«Боги Древнего Египта»

Боги Древнего Египта (fb2) - Боги Древнего Египта 400K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Филипп Алигер

Филипп Алигер Боги Древнего Египта

Часть 1 Атум-Ра. Сотворение мира

Когда-то давно, миллионы столетий назад, На месте лесов и пустынь, континентов и стран Был Хаос. – И если б открылся он вашим глазам, Явил бы без края, без дна и без волн океан. Где ныне пульсирует жизнь от зари до зари, Где время – всего лишь песок у пространства в плену, Был Хаос. – И если б там было кому говорить, Безрадостный тот океан назывался бы Нун… Ни солнца, ни света – одна непроглядная мгла, Скопление темных, пустых, обездвиженных вод. Ни рябь не бежала по ним, ни ладья не плыла, — Ладью и построить-то некому было… Но вот Однажды свершилось великое чудо: возник Из Хаоса Бог и вскричал громогласно: «Я есть! Я Атум. О, славься же, славься, рождения миг! Я миру принес всеблагую, счастливую весть, О том, что его сотворю – сей же час!» И тогда, Вняв Слову, что было похоже на первый глоток, Вокруг ожила, забурлила, взыграла вода!.. — Но вскоре она превратилась в свирепый поток, Грозя унести с собой бога… – Где жизнь, там и смерть. О, сколь преждевременным был бы подобный размен! «Создам-ка я землю», – решил Он, и выросла твердь, Прекраснейший холм, что у древних зовется Бен-Бен. Воссев на холме, подперевши щеку кулаком, Задумался Атум о том, что еще сотворить… — «Конечно же, новых богов!.. – Знать бы только, в каком Нуждается боге вселенная… Может ли быть Им бог плодородия? – Вряд ли… Ведь нет ни полей, Ни злаков… Нет даже простейших орудий труда, Как, впрочем, и тех, кто работать бы мог на земле… — Когда-нибудь я сотворю это всё, не беда, — Сперва ж позабочусь о более важных вещах: Рожу́ бога ветра и воздуха, славного Шу, Чтоб вновь не застыл мировой океан, не зачах В безветрии. Также явиться на свет попрошу Богиню воды и стихию свою обуздать Навеки. Пускай будет львиной ее голова, А имя ей будет Тефнут. – Вот тогда благодать На мир снизойдет! Пусть богиня с бесстрашием льва Стоит на защите порядка, как доблестный страж. За это дарую ей имя второе – Маат». Что ж, сказано – сделано: Атум, почуяв кураж, Исторг себе в рот свое семя… – И вот результат: Он выплюнул Шу и Тефнут в тот же миг изрыгнул, И Ка[1] в них вдохнул он!.. Однако по-прежнему мрак Окутывал землю, и не было света, и Нун Детей новоро́жденных спрятал во мраке… – О, как Отец горевал! Как искал он, как звал он детей! Ответом сплошное безмолвие было ему… Три тысячи лет он рыдал, ожидая вестей, Три тысячи слез проливал ежедневно во тьму. — Всё тщетно! – Тогда, окончательно духом упав, Он вырвал свой глаз и воззвал к нему: «Око мое! Ступай в Океан, приведи мне детей, что, пропав, Исконного смысла лишили мое бытие. — И крикнул вдогонку, – не смей возвращаться, пока Не сыщешь!» И Око отправилось в путь… – Атум ждал… Вновь падали слезы во тьму, и тянулись века. Так семь тысяч лет, ожидая вестей, он рыдал… — Вотще! – И тогда безнадежья обрушился вал Девятый… Уверившись в худшем, воскликнул Творец: «О горе мне! Мало того что детей потерял, Вдобавок остался без глаза!» Устав наконец В тоске пребывать, подобрал он комочек земли И новое око слепил… И, едва пустоту Глазницы восполнил, мгновенно услышал вдали Восторженный смех… – это старое Око мечту Создателя осуществило: Тефнут отыскав И Шу обнаружив, теперь их домой привело. Ликуйте ж! Покинула сердце страдальца тоска, Разгладилось бывшее хмурым столь долго чело! Однако, увидев замену на месте своем, Разгневалось Око: «Не я ли по воле твоей Века напролет бороздило шальной водоем? Не я ли искало во мраке пропавших детей?! — И вот благодарность!..» – И вымолвил Атум в ответ: «Не гневайся, Око, тебя я на лоб помещу. Взирать на вселенную сможешь оттуда…» – «Ну нет! Ты смерти достоин, измены твоей не прощу!» И Глаз превратился в ужасную кобру, грозя Ужалить в то самое новое око!.. Но бог, Ничуть не смутившись, змею окаянную взял, Себе на чело водрузил и сказал, многоок: «Отныне ты будешь богиней-змеей Уаджит. Меня самого и законы великой Маат От бед охраняя, ты станешь нам верно служить, Пылающим взором врагов низвергая в Дуат!..» — С тех пор головные уборы богов и царей Увенчаны знаком могущества в виде змеи — То символ, который у древних зовется Урей… — На этом, однако, отнюдь не закончил свои Деяния Атум, поскольку кромешная тьма Всё так же довлела над миром… Страшась, что опять Завертится вихрем тревожных времен кутерьма, Зиждитель решил воплотиться в светило – принять Обличие. Форму… — И вырос из водных пучин Сияющий лотос, и был он белее пера Лебяжьего… и распустился… – Расправив лучи Вознесся на небо бог солнца по имени Ра! Взлетев, точно сокол, узрев окружающий мир, Залился слезами от радости солнечный бог. Те слезы упали на землю и стали людьми. О, славься, наш общий Отец! В светлый день Ты изрек: «Я Атум, я Ра, я Амон, я и Хепри, и Птах. Какое бы ни было имя людьми мне дано, Покуда я есть, всё на правильных будет местах. Пусть старый мой Глаз будет Солнцем, а новый – Луной». И зажили сча́стливо боги и люди! Тефнут И Шу поженились и вскоре родили детей: Богиню небесную, высокочтимую Нут, И бога земного по имени Геб. В животе Родимом те двое сплелись воедино – они Так сильно любили друг друга, что даже на свет Явились в объятиях крепких – поди разними! — Поэтому первую сотню-иль-тысячу лет Земная постель и небесный покров меж собой Не знали преграды и были едины… Как вдруг Узнал Геб о том, что творится ужасный разбой, Что Нут поедает детей своих – звезды… – Супруг Вспылил, разъярился! В сердцах окрестил он жену Свиньей, пожирающей бедных своих поросят! Обиды такой не стерпела прекрасная Нут: «Когда приползешь ты на брюхе, прощенья прося, То будешь оплеван!»…О, боги! Чудовищней ссор Еще не случалось на свете… – Прогневался Ра, Позвал к себе Шу и сказал: «Прекрати их раздор. Не могут жить вместе – пускай живут порознь! Ветра Свои подыми и навечно глупцов разлучи.» Послушался Шу: взвыли смерчи, взревели шторма, Обрушились громы, и молний сверкнули мечи!.. — Осталась от крепких объятий одна бахрома — Тряпье облаков, – и отпрял небосвод от земли! Зазубрились горы, оформились материки, Широкие реки по ним в океан потекли, И вот уже птицы запели в садах – вопреки Безликому Хаосу!.. Люди спустились с холма Бен-Бен, разбрелись по долинам, освоили Нил И стали возделывать землю и строить дома… И всё это время в своих песнопеньях они Без устали превозносили великих богов: Могучего Атума-Ра и потомков его!.. Шел век золотой – то чудеснейший был из веков: Союз меж людьми и богами достиг своего Расцвета. – Согласно и дружно жилось им тогда. Росла Ойкумена, не ведая дна и вершин. От язв энтропии почти не осталось следа. — …Засим демиург эманацию и завершил.

Часть 2 Тот. Игра в сенет

Превеликое множество душ, воплощений, имен И обличий у древних богов… – Посмотрите на небо: По широкой воздушной реке лучезарный Амон В светоносной ладье проплывает над вотчиной Геба. На закате ладья опускается в Царство теней, И на мир опускается ночь… А наутро, взгляните, Бог восхода по имени Хепри, как жук-скарабей, Пред собою толкает пылающий шар и, в зените, Отдает его Ра. И несет его Ра на руках И вручает всесильному Атуму, богу заката. Наконец засыпает бог солнца в бутоне цветка Белоснежного лотоса – там, где родился когда-то. Отчего ж по прошествии ночи свой вычурный цвет Обретает заря? – Цвет утробной пролившейся крови… — Оттого, что теленка златого рождает на свет Достославная Нут, воплотившись в Небесной Корове. — Мехет Урт ее имя. – А солнце, бычок золотой, Подрастает к полудню и делится жизненной силой С небом-матерью – вечно прекрасной, всегда молодой И в вечернюю пору неправдоподобно красивой! Забеременев, Нут поглощает супруга-быка, Чтоб затем возродить его с новой чудесной зарею… Но взгляните на это иначе: с утра в облака Поднимается сокол Харвер и парит над землею. Правый глаз его – Солнце, а левый – дурнушка Луна… И в серебряной лодке Луну через небо ночное Вместе с душами смертных, дождавшихся вечного сна, Бог познанья и мудрости Тот перевозит в иное, Запредельное царство… Велик и могуществен Тот! Голова его – ибиса, тело его – человека. Это он изобрел геометрию, письменность, счет; Это он покровитель наук и искуснейший лекарь; Это он обучил нас ремеслам и магии; он Защищает в загробном суде искушенные души… Мы и лет не считали, покуда им не был введен Календарь. О, лихой звездочет, книгочей и придумщик! Сколь хитро́ и находчиво лунный и солнечный год Поделил он на дни, как круги на сегменты: по триста Шестьдесят для луны и для солнца. Да здравствует Тот! — Просвещения первый маяк, справедливости пристав! Посмотрите же, как за зарею приходит заря, Как величествен мир! Сквозь века проплывают светила; Торжество и гармония в сферах небесных царят. Слава силе, которая нас в эту жизнь посвятила! О, великие боги!.. Но что с вами сталось с тех пор, Как велел отлучить небеса от земли Всемогущий? — Ежеутренне Нут исполняет его приговор И возносится ввысь. – Но от этой огромной, гнетущей Высоты начинает кружиться у ней голова; Тут отец ее, шустрый бог ветра, на помощь приходит: Тело дочери держит он днем на руках, а едва Добирается Солнечный Ра до подземных угодий, Шу, тайком от него, опускает красавицу Нут На земную постель, возвращая в объятия Геба… А случается так, что и мать ее, львица Тефнут, Помогает супругу поддерживать шаткое небо. — К сожалению, ноша сия чересчур тяжела! Очень скоро Тефнут устает. От усталости – плачет… Но недаром! Ведь слезы – все те, что она пролила, — Превратились в цветы! Так беда обернулась удачей. …Но проведал однажды бог солнца, что Нут по ночам, Несмотря на запрет, продолжает сожительство с мужем. — От нахлынувшей ревности пламенный Ра осерчал, Преисполнился злобы и всею душой занедужил! — «Как могла ты ослушаться! Думала, я не найду Наказания?.. – Знай же, рожать ты отныне не сможешь! Ни единого дня я тебе не оставлю в году — Проклинаю их все! Позабудь о супружеском ложе.» Опаленная гневом, взмолилась несчастная Нут О пощаде: «Мой Бог! Наказание слишком сурово!..» Непреклонен был Ра и, лицо от нее отвернув, Удалился; и небо окрасилось краской багровой. «Что же делать?! – вскричала богиня, оставшись одна. — Как мне жить, никогда уже больше детей не рожая?..» Между тем проплывала, сияя, по небу Луна; С нею – Тот. – Он извечно Луну до зари провожает. Увидал он страдалицу Нут, разузнал у нее О случившемся… – «Пóлно, слезами глаза не насилуй. Постараюсь помочь тебе в горе великом твоем». — «Чем ты можешь помочь? Никакая волшебная сила Не спасет от проклятия…» – «Силы, действительно, нет. Но смекалка и хитрость окупят бессилье с лихвою!» — Не поверила Нут. Ничего не сказала в ответ И, раскланявшись с Тотом, поникла опять головою. Ну а Тот, поразмыслив, решил: коль проклятье не снять, Нужно к проклятым солнечным дням неклейменых добавить. А единственным местом, где можно их было достать, Оставалась Луна… Тот, однако же, к ней не с мольбами Обратился, а лишь предложил – будто вскользь, невзначай — Поиграть с ним в сенет (то игра наподобие шашек) — «Чем витать в облаках, нагоняя на смертных печаль, Развлекись, позабавься! И лик твой, улыбкой украшен, Станет ярче, чем солнечный даже!» – Прельстилась Луна, И игра началась… – В одночасье промчались три ночи! Не показывал силы бог мудрости, словно трудна Эта схватка была для него; делал вид, будто хочет, Но не может никак победить. А Луне невдомек, Что игру эту сам же пройдошливый Тот и придумал, Все ходы и уловки ее предугадывать мог И, как мог, поддавался: куда же теперь я пойду, мол… На четвертую ночь круглолицая дева сама Предложила сыграть. Но ответил ей Тот: «Надоело!» (А на деле-то знал, что от шашек Луна без ума, Что она всё сильней с каждым разом сразиться хотела, И поэтому ждал этой просьбы.) «…Да видишь ли, мне Просто так, – говорит, – не особо играть интересно… Разве только б мы делали ставки…» (Бедняжке Луне Возразить было нечего. – Как возразишь тут?..) «Вот если б Ты поставила что-то на кон, появился б азарт!» — «Так ведь нет у меня ничего, кроме дней моих лунных. А, представь, проиграю – смогу ли вернуть их назад?..» — «Сразу все и не надо. Лишь несколько лун твоих юных. — Если год ты разделишь, к примеру, на семьдесят две Одинаковых части, то частью одною столь малой Ты могла б и рискнуть! Ведь не станет короче твой век От ничтожнейшей ставки.» – Замялась Луна, завздыхала: «Ой, не знаю!..» – «Не хочешь – не надо», — ответствовал бог… То ли сердце скрепя, то ли сердцем скрипя, согласилась На условия Тота сердешная… – Что же, итог Угадаете вы без труда. – Сокрушительной силой Изворотливой мысли блеснул лицемерный ловкач И нанес поражение глупой партнерше в два счета! На Луну было жалко смотреть… – «Свет очей мой, не плачь, Не корову же, чай, проиграла – пять суток всего-то…» Побледнела несчастная, ахнула в ужасе: «Пять! Целых пять…» – «Такова была ставка ничтожная наша…» — «Забирай же свой приз… И не вздумай меня провожать!» — «Не горюй, ненаглядная! Знай: чем ты реже – тем краше.» …Распрощавшись с Луною, отправился Тот на восток, Чтоб порадовать юное Солнце нежданным подарком — Драгоценными днями… – Однако расчетливый бог Опасался, что будет весь труд его пущен насмарку, Коли новые дни, как и прежние, Ра проклянет; И поэтому Тот самодержцу решил посвятить их. «Ведь не станет же Ра осквернять (не такой сумасброд) Славный дар, посвященный ему…» — рассуждал просветитель. Так и вышло. И солнечный год стал отныне длинней! Справедлив был Владыка: богине небес от щедрот он Разрешил сколь угодно рожать в эти пять новых дней — Ежегодно! – И тотчас же Нут принялась за работу: В первый день осиянный Осирис явился на свет; Во второй – Гор Бехдетский, бич демонов, ужас для бесов; А на третий родился сам дьявол, чудовищный Сет — Бог войны, разрушения, засухи – демонов кесарь; На четвертый возникла Исида, богиня любви, И на пятый – Нефтида, богиня покоя и смерти. Значит, так суждено: кем родился ты, тем и живи. Воля божья для бога – всё та же неволя, поверьте. Пятерых принесла неуемная Нут в первый год! А в дальнейшем плодила небесная матушка звезды… Наступила эпоха Великой Девятки богов — Эннеады. – В ней место нашли себе Солнце и Воздух, И Вода – Ра и Шу, и Тефнут. (Нарисуй, пейзажист, Сей портрет!) Здесь и Небо с Землей – Нут и Геб; и две пары: Сет с Нефтидою – Смерть; и Осирис с Исидою – Жизнь. …Тот без места остался, но, словно пастух за отарой, За великим семейством присматривал… — С этой поры Укрепился текущий порядок; и, божией волей, Всё идет, как и дóлжно идти, – по законам игры. Все играют свои небольшие, но главные роли.

Часть 3 Тефнут. Бегство в Нубию

Вступление

Бог создал жизнь. – О, чудо! Но какая ж Банальность… и приевшийся сюжет. Ведь чудеса, к которым привыкаешь, Чудесными не кажутся уже. Порою сами боги забывают О чуде, заблудившись в суете. Устало ноет мысль полуживая, Что времена, увы, теперь не те. — Недолго длилось время золотое, Недолго слыл богатым урожай… — Вступило в силу правило простое: Во всяком деле меру уважай. Наверное, природа знает меру. Так отчего ж ее не знаем мы?.. Дары природы – наша жизнь, к примеру, — Даны недаром нам. Даны взаймы. Покуда Ра очами греет землю, Покуда щедро слезы льет Тефнут, Земля самозабвенно небу внемлет; И боги знают: их дары вернут Сторицею! – Поля, леса, озера Наполнят жизни новые ростки, Пробьются к свету миллионы зерен, Оазисы прорвутся сквозь пески! …Но есть иные способы возврата: Не жизнь за жизнь, а смерть за жизнь идет. Иное возмещение. – Утрата. Иной круговорот. – Наоборот… Ведь всем необходима передышка. Бывают неудачные года, Тяжелые, засушливые… – Слишком Природа нам становится чужда. Она меж тем берёт свое. – Игрою Своей – но делом общим – занята. Есть миру – мера. …Будто бы… Порою Богов одолевает суета.

Действие

Однажды, как и следует богине, Внимающей восторженным хвалам, Я нежилась на облачной перине. Мне люди пели… – с горем пополам: «Тефнут! – кричал один, жрецом одетый, — Благодарим тебя за дождь ночной!..» — Приятно быть любимой и воспетой, Но не одним, а целою страной. «Тефнут! – вознесся хор орды несметной Вослед жрецу – Мы чествуем тебя!..» — Нет, не страной, а целою планетой… И вот уже по всей земле трубят: «Тефнут! Твоею влагой вожделенной Живем! Твое орудие – наш щит!..» — Нет, не планетой. Целою вселенной!.. — И что же? Что?.. – Вселенная молчит. …Так, мыслью измельчав, томима скукой, Я бросила случайный нервный взор На холм Бен-Бен, где храм стоит порукой Любови смертных к Ра… – О, что за сор Хвалы моих жрецов, страны, планеты В сравнении с хвалами в адрес Ра! О, сколько рук, очей к нему воздето, Сердец и душ, несущих этот храм! О, сколько веры в согнутых коленях! Им даже дети бредят наяву… А сколько страсти в славных песнопеньях! Прекрасных слов! – И все по существу. Неужто ж я досель не заслужила Столь сладкозвучных песен, щедрых жертв?! — А мне поют, как будто тянут жилы; Да жалкого козленочка на жердь Нанижут – вот и всё богослуженье! “Довольствуйся, Тефнут!” – Да тьфу на вас! Доколь терпеть подобные лишенья?! Какой позор! Какое униженье!.. «Уймись же! – грянул вдруг Всевышний Глас. — Довольна будь и тем уж, что имеешь». — «Да как же! Что бы делал этот скот, Который ты людьми зовешь и млеешь, Без вод моих? Без “вожделенных” вод?!» — «Отлично б жил! Взгляни на берег Нила: К полям провел каналы Человек Затем, чтоб ты слезы не проронила. Не нужен дождь. Не надо новых рек. Былым твоим заслугам зная цену, Он благодарен… – в меру. Поняла?.. Но Солнце! Разве Солнцу есть замена? Что б делал скот без света и тепла?» — «Ах так? Каналы, значит. Дождь не нужен. — Тогда мне оставаться смысла нет. Увидишь, без меня твой скот не сдюжит. Прощай навек, презренный Та-Кемет!»[2] И, обернувшись львицей, рыкнув грозно, Я устремилась прочь! «Постой, Тефнут!» — Воскликнул Ра, опомнившись. Но поздно. Гигантскими прыжками в пять минут Я одолела сотни километров И в Нубию, в ее пустынный ад Я окунулась. – В край, где злые ветры Бесчинствуют, не ведая преград, Где все живое тщетно ищет берег В безмерном море жгучего песка. — Лишь этот край сумел мой гнев умерить. Лишь в нем нашла приют моя тоска. Там провела я год, другой и третий, Охотилась на глупых антилоп… — Скиталась бы и ныне, кабы встретить Ту тварь однажды мне не повезло: Ничтожный павиан, уродец жалкий!.. — «Как долго, – говорит, – тебя искал!» И рожею, подобранной на свалке, Изображает преданный оскал. «Средь тысяч львиц тебя могу узнать я: Ведь ты – Тефнут. Богиня всех богинь!.. Молю, вернись к божественным занятьям, От гибели Египет сбереги! Отец твой Ра ужасно сожалеет О прошлом; признаёт, что был неправ. Но с каждым днем ему все тяжелее Нести ярмо вины!..» – «Ах, бедный Ра! — Съязвила я… – Довольно. Это слишком! Как смеешь ты, бесстыжий павиан, Плебеев раб, никчемная мартышка, Позорящая даже обезьян, Давать Тефнут советы?! Убирайся! Оставь меня в покое, либо вмиг Узнаешь ты, как львицы когти красят…» — «И как же?» – «Кровью жертв своих!» — Поник И сморщился от страха зверь нелепый: «Права ты. Обезьянья жизнь – не в счет. И почему б когтям великолепным Не измараться жижей, что течет Во мне… Но знай: любое злодеянье Преследует расплата. – И тогда, Сколь ни носи кошачье одеянье, Не сможешь в нем укрыться от суда. — Слыхала ль сказ о коршуне и кошке? — О том, как Ра свирепо покарал Преступника… – Позволь же мелкой сошке Тебя развлечь рассказом.» – «Вот нахал! И гонишь – не уходит…» (Но, признаться, Мне стало интересно.) «Ладно, смерд, Не обещаю длительных оваций, Но шанс тебе даю: отсрочить смерть. Вещай!» – «Так слушай: Свил однажды коршун На дереве гнездо для коршунят. — Но оказалось, что семейство кошек Живет неподалеку… – Не шумят, Не возятся котята, попритихли; Да мать им не велит носы на свет Совать, – подозревая, уж не их ли Себе приметил коршун на обед; Сама ж покинуть логово не может. — Ну как тут бросишь маленьких детей?.. Однако беспокойство это гложет И коршуна: ну как тут улететь За пищей для птенцов, когда, вернувшись, Рискуешь обнаружить, что птенцы Уж сами стали пищею… – О, ужас! Ох, эти кошки, твари, подлецы! Так, общим страхом, голодом и гневом Наполнилось соседство. Дни плелись… — А голод всё ж сильнее! Злые нервы, Начав сдавать, в конце концов сдались. И крикнул коршун: «С нашею враждою Пора покончить! Мирная стезя Сулит преуспеянье; а с бедою, С опасностью соседствовать нельзя. — Готов поклясться Ра: вовек не трону Твоих котят. Что скажешь?» – «Коршун, да! Ты прав. Клянусь и я пред высшим троном Не причинять птенцам твоим вреда!» — На том и порешили… Но недолго Продлился мир, и пару дней спустя, Вернувшись без добычи – с чувством долга Невоплощенным, – коршун у котят Задумал отобрать еды немного Для отпрысков своих… – И отобрал. — Узнав о том, не вспомнила про бога Мать-кошка. Ибо мстить пришла пора. Едва птенцы остались без присмотра, Вскарабкалась на дерево она, Схватила одного: «Плешивый потрох! Поганый вор! Ответишь ты сполна За кражу!» – «Отпусти меня сейчас же! Ни в чем я не повинен! Если ты Меня задушишь, Ра тебя накажет!..» — И устыдилась кошка, и остыл Мгновенно гнев ее. Себя не помня, Она разжала когти, и птенец Упал на землю… — «Боги! Поделом мне! — Воскликнул обезумевший отец, С охоты возвратясь. – О, как жестоко Наказан я за то, что доверял Бесовскому отродью! Дайте ж только Мне шанс, и отомщу я тем зверям!» И в следующий раз, когда жилище Пришлось покинуть кошке, этот гад Передушил детей ее и в пищу Принес ораве хищных коршунят. «О, Ра великий! – в горе безграничном Взмолилась кошка. – Будь же справедлив! Яви свой божий гнев! Прими обличье Возмездия!..» – Столь яростных молитв Не доводилось слышать Ра от века. Он внял мольбам. – И коршун как-то раз — По воле Ра – приметил человека, Что жарил дичь на ýглях… От костра Шел аромат густой, своеобычный, Тянувшийся до самых облаков! — Метнулся коршун вниз, схватил добычу… Да не заметил алых угольков, Прилипших к мясу… – Так и подпалил он Свое гнездо. И некуда птенцам, Еще неоперившимся и хилым, Деваться было. На глазах отца Они сгорели заживо!.. – Тогда-то Возликовала кошка: «Вот урок Тебе, клятвопреступник, вот расплата Тебе, злодей, нарушивший зарок!» На этом павиан рассказ окончил И поклонился мне: «Что ж, каково? Довольна ли Тефнут?» – «Весьма! Я очень Довольна. И ручаюсь головой Пред богом Солнца в том, что не обижу, Не съем и не убью тебя, дружок!» — «Приятно слышать… Так употреби же Во благо дар свой – жизнь мою. – Как кок Куда полезней я, чем в виде фарша… А ты как раз, должно быть, голодна?..» — «О, да! И мнится мне, мой голод старше Меня самой!.. Здесь есть твоя вина… — Ох, я бы съела что-нибудь мясное!» — «Дозволь же угостить тебя тогда Особым блюдом! – Всякое иное В сравненьи с ним сгорело б со стыда… А таинство его приготовленья Известно лишь в Египте… – Вот оно! Отведай…» – «О-о-о!!»…Простое утоленье Физической потребности давно Во мне не вызывало чувств подобных! Томлением и негою полна, Я испытала то, что не способны Понять неискушенные… – «Страна, Что славится такой чудесной кухней, — Воистину не худшая из стран! Благодарю!..» – «О, как ласкают слух мне Твои слова, – ответил павиан. — Ты собственное сердце победила. Велик и мудр сумевший одолеть Рассудком гнев… Тефнут! Долина Нила Иссохлась по тебе!.. Красна, как медь, Лежит земля, распятая лучами Светила обезумевшего. – Ра Сошел с ума от горя и печали! А вслед за ним беснуются ветра. — То муж твой Шу, с тех пор как ты пропала, Мотается по свету взад-вперед: Всё ищет, свищет, рыщет где попало. — С лица земли, того гляди, сотрет Твою страну!.. Ох, три треклятых года Неурожая, засухи, нужды Прошли с момента твоего ухода — Три года без дождя!.. “Воды! Воды!!” — Кричит и стар и млад… Жрецы, вельможи — Все облачились в траур. Ни один Твой музыкант, касаясь струн, не может Извлечь ни звука. Всяк простолюдин Измучен страхом, голодом и жаждой; Всяк болен, нищ – от смерда до купца — Из тех, кто жив… Надежды нет. И каждый Живет лишь ожиданием конца!..» — От этих слов мне стало очень скверно: Не верилось, что я могла обречь Страну свою на смерть… Но если верно Все то, чем павиан раскрасил речь, То нет прощенья мне!.. – «Тефнут, послушай, Надежда – есть. – Вернешься ты едва, Все встанет на места, и даже лучше: И легкий дождь, и мелкая трава Покажутся невиданным богатством… Представь: богиня, спасшая народ! — Какая слава! Что тут сомневаться? Лишь толику своих небесных вод Пролей на них…» – «Ты прав, дружок. Пойдем уж Домой!» – провозгласила я… И тут Меня кольнула мысль, что он, гаденыш, Перехитрил тщеславную Тефнут! — И вне себя от праведного гнева Я встала на дыбы… А он, трухач, Скукожился, как высохшее древо, И так смешно завсхлипывал, хоть плачь!.. — От смеха ярость быстро прогорела. — «Не бойся, павиан, ведь я клялась Не обижать тебя.» – «Что ж, это зрело… Самоконтроль – вот истинная власть!..» — «Но знай: свое решенье возвратиться Я приняла сама!» – «Здесь спору нет. Возможно ль диктовать Нубийской львице, Как действовать?! Я просто дал совет. Но сверх того, тебе, моей богине, Желаю вечной дружбы дать обет. — Едва успеешь молвить “помоги мне!”, И я примчусь на выручку тебе!» — «Опомнись, шут! От маленькой мартышки В безвременье каком мне будет прок?!» — «А ты слыхала ль сказ о льве и мышке? — О том, как слабый сильному помог?.. Позволь поведать?..» – «Окажи услугу. Вещай!» – «Так слушай: Некогда в горах Жил лев. Могучий, гордый. Всю округу Вгонял свирепым рыком в дикий страх. И вот однажды встретил он тигрицу С изодранною шкурою, в крови… — «О, боги! Кто посмел так поглумиться? Кто так тебя изранил, назови!» — «То Человек, – ответила калека, — Лукавый изверг… Будь же начеку! Не попадайся в лапы человеку!..» — «Подобный вздор впервые на веку Я слышу!..» – плюнул лев и прочь помчался; Но вскоре встретил лошадь и осла, Бредущих цугом, взнузданных, несчастных, В отчаяньи грызущих удила. «Кто вас связал и кто лишил свободы?!» — «То Человек, наш общий господин…» — «Ну нет!.. О, что за странная порода? — Везде, во всем повинен он один!..» И всяк, кто попадался льву отныне, Бывал избит, истерзан иль пленен Всё тем же Человеком. – То в унынье, То в ярость лев впадал; поклялся он Найти врага зверей и поквитаться! И стал искать… Блуждал, ведомый лишь Охотой мести, – два ли дня иль двадцать… Узрел однажды крохотную мышь И осознал, что голоден ужасно; Схватил ее, разинул было пасть… Как вдруг услышал писк: «Постой, несчастный! Сожрав меня, свой голод ни на часть Ты не уймешь моею малой кровью. Пусти. Тебе добром я отплачу!» — Расхохотался лев: «Да на здоровье! Что взять с тебя и впрямь?! Ступай…» Но чу! Раздался треск… И лев свалился в яму — Охотничью ловушку для зверей… — Сколь ни был он могучим и упрямым, А Человек – упрямей и хитрей!.. Наутро льва опутали сетями, Связали и оставили пока Лежать на солнцепеке возле ямы… Но тут поспел расчет от должника: Мышь перегрызла путы и веревки. Гигант поднялся, гривою потряс… И поклонился маленькой полевке. Вот так бессильный сильного и спас!» — …Осклабился рассказчик-забияка: «Довольна ли Тефнут?» – «Конечно, нет! Твой лев столь жалок!.. От тебя, однако, Я принимаю дружеский обет. Идем же! Ждет меня родной Египет!» — «Позволишь ли тебя сопровождать?» — «О, да! Ведь если встречу я погибель В дороге, кто ж спасет меня тогда?!..» От шутки сей был павиан в восторге. И вместе мы пустились в дальний путь, И одолели сотни тысяч оргий[3], Не сев ни на минуту отдохнуть! …О, как меня встречали! Как молились! Как рады были! Слезы я лила… — И все мольбы со мной одождествились. — «Тефнут вернулась!» – Люди от мала И до велика пели мне хвалебны, Несли быков, гусей на мой алтарь. Возликовав, я сделала целебной Речную воду! (Баловни, что встарь Купались в Ниле, тотчас от болезней Излечивались!)…Всякий музыкант, Коснувшись струн, играл такие песни, Что заплясал бы даже истукан!.. Затем меня приветствовали боги, И наконец я встретилась с отцом. Мы обнялись, и минули тревоги! И Ра устроил пир. – Мое лицо Светилось счастьем! Помню тронный зал, и Все кланялись!.. Но где же павиан?! — Под маскою его, как оказалось, Скрывался Тот, великий интриган!

Часть 4 Хатхор-Сохмет. Истребление людей

Долгие годы властвовал Ра над миром, — Но подустал, состарился, стал сдавать. Многие лета был он для нас кумиром, Но и кумир способен утратить стать. — Вышел однажды, сел посредине неба И простонал: «О, горе мне, горе! Слаб, Немощен ныне сделался я, как не был Сроду! Теперь ничтожнейший самый раб Смог бы, наверно, Ра одолеть; и даже Сгорбленный бес посмел бы смеяться над Солнечным богом! — Полчищ не нужно вражьих, Чтобы тотчáс низвергнуть меня в Дуат…» — Жалобу эту, как на беду, услышал Скромный пастух, — услышал и побежал В город… – И вскоре армия счетом свыше Тысячи сот отточенных пик и жал, С духом собравшись, вышла сразиться с богом, — Чтобы могли вне божией воли жить Люди на свете. — Пред Золотым Чертогом[4] Тьма расползлась и встала на рубежи. — В этом Чертоге Ра обитал… О, дряхлый, Древний старик! Века твои сочтены!.. — Солнце наружу выглянуло – и ахнул Первый Отец: творенья его, сыны, Дети родные — как же они посмели, Как набрались ума на творца восстать?! «Брежу ли денно? Вижу ли в самом деле То, что очам открылось? – Ведь эта рать, Море людское — слезы очей мои же, — Что обрели, однажды на землю пав, Плоть и обличье… В самом ли деле вижу Эту толпу? Она же совсем глупа!» И, разозлившись, Ра захотел сначала Взором своим повстанцев испепелить!.. — Но побоялся, сможет ли. – Жалко стало Их и себя. Истерзанных чувств прилив Вынудил бога вспомнить своих собратьев: Девять владык явились по зову Ра. И вопросил Он: «Что же мне делать с ратью Подлых глупцов? Быть может, убить пора?..» — Молвили хором боги: «Отринь сомненья И накажи предавших тебя людей! Коли по нраву им любоваться тенью, Слепо презрев твой солнечный свет и день, Значит, удел их — следовать в мир загробный, — Впредь ничего не видеть помимо тьмы!» — Понял Создатель: выбора нет. – Подобно Мысли его, что вырвалась из тюрьмы — Плена сомнений — вырвался луч из Ока Божьего! – Ра смертельным лучом хотел Падшие души к цели вознесть высокой: Освободить навеки из тюрем тел! — Огненным взором он оглядел когорты Вражеских войск, сжигая за строем строй… — Но не прельщало малых сих Царство мертвых, И большинство попряталось за горой Неподалеку. — Там их не мог настигнуть Пламенный взгляд… — И снова спросил богов Ра: «Что же делать?..» — Слово взял Нун: «Вестимо, Если поток выходит из берегов, Освободиться он все равно не сможет, Он все равно течению своему Будет подвластен. — Если от воли божьей Люди хотят свободы, пускай поймут, Что не дано им вылезти вон из кожи, Что все равно речению твоему Будут подвластны. — Если от воли божьей Воли хотят они, пусть сперва поймут: В жилах твоих – их жизней течет водица. Не умерев, свободу нельзя добыть. Воля твоя – их воля. Освободиться — Значит уйти от божией воли “быть!” Дай же им волю, раз уж они так просят! Око твое — в обличье самой Хатхор — Пусть истребит их!» — Нун замолчал, и восемь Древних владык согласный подняли ор. Распорядился Ра привести Богиню Мира, любви, веселья и красоты, Музыки, танцев… — дочку свою, чье имя Было Хатхор. — Прекрасные чьи черты Людям дарили свет – не дневной, но выше — Радости луч, надежды! А голос – был Самым чудесным, что доводилось слышать, — Мир затихал когда она пела! Пыл Юных влюбленных, благословленный ею, В тысячу раз надежней скреплял сердца. — Люди любили в тысячу раз сильнее, Благодаря за дочь своего Творца. …И приказал ей Ра: «Отправляйся к людям, Око мое. Мятежников проучи! Помни, родная, мы их не просто судим — Мы им к дверям свободы даем ключи.» — Бровью не дрогнув, Око-Хатхор сказало: «Будь по сему. Но знай: беспощадней нет В мире убийцы, нежели я… – За алой Кровью людской сегодня идет Сохмет!» — Лютая львица — тень, ипостась иная Милой Хатхор — ее оборотный лик. Всякий, кто встретит львицу Сохмет, познает Горечь и скорбь богини любви! Велик Гнев ее. Страшен образ. Пылает Око! — Сколь глубока обида, бездонна грусть! Сколь неизбывна ярость! Урок порока Ею давно был вызубрен наизусть. — …Суть наизнанку вывернув, обратилась В Зверя Любовь! Взревела! – Пошла вразнос!.. — В ту же секунду люди сдались на милость, Зная, что нрав Сохмет – не подарков воз. Но не вняла им львица, и белый флаг их Мигом стал ал, насквозь пропитавшись той Жизненно важной жижей, вонючей влагой, Грудою тел пролитой! – «Остынь!.. Постой!..» — Крикнул Всевышний, видя, что счет убитым Перевалил за тысячу в пять минут. — Но огрызнулась тварь: «Мы еще не квиты!..» — «Остановись! Довольно! Свою вину Уразумели люди, и этой жуткой Кары вполне достаточно. Будет с них!» — Рявкнула львица: «Нет уж! В моем желудке Места полным — полно. Ни один жених Смерти-блудницы не избежит венчанья! — Верная смерть для всех! Но всего лишь раз Преданной будет жрица любви… – Печальна Участь глупцов, ведь нынче “положит глаз” Злая невеста на миллионы судеб… — Ни одному не выжить! Уж я напьюсь Вдоволь и вдосталь кровью смутьянов!.. Люди! Наперечет вас всех истреблю, клянусь!» — С ревом и с воем ринулась львица снова Рвать и метать — пощады теперь не жди! — Ра ужаснулся: дочка и впрямь готова Осуществить угрозу. – Того гляди, Род человечий полностью изничтожит. Надо спасать остатки… – Тогда опять Он обратился к мудрым собратьям: «Что же Делать теперь?! Как гонор ее унять?» Боги смутились и развели руками: «Если тебе так важно спасти людей, Вспомни о ловком Тоте, политикане, — Он, прохиндей, кипит от таких идей.» Духом воспрянул Ра и послал за Тотом… — Тот тут как тут! Как будто бы знал, хитрец, Что пригодится помощь его… И вот он С планом поспел готовым: «Пускай гонец Быстробегущий мчится подобно тени, Путь он летит стрелою за семь морей В Элефантину![5] — Множество трав, растений, Дивных на вид, диковинных птиц, зверей В элефантинских землях. – И есть там остров Áбу – на нем растут испокон веков Ягоды с красным соком, зовутся просто: «Диди»… – Так вот, нам нужно шесть-семь мешков.» — Быстробегущий юноша был отправлен, Как повелел Лукавый, в заморский лес… — Ну а пока он бегал, нося исправно В день по мешку, в Египте дошел прогресс, Волею Тота, до наивысшей точки: Он обучил людей мастерству варить Пиво хмельное! — «Изготовляйте бочки! — Отдал приказ Мудрец. – Проявите прыть! Времени мало, надобно торопиться: Пива сварить в избытке, да дрожжевой Браги хотя бы! Живо! Покуда львица Не добралась до тех, кто еще живой!» — Не понимая смысла затеи Тота, Всею страной неделю трудился люд Над производством зелий. Но вот работа Кончена. Пить охота – когда ж нальют?.. — Семь тысяч бочек! — Но не про них то пиво. И не про них те ягоды – семь мешков. — Всё это – львице, яростной и счастливой, Семь долгих дней лишавшей людей оков Тягостных жизней!.. — «Братцы, смешайте брагу С диди, – велел Затейник, – и все дела! Ночью сегодня вылейте эту влагу В месте, где спит Сохмет да лежат тела Ею убитых…» — Перемешали люди Брагу и сок из ягод, и стала смесь Бурою, точно кровь!.. Буркнул Тот: «Не будет Хуже, коль я попробую эту взвесь…» — Выпив немного, он просиял: «О, диво! Сказочный вкус, который спасет народ!.. Что ж, не жалейте, лейте повсюду пиво, Пусть от него все станет наоборот!» — И пробудившись утром, Сохмет узрела Кровь на земле — семь тысяч огромных луж. — «Видно, намедни множество душ незрелых Я забрала у дерева жизни! Душ Жалких, презренных! Душ, недостойных света!..» — С радостью пить бурду принялась Сохмет: Жадно лакала, фыркала, будто это Некий нектар! Но вот преломился свет… Начал двоиться, радужным стал! И вскоре Вовсе померк. — Упала дочь Ра, пьяна. И подошел к ней сам Всемогущий: «Ссоре Нашей с людьми — конец! Отомстив сполна За непокорность, ныне помилуй грешных. Облик прими свой истинный: будь Хатхор — Славной богиней света, любви! И прежний Благостный взор на нас обрати!» …С тех пор Снова ютятся люди с богами в мире — Славят Хатхор — Сохмет, и к ее ногам Каждое утро, в память о страшном пире, Пиво по сто бочонков приносят в храм.

Часть 5 Путешествие Солнечной ладьи[6]

Это небо закатно не моею ли кровью?

Не моей ли слезой полноводится Нил?

В. Шершеневич Со Всевышним – одно мы поколение… Но не вечен никто. – Ничто на свете. Так, однажды пришел конец правлению Ра на созданной им самим планете. Было время, царил он, правил мудро. — Жаль, недолго сверкают звезды ярко. Утро вечера ждет, а вечер – утра; Всё на смену идет… – Но не насмарку. И созвал демиург богов-собратьев, Дочерей и сынов своих родимых И сказал им: «Устал я миром править. Мне по нéбу ходить необходимо. — Но влачить на плечах обузу власти Я не в силах. – Тех сил осталось мало… Геб-Земля! Властвуй ты!..» – «Почтý за счастье.» — «Небо-Нут! Для тебя пора настала Обратиться теперь Небесным Нилом, Проистечь от восхода до заката, Чтоб нести на себе сквозь тьму Светило По воздушной реке в ладье крылатой! — То Ладья миллионов лет-мгновений, То челнок, что спрядает воедино Вереницы событий-повторений Нитью времени – в цельную картину.» — Так сказал Он, и волею всевышней Ныне пó миру странствует корабль тот Меж рассветной зарей и зорью пышной — От восхода к закату – и обратно. Днем Ладья совершает путь небесный. В час дневной она носит имя Мáнджет. — А в ночной она будет зваться Мéсктет; Путь ее через Царство мертвых ляжет. В самом сердце Ладьи на дивном троне Восседает Зиждитель всемогущий. Око Ра на златой его короне Охраняет Творца от бед грядущих. Ока две ипостаси, две богини На носу корабля стоят, как павы; Взор их пристальный света не покинет, Их главы – в ореоле вечной славы! — То Маат и Хатхор. – Будь, Ра, спокоен: Мир, порядок, закон – под их защитой. Здесь же мудрый бог Тот, а рядом – воин Гор Бехдетский. – Божественная свита! Весла вверены древним мудрым дýхам. — Челн потворствует рук их дружным взмахам. Имена их – что музыка для слуха: Ху и Сúа – «Язык и Разум Птаха» — Слово божье и Мысль в одном порыве; С ними Сéхем – «Энергия творения»; Хех — дух вечности – кормчий… Точно крылья Весла их! То не плаванье – парение! …Но немало опасностей встречает На небесном пути корабль чудесный. — Толпы бесов, безумствуя, серчая, Нападают на челн! Но хуже бесов Змей Апóп, бога Солнца враг извечный, — Исполинское чудище!.. – Вскипает Ежедневно безжалостная сеча: Бьются боги; трещит, как скорлупа, их Челн изящный; вгрызаются во днище Бесы в облике змей, гиппопотамов, Крокодилов и гадов. – Солнце в пищу Жаждут заполучить!.. Когда спонтанно В ясный день заволакивает небо Черных туч пелена и молний бритвы В клочья ткань небосклона режут нервно, Знайте: там, в вышине, бушует битва! Если сможет Апоп украсть Светило И проглотит его – придет затменье. Но в итоге божественные силы Побеждают всегда в сраженьи с темью! На коронах богинь уреи-кобры — Истребляют нещадно тварей мерзких Взором огненным, праведно-недобрым; Столь же славно воюет Гор Бехдетский. — Сотни демонов, копьями пронзенных, Сотни бесов, изрубленных мечами! — «Сгинь, Апоп! До поры, что Ра везем мы, Будет мир освещен его лучами!» …Наконец подплывает Ра к закату. — Здесь начнется его перерожденье. Ждет Ночная ладья у Врат Дуата… Всяк, кто некогда стал всего лишь тенью, Встретит Солнце свое во тьме загробной, Ибо Ра воссияет в Царстве мертвых: По подземному Нилу, бесподобный, Поплывет он средь душ, навеки стертых Всемогущей рукой с лица земного… Но пред тем как сойти с небес под землю, Должен Ра отворить Врата Былого. — Те Врата стережет – не спит, не дремлет — Змей могучий и древний – Страж Пустыни. Лишь того он пускает в край нездешний, Кто прочтет заклинание – кто имя Стража произнесет – и тем утешит. Имя это известно только Сиа — Только Разуму Ра. – Словам господним Внемлет Страж и, ослушаться не в силах, Отпирает ворота преисподней! Здесь встречает Ладью змееголовый Бог, над временем властный, Нехебкáу. С ним – дорог покровитель, зверь суровый, Волк-хранитель Светила – Упуáут. Долг их – сопровождать корабль в Дуате, Свите Ра помогать с врагами драться. Долог путь, и на всех работы хватит!.. Путь же тот пролегает чрез двенадцать Долов сказочных, меж собой вратами Разделенных – как всё теченье ночи — На двенадцать частей. Где Время – там и Проплывает Ладья в свой час урочный… В первый час умирает Солнце-Атум, Дабы вскоре воскреснуть в юном Хепри. — Так уходит последний луч закатный С небосклона земного, – чтоб из пепла Возродиться затем лучом рассветным. — Впрочем, путь до зари еще не пройден… В час второй бог, дарующий обед нам, — Нéпри, сам покровитель плодородья, — Привечает Ладью в зеленом доле. Тело Непри колосьями увито… Здесь, в Дуате, кормилец душ безвольных Рад приветствовать Ра со всею свитой! В третий час путешествия минует Челн места погребения усопших. Тем, кто праведно прожил жизнь земную, Ра дарует свой свет, свой божий обжиг! Вот слова его о богах и людях: «Вы сильны, потому что нас вы чтите. Жив усопший, покуда не забудут О покойном потомки. Жив родитель Мертвый – в сердце ребенка. Память предков — Мысль о будущем. Память их потомков — Мысль о прошлом. Без древа нет и ветки. Рвутся узы, когда сплетенье тонко. Ибо Прошлое – край, где обитают Ныне мертвые. Связь людей с богами, Как и нить поколений – связь святая. — Мы сильны, потому что чтимы вами.» — Слыша бога, ликуют души мертвых, Славят Солнце в стихах и песнопениях. Ра сияет для них!.. А в час четвертый Произносит такое откровение: «Сóздал я на земле четыре расы: Египтян – повелителей вселенной, Светлых разумом, цветом кожи – красных, Нареченных “людьми”; затем – “тегенну”, Сиречь белых ливийцев; после – племя “Аму”, сонм азиатов желтокожих; Следом – “нéхсу”, нубийцев черных…» — К тленью, Впрочем, все одинаково пригожи. …Ночь плывет… Пред очами Ра и свиты В пятый час предстает Чертог двух истин. Здесь Осирис вершит свой знаменитый Суд над мертвыми. — Будь то самый истый Рьяный праведник иль усталый грешник, — Станет всяк голосить в свою защиту: Мол, безвинен. – Тогда Судья нездешний Сердце мертвого вынет (пусть кричит он), Бросит в чашу весов; в соседней чаше Расположит перо Маат, богини Правды-истины. – Коль солжет кричавший И качнутся весы – душа погибнет. Но… теперь не до узников Дуата Богу Солнца. Ему – до небосвода! …Час шестой и седьмой, восьмой, девятый Протекают спокойно, в тихих водах. Вот еще два минуют… – Незаметно. — Мертвый штиль в Царстве мертвых. Слишком тихо… Наступает последний, предрассветный Час! – Пора испытаний. Время лиха. — Змей Апоп подготовил Ра засаду!.. — Штиль сменяется бурей; все быстрее Челн несется – как будто к водопаду; Волны грудой, гурьбою, батареей Атакуют борта! С трудом с потоком Удается управиться гребцам. И Вдруг вода исчезает! – От истока И до устья. – Уходит вся с концами В глотку Змея. – Он выпил Нил подземный!.. В полом русле лежит ладья на днище. «Боги, к бою! – кричит бог Солнца. – Всем нам Нужно быть наготове. – Снова ищет Нас Апоп. Всё коварней с каждым днем он!» — Тут-то и нападает Змей громадный. — Бьется рать!.. – Вот уж Горов меч изломан… Упуаут сточил клыки!.. — Отрадно: Змéю тоже досталось… Только видит Ра, что силой Апопа не поборешь. И тогда он приказывает свите Заклинанье пропеть!.. – В едином хоре Слившись, все голоса господней рати Исполняют магическую песню: «Сгинь, Апоп! Прибывает Ра-Хорахти. Сильный Ра! Пропади, Апоп, исчезни! Трепещи перед войском божьим, бойся! Пред тобою – могучий, многоликий Славный Ра! Пропади, Апоп, сокройся. Сгинь, Апоп! Прибывает Ра – великий!» Слов таких не выносит Змей, слабеет, И бросаются боги на Апопа: Око Ра опаляет тело Змея; Гор Бехдетский в живот вонзает копья; Не щадит и Хатхор-Сохмет урода!.. — Обессилевший Демон бой бросает, Изрыгает проглоченную воду И в пучине скрывается, спасаясь. Ра и войско ликуют: путь свободен! Сквозь ворота последние на небо Выплывает Ладья!.. — Вот так в природе Всё: Из «Небыли» – в «Быль», Из «Были» – в «Небыль».

Предисловие автора к части 6 (и послесловие к частям 1–5)

Прежде всего должен сказать о литературных источниках. – Основными на протяжении написания поэмы являлись исследования Ивана Вадимовича Рака, среди которых в качестве базового фигурировало издание:

Рак И. В. Египетская мифология. – М.: ТЕРРА – Книжный клуб, 2004.

Дополнительные источники:

Мифы древнего мира (Мифы, легенды, сказания). / Сост. М. Б. Бурдыкина. – СПб.: «Каравелла», 1995.

Немировский А. И. Мифы и легенды Древнего Востока. – М.: Просвещение, 1994.

Мифы и сказки Древнего Египта. / Сост. Мачинцев Г. А. – ПКФ «ОЮ – 92», 1993.

При написании части 6 главным источником являлось произведение Плутарха «Об Исиде и Осирисе» в переводе Н. Н. Трухиной:

Плутарх. Исида и Осирис. – Киев: «Уцимм-Пресс», 1996. / Под общей редакцией М. Л. Гаспарова и Л. А. Фрейберг. / «Об Исиде и Осирисе» – пер. Н. Н. Трухиной (ред. А. Ч. Козаржевского).

Хочу поблагодарить людей, опосредованно принявших участие в создании поэмы: Ирину Юрьевну Островскую, Галину Рудакову, а также родных и друзей.

Николай Заболоцкий в предисловии к своему переводу «Слова о полку Игореве» писал: «Моя работа над Словом <…> не претендует на научную точность строгого перевода и не является результатом новых текстологических изысканий. Это – свободное воспроизведение древнего памятника средствами современной поэтической речи».

Так вот, касательно поэмы о древнеегипетских богах могу сказать абсолютно то же самое и вряд ли нашел бы более подходящие слова.

«Боги Древнего Египта» – поэма вовсе не о Древнем Египте, но о богах. К рассуждениям человека о божественной природе география имеет такое же отношение, что и кулинария. Иначе говоря, географический признак в данном случае хоть и неотъемлем, но относительно малозначим. Почему же тогда за основу взяты именно древнеегипетские мифы? – Потому что они интересны, они многозначны, порой нелогичны и малопонятны и, следовательно, представляют собой богатую почву для работы воображения, поиска смыслов; и через них процесс познания божественного всякий раз проходит новый путь, открывает новые двери, а не следует по давно проложенным дорогам, мощенным давними традициями и устоявшимися верованиями, которые, как правило, служат не развитию, но успокоению ума.

Всякий раз, когда речь заходит о мифологии, необходимо разъяснять, что миф – не сказка; ибо сказка – это заведомая выдумка; а миф – правда, но переданная через иносказание… Вернее, попытка правды. От религиозных же верований мифологию отличает отсутствие догматов и заповедей. Миф сродни поэзии, поскольку так же, как и поэзия, с помощью образов, символов, аллегорий говорит нам о тонких материях, непередаваемых напрямую, невозможных быть сказанными правдиво иначе как посредством искусства.

В повествовательной («сюжетной») части сего поэтического пересказа египетских мифов я старался не отступать от основных источников – прозаических пересказов И. Рака и трактата Плутарха. Однако в описаниях, диалогах и лирических отступлениях, разумеется, многое дополнял, изменял или придумывал, поскольку в поэзии невозможно иначе.

И здесь поясню, почему данное прозаическое отступление расположено именно после пятой части поэмы, но перед шестой. Во-первых, не хотелось бы помещать «прозу жизни» в начало книги или в конец, потому что она таким образом забрала бы внимание у того, что мне кажется более важным. А во-вторых, и это главное, предшествующие части книги, посвященные «первым поколениям» богов, разительно отличаются от последней. Возможно, благодаря Плутарху мифы об Осирисе, Исиде, Сете и Хоре, приведенные в заключительной главе, традиционно неотрывны от их толкований – в отличие от вышеизложенных мифов. – Лишившись объяснения, именно предания о «младших» богах могут потерять свое смысловое наполнение, превратиться в сказки. Они слишком странные, слишком нелогичные и вне толкования по большей части беспомощные. С точки зрения некоторых исследователей, ряд этих мифов и не имеет в действительности отличия от сказок и суеверий и поэтому далеко не все их стоит пересказывать. В то же время мифы о «старших» богах сильны сами по себе и не нуждаются в интерпретации, дополняющей текст. И пускай ход действий в них порой тоже не совсем логичен, а трактование далеко не всегда очевидно, но в них заключена такая поэтическая сила, такая красота и мощь, что им не требуются подпорки в виде пояснений или комментариев. И если бы не заключительная часть, то сии прозаические выкладки были бы поэме не шибко-то и нужны.

В первых пяти частях, помимо поэтического окаймления и лирических отступлений, никакого личного осмысления я не привнес, да и не осмелился бы. Ради складности повествования некоторые вариации одних и тех же сюжетов были отброшены, некоторые, напротив, объединены, но на сути это не сказывается. Так, миф о сотворении мира приведен на основе гелиопольской космогонии, и нет смысла в поэтическом произведении перечислять и описывать другие космогонии, существовавшие в Египте, так как это отнюдь не историческое исследование.

Но в последней части, в мифах об Осирисе, Исиде, Сете и Хоре, толкование непосредственно, напрямую включено в текст. Поэтому спешу предупредить, что изложенные в части 6 рассуждения – в основном авторские и не должны рассматриваться как нечто достоверное; вполне возможно, египтяне вкладывали в эти мифы иное и понимали иначе. В действиях I и II заключительной части поэмы (о земном царствовании Осириса, заговоре Сета и о странствиях Исиды) осмысление базируется в основном на идеях Плутарха. Вступление же и вся лирика действия III («Противостояние Сета и Хора»), особенно рассуждения «о границах», а также трактовка противоборства Хора и Сета как явных символов жизни и смерти и все конечные умозаключения – по сути не имеют прямого отношения к Древнему Египту и являются исключительно авторским осмыслением. Подобные «вольности» оправдываю тем, что данные мифы с давних времен воспринимались неоднозначно и в некоторых деталях не всегда признавались как часть мифологии; при этом традиция толкования, включенного в текст, также заложена издавна: Плутарх – самый яркий тому пример и основной источник для современных исследователей как в плане пересказа мифов о «семействе» Осириса, так и в плане трактовки.

В любом случае текст поэмы ни в коей мере не претендует на какую-либо научность – это исключительно художественное произведение, представляющее собой, так сказать, переложение древнеегипетской «полечки» «на родной язык».

Иван Вадимович Рак, проделавший огромный труд, прекрасно пересказавший и проанализировавший древние тексты, так предуведомляет читателя: «Поэтика <…> древнеегипетской мифологии чужда миросозерцанию человека, воспитанного на европейской культуре. <…> В египетском мифе события могут показаться не имеющими причинно-следственной связи, поступки богов – психологически никак не мотивированными или вопиюще непоследовательными, зачастую бывает непонятен сам сюжет. Но даже в том случае, когда читатель оказывается способным не только воспринять текст, но и увидеть все его ассоциативные связи и смысловые параллели, понимание все равно будет лишь рассудочным, безэмоциональным, ибо чуждая система образов не может вызвать адекватной чувственной реакции. Труднее всего усваивать древнеегипетскую мифологию из-за ее алогичности». (Ср.: Владимир Бибихин: «…древность трудно сравнима с чем-нибудь нам известным…»)

Далее Иван Рак приводит примеры видимых противоречий: говорит, что тот или иной бог может одновременно выступать как, казалось бы, взаимоисключающие начала, фигурировать под разными именами, по-разному «выглядеть», находиться в один и тот же момент «в разных местах».

Кроме того, «…древнеегипетские тексты большей частью дошли до нас во фрагментах; многие содержащиеся в них намеки и ссылки нам непонятны; наконец, часть мифов сохранилась лишь в пересказах античных авторов, давших свою интерпретацию и, следовательно, исказивших первоначальный смысл». Алогичность исследователь первоначально обосновывает тем, что мифы создавались на протяжении многих веков, в разрозненных египетских номах, периодически сливаясь, перемешиваясь и постоянно изменяясь.

С точки зрения истории это понятно. Но основная суть в том, что мы читаем миф, и миф этот – о богах, и не нужно воспринимать его буквально, подходить с формальной логикой к размышлениям о божественном. Для бога, думается, как раз таки вполне естественно быть где угодно, чем угодно, кем угодно одновременно и в любой момент времени и уж тем более как угодно называться данными людьми именами.

В конечном счете Иван Вадимович очень верно говорит о поэтике мифа, о его всеобъемлющей символичности. Множество символов не только идейно не противоречат друг другу, но, напротив, дополняют и обогащают. То же мы наблюдаем и в богатом художественно-изобразительном наследии. – «…Мифолого-религиозные представления часто отражаются не буквально, а условно-образно: изображение выступает не в качестве иллюстрации к конкретному эпизоду мифа или фрагменту текста, а как бы в роли метафоры».

В египетских мифах, пишет исследователь, «…главное содержание составляют не события, а философский подтекст, который за этими событиями стоит. Мифы, как стихотворения, символически, в образно-художественной форме передают представления египтян о законах природы, о красоте, о смысле жизни, о том, каким должен быть, по их понятиям, справедливый государственный уклад. <…> Монументальный, статичный миф Древнего Египта зовет человека слиться с природой, принять раз навсегда заведенный мудрый порядок, подчиниться ему и не пытаться что-либо изменить, ибо любые перемены будут только к худшему. <…> Египетский миф <…> славит творца, созидателя, хранителя и защитника стабильности в мире».

Следует упомянуть замечание Ивана Рака касательно условности ряда терминов, употребляемых в текстах («душа», «воскресение», «истина», «грех»), которые в современной традиции носят, должно быть, немного иной смысл, чем «передаваемые этими понятиями древнеегипетские слова». А также следующее замечание: «За редкими исключениями, произношение древнеегипетских слов неизвестно. Огласовки их транслитераций носят чисто условный характер и <…> не претендуют на фонетическую точность. В частности, ударения в огласовках изначально было принято делать на предпоследнем слоге. Однако по разным причинам закрепилось немало нарушений этого, также чисто условного, правила».

Выдающийся русский философ, филолог и переводчик Владимир Вениаминович Бибихин, чье высказывание приводилось выше и с некоторыми работами которого мне нежданно посчастливилось ознакомиться вскоре после завершения поэмы, в своих лекциях говорил в том числе о поэзии как о способе познания и описания божественного.

Предваряя цикл лекций «Грамматика поэзии», посвященный анализу Ригведы и являющийся великолепным образчиком толкования древнего поэтического текста (см.: Бибихин В. В. Грамматика поэзии. Новое русское слово. – СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2009), Бибихин говорит: «Вселенная устроена Софией, красотой и художеством, она женственная, поэтому ее настоящее, высшее и правдивое познание поэзия. Поэзия такое познание, с восстановлением родового, генетического значения этого слова, которое живое порождение, рождение самой жизни.»

Он много цитирует и анализирует высказывания немецкого поэта Новалиса на ту же тему. Новалис писал: «Верность и любовь, эта пара – закон всего, человечество есть всё сообща орган богов. Поэзия единит их, как и нас». «Поэзия властно правит болью и соблазном – удовольствием и неудовольствием – заблуждением и истиной – здравием и недугом – она перемешивает всё ради своей великой цели всех целей – возвышения человека над самим собой». Бибихин: «Мир снова и снова отпадает от своего начала и существа, верности и любви, и поэзия каждый раз берет его уже как хаос, лес (материю), чтобы создать мир заново. В этом смысле поэзия магия: то, что казалось бы уже разошлось, расползлось выполнять свои частные, химические, физические, психологические законы, безнадежно рассеялось на холоде вне луча Treue und Liebe [верности и любви], т. е. совершенно ясно видно глазами, что безвозвратно распылилось, – вдруг оказывается, что поэзия это снова возвращает к Treue und Liebe».

«Может быть, еще важнее причина, кроме краткости времени и гениальной способности охватить все, почему [Новалис] говорит о главных вещах как будто скользя, намеком, – это стыд сказать главные вещи из-за опасности сказать неосторожно. Стыдно говорить, потому что нарушение святого, о чем надо молчать, подстерегает, на каждом шагу мы можем поскользнуться, сорваться.» Новалис: «Стыд, несомненно, есть ощущение профанации. Дружба, любовь и вера заслуживают обращения с ними как с заветными вещами. Следовало бы говорить о них лишь в редкие, интимные моменты, молчаливо соглашаться о них. Многие вещи слишком нежны чтобы думать о них, еще больше таких, о которых лучше не говорить».

Смысл облачения божественных явлений в символы и образы состоит прежде всего в том, что эти явления, эти сущности – это то сокровенное, те «истинные имена», которых мы не знаем, и потому не должны говорить о них буквально, ибо это будет ложью. Однако мы чувствуем их, мы их воспринимаем, мы неразрывны с ними, и с целью познания и рассуждения о них даем им свои, опосредованные имена, говорим о них образно, облекаем в символы. Имена, символы, образы могут быть совершенно разными у разных людей, народностей, однако суть явлений остается одна.

Кроме того, многие явления, имея в себе нечто общее, часто проявляют себя в одном и том же, поэтому разные явления могут быть объединены одним символом. К примеру, энергия, логос, любовь, начало, идея – все это проявляется в Осирисе. Символом и именем Осирис объединено все то, что несет зарождение, благо. Но справедливо и обратное: одно явление, одна сущность может выражать себя по-разному и потому может быть заключена в разных символах. Так, огненное начало есть и в Ра, и в Сете – как благотворное и как губительное.

У Бибихина встречается определение: «ли2ца событий». Оно вполне применимо к символам – к тем богам и их проявлениям и ипостасям, о которых мы узнаём из мифов.

Итак, поскольку сами божественные сущности неизведанны и сокровенны, то любая попытка их формального обозначения суть ложь. Поэтому искусство, поэзия, миф призваны описывать их через иносказание и символы – и именно таким образом, через них, человеку может быть доступно понятие о божественном.

И здесь начинается обратный путь: восприятие. Вследствие многозначности древних текстов, многогранности символов и «придуманности» описаний необходимо истолкование их, чтобы мифы не превратились в нелепые истории, сказки и сюжеты, чтобы не утратили изначальное смысловое наполнение. Толкования, порой правдивые, а порой превратные, в любом случае необходимы прежде всего как напоминание о том, что миф – не просто сказ, а способ осмысления и описания божественных явлений, и что символы – не имена и не олицетворения.

Плутарх много пишет о превратных трактовках и суевериях. «…Когда слушаешь те мифы, в которых египтяне рассказывают о богах, об их блужданиях, растерзаниях и многих подобных страстях, то <…> не следует думать, будто что-либо из этого произошло и случилось так, как об этом говорят. <…> Понимая, что нет для богов более приятного дела и более приятной жертвы, чем истинное представление об их природе, <…> избежишь ты суеверия, которое является злом не меньшим, чем безбожие».

Закончив краткий пересказ мифа об Осирисе, Исиде, рождении Хора и тяжбе его с Сетом, Плутарх пишет: «Таково примерно главное содержание мифа, если опустить предосудительные истории, например, рассказ о растерзанном Горе и обезглавленной Исиде. Когда такое говорят и так учат о природе вечной и бессмертной, в которой более всего познается божество, как будто воистину такое случалось и происходило, тогда, как говорит Эсхил, “надо плюнуть и очистить рот”. <…> Миф у нас – изображение некоего понятия, переводящего мысль на другое». И далее: «…люди не перестают сводить с неба на землю столь великие имена и подрывать и уничтожать благочестие и веру <…> и тем открывать ворота льву безбожия и очеловечивать богов».

В нижеследующей 6-й части поэмы большое внимание уделено теме беспредельности божественного и существующих при этом и окружающих нас пределах.

Неверно ограничивать богов рамками отдельных (тем более людских) качеств и «характеристик». Проявляя себя в чем-то, они, несомненно, участвуют в этом, но они не определены этим. Именно ограниченность суждений о боге и есть суеверие – остановка в познании, прекращение его. Сложившееся и закостеневшее понятие может служить для успокоения и утешения, но не для развития. Сами божественные явления имеют движущуюся и изменчивую природу, поэтому и познавание ее должно быть процессом перманентным. А прекращение ее познания, односторонность суждения, сформировавшееся о ней мнение и, порой, навязывание своих рамок другим – это всего лишь страх перед неизведанным и стремление оградиться от непонятного привычной и известной «ширмой».

Образно можно говорить о том, что ограниченность – одно из проявлений Сета. Однако Сет – бог, и, соответственно, всё в нём имеет божественную природу. – В том числе и границы, которые совершенно необязательно должны восприниматься как нечто «дурное». Границы есть границы. Мало кто откажется от своей оболочки, покуда в ней можно жить. Ведь именно эти пределы, оболочки – наши тела, наша форма – носители жизней. И есть время обретения границ и время отказа от них.

Богам ни в чем я не поклялся. – Назвал лишь их по именам, Воспел хвалу… Но клятвы тайной Не произнес. Не потому, что не достоин, А просто – клятве нет цены. Предать богов, ее нарушив, Я не смогу. То клятва верности, быть может; Всевечной, может быть, любви… — Молчи! Ведь истина – дороже. Она – как миф.

Часть 6 Осирис, Исида, Сет и Хор

…И жизнь, стремящаяся к морю — Река, впадающая в смерть. А в устье том – исток историй Про круговерть. Алигер Ф., из стихотворения «Мясущество»

Вступление

В чем разница меж богом и не-богом? — Не-бога – нет. Как нет небытия. У бога – нет границ. Его так много, Как много нас – крупинок. Как и «я», Он – не один. Мы – все – не одиноки. И ты, и моль, и лес, и скорлупа… — Мы – всё – одно. Границы – однобоки И временны. Мы все – пшено. Крупа. Все рождены из общего начала И к общему вернемся. Смерти нет. Есть время от причала до причала; А дальше: старый добрый Новый Свет. Сойдешь по трапу… – А внизу встречает Земля! И ты – упавший с древа лист — Падешь в ее объятия! – В начало. И растворишься. Станешь снова чист. Но не исчезнешь. Новыми ростками Произрастешь и к новым берегам Отправишься. И никогда не канет В небытие божественный фрегат! Ты не исчезнешь, ибо по дороге Так иль иначе также сотворишь Наследие свое. Бесследно в боге Ничто не исчезает. – Тонет лишь… И сколь реален, столь и эфемерен Телесной формы временный корсет. — Но нет границ у бога. – Люди, звери, Растения, предметы… – Он – мы все. Актер – ничто без зрителей. Однако И зритель без актеров – ни к чему. Один – не одинок. – Не одинаков. …Начни же песнь свою. – Я перейму.

Действие I. Царствование Осириса. Заговор Сета

Нас было пятеро детей у Нут, богини неба. — Осирис, Гор Бехдетский, Сет, Исида и Нефтида. На свет мы были рождены — здесь нас сковали судьбы. Но безгранична наша суть, как беспределен мир. Меж нас Осирис – бог-Любовь. — Священное либидо. — То бог, проистеченья чьи энергию несут нам. То бог – исток, основа, ось! То царь. – Наследник Геба. Владыка сущего всего. Наш господин. Мессир. Страною славно правил он, и процветал Египет! И годы царствия его запомнились навеки Как благоденствия пора! — Чего и ждать от бога, Собой являющего свет, вселенскую любовь?.. Но без Исиды он – ничто. Не существуют реки Без берегов. Осирис – Нил. — Сакральная дорога, Поток, несущий влагу той земле, что примет, выпьет Ее, – чтоб продолжалась жизнь, рождаясь вновь и вновь! — Исида! – Мудрая жена, богиня плодородья И материнства. – Мать-земля! Вместилище любови. Отрада духа. Плоть. Сосуд. Идеи воплощенье. — Долина Нила. – Та-Кемет. — Родные берега! Осирис – Логос. Слово… – Что ж, ни капли смысла в слове Бестелом нет. – Но: воплоти! — Но во Плоти – священно Такое слово! Вместе мы — творение. – Природа. Исток – Осирис, а исход — Исида. …Сколь богат Был край египетский, пока под властью находился Четы божественной!.. – И сколь всё это, право, скучно! Наш брат, злодей, завистник Сет с таким мироустройством Был не согласен и желал, конечно, править сам. — Нас ненавидел втихаря, пылал презреньем жгучим, — Но не выказывал… – Порой умел блеснуть геройством, Когда на помощь войску Ра он приходил и бился С недоброхотами Творца во славу небесам… — О, да! Воитель славный Сет! — В нем всё горит! – Бесспорно, Союзник верный Солнца-Ра. Огонь огня не бросит. Но Ра – тепло и свет; а Сет — сожжение! – Хоть в тайне Скрывал он до поры свою губительную суть. — Великой злобой изнутри палимый, хмур и грозен, Терпел и ждал… Но даже Сет не чужд был созиданью: Он строил план! – Как стать царем Над всей Землею Черной; Он спал и видел, как в гробу Осириса несут! Как спал, так видел этот гроб… — И вдруг однажды утром, Проснувшись, понял: вот оно! Созвав своих подручных (Бебóна, демона помех, Асó, царицу южных Ветров засушливых, и Тех, чьи имена – в золе), Сет объявил им: «План готов! Теперь не будет скучно. — Нам рост Осириса сперва тайком измерить нужно… По мерке сделать саркофаг — весь в злате, в перламутрах! — Такой, чтоб каждый захотел быть преданным земле В столь изумительном ларце тотчáс, без проволóчек!.. — И я тогда устрою пир и приглашу на праздник Тебя, Бебон; тебя, Асо; и вас, дражайших бесов; А также – брата своего, Осириса-царя! — И мы повеселимся всласть!..» — Расхохотались мрази И принялись осуществлять затею. – Лично Сет сам В покои царственной четы прокрался той же ночью, Пока все спали… И пока очей своих заря Не разомкнула, – лиходей снял мерку и покинул Опочивальню… А спустя шесть дней был изготовлен Великолепный саркофаг! — Подобные не снились Ни вечно спящим, ни живым… — И Сет устроил пир! Позвал Асо, Бебона, Тех, чьи имена утопли В веках, и брата своего: «Осирис, сделай милость, Явись!…Да с царских погребов вина приволоки нам. — Помянем старые деньки, и дружбу – укрепим!» Что ж, делать нечего – пришел на празднество Осирис. — Все собрались ужé. Все пьют… И, будто виноватый, Заходит царь… – Его здесь ждут?.. — Густ воздух. Мало света. Дымится стол от яств… Сидит Хозяин во главе. — …Одежды сотканы его из ненависти к брату, Презрение течет из пор звериной морды Сета, И чаша, злобою полна, — пред ним. И мертвый ибис — На блюде!..[7] – Губы Сет кривит и говорит: «…Привет». — А брат-Осирис, бог-Любовь, не видит в том дурного. Сердечно обнимает он злодея и садится С ним рядом… Вместе братья пьют, и Сет, собой довольный, Велит рабыням поплясать, а евнухам – попеть. Он шепчет на ухо царю: «Тут есть одна вещица… Ее, возможно, подарю Тебе… – коль добровольно Сойдешь во гроб… – Я не шучу… — Ну, разве что, немного. …Не бойся, это лишь игра! Здесь не над чем потеть. Эй, вы! Несите саркофаг! Сейчас увидишь, братец, О чем толкую я… Ну вот, несут… Гляди же!..» – Хором Все гости ахнули!.. — «О, да. Прекрасная работа!» — Осирис вежливо сглотнул, А Сет провозгласил: «Друзья! Ложитесь в этот гроб! Кому придется впору, Тому его и забирать!.. Спокойно!.. Позолоту Не повредите! Станьте в ряд. Успеют все к награде Возможной прикоснуться… Ну, давайте! Ждать нет сил!» И началась примерка. – В гроб поочередно гости Залазили: кряхтел Бебон; и лезла вон из кожи Асо; и Те, чьи имена припоминать не надо, Пытали счастье… – А ларец то мал был, то велик… – Теперь Осириса черед!.. — Сумняшеся ничтоже, Осирис лег… — «Тебе идет! — Воскликнул Сет. – Награда Навек твоя!» – И в тот же миг захлопнул крышку! Гвозди Собственноручно вколотив, взревел он, ликом дик: «О, брат мой! Страшен твой удел!.. Мы все – убиты горем!.. Но, видно, смерти ты искал, коль сам забрался в ящик… — Так обрети ее… – Эй, вы, стяните ларь ремнями И бросьте в реку где-нибудь вдали от этих мест. …Осирис, слышишь смерть свою? — Искавший – да обрящет! Ты слышишь?! Ты меня нашел! Я – Смерть!.. Над всеми вами Властитель!.. Унесите гроб.» И унесли. И к морю Пустили по теченью плыть… — Жизнь-реку Море съест.

Действие II Странствия Исиды

Исида! Ты ведаешь, что происходит?.. Послушай, случилась беда: Осирис покинул тебя. Навсегда… Ты слышишь? – Кричат о невзгоде В саду твоем птицы… – Проснись же! Поверь же: Настали суровые дни… Проснись. Поднимайся. Окно распахни. Ты видишь: Осирис повержен. — Повсюду прислужники Сета вещают: «Бог умер! Да здравствует бог! Ваш прежний правитель бесславно издох! Убрался со света с вещами…» — О, горе! Твой муж опозорен! О, ужас, Твой брат – душегуб и палач!.. Сестра, убивайся, рви волосы, плачь! Жена, отправляйся за мужем. Исида, ты веришь, что жив он? – «Не знаю… Не знаю. Но надо идти. Вот только куда?..» – Порасспрашивай птиц. — Дорога у них – не земная. — Кто многое видит, тот ведает боле. Быть может, в нездешнем краю Они разглядели надежду твою… — «Нет, мы не видали… Но в поле За теми холмами есть Древо – владыка Растений, и птиц, и зверей. — К нему с чужедальних земель и морей Стекаются вести. Пойди-ка, Богиня, к великому Древу! Возможно, Известно хотя бы ему, Где ныне супруг твой…» – «Совет ваш приму. — Пусть даже ничтожна, пусть ложна Надежда на то, что Осирис остался В живых, – не устану искать!..» — Исида, отнюдь! Твоя цель – не близка; И рано еще про усталость Вести разговор. Поспеши же ко Древу, Что знает почти обо всем На свете… И скажет оно: «Унесен Осирис рекою во чрево Морское!.. Но… вроде бы, выброшен морем На берег он был… И исчез Бесследно! – Ни птице увидеть с небес, Ни зверю учуять… Зрев в корень, Скажу: будь он жив, я бы знало.» – «О, Древо, Зря в корень не зри! Не убей Надежду! – Ведь точно о мужней судьбе Не знаешь ты.» – «Тешь себя, дева!» Исида, не слушай его, но продолжи Свой поиск! (Что ж делать еще?) Весь край обойди, все дороги – всё в счет! Допытывай каждого. Должен Хоть кто-то был слышать хоть что-то о милом Твоем! Не жалеючи ног, Весь свет переведай, все веси – всё впрок! В долинах, пропитанных Нилом, Да в землях пустых ни единого места, Пожалуйста, не пропусти! Пусть всякое будет тебе по пути. — Тогда долгожданные вести Тебя не минуют… – И верно: однажды, Великое множество дней Спустя, повстречаешь ты славных детей. — Они вперебивку расскажут, Как некогда неподалеку от Библа[8] Большой безобразный предмет, Похожий на старый сундук… – или нет… — Скорее, на ящик – прибило Волнами ко брегу. В кустах тамариска… — Нет, в зарослях вереска он Остался лежать… – нет, стоять… – обветвлён, Опутан всецело… – «А близко ль (Спроси их) то место?» – «Да близко!» – «Ох, дети, Спасибо!..» – «Вот только не куст Теперь там, а дерево!..» – «Дерево?..» – «Пусть Помру, если вру! Ра свидетель! Огро-о-омное дерево!.. Ларь тот, наверно, — Внутри, весь объятый стволом… Коль хочешь, тебя мы туда отведем». — «Хочу». Ах, Исида! Безмерны Печали; а чаша печалей – бездонна!.. — Иди за детьми… – Ну… где ларь? Где дерево?!. — Знай же: Малькандр, местный царь, Велел изготовить колонну Из этого дерева – сделать подпорку Для крыши дворца своего!.. — Исида, твой поиск окончен. – Его Нашла ты… Услышав, как горько Ты плачешь, какие-то девушки вскоре К тебе обратятся: «По ком Скорбишь, чужестранка?» – «…По мужу… Врагом Презренным убит он!..» – «И горе Тебя привело в наши земли?» – «Да просто Идти нынче некуда мне. Блуждаю-брожу по чужой стороне… Мой путь – это поиск погоста». — «Послушай, идем во дворец вместе с нами. Мы служим Астарте…» – «Кому?» — «Царице. Поешь, отоспись…» – «Не пойму, Зачем вам…» – «Пускай мы не знаем, Откуда ты родом и кто ты, – но видно: Ты знатная женщина…» – «Что ж С того? При дворе не хватает вельмож?» — «Вельмож-то – в достатке… Да стыдно Тебя так оставить… Ступай же за нами». — «А что… говорят, ваш дворец — Красив?.. А колонны… – так просто венец Искусства?.. Чудесный орнамент?..» — Тончайшие брови подняв удивленно, Девицы ответят: «…Красив». И, больше уже ни о чем не спросив, Проводят к царице… Колонна! Внутри – саркофаг. В саркофаге – Осирис. Ты можешь коснуться рукой Ее. Но его – не сумеешь. Покой Его нерушим. Ты о силе Своей умолчи. – Потому что Астарта Сердечно тебя приняла. Покои тебе отвела… И, хвала Богам, предложила остаться. — Тебе ведь нужна передышка. А имя… Покамест свое утаи. И сущность свою. И печали свои. Ты после вернешься за ними. Воздай благодарность царице. – Поручит Тебе она нянчить дитя, Царевича-сына, – побудь же хотя б Заботливой нянькой. – Но лучше Бессмертным младенца-наследника сделай: Тайком ото всех по ночам Взамен колыбели в волшебный очаг Укладывай нежное тело, Чтоб смертную выжечь огнем оболочку! Но будь осторожна, не то Астарта увидит… – И вздрогнет чертог От вопля царицы! – И в клочья Порвет ее крик драгоценные чары, Весь труд твой насмарку пустив… — Где ж знать ей, на чьем она встала пути, Кого во дворце привечала?! — Придется признаться. Придется открыться. — Увидеть, как падает ниц И как пред тобою, царицей цариц, Встает на колени царица!.. Довольно… Достаточно. Вырви колонну! Разрушь. Саркофаг извлеки!.. — «О муж мой!.. Ты слышал тот вопль?.. – Сопляки! Послушайте мо-о-ой!!» — С небосклона Посыпятся звезды, земля содрогнется! Младенец – умрет в тот же миг. …Что смерть человека? – Не божий ли крик?.. Кричи, пока он не проснется! Исида… Пора возвращаться обратно. Ты скоро достигнешь земли Египетской. Но оставайся вдали От глаз ненавистного брата. Осириса похоронить бы – как можно Достойней!.. Вот только сперва Спрячь гроб в камышах в дельте Нила. – Трава Густая укроет надежно Его от случайных непрошеных взоров. Сама ж за сестрой поспеши, Чтоб вместе оплакать. …Шумят камыши, Надежно сокрыв от позора Осириса… – Но!.. (Никогда ведь не знаешь, Где вынырнет вдруг крокодил…) — В то место придет, как не раз приходил, Охотясь, твой брат… – О, какая ж Ирония скверная! Случай нелепый!.. — Завидев знакомый предмет, Подпрыгнув, отпрянув, уставится Сет На некогда великолепный, А ныне кошмарный сундук… – Мертвеца ли?.. — «Посмотрим… – Ты все еще тут, Мой братец любимый!.. Целехонек, плут! А я… – Мое сердце в печали! Я долго оплакивал скорбный удел твой. — Однако мне более люб Твой нынешний облик, чем прежний… Сей труп Нуждается, впрочем… в доделке!» — И выхватит меч окаянный мерзавец И станет рубить на куски Бездвижное тело; – уму вопреки, Покойника Сет растерзает! А после по всей омываемой Нилом Земле разбросает злодей Останки Осириса, чтоб у людей Последняя память остыла О добром царе их, чтоб даже могилы Осириса не было, чтоб Никто ему горстки не бросил на гроб Земли… – насыщавшейся Нилом. Исида, да есть ли конец твоим бедам?! Узнав о случившемся, вновь Пускайся на поиски! – К бою готовь Терпение. – Снова изведай Дороги и тропы. В папирусной лодке Весь Нил проплыви. В этот раз Заботы с тобою разделит сестра — Богиня безропотных, кротких Усопших – богиня Покоя, Нефтида; А с нею – и сын ее, бог Дуата, Анубис – хозяин дорог, Ведущих в загробье. – На вид он Шакалоголов, а телесностью – людям Подобен. Для многих из них Он бог погребения и проводник В Тишайшее царство. Но чуден Анубис не только обличьем, но также И родом:…когда-то давно Поганому Сету примерной женой Нефтида была, но вскуражил Ей голову нехотя славный Осирис; И вскоре, под видом сестры, Во тьме полунóчной (о, сколь же хитры Богини в любви!) заявилась Нефтида на ложе Осириса; в этой Ночи был Анубис зачат. Засим она, плюнув в домашний очаг, Бежала подальше от Сета. …Исида, тебе-то всё это известно. Но ты – не одна. Ты – одна Из тех, из кого твоя жизнь сложена, Из тех, для кого твоя песня. А в песне твоей: чем страннее, тем дальше. В ней время – особый язык. — Грядущее прошлым становится вмиг. А прошлое – кажется фальшью. Что было – то будет. Что будет – то было. Грядущее – то, что дано. Причина и следствие – вместе. – Одно. Твой выбор – единственный выбор. И это Одно – безгранично; иначе Нельзя быть единым. Но есть Границы познания. Данные – есть. А следствие – наша задача. В познании – стимул. Узнать: что же дальше? — Вот двигатель; радость игры. Границы-то – временны!.. Есть две сестры: Жизнь – смерть. – В этом фарше нет старших. Исида! Вам, древним, известно поболе. В жизнь-смерть поиграете вы, А дальше-то что?! Божья воля, увы, Для бога – всё та же неволя. Так что было дальше, что будет в той песне Твоей? – Вы смогли отыскать Останки Осириса?.. — В топях, в песках, В полях, в городах – повсеместно, Где вы обнаружите бренного тела Какую б то ни было часть, Везде воздвигайте во имя и в честь Владыки надгробные стелы. — Пусть память о нем не умрет, сохранится Повсюду: в камнях, да в сердцах Людей, что надгробья придут созерцать. И пусть настоящей гробницы Твой брат-супостат никогда не сумеет Сыскать среди множества стел. Захочет – не сможет. Никто не сумел Найти и поныне… – Бог с нею. — Ведь память о боге жива!.. Что до плоти Его оскверненной, то жив Он будет и телом! – Когда, завершив Скитания, вы соберете Останки, когда вы найдете все части И сложите вместе, тогда Анубис срастит их; а после придаст Защиту от тленья: умастит Маслами и забальзамирует тело. — Так первую мумию он Создаст… Ах, Исида, с недавних времен Ты больше всего сожалела О том, что ребенка зачать не успела, Покуда был жив твой супруг. Так сделай же это теперь!.. (Скольких мук Не стоит подобное дело? А ты претерпела немало.) – Вот случай, Который нельзя упустить… Прикинувшись птицею Хат, опустись На мумию; тайных созвучий Сплети вереницу, вложи их в Заклятье И Песню исполни свою! Пропой! – И я вслед за тобой пропою Слова о чудесном зачатьи! Весь мир за тобой пропоет их, и вскоре Родится светлейший бог Хор! — Бог-Жизнь. Бог-Творение. – Голос и хор И песня о голосе-хоре.

Действие III Противостояние Хора и Сета

I’m Nobody! Who are you? Are you – Nobody – too? Then there’s a pair of us! Dont tell! They’d advertise – you know! How dreary – to be – Somebody! How public – like a Frog – To tell one’s name – the livelong June – To an admiring Bog![9]

Emily Dickinson, 1891 Что bog? – Болото да топь, трясина, Вода с землею. – Сыра земля. — Отец-Осирис-и-мать-Исида. Дитя – Природа: луга, поля… Вода без стока болотит место. Ей нужно Море. Ей нужен сток. — Стремленье к смерти – не цель, но средство Движенья, жизни. Пред богом – бог. — Пред Смертью – Жизнь. – Это Хор пред Сетом. Им друг без друга нельзя никак. Поется песня, но будет спета. Но будет новая песня. Так Они сражаются: век за веком Творенье с гибелью бой ведет. С попеременным идет успехом Их поединок – из года в год. Когда Исида растила сына В болотах Дельты, впервые Сет Тогда услышал, что бог всесильный Явился чудом на белый свет; Когда ж прознал он, что бог тот новый — Не кто иной, как родной сынок Осириса – кровь и плоть от крови Его и плоти, – то из-под ног Ушла земля у царя-злодея!.. Младенца он погубить решил Немедля! – И, превратившись в змея, Приполз в те самые камыши, Где Хора прятала мать… Бесшумно Сет проскользнул, подобрался и Ужалил!.. – Взвился младенец! Жутко Скривился, сжал кулачки свои, Заголосил!.. – Нет Исиды рядом. — На крик примчалась… – Хрипит уж он, Натужно дышит, блуждает взглядом И извивается весь ужом… Исида следом заголосила: «На помощь, кто-нибудь!.. Кто-нибудь!!!» — Сама ничем пособить не в силах, Воздела руки!.. – А в небе путь Ладья божественная свершала: Бог Солнца Ра и вся рать его… — «О, Ра великий! Взгляни: ужален Наследник Царствия твоего! А значит, это – Твоя забота. Приди на помощь! Пусть Хор живет!..» — И Ра отправил к Исиде Тота. — Бог врачевания, мудрый Тот Спустился наземь и спас от яда И исцелил ее сына. — Так Сошлись «впервые» Хор с Сетом. С гадом — Тварь божья. – Кровные брат-и-враг. Затем Хор вырос, и в честной битве Схлестнулись недруги!.. Хоров глаз В бою Сет вырвал и, разрубив на Куски (на мерзости Сет горазд), Рассеял щедро по всей широкой Земле египетской… – Снова Тот Пришел на выручку Хору. – Око Смог воссоздать он: среди болот, Полей и рек по частям собрал и Соединил и скрепил в одно… — Но Хор не стал возвращать обратно Былое. – То, что воссоздано. Пришедши к мумии Осири2са, Вложил он око отцу в уста… И возродился Осирис! Присно Он воскресает. Он – сила та, Что вновь и снова питает землю, Несет энергию, свет, любовь Своей Материи! И приемлет Исида семя его. Он – Новь, Что отдает, а отдав – скудеет И иссякает. Но – ничего, Он возродится! Ведь он – Идея, Исида, Разума твоего. Ты собираешь его частицы, И вы рождаете Хора – Мысль. Ты всё вбираешь, чтоб – разродиться, Из «Ты» да «Я» получая «Мы»! Мы – Хор! Мы – сущее «Я». – Природа. Мы – воплощение. Мы – дитя. — Творенье. Жизнь. Продолженье рода. Желанье роста. Живем – хотя!.. Осирис – свет. Хор – стремленье к свету. Осирис – вышнее! – Чистота. А Хор – смешенье. Хор полон цвета. Хор – цвет. Хор – дольнее. – Красота. И оттого мы – несовершенны. Мы плоть от духа. Мы – во плоти! И мы оторваны. Оглашенны Своею мыслью: где «мне» найти Место-именье?! Нам имя: «Где я?» Стремленье к свету – вот вся «краса». — Мысль возрождает саму Идею. — Хор возрождает Осириса. Осирис – жив! Но он бог – нездешний. Он бог Дуата. И потому Всегда считалось, что лишь умерший Мог прикоснуться к Незримому. Осирис-Хор-и-Исида – вместе б Им быть!.. – Но цельности всё же нет. Вода без стока болотит место. Ей нужно море. Им нужен Сет. — Нужны преграды, чтоб быть Рекою. Чтоб стать движением, цель нужна. Нужны границы, чтоб – в непокое — Стремиться!.. к Смерти. – Она одна И есть та грань, оболочка наша, Что отделяет от духа плоть. А Жизнь, ценой своей жизни даже, Ее старается побороть! Жизнь-Смерть – одно. – Это Хор пред Сетом. Им друг без друга нельзя никак. Поется песня и будет спета, И будет новая песня. – Так Они сражаются год за годом — Творенье с гибелью. Смертный бег. С попеременным идет исходом Их поединок. – За веком век. Меж тем преданье гласит: однажды Привлек Сет Хора к суду богов И превратил ратоборство – в тяжбу! Подлец надеялся, что легко Он отстоит свою власть, корону: Он – брат Осириса! Ну а Хор — Нечистый выродок! – Незаконно — Рождённый. Жалкая помесь. Вор Его наследия. И не может Претендовать на чужой престол. Пускай Хор сдастся! Оружье сложит. Пусть знает место свое, щегол! И собрались в Золотом Чертоге Владыки древние – спор решать… — И разминулись во мненьях боги. Тогда представился Хору шанс Исход дуэли суду на откуп Не отдавать. – Он изрек: «Наш спор Решится пусть в состязаньях! – Вот как Узнаем мы, кто здесь царь, кто вор.» — И трижды недруги состязались, И трижды верх брал не кто иной, Как сын Осириса. В тронном зале Встречали Хора, и трон земной По праву занял он, победитель! И все склонились пред ним. С тех пор — Добро ли, худо ли, как хотите — Над миром властвует Жизни хор. …А Сет тогда уступил. – Но – в малом. Пускай та битва завершена, И трон утрачен, и проиграл он, Но не закончена их война! Набравшись сил, он поднялся снова На бой, и снова сошлись они! И бьются, бьются!.. И всё готово Для битвы будущей. – Для возни Непрекращающейся – промежду Двух ипостасей, что суть – одно. — Но сути этой ни-впредь-ни-прежде Познать раздельно не суждено. Все ограниченности – ничтожны. Но органичность их!.. – Чтó она?.. Судьба и воля – одно и то же… Но грань – есть. Истина-и-Стена. Пред Смертью Жизнь – это Хор пред Сетом. Им друг без друга нельзя. Но нет, Всё бьются, бьются!.. – Зачем всё это?! Быть может, ради самих побед. — Быть может, ради триумфа духа. — Чтоб дух в борьбе восторжествовал!.. Победа – истинна! Пусть для слуха Убого слово и как «провал» Звучит практически, пусть для глаза — С бедой соседствуя – не бог весть. Весомо действие, а не фраза. Победы разные в жизни есть: Здесь – дом построен; а здесь – задачи Решенье найдено; здесь – свершен Геройский подвиг! – Когда затрачен Был труд немалый и завершен Победой честного дела – это Прямое благо. – Таков ответ. — Тогда-то Хор побеждает Сета И надо тьмой торжествует свет! …Когда бесцельность свою презрели, Преодолели и лень, и страх, Когда сумели добиться цели, Тогда со смехом в глазах, в устах Возликовали! И мир весь – следом! И на душе тогда – торжество. — Тогда-то поняли, что победа Есть настоящее волшебство. Однако, знание – не награда, Нет. Мало знания – чтобы жить. Победы ради бороться надо. Победу надобно заслужить.

Примечания

1

Ка – так называемый «двойник» бога или человека. Многозначный и по-разному трактуемый древнеегипетский термин. Возможно, Ка – это как бы «внешняя душа», то есть образ индивидуума, воспринимаемый извне, а не только им самим. (Здесь и далее примечания автора.)

(обратно)

2

Та-Кемет, в переводе «Черная земля»– так древние египтяне именовали свою страну, подразумевая ее плодородие, в противоположность «Красной земле», то есть пустыне.

(обратно)

3

Оргия – единица измерения длины в Древнем Египте, составлявшая 2,1 метра.

(обратно)

4

Золотой Чертог – земной дворец богов.

(обратно)

5

За семь морей – фигуральное выражение. Имеется в виду относительная дальность Элефантины (древнегреческое название египетского острова и города Абу), находившейся у первых порогов Нила в номе Та-Сети. Соответственно, никакие моря от прочих египетских земель ее не отделяли.

(обратно)

6

Солнечная ладья также называется Ладьей Вечности. В буквальном переводе ее название звучит как «Ладья миллионов лет».

(обратно)

7

В Древнем Египте ибисы были одними из самых почитаемых священных животных – вплоть до того, что убийство этих птиц каралось смертной казнью. С ибисом был непосредственно связан культ бога Тота, ближайшего соратника Осириса, помогавшего ему в делах просвещения и управления страной.

(обратно)

8

Финикийский город.

(обратно)

9

Bog (англ.) – болото.

(обратно)

Оглавление

Часть 1 Атум-Ра. Сотворение мира

Часть 2 Тот. Игра в сенет

Часть 3 Тефнут. Бегство в Нубию

Часть 4 Хатхор-Сохмет. Истребление людей

Часть 5 Путешествие Солнечной ладьи[6]

Предисловие автора к части 6 (и послесловие к частям 1–5)

Часть 6 Осирис, Исида, Сет и Хор Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg