Константин Случевский ДУМЫ
«Да, я устал, устал, и сердце стеснено…»
Да, я устал, устал, и сердце стеснено! О, если б кончить как-нибудь скорее! Актер, актер… Как глупо, как смешно! И что ни день, то хуже и смешнее! И так меня мучительно гнетут И мыслей чад, и жажда снов прошедших, И одиночество… Спроси у сумасшедших, Спроси у них — они меня поймут!«Да, нет сомненья в том, что жизнь идет вперед…»
Да, нет сомненья в том, что жизнь идет вперед И то, что сделано, то сделать было нужно. Шумит, работает, надеется народ; Их мелочь радует, им помнить недосужно… А все же холодно и пусто так кругом, И жизнь свершается каким-то смутным сном, И чуется сквозь шум великого движенья Какой-то мертвый гнет большого запустенья; Пугает вечный шум безумной толчеи Успехов гибнущих, ненужных начинаний Людей, ошибшихся в избрании призваний, Существ, исчезнувших, как на реке струи… Но не обманчиво ль то чувство запустенья? Быть может, устают, как люди, поколенья, И жизнь молчит тогда в каком-то забытьи. Она, родильница, встречает боль слезами И ловит бледными, холодными губами Живого воздуха ленивые струи, Чтобы, заслышав крик рожденного созданья, Вздохнуть и позабыть все, все свои страданья!НЕВМЕНЯЕМОСТЬ
Есть в земном творении облики незримые, Глазу незаметные, чудеса творящие, Страшно ненавистные, горячо любимые, Целый мир обманчивый в этот мир внося В жизни человеческой, в важные мгновения, Облики незримые вдруг обозначаются, В обаянье подвига, в злобе преступления Нежданно, негаданно духом прозреваются. С ними все незримое видимым становится, В гробовом молчании разговоры слышатся, Что-то небывалое в жизнь вступить готовится, Все основы мыслей, как тростник, колышутся… Человек решается… и в его решении Мир несуществующий в обликах присутствует, Он зовет на подвиги, тянет к преступлению И, совсем по-своему вразумив, напутствует…НАС ДВОЕ
Никогда, нигде один я не хожу, Двое нас живут между людей: Первый — это я, каким я стал на вид, А другой — то я мечты моей. И один из нас вполне законный сын; Без отца, без матери — другой; Вечный спор у них и ссоры без конца; Сон придет — во сне все тот же бой. Потому-то вот, что двое нас, — нельзя, Мы не можем хорошо прожить: Чуть один из нас устроится — другой Рад в чем может только б досадить!«Когда бы как-нибудь для нас возможным стало…»
Когда бы как-нибудь для нас возможным стало Вдруг сблизить то, что в жизни возникало На расстояньях многих-многих лет, — При дикой красоте негаданных сближений Для многих чувств хотелось бы прощений… Прощенья нет, но и забвенья нет. Вот отчего всегда, везде необходимо Прощать других… Для них проходит мимо То, что для нас давным-давно прошло, Что было куплено большим, большим страданьем, Что стало ложью, бывши упованьем, Явилось светлым, темным отошло…«За то, что вы всегда от колыбели лгали…»
За то, что вы всегда от колыбели лгали, А может быть, и не могли не лгать; За то, что, торопясь, от бедной жизни брали Скорей и более, чем жизнь могла вам дать; За то, что с детских лет в вас жажда идеала Не в меру чувственной и грубою была, За то, что вас печаль порой не освежала, Путем раздумия и часу не вела; Что вы не плакали, что вы не сомневались, Что святостью труда и бодростью его На новые труды идти не подвизались, — Обманутая жизнь — не даст вам ничего!В БОЛЬНИЦЕ ВСЕХ СКОРБЯЩИХ
Еще один усталый ум погас… Бедняк играет глупыми словами… Смеется!.. Это он осмеивает нас, Как в дни былые был осмеян нами. Слеза мирская в людях велика! Велик и смех… Безумные плодятся… О, берегитесь вы, кому так жизнь легка, Чтобы с безумцем вам не побрататься! Чтоб тот же мрак не опустился в вас; Он ближе к нам, чем кажется порою… Да кто ж, поистине, скажите, кто из нас За долгий срок не потемнел душою?LUX AETERNA[1]
Когда свет месяца бесстрастно озаряет Заснувший ночью мир и все, что в нем живет, Порою кажется, что свет тот проникает К нам, в отошедший мир, как под могильный свод. И мнится при луне, что мир наш — мир загробный, Что где-то, до того, когда-то жили мы, Что мы — не мы, послед других существ, подобный Жильцам безвыходной, таинственной тюрьмы. И мы снуем по ней какими-то тенями, Чужды грядущему и прошлое забыв, В дремоте тягостной, охваченные снами, Не жизнь, но право жить как будто сохранив…В КИЕВЕ НОЧЬЮ
Спит пращур городов! А я с горы высокой Смотрю на очерки блестящих куполов, Стремящихся к звездам над уровнем домов, Под сенью темною, лазурной и стоокой. И Днепр уносится… Его не слышу я, — За далью не шумит блестящая струя. О нет! Не месяц здесь живой красе причина! Когда бы волю дать серебряным лучам Скользить в безбрежности по темным небесам, Ты не явилась бы, чудесная картина, И разбежались бы безмолвные лучи, Чтоб сгинуть, потонуть в неведомой ночи. Но там, где им в пути на землю пасть случилось, Чтобы светить на то, что в тягостной борьбе, Так или иначе, наперекор судьбе, Бог ведает зачем, составилось, сложилось — Иное тем лучам значение иметь: В них мысль затеплилась! Ей пламенем гореть! Суть в созданном людьми, их тяжкими трудами, В каменьях, не в лучах, играющих на них, Суть в исчезанье сил, когда-то столь живых. Сил, возникающих и гибнущих волнами, — А кроткий месяц тут, конечно, ни при чем С его бессмысленным серебряным лучом.НА ПУБЛИЧНОМ ЧТЕНИИ
Когда великий ум в час смерти погасает, Он за собою вслед потомству оставляет, Помимо всяких дел, еще и облик свой, Каким он в жизни стал за долгою борьбой., И вот к нему тогда радетели подходят И, уверяя всех, что память мертвых чтут, В душе погаснувшей с фонариками бродят, По сокровеннейшим мечтам ее снуют, — В догадках, вымыслах и выводах мудреных Кощунствуют при всех и, на правах ученых, В любезном чаянье различных благостынь Немытою рукой касаются святынь…«Я задумался и — одинок остался…»
Я задумался и — одинок остался; Полюбил и — жизнь великой степью стала; Дружбу я узнал и — пламя степь спалило; Плакал я и — василиски нарождались. Стал молиться я — пошли по степи тени; Стал надеяться и — свет небес погаснул; Проклял я — застыло сердце в страхе; Я заснул — но не нашел во сне покоя… Усомнился я — заря зажглась на небе, Звучный ключ пробился где-то животворный, И по степи, неподвижной и алкавшей, Поросль новая в цветах зазеленела…БУДУЩИМ МОГИКАНАМ
Да, мы, смирясь, молчим… в конце концов — бесспорно!.. Юродствующий век проходит над землей, Он развивает ум старательно, упорно И надсмехается над чувством и душой. Ну, что ж? Положим так, что вовсе не позорно Молчать сознательно, но заодно с толпой; В веселье чувственности сытой и шальной Засмеивать печаль и шествовать покорно! Толпа всегда толпа! В толпе себя не видно; В могилу заодно сойти с ней не обидно; Но каково-то тем, кому судьба — стареть И ждать, как подрастут иные поколенья И окружат собой их, ждущих отпущенья, Последних могикан, забывших умереть!«Кто вам сказал, что ровно половина…»
Кто вам сказал, что ровно половина Земли, та именно, что в ночь погружена, Где темнота царит, где звезды светят зримо, Вся отдана успокоенью сна? Бессонных множество! Смеясь или кляня, Они проводят в ночь живую ярость дня! Кто вам сказал, что ровно половина Земли вертящейся объята светлым днем? А все образчики классической дремоты, Умов, охваченных каким-то столбняком? Нет! Полон день земли, в котором бьемся мы, Духовной полночью, смущающей умы.«Где только крик какой раздастся иль стенанье…»
Где только крик какой раздастся иль стенанье — Не все ли то равно: родной или чужой — Туда влечет меня неясное призванье Быть утешителем, товарищем, слугой! Там ищут помощи, там нужно утешенье, На пиршестве тоски, на шабаше скорбей, Там страждет человек, один во всем творенье, Кружась сознательно в волнении зыбей! Он делает круги в струях водоворота, Бессильный выбраться из бездны роковой, Без права на столбняк, на глупость идиота И без виновности своей или чужой! Ему дан ум на то, чтоб понимать крушенье, Чтоб обобщать умом печали всех людей И чтоб иметь свое, особенное мненье При виде гибели, чужой или своей!«Где только есть земля, в которой нас зароют…»
Где только есть земля, в которой нас зароют, Где в небе облака свои узоры ткут, В свой час цветет весна, зимою вьюги воют, И отдых сладостный сменяет тяжкий труд. Там есть картины, мысль, мечтанье, наслажденье, И если жизни строй и злобен и суров, То все же можно жить, исполнить назначенье; А где же нет земли, весны и облаков? Но если к этому прибавить то, что было, Мечты счастливые и встречи прежних лет, Как, друг за дружкою, то шло, то проходило, Такая-то жила, такой-то не был сед; Как с однолетками мы время коротали, Как жизни смысл и цель казалися ясней, — Вы вновь слагаетесь, разбитые скрижали Полузабывшихся, но не пропавших дней.«Край, лишенный живой красоты…»
Край, лишенный живой красоты, В нем намеки одни да черты, Все неясно в нем, полно теней, Начиная от самых людей; Если плачут — печаль их мелка, Если любят — так любят слегка, Вял и медлен неискренний труд, Склад всей жизни изношен и худ, Вечно смутен, тревожен их взгляд, Все как будто о чем-то молчат… Откровенной улыбки в них нет, Ласки странны, двусмыслен совет… Эта бледность породы людской Родилась из природы самой: Цепи мелких, пологих холмов, Неприветные дебри лесов, Реки, льющие волны сквозь сон, Вечно серый, сырой небосклон… Тяжкий холод суровой зимы, Дни, бессильные выйти из тьмы, Гладь немая безбрежных равнин — Ряд не конченных кем-то картин… Кто-то думал о них, рисовал, Бросил кисти и сам задремал…НА СУДОГОВОРЕНЬЕ
Там круглый год, почти всегда, В угрюмом здании суда, Когда вершить приходит суд, Картины грустные встают; Встают одна вослед другой, С неудержимой быстротой, Из мыслей, слов и дел людских, В чертах, до ужаса живых… И не один уж ряд имен В синодик скорбный занесен, И не с преступников одних Спадают вдруг личины их: Простой свидетель иногда Важней судимых и суда; Важней обоих их порой Мы сами, в общем, всей толпой! Но в грудах всяких, всяких дел, Подлогов, взломов, мертвых тел, Бессильной воли, злых умов, Уродства чувств и фальши слов И бесконечных верениц Холодных душ и нервных лиц, — Заметна общая черта: Незрелой мысли пустота!ВОПЛОЩЕНИЕ ЗЛА
Читали ль вы когда, как Достоевский страждет, Как в изученье зла запутался Толстой? По людям пустозвон, а жизнь решений жаждет, Мышленье блудствует, безжалостен закон… Сплелись для нас в венцы блаженства и мученья, Под осененьем их дают морщины лбы; Как зримый признак их, свой венчик отпущенья Уносим мы с собой в безмолвные гробы. Весь смутный бред страстей, вся тягота угара, Весь жар открытых ран, все ужасы, вся боль — В могилах гасятся… Могилы — след пожара — Они, в конце концов, счастливая юдоль! А все же надобно бороться, силы множить, И если зла нельзя повсюду побороть, То властен человек сознательно тревожить Его заразную губительную плоть. Пуская мысль на мысль, деянье на деянье, В борьбе на жизнь и смерть слагать свои судьбы… Ведь церковь божия, вещая покаянье, Не отрицает прав возмездья и борьбы. Зло не фантастика, не миф, не отвлеченность! Добро — не звук пустой, не призрак, не мечта! Все древле бывшее, вся наша современность Полна их битвами и кровью залита. Ни взвесить на весах, ни сделать измеренья Добра и зла — нельзя, на то нет средств н сил. Забавно прибегать к чертам изображенья; Зачем тут — когти, хвост, Молох, Сатаниил? Легенда древняя зло всячески писала. По-своему его изображал народ, Испуганная мысль зло в темноте искала, В извивах пламени и в недрах туч и вод. Зачем тут видимость, зачем тут воплощенья, Явленья демонов, где медленно, где вдруг — Когда в природе всей смысл каждого движенья — Явленье зла, страданье, боль, испуг… И даже чистых дум чистейшие порывы Порой отравой зла на смерть поражены, И кажутся добры, приветливы, красивы Все ухищрения, все козни сатаны. Как света луч, как мысль, как смерть, как тяготенье, Как холод и тепло, как жизнь цветка, как звук — Зло несомненно есть. Свидетель — все творенье! Тут временный пробел в могуществе наук: Они покажут зло когда-нибудь на деле… Но был бы человек и жалок и смешон, Признав тот облик зла, что некогда воспели Дант, Мильтон, Лермонтов, и Гете, и Байрон! Меняются года, мечты, народы, лица, Но вся земная жизнь, все, все ее судьбы — Одна-единая мельчайшая частица Борьбы добра и зла и следствий той борьбы! На Патмосе, в свой день, великое виденье Один, из всех людей, воочию видал — Борьбы добра и зла живое напряженье… Пал ниц… но — призванный писать — живописал!В КОСТЕЛЕ
Толпа в костеле молча разместилась. Гудел орган, шла мощная кантата, Трубили трубы, с канцеля светилось Седое темя толстого прелата; Стуча о плиты тяжкой булавою, Ходил швейцар в галунном, красном платье; Над алтарем, высоко над стеною В тени виднелось Рубенса «Распятье»… Картина ценная лишь по частям видна: Христос, с черневшей раной прободенья, Едва виднелся в облаке куренья; Ясней всего блистали с полотна: Бока коня со всадником усатым, Ярлык над старцем бородатым И полногрудая жена….НА РАУТЕ
Людишки чахлые, — почти любой с изъяном! Одно им нужно: жить и не тужить! Тут мальчик с пальчик был бы великаном, Когда б их по уму и силе чувств сравнить. А между тем все то, что тешит взоры, Все это держится усильями подпор: Не дом стоит — стоят его подпоры; Его прошедшее — насмешки и позор! И может это все в одно мгновенье сгинуть, Упорно держится бог ведает на чем! Не молотом хватить, — на биржу вексель кинуть — И он развалится, блестящий старый дом…В ТЕАТРЕ
Они тень Гамлета из гроба вызывают, Маркиза Позы речь на музыку кладут, Христа-Спасителя для сцены сочиняют, И будет петь Христос так, как и те поют. Уродов буффонад с хвостатыми телами, Одетых в бабочек и в овощи земли, Кривых подагриков с наростами, с горбами Они на божий свет, состряпав, извлекли. Больной фантазии больные порожденья, Одно других пошлей, одно других срамней, Явились в мир искусств плодами истощенья Когда-то здравых сил пролгавшихся людей. Толпа валит смотреть. Причиною понятной Все эти пошлости нетрудно объяснить: Толпа в нелепости, как море, необъятной, Нелепость жизни жаждет позабыть.«Да, трудно избежать для множества людей…»
Да, трудно избежать для множества людей Влиянья творчеством отмеченных идей, Влиянья Рудиных, Раскольниковых, Чацких, Обломовых! Гнетут!.. Не тот же ль гнет цепей, Но только умственных, совсем не тяжких, братских… Художник выкроил из жизни силуэт; Он, собственно, ничто, его в природе нет! Но слабый человек, без долгих размышлений, Берет готовыми итоги чуждых мнений, А мнениям своим нет места прорасти, — Как паутиною все затканы пути Простых, не ломаных, здоровых заключений, И над умом его — что день, то гуще тьма Созданий мощного, не своего ума…Примечания
1
Вечный свет (лат.).
(обратно)
Комментарии к книге «Думы», Константин Константинович Случевский
Всего 0 комментариев