Татьяна Потапова
КОСМОС ПУШКИНА
" РОССИИ
ПЕРВАЯ
ЛЮБОВЬ…"
1
Ф.И.Тютчев
ОГЛАВЛЕНИЕ
Предисловие 1
"О ЗНАЧЕНИИ ТВОРЧЕСТВА ТАТЬЯНЫ ПЕТРОВНЫ 3
ПОТАПОВОЙ"
Предисловие 2
ПРЕДСТАВЛЯЯ НЕБЕСНУЮ ПОЭЗИЮ ТАТЬЯНЫ 4
ПОТАПОВОЙ - СВИРЕЛИ
ОБРАЩЕНИЕ К ПОТОМКАМ АЛЕКСАНДРА СЕРГЕЕВИЧА 5
ПУШКИНА
Глава 1
РОССИИ ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ
7
Глава 2
ОБИТЕЛЬ ДРУЖЕСТВА
28
Глава 3
ВМЕСТЕ С ЖИЗНЬЮ ДОРОГОЙ
57
Глава 4
ТАМ РУСЬЮ ПАХНЕТ
97
Глава 5
НОВЫЕ ЧУДЕСА
117
Глава 6
ПУШКИН ДАРИТ ТАТЬЯНЕ СВИРЕЛЬ
143
Глава 7
ВСЁ ОДУХОТВОРЕНО
175
Глава 8
К НАЧАЛУ ВСЕХ НАЧАЛ
198
Глава 9
СВЯТОЕ АФРИКАНСКОЕ ЕДИНСТВО С РОССИЙСКОЙ 228
ВОЛЬНИЦЕЙ
Глава 10
ПУШКИНСКАЯ ШКОЛА. ЧТО ЭТО ТАКОЕ
239
Глава 11
ПУШКИН -- СВЕТСКИЙ СВЯЩЕННИК
255
Глава 12
СОЛНЕЧНЫЙ ЦЕНТР ИСТОРИИ, СЕРАПИС И ВААЛ
260
Глава 13
В СТРАНЕ, ГДЕ СОРОТЬ ГОЛУБАЯ
282
Глава 14
ПУШКИН И МОСКВА
308
Дополнение
ЭХО ПУШКИНСКОГО ВЕЧЕРА
361
Приложение
ИЛЛЮСТРАЦИИ ТАТЬЯНЫ - СВИРЕЛИ К КНИГЕ
364
2
Предисловие 1
О ЗНАЧЕНИИ ТВОРЧЕСТВА ТАТЬЯНЫ ПЕТРОВНЫ ПОТАПОВОЙ
Татьяна Петровна Потапова - журналист и поэт - обладает именем "Свирель", данным ей
А.С.Пушкиным в Тонком Мире. С 1989г. по сегодняшний день она принимает сообщения из
Тонкого Мира - с "Планеты Душ", о чём подробно рассказывает в начале этой книги. Принимая
поэтические послания от великих русских поэтов, писателей и даже учёных из Тонкого Мира, где
все они живут и трудятся в своих тонких физических телах, подобных нашим, Татьяна-Свирель
открыла для нас, землян, совершенно новую область познания реально существующего
бессмертного Тонкого мира. Нам открылась тайна за семью печатями - бессмертие Души человека,
перешедшего в мир иной, его непрекращающегося творчества и создания в Тонком Мире жизни,
вполне подобной нашей, протекающей в городах Света, существующих над городами плотного
мира и носящих те же названия, что и города на Земле. Например, город Света Санкт-Петербург с
главными его учебными и культурными учреждениями (Университет, Консерватория, Мариинский
театр, Пулковская Обсерватория, и т.п.). Город Света Москва - с Большим театром и т.п.. Страна, в
которой они находятся - по географии подобна России. А.С.Пушкин руководит Объединением
Поэтов и издаёт их новые произведения. Это М.Ю.Лермонтов, Ф.И.Тютчев, А.А. Фет, С.А.Есенин,
и другие классики русской поэзии. Более подробно об этом вы можете узнать из Альманахов
Татьяны-Свирели "Апрель", её книг "Венец Небесный" (названия, которые посоветовал ей
А.С.Пушкин). Эти сборники размещены нами в Интернете на бесплатных сайтах "Со-Автор" и
"Соавтор-Сотворец". В результате записей этих материалов, которые велись Свирелью в течение
26 лет во время телепатических передач с Планеты Душ от самих поэтов и писателей, накопилось
большое число тетрадей с Небесной поэзией и мудрыми сообщениями от писателей, исторических
деятелей и учёных, а также её собственного творчества... Трудно переоценить значение этого
огромного труда Татьяны Потаповой, сохранившей для потомков это сокровище русской поэзии.
Ею сохранены бесценные поэтические произведения, являющиеся продолжением земного
творчества великих гениев русской литературы. Примером такого героического труда является
первая издаваемая ею книга поэзии Сергея Есенина и её собственной поэтической лирики
"Небесная поэзия Есенина", а также приводимая ниже книга поэзии А.С. Пушкина и их
совместного со Свирелью поэтического творчества "Космос Пушкина" ("России первая любовь").
Мы надеемся, что с выходом этих книг начнётся новая жизнь произведений Татьяны-Свирели в
виде печатных изданий, чему поможет литературная общественность России.
Майя Горина, член Ноосферной Духовно-Экологической Ассамблеи Мира, Международного Союза
писателей, Работник Света. к.х.н., 2.04.15.
3
Предисловие 2
ПРЕДСТАВЛЯЯ НЕБЕСНУЮ ПОЭЗИЮ ТАТЬЯНЫ ПОТАПОВОЙ - СВИРЕЛИ:
Творчество Татьяны Петровны Потаповой - удивительный прецедент в Мировой литературе.
Впервые - широким, ярким, мудрым и многоголосым потоком Гении Земли делятся с нами светом
своих любящих ДУШ и ЗНАНИЯМИ, открывающими для нас Новые Горизонты, в переплетении,
наполненном опытом нового бытия и неземным обзором событий и явлений, жизни. Эти Знания
-синтез сердечности и мудрости, философии и науки, поэзии и прозы, добра и любви, трепетного
языка ЖИВОЙ ПРИРОДЫ- растений, камней и гор, откровений в стихах и прозе великих
писателей и поэтов, учёных, врачей, педагогов, моряков, космонавтов, воинов, дипломатов и глав
государств. И всё это великолепное в своей изысканности литературное полотно, передаётся
читателю "высоким штилем" русской классики. Мечта наших гениальных предков - на собственном
примере показать реальность бессмертия и продолжения деятельной творческой жизни и в Иных
Мирах, обогатить нас новыми знаниями, облагородить и утончить души, воспитанные на
приоритете материального, и возвысить их. Татьяна Петровна Потапова и её НЕБЕСНЫЕ
СОАВТОРЫ - провозвестники нового многопланового - КОСМИЧЕСКОГО- направления или
жанра литературы, жанра, пришедшего в новую эпоху Духовного Просвещения - ЭПОХУ
ВОДОЛЕЯ.. Передать эти КОСМИЧЕСКИЕ ЗНАНИЯ людям- важная и почётная задача!
Её и выполняет космическое творчество Татьяны Петровны Потаповой - Свирели.
Координатор Ноосферной Духовно-Экологической Ассамблеи Мира,
член Международного Союза писателей, исследователь София Бланк
4
ОБРАЩЕНИЕ К ПОТОМКАМ
АЛЕКСАНДРА СЕРГЕЕВИЧА ПУШКИНА.
Дорогие мои потомки! Не ради собственной славы, – её достаточно испил я, живя на
так называемой плотной Земле. Не ради тщеславия пишу я эти строки. Не ради нотаций,
которые всегда претили мне, обращаюсь к вам.
Перо моё летит по страницам дневника Свирели, моего доверенного и проверенного
в многодневных поэтических трудах спутника жизни.
Лечу я к вам сердцем своим, исстрадавшимся за судьбу России нашей. С вами
вместе прохожу все уроки, данные нам новейшей историей.
Знаю, что на карте Родины моей возродилась и пошла по земле вера в Создателя.
Это похвально и даёт надежду на возрождение нашего Отечества.
Но откройте сердца свои не только вере в Создателя, но также потокам науки
новейшего свойства, которая от вас была отторгнута многие годы в силу особых
обстоятельств.
В помощь вашему сознанию – достижения возродившейся науки о генетике
Человека.
В помощь вам – открытия в области физики и химии. Эти открытия укрепят вас в
вере с наибольшей силой.
Объедините в сознании своём науку и опыт жизни, закреплённый в трудах гениях
человечества: Ломоносова и Вернадского, Флоренского и Циолковского, Вавилова, Рерихов,
Чижевского.
Истина, скрываемая так тщательно от вас десятилетиями, рвётся со страниц их
великих книг.
Истина стучится в ваши сердца со страниц поэтических дневников Свирели.
Эпопея о продолжении жизни в Космосе героического экипажа моряков погибшего
крейсера «Курск», вышедшая из-под пера Татьяны – Свирели, – ярчайшее и
неопровержимое свидетельство бессмертия Человека.
Все диалоги Свирели с поэтами 19-го и 20-го веков – это не фантазии, а летящая к
вам из Космоса ИСТИНА истосковавшихся по диалогам с вами ваших дедов и отцов.
Новейшие средства техники и науки, изобретаемые в Космосе и на Земле, дают
возможность не только слышать, но и видеть воочию всё, что происходит у вас на Земле.
Эти средства помогают самому простому, даже так называемому «не продвинутому»
и не искушённому в эзотерике человеку удостовериться в продолжении жизни в Космосе.
Само время, новый этап восхождения планет на новый круг своего существования
обязывают Человека плотного Мира полностью расстаться с мертвящим влиянием теории
атеизма, то есть с безбожием.
Идите вперёд, дети мои, всем сердцем своим раздвигайте горизонты будущего.
Приближайте своим ратным трудом содружества с Творцом это прекрасное будущее
– без войн, без национальной розни, без борьбы между разными верованиями.
Будьте в своих стремлениях на уровне задач века. Станьте достойными
преемниками светлых деяний своих предков.
Ваши отцы и матери, деды и прадеды смотрят на вас из Тонкого Мира с великой
надеждой на счастье будущих поколений. Ваш Пушкин вместе с вами.
5
А. ПУШКИН. Июль 2013 год, через Свирель.
Я ЖИВ
Я жив не только в памяти народной, –
Но в яви – и подвижен, и раним,
С осанкой, как бывало, благородной,
Божественными музами храним.
Вхожу в дома, где ныне мой портрет
Среди родных, любимых и знакомых.
И вижу вновь: забвенья нет как нет.
Я всюду свой и я повсюду дома!
Поэт везде: на тризне и в седле,
Среди пирушки, за ночной беседой, –
Зелёный лист на жизненном стволе
У древа жизни правнуков и дедов.
Знакомо всё: как будто надо мною
Не виснет тяжесть двух моих веков.
И синь реки, укрытой пеленою,
И молодость зелёных берегов,
Стога в лугах, заботливой рукою
Спасённые от ветра и пурги,
И всплеск весла над Соротью-рекою,
И след чудесной маленькой ноги,
Скамья, что вдруг онегинской назвали,
И бег коня ретивый подо мной,
Её портрет в серебряном овале,
И звуки фортепьяно за стеной, –
Всё, всё моё, родное с колыбели.
И матери любимые черты
Остыть в душе доныне не успели
И солнцем детства смотрят с высоты!
А. С. ПУШКИН, (через Свирель)
6
ПЕРВАЯ ГЛАВА
РОССИИ ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ
ВАСИЛИЙ ЖУКОВСКИЙ:
«Ты имеешь не дарование, а Гений… Ты рождён быть Великим Поэтом. Будь же этого
достоин… Плыви, Силач!»
Он воззван Богом из глубин Вселенной –
Сам Бог Всеведения и небесных грёз,
Великий, безначальный и нетленный.
Сам, как Христос, он в венчике из роз.
Шипы непонимания и злобы
Впивались в это светлое чело.
Но Пушкин – Бога Сын высоколобый,
От Коего на всей Земле светло.
В.А. Жуковский, 21 век, через Свирель-Татьяну.
АНТОН ДЕЛЬВИГ:
«Пушкин! Он и в лесах не укроется: Лира выдаст Его громким пением! Пушкин, Дитя
великое! Играй и пой, как тебе захочется!»
Дитя Природы, Гений Естества,
Влюблённого во всё живое в Мире,
Подарок Бога Северной Пальмире,
Он – символ Безначального родства.
.А. Дельвиг, 21 век, через Свирель-Татьяну.
В. КЮХЕЛЬБЕКЕР:
«Счастлив, о, Пушкин, кому высокую Душу Природа, щедрая Матерь, дала, пламенный
ум и мечту…»
Н. В. ГОГОЛЬ
«Пушкин…Он был для всех поэтов, ему современных, точно сброшенный с Неба
поэтический огонь, от которого, как свечки, зажглись другие самоцветные поэты. Вокруг него
вдруг образовалось их целое созвездие…».
«Пушкин был знаток и оценщик всего великого в человеке». «Из переписки с друзьями».
Н. ЯЗЫКОВ:
Младой певец, дорогою прекрасной
Тебе идти к Парнасским высотам.
Тебе венок, поверь моим словам,
Плетёт Амур с *Каменою прекрасной.
Примечание: Камена – в древнеримской мифологии одна из Муз – покровительниц
искусств и науки.
Ф. И. ТЮТЧЕВ:
«Тебя, как первую любовь,
7
России сердце не забудет».
Назло людскому суесловью
Велик и светел жребий Твой.
Ты был Богов орган живой,
Но с кровью в жилах… знойной кровью!
Из чьей руки свинец смертельный
Поэту сердце растерзал?
Кто сей божественный ФИАЛ
Разрушил, как сосуд скудельный?!
М. ЛЕРМОНТОВ:
«Погиб Поэт – невольник чести. Гения Его не коснулся мрачных бездн падения сознания
Человека.
Он светел, прозрачен и любим навеки».
М. М. ПРИШВИН:
«Пушкин – это наша Родина, наш русский дом с широкой Душой гостеприимства и
хлебосольства, с разнообразием настроений и песенных ритмов.
Глубине его сердечности нет предела».
М. Пришвин.
КОНСТАНТИН ПАУСТОВСКИЙ:
«Как родник в девственном лесу, дающий напиться путнику, так и Пушкин поит влагой
своей чарующей мудрости и доброты любого, кто понимает русский язык».
К. Паустовский.
АЛЕКСЕЙ КОЛЬЦОВ:
Что, дремучий лес, призадумался?
Грустью тёмною затуманился?
Не осилили тебя сильные,
Так дорезала осень чёрная.
Сняли голову не большой горой,
Не большой горой, а соломинкой!
ЛЕВ ТОЛСТОЙ:
«Чувство красоты у Пушкина развито до высшей степени, как ни у кого».
А. Н. ОСТРОВСКИЙ (драматург 19 века):
«В Пушкине русская литература выросла на целое столетие».
И. С. ТУРГЕНЕВ:
«Сияй же, как он, благородный медный лик, воздвигнутый в самом сердце древней
столицы, и гласи грядущим поколениям о нашем праве называться великим народом, потому что
среди этого народа, в ряду других великих, и Такой Человек!»
(Произнесено на открытии памятника Пушкину в Москве).
И. А. ГОНЧАРОВ:
«Пушкин громаден, плодотворен, силен, богат. Он для русского искусства то же, что
Ломоносов для русского просвещения вообще.
Пушкин занял собою всю эпоху, сам создал другую, породил школы художников.
В Пушкине кроются все семена и зачатки, из которых развились потом все роды и виды
искусства.
Во всех наших художниках в Пушкине, как в Аристотеле, крылись семена, зародыши и
намёки почти на все последовавшие ветви знания и науки».
А. ГЕРЦЕН:
«Его Муза – не бледное существо, с расстроенными нервами, закутанное в саван. Это –
женщина горячая, окружённая ожерельем здоровья, богатая истинными чувствами».
8
Ф. И. ДОСТОЕВСКИЙ:
«Не было поэта с такой всемирной отзывчивостью, как Пушкин. Дело не только в
отзывчивости, а в изумляющей глубине её, в перевоплощении своего Духа в Дух чужих народов, в
перевоплощении совершенном и чудесном…
Нигде никогда ни в каком поэте в целом Мире такого явления не повторилось. В этом
выразилась народность его Поэзии.
ПУШКИН – явление НЕВИДАННОЕ и НЕСЛЫХАННОЕ, ПРОРОЧЕСКОЕ в полной
мере».
Н. Г. ЧЕРНЫШЕВСКИЙ:
«Значение Пушкина неизмеримо велико. Через него разлилось литературное образование
на десятки тысяч людей. Он первым возвёл у нас литературу в достоинство национального
дела.
Вся возможность дальнейшего развития русской литературы была приуготовлена и
отчасти ещё приуготовляется Пушкиным».
М. В. ЛОМОНОСОВ:
«Гению Пушкина дано было впервые в истории человечества в поэтической строке
донести из Прекрасного своего далека смысл таких значений, божественно значимых для
человечества явлений, как вибрация и генетика.
Лишь Поэта Вселенной Господь сподобил объединить музыкой поэтического Слова
физические свойства Природы, созданной Всевышним».
М. В. Ломоносов, 21 век, через Свирель-Татьяну..
Физиолог ИВАН ПЕТРОВИЧ ПАВЛОВ:
«Именно через Пушкинское Слово дано мне было осознать с точки зрения учёного
божественность свойств человеческого организма и тем самым сознанием сердца ещё больше
возвысить значение Духовного над физическим».
Иван Петрович Павлов, 21 век,
через Свирель-Татьяну.
Генетик НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ ВАВИЛОВ:
«Воистину Пушкин – великий Серапис – древнее Божество – Бог плодородия,
предназначенный Человеческому роду для преумножения плодов силы духовной и физической, на
возрастание мудрости, мужества, доброты и любви!»
Н. И. Вавилов, 21 век,
через Свирель-Татьяну
ДМИТРИЙ СЕРГЕЕВИЧ ЛИХАЧЁВ:
«Пушкин – великий стилист, давший начало лирической прозе и овладевший научными
понятиями в поэтическом откровении». Д. С. Лихачёв.
И. А. БУНИН:
Мой Пушкин – звон стихов
в просторах Мира.
Поёт его сонетом соловей
На Псковщине в лучах эфира…
И вторит Родине моей.
Он растворил себя в потомках, не щадя
Энергии Души, любви прозрачно-тонкой.
Поэт взошёл над Миром, стал мощней.
В мирах любви, ничем неугасимой,
Отринув суесловье и елей,
В созвездиях неповторимых.
9
Свет, струящийся из сердца,
Все планеты охватил,
Гамму чувств сливая в скерцо,
Стал Светилом из Светил.
М. И. ЦВЕТАЕВА:
И шаг, и светлейший из светлых
Взгляд, коим доныне светла.
Последний – посмертный, бессмертный
Подарок России – Петра.
Гигантова крестника правнук
Петров унаследовал Дух…
С. ЕСЕНИН (космические стихи С. Есенина, принятые Татьяной-Свирелью в 1995
году):
ПОЛЁТ
Я не последний раз бывал над ним,
Над этим памятником вседержавной славы,
Затем встречался с ним, живым.
Мы вместе облетали главы
Знакомых храмов над Москвой рекой.
*«Прекрасное должно быть величаво».
И, осенняя их своей рукой,
Мой Пушкин единил простор Державы.
ОТКРОВЕНИЕ
Я с Пушкиным хотел когда-то сняться,
Чтоб рядом с Ним себя запечатлеть,
Просил фотографов: спешите, братцы,
Пока не вздумал умереть.
И я пришёл к Нему, но не во сне, а в яви,
Как к Блоку в Петербурге в первый раз.
И Он сказал мне: «Вы, Есенин, вправе
Быть наравне иль первым среди нас.
Мы пьедесталы все уступим Вам, Серёжа!
Они нам в этом Мире не нужны,
Поскольку ныне нам всего дороже
Израненная молодость страны.
Мой Пушкин, за такое откровенье
Готов не только с пьедестала слезть,
Но я почту за чудное мгновенье
Отдать за Вас и молодость, и честь!
Пушкину ветви рябины роняя,
Утра хлебнувший на посошок,
В громкости слова Его догоняя,
В краткости жизни Его превзошёл.
С. Есенин, 1995 год,
через Свирель-Татьяну
ПЁТР ВЕЛИКИЙ–
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ РОМАНОВ:
«Александр Пушкин – мой сподвижник по делам на Земле моей любимой. Вместе
строить Души нам дано.
10
Моим предназначением было – вывести Россию на путь Всемирной истории и придать
Вселенскому звучанию имя – ЧЕЛОВЕК.
Строить Души Человеческие через усилия к восхождению всяческих ремёсел и искусств,
через труд мозолистый, до пота, до «уж больше не могу», – моё то дело. Совершал это ваш
Император через собственный опыт и радение.
Александр Пушкин через моё же усердие и интуицию дан России и всея Земле нашей, как
Учитель нравственности, вожак Духовного усердия к возвышению Духа Божественного в
Человеке. Он прост и понятен, любим мною бескрайне. Он мой правнук, великое Дитя
Человеческое».
Ваш Пётр Романов, 21 век,
через Свирель-Татьяну
ПОЭТИЧЕСКАЯ РОССИЯ – ПУШКИНУ.
(космические стихи различных поэтов,
принятые из Космоса Татьяной-Свирелью.
29 сентября 2007 года):
ИСТОЧНИК СВЕТА
О, светлый Пушкин, о, Поэт наш нежный!
От радости захватывает дух.
Твой стих, как лотос вечно белоснежный,
Ласкает взор и манит слух.
Ты жив в душе, живёшь в моей тетради.
Ты звоном лир сигнал передаёшь
Своей Руси – Свирели Бога ради,
Уничтожая лень, вражду и ложь.
Ты – мой источник света. Ты – колодец
Светлейших дум и радости земной,
Посланник Бога, Чудо-Пересвета,
Серьёзный, ироничный, озорной.
Свирель.
ЖИВАЯ ВОДА
Твои стихи – те свето-переливы,
Что нас бодрят и, Душу обновив,
Рождают в сердце новые мотивы
Родных сердец и рек, лесов и нив.
Вода живая, льющаяся с Неба –
Твой стих и слог, и многоточий рой–
Поит и кормит нас не хуже хлеба.
Подвластны ей и нищий и герой.
И старец, и дитя, и древний воин
Влекомы этим слогом в дивный сад,
Где человек, величьем удостоен,
Не требует ни денег, ни наград!
Дмитрий Веневитинов,21 век,
через Свирель-Татьяну.
ВЕЧНАЯ ЛЮБОВЬ
Наш Пушкин с Богом на лесных тропинках,
Которые проторены судьбой.
Соединяет свето-половинки
Луны и Солнца вечная любовь.
11
Росток её – прозрачный, нежный, тонкий
Дрожит под ветром вечных перемен.
Любви вподмогу – стих Поэта звонкий,
Взамен вражды и горестям взамен.
Его стихом живёт теперь Россия,
Его надеждой полнится приход
Вселенской церкви. Взор Поэта синий
Благословляет наш родной народ!
Фёдор Глинка, 21 век,
через Свирель-Татьяну
А. С. ПУШКИНУ,
ИСТОЧНИК ОТКРЫТИЙ
Источник всех и всяческих событий,
Колодец дум, чистейших слов и нот,
Предвестник чудных радостных открытий,
Сердечных чувств и дум водоворот,
Нежнейший Дух, беспечная Плеяда,
Поток сиянья Божеских орбит,
Души зерно, Руси моей отрада,
Которая в груди моей болит.
Денис Давыдов, 21 век,
через Свирель-Татьяну
ГУСАРЫ
Мы все дружны – гусары и Поэты.
Мы присягнули Истине в Любви.
В седле доверия летим по свету
И точим копья острые свои,
Чтоб отстоять достоинство Державы
От злобы, лихоимства и вранья,
Рвём удила отнюдь не ради славы,
Но чтоб дышала Родина моя.
И чтоб Любовь Законом жизни стала.
А Пушкин жив Дантесам всем назло.
На Дно Галактик зло уже упало.
На этот раз ему не повезло.
.Денис Давыдов, 21 век,
через Свирель -- Татьяну
СВИРЕЛЬ О ПУШКИНЕ:
Имя Пушкина живёт в сердце России. Вспоминая, вернее, постоянно чувствуя в своей
Душе присутствие любимого Поэта, зная, что Россия повторяет в своём пробуждении и
развитии путь своего великого Поэта, каждый из нас сказал бы сегодня вслед за Гоголем:
«Не устать нам следить полёт Руси нашей среди народов и государств. Это живая
история.
Взойдёт Родина наша на новые ступени в сознании, богостроительстве, в культуре, во
взгляде на целостность человеческой природы.
Со временем грядёт возрождение Бого-Человека в человечестве, начало его расцвета,
пробуждение.
И главную роль в этом чудном процессе сыграет Гений Пушкина».
12
(Н. В. Гоголь, «Выбранные места из переписки с друзьями»)
КРИСТАЛЛ ДУШИ
Кристалл Души – беспечный нежный Пушкин,
Твой знак извечный – осени приход,
Резвящейся на жизненной опушке,
И пестротканых дней круговорот.
Горит в душе как встарь огонь рябины.
Пусть говорят: не греет, но горит,
А у Серёжи скоро именины.
Он тоже с Русью тихо говорит…
Свирель.
АННА АНДРЕЕВНА АХМАТОВА:
ПО СТОПАМ ПОЭТА
Я по стопам Его бреду,
По Царскосельскому Лицею,
Где, верен вещему труду,
Встречал он Музу и Цирцею.
Вот здесь он с томиком Парни
Внимал французской лире лёгкой.
Она шептала: «Мон ами!».
Он называл ей плутовкой.
И здесь Он внял простору Дум
Овеществлённого Зевеса,
До звёзд вознёсся вещий Ум.
Со взора падала завеса.
Здесь дан Ему до Неба взлёт
И безначальность совершенства.
С тех пор великое блаженство
Его Душа мне в Душу льёт.
Анна Ахматова, 21 век,
через Свирель-Татьяну
К ЧИТАТЕЛЮ ОТ АВТОРА
Дорогой друг! Прежде чем я с тобой вместе отправлюсь в путешествие по страницам
этой книги, хочу тебе доверительно кое о чём сказать.
Прикосновение к Пушкинской теме мне, как автору, нужно было заслужить не только
многолетним устремлением ко всему, что означало имя ПУШКИН: Слово, строка, высказывание,
четверостишие, поэма, роман, стихотворение!
Оказывается, наши дела, деяния в этой жизни предначертаны сложнейшим
переплетением пространственно-временных связей, результатом которых, по повелению
Божьему, на Свет является Человек!
Думаю, не следует объяснять тебе, что каждый из нас – это не просто тело физическое. В
нас есть Душа, которая бессмертна. Но есть ещё и Дух. Это содержание Души, нажитое
Человеком в течение многих воплощений.
Дух владеет всеми знаниями о Вселенной. Ему дана воля и вся сумма понятий о
морально-нравственном облике, в каком должен предстать Миру Человек.
Духу подвластно понятие БЕССМЕРТИЯ Души и сознание реинкарнации, то есть
возможности перевоплощения Человека.
Для чего я всё это говорю? Мне хочется думать, что, взяв в свои руки эту книгу, Человек
вспомнит, что он есть Подобие Божие. Так задумал Господь. В каждом из нас заложено зерно
13
Божественного Огня. Этот Огонь зовёт нас нести по Миру только добро, – как сказал любимый
наш Дмитрий Сергеевич Лихачёв, – постоянно прибавлять количество доброты на этом Свете.
В этом только и состоит смысл нашей жизни.
И если Человек не накопил в себе ничего, кроме злобы, зависти, ревности,
соперничества, злословия, жестокосердия, – всё это является прахом, золой, – ему не с чем будет
идти к чертогу Отца Нашего Небесного.
Как и большинство людей, явившись на этот Свет, я в начале не понимала, что во мне,
как и в каждом, заложены глубокие понятия и смыслы, которые должны реализоваться не сами
собой.
Чтобы это открылось, мне надо было пережить, перестрадать и переосмыслить всю ту
громаду событий, бед, лишений, которые выпали на долю большинства людей, родившихся в 20
веке. Это войны, голод, раннее сиротство, душевное одиночество, непонимание близких,
бесконечные потери родных, любимых людей. Всего не перечесть…
Но – самое главное, что помогло и помогает мне удержаться в этой жизни и продолжать
осуществлять своё предназначение – это тот запас Любви, который заложил в моё сердце
Господь.
Первое, что я угадала – это влечение моё к СЛОВУ, совершенствование владения родным
языком, стремление ко всеохватности знаний о литературе, тяготение к самовыражению в
поэтическом СЛОВЕ.
И тот огонь любви, который пылал в Душе, я устремила в творчество. Этим зарядом
любви стали наполняться мои стихи и рассуждения, мои мысленные послания к любимым
родным, так быстро ушедшим от меня в Мир Иной.
Островом мечты, приютом воспоминаний стало для меня моё детство, когда семья наша
была жива.
И мечта о воплощении воспоминаний о детстве реализовалась в моей первой поэме
«Репортаж с планеты Душа». Этот «Репортаж» стал тем самым мощным, огненным
эмоциональным поэтическим зарядом, который разорвал завесу Тонких Миров.
Как ключ, он открыл мне доступ к сердцам действительно бессмертных, живых, как и
мы, любимых мною людей. Я не включаю в эту книгу «Репортаж с планеты Душа».
Заинтересованный читатель найдёт эту поэму в моих альманахах «Апрель», размещённых в
Интернете. Но именно она, эта поэма, и лавина стихов моих земных стали проводниками мыслей
и чувств к моим родителям, в первую очередь.
В одну из крещенских ночей 1989-го года на мой душевный призыв вышел на диалог со
мной мой любимый Отец Пётр Павлович Лямзин, – космический псевдоним – Пётр Томский.
Это не была звучащая речь. Это был обмен мыслями на уровне сердца. И я стала
записывать всё, что он мне сообщал. Мой энергетический организм был уже подготовлен к
восприятию информации из Тонкого Мира.
Я нисколько не боялась так называемых «умерших», то есть ушедших с нашей Земли, как
боятся и дрожат от одной мысли одураченные разговорами о «мертвецах» люди. И этот страх был
преодолён опять же благодаря мощнейшему заряду Любви, который живёт в моей Душе.
Так вослед за первыми эмоциональными, исторгнутыми из наших Душ восклицаниями у
нас пошёл разговор о конкретных творческих делах.
Это завершилось приглашением меня с моими стихами в литературный домашний салон
моих родителей на Планете Душ. Именно там и состоялось моё знакомство с Александром
Сергеевичем Пушкиным, Сергеем Александровичем Есениным другими Поэтами золотого и
серебряного веков.
Здесь состоялось и признание моего творчества со стороны моих великих знакомцев, как
достойного внимания читателей планеты Душ. Эти знакомства увенчались возникновением
последующих поэтических диалогов.
Наступил самый важный этап осознания мною собственной роли в литературном
процессе, связывающем две сферы: земную и Небесную, то есть процесс Со-Творчества.
Спустя значительное число лет мне дано было приобщиться к изданию необычного
журнала «Мировой Ченнелинг: Духовные сообщения».
Редактор журнала Сергей Ивановичи Канашевский – человек, одарённый свыше и
облечённый миссией Сотрудника Света, сообщил мне интересную новость.
14
Ему известно из Высших Небесных Сфер, что я являюсь древней лемурианской жрицей,
которая в достопамятные времена участвовала в закладке знаменитых Лемурийских Кристаллов
в пространство Сибири и Урала.
Кроме этого, я являюсь хранительницей Лемурийского Кристалла Альтомир в
окрестностях Юрюзани.
Мне было дано задание – найти этот Кристалл, руководствуясь интуицией, и провести его
активацию совместно с другими Сотрудниками Света.
И это состоялось в 2012 году, осенью, с участием более двухсот человек, приехавших не
только из разных городов России, но и с Ямала, с Украины, Белоруссии и из Франции.
Ещё в 90-х годах 20-го века по каналу космической связи с моими родителями мне
сообщили, что я на Планете Душ избрана ответственной за принятие из Тонкого Мира не только
поэтической, но и возможной разнообразной научной информации.
В итоге поэтических диалогов, Александр Сергеевич Пушкин даёт мне Космическое имя
– СВИРЕЛЬ.
Смысл и значение этого имени разъясняют мне мой Небесный Учитель Эль Мория и
Великий Покровитель Земли Крайон.
Свирель в моём лице обладает уникальными, неповторимыми способностями владения
тончайшими волнами разнообразнейших поэтических вибраций.
Свирель – единичное явление в Мире. Её уникальность позволяет Свирели улавливать из
Ноосферы и расшифровывать, кому именно из Поэтов принадлежат те или иные стихи.
Мало того, редактор «Ченнелинга» С. И. Канашевский даёт мне задание связаться с моим
родственником по древним воплощениям Жераром Луадье, который в настоящее время живёт в
Тонком Мире, во Франции, и выполняет свои задания, в соответствии с собственным
назначением во Вселенной.
Мне было необходимо получить от него определённую информацию, которая и была
размещена впоследствии на страницах одного из номеров журнала «Ченнелинг».
Но, – что для меня было совершенно неожиданным,– в нашем разговоре мой новый
знакомец Жерар Луадье сообщил мне, что он, я – Свирель и Александр Сергеевич Пушкин, как
древние Души, являемся детьми одной, как он выразился, известной в Мире Особы.
Особой этой оказалась не кто–нибудь, а Сама Богиня Афродита!
Сведения эти были для меня ошеломляющими.
Но именно они во многом объяснили мне, почему мы так душевно близки с Пушкиным и
почему он подарил мне космическое волшебное имя СВИРЕЛЬ!
Все эти тайны я доверительно довожу до тебя, дорогой мой Читатель, чтобы для тебя не
были неожиданными те странные, на первый взгляд, отношения между Татьяной, автором этих
строк, и великим Поэтом России и Земли нашей.
К тому же, при первой же встрече с Александром Сергеевичем в Литературном салоне
моих родителей, на Планете Душ, Пушкин сообщил мне, что ему достоверно известно из
документов, которыми он располагает, что я являюсь внучатой племянницей его по линии
Надежды Осиповны Ганнибал, Матери его.
Позднее в моём окружении появятся люди, благодаря сердечным усилиям и душевному
участию которых те поэтические материалы, которые годами копились в моих космических
дневниках, получили доступ к читателям не только через Интернет, но и в печатных трудах. Это
великие друзья России, мои любимые София Бланк и Майя Горина, учёные и эзотерики,
прекрасные Души, которым доступны понятия бессмертия Человека и бесконечно близки и
дороги культура, искусство и литература России.
Через них пришла ещё одна новость для меня – в пушкинские времена я была
фрейлиной при царском дворе.
Всё это могло бы показаться бредом, если не учесть, что мы с вами, дорогие Читатели,
вместе с нашей прекрасной многострадальной Землёй вошли в век Водолея. И все чудеса,
которые всё чаще проявляются в нашей жизни, есть свидетельства пробуждения в Человеке
древней памяти и тех древних способностей, которые заложены в наши Души Творцом
изначально.
Это и телепатия, и ясновидение, и телепортация. Это изменение генетики Человека, в
соответствии с вхождением в новую, космическую Эру.
15
А появление в моём окружении таких людей, как София Бланк и Майя Горина – есть
ЗНАК СВЫШЕ, вещающий о том, что идёт душевное объединение людей мыслящих, желающих
добра и Земле и Вселенной, и каждой стране, и любому народу.
Это Знак объединения стран и континентов в стремлении сохранить жизнь на нашей
прекрасной Планете. Это Знак непобедимости воли Творца, который создал наш Мир для
процветания, Духовного восхождения и счастья Человека.
Прими от меня, Свирели, дорогой Читатель, пожелания здоровья и успешного прочтения
книги о Пушкине!
В завершение напомню о том, что каждый из нас, живущих на Земле, имеет свою
родословную, корни которой могут находиться где-то далеко за пределами нашей планеты.
А чтобы иметь более целостное представление о самом себе, каждый из нас должен
стараться проникнуть в тайны воплощений своей души.
Это нам поможет полнее реализовать все заложенные в нас способности и таланты.
Тайны наших прежних воплощений содержит так называемое ДРЕВО ИГГДРАСИЛЬ. Это
мифологическое древо поколений, которое объемлет собой не только человеческие судьбы, но и
судьбы времён и пространства.
Образом древа Иггдрасиль является и сам Человек, который содержит в себе все тайны
своих прежних жизней. Об этом древе говорит скандинавская мифология.
Образ древа Иггдрасиль знаком и индуистской мифологии.
В канун Нового 2016 года мною получена информация, которая, видимо, в чём-то будет
полезна каждому из нас. Обо всём сказано в стихотворении:
ЯВЛЕНИЕ
Ко мне сегодня ночью
По лесенке светил, –
Я видела воочью, –
Сам Боже приходил.
И, Жезлом прикасаясь
К макушке и спине,
Сказал, что жизни завязь
Записана во мне.
Что в этой плоти тленной
Спиралями ствола
История Вселенной
Записана была.
И если кто захочет
Ту Библию прочесть
По карте звёздных точек,
Тому хвала и честь.
И тут же по спирали
С макушки и до пят
Те точки засияли,
Как сказочный карат.
И Сам Христос, наверно,
С улыбкой возгласил:
Свирель, сама ты – Древо
Всей жизни – Иггдрасиль!
По кольцам звёздных точек
Историю Миров
Прочтёт любой, кто хочет
16
Быть ясен и здоров.
Спасибо, Звёздный Отче,
Ты – Ангел иль Христос, –
Тропою звёздных точек
Ты Истину принёс!
Свирель, 11. 11. 2015.
А далее пойдёт речь о Пушкине, о тайне его рождения и о его жизненном пути.
Всю информация о земной жизни Гения непременно будут сопровождать диалоги с
Пушкиным, его Небесные стихи, которые переданы Свирели в ходе нашего общения.
ТАЙНА РОЖДЕНИЯ ГЕНИЯ
Кто бы проник в тайну рождения Александра Сергеевича Пушкина?! Ведь ничего в
жизни не бывает случайного! Пора узнать об этом.
И опорой в этих поисках станет Сам Пётр Великий, первый Император России.
Петру Великому собственная интуиция подсказала необходимость покровительствовать
прадеду Поэта, Ганнибалу, которого он одарил дворянским титулом и сделал одним из своих
самых доверенных лиц.
Обратите внимание: дни рождения Пушкина (6 июня), Петра Первого (30 мая) и
Петербурга – любимого детища царя (3 июня) оказались рядом! Всё – не случайно!
И Свирель решается на диалог с Императором:
ТАЙНА РОЖДЕНИЯ ГЕНИЯ
поэма-диалог июнь
1993 года
СВИРЕЛЬ:
В День Вознесенья Пушкин мой родился.
Да, после Пасхи в день сороковой.
Поэт наш с раскудрявой головой
На Свет чудесным образом явился.
Июньский день был нежен и велик.
С Небес смотрел Христа прекрасный лик
И за Поэта, видимо, молился.
И всё же Бог за Ним не досмотрел:
Жив и зело подвижен был пострел
И ношу дел, каких не видел Свет,
Себе взвалил на плечи Наш Поэт.
ПЁТР ВЕЛИКИЙ:
С тех пор он Господа любимый Ученик.
Взгляни в глаза младенцу. Разве мог
Трёхгодовалый мальчик, – видит Бог –
Смотреть так мудро, взросло и серьёзно?
Дитя, младенец, над которым рок
Судьбы высокой свил венец терновый,–
Он им уже с рожденья коронован.
О, этот нам не видимый венок
Соединил и Запад и Восток
И орошён веков потоком слёзным.
Да, Вознесенья День был для него
Не только Днём Рожденья – Днём венчанья.
17
Его в века навечно возносила
Великая божественная сила,
Достойная Иисуса Самого.
От самого Рожденья до скончанья
Он Вознесенья Храм мечтал возвесть
В Михайловском. Он этот храм построил.
Он этой чести Церковь удостоил.
И вряд ли где священней место есть!
Младенец, мальчик, лёгкое дыханье,
Прелестное дитя – суровый вид.
Ведь он как будто тут же норовит
Сорваться и бежать. В полуулыбке,
Растаявшей в неуловимо-зыбкой,
Играющей чертами светотени
Таится просыпающийся Гений.
И дум грядущих лёгкое порханье
Весь облик тот младенческий хранит.
Небрежно опустившись, рубашонка
Кружавчиками нежно шевелит
И охраняет лёгкое дыханье
Великого прекрасного ребёнка
От демона и злой Лилит.
СВИРЕЛЬ:
Скажи, мой Пётр, наверно, не случайно
Соединились, и судьба хранит
Ту необычную Божественную тайну, –
Твой День Рожденья, день Рожденья града
И День рожденья Пушкина. – Гранит
И мрамор, бронза и отрада,
Наполнившая творчество до дна.
ПЁТР ВЕЛИКИЙ:
Да, так стакан янтарного вина
Вдруг крепость времени и лоз соединит.
И в каждой капле – зрелость винограда.
Само провиденье букет тот собрало
В потоке плещущем и мощно и светло
И разместило эти капли рядом.
И в каждой капле отражён весь Мир:
И мощь оракула, и степень половодья,
И воля Господа, и море, и Памир,
Мираж в пустыне, степи и безводье…
Когда феллах** у Господа моля
Хоть каплю влаги для клочка землицы,
Готов молитве кроткой причаститься
И верит – дождик хлынет на поля;
Так воля Господа сопутствует Природе.
Вот почему и говорят в народе,
Что время во-время родит богатыря!
Святая Троица: Петрополь – Пушкин – Царь, –
18
Все три рождения мы празднуем в итоге,
У бездны открывая три дороги,
Объединённые в единый календарь!
СВИРЕЛЬ:
Три Гения! Мне сердцу подсказала
Святая Троица! Святое Божество
Слог нитью поэтической связало
И подтвердило тайное родство,
И близость необычных совпадений.
Об этом знает только Естество,
Когда в эпоху взлётов и падений,
Проклятий и молитв, РОДИТСЯ ГЕНИЙ!
Поэма возникла в октябре 1990 года,
Свирель, тетр. 16
Примечние: *Три Гения – Петрополь, Пушкин, Петр Великий. **Феллах – бедуинский
крестьянин.
ПОЭТ И ЦАРЬ
В недавние времена такое сочетание «ПОЭТ И ЦАРЬ» означало, что в натуре того и
другого содержатся противоречия, которые, якобы, изначально должны быть причиной их
взаимного непонимания.
Но судьбы Первого Императора России и её Первого ПОЭТА переплетаются тончайшими
сакральными нитями воли Всевышнего.
Это проявлено, прежде всего, в том, что Пётр Великий, руководствуясь мощнейшей
интуицией Помазанника Божия, сделал одним из своих самых близких сподвижников и одарил
титулом русского дворянства прадеда Поэта – арапа Ганнибала.
И именно Петром Первым, путём его военных деяний, в лоно России было возвращено
вновь отвоёванное у шведов то возвышенное, утопающее в зелени, чудесное местечко с
названием Саарская мыза (возвышенное место), под Санкт-Петербургом..
Оно-то и превратилось с годами в царскую резиденцию и преобразилось в созвездие
дворцов, павильонов и триумфальных памятников.
И мы знаем Царское Село, как чертог с возникшим там Лицеем, где и восходил Первый
Поэт России, в котором *«Музы вознеслись на новый путь космического свойства». (Цитата из
поэмы «Свеча Петра Великого»)
Впервые появившись в Царском Селе осенью 1811 года, маленький Пушкин увидел и
чудесные сады, равные ликейским рощам античных Афин, и царственный Екатерининский
дворец, и пятиглавую Дворцовую церковь.
Его не мог не очаровать облик Царского Села, запечатлевший проявление гениев
итальянской архитектуры.
Когда, как не сейчас, в 21 веке, признав уже безоговорочно, что Земля и граждане Земли
восходят на новый виток космической эпохи, ожидая и приближая золотой век истории,
необходимо нам вспомнить и ещё раз убедиться в том, какое глубинное влияние оказывает на
юношеское сердце красота окружающего Мира?!
Пушкин был воспитан в обстановке удивительной красоты, которая приближалась к
античной и во многом определялась влиянием античности.
Царскосельский педагог и поэт Иннокентий Анненский пишет : «Если слова Пушкина:
«Служенье муз не терпит суеты. Прекрасное должно быть величаво» –
истинное Поэтическое признание, то за юношескими впечатлениями Поэта в Царском
Селе должна утвердиться их настоящая ценность.
Именно здесь, в этих гармонических чередованиях тени и блеска, лазури и золота, воды,
зелени и мрамора, старины и жизни, в этом изящном сочетании Природы с Искусством Пушкин
ещё на пороге юношеского возраста мог найти и все элементы этой строгой красоты, которой
он остался навсегда верен…»
До боли скорблю сегодня о том, что в последние годы потерпела поражение школьная
программа изучения литературы и русского языка, которая была действительна в советские годы.
19
При полном признании всех издержек воспитания детей в этот период и неоспоримости
самого факта искажения естественного хода истории в результате государственного переворота в
1917 году, нужно признать, что программа обучения в школах в тот период приохотила детей
многих поколений с молодых ногтей, как говорится, любить, заучивать и помнить всю жизнь
великолепную поэзию наших классиков: Пушкина и Лермонтова, Крылова и Грибоедова,
Кольцова и Тютчева.
Выпускники школ, несравнимо с нынешними, хорошо владели русским языком.
Знаю, что об этом скорбит вся разумная Россия. Но чиновники продолжают упорно
держаться за оглупляющего наших детей пресловутый ЕГэ, у которого даже название звучит
почти неприлично!
Когда же спадёт пелена преступного равнодушия с глаз тех, кто так упорно цепляется за
эту так называемую «западную ценность»!
Русский народ расценивает такое положение в образовании, как настоящую диверсию.
А в поисках новых образовательных систем нашим «королям» педагогики давно следует
обратить свои благосклонные взоры к отечественным образцам, коими являются труды
знаменитых педагогов: Ушинского, Сухомлинского, Макаренко.
Однако, наивысший образец обучения и воспитания юношества, по единодушному
признанию всей просвещённой Европы 19-го века, явил Миру Царскосельский Лицей, ставший
колыбелью поэтического детства России.
А начиналось всё с духовного подвига Петра Первого, угадавшего своё предназначение,
возведшего град Света на берегу Невы, тем самым «прорубившего окно в Европу» и
заложившего фундамент для расцвета культуры России.
Начиналось всё с эпохи деяний Петра Великого, который в итоге войны со Швецией,
расширяя владения будущей столицы, обратил внимание на небольшое возвышенное место в 24-
х километрах к югу от Санкт-Петербурга и возвратил его России.
Раньше оно нам и принадлежало. Мыза,– так называют хутора в Прибалтике,– по имени
Саари Мойс, то есть возвышенное место, далее получила название Саарская мыза, а затем –
Саарское село.
А с 1728 года – Царское Село. Здесь была создана резиденция русских царей. Здесь и был
открыт Царскосельский Лицей.
Это создание отзовётся восхождением на недосягаемые высоты Поэтического Гения,
который, по выражению Гоголя, как огонь, сброшенный с Неба, зажжёт свечки множества
других самобытных Поэтов.
Провиденциальность и сакральная духовная связь личности Императора с явлением
Гения Поэтического Слова – это редчайший момент в Мировой истории.
И он, этот момент, дан в назидание правителям государств и народов на будущее.
Он показывает, как уникально точно может вычитывать гениальный Правитель страны
Божественные скрижали Неба.
Фигура Петра Великого в наше время уже из образа далёкого прошлого обретает
очертания реально мыслящего, чувствующего и действующего, современного нам
государственного деятеля.
Да и в самом деле Император жив в Тонком Мире. Его нужно только уметь услышать!
Совмещение времён,
Совмещение Пространства
Побеждают вольтерьянство.
И наш Разум покорён.
Наяву вершится сон.
А Любовь и постоянство
Льнут к тому, кто в Мир влюблён!
Свирель
Жив и Великий Поэт, явление в Мир которого так чудесно санкционировано Творцом и
реализовано с помощью гениального Помазанника Божьего.
И Пётр Великий, и Поэт теперь постоянно общаются, обмениваясь энергиями мысли и
чувства.
Это возможно, потому что Человек, появившийся в Космосе, многомерен. Он может
присутствовать в пространстве Космоса в любом Измерении.
20
Царь Пётр и Пушкин равновелики по масштабам Души и Разума.
Им доступна Небесная Высь Будущего и обозрение дел, происходящих на покинутой ими
Плотной Земле.
Вот почему вся ткань повествования о Поэте Вселенной пронизана сегодня ощущением
постоянного присутствия Императора в судьбе Поэта, которого, как первую любовь, России
сердце не забудет.
ПОДАРКИ ПЕТРА РОССИИ
Руси подарил Он *«Зерцало»
И новую крепкую стать,
И мудрость, что, втуне мерцая,
Сумела учёностью стать,
И море, и новые сходни,
И Летний возлюбленный Сад,
И – что же ещё благородней? –
Орлиный в грядущее взгляд.
И в сонме сокровищ несметных –
Поэт Золотого Пера, –
Последний, посмертный, бессмертный
Подарок Руси от Петра!
Свирель-Татьяна
ВМЕСТЕ
Да, летний день взошёл.
Июнь стучится в окна
Зелёной веткой молодой листвы.
И Солнце бьёт в глаза,
и радугой – сквозь стёкла.
А сердце вновь несётся до Невы.
Здесь ночи белые над городом моим
О Пушкине живут воспоминаньем.
И Пётр Великий снова вместе с ним
21
Выходит с Петербургом на свиданье.
Они несут той ночи торжество
В ладонях творчества могучей волей росса.
И тень от статуи великого колосса
Возносится до Бога Самого!
Свирель.
ПАМЯТКА СОВЕСТИ.
Скажу от своего имени, от имени автора: нужно быть до конца честным и отдать дань
благодарности всем, чьи труды и советы помогли мне в создании этой книги.
Прежде всего, конечно же, низкий поклон Самому Великому Поэту.
Александр Сергеевич помог мне осознать, что прежде, чем приступить к комплектованию
материалов в этой книге, нужно приобрести больший опыт в обращении с поэтической
информацией, пришедшей из Тонкого Мира. Мне необходимо было ещё больше проникнуться
осознанием бессмертия всех, кто участвует в этом великом процессе.
Предстояло собрать нужные труды литературоведов, на которые и следовало опираться,
развивая намеченную тему.
И я обращаю своё благодарственное Слово к автору замечательных книг о Пушкине для
юношества Марианне Яковлевне Басиной. Это настоящее созвездие мыслей о Великом Поэте.
Многое значит отзыв Дмитрия Сергеевича Лихачёва о творчестве Марианны Яковлевны:
«В прозе М. Я. Басиной соединены научная точность с художественностью и увлекательностью
изложения. Книги эти имеют большое эстетическое и нравственное значение для воспитания
сегодняшней молодёжи».
Бесценная информация заключена в небольшой книжечке Лениздата 1990 года
«Архитектурный Ансамбль КАМЕРОНА в ПУШКИНЕ».
От всего сердца – низкий поклон авторам этой публикации: М. Г. Воронову и Г. Д.
Ходасевич за чуткое внимание к моментам русской истории, выявляющим безграничную любовь
нашу к развитию нашей культуры и искусства! Эта брошюра помогла мне синтезировать мысли
о влиянии Садов Лицея на нравственный облик возрастающих здесь лицеистов.
И безграничная благодарность автору любимой мною книги «ПУШКИН», академику,
знатоку биографии Пушкина и других поэтов-классиков Николаю Николаевичу Скатову.
Сожалею, что сейчас не издаются такие необходимые нашему обществу труды!
Николай Николаевич не только на уровне тончайшего знатока русского языка
прикоснулся и отобразил облик любимого нашего Пушкина. В его изложении чувствуется
глубочайшая любовь ко всему, чем жил Поэт, что окружало Поэта, что помогло ему взойти на
недосягаемые высоты творчества.
Именно не холодная констатация фактов, а рассказ от любящего, струящегося добротой
сердца, повесть, как песня Души, – только так я могу назвать книгу «ПУШКИН» Николая
Николаевича Скатова.
Я шлю всем авторам перечисленных мною трудов, где бы они сегодня ни были, на этом
или на так называемом "Том Свете", – уверена, они услышат меня! – шлю им из глубины Души
своей низкий поклон за жар любви к великому Поэту Эпохи – Александру Сергеевичу Пушкину.
Она, эта Любовь, объединяет всех нас, кому дорого будущее России! СВИРЕЛЬ-
ТАТЬЯНА, автор настоящей книги.
Д.С.Лихачев
М.Я.Басина Н.Н.Скатов
В.Непомнящий
22
ИЗ РАННИХ ДИАЛОГОВ С ПУШКИНЫМ
Март, 23-е число, 1990 год. Недавно лишь состоялось знакомство с Александром
Сергеевичем Пушкиным Татьяны, автора этих строк, в литературном салоне моих родителей на
Планете Душ.
Татьяна ещё не названа Поэтом Свирелью. Это – впереди. Но доверительная беседа с
Ним возникает после разговора с моими родителями.
ПУШКИН:
Не взором нежным ты меня пленила,
не радостью речей.
В тебе моё страданье оживило
Отраду давнюю. И блеск твоих очей
Творит сегодня Дневное Светило.
Да, да, твоей рукой на Свет влечёт
Те давние забытые картины.
И я к тебе, мой друг, на именины
Сегодня тщусь прийти.
Но зова нет, как нет.
ТАТЬЯНА:
О, ангел мой, Твоё мне имя – вера
В прекрасный стих, и посох, и венец,
Чистейшей прелести чистейший образец,
Наш Пушкин, Ты, ни в чём не знавший меры!
ПУШКИН:
О, маленькая лань, Изида, о, плутовка,
Волшебница, племяшка, сорванец!
Я вижу, наш Серёжа молодец,
Что так стихом тебя опутал ловко!
Где есть начало, умная головка,
Там, безусловно, юности – конец!
А где найти начало, как не в ночи?
В ночи! – коль хочешь слог мой исказить,
Когда бы ночь была короче,
Тогда бы легче мне скользить
Космическим лучом к родному изголовью,
Как говорит Серёжа! Но ни кровью,
Ни смертью, извини, и ни любовью
И ни её отсутствием, к присловью,
Меня теперь никто не может поразить!
ТАТЬЯНА:
Как сложно говоришь, и как, однако, ясно,
Что Ты, Поэт и Гений мой прекрасный,
Как Солнце льёшь всем равно свет
И даришь всем благое настроенье,
И радуешь сердца, и изгоняешь тени.
И крепче той любви на Свете нет!
В ночь с 23 на 24 марта 1990,
ПУШКИН:
Моя родная, ты, ты плакала сегодня
Над ветхостью, над старым мудрецом,
Который стих твой до Венеры поднял,
Венчая плод с редеющим концом,
Ведя тебя к высотам Мирозданья,
23
Давая простоту и соль строке?!
О, ты, моё наивное созданье,
Не верящее Небу и руке!
ТАТЬЯНА:
Родной, возвышенный и свой, как эти люди,
Чьи облики во мне рождают свет!
Скажи, с Тобою мы На Ты отныне будем,
Как дочь с Отцом и как Певцу – Поэт?
ПУШКИН:
Не путайся в строках. На Ты с тобой мы будем,
Кольцом невидимым охвачены в стихах.
Пусть будет день наш бесконечно труден,
По Маяковскому – за совесть, не за страх!
Снимая накипь с повседневной нови,
Ломая фальши становой хребет,
Лови мой стих. А если не уловишь,
Обет безбрачия и мужества обет
Придётся дать и поиском заняться
Потерянных, упущенных страниц.
Учись, мой друг, по-пушкински смеяться
И, продолжая галерею лиц
Родных и милых, бесконечно светлых,
Скажу тебе опять-таки на На Ты:
Не осыпай нас, дорогая, пеплом!
В тебе – наш пафос. В нас – твои черты…
ТАТЬЯНА
Как луч идёт сегодня ровно, мощно.
Серёженьку я вспоминаю вновь.
Мы с ним стихи писали еженощно,
И речи волновали кровь.
А мы себя в беседах забывали…
Как Ты велик, мой Пушкин, как высок!
И если говорить об идеале, –
Тебя приветствуют и Запад и Восток,
Но видят Пушкина ребёнком и Поэтом,
И пылким юношей, и яростным бойцом,
Который, синь-мороз предпочитая лету,
В улыбках осени восходит на крыльцо
И дарит мне любовь, что с детства в каждом доме,
Свой из своих, и друг, и Человек,
Роднее всех, знакомого знакомей,
На всех один, как Бог, и Свет, и век!
Но я боюсь, боюсь быть недостойной
В стихе и в поступи, в обличье и в делах,
Мой лёгкий звук, Мой Пушкин, всех историй
Моих исток, Ты Будда, и Аллах,
И Сам Христос, и Сам Великий Разум,
И вечность мудрая, и Родина моя,
Живой, но не Икона, Третьим Глазом
24
Сквозь день и ночь Ты смотришь на меня!
ПУШКИН:
Смотрю и думаю: недаром мы трудились.
Наградой ласковой течёт племяшки речь.
И чтоб стихи достойные родились,
От злобы сердце надо уберечь,
Беречь от лени, от тоски и фальши,
Предательства, витийства и вражды.
И от гордыни быть подальше.
И явит Свет великие труды!
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Спасибо, Пушкин Александр Сергеич!
Мы вместе слушали и к сердцу Вашу речь
Восприняли. И будем Вас беречь.
С почтеньем к Вам, Сергей Есенин.
24 марта 1990 г. разговор продолжается
ДИАЛОГ с ПУШКИНЫМ
Как благодарна Вам я за стихи,
За свет цветенья спелых вишен,
За всё, чем мы живём и дышим,
Благословенье и совет!
Ни скипетром, ни посохом державным,
Мой друг, не устрашаете Вы взор.
А молодым гонцом, живым и своенравным,
Заводите со мною разговор.
В отсутствии Вас Вас на Вы назвать могу лишь.
Как странно, а в присутствии – На Ты.
И эти розы – символ красоты –
Вам отдаю. – Но малый долг верну лишь…
ПУШКИН:
Я не надеялся на утреннюю связь
И о вечерней перестал уж думать.
Скажу, Танюшка, ну-ка, с Неба слазь,
Не то велю Эолу крепче дунуть, –
И ты – у нас, космический сверчок!
Так называли в юности Поэта.
И я сейчас тебя назвать бы мог
Сверчком вечерним, что стрекочет где-то.
ТАТЬЯНА:
Сверчок прекрасный мой!
что может быть чудесней,
Чем пить строки Твоей живительный эфир?
Ему внимает целый Мир,
Твои стихи преображая в песни!
ПУШКИН:
О, ангел маленький, измученный войной,
И бедами, и нивой опустелой,
Как ты хорош, как крепок, как со мной,
Со мною, ветхим, старым, рядом льёшься
Единой песней в золотую даль.
Уверен, ты на зов мой отзовёшься.
25
И мы отринем времени вуаль,
Чтобы пройти лучом до сердца
Руси могучей, как случалось встарь.
Открой же нашей Истины букварь.
В нём столько музыки, созвучий, столько терций!
ТАТЬЯНА:
Средь многих бед – главнейшая – одна –
Утрата Пушкина! – Не легче, чем война!
Как боль вонзается, как снова сердце плачет,
Когда, внимая страшному мгновенью,
Вновь видит ДРУГА у Никиты на руках
И, обескровленное, шепчет:
«Скажи скорей спасительное СЛОВО,
И ложь и смерть рассыплются во прах!»
ПУШКИН:
Скажу тебе спасительное СЛОВО
Устами свежими, как яблоко в соку,
И всем живущим ныне предреку:
Жизнь повторяется. И все воскреснем снова.
И если нет с тобой любимого Поэта,
То это лишь мираж. – Он здесь,
Он сыплет розами, Он жив, и лето
Сквозит в строке. Он в этой строчке весь,
Ваш Пушкин – светлый и изящный,
Живой, сегодняшний, простой и настоящий,
С приветом к вам, потомки дорогие!
Хоть на Земле теперь года другие,
Но вечен я, как вечны вы, друзья.
И нас разъять уже ничем нельзя!
ТАТЬЯНА:
Мой Пушкин, Ангел, Ты сердечко успокоил,
Родной и ласковый, а главное – живой,
К тому ж ещё – навеки свой!
И нас стихом прекрасным удостоил!
ПУШКИН:
Россия вольная, поруганная высь!
Россия рабская, где высью дышит Разум,
Животворясь космическим экстазом,
Взмахни крылом, взлети и оживись!
ПУШКИН–СВИРЕЛЬ,
1990 год, март, тетрадь 11 «а»
ПУШКИНУ
Мой милый, мой родной, Души моей терзанье!
Как страшно жили мы в неведенье сто лет
И больше, и не слышали ответ
На сердца русского рыданье!
Ты всё молчал. А, может быть, Твой зов
Терялся в шорохе измученных Миров,
Тот сердца зов заветный,
Необходимый и прозрачно-светлый,
26
Способный нашу Душу осенить,
Россию-матушку тем звоном колокольным,
Прекрасным, нежным и раздольным
Объять, поднять, хранить?!
СВИРЕЛЬ, март 1990 год, тетрадь 11»а»
ДИН–ДОН
Дин-дон, – поёт капель, звеня, дин-дон.
Летит Апрель, носки вдевая в стремя,
На тонких струнах веры строить дом,
Точить стрелу и сердцем слушать время.
Дин-дон, динь-дон, – взывает сердца звень
Из тех Миров, где Феб владеет сердцем.
Зовёт он нас в родной далёкий дом,
Где трель Души вызванивает скерцо.
СВИРЕЛЬ, март 1990,
11«а» тетрадь.
ЗВЕЗДА
Неподражаемо и первозданно
Дрожит Душой открытая Звезда,
Влечёт меня нестынущая рана
Разлуки давней. Ей до века длиться.
И если это снова повторится, –
То праведной Звезде сиять всегда!
март 1990, тетрадь 11 «а».
Считаю необходимым включить в поток информации, полученной в марте 1990-го года,
ещё один монолог Александра Сергеевича Пушкина, который он обращает ко мне, Татьяне, через
несколько месяцев названной Им Свирелью.
Монолог этот интересен тем, что он открывает в какой-то степени секрет Небесного
Творчества.
25 марта я начинаю разговаривать с родителями и спрашиваю о впечатлениях от накануне
проведённого вечера. Отец мне говорит, что у них сейчас находится как раз Александр Сергеевич
и хочет со мной поговорить.
Приветствуя Поэта, я слушаю, что Он говорит.
А. С. ПУШКИН:
«Я слышу тебя, мой маленький друг. Ты согреваешь сердце моё неподражаемым
потоком света и доброты.
Я просто поражаюсь, насколько живо ты воспринимаешь боль о давно утраченных
Землёю связях с людьми, теперь уже такими далёкими от вас, мои дорогие современники и
потомки.
Это я тебе говорю, твой Александр Сергеевич Пушкин. Я скажу тебе, моя
племяшка, что ты владеешь очень живым воображением.
А это – ЗНАК натуры нервной, восприимчивой, пылкой и, конечно же, родственной,
как ты сама понимаешь, нашему великому арапу Петра Великого Абраму Петровичу
Ганнибалу.
Это так же верно, как то, что я говорю сегодня с тобой от имени всех наших родных,
объединённых одной кровью – русско-арабской.
Это так же точно, как ты сегодня говоришь со своими Папочкой и Мамулей и
любишь их с такой же пылкостью и страстью, как если бы они жили на Плотной Земле.
Это так же точно, как ты любишь меня и Серёжу Есенина, совершенно как живых
людей.
Это так же верно, как существуют СОЛНЦЕ и ПОЭЗИЯ – его отражение.
27
И эффект энергетического преобразования вовлекает нас в Мир СВЕТА и
ДОБРОТЫ.
Мы с тобой ещё напишем много стихов и поэм.
Это я тебе говорю, ангел мой, друг мой и родная, совершенно родная, любимая
Душа!
ТАТЬЯНА: О, великий Александр Сергеевич! Как мне благодарить Вас, мой ангел, за
всё?!
Вы сделали меня самым счастливым человеком на Земле.
ПУШКИН: Прими стих:
Я не люблю притворства и разврата.
Я искренность и радугу сердец
Ценю. И боль родного брата
Или сестры приемлю. Наконец,
Люблю пиры по-прежнему, Средь юных
Послушать их мятежный разговор
Не прочь. И ласковые струны
Любви задеть, и вызвать их на спор
О жизни вечной, о Мирах далёких.
Люблю вбирать взволнованность сердец.
Люблю доверчивых и светлооких.
И нерастраченность их, наконец!
ТАТЬЯНА:
Прекрасный и живой, подвижный и крылатый,
Живёшь Ты где-то в сердце глубоко, –
Неподражаемая нежность струн сердечных!
Но звук извлечь заветный нелегко,
Хоть рядом Ты. А лёгкий стих сквозит,
и сердце лечит.
ПУШКИН:
Я знаю, пташка ты поёшь, как дышишь.
Твой голосок подобен бубенцу.
Но, чувствую, ты спишь, беги скорей к отцу
А-то меня уже, наверное, не слышишь!
Уже глубокая ночь. И я пишу заключительные строки:
Живу не в этом измеренье,
Смотрю сквозь призмы чьих-то глаз.
Невидимый любви запас
Несу сквозь время отреченья,
Чтобы в минуты очищенья
Увидеть и услышать Вас.
ГЛАВА ВТОРАЯ
ОБИТЕЛЬ ДРУЖЕСТВА
«Царское Село было задумано,
как образец всей мировой культуры,
присвоенной и освоенной Россией»
Д. С. ЛИХАЧЁВ
ЗОВ ГЕНИЯ
Равновеликое всей мировой культуре,
Задумчивое Царское Село,
Лик Гения в божественной скульптуре,
Мерцающий пространно и светло,
28
Одушевляющий сознанья и сердца,
Наследие Отческому стану,
Взывающий к надежде неустанно,
Зов Гения – Пророка и певца.
Далёкое и близкое Село,
Неповторимое, как Родина и пашня,
Грядущее, где рядом с днём вчерашним
Сознание России расцвело.
В А. Жуковский,19,10, 2001г.,
через Свирель-Татьяну.
Царское село. Лицей.
Музей-заповедник
Опять же именно потомку из рода Романовых – царю Александру Первому дано было
посадить и пустить в рост это редкое растение – ЛИЦЕЙ, которое со временем даст такие
чудные плоды.
Россия вступала в новый период своего расцвета.
К историческому служению призывались новые люди. Их нужно было найти, вырастить
и воспитать. Требовались деятели общенационального масштаба и государственного образа
мыслей.
Лицей и создавался, как говорилось в Постановлении о нём, «для подготовки юношества,
особенно предназначенного к важным частям службы государственной».
На Лицей были возложены великие надежды. А потому в него было вложено почти всё
лучшее, что имела культурная Россия.
Лицей создавался до 1812 года, а созидался во всём своём историческом значении уже
после окончания войны с Наполеоном, когда Россия утвердила себя как непобедимая военная
Держава.
И первым, кто оценил всемирно-историческое, общенациональное значение Лицея,
приравняв его открытие к важнейшему историческому событию – к победе России в войне с
Наполеоном, был сам Пушкин, который сказал об Александре Первом: «Он взял Париж. Он
основал Лицей».
Никогда и нигде, ни в нашей стране, ни за границей не удалось повторить ничего
подобного Пушкинскому Лицею. Это признали учёные Европы.
И во многом осталось загадкой, в чём же заключался феномен Лицея?
Именно Пушкин всем своим творчеством с колоссальной силой сконцентрировал,
представил и выразил всё то, что вложила воспитательная система Лицея в каждого своего
выпускника.
Открытие Лицея 19 октября 1811 года стало для России, можно сказать, национальным
праздником.
Свершалось это действо при обширном стечении гостей. Пышность церемонии
засвидетельствовали своим присутствием царственные персоны, многочисленные родственники
лицеистов, титулованные особы.
29
ОСЕНЬ 1811-го
Она была как дева хороша,
Открывшая объятья пилигриму.
В ней время, мудрость, нежность, чуть дыша,
Жила и пела так неповторимо.
Та осень предвещала нам восход
На ниву звёзд проснувшегося Чуда.
Вздыхал ревниво светлый небосвод,
Скрывая тайну – КТО ОН И ОТКУДА.
Мальцы резвились, каждый источал
Энергию безвестного начала.
Её никто тогда не замечал.
Она его лишь только замечала
И, опуская на него крыла,
Пыталась уст коснуться осторожно.
Та осень Музой Пушкина была.
Её в саду и ныне видеть можно.
Свирель.
Из космических её стихов.
ОКТЯБРЬ 2001 год,
К 190-летию ОТКРЫТИЯ ЛИЦЕЯ
ДИАЛОГ СВИРЕЛИ С ПОЭТОМ
СВИРЕЛЬ:
30
О, Пушкин, мне покоя не даёт
Твой юный стих – прелестная забава
Руси моей, и радуга и слава.
Твой стих в Душе и плачет и поёт!
Опять я вспоминаю давний день,
Тот славный день Лицея, восходящий,
Уничтожающий забвение и лень,
Рождающий восторг летящий.
В кругу почтенных царственных гостей
Вас, отроков, робеющих и нежных,
Отцов, переживавших за детей,
За знание, старанье и прилежность.
О, поздравляю, Пушкин, с рубежом
Великовозрастным любимого Лицея,
Друзей, детей, праправнуков и жён,
Всех, для кого та память – панацея
От злобы, недоверия, хулы,
Обмана, празднословья и забвенья.
Достойны все Любви и похвалы,
Кто посвятил стихотворенье
Той дате, что культуре нашей впрок
Дала нравоучительный урок,
Родив на Свет могучую плеяду,
России нашей на отраду.
Ответишь ли, мой дорогой Поэт?
А.С. ПУШКИН:
Свирель, голубушка, чудесное перо,
Воспевшее далёкий подвиг дивный!
Воспоминанье многократно и старо,
Поэтому и кажется наивным,
Что прокричит единожды, как встарь,
Воспомнив о феномене чудесном.
Так много лет гонимом и безвестном.
И вновь захлопнут старенький букварь.
Но нет! Не будем грустно о былом!
Всё сладится. Поэт в удачу верит.
Пусть будущее Истину проверит,
Пустив рутину и бедлам на слом!
Я знаю, свет плеяды негасим.
Приходит он из глубины Вселенной.
И этот свет, могучий и нетленный,
Непобедим, неукротим.
Он, озарив Россию много лет,
Переплавляет и сердца и Души.
На многое тот свет даёт ответ.
Его не видит только равнодушный.
31
Тот свет, сердца и Души озарив,
Россию возведёт на пик сознанья.
Тот свет – культуры нашей созиданье.
Он весь – всеведенье и подвиг и порыв!
А. ПУШКИН – СВИРЕЛЬ
ОКТЯБРЬ 1811-го
Ронял октябрь последние листы
С нагих ветвей дерев золотокудрых
В кругу детей, друзей и многомудрых
Учителей, стоял и думал Ты.
Резвясь, внимал чертогам красоты,
Листая дни, урокам многомудрым,
Отдав сполна и праздникам и будням,
Ночам отдав дерзание мечты.
А Гений зрел, невидимый пока,
Известный только будущим векам,
Роняя розы на причал искусства.
Октябрь вздыхал. Он знал, что нелегка
Та ноша, что несёт издалека
Надзвёздное безвременное чувство.
Свирель, 20, 10, 2001.
Лицейское детство – это детство всей молодой России, её надежда. И нам нельзя не
любить это детство там, где оно проявилось так прекрасно, и не лелеять его колыбель. Само
название нового учебного заведения для России, да и не только для России, было необычным.
Оно напоминало школу Аристотеля для юношества, основанную им в окрестностях
Афин. Возрастающее и процветающее под заботливыми руками придворных архитекторов,
градостроителей, скульпторов, художников и садоводов Царское село со временем приобрело
достойный вид царской резиденции.
И за всем этим из Тонкого Мира наблюдал Сам Пётр Великий…
О, ЗНАЛ ЛИ ОН?
О, знал ли Он, воитель величавый,
Что здесь чертог созиждется благой,
Подъяв венок иной великой славы.
Над Русью, над Невой и над Москвой?!
Не ведал Он, но чувствовал Душою,
А, может быть, в каком-то чудном сне
Увидел вдруг: той радостью большою
Душа утешится в Небесной тишине!
И, поклонившись абиссинскому арапу
За правнука, прославившего Русь,
Вдруг снимет Царь перед Поэтом шляпу,
Стихи Его читая наизусть!
СВИРЕЛЬ
Известно, что дети впитывают всё окружающее их как губка. И чем прекраснее это
окружение, тем лучше перспективы, тем шире горизонты для растущей личности.
ЦАРСКОЕ СЕЛО – ЛИЦЕЙ – ПУШКИН – не случайное логическое совпадение. Это
историческая данность, спущенная на Россию Божественным Провидением.
И в этой истории соединились три имени из императорской фамилии: Пётр Великий,
Екатерина Вторая и Александр Первый.
Переходя из рук в руки царствующих особ, Царское Село получило истинный расцвет
при императрице Екатерине Великой.
32
Екатерина Великая, стремясь показать себя просвещённым монархом, во всём пыталась
следовать духу времени. Она писала во Францию скульптору Фальконе: «Я желала бы иметь
проект античного дома, распланированного как в древности.
Я в состоянии выстроить такую греко-римскую рапсодию в моём Сарско-Сельском
Саду».
Желания царицы иметь античный дом исполнил архитектор Чарльз Камерон, сочетавший
в своём мастерстве гармоничность классического рисунка и тонкое изящество пропорций.
Екатерина была в восторге от деяний архитектора и писала: «Теперь я завладела мастером
Камероном, шотландцем по происхождению, великим рисовальщиком, который напитан
искусством древних. Мы с ним мастерим здесь, в Царском Селе, Сад с террасами, с галереей
вверху. Это будет прелесть».
За 10–12 лет до рождения Пушкина в Царском Селе расцвёл божественно красивый сад,
где из бронзовых бюстов богов и героев с Камероновой галереи смотрели портреты великих
философов, ораторов, драматургов, полководцев и Поэтов Древней Греции и Рима.
И этот величественный ряд венчал бронзовый бюст великого русского учёного 18-го века,
писателя и Поэта Михаила Васильевича Ломоносова.
Волшебный край, где Пушкин в стары годы
Ловил волшебное касание Природы.
Здесь ветры времени героям не страшны.
В зеркальном озере они отражены.
Но есть средь всех, кто дерзко сочетал
Поэзии Божественный Кристалл
С наукою, чем Русь свою прославил.
Да, Ломоносов, наш архангельский мужик.
Его Сам Пушкин нам в пример поставил
И чтил его одический язык.
(Из диалога Свирели с Сергеем Есениным о Юбилее Лицея в 1991 г., 20 тетрадь)
33
Жизнелюбивым и искренним, приветливым, но с грустинкой в глазах, в обычной одежде,
без парика представил скульптор Михайло Ломоносова в этом бронзовом бюсте.
Это была работа русского скульптора Федота Ивановича Шубина.
Таким он передал в назидание потомкам неповторимое своеобразие российского Гения,
внутренняя значительность облика которого обнаруживает всё новые черты при рассмотрении
бюста с разных сторон.
Таким и увидел учёного маленький Пушкин, приехавший учиться в Царское Село.
И первым Поэт сказал об учёном:
«Ломоносов соединил необыкновенную силу воли с необыкновенной силой понятия.
Ломоносов обнял все отрасли просвещения. Жажда науки была сильнейшей страстью его Души,
исполненной страстей.
Историк, ритор, механик, химик, минералог, художник и стихотворец, Он всё испытал и
всё проник.
Он создал первый Университет. Он, лучше сказать, Сам был первым нашим
Университетом».
Нас приучили в своё время отрицать всё значительное, что связано с царскими
временами.
Мы не заметили благородства деяний Екатерины Второй, которая, вослед Петру,
единственная названа Великою! А её благословенный век получил название БЛЕСТЯЩЕГО.
Заботою императрицы, премудрой Матери Отечества, венчались большие и малые
хлопоты по устройству Царского Села.
Она сама по достоинству оценивала, кто из древних должен быть отлитым в бюсте.
Именно по её повелению галерею портретов мудрецов Мира венчал бюст Ломоносова.
Отлитая в литейной Академии Художеств замечательная скульптура Ф. И. Шубина
свидетельствовала о том, что в России уже в то время не только копировались античные образцы,
но уже существовала своя, национальная скульптурная школа, где создавались замечательные
произведения искусства.
34
А Федот Иванович Шубин был земляком Ломоносова. Он родился близ Холмогор, в
крестьянской семье, учился в Петербургской Академии Художеств и, в совершенстве овладев
скульптурным мастерством, преуспел в создании бронзовых скульптур своих великих
современников. Тем была преумножена слава русского искусства и самого Отечества нашего.
Но не менее прославилась эпоха Екатерины Великой и стала известна умением
императрицы удивлять и восхищать сердца и умы своих сограждан. Императрица умела ценить
не только мастерство скульпторов и художников. Она воздала должное и термам Камерона,
проще говоря, – баням.
Царица не была равнодушна к чисто бытовой стороне их назначения. И переезд из
Зимнего Дворца в Царское Село на летние месяцы ежегодно превращался в настоящее зрелище.
Екатерина, отправлялась за город в шестиместной карете. Перед ней ехали шесть
гайдуков, 12 гусаров, 12 казаков. А сзади – камер-пажи и шталмейстеры. Как только шествие
трогалось, с крепости раздавалось сто выстрелов из пушек.
Блистательные деяния императрицы и красоту взращенных ею чертогов в своих
«Воспоминаниях в Царском Селе» воспоёт Сам Пушкин, не пройдёт и четверти века:
Промчались навсегда те времена златые,
Когда под скипетром великия жены
Венчалась славою великая Россия,
Цветя под кровом тишины.
Прекрасный Царскосельский Сад,
Где, льва сразив, почил Орёл Российский,
На лоне мира и отрад!
А там в безмолвии огромные чертоги,
35
На своды опершись, несутся к облакам.
Не здесь ли мирны дни вели земные боги?
Не се ль Минервы росской храм?
Чуть слышится ручей, бегущий в сень дубравы,
Чуть дышит ветерок, уснувший на листах.
И тихая Луна, как лебедь величавый,
Плывёт в сребристых облаках!
Дмитрий Сергеевич Лихачёв, обратил внимание на своеобразие культуры,
представляющей собой Царское Село. Именно здесь сады и парки, а не просто дикий лес,
явились тем важным рубежом, на котором объединились Человек и Природа.
«И нет ничего более захватывающего, чем вносить человеческое в Природу, а Природу
торжественно, за руку вводить в человеческое общество, говоря: «Смотрите, любуйтесь,
радуйтесь!»
Недаром понятия РАЙ, ЗОЛОТОЕ ДЕТСТВО, ЗОЛОТОЙ ВЕК в нашем сознании связаны
не с дремучим лесом, а именно с Садом!
Лицейское детство Пушкина – это и детство всей молодой России, и её надежды.
И невозможно не любить нам это детство там, где оно проявилось так прекрасно, и не
лелеять его колыбель!
Само название нового учебного заведения ЛИЦЕЙ, открытого в специально
построенном дворцовом флигеле внуком Екатерины Великой Александром Первым, было
необычным.
Слово ЛИЦЕЙ перекликалось с греческим ЛИКЕЙ. Так в своё время назывался пригород
Афин, где в Ликейской роще вёл занятия со своими учениками великий Аристотель в четвёртом
веке до новой эры.
ЛИЦЕЙ
Лицей! Как дивно лёгок этот звук,
Прозрачен, звонок, чист и первозданен. –
Содружество прекрасных юных рук,
Где наш Поэт, печален, быстр и странен,
Резов, безмерно пылок и любим,
И богом всеизвестности храним,
Открыл свой путь, надзвёздный и предвечный.
36
Лицей, Лицей, твой подвиг бесконечный,
Мы, дети Пушкина, в Душе своей храним!
Свирель, 1998 г. , тетр. 20
В Царском Селе была создана атмосфера различных эпох, взывавших к историческим
воспоминаниям.
На Чесменской колонне, воздвигнутой в честь победы в русско-турецкой войне (1768-74)
в Царскосельском парке, Александр Пушкин видел среди нанесённых на неё славных имён имя
своего двоюродного деда Ивана Абрамовича Ганнибала.
В своих «Воспоминаниях в Царском Селе» Поэт назвал участников баталий
Екатерининскими орлами и «могучим вождём полунощного флага» своего прадеда –
наваринского Ганнибала.
Царское Село было своеобразным Пантеоном русской военной славы. Именно в Лицее, –
пишет академик, известный пушкинист Николай Николаевич Скатов, – обострялось чувство
принадлежности не только к семье, к роду, но и к национальной сфере.
И, несмотря на то, что большую часть времени лицеисты проводили в стенах своего
учебного заведения, ни расстояние, ни время не охлаждали самых тёплых чувств по отношению
к их родным.
Юный Пушкин начал изучать историю своего рода и со стороны Отца и со стороны
Матери, где в семейном лоне он сам явился как редкий плод «Святого африканского единства с
российской вольницей дворянского родства». – Строчка из поэмы Свирели «Свеча Петра
Великого.
Пушкина всегда отличало глубокое ощущение своей укоренённости в семье, в роду, в
обществе, в нации.
Чувствовать себя русскими характерно для лицеистов. Это касалось всех, не исключая
тех, кто условно числился немцем, – Кюхельбекер, Дельвиг.
Лицеисты возрастали среди святых воспоминаний прошлого и среди живых впечатлений
настоящего.
Открытие Лицея совпало с началом войны с Наполеоном. Было ясно, что само
настоящее – это уже история.
Патриотизм, который проникал в сердца юных воспитанников Лицея, не имел ничего
общего с националистической исключительностью, что была поднята на щит уже в 20-м веке
фашиствующей гитлеровской кликой.
Патриотизм русского дворянства, взлелеянный в стенах Лицея, стал совершенно особым
типом именно русского патриотизма, проникнутого духом интернационализма.
История создания и существования Лицея исследована и донесена до слушателей и
читателей нашего времени многими пушкиноведами.
37
Но часто ли мы заглядываем в эти исследования? Всё недосуг…
Но если, по словам Гоголя, Пушкин – это русский человек в его развитии, в каком он
явится, может быть, лет через двести, то и Пушкинский Лицей – зародыш, модель и прогноз
удивительного человеческого сообщества, жизнь которого, может быть, на момент его
возникновения и обречена, – так и случилось, – тем не менее, это сообщество необходимо
будущему.
ЛИЦЕИ РОДИНЕ НУЖНЫ
Лицеи Родине нужны,
как будущность моей страны,
как света плод.
Мы все Отечеству верны,
Любви и мужества полны
На случай мира и войны.
Страна нас ждёт.
Мы не хотим войны, а мир,
великий труженик, кумир
Господней высшей стороны, –
он есть, он свят.
Мир – покровитель добрых дел.
Лицей создать он захотел.
Он в этом деле преуспел
и ждёт наград.
А.С. ПУШКИН, 2010 год,
через Свирель-Татьяну
Это сообщество должно воссоздаться усилиями грядущих поколений. И это непременно
свершится с соизволения Господнего. А чтобы это сообщество было воссоздано, нам необходимо
вновь и вновь возвращаться к жизни Лицея, изучать, в чём состоит его феномен.
Феноменальность этого учебного заведения заключалась, прежде всего, в том, что во
главе Лицея были поставлены самые выдающиеся русские – не просто педагоги – но
просветители – Василий Фёдорович Малиновский и Егор Антонович Энгельгардт.
МАЛИНОВСКОМУ
С беспечностью детей любимого Лицея
Тобою были мы вовлечены в обитель Муз.
Не думалось о том, что строгая *Цирцея
Стремится уничтожить наш союз.
И всё же навсегда в Душе остался свет.
И этот свет на мир из нас струится
Из тех далёких лет, что нам дороже нет,
Где светом дружества сияют наши лица.
А. С. ПУШКИН, 2010 год,
через Свирель-Татьяну
Примечание: *Цирцея – волшебница античных мифов. В поэме Гомера «Одиссея»
выведена в роли коварной красавицы, которая напоила спутников Одиссея волшебным напитком,
от которого они превратились в свиней. Пушкин, полушутя, полусерьёзно говорит о том, что не
без участия коварной Цирцеи распался со временем и Лицей.
Лицеистам преподавались не учебные предметы, а науки. Учили лицеистов не учителя, а
профессора.
Общеобразовательный курс был рассчитан на шесть лет и сочетал изучение
гуманитарных и точных наук, богословие, астрономию и церковную историю.
Лицеисты изучали иностранные языки, музыку, рисование, правоведение, математику и
интегралы. И всё это – на самом высшем уровне! Много внимания в Лицее уделялось спорту.
По свидетельству первого биографа Пушкина Павла Васильевича Анненкова, Поэт был
отличный ходок пешком, страстный охотник до купанья, великолепно ездил верхом и отлично
38
дрался на эспадронах, считаясь чуть ли не самым первым учеником у известного фехтовального
учителя Вальвиля.
Пушкин прекрасно стрелял в цель и играл в шахматы. Словом, Поэт пребывал,
выражаясь современным языком, в хорошей физической и умственной форме.
ШАХМАТЫ
О, шахматы, бесспорна ваша роль
В хитросплетеньях обороны и атаки.
Но что вы можете, когда король
*Цейтнот предпочитает вместо драки?
И я любил сразиться иногда
С соперником своим за честь персоны.
Но что вы можете, представьте же, когда
Король противнику сам отдаёт свою корону?
А. С. ПУШКИН, 2010 г.,
через Свирель-Татьяну
Примечание: *Цейтнот – положение в шахматах, когда у одного из играющих уже
вышло время для обдумывания ходов. Ситуация завершается его проигрышем.
В Лицее была создана богатейшая библиотека, которая выписывала всю периодическую
печать.
Лицеисты читали много и свободно. Так воспитывалась в юношах индивидуальность и
то самостояние, которое, по выражению Пушкина, должно, в любом случае, стать залогом
величия Человека.
Весь дух воспитания в Лицее был рассчитан на возвышение Человеческой Личности.
В Лицее уставом были запрещены телесные наказания – черта в высшей степени
замечательная. В интернате не было обычного даже для нашего времени казарменного
устройства.
Всем питомцам полагались отдельные комнаты – кельи, как их называл Пушкин.
Пансионный день распределялся гигиенично: на учение 7 часов, остальное время –
прогулки, игры, гимнастика.
ПУШКИН – ПОТОМКАМ
Здесь было всё: наш дом, и лес, и скит.
Здесь был приют забав и вдохновенья.
И было сладко каждое мгновенье.
39
Об этом нынче сердце говорит.
Мы забывали все обиды сразу.
Нам был не тесен наш весёлый круг:
Играли, бегали, злословили и вдруг
Повиновались строгому Указу.
Покорность нам была мила на миг.
К свободе мы сердцами устремлялись.
Мы лишь затем, мой друг, повиновались,
Чтоб нынче ты Душою нас постиг.
А. С. ПУШКИН, «К потомкам».
Через Свирель, 1998 г. (тетр. 20)
В каждом лицеисте было воспитано чувство личного достоинства, непременной
особенностью которого было уважение к людям, чувство дружбы, родства и братства.
Лицей – это было совершенно новое, необычное, невиданное явление в духовной жизни
России.
Суть его заключалась в том, что это был Союз со всеми правилами уникальной –
духовной и душевной близости.
ПОРА СОДРУЖЕСТВА
Да, то была прекрасная пора.
Она всегда у сердца вне забвенья,
Пора содружества и вдохновенья,
Лучом любви блеснувшая с утра.
О, мужество взрастающих сердец,
Беспечность юных, нежных и отважных,
Вдали от зла и пыли дел бумажных!
Вздымая поэтический венец,
Вы пели гимн тщеславному началу.
Но где, где он – корабль? У причала?
Нет, не скажу, что ждал его конец.
А.С. Пушкин, 1998,
через Свирель-Татьяну
Дирекция Лицея тщательно пресекала все возможности проникновения в Лицей духа
искательности и угодничества. Просто при русской монархической резиденции жила своей
жизнью МАЛЕНЬКАЯ ЛИЦЕЙСКАЯ РЕСПУБЛИКА.
СОЮЗ
Мы возрастали. Каждый понимал,
Что нас зовёт Отчизна трубным звуком.
И каждый клятву верности давал
России, времени, истории и внукам.
Казалась жизнь безбрежною рекой.
А мы – богатырями на распутье.
В итоге, что ж, друзья, не обессудьте,
Решайте сами: где тревога, где покой?
Где слава, где бесславье, кто герой?
Судьба нас рассудила и скрепила.
СОЮЗ НАШ ВЕЧЕН.
ВЫШЕЛ НА ПРОСТОР
НАДЁЖНОГО И ВЕРНОГО ВЕТРИЛА!
А. С. ПУШКИН, 1996 год,
через Свирель-Татьяну.
40
Именно в Лицее юный Пушкин прошёл под руководством профессора Николая
Фёдоровича Кошанского ещё одну литературную школу, которой он не коснулся в своей семье.
Это была собственно русская литература, поэзия, начиная с Ломоносова, с заучиванием
лучших стихотворений.
И хотя в юные годы Пушкин воспринимал своего учителя с некоторой долей иронии,
позднее он с благодарностью обратил свой взор к профессору, строго оценившему уровень
знаний будущего великого Поэта – всего лишь шестнадцатым местом среди лицеистов.
КОШАНСКОМУ
Ты бдил мой рост, моё сознанье, речи,
Мой слог, мой стих, не упуская миг,
Хотел меня создать. Твой труд почётен, вечен.
И я – твой благодарный ученик!
А. С. Пушкин, 1998 г.,
через Свирель-Татьяну.
Пушкин выразил благодарность всем учителям, кто пробуждал в лицеистах чувство
человеческого достоинства и дух свободы.
Главные науки в Лицее преподавали русские педагоги, а не иностранцы. Это было
немалое новшество.
Охотнее всех Пушкин занимался в классе самого выдающегося из лицейских
профессоров Александра Петровича Куницына. Куницын преподавал юридические науки: право
народное, право римское, психологию, нравственность, логику.
Куницын с кафедры свободно высказывался против рабства, приветствовал свободу. И
Пушкин с восторгом вспоминал:
КУНИЦЫНУ
Куницыну – дань сердца и вина.
Он создал нас. Он воспитал наш пламень.
Поставлен им краеугольный камень.
Им чистая лампада зажжена.
Особого отношения лицеистов был удостоен талантливый профессор Петербургского
педагогического института Александр Иванович Галич, заменивший заболевшего Кошанского.
Галич учил не по-школьному. Лекции его превращались в оживлённые, шумные беседы.
Читали стихи, задавали вопросы, спорили и литературе и искусстве.
Лицеисты видели в Галиче не начальника, а доброго умного друга.
ГАЛИЧУ
Мне память дорога о наших давних встречах.
Свободы дух притягивал меня.
О, Галич! Будущих мятежных дел предтеча,
Твой взор – подобие Небесного огня.
Твой слог, твой вид, твои привычки, речи,
Твой дух мятежный – часть моей судьбы!
Мои Учителя! Вы дивных дел предтечи,
Планета созиданья и борьбы!
А. С. ПУШКИН, 1998 г. ,
через Свирель-Татьяну
Мы привыкли к мысли о постоянном подавлении самостоятельной мысли в царской
России.
Тем более странно, почти необъяснимо, каким образом в Лицее оказался в роли
преподавателя французского языка Давид Иванович Будри, младший брат знаменитого «друга
народа», французского революционера Марата.
Пушкину особенно нравилось, что Давид Иванович и не думал скрывать своего опасного
родства, напротив, гордился им и много рассказывал о своём необыкновенном брате. Дух
свободы, пробуждённый в Поэте Лицеем, горит в нём вулканическим огнём и вырывается
стихотворением об угнетённой русской деревне: «Здесь барство дикое..»
Этот пламень заставил Пушкина искать пути к вступлению в тайное декабристское
общество.
41
Это же горение побудит в 1826 году в кабинете царя Николая Первого признаться, что,
если бы он был в Петербурге во время декабристского восстания, «Он был бы с ними».
Однако от участия в восстании декабристов оградит его собственная интуиция.
ИНТУИЦИЯ
Да, интуиция – мой самый верный лоцман,
Как Пётр *Панова, выбрал я её.
А капитан – я сам, и рулевой, и боцман.
Сам Бог – Всезнанье и Призвание моё.
Вот почему когда штормит и злится море,
Я лоцману доверю жизнь мою,
На берег выйду всем врагам на горе
И Крест поставлю, и молитву сотворю!
А. С. ПУШКИН,
через Свирель, 1996 г.
Интуиция помогла Поэту осмыслить и оценить смысл действия декабристов. Со
временем он сам с некоторой долей иронии взглянет на зачаток революционного пламени в
груди, подогреваемого разговорами о свободе.
Примечание: *Как Пётр Панова выбрал я её (интуицию) – Панов – верный лоцман
Петра Великого, который спас императора во время его плавания по Белому морю. Спасённый
царь Пётр вышел на берег и поставил на берегу Крест с памятной
надписью об этом
происшествии. Это было первое плавание Петра к Соловецким островам. Пушкин говорит о
том, что интуиция – это его лоцман в трудные минуты жизни.
И Пушкин со снисходительностью повзрослевшего человека вспомнит о шаловливости
нравов своих друзей-лицеистов:
Нам трон давал и пищу и приют,
И знания о Боге и короне,
По-царски разрешал, – уста мои не врут,–
Шутя, с улыбкой говорить о троне.
А. С. Пушкин,
через Свирель 1998 г.
Позднее, изучая историю пугачёвского бунта, Пушкин скажет со свойственной ему
прямотой: «Не дай вам Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный!»
Не разрушать, не воевать, а строить Души людей, возвышать их до сознания Со-Творцов
Бога, – вот что достойно Поэта.
И Поэт возблагодарил Петра Великого, давшего возможность построить эту
благодатную обитель, где он в детстве и юности набирался душевного здоровья, знаний и
собирался выйти в жизнь не только Первым Поэтом России, а позднее – и всей Вселенной,
исполнив Божеское назначение, но и Учителем Жизни:
Царю Петру – поклон. Он – первый мой Учитель,
Отец мой крестный и Отечеству – венец.
Своей державы Он – Создатель и воитель,
И лучший в этом Мире образец!
А. С. ПУШКИН,
через Свирель, 1998 г.
Вся обстановка в Лицее располагала к тому, чтобы на этой благодатной почве возрастали
лучшие Поэты.
Все лицеисты были пронизаны ритмами античной поэзии. В Лицее античность
впитывалась почти домашним способом: не только через изучение произведений древних греков
и истории античности.
Античность входила в обиход, окружая детей, воспитывающихся в Лицее,
монументальными образами греческих философов и героев, проникала в их сердца музыкой
классической архитектуры.
42
И каждый лицеист, в меру своей душевной отзывчивости, в условиях этой античной
красоты действительно становился Поэтом.
МЫ ВСЕ – ПОЭТЫ
Поэты все, не слогом, так Душой.
Сомненья нет – мы все у вас Поэты.
Преодолев холодность вечной Леты,
Уверены, что срок у нас большой
На молодость, на одоленье уз,
Условных назначений и профессий.
Друзья мои! Прекрасен наш Союз,
Союз умов, Всезнания и Чести!
А. С. ПУШКИН,
через Свирель, 1996 г.
Без духа античности, – говорит Н.Н. Скатов, – ничего не понять ни в Пушкине, ни во
всех лицеистах.
В силу особых условий в Лицее культивировалось обоюдное усвоение, общее знание и
разумение.
«Античный» Лицей связывали с общим ходом истории, с возводившейся в античном
духе архитектурой, с вызывавшей живой дух античной литературой.
Вскоре Н. И. Гнедичем будет переведена с греческого на русский язык поэма Гомера
«Илиада».
Пушкин будет восхищён этим переводом и скажет: «Слышу чарующий звук истинной
эллинской речи».
Но даже самые лучшие преподаватели Лицея вряд ли поняли, что этот кудрявый,
быстрый, не очень прилежный мальчуган, которого они не отметили, как первого среди всех
лицеистов, и превзойдёт всех окружающих в своём восприятии всего поэтического и станет
Первым Поэтом России и абсолютным типом Поэта. А его поэтическая абсолютность прямо
связана с его Человеческой абсолютностью.
В его подсознании дремала уверенность в своей предназначенности.
ВСЁ ПРЕДНАЗНАЧЕНО
Всё предназначено. Уверен в том всецело.
Всё предназначено. Расчёт у жизни прост.
Бери перо, пиши. Живи легко и смело.
Здесь главное – Душа, не возраст и не рост.
Учителя нужны. Но – сам себе учитель,
Ты главное постиг: ПОЭТА СТРОИТ ВЕК.
И сам ПОЭТ себе – Учитель и строитель.
И если Ученик, то прежде – Человек!
А. С. ПУШКИН, 1998 г.,
через Свирель-Татьяну
Именно здесь, в Лицее, у Пушкина началось своё литературно-творческое детство и
отрочество.
Поэта отличала открытость буквально ко всему: прозаическому и стихотворному, старому
и новому, к светскому и народному, к большому и малому.
По выражению Н.Н Скатова, «В Пушкине русская литература и русский язык обрели
великого синтезатора и могучий надёжный фильтр».
ОТКРЫТОСТЬ
Во всём открытость: к сказке и к роману,
К балладе, к повести, к легенде и стиху.
Неравнодушен к девичьему стану,
Ко взгляду нежному, ко вздоху и штриху,
Запечатленному в тетради иль альбоме
На русском иль французском языке,
43
В московском или петербургском доме
Стихом воздушным, мимоходом, налегке.
Пушкин,
через Свирель, 1998 г.
Именно с отроческого периода Пушкин совершенно чётко стал осваивать и создавать
свой литературный язык.
Таким образом, возник взаимный процесс обучения: Поэта и Языка:
ЯЗЫК
Язык меня учил. А я его создатель,
Учась у языка, себя я создавал.
Я перья отточил. Жуковский, мой приятель,
Учителем своим Тебя я называл!
Меня учили все, борясь за совершенство,
Не видя, что меня мой Гений создавал.
Он изучал язык. И – высшее блаженство! –
ПОЭТОМ ВЫСШИХ ЛИГ МЕНЯ КОРОНОВАЛ.
А. С. ПУШКИН, через Свирель, 1998
Однако безоблачные времена Лицея таяли с первым его выпуском.
Обществом всё более завладевали настроения подозрения в отношении к прививаемому в
Лицее духу свободомыслия. В 1820 году директором был назначен полковник Гольдгоер. Лицей
был обречён…
Уже в наши дни Пушкин скажет своей России через Свирель:
Мы были так Руси необходимы,
Как горный воздух, как Душе – костёр,
Пылавший верностью. Мы были так любимы,
Как нелюбимы стали с неких пор.
Обитель рушилась. Упали бастионы
Великой вольницы. Печален этот час.
Но не украли мы ни камешка с короны. –
Она в свой час оберегала нас!
И всё ж в Отечестве, в самой его глубинке,
Горит и светится лицейский огонёк.
Друзья все съехались. Свирель посерединке.
И дышит вольно Царскосельский уголок!
Стихом латаем мы прорехи и изъяны.
Стихом летаем мы под облака.
Стихом мы лечим колотые раны.
Стихом соединяем мы века.
Стихом Поэт соединяет Души
Далёких разновозрастных Миров.
Стихом мы подлость и неверье рушим.
Поэт, будь счастлив, стоек и здоров!
ПУШКИН–СВИРЕЛЬ.
1998 г.
Лицей дал России великолепную когорту граждан-патриотов. Поэтами Божьей милостью
станут Дельвиг и Кюхельбекер.
Самым выдающимся дипломатом всего русского, а, может быть, и европейского 19-го
века станет князь Александр Горчаков.
Рыцарем и Дон-Кихотом, впрочем, как и Кюхельбекер, станет друг Первого Поэта России
Иван Пущин. Первый лицейский класс выдвинет и замечательного генерала Вольховского и
неповторимого мореплавателя, адмирала Матюшкина, и музыканта Яковлева, чьи романсы,
возможно, мы распеваем сегодня, принимая за народное творчество.
44
И, радуясь тому, что возникло Со-Творчество двух поэтических сфер – Небесной и
Земной, наш великий Поэт вновь и вновь вспоминает и благословляет своё прекрасное
лицейское детство и передаёт свои воспоминания через Свирель-Татьяну:
ПАМЯТЬ ЛИЦЕЯ
Лицея память вещая, святая
Вошла в судьбу России, в письмена.
Так юноша, мужая, вырастает
И высится, как свежая волна,
Неповторима и необорима,
И первозданна, как цветок любви.
Она над нами много лет царила,
Владея всеми ритмами в крови.
И нынче, велика и неразменна,
В потоке новоявленной молвы
Она поёт светло и незабвенно.
Мы вместе с ней на берегах Невы.
ВОСПОМИНАНИЕ
Прелестен день. Румяные потомки
Взвихрили память давних детских лет.
В аллеях снова смех раздался звонкий.
И вновь печали в сердце нет как нет.
Со мной друзья играют на опушке.
Мы резвостью своей увлечены.
Ну, кто там Дельвиг, Кюхельбекер, Пушкин?
И кто из них важнее для страны?
45
Мы нежные и маленькие дети.
И белозубый смех, и детский крик
Не раз меня разбудят на рассвете.
И то сказать: я к этому привык!
ВСЁ ЖИВО В ПАМЯТИ
Всё живо в памяти: наш заговор мятежный:
Бежать, скрываться в зарослях кустов,
Увидеть *шаг и стан невыразимо нежный,
И шарф, рукою брошенный небрежно.
И, вздохи удержав полуоткрытых ртов,
Смотреть вослед светло и безнадежно…
Всё живо в памяти за дымкою годов.
МАЛЬЧИШКА
Мальчишка зелен-лист, проказник, озорник…
Как только сочеталось в нём всё это:
Вот он к стволу тихонечко приник,
Вот манит за собой своих друзей-Поэтов,
Вот шутит, борется, пылает весь в борьбе.
Вот строг и молчалив, грызёт перо, насупясь,
Стремясь дойти во всём до самой сути,
не думая о славе и судьбе.
ЛЕТО
Лето… Оно было кратким, то лето,
Быстро промчалось, надолго взошло
Ярким, несбыточным сполохом света
Вспыхнуло и отцвело.
День царскосельский пылает доныне
Ярким и лёгким цветком,
Дарит улыбку, снимает унынье.
С этим цветком и любовь не остынет.
С нею я с детства знаком.
ТАЙНЫ
У каждого из нас – свой уголок.
Он так был важен для сокрытья тайны, –
Пусть маленькой, пусть детской, пусть случайной, –
От глаз чужих сокрыться каждый мог!
И поверять цветку, ручью, поляне
И грусть и смех, обиду или злость.
Здесь мне, наверно, тоже довелось
Писать письмо несбывшейся Татьяне.
Таинственен тот сердца уголок.
Он тенью лет укрыт в лазурном лоне
Твоих трудов, божественный венок
Садов и парков, давший нам урок
Грустя, с улыбкой говорить о троне!
НЕ ПОВТОРИТЬ…
Я разделить готов с тобой
И день, и сад, и дол.
Готов пройти любой тропой,
Войти и в храм и в дом.
46
Но в ту обитель не зову.
Её не повторить.
О ней лишь можно говорить,
Стихи на память подарить
и грезить наяву.
НА 185-летие открытия ЛИЦЕЯ
октябрь 1996 год.
ОБИТЕЛЬ
Ты возвращаешь нас к самим себе,
Наш Юбилей – пронзительная встреча.
Нас, разлетевшихся в пожизненной борьбе
Воистину навеки и далече.
Мы вспоминаем вновь самих себя,
Беспечных, юных, бесконечно смелых
И тех, кто, погибая и скорбя,
Ни в чём не знали страха и предела.
В морях ли, в небе ль парусник скользит,
Взвихряется ль к созвездьям мысль Поэта,–
На все маршруты нам даёт транзит
Лицей – обитель дружества и света!
СВЯТОСТЬ УЗ
День девятнадцатый любого октября –
То праздник Муз и праздник поколений.
Земли моей, России, чудный гений
Взошёл тогда по мании царя
На пьедестал грядущих перемен,
К восходу поэтического братства,
Которому не сыщется взамен
Ни новой школы, вуза и Лицея.
Здесь праздновала Муза их союз,
Здесь Аполлон скрепил ту святость уз,
Которые не разорвёт Цирцея!
СОЮЗ НЕ РАСКОЛОТЬ
Я по-отечески теперь смотрю на нас,
Тех резвых отроков с открытыми сердцами,
Благословлённых мудрыми отцами
К восходу творчества, куда зовёт Парнас.
Там зарождалась нежной дружбы плоть,
Там верность идеалам восходила
К восторгу сердца, в чём полёт и сила,
И над суетностью мирскою возносила
Союз, который злу не расколоть!
КТО ЗНАЛ БЫ?
Кто знал бы? Тридцать раз прости, Держава,
За нас, за каждого из этих сорванцов.
Не каждого ждала любовь и слава,
Но каждый жил надеждою отцов.
Одно скажу: не посрамили предков.
47
И в каждом сердце были свет и честь.
Прости, Держава, если нас забыла.
Но в сердце каждого из нас былого пыла
На многи лета было, будет, есть!
ОТЗВУК
Друзья моей Души, я помню нашу встречу:
Внезапный всплеск эмоций и Аи
В Михайловском, в глуши, –
взволнованные речи
И слёзы полудетские мои.
Да, отзвуком лицейских годовщин
В анналах памяти осталась эта встреча.
И так скажу опять: ещё не вечер.
И нам для грусти нет ещё причин!
БЛАГОСЛОВИ, ГОСПОДИ!
Благослови союз наш величавый,–
Я по-иному нынче не скажу.
Я нынче также Господу служу
По чести, вере, знанью и по праву.
Благослови союз наш, Боже Правый!
Прости нам детских шалостей чреду,
Прости, Господь, нам детские забавы,
Где стих-шалун, порой не ради славы,
Творил для нас не детскую беду!
Прости, о, Родина, ты знаешь, сквозь дубравы,
Скрепив союз, я к Господу иду!
ГРУСТЬ
Да, грусть снедает Душу. Снова осень
Взглянув в окно, уводит нас к Неве.
А мы у жизни нашей снова просим
Придать мой стих блокноту и молве.
Лети, мой стих, возьми в объятья лиру,
Буди простор, ответствуй за двоих,
Напомни обо мне Земле и Миру,
О нынешних мечтах и о былых!
БОКАЛ ТВОРЧЕСТВА
Я подниму бокал за каждого из нас.
Ин вино веритас! То сказано не нами.
Вино мешать с напрасными словами –
Всё это, други, не для нас!
В бокале творчества не обнаружу дна.
Бездонность влаги наполняет сердце.
Прошу подать вина, скорей вина!
Одним воспоминаньем не согреться!
СВИРЕЛИ
Шутливое
Грущу, конечно. Грусть моя светла,
Хотя и иссушила все чернила.
Строка стиха к рассвету привела.
Но почерк мой в тетради сохранила.
48
Спи, почивай – ведь завтра много дел.
Ты заслужила комплимент Поэта.
Ты ела. – Я немного похудел…
Ну, спи, уже немного до рассвета.
А.С. ПУШКИН,
через Свирель-Татьяну
СВИРЕЛЬ - ТАТЬЯНА: В этой же тетрадке 1996 года я записывала лекции Валентина
Семёновича Непомнящего – великолепного пушкиниста, который вёл беседы с телезрителями о
творчестве Александра Сергеевича.
И 14 марта 1996 года я записала благодарственное Послание Александра Сергеевича в
адрес пушкиниста:
ВАЛЕНТИНУ НЕПОМНЯЩЕМУ
В восторге я от Валентина!
Непомнящий! Как нужен голос твой!
В твоих речах Поэт всегда живой:
Не статуя, не образ, не картина.
Я жив! Ты чувствуешь и сердцем и умом,
Величием Души своей объемлешь,
Уверен – ты стиху и прозе внемлешь,
Что зиждутся в бессмертии самом.
Я жив, я вечен, я широк, как пламя,
И бесконечен, как Вселенная сама.
А жизнь бурлит всесильная над нами.
Но хаос не сведёт меня с ума.
Тропинкой узкою, тропой воспоминаний
Бреду порой и сам себя корю.
Из всех былых и будущих изгнаний
Я вынес сердце. И его благодарю.
А. ПУШКИН,
через Свирель, 1996 год.
19 октября 1998
На 187 годовщину ЛИЦЕЯ
Мы празднуем сегодня все, повсюду
Чудесный день, России светлый день,
Когда на радость страждущему люду
Вдруг распахнулась просвещенья сень.
Сень дружества, любви, обитель всеучастья
В отеческих делах, в строительстве Души.
О, будь прославлен День немеркнущего счастья,
Ведущий за собой среди ночной глуши.
Прорвался луч сквозь облака и тучи,
Напомнил о чудесном давнем дне,
Который был возвышен и не скучен
Ни Господу, ни предкам, ни стране.
Он нам открыл неведомые кручи,
Ведущие при Солнце и Луне
Культуру нашу на Парнас могучий
К достоинству и к мирной тишине.
49
И сколько будем жить на белом свете,
Он будет цвесть на молодой планете
Прелестный день, открывший наш Лицей,
Где наш Поэт всходил, как розан вешний,
Как юный Бог, и здешний и нездешний,
И ныне жив, могуществен и цел!
А. С. ПУШКИН, 1998 г.,
через СВИРЕЛЬ
Воспоминания о Лицее, запечатлённые в труде Николая Николаевича Скатова, вновь и
вновь прочитываемые Свирелью-Татьяной, не зря сопровождаются небесными стихами
Пушкина.
Поэт постоянно контролирует сам процесс собирания всех материалов в книгу о Нём
Самом. И не хочет оставаться в долгу перед учёным, отдавая дань его профессионализму и
доброте.
1 января 2016 года пришло поэтическое послание в адрес Николая Николаевича Скатова,
автора книги «Пушкин», который тонко, умело, впечатляюще и сердечно рассказал о лицейском
детстве Пушкина.
Эта книга, во многом помогла Свирели-Татьяне, с разрешения и по благословению Н.Н.
Скатова, обобщить эти знания о Лицее, сопроводив тексты небесными стихами Александра
Сергеевича, где даётся характеристика лицейских учителей и товарищей.
Н. Н. СКАТОВУ
Он изучил так досконально
Учёбу нашу, нравы, быт,
Как будто бы о нас реально
Сам Малиновский говорит.
Он в Души нам проник так нежно,
Как друг, товарищ и Отец.
И так восторженно, небрежно
Свил нашей памяти венец.
Венец античности, учёбы
Значенье, роль учителей.
И вывел быт особой пробы,
Как у семи богатырей.
В садах Лицея возрастая,
Не знали мы, что Скатов сам
Заметит: «Пусть одна шестая
Лицей возносит к Небесам!»
Всем, кто возвёл в Садах чертоги,
Колонны, бюсты и Дворцы, –
Чему так радовались Боги, –
Верны лицейские птенцы.
Да, мы признательны доселе
Бытописанию идей
От Камерона до Растрелли
Во благо жизни и людей.
Мы знаем: труд и жар сердечный
В анналах сих не пропадёт
50
И, сохранив красу и вечность,
В строфу о Пушкине войдёт!
А. С. ПУШКИН,
через Свирель, январь 2016 г.
ОБРАЗ ПЕРВОЗДАННОЙ КРАСОТЫ
Над очарованием царскосельской тишины на долгие годы для лицеистов взошла
загадочная фигура прекрасной женщины, появляющейся изредка в аллее, над озером и в самой
обители юных.
В начале жизни школу помню я…
Там нас, детей беспечных, было много;
Неровная и резвая семья.
Смиренная, одетая убого,
Но видом величавая жена
Над школою надзор хранила строго.
Толпою нашею окружена,
Приятным, сладким голосом, бывало,
С младенцами беседует она.
Её чела я помню покрывало
И очи светлые, как небеса.
Но я вникал в её беседы мало.
Меня смущала строгая краса
Её чела, спокойных уст и взоров,
И полные святыни словеса.
1830 год
Кто же была эта прекрасная женщина? О ней сохранились воспоминания.
«У неё были тонкие правильные черты и прекрасный овал лица, краски которого были
очень хороши, но недостаточно ярки. Однако бледность при этом отлично гармонировала с
ангельски кротким выражением глаз.
Её золотисто-пепельные волосы ниспадали на шею и лоб. Одета она была в бедную
тунику, которую перехватывал пояс, свободно перевязанный вокруг тонкой и гибкой как у
нимфы талии».
Так вспоминают современники о великой княгине Елизавете Алексеевне, жене
Александра Первого.
А Иван Пущин в своих «Записках о Пушкине» пишет: «При открытии Лицея
императрица Елизавета Алексеевна нас, юных, пленила непринуждённой приветливостью ко
всем. Она умела и успела каждому из профессоров сказать приятное слово. Тут, может быть, и
зародилась у Пушкина мысль стихов о ней…»
51
Известно, что императрица Елизавета спрашивала Жуковского, который при дворе давал
уроки жене великого князя Николая Павловича Александре Фёдоровне, – «Почему Пушкин,
сочиняя хорошо, ничего не напишет для неё?»
И в 1819 году Пушкин пишет в ответ на этот вызов в честь императрицы Елизаветы
Алексеевны:
На лире скромной, благородной
Земных богов я не хвалил
И силе в гордости свободной
Кадилом лести не кадил.
Свободу лишь учася славить,
Стихами жертвуя лишь ей,
Я не рождён царей забавить
Стыдливой музою моей.
Но, признаюсь пред Геликоном,
Где касталийский ток шумел,
Я, вдохновлённый Аполлоном,
Елизавету втайне пел.
Небесного немой свидетель,
Воспламенённою Душой
Я пел на троне добродетель
С её приветною красой.
Любовь и тайная свобода
Внушали сердцу гимн простой.
И неподкупный голос мой
Был ЭХО РУССКОГО НАРОДА.
В лице великой княгини Елизаветы Алексеевны Поэт пел на троне добродетель, как он
выразился, потому что Елизавета проявила себя при дворе как женщина образованная, умная и
начитанная.
Одарённая красотой и восхитительным голосом, она уклонялась от светской жизни,
приняла православие, глубоко сочувствовала народу России во время нашествия Наполеона.
Под её покровительством в Петербурге было создано Женское патриотическое общество.
Почему же именно эта фигура обращает на себя особое внимание при воспоминании о
лицейских годах Пушкина? Может показаться мистификацией, но уже в наши дни не одна
поэтесса Татьяна Васильева обратила свой взор в ту сторону, утверждая, что единственной
настоящей МУЗОЙ Пушкина была именно Елизавета Алексеевна.
Вопрос спорный. Одно определённо: судьба у Елизаветы Алексеевны при дворе была
горестной.
Это ясно из её переписки с матерью, которая оставалась в Германии. Елизавета жалуется
в письмах к матери, что ёё при дворе не понимают, не принимают как равную, относятся к ней
враждебно.
И становится ясным, что и сам муж её Александр Первый на стал своей хрупкой и
нежной жене защитой от окружавшей её недоброжелательности, а, может быть и сам стал
причиной создавшегося положения.
И в этом, видятся особые тайные причины, в которые мы вдаваться не будем.
Не это ли горестное душевное состояние уловил своей тонкой чуткой Душой в юной
жене царя возрастающий Поэт?
Не сочетание ли в этой чудесной женщине её прекрасного внутреннего, духовного, и
очаровательного внешнего облика так покорило кудрявого отрока?
Не интуитивное ли чувство сострадания влекло его к этой загадочной фигуре?
ВСЁ ЖИВО В ПАМЯТИ
Всё живо в памяти: наш заговор мятежный:
52
Бежать, скрываться в зарослях кустов,
Увидеть шаг и стан невыразимо нежный,
И шарф, рукою брошенный небрежно.
И, вздохи удержав полураскрытых ртов,
Смотреть вослед светло и безнадежно.
Всё живо в памяти за дымкою годов…
А.С. Пушкин,
через Свирель-Татьяну 1998 г.
Елизавета Алексеевна в лоне царского дворца пережила тяжкую трагедию потери двух
своих дочерей-малюток. После этого она уединилась в Царском Селе и стала вести
затворнический образ жизни.
Именно этот факт трагической утраты младенцев-дочерей и стал сюжетом для
скульптора Павла Петровича Соколова, который создаёт бронзовую статуэтку скорбящей матери,
держащей в руке черепок от разбитой урны.
Скульптор посвятил свою работу Елизавете Алексеевне в знак преклонения перед её
материнской скорбью. Такие статуи были установлены в Царскосельском парке, в подмосковном
Суханове и на Родине Елизаветы.
Статуя эта получила официальное название «Молочница». Во всей скульптуре сквозит
идеальный образ Елизаветы Алексеевны.
Она, живя вдали от своей Родины, скорбит не только об ушедших в иной Мир своих
малютках, но желала бы видеть какой бы то ни было ценой счастливой эту самую несчастную
Россию.
Об этом молодая государыня пишет своей матери. Жизнь Елизаветы Алексеевны, так же,
как её внезапная смерть в 1826 году, окружены тайной, о которой, возможно, знал Пушкин.
И только в 1830 году Поэт создаёт поэтическую миниатюру «Царскосельская статуя»,
выбрав слова УРНА и ЧЕРЕПОК, как символы погребения молодой жизни, разбитой, погибшей
мечты:
Урну с водой уронив,
Об утёс её дева разбила.
Дева печально сидит,
Праздный держа черепок.
Чудо! Не сякнет вода,
Изливаясь из урны разбитой.
Дева над вечной струёй
Вечно печально сидит.
Чувствуешь ли ты, читающий эти поэтические строки, как глубоко в сердце проникает
эта невыразимая грусть? Как больно, но и сладко отзывается она невольной слезой? Как жаждет
соучастия это проникновенное чувство Поэта!
Оно требует соучастия и молчания.
Замкнув уста, с внезапной болью в сердце
Внимаешь ты наитию стиха,
Слезой блеснувшего, как сочетанье скерцо
С минором, нить небесного штриха.
Внимай ему – то отзвук дальней дали,
53
Уловленной твоей святой Душой.
Внимай ему в потоке лёгкой дани,
Что Небо шлёт своей Руси родной.
А. ПУШКИН, декабрь 2015 г.,
через Свирель
Это стихотворение родилось только сейчас, за какие-то мгновения. Думаю, что это
отзвук Души нашего любимого Поэта, который, уж точно, не пропустит ни одной строчки из
писаний Свирели.
Не зря прислал он и другие поэтические строчки накануне, когда я вновь раздумывала
над судьбой Елизаветы Алексеевны и её роли в душевной жизни Поэта:
ДАНЬ
Дань юности прими. Не плачь и не жалей,
Что нежность подарить я не сумею.
На склоне лет и дней я розаном любви
В пространстве неизведанном алею.
Неприкасаем он, надеждой опалён,
Недосягаем ревностному взгляду. –
Дар юности моей и нежности моей,
За целомудрие твоё в награду.
А. С. ПУШКИН, январь 2016,
через Свирель-Татьяну.
НЕЖНОСТЬ
Воздушность черт означена судьбою,
Красой небесной светит нежный взор.
И шёпот слышится, и тихою мольбою
Струится вдаль Ваш тихий разговор.
И как сказанье чудного пространства
Садов Лицея и моей мечты
Ваш образ видится, как символ постоянства
и первозданной красоты.
А.С. ПУШКИН, январь 2016,
через Свирель-Татьяну.
ЭЛИЗАБЕТ
Элизабет, Элиза, Элоиза, –
То имя слышу в шелесте листвы.
На сад спустилась звёздной ночи риза.
А я шепчу: «Где Вы, где Вы?»
Где Вы? Где Вы, Элиза, Элоиза? –
Спросить мечталось нынче у Невы,
Элизабет, пусть звёздной ночи риза
Укроет нас. Где Вы? Где Вы?
Элизабет, Элиза, Элоиза,
Как отзвук утихающей молвы.
Уже растаяла осенней ночи риза.
Скажите мне: где Вы, где Вы?
А. С. ПУШКИН, январь 2016,
через Свирель-Татьяну
Как отзвук утихающей молвы уносится от нас время лицейского детства Пушкина. И всё
же – оно с нами, оно – в нас, в наших сердцах, в нашей памяти, в пространстве нашей вселенской
любви!
54
ПРИЮТ ЗАБАВ И ВДОХНОВЕНЬЯ
Да, у Него тоже был свой уголок, таинственный уголок в старинном парке.
И когда друзья его, выбегая летом на полянку, замечали там чудную царицу с ласковыми
серо-голубыми глазами и иногда приближались к ней, начиная робкий разговор, он наблюдал за
ними со стороны.
Он боялся привлечь её внимание к себе. Слишком трепетно было то чувство, которое
влекло его к ней.
Боясь разрушить его неосторожным движением или словом, он убегал…
Пробираясь в самый отдалённый уголок парка усаживался у озера и слушал журчанье
одному ему известного родничка. Родничок пел ему песенку:
Посмотри, как нимфа Лето
Твой лелеет чудный дар.
Это нам царица Света
Подарила – Шактиар.
А на неподвижной глади озера появлялись пляшущие стрекозы. Они затевали хоровод, в
середине которого, вся в переливах сиренево-голубого света, танцевала прекрасная нимфа Лето.
Она улыбалась ему и посылала воздушные поцелуи. А с Неба звучала мелодия, и он
различал слова:
Прими, малыш мой дар небесный,
Пока ты Миру неизвестный,
В тени пленительных дубрав
Живи, смиряя буйный нрав!
Он уже не удивлялся окружавшим его чудесам. Он ждал всё новых и новых впечатлений.
Вот родник снова запел звонким голоском. И он услышал о том, что в урочный час из
озера выходят тридцать три богатыря.
Однажды он увидел этих богатырей.
Они шли чередой друг за другом. Их доспехи горели, как жар, с их лат сбегали
блестящие капельки воды.
Они уходили вдаль и исчезали. Их было ровно тридцать три.
Иногда ему казалось, что он лежит в колыбельке и качается на волнах.
А над ним склоняется, озаряя его лучами голубых глаз, сестрёнка. Это была его сестра
Ольга.
Она пела ему песенку таким нежным голоском и так ласково перебирала пальчиками его
кудряшки на лбу, что он закрывал глаза, уже почти засыпая.
И сквозь сон или этот полусон опять слышал песенку сестрёнки:
Лелеет Небо твой высокий дар.
Поёт тебе царица Шактиар.
Она дочь Солнца и твоя сестра.
Она юна и как Земля стара.
55
Она стремит к тебе свои лучи
И говорит тебе: «Стихом звучи!»
И сердце его начинало петь в унисон со звучащей мелодией. Он с трудом открывал глаза
и снова видел хороводы стрекоз над озером.
Теперь все они казались ему сказочными нимфами, с которыми танцевала сверкающая
своим сиренево-голубым нарядом нимфа Лето.
А, может быть, это была его сестрёнка, которая уходя, назвалась Свирелью и сказала, что
эта Свирель теперь принадлежит ему, маленькому Сашеньке Пушкину.
Он думал, что всё это ему снится, и протёр глаза.
И тут услышал, что кто-то сказал ему голосом его отца:
Я назову тебе только три слова.
Сердце твоё к испытаньям готово.
Знай, что приходит значительный срок.
Пушкинский временем начат урок!
Три слова, Три слова… «Возьми Небо, Лазурь и Солнце», – повелительно сказал голос.
«Небо, Лазурь и Солнце» – покорно повторил он, и тут же в сердце вспыхнуло
четверостишие:
Лазурью небесною Солнце плывёт.
Но дымкой тумана укрыт небосвод.
Открой сокровенные Солнцу мечты.
А Солнце подарит чертог красоты.
Он остро почувствовал и понял, что Небо и Солнце очень любят его.
И сам посылал каждый раз здесь, в этом укромном уголке, и Небу и Солнцу свою любовь.
Он посылал свою любовь и земле, и всем своим родным, кто был рядом с ним, на этом
Свете, и уже на Том, вдалеке. Он почему-то был уверен, что все, кто ушёл с этой Земли – все они
живы и слышат и видят его, такого маленького, но ими любимого и необходимого.
Он понял ещё и то, что сестрёнка его – это Свирель, которая приходит, наверное, из того
мира красоты и мечты, который живёт где-то высоко, на Небе.
Но он никогда не говорил со своим отцом о тех разговорах, звучащих для него в
Царскосельском парке.
Он не делился своими мыслями по этому поводу ни с матерью, ни с сестрой Ольгой.
Но сказал об этом однажды своему самому близкому другу Ванечке Пущину, с которым
они переговаривались через перегородку своих комнат. Кельи – так называл он эти комнаты.
Ванечка не удивился и не засмеялся и сказал, что с ним таких чудес не происходит.
Но он часто видит сон, в котором едет очень долго по большой заснеженной дороге и
слышит голос, рассказывающий ему о его долгой жизни в далёкой Сибири. Он уедет туда, когда
будет совсем взрослым.
И хвойная Сибирь станет его второй любимой родиной.
Сашенька слушал очень внимательно и думал о том, как велик Мир. И он тоже с
радостью отправился бы со своим другом в Сибирь. Но это слово звучало так непривычно и
холодно, что сознание невольно возвращалось к окружающему Миру.
Однако он чувствовал, что, когда вырастет, то полюбит путешествия. Он начинал мечтать
о невиданных и далёких краях. Но куда бы он ни уехал, – он был уверен, – он останется верным
тому миру красоты, который открылся ему в родном Царском Селе.
56
МЕДИТАТИВНЫЕ МГНОВЕНИЯ.
Свинцовых волн поток к мосту стремится.
Нева грустит в предчувствии зимы.
А вместе с ней грустим всегда и мы,
Хоть знаем – лето повторится!
Благую весть несёт Руси богиня,
Что Пушкин жив, живёт и ныне.
Вода приносит жизнь. И в веточке прозрачной
Живёт Земли эфир – простой и многозначный.
Природы зов могуч и необъятен.
Так Ангел жизни вечность вострубил.
Природа-Матушка всех любит без изъятья.
А судит всех Архангел Гавриил.
Рукою Пушкина стихов душистых розы
Роняет время на тетрадь эпох.
Рукою Гоголя – лилеи нежной прозы.
А рядом с Гением – душистый мой горох.
Великий Разум не безлик.
В нём множество обличий.
Но Он приемлет светлый лик
Христа – таков обычай.
Прозрачен воздух. Льдом покрыты воды.
Здоровьем дышит дух родной Земли.
Зима – лишь передышка для Природы,
Как для искусства – Сальвадор Дали.
Степень родства измеряем Душой.
Тело – не главное в этом понятье.
В Мир устремляясь бездонно-большой,
Тело меняем как старое платье.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
*ВМЕСТЕ С ЖИЗНЬЮ ДОРОГОЙ
рассказ
57
Александр Сергеевич только что возвратился из редакции «Литературной газеты»,
выпуск которой уже много лет тому назад они возобновили с Дельвигом после разлучивших их
надолго трагических событий.
Издание газеты и нового журнала «Вестник Европы» требовало много времени и
максимального внимания к обстоятельствам сегодняшнего дня.
Время наступило необычное. Каждый день приносил какие-нибудь новости об открытиях
учёных в микро- и макро мирах. Наука, философия, религия так тесно переплелись, что трудно
было отделить события чисто литературного значения от открытий этнологического или
экологического плана. Приходилось просматривать множество журналов и газет.
Особенно интересовали новости об укрепляющихся связях с плотной планетой – Землёй,
которую Пушкин, его родные и друзья покинули ещё в 19 веке.
Будучи жителем Духовной России в Тонком Мире, Александр Сергеевич знал, что истина
о бессмертии Человека уже не требует доказательств.
Однако, казалось почти невероятным изобретение средств связи, которые позволили бы
свободно общаться с потомками, оставшимися на Плотной Земле, и тоже переживающими новый
этап в своём духовном развитии.
Он просмотрел почту вчерашнего дня.
Прасковья Александровна Осипова по-прежнему звала его в Тригорское, тревожилась о
его здоровье, обещала испечь его любимый яблочный пирог.
Павел Нащокин сообщал, что вернувшийся в Москву из очередного вояжа «по
заграницам» Соболевский привёз много интересных новостей и жаждет встречи с Пушкиным,
чтобы поразить новым парижским изданием своих воспоминаний.
Кюхельбекер писал из Германии, каких интересных друзей обрёл среди современной
молодёжи, читая лекции в Геттингемском Университете по истории русской словесности.
Просмотрев почту, Александр Сергеевич вспомнил, что сегодня зван в дом своих друзей
Томских на литературный вечер, который предполагается провести весьма необычно. Пётр
Томский был инженером-технологом по проблемам Космоса. Он уверял, что учёные создали
прибор, который значительно усиливает звуковой и визуальный сигналы с Плотной Земли.
На основе этого создан космический телевизор, который назван «Святозар».
Изобретение учёных планеты Эпсилон знаменовало свет новой зари над Россией, которая
открывает новые, вернее, старые, давно забытые возможности и способности человеческого
организма.
Для жителей Плотной планеты снова становятся реальностью телепатия, ясновидение,
яснослышание.
И сегодня, возможно, удастся получить интересные новости со старой милой планеты
Земля! Как они там выживают, наши россияне? О чём мечтают, помнят ли своих родных и
близких?
В назначенный час Александр Сергеевич вместе с Анной Алексеевной, – он давно был
женат на красавице Аннет Олениной, которой в былые годы посвятил много прекрасных стихов,
– прибыли к Томским.
В уютной гостиной собрался узкий круг друзей. Здесь были и Поэты так называемого
серебряного века: Серёжа Есенин, Александр Блок, Анна Ахматова.
С ними Пушкин был давно дружен и решал творческие задачи. Были здесь и родные
Катюши, жены Петра Томского, родственники Пушкиных по линии Надежды Осиповны.
В 19.30 экран космического телевизора вспыхнул голубоватым светом, и показалось лицо
моложавой женщины. Зазвучал мелодичный голос: «Дорогие и любимые родные, прекрасные
наши Поэты, чудесный наш незабываемый Александр Сергеевич, нежные и неповторимые Анна
Андреевна Ахматова, Александр Александрович Блок и Серёжа Есенин!»
Присутствующие замерли. У них на глазах рождалась новая эпоха, соединяющая собой
людей разных поколений, различных веков и Миров.
Голос далёкой землянки был звонок, приветлив. Рисовалась жизнь современной России.
Началось чтение стихов и поэмы «Предвестие». Возникла картина быта и политической
обстановки 30-х годов двадцатого века, радости и страданий одной из типичных интеллигентных
семей России, порушенных в годы репрессий.
Перед мысленным взором проходили яркие образы. Впечатлял богатый поэтическими
находками язык, своеобразный стиль.
58
«Это просто чудо какое-то – суметь передать в наш Мир, настолько далёкий от покинутой
нами Земли, свою сокровенную песню о жизни семьи, такой неповторимой и прекрасной!» –
сказала Анна Алексеевна, поддерживая при последующем обсуждении достоинств поэмы общий
восторг окружающих.
Не случайно, как отметили присутствующие, дочь Петра Томского, с кем только что
состоялась встреча, носит имя любимой пушкинской героини, – Татьяны.
В Космосе всё неслучайно!
1989 год.
Нужно сказать, что этот рассказ появился у меня после первой встречи с Александром
Сергеевичем Пушкиным в литературном салоне моих родителей на планете Душ. Я писала его
без всяких поправок, как будто бы, действительно, кто-то диктовал его мне свыше.
ГОД СПУСТЯ
Прошёл год со времени первой творческой связи с Землёй. Александр Сергеевич уже
издал в своей петербургской типографии сборник стихов и поэм Татьяны Томской. Книгу
проиллюстрировали известные художники.
И в один из весенних дней 1990 года Пушкин передал на Землю, в маленький уральский
городок, в общество любителей Поэзии и философии своё Послание россиянам. Это
происходило во Дворце культуры «Икар».
Здесь я, Татьяна Потапова-Свирель, она же – Татьяна Томская, читала свои космическое
стихи по приглашению любителей поэзии.
Я услышала внутренним слухом, что Александр Сергеевич обращается ко мне с просьбой
– записать его Обращение к собравшимся, быстро стала записывать его и тут же прочитала всем
собравшимся всё, что было продиктовано мне Поэтом.
ПУШКИНСКОЕ ПОСЛАНИЕ
«Дорогие мои потомки! Кто бы знал, что мне, вашему прадеду, жившему на Земле в
19 веке, доведётся быть в обществе своих дорогих земляков, слышать ваши речи,
убеждаться в вашей сердечной заинтересованности духовным возрождением России.
Нежные дети мои, невозможно выразить словами всю бурю чувств, охвативших
меня!
Верьте, мы живы, мы страждем единения в мыслях и чувствах. Мы молим вас
нести по Земле правду о бесконечности жизни.
Мы уверяем вас, что только вера и доброта Душ способны возродить
справедливость и порядочность на Земле. Никакие экономические законы, никакие усилия
политиков не поднимут нашу Россию на достойную высоту, если дети наши не смогут
своими сердцами одолеть заскорузлость устаревшего видения Мира и расстаться с
мертвящим, так называемым атеистическим взглядом на жизнь.
Дорогие наши юные друзья! Станьте опорой отцов на пути единственно
правильного, реального представления о жизни во Вселенной!
Именно ваша память и ваша любовь помогут вам возвратить из мрака
неизвестности ваших любимых людей, ваших друзей, друзей великой России, которые, как
вам казалось до вашего духовного пробуждения, – навсегда утрачены в вашей судьбе.
Именно Любовь в сочетании с волей и целеустремлённой мыслью – эта
МОЩНЕЙШАЯ ЭНЕРГИЯ – разрывает барьер неизвестности и рождает ту самую *НИТЬ
АРИАДНЫ, которая нас связует с нашими предками.
Это не мистика! Это наука, которую обязан познать каждый!
А. С. ПУШКИН 1990 год,
через Татьяну-СВИРЕЛЬ
Примечание: Пояснение: Что такое Нить Ариадны? Это НИТЬ, видимая только тому,
у кого проснулась связь с Тонким Миром. Она высвечивается на Небе.
Ариадна – дочь греческого царя, выведшая с помощью разматывающегося клубка нитей
из лабиринта героя, спасшего людей от страшного минотавра.
НИТЬ АРИАДНЫ
59
Я Мысль. Я свет. Я Ариадны Нить –
Из лабиринта мрака и незнанья.
Тебе меня доверено хранить,
Как Ключ Любви, Свободы и Сознанья.
Я Знак в судьбе, просторной, словно Русь.
Я блеск в очах, восторг и наслажденье.
Я песней и стихом над Миром вьюсь.
Я славлю Иисусово Рожденье.
Я мысль, я свет. Я Ариадны Нить.
Тебе меня доверено хранить!
Свирель.
ПРИМЕЧАНИЕ:*Вместе с жизнью дорогой – строчка из стихотворного послания
Пушкина Кривцову. Кривцов Ник. Ив – вольнодумец, участник войны с Наполеоном.
Не мистика, а любовь как энергия, помогает людям восстановить связь с любимыми ими
людьми, которые «уходят», как считают непосвящённые, «в никуда», то есть по их понятиям,
умирают.
Однако, как это известно уже многим, умирает только физическое тело человека. А
сознание его, его Душа, содержащие всю память о прожитой жизни, все эмоции, привычки,
таланты, наработанный духовный опыт, профессиональные навыки, – словом всё, что
составляет неповторимую личность «умершего», – всё это сохраняется в коконе Души его и
отправляется по магнитному пути в другую сферу, в другое измерение. Земли
В другом измерении Земли человеческая Душа проходит процесс очищения от всего
отрицательного, что не соответствует её существованию в Мире более Тонком.
, Душа обрастает новой телесной оболочкой, соответствующей по плотности тому
Миру, куда она устремилась, то есть на планету Душ. В течение этого времен он находится в
состоянии сна.
Проснувшись и придя в бодрствующее состояние, человек в Новом для него, более Тонком
Мире начинает жить как та же личность, какая была на плотной Земле (Книги Т. Потаповой
«Возвращение Истины» и «Открыть в себе чудо»)
Вот таким же образом возродился и возвратился к жизни наш прекрасный Поэт
Александр Сергеевич Пушкин.
Об этом он рассказывает в диалоге с Россией- Свирелью, где описывает свои
впечатления, которые сохранил с момента так называемой смерти: когда его телесная оболочка
закончила своё существование на нашей плотной Земле. (Приведено ниже)
Но, кроме того, Поэт передал через Свирель очень важные для землян сведения в
своей поэме «ВИБРАЦИЯ».
Эти сведения уточняют научный факт, что важным и неотъемлемым фактом
возрождения человека в новой телесной оболочке после ухода с нашей плотной Земли
является процесс ВИБРАЦИИ.
Вибрация – это научное понятие, очень легко воспринимаемое нашим сознанием по
аналогии с процессами, бытующими в производстве. Например, вибрирует дрель во время
работы с ней, вибрирует корпус машины во время работы двигателя, вибрирует
стиральная машина во время её работы и так далее. Так же всё сущее в жизни, все
предметы, все явления и все чувства человека характеризуются своим уровнем вибрации.
Однако, видимо, необходимо напомнить, что для человека, попавшего в новое
измерение, процесс вибрации его Души является созвучным с тем пространством, в которое
попала его Душа.
Вибрирует Душа и вибрирует пространство Космоса. Они находятся в одном режиме
вибрации!
Космос помогает Душе человека восстановить вокруг неё новое, более тонкое тело!
60
Для ускорения этого процесса учёные Космоса давно построили специальные
лаборатории. Именно в такой лаборатории работают сейчас на планете Душ, как нам
сообщили моряки с затонувшего подводного крейсера «Курск», известные наши учёные:
физиолог Иван Петрович Павлов и нейрохирург Наталья Петровна Бехтерева.
О процессе вибрации и важности этого процесса говорит из Тонкого Мира
возродившийся к жизни в обновлённом, более тонком теле АЛЕКСАНДР СЕРГЕЕВИЧ
ПУШКИН.
(Сведения переданы через Свирель)
ВИБРАЦИЯ»
поэма
Александр Сергеевич ПУШКИН
Вибрациями всех очеловечив,
Придав им разум Бога и Отца,
Сегодня Бог зовёт людей на вече,
Объединяя Души и сердца.
Кто в этом вече будет соучастен,
Кому навстречу выйдет Серафим
Надежды, Веры, Радости и счастья,
Тот с Богом будет вновь соединим.
Вибрация – научное понятье.
Кто против знаний нынче? – Отзовись!
Наверно, тот, кто помощь светлой рати
Отвергнув, попирал Святую Высь?!
Уж даже Сталин – демон поневоле,
Который уничтожил полстраны,
Не ведавший раскаянья и боли
Российской глубины и старины,
И тот вернулся к Богу в год военный,
Велел обнесть Иконой светлый град.
Вибрацией священной и нетленной
Хранить Москву, как видим, был он рад.
Вибрации божественной молитвы
Спасли Москву и город над Невой.
Вибрацией исход великой битвы
Решён был Богом, Русью и Москвой.
Вибрация – физическое свойство
Людей, морей, Земли, Небес и скал,
Всех чувств людских: предательства, геройства,
Любви и лжи, и мысли у виска.
Вибрируют животные и вещи,
Жуки, морские гады, черви, тли.
Всё живо. Всё, вибрируя, трепещет,
Овеществляя таинства Земли.
Вибрация – Могущество Вселенной.
Ей Космос держится в объятиях Творца,
61
Вибрацией могучей и нетленной
Оберегая таинство Лица
Создателя, чья вечная Троичность
Заложена вибрацией Небес.
Вибрация определяет личность,
Характер, темперамент, рост и вес.
Вибрацией даётся просвещенье,
Познанье, достиженье и талант.
Вибрация сопутствует мученью,
Восторгу городов, людей и стран.
Вибрирующий в заданном режиме
Олень иль камень, дуб иль человек
Мечтает, чтобы каждым дорожили
И миг, и час, и день, и целый век!
Вибрацией божественного слога
Ложится повесть на тетрадь эпох,
Когда Поэт услышал имя Бога
И сердце, Богом данное, сберёг.
Вибрацией в иных Мирах Небесных
Живёт Душа, рождая тело вновь.
Подвластен ей поток потреб телесных,
Не только совесть, дружба и любовь.
Замена тела – только часть процесса,
Которым управляет человек
По воле Кришны, Будды и Зевеса,
Чтоб не было убогих и калек.
Не для того, чтоб робот строил козни,
Биологическое таинство вершит
Великий Бог, а чтоб не стало розни
И выросло достоинство Души.
Лишь научиться управлять тем телом,
Которое уже обновлено,
Душа должна, чтоб тело захотело
Лететь к Богам, а не ко злу на дно.
Душа должна уметь влетать в то тело,
Которое ей заново дано, –
Не для того, чтоб жадность богатела,
А чтоб сознанье было ввысь устремлено
На этой же Земле росло до Бога,
Объединяя Души и Сердца.
И люди, вырастая понемногу,
В своих телах увидели Творца.
Так эта плотная Земля, где вы живёте,
Достигла бы развития скорей,
Войдя в синклит планет. Ведь как ни плотен
Ваш соловей – он всё же соловей!
62
Вибрацией он пробуждает думы,
Сердца творит на уровне богов,
Смиряет тех, которые угрюмы,
И примиряет иногда врагов.
Так вы, не думая о распрях и пожарах,
Забудьте зло, делёжку и войну
И, сбросив груз телес, больных и старых,
Рождайте в Мире мир и тишину.
Учись исправно управлять Душою,
Чтоб здесь же, на Земле, оставшись вновь,
Здоров, умён, гуманен, не заморен
Являл надежду, Веру и Любовь.
Нет, не ловить и не сажать по клетям**
Учёным надо Души, а уметь
Их направлять. Ведь Души – те же дети,
Что научились роботом владеть.
Простите, люди, тело – тот же робот:
Телесное от Духа отделив,
Смиряйте ненасытную утробу,
Возвысьте поэтический мотив.
Владейте телом, новым или старым.
Не подчиняйтесь прихоти телес.
Тогда к нулю пожары и удары
Сведёте по велению небес.
ЖИЗНЬ В ЛИТЕРАТУРЕ
В литературе, словно в государстве,
Приказывает сердце жить.
И Пушкиным – Царём на этом Царстве
Бессрочно пуще жизни дорожить.
В нём – кладезь мудрости и кладезь благородства.
В нём – продолжение славянского родства.
В нём – всех земных народов сходство
И безначальность естества,
С Христом роднящая. Высокое искусство
Беспечно, доблестно и честно строить дом.
Беречь в душе отеческое чувство,
Не расплескав достоинство притом.
Величье женщины в Душе лелеять вечно
И рыцарство мужчины сохранять.
Быть проще, величавей, человечней,
Чтоб сердцам всю Вселенную обнять.
Свирель
63
Примечание: А. С. Пушкин говорит: «Не нужно учёным «сажать души по клетям». Дело
в том, что в конце 90-х годов 20-го века в одном из номеров газеты «Аргументы и факты» была
маленькая статейка, едва заметная. В ней говорилось о том, что учёные нашей плотной Земли
(в Москве) изобрели некую камеру, в которую пытались поймать Душу только что умершего
человека. Опыт не удался.
. Человек обязан, уже живя на нашей плотной Земле, доводить свой Дух до высоких
вибраций – молитвой, соблюдением Законов чести, то есть тех же Заповедей Христа,
ограничением в пище, в скромности и смирении своих инстинктов. Таким образом, человек
может достигнуть и на Земле состояния, чтобы соответствовать духом и телом вибрациям
Тонкого Мира. Будет здоров и молод.
ЯЗЫК НАШ – ТОЖЕ ТАЙНА
В год 200-летия Пушкина ушёл из жизни великий учёный Дмитрий Сергеевич Лихачёв.
Следующее столетие будет временем дальнейшего постижения его трудов.
А труды эти – море благородных мыслей о России, о величии её культуры.
«Язык наш велик,– сказал Дмитрий Сергеевич, – как велики просторы Родины
нашей. Он вобрал в себя древность и современность, своеобразие наречий и говоров. Язык
наш подвижен и не может умереть – он в постоянном развитии.
Литература наша – редкое по красоте явление мировой культуры, явление мощное и
облагораживающее любого, кто к нему прикоснётся.
Наша литература – это кровь нации, насыщающая духовный организм великороссов.
Если Гёте сказал, что Италия – это музыка, а Франция – живопись, то Россия –
это литература, это целое государство, в котором живёт и мыслит народ.
Это государство всемирной справедливости и отзывчивости, во главе которого
стоит бессмертный Пушкин, объединяющий страны и народы».
ГЕНИЙ ЯЗЫКА
У каждого языка есть свой Гений. И если Пушкин есть Гений Поэзии, которой надлежит
завоевать Мир, то он и отвечает на вопрос, обращённый к Гению Языка поэтической
современной Россией:
РОССИЯ:
О, Гений Языка, скажи мне, милый,
Чем Ты живёшь? В чём суть твоей звезды?
Откликнись, Гений русской Чудо–Силы,
Которой в Мире вряд ли где найдёшь.
Откликнись, Гений, Ангел среброкрылый
Словесной нескончаемой руды!
ГЕНИЙ ЯЗЫКА:
Ты так поёшь, как будто из горнила
Потоком лавы огненная сила
Преображает век мой и сердца!
Секрет в тебе, Свирель! Открой «Апрель».
Он близок – Душ любимых световод.
Весна строчит свой бег. Весной владеет род.
И безотказный Чудо-Оберег –
Язык мой русский, мощный, как народ,
Вливается ручьями в устье рек.
РОССИЯ:
Скажи мне, Гений Языка, скажи,
Как охраняешь чистоту Святыни?
Чем Ты живёшь, как чувствуешь красу?
ГЕНИЙ ЯЗЫКА:
64
Живу как прежде, как всегда и ныне.
Храню свои языко-рубежи
От выжженной проклятьями пустыни
И свет Божественный в себе несу.
Я Бог огня словесного. Я Воин,
Испепеляющий растление и грязь.
Я поклоненья вечного достоин.
Я блеск Божественного Слова, Света Князь.
Я МЕЧ ДОСТОИНСТВА.
Я ГЕНИЙ ОТКРОВЕНЬЯ.
Я ВОЗВЫШАЮЩАЯ СЕРДЦЕ КРАСОТА.
Во мне гнездится вечная мечта
Непрерываемого чудного мгновенья.
Я строю замок вечности в народе.
И волен сам народ его беречь.
И сам народ, оберегая речь,
Хранит свой замок вечности в Природе.
Я ГЕНИЙ ЯЗЫКА. Я иногда не в моде.
Но сила зиждется в моей земной породе
И бьёт по глупости из пушки как картечь!
Воистину дары сердечные возвратятся к нам плодами вещими!
Не забыть нам и о пророчестве Николая Васильевича Гоголя из его «Выбранных
мест из переписки с друзьями»:
«… Язык наш необыкновенный – есть тайна. Он беспределен. Он может в речи
нашей восходить до высоты, другому языку недоступной, и опускаться до немыслимой
простоты.
Язык наш – сам по себе ПОЭТ. Со временем выкуется у нас иная, сильнейшая речь.
Скорбью ангела загорится наша Поэзия и, ударивши по струнам, какие ни есть в
русском человеке, вызовет нам нашу Россию, извлечёт её из нас самих. И все народы скажут:
«Это наша Россия. Нам в ней приютно и тепло. И мы в ней – дома, под своей родной
крышей. А не на чужбине».
МЫ ВСЕ ОТ ПУШКИНА ПОШЛИ
Да, Пушкин жив. Он Белокаменной оставил
Не только нежный пушкинский мотив.
Он памятник родной Руси поставил,
Своей Душой весь Мир перекрестив.
Недаром нынче каждый иностранец
Не понаслышке с Пушкиным знаком.
Недаром и японец и китаец
Заговорили русским языком!
Шекспир и Гёте, Шиллер и Мицкевич –
Достойный круг высокого певца.
Ему родня – не только цесаревич,
Отмеченный необщностью лица.
Душой своей сроднив крымчан и коми,
65
Волжан, амурцев, Свирь и томичей,
Он стал любому юноше знакомым.
Роднёй ему стал каждый книгочей!
Глазами Пушкина синеют дали,
Обозревая будущность Земли.
Мы Родины милее не видали,
Поскольку все от Пушкина пошли!
Свирель.
СКВОЗЬ ПРОСТРАНСТВО-ВРЕМЯ
В 1989 году, когда возникла у меня связь с Космосом, Отец мой Пётр Павлович Лямзин, –
космическое имя – Пётр Томский, – мой первый Учитель, профессор Томских вузов,
репрессированный и погибший в годы тоталитарного режима, первым откликнулся на призыв
моего всю жизнь тоскующего сердца и заговорил со мной сквозь Пространство–Время.
В настоящее время он работает на планете Душ, в Санкт-Петербурге, в космическом
центре подготовки космонавтов как конструктор, над новыми проектами космических кораблей.
Отец объяснил мне, как происходит телепатическая связь и сказал, что Души так
называемых "умерших" на Земле людей, по законам Космоса, уходят магнитным путём к планете
Душ.
И там, в особых лабораториях, начинается процесс очищения и одевания этих душ
тонкими телами.
ЧТО СОБОЙ ПРЕДСТАВЛЯЕТ
ПЛАНЕТА ДУШ?
«Планета Душ находится в совершенно другой субстанции Времени, нежели Миры,
входящие друг в друга наподобие матрёшек, то есть находящиеся на разных уровнях
развития. Планета Душ – не параллельный с нами Мир.
Мир Планеты Душ – это КОНЦЕНТРАНТ космической энергии биополей.
Планета Душ находится в особой субстанции Времени – то есть в особом его
состоянии, где сама скорость происходящих событий приобретает другое качество в
зависимости от свойств и возможностей взошедшего на новую – космическую ступень
развития Человека».
Планета Душ представляет собой аналог Земли, где совершенно так же
распределены суша и океаны. Здесь те же моря, те же реки. Здесь такие же страны и такие
же народы, как и на Земле. Россия здесь подобна России нашей, которая расположена на
нашей Плотной Земле.
Столицей является Санкт-Петербург.
Кроме этого, мне сообщили, что таких Россий, как наша, на нашей плотной Земле, в
Космосе много.
Они разбросаны по различным планам и по разным созвездиям. Все они
закольцованы в единое космическое Содружество и энергетически поддерживают друг
друга.
Это подтвердил и моряк с подводного крейсера «Курск» Олег Троян во время одной
из встреч с экипажем «Курска».
В разговоре со своим Высшим Я 27 мая 1992-го года я спросила: «Скажи мне, моё
Сверхсознание, как воспринять мысль о том, что Разум существует и существовал всегда, если
мы привыкли к мысли, что у каждого явления есть начало и конец?»
Моё Высшее Я мне ответило так:
«Я тебе скажу так: Разум имеет множество Ипостасей, то есть обликов и
превращений. В соответствии с этим он живёт в различных субстанциях времени и
пространства, которые восходят друг над другом в иерархическом порядке.
66
Мощнейшие династии создателей Вселенных живут в далёких Мирах. А их
отражения – в телах и душах-двойниках находятся в Гималаях – в Шамбале.
Человек, восходя в развитии, достигает положения Бога. Его Разум никогда не
умирал и не рождался. Он только переходил от одной сущности к другой.
Точно также твоё Высшее «Я» живёт в далёком, не видимом тобой Мире. Оно живёт
и в тебе, скрытое за семью оболочками. И ты добираешься до него, разговаривая со мной.
Человек, как ЭХО, повторяется в манвантарах, югах, эпохах, цивилизациях, веках».
Как автор этой книги, посвящённой Александру Сергеевичу Пушкину, я специально
привожу здесь выдержки из другой своей книги, называемой «Возвращение Истины», которая
объединяет в себе доказательства той самой Истины, что Человек БЕССМЕРТЕН.
Подчёркиваю – СПЕЦИАЛЬНО! Зачем? Да чтобы читатель, не сведущий в вопросах
человеческого бессмертия, не воспринял всё, что содержит эта книга, как бред взбесившейся
дамочки или фантазёрки, беспочвенно утверждающей свою причастность к связи с Космосом,
тем более – с Пушкиным.
А для «продвинутых» скажу, что и способности мои и назначение моё в этой жизни, как у
каждого из нас, определены СВЫШЕ.
Об этом я узнала из нескольких источников. Один из них – известные «Числовые коды
Крайона».
Эти знания о себе, о своём жизненном назначении на нашей Плотной Земле может
извлечь каждый – в разговоре со своим Высшим «Я» и – по «Числовым Кодам» Крайона. (Эта
книга продаётся в магазинах).
Главным, исходным пунктом для приобретения этих знаний должна быть
целеустремлённость человека, вооружённого также неодолимой любовью к тем, кто ушёл в Мир
Иной. Никакими техническими средствами такие знания не приобретаются. (Стремлением к
знаниям о мироздании и о Боге)
Такое вступление позволяет мне вести дальнейшее повествование о знакомстве с
Александром Сергеевичем Пушкиным и о поэтических с Ним разговорах…
МИГ ПОСТИЖЕНИЯ БЕССМЕРТИЯ
Василий Андреевич Жуковский, старший друг и Учитель Александра Сергеевича в
трагические минуты прощания с Поэтом оставил нам воспоминание об этом тяжком миге:
«…Какою-то мыслью, глубокой, высокою мыслью было объято Его лицо. Мнилось
мне, что Ему в этот миг предстояло как будто какое видение… Мне хотелось спросить Его:
«Что видишь, друг?»
И, вновь переживая всем сердцем потерю, понесённую Россией, ведомая желанием
узнать у Гения, что же Он, действительно, созерцал и чувствовал в момент ухода с плотной
Земли, Свирель начинает разговаривать с Поэтом.
СВИРЕЛЬ:
О, Пушкин, как ты болью поразил
Россию всю, уйдя в тот Мир так рано,
Как ранил Ты Наташу и народ!
Как долго, как печально и как странно
Трепещет в скорби русский небосвод
И до сих пор невольно слёзы льёт.
И до сих пор свежа на сердце рана!
Ответишь ли? Душа ответа ждёт…
А. С. ПУШКИН:
Отвечу. Нам печаль дана
В науку сердцу, полному обмана.
Трепещет детство, разрывает свод
67
И зреет раньше, чем хотела б Мама…
Мой облик, оставаясь на Земле,
Впитал в себя последние мгновенья,
Означившие примиренье
Души с судьбой, предсказанною мне.
Я новый Мир познал: Он мне открылся.
И я туда всем сердцем устремился.
И вещий голос мне промолвил; «Днесь
Пришла пора взросления и Дела.
Пусть юность в одночасье отлетела,
Ты будешь овеваем негой здесь…»
Спокойствие на Душу снизошло.
Господней дланью облегчённый, видел,
Как мимо мчались те, кто ненавидел
Суть Гения… Но уходило зло,
Ветшало и мельчало в поднебесье.
И раздавалась ангельская песня.
И Мирозданье розами цвело.
Я понял суть Божественных элегий.
Исполненные высшей красоты,
Они, как воплощённые мечты,
Влекли меня. И состоянье неги
Спустилось с неизвестной высоты.
Я постигал язык Богов в молчанье.
Блаженство в поле сердца разлилось.
Пронизанный лучом Любви насквозь,
Я в миг постиг величие свиданья
Перед Царём всех нынешних царей.
Мне лик Его прощенье обещал
За суетность в делах и за ошибки,
За то, что, оступаясь, брёл порой
–
Не раб, не Бог, не друг и не герой, –
Бросаясь с головой в тот омут зыбкий.
Тот Лик не упрекал и не стращал, –
Он жизнь мою как колыбель качал.
А я ребёнком маленьким молчал
И отдыхал в молчании улыбки…
О, мой Жуковский! Ты давно со мной!
Бреду, как прежде, по стезе мирской.
Ты сам постиг за той чертой земною
Отдохновенье, счастье и покой!
На свете счастья нет, а есть покой и воля, –
Так говорил я в юности моей.
Но, ей-же-ей, от вас теперь не скрою,
Что я из тех счастливых сыновей
России-Матушки, которая певала
Мне песни вьюжные над Соротью моей,
68
И обо мне рыдала и стенала,
И соткала мне чудо-покрывало
Бессмертной памяти невянущих полей.
Я окунаюсь в боль и выхожу колоссом
И, возрождаясь как Иван-Дурак –
Ершовский гений, оставляю с носом
Все воплощенья зла, вражды и врак!
СВИРЕЛЬ:
О, Гений Родины, благодарю за оттиск
Речей, освеченных улыбкой и мольбой,
За то, что вновь пришёл на Землю в гости,
За счастье побеседовать с Тобой!
За мир, за свет, за миг, что сердце утешает,
За счастье быть вдвоём и Душу обновить,
За жизнь, которая стареет и ветшает,
Но зыблется в руде любимых книг,
За поле васильков над Соротью любимой,
За цвет ромашек над моей судьбой.
Мой Пушкин, и за то, что не промчался мимо,
Прими поклон. Мой Дух всегда с Тобой.
Твоя Свирель,
Твой вечный и покорный ученик…
А. С. ПУШКИН:
Запомни, Русь, я был уже далече,
Когда Жуковский нежно начертал
Тот профиль. И вокруг дрожали свечи,
Когда бессмертья Дух витал.
Но я смотрел со стороны и видел,
И удивлялся, и парил, и ждал…
Чего я ждал? Не знаю, только помню,
Что я страдал…
ГИМН ПАМЯТИ
Память – великолепное свойство всего живущего! Память, спасающая нашу
совесть!
Память, которой поют гимны все учёные Мира, мы благодарны тебе, делающей нас
ЧЕЛОВЕКАМИ!
Память, ты сохраняешь в наших душах самое дорогое в жизни: облики и сердца
любимых наших людей!
Память, ты в поддержку нашей великой Любви ко всему, что нас связывает с
Миром, со Вселенной, с Богом!
ГОТОВЯСЬ К ПЕРВОЙ ВСТРЕЧЕ С ПОЭТОМ
Был День Победы – 9 мая 1989 года.
Не прошло и полгода с начала связи с Тонким Миром, как Отец из Тонкого Мира
сообщил мне, что в их семейном кругу возникла идея организовать Литературный салон, куда
будут приглашаемы люди, интересующиеся литературой и наукой.
И в самое ближайшее время в этот салон придут те, кто хотел бы услышать мою первую
поэму «Репортаж с планеты Душа», которую я уже читала своим родным в нашем семейном
кругу.
69
«Знаешь ли ты, кто в своё время выдвигал лозунг «Вся власть Советам?» – спросил меня
Отец.
«Но ведь это же Владимир Ильич Ленин!» – невольно воскликнула я.
– Естественно. И вот именно он-то вместе с Надеждой Константиновной Крупской
придут к нам в гости. Ты удивлена?
– Папочка, ты меня уже приучил не удивляться почти ничему. Не удивлюсь, если ты мне
скажешь, что будет и Александр Сергеевич Пушкин.
– Именно это я и хотел тебе сказать, моя дорогая. Это тебе кажется необыкновенным. Но
это так.
– Скажи, Папа, а женат ли Александр Сергеевич?
– Да, он женат и очень счастлив, - на Анне Алексеевне Олениной*.
– А как же Наталья Николаевна?
– Она замужем за Ланским.
– Папа, ты говоришь иносказательно или в прямом смысле, что у вас будет и Александр
Сергеевич?
– Я говорю в буквальном смысле и даже сообщу тебе следующее: Александр Сергеевич
очень тронут твоим стихотворением, которое ты адресовала Поэту через нас, и желает услышать
твой голос. Кроме того, он хочет тебе тоже сделать свой подарок. Пока это секрет!
Я, действительно, в одной из встреч с моими родными прочла стих, посвящённый
Пушкину в 1987 году.
«РИСУНКИ ПУШКИНА»
Я всматриваюсь в эти силуэты,
Приподнимая таинства вуаль,
В которой – продолжение Поэта,
Его любовь и гордая печаль.
В глубокой жажде самоотреченья,–
Чем Он неподражаемо велик, –
Души неистребимое свеченье
И Родины неповторимый лик…
Выслушав сообщение Отца о том, что в гости к ним на планете Душ одновременно
придут люди разных эпох и различных настроений, я выразила недоумение: Как же это будет
сочетаться – присутствие людей из разных времён?
И Папа на это мне ответил: «Дело в том, что разница во времени рождения для нас не
имеет значения.
И здесь мы живём без различий рангов и чинов, вероисповеданий и возрастов. Главное,
чтобы были взаимно проникнуты симпатией и доверием.
В. И. Ленин хорошо знает А. С. Пушкина, чтит его как поэтического гения и наставника.
А. С. Пушкин понимает В. И. Ленина, как своего потомка, который был движим самыми
прекрасными, как ему казалось, идеями.
Тем не менее, между ними возникают и споры по поводу правомерности того пути,
который выбрал когда-то для страны Ленин. Этот путь к так называемому «лучшему будущему»
соратники Ленина пролагали через реки крови. Итогом был захват власти Сталиным. Дальше ты
всё знаешь сама…»
Я сказала Папе, что помню Анечку Оленину. Она 1808-го года рождения. Пушкин стал
посещать петербургский салон Олениных в 1817 году и здесь познакомился с десятилетней
девочкой, привлекшей внимание молодого Поэта своей миловидностью и игривым умом. Отец её
был директором Публичной библиотеки в Петербурге.
Да, мне предстоит встретиться с прекрасными людьми из 19-го века, даже с самим
Александром Сергеевичем! Сам Гений снизойдёт до нас, землян, своим вниманием!
И случайно-неслучайно сейчас, когда я пишу об этом, вдруг открываю страницу одного
из своих дневников и читаю свой, – или не свой? – сонет «Проба пера». Он написан, между
прочим, от мужского имени! Думаю, что это – Пушкин!
70
ПРОБА ПЕРА
Сонет владеет мной. А я владею им.
Благодарю, Сонет, за светоснисхожденье.
Пахнуло вновь весной. И я, весной храним,
И разногласий нет: во мне весны движенье.
Мой ангел – над страной. Сонет – мой пилигрим
Содержит тайный свет. И это достиженье
Содеяно не мной – любви самосожженье…
И мы за то Творца благодарим.
Так тает в сердце лёд предубеждений.
В любом из нас живёт великий гений
И открывается внезапно и шутя.
Лови лишь миг великих откровений.
И ты увидишь: Сам великий Гений
Слетает, голову по-детски очертя!
Предупреждённая Отцом о скорой встрече со знаменитыми людьми 19-го века, я
мысленно стала готовить себя к такому неординарному событию.
И скоро этот день настанет…
А сейчас, прежде чем заговорить о той самой первой встрече с Александром Сергеевичем
и с поэтами серебряного века, я предложу вниманию читателей Пушкинское стихотворение,
принятое мною за год до исполнения его двухсотлетнего юбилея.
ИЮЛЬ – 1998, 24 числа.
ОТ ПУШКИНА
Мой Юбилей, увы, не за горами
Он близок. Двести лет грядёт.
И я сказал бы, други, между нами,
Ум леденит, и сердце мрёт.
Мне мнится – этих лет как не бывало.
Они – мой сон, фантазия, обман.
И мыслю вновь: то много или мало,
Достоинство они или изъян?
Я не премину подшутить над сроком,
Который будет и потомкам дан.
Какая разница – меж Югом иль Востоком,
Где опустить дорожный чемодан?
Тот срок – мгновенье в круговерти жизни,
Лишь миг, у вечности отпущенный взаймы.
Не всё равно ли, где гулять на тризне
С цевницей мужества, с сумой иль без сумы?
Мы день Рожденья все готовы встретить.
Но не уложат ли потом под спуд,
Как всех хоронят на минувшем Свете,
Когда иные некие умрут?
Я не люблю ни тостов, ни регалий,
Ни панегириков, что вечно совесть жгут.
Везде: в Москве, в Опочке, на Урале
71
Меня и нынче, я уверен, ждут.
Без притязаний, громких слов, без плача,
С пером в руке, задумчива, как я,
Тебе, Свирель, под силу та задача –
Писать стихи. На то мы и семья,
Содружество поэтов – одиночек,
Поверивших, что я всегда живу:
Подвижен, весел, нежен и бессрочен
В стихах, в письме во сне и наяву.
Ну что ж, поднимем дружные бокалы
За Юбилей – начало всех начал.
Вина Любви мне вечно не хватало.
И кубок юбилейный вечно мал.
Беспечен стих. На то, мой друг, и лето.
Достоин стих Поэта самого.
Черты его живут в чертах портрета,
Но не заменят никогда Его.
Он жив не только в «Капитанской дочке»,
В «Онегине», в «Полтаве» и «Бове».
Он жив и так же скачет до Опочки,
Гуляет под Москвой и на Неве.
Я весь – тот Мир. И Мир меня вбирает.
Я покорён величием Его.
Я знаю, что никто не умирает.
И возродились – все до одного!
А.С. ПУШКИН,
через Свирель
И ВОТ ОН НАСТАЛ, ЭТОТ МИГ!
Это было 9 июня 1989 года
(день рождения моей дочери Мариночки).
В 15 часов по уральскому времени, сидя у себя дома, за столом, я попросила у Планеты
Душ связи с домом моих родителей и обратилась с приветствием ко всем моим родным, кто
должен участвовать в вечере встречи.
В ответ я услышала, как Папа сказал мне: «Добрый вечер, доченька, сейчас я представлю
тебя нашим дорогим гостям, и мы начнём свой литературный вечер.
Дорогие наши гости, разрешите мне представить вам мою дочь Танюшку, которая живёт
на нашей далёкой и родной нам Земле и жаждет общения с нашим далёким для неё и невидимым
Миром, а главное – любит и верит в то, что встретится со всеми нами, а потому составляет
гордость и надежду нашей семьи.
Танюша, я тебе могу представить наших замечательных гостей: Александра Сергеевича
Пушкина, его супругу Анну Алексеевну Оленину-Пушкину и наших дорогих Надежду
Константиновну Крупскую и Владимира Ильича Ленина. А, кроме того, вместе с ними пришли
сегодня наши родные: Сашенька Аронов, наш дорогой дядя Коленька Поспелов, мамин брат, твой
дядя, наши прекрасные сёстры: Сонечка и Лилечка, вместе с Карлом Ивановичем. Поприветствуй
их, пожалуйста, и вырази им благодарность за их внимание к нам.
ТАТЬЯНА: Дорогие мои люди-ангелы! Разрешите мне приветствовать всех вас от имени
сегодняшних землян и поздравить всех вас с днём Рождения Александра Сергеевича Пушкина!
72
Кроме того, приветствуя вас, мне хочется обратиться к каждому из вас, мои любимые,
чудные собеседники, сошедшие с высот Неба, чтобы удивить меня и обрадовать, и сделать
счастливейшим человеком на Свете среди землян!
Я хочу обратиться к Вам, прекраснейший и загадочный, любимый на все времена и
великий Александр Сергеевич Пушкин! Какие силы могли бы меня заставить поверить в то, что
я могу поговорить с Вами, сказочно-далёким и необыкновенным Поэтом, очаровательным
человеком и другом людей?! Я желаю Вам столько счастья, сколько вмещает Ваша прекрасная
Душа! И да будет всегда светлым Небо над Вашей прекрасной головой!
Затем я поздоровалась индивидуально с каждым из гостей, сказав каждому ласковое
слово, в том числе, Владимиру Ильичу Ленину и Надежде Константиновне Крупской.
К сожалению, не поздоровалась индивидуально с Анной Алексеевной Олениной,
видимо, из-за волнения.
По общей договорённости меня попросили почитать мою поэму «Репортаж с
планеты Душа». Но прежде я попросила разрешения прочесть для Александра Сергеевича
стихотворение «Рисунки Пушкина». В ответ на это Пушкин сказал: «Дочь моя, я очарован
этими строками. А теперь мы хотим послушать твою поэму».
Поэма звучала 1 час 20 минут. И затем гости высказали своё мнение о прочтённых
стихах.
АЛЕКСАНДР СЕРГЕЕВИЧ ПУШКИН: Я хочу сказать, моя хорошая девочка, моя
умница, Татьяна Петровна, Танюша, я хочу сказать, что даже не ожидал, насколько
сильное впечатление произведёт на меня эта твоя поэма.
Извини, я буду называть тебя на ты, потому что ты меня намного моложе и
годишься мне во внучки. Тем более, что ты действительно являешься моей внучатой
племянницей по линии моей матери Надежды Осиповны Ганнибал.
Я хочу сказать тебе, что эта прекрасная поэма войдёт как хрестоматийное чтиво
в школьные учебники и наверняка будет оценена, как живое свидетельство событий 30-х
годов 20-го века.
Ещё очень важно, что она написана живым, образным, действительно,
разговорным, но в то же время грамотным литературным языком.
И ещё – за этими образами стоит Душа яркая, глубокая, сердце верное,
бескомпромиссное. Я бы даже выразился, настолько цельное, что мне хочется назвать
автора звездой поэтического мира.
И наверняка среди поэтов Земли нашей творчество твоё, Танюша, засверкает скоро
своим неподдельным искренним и истинным блеском доброты и надежды.
Я в этом уверен, и в этом нет никакого сомнения.
Она во многом пророческая, эта поэма. И хочу сказать огромное спасибо твоим
родителям, которые пригласили меня сегодня для общения с таким интересным человеком
и замечательным поэтом, которым является их дочка Танюшка. Ты Татьяна – роза, ты
роза, ты роза, белль Татиана*.
Ты умница, и у тебя, прекрасная память на лица, на добрые дела людей и на годы –
прекрасные и тяжкие.
Это очень важно – хранить в сердце всё, что оставляет след в жизни, давать оценку
событиям, играющим такую важную роль в жизни народа.
Я прошу тебя, Танюша, храни в сердце веру в доброе. Будет день, когда сбудутся
мечты людей, и станет светло в этом Мире.
Да хранит тебя Господь, дочь наша. Я тебя благословляю на дальнейший
поэтический подвиг.
ТАТЬЯНА: Спасибо, Александр Сергеевич. Я низко кланяюсь Вам. Ваше слово для меня
– это святыня.
И я хочу Вам сказать, что и не мечтала услышать когда-нибудь Ваши мудрые и добрые
слова! Это награда мне – не знаю даже и за что.
73
Но знаю одно – Ваша поэзия для меня – настоящая звезда, которая греет и чарует,
обнимает, ласкает, любит и зовёт выше, к Солнцу, к Небу.
Вы мой прекрасный Учитель, и да будет над Вами всегда Солнце и ясное Небо!
Анечка Оленина! Я Вам очень буду обязана, красавица Вы наша, скажите, будьте
любезны, своё слово о моих стихах
АННА АЛЕКСЕЕВНА ОЛЕНИНА: Я скажу, с Вашего позволения, что эта поэма,
должно быть, родилась под влиянием творчества нашего прекрасного Поэта Александра
Сергеевича.
Это очень ясно видно из языка поэмы. Но это не значит, что само это произведение
лишено авторства.
Наоборот, усвоив пушкинскую школу, Вы сумели найти свой стиль изложения, очень
реалистичный и одновременно романтичный.
Своеобразные повороты мысли, лирические отступления говорят о широте натуры
автора, о его незаурядности и разнообразии интересов. А также характеризуют Вас,
Танюша, как натуру глубокую, любящую, как человека, подверженного чувствам серьёзным и
не разменивающимся на пустяки.
Всё это чарует, очень ценно для поэтического слога и определяет поэму, как
произведение цельное, глубокое.
Что ещё сказать? Это просто чудо какое-то – суметь передать в наш Мир, такой
далёкий от покинутой нами Земли, свою сокровенную песню о жизни семьи такой
неповторимой и прекрасной!
Мы счастливы, что сейчас вместе с твоими родными, Танюша.
Здесь нас никто не терзает и не мучит. Мы вместе с друзьями и любимыми людьми.
Мы торжествуем в мире и согласии. И шлём тебе, маленькая наша птичка певчая,
пожелание счастья, по возможности, терпения и творчества. Такого же светлого и
цельного. С Богом, доченька! До встречи!
ТАТЬЯНА: Спасибо, Анна Алексеевна, Анечка, Аннушка! Святое создание! Ангел
небесный! Счастья Вам огромного. Добрых дел и помните, что здесь мы любим и ценим всех
вас, мои родные!
АННА АЛЕКСЕЕВНА: Да, вот что я ещё хочу тебе сказать, Танюша! Твоя мамочка
и ты действительно являетесь дальними родственницами Александра Сергеевича. Это он
установил, когда стал перебирать архивы, доставшиеся ему в память от матушкиных
родственников.
ТАТЬЯНА: Спасибо, Аннушка, я даже не знаю, как Вас благодарить за такие
подробности! Это целый клад в моей судьбе. И я Вам очень обязана за Ваши прекрасные святые
слова. Целую Вас крепко.
А. А. ОЛЕНИНА: С Богом, маленькая моя!
(Далее свои впечатления о поэме высказали Н. К. Крупская и В. И. Ленин. Их мнение
было единым «Эта поэма – символ укрепления будущих общих дел Земли и Тонкого Мира».
А мой дядя Коля Поспелов, мамин брат, рассказал мне о тех настроениях, какие владели
слушателями моей поэмы.
ДЯДЯ КОЛЯ: «Хочу сказать, что наша встреча была сегодня настолько необычна,
что мне даже трудно выразить весь восторг от происходящего. Мне хочется сказать о
том, как вели себя наши гости.
Александр Сергеевич сидел и как маленький грыз свои ногти. Это первый признак
того, что он очень волновался. Глаза его горели, и он постоянно вскакивал и бегал по
комнате.
Его жена Аннушка тоже была очень взволнована и несколько раз прикладывала
платочек к глазам.
Надежда Константиновна глубоко вздыхала и качала головой.
А Владимир Ильич, склонив голову набок, слушал, как будто всматриваясь вдаль,
прищурив глаза.
74
Они очень спорили, когда пошли от нас о последствиях революции. Женщины были
растроганы и уговаривали мужей не переносить свои впечатления на почву личных
отношений.
И все мы были очень взволнованы и тронуты поэмой о Душе человеческой, такой
нежной, но такой надёжной и прочной в испытаниях и страданиях».
Моя любимая тётя Зиночка, заменившая мне маму в 1942 году, после трагического ухода
Мамочки-Катеньки с Земли, сказала, что прочитанная мною поэма озаряет слушателей теплом
семейного очага, заставляет смеяться и плакать, вздыхать и любить, вспоминать и верить, что эта
поэма – маленькая энциклопедия нашей жизни.
Кроме того, она привела высказывание Пушкина. Он назвал автора поэмы своим
маленьким и верным другом и посланцем Неба из бездны Миров.
И ещё – «Нет на Свете ничего святее будущих муз, которые озарят нас в нашем далеке». –
«Так сказал, – подчеркнула тётя Зина, – великий Поэт, добавив, что если кто и придёт сегодня в
жизнь тёмную, разорённую и страждущую о возрождении, то это наша Татьяна с её стихами и с
её верой в правду и Провидение».
А что касается упомянутого папой сюрприза со стороны Александра Сергеевича, –
им явилось неожиданное сообщение о нашем с мамой родстве Поэту со стороны его матери
– Надежды Осиповны Ганнибал, - это для всех наших родных было настоящим сюрпризом!
На следующий день родные мне сообщили, что Пушкин вскоре опубликует мою поэму
«Репортаж с планеты Душа» в своём журнале «Вестник Востока».
ПЕРЕОСМЫСЛЕНИЕ ЗАДАЧИ
Продолжая размышлять над тем, как расположить материалы в данной книге, я пришла к
выводу – отвергнуть первоначальный вариант её, возникший в начале 90-х годов 20-го века.
В том варианте содержание строилось, в основном, на потоке ритмически разнообразных
стихов и диалогов с Поэтом.
Переосмыслив задачу – показать Пушкина как Гения Поэзии, оказывающего
всеобъемлющее влияние на все сферы жизни, я поняла, что необходимо приблизить читателя к
Пушкину, как к реально существующему лицу, всем сердцем заинтересованному в возрождении
России.
Необходимо, по возможности, показать доступность понимания его сегодняшних
настроений и действий, его взаимоотношений с друзьями и родными. Пушкин сегодня – такой же
доступный каждому, каким был.
Он прост в обращении с потомками. Может вести с ними диалог ясным разговорным, а не
только поэтическим языком.
Близко к сердцу принимает всё, что происходит на его Родине, в России – на плотной
Земле.
Сразу откликается, если к нему обратиться с просьбой – разъяснить что-то или
охарактеризовать то или иное явление или суть исторической личности…
В частности, скажу о сегодняшнем дне – идёт август 2013 года. – Этим примером я хочу
сказать, что отношения Поэтической России с Пушкиным, если можно так выразиться, –
многомерны. То есть, рассказывая о Нём, очень интересно перемещаться из одного времени в
другое, потому что связь Поэта с Россией не прерывается!
Разговор о Пушкине – это разговор не только о прошлом, ушедшем, и о настоящем,
наполненным тревогами, заботами каждого дня.
Это и разговор о грядущем, которое непременно станет светлым, если ПУШКИН
ВСЕГДА С НАМИ.
В любой момент, когда сердце вновь загрустит и понесётся в нынешнюю Обитель Поэта,
оно вновь услышит от него разлив сиреневой строки, поток лучистых слов:
Расстанься с грустью хоть на миг,
Оставь тоску, отринь печали.
Я цену мужества постиг
В конце пути, в его начале –
75
В иных краях, где ярче свет,
Где ночь звездами серебрится,
Где злобы нет, где мрака нет
И где вокруг – родные лица.
Расстанься с грустью, не тоскуй.
Бессчётность лет и встреч бессчётность
Не устрашит жужжанье пуль
И некой кармы безотчётность…
А. Пушкин. 6. 06. 2004 г.
Не унывай и ты, Свирель.
Твои рулады сердце облегчают.
Твоя разымчивая трель
Любовь и нежность источает.
Люби, люби всё, что вокруг:
Родных и близких, свет зарницы,
Люби мерцание разлук,
Тем ближе и дороже лица!
А. Пушкин. 8. 06. 2004.
Мне двести пять, но я юнее юных.
Во мне как встарь желания кипят.
Под перебор гитары семиструнной
Стихи к Земле романсами летят.
Уловлен звук и вздох, и нежность сердца
Душой родной. И кончиком пера
Владеют ритмы искристого скерцо,
И лет иных приблизилась пора.
Пора полётов в Мир волшебно-строгий
Чудесных встреч, грядущих перемен,
И взгляда нового на старые дороги,
И стан бессмертия – унынию взамен.
Нет, не пугают сотни лет Поэта.
Нет седины в кудрях, и нет морщин.
В его душе и в теле – сила лета –
Предел мечтания и зависти мужчин!
А.С.Пушкин,6.06.2004,
через Свирель
В августе 2013 года вышел восьмой номер моего альманаха «Апрель». – Выпуск этого
альманах санкционирован Александром Сергеевичем Пушкиным и само название, как объяснено
в альманахе, связано с выпуском Пушкинского «Современника».
Итак, 8-й номер «Апреля» посвящён Победе России в войне 1941–45 годов. И в центре
внимания – главная фигура всех батальных событий, без которой не было бы и Победы, – наш
Георгий Константинович Жуков – Георгий Победоносец.
И даже эта великая фигура, которая уже овеяна непререкаемой славой, подвергается в
наше время нападкам со стороны желающих пересмотреть и ход нашей войны с фашистами, и
сами результаты Победы, принизив и народ, и страну, и нашу историю.
76
Вослед за всеми мудрыми людьми России, чьё непререкаемое мнение утверждает в
нашей памяти безусловную любовь и уважение по отношению к Маршалу Жукову, –
Из Тонкого Мира звучит мнение Александра Сергеевича Пушкина, знатока истории
России, объективного ценителя истинных духовных ценностей:
« Маршал Георгий Константинович Жуков – это Солнечный центр всех эпических
событий 20-го века. Он сконцентрировал в себе мощь Сознания Творца, волю Победителя,
Сердце Шамбалы и тактическое военное мастерство полководцев всех времён и народов.
Его влияние на людей было магнетическим.
Его опыт, оплодотворённый Гением интуиции, убеждал и народ, и правящую
верхушку в безусловной правильности всех его стратегических решений.
Маршал Жуков – это монолитное единение Божественных аспектов Душ
Александра Македонского и Цезаря. С той разницей, что в энергетическом поле его Души
сопряжены альтруистические волны Душ наших отечественных полководческих гениев:
Суворова и Кутузова».
Вслед за Петром – сподвижники Победы,
Веками долгими лелеем мы в себе,
Как завещали прадеды и деды,
Суровость правнуков в походах и борьбе.
Так Русью выкован был Белый Конь Победы
Победоносца доблестного конь,
Как предвещали прадеды и деды, –
Дракона злобного сжёг собственный огонь!
А. Пушкин, 8. 08. 2013
Я вновь перелистываю страницы своих космических дневников, начиная с первой
встречи с Александром Сергеевичем Пушкиным.
Вспоминаю, что кроме официальной встречи с Пушкиным на вечере в салоне родителей у
меня были встречи чисто деловые.
Отец сообщил мне, что Александр Сергеевич хотел бы поближе ознакомиться с
содержанием моих стихотворений. Он уже намерен разместить эти стихи в приложении к
своему журналу «Вестник Востока».
Для меня это было неожиданностью и большой радостью.
И НОВАЯ ВСТРЕЧА
Эта встреча с Поэтом состоялась 15 июня 1989 года. Хочу воспроизвести, как это
происходило.
В 15 часов по уральскому времени у меня начался разговор с Отцом. Мы поздоровались
друг с другом, и Папа сообщил мне, что Александр Сергеевич прибыл:
«Танюша, мы проходим в мой кабинет. Дорогой Александр Сергеевич, сегодня
внеурочный час нашей встречи, и дочь наша пришла поприветствовать Вас».
Я начинаю говорить:
«Дорогой Александр Сергеевич! Кто бы мог подумать, что под сенью этих вот земных
небес мне выпадет счастье разговаривать с самым прекрасным, сказочным, великим Александром
Пушкиным!
Вы для меня и маленький кудрявый мальчик, и юноша пылкий, со взором горящим, и
бескомпромиссный, мудрый, весёлый и грустный, игривый и искристый, глубоко знающий
историю российский Поэт и философ.
Добрый вечер на все времена наш Учитель, наш предок, Бог и Человек, который, как
сказал наш любимый Николай Васильевич Гоголь, явится к нам через двести лет».
И я приведу полностью ответ Александра Сергеевича, потому что мне дорого каждое Его
слово:
77
«Добрый вечер, девочка моя. Я вот тут слушаю тебя и думаю, сколько же тепла
сердечного нужно иметь, чтобы так живо говорить с человеком, который на сто с лишним
лет отстоит в своём существовании от вашего времени. Я слышу тебя, моя хорошая, и
могу сказать, что очень горд и доволен тем, что мои потомки чтят и уважают меня, как
Человека страждущего и как друга людей и детей.
Я сегодня хотел бы, моя дорогая доченька, послушать твои стихи и насладиться
духом собственного творчества, который сквозит в твоей поэзии, ещё во многом не
познанной не только нами, но и твоими земляками.
Насколько я понял, ты ещё очень мало печаталась в ваших изданиях, даже южно-
уральских, в силу жизненных обстоятельств. Теперь ответь мне, дорогая, готова ли ты
мне почитать свои стихи?»
– Дорогой Александр Сергеевич, я не только готова почитать, но сочту за великую честь
прочесть Вам стихи разных периодов. Но прежде, чтобы не чувствовать себя неловко, хочу
спросить Вас, каким временем Вы располагаете, мой дорогой, и не будет ли Вам в тягость моё
чтение, если оно продлится более двадцати минут, предположим?
АЛЕКСАНДР СЕРГЕЕВИЧ: «Я тебе уже сказал, что хочу наиболее полно
ознакомиться с твоим архивом и определить, в каких масштабах выглядит это твоё
творчество, чтобы помочь тебе в напечатании стихов.
И мне, как редактору журнала «Вестник Востока», важно знать, примерно, каким
материалом мы будем располагать».\
– Я слышу Вас, мой дорогой друг, и начинаю читать стихи, которые записаны у меня в
хронологическом порядке – приблизительно… Я начинаю читать… Их очень много,
прозвучавших тогда стихов. Приведу лишь несколько.
МАМА
Ты в сиреневом облачке
старого сада,
со мною рядом,
Мама!
Ты в голодном, завьюженном
городе с нами,
в год тяжёлый военный,
никому не нужная,
только нам с братом,
МАМА!
Ты как и прежде
сквозь годы влекущая
к высям небесным
и роднящая с чудесами,
во веки и присно
на свете живущая с нами,
МАМА!
Осень-81.
МОЛИТВА
Среди надменных и спесивых
Подобострастие и лесть…
Молю, О, Боже. Дай мне силы
Свою молитву произнесть!
В час равнодушия и гнева
Не отрывай листок от древа
И вдаль его не уноси
От ожидающей Руси.
Когда исхлёстанное сердце,
78
Отягощённое мольбой,
Влечёт во мрак, теряя силы,
Дай, Боже, выйти из могилы
И посмеяться над собой. Осень-78.
ПУШКИНСКИЕ МОТИВЫ
Память о лете багрянцем заносит осень.
Пологом нежности кутает плечи вечер.
С Пушкиногорьем, с Болдинской осенью
жду новой встречи…
Профили. Профили рыцарской чести
вместе.
Снова как прежде сердце дарю я декабрю.
Октябрь-ноябрь-87.
ПРОЗРЕНЬЯ БОГ
Прозренья Бог и раб своих желаний,
Пошляк, повеса, рыцарь и герой,
Великое и жалкое созданье
Ты, Человек. И кажется порой,
Что никогда тебе не превозмочь двоякой роли:
Спасителя могильщик погребёт.
Да сгинет мрак! Да сбудутся герои
На много-много тысяч лет вперёд!
МЕСЯЦ, МЕСЯЦ…
Ах, как нынче хочется поплакать.
Слёзы камнем на сердце ложатся.
Месяц тёмным пологом упрятан.
В складках звёзды тихо ворошатся.
Месяц, Месяц, где ты, мой голубчик?
Распахни пошире свой тулупчик,
Оберни в него меня получше.
Окроплю тебя слезой горючей…
1977.
ЛЮБИМЫЙ.
Я знаю –
ты голос шального далёкого детства.
Ты ветер и свежесть,
ты буйство цветущих акаций!
Я знаю – ты бездна.
О ней никогда никому не дознаться!
Ты боль, от которой не скрыться
и некуда деться.
До крика, до края,
до камнем паденья на скалы…
До Солнца, до самого Солнца
полёт необычно крылатый!
Ах, если б… Ах, если бы я знала когда-то
Что жизни на это не хватит
и песни для этого мало!
Июль-81…
Я замолчала…
Александр Сергеевич стал говорить:
79
«Я хочу сказать: меня поражает палитра красок, чувств, образов и разнообразие
художественных средств, живость языка, чёткость мысли и разнообразие стихотворных
ритмов.
Ты, моя хорошая, просто мой настоящий преемник на поприще поэзии. Продолжай,
пожалуйста. Я весь внимание».
Я продолжила чтение своих стихов:
ВЕРУЮ
Нет мастерства без того ремесла,
Чтобы надеждой в душе не горело.
Сердцем болеть, чтобы вера пришла,
Веровать так, чтобы сердце болело.
Веруй! – склоняется к травам цветок, –
Стебли устали и корни остыли…
Верую – глажу я каждый листок,
Верую в радугу сказочной были.
Веруй! – до слуха доносит рассвет
Голос Отца с безымянной могилы.
Верую, – тихо шепчу я в ответ,
Верую сердцем, теряющим силы.
Веруй же, – нежность поёт ввечеру
Пушкинской строчкой о ласковой няне.
Верую, Ладо, а если умру,
Кто-то проснётся и веровать станет!
87 г.
ДОВЕРЧИВОЕ СЕРДЦЕ.
Зачем оно бьётся?
Зачем оно теплится?
Зачем так доверчиво
в руки
сомнительной дружбы ложится?
Глядишь – отзовётся
и вновь ему верится…
А верить-то нечему.
Слишком и так пережито…
Последнему слову,
последнему дереву,
последней тропинке
под этой последней звездой…
Зачем ты поверило, сердце,
зачем ты поверило
последней слезинке?!
Она оказалась… водой…
Я прочла ещё несколько стихов, в том числе стихотворение «Альтернатива», которое у
меня, к сожалению, не сохранилось. В нём тоже отразилась пушкинская тема и судьба Поэта.
Вновь по просьбе слушателей повторила стихотворение «Рисунки Пушкина» и
замолчала.
Александр Сергеевич вновь заговорил:
80
«Твои стихи поражают сочетанием сегодняшнего дня с давним временем. Стихи
пронизаны любовью к людям, сочувствием к их судьбам. Спасибо тебе за радугу над Миром.
Это чудо какое-то: живое биение сердца!
И что же мне сделать ещё, как только не обнять тебя душевно и расцеловать от
всей души, маленькая ты моя наследница пушкинской музы, свет моей далёкой и любимой
планеты, любовь наша земная, ангел небесный.
Читай, девочка моя, я слушаю тебя и дальше с большим вниманием».
И снова звучат стихи:
РОДИНА
Ты, Родина нежная
Тарханами, Болдиным,
Люблю тебя прежнюю,
Люблю тебя скорбную,
Люблю тебя звёздную,
салютами майскими
в небо летящую,
Люблю тебя праздную,
Люблю тебя грозную,
Люблю тебя будущую
и настоящую.
1975.
К СОЗВЕЗДЬЮ ПУШКИНА
Описав по кругу знаки Зодиака,
К Твоему созвездью устремляю бег:
В нём любовь и нежность, светлая надежда
И земная свежесть родниковых рек…
1976.
И вновь я волнуюсь: Не утомила ли я вас, мои родные. В числе слушающих – Папа с
Мамой и её сёстры.
Александр Сергеевич: «Стихи твои очень чётки по мысли, ярки по форме и сердечны
по содержанию. Ты просто фантазёрка! Это чудо! Я даже не ожидал, что ты так часто
вспоминаешь меня в своих стихах!»
Папа: «Мы, доченька, не устали и ждём продолжения твоего чтения. Очень просим».
Александр Сергеевич: «Я скажу, моя родная, что стих твой настолько разнообразен
и жив по природе своей, что не успеваешь утомляться. Он оживляет мозг и освежает
сердце. Читай, пожалуйста, дальше».
Читаю:
ДОМ
Я помню детства дорогие лица.
Мне старый дом является в ночи,
Где мирно так скрипели половицы
И чёрным хлебом пахло из печи.
Цветов не увядавших постоянство
За белой занавеской на окне.
И всей квартиры скромное убранство
От роскоши несытой в стороне.
1988.
КТО ЛЮБИТ СТИХИ?
81
Разворчался вечер седой:
Я стихов твоих не люблю –
Мне дремать и думать мешают.
В них лунатиком я брожу,
Через лучики спотыкаюсь.
Рассмеялся день молодой:
Я стихами твоими пою,
По утрам, как росой умываюсь,
Рифмы влагой речною пью,
В мыслях-лучиках согреваюсь.
Улыбнулась стихами весна:
Кто влюблён, тому не до сна!
ПОМИЛУЙ, БОГ!
Омар Хайям ещё заметил, Что без страдания на свете
Любовной жажды утолить
никто не мог…
Живи всечасно в ожиданье
Непреходящего страданья.
Но лёгкой радости молить –
Помилуй, Бог!
СЛОВО ЛАСКОВОЕ.
Хочу слово ласковое
как исповедь передать,
Вполголоса оплакивая
седеющие года.
С тобою эта исповедь
останется навсегда.
Пусть согревает исподволь
седеющие года…
Лето-76.
Так, останавливаясь периодически и боясь своих слушателей утомить, я, вновь и вновь
побуждаемая их поощрительными просьбами, продолжала читать свои стихи 70-х– 80-х годов.
И папа сказал: «Я тебе говорил, дочь, что у Александра Сергеевича к твоим стихам
профессиональный интерес, и он выбирает их для сборника «Вестник Востока».
Александр Сергеевич: «Стихи твои, Татьяна, звучат как часть нашей жизни,
просто и образно.
Это мы с твоим Папочкой возвратились в родной дом, в родное созвездье, к
родниковым рекам нашей Земли и почувствовали воздух родного края.
Стихи эти – эликсир мысли и чувства, и их можно слушать без конца. Все
прочитанные сегодня тобой стихи, за редким исключением, войдут в сборник, как
приложение к журналу «Вестник Востока». Поверь мне, Я сделаю всё так, как это делает
Пушкин!
А теперь прочти, пожалуйста, ещё несколько своих стихов, и мы расстанемся до
следующей встречи.
О ней я сообщу заранее, не считая той встречи, которая скоро состоится в большой
собрании у Владимира Ильича Ленина. Там будут и другие поэты нашей эпохи.
Там, я думаю, ты снова прочтёшь свою поэму «Репортаж», да полностью, иначе не
будет целостного впечатления. Прочти ещё, пожалуйста, несколько стихов».
Читаю:
СЕРДЦЕ ПОЁТ
Сегодня сердце поёт,
82
Легко и как-то свободно
Теплится небосвод
Розовым отсветом Солнца,
Ушедшего за горизонт.
И руку лишь протяну –
Могу до тебя дотронуться
Тёплым отсветом Солнца,
Ушедшего за горизонт…
ЭТО ТЫ
Когда пронзает душу боль,
Я знаю – и она с тобой.
Когда объемлет сердце грусть –
За сердце за твоё боюсь.
Когда спускается печаль, –
Не мне лишь хочется кричать…
Когда падучая звезда
Роняет слёзы с высоты,
Я твёрдо знаю – ЭТО ТЫ!
Осень-77.
Я ВАС ПРОЩАЮ
Вы сами же страсть пробудили во мне:
Во мне была только нежность.
Но я Вам прощаю это вдвойне
За Вашу ребячью небрежность,
За светлый поток неразгаданных снов,
За Вашу ревнивую скромность,
За то, что доверено только одной
Весною и осенью помнить…
Осень-77..
Александр Сергеевич: «Я скажу тебе, моя родная, что ничего не слышал светлее
твоих стихов о любви.
Они прозрачны и легки, они чисты, как стёклышко. И страсть в них такая светлая
и благородная, такая самоотверженная и чистая, что я просто голову преклоняю перед
тобой, как перед женщиной, как перед святыней.
И ещё хочу сказать, что эти стихи достойны опубликования, чтобы они звали к
высотам духа и благородства. Эти стихи возвышают человека, облагораживают его. Эти
стихи характеризуют тебя, как Человека и Поэта с большой буквы.
И неужели в вашем городе не нашлись люди среди ваших руководителей, которые бы
увидели в твоём творчестве истинный бриллиант поэзии? И никто не смог бы помочь тебе
в опубликовании этого творчества?!
Но здесь в скором времени будет выпущен твой сборник. Ты должна прочитать мне
все свои стихи. А уж я решу – что напечатать. А пока я прощаюсь с вами, мои друзья!
Доброй ночи, с Богом!»
После ухода Александра Сергеевича мы продолжили разговор с Папой и Мамочкой.
Мама сказала, что Пушкин с восторгом воспринимал звучание моих стихов. Это выражалось во
всём: во взгляде, в улыбке и в смехе, которым он одарил всех, уходя. И ещё: «Александр
Сергеевич подчеркнул, что за все годы своей жизни на планете Душ не слышал стихов, так
нежно, преданно и чисто говорящих о любви. Буквально он сказал: «Эти поэтические ритмы –
голос Неба, голос Феи Земли. Это голос особый!»
А папа сказал: «Александр Сергеевич намерен выпустить сборник твоих стихов, как
приложение к своему журналу «Вестник Востока» в оформлении лучших наших художников и
полиграфистов, которые оформляют стихи наших поэтов-песенников. Это большие мастера
своего дела. Думаю, что получится очень интересная книга».
83
Родные мои наговорили мне много ласковых слов, и мы расстались до следующей
встречи…
Полагаю, что слишком большие периоды прозы тоже утомляют. Поэтому открываю
наугад одну из других своих тетрадей, где опять случайно-неслучайно вижу стихотворение, по
сюжету близкое к пушкинской теме:
СКАЗКА
Где-то за белыми снегами,
Где-то за розой ветров
Пушкин гуляет с Онегиным.
Пушкин гуляет с Петром.
Путь совершают намеченный
По Золотому Кольцу
И возвращаются к вечеру
Снова к царёву крыльцу.
Или от Мойки до Невского
Мчится на тройке Поэт,
Вновь – от Онегина – к Ленскому
По истечении лет.
Нынче в имение Лариных
Прибыли денди на бал:
Пушкин с Петром и Гагариным.
Ленский их в гости позвал.
Вновь красотой Тани Лариной
Царь, как Поэт восхищён.
Ольга танцует с Гагариным.
Ленский вниманьем польщён.
Все времена перепутаны.
Спутаны все имена.
Тайною вечной окутаны
Хартии и письмена.
Слышится спор об Отечестве
И о полётах на Марс,
И обо всём человечестве,
И про словарный запас.
Знают искатели Истины –
Сказки правдивее нет.
Быль называется мистикой.
До бесконечности лет…
2004 год.
Чёрная большая тетрадь. Стр.1
И я продолжаю разговор о дальнейших встречах с Александром Сергеевичем Пушкиным.
На другой день – 16 июня 1989 года мы вновь заговорили о перспективах публикации
прочитанных стихов. И родные мне сообщили, что в ближайшем выпуске сборника
Литературных новостей, который является приложением к журналу «Вестник Востока», будет
опубликована поэма «Репортаж с планеты Душа».
84
А в следующем выпуске будут опубликованы стихи: «Александр Сергеевич издаёт
полное собрание твоих сочинений».
ВСТРЕЧА У В. И. ЛЕНИНА
17 июня 1989 года состоялась встреча в квартире Владимира Ильича Ленина, где кроме
его родных присутствовали Марина Ивановна Цветаева, Анна Андреевна Ахматова, Александр
Александрович Блок, а также Н. И. Бухарин.
Меня попросили почитать мою поэму «Репортаж с планеты Душа».
По прочтении поэмы высказалась Марина Ивановна Цветаева:
«Да, это я, Марина Ивановна Цветаева. Я хочу сказать тебе, Танюша, что с большим
вниманием и душевным трепетом прослушала твою поэму, как ты говоришь, главный труд
твоей жизни.
Я не могу иначе сказать об этом труде, как только о шедевре поэтической мысли.
Сегодня на меня пахнуло из этой поэмы таким простором, таким свежим ветром
Родины!
Стихи эти влили в меня эликсир солнечного настоя веры, любви и надежды, показали
мне издалека, как хороша наша планета.
И нет более завораживающего уголка Земли, чем наша прекрасная Родина.
Испытав много мытарств на чужбине, всегда стремишься сердцем в ту юдоль, где
спрятано от чужих глаз сердце поэта. Это наш приют, приют любящих свой родной край,
приют детей бедной нашей России, оскорблённой и униженной.
Страдания, звучащие в поэме – это наша общая боль и наше общее дело. Я скажу тебе,
моя дорогая, что вера, разлитая во всей твоей поэме, – это то, что обнадёживает нас в
будущем. Хочу ещё заметить, что, стихи твои живые, подвижные, прелестны тем, что они
насыщены именно разговорной речью, очень грамотной, прекрасно выражающей мысль.
Образный, яркий, неповторимый стиль. Речь, по своему речевому строю, очень похожа
на пушкинскую, но в то же время очень оригинальна и самобытна.
С большой радостью тебе, Танюша, заявляю, что ты у нас достойный преемник лучших
поэтов начала 20-го века. И недаром говорит Александр Сергеевич, что он горд за то, что дело
литературы в руках таких грамотных, умных, сердечных людей, как наша Танюша.
В поэме ты игрива, как ребёнок. И по характеру своему, как видно, человек лёгкий в
общении и понимающий всех, кто тебя окружает.
Успеха тебе, родная, на все времена! Марина Цветаева».
–Мариночка, Марина Ивановна Цветаева, ангел Вы мой небесный, страдалица Вы наша
прекрасная! Как я Вам благодарна за Ваш прекрасный отзыв!
Далее взяла слово Анна Андреевна Ахматова: «Да, теперь я хочу сказать, Ваша Анна
Ахматова. Скажу тебе, Танюша, прежде всего о том, что твоя поэма – это для меня зеркало
нашей жизни 30-х годов глазами ребёнка, созревающего по мере того, как на него обрушивается
та страшная волна, стена невзгод и жутких событий, нахлынувших с периодом культа.
Эта поэма напоминает мне нечто вроде странного большого полотна, которое
развёртывается перед взором, переливаясь всеми красками радуги, и в то же время согревая
сердце жаром, идущим из глубины этого свитка, где кроется как раз эта Душа маленького и в
то же время большого человека, так ярко воспроизводящего в своём сердце все события жизни.
Душа эта – часть нашей планеты, часть нашей судьбы, часть нашего сердца и часть
нашего Космического Мира, Микрокосмос, вместивший страдания и радость, юмор встреч и
разлук, крик ребёнка и страдания взрослого человека.
Ты умница, Танюша. И я, как литератор, могу ещё сказать, что язык поэмы сочен и
необычен. Он впитал в себя пушкинские традиции и в то же время освещён светом
современности.
Сюжет подвижен, игрив, как котёнок, уходит и приближается, ловит слушателя на
том, чтобы улыбнуться и заплакать, засмеяться и задуматься.
Это действительно калейдоскоп смешинок и грустинок. Спасибо тебе, моя родная, за
умную, сердечную и полезную литературную вещь, которая, я думаю, будет высоко оценена
современниками».
85
(Далее Анна Андреевна стала уверять меня в том, что я должна идти в издательства и
стучаться с просьбами – печатать мои труды!... Я промолчала…)
Николай Иванович Бухарин, взявший слово, назвал меня звёздочкой, светящей сквозь
мрак космической ночи, сказал, что все присутствующие с неослабевающим интересом слушали
поэму.
Это – феерическое видение событий, необычное по своему влиянию на мысли и чувства.
Он назвал мой дар Божьим даром, а меня птичкой Божьей и наговорил ещё много ласковых слов.
Владимир Ильич Ленин в своей оценке поэмы вновь повторил свои похвалы, какие
прозвучали в первый раз, и от имени собравшихся друзей послал коллективное приветствие для
россиян: «Земля наша давно ждёт преобразований. Но она ждёт и страждет также
доброго тёплого слова, которое способно сказать только доброе великодушное сердце. И мы
все, здесь собравшиеся, хотим передать землянам свою петицию надежд на лучшие времена.
Мы знаем, что это время придёт. И мы будем участниками других, не менее бурных
событий…»
Далее сказал Александр Александрович БЛОК:
«Танюша, меня особенно порадовала игривость мыслей и чувств в твоей поэме.
Я понял, что колдовство русской поэзии не увяло. Твой труд удивил меня необычной
свежестью языка и богатством изобразительных средств.
Поэма эта вровень с лучшими произведениями века. Это светопись бытия, русского
жития, каким оно видится на расстоянии годов.
Игра красок очаровывает с первого звука и не блекнет на протяжении всего сюжета.
Это шедевр мысли и чувства, труд, стоивший автору не одной бессонной ночи, тревог
и сердечной боли. Это очень живо рисуется в поэме. Это свидетельство страданий многих
семей, которых в те годы постигло горе расставания с любимыми родными, ни в чём не
повинными перед властью.
Поздравляю автора с талантливым произведением.
Очень тронут вниманием к моему мнению».
А. Блок.
Танюша, с Богом, моя хорошая.
СВИРЕЛЬ
Царица Творчества, Природы и полей,
Кружусь я в вальсе на родной опушке.
И мне всего дороже и родней
Рука, поставившая подпись – ПУШКИН.
О, сколько зим я провела в гостях,
И сколько миль мы с Ним исколесили:
Верхом и тройкою – в старинном нашем стиле,
Вникая в древность и скорбя о новостях!
Нас всё тревожило: набеги буйных горцев,
И пугачёвщина, ушедшая во мрак,
Лихие русские единоборцы,
И крепости, упавшие во прах,
Славянской древности могучие мотивы,
Салонной прелести невечные черты,
Деревни русские, что ныне сиротливы,
И всех сильней, Душа, конечно, ты!
О, нежность вещая! Нет слов –
Здесь всё впитало вдохновенье
Его Души: и явь, и снов
непреходящее значенье,
86
И взлёт мечты, и взмах пера,
и взора синь, и мощь таланта,
И трель того же соловья,
чаровника и музыканта,
Эт цетера, эт цетера!
ЧТО ТАКОЕ ВДОХНОВЕНИЕ?
Незабвенный Владимир Иванович Даль оставил нам удивительное по точности
формулировки толкование этого явления. «Вдохновение – это высшее духовное состояние,
восторженность, сосредоточение и необычное проявление умственных сил. Наитие, внушение,
ниспосланное свыше».
Для нас на многие годы это определение так и продолжало бы носить умозрительный
характер, если бы не наступила новая эпоха (Эпоха Водолея, Эпоха Света).
Ненадолго мы получили доступ к произведениям наших философов: Н. Бердяева, В.
Розанова, В.Соловьева, С. Булгакова, П.Флоренского, Б. Вышеславцева, Елены Ивановны Рерих,
которые убедительно доказывают существование Бога. (Вскоре произведения этих философов
исчезли из продажи).
Однако, само время, воздействуя на энергетическую структуру человека, дало множество
примеров боговдохновенного творчества: музыка М. Таривердиева, А. Шнитке, «Роза Мира»
Д.Андреева, философские и поэтические произведения ленинградского физика А.Мартынова,
скульптура Э.Неизвестного.
Альфред Шнитке заявлял, что он не сочиняет музыку, а только «списывает» ее с
небесных сфер, где она звучит для него.
Современный композитор Владимир Дашкевич вторит ему, говоря, что вдохновение – это
творческое состояние, когда в душе «просыпается самописец», который расшифровывает сигнал
извне.
Автор «Божественной живописи» Александр Рекуненко называет процесс творчества
вдохновенным стяжанием Духа Святого и пророчит наступление эпохи, когда не критик будет
определять художественный уровень произведения искусства, а сам художник, обладающий
высочайшим чувством вдохновения.
Возможность вхождения во вдохновенное состояние зависит от уровня таланта,
гениальности.
Недаром А.С. Пушкин называет ГЕНИЯ другом парадоксов, а А.А. Ахматова утверждает,
что «стихи растут из любого сора».
Душа гения в состоянии вдохновения, вибрируя, как всё сущее на Земле и на Небе,
входит в резонанс с Высшей Духовной Инстанцией. Здесь-то и возникает то Со-Творчество с
Богом, о котором пишет философ Б. Вышеславцев в «Этике преображенного эроса»: «Человек
не творец, а лишь сотрудник. Семян Логоса он не делает.
Нужен сеятель, который бросает НЕЧТО в сердце. Нужен сотворённый мир, Космос,
который даёт ему поток образов. Нужны сотворённые люди, которые сыплют горсть образов в его
сердце, только тогда начинается творческий процесс их переработки во взаимодействии сознания
и подсознания. В таком положении находится каждый человек, даже ГЕНИЙ».
Россия переживает трудный момент нарушения генетической структуры человека, так как
в течение нескольких поколений «сдвинут процесс отбора впечатлений и мечты», – в силу
преобладания атеистического мышления над верой в Творца.
А качество вдохновения зависит от умственного и душевного потенциала человека, то
есть от масштаба его Души и Таланта. Чем гениальнее автор, тем более тонки вибрации его
вдохновенного сердца, тем более высоких Божественных Небес сумеет он достичь.
Тем вернее и успешнее СТЯЖАНИЕ ДУХА СВЯТОГО, которое и проявляется в
гениальном творчестве.
А в целом, как и любое духовное явление, так и сама способность к ТВОРЧЕСТВУ –
дана Богом и есть ВЕЛИКАЯ ТАЙНА БОГА.
Боль небывалая, горечь полынная,
Искрам пожарищ веками подвластная,
Русь моя, Родина, сердце былинное,
Самая, самая в жизни прекрасная!
87
Ты ли водила меня по обочинам
Злыми дорогами воли и памяти?
Ты ль убеждала сквозь слезы, воочию:
Дети, любите, дружите, не падайте!?
Ты ли баюкала в пору ненастную,
Ты ль научила и сказке и повести?
Я ль тебя вижу: могучую, ясную?
Ты ли послушна и песне и совести?
Ты – моя Русь, и былая и новая,
Нет тебя лучше ни в горе, ни в радости!
Здравствуй, румяная и чернобровая,
Знавшая беды, не знавшая старости!
РОДИНА, МАМА, ПУШКИН
Родина и Мама, передающая ребёнку вибрации Сердца и Памяти самой Родины,
правят путями возрастания этого самого ребёнка, появившегося на свет будущего
Человека, который обязан стать проводником идей Великого Космического Разума – или, в
житейском плане, Нашего Бога, – в земную жизнь.
Без Матери и Родины человек теряется.
А в каждой Матери есть частица той Божественной Девы, которая принесла в наш
Мир Иисуса Христа (Сына Бога), чтобы облагородить человечество, пробудить в нём
предвечную память о человеческом роде, сделать человечество отличным от мира зверей.
Мама! Земная страдающая за все неустройства мира Мама! Тебе низкий поклон от
твоих земных детей, осознавших, что имя Твое СВЯТО!
Сознание, расширяясь, вбирает в себя уже ВСЕОБЪЕМЛЮЩЕЕ понятие СЛОВА
МАМА!
Это Матерь Мира, Материя – Вторая наша Мама, это Вселенная, твоя Вселенная,
взлелеявшая в себе Великое Дитя Человечества – ПУШКИНА!
А ПУШКИН, как посланец Бога, восполняет для сиротливого сердца ребёнка
недостаток той материнской любви, если ребёнок стал сиротой.
В Пушкине, как в огненном сердце Поэзии – бескрайний, всеобъемлющий, не
остывающий заряд великой материнской любви, совмещённый с мужеством воина и
честью борца.
Да будет благословен на все времена Наш ПУШКИН – символ человечности и
всемирной отзывчивости!
О, Мама! Это слово над Россией –
Икона памяти, повергнутая в боль,
Россия, Родина, обнявшая собой
И крест, и лес, и плёс, и омут синий.
О, Мама, где найти тебя красивей?
С тобой единой связаны судьбой,
Избой, звездой, мольбой и городьбой.
Пусть день жесток и за окошком иней, –
Не разломать ветрам тот зыбкий мост.
И даже если веют вперехлёст,
Тростинка памяти надежней и прочнее.
Рассечь любовь не сможет даже нож.
Ты в сердце вечно, Мамочка, живёшь,
И нет на свете имени красивей!
АПРЕЛЬ
Утро апрельское, звоны капели,
88
Звон торопливых ручьев.
Нежность сердечную струны задели
Давних нелёгких годов.
Где они? – Облачком сумрачной дали
Грезятся. Но не прервать
Нитей небесных, что передали
БОЖИЮ БЛАГОДАТЬ.
ПУШКИН ВОЗВРАЩАЕТСЯ
На двухсотлетие Поэта
В канун своего двухсотлетия, стряхнув с себя мишуру споров и
«околопушкиноведческих» изысканий, Александр Сергеевич Пушкин возвращается к своему
Отечеству, во всем своём блеске утверждая истинность прекрасных слов Н. В. Гоголя:
«Даже в те поры, когда метался он в чаду страстей, ПОЭЗИЯ была его святыня – точно
какой-то храм. Не входил он туда неопрятный и неприбранный, не вошла туда нагишом
растрепанная действительность.
А между тем всё там до единого есть история его самого».
Родина наша, настрадавшаяся в катаклизмах 20-го века, идущая к покаянию через гибель
миллионов, утрату веры в высшее назначение человека, через раскрестьянивание, экологические
катастрофы, через разрушение святынь, настолько истончила свои сердечные вибрации, что стала
свободно входить в субстанцию Духа великого Поэта.
Как Пушкин, прошедший путь от анакреонтического язычества, пришел к православию,
стяжав Дух Святой в образе Шестикрылого Серафима («Пророк»), так и Россия ныне
возвращается к Богу, входит в Небесную Церковь. Душа её,– по Тютчеву,– «готова, как Мария, к
ногам Христа навек прильнуть».
Сегодня Душе России нужна не барабанная дробь, предшествующая кровавым схваткам,
– нужна Лира, чтобы уравновесить разыгравшиеся страсти, успокоить осиротевших матерей,
детей, стариков, одёрнуть богатеющую на страданиях народа безнравственность.
ПУШКИН, гениальный Поэт и прорицатель, возвращает России свою Свирель, которую
повесил когда-то «на тёмну ель» в стране, где Сороть голубая.
Разговор о том, как это произошло, – впереди. Но нам следует подробнее узнать
О СВИРЕЛИ
Много раз возвращаясь к мысли о том, что же собой представляет в целом Свирель, я
нашла это слово в энциклопедическом словаре.
Свирель – это самый древний инструмент, в русской народной традиции
олицетворяющий собою дудочку, сделанную из тростника пастушком, сзывающим стадо на луг.
У разных народов она имеет разные названия и является не только инструментом чисто
утилитарного, бытового назначения.
Это и башкирский курай, продольная флейта, являющаяся, прежде всего, музыкальным
инструментом.
Это и флейта Пана, греческого бога, покровителя пастухов и всей Природы,
олицетворяющая многозвучность и мелодичность звуков леса.
И, наконец, в поэтическом мире Свирель всегда означала не только нежную весеннюю
песню леса, но и проникновенную лирическую мелодию, исходящую из сердца Поэта. Это и
Лира, и Муза, вдохновляющие Поэта.
Свирель по своему воздействию на человека всегда соседствует с колокольчиком.
А колокола на Руси, как известно, всегда очищали и оздоровляли ауру земли,
облагораживали Душу и сердце.
Пушкинская Свирель, возвращённая читателю в медитативных стихах Поэта, бодрит,
лечит от тоски и лени, уныния и застоя.
Для Пушкина Свирель – не только символ Поэзии, но это и сердце народа, это сама
страдающая Россия, которая чутко прислушивается к вибрациям Вселенной, ждёт отклика на
свои вопросы, сама откликается всем своим Сердцем, плачет и радуется, ждёт обновления и
возрождения.
89
Через СВИРЕЛЬ Россия разговаривает с Миром Пушкина и с Миром нашей Плотной
Земли.
Возвращающаяся к Богу Россия благословляет всех, кто прикоснется к небесным стихам
Поэта:
ДА БУДЕТ СВЕТ НАД ВАШИМИ ГОЛОВАМИ!
ЧТО ГОВОРИТ О СЕБЕ СВИРЕЛЬ
Когда Пушкин подарил Татьяне Свирель, мне уже открывалась тайна, что всё нас
окружающее может разговаривать и отвечать на вопросы.
И я с интересом заговорила с этой самой Свирелью и попросила её рассказать о себе. Всё,
что рассказывала Свирель, я добросовестно записала в свою тетрадь (зелёная большая тетрадь,
1992 год, стр. 90).
Вот этот монолог Свирели:
Мне много лет. Я гибкою лозой
Качалась в зелени над кручей Волги,
Сияла инеем и дождевой слезой
На землю капала. Свой путь
к Поэту долгий
Я устилала нежною листвой,
Была ломима жёсткою рукою.
На хворост и костёр влекли меня живой.
Прощалась с жизнью, летом и рекою.
Но вот однажды юный пастушок
Коснулся чутко моей тонкой ветки,
Хотел мой ствол срубить на посошок,
Но я шепнула парню-малолетке:
Оставь меня, не трогай, не ломай.
Я пригожусь тебе. Меня послушай:
Могу я, песней зачаровывая Души,
Петь про любовь и про родимый край!
Сноровкой отличался паренёк:
Отрезав от моих ветвей кусочек,
Он сделал дырочки, он подточил носочек.
И засквозил по лону ветерок.
Запела дудочка. Свирель, возвысив ноту,
Себе святую выбрала работу,
Попав из леса к песне на урок.
С тех пор служу я при дворе Поэта.
И службу ту святою нахожу.
Конечно же, давно стара при этом.
Но всё ж от старости, представьте, не дрожу.
(Из диалога с Серёжей Есениным,
апрель-май 1992 года)
Уже в наши дни, в 21 веке, мы имеем возможность извлечь сведения о Свирели из
необыкновенного источника, данного нам Творцом.
Это «Числовые коды Крайона», книга, составленная на основе научных данных высшей
математики. Коды основаны на русском алфавите.
Здесь главная мысль – весь Мир, вся Вселенная, созданы Творцом на основе точных
математических расчётов.
90
За каждой буквой русского алфавита закреплена своя цифра. Таким образом, опираясь на
«Коды Крайона», можно узнать своё собственное назначение, миссию в жизни. Через «Коды
Крайона» можно проникнуть в смысловую суть любого явления.
По «Кодам Крайона» СВИРЕЛЬ – это жрица звёздного огня. Она обладает абсолютно
чистым сознанием и содержит ключи божественного знания.
Свирель представляет собой полную гармонию небесных сфер, содержит в себе
осознание своей божественности, открывает матрицу Единого и проникает в самую суть
явлений. Это Межпространственная Нить – Зувуйя.
Она соединяет свет сердца и головы и является Новой программой Света. Это
ПРОГРАММА БЕССМЕРТИЯ ЧЕЛОВЕКА И ЕДИНСТВА ВСЕХ НЕБЕСНЫХ СФЕР И
СЕРДЕЦ.
Свирель – это Россия, признанная Богом избранница Источника Света.
И, наконец, ЭТО ПОДАРОК УЧИТЕЛЯ. Это вторая моя, девичья фамилия.
И ещё: Свирель – это двенадцать месяцев.
Что бы это значило? Это то, о чём говорит Серёжа Есенин! Это та целостность времени и
пространства, которым обладает Поэт:
Серёжа, рассуждая о своём возрождении в Тонком Мире, говорит:
Весь Мир как яблоко.
В нём молодость рассвета,
И лето, и зима, и бокогрей.
Так месяц предвесенний называют.
Всех их двенадцать. Все они мои.
Я взял их пальцами освеченного края,
Где вновь рязанские лепечут соловьи.
( тетр. 16, 1990 год, стр. 172)
Для Есенина эти двенадцать месяцев года – символ единства Мира. Ему также дозволено
владеть Свирелью, поскольку ему доступны поэтические вибрации высшего порядка.
Вручение Татьяне Свирели подтверждают и Отец Пётр, и Мамочка Катенька, и Серёжа
Есенин, и Высшее Я самой Татьяны:
«Бери Свирель. Она тебе досталась от Леля, и теперь она ТВОЯ!»
ОТКРОВЕНИЕ
Диалог Свирели с Поэтом
(День рождения ЛИЦЕЯ)
СВИРЕЛЬ:
О, Пушкин, Ты взошел, как розан над цветами
На клумбе просвещения Руси.
И этот славный День отпразднуй вместе с нами
И от Души, что хочешь, попроси!
ПУШКИН:
Я стих прошу, прозрачный, гордый, смелый,
Достойный этого немеркнущего Дня.
Свирель моя, твоя Душа согрела
Воспоминаньем грустного меня.
Я благодарен Родине за память,
Звенящему поутру голоску.
Тебе известно, как забвенье ранит,
Холодным дулом прислоняясь к виску.
Висок мой сед, но вьётся всё же локон,
Наматывая время на стихи.
Остёр мой взор, и не закрылось око,
Бичующее древние грехи.
Ответь, рискни, не хорони улыбки,
91
Не прячь печали, не грусти, а пой!
СВИРЕЛЬ:
Отвечу голосом Свирели, но не скрипки,
Я рада побеседовать с Тобой,
Поэт мой нежный. Ты неувядаем.
Ты верный Посох на пути Творца.
Забвенье от Любви в душе растает.
И радости нет срока и конца!
Не знаю я, бывала ли в пенатах,
Где детский голосок твой прозвучал,
Но сердца звук, прозрачный и крылатый
Мне там не раз свиданье назначал.
Я вижу отрока среди других подростков,
Отмеченного Божеским перстом.
Я с ним хожу по-дружески и просто
Веду беседу детскую притом.
Я поправляю на виске кудряшки
Прикосновеньем ласковой руки.
А он мне дарит свежие ромашки
Небесной оживляющей строки.
Ему шепчу я ласково на ухо
Свой незабвенный пушкинский мотив.
Он – воплощенье редкостного слуха –
Мне дарит тут же свой весёлый стих.
Я перекличку с другом затеваю,
Аукаюсь, роняя на плечо
Цветы родного царственного края,
А он меня целует горячо
Игривою неповторимой рифмой,
Обвив меня мелодией Любви.
Я всюду с ним блуждаю светлой нимфой,
Я – всюду – в думах, в сердце и в крови.
Рукой прозрачной, нежной, гибкой, звонкой
Одушевляю каждый шаг и миг
Небесного Поэта и ребенка.
И Он ко мне с тех пор ещё привык.
Я воплощалась в образы любимых
Воздушных,– и небесных и земных, –
Твоей Душе всегда необходимых,–
Надменных, кротких, гордых и смешных.
Калейдоскопом всяческих открытий
Терзался, забавляясь, острый ум.
И шквалом нескончаемых событий
Насыщен был поток ревнивых дум.
Он жаждал в миг любви и насыщенья
92
Он нежность до небес превозносил,
Просил у Бога и друзей прощенья,
В переживаньях падая без сил.
Он, руку протянув ко мне, Свирели,
Вдруг говорил, порой едва дыша:
Свирель моя, дотянем до Апреля
И снова потихоньку, не спеша
Возьмём свои вершины и чертоги,
Займем высоты древних чудных гор.
Нам далеко с тобой ещё до Бога,
Но чужд нам бесталанности позор.
Я утешала, как могла, Поэта,
По-матерински, носовым платком
Утерши нос. И призывала лето
С обычным туеском и кузовком.
А летом приходила в виде девы,
И ласковое яблоко в руке
Рождало поэтичные напевы
В не старящейся розовой строке.
О, Пушкин мой, моих щедрот старанье
Я не ценю превыше тех красот,
Которые строка ТВОЯ несёт,
С Россией выбегая на свиданье!
Свирель горда, что в детстве помогала
Тебе, мой отрок, юноша, Поэт.
Поэзия как розан расцветала.
И ей доныне равной в мире нет.
ПУШКИН:
Свирель, о, нимфа, мой беспечный посох,
Упавший с неба, Лебедь на руке,
Зовущий в травы, где сверкают росы,
В дубраву, к голубеющей реке.
Моя Свирель, моя малютка-Лето,
Рождающая радугу в груди,
Ты – вздох Поэта, золото Поэта,
Взойди над Русью, надо мной взойди!
Свяжи берёз невидимые ветви
Миров, стремящихся в объятия Творца,
Соедини модерн, бистро и ретро
Дорогой от лачуги до дворца.
Напой, Свирель, мне вещие напевы,
Соединяя древность вздохом дня,
И взором вечной и любимой девы
Омой усталость, осенив меня!
СВИРЕЛЬ:
93
О, мой Поэт, я стражду пробужденья.
Во мне энергия жива и зорок взгляд.
Свирель Твоя – Поэта продолженье,
Стихи об этом ярко говорят.
Пою я втуне, обо мне не знают
Сегодняшние графы и князья.
Они свиданье нам не назначают,
В чертоги их Душе войти нельзя.
Но нам с Тобой тесны их кабинеты,
Палат их каменных не греет вид и взор.
Они мрачнее даже вечной Леты,
Не с ними мы продолжим разговор,
А с чистым сердцем Родины и края.
И, с детским смехом стих соединив,
Отчизне посвятим, Любовь вбирая,
Свой пушкинский не молкнущий мотив!
ПУШКИН:
Спасибо, друг, стихом своим отметив
Чудесной даты золотую медь,
Мы улетим за грань десятилетий
И на других планетах будем петь!
Ну, не горюй, я знаю, что Татьяна
Живёт в тебе, как и во мне самом.
Поздравь меня – пусть поздно или рано –
Но мы стихи в бокалы разольем.
СВИРЕЛЬ:
О, Пушкин, поздравляю. Другам вещим
Ты от Свирели передай привет.
Да, стих рожден. Он Родине обещан.
Спасибо, Прорицатель и Поэт!
ПУШКИН:
О, да, мой друг, воители Востока,
Вельможи,– да не даст соврать сонет,–
Любили свет без устали и срока.
У каждого придворный был Поэт.
Поэт лишь тяготился этой клеткой,
Поэт в чертоге – что твой соловей.
Поэт бывал помечен царской меткой
При отпрыске божественных кровей.
Он был слугой, придворным зазывалой,
Он славил мудрость, царственность и честь.
Но этого Поэту было мало:
Он всё на свете был готов прочесть,
Хотел увидеть бедность за порогом
Богатого уютного жилья,
До Бога шел, но не дошел до Бога,–
Таков удел Поэта-соловья.
94
Он выброшен был за порог однажды
В глухую степь, где вечно бродит тать
За нрав, за честь, за неуёмность жажды
Все перечесть, увидеть и познать.
Познав свободу, он опять взмолился:
Кому я нужен в той глухой степи?
А Бог Поэту, знамо, удивился,
Сказав: Стихами степь мою кропи,
Ходи по людям, развевай сомненье.
Посеешь веру – урожай сберёшь.
Играй и пой своё стихотворенье,
Посей зерно Любви – возникнет рожь!
МЫ ВСЕ ОТ ПУШКИНА ПОШЛИ
Где-то я прочла, как о реальном: прохожие видели – памятник Пушкину (в Москве)
стронулся с пьедестала, стряхнул с крылатки осеннюю листву, побежал, догоняя трамвай, и
вскочил на его подножку …
Образ Поэта наш век преобразует в воплощенную фигуру, стоящую вне времени. И Поэт,
действительно, живёт – не только в своём творчестве, заветах, афоризмах.
Пушкинские слова о том, что «мы все ленивы и не любопытны», как нельзя лучше
объясняют не используемые человеком собственные возможности познания Мира.
Любовь вернула мне Пушкина – не в бронзе, не традиционно-классического. Она вернула
мне Пушкина живого, вновь воплощённого в Тонком Мире, со-чувствующего, со-творящего, со-
знающего и вне-временного.
Стих мой – мой бег,
Стих мой – мой Бог.
Колдую стихом век.
Стих свой слагаю впрок.
Детская душа, открывающаяся как цветок поутру, вбирает в себя гармонию звуков и
света, откликается на всё поющее, сверкающее, звонкое, летящее, яркое.
Всё светлое рождается в лоне семьи, укрепляется корнями своими в детском сердце,
набирает силы, торжествуя, переливаясь в цепь событий, явлений, в последовательность взглядов
на мир, наконец, в саму человеческую судьбу, и горестную и счастливую.
(Из тетради № 17, январь 1991 года.)
Пишу о детстве, о семье, о людях,
Которые не дали умереть
Душе страдающей. Им памятником будет
Сей стих. Ему дано гореть,
Рыдать, взывая к Небу и Поэту,
С любимыми родными говорить,
Из мрака прорываясь к Свету,
И о бессмертье стих дарить!
СВИРЕЛЬ:
О, сердце, не уставшее гореть,
Взлетевшее как золотое пламя,
Ты не могло, ручаюсь, умереть
И нынче реешь между нами!
О, Пушкин Наш, из родников родник,
95
Начавший Русь в поэзии лучистой,
Ты сердцем, дорогой, во все века проник,
Став Сыном Родины и Матери Пречистой.
Ребёнок, бешеный мой африканский сын,
Соединивший кровь и нрав могучих
Земных глубин и ангельских вершин,
Взошедший на святые кручи!
Мой Пушкин, лёгкое как перышко перо,
Любовник вечный всех красавиц мира,
Преобразивший в нови, что старо,
Возвысивший понятие Кумира!
О, как ещё назвать Тебя, родной,
Как превозмочь земное тяготенье,
Чтобы узреть Души великой рденье,
Не упустив минуты ни одной?!
А.С.ПУШКИН:
О, маленькая русская сестра
Детей всех наций мира и наречий,
Твой голос от тоски вселенской лечит.
И наступает вечности пора –
Не только в памяти, но в яви и свиданьях,
Не только в творчестве, а в смехе и в речах.
И блеск живой в очах, и звук рыданий
Как будто бы с соседнего двора
Доносится. И действовать пора!
Да, действовать пора,
опять скажу без шуток.
Что значит, действовать? –
то – леность превозмочь,
Трудиться, радуя родных и день и ночь,
Не расточая на тоску минуток.
Татьянушка! Свирель моя родная,
Ты, словно нянюшка Арина надо мной,
Рыдаешь и, от горя замирая,
Не пропускаешь строчки ни одной
Из переписки, из стихов, воспоминаний.
Да, были люди добрые средь нас.
Красавиц было много и свиданий.
Но круг друзей от бед меня не спас. –
Спасло доверие к святой молитве.
Неправда, что я был не христьянин.
Я верил в Господа, как ни один
Из этих, что вели меня на битву.
Возьми мой стих – он полон откровенья.
Он чист и светел как родник.
В нём и твоё отныне вдохновенье,
Твой стиль и твой язык!
96
СВИРЕЛЬ:
Беру, мой друг. Сама себе не верю,
Что смею брать, и всё-таки беру,
Вмещая всех в себя: Арину и сестру
Ребёнку вечному и маленькому зверю,
Которого и тигром называли,
И обезьянкой милой и
Сверчком,
Которого любили и ласкали.
О, Гений! Утоли мои печали
И погрози всем бедам кулачком!
А.С.ПУШКИН:
О, сколько ласки в этом обращенье!
О, ты, моя Свирель, моё свеченье!
Не плачь над старящимся юношей Поэтом!
Всем сердцем я молю тебя об этом.
Мы все, со временем в дитяти обратясь,
Укрепим сквозь века вселенской мощи связь.
Мы все, как сказано в Писанье, – люди – братья.
И все друзья мои придут ко мне в объятья!
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
ТАМ РУСЬЮ ПАХНЕТ
Родившись в детстве в моём сердце из сказок, стихов и песен, романсов и оперных арий,
вырос МОЙ ПУШКИН – волшебник ярких снов наяву:
В синем небе звёзды блещут,
В синем море волны плещут.
Пушкин тоскующий:
Спой мне песню, как синица
Тихо за морем жила,
Спой мне песню, как девица
За водой поутру шла.
Пушкин торжественный:
В толпе могучих сыновей
С друзьями в гриднице высокой
Владимир-Солнце пировал:
Меньшую дочь он выдавал
За князя храброго Руслана
И мёд из тяжкого стакана
За из здоровье выпивал.
Самым таинственным был уголок, где Русью пахнет. Там, вокруг дуба, постоянно бродил
кот учёный.
У него было потом много имён: Барсик и Милик, Пушок и Мурзик, и даже Черныш,
Мурка и Масенька.
Чтение «Лукоморья»: У Лукоморья дуб зелёный, златая цепь на дубе том. И днём и
ночью кот учёный всё ходит по цепи кругом – погружало сразу в необъятно-блаженное царство
распевности, созвучий, полутонов, полутеней, в царство полёта духа, в пахнущее медом и хвоей
пространство, в нечто нежно-безбрежное, где «Русью пахнет».
Русью пахли потом всю жизнь и новогодняя ёлочка, и мамины пироги с черникой.
Русью пахло из русской печи, когда мамина сестра Зиночка пекла хлебы.
Русью на всю жизнь пропахла Сибирь, тот лесной уголок, где бывали мы вместе с
родителями в самые счастливые и далёкие дни нашего детства.
Там с огромных кедров падали терпко пахнувшие шишки, облитые янтарной смолой.
97
Там, в этой Руси, по кедрам прыгали смешные ласковые бурундуки, а на пасеке пахло
мёдом.
А по вечерам благодать деревенского быта разливалась теплым коровьим молоком из
подойника по кружкам…
Позднее Русью для меня пахли ковыльные волжские степи и пригороды Москвы и
Ленинграда.
Русью пахнут страницы пушкинских стихов и поэм, его рисунки, письма, воспоминания
о Поэте…
«Лукоморье» я выучила наизусть, ещё не обучаясь в школе. И потом, многие годы спустя,
в любом дружеском узком кругу люблю слушать и читать его вновь и вновь, замирая от
очарования музыкальных пушкинских строк, превращая в игру искушение спросить: А что там
дальше за словами: «Там лес и дол видений полны»? Или – « Там королевич мимоходом
пленяет грозного царя…» – Что дальше?
Не перестаёшь удивляться, что поэма эта была написана двадцатилетним поэтом.
Пушкин вошёл в моё детство так же естественно, как приходит любовь к маминому
голосу (наверное, еще в маминой утробе!), к папиной бесподобно-смешной шутке, к солнечному
зайчику на подоконнике, к весенней капели, стучащей по водосточной трубе.
Пушкин ко мне пришёл так, как он входит, видимо, в детство каждого, кто не отринут от
классической литературы, где в семье на первом месте не мебель и не телевизор, а книга.
И не любая книга – не детектив и не дешёвая любовная романтика,– а серьёзное чтение,
помогающее познать историю Родины, её сердце, Душу народа.
Пушкин приходит в детство. А то, что из детства, то навсегда, – говорит Марина
Цветаева.
Пушкин стал для меня Пророком и путеводителем по жизни – от малых лет и до
сегодняшнего дня. Он открылся мне по-новому в известных чарующих строках:
О, сколько нам открытий чудных
Готовит просвещенья дух,
И опыт, сын ошибок трудных,
И гений, парадоксов друг,
И случай – Бог изобретатель…
Детство имеет свои рубежи – счастливые и несчастливые. Так же звонко журчащий
ручеёк пушкинской поэтической сказки, разливаясь в пространстве судьбы, приобретает
очертания полноводной реки, где может жить русалка, где «наши сети притащили мертвеца»,
где, смыкаясь с морем, шумит «свободная стихия», готовая обрушить на тебя шквал блестящих
зеленоватых брызг или открыть бездну неизведанного, таинственного, оглушающего).
…Был жаркий летний день. Один из самых чудесных предвоенных дней, прекраснее
которого трудно было придумать.
Но это был уже день не того безмятежного детства, где вместе со мной и братом Вовкой
ходил по берегу быстрой сибирской речушки папа, рассказывая нам о растениях и птицах.
Смеялся, бегал с нами наперегонки, рисовал на песке невиданных зверей. Это был уже
день другого детства – без доброй папиной шутки, без его весёлых розыгрышей, без папиных
умелых ласковых рук, без его серых внимательных добрых глаз.
Напряжённое ожидание – без вопросов к маме, без плача, без слёз – затаилось в сердце,
как нахохлившаяся усталая птица, которую боишься вспугнуть неосторожным жестом,
движением, шагом.
Не знаю, ждал ли кто ещё папу так, как я – мама, брат, тетя Соня,– не знаю. Только с тех
пор, как глубокой осенней ночью люди в серых шинелях куда-то увели отца, сердце мое
погрузилось в молчаливое томительное ожидание. Дверь должна была однажды открыться, и ОН
появится на пороге!
Боль в сердце с годами притупилась, спряталась глубоко-глубоко и только ждала случая,
чтобы выплеснуться странно и неожиданно.
…Прибежав однажды домой после пионерлагеря, вижу на подушках – моей и брата – в
голубой и розовой обёртках красивые корзиночки с конфетами…
Сердце вздрогнуло и забилось в бешеном ритме: ЭТО ОН – ОТЕЦ! Сомнений никаких
нет, СВЕРШИЛОСЬ!
И вдруг – как обухом по голове – голос тёти Сони: «Приходила Мария Васильевна
(знакомая богомольная старушка) и принесла вам с Вовой гостинцы…»
98
Задохнувшись от горя, выбегаю из дома, мчусь, не зная куда. Падаю в травы на задворках
– там по пояс конопля и крапива. Бьюсь в отчаянных рыданиях, пока меня не находит и не
приводит домой тётя Соня, добрый ангел нашего дома.
Она не спрашивает меня ни о чём, только вечером не отпускает от себя, усаживает за
стол, кормит ельчиками, (очень вкусная сибирская мелкая копченая рыбка) и начинает читать
мне сказки Пушкина.
Только зажурчала из уст тёти Сони эта пушкинская сказка « О царе Салтане», меня как
жаром обдало.
Понёсся сияющий поток волшебных словес, напитанных солнечным светом: «Весь, сияя
в злате, царь Салтан сидит в палате», «В чешуе, как жар горя, тридцать три богатыря», «Белка
песенки поёт да орешки всё грызёт. А орешки непростые: все скорлупки золотые», «Пристань с
крепкою заставой, город новый, златоглавый».
Густота синевы и золота усиливалась блеском сияющих звёзд: «В синем море волны
плещут. В синем небе звёзды блещут».
Всё пространство вокруг пропитывалось золотисто-синими тонами, начинало играть
радугой всевозможных цветов.
А мне с детским изумлением продолжали рассказывать о том, как «белка песенки поёт да
орешки всё грызёт!»
Эти переливающиеся оло-ла, это сияние золота на фоне синего моря, эти множественные
повторы одних и тех же чудесных образов – «Корабельщики в ответ – мы объехали весь свет», –
всё это действовало буквально магнетически. Сердце сразу успокаивалось.
Видения чаровали, околдовывали, завораживали.
Казалось, что тебя качают в колыбели невидимые волны или мамины тёплые добрые
руки.
Ритмы сказки вдыхали в сердце свежую силу жизни. Ты был весь внимание, даже
затихало дыхание.
А золото сказки продолжало гореть, сиять, согревать, веселить.
Позднее я узнала, что Пушкин не писал специально для детей. Его чудные сказки
возникали непроизвольно под влиянием тех сказаний, которыми одаривала маленького и уже
взрослого Сашеньку, Александра Сергеевича его любимая няня Арина Родионовна.
Этими сказками он жил, насыщая свой душевный мир волшебными образами, впитывая
каждое слово няни.
Душа его всегда оставалась юной, оставалась ребёнком. Она просила новых, свежих
сказочных впечатлений, чтобы потом по-своему рассказать об этом людям. Это было необходимо,
потому что он был убеждён: нет ничего в жизни реальнее, чем сказка!
Да ведь не только дети, но и взрослые бесконечно любили и, уверена, любят сказки
Пушкина!
Как же умеет Пушкин переключить внимание ребёнка, оглушённого собственным горем,
на иную тяжкую ситуацию в жизни сказочного героя!
Как жалко становится старика из Сказки о рыбаке и рыбке. Там и море вздувается
бурливо и становится чёрным из голубого и синего: так негодует сама Природа на капризы злой
старухи!
Это море не спутаешь ни с каким другим!
Чего только ни дала жадной старухе золотая рыбка: и новое корыто, и избу, и терем, и
слуг.
А она всё не унимается: «А в дверях-то стража набежала, топорами чуть не изрубила!»
И вот зло наказано. Старуха уже сидит у разбитого корыта. А всё же остаётся в Душе
какая-то тоска: старика жалко!
…Жизнь без папы стала совсем грустной и тлеет, как влажные дрова в печурке. Всё стало
приземлённее и грубее с тех пор, как мы спустились на землю, изгнанные злым домоуправом из
своей уютной квартиры на пятом этаже, на главной улице Томска после исчезновения папы.
Мы живем теперь на окраине города, в деревянном доме, на квартире у скупого и
строгого хозяина.
Но зато тут, рядом с нашими окнами, в палисаднике цветут флоксы, крупные садовые
ромашки, золотые шары.
Протяни руку из окна и потрогаешь куст георгина или сирени. Во дворе – раздольный
травяной мир, можно сказать – джунгли, где блуждают в жаркий день дети, собаки и кошки,
99
валяются, играют, греются на солнышке.
Девчонки расстилают на траве тряпки и старые
одеяла, играют в дочки-матери.
В гости захаживает знакомая собака Амка. – Там русский дух, там Русью пахнет!
Я читаю книжки – и днём, и вечером, быстро, с азартом. В доме было много книг, но
теперь мама сдаёт их в букинистический магазин – на что-то надо жить…
Чаще всего я читаю книги сама. Но сегодня сказку Пушкина мне читает тётя Соня,
нараспев, с чувством, с толком. Иногда она перебивает себя, замечая, как трудно живётся детям,
когда у них нет папы или мамы. «Но всё же встречаются добрые люди, которые будут друзьями».
А я негодую на Чернавку, которая бросает царевне отравленное яблоко, – «соку спелого
полно, так свежо и так душисто, так румяно-золотисто, будто мёдом налилось! Видны семечки
насквозь».
Слушаю и думаю в то же время, что это яблочко не может быть уж таким ядовитым. Ведь
оно похоже на те круглые красивые яблоки, которые когда-то привез с Украины в подарок папе
его студент Николай Прищепа, который приходил к нам в гости:
А за добро, тепло и ласку
Прищепа нас благодарил
И не рассказанную сказку
Он нам в тот вечер подарил:
Три крупных яблока медовых
У нас лежали на столе –
Дары от берега Днипрова
Сибирской матушке земле.
(«Предвестие», 1992 г., поэма «Репортаж с планеты Душа»)
Нет, царевна не умрет навсегда. Это невозможно! Пробуждение красавицы в хрустальном
гробу – это по-божески.
Это справедливое вознаграждение за страдания царевича Елисея. Это первая маленькая
победа на большом празднике и на ярмарке жизни.
Победа добра над злом НЕИЗБЕЖНА!
***
Между прочим…Семнадцать потомков Александра Сергеевича Пушкина репрессировано
в годы тоталитарного режима в двадцатом веке. – Запись в дневнике (по радиопрограмме) –
ноябрь 1998 года…
***
Но военное детство продолжается. А Пушкин всегда спасает нас от тоски и одиночества.
Хмурый зимний вечер 1941 года. Глубокий тыл. Дом погрузился в темноту… На улице
метель, окна заледенели. В доме тишина.
Буря мглою небо кроет,
Вихри снежные крутя,
То, как зверь, она завоет,
То заплачет, как дитя,
То по кровле обветшалой
Вдруг соломой зашуршит,
То как путник запоздалый
К нам в окошко застучит.
Сердце разрывает тоска одиночества. – Буря мглою небо кроет… Мы все дома: мама,
брат, тетя Соня.
Мы никого не ждём. Но кто-то стучится в дверь.
И впрямь – путник запоздалый. Кто же это может быть? А вдруг!?... Мама, я, брат, тётя
Соня, – все идем к двери, открываем…
Я удивляюсь, увидев маленькую красивую женщину, почти девочку, которая говорит о
каких-то выборах, принесла взрослым листки-приглашения.
Это скучно, и не хочется слушать.
Но она протягивает и мне с улыбкой книжки – в подарок. Это книжка о покорителе
Севера Фритьофе Нансене и «Станционный смотритель» Александра Сергеевича Пушкина!
100
…Впервые мне, пожалуй, пришлось серьёзно болеть чужой болью, страдая за неудачи и
трудности полярного путешественника, бояться за его жизнь, торопить мгновения спасения,
почти теряя сознание от нетерпения помочь, спасти, обогреть…
И впервые в восьмилетнем возрасте я прочитала грустную пушкинскую историю
маленького человека России. Боже мой! Какой тоской переполнялось детское сердце за судьбу
бедного, старого, обиженного станционного смотрителя Самсона Вырина!
Кто помнит о нём сегодня? И кто из детей сегодня способен плакать над неудавшейся
жизнью какого-то старика из прошлого века?
Сколько бурь пронеслось над планетой с тех пор! Сколько кровавых жертв поглотил
жадный до войн двадцатый век!
И всё же, всё же…Кто читал Пушкина в детстве, тот не растратил нежную детскость
сердца, способность сопереживать, сочувствовать, забывать хотя бы на время о своём горе,
погружаясь в чужое.
Пушкин спасал наших бойцов на войне своей верой в бессмертие. Томик Пушкина
ограждал идущего в атаку солдата, как молитвенник.
Об этом впервые рассказал нам участник Великой Отечественной войны Иван
Васильевич Савельев, на чьей квартире мы остановились, когда поехали отдыхать семьёй на юг, в
Сочи. Это было в начале 70-х годов 20-го века.
Хранитель пушкинского музея под небом – в Михайловском – Семен Степанович
Гейченко вспоминал, как во время разминирования могилы Пушкина в 1946 году особенно
бесстрашно действовали бойцы, прошедшие всю войну с томиком Пушкина на груди.
Он и пригласил для выполнения этого ответственного и опасного задания тех, кто верил:
«Пушкин спасёт и сейчас!»» И они отлично справились с этим нелёгким делом.
Пушкин и сегодня спасает нас, наше сердце от тоски, от отчаяния, от ожесточения
волшебством своего поэтического слога.
Само присутствие Пушкина в Душе народа – залог уверенности в грядущей победе над
всяческим злом.
Как выглядит Пушкин? – Вопрос этот в раннем детстве у меня не возникал. Поэт не имел
для меня определённого облика.
Просто он был огромен, даже необъятен как море, где «бежит себе в волнах на раздутых
парусах» кораблик.
Он казался таким же лукавым, как Балда, который обманул попа. Он был тем янтарным
светом, которым «вся комната озарена».
ПУШКИН – это была игра воображения, праздник Души, отдохновение сердца.
Впервые я увидела портреты поэта в десятилетнем возрасте. Это было уже в другой
жизни, не в Сибири, а на берегу Волги, в двухстах километрах от горящего и день и ночь
страшным заревом Сталинграда.
Сюда, в овощеводческий совхоз, в семью маминой младшей сестры Зиночки, приехали
мы с братом Владимиром в июне 1942 года, когда остались одни – без мамы. Она угасла в один из
дней ранней весны от голода и от болезней.
Длинными осенними и зимними вечерами в маленькой кухоньке, при свете керосиновой
лампы, в нашем деревянном одноэтажном коттедже с затемненными окнами, несмотря на
тревожную обстановку, мы не скучали.
Тетя Зина усаживала нас, детей: меня, Володю, свою дочку, тоже Зиночку – вокруг стола
и устраивала домашнее чтение вслух произведений русской классики: стихов Пушкина, «Войны
и мира» Л.Н.Толстого, рассказов Тургенева, повестей Гоголя.
Читали по очереди, в меру и в силу возможностей каждого. Скидки на возраст не было. И
каждый старался. Я была младшей.
Реальность окружающей жизни в прифронтовой полосе – перестрелки народных
ополченцев с вражескими лазутчиками, (мы знали, что около нашего совхоза стоит румынская
часть), вплотную подходившими к посёлку, гул вражеских самолетов, идущих бомбить мирные
101
пароходы на Волге с беженцами на борту, глухо ухающие взрывы,– всё это, как будто, отступало
на второй план.
Здесь впервые дети с головой погружались в очарование пушкинских строк, в
колдовство толстовской прозы. Вся читаемая тогда русская классика звучала для меня, как
продолжение Самого Пушкина.
Уже тогда сердце чувствовало родственность лёгких вибраций, которые восприняли
поэты и писатели послепушкинской поры.
Об этом сказал в своё время Гоголь, вещая о том, что Пушкин, как космический огонь,
сброшенный с Неба, зажёг огоньки разнообразных поэтических талантов, и они вспыхнули, как
свечки, по всей России.
Образы героев русской классики становились членами нашей семьи.
Так, благоговея перед нежностью и красотой Наташи Ростовой, уносились мы вместе с
ней на её первый бал. Трепетали перед очарованием летней ночи в Отрадном, с восхищением
следили за изящным танцем графинечки, вобравшей в себя истинно русский народный дух.
И следили за всеми перипетиями военной жизни семьи Ростовых, когда к Москве шёл
Наполеон. И переживали за раненого князя Андрея Болконского.
А большой, тяжелый однотомник Пушкина поразил меня таинственным миром
изображения очаровательных женщин и элегантных мужчин. Среди них жил поэт. Он их любил.
Они любили его, потому что не любить его было невозможно.
Он был разный, но всегда необходимый: маленький двух-трёхлетний малыш в лёгкой
кружевной распашонке, сползающей с плечика, прелестный кудрявый мальчик, задумчиво
подперший щёку кулачком, и Пушкин тропининский – изящный и романтичный.
Так в моей жизни появился Пушкин военной поры двадцатого века, где царило
напряженное молчаливое ожидание очередных сводок Совинформбюро, полунамёки и страхи на
случай оккупации, полуголодный военный быт, где людей всё же не покидала надежда…
Осенью 1944 года ушел на фронт мой маленький, ставший совершеннолетним братишка.
Одиночество замыкало свой круг над осиротевшим поселком.
От нас уходил в сторону Сталинграда последний отряд зенитчиков, которые отважно
обстреливали пролетающих над нами фашистских асов.
Всё стремилось на Запад, откуда пришла военная гроза. Рассеялась опасность оккупации.
Но продолжалась и усиливалась тревога за исход сражений, в состоянии нетерпеливого
ожидания победы.
К этому добавился страх за судьбу родного человека. Сколько их, наших мальчишек,
погибло уже в первые годы войны! Среди них были и мои двоюродные братья: пограничник
Сашенька Аронов и недавний десятиклассник Павлик Кассеньев, павший под Оршей.
От чувства тревоги, сиротливости, покинутости спасало присутствие тёти Зиночки,
заменившей теперь мне мою маму. Тётя Зина стала нашей общей большой Мамой.
Она руководила нашим чтением, делилась воспоминаниями о своей юности,
пересказывала прочитанные ею ранее произведения Тургенева, Чехова: «Песню торжествующей
любви», «Драму на охоте», историю человека-медведя.
Она вручила мне для чтения большой тяжёлый том Пушкина, где я впервые прочитала
его рассказ «Барышня-крестьянка».
Тётя Зина стала моим водителем по творчеству литераторов 19-го века.
Она стала крёстной матерью моего поэтического таланта, своей любовью, своим
проникновением в трепетную целомудренную суть русской классики, своим терпением и
умением приохотить детское сердце к глубинам русской поэзии.
Кто бы знал, что спустя почти полвека мне доведётся разговаривать с моей любимой
тётей Зиночкой, ушедшей с плотной Земли в начале 60-х годов 20-го века, по космическому
каналу связи!
Возникшая во мне в 1989 году способность разговаривать с Тонким Миром позволит мне
участвовать в литературных вечерах, которые будут проводить мои любимые родители. И здесь я
102
буду читать для них и для гостей салона свои стихи и свою первую поэму «Репортаж с планеты
Душа».
Именно здесь я встречусь не только со своими родителями и родными, ушедшими с
Земли в разные годы 20-го века.
Здесь я впервые познакомлюсь и с Александром Сергеевичем Пушкиным и с Серёжей
Есениным, с любимым Николаем Васильевичем Гоголем и с другими гениями разных эпох! Но
об этом несколько позднее…
…Разговоры с Зиночкой были своеобразными уроками словесности и нравственности,
дающими богатую пищу для вызревания Души.
Она, крёстная мама моей поэзии, знала много старинных романсов: «Хризантемы»,
«Пара гнедых», «Мой костёр в тумане светит», французскую песенку о бедной девушке Клодин,
продавщице фиалок, обиженной своим возлюбленным: «Купите фиалки – букет десять су. Сама
собирала под утро в лесу. Бегут – не оглянутся. Фиалки останутся…»
Тётя Зина пела нежным мелодичным голосом, оживляя мрачное молчание нашего
загрустившего дома. Я вторила ей неуверенным тонким голоском.
Иногда тётя Зина затевала со мной и со своей дочкой интересную игру в сочинение
стихов. Мы старались изо всех сил. Но стихи тёти Зиночки всегда оказывались настоящими
шедеврами, лучше которых написать было невозможно.
Она была преподавателем литературы, когда-то училась в гимназии и превосходно
владела русским языком и художественным слогом. Жалею до сих пор, что не сумела сохранить
её стихи
Часто с книгой в руках я уединялась на большом потёртом кожаном диване. Он пустовал
теперь, после ухода брата на фронт. Забившись в уголок, «глотала» романы Тургенева:
«Дворянское гнездо», «Накануне», «Рудин».
Особым магнетизмом для меня обладал роман Гончарова «Обрыв». До слёз волновали
Вера, Марфинька, их бабушка, трогало благородство жениха Верочки – Тушина.
В душе просыпалась какая-то глубокая тоска по этой странно близкой мне жизни, любовь
к дворянской усадьбе, ее обитателям.
Каким-то внутренним чутьём я угадала, что за Марком Волоховым, который увлёк
Верочку какими-то идеями о свободе духа, стоит некий тёмный мир.
И лишь позднее осознала, что Гончаров в образе Марка вывел революционера, который
не обладал высокими нравственными качествами и беспощадно разрушал всё красивое и
беззащитное, к чему прикасался.
Моего сознания тогда ещё не коснулись школьные характеристики и заученные штампы.
Но для меня в тургеневской прозе, в повестях Гоголя, в романах Толстого и рассказах
Чехова уже СВЕТИЛОСЬ ПРОДОЛЖЕНИЕ ПУШКИНА, его возвращающего к жизни,
спасающего от отчаяния ЧАРУЮЩЕГО СЛОГА.
С особым благоговением прикасалась я к пушкинскому однотомнику, бережно
перелистывая лощёные, желтоватые, как будто покрытые воском страницы, с
наслаждением вдыхая источаемый ими аромат.
Он был удивителен и наполнял душу неизъяснимым восторгом. Наверное, это был
аромат века, в котором жил Пушкин.
Может быть, это был аромат его любимого Михайловского, где няня рассказывала
ему сказки.
Это был запах трав, сада и сеней, где всё пропахло антоновкой. Пушкин очень
любил яблоки и даже иногда подписывал свои письма шутливо: «Яблочный пирог».
Листая эту книгу, можно было постоянно открывать для себя о Пушкине нечто
НОВОЕ.
Например: Пушкин никогда не был старым и навсегда остался молодым.
Пушкин был самым близким, родным человеком для царя Петра Первого, потому
что дед Пушкина – арап Ганнибал был любимцем царя, его лучшим помощником и в жизни
и в бою.
Когда Пушкин вырос, он узнал свою родословную, сам очень полюбил императора Петра
и написал о нём в поэме «Полтава» с гордостью и с любовью:
Пирует Пётр. И горд и ясен,
103
И славы полон взор его.
И царский пир его прекрасен.
При кликах войска своего,
В шатре своём он угощает
Своих вождей, вождей чужих
И славных пленников ласкает,
И за учителей своих
Заздравный кубок поднимает.
Неожиданным гордым восторгом переполнялась грудь при чтении этих строк.
Не меньший восторг сопричастности к милосердию вызвал у меня однажды жест тётки
Марьи, нашей односельчанки.
На глазах у детей и взрослых она щедро напоила колодезной водицей дрожащих от страха
и от жажды, испуганных и чумазых немцев со сбитого нашими зенитчиками, обгоревшего
самолёта.
Их привезли наши ополченцы в совхоз на машине-трёхтонке, лишь только приземлился
подбитый вражеский бомбардировщик вблизи наших домов.
Женщина из русского селения, чей сын с начала войны пропал без вести, каким-то
внутренним чутьем знала, как поступают с пленными ВЕЛИКИЕ.
В ней, наверное, живо было то чувство, о котором знал Пётр Первый и учил, что с
побеждённым врагом нужно поступать милосердно.
А Пушкин сумел сказать об этом просто и красиво: «В шатре своём Он угощает своих
вождей, вождей чужих и славных пленников ласкает, и за учителей своих заздравный кубок
выпивает…».
Пушкин умел нежно, душевно разговаривать с природой, со всем окружающим:
«Простите, мирные дубравы…», «Прости, Тригорское, где радость меня встречала сколько
раз!»
Он обращался к зелёной поросли : «Здравствуй, племя младое, незнакомое!»
А потом писатели придумали, что он обращается к потомкам. Но если он и вправду
здоровается с нами из девятнадцатого века, то и мы должны его слышать и отвечать поэту:
«Здравствуйте, дорогой Александр Сергеевич!» Это так просто и понятно.
И я говорила ему в Душе своей:
«Здравствуйте, дорогой Александр Сергеевич!»
Мои догадки, что поэт слышит, когда с ним разговаривают, подтвердил, спустя годы,
великолепный знаток пушкинского творчества, ангел-хранитель музея Пушкина под небом – в
Михайловском – Семён Степанович Гейченко.
Он рассказывал: « Если выйдешь на окраину села и крикнешь: «Александр Сергеевич!
А-у-у!»,– он ответит: «А-у-у, иду-у-у»»
Для меня это было и осталось истиной.
Но кое-кто из нынешних писак называет Гейченко «великим мистификатором» лишь за
то, что директору Пушкинского музея дано было видеть и слышать больше, чем кому- либо.
В детские годы, когда рядом шла война, я, читая пушкинскую «Полтаву», думала, что
если бы в наше время жил Пётр Первый, он бы быстро победил фашистов.
Сердце загоралось неведомой отвагой при чтении строк:
Горит восток зарёю новой
Уж на равнине, по холмам
Грохочут пушки. Дым багровый
Кругами всходит к небесам
Навстречу утренним лучам.
И се – равнину оглашая
Далече грянуло УРА:
Полки увидели Петра.
104
И он промчался пред полками,
Могущ и радостен, как бой.
Он поле пожирал очами.
За ним вослед неслись толпой
Сии птенцы гнезда Петрова…
Птенцом гнезда Петрова виделся мне и Пушкин, сумевший настолько точно и прекрасно
нарисовать вдохновенный облик императора, который таким именно и был наверняка, ибо
Пушкин умел видеть то, что было задолго до его рождения.
Такой вот император и нужен был сегодня, когда фашисты лезли к Волге, хотели
захватить всю наш страну.
Уж Петр Великий задал бы им перцу! Быстро побежали бы к себе обратно в Германию!
Ведь Пётр не мог не победить, потому что в России все его любили, гордились им и во всём ему
помогали…
Сам Пушкин, когда был маленьким, хотел пойти воевать с французами и сказал в стихе
своим друзьям по Лицею:
Вы помните: текла за ратью рать,
Со старшими мы братьями прощались
И в сень наук с досадой возвращались,
Завидуя тому, кто воевать
Шёл мимо нас… И племена сразились.
Русь обняла кичливого врага.
И заревом московским озарились
Его полкам готовые снега.
Это была первая Отечественная война. Война с французами. Саше Пушкину тогда было
всего 12 лет. И его на войну не пустили. Он очень переживал.
А в это время, как раз в день Бородинского сражения, в Москве родилась Наташа
Гончарова, его будущая невеста. Если бы он знал об этом, он бы, наверное, сказал: «Ах, боже
мой!» и поехал бы посмотреть на неё.
Между прочим…
Уже в девяностые годы двадцатого века один учёный-пушкиновед высказал гипотезу,
что гороскоп Наташи Гончаровой, день и год её рождения сыграли роковую роль в судьбе
Пушкина.
Энергия воинственности и противостояния (Франция–Россия), разлитая в атмосфере в то
время, незримо вошла в биополе Наташи и оказала самое неблагоприятное воздействие на
развитие ситуации в трагическом треугольнике: Пушкин – Наталия – Дантес. Тем более что
Дантес тоже был рожден в 1812 году…
Пушкинская грусть в стихах никогда не омрачает. Она осветляет, освобождает от
одиночества. Поэт тоже часто был одинок и искал отдохновения от людей, которые его не
понимали, обижали.
Поэтому он так любил Михайловское: «Приветствую тебя, пустынный уголок, приют
спокойствия, трудов и вдохновенья, где льётся дней моих невидимый поток на лоне счастья
и забвенья».
В трудную минуту Александр Сергеевич чаще обращался к роще, к реке, к Петербургу:
«Люблю тебя, Петра творенье…»
Наверное, в невыразимой тоске он воскликнул: «Шуми, шуми, послушное ветрило.
Волнуйся подо мной, угрюмый океан!»
Ветрило, – думалось мне, – это такой сильный, мятежный ветер, который, покоряясь воле
поэта, разгоняет его печаль, делит её между всеми.
И я повторяла за Пушкиным, как заклинание: «ШУМИ, ШУМИ, ПОСЛУШНОЕ
ВЕТРИЛО!»
105
Лишь позднее я узнала, что ветрило – это парус.
Для меня было открытием, что самые нежные слова поэт нашёл не для своей мамы, а для
своей няни Арины Родионовны. Родная мама, Надежда Осиповна, нередко обижала маленького
Сашу, наказывая его за то, что он терял носовые платки.
Я сама постоянно теряла в детстве носовые платки, карандаши, ручки. Даже умудрилась
как-то в раннем детстве потерять свой матросский костюмчик.
Не спасло от потери и присутствие папы на нашей загородной прогулке. Поэтому мне
были очень близки огорчения Сашеньки Пушкина, который плакал от обиды на незаслуженное
наказание.
Мама иногда наказывала его очень жестоко – своим многодневным молчанием, что было
слишком мучительно для ребёнка.
Вот почему, наверное, всё тепло своей детской души он устремлял к няне, которая
понимала его, жалела и рассказывала ему свои несравненные сказки.
Добрым ангелом для маленького Сашеньки была и бабушка со стороны Мамы – Мария
Алексеевна Ганнибал.
Она покровительствовала ему, тоже рассказывала сказки. А иногда Сашенька прятался в
её большой корзине для вязанья, если ему угрожало какое-то наказание за некую маленькую
провинность. Об этом и сказал Александр Сергеевич в своей поэме «Сон»:
Ах! Умолчу ль о мамушке моей,
О прелести таинственных ночей,
Когда в чепце, в старинном одеянье,
Она, духов молитвой уклоня,
С усердием перекрестит меня
И шёпотом рассказывать мне станет
О мертвецах, о подвигах Бовы…
От ужаса не шелохнусь, бывало,
Едва дыша, прижмусь под одеяло,
Не чувствуя ни ног, ни головы.
Успокоительный мотив пушкинского стиха смирял во мне гордыню маленького сердца,
учил терпению, как будто на ладонях лелеял мою Душу.
Я засыпала на старом диване, отдаваясь блаженству воображения,– « и в вымыслах
носился юный ум…»
НАСТУПАЛА ПОРА ВЗРОСЛЕНИЯ
Жизнь наша была такова, что Душа, всеми фибрами воспринимая поэтический
пушкинский мотив, стремилась преобразить этот мотив в молитвенные ритмы, которые
пробуждали надежду и без которых уже жить было невозможно:
Прошли глухие времена,
Где глох наш род, где глохли люди,
Где обрывались стремена
И был безбожник неподсуден.
Но ярче, ярче стала высь,
Где всё яснее смысл рожденья,
Где неизбежно восхожденье
И где сонеты родились.
А строки молитвы переливалась в стихи молитвенного настроя:
Хлеб нам наш насущный дай нам, Боже,
Огради от бед и разрушений,
К нашим детям будь добрей и строже,
Их отринь от бездны разрушений.
106
Отче Наш, Твоя на Небе сила
Волею Твоей продлится в жизни,
Верою божественной в России
И любовью к страждущей Отчизне.
К людям милосердием нисходит
Царствие Твое Небесным током,
Разумом Божественным в народе,
Единеньем Запада с Востоком.
Дай же, Боже, хлеб нам наш насущный
И прости нам вечны долги наши.
Пусть вздохнёт свободней неимущий
На просторе нив, лесов и пашен.
Силою молитвы пробуждая
В сердце созидательную думу,
Боже, дай за наши все страданья
Кров – бомжу и совесть – толстосуму.
Где-то в глубине сердца зрела уверенность в неизбежности возрождения Отечества
нашего и голосом самой мне не ведомого мужественного человека шло увещевание:
ГРЯДЁТ МОЯ РАСЕЯ
Нет, не увяла стать в моей Руси –
Ни в росте, ни в осанке, ни в походке.
Неси своё достоинство, неси,
Моя Россия, тихий ангел кроткий!
Не лебези пред сильными, не плачь,
Держи, родная, голову повыше.
Ещё немного – сгинет твой палач.
Он приговор себе давно уж пишет.
Он приговор себе уж подписал
Жестокостью, насильем, грабежами,
Слуга двуличья, сатаны вассал
Рассёк свой век он жадности ножами.
На нитке виснет подлости судьба,
Хотя мощнит ещё её двурогий.
Но жив народ – не просто голытьба.
В нём разум с сердцем, а не только ноги,
Бегущие по миру босиком
От ужаса, что сатана посеял,
Россия – свет, идущий от икон,
Россия – человечности закон.
Рассейся, мрак, грядёт моя Расея!
А библейские истины стремились в свою очередь воплотиться в строки, утверждающие
любовь, как самую Главную ИСТИНУ, побеждающую любую беду.
В НАЧАЛЕ БЫЛО СЛОВО
Господь сказал: В начале было Слово
Оно и нынче впереди всех дел.
Так будет до Пришествия Второго.
107
Чу! Слышишь, – словно ангел пролетел?!
То СЛОВО ЛАСКОВОЕ утренней молитвы
Прошелестело крыльями любви.
Словесные молитвенные ритмы
Воздвигли храм небесный на крови.
Молитва матери вернула к жизни сына.
Молитвой Родины рассыпалась беда.
И монументом сына-исполина
Взошло то СЛОВО над Европой навсегда.
Молитва зыблется над храмом и лачугой.
Молитвами спасается народ
И отдаётся жизнь своя за друга,
И светится звездами небосвод,
И храм доверия возводится на слове,
И СЛОВОМ строится семейный наш очаг.
Любовь небесная лежит в его основе.
Сопротивляется молитве только враг.
И СЛОВО ПОЭТИЧНОЕ на взлёте,
Когда оно мольбой освящено.
Оно предшествует любой работе,
Когда к душе душой обращено.
Во всём всегда в начале было СЛОВО.
Тем СЛОВОМ будем живы мы с тобой,
Спасаясь до Пришествия Второго.
ТО СЛОВО НАЗЫВАЕТСЯ – ЛЮБОВЬ!
НЕ ФАТУМ, НО ГОСПОДЬ,
ИЛИ
ГДЕ РОДИЛСЯ, ТАМ И ПРИГОДИЛСЯ
Бывает, человек родится где-нибудь в глуши, да и не выберется за всю свою жизнь из
своего глухого угла. И ничего. Никто ему это в вину не поставит, коли найдёт он там своё дело и
себя в этом деле.
И не понюшкой табаку он станет для Отечества своего. Но корни пустит. И дело своё –
пусть самое малое, передаст детям и внукам своим, а не им, так ближним, друзьям. А не дело, так
память о доброте его и преданность Отечеству своему люди помнить будут.
А бывает, что носит человека по Свету, а он не поймёт: зачем? Ничего толкового не
выйдет из него, если не прислушается к своему внутреннему голосу: зачем его, как он думает,
судьба с места стронула?
Да не судьба это, не фатум никакой, то есть фатальность, а Господь ему мозги вправляет и
внушает: ты можешь освоить и то дело и это.
Ты можешь полезным быть, если мозги свои приохотишь к полезному для них делу.
Угадай в себе ту жилку, которая ведёт тебя к этому любимому делу. Оно-то и станет для
тебя путеводительной жизненной нитью.
Нет, не судьба, а интуиция, которая заложена в каждом, о которой говорит Пушкин, чем
руководствовался Пётр Великий в своих деяниях, живёт в каждом из нас.
И будь ты хоть за тридевять земель от своей родной Земли, коли чувствуешь ты этот зов,
то в любом случае станешь полезным своему Отечеству. Значит, где родился, там и пригодился.
И, поздно или рано, Человек, коли не сгорело в нём его чувство первородства и чести,
должен задуматься: почему именно так сложилась жизнь его, и зачем он на белый Свет родился.
Не ради красного словца сказано: «Хоть горшком назови, только в печку не ставь!»
108
Да и вправду – не затем, чтоб сгореть без всякой пользы, на Свет ты явился.
Вот так и я, в который раз за жизнь свою, которую продлил мне Господь, – благодарю
Его! – не ради того, чтобы бить баклуши, задумывалась, ваша Свирель Петровна, как иногда меня
называет кто-нибудь из Поэтов, зачем меня так носило по моей родной Земле?
И зачем так рано осиротела? И зачем пришлось переменить не раз место жительства?
И если интуиция подсказывала, какие таланты заложены в глубине Души, что нужно в
себе развивать и хранить, то сами обстоятельства так складывались, что родной мне стала не
только моя дорогая Сибирь.
Родной стала Волга с волжанами, где полюбила я и саму степь, не только мирную,
ковыльную, да с пирамидальными тополями при селениях, да песни девчат на берегу: «Ой, ты,
Галя, Галя молодая, дай повезли Галю тёмными лесами»…
Полюбились и степи, опалённые огнём войны. Полюбились да запомнились на всю жизнь
хлопцы, идущие навстречу пылающему Сталинграду и маленькие зенитчицы, прячущиеся в
зелени буйных акаций.
И те ребята, которые калеками стали, играя после изгнания врага, со снарядами да
гранатами.
Здесь переплелись и малороссийский и русский говор. Здесь глядели на мир очи Оксаны
и Груни.
Здесь веяло цыганщиной и протягивались руки молодых цыганок в калитку за подаянием,
когда брели пыльными дорогами через селения волжские наши беженцы – конца и края им не
было.
Всё это суждено было впитать Душе Свирели, чтобы наполнить её не только радостями
раннего детства, но и глубокой скорбью народа своего, чтобы поняла Свирель, что не ей только
выпало на долю сиротство и голод, скитание и поиск родной Души.
А потом… Потом. Пути Господни неисповедимы. Потом довелось прийти в ту самую
обитель, которая приблизила к Великому Царскому Селу, где возрастал и поднимался к Свету
Гений Наш, самый любимый Поэт, который стал самым близким с самого раннего детства.
И сиротство дано было не зря, а в назидание: жизнь состоит не из одних игр и песен,
шалостей и забав.
На свете есть горе людское. Сумей преодолеть его. Не считай, что ты самый несчастный
ребёнок на Свете, потому что есть ещё и калеки, которым несравнимо труднее жить, есть убогие,
больные.
Цени всё, что тебе дано. И ещё: была дана возможность родиться в такой семье, где дар
любви расцвёл несгораемым цветком и стал путеводной звездой в поисках так рано утраченных
самых лучших моих на свете родителей. И вот эта звезда привела меня в лоно города моей
мечты.
И бездна лет и бездна дел пролегли между ранним детством и порой более или менее
ясного осознания себя в этой жизни. Ведь мы, несмотря на своё возрастание, остаёмся в жизни
очень долго теми же детьми, которые мало чего понимают в устройстве Мироздания, в
соотношении сил Разума и стихий.
Почти не задумываемся мы над своим предназначением, редко обращаемся к мысли о
своём посмертном существовании.
Так и мне довелось, с малыми или большими потерями, пережить такой период в своей
жизни.
Думаю, что поэтическая книга о Пушкине, которая основана на таком необычном
материале, как ВЕСТИ СВЫШЕ, должна содержать не только качественный и убедительный
поэтический блок, но, по возможности, обязана разъяснить читателю, какие обстоятельства
способствовали такому ПРОРЫВУ автора уже в зрелые годы в НЕБЕСНЫЕ СФЕРЫ.
Жизнь моя складывалась, как я теперь уже смотрю с высоты прожитых лет, довольно
удачно.
Господь меня хранил в разных нелёгких ситуациях.
Итак – вот она Северная Пальмира, созданная Петром Великим. Это чудо. Вот моя
Альма Матер – Университет с удивительными его наставниками.
Они внушили главное: нужно учиться всю жизнь, несмотря на приобретение диплома!
.
Но волею Самого Господа попала я в храм науки, который славился именами
преподавателей и выпускников.
109
В Петербургском университете в своё время учились Иван Сергеевич Тургенев, А. А.
Блок, Л. Н. Андреев, И. П. Павлов, И. И. Мечников, Л. Д. Ландау, Н. К Рерих..
В середине 20-го века здесь преподавали писатель Фёдор Абрамов, специалист по
истории журналистики П. Н. Берков, известные литературоведы: Георгий Пантелеймонович
Макогоненко, который в годы блокады в Ленинграде вместе с Ольгой Берггольц вёл такие
необходимые людям литературные программы по Ленинградскому радио.
Моим руководителем по дипломной работе был Александр Григорьевич Дементьев,
специалист по русской журналистике 18 века.
Студенты любили лекции Евгения Ивановича Наумова. Он был великолепным знатоком
курса советской литературы, читавшим наизусть поэмы Маяковского и Твардовского.
Эти профессора были авторами первого учебника русской литературы для средней
школы, по которому мы учились в старших классах.
Студенческие годы были нелёгкими, но всё, что окружало нас, – примиряло с
нехватками и недостатками.
Мы знакомились с памятными местами легендарного города, весной бродили по
набережной Невы, любовались Медным Всадником.
Он тогда не был окружён оградкой, как сейчас. Можно было подойти ближе и даже
потрогать подножье памятника.
И Невский, и Васильевский Остров были исхожены нами пешком, – от самого
Университета до Охты, где жили мы в студенческом общежитии.
После лекций иногда засиживались в публичной библиотеке имени Салтыкова-
Щедрина.
Навсегда запомнилась благоговейная тишина читальных залов, безукоризненная
вежливость библиотекарей. Они были, конечно же, из той плеяды коренных ленинградцев,
которые славились своей интеллигентностью.
И швейцар, и гардеробщик, принимавший и выдающий пальто, были настолько
изысканно вежливы, что нам, студентам, было как-то неловко перед ними за то, что они тратят на
нас своё внимание.
В выходные посещали музеи. Эрмитаж потрясал своим величием, блеском и богатством.
Картины русских художников поражали яркостью красок и габаритами.
Мраморные статуи казались застывшими живыми фигурами. Сокровища, собранные
здесь, можно изучать годами.
Мы ездили в город Пушкин, который уже позднее снова был переименован в Детское
Село. Здание Лицея, где учился маленький Александр Сергеевич, в то время ещё не было
отремонтировано после минувшей войны.
Необыкновенно притягивали к себе парки Павловска, где часто бывала я у своих
родственников, живущих в Тярлево (дачный посёлок рядом с Павловском.)
Бывали мы с моим другом, а потом – мужем, тоже студентом Университета, и в Гатчине,
где жил мой брат Владимир, участник войны.
Но парки Гатчины производили всегда на нас мрачное впечатление. Там не было того
света, прозрачности, уюта, как в Павловске, где стояли старинного стиля беседки, ажурные
павильоны, где озёрца казались наполненными небесной лазурью, и всё напоминало век
минувший.
А встречи белых ночей на Неве, разводимые на ночь мосты, знаменитые ростральные
колонны, прогулки по Неве на речных трамвайчиках, поездки в Петергоф, где уже сам
могущественный золотой Самсон, покоривший льва, раскрыл львиную пасть, «фонтан
искристых брызг к звездам воздев», – всё это с трудом поддаётся описанию!
Во время войны Самсон был вывезен из Петергофа во избежание потери на случай
оккупации, но в 50-е годы он вновь стоял на своём месте и чаровал всех своей мускулистой
силой и красотой.
Каскады больших и малых фонтанчиков, знаменитая Дева, грустно склонившаяся над
разбитой урной, чудесные цветники, одевшие газоны, сама покорённая водная стихия, воочию
представшая в волшебном мире Петергофа, – в этом городе Великого Петра, воплотившем в
своём детище мечту о красоте, – да разве перечтёшь все волшебства нашего северного края,
которые открылись нам!
110
Всё, что было увидено и услышано,– вошло в нас как неотъемлемая часть нашей жизни,
как подарок судьбы.
А сам город навсегда остался самым притягательным местом на земле, где можно было
отдохнуть душой, повстречаться с родными, вспомнить молодость.
И как-то само собой с годами сам Ленинград, словно незаметно переродившись в Санкт-
Петербург, всецело завладел моим сердцем, именно как город Великого Петра и первого Поэта
России, где был взлелеян и выпестован ПУШКИНСКИЙ ГЕНИЙ.
Вот почему таким восторгом наливалось сердце, когда оно чувствовало,– как? – одному
Богу ведомо – приближение Поэта, его мысленного взора к его любимому городу.
Вот почему таким воздушным становилось перо, такой лёгкой – рука, которая строчила
без промедления, нет, снимала с Неба эти строки.
Нет, воистину, включался неведомый небесный самописец!
БЕЛЫЕ НОЧИ
Поэма о Петербурге
май 1996 года
Я вдалеке, но мне милы рулады
Ветров балтийских над седой волной
И очертанья каменной громады,
Чернеющие позднею весной;
Прелестных далей томные туманы,
Ушедшие за синий горизонт.
О, Питер, Питер, наносящий раны
Таким, как мной оплаканный Назон!*
Опять разбужен веяньем весенним,
Охвачен вдруг волнением в крови,–
Прошла пора дремотной русской лени;
Пришла пора полёта и любви,–
Плыву к тебе на облаке восторга,
Резных оград твоих приемлю вид.
И в духе предсказаний Сведенборга**
Со мной мой милый город говорит.
Он помнит всё: в нём живы те напевы,
Звучавшие в дни празднеств и боёв,
И дышит тайно облик милой девы
Среди садов, гуляний и пиров.
Но я – простора друг. Я улетаю
Из замков и кунсткамер на простор.
Я синь небес опять благословляю,
Веду с Невой привычный разговор.
О, ночи белые, вам нету в мире равных,–
Вы волшебства и таинства полны.
Под вашу сень простых и полноправных
Зову я всех, кто в Питер влюблены.
Летим над этой каменной громадой:
Застроен Питер, что твой исполин:
Здесь всё, что надо нынче и не надо
Для сердца, для ума и именин.
111
Чернеют трубы, небо задымляя.
О, бедная балтийская волна!
О, бедная моя одна шестая,
В которую подруга влюблена!
Воспеть оград твоих узор чугунный
Мечтал, мечтая пел, и изваял
В своих стихах, дерзнув в ночи безлунной
Изобразить строкой твой идеал.
О, крепость стройная, в тебе изгиб металла,
Душа мастерового – кузнеца.
На празднике труда и карнавала –
Неповторимость строгого лица!
Струит игриво тонкая ограда,
Овал с пунктиром чётко сочетав,
Свой стройный почерк взору на отраду,
Верша свой бег, свой быт и свой устав!
О, город гордый скульпторов и зодчих,
В содружестве создавших феномен,
Благослови тебя, могучий Отче,
Не думавший про вой ночных сирен.
Как сердцу больно от одной лишь мысли –
Мир мог лишиться этой красоты!
Она, вспорхнув, такой достигла выси,
Что превзошла стремление мечты!
Твоих мостов, взлетевших над Невою,
Стремителен и лёгок дивный бег.
Здесь тоже сердце вместе с головою
Запечатлели миг и день и век.
Подъявших рук своих изгибы крепких
Очеловечен облик фонарей.
В них – сочетанье света, ковки, лепки.
В обнимку с ними день и ночь борей.
О, мостик Банковский,
Знакомый львиный мостик.
Загадочное чудо давних лет!
Ну, позовите вновь Поэта в гости! –
Перил ажурных ваших легче нет…
Шеломы золочёные соборов
Стоят на страже города – бойца,
Как вы: Барклай, Кутузов и Суворов, –
В любом – своеобразие лица!
Зимой, притихнув, спит краса седая
Под покрывалом северных снегов.
Столица прежняя – такая молодая,
Жилище муз, ристалищ и богов!
А летом…Летом снова белой ночью
112
Я прохожу над пенною Невой
И поцелуй её ловлю воочию
И окунаюсь в волны с головой.
О, свежесть волн знакомого пространства,
Меня бодрит твой вид, твоя краса.
И вновь душа полна тревогой странной,
И вновь распахнут сердцем в небеса,
Лечу над Зимним. Тонких статуй стройность
Сопровождает взором мой полёт.
Невы державной гордая спокойность
Меня во власть глубин своих зовёт.
Гранит бесстрастно обнимает влагу
И, сдерживая брызг весёлый хор,
Упавших на альбомную бумагу,
Ведёт со мною прежний разговор.
Он помнит ночи, что в унылость пали,
Когда моим он слушателем был
Единственным на царственном причале.
Гранит, как я, те ночи не забыл.
Гранит мой невский помнит, как Онегин
Со мною, опираясь на него, (
Мечтою уносился до Онеги
И все мои стихи до одного.
О, ветер, ветер, мне близки усилья –
Сорвать платок и блузу и шлафрок!
Твои, борей, стремительные крылья
Меня свежат, мой славный ветерок!
Я сам срывать покровы дивных мантий
Когда-то мастер был и был в долгу
У красоты, как Наль у Дамаянти. ***
Но свет красы я в сердце берегу.
Я залетаю в Зимний. Исполины
Всё так же держат свод его палат.
И, обозрев иконы и картины,
Поклонник красоты, я снова рад,
Что всё покоем дышит. Всё доступно
Простым и жадным взорам россиян.
А красота чиста и неподкупна.
Ей чужды и измена и обман.
Над амфорой разбитой та же дева
Грустит и ныне, голову склонив,
Как будто слышит райского напева
Забытый и изменчивый мотив.
Здесь копиисты бойкими штрихами
С натуры пишут детскою рукой
Эскизы жизни то, что я стихами
113
Запечатлел, увидев за строкой.
Здесь древность с юностью
встречаются на корте
Станков, мольбертов, хартий и харит.
Здесь побеждает и в любви и в спорте
Краса, что вечно с сердцем говорит.
Я снова поражён величьем храмов,–
Воздушностью громоздкость сражена.
Войди туда Христос, Аллах и Лама,
Владей Душой религия одна!
Здесь не музей, – здесь память поколений.
Здесь зодчество в божественность взошло.
Наследником здесь не картавый Ленин,
А сам народ: и город и село!
О, Мойка, ты мне снова сердце ранишь
Воспоминаньем о январском дне
И плачем обо мне меня достанешь
Повсюду: на звезде и на Луне.
Я сам на Невском в юношески годы
Бывал и сень бульваров посещал.
И, не чуждаясь никакой погоды,
Внимал закону шпаги и плаща.
Кутузов, возвышаясь благородно,
На Францию указывает путь.
И жест его просторно и свободно
Даёт России вспомнить и вздохнуть.
О, Невский, Невский, как ты многолюден:
Троллейбусы, автобусы, такси!
Твой день воистину велеречив и труден.
Невольно скажешь: Господи, спаси!
Корабль Петра, Ты метишь карту лотом,
И, паруса над бухтой распустив,
Паришь над Финским, Невским и вельботом.
Настроив слух на питерский мотив!
Мотив тот, ветром издавна хранимый,
Звучит над чашей мира и зари.
О, Город мой, просторный и любимый,
Не зря зачислен ты в богатыри!
Ты величав и вечно споришь с Богом,
В своём величье сам велик, как Бог.
Ты самой неожиданной дорогой
Стремишься к Богу сквозь кольцо дорог!
Благослови Его, Создатель вечный!
Стреми свой взор сквозь веси – времена,
Непобедимый, гордый, человечный,
Нацеливший в бессмертье стремена!
114
И воздушность строки, и слог, и стиль, и глубина мысли, богатство поэтического
лексикона, удивительная ассоциативность и проникновенность, сердечность, сочетающаяся с
ясностью и простотой изложения, – всё это у меня лично не оставляет сомнения в авторстве этого
произведения. Конечно, – ЭТО ПУШКИН.
Кроме того, рисунок, вышедший из-под моей руки, начертанный тонкими штрихами,
изображающий Александра Пушкина, летящего на космическом корабле над Санкт-Петербургом,
подтверждал присутствие Пушкина в любимом городе. Над кораблём был изображён фамильный
герб дворянского рода Пушкиных.
ЛЕТНИЙ САД
О, Летний Сад, чертог благоуханья,
Приют прелестных нимф и волшебства,
Ко мне плывут твои воспоминанья
На ниве таинства и естества.
Ты входишь в сердце властно и пространно,
В меня вперяя свой зелёный взор.
И, как в былом, опять мечтою странной
Наполнен дух, и вздох, и разговор.
Со мною други – вечное признанье
Талантов, верности, страданий и обид.
Благословляя Богово призванье,
Мне Летний Сад о многом говорит.
Здесь я бывал. Здесь невскою прохладой
Дышал поутру в мирной тишине.
И нынче мы с друзьями встретить рады
Тебя, о Муза, что являлась мне.
Зови, неси над каменной громадой,
Петра творенье рифмой охвати.
Мне так милы и памятны рулады
Твоих поэм и эта ножка пти****.
Со мной Есенин – внук золотоглавый
Да старший брат Свирели Саша Блок.
И мы легко перелистаем главы
Твоей страны, зелёный уголок.
Ты жив досель. Тебя не тронут годы.
Ты нежно веришь в таинство могил.
Бессмертен дух желанья и свободы.
И нынче он Поэта посетил.
Ты пережил страдания блокады.
Томит тебя безвременье потерь.
И помнят боги, люди и дриады,
Как у ворот стоял фашистский зверь
Мой Летний Сад, я уношусь в былое,
И вновь к бумаге тянется перо.
А там, где мы сидим сегодня трое,
Да будет новым, что давно старо!
115
Возносит память к дольнему причалу
Печалей, взоров, нежности, харит.
И я стремлюсь к известному началу,
Где сердце мне о встрече говорит.
О, встреча, ты вещала мне о многом:
О юности, о вере, о судьбе,
О вечной дани быту и дорогам,
О поклоненье музам и тебе,
Тебе, Мадонна, свет мой негасимый
Неповторимый, тайный и родной.
Во мне любовь к тебе неистребима
Зимой и в осень, летом и весной.
Богат я. Те богатства не считаю.
Они во мне алмазами горят.
Всё потому, что часто навещаю
Свой Летний Сад, любимый Летний Сад!
А. С. ПУШКИН, 1996 год,
через Свирель
Я никогда не присваиваю себе стихи, которые идут СВЕРХУ. Они и мои и не мои. «Мы
все вас медитируем, слетаясь»,– говорит Александр Сергеевич. Эта мысль перекликается с
высказыванием Марины Цветаевой о том, что каждый поэт – МЕДИУМ.
Кроме того, пушкинское авторство подтверждается его многочисленными подписями в
моих космических дневниках.
Примечание: *Назон – древний римский Поэт, отличающийся вольнодумством, за что и
сослан был на берег Чёрного моря, где ныне Молдавия. в Молдавию;
**Сведенборг Эммануэль – шведский учёный-мистик (17-18 в.в.); ***Наль и Дамаянти –
герои восточного эпоса, влюблённые, которые были разделены в течение долгих лет
загадочными обстоятельствами. ****Пти - (фран). маленький
ПОВТОРЕНИЕ УЧЕНИЯ
Итак, шёл 1990 год. У меня уже возникло 15 тетрадей-дневников, которые содержали
разговоры с Космосом. С Космосом не безликим, а с конкретными любимыми мною людьми:
моими родителями, с Поэтами, с некоторыми политическими деятелями, с учёными, с
философами.
В эти годы, начиная с 1989 года, я вновь взялась за перечитывание произведений А. С.
Пушкина, А. А. Блока, А. А. Ахматовой, М. И. Цветаевой, С. А. Есенина, И. А. Бунина и других
наших классиков.
Одновременно интересовалась произведениями Елены Петровны Блаватской, Елены
Ивановны и Николая Константиновича Рерихов.
Старалась изучить историю правления любимого мною Петра Великого, полюбила его
ещё больше, поняла, что исторические судьбы Императора и первого Поэта России – Пушкина
крепко связаны невидимыми нитями событий, явлений, фактов.
Все эти люди стали, по существу, моими близкими, родными, необходимыми для моего
дальнейшего духовного роста, для осмысления всего, что меня окружает, для осознания миссии
Человека на Земле и познания его дальнейшей – посмертной жизни, в очевидности которой я уже
не сомневалась.
В моих 15-и тетрадях – дневниках уже были небесные стихи Пушкина, поэмы-диалоги с
Есениным, многочисленные разговоры с родителями.
Они постоянно ведут меня по Космической стезе, устроив у себя дома, на планете Душ,
литературную гостиную.
116
Сюда, по обоюдной со мной договорённости, приглашают знакомых нам Поэтов для
прослушивания стихов, для обсуждения проблем творчества, для разъяснения устройства
Мироздания, что в начале наших встреч было особенно трудным для моего восприятия, как для
человека, воспитанного в атеистическом духе.
Терпеливо и настойчиво родные продолжают меня воспитывать, помогая осознать себя не
только гражданином Земли и России, но ГРАЖДАНИНОМ ВСЕЛЕННОЙ.
ГЛАВА ПЯТАЯ
НОВЫЕ ЧУДЕСА
И вот однажды на рассвете, это было 29 сентября 1990 года, я, просыпаясь, каким-то
внутренним зрением чётко увидела образ Петра Первого.
Его фигура вырисовывалась в овале. Изображение было чёрно-белым. Я отчётливо
увидела его волевое лицо, напряжённый взгляд тёмных глаз, которые были устремлены на меня.
В правой руке Пётр Великий держал зажжённую свечу, настойчиво протягивая её мне.
Удивляюсь до сих пор, что никакого душевного трепета, подобного страху, я не испытала,
кроме удивления, – ничего!
Но, что было ещё более странно, я начала с Императором поэтический диалог.
Он отвечал мне поэтическим слогом легко и свободно, объясняя мне своё вторжение в
мой душевный мир. Вот она, эта поэма, которую я назвала
СВЕЧА ПЕТРА ПЕРВОГО
Татьяна:
О, Пётр Первый, я тебя узнала!
Что хочешь мне сказать, мой добрый друг?
ПЁТР ПЕРВЫЙ:
Тебе хочу вручить Свечу Урала
От имени друзей и ласковых подруг,
От имени Руси, большой и вольной,
Признавшей, по решению Небес,
Твой поэтический венец раздольный
Венцом Любви и благодарных слёз.
Позволь от имени Романовых на счастье
Вручить Свечу признательных сердец
Сестре Руси, которой Мир подвластен,
Где жив Поэт и правит Дух-Отец.
Свети Свечой поэзии лучистой
И празднуй необъятность рождества
Гармонии, просторной и речистой
Космического вечного родства!
ТАТЬЯНА:
О, Царь Великий, Свет непреходящий,
Символ могущества России и судеб,
Весомых, несравнимых, настоящих,
Необходимых Родине, как хлеб!
Отец Державный, Крёстный величавый
Арапа русского, чей род, венчая высь
Искусства Поэтического славы
Явил нам Пушкина, в ком Музы вознеслись
На новый путь космического свойства
И ныне, неусыпны и нежны,
117
Летят к России, жаждут беспокойства
И новой поэтической волны.
ПЁТР ПЕРВЫЙ:
Скажу по-русски, по-мужицки просто:
Хоть мал златник, но дорог, ей-же-ей!
Величие зависит не от роста, –
Федора – дура, пусть других длинней!
Не про себя, учти, пусть даже малость
Был тонок, несуразен, но зато
Мне мастерство рабочее давалось,
Как лебедь, возрождаясь красотой:
Красою флота, пригородов, зданий,
Дворцов и парков. И недаром *Лев
Самсону отдал зев без опозданий,
К звездам фонтан искристых брызг воздев.
Нет, не упомнить всех красот России,
За кои русский Царь, роняя гнев,
Был назван вечным и любимым сыном
В строках Поэзии, родившейся в огне
Святого африканского единства
С российской вольницей дворянского родства.
Я порицал невежество и свинство,
Но славил лучезарность мастерства.
ТАТЬЯНА:
И Ты, мой Царь, позволь ещё заметить,
Взвалил себе на плечи этот груз –
Назваться деспотом, который строил клети
И на костях замешивал Союз.
Но Ты пронзил Россию светлым взором
И вывел вотчину на берега Невы,
И Пушкинским свободным разговором
Себя поставил выше той молвы!
О, Русь моя, восславься в Поднебесье.
И голос неусыпного Петра
Звучи в сердцах неразлучимой песней
Содружества, бессмертья и пера!
ПЁТР ПЕРВЫЙ:
Я здесь. Я не один. Я не лукавлю.
Жива Россия в здешней стороне. .
И я её, как Сын, люблю и славлю –
Пусть дол в золе и пажити в огне!
Россия платит за грехи чужие.
Но новый уготован ей удел.
Ей звёзды новый путь наворожили.
И у меня опять немало дел:
С наукой быть в содружестве и в драке
118
С невежеством, гульбой и воровством.
И – *по-булгаковски – не разрешать собаке
Наукой управлять и естеством!
Как нынче намечает Ломоносов?
Возвесть на новые ступени тот секрет
Величья Душ! Туда не сунешь носа
В ту область. коль в самом величья нет!
Не **по-лысенковски – оскопленным монахом
Встаёт пред нами той науки разворот,
А ***по-вавиловски, без тени страха
Мужает человечий род!
И я, ваш царь, к тем таинствам причастен.
Мне строить Души новые дано.
Скажи, где выше может быть величье власти,
Чем это Богом данное звено?
От этих зёрен, светлых и лучистых,
Россия вспыхнет ласковой зарёй.
Век Водолея в полусумрак мглистый
Раскинет крылья, как со скал орёл.
И колоколом жизни отзовётся
На клёкот мужества и мастерства
Моей России Пушкинское сходство
С Душевным обликом Небесного родства.
И пусть Свеча не гаснет догорая,
Поставленная в Церкви у икон.
Поэзия – её Душа вторая,
Моей Руси – планета Геликон!
Примечание: *Лев отдал Самсону зев без опозданий – имеется в виду победа России над
Швецией, которую Пётр Великий одержал под Полтавой. Лев – государственный герб Швеции.
Самсон – мифологический герой – силач, под которым Пётр подразумевает Россию.
** По-Булгаковски не разрешаь собаке наукой управлять и естеством. – Имеется в виду
рассказ М. Булгакова «Собачье сердце». ***По-лысенковски – Трофим Лысенко лжеучёный,
занимавшийся при Сталине генетикой.
***По-Вавиловски – Николай Иванович Вавилов – знаменитый на весь Мир учёный-
генетик, погибший в Гулаге в годы сталинского режима.
МОЙ МИЛЫЙ ДРУГ
Да, так назвала я Петра Великого, увидев и узнав его своим внутренним взором.
Для меня, вернее, для Свирели, с которой заговорил Император, это, видимо, было
совершенно естественно?!
Но потом, уже после состоявшегося диалога, я стала раздумывать: «Как можно объяснить
такое фамильярное отношение моё с Петром Великим?»
Даже мне, взглянув на это со стороны, показалось странным, если не смешным: «Кто дал
мне право так с Ним обращаться? Какой Он мне милый друг?»
Но, тем не менее, весь текст поэмы-диалога для меня самой остаётся некоторой загадкой.
Как это я сумела сразу войти в поэтический диалог с такой величественной фигурой? Откуда
брались слова? Как рождалась рифма?
Каким образом возникали подобные выражения: «И на костях замешивал Союз»?
Рождалась мысль: бесспорно, Пётр Великий для меня не просто Царь. Он мой родной,
очень близкий Человек.
119
Да. Он был мне близким и родным. Это я чувствовала давно, с давних пор, с детства,
когда прониклась к Нему неизбывной любовью и доверием, читая поэмы Пушкина.
Кроме того, я помню, как появился Пётр Алексеевич в доме моих родителей по
приглашению – послушать и дать оценку моей поэме «Репортаж с планеты Душа».
Это было 16 августа 1989 года.
Он вошёл шумно, шутливо промолвив:
«Я думал, меня колоколами будут встречать, а тут зазвенел обыкновенный колокольчик!»
Увидел маленькую дочку моих родителей Лёлечку: «Да тут ещё и карапузы бегают!».
Прослушав поэму, сказал мне: «Танюша, ты слышишь меня? Тогда я скажу: так
неожиданна для меня эта встреча, так радостна встреча с земляками, что дух захватывает…
Сердце волнуется и никогда не успокаивается. Танюша, ты очень поразила меня своей
поэмой.
Труд этот сделал бы честь даже и мужчине Поэту. Поэма твоя мне ярко напомнила
пушкинский стих. И, что всего дороже, – родственность ваших поэтических Душ.
Эта родственность на виду. Её не скроешь. И я тебя очень прошу, не забывай об этом. Ты
наша звёздочка из Пушкинского созвездия!»
И всё же – кто помогал мне разговаривать с Петром Великим в поэме «Свеча Петра
Первого»?
Меня эта мысль не оставляет. Думаю, наверное, Сам Александр Сергеевич…Впрочем,
какая энергия таится в каждом из нас? До сих пор – загадка…
Но я вспоминаю, как однажды Папа мой, Пётр Павлович Лямзин (Томский) однажды
сказал мне, казалось бы, без всякого повода:
«Я Пётр - Камень, Пётр- Царь и твой Отец,
Твой господин и Царь одновременно.
Во мне все сущности живут, соединенны.
Во мне живёт величия венец
И твёрдость мужества, и бережность отцовства
К России льнувшего великого Царя,
Предельно честно отразившего геройство
И молодость богатыря.
А если проще: Три Петра – все братья
Тебе открыли тёплые объятья,
И все, тебе о деле говоря,
Передают веление Царя –
Быть вровень с веком. Не терять надежду.
Идти вперёд. И осчастливит вежды
Счастливый ветер чудо-перемен.
Нам ничего не надобно взамен».
Подписался:
Петенька, Пётр Павлович Лямзин.
Чуть позднее я задам Отцу своему вопрос: «Скажи, родной мой, этот разговор меня
тревожит и ввергает в дрожь: как будто ты, Отец мой, не реален, иначе как понять, что три лица
в тебе, мой друг, соединились?»
И папа мне ответил:
«Скажу, родная, нашей жизни высь
Вам недоступна. Знай, что я реален,
Лишь только, друг мой, к счастью, идеален.
И нет у разговоров тех конца,
Как нет начала и конца у Мира.
Но наш талант не требует венца,
Не жаждет поклонения кумиру.
Но ты, родная, на Земле живёшь.
120
И мы тебе ещё не полностью открылись.
Но знай, напрасно повергает в дрожь
Та мысль, что звонкие черты
Всей поднебесной красоты
Во мне одном так вдруг соединились.
Татьяна:
Родной мой, но всё ж тебя могу я звать
Отцом, тем трепетно-родным и милым Папой,
Который был со мной. Но смерть когтистой лапой
Тебя отторгла от твоих детей?
Отец:
Родная девочка, девчонка, друг мой нежный,
Касавшийся и рук моих и щёк,
Ребёнок мой, который одинок
На этом страшном и суровом Свете!
Я, как Отец, всегда за вас в ответе,
За дочерей и сыновей своих,
Больших и малых, умных и не очень.
Слеза, спадая, щёку мне щекочет.
И слёз мы не сочтём, роняя их.
Но дело в том, родная дочь, что мы,
от вас невольно уплывая,
становимся умнее и мощней.
Жизнь как зерно – в ней эликсир полей.
А в эликсире – молодость вторая.
И, как костёр на плахе догорая,
Рождает ласковый и смелый фейерверк.
Он устремляется как вечный факел вверх.
И жизнь цветёт, коварство попирая.
Ты плачешь. Знаю я, разлука сердце гложет .
Но ты его, родная, береги.
Оно в борьбе тебе ещё не раз поможет
Любовь – твой знак в созвездье Неба.
Твоя любовь тебе дороже хлеба.
Думая об этом неожиданном признании Отца, я вспоминаю о том, Как Иисус Христос на
озере Галилейском встретил рыбака Симона с его братом Андреем. Он привлёк Симона к себе и
сказал ему доверительно: «Тебе, Симон, даю новое имя. Ты будешь Кифа – Камень по-
арамейски. Ты станешь краеугольным камнем в строительстве моей церкви!»
С тех пор Пётр стал Апостолом Христа. И после гибели Иисуса – проповедником
христианства.
Он заложил основы христианской церкви на Руси. Он тоже погиб мученической смертью
от рук безбожников.
Именем Апостола Петра названа большая церковь в Москве. Именно там крестили
маленького Петра, будущего Императора России.
Но как же в Душе одного Человека могут жить сущности людей, носящих те же самые
имена?
Наверное, это зависит ещё и от того, под какой звездой, как говорится, родился тот или
иной Человек?!
А что скажет на мой вопрос моё Вышее Я? –
121
«Ответ кроется в тебе самой. Космос уплотняет энергию сердец, одновременно
распределяет её по достоинству, имея в виду не только однозвучность имён, но и звёздную
знаковость, зависимую от времени и места рождения».
Видимо, время и пространство содержат в себе неведомые ещё нам силы: объединять
людей Любовью, Со-Знанием общей значимости, стремлением к Созиданию.
И эти стремления так незаметно перетекают у людей Тонкого Мира от одного к другому,
что каждый из них может себя почувствовать рядом стоящим или рядом живущим. Через
ЛЮБОВЬ эти чувства передаются и нам, постигающим тайны Вселенной.
И ЧТО ЖЕ ТАКОЕ СВЕЧА?
Пётр Великий вручил Татьяне, живущей на Южном Урале, СВЕЧУ от имени России и
семьи Романовых. Мне следовало осмыслить глубинное значение этого явления. Было понятно,
что Духовная Россия, то есть все, живущие в Духовном Мире прекрасные, любимые нами люди,
включая всех наших родных и Поэтов, учёных, людей различных рабочих профессий, надеются
теперь на эту живущую на Плотной Земле Татьяну, что она понесёт по Миру весть о том, что
жизнь бесконечна.
Мне надлежит рассказывать людям, что все, ушедшие на так называемый Тот Свет, живы
и пребывают в надежде на то, что эта весть станет известна их детям и внукам, оставшимся на
Земле.
Кроме того, эти вести должны быть мною донесены до людей Плотной Земли и, прежде
всего, россиян, именно поэтичным СЛОВОМ ВЫСОКОГО ЗВУЧАНИЯ!
Но, кроме этого, вручённая мне СВЕЧА ПЕТРА ВЕЛИКОГО обязывает меня заняться
СО-ТВОРЧЕСТВОМ, то есть единением мыслей и чувств в Поэтическом Слове людей двух
Миров.
Мне это стало понятно.
Да, впрочем, уже из предыдущих разговоров с родителями я поняла, что мне предстоит
большой и серьёзный труд.
Но следовало теперь узнать, какая же Истина стоит за символическим значением самого
образа СВЕЧИ.
Ведь СВЕЧА – это не просто символ СВЕТА!
За мистическим, то есть таинственным содержанием этого символа стоит некая
РЕАЛЬНОСТЬ. Она должна быть понята и освоена мною.
И вот уже теперь, когда я собираю все факты моих жизненных приключений и общения с
Тонким Миром, я занялась исследованием этого вопроса.
Что собой представляет свеча? Это предмет, созданный из воска. Её назначение – светить,
освещать пространство. Свечи применяются в быту.
Но они являются неотъемлемой частью храмов и сопровождают своим свечением
молебны, процессы причастия и исповедания.
Значит, в них заложена некая особенная сила. Вспомнила я и историю с Мирской Свечой.
Знает ли кто-нибудь сегодня, что такое Мирская Свеча?
Напомню. Об этом пишет русский писатель Василий Юдин в своей книге «ДНИ
ВЕЛИЧАЛЬНЫЕ» – страницы народного христианского календаря.
19 декабря Россия встречала день Николы Зимнего. Никола Зимний является мужицким
покровителем.
Он отождествлялся с героем русского эпоса – Микулой Селяниновичем, и почитался как
«житный дед» – Дух Хлеба. Церковь Николы Чудотворца возникла на Руси чуть ли не самой
первой.
Уже в 882 году, более чем за сто лет до Крещения Руси, в Киеве существовал храм
Святого Николая.
Вот как об этом сказано в «Повести временных лет»:
«На горе, которая называется ныне Угорской, где теперь Ольмин двор, на той могиле
Ольма поставил церковь Святого Николы».
Она увенчала место погребения одного из первых киевских князей Аскольда, убитого
Олегом и воспетого в 1835 году в опере А. Н. Верстовского «Аскольдова могила».
А в 17 веке в Москве насчитывалось уже 128 храмов, возведённых во имя Николы
Чудотворца.
С Николиным благословением отправлялись путники в дальнюю дорогу: «Зови Бога в
помощь, а Николу – в путь». Селяне целыми обозами зимой везли продукты в города.
122
Никола распорядительствовал и на торгах. Говорили: «Николин торг – всему указ». Цены
на хлеб тоже строил Никола. Вот почему по всей России Николу, особенно зимнего, чтили
широко и щедро.
Никола Святой был хранителем и покровителем мужицкого хозяйства и конного двора.
Николу просили в молитвах дать хозяину двора доброго, сильного и красивого коня. Конь
на дворе являлся знаком зажиточности и крепости, предметом уважения окружающих.
В Николин день, после церковной службы, садясь за праздничный стол, сельские мужики
непременно затевали Мирскую «Николину Свечу». Это происходило так.
В дом, где она, по предварительному уговору, «зачиналась», приглашали священника.
Ставили на стол небольшую горящую свечку. Священник окроплял её святой водой.
Гости поднимали «Заздравную» в честь праздника.
И каждый приклеивал к горящей свече кусочек воска, либо своего, сотового, либо
купленного.
Затем заметно «потолстевшую» свечу, в сопровождении священника отправляли в
соседнюю компанию. Там процедура повторялась.
Так в течение Николина дня «Мирская свеча» обходила все дворы, где «гуляли», и к
вечеру неимоверно вырастала и достигала пудового веса.
В конце дня Заздравную свечу торжественно несли в церковь и ставили перед образом
Святого Николая.
«Мирская свеча» являла собой знак всеобщего взноса за оказанное и будущее
покровительство Николая Угодника во всех многотрудных делах селян.
Эта традиция создавать МИРСКУЮ СВЕЧУ, чтобы умощнить её пламя, думаю,
основывалась на древней памяти, которая уводила к далёким языческим временам.
Не зря исследователи дохристианских языческих времён славян считают, что именно в
России многие языческие обычаи плавно входили в обиход русской деревни. В частности, это
праздник масленицы, сжигание чучела масленицы. Это почитание Солнца - Ярила, как древнего
языческого божества.
Само название Ярило долго хранилось в русском фольклоре и вошло даже в
произведения писателей-классиков, в частности, в пьесы А. В. Островского, где героями
являются дочь весны Снегурочка, и сама Весна, и другие явления Природы, как живые существа.
А суть отношения к явлениям природы, как к живым существам, таится в глубокой
генетической памяти славян, когда человек обожествлял и наделял разумом и воду, и землю, и
скалы, и ветер, и каждое дерево, и лес в целом, и море, и океан.
Так во время долгой засухи люди собирались и всем миром обращались к богу Перуну,
чтобы он смилостивился и послал дождь на поля. Известно, что подобные медитации селянам
помогали.
В годы раннего христианства все языческие обычаи стали сурово осуждаться и
преследоваться.
Однако, в наше время открываются знания, которые были даны человеку в
дохристианский период. Многие земляне уже знают, что сознанием обладают не только люди, но
и все явления природы.
Учёные уже признали, что сама Земля является живым существом, имеющим Душу и
Сознание.
Все стихии тоже имеют сознание.
Огонь, как и ветер, как молния и цунами, как вода и воздух обладают собственным
сознанием.
Мало того, каждое явление в жизни существует в потоке своих вибраций. Таким образом,
всё сущее находится во взаимном круговращении и в целесообразной связи. Так устроена
Творцом наша Вселенная.
Следовательно, процесс создания того самого воска и использование его для создания
СВЕЧЕЙ – это тоже глубоко продуманный и стихийно созданный народом процесс, идущий на
пользу Душе и Сознанию Человека. Мы знаем, что ПЧЕЛА, эта самая, любимая в народе
ПЧЁЛКА в народном сознании стала символом трудолюбия: «Трудись, как пчёлка».
Этой пчёлке и доверена Свыше такая высокая миссия – собирать с цветов нектар,
который она перерабатывает и в воск, и в мёд.
Что такое нектар? Это вещество, образующееся на цветах под воздействием солнечных
лучей.
123
Это не просто физический процесс.
Солнце, которому доверена Всевышним великая миссия обогревать всё живое на Земле,
помогать произрастать молодой поросли, с любовью давать свет и Человеку, концентрирует в
нектаре цветов, как и в крови живых существ, энергию жизни.
Солнце передаёт им живительную, волшебную силу своих божественных лучей, которые
насыщены флюидами доброты, солнечного сердечного тепла, стремления к росту и единения
энергии всеучастия и взаимной любви!
И нектар, который ПЧЁЛКА собирает с цветов, вбирает себя эту Божественную
Солнечную силу.
Но ей ещё предстоит переработать это вещество в двух направлениях: одно – мёд – для
пищевого употребления человеком, и воск – для строения своих сот.
Воск – по энциклопедическому словарю – это вещество, выделяемое восковыми
железами пчелы, которое состоит из сложных эфиров высших жирных и одноатомных спиртов,
родственных предельному углеводороду.
По кодам Крайона воск символизирует Древнюю Душу и ключ Братства. Он же является
Микрокосмосом, Земной матрицей и Огненным рубежом.
Воск содержит ритмы Вселенной, Свет сознания и полную сбалансированность всех
добрых сил в организме.
Воск – это лотос, то есть высший символ красоты. Он обладает языком Галактики и
способствует нахождению человеческого Духа одновременно в трёх измерениях: Плотном,
Тонком и Огненном.
Это путь возвращения к Богу. И, наконец, это – Символ Христа.
А та самая Свеча, которая состоит именно из пчелиного воска, по Кодам Крайона,
является Великим таинством.
Она символизирует восход Солнца, Бессмертие Духа и Всевидящий Глаз.
Свеча содержит главную тайну жизни. Это сияние серебра и дух Творения.
В то же время Свеча – это гигантский магнит и Матрица Человека. Свеча – это Космос
плюс Галактика, а также СЕРДЦЕ РОССИИ. Свеча символизирует Сознание Единства и ЭПОХУ
ПЕРЕМЕН.
Свеча содержит ключи божественного знания и абсолютно чистое сознание.
Свеча является Межпространственной Нитью и объединяет жизнь и смерть. Она внушает
Человеку его единение с Богом. Свеча при горении объединяет свет сердца и головы и
обозначает новое рождение в Духе.
Она создаёт состояние глубокой медитации.
Через зажжённую свечу при молитве Человек проходит огненное Посвящение.
Итак, восприняв эту информацию, мы делаем вывод, что при зажжённой Свече из
пчелиного воска возникший свет трансмутируется в сферу, вводящую человека в единение с
Самим Богом.
Тончайшие вибрации огненного тела Свечи и создают ту самую Межпространственную
Нить, ту самую Нить Ариадны, которая ведёт в Храм Бога.
А теперь возвращаюсь к образу СВЕЧИ, вручённой Свирели ПЕТРОМ ВЕЛИКИМ.
Характеристика обыкновенной свечи из пчелиного воска напоминает и утверждает во
мнении:
Императорская Свеча есть не только символ единения энергий различных Миров, но это
есть реально действующий Инструмент Духовного Со-Творчества.
И СВЕЧА ПЕТРА ВЕЛИКОГО, вручённая Свирели, обозначает ЭПОХУ ВЕЛИКИХ
ПЕРЕМЕН в Духовной жизни Земли и, в первую очередь, в России.
ПРЕДВЕСТИЕ
Как Предвестие восхождения по ступеням к исполнению новых заданий Тонкого Мира
нужно было толковать свершившееся чудо явления Петра Великого.
Я почувствовала ещё большую ответственность за свою обнаружившуюся особую роль в
космической связи двух Миров.
К тому же я вспомнила, что как раз год тому назад – в июне 1989 года – Отец сообщил
мне сногсшибательную новость: Я избрана на Совете планеты Душ председателем коллегии по
космическим связям с Землёй! (тетрадь №3, стр 147).
124
Душа моя плакала и каялась – не только за себя, а за всё наше поколение:
Как искупить вину, родные, перед вами
За время недомолвок и невзгод,
За истины, укрытые словами,
За чувств и мыслей недород?
За скупость строк, оброненных годами,
За нехожденье в церковь и к венцу?
Незнание молитв пред образами,
Непоклоненье Господу-Отцу?
За эту темень, что глаза смежила,
За пение на паперти тревог?
Но сердце вами вечно дорожило,
И веры колыхался огонёк.
Свеча надежды жгла, не догорая,
Суетность времени и ворохи вранья.
А ВЫ на нас печалились, взирая,
РОССИЯ НАСТОЯЩАЯ МОЯ!
Не терпит фальши звук небесно-светоносный.
Он, чакры раскрывая, песню льёт,
Как жаворонок – трель на луг стыдливо-росный,
И голосом Есенина поёт.
И, нежность, забирая Дух в объятья,
Восходит к золотой Луне
И говорит Душе: «У нас все люди – братья!»
И плачет, сиротливая, во мне!
Любимые люди отвечали мне. В этот хор вплетались поэтические мысли Пушкина,
Есенина, Блока.
Поэты объясняли, что они страдают вдали от Плотной Земли, от России, из которой ушли
давно.
Но, живя в Тонком Мире, в Духовной России, так же страждут за благополучие своей
покинутой Родины, за духовное развитие россиян и всех землян:
Мы стали здесь значительней и выше,
И проще, и доступней и мощней.
Мы вместе множим радугу над крышей,
Но боль вселенская в Душе ещё больней!
И тлеет в сердце, и горит сегодня
В ночи осенней тихим огоньком
СВЕЧИ ВЕНЕЦ! В сердцах ему зардеться
Помог очаг, Христос и Бог-Отец!
А Серёжа Есенин после моего обращения к нему, разъяснил мне смысл вручения Свечи
Петра Великого:
Татьяна:
Серёженька, скажи мне, это правда
Всё то, что видела и чувствовала я?
Серёжа ЕСЕНИН:
Конечно, правда, ты, моя отрада,
Россия недозревшая моя!
Ты всё колеблешься, как тонкий лист на ветке.
125
И, дрожь сомнения на крону нанизав,
Не видишь, как твои же однолетки
Стремятся свой характер показать.
Но дело не в характере, ты знаешь, –
В таланте дело, в сердце и в башке.
А ты пока стихи перебираешь,
Они бегут со свитками в руке,
Суют редакторам и крепко мажут лапу,
Снуют под окнами, заглядывая в них,
Готовые снимать штаны и шляпу,
И совесть в подворотне уронив.
Татьяна:
Родной мой, Гений мой, пусть задержу на вздохе
Своих стихов целительный эфир,
Но если стих рождён, дела не так уж плохи,
И блещет самоцветами весь Мир!
Скажи, Серёжа, точно ль это было –
Перед рассветом – СВЕЧКА, УГОЛ, ЦАРЬ?
Серёжа ЕСЕНИН:
Спасибо, ты, родная, не забыла
Взглянуть на этот внутренний алтарь!
Я так боялся, что за косогором
Погасят свет Романовой Свечи
Продажные, что дремлют под забором,
Утратившие совесть палачи!
Чрез них сигнал стремился пасть на крышу
Родимого убогого жилья.
Но, слава Богу, подтвержденье слышу,
Что ты, Россия милая моя,
Тот свет осенний, высвеченный сердцем,
Увидела, ответила, зажглась!
Как будто колоколом пробуждает Герцен
Отечество. И тает злобы власть.
В Свече той кроткой собрано здоровье,
Любовь и вера, нежная печаль.
Положена цветами к изголовью
Земли родимой солнечная даль,
Надежда. И, на озарённость речи
Нанизывая бусинами слёз
Родной мотив, на ласковые плечи
Спускает многозвучие берёз!
Татьяна:
Родной мой, знаешь, так невероятно
Царя со Свечкой в Небе созерцать!
Серёжа ЕСЕНИН:
А ты хотела б, чтобы он у печки
Уселся комплиментами бряцать?!
Татьяна:
126
Невероятно! И поверить трудно,
Тем более тот ЛИК истолковать!
Серёжа ЕСЕНИН:
А ты хотела б, чтоб монах занудный
Ту Свечку на молитве стал совать
И требовать молитву за молитвой,
И плакаться на скудное житьё?
Бери Свечу Царя! – Она острее бритвы,
ОРУЖИЕ БЕССМЕННОЕ ТВОЁ!
Царь Пётр знал, что делает. Намедни
Он мне, моя родная, намекнул.
И ныне той монеты отблеск медный
В карманах у прохожего блеснул.
Не старую расхожую монету
Положит в свой запасник нумизмат,
А свет СВЕЧИ ЦАРЁВОЙ – Отблеск лета,
Задирист, ласков, весел и космат!
* На память эта вылита монета
О том моменте, что Звезда Светил
Наш Пётр Великий РОДИНЕ ПОЭТА
СВЕЧУ НА АНАЛОЕ ЗАСВЕТИЛ!
ВОЗЬМИ СВЕЧУ. ПУСТЬ СВЕТ ЕЁ ПО КРОХЕ
ВЛИВАЕТ В НАШЕ СЕРДЦЕ ЭЛИКСИР
ВЕСНЫ. И Я СКАЖУ: ДЕЛА НЕ ТАК УЖ ПЛОХИ,
КОГДА В ДУШЕ ОСВЕЧЕН ЦЕЛЫЙ МИР!
Примечание: Известно из истории, что Пётр Великий в ознаменование значимых для
России событий издавал Указы о литье новых монет, которые становились памятными, то
есть несли память в будущие поколения о важных государственных делах Императора. Так
была вылита новая золотая монета в ознаменование победы над шведами под Полтавой. Была
вылита новая монета в честь взятия Азова в войне с турками и так далее.
За диалогом с Серёжей Есениным в мою тетрадку посыпались новые стихи,
обнадёживающие, веселящие Душу:
Дробись, мой день, на малые минутки,
Лети в единстве с вечностью мечта.
И пусть в долгу не пребывают сутки
У Бога, где бытует красота!
И так у Мира вечными долгами
Отягощён наш человечий род!
Пусть Волга молодыми берегами
С истока к устью пажити берёт.
И нижет век благие дни на нитку
Судьбы неизъяснимой и простой.
Очнись, Душа, и озари улыбкой
Друзей. Я сердце отпускаю на постой!
СИНИЦА
127
В те же дни, в конце сентября 1990 года, вслед за разговором с Петром Первым, со мной
произошёл другой чудесный случай.
Морозы в те дни пришли на Южный Урал чрезвычайно рано. Однажды, в обеденный
перерыв, с моим оператором Катей Шкериной, – я тогда работала уже редактором радиопрограмм
на Приборостроительном заводе, – побежали мы в обеденный перерыв в заводскую столовую.
Едва выскочили из здания, как увидели, что на мраморной плите неподвижно лежит
синичка. Только беспомощно поворачивает головку в сторону проходивших мимо людей.
Удивлённые необычным зрелищем, мы остановились.
Я взяла синичку в руки. Она не сопротивлялась.
Мы увидели, что у птички правый глазик налит кровавой слезой, а одна лапка вывихнута
и коготками повёрнута кверху.
Переполненные жалостью, мы решили птичке помочь, возвратились в редакцию,
посадили синичку на письменный стол. А сами направились в столовую, чтобы принести нашей
невольной пленнице хоть несколько хлебных крошек и водички.
Через несколько минут мы снова были в комнате, но птички на столе не оказалось.
Наверное, решили мы, – она взлетела и спряталась за рамой картины, висевшей на стене.
Действительно, вскоре из-за картины послышались характерные звуки, издаваемые
вспорхнувшей синичкой.
Она билась крылышками о стену и картину. Катя взобралась на стол, пытаясь выручить
синичку из плена.
Но птичка вдруг сама вылетела из-за картины и присела на стол. Она снова свободно
далась мне в руки.
И нашему удивлению не было конца: на глазике синички уже не было кровавой слезы.
Она смотрела ясно и, даже, как показалось, весело подмигнула нам с Катей.
А покалеченная лапка с перевёрнутым кверху коготком уже приобрела нормальное
состояние.
Синичка сидела на моей ладони, глядя на меня и на Катю ясными глазками, давая как
будто нам возможность убедиться в её полном выздоровлении.
Волшебное преображение больной и замерзающей синички поразило нас настолько, что
этот случай стал предметом разговоров и рассказов на многие годы.
А история эта завершилась тем, что синичка, присев на стол, клюнула раз-другой
рассыпанные крошки хлеба, прикоснулась клювиком к водичке в блюдце и, взлетев легко и
свободно, выпорхнула в открытую нами форточку.
Улетела и пропала в охваченном крепким морозцем воздухе, оставив в наших сердцах
благодарную память Природе за то, что она доверяет людям помогать её детям, когда их жизнь в
опасности.
ОБЪЯСНЕНИЕ СТРАННОГО СЛУЧАЯ
Этот странный, можно сказать, мистический случай с волшебным выздоровлением
синички побудил меня снова обратиться к Космосу. Что всё это значило?
Предельно ясно ситуацию объяснил опять же Серёжа Есенин:
Скажу тебе – без божьего участья
Не упадёт и лишний волосок.
Хоть говорят, что сами строим счастье,
Но нам приносит многое Восток.
Рукой судьбы комочек тот печальный
Спустился в этот день к твоим ногам.
Он полон был и боли и отчаянья,
Он не давался детям и врагам.
Покорен сердца маленького зову,
Он прилетел, чтоб жить иль умереть.
Стремился он к берёзовому крову
И на тебя хотел он посмотреть.
Рукой судьбы к тебе её направив,
128
Господь решил синицу излечить.
Так Небо свои цели в жизни правит
И вьёт судьбы невидимую нить.
Синица малая в руке твоей целебной
Стряхнула боль, кровавую слезу,
Взяла ту силу, что Душе потребна,
И нам дана и в вёдро и в грозу,
И в день, и в ночь, в мороз и вечер синий,
Укутавший туманом окаём.
Та сила к нам приходит из России.
И мы её России отдаём!
Посланец птичий, малый странник Неба
Изведал этой силы доброту
И, взяв её подругам на потребу,
Тебе вручил Небесную мечту:
Прорваться магией Космического СЛОВА
На жизненный разбуженный простор
И с сердцем до Пришествия Второго
Вести свой сокровенный разговор.
Синица та была не просто птица,
Случайно залетевшая к тебе.
Она была, как в жизни говорится,
Высокой уготована судьбе.
И с этих пор, – дай в этом убедиться, –
Потоком радостным из Красного Села
Летят к тебе серебряные птицы
Стихов, Доверия, Величья и Тепла.
Возьми синицу в руки, посох Божий,
Мечту и свет в руке преобразив
В чудесный стих, и стань ещё моложе,
Веленье Неба в деле отразив!
Предсказание Серёжи сбывалось с магической быстротой. В течение октября 1990 года
толстая тетрадь под номером 16 была заполнена космическими стихами.
Своё удивление я сопровождала к Поэту стихами:
Скажи, родной мой, почему так строчки
Роятся в сердце, рвутся и кричат?
Как будто тайно вызревают почки
И распускают в темени листочки,
Чтоб древо нового стиха начать!
А Сергей Есенин подтверждал:
Они и впрямь роятся в этом сердце,
Как пчёлы в сотах, как огонь в стволе,
Сразить способный или отогреться
В кругу друзей за чаем на Земле.
Где на столе, как мёд в огромной чаше,
129
Нектар стихов мы цедим допьяна.
Без них была б безликой жизнь наша,
Как беден стол без чарочки вина.
Стихи кричат и рвутся на повети,
На поле, в лес, в солому и жнивьё.
И, выходя струёй из этой клети,
Изранят сердце бедное моё!
ТАТЬЯНА:
О, нежный, о, великий, о бессмертный,
Ты – вестник чуда, первенец зари.
Скажи, мой друг, ну кто ты и откуда
И Солнца сноп в улыбке подари!
Бреду тропой, неведомой доселе.
От радости кружится голова.
Стихов берёзовых есенинские трели
Находят в сердце вещие слова.
И отзывается на зов родного края
Родник Души. И вещий посох льнёт
К тебе, Земля, Поэзия вторая,
В просторный день начавшая полёт!
Из мраморной громады слов и строчек
Я высекаю то, чем дышит свет.
И ореолом жизни оторочен
Намеченный в пространстве силуэт.
Простор стиха сквозит стихией чувства.
И, намечая к Солнцу свой полёт,
Оставив стих на паперти искусства,
Родное сердце дышит и поёт.
И возникает радостная песня.
И, к Петербургу устремив свой взор, –
Что может быть на Свете интересней? –
Я вылетаю на его простор.
ПЕСНЯ
Быть можно вдалеке от Петрограда,
Но сквозь бесчисленность зачатий и крестов
Вбирать в себя грустящую прохладу
Невы и кружево мостов,
И течь воды в мелеющем канале,
И взлёты ангелов над мудростью перил.
О, Пётр Великий, песню в идеале
Ты в этом городе чудесном сотворил!
Серёженька, скажи, чей стих? Себе присвоить
Я не хочу чужого слова вязь!
Сергей ЕСЕНИН:
Сама придумала и неча беспокоить.
В тебе самой открыта Неба власть:
130
Вбирать и видеть, чувствовать и строить,
Не то, что у кого-то бы украсть!
Я пошутил. Вот видишь, – безотчётно
Бегут стихи. Они живут в Душе.
Их зёрен многокрасочность бессчётна.
Их отсвет в сердце – новое клише,
Несущее чудесную новинку
О Мире, об игривости Пера.
Соединим две звёздных половинки.
И стих готов. И действовать пора!
ТАТЬЯНА:
Грущу я, милый, по старинной лепке
Соборов царственных и сфинксов у Невы.
О, Петербург, мой друг великолепный,
Жилище прадедов, Святилище Совы,
У ног Минервы ждущей новых песен,
В разладе с временем, в единстве с естеством.
О Петербург, любви Учитель первый,
Сияющий изящным мастерством!
Здесь Блока многомерная громада
Вздымалась, высилась и к Небу вознеслась.
В ночах поэзии безлунность Петрограда
На паперть вылилась в Души высокой власть.
Владеет сердцем пламенная Лира
Певца печального. А голос свеж и чист,
Сквозит безвременностью молодости Мира
И льнёт к ладоням, словно лист,
Опавший лист, узорчатый и нежный,
Оброненный, как осень, у Невы.
О, Блок, такой туманный и мятежный,
Дитя Невы, Минервы и Совы!
Серёжа ЕСЕНИН:
Ты плачешь, милая, не только о Серёже,
О Саше также и тоскуешь и поёшь.
Наш Петроград и нам всего дороже,
И так же близок, как гумно и рожь.
И ржа рязанского остылого подворья,
И темень брошенных бессчётных деревень.
О, Русь моя родная, темень горя
Легла на твой порушенный плетень!
ТАТЬЯНА:
Серёженька, ты всё скорбишь о пашне,
Которая мазутом залита.
Печален, знаю, день её вчерашний.
И Русь не та, и я уже не та.
131
И я печальна. Злобы полон дом мой
И в Душу мне швыряет головни
За стих, за память, с ленью не знакомой.
Вздохни и самокрутку заверни.
Курни, мой друг, коль старая привычка
С нас снимет напряжение и боль.
И, выручив меня так необычно,
Но дорожа, пожертвуешь собой.
Но что здоровья клёванные крохи
В сравненье с повеленьем и судьбой?
Курни, мой друг, и нам опять неплохо
В обнимку с нашей нивой и резьбой!
Грущу, Серёженька, опять грущу о Саше.
А он, туманный, где-то там, вдали,
Молчит и смотрит – будущее наше.
Скажи, а не умчали корабли
На новую планету злато-друга?
Где он? Или тоскует у Невы?
В узорчатость означенного круга
Вливается загадочность молвы…
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Нет, Саша здесь. Он ждёт такого часа,
Чтобы с Землёю вновь заговорить.
В Душе горит предчувствие запаса
Огня, который хочет подарить
Своей Неве. И нежной песней вольной
Вновь осенить предвестие пера,
Роняющего радостно и больно
Слезу со старорусского двора.
АЛЕКСАНДР БЛОК:
Я здесь, мой друг! Я укрепил свой парус.
И вызрел стих. И вижу – на волне
Прощается занудливая старость,
И юность снова шествует ко мне.
Видны опять узоры Петрограда.
На стрелку тени осени легли.
И высится дворцов его громада –
Начало Света, край родной Земли.
Да, Петербург как женщину мы любим.
В нём всё округло, нежно и светло.
К его ладоням приникают губы,
И в неге осветляется чело.
И, на колени встать пред ним готовый,
Я буду щёки зданий целовать,
Конечно, в мыслях. Это мне не ново.
И буду звать собой повелевать!
132
ТАТЬЯНА:
Так объясниться городу в любви
Лишь сердце поэтическое может,
Которое судьба страны тревожит, –
Стихом-молитвой храма на крови!
К какой иной восходит сердце выси?
Куда зовут небесные друзья?
Мне невдомёк. Пегас мой пущен рысью.
И в нём проснулась молодость моя.
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Мы здесь живём, и любим, и жалеем.
Величье Душ не требует наград.
Тебя пройтись по ласковым аллеям
Зовём и осчастливить Петроград
Своим явленьем через дни и годы,
И красоту свою ему явить.
Загадок много у родной Природы.
Одна из них – берёзовая выть.
Мы сквозь неё проходим, очищаясь.
И свежесть радостная, Божья благодать
В нас снова входит. Мы, с Землёй прощаясь,
Не в силах даже в мыслях передать
Всю суть преобразующего свойства
Усердий ласковых пространства и светил.
Но о Руси того же беспокойства
Наш Бог при встрече нам не запретил.
И плачет полевыми бубенцами
Далёкая родная голубень –
Дорога меж сынами и Отцам,
Свободная и ясная как день!
Мои родные, дорогие люди,
Необъяснимо милые притом,
Мы снова с вами в Петербурге будем,
Зажатые молитвой и постом!
Но Дух, раскованный от злобы и проклятий
Нас вознесёт в ладони красоты.
Мы отдохнём в тепле её объятий
И укрепим о Родине мечты!
ОБОЮДНО –ТЁПЛЫЙ ВЕЧЕР
Конец октября 1990-го года
Только что прошёл вечер, посвящённый 95-летию Серёжи Есенина в салоне «Эпсилон» в
Доме детского творчества. Мой космический дневник пополнился новыми стихами. Здесь же
остался стих Михаила Лермонтова:
Серёжа, ты на век меня моложе.
Ты брат мой, друг и правнук, наконец!
Но где найти друзей тебя дороже
И возложить к твоим ногам венец
133
Печальных дум, чем трудно дышит пашня
Печального рязанского села,
День завтрашний и день вчерашний
И всё, что мать родная сберегла?!
Гости разошлись. А мы снова сидим за самоваром, читаем наизусть стихи Есенина,
Пушкина, вспоминаем: «У Лукоморья дуб зелёный, златая цепь на дубе том…»
Златая цепь вьётся новыми поэтичными строчками:
Нет, невозможно жить без нашей встречи,
Где льётся поэтичное АИ.
Устроим обоюдно-тёплый вечер,
Где все друзья любимые мои
Поднимут вновь прозрачные бокалы.
Мне с детства встречи той повсюду было мало…
Мы жжём какую-то подаренную нам кем-то индийскую палочку, с которой
одновременно я разговариваю.
А она, изливая необычайно терпкий волшебный аромат, настоящий фимиам, отвечает
мне:
Я жажду отклика душевного и звона
Волшебных струн ласкающей Души.
Во мне живут и радости и стоны
Людей великих, малых и больших.
Я концентрация великого искусства
Людей к другим пространствам возвращать.
Во мне живёт весь Мир и дремлет чувство.
Мне не дозволено молчать или кричать,
Взывать дозволено к сердцам и вроде свечки
К иконам Души ваши приводить.
Кто жил беспечно и дышал беспечно,
Тот снова сможет творчество родить,
В себе найти тот жезл, который к Свету
Ведёт и, забывая о былом,
В тот самый Мир, где ровно дышит лето,
Не мысля об Отечестве втором.
Мой пепел ласковый содержит свет и пламя.
Он рассыпает по углам опал.
Он возрождает молодость меж нами,
И в Небе теплится лучистая тропа.
Мой дым целебный, вроде самокрутки
Серёжи Вашего, оттягивает стресс.
И падают печальные минутки,
И зиждется невидимый процесс.
Взгляни на палочку: она почти седая.
Под ней – огонь земного волшебства.
А ты глядишь, такая молодая!
И зреет ствол небесного родства.
134
Как жезл волшебный на древке – мой вымпел.
Он ал и кроток, и могуч и прост.
Я – в полный рост. Огонь меня повыпил.
Но нам не страшен никакой погост.
Я долго буду жить теперь в крови и в сердце,
Дышать единым с вами торжеством
Искусства, выразимого словами
И составлять бессмертья вещество.
И вот на лист бумаги белой полились стихи Александра Сергеевича Пушкина. Он
обращался к молодёжи Земли:
Я сердцем к вам, родные, устремлён.
Мне молодость Земли родимой снится.
И я хотел бы с Русью нашей слиться,
Поскольку с детства в Родину влюблён.
Но Русь – не только пашня или лес,
Не только горы, реки или море,
То люди, полные чудес, переживающие горе.
В Поэтах судьбы Родины яснее,
Как в зеркале. Неповторим тот час,
Которого не может быть больнее,
Когда Поэт угас.
А коль рождён он – сердцем и умом –
Он устремлён в глубины вечных тягот.
Поёт Поэт – в груди его отвага
И боль и гнев в Отечестве самом.
Татьяна:
Скажи, мой пламенный, любимый, незабвенный,
Высокой сферы ангел и Поэт,
Скажи, мой Пушкин, что сказать хотел бы!
ПУШКИН:
Скажу, стихи мои нетленны,
Сквозны, прозрачны и легки.
И ты их ловишь непременно
По мановению руки.
Взгляни – тот стих лучом сквозит,
Как дымка лёгкая под утро.
Он сердце нежное пронзит
Как тонкий шпиль из перламутра!
ТАТЬЯНА:
Как хочется стиха, красивого, как лебедь,
Чтоб нежными крылами обнимал,
Звенел как колокольчик в Небе
И лучиком надежды целовал.
ПУШКИН:
Любви не выпить, чашу приподняв.
Она в Душе как тонкий лотос вьётся.
135
И только тот на голос отзовётся,
Кто душу выложит, разъяв.
В улыбке, взоре, в чёрточке любой
Сквозит она как ветвь высокой сферы.
Меняются привычки и манеры,
Но остаётся юною любовь.
ТАТЬЯНА:
Нет, не одно моё воображенье
Твой образ приближает и зовёт.
Я чувствую Поэта приближенье
И лёгкого стиха полёт.
ПУШКИН:
Люблю, люблю я бисер слова,
И озорство, и остроту пера,
Когда взовьёт огонь, и возгорится снова
Осенняя волшебная пора.
Упьюсь отрадою озвученного сада,
Где голос осени как звон былых тревог.
И ничего, поверь, уже не надо.
Я рад, что Родину в предвечности сберёг.
ТАТЬЯНА:
Эфир наполнен радостью свиданья
И нежностью осенних наших встреч.
Мой Пушкин, Сотворитель Мирозданья,
Тебя нам вечно помнить и беречь!
ПУШКИН:
Мы говорим и дышим здесь согласно
Высоким звукам Господа-Творца.
Его струны не задевает скука
И ревность не томит лица.
Наш посох – жезл высокого искусства
Ведёт по жизни нас в согласии с зарёй.
И нежность царствует. И светит искрой чувство.
И молодость в объятия берёт.
ТАТЬЯНА:
Неподражаем, ласков и велик,
Надзвёздное несущий чувство,
Учитель, Маг, Твоё искусство
Воспримет верный ученик!
ПУШКИН:
О, благозвучные и дерзкие напевы!
Они пронзили сердце мне и здесь.
Далёкий голос той печальной девы
Зовёт меня в мой отдалённый лес.
Но звук струны поверженного лета
Роняет Дух в объятья забытья.
А сердце вновь надеждою согрето.
136
И светит Солнышко – то молодость твоя!
ТАТЬЯНА:
Твоих нежнейших чувств обвал,
Поэт Мой, словно дождь небесной манны.
Ты каждую из нас стихом поцеловал,
Хоть, может быть, ленивы мы и бесталанны.
ПУШКИН:
О, Немезиды Северного края!
Я пел восторги прежнего житья.
И сердце трепетало, догорая,
Как молодость подвядшая моя.
Но где-то свыше звук печали таял
И подавал мне несравнимый знак
Любви Вселенской, где парит, взлетая,
Надежда с верой. И растаял мрак.
ТАТЬЯНА:
Без Пушкина не быть самим собой
Ни древу, ни цветку и ни Поэту.
Без Пушкина не жить ни мотыльку, ни лету.
Сам Пушкин – наша вечная Любовь!
ПУШКИН:
Вы, с Пушкиным вовек не расставаясь,
Любите Блока и Есенина, друзья!
Мы все вас медитируем, слетаясь.
Твоя поэма – так же и моя.
Твой стих – Серёжин стих и Александра,
И Миши грустного, и всех, кто мил тебе.
И каждый стих – отросток олеандра,
Что деревом пророс в судьбе!
ТАТЬЯНА:
Ловлю я стих, вставая поутру.
Он лёгок, нежен и воздушен.
Он к радости неравнодушен.
И я его в тетрадь свою беру.
Но чей он– стих? Порой не понимаю.
Он дышит Солнышком. Он нежен и раним.
Да, он Душе необходим.
И я его в объятья заключаю.
ПУШКИН:
Воспаримся, возлелеем
Грусть и негу. И в любви
Вновь по пушкинским аллеям
Прогуляемся. Зови
Дорогого Алексашу.
Он готов с тобой пройтись
И недопитую чашу
Опустить в златую высь.
137
ТАТЬЯНА:
С Тобою, Пушкин мой, готовы на край Света.
С Тобой не страшен ни мороз, ни зной.
Тобой узор украшен расписной
Стиха – серебряного бересклета.
В полёте часто мы с Тобой бывали
За далями, где старый Черномор.
И рокотал под нами синий бор.
И таяли в пространстве синем дали.
ПУШКИН:
Не прекратить восторг Души Небесной.
Свечи Любви во мне не угасить.
Я не люблю скучать. И жизни пресной
Мне не испить!
Гори во мне воспоминанье,
Сверкай в бокале искристом вино!
Люблю красу сердец и одеяний.
И мне пленять ещё дано
Дев юных неслабеющие взоры,
Их пылкое воображенье и простор
Упрятанных в улыбки разговоров,
Чем славен до сих пор!
ТАТЬЯНА:
Мы вместе с давних пор. Я чувствую и знаю:
Во мне твоя строка. Во мне твой вечный пыл.
И в яви и во сне Тебя не забываю.
Мой Пушкин, древний бор!
Ты будешь, есть и был!
ПУШКИН:
Прорвался наконец на лист бумаги белой.
Бежит неугасимый бисер строк.
Серёженька в отъезде. Значит, смело
Беру перо. И вновь не одинок.
С тобой до звёзд готов вести беседу.
Я знаю, чутко слушаешь и ждёшь
Стиха прекрасного. Глядишь, к тебе заеду
И осчастливлю молодёжь!
ТАТЬЯНА:
Мы вместе, хоть Серёженька в отъезде.
Хочу быть с вами и в полёте и в седле
Пегаса верного. Уверена, мы вместе.
Пусть даже скажете: Ты – ведьма на метле!
ПУШКИН?
Ну, не горюй, я знаю, что Татьяна
В тебе живёт, как и во мне самом.
Как ты сказала: пусть не без изъяна,
Зато владеющая ласковым пером.
138
Прости, что сбился. И, поправив строчку,
Обрадую тебя, что вновь лечу
К любимой девушке в известную Опочку.
И вновь грущу, смеюсь и хохочу.
Мне эти чувства снова по плечу!
ТАТЬЯНА:
Я знаю, Пушкин дорогой, Твои привычки.
Уж Ты, конечно же, мой друг, не одинок!
Давно стоит и требует отмычки
Шампанское. И страсбургский пирог
Уж на столе для друга дорогого –
Онегина. А, может, для неё,
Красавицы. Однако же подкова
Сулит тебе участие моё!
ПУШКИН:
У ног моих младые дремлют девы.
Я знаю всех. Они как сон-трава,
Как незабвенно-светлые напевы,
От коих закружится голова.
О, девы русские, восторг лесов и пашен,
Неизъяснимый, вечный и живой!
Я весь – у ваших ног и у сердечек ваших.
И снова жив, и вновь не одинок!
ТАТЬЯНА:
Родной мой, но печаль меня снедает:
Уже подёрнуты усталостью черты
Моей былой недавней красоты.
Ты знаешь, юность увядает!
ПУШКИН:
Страданье вечное ложится утомленьем
На нежность щёк и тёплые уста.
О, как печалит вечное волненье
За то, что увядает красота!
Но я вас вижу сквозь огонь Вселенной,
Очистивший настигнувшую боль.
Огонь Вселенной, звонкий и нетленный,
Преобразил ваш лик собой!
ТАТЬЯНА:
Какое счастье знать, что молодость безбрежна,
Что сквозь огонь Вселенной нежность щёк
И ласковость Души сквозят мятежно!
Мой Пушкин, Ты нам молодость сберёг!
ПУШКИН:
Как я печален в этом отдаленье,
Вам голос мой не может передать
Мой сильный век. И страстное мгновенье
Не запретит ни верить, ни рыдать.
Но я уверен в том, что те минуты,
139
Которые меж нами родились.
Они порвали тягостные путы
Безверия и к Богу вознеслись!
ТАТЬЯНА:
Родной Поэт и Царь и рифмы, и надежды,
Общенья жажды нам не утолить.
Плыву на облаке любви как прежде.
Не оборвать невзгодам Ариадны Нить!
ПУШКИН:
Гори, свеча, сгорай! Но пламень жаркий
Погаснув, жар Души не охладит.
Мой стих для вас – нестынущий подарок
Земли и Неба. Он печаль родит
И свежесть неостынувшего сердца,
И голос Болдина, и свет людской молвы.
И так скажу: Я где-то по соседству живу.
А где живёте вы?
ТАТЬЯНА:
Мы вдалеке, на той Земле, родной мой,
Что в давний год Тебя же погребла.
Но строчками из Царского Села
Нас жизнь Твоя настигла и достала.
Вот отчего легко на сердце стало!
ПУШКИН:
Да, плотная материя вторая –
Моя Земля, моя родная Мать.
Свеча сгорела и угасла, догорая.
Другой любви судьбе не занимать.
Пусть тлеет свечка. Не гаси её, родная.
Она сама дотлеет и с дымком
Нам передаст огонь и нежность Рая.
Глядишь, и снова вспомните о ком…
ТАТЬЯНА:
Мы новую Свечу зажжём с Тобою.
Вот видишь – Царская Свеча – ей не сгореть!
Ей, как Душе, не умереть!
Мы с Пушкиным, Свечою и Любовью
Навеки связаны. Нам – не стареть!
Мы будем пить чаи. И друга приглашаем.
Поставим самовар. Он снова закипит.
Свеча Петра Великого большая
Союз сердец небесных укрепит.
ПУШКИН:
Ну что же, пейте. Я не возражаю.
Чай будет откровением вторым.
А я, коль я ещё стихи рожаю.
Повременю. Потом поговорим.
140
Не буду пить. Чаи гонять – не дело.
Хочу вина. И нежность прежних строк
Волью в сердца, как скальпель входит в тело.
И извлеку преподанный урок.
Вино любви и неги и отрады
Мне будоражит молодость и кровь.
А чая мне, любимые, не надо.
Он не бодрит ни чувство, ни любовь.
ТАТЬЯНА:
Чаи любила бабушка-старушка.
Есенин тоже ставил самовар.
Я думала, стаканом чая, Пушкин,
Мы освежим твой солнцедар.
ПУШКИН:
Я пошутил, родные. Это шутка.
Для вас вино – мои стихи и смех.
Для встречи нашей выпала минутка.
Разделим радость встречи мы на всех.
Ну, пусть, запьем успех стаканом чая.
Не возражаю. Как Иисус Христос
Я тот стакан спокойно превращаю
В вино. Не будем вешать нос.
Ты думаешь: как некрасив твой Пушкин!
Как хочешь ты меня преобразить.
И эти вот святые завитушки
Вокруг мизинца своего обвить!
Коснись рукой. – Я буду, веришь, счастлив.
И знай, что я действительно красив.
Я не убит, не искалечен и не распят,
А звонок и любим, и жив!
ТАТЬЯНА:
Ты вечно и безвременно красив.
Очей Твоих бездонных сине море
С сердец снимает боль и горе,
В Душе рождая поэтический мотив!
Твой бисер строк – невянущий венок,
Урок Отечеству, наследие потомку.
Ты сам сказал: Как шпиль небесный, тонкий
Он входит в Души к нам, являясь на порог!
Стихи живут и в сердце, и в руке,
Слетают мне в блокнот, порхают по округе
И говорят: нам неудобно спать на потолке,
Как наш Серёжа говорил подруге!
ПУШКИН:
Через любовь, через канал открытий
Взлетает звук небесный и поёт:
О, верьте, мы, родные, не убиты,
141
И в вашем верном сердце не забыты.
И жив и счастлив Пушкинский наш род!
Серёженька как сын мне. С нами Саша
И Миша. И друзей прекрасный круг
Венчает и счастливит радость нашу
Венок весёлых и нестынущих подруг.
Как жизнь прекрасна! Полный обновленья
Я жизнь пою и радуюсь, и жду
Незабываемого светлого мгновенья,
Когда стихом на Родину приду!
ТАТЬЯНА
Как благодарна я Тебе, мой Пушкин,
Стихом Ты входишь в собственную Русь.
Стихом Твоим на розовой опушке
Нектаром памяти в бокалы жизни льюсь.
Но напечатать стих… Избыточная грусть…
ПУШКИН:
Да, невозможно… Точно мечешь мысли
И говоришь так нежно обо мне.
И я тебя в берёзовые выси
Поднял бы при серебряной Луне.
Но ты назначена не мне, а хулигану,
Как он сказал однажды о себе.
Тебе ж дано любить, – как это странно, –
Нас всех, как братьев по одной судьбе.
И впрямь – *как в сказке о моей царевне
И о семи моих богатырях.
И здесь, как в сказке, неуместна ревность.
И я её развею на ветрах.
А семь богатырей, которых любишь, –
Ты знаешь лучше, чем Эрот и Бог:
Есенин, Пушкин, Гоголь, Фет и Тютчев,
А дальше – Бунин и простой народ.
Скажу: напрасно мечут злобу
Твои соперники, партийные враги.
Глядите в оба, замечайте в оба.
Ты, Таня стих свой нежный береги.
Он выручит, взовьёт в иные дали,
Прорвётся до Москвы лучом.
И вновь скажу: таких мы не видали,
Как говорит Серёжа! Нипочём
Тебе угрозы партии, Советов.
Они от нас давно отключены.
Тебе Космическая новь стремит приветы.
И мы с тобой стихом обручены!
142
Примечание: *Как в сказке о царевне и о семи богатырях. Пушкин остроумно замечает,
что все эти великие Поэты являются братьями Свирели. Народ – тоже великий Поэт. Ведь он
является неиссякаемым источником поэтических сюжетов, сказаний, легенд и сказок. Но все
наши великие Поэты являются богатырями мысли, чувства и Поэтического Слова.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
ПУШКИН ДАРИТ ТАТЬЯНЕ СВИРЕЛЬ.
Конец сентября и начало октября 1990-го года были чрезвычайно переполнены
событиями.
Это вручение Свечи Петра Первого, явление странной синички, День рождения Серёжи
Есенина и сопровождающие эти события диалоги и переживания.
Эта информация вошла в книгу «Небесная поэзия Есенина».
А вот что касается другой сюжетной линии: «ПУШКИН – СВИРЕЛЬ», – это особый
разговор.
После происшедшего меня ждало не менее странное и радостное чудо.
Я проверяю сейчас по своим тетрадям, как это происходило.
Мне очень важно установить последовательность фактов, чтобы ещё раз пережить то, что
меня ошеломило и передать читателю ощущение этого чуда.
В Душе моей относительно улеглись волнения по поводу безвременной гибели Серёжи
Есенина. Он меня сумел успокоить. Но в сердце разгорается боль от воспоминаний о гибели
Пушкина.
И я теперь стремлюсь вновь выйти с Поэтом на разговор, чтобы Он уверил меня в том,
что Он и вправду жив и невредим. А мои диалоги с ним – это не просто игра моего собственного
воображения.
Буквально через несколько дней после разговора с Пушкиным, в Доме Детского
творчества, уже 6 октября 1990-го года, чувствуя необходимость разговора с Поэтом, я
обратилась к Александру Сергеевичу с такими стихотворными строчками:
Прости, что так несдержанно открыто
Тебя люблю и говорю притом:
Я, как Россия, на руках *Никиты
Несу Тебя с дуэли в этот дом.
О, как стремлюсь, прижав по-матерински
Тебя к своей страдающей груди,
Здесь удержать. Но, как сказал Белинский,
Лишь лет чрез двести Ты сияешь впереди.
Они грядут те двести. Зорким Оком
Глядит Россия за своим птенцом.
И видит Пушкина и Сыном и Отцом,
И Гением Планеты и Востока.
Верни мне веру в то, что эти строки
Ты передал мне, как чудесный Сын,
Живущий Свыше и не знавший срока
Погибели. И ныне – не один!
Любим, как прежде, светел и нетленен,
Хоть тысячи Дантесов бьют в упор,
Стреляя в жизнь, как в церковь целил Ленин.
И с атеистами ведёшь суровый спор.
Верни мне веру, Ангел и Учитель!
Твоей рукой написаны стихи.
И стих – твой полномочный представитель
За нас не раз замаливал грехи.
143
Святыня Родины, живой и нежный Пушкин!
Бежит перо, и, распустив в груди
Сердечный чакр и чакру на макушке,
Мне говорит: Ты здесь и впереди!
Да, впереди, влечёшь, бодришь и, веря,
Что чувствую, и верю, и живу,
Свой стих, моими чакрами измерив,
Передаёшь к Святому Покрову.
Не плачь. Никита, твой большой ребёнок
Живёт и ныне на родной Земле.
И стих Его неизъяснимо звонок,
Хоть дом в огне и пажити в золе!
7 часов 45 минут,
6 октября 1990 года,
тетрадь №16.
Примечание: *Никита – слуга Пушкина, встретивший его в подъезде дома на Мойке,
когда Поэт тяжело раненым возвратился с дуэли на Чёрной речке.
И тут же на следующей странице – №87 я начинаю записывать ответ от ПУШКИНА
ТАТЬЯНЕ
Свирель – Тебе то имя я дарю.
Бери его. Такой подарок Пушкин
Земле несёт впервые. Я горю
Твоим стихом и чакром на макушке.
Твоей любовью возвращён России.
Дышу святыней Чудо-Покрова,
Открывшего твой взор зелёно-синий
И вещие гадальные слова.
Я удивлён, я счастлив, я безмерен
В потоке новоявленных стихов.
Моя Свирель! Тебе отныне верен,
Пою с тобой до чудо-петухов!
Свирель! Бери то имя, не стесняясь.
Пусть каждый стих подписан будет им.
Свирелью счастлива, Россия, просыпаясь,
Роднит тебя с Учителем твоим.
И я, тебя Свирелью величая,
Тебя люблю и ласково пою,
Тебе то имя свыше назначая,
Лью эту стихотворную струю
На белый лист и имя ставлю: «ПУШКИН».
Я так велю. Я Сам тебе открыл
И чакр Души и чакр на макушке.
И стих твой ныне свят и легкокрыл.
А.ПУШКИН.
Я имя это лёгкое ТАТЬЯНА
144
Всегда любил. Оно как фимиам,
Как свет, как воздух, как сквозная рана,
Как на Востоке Чудо-Мариам.
В нём – русский почерк, поля беззащитность
И святость моего монастыря.
В нём для меня ума и сердца слитность
Любовью с верой издавна горят.
А. ПУШКИН.
Свирель – Татьяна! Ныне обращаясь,
Я те слова удачно сочетал.
Моя Свирель, к народу возвращаясь,
В своём стихе подобна свет-врачам.
Она играет красками рассвета
И Душу лечит, и поёт, как дождь,
Несущий свежесть и лазурность лета.
И ты в стихе том лечащем живёшь.
Свирель поёт, снимая напряженье,
И веру возвращая и смеясь. Сердцам больным
Твой Пушкин день рожденья
Свирелью дарит, с именем иным
Его иначе ныне сочетая,
И верует, и любит, и живёт.
Свирель моя! Святая и простая,
Тебя Россия новая зовёт!
А. ПУШКИН
ТАТЬЯНА:
О, Пушкин, нежность Ты моя сквозная!
Как лёгок слог! Дыханье затаив,
Я слушаю. И верую, и знаю,
Что ты поёшь, мне ИМЯ подарив
Такое возвышающе-простое,
Почётное и лёгкое как стих,
Как локон, как дыхание Христово.
И говоришь мне ласково: «Бери!»
Слова те повеленьем дышат Бога.
И я, Свирель ту осторожно взяв,
Вхожу в святилище волшебного чертога,
И тьму, и недоверие разъяв.
Твоей рукой отныне путь означен.
И, выполняя, Пушкин, Твой наказ,
Зовусь Свирелью. Звук сей многозначен.
И ты меня, родной, от смерти спас!
КРЕСТИНЫ.
Крестины. Как для слуха непривычно
То слово! Как говаривал Отец –
Что сделал Бог? Почти что неприлично
Звучало имя то. А ныне, наконец,
145
И крест, и Бог, и Лик на аналое,
И в церкви хор, и на столе свеча
Вещают нам Пришествие Второе.
И нежность в сердце царствует, журча.
Ты Крёстный Мой, великий нежный Гений!
Ты дал мне имя и от смерти спас.
Ты в кружеве чудесных настроений
Дарил стихов немыслимый запас.
Ты вёл к молитве, к изголовью Мамы,
Будил во мне берёзовую трель.
И, вынув Твой портрет из древней рамы,
Тебя поёт послушная Свирель!
Свирель-Татьяна Пушкиным открыта.
Он Родине Свирель ту подарил.
И янтарями солнечное сито
Роняет стих на мрамор сих перил,
Которые ведут до Петербурга
В пургу и в смерч, и в лето, и в грозу.
О, Пушкин! Назначенье демиурга
Родит во мне невольную слезу.
ПУШКИН:
И стих Твой стелется, как золотились травы
В любимом Болдине в былые времена.
Возьми Свирель –Знак Неба и дубравы
Окатит звуком вещая струна.
Ты царствуешь, мой друг, поток твой мощен.
Он Сашей и Серёжей пробуждён,
Поющими берёзовые рощи.
И стих твой дерзкий заново рождён
Рукой Свирели.
СВИРЕЛЬ:
Мой любимый Пушкин,
Отныне стих Тебе принадлежит
И Родине, упавшей на опушке
Ромашкой ласковой, что трепетно дрожит
От грубых рук. Судьбы прикосновенье
К Руси и ныне болью сердце жжёт.
Поэт родной, благослови мгновенье,
Которое Россию сбережёт!
ПУШКИН:
Благословляю, о, Свирель, о, пашня!
Пусть слышит Родина залётного Певца!
Свирелью я пою и добрый день вчерашний,
И наподобие церковного Отца
Благословляю чудное мгновенье,
Которое из века принеслось,
146
Пера воздушного святое мановенье
Рождением судьбы отозвалось.
Судьбы большой – в ней зорко смотрит Небо
На луг, на город и на свой надел.
И, в быль опять преображая небыль,
Ваш Пушкин вновь помолодел!
ТАТЬЯНА-СВИРЕЛЬ:
Спасибо, милый друг, за возрожденье
В живом обличье, в молодости слов,
Явившийся к нам без предупрежденья
Поэт и Ангел из забытых снов!
Стих тяжелеет! Ты не замечаешь,
Мой Пушкин! Ночь давно прошла.
И Ты давно, наверное, зеваешь.
Прости, что спать, родной мой, не дала!
ПУШКИН:
О, мой ребёнок, маленький мой Гений,
Тебя Свирелью я не зря назвал.
Ты в смене поэтичных настроений
Угроза Пушкину, немыслимый обвал
Слов ласковых, названий, рифмы, строчек,
И красок небывалых, слёз и нот.
Ты – роза, о, Татьяна, гроздья почек,
Уроненных на пушкинский блокнот!
ТАТЬЯНА:
Твоею верой и Твоим участьем,
Твоим стихом, о, Пушкин мой, живу,
Прорвавшись рифмою до Неба в одночасье,
Дарю Свирелью песню Покрову.
Покров тот радостен. В нём взор Поэта светит
Моей судьбе, блуждающей во тьме.
Свирель поёт твоим же, Пушкин, детям,
Оставшимся без друга на Земле!
ПУШКИН:
О, мой игривый маг, волшебник тёмно-русый,
Но кто бы знал, что ныне я найду
В родной Земле, о, Господи Иисусе,
Такую светоносную руду!
Она выносит на поверхность пламя
Душевных нескончаемых щедрот.
Свирель моя! Ты – Пушкинское знамя
И новых добрых дел круговорот!
СВИРЕЛЬ:
Я приникаю сердцем к той Святыне,
Которая мне шепчет о Тебе,
Мой нежный друг, мой Пушкин окосиний,
Прости за перевёртыши в судьбе,
147
Которые родят косноязычье
И лапают, и бьют по голове,
И в страшном неопознанном обличье
Валяются на выжженной траве,
Хватают за ноги прохожих, а Поэтов
Готовы взять и тут же удавить.
Они с Дантесом, милый, в чём-то схожи.
Но их не так-то просто уловить.
Они как змеи вьются, заползая
В расщелины повыветренных скал.
И, жало в сердце Родины вонзая,
Живёт и ныне сплетник и фискал.
Они ножи на нас, наверно, точат,
Свирель отнять пытаясь у Тебя.
И, пропуская жало между строчек
Стихов Твоих, о Сталине скорбят.
ПУШКИН:
О, нет, то время миновало, друг мой!
Разъят на части страшный властелин.
И нет уже у злобы прежней власти.
Она пошла с клюкою и сумой,
Гонима вешними горячими лучами
В иные дали, где не возродить
Ни бешенства, ни мести, ни печали,
Куда с тобой нам не дай Бог ходить.
Там пусто. Там, на Дне Галактик
Роняет слёзы бывшей власти зло.
Не возродится прагматист и практик.
На этот раз ему не повезло.
Я в худшем смысле называю слово –
ПРАГМАТИК. – Узок ныне их предел.
Духовность зиждется. И, возрождаясь снова,
Зовёт к высотам. У России много дел.
Одно из них – летящим звонким Словом
Об Истине высокой возвещать –
Удел Поэта. И Свирели снова
Я предоставлю тот вопрос решать.
Без словопрений и без нудных заседаний,
Без выборов, что тянут на погост,
Кончай, Поэзия, свой долгосрочный пост
И в Дом Народный жми без опозданий!
А. ПУШКИН.
Поэма «СВИРЕЛЬ» была написана
с 6.20 до 10. 20, 6. 10. 1990 г.
***
И далее пошли строчки:
148
Рождённый Пушкиным, Его пером и строчкой
Мой псевдоним «СВИРЕЛЬ» я пронесу
Сквозь жизнь, пока я не поставлю точку
Последнюю в сияющем лесу
Стихов бодрящих, ждущих исцеленья
Ранимых Душ. И сердцем и Душой,
Мой Пушкин, до последнего мгновенья
С Тобою буду я и чакрой и строкой!
ПУТЕШЕСТВИЕ ПО ПИТЕРУ
Спусти с высот, Мой Пушкин, разреши
С Тобою побродить по Петербургу,
Где поле виделось Поэту, драматургу
И лес, который не забыть.
Но снова я хочу прильнуть устами
К потрескавшимся старым якорям,
Ко львам, которые, наверное, устали,
К стихов Твоих горячим янтарям,
Которые сквозят, как сумрак вешний
Чрез пагоды возвышенных оград.
О, Пушкин нынешний, вчерашний и нездешний,
Твой город мне дороже всех наград!
Дозволь взглянуть Твоим же светлым взором
На памятники, шпили и зарю,
Авророй названною в добром разговоре.
И я Тебе рождённый стих дарю,
Не возомнив, что в чём-то выше стала.
Мои стихи – начало из начал.
Меня лишь колыбель судьбы качала,
Когда Ты сердцем пламенным кричал,
Взывал, рыдал, смеялся, половодьем
Своих стихов захлёстывая Русь.
И я, Твоя Свирель, в простонародье
Твоими же стихами окунусь.
И разреши мне также поклониться
Серёже и любимому Отцу,
И Мамочке, что помогли на Свет родиться
И подвели ко звёздному венцу,
И окрестили вместе же с Тобою
Свирелью с Поднебесья нарекли.
Назвали поэтической судьбою
Родимой исстрадавшейся Земли!
Прости, что утомила, что не в силах
Я этот стих в Душе остановить.
Спешу, наверно, чтобы до могилы
Успеть его поймать и уловить,
Понять, узреть, прозреть и напечатать.
149
Кто мне поможет в этом, коль не Ты,
Мой Пушкин? Мы стихи не будем прятать.
Они вспорхнут как птицы. И листы
С Твоими же прекрасными словами
Умчатся ввысь, в народ и на поветь,
Как говорит Серёжа. Вместе с вами
Мне не страшны ни жизнь моя ни смерть!
ПУШКИН:
Но ты сама уходишь с Малой Невки,
С Дворцовой, с Мойки города-Дворца!
Твои стихи, мой друг, не однодневки.
Возьми с собой Серёжу и Отца,
И Мамочку. И вместе прошвырнёмся
По Невскому. Простите за жаргон.
В Неву мы вместе с головою окунёмся,
Пересечём трамвайный перегон,
Бренчащий так навязчиво и нудно.
О, где узорчатая ласточкина вязь
Расшитых сёдел, ласково и чудно?!
И где моя былая коновязь?
Повымерло российское пространство.
Повыдернут пушистый конский хвост.
О, где моё былое постоянство
Столь резвой тройке, коей довелось
Нести по полю юного Поэта?
Я как Серёжа вдруг заговорил.
И потому, что вместе мы об этом
Грустим, как Наш Архангел Гавриил.
Вернёмся к Невскому и Сашеньку прихватим,
Родного Блока. Он всегда со мной,
Грустит по чакрам и по анахате.
Ну, Саша, что такой сумной?
Скажи, тебе по сердцу сумрак здешний
Осенних дней? А ветер у Невы
Несёт волну и ласково-неспешно
Ворошит снег и золото травы
Волос оставшихся… Где ныне наше детство,
Скажи, мой Блок? Ты помнишь Рождество,
Когда, звездой нездешнею зардевшись,
Нам Небо возвестило торжество
Оккультных тайн. И некая Татьяна,
Прошу прощения, любимая Свирель
Сверкнула, как Жуковского Светлана.
И зазвучала ласковая трель…
Опять я сбился – так и тянет к звёздам.
А мы по Невскому проходим. И с тобой
Гулять готов – пусть рано или поздно,
150
Как с собственной загадочной судьбой.
Не будем белой лошади бояться.
Дантес разрушен, Господи, прости.
И снова жалко на минутку расставаться,
Чтоб новый стих на Землю принести.
СВИРЕЛЬ:
Спасибо, мой родной, стихом прорвался
И сердце мне больное исцелил.
Я знаю, Ты со мной не расставался
У этих серо-каменных перил
Родной Невы. Бродили до рассвета
В студенческие годы и теперь.
И боль, и гнев, и радости Поэта
Звучали сквозь бесчисленность потерь,
Сквозили на мостах, в громаде века
И возвращали к Пушкинской поре,
И нежностью простого человека
Слезу роняли на чужом дворе
Задворок жизни. Мы Тебя читали,
Мой Пушкин. И спасали на войне
Стихи твои бойцов из дальней дали
И даже космонавтов на Луне.
Твой стих – подобие могучего Толстого.
Он жезл, он якорь, посох и обвал.
Он Солнце. Он загадка Иванова
Порфирия – закалки идеал,
Который обновляет организм
И лечит, и выводит на простор.
Простите за невольный прозаизм.
Примите стих от ласковых сестёр.
Надежда с Верой и Любовь вам пишут,
Наш Пушкин и Серёженька, и Блок!
Прости меня за простоту, Всевышний.
Возьми мой стих, пожалуйста, в залог
Святого поэтического братства,
Которое порушит цепь невзгод.
И мне не нужно большего богатства,
Чем Неба поэтический приплод!
ПУШКИН:
Брожу по набережной или снова в дрожках
С Онегиным. «Поди! Поди!» – раздался крик.
И снова пообтёршийся немножко
Морозной пылью серебрится воротник.
Грущу на Невском. Дум моих старанье,
Облекшись в грусть мостов и бред реклам,
Бредёт каналом с ночью на свиданье.
151
С Серёженькой и Блоком пополам
Ломаем мы Луны моей остылость
И рушим темень старого житья.
О, Русь моя, Свирель, ну, сделай милость,
Скажи, ты чья: Серёжи иль моя?
Не будем мы делить стихов прохладу.
И горечь слёз разделим пополам.
И всё, что есть: душевность и отраду
Я детям нашим будущим отдам.
Возьмите, радуйтесь, дышите и внемлите:
Ваш Пушкин жив, живее всех живых.
И мне среди других определите
И разделите чарку на троих.
Как говорят в народе – не с устатку,
А с горя, с непонятного житья
Пьёт наш мужик по литру без остатка –
Россия разноликая моя!
Ну, кто бы знал, как горько нынче губы
Сложились в скорбную усмешку. А вино
Течёт рекой, как синь-вода по трубам
И падает слезою на гумно.
Нет пашни, нет двора, нет поголовья –
Повымерло. Повымерзла земля…
О, Русь моя, позволь хоть к изголовью
Прильнуть, стихами сердце исцеля! …
Ты чувствуешь – мой стих Серёжей начат
И мной продолжен вновь, И Блок поёт.
О, будь моложе, я бы знал, что значит
Всё это и во всём тебе помог.
СВИРЕЛЬ:
Нет, мой родной, не молодость, а мудрость
Постигнуть может это волшебство.
Со мною рядом дорогие кудри
Твои, Серёженьки и наше мастерство.
И Блока невозможная усталость…
Наш Саша в революцию устал.
Скажи, мой Блок родной, какая малость
Подействует на сердце, как опал
Индийской палочки – доверенное свойство,
Что жгли намедни у Людмилы мы с тобой?!
А. БЛОК:
Скажу, родная, только беспокойство
О Родине, горящее судьбой,
Струёй сверкающее нашего единства
Поэзии возвышенной, мой друг!
152
Мне надоело вашей жизни свинство.
И я готов излечивать недуг,
Опять к колодцам сердца прикасаясь
Строкой любви и веры. И, поправ
Невежество, живу, люблю и каюсь
И, как Серёжа, голову задрав,
Смотрю на тонные громады Петербурга,
С друзьями вместе прохожу к Неве,
Ищу Свирель в объятьях демиурга
И никого не бью по голове.
И ВЕРЮ, И НЕ ВЕРЮ…
Только что записав последние стихи от Блока ( в 1 час дня 6 октября 1990 года) я спешу
обратиться к своему Отцу Петру:
Ну, Папочка, родной, мне это снится,
Что названа Свирелью? Слог иссяк…
ОТЕЦ:
Велю тебе, мой друг, перекреститься,
Свирель моя, ты, мой высокий стяг,
Мой стих, мой дом, прелестная криница,
Вещающая мне о новостях.
Тебя недаром Пушкин выбрал трелью
Своих стихов и радостен как день,
Нарёк тебя заливистой Свирелью,
Которую услышит и олень,
И дол, и луг, и лес, видений полный,
И невские остуженные волны
Прильнут к ногам Свирели, Синь-звезды,
Моей дочурки. Даже мрака полный
И ревности суровый рок страны
Поверг свой гнев в пространство тишины
И «Здравствуй, милая Свирель!» – промолвил.
Нет, не приснился зов Святого друга.
И Пушкин снова радостен и свеж.
И Родина – Серёжина подруга
Ты в сердце нашем ласковом живёшь.
О, мощь стиха вселенского, о, радость,
Соединенная любовью и строкой!
В тебе звучит и мужество и младость,
И льётся стих разбуженной рекой.
Он чист, хрустально-звонок, идеален.
Он верен сердцу и, струной поправ,
Сжигает зло, возвышен и печален,
Моя Свирель! Забава всех дубрав!
6.10. 1990.
ОТКРОВЕНИЕ
И в этот же день (тетрадь 16, стр. 107)
Душа поёт так звонко, безмятежно,
153
Поэмой устилая дрожь Земли.
Скажи, Душа, зачем поёшь так нежно,
Забыв о посохе и бедности сумы?
Серёжа помогает мне в юдоли
Собрать стихов обугленную медь.
И стих любовью дышит поневоле,
Забыв упасть и к вечеру созреть.
Как яблочки прозрачно-золотые
На свет выкатывает ветер-озорник
Мои стихи, плоды любви литые,
Положенные веком на язык.
Возьми тот стих. Сегодня дарит Пушкин
С Серёженькой и друг единый Блок
Те яблочки, что лесом на опушку
Повыкатил неумолимый рок!
И ты, мой друг, что рядом тяжко дышишь,
И сердишься, и, с грустью пополам
Со мною вместе горечь жизни пишешь,
Возьми стихи. Я все тебе отдам.
Не усмиряй разбуженного гнева
И выплесни его в бокал вина.
Пойми, я Повеление Царево –
Свечу нести к заутрени должна!
А. БЛОК:
Не плачь, сестра, такое назначенье
Кому-то не понятно до сих пор,–
Твоё прозрачное и гордое свеченье,
Души твоей недремлющий костёр.
То лишь на звёздном Небе обозначен
Твой путь. И светлая разверстая Душа
О горестях и бедах жизни плачет.
Однако, как Россия хороша, –
Есенин повторяет ежечасно.
И нам с тобой твой долг ещё делить
Придётся век. И это не напрасно.
Мы можем все стихи соединить
И стрелкой мощною Свечой Петра Большого
Избыть всю нечисть, Господи, прости!
И тесен круг до часа зоревого,
Что нас сумеет в Небо вознести!
СВИРЕЛЬ:
Я снова ухожу в стихи и песни,
С тобою, Блок, хочу к Неве прийти,
Наш Саша, ну, давай с Серёжей вместе
Мосты попробуем поутру навести
К неспелой вишне, что стоит поодаль
154
И сомневается, и зреет, и поёт.
Но отчего-то вдруг опять робеет –
То перелёт, то снова недолёт, –
Плоды бросает невпопад и злится,
Не зная, плод на дело ль попадёт.
И потому, как в жизни говорится,
То перелёт, то снова недолёт.
Плоды съедают вороны и птицы.
А человек лишь косточки берёт.
Давай поможем вишне, чтобы знала,
Зачем на свете, добрая, живёт,
И чтоб вишнёвой косточке Урала
Была земля, и слава, и почёт!
Бог с ней, со старостью, хотя и ей на совесть
Отдам тепло, но если не берёт,
Я молодости посвящаю повесть.
И сердце отправляется в полёт.
ЮНОШЕ, КТО СИР И ОДИНОК.
А.С. ПУШКИН
Да, вера в то, что живы наши Души
Не только в снах и в лепете ракит,–
Слезой порою горло жмёт и душит,
Свечой Петра с тобою говорит,–
Нам вера эта в то, что все мы живы,
Важна, как пашня, как зерно в золе,
Случайно не сгоревшее, и нивы
Насущный хлеб, лежащий на столе.
Нам вера эта вечно дышит током
Любви, надежды и мощнит сердца,
И помогает в поединке с роком.
Мы веры ждём, не требуя венца,
Венца и жертвы. Не нужны нам стяги.
Нам нужен Душ любимых световод,
Канал любви и чистый лист бумаги,
Все звуки принимающий в расчёт,
Движенье каждое и каждое мгновенье,
И рук усталость, и сердец полёт.
Нам нелегко на Свете Том досталось,
Но время дышит, требует, зовёт,
Взывает к старцам, к юным и не очень,
Скорбит, рыдает, в Небо трели льёт,
Строкой Поэта Солнце в Небо строчит,
Благословляя Истины Полёт.
Возьми ту веру, устремляйся к Богу
Ты, Юноша, который поседел
До срока. И расчистим понемногу
Конюшни Авгия. И я помолодел.
155
А.С. ПУШКИН, 16.30, 6.10, 1990.
ПУШКИН – СВИРЕЛИ
Зачем ты плачешь? Лист сухой на ветке
И тот надеется на продолженье сна.
А ты, мой друг! Твои же однолетки
Склоняются над чарочкой вина,
Коль их удача посетит однажды.
И, даже строчкой выйдя за порог,
Какой-то писарь, выхухоль бумажный
Кричит о том, что в сердце он сберёг
Свою Россию. Чем, простите, милый,
Сберёг ты Родину – освистанным враньём?!
А мы с тобой собрали светосилы
Над этим обнаглевшим вороньём,
Мы в гонг ударили. И жарко дышит лето
Средь осени. И расцветает сад,
Где плод оценится, увы, не на монеты,
А сердцем летописи – лучшей из наград!
А. С. ПУШКИН
ПОЛЁТ СВИРЕЛИ
Живу как в сказке, строчкой будни мерю.
И, как на взлёте, обрываю бег.
Сама себе и верю и не верю,
И думаю: кто – Бог иль Человек
Во мне поёт и сыплет бисер с Неба
Воспоминаний, смеха, стынь и боль,
Былые дни кусочком чёрствым хлеба
И нынешние дни. Из них любой
Отмечен пагодой стиха и грустью нотки,
Упавшей понарошку и всерьёз.
О, Русь моя, воистину, не в глотке
То счастье, что, Мой Пушкин, Ты принёс.
И громкость голоса не резкость отмечает,
А нежность сердца, рухнувшего в боль.
Вот это нас с Тобой и отмечает,
Прости, что панибратствую с Тобой…
Ты Сам, наверно, этих строчек бисер
Мне передал и нынче и вчера,
Назвав Свирелью, в звании возвысил,
Сказал, что вместе действовать пора.
Вот почему так стих резов и звонок,
Журчит, как ключ, мощнее всех ключей.
Мой Пушкин, мой невиданный ребёнок!
Скажи, Ты чей? А, может быть, ничей?
Серёженька грустит теперь тут с трубкой,
Глядит так выжидающе, как день.
Серёжа, милый, мой ребёнок чуткий!
156
Набрось накидку иль пальто надень.
Лети в Россию, не смотри так грустно.
Ты сердце рвёшь – зачем такая боль?
Читай стихи устами златоуста
И златокудра высветить изволь
В своей строке, что мчится из Рязани,
Ты жив и мечешь по Руси огонь.
Серёженька, моё ты наказанье,
Ну, тронь серёжку, коль захочешь, тронь.
Тронь за серёжку. На берёзке ветка
Давно дрожит, скучая о тебе.
И пусть она уже не однолетка,
Тоскует по крещенской ворожбе!
Мы вместе с вами, дорогие дети,
Промчимся по заснеженной Земле
И погрустим об отлетевшем лете,
И поглядим, как стынет Русь во мгле?
И понадеемся на будущие вёсны,
И ёлочку нарядную зажжём.
Любить и верить никогда не поздно
Ни в Небе, ни у нас, за рубежом,
Сомкнувшимся пристенным приговором,
Отгородившим Истину от масс.
Какое слово МАССЫ – будто творог,
Иль каша жидкая или месива запас,
Зачем и кем когда-то предназначен? –
Замешивать нечистого квашню,
Чтоб выпекать рабов безмолвных, клячи
И отдавать останки воронью?!
Какое слово МАССЫ! – Одурачен
Народ наш русский, Господи, прости!
Ему великий жребий предназначен.
И нет преград у Бога на пути!
О, Пушкин трепетный, о, мой Серёжа нежный!
Слова и строчки разрывают грудь.
Хотела отложить, но стих небрежный
Плывёт на ум и некогда вздохнуть!
Сегодня день особенный – так странно
Бегут стихи, как лодочки в моря,
Плывут в содружестве и плотно и пространно
И не опустишь чудо-якоря.
Они мне не дают остановиться,
Несут с волной в пространство тех светил,
Где снова Пушкин наш сумел родиться
И где Есенин клуб наш посетил.
157
Там познакомились мы с ним. И он поэму
Мою родную первую читал.
Отметил блеск строки и вольность темы,
Учителем моим отныне стал.
И ты, мой Пушкин, друг мой благородный
Меня отметил ласково родством,
Сказал о даровании природном,
Соединенным с чудо-мастерством.
Своей Души признал живое сходство
С моей Душой – пусть маленькой пока.
О, Пушкин! Это наше первородство
Так звонко! Так оценка высока!
Что я теряюсь и роняю нежность
К Твоим ногам, Мой Пушкин дорогой.
И колокольчик ласковый небрежно
Повесила под радостной дугой
Российской тройки. Скачет резво тройка.
Рассыпан блёстками серебряный убор
Вожжей с уздечкой. А попробуй. тронь-ка
Какой-то бес, – копытами в упор
Она снесёт того врага в канаву,
Растопчет и серебряную вязь
Своей дуги взовьёт к Луне не ради славы
И к Солнышку, а потому что страсть
И нега овладели этой тройкой.
Она не терпит лести и вранья.
Она звенит заливисто и бойко
Цветными бубенцами января.
Да, в январе мы с вами повстречались
И синь-зимы впитали яркий звон,
И тройкой необузданной помчались,
Не задевая крыш и светлых крон
Деревьев, насыщая нежность кожи
Энергией и ловкостью пера,
Стремясь взлететь и стать моложе
И завтра быть добрее, чем вчера!
Скажи, мой Пушкин, кем тот стих означен?
И ты, Серёжа, друг мой, просвети:
Тот стих уже нельзя переиначить.
Его состроил кто-то на пути
Той тройки, что к Луне высокой скачет.
Тот стих лишь только можно повторить.
Его нельзя, мой друг, переиначить,
А можно только сердцу подарить.
СЕРЁЖА:
Да, стих написан. Не печалься, Таня.
158
Его ведь тоже нужно угадать,
Восстановить, как рыбку на кукане,
И жадному читателю отдать.
Пусть кушает. Благодаря искусству
Его не съесть, тот благородный стих.
Он порождает ласковое чувство
И требует беседы на двоих.
А. С. ПУШКИН
Скажу и я, Ваш Александр Пушкин, –
Зачем она полезла в глубину
Вот эта рыбка, глупая Танюшка!
Мутит волну и чудо-тишину.
Написан стих. И нам о том не спорить.
Но как написан, нужно угадать.
Лови ту рыбку с море, на просторе,
Чтобы потомкам нашим передать.
Скажу тебе – нелёгкая задача.
И тут талантом вровень нужно быть
С тем, чья чудная космопередача
Как рыбка. И тот стих нельзя забыть.
Прильнуть к низовьям, угадать, услышать,
Поймать и, насадивши на кукан,
Почувствовать, как стих живёт и дышит
И устремляет взоры к облакам.
Вот вам урок. У творчества секретов,
Скажу, друзья, вовек не занимать.
Стих плачет, как обугленное лето,
Взывает к совести, как ласковая мать,
Кричит и рвётся с привязи и льётся
Холодною водой из родника.
Ну что, Татьяна, чем нам отзовётся
Усердья нашего астральная рука?
Не плачь, не сомневайся. Мы как ты же
В ответе за строки горячей медь.
И чем труднее, тем родней и ближе
И думать, и смеяться, и гореть,
И плыть, как лодочки, и уноситься тройкой,
Стихами глушь страны перебирать,
И удивляться глупой новостройкой,
И пепел древности над крышами собрать,
Кричать и плакать, с грустью расставаться,
Вопя стихом о страшной новизне,
С которой нужно скоро распрощаться,
Скорбя по древнерусской стороне.
Стих как обвал. Я говорил об этом.
Он рушит старое и строит новый дом.
159
На то и назначение Поэта,
Чтоб мыслей золото, добытое с трудом,
Рассыпанные светлым чувством блёстки
Сберечь и в руки Родины отдать,
Идти вперёд и мужественно-просто
Владеть стихом, смеяться и рыдать!
Вот вам урок! Такого Пушкин сроду
Нигде и никому не поверял.
Я не мастак потворствовать народу
В тоске и лени. И пока нырял
И вынимал ту рыбку на поверхность,
Другие вздумали улов перехватить.
Пусть каждый достигает совершенства ,
Тогда подумаю – хулить или хвалить!
Ох, не сердись, Татьяна, этот камень
Не в твой, моя родная, огород!
Но если кто ворует лёд и пламень,
Всегда досада страшная берёт.
Сказал я к слову, не тебя коснулось
То слово. Просто больно дышит грудь.
И сердце отчего-то встрепенулось.
И жмёт виски. И тяжело вздохнуть.
ТАТЬЯНА:
Ну, что, родной мой, Ты себя расстроил
И вспомнил тяготы своей родной Земли.
Но сердце бедное Татьяны успокоил,
Пока его снега не замели.
Ну отдохни, мой гений, мой ребёнок,
Такой же беззащитный, как слеза!
Твой голос, как Серёжин голос, звонок.
И я его несу под образа!
А. С. ПУШКИН:
Ну, маленькая, ну, моя ты пташка,
Ты так поёшь, как чудо-соловей.
В моём краю цветёт и пахнет кашка.
Её вина в бокал себе налей.
Давай упьёмся эликсиром леса,
Сообразим и выпьем за троих.
Ну, Александр, скажи, – как был повеса,
Так и остался! Нежно льётся стих.
Есенинской лучистою тропою .
Бреду с тобой и сердцем говорю:
Татьяна, я не раз тебе секрет открою
Сей жизни и ромашки подарю.
ТАТЬЯНА:
Спасибо, мой родной, спасибо, Пушкин!
С Серёжей и с Тобою, мы втроём
160
Опять сидим на розовой опушке
И эликсир судьбы волшебной пьём.
РАЗГОВОР С ВЫСШИМ «Я»
Высшее «Я»:
Я думаю, Свирель тебе подходит.
Она – в твоей поэме и судьбе
Звучит. И с нею песня бродит,
Которая доверена тебе.
Бери Свирель, как говорит Серёжа,
Как Папа твой любимый говорит.
Ты будешь с нёй красивей и моложе.
«Свирель» – то имя Солнышком горит
И манит вдаль и тихо дышит утром,
Прохладною водой из родника.
Свирель, переливаясь перламутром,
Понятна всем, как чудо языка,
Универсальное обкатанное средство
Людей к улыбке звоном возвращать.
Она вдали слышна и по-соседству.
Она умеет плакать и кричать,
Смеяться. На заре трепещут травы,
Услышав той Свирели нежный звук.
Она дана тебе не для забавы,
А для огня твоих астральных рук.
Свирелью ты приветствуешь прохожих.
Свирелью даришь новый сноп стихов,
Таких живых, родных и непохожих.
Свирелью ограждаешь от грехов
Себя и молодость. И утешаешь старость
Прохладною водою из ручья.
Бери Свирель. Она тебе досталась
От Леля и теперь она твоя!
ДУХ РОДИНЫ
Я чувствую, мой друг, всё, что пишу,
Идёт сквозь сердца жаркое горнило,
Как будто древнее прекрасное Ярило
Живёт в Душе. И я огнём дышу.
Оно как страстное языческое пламя
Сжигает окаём суетных дел.
И молодость могучими крылами
Вздымает Дух. И он помолодел –
Дух Творчества, таинственно-глубинный.
И как он выглядит? И как во мне живёт? –
Такой высокий, сказочно-былинный,
Как сердца дорогого звездолёт.
О, Дух Отечества! – Иначе не назвать мне.
161
Он свойствен всем. Его познают все.
Пусть бродит где-то вроде робкой лани
Иль лошади, оставшейся в овсе,
Иль в виде той же лапочки-коровы,
Кормившей деток тёплым молоком.
Корова, видишь, вон Есенин чернобровый,
Лизни его, родная, языком
И травным духом окати родного.
Любил тебя он, буйно тосковал
И на крылечке утра зоревого
Тебя Душой до стада провожал.
Вздыхала шумно, теребила грустно
Ты жёлтую солому во дворе.
Взгляни теперь – там сумеречно-пусто,
И стада не увидишь на заре.
Октябрь исходит. Нежно стонут травы
Под первым грузом снежного тельца.
Где Дух Отечества? Не в том ли, ставшим ретро,
Полёте жалостном подросшего птенца –
Цыплёнка, что по осени считают?
Немногих нынче, видно, довелось
Нам сосчитать. Число от года тает.
Но Духом Творчества Отечество взялось.
Нам наши осени, потери, недостатки,
Исторгшие немыслимую боль
Души, в сей жизни, невозможно краткой,
Энергией зажили голубой.
И детство, выжженное пламенем Хатыни,
И мудрость, взятая в объятья палачей
Гулага, нас зовут и стонут ныне
В потоке трепетных космических лучей.
Они к сердцам взывают. Совесть Мира
Будить стремятся. Голосом отцов
И матерей звучат лучи эфира,
Уничтожая светом подлецов.
Да, светом Истины, возвышенно-свободной
От тюрем, измывательств и обид,
И жертвой Родины, и болью всенародной
С ней Сердце Космоса сегодня говорит.
Откуда мрак пошёл? Откуда реки
Постылости, жестокости, вранья?
Где вместо массы - люди, человеки
И прелесть древне-русского житья?
Зачем порушены и церковь и подворье?!
И дремлет совесть. И простой народ
На грани мора и в пучине горя
162
За горло Русь свою - страдалицу берёт.
О, бедная рязанская корова,
Кормившая Россию молоком,
Родись и расплодись, родная, снова
И шелести в соломе языком.
Пропой ей, осень, песенку соловью
Есенинским нестынущим стихом
И прислонись к пустому изголовью
Избы, тропы, спознавшейся с грехом.
С грехом разрухи, с бездарем-рубакой,
Который, тын под рельсы опустив,
Считал жестокость чуть ли не отвагой,
В хоромы Солнца когти запустив,
В реликвии поверженные тайны,
Поправ и веру, и родню, и дом.
О, властелин, жестокий и случайный
Или случайный бешеный фантом,
Сжигающий в груди любовь и веру
И лозунги развесивший на дверь!
Кто ты? И кто напишет повесть
Об этом – дьявол, ангел или зверь?
Свобода – неопознанное слово,
Заблудшееся в таинстве могил.
Мы ищем до Пришествия Второго
То слово, как Архангел Гавриил.
Сбывается церковное проклятье.
И Апокалипсис, – он будет или нет, –
Идёт. Но в звёздно-синем платье
Грядёт Дух Родины, и царствует Поэт.
12.40 7. 10, 1990.
ЗВОН
Мощнейший звон идёт.
Он звоном колоколен
Не заглушаем. Он звучит в сердцах.
И россиянин весел и спокоен,
Коль принял звон Душою до конца.
Он возрождение сулит, тот звон опальный,
Не разрешаемый ни сердцу, ни судьбе.
Он радостный, а также и печальный,
Поёт о новогодней ворожбе.
И блазнится*, и приближает лица
Родных из старорусской стороны.
И сердцу этим звоном не напиться.
И не избыть серебряной волны
Потока лучезарно-зоревого.
Открыто таинство любви и мастерства.
И сердце снова вроде горнового,
163
И Солнце снова вроде Божества!
* Блазнится - дразнится, мерцает, кажется
КАРУСЕЛЬ
Я не насилую ни чувство и ни совесть,
Ни слог, ни слово – льются, как хотят.
И возрождается и льётся с Неба повесть.
Листки забвения и памяти летят.
И сыплется расцветшим звездопадом,
И зыблется таинственная высь,
Боль сердца устилая листопадом.
Так Пушкин и Есенин родились,
Раскованность и нежность и свобода
Полёта чудного в пространство и в волну
Времён вселенских – светлая отрада,
Рождающая свето-тишину.
О, Небо! Ты мне даришь эти трели –
Заливистую вечную Свирель
И светлый день бессмертного Апреля
И творчества родную карусель!
ОСЕНЬ
Листки, покинувшие ветви – росчерк лета,
Неспешно уходящего от нас,
Вы – голос лета, трепетность Поэта.
Я не покину, не оставлю вас.
До ночи до глубокой будет сниться,
До ласковых морозных вечеров
Полёт кленовой розовой жар-птицы –
Привет пушистых стынущих дубров
И одинокость маленькой берёзки,
Стоящей сиротливо во дворе.
Наряд её – и нежный и неброский
Зовёт как жёлтый вымпел на горе.
Куда зовёшь? Куда стремишься, крошка?
Взойдёшь ли выше этой вон горы?
И валит лист. И осень понемножку
Зиме сдаёт печальные дворы.
А. ПУШКИН,
15 часов, 10, 1990.
НА ВЗЛЁТЕ
На взлёте день, и я живу на взлёте.
На взлёте творчества и Духа и пера.
Душа моя в недремлющем полёте
Времён, Отечества, пространства и добра.
Той доброты, которой дышит Космос,
Не познанный. Он тайнами вразброс
Как звёздами укутывает космы
Моей судьбы, занявшейся всерьёз
Небесных сфер реликтовым свеченьем.
164
И голос Матери из пропасти годов
Звучит Свирелью и сквозит леченьем
Душевных ран и мужеством трудов,
К иным, высоким сферам приобщённым.
О взлёт особенный! О, острота пера!
О жребий, Небом ныне нареченный!
О, Космоса великая пора!
ДУША КРИЧИТ
Душа соскучилась и по живому слову,
И по сердечному волненью, по весне,
По прочному нестынущему крову.
По солнечной играющей волне.
Душа кричит. Она полна тревоги.
Откройся, выплесни на Мир святую боль.
Взгляни – горит часовня на дороге,
Где Сам Господь пожертвовал собой!
А. С. ПУШКИН
ПРИМИ СТИХ!
О, спелость осени! О, жаркие объятья
Лучей, которые прорвались на поля!
Ну что ещё тебе могу сказать я,
Свирель моя, любимая моя!
Прими сей стих и не гадай – так чей он?
Пусть льются песней, праздничным дождём.
Чем шире сердце, тем поток мощнее.
И мы стихов твоих все вместе ждём
А. С. ПУШКИН,
тетр. 16 стр. 158.
ПЕРЕКЛИЧКА.
Осень 1990 года была особенно драматичной для Свирели. С необыкновенной силой в
Душе вновь и вновь всплывали подробности гибели Серёжи в Петрограде в 1925 году. И Свирель
вновь и вновь просила Серёженьку подтвердить, что он жив и благополучен.
Поэт отвечал и сам волновался за состояние Свирели, в образе которой он видит саму
Россию.
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Я здесь, в ином, родная измеренье.
И все рассыпанные горести Земли,
И бремя тяжкого сыпучего мгновенья
Забрал с собой. Курлычат журавли
И дарят мне привет из дальней дали.
Опять скажу, тебе, родная Русь,
Таких мы ласковых и нежных не видали.
Сказать боюсь, и потерять боюсь.
О, Русь, твой трепет по родному звону
Полей рязанских в плаче дупелей!
Скажи, родная, по каким законам
Живёшь и отзовись скорей!
Ответь, родная, дорогому сыну
165
Всё та же ль ты? И в сердце дремлет мёд
Любви, который сыну - исполину
Живой водой Отечество вернёт?
Услышь меня. Как пряно пахнут травы!
Восходит стон духмяный на лугах.
А я стихов своих отраду и забаву
Катаю, словно яблоко в зубах,
Не надкусив, роняю в лоно света:
Возьми, прими, люби и обогрей.
В том яблоке – туман и ключ рассвета
И лето, и зима, и бокогрей.
Так месяц предвесенний называют.
Всех их двенадцать. Все они мои.
Я взял их пальцами освеченного края,
Где вновь рязанские лепечут соловьи.
Весь год – он мой. И мы с тобою вместе
О, Русь моя, не плачь, очнись, живи,
Опять помолодеем лет на двести
И встанем из отчаянья крови!
Выслушав этот монолог, Свирель, со свойственной ей привычкой проверять
достоверность информации, обращается к Александру Сергеевичу Пушкину
СВИРЕЛЬ:
Скажи, мой Пушкин, как бы Ты отметил
Вот этот слог, которым наш Поэт
Серёжа наш родной земле ответил,
Что смерти нет, забвенья тоже нет?
И тотчас же получает ответ от чудесного Александра Сергеевича, отзывчивости которого
нет равной на Земле.
А. С. ПУШКИН:
Скажу. Мне сердце этот слог сжимает.
Я сам когда-то думал, что умру.
Но жизнью смерть, родная, разымая,
Вновь золотится колос поутру.
И светотень, борясь со мраком ночи,
Внушает нам бессмертье новых лет.
Взошёл Поэт. И голубые очи
Глядят с портрета. И живёт Поэт,
И дышит, сердцем пламенным вбирая
Тревоги грусть. И светлое чело
Не затемнит, моя ты дорогая,
Погибель! Снова утро рассвело.
Мне слог Серёженьки так близок и так дорог,
Как болдинская осень поутру.
Я сам когда-то присмотрел пригорок
Для памяти. Сам думал, что умру.
166
И думал – пусть сюда приходят дети
К моей могиле, поклониться мне.
Но вот живу. И снова строчки эти
Я посылаю милой стороне.
Возьмите и, меня не обижая,
Поверьте, что действительно живу.
Нас стих сближает и любовь сближает
На Святки, к Рождеству и к Покрову.
СВИРЕЛЬ:
О, мой любимый невозможно Пушкин!
И я Тобою, ласковый, живу!
Тобой открытый чакр на макушке
Приемлет эту светлую молву.
Но почему, мои родные, Русь былая
Не выплакала слёз о вас? И вновь
Лавиной боль течёт, и, всё перекрывая,
Мне насыщает день и кровь?
А. С. ПУШКИН:
Услышала Россия ныне только,
Что живы мы. И в голубом венце
Восходит, нежная, и звёздной долькой
Со мной сливается на золотом крыльце.
И Я, Ваш Пушкин, льюсь без опозданий
Потоком радостным и песен и стихов,
И говорю: «Довольно нам страданий!
Споём с тобой до чудо-петухов!»
СВИРЕЛЬ:
О, чудо века и веков бессчётность,
Мой Пушкин, мой высокий Идеал,
Восторг немыслимый и чувства безотчётность!
Ты рай в Душе строкой нарисовал!
Бежит по тропочке, как лань в лесу за Солнцем,
Летит под лунным бисером Свирель,
Скользит по памяти и дней последних донца
Лучисто-золотой Апрель.
Апрелем светят Пушкин и Есенин,
И высветился купол золотой.
То чакр Блока, то цветок весенний,
Знакомый сердцу и России дорогой!
ПУШКИН ПРИШЁЛ
СВИРЕЛЬ:
Живу, то струйкою стиха камней касаясь,
То окунаясь в Неба синеву,
То болью о могилы спотыкаясь,
Живу, и верю, и зову.
Ладони Мира на моей макушке
Поглаживают сиротливый лес
167
Моих волос, где нежно шепчет Пушкин
О русской вольнице, пронзившей свод Небес!
ПУШКИН:
Борюсь с тобой за чистоту надела,
Вхожу в тебя, как скальпель входит в тело,
Как Бог перстом осваиваю дело,
Как церковь – и молитвой и постом.
СВИРЕЛЬ:
Мой Пушкин! Как освоить эту высь?!
Молю Тебя, мой Гений светозарный,
Взгляни вперёд и снова оглянись,
Как кружит голову полёт шикарный!
Боюсь, не справлюсь, и не хватит крыл
Освоить высоту и звонкость дела!
О, Пушкин, если б Ты да рядом был!
А. С. ПУШКИН:
Я рядом. Я приветствую улыбкой.
Взгляни сюда и руку протяни,
Свечу Петра, трепещущую зыбко
Возьми. И мне покой верни.
Пусть зазвенит Свирель в избушке на пороге
России маленькой и Родины большой.
А я к зиме готовлю снова дроги,
Готовлю валенки. И я к тебе пришёл!
ПЕТЕРБУРГ ЗОВЁТ
Я град Петра, и звонок и прекрасен.
Летит мой исполин в просторы дня.
И взор его остывших глаз опасен.
И дали неоглядные манят.
Простор Невы не требует сравнений.
Восходят башни, шпили и кресты.
И я дарю тебе стихотворенье,
Развешивая день свой на мосты.
Нева, Нева, как страстно дышит влага,
В объём гранитных скал заключена.
О, Петербург, горит твоя отвага
Как вечная балтийская волна!
МЕЛОДИЯ ВЫСОТ
Пушкинские мотивы
Роняю нотой соль последнее признанье
К иконе прежних строк. И старый свой альбом
Как высохшую боль, как томик без названья
Дарую юноше, кто сир и одинок.
Упали на рояль серебряные звуки.
И грезится в угаснувшей дали весна.
Роняет луч Свеча на дрогнувшие руки,
И льётся каплями любви моей волна.
168
Возьми, о, милый друг, печаль слезы прозрачной.
Надежду и простор она в тебя вольёт.
Роняю нотой соль свой стих неоднозначный.
Уходит в Небо боль мелодией высот.
МАТЕРИНСКОЕ БЛАГОСЛОВЛЕНИЕ
Рождество 1991 года
СВИРЕЛЬ: Мамочка!
В День Рождества тебе я поднесу
Букет фиалок, голубеющих, как пламя!
Пусть нежность их всегда горит над нами,
Как Солнышко в берёзовом лесу!
К твоим ногам роняю я покорность
И взрослость тяжкую. Хочу ребёнком быть.
Дитя моё! Тебя мне не забыть!
Живи спокойно, вечно и просторно!
МАМОЧКА:
О, нежность вечная, Землёю рождена
Моя Свирель, пастушечья забава!
Скажи мне, доченька, она тебе дана
Ты думаешь, для счастья иль для славы?
СВИРЕЛЬ:
Я думаю, что вещая забава
Дана отнюдь не для тщеты и славы.
Свирель дана для всех, кто в суть её проник,
Кто полюбил её простой язык
И вечно ценит шум родной дубравы,
Для матерей – утешить их в потерях,
И для детей, оставшихся без них,
Для всех людей, кто в чудо сердца верит,
Кто боль других своею болью мерит,
И кто кусок разделит на двоих.
Для них Свирель поёт и петь готова,
Ища в пространстве пушкинского слова
Тепло и Истину, зарю и доброту,
И возвышающую сердце высоту.
И прежде всех Свирель поёт для вас,
Мои нежнейшие и ласковые люди!
Любимые, ваш светоч не погас,
Иначе жить и петь она не будет!
МАМОЧКА:
Ответ, достойный дочери моей.
Так гаснет вновь и вспыхивает лето.
Не загасила жизнь святая Лета.
И крик осенний чудо-журавлей
Преобразует в стих, надеждою согретый.
СВИРЕЛЬ:
Спасибо, Мамочка, благодарю тебя
За нежность и за веру.
169
Пусть журавли в стихах Земли трубят,
Пусть избывает стих беду и запах серы!
МАМОЧКА:
Благословляю, дочь, на нежный подвиг твой.
Пусть стих бежит рекой и обещает слиться
С рекой любви, которой повторится
Родник, неиссякаемо-живой!
Он вечен, тот невидимый родник.
Он в Душах скрыт и плещется без края.
Свирель о нём скорбя и замирая,
Поёт, роняя нежность на язык.
СВИРЕЛЬ:
Спасибо, Мамочка, моя родная!
Передавай поклон мой всей родне!
Благословение твоё, всем сердцем замирая,
Сочту благословением стране,
Которую Россией называем
И любим, как единственную Мать,
О коей вечно плачем и страдаем,
О коей и положено страдать!
СВИРЕЛЬ
ПУШКИНСКИЙ СОНЕТ
Свирель моя! Утехою Поэта
Служила ты. И в помощь пастуху
Была дана. Поэтами воспета,
Извечно помогала ты стиху.
Твой звонкий голос – лепетанье лета.
Ты в тополином ласковом пуху
Плела венок прозрачного сонета
У древа магистрала* наверху.
Ты прорицала вечность дня и утра,
Твоя строка из свето-перламутра
Служила жезлом вере и добру.
Я верю в трель свирельного напева,
Моя Свирель, и ты, как та же дева,
Которой улыбаюсь поутру.
А. С. ПУШКИН
*магистрал - заключительный, пятнадцатый сонет в
венке сонетов
СТО ДЕСЯТЬ ЗВЁЗД
В ноябре 1990 года Россия отмечала 110 лет со дня рождения Александра
Александровича Блока.
В стороне от этой даты не осталась и Духовная Россия, живущая в Тонком Мире.
Свирели поручили объединить высказывания Поэтов тонкого Мира по этому поводу в
единую поэму.
СВИРЕЛЬ: О, Блок!
Ты звёздным мальчиком взошёл
Над предрассветною Россией.
170
И звёздный путь твой кратким был.
Но ты Россию не забыл
И в тёмный день, и в сумрак синий
Летишь и светишь и поёшь
И звёздный свет как прежде льёшь!
А. БЛОК:
Я слышу. Я стихом отвечу
Моей России. Я хочу
Как встарь назвать её невестой.
И пусть для свадеб мало места,
Я вновь на звёздный пир лечу.
Сто десять звёзд – как ты сказала –
Сто десять звёзд – мой Юбилей!
Послушай, друг мой, не жалей
И пенного вина налей.
Пусть у причала иль вокзала,
Где будет встреча, места мало –
Мы выпьем искристой струи,
Подобной пенистой Аи!
СВИРЕЛЬ:
Мой Блок, благодарю за отклик,
За тёплый свет твоих очей,
За звук приветливых речей.
Но знаешь, если будет встреча,
То всех великих дел предтеча,
Наш Пушкин будет или нет?
Скажи, где светлый наш Поэт?
А. БЛОК:
Наш Пушкин ждёт Он здесь, Он рядом.
Готов к полёту Наш Поэт.
СВИРЕЛЬ:
Я жду. Строку наполнить надо
Искристой влагой. Звёздный свет
Прольётся сквозь туманы утра,
Меняя тоны перламутра.
Боюсь, однако, не сумею
Я соблюсти тот этикет,
Который любит высший свет.
Вот почему и медлю, видно,
За неотёсанность мне стыдно!
А. БЛОК:
Мой друг, стыдиться неуместно.
Нам никогда не будет тесно.
СВИРЕЛЬ:
Тогда скликаем всех друзей,
Любимых наших. Оба Саши
И наш Серёжа дорогой.
Где он? Молчите? Видно он
Не к нашей встрече устремился?
171
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Я здесь, родная, не напился
Ни поэтическим Аи,
Ни строчкой нового свиданья.
Несу тебе для оправданья
Стихи осенние свои.
Бери, коль хочешь. Терпкой влагой
Ноябрьских дней обожжена
Строка вечернего вина.
И поэтической отвагой
Веселья плещется волна.
СВИРЕЛЬ:
Мой нежный, ласковый Серёжа,
Твоим стихом покорена.
Те капли редкого вина
Я выпью за друзей. Но всё же,
Где Наш Божественный Поэт,
И где Его струистый свет?
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Вас, Александр Сергеич, в гости
На кубок, влагой налитой,
Зовут друзья! Дела все бросьте.
Вы, знаю, нежный и простой,
Придёте к нам. Сто десять звёзд –
В едином Блоке в полный рост
А. С. ПУШКИН:
Я слышу, я стихом отвечу.
Я в вашей власти. Я лечу.
Я с вами праздновать хочу.
Но пить? Сейчас ещё не вечер.
Я предлагаю прогуляться
По старым пушкинским местам.
Свирель:
О, дети вы мои родные! Куда лететь? Везде туман.
Не знаю, повесть иль роман
Сто десять звёзд мне обещают,
Лишь верю – об одном вещают –
У Саши Блока Юбилей,
И строк любовных не жалей!
И я прошу поздравить Сашу
И поэтическую чашу
Поднять за те сто десять звёзд,
Что встали нынче в полный рост
И светят сквозь туман и вьюгу,
Смущая верную подругу.
А. С. ПУШКИН:
Ну что ж, беру перо покорно
И пусть бежит оно проворно,
По полю строчками пестря,
172
О Юбилее говоря.
Скажу от сердца, друг мой нежный,
Наш Саша Блок, ребёнок мой,
Мой звёздный брат, мой слог небрежный
Пред этой датою – немой.
Не выразить оттенков чувства
Строкой простою, без искусства.
Но я скажу, мой Саша Блок,
Ты лучше выдумать не мог,
Как праздновать свой день рожденья
В канун Святого возрожденья
России-матушки моей.
Сто десять праздничных огней
Твоих, как никогда, ей кстати.
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Пусть даже дома, на полати
Усядется она без света
И будет плакать до рассвета,
Сто десять звёзд осветят путь,
Возьми, держи, не позабудь!
А. БЛОК:
Я долго думал, где возьму,
Где буду черпать вдохновенье
Для нежного стихотворенья.
Но сердцу вняло моему
Приветливое провиденье.
Я снова у ворот Петра,
И снова действовать пора!
Промчимся по родным проспектам
Любимой тройкой до Невы,
Где, может быть, бывали вы.
И удивится снова некто
Увидев тройку. И на вид
*Судьбе поставит инвалид
То обстоятельство, что эмку
Он не имеет до сих пор,
Ведя с чиновниками спор.
Свирель:
Ноябрьский наст уже окреп.
И воды панцирем сковало.
И снега тонким покрывалом
Укрыт от глаза рокот рек.
Скажи мне, Блок, какими далями
Ты дышишь, чем полна судьба?
Среди мужчин иль между дамами
Проходит день. Иль ворожба
О дне России сердце мучает?
Иль знаешь день тот наперёд?
173
Скажи, мой друг, тоска берёт,
А, может, видишь годы лучшие?
А. БЛОК:
Я вижу в солнечном горенье
Тебя, моя родная Русь.
Судить о многом не берусь.
Но сердца близкого раденье
Мне в Душу шлёт стихотворенье.
И я читаю наизусть
Моей Отчизны достиженья.
Ты выйдешь вновь из заблужденья.
И свет ума и сердца звук
Не сразу, милая, не вдруг
Тебе укажут Вознесенье.
А. С. ПУШКИН:
Нас всех в свой час коснулось горе
Моей Отчизны. Каждый смог
Из жизни вынести урок,
С суровым роком тяжко споря.
Нас всех коснулось заблужденье
В путях Отечества. Не зря
Авророй названа заря.
А у тебя твой день рожденья –
Сто десять звёзд, как жар горя,
Несут нам весть о возрожденье!
А.БЛОК:
Все рядом, все своей России
Шлют пожелания цвести,
Взлететь, прозреть и обрести
Полёт могучий. Взором синим
Окинуть земли и моря
И жить, судьбу благодаря.
СВИРЕЛЬ:
Серёженька, скажи, мой милый,
Как ты оценишь Юбилей?
Сто десять лет сравнялось Блоку
Сто десять звёзд глядят с Востока.
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Заметь, что звёзды не простые,-
Как гроздья, соком налитые.
И это звёздное пространство
В любви внушает постоянство.
Он правде учит нас, наш Блок,
Хоть сам себя не поберёг.
Угас, как говорит наш гений,
В тоске ужасных настроений,
Увял торжественный венок.
Но снова жив. И мечет звёзды
174
Своих стихов. И видит рок:
Очнуться никогда не поздно!
А. С. ПУШКИН:
Летим. Нас ждёт уже Чадаев.
Войдём и – пробка в потолок,
Вина «Кометы» брызнет ток!
Мы все о будущем страдаем.
Но Бог предвидит для России,
Суровый люду дав урок,
Иной, отсель не видный срок.
Об этом знает лишь Мессия.
Да, возродится милый край.
Не плачь, мой Блок, твои сто десять
Умчат тебя в недальний Рай,
А ты, сгорая, не сгорай!
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
ВСЁ ОДУХОТВОРЕНО
«Нет бездушных предметов,
есть бездушные люди».
Семён Степанович Гейченко.
Всё, что Ему принадлежит,
Его же слогом говорит.
Кто знал бы: всё вокруг живёт и дышит,
Содержит память, думает, живёт.
И каждый камень голос века слышит,
К тебе взывает, верит и зовёт,
Надеется на лучшее и совесть
Пытается людскую пробудить.
Ты можешь прочитать и стих и повесть
С ладоней Мира. Их нельзя забыть.
И Петербург, как колыбель Поэта,
Тебе расскажет что-то о былом.
Лишь прикоснись, и вспыхнет лучик света,
Заговорив о Пушкине Самом.
Путешествия бывают разными. И если нет у меня возможности сесть на самолёт или на
поезд и побывать в любимом городе, то я беру книгу о Петербурге и вновь путешествую по
площадям и музеям города –Дворца.
И в этот раз, в декабре 1990-го, мой маршрут пролегает по Дворцовой площади.
Я мысленно обращаюсь к его святыням. И они рассказывают мне о себе.
175
ДВОРЦОВАЯ ПЛОЩАДЬ
Стихом меня обнять возможно,
Но не руками и судьбой,
По мне ходите осторожно
И не зовите больше в бой.
ПЕТРОПАВЛОВСКАЯ КРЕПОСТЬ
Моя твердыня стала крепостью Невы
И вместе с тем тюрьмой для многих непокорных.
И если где-то рядом были Вы, –
Благословляю вас рукою чудотворной!
АДМИРАЛТЕЙСКАЯ ИГЛА
Сверкаю я в Душе Поэта,
В Его стихах и наяву.
Поэт, возьми осколки света.
Я светом Пушкинским живу!
176
ЭРМИТАЖ
Мой вид: величие и стройность
вошли в историю давно,
И молчаливая спокойность
фигур, и каждое окно,
Колонн просторная громада,
И каждый жест, и каждый штрих
В Душе былого Петрограда рождают стих.
НЕВЕ
Нева, Нева – простор свинцовых
Бегущих вдаль спокойных волн,
Тобой мой жребий окольцован.
И день и век тобою полн.
ПЕСНЯ НЕВЫ
Я всех ближе, мой Поэт, к тебе была,
До Парижа корабли мечты вела.
Твоих песен переливы, Пушкин мой,
Наполняла голубою глубиной.
Я всех ближе и сильней наверняка
Разгоняла над тобою облака.
Твои кудри омывала,
Твои пальцы согревала
Моя светлая прозрачная рука.
Ты, я вижу, с Императором идёшь.
С вами рядом золотая молодёжь
Для тебя и для Великого Петра
На Руси грядёт заветная пора.
Ты Авророй называл мою зарю.
Я с Тобою через годы говорю.
Я Авророю своею
Твоё творчество согрею
И душевный непокой заговорю.
Доверял свои Ты тайны только мне.
177
Так доверься голубой моей волне.
Прикоснусь к Твоей кудрявой голове,
Прошепчи стихи небесные Неве!
МЕДНЫЙ ВСАДНИК
Я вознесён на все века.
Мой взор пронзил моря и земли
Я каждой капле в море внемлю
И осаждая рысака,
Его над будущим подъемлю.
СТРЕЛКА ВАСИЛЬЕВСКОГО
ОСТРОВА
О, стрелка Острова родного,
Где юность встретилась со мной!
Ты красотою манишь снова
И дышишь свежею волной!
ДОМИК ПЕТРА ПЕРВОГО
Я дом Петра. Мои пенаты
Царю служили как Дворец.
Царь Пётр ценил свои палаты,
Сюда входил Сам БОГ- Отец.
ЛЕТНИЙ САД
Он населил богами Летний
Волшебный выдуманный Сад.
С тех пор другого нет приветней,
И нет дороже и приметней.
Об этом нимфы говорят.
НАРВСКИЕ ВОРОТА
178
Восторг победы нас вознёс
Неувядающей России,
Где Нарва, бросив взор свой синий
На несгибаемый колосс,
Спешит отдать тебе, о, росс,
Ключи от ласковой святыни.
ИСААКИЕВСКАЯ ПЛОЩАДЬ
Я память грустную храню.
Её пример – другим наука.
Но вот ещё какая штука:
Я *их люблю, но и виню (декабристов)
За то, что ролью виадука
Судьбу назначили мою.
ГОРОДУ ЛЬВОВ – ПЕТЕРБУРГУ
О, львиный облик, львиный зев:
Львы на мостах и на оградах,
Тебя построил Пётр-Лев.
Он, все преграды одолев,
Стал господином Цареграда.
СТОРОЖЕВЫЕ ПСЫ
ЛЬВЫ ДАЧИ БЕЗБОРОДКО
Мы цепью скованы единой
Стоим и молчаливо-важно
На век отважный и бумажный,
На век вранья многоэтажный,
На блеск и говор камуфляжный
Глядим под старою стеной.
МАРИИНСКИЙ ТЕАТР
Я весь в восторгах, весь звучу
Прелестным голосом богини.
Она поёт и дышит ныне,
Где я, представьте, захочу.
Герой, объятый негой страсти,
Высокой нотой покорён,
У ног её с былых времён.
Делю с ним счастье и несчастье.
179
МУЗЕЙ ПУШКИНА НА МОЙКЕ
Здесь всё о Поэте доныне грустит.
Здесь в стенах расплавилась боль.
На стрелках часов – вековечный мотив
С печальною нотою соль.
Здесь бронзовый мальчик-арапчик склонил
Над книгою кольца волос.
Здесь в памяти каждый предмет сохранил
Потоки бесчисленных слёз.
Здесь вечно от боли безмолвно кричит
Простреленный пулей жилет.
Здесь совести голос народной звучит:
«Ты где, наш любимый Поэт?!»
180
КВАРТИРА ПУШКИНА.
Квартира Пушкина. Она
Вся грустной памятью полна.
Здесь каждый пушкинский предмет
Стихи слагает, как Поэт.
ЧАСЫ
Мой бег в тот *миг приостановлен.
Беда не терпит суеты.
Остановись, мой друг, и ты.
Тобой тот горький миг уловлен.
В резной оправе позолота
Грустит на пушкинском столе.
Мой нежный Ангел, на Земле
О Вас роняет слёзы кто-то!
Примечание: *Миг приостановлен. Это миг ухода Пушкина с Плотной Земли – 14 часов
45 минут.
БРОНЗОВЫЙ КОЛОКОЛЬЧИК
Его рука меня касалась.
Я – колокольчик, дар Земли.
В моём же сердце отозвалась
Та боль, что вьюги намели
С чужих сторон и злых усилий.
И стоном любящей Души
Колокола о Нём звонили:
Остановись и не дыши!
НОЖ ДЛЯ РАЗРЕЗАНИЯ БУМАГИ
Зачем живу, коль друга нет?
Он мною резал лист бумаги
И в поэтической отваге
Держал на перекрестье лет
Как стек, клинок и арбалет.
СТОЛ А. С. ПУШКИНА
Я думой светлой окрылён,
Навечно Духом окольцован
Тех поэтических времён,
Когда сидел за мною Он.
181
КРЕСЛО
Я – трон великого Поэта.
С тех пор дышу Его теплом.
И сердце не поглотит Лета.
Оно – за пушкинским столом!
КУРИТЕЛЬНАЯ ТРУБКА ПУШКИНА
Античной росписью украшена –
Паллады – девы трубный звук,
Предмет любви Поэта нашего –
Храню прикосновенье рук,
Красивых, ласковых, изысканных
В письме, в куренье и в любви,
Передающих сердцу истину
И сознающих Се ЛЯ ВИ.
Мои узоры им изучены.
Влюблённый в каждую черту
Ладьи, Палладою озвученной,
Ласкал он эту красоту.
С тех пор – Паллада златокудрая,
Властительница медных труб, –
Храню прикосновенья мудрые
Изящных рук и свежих губ.
ТРОСТИ АЛЕКСАНДРА СЕРГЕЕВИЧА
ПУШКИНА
1. С аметистом.
Мой аметист великолепен.
Он память вещую хранит,
Руки его огонь и трепет,
Невы движенье и гранит.
182
И, в ритмах сердца согласован
С движением его шагов,
Он им любим и окольцован
Как град у невских берегов.
Трость с вензелем Петра Первого
Мой вензель дышит единеньем
Камзола юного Царя
С Его движеньем, вдохновеньем,
Гореньем, славой и стремленьем,
Неугасаемым бореньем
Всей жизни, прожитой не зря.
Его рука меня касаясь,
Нас единила меж собой:
Царя, меня, такую малость,
Поэта, коему досталась,
Готового на труд и бой.
Здесь дух возвышенной эпохи
Петровских сказочных времён,
Притом – моих усилий крохи,
И золотого века вздохи
Своей рукой объемлет Он.
ТРОСТЬ СО СЛОНОВОЙ КОСТЬЮ
Здесь благородство рядом с негой,
Любовь, спокойствие и грусть.
Я – с Ним. А рядом с Ним – Онегин.
Весь путь я помню наизусть.
И древность исстари идущей
Восточной песни бытия,
Где на пути – не только кущи,
Но чаще – тигры и змея.
Его рука, меня касалась.
Эфес тепло её хранит.
Ему, наверное, казалось,
Как, бранной славой знаменит,
Он мчится по горам Кавказа
И саблей, острой, как клинок,
Разит в забвении экстаза
Своих врагов, свой сплин и рок.
И, уронив в пылу сраженья
Подругу верную свою,
Поёт Он песню восхожденья
У самой бездны на краю.
ДОРОЖНЫЙ ЛАРЕЦ
183
Храню секреты я Его,
Заметки сердца дорогого:
Как нелегки порой дороги,
Как побежать хотели ноги,
Как много грусти у Него.
Печатка, нож, гусиное перо,
Две сигареты и перчатки.
Всё, что так нужно и старо,
Как луг, как Шиллер и как Байрон.
Впитало всё его походный пыл –
Увидеть всё, запечатлеть, осмыслить.
Во мне он весь, каким на свете был
В пыли дорог и в свете звёздной выси.
ЧЕРНИЛЬНИЦА С АРАПЧОНКОМ
Мой прадед здесь запечатлён:
Резов, юмористичен, юрок,
Не перс, не немец и не турок,
Талантом редким наделён.
Он независим, горд и вечен.
Он знает – плод Его трудов
Всемирностью вочеловечен,
Печатью Гения отмечен
И Божьею улыбкой встречен
В разливе розовых садов.
Он утверждает постоянство
Времён и наций, стран и Вед –
Облагораживать пространство
На кромке одиноких лет.
Он Гением повелевает –
Простой и странный предок мой.
Он творчество овеществляет,
Поэта сердце вдохновляет,
В Россию следуя за мной.
184
МЕДАЛЬОН С ПРЯДЬЮ
ВОЛОС ПУШКИНА
Я содержу во чреве русых
Мне милых прядь Его волос.
Я память в этот мир принёс
О годах зрелых и безусых.
Во мне вся скорбь заключена
Сердечной тайны провиденья.
И суть всего стихотворенья
Молчанием облечена.
Но ты коснись меня рукой.
Здесь каждый волос к сердцу ляжет.
И прядь волос тебе расскажет,
Как, отправляясь на покой,
Поэт мечтал о восхожденье
И понял, по Небу летя,
Что смерть – вторичное рожденье,
А Он – Небесное Дитя!
НОЖ ДЛЯ РАЗРЕЗАНИЯ БУМАГИ
Я горд, что был ему подмогой
В преодолении страниц.
На них – мерцание зениц
Провидца, Фавна, Полубога.
Я замер здесь, как часовой,
Границ всеведенья достойный,
Холодный, верный и спокойный,
Такой же элегантно-стройный,
Как Пушкин, вечный и живой!
ШКАТУЛКА ЧЁРНОГО ДЕРЕВА
На рукописях я застыла,
Черна, печальна и нема,
Как вечный кадр *синема, (по-фр. кино)
Как скромной тайны благостыня.
Храню я бисер быстрых строк,
Летящих до сердец любимых.
Храню я Истины урок,
И дар, и жребий, и оброк
185
Его судьбы неповторимой.
БУМАЖНИК ПУШКИНА
Орнаментован я цветами
И в духе русской старины.
Скажу на ушко Вам: меж нами –
Мне люди кланяться должны,
Поскольку денежные знаки
Во мне положено хранить.
Со мною следует дружить.
Но кто-то скажет: это враки!
Я был как будто почитаем
Всегда хозяином своим,
Храним надёжно и любим,
Но вместе с тем опустошаем
С внезапной скоростью, увы.
Я знал Его немало тайн.
И не чуждались мы молвы,
Когда в безденежье летали
От Петербурга до Москвы.
ПЕРО ПУШКИНА
Я зыбкий соучастник мастерства,
Исторгнутого сердцем и рукою
Из конуса свирелемастерства
И льющегося искристой рекою.
Я чувствовало то повиновенье,
Которое рождалось в этот миг.
Я постигало свето-вдохновенье
И понимало Пушкинский язык.
Я плавало по лону той тетради,
Что знала синий взор и ясный лик.
Ему я помогало Бога ради.
Я – Пушкина покорный ученик.
РУКОПИСЬ ПУШКИНА
186
Я рукопись великого Поэта.
Я почерком его испещрена.
Во мне таятся переливы света,
Вобравшего хандру и Солнце лета,
И кубок дружеский распитого вина.
Таю я боль и грусть, надежду славы,
Воспоминанья юности, борьбу,
Беспечных дней наивные забавы
И всю нелёгкую и краткую судьбу.
Я – вечность истины и гордый росчерк росса, Воздвигнувшего памятник себе.
В нём – мощность поэтичного колосса,
Наследие толпе и голытьбе.
*ЖИЛЕТ АЛЕКСАНДРА СЕРГЕЕВИЧА
О, как я весь пропитан этой болью
На будущие годы и века!
И эту боль несу теперь невольно.
И насыщается той болью та строка,
Что вдруг рождается негаданно нежданно,
Снимаема умелою рукой.
Дышу я болью вечно и пространно
Ушедшего Поэта на покой.
Запечатленная фотографом навечно,
Она жжёт память, руки и сердца.
Но путь Поэта явленный и Млечный
Не видит ни начала, ни конца!
РИСУНОК А. С.ПУШКИНА
187
1828
пейзаж
Здесь каждый куст, любая ветвь
и ствол Тебя напоминает.
Ты помнишь вешние черты
моей обители спокойной.
Сей уголок, тебя достойный.
Здесь каждым вздохом, ветром полным,
Любой травинкой дышишь Ты.
Да, всё вершит добро в нелёгкой нашей жизни.
Его энергия рождает мастерство.
Любовь слагает гимн страдающей Отчизне.
Добро структурой входит в естество.
Добро и синтез – вот две ипостаси
Процессов жизненных на Небе и Земле.
Добро извечно радугой раскрасит
Наш Мир и снова ищет Мир в золе.
А. С. ПУШКИН
188
ИНФОРМАЦИЯ С ПОРТРЕТОВ ПУШКИНА.
К портрету 2-х – 3-х летнего Сашеньки Пушкина:
Здесь облик мой вобрал арабский норов
С проснувшимся из древности Руси
Славянским гением, вне времени и спора.
Об остальном, коль хочешь, расспроси.
Я дерзок, как мальчишка-сиротинка,
Гляжусь я скептиком, не опуская взор.
Портрет мой – не забавная картинка, –
Гляжу я в сердце каждое в упор.
Я спрашиваю: На кого ты смотришь?
Кого ты видишь? Я тебе – зачем?
Кому из вас сегодня по два, по три?
Чем заняты? Скорей всего – ничем.
А я готов к великому дерзанью.
Во мне живут Россия и Памир.
Во мне клокочет древнее сказанье.
И мне покорен будет целый Мир.
Я долго жить в Руси не собираюсь.
Взойду через страданье к небесам.
Я жизни пыл вбирать в себя стараюсь.
Я ни над кем, учти, не издеваюсь.
Я к вам пришёл почти на полчаса.
С ПОРТРЕТА БРАТА ПОЭТА
ЛЬВА СЕРГЕЕВИЧА
Я весь как приложение к брату.
189
Во мне его судьба, его борьба.
Я всё, чем быть ему богату,
Вдобавок к дому и Арбату
И часто – вместо дома и раба.
Шучу – стихов хранитель строгий –
Я всё за братом примечал.
Я знал все тропки и дороги,
Я помню брички, санки, дроги,
Где провожал, кого встречал,
Кого любил он, чьей отрадой
Чьей жизнью полнилась Душа
Да, Александр – моя награда.
Мне б на него молиться надо.
А я – гуляю, не спеша.
Примечание: когда я стала снимать информацию с фотографии, запечатлевшей жилет
Пушкина, простреленный на дуэли Дантесом, моя ладонь почувствовала сильное жжение.
Вторично прикасаясь к этой фотографии и информации, уже внесённой мною в свою
тетрадь, чтобы ввести в компьютерный вариант текста, я вновь ощутила ту же жгучую
боль в ладони.
Факт этот подтверждает, что все вещи хранят память событий, происходивших с их
хозяином.
Мало того, информация, исходящая от вещей, принадлежавших Поэту, каким-то
образом вмещается в поэтический канал и передаётся как законченный стихотворный
вариант.,(тетр.№30, 1994 г.)
Да, говорят не только вещи, но и явления Природы. И я решаюсь говорить с Невой.
РАЗГОВОР С НЕВОЙ
Свирель:
Скажи, Нева, как дышишь, чем живёшь?
Что помнишь и о чём ты мне расскажешь?
Твой город горд, велик, многоэтажен.
Ему подобный вряд ли где найдёшь.
Как ты живёшь? Чем дышишь? Вспоминаешь
Те годы, что лежат на дне твоём
В обнимку с вечностью, которую вдвоём
С тобой тревожим: я спрошу, ты отвечаешь?
НЕВА:
Отвечу я. Сигнал ловлю своим
Текучим, расплескавшимся по устью
Холодным ухом. Нежности и грусти
Хватило бы не только нам двоим.
Живая боль стихия, кровь России
На северных гранито-рубежах,
Служу стране за совесть, не за страх,
Сложив свой труд и век к ногам Мессии.
Мессия – Пётр. Он Родине был дан
Как Цезарь – и воинственный и мудрый.
О, мальчик , господин золотокудрый,
Любовью к делу покоривший Амстердам!
190
Мне люб ты тем, что ты пристрастен к водным
Российским чудо-свето-рубежам,
К стихии тяготением природным,
Своим умом и чувством благородным.
Твой путь к Петрозаводску и Кижам –
Не только символ мощи и Природы,
Проникший в действие российских мастеров.
То – символ вечности – тернистый путь Петров –
Знамение и странам и народам!
Опять восстал. Он набирает силу.
Он зиждется и в сердце и в умах.
Названье городу святое возвратила
Волна доверия, повергшая во прах
На час калифа, избранного злобой.
Повергнут деспот. Именем Петра
Святого держится колосс высоколобый –
Мой город ласковый, меняя кивера.
Да, кивер важен. Но важнее, что под ним –
Расчёт и подлость? Честь и откровенье?
Нам веком кажется порой одно мгновенье,
Иль век покажется мгновением одним.
Я ж вечно у Его в чугун одетых ног.
Без кивера Он мне ещё дороже.
Он дни и ночи Родины итожит
И оторвать свой взгляд уже не может
От моего гранит-забрало-ложа,
Соединяя Запад и Восток.
Свирель:
Вот это слог! Вот это стих! Нева,
Скажи ещё, родная, о Поэте,
Который помогает строчки эти
Писать, чтоб просветлела голова!
НЕВА:
Скажу: Он жив. Живёт из века в век,
Повсюду ходит, ездит и летает.
Он и меня, мой друг, не забывает,
Великий вездесущий Человек!
Мой Пушкин – лёгкий звук, волшебник слога,
Вобравшего и завтра и вчера,
Прославившего действия Петра,
Вознесшего Его почти до Бога.
Недаром Он посланцем Бога был,
Наш Пётр, преобразивший край и Душу.
И я зарок молчания нарушу,
Сказав, что Он алмаз тот раздобыл,
Что засверкал в стихах потомка негров
Божественная сущность бытия
191
Была Ему доступна, как своя
*Коронопартия, подобная аллегро.
Но я теперь о Пушкине. О Нём,
Прекрасном, солнцеликом, осиянном
Чудесным жребием. Его стихи, как манна
Небесная. Мы вместе с Ним поём
Столетний гимн могучему Царьграду,
Царю Петру воздав за отчий дом,
Отринувший Гоморру и Содом,
За верность, Честь и Мужество в награду.
Ребёнок мой, взлелеянный Москвой,
На пашне царской возмужавший воин,
Мой Пушкин поклонения достоин.
И я к Нему склоняюсь головой.
Моих волос касался Он не раз,
Волною вод играя безмятежно.
Мой добрый Пушкин, ласково и нежно
Своей волной коснусь сегодня Вас.
Как Вас назвать – на Вы или на Ты?
Игрою слов не называй влеченье.
В словах сокрыто множество значений.
Вы – вечно «Вы», а я, наверно, «Ты»?
Я не боюсь назваться по-простому
На «Ты». Мне ближе, знайте, этот слог.
И «Ты», мой Пушкин, для родных сберёг,
Приникнув сердцем к таинству святому
Родства умов и Душ. Сегодня мне
То слово ближе –«Ты». Я «Вы» забыла.
192
Что, между прочим, между нами было?
Что было? – В яви, друг мой, иль во сне?
Я повторю тот сон – мой шлейф касался
Твоих ботинок. Ты рукой задел
Мой нежный стан, смутился и зардел,
Мой взгляд тебе призывным показался.
Глаза мои на уровне Твоих
Ловили свет зрачков. И в нежной сини
Мой взор увидел тяготы России
И светлой каплей растворился в них.
Тебе я силу мощную давала,
Порою выходя из берегов,
Топила злобу Пушкинских врагов,
Твой стих в свои просторы зазывала,
Манила вдаль, водила корабли
Твоей мечты до самого Парижа,
Была всех рек Тебе милей и ближе,
Пока снега меня не замели.
Что было между нами? – Не поймёшь:
Роман, рассказ иль просто повестушка?
Река-судьба, река-любовь-старушка,
Тобой и нынче дышит молодёжь!
Я знаю, как назвать, мой друг, что было.
Я только слово прежнее забыла.
Но дело, друг мой, даже не в словах, –
В сердцах, мой друг, да в головах!
И ныне я одна из фавориток
Иного Пушкина, что жив и там, вдали,
Куда не ходят наши корабли,
Но бег иных резов, бурлив и прыток.
Я снова с ним. И мы глаза в глаза
Глядим подолгу. «Странная девчонка,
Как Натали», – смеётся Пушкин звонко,
Мой взгляд и звук неся под образа.
Туманен и загадочен тот взгляд.
Что он сулит? – Глубины некой тайны,
Которая откроется случайно –
Дороже всех и всяческих наград!
Моя волна касается Тебя,
Твоей руки, мой Пушкин, мой ребёнок,
Мой сон и стан всё так же, друг мой, тонок.
И я живу, страдая и любя!
ПУШКИН:
Отвечу я Неве. Невы движенье
Всегда смущало мой летучий взор.
С Невой вести подолгу разговор –
193
Извечное Поэта наслажденье.
Он неизбывен. Он влечёт в далёко,
Манит простором вздоха серых волн.
Задумчивости и речений полн,
Нева, твой почерк, без границ и срока
Испещривший вдоволь мой альбом
Воспоминаний грусти безнадежной.
К твоей руке приникши белоснежной
Пером, рукой и кучерявым лбом,
Смотрюсь в тебя и снова жребий вижу:
Закрыт на ключ в иные берега
Мой чёлн до времени. Ни друга ни врага
Не посещу на паперти Парижа.
Но, мыслью устремив издалека
Свой плот любви, его роняю в волны.
Они, как я, моей печали полны.
И обрастают пеною бока,
И сердце схвачено тревогою невольной.
И дрожь испытана с макушки до носка.
Нева, о, Женщина, которой отдал Я
Свою свободу, нежное дыханье,
Невнятных чувств рассветных колыханье,
Я твой, Нева, а ты – всегда моя!
Не требуя ни верности, ни неги,
Не упрекая, друг, мой, не тая
Своей печали, ты, любовь моя,
Всегда со мною, как с Татьяною Онегин.
Мы врозь и вместе. Душу молодую
Я чувствую. Как в Африке я – негр,
В России – русский. «Хау дую ду»
Твержу, когда по Лондону бреду, –
Свой средь своих. Руда душевных недр
Роднит меня с казахом и японцем.
Я финн, эстонец, немец и француз.
Фаты прочней сердечных тяга уз
Роднит меня с тобой Нева, как с Солнцем.
Ты охлаждаешь и даёшь движенье
Стихам, распахнутым и ветру и волне.
И, кудри вороша невольно мне,
Твоя рука даёт преображенье
Моей строке, исторгнутой со дна
Моей Души, а может, и твоей же,
Маня меня за Свирь и в Заонежье.
И вздох Невы Душе – бокал вина.
Свежишь меня. В былые времена
194
Я поверял тобою вдохновенье.
Тебе вверял и вечность и мгновенье.
Ты заменяла мне минуты сна,
Когда, бывало, милая, она
Не слушала моё стихотворенье,
Не принимала муку и горенье.
И Муза, сиротлива и грустна,
С тобой делила гордость и терпенье.
Любовник молчаливый, я внимал
Твоей игре, изменчиво-призывной,
Твоим речам, и мудрым и наивным,
И стан твой стройный негой обнимал.
И твой кристалл Души прозрачно-строгий
Храню в Душе, как вечный идеал,
Который мне на жизни начертал
Чудесный путь, что выдумали боги.
Я ПОМНЮ ДЕНЬ
поэма
Свирель:
О, Мойка, ты расскажешь мне, родная,
Что помнишь ты о том суровом дне,
Когда Поэт был ранен. И, рыдая,
Застыла ты. И на твоей волне,
Покрытой льдом, запечатлелось горе,
Как судорога, взявшая в полон
Людское и Балтическое море?
Тот миг был этим горем напоён…
Мойка: Я помню…
Хоть за множеством событий
Слабеет память. Волны унесли
Былые краски, запахи и нити,
Соединяющие Гения Земли
С моей основой, бывшей в эти годы
Мощнее, чище, глубже и ясней.
Но помню день, когда дитя свободы
Всходил под эти каменные своды, –
Наш Пушкин, в стих вина налей!
ПУШКИН:
Я слышу, Мойка! Крепости бокала
Сегодня не хватает также мне.
Вина любви и раньше не хватало.
А ныне и подавно в жизни мало.
Но дело, дорогая, не в вине.
Нам часто память годы застилают.
Твоя струя, на коей горький час
Моей судьбы давно уже угас,
В морях средь льдов мой опыт повторяет.
Но время снова говорит о нас.
195
Мойка:
О, Пушкин, Ты откликнулся! Отныне
Я буду верить, что Поэт живёт.
Парит Его лазурный звездолёт
Над этой серо-каменной пустыней.
Я на вопрос Свирели отвечаю:
Мне день тот траурный страшнее всех смертей.
С тех пор живу, мелея и дичая.
Я нынче прежней Мойки только тень.
Во мне печаль прощания с Поэтом.
Во мне стенанья, горький крик орла,
Упавшего во мрак с вершины лета,
Сражённого свирепостью ствола.
Кто знал, как колебалась я от горя,
Как я рвалась из ледяных оков
Войти в тот дом и, с диким роком споря,
Излить на эти раны нежность моря
И силу этих стылых берегов!
Как я болела, как меня ломало,
Как было мне, мой друг, не по себе,
Как я рвала седое покрывало
Январских вод. И как мне было мало
Мгновений, где о горестях, бывало,
На время сердце Мойки забывало.
Но, приникая к Пушкинской судьбе,
Оно себя на части разрывало!
Живое, да, представьте, что живое,
Живое сердце маленькой реки.
Об этом знали мы с Тобою двое,
Мой Пушкин, только мы с Тобою.
О том не знают только дураки.
Кто не страдал в те годы? Кто не плакал?
Мне это имя, друг мой, назови!
Кто не страдал? – Лишь только враг Природы,
России, веры, света и любви!
Я помню, как прощались мы с Поэтом,
И плач Никиты, и последний час,
Когда Ты на руках любви угас,
Мой Пушкин… Нелегко сказать об этом!
ПУШКИН:
Не говори! Пусть скажет нам молчанье.
Оно красноречивее всего
Порой расскажет о любом прощанье,
Не раздавая грусть и обещанья,
Не утешая никого.
Мойка:
Живу все годы лишь одной надеждой,
196
Что ты опять со мной заговоришь,
Порвав строкою мертвенную тишь
Моей холодной ледяной одежды.
И вот я снова слышу голос милый!
Мой Пушкин, я сбираю снова силы
И мчу навстречу другу моему.
Я как невеста в свадебном убранстве,
Все двести пребываю в постоянстве
И берегу тот Пушкинский портрет,
Где, с другом опершись на парапет,
Ведёт мой Пушкин мирную беседу.
Мой Пушкин, я к Тебе, мой друг, заеду,
Чтоб обратиться к Богу Самому!
ПУШКИН:
Я здесь, я не лукавлю, как однажды
Царь Пётр сказал, роняя воск свечи.
Свеча России зажжена. И дважды
Её не уничтожат палачи.
Нам не страшны Дантесы и Малюты.
Мой дом не уничтожит сатана.
Ему осталось жить почти минуты,
Ну не минутки – сутки. Пусть – не сутки,
Пусть годы. Что для вечности одна,
Две пары лет? Иль два десятилетья?
Он отключён от вечности… Вина
Прошу подать в бокале Поднебесья!
Мы оросим вином любви ту песню,
Которая забыта на повети.
Как говорит Серёжа, с вами, дети.
Мы за бессмертье выпьем штоф до дна!
Резвись и пой, любимая речушка!
Раздайся половодьем до Невы,
Где, может быть, бывали, други, вы,
И где моя кудряшка-завитушка
Касалась вечной мудрости совы.
Мойка:
Мой Пушкин! Я опять Тебя венчаю
С короной Питера – дворцовою красой.
О, Пушкин, утоли мои печали,
Приди зарёй. Её не раз встречали
Мы вместе и недаром замечали
Людскую боль и этой жизни соль.
Тебя я вижу, мой Поэт любимый,
Как рядом с Медным Всадником паришь,
С Невою чутким сердцем говоришь,
И жаждою любви неодолимой
Твой полон взор. И никакой Париж
Тебя не пронесёт России мимо.
197
В свой Летний Сад заглядываешь летом.
Здесь боги ожидают мудреца –
В унылости и бледности лица
Их мрамор дожидается конца
Лишь своего, конечно, а не Света.
На Невском часто вижу вас вдвоём
С Онегиным. Крепка как прежде дружба.
Поэзия – всё та же, друг мой, служба
И занимает прежний окаём
От Охты до Васильевских проспектов.
И вновь Нева, опять её гранит.
Он от потери памяти хранит,
Как некий храм Божественное НЕЧТО.
ПУШКИН:
Нет слов, чтоб выразить парение мечты,
Где в образе богов дела и лица слиты.
Букет увял. Горшки давно разбиты.
Но вечный образ юной Аэлиты
Вдруг мне напоминаешь нынче ты.
Да, да, я это говорю – твой Пушкин.
Я жив в Поэзии, и в яви, и в мечте.
Лишь смерть противоречит красоте.
Но силы у неё уже не те,
Поскольку жизнь резвится на опушке.
Опушка времени. Ей окольцован Мир.
Ей боги повинуются и люди.
Любовь моя – на поднебесном блюде,
Подобная Петрарке и Неруде,
Провозглашающим любви вселенский пир!
И я средь пира – ваш Поэт, о чуде
Мечтающий. Пусть день Поэта труден!
Ваш Пушкин. Вы согласны? – Ваш кумир.
А. С. ПУШКИН.
Автограф точен. Мной удостоверен.
Я – Сердца Пушкинского вещий звук.
Мой звон касается его астральных рук.
И лук натянут – Серафима лук.
И каждый слог родному сердцу верен .
Примечание:*Коронопартия, подобная аллегро– имеется в виду краткое царствование
Петра Великого, ввиду быстрого ухода Его на Тот Свет.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
198
К НАЧАЛУ ВСЕХ НАЧАЛ
«Через Свирель дано мне воссоздать реальный образ
Моего Покровителя и Благословителя на явление моё в Мир Сей.
И стих, и строка сего повествования есть моё волеизъявление и внушение. Описание
деяний Великого Создателя Северной Столицы есть непременная часть сей книги обо Мне. Это
Моё повеление.
А. С. ПУШКИН.
Свеча Петра горит и освещает тайны, которые истории
важны. Свечи врученье не было случайным, – но лишь по воле старины и
новизны!
А. С. ПУШКИН.
Вручение Свечи Просвещения Петром Первым Свирели означало не только возможность
единения поэтических вибраций, идущих от Свирели, с тончайшими вибрациями поэтических
потоков, идущих из Тонкого Мира.
Это событие предвещало реальность общения с людьми, живущими в Пятом Измерении.
Жившие на нашей Земле в свои времена Пушкин и Пётр Великий имели каждый своё
Божественное предназначение и свою миссию. И каждый сыграл в жизни России свою
историческую роль.
Но ОНИ не только БЫЛИ и играли каждый свою роль. Они ЕСТЬ. Они продолжают
жить в Тонком Мире.
Живут и действуют каждый в соответствии со своим Гением и со своим творческим
заданием от Господа Бога.
Нам пока что нелегко воспринять истину, что в духовном мире все времена существуют
одновременно, то есть прошлое, настоящее и будущее присутствуют в едином потоке. Миры
взаимопроницаемы. Люди Тонкого Мира могут общаться друг с другом, независимо от того, к
какому веку они принадлежат.
Живут и действуют каждый, в соответствии со своим Гением и со своим творческим
заданием.
Но мы это уже усвоили из выше приведённого материала. Так, Лев Толстой может
общаться с Леонардо да Винчи, Пушкин – с Аристотелем и любимым им Монтенем.
И, уж конечно, Пётр Великий и Пушкин не только общаются между собой, но и
сотрудничают в области дальнейшего преобразования вверенной им Державы.
Величие двух гениев, их направленность на духовное возрождение России – не через
революционные потрясения, а через духовное, творческое возрастание людей составляет основу
единения их и в мыслях, и в делах.
Так в дневниках Свирели появляются диалоги между Поэтом и Царём.
Возникает поэма «Исполин государственности», где на равных дано вступать в диалог и
Свирели, и другим действующим реально известным России лицам.
ИСПОЛИН ГОСУДАРСТВЕННОСТИ
о Петре Великом
поэма На 400-летие династии Романовых.
199
Страницы прошлого листая
С высот небес, родная Русь,
Моей Земли одна шестая,
Его величием горжусь.
Не зря ОН огненные взоры
На гордый Запад простирал.
Не зря мой росс в Лучах Авроры
Возвёл Его на пьедестал.
С сынов Руси сбирая дань,
Дань уважения и чести,
К народам простирая длань,
Он говорит: «Мы с вами вместе!»
А. С. Пушкин.
И Муза России начинает разговаривать с самыми мудрыми и любимыми великими
явлениями нашей жизни: с Поэтами России, с самим Санкт-Петербургом и с Первым
Императором Державы.
Разговор начинается в канун дня рождения города на Неве (25 мая 1993 года).
При этом обнаруживается, что сам город обладает не только великолепной памятью на
лица и события.
Город обладает великой, глубоко чувствующей Душой, которая не устаёт переживать все
скорбные постигшие его потери.
СВИРЕЛЬ:
О, высочайший праведник и Бог,
Страдалец, Петербург благословенный,
Твой взгляд и вид, и вечный и мгновенный,
Лишь Пётр Великий предвосхитить мог.
Ты вновь отметил день благословенья
Своих громад, просторов и светил,
Дворцов и храмов, кои посетил
И Бог, и Царь, и век благодаренья!
Введи меня в свои просторы, парки,
Где пролегала Пушкина тропа,
Мой Петербург, великая тропа
Культуры, не изученной и яркой!
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ:
Я слышу и по-своему скорблю
О расставанье с милыми родными,
И плачу, и хрустально-водяными
Слезами невскими свой скорбный путь кроплю.
Мне жалко всех: Петра, который строил
Мой стан и мозг, и верфь и *Колизей,
Величие учёных и князей,
Могущество воинственного строя.
Всех, всех: и пращуров, и правнуков Петра.
Их дух во мне живёт, не угасая.
Их дум и дел зовёт сажень косая,
И ярче светится, чем прежде и вчера!
200
Я вижу Пушкина у Невских берегов.
В раздумье Он стоит с Великим рядом,
Своим задумчивым величественным взглядом
Прозрев величье дружбы и врагов.
Он вечно с нами – цел и невредим,
Как Сам же Пётр, живой и нерушимый,
Не только в бронзе ощутимо-зримой, –
Он в сердце жив и нам необходим.
Он откликается на нежность и бои,
Чей прах и кровь ему претит, как прежде,
И, обращая взор к былой надежде,
Вершит дела прекрасные свои.
Он нам внушает к ближнему любовь.
Он весь – во мне. В лучах Его сиянья
Мой крест и мост, и сила обаянья,
Волнующая родственную кровь.
Я слит с амвоном Пушкинских высот,
Где духом творчества пронизаны ступени,
Означены страдания и пени
Величием моих красот.
Корона Родины и шапка Мономаха,
Вобравшая алмазы естества
Извечного духовного родства,
Не ведавшего гибели и страха.
Но я увлёкся слишком… О себе
Я говорить не буду. Только судьбы
Людей любимых, преданных судьбе,
Отдавших жизни в гибельной борьбе,
Пусть говорят – свидетели и судьи!
Пусть скажет Блок. Он видел много раз,
Чем жертвовала грустная Держава,
Как плакали её любовь и слава,
И взор тускнел Петровских вечных глаз!
АЛЕКСАНДР БЛОК:
Скажу, мой друг, скажу и непременно
Напомню о величии времён,
Живущих в колыхании знамён
Дыханием живым и откровенным.
Твоих просторов, дорогой Царьград,
Твоих садов, воздушно-осиянных.
Зефиром строк, немолчно-первозданных
В Душе намечен ласковый парад.
Но я скажу о времени ином,
Что мозг и сердце непрерывно точит.
Оно войти в историю не хочет
Под знаком демона. Пред Господом хлопочет
Прощения, лишь думая о нём…
201
Но кто простит, и кто тут виноват?
Когда бы знать судьбы предназначенье,
Её прозрачное волшебное свеченье,
То были бы мудрее во сто крат…
Но век свершён. И падают тела…
Лишь Дух восстал в борении и славе.
Кто принесёт её своей Державе,
Которая к прозренью привела?
Опомнись, оглянись, *зиждитель веры
В мертвящие канон и постулат,
Превозносящий копья и булат
Во вред своей же Родине без меры;
Отринувший и Бога и Завет,
Ожесточивший племена и веси,
Проклятьем сотрясавший Поднебесье,
На ближних насылавший свой навет!
Виновен ты… Но мне ль судить о том,
Какие жертвы внесены в анналы
Твоей былой, казалось, прочной славы,
Твоей **макитры, попранной Христом?!...
Пусть судит Бог. Судимы Богом все.
И не избегнет каждый этой кары,
Равнявший честь и почести с товаром
И меч свой уподобивший косе.
Я был незряч… На расстояньи только
Прозрел и в полной мере оценил
Значение искусственных светил,
«Лжедмитриев», кем тешилась лишь полька***…
Они разъяли мозг и свет страны,
Разъединили семьи и народы
И навлекли несчастья и невзгоды,
Всходя на Кремль, под знамя сатаны.
Но я от стен Петра не отрекусь.
Петрополь мой, и тень его и слава, –
Российская извечная Держава,
Под сенью коей каюсь и молюсь.
Я прохожу по Невскому опять,
Ищу следы величия и неги,
Лечу путём привычным до Онеги
И вижу снова воинскую рать.
Рать мирная: в ней зодчий и портной,
Накинувший на стан красавиц платья
И взявший волн течение в объятья
Невы веледержавной и сумной.
СВИРЕЛЬ:
Такие вольности в стихе достойны неких
202
Властителей и сердца и ума,
Тех, чья «машина образов»**** сама
Уводит в Космос от библиотеки…
Не он ли сам с мною говорит?
Есенин, не твои ли откровенья
Продлили жизнь и строй стихотворенья,
В чей стан ты дверь сегодня отворил?
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Да, это я. Учти, Свирель, – не трушу,
Вступив на паперть Пушкинских высот,
Вхожу спокойно в этот светлый грот
И крест и мост движеньем не нарушу!
Я продолжаю Блока разговор
О мирной рати. – Другам в назиданье
Дано высокое и долгое страданье,
Мозгам на память и сердцам – в укор!
У мирной рати Вавилона стать,
Могущество всеведенья Закона,
Вершащего всегда и непреклонно
Небесной сути огненную рать.
Великих зёрен истины собрать
Дано немногим. В мирной рати Разум
Следит за всем неутомимым глазом,
Чтоб не упасть, не вырвать, не соврать…
Не вырвать той страницы, что Вавилов
Вложил в историю науки. Знать, геном,
Вот этот маленький могущественный гном
В просторах Космоса вновь набирает силы!
И не упасть ни чести, ни уму,
Как ни толкали к пропасти уроды
Душевных сфер. И снова чтут народы
Вавиловых и к Богу Самому
Влекут, даруя память и свободу!
И не соврать лысенковским «творцам» –
В кавычки забираю это слово, –
И не убить уж нынче стервецам
Ни честь, ни мозг! Да, истина сурова,
Но честно служит дедам и отцам!
А. С. ПУШКИН:
Да, с именем великим нынче свиты
Дела вершащих славу и позор.
Но я на тех лишь поднимаю взор,
Чей жест и шаг с любовью вечно слиты.
СВИРЕЛЬ:
Поэт Мой! Ты ли в разговор вступил?!
Твой слог благословил на жизнь поэму.
Ты оживил в строках любую тему,
203
И сердце каждого любовью растопил!
А. С. ПУШКИН:
Свирель моя! Я ждал такого дня,
Когда прольюсь слезою на бумагу,
Преображая в горечь и отвагу
Ту быль, что жжёт и радует меня.
Такого дня! В календаре отмечен
Он возрожденьем Духа и сердец,
Что даровал Бог-Сын и Бог-Отец,
И без которых жить сегодня нечем.
Такого дня! О, Боже, Пётр Великий!
Стремлюсь к Тебе, рыдаю и молчу.
Тебе, мой друг, сегодня по плечу
Красой ума раскрасить наши лики!
Дерзай! Ты близок к чаше Возрожденья.
Могучей волей Ломоноса стань,
Переплавляй заржавленную сталь
Мозгов и клетей в светлый День Рожденья!
Молю Тебя, взываю к Провиденью,
Век Водолея – в помощь молодцу.
К Тебе, как к Богу-Сыну и Отцу
Стремлю свой бег – своё стихотворенье.
Наш Человек – твоё произведенье.
И Ты, наш Пётр, мечтал его создать,
Высоким и великим увидать,
Даря ему величье в День Рожденья.
ПЁТР ВЕЛИКИЙ:
Я слышу зов величественный друга
И отзываюсь вновь на этот зов.
Для повторенья брошенных азов
Мне в помощь выплыла моя Свирель-подруга.
Я повторю про Бога и людей
Ту истину, что вечно сердце точит.
Поможет мне и год – любезный кочет*****.
Владея сердцем, истиной владей!
Но сердцем не владеет нынче смерд.
И сердце не владеет им – напрасно!
О, знал бы он, как Истина прекрасна,
И что божественных в ней много черт!
Через сердца, через любовь и пламя,
Горящее в бездонности Души,
Сожги безверие и слёзы осуши,
И подними божественное знамя,
Мой город, мой великий демиург!
СВИРЕЛЬ:
О, Пётр мой, мой Царь, мой господин!
204
Портрет Твой снова с полочки снимаю,
Твоей великой Истине внимаю,
И локон, не доживший до седин,
И ус чудесный взором обнимаю!
Тебя хочу поздравить с Днём рожденья
Не только города, но собственным, Твоим,
Который в мыслях наших неделим
С Пальмирой Севера и сроком возрожденья!
Как чуден взор, как волею означен
Излом бровей и почерк ярких губ!
Весь вид, весь стан взывает к звуку труб,
И каждый миг тревогой озадачен!
И латы вторят звонким временам!
Вот-вот сорвётся вскачь Великий Воин!
Он ратной славой вечно удостоен.
И снова по балтическим волнам,
Бушприт расправив, устремится к нам
Символ могущества, уверен и спокоен!
О, Пётр Великий, вешний Пётр Примус!
Как ни смешно – так звали агрегат,
Варивший суп и кашу. Во сто крат
Ты заварил покрепче кашу, Крыму
Дав новый толк, и свет, и бот, и зов,
Открыв просторы южному Приморью,
Подав пример морскому двоеборью
И в крепость русских превратив Азов!
Манит знамён шелковых колыханье,
Прах вечности осыпавших у ног.
О, Пётр Царь, Ты молодость сберёг,
Собрав её могучее дыханье
В просторы новой ласковой волны,
Вобрав весь блеск балтического царства,
Открыв объятья русского дикарства
Разливам финской свето-тишины!
205
В овале дней свети, могучий облик
Отца России, Сына и Царя,
Неповторимого в веках богатыря,
Нам блеском дел и взора говоря:
Мир вечен, юн, един и не раздроблен,
К любви и счастью Богом приспособлен
И Богом жив, Его благодаря!
ПЁТР ВЕЛИКИЙ:
Я слышу панегирик, о, Свирель,
Твой зов и слог с небес Уральских льётся.
И что мне нынче, право, остаётся,
Как ни сказать: «Дышу» на эту трель?
Мой соловей, мой вешний птицепев, –
Так необычно назову сегодня! –
Пусть льётся песня шире и свободней,
Роняя Миру строки нараспев!
Я не мечтал запечатлеться в Слове,
Был весь в боях, в походах, на плацу,
Но не спускал лжецу и вору,
Кто рыбку лучшую присваивать в улове
Стремился, набивая свой карман,
Казну России пропуская сквозь плотину
Нечестных дел. О, горе, горе вам,
Развесивших бесчестья паутину!
Но вновь я ожил в виршах Ломоноса, –
Так северного брата я назвал.
Он для меня и нынче – идеал
Творца-учёного, подобного утёсу.
Его могуществом живёт сегодня Русь.
Его энергией напитана наука.
Тут рифма просится – скажи, какая штука!
Другой найти сегодня не берусь.
Мой правнук маленький тут вынырнул – изволь,
Мой Пушкин – Гений, баловень Эдема.
Ему подвластна каждая поэма,
Любая вера и любая боль.
В его строках дышу теперь безбрежно,
Скачу по Невскому, взираю на Неву,
На Острове Васильевском живу,
На Летний Сад во сне и наяву
Гляжу сквозь тернии и не скажу – он прежний!
Овалы статуй и бледней и безнадежней,
Но я средь них единственный зову:
Мир с Изобилием, поправший зло и тлен,
Крыла расправивший над злобой и бесчестьем.
206
Ему не страшен будущий бес лести,
Ни дьявол жадности, ни расточенья тлен.
Мир с Изобилием взирают на меня.
Их облик вечен, и овал прекрасен.
Их лик и ток сердечный чист и ясен.
Их суть – подобие небесного огня.
Опущен факел. Уничтожен *лев,
Стремящийся лишить любви и влаги
Страну зари рассветной и отваги.
И Сад стоит, от счастья охмелев!
Он ждёт, когда придёт сюда
Певец – Потомок негров, правнук Ганнибала.
Ему Его всегда не доставало.
О, Пушкин, Ты мой крестник и Птенец!
Войди в мой Сад, упейся красотою
Моих затей, сплетением оград.
Никто как Ты, воспел мой Летний Сад
Своей строкой, простою и святою!
Вот мой Дворец. Он смотрит на Фонтанку.
Я там бывал и нынче и вчера.
Встаю, как прежде, утром спозаранку
И говорю себе: «Идти пора!»
Я обхожу и вдоль и поперёк
Свой Питер новенький – и княжий и рабочий.
Он, как и я, глядит мне прямо в очи
И держит жезл, который я сберёг.
Держи России жезл, мой верный град!
В тебе – символ могущества и чести.
Пока с тобой и Я, и Пушкин – вместе,
Тебе не страшен строй любых преград!
Пока с тобой Поэты и Сыны,
Воители, мечтатели свободы, –
С тобою вместе все твои народы.
Они пройдут сквозь времена и годы,
207
В красу России влюблены!
Примечание: 1.*Колизей – имеются в виду великие Дворцы: Зимний, ставший
Эрмитажем, Музеи Петербурга, его Храмы. 2. **Лжедмитрии – образное выражение,
характеризующее название правителей – самозванцев.
3. ***Машина образов – творческая работа С. Есенина, посвящённая системе
художественных образов.
4. **** Смерд – выражение Петра Первого, обозначающее простолюдина. 5. Год –
любезный кочет – год Петуха по гороскопу.
6. Уничтожен Лев – имеется в виду победа России над Швецией. Лев – государственный
герб Швеции.
7. Мир с Изобилием – любимая скульптура Петра Великого среди других, размещённых в
Летнем Саду.
8. Зиждитель веры в постулат– так назван создатель веры в безбожие. «Опомнись,
оглянись, зиждитель веры в мертвящие закон и постулат», – говорит А. Блок.
9.Макитра, попранная судьбой – имеется в виду лжекорона, глиняный горшок, которую
надевали на свою голову Лжедмитрии, воображая, что осенены короной царской власти. .
*КЛЮЧАРЬ ХРАМА ВСЕМИРНОЙ КУЛЬТУРЫ
Пётр Первый – в буквальном смысле – Ключевая фигура ГЕНИЯ
ГОСУДАРСТВЕННОСТИ.
Имя ПЁТР сопряжено не только с именем митрополита, переведшего митрополию
кафедры из Владимира в Москву (14 век), но и с именем Апостола Петра.
Этим именем открывается перечень 12-и избранных Апостолами. Именно к Апостолу
Петру обращены слова Христа: «Ты – ПЁТР. И на сем камне (Пётр – по-гречески КАМЕНЬ) Я
создам Церковь Мою. И врата ада не одолеют ея».
Следует здесь напомнить, что именем ПЕТРА Христос назвал рыбака Симеона, который
встретился Ему на Галилейском озере.
Христос имел в виду, что Петр, которого Он сделал своим Апостолом, станет
КРАЕУГОЛЬНЫМ КАМНЕМ, есть ОСНОВОЙ в строительстве Христианской Церкви на
Земле.
Иисус утверждает пастырем над своими агнцами Апостола Петра и предназначает ему
КЛЮЧИ ОТ НЕБЕСНОГО ЦАРСТВА.
Апостол Пётр был первым, кому является Христос по воскрешении. И Пётр становится
страстным проповедником христианства.
Он, действительно, становится КРАЕУГОЛЬНЫМ КАМНЕМ в строительстве
христианской церкви на Земле.
За свои деяния во славу Христа он принимает мученическую смерть в Риме.
Интересно, что с 5-го века иконописный образ Апостола Петра изменяется. Посох и
Крест заменяются КЛЮЧАМИ!
Постоянный мотив иконографии – вручение Иисусом КЛЮЧЕЙ ПЕТРУ!
Не менее важно, что и в фольклоре средневековой литературы присутствует образ Петра
– привратника и Ключаря Небесного, как видение загробного Мира.
И кто же такой КЛЮЧАРЬ?
КЛЮЧАРЬ (по словарю Даля) – это духовное лицо, заведующее ризницей и церковной
утварью. КЛЮЧАРСТВО – должность в звании КЛЮЧАРЯ. Ключарить – быть в
должности КЛЮЧАРЯ.
Апостол Пётр выполнил свою роль НЕБЕСНОГО КЛЮЧАРЯ. По воле ХРИСТА он
создал Христианскую Церковь во многих странах Мира.
ОН сохранил и распространял её ИСТИННЫЕ ДУХОВНЫЕ ЦЕННОСТИ: ВЕРУ В
ЕДИНОГО ТВОРЦА, НАДЕЖДУ, ЛЮБОВЬ КО ВСЕМУ ЖИВУЩЕМУ и МУДРОСТЬ,
содержащую МИЛОСЕРДИЕ.
Ключарь – слово, открывающее значение и смысл сакральной роли Первого Императора
России.
И если ключарь земной Церкви – есть хранитель всех ценностей церкви: Икон,
хоругвей, плащаницы, Евангелий, других Божественных книг, клобуков, священных
208
сосудов, позолоченных риз, ладана, церковных дорогостоящих изделий, свеч и так далее, то
Ключарём, сохраняющим духовные богатства России в городе-Храме на Неве, стал Пётр
Великий.
С Первого Императора России началось восхождение России по эстакаде времени до
вершины великой Державы.
Пётр «уздой железной Россию поднял на дыбы», как сказал Поэт.
Но Есенин заметил, что величие первого императора России откроется не сразу: «Лицом
к лицу лица не увидать! Большое видится на расстоянии!»
Мысль Пушкина развил В. Г. Белинский. – Пётр Великий – уникальное явление в русской
истории по своим масштабам. Он не просто политик. Личность Его всестороння и гармонична.
Именно религиозно-нравственное начало составляет основу его Духа.
Это НАЧАЛО в соединении с ИСПОЛИНСКОЙ ГЕНИАЛЬНОСТЬЮ оплодотворило и
оживило реформы Петра.
Но не будь благословения Свыше, реформы Его не имели бы таких действий. Сама
история явления на Свет Божий младенца Петра, и вся история его деяний в полном
смысле слова САКРАЛЬНЫ, то есть пронизаны тайной БЛАГОСЛОВЕНИЯ СВЫШЕ.
И капитан, и штурман Он, и лоцман,
Он светел сердцем и велик Душой
Наш несравненный в Русском Флоте боцман,
Неописуемый ни кистью, ни пером!
А. С. ПУШКИН
В рукописи, хранящейся в Эрмитаже, есть предание. Третьи сутки пребывала в родовых
муках царица Наталия Кирилловна. А в Кремлёвском Успенском Соборе шло непрестанное
молебствие о её здравии.
Один из иеромонахов в своей келье вздремнул и вдруг почувствовал, что кто-то будит его
словами: « Иди молиться о царе, царице и о новорождённом царевиче Петре Алексеевиче!»
После этого иеродиакон провозгласил на молебне услышанное им ИМЯ – ПЁТР. Так
царский младенец был наречён именем ПЕТРА.
Знаменательно, что имя ПЁТР впервые было произнесено в Соборе, строившемся при
митрополите Петре, предстоятеле русской церкви. Во всей этой библейской истории поражает
неслучайность имён, действий и явная перекличка с историей Петра Великого.
Царь хорошо знал Библию и понимал библейское значение своего имени. Имя, данное
царю Свыше, обязывало Его самого стать своеобразным КЛЮЧАРЁМ для своего народа, для
всей России, и, кто знает, – может быть, и для всех землян!
Он стал ключарём Храма всемирной культуры, Веры, Любви и Надежды, выбрав
для возводимого им города имя библейского Ключаря, которому Христос завещал
строительство Храма Будущего, имя Апостола Петра.
В той же старинной рукописи, хранящейся в Эрмитаже, описана история закладки
Санкт-Петербурга.
Царь Пётр сплёл ветви двух берёзок, содеяв импровизированные врата в будущий город.
В это время с высоты спустился орёл и сел на эти врата.
Пётр принял это за доброе предзнаменование и с тех пор не расставался с орлом, узрев в
поведении птицы нечто необычное.
Орёл указал Петру место строительства церкви Петра и Павла, уронив здесь к ногам царя
перышко в атаке на стаю воронов. Орёл подсказал царю также место закладки верфи, паря над
этим местом, распластав крылья.
Враги царя, учуяв обмен царя и птицы жизненными силами, не раз старались умертвить
орла.
Усилия их были тщетны. Орёл был неуязвим.
А Петру суждено было свершить строительство северной столицы, предсказанной ещё
ранее неким убелённым сединами старцем, явившимся в стан Петровской армии в одну из
майских ночей 1703 года.
Он толковал о чём-то с царскими денщиками, а потом указал рукой в сторону Финского
залива и несколько раз повторил: «Быть городу Петра!»
209
Таким образом, зародившийся город в имени своём символически соединил три
знаменательные фигуры: Имя Апостола Петра, сподвижника Христа, имя митрополита Петра, в
храме которого крестили младенца Петра, и имя Первого Императора России.
А подробное описание закладки города на Неве вы прочтёте в заключительной главе
книги..
ЕГО ПРИМЕР – ДРУГИМ НАУКА* («Евг. Онегин»)
Невозможно не обратить внимания на слова, прозвучавшие в исповедальном разговоре
Невы со Свирелью, из предыдущей главы!
Эти слова буквально обжигают. И мне хочется повторять их вновь и вновь:
Мессия – Пётр. Он Родине был дан как Цезарь, и воинственный и мудрый. О,
мальчик, господин золотокудрый, любовью к делу покоривший Амстердам!
Мне люб Ты тем, что Ты пристрастен к водным Российским чудо-свето-рубежам, к
стихии – тяготением природным, своим умом и чувством благородным.
Твой путь к Петрозаводску и Кижам – не только символ мощи и Природы,
проникшей в действие российских мастеров. Ты – Символ вечности. Тернистый путь
Петров – Знамение и странам и народам!
Нева, эта мощная стихия, впитавшая в своё информационное поле всю суть царствования
Петра Великого, несёт и передаёт нам Истину о жизни и миссии Первого Императора России.
Нева, как великое разумное Существо, высоко оценивает любовь Петра к водной стихии,
через которую он пролагал пути к строительству корабельных верфей, чем и умощнял вверенную
Ему Державу.
Нева благородно упоминает о том, что Пётр Великий, будучи Царём, покорил
Амстердам, где с любовью и усердием обучался корабельному мастерству, даже скрывая свой
царский титул, назвавшись шкипером Петром.
Свои задушевные идеи по преобразованию Державы Пётр Великий распространял не
только Указами и повелениями. Он личным примером являл собой образец невероятного
трудолюбия.
Он был мастером четырнадцати ремёсел, мастером корабельных дел, полководцем,
рачительным хозяином своей Державы, проявлял в повседневной жизни необычную скромность
и ограничение.
Он ненавидел жадность, лень и ложь. И говорил молодым дворянам: «Трудиться надобно.
Я – ваш царь, но у меня на руках мозоли. А всё для того, чтобы хоть под старость увидеть мне
достойных из вас помощников и слуг Отечества!»
Александр Сергеевич в эпиграфе к этой главе подчеркнул, что всё, сказанное здесь – это,
в первую очередь, Его мысли о Великом Преобразователе России.
И всё, что записано здесь от имени Свирели и Невы, и стихи, и проза – всё это Истина,
которую нужно знать потомкам Петра Великого о Его образе правления, о сакральности Его
назначения и роли для России.
Сам Александр Сергеевич уже из Тонкого Мира даёт такую оценку деяниям Великого
Преобразователя:
Он предрекал прозрение стране
Своим рожденьем – новой крепкой статью.
Он, над Москвой взошедший свежей ратью,
Ветрила дал Восточной стороне.
Соединяя Запад и Восток,
Он думал о науке и о Боге.
Он над Землёй взошёл, как юный Бог,
Оставив имя на Святом Пороге.
Он дышит просвещением времён.
Он зиждется восторгом поколений.
В сердцах славян Его могучий Гений
Стремлением деяний опалён.
210
Он движет мысль. Его крылам могучим
Преграды нет на избранном пути.
Восторг идей Его Души летучей
Разгонит мрак, развеет злые тучи,
Поможет Родине уняться и взойти.
Взойди, о, Русь, могучей волей росса,
Открывшего твои глаза на Мир,
Подобием Петра и Ломоноса,
Под звуки трубные и звоны новых лир!
А в Стансах в 1826 году Пушкин сказал о Петре:
То академик, то герой,
То мореплаватель, то плотник,
Он всеобъемлющей Душой
На троне вечный был работник.
В 1995 году в майские дни Свирель начинает разговор с Петром Великим:
Великий Пётр, с рожденьем на Земле
Тебя Свирель земная поздравляет.
Уж триста с гаком о Тебе Россия знает,
Свой опыт застолбившим на стволе.
То ствол истории и ствол воззрений царских
На Землю, на науку, на народ.
О, Пётр Великий, давший нам приплод
Великих дел, народных и боярских!
Пётр ВЕЛИКИЙ:
Я слышу, Неба маленький помощник,
Помощник Господа и всей земной родни,
Свирель моя, озвучившая рощи,
Где вторят ей родные соловьи.
Я слышу – Твой Отец необоримый,
Я шествую по Небу и Земле,
И по России, Родине любимой.
Живу я вечно на её стволе.
У древа жизни – первый я Учитель
И ученик всех древних и живых,
Всех мудрецов и магов представитель
И ученик Законов Мировых.
Я не чуждаюсь ни холста, ни шпаги,
Ни молота. ни лота, ни иглы.
Я выплеснул на чистый лист бумаги
Идей бессчётных полные котлы.
Мои реформы – Господу опора
В преображенье одичавших Душ.
Но долго буду я предметом спора
И государственного разговора.
Я долго слушаю и дельное и чушь.
Я знаю толк в моей морской Державе
И Душу русскую ценю за долг и честь.
И я, как Царь, добавил русской славе
211
Простора водного, какой у Бога есть.
Но Он даёт простор тот величавый
Не лодырю, не плуту. не льстецу, –
Богатырю, воителю Державы,
Великому и светлому лицу.
Я с Богом шёл на шведов и на турок,
С молитвой – на Полтаву и Азов.
Спускался с Богом до избы и юрты,
До разноликих нашенских низов.
Я доходил до всех разноплеменных
Народов Родины: казаха и угра,
Разноязыких, малых, обделённых,
В Державу коих единить пора!
Я не насильник-вор и не опричник.
Во мне кромешности ты не найдёшь.
Открой окошко, смастери наличник,
Живи, как Царь, скромнейший в жизни личной,
Отринь враньё, неверие и ложь!
СВИРЕЛЬ:
Скажи, родной, как нынче нам поправить
Код благочестия, подавленный вином,
Разгулом бедности и думой об одном:
Доколе подлость будет нами править?
ЦАРЬ ПЁТР:
Живи, как Царь, не убавляй Души свеченье,
Не обращай внимания на злых.
В себе самом отыщешь ты леченье
От горестей и слабостей земных!
Не увлекайся тряпками и жвачкой,
На заграницу рот не разевай.
Расти российский добрый каравай,
Не соблазняйся западной подачкой!
Благослови семью на восхожденье
И в добром здравии детей производи.
Знай – в том России нашей продолженье.
Цветок на клумбе – как ребёнок на груди.
Недаром Лейбниц мне говаривал, бывало,
Про светлое значение монад
И звёздное высокое начало:
Оно превыше всяческих наград!
Прошли века. Но я в когорте вечной
Ваш Царь и воин, рукопись свою,
Свой слог и стяг и свой привет сердечный,
И свой Наказ тебе передаю:
О, Русь моя, моё Святое Чадо!
Как грудь болит о доле о твоей!
212
И ничего мне, Родина, не надо,
Лишь мудрость наших бедных сыновей!
Её зову, её влеку из бездны
Ушедших дней, порушенных церквей,
Из генной памяти, могучей и полезной,
О, Русь моя, печаль мою развей!
СВИРЕЛЬ:
Ты веришь, Пётр, что Русь расправит крылья,
Вздохнёт свободней, легче и сильней?
ЦАРЬ ПЁТР:
К тебе летит святая эскадрилья
Божественных и царственных огней.
О, Русь, они – твоё вооруженье,
Твои мортиры, танки, твой эскорт –
На восхожденье, не на униженье, –
Твоё преображение и спорт!
Преобрази огни в своей купели
Души высокой, царственной, святой.
Знак творчества сними с макушки ели –
Свою Свирель. И сердце в самом деле
Могучей засияет красотой.
Неси свой крест. Нет на Земле уюта.
И без страданий ты не проживёшь.
Остерегайся *ключника и плута,
Отринь грабёж, неверие и ложь!
Я против мрака множил наши силы,
Великий гнев и вездесущий нрав.
И, труд стезёю вечною избрав,
Граню кристалл твоей Души, Россия!
И РОССЫ ОТВЕЧАЮТ СВОЕМУ ЦАРЮ – ПЕТРУ:
Мы генной памяти потомки,
Гнезда Петрова сыновья,
России дружная семья
Земли невянущей и звонкой!
Российские колокола,
Звоните снова возрожденье!
Пусть знаменует восхожденье
Адмиралтейская Игла!
В мае 1995 года Россия салютовала своему любимому Императору в честь Его Дня
Рождения, маленькими стихами, славя Его мужество, величие и скромность.
И в этой поэтической строке, опять же, без труда угадывается Муза Пушкина.
ПРЕОБРАЗОВАТЕЛЬ
Крупицы мужества и чести
213
В Душе российской заронив,
Мой Пётр, Ты, Мир преобразив,
Всегда со мной и с Миром вместе!
Ты с моряками в дальнем море
Сквозь бури пролагаешь путь.
Ты с нами в радости и в горе,
С волной и ветром вечно споря,
Стремишься в общем разговоре
К груди Отечества прильнуть!
ВЛАСТИТЕЛЬ СУДЕБ
Как мощен ум Его, как скуден хлеб,
Как скромен стол его и прост обычай.
И жест и шаг так быстр и непривычен!
О, Ты, властитель бури и судеб!
Ты, вырвавшись из времени оков,
Опередил и времена и страны,
Наш Питер-Царь величественно-странный,
Вобравший звон и мужество веков!
ВЕСЬ В РАБОТЕ
Ты не чуждался ни пера, ни шпаги.
Ты лотом мерил глубину морей
И наносил на чистый лист бумаги
Дорогу к творчеству, что пролагал борей.
Ты уходил в неведомые страны
И за собой собратьев уводил.
И Лейбницу величественно-странным
Казался средь расчисленных светил.
Ты весь в большой не стынущей работе,
В реформах, и в расчётах, и в борьбе,
В маневрах – и на суше и во Флоте.
И ритмы – лучший памятник Тебе!
ВЕНЕЦ ОТЕЧЕСТВА
Ты срифмовал себя с родной Природой,
С рекой и степью, с морем и горой,
С равниной и российским Небосводом,
Со словом ПОДВИГ, ВЕТЕР и ГЕРОЙ.
Ты срифмовал навек себя с Любовью,
С порывом, гневом, смехом и волной,
И с вечно русской и кипучей кровью,
И с северной печальной стороной.
Ты с гневом рифмовал себя жестоко
И портил лик гримасою его.
Ты изменялся во мгновенье ока
И ненавидел всех до одного,
Когда измену или вероломство,
Враньё иль жадность проявлял вассал.
Твой клич и ключ восприняло потомство,
214
Которому «Зерцало» написал.
Спасибо, Пётр! Великий наш Учитель,
Наш верховой, и штурман, и боец,
Наш лучший из короны представитель,
Венец Отечества и юности венец!
В ГАРМОНИИ С ЖИЗНЬЮ
Алмазным грифелем вписал Ты в лоно века
Дворцов созвучье, грусть кариатид.
И к радости простого Человека
Наполнил Сад сияньем аонид.
Ты на века построил светлый Питер.
Он – знак содружества Прибалтики с Москвой.
И Ты, Москвы могучий представитель,
За это отвечаешь головой.
Пусть надорвались временно те нити,
И холодом пахнуло над Невой,
Но никогда не рушится обитель
Минервы с огнестойкою совой.
И срок придёт, и засияет знамя
Величественной вольницы Петра.
Все страны и народы будут с нами
В едином лоне жить. ЭТ ЦЕТЕРА (И так далее!)
Но вот, при очередном путешествии по Петербургу появляется на авансцене Александр
Блок.
Он вспоминает Петербург своего детства и юности:
Здесь мило всё: моя застава,
Унылость, запахи, гудки,
И питерские моряки,
Их полудикие забавы,
И века рухнувшие нравы,
И сень стареющей дубравы,
И лёгкость Пушкинской строки.
И Поэт удивляется разительным переменам:
О, Невский, ты не мной воспет!
Теперь уж ты неузнаваем:
Ты погружён в рекламный бред,
Непостижим, недосягаем.
Здесь чужестранец властелин
Дворцов, витрин, сердец и судеб.
И мнится – Пётр Исполин
Сам чужестранцами гоним
И не понятен добрым людям!
Но полно, грусти места нет!
Пусть Сам Ключарь равновеликий
Петру Святому даст ответ:
На что тогда святые лики
215
Во храмах источают свет?!
И Пётр Великий отвечает Поэту
КЛЮЧАРЬ –ПЁТР ВЕЛИКИЙ:
Нет, не пропал запал державный
В сердцах. в движенье и в уме.
Мой Питер, первенец мой славный –
Мой дар стране и седине.
Мой дар воинственному краю,
И равного на Свете нет.
Ему доселе собираю
Душевных золото монет
И отправляю, прибавляя
В копилку давних добрых дел.
Столица давняя вторая –
Она мой храм и мой удел!
Слежу я Невских вод движенье,
Храню гранито-берега
От незаконного вторженья
Полубезумного врага.
Мне не страшны их маски, рожи,
Купюр шуршание, расчёт.
Мне честь моя всего дороже
И петербургский небосвод!
И мой глядящий на просторы
Кронштадтский искренний дозор,
И храмов ласковые хоры,
И Пушкинские разговоры,
И голубой Поэта взор, –
Непобедимы, несломимы,
Нерасторжимы на века
От Балтики до Палестины –
На то вам – Царская рука!
Её простерши над рекою,
Ключарь России говорит:
Мудрейте, чада, головою,
И, обзаведшись булавою,
Душой держитесь за гранит!
Здесь вся Божественная сила
Моей Руси заключена.
Здесь вся Духовная Россия
Твоей Душе, о, росс, дана.
Здесь вся культура, всё искусство
Сосредоточены навек.
Здесь созревает в сердце чувство,
Здесь вызревает Человек.
216
И будет день, и час настанет,
И время славное придёт,
Когда над Питерской заставой
Ключарь ваш с Пушкиным пройдёт,
Руси бессмертие восславит
И отклик в вотчине найдёт.
Науки русской постоянство
Обнимет здесь дела страны
И бесконечное пространство
Любви и свето-тишины!
О, дети славных дней России,
Великих и нелёгких дней,
Любимцы, давшие обет
Быть величавей и красивей!
Над старым Миром возрастать
В Душе, и в Разуме, и в силе.
Вы – Роси будущая стать,
Вы – дети славных дней России!
Я не скажу: «Очнись, о, росс!»
Скажу: «Не возгордись, но властвуй
Страною, самою прекрасной,
Где жить и мыслить довелось!»
И вместе с вотчиной великой
И возвеличенной Москвой,
Молясь на ласковые лики
Икон во храмах над Невой,
Качая колыбель былую
Великих дел и малых дел,
Воспой России Аллилуйю.
А. С. ПУШКИН:
И Пушкин вновь помолодел,
Прорвался словом, рифмой, строчкой
В простор полуденной волны.
Качает ветер тишины
Мой стих, обветренный и сочный.
Прорвался в глубь уральских гор,
Свирельку снял с еловой ветки
И поэтичный разговор
Я вам вручаю, малолетки!
О, Невский, ты хранишь немало
Помет о годах горевых.
Но, может быть, бессчётность их
Страна ещё не сосчитала.
На стороне, где надпись есть:
«Стена опасна при обстреле!»
Оставлю памятную весть –
Щепоть иголочек от ели.
217
Та ель в предместии росла.
И та война, что годы длилась,
С неё макушку сорвала
И у подножья притаилась.
Шальною миной средь корней
Беда военная лежала,
Пока однажды дочка к ней
Малютка чья-то подбежала.
С лукошком маленьким в руке.
Но… взрыв… И девочка исчезла.
На месте ягод в кузовке
Могильная зияла бездна.
Иголок маленький букет
Собрал её отец у края
Той бездны и у края лет
С тех пор он слёзы собирает.
И эту горестную весть
Несёт сквозь слёзы еле-еле
К той стороне, где надпись есть:
«Стена опасна при обстреле!»
Уж скоро надпись не прочесть –
«Стена опасна при обстреле!»
А сердцу горестную весть
Иголки ёлочки надели.
И Пётр Царь наверняка
Давно узнал о наших бедах.
Не зря же царская рука,
Простёртая к нам сквозь века,
Предсказывала нам ПОБЕДУ!
Следит с Небес Ключарь Святой,
Чтобы бессмертьем воздавалось
Всему, что дышит красотой,
И всем, чьё сердце чистотой
С небесной синью уравнялось!
Примечание: В основе притчи о девочке, погибшей в предместье Ленинграда после войны
от мины, оставшейся у подножья корней ели, лежит достоверный случай, описанный в одной
их послевоенных газет.
УКАЗ ПЕТРА ВЕЛИКОГО
В Санкт-Петербурге, в Домике Петра Первого Император сидит, склонившись над
столом.
Открывается дверь. Входит Александр Сергеевич Пушкин и обращается к Петру.
А. С. ПУШКИН:
Мой Государь, могучею десницей
Ты изваял великий град Петра.
Он стал второй чудесною столицей
218
Сегодня, впрочем, так же, как вчера.
И светел день над Невкой и Невою,
Над Зимним. И по-прежнему светла
По-Пушкински над Русью и Москвою
Твоя Адмиралтейская Игла.
Играют волны, возвышая память
Великих дней Великого Петра,
Не разрешая россу низко падать
И дуют в парус времени ветра.
Хозяин вещий, лоцман и Учитель,
Ты встал над берегом и вечно смотришь вдаль!
Промолви Слово, лучший представитель
Армады Севера, немолкнущий Грааль
ПЁТР ВЕЛИКИЙ:
Пишу Указ. По этому Указу
Судить я буду снова тех сынов,
Которые не подняли ни разу
В застолье кубка за своих отцов,
Которые не вспомнили о Боге,
Не преклонили низко головы
Ни у икон, ни на Святом пороге.
И думают, что святы и правы!
Подорван корень веры у народа.
Судить велю того, кто подорвал.
Мне власть дана Россией и Природой
Над теми, кто мой дом разворовал!
Ханжей, рвачей, доносчиков и трусов
Всех завяжу навек морским узлом, –
Кто предавал и оболгал Иисуса –
В уме, в письме, в корчме и за столом.
Указ подписан. Трепещи, хапуга,
Сгибайся вор, бандит и людоед!
Указ пройдёт от Севера до Юга.
Его прочтут и росс и самоед.
Я рад бы не писать таких указов,
А всех бы миловать да целовать, –
Приходится со злобой, как с заразой,
В стране моей жестоко воевать!
Указ подписан! Он гремит набатом.
Он бьёт по злобе, как по голове.
Указ покончит с кровью и развратом
И тенью крокодила на Москве!
А. С. ПУШКИН:
Указ Петра Великого! Да грянет
Он нынче над Невой и над Москвой,
Указ Царя о человечьем званье
Возвысит каждого в его сознанье
219
И каждого одарит головой.
ОТДАЙТЕ ВСЁ
(Разговор с Петром Великим на Его 330-летие)
Пётр Первый, по утверждению историков, на смертном одре слабой рукой написал на
аспидной (чёрной) доске два слова: «Отдайте всё!»
И Россия в образе Свирели начинает разговор с Первым Императором, желая узнать у
Него, что означали эти Его слова.
РОССИЯ:
О, Пётр Великий, славный Государь,
Скажи, Ты можешь объяснить сегодня
Своей земле, чем мучился Ты встарь,
Сказав: «Отдайте всё!»
ПЁТР ВЕЛИКИЙ:
… «И будете свободней!
Вот что хотел сказать я на одре,
Дав завещанье детям, внукам, жёнам.
Предвидел я, что в диком Октябре
Потомку быть убитым и сожженным,
Сгорать в огне словесном и прямом,
Реальном, революцией раздутым.
Вот почему всю жизнь во мне самом
Горело пламя яростно и круто.
Я ненавидел жадность и враньё,
Стяжательство, невежество и тяжбу,
Боярскую же Думу самоё
Я разогнал, за что и ныне стражду.
Отдайте всё, себе оставив веру,
Как я оставил золото и трон,
Скликая мастеров со всех сторон.
Во всём всегда, прошу вас, знайте меру!
Отдайте всё и будете свободней,
Как я *Лефорту роскошь подарил,
Себе оставив порт, моря и сходни,
Открытия да шум морских ветрил.
Отдайте всё и будете спокойны!
Ведь **Ромодановский не зря на троне был,
Чтоб не в Отечестве моём гремели войны,
А Царь Отечеству величье раздобыл!
Всё, всё отдать: мечты, уменье. силу,
Фантазию, ремёсла, мастерство,
Своей стране, что в бурю выносила,
Даря взамен и дом и естество.
Умейте всё отдать, что матерьяльно,
Чтобы духовно над страной взойти.
220
Умейте жить свободно и реально,
К иным высотам проложив пути.
Доверие отдав таким, как лоцман
Антип, который верен был Царю.
А самому как шкипер быть и боцман,
Под стать народу своему – богатырю.
Отдайте всё, лишь честь не отдавайте:
И знания и честь нужны царям.
О будущем страны не забывайте,
О прошлом спора вновь не затевайте
И к сроку поднимайте якоря!
Примечание: *Франц Лефорт – швейцарец, друг и советник Петра, адмирал, посол по
особым поручениям, устроитель известных ассамблей, которые проводились в роскошном
дворце, подаренном Лефорту Петром Первым.
** Князь Фёдор Ромодановский – доверенное лицо Императора. Его, в числе других
доверенных лиц, Пётр оставлял в своё отсутствие управлять государством.
В частности, Ромодановский оставался на троне по поручению Императора во время
первого Азовского похода Царя. Ромодановскому Царь давал письменные отчёты о ходе своих
походных дел.
*** Лоцман Антип Тимофеев спас Петра Первого во время Его первого плавания к
Соловецким островам в 1694 году.
Во время бури яхта потеряла управление. И Антип взял на себя право провести яхту
между опасных прибрежных камней.
Положение казалось безнадёжным. Но Антип спас яхту и экипаж. В память о спасении
Пётр поставил на берегу моря собственноручно сделанный крест и написал на нём по
голландски: «Этот крест сделал шкипер Пётр в лето Христово 1694».
ПРЕАМБУЛА
Приближаясь к заключительной части главы «НАЧАЛО ВСЕХ НАЧАЛ», следует кратко
подытожить сказанное о Первом Императоре России.
Пётр Великий был санкционирован Свыше, как деятель государственного значения. Он
среди многих гигантов мысли первым осознал божественность человеческой Души.
Об этом Он и беседовал с великим немецким учёным – философом, математиком,
физиком и языковедом Вильгельмом Лейбницем. Лейбниц в 18 веке разработал теорию о
МОНАДАХ (от греческого – единица бытия). Монада – это великое божественное зерно, в
котором содержатся все знания о Вселенной.
Зерно это содеяно Господом Богом по Его собственному подобию. Это Душа Человека.
«Человек – сокращённый конспект Мирозданья», – сказал учёный и богослов Павел
Александрович Флоренский.
В стихах, переданных России в 20-м веке, Пётр Великий говорит: «Недаром Лейбниц мне
говаривал, бывало, про звёздное значение монад!»
Лейбниц, по просьбе Петра, разработал проект развития и государственного управления
России. Император не успел воплотить этот Проект в действие, – слишком рано ушёл из жизни.
В поэме «СВЕЧА ПЕТРА ВЕЛИКОГО» Император говорит о том, что Ему дано строить
новые Души:
От этих зёрен, светлых и лучистых,
Россия вспыхнет ласковой зарёй.
Век Водолея в полусумрак мглистый
Раскинет крылья, как со скал орёл.
И колоколом жизни отзовётся
На клёкот мужества, любви и мастерства
Моей России Пушкинское сходство
С Душевным обликом Небесного родства.
221
Пётр Великий говорит о тех необычных детях, Индиго, которые уже являются на Землю.
Они знают об устройстве Вселенной. Они гораздо прозорливее собственных родителей.
Их явление предусмотрено Творцом, чтобы преобразовывать Мир через гуманизацию
человеческих отношений.
Первый Император России в своих делах руководствовался не только точными расчётами,
но и своей могучей Интуицией, которая как раз и является той волей Господней, без которой
добрые дела не делаются.
Пётр выбрал для строительства своей новой столицы то своеобразное святое место, через
которое Россия, омываемая морской водой, периодически очищается от своей кармы.
А волшебная очистительная сила воды, как космического вещества на Земле, уже
доказана учёными нашего времени!
Святой источник новых дел,
Здоровья, новой свежей стати, –
Вода Невы, которой ради
Возвёл Он здесь морской удел
Своих мечтаний, где прорвался
К безбрежным свето-рубежам,
К Петрозаводску и Кижам,
Где знания Небес стяжал,
Порфиру Неба и остался
На все века любимцем вод:
Морских, речных и океанских,
Земель сибирских, итальянских,
Чем и прославил свой народ!.
.
Пётр Великий, интуитивно расширяя владения будущей столицы, обратил внимание на
небольшое возвышенное место в 24-х километрах к югу от места закладки Санкт-Петербурга.
Оно и раньше принадлежало России. А Пётр вновь отвоевал его у шведов и сделал царской
резиденцией.
Здесь-то, в роскошном уголке Природы, и возникнет в будущем, велением времени,
знаменитый Лицей, где будет восходить Душой и Сознанием Гений Пушкина.
«О, знал ли Он, воитель величавый, что здесь чертог созиждется златой?», – вопрошает
Небесный стих, – и с лёгкой доброжелательной иронией вдруг заключает:
И, поклонившись абиссинскому арапу
За правнука, прославившего Русь,
Вдруг снимет Царь перед Поэтом шляпу,
Его стихи читая наизусть!
Стих неожидан и искромётен, глубок по содержанию и лиричен. Это стих родился в
процессе Со-творчества с Небом.
Но до прихода в этот Мир Великого Поэта в России должна была произойти большая
государственная работа.
Открыв окно в Европу, которым стал Санкт-Петербург, Пётр Великий дал мощный толчок
развитию наук, искусств и ремёсел. Он благословил на процветание новый дворянский род в
лице привезённого в Россию прадеда Пушкина арапа Ганнибала. И ныне по всем странам и
континентам проживают потомки Пушкина. Они говорят на различных языках, свято содержат в
памяти историю своего рода, чтут имя любимого ими Поэта, слетаются на Родину Пушкина по
торжественным праздникам.
Поэт и Царь равновелики в своих деяниях – каждый по-своему. В Тонком Мире они
обладают свободной волей и общаются во благо России. И как наказ потомкам, всему роду
Романовых и всем, кто будет стоять у власти в России, звучат СТАНСЫ Александра Пушкина
(1826 год)
В надежде славы и добра
Гляжу вперёд я без боязни:
Начало славных дней Петра
Мрачили мятежи и казни.
222
Но правдой Он привлёк сердца,
Но нравы укротил наукой.
И был от буйного стрельца
Пред Ним отличен Долгорукий.
Самодержавною рукой
Он смело сеял просвещенье,
Не презирал страны родной:
Он знал её предназначенье.
То академик. то герой,
То мореплаватель, то плотник,
Он всеобъемлющей Душой
На троне вечный был работник.
Семейным сходством будь же горд,
Во всём будь пращуру подобен.
Как ОН неутомим и твёрд
И памятью, как ОН, незлобен!
ГОРОД СВЕТА
В наши дни Санкт-Петербург признан городом Света.
Это город Будущего, основу которого заложил в своё время Великий Ключарь Пётр
Первый, открывший Миру ризницу русского раздолья, сообразительности, талантов,
самобытности, всеобъемлющей всемирной Пушкинской отзывчивости.
Ещё об одной рукописи, говорящей об истории создания города на Неве, которая
хранится в Эрмитаже, следует напомнить.
Город заложен был Петром в мае 1703 года, в День Святой Троицы. Император после
торжественной литургии, с Ликом Святителя, вместе с генералитетом и статскими чинами
шествовал на судах рекою Невою.
По прибытии на остров, после освящения воды и прочтения молитвы, Пётр взял в
руки заступ и начал копать ров.
Петру преподнесли золотой ковчег со святыми мощами Андрей Первозванного. Он
поместил этот золотой ковчег в ров, положил на него три дёрна с глаголом: «Во имя Отца и
Сына и Святаго Духа. Аминь. Основан царствующий град Петербург».
После этого действа Пётр покрыл ров каменной плитой. На этой знаменитой плите была
вырезана надпись: « От воплощения Иисуса Христа 1703 года, мая 16-го, основан
Царствующий град Петербург, Царём, Великим Князем Петром Алексеевичем,
Самодержцем Всероссийским».
И с тех пор уже более трёхсот лет по Святой земле Санкт-Петербурга ходят и коренной
москвич, и иноземец, дети малых и больших народов, христиане и иноверцы.
Необходимо расшифровать, что означают три дёрна, которые при закладке города Пётр
положил в ров!
Пётр Великий, закладывая Санкт-Петербург, с благословения Высших Небесных
Сил совершал сакральную ЦЕРЕМОНИЮ АКТИВАЦИИ БУДУЩЕГО ГОРОДА СВЕТА!
Дёрн – это не только и не просто пласт земли, проросший корнями растений. Это
своеобразный символ Мира, вобравший в себя ауру пространства-времени.
Последовательное напластование трёх слоёв дёрна один на другой создаёт трижды
умощнённый энергетический поток обмена энергиями Земли и Тонкого Мира.
Возникает СПИРАЛЬ, которая и есть АРХЕТИП ВСЕГО. При вознесении молитвы
«Отче Наш», начертанной на плите, прикрывшей три дёрна, было санкционировано и
прогнозировано превращение Санкт-Петербурга в город СВЕТА.
Коды Крайона дополнительно объясняют: ДЁРН (45) – это единство высшего и низшего
из тьмы в Свет. Это Пояс Ориона и Рождение Сокола. Это Северная Дверь в Тонкий Мир и
Корневая чакра. Это Тройная Победа и Чистота Духа. Это Чудотворение и Главный Портал.
Кроме этого, ТРИ ПЛАСТА ДЕРНА – это Галактическая Активация и Выход Вертикали вверх.
223
Это Открытие врат Сириуса и Универсальный Ключ Мысли к Центру Галактики. Это Наш
Учитель Сен-Жермен.
Санкт-Петербург – это Храм великого духовного начала, нашей великой культуры, самой
прекрасной, самой щедрой культуры в Мире.
Петербург – это Храм нашей памяти, нашей истории, – говорил Дмитрий Сергеевич
Лихачёв. Он напоминал что Храмы в древности строили на высоком месте, согласуя высокое
назначение Храма с величием избранного места.
Храмы величественно возвышаются над просторами полей, рек, озёр, гордо утверждая
человеческое право русских князей на владение этим жизненным пространством..
Храм – город вознёсся над водным пространством, которое не менее свято для жизни, чем
пространство полей и гор. Именно этот ХРАМ, САНКТ-ПЕТЕРБУРГ, возведённый на высотах
духовного начала России, ведёт нас на соединение с культурами всех стран и народов.
Между прочим, слово КЛЮЧ, которое лежит в основе слова КЛЮЧАРЬ, имеет глубокий
смысл. Это не только инструмент для открытия замков! Это водная жила из-под Земли, РОДНИК!
Именно таким Родником, который освежает и возрождает и Души и Дух Человеческий,
является Санкт-Петербург.
«Неизъяснимая Поэзия таится в старых петербургских уголках города. Где-то в глубине
Сада или за поворотом улицы возникают неожиданные и трогательные встречи, словно листаешь
отлитые из бронзы и чугуна, высеченные на мраморе страницы истории России, её великой
культуры.
И с первозданной свежестью звучат в памяти строки Пушкина», – так сказал наш
современник, участник Великой Отечественной войны с фашизмом, известный ленинградский
писатель Даниил Гранин.
Ведущей темой в архитектуре Санкт-Петербурга всегда, с самого начала возникновения
его, было изображение АНГЕЛОВ.
Три главных Ангела охраняют город над Невой: ЗОЛОТОЙ. СЕРЕБРЯНЫЙ и
БРОНЗОВЫЙ.
Золотой Ангел вознёсся над куполом Петропавловской крепости.
Два серебряных Ангела распростёрли свои крыла над куполом церкви Святой Екатерины.
А бронзовый Ангел смотрит на красоты города над Невой с Александрийской колонны на
главной площади Санкт-Петербурга. Колонна возведена в честь победы России над Наполеоном в
войне 1812-14 годов.
Ангел, изображённый с ликом русского императора попирает змея с лицом побеждённого
Наполеона!
Ангелы парят над куполами Храмов на стрелке Набережной Невы (архитектор Александр
Андреев), над шпилями Александровского и Троицкого Соборов, над католической и над
голландской церквами.
Ангелы и Амуры в Санкт-Петербурге – непременный мотив мозаичного декоративного
ансамбля на Дворцах, старинных домах, на стенах монастырей.
Ангелы-спасители возвышаются в Некрополе на памятниках Лазаревского,
Новодевичьего, Волкова кладбищ.
В архитектуре города отразилась и тема падшего Ангела, которая была любима Врубелем.
Многие Ангелы в Санкт-Петербурге не выдержали испытания временем. В Казанском
Соборе были созданы гипсовые образы Архангелов. Планировалось сделать их бронзовыми. Но
есть легенда, что когда придёт новый мудрый и честный правитель, Архангелы займут своё
достойное место.
Интересна история Литовского замка, на вершине которого было изображено два Ангела.
Ангел к Рождеству обходил камеры смертников и заключённых. Он держал в своих руках
тяжёлый большой крест. А вид этого Креста намекал на то, что Крест упадёт и все узники выйдут
на свободу.
В 1930 году замок был разрушен. А ранее имеющий название Тюремный переулок стал
переулком Матвеева.
В годы тоталитарного режима у правителей страны Советов были мысли заменить
Ангела на Александрийской колонне скульптурой Ленина. Проект почему-то не состоялся.
Видимо, добрые Силы Неба не допустили этого святотатства!
224
В разгар сталинского беспредела у сильных Мира сего совсем «поехала крыша» от
подхалимажа: хотели со шпиля Петропавловского Собора снять его Ангела – чудную летящую
Деву и установить монстра – фигуру Сталина.
И здесь варварский план не удался. Выход нашёл Орбели – тогдашний директор
Эрмитажа. О заявил, что если скульптура вождя будет возвышаться над Невой, то эта фигура
будет отражаться на поверхности невской воды КВЕРХУ НОГАМИ:
«Вы хотите, чтобы наш любимый вождь отражался в Неве вниз головой?! Такое
безобразие не допустимо! Ангел уж пусть отражается, как ему угодно!»
И разговор о возможной замене ангела монстром постепенно в Смольном затих и не
возобновлялся.
Ангелы, превратившиеся в СИМВОЛЫ Санкт-Петербурга, несут в себе сакральный, то
есть таинственный, Божественный смысл. Ангелы – СИМВОЛЫ великой славы России: её
причастности к Святым именам Апостола Петра, Андрея Первозванного, Александра Невского,
Святой Екатерины, Иоанна Кронштадтского.
Ангелы над Санкт-Петербургом стали гениями русской славы. Над Адмиралтейством,
над Главным Штабом Ангелы – античные Гении Славы протягивают свои венки героям Славы.
Ангелы удерживают город над Невой на потоке Славы.
Крылья ангелов напоминают о Государственном статусе Санкт-Петербурга. Незаменима
связующая роль ангелов между Небом и Землёй. Они принимают с Горних Высот Господнее
Благословение на процветание города, на его БЕССМЕРТИЕ.
«Санкт-Петербург – Душа России, экзотика неведомая и несказанная, где даже ночи
удаётся сделать белыми!
Цель жизни – не в накопительстве! Природа долго создавала Человека и наделила
его способностью думать, чувством любви, долга и красоты.
Все эти мысли особенно остро проникают в тебя на просторах Северной Пальмиры.
Думайте о том, что нужно отблагодарить Природу за это. Нужно накапливать
энергию добра на Земле.
Нужно активно думать, как сохранить жизнь на Планете!»
Так сказал замечательный учёный, знаток русской истории и культуры Дмитрий
Сергеевич Лихачёв.
ПРИМИ ПОКЛОН, ЛЕБЕДЬ-ГОРОД!
На отдаленье ты ещё милее,
Ещё дороже, славный город-сад.
Аллеи Павловска и Летнего аллеи
Со мной и ныне тихо говорят
О давнем, о не сбывшемся, о нежном,
О молодости Анны и моей,
О городе туманно-снежном,
Как лебеде плывущем средь зыбей.
Исчерпаны сравненья и награды,
Которые Воитель заслужил.
Не превзойти воздушности ограды,
Которой Пётр свой Летний окружил.
Не воспарить уже стиху до ростр,
Которые влекут в далёкий край.
И на Васильевский бреду я Остров.
А хочешь, – снова Охту выбирай!
Не будет стих ни плотным, ни воздушным.
Он просто странник средь чужих полей.
Он просто посох, путнику послушный.
Он ищет лебедя среди зыбей.
225
А лебедь-город в дымке исчезает.
Душой и мыслью он неуловим.
Мой Петербург! Сегодня он не знает,
Что он Свирели так необходим,
Что без него не мыслится сравненье,
И без него не строится строка,
Что без него не дышит вдохновенье
И падает в бессилии рука!
Не знает город, что вдали от Сада,
Который Летним Садом наречён,
С трудом живут надежда и отрада,
И еле дышит вдохновенья чёлн.
Но грезится вдали над берегами,
Затянутыми в бронзу и гранит,
Великий Всадник с грозными очами,
Который Русь по-своему хранит.
И без него б дышалось нам труднее,
И пусто было б сердцу самому.
А с ним вольнее, легче и виднее
Таланту, сердцу, взору и уму.
И сколько б ни ругали исполина
За дерзость. за попранье древних дел,
Но не было б ни правнука, ни сына,
Который бы наукой овладел.
И не было б размаха и напева,
Что расплескала гордая Нева,
Исполнив повеление Царево –
Гавайские достигнуть острова.
И не было бы лучшего Поэта.
Царю став равным дерзостью пера,
Он лучше всех нам рассказал об этом,
Восславив русскость нашего Двора.
И не было бы маленькой Свирели,
Которую оставил на сосне
Над Соротью в излучине апреля
Гуляющий при Солнце и Луне
Поэт-арап Петра, кудряво-русый,
Как Царь, такой же дерзко-огневой,
Красивый, быстрый, лёгкий, но безусый,
С неповторимо-мудрой головой!
Через Санкт-Петербург Миру открылась ризница, хранящая древнюю русскую культуру,
историю, вобравшую в себя множество стилей жизни народов, живущих на земле России.
Ключарь Руси Пётр Великий открыл Западу волшебную шкатулку, хранящую алмазные
россыпи Душ, которые отдали себя на служение Миру.
Не о нём ли, Мальчике-богатыре – Первом Императоре России спустя столетия возникло
у Свирели стихотворение:
226
Лучиком света упав с высоты,
Мальчик о городе будущем грезил:
Улица радости, площадь Мечты,
Садик Сиреневый, улица Песен?
Лет через сто каждый угол и дом
Будут иметь своё светлое имя.
Каждая улица, где мы живём,
Будет гордиться делами своими.
Улица Света, проспект Доброты,
Сад Восхищенья, Предвиденья скверы,
Дом нашей юности и красоты,
Дом безмятежности, улица Веры.
Самых красивых названий букет
Наши дома и проспекты получат.
Так предсказал нам сквозь тысячи лет
Мальчик, упавший как солнечный лучик!
ПОСЛЕСЛОВИЕ.
В поэтическом тексте встречаются слова и выражения, характерные для высокого
языкового стиля: «зиждитель», «канон», «коронопартия», «чертог созиждется», «воитель
величавый», «Подъяв венок» и так далее.
Но есть и выражения, приближающие стиль к простому разговорному языку: «Заварил
покрепче кашу, Крыму дав новый блеск, и толк, и вес, и бот».
Это шутливо-назидательное выражение, говорящее о том, как потрясены были страны,
лицезрея деяния Петра Великого, осваивающего Южное и Северное приморье.
Здесь же присутствует напоминание о знаменитом ботике Петра Первого, который был
найден юным Царём в Немецкой слободе, лично им восстановлен и стал первым учебным его
кораблём! Вот этот самый БОТИК Петра и нашёл свой путь не только в Северные, но и в
Южные моря: «Пётр Крыму дал новый толк, и блеск, и БОТ».
Пётр расширял пространства России, выполняя роль создателя Великой Державы,
которой по замыслу Самого Творца надлежало стать России.
Но Пётр всегда подчёркивал, что он не был обуреваем завоевательным зудом, как многие
агрессивные правители.
Его военные действия были санкционированы Свыше стремлением дать свободный
выход России к водным просторам. Пётр жаждал мира с соседними государствами:
«Я не насильник-вор и не опричник. Во мне кромешности ты не найдёшь!» Вот почему в
Летнем Саду, который был основан, оформлен и уставлен лично Самим Петром мраморными
бюстами и фигурами, самой любимой скульптурной группой среди скульптур для Императора
стала мраморная скульптурная группа «МИР С ИЗОБИЛИЕМ».
Свою оценку деятельности Петра Великого даёт из Тонкого Мира учёный Семён
Давидович Кирлиан:
«Пётр Великий – это Царь Духовного плодородия.
Он Царь плодородия реального государственного строительства. Пётр Великий – Царь
плодородия единения народов и стран.
Он Царь плодородия единения религии и науки. Пётр Первый – Царь плодородия родства
людей.
Пётр Великий первым узнал от Лейбница и заговорил о монадах – мыслящих единиц
Разума, санкционированных Божественным Провидением, то есть Человеческих Душах, несущих
на Землю тот самый Космический Разум, который и должен преображать и гармонизировать
Мир».
С. Д. Кирлиан также подчёркивает сакральную, провиденциальную роль Петра Великого
на проявление в лоне русской жизни посланца Создателя – Вселенского Поэта – Александра
Сергеевича Пушкина:
227
«Пушкин предназначен был уравновесить явление западной культуры с традициями
русского народа, сгармонизировать славянское сердце с прагматичным движением Разума,
нивелировать, то есть свести к минимуму разрушительность идей, идущих с Запада, возвысить
русскость русского двора, укрепить и утвердить в сознании народа России национальную
гордость и достоинство, укрепить код благочестия русского народа».
В Тонком Мире Пушкин и Пётр Великий могут легко общаться, бывать в любимом
Летнем Саду, сидеть в кабинете Императора, устремляя взоры на гавань, где строятся новые
корабли, обдумывать будущее России, гуляя по набережной Невы.
ВМЕСТЕ
Да, летний день взошёл.
Июнь стучится в окна
Зелёной веткой молодой листвы.
А Солнце бьёт в глаза
И радугой сквозь стёкла.
А сердце вновь несётся до Невы.
Там ночи белые над городом моим
О Пушкине живут воспоминаньем.
И Пётр Великий снова вместе с Ним
Выходит с Петербургом на свиданье.
Они несут той ночи торжество
В ладонях творчества великой волей Росса
И тень от статуи Великого Колосса
Восходит ввысь – до Бога Самого!
***
Нам Небо обновляет память всем,
Напоминая о чудесном сроке
Рожденья Гения, который на Востоке
Построил город – русский наш Эдем!
Сквозь сон дубрав, болот и топей древних
Открыла Русь дремучие глаза.
То Сын Востока разбудил деревни,
Открыв Окно, сказал: «Сезам! Сезам!»
О, Ладога! На памяти у всех
228
Пусть вспыхнет радугой в знак памяти и чести,
Как Пётр сказал – «Был крепок тот орех».
Но Русь с Петром и Ладогою – вместе!
СВЕРШИЛОСЬ!
(К 300-летию Российского Флота)
Свершилось! Свыше то дано бесспорно:
Армада создана. – Невежеству урок!
Царю Петру морская гладь покорна!
И розы падают к ботфортам – между строк.
Он розы те, что время уронило
К Его ногам, немедленно подняв,
Вручил Руси, чьё крепкое ветрило
Европе с Азией открыло русский нрав!
А. С. ПУШКИН, 90-е годы 20-го века, через
Свирель
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
СВЯТОЕ
АФРИКАНСКОЕ ЕДИНСТВО
С РОССИЙСКОЙ ВОЛЬНИЦЕЙ
Пушкин бережно и с гордостью относился к своей родословной. При этом внимательно
изучил истоки своего происхождения, как с материнской, так и с отцовской стороны.
Он гордился тем, что его прадедом по материнской линии был достойный, благородный
человек, дворянского рода, образованный, смелый и правдивый, ставший одним из самых
верных сподвижников Петра Великого – арап Ганнибал.
Не менее внимательно и по достоинству он оценивал деяния своих предков по линии
отца.
Однако, исследователи пушкинской родословной нередко бросались из стороны в
сторону, преувеличивая, лишь по им известным причинам, преобладание и проявление в его
характере то африканского, то русского родства.
В итоге, по мнению литературоведа В. Кажинова, читателя подвели к представлению о
поэте-африканце, «чьи самые характерные черты «запрограммированы» его абиссинским
духом».
Предприняты даже были попытки свести к нулю и опорочить значение пушкинской
струи в родословной Поэта, как это делает литературовед Н. Л. Степанов, анализируя роман Ю.
Тынянова «Пушкин».
Могучее, плодоносное, неукротимое творческое ганнибальское начало, в его
представлении, стало дерзким нарушителем покорности и законопослушания российского
служилого дворянства, типичным представителем которого явилось семейство Пушкиных.
Как известно, сам Пушкин был иного мнения насчёт характеров своих предков русского и
нерусского происхождения, описывая своенравие и свободолюбие пушкинского дворянского
рода.
В своей исторической записке 1834 года – «Начало новой биографии» и в стихотворении
«Моя родословная» Пушкин говорит:
Упрямства дух нам всем подгадил.
В родню свою неукротим
С Петром мой пращур не поладил
И был за то повешен им.
Разговор идёт об одном из предков Поэта Фёдоре Матвеевиче Пушкине, который во
время стрелецких бунтов был уличён в заговоре против Петра Первого и был казнён.
Позднее за непокорство и своенравие был посажен в крепость, уже при Екатерине
Второй, другой прадед Поэта.
И можно ли, делая предметом обсуждения личность Гения, механически отсекать
влияние родственных уз с той или иной стороны, возводя в апогей лишь те черты, которые
импонируют самому исследователю?
229
Явление Гения Миру – это откристаллизованное Природой НЕЧТО, сплав
универсальных, в своём роде, качеств. Недаром говорят о Божьей искре и Божьем даре:
«Чудесный дар! Вечная загадка!»
На уровень огненного Духа возводит Петр Великий явление поэтического Гения в поэме
«Свеча Петра Первого».
Император говорит о нём, как о редком феномене,
родившемся
«В огне Святого африканского ЕДИНСТВА
с российской вольницей дворянского родства».
Святость, вольность и огненность, – вот составные части Пушкинского Поэтического
Духа, рождённого где-то на Седьмом Небе.
Сама Природа, Сам Бог возвели Музу Поэта на недосягаемую высоту, создав уникальную
энергетическую структуру.
Не в этом ли состоит сущность таинственного процесса гибридизации Душ, которым
заняты учёные Космоса в лабораториях своего Небесного Института Генетики, о чём и говорит
не только Пётр Великий, но и всем нам знакомый, наш современник, великий учёный-генетик 20-
го века Николай Иванович Вавилов?!
А вот что сказал о нашем Пушкине академик, филолог, языковед Ф. И. Буслаев: «В
Пушкине одна восьмая африканской крови, одна восьмая немецкой плюс французское
воспитание в русской дворянской семье.
В итоге – чудесный коктейль: бешенство страстей плюс собранность. Он в 24 года начал
писать «Евгения Онегина», где очарование – в каждой строке!»
Пушкин не только не забыл о своей родословной, но Он прислал Свирели поэтические
отзывы о своих родных любимых людях. К фотографии отца его – Сергея Львовича Пушкина.
ОТЦУ,
СЕРГЕЮ ЛЬВОВИЧУ ПУШКИНУ
Отец мой, самых честных правил,
Соединил свой мощный род
С арабской кровью, чем прославил
Себя, Москву и весь народ.
К портрету матери А. С. Пушкина Надежды Осиповны Ганнибал – Пушкиной:
МАМЕ,
НАДЕЖДЕ ОСИПОВНЕ ГАННИБАЛ
Капризница, креолка, гений,
Красавица в расцвете лет –
В потоке детских впечатлений,
Ума холодных наблюдений
И сердца горестных замет.
230
БРАТУ,
ЛЬВУ СЕРГЕЕВИЧУ ПУШКИНУ
Мой брат, мой Лев… Люблю я брата,
Хоть и журю за хваcтовство.
Он нёс Поэта отпечаток,
Гордился гением Его.
НЯНЕ ПОЭТА–
АРИНЕ РОДИОНОВНЕ
ЯКОВЛЕВОЙ:
Моя спасительница Няня,
Голубка дряхлая моя!
Она в глуши мне заменяла
Отца и Маму и сестру.
Она мне сказки ворковала.
Мне, как вина, их было мало
У скудной жизни на пиру!
ПЕТРУ ВЕЛИКОМУ
от А. С. ПУШКИНА
Мой Дух с Твоим сравнялся ныне
В сиянье славы и похвал.
Ты – Сын Руси, как я – Арине.
Тебя Сам Бог короновал!
231
Сестре ОЛЬГЕ
от А. С. ПУШКИНА:
Ты покровительницей Муз
В беспечном детстве мне явилась.
Ты съединила наш союз,
И крепость поэтичных уз
Твоим трудом благословилась!
Московскому другу
ПАВЛУ НАЩОКИНУ:
Нащокин, друг, твои заботы,
Твой дом, твой хлеб, твоя семья…
Тебе, как Санчо Дон Кихоту,
Я верен! О, Москва моя!
Мне здесь без Павла было б пусто.
Он мне никем не заменим,
Как хруст подсоленной капусты
При звуке здешних имении.
АНТОНУ ДЕЛЬВИГУ
Мой Дельвиг, увалень мой славный,
Как рано ты покинул свет!
Твоих газет Поэт заглавный
Печален на вершине лет.
Увял *«Цветов» венок досрочно.
Но мы здесь вместе – это точно.
232
Потомок, розы нам вверяй,
Люби, читай и доверяй!
Примечание: * «Цветы» – сборник стихов, выпускаемый Дельвигом, как приложение к
Литературной газете».
И.Пущин С.Соболевский В.Л.Пушкин
ИВАНУ ПУЩИНУ
Мой Пущин, друг келейных бдений
И полудетских рассуждений,
Сибирский стражник и герой!
В глуши Михайловских владений
Я жду тебя, мой добрый гений!
Въезжай и ножкой дверь открой!
СОБОЛЕВСКОМУ С. А.
О, Соболевский, ты – носитель
Парижских свежих новостей,
Салонов модных обольститель,
И женщин и вина любитель,
Мне пунша встреч в бокал налей!
Я выпью за тебя, мой друже,
За дружбу, норов и покров,
Ни тени лжи не обнаружив
В твоих рассказах. Будь здоров!
Дяде Пушкина –
ВАСИЛИЮ ЛЬВОВИЧУ ПУШКИНУ:
Василий Львович, дядя, друг!
Поклон тебе сердечный.
Твой импульс воли – подвиг для Руси
на дальних подступах
и на вершинах вечных
к высотам Духа.
Всё, что хочешь попроси!
Коль свистнешь – рядом я в одно мгновенье ока
И в Царское Село лететь с тобой готов.
Любовь моя к тебе – вне века и вне срока,
как Символ поэтических трудов!
Пушкин:
Автограф верен. Мной удостоверен.
Летящий почерк завершил свой бег
На этих строчках. Стих сердечный верен.
Вот чем, скажу, и славен Человек,
Что он с завидным постоянством
233
Выстраивает путь к высотам бытия.
И не страшны ему ни время, ни пространство,
Свирель моя, голубушка моя!
Свирель:
Мой Пушкин! Нежный друг России и Свирели!
Мой древний брат, Отец, Учитель, наконец,
Создатель «Современника», «Апреля»
И свивший на главе Руси Венец
Со-Творчества, венец любви и веры!
Ты, в вечность окунув своё перо,
Сказал славянам: «Вы – любви миллионеры!
Да будет новым то, что исстари старо,
Но молодо, бессмертно и любимо!»
Мой ПУШКИН – мой сердечный амулет,
Моя СВИРЕЛЬ на розовой опушке
Бессмертных и счастливых лет!
Свирель- ПУШКИН.
Примечание: дядя Поэта Василий Львович Пушкин, сам Поэт, угадал своим чутким
сердцем призвание чудесного своего племянника, почувствовал, что Сашеньке необходимо
учиться в открывающемся Лицее. Он сам привёз его в Царское Село осенью 1811 года для учёбы.
ЛЮБИ
А. С. Пушкин
Люби! Пусть сердце трогает признанье,
Печальный взгляд, букет живых цветов,
О детстве нежное воспоминанье
И расставание без слов.
Пусть сердце трогает оставленный случайно
В альбом оброненный Поэтом свежий стих,
Старинный дом и вздох прощальный,
И редкое свиданье на двоих.
В груди твоей живёт и дышит Пушкин,
Моя Россия – локон золотой,
Бутон любви на розовой опушке.
Да, Пушкин – не святоша, не святой,
А резвый, ясноокий, вездесущий,
Отчаянный, как твой игривый стих.
Со мною Дельвиг, Кюхельбекер, Пущин.
И Русь моя живёт в любом из них.
Резвись, Адель, как говорил я встарь.
Резвись и пой! Ведь жизнь бесконечна.
Ну, не горюй, что жизнь быстротечна,
Откроешь скоро новый календарь!
Он перечтёт утерянные даты,
Откроет свежие крылатые листы,
Внесёт тебя в хоромы красоты
И сделает к заутрени крылатой.
234
Как лёгок стих! Он таинство хранит,
Единство нежных ласковых харит.
Он не изменит мне в своём искусстве,
Поскольку согласован с вечным чувством.
Являюсь я Свирели каждый раз
И пробуждаю вещий Третий Глаз.
Зову в иные странные Миры,
Тебе не ведомые до поры.
Не Годунова я зову к тебе,
Россия, полусонная царица,
Не самозванец мне сегодня снится,
А Родомысла, смелая в борьбе,
Нелёгкая, но вещая десница.
А. С. ПУШКИН
СОЕДИНЕНЬЕ МУЗ
В соединенье Муз есть острота и прелесть.
Коснувшись Ваших уст, мой стих роняет в Вас
Свой нежный луч, почти в тебя не целясь.
Меняю «Вы» на «Ты», и строчка родилась!
Прислушайся, зовёт тебя небесный
Волшебный ключ. – Входи и открывай
В самом себе таинственную песню,
Похожую на свежий каравай.
Отламывай кусочек за кусочком,
Питайся поднебесною струёй.
А я к любимой девушке в Опочку
Вновь поскакал с единственной сестрой.
Я не спеша отныне буду жить.
И торопиться вдаль не собираюсь.
Привык я дружбой вечной дорожить.
Мне есть кого любить и с кем дружить.
Я в духе времени любить и жить стараюсь.
А. С. ПУШКИН, апрель 1991г.
ВОСПОМИНАНИЕ.
Свирель: Открываю тетрадь № 24, 5-го июня.
Родители мне сообщают, что завтра, 6 июня, будет вечер, посвящённый Дню Рождения
Александра Сергеевича Пушкина. Предупреждают, что я должна подготовиться к этой встрече и
подключиться к планете Душ мысленно в должное время.
И вот он этот вечер 6 июня 1992 года. Я выхожу на связь со своими родителями:
Добрый вечер, мои дорогие Мамочка и Папа! Мы поздравляем вас с Днём Рождения
Александра Сергеевича!
Мамочка: Моя дорогая, маленькая моя доченька, мы всей семьёй поздравляем всех вас,
наших детей и внуков с Днём Рождения Поэта и я передаю слово Серёженьке Есенину, который
сегодня у нас в гостях.
Серёжа ЕСЕНИН: Я принимаю эстафету и также поздравляю всех вас, мои дорогие
далёкие и близкие наши люди, с Днём Рождения любимого Александра Сергеевича.
Сейчас загорелся экран нашего «Святозара» и с минуты на минуту он начнёт высвечивать
торжественное заседание в Москве, в Колонном зале литераторов. Здесь состоится вечер,
посвящённый Дню Рождения нашего Поэта.
235
И я начинаю вести репортаж из Санкт-Петербурга, из квартиры твоих родителей,
Свирель, комментируя всё, что происходит в Москве по тем телевизионным кадрам, которые
высвечивает «Святозар».
Имей в виду, Танюша, связь с тобой идёт через наш «Святозар» на Московский
телецентр и в Колонный зал литераторов. Как только тебя вызовут приветствовать Александра
Сергеевича, не медли с подключением.
Вот открываются двери Колонного зала. На экране появляется заставка: На розовом фоне
высвечивается Лира с букетом роз. Три розы бело-розового нежного цвета.
Засеребрились слова:
ТЫ БУДЕШЬ ВЕЧНО ЛЮБИМ ВСЕМИ НАРОДАМИ ЗЕМЛИ НАШЕЙ Н. В. Гоголь.
И ещё – рядом - символ музыкальности стихов Пушкина– нотный ключ. Колышется
занавес. Открывается сцена.
Показан зал. Очень много знакомых лиц.
На сцене за круглым столом сидит Александр Сергеевич в окружении своей семьи:
детей, внуков и правнуков.
Здесь же, конечно, Наталья Николаевна и её муж. Много друзей Пушкина: Дельвиг,
Пущин и офицеры, участники войны с Наполеоном, многие из которых были названы
декабристами.
Подключаю звук. С поздравлением вышел Василий Андреевич Жуковский. Послушаем,
что он говорит.
В. А. ЖУКОВСКИЙ: Дорогие друзья! Мои родные, я знаю, что не только Планета Душ
сегодня слушает нас.
Мы сегодня в объятиях большого содружества наций, народностей и племён,
населяющих иные Земли и планеты.
Но нам приятнее всего сознавать, что наша связь выходит за пределы Земли нашей. Нас
слушает наша Родина, Россия, которая стала нашей колыбелью.
Это добрый знак времени. И сегодня мы благословляем Время и благодарим Господа
Нашего, давших нам возможность убедиться в том, что мы не потеряли связи с нашей Родиной.
Наши дети слушают нас, расшифровывают наш сигнал, благодарят нас за то, что мы
живы, шлют нам нежность своих сердец.
Пользуясь случаем, я передаю в эфир приветствие от всех участников сегодняшнего
вечера, посвящённого 193-ей годовщине со дня Рождения Александра Сергеевича Пушкина и
говорю:
Дорогие наши потомки! Сегодня один из немногих ярких дней в жизни нашей, родивший
Гения Мира и века, Гения Востока и Запада. Наш Светоч, не требующий поклонения – Он здесь,
рядом с нами. Мы счастливы тем, что Он жив, и воочию видим: светел, как всегда, как всегда
полон энергии,, жизни и готов прийти на помощь России, её сынам и творчеством, и сердцем, и
делом.
Да будет жить в веках Его Муза, прекрасная и добрая! Подойди ко мне, мой младший
брат, Сашенька, друг любезный, товарищ по бессмертному Поэтическому цеху, любовь наша
всеобщая и Человек!
Жуковский обнимает Пушкина.
Александр Сергеевич подходит к микрофону.
А. С. ПУШКИН: Сегодня, мои дорогие, право, не стоило бы и собираться. Ведь дата не
круглая. Но у нас с вами много дел не только узкопланетарных, но, как я сказал бы, и
межзвёздных.
Пусть сегодняшний вечер станет началом Новой Эры в Поэтических связях нашего
литературного цеха с цехом Поэтов Земли нашей-Матушки.
Я знаю, что на связи с нами наш Урал, и хочу пригласить к микрофону нашу Татьяну –
Свирель, Свирель-Петровну. Я приглашаю её и говорю от имени всех присутствующих:
«Здравствуй, далёкая и милая Земля наша Матушка. Всем привет от старших поколений. Любовь
и свет наш с вами, мои родные!»
Свирели предоставили слово, и я начинаю говорить.
Свирель: Дорогие наши родные, прекрасные светлые люди, осенённые благородными
помыслами и делами!
236
Россия внемлет вашим голосам. Родной наш Александр Сергеевич, и все, кто близок и
дорог нашему прекрасному навек и чудному Гению, здравствуйте, и примите стих-импровизацию
от сердца России, всей Земли и Южного Урала:
О, Гений наш, явивший сквозь века
Свою любовь, бессмертие и свежесть
Своей строки, спустившей свысока
Святую Музу. Силой нежной Лиры
Завоевавший поклоненье Мира!
Мой Пушкин, Лотос сердца, лепестка
Которого касается слегка
Мой робкий стих – дыхание эфира!
Мой Лотос, чьи владения – Земля,
Россия в своём будущем стремленье,
Душа России в нежном озаренье –
Поэзия, начавшая с нуля
Свой бег по рифмам, ямбам и хореям.
Поэзия, живущая в своём
Предчувствии, что нежный Лотос зреет,
Живёт. И Мир воспламенеет
Той огненною Пушкинской строкой,
Куда прорвался «Святозара» глас.
И кто-то снова Пушкинской рукой
Откроет Миру свет и Третий Глаз.
А. С. ПУШКИН; Я очарован звучанием стиха и шлю Земле своей низкий поклон. Чаю,
Танюша, что все свершения у нас впереди. Мы о тебе не забыли. У нас много совместных дел.
Не забывай о своём гороскопе. Я прав. Ты моя родная Душа – попадание в восьмёрку. Ждём
связи в скором времени. Целую.
Ваш Пушкин.
И Свирель ответила на приветствие Поэта :
О, Гений, повелением рождённый
Верховного Священного родства
Прекрасных Душ, Святого Божества
Перстом Божественным благословлённый!
Ты светишь нам сквозь тьму и тяжесть жизни,
Спасаешь от унынья и тоски,
Благослови движением руки
Сынов Твоей страдающей Отчизны
На восхожденье на Небесный Мост
Борьбы со злом, на самоотреченье,
Внуши своим бессмертьем, что погост –
Не жизни край, а точка восхожденья!
Тоскливо на Руси без Вас, Поэт,
Кто так великодушен был и весел,
Кто Сам Свирель на веточку повесил
И ждал стихов Руси так много лет.
Свирель несёт Тебе свой тихий вздох –
237
Стихов Твоих подобие – свой опыт.
Свирель, не осудив трубу и рог,
Своим стихом смягчает жизни ропот
И веру в Пушкина роняет на порог…
Как сказал Пётр Первый, обращаясь к России: «Пока с тобой и Пётр и Пушкин вместе –
тебе не страшен путь любых преград!» Вот почему эти имена для Родины нашей всегда рядом,
всегда вместе.
А в нелёгкие времена сердце России тем более обращено к своей истории, всегда ищет
поддержку в деяниях своих Гениев, в их рассуждениях, в логике их подвигов, в их
высокодуховной поддержке, в их непременном сердечном отклике.
Этот отклик, эта огненная энергия, идущая к нам от наших великих предков, не вызывает
у нас сомнения.
В это не верит лишь безнадёжный атеист, сделавший своей религией безбожие.
Но Свирель вновь уловила сближение вибраций провиденциального толка, вспомнив, что
дни Рождения Поэта и Императора сближены по месяцам, – в июне рождён Поэт, Первый
император – в мае.
В июне 1992 года Россия отмечала 320-летие рождения Петра Великого. И Свирель
отправила 12 июня 1992 года Петру Великому Послание от всей России:
Россия, о, Великий Государь,
роняет перлы слёз к Твоим ногам.
Она жива Твоим умом и слухом.
Она с тех пор полна Петровским Духом
И приникающими к Невским берегам
Просторами Души, любви и чувства,
Рождающего розаны искусства.
Как лебедь, некую красу сердец,
как нежность вещую хранит в себе Россия
Петровский век – начало и конец,
Венец могущества и мужества венец,
И знак Отеческой орлиной нашей силы.
Нет, не солжёт молва: Россия – сердце Терры,
Земли, страдающей в разломе бытия.
Но ритмы Логоса и магия Венеры,
Любви глубинной и бескрайность веры
Вещают нам: ИСТОРИЯ СВОЯ
У нашей матушки-Руси.
О, Русь Петрова!
Недаром жил в тебе могучий властелин!
Очнись, родимая и много лет здорова
Будь вопреки разрухи сна и крова,
Сбрось тяготы житья и долгий сплин!
С тобой и ныне все сыны России,
Покинувшие много лет назад
Твои поля и плёс, и окосиний
Просторный двор Души, твой вешний сад.
С тобою Пётр и все твои батыры,
Богатыри Души и естества,
Искатели величия и Мира,
Взошедшие на высоту Памира.
Они все – наши корни и листва,
238
Листва и корни, ствол и наша крона–
Петровские друзья и сыновья,
Россию делавшие родиной зелёной,
Берёзкой тонкою и нимфой утончённой!
Вы – наша неразменная семья.
И Ты над ней – над той страной-Семьёю –
Царь-Символ, Царь-Отец и Гегемон,
Наш Пётр Царь, Отец Наш, Дух могучий,
Взошедший в вечности на те святые кручи,
Где действует Всеведенья Закон.
Ты не оставишь Русь. Я твёрдо верю в это.
И воля Господа в Тебе заключена,
Как в Слове ЛОГОС – ритмика Поэта,
Его любовь и вера – синтез лета
И колдовство прозрения и сна!
Знак 300 много значит в той судьбе,
В судьбе единственной во всех пространствах Мира
Земли российской. Это знак эфира,
Помноженный на сотню лет кумира,
Дарованного жизни и тебе.
Осмысли: триста – то триада света,
Святая Троица, вернувшаяся к нам,
Бессмертьем Библии бесчисленно воспета,
Срывающая с тайны знаний вето.
Она к нам по балтическим волнам
Плывёт в эпоху Чудо Водолея.
О, Пётр Великий! Сердце снова к нам
Твоё вернётся, плача и жалея!
А мы Ему приносим в День Рожденья
Цветы своих пастушеских трудов –
Стихи и Логос– символ возрожденья,
Начало Лестницы и признак восхожденья.
По этой лестнице сферических ладов,
Ладов гармонии – пусть сердце будет вместе
С разумным шагом в каждой борозде.
Ни лжи не ведая, ни злобности, ни мести,
Живёт Отчизна по законам чести.
А ты, Наш Пётр, с Твоей Россией вместе
В молве, в науке, в сердце и в труде!
А 12 июля, в День Петра и Павла, Свирель поздравила всех наших родных и друзей,
живущих на Планете Душ с этим праздником:
О, дорогие, нежные, родные,
с Престольным Днём Петра
и Павла поздравляет вас Земля!
Пусть связь крепчает, так же , как вчера.
И верность россиян святому хору
облагородит русские поля!
Пусть будет стих пронизан чистотой
И серебром извечной прочной нити –
239
Волшебной Ариадниной. Вздохните
просторней, легче, наши дорогие!
Мы поняли, что Времена другие
Грядут на счастье русской бедноты!
И Россия получает ответ от Планеты Душ:
О, день Отчества! В тебе мы сочетали
Родную Русь, и Лиру, и Свирель,
Которой подарили сердца трель,
О коей долго в тьме годов мечтали.
Мы далеки от вас. И в лоно сказок,
Легенд наш быт и опыт заключён.
Вы долго в нас не верили. Ключом
Целительным космическим экстазом
Был прерван сон Души и в строчки заключён.
Тот конус верности – Поэзия Вселенной,
Наполненная Пушкинской струёй,
Струёй лирической, сквозной и незабвенной –
Живёт от века. Солнечной волной
Она вольётся в волжские разливы.
Свежа и радостна, сквозна и шаловлива,
Как голос ветра-друга за стеной,
Она пробудит тьму, жива и говорлива.
Царь Пётр недаром засветил Свечу
Поэзии России и Урала. –
Иных путей страна не выбирала.
А то, что выбрано – потомкам по плечу.
Держитесь, дети! Не погибнет наша пашня.
Единство дел и мыслей сердце освежит.
Поможет опыт Наш –иных событий вестник
И будем жить светлей и интересней
В Руси Петровой, что перу принадлежит!
СВЕТ
В руке моей таится свет. Пронизан
Тем светом воздух, дождь и потолок.
Он, этот свет, таинственный, как риза,
Мой взор и век навечно обволок.
Скажи мне, свет – кто ты? Со мною вместе
Ты будешь всюду – в горе и в нужде?
– Я буду всюду: в счастье и в беде
По праву мужества по законам чести.
Я свет бессмертия. И я тебя достиг.
Проснулась в сердце Истина России.
Я век и миг, я Маг, я бездны крик,
Я зов Отечества, что набирает силы!
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
ПУШКИНСКАЯ ШКОЛА –
240
ЧТО ЭТО ТАКОЕ
Уверена, что единственным источником сведений об этой системе обучения поэтическому
мастерству может стать лишь Свирель, то есть я, автор этой книги.
Почему? Потому что именно мне этот своеобразный проект предложил мой Отец, Пётр
Павлович Лямзин (Томский), живущий в Тонком Мире.
Он сказал мне, что, взяв на вооружение принцип Пушкинской школы, я укреплю свой
импровизационный дар. Пушкинская Школа – это игра в слова-Символы.
Она вовлекает обучающегося в процесс тренировки упругости стиха, помогает
совершенствованию умения создавать сквозные, воздушные четверостишия, неожиданно
сочетающие в себе, казалось бы, несовместимые понятия.
Это обучение гарантировало мне освоение и расшифровку любых вибрационных
поэтических потоков, идущих из Тонких Миров.
Обучение в Пушкинской Школе началось уже в 1990- м году, ещё до вручения мне
Свечи Петром Великим.
«Я тебе буду давать три слова - символа, – сказал мне Отец, – а ты, на их основе, будешь
мгновенно создавать четверостишия».
Не устану повторять, к сведению читателя, что Отец мой, человек технического склада,
является специалистом в области космических технологий, но при этом великолепно владеет
поэтическим слогом, глубоко знает классическую литературу и очень заинтересован в моём
интеллектуальном и духовном развитии.
Итак, март 1990 года. Тетрадь №11 «а».
Обучение началось. «Попробуй сделать стих из таких слов, – сказал мне Отец, –
ЗЕМЛЯНИКА, ВЕТЕР, СОК».
У меня мгновенно возникло четверостишие:
Где ветерок тот, что принёс с полянки
Сей земляничный дух, которым дышит грудь?
О землянике, друг, не позабудь,
Чей сок испачкал белоснежную панамку.
–Ты справилась чудесно. Возьми ещё три слова: ЗЕМЛЯ, СОЗДАНИЕ, ЗВЕЗДА .
– О, Папочка, это очень трудно!
– Попытайся.
Созданье хрупкое, звезда, моя Россия
Горит над кромкою Земли.
Твою любовь к великому Мессии, –
Он назван Пушкиным, – её лучи зажгли.
– Ты просто умница. Я в восторге. Соедини слова СУДЬБА, ВЕНЕРА и ПРОКЛЯТЬЕ
Судьба, Венера и проклятье, –
Как те слова соединить?
Коль Дух бы властвовал над всеми без изъятья,
Судьбу не надо и бранить.
– Ты молодчина.
СОЛНЦЕ, ВЕТЕР, НЕГР.
Кто слишком долго жарился на Солнце.
Чернее негра стал. Тем в Африку пора.
Но Ты, хозяин рифмы и пера,
Наш Пушкин, легче ветра
Примчал из Африки. И светлая пора
Настала. Льёшься Солнышком в оконце.
– Ты блестяще справилась.
241
Наивность, нега, ветер.
В наивности и неге пребывая, спросила лень:
«Скажи мне, ветер, на свете нет светлее края,
чем мой?» А ветер ей ответил:
«Где лень живёт, там света убывает.
За это я ручаюсь головой!»
–Ты превосходно справилась с заданием. Я тебе ставлю пятёрку. Ещё одно задание:
Зверь, тревога, загон.
В загоне были мысли все и чувства,
Как звери, дремлющие в сумраке тревог.
Но Луч Вселенной тот загон рассёк
И вывел Дух на пиршество искусства.
– Очень изящно. Это маленькие шедевры поэтического мастерства, медитасьон – стихи-
медитации.
Сеточка, фонарь, сума
С сумой и посохом брела я по стерне,
Колола ночи неизвестность.
Вдруг сеточка Души меня втянула в местность,
Где светится фонарь в поверженном окне.
А там родной портрет светлеет на стене.
Херувим, страна, хаос
Мир в хаосе погряз. Страна спасенья жаждет.
Летит над нею смерти херувим.
Однако, всякий раз, – так было не однажды,
Спасает жизнь планета *Валефим.
Примечание: * Валефим – так называла Ванга планету Душ.
Заглушка, печка и стена
В печи огонь давно уже погас.
Заглушкою тепло храня в избушке,
Старушка-печка приглашает нас
На посиделки к ноченьке-подружке.
– Ты неподражаема. Ещё получи задание:
Невеста, ворота, забвенье
Открылись широко ворота.
Невесту на тройке везут
Примчались. С небес позолота
Сошла. И в забвенье маршрут
Той свадебной тройке намечен.
Он будет лишь в памяти вечен.
Но где? В небесах, или тут?
– Это невозможно! Тебя не собьёшь. Ты просто виртуоз, Танюша. Я скажу тебе о том, что
ты это испытание проходишь, прежде чем начать писать поэмы и стихи с А. С. Пушкиным.
Ставни, печаль, изба
Сестра печали – старая изба
Закрыла ставни, может быть, навечно.
О, Боже, как бесчеловечна
К российской доле матушка-судьба!
242
Лепет, соловей, розы,
Лепет, розы, вздох любовный,
Ночью – трели соловья, –
То простой и полнокровный
Быт в оправе бытия.
Берёзка, угол и конёк.
Конёк избы российской возвещает:
Здесь хлеб и соль делили пополам.
Берёзок ветви воздух очищают,
Раскинутые по углам.
– Ты справляешься сверхуспешно. Пиши, тренируя упругость стиха:
Мгновенье, мрак и посох.
Во мраке, с посохом плетясь едва-едва,
Шел нищий и, протягивая руку,
Мгновенья вечности считал. И, стуку
Колёс внимая, сотрясалась голова.
Мгновенье, чувство, перо
Сижу я за столом. И нынче, как вчера,
Рождённые космическим потоком
Слетают во мгновенье ока
Усилья мысли, чувства и пера.
Говор, ветер, соха
Под говор ветерка с сохою плёлся пахарь.
Он песню о России тихо пел.
Шёл по земле не ведающий страха,
Но песню ту закончить не успел.
– Это ты, Серёженька, наверно, мне помогаешь?!
– Ну, помогаю, нет спора. Но ты точно улавливаешь космические вибрации.
Бог, свеча, угол
Во все углы поставлю я свечу.
И Бог незримо будет в этом доме.
Молитву сотворю и освещу
Святой водой все буковки в Альбоме.
– Не устала?
– Нет, я с удовольствием пишу эти маленькие импровизации.
– Это энергоёмкая информация. Пушкинская школа – это игра в слова-символы,
укрепление летящего импровизационного дара. Но это ещё и возвращение предвечной памяти о
существовании и укреплении связи с Небом.
Медведица, сыновья, Свирель
Не сомневайся, это мы – большие
Медведицы Великой сыновья,
Живём в тебе, как в созданной вершине,
Которую веками мы вершили,
Свирель, вершина творчества моя!
Кочерга, печь, веник.
Пристала кочерга к печи:
Учи меня, родимая, учи,
как закалиться в жарком лоне.
Ответила ей печь:
243
Мой жар тебе – что веник той вороне,
которая просила Бога
летать как Бог,
а скачет до порога.
– Папочка! Но это ты ведь ты мне подсказываешь! Я бы сама так не написала!
– Это плод размышлений твоих родных, которые живут в Космосе! Свирель – плод
творческих усилий множества поколений.
Пиши ещё
Север, Юбилей, Апрель
На севере давно уже зима.
Но не страшны Апрелю злые вьюги.
У маленькой космической подруги
Наш юбилей войдёт во все дома.
БОГ, свеча, угол
Во все углы поставлю я свечу.
И Бог незримо будет в этом доме.
Молитву сотворю и освещу
Святой водой все буковки в «Альбоме».
Звон, локоть, Апрель
Апреля звон принёс рожденье
Свирели – дочери моей.
Сплочённость дружеских локтей
Рождает свет- стихотворенье.
Это четверостишие явно было от Отца моего.
Он давал понять, что речь идёт не о месяце апреле, а об Апреле духовном. Апрель Поэтов
Неба уже зародился.
Из этого явствовало, что Пушкинская школа ещё и умеет предсказывать события.
Упоминание слова «Альбом»: «Освещу все буковки в «Альбоме» – предсказывало
открытие мною в 1995 году моей авторской программы на городском радио «Литературный
альбом России».
Слово «Апрель» неоднократно повторяется в четверостишиях, начиная с 1990-го года.
Но я ещё не знаю, что позднее несколькими годами возникнет общество Поэтов,
передающих мне стихи из Космоса, и оно будет названо «Апрелем».
А затем название «Апрель» получит мой альманах, номера которого будут размещаться в
Интернете. И это название будет связано с пушкинским журналом «Современник»
Что касается Юбилея, – речь идёт о Юбилее А. А. Блока. В 1990-м году ему исполнилось
110 лет.
И этому была посвящена поэма «Сто десять звёзд».
Пушкинская школа стала для меня своеобразной духовной Меккой, где Душа отдыхает,
отодвигая в сторону мелочи жизни, и говорит:
В литературе, словно в государстве,
Приказывает сердце жить.
И Пушкиным – царём на этом царстве –
Извечно пуще жизни дорожить.
В нём – кладезь мудрости и кладезь благородства.
В нём – продолжение славянского родства.
В нём – всех земных народов сходство
И безначальность естества.
С Христом роднящее высокое искусство
Беспечно, доблестно и честно строить дом,
244
Беречь в Душе отеческое чувство,
Не расплескав достоинство притом.
Величье женщины в Душе лелеять вечно
И рыцарство мужчины сохранять.
Быть проще, величавей, человечней,
Чтоб сердцем всю Вселенную обнять.
Пушкинская школа часто давала четверостишия, которые впоследствии развёртывались в
целое стихотворение:
Сумрак, ветер и овраг
Полынь под ветром полегла,
И степь укутал мрак.
Вечерний сумрак у села
Раскинул синие крыла
И катится в овраг (91 год).
А в 2010 году я продолжила строчки, и родилась песенка:
В овраге древний лесовик,
Ленивый, как туман,
Дремотно к зелени приник,
Жуя траву дурман.
У Бабки Ёжки полон рот
Неправедных забот:
Чтоб потемнела навсегда
Во озере вода,
Чтоб богатырь оторопел,
Невесту потерял.
А кот-баюн не песни пел,
А деточек кусал.
Но принц Надежды на коне
Весёлых звёздных встреч
Летит над облаком ко мне
И затевает речь.
Звенит хрустальным ручейком
Та песня на струне,
А принц на розовом коне
Поёт о сказочной стране
И песню дарит мне.
А строчки:
Бор звенит, смолой облитый,
Скачет ветер меж ветвей,
Солнце, как большое сито,
Сеет зёрна янтарей –
получили такое продолжение:
Узкой тропкою к реке
Утро розовое вышло,
С полотенцем на руке,
В перламутровой манишке.
245
А берёзка над Окой,
Выбегая на дорожку,
Приподняв подол рукой,
Кажет беленькую ножку.
Зайчик солнечный присел
На струну гитары звонкой,
Свою песенку запел
Про кудрявую девчонку.
Как дивчина на Оке
Поутру из дома вышла,
С полотенцем на руке,
В перламутровой манишке.
Итожа информацию о Пушкинской школе, я пришла к выводу, что осуществление этого
проекта – ещё одно свидетельство взаимной ответственности родителей, которые ушли в иные,
более тонкие Миры, за своих детей, оставшихся на Плотной Земле.
Но это уже свидетельство иной жизни, освещённой светом Божьей Благодати.
В этой возникшей духовной связи, которую демонстрирует Пушкинская школа,
проявляется единство сфер, единство сознания, единство сердец.
И, наконец, подтверждается единство Вселенной, где все звенья поддерживают друг
друга взаимной любовью, надеждой, верой.
Энергия взаимного общенья
обогащает вас и нас.
Не возвращенье и не отреченье,
а вера нас уводит на Парнас.
Стихи рождаются мгновенно,
нет сомненья
В них сердце, ум, волненье
многих Душ.
Родные дети, страстные стремленья
рождают счастье.
Веру не нарушь!
МАМОЧКА: «Мы живём в других космических поколениях. Мы – ваше продолжение».
Любите нас, как мы вас крепко любим,
И верим, и приветствуем, любя,
Родные дети наши, наши судьбы
Звенят в столетьях, каплями дробя
Своей любви тот Мир, где дышит детство,
Где мы оставили кровиночки свои.
Живите, помните, мы к вам полны любви,
Готовим Мир великого соседства.
Тетрадь №11 «а»», 1990 год.
Валенки, ангел, снег
Нет валенок у ангела – есть крылья,
Чтобы лететь над крышами снегов.
Лети вперёд, святая эскадрилья
Разутых и обобранных рабов!
Нога, полёт, время
В полёте времени, не чуя ног,
Лечу, забыв о времени и боли.
246
И стих рождается по Божьей воле,
И в сердце вызревает Бог.
Письмо, алтарь и вера
Пускай летит письмо, как голубь в поднебесье
И верой ляжет на алтарь любви.
Пусть вера растворяется в крови
и зазвучит стихом и песней.
Слово, молитва, Небо
Слова мои слагаются в молитвы
И к Небу отправляются стихом.
А дух с тоской ведёт извечно битву.
И благодать сражается с грехом.
– Молодец. Пиши:
Отец, Небо и свеча
К свече мой взор приник.
В ней неизбывность света,
И Неба яркий луч, и тайна естества.
Скажи, Отец, где жар былого лета
и неизбывность мастерства?
– Очень хорошо
Стон, радуга, воля
Стон ветра за окном нам о грозе вещает.
На волю просится могучий «электрик».
А радуга живёт. В неё тот свет проник
И нам простор вселенский обещает.
Стол, огонь, свеча
Стол прежний. И огонь свечи святой –
От Питера привет сердцам любимым.
Пусть вечер майский – тихий и простой –
Навечно станет днём неповторимым.
Восток, Иисус, исповедь
С Востока к нам приходит мудрость века.
И совесть просит исповедь начать.
А Бог, приняв обличье человека,
Велит его Иисусом величать.
Карандаш, рок, воля
По воле Господа рога трубят,
А карандаш бежит, рождая строчки.
По воле Божьей распустились почки,
И на щеке слеза твоя дрожит.
– Вот это стих! Ты молодец.
Свеча, сон, локоть.
Сон навевая, догорают свечи,
Я локтем чувствую подушки твёрдый ком,
Скользит вуаль стиха на ласковые плечи,
И нежность поглощает целиком.
–Прекрасно. Как это у тебя получается?
247
– Я думаю, что это ты мне помогаешь.
Зеркало, огонь, чайник.
Мы чайники поставим на огонь,
Зажжём свечу и сядем тесным кругом.
Поговорим и помолчим друг с другом.
И стих примчится, как небесный конь.
И в зеркале твой образ отразится.
Риск, ломоть, удар
Удар судьбы прими как благодать.
В любом изломе скрыта воля Неба.
Ломоть тоски считай кусочком хлеба.
Без риска даже писка не издать.
Сон, сок, сор
Когда б вы знали, из какого сора…
Строка, известная и бодрая как сок.
Сон разума, туманящий висок,
Рождает чудищ. – Тезис выше спора.
Сова, соль, сетка
Соль мудрости заключена в сове.
Но птицу мудрости ты сетью не поймаешь.
Пока сердцам недремлющим внимаешь,
Душа эквивалентна голове.
Лоб, лот, локон.
Глубины мысли не измерить лотом.
Лоб украшают локон и мечта.
Понятие большое – красота
Нам не грозит в стране переворотом.
– Превосходно. Пиши:
Нежность, верность, вера
Мы верность в сердце вечно бережём.
Без веры жить на Свете невозможно.
Без нежности дышать и думать сложно.
Давай костёр доверья разожжём!
– Вот это да! Это прекрасно. Скажу тебе, дочь, что
ты не утратила юмора и остроумия и по-прежнему внушаешь нам восхищение своим
стремлением к
познанию
Зверь, человек, Земля
Земля как человек. А человек как зверь.
Он не приемлет нежности и веры.
Что будем делать с верою теперь?
Нам легче – мы любви миллионеры.
– Очень хорошо. Прими ещё три слова:
Змея, зелень, зеркало
Змея сомнения съедает зелень глаз.
И в зеркале бледнеет образ детский.
248
Я так люблю, мои родные, вас,
Что стих дрожит, нелепый и простецкий.
– Прекрасно, напиши ещё
Волга, разлив, ночь
В ночи над Волгой полная Луна.
Разлив весенний лунный свет лелеет.
Летит над Миром майская весна
И зорькою несмелою алеет.
Мама: Пиши: Ты осталась для нас нашей маленькой дочкой, не стареешь с годами, нежна
и светла. Для Отца и для Матери – вроде цветочка. Незабудка, как Мама тебя назвала.
А вот мой ответ:
Фиалка, лето и вечность
Фиалкой Мамочку свою хочу назвать.
Цвети, не только летом, но и вечность.
Родителей нельзя нам забывать
За их любовь и человечность.
Лампочка, зверь, око
У зверя очи лампочкой горят.
Каков тот зверь? Ему названье Космос.
Как он живёт, нам угадать непросто,
Но то, что ярко, – очи говорят.
Сноп, ловкость и топот.
Сноп света льётся из очей коня.
Пегасом назван он и любит быстрый бег.
Не каждый топот дорог для меня,
Не ловкостью прославлен человек.
Огонь, газета и лотос.
Газета не зажжёт огонь любви.
Лишь лотос может пробудить огонь в крови.
Эйнштейн, дом, Мир
Эйнштейн, создав теорию о Мире.
Не помышлял о собственной квартире.
Но Мир и дом едины в этом Свете.
Всё относительно на сей планете.
Энергия, Знамя и стоп
Стоп-краном время не остановить.
На знамени его сегодня вечность.
Энергия любви и человечность –
Они лишь могут смысл эпохи уловить.
Отечество, разлука и свобода
В разлуке со свободой – знак Отечества,
Отмеченного рабскою пятой.
Но верит Мир – спасенье человечества
Во встрече с настоящей красотой.
Зарок, отчаянье, север
На севере отчаянье оставим.
Пусть вмёрзнет в лёд и больше не живёт.
249
А жить с тобою мы не перестанем.
Тому зароком – человечий род,
Который над могильными крестами
В иных обличьях снова восстаёт.
– Это прекрасно. Далее:
Пушкин, вечность, надежда
Для нас надежда с вечностью во всём,
Что дышит Пушкиным и нежность источает.
Надежда с вечностью за жизнь отвечают. (и)
А Пушкина портрет на вечность нанесён.
Есенин, нежность и звезда
Звезда Есенина – вечерняя звезда,
Восходишь ты над дочерью моею.
И льётся нежность к ней, и кажется всегда,
Что стих Есенина я в памяти лелею.
– Папочка, это ты уже говоришь! – Согласен. Ещё три слова:
Мамочка, кольцо, свет.
Кольцом любви окутал свет её портрет.
О Мамочка, мой ангел и ребёнок,
Таких детей, клянусь, на свете нет.
Да, нет нежней. Смотри – как профиль тонок!
– Очень нежное стихотворение.
Ещё три слова:
Папочка, локон, улыбка
Улыбкой озарён его портрет.
Со знаком юности полукудрявый локон.
О, Папочка, из этих вот из окон
Идёт сигнал, какому равных нет!
Жизнь, суть и радость
Всей жизни суть – восторг и красота.
И наша радость неизбывна.
О, до чего же до сих пор наивна
доверчивая простота!
От Мамы стих:
Я до сих пор тоскую о Сибири,
где были вместе – помнишь, дочь?
И если о Сибири мы заговорили,
Нам не страшна космическая ночь.
Нам не страшны ни расстоянья, ни разлуки.
И нас не сломят ни проклятья, ни мороз.
Навстречу братству мы протягиваем руки.
Нам быть счастливыми сегодня довелось.
Но потому лишь, что познали вечность
И Истину, что в Мире выше всех.
В самом тебе сокрыта бесконечность
Всех исторических эпох и вех!
апрель 1991 год
250
Третий Глаз, сердце, свет
Я в сердце свет держу.
Он мне – подмога в жизни.
О, Третий Глаз мой, чудо из чудес!
Подспорье гибнущей Отчизне
и дар Небес!
Нить Ариадны, Небо, голубизна
Нить Ариадны в той голубизне,
Что Небом названа – твоя судьба вторая.
И серебром стиха звенит во мне
И высь небесная и молодость вторая.
Смех, очи, цветок
Цветок очами в Небо устремлён.
И смех и грусть приемлет, как награду.
Он видит всё. В молчанье погружён, –
Ему бы ласки чуть, а почестей не надо!
Почерк, зазеркалье, весть
Мне почерк ласковый несёт из зазеркалья
Благую весть о вечности ланит.
Ту тайну Небо ясное хранит,
По каплям даруя звезде Южноуралья.
Свеча, простор, игла
Адмиралтейская Игла
Свечой в просторы поднебесья
Вошла как ласковая песня
Санкт-Петербургского чела.
Взгляд, Небо, вечер
Уж вечер опускает взоры
На очарованную даль.
И Неба вещая печаль,
Сплетая звёздные узоры,
На даль накидывает шаль.
Отчаянье, срок, урок
Отчаянья не нужно. Будет срок,
И будет стих, и будет откровенье.
Я шлю тебе своё стихотворенье,
И, пригласив на Пушкинский урок,
Собой украшу я твоё мгновенье.
Творчество, спасенье, милосердие
О, творчество! Спасенье Душ и века,
Ты словно первый снег трезвишь и холодишь
И греешь кровь Земли и человека,
Неся успокоение и тишь!
Я продолжаю разговор о значении Пушкинской школы. Нахожу в своём космическом
дневнике 1996 года высказывание: «Природа одаривает творческих людей щедро. Творчество –
это ОКНО В ДУШУ ТВОРЦА».
Как точно сказано! Не помню, кто это сказал.
251
Но вот выражение Гёте: «Счастлив тот, кто может связать конец своей жизни с её
началом».
Да, это о них, кто СЛОВОМ может выразить содержание и смысл человеческой жизни.
Это о Поэтах и писателях великий Гёте сказал: «Они испытали ощущение целостности.
И им уже ничего не страшно».
И вот добираюсь, пожалуй, до самого глубокого значения АНТИЧНОСТИ в Пушкинской
школе.
Маленькие стихи-четверостишия, рождаемые в её русле, так называемые медитасьон, то
есть возникающие на основе лёгкой медитации, свидетельствуют о преображении сознания
пишущего.
Свободно, в единстве мысли и чувства рождаются сказочные образы. А сказка, как
известно, есть тоже реальность, так как она существует, но в ином, более тонком Мире.
Так красавица-девица из Пушкинской сказки, у которой под косой Луна блестит, а во
лбу звезда горит, живёт, оказывается, в сказочном Мире - г. Аркаиме.
Она показывается только тем, кто способен видеть чудеса. И многие уже видели эту
красавицу.
Живут так же в сказочном мире, который существует в своём Измерении, и герои сказок
Бажова, включая Хозяйку Медной горы.
Прикосновение к античности возвращает нас в страну детства. А там пространство
освещено огнём неугасимой веры. Там взор смотрящего не затуманен житейскими делами.
Там сердце возвращается к истоку жизни, где есть мёртвая и живая вода, где звёзды
больше и ближе к Земле.
Там соединяются Миры. Там сердце сдаёт экзамен на любовь. Античность – древность,
неважно – греческая, римская или русская.
Вся она устремлена к трансцендентному началу, к Предвечности.
Но разговор об античности в нашей Пушкинской школе побуждает меня возвратиться к
образам богов и богинь греческой и римской мифологии, когда сознание человека было открыто
звёздному пространству.
Там человек чувствовал присутствие Святого Духа во всём окружающем. Вселенная для
него была межпространственной школой обучения.
И я возобновляю своё обучение в межпространственной школе античности.
Вот даны три слова:
Кларосский бог, стенания и ангел
Кларосский Бог стенания издал.
До полусмерти он влюбился в Дафну.
О, Ангел, говорил он ей, – я чахну!
Не для любви ль тебя наш Бог создал?
Но Дафна ускользала, как лоза,
Молила Бога: Сохрани от Феба!
И вдруг взошла и выросла до неба
Лавровой веткой, чистой как слеза.
В основу изложенного легла легенда о том, что Аполлон – Кларосский бог (Кларк – город
на Ионийском побережье Малой Азии, где находилось святилище Аполлона) влюбился в нимфу
Дафну.
А Дафна, спасаясь от Феба, (он же – Аполлон) превратилась в лавровую ветвь.
Ещё один пример. В поэтической традиции античности возлюбленным давали имя
«Коринна». Коринна – героиня «Любовных элегий» древнего Поэта Овидия. В салонах Москвы
и Санкт-Петербурга во времёна Пушкина северной Коринной называли красавицу княгиню
Зинаиду Николаевну Волконскую.
Коринна, свет, арка
Над аркой Петербурга свет.
Он не рассеялся доныне.
И пусть прошло немало лет,
Тот свет – России амулет
252
И память Северной Коринне.
Мнемозина, слог, летучесть
Летучесть слога – признак верный,
Что Мнемозина где-то здесь.
Она не терпит рифм примерных,
Её пленительные перлы –
Её доспехи, гордость, честь.
Мнемозина – богиня памяти. У А. С. Пушкина – мать рифмы.
*Автомедон, ласка и осень
Да, я люблю её пожары
И ласку огненной листвы.
И воск свечи янтарно-ярый,
Когда примчит Автомедон
Меня к моей любимой в дом.
Примечание: Автомедон – возница воина Ахилла.
Аворора, свет, окно
Окно уж светом озарилось
Румяных ласковых ланит.
Нежданной неги полон вид.
И, опершися на гранит,
Аврора полностью открылась.
Аид (подземное царство),
лапоть, нога.
Здесь лапти, туфли, сапоги
Вам не нужны, вы мне поверьте!
В Аиде вас обуют черти,
Сковав подковы для ноги.
Аквилон (сев. ветер), Ладога, парус
Под Аквилоном парус гнётся.
О, Ладога, где твой простор?
Люблю тебя я до сих пор
И твой покой, и с ветром спор.
Но что для сердца остаётся?
Актеон, бег, олень
Актеон – мифологический охотник, юноша, увидевший купающуюся Диану, и был за это
превращён ею в оленя.
Зачем, о, славный Актеон,
Ты красоту её увидел?
Зачем взглянуть туда посмел?
Ты был умён, резов и смел.
Она, тебя возненавидя,
В олений превратила бег
Твои стопы, у речки сидя.
И вот уже гибнет человек!
Алкид, как иногда звали Геракла, однажды, пленяя одну из амазонок, которую звали
Ипполитой, похитил её красивый пояс. По преданию, именно пояс Ипполиты содержал всю её
силу и власть над Природой. Ипполита очень плакала и молила Геракла вернуть ей пропажу.
253
Алкид, амазонка, пояс
Алкид, помилуй Ипполиту, –
Волшебный пояс возврати.
Ему нельзя быть вечно скрыту,
Найди достойные пути.
*Ганнибал, свет, победа
О, гром победы, раздавайся,
Поёт победу Ганнибал.
Святая Ника, улыбайся.
Он о тебе не забывал!
Примечание: Ганнибал – древнегреческий полководец. Ника – Богиня Победы.
*Архимед, лукавство, страх
Ему походы не нужны.
Он воин, в сущности, надёжный.
Лукавство, страх и осторожность
С наукой не сопряжены.
О, Архимед, твой опыт сложный
Наполнен эврикой весны!
Примечание: Архимед – древнегреческий учёный, который полностью был поглощён
работой в области сложных математических вычислений. Но когда на Грецию напали римляне,
он изобрёл инженерную оборону города Сиракузы.
Астрея (богиня справедливости), сон, бег
Я устремлю свой бег к Астрее
Сквозь сон, сквозь явь бегу туда.
Уйду к Астрее навсегда.
Пойдём со мною к ней быстрее!
Минерва (богиня мудрости), ангел, восход
К восходу мудрости торопится сова,
Быстрее ангела взлетевшая к Минерве.
Сова, сова, большая голова,
Ведь каждый спор о мудрости – на нерве!
Примечание: по греческому мифу – сова есть непременный спутник-амулет богини
мудрости Минервы. Они всегда рядом.
Киприда, пояс и секрет
Сокрыт секрет твой в поясе твоём,
Киприда вещая, дочь Зевса и Дионы.
И потрясая корни, ветви, кроны,
У древа жизни мы тебя поём!
Примечание: Киприда, она же Афродита, Венера, Кифера, Пафосская царица – в
греческой мифологии дочь Зевса и Дионы. Богиня любви и красоты, произошла из морской пены.
В поясе Киприды собраны все тайны её обаяния.
Прозерпина, малютка, сон
Керера нянчила малютку. Дивный сон
Вдруг снизошёл на вежды. Тяжко стало.
И Прозерпины маленькой не стало.
Умчал её в подземный мир Плутон.
254
Примечание: Прозерпина – дочь Кереры, богини земледелия. В младенчестве её похитил
царь подземного царства Плутон. С тех пор Прозерпина возвращается на Землю лишь раз в
году – весной, богиней земного плодородия.
Ксантиппа, книга, лот
В глубины книг лот мысли устремив,
Он о жене совсем забыл, казалось.
Ксантиппа, о тебе сложили миф,
В котором что-то ложью оказалось.
Примечание: Ксантиппа – жена учёного Сократа, отличавшаяся, по мифу,
сварливостью.
Купидон (амур), свет, цветок
Цветок на свет явился, отогрел
Под Солнышком прозрачные листочки,
Расправил голубые лепесточки
И купидона рассмотрел.
Лернейская гидра, Геракл, конец
Конец Лернейской гидре он принёс,
Геракл, героем признанный навечно.
Спасибо, друг, невянущий колосс,
За мужество и человечность!
Гефест, Небо и оракул
О, мой оракул, осветивший Небо
Столбом огня, взрывающего грусть!
Твоё я имя помню наизусть,
Гефест, кузнец, вулкан, помощник Феба!
Ликей, Аполлон (он же Феб), Аристотель
О, Аристотель был велик и мудр.
Ликей он создал с храмом Аполлона.
И, озарив умом Природы лоно,
Давал уроки мальчикам зелёным.
Здесь, под шатром зеленокудрой кроны
Родился Феб, игрив и златокудр.
*Минерва, стук, корень
Скажи мне: что за стук? – То катит колесница Минервы». – О, воительница, друг!
Под корень выведи невежду и ленивца
И выводи содружество на круг!
**Морфей, ночь, ветер
Ночь опустила тьму. Морфей сомкнул ресницы.
И ветер засыпает под горой.
И дремлет сам Поэт. Ему, наверно, снится
Видений сказочных и чудных целый рой.
Примечание: * Минерва, Афина-Паллада – богиня воинственности, мужества,
мудрости, искусства. *Морфей – бог сна, сын Ночи.
Ну, что же! Подведём краткие итоги рассуждениям о Пушкинской Школе. Пушкинская
Школа есть нива, на которой вызревают зёрна замыслов будущих стихов, поэм, размышлений о
Вселенной, о Человеке, о Творчестве, о Слове, о красоте.
Слово имеет Душу. Цифры выражают суть явлений.
255
По « Числовым Кодам Крайона» Пушкинская Школа есть космический принцип
мышления.
Это способ собрать божественную мозаику смыслов. Эта Школа помогает увидеть
невидимое, возвратиться к своим родовым корням, дойти до своих Божественных Небесных
родителей и обрести истинную гармонию.
Пушкинская Школа способствует открытию духовных глаз, помогает уравновесить дух и
материю. Это Школа озарения, пробуждающая нашу древнюю память.
Пушкинская школа доводит до совершенства владение родным русским поэтическим
языком.
О, лёгкость славная пера!
Кем ты дана? Кто так возвышен?
Чей вздох и слог Душой услышан
И лёгок так же, как вчера?
Кто мне те строчки подарил –
Дыханье свежее Эола?
Скажи, Светило из Светил,
Поэт, и чья за ними Школа?
То Школа Пушкина. Она
Ту лёгкость в сердце нам вселяет,
Любовью нас одушевляет,
Светла, глубока и вольна,
Как океанская волна.
Нас и несёт и возвышает! 11. 11. 1990.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
ПУШКИН – СВЕТСКИЙ СВЯЩЕННИК
Пушкин всегда был со мной. Его поэзия утешала, успокаивала, возвышала над бытом.
Нередко мы с дочерью, когда она подрастала, брали томик Пушкина и читали его стихи,
заново перечитывали главы «Евгения Онегина», заучивали наизусть, обменивались
впечатлениями. И обнаруживали в романе всё новые и новые поэтические находки, открывая
Пушкина заново.
Так, при внимательном прочтении пушкинских рассуждений о том, что «Чем меньше
женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей», мы открыли для себя истину, что это было
вовсе не его собственное мнение.
Именно так Поэт выразил рассуждение тех самых «обезьян екатерининских времян», –
это его выражение, – то есть развращённых вельмож, у которых при их распущенном образе
жизни сфомировалось необратимо-презрительное отношение к женщине.
Сам же Поэт всегда благоговейно относился к женщинам, всегда искал в них источник
вдохновенья. Об этом говорит Его Поэзия.
Приехав на Южный Урал в конце 50-х годов 20-го века, я постоянно пополняла свою
домашнюю библиотечку книгами, имеющими отношение к творчеству Пушкина и Его жизни.
Пушкин по-новому раскрывался в рассказах его друзей, родных, любимых женщин.
Великолепно сказала о Пушкине Вера Александровна Нащокина, жена его самого
лучшего московского друга Павла Воиновича. Приезжая в Москву из Петербурга, Пушкин всегда
останавливался у Нащокиных, где он отдыхал всей Душой от житейских тягот и от начинавшего
его угнетать петербургского общества.
Вера Александровна, единственная среди всех вспоминавших о Поэте, открыла нам, Его
потомкам, что
У ПУШКИНА БЫЛИ ЯРКО-ГОЛУБЫЕ ГЛАЗА НЕОБЫКНОВЕННОЙ КРАСОТЫ,
которые придавали всему Его облику НЕОБЫЧАЙНОЕ СВЕЧЕНИЕ.
Его белозубая улыбка, его звонкий детский смех обнаруживали в Нём человека
незаурядного, не защищённого от интриг завистников, от ненавидевшего его высшего света.
256
Образ Пушкина, постоянно страдавшего за друзей –декабристов, открывался в его
письмах, рисунках, в Его поведении, когда Он явился к царю Николаю Первому и прямо, не
таясь, ответил на его вопрос. что если бы был в столице, то «был бы с ними!»
Это бесстрашие, эта готовность пойти на костёр ЗА ДРУГИ СВОЯ покоряли,
завораживали.
Сердце ещё больше прикипало к Пушкинской Поэзии, к Его облику, открывающемуся
многогранно и в творчестве, и в Его биографии, и в Его портретах.
В конце 90-х годов 20-го века, кстати, на очень краткий период, в продаже появились
книги репринтного издания, то есть повторяющие образцы редких книг.
К моему счастью, мне было дано приобрести среди нескольких исторических
великолепную книгу «ПУШКИН И ЕГО ВРЕМЯ».
Эта книга была создана людьми, оказавшимися в эмиграции после революционного
переворота в России.
Предисловие к изданию предваряют обжигающие сердце слова Ивана Алексеевича
Бунина. Он писал:
«Полтора века тому назад Бог даровал России великое счастье – рождение Гения. Но не
дано было России сохранить это счастье. В некий страшный срок пресеклась, при ЕЁ (России)
попустительстве, драгоценная жизнь Того, Кто воплотил в себе ЕЁ Высшие совершенства.
А что сталось с ней самой, Россией Пушкина! И опять-таки при Её попустительстве, –
ведомо всему Миру.
Но поколеблено одно: наша твёрдая вера, что Россия, породившая ПУШКИНА, всё же не
может погибнуть, измениться в вечных основах своих и что воистину не одолеют её до конца
силы адовы».
А автор предисловия Михаил Фомин писал:
«Эта книга, которой давно не хватает всем нам, позабывшим или утратившим вовсе
духовные ориентиры, променявшим предание на судорожный поиск сиюминутной выгоды и
усвоивших из всего Карамзина одну-единственную, с восторгом и уничижением произносимую
фразу – мол, «на Руси по-прежнему воруют».
Фомин приводил слова, сказанные в 1937 году архиепископом Камчатским и Сеульским
Нестором, который выразил мысли тех, кто оказался на чужбине:
«Среди мучительных переживаний современности, когда наша Родина стонет под
тяжким гнётом, а мы, её изгнанники, едим горчайший хлеб изгнания в нищете и унижении, когда
отчаяние порой готово охватить малодушное исстрадавшееся сердце, – радостно вдруг осознать,
не разумом только, но сердцем почувствовать, что вопреки всем унижениям, всякому презрению,
которых пьём мы полную чашу, всё же принадлежим мы к великому, к величайшему в Мире
народу.
А это чувство, это неоспоримое сознание никто из нас не будит так ярко, как Пушкин.
Его мятущаяся, Его многогранная Душа, как в зеркале, отразила всю полноту Русской
Души.
И самый жизненный путь Его, исполненный то нравственных падений, то высочайших
взлётов Духа,- так ярко отображает исторический путь нашей Родины, которой одинаково близки
и глубокие пропасти, и высочайшие вершины Духа!»
Книга о Пушкине была создана в год столетия со дня гибели Поэта. И вышло так, что
«скорбная столетняя годовщина гибели Поэта обернулась тогда светлым и долгим праздником
для изгнанников».
«Во всех регионах русского рассеяния служились панихиды, устраивались выставки,
проходили собрания, вечера, концерты, печатались книги. Количество же газетных и
журнальных статей было вообще необозримо.
Словом, в течение целого года внезапно помолодевшая и преобразившаяся эмиграция,
забыв или отодвинув на задний план свои горести, БУКВАЛЬНО ЖИЛА ПУШКИНЫМ».
Автор подчёркивает, что чествование Поэта за границей не носило парадный характер.
Оно подвело некий зримый итог долгим и мучительным процессам, издавна шедшим в недрах
духовной жизни России.
Изгнанники обратились к вершинным творениям русского Духа 19-го века,
почувствовали себя ответственными за судьбы русской культуры.
День Рождения Поэта был объявлен Днём русской культуры и с середины 30-х годов
отмечался как самый светлый праздник Зарубежья.
257
Через страдания собственные на своей завещанной Господом земле, через страдания
русской эмиграции РУСЬ вновь обретала Пушкина как УЧИТЕЛЯ ЖИЗНИ, утверждалась в
мысли, что Пушкин – не салонный Поэт, существующий только для уютного чтения, для
эстетического наслаждения или для утончённой беседы.
Россия, которую в годы советской власти правящие структуры хотели сделать
неверующей и запрещали даже думать о том, что на самом деле во Вселенной есть Всевышний,
сделала невероятный кульбит в своём сознании.
Она превратила в своего кумира самого великого своего Поэта, как бы ни старались
чиновники от литературы превратить Его в предтечу революционных дел.
Пушкин спасал человека в самых крайних обстоятельствах, буквально « у бездны на
краю».
Он спасал многих в минуты одиночества, в годы изгнания – не только за границей, но и
во «внутренней» эмиграции.
Эта эмиграция существовала, как уход в себя, из-за непомерного гнёта партийной
верхушки, из-за травли, которую устраивали чинуши, во главе со своим «стальным» вождём.
В эту эмиграцию уходили все самостоятельно мыслящие люди и даже много лет спустя
после кончины «отца народов» для несгибаемых сталинистов.
Пушкин спасал от тоски одиночества детей, лишившихся любимых отцов в годы
сталинского террора.
Пушкин спасал во время войны бойцов, идущих в атаку.
Уже в наше время многие пушкиноведы признали, что Пушкин в годы воинствующего
атеизма спасал россиян от отчаяния своим сакральным стихом, пронизанным уверенностью в
бессмертие Человека.
И на этом основании наше литературоведение уже в годы падения советской
власти назвало Его СВЕТСКИМ СВЯЩЕННИКОМ.
Пушкин был в годы своей жизни СВЕТСКИМ СВЯЩЕННИКОМ и остался СВЕТСКИМ
СВЯЩЕННИКОМ для всей России на все последующие века.
Вот почему просвещённая Россия учится быть милосердной, прежде всего, – у Пушкина.
Обращает взоры в самые трудные моменты своей жизни, прежде всего, – к Пушкину.
Советуется, чувствуя себя в одиночестве, прежде всего, – с Пушкиным.
Пытается воспитывать в себе чувство достоинства и человечности, обращаясь, прежде
всего, – к Пушкину.
Чувствуя в себе наличие поэтического таланта, обращается за учёбой, прежде всего, – к
Пушкину.
Надеясь на продолжение жизни, обращает свой взор, конечно же, к Пушкину.
Плачет, надеется и возрождается, накапливая в себе мудрость веков, подобно Пушкину.
Восходит к Господу Богу, каясь в своих грехах, надеясь на прощение, в страданиях своих
делаясь всё более прозрачной, приближаясь к Тонкой Духовной России, прежде всего, – через
ПУШКИНСКОЕ ТВОРЧЕСТВО…
Как странно, а, может быть, не странно, что 37-й год и в девятнадцатом и в двадцатом
веке стал годом великих потерь для России!
Так возникла перекличка между эпохами, перекличка горестных голосов о
невозвратимых потерях, где гибли самые талантливые, самые яркие люди, составляющие
гордость нации.
Создаётся впечатление, что Россию постигает страшная кара. За что? Не за то ли, что она
не сумела в своё время сохранить Пушкина?!
А, может быть, за то, что уничтожила царский трон вместе со всей царской фамилией?!
История учит народы. Как важно, чтобы эти уроки пошли на пользу уму и сердцу. И
мыслящая Россия обращается к Пушкину: «Скажи, родной, что Ты думаешь по этому поводу!»
И слышит, что говорит Поэт:
О, ЕСЛИ Б ЗНАЛИ МЫ…
О, если б знали мы движенье наших дум,
Предвестье, взлёт, падение и славу!
Когда б дано нам было знать по праву,
Как съединить Всезнание и Ум!
258
Но в том и прелесть глупости начальной,
Чтоб заново всё в Мире открывать,
Узнав значенье слов «подушка» и «кровать»,
Учась любви, любовь не воровать,
А знание любви соединять с печалью.
Увы, всё тленно, – знаем мы, – в подлунном Мире,
Поэтому печаль – наш верный Дон Кихот –
Влечёт нас часто в нескончаемый поход
За тем, что ясно всем как дважды два четыре.
Но блазнится таинственною тенью
Для Дон Кихотов, лишь за тенью – яркий свет.
Увы, сегодня Дон Кихотов нет.
Но нет конца и наших дум движенью.
А. С. ПУШКИН,
через Свирель, 1997 год.
тетр. 1996 г., стр. 160.
МОЙ ВЕК
Мой век – он в шрамах весь, как поседевший воин.
Он сдержан, мужествен, суров и молчалив.
Он крепко сшит, но грубовато скроен.
Скрипуч, как диссонанс, его мотив.
О, век, как часто ты своих сынов
Вдруг провожал в заоблачные дали!
О, грозный век мой, сколько страшных снов
И яви мы с тобой видали!
Молчишь?! Скажи хоть слово мне в ответ.
Я знаю, у тебя свой облик, голос!
И нрав нелёгкий… Дай же мне совет!
– Роняй зерно любви, созреет колос!
А. С. ПУШКИН,
через Свирель,
тетр 1996 г,стр. 155.
Я – ВЕЗДЕ
Я вновь – в тебе, и в Болдине, и в Пскове,
В Москве и в Петербурге, я – везде.
Горю в ночной мерцающей звезде,
Звучу строкой в Пегасовой подкове;
Лечу над Русью, словно Еруслан
И вспоминаю Карлу с Великаном.
Представь себе, в безвестности не канул,
Делю с Россией долю пополам.
Я мощен тем, что знаю – Мир велик.
Я тем велик, что мощен Бог над нами.
Его словами – Божий ученик –
Я к сердцу Мира Божьего приник
И говорю Господними словами!
А. С. ПУШКИН,
через Свирель, 1997 г.,
тетр. 1996 г., стр. 161.
259
А Свирель ответит своему Поэту на уровне той волны, на какой взошли до её сердца
Пушкинские строки:
Восторг небесных строк предчувствием томим
Иных вершин, иных знакомств и судеб.
Мы вновь с тобой скакать на нашей тройке будем
С Есениным и Пушкиным Самим.
Промчимся мы лесистым Подмосковьем,
Прорвём плотину светотишины
На ранней зорьке. И своей весны
«Апрель» возьмёт настой строки с любовью.
Он крепок тот настой, пьянит и сердце лечит
От всяческих разлук, печалей и дорог,
Которые легли на плечи,
Как неизбежность и как рок.
Нет, не отвергнем мы печали Мира.
Они войдут в ту дивную строку,
Где Пушкин восклицал: «О, дивный друг, Эльвира!»,
В Тригорское врываясь на скаку.
Нет, нет, писал Он « Милый друг, Эльвина!»
Здесь «эр» на «эн» нам надобно сменить.
Но главное не в том, а в том, чтоб оценить,
Что более важно для Бога и для Сына,
Для Бога-Духа Светлого. Ей-ей!
Налей строку любовью поскорей
И выплесни её на жаркий край камина.
Взовьётся светлая и нежная струя
И будет звать к высотам бытия!
Эти строки, как предсказание, возникли более чем за 15 лет до рождения альманаха
«Апрель»…
И резонансом на отклик Свирели звучит заключительное в этом блоке рассуждений
чудное стихотворение Пушкина:
СЕРДЦЕ
О, сердце – центр нежности и боли,
И мыслей чувственных и радости земной!
Ты как орган с невидимой струной,
Ловящей каждый звук Вселенной поневоле!
В тебе – Вселенная.
И ты – во всей Вселенной.
Растворена мелодия Певца,
не знавшая начала и конца.
В тебе, о, Сердца звук, И вечный и мгновенный!
А. С. ПУШКИН,
через Свирель,
июнь 1997 год.
260
Сегодня, когда на дворе уже почти завершается второе десятилетие 21-го века, мысль
невольно обращается к размышлению о цикличности времён и некоей загадочной
запрограммированности, о которой говорят предсказатели.
На нашей Земле, как известно, за тысячелетия сменилось множество цивилизаций. И у
каждой были свои фазы развития: начало, возвышение и падение.
Учёные говорят, что в третьем тысячелетии Новой эры наступает фаза духовного роста,
фаза КУЛЬТУРЫ.
Лев Николаевич Гумилёв в своей теории о языках и странах говорит о том, что через
линзы третьего тысячелетия начинается приращение Земного Мира к Миру Вселенной, к Миру
Многомерного пространства.
«И первым главную роль в этом сыграл и играет в России Пушкин, призванный
расширять сознание Человека и возвышать Душу Человеческую до Вселенских Мировых
Высот».
Пушкин всегда с нами. Его роль постоянно в центре внимания литературоведов.
Особый ракурс явления в Мир Гения высветил литературовед Пётр Палиевский: «На
небосклоне мировой Поэзии, по часовой стрелке, в виде своеобразной спирали, начиная с Гомера
( 7 век до. н. э.) зажглись светила, составившие одно Европейское созвездие: Гомер, Вергилий и
Гораций, Камоэнс, Шекспир, Корнелий, Расин, Мольер, Гёте.
Россия завершает этот эллипс рождением в 19 веке ПУШКИНА.
В других странах были представления о России, как о самой дикой стране.
Поэты преодолевали это мнение. А ПУШКИН сказал о России, как о стране особенной:
«История её требует иной мысли, другого формулирования. Христианство России иное –
ВОСТОЧНОЕ».
Но сам Пушкин воплощал в себе и западничество и славянофильство. И именно с
Пушкина начался в России и распространился по всей Земле ЗОЛОТОЙ ВЕК КУЛЬТУРЫ.
Затем наступил век СЕРЕБРЯНЫЙ – Ахматова, Цветаева, Блок, Гумилёв, Мандельштам.
А начало 21 века, которое означено, по соображениям учёных как «Приращение Мира
земного к Миру Вселенной, к Миру Многомерного пространства», судя по всему, Сам Пушкин
уже высветил Своим явлением через такую тонковибрирующую структуру, как Свирель.
Золотой век культуры наступает, уже наступил. Его нужно только увидеть,
почувствовать, принять сердцем, понять, что этот век соединяет и нашу древность и нашу
будущее, отвергает смерть, славит бессмертие Разума и Сердца!
И этой чудесной работой занят Вселенский Поэт, которого мы назвали Светским
Священником, – НАШ ЛЮБИМЫЙ АЛЕКСАНДР СЕРГЕЕВИЧ ПУШКИН!
И Тютчев в своё время сказал: «Умом Россию не понять, Аршином общим не
измерить У ней особенная стать. В Россию можно только верить».
ДВЕНАДЦАТАЯ ГЛАВА
СОЛНЕЧНЫЙ ЦЕНТР ИСТОРИИ,
СЕРАПИС И ВААЛ
Я, переживший сотни воплощений
И умудрившийся не умереть. –
Вот почему, наверно, Пушкин – Гений,
Что Бог Его устами может петь!
А. С. ПУШКИН.
Почему так радостно бьётся сердце? Оно всегда начинает биться учащённо как перед
праздником в детстве, как перед явлением чего-то необыкновенного, как только лишь мелькнёт
мысль о возможности провести вечер в общении с любимым Поэтом! Да, по всем приметам
узнаю, как приближается ко мне, к моему сердцу, к Душе моей Пушкин.
Или я сейчас возьму в руки заветный Пушкинский томик, или начну разговор с Поэтом.
Или буду изливать на лист бумаги, наверное, давно вызревшие в сердце строки.
Идёт май 1995 года. Весь разумный Мир празднует 50-летие Великой победы над
фашизмом. На Душе радостно.
И вот рядом со стихами о нашем русском оркестре, не раз восславившем Победу России
над захватчиками, возникает диалог моей Души со Свирелью.
261
Для меня самой Свирель, в какой-то степени, остаётся загадкой. Это и я сама, Татьяна, в
то же время – это какое-то отстранённое от меня, волшебное существо, до конца не разгаданная
сущность.
Свирель подарена мне Пушкиным. Значит, она гораздо старше и разумнее меня. Она
знает нечто о Самом Поэте, которому служила и служит бессрочно все века.
И Душа моя начинает разговаривать со Свирелью.
ДУША:
Скажи, Свирель, ты не изменишь мне?
Ты будешь петь, не изменяя сердцу,
В любой российской стороне о старине и новизне,
Чтобы помочь Душе согреться?
СВИРЕЛЬ:
Я буду петь. Но ты храни меня.
Я в сердце у тебя звучу глубоко.
Я Знак Небес. Я волею огня
Живу в Тебе и открываю ОКО.
То Третий Глаз. Волшебный Третий Глаз.
Он, ритмам повинуясь первозданным,
Следит за тем, как царствует Пегас,
Взлетая над простором осиянным.
Царицей Творчества, Природы и полей
Кружусь я в вальсе на родной опушке.
И мне всего дороже и родней
Рука, поставившая подпись: «ПУШКИН».
О, сколько зим я провела в гостях,
И сколько миль мы с Ним исколесили
Верхом и тройкою, в старинном нашем стиле,
Вникая в древность и скорбя о новостях!
Всё нас тревожило: набеги буйных горцев
И пугачёвщина, ушедшая во мрак,
Лихие русские единоборцы
И крепости, упавшие во прах,
Славянской древности могучие мотивы,
Салонной прелести невечные черты,
Деревни русские, что ныне сиротливы,
И всех сильней, Душа, конечно, Ты,
Ты, Ты, Душа, твой лик, твоё свеченье
Поэт улавливал и, доверяясь мне,
Моей мелодией высвечивал значенье
Душевных мук. И звонкое реченье
Предназначал и звёздам и Луне.
Зимой и осенью под ветра завыванье
Я с Ним, властителем Души и светлых дум,
Смиряла сердце, затаив дыханье,
И, всю себя отдав воспоминаньям,
Огнём восторга наполняла чуткий Ум.
Мы посещали милые дубравы
262
Верхом, пешком, с котомкой, налегке,
С широкополой шляпою в руке,
Просты, скромны, близки и величавы.
Чего бы взор открытый ни касался,
Чего ни задевал бы светлый взгляд,
Во мне свирельным звуком отзывался
И дол, и бор, и век, и двор, и сад.
И по листку тотчас перо живое,
Одушевлённое прозрачностью крыла,
Бежало, вечное. И счастье мировое,
И радость детская в нём пела и цвела.
И радугой Руси, лучисто-звонкой,
И Пушкинским неповторимым днём
Звучал мотив для старца и ребёнка.
Свирельный ток послушно и негромко
Повествовал о вечном и былом.
Без треска и без грома барабана,
Без вызывающего грохота литавр
Мой лёгкий звук лечил и лечит раны
И, нежностью сердец владея странно,
Предвосхищает действие гитар.
Я им сродни. Я их не отрицаю.
Моя большая младшая сестра!
Во тьме струна её во мне мерцала.
В какой-то мере я – её зерцало.
В моей поре живёт её пора.
Я помню, как под струны-переливы
Звучал цыганки голос молодой.
И песни той чудесные мотивы
Сияли полуночною звездой.
То пела Таня. О, как милый Пушкин,
Ты ей внимал, как Ты вбирал в себя
Те ритмы, отдавая мне, пастушке,
Своей Свирели, плача и любя,
Свой дар, свой взгляд и кудри-завитушки!
Опять же – Таня! О, прости, Татьяна.
То имя перекрещено судьбой
Свирели звонкой, поздно или рано
Обязанною встретиться с тобой.
И Пушкин нас соединил, как странно!
Он с ели снял послушную Свирель,
Сказав: Дарю тебе, моя Татьяна!
Озвучь Свирелью созданный «Апрель»!
Он жив, заоблачный необоримый странник.
В Нём Сретенье Поэтов предстоит.
«Апрель» ваш вечен и в весенней рани
Он свежесть и непознанность хранит.
263
Он единит и Душ соединенье,
И устремлённость к древности Руси.
Проснись, о, Русь моя, хоть на мгновенье,
И Сретенья у Бога попроси!
Пусть встретятся на нашенском Парнасе
Угрюмый Достоевский и Пиит,
Промчавшийся на тройке в тарантасе,
Которого и холит и хранит
Доверчивая ласковая Муза.
И крепче нет священного союза,
Который крепче, чем Невы гранит!
Пусть встретятся и Лермонтов и Гоголь,
И ироничный Вяземский войдёт,
И Дельвиг наш привычною дорогой
В Михайловское стих свой приведёт.
Языков пусть заедет по привычке.
Для друга давнего – и штопор и Аи
Давно стоят и требуют отмычки.
И все друзья и родичи мои
Пусть залетят сюда по бездорожью.
Распахнуты и двери и сердца.
«Апрель», «Апрель», развей тоску острожью,
Порадуй неожиданности дрожью
И новой строчкой осени меня.
Я жду и Пущина. Он – баловень Сибири ,
Союзник дружества сибирских сыновей,
Отдавший дань и Северной Пальмире,
И столь далёкой северной квартире,
О, Пущин милый, вновь тоску развей!
Явись ко мне по майской перекличке
Не только в дрогах по оврагам и зиме.
Уж сказано, что требует отмычки
Аи сердечное при дружбе и Уме!
И в этот поток сердечных излияний совершенно неожиданно вступает Сам ПОЭТ:
А. С. ПУШКИН:
Собрались братья, те, кто нынче назван,
И те, кто в строчку нынче не попал.
Привет Поэтам древним, юным, разным,
Пока запал небесный не пропал!
И ты, Свирель, со мною сядь, подружка,
Тебе нальём старинного Аи.
Возьми, как встарь, свою большую кружку
И выпей думы древние мои.
Свирель моя! Я поверял тобою
И сплин, и боль, разлуку и тоску.
Свирель моя! С тобой повязан болью,
Тебя оставив ели на суку,
264
Я говорил себе: оставлю поле,
И луг, и лес, и старый нянин двор.
Но вы со мной остались, те же боли.
И в них шумит и тонет разговор.
Стряхнём с кудрей невольную неволю.
Я пью за стих. Прозрачностью горя,
Тот стих твоей, о, Русь. наполнен болью
И памятью седого января.
Но полно! Май звенит ручьём прелестным,
Несёт победный звон к Душе твоей.
Стихом простым, взрывным и интересным,
Свирель, струю Аи на лист пролей!
Пусть запоёт уральский перелесок.
На Небе профиль Пушкина взойдёт.
Ну, Александр, скажи, как был повесой
По воле Неба, Вакха и Зевеса,
Как пил и пел, так и сейчас поёт!
«Апрель», «Апрель», как жалко, что пространство
Мало для друга, где гулять и пить!
Но дружество, любовь и постоянство
Дают нам шанс союз наш укрепить!
И воля Неба, бурная как пламя,
Сжигающая ложь и мотовство,
Она всегда, великая, над нами,
Питающая наше естество.
Однако, хватит философий, братцы,
Свирель устала. Тонок тихий звук.
Пора, пожалуй, други, расставаться.
Однако, нам разлуки не бояться.
Нас не страшит влияние разлук!
И на прощанье нежный звон бокалов
Наполнив влагой светлого Аи,
Я вновь скажу: Нам вечно будет мало
Для встречи мига, часа и квартала.
Шучу – все годы и века – мои!
СВИРЕЛЬ-ТАТЬЯНА:
Поэт мой, о Себе скажи,
О внешности и о привычках.
Ты знаешь Сам себя отлично.
И здесь, в беседе нашей нынче,
Строкой об этом расскажи!
А. С. ПУШКИН
Слушай, верная подружка.
Слышишь – встреча началась.
Без тебя твоя же кружка
Вновь по кругу понеслась.
265
Шумно в келье. Звон бокалов,
Пьют как прежде, крик и гам.
Я за звук клинка и бала
Жизни серой покрывало
Не задумавшись отдам!
Не боюсь я пистолета,
Не боялся никогда.
Не люблю весны и лета.
Дорог звук кабриолета
И полночная звезда!
Далее пошли маленькие стихи с яркими сюжетами, определяющими внешность и
характер Поэта.
Каждому сюжету Свирель даёт название, оформив как самостоятельное стихотворение.
ЗНАЧЕНИЕ РУКИ
Я красоте руки, бывало,
Своё значенье придавал.
Рука с Небес стихи снимала
И руку друга пожимала.
Рукой я ношу принимал,
Когда с высот Небес, бывало,
Спускался поэтичный вал.
Рука пером повелевала,
Рука бокалы поднимала
И другу руку пожимала.
Рука моя Любовь ласкала,
Когда у милой я бывал.
Рукою сделано немало.
Вот почему красу ногтей
Я чту в миру и в блеске бала,
На белоснежье покрывала.
И руки холю, как детей!
КУДРИ
О, кудри, кудри, вашу прелесть
Не променяю ни на что!
Когда остриженным, в постели
Дышал, бывало, еле-еле,
То звуки нежные Свирели
Не говорили вам про то.
Я был бессилен, в лихорадке,
Почти как Карла без волос,
Пока я снова не оброс.
И кудри-кольца, как баранки,
Спустились чуть ли не на нос!
Примечание: Пушкин вспоминает случай, когда он в юности заболел лихорадкой и лежал
с высокой температурой. Его срочно остригли, сочтя это необходимым в виду гигиеничности.
Юный Сашенька очень переживал по этому поводу, обнаружив в зеркале, что он утратил
значительную долю своего обаяния.
МОИ ГЛАЗА
Мои глаза! Я их не видел,
266
Когда читал свои стихи.
Я знаю, кто-то ненавидел
И за стихи и за грехи.
Но живость глаз и их игривость,
Их доброта и красота, –
Совсем не то же, что красивость.
И, видно, это неспроста!
НЕПОВТОРИМЫЙ ЛИЦЕИСТ
Не вышел ростом я в ту пору,
Но ладно скроен, крепко сшит,
Дал пищу для тоски и спора.
И мне любовь принадлежит.
В походке лёгок и приметен,
В повадках ловок и плечист,
Я был один такой на Свете
Неповторимый лицеист.
И на коне кавалергарду
В осанке я не уступал.
И ритм дорог, и песни барда
В себя с младенчества впитал.
ЛАОКООН
Да что там мускульная сила!
И ею я не обделён.
Повсюду ты меня носила,
Моя натура, как Россия,
Я твой, о Русь, Лаокоон*.
Примечание:Лаокоон* – троянский прорицатель, жрец. Он предсказал падение Трои от
подаренного греками (ахейцами) троянцам большого деревянного коня. Троянцы не поверили
Лаокоону. В итоге ночью из коня вышли греки и убили троянцев.
ЧЕЛО
Чело! Вот как бы я сказал
Про то, что под кудрями дышит.
«Чело» – возвышенно звучит.
Ведь медный лоб о том не слышит,
Как речка ласково журчит
У века-мага на челе.
Лишь разум жизнью управляет.
Лишь Он Любовь одушевляет
И на берёзовом стволе
Свирель до срока оставляет.
ДОРОГИ
Дороги! Дороги вмещают так много
И встреч, и раздумий, и дел.
О, вещая, долгая наша дорога!
Наш дом, наш досуг, наш удел –
В дороге всегда. Перелески да хаты,
Поля да овраги, весь путь…
Он просит лишь торбы да лёгкие латы,
267
Да совесть свою не забудь!
Дорога, дорога, повсюду, мой друже,
Сопутствует нашей судьбе:
То глаже, то круче, то шире. то уже.
И эта дорога – к себе!
КАВАЛЕР СОДРУЖЕСТВА.
Нет, не люблю нотаций. Я сторонник
Весёлых встреч и дружеских бесед,
Красивых женщин и вина поклонник,
И к вам могу заехать на обед.
Пожалуй, выпьем по бокалу виски,
Или по кружке пенного Аи.
Я кавалер содружества и риска.
И всюду вы со мной, друзья мои:
Стихи и книги, Дельвиг мой и Пущин!
Я всюду с вами, вами окрылён.
Недаром я зовусь на Свете ПУШКИН,
В друзей, в Москву и в Родину влюблён!
ЛЁГКОСТЬ
Мне лёгкость в строчках издавна давалась.
Она журчала струйкою в реке.
Она Свирелью нежной разливалась.
Она конём бежала налегке.
Когда младенцем нежным я ловил
Своей рукою яркий лучик с Неба,
Она вошла в меня дыханьем Феба.
И Феб меня навеки покорил.
И лёгкость та стихам передалась.
Она во мне смеялась и играла,
К сердцам из сердца юного рвалась,
Друзей моих навеки покоряла.
Нет, лёгкость не поступков, дум и дел,
А строк игривых, искристо-прозрачных,
Сквозных, чудных, лихих и многозначных, -
Ума и чувства кубок и предел!
РИТМЫ
Ритмы. Ритмы гасят злобу,
Ритмы Душу бередят.
В ритмах стих высокой пробы
Для друзей и для бродяг.
Оцени же эти ритмы –
Сжатой мысли бирюзу.
Ритмы – то же, что молитвы.
Их – и до и после битвы,
И в морозы и в грозу
Я до Бога довезу.
268
ВНУК ПЕТРА
Я внук Петра. И ратной брани
Всегда достоин внук Петра.
Недаром я Дантесом ранен
Был на дуэли здесь вчера.
Я не испытывал судьбину.
Я защищал семью и честь.
Ведь всем известно, что мужчиной
Всегда я буду, был и есть.
В НАЧАЛЕ БЫЛО СЛОВО
Свирель:
Мой Пушкин, нежность несказанная,
Восторг и нега и любовь,
Ты до сих пор волнуешь кровь.
К Тебе сквозь тернии Миров
Летит моя молитва странная.
Как много раз, о, Пушкин светлоокий,
Ты Землю спас и сердце воспитал.
Он Душу с Музою и Небом сочетал
Твоей Поэзии Божественный кристалл,
Прозрачный, радостный и строгий!
А. С. ПУШКИН
Я шлю тебе свой стих, и лёгкий и сквозной.
Он ветерком летит от Неба к Небу.
Он дышит Солнышком на плёнке ледяной.
Он был как будто здесь и словно не был.
Как сон, как тот туман, как лёгкий перезвон
С церковных колоколен и окраин,
Он словно лёгкий стон, цветенье и обман.
Его, тот стих, лучи любви забрали!
В октябре 1990-го года возникла поэма «СЛОВО».
Она во многом стала причиной моего постоянного возвращения к мысли об особенности
ПОЭТИЧЕСКОГО СЛОВА.
СЛОВО
поэма
Свирель:
Родной мой, и ребёнок и Поэт,
Без коего уже тускнеет день,
Передо мною снова Твой портрет.
Небрежно локон вьётся. Сень
Улыбки взор Твой освещает.
О чём, скажи мне, Пушкин Мой вещает?
Загадочен и вечен этот взгляд…
А. С. ПУШКИН:
Твоих стихов редчайший виноград, –
Как говорила ты недавно о Серёже, –
Я пью и не напьюсь. Когда б мне быть моложе…
Свирель:
Скажи, мой светлый, Ты похож
269
На этот лик, что здесь изображён?
А. С. ПУШКИН:
Похож. Художник точно
Схватил ту суть, которая бессрочно
В моей Душе всю жизнь заключена, –
Подобие редчайшего вина,
Играющего искрой откровенья,
Каскадом юмора и сладкого мгновенья
Открытий Истины и возлиянья
Заветных строк и сердца обаянья.
Свирель:
Родной мой, как дрожу над каждым СЛОВОМ,
Боясь не уловить иль исказить.
Избави Бог, не то изобразить
Пером, что слышу от родного.
Я поняла, что истина сурова.
Её нельзя неточным СЛОВОМ поразить.
И мнится мне, что в этом откровенье
Сокрыто тайное глубинное значенье.
А.С. ПУШКИН:
Значенье СЛОВ повержено во тьму,
В пучину будней, в суету сует.
Но СЛОВО – БОГ. И Богу Самому
Подобно в действии уж много тысяч лет.
Оно бодрит, влечёт, корит и ранит.
Оно как речка звонкая течёт.
Оно беду на сердце навлечёт.
И, зная все СЛОВА наперечёт,
Тому Сам Бог дивиться не устанет.
Так сосчитать не может звездочёт,
КАК СЛОВО требует у Истины расчёт.
Свирель:
Иными, милый, говоря словами, –
«Солжёте в чём-то – ложь осталась с вами!»
Она ударит вдруг исподтишка,
Как клюв известного доселе петушка.
Коль СЛОВО грубостью разит внезапной, –
Тот, кто его в сердцах произнесёт, –
Печать проклятья на себе несёт.
А если повторяет многократно,
Роняет в бездну Душу безвозвратно.
А. С. ПУШКИН:
Значенье СЛОВ придумано не нами.
И каждое из древности идёт,
И соль земли нам на язык кладёт.
Ту соль разбрасывать – что шевелить волнами.
Волна случайная и дом и жизнь снесёт.
Свирель:
Вот почему, родной мой, так тревожно
Беру перо – помыслить невозможно
270
Любое СЛОВО ваше исказить
И вместо жизни смерть изобразить.
Как трепетно веду пером ту строчку,
В которой зиждется гусиное перо.
Ребёнок., Ангел мой, прекрасный мой, бессрочно
Води пером. Не ставь, любимый, точку.
Учи детей и жить и мыслить точно,
Чтоб СЛОВО содержало СВЕТ и СОЛЬ.
А. С. ПУШКИН:
Согласен. СЛОВО сеет Соль и Свет.
НА ТО И ЖИВ И ДЕЙСТВУЕТ ПОЭТ!
Пушкин наставлял меня на путь поиска СМЫСЛА СЛОВА. И я вновь приникла к тем
знаниям, которые даёт БИБЛИЯ и такие корифеи в области языкознания, как Дмитрий Сергеевич
Лихачёв.
СЛОВО – Божественное понятие.
В НАЧАЛЕ БЫЛО СЛОВО.
И СЛОВО БЫЛО У БОГА.
И СЛОВО БЫЛО БОГ.
Это Библейская Истина. Но как её усвоить и расшифровать, чтобы всё до капельки было
понятно?
СЛОВО в древнегреческой философии – это ЛОГОС.
А ЛОГОС имеет множество значений. Словарь Античности говорит: ЛОГОС – это и
просто человеческое СЛОВО, это Суждение, Приказ, Сказка, Диалог, Божественная воля, Сила,
Разум и Посредник между людьми и Богом.
Таким Посредником между людьми и Богом стал Христос. Мало того, ЛОГОС – это
мысль Бога.
Рассуждаем. Создатель Мира, Бог (Божественная Сила), он же ЛОГОС своей
Божественной волей (Логосом) сотворил Мир, то есть Вселенную.
Значит, прежде, чем возник Мир, было произнесено СЛОВО, как. Мысль. То есть
произнесённое БОГОМ СЛОВО-ЛОГОС выразило мысль Бога.
Тем не менее,– существенное добавление, – это СЛОВО было, без сомнения,
произнесено с ЛЮБОВЬЮ, потому что Бог и есть ЛЮБОВЬ.
В этом и проявилась сила СЛОВА ТВОРЦА. СЛОВО как мысль предшествовало
созданию материи.
Это признали, в конце концов, даже учёные нашего времени! Пойдём дальше. Слово или
Логос в древнегреческой философии идентично слову ЭЙДОС.
Эйдосы – это божественные образы, Идеи Бога, особая духовная субстанция. Они
созданы Божественными квантами Любви.
И эта философия становится понятной в свете лептонной теории существования Мира,
которая утверждает реальность существования ЭЙДОСОВ, то есть ЛОГОСОВ, как
самостоятельных Божественных сущностей.
Иначе говоря, убеждая нас в том, что СЛОВО преобразует ХАОС, гармонизирует его,
академик Б.Искаков, утверждающий реальность лептонной теории Создания Мира, высказывает
мысль о том, что даже художественные образы, создаваемые художниками, писателями,
музыкантами, содержат в себе мысль, их одушевляющую.
Именно на этом и основано утверждение, что, например, МУЗЫ, те самые созданные
воображением человека и вдохновляющие его на творчество воздушные создания, в Тонком Мире
проявлены, как живые, видимые всем существа.
В них есть и сознание и чувство. Они реальны, как люди.
Именно эти Музы являлись мне однажды после моего мысленного разговора с моим
Отцом насчёт реальности существования Муз. Об этом я написала рассказ, который вошёл в
книгу «Чудес не счесть».
Если Слово Бога сотворяет материю в гармонии то возвышенное поэтическое Слово
гармонизирует Душу человека, облагораживает, возвышает её.
271
Вот почему, по выражению героини повести Ивана Сергеевича Тургенева «Первая
любовь», высокое Поэтическое Слово Пушкина так освежает и оздоровляет атмосферу!
Вот почему сердце чувствует неизъяснимый трепет восторга, как только начинают
звучать строки Пушкинской поэзии!
Вот почему Михаил Михайлович Пришвин назвал своей Родиной повесть Пушкина
«Капитанская дочка»!
Всё потому, что в ауре Пушкинской Музы Душа человеческая согревается, чувствует себя
уютно, наполняется эликсиром отдохновения и безотчётного блаженства.
Многие из нас просто не помнят конкретно, с чего в их жизни начинался Пушкин. Просто
ПУШКИН – это сказка. Это заветный книжный шкаф. Это любимый Пушкинский портрет на
стене. Это сладкое чтение за семейным столом.
Пушкин дарит нам семейный уют, будит в нас самое лучшее, чувство слаженности
жизни, освобождает от штампов речи. Пушкин возвращает нам чувство ответственности за наш
род. С Пушкина начинается воспоминание о родных, о предках.
Пушкин связывает нас с различными эпохами.
Поэт мой милый, Вы незаменимы!
Ваш профиль в кабинете, на стене.
Вы, Богоматерью и Господом любимы,
Живёте где-то в дальней стороне.
Чем дышит слог? И часто ли к бумаге
Перо приближено? И что волнует слух?
Всё так же ль в поэтической отваге
Стада пасёте, Гений и Пастух?
И стоит прислушаться, как услышишь ответ Поэта.
А. С. ПУШКИН:
Жива отвага. Вещий Посох дышит
Июньской свежестью российских пряных трав.
Поёт соловушка. И ветер не колышет
Вершины поэтических дубрав.
Поэт ваш верен и любви и долгу.
Тот долг извечен. И перо бежит,
Охватывая Новгород и Волгу,
И дальние просторо-рубежи.
Всё метит взор опального Поэта.
Опального, поскольку я вдали,
Да, на краю зари, любви и света,
Куда не ходят ваши корабли.
Но так же ходит котик по цепочке
И песенку как Масенька* поёт.
И так же много дел у нас в Опочке,
Где ждёт подруга друга у ворот.
* Масенька- кошечка Свирели.
Наше поколение не мыслит жизни без Пушкина.
Но мы, к сожалению, дожили до того, что в школах упорно сокращаются часы изучения
русской литературы и русского языка. Спроси сегодня у школьников: «Кто знает наизусть хоть
одну строфу из «Евгения Онегина»? – Вряд ли кто ответит: «Я знаю!»
В своё время шли ожесточённые споры о том, нужно ли переводить богослужения в
церквах с церковнославянского языка на русский. Эти взгляды живы до сих пор.
Но это недопустимо, считает Дмитрий Сергеевич Лихачёв, рассуждая о роли языка.
Церковнославянский язык играет объединяющую роль.
272
Пока в церквах России, Украины, Белоруссии, на Балканском полуострове богослужение
велось на церковнославянском языке, для всех славян: русских, сербов, украинцев, белорусов
были доступны одни и те же книги.
Была общая молитва, – подчёркивает Лихачёв, – очень важен общий язык молитвы.
Единство языка богослужения объединяло православных славян, как объединяло их
единство языка письменного.
В результате перехода богослужения на национальные языки болгары и сербы ещё
больше отделились друг от друга.
То же самое сейчас наблюдаем мы с Украиной, где уже идёт страшное гонение на
русскоязычное население.
Таким образом, осуществилось предсказание Лихачёва: переход богослужений в
церквах на национальные языки не только не способствует сближению народов, но
разделяет их и развивает националистические настроения.
Об этом предостерегал в своё время русский религиозный философ Иван
Васильевич Киреевский. Он уже в середине 19-го века предугадывал главную причину
близкого кризиса европейского просвещения в утрате духовной цельности через отход от
христианских ценностей.
Киреевский стоял за широкое изучение церковнославянскго языка в школах и в высших
учебных заведениях.
Россия, – говорит Лихачёв, – всегда была страной высокой книжной культуры и страной
широчайшей письменной культуры.
«Благодаря текстам, изданным параллельно на древнерусском и современном русском
языках, мы можем оценить необыкновенную красоту языка Церкви, языка духовной культуры.
Мы не имеем права отказываться от языка, который великолепно знали Ломоносов,
Державин, Пушкин и все наши классики.
Церковнославянский язык – постоянный источник для понимания русского языка. Он
помогает обострённому постижению эмоционального звучания русского слова.
Это язык благородной культуры. В нём нет грязных слов. На нём нельзя говорить в
грубом тоне, браниться.
Церковнославянский язык, таким образом, имеет большое образовательное,
нравственное, воспитательное значение. И отказ от употребления его в Церкви и изучения
в школе приведёт к дальнейшему падению культуры в России».
Вопрос ставится даже так: церковнославянский язык необходимо изучать в школах!
А мы, как уже сказано, наблюдаем не только что НЕизучение церковнославянского языка
в школах, но и отказ от полнокровной, достойной школьной программы изучения русского языка
и литературы!
Кому это выгодно? Кого мы хотим воспитать?
Не раз уже шла речь у нас о том, что человек должен готовить себя к будущей жизни,
когда он сможет назвать себя не только гражданином Земли, но и гражданином Вселенной,
поскольку идёт сближение Миров. Мир меняется. И зло, как уже мы знаем, неминуемо должно
уйти в прошлое.
Но чтобы стать достойным этого Будущего Мира, Человек обязан взойти в своём
сознании и нравственности на необходимую высоту.) Как культурный человек ...
он должен знать свои корни, свою родословную, историю своего народа. Он должен
владеть свободно своим родным языком. Потому что именно знание языка делает человека
культурным Человеком!
Как известно, уровень развитости Человека, его интеллекта характеризует умение
владеть родным языком.
Когда у Пушкина однажды спросили, умна ли эта дама, с которой Поэт только что
беседовал, ПУШКИН ответил: «Не знаю, я с ней разговаривал на французском языке».
Что означает этот ответ?
Этот ответ означает,– по выражению языковеда Фёдора Ивановича Буслаева, – что
«Большим богатством смысловых оттенков, выражением тончайших изгибов мысли владеет тот
язык, который обрёл в ходе своего формирования более мощные смысловые нагрузки в силу
своей историчности.
Русский язык в силу особенностей своего исторического развития, как субстанция,
принадлежащая огромному географическому пространству, соприкасаясь с Западом, Востоком,
273
Севером и Югом, вобрал в себя богатейшее многообразие языковых форм, оттенков, наречий и
слов».
Это, по словам учёного, нисколько не умаляет достоинства других языков, которые
владеют собственным своеобразием.
Но, тем не менее, это означает, что именно русский язык, как язык духовного
международного общения, среди многих других, даёт более яркое представление о духовной
развитости Человека.
Ещё более возвышает Человека знание и владение поэтическим языком. Недаром в
Тонких Мирах обычным способом общения является обмен стихотворными ритмами.
Это не просто рифмование слов и фраз, а та самая специфическая манера общения,
вобравшая в себя ассоциативность мышления и принцип уплотнения смыслов: «Чтобы словам
было тесно, а мыслям просторно!»
Эта та самая Пушкинская Школа, о которой мы говорили. Но смысл приобретения
большего и лучшего поэтического опыта приводит нас к великой цели – К ВОЗВЫШЕНИЮ
ВИБРАЦИЙ НАШЕГО ДУХА, к повышению вибраций Души вообще.
Пушкинские ритмы – это те же молитвы. Поэзия Пушкина сакральна, Божественна,
поэтому и действует на Душу возвышающе, облагораживает Человека, поднимает его над
бытом. Поэтому и назвали умные головы в 30-х годах прошлого века нашего Александра
Сергеевича СВЕТСКИМ СВЯЩЕННИКОМ.
О, сколько раз, Наш Пушкин светлоокий
Ты сердце спас. И Душу воспитал
Твоей Поэзии Божественный Кристалл,
Прозрачный, радостный и строгий!
И теперь уже, когда Мир вошёл в эпоху единения Планет и Созвездий, Пушкин вновь
приходит к нам как Светский Священник, соединяющий народы и страны своей любовью,
надеждой и верой, вселяя в сознание идею бессмертия Человека, призывая к милосердию и
братству все народы. всех стран.
Работа над совершенствованием своего языкового строя – это путь к повышению
вибраций всего организма, то есть к оздоровлению Души и тела.
Это прибавление плюсовых характеристик не только к характеру и к образу мыслей, но и
к нравственному облику и к обмену веществ в организме, то есть к освобождению от болезней.
Но явление Пушкина с высот Тонкого Мира к нам в Его Со-Творчестве с Музой Плотной
Земли означает также наступление новой эры взаимоотношений между этносами и
континентами, когда уже не допустимы и не приемлемы диктаторские методы властителей,
привыкших к однополярности Мира.
Власть над злом берёт Разумное начало – ЛОГОС, Мысль Бога, внедрённая в сознание
Гениев. Наступает эра Душевного взаимопроникновения через СЛОВО Добра, Любви,
Милосердия, Веры, Надежды.
Ведь именно только на Заповедях Бога строится Будущее всех народов. Только
ЛЮБОВЬ может построить и МИР и ЧЕЛОВЕКА. Ненависть только разрушает.
И каждому из живущих на Земле давно пора понять, что, независимо от вероисповедания
каждого народа, Творец у нас всех – ОДИН, как бы мы Его ни называли – Христос, Магомет,
Аллах, Будда и так далее.
Вот почему всё большее значение приобретает ДИПЛОМАТИЯ, одухотворённая
высокими, непоколебимыми идеалами древней божественной -- от Богов-ариев,
спустившихся на землю России, воспринятой ведами, культуры.
Речь идёт о существовании современной цивилизации на Земле. Вот почему так важна
была встреча двух Патриархов Патриарха Кирилла и Папы Римского, выработавших программу
возвращения Мира на многоступенчатой договорной основе.
Вот почему так важно, чтобы умами Человечества владело не чувство разрушения и
разрозненности, а чувство братства, единения, сплочения, чувство необходимости
благоустройства нашего общего дома на нашей общей маленькой прекрасной планете ЗЕМЛЯ.
В контексте этих рассуждений понятно, что неслучайно наш Министр Иностранных Дел
Сергей Лавров является не только дипломатом, но и Поэтом! Его Дух вобрал в себя главные
Заповеди Бога: Не убий! Не воруй! Не прелюбодействуй!
Благородство нашего Министра Иностранных дел, его слог, его СЛОВО роднят его с
духом таких блестящих дипломатов, как наш великий Поэт Фёдор Иванович Тютчев, как
274
Александр Горчаков, сокурсник Пушкина по Лицею, как автор бессмертной комедии «Горе от
ума» Александр Сергеевич Грибоедов, и, наконец, наш современник, недавно ушедший из жизни,
давший пример высокой дипломатии на посту Министра Иностранных дел России Евгений
Примаков.
И Тютчева и Горчакова
Роднит счастливая подкова, –
Виват, о, Господи спаси, –
Быть дипломатами Руси.
А Грибоедова с Лавровым
Роднит Небесная строка.
И Поэтическое СЛОВО
Поможет всем наверняка.
СОЛНЕЧНЫЙ ЦЕНТР ИСТОРИИ
Пока усилиями «доброжелателей» интеллектуального и духовного развития народа
сокращаются школьные программы на изучение русского языка и литературы, в глубине России
жарко и страстно бьётся сердце Первого Поэта её – Александра Сергеевича Пушкина.
Оно никогда не утихало. Оно трепетно дышит и прислушивается к биению сердец своих
потомков.
Поэт смотрит на нас со своих многочисленных портретов, молча изливает любовь со
страниц своих гениальных рукописей и произведений, читаемых и не читаемых.
Сердце Поэта живёт в ауре библиотек, музеев, в театрах, на сцене, где звучат романсы и
арии из опер, созданных на основе его драматических произведений.
Пушкин живёт в домах, где не забыта добрая традиция читать и рассказывать детям
пушкинские сказки, лелеять круг домашнего чтения, где чередой в нашем воображении проходят
наши любимые пушкинские герои.
Звонкое сердце Поэта продолжает жить в сердцах наших лучших современников.
Пушкин глядит на нас с Неба, из далёких Миров, взывая к той самой всемирной
отзывчивости, которая была Ему свойственна, по замечанию другого гения России – Фёдора
Ивановича Достоевского.
Пушкин зовёт нас к единению наших сердец и умов, зовёт к Со-Творчеству, к познанию
нашей истории.
Он зовёт нас к безусловной любви к Отечеству, к осмыслению роли каждого из нас на
ниве просвещения…
Нет, не завершена роль Первого Поэта России. Она вечна! Он приходит в наш дом, чтобы
возвысить своих потомков до осознания не только роли России в Мире, но и всей Земли среди
иных звёзд и планет.
Как же точно, как пылко, как образно сказал в своих знаменитых «Выбранных местах из
переписки с друзьями» о ПУШКИНЕ Николай Васильевич Гоголь, обуреваемый глубокой тоской
о потере своего неоценимого друга:
«Он был для всех нас точно сброшенный с Неба Поэтичекий огонь, от которого, как от
свечки, зажглись другие самоцветные Поэты. Вокруг Него образовалось их целое созвездие!»
И уже почти столетие спустя русский философ умнейший и известнейший Иван
Александрович Ильин, один из многих гонимый с Родины новой властью, глядевшей "налево",
произнёс свои знаменитые слова о великом Поэте России:
«Москва дала России и всему Миру Пушкина, Гений которого – начало всех
поэтических вибраций, вобравший в себя океан поэтических настроений…
Детскость и откровенность, юмор и лёгкость, оптимизм, единственная для него
всемирная отзывчивость, глубина, широта, сила и царственная свобода Духа – Это
Пушкин.
Он был нам дан как Солнечный центр истории.
Он показал русскому человеку, каков он есть на самом деле, каким он должен быть.
Он обнадёжил Русь, поднял её над собой, став на все времена для нас целительным
чистым источником».
275
Открываю свой космический дневник 1998 год. Здесь на 117 странице бегущим почерком
записаны стихи. Пушкин!
ПУСТЬ БУДЕТ ЛЁГОК СТИХ
Из неприятия, из мрака отчужденья
Я извлекаю эликсир любви.
Мне мрак и свет сопутствуют с рожденья.
Но свет во мраке ищет отраженье,
Как эхо окликают соловьи.
Нет, злобы нет. Отчаянье не сушит.
Нет зависти, нет лени и вранья,
Поскольку нет того, что Душу душит
И судьбы светлые, как стелы рушит,.
И кажется – весь Мир – моя семья.
Я слышу музыку. О, если бы вы знали,
Какие звуки Шнитке уловлял!
Я слышу музыку, как будто в тронном зале
Играет Бог небесное сказанье,
Передавая тем, кто вдохновлял.
Пусть будет лёгок стих. Он для того и дышит,
Чтоб дать другим дыханье и весну.
Не каждый на Земле тот лёгкий стих услышит,
Поскольку трудно уловить волну,
Которая трепещет, как горлица,
И тонкий звук, как звонкая Свирель,
Для слуха чуткого родится…
И дальше:
Не Пушкин – Бог диктует эти строки.
Я лишь Ваал, владеющий мечом.
Меч рассечёт владенья до Опочки.
Ему и страсть и нежность – нипочём. –
Владыка зёрен, пышущих здоровьем,
Он их роняет в пашню новых дней,
Как я и ты, Свирель, нахмурив брови,
Чтоб год грядущий был ясней.
19. 08. 1998.
«Я ЛИШЬ ВААЛ, ВЛАДЕЮЩИЙ МЕЧОМ»… Эти строки необходимо расшифровать.
Открываю мифологический словарь, том 1, стр. 88.
ВААЛ или БААЛ (БАЛУ) – это древнее общесемитское Божество ПЛОДОРОДИЯ.
Почитался в Финикии, Палестине, Сирии, Египте.
Таким сравнением, спущенным с Неба, Поэт даёт понять свою родственность с Богом
Плодородия. Воистину, Пушкин – Бог душевного плодородия, неиссякаемой творческой энергии,
светлых настроений. оптимизма, нескончаемой любви к Миру и людям.
О МАГИИ ПОЭТИЧЕСКОГО СЛОВА.
В недавнем прошлом по российскому радио можно было услышать немало интересных
программ, касающихся вопросов литературы, о значении СЛОВА, о писательском мастерстве.
Так в январе 1990-го года по радио шла беседа с известным тогда Поэтом и писателем
Олегом Стрижаком.
276
«Каждая буква, - говорил он, – я в этом уверен, – имеет свой цвет. И тексты в
произведениях писателей и Поэтов – изумительный калейдоскоп, поражающий взгляд, если это
настоящий талант. Меня поражает изумительный разворот страниц Пушкина и Бунина. Не
нужно умалчивать об этом…. Это всё ЕСТЬ!»
Писатель уверен, что такое видение доступно каждому. Он считает, что литература – это
магия. Вспоминая о своей Маме, которая была учителем (погибла в годы культа), рассказал, как
она, изучая в школе произведения наших классиков, обращалась к ученикам с такими словами:
«Дети, посмотрите, как это прекрасно написано!»
Вот так и должны говорить педагоги – справедливо сказал Олег Стрижак. Рассуждения
писателя дорогого стоит.
Он измеряет истинную ценность и красоту литературного таланта такими высокими
понятиями: «Меч-Кладенец не даётся каждому… Его может взять только богатырь. Таким
богатырством владели Пушкин и Гоголь."
«Бессмысленно читать классику только для того, чтобы узнать сюжет. Я приникаю к
произведениям Гоголя, Пушкина, Бунина, чтобы испить из них драгоценную влагу чувств и
мыслей, как из какой-то волшебной чаши!»
Писатель рассуждает о том, что в жизни существует колдовство. Проявлением его
является искусство, музыка, литература. «Литература – это моя жизнь. Весь индустриальный мир
живёт вне этого. Но Человек нуждается в ласке, в любви, в том, чтобы кто-то заботливый и
любящий обращался именно к нему лично. Таково назначение истинного искусства».
Стрижак считает, что все мы являемся объектами магии. И, даже независимо от того,
читают ли какую-то книгу, или она остаётся без внимания читателей, эта книга, любая книга
источает ОГРОМНУЮ ЭНЕРГИЮ.
Книжные полки источают могучую энергию. Приятно чувствовать себя в библиотеке, где
размещены произведения классиков литературы.
А в кабинете у какого-нибудь начальника, где стоят книги марксистов, чувствуется, как
они добавляют ощущение тоски.
Олег Стрижак рассуждает также о многозначности букв – у каждой буквы – свой смысл.
И вообще содержание письменности – большая загадка.
Ведь санскритские буквы имели таинственный смысл. И для того, чтобы, например,
читать Шекспира, нужно обладать ступенями восхождения, то есть знать историю Англии, её
философию, её язык….
«Мы закоснели в цивилизации, забыли о первоначальном магическом значении языка, о
письменных знаках, о колдовстве звука и красок».
Писатель приводит пример из рассказа французского писателя Пьера Бержерона (1580-
1637) о том, как моряки однажды во время кругосветного плавания посетили небольшой остров в
океане. На корабль из пироги поднялся вождь живущего здесь племени. Своё имя он сообщил
только наедине капитану. Но когда вождь увидел, что его имя записывают в бортовой журнал, с
ним случился шок: он в ужасе выбросился за борт! В чём же дело?
Когда его выловили, вождь объяснил: закрепление имени в знаках может принести вред
его племени. Он свято верит в магическую силу знаков!
Люди, близкие к Природе, живущие на её лоне, не утратили связи с её духами, которые
изъяснялись с людьми особыми звуками и знаками. Многие из этих знаков, по понятию древних,
могли угрожать здоровью и благополучию человека… Кстати, – так размышляет Олег Стрижак, –
о неприличных словах… Произносящий их не думает об обратном воздействии сочетания этих
звуков, то есть о воздействии на самого себя. Он желает утвердить себя во всенародном
оскорблении всех окружающих– и жестом, и словом. Но скверные слова, прежде всего,
разрушают его самого, его биополе, его Душу.
Такие проявления в поведении человека обнаруживают в нём аномалию психической
зоны.
В нашем, так называемом, цивилизованном обществе, у печати тоже есть своя знаковая
продукция, притом не всегда доброкачественная. И пусть даже её полностью никто не читает, но
от этого сила печатного слова не ослабевает.
Совмещение цветов букв и слов может быть завораживающим, если произведение
пронизано истинным чувством любви и истины.
Но бездумное нагромождение мыслей, тем более с ругательствами, может визуально
представлять собой и мутную слизь, вроде грязной водицы.
277
И это зрелище, даже для большинства людей не видимое, уже заражает ауру библиотеки
минусовыми энергетическими зарядами и вредно действует на здоровье.
А самое завораживающее действие на читателя производит разворот книг прозы и
Поэзии Пушкина, Бунина, Гоголя, Тютчева, Тургенева.
У Пушкина и Бунина – изумительной чистоты страницы их произведений. Колдовским
пером владеет и Гоголь.
В его руках СЛОВО – истинный Меч-Кладенец, извлекающий из калейдоскопа его
рассуждений бриллианты сказочных истин. И, обращаясь к детям в школе, преподавателям
непременно нужно говорить: «Посмотрите, как это прекрасно написано!»
Олег Стрижак поразил меня своими рассуждениями о букве, слове и знаковой культуре. В
то время я не имела и понятия о тех квантах любви, которыми усилиями Бога строится Мир. Не
было тогда и разговора о подсознании, в котором у каждого человека хранится древняя память о
прошлых жизнях, о тесной связи Человека с Природой.
Мысли писателя звучали и звучат поистине гениально. И я подробно записала эту беседу,
которую вела с писателем умнейшая, известнейшая и действующая и ныне на канале Радио
Москвы Наталья Павловна Бехтина.
Затем я последовала совету Олега Стрижака и стала рассматривать тексты Пушкина. И
что же я увидела?
Моим глазам предстали на развороте текстов Пушкина между строк и по вертикали
чарующие видения: и кроны деревьев, и крылатые серафимы, и спирали времени, и чудесные
великаны! Одним словом – МАГИЯ!
Ничего случайного не бывает. Вот только что, рассуждая о магии искусства и литературы,
открыла одну из своих тетрадей, которая сопровождает меня каждый день в моей литературной
работе, и вижу космическое стихотворение Серёжи Есенина «Небесная магия».
И впрямь – у каждого из нас свои Учителя! Вот они нам и подсказывают, ведут нас…
Есенинские поэтические строки выразительно комментируют мои размышления о магической
силе искусства.
НЕБЕСНАЯ МАГИЯ
Святы имена, иконы, мощи.
В них – живое чудо бытия,
Аромат разнодеревной рощи,
Магия небесная своя.
Это значит, что святые вместе
В Тонком Мире совершают путь
И Земле своей любимой вести
В сердце тщатся чуткое вдохнуть.
Не подвластен нынешней науке
Чудо-миро-поднебесный знак.
С ним сумеют и сыны и внуки
Разогнать невежество и мрак!
Не лечился я в Нью-Йорке и Париже,
Не валялся по госпиталям .
Из лекарств всего милей и ближе
Стынь-воды устойчивый бальзам!
От Серёжи Есенина 2000 год.
СМЕРТЬ И ЖИЗНЬ – ВО ВЛАСТИ ЯЗЫКА
Смерть и жизнь – во власти языка! –
Соломона мудрое реченье.
Это значит, – СЛОВО на века
Не утратило своё значенье!
Смерть и жизнь во власти языка, –
278
Это значит; СЛОВО радость строит.
Слово может искры высекать,
Может и сгубить и успокоить.
Смерть и жизнь – во власти языка.
Дан язык нам ради нашей жизни.
Рассекает тучи-облака
СЛОВО – щит и меч моей Отчизны.
Меч любви подарит сердцу Бог.
Обрати свой взор к небесной выси,
Чтобы меч тот демонов рассёк,
Человека над собой возвысив!
О РУССКОЙ РЕЧИ
Глубины русской речи, как Иордан реки
Во времена Предтечи чисты и глубоки.
И крестится невольно ПОЭТОВА строка,
Спускаясь произвольно в глубины языка!
НЕ УНИЧТОЖИТЬ!
Не вырубить, не сжечь, не уничтожить
Стих ласковый, но на любовь помножить
Тебе поможет ласковая дудка,
Свирелью названная дудочка-малютка.
Свирелью прозвана не зря подружка:
Её стихи шепчу тебе на ушко.
Не вырубить, не сжечь. не уничтожить!
А разве только на любовь помножить!
СЛОВО
Слово спасало меня на краю.
Слово ласкало в сиротской юдоли.
В час одиночества, в участи вдовьей,
Стих как молитву роняя меж строк.
СЛОВО, великое русское слово
Тихо витает под крышею крова,
Русского милого крова родного,
Сердцу давая великий урок
Памяти, веры, любви и надежды,
Искореняя вражду и мятежность.
СЛОВО спасает меня на краю,
слушая Душу мою!
Свирель.
ОН ПРОСТО СЕРАПИС
Прежде, чем обратиться к расшифровке слов, которые составляют название этой главки и
относятся к Пушкину, обращу внимание читателя на замечательные, полные глубокого смысла
философские рассуждения нашего современника, яркого самобытного художника Александра
Рекуненко.
Иллюстрации с его картин часто сопровождают тексты журнала «Наука и религия».
Его великолепный Альбом «Божественная живопись» поражает глубиной содержания и
мастерства.
Кроме того, выступая в печати, Рекуненко очень убедительно рассуждает, как философ.
279
Эти рассуждения выливаются в стройную систему взглядов на искусство и литературу,
которая понятна нам в свете сегодняшнего представления о Божественности Вселенной.
Взгляды художника отточены, как формулы и, можно сказать, являются готовым
руководством для людей, причастных к творчеству.
«Истинное творчество произрастает Сверху. Дьяволизм чёрного творчества, основанного
на богоборческой самовлюблённости, должен быть схвачен за руку».
«Стиль, манера мастера определяются мировоззренческой позицией, отношением к Миру,
как к творению Божию. Нельзя быть при этом расслабленным, безответственным, небрежным, не
любящим. Когда Рублёв писал иконы, за него молилась вся монастырская братия. Это образец
мужества».
«Лучшим образцом русского искусства и литературы являются труды писателей и
художников 19-го века. Это итог Любви к Миру. Они близки нам».
«Мелодизм – это созвучность с непрерывно звучащей симфонией Вселенной, вопреки
натурализму, который преследует только форму».
«Искусство – это чудо откровения. Отношусь к процессу творчества, как к
транслируемой санкции Свыше, как к состоянию единения с Горним».
«Произведение художника – это он сам. То есть сколько Бога в самом художнике, столько
и в его произведениях».
«Истинную ценность любого произведения может определить только искусствовед,
обладающий ОККУЛЬТНЫМ ЗНАНИЕМ. Над чувством соревновательности должно возобладать
чувство СМИРЕННОМУДРИЯ!»
«В новой эпохе будет царствовать эзотерически-христианский метод в творчестве,
осуществляющийся через восторг, которому сопутствуют смирение и покаяние.
В Библии существует понятие вавилонского греха, когда человек, наперекор всем законам
смирения перед Богом, стремится достичь высот Бога чисто волевым путём.
Но для истинного творчества необходимо БОГОВДОХНОВЕННОЕ СОСТОЯНИЕ,
которое важнее и превыше всякого мастерства и техники исполнения.
Вершины в мастерстве можно достичь только вместе с сокровенной молитвой. ЭТО
ВЕЛЕНИЕ НОВОЙ ЭПОХИ, ЭПОХИ ВОДОЛЕЯ!»
Александр Рекуненко говорит о нерукотворности Поэзии, то есть о её Божественном,
Небесном происхождении. Она пишется под влиянием Божественных энергий.
Вспомните СПАС НЕРУКОТВОРНЫЙ! Так и Александр Сергеевич Пушкин написал о
себе: «Я ПАМЯТНИК СЕБЕ ВОЗДВИГ НЕРУКОТВОРНЫЙ!»
Ясно, что Его Поэзия БОЖЕСТВЕННА! Она сошла с Неба! Гений Пушкина прозрел в
себе то БОЖЕСТВЕННОЕ, что и сделало Его Поэтом Вселенной!
И Свирель, которую создал Сам Пушкин, задаёт Поэту вопрос: «Как бы Ты, мой
Пушкин, охарактеризовал Себя с Божественной точки зрения?»
Пушкин рисует на листке моей тетради моей рукой свои профили и передаёт такие
строки:
Я тот же – очень на себя похожий,
Я – Серапис, владеющий пером.
Я, меч не вынимающий из ножен,
За Богом я на месте на втором.
Я дирижирую космическим оркестром.
Эпоха Водолея –мой маршрут.
Свирель – моя послушная невеста.
Мои творенья не умрут.
Я юн и древен, вечен и мгновенен,
Я – в облике юнца и мудреца.
Я зёрна отделяющий от плевел,
Я спутник Бога-Сына и Отца.
Я Дух возможностей небесного наследства.
Я ветер вечности космических высот.
Любить весь Мир – единственное средство
280
Спасения божественных красот!
Затем пошли слова, обращённые к Свирели: «Скажу тебе, маленькая Свирель, я предвижу
большие трудности в достижении успехов для людей, которыми владеют гордыня, жадность,
жестокость, нелицеприятие, стремление к власти, честолюбие.
Художник, Поэт, писатель, музыкант, самоотверженно преданный своему делу, не дерзнёт
утверждать, что он достиг великого. Он будет трудиться, стремясь всё время возвышаться в своём
творчестве над самим собой вчерашним, молясь, обращая свою молитву к Богу, занимаясь
самоограничением, восходя над собой духовно. Состояние восторга перед духовным видением
образа поможет ему сосредоточиться над его чертами и передать Божественность этого видения.
Ты, Свирель, не падай духом. Перед тобой высокая духовная задача – передать Миру
России в эпоху Водолея твоё видение ОБРАЗА, ДУХОВНОГО ОБЛИКА ПОЭТА. Пушкин–
высочайший образец любовного отношения к жизни.
Его ВЫСОЧАЙШЕГО ЗНАЧЕНИЯ ЛИРА созвучна высокому сердцу, где поселилась
Любовь к людям, к родной земле, к России.
Я даю тебе наказ – трудиться последовательно и упорно.
И твой труд увенчается успехом.
Да подвигнет тебя, как художника Слова и штриха, Великий Зиждитель. Да помогут тебе
Ангелы пера и кисти. Да благословит тебя Господь на скромный и важный творческий подвиг!
Аминь».
Добросовестно записав все эти наставления, я до времени их оставила. И рисунки и
стихи в этой тетрадке оставались несколько лет нерасшифрованными. Кто такой Серапис?
Однажды я вновь взяла в руки эту тетрадь, и меня как громом поразило: я же могу
посмотреть по Мифологическому словарю, что это за личность!
И вот открываю второй том словаря и на 427 странице вижу скульптурные бюсты этого
Божества.
Читаю: Серапис – один из Богов эллинистического Мира. Почитание его распространено
было в греко-римской среде. Подобно Осирису, Серапис являлся Богом Плодородия, а также –
повелителем стихий и явлений Природы.
Это его сближало с Посейдоном и с Аполлоном, Богом искусств и художественного
вдохновения.
Изображения Сераписа помещали на носах кораблей. Отождествляли его и с Зевсом.
Серапис почитался и как спаситель от несчастий, предсказатель будущего, целитель больных
(родственность с Асклепием).
Его изображали человеком средних лет, в греческом одеянии, с пышной причёской,
бородой и бакенбардами.
На голове – корзина, наполненная фруктами!
В Мифологическом словаре я увидела фотографические изображения бюстов Сераписа.
На одном из них Серапис красовался с отбитым носом и без корзины на голове.
На другом – в полной красе Бог Плодородия с корзиной фруктов на голове. Чем не
Пушкин, распространяющий вокруг себя ауру здоровья, любви, духовного плодородия,
спасающий наших бойцов во время войны, державших томик его сочинений на груди во время
боёв (это достоверно известно!)
Чем не наш Пушкин, великий любимец Муз, вездесущий, всепроникающий, обладавший
даром предвидения и прозрения?!
Чем не Пушкин, любимец всех красавиц на Свете, оставивший на ниве Плотной Земли
бесчисленное потомство, разбросанное по различным странам?!
И лишь спустя ещё некоторое количество лет я поняла, что после рисунка, изображённого
в моей тетради рукой Пушкина и его стиха, со мной заговорил Сам Иерарх Вознесения Серапис
Бей. Эта личность уже теперь мне была знакома по событиям, которые произошли совершенно
неожиданно для меня в 2012 году, когда мне пришлось участвовать в активации и освящении
Лемурийского Кристалла Альтомир. Но это уже совсем другая история.
Я – ВСЮДУ
А. С. Пушкин
Я врос корнями в Африку и Русь
И Гибралтар и Волга – жилы наций.
281
Я над Сахарой птицей Феникс мчусь,
На Жигулях дышу в дыму акаций.
Я Ангару освоил как Неву,
Несу свой стих над Камой и над Волгой.
К себе все страны я в стихах зову,
Соседствуя с менталом и астралом.
Присутствие моё решает время.
Я – тут и там, Я всюду. Я в тебе,
В Москве, в Державе, в Небе и судьбе.
И жизни суть – моё отныне бремя.
Но бремени не чувствую с тех пор,
Как я влеком Путём Великим Млечным,
Меня, назвать не могут бессердечным:
Я с Богом продолжаю разговор.
В чём жизни суть? – ты спросишь у меня. –
Любовь – она всегда во мне жила.
Пусть я имел не шесть, а два крыла,
Не опалит их ненависть огня.
Огонь другой живёт в моей Душе.
Он возвышает, он роднит с Богами.
Любовь огнём пылает между нами,
Роняя стих как верное клише.
Мне Человек дороже всякой плазмы.
Христос – ведь тоже Богочеловек.
Важны Любовь и СЛОВО, но не фразы.
Пустые фразы заедают век.
Хочу я видеть ласковые лица.
В них– свет Ума и радость естества.
И память в них навеки сохранится,
И торжество единства и родства.
Космичен ген, бессмертен ген и множит
Величие привычек и манер.
Нет, Человек судьбой не уничтожен,
Лишь дьявол своеволием ничтожен,
А Человек – и Бог, и землемер.
*САКРАЛЬНОСТЬ ПУШКИНСКИХ ВИБРАЦИЙ
Вибрации или психоритмы Пушкина – это ритмы особые. Это ритмы доброты, доверия,
дружбы, любви.
Поэтому они приводят нас в восторг, создают чувство бессмертия. Именно вибрации или
ритмы, их качество отличают любое творение, – чего бы это ни касалось: живописи, музыки или
поэзии.
Именно вибрации лежат в основе любого человеческого чувства. Чем тоньше, чем
возвышеннее вибрации, тем благотворнее их воздействие на психофизическую сферу Человека.
Вот почему существует понятие, что ЛЮБОВЬ, конечно же, Любовь в самом высоком
значении, – это и есть Сам Господь!
Эта ЛЮБОВЬ и наполняет Поэзию Пушкина.
Поэтому Поэзия Пушкина САКРАЛЬНА, то есть СВЯЩЕННА. Поэзия Пушкина лечит в
буквальном смысле слова. Это эликсир от духовных недугов.
282
В наши дни в помощь доказательности целительного свойства молитвы и высокой
Поэзии явилось новое учение, основанное на действии особого аппарата, изобретённого учёным
С. Д. Кирлианом.
Известный уже в странах Мира мастер кирлианографии София Михайловна Бланк
с помощью аппарата Кирлиана убедительно показывает на основании фотографических
снимков, какую ауру содержит тот или иной объект, – будь то Человек или камень, чья-то
рукопись или книга, строки прозы или поэзии. А также показывает воздействие на
человека молитв.
Поэзия Пушкина завоёвывает Мир людей своей ЛЮБОВЬЮ, которая и есть Наш
Бог, – Бог всех людей, без различия наций и наречий.
Примечание *Сакральна –лат., то есть – священна.
Тринадцатая ГЛАВА
В СТРАНЕ, ГДЕ СОРОТЬ ГОЛУБАЯ
Глухая ночь. На полстакана кофе –
Привычный допинг на вершине лет.
Рука рисует живо тонкий профиль –
Знакомый и любимый силуэт.
Синеет Сороть. Голубеют дали.
Свисает локон ласковых берёз.
О, Пушкин, здесь когда-то Вы страдали
И разрешали вечный наш вопрос:
Где лучше, и зачем в Руси родился?
Зачем другое в жизни не дано?
А век великий над страною длился.
Он золотым назваться умудрился,
Поскольку Пушкин с веком заодно
Возводит Душу на Эльбрус сознанья
И насыщает совестью строку,
Пронзает той строкою Мирозданье,
Свирель повесив ели на суку.
Грядёт рассвет. И сумрак ночи тает.
А профилей твоих не сосчитать.
Тебя нам, Пушкин, вечно не хватает.
Твой стих звенящий – Божья Благодать!
Этот стих возник у Свирели в 1998 году. Я тогда приблизилась к теме пребывания
Пушкина в Михайловском, его родовом имении. Были перечитаны книги о «Приюте, сияньем муз
одетом».
Но время требует нового, свежего восприятия строк об этом периоде жизни Поэта,
излившихся в простор печатных изданий. И новое прикосновение к этой теме дорогого стоит!
Во-первых, я ещё раз прочувствовала, что Семён Степанович Гейченко, усилиями
которого был сохранён и воссоздан Пушкинский заповедник, – это эталон совести, избранный
Россией во исполнение высочайшего долга перед человечеством.
Во-вторых, ещё раз убедилась, что Семён Степанович был совершенно родным
Человеком по мыслям и чувствам, по восприятию Природы самому Пушкину.
И вся его деятельность в Михайловском – величайший, самозабвенный труд на уровне
сердца, радеющего за культуру Отечества. Недаром хранитель Пушкинского музея под Небом
знал, что если на окраине Михайловского окликнуть Поэта, Он тотчас отзовётся: «Иду-у-у-у-у!»
283
Дух Пушкина, по убеждению Гейченко, и сейчас живёт в этих пенатах. Вибрациями Его
стихов пропитаны здесь травы и тропинки, деревья и поляны, волны реки Сороть, ручейки и
даже Небо. И стоило мне ещё раз прикоснуться к теме Пушкиногорья, как Поэт Сам заговорил со
Свирелью.
ДУХОВНАЯ РОДОСЛОВНАЯ
Я был француз – бесспорно– в родословной
Духовной. Был я Господом рождён.
Король манер – и явно и условно,
Король строки, живой и полнокровной,
От всех условностей освобождён.
Как прадед мой арап, я жил в Париже
И видел сад на месте Тюильри.
Я так скажу: Мне то родней и ближе,
Что я своим духовным зреньем вижу.
Я как француз люблю и ненавижу,
И как звезде себе велю: «Гори!»
Да, я француз и негр, креол и русский.
Я был вождём Антильских островов.
Я предок Ра, потомок Заратустра,
Слагавший песни письменно и устно,
Хранящий Душу и менявший свой Покров.
Я жил в веках, вбирал в себя сирокко,
Зюйд-вест, норд-вест, и штормы, и пургу.
Во мне живёт недремлющее ОКО
Владыки Запада и мудрецов Востока,
Но в сердце я Россию берегу.
Во мне бушует пламенем Парижа
Листва осенняя – каштановый разлив.
Но для Души всего родней и ближе
Склонившаяся всех деревьев ниже
Берёзка русских терпеливых нив.
Я замок вечности. Я стан единоборства
С разрухой, леностью, уныньем и враньём.
Во мне живут надежда и упорство
И свойственное сердцу непокорство
В сраженьях с мраком, в поединке с вороньём.
Объяв весь Мир, я растворён в эфире,
Несущем гены веры и любви.
Я жив в Петровской Северной Пальмире,
Дышу в своей безвременной квартире
И называюсь "Храмом на крови".
Я юн как прежде. Кровь во мне играет.
Я возбуждаю нежность юных дам.
И урожай как прежде собирает
На Этом Свете молодость вторая.
Но жизнь свою за честь свою отдам!
Откровение Поэта так необходимо этим полям и дубравам, которые должны постоянно
чувствовать Его присутствие!
284
Этим горел хранитель Заповедника. На этом зиждется Поэтическая строка. Этим живёт
Русь!
И каждый шаг, и каждый взгляд Поэта принадлежат и прошлому и настоящему,
воспоминанию и сегодняшнему дню.
ВОСПОМИНАНИЕ
Да, раным-рано встав, как встарь, бывало,
Отбросив лоскутное одеяло,
Что Мать-Арина сшила для тепла,
Моя Душа на зорьке распевала.
И мне того простора было мало –
От речки до любимого ствола!
Любил я бег коня ретиво-свежий,
И даль дубрав и синева безбрежий
Манили вдаль. И вновь я забывал
Кавказа высь и море предо мною.
Манила Сороть, и её фиал
Возник в Душе, как некий идеал.
Время и Его строка воздадут должное этой красе.
Но с ней и с судьбою Поэта уже неразрывно слита судьба другого, родного им Человека,
который тоже стал легендой в анналах воспоминаний России. Гейченко. Звонко и неповторимо
звучит это ИМЯ. Не по крови. а по духу, прежде всего, роднимся мы не только там, где будем мы
со временем, но и на нашей грешной Земле.
Как не почувствовать родную нам Душу в том, кто так бережно относился к сохранности
каждого дерева, каждого строения, так трепетно по всему Свету собирал экспонаты Пушкинской
эпохи для музея, кто говорил: «Нет бездушных предметов, есть бездушные люди»?!
Он был выпускником Ленинградского университета, – и здесь мы с ним родня!
Факультет общественных наук, где учился Семён, родился на заре Советской власти, в 20-е годы,
и просуществовал, к сожалению, совсем недолго.
Но, несмотря на краткий срок своего существования, факультет этот дал стране когорту
деятелей, которые стали известны Отечеству своими энциклопедическими знаниями, своим
воистину высоким служением делу просвещения и культуры России. Достаточно сказать, что
среди этих имён – Дмитрий Сергеевич Лихачёв, Человек – Эпоха, известный не только как знаток
русской литературы, но и как энтузиаст сохранения древних памятников.
Выпускником факультета общественных наук, знакомцем Гейченко был и Григорий
Абрамович Бялый.
285
Имя это близко мне по времени учёбы в Ленинградском университете. Лик этого
Человека – в моём памятном университетском альбоме среди фотографий наших преподавателей
филологического факультета.
Кто из нас, ныне ещё живущих, не помнит лекции профессора, доктора филологических
наук Григория Абрамовича Бялого? Он вёл спецкурсы по Достоевскому, Тургеневу, Короленко,
Чехову и был не только отменным знатоком, но и пропагандистом русской классики. Его лекции
приходили послушать и математики, и физики, и историки.
Но возвратимся к Михайловскому. И облегчим восприятие поэтической строкой.
ПУШКИН –СВИРЕЛИ.
Ну, здравствуй, стих уральского предгорья!
Твои пенаты я под утро посетил,
Мой ласковый мотив столицы и подворья,
Свирель моя! Светило из светил!
Я пробуждал тебя страданием и песней,
Лучом любви тебя слегка задел.
Я приносил тебе от Бога вести.
И где теперь твой дом и твой предел?
Вся Русь звучит в твоём одушевлённом слове.
Оно звенит как трель, как песня соловья.
В Михайловском моём, моём любимом крове
Поёт Свирель. А в ней дышу и верю Я,
Твой Пушкин, твой кумир, как ты зовёшь порою
Певца и мудреца, Пророка и Отца.
Не раз смахнув слезу с ресницы, – я не скрою. –
Не раз я отводил предчувствие конца
От этих бедных нив, от этой заунывной,
Порушенной в конец деревни и села.
Я не хочу тоски, заученной, надрывной.
Я верю в Русь, которая цвела
И будет цвесть, Мой Бог, Я это твёрдо знаю.
Недаром я – в кругу божественных светил
И Сердцем и Умом отныне пребываю
И в День Рожденья свой Россию посетил.
Мой вздох и шаг всегда живут в твоём движенье,
Душа Руси, могучая Свирель, –
В дыхании пера, в небесном сопряженье
Энергий Творчества, в которой жив «Апрель».
Соединенье Душ, высоких, неподкупных
И не подвластных тьме, разврату и пурге,
Что леденят сердца, – мы горю недоступны,
Но на кратчайшей с мужеством ноге.
Прости меня, что вдалеке от тягот,
Что бередят как прежде старый быт.
Зову тебя в предел цветов, грибов и ягод,
В мой лес и дол. Он мною не забыт.
Июнь меня задел цветущею макушкой.
Смахнув с него жужжащего шмеля,
286
Я вновь тебе напомню имя: «ПУШКИН»,
Моя Свирель, мой дом, мой гений и Земля!
Не повторять известное, но найти в известном то, на что не обратили внимание
предшественники, – вот что важно!
Но это Нечто, оставшееся за пределами исследования, настолько интересно, что
заставляет вновь и вновь возвращаться к судьбе самого хозяина, хранителя Михайловского
заповедника, который был вверен ему для воссоздания после войны с фашистами.
И как без античности (мысль Н.Н. Скатова) ничего нельзя понять в Пушкине и в
лицеистах, так ничего нельзя понять в Михайловском без душевного участия Гейченко в
организации всего быта заповедника, в умозаключениях, касающихся творчества Поэта, в его
отношении к Природе и к предметам, принадлежавшим Пушкину.
Семён Степанович уверен: вещи – не бездушная косная сила. И после ухода человека
вещи хранят память об их владельце. Он убеждён, что с приездом Пушкина в Михайловское в
августе 1824 года и вещи стали вести себя по-другому, приноравливаясь к молодому хозяину. А
он, в свою очередь, привыкал к ним, приручал их, отражаясь в вещах.
«Когда вы проходите по комнатушкам домика Пушкина, вы смотрите на всё, всё, и в
каждой вещи ищете эхо её хозяина.
Вещи, принадлежавшие Пушкину, для нас особенно дороги. Это не только вещи эпохи.
Это часть Самого Пушкина, его тень, его личное свидетельство о своей жизни, трудах,
надеждах, муках. О, как интересна судьба реликвий Пушкина!»
Где бы ещё, в какой книге вы прочли об этом?
А этот небольшой сборничек «Хранитель» (авторы Л. Агеева и В. Лавров) издан 1990
году лишь стотысячным тиражом! Что это для России?
А мысли Гейченко, которые заложены здесь, – это зерно знаний тех философских основ,
без которых сегодня невозможно двигаться в новую эпоху – эпоху Света и единения
разноматериальных Миров.
Это основы глубоко нравственного взгляда на жизнь, на окружающий Мир не как на
случайное скопление вещей и предметов, а как на воплощение гармонии, которая задумана
Творцом. Мир гармонии требует безусловной любви к каждой былинке, чтобы сохранять этот
мир, не разорять его, а привносить в него КРАСОТУ и ДОБРОТУ. Это то, о чём говорит Дмитрий
Сергеевич Лихачёв.
Косые скептические взгляды и кривые усмешки в адрес Гейченко, говорившего открыто о
своём понимании окружающего Мира, – это ничего более как свидетельство глубокого
невежества самодовольной посредственности.
Но мы как раз и должны понять, что истоки глубокого чувствования Природы и вещей у
Семёна Степановича кроются не только в своеобразии его биографии и близости к культуре и
истории 18-го и 19-го веков, можно сказать, с младенчества.– Ведь он – уроженец Петергофа!
Это вошло в него и укрепилось ещё и тем уровнем знаний, которые он получил в 20-е
годы в Ленинградском университете.
Трудно перечесть предметы, которыми была насыщена программа обучения на
факультете: музееведение и геральдика, история живописи и мировая история от античности до
наших дней, латынь, методика художественного воспитания, история научных мировоззрений,
история искусств различных эпох, начиная с античности, а также охрана памятников искусств и
техника их реставрации.
Не напоминает ли вам обширность знаний, которые прогнозировалось вложить в головы
студентов, программу обучения лицеистов? Да, конечно же, в этом и вся суть!
Постижение древности, прикосновение к античности, к глубинным воззрениям
человечества, одухотворявшего всё на свете, понимавшего разговор духов гор и полей, земли,
воды, Неба, – это ли не истоки знаний, необходимых современному Человеку?
Вот где начинается для нашего времени мудрое восприятие окружающего Мира, которое
не должно отрицать накопленный человечеством опыт, а сочетать его с религиозными и
научными истинами.
В этом процессе познания не должно быть борьбы между язычеством и христианством.
Признание существования Творца включает одухотворённости Природы. Ведь каждая былинка
и каждый котёнок – это всё Божии создания.
287
И бессмертие Человека как безусловная Истина есть принадлежность этого взгляда на
жизнь, как на счастье, дарованное нам Богом.
ЖИВ ПОЭТ
Свирель:
Поэт живёт и в Небе и в стволе,
Поёт рожком на кромке синей ночи,
Идёт скитальцем по родной Земле
И светлый день своей Руси пророчит.
Он в СЛОВЕ огнемётном ныне жив
Он, голову воздев, глядит на Питер,
Улавливая ласковый мотив
Волны балтийской на краю событий,
Открытий творчества волшебных новых дней,
Ровесником невянущей Державы.
И вьётся СЛОВО ПУШКИНА над ней,
Как вещий стяг её грядущей славы!
Пока Он жив – Он вечно будет жить,
Поэт мой милый, баловень Эдема, –
Нам есть чем в жизни свято дорожить.
И это для меня не теорема,
То аксиома – Пушкин вечно жив.
Главою восходя над образами,
Небесный странник – свой святой мотив
Он наземь льёт небесными слезами.
Но слёзы светлые преобразуют ночь
В июньский день, где Солнышко играет.
О, вещий Пушкин, сможешь ли помочь,
Когда страна дорогу выбирает?
ПУШКИН:
В груди твоей живёт и дышит Пушкин,
Моя Россия, локон золотой,
Бутон цветов на розовой опушке!
Да, Пушкин – не святоша, не святой,
А резвый, ясноокий, вездесущий,
Отчаянный, как твой игривый стих.
Со мною Дельвиг, Кюхельбекер, Пущин.
И Русь моя живёт в любом из них.
Семён Гейченко предвосхищает события. В 80-х годах 20-го века он говорит:
« В будущем мы научимся расшифровывать память вещей. И тогда они многое расскажут
о том, кому принадлежали. Они расскажут, как чувствуют они причастность к жизни своих
владельцев. Они помогут нам понять, что они не просто свидетели, но и соучастники всех
событий, которые происходили с их хозяевами!»
И Пушкинская Свирель подтверждает слова Хранителя.
288
С этой минуты я буду писать это слово с большой Буквы: Хранитель!
БЕЗДУШНОГО В ПРИРОДЕ НЕТ!
Бездушного в Природе нет:
Всё в Мире свой удел имеет.
Во всём есть жизнь, во всём есть свет.
Во всём искринка пламенеет.
В любом предмете – дух и ум,
Страданье, память, разрушенье,
Движенье чувств, сплетенье дум,
Незримое преображенье.
Подобны Богу бор, гора,
Разлив и поле, степь и море.
И человечеству пора
Узреть в себе источник горя,
Источник пагубы и бед,
От коих всё вокруг немеет.
Бездушного в Природе нет!
Всё в Мире свой удел имеет.
Воззрись – услышишь шёпот уст
Кустарника, ручья, тропинки.
Ребёнок – тот же зелен куст,
Ты с ним – две светополовинки.
Есть сердце всюду – у дерев,
рек, морей, и гор лобастых.
У льва, что дремлет, присмирев,
У львят, открывших нежный зев,
Короткошёрстых и гривастых.
У всех, кто жив, кто на одной,
На двух, на трёх, на многих ножках.
Лишь человек тому виной,
Что вместо крыл лелеет рожки.*
*Имеются в виду рожки недоброй силы
Нет, он не ушёл на отдых– участник войны, уже не юный, тяжело раненный – потерял в
боях левую руку. Но после окончания войны, в 1945 году он откликнулся на призыв Москвы –
стать директором Пушкинского заповедника.
Имея успешный опыт лекционной и экскурсионной работы в Петергофе ещё до войны, он
мог стать чисто кабинетным учёным-филологом, писателем. Об этом говорят его друзья,
соратники, сокурсники.
Но Гейченко предпочёл живое соприкосновение с бытием и бытом первого Поэта России,
что ещё больше обогатило его как личность и помогало в создании трудов о Пушкине.
Хранитель Михайловского стал живым символом здешних мест: высокий, седой,
худощавый, с сурово-насмешливым взглядом внимательных серых глаз, обладающий тонким
юмором, понимающий людей с первого слова и взгляда.
Его жилище, где единственной иконой стал портрет Пушкина, ожидало не экскурсантов,
а паломников.
Паломник – это не тот, кто побежит прытью по дорожкам заповедника. Он будет идти
неспешно, приникая сердцем к каждому уголку, прислушиваясь к звукам птичьих голосов,
проникаясь движением сферы всего Пушкиногорья.
В жилище Хранителя входящего встречали сияющие медью самовары, как символ
русского гостеприимства.
289
Ожидала паломников и череда разнокалиберных колоколов и колокольчиков. Как храму
без колоколов? Их звон всегда оздоравливал округу!
В книжном шкафу теснились книги по искусству, редкие издания произведений
Пушкина, толстые папки с архивными документами, чертежи и планы, сочинения самого
Гейченко.
Семён знал, что Пушкин был крещён в Московском Храме Вознесения. Там же венчался
с Наталией Николаевной.
И всю жизнь Поэт мечтал построить собственный Храм Вознесения, отдать должное
Богу за свою страдальческую и всё же счастливую судьбу.
Гейченко взялся строить этот Храм Вознесения, заручившись духовной помощью Самого
Поэта. После войны Михайловское лежало в руинах, как и его любимый родной Петергоф.
Шедший с Запада враг света и доброты, враг культуры хотел уничтожить память России,
её Душу, навсегда искоренить высокий её Дух, её силу.
Здесь на каждом шагу притаились мины, снаряды. Была заминирована могила Поэта. И
группы бойцов-сапёров, прошедших всю войну с томиком Пушкина, как с иконой, на груди,
успешно разминировали и могилу и весь заповедник.
И здесь Пушкин помогал мирянам восстанавливать свой Храм Вознесения. Семён
Степанович на каждом шагу чуял эту помощь. Он чувствовал Поэта на каждой тропинке, за
каждым деревом и на окраине, где на призыв: «Александр Серге-е-е-ич! Ау-у-у-у!» Поэт
отзывался гулким «Ау-у-у… Иду-у-у-у!»
А Хранитель , на основе архивных и собственных чертежей, своими руками возрождал,
возводил усадьбы не только в Михайловском, но и в Петровском, наследном имении прадеда
Поэта, и в Тригорском, имении друзей Пушкина.
Гейченко объединил все усадьбы в единый музейный комплекс. Он владел всеми
инструментами: и рубанком, и топориком, и лекалом, и пилой, и циркулем, и линейкой.
Словом, действовал как Царь Пётр, в своё время строивший собственноручно корабли
для Державы. И каждое возводимое им заново строение было для него наполнено живым духом.
290
«Изба – это рукотворное чудо, живое существо, которому мерещатся «явь и сонь».
Созданная из Природы – и сама – Природа».
Некогда было отдыхать от бесконечных поездок по городам в поисках пушкинских
реликвий. Некогда было спать, дремать, поддаваться бесконечным болям и болезням, некогда
впадать в отчаяние от нехваток и недостатков полуголодного послевоенного быта, который для
него здесь начинался с блиндажа и шалаша. Отчаяние прорывалось иногда в письмах к
родителям: «Всё… Больше не могу…».
Но он снова восходил над своей минутной слабостью и усталостью, и вновь встречал
паломников: своих друзей, учёных, студентов. школьников. И не только из Ленинграда – из всех
уголков Отечества! А они приезжали и вбирали в себя полной грудью чудный воздух, каким
напитана аура заповедника.
Ещё первый министр просвещения А. В. Луначарский в 20-е годы. приехав сюда,
заметил: «Здесь легко дышится!»
Это замечают все. А всё потому, что воздух пропитан ритмами Пушкинской Поэзии.
Здесь хранятся высокие сердечные вибрации Души Поэта, создавшего за время пребывания в
своём имении множество поэм, стихов и прозаических произведений.
И Сам Поэт подтверждает это.
ЗДЕСЬ ДЫШИТ ПУШКИНЫМ СТРАНА
Здесь до высоких обобщений
Взлетал Поэта гордый Дух.
Здесь ритмами наполнен слух.
Здесь поэтичных настроений
Полны и пахарь и пастух.
Здесь каждый куст стихами дышит.
Здесь каждый ствол Поэта слышит.
И Сороть, вторя соловью,
Поёт Поэту «Ай ла вью!»
Здесь ясен, лёгок дум полёт,
Широк, как псковский небосвод.
И, съединив все времена,
Здесь дышит Пушкиным страна.
А во дворе усадьбы в Михайловском паломников встречали золотые петухи Гейченко.
Каждый из них вышагивал твёрдым шагом, выпячивая красно-золотистую грудку, с гордым
видом хозяина.
Их было уже в 1978 году 33, как раз по числу лет пребывания Семёна Степановича в
здешних местах.
И каждый из них, златопёрых, был символом деловитости, раннего подъёма,
неусыпности, бесконечной хлопотливости и проникновения в суть бытия и быта родового
имения Поэта.
Пушкин сам поначалу бурно тосковал в этом отдалённом от центра «медвежьем углу».
Отец не стал другом ему в этой дали. Присутствие семьи не смягчало суровости наказания
изгнанием.
Он чувствовал себя в опале. И поутру отправлялся на своём буром аргамаке в леса и
поля.
Вот оно – раздолье, освобождающее сердце от обид и душевных болей! Сосновые рощи и
луга, отлогий берег Сороти, любимый дуб, одиноко стоящий на невысокой горке.
Часто Пушкин устремлялся в поля и леса пешком, босым, без городской одежды,
простоволосым. Лес и деревня были Его кабинетом. Здесь рождались строки его поэм и стихов.
И воздух заповедника сохранил отзвук настроений Поэта:
ЛЁГКОСТЬ ПОЭТИЧНЫХ НОТ
Деревня – вот мой кабинет,
Деревья, травы, птицы, звери.
По-деревенскому одет,
291
Обычаям деревни верен,
Босым любил бродить по лесу,
Без галстука и сюртука,
И видел, как сквозь облака
Ко мне спускается строка, –
Благодарение Зевесу!
И вскоре мыслей пёстрых ворох
До края полнил мой блокнот:
И шум ветвей, и листьев шорох,
И лёгкость поэтичных нот
В глуши звенящих птичьих хоров.
Сегодня все времена и пространства, кажется, соединились в едином порыве: поведать,
как откликается на зов сердца Поэта каждое дерево, река, соловей, вся аура лесов и полей, где Он
жил, творил, гулял, тосковал, влюблялся.
Изучая творчество Поэта, быт старых поместий, Природу, вкладывая неисчислимые
усилия в дело восстановления усадеб и воссоздавая истинно пушкинский колорит в этих местах,
Гейченко вправе был сказать:
«Пушкин родился дважды: первый раз – в Москве. А вторично – здесь, в Михайловском,
как зрелый мастер Слова, как мыслитель, художник, философ.
Народным Поэтом Он стал здесь, когда увидел труд земледельца, его каторгу, его хлеб,
его корову, его могилы, его дух, услышал народные песни, увидел скитания народа, узрел
древние границы своего государства. Всё это на него обрушилось…»
Здесь всё было созвучно с состоянием Пушкинской Души и всё принадлежало Ему без
остатка. Он понимал лепетанье голубой Сороти, журчанье ручьёв, шелест листьев, чувствовал
«трав прозябанье», словом – всё, сущее здесь.
И тоска эта сказалась в чудесной элегии «Вновь я посетил», возникшей в 1835 году, когда
Поэт вновь посетил Тот уголок земли, где Он провёл изгнанником два года незаметных.
Уж десять лет ушло с тех пор – и много
Переменилось в жизни для меня.
И сам, покорный общему закону,
Переменился я. Но здесь опять
Минувшее меня объемлет живо.
И, кажется, вечор ещё бродил
Я в этих рощах. Вот опальный домик,
Где жил я с бедной нянею моей.
Уже старушки нет – уж за стеною
Не слышу я шагов её тяжёлых,
Ни кропотливого её дозора.
В этой элегии Пушкин шаг за шагом открывает перед нами все дорогие ему места. И мы
видим это всё как будто своими глазами: и лесистый холм, и озеро, и дорогу, изрытую дождями, и
три сосны, шум вершин которых приветствовал Его при свете лунном.
Это было за два года до гибели Поэта. А к концу 19-го века памятные сосны погибли.
Об ураганах, которые налетали на заповедник, Гейченко говорит: «Я убеждён, что тёмные
силы, желающие уничтожить здесь всё, что напоминает о Поэте, вторгались в эти буйные вихри,
– они были беспощадны. Свирепость ураганов была ужасающа. А после лес полнился
буреломом, борьба с которым предстояла нелёгкая».
Когда буря сломала последнюю сосну, – а это было уже в конце 19-го века, – сын
Пушкина Григорий Александрович, с болью в сердце, приказал срубить её, потому что острый
остов её стал опасен для людей.
Он сделал брусочки-сувениры и разослал их по родственникам и друзьям.
Копии снимков останков последней пушкинской сосны были разосланы по музеям.
И сейчас со страниц книжечки Гейченко «В стране, где Сороть голубая» смотрит на нас
как будто с укоризной печальный обломок последней Пушкинской сосны. Но роща говорит нам
об этой сосне:
292
СОСНА
Как женщина с подъятою рукою,
Как однокрылый ангел над страной,
Где Сороть с голубой своей волной
Звалась Его единственной рекою,
Стоит сосна – обломок от сосны,
Взывая к Миру с горечью и болью.
И шепчет тихо русскому раздолью:
На годы, на минуты, на века
Не забывайте моего Сынка!
А сам Поэт не забывает ни о соснах, ни о дубе уединенном, ни о дорогой ему ели, на
которую он повесил свою Свирель:
ЕЛИ
О, ель моя, на ветви коей
Повесил звонкую Свирель,
Моя страдающая ель!
Ей выпало немало ран
В годину лютую. Вандалы
Здесь натворили бед немало.
Ты, ель, войны той ветеран.
Я преклоняюсь пред тобою.
Ты, ставшая моей судьбою,
Услышишь ли, родная ель, –
Для леса, льющего прохладу,
Для Сороти и милых нив, –
Всё это в сердце сохранив,
Поёт послушная Свирель!
Множество старинных деревьев выпестовал и спас от гибели директор заповедника.
Вырастил он и новых три сосны на памятном Поэту месте.
Я смотрю сейчас на снимок, где запечатлён зимний вид Пушкинской усадьбы. И на
листок моего альбома слетают строки. Это Пушкин говорит со Свирелью:
В ТОСКЕ ОДИНОЧЕСТВА.
Зимой здесь спит краса седая,
Метелей ритмы повторяя.
В глуши лесов сей чуткий сон
Всегда стихами напоён.
Под снегом – Сороти стекло,
И всё здесь чисто и бело.
293
Всё ждёт красавицу весну.
Разламывая тишину,
Вдруг зажурчит струистой влагой,
Роняя перлы на бумагу
И пряча бурю в бездну вод,
Весенних будней хоровод.
И твоего очарованья,
И тихий вздох, и нежный взгляд
Уловит свежих нив наряд.
И в знак грядущего свиданья
Мне нарисует на листке
Твой взор и локон на виске.
Лирическая струя не покидает этот ареал, всегда помнящий и встречающий вне времени
своего любимого Поэта и его друзей.
Одиночество Поэта скрасило знакомство с обитателями усадьбы Осиповых-Вульф. Здесь
было много молодёжи, всегда царило оживление, добросердечность, гостеприимство.
Здесь не чуждались умной беседы, остроумной шутки, чтения сказок и интересных
историй. В Тригорском очень любили Пушкина и всегда ждали его с нетерпением.
Поэт отправлялся в усадьбу тригорских друзей верхом на своём аргамаке:
Старо, но мило сердцу и привычке
Скакать за полдень на коне верхом
В Тригорское. Не помяни грехом,
*Полина, друг, и все мои сестрички,
Мои проказы, шалости и слёзы,
Мою смешливость, мой мальчиший дух,
Бунтарство праздное и непечатность прозы,
Излившейся случайно на листок.
Вы все, как раньше я сказал бы – розы –
Моих стихов и радостей исток!
Примечание: *Полина –Владелица усадьбы Прасковья Александровна Осипова-Вульф.
Пушкин называл её Полиной.
Обитательницы имения были барышнями экзальтированными, склонными к мечтаниям и
к поэзии, музицировали, обладали хорошими голосами.
Летом, когда приезжал Поэт, рояль иногда выдвигался в сторону поляны. И этот
зелёный мир слышал и трели соловья, и чудный стих, и нежный романс и девичий заливистый
смех.
Поэт шлёт нежные строки этому пространству, соснам и елям, потомкам тех дерев,
которые были свидетелями давних радостных встреч.
294
Усадьба Тригорское Парк Тригорское
ПРИЮТ НИМФ
Я вижу их всегда. Они как дети
Моей судьбы – те сосны, ели,
И дуб уединенный, – весь тот сад –
Моей Души зелёный виноград,
Приют нежнейших нимф, ундин, дриад.
Я помню, как их очи здесь горели.
Как их ланиты от улыбок рдели.
Они со мной и ныне говорят.
Тот мир ума, и граций и любви –
Он не остынет никогда в крови!
С юмором, с тёплой улыбкой Поэт вспоминает свою баньку, при которой была келья
няни.
Здесь бывал он с поэтом Николаем Языковым, который приезжал погостить. Отсюда
бежали они к Сороти и бросались с разбега в её волны.
БАНЬКА
О, банька! Ты меня, бывало,
Водой святою обливала
И чресла бренные мои,
Принявшие твои струи,
От утомленья оживляла
Да, мы здесь счастливы бывали,
Мой друг, когда струился ток
Небесных поэтичных строк.
И омовения урок
Не раз совместно повторяли.
***
О, банька светлая, восторг и наслажденье!
Здесь русский дух подобен божеству.
Здесь праздник воздаётся естеству:
Поистине – вторичное рожденье!
А Свирель, та самая Свирель, которую повесил Он на "тёмну ель" в Тригорском, а затем снял
в конце 20-го века и вручил её Музе Урала, та самая Свирель была рядом с Поэтом и пела Его
бессмертие и торжество жизни.
И Муза Южноуралья, которой ныне дарована Свирель, робко напоминает Ему о себе:
О, мой Поэт, великий и простой!
Твой стих своей воздушной красотой
Меня бодрит, в меня любовь вливая.
295
И снова – нежность без конца и края.
Как я хочу в Михайловском побыть,
Пройтись тропой. Но, Боже, даже в мыслях, –
Рискну ли сопрягать свой шаг с той высью,
Которую немыслимо забыть?
Могу ль пройтись по тропке, где, бывало,
С Тобой, быть может, Анна Керн гуляла?
И нежный шаг и каждый нежный вздох,
Накинув тайны свето-покрывала,
В стихе ту тайну светлую сберёг.
Рискну ль войти в светлицу, где Мой Пушкин,
Волос раскинув на подушке завитушки,
Замыслил свой нестынущий сюжет,
Где нет конца, начала тоже нет.
Здесь нет конца ни творчеству, ни Богу.
Могу ль ступить на странную дорогу,
Что вьётся без начала и конца
По воле шутника и мудреца?
Здесь всё живёт законом Лукоморья –
От чащи до порога и подворья.
Здесь дышит всё улыбкою Аи.
Могу ль ступить я в Сороть голубую,
Чьи чистые прозрачные струи
Омыли руки лёгкие Твои?
Могу ль ступить на этот вот балкон,,
Чьи окна наподобие икон,
Где Ты касался этих колоннад,
Где Ты грустил и пел и в склад и в лад.
Здесь ты оставил свой священный след.
И здесь доныне царствует Поэт!
ПУШКИН:
Моя Свирель! Мой нежный птицепев!
Ты мой помощник в творческой работе,
И, повторяя строчки нараспев,
Остановись на этой самой ноте.
Входи, будь ласкова. И пусть приметят взоры
Дворца и леса зимние уборы.
Пусть заблестят под Солнышком глаза.
И пусть неутомимая слеза
Сбежит по древу мудрости на плаху,
Зажжёт костёр любви на зло вражде и страху.
И за бессмертье кубок выпьем мы,
Отрекшись от сумы и от тюрьмы!
Готов удостоверить подпись я.
Со мною ты и все мои друзья.
Пушкин, 24-30, 19. 02. 1994.
296
Но Свирель Южноуралья всё время что-то задерживает, сколько бы она ни мечтала
побывать в Михайловском.
Остаются только рядом – книги, альбомы, стихи и диалоги с Поэтом. Перед взором –
лишь фотографии Приюта, сияньем муз одетого: Тригорский парк, пруд, река Сороть, холмы,
туманная даль…
Да, вот о чём нельзя забыть. У Гейченко были помощники. Это были люди из разных
уголков страны нашей: учёные и люди рабочих профессий, участники войны и совсем молодые.
Кто-то пришёл из окрестных деревень. Но главное, что их объединяло, это любовь к
Пушкину. Многие знали поэмы и стихи Поэта наизусть. Каждый был готов к любой черновой и
самой тяжёлой работе. Эти люди были надёжной опорой директору Пушкиногорья во всех его
нелёгких трудах.
И благодарность им за их самоотверженность воссылается с Небес теперь и самим
Хранителем… Он ушёл из жизни в 1993 году. 90 лет отслужил Отечеству!
А Свирель, отдавая дань этому чудесному человеку, вовлекает Поэта в диалог, в котором
Сам Пушкин воздаёт должное Семёну Степановичу Гейченко.
Свирель:
О, Пушкин мой! Прийти к Тебе стремлюсь
Сквозь годы, сквозь пургу, сквозь разговоры,
Сквозь ангелов небесных хоры
К Тебе идёт твоя Свирелька-Русь!
Прошу Тебя, найдём тот уголок,
Где расцветает в роще незабудка.
И я уверена, найдётся та минутка,
Когда пройдёмся по твоим лесам,
По косогору. Пряно пахнут травы!
Упьёмся светом Пушкинской дубравы
И Сороти родной, – не ради славы,
А ради встречи этой всё отдам!
Я в мыслях только прикасаюсь к тем полям,
Измятым, как Ты говорил, Твоей бродячей ленью,
К стогам и пажитям селян,
Живущим рядышком с Твоим селеньем.
Я взором лишь слежу за бегом вод,
Голубизной сравнимой лишь с глазами,
Которые всё знали наперёд
И ведали о всём, как Вы сказали Сами.
То Вас на «Вы», то Вас на «Ты» назвать хочу.
Как это получается, не знаю.
От «Вы», как водится, нередко я скучаю,
От «Ты», Вы знаете, нередко хохочу.
Шутник, забавник, маг, насмешник белозубый,
Судили, зная всё, Вы обо всём шутя.
Беспечное кудрявое дитя,
Для всех необходимый, нужный, любый,
Мудрец, шалун, ребёнок и Поэт,
Не знавший старости. Уже в расцвете лет
Прошедший воды, и огонь, и трубы.
Да, медных труб звучанье до сих пор
297
Смущает слух, волнует синий взор.
Но всё, чем дышит грудь
И всё, что шепчут губы,
Всё слышат и река, и плёс, и бор.
ПУШКИН:
Свирель моя, как звонок голос лета
В кудрявости берёзкиных ветвей!
Я вновь услышал прежний зов поэта.
Прошу тебя, вина строки налей!
Упьёмся накануне Дня Рожденья
Родного Пушкина, повесы прежних дней.
Припомним о нежданных совпаденьях
В его судьбе, о странных сновиденьях
И восстановим юности секрет.
Я стих любил, весёлый, звонкий, смелый.
Стих белозубый, как и сам Поэт,
Скакал по Свету много долгих лет,
Как наш Пегас, как луч, прозрачно-белый.
Стих веселился и грустил и плакал,
И вёл в дубравы и водил в поход,
И славил наш славянский славный род,
И выводил друзей моих из мрака,
И создавал свой стиль и свой народ.
Я много делал. И не только мне величье
Воздало время. Мой помощник – Бог.
Я не бряцаю знаками отличья.
Их вид, скажу, претит до неприличья.
Мой символ бег, стрела, Свирель и рог.
Струна – мой знак на вечном лике Лиры.
Я эти струны вещие задел
И не прошу ни дачи, ни квартиры.
Я вечный странник вечности и Мира.
Поэзия – мой радостный надел.
Тебя возьму Свирель, мой милый вестник,
Посмотрим на развесистую ель,
Где Лель-проказник, Пушкинский ровесник
Вызванивает солнечную трель.
Здесь псковский соловей поёт, не прячась
В густых кустах семёновских хлопот.
Здесь Гейченко хранит мой славный род.
Вот это, я скажу тебе, мой друг, всем дачам дача.
О, эта дача Богом создана.
Она – в наследство нашему народу.
Она, восславив нежность и свободу,
Равна Семёну, Пушкину равна.
Да, Гейченко наш гений, мой спаситель.
Ему я верю, знаю и люблю.
298
Его я помнить правнукам велю.
Он ныне, как и я же, небожитель.
О, Гейченко Семён, позволь воспеть
Твой долгий труд и подвиг многотомный,
Твоих хлопот бессчётных груз огромный
И звонкой веры радостную медь.
Вдали от муз, в глуши, наследник пагод,
В тиши лесов, среди грибов и ягод
Мы укрепляли вещий наш союз.
Дай руку мне. Ты видишь, как светла
Поэта длань – она тебе навечно
Дана, как знак Поэтова родства,
Как знак любви, труда и мастерства.
И, несмотря на жизни быстротечность,
По-прежнему беспечна и жива!
Свирель:
О, этот гимн труду и благородству
Я в сердце, милый Пушкин, сберегу!
Душа болит – ушёл спаситель пагод,
Что жил в глуши, среди грибов и ягод.
Он юной жизни радостную влагу
Не отдавал ни злобе, ни врагу.
Оценим подвиг тот по первородству
Высоких Душ, что одолеют мрак.
Многое из того, что видел и чувствовал Семён Степанович в просторах Пушкиногорья,
осталось за пределами его рассуждений и рассказов.
Этим он делился только с самыми близкими людьми.
А причиной умалчивания было то же опасение, которое мешало многим космонавтам
откровенно признать, что полёты в Космос укрепили их веру в Бога, или заставили понять, что
Божественность Мира безусловна.
Однажды, после очередного урагана, который превратил в бурелом большую часть
старых сосен, Хранитель вышел на расчистку парка от бурелома. С ним на эту нелёгкую работу
вышли все сотрудники заповедника.
Кто-то углубился в чащу. Кто-то шёл поодаль. А Семён, остановившись около огромной
древней сосны, поверженной ураганом, обратил внимание на воронов, которые мелькали на фоне
очищающегося от туч небосвода, как чёрные молнии.
С удивлением он обнаружил, как странно и жутковато светились глаза птиц. Их лучи как
будто пронизывали тебя насквозь и вызывали дрожь. Семён невольно перекрестился и
перекрестил пространство заповедника..
И вдруг птицы пропали. Это было необыкновенно и неожиданно. После этого случая он
ещё раз убедился, что ущерб, наносимый заповеднику, не обходится без участия недоброй силы.
Он приобрёл икону Божьей Матери «Утоли моя печали» и хранил её в недоступном для
других месте, часто обращаясь к ней мысленно в самые трудные моменты жизни.
299
Однажды, – это было в начале 70-х годов, – Семён шёл по тропинке и увидел, что
навстречу ему идёт человек среднего, скорее даже – высокого роста. Он был в ярко-красной
рубашке под поясок. Тёмно-каштановые волосы золотились под жарким июньским Солнцем.
Приближаясь к незнакомцу, Хранитель заметил во всём облике его нечто очень близкое и
родное. И вот он уже не сомневался – навстречу ему шёл сам Пушкин.
Те же густые, но не чёрные, а скорее русые бакенбарды, походка упругая, быстрая,
спортивная.
Лицо озарилось белозубой улыбкой, на Солнце блеснули знаменитые пушкинские перлы.
А глаза, глаза! Они сияли, сверкали синими огнями, источая необычную магию доброты
и света.
Вся фигура Поэта была окутана сиянием. Семён заметил, что Поэт был подпоясан не
ремешком и не пояском, а обыкновенной довольно толстой верёвкой.
Гейченко не почувствовал ни удивления, ни испуга. Он готов был произнести
приветствие и только открыл рот, как видение исчезло. Как будто ничего и не было…
Он рассказал об этом случае только жене.
Она не удивилась и, в свою очередь, сказала ему, что однажды в усадьбе Тригорского на
аллее видела пару: мужчину и женщину в одеяниях 19-го века. И по силуэтам угадала, что это
был Пушкин и Анна Керн. Больше к этому разговору они не возвращались.
Но следующий случай, произошедший с директором Заповедника, ещё более укрепил в
нём чувство глубокой убеждённости, что вся жизнь его и деятельность в Святогорье находится
под неусыпным бдением Небесных Светлых Сил. И сам Пушкин не оставляет его без своего
внимания.
Это произошло ранней весной, где-то в конце семидесятых годов. День разгорался
яркий, солнечный. Семён был занят во дворе очередными хлопотами по благоустройству
помещений музея. Вышел на крыльцо, что-то заставило взглянуть на Небо.
И увидел необычную картину: на голубом небесном своде чётко вырисовывался профиль
Пушкина, именно такой, каким мы знаем Поэта по его самому знаменитому авторскому рисунку,
который является символом «Литературной газеты».
Профиль был нарисован белой небесной нитью, похожей на белый след, какой оставляет
после себя реактивный самолёт. Изображение держалось не менее пяти минут.
Семён пожалел, что рядом не было никого, кто бы мог удостоверить истинность видения.
Были и другие моменты, когда в дни Пушкинских праздников приезжали гости из разных
городов, приходили жители окрестных деревень. В усадьбе собиралось много народа. И Гейченко
не раз ловил себя на мысли, что в толпе то и дело мелькало лицо Пушкина. Его трудно было с
кем-то перепутать. Но фигура эта исчезала так же мгновенно, как и появлялась.
После встречи в лесу с Поэтом, идущим в красной рубахе*, Гейченко купил себе верёвку,
приблизительно такую же, какой был подпоясан Поэт, и стал носить рубаху навыпуск,
подпоясываясь верёвкой…
*Это проявилось ясновидение у Гейченко.
А Поэт Хранителю и нам даёт наказ:
Нет, радость одолеет грусть и старость.
Ни раздражения, ни злобы – нежность чувств.
Одна лишь нежность нам с тобой осталась
И вера в жизнь на паперти искусств.
Твори же рай в Душ и только рай!
И раем ад Души уничтожай!
Но мы продолжаем путешествовать по Пушкиногорью и Свирель задаёт вопрос
любимой реке Поэта – Сороти:
Свирель:
Скажи, о, Сороть, что в Душе
Хранишь о незабвенных прежних летах?
СОРОТЬ:
Прикосновение Поэта – России верное клише.
В моей воде отражены Его глаза – глаза Пророка.
Голубизною светит Око, и наливается слеза.
300
Песчаный берег помнит след Его ноги, где шёл Поэт.
И каждый камень у дороги, и каждый кустик у реки
Содержит пульс Его руки, Его надежды и тревоги.
И тут же слышен отклик Поэта:
НАПОМИНАНИЕ
Тоскую. Годам нет забвенья.
Я в мыслях к Сороти лечу.
Соединить в Душе хочу
Любви летучие мгновенья
С волной её прикосновенья.
Она как женщина во мне
Живёт, прозрачна и игрива,
И своенравна и красива,
Как белый лебедь на волне.
О, дай мне, Сороть, эту длань.
Она прозрачна, словно полдень.
Её теплом спешу наполнить
Свою ладонь, чтоб в эту рань
России о себе напомнить.
***
Привычка юного Поэта –
Плескаться, плавать и нырять,
И на приволье загорать.
Он прав, скажи, на то, мой друг, и лето!
Тригорское манило Пушкина ещё и возможностью заниматься самообразованием. Он
всегда жаждал знаний.
А у хозяйки имения Прасковьи Александровны Осиповой-Вульф была великолепная
библиотека, где Поэт пропадал часами. И пространство библиотеки содержит память об этом
времени:
ПАМЯТЬ БИБЛИОТЕКИ
Свеча горит в подсвечнике чугунном.
И в лакированной поверхности стола
Огонь дрожит, как луч при свете лунном,
И освещает молодость чела,
Склонённого над мудростью страницы.
Летят года. Но остановлен час,
В котором голубых очей ресницы,
Порхая, как полуночные птицы,
Чтеца залётного возносят на Парнас.
Его прикосновеньем дышат стены.
Портреты взор Поэта берегут.
Бегут года, столетия бегут.
Но чудные мгновения нетленны.
301
Библиотека в Тригорском
Здесь, в Тригорском, среди множества прекрасных стихотворений возникло «Я помню
чудное мгновенье», посвящённое Анне Керн.
И даже мостик в этой усадьбе, наверное, помнит эту встречу, поэтому Свирель слышит
такие строки:
МОСТИК
Вот мостик маленький, ажурные перила.
Над бездной памяти вознёс он свой каприз.
Здесь слёзы нежности впервые пролились,
Вмещая всё в себя, что дорого и мило.
Здесь в первый раз руки коснулся Он,
Которая была нежней зефира.
Здесь обнял Он в мечтах своих полмира,
Воспев любовь, как пел Анакреон.
И слышится, как будто аллея, названная аллеей Керн, сама говорит сквозь годы и
расстояния:
АЛЛЕЯ КЕРН
Я помню звук его шагов
И рядом с ним – её дыханье –
Неуловимое порханье
Прозрачно-белых мотыльков.
Божественное провиденье
Свело двоих под эту сень,
Объединив сердец биенье,
И Солнца луч, и ночи тень.
О, волхованье этих строк!
Оно исторгнуто порывом,
Как Пушкин, чистым и игривым,
И вдохновенным, как Пророк!
302
Здесь, в Тригорском, где его окружала девичья юность, Поэт проходил испытание на
сдержанность, на чувство чести и долга перед этими юными созданиями, перед самой хозяйкой
имения, перед самим собой.
Душу порой переполняли противоречивые чувства: лёгкой увлечённости и
разочарования, нежности и жалости.
Грудь иной раз теснили отголоски чьей-то ревности.
Но все тончайшие оттенки переживаний, – благодарение Богу!– находили отражение в
стихах, которые снимали напряжение и печаль. Так, наверное, в 1829 году родились известные
чудные строки:
ПРИМЕТЫ
Я ехал к вам: живые сны
За мной вились толпой игривой,
И месяц с правой стороны
Сопровождал мой бег ретивый.
Я ехал прочь: иные сны…
Душе влюблённой грустно было,
И месяц с левой стороны
Сопровождал меня уныло.
Мечтанью вечному в тиши
Так предаёмся мы, поэты;
Так суеверные приметы
Согласны с чувствами Души.
Однако, поспешим в Михайловское, где Поэт проводил большую часть своего времени.
Вся окружающая Природа здесь: и Небо, и звёзды, и облака, дожди и снега, земля, кусты
и травы, цветы и птицы, – всё, что видело и слышало Поэта, сохранило о Нём свою память:
Здесь Лик Поэта светит ясно,
И звезднолико и прекрасно
Амур играет меж ветвей.
Здесь чудных взоров полон лес,
И тень стволов, и свод Небес,
И, неги полный, ежечасно
Им вторит псковский соловей
Здесь, несмотря на жалобы в письмах к друзьям, что его покидает вдохновение, Пушкин
работал над трагедией «Борис Годунов», продолжал писать «Евгения Онегина» и создал пролог к
«Руслану и Людмиле»: У Лукоморья дуб зелёный, Златая цепь на дубе том…
Он собирал здесь материалы для исторических записок о роде Ганнибалов, продолжал
изучать Библию и внимательно читал «Коран». Завершил поэму «Цыганы».
Вот он, кабинет Пушкина и стол Поэта.
И само воспоминание о тех временах растворено в воздухе имения:
МИХАЙЛОВСКОЕ.
Голубизной сквозит приют
Души великого Поэта.
Зима. Когда-то будет лето.
Но нежность с верой тут как тут.
Они дрожат в ветвях берёзы,
Как струны арфы в Небесах.
И юный полдень на часах
Роняет солнечные грёзы.
СТОЛ ПОЭТА
Вот стол – особенный, –
Он освёщён бокалом
Старинного чудесного вина.
303
Вина причастия, которого алкала
Тетрадь Поэта и родная сторона.
Здесь всё освещено теплом
Его руки, воздушно-строгой.
И всё – в согласии с пером.
Оно – как лебедь-недотрога
Над влажной гладью тихих вод
В туманность вечности плывёт.
***
Здесь сиживал со мною Дельвиг
И Пущин. Здесь кутили мы
И в духе доброй старины
До полночи стихи читали.
Здесь мы смеялись и мечтали
И в неизвестность улетали,
И мудрость жизни обретали
России славные сыны!
И сама атмосфера Михайловского пропитана ритмами Пушкинских строк:
АЛЛЕИ ТВОРЧЕСТВА
Аллеи творчества в Михайловском не вянут.
Строкой доверия означен путь Певца.
Сбери стихи в букет. Букеты эти станут
Эмблемой века – наподобие венца!
Здесь каждый шаг Его храним
Стволами елей, хвоей, кроной.
Здесь Он, печален и раним,
Грустил, как вечный пилигрим,
Гонимый Миром и короной.
Здесь каждый жест запечатлён
В своём небесном отраженье.
Вступив сюда, не думал Он,
Что Бог, судьбина и Закон
Вершат Его Преображенье!
ПРУД В МИХАЙЛОВСКОМ
В застывшем зеркале пруда
Поэта облик отразился.
Но и сегодня, как тогда,
Свежа во озере вода,
304
Где лик Его с Природой слился.
ВЕСНА (февраль 1994 год)
Снега сошли. И Сороть обнажила
Голубизну своих очей.
О, Пушкин мой, таинственная жила
Реку любви и день соединила
Во глубине невидимых ночей!
***
Какой простор, какая синева,
Какая глубь сквозит, какая тайна
В тебе, о, Сороть! Ты, конечно, не Нева,
Но ты всегда, как женщина права,
И как любовница случайно-неслучайна!
Вбирала ты и ветра перехлёст,
Стремленье лодок, рассекавших волны,
И грустный взгляд Поэта, мысли полный,
Вела на луг, привольный и просторный,
Построив радугу до Неба – к Богу мост!
ДУБ УЕДИНЕННЫЙ
Он крепок, строен, как Поэт.
Его кудрями дышит крона.
Ему без мала триста лет.
Живи, мой дуб уединённый!
В Михайловском Пушкин слушал сказки няни Арины Родионовны, записывал их: «Что за
прелесть эти сказки! Каждая есть поэма!»
БАБУШКЕ АРИНЕ
Ромашки в глиняном кувшине,
Рушник обвил иконостас.
И в память бабушке Арине
Перо, глядящее на нас.
Наливки, снадобья, варенье –
Всё это – плод её забот,
Как чудное стихотворенье,
Озвучившее небосвод.
Но не сравним ни с чем тот Мир,
Который открывал нам пир –
Полёт фантазии свободный,
Неудержимо благородный.
305
В каких мы странах ни бывали,
Каких чудес мы ни видали!
Перо, схватив любую тему,
Любой Аринушкин рассказ
Мгновенно превратив в поэму,
Как лот, как бот, как ватерпас
Вело под звон колоколов,
Где каждый весел и здоров!
И вновь с балкона легендарного домика видна Сороть. А на балконе, на круглом столике
кем-то оставлена веточка сирени.
Небрежно брошена сирень
На старый столик на балконе.
Здесь простирала каждый день
Его тоскующая лень
Свои прозрачные ладони –
Обнять простор родной реки,
Чьи очи, словно васильки,
Ему мерцали сквозь берёзы.
И поэтические слёзы
Его спасали от тоски!
Ещё в 1819 году, двадцатилетним, Пушкин написал, обращаясь к невидимому хранителю
дома:
ДОМОВОМУ
Поместья мирного незримый покровитель,
Тебя молю, мой добрый домовой,
Храни селенье, лес и дикий садик мой,
И скромную семьи моей обитель!
И, возможно, от имени этого самого Домового пришли стихи в альбом Свирели в 1994
году, когда она мысленно вопрошала: Как же теперь обитель Пушкина будет жить без Хранителя?
ОТ ДОМОВОГО
Его любви хранитель строгий,
Я берегу Его печаль.
И, верьте, неизбывно жаль
Мне этот домик одинокий.
Но есть небесная обитель,
Где наш прекрасный небожитель
Объемлет сердцем и рукой,
И поэтической строкой
И дом, и лес, и свод Небес,
И Сороть, верную подругу,
Сквозь ветры, ночь, мороз и вьюгу…
О, нежность вещая, нет слов!
Здесь всё впитало вдохновенье
Его Души и явь и снов
Непреходящее значенье,
И взлёт мечты, и взмах пера,
И взора синь, и мощь таланта,
И трель того же музыканта
Михайловского соловья!
306
ПЕСНЯ СОЛОВЬЯ
Однажды в день Рождения Поэта Свирель решила задать вопрос псковскому соловью:
Скажи мне, псковский соловей, о чём поёшь?
О чём поёшь и снова чистишь перья
Легчайшей песней древнего поверья?
Псковский соловей:
Пою о тех, кто жил в краях, где эта песня
Звучит легчайшей трелью о любви,
Несёт в себе чарующие вести
Свирель:
Скажи мне, соловей, что видишь ты, что слышишь,
Чем ты сердце наполняешь?
Встречаешь ли Его иль провожаешь –
Певца иной и здешней стороны?
СОЛОВЕЙ
Соловей:
Я Пушкина пою – Его свеченье
Разлито в в травах, Небе и реке.
И скромное своё предназначенье –
Хранить тот звук, дыханье и реченье
И передать, как нежность и прощенье
Простому сердцу и родной руке,
Я выполню в полёте, налегке.
Я стих пою, пропитанный ветрами,
Что помнят гения, Его просторный шаг,
Его крылатку, кубок, свет во храме,
Всё, что с другими дивными дарами
Оставил Он –Учитель, Бог и Маг.
Мои рулады – сердца клокотанье,
Ретивого Небесного огня,
Поэтово неровное дыханье,
Впитавшее Россию и меня.
Я часть Души, великой, незабвенной.
Я бесконечен как Земля и Свет.
Во мне живёт и царствует Поэт
Во всей своей натуре откровенной.
Моих колен бессчётные рулады
Разнообразны, как дыханье нив.
Во мне Сам Пушкин, память сохранив,
Высвечивает трель земной отрады.
Я есть доверенный посланник светлых муз,
Связующих бескрайние просторы
Вселенских тайн и времена и хоры,
Означивший бессмертия союз.
Я сам, хотите верьте, – Аполлон,
Явившийся в обличии скромнейшем,
Передающий Родине поклон
И стих о мудром, нежном и светлейшем.
307
О, как воспеть и глубже и звучней,
Чтоб голос мог вобрать паренье тяги
Любви вселенской, тянущей к бумаге
Перо и сердце, полное отваги
И выпускающее розовых коней?!
Пушкинский заповедник стал воистину Колыбелью Поэта, как назвал его первый нарком
просвещения А. В. Луначарский.
И в наши дни мы слышим поэтические пушкинские строки, которые звучат в самом
сердце Пушкиногорья:
КОЛЫБЕЛЬ
Ты колыбель бессмертных тем,
Времён очаковских и вечных,
Серьёзных, смелых и беспечных,
Словесных формул, теорем,
Ты дух возвышенно свободный,
Навечно сбросивший ярем,
Владеющий стихией водной
И поэтической мечтой,
И всей зелёной красотой,
Где дышит вольно дух народный.
Ты колыбель мечты и света,
Рождённого в Душе моей
Движением зимы и лета,
Весенних и осенних дней,
Сияньем глаз, нежданных встреч,
Мятежных дум, теснящих речь
В пути, в тени кабриолета,
Где рядом губ её и плеч
Магнит, не терпящий рассвета, –
Всё, что дано на Свете этом
В Душе безвременно беречь…
С БОГОМ
Я всё объял единым взглядом:
И лес, и дол, и сухостой. –
Мой мир – и сложный и простой,
Где я всегда был с Богом рядом.
Мой Бог всегда в меня входил
Движеньем Солнца и ветрил,
И дуновением зефира,
И лёгким веяньем эфира,
И шёпотом ночных светил.
И упадал на лист бумаги
Стремленьем дерзостной отваги,
Рождая бег моей строки
Повиновением руки.
Во дни торжеств, когда вся страна собиралась в мыслях своих в этот укромный уголок
Родины, чтобы поздравить Поэта с очередным юбилейным днём, из уст гостей, именитых и
простых, не раз звучали слова о том, что Пушкин был и остался нашей весной, зарёй детства
России, певцом света, добра и содружества.
308
НАША ВЕСНА
Да, Он был нашею весной,
Благоуханный чудный Гений,
Расцветший в час поры ночной
России, ждущей озарений.
Он стал хозяином владений
Сокровищ сердца и ума.
Чтут континенты и народы
Певца надежды и свободы.
И чтит религия сама.
Пушкинская элегия «Вновь я посетил…» у каждого из нас вызывает свои воспоминания
и ассоциации.
Это не только думы о нашей собственной жизни. Пушкин побуждает к размышлениям о
Родине, о её прошлом и грядущем.
ВСЁ – В ЕДИНСТВЕ
Воспоминаний рой неспешный
Влечёт поток бессмертных дум.
И опыт весь наш, здешний и нездешний,
Всё, что могли вместить Душа и ум.
У каждого тот опыт свой и общий.
Он влит в единую российскую судьбу,
Вобравшую и радость и борьбу,
На что уж сердце робкое не ропщет.
И боль, и тьма, и казни, и бесчестье
Уходят в прошлое. Лишь остаётся свет,
Тот свет, которым озарён Поэт,
Поклонник творчества, певец любви и чести.
И вся палитра красок и мерцаний,
Каким наполнен наш чудесный Мир,
Он отразился в Нём – в единстве отрицаний
И в тождестве побед, взошедших на Памир
Возвышенного царственного чувства
Божественного Гения искусства.
ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ ГЛАВА
ПУШКИН И МОСКВА
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ ПОЭТА
6 ИЮНЯ 1799 г.
Июньский день был чуден и велик:
С Небес смотрел Христа пресветлый Лик,
Зерцало вод улыбку отражало.
Слегка тумана марево дрожало,
Готовя омовенья покрывало
Дитяти – Гения Земли, Руси моей.
Тотчас в домах умолкли разговоры,
Зато в садах запели птичьи хоры,
И, вторя им, защёлкал соловей.
Свирель, 2016, февраль
ОДА ПСКОВСКОМУ СОЛОВЬЮ
Соловушка времён золотозвонных,
309
Залётный вестник из святых краёв,
Сын Ариадны, он и в полдень томный
Своим полётом охраняет кров.
Он – покровитель моего Альбома,
Тот соловей – по-прежнему он – Феб,
Соединив строку законом Ома,
Отринул суть бытующих потреб.
Он главным сделал в этой жизни вечной
Прозрачный стих средь кружев облаков
И напоил его слезой сердечной,
Наполнив звоном новеньких подков.
И стих летит – подобие Пегаса,
Развеяв гриву, сбросив удила.
Несёт он вести вечного Парнаса,
Расправив огнестойкие крыла.
Летит он от планеты до планеты,
От Солнца – к Солнцу, от руки – к руке,
Пересекая путь ревнивой Леты,
Рождая вкус плода на языке.
О, Пушкин мой, дерзаю верить снова,
Что выйдет книга, нужная сердцам.
И Пушкинское ласковое СЛОВО
Блеснёт как луч в поверхности зерцал.
Под радугой Небесного покрова –
Доверие страдающим Отцам –
Твой нежный стих придёт в Россию снова
Наследием лачугам и дворцам.
Стих – тот же Человек, живёт и плачет,
Смеётся, улыбается. поёт,
Резвится, падает, летит. А это значит,
Что в нём Душа Небесная живёт!
Пусть Души у стихов пребудут в свете,
Пусть не заденет их ревнивый рок.
Стихи Души – они ведь тоже дети,
Явившиеся с Богом на порог!
Пусть стих взлетает легче херувима
И падает в ладони невзначай,
Но никогда не пролетает мимо.
Открытым сердцем нежный стих встречай,
Наполни ароматом свежих строчек
Альбом Души и юноше вручи.
Твои стихи, как гроздья свежих почек,
Русь сохранит у века на печи!
Свирель, 1998 год.
Восходит новый век. Он нами не изучен.
А стих, вобравший веянье молвы,
310
Преодолев года безвременья и тучи,
Врывается к окрестности Москвы.
ПОЭТ И МОСКВА
( на 850-летие Москвы)
Из цикла «Мозаика Сердца»
ПРОЙДЁМСЯ ПО МОСКВЕ
О, Александр Сергеич! Пройдёмся по Москве,
Найдём следы былого в московской мураве,
Пречистенку припомним и озорной Ваш стих,
И нотки речи томной, и ласковый мотив.
Московскому романсу восторги воздадим,
Красе и реверансу вниманье отдадим.
Не отрекшись от моды, не позабыв мечты,
В слиянии с Природой, во власти красоты,
Былое и святое в своей Душе храня.
О, Александр Сергеич! Речь не про меня…
КОЛЬЦО НА СУДЬБЕ ВЛАСТЕЛИНА
(На день венчания Поэта)
Кольцо вдруг упало. И свечка погасла.
И Ты побледнел.
И стало так тяжко. И стало всё ясно..
Но кто же хотел,
Но кто же хотел так упорно и долго
томительных пут?
Движение кармы, стремление долга
зовут и гнетут.
Москва! Ты не только и люлька и няня, –
Ты ножны и меч.
Москва, Он тобою рождён и изранен.
Ты вечность и речь.
Москва, ты кольцо на судьбе властелина,
свеча на пути.
Москва, ты, свечу погасив, засветила,
живи и свети!
ДИАЛОГ ПОЭТА С МОСКВОЙ
(На 850-летие Москвы)
МОСКВА:
Поэт мой нежный, светлое дитя,
Взошедшее на ниве безучастья,
Как и во мне, в тебе кипели страсти.
Ты жил, стремясь, страдая и шутя!
Своей Москвы нигде не забывая,
Своей слезою льющийся со мной,
Себя со мною вместе открывая,
Моею омываемый волной,
Скажи, Поэт, что в этом Мире ново,
Чем жив доселе, как живёт народ?
ПУШКИН:
Скажу, Москва, – повсюду жизнь сурова.
311
И каждому свой дорог огород.
Но нива наша полнится приплодом.
И гениев Руси не занимать.
Чего дала нам матушка Природа,
Того теперь у нас уж не отнять!
Обширен Мир. Друзья живут повсюду.
Я так же молод, смел и невредим.
Не суечусь, не рвусь в объятья к блуду.
И в Мире, Слава Богу, не один.
МОСКВА:
Скажи, родной, Наташа Гончарова
По-прежнему волнует и влечёт?
ПУШКИН:
Достойна кисти самого Брюллова,
И в свете ей вниманье и почёт.
ПУШКИН:
В каких же ныне с ней вы отношеньях?
Неужто чужды всюду и во всём?
ПУШКИН:
Скажу: она – моё произведенье.
Но карму нашу вместе мы несём…
МОСКВА:
Какая боль… А чувства, дети, внуки?
Неужто всё отринуто навек?
ПУШКИН:
Мы врозь. Но нет ни ревности, ни скуки.
Всё может в этом Мире Человек.
Детей и внуков полные пенаты.
Я ими не отринут. И со мной
Они умом и мужеством богаты,
И чтимы свято-русской стороной.
Москва, Москва! Как много в этом звуке
Слилось для жизни, сердца и ума!
Мы не одни. А правнуки и внуки –
Твоя любовь и молодость сама!
Они несут по Миру обновленье,
В них сок столетий бродит как вино.
Они – Твоё, Москва, произведенье.
И мы, конечно, с ними заодно
В мечте, романсе, в книге и картине,
В науке, на плацу и в мастерской.
Москва, Москва! Ты тоже вместе с ними –
На Пресне, на Таганке, на Тверской.
Всю Русь вобрали отзвуки кварталов.
Звенит она в соборах и борах.
Тебя, Москва, всегда мне не хватало:
В поездках, за столом и на пирах.
Но где бы ни был я, о, Святый Боже,
Куда б меня мой жребий ни загнал,
312
Москва и Русь – вы мне всего дороже:
Вокзал, причал, и норов, и сигнал!
Не променять тебя на сто Америк
И не уехать от тебя в Париж.
Тебе я нужен, как Кавказу Терек.
Не зря же ты со мною говоришь!
Мы льёмся вместе в жизни в романсе.
С тобой вдвоём мы обновляем кров.
Москва моя, с тобою в дилижансе
Я обгоняю тысячи ветров.
Я молод. Дух мой наполняет поры
Российских городов и деревень.
И я с тобою встречусь очень скоро,
Москва! В твой ясный юбилейный день!
ВЕСТИ С ЮБИЛЕЯ ПОЭТА
В 2009 году мировая общественность отмечала 110-ю годовщину со Дня Рождения
Александра Сергеевича ПУШКИНА.
И 6 июня 2009 года через космический приёмник «Святозар» мною, Татьяной
Потаповой, Свирелью, был принят и записан в мой космической альбом репортаж из Тонкого
Мира с торжественного вечера, посвящённого Юбилею Поэта.
Вечер проходил на планете Душ, в Московском Колонном зале Дворца литераторов.
Репортаж вёл Отец мой Пётр Павлович Лямзин –Томский, мой космический Учитель,
специалист в области космических технологий, один из создателей лептонного космического
устройства «Святозар», который усиливает звуковой и визуальный сигналы.
Итак, вечер начался:
«В зале, где более пяти тысяч присутствующих, зажигается голубовато-зелёный свет.
Раздвигается нежно-сиреневого цвета занавес, на котором золотыми буквами написано:
210 лет НАШЕМУ СВЕТОЧУ и размещён портрет Александра Сергеевича.
На авансцене из двух полукруглых рядов сидят патриархи нашей культуры. Среди них
Михаил Васильевич Ломоносов, Фонвизин, Державин, друзья Пушкина: Дельвиг, Кюхельбекер,
Пущин, Горчаков, его любимая Прасковья Александровна Осипова-Вульф, владелица усадьбы
Тригорское.
Здесь же во втором ряду его родители, няня Арина Родионовна, Семён Степанович
Гейченко.
В первом ряду, рядом с Пушкиным Николай Васильевич Гоголь. Из молодых литераторов
: Есенин, Блок, Высоцкий, Анна Андреевна Ахматова и Марина Ивановна Цветаева.
Поднимается и берёт слово Михаил Васильевич Ломоносов. Он в белоснежной одежде.
Кружевные манжеты и кружевной воротничок символизируют его эпоху. На голове – нечто вроде
парика. Весь он – олицетворение знакомого нам исторического портрета Ломоносова.
М. В. ЛОМОНОСОВ: «Дорогие друзья! Здесь много гостей из различных уголков Земли,
а не только из России.
Я же, прежде чем сказать приветственное слово, произнесу просто: «Виват, Наш Пушкин!
Виват, Пророк, виват, опекун российской культуры, наш любимый Поэт и судья истории!
(Зал взрывается аплодисментами)
Дорогие мои! Непредставимо видеть сегодня в одной аудитории и не только лицезреть, но
иметь возможность услышать людей разных поколений, да ещё и из различных стран. Но всего
невероятнее, что нас теперь могут услышать и увидеть в различных временных измерениях люди
разных созвездий. И всего приятнее – нас могут слышать и видеть наши потомки на нашей
Плотной Земле, нашей Родине и Прародине наших предков! (аплодисменты).
Не буду вас утомлять долгими речами, хочу обнять нашего любимого Александра,
поздравить Его с очередным Юбилеем и сказать, что на роду нашем написано – трудиться без
промедления и без отдыха ради просвещения и облагораживания идущих за нами.
313
Солнце нашей Поэзии, Солнечный Центр Истории и центр вибрационных благородных
структур, соединяющий Миры разных Эпох и планет, виват, Александр Сергеевич Пушкин!
У ног Его – вся Поэтическая Россия!»
Ломоносов обнимает Александра Сергеевича, который утирает слезу кружевным розовым
платком.
Александр Сергеевич в тёмно-сиреневом костюме. Аккуратно подстрижены бакенбарды,
кудряв, тёмно-рус, с большими сияющими синими глазами.
Он очень приятно улыбается и благодарит Ломоносова за приветствие.
Далее встаёт Державин.
Г. Р. ДЕРЖАВИН: «Я покорён всем, что происходит. Благодарен Богу и судьбе, что
довелось увидеть в расцвете лет в Духовной России моего юного крестника, который в своё
время на выпускном экзамене в Царском Селе читал свои стихи: «Старик Державин нас заметил
и, в гроб сходя, благословил».
Я убедился за эти двести лет, что русская словесность мощно развивалась, получив такой
огненный импульс от моего крестника.
Я знаком со многими Поэтами и писателями разных поколений и убедился, что огонь,
сброшенный с Неба, по выражению Николая Васильевича Гоголя, не угас и продолжает
разгораться на всю Россию.
А процесс мнимого затухания этого огня – не что иное, как временное явление, в котором
зреют мощные космические силы, способные всколыхнуть и Душу, и сознание миллионов.
Эта сила не пропала. Она кроется в загадочной русской Душе, которая непредсказуема
для заграничных менял и для безбожников. Сила эта – духовное богатство России.
Мы – тоже своеобразный град Китеж, который невидимым Оком зрит и благословляет,
помогает и объединяет добрые силы в борьбе с недобрыми.
Виват, Александр Пушкин». (Все хлопают). Зал встаёт.
Раздаются звуки старинного гимна Глинки:
Славься, славься, наш русский царь,
Славься, любимый наш царь-государь!
Да многие лета Поэту-Творцу!
Да многие лета и Богу-Отцу!
Слово дано Анне Андреевне Ахматовой. Указывая рукой на мелькающие кадры Царского
Села, Анна Андреевна говорит: «Здесь лежала Его треуголка и зачитанный томик Парни.
Я благодарна Богу, что мне довелось родиться в одном веке с Александром Сергеевичем.
Но мало того, посчастливилось и учиться в Царскосельском Лицее. Я вдыхала воздух
Царского Села. Мне представлялась в грёзах моих вся жизнь Поэта.
Я видела Его, как наяву, путешествующим верхом по окрестностям Михайловского,
следовала за ним в Тригорское. Признаюсь, по-юношески ревновала Поэта к Его прелестным
юным подругам. Я сидела с Ним мысленно в Тригорской библиотеке, гуляла с Ним по аллее
Керн.
Я не могла насытиться этой Поэзией, которой пронизан воздух Михайловского, когда
бывала там.
Я ловила трели псковского соловья, трепетание трав, аромат цветов, журчанье любимой
Сороти. Они мне говорили:
Он здесь, со мной. Мы на одной волне.
Мы уплываем вдаль, в долину жизни.
Он здесь, со мной, в зовущей тишине.
Мы дарим нежный стих своей Отчизне.
Он здесь, со мной. И я с Ним, не одна.
Мы одиночества не чувствуем в разлуке.
Моя волна предчувствием полна.
И я живу в стиха воздушном звуке.
Виват, Гений века и Земли! Виват, Гений Вселенной и Вселенский Поэт, наш Александр
Сергеевич Пушкин!»
Затем вышел ролик и альбом с празднества, посвящённого 210-й годовщине Пушкина.
Запечатлены кадры встреч и разговоры Поэта со своими современниками и людьми
последующих поколений.
314
В частности, звучали разговоры Пушкина с Дельвигом и Кюхельбекером. Они
вспоминали посещение Михайловского после отдаления Поэта от столиц.
Горчаков сожалел, что мало приходится видеться с Александром, потому что он в
настоящее время занят работой в отделе межпланетарной дипломатической службы.
Они стояли вместе с Грибоедовым, который пошутил: «Что скажет княгиня Марья
Алексевна*, когда узнает о том, как расширились наши полномочия?»
Запечатлена группа Поэтов, участников Великой Отечественной войны: Симонов,
Твардовский, Слуцкий и рядом с ними Денис Давыдов. Они стояли и шутили по поводу того, что
пропадает опыт участия в боях и в партизанском движении.
Марина Ивановна Цветаева беседовала с Максимилианом Волошиным. Они говорили о
судьбе Крыма на Плотной Земле и сожалели, что памятные им места и дача Волошина в Крыму
подвергаются разрушению.
Коснулись и предстоящих событий, связанных с неприятностями в отношениях России с
Украиной, которые прогнозируются в ближайшие годы.
Затем на сцене в малом зале Дворца поэты читали свои стихи. В частности, Николай
Рубцов прочёл такое стихотворение:
Да, тема вечная: Поэт и суета.
Поэт и чернь, Поэт и Царь – тем паче!
Да, тема вечная… Не зря Россия плачет
И как Христа снимает Пушкина с Креста!
Как Сам Христос, Поэт воскрес и в Небе синем
Вознёсся раскудрявой головой.
И белозубою улыбкой над Россией
Сияет несравнимый и живой!
А Николай Васильевич Гоголь пришёл на вечер со сборником твоих стихов и вышел
перед аудиторией с рассказом о том, как возникла связь с Плотной Землёй, как родилась мысль
опубликовать стихи земной музы, которой Пушкин подарил имя Свирель, – в приложении к
журналу Пушкина «Вестник Востока».
Художники, оформившие сборник твоих стихов, на этом вечере делали эскизы встреч
Поэтов, рисовали портреты участников события и запечатлели Александра Сергеевича на сцене
и в беседах с друзьями.
Всё это нашло отражение на страницах проспекта, посвящённого 210-летию Александра
Сергеевича Пушкина.
ПОТОМКИ ПУШКИНА
поэма
Нам каждый день бы начинать со строчки.
Нам каждый день бы Пушкина читать.
Тогда бы не могли мы – это точно –
Ни злиться, ни обманывать, ни лгать.
Поэмы очистительное пламя
Сжигало бы безверие и прах.
И Пушкин сам своими бы крылами
Развеял неуверенность и страх.
Нам каждый день бы начинать со сказки,
Нам каждый день бы с Пушкина начать.
Тогда б от Петербурга до Аляски,
Сорвав со всех уродливые маски,
Ложилась благомыслия печать
На лица. Вот с чего бы нам начать.
Преобразуй любую мысль в поэму,
Коль в мысли благозвучие поёт.
Развей в стихе своём любую тему.
315
И песня отправляется в полёт.
Роняй смелей зерно воображенья
В благую почву трепетной Души.
Душа к Душе в свободном проявленье
По воле Бога радостно спешит.
И радует Христа сердец слиянье
В порыве веры, истины, любви.
И торжествует в Душах созиданье,
Усиливая мужество в крови.
Мы родом все из детства, из юдоли
Лишений, голода, бесчинства и беды.
Мы все хлебнули незавидной доли,
Где слёзы – наподобие воды.
Где все привыкли к плачущим сиротам,
К обиженным и бедным старикам,
Где кто-то вечно мучает кого-то,
Где карлик говорит: «Я – великан!»
Мы все из детства, где любая сказка
Сильнее были, радостнее дня.
Нас всех несут упругие салазки
Простого поэтичного коня.
Мы все когда-то, обморозив пальчик,
Играли с Жучкой, маму осердив.
Мы все, как тот смешной далёкий мальчик,
Улавливали пушкинский мотив
В звучанье рек, лесов, в порыве ветра,
Любили няню, плакали в ночи.
Нас всех пугал в окно глядевший недруг.
Мы все любили греться на печи.
Нас всех влекло задумчивое чтиво
За обоюдным родственным столом,
Где чай журчит уютно и игриво,
Где кто-то улыбается красиво,
И льются строки, строки о былом.
Мы необычны. Нас влекут рассветы.
Нам мнится звон полуночных орбит.
Среди зимы мы вспоминаем лето.
Нам каждый штрих о многом говорит:
Узор на стенке, всхлип воды в колодце,
Случайный взгляд, походка или жест.
Красавца прозреваем мы в уродце,
Цветенье средь глухих, недобрых мест.
Мы жертвуем цветку стихотворенья
Ночной покой, последний день в году,
Последний час движенья и горенья,
Преобразуя в творчество беду.
316
Переплавляя сердце в жарком тигле
Любви, терпенья, мысли и мечты,
Преображать страданья мы привыкли
В божественные лики красоты.
Не потому ли смотрит Богоматерь
С Небес России на своих сынов
И жертвует всем людям без изъятья
Величественный ласковый Покров?
Мы многогранны. Мы грустим о Маме,
Покинувшей так рано ближний Свет.
Мы помним о военном древнем стане,
Которого давно в помине нет.
Мы, у ручья склонившись осторожно,
Поймаем отражение Небес
И, сделав невозможное возможным,
Подслушаем, о чём лепечет лес.
И, долетев до множества окраин,
Взволнуем Души многих городов.
Мы – голуби, но не из общей стаи,
Пыльца не общих редкостных садов ,
Сдуваемая злобой неурядиц,
Бездарностью владетельных тупиц.
Мы – принцы нищи, но Бога ради
Не потерявшие ни Душ, ни лиц.
Элита сердца вещего – Россия,
Элита необузданных страстей,
Высот небесных, где творит Мессия
Цветенье необычных новостей!
Сердечной болью наполняя строки,
Мы их подарим людям и земле,
Уничтожая нежностью пороки,
Отыскивая огненность в золе.
Воспламенив всё то, что еле дышит,
В движенье приведём уснувший стан.
Нас равнодушный только не услышит
И тот, кто совесть променял на сан.
Потомки златокудрого Поэта,
Не растеряв тепло своих сердец,
Поэтами содружества и света
Несут морошку солнечного лета.
И им не страшен зависти свинец!
Нас много – легионы, миллионы,
Чей дух – Молитва, руки – на сохе.
Нам не нужны короны или троны.
Нам не страшны заезжие Бироны.
Мы не погрязнем вечно во грехе.
317
Мы пишем летопись, как знаменитый Пимен.
В той летописи не бывать вранью,
В угасшем дне ища любое имя,
Упавшее добычей воронью,
Мы видим сквозь пергамент древних хартий
Любое СЛОВО, данное в залог
Свободы, изменившее на карте
Родной страны порог, оброк и срок.
Мы восстановим истину в законе.
Нам Бог сопутствует и в мыслях, и в делах.
Не идолы, а светлые иконы,
Колоколов божественные звоны
Помогут нам не уронить во прах
Ни совести, ни чести, ни свободы.
Мы вновь войдём под радостные своды,
Отринув ложь, неверие и страх!
Сопоставляя древность и привычки,
Мы овладеем русским языком,
Поднимем гордость, как предмет отличья,
С которым каждый издавна знаком.
Мы пушкинским великим звонким словом
Научим изъясняться всех детей,
Живущих под родным священным кровом,
Не опасаясь плёток и клетей!
Мы просто быть обязаны при этом
Умнее, лучше. проще и дружней,
Забыть навек о правилах вендетты,
В глазах лелеять золотое лето
Прощенья, что надёжней и верней.
Мы языки бесчисленных наречий
Должны в язык любви соединить.
Мы каждого хотим обнять за плечи.
Мы верим, что простое слово лечит.
Мы не порвали божескую нить,
Что нитью Ариадниной зовётся.
И кто на голос чести отзовётся,
Тому и Мир доверено хранить!
Мы, слово каждое в свою роняя лунку,
Прислушаемся к голосу небес,
Свежайшей темы девственнейший лес
Доверим поэтичному рисунку.
Мы – арии. В нас жив наш Заратустра.
Однажды Он пришёл на Свет Христом,
Стихи слагая письменно и устно,
Нас осенил божественным крестом.
318
В нас жив наш Пушкин. В нём – огонь дерзанья;
Божественного Серафима путь
Нам осветил дремучее сознанье,
Сумев его к Иисусу повернуть.
Наш путь похож на тяжкий путь Поэта:
Сквозь непроглядный сумрак и бедлам,
Содеянных врагом любви и света,
Ломающего судьбы пополам.
Мы повторяем пушкинские строфы
И от неверья к вере – наш удел –
Пройдём, минуя смерть и катастрофы.
И Пушкин вновь, глядишь, помолодел!
Мы не торгуем совестью и честью.
Нас не прельщают роскошь и разврат.
Не поддаёмся зависти и лести.
Нам вор – не друг, и киллер нам не брат.
Мы не зовём грабителей элитой.
Элита – те, кто прост и справедлив.
Элита – кто в стране моей разбитой
Не забывает пушкинский мотив.
Элита – те, кому близки потери
Российской полнозвучной стороны,
Кем так любимы ангелы и звери,
И близки фолианты старины.
Элита – те, кому земные раны
Изранили и Души и сердца.
Элита – те, кому чужие страны
Не заслонили взора и лица.,
Чей слух и взор всегда открыты людям.
ЭЛИТОЙ я хочу НАЗВАТЬ НАРОД.
Напрасно вечно голову на блюде
Иродиада глупая несёт.
. Элита – те, кто восстановит имя,
Забытое за таинством могил.
Элита – те, кто ранами своими
Россию от позора оградил.
СПАСЛА ДЕТЕЙ И ВНУКОВ ТА ЭЛИТА,
ОТДАВ В НАСЛЕДСТВО РАВЕНСТВО И МИР.
ЭЛИТА – ТА, ЧТО С ДУХОМ БОГА СЛИТА
ПОД МУЗЫКУ НЕБЕСНЫХ ЛИР.
СЛОВО О «СОВРЕМЕННИКЕ»
На 180-летие выпуска
первого номера журнала Пушкина
«Современник»
«Нет убедительности в поношениях
и нет Истины, где нет любви».
А. С. ПУШКИН
319
11 апреля 1936 года Александр Сергеевич Пушкин выпустил первый номер своего
журнала «Современник».
После ухода Дельвига из жизни в 1831 году, что Пушкин воспринял как личную
трагедию, был прекращён выпуск их «Литературной газеты».
Поэт ещё раньше задумывался над изданием новой газеты или журнала и говорил: «Нам
надо завладеть одним журналом и царствовать самовластно и единовластно».
Насчёт названия нового издания он имел такое мнение: «Люблю имена изданий, не
имеющие смысла, – «шуточкам» придраться не к чему!»
На деле название «СОВРЕМЕННИК» очень точно выразило суть задуманного журнала.
И, по предсказаниям литератора С. Н. Глинки, «Современник» явился для России
СОПОТОМСТВЕННИКОМ, то есть журналом, значимым для всех поколений потомков
Пушкина!
Пушкин хотел создать журнал широкого профиля: не только с отражением литературных
тем, но и научных, с участием учёных, специалистов по различным, интересующим читателей
проблемам.
Но Бенкендорфом журнал был разрешён как чисто литературный. И «Современник»
стал продолжением «Литературной газеты».
Историк Иван Васильевич Киреевский заметил, читая Пушкинский журнал, что «Пушкин
открыл средство в критике быть таким же Поэтом, как в стихах!»
Пушкин мечтал о своём журнале, как о средстве воспитания и просвещения. Новое
издание должно было стать не только источником занимательного чтения.
Перед издателем стояла, в первую очередь, культурно-просветительская задача. До сих
пор в журналах публиковались лишь переводы статей с других языков.
Пушкин считал необходимым привлечь к участию в работе журнала именно русских
авторов по различным вопросам науки.
Особое значение Он придавал историческим материалам: «Это поможет читателям
овладеть мыслями о современном и будущем развитии России».
Издатель был настроен на публикацию поэтических произведений более
гражданственного содержания, связанных с общественной проблематикой. Это же касалось и
прозы.
Пушкин охотно публикует военные очерки Дениса Давыдова, Записки женщины-гусара,
участницы войны с Наполеоном Надежды Дуровой, «Прогулки по Москве» М. Погодина.
Размещает он на страницах журнала свои стихи о Петре Великом и «Путешествие в
Арзрум», в котором вспоминает, как в 1829 году на дорогах Грузии встретил арбу с гробом
убитого в Персии фанатиками Александра Сергеевича Грибоедова: «Кого везёте?» –
«Грибоеда…»
Пушкин пишет статью «Полководец». В этой статье Он даёт подробнейшую
характеристику деятельности замечательного героя Отечественной войны 1812-го – 14-го годов
полководца Барклая-де-Толли.
Барклай был урождённым немцем. Но вырос в России и всем сердцем был предан
России, служил ей правдой и верой.
Он внёс значительный вклад в стратегические и тактические планы Штаба русской
армии, принесшие победу над Наполеоном.
Однако много пережил по поводу несправедливых подозрений и нападок со стороны
недалёких политиков и военных чинов. Пушкин своей статьёй снял все обвинения с личности
героя, отдав должное его мужественной стойкости как на полях сражений, так и в поединках с
рутинёрами, подняв имя Героя Отечественной войны Барклая- де-Толли в глазах потомков на
должную высоту.
Статья Пушкина «Радищев» была подготовлена к публикации в журнале, но осталась в
архиве, и сейчас приложена к репринтному изданию избранных страниц четырёх томов
«Современника».
Вопреки нашим представлениям о Радищеве, как образце патриота русской земли, как о
страдальце за состояние народа при царизме, что так и преподносилось на страницах учебников
для средних школ в советское время, Пушкин говорит об обратном.
Он высказался уже однажды по поводу бунтарских настроений народа после знакомства с
последствиями Пугачёвщины: «Не дай вам Бог видеть русский бунт, бессмысленный и
беспощадный».
320
Оценивая Радищевское «Путешествие из Петербурга в Москву» с точки зрения
исторической, Пушкин даёт характеристику автору этого сочинения, как последователю
настроений французских мыслителей Вольтера и Дидро, подталкивающих народные массы к
революционным кровавым событиям.
ПУШКИН знал, чего стоили Франции кровавые дела Робеспьера. И высказывается о
Радищеве очень нелицеприятно.
Он считает, что все факты, описанные в «Путешествии», даны сквозь призму ненависти,
в то время как можно было бы «представить правительству способы к улучшению создавшегося
положения».
Тем более, что правительство само требовало от писателей соучастия, прислушивалось к
их суждениям. (Вспомним, как Павел Первый повелел на дверях собственного дворца повесить
почтовый ящик для писем простого люда).
Недостатки и ущербность быта крестьянства даны тенденциозно. «Об этом можно было
доложить в записке правительству, которое всегда открыто для диалога».
Пушкин снижал патетику претенциозно-патриотического духа Радищевского
«Путешествия», резко выразившись, прежде всего, о плохом владении автора русским языком.
«Порывы чувствительности, жеманной и надутой, иногда чрезвычайно смешны».
В целом произведение это посредственно. «Оно принесло бы больше пользы, будучи
представлено с большей искренностью и благоволением».
Не злословить, а сотрудничать, не звать к возмущению, а призывать к милосердию, – вот
идея Пушкина: «Нет убедительности в поношениях. И нет истины там, где нет любви».
На страницах «Современника» особого внимания заслуживают исторические материалы
Пушкина, касающиеся развития стран и народов. Они дают нам наглядное представление о
современности взглядов Пушкина на развитие земной цивилизации.
Россия нынче ищет свою национальную идею. Но эта идея изначально заложена в самой
Руси. Это идея жертвенности и возрождения из пепла, как птица Феникс.
И сам хаос не страшен, как говорит Поэт. Хаос – это предтеча творения. Пусть только
луч Гения пронзит этот мрак.
Наш Гений – Пушкин. Он стрелой алмазной
Божественного лёгкого стиха
Пронзил Мир хаоса, слепой и несуразный,
Оберегая Души от греха. Свирель.
Наш Гений Пушкин не перестаёт удивлять нас проникновением в наш сегодняшний день.
Он современен, всемирно отзывчив. Его поэтическая Душа вибрирует в унисон с душевным
организмом его потомков.
Нет, не напрасно создавал я «Современник»,
Где лучшие умы соединил.
Восходит Человек, иного века пленник,
По лестнице Небесной без перил.
До Гоголя, до Пушкина, до Блока
Дотянется просящего рука.
До розового вещего Востока
Кудрявится прозрачная строка.
Да, я влеком Бомбеем и Парижем
И в Геттинген по-прежнему влюблён,
Как Ленский мой. Но мне Россия ближе,
Дыханием её я опалён.
Летаю я на Орион и ближе,
Стихом, надеждой, дружбой окрылён,
Красив, отважен, ловок и подвижен,
Упруг. огнеупорен, закалён.
Стихом я режу пласт горы и моря,
321
Стихом уничтожаю волны горя,
Стихом ласкаю верную любовь.
Кипит и манит вдаль младая кровь.
А. С. Пушкин, 1998 год
Пушкин пытается обнять весь славянский Мир. Он интересуется переводами Мериме –
«Песни западных славян».
Его собственные переводы этих песен в 1834 году отразили истинную глубину страстей и
трагизм балканских народов, страдавших тогда под гнётом Турции.
В песнях «Гайдук Хризич» и «О Георгии Чёрном» Пушкин показал, что этих людей
трогать нельзя. «В их натуру крепко внедрён необычно крутой нрав самой Природы, осенённый
магическим блеском глубинных тайн Адриатического моря и крутизной прибрежных скал.
Ландшафт страны не ровен, непокорен, своенравен. Это место – на краю бездны.
На страну эту постоянные посягательства. Но, тронувши её, можно вызвать смертельный
обвал!
А победить этих людей невозможно. Их нужно оставить в покое».
Вот одна из песен западных славян в переводе Пушкина:
Над Сербией смилуйся Ты, Боже!
Заедают нас волки янычары!
Без вины нам головы режут,
Наших жён обижают, позорят,
Сыновей в неволю забирают…
Гусляры нас в глаза укоряют:
Долго ль вам мирволить янычарам?
Долго ль вам терпеть оплеухи?
Или вы уж не сербы, – цыганы?
Или вы не мужчины, – старухи?
Вы бросайте ваши белые домы,
Уходите в Елийское ущелье.
Там гроза готовится на турок,
Там дружину свою собирает
Старый сербин, воевода Милош.
(«Воевода Милош»)
В октябре 1836 года Пушкин в письме к Чаадаеву – из Петербурга в Москву – обращает
его внимание на свою статью, напечатанную в 3-м томе «Современника».
Статья называется «Джон Теннер». Джон Теннер – американец, проведший 30 лет среди
индейцев и оставивший «Записки», изданные в Нью-Йорке в 1830 году.
Эта пушкинская статья с её характеристиками в адрес тех нравов, какие увидел Джон
Теннер после возвращения в Америку, не теряет своей злободневности.
То, что характерно в целом для капиталистического Мира с его стремлением внедрить в
сознание людей принцип, что всё продаётся и покупается, поразило Теннера.
Он сопоставляет мир простых индейцев с этим миром цивилизованного барства, резкого
разделения на имущих и неимущих. И вся горечь человеческой Души, разочарованной
движением такой цивилизации, выливается в резкую критику увиденного.
Пушкин разделяет призыв к милосердию из уст человека, отчуждённого на десятилетия
от этого мира откровенной наживы. Он сокрушается по поводу того, что на Земле мало ещё
справедливости: «Блеснёт ли в ближайшем веке луч надежды на всеобщее умиротворение и
благоденствие?!»
Темы, избираемые редактором «Современника», говорят о том, что Поэт живо
интересовался не только развитием литературного процесса.
Он желал сближения интересов журналистов Москвы и Петербурга, вникал в жизнь
народов разных стран, поднимал вопросы нравственности и воспитания, мечтал о наиболее
широком просвещении народа, радел за то, чтобы писатели и журналисты лучше овладевали
современным русским языком.
По достоинству оценивая роль «Современника», как СОПОТОМСТВЕННИКА всех
следующих за Пушкиным поколений, все писатели и журналисты России считают этот журнал
образцом журналистики.
322
Но ещё более высокую оценку в наших глазах обретает детище Пушкина, как
журналиста, с философской точки зрения. И в этом случае, на основании мудрой мысли
знаменитого Пифагора: «Числа правят Миром», обратимся к «Числовым кодам Крайона».
Фундаментом для разработки «Кодов Крайона» стал русский алфавит, содержащий 33
буквы. Именно 33 буквы. Это сакральное число, которое божественно, потому что трижды
содержит число 11 – высший уровень жизненных вибраций, создающий канал связи с Тонким
Миром. (По Крайону).
То есть число 33 – это Троица, помноженная на священное число Крайона (11). Такое
сочетание цифр можно назвать богатырским, то есть содержащим богатырскую силу энергии
ЛЮБВИ.
Русские сказки – держатели народной мудрости. Вспомните, как в сказке у Пушкина
являются «в чешуе, как жар горя, тридцать три богатыря». Ровно тридцать лет и три года сидел
на печи знаменитый Илья Муромец, набираясь сил на богатырские дела. И так далее.
И оказывается, что количество цифр, которое составляют дни, числа и год издания
первого номера «Современника» Пушкина, составляет ЧИСЛО 33!
Журнал Пушкина был издан под покровительством Святой Троицы! Обратимся к
«Числовым кодам Крайона»
На первом уровне число 33 означает Братство духа и Великий дар любви. Это вечное
пламя, Детская Душа и Дорога к храму. Это Единое сознание и Золотой Свет. Это Огненная роза
и Поток огня, Предназначение и Просветление. Это Семья Света и Сила убеждения а также
СЛОВО ТВОРЦА!
На втором уровне (174) выпуск «Современника» означает привнесение мира в Души
людей через Любовь к ним, единение всех четырёх сторон Света и Слияние полярностей.
Это целостная картина видения Мира, Согласованность действий и Соединение
несоединимого.
И само число 33 – это Великий гармонизатор и Святая Троица: Бог-Отец, Бог-Сын и Бог-
Дух Святой.
ЭХО БОЛДИНСКОЙ ОСЕНИ
Болдино… Ещё один приют, сияньем муз одетый. Ещё один уголок русской природы, где
отдыхала Душа Поэта, где он достиг вершин творчества и в прозе, и в поэзии.
Ежегодно в Болдине Нижегородской области проходят литературные чтения,
посвящённые очень важному периоду в творчестве Пушкина. Этот период обозначен в
пушкиноведении как «Болдинская осень».
У Пушкина было три Болдинских осени. И каждая из них достойна подробного описания.
И, как всегда, при одном приближении ко всему, что связано с Пушкинской поэзией и
судьбой, Душу охватывает какой-то особенный трепет и радостное приподнятое чувство.
Село Болдино Нижегородской губернии было родовой вотчиной Поэта. Оно было
пожаловано одному из предков Пушкиных, принимавших участие в избрании на царство
Михаила Фёдоровича Романова.
Смотрю сейчас на фотографию Дома Пушкиных в Болдине в книге «Пушкин и его
время», и сами собой рождаются стихи:
Вот барский дом, старинный, деревянный.
Два этажа. С балконом мезонин.
Среди лесов здесь дух витает странный.
Один как перст. В безвременье один…
Взовьётся ль ввысь, прильнёт ли деревами
К старинным стенам, сбросит ли вуаль
Печали давней, знайте, Пушкин – с вами.
Хоть и ушёл в заоблачную даль.
Пройдёмся же по скрипучим половицам старинного дома, прислушаемся к шелесту
ветвей осеннего леса за окном, увидим, как осень позолотила округу.
Притихнув, дремлет Болдино, вспоминая шаги Поэта, прислушиваясь к шороху листов
его тетради, к движению пера. И грезятся строки, рождённые под сенью этой тишины
Октябрь уж наступил, уж роща отряхает
Последние листы с нагих своих ветвей.
Дохнул осенний хлад. Дорога промерзает.
323
Журча ещё бежит за мельницу ручей…
В 1830 году, в сентябре, Пушкин пишет из Болдино Плетнёву: «Ах, мой милый! Что за
прелесть здешняя деревня! Вообрази: степь да степь. Соседей – ни души. Езди верхом сколько
душе угодно, пиши дома, сколько вздумается – никто не помешает. Уж я тебе наготовлю всячины,
и прозы, и стихов…»
Из расспросов болдинских старожилов известно очень немного об образе жизни
Пушкина.
Столетний старик Михаил Иванович Сивохин хорошо помнил о том, что курчавый барин
Александр Сергеевич каждый день ездил верхом в соседние Казаринские Кусты и в
Кистенёвскую Рощу и записывал «какие местам этим звания, какие леса, какие травы растут».
Каждый день, по словам Сивохина, барину готовили кадушку тёплой воды. Это была его
импровизированная ванна.
Дни поздней осени бранят обыкновенно.
Но мне она мила, читатель дорогой,
Красою тихою, блистающей смиренно.
Так нелюбимое дитя в семье родной
К себе меня влечёт. Сказать вам откровенно:
В ней много доброго. Любовник нетщеславный
Я нечто в ней нашёл мечтою своенравной.
Не иссякает интерес пушкиноведов к болдинскому периоду творчества Поэта. Пора эта
насыщена жаждой и ожиданием новой волны творчества: «Осень любимое моё время. Здоровье
моё обыкновенно крепнет, пора моих литературных трудов настаёт».
Болдинские осени были урожайны, как ни один из периодов его жизни. В болдинском
уединении для Пушкина было ещё одно очарование: оно было совсем не мирным.
В округе разыгрывалась чума. Рядом таилась смерть.
Но, как во время поездки в Арзрум, эта угроза не пугала, а по-особому волновала его.
Пушкин любил опасности и риск:
Всё, всё, что смертию грозит,
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслажденья.
Есть упоение в бою
И бездны мрачной на краю…
Болдинское творчество Пушкина поражает свободой в выборе тем, раскованностью
замыслов, разнообразием сюжетов.
Свобода для Пушкина была важна, как полнота жизни, её насыщенность, разнообразие.
Пушкин не любил однообразия в писательском труде и говорил: «Однообразность в
писателе доказывает однообразность ума, хоть может, и глубокомысленного».
Разнообразие – вот Пушкинское кредо.
Быть разным в прозе, в лирике, в стихе!–
От монотонности – все в жизни беды. –
Чтоб ум – на взлёте, руки – на сохе!
Вспахать идей непаханое поле,
Дремоту Душ строкой разворошить.
Пусть сердце вырвется из душных стен на волю,
Любовью всех людей объединить.
Понять всё в Мире, постигнуть внутренний смысл событий, – вот Его стремление! Он
обращается к самой жизни:
Я понять тебя хочу,
Смысла я в тебе ищу…
Смысл событий раскрывает история. И Пушкин обращается в своём творчестве к
различным эпохам.
Он мечтает написать историю Петра Первого и историю Пугачёва, пишет «Повести
Белкина» и «Домик в Коломне», завершает «Евгения Онегина», создаёт маленькие трагедии:
«Пир во время чумы», «Скупой рыцарь», «Моцарт и Сальери», пишет прозу, в том числе, –
«Метель», «Сказку о попе и работнике его Балде».
324
Поражает многообразие тем, сюжетов, охват событий, яркость образов. Мы плачем над
«Станционным смотрителем» и улыбаемся над «Барышней-крестьянкой», задумываемся над
«Гробовщиком» и с замиранием сердца следим за развитием острого сюжета повести «Выстрел».
Нас поражает философско-символический характер «Медного Всадника», который
содержит элементы фантастики. Медный Всадник у Пушкина – живое действующее лицо.
Блок сказал о «Медном Всаднике»: «Все мы находимся в вибрациях его меди».
Тема власти и народа глубоко волнует Пушкина. И он создаёт во время Болдинской осени
ещё одну поэму, которая была для него особо значимой. Это «Анджело».
Белинский отнёсся к этой поэме резко отрицательно. А Пушкин писал Нащокину: «Наши
критики не обратили внимания на эту пьесу и думают, что это одно из слабых моих сочинений,
тогда как ничего лучше я не написал».
Через поэму «Анджело» проходит главная для Пушкина тема милосердной власти.
Пушкин призывает к милосердию власть имущих. В поэме противостоят непреклонный и
жестокий наместник Анджело и друг мира, истины, художеств и наук, чадолюбивый отец народа
– правитель Дюк.
Он не только идеал человека, но и идеал правителя.
Этим образом Пушкин намечает новые важные идеи русской художественной и
философской мысли.
Вопреки драматическому развитию событий, в поэме все действия завершаются по
законам милосердия и всеобщего прощения. Всё содержание поэмы – художественное
воплощение политической программы автора.
К образу пушкинского Дюка восходит сказочный идеальный герой Островского
Берендей, а также некоторые положительные герои Льва Толстого и Салтыкова-Щедрина.
И, обращаясь к образу Дюка сегодня, мы с полным правом можем сказать, что Пушкин
своим творчеством прозревал будущее Человечества.
Он жил духом своим в этом будущем. Он чувствовал его, приближал это будущее своим
творчеством.
Гений Пушкина знал, что приходит Эпоха Света, Эпоха Водолея, которая посадит всех
враждующих между собой за единый круглый стол мирных переговоров.
Приходит время, «Когда народы, распри позабыв, в единую семью соединятся».
Поэт живёт не только в наших воспоминаниях и в своём творчестве. Он жив и
присутствует в наших делах, мечтах и в неумолимом ходе истории, которая подтверждает
предсказания Гения.
Он жив в действительности, дышит без сомненья.
Любовь вибрирует и в сердце и в строке.
Он с нами вместе в думах и твореньях.
Огонь СО-Творчества живёт в его руке.
Заглянем же ещё раз в Болдино и взойдём на крыльцо Пушкинского дома. Вберём в себя
дыхание этой обители, поговорим мысленно с этим гнездом Птенца Петрова.
Почувствуем присутствие в этом гнезде, как и в Москве и в Петербурге, как и во всей
России, Самого Поэта.
Услышим, как бьётся Его сердце, отражаясь в мелодии, которая изливается из ауры дома:
Дом помнит всё: шаги его, дыханье.
В нём дух живёт Поэта самого:
Влеченье, вдохновенье. созиданье,
Все мысли, все стихи до одного.
До чёрточки Его любой, до взгляда, –
Всё помнит дом. Улыбкой давних встреч
Сквозь грёзы лет прозрачная отрада
Назначена тот ветхий дом беречь.
И кажется, что взор Поэта светит
Сквозь дерева. И дум Его порыв
На все вопросы сложные ответит.
Здесь всё внушает: «Знайте, Пушкин ЖИВ!»
325
О ТВОРЧЕСТВЕ БУДУЩЕГО
И БОЖЬЕЙ БЛАГОДАТИ
ВЗДОХ
Дел не счесть. Стопки книг на столе.
Рукописных стихов листопад.
Дремлет парусник счёта во мгле.
Сладок поздней строки виноград.
Только Пушкин отринет печаль
И, к странице приблизив перо,
Он уронит в Альбом невзначай
Стих весенний – небесный пароль.
Свирель, 1998.
ОТКЛИК
Душа моя, мой ангел, мой ребёнок,
Не плачь о том, что сердцу тяжело.
Я слышу, как Свирели голос тонок.
Взгляни, уж снова утро рассвело.
Тоскуешь в одиночестве, мой друг,
Подумай про детей и про подруг.
Ты им нужна ещё на этом Свете.
И без тебя им будет тяжело.
Взгляни на них – они ведь тоже дети.
Утешься – снова утро рассвело.
А. С. ПУШКИН, 1998.
ПОЭТ ЖИВ
Кому-то не по сердцу, не по нраву,
Что нежный стих живёт в крови Земли,
Что он спасает от беды Державу,
Что где-то эдельвейсы расцвели.
Кому-то надо, чтоб в золе сомнений
В беспамятстве продлились наши дни,
Чтоб нас коснулась риза унижений,
Чтоб мы под старость мучились одни,
Чтоб не было земного каравая
Весёлых обоюдных наших встреч.
Дракон на счастье зубы открывает,
Желая бесконечно нас стеречь,
Не допуская мысли звонкогласой,
Съедая соловья весенних дней.
Но самому дракону дня и часа
Осталось ждать. Мгновения, верней.
Дракон гвоздит себя своей же злобой.
Чем злее – тем короче день и час
Драконов. А Поэт высоколобый
ЖИВЁТ, КАК ЖИЛ, И ДУМАЕТ О ВАС!
ПУШКИН, 1998.
Вспомним, что сказал Михаил Васильевич Ломоносов о Пушкине в 2009 году на
праздновании 210-й годовщины со дня рождения Поэта:
«ПУШКИН – Солнце нашей Поэзии, Солнечный Центр Истории и Центр
вибрационных благородных структур, соединяющих Миры разных Эпох и планет».
326
Мы уже имеем понятие о ВИБРАЦИИ, как о свойстве всего сущего на Земле и во
Вселенной.
От былинки до планеты и звезды, от сердечного влечения до дыхания и любого движения
и проявления любого чувства и мысли, – всё в этом Мире родится и держится благодаря
разнообразным вибрациям, соответствующим той или иной сущности, тому или иному явлению.
У любого страдания: у тоски и чувства одиночества, у ревности и зависти, у боли и у
смерти тоже есть свои вибрации.
Так Творец устроил Мир. А Человеку Бог дал свободу выбора: идти по пути возвышения
или по пути снижения вибраций своего душевного организма.
Путь возвышения вибраций и есть тот процесс изменения, восхождения, *сублимации
духа, о котором рассказывает нам замечательная книга русского философа Бориса Петровича
Вышеславцева, высланного вместе с группой писателей и учёных из России в 1922 году на так
называемом «философском пароходе».
Книга эта называется «Этика преображённого Эроса»*. Она вышла за границей в 1932
году. Но пришла к нам в Россию лишь в 1994 году, тиражом в 60 тысяч экземпляров. И вряд ли
издавалась позднее. Что это для России?
А, между тем, глубокие мысли, заключённые в этой книге, касаются не только
творчества Пушкина.
Эти мысли предназначены для каждого человека и для каждого художника слова, кисти,
музыки, архитектуры.
Этот философский труд даёт понять любому рождённому на Земле, что его назначение в
Мире – развивать в себе то зерно божественного огня, которое заложено в любом из нас.
Это зерно даёт нам надежду приблизиться к образу Божию. Автор книги вводит в текст
слово СУБЛИМАЦИЯ.
Смысл сублимации – преобразить дух до высоких или даже высочайших вибраций
любви, надежды и веры.
Примечание: Этика Преображённого Эроса имеет тот же смысл, что и поднятие
путём творческих усилий Человека мощнейшей энергии Кундалини, чтобы вся мощь
творческого процесса восходила в Горнее, а не была направлена лишь на умощнение
эротического состояния и на удовлетворение земной страсти. Именно только путём
творческих усилий, этически преображается сила Эроса.
О СУБЛИМАЦИИ *
О сублимации, о власти , о свободе…
Ты, эти слова три соединив,
Расшифровав, поймёшь, что будешь ты свободен,
Настроившись на творческий мотив.
Лишь Творчество – твой гений даст свободу
Твоей Душе, мятущейся во тьме.
Лишь творчество свободу даст народу,
Отринув мысли о войне и о суме.
В период царства атеизма люди забыли, что их Души бессмертны. У многих из сознания
выветрилась вера в Господа Бога. Усвоив одну «истину», что они смертны, многие поддались
страсти накопительства, битвы за лучшее место под Солнцем, взяли на вооружение «волчьи
законы»: стали действовать по принципу расталкивания всех локтями, чтобы повыше забраться
на пьедестал власти.
Стремление к власти и стремление к свободе, – говорит Вышеславцев, – есть ведущие
инстинкты человека.
Но на практике жизни они взаимоисключаемы, потому что противоречат друг другу.
Народы, стремившиеся к свержению угнетавшей их власти, сбросив эту неугодную им
власть и встав над страной, над «массами», сами становились тиранами и, в свою очередь,
подвергали насилию и уничтожению тех, кто стоит внизу.
327
Так было в течение всей долгой истории человечества. Уроки бесчеловечности показали
французская революция и революция 1917-го года в России.
Уроки истории полностью подтверждают слова немецкого канцлера Бисмарка: «О
революции мечтают фантасты, свершают революцию фанатики. А плодами революции
пользуются авантюристы».
Эту мысль постиг в своё время Пушкин. Поэтому он и сказал, изучив историю
пугачёвщины, в назидание потомкам: «Не дай вам Бог видеть русский бунт, бессмысленный и
беспощадный!»
Вот почему он и пришёл к безусловной мысли о том, что власть должна быть
справедливой и милосердной.
Никакая борьба за власть ничем добрым не кончается. Это замкнутый круг страданий и
потерь.
Вот, наверное, почему так необычно звучат строки из поэмы Свирели «Потомки
Пушкина»:
Переплавляя сердце в жарком тигле
Любви, терпенья, мысли и мечты,
Преображать страданья мы привыкли
В божественные лики красоты.
Потомки златокудрого Поэта,
Не растеряв тепло своих сердец,
Поэтами содружества и света
Несут морошку солнечного лета.
И нам не страшен зависти свинец.
Мы повторяем пушкинские строфы
И – от неверья к вере – наш удел,
Пройдём, минуя смерть и катастрофы.
И Пушкин вновь, глядишь. помолодел!
Чьи это строфы? Не забыть нам слова Самого Пушкина: «Мы все, вас медитируем,
слетаясь» и слова Марины Цветаевой: «Каждый Поэт – медиум».
Конечно, эти слова пришли к нам в Россию через Свирель от Самого Пушкина!
Я в это верю. Поэма писалась одним росчерком пера. Здесь говорится о миролюбивом
нраве россиян, которые, получив жестокий урок истории, когда отвергли Бога и убили семью
Романовых, вновь извлекают из сердца свою глубинную веру в Творца, приносят покаяние за
содеянное и мечтают о всеобщем преображении и умиротворении.
Сублимация, возвышение, преображение умов и сердец, обращение к Богу всех
поколений – неизбежный процесс, который должен овладевать человечеством. Иначе – конец
земной цивилизации. (Сублимация - хим. - возгонка, здесь - Вознесение).
И я открываю свой космический дневник 1996-го года с поэтическими текстами. 1998
год.
Здесь как раз и дана картина того, над чем следует работать людям Земли, преодолевая
заблуждения и ошибки прошлого.
АПОКАЛИПСИС.
Апокалипсис – это не конец Света, это – ОТКРОВЕНИЕ.
Апокалипсис – это откровение Земли и признание её в своей любви к людям, в меру той
ответственности, которую несут сами люди за свою жизнь на Земле.
Это признание Неба в своей любви к людям.
Это – открытие истины веры и её влияния на человека.
Это откровенное признание Матери перед детьми в её любви к ним и признание детей в
любви к родителям.
Апокалипсис дан людям не в устрашение, а во вразумление. Это верховная милость Бога
к подопечным.
Это доля тех, кто ходит под Луной и под Солнцем.
328
Апокалипсис – откровение сердца, как самого могучего инструмента, который
преобразует Мир.
Это признание Мира в любви к человеку, в его неравнодушии к духовной сфере
Человечества.
Откровение – раскрытие Истины даётся один раз за много тысячелетий, потому что
Человечество поглощено своими бытовыми заботами и нуждается в напоминании о
Божественном своём происхождении и подобии Божьем.
За пять тысячелетий Кали-Юги была сотворена плотная оболочка зла, принесённого на
Землю Люцифером.
Чтобы разбить эту оболочку, нужны были жертвенные мощные структуры, которые
возьмут на себя роль очистителей ауры Земли. Две тысячи лет тому назад Иисус Христос
светоносной стрелой своего подвига спас Землю.
Он объединил Человечество Своим страданием и Своей гибелью. Как это произошло?
Об этом говорит Елена Ивановна Рерих. Иисус Христос, возносясь, исторг из своего
светоносного тела мощнейший заряд благодатной энергии, которая сожгла тьму, застилающую
Землю.
Сын Бога дал возможность человеческим Душам умерших уйти в другие, более Тонкие
Миры. И сейчас Человечество может очищать себя своими молитвами, любовью, терпением,
милосердием.
Искупительные жертвы уже принесены. Это тоже Откровение. Это плата за
несоблюдение Космических Законов.
И эту Истину тоже следует осознать. Откровение, как Библейская книга, развернёт перед
Человеком его истинное назначение и роль в Природе.
Отношение к Богу определяет место Человека на Земле и в Космосе. Его отношение к
собратьям спроецирует его место в будущем среди народов Вселенной.
Откровение заставит народы переосмыслить своё отношение к быту и техническому
прогрессу, освежит верования, заставит вернуться к Природе, как к панацее от всевозможных бед
и болезней, заставит людей уважать свой уголок, свой дом, свой край, страну.
Откровение вознесёт на должную высоту понятие Родины, Отечества, свяжет день
сегодняшний с древностью, с вечностью и предвечностью, заставит взглянуть на Землю, как на
маленькую частичку огромного бескрайнего Космоса, который сам есть величайшая МЫСЛЬ
Великого Божественного Разума.
Откровение заставит зазвучать самые тончайшие струны человеческой Души, открыв ей
простор для восприятия космических знаний, доверия, открытий, восхождения по ступеням
Иерархии.
ОБРАЩЕНИЕ БОГОМАТЕРИ
В ХОДЕ АПОКАЛИПСИСА.
Люди добрые, родные соотечественники наши, братья во Христе! Я, Богоматерь Бога
Нашего Иисуса Христа, жива во веки веков и неприкасаема притязаниям недобрых.
Я покровительница и попечительница Земли нашей и Матушки России. Сердце кровью
обливается при виде потерь и ущербности, нанесённых хаосом конца тысячелетия.
Но ничто не остаётся без возмездия. Знаю, вижу и слышу стенания Человеческого сердца,
чья боль пронзает и Моё сердце и сердце Сына Моего Иисуса, взявшего на себя роль Спасителя
Человечества.
Родимые дети мои, отторгнутые от самостоятельного выбора пути, пришло время
раскаяния.
Беда в том, что человек, получив свободу действий, выбрал путь разрушения и
жестокости, взаимоуничтожения и расторжения уз с Богом.
Сегодня Христос смотрит, как человечество сохраняет Его Заветы. Дальнейшее
промедление без контроля и отчёта перед Богом для человечества смерти подобно.
Выход из создавшегося тупика возможен только через осознание каждым живущим на
Земле своей большой или малой вины перед Миром, перед Человечеством, перед родительским
домом, перед семьёй, перед Матерью своей, Которая и есть Природа.
Она кормит, поит и лелеет своё чадо, которое взбунтовалось и рвёт материнское сердце и
тело, казнит его за то, что оно произвело его на Свет.
329
Чадо это рвёт Душу Матери своей Природы отчаяньем и злобой, жадностью,
ненасытностью, двоедушием, жестокостью к себе подобным своими инстинктами чрезвычайного
насыщения.
Человечество сегодня может помочь себе только покаянием. Покаянием за беды,
нанесённые родному краю, Земле.
Покаянием за содеянное коварство в отношении братьев наших меньших, за мысли и
дела, ведущие к потенциальному уничтожению целых племён, народов, наций, за разрушение
Земли, за действия, направленные на отравление огромных земных массивов, за разложение
первоначальной Природы края и самого Человека.
Добрые и недобрые дела рождаются из мысли. Мысль воплощается в действия. Вот
почему так необходимо сегодня собрать воедино добрые мысли каждого Человека и, объединив
их с чувством раскаяния, сожаления и милосердия создать в атмосфере силу противодействия
злу.
Помогите Богу, люди, себе, своим покаянием, чувством милосердия, взаимного уважения,
восстановления святынь в жизни, в сердце своём!
Не плачьте, не суетитесь и не впадайте в отчаяние.
Сердце Великого Творца Нашего не остаётся равнодушным к страданиям младших сынов
и детей наших.
Нет места среди нас растерянным в лени, унынии и презрении. Мы знаем силу сердечной
Мысли, Молитвы и могущество Божественной воли. Мы знаем Божественное действо, которое
станет спасительным на пути возрождения Земли.
Центр добрых флюидов мужества, добросердечия и прекраснодушия находится в
сердцах потомков ариев.
Россия станет спасительницей Мира от злобы и предательства, опорой в борьбе с
остатками зла на Земле.
Россия пробудит народы к жизни скромной и благоуханной, отринет эгоизм и
накопительство.
Россия откроет кладовые несметных богатств Человеческого сердца и поведёт Землю к
возрождению и определению.
Мы видим вдали прекрасное могучее здание будущего. Фундаментом его станут
древние глубокие и мудрые знания о созидании общества, достойного называться Человеческим.
Человек, осмысли, что ты есть Подобие Божие!
Открой в себе путь к самому себе и прими в сердце мысль о великой безусловной
Божественной Любви!
Ни огонь, ни камень, ни ветер, ни вода, а только сердце Человека несёт в себе
ОТКРОВЕНИЕ ЛЮБВИ И ВЕРЫ, НАДЕЖДЫ И БЕССМЕРТИЯ.
Приняла Свирель, 21. 09. 1996.
О ЛИТЕРАТУРЕ БУДУЩЕГО.
К БОГУ ЧЕРЕЗ ТВОРЧЕСТВО И МОЛИТВУ
И я возвращаюсь к содержанию книги «Этика преображённого Эроса», чтобы сказать
ещё о долге Поэта перед самим собой и перед обществом.
Кто- то спросит: «Причём тут Эрос?» Опираясь на учение Платона, автор книги говорит о
том, что Сам Творец всего сущего «Есть добрый и Божественный Эрос, добротворящий Эрос
бытия, безначальный и бесконечный».
Эрос – это побудительная сила Духовного Восхождения, а не в узком смысле слова –
аспект сексуальности. Вспомним, как Пушкин называет себя и Ваалом и Сераписом. Эти
древние боги являются образцом Духовного Плодородия.
Богом Духовного плодородия, великим Эросом является и Пушкин. Он сеет разумное,
доброе, вечное, благородное, нравственное чувство своим Творчеством. Он сеет зёрна Любви. Он
осуществляет роль, которую ему предназначил Творец: Глаголом жечь сердца людей.
Тело Человека есть Храм Духа Божия. Человек обязан преображать, то есть возвышать,
сублимировать как Душу, так и тело своё.
Возвышение, или преображение Человеческой Души, духовное обновление и есть
Стяжание Духа Святого.
Святой Дух – это БЛАГОДАТЬ, то есть средоточие Божественной любви, веры и
надежды.
330
Стяжание Духа Святого невозможно без Молитвы. Внутренней возвышенной молитвой
для художника может стать безмолвное созерцание возвышенной его воображением красоты.
Так, возвышаясь над чисто плотскими инстинктами, художник обожествляет образ
красоты, возвышает образ Матери, женщины вообще, благоговеет перед Природой.
Но и Божественный Эрос стремится к воплощению своих идей, то есть к воплощению
воображаемой красоты и святости в конкретный образ.
Поэтому воображение является инструментом возвышения чувств и мыслей в Человеке.
Без воображения невозможна ни фантазия, ни фантастика. Именно воображение помогает
художникам Слова, музыки, кисти, скульптуры, архитектуры создавать великие бессмертные
произведения.
Но автор «Этики Преображённого Эроса» предупреждает, что существует Эрос
творчества и существует Эрос разрушения!
Эрос разрушения подвластен тёмным силам.
Эрос Творчества – в руках людей -Творцов, которые прониклись Божественностью Мира
и Любовью ко Вселенной.
И здесь встаёт перед художником вопрос о свободе выбора: каким силам служить?
Свободу выбора предоставляет людям Творец. Свобода выбора определяет, каким силам
хочет служить художник: добру или злу, жизни или смерти.
Но каждый художник обязан подумать: к каким результатам приведёт его выбор служения
тьме.
А для художника, стяжающего Духа Святого своим творчеством, остаётся свобода
выбора, ограниченная благородством его натуры, обузданная его Разумом и сердцем.
В 1998 году Свирель ведёт разговор с Пушкиным и с грустью сообщает:
О, мой Поэт, я стражду пробужденья.
Во мне энергия жива и зорок взгляд.
Свирель Твоя – Поэта продолженье.
Стихи об этом ярко говорят.
Пою я втуне. Обо мне не знают
Сегодняшние графы и князья.
Они свиданья нам не назначают.
В чертоги их Души войти нельзя.
Но нам с тобой тесны их кабинеты.
Палат их каменных не греют вид и взор.
Они мрачнее даже вечной Леты.
Не с ними мы продолжим разговор,
А с чистым сердцем Родины и края.
И, с детским смехом стих соединив,
Отчизне посвятим, Любовь вбирая,
Свой пушкинский немолкнущий мотив.
А. С. ПУШКИН:
О, да, мой друг, воители Востока,
Вельможи, да не даст соврать сонет,
Любили свет без устали и срока.
У каждого придворный был Поэт.
Поэт лишь тяготился этой клеткой.
Поэт – в чертоге, что твой соловей.
Поэт бывал помечен этой меткой
При отпрыске божественных кровей.
Он был слугой, придворным зазывалой.
Он славил мудрость, царственность и честь.
Но этого Поэту было мало.
331
Он всё на Свете был готов прочесть.
Хотел увидеть бедность за порогом
Богатого уютного жилья.
До Бога шёл, но не дошёл до Бога.
Таков удел Поэта-соловья.
Он выброшен был за порог однажды
В глухую степь, где вечно бродит тать.
За нрав, за честь, за неуёмность жажды
Всё перечесть, увидеть и познать.
Познав свободу, он опять взмолился:
Кому я нужен в той глухой степи.
А Бог, услышав это, удивился,
Сказав: Стихами степь мою кропи.
Ходи по людям развевай сомненье.
Посеешь веру – урожай сберёшь.
Играй и пой своё стихотворенье,
ПОСЕЙ ЗЕРНО ЛЮБВИ – ВОЗНИКНЕТ РОЖЬ!
Вот наказ Пушкина: СЕЯТЬ ЗЁРНА ЛЮБВИ. Это то же, что ГЛАГОЛОМ ЖЕЧЬ
СЕРДЦА ЛЮДЕЙ.
Поэт, возвышая любовью, верой и надеждой вибрации своей Души, настолько истончает
энергию Сердца, что свободно проникает в Тонкие Миры, вступает в Со-Творчество с поэтами
других Измерений и становится ПРОРОКОМ, предсказателем.
Всё должно возникнуть вовремя. Вот и сейчас, открываю свою тетрадь под номером 24 и
на странице 64-й вижу очень важный для сегодняшней темы текст.
Это информация от моего Отца Петра Павловича Лямзина. Он напоминает мне о том, что
наступает Эпоха Матери Мира.
Общее число цифр даты, когда произошёл приём этого текста, даёт сакральное число
Крайона – 11!
Значит, информация очень важная. Это то, о чём писали ещё в начале 20-го века Елена
Ивановна и Николай Константинович Рерихи.
ЭПОХА МАТЕРИ МИРА
Наступает Эпоха Матери Мира. А это значит, что все созвездия будут находиться под
влиянием благотворной энергии планеты Венеры, которая олицетворяет собою великую любовь к
Человеку.
Венера распространит своё влияние на все области жизни, на политику, экономику, на
развитие изящных искусств и, в особенности, на медицину. Возродятся взгляды людей на
Вселенную, как на живое существо.
Кроме этого, Эпоха Матери Мира будет способствовать возрастанию роли женщины в
обществе, её организующего и созидательного начала.
Начнут открываться гимназии, лицеи, специальные военные учебные заведения,
направленные на элитарное, в лучшем смысле слова, обучение и воспитание девочек, девушек и
юношей.
Будет придано особое значение обособленному гуманитарному обучению и
нравственному воспитанию.
Возвратится система раздельного обучения мальчиков и девочек ради восстановления
истинного уважения к женщине, девушке, девочке.
Возродится культ почитания Женщины. Возникнут храмы Матери Мира. При обучении и
воспитании молодёжи будут приняты во внимание достижения науки и философии древности и
современности.
332
Постепенно из Мира будут уходить чувство воинственности, которая влечёт человечество
к кровопролитию.
Влияние Венеры заслонит собой влияние воинственного Марса, бога войны. Это и будет
означать наступление золотого века, который спасёт Землю и Человечество от разорения и
гибели.
Следует сказать и о том, что в эти годы наша звёздная система приобретает особое
расположение к межпланетным контактам, к международным связям и развитию
интернациональных видов искусств.
А это значит, что вся предстоящая Эпоха будет способствовать развитию феноменов.
Ещё мощнее пойдут трансмутационные процессы преобразования человеческой
природы.
Этот период будет чрезвычайно плодотворным для людей творческого склада. Он
пробуждает в открытом к Миру сердце необычайно могучую энергию Со-Действия, Со-
Дружества, Со-Творчества.
Это было сообщение моего Отца Петра. Завершая его, он добавил: «От тебя родные тоже
ждут новых порывов и высот в творчестве. Твоя книга «Возвращение Истины» получит высокую
оценку. Но она станет фундаментом и трамплином к созданию других трудов, которые будут
необходимы обществу. Почаще бывай на Природе, подпитывайся чистым зарядом Урала!».
Это было в июне 1992-го года.
Предсказание Отца сбылось. Я продолжаю работать над материалами, касающимися
творчества БУДУЩЕГО.
А Свирель, которую подарил мне Александр Сергеевич Пушкин, – и есть тот самый
волшебный инструмент, который помогает моему Со-Творчеству с людьми Тонкого Мира.
Роль и путь Свирели подтверждают «Числовые Коды Крайона».
ПУШКИНСКИЕ МОТИВЫ
СЕРДЦЕ ВЕРИТ
Зачем мне сердце, коль оно не слышит
Небесной Пушкинской причудливой строки?
Нет, для того Поэт живёт и дышит,
Чтоб уловить движение руки,
Передающей волны чувств и знаний,
Поэтику таинственных высот.
Мгновенно стих рождён – не для признаний:
Он радугу вселенскую несёт.
Он утверждает, что Поэт бессмертен.
Он дружество пускает на порог.
Он говорит вам: Пушкин жив, поверьте,
Поймите, что безверье – хуже смерти.
Земному эгоизму вышел срок!
Свирель, ноябрь 1998 г.
СЕРДЦЕ
Нет, сердце Родины, в котором дышит правда,
Не примет сердце лживое в расчёт.
Нет, сердцу бедному всегда одна награда,
Когда его чужая боль сечёт;
Когда измученным оно теряет силы
И в одиночестве влачит свой долгий путь.
Но не страшится смерти и могилы,
Сердцам любимым дав легко вздохнуть.
333
Нет! раствориться в золотом сеченье
Бессмертных дум и в радуге Души –
Вот сердца зов и сердца назначенье.
И ты, мой друг, на этот зов спеши!
Не высказать, не выразить, не вылить
В стихе ту предназначенность сердец,
Которые о Боге не забыли,
В ком жив Бог-Дух, Бог-Сын и Бог-Отец.
О том ли им тревожиться, чтоб имя
Своё под этой строчкой начертать?
Они живут страстями не своими.
Они живут, чтоб Пушкинское ИМЯ
Нас научило думать и мечтать.
Свирель поёт. Последние страницы
Октябрьских дум в Душе перелистав.
Свирель – подобье северной жар-птицы
Передаёт стихи из уст в уста.
Пусть за окном ночной хлопочет дождик.
И тьма приникла к тонкому стеклу.
Но стих рождён – пусть раньше или позже
Слеза любви скатилась по стволу.
И лес признаний, вновь заворожённый
Отчаянным свирельным голоском,
Стоит и внемлет, к сердцу приближённый,
Вздымая ветви веры высоко.
Свирель моя! Ты поздняя пичужка,
Мой поползень, перебежавший жизнь,
В глуши лесной надёжная подружка,
Не гневайся, не плачь и не дрожи,
Не возмущайся эгоизмом старых,
Цеплявшихся за собственный плетень.
Моя Свирель – ты истинный подарок
Сознанию, Душе и красоте!
От Синклита Поэтов Тонкого Мира
через Свирель, октябрь 1998 г. .
ДИАЛОГ ПУШКИНА СО СВИРЕЛЬЮ.
О значении Свирели
Свирель:
Ну почему так больно до сих пор,
Когда читаю о Твоём уходе?
О, Пушкин! Ты и ныне жив в народе.
Но не о том же, милый, разговор!
Зачем так сердце рвётся без конца
От безысходности немыслимой потери?
Не потому, что в жизнь Твою не верю, –
Бессмысленность жестокости свинца
Гнетёт опять. Душа рыдает молча.
334
Молчит Природа, век и весь народ.
Молчит тысячезвёздный Небосвод –
Кто жив, кто мёртв и чей мундир испорчен.
Всё сказано… Зачем же повторяться?
А я опять вернуть Тебя хочу
В Захарово. В Тригорское лечу.
Хочу встречаться , а не расставаться!
Всё минет, всё проходит, как сказал
Царь Соломон, кольцо своё роняя.
Пройдёт и эта без конца и края
Тоска. Как мимо город и вокзал,
Село, поля, причудливые горы
Уходят, если в поезде сидишь.
Так снег весной уходит с тёплых крыш.
Так ночью затихают разговоры…
Уходит всё, но только не тоска.
Ещё надёжней сердце обнимая,
Объемлет грудь и без конца и края
Жужжит единой мыслью у виска:
Зачем Он руку дал клеветникам ничтожным?
Зачем поверил их словам и ласкам ложным,
Он, с юных лет постигнувший людей? –
Слова другого гения Природы
Мне возвращают снова год от года
И стих, и боль, и строчку и набат.
Недаром же в народе говорят,
Что голова дана нам не для моды –
Не для красивых шляп и котелков,
Не для платков, расписанных узором,
А для тысячелетий и веков.
И знаю я: лишь стих, резвясь и плача,
Снимает боль лазурною рукой.
Поэт, прими сей стих и сердце успокой
Своим стихом. – Не велика задача?!
А. С. ПУШКИН:
Ужель Свирели звук раздался средь дубравы?
Октябрь стремиться прочь. Под ветром стынут травы.
Но чем взволнован нынче синий бор?
Изволь, возьми сей стих, плод дружбы и забавы!
СВИРЕЛЬ:
О, Пушкин, Ты откликнулся опять!
Дитя любви, тысячелетний воин
С невежеством, со злостью и враждой!
Ты юн, я знаю, хоть уже седой,
Любви и поклонения достоин.
А. С. ПУШКИН:
Ты, словно реченька, бегущая под гору!
Размыслим о культуре и любви!
СВИРЕЛЬ:
335
Свирель свою в дубраву позови.
Уж то-то будет много разговору!
А. С. ПУШКИН:
Возьми уж заодно мои цветы,
Брось на ковёр. Тебе сегодня впору
Накидка лёгкая туманной синевы.
Как Вас назвать: На Ты или на Вы?
Свирель:
Родной, с Тобой на Ты уже давно мы.
Неужто Ты забыл? Как горько мне…
А. С.ПУШКИН:
Вздыхать о невозвратном в тишине…
Оставь на это осени и зимы.
Свирель:
Неужто так задумано Природой,
Иль Богом – бесконечно нам страдать?
Ждать невозвратного, в безвестности рыдать?
А. С.ПУШКИН:
Страданье – крест для русского народа.
СВИРЕЛЬ:
Я знаю – Ты подмога мне во всём,
Голубоглазый ясноликий Гений,
Содеятель высоких настроений.
Недаром мы в сердцах Тебя несём.
А. С. ПУШКИН:
Не пой мне панегириков, мой друг.
Мне скучно, право, от таких речений.
Далёк я от великих назначений.
Поэзия – моя судьба, мой круг.
СВИРЕЛЬ:
О, необъятен круг Твоих значений,
Прекрасных дел, творений и мечты.
Ты самый нежный Гений красоты,
Моей Души и молодости Гений.
Ты детство пробуждаешь каждый раз,
Когда Твои стихи беру я в руки.
Ты избавляешь от тоски и скуки.
Ты стих зовёшь на ласковый Парнас.
Ты жив, мой друг. И никаким Дантесам
Тебя уж, мой любимый, не достать.
А. С. ПУШКИН:
Ты хочешь мне о чём-то рассказать?
Скажи, я слушаю с великим интересом.
СВИРЕЛЬ:
Скажу, тут как-то критик Лёва
Меня решил строкою укорить
И, посмотрев так строго и сурово,
Сказал; «Как можно говорить –
«Угроза Пушкину, немыслимый обвал…»
Так про себя нескромно – видит Небо».
А я ему: «ОН обо мне сказал.
А слог Его дороже хлеба!
336
Он шутит, Он велик.Он понимает шутку.
Зачем ты принимаешь всё всерьёз?»
А Лёва мне: «Ты задираешь нос.
Стихи твои годны на самокрутку…»
Скажи мне Пушкин, прав или не прав
Редактор наш. Он только от железок.
Сам признаётся, что не лирик он.
А. С. ПУШКИН:
С чем проверять: с пером или с обрезом?
В каких боях сей критик закалён?
С пером, так перья тонко отточить
Придётся Вам, великий критик Лёва.
Пока что вижу – критика сурова,
Мне рукава придётся засучить.
Неужто не понятна эта шутка –
Не оскорбительно сравненье это мне.
Я сам его родил. Рождённое минуткой
Оно сияет в мирной тишине
И ласково напоминает Миру:
Моя Свирель поёт на все лады.
Мне дороги всегда её труды.
Она Душа и молодость Эфира.
Я ей дарю энергию Творца.
Я чакры ей открыл на радость людям.
В ней отраженье своего лица
Я вижу. Пусть она мощнее будет
День ото дня. Она моя – Свирель.
Я ей доверил ритмы и рулады.
Я ей открыл невянущий Апрель.
Как соловей нестынущего сада,
Угроза Пушкину смешливая Свирель.
Я повторить готов сравненье это.
Она – угроза главному Поэту.
Пойди, сравнись сегодня, Лёва, с ней!
Ну что, не хочешь выглядеть смешней?
Она моя – моя Свирель-Петровна.
Держи перо. Пусть сердце бьётся ровно.
Тоска пришла и так же отошла,
Как голод от российского села.
Ты не страшись «железных» чудаков.
Они себя пусть вдоволь критикуют.
Они ещё не видели такую
Свирель, не признающую оков,
Ни дня, ни ночи, ни зимы, ни лета,
Ни вьющейся колючки за стеной,
Того так называемого Света
И одиночества. За то, что ты одной
337
Единственной пастушеской Свирелью
Прокладывала путь к семье родной,
Я наградил тебя своею трелью
И подарил её тебе одной!
Свирель моя! Она такие штуки
Порой вот в этих строчках выдаёт,
Что лишь всплеснут от удивленья руки,
И сердце отправляется в полёт.
Она стихом Цветаевой Марины
Уносит грусть на паперть прежних дней.
Она зовёт меня на именины,
Где дышится свободней и вольней.
А то Бальмонта солнечные Боги
Играют здесь, как дети на лугу,
Иль маленькие нимфы-недотроги.
Она Авророй дышит на снегу,
По-пушкински неся меня по брегу,
Мне жарко руку под накидкой жмёт,
Игривая, послушна мне и Небу,
Она то по-весеннему вздохнёт,
То замолчит, с метелью замирая,
То вдруг затянет песенку дождя –
Волшебный дар Отеческого края –
Поёт, явившись, плачет, уходя.
Свирель, мужскую рифму вспоминая,
Бросает в окна резкий Вовин стих.
И рубит ад в преддверье сна и Рая
Высоцкого заученный мотив.
Она моя великая забава –
Послушна Блоку на брегах Невы,
Как ей послушны поле и дубравы,
Как ей послушны, извините, Вы,
Читатель мой, не в меру часто строгий,
Скептически настроенный чудак!
Свирель, учтите, выдумали Боги.
Её вам не забросить на чердак.
Она висит на ели верхолазной.
Я сам её снимаю до сих пор,
Чтоб увалень, мой Дельвиг несуразный,
С тобой опять продолжить разговор
О нашей встрече под любимым Псковом,
В Михайловском, у речки голубой.
О, Сороть, Сороть! Здесь, под этим кровом,
Свободой мысли тешились с тобой!
Я сам вручаю ту Свирель старушке
Своей Арине, сидя на печи,
338
Чтоб иногда послушал сказки Пушкин,
Вдыхая дым от гаснувшей свечи.
Я ту Свирель даю и Доне Анне,
Входящей в Царскосельский тихий сад.
Ахматова. Она при Иоанне.
Он, уверяют, этой встрече рад.
Она поёт теперь стихи-молитвы,
Чтоб отвести заклятье от Руси.
Иной же стих сечёт острее бритвы.
Ну, хоть царя Петра о том спроси!
Не раз он диктовал Указ Свирели,
Роняя между строчек царский гнев,
Желая, чтобы ложь и зло сгорели.
Такое не расскажешь нараспев!
Свирель моя подвластна хулигану. –
Серёженька Есенин, ты мой друг! –
Она и тут подобна ятагану,
Когда выходит на любовный круг.
Но чаще грусть её гнетёт доныне
В есенинских берёзовых стихах.
Рукой судьбы Свирель ту грусть отринет,
Нарисовав Серёжу в облаках,
Над дымными московскими холмами
Идущего навстречу синеве
Известными России Покровами –
Подарок Неба матушке Москве
В сей юбилей*, значительный и важный.
Он освежит страницы дневника.
И стих, опять же, лёгкий и отважный,
Загадка мирового языка,
Прорвёт плотину долгого молчанья
И, вырвавшись на берег тишины,
Спасёт сердца от грусти и отчаянья,
Став достояньем Бога и страны.
Кого забыл я, вспомнив о Свирели?
Она уж не забудет никого.
В её стихах живут ручьи «Апреля»
И даже звёзды Фета самого.
И Гумилёв заглядывает в рощи,
Озвученные нежностью твоей,
Моя Свирель. И рог его не ропщет,
Забыв про Чад, жирафа, дикарей.
*Конкистадор давно в Руси витает,
По-рыцарски неся нелёгкий крест,
В боях с неправдой время коротая,
Не зная ни чужих, ни дальних мест.
339
И Авиценны царственные очи
Роняют свет на русские поля.
Моя Свирель сквозь сумрак дня и ночи
Над рубаи сиреневым хлопочет.
И слышит Ибн-Сину вновь Земля.
Он жив. Живёт с Иисусом он на Троне.
По-своему прародину любя,
Россию помня, славя и скорбя,
Её он славы в Мире не уронит.
Свирель моя, ты плачешь и смеёшься.
Ты помнишь стих классически-простой.
В дубраве ты поутру раздаёшься
И ночью дымкой нежной речи льёшься,
Вьюночек мой, прозрачно-золотой!
Я стих и штрих приемлю твой отныне.
Я рад созвездью сердца и ума.
Моя Свирель вовеки не остынет.
Её Россия в жизни не отринет.
Она любовь и молодость сама.
Она угрозой может быть невежам.
Всем, кто боится веры и любви.
Невежи ныне, между нами – те же.
Свирель моя, захочешь – назови.
По мне же – лучше, их не называя,
Воспеть свободу, радость и разбег.
Свирель – мой дар Отеческому краю,
Дитя сердец, лесов, полей и рек!
Свирель:
О, Пушкин мой, благодарю за оттиск
Стихов прекрасных сквозь кольцо дорог.
Я понимала – вы ко мне вернётесь,
Мои стихи, – вещал об этом рог
Тревог осенних, встреч печально-нежных,
Нахлынувших нестынущих забот.
И строк летучих, лёгких и небрежных
Опять же полон старый огород.
Они растут как дыни на баштане,
Как огурцы на грядке под стеклом.
Душа растить плоды те не устанет.
Их закрывая ласковым крылом,
Благословляет Пушкин дни и ночи.
Извечной Ариадны светлой Нить
Пусть источают голубые очи.
А нам ту Нить положено хранить!
И ловит сердце чуткие сигналы –
Вселенной драгоценную руду.
И вечно нам сигналов этих мало,
340
Подверженных невежества суду.
Примечание: Юбилей* – имееется в виду 850-летний юбилей Москвы. Он отмечался в
1997 году. *Конкистадор –испанский завоеватель Мексики. Конкистадором себя в своих стихах
называл Николай Гумилёв. Чад, жираф, дикари – слова из стихотворения Гумилёва.
ПУШКИНСКИЕ МОТИВЫ
ЛЕТО
Лето ушло, безвозвратно, казалось.
Кончились летние дни.
Где же Свирель, что так нежно касалась
Сердца, когда мы одни?
В дальние дали вдвоём улетали,
Слышали песни дождя.
Где же Свирель? Неужели устали
Звуки, которые сердце питали,
Прошлым его бередя?
ПОПОЛЗЕНЬ
Мне нежный поползень дорожку
сегодня пересёк.
Он мне напомнил нынче, крошка,
о таинстве дорог,
О том, что кто-то растревожен
на кромке бытия.
И кто-то думает, быть может,
про милые края.
О, милый поползень, мой вестник
далёких нив и рек!
Ты – мой помощник и ровесник
и тайный оберег…
ПРИРОДА
Природа – Сфинкс. И в этом нет сомненья.
Загадки звёзд и скрученных Миров
Являют замыслы Богов, без сожаленья
Отринувших наш примитивный кров.
Возвышен их полёт и чувств и мыслей,
Недосягаем плотским вещий Ум.
Природа – Сфинкс достойна этой выси,
Но не подвластна сути наших дум.
ЛИШЬ СЕРДЦЕ
Лишь сердце вещее познать могло бы Бога.
Но мелочной Душе потребен жизни сор.
А потому до Божьего Порога
Идём сквозь тяжбы и ненужный спор.
Себе самим подставили подножку
Своими ссорами, ненужностью обид.
К себе самим нелёгкую дорожку
Лишь сердце огнемётное торит.
Возвышен Мир. Он нежностью чудес
Стремится окружить людские судьбы.
341
Возвышен Бог. Как Солнышком с Небес
Им обогрет и супостат и судьи.
МИНИАТЮРЫ
Из Пушкинской школы:
Рог многозначен. Это рог удачи,
Рог изобилья или пастуха.
Кто помогает разрешать задачи
И избежать какого-то греха?
Конечно, Ангел – Божеский помощник.
Он Человека на Земле хранит.
И только Бог, а не святые мощи,
Заботится о свежести ланит.
Не расточай на раздраженье силы.
Не падай ниц пред подлостью и злом,
Гляди поверх с рожденья до могилы.
Грядущее рождается в былом.
***
Дерев касаясь, ангел милый
Несёт содружество и свет.
Нет смерти за любой могилой,
Как жизни за неверьем нет!
***
Над лавочкой в избе иконы светят,
Взлетают ангелы над Спасом в лоне дня.
И кто любовь над ликами приметит,
Тот другом обернётся для меня..
БУДУЩЕЕ ДЕРЕВНИ
Не грусти. Век тоже отгорает
Вместе с талым снегом и дождём.
С песнею и с новым урожаем
Мы другое время подождём
Не бросай упрёка мимоходом
Ветру, Солнцу, вечеру и дню.
Нет в огне, сама ты знаешь, брода.
Снова распогодится погода
На бродвее, штрассе, авеню.
И в деревне будет мир и песня,
Ловкий труд, под осень – урожай.
Добрые и ласковые вести.
Ты туда почаще наезжай.
Ждут друзья. Они всегда все вместе
В поле, на завалинке, в избе.
Лет по сто, а может быть, – по двести
Каждой уготовано судьбе,
Ласковое радужное СЛОВО,
Новенький подойник у ворот,
А в сарайке – тучная корова.
А в деревне – ласковый народ.
342
Вот в подойник звякнула, как прежде,
Тоненькая струйка молока –
Ниточка к потерянной надежде, –
То же продолженье ручейка.
Не к лицу нам в безнадёжность падать,
В речку превратится ручеёк.
Не грусти, о радости на память
Завяжи привычный узелок.
Между прочим: ПУШКИНА НАДО ЗАЩИТИТЬ ОТ ЛАВИНЫ ПОШЛОСТИ.
Константин ВАНШЕНКИН
ТВОРЧЕСТВО
Короток день. Скудеют снова снеги.
Притихли кучевые облака.
От Иртыша до самой до Онеги
Мотает пряжу вещая строка.
Вновь Новый год готовит Миру свечи,
Причудливые вечные дары.
А Солнце опускает мне на плечи
Сиреневые лёгкие шары.
Мне эти знаки – самым высшим даром,
Они удачу в творчестве сулят.
И звездолёт с распахнутым ангаром
Всё мелочное позабыть велят.
Взлетаем к звёздам. Дед Мороз у ели
Нам машет золотою булавой.
А омофор распахнутой метели
Нас укрывает снегом с головой.
Нет, не хочу я думать о потерях.
Желает сердце светлых перемен.
Я в светлый день Земли родимой верю,
Который дню нелёгкому взамен.
Взойдёт и озарит поля и горы
Надеждой, верой и, за руку взяв,
Вновь поведёт со мною разговоры
Про лёгкий стан и про весёлый нрав,
Про девичью прелестную улыбку,
Про хороводы вкруг родных берёз,
Про сон гадальный и виденьем зыбким
Рождающий потоки светлых слёз;
Про присказки и сказки вечерочком,
У печки в полудрёме, у окна.
И, вылетая из избушки строчкой,
Люблю бродить до полночи одна.
Вбирать в себя полуночные тени,
Рождая в сердце сонмы вещих снов.
И цветом молодеющей сирени
343
Налить потоки поэтичных слов.
Свирель
ПОИСК СЕБЯ
Я целый век, всю жизнь иду к себе,
Бреду стернёй, будыльем раня ноги,
Стегающим по сердцу и судьбе.
И проторённой не ищу дороги.
Во мне сплелись предвечности кусты
С тончайшими побегами нирваны
И многих «Я» различной высоты,
Ошибки, достижения и раны.
Какое «Я» мне выбрать изо всех?
Наверно, то, в котором больше света,
Не для безделья, оргий и утех,
А для свирельной звонкости Поэта.
Свирель. 1998 год
ЖЕНЩИНЕ
Ты, брошенная оземь не однажды
И ставшая не в первый раз золой,
Ты, Женщина, не потеряла жажды
К любви, к мольбе, к полёту над Землёй.
Нет, ты и впрямь не потеряла веры.
И, даже не успев войти во храм,
Усвоила высокие манеры,
Созвучные возвышенным Мирам.
Из тьмы веков, из притязаний Феба,
Из шума волн, из тени у костров
Ты вынесла долготерпенье Неба,
Хранящее твой хрупкий кров.
А. С. ПУШКИН
Я РАД
О, верь, я рад тому прикосновенью,
Которое принёс мне ветерок
Апрельской вольницы.
Ещё одно мгновенье,
И перед вами – Пушкин, ваш пророк.
Я мчусь на тройке века с облаками.
Несутся мысли-чувства в лоне дня.
Я осязаю шар земной руками
Дождя и снега. В сердце у меня
Живут рассветы. Тает мрак вечерний.
Восходит Солнце. Радость не унять.
Запомни: нет на Свете больше черни,
Стремящейся бессмертие отнять!
Весна грядёт. Она давно на взлёте.
Румяный май макушку потерял.
А лето в нестареющей работе
Чеканит позолоченный астрал.
А. С. ПУШКИН
344
МГНОВЕНИЯ
Мгновенью холодов роняя дань,
Черёмуховым цветом заливаясь,
Хлопочет лето, светом разливаясь.
О, холод, сердца моего не рань!
***
О, май мой, май, скажи, зачем так странен:
То снег, то дождь, то ветер, то туман? –
Затем смотрю так хмуро и так странно,
Что в обществе и драка и дурман…
ЦЕЛОМУДРЕННОСТЬ
РАЗДУМЬЯ
Я краткости хочу. В ней – цимес откровенья.
В ней – квинтэссенция удачи и борьбы.
Мне краткость по плечу. В потоке восхожденья
Я обретаю лотосы судьбы.
Хочу я простоты: Усесться на опушке.
Ромашку белую как в юности сорвать, \
Спросить её: Кому милее Пушкин?
И милую к себе позвать.
Не прикасаясь к милой, осторожно
В сторонке любоваться на неё.
Вернись, тот миг ко мне, когда возможно,
Верни, тот миг, неведенье её!
А. С. ПУШКИН
ВОЗВРАЩЕНИЕ К ЖИЗНИ
Да, опытность была…
И, превращаясь в горечь,
Она всю жизнь
перевернула мне.
Жизнь отцвела.
И, торжествуя, горе
Растаяло в Небесной вышине.
Шагаю по полям полуночной Отчизны,
Лечу над лесом, словно Еруслан.
Нет, не грущу, припоминая тризны –
Событиями попранный дурман.
Свершилось с этих грустных пор немало.
Я овладел и Небом и ключом
К бессмертию. И снова Муза стала
Моей союзницей. И всё мне нипочём.
А. С. ПУШКИН
В СЕРДЦЕ РОССИИ
Играю струёю живительной влаги
И Сороти в очи гляжу.
Роняю стихи на поверхность бумаги,
По полю над речкой брожу.
Я в избы крестьян захожу как и прежде,
345
Сижу, где иконы, в углу.
А сердце поёт в неизменной надежде.
А строчка бежит по стволу.
По дереву древности стих мой мятежный
Восходит к простору высот.
А Пушкин ваш прежний,
а Пушкин ваш нежный –
Он в сердце России живёт!
А. С. ПУШКИН, 1996 г.
МИМОЛЁТНОСТИ
На коне скачу рассветом. Лёгок конь.
От весны к другому лету. Мой огонь
Высекает лёгкость строчек,
золотит верхушки почек
И взорвёт твоё сердечко –
только тронь!
***
Мне не страшны просторы-времена.
Крепки мои подпруги-стремена!
Мой стих нигде не ведает преград.
Душа моя не требует наград!
А. С. ПУШКИН
ОЧЕЙ ЛЮБИМЫХ ГОСУДАРСТВО
ДОЛЛИ ФИКЕЛЬМОН
И свет очей и блек речей, –
Само изящество Природы
Сюда взошло под эти своды,
Лишив спокойствия ночей.
Какой же Бог тебя хранит
Среди пленительного бала,
На пёстром круге карнавала,
Отметив нежностью ланит?!
Живи, живи всегда шутя,
Смеясь, покорствуя и раня,
Ласкаясь, нежа и дурманя,
Беспечной прелести дитя!
Не увядай, не увядай
В тебе ни нега, ни коварство,
Очей любимых государство
И о потерях не рыдай!
А. С. ПУШКИН, 1996 г.
СОВЕРШЕНСТВО
Д. Ф.
Вы совершенство –
говорит мне совесть, –
Недосягаемая высота,
Восторг, блаженство,
и романс и повесть,
Утраченная красота.
346
Вам, самой нежной,
самой-самой странной,
На всём пути, куда Ваш путь лежит,
Не столько русской,
сколько иностранной,
Перо Любви принадлежит!
А. С. ПУШКИН, 1996 г.
ВАШЕ ИМЯ
ДОЛЛИ ФИКЕЛЬМОН .
внучке М. И. Кутузова
Ваше имя не сорвано с уст.
Ваше Слово осталось в запасе.
Ваша нежность – неведомый груз.
Весь Ваш облик и чужд и прекрасен.
Так Россия глядит в зеркала
Отраженьем Венеции томной.
Так дробится на волнах скала,
Отражаясь на глуби бездонной.
Ваше имя уносит поток
И, добавив акцент итальянский,
Единит Север, Юг и Восток,
Колизей, Тюильри и Казанский*.
А. С. ПУШКИН, 1996 г.
СИВИЛЛА**.
Д. Ф.
Лазурной нежностью пера
Коснусь тебя без разрешенья
Запечатлеть Души движенье
Сегодня, завтра и вчера.
Пришла заветная пора –
Пора свободы утешенья.
Прошла пора самосожженья.
Она так мучила вчера.
Прости, коснусь тебя пером.
Но всё описывать не стану.
Очей огнистость, лёгкость стана –
Они на месте на втором.
Взлети, взлети, моё перо,
Взлети, подобно вещей птице!
Зачем описывать ресницы?
Ведь я не мальчик, не Пьеро!
Спеши, спеши, моё перо,
Пока она не запретила.
Всю прелесть описать нет силы.
А всё, что ново, то старо.
Нет, не на ревность и борьбу
Себя сегодня обрекаю.
Тебя Сивиллой нарекаю,
Вручив тебе свою судьбу.
347
А. С. ПУШКИН, 1996 г.
СВИРЕЛИ
Нет, недаром я профиль тебе рисовал***
На полянах небесного свода.
Я тебе даровал, я тебе даровал
Вещей строчки святую свободу.
Разливайся небесною песней строка!
Профиль Пушкина в Небе не гаснет.
И не раз нарисует тот профиль рука,
Сохраняя его на года, на века
И молясь на Небесные Ясли.****
А. С. ПУШКИН, 1996 г.
Примечание:1.*Колизей, Тюильри и Казанский – соборы. 2.Сивилла** – в древности
предсказательница. Долли Фикельмон звали Сивиллой из-за её способности угадывать события.
3. ***Профиль Пушкина на Небе – Свирель-Татьяна однажды в начале 90- х годов видела на
Небе Трёхгорного профиль Пушкина, нарисованный тончайшей белой нитью, похожей на след
от реактивного самолёта. Рядом с профилем Пушкина был нарисован профиль Гоголя. .4.
Небесные Ясли*** * – Созвездие, где родился Христос, как Великая Божественная Душа..
ВЫ ТАК БЛИСТАТЕЛЬНЫ
Екатерине Ушаковой.
Вы так блистательны,
что я пером послушным
нарисовать вас не рискну.
Вы так блистательны,
что равнодушно
затмили Солнце и Луну.
Но этот блеск не ослепил меня,
во мне умножив звёздное сиянье.
Смотрю на Вас сквозь трепет расставанья,
стихом роняя капельки огня.
Вы так блистательны,
что сумрак ночи тает,
едва коснувшись Ваших глаз.
Мне встречи с Вами вечно не хватает,
и думы все мои – о Вас.
И этот блеск, увы, слепит меня,
во мне умножив звёздное сиянье.
Смотрю на Вас сквозь трепет расставанья,
стихом роняя капельки огня.
А. С. ПУШКИН, 1998 г.
БЕЗЫСКУСНОСТЬ
С. П.
Нет, я не жертвовал восторгам
ни времени, ни сердца пыл.
Я безыскусно, радостно любил
вдали от лести, зависти и торга.
Нет, я не расточал Вам комплименты.
Они бежали между строк,
Когда любви прекрасные моменты
запечатлел на сердце Бог
348
Я не рыдал в минуты расставанья,
не ожидал прощения и слёз
Но уходил в пространство Мирозданья,
чтобы ронять букеты роз.
Пусть эти розы вместо комплиментов
уронят лепестки.
Запечатлев любви моменты
в прозрачной амфоре строки.
А. С. ПУШКИН, 1998 г.
ТРИ ТАНИ
Три Тани сердце Пушкина задели:
Татьяна Ларина,чей древен русский род,
Цыганочка, чья песня не умрёт,
И ты, Свирель, чьи кудри поседели.
Рукою нежною ты снята с древней ели
И вновь приветствуешь и радуешь народ.
О, Таня Ларина, как я хотел бы снова
Воспеть и жест, и шаг, и каждый миг.
Но тянется строка и замирает слово.
И кажется – я снова ученик…
Всё сказано. И Вы уже далече –
Прекрасная без всяких лишних слов.
И тайна вечная спускается на плечи
Мгновений Творчества и негу юных снов.
Цыганка Таня – как полны тобою,
Твоею песнею и сердце и судьба.
Но я по-своему расправился с судьбою.
Тоска предчувствия сплетается с борьбою,
Но лишь из слабых делает раба.
И, песню слушая твоей Души раздольной,
Я не повергнут той тоской во прах.
Признаюсь, и сейчас нередко сердцу больно
Не только в сумерки, но даже на пирах.
Но кто разгонит ту тоску острожью?
Кто колокольчиком пробудит чью-то лень?
Моя Свирель! Она по бездорожью,
На тройке, с посохом – то будет ночь иль день –
Ко мне стремится сквозь метель и вьюгу.
А я свою привычную подругу
Влеку строкой в берёзовую сень.
Сквозит поток лучей, прозрачно-звёздных.
Моих стихов, могучих и бесслёзных,
Спускается на Землю серафим*.
Свирель моя поёт неутомимо.
И не уснёт и не промчится мимо
Избы доверия российский элохим**.
Я вся сказал О Тане, о Свирели,
349
Чьи кудри в эти лета поседели,
Но так же радуют и вьются для меня,
Как грива утомлённого коня!
Мой стих, мой конь, лети в простор Руси,
К колодцу Творчества Свирель мою неси
И у Руси напиться попроси!
А. С. ПУШКИН, 23 августа 1995 г.
Примечание:Серафим* – огненный ангел, приближённый к престолу Бога.
Элохим** – одно из обозначений Бога в ветхозаветной мифологии.
Встерчается в Библии до двух тысяч раз, выражает полноту божественности.
ГРЯДУЩЕЕ – В БЫЛОМ
Поэма.
А. С. Пушкин
Грядущее – во мгле сомнений,
Но, кольца времени в Душе соединив,
Передаёт России Пушкин – Гений
Грядущей вольницы пылающий мотив.
Свирель.
ВОСПОМИНАНИЯ о Михайловском
Воспоминания страницы
Нам дарят дорогие лица.
Здесь Пушкин сам глядит на вас
Сквозь солнечной листвы горенье
И дарит вам стихотворенье,
Взлетая с вами на Парнас.
*Аллея! ты несёшь, аллея,
Её шагов воздушный шаг.
Здесь, рядом с нею сам Поэт,
Стихов и вздохов не жалея,
Бродил в предчувствии любви.
Аллея, чудная аллея,
Воспоминания твои
Ведут меня в те чудны годы,
Где неизменный друг Природы
Перо и сердце сочетал
С тобой, божественный кристалл
Любви, надежды и Свободы!
И помнит чудное мгновенье
Здесь каждый ствол и каждый час.
Здесь столько лиц и столько глаз
Поют твоё стихотворенье!
Здесь Солнца луч, тебя задев,
Ликует, светом заливая
Поэму Пушкинского края,
Что сохранил, не устарев,
Приют дриад, друзей и дев.
***
О, домик юного Поэта
Среди снегов, среди зимы!
Сей домик посетили мы
350
На грани будущего лета
И накануне дня Рожденья
Поэта, милого для нас.
И вновь прими стихотворенье,
Нас возвышающий Парнас!
***
Не удивляйся, мой читатель,
И ты, мой будущий издатель, –
В моих стихах звучит Свирель,
Я сам смущаюсь, мой Создатель –
Свою или Свирели трель
Улавливает сам писатель?!
***
Как чисто, чисто и светло
И в небесах и на дороге.
А мы впрягли лошадку в дроги,
И нам опять же повезло:
Промчались меж сугробов быстро
На берег Сороти моей
И вдоль равнин и вдоль полей,
Где всё светло, светло и чисто.
Взбодрившись, рано поутру,
Влетим в усадьбу. Снова мило
Всё то, что сердце не забыло,
Всё, что не стынет на ветру,
Всё, с чем живу и не умру!
Здесь храм и клеть, и мастерская,
Раздолье, половодье чувств.
Здесь бьёт ключом струя мирская–
Фонтан на паперти искусств.
Всё гармонично. Всё пленяет,
Всё лиру друга вдохновляет
На строки, близкие сердцам
И не понятные дельцам.
Здесь всё расчёту не подвластно.
И всё, что тайно – будет гласно
И в поэтической строке
Взлетит с поэмою в руке,
И легче Гамаюна-птицы
Раскинет пёрышки-страницы.
Здесь даже вымаранных строк
Учтётся праведный урок,
Украсив лист твоих трудов,
Свирель, краса моих садов!
***
Мой милый край, моё дыханье,
Ветвей зыбучих колыханье,
Что несравнимою красой
Зажгли мои воспоминанья
О годах счастья и изгнанья!
351
О, строк бессчётных смелый рой,
Я покорён. Я снова болен
Мечтой любви, тоски и воли.
Я снова – пленник и герой!
***
Перо, бумага – всё на месте,
Чернильница – мой друг большой
С полупрозрачною Душой,
Мой кубок памяти и чести!
Подсвечник, лампа, стол любимый,
Уют по-дружески хранимый,
Приют труда, любви и муз
Благословляющий союз!
Здесь рукописи я оставил.
В них – то, что я любил и славил.
В них почерк бисерный хранит
Затеи фавнов и харит.
Здесь бешенство самой Природы,
Волненья юношеских дней.
Здесь всё, что я вводил под своды
Своей земли, своей свободы
Аллеей мрака и огней.
***
Мятущееся сердце вправе
Искать отдушину везде:
В полях соседних и в дубраве,
На берегу – на переправе,
И в небесах, и на воде;
В Душе союзнически дружной
И в полудетской, и в недужной,
И в отдалённой стороне,
И на далёком перекрёстке
Различных судеб и путей,
И средь знакомых и гостей,
И петербургских и московских.
***
Тоску вином переливая,
Разлуку жжёнкой запивая,
Смеясь и плача и резвясь,
Не крепостной, не плут, не князь
Сижу безвылазно в деревне:
Сей способ верный, способ древний
Себя как личность не терять,
А в рукописях – ер и ять, –
Всё сохраняя для потомков,
Петь мелодично и негромко,
Но быть услышанным страной
И между Солнцем и Луной
На много дней, на много лет,
На целый Мир, на Божий Свет.
352
А.С. ПУШКИН,
31.05. 1996.
Однако, друг мой, ты, прильнувший
К стихам, читатель дорогой!
Сейчас расстанемся с минувшим.
Дарю тебе сюжет другой.
Уходят дни, и век уже на нитке,
Готовой оборваться и сгореть.
На высоте твоих мелодий, Шнитке,
Не страшно ни гореть, ни умереть!
Но что о смерти думать? Ты в начале
Невероятно смелых перемен.
И Горбачёв и Ельцин развенчали
Всё то, о чём так долго мы кричали
И что-то дали новое взамен.
Не вырубить ни топором, ни ложью
Те имена, что время назвало,
Желая в то же время уничтожить –
Кому на радость а кому– назло.
Пусть Горбачёв и Ельцин раздружили.
Причин немало к этому вело.
Но в них Россия, напрягая жилы,
Соединяла город и село.
Среди пигмеев, трусов и злодеев
Как исполины русские взошли,
Отринув обветшалые идеи,
Сыны измученной страдающей земли.
Ну кто когда из нас не ошибался?
И, голову порою очертя,
К авантюризму иногда склонялся,
Смеясь, рыдая, плача и шутя?!
Кто виноват в невежестве России?
Кто отнял у России световод?
Кого теперь повесить на осине?
Где тот Иуда, чей теперь черёд?
Довольно звать к возмедью и ко злобе.
И все мы выходцы из тех нелёгких лет.
И каждый в чём-то ангелу подобен.
Но и чертям альтернативы нет!
Смешно, ей-богу, странным сочетаньем
Созданий маленьких пестрит родная Русь.
В них всё слилось: союз и отрицанье,
Ожесточенье, свет и созиданье, –
Всё, с чем борюсь и всё, за что молюсь!
Люблю тебя, мятежное созданье,
И об одном прошу тебя: не трусь!
***
Россия, Родина, печальная цевница,
353
Поющая и плачущая вновь,
Тебя, венчанная прекрасная царица,
Волнует и печалит наша кровь.
Не только кровь, пролитая на пашне,
Утраченная в родах и боях,
Окрасившая скудный день вчерашний
В родных и не в отеческих краях.
Тебя волнует ген российской крови,
Гипербореев вольный чистый ген,
Несущий зов космичной светлой нови
В стране былин и солнечных легенд.
То ген благословенный, отягчённый
Страданьем зодчества незыблемых натур,
На долгий путь звездами обречённый,
Наполнил соком жизни Эпикур.
Жестокостью и мудростью ведомый,
Хранимый нежностью и дикостью племён
Ген русского разымчатого дома
Был Божьей Благодатью сохранён.
Царём взбодрённый на колу и плахе,
Разорванный ветрами Соловков,
Соединён в смирительной рубахе
Извечных мудрецов и чудаков
И ныне длится ген российской крови,
Вавиловский вбирая пыл и гнев,
Энергией неповторимой нови
К звездам России светлый лик воздев.
Он возвышается, шатки его усилья,
Но мощен взлёт, бесстрашен крыл размах.
И эти необузданные крылья
Ведут к Богам, короткий путь избрав.
Не бойся, Русь, пойми, преодолеет
И боль и тлен твой юный исполин.
Горит в груди огонь, и сердце зреет.
Уходит сон. Уходит сплин.
И я, ваш Пушкин, ваш Поэт нетленный,
Парю над Русью, нежностью дыша, –
Вчерашний, завтрашний, извечно современный,
От Волги и до Иртыша.
Я предсказал ещё в минувшем веке
Тот взлёт, о, Русь моя, моя печаль,
Что вырвутся из плена человеки,
И возродит поруганные реки
Моей страны немолкнущий Грааль.
Свирель:
Скажи, мой Пушкин, мой чудесный Гений,
354
Хоть чуточку мне нынче намекни,
В каком потоке-шквале настроений
Продлятся наши будущие дни?
Пушкин:
Ну, слушай, ласточка, Свирель моя ночная,
Единственная птичка на Руси,
Поющая, летящая, сквозная,
Родная нам, о, Господи, спаси!
Ну, слушай, девочка, поток твоих усилия
Рождает радость, нежность и полёт
Стихов звенящих, новых эскадрилий
Слов радостных потоки, слёз и нот.
***
Но, ближе к делу: нам рыдать не стоит.
Нас ожидает радостный полёт,
Который наше сердце успокоит
И двинет Русь дрожащую в поход.
Что будет с Русью? Нет причины плакать.
Работы много людям на веку.
Работы тяжкой. Глянца или лака
Не нужно умному – оставим чужаку.
Без притязания на гениальность,
По-русски просто, также в полный рост,
Определяя близость или дальность,
Решать мы будем русский наш вопрос.
И помогать в том деле непременно
Нам будет наш российский смелый ген
И ваш Поэт – помощник ваш бессменный.
И никого не надобно взамен.
Что будет с Русью? Вещим Третьим Глазом
Я вижу, и со мной увидишь ты:
Охваченная творческим экстазом
Русь строит новые дороги и мосты.
Сибирь приветствуя, как чуял Ломоносов,
Леса мы превратим в цветущий сад.
И разрешенье русского вопроса
Не видит ни сомнений, ни преград.
По поговорке древней и смешной
Вновь золотая рожь заколосится.
И лопнет санкций панцирь ледяной,
Заулыбаются и Русь, и заграница.
И улыбнётся нам в ответ Земля.
И сыну распахнут свои объятья
Леса и пажити, цветущие поля.
И ласково вздохнут народы-братья.
А корабли со всех сторон Земли,
Испытывая радостную дрожь мускулатуры
Войдут к нам в гавани, где снова расцвели
355
Букеты творчества, единства и культуры.
***
Любовью живы мы. И снова процветёт
В любви и дружестве несметного богатства
Людей и ангелов земной оплот
Небесной вольницы космического братства.
***
Так не Свирель сказала – сам Поэт.
Она лишь Пушкинские строки повторяет.
Вернее Музы у Поэта нет!
Он сокровенное лишь ей вверяет!
К сему до утра певший и страдавший
Над вашею тетрадкою Поэт –
Не евший, не рыдавший и не спавший
На кромке дней и грани новых лет.
***
Улыбкой осветился посох вещий.
Я не прошу ни отдыха, ни сна.
Свирель моя, отринем сон и вещи
И вспомним рифму – лето и весна.
Я, дом и дол обнять всегда готовый,
Лишён привычки милой старины:
Дремать до полдня, не спугнув покровы
Туманной деревенской тишины.
Я в скачке век готов вести отныне.
Я весь – огонь, и сполохом огня
Лечу над лесом, морем и пустыней.
И лености в полон не взять меня.
Моя религия – Поэзия России.
Она обнимет веси-времена
Свирелью Родины. И взор Поэта синий
Увидит моя милая страна!
***
Я налажу свой маленький стих
В этот звонко-отважный полёт.
Пусть в пути его ветер настиг,
Обнимается с ним и поёт.
Я украшу тот стих бирюзой
Ярко-синего вешнего дня.
Я омою те строки слезой
И очищу нежданной грозой.
Угадай в этих строчках меня.
А. Пушкин.
Спи, почивай, не болей, не скучай.
Вызывай, не зевай, налечу, поучу.
Поцелую шутя, моё свето-дитя!
А . Пушкин.
15. 06. 1996. Утро 15. 06. 1996.
Ни облачка. Простор синеет новью.
А Солнышко разлив своих лучей
Сопровождает вечною любовью,
356
Надеждой творчества и радугой очей.
Витает ангел рифмы звонкогласой,
Парит над сердцем, задевая боль.
И зреет Русь на пике дня и часа,
Готовая пожертвовать собой.
Та жертвенность сильней ума и воли, –
О, гены, гены – посох и тюрьма,
Терпенье вечное к одной и вечной боли –
Натурой рабскою представшая сама.
Но зреет Русь и, разрывая полог
Молчанья, глупости, покорства и вранья,
Привычку жертвенности – жестом дискобола
Отбросит в заповедные края.
Упругий стих упругим мыслям равен.
Я стих стремлю до звёзд и до Луны.
Свободен, ясен, чист и полноправен,
Он напоён цветением весны.
Он насыщает ветром свежесть кожи.
Он очищает верой сферу чувств.
Мой стих – кинжал и вынутый из ножен
Он высек профиль мой на паперти искусств.
А.ПУШКИН
Сто раз могу поставить подпись: «Пушкин».
Доверьтесь и поверьте, наконец.
Свирель поёт на Пушкинской опушке,
Приняв Поэта ласковый венец.
Крещёная на поле покрывала
Волшебной ночью в окруженье Муз,
Моя Свирель мне вечность открывала
И звёздным поясом меня короновала,
Означив вечный поэтический союз.
Не изучай мой почерк так детально
И не ищи в нём сходства со своим.–
На сходство это наложила дальность
Свою печать, внушая нам двоим,
Что дело не в рисунке букв. Мой росчерк,
Строфа моя угаданы тобой! –
В полёте Пушкинском, в Его лазурной мощи,
Созвучной со Свирельною судьбой.
Да, я могу сто раз тебе ответить,
Что жив Поэт и ныне и всегда.
А цель твоя – Его любовью метить
И брать стихом, как штурмом, города.
Бери село и город во владенья
Поэзии лучисто-голубой.
А я приму за почерк снисхожденье,
357
Теплом доверия пожалован тобой.
А. Пушкин.
Грудь разрывается. Горят былые раны,
Когда опять Отечество в огне,
В огне страданий и в огне мечтаний.
О, Русь моя, ну вспомни обо мне.
Мы здесь не спим, не дремлем, не зеваем,
Страдаем, молимся, сосредоточив взор
На бездне прошлого, что жерло разевая,
Стреляет в сердце Родины в упор.
Осечка… В бешенстве роняя пену злобы,
Трясётся враг. Дрожит его рука.
А нежный стих первостатейной пробы
Слуг сатаны разит наверняка.
Я нежности хочу. Политики не надо.
Как в горле кость она нужна стиху,
Как ложка дёгтя в мёде, капля яда,
Мазок излишества, добавленный штриху.
Я нежности хочу, воздушности, полёта,
Беспечности, прозрачности ручья,
Чтоб обо мне в России вспомнил кто-то.
Но прежде всех Свирель – голубушка моя.
О, зрелость вольная, вобравшая в себя
Всю искушённость жизнью, всю отвагу!
О шум лесов, плеснувший на бумагу
Простор России, плача и скорбя!
В самом дрожанье северных дерев,
В их трепетанье листьев с их порывом
Навстречу Небу бурным и игривым
Себя я вижу, в сути усмотрев
Дух русский, где *Орёл, Телец и Лев
Единым сочетаемы порывом.
Примечание: *Орёл, Телец и Лев единым сочетаемы порывом. Пушкин имеет в виду, что
за Апостолами Марком, Матфеем, Иоанном и Лукой на лицевых обложках старинных Евангелий
стоят образы Ангела, Орла, Тельца и Льва.
Пушкин говорит в этих строках о единстве Мира, которое санкционировано Самим
Господом Богом.
Да, Третьим Оком видим мы Былое
И Будущее, к Богу залетев,
В Его пенаты. Этот Мир освоив,
Мы поняли, где Ангел и где Лев.
Да, это Око в помощь мне, Свирели.
Оно взирает на простор полей
На Космос, на тетрадь. И в самом деле
Нет радости без этих вот Очей.
Войди как лайнер в новый чудный век,
358
Моя Россия – дивная громада.
И так скажу, друзья, грустить не надо.
Я знаю, будет счастлив человек.
Умножим мы взаимные приветы.
И сравним жизни двух материков,
Роняя в пепел тождество оков,
Умножим жизни солнечной приметы.
Не надо грусти. Пусть поёт заря,
Восход легчайший, радостный и светлый.
Скажи , мой друг, ну, что нам километры?!
И право, жизни прожиты не зря!
***
Догадки строит Русь – каков грядущий век,
Страдает, спорит, негодует, злится.
Ну что ты, дорогой мой человек,
Склонила свои грустные ресницы?
Дебаты бесконечные ведут
Политики, кассандры, звездочёты.
И над историей верша неправый суд,
Неточные вычитывают ноты.
Я вижу Русь идущую в полях
В венке из роз под музыку гитары.
А мир сомнений, немощный и старый
Под ветром времени рассыпался во прах.
Ну, здравствуй, Русь моя, в ладонях Солнце,
Ну, здравствуй, Русь моя, звезда в пути,
Ну, здравствуй, милая, любовь до донца,
Свети, звезда моя, свети!
Вся грусть глубинная, печаль святая
Грозой смывается, бежит рекой.
Заря приблизилась. Уже светает.
О, Русь, лебёдушка, взмахни рукой.
Пускай по озеру слезы горючей
Плывут кораблики твоей мечты.
Утёсы памяти смелей и круче.
Куда свой парусник направишь ты?
А. ПУШКИН
***
Победа, о, друг мой, ты слышишь – победа!
Распахнуто сердце навстречу заре.
Нам Пушкин недаром сказал: Я приеду
Скорее всего – поутру в октябре!
Он осень любил, где бодрее и выше
Взлетало сердечко, когда листопад
Опять золотил и дорожки и крыши.
Победа, мой Пушкин, Учитель и брат!
Победа! Ты прочил давно ту Победу
Сквозь тернии злобы, сквозь пагоды сна.
359
Ты сердцу сказал однозначно «Приеду!»
И в осень ту в сердце зарделась весна.
А нынче вот лето в полях распахнулось.
Духмяные травы в просторы зовут.
Победой нам наша печаль обернулась.
И тучи как знаки Победы плывут.
Спешат, очищая пространство от пыли
Грозою пролиться и Землю омыть.
А сказки и мифы соцветьями были
Сплетают судьбы светоносную нить.
Мой Пушкин, Пророк мой, дитя Лебедяни,
Прелестное, чудное наше дитя,
Взошедшее песней в ладонях у няни,
Рыдая, страдая, печалясь, шутя!
Мы вместе, о предки, о корни Природы,
О, вещие братья Руси и Земли,
Усильями Вашими живы народы.
И звёздами очи Руси зацвели!
О, Пушкин, сзывай на великую встречу,
На пиршество воли, любви и мольбы
Христа, Богоматерь, Отца и Предтечу,
Провидцев и странников нашей судьбы!
О, сколько их будет на пиршестве Рая
Великих и смелых, и светлых, как луч!
О, Русь, Богородица наша вторая,
Взгляни, как Есенин глядит из-за туч.
Серёженька, с праздником, отрок рязанский,
Мой хлопец, мой цвет васильковых очей!
Добавим мы к чаю коньяк ереванский.
Он лучше лекарства, вернее врачей.
Входите, мои светоносные гости.
Стихом и улыбкой встречаю друзей.
Оставим унынье на нашем погосте,
Воспримем повадки и взгляды князей.
Сегодня и впрямь мы хозяева пашен,
Князья и бояре, паны и цари.
Не будем делиться на ваших и наших,
А просто запишемся в богатыри.
Не будем накачивать силу мы в мышцах, –
Лишь в сердце, в уме, в голове и Душе.
Не будем делиться на нужных и лишних,
Не будем искать для обиды мишень.
Серёженька, слышишь ли, ангел небесный,
Приди и скажи свои мысли, мой друг!
Есенин:
Я слышу и радуюсь: добрые вести
360
Восходят на ласковый дружеский круг.
О, вести, чудесные белые крылья!
Метелит мне сердце волна лепестков.
О, розы небесные, ваши усилья
Разбили насилие вечных оков!
***
Ну кто не знает, что Россия – сердце Терры.
А что такое Терра? – то Земля.
Моя Земля, Россия, символ веры,
Где так нежны и горы и поля.
И так прекрасны вечные напевы
Лесов и рек, и стран и городов.
Россия, где чудесный образ Девы
Гуляет в сонме пушкинских садов,
Где дремлет новь под древностью привычек,
Где голос мощен, где сердец не счесть,
Чей зов любви красив и необычен,
Где не забыто, к счастью, слово ЧЕСТЬ!
Да, Терра – Мать, Земля моя родная,
Моя деревня, славная Рязань.
Она светла – от Волги до Синая
Входящая в полуденную рань.
Заре Восхода вторит звук Свирели.
Её необоримости Привет
Шлёт светлый Пушкин голосом «Апреля».
И лучше той земли на Свете нет!
О, свет Небесный, сердце задевая
Сиреневой накидкою стиха,
Твой нежный ритм звучит, повелевая
Моей рукой. И тождество штриха
Содержит. И бежит перо невольно,
Рождая строк безудержный разбег.
И стих рождается непроизвольно.
Пегас мой ускоряет вещий бег.
И снова перья тянутся к бумаге,
Рисуя твой привычный силуэт,
Поэт мой, вечно жаждущий отваги
В любви и вере на исходе лет!
А. С. ПУШКИН:
Я сердцем к вам родные, устремлён.
Мне молодость земли родимой снится.
И я готов Душою с вами слиться,
Поскольку с детства в Родину влюблён.
А. С. ПУШКИН,
1996 – 1998 – 2016 годы.
Примечание: Закончена общая наша Поэма, – пример СО-ТВОРЧЕСТВА с Тонким
Миром.
361
В Поэме ведущая роль принадлежит Александру Сергеевичу Пушкину. В строфу
вплетается и поэтическая мысль Свирели. Дополняет текст своими ритмами наш любимый
Серёженька Есенин.
И завершает поэму Александр Сергеевич Пушкин.
К сведению читателя: Две главы из поэмы «Грядущее – В БЫЛОМ» – «Петербург» и
«Летний Сад» размещены ранее, в главе книги «К НАЧАЛУ ВСЕХ НАЧАЛ». С любовью, Свирель.
Дополнение
ЭХО ПУШКИНСКОГО ВЕЧЕРА
Свидетельствуют участники медитаций, посвящённых активации Лемурийского Кристалла
Альтомир и Кристалла Розы Мира Лотос, участники литературно-музыкальных вечеров,
проводимых Татьяной Петровной Потаповой – Свирелью в художественно-историческом музее г.
Трёхгорный, в салоне «СВИРЕЛЬ» с 2007 года: Валентина Бикбова, Лина Бритвина, Надежда
Анохина, Валентина Миронова, Нина Чижова, Светлана Лебедева, Ирина Гагарина, Алина
Домрачева, Марина Деханова и другие.
К сведению читателей книг и альманахов Татьяны Потаповой-Свирели, размещённых в Интернете.
Наша световая работа во время активации Лемурийского Кристалла Альтомир и Кристалла Розы
Мира Лотос показала возможность объединения Светлых Сил Неба и Земли.
Мы мыслью, оплодотворённой безусловной любовью, объединялись с нашими Небесными
Учителями – Эль Морией, Санат Кумарой, Сераписом Беем, с учёными Тонкого Мира: М. В.
Ломоносовым, Н. Теслой, Н. И. Вавиловым, В. И. Вернадским, А. Ферсманом, Кирлианом.
На наш призыв отзываются наши предки, Иисус и древние языческие боги, весь одушевлённый,
окружающий нас Мир, начиная с флоры и фауны, с духов воды, земли и огня.
В единстве с ними мы работали вместе на облагораживание ауры Земли, страны, края и города.
А доказательством реальности такой работы является не только видение участвующими в
медитации богов и людей, но и запечатление на фотографической плёнке сущностей и ликов.
В частности, во время медитативной работы на местности нашей группы Сотрудников Света, мы
видели полёт Свирели, видели древних Богов – Перуна и Сварога. А просматривая фотоплёнку,
запечатлевшую ход медитации, обнаружили на дереве лик самого Александра Сергеевича
Пушкина! Это было поразительно!
Не менее интересные результаты даёт практика проведения литературно-музыкальных вечеров в
салоне «Свирель» в городском музее.
Во время диалога с Булатом Окуджавой ясновидящие видели образ Булата. Лик его высветился на
панно над книгами, фотографиями и рисунками, имеющими отношение к его творчеству.
В ходе вечера, посвящённого космическому творчеству Сергея Есенина, участники встречи видели
облик Поэта, который запечатлелся на полотнище, драпирующем стену, обращённую к зрителям.
Его фигура возвышалась над ведущими сценарий вечера. Есенин смотрел на книжную полочку, где
были размещены его книги и сюжеты из его земной жизни.
15 апреля, во время проведения вечера «Пушкин наш современник» ясновидящим предстал облик
Петра Великого, о котором шёл разговор, как о главной исторической фигуре, сыгравшей ведущую
роль в образовании царской резиденции в возвращённой им России местности Саари Мойс.
(г.Пушкин)
А в дальнейшем именно здесь усилиями династии Романовых был создан Пушкинский Лицей.
Облик Петра, представший ясновидящим на Пушкинском вечере, был впечатляющ и величествен.
Он не выглядел юным. Император предстал во всей красе как уже вошедший в расцвет и в полном
сознании своего могущества русский государь.
Лик царя венчал прекрасный чистый купол его великолепного высокого чела, чела Гения,
озарённого возвышенной думой в обрамлении чудесных вьющихся волос.
Уста тронула едва заметная чуть ироничная улыбка. Прекрасные черты его вдохновенного облика,
как всегда, были исполнены неизъяснимой притягательности и очарования.
Царский камзол, подбитый мехом соболя, был украшен двумя перекрещивающимися шёлковыми
лентами, символизирующими принадлежность государя к кавалерам ордена Андрея
Первозванного (тёмно-голубая лента) и ордена Александра Невского (красно-бордовая).
Портрет императора (по пояс) был весьма объёмным. Он составлял примерно три человеческих
роста!
362
По наблюдениям участников вечера облик Пушкина окутывала необычайно яркая бело-золотистая
аура Свирели, в которую были вкраплены золотые блёстки. Иногда аура вокруг головы вспыхивала
радужными веерообразными лучами.
А облик Татьяны-Свирели предстал участникам встречи молодым и привлекательным. По словам
Лины Бритвиной, которая была поражена увиденным, у неё сложилось полное впечатление, что в
ярком бело-золотистом свете, излучаемом Свирелью, была сконцентрирована поэтическая энергия
Поэтов, медитирующих Свирель.
Вечера встреч со Свирелью, знакомство с космической поэзией гениев русской классической
литературы – по убеждению участников этих встреч – это уроки ликбеза по эзотерическим
знаниям.
И это наглядные уроки реальности происходящих так называемых чудес, которые даёт общение
Человека с Космосом.
Это свидетельство СОТВОРЧЕСТВА поэта Земли с Поэтами Тонкого Мира.
И опровергнуть это уже невозможно, поскольку свидетельство ясновидящих и наличие трудов,
вибрационно соответствующих лире Поэтов «хороших и разных» – свершающийся многократно и
свершившийся факт, который требует научного обоснования, но духовной наукой.
Обосновывать и свидетельствовать об этом факте не могут невежды, чьи глаза зашорены
атеистическим неверием.
Свидетельствовать такое явление могут только люди подобные автору Божественной живописи
Александру Рекуненко, который сам живёт и творит в высочайших, тончайших божественных
художественных вибрациях.
Ранним утром 19 апреля от Петра Великого Свирель приняла стихотворение:
Свеча Петра горит. Неверие сгорает.
И духом творчества Отечество взялось.
А Царь Ваш непрестанно повторяет:
Живи смелей, моя родная Рось!
Вибрации сердечного пространства
Сияют золотом любви и мастерства
В содружестве космического братства
И древнего российского родства.
Здесь Пушкин зиждется в единстве со Свирелью,
Лицейской вольнице указывая путь
В содружестве открытого «Апреля» –
Отечество Отечеству вернуть!
Здесь колокол небесных колоколен
Зовёт к сотворчеству российских мастеров.
Здесь Дух Отечества первопрестолен,
Крылат и звонок, весел и здоров!
К сему Ваш Пётр, Бессмертный Ваш Учитель,
Венец Отечества и творчества венец,
Армады Севера Небесный представитель
И всей Державы штурман и Отец.
По поручению друзей салона «Свирель» Татьяна Потапова,
19 апреля 2016 года.
Да будет свет над вашими головами!
363
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Друзья мои! Все, кто причастен к идее издания книги о Пушкине «РОССИИ ПЕРВАЯ
ЛЮБОВЬ», все, кто всей Душой стремился к воплощению этой идеи, все, кто внёс в
осуществление этой задумки резервы своего творчества, своей устремлённости, примите низкий
поклон от России!
Александр Сергеевич Пушкин сказал:
«Как жизнь прекрасна! Полный обновленья,
Я жизнь пою, и радуюсь и жду
Незабываемого чудного мгновенья,
Когда стихом на Родину приду!»
«Мечтаю я о новой книге, Таня! – вырвалось однажды из уст Поэта при разговоре с
Татьяной-Свирелью.
Так поздравим, мои дорогие, нашего любимого Александра Сергеевича со свершающейся
мечтой!
Благодарение Богу и Свету!
От себя лично и от Александра Сергеевича – низкий поклон энтузиасту всех добрых дел,
нашему огненному серафиму – Софии, Софочке, Сонечке, Софии Михайловне Бланк за
вдохновляющий потенциал её Души, который делает реальностью самые высокие мечты!
Огромная благодарность нашей любимой Майечке, Майе Юрьевне Гориной, которая
добровольно взвалила на свои хрупкие плечи роль редактора, устраняющего из текстов
оговорки , опечатки, пропуски букв и меняя, в согласии с автором, некоторые названия. К чести
её –делает всё это она с максимальным тактом и любовью.
Несравнимое наслаждение составляет для меня с трепетным чувством признания
прикоснуться к сердцам наших великолепных мужчин: Никиты Красовского… и Виктора
Микиртумова…, которые являются беззаветными помощниками Сонечки и Майи во всех их
задумках!
Россия шлёт свой поклон всем, кто вложил свои средства для того, чтобы книга о
Пушкине обрела реальное, зримое и осязаемое воплощение!
Поклон от Урала и всей России всем, кто возьмёт эту книгу о Пушкине и прильнёт к
небесным стихам Пророка.
И пусть на всём вашем пути, друзья мои, вас сопровождает удача!
Да будет свет над вашими головами.
Свирель-Россия, 20 марта 2016 г.
Примечание: К тексту книги «РОССИИ ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ» прилагается серия
авторских рисунков на сюжеты стихов и поэм, включённых в книгу.
364
ПРИЛОЖЕНИЕ
ИЛЛЮСТРАЦИИ Т.П.ПОТАПОВОЙ К КНИГЕ
365
366
367
368
369
370
371
372
373
374
375
376
377
РЕДАКТИРОВАНИЕ Майя Горина
Апрель 2016 г.
Кенсингтон
378
Document Outline
РОССИИ ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ
ОБРАЩЕНИЕ К ПОТОМКАМ
АЛЕКСАНДРА СЕРГЕЕВИЧА ПУШКИНА.
Я ЖИВ
Я жив не только в памяти народной, –
Но в яви – и подвижен, и раним,
С осанкой, как бывало, благородной,
Божественными музами храним.
Вхожу в дома, где ныне мой портрет
Среди родных, любимых и знакомых.
И вижу вновь: забвенья нет как нет.
Я всюду свой и я повсюду дома!
Поэт везде: на тризне и в седле,
Среди пирушки, за ночной беседой, –
Зелёный лист на жизненном стволе
У древа жизни правнуков и дедов.
Знакомо всё: как будто надо мною
Не виснет тяжесть двух моих веков.
И синь реки, укрытой пеленою,
И молодость зелёных берегов,
Стога в лугах, заботливой рукою
Спасённые от ветра и пурги,
И всплеск весла над Соротью-рекою,
И след чудесной маленькой ноги,
Скамья, что вдруг онегинской назвали,
И бег коня ретивый подо мной,
Её портрет в серебряном овале,
И звуки фортепьяно за стеной, –
Всё, всё моё, родное с колыбели.
И матери любимые черты
Остыть в душе доныне не успели
И солнцем детства смотрят с высоты!
А. С. ПУШКИН, (через Свирель)
ПЕРВАЯ ГЛАВА
РОССИИ ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ
ВАСИЛИЙ ЖУКОВСКИЙ:
АНТОН ДЕЛЬВИГ:
В. КЮХЕЛЬБЕКЕР:
Н. В. ГОГОЛЬ
Н. ЯЗЫКОВ:
Младой певец, дорогою прекрасной
Ф. И. ТЮТЧЕВ:
М. ЛЕРМОНТОВ:
М. М. ПРИШВИН:
КОНСТАНТИН ПАУСТОВСКИЙ:
АЛЕКСЕЙ КОЛЬЦОВ:
Что, дремучий лес, призадумался?
ЛЕВ ТОЛСТОЙ:
И. С. ТУРГЕНЕВ:
И. А. ГОНЧАРОВ:
А. ГЕРЦЕН:
Ф. И. ДОСТОЕВСКИЙ:
Н. Г. ЧЕРНЫШЕВСКИЙ:
М. В. ЛОМОНОСОВ:
Физиолог ИВАН ПЕТРОВИЧ ПАВЛОВ:
Генетик НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ ВАВИЛОВ:
ДМИТРИЙ СЕРГЕЕВИЧ ЛИХАЧЁВ:
И. А. БУНИН:
Мой Пушкин – звон стихов
Он растворил себя в потомках, не щадя
М. И. ЦВЕТАЕВА:
И шаг, и светлейший из светлых
ПОЛЁТ
ОТКРОВЕНИЕ
Мы пьедесталы все уступим Вам, Серёжа!
Мой Пушкин, за такое откровенье
ПЁТР ВЕЛИКИЙ–
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ РОМАНОВ:
ПОЭТИЧЕСКАЯ РОССИЯ – ПУШКИНУ.
ИСТОЧНИК СВЕТА
О, светлый Пушкин, о, Поэт наш нежный!
Ты – мой источник света. Ты – колодец
ЖИВАЯ ВОДА
И старец, и дитя, и древний воин
ВЕЧНАЯ ЛЮБОВЬ
Росток её – прозрачный, нежный, тонкий
А. С. ПУШКИНУ,
ИСТОЧНИК ОТКРЫТИЙ
ГУСАРЫ
Чтоб отстоять достоинство Державы
СВИРЕЛЬ О ПУШКИНЕ:
КРИСТАЛЛ ДУШИ
АННА АНДРЕЕВНА АХМАТОВА:
ПО СТОПАМ ПОЭТА
Вот здесь он с томиком Парни
И здесь Он внял простору Дум
Здесь дан Ему до Неба взлёт
Анна Ахматова, 21 век,
К ЧИТАТЕЛЮ ОТ АВТОРА
ЯВЛЕНИЕ
Ко мне сегодня ночью
И, Жезлом прикасаясь
Что в этой плоти тленной
И если кто захочет
И тут же по спирали
По кольцам звёздных точек
ТАЙНА РОЖДЕНИЯ ГЕНИЯ
ТАЙНА РОЖДЕНИЯ ГЕНИЯ
СВИРЕЛЬ:
ПЁТР ВЕЛИКИЙ:
Дитя, младенец, над которым рок
О, этот нам не видимый венок
Да, Вознесенья День был для него
От самого Рожденья до скончанья
Небрежно опустившись, рубашонка
СВИРЕЛЬ:
Скажи, мой Пётр, наверно, не случайно
ПЁТР ВЕЛИКИЙ:
Да, так стакан янтарного вина
Само провиденье букет тот собрало
Когда феллах** у Господа моля
СВИРЕЛЬ:
Три Гения! Мне сердцу подсказала
Поэма возникла в октябре 1990 года,
Свирель, тетр. 16
ПОЭТ И ЦАРЬ
Свирель
ПОДАРКИ ПЕТРА РОССИИ
Руси подарил Он *«Зерцало»
ВМЕСТЕ
Здесь ночи белые над городом моим
Они несут той ночи торжество
ПАМЯТКА СОВЕСТИ.
ИЗ РАННИХ ДИАЛОГОВ С ПУШКИНЫМ
ПУШКИН:
Да, да, твоей рукой на Свет влечёт
ТАТЬЯНА:
О, ангел мой, Твоё мне имя – вера
ПУШКИН:
А где найти начало, как не в ночи?
ТАТЬЯНА:
ПУШКИН:
Моя родная, ты, ты плакала сегодня
ТАТЬЯНА:
ПУШКИН:
Придётся дать и поиском заняться
ТАТЬЯНА
А мы себя в беседах забывали…
Но я боюсь, боюсь быть недостойной
ПУШКИН:
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Спасибо, Пушкин Александр Сергеич!
Мы вместе слушали и к сердцу Вашу речь
Восприняли. И будем Вас беречь.
ДИАЛОГ с ПУШКИНЫМ
ПУШКИН:
Я не надеялся на утреннюю связь
ТАТЬЯНА:
Сверчок прекрасный мой!
ПУШКИН:
ТАТЬЯНА:
ПУШКИН:
Скажу тебе спасительное СЛОВО
ТАТЬЯНА:
ПУШКИН:
Россия вольная, поруганная высь!
ПУШКИН–СВИРЕЛЬ,
ПУШКИНУ
Мой милый, мой родной, Души моей терзанье!
Ты всё молчал. А, может быть, Твой зов
ДИН–ДОН
Дин-дон, динь-дон, – взывает сердца звень
ЗВЕЗДА
Неподражаемо и первозданно
А. С. ПУШКИН:
Мы с тобой ещё напишем много стихов и поэм.
Люблю пиры по-прежнему, Средь юных
ТАТЬЯНА:
ПУШКИН:
ГЛАВА ВТОРАЯ
ОБИТЕЛЬ ДРУЖЕСТВА
Д. С. ЛИХАЧЁВ
ЗОВ ГЕНИЯ
ОСЕНЬ 1811-го
Та осень предвещала нам восход
Скрывая тайну – КТО ОН И ОТКУДА.
Мальцы резвились, каждый источал
Та осень Музой Пушкина была.
Её в саду и ныне видеть можно.
Свирель.
Из космических её стихов.
К 190-летию ОТКРЫТИЯ ЛИЦЕЯ
ДИАЛОГ СВИРЕЛИ С ПОЭТОМ
В кругу почтенных царственных гостей
О, поздравляю, Пушкин, с рубежом
Той дате, что культуре нашей впрок
Дала нравоучительный урок,
Родив на Свет могучую плеяду,
России нашей на отраду.
Ответишь ли, мой дорогой Поэт?
А.С. ПУШКИН:
Воспевшее далёкий подвиг дивный!
Воспомнив о феномене чудесном.
Но нет! Не будем грустно о былом!
Я знаю, свет плеяды негасим.
Приходит он из глубины Вселенной.
И этот свет, могучий и нетленный,
Непобедим, неукротим.
Тот свет, сердца и Души озарив,
Россию возведёт на пик сознанья.
Тот свет – культуры нашей созиданье.
Он весь – всеведенье и подвиг и порыв!
А. ПУШКИН – СВИРЕЛЬ
ОКТЯБРЬ 1811-го
Ронял октябрь последние листы
Октябрь вздыхал. Он знал, что нелегка
О, ЗНАЛ ЛИ ОН?
И, поклонившись абиссинскому арапу
СВИРЕЛЬ
Волшебный край, где Пушкин в стары годы
Но есть средь всех, кто дерзко сочетал
Его Сам Пушкин нам в пример поставил
ЛИЦЕЙ
Лицей! Как дивно лёгок этот звук,
ЛИЦЕИ РОДИНЕ НУЖНЫ
Любви и мужества полны
Он в этом деле преуспел
МАЛИНОВСКОМУ
С беспечностью детей любимого Лицея
ШАХМАТЫ
О, шахматы, бесспорна ваша роль
И я любил сразиться иногда
ПУШКИН – ПОТОМКАМ
ПОРА СОДРУЖЕСТВА
СОЮЗ
Где слава, где бесславье, кто герой?
СОЮЗ НАШ ВЕЧЕН.
ВЫШЕЛ НА ПРОСТОР
НАДЁЖНОГО И ВЕРНОГО ВЕТРИЛА!
КОШАНСКОМУ
КУНИЦЫНУ
ГАЛИЧУ
ИНТУИЦИЯ
А. С. ПУШКИН,
А. С. ПУШКИН,
МЫ ВСЕ – ПОЭТЫ
А. С. ПУШКИН,
ВСЁ ПРЕДНАЗНАЧЕНО
ОТКРЫТОСТЬ
ЯЗЫК
Не видя, что меня мой Гений создавал.
Он изучал язык. И – высшее блаженство! –
ПОЭТОМ ВЫСШИХ ЛИГ МЕНЯ КОРОНОВАЛ.
А. С. ПУШКИН, через Свирель, 1998
Мы были так Руси необходимы,
Как горный воздух, как Душе – костёр,
Пылавший верностью. Мы были так любимы,
Как нелюбимы стали с неких пор.
Обитель рушилась. Упали бастионы
Великой вольницы. Печален этот час.
Но не украли мы ни камешка с короны. –
Она в свой час оберегала нас!
И всё ж в Отечестве, в самой его глубинке,
Горит и светится лицейский огонёк.
Друзья все съехались. Свирель посерединке.
И дышит вольно Царскосельский уголок!
Стихом латаем мы прорехи и изъяны.
Стихом летаем мы под облака.
Стихом мы лечим колотые раны.
Стихом соединяем мы века.
Стихом Поэт соединяет Души
Далёких разновозрастных Миров.
Стихом мы подлость и неверье рушим.
Поэт, будь счастлив, стоек и здоров!
ПУШКИН–СВИРЕЛЬ.
ПАМЯТЬ ЛИЦЕЯ
Лицея память вещая, святая
ВОСПОМИНАНИЕ
Прелестен день. Румяные потомки
ВСЁ ЖИВО В ПАМЯТИ
МАЛЬЧИШКА
Мальчишка зелен-лист, проказник, озорник…
ЛЕТО
ТАЙНЫ
И поверять цветку, ручью, поляне
НЕ ПОВТОРИТЬ…
Я разделить готов с тобой
НА 185-летие открытия ЛИЦЕЯ
ОБИТЕЛЬ
СВЯТОСТЬ УЗ
СОЮЗ НЕ РАСКОЛОТЬ
КТО ЗНАЛ БЫ?
ОТЗВУК
БЛАГОСЛОВИ, ГОСПОДИ!
Благослови союз наш, Боже Правый!
Прости, о, Родина, ты знаешь, сквозь дубравы,
ГРУСТЬ
Да, грусть снедает Душу. Снова осень
БОКАЛ ТВОРЧЕСТВА
СВИРЕЛИ
Шутливое
ВАЛЕНТИНУ НЕПОМНЯЩЕМУ
В восторге я от Валентина!
Тропинкой узкою, тропой воспоминаний
На 187 годовщину ЛИЦЕЯ
Мы празднуем сегодня все, повсюду
Сень дружества, любви, обитель всеучастья
Н. Н. СКАТОВУ
Он изучил так досконально
Венец античности, учёбы
Да, мы признательны доселе
Мы знаем: труд и жар сердечный
А. С. ПУШКИН,
ОБРАЗ ПЕРВОЗДАННОЙ КРАСОТЫ
Её чела я помню покрывало
Меня смущала строгая краса
Любовь и тайная свобода
Был ЭХО РУССКОГО НАРОДА.
ВСЁ ЖИВО В ПАМЯТИ
ДАНЬ
НЕЖНОСТЬ
И как сказанье чудного пространства
ЭЛИЗАБЕТ
ГОД СПУСТЯ
ПУШКИНСКОЕ ПОСЛАНИЕ
А. С. ПУШКИН 1990 год,
НИТЬ АРИАДНЫ
Я Мысль. Я свет. Я Ариадны Нить –
Из лабиринта мрака и незнанья.
Тебе меня доверено хранить,
Как Ключ Любви, Свободы и Сознанья.
Я Знак в судьбе, просторной, словно Русь.
Я блеск в очах, восторг и наслажденье.
Я песней и стихом над Миром вьюсь.
Я славлю Иисусово Рожденье.
Я мысль, я свет. Я Ариадны Нить.
Тебе меня доверено хранить!
Свирель.
Александр Сергеевич ПУШКИН
Вибрациями всех очеловечив,
Придав им разум Бога и Отца,
Сегодня Бог зовёт людей на вече,
Объединяя Души и сердца.
Кто в этом вече будет соучастен,
Кому навстречу выйдет Серафим
Надежды, Веры, Радости и счастья,
Тот с Богом будет вновь соединим.
Вибрация – научное понятье.
Кто против знаний нынче? – Отзовись!
Наверно, тот, кто помощь светлой рати
Отвергнув, попирал Святую Высь?!
Уж даже Сталин – демон поневоле,
Который уничтожил полстраны,
Не ведавший раскаянья и боли
Российской глубины и старины,
И тот вернулся к Богу в год военный,
Велел обнесть Иконой светлый град.
Вибрацией священной и нетленной
Хранить Москву, как видим, был он рад.
Вибрации божественной молитвы
Спасли Москву и город над Невой.
Вибрацией исход великой битвы
Решён был Богом, Русью и Москвой.
Вибрация – физическое свойство
Людей, морей, Земли, Небес и скал,
Всех чувств людских: предательства, геройства,
Любви и лжи, и мысли у виска.
Вибрируют животные и вещи,
Жуки, морские гады, черви, тли.
Всё живо. Всё, вибрируя, трепещет,
Овеществляя таинства Земли.
Вибрация – Могущество Вселенной.
Ей Космос держится в объятиях Творца,
Вибрацией могучей и нетленной
Оберегая таинство Лица
Создателя, чья вечная Троичность
Заложена вибрацией Небес.
Вибрация определяет личность,
Характер, темперамент, рост и вес.
Вибрацией даётся просвещенье,
Познанье, достиженье и талант.
Вибрация сопутствует мученью,
Восторгу городов, людей и стран.
Вибрирующий в заданном режиме
Олень иль камень, дуб иль человек
Мечтает, чтобы каждым дорожили
И миг, и час, и день, и целый век!
Вибрацией божественного слога
Ложится повесть на тетрадь эпох,
Когда Поэт услышал имя Бога
И сердце, Богом данное, сберёг.
Вибрацией в иных Мирах Небесных
Живёт Душа, рождая тело вновь.
Подвластен ей поток потреб телесных,
Не только совесть, дружба и любовь.
Замена тела – только часть процесса,
Которым управляет человек
По воле Кришны, Будды и Зевеса,
Чтоб не было убогих и калек.
Не для того, чтоб робот строил козни,
Биологическое таинство вершит
Великий Бог, а чтоб не стало розни
И выросло достоинство Души.
Лишь научиться управлять тем телом,
Которое уже обновлено,
Душа должна, чтоб тело захотело
Лететь к Богам, а не ко злу на дно.
Душа должна уметь влетать в то тело,
Которое ей заново дано, –
Не для того, чтоб жадность богатела,
А чтоб сознанье было ввысь устремлено
На этой же Земле росло до Бога,
Объединяя Души и Сердца.
И люди, вырастая понемногу,
В своих телах увидели Творца.
Так эта плотная Земля, где вы живёте,
Достигла бы развития скорей,
Войдя в синклит планет. Ведь как ни плотен
Ваш соловей – он всё же соловей!
Вибрацией он пробуждает думы,
Сердца творит на уровне богов,
Смиряет тех, которые угрюмы,
И примиряет иногда врагов.
Так вы, не думая о распрях и пожарах,
Забудьте зло, делёжку и войну
И, сбросив груз телес, больных и старых,
Рождайте в Мире мир и тишину.
Учись исправно управлять Душою,
Чтоб здесь же, на Земле, оставшись вновь,
Здоров, умён, гуманен, не заморен
Являл надежду, Веру и Любовь.
Нет, не ловить и не сажать по клетям**
Учёным надо Души, а уметь
Их направлять. Ведь Души – те же дети,
Что научились роботом владеть.
Простите, люди, тело – тот же робот:
Телесное от Духа отделив,
Смиряйте ненасытную утробу,
Возвысьте поэтический мотив.
Владейте телом, новым или старым.
Не подчиняйтесь прихоти телес.
Тогда к нулю пожары и удары
Сведёте по велению небес.
ЖИЗНЬ В ЛИТЕРАТУРЕ
В литературе, словно в государстве,
Приказывает сердце жить.
И Пушкиным – Царём на этом Царстве
Бессрочно пуще жизни дорожить.
В нём – кладезь мудрости и кладезь благородства.
В нём – продолжение славянского родства.
В нём – всех земных народов сходство
И безначальность естества,
С Христом роднящая. Высокое искусство
Беспечно, доблестно и честно строить дом.
Беречь в душе отеческое чувство,
Не расплескав достоинство притом.
Величье женщины в Душе лелеять вечно
И рыцарство мужчины сохранять.
Быть проще, величавей, человечней,
Чтоб сердцам всю Вселенную обнять.
ЯЗЫК НАШ – ТОЖЕ ТАЙНА
ГЕНИЙ ЯЗЫКА
РОССИЯ:
О, Гений Языка, скажи мне, милый,
Чем Ты живёшь? В чём суть твоей звезды?
Откликнись, Гений русской Чудо–Силы,
Которой в Мире вряд ли где найдёшь.
Откликнись, Гений, Ангел среброкрылый
Словесной нескончаемой руды!
ГЕНИЙ ЯЗЫКА:
Ты так поёшь, как будто из горнила
Потоком лавы огненная сила
Преображает век мой и сердца!
Секрет в тебе, Свирель! Открой «Апрель».
Он близок – Душ любимых световод.
Весна строчит свой бег. Весной владеет род.
И безотказный Чудо-Оберег –
Язык мой русский, мощный, как народ,
Вливается ручьями в устье рек.
РОССИЯ:
Скажи мне, Гений Языка, скажи,
Как охраняешь чистоту Святыни?
Чем Ты живёшь, как чувствуешь красу?
ГЕНИЙ ЯЗЫКА:
Живу как прежде, как всегда и ныне.
Храню свои языко-рубежи
От выжженной проклятьями пустыни
И свет Божественный в себе несу.
Я Бог огня словесного. Я Воин,
Испепеляющий растление и грязь.
Я поклоненья вечного достоин.
Я блеск Божественного Слова, Света Князь.
Я МЕЧ ДОСТОИНСТВА.
Я ГЕНИЙ ОТКРОВЕНЬЯ.
Я ВОЗВЫШАЮЩАЯ СЕРДЦЕ КРАСОТА.
Во мне гнездится вечная мечта
Непрерываемого чудного мгновенья.
Я строю замок вечности в народе.
И волен сам народ его беречь.
И сам народ, оберегая речь,
Хранит свой замок вечности в Природе.
Я ГЕНИЙ ЯЗЫКА. Я иногда не в моде.
Но сила зиждется в моей земной породе
И бьёт по глупости из пушки как картечь!
МЫ ВСЕ ОТ ПУШКИНА ПОШЛИ
Да, Пушкин жив. Он Белокаменной оставил
Не только нежный пушкинский мотив.
Он памятник родной Руси поставил,
Своей Душой весь Мир перекрестив.
Недаром нынче каждый иностранец
Не понаслышке с Пушкиным знаком.
Недаром и японец и китаец
Заговорили русским языком!
Шекспир и Гёте, Шиллер и Мицкевич –
Достойный круг высокого певца.
Ему родня – не только цесаревич,
Отмеченный необщностью лица.
Душой своей сроднив крымчан и коми,
Волжан, амурцев, Свирь и томичей,
Он стал любому юноше знакомым.
Роднёй ему стал каждый книгочей!
Глазами Пушкина синеют дали,
Обозревая будущность Земли.
Мы Родины милее не видали,
Поскольку все от Пушкина пошли!
Свирель.
СКВОЗЬ ПРОСТРАНСТВО-ВРЕМЯ
ЧТО СОБОЙ ПРЕДСТАВЛЯЕТ
ПЛАНЕТА ДУШ?
Столицей является Санкт-Петербург.
МИГ ПОСТИЖЕНИЯ БЕССМЕРТИЯ
СВИРЕЛЬ:
О, Пушкин, как ты болью поразил
Россию всю, уйдя в тот Мир так рано,
Как ранил Ты Наташу и народ!
Как долго, как печально и как странно
Трепещет в скорби русский небосвод
И до сих пор невольно слёзы льёт.
И до сих пор свежа на сердце рана!
Ответишь ли? Душа ответа ждёт…
А. С. ПУШКИН:
Отвечу. Нам печаль дана
В науку сердцу, полному обмана.
Трепещет детство, разрывает свод
И зреет раньше, чем хотела б Мама…
Мой облик, оставаясь на Земле,
Впитал в себя последние мгновенья,
Означившие примиренье
Души с судьбой, предсказанною мне.
Я новый Мир познал: Он мне открылся.
И я туда всем сердцем устремился.
И вещий голос мне промолвил; «Днесь
Пришла пора взросления и Дела.
Пусть юность в одночасье отлетела,
Ты будешь овеваем негой здесь…»
Спокойствие на Душу снизошло.
Господней дланью облегчённый, видел,
Как мимо мчались те, кто ненавидел
Суть Гения… Но уходило зло,
Ветшало и мельчало в поднебесье.
И раздавалась ангельская песня.
И Мирозданье розами цвело.
Я понял суть Божественных элегий.
Исполненные высшей красоты,
Они, как воплощённые мечты,
Влекли меня. И состоянье неги
Спустилось с неизвестной высоты.
Я постигал язык Богов в молчанье.
Блаженство в поле сердца разлилось.
Пронизанный лучом Любви насквозь,
Я в миг постиг величие свиданья
Перед Царём всех нынешних царей.
Мне лик Его прощенье обещал
За суетность в делах и за ошибки,
Не раб, не Бог, не друг и не герой, –
Бросаясь с головой в тот омут зыбкий.
Тот Лик не упрекал и не стращал, –
Он жизнь мою как колыбель качал.
А я ребёнком маленьким молчал
И отдыхал в молчании улыбки…
О, мой Жуковский! Ты давно со мной!
Бреду, как прежде, по стезе мирской.
Ты сам постиг за той чертой земною
Отдохновенье, счастье и покой!
На свете счастья нет, а есть покой и воля, –
Так говорил я в юности моей.
Но, ей-же-ей, от вас теперь не скрою,
Что я из тех счастливых сыновей
России-Матушки, которая певала
Мне песни вьюжные над Соротью моей,
И обо мне рыдала и стенала,
И соткала мне чудо-покрывало
Бессмертной памяти невянущих полей.
Я окунаюсь в боль и выхожу колоссом
И, возрождаясь как Иван-Дурак –
Ершовский гений, оставляю с носом
Все воплощенья зла, вражды и врак!
СВИРЕЛЬ:
О, Гений Родины, благодарю за оттиск
Речей, освеченных улыбкой и мольбой,
За то, что вновь пришёл на Землю в гости,
За счастье побеседовать с Тобой!
За мир, за свет, за миг, что сердце утешает,
За счастье быть вдвоём и Душу обновить,
За жизнь, которая стареет и ветшает,
Но зыблется в руде любимых книг,
За поле васильков над Соротью любимой,
За цвет ромашек над моей судьбой.
Мой Пушкин, и за то, что не промчался мимо,
Прими поклон. Мой Дух всегда с Тобой.
Твоя Свирель,
Твой вечный и покорный ученик…
А. С. ПУШКИН:
Запомни, Русь, я был уже далече,
Когда Жуковский нежно начертал
Тот профиль. И вокруг дрожали свечи,
Когда бессмертья Дух витал.
Но я смотрел со стороны и видел,
И удивлялся, и парил, и ждал…
Чего я ждал? Не знаю, только помню,
Что я страдал…
ГИМН ПАМЯТИ
ГОТОВЯСЬ К ПЕРВОЙ ВСТРЕЧЕ С ПОЭТОМ
Был День Победы – 9 мая 1989 года.
ПРОБА ПЕРА
Мой ангел – над страной. Сонет – мой пилигрим
И скоро этот день настанет…
ИЮЛЬ – 1998, 24 числа.
ОТ ПУШКИНА
Мой Юбилей, увы, не за горами
Он близок. Двести лет грядёт.
И я сказал бы, други, между нами,
Ум леденит, и сердце мрёт.
Мне мнится – этих лет как не бывало.
Они – мой сон, фантазия, обман.
И мыслю вновь: то много или мало,
Достоинство они или изъян?
Я не премину подшутить над сроком,
Который будет и потомкам дан.
Какая разница – меж Югом иль Востоком,
Где опустить дорожный чемодан?
Тот срок – мгновенье в круговерти жизни,
Лишь миг, у вечности отпущенный взаймы.
Не всё равно ли, где гулять на тризне
С цевницей мужества, с сумой иль без сумы?
Мы день Рожденья все готовы встретить.
Но не уложат ли потом под спуд,
Как всех хоронят на минувшем Свете,
Когда иные некие умрут?
Я не люблю ни тостов, ни регалий,
Ни панегириков, что вечно совесть жгут.
Везде: в Москве, в Опочке, на Урале
Меня и нынче, я уверен, ждут.
Без притязаний, громких слов, без плача,
С пером в руке, задумчива, как я,
Тебе, Свирель, под силу та задача –
Писать стихи. На то мы и семья,
Содружество поэтов – одиночек,
Поверивших, что я всегда живу:
Подвижен, весел, нежен и бессрочен
В стихах, в письме во сне и наяву.
Ну что ж, поднимем дружные бокалы
За Юбилей – начало всех начал.
Вина Любви мне вечно не хватало.
И кубок юбилейный вечно мал.
Беспечен стих. На то, мой друг, и лето.
Достоин стих Поэта самого.
Черты его живут в чертах портрета,
Но не заменят никогда Его.
Он жив не только в «Капитанской дочке»,
В «Онегине», в «Полтаве» и «Бове».
Он жив и так же скачет до Опочки,
Гуляет под Москвой и на Неве.
Я весь – тот Мир. И Мир меня вбирает.
Я покорён величием Его.
Я знаю, что никто не умирает.
И возродились – все до одного!
А.С. ПУШКИН,
через Свирель
И ВОТ ОН НАСТАЛ, ЭТОТ МИГ!
Это было 9 июня 1989 года
Я в этом уверен, и в этом нет никакого сомнения.
А. А. ОЛЕНИНА: С Богом, маленькая моя!
ПЕРЕОСМЫСЛЕНИЕ ЗАДАЧИ
Расстанься с грустью хоть на миг,
Оставь тоску, отринь печали.
Я цену мужества постиг
В конце пути, в его начале –
В иных краях, где ярче свет,
Где ночь звездами серебрится,
Где злобы нет, где мрака нет
И где вокруг – родные лица.
Расстанься с грустью, не тоскуй.
Бессчётность лет и встреч бессчётность
Не устрашит жужжанье пуль
И некой кармы безотчётность…
А. Пушкин. 6. 06. 2004 г.
Не унывай и ты, Свирель.
Твои рулады сердце облегчают.
Твоя разымчивая трель
Любовь и нежность источает.
Люби, люби всё, что вокруг:
Родных и близких, свет зарницы,
Люби мерцание разлук,
Тем ближе и дороже лица!
А. Пушкин. 8. 06. 2004.
Мне двести пять, но я юнее юных.
Во мне как встарь желания кипят.
Под перебор гитары семиструнной
Стихи к Земле романсами летят.
Уловлен звук и вздох, и нежность сердца
Душой родной. И кончиком пера
Владеют ритмы искристого скерцо,
И лет иных приблизилась пора.
Пора полётов в Мир волшебно-строгий
Чудесных встреч, грядущих перемен,
И взгляда нового на старые дороги,
И стан бессмертия – унынию взамен.
Нет, не пугают сотни лет Поэта.
Нет седины в кудрях, и нет морщин.
В его душе и в теле – сила лета –
Предел мечтания и зависти мужчин!
А.С.Пушкин,6.06.2004,
Его влияние на людей было магнетическим.
Вслед за Петром – сподвижники Победы,
Веками долгими лелеем мы в себе,
Как завещали прадеды и деды,
Суровость правнуков в походах и борьбе.
Так Русью выкован был Белый Конь Победы
Победоносца доблестного конь,
Как предвещали прадеды и деды, –
Дракона злобного сжёг собственный огонь!
А. Пушкин, 8. 08. 2013
И НОВАЯ ВСТРЕЧА
МАМА
Ты в сиреневом облачке
МАМА!
Ты как и прежде
МАМА!
МОЛИТВА
Среди надменных и спесивых
В час равнодушия и гнева
ПУШКИНСКИЕ МОТИВЫ
ПРОЗРЕНЬЯ БОГ
МЕСЯЦ, МЕСЯЦ…
ЛЮБИМЫЙ.
Я замолчала…
Александр Сергеевич стал говорить:
ВЕРУЮ
Веруй! – до слуха доносит рассвет
Веруй же, – нежность поёт ввечеру
ДОВЕРЧИВОЕ СЕРДЦЕ.
Зачем оно бьётся?
Александр Сергеевич вновь заговорил:
РОДИНА
Ты, Родина нежная
К СОЗВЕЗДЬЮ ПУШКИНА
ДОМ
КТО ЛЮБИТ СТИХИ?
ПОМИЛУЙ, БОГ!
СЛОВО ЛАСКОВОЕ.
Хочу слово ласковое
СЕРДЦЕ ПОЁТ
ЭТО ТЫ
Я ВАС ПРОЩАЮ
СКАЗКА
Путь совершают намеченный
Или от Мойки до Невского
Нынче в имение Лариных
Вновь красотой Тани Лариной
Слышится спор об Отечестве
ВСТРЕЧА У В. И. ЛЕНИНА
Царица Творчества, Природы и полей,
Кружусь я в вальсе на родной опушке.
И мне всего дороже и родней
Рука, поставившая подпись – ПУШКИН.
О, сколько зим я провела в гостях,
И сколько миль мы с Ним исколесили:
Верхом и тройкою – в старинном нашем стиле,
Вникая в древность и скорбя о новостях!
Нас всё тревожило: набеги буйных горцев,
И пугачёвщина, ушедшая во мрак,
Лихие русские единоборцы,
И крепости, упавшие во прах,
Славянской древности могучие мотивы,
Салонной прелести невечные черты,
Деревни русские, что ныне сиротливы,
И всех сильней, Душа, конечно, ты!
О, нежность вещая! Нет слов –
Здесь всё впитало вдохновенье
Его Души: и явь, и снов
И взлёт мечты, и взмах пера,
И трель того же соловья,
Эт цетера, эт цетера!
Боль небывалая, горечь полынная,
Искрам пожарищ веками подвластная,
Русь моя, Родина, сердце былинное,
Самая, самая в жизни прекрасная!
Ты ли водила меня по обочинам
Злыми дорогами воли и памяти?
Ты ль убеждала сквозь слезы, воочию:
Дети, любите, дружите, не падайте!?
Ты ли баюкала в пору ненастную,
Ты ль научила и сказке и повести?
Я ль тебя вижу: могучую, ясную?
Ты ли послушна и песне и совести?
Ты – моя Русь, и былая и новая,
Нет тебя лучше ни в горе, ни в радости!
Здравствуй, румяная и чернобровая,
Знавшая беды, не знавшая старости!
РОДИНА, МАМА, ПУШКИН
Без Матери и Родины человек теряется.
О, Мама! Это слово над Россией –
Икона памяти, повергнутая в боль,
Россия, Родина, обнявшая собой
И крест, и лес, и плёс, и омут синий.
О, Мама, где найти тебя красивей?
Избой, звездой, мольбой и городьбой.
Пусть день жесток и за окошком иней, –
Не разломать ветрам тот зыбкий мост.
И даже если веют вперехлёст,
Тростинка памяти надежней и прочнее.
Рассечь любовь не сможет даже нож.
Ты в сердце вечно, Мамочка, живёшь,
И нет на свете имени красивей!
АПРЕЛЬ
Утро апрельское, звоны капели,
Звон торопливых ручьев.
Нежность сердечную струны задели
Давних нелёгких годов.
Где они? – Облачком сумрачной дали
Грезятся. Но не прервать
Нитей небесных, что передали
БОЖИЮ БЛАГОДАТЬ.
На двухсотлетие Поэта
О СВИРЕЛИ
ДА БУДЕТ СВЕТ НАД ВАШИМИ ГОЛОВАМИ!
ЧТО ГОВОРИТ О СЕБЕ СВИРЕЛЬ
Когда Пушкин подарил Татьяне Свирель, мне уже открывалась тайна, что всё нас окружающее может разговаривать и отвечать на вопросы.
И я с интересом заговорила с этой самой Свирелью и попросила её рассказать о себе. Всё, что рассказывала Свирель, я добросовестно записала в свою тетрадь (зелёная большая тетрадь, 1992 год, стр. 90).
Вот этот монолог Свирели:
Мне много лет. Я гибкою лозой
Качалась в зелени над кручей Волги,
Сияла инеем и дождевой слезой
На землю капала. Свой путь
к Поэту долгий
Я устилала нежною листвой,
Была ломима жёсткою рукою.
На хворост и костёр влекли меня живой.
Прощалась с жизнью, летом и рекою.
Но вот однажды юный пастушок
Коснулся чутко моей тонкой ветки,
Хотел мой ствол срубить на посошок,
Но я шепнула парню-малолетке:
Оставь меня, не трогай, не ломай.
Я пригожусь тебе. Меня послушай:
Могу я, песней зачаровывая Души,
Петь про любовь и про родимый край!
Сноровкой отличался паренёк:
Отрезав от моих ветвей кусочек,
Он сделал дырочки, он подточил носочек.
И засквозил по лону ветерок.
Запела дудочка. Свирель, возвысив ноту,
Себе святую выбрала работу,
Попав из леса к песне на урок.
С тех пор служу я при дворе Поэта.
И службу ту святою нахожу.
Конечно же, давно стара при этом.
Но всё ж от старости, представьте, не дрожу.
(Из диалога с Серёжей Есениным,
апрель-май 1992 года)
Уже в наши дни, в 21 веке, мы имеем возможность извлечь сведения о Свирели из необыкновенного источника, данного нам Творцом.
Это «Числовые коды Крайона», книга, составленная на основе научных данных высшей математики. Коды основаны на русском алфавите.
Здесь главная мысль – весь Мир, вся Вселенная, созданы Творцом на основе точных математических расчётов.
За каждой буквой русского алфавита закреплена своя цифра. Таким образом, опираясь на «Коды Крайона», можно узнать своё собственное назначение, миссию в жизни. Через «Коды Крайона» можно проникнуть в смысловую суть любого явления.
По «Кодам Крайона» СВИРЕЛЬ – это жрица звёздного огня. Она обладает абсолютно чистым сознанием и содержит ключи божественного знания.
Свирель представляет собой полную гармонию небесных сфер, содержит в себе осознание своей божественности, открывает матрицу Единого и проникает в самую суть явлений. Это Межпространственная Нить – Зувуйя.
Она соединяет свет сердца и головы и является Новой программой Света. Это ПРОГРАММА БЕССМЕРТИЯ ЧЕЛОВЕКА И ЕДИНСТВА ВСЕХ НЕБЕСНЫХ СФЕР И СЕРДЕЦ.
Свирель – это Россия, признанная Богом избранница Источника Света.
И, наконец, ЭТО ПОДАРОК УЧИТЕЛЯ. Это вторая моя, девичья фамилия.
И ещё: Свирель – это двенадцать месяцев.
Что бы это значило? Это то, о чём говорит Серёжа Есенин! Это та целостность времени и пространства, которым обладает Поэт:
Серёжа, рассуждая о своём возрождении в Тонком Мире, говорит:
Весь Мир как яблоко.
В нём молодость рассвета,
И лето, и зима, и бокогрей.
Так месяц предвесенний называют.
Всех их двенадцать. Все они мои.
Я взял их пальцами освеченного края,
Где вновь рязанские лепечут соловьи.
( тетр. 16, 1990 год, стр. 172)
Для Есенина эти двенадцать месяцев года – символ единства Мира. Ему также дозволено владеть Свирелью, поскольку ему доступны поэтические вибрации высшего порядка.
Вручение Татьяне Свирели подтверждают и Отец Пётр, и Мамочка Катенька, и Серёжа Есенин, и Высшее Я самой Татьяны:
«Бери Свирель. Она тебе досталась от Леля, и теперь она ТВОЯ!»
ОТКРОВЕНИЕ
Диалог Свирели с Поэтом
СВИРЕЛЬ:
О, Пушкин, Ты взошел, как розан над цветами
На клумбе просвещения Руси.
ПУШКИН:
Я стих прошу, прозрачный, гордый, смелый,
Достойный этого немеркнущего Дня.
Свирель моя, твоя Душа согрела
Воспоминаньем грустного меня.
Я благодарен Родине за память,
Звенящему поутру голоску.
Тебе известно, как забвенье ранит,
Холодным дулом прислоняясь к виску.
Висок мой сед, но вьётся всё же локон,
Наматывая время на стихи.
Остёр мой взор, и не закрылось око,
Бичующее древние грехи.
Ответь, рискни, не хорони улыбки,
Не прячь печали, не грусти, а пой!
СВИРЕЛЬ:
Отвечу голосом Свирели, но не скрипки,
Я рада побеседовать с Тобой,
Поэт мой нежный. Ты неувядаем.
Ты верный Посох на пути Творца.
Забвенье от Любви в душе растает.
И радости нет срока и конца!
Не знаю я, бывала ли в пенатах,
Где детский голосок твой прозвучал,
Но сердца звук, прозрачный и крылатый
Мне там не раз свиданье назначал.
Я вижу отрока среди других подростков,
Я с ним хожу по-дружески и просто
Веду беседу детскую притом.
Прикосновеньем ласковой руки.
А он мне дарит свежие ромашки
Небесной оживляющей строки.
Ему шепчу я ласково на ухо
Свой незабвенный пушкинский мотив.
Он – воплощенье редкостного слуха –
Мне дарит тут же свой весёлый стих.
Я перекличку с другом затеваю,
Аукаюсь, роняя на плечо
Цветы родного царственного края,
А он меня целует горячо
Игривою неповторимой рифмой,
Обвив меня мелодией Любви.
Я всюду с ним блуждаю светлой нимфой,
Я – всюду – в думах, в сердце и в крови.
Рукой прозрачной, нежной, гибкой, звонкой
Одушевляю каждый шаг и миг
Небесного Поэта и ребенка.
И Он ко мне с тех пор ещё привык.
Я воплощалась в образы любимых
Воздушных,– и небесных и земных, –
Твоей Душе всегда необходимых,–
Надменных, кротких, гордых и смешных.
Калейдоскопом всяческих открытий
Терзался, забавляясь, острый ум.
И шквалом нескончаемых событий
Насыщен был поток ревнивых дум.
Он жаждал в миг любви и насыщенья
Он нежность до небес превозносил,
В переживаньях падая без сил.
Он, руку протянув ко мне, Свирели,
Вдруг говорил, порой едва дыша:
Свирель моя, дотянем до Апреля
И снова потихоньку, не спеша
Возьмём свои вершины и чертоги,
Займем высоты древних чудных гор.
Нам далеко с тобой ещё до Бога,
Но чужд нам бесталанности позор.
Я утешала, как могла, Поэта,
По-матерински, носовым платком
Утерши нос. И призывала лето
С обычным туеском и кузовком.
А летом приходила в виде девы,
И ласковое яблоко в руке
Рождало поэтичные напевы
В не старящейся розовой строке.
О, Пушкин мой, моих щедрот старанье
Я не ценю превыше тех красот,
С Россией выбегая на свиданье!
Свирель горда, что в детстве помогала
Тебе, мой отрок, юноша, Поэт.
Поэзия как розан расцветала.
И ей доныне равной в мире нет.
ПУШКИН:
Свирель, о, нимфа, мой беспечный посох,
Упавший с неба, Лебедь на руке,
В дубраву, к голубеющей реке.
Моя Свирель, моя малютка-Лето,
Ты – вздох Поэта, золото Поэта,
Взойди над Русью, надо мной взойди!
Свяжи берёз невидимые ветви
Миров, стремящихся в объятия Творца,
Соедини модерн, бистро и ретро
Дорогой от лачуги до дворца.
Напой, Свирель, мне вещие напевы,
Соединяя древность вздохом дня,
И взором вечной и любимой девы
Омой усталость, осенив меня!
СВИРЕЛЬ:
О, мой Поэт, я стражду пробужденья.
Во мне энергия жива и зорок взгляд.
Стихи об этом ярко говорят.
Пою я втуне, обо мне не знают
Сегодняшние графы и князья.
Они свиданье нам не назначают,
В чертоги их Душе войти нельзя.
Но нам с Тобой тесны их кабинеты,
Палат их каменных не греет вид и взор.
Они мрачнее даже вечной Леты,
Не с ними мы продолжим разговор,
А с чистым сердцем Родины и края.
И, с детским смехом стих соединив,
Отчизне посвятим, Любовь вбирая,
Свой пушкинский не молкнущий мотив!
ПУШКИН:
Спасибо, друг, стихом своим отметив
Чудесной даты золотую медь,
Мы улетим за грань десятилетий
И на других планетах будем петь!
Ну, не горюй, я знаю, что Татьяна
Живёт в тебе, как и во мне самом.
Поздравь меня – пусть поздно или рано –
Но мы стихи в бокалы разольем.
СВИРЕЛЬ:
О, Пушкин, поздравляю. Другам вещим
Ты от Свирели передай привет.
Да, стих рожден. Он Родине обещан.
Спасибо, Прорицатель и Поэт!
ПУШКИН:
О, да, мой друг, воители Востока,
Вельможи,– да не даст соврать сонет,–
Любили свет без устали и срока.
У каждого придворный был Поэт.
Поэт лишь тяготился этой клеткой,
Поэт в чертоге – что твой соловей.
Поэт бывал помечен царской меткой
При отпрыске божественных кровей.
Он был слугой, придворным зазывалой,
Он славил мудрость, царственность и честь.
Но этого Поэту было мало:
Он всё на свете был готов прочесть,
Хотел увидеть бедность за порогом
Богатого уютного жилья,
До Бога шел, но не дошел до Бога,–
Таков удел Поэта-соловья.
Он выброшен был за порог однажды
В глухую степь, где вечно бродит тать
За нрав, за честь, за неуёмность жажды
Все перечесть, увидеть и познать.
Познав свободу, он опять взмолился:
Кому я нужен в той глухой степи?
А Бог Поэту, знамо, удивился,
Сказав: Стихами степь мою кропи,
Ходи по людям, развевай сомненье.
Посеешь веру – урожай сберёшь.
Играй и пой своё стихотворенье,
Посей зерно Любви – возникнет рожь!
Стих мой – мой бег,
Стих мой – мой Бог.
Колдую стихом век.
Стих свой слагаю впрок.
Пишу о детстве, о семье, о людях,
Которые не дали умереть
Душе страдающей. Им памятником будет
Сей стих. Ему дано гореть,
Рыдать, взывая к Небу и Поэту,
С любимыми родными говорить,
Из мрака прорываясь к Свету,
И о бессмертье стих дарить!
СВИРЕЛЬ:
О, сердце, не уставшее гореть,
Взлетевшее как золотое пламя,
Ты не могло, ручаюсь, умереть
И нынче реешь между нами!
О, Пушкин Наш, из родников родник,
Ты сердцем, дорогой, во все века проник,
Став Сыном Родины и Матери Пречистой.
Ребёнок, бешеный мой африканский сын,
Соединивший кровь и нрав могучих
Земных глубин и ангельских вершин,
Мой Пушкин, лёгкое как перышко перо,
Любовник вечный всех красавиц мира,
О, как ещё назвать Тебя, родной,
Как превозмочь земное тяготенье,
Чтобы узреть Души великой рденье,
Не упустив минуты ни одной?!
А.С.ПУШКИН:
О, маленькая русская сестра
Детей всех наций мира и наречий,
Твой голос от тоски вселенской лечит.
И наступает вечности пора –
Не только в памяти, но в яви и свиданьях,
Не только в творчестве, а в смехе и в речах.
И блеск живой в очах, и звук рыданий
Как будто бы с соседнего двора
Доносится. И действовать пора!
Да, действовать пора,
Что значит, действовать? –
Трудиться, радуя родных и день и ночь,
Не расточая на тоску минуток.
Татьянушка! Свирель моя родная,
Ты, словно нянюшка Арина надо мной,
Рыдаешь и, от горя замирая,
Не пропускаешь строчки ни одной
Из переписки, из стихов, воспоминаний.
Да, были люди добрые средь нас.
Красавиц было много и свиданий.
Но круг друзей от бед меня не спас. –
Спасло доверие к святой молитве.
Неправда, что я был не христьянин.
Я верил в Господа, как ни один
Из этих, что вели меня на битву.
Возьми мой стих – он полон откровенья.
Он чист и светел как родник.
В нём и твоё отныне вдохновенье,
Твой стиль и твой язык!
СВИРЕЛЬ:
Беру, мой друг. Сама себе не верю,
Что смею брать, и всё-таки беру,
Вмещая всех в себя: Арину и сестру
Ребёнку вечному и маленькому зверю,
Которого и тигром называли,
И обезьянкой милой и
Сверчком,
Которого любили и ласкали.
О, Гений! Утоли мои печали
И погрози всем бедам кулачком!
А.С.ПУШКИН:
О, сколько ласки в этом обращенье!
О, ты, моя Свирель, моё свеченье!
Не плачь над старящимся юношей Поэтом!
Всем сердцем я молю тебя об этом.
Мы все, со временем в дитяти обратясь,
Укрепим сквозь века вселенской мощи связь.
Мы все, как сказано в Писанье, – люди – братья.
И все друзья мои придут ко мне в объятья!
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
ТАМ РУСЬЮ ПАХНЕТ
В синем небе звёзды блещут,
В синем море волны плещут.
Спой мне песню, как синица
Тихо за морем жила,
Спой мне песню, как девица
За водой поутру шла.
В толпе могучих сыновей
С друзьями в гриднице высокой
Владимир-Солнце пировал:
Меньшую дочь он выдавал
За князя храброго Руслана
И мёд из тяжкого стакана
За из здоровье выпивал.
О, сколько нам открытий чудных
Готовит просвещенья дух,
И опыт, сын ошибок трудных,
И гений, парадоксов друг,
И случай – Бог изобретатель…
А за добро, тепло и ласку
Прищепа нас благодарил
И не рассказанную сказку
Он нам в тот вечер подарил:
Три крупных яблока медовых
У нас лежали на столе –
Дары от берега Днипрова
Сибирской матушке земле.
Победа добра над злом НЕИЗБЕЖНА!
Буря мглою небо кроет,
Вихри снежные крутя,
То, как зверь, она завоет,
То заплачет, как дитя,
То по кровле обветшалой
Вдруг соломой зашуршит,
То как путник запоздалый
К нам в окошко застучит.
Пирует Пётр. И горд и ясен,
И славы полон взор его.
И царский пир его прекрасен.
При кликах войска своего,
В шатре своём он угощает
Своих вождей, вождей чужих
И славных пленников ласкает,
И за учителей своих
Заздравный кубок поднимает.
Горит восток зарёю новой
Уж на равнине, по холмам
Грохочут пушки. Дым багровый
Кругами всходит к небесам
Навстречу утренним лучам.
И се – равнину оглашая
Далече грянуло УРА:
Полки увидели Петра.
И он промчался пред полками,
Могущ и радостен, как бой.
Он поле пожирал очами.
За ним вослед неслись толпой
Сии птенцы гнезда Петрова…
Вы помните: текла за ратью рать,
Со старшими мы братьями прощались
И в сень наук с досадой возвращались,
Завидуя тому, кто воевать
Шёл мимо нас… И племена сразились.
Русь обняла кичливого врага.
И заревом московским озарились
Его полкам готовые снега.
Между прочим…
Ах! Умолчу ль о мамушке моей,
О прелести таинственных ночей,
Когда в чепце, в старинном одеянье,
Она, духов молитвой уклоня,
С усердием перекрестит меня
И шёпотом рассказывать мне станет
О мертвецах, о подвигах Бовы…
От ужаса не шелохнусь, бывало,
Едва дыша, прижмусь под одеяло,
Не чувствуя ни ног, ни головы.
НАСТУПАЛА ПОРА ВЗРОСЛЕНИЯ
Прошли глухие времена,
Где глох наш род, где глохли люди,
Где обрывались стремена
И был безбожник неподсуден.
Но ярче, ярче стала высь,
Где всё яснее смысл рожденья,
Где неизбежно восхожденье
И где сонеты родились.
Хлеб нам наш насущный дай нам, Боже,
Огради от бед и разрушений,
К нашим детям будь добрей и строже,
Их отринь от бездны разрушений.
Отче Наш, Твоя на Небе сила
Волею Твоей продлится в жизни,
Верою божественной в России
И любовью к страждущей Отчизне.
К людям милосердием нисходит
Царствие Твое Небесным током,
Разумом Божественным в народе,
Единеньем Запада с Востоком.
Дай же, Боже, хлеб нам наш насущный
И прости нам вечны долги наши.
Пусть вздохнёт свободней неимущий
На просторе нив, лесов и пашен.
Силою молитвы пробуждая
В сердце созидательную думу,
Боже, дай за наши все страданья
Кров – бомжу и совесть – толстосуму.
ГРЯДЁТ МОЯ РАСЕЯ
Нет, не увяла стать в моей Руси –
Ни в росте, ни в осанке, ни в походке.
Неси своё достоинство, неси,
Моя Россия, тихий ангел кроткий!
Не лебези пред сильными, не плачь,
Держи, родная, голову повыше.
Ещё немного – сгинет твой палач.
Он приговор себе давно уж пишет.
Он приговор себе уж подписал
Жестокостью, насильем, грабежами,
Слуга двуличья, сатаны вассал
Рассёк свой век он жадности ножами.
На нитке виснет подлости судьба,
Хотя мощнит ещё её двурогий.
Но жив народ – не просто голытьба.
В нём разум с сердцем, а не только ноги,
Бегущие по миру босиком
От ужаса, что сатана посеял,
Россия – свет, идущий от икон,
Россия – человечности закон.
Рассейся, мрак, грядёт моя Расея!
В НАЧАЛЕ БЫЛО СЛОВО
Господь сказал: В начале было Слово
Оно и нынче впереди всех дел.
Так будет до Пришествия Второго.
Чу! Слышишь, – словно ангел пролетел?!
То СЛОВО ЛАСКОВОЕ утренней молитвы
Прошелестело крыльями любви.
Словесные молитвенные ритмы
Воздвигли храм небесный на крови.
Молитва матери вернула к жизни сына.
Молитвой Родины рассыпалась беда.
И монументом сына-исполина
Взошло то СЛОВО над Европой навсегда.
Молитва зыблется над храмом и лачугой.
Молитвами спасается народ
И отдаётся жизнь своя за друга,
И светится звездами небосвод,
И храм доверия возводится на слове,
И СЛОВОМ строится семейный наш очаг.
Любовь небесная лежит в его основе.
Сопротивляется молитве только враг.
И СЛОВО ПОЭТИЧНОЕ на взлёте,
Когда оно мольбой освящено.
Оно предшествует любой работе,
Когда к душе душой обращено.
Во всём всегда в начале было СЛОВО.
Тем СЛОВОМ будем живы мы с тобой,
Спасаясь до Пришествия Второго.
ТО СЛОВО НАЗЫВАЕТСЯ – ЛЮБОВЬ!
НЕ ФАТУМ, НО ГОСПОДЬ,
ИЛИ
ГДЕ РОДИЛСЯ, ТАМ И ПРИГОДИЛСЯ
БЕЛЫЕ НОЧИ
Поэма о Петербурге
Я вдалеке, но мне милы рулады
Ветров балтийских над седой волной
И очертанья каменной громады,
Чернеющие позднею весной;
Прелестных далей томные туманы,
Ушедшие за синий горизонт.
О, Питер, Питер, наносящий раны
Таким, как мной оплаканный Назон!*
Опять разбужен веяньем весенним,
Охвачен вдруг волнением в крови,–
Прошла пора дремотной русской лени;
Пришла пора полёта и любви,–
Плыву к тебе на облаке восторга,
Резных оград твоих приемлю вид.
И в духе предсказаний Сведенборга**
Со мной мой милый город говорит.
Он помнит всё: в нём живы те напевы,
Звучавшие в дни празднеств и боёв,
И дышит тайно облик милой девы
Среди садов, гуляний и пиров.
Но я – простора друг. Я улетаю
Из замков и кунсткамер на простор.
Я синь небес опять благословляю,
Веду с Невой привычный разговор.
О, ночи белые, вам нету в мире равных,–
Вы волшебства и таинства полны.
Под вашу сень простых и полноправных
Зову я всех, кто в Питер влюблены.
Летим над этой каменной громадой:
Застроен Питер, что твой исполин:
Здесь всё, что надо нынче и не надо
Для сердца, для ума и именин.
Чернеют трубы, небо задымляя.
О, бедная балтийская волна!
О, бедная моя одна шестая,
Воспеть оград твоих узор чугунный
Мечтал, мечтая пел, и изваял
В своих стихах, дерзнув в ночи безлунной
Изобразить строкой твой идеал.
О, крепость стройная, в тебе изгиб металла,
Душа мастерового – кузнеца.
На празднике труда и карнавала –
Неповторимость строгого лица!
Струит игриво тонкая ограда,
Овал с пунктиром чётко сочетав,
Свой стройный почерк взору на отраду,
Верша свой бег, свой быт и свой устав!
О, город гордый скульпторов и зодчих,
В содружестве создавших феномен,
Благослови тебя, могучий Отче,
Не думавший про вой ночных сирен.
Как сердцу больно от одной лишь мысли –
Мир мог лишиться этой красоты!
Она, вспорхнув, такой достигла выси,
Что превзошла стремление мечты!
Твоих мостов, взлетевших над Невою,
Стремителен и лёгок дивный бег.
Здесь тоже сердце вместе с головою
Запечатлели миг и день и век.
Подъявших рук своих изгибы крепких
Очеловечен облик фонарей.
В них – сочетанье света, ковки, лепки.
В обнимку с ними день и ночь борей.
О, мостик Банковский,
Знакомый львиный мостик.
Загадочное чудо давних лет!
Ну, позовите вновь Поэта в гости! –
Перил ажурных ваших легче нет…
Шеломы золочёные соборов
Стоят на страже города – бойца,
Как вы: Барклай, Кутузов и Суворов, –
В любом – своеобразие лица!
Зимой, притихнув, спит краса седая
Под покрывалом северных снегов.
Столица прежняя – такая молодая,
Жилище муз, ристалищ и богов!
А летом…Летом снова белой ночью
Я прохожу над пенною Невой
И поцелуй её ловлю воочию
И окунаюсь в волны с головой.
О, свежесть волн знакомого пространства,
Меня бодрит твой вид, твоя краса.
И вновь душа полна тревогой странной,
И вновь распахнут сердцем в небеса,
Лечу над Зимним. Тонких статуй стройность
Сопровождает взором мой полёт.
Невы державной гордая спокойность
Меня во власть глубин своих зовёт.
Гранит бесстрастно обнимает влагу
И, сдерживая брызг весёлый хор,
Упавших на альбомную бумагу,
Ведёт со мною прежний разговор.
Он помнит ночи, что в унылость пали,
Когда моим он слушателем был
Единственным на царственном причале.
Гранит, как я, те ночи не забыл.
Гранит мой невский помнит, как Онегин
Со мною, опираясь на него, (
Мечтою уносился до Онеги
И все мои стихи до одного.
О, ветер, ветер, мне близки усилья –
Сорвать платок и блузу и шлафрок!
Твои, борей, стремительные крылья
Меня свежат, мой славный ветерок!
Я сам срывать покровы дивных мантий
Когда-то мастер был и был в долгу
У красоты, как Наль у Дамаянти. ***
Но свет красы я в сердце берегу.
Я залетаю в Зимний. Исполины
Всё так же держат свод его палат.
И, обозрев иконы и картины,
Поклонник красоты, я снова рад,
Что всё покоем дышит. Всё доступно
Простым и жадным взорам россиян.
А красота чиста и неподкупна.
Ей чужды и измена и обман.
Над амфорой разбитой та же дева
Грустит и ныне, голову склонив,
Как будто слышит райского напева
Забытый и изменчивый мотив.
Здесь копиисты бойкими штрихами
С натуры пишут детскою рукой
Эскизы жизни то, что я стихами
Запечатлел, увидев за строкой.
Здесь древность с юностью
Станков, мольбертов, хартий и харит.
Здесь побеждает и в любви и в спорте
Краса, что вечно с сердцем говорит.
Я снова поражён величьем храмов,–
Воздушностью громоздкость сражена.
Войди туда Христос, Аллах и Лама,
Владей Душой религия одна!
Здесь не музей, – здесь память поколений.
Здесь зодчество в божественность взошло.
Наследником здесь не картавый Ленин,
А сам народ: и город и село!
О, Мойка, ты мне снова сердце ранишь
Воспоминаньем о январском дне
И плачем обо мне меня достанешь
Повсюду: на звезде и на Луне.
Я сам на Невском в юношески годы
Бывал и сень бульваров посещал.
И, не чуждаясь никакой погоды,
Внимал закону шпаги и плаща.
Кутузов, возвышаясь благородно,
На Францию указывает путь.
И жест его просторно и свободно
Даёт России вспомнить и вздохнуть.
О, Невский, Невский, как ты многолюден:
Троллейбусы, автобусы, такси!
Твой день воистину велеречив и труден.
Невольно скажешь: Господи, спаси!
Корабль Петра, Ты метишь карту лотом,
И, паруса над бухтой распустив,
Паришь над Финским, Невским и вельботом.
Настроив слух на питерский мотив!
Мотив тот, ветром издавна хранимый,
Звучит над чашей мира и зари.
О, Город мой, просторный и любимый,
Не зря зачислен ты в богатыри!
Ты величав и вечно споришь с Богом,
В своём величье сам велик, как Бог.
Ты самой неожиданной дорогой
Стремишься к Богу сквозь кольцо дорог!
Благослови Его, Создатель вечный!
Стреми свой взор сквозь веси – времена,
Непобедимый, гордый, человечный,
О, Летний Сад, чертог благоуханья,
Приют прелестных нимф и волшебства,
Ко мне плывут твои воспоминанья
На ниве таинства и естества.
Ты входишь в сердце властно и пространно,
В меня вперяя свой зелёный взор.
И, как в былом, опять мечтою странной
Наполнен дух, и вздох, и разговор.
Со мною други – вечное признанье
Талантов, верности, страданий и обид.
Благословляя Богово призванье,
Мне Летний Сад о многом говорит.
Здесь я бывал. Здесь невскою прохладой
Дышал поутру в мирной тишине.
И нынче мы с друзьями встретить рады
Тебя, о Муза, что являлась мне.
Зови, неси над каменной громадой,
Петра творенье рифмой охвати.
Мне так милы и памятны рулады
Твоих поэм и эта ножка пти****.
Со мной Есенин – внук золотоглавый
Да старший брат Свирели Саша Блок.
И мы легко перелистаем главы
Твоей страны, зелёный уголок.
Ты жив досель. Тебя не тронут годы.
Ты нежно веришь в таинство могил.
Бессмертен дух желанья и свободы.
И нынче он Поэта посетил.
Ты пережил страдания блокады.
Томит тебя безвременье потерь.
И помнят боги, люди и дриады,
Как у ворот стоял фашистский зверь
Мой Летний Сад, я уношусь в былое,
И вновь к бумаге тянется перо.
А там, где мы сидим сегодня трое,
Да будет новым, что давно старо!
Возносит память к дольнему причалу
Печалей, взоров, нежности, харит.
И я стремлюсь к известному началу,
Где сердце мне о встрече говорит.
О, встреча, ты вещала мне о многом:
О юности, о вере, о судьбе,
О вечной дани быту и дорогам,
О поклоненье музам и тебе,
Тебе, Мадонна, свет мой негасимый
Неповторимый, тайный и родной.
Во мне любовь к тебе неистребима
Зимой и в осень, летом и весной.
Богат я. Те богатства не считаю.
Они во мне алмазами горят.
Всё потому, что часто навещаю
Свой Летний Сад, любимый Летний Сад!
А. С. ПУШКИН, 1996 год,
ПОВТОРЕНИЕ УЧЕНИЯ
НОВЫЕ ЧУДЕСА
СВЕЧА ПЕТРА ПЕРВОГО
ПЁТР ПЕРВЫЙ:
Тебе хочу вручить Свечу Урала
Позволь от имени Романовых на счастье
Свети Свечой поэзии лучистой
ТАТЬЯНА:
Отец Державный, Крёстный величавый
На новый путь космического свойства
ПЁТР ПЕРВЫЙ:
Не про себя, учти, пусть даже малость
Святого африканского единства
ТАТЬЯНА:
Но Ты пронзил Россию светлым взором
ПЁТР ПЕРВЫЙ:
С наукой быть в содружестве и в драке
Как нынче намечает Ломоносов?
Не **по-лысенковски – оскопленным монахом
От этих зёрен, светлых и лучистых,
И колоколом жизни отзовётся
МОЙ МИЛЫЙ ДРУГ
И тлеет в сердце, и горит сегодня
Я так боялся, что за косогором
Чрез них сигнал стремился пасть на крышу
Надежда. И, на озарённость речи
Царь Пётр знал, что делает. Намедни
Не старую расхожую монету
ВОЗЬМИ СВЕЧУ. ПУСТЬ СВЕТ ЕЁ ПО КРОХЕ
ВЛИВАЕТ В НАШЕ СЕРДЦЕ ЭЛИКСИР
И так у Мира вечными долгами
И нижет век благие дни на нитку
СИНИЦА
ОБЪЯСНЕНИЕ СТРАННОГО СЛУЧАЯ
Этот странный, можно сказать, мистический случай с волшебным выздоровлением синички побудил меня снова обратиться к Космосу. Что всё это значило?
Рукой судьбы комочек тот печальный
Синица малая в руке твоей целебной
Посланец птичий, малый странник Неба
Прорваться магией Космического СЛОВА
Скажи, родной мой, почему так строчки
ТАТЬЯНА:
И отзывается на зов родного края
Из мраморной громады слов и строчек
ПЕСНЯ
Серёженька, скажи, чей стих? Себе присвоить
Я пошутил. Вот видишь, – безотчётно
Несущее чудесную новинку
ТАТЬЯНА:
Грущу я, милый, по старинной лепке
Здесь Блока многомерная громада
Владеет сердцем пламенная Лира
ТАТЬЯНА:
И я печальна. Злобы полон дом мой
Курни, мой друг, коль старая привычка
Но что здоровья клёванные крохи
На новую планету злато-друга?
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Своей Неве. И нежной песней вольной
АЛЕКСАНДР БЛОК:
ТАТЬЯНА:
Так объясниться городу в любви
К какой иной восходит сердце выси?
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Всю суть преобразующего свойства
И плачет полевыми бубенцами
Но Дух, раскованный от злобы и проклятий
ОБОЮДНО –ТЁПЛЫЙ ВЕЧЕР
Конец октября 1990-го года
Печальных дум, чем трудно дышит пашня
Я жажду отклика душевного и звона
Я концентрация великого искусства
Взывать дозволено к сердцам и вроде свечки
В себе найти тот жезл, который к Свету
Мой дым целебный, вроде самокрутки
ПУШКИН:
ТАТЬЯНА:
ПУШКИН:
В улыбке, взоре, в чёрточке любой
ТАТЬЯНА:
Нет, не одно моё воображенье
ПУШКИН:
ТАТЬЯНА:
Эфир наполнен радостью свиданья
ПУШКИН:
Мы говорим и дышим здесь согласно
Наш посох – жезл высокого искусства
ТАТЬЯНА:
ПУШКИН:
О, благозвучные и дерзкие напевы!
Но звук струны поверженного лета
ТАТЬЯНА:
ПУШКИН:
О, Немезиды Северного края!
Но где-то свыше звук печали таял
ТАТЬЯНА:
Без Пушкина не быть самим собой
ПУШКИН:
Твой стих – Серёжин стих и Александра,
ТАТЬЯНА:
ПУШКИН:
Воспаримся, возлелеем
ТАТЬЯНА:
В полёте часто мы с Тобой бывали
ПУШКИН:
ТАТЬЯНА:
ПУШКИН:
ТАТЬЯНА:
ПУШКИН?
Ну, не горюй, я знаю, что Татьяна
ТАТЬЯНА:
ПУШКИН:
ТАТЬЯНА:
ПУШКИН:
Страданье вечное ложится утомленьем
ТАТЬЯНА:
ПУШКИН:
ТАТЬЯНА:
ПУШКИН:
Гори, свеча, сгорай! Но пламень жаркий
ТАТЬЯНА:
ПУШКИН:
ТАТЬЯНА:
ПУШКИН:
Вино любви и неги и отрады
ТАТЬЯНА:
ПУШКИН:
Ты думаешь: как некрасив твой Пушкин!
ТАТЬЯНА:
ПУШКИН:
Через любовь, через канал открытий
Серёженька как сын мне. С нами Саша
Как жизнь прекрасна! Полный обновленья
ТАТЬЯНА
ПУШКИН:
Да, невозможно… Точно мечешь мысли
Скажу: напрасно мечут злобу
ПУШКИН ДАРИТ ТАТЬЯНЕ СВИРЕЛЬ.
О, как стремлюсь, прижав по-матерински
Они грядут те двести. Зорким Оком
Верни мне веру в то, что эти строки
Верни мне веру, Ангел и Учитель!
Святыня Родины, живой и нежный Пушкин!
Не плачь. Никита, твой большой ребёнок
ТАТЬЯНЕ
Я удивлён, я счастлив, я безмерен
А.ПУШКИН.
Я имя это лёгкое ТАТЬЯНА
В нём – русский почерк, поля беззащитность
А. ПУШКИН.
Она играет красками рассвета
А. ПУШКИН
ТАТЬЯНА:
О, Пушкин, нежность Ты моя сквозная!
КРЕСТИНЫ.
Крестины. Как для слуха непривычно
Ты Крёстный Мой, великий нежный Гений!
Которые ведут до Петербурга
И стих Твой стелется, как золотились травы
От грубых рук. Судьбы прикосновенье
ПУШКИН:
Благословляю, о, Свирель, о, пашня!
Судьбы большой – в ней зорко смотрит Небо
ТАТЬЯНА-СВИРЕЛЬ:
Спасибо, милый друг, за возрожденье
ПУШКИН:
ТАТЬЯНА:
Покров тот радостен. В нём взор Поэта светит
ПУШКИН:
Она выносит на поверхность пламя
СВИРЕЛЬ:
Которые родят косноязычье
Хватают за ноги прохожих, а Поэтов
Они как змеи вьются, заползая
ПУШКИН:
О, нет, то время миновало, друг мой!
Гонима вешними горячими лучами
Там пусто. Там, на Дне Галактик
Я в худшем смысле называю слово –
Одно из них – летящим звонким Словом
А. ПУШКИН.
Поэма «СВИРЕЛЬ» была написана
Рождённый Пушкиным, Его пером и строчкой
Стихов бодрящих, ждущих исцеленья
Спусти с высот, Мой Пушкин, разреши
Но снова я хочу прильнуть устами
Которые сквозят, как сумрак вешний
Дозволь взглянуть Твоим же светлым взором
Взывал, рыдал, смеялся, половодьем
И разреши мне также поклониться
И окрестили вместе же с Тобою
Прости, что утомила, что не в силах
С Твоими же прекрасными словами
ПУШКИН:
И Мамочку. И вместе прошвырнёмся
Скажи, тебе по сердцу сумрак здешний
СВИРЕЛЬ:
Спасибо, мой родной, стихом прорвался
Родной Невы. Бродили до рассвета
Сквозили на мостах, в громаде века
Который обновляет организм
ПУШКИН:
Брожу по набережной или снова в дрожках
Ломаем мы Луны моей остылость
Ну, кто бы знал, как горько нынче губы
Ты чувствуешь – мой стих Серёжей начат
СВИРЕЛЬ:
Нет, мой родной, не молодость, а мудрость
И Блока невозможная усталость…
А. БЛОК:
Скажу, родная, только беспокойство
Струёй сверкающее нашего единства
Опять к колодцам сердца прикасаясь
Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg
![SaSha [LoVe] Part 1](https://www.4italka.su/images/articles/607887/primary-medium.jpg)
Комментарии к книге «Космос Пушкина " России первая любовь…"», Татьяна Петровна Потапова
Всего 0 комментариев