоминают  сон  Шехеразады.

Прозрачна даль. Немного винограда,

И неизмeнно дует  вeтер  свeжiй.

Недалеко от  Смирны и Богдада,

Но трудно плыть, а звeзды всюду тe же.

1919

x x x

1

В  хрустальном  омутe какая крутизна!

За нас  сiенскiе предстательствуют  горы,

И сумасшедших  скал  колючiе соборы

Повисли в  воздухe, гдe шерсть и тишина.

2

С  висячей лeстницы пророков  и царей

Спускается орган , святого духа крeпость,

Овчарок  бодрый лай и добрая свирeпость,

Овчины пастухов  и посохи судей.

3

Вот  неподвижная земля, и вмeстe с  ней

Я христiанства пью холодный горный воздух ,

Крутое Вeрую и псалмопeвца роздых ,

Ключи и рубища апостольских  церквей.

4

Какая линiя могла бы передать

Хрусталь высоких  нот  в  эфирe укрeпленном ,

И с  христiанских  гор  в  пространствe изумленном ,

Как  Палестины пeснь, нисходит  благодать.

1919

x x x

Природа тот  же Рим , и отразилась в  нем .

Мы видим  образы его гражданской мощи

В  прозрачном  воздухe, как  в  циркe голубом ,

На форумe полей и в  колоннадe рощи.

Природа тот  же Рим , и кажется опять

Нам  незачeм  богов  напрасно безпокоить,

Есть внутренности жертв , чтоб  о войнe гадать,

Рабы, чтобы молчать, и камни, чтобы строить.

x x x

Только дeтскiя книги читать,

Только дeтскiя думы лелeять,

Все большое далеко развeять,

Из  глубокой печали возстать.

Я от  жизни смертельно устал ,

Ничего от  нея не прiемлю,

Но люблю мою бeдную землю,

Оттого что иной не видал .

Я качался в  далеком  саду

На простой деревянной качели,

И высокiя темныя ели

Вспоминаю в  туманном  бреду.

x x x

Вернись в  смeсительное лоно,

Откуда, Лiя, ты пришла,

За то, что солнцу Иллiона

Ты желтый сумрак  предпочла.

Иди, никто тебя не тронет ,

На грудь отца, в  глухую ночь,

Пускай главу свою уронит 

Кровосмeсительница-дочь.

Но роковая перемeна

В  тебe исполниться должна.

Ты будешь Лiя -- не Елена.

Не потому наречена,

Что царской крови тяжелeе

Струиться в  жилах , чeм  другой -

Нeт , ты полюбишь iудея,

Исчезнешь в  нем  -- и Бог  с  тобой.

x x x

О, этот  воздух , смутой пьяный,

На черной площади Кремля

Качают  шаткiй "мир " смутьяны,

Тревожно пахнут  тополя.

Соборов  восковые лики,

Колоколов  дремучiй лeс ,

Как  бы разбойник  без языкiй

В  стропилах  каменных  исчез .

А в  запечатанных  соборах ,

Гдe и прохладно, и темно,

Как  в  нeжных  глиняных  амфорах ,

Играет  русское вино.

Успенскiй, дивно округленный,

Весь удивленье райских  дуг ,

И Благовeщенскiй, зеленый,

И, мнится, заворкует  вдруг .

Архангельскiй и Воскресенья

Просвeчивают , как  ладонь -

Повсюду скрытое горeнье,

В  кувшинах  спрятанный огонь...

x x x

1

В  Петербургe мы сойдемся снова,

Словно солнце мы похоронили в  нем ,

И блаженное, безсмысленное слово

В  первый раз  произнесем .

В  черном  бархатe совeтской ночи,

В  бархатe всемiрной пустоты,

Все поют  блаженных  жен  родныя очи,

Все цвeтут  безсмертные цвeты.

2

Дикой кошкой горбится столица,

На мосту патруль стоит ,

Только злой мотор  во мглe промчится

И кукушкой прокричит .

Мнe не надо пропуска ночного,

Часовых  я не боюсь:

За блаженное, безсмысленное слово

Я в  ночи совeтской помолюсь.

3

Слышу легкiй театральный шорох 

И дeвическое "ах " -

И безсмертных  роз  огромный ворох 

У Киприды на руках .

У костра мы грeемся от  скуки,

Может  быть вeка пройдут ,

И блаженных  жен  родныя руки

Легкiй пепел  соберут .

4

Гдe то грядки красныя партера,

Пышно взбиты шифоньерки лож ;

Заводная кукла офицера;

Не для черных  душ  и низменных  святош ...

Что ж , гаси, пожалуй, наши свeчи

В  черном  бархатe всемiрной пустоты,

Все поют  блаженных  жен  крутыя плечи,

А ночного солнца не замeтишь ты.

25 ноября 1920 г.

x x x

На перламутровый челнок 

Натягивая шелка нити,

О, пальцы гибкiе, начните

Очаровательный урок .

Приливы и отливы рук ,

Однообразныя движенья,

Ты заклинаешь, без  сомнeнья,

Какой-то солнечный испуг ,

Когда широкая ладонь,

Как  раковина, пламенeя,

То гаснет , к  тeням  тяготeя,

То в  розовый уйдет  огонь.

x x x

От  легкой жизни мы сошли с  ума.

С  утра вино, а с  вечера похмелье.

Как  удержать напрасное веселье,

Румянец  твой, о пьяная чума?

В  пожатьи рук  мучительный обряд ,

На улицах  ночные поцeлуи,

Когда рeчныя тяжелeют  струи,

И фонари, как  факелы, горят .

Мы смерти ждем , как  сказочнаго волка,

Но я боюсь, что раньше всeх  умрет 

Тот , у кого тревожно-красный рот 

И на глаза спадающая челка.

x x x

Что поют  часы-кузнечик ,

Лихорадка шелестит ,

И шуршит  сухая печка,-

?то красный шелк  горит .

Что зубами мыши точат 

Жизни тоненькое дно,

?то ласточка и дочкe

Отвязала мой челнок .

Что на крышe дождь бормочет ,-

?то черный шелк  горит ,

Но черемуха услышит 

И на днe морском  простит .

Потому что смерть невинных ,

И ничeм  нельзя помочь,

Что в  горячкe соловьиной

Сердце теплое еще.

x x x

Уничтожает  пламень

Сухую жизнь мою,

И нынe я не камень,

А дерево пою.

Оно легко и грубо;

Из  одного куска

И сердцевина дуба,

И весла рыбака.

Вбивайте крeпче сваи,

Стучите, молотки,

О деревянном  раe,

Гдe вещи так  легки.

x x x

Мнe Тифлис  горбатый снится,

Сазандарiй стон  звенит ,

На мосту народ  толпится,

Вся ковровая столица,

А внизу Кура шумит .

Над  Курою есть духаны,

Гдe вино и милый плов ,

И духанщик  там  румяный

Подает  гостям  стаканы

И служить тебe готов .

Кахетинское густое

Хорошо в  подвалe пить,

Там  в  прохладe, там  в  покоe

Пейте вдоволь, пейте двое:

Одному не надо пить.

В  самом  маленьком  духанe

Ты товарища найдешь.

Если спросишь Телiани.

Поплывет  Тифлис  в  туманe,

Ты в  духанe поплывешь.

x x x

Американка в  двадцать лeт 

Должна добраться до Египта,

Забыв  Титаника совeт ,

Что спит  на днe мрачнeе крипта.

В  Америкe гудки поют ,

И красных  небоскребов  трубы

Холодным  тучам  отдают 

Свои прокопченныя губы.

И в  Луврe океана дочь

Стоит , прекрасная, как  тополь,

Чтоб  мрамор  сахарный толочь,

Влeзает  бeлкой на Акрополь.

Не понимая ничего,

Читает  Фауста в  вагонe

И сожалeет , отчего

Людовик  больше не на тронe.

x x x

Сестры тяжесть и нeжность,-- одинаковы ваши примeты,

Медуницы и осы тяжелую розу сосут ,

Человeк  умирает , песок  остывает  согрeтый,

И вчерашнее солнце на черных  носилках  несут .

Ах , тяжелыя соты и нeжныя сeти,

Легче камень поднять, чeм  вымолвить слово -- любить,

У меня остается одна забота на свeтe,

Золотая забота, как  времени бремя избыть.

Словно темную воду, я пью помутившiйся воздух ,

Время вспахано плугом , и роза землею была,

В  медленном  водоворотe тяжелыя нeжныя розы,

Розы тяжесть и нeжность в  двойные вeнки заплела.

1920

x x x

1

Я наравнe с  другими

Хочу тебe служить,

От  ревности сухими

Губами ворожить.

Не утоляет  слово

Мнe пересохших  уст ,

И без  тебя мнe снова

Дремучiй воздух  пуст .

2

Я больше не ревную,

Но я тебя хочу,

И сам  себя несу я,

Как  жертву, палачу.

Тебя не назову я

Ни радость, ни любовь;

На дикую, чужую

Мнe подмeнили кровь.

3

Еще одно мгновенье,

И я скажу тебe:

Не радость, а мученье

Я нахожу в  тебe.

И, словно преступленье,

Меня к  тебe влечет 

Искусанный в  смятеньи,

Вишневый нeжный рот .

4

Вернись ко мнe скорeе:

Мнe страшно без  тебя.

Я никогда сильнeе

Не чувствовал  тебя.

И в  полуночной драмe,

Во снe иль наяву,

В  тревогe иль в  истомe -

Но я тебя зову.

1920

x x x

1

Чуть мерцает  призрачная сцена,

Хоры слабые тeней,

Захлестнула шелком  Мельпомена

Окна храмины своей.

Черным  табором  стоят  кареты,

На дворe мороз  трещит ,

Все космато: люди и предметы,

И горячiй снeг  хрустит .

2

Понемногу челядь разбирает 

Шуб  медвeжьих  вороха,

В  суматохe бабочка летает ,

Розу кутают  в  мeха.

Модной пестряди кружки и мошки,

Театральный легкiй жар ,

А на улицe мигают  плошки,

И тяжелый валит  пар .

3

Кучера измаялись от  крика,

И кромeшна ночи тьма.

Ничего, голубка ?вридика,

Что у нас  студеная зима.

Слаще пeнья итальянской рeчи

Для меня родной язык ,

Ибо в  нем  таинственно лепечет 

Чужеземных  арф  родник .

4

Пахнет  дымом  бeдная овчина,

От  сугроба улица черна.

Из  блаженнаго, пeвучаго притона

К  нам  летит  безсмертная весна,

Чтобы вeчно арiя звучала

"Ты вернешься на зеленые луга" -

И живая ласточка упала

На горячiе снeга.

Веницейская жизнь

1

Веницейской жизни мрачной и безплодной

Для меня значенiе свeтло,

Вот  она глядит  с  улыбкою холодной

В  голубое дряхлое стекло.

2

Тонкiй воздух , кожи синiя прожилки,

Бeлый снeг , зеленая парча,

Всeх  кладут  на кипарисныя носилки,

Сонных , теплых  вынимают  из  плаща.

3

И горят , горят  в  корзинах  свeчи,

Словно голубь залетeл  в  ковчег ,

На театрe и на праздном  вeчe

Умирает  человeк .

4

Ибо нeт  спасенья от  любви и страха,

Тяжелeе платины Сатурново кольцо,

Черным  бархатом  завeшенная плаха

И прекрасное лицо.

5

Тяжелы твои, Венецiя, уборы,

В  кипарисных  рамах  зеркала.

Воздух  твой граненый. В  спальнe тают  горы

Голубого, дряхлаго стекла.

6

Только в  пальцах  роза или склянка,

Адрiатика зеленая, прости,

Что же ты молчишь, скажи, венецiанка?

Как  от  этой смерти праздничной уйти?

7

Черный Веспер  в  зеркалe мерцает ,

Все проходит . Истина темна.

Человeк  родится. Жемчуг  умирает .

И Сусанна старцев  ждать должна.

1920

x x x

Мнe жалко, что теперь зима,

И комаров  не слышно в  домe,

Но ты напомнила сама

О легкомысленной соломe.

Стрекозы вьются в  синевe,

И ласточкой кружится мода,

Корзиночка на головe -

Или напыщенная ода?

Совeтовать я не берусь,

И безполезны отговорки,

Но взбитых  сливок  вeчен  вкус 

И запах  апельсинной корки.

Ты все толкуешь наобум ,

От  этого ничуть не хуже,

Что дeлать: самый нeжный ум 

Весь помeщается снаружи.

И ты пытаешься желток 

Взбивать разсерженною ложкой,

Он  побeлeл , он  изнемог  -

И все-таки, еще немножко...

В  тебe все дразнит , все поет ,

Как  итальянская рулада.

И маленькiй вишневый рот 

Сухого просит  винограда.

Так  не старайся быть умнeй,

В  тебe все прихоть, все минута.

И тeнь от  шапочки твоей

Венецiанская баута.

Декабрь 1920

x x x

Вот  дароносица, как  солнце золотое

Повисла в  воздухe -- великолeпный миг .

Здeсь должен  прозвучать лишь греческiй язык :

Взять в  руки цeлый мир , как  яблоко простое.

Богослуженiя торжественный зенит ,

Свeт  в  круглой храминe под  куполом  в  iюлe,

Чтоб  полной грудью мы внe времени вздохнули

О луговинe той, гдe время не бeжит .

И Евхаристiя, как  вeчный полдень длится -

Всe причащаются, играют  и поют ,

И на виду у всeх  божественный сосуд 

Неисчерпаемым  веселiем  струится.

x x x

Когда Психея-жизнь спускается к  тeням 

В  полупрозрачный лeс  вослeд  за Персефоной,

Слeпая ласточка бросается к  ногам 

С  стигiйской нeжностью и вeткою зеленой.

Навстрeчу бeженкe спeшит  толпа тeней,

Товарку новую встрeчая причитаньем ,

И руки слабыя ломают  перед  ней

С  недоумeнiем  и робким  упованьем .

Кто держит  зеркальце, кто баночку духов ;

Душа вeдь женщина, ей нравятся бездeлки,

И лeс  безлиственный прозрачных  голосов 

Сухiя жалобы кропят , как  дождик  мелкiй.

И в  нeжной сутолкe не зная, что начать,

Душа не узнает  прозрачныя дубравы,

Дохнет  на зеркало и медлит  передать

Лепешку мeдную с  туманной переправы.

x x x

Возьми на радость из  моих  ладоней

Немного солнца и немного меда,

Как  нам  велeли пчелы Персефоны.

Не отвязать неприкрeпленной лодки,

Не услыхать в  мeха обутой тeни,

Не превозмочь в  дремучей жизни страха.

Нам  остаются только поцeлуи,

Мохнатыя, как  маленькiя пчелы,

Что умирают , вылетeв  из  улья.

Они шуршат  в  прозрачных  дебрях  ночи,

Их  родина дремучiй лeс  Тайгета,

Их  пища -- время, медуница, мята.

Возьми ж  на радость дикiй мой подарок  -

Невзрачное сухое ожерелье

Из  мертвых  пчел , мед  превративших  в  солнце.

Сумерки свободы

1

Прославим , братья, сумерки свободы,

Великiй сумеречный год .

В  кипящiя ночныя воды

Опущен  грузный лeс  тенет .

Восходишь ты в  глухiе годы,

О, солнце, судiя-народ .

2

Прославим  роковое бремя,

Которое в  слезах  народный вождь берет .

Прославим  власти сумрачное бремя,

Ее невыносимый гнет .

В  ком  сердце есть, тот  должен  слышать, время,

Как  твой корабль ко дну идет .

3

Мы в  легiоны боевые

Связали ласточек , и вот 

Не видно солнца, вся стихiя

Щебечет , движется, живет ,

Сквозь сeти сумерки густыя

Не видно солнца, и земля плывет .

4

Ну что ж , попробуем : огромный, неуклюжiй,

Скрипучiй поворот  руля.

Земля плывет . Мужайтесь, мужи,

Как  плугом , океан  дeля,

Мы будем  помнить и в  летейской стужe,

Что десяти небес  нам  стоила земля.

x x x

1

На страшной высотe блуждающiй огонь,

Но развe так  звeзда мерцает ?

Прозрачная звeзда, блуждающiй огонь,

Твой брат , Петрополь, умирает .

2

На страшной высотe земные сны горят ,

Зеленая звeзда летает .

О, если ты звeзда,-- воды и неба брат ,

Твой брат , Петрополь, умирает .

3

Чудовищный корабль на страшной высотe

Несется, крылья расправляет .

Зеленая звeзда, в  прекрасной нищетe

Твой брат , Петрополь, умирает .

4

Прозрачная весна над  черною Невой

Сломалась. Воск  безсмертья тает .

О, если ты звeзда -- Петрополь, город  твой,

Твой брат , Петрополь, умирает .

Ласточка

1

Я слово позабыл , что я хотeл  сказать:

Слeпая ласточка в  чертог  тeней вернется

На крыльях  срeзанных  с  прозрачными играть.

В  безпамятствe ночная пeснь поется.

2

Не слышно птиц . Безсмертник  не цвeтет ,

Прозрачны гривы табуна ночного,

В  сухой рeкe пустой челнок  плывет ,

Среди кузнечиков  безпамятствует  слово.

3

И медленно растет  как  бы шатер  иль храм ,

То вдруг  прикинется безумной Антигоной,

То мертвой ласточкой бросается к  ногам 

С  стигiйской нeжностью и вeткою зеленой.

4

О, если бы вернуть и зрячих  пальцев  стыд .

И выпуклую радость узнаванья,

Я так  боюсь рыданья Аонид ,

Тумана, звона и зiянья.

5

А смертным  власть дана любить и узнавать,

Для них  и звук  в  персты прольется,

Но я забыл , что я хочу сказать,

И мысль безплотная в  чертог  тeней вернется.

6

Все не о том  прозрачная твердит ,

Все ласточка, подружка, Антигона...

А на губах , как  черный лед , горит 

Стигiйскаго воспоминанье звона.

1920

x x x

За то, что я руки твои не сумeл  удержать,

За то, что я предал  соленыя нeжныя губы,

Я должен  разсвeта в  дремучем  акрополe ждать.

Как  я ненавижу плакучiе древнiе срубы.

Ахейскiе мужи во тьмe снаряжают  коня,

Зубчатыми пилами в  стeны вгрызаются крeпко,

Никак  не уляжется крови сухая возня,

И нeт  для тебя ни названья, ни звука, ни слeпка.

Как  мог  я подумать, что ты возвратишься, как  смeл !

Зачeм  преждевременно я от  тебя оторвался!

Еще не разсeялся мрак , и пeтух  не пропeл ,

Еще в  древесину горячiй топор  не врeзался.

Прозрачной слезой на стeнах  проступила смола,

И чувствует  город  свои деревянныя ребра,

Но хлынула к  лeстницам  кровь и на приступ  пошла,

И трижды приснился мужам  соблазнительный образ .

Гдe милая Троя, гдe царскiй, гдe дeвичiй дом ?

Он  будет  разрушен , высокiй Прiамов  скворешник .

И падают  стрeлы сухим  деревянным  дождем ,

И стрeлы другiя растут  на землe, как  орeшник .

Послeдней звeзды безболeзненно гаснет  укол ,

И сeрою ласточкой утро в  окно постучится,

И медленный день, как  в  соломe проснувшiйся вол 

На стогнах  шершавых  от  долгаго сна шевелится.

Декабрь 1920

x x x

Исакiй под  фатой молочной бeлизны

Стоит  сeдою голубятней,

И посох  бередит  сeдыя тишины

И чин  воздушный сердцу внятный.

Столeтних  панихид  блуждающiй призра'к ,

Широкiй вынос  плащаницы,

И в  ветхом  неводe генисаретскiй мрак 

Великопостныя седмицы.

Ветхозавeтный дым  на теплых  алтарях 

И iерея возглас  сирый,

Смиренник  царственный: снeг  чистый на плечах 

И одичалыя порфиры.

Соборы вeчные Софiи и Петра,

Амбары воздуха и свeта,

Зернохранилища вселенскаго добра,

И риги новаго завeта.

Не к  вам  влечется дух  в  годины тяжких  бeд ,

Сюда влачится по ступеням 

Широкопасмурным  несчастья волчiй слeд ,

Ему вовeки не измeним .

Зане свободен  раб , преодолeвшiй страх ,

И сохранилось свыше мeры

В  прохладных  житницах , в  глубоких  закромах 

Зерно глубокой, полной вeры.

1921.