«Лирика»

Untitled

ЭДУАРДО КАРРАНСА

р. 1913

КОЛУМБИЯ

Перевод с испанского Инны Чежеговой *

«Но мне уж не идти с весною рядом: // я, провожая вас прощальным взглядом, // моей печали розу вам дарю». Эти строки сонета Эдуардо Каррансы могли бы служить эпиграфом ко всему его творчеству: «роза печали» как нельзя лучше раскрывает суть его поэзии — ее живописность и элегичность. Карранса окончил Учительский институт в Боготе, преподавал колумбийскую и испанскую литературу, занимал дипломатические посты, в 60—70-е годы был профессором столичного университета. В 1939 году им была основана литературная группа «Камень и небо», названная так по аналогии с книгой выдающегося испанского поэта Хуана Рамона Хименеса, оказавшего существенное влияние на поэзию Эдуардо Каррансы. Лирические сборники Каррансы «Песни, чтобы начать праздник», «Шесть элегий и один гимн», «Твоя лазурь», «Забвение», «Альгамбра» и другие были собраны в одну книгу, которая под названием «Отзвучавшие шаги» вышла в 1970 году в Мадриде. Лирика Каррансы благородна, тиха, меланхолична и вместе с тем интеллектуально сложна, порой изощренно метафорична; прихотливость мгновенных впечатлений сочетается в ней с тщательно выстроенными тематическими композициями. Основное настроение его поэзии — элегическое; основная, бесконечно варьируемая тема — тема времени. Незамирающая ностальгическая нота и празднично живописные образы: «Женщина яблоко ела. // Летело над крышами время. // Весна на ногах своих длинных // бежала, смеясь, как девчонка». Печаль от сознания проходящих мгновений, часов, дней, лет — «время как море: жизнь в нем тонет», размышления, то и дело «тонущие» в потоке воспоминаний, — таков лирический лейтмотив Каррансы. Время, его быстротечность, время — «летящее», уносящее, разрушающее реальность, и время — грядущее, животворящее, полное надежд; время — символ «вечного возвращения» и обновления: «Женщина яблоко ела. // Так было, так есть и так будет». Эдуардо Карранса одинаково виртуозно владеет как классическими формами (в частности, сонетом), так и верлибром. Его поэзия заслужила признание не только в Латинской Америке, но и в Испании: известный испанский критик Дамасо Алонсо назвал его «глубоким и серьезным поэтом, мысль которого всегда в полной гармонии с отточенно изящным стихом».

Возвращение к островам и жасмину

Бесконечное расстояние

непрерывного возвращения

во времени быстротекущем.

Хуан Рамон Хименес

Жасмин в белых звездах:

глазастые феи

глаза позабыли

в жасмине.

Улыбка реки

со струящимся телом,

от звезд серебристым.

Улыбка.

И горло рассвета,

все золотое,

в цветах гуаябо.

Горло.

Остров как отдых

в игре любовной

и в жизни реки

как отдых.

И полусон

в гамаке, парящем

на крыльях-крюках

фантазий.

И облака,

что плывут стихами,

в небесной книге

стихами.

Я был глазами

и больше ничем.

И в небе увидел

мира предел.

А птица, в сумерках

чуть различима,

мне подарила

все чудо мира.

Всегда возвращаюсь:

пусть небо ни разу

в окне реки

меня не узнало.

Жасмин в белых звездах,

остров как отдых,

и ветер водит

дней хороводы.

Время как море:

жизнь в нем тонет.

А что остается?

Стихи?

В моей душе двенадцатого октября

Ибо я жил в ожиданье тебя…

Поль Валери

По бурному морю, незримому морю

моей пылкой крови, под пенье сирен

сердце мое, как корабль зачарованный,

плыло, не взято сиренами в плен.

День, золотясь, повернул на вечер,

а ты повернула ко мне навстречу,

твои глаза для меня расцвели, —

и с мачты сердца вскричал победно:

«Небо!» — матрос, от бессонницы бледный,

едва райский берег открылся вдали.

Ветер колосьев

Твои волосы — колосья на ветру.

Пшеничные поля, поля, поля,

и небо с чуть заметной правкой туч,

и вечер выткал на своем платке

голубку.

Колосья как река вокруг тебя,

и ты среди колосьев словно колос,

как самый стройный колос, что дала

земля.

Соломенная шляпа, синий пояс

и платье, словно ранняя весна:

взлетает, весь в цветах и птицах, легкий

волан…

И как весенний сказочный букет,

ты держишь радость, землю, солнце, ветер,

и над тобою голубиный вечер…

Такой ты снишься мне.

Твоих улыбок нежных голубятня,

в колосьях ветер, в небе — тучи стаей…

И ветер, ветер в золотистых прядях, —

как ты прекрасна!

Танцуешь ты, кружась среди колосьев

под свой напев, танцуешь без конца,

пока луна не пронесет над полем

свет своего лица…

Сонет Тересе

Тереса, в чьих глазах небес начало,

как запаха начало у цветка:

меня ты своенравьем ручейка

и нежностью вражды околдовала.

Лозой, и колосом, и розой алой

клонилась ты — легка, гибка, тонка,

и тело твое было как река

любви, что в море вечности впадала.

Тереса, для тебя встает заря,

и по ночам, вся звездами горя,

волшебных снов спускается завеса…

Тобой одной живу в разлуке я,

к тебе влюбленная строка моя,

и сердце бьется для тебя, Тереса.

Поэт прощается с девушками

О девушки! Не раз вы мной воспеты:

вы, чья походка музыкой влечет, —

когда в саду вы, в белое одеты,

мне чудится — в саду жасмин цветет…

Как обтекает ваши силуэты,

волнуясь, ветер, свой прервав полет.

Пока стихи слагают вам поэты,

поэзии не рухнет небосвод.

Сам бархат нежностью не спорит с вами,

и путаю я землю с небесами

там, где я вас встречаю, как зарю…

Но мне уж не идти с весною рядом:

я, провожая вас прощальным взглядом,

моей печали розу вам дарю.

Звук времени

Звук у полдня золотистый,

а у ночи — звездный звук,

звук у времени — неслышный,

звук — как будто сердца стук.

Невидимкою-рекою

время все бежит, бежит…

Сердце — птиц и песен остров —

посреди реки лежит.

Времени шаги прозрачны,

и, под временем дрожа,

что-то в сердце облетает,

как опавший лист, кружа.

Светится пятном туманным

времени звезда во мгле,

и дрожит листом опавшим

мое сердце на земле.

Тема женщины и яблока

Женщина яблоко ела.

Летело над крышами время.

Весна на ногах своих длинных

бежала, смеясь, как девчонка.

Женщина яблоко ела.

У ног ее море рождалось.

Солнце ее золотило,

заставляя светиться тело.

От волос ее воздух струился.

А земля была — зелень и розы.

Синевы победное знамя

против смерти весна поднимала.

Женщина яблоко ела.

Весна величавым жестом

раскрывала ладонь: кружились

в лазури цветы и рыбы.

Ревел, подбираясь ближе

в венке из лимонных листьев,

ветер быком незримым.

Мирт пылал, как белое пламя.

И южное море сияло,

словно лицо любимой.

Женщина яблоко ела.

Мерцали звезды Гомера.

Летело над крышами время.

Резвились в воде дельфины.

Женщина яблоко ела.

Так было, так есть и так будет.

И сердцу мнилось, что это —

оно в зубах ее белых.

Земным мое сердце было,

и в землю оно возвратится.

Время

Слышу, как время стекает с твоих волос,

словно раздумья влекут нас в ушедший день

вслед за мелодией, что отзвучала давно…

Так ощущаю я время ранней весной.

Слышу, как время бежит по жилам моим,

когда твое имя — нетленный, душистый жасмин —

мне дышит в лицо ароматом. Когда вонзит

лето в меня раскаленные зубы свои.

Слышу, как время проходит в листве тополей:

так ощущаю я время осенней порой.

Тихо катясь, повторяют волны реки

вместе со мной незабытое имя твое.

Слышу, как время, закутавшись в теплые сны,

ход замедляет зимой. И вбирает рояль

поступь забвенья во мраке и шуме дождя.

Так ощущаю я время в разгаре зимы.

Поэзия

Антонио 1, наша работа —

выстраивать слово за словом,

одно за другим, словно день за днем,

с ночным перерывом на отдых под звездами.

Работа, которая сразу — ты знаешь —

белой голубкой из рук вылетает,

вырывается кречетом быстрым.

Свет в наших строчках, разувшись, бежит,

порой исчезая в ночной печали.

Антонио, наши слова, ты знаешь,

бьют порой, как стенные часы

в доме, всеми оставленном, темном,

времени счет ведя понапрасну.

Звучат они телефонным звонком

в квартире, в которой нет никого.

Набатом в пустыне звучат понапрасну.

Наша работа, Антонио, —

о жизнь ударяться сердцем.

Я прочел твою книгу и думаю:

мы с тобой стоим на пороге,

на пороге чего — о боже?

И поддерживаем друг друга

бережно, как слепой слепого.

Сад

Ты скрываешься за деревьями,

словно в прошлом;

сквозь ветви последние,

в просветы воспоминанья

я все еще тебя вижу:

голубиное воркованье,

журчанье воды и шелест

листьев тебя провожают…

Сердце в письме

Здесь образ сердца моего начертан:

к листу бумаги руку протяни,

и ты услышишь собственного сердца

счастливый стук, как в те, былые, дни.

Разлуки нет, пока в нее не веришь;

мы снова, как вчера, с тобой одни:

тогда любви мы отворили двери,

сегодня вновь распахнуты они —

навстречу молчаливому горенью,

навстречу бегу смертному к забвенью

от ранящего сердце острия —

к лазурной бухте нового свиданья,

где поцелуи утолят страданье,

где обретет покой душа моя.

* Эдуардо Карранса — Лирика (Перевод с испанского и вступление Инны Чежеговой) // Созвездие лиры (М.: Художественная литература, 1981), 161-170.

1 Антонио Льянос — современный колумбийский поэт.

4

Реклама на сайте