100 шедевров русской лирики

Жанр:

Автор:

«100 шедевров русской лирики»

1151

Описание

«100 шедевров русской лирики» – это уникальный сборник, в котором представлены сто лучших стихотворений замечательных русских поэтов, объединенных вечной темой любви. Тут находятся знаменитые, а также талантливые, но малоизвестные образцы творчества Цветаевой, Блока, Гумилева, Брюсова, Волошина, Мережковского, Есенина, Некрасова, Лермонтова, Тютчева, Надсона, Пушкина и других выдающихся мастеров слова. Книга поможет читателю признаться в своих чувствах, воскресить в памяти былые светлые минуты, лицезреть многогранность переживаний человеческого сердца, понять разницу между женским и мужским восприятием любви, подарит вдохновение для написания собственных лирических творений. Сборник предназначен для влюбленных и романтиков всех возрастов.



Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

100 шедевров русской лирики (fb2) - 100 шедевров русской лирики (Антология поэзии - 2013) 479K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Антология - Иннокентий Федорович Анненский - Константин Дмитриевич Бальмонт - Евгений Абрамович Баратынский - Андрей Белый

100 шедевров русской лирики

Анненский Иннокентий Фёдорович (1855–1909)

Среди миров, в мерцании светил…

Среди миров, в мерцании светил Одной Звезды я повторяю имя… Не потому, чтоб я Ее любил, А потому, что я томлюсь с другими. И если мне сомненье тяжело, Я у Нее одной ищу ответа, Не потому, что от Нее светло, А потому, что с Ней не надо света.

Небо звездами в тумане не расцветится…

Небо звездами в тумане не расцветится Робкий вечер их сегодня не зажег… Только томные по окнам елки светятся, Да, кружася, заметает нас снежок. Меж ресниц твоих снежинки закидавшие Не дают тебе в глаза мои смотреть, Сами слезы, только сердца не сжигавшие, Сами звезды, но уставшие гореть… Это их любви безумною обидою Против воли твои звезды залиты… И мучительно снежинкам я завидую, Потому что ими плачешь ты…

Бальмонт Константин Дмитриевич (1867–1942)

Я люблю тебя больше, чем Море, и Небо, и Пение…

Я люблю тебя больше, чем Море, и Небо, и Пение, Я люблю тебя дольше, чем дней мне дано на земле. Ты одна мне горишь, как звезда в тишине отдаления, Ты корабль, что не тонет ни в снах, ни в волнах, ни во мгле. Я тебя полюбил неожиданно, сразу, нечаянно, Я тебя увидал – как слепой вдруг расширит глаза И, прозрев, поразится, что в мире изваянность спаяна, Что избыточно вниз, в изумруд, излилась бирюза. Помню. Книгу раскрыв, ты чуть-чуть шелестела страницами. Я спросил: «Хорошо, что в душе преломляется лед?» Ты блеснула ко мне, вмиг узревшими дали, зеницами. И люблю – и любовь – о любви – для любимой – поет.

«Люби!» – поют шуршащие березы…

«Люби!» – поют шуршащие березы, Когда на них сережки расцвели. «Люби!» – поет сирень в цветной пыли. «Люби! Люби!» – поют, пылая, розы. Страшись безлюбья. И беги угрозы Бесстрастия. Твой полдень вмиг – вдали. Твою зарю теченья зорь сожгли. Люби любовь. Люби огонь и грезы. Кто не любил, не выполнил закон, Которым в мире движутся созвездья, Которым так прекрасен небосклон. Он в каждом часе слышит мертвый звон. Ему никак не избежать возмездья. Кто любит, счастлив. Пусть хоть распят он.

Она пришла ко мне, молчащая, как ночь…

Она пришла ко мне, молчащая, как ночь, Глядящая, как ночь, фиалками-очами, Где росы кроткие звездилися лучами, Она пришла ко мне – такая же точь-в-точь, Как тиховейная, как вкрадчивая ночь. Ее единый взгляд проник до глуби тайной Где в зеркале немом – мое другое я, И я – как лик ея, она – как тень моя, Мы молча смотримся в затон необычайный, Горящий звездностью, бездонностью и тайной.

Баратынский Евгений Абрамович (1800–1844)

Она

Есть что-то в ней, что красоты прекрасней, Что говорит не с чувствами – с душой; Есть что-то в ней над сердцем самовластней Земной любви и прелести земной. Как сладкое душе воспоминанье, Как милый свет родной звезды твоей, Какое-то влечет очарованье К ее ногам и под защиту к ней. Когда ты с ней, мечты твоей неясной Неясною владычицей она: Не мыслишь ты – и только лишь прекрасной Присутствием душа твоя полна. Бредешь ль ты дорогою возвратной, С ней разлучась, в пустынный угол твой — Ты полон весь мечтою необъятной, Ты полон весь таинственной тоской.

Когда, дитя и страсти и сомненья…

Когда, дитя и страсти и сомненья, Поэт взглянул глубоко на тебя, — Решилась ты делить его волненья, В нём таинство печали полюбя. Ты, смелая и кроткая, со мною В мой дикий ад сошла рука с рукою, — Рай зрела в нём чудесная любовь. О, сколько раз к тебе, святой и нежной, Я приникал главой моей мятежной, С тобой себе и небу веря вновь.

О, верь: ты, нежная, дороже славы мне…

О, верь: ты, нежная, дороже славы мне. Скажу ль? мне иногда докучно вдохновенье: Мешает мне его волненье Дышать любовью в тишине! Я сердце предаю сердечному союзу: Приди, мечты мои рассей, Ласкай, ласкай меня, о друг души моей! И покори себе бунтующую музу.

Белый Андрей (1880–1934)

Был тихий час. У ног шумел прибой…

Был тихий час. У ног шумел прибой. Ты улыбнулась, молвив на прощанье: «Мы встретимся… До нового свиданья…» То был обман. И знали мы с тобой, что навсегда в тот вечер мы прощались. Пунцовым пламенем зарделись небеса. На корабле надулись паруса. Над морем крики чаек раздавались. Я вдаль смотрел, щемящей грусти полн. Мелькал корабль, с зарею уплывавший средь нежных, изумрудно-пенных волн, как лебедь белый, крылья распластавший. И вот его в безбрежность унесло. На фоне неба бледно-золотистом вдруг облако туманное взошло и запылало ярким аметистом.

Далёкая, родная…

Далёкая, родная, Жди меня… Далекая, родная: Буду – я… Твои глаза мне станут Две звезды. Тебе в тумане глянут — Две звезды. Мы в дали отстояний — Поглядим; И дали отстояний — Станут: дым. Меж нами, вспыхнувшими, — Лепет лет… Меж нами, вспыхнувшими, Светит свет.

Блок Александр Александрович (1880–1921)

Одной тебе, тебе одной…

Одной тебе, тебе одной, Любви и счастия царице, Тебе прекрасной, молодой Все жизни лучшие страницы! Ни верный друг, ни брат, ни мать Не знают друга, брата, сына, Одна лишь можешь ты понять Души неясную кручину. Ты, ты одна, о, страсть моя, Моя любовь, моя царица! Во тьме ночной душа твоя Блестит, как дальняя зарница.

Она молода и прекрасна была…

Она молода и прекрасна была И чистой мадонной осталась, Как зеркало речки спокойной, светла. Как сердце мое разрывалось!.. Она беззаботна, как синяя даль, Как лебедь уснувший, казалась; Кто знает, быть может, была и печаль… Как сердце мое разрывалось!.. Когда же мне пела она про любовь, То песня в душе отзывалась, Но страсти не ведала пылкая кровь… Как сердце мое разрывалось!..

Я помню нежность ваших плеч…

Я помню нежность ваших плеч Они застенчивы и чутки. И лаской прерванную речь, Вдруг, после болтовни и шутки. Волос червонную руду И голоса грудные звуки. Сирени темной в час разлуки Пятиконечную звезду. И то, что больше и странней: Из вихря музыки и света — Взор, полный долгого привета, И тайна верности… твоей.

Прошли года, но ты – все та же…

Прошли года, но ты – все та же: Строга, прекрасна и ясна; Лишь волосы немного глаже, И в них сверкает седина. А я – склонен над грудой книжной, Высокий, сгорбленный старик,— С одною думой непостижной Смотрю на твой спокойный лик. Да. Нас года не изменили. Живем и дышим, как тогда, И, вспоминая, сохранили те баснословные года… Их светлый пепел – в длинной урне. Наш светлый дух – в лазурной мгле. И все чудесней, все лазурней— Дышать прошедшим на земле.

Скрипка стонет под горой…

Скрипка стонет под горой. В сонном парке вечер длинный, Вечер длинный – Лик Невинный, Образ девушки со мной. Скрипки стон неутомимый Напевает мне: «Живи…» Образ девушки любимой — Повесть ласковой любви.

Так окрыленно, так напевно…

Так окрыленно, так напевно Царевна пела о весне. И я сказал: «Смотри, царевна, Ты будешь плакать обо мне». Но руки мне легли на плечи, И прозвучало: «Нет. Прости. Возьми свой меч. Готовься к сече. Я сохраню тебя в пути. Иди, иди, вернёшься молод И долгу верен своему. Я сохраню мой лёд и холод, Замкнусь в хрустальном терему. И будет радость в долгих взорах, И тихо протекут года. Вкруг замка будет вечный шорох, Во рву – прозрачная вода… Да, я готова к поздней встрече, Навстречу руки протяну Тебе, несущему из сечи На острие копья – весну». Даль опустила синий полог Над замком, башней и тобой. Прости, царевна. Путь мой долог. Иду за огненной весной.

Я не звал тебя – сама ты…

Я не звал тебя – сама ты Подошла. Каждый вечер – запах мяты, Месяц узкий и щербатый, Тишь и мгла. Словно месяц встал из далей, Ты пришла В ткани легкой, без сандалий. За плечами трепетали Два крыла. На траве, едва примятой, Легкий след. Свежий запах дикой мяты, Неживой, голубоватый Ночи свет. И живу с тобою рядом, Как во сне. И живу под бледным взглядом Долгой ночи, Словно месяц там, над садом, Смотрит в очи Тишине.

Грустя и плача и смеясь…

Грустя и плача и смеясь, Звенят ручьи моих стихов У ног твоих, И каждый стих Бежит, плетет живую вязь, Своих не зная берегов. Но сквозь хрустальные струи Ты далека мне, как была… Поют и плачут хрустали… Как мне создать черты твои, Чтоб ты прийти ко мне могла Из очарованной дали?

Брюсов Валерий Яковлевич (1873–1924)

Из письма

Милый, прости, что хочу повторять Прежних влюбленных обеты. Речи знакомые – новы опять, Если любовью согреты. Милый, я знаю: ты любишь меня, И об одном все моленья,— Жить, умереть, это счастье храня, Светлой любви уверенья. Милый, но если и новой любви Ты посвятишь свои грезы, В воспоминаниях счастьем живи, Мне же оставь наши слезы. Пусть для тебя эта юная даль Будет прекрасной, как ныне. Мне же, мой милый, тогда и печаль Станет заветной святыней.

Женщине

Ты – женщина, ты – книга между книг, Ты – свёрнутый, запечатлённый свиток; В его строках и дум и слов избыток, В его листах безумен каждый стих. Ты – женщина, ты – ведьмовский напиток! Он жжёт огнём, едва в уста проник; Но пьющий пламя подавляет крик И славословит бешено средь пыток. Ты – женщина, и этим ты права. От века убрана короной звёздной, Ты – в наших безднах образ божества! Мы для тебя влечём ярем железный, Тебе мы служим, тверди гор дробя, И молимся – от века – на тебя!

Я люблю…

Я люблю тебя и небо, только небо и тебя, Я живу двойной любовью, жизнью я дышу, любя. В светлом небе – бесконечность: бесконечность милых глаз. В светлом взоре – беспредельность: небо, явленное в нас. Я смотрю в пространства неба, небом взор мой поглощен. Я смотрю в глаза: в них та же даль – пространств и даль времен. Бездна взора, бездна неба! я, как лебедь на волнах, Меж двойною бездной рею, отражен в своих мечтах. Так, заброшены на землю, к небу всходим мы, любя… Я люблю тебя и небо, только небо и тебя.

Волошин Максимилиан Александрович (1877–1932)

В эту ночь я буду лампадой…

В эту ночь я буду лампадой В нежных твоих руках… Не разбей, не дыши, не падай На каменных ступенях. Неси меня осторожней Сквозь мрак твоего дворца, — Станут биться тревожней, Глуше наши сердца… В пещере твоих ладоней — Маленький огонек — Я буду пылать иконней… Не ты ли меня зажег?

Любовь твоя жаждет так много…

Любовь твоя жаждет так много, Рыдая, прося, упрекая… Люби его молча и строго, Люби его, медленно тая. Свети ему пламенем белым — Бездымно, безгрустно, безвольно. Люби его радостно телом, А сердцем люби его больно. Пусть призрак, творимый любовью, Лица не заслонит иного, — Люби его с плотью и кровью — Простого, живого, земного… Храня его знак суеверно, Не бойся врага в иноверце… Люби его метко и верно — Люби его в самое сердце!

Вяземский Петр Андреевич (1792–1878)

Любить. Молиться. Петь…

Любить. Молиться. Петь. Святое назначенье Души, тоскующей в изгнании своем, Святого таинства земное выраженье, Предчувствие и скорбь о чем-то неземном, Преданье темное о том, что было ясным, И упование того, что будет вновь; Души, настроенной к созвучию с прекрасным, Три вечные струны: молитва, песнь, любовь! Счастлив, кому дано познать отраду вашу, Кто чашу радости и горькой скорби чашу Благословлял всегда с любовью и мольбой И песни внутренней был арфою живой!

Моя вечерняя звезда…

Моя вечерняя звезда, Моя последняя любовь! На потемневшие года Приветный луч пролей ты вновь! Средь юных, невоздержных лет Мы любим блеск и пыл огня; Но полурадость, полусвет Теперь отрадней для меня.

Григорьев Аполлон Александрович (1822–1864)

Твои движенья гибкие…

Твои движенья гибкие, Твои кошачьи ласки, То гневом, то улыбкою Сверкающие глазки… То лень в тебе небрежная, То – прыг! поди лови! И дышит речь мятежная Всей жаждою любви. Тревожная загадочность И ледяная чинность, То страсти лихорадочность, То детская невинность, То мягкий и ласкающий Взгляд бархатный очей, То холод ужасающий Язвительных речей. Любить тебя – мученье, А не любить – так вдвое… Капризное творение, Я полон весь тобою, Мятежная и страшная — Морская ты волна, Но ты, моя желанная, Ты киской создана. И пусть под нежной лапкою Кошачьи когти скрыты — А все ж тебя в охапку я Схватил бы, хоть пищи ты… Что хочешь, делай ты со мной, Царапай лапкой больно, У ног твоих я твой, я твой — Ты киска – и довольно. Готов я все мучения Терпеть как в стары годы, От гибкого творения Из кошачьей породы. Пусть вечно когти разгляжу, Лишь подойду я близко. Я по тебе с ума схожу, Прелестный друг мой – киска!

Я ее не люблю, не люблю…

Я ее не люблю, не люблю… Это – сила привычки случайной! Но зачем же с тревогою тайной На нее я смотрю, ее речи ловлю? Что мне в них, в простодушных речах Тихой девочки с женской улыбкой? Что в задумчиво-робко смотрящих очах Этой тени воздушной и гибкой? Отчего же – и сам не пойму — Мне при ней как-то сладко и больно, Отчего трепещу я невольно, Если руку ее на прощанье пожму? Отчего на прозрачный румянец ланит Я порою гляжу с непонятною злостью И боюсь за воздушную гостью, Что, как призрак, она улетит. И спешу насмотреться, и жадно ловлю Мелодически-милые, детские речи; Отчего я боюся и жду с нею встречи?.. Ведь ее не люблю я, клянусь, не люблю.

Есенин Сергей Александрович (1895–1925)

Я помню, любимая, помню…

Я помню, любимая, помню Сиянье твоих волос. Не радостно и не легко мне Покинуть тебя привелось. Я помню осенние ночи, Березовый шорох теней, Пусть дни тогда были короче, Луна нам светила длинней. Я помню, ты мне говорила: «Пройдут голубые года, И ты позабудешь, мой милый, С другою меня навсегда». Сегодня цветущая липа Напомнила чувствам опять, Как нежно тогда я сыпал Цветы на кудрявую прядь. И сердце, остыть не готовясь, И грустно другую любя. Как будто любимую повесть, С другой вспоминает тебя.

Заметался пожар голубой…

Заметался пожар голубой, Позабылись родимые дали. В первый раз я запел про любовь, В первый раз отрекаюсь скандалить. Был я весь – как запущенный сад, Был на женщин и зелие падкий. Разонравилось пить и плясать, И терять свою жизнь без оглядки. Мне бы только смотреть на тебя, Видеть глаз злато-карий омут, И чтоб, прошлое не любя, Ты уйти не смогла к другому. Поступь нежная, легкий стан, Если б знала ты сердцем упорным, Как умеет любить хулиган, Как умеет он быть покорным. Я б навеки забыл кабаки И стихи бы писать забросил. Только б тонко касаться руки, И волос твоих, цветом в осень. Я б навеки пошел за тобой Хоть в свои, хоть в чужие дали… В первый раз я запел про любовь, В первый раз отрекаюсь скандалить.

Дорогая, сядем рядом…

Дорогая, сядем рядом, Поглядим в глаза друг другу. Я хочу под кротким взглядом Слушать чувственную вьюгу. Это золото осеннее, Эта прядь волос белесых — Все явилось, как спасенье Беспокойного повесы. Я давно мой край оставил, Где цветут луга и чащи. В городской и горькой славе Я хотел прожить пропащим. Я хотел, чтоб сердце глуше Вспоминало сад и лето, Где под музыку лягушек Я растил себя поэтом. Там теперь такая ж осень… Клен и липы в окна комнат, Ветки лапами забросив, Ищут тех, которых помнят. Их давно уж нет на свете. Месяц на простом погосте На крестах лучами метит, Что и мы придем к ним в гости, Что и мы, отжив тревоги, Перейдем под эти кущи. Все волнистые дороги Только радость льют живущим. Дорогая, сядь же рядом, Поглядим в глаза друг другу. Я хочу под кротким взглядом Слушать чувственную вьюгу.

Жуковский Василий Андреевич (1783–1852)

Мой друг, хранитель-ангел мой…

Мой друг, хранитель-ангел мой, О ты, с которой нет сравненья, Люблю тебя, дышу тобой; Но где для страсти выраженья? Во всех природы красотах Твой образ милый я встречаю; Прелестных вижу – в их чертах Одну тебя воображаю. Беру перо – им начертать Могу лишь имя незабвенной; Одну тебя лишь прославлять Могу на лире восхищенной: С тобой, один, вблизи, вдали, Тебя любить – одна мне радость; Ты мне все блага на земли; Ты сердцу жизнь, ты жизни сладость. В пустыне, в шуме городском Одной тебе внимать мечтаю; Твой образ – забываясь сном, С последней мыслию сливаю; Приятный звук твоих речей Со мной во сне не расстается; Проснусь – и ты в душе моей Скорей, чем день очам коснется. Ах! мне ль разлуку знать с тобой? Ты всюду спутник мой незримый; Молчишь – мне взор понятен твой, Для всех других неизъяснимый; Я в сердце твой приемлю глас; Я пью любовь в твоем дыханье… Восторги, кто постигнет вас, Тебя, души очарованье? Тобой и для одной тебя Живу и жизнью наслаждаюсь; Тобою чувствую себя; В тебе природе удивляюсь. И с чем мне жребий мой сравнить? Чего желать в толь сладкой доле? Любовь мне жизнь – ах! я любить Еще стократ желал бы боле.

Песня

Когда я был любим, в восторгах, в наслажденье, Как сон пленительный, вся жизнь моя текла. Но я тобой забыт, – где счастья привиденье? Ах! счастием моим любовь твоя была! Когда я был любим, тобою вдохновенный, Я пел, моя душа хвалой твоей жила. Но я тобой забыт, погиб мой дар мгновенный: Ах! гением моим любовь твоя была! Когда я был любим, дары благодеянья В обитель нищеты рука моя несла. Но я тобой забыт, нет в сердце состраданья! Ах! благостью моей любовь твоя была!

Лермонтов Михаил Юрьевич (1814–1841)

Она поет – и звуки тают…

Она поет – и звуки тают Как поцелуи на устах, Глядит – и небеса играют В ее божественных глазах; Идет ли – все ее движенья, Иль молвит слово – все черты Так полны чувства, выраженья, Так полны дивной простоты.

Раскаянье

К чему мятежное роптанье, Укор владеющей судьбе? Она была добра к тебе, Ты создал сам свое страданье. Бессмысленный, ты обладал Душою чистой, откровенной, Всеобщим злом не зараженной, И этот клад ты потерял. Огонь любви первоначальной Ты в ней решился зародить И далее не мог любить, Достигнув цели сей печальной. Ты презрел все; между людей Стоишь, как дуб в стране пустынной, И тихий плач любви невинной Не мог потрясть души твоей. Не дважды бог дает нам радость, Взаимной страстью веселя; Без утешения, томя, Пройдет и жизнь твоя, как младость. Ее лобзанье встретишь ты В устах обманщицы прекрасной; И будут пред тобой всечасно Предмета первого черты. О, вымоли ее прощенье, Пади, пади к ее ногам, Не то ты приготовишь сам Свой ад, отвергнув примиренье, Хоть будешь ты еще любить, Но прежним чувствам нет возврату, Ты вечно первую утрату Не будешь в силах заменить. Она не гордой красотою… Она не гордой красотою Прельщает юношей живых, Она не водит за собою Толпу вздыхателей немых. И стан ее – не стан богини, И грудь волною не встает, И в ней никто своей святыни, Припав к земле, не признает. Однако все ее движенья, Улыбки, речи и черты Так полны жизни, вдохновенья, Так полны чудной простоты. Но голос душу проникает, Как вспоминанье лучших дней, И сердце любит и страдает, Почти стыдясь любви своей.

К портрету

Как мальчик кудрявый, резва, Нарядна, как бабочка летом; Значенья пустого слова В устах ее полны приветом. Ей нравиться долго нельзя: Как цепь ей несносна привычка, Она ускользнет, как змея, Порхнет и умчится, как птичка. Таит молодое чело По воле – и радость и горе. В глазах – как на небе светло, В душе ее темно, как в море! То истиной дышит в ней всё, То всё в, ней притворно и ложно! Понять невозможно ее, Зато не любить невозможно.

Как небеса, твой взор блистает…

Как небеса, твой взор блистает Эмалью голубой, Как поцелуй, звучит и тает Твой голос молодой. За звук один волшебной речи, За твой единый взгляд Я рад отдать красавца сечи, Грузинский мой булат; И он порою сладко блещет И сладостней звучит, При звуке том душа трепещет И в сердце кровь кипит. Но жизнью бранной и мятежной Не тешусь я с тех пор, Как услыхал твой голос нежный И встретил милый взор.

Мережковский Дмитрий Сергеевич (1865–1941)

Молчание

Как часто выразить любовь мою хочу, Но ничего сказать я не умею, Я только радуюсь, страдаю и молчу: Как будто стыдно мне – я говорить не смею. И в близости ко мне живой души твоей Так всё таинственно, так всё необычайно, — Что слишком страшною божественною тайной Мне кажется любовь, чтоб говорить о ней. В нас чувства лучшие стыдливы и безмолвны, И всё священное объемлет тишина: Пока шумят вверху сверкающие волны, Безмолвствует морская глубина.

Любовь-вражда

Мы любим и любви не ценим, И жаждем оба новизны, Но мы друг другу не изменим, Мгновенной прихотью полны. Порой, стремясь к свободе прежней, Мы думаем, что цепь порвем, Но каждый раз всё безнадежней Мы наше рабство сознаем. И не хотим конца предвидеть, И не умеем вместе жить, — Ни всей душой возненавидеть, Ни беспредельно полюбить. О, эти вечные упреки! О, эта хитрая вражда! Тоскуя – оба одиноки, Враждуя – близки навсегда. В борьбе с тобой изнемогая И всё ж мучительно любя, Я только чувствую, родная, Что жизни нет, где нет тебя. С каким коварством и обманом Всю жизнь друг с другом спор ведем, И каждый хочет быть тираном, Никто не хочет быть рабом. Меж тем, забыться не давая, Она растет всегда, везде, Как смерть, могучая, слепая Любовь, подобная вражде. Когда другой сойдет в могилу, Тогда поймет один из нас Любви божественную силу — В тот страшный час, последний час!

Надсон Семен Яковлевич (1862–1887)

В тени задумчивого сада…

В тени задумчивого сада, Где по обрыву, над рекой, Ползет зеленая ограда Кустов акации густой, Где так жасмин благоухает, Где ива плачет над водой,— В прозрачных сумерках мелькает Твой образ стройный и живой. Кто ты, шалунья, – я не знаю, Но милым песням на реке Я часто издали внимаю В моем убогом челноке. Они звенят, звенят и льются То с детской верой, то с тоской, И звонким эхом раздаются За неподвижною рекой. Но чуть меня ты замечаешь В густых прибрежных камышах, Ты вдруг лукаво замолкаешь И робко прячешься в кустах; И я, в глуши сосед случайный И твой случайный враг и друг, Люблю следить с отрадой тайной Твой полный грации испуг. Не долог он: пройдет мгновенье — И вновь из зелени густой Твое серебряное пенье Летит и тонет за рекой. Мелькнет кудрявая головка, Блеснет лукавый, гордый взор — И всё поет, поет плутовка, И песням вторит синий бор. Стемнело… Зарево заката Слилось с лазурью голубой, Туманной дымкой даль объята, Поднялся месяц над рекой; Кустов немые очертанья Стоят как будто в серебре,— Прощай, – до нового свиданья И новых песен на заре!..

Не вини меня, друг мой, – я сын наших дней…

Не вини меня, друг мой, – я сын наших дней, Сын раздумья, тревог и сомнений: Я не знаю в груди беззаветных страстей, Безотчетных и смутных волнений. Как хирург, доверяющий только ножу, Я лишь мысли одной доверяю, — Я с вопросом и к самой любви подхожу И пытливо ее разлагаю!.. Ты прекрасна в порыве твоем молодом, С робкой нежностью первых признаний, С теплой верой в судьбу, с детски ясным челом И огнем полудетских лобзаний; Ты сильна и горда своей страстью, – а я… О, когда б ты могла, дорогая, Знать, как тягостно борется дума моя С обаяньем наставшего рая, Сколько шепчет она мне язвительных слов, Сколько старых могил разрывает, Сколько прежних, развеянных опытом снов В скорбном сердце моем подымает!..

Романс

Я вас любил всей силой первой страсти. Я верил в вас, я вас боготворил. Как верный раб, всё иго вашей власти Без ропота покорно я сносил. Я ждал тогда напрасно состраданья. Был холоден и горд ваш чудный взгляд. В ответ на яд безмолвного страданья Я слышал смех и колких шуток ряд. Расстались мы – но прежние мечтанья В душе моей ревниво я хранил И жадно ждал отрадного свиданья, И этот час желаемый пробил. Пробил, когда, надломанный судьбою, Устал я жить, устал я ждать любви И позабыл измученной душою Желания разбитые мои.

Не принесет, дитя, покоя и забвенья…

Не принесет, дитя, покоя и забвенья Моя любовь душе проснувшейся твоей: Тяжелый труд, нужда и горькие лишенья — Вот что нас ждет в дали грядущих наших дней! Как сладкий чад, как сон обманчиво-прекрасный, Развею я твой мир неведенья и грез, И мысль твою зажгу моей печалью страстной, И жизнь твою умчу навстречу бурь и гроз! Из сада, где вчера под липою душистой Наш первый поцелуй раздался в тишине, Когда румяный день, и кроткий и лучистый, Гас на обрывках туч в небесной вышине, Из теплого гнезда, от близких и любимых, От мирной праздности, от солнца и цветов Зову тебя для жертв и мук невыносимых В ряды истерзанных, озлобленных борцов. Зову тебя на путь тревоги и ненастья, Где меры нет труду и счету нет врагам!.. Тупого, сытого, бессмысленного счастья Не принесу я в дар сложить к твоим ногам. Но если счастье – знать, что друг твой не изменит Заветам совести и родины своей, Что выше красоты в тебе он душу ценит, Ее отзывчивость к страданиям людей, — Тогда в моей груди нет за тебя тревоги, Дай руку мне, дитя, и прочь минутный страх: Мы будем счастливы, – так счастливы, как боги На недоступных небесах!..

Если любить – бесконечно томиться…

Если любить – бесконечно томиться Жаждой лобзаний и знойных ночей,— Я не любил – я молился пред ней Так горячо, как возможно молиться. Слово привета на чистых устах, Не оскверненных ни злобой, ни ложью, Всё, что, к ее преклоненный подножью, Робко желал я в заветных мечтах… Может быть, тень я любил: надо мной, Может быть, снова б судьба насмеялась И оскверненное сердце бы сжалось Новым страданьем и новой тоской. Но я устал… Мне наскучило жить Пошлою жизнью; меня увлекала Гордая мысль к красоте идеала, Чтоб, полюбив, без конца бы любить…

Некрасов Николай Алексеевич (1821–1878)

Когда из мрака заблужденья…

Когда из мрака заблужденья Горячим словом убежденья Я душу падшую извлек, И вся полна глубокой муки, Ты прокляла, ломая руки, Тебя опутавший порок; Когда забывчивую совесть Воспоминанием казня, Ты мне передавала повесть Всего, что было до меня; И вдруг, закрыв лицо руками, Стыдом и ужасом полна, Ты разрешилася слезами, Возмущена, потрясена,— Верь: я внимал не без участья, Я жадно каждый звук ловил… Я понял все, дитя несчастья! Я всё простил и всё забыл. Зачем же тайному сомненью Ты ежечасно предана? Толпы бессмысленному мненью Ужель и ты покорена? Не верь толпе – пустой и лживой, Забудь сомнения свои, В душе болезненно-пугливой Гнетущей мысли не таи! Грустя напрасно и бесплодно, Не пригревай змеи в груди И в дом мой смело и свободно Хозяйкой полною войди!

Я не люблю иронии твоей…

Я не люблю иронии твоей. Оставь ее отжившим и не жившим, А нам с тобой, так горячо любившим, Еще остаток чувства сохранившим — Нам рано предаваться ей! Пока еще застенчиво и нежно Свидание продлить желаешь ты, Пока еще кипят во мне мятежно Ревнивые тревоги и мечты — Не торопи развязки неизбежной! И без того она не далека: Кипим сильней, последней жажды полны, Но в сердце тайный холод и тоска… Так осенью бурливее река, Но холодней бушующие волны…

Так это шутка? Милая моя…

Так это шутка? Милая моя, Как боязлив, как недогадлив я! Я плакал над твоим рассчитанно-суровым, Коротким и сухим письмом; Ни лаской дружеской, ни откровенным словом Ты сердца не порадовала в нем. Я спрашивал: не демон ли раздора Твоей рукой насмешливо водил? Я говорил: «когда б нас разлучила ссора — Но так тяжел, так горек, так уныл, Так нежен был последний час разлуки… Еще твой друг забыть его не мог, И вновь ему ты посылаешь муки Сомнения, догадок и тревог — Скажи, зачем?.. Не ложью ли пустою, Рассеянной досужей клеветою Возмущена душа твоя была? И, мучима томительным недугом, Ты над своим отсутствующим другом Без оправданья суд произнесла? Или то был один каприз случайный, Иль давний гнев?..» Неразрешимой тайной Я мучился: я плакал и страдал, В догадках ум испуганный блуждал, Я жалок был в отчаяньи суровом… Всему конец! Своим единым словом Душе моей ты возвратила вновь И прежний мир, и прежнюю любовь; И сердце шлет тебе благословленья, Как вестнице нежданного спасенья… Так няня в лес ребенка заведет И спрячется сама за куст высокий; Встревоженный, он ищет и зовет, И мечется в тоске жестокой, И падает, бессильный, на траву… А няня вдруг: ау! ау! В нем радостью внезапной сердце бьется, Он все забыл: он плачет и смеется, И прыгает, и весело бежит, И падает – и няню не бранит, Но к сердцу жмет виновницу испуга, Как от беды избавившего друга…

Мы с тобой бестолковые люди…

Мы с тобой бестолковые люди: Что минута, то вспышка готова! Облегченье взволнованной груди, Неразумное, резкое слово. Говори же, когда ты сердита, Всё, что душу волнует и мучит! Будем, друг мой, сердиться открыто: Легче мир, и скорее наскучит. Если проза в любви неизбежна, Так возьмем и с нее долю счастья: После ссоры так полно, так нежно Возвращенье любви и участья…

Прости

Прости! Не помни дней паденья, Тоски, унынья, озлобленья,— Не помни бурь, не помни слёз, Не помни ревности угроз! Но дни, когда любви светило Над нами ласково всходило И бодро мы свершали путь.— Благослови и не забудь!

Плещеев Алексей Николаевич (1825–1893)

Тебе обязан я спасеньем…

Тебе обязан я спасеньем Души, измученной борьбой, Твоя любовь – мне утешеньем, Твои слова – закон святой! Ты безотрадную темницу Преобразила в рай земной, Меня ты к жизни пробудила И возвратила мне покой. Теперь я снова оживился, Гляжу вперед теперь смелей, Мне в жизни новый путь открылся, Идти по нем спешу скорей!

Элегия

Да, я люблю тебя, прелестное созданье, Как бледную звезду в вечерних облаках, Как розы аромат, как ветерка дыханье, Как грустной песни звук на дремлющих водах; Как грезы я люблю, как сладкое забвенье Под шепот тростника на береге морском, — Без ревности, без слез, без жажды упоенья: Любовь моя к тебе – мечтанье о былом… Гляжу ль я на тебя, прошедшие волненья Приходят мне на ум, забытая любовь И все, что так давно осмеяно сомненьем, Что им заменено, что не вернется вновь. Мне не дано в удел беспечно наслаждаться: Передо мной лежит далекий, скорбный путь; И я спешу, дитя, тобой налюбоваться, Хотя на миг душой от скорби отдохнуть.

Смотрю на нее и любуюсь…

Смотрю на нее и любуюсь: Как птичка порхает она, И уст ее детских улыбка, Как майское утро, ясна. Смотрю и любуюсь, а сердце Привычная дума гнетет: Быть может, и эту головку Судьба невеселая ждет. И скоро, быть может, поникнет Под бурей житейской чело, Слезой отуманятся глазки, Что смотрят на мир так светло. Настанет тяжелое время Тоски и душевных тревог… Но всё же пусть лучше страданья В удел посылает ей рок, Чем пошлости омут бездонный, Что много так жертв поглотил, Где много так гибнет бесследно И честных стремлений и сил.

Полонский Яков Петрович (1819–1898)

Последний разговор

Соловей поет в затишье сада; Огоньки потухли за прудом; Ночь тиха. – Ты, может быть, не рада, Что с тобой остался я вдвоем? Я б и сам желал с тобой расстаться; Да мне жаль покинуть ту скамью, Где мечтам ты любишь предаваться И внимать ночному соловью. Не смущайся! Ни о том, что было, Ни о том, как мог бы я любить, Ни о том, как это сердце ныло, — Я с тобой не стану говорить. Речь моя волнует и тревожит… Веселее соловью внимать, Оттого что соловей не может Заблуждаться и, любя, страдать… Но и он затих во мраке ночи, Улетел, счастливец, на покой… Пожелай и мне спокойной ночи До приятного свидания с тобой! Пожелай мне ночи не заметить И другим очнуться в небесах, Где б я мог тебя достойно встретить С соловьиной песнью на устах!

Поцелуй

И рассудок, и сердце, и память губя, Я недаром так жарко целую тебя — Я целую тебя и за ту, перед кем Я таил мои страсти – был робок и нем, И за ту, что меня обожгла без огня, И смеялась, и долго терзала меня. И за ту, чья любовь мне была бы щитом, Да, убитая, спит под могильным крестом. Все, что в сердце моем загоралось для них, Догорая, пусть гаснет в объятьях твоих.

Когда, заботами иль злобой дня волнуем…

Когда, заботами иль злобой дня волнуем, На твой горячий поцелуй Не отвечаю я таким же поцелуем, — Не упрекай и не ревнуй! Любовь моя давно чужда мечты веселой, Не грезит, но зато не спит, От нужд и зол тебя спасая, как тяжелый, Ударами избитый щит. Не изменю тебе, как старая кольчуга На старой рыцарской груди; В дни беспрерывных битв она вернее друга, Но от нее тепла не жди! Не изменю тебе; но если ты изменишь И, оклеветанная вновь, Поймешь, как трудно жить, ты вспомнишь, ты оценишь Мою холодную любовь.

Любви не боялась ты, сердцем созревшая рано…

Любви не боялась ты, сердцем созревшая рано: Поверила ей, отдалась – и грустишь одиноко… О бедная жертва неволи, страстей и обмана, Порви ты их грязную сеть и не бойся упрека! Людские упреки – фальшивая совесть людская… Не плачь, не горюй, проясни отуманенный взор твой! Ведь я не судья, не палач, – хоть и знаю, что злая Молва подписала – заочно, смеясь – приговор твой. Но каждый из нас разве не был страстями обманут? Но разве враги твои могут смеяться до гроба? И разве друзья твою душу терзать не устанут?.. Без повода к злу у людей выдыхается злоба… И все, что в тебе было дорого, чисто и свято, Для любящих будет таким же священным казаться; И щедрое сердце твое будет так же богато — И так же ты будешь любить и, любя, улыбаться.

Пушкин Александр Сергеевич (1799–1837)

Я помню чудное мгновенье…

Я помню чудное мгновенье: Передо мной явилась ты, Как мимолетное виденье, Как гений чистой красоты. В томленьях грусти безнадежной В тревогах шумной суеты, Звучал мне долго голос нежный И снились милые черты. Шли годы. Бурь порыв мятежный Рассеял прежние мечты, И я забыл твой голос нежный, Твои небесные черты. В глуши, во мраке заточенья Тянулись тихо дни мои Без божества, без вдохновенья, Без слез, без жизни, без любви. Душе настало пробужденье: И вот опять явилась ты, Как мимолетное виденье, Как гений чистой красоты. И сердце бьется в упоенье, И для него воскресли вновь И божество, и вдохновенье, И жизнь, и слезы, и любовь.

Я вас любил: любовь еще, быть может…

Я вас любил: любовь еще, быть может, В душе моей угасла не совсем; Но пусть она вас больше не тревожит; Я не хочу печалить вас ничем. Я вас любил безмолвно, безнадежно, То робостью, то ревностью томим; Я вас любил так искренно, так нежно, Как дай вам Бог любимой быть другим.

Простишь ли мне ревнивые мечты…

Простишь ли мне ревнивые мечты, Моей любви безумное волненье? Ты мне верна: зачем же любишь ты Всегда пугать мое воображенье? Окружена поклонников толпой, Зачем для всех казаться хочешь милой, И всех дарит надеждою пустой Твой чудный взор, то нежный, то унылый? Мной овладев, мне разум омрачив, Уверена в любви моей несчастной, Не видишь ты, когда, в толпе их страстной, Беседы чужд, один и молчалив, Терзаюсь я досадой одинокой; Ни слова мне, ни взгляда… Друг жестокий! Хочу ль бежать, – с боязнью и мольбой Твои глаза не следуют за мной. Заводит ли красавица другая Двусмысленный со мною разговор, — Спокойна ты; веселый твой укор Меня мертвит, любви не выражая. Скажи еще: соперник вечный мой, Наедине застав меня с тобой, Зачем тебя приветствует лукаво?.. Что ж он тебе? Скажи, какое право Имеет он бледнеть и ревновать?.. В нескромный час меж вечера и света, Без матери, одна, полуодета, Зачем его должна ты принимать?.. Но я любим… Наедине со мною Ты так нежна! Лобзания твои Так пламенны! Слова твоей любви Так искренно полны твоей душою! Тебе смешны мучения мои; Но я любим, тебя я понимаю. Мой милый друг, не мучь меня, молю: Не знаешь ты, как сильно я люблю, Не знаешь ты, как тяжко я страдаю.

Когда в объятия мои…

Когда в объятия мои Твой стройный стан я заключаю, И речи нежные любви Тебе с восторгом расточаю, Безмолвна, от стесненных рук Освобождая стан свой гибкой, Ты отвечаешь, милый друг, Мне недоверчивой улыбкой; Прилежно в памяти храня Измен печальные преданья, Ты без участья и вниманья Уныло слушаешь меня… Кляну коварные старанья Преступной юности моей И встреч условных ожиданья В садах, в безмолвии ночей. Кляну речей любовный шопот, Стихов таинственный напев, И ласки легковерных дев, И слезы их, и поздний ропот.

Красавица

Всё в ней гармония, всё диво, Всё выше мира и страстей; Она покоится стыдливо В красе торжественной своей; Она кругом себя взирает: Ей нет соперниц, нет подруг; Красавиц наших бледный круг В ее сияньи исчезает. Куда бы ты ни поспешал, Хоть на любовное свиданье, Какое б в сердце ни питал Ты сокровенное мечтанье, — Но встретясь с ней, смущенный, ты Вдруг остановишься невольно, Благоговея богомольно Перед святыней красоты.

Ростопчина Евдокия Петровна (1811–1858)

На прощанье…

Вот видишь, мой друг, – не напрасно ‎Предчувствиям верила я: Не даром так грустно, так страстно ‎Душа тосковала моя!.. Пришел он, день скучной разлуки… ‎Обоих врасплох нас застал, Друг другу холодные руки ‎Пожать нам, прощаясь, не дал… Немые души сожаленья ‎Глубоко в груди затая, О скором твоем удалении ‎Известье прослушала я… И не было даже слезинки ‎В моих опущенных глазах… Я речь завела беэъ запинки ‎О балах… о всех пустяках… А люди смотрели лукаво, ‎Качали, смеясь головой; Завистливой, тайной отравы ‎Был полон их умысел злой. Пускай они рядят и судят, ‎Хотять нас с тобой разгадать! Не бойся! Меня не принудит ‎Им сердце мое показать!.. Я знаю, – они уж решили ‎В премудром суждении своем, Что слишком мы пылко любили, ‎И часто видались вдвоем… Я знаю, – они не поверят ‎Сближенью двух чистых сердец!.. Ведь сами ж они лицемерят, — ‎Им в страсти один лишь конец! И вот почему их насмешки ‎Позорят чужую любовь! Зачем пред их грубой усмешкой ‎В лице мне бросается кровь!.. А мы-то, – мы помним, мы знаем, ‎Как чист был союз наш святой!.. А мы о былом вспоминаем ‎Без страха, – с спокойной душой. Меж нами так много созвучий!.. ‎Сочувствий нас цепь обвила, И та же мечта нас в мир лучший, — ‎В мир грёз и чудес унесла. В поэзии, в музыке, оба ‎Мы ищем отрады живой, Душой близнецы мы… Ах! что бы ‎Нам встретиться раньше с тобой!.. Но нет!.. Никогда здесь на свете ‎Попарно сердцам не сойтись!.. Безумцы с тобой мы… мы дети, ‎Что дружбой своей увлеклись!.. Прощай!.. Роковая разлука ‎Настала… О сердце мое!.. Поплатимся долгою мукой ‎За краткое счастье свое!..

Не верю вам!

И потому, что мне они сказали: ‎«Люблю тебя…» И потому, что честью уверяли, — ‎Не верю я!.. И потому, что расточали клятвы ‎У ног моих, — Я говорю: «Прочь, сатана… Назад, вы, ‎Сонм духов злых!..» Не верю вам!.. Вы нам враги издавна!.. ‎Нас искушать, Нас обмануть и бросить, вам забавно; ‎Вы расточать Умеете хвалу и лесть с отравой; ‎Не верю вам!.. В вас сердца нет; вы хитры, вы лукавы, ‎Как демон сам!.. Вы мстите нам, с досадой вспоминая, ‎Что в-старину Наш общий дед, Адам, лишился рая ‎Через жену… Что первый муж быль первою женою ‎Введен во грех… И любите вы страстною враждою ‎С тех пор нас всех!.. С тех пор война зажглася роковая ‎Меж нас и вас; И сладко нам губить, её лаская, ‎Одну из нас… Для вас, мужчин, отраден вид страданья, ‎Слез женских вид; Вам наша честь нужна на поруганье, — ‎Вам мил наш стыд!.. Я знаю вас, – достаться вам в игрушки ‎Я не боюсь!.. Напрасен труд, – в коварные ловушки ‎Не попадусь!.. И чистого вам сердца для забавы ‎Я не отдам!.. Так полноте ж и льстить и лгать!.. Нет, право, ‎Не верю вам!..

Тебе одному…

Нет, не тогда бываю я счастлива, Когда наряд, и ленты, и цветы Блестят на мне, и свежестью красивой Зажгут в тебе влюбленные мечты. И не тогда, как об руку с тобою, Увлечена разгулом молодым, Припав к тебе вскруженной головою, — Мы проскользнуть сквозь вальса вихрь спешим. И не тогда, как оба мы беспечны, Когда наш смех, наш длинный разговор Оживлены веселостью сердечной, И радостно горит наш светлый взор. Счастлива я, когда рукою нежной Я обовьюсь вкруг головы твоей, И ты ко мне прислонишься небрежно, И мы молчим, не разводя очей… Счастлива я, когда любви высокой Святую скорбь вдвоем почуем мы, И думаем о вечности далекой, И ждем ее, взамен житейской тьмы!.. Счастлива я наедине с тобою, Когда забудем мы весь мир земной, — Хранимые свободной тишиною И заняты, ты мной, а я тобой!.. Счастлива я в часы благоговенья, Когда, полна блаженства моего, Я о тебе молюся провиденью И за тебя благодарю его!

Когда б он знал…

Когда б он знал, что пламенной душою С его душой сливаюсь тайно я! Когда б он знал, что горькою тоскою Отравлена младая жизнь моя! Когда б он знал, как страстно и как нежно Он, мой кумир, рабой своей любим… Когда б он знал, что в грусти безнадежной Увяну я, непонятая им!.. Когда б он знал!.. Когда б он знал, как дорого мне стоит, Как тяжело мне с ним притворной быть! Когда б он знал, как томно сердце ноет, Когда велит мне гордость страсть таить!.. Когда б он знал, какое испытанье Приносить мне спокойный взор его, Когда в замен немаго обожанья Я тщетно жду улыбки от него. Когда б он знал!.. Когда б он знал, в душе его убитой Любви бы вновь язык заговорил, И юности восторг полузабытый Его бы вновь согрел и оживил! — И я тогда, счастливица!.. любима… Любима им, была бы, может быть! Надежда льстит тоске неутолимой; Не любит он… а мог бы полюбить! Когда б он знал!..

Северянин Игорь (1887–1941)

Вернуть любовь

…То ненависть пытается любить Или любовь хотела б ненавидеть? Минувшее я жажду возвратить, Но, возвратив, боюсь его обидеть, Боюсь его возвратом оскорбить. Святыни нет для сердца святотатца, Как доброты у смерти… Заклеймен Я совестью, и мне ли зла бояться, Поправшему любви своей закон! Но грешники – безгрешны покаяньем, Вернуть любовь – прощение вернуть. Но как боюсь я сердце обмануть Своим туманно-призрачным желаньем: Не месть ли то? Не зависть ли? Сгубить Себя легко и свет небес не видеть… Что ж это: зло старается любить, Или любовь мечтает ненавидеть?..

Стансы

Счастье жизни – в искрах алых, В просветленьях мимолетных, В грезах ярких, но бесплотных, И в твоих очах усталых. Горе – в вечности пороков, В постоянном с ними споре, В осмеянии пророков И в исканьях счастья – горе.

Сонет

Пейзаж ее лица, исполненный так живо Вибрацией весны влюбленных душ и тел, Я для грядущего запечатлеть хотел: Она была восторженно красива. Живой душистый шелк кос лунного отлива Художник передать бумаге не сумел. И только взор ее, мерцавший так тоскливо, С удвоенной тоской, казалось, заблестел. И странно: сделалось мне больно при портрете, Как больно не было давно уже, давно. И мне почудился в унылом кабинете Печальный взор ее, направленный в окно. Велик укор его, и ряд тысячелетий Душе моей в тоске скитаться суждено.

Почему бы не встречаться…

Почему бы не встречаться Нам с тобой по вечерам У озер, у сонных речек, По долинам, по борам? Отчего бы нам не грезить От заката до зари? Это что-то вроде счастья, Что ты там ни говори!

Случевский Константин Константинович (1837–1904)

Возьмите все – не пожалею…

Возьмите все – не пожалею! Но одного не дам я взять — Того, как счастлив был я с нею, Начав любить, начав страдать! Любви роскошные страницы — Их дважды в жизни не прочесть, Как стае странствующей птицы На то же взморье не присесть. Другие волны, нарождаясь, Дадут отлив других теней, И будет солнце, опускаясь, На целый длинный год старей. А птицам в сроки перелетов Придется убыль понести, Убавить путников со счетов И растерять их по пути…

Не доверяй волшебным снам…

«Не доверяй волшебным снам»,— Твердил мне голос постоянный, Когда во след моим мечтам Я уносился в край туманный. «Не доверяй любви словам» — Мне мудрость робкая шептала, Когда душа, назло годам, Любить и чувствовать желала. «Не доверяй морским волнам»,— Любовь мне тихо говорила. «Зачем искать тревоги там? И здесь все ласково и мило…» Но веря в сны и грезы полы, Слагая скромные напевы, Внимал я шуму грозных волн И тихим ласкам милой девы. Среди всемирной пустоты, Ни в чем не чувствуя обмана, Люблю по-прежнему мечты, Любовь и волны океана.

Я ласкаю тебя, как ласкается бор…

Я ласкаю тебя, как ласкается бор Шумной бурею, в темень одетой! Налетает она, покидая простор, На устах своих с песней запетой. Песня бури сильна! Чуть в листву залетит — Жизнь лесную до недр потрясает, Рвет умершую ветвь, блеклый лист не щадит, Всё отжившее наземь кидает… И ты бурю за песню ее не кори, Нет в ней злобы, любви к разрушенью: Очищает прогалины краскам зари И простор соловьиному пенью…

Я люблю тебя, люблю неудержимо…

Я люблю тебя, люблю неудержимо, Я стремлюсь к тебе всей, всей моей душой! Сердцу кажется, что мир проходит мимо, Нет, не он идет – проходим мы с тобой. Жизнь, сближая этих, этих разлучая, Шутит с юностью нередко невпопад! Если искреннее обниму тебя я — Может быть, что нас тогда не разлучат…

Соловьев Владимир Сергеевич (1853–1900)

Потому ль, что сердцу надо…

Потому ль, что сердцу надо Жить одним, одно любя, Потому ль, что нет отрады Не отдавшему себя; Оттого ли, что судьбою Наши сблизились пути, И с тобой, с тобой одною Мог я счастие найти, — Оттого ли, потому ли,— Но в тебе, в тебе одной Безвозвратно потонули Сердце, жизнь и разум мой.

Вижу очи твои изумрудные…

Вижу очи твои изумрудные, Светлый облик встает предо мной. В эти сны наяву, непробудные, Унесло меня новой волной. Ты поникла, земной паутиною Вся опутана, бедный мой друг, Но не бойся: тебя не покину я,— Он сомкнулся, магический круг. В эти сны наяву, непробудные, Унесет нас волною одной. Вижу очи твои изумрудные, Светлый облик стоит предо мной.

День прошел с суетой беспощадною…

День прошел с суетой беспощадною. Вкруг меня благодатная тишь, А в душе ты одна, ненаглядная, Ты одна нераздельно царишь. Все порывы и чувства мятежные, Злую жизнь, что кипела в крови, Поглотило стремленье безбрежное Роковой беззаветной любви. Днем луна, словно облачко бледное, Чуть мелькнет белизною своей, А в ночи – перед ней, всепобедною, Гаснут искры небесных огней.

Нет вопросов давно, и не нужно речей…

Нет вопросов давно, и не нужно речей, Я стремлюся к тебе, словно к морю ручей, Без сомнений и дум милый образ ловлю, Знаю только одно – что безумно люблю. В алом блеске зари я тебя узнаю, Вижу в свете небес я улыбку твою, А когда без тебя суждено умереть, Буду яркой звездой над тобою гореть.

Милый друг, не верю я нисколько…

Милый друг, не верю я нисколько Ни словам твоим, ни чувствам, ни глазам, И себе не верю, верю только В высоте сияющим звездам. Эти звезды мне стезею млечной Насылают верные мечты И растят в пустыне бесконечной Для меня нездешние цветы. И меж тех цветов, в том вечном лете, Серебром лазурным облита, Как прекрасна ты, и в звездном свете Как любовь свободна и чиста!

Милый друг, иль ты не видишь…

Милый друг, иль ты не видишь, Что всё видимое нами — Только отблеск, только тени От незримого очами? Милый друг, иль ты не слышишь, Что житейский шум трескучий — Только отклик искаженный Торжествующих созвучий? Милый друг, иль ты не чуешь, Что одно на целом свете — Только то, что сердце к сердцу Говорит в немом привете?

Бедный друг, истомил тебя путь…

Бедный друг, истомил тебя путь, Темен взор, и венок твой измят. Ты войди же ко мне отдохнуть. Потускнел, догорая, закат. Где была и откуда идешь, Бедный друг, не спрошу я, любя; Только имя мое назовешь — Молча к сердцу прижму я тебя. Смерть и Время царят на земле, — Ты владыками их не зови; Всё, кружась, исчезает во мгле, Неподвижно лишь солнце Любви.

Сологуб Федор Кузьмич (1863–1927)

Я любил в тебе слиянье…

Я любил в тебе слиянье Качеств противоположных: Глаз правдивых обаянье И обман улыбок ложных; Кротость девочки-подростка, Целомудренные грезы — И бичующие жестко Обличенья и угрозы; Сострадательную нежность Над поруганной рабыней — И внезапную мятежность Перед признанной святыней.

Предвестие отрадной наготы…

Предвестие отрадной наготы В твоей улыбке озарённой встречи, Но мне, усталому, пророчишь ты Заутра после нег иные речи. И я скольжу над вьюгой милых ласк Мечтой, привыкнувшей ко всем сплетеньям, И, не спеша войти в святой Дамаск, На перекрёстке медлю за куреньем. Ты подожди, прелестница, меня, Займись хитро сплетённою косою. Я в твой приют войду на склоне дня, Когда поля задремлют под росою. А ранним утром мне расскажешь ты, Смущённая, наивно хмуря брови, Что предвещают алые цветы, О чём пророчит знойный голос крови.

Люби меня ясно, как любит заря…

Люби меня ясно, как любит заря, Жемчуг рассыпая и смехом горя. Обрадуй надеждой и легкой мечтой И тихо погасни за мглистой чертой. Люби меня тихо, как любит луна, Сияя бесстрастно, ясна, холодна. Волшебством и тайной мой мир освети, — Помедлим с тобою на темном пути. Люби меня просто, как любит ручей, Звеня и целуя, и мой и ничей, Прильни и отдайся, и дальше беги. Разлюбишь, забудешь – не бойся, не лги.

Ты ко мне приходила не раз…

Ты ко мне приходила не раз То в вечерний, то в утренний час И всегда утешала меня. Ты мою отгоняла печаль И вела меня в ясную даль, Тишиной и мечтой осеня. И мы шли по широким полям, И цветы улыбалися нам, И, смеясь, лепетала волна, Что вокруг нас – потерянный рай, Что я – светлый и радостный май И что ты – молодая весна.

Тютчев Федор Иванович (1803–1873)

Не раз ты слышала признанье…

Не раз ты слышала признанье: «Не стою я любви твоей». Пускай мое она созданье — Но как я беден перед ней… Перед любовию твоею Мне больно вспомнить о себе — Стою, молчу, благоговею И поклоняюся тебе… Когда, порой, так умиленно, С такою верой и мольбой Невольно клонишь ты колено Пред колыбелью дорогой, Где спит она – твое рожденье — Твой безымянный херувим, — Пойми ж и ты мое смиренье Пред сердцем любящим твоим.

К. Б

Я встретил вас – и все былое В отжившем сердце ожило; Я вспомнил время золотое — И сердцу стало так тепло… Как поздней осени порою Бывают дни, бывает час, Когда повеет вдруг весною И что-то встрепенется в нас, — Так, весь обвеян духовеньем Тех лет душевной полноты, С давно забытым упоеньем Смотрю на милые черты… Как после вековой разлуки, Гляжу на вас, как бы во сне, — И вот – слышнее стали звуки, Не умолкавшие во мне… Тут не одно воспоминанье, Тут жизнь заговорила вновь, — И то же в нас очарованье, И та ж в душе моей любовь!..

Фет Афанасий Афанасьевич (1820–1892)

На качелях

И опять в полусвете ночном Средь веревок, натянутых туго, На доске этой шаткой вдвоем, Мы стоим и бросаем друг друга. И, чем ближе к вершине лесной, Чем страшнее стоять и держаться, Тем отрадней взлетать над землей И одним к небесам приближаться. Правда, это игра, и притом Может выйти игра роковая, Но и жизнью играть нам вдвоем. — Это счастье, моя дорогая.

Серенада

Тихо вечер догорает, Горы золотя; Знойный воздух холодает, — Спи, мое дитя. Соловьи давно запели, Сумрак возвестя; Струны робко зазвенели, — Спи, мое дитя. Смотрят ангельские очи, Трепетно светя; Так легко дыханье ночи, — Спи, мое дитя.

Шепот, робкое дыханье…

Шепот, робкое дыханье, Трели соловья, Серебро и колыханье Сонного ручья. Свет ночной, ночные тени, Тени без конца. Ряд волшебных изменений Милого лица. В дымных тучках пурпур розы, Отблеск янтаря, И лобзания, и слезы, И заря, заря!

Я пришел к тебе с приветом…

Я пришел к тебе с приветом, Рассказать, что солнце встало, Что оно горячим светом По листам затрепетало; Рассказать, что лес проснулся, Весь проснулся, веткой каждой, Каждой птицей встрепенулся И весенней полон жаждой; Рассказать, что с той же страстью, Как вчера, пришел я снова, Что душа все так же счастью И тебе служить готова; Рассказать, что отовсюду На меня весельем веет, Что не знаю сам, что буду Петь – но только песня зреет.

Фофанов Константин Михайлович (1862–1911)

Ты помнишь ли?

Ты помнишь ли: мягкие тени Ложились неслышно кругом, И тихо дрожали сирени Под нашим открытым окном… Всё тише заветные речи С тобою тогда мы вели И скоро блестящие свечи Рукой торопливой зажгли; Ты села к роялю небрежно, И всё, чем полна ты была, Чем долго томилась мятежно, — Все в звуки любви облекла; Я слушал безгрешные звуки И грустно смотрел на огни… То было пред днями разлуки, Но было в счастливые дни!..

Мы любим, кажется, друг друга…

Мы любим, кажется, друг друга, Но отчего же иногда От нежных слов, как от недуга, Бежим, исполнены стыда? Зачем, привыкшие к злословью, Друг друга любим мы терзать? Ужель, кипя одной любовью, Должны два сердца враждовать?

Твой гнев несправедлив…

Твой гнев несправедлив: в ревнивой укоризне Зачем вздыхаешь ты и плачешь отчего? Ведь если я живу – то для твоей же жизни, И сердце берегу – для сердца твоего. Вся радость, вся любовь души моей мятежной Родилась потому, что встретился с тобой. Чтоб грусть свою смирить – мне нужен взор твой нежный, Чтоб слух свой усладить – мне нужен голос твой… И, как цветок – луча, я жду твоей улыбки, Измученный борьбой унылой суеты. И, чтобы изменить прошедшего ошибки, Я должен веровать, что не изменишь ты.

Мне нужен свет любви твоей…

Мне нужен свет любви твоей,— Не омрачай меня сомненьем! Живешь ты жизнию моей, А я живу твоим волненьем. Над мрачной бездною скользя, Я не ищу земного счастья, Но жить без твоего участья — Как жить без сердца – мне нельзя!

Цветаева Марина Ивановна (1892–1941)

Мне нравится, что вы больны не мной…

Мне нравится, что вы больны не мной, Мне нравится, что я больна не вами, Что никогда тяжелый шар земной Не уплывет под нашими ногами. Мне нравится, что можно быть смешной — Распущенной – и не играть словами, И не краснеть удушливой волной, Слегка соприкоснувшись рукавами. Мне нравится еще, что вы при мне Спокойно обнимаете другую, Не прочите мне в адовом огне Гореть за то, что я не вас целую. Что имя нежное мое, мой нежный, не Упоминаете ни днем, ни ночью – всуе… Что никогда в церковной тишине Не пропоют над нами: аллилуйя! Спасибо вам и сердцем и рукой За то, что вы меня – не зная сами! — Так любите: за мой ночной покой, За редкость встреч закатными часами, За наши не-гулянья под луной, За солнце, не у нас над головами, — За то, что вы больны – увы! – не мной, За то, что я больна – увы! – не вами!

Под лаской плюшевого пледа…

Под лаской плюшевого пледа Вчерашний вызываю сон. Что это было? – Чья победа? — Кто побежден? Все передумываю снова, Всем перемучиваюсь вновь. В том, для чего не знаю слова, Была ль любовь? Кто был охотник? – Кто – добыча? Все дьявольски-наоборот! Что понял, длительно мурлыча, Сибирский кот? В том поединке своеволий Кто, в чьей руке был только мяч? Чье сердце – Ваше ли, мое ли Летело вскачь? И все-таки – что ж это было? Чего так хочется и жаль? Так и не знаю: победила ль? Побеждена ль?

Не любила, но плакала. Нет, не любила…

Не любила, но плакала. Нет, не любила, но все же Лишь тебе указала в тени обожаемый лик. Было все в нашем сне на любовь не похоже: Ни причин, ни улик. Только нам этот образ кивнул из вечернего зала, Только мы – ты и я – принесли ему жалобный стих. Обожания нить нас сильнее связала, Чем влюбленность – других. Но порыв миновал, и приблизился ласково кто-то, Кто молиться не мог, но любил. Осуждать не спеши! Ты мне памятен будешь, как самая нежная нота В пробужденьи души. В этой грустной душе ты бродил, как в незапертом доме. (В нашем доме, весною…) Забывшей меня не зови! Все минуты свои я тобою наполнила, кроме Самой грустной – любви.

Легкомыслие! – Милый грех…

Легкомыслие! – Милый грех, Милый спутник и враг мой милый! Ты в глаза мне вбрызнул смех, и мазурку мне вбрызнул в жилы. Научив не хранить кольца, — с кем бы Жизнь меня ни венчала! Начинать наугад с конца, И кончать еще до начала. Быть как стебель и быть как сталь в жизни, где мы так мало можем… – Шоколадом лечить печаль, И смеяться в лицо прохожим!

Только девочка

Я только девочка. Мой долг До брачного венца Не забывать, что всюду – волк И помнить: я – овца. Мечтать о замке золотом, Качать, кружить, трясти Сначала куклу, а потом Не куклу, а почти. В моей руке не быть мечу, Не зазвенеть струне. Я только девочка, – молчу. Ах, если бы и мне Взглянув на звезды знать, что там И мне звезда зажглась И улыбаться всем глазам, Не опуская глаз!

Мы с Вами разные…

Мы с Вами разные, Как суша и вода, Мы с Вами разные, Как лучик с тенью. Вас уверяю – это не беда, А лучшее приобретенье. Мы с Вами разные, Какая благодать! Прекрасно дополняем Мы друг друга. Что одинаковость нам может дать? Лишь ощущенье замкнутого круга.

На солнце, на ветер, на вольный простор…

На солнце, на ветер, на вольный простор Любовь уносите свою! Чтоб только не видел ваш радостный взор Во всяком прохожем судью. Бегите на волю, в долины, в поля, На травке танцуйте легко И пейте, как резвые дети шаля, Из кружек больших молоко. О, ты, что впервые смущенно влюблен, Доверься превратностям грез! Беги с ней на волю, под ветлы, под клен, Под юную зелень берез; Пасите на розовых склонах стада, Внимайте журчанию струй; И друга, шалунья, ты здесь без стыда В красивые губы целуй! Кто юному счастью прошепчет укор? Кто скажет: «Пора!» забытью? – На солнце, на ветер, на вольный простор Любовь уносите свою!

Электронная книга издана «Мультимедийным Издательством Стрельбицкого», г. Киев. С нашими изданиями электронных и аудиокниг Вы можете познакомиться на сайте -book.com.ua. Желаем приятного чтения! Пишите нам: audio-book@ukr.net

Оглавление

  • Анненский Иннокентий Фёдорович (1855–1909)
  •   Среди миров, в мерцании светил…
  •   Небо звездами в тумане не расцветится…
  • Бальмонт Константин Дмитриевич (1867–1942)
  •   Я люблю тебя больше, чем Море, и Небо, и Пение…
  •   «Люби!» – поют шуршащие березы…
  •   Она пришла ко мне, молчащая, как ночь…
  • Баратынский Евгений Абрамович (1800–1844)
  •   Она
  •   Когда, дитя и страсти и сомненья…
  •   О, верь: ты, нежная, дороже славы мне…
  • Белый Андрей (1880–1934)
  •   Был тихий час. У ног шумел прибой…
  •   Далёкая, родная…
  • Блок Александр Александрович (1880–1921)
  •   Одной тебе, тебе одной…
  •   Она молода и прекрасна была…
  •   Я помню нежность ваших плеч…
  •   Прошли года, но ты – все та же…
  •   Скрипка стонет под горой…
  •   Так окрыленно, так напевно…
  •   Я не звал тебя – сама ты…
  •   Грустя и плача и смеясь…
  • Брюсов Валерий Яковлевич (1873–1924)
  •   Из письма
  •   Женщине
  •   Я люблю…
  • Волошин Максимилиан Александрович (1877–1932)
  •   В эту ночь я буду лампадой…
  •   Любовь твоя жаждет так много…
  • Вяземский Петр Андреевич (1792–1878)
  •   Любить. Молиться. Петь…
  •   Моя вечерняя звезда…
  • Григорьев Аполлон Александрович (1822–1864)
  •   Твои движенья гибкие…
  •   Я ее не люблю, не люблю…
  • Есенин Сергей Александрович (1895–1925)
  •   Я помню, любимая, помню…
  •   Заметался пожар голубой…
  •   Дорогая, сядем рядом…
  • Жуковский Василий Андреевич (1783–1852)
  •   Мой друг, хранитель-ангел мой…
  •   Песня
  • Лермонтов Михаил Юрьевич (1814–1841)
  •   Она поет – и звуки тают…
  •   Раскаянье
  •   К портрету
  •   Как небеса, твой взор блистает…
  • Мережковский Дмитрий Сергеевич (1865–1941)
  •   Молчание
  •   Любовь-вражда
  • Надсон Семен Яковлевич (1862–1887)
  •   В тени задумчивого сада…
  •   Не вини меня, друг мой, – я сын наших дней…
  •   Романс
  •   Не принесет, дитя, покоя и забвенья…
  •   Если любить – бесконечно томиться…
  • Некрасов Николай Алексеевич (1821–1878)
  •   Когда из мрака заблужденья…
  •   Я не люблю иронии твоей…
  •   Так это шутка? Милая моя…
  •   Мы с тобой бестолковые люди…
  •   Прости
  • Плещеев Алексей Николаевич (1825–1893)
  •   Тебе обязан я спасеньем…
  •   Элегия
  •   Смотрю на нее и любуюсь…
  • Полонский Яков Петрович (1819–1898)
  •   Последний разговор
  •   Поцелуй
  •   Когда, заботами иль злобой дня волнуем…
  •   Любви не боялась ты, сердцем созревшая рано…
  • Пушкин Александр Сергеевич (1799–1837)
  •   Я помню чудное мгновенье…
  •   Я вас любил: любовь еще, быть может…
  •   Простишь ли мне ревнивые мечты…
  •   Когда в объятия мои…
  •   Красавица
  • Ростопчина Евдокия Петровна (1811–1858)
  •   На прощанье…
  •   Не верю вам!
  •   Тебе одному…
  •   Когда б он знал…
  • Северянин Игорь (1887–1941)
  •   Вернуть любовь
  •   Стансы
  •   Сонет
  •   Почему бы не встречаться…
  • Случевский Константин Константинович (1837–1904)
  •   Возьмите все – не пожалею…
  •   Не доверяй волшебным снам…
  •   Я ласкаю тебя, как ласкается бор…
  •   Я люблю тебя, люблю неудержимо…
  • Соловьев Владимир Сергеевич (1853–1900)
  •   Потому ль, что сердцу надо…
  •   Вижу очи твои изумрудные…
  •   День прошел с суетой беспощадною…
  •   Нет вопросов давно, и не нужно речей…
  •   Милый друг, не верю я нисколько…
  •   Милый друг, иль ты не видишь…
  •   Бедный друг, истомил тебя путь…
  • Сологуб Федор Кузьмич (1863–1927)
  •   Я любил в тебе слиянье…
  •   Предвестие отрадной наготы…
  •   Люби меня ясно, как любит заря…
  •   Ты ко мне приходила не раз…
  • Тютчев Федор Иванович (1803–1873)
  •   Не раз ты слышала признанье…
  •   К. Б
  • Фет Афанасий Афанасьевич (1820–1892)
  •   На качелях
  •   Серенада
  •   Шепот, робкое дыханье…
  •   Я пришел к тебе с приветом…
  • Фофанов Константин Михайлович (1862–1911)
  •   Ты помнишь ли?
  •   Мы любим, кажется, друг друга…
  •   Твой гнев несправедлив…
  •   Мне нужен свет любви твоей…
  • Цветаева Марина Ивановна (1892–1941)
  •   Мне нравится, что вы больны не мной…
  •   Под лаской плюшевого пледа…
  •   Не любила, но плакала. Нет, не любила…
  •   Легкомыслие! – Милый грех…
  •   Только девочка
  •   Мы с Вами разные…
  •   На солнце, на ветер, на вольный простор… Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg

    Комментарии к книге «100 шедевров русской лирики», Антология

    Всего 0 комментариев

    Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!

    РЕКОМЕНДУЕМ К ПРОЧТЕНИЮ

    Популярные и начинающие авторы, крупнейшие и нишевые издательства