«В глубине времён»

302

Описание

отсутствует



Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

В глубине времён (fb2) - В глубине времён (Стихи, поэмы) 138K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Светлана Васильевна Кекова

Светлана Кекова В ГЛУБИНЕ ВРЕМЁН

Шмель пирует в самой сердцевине

Розы четырёх координат.

Арсений Тарковский.

* * *

Стрекозы, крыльями шурша, восходят вверх в струях эфира. да не пленят тебя, душа, парча и шёлк земного мира. Стволы дорических колонн, дожди и ласки проливные… Да не возьмут тебя в полон, душа моя, цари земные. Тебе предложен рай и ад, и лес в языческом убранстве, где роза трёх координат не умещается в пространстве. И ты не спи, душа моя, иди неведомой дорогой, и, мир на тень и свет двоя, устами уст его не трогай.

Великие эпизоды из жизни пчёл

памяти Инны Лиснянской

1
…Адама охватило ликованье, когда он Книгу Бытия прочёл. Он ввёл в простую ткань существованья, а, может быть, и в ткань повествованья фрагмент из жизни медоносных пчёл. Предмет и слово были для Адама единой сутью. Он не различал двух планов жизни, двух её начал, тревожных и простых, как звук тамтама. Адам следил за тем, как из дупла таинственные пчёлы вылетали, рассматривал какие-то детали, которыми украшена пчела: вот усики, вот лапки, вот крыла, вот хоботок подвижный — и так дале. Роились непонятные слова вокруг Адама; жалили, жужжали, но каменные ждали их скрижали — там, на Синае, в глубине времён, где он, Адам, грехом своим пленённый, был смертным мёдом жизни опьянён…
2
Как странно сотворён пчелиный рой! Он на роман похож или на повесть, где некий собирательный герой пыльцой цветов свою врачует совесть. Он пьёт нектар, как олимпийский бог, и чёрной не боится он работы, и душу, что отдал ему цветок, спокойно запечатывает в соты. Пчелиный рой, как некий рай, возрос в долине между Тигром и Евфратом, он жив работой восковых желёз, он распылён — и неделим, как атом. А в медоносном улье словаря живут слова — узоры и заря, гора и горе, зло, зола и злато, цветок и ветка, око и окно… И бездна, презирающая дно, вновь на Адама смотрит виновато.
3
Мы спать хотим. Но кто из нас поймёт, когда и где мы собирали мёд — в оврагах, ямах, на местах открытых, с каких цветов — целебных, ядовитых, с подсолнухов, крапивы, чабреца? Мы спать хотим. На нас цветов пыльца. Мы спать хотим. Растёт сорочья пряжа, готовятся вьюнок и лебеда губить посевы. Сладкая поклажа пчеле бывает в тягость иногда. Мы спать хотим, но если мы уснём, то кровь Адама загустеет в венах. и кто ему шепнёт, что высыхает днём роса на перуанских хризантемах?
4
Разоривший таинственный улей, на каких ты скрижалях прочёл, что сегодня навеки уснули в доме тысячи девственных пчёл? Расторопные слуги убиты… Кто их бедную честь защитит? Молодая царица без свиты над цветущей поляной летит. В эти дни мирового разлома как узнать мне — кто силой возьмёт все сокровища царского дома — воск, пыльцу, созревающий мёд?

* * *

Как рыбы попадаются в пагубную сеть и как птицы запутываются в силках, так сыны человеческие уловляются в бедственное время, когда оно неожиданно находит на них.

Эккл. 9, 12
1

Ирине

Будем, знать, что прошлое отцвело. Будем прятать голову под крыло. Отсияв, отмучившись, отплясав, будем есть похлёбку, как ел Исав. Был Исав искуснейший зверолов, а Иаков был — человек шатра. Мы когда-то в детстве любили плов, веселились — я и моя сестра. Веселились — а надо бы нам кричать, призывать Тебя, чтобы Ты, Господь, положил на наши сердца печать и ржаного хлеба нам дал ломоть. И хотя я имя Твоё с утра призываю, и с Ним погружаюсь в сон, но похлёбку варит моя сестра, и в пустых полях высевает лён. И когда в лугах, на полях, в лесах голубые звёзды начнут цвести, я шепну с надеждой: «Смотри, Исав, как Иаков тебе говорит: „Прости!“»
2

Настеньке

Задыхаясь, солнце во тьму спешит, нет земных морщин на его лице. А под ним колхидский цветёт самшит высоко в горах, на реке Цеце. Было время плакать и время петь, было время ночи — но вспыхнул свет. А вода, огонь, серебро и медь — это тлен и прах, суета сует. Знаю, слово мудрого — гвоздь, игла, ты к сухому дереву пригвождён. потому что смертная тень легла на любого, кто от жены рождён. Как же ты нам близок, Экклезиаст, ибо мы забыли давно о Том, Кто придёт и руку тебе подаст, Кто шеол и смерть победит Крестом. Наступает, видимо, время «икс». Ходит вечность в вывернутой дохе. И идёт форель по реке Курджипс, чтобы в сеть попасть на реке Пшехе.

* * *

дочери Маше

Пережитки быта небогатого — деревянных домиков уют… Голуби на улочках Саратова крошки хлеба чёрствого клюют. Полон воздух запахами пьяными: месяц май взошёл на пьедестал. Праздник любования каштанами, словно день прозрения, настал. В книге жизни сбита рубрикация… Что осталось? Только ночь и день, жёлтая и белая акация, белая и сизая сирень. Пьёт японец крепкий чай без сахара, скучный, как роман Эжена Сю, и цветёт классическая сакура где-то там, на острове Хонсю.

* * *

дочери Лене

…умирает осень, от ветра скрипит калитка, и цветёт на клумбе последняя маргаритка, и висит на ветке яблочко с червячком, повернувшись к солнцу мёрзлым своим бочком. Облака плывут, похожие на овечек. Появился в мире маленький человечек. Дома ждут младенца глаженые пелёнки, пузырёк зелёнки, и Лик именной иконки, и в углу лампадка, и маленькая кроватка, и грядущей жизни тайнопись и загадка…

* * *

Саше Лобычеву

Болит у тополя голова — он будет листвой шуметь… И если всё же мои слова не олово и не медь, и если вправду мои стихи — признанье моей вины, и если будут мои грехи действительно прощены, то, значит, в будущем стану я потоком, текущим с гор, поскольку всё-таки жизнь моя не только словесный сор. Когда-нибудь — ты меня прости — я снова к тебе приду, я буду в зарослях слов цвести, как роза в чужом саду, я буду новые песни петь некстати и невпопад, и буду в воздухе я висеть, как ангел и водопад…

* * *

В конце семидесятых, В объятиях зимы, Скатёрку — всю в заплатах — На стол стелили мы. И, отутюжив блузку, Закрыв на ключ альков, Готовили закуску Из плавленых сырков. Да, был сюжет альковный Искусно утаён… Зато салат морковный И торт «Наполеон» Стол украшали бедный — И я, тебя обняв, Ждала, что нам целебный Поможет чай из трав. А снег летел и таял В пространстве за окном, И ты пластинку ставил, Где пелась песнь о том, Что всё на свете минет — И мука, и любовь, Что друг тебя покинет, Что кровь твоя остынет, Твоя остынет кровь. Пел трагик, вторил — комик, Огонь свечи дрожал. А на скамейке томик Тарковского лежал.

Оглавление

  • * * *
  • Великие эпизоды из жизни пчёл
  • * * *
  • * * *
  • * * *
  • * * *
  • * * * Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg

    Комментарии к книге «В глубине времён», Светлана Васильевна Кекова

    Всего 0 комментариев

    Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!