«Давид Сасунский»

Лев-Мгер богатырь был родом таков:

Сасуном владел он сорок годов.

Столь грозен был Мгер, что птице чужой

Не взлететь при нем над его страной.

От Сасунских гор и в дальний предел

О славе его слух страшный гремел, -

Что велик ишхан [князь], всем смелым пример.

На тысячи уст был один Лев-Мгер.

Так, грозный, как, лев, соседям на страх,

Он князем сидел в Сасунских горах,

Целых сорок лет, – и за сорок лет

Не молвил он «ах!» ничему в ответ.

Впервые теперь, как старость пришла,

В бесстрашную грудь кручина вползла,

Стал думать старик все думы одни:

«Настали маи осенние дни.

В плен к черной земле итти мне черед -

А слава моя, словно дым, пройдет,

Страх минет, и слух замрет обо мне

В пустынной моей и сирой стране.

Встанут каджей тьмы, встанут дэвов тьмы…

Кого ж назовем наследником мы,

Кто бы поднял меч, защитил Сасун?..»

Так думал в тоске бездетный горюн.

Раз сидел он, хмур, головой поник,

И виденьем вдруг был смущен старик:

С небес огневой спорхнул херувим -

Стопы в облаках – и предстал пред ним.

«Блажен, исполин, сасунский старик!

Престола небес твой голос достиг.

Бог даст, у тебя народится сын,

Но одно лишь знай, о гор властелин:

В тот же день судьба свершиться должна -

Умрете – и ты, и твоя жена».

«Будь воля его! – Мгер молвил тотчас, -

Как для смерти мы, так и смерть для нас.

Коль наследник есть – тогда человек

Потомством своим бессмертен вовек»,

Благовестник вновь в пыланье огня

Отлетел в лазурь, и с этого дня

Через девять лун и девять часов

Сын Мгеру был дан, в исполненье слов.

И львенку дает он имя – Давид,

И брата призвать, Огана, спешит.

Он сына и край ему поручил

И вместе с женой навек опочил.

А в Мсыре в тот век, могуч и велик,

Престол занимал царь Мысрамелик.

Услыхав, что Мгер ныне взят землей,

На горный Сасун он пошел войной.

Стал Оган-Горлан от страха чуть жив,

Он встречал врага, главу обнажив,

Стал молить его, припадал к ногам:

«Ты будь, – говорил, – владыкою нам!

Доколь под тобой суждено нам жить,

Будем дань платить и верой служить, -

Лишь ты пощади, не громи наш край,

Лишь сладким на нас ты оком взирай»,