«О Раю, Раю»

229

Описание

Кекова Светлана Васильевна родилась на Сахалине, окончила филфак Саратовского государственного университета. Автор тринадцати поэтических сборников и нескольких литературоведческих книг, в том числе посвященных творчеству Николая Заболоцкого и Арсения Тарковского. Стихи Светланы Кековой переводились на многие европейские языки. Лауреат нескольких литературных премий. Доктор филологических наук, профессор кафедры гуманитарных дисциплин Саратовской государственной консерватории. Живет в Саратове.



Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

О Раю, Раю (fb2) - О Раю, Раю (Стихи, поэмы) 136K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Светлана Васильевна Кекова

Светлана Кекова О РАЮ, РАЮ

* * *

От всех домов, в которых я жила, от дивных рек, где рыбы молча плыли, остались угли, пепел и зола и тонкий слой какой-то влажной пыли. Мне некого и не в чем упрекать: хранится время в виде мелких гранул. Но есть такое право — окликать и тех, кто жив, и тех, кто в вечность канул. Зарос осокой бывший райский сад, и где-то меж сосной и остролистом две странных рыбы над землёй висят, и бьют они хвостами в небе мглистом.

* * *

Ирине Евсе

Полосатый шмель пролетит, как пуля, задевая волосы у виска… Под шатром ореха в конце июля время строит домики из песка. Тем, кто в них поселится, — не до смеха: вдруг нахлынут волны — и рухнет дом. Но в который раз под шатром ореха мы сидим, смеёмся и чуда ждём. На столе — вина золотые грозди, помидоры, персики и арбуз, а в планшете — новости, словно гвозди, выбирай — на вес, сортируй — на вкус. И один из нас, гражданин эпохи, отдыхать с опалённым уйдёт виском, и оса, со стола собирая крохи, перетянет талию пояском.

* * *

Андрею Дмитриеву

Жил в краю, где волн и неба много, человек в короне мудреца с внешностью языческого бога или ассирийского жреца. Но когда настало лихолетье и с ножом пошёл на брата брат, стало время огненною клетью, он сказал: «Я в этом виноват». В сумрачной пещере Карадага, среди скал, где гром идёт на гром, пламенными буквами бумага покрывалась под его пером. Светлый Ангел в одеянье тонком, тронув ткань волошинской строки, укреплял и нас, его потомков, в дни гражданской смуты и тоски.

Огонь вещей

И когда коротали мы ночи недужные, появлялись какие-то вещи ненужные — пузырьки, и бутылки, и пыль на будильнике, банка кильки в томате в пустом холодильнике и розетка с застывшим вареньем малиновым, и сундук с ароматом своим нафталиновым, и какие-то колбочки, баночки, пробочки, и случайно рассыпанный мак из коробочки. Мы отмечены были тоской одинаковой, коронованы серой коробочкой маковой, а в коробочке этой на самом на донышке копошились какие-то мелкие зёрнышки. И когда ты рукою нечаянно взмахивал, то коробочку мака нечаянно встряхивал, и в звучании странном, в шуршании, шелесте нам мерещились духи соблазна и прелести. Заслоняли и прятали духи лукавые то, что было овеяно светом и славою, называли любовь чепухой и бирюльками и клубились над нами, как пар над кастрюльками, но хотели, в пространство протиснувшись тесное, чтоб за воинство их принимали небесное. Мы тогда перепутали тьму и свечение, пункт отбытия в вечность и пункт назначения, выбирая свободу от всякого бремени, мак рассыпанный сделали символом времени. И тогда мы узрели, что в глиняном чайнике, и в кувшине стеклянном, и в каменном прянике, в этажерке, в буфете, в салфетке для столика и в бутылке — неверной жене алкоголика, в одеяле верблюжьем и в стоптанных тапочках, в блюдцах, чашках и мыльницах, в ковриках, тряпочках, в их фактуре, структуре, в их нежной материи совершаются взрывы, миракли, мистерии, в глубине их огонь негасимый скрывается, и над ними дымок, словно змей, извивается.

Фотография

В суматохе, и шуме, и гаме искупались в пыли воробьи. Заболоцкий в очках и пижаме тихо думает думы свои. Он сидит, как в больничной палате, у окна и не смотрит на нас, но от ангела в белом халате не отводит встревоженных глаз. Да, Лодейников был на свободу им отпущен — обманщик и лжец, отвратительных таинств природы соглядатай и тайный певец. Но ведь есть и другие поступки — ведь не зря же он Богом храним! …И Мадонна в цигейковой шубке на вокзале замечена им.

* * *

Отправляясь молча для разборки в ад, в его разинутую пасть, поскользнуться на арбузной корке и на городской асфальт упасть. И увидеть очертанья рая — этот заповедный материк, и лежать в пыли, благословляя данный Богом перед смертью миг.

* * *

Тихону Синицыну

Вот к насекомому далай-ламе движется подданных легион: бывшие гусеницы с крылами, мухи, ставшие вдруг орлами, жук, и кузнечик, и скорпион. Что это значит в контексте лета, в час появления саранчи, для начинающего поэта, в Книге Закона или Завета в слове открывшего икс-лучи? Как же он рад своему открытью! Видит он в слове парад планет… Но, подчиняясь сему событью, вырвавшись в мир, с небывалой прытью снова летит саранча на свет. Всё, что скажу я, звучит фальшиво — но почему-то душа болит, и между веток паук, как Шива. тонкими лапами шевелит.

Цикада

Тополь, житель соседского сада, ночью выглядит как саудит, а в его одеянье цикада пилит сук, на котором сидит. Этот звук мне напомнил другую жизнь в системе иных величин — и волну безнадёжно тугую, и тоску без весомых причин. Пыль казалась похожей на перхоть, в сердце прятался маленький ад, и хотелось уехать, уехать от безумного треска цикад. Кровь хлестала из каменной вены, и, как некий цветок, вырастал в зоне смерти, любви и измены диких слов безупречный кристалл. А в кристалле, как в образе ада, размышляя о зле и добре, в бороде у Иуды цикада тихо в лунном спала серебре.

* * *

Две невинных бабочки-малолетки превратятся скоро в прекрасных дев. Богомол зелёный сидит на ветке, пару тонких лап к небесам воздев. Муравей молчит и глаза таращит, чтоб прочесть иероглифы «ян» и «инь», а рыбак из озера невод тащит, там танцуют щука, судак и линь. А иная рыба мелка, как сдача, — потому не тратит он лишних слов… Но его добыча — моя удача, а моя удача — плохой улов. За пристрастье к этим опасным темам на меня сомненье, как тень, легло, и какой-то мелкий воздушный демон к стрекозе приладил своё седло. Он — лихой наездник с картины Босха с кнутовищем, сделанным из лозы, он летит на солнце… Но мягче воска крылья этой маленькой стрекозы.

* * *

Девочка с плетёною корзинкою в гору поднимается с трудом там, вдали, за речкой Верхозимкою, где стоит один знакомый дом. Этот постаревший дом заброшенный никого не пустит на постой, даже если некий гость непрошеный выкосит траву и сухостой. Образа давно из дома вынесли, красный угол превратился в прах, умерла хозяйка, дети выросли, как трава весной на пустырях. — Вы о прошлом ничего не знаете или, может, не хотите знать… Дом похож на остров в море памяти. Как найти его и как назвать?

* * *

У безжизненных скал Карадага бьётся в берег живая волна — и становится пламенем влага, и становится кровью луна. В диком вое, и плаче, и стоне Божий глас различив вдалеке, Макс Волошин в холщовом хитоне держит посох в бессильной руке.

* * *

Я столько раз подходила к краю бездонной пропасти, столько раз спокойно думала: «Умираю, уже никогда не открою глаз». О Ра́ю, Ра́ю, прекрасный Ра́ю, куда ты скрылся навек от нас? Растёт у речки трава осока, видны калужницы завитки… Как равнодушно и как жестоко касалось сердце твоей руки! О Ра́ю, Ра́ю, о свет востока, как твои отблески далеки! Покуда страсть не даёт последствий, не возжигает своих костров, я постигаю причины бедствий и вижу призраки катастроф. О Ра́ю, Ра́ю, о, весть о детстве — душа, и тело моё, и кров.

Оглавление

  • * * *
  • * * *
  • * * *
  • Огонь вещей
  • Фотография
  • * * *
  • * * *
  • Цикада
  • * * *
  • * * *
  • * * *
  • * * * Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg

    Комментарии к книге «О Раю, Раю», Светлана Васильевна Кекова

    Всего 0 комментариев

    Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!

    РЕКОМЕНДУЕМ К ПРОЧТЕНИЮ

    Популярные и начинающие авторы, крупнейшие и нишевые издательства