«Радость и грусть бытия»

Людмила Кулагина Радость и грусть бытия Стихотворения

Два света

Мой читатель, мой друг, визави, На досуге прочтёшь мою душу, Где хватает печали, разлук и любви, – Потрясла меня жизнь, словно грушу. Пусть пронзит твоё сердце стрела Состраданья, любви и разлуки: Как я вынести столько смогла В жизни счастья, и боли, и муки. Не суди, не ругай, а раскрой-отвори Для прощения сердце, как окна Открываю и я для вечерней зари, Где созреет последний мой кокон. Бедолага и я на земле, как и все, Кто свой век и свой грех отбывает. Кто по утренней, кто по вечерней росе, Все убудем из местного «рая». И душа моя бабочкой в небо вспорхнёт, Отлетит, обретя свои крылья. Кто-то близкий вослед ей слезинку смахнёт И застынет в молчанье бессильном. Но пока на земле мы вдыхаем её Воздух жизни, не óтнятый Лéтой[1], Только светом любви в этом мире живём, – Пусть мой свет с вашим встретится светом. 9 мая 2007 г.

Чистый голос жизни

Не люблю толкаться и «крутиться», Чтоб под солнцем место застолбить. Собираю счастье по крупицам, Чтобы жизнь, как птицы, полюбить. Мне всё меньше в этой жизни надо, Чтобы солнцем мир вокруг светил, Пахнул яблоком заоблачного сада, Сѝрином[2] про счастье голосил. Сердце мне шестым и древним чувством Говорит про жизнь: любить спеши! Песней каждый день встречать – искусство Птичьей нестяжательной души. Разве это жизнь: в конторах-клетях? Разве это жизнь: купи-продай? Все мы, как завистливые дети: – Я хочу такое же, отдай! Мне теперь не нужно «прибамбасов»[3], – Я сторонник жизни простоты: Всё, чем Божий мир душе прекрасен, Вряд ли в магазинах купишь ты. Кот на солнце греется – блаженство! Селезень, как принц, плывёт красив! Лист осенний – просто совершенство! Здесь не надо пропусков и «ксив»[4]. Всё бесплатно, всё доступно глазу, – Наслаждайся, впитывай, внемлѝ. Здесь сверкают капли, а не «стразы»[5],– Бриллианты солнечной земли. Ничего, что бедность свои гнёзда Всем небесным певчим птицам вьёт, – Звонче, и пронзительней, и звёздней Жизнь в них чистым голосом поёт! 29 октября 2007 г.

Сирень на улице Гоголя в мае

Полыхала улица сиренью, Неземным дохнул блаженством край! В дивное цветения мгновенье Приоткрылся смертным вешний рай. Засветилась улица родная Аметиста кѝпенным огнём, Будто райских птиц слетела стая На кусты сирени майским днём. Пламенела улица, и пахло Счастьем так в сиреневом раю! Шёл народ по улице, не ахал, Там, где я с открытым ртом стою. У народа – беды и заботы, Шёл, минуя он призыв сирен, Шёл на рынки, речку и работы, А меня взяла в полон сирень. Я стояла, ошалев от чуда, В проходном сиреневом раю. Шла куда, не помню, и откуда, Слыша лишь, как Ангелы поют. Может, рядом ехали машины, Может быть, звучал собачий лай… Я не слышала ни лай, ни шорох шины, – Пел сиреневую песню тихий май. Если петь придётся жизни время, Как смогу цвет мая обойти: Сочиню я оду всем сиреням, Раз в году дышавших раем на пути. Пусть нестоек цвет и запах мая, – Отцветёт, увянет, облетит. Но сиреней бело-розовая стая В облаках души моей летит. 28-29 мая 2007 г.

Вечерний дождь

Дождь, как голубь, клюёт подоконник За холодным вечерним окном, Непогодник, весенник, бессонник Запустил к ночи свой метроном. Дождалѝсь. Наконец-то закапал На обиженный зеленью лес, Подкатился на тучке закатной По агату погасших небес. Он до нас целый день добирался, Хмурил брови и ликом темнел, Видно, плакать не раз собирался, Но зачем-то до ночи терпел. А когда над подушкой витали Полунóчные первые сны, И затихли шумы, слышны стали Потаённые всхлипы весны. Голубь-призрак клюёт капли-крошки: Клюв-клюв-клюв, как-кап-кап – моросит, Мокрым клювом стучится в окошко. Тише, дождик, народ уже спит… В ночь с 1 на 2 мая 2007 г.

Гимн Весне

Какая славная пора – Весенне-майское цветенье! Мне не узнать квадрат двора: Так ярок свет, контрастны тени. И детвора, как мошкара, Роится около песочниц, И жёлтого песка гора Впитала солнечную сочность. Копилками сидят коты, Русалочьим поводят глазом. Пышны, роскошны их хвосты, И так сверкает глаз алмазом! А одуванчиков желтки Гурманы-пчёлы облепили, Их лапки, рыльца, хоботки, Как в пудре, все в цветочной пыли. Шуршат воробышки в песке, Купаясь в нём, как в речке гуси. А я иду собрать в леске Гирлянду ландышевых бусин. Черёмухи миндальный дух Волной душистою накроет, И, словно утренний петух, На счастье жизнь мою настроит. В зелёных кущах парков, рощ Повсюду соловьи уж свищут Во всю их соловьину мощь! И комары вкушают пищу. Комар присел попить кровцы, Пришлось прихлопнуть: мал, да злостен. Звенят зорянки и скворцы – Весны порхающие гости. Щедра кукушка на года. А водяной к болотцу тянет, Где пучеглазая вода Поёт в слиянье Инь и Яней. Синичка тенькает в тени, Мелькая чёрненькой береткой. И близко – руку протяни – Сверкает луч в авоське ветки. В просвете вынырнет река, И в ней – деревьев продолженья. Волна качает их, легка, И заставляет отраженья В зигзаге водных молний жить, В воде посверкивают искры, И дождь из «зайчиков» бежит По веткам ивы золотистый. Плывёт, подчёркивая плоть Лесной кудесницы зелёной, Чьей так души аморфна водь, На волнах цвет, слетевший с клёнов. Вдруг катер выскочит, и чёлн Качается в «хвосте павлиньем», С русалкой в яркой майке в нём. И пляшет солнце в вихре линий! А на полянке, вся в цвету, Среди берёз – невеста-груша. Душистый ветер веет тут И мендельсонно шепчет в уши. Взойдёшь на луг, как на алтарь, Боясь ногой задеть фиалку. Здесь года два, не так, как встарь, Косарь не косит трáвы. Жалко Мне было раньше луг в цвету, – Его красу на корм косили, Где пчёлки были на лету, И смолка, и клубника в силе. Теперь инáче. Луг лежит, Косой безжалостной не тронут, И ветерка волна бежит, По травам, словно по затону. Тропинка вьётся, зелена У подорожника в ладошках. Навеселе, как от вина, Иду, куда ведёт дорожка. В углу полянки – царь-лопух, И дух такой стоит крапивный! Душист мой майский райский луг. Но как зудит комар противный! В чащобе, средь кустов малин Я куст смородины «обрящу», Но, как ужаленный павлин, От комаров сбегу из чащи. Нежданно – парочка в кустах. И вновь крапива-недотрога. И созревает на устах Хвала создавшему всё Богу. Везде звенит чив-чив, чив-чив! Вдруг соловей подпустит трелей! Пускает и душа лучи, Звучит волшебною свирелью. Так ей отрадно, так светло, Так Божий мир блаженством пахнет, Черёмухой, рекой, ветлой, – Душа порхает вешней птахой! 19-20 мая 2007 г.

Петух

Зачем с зарёй народ ты будишь, Взлетев, как пламя, на плетень, Не зная праздников, ни буден, Кричишь окрест: «Да будет день!» Свинья – в хлеву, овца – в загоне, Коровы в стойле не мычат, В яслях и лошади и кони Не выступают, а молчат. Тебе лишь, крикуну, неймётся, Чуть свет, гортань уже дерёшь. Ужели утро не начнётся, Коль ты свой клич не проорёшь?! Кого зовёшь, хвостом блистая, Как мантией златой, цари? То ль гонишь сумрака ты стаю, То ль кличешь радугу зари? Ну, кто тебя уполномочил, Тряся пурпурным гребешком, Гнать сны пророческие ночи, Забравшись на забор верхом? Кто дал тебе такое право, Чьей волей ты миссионер?!.. Как все, клевал бы просо, травы, Не пробуждал дневных химер. Так нет же, Петечке не спится, Орёт своё «Ку-ка-ре-ку!», – Как будто кто-то вставил спицу В бок, шутки ради, дураку. – Ступай, полýночный Шаляпин, Ко-ко-корми ты кур гарем! Придворный люд его аляпист, А он, как Цезарь, на заре Взобраться на трибуну хочет И голосить: «Ку-ка-ре-ку!» Для кур внизу, в навозе, – кочет, Но с Солнцем – Царь он наверху. Едва восток зарёй займётся, Туманно-млечен, как опал, Не спится Петечке, неймётся: Ведь гены помнят – он летал! Теперь живёт он жизнью сытой, Но… пахнет супом во дворе. Не спят в нём гены, и не спит он, И рвётся к Солнцу на заре. 26 мая 2007 г.

Облака над полынковским кладбищем в мае

Облака, облака, облака… Так плывёте, близки, над погостом, Будто кто-то нас издалека Зазывает с небес к себе в гости. Светозарны, воздушны, легки, Так в отчизну зовущие рая! По просторам лазурной реки Вы плывёте, с мечтою играя. И услышав небесный хорал, Кто из нас в этой скорби юдоли По нетленным дворцам не хворал, Не желал иной участи-доли?.. Но печаль, что была глубока, Станет светлой, и глаз прослезится, Над могилкой узрев голубка, И вспорхнёт вдруг душа голубицей. Пусть порой моя жизнь нелегка, Пусть судьба на меня часто злится, Но плывут надо мной облака, И душа моя в небо стремится. 11-12 мая 2007 г.

Обрывки детских воспоминаний

Старинный фильм. Индийское кино. Ворованные яблоки. И прятки. Река по пояс, в полуметре дно. И первая влюблённость без оглядки. Открытки памятные кинозвёзд – «Амфибии», «Бродяги», «Мушкетёров». Страстей любви индийской перехлёст, Бесплотная заоблачность актёров. Приёмник рижский. Фикус. Патефон, Поющий «Рио-Риту» и «Голубку». И абажур – матерчатый плафон. И дýши детства, рыхлые, как губки. И очередь в подвале голубом За молоком. И липкие конфеты – «Подушечки», слепившиеся в ком. Походы в лес за земляникой летом. И сахара варёного луна, Расколотая мамой на кусочки. Коленки в ссадинах, как мякоть кавуна. Игра в «синатры», «матери-и-дочки». И дружные соседи. И лапта. И ожиданье коммунизма втуне. И кукурузный бум, и вся «лапша», Навешанная на судьбе-фортуне. О, как была я счастлива тогда Под музыку мечты, оркестра в парке, Что вдруг судьба своё сказала «Да!», – Позволив жить и мне в стране-подарке. Что у меня два платья – не беда, И туфельки, ободранные с носа, И во дворе – «удобства» и вода, И пахнут бедностью и дом, и папиросы Соседа Сани, что был одноглаз, Пел под гитару, всё равно что Визбор. Из лампочек каких-то и пластмасс Он мастерил свой первый телевизор. А я крутилась возле, как юла, Как вся материя со склонностью вертеться. Я любопытно-любознательной была, И некуда к тому же было деться. Пустая площадь, рынок, сквер, дома. Кинотеатр (не помню, хоть убейте). На этажерке – странные тома. Читать про Партию и Право? – пожалейте! Учительница – «немка» и клеймо Концлагеря (не нашего, чужого). История про Золушку с Жэймо[6]. И эхо в церкви преданного Бога. Всё это было. Поросло быльём. И коммунизма блажь, и кукуруза. И предприимчивым обобрана жульём, Болеет Русь, и горько плачет Муза. И в праздник новый города, страны, Лишь издали вдыхая дух с шампуров, Бредут вдоль мусорок, непраздничны, страшны, Бомжи-бродяги, не слыхавшие Капура[7]: «Абарайя-а-а-а-а!.. Абарайя-а-а-а-а!..». 12 июня 2007 г.

Теперь я вольная птица, или моя жизнь на пенсии

Я не из тех, кто решает о дне, Каким ему быть, как вертеться. Пусть он вызревает, как колос, во мне. Каким дню быть, скажет мне сердце. Возьмусь мыть посуду, глядишь, в голове Какая-то строчка «гнездится», Пищит перепёлкой в бурьяне-траве, Спешит на бумагу излиться. Уборку затею – пыль вытереть с книг, Раскрою одну-две навскидку, И вот неотрывно читаю уж их, Вписавшись в диван под накидку. В окошке увижу – плывут облака В контрастном предгрозья свеченье. И вот, все оставив дела на «пока», Меняю своё облаченье. Дианою став, я охочусь за ним – За дивным прекрасным мгновеньем: Снимаю я небо, и речку, и нимф, И золотой одуванчиков нимб, Все в зелень испачкав колени. Вернувшись, поем, почитаю, посплю, – Меня утомила прогулка, Хотя быть на воздухе очень люблю, Бродить по тропинкам, проулкам. Ведь это я раньше, как пёс на цепи, Работу лишь знала да кухню. Живу теперь вольно, баржý отцепив, С утра не вздыхаю: «Эй, ухнем!» Как птицы, чего-нибудь да поклюю, Пою, песней сердце латая, И жаль только, осенью с ними на юг Лететь не смогу, – не летаю. 14 мая 2007 г.

Узоры жизни

Сплетаю кружева волшебных слов, Как кружевница, трогая коклюшки, Чтоб выткался узор прекрасных снов, Чтоб там пестрели размышленья-мушки, И чувства-бабочки и стрекоза мечты, – И виртуальная дней жизни пища: Крупинки счастья, грусти, красоты, Чтоб в будущем, когда я стану нищей, Обобрана годами, как и все, Могла питаться прошлого нектаром, И в памяти – живительной росе, Играла б жизнь цветным хрустальным шаром. 22 июня 2007 г.

Сказочное утро

Утро блещет позолотой На шкатулке, на иконах, И сияет за неплотной Штор завесою оконной. В тёмной шкафа полировке Свет, предметы отражая, Как обманщик прозы ловкий, В сказку дом преображает. За туманностью торшера Средь цветов зеркальных джунглей, То ль в лесу, а то ль в пещере Огоньки сияют ýглей. В интерьерный дубль туманный Проникая сквозь предметы, Сей реальностью обманной Соблазнился взгляд поэта. Я ныряю вглубь пространства, С отражением сливаясь, Сквозь предметности нюансы В мир зеркальности внедряясь. Не к реальности привязкой, Не к унылости невзрачной, – Миг побуду Феей в сказке С её хрупкостью прозрачной. Но изменишь взгляда ракурс, – Пропадает ощущенье, Что давало сердцу радость: В сказку дома превращенье. Из окна прохладой веет. Блажь иллюзий исчезает. В жизнь твою на место Феи Будни тыквою влезают… 24 апреля 2007 г.

Голубая лагуна мечты

На утлой лодчонке по гребням-волнáм, По бурям житейского моря Плыву, озираясь по всем сторонам, Я в поисках места без горя. От горя к горáм, от мирской суеты – К лагунам в морскую обитель, На лодке дырявой везу я мечты, Себе и маяк и смотритель. Несётся в обитель затишья мой чёлн, К своей благодати жемчужной. Балласт прежней жизни лежит кирпичом, – Когда-то он станет ненужным. Он близок уже – вожделенный тот край, Где брошу заветный свой якорь. Откроется взорам лазоревый рай, Желанный и солнечно-яркий. Мой аквамарином пронизанный рай, К тебе я плыву сквозь ненастья. Прошу у судьбы: бреши в лодке задрай И дай хоть немножечко счастья. 22 января 2008 г.

В апрельский ветреный день

Солнце сто раз появлялось, Пряталось снова за тучкой. Всё, что росло, то качалось Оптом, и врозь, и поштучно. Ветер в лицо дул нам встречный Порцией пыли бросаясь. Кот ел подачку, увечный. Шли мы, его не касаясь, Шли с рюкзаками на рынок, В окна по ходу глазели. Шли, не жалея ботинок Мимо берёзок и елей. Сзади остались: овчарка, Белый, с кудряшками пудель, Дом «новорусского» с аркой И облака, словно пудинг, Взбитый со сливками в небе. Шли мы на рынок, однако. Но о насущном нам хлебе Думать мешала собака. Прозу людей не приемля, Пудель скакал, весь в кудряшках, Словно спустилось на землю Облако белым барашком. Прыгало облако-пудель, Чуя весны приближенье, С óбразом пуделя люди К рынку торѝли движенье. Прыгало облако-пудель. Шли мы за «харчем» на рынок. В небе, похожем на пудинг, Цвёл синий-синий барвѝнок… 13 апреля 2007 г.

Манная каша детства

Каша манная с малиновым вареньем, Масла золотисто-жёлтый нимб. Маминой заботы сотворенье, Чьей рукой очаг любви храним. По рецепту я сварила кашу, Но чего-то в ней недостаёт. Память мне платочком белым машет: Мамин дух в той каше не живёт. Каждый плéвел тянет к свету стебли, Каждый злак под солнцем хочет жить. Мне никто соломки не подстелет Там, где камни бед и лужи лжи. В прошлом все забавы и игрушки, Взрослый мир надолго и всерьёз. И вкусны хоть у чужих ватрушки, Нет в них соли состраданья слёз, Сладости нет маминой улыбки, Щедрости отцовского рубля. Пожелтели прошлого открытки, Счастье детства спрятала земля… Но сварю я снова каши манной, Вспомнив вкус надежд и боль потерь. Кашей манной – радостью обманной Манну детства помяну теперь… 20 ноября 2007 г.

Радоница в Тамбове

Здесь дом, изба, дворец, хоромы Соседствуют то тут, то там. Живые мёртвых здесь хоронят, Стеречь оставив их крестам. И в день помина, вторник Пасхи Придут покойных навестить, Надев на лица скорби маски. Иные будут голосить: – Ой, на кого меня покинул?!.. Как без тебя теперь мне жить? Зачем жива я, а ты сгинул?.. Как мне не плакать, не тужить?.. Вороны в небе над погостом. Печаль поникнувших голов. Уйдут все временные гости Под звон и плач колоколов. Ах, жизнь, зачем ты нас терзала? Зачем манила и звала? Окончен бал, пустеет зала. Вот-вот наступит ночи мгла. Что там нас ждёт, за тьмою ночи? – То ль новый мрак? То ль новый свет? Как хочет здéсь душа, как хочет Хотя б намёк знать на ответ. Но нет от Бога ни намёка. Ни знака от Святых отцов. Лишь редко в облаке далёком Вдруг вспыхнет свет Его дворцов… 17 апреля 2007 г.

Поэзия

Как жизни ночь была пуста, темна, Когда она, невыразима в слове, Смотрела в душу из беззвёздного окна, Где под луной, как встарь, ничто не ново. Где мрак ночной съедал и цель и смысл, Когда дневные затихали звуки, И прерывалась нáчатая мысль От страха неизбежности разлуки Со всем, что было знáчимо, звалó Когда-то к небольшим, но всё ж свершеньям. Всё становилось так ничтожно и мало, Что не заслуживало больше продолженья. И так текли без цели, света дни, И, как близнец, был день похож на прежний, И никуда не звали уж они, И луч надежды ни один не брезжил. Когда ж развязка стала так близка, Или, по крайней мере, обозрима, Я перестала цель и смысл искать, Но ощутила их «весомо, грубо, зримо». Так ощущаешь жажду, боль, закат, – Онѝ диктуют содержанье чувства. Мой жизни путь зашёл в тупик, пока К служенью не призвал алтарь искусства. Всё изменилось. Ночь и тишина Теперь друзья разбуженного слова. И что с того, что перед тьмой одна, И под луной, как встарь, ничто не ново?.. Твой мозг ещё дремотою объят, И спят надежды, страхи и желанья, Но в сны и в кровь уж проникает ряд Ритмичного «шаманского камланья». Когда из немоты рождается строка, И рифмы звук зовёт, и чист, и ясен, Мне ночи ноша кажется легка, И жизни миг и жив, и не напрасен. В нём белый пудель, синяя река, И облаков грядá, и птичье пенье. И жизнь полна, и смерть так далека, И остановлено прекрасное мгновенье! В ночь с 13 на 14 апреля 2007 г.

Весна на фотографии

Когда весна придёт в сады и рощи, Когда земля очнётся ото сна, Моя душа тогда на бытие не ропщет, – В ней светит солнце, говорит весна. Вот первый тянется к теплу и свету крокус. Вот кот погладиться о ногу подойдёт, И я его поймаю в фотофокус, – Пускай на фото этот миг живёт. Запечатлю подснежник и фиалку, И сныть, что в старом парке, отражу. Мне времени на красоту совсем не жалко, Её весной повсюду нахожу. Увижу лес ли в синеватой дымке, Иль отражение небесное в реке, Берёзку в зеленеющей косынке, Миг, – фотоаппарат уже в руке. Щёлк, щёлк, – мигает глаз затвора, В нутро своё картинку унося. Подкрадываюсь к птичкам тихим вором, В пейзаж свой чуждый образ привнося. Гоняюсь за шмелями на полянке: Чтоб «живность» снять, скажу вам, нужен труд. Обползала все бугорки уже и ямки, Чтоб глаз кошачьих «щёлкнуть» изумруд. Вот рыжий пёс (зовут его Чубайсом) Фотомоделью смотрит на меня. А вот «солдатики»: давай-ка, нагибайся, Чтоб «крупным планом» их застичь у пня. Ах, сколько уж отснято «крупных планов»! Я с фотоSONYй счастлива до слёз! Пусть манят красками других телеэкраны, – А мне милее зелень первая берёз. Апрель 2007 г.

Весенней ночью

Громко брешут собаки в обрыве, Тишину на клочки разорвав, В инстинктивном собачьем порыве Конкурентов гоня изо рва. Защищая дворняжку «Джульетту», Злой «Ромео» лишил меня сна: Он устроил лихую «вендетту». – Виновата же в этом весна. Даже Рэкс, пёс знакомый, влюбился В ту, что раньше и не замечал. Все смеются, что Рэкс, мол, женился, И от сильной любви отощал. На минуту оставить не может «Беатриче» лохматую он, Его ревность сердитая гложет, Чтит от силы звериный закон. Гонит прочь он соперников рьяно, Все забавы забыв до поры. Порастут скоро страсти бурьяном, Появились уже комары. Отыграют собачьи гормоны, Станет тихо в обрыве ночном. И весенние синие звоны Зазвучат колокольцами в нём. 3 апреля 2007 г.

Весна идёт

Душа распахнута навстречу Весенним свежим ветеркам, Замысловатой птичьей речи, Дерев протянутым рукам, Лохматым встреченным собакам, Подснежникам то тут, то там, И промышляющим по бакам Воронам, галкам и котам. Забыты прежние мотивы, Дождливой осени слова. Вот-вот пушок распустят ивы, И зашумит весны молва Среди раскидистых черёмух, Среди сиреневых кустов, Берёз листочков клейких, клёнов, В пролётах голубых мостов. И синевой засветят дали, Зазеленеет лес вдали. Весна нажмёт на все педали Оргáна звучного земли! 3 апреля 2007 г.

Весна

Синий, синий неба цвет. Воздух чист, прозрачен. Я опять тащу билет Из судьбы с удачей, Потому что в ней – весна, Первые цветочки, Лазуритовая Цна, На деревьях почки. Птичьим песням внемлет слух, Живность вся не зябнет. Выскочил на свет лопух, На тропинку – зяблик. Голубой, как небо, клюв, А бочок – малинов. Обеднеет птицей юг: Клин летит за клином. К нам летят скворцы, дрозды, Лебеди да гуси. Здесь весна взяла бразды, Чтобы править Русью. Все забуду страха сны, Все конфеты-сласти. Безусловнее весны Нет на свете власти! 1-2 апреля 2007 г.

Очарованная юность

Предчувствия, порывы, вздохи, Стихов мечтательная блажь… Хоть бед – с воробышкины крохи, Но драматичен как пассаж!.. С луной ночные разговоры. Тоска о вёснах в сентябре. Воздушных странствий крылья-воры. О смерти память на заре… Читать по звёздам – буквам рая, Набросив призрачности флёр. Отчаянно в печаль играя, Жечь одиночества костёр. И слушать музыку черёмух, И ахнуть, сделав снежный вдох. И пилигримом в полудрёме Мять будней блёклый бархат-мох. «И снова май, и снова цвет!» И всё аморфно, смутно, зыбко. Когда тебе лишь двадцать лет, Так близки слёзы и… улыбки! С тоскою и слезами мая Отрадно юности играть, Когда душа ещё не знает, Что может в жизни потерять… 3 мая 2007 г.

Осенняя судьба

Осень на подиум вышла, вся – Яркая, броская, рыжая. Есть в ней и что-то высшее, И в то же время бесстыжее. В гриме и блеске бисерном, В гроздьях рябин – побрякушками, С оранжевыми монистами, В последнем пыланье истовом, С огненными макушками! Волнами – платьями, юбками, – Плещешь на зрителя-путника. Утром же, бесприютная, Смотришь туманами мутными. Шёлком, парчою – листьями Речи заводишь шуршащие. Золото вязов, лиственниц Сыплешь под ноги на счастье нам. Блистательная, горящая, В обманку листвы одетая, В свои ноябри уже зрящая, Где эхо дождей от лета лишь. …………………………………………. Хвалилась лесами-рощами, Вводила в соблазн. Осыпалась, Стоишь теперь голая, тощая, Разводишь печаль и сырость здесь. Была хороша, ненаглядная, Но время так быстро мчится ведь. Заброшенная, неприглядная, Тоскливой глядишь волчицею. Завалена мусора кучами, Загажена дачником, дачницей, С ненастными дружишь тучами, И слёзы льёшь, неудачница… Но миг твоей жизни огненной Останется от фотосессии, В красивые рамки вогнанный, На память, как платье невестино. 6 мая 2007 г.

Земная печаль

Как плакали-кричали По рóдному, по нём… Туда, где «несть печали», Когда-то все уйдём. Вернёмся мы к началам, Где ангельская грусть. Конец земным печалям, Конец и счастью пусть. Ведь счастье наше зыбко. Чуть что, пошла волна, Сошла с лица улыбка, А там, внутри, – война. Себя ли мы ругаем Иль ближнего браним, В душе бунтует Каин, Судьбой своей гоним. То зависть, бедных, гложет, То ревность, то нужда, То старость нас скукожит, А то «заест среда». Нас с горем повенчали Болезнь, разлуки дни… Туда, где «несть печали», Потом, Господь, возьми. Где нет ни воздыханий ЗЕМЛИ, ни горьких дней. Но всё тепло дыханья Оставим мы на ней. 6 мая 2007 г.

Весенний дождь

Дождь принимался неоднократный, То тихий, ленивый, то десятикратный, Идти-моросить, барабанить по лужам. А в небе лазури полоски всё ýже. – Что хочешь от нас, куафёр[8] ты небесный? – Берёз расчесал изумруд ты чудесный, Осыпал салатные завязи клёнов, И лаком покрыл волос травок зелёный. Асфальт сотней зеркалец-луж ты украсил. И всё-то ты хмур, и всё лик твой ненастен?.. – Хочу, чтоб всё пело вокруг и смеялось, Чтоб к солнцу тянулось, чтоб всё объяснялось В любви своим пышным убором и видом, Чтоб не было места в природе обидам, Чтоб каждый расцвёл в меру соков и сил, И этим гармонию в мир привносил. 5 мая 2007 г.

Когда созреет кедр

«– А ты знаешь, что трёхсотлетний кедр

звенит перед рубкой?»

Из разговора Зачем-то опять написала о смерти. Пытаюсь ли так примирить себя с ней? – В приходо-расходной судьбы моей смете Всё меньше годков (хорошо бы, не дней). Прожить их хотелось бы с пользой и толком. Но в чём «польза-толк»? – Это как посмотреть: Поставить стихов своих книгу на полку? Собою ли жертвуя ближним, сгореть?.. В согласии с внутренним жить ли настроем, Иль «брань» бесконечную с сердцем вести? – Нет, мне не дано быть «по жизни» героем, В бореньях с собой мне б себя обрести. Не верю, кто смерти, сказал, не боится. Боится, мол, боли, которая ждёт. Ну-ну, сочиняй о себе небылицы. И тот не герой, кто про смерть себе лжёт. Меня, да, страшит этот час – умиранья. Я в маминых смерть рассмотрела глазах, И хватку её, как у рыбы-пираньи. И ужас мой вылился в снах и в слезах. Когда с чёрной меткой поступит конвертик, Надеюсь, Господь будет милостив, щедр: Силкѝ опустеют мои перед смертью, Душа зазвучит, как созревший к ней кедр. 6 мая 2007 г.

Летние сказки

Открывая лета двери, Забываем о потерях, Ведь к природе в полной мере Только летом мы близки. Ждут нас всех тропинки в парке, И на солнце тел «поджарки». И зелёных замков арки Так воздушны и легки. И дорвавшийся до речек, Разогретых пляжных печек, Будет праздный люд «овечек» В синем небе наблюдать. В речке рыбка кувыркнётся, Счастье бабочкой завьётся, И такая, друг, начнётся В душах наших благодать, Что её ни словом в сказке, Ни фломастером в раскраске, Ни в какой-такой рассказке Ни за что не передать. По ромашковым дорожкам Ходят-бродят наши ножки. А когда покажет рожки В небе месяц, жёлт и юн, Из небесных водоёмов На невидимых паромах Приплывёт из ночи Дрёма, А за нею – кот Баюн. Он нам сказок понамелет О Снегурочках, о Лелях, О принцессах и Емелях И про тот, что с цепью дуб. И заснёт народ счастливый, Тихий, мирный, молчаливый. А под дубом и под ивой Ходит сказка: туп-туп-туп… 6 мая 2007 г.

Под воскресшею звездой

Прости меня ты, жизнь, прости, Преемницу земных закатов, – Не удержала я в горсти, Что ты дарила мне когда-то. Что в суетливой спешке дней К тебе любовью я остыла, Без роздыха гнала коней Судьбы усталой и постылой. Лишь смерти вид остановить Сумел мой бег, пустой и грешный. Свой новый день хочу прожить В краю сиреней и черешен. И, заново увидев свет Фиалковой земли весенней, Я птицей певчей прежних лет В родные возвратилась сени. И, словно птица, вью гнездо Уюта нового и счастья. И под воскресшею звездой Приму закат свой, как причастье. 2-3мая 20007 г.

Фото под пальмой

Это было у моря В стародавние дни. Сладкий запах магнолий Источали они. Как дышалось у моря Средь нетленных «марин»[9]: Солнце, пальмы и горы, Моря аквамарин. Плыли папа и мама Вдоль самшитовых кущ. Мне досталась панама Да вдоль дач пыльный плющ. Отшумело то море, Но хранит шум рапан. Так штормило, что в горе Голос счастья пропал. Где вы, Гагры и Сочи? Где ты, галечный пляж?.. Тени прошлого ночью Рвутся на абордаж. Эти счастья кусочки Мне теперь не собрать. Ах, вы, горькие ночки, Где лишь призраков рать. Лунный луч вырвет фото Из полýночной тьмы, И пронзительной нотой Зазвучит блик луны. Там на карточке малой – Их не тронут года, – Папа под руку с мамой Среди пальм навсегда. Это было у моря. Будет в памяти пусть. Отштормит моё горе И останется грусть… Конец мая 2007 г.

Страшный сон

Посвящается мужу Игорю

Какой мне дикий сон приснился! Проснулась я, едва дыша, – Чужою страстью ты прельстился. Я, одинокая, ушла. Я шла с душой опустошённой, Её язвили сотни жал. Крутился мир умалишённый, И ты за мной не побежал. Куда я шла, зачем, не помню, – Исчезли в боли цель и смысл. Летели в спину грязи комья, И жуткий слышался мне свист. То ты с подругой обретённой Всю жизнь мою «перемывал». Я шла с душой разворочённой, И коршун сердце мне клевал. А поутру, совсем проснувшись, Стряхнув кошмар ночного сна, Химерам ночи ужаснувшись, Увижу я: в окне весна, И сад в цвету, и ты – со мною, И лишь поэтому живу. Я шторы свету дня открою, И жизнь отпустит тетиву. Стрела, что целилась мне в сердце, Из сна в пространство улетит, Но мир предательств и коммерций Стрелою в памяти свистит. Сия меня пусть мѝнет чаша! Господь, помилуй, пронеси! Не пережить того мне часа: Весь мир могу я обрести, Но потерять тебя, и значит – Себя с тобою потерять. Пусть в жизни будет всё иначе: Тебя, как воздух, не отнять! 16 мая 2007 г.

На рассвете

Золотой монетой дня Блещет солнце для меня, И для всех, конечно, светит, Кто и тьмы, и света дети. А теперь монеты две: В небе и в реке на дне, – За бессонницу мне приз – Утро лета без каприз. Просто солнце. Просто светит. Ярче чтоб жилось на свете. Подниматься не устало. А в реке-то вдруг пропало, Провалилось, как в карман. То ли съел его туман, То ли рыба, то ли кит. То ли сетью рыбаки Отловили ту монету. Не печалься: это лето, Это просто снова утро Рассыпает солнца пудру, Отражаясь в водной глади, Тихим светом речку гладит, Космы длинные ракит. – Всех утешит, кто не спит. И теперь я поняла, Почему же не спала: С горизонта, как с вокзала, Встретить день не опоздала. 15 мая 2007 г.

Пока ты со мной

Сегодняшний день, он – мой. Пусть завтра ты будешь с другой Смотреть на свою звезду, Платя ей за счастье мзду. Пусть óбразам завтра иным Тобой воскуряется дым, Но нам пока по пути За счастьем вдвоём идти. Пусть нашей мечты олень Копытцем серебряным бьёт, Разлуки же мрачная тень Пусть света у дня не крадёт. А коли уйдёшь, ту ночь, Быть может, переживу, Смогу если боль превозмочь, Когда полоснёшь по шву. Отчаянью дань отдав, Скажу себе: что за дела?! Он не был моим никогда, Ничейной и я была. Моя любовь – впереди. Возможно, ещё дойду. А смерть если опередит, На небе её найду. 16 мая 2007 г.

Ревность

Что ты душу когтишь И ночами не спишь, – Ревность? Опоила меня Мутным зелием дня. – А как пелось! Долбишь каплей во льду, Дуешь в ту же дуду Нудно. Горячо шепчешь вновь: Ты теряешь любовь! – Трудно. Мысль вертѝтся – юла, Что другая мила, – Больно. Мне разлука, что мгла, А когда-то была Вольной. Что мне воля теперь? Держит душу не дверь В башне. Одиночество – зверь После стольких потерь Страшный. Не смотри на меня Тучей сумрака дня Рваной. Мне бы ту залечить, Что так кровоточит, Рану. В чём опору найду, Обойти чтоб беду, Ноги? Знает сумрак-ведун, Все дороги ведут – К Богу… Снова солнце взойдёт, Разливая свой мёд – Глянец. И просохнет слеза, Новый день-стрекоза Светом утра в глаза Глянет. 16 мая 2007 г.

Утро

День пытается пробиться Через шторы на окне. Он насвистывает птицей Песню утра сонной мне. Сна спадут пелéны, шоры, Мысль пробудится, ясна. Я раскрою в окнах шторы, – Засияет в них весна. На столе – букет фиалок, Бело-жёлто-синих крох, Он слегка подвял и жалок. Рядом ландышей горох. Сладковатым ароматом Одурманит меня вдруг. Пусть мой будет день богатым, Как цветами вешний луг. Утро – всё, как ожиданье Чуда, сказки, волшебства. Как наклон и колебанье Жизни шаткого шеста… 17 мая 2007 г.

Жара в красках

(В тени +33 градуса)

Ультрамариновое утро. И синий кобальт меж ветвей. Для тех, кто к ночи не был мудрым, Не будет утро мудреней. И новый день в жаре и поте, Как предыдущий, пролетит. Людей в реке, как груш в компоте, – От девяти до девяти. Распят телами местный пляжик, Кишит, орёт, визжит река. А тот, кто лыка уж не вяжет, Лежит «цыплёнком табака». Краплак и кадмий, окись хрома[10], – Пестрит, жужжит весь пляжный рой. Народ бежит к реке из дома, Гоним нещадною жарой. До синих плещутся мурашек, Мелькают юркие мальки – Детишки в речке, а мамаши Готовят снеди им кульки. Какой-то дурень оголтелый На всю приёмник врубит мощь. Ум перегрет и в ссоре с телом. И завтра нам не светит дождь. Жара. Жарища, как в пустыне. Полýденный, без ветра зной. К закату чуть народ остынет, Гуськом потянется домой. Чуть меньше дома – двадцать восемь. И есть не хочется, но – пить. В жару невольно вспомнишь осень. – Жди, будет повод погрустить. Оставь «филиппики»[11] на осень: Дожди и холод ждут нас в ней. Раскинет ночь всю в звёздах простынь. Пусть утро будет мудреней… 27 мая 2007 г.

Попытка самоуговора

В день Вознесения Христа Так дивно Ангелы нам пели! Их взоры в синих небесах Как будто в души нам глядели. Две ветви веры в этот день Вновь ýзами соединились, Рассеял свет размолвки тень, И Ангелы возвеселились. И умиленная слеза, Нежданная, из глаз скатилась, И всё, что видели глаза, Небесным светом осветилось. ………………………………………. А в это время наверху Сверлила дрель и бухал молот. Болел и ныл сустав, опух, И слух терзало дрели соло. Соседка делала балкон, – Чтоб не балкон был, а «конфетка». Был так некстати шум и звон, Примерно, как свинье салфетка. Но я терпела. А куда, Простите мне, могла я деться? – Ведь к часу Страшного Суда Есть смысл к сим звукам притерпеться. Вдруг я у Бога не найду Себе прощенья, оправданья. – Терпи болезнь, беду, нужду, Чтоб скрасить с Господом свиданье. Не раздражайся и не злись, – Для Бога нет ценней смиренья. И, слыша циркулярки визг, Внемлѝ за ним иному пенью. С пилой и молотом смирись, Попридержи язык и мненье. Ведь хочешь в рай? –Тогда лечись Досад, скорбей и бед терпеньем. 10 мая 2007 г.

В однокомнатной «хрущёвке»

Не раз мечтала о балконе Я в тесноте первоэтажной, Где всё, как в том «в одном флаконе»: Мой будуар неавантажный[12], Мой кабинет, читальня, зала С неразберихою вокзала, И раздевалка, и кладовка Совмещены здесь очень ловко. Когда на нужное нет денег, То о комфорте речь нейдёт: То полка мне плечо заденет, То корпус в щёлку не пройдёт. И вот мечта во мне теплится: Как будто есть уже балкон – Светёлка и цветам теплица, И до чего ж уютен он! Внутри него цветы и столик, И кресло, чтоб читать, читать… Хоть в жизни я не трудоголик, С балконом им могла бы стать. И лучшей не было б мне доли – Писать рассказы и стихи. Плыла б в балконе, как в гондоле Я по Венециям стихий. Известно, любит вдохновенье На крыльях воспарять в эфир. А тут какое воспаренье, Коль рядом кухня и сортир… Мечта иссякла. Всё, как прежде. Суха гортань, мечты взалкав. Моя балконная надежда Зависла где-то в облаках. 18 мая 2007 г

Случай в Асéевском парке

Настал черёмуховый май. Цветут тюльпан, нарцисс, фиалка. Свет жизни льётся через край, – Цвести готова даже палка. Как хризолитна в парке сныть! Берёзки светятся в серёжках. Отрадно с другом мне бродить По старым парковым дорожкам. И вдруг – хлопок! И крыльев взмах! Стрелял в ворону «добрый» дядя. На наше «Ох!» и наше «Ах!» Плевал тот дядя, в «мушку» глядя. Он выстрелил в ворону-цель (из пневмопушки иль мушкета?). И вздрогнула от страха ель, Услышав «смерть» из пистолета. Он был немолод, даже сед, Но с выправкой легкоатлета, Он даже, кажется, сосед Ближайших этажей и клеток. Померкла вдруг моя весна. Упало сердце, будто в шахту. Кричали птицы, ель, сосна, И дядя вдруг покинул «вахту». Ему я крикнула вослед: За что её? Она – ЖИВАЯ! «Мы все живые», – он в ответ Отлаял, как сторожевая. Как объяснить ему, в летах, Что так нельзя, ворона – Божья! И что не нам дано решать, Кому не жить. Себе дороже И нервам обойдётся речь. Что говорить? – Она – жи-ва-я!! Свою-то душу уберечь, И то от смерти не желаем. 10 мая 2007 г.

Тирада против быта

Как вездесущи тараканы, Всепроникающе-мерзки! Сочатся каплями из кранов Заботы наших душ мирских. Как мухи или таракашки, Куда ни глянь, всё на виду: Стряпни, уборки, стирки, глажки, – Всё липнут мухой на меду. Забот вседневных мелочёвка Так поглощает много сил, Что к вечеру мечта – ночёвка. Мечты иные быт скосил: Учить язык, зарядку сделать, Стихотворенье написать, Своим заняться бренным телом, Что стало часто «зависать», Как будто старенький компьютер, А лямку-то ещё тянуть… Да мало ль планов было утром. И всё короче жизни путь. И надо как-то исхитряться Хоть главные успеть из дел, Чтоб перед вечностью не клясться, Что был талант, да «быт заел». 17 мая 2007 г.

Райские дни

Какие вдруг сине-зелёные дни Для нас на земле наступили! Они самоцветам их блеском сродни. И нет ещё пуха и пыли. И дождики были, хотя и без гроз. И зелень повсюду полезла. И светом пронизаны листья берёз. Газоны узнали зуб лезвий. По-летнему жарко. Черёмухи дух Заполонил палисадник. И комаров пока мало, и мух, И прочих довесок досадных, Что к лету положены, дабы оне О бренности напоминали: Хоть счастливы мы в этом солнечном дне, Но рай всё ж не здесь, чтобы знали. 17 мая 2007 г.

И снова жизнь!

Жизнь ворвалась в мои стихи, как вихрь, Торнадо, все сметающий преграды. Едва записывать я успеваю их. Возможно, то за боль мою награда. Пишу о том, что было и что есть, О будущем, как водится, мечтаю, И это для меня – от жизни честь, Такое счастье, – и сказать не знаю. Об этом и мечтать я не могла: Давно жила, лицом-душой уныла, И заволакивала путь мой мгла, А скорбь и вовсе чернотой покрыла. Я думала, что жизнь моя прошла, Что только эпилог её листаю, И в обречённость, как в затвор, ушла, Надежд крылатых выпустила стаю. Но снова жизнь! И снова май и цвет! И эту жизнь в стихах я воспеваю. Не значит это, что в ней горя нет, Но счастье есть, – я точно это знаю. 9 мая 2007 г.

«Иди и говори»

У меня вдруг открылись глаза. Я от боли проснулась во мраке. Свора бед, отпустив тормоза, Погналась по пятам, как собаки. Стала жить, округляя глаза, Ужасаясь, стоная, болея. Белый свет застилала слеза, А собаки всё делались злее. Я увидела мир, как он есть, Без привычных романтик и флёра[13]. Были раньше – «ум, совесть и честь», А теперь лишь фиглярство актёра. Оказалась я в смуте игры. Окружала меня свора злая. Я спасенья ждала до поры, Всей жестокости игр тех не зная. Я прошла эту боль, этот мрак. И я видела смерть не из кресла. И была бы смертельной игра, Если б заново я не воскресла. Но за это, судьба, не корю, Что глаза, хоть и с болью, открылись. Я проснулась: иду, говорю, Над собой слыша Ангела крылья. 9 мая 2007 г.

Портрет с противоречьями

По жизни – трусиха и паникёрша, Не в меру ленива, но в меру добра. Бываю и мягкой, и колкой, как ёршик, Терпеть не могу мата, хамства и драк. Боюсь я болезней, хандры и старенья, Но всё же и в старости мыслю пожить. Люблю шоколадки, торты и варенье. Искусству и Богу мечтала б служить. Люблю и боюсь. Ненавижу, прощаю. Сквозь слёзы смеюсь. Хоть не верю, но жду. Несу ерунду. Временами вещаю. Терплю (без смирения) боль и нужду. Се есть человек. Я – от вашего роду. А племя моё затерялось в веках. Я двигаюсь в Лету, не ведая броду, И вечности ветер лелею в руках. 9 мая 2007 г.

Возрождение к жизни

Как странно: я жила и не жила, И повседневностью опутана, как тиной, Я будто в стареньком кино была И видела не жизнь – с неё картины. Они лишь были копией плохой, Порой вульгарной, реже – романтичной. Я за своей преподавательской «сохой» Себе казалась мудрой и практичной. Вдруг оказалось, жизнь совсем не та, Какой себе я раньше представляла, И я как следует уже была в летах, И жизнь меня как следует помяла. Но после бед, несчастий, похорóн, Судьба дала передохнуть все шансы. Хотя весóм был дней моих урон, Но понеслась я снова с жизнью в танце. И, ощутив в себе восторг и дух стихий, И вместо журавля увидев в небе цаплю, Я стала снова петь и сочинять стихи, Чтоб жизнь продлить, испить её по капле, Как марочное пьёт гурман вино, Писатель и поэт смакуют слово, Как водолаз, спустившийся на дно И выплывший из мрака к свету снова. Хочу забыть, что забывать нельзя, Хотя и помнить вроде бесполезно. Смотрю, как возрождается земля От холода, как затяжной болезни. Земля живёт, надеется, цветёт, И расцветает моё сердце с нею. И в ульях жизни зреет новый мёд, И я о мёде жизни думать смею. 9 мая 2007 г.

«Люблю и ненавижу»[14]

Стяжать не славу, но – венцы. Не рвать у вечности мгновенья. Так учат святости Отцы. А я пишу стихотворенья. Ведь если Слово дал Господь (надеюсь, я – не графоманка), Сквозь стынь и мрак, сквозь твердь и водь Оно прорвётся к жизни танком. И как смогу теперь посметь Предать дарованное Богом?! Препятствием мне будет смерть, Но не дорóга, не дорóга. Дышу – пою, хриплю – пою, – Пусть этой песне люди внемлют, – Как ненавижу и люблю И эту жизнь, и эту землю! 10 мая 2007 г

Грусть Асéевского парка[15]

В Асéевском парке «врубают попсу», И берег реки тем же вторит. Народу здесь кинули кость, словно псу, Теперь особняк – санаторий. Потрескались стены в нём и потолки, Трещит и лепнина фасада. И лопухом заросли уголки Старинного барского сада. На синей веранде не «дуются» в вист. Оркестр не сзывает на бáлы. Осеннего ветра пронзительный свист Поёт здесь о том, что пропало. Пока ещё ели стоят зелены, Посажены любящим папой, Пытаются ночью достать до луны Мохнатой игольчатой лапой. И дуб ещё помнит былые года И предков асéевских деток. Тоскою зелёной стекает вода С его исторических веток. Когда-то октябрьские злые ветра По свету гнездо разметали. Хранит особняк в себе горечь утрат. И мы все счастливей не стали. Теперь для «сердечников» краткий приют Сей дом, разным хворям обитель. Утративший роскошь былую, уют, Обшарпанный, грустно глядит он На деток, играющих там, где карет Следы под асфальт закатали, На кучки заплёванные сигарет В беседках, где раньше летали Амуры, а нынче прописан комар, Бутылки, обёртки от свадеб, На мата под крышей похабный кошмар, На стройки ближайших усадеб. Здесь жалобно совы кричат по ночам, А днём разудалость гармошки Частушки торчащим поёт кирпичам, Да бродят несытые кошки. В столовой под расписным потолком Витает дух каш-макаронов. С карниза с осыпавшимся уголком Глядят на больных Маскароны[16]. И жалок львов-масок беззубый оскал, И в тёмных подтёках колонны, Которые осенью дождь полоскал, Зима не была благосклонной. Дух прошлого в доме скорбит, и болит Душа трёхсотлетнего дуба. И бодрую песню поёт инвалид Про Родину, сидя у клуба. 6 июня 2007 г.

Про собак и котов

Кто-то пуделей любит, терьеров, Кто-то – колли, болонок и такс. Им не вольно, но сытно в вольерах, Если дом называть можно так. Их балýют, собачьих инфантов, Покупают им корм «Педигри», Видят в них кучу всяких талантов, Моют, чешут, выводят угри. Их стилисты стригут. Куафюры[17] Лепят из беспорядочных лохм, Чтоб на вязке все стрелы Амура Попадали в сердца, а не в блох. Их выводят гулять на природу, Поиграть и оставить свой след, Показать экстерьер и породу, В общем, скажем, выводят их в свет. Тратят деньги, и время, и силы, Чтобы шнауцер или терьер Был на выгуле самым красивым, Знал команды «Ко мне!» и «Барьер!» Чаще жизнь удаётся у этих Одомашненных мелких «скотов», Но, признáюсь, милей мне на свете Внешность, взгляд и повадки котов. Есть в кошачьей породе то нечто, Что французы назвали бы «шарм». Говорят, что коты видят нечисть Сквозь зелёный хрусталевый шар. Кот не любит домашние клетки, Он гуляет, хозяин себе, Доедая людские объедки, Благодарен и этой судьбе. Как он ест! Так усерден, неслышен, Ушки ходят, мелькнёт язычок… Если ж в лапы поймается мышка, Кот играет в неё, дурачок. Как пластичен он! Как грациозен! И хотя в лишаé и плешив, Если надо, как тигр, будет грозен, Если хочет – то нежно-пушист. На охоту выходит сторóжко, На подушечках крáдется лап. Вычищает он зубками «блошков». Сам себе он травник-эскулап. Любит нюхать весенние травки. Защищает пространство своё. Полакает в ближайшей канавке И – мурлычет, про счастье поёт. Много ль котику надо для счастья? – Вот настала весна, и тепло, Можно с кошечкой в травке встречаться, Можно в окна смотреть сквозь стекло. – Там за окнами бродят собаки: Тест на службу, видать, не прошли. Вечно нас провоцируют в драки… Вон боксёр по прозванью «Али». Пролетела сорока-трещотка. Голубь выклевал дрянь из земли… Вот машина с огромною щёткой Едет и на прохожих пылит. На окошке – спокойно и тихо. Тут герань. Я гераньку люблю… Шлейф зелёный весна шьёт-портниха. Я в клубочек свернусь и посплю. Апрель 2007 г.

Путь к Богу

Сколько маленьких трагедий – «Вод, огней и труб из меди», – Носим мы в своих сердцах. Бросит в жар от этой бреди, Как представишь – «крыша едет», – Груз на жизненных весах. Что посеяно, то сжато. Искушение – расплата. Испытание – урок. Не спасёт «ума палата», Чудодейство Гиппократов, Если танком двинет Рок. И души твоей редуты, Даже если были круты, Под фанфары затрещат. Выйдет пшик из целей дутых, – С ними кто-то нас попутал! – И запросим мы пощад У Того, кто всё прощает И блаженство обещает Нам, как жалким муравьям, Чья душа добром тощает. Он в скорбях нас навещает, Тащит из зловонных ям. Мы ж котятами слепыми, Поминая всуе Имя, И за свет принявши муть, Лезем тропками крутыми, – Кровь от страха в жилах стынет, – В свой, казалось, лёгкий путь. Повинуясь чувств порывам, Скал не видя и обрывов, Бездн паденья своего, Всё карабкаемся в гору, – Дуракам все горы впору, – И не внемлем мы Его До поры предупрежденьям, Через скорби убежденьям, Что пора, мол, отдохнуть От мирских суéт-соблазнов. Он един, хотя и разный, – К Богу неисповедимый путь. Смотришь, к Богу потянулись Даже те, кто отвернулись В позапрошлые года, От безверия очнулись, В храм пришли, стоят, сутулясь, – Так согнула их беда. И оставив своеволье, И грехов своих раздолье, Заблуждений сладкий яд, На коленях стоя, молим, И в смирении и в боли: Господи, пусть будет воля, Но не наша, а – Твоя! Июнь 2007 г.

Призыв к покаянию

Кто дружит с верою, тот с Лениным не дружен, Без Бога рай замыслившим создать. Хотя, конечно, рай землянам нужен, И за идею мы готовы пострадать. Идея хороша, но воплощенье плохо. И не о том ли нам Писатель говорил[18]. Ведь эхо слёз детей, смертей отцов и вздохов Тем отлилось, кто выше Бога воспарил. Кто вверг страну в братоубийственную бойню?! Террором красным мысль и веру убивал! Лежит на главной площади покойник, Что Царской кровью свои руки запятнал. Кто отдавал жестокие приказы? Интеллигенцию страны считал «говном»? Не по его ли попустительству, указу Пал Цесаревич искупительным овном? Оплачен псевдорай невинных кровью. Россия в пепле жертв погребена. Ведь только под Божественным Покровом Покой и славу обрести могла б она. Помолимся всем миром и оплачем Всех тех, кто жертвою бессмысленною пал. Прости нас, Господи, и научи нас жить инáче, И отведи от нас трагический финал. Январь 2007 г.

Культура красоты или красота культуры?

Вид из окна с уторкá,

пока не слыхать матерка

Рассвет золотил задремавшую реку, Деревьев макушки и лодок причал. Ещё нам по радио гимн «Ку-ка-ре-ку» Животворящее не прокричал. Но ранние птахи свирельками пели, И клёкот вороний был нежен и мил, И спал ещё город в пуховой постели, Над речкой туман сизой дымкою плыл. И солнце с ленцой над рекой поднималось, И мрак, и прохладу рассвета гоня. Над тихой рекою заря занималась Июньского нового светлого дня. К скамейке подъехала серая «Хонда». Из дверцы открывшейся вылез пижон, И зазвучало бравýрное «рондо»… Пижон, как и я, был рассветом сражён. Он вынул из куртки игрушку – мобильник, И стал примеряться к пейзажу с рекой. В машине пел песню приёмник-будильник, А малый с мобильником двигал рукой, Её направляя на утра красоты, На вид слева, справа и сизый туман, Прихлёбывал также из банки он что-то, Курил и снимал утра млечный обман. Так мне из окна моего показалось Сквозь тюль, и решётку, и липу в окне, Но что им на самом там деле снималось, То было, конечно, неведомо мне. Но как-то на сердце моём потеплело. Подумалось мне: «Нет, ещё молодёжь Не всё пропила, прокурила, пропела, Коль ты, Красота, в её душах живёшь». И так стало мне и легко, и отрадно, И к парню хотелось тому подойти, И незнакомства разрушить преграду, И тёплое слово для парня найти. Но, выпив из банки последнее пиво, А, может, коктейль, но, скорее, не сок, Он «щёлкнул» себя и закинул в крапиву Бочонок пустой, а окурок – в песок. Забрался в нутро «навороченной» «Хонды», Снял тормоз с лошажьих «японовских» сил, Сплевал на дорогу и, слушая «рондо», На нас наплевав, с ветерком укатил. 10 июня 2007 г.

Ирине Бирюковой

Как хорошо, что у тебя есть краски, И чуткий глаз, и нежная душа. Когда ты прозу превращаешь в сказку, То забываешь есть, порой – дышать. Вот охра просится сама в картину, И сам влечётся к ней ультрамарин… Вдруг появляется с пионами куртина, Чуть высвечена бликами зари. В хрустально-перламутровом уборе Фигура девушки появится из тьмы… И бирюзовой дымкой вспыхнет море, Мою печаль своей волной отмыв. Купаюсь в цвете. Зыбкость очертаний Притягивает душу, как магнит, И тонет прозы опостылевший «Титаник». А синева всё дальше вглубь манит. Я уплываю в этот тихий вечер В гондоле грёз от бед, борщей – от них… Мечта одна томит: хотелось вечно В бесплотных жить Венециях твоих. 8 июня 2007 г.

Миражи

Не жила, а ходила по лезвию. Может быть, ещё так же хожу. Но, в себе открывая поэзию, Как я рада её миражу! Дивен слова прохладный оазис! И спасителен тем уже он, Что, надстройкой украшенный, базис Стал всё больше похожим на сон. Но когда-то все сны отоснятся. Мне б отнять у забвенья хоть пядь! Миражей моих строчки струятся, Жизни воды бежали чтоб вспять. День уйдёт, но какой-то кусочек Своей жизнью теперь заживёт, И однажды бессонною ночью В одиночество чьё-то войдёт. Жизнь моя заструится в ладошках, – Счастьем-грустью и вас заражу, И потянутся лунной дорожкой Ваши души к моей – миражу… 17 июня2007 г.

Обращение к своему веку-времени

Нет, я ценю свою эпоху, Хоть и не всё приемлю в ней, И часто мне бывает плохо, И чёрен дёготь в мёде дней. И слишком явны стали глазу Упадок, нравственности крах, И меркантильности заразу На пьедестал возносит прах. Жесток бываешь и неправ ты, Но тщусь тебя благодарить, Что наконец позволил Правду Рабам-Эзопам говорить! 17 июня 2007 г.

Таинственные знаки судьбы

Прислушайся к голосу Знака, – Судьба что-то хочет сказать. Так тон её неодинаков, Когда нам совет хочет дать. То мёртвую птицу положит На перекрёстке к ногам, То ногу споткнёт о порожек, То пальчики сложит в «фиг-вам». Остынь и подумай о вечном, Не бегай за ветром в руках. Затепли пред óбразом свечку. Не рвись ты с упорством быка К тобою же выбранной цели: У Бога свой план на твой путь. Не лезь ты в лазейки и щели, – Быть может, пора отдохнуть, Задуматься, переосмыслить, Залечь, отсидеться в тени… Желаний твоих коромысла Качают на плечиках дни. Не всё, к чему рвёшься, полезно Для фибр твоей слабой души, Идёшь, может, к жалу ты лезвий, Что в плоскости лишь хороши. Смотри, замечай, сердцем слушай Ты голос негромкий судьбы, Она же ведь хочет, как лучше.– Мы слышим себя лишь, увы… 5 июня 2007 г.

Вчера, сегодня, завтра… никогда

Понедельник и вторник, а вот и среда, – Поманили мечтой, пролетели. Ускользают недели в песок, в «никуда» Под шарманку шальной карусели. То, что было «сегодня», вновь стало «вчера». Лишь надеждами «завтра» отсветит, Глядь, уже наступает на пятки пора В «никогда» и «нигде» быть на свете. Муха чёрною точкой в проёме-окне В перманентном своём постоянстве Суетится, всё ищет лазейку вовне В подневольном стекольном пространстве. Рвётся муха на волю, на воздух, к весне, Хоть опасностей там и немало, – Как бы дятел её на «застукал» в сосне И синица в сердцах не склевала б. Не помощник я пленнице-мухе в окне: Моя участь с мушиной совпала. Я на муху смотрю, и всё кажется мне, Что сама я в ловушку попала. Ловит жизнь нас, как мух, в паутину свою, Рвёмся к благам, лишь изредка – к Свету. Днями крутимся мы, создавая уют, Укрепляя тем самым тенета. Завтра будет четверг. Пятница – постный день. И два дня в карусели весенней, Где дозволены праздность свободы и лень Только тем, кто не ждёт Воскресенья. Так в заботах-трудах вихрем дни пролетят. Взгляд из вечности: жизнь – лишь мгновенье. И на вкус безразличны мёд жизни и яд, Если выпить из чаши забвенья. 30 мая – 1 июня 2007 г.

Письмо другу

Зайди ко мне, Евгений Боев, Возьми бутылочку вина, Чтоб пообщались мы без сбоев, Черпнув по истине со дна. Давно с тобой мы не сидели За рюмкой доброго вина, За это время поседели, И даль яснее всё видна. Тебя как будто кто-то гонит. – Ты бизнесмен или поэт?! За счастьем призрачным в погоне Мы не общались столько лет. Кроѝшь как время, непонятно. На книжке пишешь: ты мне друг. Так объясни мне, глупой, внятно, Что ж пообщаться недосуг? Намёки, спешка, недомолвки… Какая, к чёрту, дружба здесь?! Она практически умолкла, Осталась мутная лишь взвесь. «Мы созвонимся», – обещаешь. – И на два года пропадёшь. Не позвонишь, ты это знаешь. Зачем обеты раздаёшь Тогда налево и направо? Или не веришь – люди ждут?! Забвения всё глуше травы: Бурьяном скоро порастут Те годы, что в своей каморке Ерёмин кофе(м) угощал. Как крепок был напиток горький! Как щедр был тот, кто нас прощал За невротические всплески, И за любовь, и за вражду – К любви незрелости довески; Как жажду, утолял нужду В опоре, дружбе, тёплом слове, И в понимающем отце, О нас заботясь, бестолковых, Как добрый пастырь об овце. Приди, обсудим тягот бремя, Тряхнём, дружище, стариной, И золотое вспомним время, И погорюем над страной, Агонизирующей в муках, Из праха рвущейся восстать, Где взяток общая порука, Где процветают хам и тать. Отвык, небось, от русской грязи Ты там, в Германиях своих? Скупаешь землю, метишь в князи, Родное «я» сменив на «ich»[19]. А мы в родимой стороне Имеем то, что заслужили, И с пожеланьем «Вы б так жили!» – Всё ищем истину в вине. Не откупайся впредь стихами И пообщаться всё ж зайди Ты к поэтессе – другу – даме: Всё меньше шансов впереди. 27 мая 2007 г.

Открытка с видом лагуны

Я искала на карте этот сказочный город, Где так счастлива дочка и несчастна была, Там, где сосны и море, где молочные горы, – Я искала тот город, но найти не смогла. Видно, карты масштабы так малы – не вместили Этих сине-зелёных, бирюзовых лагун, Где средь волн изумрудных яхты белые плыли. – Я счастливой была бы даже на берегу. Сквозь хрустальную призму светит дно с валунами, А меж ними мелькают плавники пёстрых рыб. Но меня, как и прежде, в «рае» не было с вами, Исключил меня кто-то из волшебной игры. Для меня игровое – лишь Тамбовское поле: Дом–прогулка–плотина–телевизор и сон. Здесь довольны мы тем уж, что живём и на воле, И «хрущёвка» – наш райский уголок, «la maison»[20]. Вряд ли светит нам, бедным, в обозримые годы Изумрудных просторов красота и комфорт. Хорошо, хоть в открытках нам доступна природа, Где лазурью залиты море, яхты и порт. Я смотрю на открытки и купаюсь в лазури, Загораю на пляжах на лилейном песке, Удивлённо таращусь круглоглазым лемуром В этот рай, что есть где-то, и в мечтах, и в тоске. На открытках нет места разным хворям, мозолям, И ожогам от солнца, нуждам и комарам, Правда, нет и озона, брызг, насыщенных солью, Когда режет лагуну носом катамаран. Здесь не дуют мистрали, не балýют сирокко[21]. Здесь спокойная заводь, и даль неба ясна, Здесь раскинулось море синевою широко, И сосна не шелóхнет, и навеки весна. И я думаю, как это – жить всё время у моря, Видеть днями, годами этот сказочный край?!.. Только разве красоты избавляют от горя, Разве жизнь побережья превращается в рай? Рай небесный, скорее, всё ж похож на открытку: Ведь в бесплотных красотах нет ни горя, ни бед, Нет ни прозы житейской, серой пылью покрытой, Нет ни страха, ни смерти, поражений-побед. Не видны сквозь открытку страсти-беды людские. Я не там, но себе я скажу – «не горюй»: Отцветут-отшумят все красоты мирские В этом временном плотском ненадёжном раю. Но тебе благодарна я, лагуна-колдунья, За минуты восторга и крылатой мечты, За прозрачность лазури, созерцанье-раздумье И за образы рая, что навеяла ты. 19-20 июня 2007 г.

Доброе утро

Мужу Игорю

Доброе утро, любимый, родной! Прости, что вчера рассердилась: И день суматошный был и заводнóй, И солнце за тучи садилось, И ноги устали пол в кухне топтать, И столько забот мелких было, Что к вечеру стала я нá день роптать. Прости, дорогой, что забыла О радости видеть родное лицо И тембр слышать бархатный речи Того, кто стал мужем, защитой, отцом, – Бесценный ты мой человече[22]. Прости, что пустячной обиде дала Своё спеть фальшивое соло. Прости, если вновь замотают дела, И день станет горек и солон. Нельзя забывать, что пока мы вдвоём, Нам многое в жизни по силам, Пока мы любовью друг к другу живём, Мы юны душой и красивы. Пусть ссоры, как пепел былого костра, Развеет забвения ветер. Когда-то настанет расстаться пора Со всем, что мы любим на свете. Пока же, встречая златую зарю, Как Ганг и его Брахмапутра, Сольём свои чувства в едином «люблю!» – Пусть им начинается утро. 22 июня 2007 г.

На рассвете

О чём поёшь так рано, птаха? – Так твой заливист чив-чив-чив! – Что сыплет счастье жизнь, как сахар? Что вкусны крошки-калачи? Рассвета первый луч в окошке. Река зеркальна и тиха. И спят собаки, мышки-кошки. Лишь я не сплю из-за стиха. Мне строчка ямку продолбила В извилинах, как та капель. На кухне-прииске забила Я рифмой кол в рассвета щель, Чтоб застолбить златую жилу, Чтоб легче ночь без сна терпеть, Чтоб чувств своих познавши силу, Гимн жизни ранней птахой петь. Конец мая 2007 г.

В зеркале

Это зеркало помнит меня И в слезах, и с сияющим взглядом, И в начале надеждой светящего дня, В тьму, и в бурю оно было рядом. Я смотрела в упор, изучая себя, Подставляя тебе фас и профиль. Ты, не радуясь мне и со мной не скорбя, Отражало судьбу мою просто. Стала осень светиться в глазах, Паутинки морщин протянулись. Открутив киноплёнку однажды назад, Вдруг пойму, как с тобой обманулась. Отраженье мне лгáло в лицо, Обещало, но слов не сдержало. Соискателем было когда-то, истцом, А теперь обвинителем стало. Буду чаще смотреться в… альбом, – Не в реальность с улыбкой фискальной, Находя утешение в том, Что зеркал нет в стране зазеркальной… 15 июля 2007 г.

Улыбнись мне, судьба

Улыбнусь предстоящему дню: Пусть улыбка приманит удачу. Сумрак ночи улыбкой гоню, Дню ненастному кину, как мячик: Пусть поймает, как в детстве, «свечу», Пусть, как в зеркале, в нём отразится, Пусть мне будет весь день по плечу, И судьба на меня пусть не злится. Гнев, как встарь, отведу я богов, Пусть и скромным, – от сердца подарком. Виноградную спелость годов Я отмечу улыбкой, как маркой. Улыбнусь я, приветствуя жизнь. Ты, удача, приди, не зазнайся, У надежды моей задержись. Не сердись же, судьба, улыбайся. 12 марта 2008 г.

Песенка утра (в двух частях)

Часть 1-я. Пусть будет так

Навей утром сны золотые, о, зрелость, – Зерна, хлеба жизни, пшеницы-стиха, Чтоб снова с мечтою жилóсь мне и пелось, И пусть будет песня, как утро, тиха. И пусть в ней счастливо-щемящею нотой Цветок запоздалый – любовь мне поёт, И словно нектар, в мёд густеющий в сотах, Во мне каждый день этой жизни живёт. И каждая радость своим светит светом – Ромашкой, шиповником и васильком, И пахнет грибом и клубникою лето, И дождик бродить позовёт босиком. И будут волшебны над речкой туманы, И сказочен миг, когда солнце взойдёт. И манят мечтою далёкие страны, И пусть в этих странах меня кто-то ждёт. Вот поезд ритмично стучит, убегая В другие, заманчивые города, Где люди иные и радость другая, И, кажется, солнце там светит всегда. И пусть мне сегодня не очень-то спится, И знаю теперь почти наверняка: Журавль улетел, но – осталась синица, И чайка, и дятел в тиши сосняка. И множество чувств ещё птицей щебечут В душе, будто в синем небесном раю, И ждут со словами заветными встречи, И в новых стихах, может быть, запоют. А прошлая боль, словно сумрак, пусть тает. Кукушка пророчит. И солнце встаёт. Жизнь белой голубкой воркует. Светает. И с розой-зарёй новый день настаёт.

Часть 2-я. «Мухи и котлеты»

Решила на время, хотя бы в стихах, Я «мух», наконец, отделить от «котлеты». Пусть счастье, как детство в коротких штанах, Приснится на зорьке мне летом… До часу заснуть не давала «попса», По-пьяни сосед «выступал» за стеною. А часиков в пять лай знакомого пса Пел раннюю «Песенку утра» со мною. Я на ночь «хлебнула» к тому ж НТВ – Зеркальный источник кошмаров: «Профессия…», «…максимум»[23] и т.д. Про жизнь проституток, клошаров[24]. И видела днём я такого бомжа, Что может в кошмарах лишь сниться. И так новой жизни поддáтая «ржа» Шумит и «торчит», – мне не спится. И в тихую гавань без денег сбежать Нет шансов: «покой только снится». Затишье лишь в ванной: придётся лежать Там ночью подбитою птицей. Устала я зá день: долбили бетон (что стало привычным) соседи. И мат молодёжи, и их «моветон»[25] И всё, от чего «крыша едет»: «Попса», караоке, повсюдный обман, Нажива, «чернуха», «клубничка»… Мой завтрашний день подъедает туман. Эфир нездоров и водичка… Но «Песенка утра» – не «фишка» лжеца, – Так двойственно утречко было. У жизни два профиля, «морды лица»: От Бога – лицо, от «нечистого» – рыло. 24 июня 2007 г.

Под небом лета

Я не приземлённая, – Жизнью утомлённая, Но пока пою. Мне ещё мечтается, В облаках витается: Кажется, что сплю. Грустью или радостью, Горечью и сладостью Светит каждый день. Что-то в нём теряется, Что-то обретается, Свет сменяет тень. И мальками-искрами, И ростками-мыслями Прирастает жизнь. Воробьишки в форточке, Растопырив пёрышки, Мне кричат: «Держись!» И под цветом липовым С солнечными бликами Проплывёт июнь, Средь лугов некошеных, Дел и книг заброшенных, Без ненужных «нюнь». Впереди дни осени С редкой неба просинью. Жить до них и жить!.. А пока с ромашкою, Донником и «кашкою» Буду я дружить. Хочется ль, не хочется, Всё на свете кончится. Летом даль светла. Но в зелёном платьице, В речку глядя, плачется Тихая ветла… 28 июня 2007 г.

Есенинские мотивы

Ах, какая беда – бессонница. Ах, какой отоснился сон. И летит моих мыслей конница В предрассветный сумрак окóн. Отстучал поезд ритмом рельсовым. Обнимают асфальт фонари. Хорошо всё ж душой апрельскою Видеть рыжую холку зари. Утро лета глазком ромашковым В белоснежном венке взойдёт. Колокольчиками да «кашками» Вызревает в лугах его мёд. На земле всё когда-то кончается. Лишь мечта не имеет конца. Посмотри, как колосья качаются, Отрицая косу косца. Ах, какой заболеют жалостью И река, и ракитный куст, Тронут золотом-побежалостью. И пустырь будет гол и пуст. Отцветут лебеда с татарником, Отзудят своё комары. Солнце жёлто-оранжевой арникой Нам отсветит с зенита-горы. Будем серое небо мерить мы В лужах улиц осенним днём. Ах, зачем мы так лету верили? Ах, зачем не остались в нём?.. 29 июня 2007 г.

Однажды бессонной ночью

Когда мне ночью спать не дали

«попса» и прочие детали,

и чей-то тёмный «Мерседес»

«ржал» под окном, как пьяный бес.

Увези меня, поезд, в другую страну, Где надеждам моим суждено будет сбыться, Где под музыку счастья жизнь иную начну, Где смогу от кошмаров прежних лет я забыться: От распятого Бога до концлагерей, И от мутной кровавой жестокости жуткой, От людей, не ушедших далеко от зверей, Их истории, бывшей чьей-то злой долгой шуткой. Увези меня, поезд, я прошу, увези В ту страну, где дано жизни новой родиться, Где не в боли и мýке, – во взаимной любви Век людей как разумных существ мог бы длиться. Кто назвал «хомо сапиенс» наш двуногий подкласс Примитивных, порою безумных приматов, Что освоил энергии недр, солнца, масс, Изобрёл себе смерть, раскодировав атом. Кто мне скажет, откликнитесь, люди, ау! – Где разумности край? Где безумья начало? Сколько создано вами ответвлений наук, Но счастливее жизнь на планете не стала. Нет надежды, любви, веры нет уже той, Что была силой духа так на святость богата. Нимб престижен ещё, если он… золотой. Впрочем, также и раньше было в мире когда-то. В целом стали мы, правда, чуть комфортнее жить: Электричество, газ, электроника. В космос Рвёмся мы, чтоб постичь душ устройство чужих, А своя, как была, – отчуждённа и косна. Увези меня, поезд, я готова бежать От всего, что вокруг ранит глаз, режет уши, Где шум жизни всё чаще – это шум дележа. – Я хочу потаённый голос вечности слушать… 17 июня 2007 г.

Печальная история тиранов, временщиков, надежд, самообманов

«…И веря, и не веря вновь

Мечте высокого призванья,

Он проповедует любовь

Враждебным словом отрицанья.»

Н.Некрасов. «Блажен незлобивый поэт» Двадцатый век для нас стал переломным (Век 19-ый в сравненье с ним был нежно-томным): Свихнулся дух, вразнос пошла материя, Ушла история и началась мистерия. Трагично прервалась царей династия, Чредой посыпались на нас то беды, то несчастия. «Аврора» вместо утренней зари восстала, И сверг плебей законного вассала. Что натворил Ильич, – сам ужаснулся, Когда, в предчувствии финала, вдруг очнулся. Но вспять уже не повернуть события, И в окончательное впал Ильич небытие. Пришёл ему на смену Йосиф Сталин, – Страна дала угля и много стали. Народ стал, правда, дохнуть, словно мухи, – Творец истории не ждал такой прорухи. Событий вязь уж тяготела к ткачеству: Стук в дверь в стране перерастал в стукачество. Трудились, впав в азарт ударной стройки, Бесчисленные чрезвычайки – тройки. ГУЛАГ расцвёл, а в нём – статьи расстрельные. Колонны строились, но вовсе не Расстреллями. Народ пел песни со словами-вишнями, Чтоб не сболтнуть чего-нибудь бы лишнего. Была в те дни в стране большая паранойя, Какой не видели века, наверное, от Ноя. Когда же, наконец, настала оттепель, Народ воспрянул: заживём мы вот теперь. Взамен людей сажать тут стали кукурузу, И с пролетарием всех стран крепили узы. А тем, кто враг и портил нам картинку, Тому с трибуны – ух! – грозили мы ботинком. Америку догнать и перегнать клялись намеренно, Но помешало кое-что коню, а нынче – мерину. Бежали резвой прытью к коммунизму, Но прописал нам Лекарь свыше клизму. С моральным кодексом хотели обойтись без Бога, Но, видит Бог, как без Него мораль убога. А дальше вкривь и вкось пошла бодяга: Ко взяткам, орденам и поцелуям тяга. Народ расползся по пивным, психушкам, кухням. Забыв про повесть прежних лет: «Эй, ухнем!» Проклюнулись в стране фарца и диссиденты – Под «одобрям-с» и «бурные аплодисменты». К красивой жизни приохотилась тогда верхушка И к лобызанью Брежнева от пяток до макушки. Из чтенья разрешали: Маркса, Ленина, Тацита. Всеобщего была в стране проблема дефицита. Потом – маразм, развал и перестройка: Накрылась кое-чем социализма стройка. Когда нам некто с меткою на лбу явился, Наш СэСээР – «Колóсс Родóсский» – развалился. Сбылась заветная мечта американцев – Из пугала нас превратить в хамло и оборванцев. Настал тут собственности новый передел: Рай для хапуг, воров, бандитский беспредел. Жить на Руси вольготно стали – дилер, Банкир-магнат, юрист-«артист» и киллер. А педагог, учёный, врач, поэт, писатель – Подведены под общий нищий знаменатель. Закон стал видимость одну иметь закона. И расплодились всюду «оборотни» при погонах. Вошли в законный бизнес: нелегальная фарцовка, Блатной жаргон, бритоголовость, «распальцовка». С «понтами» братаны теперь сидят в джакýзи, Купаясь в «зелени», как шар, летящий к лузе. Теперь, поверьте, мы устали удивляться: Узнал «совок»[26], что значит «дурь», «ширяться». Мутировало всё: и совесть, и продукты, И в Думах думают за нас такие «фрукты»… С моралью полный заключили мы консенсус. И нашу глупость тщетно лечат экстрасенсы. А что народ? И каковы народа чаянья? – Напиться от непрухи, нищеты, отчаянья. Конец истории, скорей всего, банальный: Страна сойдёт на нет и станет виртуальной. P.S.[27] Простите мне, что речь не о заслугах, – о пороках, – Душа болит! И нет в отечестве пророка… Апрель 2006 г,

«Люблю отчизну я, но…»

Я не космополит, а патриот, И Родину люблю с не меньшей силой. Но времена пришли такие вот, Что жить в отчизне страшно и немило. Мне так же любы, как и всем из нас, Родная речь, рябины и берёзы. Войду ли в церковь, там иконостас Во мне пробудит очистительные слёзы. Люблю полей раздолье и простор, Лесов озонных сень, грибную щедрость, Лугов медовый клеверный настой, И лун то полноту, а то ущербность. Люблю разливы синих рек весной, И майских птиц серебряные звоны, И, лёжа под смолистою сосной, Мечтою в небе утонуть бездонном. Люблю зачин, вязь сказок и былин. Люблю Руси величие былое, Церковный звон, что лечит скорбь и сплин, И подвиги монахов и героев. Люблю поэзию и прозу прежних лет, Не чýжды мне славянские надрывы. Люблю друзей (иных уже здесь нет). Но зреют скорбные в душе моей нарывы. В ней грязь и ложь моей страны родной Не жемчуг порождают, а карбункул. Здесь нет уверенной надежды ни одной, Здесь за границу едут, словно в бункер. Народ мне мил, и вера дорогá. Но участи иной желаю я народу: Чтоб взял судьбу свою он «за рога» И отчей веры пил святую воду. Апрель 2007 г.

Фемида по-«совковски»[28]

Опять мне снился странный сон, И так уныл, похож на явь он, Где снова попран был закон, И факт растленья духа явен. Закон, что дышло, – говорят У нас в народе. Точно, дышло. Такое с ним сейчас творят, Так крутят им, чтоб «круче» вышло. Где правды, бедным, нам искать: До Страсбурга, ох, как далёко. Куда ни ткни, за «дышлом» – тать, И дремлет «государя» око. – Пиши, на самый верх пиши! – Советуют в беде коллеги. Костюм судьбы наш бедно сшит Для справедливости телеги. Здесь пристяжных такой анклав, – Телег не хватит и оглобель. И, если обречён «на сплав», Не вытащит тебя и Нобель. Что ж удивляться: взяток мёд Дороже истины сермяжной. Фемида прибылью живёт, А для проформы – суд присяжных. Но и присяжный пёстрый люд, Как все, подвержен страсти, страху, Душевный ценит он уют, И служит чаще всё же праху. К тому ж и факт, как говорят, С двумя концами та же палка, И так представят фактов ряд, – Святого, и того не жалко. Обгадят в наше время так, Подмётные найдя «вещ. доки», Что обыватель – лох, простак, Поёт с судьёю «караоке». Иль, взять хотя б такой альянс: Найдут свидетеля-«игрушку», Разложат вам такой пасьянс, За нитки дёргая «Петрушку»! И тот, чьё рыльце-то в пушке, Так подыграет кукловодам,– Во лжи вонючем порошке Придётся жить не дни, а годы. Другой устроит самосуд: Так отвалдошит правд гонитель! – И тех законы не спасут, Кто сам себе оговоритель. Напишешь жалобу, вернут К тому, кто обрекал на муку: И ваш по вам пройдётся кнут, И в речку выпустят вновь щуку. Коль обвинят вас невзначай, Ругаться, плакать не годится: Готовь сухарь, табак и чай, И «правду»[29] – чтенье ягодицам. Июнь 2007 г.

Про любовь

Что имеем, не храним, Потерявши, плачем мы. То, что любишь и любѝм, – Без «счетов» со «сдачами», Без условий-перспектив, Без косметик глянцевых, Не за то, что ты красив, А за то, что «глянешься», – Это ли не лучший приз От судьбы-капризницы: Золотинки чудных риз Любушки-сюрпризницы. Люба-Любушка-любовь, Любушка-голубушка, То ты злишься, хмуришь бровь, То воркуешь гулюшкой. Мотыльком мелькнёшь в цветах, – Месяцами маешься. То юнá, а то в летах, То поёшь, то каешься. И желаем, и бежим От твоих капканов мы. Ручейком приворожишь, Захлестнёшь фонтанами. Померцаешь нам во мгле Огоньком приманчивым, Отгоришь, но и в золе Всё блестишь обманчиво. Обласкаешь светом нас, Как весною травушки. То сладка, как ананас, То горчей отравушки. Мать-и-мачеха людей, Счастье оборотное, Видно, нет тебя милей, Зелье приворотное. Без любви так грустно жить, И, когда случается, Надо б ею дорожить, Да не получается. Что имеем, не храним, Потерявши, плачем мы, По утраченным, по ним, – По любвям с удачами. 4 августа 2007 г.

В ожидании заката

Закат застал врасплох. Он вызревал В небесных огородах виноградом, И красок обещал нам карнавал, И соблазнял нас облаков парадом. Он анонсировал феéрию волшебств С подсветкой своих солнечных софитов. Тем, кто внизу, дарил свой щедрый жест, И разворачивал на небе древний свиток. Народ гулял себе по берегу реки С друзьями, в одиночестве и пáрно: Супруги с моськами, старушки, старики, А молодёжь в кафе тянулась «Парус». Вороны чёрными заплатами вдали В верхушках клёнов-тополей гнездились. На феерѝческое зрелище земли Не рвался зритель, и фанаты не толпились. Пивко потягивала тройка пацанов, Девицы предпочли коктейль, однако. Закат не соблазнительней обнов, И не шумел он, как скандал иль драка: То действо совершалось в тишине. А здесь средь нецензурщины и сора То пел «Амфибия», что лучше быть на дне[30], То впаривал оркестрик нам «Семь сорок». Потом блатное хриплый голос пел. Темнела даль загадочной мулаткой. А уголёк закатный тлел и тлел, И вспыхнула вдруг облаков облатка. Пионом-рóзаном расцвёл небесный сад, И жемчуга с агатом заиграли, И отражений их на волны полоса Легла, сверкая розовой эмалью. Но, поглощён привычной суетой, Народ не видел света представленья. Он жизнью жил размеренною той, По яркости сравнить что можно с тленьем. Два катера гнались вперегонки. Укус собачий демонстрировал мужчина. Пивко тянули под орешки сосунки. Закат для них – не повод, не причина Задуматься о вечной красоте, Что делает художником, поэтом, Посланья пишет нам на древнем языке Цветным фосфоресцирующим светом. И между двух желаний я сама Металась, как между стогов ослица: Впивать закат, пока не съела тьма? На ближнего иль на себя сердиться, Что фотоаппарат свой не взяла, А память глаз нестойка, ненадёжна. Бежать за ним? Но подступает мгла, Как миг заката удержать возможно?! Соседский пёс меж тем устроил стресс Наездникам коней-велосипедов. Потом притих. На речку и на лес Взгляд устремил. Наверно, волчий предок В нём пробудился к вечеру: закат Навеял что-то, – тáк мне показалось (Но просто склон был крут, а не покат, А там, внизу, собачка разыгралась). Прошли две дамы мимо, и одна Другой сказала как бы в назиданье: «Две жизни не прожить». Права она. Ведь даже и к закату на свиданье Придём ли завтра, знает только Бог, И будет неба цвет и зрители иные. Но как прекрасен всё ж дня жизни эпилог И присно, и в веках, а также ныне. Нам неспроста даны и этот миг, – Роскошество цветов у черноты порога, – И это небо – красоты родник, Что души смертных приобщает к Богу. 4 июля 2007 г.

Желаемое жизненное кредо

Отпусти от себя всё, за что «зацепился», Чем сильнее небес в жизни ты дорожил. Этот мир со страстями – он тебе просто снился, И приснилось тебе: в этом мире ты жил. Не цепляйся за вещи, за духовность – тем паче: Те истлеют, а эта лишь к гордыне ведёт. Не держись ты за счастье, ведь рулетка удачи В окончательной ставке всё равно подведёт. Отпусти ты любовь, что тебя обманула: Не удержишь ни ветер, ни снежинку в горстѝ. Золотая рыбёшка в синем море уснула. Отпусти ты надежду свою, отпусти. Не удерживай миг, даже если прекрасен. Не держи на судьбу зла, и её ты прости. Если он был не к Богу, то любой путь напрасен. – Отпусти жизнь саму от себя, отпусти. Только так, налегке, без привычного груза Можно жизнь, как подарок, наконец-то принять. И тебя посетит твоя поздняя муза И то нечто, что с жизнью невозможно отнять. 2-3 мая 2007 г.

Тоска по лесу и «тихой» охоте

То пичуга свистит мне в окошко, Лает пёс, чуя дух «первача»[31], То бранятся гнусавые кошки… А деревья стоят и молчат. Не шуршат они: ветра нет, тихо. Молча слушают песню сверчка. Чутко слушают, как олениха С оленятами поступь волчка. Всё молчат, лишь зелёною грустью Отзовутся на капли дождя. А в лесу можжевеловый кустик Ждёт на верной полянке меня. Там, средь ёлок, дубов и берёзок Белый гриб я всегда нахожу. Вот прошли все июньские грозы, А я в городе шумном сижу. Почему я не еду в маршрутке, За «лисичками» в лес не гоню, И свои золотые минутки Сыплю в прорву какую-то дню?.. Что за лень или, может, усталость Обделяя лесной тишиной, Этим летом к желаньям подкрáлась И обманом осталась со мной? Ждёт в лесу можжевеловый кустик И охота тишайшая ждёт. Может, грусть меня всё же отпустит? Может, как-то усталость пройдёт… 7 июля 2007 г.

На жизнь и смерть дождевых пузырей

Пузырик пляшет на воде И с ручейком вперёд стремится, В прозрачный куполок одет, – На миг дано ему родиться. Обходит камешки, летит, Круглоголов и быстр, как птица, Случайный луч позолотит Ему бочок, – он в блёстках мчится. Натянут весь и напряжён, – Успеть бы путь пройти бурлящий, Лишь оболочкой снаряжён Хрустально-призрачно-блестящей. В том куполочке целый мир Шарообразно отразился, И пролитый мазутный жир В цвет радуг в нём преобразился. В нём – облака, рябины кисть, Сквозь них – и камешки, и листья. Как жизнь в ручье бурлит! Держись! Минуй призыв сирен[32]-«залысин». Коль занесёт водоворот На бугорок, где плешь асфальта, Вдруг лопнет, прыснув, шарик-бот[33], Круги пуская камнем-галькой. Как невидимка-водолаз Иль тайно рыбина какая Из лёгких, жабр дыханье-газ В ручьи и лужи выпускает. Кипит ручей, хоть нет огня, Кругом вода, а в лужах – кипеж. И почему-то вспомню я Сказ, как под воду канул Китеж[34]. В ручьях танцуют пузыри, Несутся в сумасшедшей пляске. И молча смотрят фонари На драму ливневой развязки. 10 июня 2007 г.

Дождь ночью

Громыхали громы непрерывно. Сполох молний резал сумрак ночи. На душе так было бóязно, надрывно, Страх прогнать недоставало мóчи. Дождь лупил и шлёпал по асфальту, Мокрою пощёчиной лепился, Песню ливня пел «шлепковым» альтом[35], Затихал и снова лился, лился… Никогда таких я долгих грóмов Средь блистанья молний не слыхала, Будто низвергались дýхи с тронов. Через час ночь снова тихой стала. Гром ушёл за лес и за болота И вдали от нас ещё сердился. Но грозы осталась в доме нота. Я уснула. Странный сон мне снился. Снилось мне, что я должна уехать, Но исчезли вещи, документы. Был ли сон былого страха эхо, Или «завтра» открутило киноленту?.. Сон нарушил тишь ума кроссвордом: Может, вновь судьба свои шлёт знаки?.. Был испуг недолгий, как от морды Вылезшей из-под ворот собаки. Утро. Тихий дождик моросящий. И судьбы «звоночка» ожиданье, До поры, до времени лишь спящей, Но и в снах пророчащей свиданье С горем-счастьем. Но второе – вряд ли. Кабы знать, где подстелить соломки. От дождей и бед пути расклякли, А мостки судьбы так стали ломки… 19 июня 2007 г.

Пивные издержки

Хорошо, что завтра понедельник: Станет тише, может быть, в кафе. Мелет нам июль Небесный Мельник. Фантики летят от дней-конфет. Отцвели фиалки и сирени, Липы раздарили свой нектар. И остались упражнения в смиреньи, Чтоб кафешный выдержать кошмар. Хорошо, что завтра понедельник, Для меня теперь он – выходной: По нужде не забежит бездельник В палисадник дома проходной. Под окном моим не пахнет липой, «Царским кудрям», видно, не цвести, – Липнут, выпив пива, как полипы, К дому хамы, Господи, прости. Чем, скажите, садик свой украшу, Освежителем каким его залью: Превратил и дом, и сад в парашу Экономный на сортирах люд. Этот люд глазам, ушам отвратен, Я его и нá дух не терплю. И мечтаю (грех мне!), люди-братья, Извести из сада вас, как тлю. Рада я, что завтра понедельник, Меньше будет пива и мочѝ. Мелет нам июль Небесный Мельник… Так молчи же, грусть моя, молчи. Начало июля 2007 г.

Голубой мост летом

Этот мост непростой – голубой переход В голубую мечту, сказку лета, Там, где зелень живая, а не в виде банкнот, Где в азартные игры тень играет со светом. Где тропинка бежит мимо клёнов, берёз, И рябин, вызревающих для осенней наливки, Где чистейший озон входит в грудь после гроз, И лежат облака, словно взбитые сливки. Слева – дачное царство, справа – царственный парк, Где настоянный воздух от цветов и клубники. По утрам над рекою – фимиам или пар? И на ивах сверкают, словно зеркальца, блики. Стоит мне перейти этот сказочный мост, Я как будто в другую попадаю реальность – В мир деревьев и птиц, облаков, диких роз, Позади оставляя серых будней банальность. Я цветочку любому рада, как миражу, Мне и мох под ногою – словно птичья перинка. Я по травам-коврам изумрудным брожу, Мнится ниточкой счастья мне в ветвях паутинка. Подкукую кукушке, соловьям подсвищу, Пролечу над болотом длинноногою цаплей, У берёз на опушке я грибков поищу, На листке посверкаю бриллиантовой каплей. Соберу я для чая трав, цветов луговых – Пусть зимою на кухне летним раем запахнет, И уставшая за день от забот круговых Пусть от запахов лета вдруг душа моя ахнет. Этот мост голубой[36]… Дай ещё постою Перед сумраком дня, перед берегом дальним. Я запомню твой свежий бирюзовый уют, И, даст Бог, устою, когда стану печальной. 13 июля 2007 г.

Аргументы против

«Но всё равно он неудачник», – Диагноз ставишь с легонцá, И жизнь, как простенький задачник Для инфантильного мальца, Где есть задачи и ответы, Как есть ответ на дважды два. «Орёл» и «решка» у монеты, Но знаем мы с тобой едва, Какую нам сулит «удачу» Та иль другая сторона: То ль будет светел день, то ль мрачен, – Судьба капризна и странна. Кто честен был, тот ест овсянку, И жизнь его бедна, скудна, А тот, кто сделал всем «подлянку», Всплыл нáверх с илистого дна. Из грязи в князи, на фуршеты. Бронь в «пятизвёздные раи»… Но роскошь может рикошетом Им забронировать Аид[37]. Каков «удачности» критерий? Успех и слава? – Шум и дым, И в их венках так много терний! И станешь ты, как все, седым. Придут и немощь, и забвенье, И стоил жертв ли всех «Молóх»[38]? Успех – всего лишь представленье, И на него попался «лох»[39]. Успех в деньгах, дворцах и яхтах? Красотах лиц и тел Земли? – Всё, что сияло, будто яхонт, Спит в исторической пыли. Не застрахован даже гений От бед земных, от нищеты, И может стать он жертвой мнений. И кто судья здесь? – Разве ты?.. Мы, впрочем, все в какой-то мере Уж тем одним не удались, Что верим жизни, как химере, И на земле мы родились. Но кто раздал свои именья И отказался от карьер, И даже был побит камéньем, Уют знал келий и пещер, Тот жив душой и с нами ныне, Когда мы страждем и в беде, Мы чтим их Лики, мысли, Имя Вовеки, присно и везде. Не стал артистом кто известным, Банкиром, кутюрье не стал, Займёт, возможно, лучше место, Чем шаткий славы пьедестал. Кто научён смирять гордыню, Терпеть болезни и нужду, «Он неудачник», – скажут ныне. – Не здесь сокровища их ждут. Там, где нетленная обитель, Где благодать иных дворцов, Там ждёт их щедрый Прародитель И свет любви Святых отцов. Июнь 2007 г.

На земляничной поляне в парке

Земляничная поляна. Запах ягод и бурьяна, И крапивы с лопухом. На коленках брючных пятна: Хоть ползком, но как приятно Объедать «кротовый холм». Земляника здесь крупнее, И спелее, и сочнее, Чем в низинке у тропы. Что поели, что помяли, Аппетит слегка уняли, – Не судите торопыг. Целый год по ней скучали, – В смысле скуки и печали, – Где ж зимой нам ягод взять? Разве, в чьей-то морозилке? Иль из Африки в корзинке У богатых тёть и дядь?.. А у нас – картошка с луком, Телевизор, снег и скука. И, конечно же, мечта: Нам дорваться бы до лета, До полянки чýдной этой, Где ни глянь, – всё красота. Зацветёт нивяник, смолка, Прилетит из улья пчёлка Собирать цветочный мёд. И заветный луг нектарный, От нектаров чуть угарный, Зажужжит и запоёт. Ах, какая это радость – Земляничных ягод сладость И нездешний аромат! Мы войдём с надеждой в лето И найдём полянку эту, Словно древний царский клад! Земляничная поляна Нас простит, от лета пьяных, Что ползком ползём по ней. Раз в году такое счастье – Земляникой причащаться После грустных зимних дней. Земляничная поляна, Запах мёда, запах пряный Трав, цветов и лопуха. Впитана нутром и кожей, Будешь в памяти такой же, А потом – в моих стихах. 17 июля 2007 г.

Ответ

В стихах твоих довольно пессимизма, – Мне попенял однажды друг мой Паша. – Зачем про смерть писать, про катаклизмы? И так ли жизнь уже печальна наша?.. – Твоя, не знаю, но в моей хватает Болезней, боли, бедности и грусти. Мне Муза рубище души стихом латает: Поставит латку, – на день грусть отпустит. Когда-то, помнится, прочла у Цицерона, Что философствовать – себя готовить к смерти. Она незримо вызревает в пышных кронах И ни листочка уж не пощадит, поверьте. И кто сказал, что в жизни только радость Свои насвистывать одна должна напевы?.. Не всё в ней солнце, есть дожди и грады, И горек плод, доставшийся от Евы. Нельзя весь путь протопать в эйфории, Дивясь красотам, в «ахах», восклицаньях. Ведь как бы высоко мы не парили, Вернёмся всё ж к земному созерцанью, Которое пристрастно, вовлечённо, Здесь отстранённость от эмоций единична. И кто всеобщую увидел обречённость, Совсем не означает – принял лично… Всё так же рвёмся мы к комфорту, славе, дéньгам, Бежим от грусти в иллюзорность счастья, Но, как из рая изгнанный когда-то демон, Всего лишиться можем в одночасье. О, как хотелось бы от бед отгородиться, – Своих и ближнего, не слышать и не видеть. Но… угораздило нас на земле родиться, Карикатурной и мифичной, как Овидий[40]. Не лучше ль будет, все отбросив призмы, Что радуг счастья лишь давали преломленья, Грешить осознанным и здравым пессимизмом, В нём черпать оптимизм средь суеты и тленья?.. 11 июля 2007 г.

Вид на открытке

Черепичные вафельки-крыши, Грядки белые – яхты в порту. Взгляд мой с кручи небесной отыщет Домик ваш, обведённый в черту. Пишешь ты, домик тот – с мезонином. Я представить его не ленюсь, Только вместо наглядной картины Слышу чеховский отзвук: «Мисюсь»[41]. Сверху камни крутых волнорезов Чешуёю мне кажутся рыб: В лапах порт будто держат[42], отрезав От напора штормов и волн-глыб. Голубые бассейнов кюветки[43], Редких рощиц деревья, кусты, Иероглифы улочек-ветки, Променажи где делала ты, Открывая красоты местечка В южном сине-зелёном краю. Трудно сверху узреть человечков, – Только крыши домов их в раю. Взгляд мой ищет, опять что-то ищет… Что? – Сама я себе не скажу. Но, как ястреб несытый над пищей, Над открыткой твоей я кружу… 17 июля 2007 г.

Гостья грусть

Сегодня грусть ко мне пришла Забытой тихой гостьей. На небе серость, муть и мгла. И дождик чуют кости. И сон под утро посетил С вестями от погоста, И нет желания, ни сил Спровадить утра гостью. И грустный крутится мотив Про осень и про маки[44]. Она нас всех «озолотит» И отлетит во мраке. Ищу причин, не нахожу, Чтоб выпроводить гостью. Я от неё не ухожу, Не строю в радость мостик Из хилых досточек мечты, – Она теперь погасла. И ты, мой друг ненастный, ты Не подливай хоть масла В костёр осенних дум и слов В обители печали, Где птицу счастья птицелов Всё стережёт ночами… 25 июля 2007 г.

В момент создания стихов

Где я бываю – забываю В тот час, когда пишу стихи, В каком-то мире пребываю, Где все тела, как пух, легки. И мысль незримою пушинкой Плывёт куда-то в облака, – Где души всех ацтеков-инков[45], – Через пространства и века. На сон похожи откровенья – Бери и царствуй, и владей: Открылась дверь в Сезам[46] мгновенья И вход в надмирный мир идей[47]. И смещены пространства рамки, И час вмещает уйму лет. Себе кажусь я иностранкой С каких-то сказочных планет, Иных отчизн нащупав нити, Их языков и городов – Тутанхамонов[48], Нефертитей[49], – И древних истин их родов. И лишь когда поставлю точку, Скитанья рифмой утоля, Я обретаю плоть и почву И вижу вновь твой свет, Земля. 25 июля 2007 г.

В городе мечты в дождь

Как хочется сказки и тёплого моря, Его изумрудных волнистых полей, Роскошных закатов, воздушных просторов, Где прямо с небес льётся синий елей. Где светятся, солнцем играя, ракушки, Алмазно блестят от водички морской, Где лето ладошкою гладит макушку, А камни истории просят: «Постой, Прислушайся к звукам времён: Мнемозина Сама здесь, босая, ходила вчера…». Здесь вежливы люди и ласковы зимы, И утра – как жемчуг, агат – вечера. Забудь обо всём, – напевают Сирены, И привкус их песен-сиропа во рту. Здесь выйдет на берег Венера из пены[50], Стыдливо прикрыв красоты наготу. Соборы хранят дух и след кардиналов, А замки в портретах – величие лиц, И роскошью прежнею веет в их залах, И помнят предметы интриги кулис. В руинах и замках здесь царствует древность. Ухожены улочки, парки, сады. И крона пышна здесь истории древа, И ныне её благодатны плоды. Зачем я не там? Кто сыграл злую шутку? – В деревне Гадюкино[51] снова дожди… Мне Муза поёт в тростниковую дудку: «Утешься, не плачь, подожди, подожди…» 25 июля 2007 г.

Запущенный луг в парке «Дружба»

В моей памяти луг никогда не увянет: Каймой там крапива, репейник-лопух, Звенит колокольчик, белеет нивяник, И к смолке всё липнет – и мошки, и пух. А в гуще травы, в комариных угодьях Рубинчики ягод рассыплет июль. И тащим домой мы в авоськах походных Пучки трав от хворей – «зелёных пилюль». Пустырник, чтоб тихие сны ночью снились, Цвет «мяты собачьей» – от кашлей-простуд, Чтоб лёгкие наши к зиме укрепились, – Травы-муравы ото всяких остуд. Смородины листья – суставам подмога, Желтки одуванчиков и репешок. Покажется длинною к дому дорога, Поддержит кленовый в пути посошок. Развешу я в доме пучки и пучочки, Пусть пахнут и сохнут: поклон тебе, луг! Отправлю с оказией травок я дочке, Чтоб чаем из трав скрасить зимний досуг. Цветёт в моей памяти луг и не вянет, И я каждый год с ним свидания жду. Пусть в холод зимы клевер, смолка, нивяник Костёр цвета летнего счастья мне жгут. 25 июля 2007 г.

Лето как чудо земное

Жить с ощущением удачи, Пока судьба тебя везёт, И пусть коней сменила кляча, И пусть горчит всё больше мёд… Но вот проснёшься на рассвете: Льёт утро в окна мягкий свет, И – радость, что живёшь на свете, Где многих просто больше нет. И Бог тебя сподобил лето Узреть, услышать, обонять Ещё одно, и чудо это Тьма не смогла пока отнять. Бог чудеса даёт по вере, И если ей не обделён, Сквозь мрак времён нам светят двери В тот мир, где всякий окрылён, Неувядаемым где цветом Цветут и души, и кусты, Где нет времён, – сплошное лето, И вечно в этом лете ты. Но всё ж земное наше лето Не тороплюсь на тó менять. В несовершенном лете этом Хочу я жить, и травы мять, Пьянеть от запахов и красок, С утра ждать чуда каждый день, – Душой ребёнка в мире сказок, – Где всё загадочно: и тень Густая лип, дубов и клёнов, И дно туманное пруда, И взгляд русалочий зелёной Лягушки, прыгнувшей туда, И золото речных кубышек, Фужеры белых лилий днём, Прозрачный свет кипрейных вышек, И щедрый к зёрнам чернозём… Как хорошо земное лето! Когда придётся умирать, Я снова вспомню чудо это, – Мне есть, что на земле терять. 29 июля 2007 г.

Повилика

Хоть и радость даёт невеликую, И печалям моим нет конца, Но – цепляюсь за жизнь повиликою, Пока Небо не вышлет гонца: То ли тёмного демона страшного, То ли Ангела Светлого мне. Убегаю от дня я вчерашнего, Но и в нынешнем дне счастья нет. Лишь минуты порхающей радости Даст судьба испытать редкий шанс, Тут же свалятся разные гадости, – Не нарушить чтоб жизни баланс. Для судьбы всё забава, всё – шалости, Что творит, вряд ли знает сама, Для неё нет симпатии-жалости, Как ребёнок, жестока она. Так, на грани она балансирует Счастья-горя, как эквилибрист: То историю пишет красивую, То вдруг скомкает жизнь, словно лист. Но – цепляюсь за жизнь повиликою, Без корней и без крепких начал: Ведь последней печалью великою Светит ближе и ближе причал… 30 июля 2007 г.

Хлеб и камень

«Вы должны веровать, что никакая скорбь

не может с нами случиться, ежели не

попустит Господь. А Он посылает скорби

из любви к нам, или в наказание за грехи,

чтобы очистить здесь от оных, или к искусу

нашей веры и в предостережение от грехов».

Преподобный Макарий Оптинский Я получила вместо хлеба камни, Когда просила хлебушка любви. И ночью сон опять мне снился странный Про камни веры Спаса-на-кровѝ. Господь меня, наверно, всё же любит, Раз так заботится о грешной, обо мне. Из чаши горечи душа глоток пригубит Напитка веры в помутневшем дне. И надо жить, и вновь любить и верить, И хлеба, и любви от жизни ждать: Так веру нам Господь даёт измерить, Когда не хлеб, попустит, – камень дать. Но как бы ни крепка крестами вера, И как бы через боль ни укреплялись в ней, Но и у веры есть предел, у боли – мера, И хлеба ждём от близких – не камней. 30 июля 2007 г.

Про духовную слепоту и беспечность

Как чужую да беду Я руками разведу, А свои-то бедушки – Давние соседушки. Учим мы других, как жить, Как справляться с бедами, В своих сказочках-во лжи Тешимся победами. А придёт своя беда – Открывай ворóта ей. Эх, крапива-лебеда, Счастье при-воротное. Эти беды-воротá Всё не закрываются, Мёды льются мимо рта, Псы судьбы кусаются. Кабы знать, да кабы внять Голоску предвиденья. Где ума палату взять? – Вы её не видели?.. Эх, сума, вложи ума: Умудри до óдури. По нас плачет Колыма – По духовным лодырям. 1 августа 2007 г.

В единстве с природой

Сегодня – дождь. Зовёт бродить В предместьях осени ненастной, Где оборвётся лета нить И фейерверки дней погаснут. Он лил всю ночь, и не устал, И утра прихватил толѝку[52]. И только-только день мой стал Светлеть от сумрачности ликом, Как снова шлют мне небеса Привет и сумраком, и болью, И возле ран кружит оса, И дождь обилен над юдóлью.[53] Боюсь, что снова поскользнусь: В дожди лишь с виду тропки гладки, И в яму грусти провалюсь, И буду плакать там украдкой. Бегу в свой иллюзорный мир, Чтоб в целое сложить обломки, И рифмы собирать на пир С остатком роскоши в котомке Моей души и горстки дней, Что перед осенью осталась. Я поселюсь надолго в ней И встречу зѝму, в смысле, старость. Я с каждой травкой заодно Весь ход времён переживаю: Зимой застыну вновь я, но: Весна придёт, – я оживаю. 2 августа 2007 г.

«Полёты во сне и наяву»

Ночь была кошмарно-душной, Просыпалась я в поту. Но с каким-то вдруг воздушным Чувством встала поутру. Сны покинули ресницы, Поутихла боль в десне. Я в мечтах слетала птицей В город, снившийся во сне. Побродила там у башен, Постояла на мосту. Город, что мечтой украшен, Он не любит суету. Задержалась у бутѝка, У витринного стекла… Нет шумов, в мечте всё тихо, Будто жизнь здесь не текла. Прогуляюсь возле моря, Чайкой в небо поднимусь, Затоскую от простора, Горлицею обернусь. Пролечу я над домами С черепицей рыжей крыш. Посижу незримо с вами, Дочка-мамка и Малыш. Выйду в сад размером в сотку, На лежанке полежу… Из фантазий мир мой соткан, Что понятно и ежу. Потому что я тоскую, Так скучаю я по вам, – Соль земли за соль морскую В вашем городе отдам. Тихо, птицей-невидимкой Я вернусь в свой дом пустой. Тает сон мой паутинкой: Подожди, побудь, постой… 2 августа 2007 г.

За тридевять земель

Посвящается дочке

В шкатулку осени печальной Я положу свои мечты Про берег тот, про берег дальний, Где якорь бросила свой ты. Мои мечты, как субмарины, Уйдут под воды грусти дней. Бежит по вóлнам грёза Грина[54], И я отчаянно – за ней. На остров грёз, на остров счастья Плывут кораблики мечты, Чтоб хоть в мечтах с тобой встречаться У разделительной черты. Так веет холодом разлуки, Так стали сердцем далеки, Так отчуждённы речи, руки, Дни наших встреч не так легки. Сложнее понимать друг друга. В заботе видится укор. И холодком, сердечной вьюгой, Навеян трудный разговор. Но всё равно мечтой и сердцем К тебе стремлюсь сквозь боль обид. И сумраков ночных соседство Лишь обостряют слух и вид. В ночной тиши я вижу внука, Тебя, и зятя, дворик, дом… Как тягостна порой разлука! Но не жалею я о том, Что так расставлены все точки, – Всё по волнáм мечты бегу. Жаль, подстелить соломки, дочка, Там, где споткнёшься, не смогу. 4 августа 2007 г.

Ночью

Призрачный и голубой Ночь льёт свет в окошко. Тень крадётся за спиной Тихой чёрной кошкой. Мир предметный скушал мрак, Смутны силуэты. Освещает лунный тракт Лунные предметы: Ночь, окно, стихи, мечты, Прошлого фрагменты, Кухню-призрак, в коей ты Крутишь киноленту Дней, текущих, как вода, Как в «заначке» деньги, В никогда и в никуда, – Ловишь ты лишь тень их. Что за блажь: их удержать Строчкою бумажной, – В кулачке снежинку сжать, Как ребёнок, важно. Тает, тает жизнь, как снег, Утечёт водицей, Миллионов скольких нет, Кто успел родиться. Нет и памяти о них, Помнят – единицы. Нет про них ни слов, ни книг, – Чистые страницы. Для чего пишу-«пищу», Не скажу вам точно: Может, вечности ищу? Может, сердцу тошно? Может, душу обнажить? Умереть красиво? Может быть, друзей нажить? Иль пополнить чтиво?.. Не морочь себя, чтоб жить. Цель – нага, как жниво:[55] Крест у Бога заслужить, Быть у Бога жѝвым. 4 августа 2007 г.

Донник в августе

Тоненькой веточкой донника Пахнет, как ладанкой, дом. Лета осталось на донышке. Август звонит нам: дин-дон… Летние дни земляничные Жёлтым листком отлетят. Стихнут цикады скрипичные, Смолкнут напевы наяд[56]. В цнинских[57] затонах кувшинковых Щукам мальков не гонять. Лето растает пушинкою В небе. И грусть не унять Ни золочёными ризами, Ни белоснежностью зим, Дач-огородов сюрпризами – Яблоками из корзин. Лето – оно на тó лето есть, Чтоб побывали в раю. Лето свою пишет летопись, Стóя на самом краю Поздних цветов увядания, Августа солнечных дней. И предпоследняя дань ему – Донник в квартире моей… 4 августа 2007 г.

Дочери

«– Мам, я по тебе скучала.

– А как ты скучала? – Скуч, скуч…».

Из давнего разговора. Звонок. Обмениваясь новостями, Не замечаем, время как летит. Беспроводную сердце связь протянет И птичкой счастья песенку свистит. Любимая, родная моя доча! Как рада слышать милый голос твой! И будто не было вчера бессонной ночи, И «плешь» в душе вновь проросла травой. Я так скучаю по тебе! Скучаю! Так крыльев жажду в черноте ночной! Как мне тоскливо долгими ночами Лишь эхом слушать милый отзвук твой. Я понимаю, старость – не подарок, И я сама давно уже не приз. Но тёпл мой голос, а порой и жарок, Любовь моя – не осени каприз, Скорее лета зрелости она созвучна, Не цвету, но – колосьям и плодам. Могу я быть любой, но только скучной, Пожалуй, не бывала никогда. «С тобою не соскучишься, уж точно!..» – Прости характер мне, как я тебе – подтекст. Всегда ты будешь самой лучшей дочкой, Хоть вылеплены мы из разных «тест». Прости меня, когда я слишком рьяно Заботилась о Взрослой, о тебе. Пусть память дней не зарастёт бурьяном, Когда друг друга выручали мы из бед. Когда судьба была повёрнута изнанкой, И бéдам я своим теряла счёт. Тогда мне ты была, скорее, мамкой. – Твоей любовью я жива ещё. Прости меня за все свои обиды, Что вольно и невольно… Всё прости. Нельзя, родная, упускать из виду, Что вечность всем дорожку нам мостит. Туда тащить обиду вряд ли надо, – Как птице шлейф, она нужна в пути. Возьмём с собой свою любовь и радость, А вместо крыльев: «Милая, прости!». Ты мне звонишь, и снова в сердце лето. Я мотыльком порхаю налегке. И так отраден «спич» душе поэта, Что внук «чирикнет» ей на птичьем языке. 1 июля 2007 г.

Утро как предчувствие счастья

Когда вызревает мечта Неясною, смутной надеждой, Привычные вещи, места Уже не такие, как прежде. Особенный свет изнутри, Вначале туманный, как дымка, Всё ярче, ровнее горит. Его огонёк-невидимка Ложится, как отблик, на мир, Представленный чувствам и глазу, И слышится пение лир, И утро подобно алмазу. И в банке с водой на окне Играет цветами свет радуг. И что-то такое во мне, – Загадка какая-то, радость, – Ещё неокрепшим ростком Пытается к жизни пробиться, Душа покидает свой дом И в даль устремляется птицей. И в этом полёте она Парит в невещественном свете: Любовь она, радость сама. И день волшебством тихим светит. 10 августа 2007 г.

Реминисценция[58] о цветении лип

Посвящается В.Г Руделёву

Запах нектара, вкус мёда во рту. Что-то с душою творится. – Липы цветут! Это липы цветут!.. Или мне всё это снится?.. Воздух под липами свеж и душист, – Пей из лазурной криницы. – Льётся янтарный напиток души, Райские свищут в ней птицы. Липовый цвет: мириады огней – Звёздочек стали светиться В зелени нежной душистых аллей. Пчёлы летят к ним и птицы. Каждая звёздочка, как звездолёт, В небо в закрылках[59] стремится. Ветер с собою в лазурь позовёт, Кружит листочек, как птица. Кружится в памяти липовый цвет. Как голове не кружиться: Лип в золотистом цвету уже нет, Зёрна вобрали в себя звёздный свет. Мне с сентябрём бы ужиться… 15 августа 2007 г.

За две недели до сентября

Лето в небе пушинкою тает. Уплывают мечты-корабли. Птиц печальных потянутся стаи, Растворяясь в туманной дали. Станут дни всё короче, короче. Опустеют сады и поля. Холодны и длинны будут ночи, И тоскливо-бесцветна земля. Интервал между альфой-омегой[60] Долгих суток грядущей зимы Будет грустен, заполнится снегом… Чем зимою утешимся мы: Стайкой милых душе свиристелей Средь коралловых ягод в снегу? Звуком их серебристых свирелей На заснеженном берегу?.. Или инея хрупким узором? Шубой снега, укутавшей ель? Тёплых дней средь морозов зазором? Белым танцем снежинок в метель?.. Вот опять ускользает «сегодня» Из текучего летнего дня. Память, с грустью вчерашнею сводня, Что пугаешь грядущим меня? Мы не знаем, каким будет «завтра». Да и будет ли, – трудно сказать. Для души нынче солнце на завтрак, А на ужин – закат, стрекоза. Две недели, – и кончится лето. Паутинки дрожат на ветру. Это к вёдру[61] примета. Лишь это Стóит помнить душе поутру. 17-18 августа 2007 г.

Яблоки в урожайном году

Посвящается Шанину В.Г.

Всюду яблоки, яблоки, яблоки. Гнутся ветки от яблок в саду. Тихо падают, прыгают, валятся. – То ль на счастье, а то ль на беду[62]. Мы на даче знакомого вечером Пресловутым Ньютóном сидим: Только нам не до яблока вечности, – Мы поднимем его и съедим. Суетятся под яблоней дачники: Им упавшего яблока жаль. Прошлый год были все неудачники, А сегодня – такой урожай! На тележках, в мешках и авоськами, И потея, и часто дыша, Всё, что не довисело до осени, Тащут в дом от осы и ежа. Гонят соки. Варенья с повидлами Варят в жёлтых латунных тазах. Урожая такого не видывал Наш народ в своих дачах-садах. Всюду яблоки, яблоки, яблоки… Тот не смог увезти, тот «проспал». Станет мякоть коричневой, дряблою, И начнётся сезонный завал. Коль пропустишь все сроки вкушения, В уксус сок перебродит, в вино. И зароют сей плод искушения, – Удобрением станет оно. И припомнит однажды знакомая: Был уже такой яблокопад, И плодами завален был оными Её двор и заброшенный сад. И слетались на яблоки бабочки, И почуяв броженья нектар, «Адмиралы»[63], как пьяные бражники[64], Поглощали садов «Солнцедар»[65]. Липнет глаз, словно крылышки бражника, К этим райским румяным плодам. Нет занятья нам более важного, – По чужим послоняться садам. Просто так. Впрочем, всё ж не без выгоды: Снимки сделать с плодов и цветов. Кто-то нас, подозрительных, выгонит, Кто-то дать нам излишки готов. Быть-не быть, брать-не брать, – не задача нам, Если щедрый хозяин зовёт. Расплачусь я стихами удачными, Коли с дачником нам повезёт. Из стакана простого гранёного Кофе пьём мы, пока Зодиак Не проставит на крыше зелёный нам Восклицательный грушевый знак!.. 18 августа 2007 г.

Поезд прошёл

Вот опять вспоминала о дочке В полусонном мечтанье-бреду. И струились воздушные строчки… Но, проснувшись, я их не найду, Не услышу ни слова, не внемлю Звукам их полупризрачных нот. Тяготеньем вернусь я на землю В свой запущенный дом и в цейтнот. Зажужжат роем планы-заботы Летних дел, заготовок, суéт. А невнятной поэзии ноты Эхом гаснут в ночи, днём их нет. Загрущу, смутно вспомнив те строчки, Как в жару недопитый крюшон. Почему же мечта вновь о дочке? – А-а-а, за речкою поезд прошёл… 21 августа 2007 г.

Под знаком осени

В стихах пронзительнее грусть, И расставанья всё больней. Из лета в осень я вернусь И навсегда останусь в ней. И страх не сделать, не успеть, И потерять и смысл, и путь. Так поздно стала жить и петь: Когда так тянут отдохнуть От действий тело и душа. А жизнь с годами всё милей. Но жить с раскачкой, не спеша Не позволяет краткость дней. И вот и в сумраке ночном Струятся, как родник, стихи, Звучит их тайный метроном Среди ночной сеннóй трухи. И гонит мозг своих коней. И осень пальчиком грозит, Что навсегда останусь в ней. И горек мне её визит… 22 августа 2007 г.

Воробьиная песня

Как жить с воробьиной душой в этом мире – Источнике стрессов, несчастий и слёз?.. Я боль усмиряю, играя на лире, От жизни бегу в виртуальный мир грёз, В волшебный мир образов, слов и созвучий, – Жизнь здесь, в отраженье, иной предстаёт. И голос незнаемый, внутренний, к лучшей, Высокой и нравственной жизни зовёт. И видя свои недостатки, изъяны, О мире неведомом плачет душа. Она, словно сад, зарастает бурьяном, Когда рвётся жить, к крохам счастья спеша, И ради земных этих крошек трудиться, И жалких подачек у неба просить… Но тот, кто мечтает парить в небе птицей, Тот должен за крылья свободы платить Бессонницей, счастьем, прощеньем обиды, Терпением боли, досад и скорбей. С небес открываются чýдные виды, Да крошек не видит с высот воробей… 22 августа 2007 г.

Горят леса Греции

Когда уйдёт постылая жара?! Когда наступит óсени прохлада?! Земля вся в трещинах, как у сосны кора. Горят леса, и пахнет гарью ада. Озон лесов поел огонь и дым. Скорбит в дыму Афина Полиáда[66]. И, умирая, просит жизнь: воды!.. Горят леса. – Кому-то это надо[67]. Афины, Греция от нас так далеко, И я не там прошла по крýгам ада. Нам здесь и без пожаров нелегко. Но как мне жаль горящую Элладу! Кто бросил спичку, кто поджёг леса? Душа деревьев стонет, умирая. Кто эта хищная и подлая лиса, Что ад устроила лесам родного края?[68] Страшнее нет двуногого зверья, Что губят жизнь, с огнём небес играя. Горят леса, и задыхаюсь я От дыма подлости в чаду земного «рая». 27 августа 2007 г.

Про счастье

«На свете счастья нет,

но есть покой и воля…»

А.С.Пушкин Что счастьем считать в нашей жизни убогой? – Ведь голос его каждый день нас зовёт. Возможно, что счастье – к нему лишь дорога, И сладок мечтами его трудный мёд. Кому-то для счастья купить нужно яхту, Кому-то – больной, наконец, вырвать зуб. Одних осчастливит (пусть временно) яхонт, Других – трёхсотлетний энергией дуб[69]. Одним одиночество – «кайф» и подарок, Другие всю жизнь превращают в театр. Кого-то пленяет престиж иномарок, Другим предпочтительней Ошо[70] и Сартр[71]. И в снах кто-то видит руины раскопок, А кто-то – блондинку с фигурой Монро[72]. Преступников ловят во снах своих копы[73], Мечтатель в Кремле видел план ГОЭЛРО[74]. Кому-то – моря, а кому – магазины, Кому – своя дача, кому – Сингапур, Одним – дотянуть до известной корзины[75], Другим – чтоб пронзил их стрелою Амур. Так что же есть счастье? – Отсутствие боли? Надежды на «завтра», что станет «вчера»? Желанья и страсти? Усилия воли? Воображения блажь и игра?.. Сегодня не жду я звонков издалёка, Предчувствием счастья томивших меня: Мечта отзвонила. Мне вновь одиноко. И лета осталось всего-то три дня. Летит паутинкою ниточка счастья, Так трудно в руках нам её удержать, И счастливы мы лишь бываем отчасти, И будем за счастьем мы вечно бежать. И в этой погоне теряем то нечто, Что есть самóй жизни зерно, тайна, суть. Ничто на земле под луною не вечно, И счастлив, кто любит не цели, но – путь. 27-28 августа 2007 г.

«Мерлехлюндии»

«И в сердце растрава, и дождик с утра.

Откуда бы, право, такая хандра…»

Поль Верлен И дождик несмелый шуршит за окном, И рано вставать, и не спится, И тихая грусть ни о чём, ни о ком Слетает неслышною птицей. Из сумрака спальни я в кухню сбегу, Где яблоком пахнет и сливой, И лампу, как солнце ручное, зажгу, Чтоб думалось мне о счастливом: О лете, о море, о свете тех стран, Что я по открыткам лишь знаю. И сладок для чувств этот самообман, – Что, может быть, там побываю. О чём же хорошем мне думать ещё? – О хлебе насущном, о пище?.. О том, что судьба выставляет мне счёт, А я перед нею, как нищий, Слезу подавив, всё пытаюсь просить: Подай хоть немного на старость Здоровья, деньжат и любви – всех простить, – Ведь жизни так мало осталось. Ну, что тебе стоит, хромая судьба, Немного отсыпать из Рога[76]… Была бесполезной за счастьем ходьба, И не умудрила дорога. Об осени жизни своим языком Мне дождь говорит, скуп и точен. И тихая грусть ни о чём, ни о ком В слезинках его многоточий… 27 августа 2007 г.

Текучее мгновение жизни

Мне нельзя жить мечтою-обманкой, Миг за мигом воруя у дня. Опасаюсь я стать мечтоманкой. Что рассорило с жизнью меня? Чуть какая обида, усталость, Лью на душу мечтаний елей. Что с душою моей нынче сталось?.. То ли жизнь безнадежней и злей С каждым годом в отчизне болезной? – Как любила я раньше её, Как мечтала я быть ей полезной, – Да склевало мечты вороньё. То ли осень своим осенила Крестным знáменьем мысли и дни?.. То ль тоскую по дальним и милым, Как по мне не тоскуют они?.. Но вчера у реки на закате Я сидела, застыв, на пеньке И смотрела, как волнами катер Растревожил всю жизнь на реке: Закачались в ней селезни-утки И зигзаги теней тростника, И мальки, словно искры-минутки, Понеслись, серебром засверкав. И желтели в обрыве ступени, И цвела над водой череда, Извивались змеистые тени И плескалась о берег вода. И душою постигнув мгновенье, Я сказала себе: вот он, миг Полной жизни – без боли, сомненья, Без иллюзий, мечтаний и книг, Без вчерашнего дня и без «завтра». Просто миг: в нём, живая, живи, – Пьесы дня не читатель, но автор, – В этой к жизни мгновенья любви. 31 августа 2007 г.

Чёрная птица ночи

Выпью полтаблетки «реладорма»[77], В сон, как в яму с ватой, провалюсь, На ночь хоть покинув мир сей вздорный, Жить в котором больше всё боюсь. Возраст свой набор-«букет» болезней, Что твой коробейник, разложил. Спать, конечно, было бы полезней Тем, кто днём со стрессами дружил. Только что-то снова мне не спится: В голове, в душе – осколки дня. Прилетит во тьме угрюмой птицей Чёрная бессонница моя. За окном в пространство поезд мчится. Тикает будильник, ночь гоня. Тёмная неведомая птица, Ненасытная, клюёт меня. Что терзаешь душу мрачным видом, Сны мои воруешь, словно тать[78], Крутишь прошлые надежды и обиды,– Веселей от них тебе не стать. Выходы-решенья мозг мой ищет: Как прожить вчерашний вязкий день?.. Птицам ночи наши души – пища, Дом их – уходящей жизни тень. Улетай, хоть нá ночь дай забыться От забот-переживаний дня. Скорый поезд в даль ночную мчится, – Увези от чёрных птиц меня… В ночь с 5 на 6 сентября 2007 г.

Грусть и радости сентября

Пожухли краски в старом полотне, Поблёк пейзаж с сентябрьскою погодой, Осела муть на дно у пляжей в Цне, И жёлтый лист спланировал на воду. Дожди прилипли к дням, как жидкий клей, – Они не те, что с грозами в апреле. И в Старом парке[79] тише и светлей, И пахнет сыростью, и листьями, и прелью. На клумбах догорает поздний цвет: Куст канн, как факел летних игр Фортуны, Бархотки – рыжий бархатный берет И граммофончики сиреневых петуний. Затих внизу, над речкою кабак С названьем символическим «Титаник». Душист по осени особенно «табак»[80] В вазоне с полинялыми цветами. Прогулки наши стали короткѝ, – Нам дождь урезал время и маршруты. И тащат дачники авоськи-рюкзаки, Что от плодов осенних так раздуты. И гниль повсюду в Парке Дружбы (с ним!): Ленивый дачник там устроил свалки. И так грустны глаза древесных нимф[81], – Когда-то здесь росли цветы – фиалки… Субботний день – не добрый и не злой: С утра не знаешь, чем к закату станет. И двор метёт шершавою метлой Часу в десятом дворничиха Таня. На кухне под салфеткой ждёт пирог – Мой манник, с детства сердцу милый, И яблоки кругом – дал Изобилья Рог, И трудятся над ними дрозофилы[82]. Пока слышна из óкон птичья речь, Но птицы покидают наши сени. И стоматолог, как Дамоклов Меч[83], Навис над жалкой радостью осенней… 8 сентября 2007 г.

Осеннее ненастье

Моя радость на ниточке держится: Ветер дунул, – она сорвалась. Это осень к душе, словно к дереву С его листьями подобралась. Загрустила душа жёлтой рощицей, Оказавшись в своём сентябре: Что ей ждать теперь в жизни хорошего На сентябрьской вечерней заре?.. Радость жизни трепещет листочками, Холод дунет, – они облетят. В небе птицы последние точками Отсигналят и в даль улетят. И трепещет сердчишко осинкою: Как ненастье и мрак выносить?.. Дождь с небес с их линялою синькою Третий день моросит, моросит… Ни просвета не видно, ни облачка (лишь одно утешенье – к грибам). Над Тамбовской печалью, над областью – Дождь шуршит по домам-коробам… 10 сентября 2007 г.

Бегство в никуда

Всю жизнь мы бежим. Этот бег – К себе, от себя ли, – не знаем. Как взяли от чувств мы разбег, До смерти от них убегаем. Без чувств не прожить нам ни дня, Ни часа, ни даже минуты. То мёд они нам, а то – яд, То крылья свободы, то – путы. Возникнет в душе дискомфорт, – Мы тут же берём «ноги в руки»: Бежим – кто «в бутыль», кто на корт, – От страхов, от горя, разлуки. Кто шопингом[84] лечит печаль, Кто музыкой, фильмом, стихами, Кто ест шоколад, кто пьёт чай С друзьями, – и боль утихает. «Элитного»[85] плитку умну, – И серотонѝн[86] заиграет, Иль чтиво найду «по уму», Когда депресняк[87] пожирает. Я летом спасаюсь рекой, А осенью – лесом с грибками. Вчера ещё был он, покой, А нынче о нём лишь икаем[88]. Куда убежать мне, куда?! – Я стала печали бояться. Постылы мне дни, города, Где счастье с покоем лишь снятся. Да жаль, что других на земле Не создано, и не дождаться. Придётся принять мне грусть лет И в плен к ней рабынею сдаться… 10 сентября 2007 г.

Листки из прошлого

Лист бумаги желтеет, подобно Листьям в парке осенней порой. Он для грусти лишь повод удобный. Вьются мысли над ним мошкарой. И слагаются мысли те в смыслы: Чем дышала я раньше, жила. И листки эти, жёлтые листья Я в кострах прежних лет не сожгла. Здесь цитаты, дневник мой и письма, И странички любимых стихов. Я наткнусь на забвения листья, Как на гриб-боровик среди мхов. С любопытством листочки листая, В них себя узнаю я с трудом. Моих мыслей осенняя стая Не вернётся уже в прежний дом. В доме нынешнем грусть и разлука, Пусть хоть мнимая, – мудрость годов, В нём другие и радость, и мука, Свет иных рубежей, городов. Но на миг заглянув, как в окошко, В дни, где молодость пела моя, Загрущу я о чём-то немножко, И чему-то порадуюсь я… 10 сентября 2007 г.

Неотвратимая осень

Не ропщи. Благодари судьбу за всё. У других, поверь, бывало хуже. Дней нектар стал жёлтым мёдом сот. Что с того, что осень, дождь и лужи?.. Осень же не вечна. Будет вновь На земле весна цвести фиалкой. Где разлука, там ведь и любовь, Потому так расставаться жалко. Жалко всё, что отцветёт весной. Жалко тех, кто слишком любит лето. Жалко не приснившихся нам снов. Жаль, что жалость так напрасна эта. Только ты на время не ропщи, Холод осени настал, прими, как данность. В цвете позднем свой нектар ищи. Жизнь прости за мглу и за обманность. 10 сентября 2007 г.

Ночной комар

Раззуделся комар полунóчный, Я надену для дáли очки: Ты, бессонниц посол полномочный, Улетай, дай уснуть, замолчи! Он зудит, этот призрачный зуммер, И никак я его не найду. Что ты вóешь в ночѝ, как безумный, Предвещая бессонниц беду?.. Мне и так этой ночью не спится: И молюсь, и мечтаю, – не сплю. Не хочу на природу я злиться, Но тебя я, комар, не люблю. Что ты ночью ко мне привязался, Что за песню противно поёшь? Как ты в доме моём оказался И с бессонницей кровь мою пьёшь?.. Вставлю в форточку мелкую сетку Нáпрочь вредную тварь изведу, Иль прихлопну хлопушкой-газеткой Эту мелочь, почти ерунду. И, почувствовав мести запал мой, Испугался комар, замолчал, – Улетел, затаился, пропал он, Будто вовсе он тут не летал. Вот что значит вся сила желанья! Ах, такую бы силу мечтам! – «Нет!» – сказала б своим колебаньям И была бы не здесь я, а там: Там, где внук и любимая дочка, Где купаются в счастье мечты… Трудно ставить последнюю точку Там, где сердце оставила ты. В ночь на 12 сентября 2007 г.

В жилище поэта

Жилище поэта так скудно, мой друг, В «хрущёвской обители» тесно. Я здесь тридцать лет проводила досуг, Стихов вызревало здесь тесто. Во время бессонниц писала я их От чувств полноты, от избытка. Ни славы пока не принёс мне мой стих, Ни даже в хозяйстве прибытка. Одно утешенье стихи для меня: Я радость такую узнала! Стал сумрак ночной для души светом дня, – А это, поверь мне, немало. Здесь книг я бессчётно хороших прочла, И мудрость земную узнала. Скрывалась улиткой от стужи и зла, И здесь в облаках я витала. Здесь дочку растила на радость… другим: Она из гнезда улетела. Здесь слушала я по утрам старый гимн, Зарядкою мучила тело. Настали крутые для нас времена: Мой дом теперь стал – моя крепость. Решётки добавились к шторам окна, Окрасился дом чёрным крепом. Ночами скреблась где-то в подполе мышь, Потом оказалось – в буфете. Тоске, как мышам, говорю нынче: «Кыш!» – Жива ещё радость на свете. Пусть завтра польют затяжные дожди, А позже ударят морозы: СЕГОДНЯ, скажу, ЗДЕСЬ живи, а не жди, Когда мир-мечта будет розов. На интуицию лишь положись, – Получишь от древней подсказку. Ни днём не бросайся, ведь он – твоя жизнь! Пусть так не похожа на сказку… 12 сентября 2007 г.

Мыслящий тростник осенью

Жизнь моя прорастает стихами, Словно жимолость почкой в саду. Боль утрат постепенно стихает, – И сама ведь я в вечность иду. Год от года тончает лоскутик То ли облачка, то ли души. Жизнь промчалась, как бешеный скутер[89]. Расставанье торопит: спеши! Сделай то, что ещё не успела, – Повесть жизни истлеет дотла. Полюби, что вчера не успела, То прости, что простить не смогла. Насладись от души красотою Благодатной и тёплой земли. И ту светлую песенку спой ей, – Ту, в которой летят журавли[90]… Пой, тростник, и воспой те минуты, Что светились от счастья-мечты. Сбросит скоро душа свои путы Ради высшей, иной красоты. Не тоскуй ты по здешним красотам, – Так обманчив их временный вид. Ждут тебя не земные высоты, – Свет нетленной небесной любви. 12 сентября 2007 г.

И… И… И…

«А всё-таки жаль, что кончилось лето…»

Из бардовской песни И в кране вода холодней, И в доме всего лишь семнадцать[91]. И грива желтеет у дней. И надо теплей одеваться. И поезд за речкой стучит, И нет меня в поезде этом. И скоро совсем замолчит Весёлое летнее эхо. И в вазочке сталинских лет Так яблоки пахнут садами, Которых на свете и нет, – А там они, выше… над нами. Зачем же тогда эта грусть, Что кончилось, кончилось лето. Кончается что-то, и пусть, – Начало ведь новое это. Ничто не исчезнет, как дым Отживших свой век паровозов… Рассвет будет утром седым От первых осенних морозов. И в зябкой квартире твоей Так сумрачно будет и гулко Бродить по следам прошлых дней – По памяти закоулкам. И вечером ранним пойдёшь По листьям багряным к закату, И с грустью внезапно поймёшь: Так было и будет когда-то, Когда ты покинешь сей мир, Настолько же древний, сколь бренный. Услышишь ли Там ты звук лир – В иной, незнакомой вселенной?.. Кто Там, – восхищённый поэт, – Поёт неземные красоты? И отзвук ли нáших Там лет, И есть ли похожие ноты?.. Скорее, всё наоборот: Все наши красóты – лишь эхо Того, что нас в будущем ждёт. Хотя… под вопросом и это. А здесь пока грусть и печаль, Что осень составила смету Из золота листьев. И жаль, Что кончилось, кончилось лето… 13 сентября 2007 г.

В сентябрьский вечер

Весь день шёл дождь, но к вечеру утих. Огни вечерние плывут в жемчужных лужах. И подбирается к душе осенний стих, И жёлтый лист на синем фоне кружит. Средь блёклых дней и мокрых кирпичей Вдруг заиграют ярким цветом клумбы. Пурпурный георгин сквозь мрак ночей Несёт наряд, по-царски пышный, клубный. Бархоток светят звёзды там и тут, – Им не страшны осенние ненастья. Мороз ударит, а они – цветут, Как островки приснившегося счастья. Скамейки в парке влажные пусты, Сверкают в лужах, словно броши, листья. И рыжих хризантем намокшие кусты Над клумбою нависли шубой лисьей. Зелёных «ёжиков» отсыпал нам каштан, Раскроешь кожуру, – в ней плод блестящий. Из тьмы багряный вынырнет куст канн Там, где фонарь горит ко славе вящей[92]. Попрятались, кто где, собаки и коты. Лишь капель шорох по зонтам раскрытым. Блестят подсвеченные листья и кусты, Как будто лаком осени покрыты. Пока ещё густые, кроны лип Местами желтизной уже пробиты. На старом тополе древесный белый гриб Осколком светится в потёмках ледовитым. В беседках приглушённый разговор, И огонёк во тьме зажжённой сигареты. И скоро осень, как искусный вор, Похитит и тепло, и краски лета. Пусть дождь и холод, – не хочу грустить. Мне шаль зелёная уютно греет плечи. Я в свете фонарей пойду бродить По лужам-зеркалам в сентябрьский вечер. В туманном свете жёлтых фонарей О чём-то тихом думается, гóрнем. И золото расплавленных огней В воде горит, как будто в жарком горне. 14 сентября 2007 г.

Странники в ночи

То ль всю ночь слушать музыку храпа, То ль на кухню помёрзнуть пойти? Запустила свои глазенапы[93] Вновь бессонница в душу, – терпи. Расскажи ей о чаяньях-думах, Об отчаянной, нудной тоске, Пусть гадает на звёздах, на рýнах[94], Пишет знаки на мутной доске Смут сердечных и памяти тусклой, Где отмечены прошлые дни, И пусть счастье полосочкой узкой Промелькнёт там, где беды одни. Снова поезд промчит над рекою, Растревожив гудком тишину, В ту страну, где есть место покою И затишье страстям и уму. Где изжога от жизни прошедшей Не застанет ночною порой, Где с икон Богородице сшедшей Я поплáчусь за синей горой: Не аскет, не монах-страстотерпец, – Но Её бедолага-дитя, И в слезах я открою Ей сердце, – Птицы-беды мои улетят. Божья Мать, покрывалом-покровом Материнским меня обними, Над путём непутёвым, суровым Попечалясь, боль-горечь уйми. Заступись, чтобы Сын милосердный Твой простил и меня за грехи, За моё несмиренное сердце, Неизбывность сердечной тоски. Смотрит ночь темноокая в окна, Без сочувствия смотрит, молчит. Но с надеждою сердце вдруг ёкнет, Когда поезд в тиши простучит… В ночь с 15 на 16 сентября 2007 г.

Осень в лесу

Когда душа свободна от забот, И не гнетёт её работы бремя, Достану с антресолей пару бот, И в лес поеду, где не слышно время. Ни пикнет радио, не тикают часы, Кукушка осенью, и та в лесу умолкла, И равновесия душевного весы Не нарушает лист летящий мокрый. Они летят, осенние листки: Привет от сентября нам по-сорóчьи[95]. И так моей душе они близки, – Прозрачной осени желтеющие строчки… 14 сентября 2007 г.

Сентябрьские дожди

Дождь всё льёт и льёт, Не кончается, И от струй вразлёт Всё качается. То сентябрь пришёл Со ненастьями, Льёт с небес мокрый шёлк, Голенастенький, Долгополый, седой, Долгокапельный, Путь блестит под водой, Будто кафельный. По зеркалам-то луж Всё пузырики, И ручей, тёмный уж, В небо зырится[96]. На тропинках-путях Ямки-кочечки, И желты на ветвях Уж листочечки. Не весенний то дождь, Да не с грозами, Превратил в темень-нощь Мир мой розовый. Льёт вода с небес, Словно сеется. Что промокнет лес, Все надеются. Хоть с ветвей спадут Там листочечки, Но зато пойдут В нём грибочечки: «Пыхи», боровики, Грузди, рыжики. Соберём мы грибки, – Тем и выживем. 14 сентября 2007 г.

Путь к себе

Съедают дорóги подошвы и шины, Но нам надо ехать, бежать и идти. Седлаем – кто ноги, кто транспорт – машины, И каждый свои топчет в жизни пути. Дорóги, дорóги… Кто горы-отроги Себе выбирает, кто – хоженый путь. Как часто ведут мимо целей нас ноги, И вводят в соблазн нас чужие дороги И лёгких путей сладковатая муть. И грезится нам наше лёгкое счастье, И ест наши души предательства дым. Но счастлив, кому удалось повстречаться С собою самим, пусть хотя бы седым. Ведь только когда ты свой путь обретаешь, Поймёшь свою жизнь и себя наконец, Идёшь по земле, а как будто – летаешь, И жребий не важен, но ценен – венец. 18 сентября 2007 г.

Ну, здравствуй, Жизнь

Благословляю одиночество, Что проклинала я не раз, Когда отдать всё в жизни хочется За пару добрых, тёплых фраз. Благословляю ночь я ныне: В её хрустальной тишине Теперь не слышу речь унынья, Но голос Музы явлен мне. Благословляю то, что прежде Мне отравляло радость дня. Нет в том беды, что и надежды Почти оставили меня, И, как и раньше, я печалюсь, И не приемлю смрада зла… Я просто с Жизнью повстречалась, Когда едва не умерла. 18 сентября 2007 г.

Утро бабьего лета

Дожди прекратились по милости свыше. Очистилось небо от хмури и туч. Блестят от росы повлажневшие крыши, И их золотит первый солнечный луч. Над речкой туман белой шубой разлёгся, Сквозь плотность его не увидишь реки. И в шторах моих жёлтый лучик пасётся, И вновь бабье лето нам ткут паучки. И хочется думать о светлом, хорошем, И смутная радость какая-то ждёт. И утро, как белая-белая кошка, К тебе приласкаться идёт. 19 сентября 2007 г.

В сентябрьском лесу

В вечернем осеннем лесу Прохладно, и тихо, и грустно. Пустую корзинку несу С мечтою о рыжике-грузде. Так мягко вальсирует лист С осинки на землю, на кочку. Мы «тихой охотой» зажглись, – Но нынче в лесу ни грибочка: Ни груздя, ни боровика, Ни даже поганки приличной. Висит паутинка, легка. И лист зеленеет брусничный. И тянет сосновой смолой И влажною тиной с болотца, И лес наполняется мглой, И риск на сучок напороться. Сухие пеньки обхожу, Боясь потревожить гадюку. Уже без надежды брожу, Повесив корзинку на рýку. Теперь, и мечтою пуста, Она средь ветвей мне помеха. Таинственным мраком куста Моё поглощается эхо. Сквозь рощицу тощих берёз К болотцу поближе пробравшись, Я вдруг попаду в царство грёз, На кочку повыше взобравшись. Туман, сизый млечный обман, Стелился и плыл над болотом, На нас напуская дурман, Как тýрман[97], крутя повороты. И сизые крылья над тьмой Всплывали и лес накрывали… И я уезжала домой Хотя без грибов, но с крылами. 20 сентября 2007 г.

Сон про сны

«В зеркальных снах над водной бездной

Алмазность пытки затая…»

М.Волошин В зеркальных снах осенних водоёмов Всё меньше солнца, света и тепла. По краю вод рисунки ив зелёных Струятся волнами из жидкого стекла. Роняют ивы, словно перья, листья, Что, в небо взмыв, на вóду полетят, Оставив навсегда мечту о высях, Потухшим золотом на дне блестят. По вóдам конькобежцы-водомеры Скользят, теряясь точками вдали. И снятся речке водные химеры: Планктоны, океаны, корабли… И бороздят её лазури шхуны, Белеют яхты в солнечной пыли, Хвосты русалок вьются, вечно юных, И синь, и глубь, и не достичь земли. И рыбины за мелочью гоняют, И Рыба-кит огромная плывёт, Дельфины прыгают и с брызгами ныряют, Сирена песнь свою пленительно поёт… В ненастный день провинциальным утром На берегу родной и тихой Цны, Покрытой блекло-серым перламутром, Мне снился сон про осень и про сны… 24 сентября 2007 г.

В парке кардиологического санатория

В пространстве парка тишь и красота. Весь санаторный люд ушёл на ужин. И жмутся у кормёжки два кота, Брезгливо перейдя дорогу в лужах. Вечерний парк, он не такой, как днём: Он в сумраке загадочней и краше. Янтарным, сердоликовым огнём Горит в нём вяз, что осенью окрашен. Асфальт местами высох и поблёк. В сухих местах – рисунок детский мелом: Мужчина с женщиной, фонарь и огонёк, Вальяжный кот, чуть скособочен телом. В аллеях – мрак, здесь мало фонарей, А те, что были, те давно разбиты Пращою[98] местных «шпанских королей» И их девѝчьей матершинной свитой. Дожди деревьям нанесли урон – Желтеют кроны, облетают листья. Не слышны крики резкие ворон, И ночь крадётся мягкой лапой лисьей. Виньетка осени – резной кленовый лист – Ложится пóд ноги с шуршанием и смыслом. И тайна сущего, как свет из-за кулис, – На миг мои вдруг озаряет мысли… 25 сентября 2007 г.

Воспоминание о будущем

Средь славянских кириллиц и ржи Вдруг повеет забытым, далёким… Монтаржи, Монтаржи, Монтаржи, – Простучит скорый поезд из окон. Может, я там когда-то жила, Может, солнце моё там светило, Может, там я счастливой была. Отчего мне названье так мило?.. Может, предков моих это зов С берегов полноводной Луары, С её каменных старых мостов И с каштановых сизых бульваров?.. И чужая родной мнится речь – Древних галлов, а ныне – французов. Я готова и лепет сберечь В своей памяти их карапузов. Мне названия рек, городов Почему-то отрадны для слуха: Для кого-то они – отчий кров, Мне – мелодии счастья для уха: Монпелье, Безансон, Авиньон, Ля Рошель, Сент-Этьен и Луара, Фонтенбло, Рамбуйе, Шатийон, Бержерак с виноградарей даром. Всё мне мило в них – и теснота Старых улочек в розовых мальвах, И домов их уют, простота, Сосны, лавр и шезлонги под пальмой. И на кáмнях налёт старины, Площадей их брусчатые плеши, Что туристами покорены, И шансон их негромких кафешек. И проникнет крамольная мысль Сквозь мои православные догмы: Может, всё же была она, жизнь, Где была я во Франции – дома?.. 24 сентября 2007 г

В поисках земного рая

Когда мы были Ангелы, мы знали Чужие души, страны, языки, И тайну тайн – наследников Грааля[99], Но – люди мы, и нам теперь близки Дома-ячейки в выцветших обоях, Машины, дачи, «баксы»[100], «крутизна», И новости последние, из коих Мы узнаём: «пополнилась казна», «Тучнеет скот», и «расцветают нивы», И кто-то уж скопил свой миллиард. Но в целом человек не стал счастливым, И вряд ли счастлив даже «авангард». И нам всегда нужна всего лишь малость, Чтоб стать счастливым в жизни наконец: Мешают нам болезни, бедность, старость, Любовь неразделённая сердец. И в поисках утраченного рая Стремимся, кто в Тибет, кто на Балѝ. Заветным мнится рай чужого края, Но где же тот, кто рай познал Земли?.. Их нет средь нас, наследников Грааля. Чужие манят, но обманут города. Когда б мы были Ангелы, то знали: Рай – в нашем сердце есть и был всегда. 26 сентября 2007 г.

Лист липы осенью

Трепетал жёлтый лист на ветру Под звучание тайной свирели: – Неужели я тоже умру, Не услышу апрельской капели?.. Трепетал жёлтый лист, будто пел Мне свою лебединую песню, Как под солнцем он рос, зеленел И какой мир вокруг был чудесный. Как он светом небес дорожил, Как он впитывал радость и влагу, Как мечтою о солнце он жил, Когда дождь поливал бедолагу. – Неужели умру, как и все, Кто любил эту тёплую землю?.. (Обречён уж на жатву посев, Небеса плачу листьев не внемлют). – Так зачем же тогда она, – жизнь? Разве кто-то о листике вспомнит?.. – Не срывайся, листочек, держись! Отложи ты смертельный свой номер. Посмотри, как ясны небеса, Просветлей, осиянный их светом! Есть на свете ещё чудеса, Скоро сам убедишься ты в этом. Пусть не станешь уже никогда Ты, как прежде, таким же листочком, Но земля, и тепло, и вода Тебя примут в своё лоно-почву. И, послушный законам земли, Отрицанием став отрицанья, Корни новых напоишь ты лип, Новым почкам отдашь восклицанья. И продлится во веки веков Этот мир, эта жизнь, эта радость. И пусть нет ни цветов, ни венков, – Но любовь к этой жизни осталась. 26 сентября 2007 г.

Прощание с летом

На плите в чудо-печке – «шарлотка»[101], В «турке» – тёмный «напиток богов»[102]. За окном – осень в лодке-пилотке Держит стражу пустых берегов. В доме пахнет кофейною гущей, Чуть-чуть – грустью тускнеющих лет. Пахнет яблоко райскою кущей В звёздных дебрях туманных планет. Светит яркий «китайский фонарик»[103] Апельсиновым спелым огнём. Столько солнечных красок мне дарит Осень тихим несýетным днём. К пóлдню небо от туч прояснилось. Ветер выплеснул в синь молока. Лето снова на время вернулось. Лебедями плывут облака. Доцветают душистые флоксы. Бус рябин не касался мороз. Осень жизни свои парадоксы Преподносит цветком поздних роз. Лист кленовый летит прямо в руки, – Я его, как ладошку[104], ловлю. На пожатье осенней разлуки Не «прощай» я скажу, а «люблю». Я люблю тебя, ранняя осень, Твой последний златой карнавал, И смолистость пахучую сосен, И цветистый плодов твоих бал. Я люблю тихий свет твоих рощиц, И шуршанье листвы под ногой, И берёз твоих тающих мощи, – Знаки осени, мне дорогой. Как щедры твои, осень, даянья, Как светла твоя ранняя грусть, И щемящая боль расставанья Не затмит красоты твоей пусть. И листочком прозрачным, и цветом[105], Стаей птиц, открывавшей отлёт, Будто шепчешь: прощайся же с летом. Всё проходит, и это пройдёт… 29-30 сентября 2007 г.

О бабьем лете взахлёб

Мои строчки бегут, мои чувства спешат Расплескать, словно воду, стрекозиную радость. Осень зреет в початках на реке камыша. Ах, как мало подарков в сентябре мне осталось. Напророчили нам звездочёты его – Наше «бабье» оранжево-жёлтое лето. От холодных дождей я грустила и вот: Я проснулась и будто увидала комету. Собираю я взглядом бриллиантов огни, Что на банке окóнной поутру заиграли. Как волшебны, прекрасны, златолиственны дни! – Словно мы оказались вдруг под солнцем Италий. Яркий луч уж рассеял над рекой белый пар, Серебристой волной в ртутных блёстках играет. Блещет золотом первым, тронут осенью, парк. И листва на машинах и на крышах сараев. Ранней яркой звездой в руки падает лист. Нам кленовый костёр освещает прогулки. Ветви «ягоды волчьей» сентябрём подожглись И горят-полыхают багрецами в проулке. Бабье лето недолго, и кометой промчит, Нас своей осыпая золотистою пылью. Пусть рябиной неспелой это лето горчит, – Для чахоточных чувств[106] – это млеко кобылье. И, как светом пронизан мой букет на столе, Так и сердце моё поздним солнцем согрето. Я без света на свете прожила столько лет, А очнулась вчера, – на дворе бабье лето… 27 сентября 2007 г.

Грибная охота

На прогретых полянках в лесу Наконец-то «проснулась» грибница. Рюкзачок и корзинку несу, Чтоб охотой грибной насладиться. Посошок из коряги возьму, Чтоб гадюк отгонять и усталость. Удалюсь от житейских я смут, – Счастья жизни вкусить чтобы малость. Нынче солнцем так лес осиян, Так пропитан душистою хвóей, Пусть сосновой волны океан Все прогонит печали и хвори. Тут и там красный свет мухомор Зажигает, весь в беленьких мушках, Но откроет мне путь светофор, Как глазком, подмигнув зеленушкой[107]. Мы идём, не считая минут. Лес цветною листвой припорошен. Лист осинки с земли подниму, – Обагрённую осенью брошку. Удивлюсь я художнице сей, Что по чéрни всё золотом пишет. Грусть мою пред зимою рассей, Осень, чувствам оставь ещё пищу. Наступаю ногою в песок: Как приятно мне после асфальта Погружать в его зыби носок И не чувствовать пяткой базальта[108]. Я шагаю с надеждой к тебе – «Польским» щедрая даром[109] опушка, С благодарностью к лесу, судьбе. Тишина что-то шепчет на ýшко. Вот на месте уже мы. Идём Между сосен и мшаников «змейкой». Пять шагов – и грибочек найдём, Паутинкой увешаны клейкой. На грибочке – хвоинка и лист: Он прекрасен в осеннем уборе! Мы за лето грибов заждались, И ноябрь уж с морозами вскоре. Наконец-то грибная пора Снизошла всё ж сентябрьскою манной! Бабье лето пришло к нам вчера Ранним утром на зорьке туманной. Солнце снова прогрело лесок, Пáли рóсы, грибы напоили. Дома гнать надо яблочный сок, Но в лесу обо всём мы забыли. Ходим-бродим. Корзинка уже Тяжелеет с грибным урожаем. Лес темнеет. Прощальный свой жест Сделав лесу, домой уезжаем. ……………………………………………… Спать легли, но в ночной тишине Лес с грибным своим грезится раем: То ли в яви, а то ли во сне – Собираем грибы, собираем… 5 октября 2007 г.

Les Coguillages[110] (Ракушки)

Когда в квартире тихо и тепло, А за окном – промозглое ненастье, И сумрак смотрит в тусклое окно, Люблю я вспоминать о прошлом счастье. И это не любовь, и не успех, Не вожделенные обновы и предметы, Но лучшей нет мне изо всех утех, – Ракушки собирать у моря летом. То было море Франции – залив Бискайский, и не море даже, А океан, – от чаек пёстр, криклив, И не ракушки там, а – «кокияжи». Приносит их крутой волной прилив – Глубинных вод сокровища и плёсов[111], – На пляж, где еле виден порт вдали, А рядом парк реликтов – древних сосен. Вдоль берега – большие валуны, Чтоб натиск отражать штормов, приливов, С магнитной связанных душой Луны, Напористых валов несуетливых. Швырнув волну с дарами о валун, Отхлынет океан, шипя и щерясь, Разбив в жемчужную и хрупкую золу Подарок вод и Посейдона[112] щедрый. И успокоившись, отступит в даль и в синь, Накапливая силы для порыва. Земля и море, будто Ян и Инь, «Воркуют» днями у скалистого обрыва. Но не за этим только зрелищем хожу На берег вод с надеждою я смутной: В горé осколков часто нахожу Ракушки целые – мёд радости минутной. Я в груде битых раковин морских, Покинутых отшельником-моллюском, Ищу сокровища и собираю их – Шедевры моря в черепках этрýсских[113]. У каждой – свой узор и завиток, Неповторимы тон и гофрирóвка[114]. По телу пробегает счастья ток, Когда ракушку откопаю ловко. Попался «веер» и витой рожок, «Бутон» цветка и Мумитролля «ýшко», «Тюрбан» и устричный колючий «башмачок», Рябая «спинка» маленькой лягушки. Придя домой, я их прополощу В большой лохани пресною водицей, Тарелку из-под торта разыщу И разложу сушить на солнце пиццей. Их рёбра-грани луч позолотит Оранжево-багряного заката: Горит, переливается, блестит Дар тьмы глубин под факелом Гекаты[115]. А утром встану, распахну окно И соберу просохшие ракушки, И выложу картину-полотно, Учтя их форму, цвет, и завитушки: Дно моря, сад и бабочек в саду, Улитку на цветке, кота, совёнка… Как славно, взрослую отбросив ерунду, Побыть хоть чуть творцом миров–ребёнком. 9-10 октября 2007 г.

Гармония природы и души

Когда в твоей душе покой и мир, Любви и дружбы в ней играют скрипки, Возможно, ты услышишь и звук лир В какой-то там неведомой «улитке»[116]. Когда суéт земных оставишь груз, Настроив тоны сердца на природу, Тебя покинут горечь дней и грусть, – Ты счастья БЫТЬ хлебнёшь живую воду. И в лес осенний ты войдёшь иной, Забыв уныние, как старого кумира, И поразит тебя своей красой земной И гриб, и лист, и совершенство мира. 8 октября 2007 г.

Запах пирога

В чудо-печке печётся пирог. Пахнет праздником в доме и мамой. Будто мне Изобилия Рог Запах детства отсыпал, как манны. И потянется дух пирога К уголкам запустевшего сердца, Где забвения трав уж стога, И тоскливая осени серость. Этот запах – чудесный обман: Праздник жизни уже не воротишь. Прошлых лет всё плотнее туман, И закрыты в ту жизнь мне ворота. Жаль, что дочка и внук далеко, – Не для них этот праздничный запах. Без любви их мне здесь нелегко, – Мое солнце теперь там, где запад. Ведь пирог, – значит, дом и семья, И тепло очага, и родные. Пусть свободой богатая я, Но есть радости в жизни иные. У меня теперь меньше забот, Мне не жмут больше дóлга вериги. Только грустно порой без хлопот – Без любви добровольного ига… 8 октября 2007 г.

Октябрь в городе

Сквозь золото берёзовых огней Просвечивает небо бирюзою. Прозрачней и прохладней воздух дней, И сумрак гуще с раннею звездою. Не успевает дворник за листвой, – Она летит на землю пёстрой стаей. Наряд последний осыпая свой, Аллея в парке скоро голой станет. Летит с осин и клёнов зыбкий лист С печатью уходящего заката. Печален осени призывный свист: Он внятен всем, кто цвёл когда-то. Рябина огненной пылает красотой. Качает ветер веерá каштанов. Какой пронзительной мелодией простой Нас осень вовлекла в свой жёлтый танец. Октябрь нам дарит бусы и шелка И сизые туманности шифонов. И ветер гонит, гонит облака – Грозящих гривами дождей грифонов[117]… 15-16 октября 2007 г.

Плакучая ива осенью

Над рекою сиротливо Вниз с обрыва смотрит ива. Ветер ветками качает, Платье ивино тончает, – То, что было даром лета, Даром солнечного света, – Да теперь поизносилось, Вниз на землю запросилось. И повисли ветки-руки, И листочки, знак разлуки, Сыплет ива золотая: Кто ж ей платье залатает?.. Станет платьице прозрачным, Станет ивушка невзрачной. Сумрак осени настанет, Грустно-грустно иве станет. Будет в дождик плакать ива Над рекою сиротливо… Не трави мне, ива, душу, Я сама без солнца трушу. Всё мрачней, ненастней выси, Облетают дни, как листья. Каждый светлый луч ловлю я, Каждый листик дней люблю я. Гаснет свет вечерних окон. Плачет ива одиноко… 15 октября 2007 г.

Осеннее настроение

Дремотный полдень. Сумрак на дворе. Мой муж «клюёт» компьютерное просо. Тревожный сон приснился на заре. Так входит осень в моё сердце просто. Без слов, без шума душу сокрушит. Проснёшься и поймёшь, что это осень Мечтами, словно листьями, шуршит, И бесконечность светит цифрой восемь[118]. Октябрь годов безжалостен и скуп. Судьбы никто не мѝнул приговоров. Слова слетают поздним цветом с губ: Всё больше в них мольбы, а не укоров. Неровен осени и день, и свет, и путь, Где каждый лучик дарит призрак счастья, Чтоб счастьем лета утром обмануть, А к полдню отрезвить меня ненастьем. 20 октября 2007 г.

В лабиринтах снов

Небо гасит, как свечку, звезду, – Время «Че»[119] для ночных привидений. Я по снам предрассветным иду – Лабиринтам слепых откровений. С удивлением в них я смотрю: Всё загадочней сны с каждым годом. Осторожно вступаю в зарю, Как ногой в незнакомую воду. Что сулит в снах паук-каннибал И речушки прозрачные мели? – То ли мозг сам себя надувал, То ль судьба свои зёрна мне мелет?.. Сновидения двойствен намёк, Как любая сознанья ловушка. И летят на ночной огонёк Снов картинки, как бабочки-мушки. Чьим заботам вверяют нас сны? Кто ночами над образом властен? – В воды речки вхожу, вроде б Цны, А по сути, – в свои чувства-страсти[120]. И желаю я снов, и боюсь, Как к несчастью неясной приметы. Над загадкой ночною я бьюсь, И никто не подскажет ответа. Что-то сон всё ж хотел мне сказать, – Шифровальщик предчувствий-желаний, Только я не смогу разгадать Дар пророчеств и блажь ожиданий… 25 октября 2007 г.

Осень в конце октября

Тоскливый вид. Пустые дачи. Средь голых веток яблонь-груш Не слышны речи, лай собачий, Не видно пчельих дачных душ. Нет ни души. В тиши деревьев Лишь воробьиный порх и писк. Затихла жизнь, застыло время. Над рощей – апельсинный диск Стоит недолго, чуть пригреет, – И канет каплей в сумрак дня. В аллее мхами зеленеют, На север глядя, тополя. Листва пожухла, потемнела. Последней сыплет желтизной Огромный тополь, оголтело Соря листвою, что казной. – Берите, люди, мне не жалко. Топчите роскошь прежних дней. Я в зиму нищим приживалкой Пойду, чтоб только выжить в ней. Не прокормить мне листьев стаю, – Не хватит солнца и тепла. Пойдут снега, потом растают, Распустит свой пушок ветла. И я воспряну телом-духом, И ветки соком напою, И зацвету, и белым пухом Вам радость жить раздам свою… Предзимье. Тусклые туманы. Контрастны дни и вечера. И кажется цветным обманом Та осень, что была вчера. Прохладны дни. Не слышны птицы. С дач урожай свезён дотла. Каркасами торчат теплицы До вешних дней и до тепла. И среди тусклости всеобщей Вдруг вспыхнет яркая заря: Куст «сентябрин» один не ропщет На серый сумрак октября. В густых сиреневых ресницах Наивно-радостный глазок: – Мы счастливы: нам лето снится Под виноградною лозой… 27 октября 2007 г.

Порхающая бабочка настроения

Мурчит, словно кот, грея кружку с какао И весело скачет в плите огонёк. В душе сразу радость, как будто какая «Приятность по жизни» седлает конёк. О ней ничего пока толком не знаю, – Она ещё где-то в начале пути, Но нынче судьба моя вовсе не злая, – Могу с ней надеяться радость найти. Не всё в ней проблемы, печали и беды: Есть пряника сладость, не всё же в ней кнут. И в гонке за жизнь есть призы за победу, – Немного, но ярких, счастливых минут: Письмо от дочурки, удачная рифма, С волшебным узором осенний листок… Мне только б не сбиться с привычного ритма, Когда свой пуховый накинет платок Зима с её холодом, ветром, морозом, Заиндевелостью óкон души, Когда будет белым расписывать розы В провинциальной тоскливой глуши. Я зимнюю стужу встречаю с опаской: Ни в рощу не выйти, ни в лес не пойти. Они превратятся в холодную сказку, Куда только лыжники топчут пути. Иной перспективою мáнит Европа: Любуйся на море и мир круглый год, Сюжеты дарила б мне там Каллиопа[121], А не фантазии жалкий урод. Парижи и Ниццы, Италия с Пизой, Жемчужин Венеции призрачный свет. И Венские вальсы. Разжиться бы визой… Да денег на книги о них даже нет. Куда занесло меня с кружки какао! Опять оседлала ледáщий[122] конёк. А как же про то, будто «радость какая»?.. Какао вскипело, погас огонёк. 28 октября 2007 г.

Птичье счастье

Выпить утром чашку шоколада И настроить день на волшебство. Много ли для счастья птице надо, Чтобы петь про жизни торжество. Пусть не шоколад я пью, – какао, Пусть себе немного соврала. Вырвавшись из лжи чужой капканов, Счастье – не попасться в сети зла. Счастье жить в гармонии с природой, Слушать музыку небесных синих сфер. Жить с собою в дружбе, а не с модой. Быть вне игр людей и их афер. Счастье – делать чуткие подарки, Слышать ближнего и в счастье, и в беде. Листья собирать в осеннем парке И читать стихи о резеде[123]. И тебе откроется навстречу Мир, блистающий, текучий, как река. Всё, что душу птичью не калечит, – Всё во благо. Ноша птиц легка. 31 октября 2007 г.

Вечерние контрасты

По статистике 2007 г., 1% населения России

владеет 70-ю % национального богатства, а 70%

её граждан владеют только 7-ю процентами

Небо – как сапфир ночной лагуны, В звёздах фонарей шатёр-покров. Я была, как все, когда-то юной, И играла жизнь во мне и кровь. А теперь усталою походкой Я иду к друзьям попить «глясе»[124]. И луна расколотой махоткой Сливки льёт в туманной полосе. Вечером всё призрачно и зыбко. Память улицу почти не узнаёт. Щерятся в ней вывески улыбкой, И купить-продать нас жизнь зовёт. Здесь теперь своя буржуазия Строит, и торгует, и живёт. «Зелень»[125] колосится не озимых: Доллар к доллару, что колос злака, льнёт. Льются с неба синие елеи. Только о деньгáх, прошу, молчок. Шла я по пути сапог заклеить, – Но согнали с места «Башмачок»[126]. Он стоял и никого не трогал, Сапоги-ботинки нам чинил, Но какой-то «бык» упёрся рогом И разнос починкам учинил. Выросли кругом грибы-аптеки, Как поганки, – клубы-кабаре. Канут в глубь времён, как те ацтеки, Домики «с удобством во дворе». Станет жизнь, конечно же, комфортней, Только для кого – большой вопрос. Оказалось, – люд мы второсортный, Лишь на наши дýши вырос спрос[127]. Привкус времени такой люминесцентный. Вытеснил природу ламинат[128]. Но, как прежде, рай чужой цементом Укрепляет пролетариат. Снова предлагают петь нам хором – Тем, кто Ницц[129] поклонник, и кто нищ. И глаза неоновые «Флоры»[130] Тупо светят в дырки голенищ… 31 октября 2007 г.

Ноябрьские хризантемы

Что-то день такое мне навеял Запахом полынных хризантем. И дрожит каштана жёлтый веер, Нагоняя грусть осенних тем. Дождь хрустально-светлою слезою Листья риз берёзовых кропит. Осень так тепла не по сезону, Жёлтый лист, как бабочка, летит… Где-то в прежней жизни это было: День жемчужный, запах хризантем. Память образы тех дней забыла, Как слова давно прочитанных поэм. И остался только терпкий запах, – Запах счастья или запах слёз? – Что-то смутное напомнивший внезапно Под кадящий дым листвы берёз. Он застиг врасплох меня открыткой От людей, которых больше нет. Столько в нём любви и мук сокрыто Тёплых, чуть горчащих прошлых лет. Вот ещё одно опять уплыло Лето в вечность или в никуда. И ноябрь глядит в окно уныло, И пожухла радость-лебеда. Средь дождей отчаянным цветеньем Осчастливит нас земной Эдем. И вспорхнёт душа моя в смятенье, Вспомнив горький запах хризантем… 3-5 ноября 2007 г.

Зима как белый сон

Падает крупкой зернистою снег: Это зима В свой облачается искристый мех Зимнего сна. Стелет пуховую травам постель, – Пусть видят сны. Кутает в белый боа[131] сумрак ель, Иглы сосны. Мягко свой сеет серебряный свет Снежная бель. Вытравит, выбелит радуги лет Вьюга-метель. Снежных пускает зима журавлей – Неба дары. Сядут их стаи на жниво полей С нежным «курлы». Ягод-кораллов рябиновых гроздь Ярче, сочней. Грусть как непрошеный вселится гость В радости дней. Так незнакомы прогулок места – Ветви и лёд. Там, где кувшинки цвели у моста, Ветер поёт. Осени краски так были пестры, Всё стало – дым. Вьюга разводит у речки костры С ветром седым. Всё здесь застыло: деревья, кусты, – Лета не ждут. Птицы умолкли и даже мечты Здесь не живут. В стане берёзовом стало светлей Летней поры. Саночки мёрзлые медленных дней Едут с горы. Льдинкой звенит колокольчик зимы: Дон – динь-динь – дон. Словно улитки, упрячемся мы В дом, в дивный дом. Сыплют, как просо, косые снега Искорки страз[132]. В белой коросте-коре берега – Зимний Парнас[133]. Музы не водят в снегу хоровод, Лиры их спят. Льдами сковало мелодии вод, Игры наяд[134]. Флейтой хрустальной звучит свиристель В ветках рябин. В платьице бальном танцует метель Фуэте[135] зим. Белым штрихует зима свой портрет. Это ль не сон: Вместо цветастой фантазии лет Общий фасон. Жизнь замерла до тепла, до весны. Рада бы петь, Но… Надо смотреть эти зимние сны, Надо терпеть… 9 ноября 2007 г.

Ноябрь из окна

Нужно просто здоровье, чтоб почувствовать вкус К этой белой, стерильной, отстранённой природе, К ноябрю, где тепло батарей – тот искус, С чем бороться не в нашей теплокровной породе. Из окна всё ж приятней видеть вьюгу, метель, Лобной долей своей ощущая их прелесть; И рябина краснее и роскошнее ель, Если я – у окна, если в доме я греюсь. Прилетела синичка, заглянула в окно Своей чёрною с жёлтым любопытной головкой. Поклевала замазку, представляя пшено, И тревожно вспорхнула воровкою ловкой. Вдоль реки бультерьера на выгул ведут И бувье[136] – то ли пса, то ли всё же медведя?.. Вот, с трудом одолев горку снега – редут, Иномарка во двор с белым брюхом проедет. На рябинке ворона, ветвь качая, сидит, Долбит ягоды-бусы, – вижу я сквозь окошко. Чёрным зраком своим боковым жадно бдит, Как из форточки я голубям сыплю крошки. Возле корма возникла стайка серых комков – Воробьишек пугливых и подвижнее ртути. Ухватил крошку хлеба и взлетел – был таков! – Только хвостик мелькнул, как секунда в минуте. Приземлилась ворона, снег осыпав с ветвей, И глядит, озираясь, в предвкушении корма. Подберётся вразвалку, распугав голубей, Поклюёт и взметнётся вверх заплаткою чёрной. Хорошо сквозь окошко… Вот и чайник вскипел. Заварю я чаёк с травкой, собранной летом. В белой раме оконной то ли снег, то ли мел Вновь штрихует стекло с моим автопортретом. 16-17 ноября 2007 г.

Пятнадцатое ноября 2007 г.

Пух перин и облаков – подушек Распушило небо поутру. И летят мильоны белых мушек, Замыкая время в белый круг. И в белёсом снеговом тумане Утонул пейзажик из окна. Ничего не видно, словно в бане, Кроме снежного сплошного полотна. Снегопад сменил паденья угол, Превратившись в бóрзую[137] метель. И зовёт свою холодную подругу У костра любви погреться Лель[138]. Ветер треплет семечки акаций, Ускоряет птиц лихой полёт, И листву, как вклады ассигнаций В краски осени, срывая, топчет, рвёт. Вспомню я под дудочку метели О цветах предгорий и долин. Лель – Снегурочке, а мне под стать Емеля[139], Переждать на печке зимний сплин. Помечтать о счастье и о щуке, И своим хотеньям волю дать, Душу греть огнём мечты, а руки Вязью зимних строчек согревать. Кстати, в холодильнике «Саратов» У меня уже та щука есть. И в одном желании мне вряд ли Сможет отказать она – поесть. Из окна смотрю: метель косая Заметает тёмные места. День, как тень гравюры Хокусáя[140], Начинаю с белого листа…[141] 15 ноября 2007 г.

«Жил певчий дрозд»

Так назывался фильм О.Иоселиани о

молодом музыканте, который не успел

сочинить свою музыку, но успел помочь

многим людям.

Памяти трагически погибшего брата Жени «Жил певчий дрозд» по имени Евгений, Любил он Францию, Пиаф и этот мир. В общении он был весёлый гений, В любой «тусовке» – пересмешник и кумир. Любил пародии иронию, усмешку. А в одиночестве был грустен, как Пьеро: В игре с судьбою выпадала часто «решка», В любви и дружбе не единожды – «зеро»[142]. В друзьях-подругах не особо разбирался, Он проще был, – он просто их любил, Не ведая, что близко подобрался К его душе тот, кто потом убил. Петлёй судьба над ним нависла злая. Он шёл из церкви, Александром окрылён[143], И радовался, как дитя, того не зная, Что был на мýку в этот день благословлён. Лик Бога был не грозен и не страшен, Но, будущим страданьем уязвлён, Молился Он. «Моление о чаше»[144]– Мольба не об иудах всех времён И их загубленных за сребреники душах В смертельном целовании их губ, – О всех, кто дружбою распят, убит, удушен, Кто, как ребёнок, был доверчив, хоть не глуп. «Жил певчий дрозд», но оборвали песню, Про счастье спеть он так и не успел. – Вновь гибнет Агнец, завтра чтоб воскреснуть. – Не нам судить, что за мелодию он спел. «Жил певчий дрозд» по имени Евгений. Любил он жизнь и вас, людей, любил. А чем ты жив теперь, Евгения «злой гений», Ты, тот, кто не его, – себя убил?!. 9 апреля 2007 г.

Снежное ноябрьское утро

Белый сумрак зимних утр, Тишины покой и свежесть. Хризантем увядших грусть Об ушедшем в сны, о прежнем. Нарезают мне часы Искромётные минуты, Словно ломтик колбасы, Аппетитных новых суток. Я купила чýдных книг Со стихами и фарфором, Буду черпать радость в них, Чтобы зиму взять измором. Пережить, перележать, Как в берлоге, на диване. Денег нет, – не избежать Мне хрущёвкиной «нирваны». Как кружочки конфетти Зимней радости минутной, Снег за окнами летит, Рвётся в стёкла, в сны и в утро… 15 ноября 2007 г.

Про Эдика

Посвящается всем «случайным» родителям

Нежеланное дитя, но рождённое, Страстью-похотью на свет произведённое, Будешь жить теперь, горе мыкати, А судьба телегу бед тебе выкатит. Ах, вы, юноши, ох, вы, девушки, Пока мал малец, малы бедушки. От утёночка до лебёдушка Утечёт воды много вёдрышек. Не сердись ты, мать, и не злись, отец, – Вырастать в любви должен мал-малец. Коль дитя своё не полюбите, И себя и его злостью сгубите. А и вырастет без любви сынок, И придёт сынку полюбить свой срок. Как любить ему, нелюбимому С его душенькой пилигримовой? Он по душам чужим поскитается, Через женщин с судьбой поквитается. И покатится дальше клубочек – Нежеланных сыночков и дочек… Апрель 2007 г.

Крест изо льда

На вóдах мне явлен был крест изо льда. Быть может, уже он растаял. И, кажется, день был всё тот же – среда, И та же хрустальная тайна. И хочется мне увильнуть от креста, Уплыть непричастною рыбкой, И обойти все несчастий места, И жить со счастливой улыбкой. Разумней, конечно, принять этот крест. Он – боль? Он – утрата? – не знаю. О Чаше молюсь я Тому, Кто воскрес[145]. Судьбу я прошу: не будь злая. Наверно, я плохо училась вчера, С трудом пережив все невзгоды. Опять без работы души вечера Проходят, и дни, даже годы. И книга пылится святого труда, – Забыт мой любимый Макарий[146]. И не было повода глянуть туда, Чтоб Словом смягчить свою карму[147]. Всё лето пропела, как та стрекоза С судьбою её стрекозиной… А крест ледяной всё не тает в глазах. А холод пока что не зимний… 18 ноября 2007 г.

Внутренний диалог

Талант обязывает к мужеству и правде И требует: не смей предать, терпи! Но где же сил мне взять, о, Боже правый, Чтоб вынести невзгоды все пути? Там караулят рок, болезни, бедность, И увяданья дух и тела тлен, И будущих моих падений бездна, И смерти страх и дрожь пред ней колен. Где взять мне мудрости и где терпенья Когда смотрю я на закат страны, Где не в честѝ ни честность, ни смиренье, Где праведники нищие странны? Где столько западней, для душ ловушек, – Приманок чьих не избежишь и ты, Где столько тел толпится у кормушек, Но поредел поклонник Красоты?.. Где нет плеча, в которое уткнуться, Где жизнь нас обокрáла, словно тать, Где столько поводов предать себя, споткнуться, И нет руки надёжной, чтобы встать. – Упала – плачь, но подымайся снова. Неси свой крест и царством слов владей. Тебе дал Бог любовь и веру в Слово, Чтоб словом уловлять сердца людей. 17-18 ноября 2007 г.

Соло Сократа

Кухня солнцем залитá. Греет чайник мне плита. Не пою я в общем хоре. Пью не кофе, а цикорий. Мои часики спешат. Попишу с утра стишат. На дворе – крутые гонки[148]. Олигарх лежит на шконке[149]. А другой пока на воле, – Всё радеет о футболе[150]. И куда ни ткни, – всё тать[151]. Где нам честность поискать? Вот кричат: судью на мыло! Так уже когда-то было… Жил Сократ[152], он был философ, На него смотрели косо: Он не пашет и не жнёт, – Головой своей живёт. Не хочу, мол, петь я в хоре, Победю вас в умном споре[153]. Мне не надобно хорóм, – Наши дýши ждёт Харон[154]. Фиг ли тратить ум на тлен И сдаваться тлену в плен?.. Он, Сократ, «в народ ходил». А однажды учудил: Взял фонарь и с ним – на рынок, Видит морды, видит рыла, – Их не видеть бы вовек! – Нужен, мол, мне Че–ло–век! По базару с фонарём Днём искал его с огнём. Жаль, не знаю результата… Прошлым Греция богата: Олигархи, богатеи, Олимпийцы, жёны-феи, – Имена их спят в пыли Грустной матушки-земли. А Сократ? – Всё дело в том, Ученик там был – Платон[155]. Записал он «Диалоги». Что имеем в эпилоге? – Не зарос Сократ полынью: Ум его живёт поныне. Я об этом, слышь, к чему: Надо жить нам «по уму» – По духовным лишь «по средствам», – Труд ума – векам наследство. 21 ноября 2007 г.

Кошка в ноябре

Белая кошка – роскошная шубка, Взгляд – будто утро июля, Белая кошка, как светлая шутка, Встретила нас в вестибюле. Так в уголочке пристроилась скромно Кошечка с грацией лени. Взгляд проникал её в душу огромных Глаз, словно в чащу олени. Мы говорили о сýетном, тленном – О красоте и рецептах. Не прерывая расслабленной лени, Зверик пускал в меня цепкий Взгляд волоокий. Поймав мой ответный, Вновь прикрывал свои глазки, Белый на белом, почти незаметный – Дух Тишины и Дух Ласки. Так мы болтали, а кошка сидела, Сонно, в такт вдохам качаясь, Время от времени молча глядела. – Взгляд её не был печален. Что-то в нём тихое было такое, Несовместимое с речью. И так мне её захотелось покоя, Неловко за всю человечью Сýетность жизни и поисков счастья В вихре надежд, аффектаций. Счастье – вот так белой кошкой качаться В мире мур-мур-медитаций… 22 ноября 2007 г.

Осадки снов

Тревожными снами, осадком предчувствий, Окрашено утро, как будто зарёй. Разгадывать сны бесполезно искусство, – К утру их послания станут золой. Они рассыпаются – сны, словно тени, Охоту за смыслом абсурдом гоня. Со смутой в душе начинаю свой день я. Подпольные тени бегут света дня… 14 февраля 2008 г.

Голос души

Такая простая, как тот лабиринт, Нить жизни ведёт Ариадной[156]. Судьбу на ладошке дают, так бери, Не будь же оплошкой досадной Ты замыслов вышних. Живи, чтобы жить, Чтоб разуму чувств только верить, Лишь воздухом жизни стремись дорожить, Открой ему окна и двери Своей невротичной пугливой души: Люби, ненавидь, восхищайся! Морочили долго тебя торгаши: политики, философы, историки, психологи, культурологи, футурологи, социологи, экстрасенсы, рекламодатели, менеджеры, ньюсмейкеры, а также республик-баши, – Ты с дымом иллюзий прощайся. Не надо тебе должностей и призов За голос души, что удýшен. Настала пора постиженья азов: Услышь, наконец, свою душу! 15 ноября 2007 г.

Птичка на фарфоре

Птичка на белом фарфоре С грудкой, как у снегиря, Из городка, что у моря. Дождик в конце ноября. Птичка на вазе-фарфоре Ягоды с ветки клюёт. Где-то у синего моря Птичка такая живёт. Грустно смотреть мне из óкон: Лёд. Арфы треплет Эóл[157]. Спит лучезарное око, Спрятан зрачок-карнеóл[158]. Каплет на льдинку водичка. Дождь, ветер, лужи и лёд. Радость, пугливая птичка, Осенью здесь не живёт. Птичка на старом фарфоре Розова, словно мечта. Радость моя там, где море, – В обетовáнных местах. Завтра здесь время метелей, Бремя его белых гирь. Вот прилетят свиристели, Розою вспыхнет снегирь. Радости нет только – птички, Райских кровей снегиря. Льётся и льётся водичка На серый лёд ноября… 26-27 ноября 2007 г.

Серое утро в провинции

Тоска. Ни взвыть, ни убежать. Куда ни глянь – зима. Жизнь делит белая межа На сумрак дня и сна. Тосклива серость. Солнца нет. И перспективы тож. И этот серо-белый свет На саван так похож. Застыла жизнь. Белеют льды, Сокрыв подводный мир. Сковало речки и пруды. Умолк вчерашний пир. Не слышно, правда, и «попсы». – Хоть маленький, но плюс. В обрыве лают злые псы. Растёт сугроб, как флюс. Повсюду – белая печаль. И беспредметна грусть. Так остро мне чего-то жаль. Чего? – Назвать боюсь. Прошедшей молодости? – Нет, В ней – чувств угасших дым. Иль промелькнувших птицей лет? – То зависть к молодым? К здоровью тех, кто полон сил? Кто счастья знал секрет? К тем, кто судьбу свою простил За всю бесплодность лет?.. Не знаю, точно не скажу. Настрой понятен мой: Я каждым утром дорожу, Но – летом, не зимой. Жить в полуяви, в полусне, И видеть каждый день Пустынный вид в своём окне, – Равнó, что видеть пень, В котором жизнь уж отцвела, Хоть корни рвутся жить, Но их надежда так мала, Их ждут пилы ножи. Как долог день, как сладок сон, Когда – зима. И пусть И снег и ветер в унисон Поют со мной про грусть. 29 ноября 2007 г.

Предновогодние призраки

Сыплет Зима свой пуховый снежок, – В шапочках пуха рябинки, – Лепит сугроб – снеговой пирожок С хрупкой начинкой из льдинки. Пахнет декабрь чуть морозной сосной, Свежей смолистой иголкой, И волшебством незатейливых снов, И мандарином под ёлкой. В окнах витрин и домов – светлячки Радуг-гирлянд новогодних, Детской наивной мечты маячки, Радости звёзд путеводных. Сквозь целлофаны фольгою блестят Детского счастья облатки. И свиристели на ветках свистят Что-то про рай этот сладкий. Ёлка в свой мáнит загадочный мир, В блеске шаров и игрушек, С музыкой сфер, хороводами игр, С мишкой под нею из плюша. Снежные бабы на улице ждут, Глаз – уголёк, нос – морковка. Праздником пахнет домашний уют И пирогами – духóвка. Искорки брызжут бенгальских огней, Синее небо – в алмазах. И серпантин вьётся сказочных дней: Счастье так пóлно и сразу. Катятся саночки детства с горы – Памяти снежной причуды. Жаль, не вернуть никогда той поры, – Дней, когда верилось в Чудо… 30 ноября 2007 г.

Телец декабрьской ночью

То ль фонарь, то ли снег и луна Льют мне в окна серебряный свет. Безмятежная спит страна, В сонмы снов получив билет. Лунный свет позовёт бродить Дýшу-призрак в ночной тиши. Не хочу в эту ночь бередить Старых ран отболевшей души. Канул в прошлое сон-кошмар, – Не люблю с тех пор ноября. Пусть мне память, ночной комар, Не зудит: всё на свете зря. Вот ушли твой отец, и мать, Вечным сном спит несчастный брат. Перестали о них вспоминать Те, кто был им когда-то рад. Всё проходит, уходит в сны, – Дни, и люди, и жизнь сама. Так зачем тогда ждать весны, Ведь она – разновидность сна. В мае просто цветастей сны, В них чуть больше надежд-химер. Но с упорством Тельца весны Жду, как манны небесных сфер. Этот свет луны-фонаря Бередит мою боль и грусть. Пусть Оттуда всё кажется зря, – Жизнь напрасна Оттуда, – пусть. Что о ней мне сейчас тужить? – Посмотри, как луна нежна! Жизнь дана, чтоб её прожить. Дал Господь, знать, Ему – нужна. В ночь на 3 декабря 2007 г.

Родина после перестройки

Наш дом в огне. Сгорели все надстройки[159]. Полез бурьян из дырок и щелей. И без хозяина летела в бездну тройка По бездорожью гибнущих полей. Глушил сорняк культурные растенья. Сады и нивы приносили горький плод. Повсюду воровство и запустенье, И мутен был, как самогон, народ. И радовался недруг на границах, И расплодилось жуткое зверьё. И разъезжает до сих пор по Ниццам Всеядное и хитрое ворьё. Остыл огонь, пожар давно потушен. Над пеплом всходит слабая заря. А преданный народ, судьбе послушен, Ждёт снова справедливого царя. 6 декабря 2007 г.

О цвете жизни – зимой

Моя любовь – она теперь другая. Я каждой птичке рада, как гонцу Грядущего неведомого края, – Ведь жизнь моя, увы, идёт к концу. Я травке каждой в мае благодарна За то, что мрак преодолеть смогла, Что одарила нас зелёным даром, Что жизни цвет не победила мгла. В чём жизни звук, – всё дóрого и мило, В чём цвет её, – в том мне и красота. Когда-то сложность смыслов я любила, – Теперь меня пленяет простота. Шмель загудит, засвищет песню птица, Ползёт «коровка божья» по цветку, – Во мне уж радость бытия гнездится, И паучки мне сети счастья ткут. Раскроет утром свой бутон кувшинка, Присядет мотылёк попить нектар, В ладошку с неба спустится пушинка, – Приму я неба невесомый дар. Как хрупок мир, как ненадёжны стены. Как от природы ни отгородись, Она войдёт и всю заполнит сцену, Когда – финал и угасает жизнь. Пусть нить её не оборвётся в мае, Пусть будет зеленá последняя постель. Пусть я уйду, – меня там встретит, знаю, Спасённый мной когда-то свиристель… 11 декабря 2007 г.

В парке перед Новым годом

В зимнем парке заснеженном тихо. С неба сыплет лебяжий пушок.. Чутко спит тишина-олениха: Не звучит ли охоты рожок? Светом парк серебристым подсвечен. Словно лýны – шары-фонари. Три столетние ели, как свечи, Стерегут тишину до зари. На ажурном балконе сугробы Расчищает лопаткой малыш. А у кухни, у тёплой утробы, Кот объедки ждёт, будто бы мышь. Там, где были цветочные клумбы, Горки снега теперь до весны. Можжевельник, как сторож, у клуба. У теплицы под сенью сосны Дед Мороз поджидает прохожих, Словом-ртом склонных «выпустить пар». Спит под белой холодной рогожей Всё, что было земли цвет и дар. Ветки тёмных деревьев на белом – Как древнейших племён письмена, Обведённые снегом, что мелом, – Их загадки и их имена. В окнах клуба, в его вестибюле, Ветви светятся «северных пальм» И цветы белых райских июлей, И сверкает ледок, словно сталь. Завтра здесь поразвесят гирлянды, В сказку парк превратят огоньки… Над цифирью, двуликой, как Янус[160], Снежных смыслов летят мотыльки. 15 декабря 2007 г.

Тень счастья и мечты

Разве можно, ну, разве так можно Землю с морем чужие любить?! Ах, как сложно, почти невозможно В сей юдóли счастливою быть. Вижу в окна застывшую реку, – Только грезится берег иной. Трудно жить без мечты человеку В глухомани провинций зимой. Ах, мечта, ты, мечта зоревая, До чего ты меня довела: Мне не мил вид родимого края, Где всю радость метель замела. Всё, что летом мне душу латало, Отцвело, облетело, ушло; Где по тропкам ходила-летала, Там сугробов теперь намело… Мне зимой цвет иных снится радуг, Стран сигналят иных маяки, Где я камешку каждому рада, Где и беды, мне мнится, легки. Там зимою цветут маргаритки. Там желтó в январе от мимоз. Там живут в виноградах улитки. И над морем парит альбатрос. Там в порту стаи чаек пасутся, Облепив параллели перил. Там, отринув земное паскудство, Каждый чайкой бы в небе парил. Там весёлую песенку пели Волны мне на морском берегу; Здесь унылые воют метели, – Я ту песню забыть не могу. Там другие отрáды. И гóре, Мнится мне, не такое, как здесь. Потому что там дочка и море, – В общем, всё там для счастия есть. Там кустарник в цвету. И ракушки. Черепиц рыжих крыш чешуя. Люди счастливы там и зверушки. И как счáстлива там была я!.. Мне чуть-чуть бы везенья и денег, – Улетела б в обитель мечты. Ах, вы тени, волшебные тени Счастья прошлого и красоты… 16 декабря 2007 г.

Мелкие радости жизни

Щебечет ли ласточка утренней ранней порою, Воркует ли горлица в синей вечерней тиши, Садится ли солнце за млечной воздушной горою, Всё – радость для сирой усталой души. Звенит колокольчиком зимним хрустальная льдинка, Хрустит под ногой аппетитно алмазный снежок, Иль в памяти снежной всплывает с грибами корзинка Иль весь в одуванчиках жёлтых весенний лужок, – Всё мило так сердцу, всё трогает сирую душу, И в ней поднимается тёплой волною любовь. Как в бурю корабль, наконец-то завидевши сушу, Бежит по волнáм радость жить вновь и вновь. 20 декабря 2007 г.

Тоска по раю

Другая жизнь. Другие берега. Экзотика и рай земли французской. Мне Франция мечтой лишь дорогá, – Нам рай не рай с тоскою нашей русской. Откуда в нас звериная тоска, – Ни объяснить, ни выплакать слезами. В каких морях мне душу полоскать? В каком её озолотить Сезаме?[161] Тоска моя от северных равнин И от снегов, расстеленных коврами: Бесстрастною холóдностью они Напомнят об изгнании из рая. И теплится едва огонь мечты: Ведь на земле не существует крáя Гармонии, душевной чистоты.– Мы ищем, но не обретаем рая… 23 декабря 2007 г.

Светает

В трубе вытяжнóй – голос ветра. Рассвет, серый сумрак, тягуч. Цвет неба – остывшего пепла, – Уныл и тяжёл из-за туч. Неясно декабрьское утро. Белеет заснеженный путь. С кустов осыпается пудра. Вдали – мрачноватая муть. Живу, обделённая цветом. Часов равнодушный тик-так. Читаю японских поэтов. Фамилий не вспомню никак. Все эти Котáро, Харýки,[162] Без имени и без лицá, Они для меня – просто звуки, А образы просят резца. Но я их читаю и вижу Миры, что сокрыты от глаз. И речь тех японцев мне ближе, Чем та, что привычна для нас. В ней чистая глубь созерцанья, И грусть в ней, но, нет, не надрыв… Рассвета светлее мерцанье. Из тьмы проступает обрыв. И вот уж полоской багряной Зажёгся вдали небосвод. Мгновенье – и солнце проглянет Над льдами-оковами вод. 23 декабря 2007 г.

На острове мимоз в январе

После бед, катастроф, после гроз Как приятно с душой истощённой Оказаться на острове грёз, Злой судьбою на время прощённой. Этот остров надежд – Олерóн Тридевятого славного царства, Весь в мимозах, как в золоте, он, Как награда за жизни мытáрства. Я иду, жажды жизни взалкáв, Веря в счастье своё и не веря. Нет на свете милей уголка, Будто в рай приоткрылись мне двери. Я вхожу так, как входят лишь в рай, – Не почуяв земли под ногами. Здравствуй, радость – мимозовый край, Тихий свет в моей жизненной драме. На листке календарном январь, И на родине снег с гололёдом. Жарь, мороз, не боюсь тебя, жарь! – Я на острове грёз с его мёдом… 8 марта 2008 г.

На пороге

То же чувство обмана и боль. Та же изгнанность Евы из рая. Сценаристом предписана роль, – Как могу, эту роль я играю. Сколько ярких, нетленных ролей До меня было сыграно в мире: Принцев, нищих, принцесс, королей, Сколько песен звучало на лире. Сколько жанров, комедий и драм, Здесь игралось от века до века. И ролей – от изысканных дам До подобья, пардон, человека. Этот конкурс на лучшую роль Разве кто-то выигрывал прежде? – Ведь финал – это мýка и боль, А призы – лишь фантомы надежды. Роль почти я сыграла свою: Вам осталось всплакнуть в эпилоге. Не спешите на выход: пока я стою У подмостков судьбы – на пороге… 27 декабря 2007 г.

Позднее утро 2 января 2008 г.

Жизнь своё продолжает теченье, Хоть замёрзли все реки-пруды. Воробьи долбят с писком печенье. Пёс ест снег вместо талой воды. И растерянно грач водит клювом, Как в сутане, контрастен в снегу, Изменивший инстинкту и югу, Крошке рад теперь, как пирогу. Серо-синие длинные тени От деревьев на белом бегут. День сияет, как будто весенний, Только в шапках и шубах идут Вдоль реки замороженной люди. Новогодние стихли шумы. В Новый год всё по-новому будет, – Как всегда, обольщаемся мы. Все, как следует, «наотмечались», Фейерверк громыхал до зари. Пусть уходят все беды-печали, – Поздравляя, друзьям говорим. И благие щедры пожеланья, – Мы, как золото, их раздаём, – И звучат они, как заклинанья, И, как дети, вновь чуда мы ждём… Утро 2 января 2008 г.

Вечер после праздника

Как тянутся долго, томительно сутки. Какая протяжная нота – зима. Как дуют ветра в заунывные дудки. Как рано средь туч выплывает луна. Какие гигантские длинные тени Бегут от деревьев, когда фонари Зажжёт синий вечер. Какое смятенье В душе, когда утром не видно зари. Какие тоскливые серые будни, А праздник испортит нетрезвый сосед. И мнится, что жизнь уж другою не будет, И даже надежды на счастие нет. Засохли в горшочке отростки лимона, – Погибла ещё одна радость-мечта. Молчит с миром связь – аппарат телефона. В душе немота, темнота, пустота… Вечер 2 января 2008 г.

На родине после «перестройки»

Какая грусть, какой раздрай в сердцах! Как горько жить в отечестве нам стало! Как иглы жгут тернового венца! Как много грязи к родине пристало. Какое, друг мой, кладбище надежд! Как дýши наши рáзом обмельчали! Диктует прах фасон идей, одежд. И множатся здесь беды и печали… Здесь «жить красиво», значит – воровать. Обман и тать здесь стали нормой жизни. А вóрон с вóроном не станет воевать[163]. Кто имя честное вернёт моей отчизне?.. Растут здесь супермаркеты, дворцы. Не прирастают, жаль, ни доброта, ни совесть. Здесь правят бал лжецы и подлецы, А нищий Нестор[164] только «правит повесть». Здесь пьют на свадьбах, на похоронáх, И в будний день, и в выходной, и в праздник. И терпит брань мирянин и монах От тех, чей дух «не просыхает» праздный. Здесь молодёжь, не видя перспектив, Не «дым отечества» вдыхает – «дым иллюзий»[165], Смакует массово «порнуху», детектив, – А к Свету путь зарос, тернист и узок. Здесь у покойников с могил крадут цветы. Не терпят света красоты вандалы. Здесь горбятся и гробятся мечты, И никуда уж не зовут вокзалы. Здесь радость – день прожить без стрессов-смут, Не слышать лжи, что жизнь счастливей стала. Не счастья здесь – покоя больше ждут, Ведь и покой для нас теперь – уже немало. И некуда податься, убежать: И денег нет, и старость на пороге. И остаётся нам терпеть и ждать, Когда, очнувшись, вспомнит Русь о Боге. 4 января 2008 г.

Рождество Христово

Хорошо проснуться утром, Когда в доме – тишина, И припомнить образ смутный Из рождественского сна. И, открыв глаза, увидеть, Как играют свет и тень. Нам в небесном рае-МИДе[166] Дан карт-бланш[167] на дивный день. Солнце шторы пронизало И сквозь щели в зеркала Зайчиков пускает в залу. И звонит в колокола Светлый-светлый праздник Божий – Пресвятое Рождество, И январский день погожий Так похож на волшебство. Шторы сдвинув, я увижу, Прислонившись к стёклам лбом, – Жемчуга-алмазы нижет Белый иней в голубом. День сверкает, весь украшен, Так сияет Рождество: Это Бог родился – наше Жизни вечной торжество. Если путь пройдём мы крестный, Там – начало райским снам. Агнец Божий шанс воскреснуть В этот день даёт и нам. 7 января 2008 г.

Отзвуки

«В окне, осенённая тусклым мерцаньем,

брезжит печаль бытия…»

Насиваки Дзюндзабуро «Брезжит печаль бытия…». Тихая радость струится. Землю покину и я. Дух мой поднимется птицей, И полетит-поплывёт Цаплей в другую обитель, В ту, где забвенье живёт, Где обрываются нити… Дух мой, Психея-душа, Песни оставив земные, Чистой душой малыша Вселится в сонмы иные. Времени хрупкая вязь Жизни оставит ли плёнку?.. Не оборвётся ли связь С близким до боли ребёнком?.. Сможет ли вспомнить душа Песни дождя, ветра, снега?.. «Курочек»[168] писк в камышах, Солнца июльского негу?.. Иней на веточках лип, Запах персидской сирени, Речку, тепло летних плит[169], Вкус земляничных варений?.. Скрип наклонённой сосны, Дятла лихой молоточек, И пробужденье весны, Тополя клейкий листочек?.. Летнюю песню сверчка, Зимний бутон чайной розы, Запах душистый пучка Ландышей?.. Ливни и грозы?.. Яблонь цветенье, и цвет Снежных январских метелей, Золото óсени лет, Звон серебра свиристелей?.. Взгляд и мурчанье кота – Тихо угасшего Пашки[170]? Рэкса[171] вилянье хвоста? И обещанья ромашки?.. Брезжит земная печаль. Тихая радость струится. Будет ли Землю мне жаль В миг, что душа станет птицей?.. В ночь на 8 января 2008 г.

Зима после праздников

Отсуетилась. Можно почитать. В блажь воспарений окунуться. Лежать, притихнув, и молчать. И с облаков в свой быт вернуться. Огонь горит. Плита печёт. Постираны и сохнут тряпки. Из унитаза не течёт. Мышь не скребёт, играет в прятки. На кухне стало чуть тесней, – Там втиснут старый холодильник. Жизнь тем беднее, чем честней. Так-так, так-так, – бубнит будильник. Зима. Белёсый вид вдали. Весна придёт, увы, не скоро. Уныл и скучен вид земли. Не слышен шум со снежных горок, – Каникул вольность позади, Игра в снежки, гирлянды, ёлки… Покинут джинном Аладдин. Игрушки спрятаны на пóлки. Остался мыслей лишь узор Поэтов, чьих не помню отчеств. И жалкой бедности позор, И страх нечаянных пророчеств. 16 января 2008 г.

О звёздных мирах юности

Я звёздные свои миры Давно покинула, забыла, Приняв условия игры Необходимой, но постылой. И звёзд на небе хоровод Уже не мáнит в бездну высей, И утекло уж столько вод С тех пор, как бездной дух томился. И тыква для меня теперь Не станет никогда каретой: Закрыта плотно в сказку дверь, А быль – как стёртая монета. Рисунок дней поблёк и тускл, Так слабы искры озарений. Утерян выигрышный туз. И поздних гóрек вкус прозрений. И быт заел, и принц храпит, И платья странствий обветшали. Дух воспарений смирно спит, Укутавшись худою шалью. Лишь изредка, в рассветный час, К чужому миру прикоснувшись, Я различу, незримых, вас, Едва от груза лет очнувшись. И мир вернёт свой прежний блеск, – Тот мир, что был во мне когда-то. Не так уж тёмен мнится лес, Проступят имена и даты. И ляжет снова прежний свет На чувства, лица и предметы, И невозможных целей нет, И счастья видимы приметы. И хоть в седѝнах, – рядом Принц: Как смéла я забыть об этом?! И звёздный снег – алмазный приз Кладёт зима в ладонь поэта… 18 января 2008 г.

С ночью наедине

Накинув пуховую шаль, Сижу, как заложница ночи. Меня ей нисколько не жаль, – О, как холодны окна-очи! Она чернотой всей своей Глядит мне в притихшую душу. Послушно внимаю я ей, Внутри холодею и трушу. Что хочешь ты, ночь, от меня? – Молитв? Откровений и жалоб? Стихов? Вдохновенья огня? Чтоб время, как спринтер, бежало Туда, где заветная цель Прервёт его ленточкой красной? – Где скрыта иголка в яйце[172], Где жизнь с её бегом напрасна... В ночь на 22 января 2008 г.

Имя тебе – Весна

«Апрельским ветром сердце напоив…»

М. Знобищева «Венок виновницы» Когда придёт весенняя пора, Когда очнусь от зимних наваждений, Мне станет дом постыл – моя нора, Душа запросит светлых наслаждений. Апрельским светом дýшу напоив, Я выйду, вся светясь, тебе навстречу. Сквозную вязь пушистых веток ив Тобою нареку в лазурный вечер. Я назову тобою поймы рек, – Их буйные и вольные разливы – Прожилки синие земных усталых век, И стаи чаек, белых и крикливых, Берёзы почку, клейкую от смол, И жажды жизни тополиный запах, И песнь ветров, что мне споёт Эол, И в облаках – воздушных замках – запад. Я выйду, сбросив покрывало сна, С которым в снег и холод зимовала, – Ну, здравствуй, – наконец, скажу, – Весна, Как долго по тебе я тосковала. Душа моя как будто бы спала Под зимние унылые мотивы. Я так ждала тебя, я так ждала! Я так хотела жить и быть счастливой! Когда придёшь, скажу себе: «Держись! Твоя мелодия пока ещё не спета». Ведь ты мне всё: Весна – синоним – Жизнь. Я без тебя не стала бы поэтом. 20 января 2008 г.

Не время для счастья

Не время для счастья, не время. Ещё погодим, подождём. Забот земных сбросив лишь бремя, Дорогу мы к счастью найдём. Чуть-чуть потерпеть, и в темнице Забрезжат свобода и свет. Не стоит в отчаянье злиться, – Исхода и выхода нет. Смирись с своей сущностью рабьей: Будь Неба рабом, не Земли. В покое оставь свои грабли[173]. Лишь голосу Неба внемли. Утихнут любовные страсти, Уйдёт красота от морщин, И вкус свой утратят все яства, – Остынут «житейские щи». Легка будет к Небу дорога: Оставь простакам барыши. Всё тленно, за вычетом Бога И нищей нетленной души. 7 декабря 2007 г.

Мечта

Мечта, мечта, твой образ-дымка Туманов утра и полнóчных рос, Он вечно с нами – образ-невидимка, Как память лета о цветенье роз. Летучий образ с привкусом надежды И запахом чудесных земляник, Облекший плоть в незримые одежды Летящих тканей греческих тунѝк. В глазах качаясь, словно спелый колос, Роняешь зёрна в дымчатую даль. Твой так пленителен и нежен голос, Твоя светла нездешняя печаль. Ты словно мотылёк, почти бесплотна, Ты как нектар для сирых душ земли. Плывёт мечта – среди кувшинок лодка, Что в призрачные метит корабли. Мечта цветёт, как первоцвет и крокус, Едва-едва растают снег и льды, И, как факир, творит свой древний фокус, Что в рай нас увлекает от беды. Пока дышу – надеюсь и мечтаю, Несутся вдаль кораблики мечты. И в этот миг предчувствую и знаю – Я буду там, где счастье ждёт и ты. 25 января 2008 г.

Рецепт коктейля

Рецепт коктейля из глянцевого журнала:

«Взбей в блендере 300 г. мягкого тофу,1 банан,

2 чашки охлаждённого апельсинового или

ананасового сока и небольшую банку

консервированных ананасов»

Взбей в блендере[174] стакан своей тоски, Графинчик грусти и щепоть ванили. И свежими мозгами пораскинь: Как выжить среди бедности и гнили. Купи просроченный заржавленный банан, – Они, глядишь, в мороз подешевеют, Укрась коктейль… Забудь страну-обман, Где спит мертвец, что был «живых живее»[175]. Хурма гниёт, – позволь себе хурму, Пока она не потеряла форму. Из жизни-глянца скоро всех турнут, Кто бедности своей вкушает норму. Жизнь любит молодых, и то не всех. А я старей, чем за портретом гвоздик. Как скуден жизни всей моей посев! И как отчаянья и гнева зреют грозди!.. 25 января 2008 г.

Снег выпал

«Белый лебедь на яйца сел»[176]

Русская народная поговорка Пока мы бродили по снам – По пýтаным лунным дорожкам, Зима приготовила нам – Собакам, и людям, и кошкам Свой белый волшебный сюрприз, Своё сокровенное чудо: Земля в обрамлении риз, Дома в париках с белым чубом, Деревья в нежнейшем снегу, Кустарник в пуантах и пачках, И лебеди на берегу, И пух их на импортных «тачках»[177]. Не виден вчерашний ледок – Покрыт одеялом пушистым, Цепочки не вьются следов, И утро стерильно и чисто. Снежинки летят, не спеша, Бесшумно ложатся на землю… И хочется жить, не греша, И тайно вздыхает душа, Своей первозданности внемля… 26 января 2008 г.

Куриные дýши

Живём в курятниках мы пыльных, Взлететь над прахом не пытаясь, Предав и небеса, и крылья, Земным навозом лишь питаясь. Комфорт нам стал дороже бездны, Нам сладок дух и мрак сарая. (Кто предал выси – евнух, бездарь, Тому не «светят» двери рая). О кóрме страх и попеченье Затмило наш куриный разум, И провиденье в поученье Наслало птичью нам заразу. Куда, куд-куд-куда стремиться? Ведь крылья наши – лишь названье, Хоть числимся ещё мы птицей, Давно профукано призванье. Не помнят плоти неба крылья, А дух наш крут, когда в бульоне. Зачем мозги? – Познать бессилье? – Как жить тогда в навозной вони? Пусть лѝсы думают и волки, Их кормят хитрость, зубы, ноги, Им – деньги, слава, треуголки, А нам – навоз и быт убогий. 27 января 2008 г.

Плач души

Свитерок. Футболка. Тело. Крест. За крестиком – душа, Что вчера ещё хотела Жить, почти что не греша. А сегодня – брань и ропот, А сегодня – всё не так: То мешает сверху топот, То «зажилили» пятак. То соседи пели-пили, А часов уж было ноль. То опять мне наступили На любимую мозоль. То болел-свербил желудок: Что попало, мол, не ешь. То тошнит от «морд» и «будок», Что «проели» матом «плешь». Не хватает сил смириться И на ближних не роптать, Всё прощать им и не злиться, – То ж святою нужно стать. Я – насéльница земная, И живу, как все, греша. Только плачет, грех свой зная, Там, за крестиком душа… 28 января 2008 г.

Пройти путём Евы

И боль, и страх, и радость, и рыданье, И свежесть юности, и аромат лугов… О, жизнь моя, ты вся – почти преданье, И путь земной трагичен и не нов. И я из тех, кто шли стопами Евы, Земных вкусив и счастья, и беды. И горько-сладок плод с познанья древа. И в день заката огненной звезды Я раздвоюсь на душу и на тело, Оставив на земле сиянье света глаз, И все свои «мечтала» и «хотела», И вниз взгляну на жизнь в последний раз. И улечу, хотя не стану птицей, Но о земле я буду вспоминать, И тени прошлого летучей вереницей Из волн забвения начнут во мне всплывать. Надеюсь, Бог простит мне прегрешенья По милости своей. Пока ж есть время жить, Найдите для меня вы слово утешенья, Чтоб и конец пути смогла я полюбить. 30 января 2008 г.

Помни

Дочке

Мы явились на этот неласковый свет, Чтобы крест свой взвалить и нести до финала. Счастлив тот, у кого жалоб к Господу нет, Как бы жизнь его больно порой не пинáла. Заболел – неспроста, и упал – неспроста, Поднимайся с молитвой из заслуженной лужи. То был шанс осознать назначенье креста, – Значит, Бог не забыл, значит, Богу ты нужен. Как без боли и горя постигала б душа, Чтó её красоту в этой жизни калечит?.. Жить нельзя без страданий, как и жить, не греша. Плоть болеет – терпи, эта боль душу лечит. Если путь был без горя, без болезней и слёз, Как поможешь другому ты в беде и в несчастье?.. Нам шипы не мешают ощущать запах роз, – Жизнь нельзя принимать только радостной частью. Если сыплются беды, будто в осень дожди, Вспомни с тихим смиреньем ты страданья Иóва[178]. Всё пройдёт, всё пройдёт, потерпи, подожди, Помни только: и в бéдах ты под Божьим покровом. Здесь, конечно, не рай, но пока что не ад. Жизнь терпима, когда с верой ходишь под Богом. Пусть сегодня грустишь, завтра будешь ты рад, Что тернистою шёл, а не лёгкой дорогой. И сквозь бури житейские, холод и мрак, Когда кажется, будто и жив еле-еле, Вдруг услышишь, не как «на горé свистнет рак»[179], – А как в небе средь туч заиграют свирели… 30 января 2008 г.

Такая амбивалентная[180] любовь к жизни

Любовь, поэзия и вера – Вот три кита моей надежды, Что смогут одолеть химеру, – Её звала я жизнью прежде. Обман, безденежье, утраты, Несчастья, беды – хвост дракона, Инфаркты, язвы и ураты[181], И гнев, и страх, сокрытый в оных[182]. На сердце тяжесть, будто камень, И редко-редко брезжит счастье, Что павшею звездою канет В болоте тягот и ненастий. Цепляясь сердцем и ногтями, И всё же удержать не в силах, Мы тянем жизни одеяло У сильных, молодых, красивых. Извечное соревнованье, Где победивших тоже судят, Где неуместно ликованье И где финал всю прыть остудит. Когда в душé замрут стихии, Чтó на земле своей оставлю? – Любовь – твой голос, что в стихи я Из горя-счастья переплавлю. Как хлеб у нищего в котомке, Как милостыни звон в кармане, Я пронесу сквозь жизнь потомкам Любовь – одну, что не обманет. Пусть я зову её химерой, – Вы мне поверьте лишь отчасти, – Ведь если жить с любовью, с верой, То жизнь – химера – всё же счастье! 1 февраля 2006 г.

Вино Нового Завета

Сыр, овощи, вино и хлеб – Набор любого долгожителя-грузина, К политике который глух и слеп, И знает толк лишь в пении да в винах. А мы пьём воду грязную, вино Поддельное по праздникам глотаем, Вершин не видим никогда в окно, И не живём, скорее, выживаем. Не знаем мы, как виноградная лоза Под соком спелых ягод провисает, Как бродит выжатая сладкая слеза. Мы знаем только, жизнь как прокисает Вдали от гор, от моря, кораблей, Уму непостижимых горизонтов. Мы в тесной жизни средь домов-аллей Становимся слабей, грустней и злей, И пялимся в экраны, словно «зомби». Пьём жизнь поддельную, как пьём вино, И старость наступает нам на пятки. Живём как будто бы, хотя давно Играем с истиной и с жизнью в прятки. Но не без попущенья нам дано Испить скорбей земных и вин поддельных. Ведь зреет Нового Завета уж вино, Чтоб нас утешить после мук смертельных. 17 апреля 2007 г.

Начало февраля

Спит смородина. Рябины, Липы дремлют, стоя в ряд, Как на бал, надевши в зиму Белый сказочный наряд. И застыл, как околдован, В снежном царстве парк вдали. И до дома путь так дóлог, – Вьюги тропки замели. В пышных муфтах – éлей лапы, Крыши – в льдинах-козырьках, На снегу – след птичьих лапок, На катке – узор конька. Из пернатых – только галки, Грач, вороны на снегу, Что за крошки перепалки Так запальчиво ведут. Воробьишки попритихли. Белых снежных голубей Налетели стаи-вихри: Всюду снег – хоть ешь, хоть пей. Дома – грустно, выйдешь – холод, Дед Морозу нас не жаль. И весóм для грусти повод: На дворе зима, февраль… 2 февраля 2008 г.

Зимний вечер в парке

Неба цвет обманно-розов. В ветках éлей сумрак густ. Спит грибница под берёзой. Ждёт тепла сирени куст. Вот цепочка – след вороний, Вот воробышкин следок. Две беседки, как в коронах, Серебром блестит ледок. Два кота в пушистых шубках За сугробом смотрят сны. Пёс промчится мимо шустрый, – Кот «рвёт когти» в сень сосны. Как алмазные подвески, Тут и там сосулек ряд. Где прожектор светит резкий, – В блёстках страз зимы наряд. Крепость снежная безлюдна. Зимний вечер светло-тих. И, услышав в сердце лютню, Рвётся к жизни первый стих. 8-9 февраля 2008 г.

Февральский снежный вальс

Падают, падают с неба пушинки, Вьются, кружáтся, кругом кутерьма. Крутятся, вертятся в танце снежинки, – Белый свой вальс исполняет зима. Крýжатся, вьются, на землю ложатся: В пух приоделись рябинки, и ель. Хочется молча к окошку прижаться, Чтобы смотреть и смотреть на метель. Позамело все тропинки-дорожки. Завтра снежок потускнеет, а жаль. Сыплются с неба алмазные крошки. Лебедем белым плывёт к нам февраль… 14 февраля 2008 г.

Снег в парке поздним вечером

Нежный, ласковый, прохладный С неба сыплется снежок. Пышный, лёгкий за оградой Созревает «пирожок». Под ногою аппетитно Он хрустит: хруп-хруп, хруп-хруп. В старом зимнем парке тихо. Фонаря волшебный круг Освещает ночи тéмень. Пляшут в свете фонаря Ветви ивы, снег и тени, – В жёлтом блеске янтаря. Снег на стёклышках теплицы, Снег на ветках елей, лип, Снег на лестницах, на лицах, Шапкой на фонарь налип. На дрожжах растут сугробы, – Снег теперь валóм валит. Эх, как в детстве, снять бы пробу, – Жалко, горло заболит… 15 февраля 2008 г.

В середине февраля

День без солнца и без мрака. И безмолвие снегов Нарушает лишь собака. День, как день, не стар, не нов. Замело вчерашней вьюгой Серединку февраля. День влюблённости друг в друга[183] Облетел, как тополя, Засыпая белым пухом Парк, дорожки, берега. На крыльце, как будто в ухе, Хрусталём блестит серьга. Во дворе шум птичьей стаи: Там, где крошки, там и жизнь. Жди, когда снега растают, А пока жилья держись. Снег, повсюду снег и ветер. Подо льдами дремлет Цна[184]. Трудно верить, что на свете Будут май, цветы, весна… 15 февраля 2008 г.

Февральские холода

Ветер со снегом секут мне лицо, – Это жестокий февраль Колет главу мою, будто венцом, Искорки снега – как сталь. Тёмные пятна на ветках берёз, – Молча тоскуют грачи: Где ты, заветный раёк птичьих грёз? Где вы, судьбы калачи?.. Я закрываюсь ладошкой от вьюг: Их поцелуй – ледяной. Сердцу так мил в этот миг тёплый юг, Так вожделенен зимой. Мёрзнет бельё в промежутке двора, – Ветер промозглый, мороз. Смотрит во двор из окна детвора: Бóязно высунуть нос. Школа гриппует, и в ней карантин. Как бесприютна земля! Плещет бельё – паруса бригантин, Мачты скрипят корабля… 18 февраля 2008 г.

Прошение о цвете

О, волшебница, фея-судьба, Обнови мою жизнь своей кистью. Будь же мне адвокат, не судья. Нарисуй солнце, травы и листья. Нарисуй дорогих мне людей И меня не забудь с ними рядом. – Все цвета спрятал холод-злодей Под белёсым невзрачным нарядом. Как нестоек цвет жизни в снегах Серо-белых просторов печальных. Как я видеть хочу берега Моей светлой мечты безначальной. Набросай мне приморский пейзаж. И смягчи слишком жёсткие тени. Красок жизни устрой вернисаж – Волшебство и мирáжи цветенья. Пусть рисует твоя акварель Тихих улочек старые сказки, Сорок пятую параллель, – Не жалей на неё свои краски. Пусть утонет в лазури залив, Пусть слепѝт ярким солнечным светом Край лимонов, инжиров, олив Золотистого южного лета. Синь-лазурь для небес не жалей, И волна пусть блестит изумрудом, Малахит виноградных полей Соревнуется с парком и прýдом. Я одну теперь знаю мечту, Что в костре моих чувств ещё тлеет. Хоть полезность страданий я чту, Сердце к радости всё ж тяготеет. Нарисуй, воскреси, оживи! – Как хочу быть сегóдня счастливой! Подари краски жизни, любви Под цветущею веткой оливы. 19 февраля 2008 г.

Впереди – весна

Когда уйдут метели и морозы, Когда весна войдёт в свои права, И лопнут почки в парке на берёзах, Пробьётся к свету первая трава, Покину я пролёжанный диванчик, Где с книгами спасалась от хандры, Увижу, как друг солнца – одуванчик Заполонит унылые дворы, Покроет жёлтой скатертью поляны, Заставит суетиться Зеленхоз И пчёл, чуть от нектаров пьяных И от озона первых майских гроз. Пойду в природу, чтобы причаститься Дарам Весны и синего тепла: Ведь я её апрельская частица, – Она из тьмы меня для света извлекла. 21 февраля 2008 г.

Закат в конце февраля

Ах, как играл закатный луч в окне, Какою бирюзой шелкá светились неба! Пылали кисти клёна, как в огне Под колесницей бога солнца – Феба[185]. Подтаяли сосульки на домах: Зима решила под конец поплакать. На ветке грач – как над псалмом монах. И кое-где заметна явно слякоть. Последняя неделя февраля К весне мои фантазии склоняет. И лучезарна так вечерняя заря, И день уж не по-зимнему сияет. Но стрелка времени приблизилась к шести, – Всё меркнет враз, и колесница Феба За зимний день, за горизонт летит. Закат погас, оставив пепел неба. 21 февраля 2008 г.

Домик из солнечного детства

Золотистый фантик на снегу. Семя липы – жёлтое на синем. Кое-где ручьи уже бегут. Домик солнцем высвечен красивый. Голубой, с подзорами-резьбой, Домик тот – из солнечного детства, Что сермяжной в будни был избой, Но, как в храм, решивший приодеться. Под застрехой – ласточки гнездо, Под окном – черёмуха и вишни. И, омытый вешнею слезой, Жестяной конёк блестит на крыше. Рядом всё растут дома-дворцы: Подлостью оплачено искусство. Где вы, детства сладость-леденцы? Где вы, искренности детской чувства?.. Мне не надобно хорóм-дворцов, Джипов в гаражах моих не будет. – Пусть во мне лишь запах леденцов Детской чистой радости пребудет. 29 февраля 2008 г.

После неудач и отказов

Жизнь без надежд, без перспективы. Жизнь – умиранье в нищете. «Души прекрасные порывы» Теперь совсем уже не те. В них нет той силы и напора, Что только молодость даёт. Они проходят слишком скоро. Сдаёт душа моя, сдаёт… Годами скопленная мудрость Мне говорит: не суетись, – Разок Фортуна улыбнулась, Чтоб вновь в чужих полях пастись. Возделывай, как прежде, ниву: Быть может, всё ж пора придёт, Когда час жатвы справедливой Для хлеба творчества пробьёт. Так пусть зерно растёт и зреет… В свой август с нетерпеньем зря, Из-за того, что сумрак злее, Не говори в сердцах: всё зря. Пройдут и сумрак, и ненастье, День просветлеет наконец. Смиряй обиду, боль и страсти, – Вот жатва та, что ждёт Творец. 5 марта 2008 г.

Ранняя весна

Снег стал рыхлым, осел, посерел, Отступила февральская стужа. Птичий голос про март что-то спел. Мир блестит, перевёрнутый, в лужах. И на небе средь серости туч Голубые всё ярче полоски. Вновь ручьи завтра ринутся с круч, Изумрудом засветят берёзки. На прогретых местах чистотел Вяжет крýжево зелени листьев. Грач с ветвей к первой травке слетел, И воробышек пёрышки чистит. Среди старой пожухлой листвы Копошатся вороны и галки. Всё теплее дыханье весны. Всё опасней на речке рыбалки. И в болотцах вода всё синей. Отзвучали канцóны[186] капелей. Жажда жизни острей и сильней В ожидании чуда апреля. 9 марта 2008 г.

Ну, вот, опять…

Уехать, уйти, убежать От прозы скандального быта, Залечь бы на дно и лежать, Лежать погремушкой забытой… Мне яблоки снились – к слезам, К разбитым годáми корытам. Закрыт вход в заветный Сезам Талантов, тем бытом зарытых. Когда две души, как одна… – Но это из сказочек детства. И нет того тихого «дна», И некуда, некуда деться, И не убежать, не уйти От сýдеб, начертанных свыше, Когда сплетены так пути Двух душ под семейною крышей. 21 февраля 2008 г.

Поющий тростник

Сегодня – радость, завтра – грусть… Мир чувств в руках годов – Как чемодан без ручки, груз Плывущих талых льдов. Зачем? Куда несём? – Вопрос. Зачем течёт вода?.. – Чтоб новый в ней тростник пророс Сквозь зимы и года?.. Чтоб срезал дудочку пастух, Пригнав стада на мель. Чтоб поутру в ней пел петух, Днём – птиц звучала трель. Чтоб к ночи вешний соловей Сменил вороний грай. Про рай нам сон златой навей, – Играй, пастух, играй. Про край, где несть печалей-бед, Где нас наш добрый Бог Вознаградит, сдержав обет, За боль, бесцельный жизни бег, За камни всех дорог… 24 марта 2008 г.

Восход в середине марта

Поднимается солнышко красное, Озаряя лучами рассвет. Чудо утра – земное, прекрасное Повторяется тысячи лет. Диво светлого утра прелестное Дарит сердцу надежды тепло. И по облачку, словно по лестнице, Солнце всходит, слепѝт сквозь стекло. Я успела, пока небо ясное, Твой застать ослепительный ход: Твоё чудо земное, прекрасное – Королевский пурпурный восход. Только тучкой летучею мартовской Затянуло опять горизонт, И погас свет сияния царственный: Тучка серый раскрыла свой зонт. Но опять кругляшок солнца выскочил Чуть правее уже от меня, Мою душу и комнату высветил, Волшебство обещая мне дня. Горизонт не торопится с серостью Расставаться. Над ним – синева. Пусть судьба, как весна, ещё сердится, – Солнце всходит и радость жива. 17 марта 2008 г.

Примечания

1

Лета – в греческой мифологии река забвения в подземном царстве

(обратно)

2

Сирин – в древнерусской мифологии: сладкозвучно поющая птица с женским лицом.

(обратно)

3

Здесь: какое-либо излишнее украшательство, довесок, дополнительная деталь быта или одежды.

(обратно)

4

«Ксива» – в просторечии, документ.

(обратно)

5

«Стразы» –блестящие мелкие стёклышки, подделки под бриллианты, модные аксессуары одежды.

(обратно)

6

Янина Жэймо – актриса советского кино, сыгравшая роль Золушки в одноимённом фильме.

(обратно)

7

Радж Капур – актёр индийского кино, сыгравший роль Бродяги в одноимённом фильме.

(обратно)

8

Куафёр – (уст.) парикмахер.

(обратно)

9

Марина – (фр. marine, от лат. marinus – морской) – пейзаж, изображающий море.

(обратно)

10

Химические элементы, входящие в состав красок: соответственно, красного, жёлтого и зелёного цвета.

(обратно)

11

Филиппики – гневная речь обличительного содержания.

(обратно)

12

Авантажный – от фр.: производящий благоприятное впечатление, привлекательный.

(обратно)

13

Флёр – скрывающая пелена, которая мешает ясно видеть что-либо; покров таинственности на чем-либо.

(обратно)

14

«Люблю и ненавижу» – название книги Т.Москвиной.

(обратно)

15

Парк, принадлежавший до революции промышленнику Асееву, находится на территории и в ведении нынешнего Тамбовского кардиологического санатория.

(обратно)

16

Маскароны – особые декоративные орнаменты, представляющие собой комбинацию человеческого лица и стилизованных листьев, завитков и прочих украшений.

(обратно)

17

Куафюры – причёски.

(обратно)

18

Речь идёт о романе Ф.М.Достоевского «Бесы».

(обратно)

19

Ich – в пер. с нем «я».

(обратно)

20

La maison (ля мезон) – в переводе с фр. дом.

(обратно)

21

Мистраль – сильный холодный ветер, а сирокко, наоборот, знойный ветер, дующий в средиземноморских странах.

(обратно)

22

Человече – звательный падеж от слова человек в старосл. языке.

(обратно)

23

«Профессия – репортёр» и «Программа максимум» – публицистические программы НТВ.

(обратно)

24

Клошар – бездомный, нищий, опустившийся человек.

(обратно)

25

«Моветон» – дурной тон, невоспитанность.

(обратно)

26

Совок – в просторечии бывший СССР.

(обратно)

27

P.S. (Post scriptum) – дословный перевод: «после написанного».

(обратно)

28

«Совок» – в просторечии бывший СССР.

(обратно)

29

Имеются в виду формальные отписки на жалобы пострадавших.

(обратно)

30

Песня из кинофильма «Человек-Амфибия»: «Лучше лежать на дне…».

(обратно)

31

Первач – самогон.

(обратно)

32

Сирены – в древнегреческой мифологии полуженщины, полуптицы, которые сладостным пением сводили с ума моряков, что приводило к кораблекрушениям.

(обратно)

33

Бот – небольшое парусное, гребное или моторное судно.

(обратно)

34

Китеж – упоминаемый в русском сказании город, ушедший под воду при приближении татарского войска.

(обратно)

35

Альт – музыкальный щипковый инструмент несколько больше скрипки.

(обратно)

36

Мост перекрасили 16 августа 2007 г. в рыжие цвета осени, увы. Прощай, голубой мост…

(обратно)

37

Аид – царство мёртвых.

(обратно)

38

Молóх – мифологический бог солнца, огня и войны, символ жестокой силы, требующий множества человеческих жертв.

(обратно)

39

«Лох» – в просторечии наивный человек, простак.

(обратно)

40

Овидий, полное имя Публий Овидий Назон, римский поэт, автор комедии нравов «Метаморфозы».

(обратно)

41

Героиня рассказа А.П.Чехова «Дом с мезонином».

(обратно)

42

Вымершие кистепёрые рыбы, которые имели «кисти-лапы».

(обратно)

43

Голубые бассейны с высоты птичьего полёта напоминают кюветки с акварельными красками.

(обратно)

44

Песня из кинофильма «Служебный роман»: «Облетают последние маки…».

(обратно)

45

Ацтеки и инки – древние народы, жившие в Америке и имевшие высокий уровень цивилизации, необъяснимый с позиций современной науки.

(обратно)

46

Сезам – сказочная гора, «напичканная» сокровищами.

(обратно)

47

Мир идей – в теории древнегреческого философа Платона был первоначален в отношении материального мира.

(обратно)

48

Тутанхамон – один из египетских фараонов.

(обратно)

49

Нефертити – жена фараона, имевшая прекрасную внешность.

(обратно)

50

На картине Боттичелли изображена Венера, выходящая из морской пены.

(обратно)

51

В репризе-анекдоте Г.Хазанова фигурирует это название.

(обратно)

52

Толика – некоторое количество, немного, несколько.

(обратно)

53

Юдóль – (церк.-слав., букв. долина); земная юдоль, юдоль плача, юдоль печали и т.п.: жизнь с её заботами и печалями.

(обратно)

54

Грин (Александр Степанович Гриневский) – русский писатель (1880-1932) ,много произведений посвятивший своим мечтам – о море и о любви ( в т.ч. «Алые паруса», «Бегущая по волнам» и др.).

(обратно)

55

Жниво – поле, где сжат хлеб.

(обратно)

56

Наяды – нимфы рек, ручьёв и других водоёмов.

(обратно)

57

Цнинские – от названия реки Цна.

(обратно)

58

Реминисценция – смутное воспоминание; отзвук иного произведения в поэзии, музыке и пр..

(обратно)

59

Закрылки – деталь крыльев самолёта.

(обратно)

60

Альфа и омега – начальная и последняя буквы греч. алфавита.

(обратно)

61

Вёдро – ясная, солнечная погода.

(обратно)

62

«На беду» – чрезмерное обилие яблок, по народному поверью, может предвещать войну.

(обратно)

63

«Адмиралы» – разновидность бабочек.

(обратно)

64

Бражники – 1) разновидность бабочек и 2) любители браги, алкоголя.

(обратно)

65

«Солнцедар» – марка вина, популярного в брежневские времена.

(обратно)

66

Афина Полиада – богиня города Афин (Афина – защитница города).

(обратно)

67

Есть основания предполагать, что невиданные для Греции и Афин пожары 2007 года (более половины лесов в огне) являются следствием умышленных поджогов тех, кто таким образом освобождает себе площади для выгодного строительства.

(обратно)

68

Правительство Греции обещало награду в миллион евро тем, кто назовёт имена поджигателей.

(обратно)

69

На территории Асéевского парка в Тамбове стоит трёхсотлетний дуб, к которому любят прислоняться люди, чтоб «подпитаться» его энергией.

(обратно)

70

Ошо – Бхагван Шри Раджнеш, индийский философ, буддист, который, впрочем, по слухам, имел большую «слабость» к автомобилям.

(обратно)

71

Ж.-П. Сартр – французский писатель, философ, экзистенциалист.

(обратно)

72

Мерилин Монро, американская актриса.

(обратно)

73

Копы – так называют полицейских в Америке.

(обратно)

74

Речь идёт о плане В.И Ленина по электрификации России.

(обратно)

75

Потребительская корзина – минимальный набор продуктов и предметов первой необходимости.

(обратно)

76

Имеется в виду Рог Изобилия.

(обратно)

77

Снотворное средство.

(обратно)

78

Тать – вор.

(обратно)

79

Асéевский парк на территории Тамбовского

кардиологического санатория.

(обратно)

80

Канны, бархотки, петуньи, душистый табак – названия

растений(цветов).

(обратно)

81

Мифолог.: нимфы, души деревьев –дриады.

(обратно)

82

Дрозофилы – мелкие фруктовые мошки.

(обратно)

83

Дамоклов Меч – нависшая над кем-либо опасность, угроза при видимом благополучии.

(обратно)

84

Шопинг –поход по магазинам за покупками.

(обратно)

85

Название шоколада «Бабаевский, элитный».

(обратно)

86

Серотонин – считается гормоном счастья.

(обратно)

87

Разг., простореч.: депрессия.

(обратно)

88

В народе поверье: если икаешь, о тебе кто-то вспоминает.

(обратно)

89

Скутер – одноместное спортивное (гоночное) судно.

(обратно)

90

«Журавли» – популярная в 70-80-х годах песня, которую исполнял М. Бернес.

(обратно)

91

Имеется в виду температура в комнате.

(обратно)

92

Бóльшая часть фонарей в Асéевском парке разбиты, и в его потёмках, в глубине, кричат по ночам совы.

(обратно)

93

Глазенапы – глаза (заимствовано у С.Чёрного).

(обратно)

94

Рýны – древние знаки, используемые для гадания.

(обратно)

95

Народное выражение: «Сорока новости на хвосте принесла».

(обратно)

96

Зыриться – простореч.: смотреть.

(обратно)

97

Тýрман – голубь особой породы, способный кувыркаться при полёте.

(обратно)

98

Праща – древнее ручное боевое оружие для метания камней.

(обратно)

99

Грааль – мифологизированная драгоценная христианская святыня, связанная с таинством причастия.

(обратно)

100

Баксы (простореч.) – название иностранной валюты.

(обратно)

101

Пирог из несдобного теста с яблоками.

(обратно)

102

Имеется в виду кофе. По аналогии с шоколадным напитком, который готовили ацтеки из бобов какао. «Чокоатль» – в переводе означает «пища богов».

(обратно)

103

Декоративное растение, плод которого похож на китайский фонарик.

(обратно)

104

Лист клёна по форме напоминает растопыренную ладошку.

(обратно)

105

В народе считается, что цветы жёлтого цвета – к разлуке.

(обратно)

106

Осень меньше восторгов вызывает у автора по сравнению с весной и летом: чувства идут на убывание, «чахнут», а при чахотке, как известно, помогает кобылье молоко – кумыс.

(обратно)

107

Зеленушка – осенний гриб.

(обратно)

108

Базальт – горная порода вулканического происхождения.

(обратно)

109

Имеется в виду польский гриб.

(обратно)

110

Les Coguillages – в переводе с франц. ракушки.

(обратно)

111

Плёс – широкое водное пространство между островами.

(обратно)

112

Посейдон – в греч. мифологии бог моря и водной стихии в целом.

(обратно)

113

Этрýски – древние племена, населявшие в 1-ом тыс. до н.э. С.-З.Апеннинского п-ва, предшественники римской цивилизации.

(обратно)

114

Гофрирование – (фр. – оттискивать узор) – а)создание волнообразных складок на различных материалах, б)выдавливание на ткани выпуклого, рельефного рисунка.

(обратно)

115

Геката – богиня в греч. мифологии, которая помогала с факелом в руках найти Персефону – отправленную в ад дочь Деметры, богини плодородия и земледелия (земли-матери).

(обратно)

116

Улитка – элемент внутреннего уха, составная часть устройства человеческого слуха.

(обратно)

117

1Грифон – в античной мифологии: крылатый лев с орлиной головой.

(обратно)

118

Знак бесконечности похож на расположенную по горизонтали восьмёрку.

(обратно)

119

Здесь: роковая черта, сигнал к решительным действиям.

(обратно)

120

См.: Дениз Линн. Указатели. Знаки. Знамения. Вслушайтесь в шепот Вселенной. К.: «София», 1998. – 224 с.

(обратно)

121

Каллиопа – в греч. мифологии главная из девяти муз, покровительница эпической поэзии.

(обратно)

122

Ледащий – слабосильный, тщедушный.

(обратно)

123

Имеется в виду стихотворение С.Есенина «Хулиган»: «Русь моя, деревянная Русь! Я один твой певец и глашатай. Звериных стихов моих грусть Я кормил резедой и мятой».

(обратно)

124

Глясе (фр.: ледяной, замороженный) – кофе глясе – кофе с мороженым.

(обратно)

125

Народное, просторечное название долларов.

(обратно)

126

«Башмачок» – так называлась мастерская по ремонту обуви на ул. Советской г.Тамбова, которая работала на одном и том же месте почти полвека. Теперь в его здании очередная энная аптека.

(обратно)

127

Статистика неутешительна: продолжительность жизни в стране в период «дикого капитализма» после развала СССР резко сократилась, увеличилось количество пропавших без вести и убитых из-за квартир.

(обратно)

128

Искусственный материал, используемый для отделки интерьеров квартир.

(обратно)

129

Дорогостоящий курорт во Франции.

(обратно)

130

7Название магазина цветов на улице Советской.

(обратно)

131

Боа – женский шарф из меха или перьев.

(обратно)

132

Стразы – сверкающие мелкие стёклышки, имитирующие форму и блеск бриллиантов, аксессуары женской одежды.

(обратно)

133

Парнас – высокая гора в Греции, на которой, по представлениям древних греков, обитали Аполлон и музы.

(обратно)

134

Наяды – в греч. мифологии нимфы пресноводных водоёмов.

(обратно)

135

Фуэте (в пер. с фр.: хлестать) – название группы па классического танца, для которой характерно как бы хлещущее движение ноги, помогающее вращению или перемене направления движения танцовщика.

(обратно)

136

Бувье – порода собаки, крупной и лохматой, издалека напоминающей медведя.

(обратно)

137

Бóрзый – на сленге современников означает: наглый, активный, напористый.

(обратно)

138

Лель – герой оперы-сказки Н.А. Римского-Корсакова «Снегурочка».

(обратно)

139

Герой одноимённой сказки, в которой пойманная, но отпущенная Емелей щука выполняла его желания после волшебных слов: «По щучьему велению, по моему хотению…».

(обратно)

140

Хокусай Кацусика – японский живописец и рисовальщик, автор графических произведений с видами характерного японского ландшафта.

(обратно)

141

15 ноября 2007 г– пятая годовщина трагического исчезновения старшего брата автора.

(обратно)

142

Зеро – ноль.

(обратно)

143

В последний день своего рождения брат пришёл из церкви радостный оттого, что он один из множества прихожан был благословлён священником – отцом Александром.

(обратно)

144

Эта икона – «Моление о чаше» – висела в изголовье кровати в комнате брата автора.

(обратно)

145

«Моление о Чаше» – часть молитвы Иисуса Христа перед грядущим его распятием с просьбой к Отцу Небесному: «Да минует меня чаша сия!».

(обратно)

146

Имеется в виду книга «Душеполезные поучения преподобного Макария Оптинского». Издание Введенской Оптиной пустыни, 1997 г..832 с.

(обратно)

147

Карма (санскр. – деяние) – употреблено здесь в узком смысле, как влияние совершённых действий на характер настоящего и последующего существования.

(обратно)

148

Стихотворение написано накануне очередных выборов в парламент.

(обратно)

149

Имеется в виду бывший олигарх, владелец «ЮКОСа» В. Ходорковский, находящийся ныне в тюрьме.

(обратно)

150

Речь идёт об олигархе Р.Абрамовиче, купившем английский футбольный клуб «Челси».

(обратно)

151

Отечественный парламент несколько лет не может утвердить Закон о коррупции, которая приняла в стране немыслимые масштабы.

(обратно)

152

Сократ (ок.470-399 гг. до н.э.) – древнегреческий философ, один из родоначальников диалектики.

(обратно)

153

Сократ – автор метода отыскания истины путём постановки наводящих вопросов (майевтика).

(обратно)

154

Харон – в греч. мифологии сын Эреба и Ночи, перевозивший души умерших через Стикс и Ахерон.

(обратно)

155

Платон (428 -347 гг. до н.э.) – др-греч. философ, ученик Сократа.

(обратно)

156

Ариадна – в греч. мифологии дочь Пасифаи и критского царя Миноса, которая помогла греческому герою Тесею выйти из лабиринта (с помощью нити).

(обратно)

157

Эол – в греч. мифологии повелитель ветров. Эолова арфа – в Зап. Европе 2-й пол. 17-19 вв. – струнный музыкальный инструмент типа цитры, звучащий благодаря колеблющему стрýны ветру. Помещался на крышах и фронтонах зданий, в беседках и т.п..

(обратно)

158

Карнеол – сердолик, минерал, розовая или красная разновидность халцедона.

(обратно)

159

Надстройка и базис – категории исторического материализма. Под надстройкой понимались идеи, теории, духовные образования, культура.

(обратно)

160

Янус – в рим. мифологии божество дверей, входа и выхода, затем – всякого начала. Изображался с двумя лицами: одно обращено в прошлое, а другое – в будущее.

(обратно)

161

Сезам – сказочная гора с драгоценными сокровищами внутри.

(обратно)

162

Такамуро Котаро, Симадзаки Тосон (Симадзаки Харуки) – японские поэты Серебряного века.

(обратно)

163

«Ворон ворону глаз не выклюет» – русская поговорка.

(обратно)

164

Нестор – др.-рус. писатель, летописец 11-12вв., монах Киево-Печерского монастыря, автор житий Бориса, Глеба, Феодосия Печерского. Традиционно считается одним из крупных историков средневековья, автором 1-й ред. «Повести временных лет».

(обратно)

165

Образованность, начитанность, общая культура в стране заметно снизились, а наркомания молодёжи принимает катастрофические масштабы.

(обратно)

166

МИД – министерство иностранных дел.

(обратно)

167

Дать карт-бланш – в переносном смысле – дать неограниченные полномочия, предоставить полную свободу действий.

(обратно)

168

«Водяная курочка» – местное народное название чирка, мелкой речной водоплавающей птицы семейства утиных.

(обратно)

169

Бетонными плитами выложен берег реки Цны в районе плотины. Летом на них так комфортно лежать согреваться после купания в прохладной реке.

(обратно)

170

Так звали кота, чрезвычайно преданного автору. Он начинал мурчать даже во сне, чувствуя моё приближение.

(обратно)

171

Рэкс – собака соседей сверху (помесь овчарки и колли), с которой у нас сложились очень тёплые дружеские отношения.

(обратно)

172

Факт из сказки: в яйце находилась смерть Кощея, казавшегося бессмертным.

(обратно)

173

«Наступать на одни и те же грабли» – совершать похожие ошибки.

(обратно)

174

Блендер – смеситель, миксер.

(обратно)

175

Из плакатов советских времён: «Ленин и теперь живее всех живых». На содержание мавзолея Ильича – цареубийцы и разрушителя православной России в 1917 году, с которого и началось её падение, до сих пор тратятся огромные деньги, которые могли бы найти лучшее применение, и вопрос о его захоронении остаётся открытым.

(обратно)

176

Поговорка означает: снег выпал.

(обратно)

177

Так пренебрежительно-ласково стали называть в России после перестройки автомобили.

(обратно)

178

Иов – библейский праведник, испытавший много страданий и получивший от Господа щедрое вознаграждение за веру и терпение.

(обратно)

179

Поговорка, в которой отражена несбыточность земных желаний.

(обратно)

180

Амбивалентность – двойственность переживания, когда один и тот же объект вызывает одновременно два противоположных чувства.

(обратно)

181

Ураты, оксалаты – камни, образующиеся во внутренних органах человека (печени, почках) в процессе его жизнедеятельности.

(обратно)

182

О связи соматических заболеваний с психологическими проблемами личности см.: Луиза Л.Хей «Исцели своё тело» в книге этого автора «Исцели свою жизнь. Сила внутри нас. Исцели своё тело». Пер. с англ. Рига: «Литик», 1996. 224 с.

(обратно)

183

14-е февраля – День Святого Валентина, который в Европе отмечается, как день всех влюблённых.

(обратно)

184

Название реки, протекающей в городе Тамбове.

(обратно)

185

Аполлон, также Феб – в греч. религии один из главных олимпийских богов. Феб означало «лучезарный», «яркий», поскольку Аполлона связывали с солнцем.

(обратно)

186

Канцóна (с ит. букв. – песня) – в 16 в. в Италии многоголосная песня в народном духе или её инструментальное переложение; а в 19 в. – инструментальная пьеса лирического содержания.

(обратно)

Оглавление

.

Два света

Чистый голос жизни

Сирень на улице Гоголя в мае

Вечерний дождь

Гимн Весне

Петух

Облака над полынковским . кладбищем в мае

Обрывки детских воспоминаний

Теперь я вольная птица, . или моя жизнь на пенсии

Узоры жизни

Сказочное утро

Голубая лагуна мечты

В апрельский ветреный день

Манная каша детства

Радоница в Тамбове

Поэзия

Весна на фотографии

Весенней ночью

Весна идёт

Весна

Очарованная юность

Осенняя судьба

Земная печаль

Весенний дождь

Когда созреет кедр

Летние сказки

Под воскресшею звездой

Фото под пальмой

Страшный сон

На рассвете

Пока ты со мной

Ревность

Утро

Жара в красках

Попытка самоуговора

В однокомнатной «хрущёвке»

Случай в Асéевском парке

Тирада против быта

Райские дни

И снова жизнь!

«Иди и говори»

Портрет с противоречьями

Возрождение к жизни

«Люблю и ненавижу»[14]

Грусть Асéевского парка[15]

Про собак и котов

Путь к Богу

Призыв к покаянию

Культура красоты или красота культуры?

Ирине Бирюковой

Миражи

Обращение к своему веку-времени

Таинственные знаки судьбы

Вчера, сегодня, завтра… никогда

Письмо другу

Открытка с видом лагуны

Доброе утро

На рассвете

В зеркале

Улыбнись мне, судьба

Песенка утра (в двух частях)

Под небом лета

Есенинские мотивы

Однажды бессонной ночью

Печальная история тиранов, . временщиков, надежд, самообманов

«Люблю отчизну я, но…»

Фемида по-«совковски»[28]

Про любовь

В ожидании заката

Желаемое жизненное кредо

Тоска по лесу и «тихой» охоте

На жизнь и смерть дождевых пузырей

Дождь ночью

Пивные издержки

Голубой мост летом

Аргументы против

На земляничной поляне в парке

Ответ

Вид на открытке

Гостья грусть

В момент создания стихов

В городе мечты в дождь

Запущенный луг в парке «Дружба»

Лето как чудо земное

Повилика

Хлеб и камень

Про духовную слепоту и беспечность

В единстве с природой

«Полёты во сне и наяву»

За тридевять земель

Ночью

Донник в августе

Дочери

Утро как предчувствие счастья

Реминисценция[58] о цветении лип

За две недели до сентября

Яблоки в урожайном году

Поезд прошёл

Под знаком осени

Воробьиная песня

Горят леса Греции

Про счастье

«Мерлехлюндии»

Текучее мгновение жизни

Чёрная птица ночи

Грусть и радости сентября

Осеннее ненастье

Бегство в никуда

Листки из прошлого

Неотвратимая осень

Ночной комар

В жилище поэта

Мыслящий тростник осенью

И… И… И…

В сентябрьский вечер

Странники в ночи

Осень в лесу

Сентябрьские дожди

Путь к себе

Ну, здравствуй, Жизнь

Утро бабьего лета

В сентябрьском лесу

Сон про сны

В парке кардиологического санатория

Воспоминание о будущем

В поисках земного рая

Лист липы осенью

Прощание с летом

О бабьем лете взахлёб

Грибная охота

Les Coguillages[110] (Ракушки)

Гармония природы и души

Запах пирога

Октябрь в городе

Плакучая ива осенью

Осеннее настроение

В лабиринтах снов

Осень в конце октября

Порхающая бабочка настроения

Птичье счастье

Вечерние контрасты

Ноябрьские хризантемы

Зима как белый сон

Ноябрь из окна

Пятнадцатое ноября 2007 г.

«Жил певчий дрозд»

Снежное ноябрьское утро

Про Эдика

Крест изо льда

Внутренний диалог

Соло Сократа

Кошка в ноябре

Осадки снов

Голос души

Птичка на фарфоре

Серое утро в провинции

Предновогодние призраки

Телец декабрьской ночью

Родина после перестройки

О цвете жизни – зимой

В парке перед Новым годом

Тень счастья и мечты

Мелкие радости жизни

Тоска по раю

Светает

На острове мимоз в январе

На пороге

Позднее утро 2 января 2008 г.

Вечер после праздника

На родине после «перестройки»

Рождество Христово

Отзвуки

Зима после праздников

О звёздных мирах юности

С ночью наедине

Имя тебе – Весна

Не время для счастья

Мечта

Рецепт коктейля

Снег выпал

Куриные дýши

Плач души

Пройти путём Евы

Помни

Такая амбивалентная[180] любовь к жизни

Вино Нового Завета

Начало февраля

Зимний вечер в парке

Февральский снежный вальс

Снег в парке поздним вечером

В середине февраля

Февральские холода

Прошение о цвете

Впереди – весна

Закат в конце февраля

Домик из солнечного детства

После неудач и отказов

Ранняя весна

Ну, вот, опять…

Поющий тростник

Восход в середине марта . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Реклама на сайте