«Подборка стихов»

* * *

Поэт сидит в тюрьме. Тюрьма сидит в поэте.

Он по уши в дерьме, он хуже всех на свете.

Он вроде бы убил, а может быть, ограбил.

Ах, до чего любил играть он против правил.

И лето, и зима проходят мимо кассы.

А в нем самом тюрьма и неизбывный карцер.

И не помрешь во сне, и заднего не врубишь.

Над шконкой на стене - портрет Татьяны Друбич.

За эту чепуху,

за девочку за эту

прости как на духу все косяки поэту.

А.С.

ГНЕВ И ЛЮБОВЬ

Это мой океан. Я, рожденный в холодных теченьях,

ледниковою рыбой стою у парадного входа

в саркофаг бытия, где из всех вариантов прочтений

Книги Жизни – мне врежутся в память лишь детские годы.

Отслоятся листами стихи, словно мертвая кожа

древних ящеров, бивших хвостами в станок Гуттенберга.

И когда я взлечу, то пойму, что полет не возможен

из-за крайней полярности рвущихся в сердце энергий.

И когда я качнусь, уцепившись ногтями за вечер,

утянув за собой небосвода измятую простынь,

мне откроется пропасть бессмысленных дел человечьих,

словно вклеенный в книгу Иова аляпистый постер.

Будет гнев – затаившийся блеск восклицательных знаков,

превращенных в штыки для ведения ближнего боя.

И на выставке язв в галереях тифозных бараков

победит расписавший вселенную собственной кровью.

Это мой океан, я оставлю ему завещанье

в золотой чешуе новорожденной дочери-рыбы.

Но пока я стою у парадного входа с вещами

и смотрю, как ушедшие первыми встретили гибель.

Это древнегерманское племя сикамбров на Рейне,

истребленное метлами дворников Римского папы,

вдохновило безумием гений разумного Гейне

на зачатие мира в лицейской тетради арапа.

Это он, синеглазый цветок абиссинских эмиров,

выткал русскую библию вязью посмертных видений.

И апостол его – тот, которого выбил Мартынов,

и его откровение – вспоротый в морге Есенин.

Там ли мой океан? Мне хотелось бы жить в Кишиневе,

под зеленою лампой, шутя, сочинять эпиграммы

на вульгарных богов, чьи богини торгуют любовью

возле пьяцца Сан-Марко, где в обморок падают фавны.