Татьяна Потапова
НЕБЕСНАЯ ПОЭЗИЯ
ЕСЕНИНА
1
О ЗНАЧЕНИИ ТВОРЧЕСТВА ТАТЬЯНЫ ПЕТРОВНЫ ПОТАПОВОЙ
Татьяна Петровна Потапова - журналист и поэт - обладает именем "Свирель", данным ей
А.С.Пушкиным в Тонком Мире. С 1989г. по сегодняшний день она принимает сообщения из
Тонкого Мира - с "Планеты Душ", о чём подробно рассказывает в начале этой книги. Принимая
поэтические послания от великих русских поэтов, писателей и даже учёных из Тонкого Мира, где
все они живут и трудятся в своих тонких физических телах, подобных нашим, Татьяна-Свирель
открыла для нас, землян, совершенно новую область познания реально существующего
бессмертного Тонкого мира. Нам открылась тайна за семью печатями - бессмертие Души человека,
перешедшего в мир иной, его непрекращающегося творчества и создания в Тонком Мире жизни,
вполне подобной нашей, протекающей в городах Света, существующих над городами плотного
мира и носящих те же названия, что и города на Земле. Например, город Света Санкт-Петербург с
главными его учебными и культурными учреждениями (Университет, Консерватория, Мариинский
театр, Пулковская Обсерватория, и т.п.). Город Света Москва - с Большим театром и т.п.. Страна, в
которой они находятся - по географии подобна России. А.С.Пушкин руководит Объединением
Поэтов и издаёт их новые произведения. Это М.Ю.Лермонтов, Ф.И.Тютчев, А.А. Фет, С.А.Есенин,
и другие классики русской поэзии. Более подробно об этом вы можете узнать из Альманахов
Татьяны-Свирели "Апрель", её книг "Венец Небесный" (названия, которые посоветовал ей
А.С.Пушкин). Эти сборники размещены нами в Интернете на бесплатных сайтах "Со-Автор" и
"Соавтор-Сотворец". В результате записей этих материалов, которые велись Свирелью в течение
26 лет во время телепатических передач с Планеты Душ от самих поэтов и писателей, накопилось
большое число тетрадей с Небесной поэзией и мудрыми сообщениями от писателей, исторических
деятелей и учёных, а также её собственного творчества... Трудно переоценить значение этого
огромного труда Татьяны Потаповой, сохранившей для потомков это сокровище русской поэзии.
Ею сохранены бесценные поэтические произведения, являющиеся продолжением земного
творчества великих гениев русской литературы. Примером такого героического труда является
первая издаваемая ею книга поэзии Сергея Есенина и её собственной поэтической лирики
"Небесная поэзия Есенина", с которой мы и хотим вас познакомить. Мы надеемся, что с выходом
этой книги начнётся новая жизнь произведений Татьяны-Свирели в виде печатных изданий, чему
поможет литературная общественность России.
Майя Горина, член Ноосферной Духовно-Экологической Ассамблеи Мира, Международного
Союза писателей, Работник Света. 12.12.15.
2
ПРЕДИСЛОВИЕ К КНИГЕ "НЕБЕСНАЯ ПОЭЗИЯ ЕСЕНИНА"
Сборник поэтической лирики двух авторов - Сергея Есенина, ушедшего с Земли в 1925 г, и поэта -
журналиста Татьяны Петровны Потаповой, нашей современницы, - результат 26-тилетнего
вдохновенного сотрудничества - с 1989 г по 2015 г двух ярких поэтов нашего общего с другим
миром времени. (Знайте, что человеческие Души бессмертны и всегда молоды).
Два поэтических потока - небесный и земной - слившись на высокой и мудрой волне вдохновения,
создают многогранную поэзию, наполненную тончайшей лирикой, душевной и мудрой, полную
неожиданных метафор и сравнений. Звёздные Дети щедрой Божественной Музы ткут
необычайное поэтическое полотно, вплетающее в себя бессмертие как деятельное продолжение
жизни и творчества.
Небесный "Ромео" - Сергей Есенин - и земная "Джульетта" - Татьяна - "Свирель" - имя данное ей
Пушкиным в Тонком Мире, разделённые жизнью в земном и Небесном мирах, живут и творят в
одном пространстве и времени бессмертной поэзии, воспевая величие и красоту Любви, не
знающей преград. Поэтический диалог Сергея Есенина и Свирели искрится блеском и
оригинальностью дарований, неземным накалом чувств и бесконечно разнообразным, сердечным
способом изложения.
Эту книгу, как и другие произведения Татьяны -Свирели и её великих небесных соавторов, пока
ещё находящиеся в рукописи и в Интернете, можно включить в только начинающуюся серию
"Космической поэзии на Земле".
Образец нового литературного небесно-земного жанра 21-го века представлен апофеозом
вечной жизни, творчества и Любви двух сердец, наполняющим эту книгу.
София Бланк, исследователь, член Международного Союза писателей.
3
От автора:
Дорогие мои читатели! К вам обращаю я своё первое слово. Прежде, чем начать
повествование, считаю необходимым высказать свою точку зрения на ход всех событий, которые
здесь будут изложены.
Прежде всего, нужно понять, что стихи и поэмы, возникшие здесь, на нашей Плотной
Земле, у Свирели, – это не просто хаотичное скопление поэтической информации.
Само знакомство с Поэтом - Вестником, дальнейшее развитие отношений его со Свирелью-
Татьяной, которой доверено её Небесными Учителями открывать и доказывать реальность
продолжения жизни Человека вне Земли, обосновано наступлением новой Эпохи, Эпохи Света.
И так уж было предназначено Самим Господом Богом, что все диалоги и монологи с
Серёжей Есениным, поток его лирических откровений, – всё это происходило и происходит в
информационном космическом канале, который был открыт и укреплён душевными, сердечными
усилиями Поэтической Души России в лице Свирели совместно с планетой Душ.
Неоценимую помощь в этом процессе сыграли специалисты по космическим связям
планеты Душ во главе с конструктором и технологом Космического Центра, Отцом Свирели
-Татьяны Петром Павловичем Лямзиным, ушедшим в Тонкий Мир в годы сталинских репрессий.
Космический псевдоним Петра и Татьяны – Томские.
Само содержание этого поэтического свитка решит его судьбу: быть ли ему отдельной
книгой или остаться в составе «Венца Небесного», который единит медитативную лирику поэтов
золотого и серебряного века.
Предполагаемая книга названа «РЯЗАНСКИЙ ВЕСТНИК» или «НЕБЕСНАЯ ПОЭЗИЯ
ЕСЕНИНА»
В высоком, философском смысле слова, ВЕСТНИК означает человека, несущего через
образы искусства высшую правду и свет, льющийся из Иных, более высоких Миров.
Этот термин «Вестник» ввёл в литературу поэт и философ 20-го века Даниил Андреев, сын
известного писателя Леонида Андреева. Сам Даниил, будучи Вестником, создал свой неоценимо
важный труд – книгу «Роза Мира». Книга эта может стать настольной для каждого Человека,
который интересуется развитием философии в России. Да будет свет над вашими головами!
Свирель.
ВВЕДЕНИЕ
История отношений Поэтической Души России в лице Свирели-Татьяны с Сергеем
Александровичем Есениным, как и с другими поэтами разных веков, началась со встреч в
литературном салоне на Планете Душ в доме её Отца Петра Павловича Лямзина в 1989 году.
Этим встречам предшествовало знакомство с творчеством Свирели в узком кругу её
родных, людей образованных, любящих русскую историю и литературу. Подробно об этом можно
прочесть в альманахах «Апрель», размещённых в Интернете.
Родные мои, прослушав мои стихи и первую поэму «Репортаж с планеты Душа», которую
слушатели впоследствии назвали маленькой энциклопедией жизни России 30-х годов 20-го века,
сочли необходимым приглашать на такие публичные слушания поэзии Татьяны Поэтов золотого и
серебряного века.
Это стало возможным, в соответствии с законами и возможностями отношений между
людьми, живущими на Планете Душ. А.С. Пушкин и другие Поэты высоко оценили творчество
Свирели и высказали необходимость ознакомления с прослушанной поэзией широкого круга
слушателей и читателей.
А.С. Пушкин, как покровитель Поэтической Музы в масштабе нашей Солнечной Системы,
опубликовал стихи и поэму Свирели отдельным сборником, как приложение к выпускаемому им
на Планете Душ журналу «Вестник Востока».
Частым гостем в доме моих родителей стал Серёжа Есенин. Причиной этому была не
только его заинтересованность в более детальном знакомстве с творчеством Свирели, как назвал
меня Александр Сергеевич Пушкин, но также и радушное отношение и давняя любовь к поэзии
Серёжи Есенина со стороны всех моих родных и сам дух гостеприимства, который всегда был
свойствен нашему дому.
Серёжа стал одним из первых Учителей Татьяны, которой он поверял свои мысли и чувства:
о любви к России, о тоске по своему дому на Рязани, о стремлении познать тайны Вселенной, о
поэтическом мастерстве, о значении Слова.
4
9 сентября 1989 года на очередной встрече в салоне моих родных после прослушивания
стихов Свирели среди восторженных и многоцветных по мысли и чувству откликов о земном
творчестве Свирели, как сверкающий фейерверк прозвучало признание Сергея Есенина:
«Я скажу: Танюшка – редкое явление в нашей поэтической среде. У неё мужской склад
ума, оплодотворённого нежностью женской Души, – редкий дар, Богом данный!
Честно признаться, я её полюбил всей Душой и как маленькую дочь свою, и как сестру, и,
если хотите, как жену, и,– да не будет это нескромным, потому что это правда и правда от всей
Души, – как свою любимую женщину, в лучшем смысле слова.
Она для меня – Россия сегодняшняя и вчерашняя, отзвук моей юности и надежда на
будущее, любовь моего сердца.
Это светлый огонёк в моей жизни, цветок нежный и благоуханный. Я люблю тебя,
Танюшка! Это я тебе говорю, твой Сергей Есенин!»
Так космические дневники Свирели стали пополняться небесными Есенинскими стихами и
поэмами - диалогами с Поэтом.
Я – ВСЮДУ
Дремлет ветер за горой.
Звёзд не видно нынче.
Поздней влажною порой
Пусть меня отыщут
В звонком шорохе листвы,
В молчаливых взорах,
Метой скошенной травы,
В птичьих разговорах.
Я с тобою здесь и там,
За звездой Полярной.
Сердце я тебе отдам
Лихо и шикарно.
С. Есенин, октябрь, 1990
НЕ ПЛАЧЬ
Я вижу в зеркале склонённую головку –
Задумчивости верную сестру.
Ты, щёку подперев, и робко и неловко,
Глядишь. И слёзы стынут на ветру.
Не плачь. Нам не сулит разлуку время.
Нашли друг друга мы не сразу и не вдруг.
Привычное ноге лихое стремя
Влечёт нас на Пегасе в давний круг
Бессмертных юных Муз, в их мудрое вращенье
Непобеждённых тайн и нежных голосов.
И песни светлый груз, взаимное влеченье
Вовеки не умрут под тяжестью часов.
*
Покатаюсь по траве, высохну у печки.
Пусть в кудрявой голове строчки, словно речки,
Вьются, льются и журчат, дышат, замирая.
Не хочу, ребята, в ад. Дайте только рая!
С.Есенин, октябрь 1990
Верой топится заря.
5
Стонет ночью филин.
Пусть родные говорят,
Что меня забыли.
Я – дорожное кольцо,
Плеск воды в колодце.
Выходите на крыльцо,
Дайте уколоться
О забытый чей-то взгляд,
Частокол улыбок.
Пусть родные говорят!
Тьма полна ошибок.
С. Есенин, октябрь 1995.
Весной 1990-го года состоялся мой разговор с Серёжей Есениным по поводу того, что
нужно создавать поэму: «Поэма скучает!». Так сказал он мне. Оказывается, поэма, которая может
возникнуть при Со-Творчестве Свирели и Серёжи Есенина, как живое существо. с нетерпением
ожидает своего воплощения!
ПОПЫТКА СОЗДАНИЯ ПОЭМЫ
СВИРЕЛЬ:
О чём же должна быть поэма?
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
О Мире светлом, нежном и сквозном,
Грохочущем и стынущем в пространстве,
О верности и постоянстве.
СВИРЕЛЬ:
Но где взять силы говорить о нём?
Ведь познаётся он в итоге странствий!
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН
Мы будем путешествовать с тобой
В Миры иные, где твои собратья
Живут и, рады светом и борьбой
С лишеньями, снимают код проклятья.
СВИРЕЛЬ:
Скажи, куда наметим путь?
СЕРГЕЙ:
Куда Душа стремится ежечасно.
СВИРЕЛЬ:
Быть может, хочешь на Рязань взглянуть?
ЕСЕНИН:
Желаю, друг, давно желаю страстно!
СВИРЕЛЬ:
Что видишь ты сквозь тернии Миров,
Сквозь время, заслоняющее правду?
ЕСЕНИН:
Я вижу тех же нашенских коров,
Пеструшек бедных, общипавших травку,
Со впалыми боками, во хлеву,
Грязнее грязного, лежат по брюхо в жиже.
Я их хозяев до утра зову.
Но почему-то никого не вижу.
Все сгинули, оставили коров.
Они, мои родные, все в репьях,
Плешивые, измученные твари.
6
Я плачу, омывая этот прах.
Грустнее зрелища найдёшь едва ли.
Как думаешь ты, друг?
СВИРЕЛЬ:
Я знаю, милый, что ты всю животину
любишь без предела.
ЕСЕНИН:
Да, любовь моя с тех пор не поредела.
И я роняю прежние цветы
Пред каждою пеструшкой и козой!
СВИРЕЛЬ:
Твои глаза сияют бирюзой,
Когда о них печёшься. И слезой
блестят они, однако.
ЕСЕНИН:
Да, милая, и даже пред собакой
Готов я стих печальный уронить,
Коль некому её и холить и хранить.
СВИРЕЛЬ:
И пред Землёй родной,
Ты голову кудрявую склоняешь.
Я чувствую, грустишь, мой дорогой!
ЕСЕНИН:
Грустишь всегда о том, чего теряешь.
СВИРЕЛЬ:
Скажи, любимый, а Планета Душ
не растворяет эту грусть?
ЕСЕНИН:
Она меня немного изменяет,
но Землю мне напоминает.
И я о ней всё помню наизусть…
СВИРЕЛЬ:
Скажи, мой нежный и Поэт и провозвестник,
Быть может, мы поговорим в своей поэме
о более простой и лёгкой теме
иль вести, даже и не свойственной Поэту?
ЕСЕНИН:
Ну, что ж, давай, поговорим об этом.
Без этого не строился и Рим.
О моде, например, поговорим!
Заметить должен я, что нынче в моде платья
фасона странного, как колокол с хвостом.
СВИРЕЛЬ:
А для мужчин?
ЕСЕНИН:
А для мужчин не мог принять я
Ту догму, что диктует мода.
Мужчина в платье том – подобие урода.
СВИРЕЛЬ:
Скажи, родной, так что же за костюм?
ЕСЕНИН:
Костюм такой, что враскорячку ум.
Представь себе пиджак до пупа.
Штаны как юбка. Это глупо –
смешить таким нарядом свет.
СВИРЕЛЬ:
7
Скажи, родной, а ты во что одет?
ЕСЕНИН:
Я, как и прежде, свой костюм английский
ношу, не жалуясь, что устарел.
И к новой моде даже близко
не подхожу.
СВИРЕЛЬ:
Ну, милый, ты согрел мне сердце
непременной шуткой.
ЕСЕНИН:
Что делать, милая, я каждою минуткой
тебя стараюсь чем-нибудь отвлечь
от дум житейских и от лишних встреч.
СВИРЕЛЬ:
Скажи, родной мой, на какие встречи ты намекаешь?
ЕСЕНИН:
А ты, как будто бы, не знаешь!
Я говорю, конечно, о Джордано Бруно.
Ты с ним вчера вела беседу.
СВИРЕЛЬ:
Да, мой родной, но я же не к соседу
ходила в гости. А о той беседе лунной
что можно скверного сказать?
ЕСЕНИН:
А я тебя хотел бы наказать,
как любопытную мартышку.
СВИРЕЛЬ:
Так ты считаешь, что полезней книжку
мне в руки взять,
чем говорить с великими сквозь время?
ЕСЕНИН:
Не в том же суть, пойми. Я о другом сказать
тебе хочу и строго наказать
тебе, мой друг, не залетай так далеко!
Ведь ты ещё не знаешь,
как можно наскочить на тёмное чело.
СВИРЕЛЬ:
Ты думаешь, что кто-то вместо *Бруно
со мной мог говорить?
ЕСЕНИН:
Да, милая, возможно.
И ты, родная, впредь будь осторожна!
СВИРЕЛЬ:
Ну, как благодарить
тебя, мой светлый и весенний,
любимый мой Серёженька Есенин?!
ЕСЕНИН:
А я тебе могу идею подарить,
как можешь ты меня благодарить.
СВИРЕЛЬ:
Я думаю, что лучшим из подарков
совместный стих, родной мой, сотворить.
ЕСЕНИН:
Творить, так, милая, чтоб сердцу было жарко!
И я тебе даю заданье –
найти для нас с тобой ту тему,
8
что многое расскажет о Вселенной,
читателям оставив стих нетленный.
Ложись-ка спать. Немного до зари.
И завтра Мамочке поэму подари.
Примечание: *Джордано Бруно. Накануне, то есть первого марта 1990 года я
действительно разговаривала с учёным Джордано Бруно, спрашивала, где он в настоящее время
живёт и чем занимается. При этом выражала ему сочувствие за тяжкую судьбу, которая его
постигла на Земле. Бруно ответил, что он живёт на планете Трон, где находится Христос.
Бруно продолжает изучать Вселенную. На планете действует государственная система
идеологического феномена. Христос – главный идеолог планеты. Граждане Трона свободны от
власти золотого тельца. Золото для них не является мерилом материальных ценностей.
В основе законов Трона – справедливость для всех.
Отец мой, узнав, что я разговаривала с Джордано Бруно, сказал, что Серёжа прав.
Планета Трон находится очень далеко от Земли. Папа, руководя моей рукой, нарисовал в моей
тетради расположение Земли, планеты Душ и планеты Трон. Сказал, что мне желательно
получать информацию с Трона через планету Душ. Так надежнее. Впрочем, – заметил Отец, – я
слышал этот диалог. Всё прошло прекрасно.
ДИВЕРТИСМЕНТ
С 1989 года время с октября по декабрь включительно стало для Свирели особой
временной зоной, когда поэтические вибрации в перехлёст овладевают душевной сферой.
В октябре – не только день рождения Есенина, в нём и волнующая сердце России дата
открытия Пушкинского Лицея 19 октября 1811 года.
«Царское Село было задумано, как образ мировой культуры, присвоенной и освоенной
Россией», – сказал Дмитрий Сергеевич Лихачёв.
В декабре Россия переживает вновь и вновь безвременную и трагическую гибель Есенина.
А там – январь. И в нём – не только радость предчувствия обновления всей жизни, но и память о
пушкинской дуэли и близкой смерти Поэта!
И грусть, и радость, слёзы горечи и восторга, встреч и расставаний…
В космический блокнот Свирели льётся непрерываемый поток стихов.
Мне новый век – как новая планета.
Войду, тысячелетье разменяв,
Расположусь в пространстве Интернета,
Свободу и бессмертие обняв,
И подарю стихи Поэта Маме,
И сёстрам ласковым, и мудрому Отцу.
И будет на космическом экране
Подарок Нашему Творцу.
2001 год
Я ещё и представления не имела о том, что придёт время, когда без Интернета невозможно
будет помыслить распространение медитативной лирики и всей информации, приходящей из
Тонкого Мира, а стих уже сказал об этом!
Время само доказывало, что пришла Новая Эпоха – Эпоха Сотворчества Поэтической Музы
Плотной Земли с Музой Тонкого Мира, эпоха слияния высоких тончайших поэтических энергий.
Этим явлением Поэты золотого и серебряного века во главе с Вселенским Поэтом – нашим
великим Пушкиным свидетельствуют приземлённому сознанию обывателя, что для них не так уж
важно: чьими стихами назовут тот или иной поэтический экзерсис.
Они не гонятся за авторством, потому что для них гораздо важнее – просветить и поднять
общими усилиями ума и Души сердечное сознание Человека.
Ведь Человек должен знать, что он не только гражданин Земли. Человек – гражданин
Вселенной.
Мой космодром для завтрашнего взлёта –
Стихи о Пушкине, о свете и весне,
Богатство света, резвость водомёта,
Тропинка к древнерусской стороне.
9
Росток любви на поле старой брани,
Пробившийся сквозь ржавь и смерть границ,
Мой эдельвейс, увиденный заране
Сквозь частокол прищуренных ресниц.
В Предвечности взлелеянный Богами,
Гармонии и нежности дитя,
Цветок любви мы вырастили сами
И подарили вечности шутя.
(2001 год).
Сейчас, когда я пишу всё это, мною тоже руководят мои Небесные Учителя: Эль Мория,
Пушкин и Есенин.
В мощном потоке медитативной лирики сердце Свирели-Татьяны переполнено и радостью
и болью за судьбы нежнейших и любимейших Поэтов России, безвременно и не по своей воле
покинувших Родину.
НА 190-летие ЛИЦЕЯ
ЛИЦЕЙ! Как дивно лёгок этот звук,
Прозрачен, лёгок, чист и первозданен,
Содружество прекрасных юных рук,
Где наш Поэт, печален, быстр и странен,
Резов, безмерно пылок и любим,
И Богом всеизвестности храним,
Открыл свой путь – надзвёздный и предвечный.
Лицей, Лицей, твой поиск бесконечный
И подвиг твой, великий и беспечный,
Мы, дети Пушкина, в своей Душе храним.
19-20, 10. 2001.
Кто так ярко и неповторимо сказал о Лицее? Да не Есенин ли Серёжа, который так хотел в
мастерстве стиха сравниться с Пушкиным?
ОСЕНЬ 1811-го ГОДА
Она была как дева хороша,
Открывшая объятья пилигриму.
В ней зрела мудрость. Нежность, чуть дыша,
Жила и пела в ней необоримо.
Та осень предвещала нам восход
На ниву звёзд проснувшегося Чуда.
Вздыхал ревниво светлый небосвод,
Скрывая тайну – кто Он и откуда.
Мальцы резвились. Каждый источал
Энергию безвестного начала.
Её никто тогда не замечал.
Она Его лишь только замечала.
И, опуская на него крыла,
Пыталась уст коснуться осторожно.
Та осень Музой Пушкина была.
Её в саду и ныне видеть можно.
20, 10, 2001.
Кто автор этого шедевра? «Я не хочу себе присвоить чужого слова вязь», – сказала как-то в
разговоре с Серёжей Есениным Свирель-Татьяна. И сейчас придерживаюсь того же мнения.
Уж если это Свирель «сочинила», то непременно с помощью Небесного своего Сотворца. А
почему бы и не Серёжи Есенина?
Он ведь так любил и любит Пушкина! И я отдаю Серёженьке все эти октябрьские стихи.
10
НА 190-летие ЛИЦЕЯ
Ронял октябрь последние листы
С нагих ветвей дерев золотокудрых.
В кругу детей, друзей и многомудрых
Учителей стоял и думал Ты.
Резвясь, внимал чертогам красоты,
Листая дни, урокам многотрудным
Отдав сполна и праздники и будни,
Ночам отдав дерзание мечты.
А гений зрел, неведомый пока,
Известный только будущим векам,
Роняя розы на причал искусства.
Октябрь вздыхал. Он знал, что не легка
Та ноша, что несёт издалека
Надзвёздное безвременное чувство.
20, 10, 2001.
ОКТЯБРЬ
Сонет
Октябрь свершается. Седеющих небес
Угрюм шатёр на лоне дня и ночи.
Шатается под ветром грустный лес,
И время зимний срок пророчит.
И выпал снег, и вновь растаял снег,
Капелью с крыш считает многоточье.
И год кончается, как наш усталый век,
Который снится нынче только ночью.
Отгравирован чёрно-белым свет.
Ушло на Запад красок многозвучье.
Но на краю и на вершине лет
Поддержкой мне – сверкающий сонет,
Который мне вовеки не наскучит.
ЗАСТОЛЬНАЯ
Сто девяносто осеней с тех пор
Свершилось на полях родного края,
Но жив Поэт. Его горящий взор
Синеет, даль страны перебирая.
Он замечает всё: усталый дол,
Пределы пагоды печальной непогоды.
Он чувствует сомнение Природы,
Дарующей и дом, и стол.
Но, прочь унынье! Нам ли горевать,
Когда стихами налиты бокалы?!
Мы пьём за счастье Волги и Урала,
О коем нам не надо забывать!
О ПУШКИНСКИХ СТИХАХ
Мне эти ритмы – сердца эликсир.
11
Они – воспоминание и нега.
В Душе они объединяют Мир,
Росы мерцанье и сиянье снега,
И нежность материнскую, и зов
Далёкого Отеческого крова,
Таинственную ризу образов
И свежесть неизбывную Покрова.
Стихи Твои воспламеняют Дух,
Поэт мой милый, без Тебя нет жизни.
Я их читаю про себя и вслух
Друзьям и внукам, детям и Отчизне.
Я в них уют для сердца нахожу.
Они – защита сердцу и здоровью.
Они – мой дом, из коего гляжу
На Мир, приникший сердцем к изголовью.
Я с тем стихом парю, взлетаю ввысь
И чувствую родство безмолвной дали,
Где эти строчки чудом родились
И вышли со Вселенной на свиданье.
Вся наша Русь Тобой облучена.
В Душе Твоя поэзия лучится.
Душа Руси с Тобой стремится слиться,
Как и Твоя – на жизнь обречена!
ОКТЯБРЬ 1991
О, Пушкин, мне покоя не даёт
Твой юный стих – прелестная забава,
Моей Руси и радуга и слава,
Твой стих в Душе и плачет и поёт.
Опять я вспоминаю дивный день,
Тот славный день Лицея, восходящий,
Уничтожающий забвение и лень,
Рождающий восторг летящий.
В кругу почтенных царственных гостей
Вас, отроков, робеющих и нежных,
Отцов, переживавших за детей,
За знание, старанье и прилежность.
О, поздравляю, Пушкин, с рубежом
Великовозрастным великого Лицея!
Друзей, детей, праправнуков и жён,
Всех, для кого та память – панацея
От злобы, недоверия, хулы,
Обмана, празднословья и забвенья.
Достойны все любви и похвалы,
Кто посвятил стихотворенье
Той дате, что культуре нашей впрок
12
Дала нравоучительный урок,
Родив на свет могучую плеяду
России нашей на отраду!
Ответишь ли, мой дорогой Поэт?
А.С. ПУШКИН:
Свирель, голубушка, чудесное перо,
Воспевшее далёкий подвиг дивный.
Воспоминанье многократно и старо.
Поэтому и кажется наивным,
Что прокричат единожды, как встарь,
Воспомнив о феномене чудесном
И вновь захлопнут наших дел букварь,
Так много лет гонимый и безвестный.
Но нет! Не будем грустно о былом!
Всё сладится, – Поэт в удачу верит.
Пусть будущее истину проверит,
Пустив рутину и бедлам на слом.
Я знаю – свет плеяды негасим.
Приходит он из глубины Вселенной.
И этот свет, могучий и нетленный,
Непобедим, неукротим!
Он, озарив Россию, много лет
Переплавляет и сердца и Души.
На многое тот свет даёт ответ.
Его не видит только равнодушный!
Тот свет, умы и Души озарив,
Россию возведёт на пик сознанья.
Тот свет – культуры нашей созиданье.
Он весь – всеведенье, и подвиг, и порыв!
Конечно же, неоспорима душевая составляющая в этих стихах о Лицее самой Свирели. Она
ведь, по свидетельству и Самого Пушкина, и по утверждению Сергея Есенина, владеет
тончайшими поэтическими вибрациями.
Но единение чувств и ритмов Свирели с Неким Небесным Началом – это бесспорный факт.
В этом и сила этих строк!
Пушкин и Есенин встретились в Тонком Мире, как медиаторы, раздвинувшие пространство
третьего и четвёртого измерения в Тонкий Мир.
Не зря они первыми явились на зов той сердечной тоски, которая изливалась из
поэтической лавы с Плотной Земли в конце 80-х – начале 90-х годов 20-го века.
Они первыми заинтересовались этим явлением – возникшей связью с покинутой ими
Землёй, первыми заговорили со Свирелью, стали первыми её Учителями:
В предвечности взлелеянный Богами,
Гармонии и нежности дитя
Цветок любви мы вырастили сами
И подарили вечности шутя.
Сергей Александрович Есенин явился на Свет Божий, как предсказатель, как Вестник
Новой эпохи, Эпохи Света.
Об этом говорит не только поэтическое творчество Серёжи, но и его философская проза.
13
Сергей Есенин в своём творчестве предугадал краткость своей жизни, значение своего
явления на Свет в России.
Его тончайшие поэтические вибрации пропитаны глубочайшей любовью к Земле, к Рязани.
Его Поэтическому Гению подвластно понятие о таком явлении, как ПЕРЕВОПЛОЩЕНИЕ
ДУШ.
Кстати, ещё Борис Пастернак сказал о Поэте: «Есенин был живым, бьющимся комком той
артистичности, которую вослед за Пушкиным мы зовём высшим моцартовским началом,
моцартовской стихией».
По признанию Поэтов, наших современников, Пушкина и Есенина роднит, объединяет
несравнимая моцартовская лёгкость, воздушность их поэтических вибраций.
А Серёжа Есенин небесным поэтическим языком донёс до нас мысль о том, насколько
близки, а, может быть, и едины вибрационные лады его душевного организма с настроем
музыкального гения:
Я – МОЦАРТ
Я – Моцарт в воплощении втором
На поэтичной ниве звонкогласной.
Всё то, что он не дописал пером,
Во мне рождалось музыкой прекрасной.
Чудесный танец юных Эвридик,
Расцвеченный рукой самой Природы,
Был грациозен, звонок, смел и дик
В моём стихе ведической породы.
Я всех объединял и всё любил:
Зверьё и пашню, города и страны.
Я луч как в зеркале на радугу дробил.
Во мне огней плескались океаны.
Я Русь свою десницею стиха
Обнял навечно, как младую деву.
Стиха Есенина несложному напеву
Созвучен вечно голос петуха.
Это стихотворение принято от Сергея Александровича Есенина Свирелью-Татьяной в
октябре 1995 года.
ОТКЛИК
И, чувствуя заранее, что её голос будет услышан в Тонком Мире, Свирель взывает:
Поэт, услышишь ли мой зов,
В нём – риск, несовершенство
Моё, быть может, мне покоя не даёт.
Но слышать голос твой – какое же блаженство!
Ответишь ли? – Вопрос отправился в полёт.
И Поэт, – кто он – Пушкин или Есенин? – отвечает:
Отвечу я Земле. Моей немой печали
Нет края и конца. Земля – мой амулет.
О, если б мы себе судьбину назначали,
Я выбрал бы опять тот несусветный Свет,
Где Души мечутся в любви, и, вне сомненья,
Обрящут и теряют облик свой.
Но я, теряя лик, любил без сожаленья
И не жалел, что сгибну – я живой!
14
Мой опыт жизненный основан на любви.
Я весь пропитан был напитком тем безумным.
Он бушевал в крови. Он говорил – сорви
Цветок любви и пой кимвалом многострунным.
Но воздержание лишь – есть залог любви!
СВИРЕЛЬ:
Кто слышит? Кто поёт? Кто сердце бередит?
Сама Свирель любви потоком льётся.
И что ей, право, в этой жизни остаётся,
Как не любви безудержной волна,
Когда она в Поэта влюблена?!
Всё в Боге. Бог – во всём: В тропинке и звезде,
В полёте пташки, в лебедином взоре.
Ты с Богом. Бог везде – в эфире и воде,
В полёте мысли и в церковном хоре.
Всей жизни карусель вершится неспроста.
Во всём есть смысл, поскольку Бог задумал,
Чтобы во всём жила любовь и красота,
Бессмертье и Божественная дума. 6 декабря 2003.
СЛОВО
поэма- диалог
Свирели с С. Есениным, –
в ночь с 20-го на 21 сентября 1989 года.
С. ЕСЕНИН:
Сентябрьской ночи полотном укутан свод небес.
Сижу перед своим окном. За далью – тёмный лес.
Так смутно нынче на Душе, как будто жду кого.
Строки неясное клише у сердца моего.
СВИРЕЛЬ:
Хочу любить, и ждать, и знать, что ждут меня вдали,
Пока снега не намели сугробов злую рать,
Пока не стала старше всех, древнее древних Фив,
Возьмите мой весёлый смех под осени мотив.
Примите глаз тепло и свет, пока не стынет взор,
Возьмите жест, пока согрет молитвами сестёр,
Походку, нежность, алость губ и ласковую речь,
Возьмите для того, кто люб, для тайны наших встреч.
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Не проси, не надо раннего ухода.
У тебя, родная, дел невпроворот.
Утром раным-рано выйдешь за ворота,
Грусть тебя оставит, темень пропадёт.
На кого надежды, на кого, скажи мне,
Как не на тебя же в этой кутерьме?
И куда, родная, и куда же ближе
Мы с тобой сегодня? Ты ведь не в тюрьме
Бывшего запрета, старого острога.
Не кручинься, Таня, ты не пропадёшь.
Золотая осень, Таня-недотрога,
15
Срок придёт, родная, и ко мне придёшь.
СВИРЕЛЬ:
Ах, как долго под ветром стыть,
Осыпая последние листья,
По теченью стараться плыть,
Ложь отсеивая от истин.
Ах, как трудно одной мне быть,
Принимая сигнал из сердца,
Лишь сигнал, но жить и любить…
А Земля скоро в саван оденется…
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Не рви мне Душу этаким сравненьем.
Не жди кончины – панацеи бед.
Живи, живи. Ты – вечное творенье,
Владеющее круговертью лет!
СВИРЕЛЬ:
Тебя люблю я за такие речи.
Ты в сердце льёшь надежды эликсир.
Он ободряет и, лаская, лечит,
Наполнив звоном нежности эфир.
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Я не шучу – я говорю, что вижу:
Не растеряешь ты своих красот.
Не бойся. А когда возьму поближе
С космических загадочных высот,
Ты будешь здесь с родными и друзьями,
С любимыми Поэтами, со мной.
Придёшь к Отцу, к своей любимой Маме.
И сердце, очаровано весной,
Любовью, верностью и верой,
Вновь будет биться как скворец в руке.
Давай оставим светские манеры.
Скажи, удобно спать на потолке?
СВИРЕЛЬ:
Нет, не удобно. В этом нет сомненья.
Кто в этом может нас уверить, друг?
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Тогда бросай перо без сожаленья
И выводи меня на светлый луг
Своих надежд, ребяческих улыбок
И шаловливых нежных наших встреч.
Не бойся незаученных ошибок.
Плесни свободно льющуюся речь
В кувшин вина. Пусть будет крепче брага.
Её сегодня нам не превозмочь.
А там, где пьют, там пьяная отвага.
Мы ею наполняем нашу ночь.
Смотри, – к двенадцати бежит
уж стрелка часовая.
А здесь, на этом вот столе лежит
моя рука, рука живая.
16
Она тебе принадлежит!
СВИРЕЛЬ:
Ну, раз ты здесь, – я пью вино
послушной нашей встречи.
Она со мною заодно.
И время сердце лечит.
Пожми мне руку, чтобы я
почувствовала приближенье,
Чтоб не одно воображенье
стихами разгоняло скуку!
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Я с радостью возьму тебя в объятья.
Почувствуй – я с тобою, ты – со мной!
Послушай, брось ты это платье,
Я дерзкий нынче, – не сумной!
СВИРЕЛЬ:
Серёжа, я не возражаю,
будь дерзким, резвым, будь моим!
Тебя с собой воображая, скажу:
Сезам или сим-сим!
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Сезам – волшебное словечко:
«Сезам! Сезам!» Откройся дверь!
Надень заветное колечко,
Серёжки нужные примерь!
СВИРЕЛЬ:
Серёжек нет. Сергей Есенин
Один единственный в судьбе,
На склоне лет и дум осенних
По новогодней ворожбе.
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Ты нагадала долгий праздник
Совместных Муз, моя Душа,
Таких живых, разнообразных!
Но, как малина хороша!
СВИРЕЛЬ:
Скажи – коктейль, а не малина.
Коктейль двух Душ, насколько пьян
Напиток этот? Половина
В нём – грусть, а, может быть, обман?!
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Ручаюсь, капли нет обмана
В напитке свежем и живом.
Зачем ты путаешь, Татьяна,
Вино и брагу, спирт и бром?
СВИРЕЛЬ:
Ты знаешь, я не разбираюсь
В спиртном, мальчишка милый мой!
Вот почему охотно каюсь,
Что даже в Истине самой
Невольно в крайности бросаюсь!
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Давно пора бы различать,
Где пиво свежего разлива,
А где иная благодать.
И зря о пиве не кричать,
17
Когда прошу вина подать!
СВИРЕЛЬ:
Серёжа, думала давно я,
Что ветер утренний унёс
Ту крепость и венок из кос,
И свежесть. Право, сердце ноет,
И опадает лес волос.
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Но нежность нежностью откроет
Страну неповторимых грёз.
СВИРЕЛЬ:
Я не уверена, что нынче
Мы можем подвиг повторить.
Мы можем много говорить,
Но чтобы чудо сотворить, –
Такое может лишь Да Винчи!
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Да Леонардо смог бы, верно,
Пространство разом превозмочь.
Ну что ж, зовём его в таверну
Свою, тем боле – ночь,
Момент, потворствующий духам.
СВИРЕЛЬ:
Скажи, а не ослаб он слухом,
ведь древен старец?
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Что ты, дочь.
Он сто очков нам даст «по ухам»
И сможет запросто помочь!
СВИРЕЛЬ:
Ну, вызывай, коль так ты смел!
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Совсем недавно я умел
С Великим Разумом гутарить.
Но этот наш великий старец…
Он вводит в робость, хоть я смел…
СВИРЕЛЬ:
Не трусь. Ты всё сказать сумеешь,
как надо. Милый, ну, не трусь!
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Коль ты, моя родная Русь,
Меня бодришь, то я отважно бросаюсь в бой.
СВИРЕЛЬ:
А я с тобой, не веря истине бумажной,
Лишь речи искренней живой!
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
О, наш великий Леонардо
Да Винчи, слышишь ли ты нас?
Великий Разум не погас
в твоих очах?
ЛЕОНАРДО да ВИНЧИ:
О, это кто? Из авангарда
поэтов нынешних? Скажи,
кто там сегодня окликает
меня? Какие рубежи
сулят объять святое время?
18
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Да, это молодое племя решилось на такой вопрос.
О, Леонардо, как нам быть,
коль мы любви своей послушны,
по обе стороны Луны судьбою разъединены?
ЛЕОНАРДО ДА ВИНЧИ:
Скажу, вопрос непрост, но, к счастью, не безнадежен.
Наш Мир, любимые, безбрежен. И ваш недолог пост.
Да скоро-скоро меж Мирами наладим связь. И будет мост…
. СТРАНА КОРОВ
Страну свою я называл шутя
Страной коров. Ведь Русь – сама корова.
Бросался, голову с похмелья очертя,
В Америку, в Париж и хмурил брови.
Страну коров свою не позабыв,
Я отдал бы за Русь и вздох и песню.
Стране коров свой посох посвятив,
Я понял – в Мире нет страны чудесней.
С. Есенин, октябрь, 1995.
ФИНТ
Хотел проехать на корове всем назло
По самой главной улице Парижа.
Но мне, увы, тогда не повезло:
Какой-то негр на той корове рыжей
Проехал, де ля Рю сразив во прах.
О, как ты обогнать меня решился,
Мой чёрный брат? Но мне в Иных Мирах
Твой опыт, несомненно, пригодился!
С. Есенин, октябрь, 1995.
ЖИВОТИНЫ
Животины мои, животины:
Морда лошади, морда овцы…
Снитесь мне сквозь годов паутины.
И благие коровьи сосцы
Созывают меня на крестины.
То крестины Руси золотой,
Породившей ершистого сына.
Позови же меня на крестины,
Околдован твоей красотой!
С. Есенин, октябрь. 1995.
Книжка эта рассчитана на читателей, которые, уже в основном, знакомы с творчеством и
жизнью Серёжи Есенина.
Вы, друзья, наверняка, прочли не только его стихи, но и кое-что из прозы. И только
напомню, что Поэт в 1909 году с отличием окончил земское четырёхклассное училище в родном
селе.
Затем полтора года – в церковно-учительской школе. По замыслу отца, он должен был
поступить в Московский учительский институт. Но, к счастью, – как сказал сам Сергей, – этого не
случилось.
Есенин искал пути в большую литературу и в 18 лет уехал из своего села Константиново
Рязанской губернии в Москву.
Здесь он устроился в типографию Сытина.
Москва дала Поэту возможность продолжить образование в народном Университете имени
Шанявского.
19
С тех пор он фактически стал странником по городам и весям Родины и чужбины.
Все стихи, размещённые на этих страницах, возникшие в 80-е, 90-е годы 20-го века и в 21
веке, приняты Свирелью-Татьяной и записаны в её космические дневники.
РАДИ ЗВЕЗДЫ
Я надолго ушёл от поля
В многоликие города.
Знал, что будет плакать от боли
Мелкозвёздная лебеда.
И блескучие травы заноют
Над бессонием отчих могил
Про далёкое, про земное,
Всё, о чём я думал, чем жил.
Сыч нахохлится, мелкая птаха
Пропищит над крыльцом: тень - тень,
Где его голубая рубаха,
Что он вешал вчера на плетень?
Донимать будут всех у корыта
Те же куры и тот же петух.
И корова вздохнёт сердито,
Издавая молочный дух.
И тоскливая, жёлтым глазом
На подушку заглянет Луна,
Побеседует с медным тазом,
Что, мол, всё одна да одна,
И слезинку смахнёт украдкой,
И кудряшкой тряхнёт облаков,
И вздохнёт: наверно, не сладко
Там ему среди чужаков!
Знаю, знаю, конечно, не сладко
Молодому Есенину жить,
Потому что стихов лихорадка
Заставляет о доме забыть.
Я надолго оставил поле
Ради вовсе иной звезды.
Но недаром плачу от боли,
Вспоминая пучок лебеды.
С.Есенин, октябрь. 1995.
И тоска по деревне, по родному дому выльется в щемяще-трогательное повествование об
избе с соломенной крышей:
АХ, ИЗБА!
Ты под шапкой овсяной соломы
Смотришь пристально в светлую даль.
Ах, как долго я не был дома!
Песню жаль и тебя мне жаль.
Ох, как странно тебя мне видеть,
20
Золотистая голова!
Ах, изба моя, ты в обиде.
Но и я не погиб едва
Вдалеке от подслеповатых
В голубых прожилках окон.
Нет роднее любимой хаты,
Нет милее резных икон.
Ох, изба моя, милая мати,
Ты слаба и хлипка, как хворь,
Далека от моих объятий,
Помнишь, тужишь?
Со мной не спорь!
С. Есенин, октябрь. 1995.
В Москве Есенин в типографии Сытина стал работать корректором. Он познакомился с
московской богемой, со здешним обществом. Среди них были начинающие поэты, художники,
журналисты, – публика пёстрая, разнообразная, жаждущая развлечений и славы. Это окружение
его не удовлетворяло.
ВСЕГДА ВЕРЕН СЕБЕ
Я вхож был к барам, к снобам и купцам.
К дворянам я захаживал свободно.
Не подавая руки подлецам,
Я вёл себя достойно, благородно.
Не унижался, не просил взаймы,
У богачей не ожидал подачки.
Владелец посоха, таланта и сумы,
Я сам решал нелёгкие задачки.
Над ними сам смеялся вдоволь я.
Меня жгла ненависть к излишествам и к чванству.
Прилюдно Муза светлая моя
Служила Богу, Свету и Пространству.
С. Есенин, октябрь, 1995.
Сергей осознал, что нужно стремиться в Петербург, который был и остался Душой России.
Там сосредоточен цвет русской интеллигенции. Его влекла встреча с главным Поэтом Эпохи –
Александром Блоком. И в марте 1915 года эта встреча состоялась.
Оценку этого события Серёжа дал в 1995 году в своём медитативном стихотворении:
АЛЕКСАНДРУ БЛОКУ
Мой старший брат, мой Блок,
Пришед впервые в Питер
Незащищённым розовым птенцом,
У Вас нашёл я русскую обитель
и гридницу отцов.
Нева передо мной широко разливалась.
Но путь мой был непрост.
Душа моя, однако, не боялась
до неба строить мост.
Он вырос от рязанского подворья
21
Сквозь Бруклин и Париж,
Пронзив года, кресты и темень горя,
стал выше крыш.
Тот мост стал крепок, Блок,
Твоею встречей со мною, друг!
С того моста стихи как звёзды мечет
Душа вокруг!
С. Есенин, октябрь. 1995.
Петербург навсегда оставит свой неповторимый след в Душе Поэта. И, несмотря на то, что
именно здесь в 1925 году трагически завершится его земной путь, Серёжа зовёт нас 13 декабря
1990 года прогуляться вместе с ним по любимому городу.
ПЕТЕРБУРГУ
поэма
Ну, что ж, мой друг, давай поговорим
И прежние года, наверно, вспомним.
Глядишь, поэму снова сотворим,
Иль просто стих – куда ещё огромней!
Как незабвенен город, как живёт
В стихах и песнях, книгах и картинах!
Его живой Души круговорот
Так вяжет сердца мыслей паутину!
Не выплеснуть, не вылить, не извлечь
Со дна колодца, глубины канала
Струи лазурной памятную течь
На жизни золотое покрывало.
О, Шпиль волшебный, памятный вдвойне
По Пушкинской поэме и по жизни,
Великий Знак страдающей Отчизне
Корабликом блестящим при Луне!
Корабль полёта, мысли и пера,
В тебе любовь и жизнь соединились.
В тебе сегодня, завтра и вчера
В поток единый нежно слились.
Корабль Души, мой Петербург, мой Бог,
Своей красой ты с детства в сердце входишь,
Ты зреешь, как вино в Душе, и бродишь,
В тебе живут Есенин, Пушкин, Блок.
В тебе сокрыты ритмы мастерства
И судеб разноликость и страданий,
И русского великого родства
Благая мощь – без Дум и заседаний.
Ты о себе не флагом говоришь,
А нежностью мостов, соборов, зданий.
Дворцов и парков праздничная тишь
Рождает в сердце кружево преданий.
22
Ты главной аркой жизни нашей стал,
Содеянной великим нашим Росси.
России сын, он жизни пьедестал
Поставил здесь своей наивной Роси.
И Пушкин, возвышаясь над тобой,
Твоих красот величие объемлет.
Он вздоху каждому земли родимой внемлет,
Слезой печаля взор свой голубой.
И как ещё мне выразить любовь?
К тебе боюсь я строчкой прикоснуться.
Заснув порой, хочу в тебе проснуться
И ощутить и старь и новь.
И усечённой строчкой не кори.
В ней тоже часто мастерство и краткость.
Ведь краткость неудавшейся зари
Не означает жизни безвозвратность.
О, город полымя хоругвей и харит,
Тебя печаль великая снедает.
В тебе мой рок смеётся и рыдает
И о тебе стихами говорит!
С. ЕСЕНИН, 19 часов, 13,12, 1990.
ЕСЕНИН И ПУШКИН
Их судьбы для России – словно пламя,
Взлетевшее над куполом могил.
Огонь тот вечный над могильными холмами
Нам засветил Архангел Гавриил.
Их жизней краткость – Неба укоризна
Стране вождей, лентяев и невежд.
И потому в слезах моя Отчизна
На краешке падений и надежд.
А единит их присно и отныне
Пальмиры Северной страдающий венец.
Она в слезах – всё плачет Мать о Сыне,
Как повелел Бог Дух и Бог-Отец.
И Бога Сын детей благословляет
На вечное ристалище побед
В преддверьи Рая, там, где Русь Вторая
На Божий Мир распространяет свет.
Россия-Свирель, 12 октября 2015.
КТО БЫ ЗНАЛ
Кто знал бы, что мы дважды можем жить,
Не дважды – трижды, бесконечно много.
И всё же этой жизнью дорожить
Необходимо – то Заветы Бога,
Которого, ругая и круша,
Мы изгоняли из Души и храмов.
23
Но Бога всюду чувствует Душа,
Не исключая даже чрева Мамы.
Мы в Мир приходим, осенив себя
Крестом Господним – в дальнюю дорогу.
И Мир, как блюдце светлое дробя,
Себя по крохам возвращаем Богу.
С. ЕСЕНИН, октябрь 1995.
ПЛАЧ ПО ЕСЕНИНУ
поэма
(осень, 1990 год, тетр. №18, стр. 170-72)
РОССИЯ-СВИРЕЛЬ:
Сынок мой! О, как тяжко стонет сердце…
Своё мне имя снова назови!
Душа, успевшая слезой любви зардеться,
Опять лежит в отчаянья крови!
И у одра, где снова стонет тело
Растерзанного юноши Земли,
Виденья не избыть. И вновь похолодело
Родное Небо в стынущей дали.
Где ты, скажи? Зачем так часто слёзы
Сбегают на трепещущую грудь
Остылой Родины? Скажи стихом иль прозой,
Где ты, и как тебя вернуть?!
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Я здесь, в Ином, родная, измеренье
И все рассыпанные горести Земли,
И бремя тяжкого сыпучего мгновенья
Забрал с собой. Курлычат журавли
И дарят мне привет из дальней дали.
Опять скажу тебе, родная Русь:
Таких мы ласковых и нежных не видали…
Сказать боюсь и потерять боюсь,
О, Русь, твой трепет по родному звону
Полей Рязанских в плаче дупелей!
Скажи, родная, по каким законам
Живёшь и отзовись скорей!
Ответь, родная, дорогому сыну
Всё та же ль ты, и в сердце дремлет мёд
Любви, который сыну-исполину
Живой водой Отечество вернёт?
Услышь меня! Как пряно пахнут травы
Восходит стон духмяный на лугах!
А я стихов твоих отраду и забаву
Катаю, словно яблочко в зубах,
Не надкусив, роняю в Око Света:
Возьми, прими, люби и обогрей.
24
В том облаке – туман и клич рассвета,
И лето, и зима, и бокогрей.
Так месяц предвесенний называют.
Всех их двенадцать. Все они – мои.
Я взял их пальцами освеченного края,
Где вновь рязанские лепечут соловьи.
Весь год – он мой. И мы с тобою вместе,
О, Русь моя, не плачь, очнись, живи!
С тобой помолодеем лет на двести
И встанем из отчаянья крови!
РОССИЯ:
Я к Пушкину вопрос свой обращаю.
Поэт нас слышит, входит в диалог.
И если кто чего не понимает, –
Он истину выносит на порог.
Скажи, мой Пушкин, как бы Ты отметил
Вот этот слог, которым наш Поэт,
Серёжа наш родной Земле ответил,
Что смерти нет, забвенья тоже нет?!
А.С. ПУШКИН:
Скажу, мне сердце этот слог сжимает.
Я сам когда-то думал, что умру.
Но, жизнью смерть, родная, разымая,
Вновь золотится колос поутру!
И светотень, борясь со мраком ночи,
Внушает нам бессмертье новых лет.
Взошёл Поэт. И голубые очи
Глядят с портрета. И живёт Поэт,
И дышит, сердцем пламенным вбирая
Тревоги грусть. И светлое чело
Не затемнит, моя ты дорогая,
Погибель. Снова утро рассвело.
Мне слог Серёженьки так близок и так дорог,
Как Болдинская осень поутру.
Я сам когда-то присмотрел пригорок
Для памяти. Сам думал, что умру.
И мыслил: пусть сюда приходят дети,
К моей могиле поклониться мне.
Но вот живу, и снова строчки эти
Я посылаю милой стороне.
Возьмите и, меня не обижая,
Поверьте, что действительно живу.
Нас стих сближает и любовь сближает
На Святках, к Рождеству и к Покрову.
РОССИЯ-СВИРЕЛЬ:
25
О, мой любимый невозможно Пушкин,
И я Тобою, ласковый, живу.
Тобой открытый чакр на макушке
Приемлет эту светлую молву.
Но почему, мои родные, Русь былая
Не выплакала слёз о вас, и вновь
Лавиной боль течёт и, всё перекрывая,
Мне насыщает день и кровь?!
А.С. ПУШКИН:
Услышала Россия ныне только,
Что живы мы. И в голубом венце
Восходит, нежная, и звёздной долькой
Со мной сливается на золотом крыльце.
И я, ваш Пушкин, льюсь без опозданий
Потоком радостным и песен и стихов,
И говорю: Довольно мы страдали,
Споём с тобой до чудо-петухов!
РОССИЯ-СВИРЕЛЬ:
О, чудо века и веков бессчётность,
Мой Пушкин, мой высокий идеал,
Восторг немыслимый и чувства безотчётность!
Ты рай в Душе строкой нарисовал.
Бежит по тропочке как лань в лесу за Солнцем,
Летит под лунным бисером Свирель.
Скользит по памяти и дней последних донца
Лучисто - золотой Апрель.
*Апрелем светят Пушкин и Есенин.
И высветился купол голубой,
То чакр Блока, как цветок весенний,
Знакомый сердцу и России дорогой.
Живу, то струйкою стиха волны касаясь,
То окунаясь в Неба синеву,
То болью о могилы спотыкаясь,
Живу и верю, и родных зову.
Ладони Мира на моей макушке
Поглаживают сиротливый лес
Моих волос, где нежно шепчет Пушкин
О русской **вольнице, пронзившей свод небес.
9.10. 1990.
ПРЕДСКАЗАНИЕ
С. ЕСЕНИН
«Апрель» струит лучи свои, о, други!
Сквозь осень, сквозь февральскую пургу.
И, исцеляя тяжкие недуги,
Я свет тот вещий в сердце берегу.
26
Несу его в Челябу, в лоно века,
К Душе российской – радость и беду.
Всё принимает сердце Человека.
И я с друзьями к Пушкину иду.
И стар и молод, и ершист – все с нами.
Не все ещё нас поняли, но ждут:
Восходит свет зари над Покровами.
И Солнце животворными лучами
Ласкает нас. И новости грядут.
Преображенье дарят снова строки.
И вознесенный сердца херувим
Вещает нам непознанные сроки.
А там, на близко-дальнем нам Востоке
Таинственный восходит Элохим.
Сергей Есенин, 22,09, 1995.
Примечание: *Апрелем светят Пушкин и Есенин. Апрель – это название альманаха,
который был предначертан самим Александром Сергеевичем Пушкины, как символ новой,
молодой, зелёной жизни в литературной сфере.
Альманах «Апрель» должна была осуществить Свирель-Татьяна. Она в 1995 году ещё и не
знала, что во втором десятилетии 21 –го века будет создавать альманах «Апрель»!
С. Есенин в данном случае опять выступает как предсказатель!
В настоящее время создано уже 28 номеров «Апреля». Они размещены в Интернете.
**Вольница русская – имеется в виду когорта русских Поэтов, которые бесстрашно, вопреки
устаревшим представлениям, установили канал духовной связи с Душой Плотной России и
помогают читателям в освоении знаний о Вселенной.
СЕРЁЖА ЕСЕНИН (обращаясь к России):
Ты мальчиком меня зовёшь. Так нежно
Слетает с уст знакомое словцо.
Я даже плачу в эту безнадежность,
Роняя дум печальное кольцо.
Знакомый дол печалит брови ветра,
Который мне доносится с Земли.
И пусть за миллионы километров,
Но розы снова в сердце расцвели.
Не только жив Поэт, но радостен и светел.
И с вами вместе нежный и простой
Ребёнок ваш ершистый. И небрежно
Я отпускаю сердце на постой.
Пустите сердце в сердце. Я не стану
Кричать о том, что скоро убегу.
Ты знаешь, Таня, ты даёшь согреться
Не только другу, но врагу.
И это факт, что лютые злодеи
Заговорили, что грядёт тот срок,
Когда их обветшалые идеи
Народ повыбросит за свой порог.
Сергей Есенин, октябрь 1990.
27
С ПУШКИНЫМ
Я с Пушкиным хотел когда-то *сняться,
Чтоб рядом с ним себя запечатлеть.
Просил фотографов: «Спешите, братцы,
Пока не вздумал умереть!»
Но я пришёл к нему и не во сне, а в яви,
Как к Блоку в Петербурге в первый раз.
И он сказал мне: «Вы, Серёжа, вправе
Быть наравне иль первым среди нас.
Мы пьедесталы все уступим Вам, Серёжа.
Они нам в этом Мире не нужны,
Поскольку в жизни нам всего дороже
Израненная молодость страны!»
Мой Пушкин, за такое откровенье
Готов не только с пьедестала слезть,
Но я почту за чудное мгновенье
Отдать за Вас и молодость и честь!
С.ЕСЕНИН, октябрь 1990.
С ПУШКИНЫМ ВМЕСТЕ
Я не в последний раз бывал над ним,
Над этим памятником вседержавной славы.
Затем встречался с ним, живым,
Мы вместе облетали главы
Знакомых храмов над Москвой-рекой, –
Прекрасное должно быть величавым**. –
И, осеняя их своей рукой,
Мой Пушкин единил простор Державы!
С. ЕСЕНИН, октябрь 1995.
Примечание: С *Пушкиным сняться, – имеется в виду памятник Пушкина в Москве.
**Прекрасное должно быть величавым – известное поэтическое выражение Пушкина.
ДЕКАБРЬСКАЯ МЕССА
Диалог
РОССИЯ-СВИРЕЛЬ:
Ты где, мой друг, и где твоя улыбка,
Походка, жест, лукавое перо,
Берущее строку легко и зыбко
И новым делавшее, что давно старо?
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Я здесь давно, молчу, и жду, и верю,
Что ты стихом тетрадку обновишь.
Я не стучу в окно и не скребусь за дверью,
Я слушаю, как ты молчишь.
РОССИЯ-СВИРЕЛЬ:
Скажи, мой друг, кто в сердце звёзды мечет,
Когда молчит звезда и полночь на дворе?
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Конечно же, любовь. Она нас лечит
И зажигает звёзды в декабре.
28
Зажжём свечу. Она – опора в жизни.
С ней легче и терять и находить
Порог и дом покинутой Отчизны
И по Вселенной иногда ходить.
Свеча сгорает. Воск избыл всю силу,
Последней каплей греет старый дом.
Свечой сгоревшей время загасило
Вчерашних дел остывший окаём.
Печаль владеет. Сон берёт за плечи.
Молчаньем дышит полночь на окном.
А стих сквозит и Душу светом лечит
И говорит о милом заодно,
О том, что нежность в сердце не иссякла,
И ждёт, и верит, и летит к тебе.
И новый век – подобие Геракла
Встаёт вдали. Что он в твоей судьбе?
Спасибо, Родина, что в этот тихий час,
Родная, вспомнила об изгнанных, о нас,
Её сынах, чей жребий не угас.
О нас, отшельниках, поёт иконостас
Святым лучом и хором в поднебесье.
И эта тихая и жалобная песня
Стихом твоим восходит на Парнас.
Сергей Есенин, декабрь 1990 года.
ПРИЗНАНИЕ
В Мире я был бесприютен.
Я не любил приручаться.
Звон колоколен и лютен
Мне не помог обвенчаться.
В Мире я был безотказен:
Другу – Душа нараспашку
От луговин до Шираза
И до последней рубашки.
В Мире я был обездолен.
В Мире я был всех богаче.
Венчик Есенинской доли
Краткостью жизни оплачен.
Сергей Есенин, 15 сентября 1995.
ЖИВ СЫН ЕСЕНИНА ГЕОРГИЙ
СВИРЕЛЬ-ТАТЬЯНА: 6 апреля 1990-го года из телевизионной программы я узнала о
судьбе сына Сергея Александровича Есенина Георгия, рождённого в Москве в 1914 году (мать –
Анна Изряднова, корректор типографии Сытина, куда устроился Сергей Есенин, приехав в
Москву).
Георгий Есенин в 1937 году был арестован ОГПУ по ложному доносу в измене стране
Советов и расстрелян. Огепеушники продолжали и довершали своё гнусное дело по уничтожению
самого имени Есенина.
Не в состоянии молчать, я стала разговаривать с Георгием Есениным и выражать ему
сочувствие. Разговор этот состоялся 7 апреля 1990-го года.
29
Татьяна-Свирель: Юрочка, дорогой наш сыночек и братик! – (Нужно сказать, что Мама
звала его Юрой, ведь Георгий и Юрий – это одно имя) – Я так хочу тебя назвать! Я только вчера
узнала о твоей жизни и гибели. Слышишь ли ты меня, Свирель-Татьяну, мой ангел небесный! (я
объяснила Георгию, что принимаю стихи от его отца Сергея Александровича Есенина).
И Георгий мне ответил:
Дорогая Татьяна, я здесь, на планете Душ, как раз в эти дни и узнал, что Свирель-Татьяна
является поэтическим связистом с миром наших поэтов.
Но с отцом своим я встретился уже в 1939 году тоже на планете Душ. Он сокрушался, что
не сможет долго видеться со своими детьми, рождёнными от Зинаиды Райх и от Надежды
Вольпин. Он знал, что в наказанье за его легкомыслие в отношении к оставляемым с такой
лёгкостью детям, он будет от них отторгнут на долгие годы. Несмотря ни на что, я очень люблю
своего отца. Он как был безусым юношей Поэтом, так и останется им навсегда. Мне он кажется
моим сыном, и я ему посвятил свой стих:
Серёженька, ну, как тебя назвать
Могу я через все десятилетья?
Не упрекать, а вместе помолчать,
Поплакать и Творцу хвалу воздать
За то, что скоро вместе мы столетье
Твоё с Рязанью будем отмечать!
Ты сердцем чист, и я тебя прощаю,
Как сына, как ребёнка своего!
Не надо слёз, тебе я обещаю –
Упрёка не услышишь моего.
Встань, распрямись!
Тебе не быть согбенным
Под грузом тягот, и ошибок, и обид.
Мне сердце Родины сегодня говорит,
Что ты летишь, Творцом благословленный,
Над плёсом радости и юностью ракит
И мечешь стих в окно твоей Рязани,
И молвишь слово, как бывало, в синеву:
«Любимая, моё ты наказанье!
Приди ко мне во сне иль наяву!»
Свирель-Татьяна: Дорогой наш Юрочка! Как прекрасны твои стихи! Они говорят о твоей
добрейшей Душе!
Твой Отец Сергей Александрович Есенин для России действительно навсегда останется
любимым юным золотокудрым Поэтом-ребёнком.
Недаром поэт Николай Клюев звал Серёженьку ДИТЯТЕЙ.
Спасибо тебе за всё! Расскажи, пожалуйста, о своей жизни.
Георгий Есенин:
Я посвятил свою жизнь изучению русской истории и литературы. Пишу стихи, участвую в
издании литературных журналов, организую школу обучения молодых поэтов. Уделяю внимание
медитативной практике.
У меня много друзей. Среди них Осип Мандельштам, Мариночка Цветаева. Благоволит ко
мне и Анна Андреевна Ахматова. Скажу стихом:
Щедрее жить, щедрее, шире,
Не отнимать у жизни вздох,
Другим дарующий о Мире
Известий полный чудный рог,
Всеведающий постоянство
Любви всевышней и земной,
Незатемнённое пространство
Между звездами и Луной.
30
Свирель-Татьяна: Вы для меня – един поток огня Российский радости и боли. И стих твой –
вестник для меня, который вечно Русью болен.
ГЕОРГИЙ ЕСЕНИН:
Давно я стал считать годов подлунных поступь.
С тех пор не расставался с дневником,
Своей судьбы отсчитывая вёсны
И меря зимы цокотом подков.
Я на коне, прозвавшемся Пегасом.
Лечу в водовороте звёздных дней,
Шепчу стихи соратникам Парнаса,
Ловлю фонтаны ласковых огней,
Несущих вести из моей России.
О, ты, Есенинская вечная печать!
Тобой печатает свою любовь Мессия
Наш Пушкин ласковый.
С него нам стих начать
И продолжать, и падать в Поднебесье
Всей силой чувства, веры и Ума!
Грядёт над Миром праздничная песня –
Да это же Рассеюшка сама!
Свирель-Татьяна: Юрочка, спаси тебя Христос от бед, отчаянья и гроз, какие на Земле
гремели! Да будет свет над вашей головой!
Размещено на страницах книги о Сергее Есенине в День Покрова, октябрь, 2015.
ЭНЕРГИЯ СТИХА
поэма
август 1989.
СВИРЕЛЬ:
Есенин, ты разлив полей, ты – золото дубрав.
Налей скорее мне, налей вина твоих забав.
В ладонь протянутой руки роняй свою слезу.
Свети, забвенью вопреки, и в вёдро и в грозу!
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Как светел он – твой стих, как ручеёк в лесу.
Кто вечное постиг, того я пронесу
Сквозь время, сквозь грозу, сквозь ворох неудач.
Утри свою слезу, ну, милая, не плачь!
Я в этом зеркале Души тебя узнал.
Ты так же золотисто-беззащитна.
И где начало жизни, где финал? –
Он на ковре судьбы нелёгкой выткан.
Рисует естество рисунок тот.
Он лёгок, и воздушен и послушен,
Сквознее ветра, легче слов и нот
И к зависти бездонно равнодушен.
Взять в руки свиток этот не дано.
Он вьётся ручейком и гасит речи
Судьбы, стучащей в каждое окно.
И мне легко дышать, когда дышать уж нечем!
СВИРЕЛЬ:
Загадочно, Серёжа, говоришь.
Мне разгадать твои слова непросто.
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
31
Я – о стихе, который ты творишь.
В нём эликсир любви и пашни остынь.
Тоска и нега, и судьба и воля,
Надежда с верою, отчаянье и боль.
Но нежность верная всегда сильнее боли.
И верность Слову – наш с тобой пароль.
На берегах Невы бывал и я. Здесь след мой поостыл.
Но каменной громаде я жизнь и смерть отдал.
Скажи-ка, в Ленинграде сегодня обо мне
хоть кто-нибудь рыдал?
СВИРЕЛЬ: Не знаю я, Серёженька, ну право, сама я нынче плачу о гибели безвременной
твоей!
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Не плачь, родная, лучше ты реши задачу,
Кто плачет горше: мать или сестра
или возлюбленная горше плачет?
СВИРЕЛЬ:
Я думаю, родной, что горше плачет
Душа, которая близка, когда разлука так горька.
Но нам не разрешить задачи. Загадка эта так стара,
Что разрешить её не мог бы даже гений.
А мы – в пылу всегдашних настроений,
Нам не решить задачу – нам пора поэму создавать.
Как думаешь ты сам?
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Я думаю, что мы свои грехи поделим пополам
И в царствие Поэзии нагрянем.
СВИРЕЛЬ:
И там с тобой, родной, опять же станем
Смирять и зажигать огонь в крови.
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Но нас смиренье сколько ни зови, не дозовётся,
ей же ей, скучища.
А ну, налей бокалы поскорей заветной влагой строк
И поднеси к лицу. Проверю я прозрачность волшебства.
Ну что ж, родная, заданный урок
Поэзии с тобой мне не наскучил.
Пусть льётся музыка родного естества.
Целуй меня! Но ты пошла к Отцу?
Зачем ты так меня, малютка, мучишь?
СВИРЕЛЬ:
Энергия стиха – энергия булата.
И даже стих мощнее, чем булат.
Булат в клинке живёт, убив Отца и брата.
А стих ту смерть взорвёт, и жив Отец и брат!
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Твой стих – эквилибристика энергий
Задумчивости, нежности, любви…
СВИРЕЛЬ:
Скажи, кто ты – Серёжа или Сергий?
Своё мне имя нынче назови.
Как звать тебя: Отцом иль другом, братом,
иль, может, мужем?
Родня моя названьями богата.
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
32
Нет, муж тебе не нужен.
Сергей Есенин я, любовником зови.
Вливаю я в тебя энергию стиха.
И мы с тобой поладим без греха.
17 августа 1989 г.
ЖАЛОБЫ
Я растерял семью. Повсюду по Руси
Рыдают дети о своём папашке.
О, дети, дети, молодость свою
Я отдал, как последнюю рубашку,
За сочный стих с кизиловой струёй,
За то, чтоб Русь с Кавказом сочеталась
Горой и нивой, гротом и бадьёй,
Чтоб вам же, дети, та строка осталась,
Чтоб напитала всё своим теплом,
Укрыла шорохом листвы золотозвонной.
И стих мой вещий ласковым крылом
Собрал бы всех детей под этой кроной!
С. ЕСЕНИН, октябрь 1995.
ПОКАЯНИЕ
Я виноват. Я очень виноват
Пред матерью, конечно же, вначале,
За то, что ей, единственной, стократ
Доставил много горя и печали.
Пред женщинами всеми виноват.
Я не щадил их материнских тягот.
Хотя и знал – они на плечи лягут,
Которые вину мою хранят.
Я разбросал детей своих по Свету,
Бежал от них, надеясь на авось.
И вот теперь детей и внуков нету.
Их встретить мне в пути не довелось.
Меня лишили встречи той. Я болен
Разлукою на долгие года.
И вот опять я сам себе не волен.
Тоска по детям – главная беда.
С. ЕСЕНИН, октябрь 1995.
РУСЬ-РУСАЛКА
Я Русь свою любил и в каждой из русалок
Я видел ту обветренную Русь.
Покинутый, беспомощен и жалок,
Я думал, что к мечте своей вернусь.
Но, возвращаясь вновь, я попадал в объятья
Иной русалки – всем чертям назло.
Но рок земной свершил своё проклятье.
И на Душе и чисто и светло.
С.ЕСЕНИН, октябрь 1995.
33
РАЗОЧАРОВАНИЕ
Я думал – Русь дорогу кажет братьям
в страну чудес.
Не знал, что рок берёт её в объятья,
что крепок бес.
Я принимал расхристанье за благо
с пером в руке
И возносил разруху на бумаге
в строке, в башке.
Когда же я опомнился однажды,
смотрю – я гол,
Душа в крови, полна духовной жажды,
а в сердце – кол!
С. ЕСЕНИН, октябрь 1995.
ТРИ ТАНИ
поэма
Сергей Есенин
Три Тани в этой жизни для Серёжи
Играют нескончаемую роль.
Но кто из них всех ближе и дороже,
То имя, как загадка, как пароль.
И с Пушкинской судьбою перекличка
Напрашивается сама собой.
Ох, Таня, Таня, птичка-невеличка,
Скажи мне, как же справиться с тобой!
Татьяна Мама – это имя свято.
Оно на вечный поиск нам дано,
На поиск мира, дома, друга, брата,
Семьи, детишек, спорта и кино.
Свирель-Татьяна, сердце растревожив
Стихами, побуждает к новизне.
Сказать непросто, кто теперь дороже:
Свирели – я, или Татьяна – мне.
Цыганка Таня тоже мне гадала.
В стихах о ней я, кстати, не сказал.
Она меня любила и страдала.
Я узелок на память завязал.
Всё в жизни далеко не однозначно.
И много жизней каждому дано.
И на судьбу смотреть не надо мрачно.
Пусть льётся стихотворное вино
Как знак Свирели-Тани и цыганки,
И маминой молитвой у свечи
Пусть в тех стихах купаются подранки
Судьбы России, греясь на печи.
Сергей Есенин
(17 ноября 1995, тетр. юбилейная Есенинская)
Из тетради №12, 1990 года)
34
Свирель-Татьяна узнала, что Серёжа Есенин вместе с Александром Блоком написали
трактат «Преодоление себя».
С планеты Душ Отец мой Пётр Томский (Лямзин) передаёт содержание этого трактата.
ПРЕОДОЛЕНИЕ СЕБЯ.
трактат
Сергей Есенин
В нашем Мире так мало истинных привязанностей, что порой кажется – мы никому не
нужны со своими страстями и недостатками, со своими болями и душевными порывами.
Белеет горизонт поблекшими облаками померкнувших желаний. Таится в глубине тишина,
чреватая взорваться ритмами новых бурь. А ты смотришь на водную зыбь, не в состоянии оторвать
взора от этой стыни.
Затлевает надежда, падает вера, не дышит любовь.
И вдруг в этом омуте несбывшихся желаний взмывает крылом просветлённая даль. Чу,
грядёт музыка, музыка Души, далёкой и неизведанной. На зыбких волнах пристрастия восходит
силуэт веры, незыблемо нежной и неповторимой. И то, что казалось никогда не могущим сбыться,
преодолевает пространство небытия и достигает порога зримости и слуха.
Грядёт Новая Эпоха Общения и восхождения к высотам Духа. Сей виток предсказан
извечно, изведан в вечности и создан для укрепления веры в могущество Духа Человеческого.
Где старые опоры ненадёжного мрачного Мира? Они рушатся от колокольного звона,
срываясь в бездну безверия и кошмара одиночества.
Где те не слишком старые доморощенные философы, столь бойко утверждавшие
первенство плоти над Духом?
Сама жизнь побивает их хилые теории, удобные для властителей мрачных казематов
памяти.
Рушатся стены некогда неприступных бастионов мракобесия и себялюбия.
Восходят лучи озарения над головами погребённых в развалинах невежества и лжи.
Невольно касаясь взглядом разрухи, причинённой непосвящёнными и отвергающими свет
Души, убеждаешься в необратимости к Миру и к добродетели погрязших в чревоугодии и
словоблудии, в сребролюбии и сладострастии.
Сгинь, изыди нечистая сила, из Душ, ещё не поверженных в преисподнюю! Освободи
Миру ключ к прощению не ведавших, заблудшихся и недомысливших.
О, Матерь Божия, смилостивись над слабо верующими, возврати в обитель добродетели
детей наших!
О, Святый Боже, услышь раскаявшихся, возьми в свои руки жизни не ведавших, что есть
зло настоящее, не отдай во власть тёмной силы Души наивные, не просвещённые!
И гори над Миром заря Любви, изымая из лона неверия заблудшихся не по воле своей!
Стиха требует Душа. И я покорно роняю на паперть памяти стих кротости и святости
нашей:
Зелёными лучами вилась сия тропа.
Дремучими лесами, где голос века спал,
Неслась она над морем и в Космос пролегла.
Ей лучик сердца вторит. И на Небе взошла
Светла и первозданна надёжная звезда.
Она мерцает странно, как в озере вода.
С. Есенин, А. Блок, 1990.
ДУХ ПРОТИВОРЕЧИЙ
Медитация
СВИРЕЛЬ:
Ты глядишь с фотографий так нежно,
Что я чувствую Душу твою.
Но скажи, почему так небрежно
Ты сказал мне сегодня: «Люблю!»
Будто бросил в меня это слово,
35
Будто бросил в меня и ушёл…
Ах, Есенин ты мой чернобровый!
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Да, мне с тобою хорошо.
Поток неумолимый
несёт меня в космическую высь.
Стихи плывут к Земле. Скажи, они не мимо
промчались? Ну, родная, отзовись!
СВИРЕЛЬ:
Нет, мой родной, стихи ловлю я точно.
И, коли стих направлен в сердце мне,
Кто даже бы хотел поймать его нарочно, –
Тот стих нашла бы я в любой стране:
Пусть в Африке, в Европе, в Антарктиде, –
Повсюду отыскала бы твой стих!
И на тебя, мой друг, я не в обиде,
Что ты молчал или совсем затих!
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Нет, не затих, представь, я тщусь надеждой
прийти к тебе в полуночную тьму.
Как Пушкин говорил:
он сердцем милый был невежда, – про Ленского…
СВИРЕЛЬ:
Нет, милый, ты подобно самому
Онегину идёшь ко мне, уверен,
Что сердце покоришь
и страсть мою зажжёшь.
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Не знаю я, но мы ещё проверим,
что сердце может или мысль,
коль ты не лжёшь, что нежность
ещё жива!
СВИРЕЛЬ:
Есенин мой, ты нежности запас
на много тысяч дней.
Скажи, мой друг, права иль не права?
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Без нежности не дышит и трава.
А ты хотела б, чтоб мужчина тлел
без нежности и ждал благословенья
Всевышнего на эти чудеса?
СВИРЕЛЬ:
Я думаю, что ты и полчаса без женщин не живёшь.
Скажи, мой милый, молодёжь
тебя в твоём дому нередко посещает?
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Да, я, спасибо Богу Самому, нечасто разлучаюсь
С прекрасными и нежными как сон прелестницами.
Это видят люди.
СВИРЕЛЬ:
Тогда тебе не скучно, милый мой.
И ты, с любовью их под радугой венчаясь,
Скликай со всех сторон других,
чтоб был твой день не только свят,
но бесконечно труден.
36
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Я не только со многими, даже с одной
Не встречался до встречи с тобой.
Пусть не трогает это тебя, но тропой
По рябиновым звёздам сквозь сон
Я пройду в эту осень, и золотонос
унесёт нас в золотозвон.
СВИРЕЛЬ:
Ты так разумно и светло внушаешь
Необходимость страстного свиданья,
Что я теряюсь – что тебе сказать.
Но отмечаю, что полны противоречий
Твои рябиновые ласковые речи.
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Меня ты хочешь наказать
за то молчанье, что вынуждено было.
Не думал я, что ты меня забыла!
СВИРЕЛЬ:
Забыть тебя, мой милый, невозможно.
Но на свидание прийти мне очень сложно.
Во-первых, поздно – первый час.
А муж не спит и смотрит телевизор.
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Тогда скажи ему: приму я вызов
И докажу, что он тебе не муж.
СВИРЕЛЬ:
А кто же он? Скажи мне.
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Он – Душа чужая в этом доме.
Твои страданья, думы чужды ему.
Он спит и глух, Душой и сердцем пуст.
СВИРЕЛЬ:
Да ты, Серёжа, златоуст,
не только златокудр.
Но, может, он умён и мудр?
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Да не умён он. Если б был умён,
Он бы тебе помог в духовной этой жизни.
А ты всю жизнь одна. И знаешь,
он тебя хоть сколько-то берёг!
СВИРЕЛЬ:
Семья – огромная страна, где неохватно море
забот, тревог, усилий и дорог.
И кто хозяин в ней, и кто попутчик в горе –
проверить может только рок!
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Да Бог с ней, с той семьёй. О ней писали много
и пишут, поучают и кричат.
А к счастью где, скажи, найти дорогу?
Об этом все, не сговорясь, молчат.
А счастье, я скажу, – в душевной силе,
Не в узах, обязующих к родству.
И если вы совсем о том забыли,
простора дайте естеству!
А соль Земли – любовь подобна сказке, а не были!
СВИРЕЛЬ:
37
Серёженька, ты очень мудр и светел,
и прост и сложен, честен, как янтарь.
Но ты одно, мой милый, не заметил,
что мы живём, как встарь. –
Дикарки в чувствах и, наверно, поостыли.
И точные все смещены понятья.
Вот ты мне говоришь – снимай скорее платье,
А я хочу, чтобы меня простили
родные за твои объятья!
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Да, ты дикарка, точно,
как груша дикая в лесу.
Смотри, тебя я унесу
к себе, где Солнце в Небо строчит
свои лучи. Кричи иль не кричи.
Когда родная полюбить не хочет,
Откуда к сердцу взять ключи?
СВИРЕЛЬ:
Возьми тот ключ у Солнца.
Его же луч пронзает этот стих.
Пристройся у оконца
и в сердце самое любимой запусти!
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Мой пыл почти совсем угас.
Всё реже утреннее Солнце
Ко мне врывается в оконце
В таинственный и нежный час.
Приметам осени покорный,
Я молча пью тот свет притворный.
А про себя хохочу –
Я пить уж больше не хочу!
СВИРЕЛЬ:
Печаль и радость, споря меж собою, спросили как-то:
Ветер, скажи, кому любовь принадлежит?
И что же ветер им ответил?
Он их спросил: А где она лежит?
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Ты хочешь жить? Ну, повторись тогда,
чтоб в этом взоре
играл не только твой, но и другой,
Настолько сердцу дорогой,
Что светит в радости и в горе.
Август, 1989. Есенин – Свирель.
ВСЯ РУСЬ – МОЯ
Вся Русь была моей. Её я обнимал.
Я с бёдер лип осыпал позолоту
На лист своих стихов, где золото полей,
Не зная меры, не измерил кто-то.
И не измерить золота вовек
В стихах, рассыпанных
моей родной Державы.
Вся Русь – моя. Я – Новый Человек.
И дело не в кичливости и славе.
С. ЕСЕНИН, октябрь 1995.
38
К НОВОМУ БЕРЕГУ
Я к берегу пристал. Но Дух на волю рвётся.
Золотозвон полей мне сердце бередит.
О, Русь моя, что сердцу остаётся?
Оно одну строку в Душе твердит:
Люблю я Русь. Я всюду Русью болен,
вблизи, вдали.
Сказать тебе – я сам себе не волен.
Жгу корабли.
Они сгорели. Я остался с Русью.
Иду к скитам.
Я всюду свой – Есенин, в корень русский
И Аз ВОЗДАМ!
С. ЕСЕНИН, 1989.
ТАКОВА ЖИЗНЬ – С Е ЛЯ ВИ
Нет, я не против святости. Изволь,
Скажу тебе, пожалуй, как Высоцкий,
Хоть по-немецки пошучу: «Я волль!»,
Хоть по французски: «Се ля Ви, я плотский!»
Но я не только плотский. Дух во мне
Бунтует, жжёт, волнуется и плачет.
Душа горит на медленном огне.
Наверное, не может быть иначе.
Я говорю Душе: «Ну, что ж, поплачь!»
Я сам себе и гений и целитель.
Я сам держу в руках свою обитель:
И Бог, и предсказатель, и палач.
С. ЕСЕНИН, октябрь, 1995.
ВДОХНОВЕНИЕ
Небо распаханным полем
Светится издалека.
Сам я, Россия, не волен
Вновь оседлать рысака.
Лишь вдохновенье, как россыпь
Свежих цветных лепестков,
Выплеснет ветер на росы, –
Снова я в звоне подков.
Мчусь на упрямом Пегасе.
Звёздное поле вдали.
Снова на хлебе и квасе,
В недрах родимой Земли.
О, моя ранняя радость,
Свежесть Души и лица!
Где неуёмная радость
И васильки без конца?
С. ЕСЕНИН, октябрь 1995.
ОКТЯБРЬ
На моей берёзке жёлтый клок волос.
Хмурый ветер треплет теплоту берёз.
Небо стало хлипким, холодает день.
Месяц без улыбки, шляпа набекрень.
39
Звёзды убежали в золото полей.
Где же вы, Стожары, в звоне дупелей?
С. ЕСЕНИН, октябрь 1995.
НОВАЯ ПЕЧАЛЬ
Я плачу. И скуден мой хлеб. И бедна моя пашня.
Уж осень давно посетила печальный мой скит.
Мой плач – не о быте и Мире вчерашнем,
Печаль моё сердце о завтрашнем дне бередит.
С. ЕСЕНИН, октябрь, 1995.
ПОГУЛЯТЬ БЫ
Я мечтаю погулять,
расплескаться в чаше Неба, –
Золотая благодать,
древнерусская потреба.
Развернуть тальянки зов,
каблучком слегка притопнуть,
Насыщая бирюзой
избы, Души, очи, окна.
Пусть небесная лазурь,
окатив стихи и песни,
Победит угрозу бурь.
С песней – всюду интересней!
С. ЕСЕНИН, октябрь 1995.
Заранее договариваюсь с тобой, дорогой мой читатель, что в книге этой лишь штрихами
будут обозначены основные вехи в жизни Серёжи Есенина. Главная задача повествования –
показать, что Поэт жив, ведёт деятельный, творческий образ жизни, страждет за обновление и
возрождение любимой им России.
В 1923 году Есенин побывал в Америке. Поэт первоначально восхитился громовой
американской цивилизацией. Но тут же был повержен во прах нравами. Свои впечатления о
заокеанской стране Поэт выразил в статье «Железный Миргород»
И мысли и чувства Поэта, запечатлённые его пером, звучат сегодня для нас пророчески и
поучительно.
В противовес идеям накопительства, стремлению к владычеству над народами и странами,
Сергей Есенин говорит о том, что Душа Человеческая не должна быть отягощена заботой о
самоутверждении среди себе подобных.
Она предназначена Творцом для познания необъятного Мира через любовь, миролюбие и
творчество.
ДУША
Душа должна взлетать. Она должна быть лёгкой,
Должна уметь витать, быть гостьей звёздных нив.
Дружи, Душа, с пером и с Музою-плутовкой,
Умей пораньше встать, усталость уронив,
Взлетай, пронзив туман и темень поднебесья,
Взлетев, ликуй и пой, и, снова возвратясь,
Не забывай слова лилово-звёздной песни,
Чтоб над тобой тоска не возымела власть!
Серёжа Есенин прошёл короткий и скорбный путь от восхищения революцией 1917 года до
полного в ней разочарования.
МОЯ РЕВОЛЮЦИЯ
40
Моя революция. Я её ждал.
Я очень старался понять. –
Пусть Маркса и Энгельса не читал,
Но песни, что пела мне Мать,
Я знал наизусть. И одною из них
Казалась мне песня моя.
Моя революция! Сколько же их
Свершится в родимых краях?!
Моя революция, иль не моя?
Уже я запутался, брат…
Пусть плещется голубем песня моя,
Как знамя, как флаг и как плат!
С. ЕСЕНИН, октябрь 1995
По свидетельству друга Есенина Владимира Чернявского: «Чем дольше, тем вернее и горше
говорил он о том, что всё, во что он верил, идёт на убыль, что его, Есенинская революция, ещё не
пришла. У него – говорил он, сжимая кулаки, – всё, всё отняли!» Свой уход с Земли Серёжа очень
образно описывает в стихотворении 1995 года:
В НЕБЕСНЫХ ЗВОНАХ
Жил я в бусах росы над покосами,
Зыбким свеем свивался в песке,
Забавлялся девичьими косами
С хворостиной в пастушьей руке.
А когда грянул гром над околицей,
Заунывный послышался стон,
Я услышал, как матери молятся,
Топ и ржанье с вселенских сторон.
И под чашею Неба расколотой
Вдруг покинул и поле и лес,
На подвесках из чистого золота
Закачался в лампадках Небес.
Так и дышит небесными звонами
И надеждою теплится Русь.
Я стихами молвы забубёнными
На икону Рязани молюсь.
С. ЕСЕНИН, октябрь 1995.
Мы ещё вернёмся к моменту ухода Сергея Есенина с нашей Земли. Он передал
информацию о виновниках этой трагедии.
Но необходимо сказать о том, что Поэт никогда в мыслях своих не ставил знак равенства
между властью и народом, между государством и Родиной своей, Россией.
Не осталось в Душе его какого-то чувства мщения по отношению к совершившим убийство
в гостинице «Англетер».
А Россия, как и Рязань, остались в сердце его как главная забота, как самая острая боль,
которая мучает, царапает и жжёт, заставляя усердно молиться за народ, за будущее наших детей и
внуков.
ВОССТАНЕТ РУСИЧ
Железный Миргород народам всем долбит:
«Идите по стезе американской!»
Нет, не прельстит нас ни парижский быт,
41
Ни изобилие природы итальянской.
В своих пенатах мудрости не счесть.
Своих учёных звонкая ватага,
Высвечивая молодость и честь,
В укор вражде и вопреки Гулага,
В моей стране многострадальной есть.
Конечно, многое у нас не так,
Как сердце требует и ум высокой пробы.
Но силы пробует мой доблестный Спартак,
Иван мой русский, брат высоколобый.
Он показал на деле, что не прав,
Что ошибался целое столетье,
Что, веру в Мир и в Господа поправ,
Загинул чуть не на тысячелетье.
Он показал всем, как не надо жить,
Пример злословья на себе примерив.
И понял сам, чем надо дорожить,
И в Бога, наконец, поверил.
Он сам – стезя для стран и для народов.
Его ошибками мудреет зрячий Мир.
Как говорят, в семье не без урода,
Но лишь безумец всходит на Памир.
И лишь юродивый взлетает выше Солнца
Провидческой судьбою и стезёй.
И для него глоток любви найдётся,
Что в тайнике с вершин у Бога льётся,
Стремясь омыть и язвы и назём.
Восстанет русич, Богом исцелённый,
Своими же усилиями рад.
Стихов его целебный виноград
Проникнет в бор и дол уединённый.
Молитвой разольётся эта трель
По весям Родины до матушки столицы.
Взмахнёт крылами вещая Свирель,
Подобье сказочной Жар-птицы.
Это стихотворение возникло в блокноте Свирели 10-го сентября 1995 года, в канун столетия
Серёжи Есенина.
Следом за ним я записала:
ОСЕНИНЫ
Петухом прокричал новый век.
На нашесте сидят годы-куры.
И выходит во двор Человек,
Развесёлый, шальной, белокурый.
Осень дарит ему ветерок,
Развевая и ворот и полы.
42
Кто он? Знамо, Есенин – Пророк,
Разудалый, простецкий, весёлый.
Теребя запоздалую грусть
Увядающей кисти рябины,
Он читает стихи наизусть,
Открывая Душе осенины.
С. ЕСЕНИН, октябрь. 1995.
МОЙ СЕКРЕТ
Стихи снимал я с Неба и травы
И с перламутровой крапивы у забора,
С кленовой золотистой головы,
С подслушанного разговора
Между Луной и зыбкостью волны,
Дробившей отраженье летней ночи,
Вобравшей синь и трепет тишины
И мне их выплеснувшей прямо в очи.
Снимал стихи я с языка коров.
Ведь молоко поутру разливают,
И с тёплого земного каравая,
Когда покинул свой родимый кров.
С. ЕСЕНИН, октябрь, 1995.
КОНЬ – ЭТО ЧЕЛОВЕК!
Отвислых губ моей рязанской клячи
Мне не забыть, как не забыть копыт,
Которые она отклячит, как захрипит.
Мне дорога не только стать на ниве,
Не только сбруи блеск, не только бег, –
Мне дорог конь не тем, что он – игривый, –
как просто Человек!
С. ЕСЕНИН, октябрь. 1995
ПРИРОДА – МОЙ РЕЗЕЦ
Я не нуждаюсь в чьих-то ритмах и словах.
Я русским Духом жив. Я жив Рязанью,
Рябиновой лозой на Покровах,
Духмяным, древним, нашенским сказаньем,
Тальянки звоном на крыльце под вечерок
И теньканьем синицы под окошком,
Ромашкой, брошенной меж васильковых строк, Душистым нестареющим горошком.
Я никогда не брал за образец
И не считал – что ярко, то красиво.
Сама рука узоры наносила –
Природа – мой искуснейший резец!
С. ЕСЕНИН, октябрь 1995.
НАПЕВНЫЕ ПСАЛМЫ
Путь Поэта звонок и тернист,
43
Власяница – вечная рубаха.
Овевает ветер-гармонист
С головы его останки праха.
Вырастает купол до небес
На его невидимых дорожках
Сквозь поля, кугу и тёмный лес
Да избушку на куриных ножках.
И звучат напевные псалмы,
Задевая колокольцы боли,
Пробуждая Души и Умы
Обиталищ воли и неволи.
С. ЕСЕНИН, октябрь, 1995.
СУДЬБА СКИТАЛЬЦА
Я рвался болью и струной
В сердца Москвы и заграницы.
Но у криницы ни одной
Не мог я там воды напиться.
Спустился вновь к родным краям
И там с гармошкою одною
Родным, и сёстрам, и зятьям
Мечтал – свою Москву открою.
Не доказал, но уронив
На нивы согнутые пальцы,
Я стал родным для этих нив
Судьбой Поэта и скитальца.
С. ЕСЕНИН, октябрь, 1995.
КРАТКОСТЬ
Я краткости хотел во всём:
В строке, в судьбе, в стихе, в работе,
Чтоб жизнь катилась колесом,
Душа всегда была в полёте.
И краткость жизненной строки
Вписалась в русскую страницу,
Как жест протянутой руки,
Поймавшей на лету синицу.
С. ЕСЕНИН, октябрь, 1995.
Я бормочу свой стих. А ты снимаешь с неба
Алмазы и хрусталь, крупинки янтаря.
Они, как жар горя, дороже сна и хлеба.
Струной пронзает даль их ласковый мотив.
С. ЕСЕНИН, октябрь. 1995.
Я И ПОСЛЕ…
Я и после захаживал в избы,
И в ночное с конями ходил.
В горы, словно Высоцкий и Визбор,
Не однажды поход снарядил.
Гладил шеи коровам и козам,
44
По загривку собаку трепал,
Утирая и сопли, и слёзы
Всем, кто слышал: «Да чтоб ты пропал!»
Я спасал их от стужи и зноя –
Дорогое родное зверьё.
И житьё их, до боли родное,
Переполнило сердце моё.
С. ЕСЕНИН, октябрь. 1995.
*
Несметен Мир, несметны короба
Моей мечты, осознанно-освеченной,
Моей судьбы, перстом Иисуса меченой.
Несметны жизни Бога и раба.
Сам человек и Бог, и раб себе
В своей звезде, могиле и судьбе.
С. ЕСЕНИН, октябрь 1995.
И тут же, считаю, необходимо, обнародовать трактат Сергея Александровича Есенина,
который был передан Свирели 11 сентября 1989 года.
ЧЕРЕЗ СТРАДАНИЯ И ДОБРОТУ.
Сергей ЕСЕНИН
О, как велика и прекрасна эта страна с неизведанным названием БУДУЩЕЕ! Напряги взор
свой, согласуя биение сердца с движением мысли, взгляни вдаль, и ты поймёшь и увидишь, как
неохватны, как безграничны и чисты дали.
Как странны и туманны очертания загадочного Альбиона.
Не она ли, эта далёкая и туманная страна сулила нам великое будущее устами Герцена? Не
его ли прекрасные мечты вели нас к неописуемым картинам изобилия и красоты?
Мечты людей великих, возвышенных, умеющих извлекать из тёмной глыбы времени
очертания светлого и благоуханного будущего, для нас необходимы, как воздух, нужны как кровь,
питающая наше сердце. Но зёрна этих мыслей, брошенные в неподготовленную к плодоношению
почву, пропадают порой зря.
И вот каждый уголок страждущего, осиротевшего и заброшенного края, потерявшего
своего истинного хозяина и радетеля, просит о помощи.
И раздаётся глас вопиющего в пустыне, зовущий услышать глухих, увидеть – слепцов,
узреть и внять страданиям земли родной, устремляющей длани древ своих в будущее.
Нет будущего без настоящего. Нет настоящего без прошлого.
Так пустеющее сердце современника не способно уловить страдания Земли, если оно не
наполнено болями недавнего прошлого, если оно не устремляется в полёт, озирая страну свою в
обозримом пространстве и не внемлет страданиям народа под куполом небес Родины, не
принимает близко к Душе своей то, чем жила эта Родина вчерашний день.
Здесь, в России, рождён великий СЫН, названный РОССОМ. Он всегда с молоком матери
вбирал в себя великую гордость за свой народ. Он вбирал в себя великие таланты и поднимался к
высотам творчества, могуч и благоуханен ароматами Солнца и ветра, дыханием дубрав и полей,
дыша могучей силой созидания и дерзновения.
О, встань, великий росс, подними долу очи свои, равные Небу по синеве и простору взора,
обойми сердцем Родину, оторвись от мелочных и суетных дел, отринь от себя зависть на сытую и
процветающую заграницу!
Ибо достигнешь ты своего уюта и благоденствия не путём таскания в страну свою
красивых игрушек и тряпок, не путём обирания себе подобных и накопления богатств в
собственных закромах.
Кладовая памяти и совести, обогащённые твоими трудами, выведут тебя на стезю будущего.
Не теряй себя на этом пути.
Не смущайся укоризной сильных Мира сего, думающих лишь о своей чрезмерной сытости
и презирающих бескорыстие.
45
Через знания, через доброту к людям, страждущим и ищущим, через действие реальное и
полезное Родине на стезе науки и практического дела достигнешь ты будущего.
Войдёшь в храм светлый, а не ободранный временем и нерадивым холодом безразличия.
Тебе отверзнутся двери в будущее, содеянное твоими руками, твоим сердцем и умом. Не
верь своему малодушию и лености, не плачь над несовершенством человеческой натуры.
Человек велик и бессмертен! Он повторяется в космических поколениях. И Человек на
Земле – лишь малое дитя Мира сего, неровно ступающее по равнине времени.
У него всё впереди. Он свершит БУДУЩЕЕ, не растрачивая сердце своё на своекорыстие,
злобу и потребительство. Будьте же вровень с этим будущим. Зовите его, творите его, дерзайте
ради него, приближайте его. Ради этого стоит жить.
Принято от Сергея Александровича Есенина
11 сентября 1989 года.
ОТКРОВЕНИЕ
поэма-диалог
С. ЕСЕНИН:
Не золото волос составит наше счастье,
Не молодость очей, не свежесть наших губ,
А нежность наших Душ, взаимное участье.
Скажи, родная, чем тебе я люб?
СВИРЕЛЬ:
Ты люб, родной, мне нежностью Души
и беззащитностью большого сердца,
наивностью своей. Как губы хороши.
И мне от них теперь уж никуда не деться!
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Но дело не в губах, хотя я целовать
космическим лучом готов тебя без меры.
А дело в наших лбах, в них – мысль, надежда, вера.
СВИРЕЛЬ:
А внешность, милый, разве не при чём?
СЕРЁЖА Есенин:
Ну, что ты, дорогая! Хотя бывают случаи, поверь.
Но больше –*«подшофэ» – на дружеской пирушке.
Но это всё – в былом. Туда закрыл я дверь.
СВИРЕЛЬ:
Серёженька, о судьбах Мирозданья
нам поразмыслить бы…
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
О, милое созданье! Я говорил тебе:
творить так уж творить,
То значит, Маме новый стих дарить.
Творить, чтоб Небу было жарко!
Создатель – Он разумен и велик
В своём предназначенье.
Он переводит всё на свой язык –
язык поэзии, созвучий и речений.
СВИРЕЛЬ:
Я поняла секрет взаимосвязи Поднебесья
с моей Землёй. Секрет тот – в песне
и стихе. Не правда ли, родной?
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Да, ныне нам нужен труд живой,
как сердце девы и как ладонь ребёнка нежен,
чтобы дотронувшись до Душ, он пробуждал
в них радость воскрешенья Истины,
46
такой далёкой, как звезда любви.
Прости за сложность выраженья!
СВИРЕЛЬ:
О, мысль твоя свежа и первозданна.
Она летит ко мне, как детская слеза,
пролившись от обиды и обмана.
Она как Истина горька и высока,
Как тонкая берёзка под Рязанью.
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Спасибо всем родным лесам, полям и связи
нынешней с Землёй и знанью,
которое вмещает целый Мир,
Не только домик под Рязанью.
СВИРЕЛЬ:
Отец мне говорил: согласно древним знаньям,
Наш Мир, сжимаясь ныне, в некий час
опять способен будет к возгоранью?!
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Так говорил Платон, – не в бровь, а прямо в глаз.
И повторять его слова сейчас – забава для детей.
А мы с тобой поговорим о чувствах,
связующих Природу и людей!
СВИРЕЛЬ:
Согласна, мой родной. И я опять смотрю
на твой портрет и удивляюсь чуду,
которое фотограф сотворил.
Он, словно наш Архангел Гавриил,
создал твой облик, повинуясь гуду
времён и вечности, что нам сулит спасенье.
Здесь ты такой, каким до вознесенья
задолго был. Но ныне смотришь тем же –
и златокудр, и светел, и печален
и, кажется, немножко приуныл,
но так же мудр и гениален!
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Когда-то молод был, носил сюртук и лапти
И не стеснялся деревенского житья.
О, юность деревенская моя!
Залезть бы нынче на полати,
Согреть бы кости и услышать вновь,
Как шепчутся в клетушках наши квочки,
Как нежностью горят за низеньким окном
осенние цветочки.
И пусть потом потомки говорят,
что это не моё, мол, выраженье –
слишком просто и общо.
Увы, подчас моё воображенье и плоско и нищо.
Да, истощился клад былого назначенья.
О, где мои слова и где мои реченья?
Уж слишком далеко я залетел от милых сердцу мест.
Но много нынче дел. И главное из них –
поцеловать тебя за то, что ты, любя, меня не прерываешь.
СВИРЕЛЬ:
Ты сердце мне, любимый, разрываешь,
когда тоскуешь о земле своей.
И я хочу тебе сказать: Родной,
47
будь в нашем доме у моих родных не гостем,
а любимым человеком.
Чтоб знал, что это – твой дворец,
где ты хозяин, друг и брат.
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Да, я ведь пред тобою виноват.
Я тут в твоих сестёр чуть было не влюбился!
СВИРЕЛЬ:
То сёстры Мамины. Таких людей
на Свете вряд ли встретишь.
Но если, милый, их приветишь,
то будешь счастлив во сто крат!
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Так ты, моя родная, не ревнуешь?
Они ведь хороши как розы и тонки, как берёзки.
Наверное, завидуешь, и зря!
СВИРЕЛЬ:
О чём ведёшь ты речь! Свидетелем заря –
Я этих ангелов люблю, молюсь за них
и счастья им желаю.
И быть тебе в том доме я велю
в залог всеобщей радости и счастья!
В потоках нежности погаснет зло и ревность.
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
О, ты, моя уральская царевна.
Целую я тебя в знак нашей дружбы
и нашего заветного труда.
СВИРЕЛЬ:
Я счастлива, родной, твоим вниманьем.
Целуй меня, моё ты наказанье.
Космической любви так нужен поцелуй!
Сентябрь, 1989.
Примечание: *Подшофэ – фр. – подвыпивши.
ОБНОВЛЕНИЕ
Пепел головы моей склонённой
Осыпался на поблекший век.
Так в тумане сыплют листья клёны,
Как ресницы с покрасневших век.
Но, однако, вижу: на свиданье,
Раздвигая молодую рожь
Сын Руси – и радость и страданье –
К Родине измученной идёшь.
С. ЕСЕНИН, октябрь, 1995.
СВАДЬБЫ
Свадьба, свадьба. Красная машина.
Парк Победы. Розовый букет.
Снова свадьба чья-то совершилась,
Прежний соблюдая этикет.
Помнишь ли, моё ты наказанье, –
После свадьбы милого дружка, –
На краю моей родной Рязани,
Нас манила лодка и Ока?
48
Свадьба, свадьба… Лёгкая походка,
Звонкий голос, лёгкая рука.
Разве знала Русь моя – молодка,
Что прощалась с милым на века?
С. Есенин, октябрь 1995.
СЧАСТЛИВ
Я счастлив тем уже, что жив,
Что всё вокруг живёт и дышит.
И треплет ветер синий стих.
И стих тот Русь родная слышит.
Я счастлив тем, что вороньё
Не залетает выше Неба
И что родимое жнивьё
Сулит Руси достаток хлеба.
Я счастлив, что поёт петух.
И этой песней спозаранок
Живой земной народный Дух
Разбудит города и страны.
В Душе опять оживлено
То счастье, что во мне бродило,
Как драгоценное вино,
В котором – красота и сила.
Златыми брызгами оно
Вокруг меня всё оживило,
Вернуло всё, что было мило
И нежностью озарено.
С. ЕСЕНИН, октябрь 1995.
ПЕРВЫЙ СНЕГ
Сегодня выпал первый рыхлый снег,
Пригнул деревья, разукрасил крыши.
Он нужен был Душе, как свежий хлеб,
Который вечно чем-то новым дышит.
Мой первый снег в Серёжин Юбилей,
Ты освежил прохожим настроенье.
Лети же снег, прохожих не жалей,
И освежи моё стихотворенье.
октябрь, 1995.
ГОРСТОЧКА СТИХОВ
Доля, доля, путник поневоле,
Край бродяжий, сутемень грехов….
Я оставил розовое поле
Ради этой горсточки стихов.
Полный терний путь Поэта древний.
Я далёк от ступ и закромов.
Я оставил Маму и деревню
Ради этих нескольких томов.
49
Мимо свадеб, всех красавиц мимо,
Залетая к Богу на порог,
Я оставил всех своих любимых
Ради этих неотвязных строк.
Тише, сердце, ради Бога, тише!
Приютившись на краю звезды,
Я оставил всех своих детишек
Ради всей словесной лебеды.
Каюсь, маюсь, речкой разливаюсь.
Слёз горючих в русло не собрать.
Я и нынче так же спотыкаюсь.
Но стихи мешают умирать.
Каждому стиху – своя страница.
Вот о чём мечтал и совершил.
Каждому из нас – своя синица,
Ведь журавль высок и легкокрыл.
С. ЕСЕНИН, октябрь, 1995.
ГУЛЯЙ-ГОЛОВА
Каждой косточкой чуял живое,
Каждой веткою шевелил.
Поле – горе моё ножевое,
Над бессонием отчих могил!
Я ходил по вселенским просторам:
Всюду люди и много беды.
И сплетались в живые узоры
Посох Неба и прах лебеды.
На задворках у дедовой хаты
Плакал камень, и ныла трава,
Что у внука Серёги куда-то
Покатилась Гуляй-голова.
С. ЕСЕНИН, октябрь. 1995
ГРОЗА
Гроза распахнула свои телеса,
Открыла глаза, осветив образа.
Гроза ты, гроза! Я и против и за.
А кто посерёдке – сдают тормоза.
Гроза! Ты семёркой убила туза.
Из глаз потихоньку ушла бирюза.
С. ЕСЕНИН, октябрь, 1995.
САМ
Сколота месяца синяя боль.
Скачет Душа – где село, где дувал.
Сам я назначил себе эту роль,
Сам же безусым себя отпевал.
Ветер по весям лизал купыри.
Время дробило зеркальность реки.
Сам отпевал я себя до зари,
Сам проповедовал краткость строки.
50
Утра хлебнувши на посошок,
Пушкину ветки рябины ронял,
В краткости жизни его превзошёл,
В громкости славы его догонял.
С. ЕСЕНИН, октябрь 1995.
РОДНЯ
Близок был я к колыбели
Самого Христа,
Потому во мне и пели
Свет и красота.
Золотой насыпал пыли
на макушку Спас
Из того, что приносили
нам волхвы в тот час.
В дар я принял тот же ладан,
Божью благодать,
Чтобы вам стихи, как надо,
с Неба передать!
С. ЕСЕНИН, октябрь 1995.
ЦЕРКОВНЫЕ СЛОВА
Мне церковные слова – как трава.
Я под этой муравой – с головой.
А к обедне коль меня позовут,
Пусть вначале мураву оборвут.
Мне рязанские слова – купыри,
В них живу я от зари до зари.
Я пастись с коровьим стадом привык,
Набираю молоко на язык.
Ой, Ты, Господи, спаси, гой-еси!
Отдаю бадью хозяйке – Руси!
С. ЕСЕНИН, октябрь 1995.
ВСТРЕЧАЙТЕ!
Я ушёл под печальные звоны
Опустевшей рязанской земли,
Под её материнские стоны,
Под седые её ковыли.
Встань, родная, с колен, не смущайся,
Распрями свою стать и красу
И ко мне поскорей возвращайся.
Сам тебе каравай поднесу:
Необъятный, горячий, пахучий
Несусветных стихов каравай.
Я спускаюсь с серебряной тучи,
Твой Есенин, родной и могучий,
Поскорее мне дверь открывай!
С. ЕСЕНИН, октябрь. 1995
51
ВЕСТНИК
Я взял очи от синего Неба,
Я взял губы от алой зарницы.
На макушке колосьями хлеба
Предрассветная рожь колосится.
У тумана я взял свои песни,
Расплескал их в предутреннем звоне.
Я пришёл к вам как ласковый вестник
С колокольцем в жемчужной короне.
С. ЕСЕНИН, октябрь 1995
НЕ ПЛАЧЬ, РУСЬ
Ну, не надо, родная, не надо
У звенящих потайственных струн
Приносить мне и смирну и ладан,
Жив и ныне твой сын – говорун!
Он ветвями Вселенского сада
Защищён от недоброго взгляда.
И стихов золотая отрада
Бубенцами поёт на ветру!
С. ЕСЕНИН, октябрь. 1995.
ТЕБЕ, ЧЕЛОВЕК!
Я ударю и в бубен и в гусли,
Пропою лебединой струной.
Ни единую трель не пропустит
Голубая мелодия грусти,
Не разлучная всюду со мной.
Сколько лет я пою для Вселенной.
Я заряжен Россией навек.
Стих мой лёгкий, печальный, нетленный
Предназначен тебе, Человек!
С. ЕСЕНИН, октябрь 1995.
ЕСЕНИН ЖИВ, ЕСЕНИН ЕСТЬ!
поэма
СВИРЕЛЬ:
Скажи, Сергей, откуда эта боль,
такая боль в твоём открытом взоре,
Почти ребёнка, юноши, собой
пригожего, но и тогда в раздоре
С огромным Миром, погубившем вскоре
то юное и нежное созданье?
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Да, эта боль всегда во мне жила,
С младенчества, мне кажется, с рожденья.
И даже в те благие времена,
Когда Душа парила в наслажденье,
Та боль во мне бессменно сердце жгла,
Сойдя ко мне из бездны Мирозданья.
СВИРЕЛЬ:
Серёженька, ты думаешь, была
та боль за что-то наказаньем?
Иль свыше было сердцу то дано,
52
как знак Души, отмеченною Богом?
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Тот Неба Знак вещал Душе о многом:
Что мне лететь до Светлого Порога;
И то, что мне Россия – вместо хлеба
Была дана, как грусть и как крещенье,
Чтоб помнил все её страданья наизусть,
исполнивши своё предназначенье.
СВИРЕЛЬ:
Скажи, Сергей, зачем в такие сроки –
как молния – сверкнуть и улететь –
Тебе была дана звезда Востока,
что уж со звёздной карты не стереть?
Зачем так краток был тот звёздный путь –
Взойти, блеснуть, сорваться, улететь!
Неужто Бог не мог предусмотреть
другой судьбы для грустного Поэта?
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Ты знаешь, сам я думаю об этом –
Взойти, сверкнуть, взлететь и умереть! –
Что может быть нелепее при этом?
Что горестней для матери Поэта?
СВИРЕЛЬ:
Скажи: и для любимой, и для Музы,
Которую оставил ты, любя…
Священнее не ведал ты союза.
И слаще и трудней не ведал ты обузы,
Как этих строчек груз и преданность огня,
который задевает и меня!
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Да, соглашусь с тобою – верно, Муза
Рыдала вместе с матерью моей,
когда меня не стало.
СВИРЕЛЬ:
Но Музу ту Россией называло
Поэта сердце в те глухие времена,
когда ещё моя страна
Есенина почти совсем не знала.
Лишь чувствовала, бедная, она,
что он взойдёт, мелькнёт и,
Громкий зазывала в крестьянский рай,
Над головой своею вечный круг замкнёт.
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Не ведала, не знала, не гадала…
Уверен, что когда она рыдала,
Та горечь слёз на землю выпадала
и зёрнами благими проросла.
СВИРЕЛЬ:
И вот взошли есенинские всходы
в согласии и вопреки Природы.
И всходы те благую дарят весть:
ЕСЕНИН ЖИЛ, ЕСЕНИН ЖИВ, ЕСЕНИН ЕСТЬ!
26, 08, 1989.
ГДЕ ТЫ, РУСЬ?
В тьму ночную вперив очи,
Смотрит время, как сова.
53
Скоро новый стих начну я.
Отдохнула голова.
Как насос качает время
Сквозь себя поток светил.
Нелегко такое бремя.
Время! Я тебя простил,
Что меня ты обобрало,
Оборвало пух волос,
Дом родной разворовало,
Крепкий тын и жёлтый тёс.
Ни калитки, ни колодца
На застиранном лужку.
Вряд ли где ещё найдётся
По тропинке и рожку,
Чтобы утром в поле вынуть,
Крикнуть ветру: «Погоди!»,
Стадо древнее раскинуть
На серебряной груди
Росных трав. Затем под вечер
На малиновой заре
Каблучкам идти навстречу,
Бросив косу во дворе.
Пыль дорожную вдыхая
После грохота *«марусь»,
Меркнут очи, высыхая:
Где ты Русь, Святая Русь?!
Сергей ЕСЕНИН. 21,08, 1989.
Примечание: грохот *«марусь». «Маруся» – жаргонное словечко, означающее
Маруську, девчонку в чёрной кожанке. пришедшую на службу в ГПУ. (Так звали их в
народе)
По аналогии этот образ перенесён на чёрные воронки, в которых чекисты возили
политзаключённых.
Ворон, воронок – мрачный образ, несущий в фольклоре предчувствие смерти.
В литературу образ «чёрной маруськи» - тюремной машины ввела впервые Анна
Андреевна Ахматова в своей поэме «Реквием».
НОВАЯ РУСЬ
поэма-диалог
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Я знал Россию много лет,
разутую, раздетую, босую.
И сам когда-то, беден и раздет,
Пришёл в тот Питер, где нашёл Поэт
другую жизнь. Её рисую
в своих стихах уж много лет.
Но я не знал такую
Россию, Родину, которая светла,
как родничок в лесу,
и говорит стихами.
54
И шепчет мне стихи с планеты, не стихая.
Увы, такой России я не знал.
Она мне видится как женщина, как лебедь,
плывущий посередь озёр.
С неё я не спускаю взор.
И сердце, в радости объемля этот сон,
боится, что, взмахнув крылом,
умчится в высоту неведомое чудо.
Скажи мне, друг, ну, кто ты и откуда?
Себя, Россией, лебедь, назови,
Россией веры им любви!
СВИРЕЛЬ:
Я говорю стихами, это верно,
не зная, что Россией назовусь.
Но я лишь ученицею примерной
хочу твоею быть, о, Русь!
Есенин! Ты ошибся. Я только ученица,
в вышине великих чувств и мыслей я ищу ответа.
И, сопрягаясь с чувствами Поэта,
несусь к тебе, как малая пылинка Мирозданья.
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
О, ты, моё невинное созданье!
Недаром снова снится мне Рязань
и домик на краю России.
Твои глаза из этой сини глядят в забрезжившую рань.
И сердце говорит опять со всей Россией!
И сердца моего не рань, то имя отвергая,
прости меня, малютка дорогая!
СВИРЕЛЬ:
Серёженька, ты где, мой ласковый ребёнок?
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Я здесь, родная, жду. Давно уж из пелёнок.
И я к тебе иду, лечу, несусь, моя родная и Святая Русь! СВИРЕЛЬ:
Но что-то стих увял и требует разминки.
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Ну что же, соберём две звёздных половинки,
коль взорвалась звезда Поэзии Земной,
И вновь соединим. И, возвратившись вновь,
помчимся в ту страну, что так волнует кровь.
Её мы раньше Русью называли.
Да, мы о ней частенько забывали
и думали, что лозунговый свет
прольёт совет на то, что мы завоевали.
Но вот ни света, ни совета нет!
Где Русь моя родная, отзовись!
СВИРЕЛЬ:
Есенин, видишь ту страну из дальней дали
космических огней, чьи светлые просторы
ведут со мной сегодня разговоры?
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Я вижу Русь свою, увы, не в тех берёзках,
которые сходили с полотна
великого родного Левитана.
И мне, скажу, так странно
Россию видеть в копоти дымов,
в распаде атомном и в том же бездорожье,
55
что было раньше. И тревожно стонет грудь.
И тяжело вздохнуть…
СВИРЕЛЬ:
Не плачь, мой гений милый.
Мы нежность соберём и преумножим силы.
И, боль твою разъяв,
мы раздадим её землянам всем по крохе.
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Тогда мои дела не так уж плохи.
И я надеюсь зло преодолеть.
СВИРЕЛЬ:
О, милый мой, Душой болеть
нам предназначено. Ведь в том закон Природы!
О, если бы великие народы
своё величие могли не потерять
в бездонной суете и сутолоке буден
И, восприняв великое ученье,
исполнили своё предназначенье!
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Я так же говорю об этом, клянусь,
не будь бы я Поэтом, то стал бы…
СВИРЕЛЬ:
Кем, родной?
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Старшим идеологом Планеты.
СВИРЕЛЬ:
А в чём была бы роль твоя, мой милый?
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Я собрал бы Светосилы
разумных и великих идей
Души Вселенской и Разума Великого
с планеты *Эпсилон (Планета Душ)
И те идеи в дело воплотил бы.
Учил детей быть попросту детьми,
которые, венчая собой процесс любви,
в себе несли надежду, веру
и искренность. И этим чудным светом
планеты наполняли естество.
И не было бы горя и печали.
СВИРЕЛЬ:
Я чувствую родство тех мыслей и идей,
что бродят и во мне. И вся Душа в огне.
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
А я тебе даю такой совет –
поглядывать на этот белый свет
и слушать звёздные миры,
которые зовут, рассказывают, шепчут,
волнуют и пьянят вина покрепче!
СВИРЕЛЬ:
Скажи, родной, ну почему так часты стали в жизни
Случайности, волшебные как новь,
какая прорвалась из глубины Миров!
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Платон предсказывал давно, ещё до нашей Эры:
идёт процесс сжимания Вселенной.
И звёзды, приближаясь друг к другу,
56
создают возможность
вхождения в космическую связь.
А ну, взгляни-ка, что там впереди?
СВИРЕЛЬ:
О, Боже! погоди! Да там, в зеркальном чуде,
мне видятся Миры космических высот.
Земля моя, как яблочко на блюде,
катается. И в свете тех красот
Великий Разум шествует навстречу.
Кто там идёт? Ужели Лев Толстой?
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Постой, его я встречу.
Ну, здравствуйте, Лев Николаевич,
великий русский гений!
Что нового успели совершить
Там, где сегодня вздумали вы жить?
Поделитесь, мне мнится, вне сомнений,
со мной и с нашею Россией?!
ЛЕВ ТОЛСТОЙ:
А, ты, Серёжа! Взор твой синий
признал ещё издалека.
Поверишь – ноша нелегка для нас и ныне.
Мы здесь, мой друг, совсем не отдыхаем, вычисляя,
когда ж такие наступят времена,
что Родина родная вздохнёт свободно!
Где там нам до рая! Одна забота гложет –
из ближних стран хоть кто-нибудь поможет.
А то совсем – ложись и помирай…
Да тут совсем, Серёженька, не рай!
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
О, Лев Толстой, наш патриарх великий.
Скажи, зачем твоя простая речь
так тягостно-тревожна?
Неужто нынче и помыслить невозможно,
чтоб с лёгким сердцем встать и лечь?
ЛЕВ ТОЛСТОЙ:
Великий Разум нынче занят
задачей необыкновенной –
сплотить людей, вселив в их сердце боль
за судьбы ближних – бедных и убогих
и наказать людей надменных.
И мы, Серёжа, заняты с тобой
всем, что так долго Душу ранит –
единой нашенской судьбой.
Ну, подними, родной мой, взор свой синий
и берег наш слезами окропи,
слезами благодати и рожденья
Всеобщего Преображенья и возрожденья,
Бог тебя благослови!
Как Пушкин говорит: На, яблочко лови!
Я Землю эту тебе дарю,
к тебе её в ладони опуская
И, взором нежа и лаская,
со вздохом говорю:
Бери, воспой её отдохновенье
и будущий расцвет,
57
и тайны бытия.
В чём наша незабвенная, своя
Россия вспыхнет новою грозой,
приливом сил отринет вниз проклятье,
взойдёт звездой и, поменявши платье,
Предстанет снова женщиной прекрасной,
чей стан и лик неповторимо-ясный
пленит весь Мир, который упадёт к её ногам.
За эту женщину я жизнь свою отдам.
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
О, гений вечный, светлый и простой,
Великий Разум в облике Толстого!
Такого по-великому простого
не повстречать уж больше никогда!
Скажи-ка, не составит ли труда
пронзить века и глыбу тех веков
обрушить на собранье дураков,
что вечно Душу душат?
ЛЕВ ТОЛСТОЙ:
Я рад бы – но боюсь Закон нарушить
Всевышнего: всему есть строгий срок.
И этот столь известнейший урок могу вам дать
и разрешу послушать.
(В свою очередь обращается к Высшему Разуму в образе Творца)
Скажи, Великий Разум,
и разреши сомненья наши сразу:
зачем так медленно проходит возрожденье
великих Истин из былых веков?
Зачем полно доныне дураков, кто застит свет.
И нет на них Агаты Кристи, которая одним рассказом
вдруг убивает разом, как говорится, всех подряд, кто прав, кто
виноват?!
ВЕЛИКИЙ РАЗУМ:
Да, дуракам на Свете тоже есть немало места.
Они даны Всевышним для того,
чтоб выживаемость проверить
добра и мудрости. Как волки в тёмном лесе
блукают, всё съедая на бегу.
Для этого я их и берегу.
Пусть мутят Свет и дурость проявляют:
пред сильными хвостом своим виляют.
Тем яростнее будет доброта и мудрость.
Это тоже неспроста – такая конфронтация на Свете.
А ритмы времени, изволите заметить,
идут своим, представьте, чередом,
не очень торопливые притом.
ЛЕВ ТОЛСТОЙ:
Так вот как раз пора бы перестроить
такие ЭвеЭм в высотной вашей сфере,
задумать, вычислить, сто раз ещё проверить,
чтоб время побежало босиком
иль поскакало скакуном,
а не тянулось, как улитка!
ВЕЛИКИЙ РАЗУМ:
Вот в том-то, милые, беда, что слишком прытко
нельзя машину времени пускать.
58
Она разрушит всё. И некого искать
нам с вами будет во Вселенной –
такой большой и, кажется, нетленной!
Но раньше времени нельзя на луг пускать
коров, и сеять раньше срока,
и раньше нужного невесту приласкать,
и раньше мудрого Востока
на Западе зарю искать!
За это мы расплатимся жестоко!
Я объяснил, как мог, вам, милые,
что может Мирозданье.
Сергей ЕСЕНИН:
Спасибо, до свиданья, Великий Разум.
Где Твоя душа? Её советы тоже были б кстати.
ВЕЛИКАЯ ДУША:
Я здесь, приникла, не дыша,
в избе рязанской на полати
и мыслю: как Россия хороша!
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Великая Душа! Поклон тебе от братьев
по разуму, и сердцу, и делам!
ВЕЛИКАЯ ДУША:
Я думаю, с тобою пополам
сегодня мы разделим наш хлеб насущный,
что питает тело Земли
и нежность, и надежду, и веру кроткую,
и молодость любви.
Да, этот хлеб духовный до сих пор ничем не заменим:
ни сексом, ни наживой, ни карьерой.
А мы с тобою, слава Богу, живы.
Живём трудом и верой!
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Великая Душа, скажу по совести – высокие манеры
Твои – мне по Душе и согласуются с движением
Души Поэта!
ВЕЛИКАЯ ДУША:
А я как раз об этом.
Садись, мой друг прекрасный, и пиши:
Как хороши, как свежи были розы, –
строка Тургенева. Пиши стихом иль прозой.
По-моему все средства хороши,
Лишь только было б то занятье –
от всей Есенинской Души!
Август, 1989.
Кто сегодня не знает, что наши руки, как и наши волосы, – это антенны, принимающие
сигнал из Космоса? Сама практика жизни подвела нас к этому. Вот почему Серёжа Есенин и
Свирель славят **ампир ладоней.
**АМПИР ЛАДОНЕЙ
Свирель:
Открой ладонь – не прячь ладонь от Мира.
О, эти полукружья слабых рук –
Подобие волшебного ампира,
Владеющего радостью разлук!
59
Он мощен и велик – Ампир ладоней,
Творящих наяву каскад чудес.
Что может быть всесильней и бездонней
Загадок Разума и сущности Небес?
Он возвращает нам родных из тьмы столетий.
Он лечит нас и дарит волшебство.
Открой ладони – полукружья эти –
Подарок Космоса и наше естество.
СЕРГЕЙ Есенин:
Златыми брызгами оно
Вокруг меня всё оживило,
Вернуло всё, что было мило
И нежностью озарено.
Я возьму твои ладони в руки:
Нежность изливается, звеня.
Эти руки – тождество науки –
Поражают мудростью меня,
Свежестью исканий и дерзаний,
Ласковостью неги, звоном струн,
Тех, что бьются наподобье лани
Под серебряной водою струй.
Я объемлю молча эти руки.
Мне иных не надобно вовек.
Пусть в меня они вселяют звуки,
Без которых грустен Человек.
Примечание: **Ампир ладоней. Ампир – это стиль в архитектуре. Ампир – буквально по-
французски – империя.
Империя – есть Держава, где власть безраздельно принадлежит Самодержцу,
Императору.
В данном случае выражение «АМПИР Ладоней» подразумевает безраздельную власть
человеческих ладоней, которые владеют и лечебным мастерством, и извлечением знаний из
Ноосферы, поскольку человеческие руки – это наши антенны, и могут овладеть всевозможными
разнообразными профессиями, где необходимо применение мастерства скульптора, художника,
архитектора, музыканта, конструктора, садовода.
Наконец, – маляра, каменщика, плиточника, винодела ,модельера, парикмахера, костюмера
и так далее..Ладони Человека владеют Империей Искусств.
ВОЗВРАЩЕНИЕ К АЙСЕДОРЕ
поэма
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Стынет ветер, жухнут травы.
Август трудится не зря.
От любовной от забавы
Очи полымем горят.
Жгут рябиновые кисти
Полотно седых небес.
А стихи твои, как гвозди.
Но нужны мне позарез.
Их в ладони насыпаю,
60
Нити серебром горят.
Я давно не досыпаю –
Сны покинули меня.
Гаснут зори, жухнут травы.
Август трудится не зря.
От любовной от забавы
переполнились моря!
СВИРЕЛЬ:
Не семимильными шагами,
а лишь космическим лучом
тебя сегодня досягая,
Лечу, едва Земли касаясь.
Венок ромашек протянув
Тебе. В распахнутой рубашке
стоишь ты, к зеркалу прильнув.
Тебя я вижу, как нисходит
с лица стозвонная печаль,
Светлеют очи, нимб восходит
над головою. Темень-шаль
у звёздной ночи отнимаю.
Тебя из рамы вынимаю.
И прошлого уже не жаль!
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Звёздочками-лучиками светятся глаза.
Не мучь меня! не мучь меня!
Тебе я всё сказал.
Зачем как стрелка поздняя
былой разрыв-травы
в меня вонзаешь гвоздики
любовной суетьвы?
Горю как будто молодо
и зелено пришло.
Зачем, скажи мне, зелье то,
былое ремесло?
СВИРЕЛЬ:
А ты гори мастерством, забрось своё ремесло.
А ты бери естеством. Такое время пришло.
Не телом, только душой обвейся вокруг меня.
Я знаю – Поэт большой – Ты больше того огня,
Что лишь к постели зовёт, что только страсть нам сулит.
Пусть сердце к Небу взовьёт.
Пусть только нежность болит.
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Ты превзошла себя, стремясь к высотам страсти.
Я верю – ты взойдёшь на вечный пьедестал.
Но всё ж спаси меня от этакой напасти,
Пока любить тебя не перестал.
СВИРЕЛЬ:
Угрозы не страшны. Люби, пока есть порох.
Разлюбишь – не обижусь, не схвачу
за ворот, за распахнутые полы.
Но, отвернувшись, лишь захохочу!
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Я взорван этим дерзостным признаньем.
Мне не под силу чувств водоворот.
61
Такой вулкан страстей, взрывающий сознанье
Придал любви внезапный поворот.
Не я уже готов тебя покинуть,
А ты глядишь с насмешкой на меня.
О, Таня, ну, скажи, чем прежде сердце вынуть,
Кто ты – любовь моя, а, может, лишь родня?
СВИРЕЛЬ:
Родня, Серёженька, родня по ресмеслу,
по нашей поэтической палитре.
Скажи лукавству, твоему послу,
Что я и не мечтаю о поллитре.
Мне не угар пьянящий нужен ныне,
не горькое похмелье после слёз.
Мне нужен стих. Лишь он – моя святыня.
Он чист как луч и светел, как мороз!
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Но это не вмещается в сознанье,
такое необычное признанье!
Таких я женщин, право, не встречал.
А, может, просто их не замечал?
Неужто свежесть щёк и золото волос
тебя прельстить не могут, дорогая!
И я, вперёд немного забегая,
скажу, таких встречать не довелось!
СВИРЕЛЬ:
Нет, эта прелесть только для Дункан.
Она с тобой и ныне, видно, рядом.
Взгляни, она опять волшебным взглядом
тебя чарует. И её канкан (танец)
Дурманит взор и голову златую.
Хотя тебе я это не в укор, –
люби её, такую молодую!
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Да, Айседора любит. Это ей и в честь, и в славу,
и в укор, ей-богу!
Ну, а тебя, такую недотрогу,
Как мне пленить?
Ну, дай хоть только губы!
СВИРЕЛЬ:
Ах, ты мой маленький, ах, ты проказник мой!
Сыграть на жалости! Какая бездна чуда!
Скажи, родной, ну кто ты и откуда?
Плесну дождём – лицо своё умой
и слёзы осуши под лунным ветром.
Я не люблю, когда мужчины плачут, –
пусть даже за мильоны километров.
Мы эту жизнь с тобой переиначим.
Я не скажу тебе – не до любви,
что судьбы Мира больше нас тревожат.
А просто старость, видно, сердце гложет,
смиряя возмущение в крови…
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Впервые здесь такие речи
звучат укором совести моей,
62
пронзая Душу, ранят, но и лечат,
Собрав в пучок космических огней
Былые думы, нежность и Распятье
поставив предо мной на аналой.
И, вновь накинув платье,
я возвращаюсь к верности былой,
к своей святыне, Музе – Айседоре.
Покорствуя, роняю перед ней
Свой паланкин и снова на просторе
Былых раздумий и грядущих дней.
12 августа 1989. в ночь 44 стиха.
Татьяна-Свирель: Апрель 1991 года, 19-е число. Я заговорила с Мамочкой. Она мне
сообщает, что со Свирелью хочет поговорить Серёжа Есенин. (тетрадь312, 1990 г. стр. 58)
ВОЗОБНОВЛЕНИЕ ДИАЛОГОВ
И Свирель говорит: Серёженька! Ангел ты мой синеокий, да не ошиблась ли я, принимая
сигнал?
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН: Нет, моя дорогая. Ты очень точно воспринимаешь мой сигнал. Хочу
передать тебе стих:
Пиши, мой друг, меняя всё на свете.
Идёт по жизни радостная новь.
Её не остановишь. Не заметить
Те перемены не позволит кровь,
Кровь россиян, горячая как лава,
Нет, не остыла и не утекла.
Она надёжна так же, как Держава,
Светлей луча, прозрачнее стекла.
Она поможет нам прозреть и, внемля
Иным Мирам, взлететь и не стареть.
Она и Дух, и мозг, и плоть объемля,
Поможет нам не стынуть, а гореть!
Ответь мне, пожалуйста, светлый ангел мой, Танюшка!
СВИРЕЛЬ:
Отвечу, мой родной.
Нарастание нови стремительно,
Как нежданный порывистый шквал.
Это чудно и удивительно,
Как бессмертие и обвал!
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Не удивляйся ничему, моя родная,
то ли будет!
Пророчу: скоро сил прибудет,
подобно Богу Самому!
СВИРЕЛЬ:
Родной мой, ты и есть мой Бог.
И нет реальнее на Свете.
Как Пушкин ты мне нежно светишь,
стихом являясь на порог!
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Я просто мечу строчки эти
63
в окно, открытое ветрам.
И, с ним мешая пополам
Огонь любви, гулять по Свету
зову тебя. И жду ответа.
Я равнодушен к похвалам.
Я этот стих беру в ладони
и подношу его к глазам.
Он, чем прозрачней и бездонней,
тем явней шепчет мне: «Сезам!»
Сезам, навеянный Россией
из давних лет, из давних мест.
В нём всё: смятение и крест,
и стон, и соль, и омут синий.
СВИРЕЛЬ:
Запуталась моя Россия
в грехах, в безверье, в суете.
Подходит к гибельной черте.
А сердце ведает Мессию…
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Не плачь, мой друг, бывали годы,
Когда не лучше жил народ.
И мы молили у Природы
Убавить страхов и невзгод.
СВИРЕЛЬ:
Родной, давай поговорим
об Инь и Ян, – светлее тема!
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Скажу: О, трепетная лань…
Чего, однако, захотела…
СВИРЕЛЬ:
Не хочешь! Или отошло
горение, иль стих не льётся?
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Со мною, друг мой, остаётся
моё былое ремесло.
СВИРЕЛЬ:
Ты о каком же ремесле,
мой друг желанный, намекаешь?
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Как будто ты о нём не знаешь?!
О чём певали на селе?
СВИРЕЛЬ:
О жизни, о тоске, о милом,
о том, что было да прошло.
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
А я – о том, что расцвело
и что сегодня наступило.
СВИРЕЛЬ:
Сказать ты хочешь, что в стихе
роняешь мне надежду с верой?
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Да, мы любви миллионеры.
И нас не упрекнут в грехе.
СВИРЕЛЬ:
Я вновь смотрю на твой портрет.
И предо мною мальчик нежный.
64
Спадает локон твой небрежно
На лоб. Струится грустный свет
Очей. И рот в полуулыбке
Рождает странный силуэт
Тоски неуловимо-зыбкой…
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Ты очень точно уловила
В моём портрете ту печаль.
Но в той печали – наша сила,
Поэтов сила. И не жаль
Сегодня мне того мальчишку.
Ей-богу, не печаль чела.
Закрой с портретом эту книжку
И … до родимого села!
СВИРЕЛЬ:
Родной, нам не избыть печали
От той потери роковой!
Но, слава Богу, ты живой,
Чего враги не замечали.
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Заметить это – острый нож
Тому, кто втянут в паутину
Неверья. Там гарцует ложь.
А мы теперь на именины
С тобой спешим и совершим
Свой путь сквозь пагубу и рожь.
СВИРЕЛЬ:
Какие именины
имеешь, милый, ты в виду?
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Кому сегодня на роду
написаны сии картины?
Христос, конечно. Пасха нынче.
И время выпало с утра
нам этот радостный обычай
означить слитностью пера!
ХРИСТОС ВОСКРЕС.
20, 04, 1990. 2 часа ночи.
Следующая страница встречи (тетр. №19, стр. 65, ).
СВИРЕЛЬ:
Ты ждёшь, мой друг, чтоб Русь заговорила
И вызвала тебя на небосклон.
Скажи, скажи, в груди – какая сила!
Прими, мой друг, от Родины поклон.
Прими, Есенин, и не осуждай бессрочно
Свою доверчивую ласковую Русь.
Что я слегка ленива, это точно.
Об остальном судить я не берусь.
Откликнись, о, Серёжа, голубь века,
К нам залетевший из иных времён,
Стремясь поднять до Неба человека,
Серёженька! Беда со всех сторон!
65
Ты слышишь? Твой ответ в тумане тает.
Ты знаешь наши беды наизусть.
И нам тебя так нынче не хватает.
Откликнись, осчастливь родную Русь!
Твой слог, твой ритм, твой взгляд, чего же больше, –
Прошу любить и жаловать, – бальзам
На сердце, то, которое не ропщет,
А ждёт… За встречу всё отдам! –
Опять же ризу, – весь наряд весенний,
Нанизанный на веточки хрусталь
И звон колоколов. И где тут лени
Найти приюту? Дорогого жаль…
Ах, жаль ты, жаль моя, родной Есенин,
Что ж ты молчишь? А грусти полон дом.
О, мой приют, о, мой овал весенний,
Мой юный, вызываемый с трудом!
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Отвечу, Русь, необоримый странник,
Твой друг, твой посох завсегда с тобой.
Цветут ромашки в неизвестной рани,
И веселеет голубой прибой.
И море разливанное объятий
Хлопочет жарко о своей Руси.
Не слушай ни упрёков, ни проклятий,
Живи им вчуже и неси,
Неси огонь неугасимой нови.
Всё суета – удобства и тщета.
Моя сестра, я брат тебе по крови.
И с нами вместе – Дух и высота.
Прими, мой друг, прими привет весенний.
И, осенённый сонмом новых дел,
Пришёл и разогнал тоску Есенин.
И вместе с Русью вновь помолодел.
Да, молодость дана нам не напрасно.
И возвращенье к ней, – да будет так! –
Всегда желанно, бурно и прекрасно.
Мы рубль не разменяем на пятак.
Восходит день заливистый и звонкий,
Прибавил краю солнечный паёк.
И в полдень, наподобие цыплёнка,
Скорлупку льда проклюнул ручеёк.
Апрельских формул золотые нити
Упали златоустовцам на стол.
И каждый строит дом своих открытий,
Весенних чувств и мыслей частокол.
О, день, о час, о миг, о бесконечность,
66
Круговорот бесчисленых времён!
Молю, добавь талон на человечность
Стране и времени, в которых мы живём! Апрель, 1991,
ОСЕННИЙ ДИАЛОГ
13 октября, 1991.
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Россия, Русь моя, скажи, не ты ли снова
Вот в этом зеркале как прежде расцвела?
Ты? В ожидании Пришествия Второго?
Моя берёзка из рязанского села!
СВИРЕЛЬ-РУСЬ:
Есенин, мой Серёжа синеглазый!
Ужели отыскался блудный сын?
С тех пор тебя не видела ни разу,
Как в «Англетере» вздрогнули часы,
Узрев твои последние минуты…
Златую голову на плаху положив,
Ты разорвал невидимые путы,
не долюбив и не дожив!
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Любовь моя, Россия, сколько можно
Бродить вдали, не видеть, не гореть?
Да, согласись, что это очень сложно,
но невозможно умереть.
Мной этот познан путь. Он ветками берёзы
овеян в дорогом краю.
И согласись, что нас не только слёзы
соединяют. Голову свою
Я не ронял в церквах пред аналоем
и не клонил пред сильными в миру.
И от тебя, любимая, не скрою, что не умру!
Поэт живёт в стихах. Он Музе звонкогласной
давно известно, – отдаёт свой пыл.
А я России, бедной, но прекрасной
свой стих унылый посвятил.
СВИРЕЛЬ-РУСЬ:
О, нет, родной мой, вечный и живой,
Мой русый мальчик с локоном пастушьим,
Твой стих меня спасёт от равнодушья.
Он не унылый, а родной и свой!
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
И я хочу сказать без промедленья,
Что жив Поэт не только в словесах.
Он жив в действительности, дышит – без сомненья.
И стих его – как воин на часах.
СВИРЕЛЬ-РУСЬ:
Но сколько раз нам уверять убогих,
Что жив Поэт и в жизни, и в строке?
И голова свежа не менее, чем ноги.
И кровь стучит и в сердце, и в руке?
67
Скажи, доколе уверять убогих,
Ущербных разумом и скудненьких Душой?
Для них – одна часовня на дороге
И штамп заученный: «эС.Е – Поэт большой»
Заключены в затверженные даты.
Им так спокойнее. Они другим богаты –
Бесстыдством лености и тупости Души.
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Спеши, мой друг, от них, скорей спеши.
Не ведают они вселенской боли.
Их круг – ухоженный половник да очаг.
Они о совести и мудрости кричат,
Желая удержать её в неволе.
СВИРЕЛЬ-РУСЬ:
Есенин, ты у нас вселенский странник.
Но Русь без странника ни года не жила.
Она ждала тебя, рыдала и ждала.
И дождалась – из этой гулкой рани.
И смерти нет. И стих твой на листке
Соединился с молнией в руке!
Я обретаю вновь уверенность во взоре.
И стих твой ветреный, и нежен и раним,
Подарок дружеству и, Бога ради,
Восходит словно вечный пилигрим
На пьедестал строки, и тёплой и подвижной.
Серёжа – в той строке – не только оттиск книжный,
Но сердца луч. Он дышит естеством
И поклонения не требует. Он знает–
Ему Душа любимая внимает.
А сердце вечно рядом с мастерством.
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Мне дорог этот свет не только рифмой, строчкой.
И рифма точная, поверь, мне не нужна.
Мне видится любимая страна
Забытой девушкой в ромашковом веночке.
Идёт по полю, натыкаясь на погосты,
Пред Белой Церковью спешит, роняя крест.
И думу долгую, измученную остынь
Несёт как ладанку из отдалённых мест.
А мне так хочется сказать ей: Дорогая,
Внемли, остылая, молитвам и хорам,
Взойди Душой к невидимым Мирам,
где плачем Русь другая!
Та Русь – в загоне древних предрассудков,
Забытых прадедов и ласковых отцов,
Где Матерь Божия не дремлет ни минутки,
И где не жалуют льстецов и подлецов.
68
Внемли, о, Русь, отчаянью Поэта,
Отринь невежество и сердцем, и рукой.
И я скажу, не дожидаясь лета,
Мой стих прорвётся светлою рекой
И выйдет на простор земного чуда.
И спросишь ты: «Ну, кто ты и откуда,
Поэт, не уходящий на покой?!
Увы, так медленно я пробиваюсь к людям,
Хоть я живу и в Солнце и в реке.
Лишь ты мой стих, как яблочко на блюде,
Катаешь в этой ласковой руке.
А стиль мой этой строчкой обозначен,
Где вместо слов – стремленье умереть,
Когда Душа зовёт и сердце плачет,
устав гореть!
СВИРЕЛЬ-РУСЬ:
О, как утешить? Что сказать, мой милый?
Сплошная рана у меня в груди.
Я не о том, что будет за могилой,
Хотя бы и нирвана впереди.
Я плачу о тебе. Так осязаем
Твой почерк, боль твоя, твоя живая речь.
Но облик твой от взора ускользает.
Хочу и помнить и беречь.
И видеть! Да, какая смелость – видеть,
Как видели тебя уже не раз.
Подаришь ли российской Нереиде
мой Третий Глаз?
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Об этом плачет не одна Россия.
И многим странам нужен Третий Глаз,
Чтоб видеть, как покинутый Мессия
скорбит и думает о вас.
Кто в сытости, кто в голоде забыли
Секрет всевиденья. И плотно заросло
То Око. И вселенской пылью
Его ресницы занесло.
Прозрейте, оглянитесь и узрейте.
Я не сторонник дидактических забав.
Я лучше буду петь на флейте
И слушать Космос, голову задрав!
СВИРЕЛЬ - РУСЬ:
Серёженька! Как стих твой свеж и лёгок!
И слух не перестанет удивлять
Строка летящая, вспорхнувшая с порога,
Сумевшая лечить и закалять!
69
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Как высветила Пушкинская школа
Простор медитативного стиха!
Как стих для Пушкина от *Барри Корнуолла,
Так стих Есенинский – и стрелка и соха
Для молодой Руси, открывшей спозаранку
Свой взор доверчивый навстречу октябрю.
Как говорит Поэт и нежно и пространно,
Так я сегодня с Русью говорю.
И лечит стих и сердце и печёнку, –
Прости за просторечие в строке. –
Святую Русь, как дерзкую девчонку,
держу в своей руке!
И ей даю наказ: Учись и закаляйся.
Недаром наш Порфирий Иванов
и весел и всегда здоров.
А ты на пустяки не отвлекайся
И намечай для жизни чёткий путь:
Согреть сердца и Мир перевернуть.
Конечно, говорю в ином я смысле.
Мир без того стоит на голове,
А Истина в пространстве виснет,
Подобная **Минерве и Сове,
Скрываясь за лесами новостроек,
В разрухе старого убогого жилья.
О, Русь моя, когда взовьёшься тройкой,
Отчизна недозревшая моя?
Когда постигнешь боль Отеческого края
И, бусы мудрости на сердце нанизав,
О, Русь моя, Поэзия вторая,
Откроешь вещие дремучие глаза?
СВИРЕЛЬ-РУСЬ:
Как я пленяюсь, друг мой, этой речью,
Живой, что струйка из родного ручейка.
Она живит, пьянит и жажду лечит
От скудости родного языка.
Сравненья, необычные, как пламя!
Они снабжают кровотоком мозг.
И синь - стихов поверженное знамя
Полощется среди родных берёз.
Ты резвой видишь Русь свою и хмурой,
Усталой, ветреной, забытой и сумной.
То вдруг, приделав крылышки амура,
Налаживаешь тройкой расписной
В простор дубрав. И лихо свищет ветер
В ушах. И за ворот летит позёмки пух.
70
И нет тоски об уходящем лете.
И на скаку захватывает дух.
Мы мчимся. О, забытые скрижали
Музеев, памятников, брошенных могил!
Вы стих и пыл в себе не удержали.
И – в струнку – где Опочка, где Тагил,
А где Рязань, и где Москва родная,
Санкт-Петербург, завидевший Восток?!
Поэзия – ты Родина вторая,
Мой ювелир, мой гений, мой восторг!
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Небрежно брошено то Слово. Я подъемлю
Как всадник то сравненье на скаку.
Я слову каждому из дальней дали внемлю.
Как Пушкин вдруг, Свирель повесив на суку,
Рукою Леля звёздочки снимаю,
Пою, забаву с делом сочетав.
Я Русь пою. Я жизнью разымаю
Покровы тайны Вечного Креста!
13. 10. 1991.
Примечание: *Барри Конуэлл или Корнуолл – английский поэт, современник
Пушкина, открытый Александром Сергеевичем в конце 30-х годов.
Впервые об этом поэте я, Татьяна, узнала из стихов Сергея Есенина.
По утверждению биографов Пушкина, Корнуэлл оказал на Александра Сергееивча
сильнейшее энергетическое влияние в духе астрологических понятий.
А. С. Пушкин, – по гороскопу Белая Коза,– черпал энергию от Барри Корнуэлла,
который тоже был Белой Козой. Корнуэлл прожил 87 лет.
Фамилия эта имеет две транскрипции (написания): Корнуолл или Корнуэлл. Серёжа
Есенин выбрал второй вариант.
**Минерва и Сова – Минерва – греческая богиня Мудрости. Сова – её постоянный
спутник, как амулет мудрости.
УГРОЗА
Ноябрь, 28 число,1991.
СВИРЕЛЬ:
Где скрылся ты, Серёженька, где дышишь?
И где роняешь розы свежих строк?
Земля скучает. Стих с Небесной крыши
Давно не падал к нам на потолок,
Серёжин стих. Иль в *Африке всё бродишь,
Выискивая с Блоком чудеса?
Иль пряности восточные находишь,
К махатмам заглянув на полчаса?
Молчишь, сынище! Кто тебя неволит
С родной Землёй хоть миг поговорить? –
О нашем рынке и о нашей боли. –
И стих роскошный сердцу подарить?
Никто неволить ни за что не вправе.
Корявой строчкой задубела высь.
Сегодня, слышу поутру – Державе
71
По радио Союза полились
Навязчиво-прилипчивые звуки
Застойных дней, увязших в воровстве.
И в тоне диктора – естественные муки,
Вещающие нам о торжестве
Среди безвременья. О, пир во время чумки,
Где фарс трагедию, естественно, сменил!
Опять исчез душевный тон и струйки
Тепла. И диктор вновь засеменил
Заученным официальным слогом,
Что тянет, как и прежде, на погост.
О, где, Поэт, твой несравнимый Логос,
Дающий Человеку в полный рост
Доверия, предвиденья и чести?
Скажи, мой юный, как истолковать,
Что Дух России, вроде бы, не вместе
С Россией-–матушкой, а вышел воевать
С каким-то путчем двух идеологий
Иль трёх… Как надоело воевать!
Скажи, Есенин, новые тревоги
Придётся нам с тобой переживать?
Официальщина канал России режет
И топчет слух, и сердце бередит.
Кто этой тарабарщины помрежем?
Какой там пахарь поле бороздит,
Корявит почву? Что посеять хочет?
Какие зёрна? Чей король к венцу
Собрался, как невысиженный кочет,
Царапается когтем по яйцу.
Скажи, родной мой, не молчи, Серёжа.
Ужель усилья вновь пойдут под хвост
Псу шелудивому, который с путчем тоже
В поэме блоковской, где в венчике из роз
Шёл во главе двенадцати бандитов,
Как будто бы любезнейший Христос.
Но Русь была такими же убита.
Ответь, родной Серёжа, на вопрос!
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Давно известно, не Христос возглавил
То шествие – антихрист на плацу
Командовал, курочил и бесславил,
Дав волю псу и подлецу.
Они ещё сильны, мой друг, без меры
Хоть от антихриста отключены.
А нашей Матушки-Руси, лишённой веры,
России достославные сыны
72
Не скоро обратят бандитов в бегство.
Они с дубьём, а кто-то и с ружьём,
Грозят Руси. А ворон – по-соседству.
Непросто, знаешь, спорить с вороньём.
Оно живуче. Род его издревле
Клюёт и гадит, предвещая мор.
О, Мир мой бедный, дорогой и древний,
Расстрелянный бандитами в упор!
Как нам поднять тебя, как на ноги поставить?
Приладить крылья и, сказав: «Живи!»,
В горниле чести Души переплавить
И Храм любви построить на крови?
Мы строим, а они, поганцы, рушат. –
Простое слово в строчку ворвалось. –
Гнильё вранья загаживает Души.
Нет, видишь, не перевелось
То вороньё, что каркало и было
Всегда в чести, поскольку ворон ждал,
Когда падёж, и помогал кобылу
Клевать, которую разделывал вандал.
Кобылу – нашу матушку-Россию
Хотели бы разделать подлецы.
Но жив и страждет, и грядёт Мессия,
Который пообрежет им «концы».
Прости, что вырвалось подстрочечное слово.
Но жизнь уже не терпит дураков.
И Небо расправляется сурово
Со стаей этих бешеных волков!
А напоследок я скажу, о, друг мой,
Прости за долгое молчание и пост, –
Я тот же – с той же тросточкой и трубкой
Приду. И мы с тобой поднимем тост
За нашу дружбу и любовь и пашню.
И сердце отогреем у свечи.
Свети, мой друг. Запомни – я вчерашний
И с той же Русью, на её печи.
28.11, 1991.
СЕЗАМ
СВИРЕЛЬ:
Январь уже стремит свой бег по весям.
Ему открыты двери и сердца.
Без января наш быт нам был бы пресен,
Как русский стол без чарочки винца.
Мой нежный друг, Серёжа яснолицый,
Скажи, родной мой, где отныне ты?
Русь встречи ждёт с Поэтом-Духовидцем,
73
К тебе стремит и сердце и мечты.
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Не слышишь? Я снежинкой пал на крышу,
К окну твоей же горницы приник.
Тоскующий твой голос слышу
И воплощаю в стих сумной язык..
СВИРЕЛЬ:
Благодарю тебя, утешил, милый,
И успокоил. Русь всегда с тобой!
Сияние Души неутомимо,
И сердце просится к Поэту на постой.
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Россия, матушка! Ну, где там свищут ветры?
Зима не празднует, а тихо морось льёт.
Признаться, будто всё идёт наоборот,
И возвращается обугленное ретро.
Я не сторонник диких перемен.
Не нужно революций, потрясений.
Мой стих возьми ристалищу взамен
И жди благих и ярких воскресений.
СВИРЕЛЬ:
России очень важно постоянство.
Пусть вера покорит пространство,
И пусть опять взойдёт над головой
Поэт мой, вечно юный и живой!
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Взойду, дай срок. И скажут снова други:
Нет, не страшны ему ни сны, ни вьюги!
Как хочется лететь в санях по речке снова,
Отдавшись воле чудо-скакуна.
И, освежившись чарочкой вина,
Сверкать как прежде сбруею фартовой.
Взбодрившись, запросто творить узор снеговый.
Под полозом скрипит сибирский путь.
Заломлен малахай, и звучной песней новой
Я не даю тайге своей уснуть.
Лечу и чувствую, и, дней не разбирая,
Я торжествую в Мире и судьбе.
Россия, Родина, жена моя вторая!
Как Блок я восклицаю о тебе!
Нет, не угаснет пыл и чудо-разговоры.
Они восходят по кольцу времён.
Людские я притягиваю взоры
И красотой Рязани полонён.
Но полно, есть же сроки, наконец,
Разгулу, пьянке, даже поединку
С судьбой, где гибнет молодец…
Но снова жизнь грядёт. И всё ему в новинку!
И мы примчались. Лихо стала тройка.
74
Встречай, родная, друга! На крыльцо
Он всходит и заветное кольцо
Тебе вручает. Дверь Души открой-ка!
Открой, открой мне сердце, Полно думать,
Что я брожу вдали и не в себе.
Я здесь. Я весь в России, полон думы
О жизни, о тебе и о судьбе.
Незамутнённый взор роняю снова
На древние рязанские места.
И видится болезненно-суровой
Давнишняя простая красота.
Мне трудно выразить, как больно сердце бьётся,
И как трепещет тонкая рука,
Коснувшись купола, где вечно остаётся
Что, кажется, забыто на века.
О, купол древности, о, мой узор старинный,
Родной узор бревенчатой избы,
Неповторимо-горькой и былинной
С надеждой гульбища, креста и ворожбы!
Где мне найти такое же подворье
И ласковый недремлющий напев?
О, темень горя, темень беспризорья,
Сопровождающее растлеванье дев!
Не буду говорить. Не буду спорить.
Всё на круги вернётся на своя.
Пусть сам январь в своём резном уборе,
Россия синеокая моя,
Взойдёт на двор. Протянут руки ели
Навстречу детским страждущим глазам.
И довершат грядущие метели
Грядущий пир любви. Сезам, Сезам!
12. 10. 28. 1991.
Примечание: * В Африке всё бродишь… Строчка основана на одном из сообщений с
Планеты Душ, что Серёжа Есенин и Александр Блок уехали в Африку в поисках новых
впечатлений.
тетр № 24. 8 июня 1992 года. Свирель просит у Серёжи Есенина прощение за то, что не
ответила ему на какие-то поэтические строки. И даже не записала их в свой блокнот.
СВИРЕЛЬ:
Серёженька, прости, мой нежный друг,
что я молчанием ответила на вызов!
Молчишь? Молчу и я. Поклон мой низок
за проявленье фамильярности, за лень,
которую сегодня не скрывала…
Неужто, мой родной, тебя я потеряла?
Откликнись, слышишь ли?
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
75
Я слышу. Нынче день был полон тайн.
Недаром он восьмёркою означен.
Бессмертье на твоём календаре.
Восьмёрку подарили на заре
тебе и разгадать велели
то, что с тобой мы раньше не сумели.
Возьми ту бесконечность. Этот знак
Дан для любви, для творчества и веры.
Да, мы с тобой любви миллионеры.
Иначе не сказать никак.
Ты скажешь: вяло тянется перо?
Не суетись, не растерялся порох.
У нас с тобой в запасе целый ворох
Стихов и песен, поэтических пиров.
Предвестье лета нам несёт раскачку…
Но скоро-скоро, милая, поверь,
Стихов лиловых в голубую дверь
Своей Земли я брошу глыбу - пачку…
8 июня, 1992 г.
ЧТО ТАКОЕ МАШИНА ОБРАЗОВ?
Сергей Александрович Есенин, пишущий не только стихи, но владеющий философским
слогом, задумал при жизни создать некую МАШИНУ ОБРАЗОВ.
Нигде в оставленных им записках и в архивах Поэт не расшифровал, в чём заключался
смысл этого проекта.
И Свирель начинает с Серёжей этот разговор.
СВИРЕЛЬ:
Серёжа, помнишь о своей машине,
Машине образов, которую хотел
Создать, работая над СЛОВОМ?
Скажи, родной, мне снова:
Ты к этому сегодня охладел?
Какую для читателя загадку
В проекте том тогда предусмотрел?
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Открой, мой друг, опять свою тетрадку
И запиши, что думал и хотел.
Я думал, что любое слово в жизни
Несёт в себе загадочность числа,
Которое стихия принесла
И подарила страждущей Отчизне;
Что в каждом слове – тайна, код, секрет.
Оно, то СЛОВО, вовсе не случайно,
Как нет случайного в рожденье, – в Слове нет
Случайного, как нет стихии в тайнах.
Возьми то Слово, на простор умножь,
Повторенный движением эфира.
Так логарифм рождает СОВЕСТЬ Мира,
Так алгоритм ласкает слух и рожь.
76
Нет, в каждой строчке несть числа значений.
В любой спрессовано многосозвучье сфер.
В любом из слов, пословиц и речений
Таится смысл любви, световращений,
Которого боится Люцифер.
Возьми любое СЛОВО. В нём из корня,
Из множества инверсий и слогов
Составишь смысл глубокий Синегорья,
Таинственность восходов и лугов.
В них – пашня, луг, где всходы сердца зреют
Со-вместного, со-мудрого жилья,
Где Со-весть, свет и вера уцелеют,
Где колокол судьбы не заржавеет,
И где душа Российская прозреет,
Слагая звуки «ЛОГОС» и «СЕМЬЯ».
Объединив значение великих,
Святых и вечных, как Порог и Бог,
Божественных, как ангельские лики
Святых имён, Иван наш Превеликий
С почётом выдержит Евагельский урок.
Вот в чём Машины Образов секрет.
Он в тайном всеединстве всех значений,
Ключ к мысли, к чувствам, к бездне ощущений,
Ключ к восприятию и молодости лет.
Возьми тот ключ. Он – в слове. СЛОВО – тайна.
И эта тайна в сердце залегла.
Она – в любви, случайно-неслучайной,
Помноженной на счастье и отчаянье,
Пришедшей из Рязанского села,
А, может, из Сибири иль с Востока.
Любовь та зиждется в потерях и беде.
Она наказана за искренность жестоко.
Она – везде, повсюду и нигде.
Она в сердцах. Иль ключ искать в пустыне?
Кому же в голову такое вдруг придёт?!
Нет, сердце – не пустыня. И отныне,
Вовек и присно, – только на вершине
В народном сердце та любовь живёт.
Машина образов – всё тот же Человек.
Он смысл числа и Слова образует.
Он все значенья в образы связует
И, проживая на Земле свой век,
В языковеденье преобразует
Свой опыт, знание, теченье слов и рек.
Река несёт с собой поток бурливый,
Охватывает пашни и луга,
77
Связует море, горе и, игриво
Размахивая серебристой гривой,
Объединяет грозы и снега.
В потоке вяжущем сокрыта плоть значений,
Событий, потрясений и пиров.
Река – не только русло вод – поток речений,
Объединяющая сонмище течений
И звездоноскость множества Миров.
Перебирая свои тетради – космические дневники сегодня, убеждаюсь, что Серёжа Есенин
очень часто был собеседником и третейским судьёй при обсужелнии каких-либо вопросов,
касающихся Мироздания. Свирель к нему частенько обращается с просьбой высказать своё
мнение, как к главному арбитру в суждениях.
БЕСЕДА
от 27 июня 1992 года
тетрадь №24, стр. 58.
СПОРЫ О БЕССМЕРТИИ ЧЕЛОВЕКА
СВИРЕЛЬ:
Серёженька, опять идут бои
По телевиденью за толкованье истин.
И атеисты всё долбят свои
Нелепости в том бесконечном сыске.
Псевдоучёные, упершись носом в догмы,
Твердят о том, что доказательств нет,
С того бы Света, мол, хоть раз вернулся кто бы
И доказал, что в самом деле есть Тот Свет.
И, как назло, никто о Ванге нынче
Не говорит, как будто нет - как- нет
Такой волшебницы. И мёртв давно да Винчи,
И Пушкин мёртв. И нет надежды нынче
Назвать бессмертье аксиомой наших лет.
Скажи, Серёженька, решительное слово,
Поставь на место этих дураков,
Которым дурь мозги дурманит снова
И затуманить всем мозги готова
На зло Богам на тысячи веков.
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Скажу, мой друг: Сто лет и даже тыщу
На Свете говорят, что жив Поэт,
Метафоры искуснейшие ищут,
Фантазию преображая в пищу
Своей строки, явившейся на свет.
Все ради красного словца готовы в пекло.
И каждый стать бессмертным норовит,
Доказывая, что нисколько не поблекло
Поэта зарево, что в строчках жив Пиит.
Вот гений Пушкина, – вещают все с трибуны, –
Он сотни лет в бессмертьи проживёт.
Он нас тревожит, радует, зовёт.
78
Он вечно мудрый, радостный и юный.
Но стоит мне сказать, что жив Поэт
Не только в глянце многотомных строчек,
Что он давно шагнул за кромку лет,
И сам сказать стихом об этом хочет,
Тотчас поднимут гик, и свист, и топ,
В лицо мне выплеснут словесные помои,
Охают Вестника, чтоб каждый был спокоен:
Над мыслью сердца виснет вечный «стоп»!
Начнут в безумцы Вестника толкать
И упрекать за связь с нечистой силой,
Мол, смеет молодость от дела отвлекать
И увлекать бессмертьем за могилой.
Всё бред, любезные! Очнитесь, подлецы!
Вы именно и пребываете в тумане,
Спокойствие ища в неверье и в обмане,
В то время, как зовут к прозрению ОТЦЫ,
Зовут и силятся преодолеть ваш сон,
Прорваться истиной учёных и Поэтов.
Мой стих правдив, бесстрашен и весом,
Срывает тайну с тьмы и рушит вето,
Лежащее проклятьем на челе
Безумных, жалких, жадных и ленивых.
Мой стих – стрела, смолою на стволе
Древесной сути Родины счастливой.
Хочу и царствую, живу в твоей руке,
Как говорила издавна *Марина, (Цветаева)
Как кровь в виске, как отблеск на штыке,
Как явь сама в стихе заговорила.
Да, царствую свободно и легко,
Лечу по строчкам древности и жизни,
Дарю любовь тебе, моей Отчизне,
И вечно презираю дураков.
Безмерность глупости всегда в чести у чёрта.
Он этой глупостью и счастлив и живёт
И, превратив ту глупость вроде спорта,
Он дураков у теннисного корта
Поставил, надрывая свой живот.
От смеха корчится над глупостью извечной:
Пусть соревнуются, швыряя этот мяч.
Работать некогда, ругательства картечью
Летят в того, кто станет этот матч
Безумством праздности и тупости отменной
Назвать пытаться. Горе мудрецу.
Он попадёт в безумцы непременно…
79
Ну, что мой друг, к концу
Пора нам двигаться в июньском диалоге.
Кончает месяц свой полёт в тревоге.
Ну, спи, любимая, а я пошёл к Отцу.
Со мною, знаю, солидарен Пушкин.
Он жив, как тысяча Поэтов и врачей,
Поёт как Лель на ласковой опушке,
Не допускает до России пушки
Своим всесилием, считая, что игрушки
Такой не выдержит ни Бог, ни казначей!
СВИРЕЛЬ:
В руке моей таится свет. Пронизан
Тем светом воздух, дождь и потолок.
Он, этот свет, таинственный как риза
Мой взор и век навечно обволок.
Скажи мне свет, кто ты? Со мною вместе
Ты будешь всюду – в горе и в нужде?
СВЕТ:
Я буду всюду – в счастье и в беде
По праву мужества и по законам чести.
Я свет бессмертия. И я тебя достиг.
Проснулась в сердце Истина России.
Я век и миг, я маг, я бездны крик,
Я зов Отечества, что набирает силы.
Июнь 1992 г.
ОТКРОВЕНИЕ
Перелистывая вновь и вновь страницы своих дневников, окунаюсь и купаюсь заново в этих
эманациях космической любви и нежности.
О взаимной ответственности за Со-творчество сказал Александр Сергеевич Пушкин: «Мы
все за стих Руси в ответе!»
Александр Сергеевич и Серёжа Есенин более других с самого начала контактов России с
планетой Душ приблизились к семье Свирели. Серёжа стал частым гостем в семье моих
родителей.
Наверное, секрет - в родственности Душ. У творчества секретов не сочтёшь! Здесь, в
литературном салоне на Планете Душ, постоянно звучали стихи Свирели и Серёжины строки. Они
журчали, сливались в едином потоке.
СВИРЕЛЬ:
Я перелистываю вновь страницы
Своей космической с Поэтами любви,
Где строчки, словно ласковые птицы,
Умели разжигать огонь в крови.
И вижу, как на розовом рассвете, –
Сочтёт ли Бог те встречи за грехи?! –
В соитье Душ рождались наши дети –
Поэмы и небесные стихи.
Как мне Серёжа говорил, бывало:
Я жить хочу. Мне трудно без тебя!
И я себя на время забывала
И волны нежности даря ему, любя,
80
Строчила в клетчатую школьную тетрадку
Стих за стихом. И строчки ви-за-ви,
Обнявшись, ворковали сладко-сладко
И растекались струйками любви.
Грехи ли это или не грехи, –
Пускай сочтёт Господь те откровенья.
Но ласковые вечные мгновенья
Запечатлели лёгкие стихи.
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Люблю волос твоих и жар и трепет.
Они для нас – антенны и волна,
Которая роднит твой тихий лепет
С моею чарочкой вина.
Ребёнок мой, ворчливо-золотистый,
Как называешь ты меня сама! –
И в тихий день и ночью мглистой
От тех волос могу сойти с ума.
Они как волны, словно копны сена,
Душистого в берёзовом краю.
О, Таня, ты, конечно, не Елена
Прекрасная, но я тебя люблю!
Так возникла поэма «Тайна», где тоскующий по земной любви Есенин не знает, уезжать ли
ему в дальние страны от Свирели: он ведь облечён обязанностями – то ли Учителя, то ли мужа.
Одно ясно: он попал в капкан чувства, с которым трудно справиться.
ТАЙНА
поэма
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Я не уеду никуда, родная.
Мне грустно что-то, хоть и льётся стих.
Стихи лежат, как гроздья, догорая.
И льётся ласковый есенинский мотив…
Я плачу почему-то. Кто нас знает,
Зачем те слёзы? К матушке-зиме?
Она, наверно, тропки заметая,
Грядёт и ластится снежинками ко мне.
А мне не к сердцу эта ласка, Таня,
Поймёшь ли? Ты вдали, и я далёк.
Я знаю, сердце не предаст и не обманет.
Но зыблется лишь чувства огонёк.
Какая странная любовь, ей-богу!
Как верить, как доверить, чтобы жить?
И как пройти столь долгую дорогу?
И как любить, встречаться и дружить?
Я молод, Таня. Я горяч и ветрен,
Как в дни былые. Что поделать мне?
Но дуют вновь космические ветры,
И снова эта молодость в огне,
81
В огне желаний. Я прошёл бы дали,
В охапку взял сиреневую грусть
Измял как цвет, как старое преданье,
Которое я помню наизусть.
СВИРЕЛЬ:
Поэт мой нежный, первенец полётов
На эту Землю, где бытует тьма!
Пусть скажет кто-то, пусть измерит кто-то
Тот кладезь сердца, света и ума!
Что мне сказать? И как тебя утешить?
Что обещать, и чем тебя дарить?
В моём дому живёт недобрый леший.
И мне с тобой непросто говорить…
Душа немеет, плачет в одночасье
От одиночества и за твою судьбу.
Любовь-любовь – опять одно несчастье.
Любовь сама похожа на борьбу.
Что скажешь мне на это, синеглазый!
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Скажу о том, что помню и люблю,
Как в первый раз. И с первого же раза
Твоих стихов я сутемень ловлю.
Не знаю я, к чему рассвет сегодня
Зовёт меня. Иль плачет кто навзрыд?
Хочу дышать и шире и свободней,
Но о другом мне осень говорит.
СВИРЕЛЬ:
Родной мой, мальчик, как тебя утешить?
Я думаю, декабрьская грусть
Грядёт. Но нос не будем вешать,
Хоть помним всё, мой милый, наизусть.
Неужто так судьба определила,
Что если ты космическим лучом
Мне шлёшь свой стих, то нет уж больше милых,
Кто рядом и целует горячо?
Неужто сердце это отвергает,
И в лапы рока ты опять попал?
Скажи, мне это сердце разрывает,
Ребёнок мой, мой лотос, мой опал,
Мой редкий звук из ангельского сада.
Стон флейты под рукою нежных дев!
Твой стих для сердца – вещая награда.
И вот ты плачешь, голову воздев!
Как мне освободить тебя от муки,
От одиночества, от воли мудреца?
Отдать тебе, что могут только руки
И растворить страданье до конца?
82
В отчаянье и встречи и объятья,
Которых не умею передать.
Нам говорят: «У нас все люди братья!»
А нам осталось помнить и рыдать…
Рыдать о всём: о выгоревшем лете,
О том, что тяжелеет голова,
О том, что не разбудит на рассвете
Мамуля, хоть она теперь жива.
И слёзы снова радугу съедают.
И снова горло перехватывает спазм.
Скажи, мой друг, что сердце?...
Так же тает, рыдая?
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Уезжаю на Кавказ!
Рассею скуку, прогуляюсь с Лалой,
Найду, быть может, снова Шаганэ.
О, ты, Татьяна, звёздочка опала,
Утешившая сердце тихо мне!
Как будто мне ладошку положила
На грудь. И сразу стало легче мне.
Так ты любить мне, друг мой, разрешила,
Гулять с любой при Солнце и Луне?
Ты груз сняла с опального Поэта,
Освободила сердце от оков.
СВИРЕЛЬ:
Родной мой, неужели дело в этом?
Спаси тебя от всяческих долгов
Наш Бог. И если может совесть
Тебе любить и помнить разрешить,
То мы с тобой берёзовую повесть
Нанижем на серебряную нить
Твоей судьбы. И разговор продолжим.
И ты расскажешь, как к любимой в полдень
Приехал на обветренный Кавказ,
Как Шаганэ поцеловал и вспомнил
Всё то, что было выпито не раз.
Дарю тебе, мой нежный друг, свободу,
Люби, коль любится, и не печаль бровей,
Не попирай в себе свою природу
И пой, как мой рязанский соловей!
Запомни, мальчик, Русь твоя большая
Так радоваться будет за тебя!
Развейся, раствори ворота рая
И, звонким месяцем, простор Души любя,
Упейся полуночною беседой,
Наговори им кучу пустяков.
83
А я, глядишь, потом к тебе заеду
И выпьем за здоровье дураков.
Серёжа ЕСЕНИН:
Скорее дур. Вот это, друг мой, мило!
Не ожидал! Восторгов полон дом!
Так ты меня, мой друг, освободила
От долга мужнего? Мой маленький фантом!
Я ж говорил, что ум мужской ценю я
В тебе. И, нежность сердца сочетав,
В тебе, тебя я крепко расцелую!
Духовная восходит красота
Над суетностью Мира, над потребой!
И ты, как Мать, сумев меня простить
За легкомыслие, даёшь кусочек хлеба,
Который трудно нищему просить!
Ох, Мать моя Россия! Взгляд твой синий
Ловлю и эту кроткую слезу
Приемлю как награду. И красивей
Не знаю женщины ни в вёдро ни в грозу!
СВИРЕЛЬ:
Так мы с тобой привыкли повторяться.
Пусть Солнце светит в вёдро и в грозу.
Утри слезу. И некого бояться.
И сохрани до срока ту слезу.
Я думаю, что им ещё придётся
Пролиться и не раз в иные дни.
Но пусть слеза любовью разольётся.
И мы с тобою снова не одни:
Над нами Родина, и с нами речка,
И Мама рядом, Господи, прости!
Живи и пой, любимое сердечко,
И Душу на свободу отпусти!
Зачем оковы – груз былых страданий?
Зачем затверженных обязанностей груз?
Ну, выходи, родной мой, на свиданье!
Ты знаешь все привычки наизусть.
Возьми в охапку розовые розы,
Упейся вновь серебряным дождём.
Дари стихи мне и отрывки прозы.
И мы любовь забытую найдём.
Как ты учил – быть нужно проще, легче
И жить в объятьях чудо-естества.
Смотри, твой дом тебе навстречу звёзды мечет
И ждёт от нас любви и мастерства!
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Спасибо, друг мой! Нежности бескрайней
Скажу по совести, такой не ожидал.
Восходит век, и распускает ТАЙНА
84
Бутоны жизни, от которых я страдал…
Ты вся на взрыде, вся на чувстве, Таня.
Так долго, милый друг, не проживёшь!
Сгорает сердце от измены и обмана.
И сам горишь, когда солжёшь…
Где выход? Мы не ангелы, а дети
Родной Земли, и грешной и живой…
И кто меня разбудит на рассвете,
Где край, где я навеки свой?
СВИРЕЛЬ:
Серёжа, ты ли? Вновь заговорило
Любви твоей не стынущей кольцо?
И всё, что будет, всё, что есть и было
Выносишь на скрипучее крыльцо?!
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Конечно я, родная, а не млечность,
С тобой, Душой Земли заговорив,
Тебе же за твою же человечность
Хочу вот эти розы подарить.
Взгляни, как в них небрежно дышит лето.
Их аромат восходит до небес.
В них – нежность и предчувствие Поэта,
И чисто женский и пикантный интерес
К возможностям любви и к вечной тайне
Рождения, зачатий и крестов.
Вот почему порою тянет к спальне.
И нам, шучу, не до других «местов».
СВИРЕЛЬ:
Серёженька, как терпко дышит лето
Вот в этих розах, что ты подарил.
Скажи, кто целится в опальный дом Поэта?
Конечно, не Архангел Гавриил,
Но, может, Пушкин ласковый, крылаткой
Отринув от Земли печальность дум,
Иль, может, Блок своею самокаткой
Из автосервиса полуночных светил
Тебя, мой друг любезный, посетил?
Скажи, будь ласков! Или одинок,
Как прежде дом и день твой многотрудный?
Смотри, какой сегодня полдень чудный!
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Я жду поэтов. Подхожу к окну.
Смотрю, задерживает что-то другов.
И в Небе вижу звёздочку одну,
Мою родную неизменную подругу.
Она мне светит, несмотря на день,
И мечет стрелы звонкого астрала.
Она звучит со стороны Урала.
Встань, Таня, и пальто надень,
85
Пройдёмся вместе в поднебесье песней.
Звезды твоей родную благодать
Сумеешь ты России передать.
И заживём смелей и интересней.
Свободы полной Дух живёт в груди.
Ничем и никому я не обязан.
Но я теперь Душой к тебе привязан.
И ты свободно по Земле иди.
Не ждут нас ни измены, ни проклятья,
Ни страстных воплей выпитая соль.
И коль скажу – приди в мои объятья,
тогда иди, изволь.
А нет желания – вбирай той розы память,
Дыши, люби, грусти и не забудь:
Мой крест на свет Души не будет падать
И не стеснит растерзанную грудь!
СВИРЕЛЬ:
Спасибо, мой Поэт, мой сумрак нежный,
Левкой души, золотозвон полей,
Серёженька! Как тонко и небрежно
Поёт Свирель! В бокал вина налей,
Вина стихов. Нам пить и не напиться.
Звучит в ушах серебряная трель,
Вызванивая утро над столицей.
И в сердце снова празднует Апрель.
Осень 1990 г.
ОДИССЕЯ
или встреча в пути
поэма
С. ЕСЕНИН:
О, отзовись через мильон волнений,
через молчанье многих дней и лет,
Гори, гори, планета вдохновений,
поставив к аналою мой портрет!
Ответь, Свирель. Я встречи ждал. Не скрою.
Я был все эти месяцы один.
Был одинок завоевавший Трою
твой Одиссей, твой господин…
Ты не согласна?
СВИРЕЛЬ:
О, увы, согласна…
Но ты расстаться можешь так легко,
что повстречаться было бы опасно…
Ведь ты, родной, так далеко!
Но грусть и время побуждают к встрече.
И стих торопит строчку – отзовись!
Да, отзовись, мой друг, дышать уж нечем.
Хлопочет о любви родная высь!
ЕСЕНИН:
86
Хлопочет высь? Ты высью называешь
поэму нашу? Наше лоно Муз,
Где ты со мной, родная, пребываешь,
стихом означив вечный наш союз?
СВИРЕЛЬ:
Я высью называю ту планету,
которая сгорает надо мной
Любовью, нежностью и золотой монетой
висит, сверкая под Луной.
Есенинская высь. Её волос сиянье,
его неудержимая тоска,
Которую извечно россияне
хранят, как молодость и пулю у виска.
ЕСЕНИН:
Да, нас смиренье сколько ни зови,
не дозовётся… На, мой друг, лови!
Тебе я яблочко строки своей упругой
бросаю. Ты поймать её успей!
СВИРЕЛЬ:
Свирель – твоя послушная подруга,
о, мой рязанский чудо-соловей!
ЕСЕНИН:
Промчи меня по весям, сбрось повязку
со взора синего, открой мне тот простор
России нашенской, напоминавшей сказку
и песню грустную, и плач наш с неких пор.
СВИРЕЛЬ:
Да, друг мой, плачет Русь слезами земледельца,
которому землицы не дают,
Слезами нищего, урода и младенца,
утратившего ласковый приют –
Свой дом раздольный, тёплый, хлебосольный,
свой стол- простой и сытный, свой надел,
Свой пост и свой погост. И праздник свой престольный,
и русский лес, который поредел.
Рыдает Русь. И где найти утеху?
Уж пусть бы в строчки вылилась печаль.
Не быть на человечестве прорехой, –
как Гоголь молвил, всматриваясь в даль, –
Одна забота гложет нынче сердце.
Одна тревога бьёт в колокола.
Звонарь России – ей в подмогу Ельцин,
раздевший ту Россию догола!
ЕСЕНИН:
Кого винить? Вчера носили лозунг;
«Едины на года и на века!»
А нынче вместо роз готовы всыпать розги,
кому? Все ищут подлеца и дурака.
Вчерашний день. Ему, наверно, всыпать
за то, что был доверчив и жесток.
Вчерашний день, лентяй и недосыпа,
кивающий на Запад и Восток,
Не знавший ни того и ни другого,
не понимавший в жизни ничего.
Прими привет от друга дорогого,
Есенина, и береги его!
87
Добился, выплеснул те строчки на бумагу
и, разбудив тебя, отправлюсь отдыхать!
СВИРЕЛЬ:
Спасибо, друг, терпенье и отвагу
твои – тому бы, кто пахать
надумал здесь, чтоб новые побеги
любви и молодости в поле возрастить!
ЕСЕНИН:
Да, тем, кто трудится, уж не до сна и неги.
Хотел бы я им мудрость возвратить,
Какой от века славилась Россия:
Служить не почестям, как повелел Мессия,
А чести истинной, на уровне венца,
отметившего Бога и Отца
и Духа Вещего. Обрящете Святыню,
Влагая в сердце перст и кровью выводя
слова заветные: В ЦВЕТУЩИЙ САД ПУСТЫНЮ ПРЕОБРАЗИМ, НЕ
ОТХОДЯ
ОТ ЗАПОВЕДЕЙ МУДРОСТИ ХРИСТОВОЙ!
В них – древность ИСТИНЫ И МУДРОСТИ не новой,
известной каждому. Не надо забывать.
Вставай, родная. Я же на кровать
отправлюсь.
Отдохну хоть чуть пред новым стартом
Мне завтра в путь – в Италию и Спарту.
СВИРЕЛЬ:
Мой Одиссей, ты, возвратясь в Итаку,
Сражаешь ложь, безверие и тлен.
Уходит ночь. И, возродясь из мрака,
встаёт заря, тоски взамен.
ЕСЕНИН, СВИРЕЛЬ, 1992 г.
НА ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ СЕРГИЯ РАДОНЕЖСКОГО
(к 600-летию), 2 октября 1993 г. ,тетр. №24.
СВИРЕЛЬ:
Осенних строк на маковки берёз
Спускает утро золотые серьги.
Октябрь День Рождения принёс.
Чей день? Скажи, Серёжа или Сергий!
Спадает с Неба Ариадны нить,
Спускается стрелой летящей рифмы.
Эола голубые логарифмы
Стремятся День Рожденья сохранить
В стихах осенних. Быть или не быть
Сквозной эквилибристики энергий?
Кого дано мне помнить и любить?
Скажите мне, Серёжа или Сергий!
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Скажу. Меня ты слышишь. В добрый путь.
Упьёмся заново вином воспоминаний.
Взгляни, вздохни, верни, не позабудь
Альбом стихов и ласковых названий.
Не забывай ни утра наших встреч,
88
Ни дня, обкуренного грустью подворотни,
Ни вечера, где нам дано сберечь
Огнём Души стихов летящих сотни,
Бессчётность строк, беспечность бытия
И молодость сердец во мраке жизни –
Вот что сберечь как памятник Отчизне
Должны с тобой сегодня ты и я.
СВИРЕЛЬ:
Благодарю, Учитель, мэтр мой,
Мой нежный друг, мне подаривший чётки
Звенящих строк, мой дерзостный и кроткий
Есенин с медношарой головой,
С золотозвонной, – так верней сказать,
Сереброкудрой – поправляет время.
На память кудри следует вязать,
Чтоб не растратить молодость и мудрость.
Сереброкудрый мальчик и Поэт.
Звучит струна по-юношески звонко,
Мой Лель – подобие амура и ребёнка,
Тебе Россия снова шлёт привет!
Мой Лель, Сибирь тебя целует в губы
И, ветви кедра уронив к ногам,
Уносит к енисейским берегам.
В Душе поют серебряные трубы.
Скажи, услышит сердце или нет
Золотозвон тайги и отзвук лета?
Иль на ответ Господь наложит вето,
Иль кто другой промолвит тот ответ?
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Отвечу я. *Меня узнаешь ты
По росчерку пера, по этой строчке,
*Где я не ставлю запятой и точки,
Где между строк рассыпаны цветы:
Не розы, не тюльпаны, – васильки.
Они одни мне розу сердца мучат.
Они одни достойное получат –
Букет медвяной розовой строки.
Есенинской, осенней, разливанной,
Лихой, задиристой, заросшей половой
Во ржи рязанщины, где я навеки свой,
Где тын порушенный и дом обетованный.
Грущу, как водится, как исстари привык.
Сменить гармонь, боюсь, я не сумею
На рок, на рык, на бубен или крик.
Стыжусь заранее, краснею и немею.
Нет, верен я прозрачному стиху
Мелодии, струящейся как ветер.
89
Недаром Пушкин нас с тобой заметил.
И звон строки на розовой планете
Подвластен мудрецу и пастуху.
Вибрации не стынущий абрис
Запечатлеет Душу Берендея.
А он, вдали звездой летящей рдея,
Следит за тем, чтоб песни родились.
Огонь Души растоплен в лоне дня.
Пылает грудь, о прошлом не жалея.
Возьми меня и не забудь меня:
Поёт звезда, тоскуя и алея.
Есенинская стынущая грусть,
Порвав рубашку на груди Поэта,
Прощается с не обогревшим летом,
Привычки милой зная наизусть.
Запечатлён нежданный поцелуй.
Он мне напомнил Снегину и юность.
О, Дона Анна, ты ко мне вернулась
Сквозь сонм молитв и бездну Аллилуй!
Плетень, как тень, – препятствие и радость,
Влекущей стих по лесенке строки,
Как взмах крыла, движение руки.
О, Лебедь белая! Кому же ты досталась?!
Как первый шаг, как первый слог и Слово,
Косноязычен и забавен стих.
Мы этот стих разделим на двоих,
Запомнив до Пришествия Второго.
Скажи теперь, кого тебе любить?
О ком слезу ронять на ситец края?
О, Таня, Лебедь ты моя вторая,
Наш первый стих и нежность не забыть!
СВИРЕЛЬ-Татьяна:
Серёженька, грядёт твой день Рожденья.
А у меня в запасе мало слов,
Чтоб написать суперстихотворенье
Для потрясения основ,
Основ стиха, основ любви и славы,
Основ писательского мастерства,
Основы поэтической Державы
Есенинского естества.
Прими, Поэт, мой примитивный слог.
Не осуждай за неумелость друга.
Свидетель этому и Запад, и Восток,
Что я в плену означенного круга.
Тот круг – мой быт и суета сует.
Не столпник я. Не быть анахоретом.
90
На суете сошёлся белый свет.
Одни стихи сияют белым светом,
Да сердце в чаще прокричит как сыч
В ночи безвременья, ища опоры в Мире.
И я как сыч на временной квартире,
Дичок-залётка или просто – дичь.
Каков же голос? Голос дик и тих,
Сквозь шум машин неразличим и чуден.
Он разрывает самовластье буден,
Рождая необузданный мой стих.
Стих необуздан. Он летит как конь,
Не слышен на Земле, но слышен в Небе.
Поёт он не о быте и о хлебе,
А высекает из сердец огонь.
Тебе хочу те искры передать,
В ладонь роняя переливы грусти.
Хочу взлететь, но не могу летать
Кричу сычом. Но ночь меня не пустит.
Не отпускают корни и трава.
И сеть накинута невидимо и прочно.
А на меня заушно и заочно
Качают силы некие права.
Она моя – кричит вчерашний день.
Она моя – лепечет привиденье.
Моя – шипит распластанная тень.
И я – не я, а их произведенье.
Я жить не в силах по себе сама.
Я в их рядах должна быть до могилы.
Мои – их, общие – и посох и сума,
И ты – не мой, а их, наверно, милый!
Скажи, родной, а чья же это боль
И чья Сибирь, и чья Рязань и пашня?
Неужто их хозяин – день вчерашний,
Насыпавший на рану эту соль?
Прости за жалобы – они не к дню Рожденья
Должны звучать. А просто – между дел.
Да, ветер осени струну Души задел
На выступе к высотам восхожденья
О, Лель, кудесник, пёстрая строка
Парит Жар-птицей, ожидая сказки.
Ковёр листвы не требует окраски.
Луна без лестницы светла и высока.
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
О, ты, мой маленький заблудшийся родник,
Что обещает быть уральской речкой!
Моё покинутое в омуте сердечко,
91
Мой маленький и светлый ученик!
Скажу ещё – моя Земля и пашня,
Сибирь моя, рязанская сестра!
Уже не властно над тобой вчера.
Зовёт нас ЗАВТРА, руша день вчерашний.
Зовёт нас ЗАВТРА. Светел этот день.
Сквозь мглу и сырость светит луч зарницы.
Зовут туда твои поэмы-птицы
И звень Души, сердец лебяжьих звень.
О, восходящий над Землёй поток,
О, тяга времени, восточное Предвестье.
Она подарит нам стихи и песни,
Как **Богунай – Есенинский приток.
Примечание:*Меня узнаешь ты по этой строчке, где я не ставлю запятой и точки –
Сергей Есенин,– это подтверждают рукописи, хранящиеся в музеях, никогда не ставил ни
запятых, ни точек в своих земных стихах. В тетрадях Свирели-Татьяны есенинские стихи
записаны также без точек и запятых.
** Богунай – это приток Енисея, который впадает в Енисей на территории одного из
городов Красноярска. Это город, в котором в начале 90-х годов Свирель-Татьяна побывала по
поручению городского отдела культуры и выступала с докладом на региональном совещании
работников культуры. Доклад был построен на идее сближения и Со-творчества Миров разной
плотности.В основу рассуждений легла книжечка «Открыть в себе чудо».
Доклад этот вызвал бурную положительную реакцию аудиториии. Совещание имело целью
создать региональный центр работников культуры. Но вскоре началась так называемая
«перестройка», и все идеи сотрудничества рухнули.
Серёжа игриво называет Богунай не Енисейским а Есенинским притоком, наверное,
потому, что поездка в Сибирь дала Свирели множество дополнительных тем и сюжетов. Иначе
– влила в поток космических стихов мощную струю энергии.
ПРЕДСКАЗАНИЕ
Эта земля, где были порушены колокола и церкви, где во множестве своём засыпаны золою
и землёю кресты и могилы предков, где кости их были размётаны по свету без отпевания и без
поклона их праху ни в момент погребения, ни через годы, эта земля, разучившаяся молиться у
иконы, хранит в себе неисчерпаемый капитал человеколюбия и щедрости, гостеприимства и
трудолюбия.
В народе живы сметливость и глубокий практицизм, высокое чувство долга перед
Отечеством и самоотверженная любовь к нему.
В народной Душе - неистребимая тяга к божественному и глубоко спрятанная вера в
могущество Всевышнего.
Не забыто здесь почитание благородных народных обрядов, говорящих о духовности её
предков.
Живут в памяти значительные и наполненные глубоким смыслом предания о народной
старине.
Здесь народные таланты неисчерпаемы. Их разнообразие и яркость поражает. Способность
к возрождению стихии народного творчества убеждает в неистребимости здорового духа.
Религиозность народа здесь – не в показном внешнем проявлении – стоянии в церкви и
коленопреклонении.
Здесь поражает глубокое понимание божественного взаимодействия Вселенской Души и
Души человеческой.
Никакой народ, развращённый благами цивилизации, не мог бы так быстро повернуться к
осмыслению истинных причин своего внешнего духовного обеднения, как тот, который
десятилетиями был лишён свежего воздуха свободомыслия и святости Слова.
92
И если пока свобода эта во многом понимается как свобода пренебрежения законами
нравственности и элементарной порядочности, то в Душе народа зреют основанные на древней
мудрости мысль и чувство ограничения и меры во всём и понимание расплаты за содеянное.
Божественное начинает вытеснять меркантильное. Сознание начинает постигать бренность
и преходящее значение материальных благ по сравнению с духовным богатством.
Приходит время, когда Россия вновь поднимает свои хоругви славы самой религиозной и
самой талантливой Державы, самой здоровой Духом и телом Родины Человечества.
Здесь зреют новые таланты Человечества, здесь здоровеет почва для создания великих
творений Сердца и Ума.
Близок день, когда – по Ломоносову – будет собственных Платонов и быстрых Разумом
Невтонов Российская земля рождать!
Новый век не затмит собою военную славу российской Державы. Память потомков о
подвигах дедов и отцов останется как вечная скрижаль Святого долга перед Родиной, говорящая о
благородстве родных сердец, о безотчётности и бескорыстии их жизни и смерти.
Эта память станет благородной нивой для взращивания юной поросли – потомков и
наследников суворовской и кутузовской славы, будущих героев возрождения родной земли.
Ибо немало мужества и силы, здоровья и таланта, умения и самоотверженности потребует
благородная работа по восстановлению размётанного и растраченного природного богатства всей
Земли нашей.
Божественная память позовёт потомков к созиданию и возрождению поруганных и
разрушенных храмов.
Храмы на поле родной земли, храмы в сердце народа, храмы памяти поколений…
Работа по облагораживанию Отечества будет творить нового Человека – Человека высокого
долга и высокой веры.
Почитание Матери, Женщины поднимется на небывалую высоту, выйдет из глубин памяти
человеческой великое значение Божественого Женского Начала, облагораживающего и
обнадёживающего жизнь и почву.
Не скроют ни догмы, ни нравы Великое назначение Божественной Матери Мира по
восстановлению и возрождению Человека в системе Иерархии Миров.
Согласуясь с Божественным представлением о Великой Троице, понятие и значение Матери
Мира войдёт в сознание как единое и неделимое с Богом-Отцом и Богом-Духом начало жизни во
Вселенной и во всех Мирах бесконечного и глобально-необъятного Космоса.
Суть Троицы перестанет существовать в сознании как догма религиозного обряда и
раскроет себя, как Триединство понятий Духовного, Физического и Философского.
Это будет способствовать лучшему усвоению и осознанию смысла Божественных
космических Законов, тесно увязанных с Законами морали и нравственности.
Не сухим слогом назидания, нравоучения и принуждения скажут своё Слово новые
Учителя человечества, а словом поэтического смысла, наполненным музыкой сфер, гармонией
Миров.
Вибрации этого Слова достигают самого Сердца, будят самые нежные и сокровенные
мысли и чувства.
Язык Богов, которым говорят любимые и незабываемые Поэты Руси Великой, лучи его,
многозвучно повторенные в поэзии Пушкина и Блока, Есенина и Ахматовой, Бунина и Толстого,
Фета и Тютчева вновь озарят утро северного края страны Гипербореев, загадочной и
притягательной, которую так любит солнечный Аполлон.
Сердечное сознание людей, живущих на Земле, примет безоговорочно реальность мысли о
бессмертии Человека во Вселенной и продолжении его жизни после так называемой смерти.
Сердца людей переполнят слёзы любви и благодарности по отношению к Создателю, так
мудро создавшему Вселенную, что живы все наши прекрасные люди, отдавшие жизни за землю
нашу русскую.
Живы доблестные воины России, усеявшие своими костями поля Европы, дети разных
времён и народов, населяющих Родину, певцы и музыканты, художники и зодчие, люди
возвышенных нравов и великих благородных вечных деяний.
Все они живы. Все они в мыслях и чувствах устремлены к нам, в наши объятия, в наши
дела, в наши повседневные мысли.
93
И не только и не столько в заботах о хлебе насущном, как в мыслях о свете,
преобразующем сердца.
Свет от их сердец – наша путеводная Звезда в Пути, звезда Вифлеема, ведущая к
возрождению Родины и Земли нашей, осиротевшей на годы и возвращающей ныне своего хозяина
и кормильца, благодетеля и Бога.
О, Арии, божественные дети,
В сердцах любимых светоч не погас.
Земля и Русь надеются на вас
И любят вас. Живите на планете,
Ищите и обрящете любовь.
Она в глубинах вашей жизни скрыта.
В родной земле, в глубинах неолита
Струится ваша праведная кровь.
Синклит учёных, философов и религиозных деятелей планеты ДУШ.
Сентябрь 1994 года
БЕССМЕРТИЕ БОГОМАТЕРИ
Страданье завораживает нас
В иконном лике в раме на стене.
Движенье губ и выраженье глаз –
Икона жизни, свет в родном окне
Нет, не увяли ароматы щёк,
И не угас в груди любви родник.
И так же дышит радостью Восток.
И так же свет к Ея руки приник.
А. С. ПУШКИН
ЛЮБЛЮ
Люблю я резвость. Не люблю грустить,
Хоть грусть порою подступает к сердцу.
Друзей спешу в Тригорском навестить,
В округе наши рощи посетить
И на лежанке ласковой согреться.
И нянин говор выслушать готов.
Пусть по ночам опять читает сказки.
Пусть мчат зимой упругие салазки
Летучим пологом полуденных снегов.
*
Все радости осенней непогоды
И злость весёлую предзимних вечеров,
Все бредни русской матушки-Природы
Не променяю на святые годы
В Эдеме серафимов и богов.
А. С. ПУШКИН, осень 1994.
Серёженьке дарю стихотворенье,
Доказывая, что Поэт живой
И в юбилейный День его рожденья
Свидетельствую возрожденье,
За Истину ручаясь головой!
А. С. ПУШКИН, октябрь 2015
СВИРЕЛИ
Свирель моя! Тебя оставил Пушкин
94
Над Соротью в прощальный час Певца,
Поющего на розовой опушке
Начало зрелости и юности конца.
Она, качаясь на макушке ели,
Стозвонно отзывалась с этих пор
На стон иной разымчатой Свирели,
Ведущею с Землёю разговор.
В дуэт сливаясь, множась многократно,
Тот отзвук завораживал сердца.
Воистину – нет подвигу конца. –
Лицом к лицу не различить лица.
Свирель моя, возьми меня обратно!
А. С. ПУШКИН, осень 1994.
ОБРАЩЕНИЕ К ЗЕМЛЯНАМ
О, милые божественные дети!
Наследники хоругвей и могил,
Скажу: не я один на белом Свете
Ронял перо по воле вех, в расцвете
И в прошлое, как будто, уходил!
Но цвёл бутоном в новом измеренье
И новой красотой благоухал.
Во мне огонь Души не затухал
Ни на одно кратчайшее мгновенье.
Всё помню я: любой свой вздох и шаг.
Любовь храню как Бог зеницу ока.
Дышу как встарь и чувствую глубоко.
И светом наполняется Душа.
А. С. ПУШКИН, октябрь 1994..
Татьяна-Свирель: сегодня 22 октября 2015 года. Глубокая ночь. Я прекращаю
компановать эту книгу. Ложусь спать. Утром 23 октября 2015 года лишь открыв глаза,
чувствую, что в моё сердце бьются поэтические строчки.
Меня вызывает Серёженька Есенин. Это естественно. И я принимаю от него стихи:
НИ СЛОВА
Ни слова о грусти, о, друг мой, ни слова.
Хоть я переплавлен той грустью до лавы.
Нальём этой лавой бокалы Державы
И выпьем во славу Небесного Слова.
Мой Пушкин со мною. Поднимем бокалы.
Общения с Гением в жизни, бывало,
Нам всюду, родные мои, не хватало.
А многим и ныне, я думаю, мало.
Так пьём синезвёздную звонкую влагу
За наши рязанские светлые дали,
За вечер наш тихий, за наше свиданье,
За Питер, Москву, за Неву, за отвагу!
СВАДЕБНАЯ ЧАША
95
Осень бьётся у окошка
Строчкой розовой зари.
Обнимая Маську-кошку,
Ты со мной поговори.
Я и весел и свободен,
Чернобров и синеглаз.
Изо всех великих Родин
Я единственной угоден,
Хоть и еду на Кавказ.
Скажешь: снова, мол, о Лале,
О любимой Шаганэ…
Нет, родная, об Урале
Ныне шепчет сердце мне.
Удивительно, но в точку
Попадает мой сигнал.
Я в тебя стреляю строчкой
И стихом поцеловал.
Удивительно – лавину
Пёстрых строк и нужных слов
Я разлил наполовину
В чаше свадебных пиров
Между веком и Россией:
Пусть венчаются они!
Уготованы Мессией
Для Руси благие дни!
ГАДАНИЕ
Я гадаю, предугадывая,
Чтобы Небо сердце радовало.
Русь, не надо буревестника,
Принимай Душою Вестника!
Я настрою на любовь свой мотив,
Пусть сияет бирюзой нежный стих!
Кто? – ты скажешь. – Это я, чернобров,
Обойму стихами связку Миров.
Скажешь – руки неохватны мои!
За меня поют Руси соловьи.
Каждой веточкой я в речку гляжу,
Каждой пташкой налету дорожу.
Каждый миг явлюсь к тебе на порог,
Каждый час дарю стихов туесок.
Каждый час я о любви говорю,
Каждый день любовь я милой дарю.
96
Это всё – Сергей ЕСЕНИН! Стихи приняты утром 23 октября 2015 года. Специально
включаю их в эти страницы, чтобы читатель понял: моя работа над книгой о Сергее
Есенине: это не просто собирание или компановка стихов Его из своих тетрадей. Это
животрепещущий процесс обоюдного творчества, или Сотворчества с Поэтом.
Это Сотворчество продолжается. И сам процесс создания этой книги – под
контролем и руководством самого Серёжи Есенина! Все последующие стихи этого раздела
созданы в октябре 1994-го года.
ДЕВЯНОСТО ДЕВЯТЬ ЗВЁЗД
Девяносто девять звёзд
Уронила наземь осень.
В завороженную просинь
Плачет птица Алконост.
Ты не плачь, не плачь, сестра,
Зимородок мой печальный,
Звень Души и дом опальный
Согревает жар костра,
Жар сердец далёко-близких,
Жар Есенинских ночей.
Знай, что я давно ничей,
Не достался обелискам.
Дань любви и светлых слёз
Я несу своей Рязани
И старинные сказанья
Слышу в шорохе берёз.
ЛЕБЕДИ ПАМЯТИ
Лебеди памяти, лебеди времени,
Где же вы, где же вы, нежные, белые?
Где же вы, грустные? Вы мне поверили?
Вы мне поверили. Сердце мне вынули,
В Небе высоком по ветру развеяли.
Где же те очи, которые верили?
Где же те ночи, которые выдумал?
Стелятся травы, пожухли, усталые.
Плачется осень печальными нивами.
Где же вы, где же вы, звёзды игривые,
Ну почему же светить перестали вы?
Жду повторения чуда бывалого.
Грезится, словно мелькает усталое.
Где же вы? Где же невинные шалости,
Где же вы очи? светить перестали вы?!
Не было грусти – не будет и радости.
Не было боли – не будет и счастия.
Русь моя, всё же недаром ты распята,
Словно Христос возрождению отдана!
Может быть, только сквозь наше распятие
То Воскресенье Великое сбудется?
Свыше записано, свыше ниспослано.
97
К Свету пробудимся – горе забудется?!
БЕРЁЗКЕ
Дрожат листочки на концах ветвей.
Так жалок вид и взор моей берёзки,
Такой по-русски нежной и неброской,
Что хоть в подол её слезы налей!
Я обниму её печальный стан
И по-рязански поцелую ножку.
Ну, что сестра, дотянем понемножку
От девяноста девяти до ста?
ПОЗОВИ
Не вышло юбилея – две девятки
Всего лишь. Умная от роду голова.
Но почему опять дышу едва,
Касаясь строчками твоей тетрадки?
Не потому ль, что пылкость снова лечит
Мой стан, и молодость опять кипит в крови,
Свирель моя, Россия, позови!
Твой колокольный звон – в моей крови.
И мой Пегас по полю пламя мечет.
ПО ***ИНОНИИ
Был слишком молод и самоуверен,
Бросался Святцами, звезду во лбу искал,
Подножку ставил Господу и вере.
Свой памятник на Небе высекал.
За что боролся? Целил пулей в Солнце,
Не знал, что целю в самого себя.
Инония, теперь твоё оконце –
По Маяковскому до дна последних донца –
Люблю и верую, по-прежнему скорбя.
СЕЛЬСКИЙ ЧАСОСЛОВ
Душа рыдала – чуяла смятенье.
Где мрак, где свет – не ведала, любя
Святую Русь, немое обретенье
Посулов творчества, рассвета и Тебя,
Крещенье грозное, рождение Завета –
Союза с грозами, разрухой и мольбой,
Завета Третьего – под флагами Совета,
Разлада с Библией, Мессией и собой!
*
На заре моей Души
нежность пела жаворонком.
Оглянись и не дыши.
Колокольцами в тиши
Зазвенел мой голос звонкий.
Примечание: ***Инония – сказочная страна, о которой мечтал Серёжа Есенин с
юности. Это подобие рая.
98
ВСТРЕЧА С ГЕФЕСТОМ (1993)
СВИРЕЛЬ – ЕСЕНИНУ:
Как мне с тобой заговорить,
Своим стихом тебя тревожа,
Мой друг, и сердцу подарить
Свой свежий стих и озарить
Твоим стихом свой дом, итожа
Протяжность встреч и боль разлук?
ЕСЕНИН:
О, мой медноголовый друг,
Ну, наконец-то слышу голос
С Уральской дальней стороны.
В преображении весны
Горят уста, и вьётся волос.
Не волос – знаю, скажешь ты, –
Забудь свой говор деревенский!
Пусть – волосы – моей мечты
Ворошит ветер красоты.
Но я всё тот же – нет, не Ленский,
Не к Ольге, а к Татьяне я
Вхожу в чертог. Моя семья
Здесь обитает многи лета,
Поскольку в доме ждут Поэта.
СВИРЕЛЬ:
Мой друг, благодарю за отклик,
За стих, за нежность между строк,
За откровенности урок.
СЕРЁЖА:
И стих померк. Умолкла рифма.
И отчуждение грядёт.
СВИРЕЛЬ:
Ты знаешь, к рифме подойдёт
Необъяснимость логарифма.
СЕРЁЖА:
Мой друг, ты, выручив меня,
Вновь разжигаешь сноп огня,
Идущего сквозь тьму Вселенной
Своей Душою откровенной.
СВИРЕЛЬ:
Родной мой, сердце дышит грустью.
И пусть весна стучит в окно.
Оно, раскрытое давно,
уж много дней прильнуло к устью
заветных встреч и дальних рек.
И от Серёжи-Златоуста
ждёт встречи древний *оберег.
СЕРЁЖА:
Он прав, твой оберег. Он верит,
Что гость кудрявый вновь войдёт,
Открыв своею ножкой двери.
И снова нежный миг грядёт,
Когда мой стих с Рязанью вещей
99
В альбоме юности заблещет.
Возьми тот стих – моё признанье,
Моё земное наказанье!
СВИРЕЛЬ:
Скажи, зачем так говоришь
и наказаньем называешь?
СЕРЁЖА:
Спасибо, друг, хоть не зеваешь.
Но так же, знаю, не горишь!
СВИРЕЛЬ:
Горю стихом, мой друг патлатый,
Как называешь ты меня,
Поэт мой, нежный и крылатый.
Но где любовного огня
мне раздобыть?
СЕРЁЖА:
Хоть у Гефеста. Его немудрено просить.
СВИРЕЛЬ:
Но как мне быть? – Я не невеста!
СЕРЁЖА:
Гефест ответит, как нам быть.
СВИРЕЛЬ:
Скажи, Гефест, коль слышишь, милый,
Где раздобыть горячей силы,
Чтобы встречаться и любить?
ГЕФЕСТ:
Как быть? – О старости забыть!
Вдохнуть в себя огонь Вселенной,
Извечно юной и нетленной,
Огнём очей наполнить взор,
Огнём наполнить разговор.
А кто устал от жизни бренной, –
На время выключить мотор.
СВИРЕЛЬ:
Как йог замолкнуть и заглохнуть,
Иль по-народному – подохнуть?!
ГЕФЕСТ:
Зачем так грубо говоришь?
Я знаю – ты внутри горишь.
Но это пламя еле дышит.
Вздымай его до Неба, выше.
Вздувай свой горн, и горновым
Ты будешь вечным и живым!
Я уголька тебе подбавлю,
Коль просишь – я всегда готов.
Один из чудо-докторов,
Я сердце в горне переплавлю.
И из отеческой руды
Возьму сияние звезды.
СВИРЕЛЬ:
Волшебник чудо-горновой
Гефест – и древний и живой,
Твой жест и звон я снова славлю!
100
СЕРЁЖА:
Свирель поёт тебя, Гефест
И славит голос твой и жест,
Что вновь означен ковкой нови,
Где нет ни зависти, ни крови.
ГЕФЕСТ:
Игра словесная Поэта
Собою означает лето,
Летящее сквозь рокот струн.
О, мой Есенин, говорун,
Ты сам куёшь свою поэму,
Определив сюжет и тему.
Настроив сердце на лады
Земной красавицы Звезды.
И я те звёздочки кую
И вместе с вами же пою,
Огня добавив в сердце вам
С вином и грустью пополам
СВИРЕЛЬ:
Серёжа! Ты привёл Гефеста
Без слова лишнего и жеста,
Без похвальбы, мой милый друг.
Как это было просто – вдруг
Заговорил со мной герой
Эллады древний горновой.
Поклон ему, мой друг кудрявый,
Свирель Гефесту шлёт поклон.
СЕРЁЖА:
Тобою старец полонён.
И прав, скажу. О, Боже Правый!
( В это время кошка Бася, спавшая на диване, вдруг открыла глаза и удивленно смотрит на
кого-то!)
Нас обнаружила она,
восстав от сна!
Примечание: *Оберег – имеется в виду необыкновенный кристалл, который волшебным
образом появился в доме Свирели в начале 90-х годов. Он назвался Граалем-оберегом, который
способствует космической связи с Тонким Миром и дан Творцом именно Свирели в знак её
высокого назначения.
ГРААЛЬ В РАБОТЕ.
Небесный оберег Свирели сыграл свою роль, в частности, в объединении поэтических волн
Есенинской и Свирельной струи.
12 июля 1994 года Свирель-Татьяна стала поздравлять своего Отца Петра Павловича с
днём Петра и Павла.
Диалог строился в поэтическом канале. Отец Свирели, прекрасно владеющий не только
мастерством технолога и конструктора на космическом уровне, но и знаток гуманитарных наук,
стал первым Учителем Свирели, вовлекшим её в систему обучения, называемую Пушкинской
Школой.
Он в данном поэтическом диалоге мастерски тонко подвёл беседу в стихах к тому, что я
должна заговорить с Серёжей Есениным. И Серёжа вошёл своим стихом в наш диалог.
ОТЕЦ:
Я в походе. Жизнь – поход извечный.
Не один – со мной моя семья:
Дом простой, уютный, человечный,
101
Вотчина российская моя.
Без любви не вырастить травинки.
Бог на Мир истратил бездну лет,
Чтоб любовь в любой его былинке
Заложить, как мудрости секрет.
На любви восходит утром Солнце.
На любви замешена печаль.
И весенний дождик над оконцем
Серебрит угаснувшую даль.
В ней – любовь былой моей страницы
Старого рязанского жилья.
Ты, конечно, различая лица,
Отличишь деревню от столицы.
И тебе давно видны ресницы
Твоего родного соловья!
СВИРЕЛЬ:
Папочка! Как чудно и нежданно
Трель твоя, пересекая Мир,
Превратилась чрезвычайно странно
В песню Леля! Будто бы факир
Палочкой своей взмахнул случайно
И открыл рязанские края.
Вновь поёт светло и беспечально
Молодость увядшая моя.
И Поэт мой русый – ясны очи,
Синеглазый ласковый Поэт
Разорвал строкою сумрак ночи
И свалил с колодца глыбу лет.
И колодец снова влагой льётся,
Голубой прозрачною слезой.
И чего ж мне только остаётся,
Как ни припадать к струе колодца
И напиться этой бирюзой?!
ПАПА:
Пей, мой друг. И вас я оставляю
У колодца мысли и мечты.
Вас давно уже соединяю
В звёздности российской красоты.
Пейте, пойте, соловьи России.
Пусть южноуральский соловей
Пропоёт дуэт свой окосиний
Над рязанской вольницей моей.
СВИРЕЛЬ:
Благодарствую, Отец, о, мой Учитель.
Будет день тобой благословлён!
Буду пить бальзам. А вы смотрите,
Как от ваших тягот и открытий
Пьёт струю бессмертья ваш *Овен.
102
СЕРЁЖЕНЬКА ЕСЕНИН:
О, моя овечка, труд твой вечен,
Пей струю колодезной воды.
Та вода не только тело лечит,
Той струёй твой каждый шаг отмечен.
Той струёй твой день и долг освечен.
Та струя спасает от беды.
Встретились! Светла у пашни сила!
Вёсен крут и част круговорот.
Но любовь нас часто выносила
На спокойный тихий поворот.
Приземлись. Присядем на пригорке
И струёй колодезной воды
Я омою вещий глаз твой зоркий,
Третий Глаз. И, взяв щепоть махорки,
Покурю до утренней звезды.
Самокрутка, ты меня спасала
В поздний час, когда наедине
Сам с собой оставшись, я, бывало,
Закурю в звенящей тишине,
Вспомню о своей любимой Лале,
Шаганэ в мечтах перелистав.
И пошлю в сердцах всё той же *Гале
Связку писем – свод былых реалий
Брака без молитвы и креста.
Самокрутка, ты меня спасала
И от Айседориных затей.
Мне всегде эмоций не хватало.
Впечатлений было слишком мало,
В Мире том, где жил Поэт, бывало,
Средь любовей, тягот и смертей.
Нет, не точит Бог за папиросу,
Что курю как встарь наедине,
И свои извечные вопросы
Про вину, любовь и те же косы,
Что укрыли солнечные росы,
Возвращает милая ко мне.
И тебя спрошу я, дорогая,
Ты Душе моей, мой друг, ответь,
Где Свирель – Душа моя вторая,
Где наш дом и где ворота Рая,
Наша жизнь, бессмертие и смерть?
СВИРЕЛЬ:
Я пою с твоей же, друг, подачи,
Милый Лель! Берёзовая сень
Мне приносит отдых и удачи.
Ризу благонравия надень
И отринь былую самокрутку.
103
Посидим на Солнышке с тобой,
Как и раньше – часик и минутку.
И всерьёз, а так же, друг мой, в шутку
Проведём с тобой июльский день.
Рай в Душе, как ты сказать изволишь,
На страницах незабвенных встреч,
Рай иль ад – зависит всё от воли,
От настроя злобы и застолий,
От которых Душу уберечь
Можем, обращаясь только к Богу
Через быт, разруху и вражду.
И, рассеяв темень понемногу,
Я к тебе, соловушка, приду.
ЕСЕНИН:
Пой, Свирель. Свирельные рулады
Облегчают мне предвестье лет.
Вестник мой. Мне большего не надо.
В Мире нет возвышенней награды,
Чем космичных строчек пересвет.
СВИРЕЛЬ:
Передай, родной мой, настроенье
Нынешнего розового дня
И пришли ко мне стихотворенье,
Что как символ будет для меня.
ЕСЕНИН:
Слушай. Клён, макушкою склонённый,
Всё грустит под каплями дождя.
День, твоей молитвой осенённый,
Входит в Дущу, сердце бередя.
Вижу: золотою головою
Этот клён, похожий на меня,
Будет ждать, пока я не освою
Стать и норов резвого коня.
Уж тогда вскачу, взмахну рукою,
На лету сорву с куста сирень
И, встречая утро над рекою,
Буду ждать свой настоящий день….
*
Музыку дня разрывает печаль.
Чутко ловлю эти тонкие нити.
В сердце своём эти звуки храните
И посылайте в чертог к Аэлите
Музыку ту для меня.
День настоящий в забрало одет.
А под забралом – страданья и стоны,
Слышатся где-то кандальные звоны
Прежних завистливых лет.
Где вы, прозрачные сети церквей,
Звон непресыщенный, звон колоколен?
Где вы, подковы любимых бровей,
Очи родимые, вами я болен!
104
Нет, не свободен я ныне от вас,
Пашни и степи, леса и пригорки,
Как в нестареющей той поговорке:
С кваса на хлеб, словно с хлеба на квас…
Но не о сытости тот разговор –
Душу мне мучат рязанские дали.
Бор без Свирели – почти что не бор.
Поле без рога – не тот уж простор.
Годы! Зачем мою песню украли!
*
В одной цепи кресты и брови,
И колокольни и глаза.
И от любви, как от Любови,
Всё так же катится слеза.
Всё матерьяльное духовно.
И всё духовное есть плоть.
Позволь тебе, моя *поповна,
На память бантик приколоть.
(моей рукой Серёжа в тетрадке моей нарисовал какой-то бантик, наподобие бабочки) И
продолжал:
Ты скажешь как прямолинейно,
Как примитивно говоришь!
Позволь тебе, моя царевна,
Заметить: Город и деревня,
Москва родная иль Париж
Равны, как юность или древность
Пред вечностью, что ты творишь,
Когда со мною говоришь.
Я пошутил, моя родная.
Ведь вечность – это Человек.
Её беру, не выбирая.
И потому ворота Рая
Тебе открыты целый век.
Примечание:* Галя – речь идёт о последней гражданской жене Сергея Есенина – Галине
Бениславской.
**Поповна. Это выражение Сергей Есенин допустил по отношению к Свирели-Татьяне
потому, что Татьяна является праправнучкой высокого духовного лица – Василия Николаевича
Воскресенского, современника А. С. Пушкина, и внучкой священника Александра Ивановича
Поспелова. Оба лица родственны Татьяне по материнской линии.
**Овен. Упоминание об Овне, как о зодиакальном Знаке, здесь не случайно. Свирель-
Татьяна по гороскопу – Овен. Но, по свидетельству моих Небесных Учителей, Свирель-Татьяна
принадлежит к кармическим Овнам, как все Овны, рождённые в феврале-марте 1931 года
(Горбачёв, Ельцин и т. д).
Кармический Овен обязан при жизни на Земле угадать своё назначение и осуществить, то
есть воплотить в своих делах максимально полно суть этого назначения.
Кроме того, Свирель Татьяна является Белой Козой (по году рождения), как Пушкин и
Есенин. Поэтому и по многим другим космическим причинам ей предназначено было стать
связистом в лоне поэтических вибраций между Землёй и Планетой Душ.
105
ШТРИХОМ О БЕЗВРЕМЕНЬИ
С началом 90-х годов, с приходом президента Ельцина, для России, для её народа пришло
время чрезвычайных волнений.
Наступила некое безвременье, когда началось крушение основ Советского Союза, беспредел
приватизации, возникновение групп и группочек новоявленных богачей, занимающихся переделом
собственности, разграбляющих, разворовывающих народное богатство, жестоких, жадных,
беспощадных.
Пришло смутное время, когда одни, изворотливые, хитрые и лживые неожиданно взлетали
ввысь. А народ, ошеломлённый и оглушённый происходящим, ввергался в отчаяние и полное
обнищание. При этом разгулялись бандитизм и терроризм. Возникла угроза войны с Чечнёй.
Новые кровавые разборки, неожиданные жертвы, волнения для матерей России…
В то время, впрочем, как и сейчас, несомненно, приходилось лишь уповать на Господа Бога,
чтобы Россия не упала в своей государственности ниже всяких уровней, а народ не погиб в
рабстве.
Октябрь 1993 года. Свирель ведёт разговор с Сергеем Есениным.
СВИРЕЛЬ:
Скажи, Серёжа, милый, я права,
Что в жизни нашей помогают Силы,
Которые светлы и легкокрылы,
Преобразуют в действие СЛОВА.
И нас ведут, осмысливших едва,
Что, очутившись на краю могилы,
Теряем мы на праведность права.
И наши будни тяжки и унылы.
Их лёгкий крест и ясный световод
Нам осеняет нынче Небосвод.
И шоры с глаз спадают ежечасно.
Без них, без этих Сил наш день постыл,
Без них, без этих Сил не будет сил
Разъять то зло, что накопилось втуне.
Оно гнетёт нас много дней подряд
То зло – причина множества утрат,
О чём вещает осень-хлопотунья.
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Да, эта осень нам хлопот дала,
Собой рубеж стремлений обозначив.
Но только так, да, так и не иначе
Распределила мысли и дела.
Истории нелёгкие моменты
В Душе Руси воздвигнут монументы,
Не возрождая идолов лукавых.
Лишь память сердца – лучший монумент.
Лишь ей – мой наилучший комплимент,
Не делящий на левых и на правых.
Да, грустен день. Мольба звучит в речах
Покрылись маковки церквей налётом боли.
И плачу я сегодня поневоле.
И слёзы стынут в ласковых очах.
106
Россия нынче ночью при свечах
Внимает трепетно своей нелёгкой доле.
Село и город, горы, лес и поле
Объяла безграничная печаль.
Не плачьте, матери, лебяжьими крылами
Земли родной укрыты те, кто с нами
На веки вечные, услышьте их сердца.
Они мольбе внимают вместе с вами
И грустными неслышными словами
Благословляют Небо и Творца!
Я вижу лица их в сиреневом уборе
Их подвиг для России – оберег.
Так чистота озёр морей и рек
Творит свою молитву на просторе.
Сказать иначе – легче вынесть горе,
Пока не прекращаешь бег.
Движенью непокорный человек
Не только с Богом, сам с собою спорит.
Мы все в движении и вместе охраняем
И в жизни ни на что не променяем
Святую Русь – она для нас одна.
Шумит листвою лес багрово-рыжий.
Сегодня он на веточки нанижет
Нелёгкой памяти святые имена.
НОВОЕ ДВИЖЕНИЕ СФЕР
Затем разговор продолжается 19 февраля 1994 года, когда в ходе поэтического диалога с
Александром Сергеевичем Пушкиным, по обоюдному решению Пушкина и Свирели, возникает
мысль окликнуть Серёжу Есенина.
И на призыв Свирели слышно странное движение сфер.
СВИРЕЛЬ:
Серёжа, милый, слышу я шаги,
Подрагивает пол, колышет ветер люстру.
Ты здесь – такой же ласковый и шустрый?
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Я здесь, Свирель. Свой комплимент прибереги
Для боле подходящего момента.
Я жив и свой – без комплимента.
Я не скажу: Зачем тревожишь, друг?
Я рад всегда с тобою повстречаться.
Я рад бы со Свирелью обвенчаться.
Она жена моя уже давно.
Она поёт, насвистывая вольно,
Не думая о том, что сердцу больно
И что родному суждено.
Но я хочу сказать, что ты – подруга
Не только для меня, Учителя и друга,
107
Ты – вечная сестра, Поэтово свеченье,
Засим эт цетера. Брилльянтово сеченье,
То золотое, бишь, проходит сквозь тебя.
И в будущем твоё предназначенье
Тебе наметил рок, рыдая и скорбя.
СВИРЕЛЬ:
А почему, скажи, Поэт, он плачет?
Что для него сеченье это значит?
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Наш рок суров. Не любит он успехов.
Он весь в броне. Он в шлеме и доспехах.
Он трубным звуком возвещает боль.
От прочего, пожалуйста, уволь.
Но он не может совладать с судьбою,
Которая означена борьбою,
И скорбно уступает ей.
И чем судьба сильней, там рок слабей!
От слабости своей рыдает рок могучий
И заливается слезой горючей
СВИРЕЛЬ:
А в чём предназначение моё,
Которое назначил рок печальный?
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Твой знак – любовь – простой и изначальный,
Любовь, что зажигает нашу кровь,
Что пестует сердца и открывает Душу.
И я секрет небесный не нарушу,
Сказав, что свой привет прощальный
Передаёт тебе Ванюша. (муж Татьяны, ушёл в 1992 г.)
СВИРЕЛЬ:
Спасибо, одолжил. Скажи, а где его ты встретил?
Так неожиданно ворвалась эта весть…
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Помог её мне перенесть
Космический сигнал, как ты сказала б, – ветер.
СВИРЕЛЬ:
Спасибо, милый, сердце ты моё растрогал
И подтвердил той вестью – живы все.
И снова я сбираюсь понемногу
В дальнейшую свою сует-дорогу
и на уральской полосе
гашу сомненья и тревогу.
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Мы с Пушкиным опять же остаёмся,
Волнуемся, поём, печалимся, смеёмся
И так же горько слёзы льём,
Когда с тобою расстаёмся,
Свирель моя – прелестная забава,
Серьёзнее чем горн и звонче, чем труба.
Когда родится тишь, когда идёт борьба,
Мы с Гением с тобой, Свирель, о, Боже Правый,
Всегда. И в этом наша общая судьба!
108
14-00, 20. 02. 1993.
Но вот наступает декабрь 1994-го года.
К воспоминаниям и грусти прежних лет добавилась тревога за Россию. И Свирель выходит
на диалог с Сергеем ЕСЕНИНЫМ. 12 декабря 1994 года
СВИРЕЛЬ-РУСЬ:
Серёжа, Новый год стремит свой бег
К порогу Родины, снежинками сверкая.
И снова счастья жаждет человек
Обиженного ласкового края.
Скажи, мой друг, не утаив от нас,
Что ждёт Россию? Чем знатны дороги,
Ведущие Поэта на Парнас.
И пусть живее тянет в гору дроги
За годы притомившийся Пегас.
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
О, Русь, как звонок голос полнозвучнй
Среди снегов, сияющих вдали.
Лечу вперёд и ворох дел докучных
Я ради нашей матушки-Земли
Вновь оставляю до иных пределов.
Я вижу, Русь моя помолодела.
Рязань спешит к рассвету новых лет.
И с нею возрождается Поэт.
Не нужно плакать – сердца окаём
Любимого разбуженного края
Бодрит январь, высвечивая стужей
Ту песню, что с тобою мы поём.
Заметь – мы никогда с тобой не тужим!
Зачем рыдать? Ведь слёзы ржавят латы,
Которые Россию берегут.
А мы её могуществом богаты.
Верь – эти строчки не солгут.
Истерики до часа мирового
Не нужно нам. Не нужен нам бедлам.
И за глоток порыва огневого
Я жизнь свою и песнь свою отдам.
Пусть сердцем будет жарок каждый воин
На русской ниве вольного труда
И лучшей доле верен и достоин,
К тому же – не унижен никогда!
О, распрямись, мой росс, свою походку
Построй в согласье с веком и судьбой.
Ведь твой Поэт, бунтующий и кроткий,
Всегда в Душе беседует с тобой!
Я верю в Русь. Она, как плат цветистый,
Укутает родимые края,
И час зари, и вечер серебристый
109
Озвучит и поля, и край лесистый
Цветными бубенцами января.
РУСЬ:
О, мой Поэт, весёлый, говорливый,
Есенин, грусть и молодость моя!
Твой стих, мой друг, певучий и игривый,
Вплетём коням в распущенные гривы
И посетим родимые края!
Урал зовёт, слепит вершин сиянье
Спокойных гор. Промчим над Зигальгой.
Нас не пугают нынче расстоянья,
Не дремлет колокольчик под дугой!
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Взгляни, Свирель: Сибирь зовёт и мечет
По всей земле спасительный огонь.
А тот огонь поля и реки лечит.
И звездочёт, слагая чёт и нечет,
Прогнозом мрачным Русь мою не тронь!
Не нужно прогнозировать несчастье
Свободной отвоёванной земле.
Господь не зря уже однажды распят.
И край родной не раз лежал в золе.
Довольно ран, довольно преступлений!
О, возродись, моя родная Русь,
Не плачь, не стынь, не ссорься и не трусь,
Мой вечный окрылённый Богом Гений!
Поверь в своё благое назначенье
И в предсказанье вещее поверь.
И храм любви тебе откроет дверь.
И светлое прозрачное свеченье
Души твоей и век грядущий зверь
Начнёт своё могучее теченье!
СВИРЕЛЬ-Русь:
А мы бокал кипящего вина
Поднимем вместе с Пушкиным и Фетом,
Не потому что нужно быть Поэтом,
И не затем, чтоб путать зиму с летом, –
За то, чтоб Русь очнулась ото сна!
КЛЮЧИ МАРИИ
Интереснейшее явление в философской русской литературе – статья Серёжи Есенина
«Ключи Марии».
Именно эта статья во многом даёт основание назвать Сергея Александровича
ВЕСТНИКОМ.
В этой статье выражен новый взгляд Поэта на Мир, на Вселенную, на назначение Человека,
как наместника Бога на Земле.
В своём стихотворении «Ключи Марии», уже в 90-е годы 20-го века переданном Свирели,
Сергей Есенин выразил эти мысли в поэтической форме.
КЛЮЧИ МАРИИ
Ключи Марии – в резвом поле, на холке скакуна,
В тюрьме, в струе воды, на воле и в чарочке вина,
110
В избе, в узоре над окошком, над дымкою ракит,
В глазах у пса и у домашней кошки, где дремлет скит.
Ключи Марии – в голубе над крышей, в руке мальца.
Бери ключи. Они поднимут выше – в чертог Отца.
В статье Есенина идёт речь не только о Марии, Богоматери, но он ведёт разговор о Душе
Человека, которую в одном из северных поверий славяне называли Марией.
Говоря о КЛЮЧАХ, которые дарует Душе Человека Богоматерь, автор обращает внимание
на весь Мир, окружающий нас и особенно – на своеобразие славянского быта.
Смотрите, – говорит он, – Душа славянина всегда стремится к звёздному пространству:
конёк над крышей, голубь на князьке крыльца, петушок на ставнях, на расшитых листьями и
ветвями полотенцах! – Всё это великие ЗНАКИ устремления Человека к Богу. Это и есть КЛЮЧИ
Души. Ключи даёт Душе Человека Божья Матерь, чтобы открывать Бога в себе и во всём
окружающем Мире, во Вселенной.
Такого нет ни в одной стране, кроме России. Конь – вечный знак устремления ввысь, петух
встаёт раньше всех, зовёт к Солнцу, голубь – Знак Святого Духа.
Вот стихотворения Серёжи Есенина 1918-го года, где звучит безотчётное и бескорыстное
стремление отдать себя на служение Миру полностью, не требуя ничего взамен:
Я ещё никогда бережливо
Так не слушал разумную плоть.
Хорошо бы под ветками ивы
Опрокинуться в розовость вод.
Хорошо бы, на стог улыбаясь,
Мордой месяца сено жевать…
Где ты, где, моя тихая радость –
Всё любя, ничего не желать!
Отвори мне, страж заоблачный,
голубые двери дня.
Белый ангел этой полночью
моего увёл коня.
Богу лишнего не надобно.
Конь мой – мощь моя и крепь.
Слышу я, как ржёт он жалобно,
закусив златую цепь.
Вижу, как он бьётся, мечется,
теребя тугой аркан.
И летит с него, как с месяца,
шерсть буланая в туман.
Есенин в «Ключах Марии» говорит о пастухе, как о первом мыслителе и Поэте. В
древности никто не располагал временем так свободно, как пастухи.
Есенин вспоминает пророка Амоса, который был пастухом и сказал о себе: «Я не царь и не
царский сын, я пастух, а говорить меня научили звёзды» (Из Библии)
Пастух выходил в поле, обращал взор к Небу и читал по звёздам судьбы народов и стран.
Звёзды – это Золотая книга странника.
Пастух верит в переселение Душ и всё знает о небесном происхождении Человека. И сам
Есенин чувствует себя древним пастухом:
О, пашня, пашня, пашня,
Коломенская грусть.
На сердце день вчерашний,
А в сердце светит Русь.
Как птицы свищут вёрсты
111
Из-под копыт коня.
И брызжет Солнце горстью
Свой дождик на меня.
О, край разливов грозных
И тихих вешних сил,
Здесь по заре и звёздам
Я школу проходил
И мыслил и читал я
По Библии ветров
И пас со мной Исайя
Моих златых коров.
И музыка вся, звучащая в Мире, – говорит Сергей Есенин, – тоже от небесного звёздного
Неба. Это тоже Ключ от дверей закрытого Храма Мудрости.
Этой музыкой звучит тростинка-дудочка – это та же Свирель, которая даётся Поэту-
Пастуху, чтобы духовно просвещать людей.
Недаром Есенина ещё при жизни называли Орфеем. Орфей – греческий мифологический
герой, который своим пением зачаровывал богов и людей.
Есенин сам себя называет Божьей дудкой.
Стихотворение 1995 года:
БОЖЬЯ ДУДКА
Я Божьей дудкой был и ей остался.
Пою с утра и с утренней зари.
Несу свой стих, который спотыкался,
Хрипел, кричал и кровью обливался,
Как Пушкин от Невы до Тюильри.
Громадой улиц пролетаю снова.
Звучит Свирель напевами грача.
Поёт мой стих и грозно, и сурово.
Гляжу на мир светло и черноброво,
Несу свой стих, смеясь и хохоча.
Я Божьей дудкой был и ей остался.
Рязань – моя обитель и приют.
Я Пушкину при жизни поклонялся
И с ним недаром нынче повстречался.
В моих стихах его друзья живут.
*
О, Свирель, печальница России,
Не грусти и не печаль бровей.
Глаз моих далёких омут синий
Грусть-тревогу в облаке развей.
Прохожу я по родимым плёсам,
Наблюдаю жизнь издалека,
Заплетаю у берёзок косы,
Расплетаю гривы рысакам.
Особое значение Есенин придавал СЛОВУ. Писатель Юрий Тынянов сказал: «Он, Есенин,
владел Божественным Глаголом!»
В 1995 году Россия отмечала столетие Есенина. В моей тетрадке тогда за 2-3 дня возник
мощный поток Есенинских стихов.
Одно из них начинается такими словами:
112
Слово изначала было тем ковшом,
Что в колодец Неба ангел опустил.
Я на Землю эту странником пришёл
По садам вишнёвым голубых светил.
Но я лишь в 2010 году впервые прочла статью Серёжи Есенина «Отчее Слово»,
посвящённое Андрею Белому.
К своему удивлению, я обнаружила в этой маленькой статье те слова, которые стали
началом моего стихотворения!
Второй
или третий абзац статьи начинается словами: «СЛОВО изначала было тем
ковшом…» Чудо, да и только!
А далее следовало: «Ковшом, которым из НИЧЕГО черпают ЖИВУЮ ВОДУ». Чувствуете
– из НИЧЕГО!
Небесное НИЧТО – это же ВАКУУМ или НООСФЕРА, о которой говорит Владимир
Иванович Вернадский, наш русский учёный 20-го века!
Именно в НООСФЕРЕ таится множество идей и мыслей, носителям которых являются
реальные человеческие личности.
А гении человечества считывают из Ноосферы новые открытия из всех областей знаний.
То есть мысль Есенина, высказанная им в самом начале 20-го века, перекликается с
мыслями великого учёного, чья теория продолжает быть предметом изучения и в 21 веке!
Итак, вот он – стих Серёжи Есенина, переданный Свирели в 1995 году:
СЛОВО
Слово изначала было тем ковшом,
Что в колодец Неба ангел опустил.
Я на Землю эту странником пришёл
По садам вишнёвым голубых светил.
Зреет соком алым молодость зари.
Жаждой Слова млеет чудо-голова.
Тянут спешно губы, – что ни говори, –
Из ковша святого нежные слова.
СЛОВО – ковшик звёздный
В плеске лунных дней
В стих простой и поздний
Мне ЛЮБВИ налей!
Сергей Есенин в «Ключах Марии» рассуждает о значении Поэтического Слова. Эта мысль
находит отражение в его космическом стихе 1995 года:
ЖИВОЕ СЛОВО
Живое Слово – трепет и тепло –
Пусть бьётся голубем в руке стиха простого.
Живая речь и ясно и светло
Возносится до клёна золотого
И обнимает высь родных небес,
И гладит облако жемчужными крылами.
Живое Слово орошает лес,
И плачет, и смеётся вместе с нами.
Поэт напоминает также в «Ключах Марии» о Родовом Древе, которое хранит память
поколений. Эта мысль перекликается с мифологическим образом древа Иггдрасиль.
Древо это фигурирует в мифологии скандинавских стран, как символ единения
человеческих поколений.
113
Оно пропитано мудростью человечества и насыщено мёдом Поэзии. И сам человек,
пробуждаясь к новой жизни, может почувствовать себя этим Звёздным Древом:
ЗВЁЗДНОЕ ДРЕВО
Я чувствую и знаю: О, Древо, ты – во мне.
С тобой перелистаю в небесной вышине
Нанизанный на сроки свой сказочный альбом.
И месяц светлоокий мне выплеснет в ладонь
Лучей своих сюиту. И Древа каждый лист
С улыбкою открытой мне скажет: «Гармонист»!
С.Есенин, 1995 г.
Есенин, прочитавший и знавший почти наизусть всю Библию, говорит также о
божественности старославянского алфавита.
А об этом наши учёные заговорили только в начале 21 века, признав официально, что
старославянская азбука спущена с Неба славянам Самим Господом Богом.
Автор «Ключей Марии» обращает внимание на содержание каждой буквицы
старославянского языка, на её очертания: каждая их них – есть Знак устремления славянина к
Небу, к Создателю.
Эту тему он развивает в своих космических стихах уже в 90-е годы 20-го века:
БУКВИЦА
Я буквицею каждой
На поле жизни был.
По буквицам не дважды,
А сотни лет ходил.
На Небо возносился,
На Землю упадал,
Века над Русью длился,
В безвременье страдал.
А так же, мучим жаждой
Словесной шелухи,
Сливал и не однажды
В ладонь твою стихи!
Серёжа Есенин уже в 1918 году сказал: «С Земли смывается круг старого вращения».
Это предсказание согласуется с утверждением учёных наших дней о переменах параметров
вращения Земли, входящей в Эпоху Водолея.
Все приведённые факты говорят о том, что Сергей Александрович Есенин был
ВЕСТНИКОМ и ПРЕДСКАЗАТЕЛЕМ.
Его видение Мира в начале 20-го века намного опережало представление простого
обывателя о строении Вселенной.
Его мысли сочетались с доказательствами учёных-космистов, как В.И. Вернадский и К.Э.
Циолковский.
СТРАННИК
Я странник поневоле.
Я Мира властелин.
В стихах – крупинка боли,
Любовь, печаль и сплин.
Я полон звёздной страсти,
Бескрайности Миров.
Я над собой не властен,
Но так же жив-здоров.
Я странник поневоле,
Я – круговерть Миров.
Я кубок звёздной боли.
И всё же – жив-здоров!
114
ПРАВДУ НЕ СКРЫТЬ
Это было в марте 1990-го года. (Тетрадь №11 «а», стр 11-12). Свирель-Татьяна вела
привычный разговор с родителями.
Сказала, что очень скучает, и хотела бы знать, где сейчас находятся Александр Сергеевич
Пушкин и Серёжа Есенин.
Как бы получить от них весточку!
Папа ответил мне, что Поэты отдыхают под Петербургом, на даче у Александра
Сергеевича. Но можно с ними соединиться и поговорить.
Серёжа Есенин откликнулся на наше приветствие, передал поклон от Александра
Сергеевича и сказал, что пришло время сообщить об обстоятельствах его гибели в декабре 1925
года в Ленинграде в гостинице «Англетер»: «Запиши, Свирель, в свою тетрадку. Придёт время, и
ты расскажешь людям правду».
Зная, что всему своё время, и ничего в нашей жизни не бывает случайного, я тут же взяла
ручку и стала записывать, что продиктовал Серёжа Есенин.
СЕРГЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ ЕСЕНИН: «Скажу, что очень был бы признателен, если бы
обо мне написали правду.
А правда такая: я был убит трижды. Вначале – отравлен, потом убит тяжёлым предметом,
затем повешен.
Как же было не умереть? Это страшно – в тридцать лет.
Но я знаю, что люди, которые это сделали, жестоко поплатились за содеянное.
Я мог бы назвать их имена. Они имеют непосредственное отношение к окружению
Сталина.
Хочу сказать и о том, что в то время они усердно распространяли миф о моём алкогольном
пристрастии.
Дело в том, что, наблюдая за происходящим в стране, я уже разочаровался в последствиях
революции. Не стеснялся скрывать своего разочарования, высказывался откровенно.
И, конечно, стал опасен. Однажды в 23 году поздно вечером на улице Москвы враги мои
меня жестоко избили, отбив мне почки. Появившаяся отечность в лице давала повод порочить
меня, как алкоголика. Но я знал, что мне продолжает грозить опасность.
Предчувствие моё оправдалось. Очень тяжело обо всём говорить. Поэтому переключаюсь
на оптимистический мотив и шлю вам стих:
Энергия взаимного общенья
обогащает вас и нас.
Не возвращенье и не отреченье,
а вера нас уводит на Парнас.
*
Было дело. Но прошло и сплыло.
Чёрен день. И Невский берег сер.
Память вечна. Сердце не забыло
Холод, шорох смерти, «Англетер».
Но не знала Русь моя, молодка,
Что вершила чёрная рука,
Как разбилась у причала лодка,
Как от вас уплыл я на века.
Много лет Руси моей печальной
Снилась золотая голова.
Но никто не знал, что изначально
Молодость Есенина жива.
И не знала Русь моя, что Муза
Расплескала песни до Христа.
Нет с тех пор прекраснее союза,
115
Чем Есенин, жизнь и красота!
А в сентябре 1990-го года Серёжа Есенин передал Свирели акростих – так называемое
КРАЕСТИШИЕ, (читать крайние буквы по вертикали слева – сверху донизу).
В нём зашифрованы имена его убийц, которые вершили своё чёрное дело в гостинице
«Англетер»:
Это было несложно –
Раствориться в заре,
Лаской нежности ложной
Избыть в декабре
Хмарь осеннего утра,
Бросая в окно
Ласку – ветвь перламутра –
Юдоли вино.
Мне такая отрава,
Как спасительный Крест.
И забвенье и слава –
Не из нашенских мест.
В ноябрьские дни Душа России всегда невольно погружается в воспоминания о декабре
1925-го год, о безвременном уходе с нашей Земли Серёжи Есенина. Так в ноябре 1990-го года в
моём дневнике возникли маленькие поэмы – диалоги с Сергеем Есениным: «Печаль» и «Нота
соль»
ПЕЧАЛЬ
Печаль сквозит предвестием досуга.
И дремлет утомлённая рука.
И день как тень скользит. И нету друга,
Который бы увёл под облака.
Где вы, прекрасные и светлые, как арфа?
Где ваших голосов высоких трель?
Где чудный звук – омега или альфа,
Родившие не стынущий Апрель?
Ужель увял бутон тот не расцветший,
Который обнадёживал меня?
А я, на ствол взбираясь, словно векша, (белка)
Орех искала. И, его храня,
Скорлупку строчек в горстку собирала,
Как золото не стынущего дня.
Ужели белочку оставите без пищи,
Без ядрышек, и крепких и живых?
Она и нынче свой орешек ищет
Под лай собак сторожевых.
От одиночества и плачет и смеётся.
Но не в садах, где бродит Черномор.
Единой струйкой с грустью Мира льётся.
Но ей не внемлет величавый хор
Тех голосов в саду у чародея,
Что деву осчастливить собрались.
Печаль Душою белочки владеет,
И холодеет стынущая высь.
116
Где вы, где вы? – скажу и, повторяясь,
Рискну тревожить нежные сердца, –
Где вы? Живу, теряя и теряясь,
Без Матери, без Бога и Отца.
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
О, не грусти, мой друг медноголовый!
Я ждал сигнала. Я летел, как мог.
И разговор начать готовый снова,
Тебя бы я, мой друг, поостерёг…
Зачем отчаянье такое одолело?
Зачем кричишь и плачешь? Почему?
Считаешь, что кому, какое дело!
Есть дело – даже Богу Самому,
Есть дело и до Музы, до Апреля,
Который Пушкиным давно благословлён.
Прошла молчанья только лишь неделя.
Ноябрь стихом прекрасным обновлён.
Дай роздых, не гони, как на пожаре.
Закончим осень ласковым стихом,
Не в винном заполошенном угаре,
А на Пегасе нашенском верхом.
Да, мой Пегас покорен доброй воле.
Зачем грустишь? И слёзы, как алмаз,
Спадают горькие на горы и на поле,
И синевой налился Третий Глаз.
О, Белочка моя, твоим усердьем
Россия заполняет закрома
Прозрачных строк любви и милосердья
И зажигает ласкою дома.
Сердца оттаяли. И в них проснулось лето,
Не глядя на декабрьскую пургу.
Сама зима нам говорит об этом.
И я грустить уж больше не могу.
Скажу: Ну, как тебя мы только ни назвали:
Свирелькой, Белочкой, и Мамой, и сестрой,
И сколько ласковых имён ни надавали…
СВИРЕЛЬ:
О, ты, мой гений и герой,
Мой ласковый доверчивый спаситель
От боли, одиночества и бед,
Скажи, Серёженька, мой нежный исцелитель,
Закончилось молчанье или нет?
4.12. 1990 12 – 50.
НОТА СОЛЬ
Серёжа Есенин:
Я, Серёжа, ЕСЕНИН, тебе говорю,
Что декабрьской стужей сегодня горю.
Нам сегодня, поверь мне, зима нипочём.
117
Я твой стих открываю волшебным ключом.
Этот ключ – моё сердце, мой посох, мой смех.
Он рассчитан сегодня, родная, на всех.
Я рассыплюсь снежинками в утренней мгле.
Ты ко мне прилетишь на своём корабле.
О, волшебная ночь, полуночье светил!
Кто сегодня в окошке свечу засветил?
Я тебе расскажу о далёких Мирах,
Где гуляет газель в неизвестных горах.
Я раскину шатёр и как Лале скажу,
Что тобой бесконечно, мой друг, дорожу.
Ты – моя Шаганэ, ты – предвестник зари.
Говори мне о нежности, говори!
Видишь, как Авиценна уже я запел?
Стих горяч, словно луч. Но всему есть предел.
Говори мне о нежности и о любви.
О, мой друг, позови, я молю, позови!
СВИРЕЛЬ:
Если ты уверяешь, что любишь меня,
Где ты был до сих пор? Стих сильнее огня…
Где плечо, что могло бы опорой мне быть?
Где улыбка твоя, что вовек не забыть?
Покажись, коль ты смел, и силён, и умел!
Или нежность и воля имеют предел?
СЕРЁЖА:
Я не против тебе показаться, мой друг!
Но ведь ты не готова ко встрече такой?!
Ты не вышла ещё за означенный круг,
Да и я за далёкой скрываюсь рекой.
СВИРЕЛЬ:
Ты за Летой скрываешься? Это за ней
Так таинственно светят в пространстве огни?!
Ты далёк, но на Свете нет сердца родней
Средь мужчин – все земные и чужды они.
СЕРЁЖА
О, как здорово сказано: «чужды»! Мой друг!
Мне ведь тоже сегодня все чужды вокруг.
Я к тебе устремлён и Душой и строкой.
До тебя дотянуться мечтаю рукой.
Пусть рукою моей станет резвость стиха,
Что летит как олень и, не зная греха,
Шаловливо касается кроны дерев,
И тебя приласкает, дыханьем согрев!
СВИРЕЛЬ:
Где мне взять многозвучье потайственных струн?
О, Серёжа, где силы и мужество взять?
Где моя молодая упругая стать?
Как найти мне свободу и ноты перу?
Нота соль горькой каплей висит на стволе.
Нота соль меня тянет к родимой земле.
118
Нотой соль разрывается сердце с тех пор,
Как с тобою, мой друг, мы ведём разговор.
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
О, моя серебристая Свето-Свирель,
На струне твоей плачет и дышит Апрель.
И сиреневым облачком ласковый сад
Протянул свои ветви сквозь нежность оград.
Я в саду с этих пор. Нежность гасит печаль.
И Земли серебристо-зелёная шаль
Укрывает от взора бессчётность обид.
И навстречу Рязанщине взор мой открыт.
СВИРЕЛЬ:
О, Есенин, мой нежный ребёнок и сын!
Лель мой звонкий! Твой взор светит блеском росы.
Как мне высказать всё, что на сердце легло
И сковало цепочкой моё ремесло?!
Ремесло – петь на утренней чудо-заре,
Приносить тебе ландыши в декабре,
Уноситься к невидимым дальним Мирам
И внимать неизвестным волшебным хорам.
Бисер строк твоих сыпать на чистый листок
И молитву шептать, обратив на Восток
Взгляд неведомо кем зажигаемых глаз,
И лелеять не стынущий сердца алмаз.
Нота соль одолела все струны. И стон
Льётся нынче в меня со вселенских сторон.
Нотой Соль завивается локон во тьме.
Нотой Соль простираются звуки ко мне.
Нотой Соль запечалилось сердце Земли.
Нотой Соль твои песни на сердце легли.
Нотой Соль мне молчанье Вселенной грозит.
Нотой соль темнота мои взгляды слезит.
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
О, Свирель, свои струны до Неба воздев,
Ты поёшь чистотой и страданием дев.
В этом звонком прозрачном потоке огня
Нота СОЛЬ западает поэмой в меня.
В моё сердце врывается грусть. Я молчу.
Я тебя только слушать, родная, хочу.
О, Свирель, наша странная, нежная Русь!
Эту ласку когда-то я знал наизусть.
Нотой СОЛЬ разливается речка вдали.
Нотой СОЛЬ зарыдали мои журавли.
Нотой СОЛЬ материнский откликнулся дом.
Нотой СОЛЬ застревает рыдания ком.
Ноткой Соль моя нежность упала на грудь.
Нотой Соль я хочу на Земле отдохнуть.
Нотой Соль я стучусь в дорогое окно.
119
Ноткой Соль замерцало в бокале вино.
СВИРЕЛЬ:
Почему ж эта нота других превзошла?
СЕРЁЖА:
Потому что грустнее всех нынче была.
С этой нотой мы ищем потерянный рай
И находим судьбою измученный край.
С этой ноткой я всюду по Свету лечу,
С нею слиться я в песне с тобою хочу.
Нотой СОЛЬ начинали мы плач над Невой.
Нотой Соль удаляется строчек конвой…
«Нота Соль» поэма написана 4, 12, 1990 г. в 15-30 окончена.
В ноябре 1990 года Россия отметила 110 лет со дня рождения Александра Блока. И в
космическом дневнике Свирели появляются стихи и диалоги, говорящие о том, что Поэты в
Тонком Мире давно познали процесс Сотворчества.
Их поэтические энергии свободно перетекают друг в друга, дополняют и умощняют
каналы обоюдной любви друг к другу, к Родине, к Природе.
ЕДИНСТВО
СВИРЕЛЬ:
Кто это обо мне скучает?
Кто тревожит поцелуем.
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
О, это я, твой друг, Сергей Есенин,
Мой маленький и ласковый пророк.
Чем занимаешься?
СВИРЕЛЬ:
Мой друг, любезный гений.
Я извлекаю истины урок
Из упражнений некого Монро,
Который выходил из собственного тела,
Чтобы узнать о таинстве Миров.
С. ЕСЕНИН:
О, ты, мой друг, познав законы Мира,
Платон и тот не стал Земли кумиром.
Познать все истины, родная, не дано.
Спеши скорее посмотреть в окно
И насладиться днём, что дышит хмуро.
Снежок летит, как крылышки амура,
Касаясь щёк бездумно и легко.
СВИРЕЛЬ:
Скажи, Серёженька, насколько высоко
Душа, взлетая, может удалиться?
С. ЕСЕНИН:
Она летает там, где вечность длится.
А вечность разливается рекой,
Которой не грозит покой.
СВИРЕЛЬ:
Серёженька, мне слог твой огнемётный
Напоминает пушкинский разлив
Строки просторной и высотной!
Где наш Поэт – наш Гений и любовь?
С. ЕСЕНИН:
Мой Пушкин – он во мне, в тебе, в любом из нас,
Кто нежности в Душе на сто веков запас!
120
Скажи, однако, что тебя тревожит?
СВИРЕЛЬ:
Тревожит всё: что молодость ушла,
И то, что безнадежность сердце гложет,
И то, что время нам задачи наши множит.
И кто к ногам отцов венок возложит,
К их юности, что рано отцвела?
Вы, юные отцы страны многострадальной,
Где вы в своей юдоли дальной?
Куда судьба вас нынче вознесла,
Что здесь жестока и неласкова была?
С. ЕСЕНИН:
Ты знаешь, век наш во Вселенной длится.
Несёт строки родная кобылица,
По дней поверхности, роняя пены гнев,
Любовь и веру, нежностью искрится.
И длится поэтический распев.
И гроздь стихов морозов не боится.
Возьми ту гроздь, Прими привет от века,
Космического Чудо-Человека
Есенина, чья жизнь – в тебе, во мне,
Во всей моей российской стороне,
В любом из вас, чья жизнь меня тревожит,
В любой строке, что сердцу верность множит.
Взгляни на сумрак дня, печаль свою развей,
В строку вина причастия налей.
И причастимся, друг мой, к вечной тайне,
Великой, необъятной и бескрайней.
Взгляни: полет пушинок легковесных
Пророчит взлёт. И свод небесный
Поток лучей из вечности несёт.
Они тебя и лечат и поют,
И уронить надежду не дают.
СВИРЕЛЬ:
Мой нежный друг, смотрю на облака.
Уж свет зари возносится с Востока,
И мнится мне таинственность зрачка
Огромного неведомого Ока.
А от него летят таинственные взоры,
Волнуясь в поднебесной вышине,
Стремятся, странные, поведать что-то мне,
Вовлечь в неведомые разговоры.
И перламутр этих странных точек
Неуловим, бесцветен и бессрочен.
Скажи, о чём они мне говорят?
С. ЕСЕНИН:
Они тебе несут привет от нас.
Из Рая, как мы раньше называли.
И зорко смотрит сверху Третий Глаз,
Непознаваем и незабываем!
121
СТОЛЕТИЕ ПОЭТА –1995 год
1995 год был чрезвычайно плодороден на стихи и диалоги с Серёжей Есениным.
Стихи эти разнообразны по содержанию, по настроению, по ритмам, по проникновению в
суть вещей, по глубине философичности.
Это – Исповедь, Откровение распахнутой навстречу людям Души Поэта.
Стихи объединяет неподражаемая есенинская Муза, в сердце которой звенят колокола, поют
рязанские соловьи, непрерывно скачет любимый Пегас.
И сам Поэт возносится в этих ритмах в Небесные Миры, увлекая за собой Русь. Он – в
постоянном поиске, на потоке восхождения к Творцу!
ИЩУ СВОЙ ЯЗЫК
Поменяю ритм – я привык –
С рыси на галоп, на аллюр.
Я ищу свой вещий язык,
Бесконечность строф и фигур.
Я давно взнуздал рысака.
Он ко мне, родимый, привык.
Я взглянул на Мир свысока.
Я ищу свой вещий язык.
ИЗМЕНЕНИЯ
Отрекался от Библии, –
В Бога верил в Душе.
Разухабистым видели,
Выгоняли взашей.
Спорил я с эмигрантами
И кичился: «Поэт!»
Кто кичится талантами,
Тем прощения нет…
Нет, не столпник, не сахарный,
Я и нынче как бес.
Сыплю строки, как яхонты,
С утончённых Небес.
СВОБОДА
Ярлыки не раздавал.
Сам на них не поддавался.
Где посёлок, где дувал –
Всем по чести воздавал,
Быть товарищем старался.
Я в гербарии ничьём
Не хочу быть кем-то втиснут.
Знаю жизнь – что почём.
Не люблю возни и писка.
Я с достоинством прошёл
Эту жизнь – хмельное поле –
Знаю очень хорошо.
От стихов не отрешён,
Тем не менее – на воле!
122
УНИКАЛЬНОСТЬ
Поэт обязан нищим быть – Он Бог.
Владеет он Вселенной всей по праву
Ума и Сердца. И его чертог –
Его Душа. Он сам себе – Держава.
Он звёзды запускает в русло строк.
Он жемчуга роняет на прохожих.
Его Души прозрачный лепесток –
Он ни на что на Свете не похожий!
ПРЕДЗИМНИЕ ДНИ
Предзимних дней тоскующая россыпь…
Мороз напоминает о себе.
Берёзок увядающие косы
Приникли к утомлённой городьбе.
Полёт снежинок еле уловим.
Они, слетая с Неба, тут же тают.
И осени прозрачный херувим
Стихов осенних косу заплетает.
На горы опускается туман,
Ползёт как дым и навевает скуку.
Есенин, подними скорее руку,
Направь стихов сентябрьских караван.
Пусть ситец и алтас несут они,
Алмазом сердца пусть переливают.
И пусть тебя у нас не забывают
Ни в прошлые, ни в будущие дни!
Читателям, наверное, известно, что Серёжа Есенин был женат на внучке Льва Николаевича
Толстого Софии.
Брак оказался недолговечным. Существовало даже мнение, что Сергей боялся бороды Льва
Николаевича, которая мерещилась ему в каждом углу дома Толстых.
Сам Поэт в своём стихотворении, присланном России в 1995 году, так сказал о своём
мироощущении в этом помещичьем доме.
БОРОДА
Борода Толстого – это чушь.
Мнительность – большое наказанье.
Просто я на фоне этих Душ
Выглядел подростком из Рязани.
Сам себя крестьянином считал.
На меня со стен смотрели баре.
Мне казалось – в чём-то я отстал.
Здесь не место мне при самоваре.
Что-де затесался зря сюда,
Что постой-ка, дескать, на пороге.
На меня сердилась борода,
Напуская непогодь тревоги.
И хотел недаром я бежать,
123
Как Толстой – куда, не знаем сами,
Чтоб никто не мог бы провожать
Самыми последними словами…
ПОЗДНЕЕ РАСКАЯНИЕ
Развёлся я с последнею женой. –
Зачем мне тяготы чужой любви и жизни?
Они ушли куда-то стороной.
А я лишь должен собственной Отчизне,
Да Матери, да всей своей семье,
Да *детям, что разбросаны по Свету.
Меня не обвиняли во вранье
И в том, что совести и чести нету.
И тем больнее общий их упрёк.
Они как ангелы стоят у изголовья
И языком невысказанных строк
Мне говорят: «Что сделал ты с любовью?»
Я принесу своей Отчизне в дар,
Своей Любви и Матери и Сыну
Своих стихов рябиновых пожар.
И грусть разлук пожаром тем отрину.
*
В моей судьбе три Тани тоже были.
Они же и остались навсегда
Сказаньем праведным неповторимой были –
Любовь, надежда, вера и страда.
МУЗА
Я с Музою резвился и шалил,
В луга её заокские заманивал,
Духи цветов на эти косы лил,
А иногда как женщину обманывал.
Она не укоряла шалуна,
Сносила всё покорно и без ропота.
И иногда лишь слышала Луна
Нелёгкий вздох и дуновенье шёпота.
Мне Муза поправляла завиток
На слипшейся от пота пряди думы
И теребила сбившийся платок,
Когда смотрел я смутно и угрюмо.
Но, Боже, как легко пускалась в пляс,
Когда резвели ноги, плыло тело,
Как в старину на гульбище у нас
Родная Муза сразу молодела.
Она не забывала обо мне,
Как Мать, сестра, любовница и дочка,
Будила бубны звонкие во мне
И утирала вышитым платочком.
124
НИМФА ЛЕТО
Я не забыл, как розовым рассветом
Скакал на неуёмном скакуне,
Как юная смешная нимфа Лето
Прильнула гибкой талией ко мне.
Она Серка за ухом щекотала
Развесистой кленовою лозой,
То плакала, то звонко хохотала,
Увлечена июньскою грозой.
То радугу ловила в горсть ромашек,
То подносила мне сирень к виску,
То рукавом берёзовой рубашки
Гасила налетевшую тоску.
Я принимал те ласки поневоле.
Во мне стихов зрел новый урожай.
А Нимфа Лето утоляла боли.
Я женщин никогда не обижал.
НЕСМЕТНОСТЬ
Несметен Мир, несметны короба
Моей мечты, осознанно освеченной,
Моей судьбы, перстом Иисуса меченой,
Несметны жизни Бога и раба.
Сам Человек и Бог, и раб себе
В своей звезде, могиле и судьбе.
Примечание: * Детям всем, разбросанным по Свету… У Сергея Есенина было трое
сыновей и одна дочь. Первый сын Георгий родился в Москве, в доме Анны Изрядновой, корректора
из типографии Сытина, где устроился Сергей, приехав в Москву.
У Георгия судьба оказалась трагической. Он был арестован и расстрелян в 1938 году по
обвинению в заговоре против Сталина.
Второй сын родился от Серёжи Есенина у Надежды Вольпин. Надежда умная, красивая
девушка, была переводчицей, владела несколькими иностранными языками, оставила ребёнка,
вопреки уговоров Есенина. Сын был назван Александром. Он получил высшее образование и в
последние годы жил в США, работал юристом.
У Зинаиды Райх от Есенина родились сын Константин и дочь Таня. С Зинаидой Есенин
расстался через три года совместной жизни.
САМ БЕНЕДИКТ САРНОВ…
Однажды в 1995 году в связи с предстоящим празднованием столетия Серёжи Есенина, по
Московскому радио выступал историк Бенедикт Сарнов.
В центре внимания был вопрос о том, при каких же обстоятельствах Поэт ушёл из жизни.
Сарнов безапелляционно утверждал: «Нет никакого сомнения в том, что Есенин сам
покончил с собой!»
Прослушав эту беседу, минут через сорок, я принимаю от Серёжи Есенина стихотворение:
Сам Бенедикт Сарнов как будто был
Свидетелем моих последних дней.
Не он ли сам мне яд тот раздобыл?
Не он ли мне затылок раздробил?
Не он ли мне верёвку попрочней
Нашёл, чтоб затянуть её сильней?!
125
Я не хочу кого-то обвинять.
Убийцы все наказаны давно.
Но слово обвинения ронять
На гроб Поэта, чтоб его донять, –
Ну, право, некрасиво и грешно!
Да я буянил, и кричал, и пил.
Но кто же в том, скажите, виноват?
Быть может тот, кто Питер оскопил?!
Да, прямо скажем, смел и тароват
Историк наш. А проще – туповат…
Затем Серёжа повторил свой акростих, где последнее четверостишие прозвучало совсем
по-другому:
Это было несложно:
Раствориться в заре.
Лаской нежности ложной
Избыть в декабре
Хмарь осеннего утра,
Бросив ветру в лицо
Лист стиха-перламутра –
Юдоли кольцо.
Меж Землёю и Небом
Камнем странным парить
И растерзанным Фебом
«Нет» любви говорить.
И затем продолжал:
Акростих сказал всю правду –
ниточка к судьбе.
Бенедикт Сарнов не прав был,
говоря тебе,
Что, мол, сам Есенин кончил
свой печальный путь.
Нет. Его смогли прикончить
Только те, кто судей корчит,
чтобы не вздохнуть…
А в 2005 году в день гибели Серёжи Есенина, Свирель получила ещё один его акростих
(тетрадь 2005 года, стр. 156)
Этот Мир земной вдруг рассыпался,
Растерял все краски заветные.
Либо радость вся вышла, сгинула,
Или молодца други кинули.
Хоть горит ещё сердце розою,
Будто пламя зари закатное.
Лето красное отзвенело в нём,
Юг и Север в нём перепутались.
Может, выглянет ещё Солнышко?
Кто ответит мне, кто поручится?
Или сгинуло счастье в непогодь?
Но я знаю, заря пробудится.
Сергей Есенин, 25 декабря 2005 г.
126
Повторив в акростихе в других словесных выражениях роковые имена исполнителей
преступления, Сергей Есенин подтверждает истинность информации о виновных в его гибели.
БОЖЕСТВЕННАЯ СУТЬ
В стихах моих читатель должен
Найти божественную суть
Тех слов, чей звук, на вздох похожий,
Нам может молодость вернуть.
Тот образ жизни бесконечной
Живёт и в сердце и в траве
И к своенравной голове
Свой Путь прокладывает Млечный.
ПЛОД СТРАДАНИЙ
Всё творчество моё – есть плод
Моих движений и страданий,
Разлук, стремлений и свиданий
У милых стареньких ворот.
Рязань была моим началом,
А продолжением – Москва.
Конец мой видела Нева.
И вот я снова у причала,
Плыву по звёздной вышине.
Веслом стиха глубины мерю,
И в Русь свою как прежде верю.
И вашу притчу обо мне
К стихам берёзовым примерю.
КТО ТАМ МЧИТСЯ?
Нежность музыкой струится
В золотой рассвет.
Посмотри, там кто-то мчится
И несёт привет
От рязанского раздолья,
От забытых нив.
Ох, моя крутая доля,
Чту тебя, былые боли
В сердце сохранив.
ЛЕТИ, МОЙ СТИХ!
Собрать стихи, запрятать в переплёт. –
Пусть новой книжкой заживут однажды…
Но разве может прерванный полёт
Стать лекарем неутолимой жажды?
Нет, жажда жить и думать, и гореть,
Взлетать над Миром и сгорать в полёте
Сильней стремленья стих свой запереть,
Пусть даже в золочёном переплёте.
Пусть как легенда мчится на поветь,
Пусть повторяется в известном «Ку-ка-ре-ку»!
Лети, мой стих. А я лишь здороветь
127
Готов, роняя стих в сердца, как в реку.
СТИХ–ЯБЛОКО
Роняю стих как яблоко в ладонь.
Узрите: плод румян, душист и вечен.
Поэт рождает яблоко с трудом,
И значит, он Душой не искалечен.
Возьмите: аромат стиха велик.
Он очищает время и пространство.
Он зёрна Истины роняет на язык
И дарит всем любовь и постоянство.
КУПЕЛЬ
Мне любая погода – купель
Беспощадной и ласковой были.
Мы с тобою, мой друг, не забыли
Про Свирель и Апрель.
Снег сегодня взбесившись летит,
Облетают последние листья.
Месяц ветром тропиночки чистит
И листвой шелестит.
Мне любая погода – купель,
Окунувшись в которую, таю.
Милый друг, мне тебя не хватает.
Где твоя золотистая трель?
ЖИВУ
Живу в снежинке, брошенной в ладонь,
В октябрьском ветре, обуздавшем тучи.
Сверкай, сверкай, мой юбилей летучий,
Не замечай, что твой Поэт – седой.
Седой, как снег, спустившийся с небес.
Но золот колос в голосе поющем,
Родное сердце нежным звуком рвущим,
Осиротившим мой российский лес.
Но я живу в снежинке и в руке,
Принявшей посох от Души и века,
Есенина – простого человека
Прославившей в ромашковой строке.
ПАМЯТЬ
9 мая 1995 года Россия отмечала 50-летие Великой Победы. И от имени России Свирель
поздравляла с Юбилеем всех любимых людей, которые продолжают жить на Планете Душ.
СВИРЕЛЬ-РОССИЯ:
Родные, вас Россия поздравляет
С Великим Юбилеем. Славен час,
Объединивший не случайно нас
Полсотней лет в начале Мая!
Примите от Руси поклон сей низкий,
От уцелевших внуков, сыновей,
128
Поставивших Победе обелиски,
От будущего ждущих новостей.
Как вы там дышите? Каков итог страданий?
Какая предначертанность дорог
России без бюро и заседаний?
Каким он видится – страданий всех итог?
Сергей ЕСЕНИН
от имени Планеты Душ:
Прости, Россия, так тесны дороги.
Но мы все вместе в омуте людском.
Пожалуй, рано мыслить об итоге
В лесной глуши и в шуме городском.
Так мало сделано. Так сердце исстрадалось
За дичь в умах, и в нравах, и в делах.
Та злоба, что над нами издевалась, –
Она ещё с тобою не рассталась
И дремлет за углами и в стволах.
РОССИЯ:
Неужто выстрелит? Неужто мало терний,
Которые – венцом на голове
России нынешней? И звон её вечерний
Как слёзы матери, пропавшие в траве?
Серёжа ЕСЕНИН:
О, не дрожи, Россия, главный стержень
Любви и жизни, веры и любви
Когортой Совести и Разума удержан,
Но не уйти от розни и борьбы.
Драчливость – вот безвременья причина,
Бездумность безголового житья.
Иные думают – на то он и мужчина,
Чтобы у каждого была война своя.
Хорош запал, когда идёт он в дело,
Когда на пользу хате и Душе.
Спасая Русь, Душа помолодела.
И росс в тот час героем назван смело, –
Здесь не виною кровь на палаше!
Святой Георгий и Георгий Жуков –
Не зря созвучны эти имена
В труде, в борьбе, в стихе и в трубном звуке
На вечные святые времена.
Кто знал великих теней имена,
Тот в сердце нёс великое терпенье,
На вечные святые времена
Входя в стихи и песнопенья.
РОССИЯ:
О, братья старшие, прекрасные Отцы,
Попавшие в объятья страшной сечи,
Для вас, нелёгких дел предтечи
Судьба готовила венцы,
129
Венцы бессмертья, веры и любви.
Они в сердцах людей навеки свиты.
А ваша доблесть – у Руси в крови.
Той кровью честь и молодость омыты.
ДА СГИНУТ ВСЕ ПРЕДАТЕЛИ И ЛОЖЬ!
8 октября 2015 года, в момент, когда я вспоминаю Сергея Александровича Есенина и
размещаю вот эти строки на страницах будущей книги, узнаю, что новоявленный президент
Украины Порошенко на деньги некоего олигарха поставил в Америке мемориал жертвам
голодомора, который якобы устроила в 30-х годах Россия на Украине.
Ставленник олигархов «толкает» в Америке речь об «агрессивной» России.
А окружающие плачут, веря в то, что устами Порошенко глаголет истина.
Но, в самом деле, Порошенко, с помощью иностранных наёмников сбросивший законное
украинское правительство, лишь играет на чувствах людей, совершенно не знающих ни истории
Украины, ни истории России.
Ложь пронизывает все его фразы.
И Сергей Есенин, на правах представителя Планеты Душ даёт отповедь временщику:
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Что ныне там у вас? Опять грозят секирой,
Бандеру поднимая на щиты?!
Обезумевшему от слёз внушают Миру,
Что он был эталоном доброты?
А выкормышей клики гитлер-югенд
Вновь выдают за истины борцов?!
И на Украйну ринулись ворюги –
Сыночки оголтелых подлецов.
Голодомору памятник поставив,
Изобразив Украйну жертвою Руси
Вне фактов исторических, вне всяких правил,
Ты, Порошенко, сам прощения проси
У Бога. Ведь тогда вся Русь страдала
От голода, у Мировых Ворот
Она от истощенья умирала.
Но в том был виноват переворот.
Временщики, как ты, пришедший к власти,
Терзали голодом российский весь народ.
Чтоб усмирить бушующие страсти,
Сам Ленин говорил: «Пускай умрёт
Вот этого г-на хоть половина.
Оставшихся скручу в бараний рог».
Временщику страданья славянина
Лишь прибавляет утвержденья срок.
С подачи аглицких и западных банкиров
Устроен на Руси переворот.
Ведь Русь мерещится им как угроза Миру.
Им ненавистен русский мой народ.
Вот почему *товарному вагону
130
Доверили вести на Русь чуму.
Чума угрозой стала, но не только трону,
Но даже капиталу самому.
И завопили, завозились снова,
И натравили Гитлера на нас.
Но Гитлер вышвырнут священною подковой
Коня Георгия. И вражий пыл угас,
Но временно. И вновь заговорили,
Что Русь возникшая – всё тот же злой Союз,
Который сами же успешно развалили,
Взвалив на нас той перестройки груз.
Вот так и тянется и льётся век от века
От Запада на Русь сплошная ложь.
Теперь уж воспитали человека,
Которого ничем не прошибёшь.
Он верит, что свиреп медведь российский,
Но сам не знает, где тот зверь живёт.
Вот так голодомору обелиски
В Америке и строит живоглот.
На троне временном и ты, пришедший к власти
Отрепьев Гришка, самозванец и палач,
Сам разжигаешь у Украйны страсти,
Начав о гладоморе лживый плач!
А сам распродаёшь Украйны земли
И, разбазаривши народный кошелёк,
Ты зову совести страны не внемлешь,
Не чуешь, что твоей макитры срок
Кончается. Не примеряй короны
На глупую продажную башку.
Качаясь, падали и не такие троны.
И время золотому петушку
Даст очень скоро. Роковое ку-ка-ре-ку
Бредовые дела временщика
Отринет. И духовного калеку –
Тебя – столкнёт с большого сундука.
Ты сам устроил бойню на востоке,
Донецких убивая жён, детей,
И приговаривая: «Сами вы жестоки,
Достойны голода и каменных клетей!»
Бандеровцы, вся ваша волчья свора,
Все порошенки и ясенюки
Всевышнего дождутся приговора
И сгинут от карающей руки!
Добавлю, – сказал Серёжа Есенин, – в отношении странного мемориала голодомору и всей
этой вакханалии вокруг мнимого намерения России, которая сама страдала от глодомора,
навредить Украине. Здесь всё лживо:
131
Нелепо выглядит вся эта процедура, -
Оплакав сей фальшивый монумент,
Потомки Ротшильда забыли, что фактура
Скрывает исторический момент,
Когда, грозя мечами и секирой,
Поклонник доллара под грохот канонад
Сам уподоблен был дракону и вампиру,
Гнобя и негров и индейцев – всех подряд.
Вот было б здорово, чтоб матушка-Россия,
Запечатлела истины момент –
Поставила страдальцам монумент!
О чём бы вы тогда сказали и спросили?
Примечание: Только в годы так называемой перестройки (90-е года 20-го века) в России
стал известен факт о заговоре буржуазии Германии и Англии, задумавших уничтожить
развивающуюся Россию, которую они всегда считали своим главным врагом.
Решено было в Россию взорвать изнутри, экспортируя туда революцию.
Поэтому немецкие банкиры финансировали террористов во главе с Лениным. Ленин,
финансированный банкирами западных держав, приехал в Петроград тайно, в товарном вагоне.
На деньги заграничного капитала издавались большевистские газеты, листовки, работали
большевистские агитаторы, действовала большевистская агентура, и совершался октябрьский
переворот.
Но возникшая страна Советов вновь стала набирать силу, превратилась в мощную
индустриальную Державу.
СССР в глазах мировой буржуазии опять стал представлять для них главную угрозу. Тогда
последовало натравливание Гитлера на Советский Союз с целью уничтожить СССР, или, по
возможности, максимально ослабить.
РОССИЯ:
Серёженька! Как чётко и как жёстко
Ты произнёс Небесный приговор
Фигурам тем из тёмненького воска,
Расплавит коих их же злобности костёр!
РЕМАРКА.
Итак, 194 страницы книги «Рязанский Вестник» отправлены Софии Бланк. 14 ноября 2015
года в ночь от Софии получено сообщение: «Прочитаны все 194 страницы. Книга получается
значительная. Достойна опубликования. Стихи и поэмы вызывают восторг. Дерзайте! Наша
задача: донести содержание книги до максимального количества читателей! Целуем, любим,
София».
Я делаю выводы: «Не следует оставлять без внимания другие поэмы, диалоги с Серёжей
Есениным, где в более свободном стиле идёт разговор Свирели с Поэтом. Эти страницы тоже
будут интересны для читателя.
И жалко прятать их содержание – в космических дневниках – в никому не доступных
тетрадях.
Свирель начинает беседовать по этому поводу с Сергеем Есениным.
СВИРЕЛЬ:
Серёженька! Твой стих достиг Софии мудрой.
И вынесен ему Софией приговор:
Твой стих – костёр. Он лечит Душу, очищает взор
И сердце до высот Небес возносит.
Он облегчает день и ничего не просит.
И я решусь на раунд на второй,
132
Хоть далеко не столпник, не герой,
Но замыкать твою строку в своей тетради
Я думаю грешно. И Бога ради
Хочу отдать строку ту жаждущей молве.
Ведь та строка, подобная траве,
Росла, с Небес те зёрна собирая,
Светла и зелена, но далека от Рая.
А под травой, укрытой бирюзой –
Поэта сердце, переполнено слезой.
Свирель Поэту – Русь вторая,
Верна в любви ему, и плача и сгорая,
Его поэмы книге отдаёт,
других не выбирая.
Как думаешь, Серёженька, нужны
Читателю поэмы той весны,
Что будоражила и Леля и меня,
Как сполох поднебесного огня?
Не разделяя розы и осот,
Соединив в строке стручок острот
С потребностью рождения поэм
В их разномастности сюжетов, тем?
Что скажешь Ты, Учитель мой, Сергей,
Козу упрямую не гладь и не жалей!
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Скажу Свирель, что ты опять права:
Нельзя у Неба отбирать права
На заполнение тетрадки той строкой,
Что ей строчит Сергей своей рукой.
И пусть читатель понимает, что процесс
Со-Творчества порой приносит стресс.
Не всё так просто – от руки к руке!
Порой приходится и спать на потолке,
Пока любимую до сердца не проймёт
Тех поэтичных строчек огнемёт.
И доступ строк тех до читателя прервать
Не могут мысли про подушку и кровать.
И я уверен – ни один Поэт
Ни на рассвете, ни на склоне лет
Не отрекался от мечты о том,
Чтоб слиться с музой в единении святом,
Роняя в Музу зёрна, чтоб они
Любовным током в будущие дни
Вошли. Поскольку кровь, а не водица
Даёт любовью каждому напиться.
Даю тебе наказ: Свирель, не сомневайся
133
И половодьем строчек разливайся.
К сему: Есенин сам, любовник всей Земли.
Живу, дышу, снега не замели.
Я диалог с любимой продолжаю.
И, как положено, зерно любви рожаю.
СЕРЁЖЕ ЕСЕНИНУ.
На первую встречу с Поэтом.
9 .08. 1989.
Серёжа, с золотистым хлебом
Сравнить то имя я могу,
С весенним ветром, синим Небом
И на песчаном берегу
С челном, что в путь намечен снова.
Серёжа! Заалел Восток.
И кудри парня молодого
Ласкают стынущий висок
Планеты, ждущей обновленья.
Пролейся ласковым дождём.
И Мир, не выдержав сравненья,
И мы, в пылу освобожденья,
В твои объятья упадём!
ЧТО БЫЛО, ТО СТАРО
18–17 августа 1989.
Мятый лист бумаги старой
На заброшенном бюро
После пьяного угара…
Всё, что было – то старо!
Пообтёрлось, обветшало
Платье стираных берёз.
А тебе и горя мало –
Ну, целуй меня до слёз!
НОЧЬ
На холщовый купол ночи,
На родной рязанский плёс
Звёзды выкатили очи,
Бьются о берег до слёз.
В золочёной ступе лета
Зреет краешек зари.
Ты ещё, мой друг, раздета?
Встань к окну и посмотри!
НИЧЕЙ
Сенцы скрипели, как голос охрипший.
Плакал в лесу соловей.
Пели вы песню о Силе Всевышней:
«Боже, кручину развей!»
Горе нам, горе нам, – плакали очи,
Словно плескался ручей.
Кто-то сегодня разлуку пророчит….
Чей ты, мой милый? – Ничей!
ПРИЧИТ
134
Страсть полуденного Солнца
Выпивает губы досуха.
Отвори скорей оконце,
Ни трудов тебе, ни досуга!
Всё кропаешь строчки пёстрые,
Всё кружишь свою головушку.
Ой вы, ели, ели острые,
Ну, сокройте же соловушку
От людского взора-полымя,
От недоброго, не светлого.
Ну, скажи-ка, чем наполню я
Короба свои несметные?
НЕТ ТАКОГО СЛОВА
Розовые губы, странная походка.
Никого не любит рыжая молодка.
Ходит, словно пава, резвая такая,
Шалая забава, сердцу дорогая.
Нет на Свете слова, сильного такого,
Что сразить могло бы детище Петрово.
(Речь – о Татьяне. Татьяна – дочь Петра)
ПЛАЧ
В кружевную осень выплеснул ветер саваны берёз.
Я у милой нынче выпросил целовать её до слёз.
Цвет измятый цвета белого вянул в алости зари.
Ах, чего же мы наделали?! Никому не говори!
Что же скажет нынче Матушка? Снова в горенке запрёт. Ах ты, свет ты мой
Иванушка! Сердце бедное замрёт.
ПОРОГ СУДЬБЫ
поэма.9.28.08.1989)
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Сердце кровью обливается,
Как увидишь и прочтёшь:
Всё Душа родная мается.
А стихи твои – как нож
С болью вынуты и вымыты
Светлым ветром и дождём, –
Неприкаянные сироты
С непросохшею слезой.
Как их взять и как приветить их,
Эти грустные стихи?
На груди – ножа отметины.
Наши тяжкие грехи…
СВИРЕЛЬ:
Мой родной, мой грустный, мой весёлый,
Где ты там – в столице иль в Раю,
В Питере, иль ты летишь по сёлам,
Рассыпая песенность свою?
Где ты там грустишь, поёшь об этом,
Как России светлый властелин,
Некогда мечтавший стать Поэтом,
135
Оказался вдруг совсем один,
Спит нелёгким сном, и не проснуться
От кошмара синего вина.
Изо всех возможных революций
Сыну не приспела ни одна.
В горле – ком от прочитанных строк…
Что ж ты мог, мой родной сынок?
Что ж ты мог в тот нелёгкий срок…
Всё ты мог – себя не сберёг!
Над твоей судьбой исплачусь,
Как над нынешней судьбой.
Может, всё переиначил
Ты там нынче? Песню пой
О своей России синей,
Той, что тройкою звенит.
Пой и лей своей России
Песни в солнечный зенит.
Серёжа ЕСЕНИН:
Ты плачешь обо мне, как о заблудшем сыне.
Ты плачешь обо мне, как Мать не плачет ныне.
До будущих времён от нынешних открытий
Твоя слеза – как стон. И мне уж не забыть их –
Те слёзы и ту боль, что пролиты мне в Душу.
Как быть теперь с тобой? Печаль меня задушит.
СВИРЕЛЬ:
Не болей моею болью. Я здесь не одна.
Я с твоею же судьбою. Снова влюблена
В этот омут, омут вешний – синь твоих очей.
Назовусь твоей Россией, если ты ничей.
Это ты меня сделал такой,
Слишком прыткой и обещающей
И своею крестящей рукой,
И молящейся, и прощающей,
Возносящей до неба мольбу
И Всевышнему и Богородице.
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Ты, Таня, мне нужна,
Как почва и как пашня,
Как нежность и весна, –
Не лепесток опавший,
Чтобы ронять зерно
Любви и благородства
Для передачи Душ,
Их будущего сходства!
СВИРЕЛЬ:
Люблю тебя, мой нежный и простой,
Страдающий, и тихий, и тревожный,
Прозрачный Гений мой. Своею красотой
136
Душевною Ты всё на Свете можешь!
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
И я надеюсь, ты мой друг, не возражаешь,
Чтоб вместе с загнанным, обузданным Поэтом
Рожать поэму? Ты уже её рожаешь,
И плачешь, и грустишь при этом.
СВИРЕЛЬ:
Я плачу о судьбе твоей,
чья кровь запекшеюся раной
мне сердце бередит.
Во мне та боль сидит.
И поздно или рано,
Но выльется она
в большую панораму
Родной Земли, что скорбна и больна.
Но, к счастью, не одна, –
Велика и сильна тобой, Поэтом!
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Едем долго, едем громко.
Кто бы знал, на сколько лет
На моей родной сторонке
Спрячут Ленина портрет?
Брошу вызов, грянет клич:
Где он там, родной и звонкий,
Милый, нашенский Ильич?
Не засаленный цитатой,
Не общипанный бедой,
Чистый, светлый и крылатый,
Пусть в усах и с бородой,
И пришур лукаво-детский
Дорогих забытых глаз,
Но и впрямь – родной, советский,
В самый корень, в самый раз!
Не забытая икона,
Не Архангел Гавриил,
По Закону, вне Закона,
Ленин, что ты натворил?
Слышишь, ведаешь ли, милый,
Как житуха довела
Ну почти что до могилы
*Буриданова осла,
Что приманкою цитатной,
Брёл, ломая кости ног,
Страшной силой аппаратной
Загнан был и занемог?!
СВИРЕЛЬ:
Да, Ленина постигнем лишь с годами.
И, думаю, что многое простим.
Но ты скажи, как мы с тобою сами
Свою судьбу земную разрешим?
137
Серёженька, ты говоришь мне о лете,
Которое было, ушло, унеслось.
А что золотыми лучами согрето,
То серебром нынче внезапно взялось.
Но, чу, в глубине отощавшего сердца
Звенит родничок из душевных глубин.
Он бедной Душе помогает согреться,
Роняя свой пыл на макушки рябин.
Я с этим огнём согласую движенье
Не стынущих губ и непознанных рук.
О, славься, великое преображенье
И празднуй пришествие сладостных мук!
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Я скажу тебе, что так тревожно
Зазвенели бубенцы любви.
Задевай их. Только осторожно.
Ну, а если упадут, лови,
Колокольцы золочёной влаги,
Утренние первенцы любви!
СВИРЕЛЬ:
Как нежно, как бережно сердце несёт
Предвестье каких-то открытий.
Душа твоя – это, считай искромёт.
Она призывает в бездонный полёт.
И трепетность ту не забыть мне!
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Я скажу тебе, и ты ответь мне,
Что волос твоих бурливых медь
Невозможно нынче не заметить.
Не возможно в песне не воспеть.
И не потому, что так красива,
И не потому, что ты одна,
Но в походке стройно-горделивой
Радостная вотчина видна.
Глаз раскосых сумная година,
Губ не стылых ласковая новь.
Я дождусь, когда родишь мне сына
Ты, моя косматая любовь!
СВИРЕЛЬ:
Не знаю, сын то будет или дочь.
Названий нынче много у поэмы:
«Космический полёт», «Забвенье», «Ночь»,
А, может, – «Колдовство» иль просто – «Юность темы»?
Не всё ль равно, как этот труд назвать:
Девичьим именем иль именем мальчишки?
Но главное, не надо забывать,
Каков порог судьбы у этой книжки:
Промчится ли в космическую высь,
Как эНэЛО, сверкнув над милым краем,
138
Иль упадёт как камень вниз
И, падая, замолкнет, замирая?!
Как думаешь ты, друг, скажи?!
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Когда вдвоём из старого колодца
Мы выплеснем серебряную новь,
Уверен, что и молодость проснётся,
И заиграет старческая кровь,
Присев на тёплую завалинку событий.
Не спите, милые, я им скажу, не спите,
Над вами царствует любовь!
СВИРЕЛЬ:
Серёженька, ты помнишь, я сказала,
Что та страна жива, где жив Поэт?
Но если нет причала иль вокзала,
То вдохновенья тоже нет!
Мы сердце приютим у тихой рани,
Что обещает солнечную высь
И здесь, вдали, в тиши воспоминаний,
Родим стихи, как сами родились
В глубинке ласковой и розовые зори
Впитали в радостную необвислость щёк.
Здесь Пушкина с тобою мы читали.
Он в нас вошёл и нас с тобой сберёг!
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
И вечный жар восторженной Души,
Неуспокоенной Души Поэта
Живёт во мне, в тебе, мой друг, пиши,
Твори, лети и празднуй лето,
Где все поляны хороши!
22 августа 1989 года.
ВОСХОЖДЕНИЕ
поэма 24 августа 1989 года
СВИРЕЛЬ:
Всё смешалось – быль и сказка: На простор житья
Мчится с утренней коляской светлая, своя
Тройка. Мчится с бубенцами на простор Души,
С пристяжными жеребцами. Встань и не дыши.
Чей же зов в глуши осенней вызволил тот бег?
Это ты, Сергей Есенин, милый Человек!
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Не скажу – уйди, на моём пути отдохни.
Но скажу – взойди, на моей груди ты усни.
Свет мой ласковый, нерастасканный, мне в окно
Брось сирень. Новый день взошёл,
Новый век пришёл. Хорошо!
СВИРЕЛЬ:
Рада бы коснуться я груди
В голубой, такой родной рубашке.
Ты сегодня снишься мне вчерашним,
Но кому теперь принадлежишь?
Мне о том не пишет Айседора.
139
Или только ласковая тишь
Твоего вселенского простора
Соблазняет страсть осенних губ,
Упиваясь розовою ранью,
И поёт: Ты мне, Есенин, люб!? –
Потому что ты вселенский странник,
Или мне теперь принадлежишь?
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Проходим разминку стихом с тобой.
Моей половинкой – с тобою любовь.
Прости, если что-то не так я сказал,
Мужицкая прёт из меня Рязань.
Скажи мне «Не тронь»!» – Я не трону тебя,
Лишь в мыслях сомну, как платок теребя.
СВИРЕЛЬ:
Серёженька, ты мне так нужен, как друг,
Как вешнее Солнце, как ветер, как луг.
Грустим и смеёмся сегодня с тобой
И песней взовьёмся. И нашу любовь
Боимся покинуть, обидеть, забыть.
Как сердце отринуть? Ведь мы – не рабы!
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Боимся, милый друг, боимся,
Себя боимся превозмочь.
И лучше снова озаримся
И загоримся в эту ночь
Скажи мне, друг, какого мненья
Об этом ты? А что по мне
Давно такого откровенья
Мы не видали при Луне.
СВИРЕЛЬ:
Я таинство твоей в простор ушедшей ночи
Ловлю дыханьем, сердце затаив.
И что та ночь ещё двоим пророчит,
И что она разделит на двоих?
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Она разделит кров и нежность губ.
Она прорвёт молчание Вселенной.
Скажи, родная: «Как ты люб!»
И сердце будет откровенным.
СВИРЕЛЬ:
Ты люб, Серёженька, нет ныне в поднебесье
Другого сердца, что зовёт меня
К высотам радости и песни
и к восхожденью бытия,
Что означает труд совместный
и плод раденья и любви!
И жить легко и интересно.
Меня любимой назови…
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Я назову стократ. Ты не успеешь даже
сказать в ответ обугленное «нет».
Мне тот ответ как камень ляжет
на сердце и на мой портрет.
СВИРЕЛЬ:
Ты мой ребёнок, светлый и игривый,
140
Простой и нежный, милый и живой.
Прости, хочу назвать я львиной гривой,
что золотою называли головой!
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Не львиная давно. В ней нет уж злата.
На смену злата серебро пришло.
Так я тебе заместо брата,
или как сын, а чувство отошло?
СВИРЕЛЬ:
Нет, мой родной. Я просто лишь не смею
тебе об этом нынче говорить.
Ведь если вместе быть, то я напомнить смею –
Поэму нужно нам друг другу подарить!
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Скажу опять тебе о том, что я Поэт, но и мужчина.
Поэтому великая кручина
меня ведёт в твой отдалённый дом.
СВИРЕЛЬ:
Серёженька, но расскажи о том,
что значит для тебя возможное сближенье.
Оно как на Земле даёт преображенье
и телу и Душе? Иль это лишь одно воображенье?
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Да, я хочу тебе сказать,
что всё свершается по воле Провиденья.
И нам от этого, родная, не уйти.
Бессчётность встреч – на нашенском пути.
СВИРЕЛЬ:
Ты радуешь меня, источник чуда,
Которого не видел белый Свет.
Скажи, мой милый друг, ну, кто ты и откуда?
Ты для меня – любимый и Поэт!
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Я льщусь быть полностью твоим отныне
И принимать дары космических высот.
Но ты, подобно Пушкинской Наине,
Прошу, не старься! Этих чувств водоворот
Тебя омоет девственной росой
И молодость с пшеничною косой
Взойдёт ко мне на лоно светлых дел.
И я, глядишь, с тобой помолодел!
СВИРЕЛЬ:
Ты мой. Я это чувствую, я знаю,
не будет нам помехи
ни в любви, ни в деле.
Ты знаешь, мой родной,
как все самцы земные надоели,
что не могу смотреть!
СЕРЁЖА:
Ну, просто умереть
над этаким сравненьем.
Иди, мой друг, ко мне без сожаленья.
Сумею им я сопли утереть!
СВИРЕЛЬ:
Не сомневаюсь. И люблю, и маюсь,
И чувствую и верю и горю.
141
Но холоден, подобно январю,
Тот луч, что я поймать стараюсь.
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Ты что, любимая, я здесь. Я весь горю.
Себя ругаю и за всё корю,
что я о прежние привычки спотыкаюсь.
А тех привычек тьма.
Боюсь, они сведут меня с ума.
СВИРЕЛЬ:
Скажи, мой друг, так что так тебя тревожит?
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Терзает всё: привычка к лёгкой страсти –
упасть и рвать любимую на части.
Привычка быть в одной постели
лишь час, – все бабы надоели.
Привычка приходить тайком
к её постели босиком,
Привычка – лечь к родному изголовью
и петь ей песенку соловью.
Да вдруг вспорхнуть и улететь,
чтоб не попасть в златую сеть.
СВИРЕЛЬ:
Смеёшься ты – тебе не страшно
потерять огонь любви?
Ты охлаждаешь пыл надежды, веры
Такою откровенностью без меры.
Уж я была готова уронить
свою печаль и радость пред тобою,
А ты вздохнул: Не падай, подожди,
я убегу тотчас, когда увижу,
что придвигаешься поближе!
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Я сделал глупый шаг и в том себя виню.
Ты видишь, просто враг попутал.
Поверь, храню в Душе запас нетронутых святынь.
Они – для нас, поверь! Родная, не остынь.
Не надо стынь-беды на голову мою.
Грядущие труды в слезу солью!
СВИРЕЛЬ:
Нет, не виню тебя я, мой родной,
Ни за разгул, ни за былые пьянки.
Я тоже, наподобие цыганки,
Ныряла вдруг в чужой шатёр,
А свой, сумной, на время забывала.
Вини меня, коль можешь. Я тебе
Такой же откровенностью отвечу.
Но я надеялась, что ты, родной,
меня единственной, одной
сегодня назовёшь,
идя на эту встречу!
ЕСЕНИН СЕРЁЖА:
Свирель, ты как всегда права.
На то твои свирельные права.
Но я тебя беру за эти плечи
И говорю средь ночи и средь дня:
Я твой на много лет. Ты не согласна?
142
Однако, знаешь, ведь любовь опасна,
Зато она от эгоизма лечит.
Вот мой ответ, который мчится издалече.
Ну, больше мне, родная, крыть уж нечем…
СВИРЕЛЬ:
О, увы, согласна. Но знай,
что буду плакать о тебе теперь:
ведь ты такую ношу взвалил себе на плечи.
Ведь я, как ты сказал, действительно, далече…
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Но я тебя молю: пусть нежность поцелуя
уста твои зажжёт. И робость нежных рук
охватит осторожно.
Клянусь тебе – любовь мою заметить можно,
когда так важен древний наш союз –
Союз Поэзии на лоне Душ и Муз!
Скажу ещё: Зачем меня так мучаешь, малютка!
Всё это пища для страдающей Души.
А ты попробуй песню напиши,
Когда горит в ночи и светит самокрутка!
СВИРЕЛЬ:
Скажи, мой друг, как достигает
лёгкости такой наш стих?
Ведь для меня такое чудо – до сих пор загадка!
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Наш стих? Но я тебя лучом достиг
и, уверяю: мне так сладко!
Ужели ты сама так недогадлива, родная,
что я, от счастья замирая,
пронзаю чувством, болью и стихом высоты Рая?
И нас грехом не попрекнут, ей-богу, дорогая!
Космическая Высь восходит к апогею
в стихе, как в страсти.
И иных следов ты не найдёшь.
Была – и нет. На то он и Поэт,
чтоб, время вопрошая,
увидеть, как Медведица Большая
по Небу к нам спешит
приветствовать Природу
И подарить Созвездие народу.
А остальное – время довершит!
Примечание: * Буриданов осёл. Выражение это пошло из Франции 14-го века. Учёный
Буридан или Бюридан выдвинул теорию, что поступки людей и животных зависят не от их
собственной воли, а исключительно от внешних причин.
В доказательство он приводил такой пример. Если перед голодным ослом по обе стороны
его морды на равных расстояниях положить одинаковые охапки сена, осёл не сможет решиться
выбрать ни одну из них. Он так и умрёт, не сдвинувшись с места.
Неизвестно, была ли на практике проверена эта теория.
Но так возникло выражение «Буриданов осёл». Оно означает нерешительного человека.
В данном случае – в стихе Сергея Есенина имеется в виду народ России.
ЕДИНСТВО
поэма.
25.08. 90.
СВИРЕЛЬ-РУСЬ:
143
Серёженька, скажи, зачем так сердцу больно, когда ты там вдали и, кажется, в Раю?
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Да потому что плачу я невольно и о своей России слёзы лью.
СВИРЕЛЬ-РУСЬ: Ты знаешь наши беды? Видишь их в волшебном зеркале реликтовых
мерцаний?
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Я слышу их в пылу мольбы и отрицаний, проклятий и отчаянье судеб. И эта боль моя,
насущная, как хлеб, уводит от красот и созерцаний других Миров, счастливых и прекрасных.
СВИРЕЛЬ-РУСЬ:
Теперь, мой друг, мне ясно, что боль моя откликнулась твоей. Как Мира наш тесен стал,
когда поёт планета сыновей с планетою Отцов в единстве и согласье!
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Заметь, что в этом Мире планет таких не две, не три и не четыре. Им счету нет.
СВИРЕЛЬ-РУСЬ:
Поэт! Так значит, белый Свет велик и многозначен?
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
А ты как думала? Не может быть иначе.
И волшебству такому есть ответ.
СВИРЕЛЬ:
Но где ответ найдём мы, как много в Мире тех сердец, что так же горько плачут о Поэте,
который на другом далёком Свете?
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Великий Разум нам ответит. Скажи, Великий Разум, как много в Мире нашем как Земля
планет. И разреши сомненья наши разом. Ждём ответ.
ВЕЛИКИЙ РАЗУМ:
Таких планет, как ваша Земля, на Свете столько, что не сочтёт великий звездочёт. И свет,
который где-то излил Поэт, он до сих пор Вселенной не погашен. Он льётся из глубин других
планет, которые иных светлей и краше. И не горюйте, милые друзья! На что тогда Вселенной
жизнь моя, коли она была б беспомощнее вашей?!
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
О, Великий Разум! Ты обнадёживаешь бедного Поэта, что труд его не безнадежен, хоть
порой тревожен, тяжек, сложен. Но зеркало судеб не надо затуманивать слезами. И боль сердец во
мгле не пропадёт. Великий Разум вечно с нами. Он царствует, покорствует, грядёт!
ЗАГАДКИ КОСМОСА
СВИРЕЛЬ-РУСЬ:
Милый мой! Скажи мне хоть сегодня:
Кто твои стихи шептал сквозь сон:
*До свиданья, друг мой, до свиданья.
Милый мой, ты у меня в груди.
Предназначенное расставанье
Означает встречу впереди?!
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Кто же, как не ты? Твои же речи
Сквозь туман, сквозь звёзды и цветы
Поднимали милого за плечи
И вели к созвездьям красоты?
Кто же, как не ты? А я услышал:
Макро Микрокосмосу шепнул:
«Приходи, любимый мой! Над крышей
Месяц по берёзкам полоснул
Ласковым серпом. Упали ветви
Тенью у знакомого крыльца.
Я одна, родной мой, приходи, мой летний,
144
ветреный Есенин, я одна!»
СВИРЕЛЬ-РУСЬ:
Неужели это повторилось.
И в подлунном Мире много лет,
Вопреки и счастию на милость
Воскресает, падая, Поэт?
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Рассуди, как может быть иначе,
Если Русь родная столько лет
Обо мне единственная плачет,
Значит, жив и радостен Поэт!
И пришёл сегодня на свиданье
К ласковой Рязани, что чуть свет
Распахнула в неохватной рани
Свой простор, каких на Свете нет!
Я упьюсь черёмуховым взором,
Утренний простор плеснув в лицо,
Принимая с трепетным укором.
Выходи, родная, на крыльцо,
Обойми бродячего Поэта:
Очи в синь, рубашка тоже в синь.
Он всю жизнь шептал тебе об этом,
Что на Свете нет иных Россий.
Не встречал в заоблачных я странах
Этих рук лебяжьего костра
И в Париже не видал я равных
Тем очам, что вспыхнули вчера
И меня позвали. А до встречи –
Верный компас этих наших встреч –
Молодые ласковые речи
Прозвучали, силясь уберечь
От иных падений и ошибок,
От печалей разных и забот.
Так встречай же в золоте улыбок
Мой далёкий верный звездолёт!
Микро с Макрокосмосом сегодня
Снова свой заводят разговор.
Я свой взор на будущее поднял.
И не опускай, смущаясь, взор!
Великий Разум, скажи,
Ты можешь нам прочесть свои стихи о сложности и силе Мирозданья?
ВЕЛИКИЙ РАЗУМ:
Я отвечаю, милый мой Есенин.
Тебе я всё сумею рассказать.
Открой пошире синие глаза,
глядящие во тьму страны осенней.
Наш Мир устроен очень остроумно:
созвучен песне, целому оркестру хоров,
звучащих в поднебесье.
145
И пусть глядит на нас сегодня сумно,
но думает и плачется о вас!
Вас не оставит в сумрачной юдоли Великий Разум,
если сами вы не сгинете во мгле, что мчится по Земле.
Из плена жадности, и зависти,
и злобы способен сердце вырвать Человек,
когда его Душа высокой пробы
ответствует пред Богом целый век за преступления,
содеянные кем-то, за рваность ран,
нанесенных Земле, за тьму погибших,
к нам без документов прибывших в мёртвой атомной золе.
А за растленность Душ, отчаяние крика,
за стылость дорогого очага, – за них ответит кто?
Не думай, что прикрыто у Нас на Небе дело на врага,
который совершал убийство ради цели
– быть властелином всей большой Земли!
Свершить свой суд ещё мы не успели,
иные к нам мерзавцы подошли, сластолюбивы, жадны и ленивы.
И им воздастся, друг мой, в свой черёд.
Пословица родная справедлива: Каков наш поп, таков его приход!
Примечание: *Скажи, Серёжа, кто сегодня мне твои стихи шептал сквозь сон: «До
свиданья, друг мой, до свиданья. Милый мой, ты у меня в груди. Предназначенное расставанье
означает встречу впереди».
Скажу от своего имени – от имени Татьяны Петровны Потаповой, автора этой книги о
Сергее Есенине. Я стараюсь документально точно передавать всю прозу и поэтическую
информацию, которая приходит ко мне из Тонкого Мира. Поэтому указываю и номер тетради, и
номера страниц своего дневника, с упоминанием года и месяца.
Как известно, эти поэтические строчки были написаны самим Сергеем Есениным в
последнюю ночь его пребывания в гостинице «Англетер», перед его убийством. Написанные на
клочке бумаги, они трактовались как стихи самого Есенина, обращённые к какому-то МИЛОМУ
ему человеку.
Никто не смог расшифровать, что эти стихи означают.
В ночь с 24-го на 25-е августа 1990 года я услышала сквозь сон, как женский голос читает
мне эти стихи. Это была не просто мысль, это был голос. Что бы это значило?
Я включила в свой поэтический диалог с Серёжей Есениным этот фрагмент. Сергей
отвечает: «Кто же, как не ты, твои же речи… Кто же, как не ты, а я услышал. Макро
Микрокосмосу шепнул…»
А смысл этой тирады заключается в том, что Сергей Есенин был медиатором.
И он услышал в самый критический момент его жизни – на краю гибели, как зовёт его та
самая Великая Вселенская Душа, которая может ассоциироваться у него с Музой, со Свирелью, с
Духовной Россией. Она так же нежно разговаривает с Поэтом.
Она бескрайне любит его и утешает: «Милый мой, ты у меня в груди. Предназначенное
расставанье означает встречу впереди!» . Вселенская Душа – вечна и бессмертна.
Утешение, пришедшее от Макрокосмоса в образе той Вселенской Души, Музы или
Свирели, окрыляет Поэта. Он понимает, что ему не страшна смерть.
А сам Поэт в данном случае выступает как Микрокосомос и, обращаясь к Свирели,
говорит «Кто же, как не ты, твои же речи! Макро Микрокосмосу шепнул».
Ведь нам уже известно, что Человек сам является Микрокосмосом, в котором
содержатся все знания о Вселенной.
Человек древен почти как Мир. И мы прожили большое число жизней в Космосе.
Поэтому неудивительно, что в 1925 году Вселенская Душа или Муза-Свирель уже говорила
с Есениным. А Татьяне было ещё предназначено родиться на Свет позднее на 6 лет.
Ей ещё предстоит получить Свирель как подарок от Вселенского Поэта Александра
Сергеевича Пушкина.
146
За что и почему? Это уже особая история, которая изложена в альманахах «Апрель». И
только с годами сама Татьяна-Свирель, она же и Духовная Россия, – в восприятии Серёжи
Есенина,– задумалась и поняла, в чём смысл приведённого в этой поэме диалога.
Так раскрылось содержание предсмертного стиха, записанного Серёженькой Есениным в
последний вечер его пребывания на Плотной Земле – через годы, через расстояния.
СИНЕЕ ОКО РОССИИ
3.09.1989.
СВИРЕЛЬ:
Серёженька, родной мой, боль моя ты ясная!
Я тебя тревожу, может быть, напрасно?!
Растеряло время золотинки нежности.
Где ты только не был в поле безнадежности!
Студит нынче ветер сердце одинокое.
Где ты, где, ответь мне, горе синеокое?
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Я здесь, моя лохматая звезда.
Ты тоже светишь мне из дальней дали.
Смотрюсь в твоё далёко допоздна
И думаю: таких мы не видали –
Ершистых, рыжих, быстрых и смешных,
И милых, как ребёнок, и доверчивых.
Скажи, родная: «Мчись на вороных!»
И я помчусь к тебе. Уж делать нечего!
СВИРЕЛЬ:
Нежный и резкий, тоскливо-задумчивый,
Сам ты не знаешь, что нужно тебе:
Смеха, гротеска иль строчки накручивать
в лиро-победной борьбе!
Что тебе нужно: распахнутость сердца,
нежности водоворот?
Или ты хочешь просто согреться,
или тоска берёт?
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Ты мне нужна, как Мама, как Держава,
Которую в те дни не долюбил.
Мне не нужна ни молодость, ни слава.
Ну, как я жил? – грешил, грубил, забыл.
СВИРЕЛЬ:
Серёженька! Не знаю, как измерить
Боль сердца, уронившего слезу
На ниву жизни? Как, скажи, поверить,
Что эту боль до Неба донесу?
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Я чувствую. И этим сердце нынче
Живёт и плачет, нежится, зовёт.
Мне эта боль так много значит.
Она – мой светоч, луч, мой звездолёт.
СВИРЕЛЬ:
Россия плачет нежностью твоей.
И эту нежность нечем ей измерить.
Серёжа! Разреши мне только верить,
Что ты живёшь, рязанский соловей!
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Да, жив Сергей Есенин в Поднебесье.
147
Он, как и встарь, поёт России песни.
И, песней грусть кудрей разворошив,
Грустит о том, что потерял, прожив
На той Земле, что льётся синей песней.
СВИРЕЛЬ:
Ты – моё Слово, ты – моя песня,
Ты – мое око синее.
Ты – глубина моей жизни, глубоко
названное Россиею.
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Не ведал, ни гадал, когда исчез за далью,
Что я вернусь к тебе в заоблачную высь.
О чём поют года? Что милой не видал я
Так долго! Ну, родная, оглянись!
СВИРЕЛЬ:
Не растраченная, не растерянная,
не охваченная моя Русь!
Боль оплаканная, голь отечественная,
стать, освеченная наизусть!
Серёженька, нежная звонкость Души!
Поёт твоё сердце в берёзкином звоне.
Есенин! Ты только скажи: Роняй свои слёзы!
И сердце уронит к ногам твоим росы.
И ливнем прольются весенние грозы!
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Бесконечно буду повторяться,
Не боясь наскучить и упасть.
Уж поверь, нам нечего бояться.
Дышит светом боль моя и страсть.
Страсть воздать России за тревогу,
За любовь, за бесконечность слёз.
Я стихами высвечу дорогу
К теплоте оставленных берёз.
.
Август -сентябрь 1989.
БЫЛОЕ И ГРЯДУЩЕЕ.
4–5. 09. 1989.
СВИРЕЛЬ:
Скажи, почему хулиганом
себя называл ты, родной?
То ли грустью, то ли обманом
наливается сердце. Со мной
один лишь портрет твой да книжка
солёных осенних стихов.
Скажи, почему же так близко
губы и запах твоих духов?
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Я здесь, с тобой, невидим только.
Меня приметят очи, только не сейчас.
СВИРЕЛЬ:
Не ладится строка, не радуется рифма.
Горох словесный сыплю вразнобой.
Какого молока, какие вихри
Плеснёт нам ночью ветер голубой?!
148
Нет звёзд сегодня, где они исчезли?
Быть может, их нечистый проглотил?
Где куры страсти? На нашест залезли?
Где яркость сердца и игра светил?
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Ты меня поражаешь словесным огнём.
Эти губы хочу целовать.
Я тебя обнимаю и ночью и днём…
СВИРЕЛЬ:
Боль и стон – по Родине, Серёжа,
Слышу я в твоей родной груди!
Оттого с тобою и итожу
Всё, что ныне, милый, позади.
Кровью сердца окропились тропки.
Хрупкость веры высветила Русь.
И к тебе уверенно и робко
Я бегу, смущаюсь и боюсь
Быть не вровень с истинным талантом,
Быть не в пору. Подмастерье-дар
Бродит непутёвым дилетантом,
Вызывая пагубный пожар.
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Не смущайся, не таи улыбки,
Не скрывай жемчужное кольцо.
Я клянусь, за все свои ошибки
Расплачусь. Лишь выйди на крыльцо.
Синь-сирени голубую мету
По весне ронять тебе в окно
Буду, как привет от светсовета
И от стихсовета заодно!
СВИРЕЛЬ:
Собрать все строчки своих стихов
и бросить к твоим ногам
Не жалко мне. Но кучу грехов
кому, мой милый, отдам?
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Ты мне мила откровеньем своим,
Своею прозрачной искренностью.
Ты знаешь, как хорошо двоим
рядом с неистовостью?
СВИРЕЛЬ:
Это Россия тебя погубила.
Это Россия тебя вознесла
На позолоченных гроздьях рябины
И разорённого горем села.
Плачет, воздев оголённые ветви
Нежность обугленных стоном берёз.
Льёт листопад золотые монеты
звенью осыпанных слёз.
Как любовница, как Мать и как жена
149
Завещала тебе матушка-Россия
Чтить святые дорогие имена
И хранить в себе любовника и сына.
Посмотри-ка, как волшебно золотист
Свет Востока разливается над Русью.
Ты, как прежде и свободен и речист,
С бесшабашной головой, кудряво-русой!
Я прикоснусь к листве, кудряво-нежной.
Мне видится твой взор среди берёз,
Открытый взор, прозрачно-безмятежный,
Свет синих глаз и дом, в котором рос.
И, неожиданною рифмой огорошив,
Спускается по веткам в этот дом –
Любимый, свой, простецкий и хороший
И вместе по России мы идём.
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Разорвав на той груди рубашку,
Я, простоволосый и босой,
Шёл да брёл к Руси своей вчерашней.
А пришлось прийти к Руси Святой.
Это я тебе сказал, родная,
чтоб не укоряла ты меня
В том, что путал я ворота Рая
с адскими воротами огня.
И смотрел порой не в суть России,
А в нездешний омут тёмных дел.
Я взлетел в заоблачные выси
И давно, родная, поседел.
Не скрываясь, не таясь, не плача,
Я уткнусь в сиреневую муть.
Что мне нынче та деревня значит? –
Посох взять, леса перешагнуть
И сгонять под звёздный купол ночи
Древние стада ночных светил.
Где моя деревня? Что есть мочи
Мчусь над Русью. Ангел посетил
Землю эту, этот Мир осенний.
Звался он Поэтом, был Сергей Есенин.
УТРО
Сквозь облачную дымь прорвался Солнца луч,
Позолотил Небес серебряные кручи.
По Небу ходят утренние тучи.
А на Душе – ни грусти и ни туч.
Со мной всегда твой поцелуй воздушный.
Не требуя послушности взамен,
Ты смотришь на меня, родной и добродушный,
150
Не согласуясь с волею измен!
ОТКРЫТИЕ
Ты радость на мою возводишь Душу.
Я сердце открываю, как ларец,
Где всё бесценно: лотос и венец,
И зов любви, который не нарушу
Ни властностью руки, ни трезвостью ума.
Идёт навстречу благостность сама.
И юность нежности нам возвышает Душу.
ПОСЛЕДНИЙ ДАР
Как сладостен твой зов
в томленье зорь осенних,
Победной поступью идущих сквозь пожар
листвы, золотозвонно гимн поющей,
И щедрый дар – любви последний дар!
Как странно жить в трёхмерном этом Мире,
Взлетая и паря, бунтуя и мирясь.
И за тремя опять искать четыре
Тех измерений, пять и шесть и связь
Миров подлунных, видимо-прозрачных,
Взаимно-проникающих, как сон,
Таинственных, как сфинкс, и многозначных,
Парящих и цветных, как махаон.
Кто здесь со мною рядом – тих и нежен?
Как Джуна, охраняя Ваш покой,
Скажу: Пусть жест и резок и небрежен
Не будет. И ни Словом, ни рукой
Не оскорбит Душа святую беззащитность
Сердец прекрасных – занятость Небес!
Как нам важна с Природой наша слитность,
Как Волге – память и раздолью – лес!
*
Возвратись ко мне, возвратись!
Не забудь, что я рядом с тобой!
Сердце жжёт огневая высь
И зовёт простор голубой.
*
Я осень чувствую, как возрожденье Мира,
Который, пиршествуя золотом листвы,
Монеты раздаёт творцам святого пира:
Заре, и Небесам, и родичам молвы –
Ветрам. И если путь измерить
От тропки до порога, нечем жить.
Хочу я в осень, как в начало жизни, верить
И смертью, как рожденьем, дорожить!
*
Пишу, играючи, и рифму согласуя
151
С любым созвучьем действий и имён,
Пересекая жизнь и времена тасуя,
Ввергая в сон, иль искру высекая,
Взлетаю ввысь, из рук не выпуская
Свой посох – мановение времён!
ЛАДОНЬ
Я ладонь открою – ты поверь –
Нет в ней ни обмана, ни загадки.
В чёрточке любой и в каждой складке
Видится таинственная дверь
В прошлое и будущее наше,
Начертанье судеб и харит.
Дай ладонь. – Она о дружбе скажет,
Как ничто о том не говорит!
Я славлю стих игриво-искромётный –
Веленье времени, живое существо.
Он словно щит – прозрачно-плотный.
В нём – сердце Истины и Душ родство!
Август-сетябрь 1989 год.
КОД ДВИЖЕНИЯ
(1,2,3,4,5,6,7, 8)
Есть в Мире человек. И длань его святая
Ему помощник в пире и в борьбе.
И, Богу помолясь, он в этот Мир взлетает
Не в унисон, а вопреки судьбе.
Ладонями вбирая силу Духа
И взор свой устремляя до Небес,
Он – средоточье зрения и слуха,
Источник радости и благодарных слёз.
Но если жизнь свою он, вопреки веленью
Великих Сил, насильственно прервёт,–
Нет продолженья, нет ему прощенья.
Вновь падает на Землю звездолёт.
А если круг свершён, и, сам себе неволен,
Он устремляется в заоблачную даль, –
Великий Бог при звоне колоколен
Ему космический дарует календарь!
СТИХ-МИНИАТЮРА
Моя стихия – стих-миниатюра.
Ладонью света сумрак расчертив,
Мой стих – моя любимая скульптура –
Живёт как ангельский озвученный мотив.
Люблю я крошку-стих, – прозрачен, лёгок,
Изящен, звонок и неповторим.
Я никому не доверяю трогать
Огонь, которым дышим и творим.
152
Стих высвечен. Он пал на лист бумаги.
И он тебе пока принадлежит.
За ним – любовь и горсточка отваги,
А иногда нелёгкий пусть лежит.
Но я опять об этом силуэте
Хочу тебе сказать, мой милый друг:
Всё, что сегодня видишь ты в портрете,
Оставлено за кругом зимних вьюг.
Вглядись в лицо сквозь зимние объятья:
Родные постоянно взгляда ждут.
Сквозь звон годов, сквозь холод неприятья
К тебе иные времена идут!
Декабрь 1989.
НА СТОЛЕТИЕ СЕРГЕЯ ЕСЕНИНА
Опять я слышу – скорбно воет ветер,
Как дождик льёт за этим вот окном.
Скажи, родной, ты наконец-то встретил,
Обрёл любовь, устойчивость, простор?
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Обрёл, Россия, всё обрёл, что сеял,
И то, о чём ведём мы разговор.
Обрёл спокойствие среди полей и пашен,
Где дышит Русь и молодит висок
Простор содружества и вечной нивы нашей,
Где так прекрасен месяц и высок.
И где живёт извечное ветрило,
Где радуга свершает свой обряд,
И где Свирель со мной заговорила
И увлекала много лет подряд
Под ствол берёзок, под ракитный мостик,
Где вдалеке черёмуховый цвет,
Куда не раз ходил к любимой в гости
И на заре и на вершине лет.
Всё вновь я встретил. Вновь заговорила
Родная роща милым языком.
И летнее горячее Ярило
Вновь напоило Душу молоком
До края, до пьянящего раздолья,
До – пил бы, да уж больше не могу!
Я – первенец тоски и своеволья,
Покой тот в буйном сердце берегу.
Он, тот покой, даёт мне равновесье.
Мне ясен путь, и цель, и день, и срок.
Я, как Иисус, владею Поднебесьем.
И мне на пользу пройденный урок.
153
Тоска земная нас недаром душит.
Во всём есть смысл, заложенный судьбой.
Живёт Поэт на Небе и не тужит,
И, как ты видишь, говорит с тобой!
Спроси ещё – как сотенку встречаю
Своих невинных и греховных лет!
Встречаю так – я их не замечаю,
Как будто их и не было, и нет.
Что возраст? Он измерен не годами –
Делами, строчками, водой из родника,
Какую выпил ты, мечтая и страдая,
Слезой, запечатлённой на века
В стихах-созвездьях обворованного края,
Ответной россыпью жемчужинок мечты,
Какую обронил ты, догорая,
В осеннем сполохе рязанской красоты.
Вот чем измерен срок печального Поэта.
Он был и повторялся здесь не раз.
Поймите все – потерянного лета
И стынь зимы возьмёт один Пегас.
Лишь он, единым седоком пришпорен,
Обгонит месяц, вечер, день и год,
Велик, силён, просторен и задорен,
Он совершит свой небывалый скок
До терема, где всё живёт девица –
Россия светлая, и нежен огонёк.
Чиста, прекрасна русская светлица,
И с нею рядом – русский паренёк.
Портрет известен: вьётся русый чубчик,
Слегка губаст – простонароден, смел.
Ну, словом, свой, известный всем голубчик,
Смекалист, самобытен и умел.
Ну, что, мой друг, нарисовал картинку?!
Тебя она утешила? Пока…
Скачу теперь к друзьям на вечеринку
С известною повадкой седока:
Преодолеть любое расстоянье,
Сидеть не сгорбившись, в пути не уставать
И поспешать к любимой на свиданье,
Чтоб кто-то счастие не мог разворовать!
17.08. 1995.
Продолжение монолога Серёжи Есенина – конец августа 1995 года.
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Сентябрь грядёт. Грядёт моё столетье
В лавровом венчике с шипами вместо роз,
На грани третьего тысячелетья
Земли, где вечно осуждён болеть я
154
За русский нескончаемый вопрос:
Как выживем? Какими будут дети?
Он многослоен, этот наш вопрос,
Застрявший норовом на нашенской повети,
И не дающий ныне вешать нос
Ни старцу, ни юнцу, ни партократу,
Желавшему вернуть на старый путь
Мой край, мой Мир, растерзанную хату.
Нет, к быту прежнему уже не повернуть!
Не возвратить тех лозунгов и флагов,
Затверженных докладов и цитат.
Порою кажется, мы на краю оврага.
Но кто, скажите, в этом виноват?
Без патетических речей и без истерик
Разумен, вечен добрый мой народ.
Ему не надо обгонять Америк.
Пусть вспомнит прежде свой славянский род.
Своё достоинство, верховную Обитель,
Что им отвергнута в безвременье была.
И я – среди Поэтов представитель,
Скачу по полю до рязанского села.
Я вижу дом в рябиновом горенье –
На фоне пашен радостный цветок.
И в сердце зиждется огонь преодоленья,
И закипает жизни свежий сок.
Мы выживем! Мощна у сердца сила.
Её поток сомнений не убьёт!
Недаром, Мама, ты меня носила
Под сердцем, где надежду пьёт народ.
Тот штоф надежды дарит Богоматерь
И, словно свежею водой из родника,
Кропит нас свыше. И недаром сердце тратит,
Давая силу сердцу на века!
Я выхожу из тяжкого забвенья,
К тебе иду по тропкам наизусть
И верю – ты приемлешь, без сомненья,
Меня, мой край, моя младая Русь!
Я воин, славянин, я арий века,
Проворен, ловок и русоволос.
Я – воплощенье СВЕТОЧЕЛОВЕКА.
Ему побыть у Бога довелось.
Несу вам свет, несу свой стих обычный.
Он необычен только тем, что смел
И сквозь огонь прорвался непривычно.
А кто поймал его, тот вновь помолодел!
155
Я снял покров извечной тайны ночи
И, пистолет отринув на века,
Не плачу я, что жизнь была короче,
Чем планка от окна до потолка!
Я смертью смерть попрал, и вновь я с вами,
И строить жизнь разумную хочу.
Бреду по полю Свято-Покровами,
Верхом, как Пушкин, на коне скачу.
Раздолье всюду творчеству и воле,
Замешанной на вере и любви.
И поле русское, моё родное поле
Поёт ветрами, кружит поневоле
С огнём Предвестия и радости в крови.
Я к вам пришёл в канун тысячелетья,
Освеченного знаком «Водолей».
Я весь – вниманье, и моё столетье,
Уснувшее в Рязани на повети,
Возьми, мой друг, и поровну разлей
В бокалы творчества Поэту и планете,
Моей Земле, прозрачно-голубой.
Я вместе с вами нынче выпью, дети,
И вместе с вами вспомним мы о лете,
Означены российскою судьбой.
28.08.1995.
ДЕБАТЫ
СВИРЕЛЬ:
Серёженька, опять идут бои
По телевиденью за толкованье истин.
И атеисты всё долбят свои
Нелепости в том бесконечном сыске.
Псевдоучёные, упершись носом в догмы,
Твердят о том, что доказательств нет:
С того бы Света, мол, хоть раз вернулся кто бы
И доказал, что в самом деле есть Тот Свет!
И, как назло, никто о Ванге нынче
Не говорит, как будто нет-как-нет
Такой волшебницы. И мёртв давно Да Винчи,
И Пушкин мёртв. И нет надежды нынче
Назвать бессмертье аксиомой наших лет.
Скажи, Серёженька, решительное Слово,
Поставь на место этих дураков,
Которым дурь мозги дурманит снова,
И затуманить всем мозги готова
На зло Богам на тысячи веков.
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Скажу, мой друг, сто лет и даже тыщу
На Свете говорят, что жив Поэт,
Метафоры искуснейшие ищут,
156
Фантазию преображая в пищу
Своей строки, явившейся на Свет.
Все ради красного словца готовы в пекло.
И каждый стать бессмертным норовит,
Доказывая, что нисколько не поблекло
Поэта Зарево, что в строчках жив Пиит.
Вот Гений Пушкина, – вещают все с трибуны, –
Он сотни лет в бессмертье проживёт.
Он нас тревожит, радует, зовёт.
Он вечно мудрый, уникальный, юный.
Но стоит мне сказать, что жив Поэт
Не только в глянце многотомных строчек,
Что он давно шагнул за кромку лет
И сам сказать стихом об этом хочет,
Тотчас поднимут гик, и свист, и топ,
В лицо мне выплеснут словесные помои
Охают Вестника, чтоб каждый был спокоен:
Над мыслью сердца виснет вечный «Стоп!»
Начнут в безумцы Вестника толкать
И упрекать за связь с нечистой силой.
Мол, смеет молодость от дела отвлекать
И увлекать бессмертьем за могилой!
Всё – бред, любезные! Очнитесь, вы - глупцы!
Не вы ли пребываете в тумане,
Спокойствие ища в неверье и обмане,
В то время как зовут к прозрению Отцы?!
Зовут и силятся преодолеть ваш сон,
Прорваться Истиной учёных и Поэтов.
Мой стих правдив, бесстрашен и весом,
Срывает тайну с тьмы и рушит вето,
Лежащее проклятьем на челе
Безумных, жалких, жадных и ленивых.
Мой стих – стрела, – смолою на стволе
Древесной сути Родины счастливой.
Хочу и царствую, живу в твоей руке,
Как говорила издавна Марина. (Цветаева)
Как кровь в виске, как отблеск на штыке,
Как явь сама в стихе заговорила.
Да, царствую свободно и легко,
Лечу по строчкам древности и жизни,
Дарю любовь тебе, моей Отчизне,
И вечно презираю дураков.
Безмерность глупости всегда в чести у чёрта.
Он этой глупостью и счастлив и живёт.
И, превратив ту глупость вместо спорта,
157
Он дураков у теннисного корта
Поставил, надрывая свой живот.
От смеха корчится над глупостью извечной:
Пусть соревнуются, швыряя этот мяч.
Работать некогда, ругательства картечью
Летят в того, кто станет этот матч
Безумством праздности и глупости отменной
Назвать пытаться. Горе мудрецу:
Он попадёт в безумцы непременно!
СЕРГЕЮ ЕСЕНИНУ 120 ЛЕТ.
В канун юбилея Серёжи Есенина Свирель попросила своего Отца Петра Томского
(космическое имя Отца) помочь ей услышать, как будет проходить чествование Сергея
Александровича Есенина в Колонном зале литераторов на планете Душ.
Пётр Томский – создатель лептонного устройства «Святозар», усиливающего
телепатический и визуальный сигналы, установленного над Южным Уралом в начале 90-х годов
20-го века, провёл репортаж с праздника, посвящённого юбилею Серёжи Есенина.
Текст поздравлений в адрес юбиляра был записан Свирелью-Татьяной, и сегодня
размещается на этих страницах.
Из Тонкого Мира сообщают.
Всё, что соприкоснётся с Его строкой,
Благословимо и хранимо Ето рукой.
Строка касается бумаги. И в твой блокнот
Поток святой небесной влаги с Рязани льёт.
Он, наш Поэт благословенный, кудряшки строк
Прислал в знак чудного мгновенья на твой листок.
Знак совмещения энергий – вот этот стих.
Серёжу Преподобный Сергий Сам окрестил.
Своё Слово в честь этого мгновенья сказал Александр Сергеевич Пушкин:
Пришло время – одного из самых выдающихся Поэтов Земли русской Сергея
Александровича Есенина назвать патриархом русской Поэзии.
Нам с вами, дорогие друзья, доверено высоко нести Знамя нашего поэтического воинства.
Мы вправе гордиться своей великолепной историей миролюбивого завоевания Вселенной
потоками поэтических волн.
Мы берём в объятия нашу Землю перстами Божественной длани нашей Музы. Поэтическая
Муза возжигает в сердцах людей святое пламя любви, помогая возрастать мужеству Человечества
в борьбе с невежеством и Тьмой, которые стремятся сохранить на Земле как можно дольше мрак и
психологию рабства и вражды.
Свет своих мыслей шлёт вам, друзья мои, мой однокашник по Царскосельскому Лицею,
любимый мой Вильгельм Кюхельбекер.
ВИЛЬГЕЛЬМ КЮХЕЛЬБЕКЕР: Дорогие мои, я только что прилетел из дружественной нам
Германии (на планете Душ).
Не один год веду я лекции по истории русской литературы и о значении русского языка в
Геттингенском Университете.
Там немало учится и молодёжи из России.
Культурный и духовный обмен между нашими странами имеет многолетние традиции.
Недавно беседовал я с великим немецким философом Лейбницем, который в начале 18-го
века встречался с первым русским Императором Петром Великим и посвятил его в свою теорию о
мыслящих бессмертных монадах, то есть о Душах Человеческих, созданных Творцом.
Ему довелось по просьбе Петра Первого работать над проектом государственного
преобразования России.
158
Император в силу обстоятельств не смог им воспользоваться.
Но и сегодня, – сказал Лейбниц, – в основу создания и упрочнения любого государства
должны быть положены Законы нравственности.
Как известно, первым идеологом на Земле стал Иисус Христос. Поэтому никому не нужно
изобретать никаких идеологических платформ для духовного оздоровления и обновления
общества.
Законы гуманного государства сформулированы Богом в Заповедях: Не убий! не воруй! Не
лги! Не прелюбодействуй! Не вероломствуй! Не предавай друзей!
И именно исполнение Человечеством этих Заповедей спасёт Мир!
Важно, что русская литература никогда не отходила от Божьих Заповедей и, по признанию
философов и писателей Земли, была и остаётся самой нравственной в Мире.
Сегодня мы славим одного из Учителей многих молодых Поэтов 20-го века Сергея
Александровича Есенина.
Серёжа Есенин – один из тех страдальцев, которые ушли с Земли не по своей воле.
Убиенные Поэты – это наш, русский град Китеж, который светит Земле и России и
благословляет приход Новой Эры – Эры Водолея.
Поклон тебе, Серёжа Есенин, от старших братьев по перу, от когорты поэтов Царского Села
и Лицея!
Прими в дар от просвещённой Германии книгу сочинений Шиллера, Гёте и Гейне. В ней –
огонь сердечной энергии братской страны. Виват, Есенин!
Пусть Царскосельской Лебеди последней напутственное слово прозвучит.
АННА АНДРЕЕВНА АХМАТОВА:
Дорогие мои! Я безмерно сегодня богата ритмами и той любовью, которая окружает моё
любящее сердце. Серёженьке я говорю:
Родной наш Лель! Ребёнок наш безусый,
Ты пел Рязань, ты думал о Руси.
Но ты погиб… О, Господи Иисусе!
Неси свой стих по Миру! Да, неси,
Достигни слуха Волги и Синая,
Возьми в объятья вещую Свирель,
Живи, но возгораясь, не сгорая,
И помогая создавать «Апрель».
Не плачь, Серёжа! Хрупкий, но не ветхий
Твой облик освежает свод Небес,
Наш василёк, наш Лотос редкий,
Твоим стихом наполнен русский лес.
Обнимаю и целую тебя, Серёжа, по - матерински. Удач в творчестве, Сотворчества и веры!
Вместе с мэтрами стиха златого века отметил этот день своей строкой Поэт Андрей, в
сознании земного Человека отправленный недавно на покой.
АНДРЕЙ ВОЗНЕСЕНСКИЙ:
О, Альма Матер! Я – среди Поэтов
Когорты высшей! Выше нету слов!
Минуло лето. Но объято светом
Единство наций, ритмов и Миров!
Я не умерен, весь в восторге вещем.
Я рядом с вами! Жив, как пилигрим.
Мне Мир обещан. Посох мне завещан.
И мы не зря сегодня говорим:
Серёжа, милый, брат наш по палитре
159
Стихов духмяных, словно каравай,
Скучаем мы, шучу, не о поллитре,
А, вспоминая свой любимый край.
Ну, обними меня, мой отрок деревенский.
Ведь я – твой брат, Поэт, не Ленский, – Вознесенский!
Великий Гоголь молвил своё Слово. Он, русской тройкой рассекая даль, всё скачет до
Пришествия Второго.
НИКОЛАЙ ВАСИЛЬЕВИЧ ГОГОЛЬ:
Друзья мои, молитесь за нашу благословенную Русь, устремляя бег свой в будущее
неудержимой тройкой.
И расступаются и дают ей дорогу другие народы и государства. И сбываются предсказания
о непобедимости народа-Творца, который стремится единить все страны и народы своей любовью
и творчеством.
Серёжа Есенин – один из редких Поэтов-предсказателей, который вознёс Поэтическое
Слово на высоту Бога.
Это Слово летит по Земле и взлетает в далёкие Миры, и покоряет пространство и время, и
осветляет и просвещает умы и сердца. Поэт крылатой Душой своей чарует Вселенную и Землю.
Да будь благословлён на века Гений Поэта! Поклон юбиляру!
А мастер поэтичной прозы в своём приветствии принёс Есенину букеты роз.
ИВАН СЕРГЕЕВИЧ ТУРГЕНЕВ: Друзья мои! Я рад, что когорта патриархов нашей
литературы пополнилась таким светлым именем. Мне близок Серёжа Есенин, как знаток
деревенской жизни России, к чему всегда стремился и я. Свидетельством этому мой «Бежин луг» и
«Записки охотника».
Розы творчества, взошедшие на благодатной почве русской литературы и культуры, по
праву принадлежат нашему юному и прекрасному Лелю. Пусть падают к его ногам розы,
выращенные в садах наших храмов культуры!
Пришло время осмысления творчества Дмитрия Сергеевича Лихачёва, учёного, знатока
русской истории и литературы.
ДМИТРИЙ СЕРГЕЕВИЧ ЛИХАЧЁВ: Дорогие мои парнассцы, жители высот заоблачных и
знатоки дел земных, юные и мудрые Поэты Земли русской!
Я рад принести в ваше общество весть о безусловном просвещении жителей Плотной
Земли и о их благосклонном восприятии вести о вечности Человечества и бесконечности жизни
Человека вне Земли.
Семимильными шагами по планете Земля и по России идёт весть о том, что живы все
благородные люди нашей планеты, ушедшие в Иной Мир в разные века.
Россия наша набирает силы. Она мощнит себя не только как военная Держава, что
необходимо для обретения весомого Слова в Мире, угнетённом носителями тьмы.
Россия сияет своим просвещённым умом и сильна своей любовью и заботой о людях.
Россия сегодня – это тот высотный Храм, с которого виден весь Мир. Это высоты Синая,
откуда Господь обозревает владения Разумного Человечества.
Храм Любви объединяет все народы и государства.
И я благодарю наших великолепных поборников Света, когорту наших небесных Поэтов во
главе с Александром Сергеевичем Пушкиным. Они имеют мужество действовать воедино с
государственным умом нашего первого Императора России Петром Алексеевичем Романовым.
Император Пётр вручил от имени России Небесной Свечу Просвещения Духовной России в
лице известной Свирели, обладающей уникальным даром вибрационного восприятия Поэтической
и всей духовной информации из Тонкого Мира.
160
Наши Поэты во главе с Александром Пушкиным и Сергеем Есениным стали
первопроходцами в объединении Творчества высоких сфер с Разумом Сердца нашей Плотной
России.
Это знак новой Эры, Эры Водолея, Эры Света, приход которой необратим.
И я поздравляю Серёжу Есенина, как старший брат, с радостным событием: Россия
перешла в фазу триумфального шествия по Миру, как ДЕРЖАВА СВЕТА!
В этом и твоя, дорогой наш Лель, великая заслуга! Обнимаю тебя и вручаю этот пакет. Это
звуковой свиток всех диалогов Есенина со Свирелью. Целую тебя, Серёжа!
И сам Юбиляр произнёс Слово Приветствия.
СЕРГЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ ЕСЕНИН:
Друзья мои, воспользуюсь мгновеньем, чтобы выразить благодарность всем друзьям нашим
за их сердечные усилия по распространению поэтической и научной информации Тонкого Мира.
Виват учёным планеты Душ за успешное воплощение мечты человечества – укрепление
канала связи с сердечным Разумом нашей плотной Земли и России.
Низкий поклон обществу «Рассвет приносящих» во главе с известным учёным Софией
Михайловной Бланк.
Товарищеское содружество заокеанских Сотрудников Света с Духовной Россией – это
великий Знак Предвестия победы Света над мраком!
Лучи Пушкинского альманаха «Апрель» благодаря деятельности учёных Софии Бланк и
Майи Гориной достигли разных стран и соединили Урал и Сибирь, Царское Село с Санкт-
Петербургом и Москвой.
Вера, Надежда, Любовь – дочери прекрасной мудрой Софии осветляют Небосвод
Поэтического Сотворчества.
Я не старцем иду по Миру, –
По Земле иду молодым.
Я несу Небесную Лиру
Сквозь метели и яблонь дым.
Стих поёт колокольным звоном,
Раскачавшимся на ветрах.
Кали-Юги древняя злоба
Рассыпает перья во прах.
Русь встаёт над Синайской высью,
Залитая светом Христа.
Храм любви над мраком возвысив,
Крестит молодость доброта.
*
Мне было бы смешно казаться патриархом.
Я не хочу клобук монаха надевать.
Есенин также не годится в олигархи.
От мыслей этих хочется зевать.
Я тот же, что и был: с цыгаркой и гармошкой,
Хотел бы я пройтись по русским деревням,
Собрать вокруг друзей и со Свирелью-крошкой
Бродить до полночи по старым осеням.
Припомнить свой овин, избушку под соломой.
Нам сладок дым Отечества до слёз.
Пусть греет нас очаг родительского дома
И очищает шум родных берёз.
161
Не отягчу стиха рассудочностью трезвой,
Нет, лучше – пальцы в рот и безрассудный свист.
Но свист художественный может быть полезным,
Когда «Камаринскую» грянет гармонист!
*
Скажешь – старец совсем – сто двадцать!
Я и сам призадумался, друг:
Плакать мне или громко смеяться?
Вот друзья смеются вокруг.
У Дениса Давыдова локон
От смешинок дрожит на лбу.
Льются песни и смех из окон:
Про мою же бают судьбу!
Вспоминают Снегину Анну,
И про Ладу, и про Шаганэ,
Про какую-то там Сусанну…
Честно – всё это не по мне…
Но терплю – куда же мне деться?
Я приручен Самим Творцом.
Не одеться и не раздеться
Перед Богом с постным лицом…
Ох, я, кажется, вышел буянить!
Извини, дорогой мой друг!
Никого не хочу я ранить.
Пусть смеются люди вокруг…
*
Лель – называли, бывало.
В Леля рядили напрасно.
Всё ль, что сусально и красно,
Всюду красивым бывает?
Лель – пастушок-легкопевец.
Так ли, друзья мои, братья?
Миру открыл я объятья,
В Мире сокрылся у чрева.
Рано меня поглотила
Странная вещая сила.
Лелем не быть мне извечно.
В Леле растаяла млечность.
Снова я слышу – назвали
Лелем упрямого Сына.
Что ж, принимаю названье
И уж теперь не отрину.
Всё потому, что я в Мире
В дружбе обрёл свою юность,
Силу – в негаснущей Лире,
Верности вещие струны.
Пришёл момент, и Свирель поздравляет Сергея Есенина с Юбилеем.
162
СВИРЕЛЬ: Дорогие мои дети, любимые люди-ангелы, родной наш Лель, Серёженька
Есенин, Россия твоя с Плотной Земли поздравляет всех вас с этой датой– стодвадцатилетием
твоего рождения на Земле!
Третий десяток лет связана Россия с планетой Душ.
Вместе с вами и с инженерами Небесной России создан мощнейший канал космической
связи.
Вы даёте нам богатейший объём информации, которая расширяет наши представления о
Вселенной, о бессмертии Человека, как наместника Бога на Земле, о единстве всего живого, о
Разуме, который содержится во всей Природе.
Безмерная благодарность гениальному покровителю Поэзии Александру Сергеевичу
Пушкину за то, что Он даровал России Свирель, осенив её высоким назначением – соединять
вибрационные поэтические потоки Тонкого Мира с поэзией современной России на Плотной
Земле.
Начало октября у нас, в России, означено Днём Учителя. Серёжа Есенин – один из самых
первых Небесных Поэтов вместе с Александром Сергеевичем Пушкиным ставший Учителем
Свирели. Об этом свидетельствует поток небесных стихов, освещённых благодатным огнём любви,
надежды и веры.
Стих Есенина лечит, уводит от отчаяния, возвышает Душу, даёт ей крылья, освещает
небесной красотой.
Есенин, ты у нас Небесный странник.
А Русь без странника ни года не жила.
Она ждала тебя, рыдала и ждала.
И дождалась – из этой гулкой рани.
И смерти нет! И стих твой на листке
Соединился с молнией в руке!
Я обретаю вновь уверенность во взгляде.
А стих твой ветреный, и нежен и раним, –
Подарок дружеству и Бога ради
Восходит, словно вечный пилигрим,
На пьедестал строки, и тёплой и подвижной.
Серёжа! В той строке не только оттиск книжный,
Но Солнца Луч. Он дышит естеством
И поклонения не требует. Он знает –
Ему Душа любимая внимает.
А сердце – вечно рядом с мастерством.
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Мне дорог этот свет не только рифмой, строчкой.
И рифма точная, поверь, мне не нужна.
Мне видится любимая страна
Забытой девушкой в ромашковом веночке.
Бредёт по полю, натыкаясь на погосты,
Пред Белой Церковью спешит, роняя крест.
И Душу, долгую, измученную остынь,
Несёт, как ладанку, из отдалённых мест.
А мне так хочется сказать ей: «Дорогая,
Внемли, остылая, молитвам и хорам,
Взойди Душой к невидимым Мирам,
Где плачет Русь другая!
Та Русь – в загоне древних предрассудков –
Забытых прадедов и ласковых отцов,
163
Где Матерь Божия не дремлет ни минутки,
И где не жалуют льстецов и подлецов.
Внемли, о, Русь, отчаянью Поэта!
Отринь невежество и сердцем и рукой.
И я скажу, не дожидаясь лета:
Мой стих прорвётся светлою рекой
И выйдет на простор земного чуда.
И спросишь ты «Ну, кто ты и откуда,
Поэт, не уходящий на покой?!»
СВИРЕЛЬ-РУСЬ:
Серёженька, пришли стихи-малютки.
Ты мастер эти строчки рисовать, –
Стихи-попевки, строчки-прибаутки.
И Русь твоя не станет горевать.
Спустись с Парнаса, захвати гармошку,
Давай-ка на лежанке посидим.
По-русски, по-российски понемножку
Поплачем, отдохнём и погрустим!
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Постоял бы я у дома,
Посмотрел бы на крыльцо.
Месяц выплеснул знакомо
Молоко своё в лицо.
Я умоюсь в полнолунье
Той колодезной струёй,
Что оставила колдунья
Между Небо и водой!
СВИРЕЛЬ:
Не было грусти, не будет и радости.
Не было боли – не будет и счастия.
Русь моя, всё же недаром ты распята,
Словно Христос, возрождению отдана!
Может быть, только сквозь наше распятие
То воскрешенье Великое сбудется?!
Свыше предписано, свыше ниспослано…
К Свету пробудимся, – горе забудется?!
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Я не хочу тоски и лжи.
Пусть осень вяжет ветви сосен.
На память локоны вяжи.
Они и вправду цветом в осень.
Но грусти нет в моём окне.
Хоть журавли давно в полёте.
Не будет плача по весне.
Меня вы в озими найдёте.
СВИРЕЛЬ:
На улице не от лучей светло.
Светло от ярких золотых берёз.
Берёзка мне в оконное стекло
Бросает золотых монеток воз.
Богатство необъятно и пестро, –
164
На годы не упрячешь в сундучок.
Но мне оно вострит моё перо,
Как бабочка, попавшая в сачок.
Играют краски в ритмах и в строке.
Трепещут крылья листьев на листке.
Алмазных перьев не избыть в руке.
Небесных слов поток – на языке!
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Свирель: Вчера, 10-го октября 2015 года, встречались мы своей троицей: Лина, Светлана и
Татьяна, – древние Души, прилетевшие на Землю из Космоса на одном корабле.
Встречи наши постоянны с тех пор, как мы узнали о своём космическом родстве. И именно
в таком единстве принято множество информации от наших любимых моряков с подводного
крейсера «Курск» с планеты «Сорвейс» из созвездия Кассиопеи.
Эта информация вошла в два тома книги Свирели «Космос говорит голосами экипажа
подлодки «Курск».
Обе книги размещены в Интернете.
При обоюдных разговорах экипажа «Курска» с Духовной Россией в лице Свирели наша
ясновидящая Линочка Бритвина постоянно свидетельствовала, что видит лица говорящих с нами
моряков.
Вчера, 10-го октября, при чтении репортажа с планеты Душ о праздновании 120-летия
Сергея Александровича Есенина, Лина видела Есенина. Он был в белой рубашке.
А когда звучали строки стихотворения Серёжи о том, что он прошёлся бы простым
гармонистом по сёлам России, Лина увидела его в синей косоворотке, с ярко расшитым, в русском
духе воротом. Но книга не завершена.
ЗАВЕРШАЮЩИЙ ЭТАП.
1 декабря 2015 года.
Продолжаю работать над книгой «Небесная поэзия Есенина». И снова возвращаюсь к блоку
стихов Серёжи Есенина, которые он передал России через Свирель в год его столетия (1995).
ЧАСЫ БЕГУТ
Часы бегут. Останки бренных дней
На памяти невянущей моей
Как с хворостинок капельки стекают.
Декабрь грядёт. Часы земные тают.
А дни загробные становятся длинней.
Я заплатил за повесть, за разгул,
За буйство строк, за головы крученье,
За разухабистость, за бурное теченье
Рязанской юности, за сердца гул.
Сполна я отдал слугам Вельзевула
За всё, что получил от них сполна.
Но знают роща, Муза и страна, –
Меня моя погибель не согнула.
Часы бегут. Декабрьский близок день,
Когда Эблюмкины торжествовать хотели.
Но не учли бессмертие Свирели,
Поющей вечной нови голубень.
165
Очень странно, что именно сегодня, когда наступил первый день зимы, первый день
рокового для Серёжи месяца, мне дано было продолжить комплектование книги именно этим
стихом.
Опять – «Эблюмкины»! Это слово снова подтверждает, что имя «Эрлих» не случайно
вплетено в Есенинский акростих.
И, прежде, чем ввести на страницы книги это стихотворение, я вновь обратилась к
воспоминаниям друзей Есенина о Поэте, взяла в руки книгу Софьи Виноградской «Как жил
Есенин».
И здесь на странице 161 этой книги из повести Вольфа Эрлиха «Право на песнь» (1930)
читаю покаянные слова Вольфа, где он просит прощения у Есенина, во-первых, за то, что следует
примеру старейших, но не честнейших, решившись писать повесть о Серёже. Во-вторых его
мучает, что он продолжает подавать руку друзьям Есенина, как будто на это имеет право.
И, наконец, Эрлих сообщает читателям своей повести: «Пусть он (Есенин) простит мне
наибольшую мою вину перед ним, ту которую он не знает, а я – знаю».
Вот и встало всё на место. Не собираюсь более углубляться в доказательства, кто виновен в
гибели Поэта. Моё дело – донести до читателя вести от Серёжи Есенина. А Небо само знает, кто
чего заслужил за содеянное.
Далее скажет Серёжа:
Я не злопамятен. Прощаю всех врагов.
Растрачивать себя не собираюсь.
И выходить Невой из берегов
С трезубцем мщения не мыслю. И не маюсь
Печальной памятью. Я светел и живу,
Живее всех, несущих в сердце злобу.
Я с Пушкиным встречаюсь наяву
И верен нежной Родине до гроба.
ВЗОЙДЁТ РОССИЯ, ДАЙТЕ СРОК!
Давай пройдёмся по моим полям.
Пусть дождик моросит. Он верен Небу.
Он верен памяти и рвению селян,
Отдавших труд и пот заботе-хлебу.
Нет, не смутит ни слякоть, ни навоз.
Пусть чернозём утопит по колено.
Родная нива в осень и в мороз –
Моя звезда и сцена и арена.
Бугры земли как груди возлегли,
Страдающие от невзгод и плача.
Сосцы родимой матушки-Земли
В рубцах и гное. Трудная задача
Их исцелить. На это нужен сок
Волшебной мысли, сдобренной любовью.
Взойдёт Россия. Дайте только срок.
Недаром я расписываюсь кровью.
В тетрадке моей за 1995-й год далее от 14 октября записано стихотворение Есенина о
собаке Качалова, новое, небесное.
Но передо мной лежит книга «Жизнь Есенина. Рассказывают современники». И на 531
странице – бесподобно трогательные воспоминания известного актёра Царских театров Василия
Ивановича Качалова. Мало кто сумел с такой любовью и необыкновенной выразительной силой
нарисовать образ Рязанского Поэта. И я считаю себя обязанной вспомнить эти строки.
166
КАКИМ БЫЛ ЕСЕНИН
«До ранней весны 1925 года я не встречался с Есениным, не видал его лица, не видал даже
его портретов.
Почему-то представлялся он мне рослым, широкоплечим, широконосым, скуластым,
басистым.
Но стихи его сразу полюбил, как только наткнулся на них, кажется, в каком-то журнале в
1917 году.
И потом во время моих скитаний по Европе и Америке всегда возил с собой сборник его
стихов. Такое у меня было чувство, как будто я возил с собой – в американском чемодане –
горсточку родной земли, так явственно, сладко и горько пахло от них родной землёй».
Далее Качалов описывает обстоятельства, приведшие Есенина в дом актёра. А потом
говорит уже о первой встрече:
«Прихожу домой. Небольшая компания моих друзей и Есенин уже сидят у меня.
Поднимаюсь по лестнице и слышу радостный лай Джима… Тогда Джиму был всего четыре
месяца.
Я вошёл и увидел Есенина и Джима – они уже познакомились и сидели на диване,
вплотную прижавшись друг к другу.
Есенин одной рукой обнял Джима за шею, а другой держал его лапу и хриплым баском
приговаривал: «Что это за лапа, я сроду не видал такой!» Джим ласково взвизгивал, стремительно
высовывал голову из - под мышки Есенина и лизал ему лицо.
Есенин встал и с трудом старался освободиться от Джима. Но тот продолжал на него
скакать и ещё несколько раз лизнул его в нос. « Да постой же, может быть, я не хочу больше с
тобой целоваться!» – бормотал Есенин с широко расплывшейся детски лукавой улыбкой. Сразу
запомнилась мне эта детская лукавая, как будто даже с хитрецой улыбка.
Меня поразила его молодость. Когда он молча и, мне показалось, застенчиво подал мне
руку, он показался мне почти мальчиком, ну, юношей лет двадцати. Когда он заговорил, сразу
показался старше… Как будто усталость появилась в глазах.
Глаза и рот сразу заволновали своей выразительностью. Вот он о чём-то заспорил и
внимательно, напряжённо слушает оппонента: брови слегка сдвинулись, не мрачно, не скорбно, а
только упрямо и очень серьёзно. Чуть приподнялась верхняя губа – и какое-то хорошее выражение,
лицо пытливого, вдумчивого, в чём-то очень честного, в чём-то даже строгого, здорового парня, –
парня с «крепкой» башкой.
А вот брови ближе сжались, пошли книзу, совсем опустились на ресницы, и из-под них уже
мрачно, тускло поблескивают две капли белых глаз – со звериной тоской и со звериной дерзостью.
Углы рта опустились, натянулась на зубы верхняя губа, и весь рот напомнил сразу звериный
оскал.
А весь он вдруг напомнил готового огрызаться волчонка, которого травят. Но вот он
встряхнул шапкой белых волос, мотнул головой – особенно, по-своему, но в то же время и очень
по-мужицки – и заулыбался озаряющей улыбкой. И глаза засветились «синими брызгами»,
действительно, стали синими.
Замечательно он читал стихи. И потом, каждый раз, когда я слышал его чтение, я всегда
испытывал радость.
У него было настоящее мастерство и заразительная искренность. Как только он начинал
читать стихи, у него становилось прекрасное лицо: спокойное, без напряжения, без гримас, без
аффектации актёров, без мёртвой монотонности поэтов.
А лицо выражало все чувства. И даже, думаю, если кто не слышал бы его голоса, но по
лицу мог догадаться, о чём звучал его стих, выражающий живое чувство.
Джим внимательно смотрел в рот читающего Сергея. А перед уходом Есенин снова долго
жал ему лапу.
Как он выглядел? Всё в нём, Есенине, было ярко и сбивчиво, неожиданно контрастно.
Казалось, он менял лики мгновенно.
Белоголовый юноша, тонкий, стройный, изящно, ладно скроен и как будто бы крепко сшит,
с васильковыми глазами, не нестеровскими, библейскими, а такими живыми, такими просто
синими, как у тысячи новобранцев на призыве, рязанских и московских, и тульских. – что -то
очень широко русское.
167
Парижский костюм, чистый, мягкий воротничок. Сверху на шее накинуто шёлковое
сиреневое кашне.
Светло-жёлтые кудри рязанского парня. Рука хорошая, крепкая, широкая, красная, не
выхоленная, мужицкая.
Голос с приятной сипотцой. Заговорил этим сиплым баском, сразу распылилась, растаяла,
как пудра на лице, вся эта «европейская культура».
И подумал я: куда ещё вторгнется эта необузданная Рязань, Русь наша, в какие Миры
войдёт, кого покорит?!»
Земное стихотворение Есенина о собаке Качалова известно: «Дай, Джим, на счастье лапу
мне!...»
А вот это – небесное. Он возникло в 1995 году, записано на 88 странице космического
дневника Свирели:
ДЖИМУ
Мой Джим, без малого, уже под сотню лет
Со мною делит вечера и мысли.
Уверен я, что он – в Душе Поэт
И залетает в облачные выси.
Он, знаю, поприветствовал не раз
Ту, что нежнее всех и молчаливей.
Я виноват, что нет её красивей.
И нет роднее рук её и глаз.
14, 10, 1995. Есенин.
Свирель просит Серёжу почитать стихи о любви. И он выливает на листы её дневника
поток нежнейших, никому не ведомых стихов:
О ЛЮБВИ
Любовь… Ну что ж, и о любви, конечно,
Неплохо бы с тобой поговорить.
Скажу тебе, что на Пути на Млечном
Не раз пришлось окошко растворить,
Впустить черёмух запах неотвязный,
До одури забывшись до утра,
Ронять в стихах своих рассказ бессвязный
О том, как плачет юная пора,
Ушедшая в заоблачные дали,
О чистом снеге, взгляде васильков,
О тех глазах, что бедные рыдали,
О топоте серебряных подков.
Куда ушла сиреневая юность?
Она осталась на моей Земле.
И тихий стон гитары семиструнной
Рождается в берёзовом стволе.
Я вижу Русь в рябиновом горенье.
Она как девочка в коротком кимоно
Снимает с облака моё стихотворенье,
Подаренное Родине давно.
НЕ ВИНИ
Ну, не вини меня, моя родная,
Что страсти нет давно в моей груди.
Рыдает сердце, тихо догорая
И спрашивает: Что там, впереди?
168
Я весь истлел, мне кажется порою.
И в этом теле, розовом как день, –
Старик и юноша, которого не скрою.
Так Солнце сочетает свет и тень.
Я молод нынче. В этом нет сомненья.
Но память! Мне её не одолеть!
В ней сотни жизней. Их преодоленье
И заставляет горестно болеть.
Хочу взлететь над собственною болью,
Хочу любить, а сердце не велит.
Ах, как же мы наказаны любовью,
Которая до крайности болит!
11. 10. 95.
БОЛЕН ЛЮБОВЬЮ
Мне всех любить хотелось, всех обнять.
Обиды я не наносил любимым.
Так думал я. Хотелось мне ронять
Бутон волос цветком неповторимым.
Но повторимы были вечера.
И ночи повторялись многократно.
Растрачивалась юная пора.
И молодость струилась безвозвратно.
Я всех обнял и прежде всех – Рязань.
Она в мои объятия стремилась.
И гулкая берёзовая рань
В Душе моей стократно повторилась.
Я видел в каждой женщине тебя,
Моя берёзка из родного поля.
Я прожил жизнь, страдая и любя,
И вновь живу, и вновь любовью болен.
ЧЕГО ХОЧУ?
Я странен сам себе… Чего хочу?
Кого любить? Куда теперь стремиться?
Скажите мне, ну где я отыщу
Свою страну берёзового ситца?
Увижу ли тебя средь васильков,
Где мы с тобой бродили до рассвета?
Услышу ли знакомый стук подков
И перегар рябинового лета?
Ты помнишь, как с тобою у крыльца
Мы задержались, обменявшись взглядом?
Скажу теперь: «Любимая, не надо,
Поскольку нет у повести конца…»
Я УЕДУ…
Голубиный незнакомый почерк…
169
Светит васильковая звезда.
Я люблю тебя, родная, очень,
Ты запала в Душу навсегда.
Не ревнует нынче Айседора.
Зинаида больше не моя.
Шаганэ меня увидит скоро,
Я уеду в тёплые края.
Но и там, с далёкого подворья,
За чертой Уральского хребта
Я увижу очи Синегорья
И России алые уста!
СНОВА ЮН
Отоснились мне синие взоры.
Повторяется молодость вновь.
И зимы голубые узоры
Не угасят рязанскую кровь.
Снова юн, снова весел и звонок,
Колокольчиком теплится смех
Шаловливых рязанских девчонок:
«Ты один наш Серёжа – на всех!»
Я не скрою – доволен и ласков,
Разрешаю на палец вязать
Эти кудри. И вечер прекрасный
Хочет сам о себе рассказать.
ЗАГЛЯНИ ПОЭТУ В ОЧИ!
Расплескал я брызги глаз весёлых
По чужим квартирам и дворам.
Отдал сердце городам и сёлам.
И представь: всё заново собрал!
Снова молод. И упруга поступь.
Всех люблю, и всеми вновь любим.
Всех встречаю ласково и просто.
Дух Творца во мне неистребим!
Бахромою звёздной между строчек
Свесилась осенняя пора.
Загляни, мой друг, Поэту в очи
С твоего уральского двора!
ЗОЛОТАЯ МОНЕТА
Золотою монетой назвали
Мой весёлый бутон головы. –
Неразменна в тоске и печали
На Кавказе, где синие дали,
И среди дорогой муравы.
Золотую монету России
Ценит Бруклин и ценит Париж.
Неразменна, как омут мой синий,
170
Как твой локон, бессрочно красивый,
Мой бедовый бесстрашный малыш!
ВСЁ ОТ ГЛУПОСТИ.
Это всё от глупости, ах, это всё от глупости,
Страстные признания, жаркие лобзания,
Клятвы до скончания, слёзы до рыдания.
Не пленяйтесь, милые, не берите тяготы
Лишние, не нужные, мамам не угодные.
Зря себя растратите. Лучше быть весёлыми,
Лучше быть свободными.
СВЕТ ОСЕННИЙ
Свет осенний нежно и неброско
Сквозь туман сиреневый горит.
Каждый кустик, каждая берёзка
О любви всё так же говорит.
Хлопья снега падают на пашню.
Холод тот, теплом оборотясь,
Согревает в сердце день вчерашний,
Укрепляет с Родиною связь.
Но любовь не гаснет. И с годами,
К тридцати, в свой срок, перебесясь,
Я опять, мои родные, с вами,
Снова золотому клёну в масть.
15. 10. 1995.
Ну, разве не чудо – более сотни стихов насыпать в тетрадь Свирели за какие-то один-два
дня?! Почти без перерыва.
Свирель молчит, боясь даже дыханием прервать этот поток.
А Серёжа спохватывается, сам обрывает себя: «О себе, да о себе!» И это так естественно,
так непосредственно, так импульсивно, как только может Есенин.
И вот оно – сто третье стихотворение.
ВСЕ ВМЕСТЕ
О себе, да о себе! Ну, что же!
О других теперь пора поговорить.
Мы все вместе трудный век итожим.
Мы все вместе гордостью горим
За сынов твоих, моя Россия,
Что отцам страдающим под стать,
Выводящим век наш из трясины,
Чтобы новый век перелистать.
Много их иль мало – сосчитает
Время на берёзовом суку.
Ну, а век тот неизменно тает.
И Предвестье снова разгоняет
В сердце залетевшую тоску.
Но не будет сутемень тревожить
День рожденья *Миши моего.
Стих его спешу на свет помножить,
Что расскажет нынче про него.
171
Примечание: Сергей Есенин переходит к теме рождения Михаила Лермонтова. Они
теперь уже встретились в Тонком Мире. В цикле стихов Владимира Высоцкого упоминается, что
они все вместе: Лермонтов, Денис Давыдов, знаменитый офицер – партизан царской армии,
который воевал в тылу французской армии в 1812 год, Пушкин, Высоцкий и Есенин, – все
являются воинами новой России и скачут в эскадроне освободителей от всяческой Тьмы. У
Лермонтова 14 октября День Рождения.
Об этом и говорит Есенин. Да не стихотворением, а целой поэмой:
В ЕДИНСТВЕ С РОДИНОЙ
В лучезарном зоревом горенье,
Над глубокой ночью под Покров
Сын Руси, её стихотворенье
Родился среди моих Миров.
Только Русь могла родить такого,
С ноткой грусти глубоко в груди
И рыдать до часа зоревого,
Счастья ожидая впереди.
Братья по судьбине и по Роси,
Мы, свой срок и век перешагнув,
И Рязань и Пензу в сердце носим,
Всю весну и всю свою страну.
И Невы могучее теченье
В русле строк означенных дрожит.
И опять моё стихотворенье
Уронил мой Питер на гранит.
Единит нас посох и надзвёздный
Купол Неба, скрученный в кольцо.
Весь я – прежний, нынешний и поздний
Выхожу на старое крыльцо
И кричу: «Ну, здравствуй, Русь святая!
Ты бессмертна, за тебя горю,
Чётками стихи переплетая
К своему былому декабрю.
Но напрасна повесть о печали.
Я давно ту грусть похоронил.
И давно мой почерк означает
Радость над окопами могил.
Пью за Мишу, за его бессмертье,
За неповторимость светлых строк,
За астрал, где ангелы и черти
Преподносят жизненный урок.
За вселенский росчерк Подмосковья,
За Руси неповторимый век,
Где с надеждой, верой и любовью
К Богу устремился Человек.
С Днём Рожденья, странное Созданье,
172
Ангел бурь, не вянущий цветок,
Светлое предвечное Преданье,
В ком поёт и Запад и Восток!
Сын России, дорогой наш Миша.
Без тебя бы беден был наш Мир.
И стихи твои сегодня выше
Всех часовен смотрят на Памир.
Я воспеть тебя сегодня должен,
Потому что гулкая строка,
Звук стиха на звень струны помножив,
Отдаётся сердцу на века.
Хочешь – под тальянку выйду снова,
Разверну меха и снова в дым
Молодость – вселенская обнова
Будет отдаваться молодым.
Юны мы, как вечные Поэты.
Нам с тобой весь Свет принадлежит.
Над Окой до самого рассвета
Звёздочка бессмертия дрожит.
С. ЕСЕНИН, 15. 10. 95.
Вчера, 2 декабря 2015 года, вновь разговаривали с Майей Гориной и Софией Михайловной
по скайпу. Разрешали вопросы, касающиеся редактуры книги о Серёже Есенине.
А накануне Сонечка, прочитав второй блок поэм и стихов, отправленный позавчера,
сказала: «Восторг! Эти строки напоминают что-то Шекспировское!»
Я не сказала в ответ ничего. Но вспомнила, что и я в начале наших с Серёжей Есениным
космических встреч и разговоров сказала как-то в поэтической строке, что наши диалоги
напоминают нечто Шекспировское!
И утром 3 декабря от Сергея Есенина пришло в адрес Свирели стихотворение, да просто
целая поэма:
ШЕКСПИРОВСКОЕ НЕЧТО
Ты говорила мне на зорьке наших встреч:
поэма наша – словно речка,
Ей предназначено по руслу жизни течь,
И в ней сквозит Шекспировское нечто.
Но стих наш Нашим Господом подарен.
Шекспир же был Господний ученик.
И он своим свободным светлым даром
В поэмы наши неожиданно проник.
И не горюй, мы вновь с тобой вернём
И жар очей и страсть любовной ночи.
Поэмы наши встречи нам пророчат
не только ночью, но и днём.
Не растерялись золотинки нежности.
Они в Душе. Их Лотос вечно жив.
Стихи качаются в кораблике безбрежности.
И лечит сердце их заоблачный мотив.
173
Космическое нечто в нас с тобой,
Свирель и плюс Сергей – та надпись на заборе
Судьбы космической. Я припишу сюда «ЛЮБОВЬ».
Поэма, Небо и Земля не будут в споре.
Космическое НЕЧТО – это мы
Шекспировским сонетом в Небо вписаны.
И нитями надзвёздной бахромы
Мы говорим с Шекспировскими высями.
И Сонечка любимая права:
Своей Душой проникновенной, светлою
Она нам дарит вещие права
На Истину таинственно-заветную.
СОНЕТ
Мы можем Русь умыть шекспировским сонетом.
Он как жемчужный дождик, как огонь,
Пролившийся на Русь янтарным летом
И скачущий, как норовистый конь.
Он шлёт привет Святому Альбиону,
Копытом опечатывая высь
Есенинского вещего Альбома,
Где ныне наши ритмы родились.
И в унисон с бессмертием и Летой
Гуляет тот сонет с твоим Поэтом,
Беседуя и с Богом и с судьбой.
Но не страшат его кульбиты жизни.
Он верен дорогой своей Отчизне,
В обнимку с Миром, Светом и тобой!
Сергей ЕСЕНИН, 3.12. 2015.
Я только говорю великое Спасибо нашему любимому Серёженьке Есенину за свежие стихи
и вновь погружаюсь в тетрадку 1995 года. Год столетия Сергея Есенина. Длятся последние дни
октября. (стр.70).
ТОСКА
Тоска, тоска…. Какой избыть молитвой
Тебя, моя любимая тоска?
Петлёй, отравой? Камнем или бритвой?
А, может быть, и пулей у виска?
Нет, не сравнить стремление к уходу
С извечным тяготением к перу.
Лишь стих, связующий Поэта и Природу,
Мне говорит, что не умру.
15. 10. 95.
РЫЦАРЬ
Рыцарем без страха и упрёка
Я хотел на этом Свете быть.
Но ветра шальные раньше срока
Заставляли обо всём забыть.
174
Быть отцом хорошим я старался,
Но детей по свету растерял.
Сам не раз слезами умывался.
Сам не раз отчаянно рыдал.
Сыном быть почтительным и кротким
Не дала мне зоревая новь.
Путь мой был и светлым, и коротким.
Невзначай остыла в жилах кровь.
Быть любимым я хотел без срока
И любить как сотни женихов.
Рыцарем без страха и упрёка
Быть мешала тысяча грехов.
15. 10. 95.
НА ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ ЛЕРМОНТОВА
В лохмотьях туч как нищенка Луна
Глядит с порога паперти небесной.
Прислушайся, какая тишина
В купель Души восходит неизвестной.
Роняет снег таинственная мгла.
Летят снежинки, словно лотос века.
Ты помнишь, ночь такая же была.
И роза этой ночью расцвела
В Душе у Родины и в сердце Человека.
15. 10. 95.
УТЕШЕНИЕ
Ты видишь, убывает боль тоски.
Нить Ариадны как святая пряжа
Окутывает сердце и виски
И стих сама собой нежданный вяжет.
Уходит боль, вплетается в узор
Судьбы несчастной, но счастливой всё же.
Так русский лёгкий головной убор
Снимает боль и снять печаль поможет.
Покров Великой Матери Творца
Извечно боль людей на нити нижет.
Не закрывай печального лица
И будь к Иконе Родины поближе.
5. 10. 95. Вечер.
КЛЮЧИ
Нет, святости во мне и не бывало,
Но было любопытство ко всему:
К иконе, к полю, к песне у привала,
К любви, к учёбе, к Богу Самому.
Но Библия мне как учебник жизни.
И в ней нашёл я главные ключи
К стихам, к любимой, к матушке-Отчизне,
К местам, где бьются на смерть косачи;
175
Там, где поют потайственные струны
Души небесной, где её приход
Пришёл я с Библией, доверчивый и юный,
И понял, где надежду пьёт народ.
Нет, не в святошестве нашёл свою я участь,
Я творчеству молился целый век,
Библейский отрок, и смеясь и мучась,
Был просто русский добрый Человек.
15. 10. 95.
ВЕНОК ЕСЕНИНА
Тоска по вотчине присутствует везде.
Я не избавлен от тоски по Родине:
В полёте, в думах, в песне и труде
Тоска свои диктует мне мелодии.
Рябиной виснет алая строка
Над полем жизни в перезрелой зелени.
Рукой сиреневою тянется тоска
К печальной песне головы простреленной.
Но я преодолею ту тоску
Своим вторжением в разымчатую просинь
России-Матушки. Я день тот нареку
Венком Есенина, который цветом в осень.
15. 10. 95.
ДЕРЕВЕНСКИЙ
Лёгкое лето, пушок одуванчика
Тихо садится ко мне на пиджак.
Юноша стройный из скромного мальчика
Преобразившись, как новый пятак,
Весь я сияю – от ног до макушки,
Даже неловко пред сёстрами вдруг.
Где там побаски, усмешки, частушки!
Что там весёлый разымчатый круг?
Важность в лице, сигареты и тросточка,
В шаге степенность, упругость в стопе.
Где там простецкая русская косточка?
Что там знакомая тварь на тропе!
Долго ли тот маскарад продолжается?
Брошены брюки, откинут пиджак.
Важность и стыд меж собою сражаются.
Шепчет мне совесть: «Опомнись, дурак!»
Крепко схватившись с сестрёнками за руки,
К речке спускаясь, бросаемся вплавь.
Снова я нежный и снова я маленький,
Снова деревня – и сон мой и явь!
15. 10. 95. Вечер.
176
ВСЁ ИЗВЕСТНО
Да, иступлённость эта мне известна:
До крайнего упора лить строку,
Воспоминанья, думы и тоску
И сиротливость собственного дома.
Да, мне знакома ласковая стать
Той женщины, что мне открыла двери
В иную жизнь, которой не сыскать,
Но лишь суметь хоть раз в ту жизнь поверить.
Да, исступлённость эта не с добра,
А лишь отчаяньем рождённая однажды.
Строка любви полна извечной жажды.
Её с тобой нам разделить пора.
15. 10. 85.
ПРИДЁТ ВРЕМЯ
Мне учиться жить пришлось сначала
Под Луной в лазоревом краю.
Снова Мама ты меня качала
И хранила молодость мою.
Будет время – взглянут на страницы
Той тетрадки, что лежит в глуши.
И стихи, как ласковые птицы,
Выпорхнут из раненой Души.
Как синички, голуби и гуси
Будут щебетать и гоготать.
Снова, сын своей забытой Руси,
Я смогу ей должное воздать.
ЕСЕНИН СЕРГЕЙ.
ДЕЛОВОЙ
Посмотри, как молод я и нежен,
Любопытен и распахнут взор.
Облик в целом несколько небрежен:
С Миром затеваю разговор.
Деловой, и осторожен в связях.
Вот уж и с издательством знаком.
Лень, меня ты не уронишь наземь.
Я тебя держу под каблуком.
Шаг расчётлив, осторожно-нежен.
Весь я – деревенский старожил.
Был в то время молодым и свежим
И до боли с Музою дружил.
(116-е стихотворение!)
октябрь 1995. Сергей ЕСЕНИН.
АЛЕКСАНДР БЛОК – СЕРГЕЮ ЕСЕНИНУ
Мой юный друг… Ему страданий тоже
Досталось вдоволь на моей Земле.
И мы сейчас уже вдвоём итожим
177
Зарубки памяти на розовом стволе.
Ошибки были, были разногласья.
Но тот не ошибался, кто не жил.
И мы преодолели все несчастья,
Особенно кто с музами дружил.
Плечо подставить другу – высший дар
Беспечной юности и молодости тоже.
Да, мы с тобой, Серёжа, нынче можем
Свои просчёты и дела итожить,
Рассвет не принимая за пожар. 1995 год.
ЛЮБОВЬ – СТРАДАНЬЕ
Ни печали, ни тоски не должно быть в расставанье.
Пусть на краткие свиданья мы с тобой обречены.
Ведь любовь в народе вечно называется страданьем.
И страданием-любовью мы с тобой обручены.
Выше плоти, выше крыши, выше века и жилища
Вознеслась седая пряжа разноликого стиха.
Мы с тобой не на Земле безымянной встречи ищем.
Нам собою не до злости, нам с тобой не до греха.
ПРИГЛАШАЮ В ПОЛЁТ
Мне стало вдруг легко, Как будто бы из клети
Умчалось сердце ввысь и с небом наравне
Под куполом веков слагает песни эти.
Там ритмы родились и тянутся ко мне.
Тебя в полёт я пригласить хочу.
Пусть на Земле других красот немало.
Но нас влечёт к Кастальскому ключу.
Твоей руки мне вечно не хватало.
Не страшен ветер, не страшны буруны.
Пусть Космос нам натягивает струны.
Гитара нежности упруга и легка.
Пегас оседлан. Серебрит подковы
Серпом Луны Есенин чернобровый
С лукавою улыбкой седока.
Серёжа Есенин, 12, 1995
ЕЩЁ ОДИН СОНЕТ
Нет, Человек рождён не для обид,
Не для несчастий, бед и отчужденья, –
Для радости – мне сердце говорит
Подарен Миру День Его Рожденья!
И дарит Бог ему тепло орбит
Планет бессчётных в ласковом движенье.
И Солнце с ним лучами говорит
И развивает дар воображенья.
И скрыта в сердце тысяча удач.
178
Так не нужны страдания и плач!
Пусть торжествуют творчество и нежность.
В себе познает Бога Человек.
Грядёт особый звездноликий век.
И обретает молодость безбрежность.
Декабрь 1995.
Я НЕ ПРОЩАЮСЬ
Я не прощаюсь – прошептали губы,
Я не прощаюсь – раздалось в ответ.
И вновь в Душе серебряные трубы
Поют рассвет, поют рассвет.
Обвалы нежности спасают нас и губят
И на краю и на вершине лет.
Я не прощаюсь! – прошептали губы.
Я не прощаюсь! – раздалось в ответ.
Так Солнце ниву бесконечно любит,
Даря ей жизнь, желания и свет.
Я не прощаюсь! – шепчут Небу губы.
Я не прощаюсь! – слышится в ответ…
Серёжа Есенин, декабрь 1995
СВЕЧА ДУШИ
Свеча Души зажглась. И лёгкость строчек
Уж не страшится ветра и огня.
А вечера накинутый платочек
Окутал ласкою и тайною меня.
декабрь 1995.
ПОЗДНЯЯ ЗОРЬКА
Поздняя зорька зарделась.
Светом охвачена даль.
Странная властная смелость
Одолевает печаль.
Молодость зыбкой тропою
Вспять навострила крыла.
Ветреность силой слепою
Снова в объятья взяла.
Где же вы, вещие тайны?
Вами овеяна быль.
Встречи всегда не случайны.
Плачет под снегом ковыль.
Сергей Есенин, декабрь 1995.
МОЛОДОСТЬ
Да, молодость была. Она и нынче длится.
Она вздувает горн, она вострит стрелу.
Она огонь зажгла и, время-кобылицу
Умело подковав, отправила во мглу.
И время то летит и гривою искрится.
И вспять пошли года. И стих из-под копыт
Взрываясь, словно снег, летит прохожим в лица.
179
Смеётся и поёт, то плачет, то кричит.
Сергей Есенин, декабрь 1995
СЕРДЦЕ ПРАЗДНУЕТ
О, какая вам разница!
Ну, какая вам разница,
если сердце вдруг празднует? –
В сердце – радость-проказница.
Если лаской согретое
сердце юностью полнится,
Ну, какая вам разница?
Сердце празднует вольницу!
декабрь, 95
ТАЙНА
Я знаю тайну встреч. Она стара как лотос.
Ту тайну нам беречь. Она – любовь и кротость.
Я знаю знак один. Он в вечности свиданья.
Я – Сердца паладин. А ты – его созданье.
В чём необычность встреч?Ты знаешь всё заране.
Нельзя в могилу лечь, Не выйдя на свиданье.
Нет, радость в жизни есть, И радость бесконечна –
Не слава, злость и честь – Любовь, тоска, сердечность…
Серёжа Есенин, декабрь 1995.
ПОКЛОН МАМЕ
СВИРЕЛЬ:
Поэт мой нежный, клонит долу лес
Свой день, свой зелен-лист заледенелый.
А ты ко мне спускаешься с небес.
И стих по-прежнему как ты – простой и смелый.
Не увядает свето-мастерство
В твоей Душе, прозрачно-золотистой.
Пусть осень крутит наше естество,
И срок спускается неизреченно-мглистый.
Изволь принять сих строчек разворот
В канун рожденья дорогого Миши.
А ты, конечно, знаешь наперёд,
Что стих коснётся этой ветхой крыши,
Откуда вновь уронит на рояль
Печальной ноты соль обетованья.
Но мы с тобой поднимем ту печаль
И понесём под ветра завыванье
К Рязани, под Москву, под Петроград.
Сибирь с Уралом поднесут по крохе
Наш стих Отечеству. И каждый будет рад.
И знать, дела у нас не так уж плохи.
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Свирель моя, рязанский самородок
180
Доволен одиночеством своим.
Я, как известно, русский зимородок,
Своими строками соединим
С рязанским нерастраченным подворьем,
Что в генной памяти и дедов и отцов
И с Пушкинским любимым Синегорьем –
Купелью баюнов, Поэтов и певцов.
Но нынче я одною болью болен.
Оно в сравненьи с прежними не в счёт.
Та боль моя под звоны колоколен
К Иван-Великому до маковки взойдёт,
Рассеется едва ли и с годами.
Она, та боль – упрёк моей судьбе
За то, что недостаточно страдали
За Русь, страдая о себе.
Молились? Как же! Господа отвергли,
На землю эту беды навлекли.
Простите нас, мои берёзки, вербы,
Прости меня народ родной земли,
За наше самолюбие, за чванство,
За нелюбовь к своей родной семье.
Прости меня, Небесное пространство.
Покаянье восходит на жнивье…
Простите нас, покинутые дети
За крик невежества, за флаги надо рвом,
Где гибли наши семьи на рассвете
В предвестье о несчастье мировом.
Прости, о, Мама, я любовью болен
К тебе. Прости за то, что я исчез.
И слёзы лью под звоны колоколен.
Они кропят стихов печальный лес…
СВИРЕЛЬ:
Ты напугал нас, о, любимый витязь!
Твой щит и меч – защита от вражды.
Твои стихи – посланцы от *Пракрити,
Спасают нас от спеси и беды.
Ты упрекать себя ни в чём не должен.
Ты сделал всё, чтоб цвёл родимый край.
С твоей поэзией Россия силы множит.
Твоих стихов вселенский каравай
Насытить всех своей любовью может!
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
О, Русь моя! Свежа родная пашня,
Готовая принять в себя зерно.
Пронзает болью сердце день вчерашний,
А завтрашний с надеждой заодно
Восходит над озябшим изголовьем
Любимой повести и дорогим жнивьём.
181
О, Родина, позволь своею кровью
Румяный стих, наполненный любовью
В поток поэмы мы с тобой сольём!
СВИРЕЛЬ:
И в дар Рязани, дорогому краю
Поэта нашего с лаптями и сумой
Тот вешен лист, что я сейчас листаю
И в золото листвы переплетаю,
Я в руки Мамы отдаю Самой!
Татьяна Мама! Ты Его носила –
Младенца странного и гордого, как высь.
В тебе самой те ритмы родились,
В тебе самой та красота и сила,
Которые в стихах заключены, –
Развей их ветер по краям и весям!–
О, МАМА! Будь благословенной песней,
Без коей не рождаются сыны!
Примечание: *Пракрити – Высшая воля Творца по древней мифологии.
4 декабря 2015 года с утра в тетрадь Свирели посыпались стихи Серёжи Есенина.
Свирель – ЕСЕНИНУ
Словесный жемчуг – вот чем ты богат.
Ты сеешь с Неба золотые слитки.
Стихи твои светлы, легки и прытки,
Янтарь Руси, топаз или агат.
О, бусы Родины обиженной моей,
Рассыпанные по полям Державы,
Ключи любви, ключи судьбы и славы
Нам подарил Рязанский соловей.
Как заклинанье я произнесу;
Аминь! Аминь! Жемчужинки, рассыпьтесь!
Пусть этот дорогой рязанский ситец
Укутает российскую красу.
СВИРЕЛИ
В тебе заложен редкий феномен
Владенья Словом и струной от Бога,
И в настроеньях сотни перемен,
И к Шамбале хрустальная дорога,
Полёт жар-птицы вещего пера,
Подхваченного Пушкинской рукою,
Луч Солнца между Небом и рекою,
Пора Предвестия и нежности пора.
Поёт Свирель, расцвечивая летом
Строку забвения и рдеющую новь.
Затем, мой друг, ты названа Поэтом,
Чтоб воспевать разлуку и любовь.
182
Сергей Есенин.
Свирель моя, в сияющем лесу
Освеченного Пушкинского края!
Ты отдаёшь Отчизне, догорая,
Небесную алмазную росу.
Пусть с хворостинок дней она свисает.
Напоминая всем, что молодость вторая
Россию ждёт в берёзовом лесу.
Сергей Есенин.
ВИНО ЛЮБВИ
Нет, не ценю я западных манер
Затверженное скалозубство.
Милее мне российское искусство,
Я русских слов миллионер.
В пригоршню слов рябинового края
Вина любви я разолью на всех.
Я славлю скромность наших русских дев
И целомудрие Души и Рая.
Серёжа Есенин, декабрь 2015
СВЕТИ, СВЕЧА ПЕТРА!
Свечой Петра мы осветили поле
Безудержного русского раздолья,
Согрели буйство своеволья.
И нежностью откликнулась Земля.
И бубенцы надёжности и славы
Уже звенят в Душе моей Державы.
И эхом жизни отзываются поля.
Свети, могучая Свеча Петра!
Проснись, о, Русь! Пришла твоя пора!
Серёжа Есенин, декабрь 2015
ПРИШЛА ПОРА
Пришла пора Отеческого края:
Дремоте и зевоте скажем: «НЕТ!»
Кумиров мы себе не выбираем.
Нам дорог только Истины портрет.
Слова, звучавшие в *Георгиевском зале –
Знак Мудрости моей родной земли.
Сегодня нам они о будущем сказали
И будущее предрекли.
Пора взаимодействия и дела,
Решающая русский наш вопрос,
Она сегодня каждым овладела,
Кто носит здесь простое имя – «РОСС».
Слова, летящие до сердца, выбирая
Строку доверия рябинового края,
Соединяя Запад и Восток,
183
Нам Истиной стучат в висок.
Мы соберём солому постулатов
и устаревших догм,
Сожжём бездействие
и стопор бюрократов
И этим обновим свой дом.
Декабрь 2015
Примечание: *Слова, звучавшие в Георгиевском зале – слова Президента России,
произнесшего в декабре 2015 года Послание к Законодательному Собранию.
Я НЕ МОНАХ
Не скажут обо мне: «Ты импотент!»
Я не монах, не столпник и не нищий.
Я думаю: никто из нас не ищет
Компрометации. Не тот у нас момент.
Я не мертвец. Не залетел я к вам
Столетней памятью с остуженной могилы.
Я ваш Есенин, дорогой и милый,
И равный вам по жизни и правам.
Я жив – я сотней строк отмечу
Очередной свой юбилей,
И я стрелой любви ей в сердце мечу,
Своей Руси, возлюбленной моей!
.
И нас Господь не попрекнёт грехом.
В соитье Душ сливаем капли влаги.
И проступают на листах бумаги
Слова любви поэмой и стихом.
Да, это я, и дерзок и игрив,
На грани хулиганства, смеха, драмы.
Бросаю вам небесный свой мотив,
Не вопреки, а с разрешенья Мамы –
Моей Руси, лохматой и смешной,
Обобранной, раздетой и разутой.
В обнимку с ней, моей родной страной
Считаю я последние минуты
Далёких запредельных канонад.
Они – как эхо той войны далёкой,
Метнувшейся на Запад от Востока,
Когда горел ночами Сталинград.
Цвети и пой, любимая Держава.
Мы нарожаем собственных детей,
Которые тебе добавят славы
и необычных новостей!
Сергей Есенин, декабрь 2015
НЕ УНЯТЬ
184
Мне не унять посконный дух
Рязанского подворья.
Пусть мечет молнии пастух
Тоски и своеволья.
Он так размашисто- речист,
И гулок и просторен,
Как русский свист, как гармонист.
Он Русью вечно болен.
Я эти молнии ловлю
И, вечно молодая,
Я пастуха того люблю.
Святая и седая.
Свирель, декабрь 2015
РОГ ИЗОБИЛЬЯ
Стихи из рога изобилья
С небес посыпались на вас.
Они – осколки древней были,
Обозначающей Парнас.
Пошли берёзовые звоны
С Рязани по родной Руси.
Сошли небесные законы,
Встряхнув Фемидовы весы.
И Русь с вселенского базара
Свой новый выбирает путь,
Поддав берёзового пара,
Идёт. Назад не повернуть!
Сергей Есенин, декабрь 2015
НА ВВЕДЕНИЕ ВО ХРАМ БОГОРОДИЦЫ.
4 декабря 2015.
Свирель! Мы, вспомнив старину,
испещрили лист словами.
Подобен древнему вину
Мой стих, летящий Покровами.
А Богородица во Храме
Благословила всю страну
И смотрит, очи опустив,
На Мир российского простора.
Её молитвенный мотив
Сильнее всех церковных хоров.
Я вижу – тонкою рукой
Нас Божья Мать перекрестила.
Отсюда, Русь, в тебе и сила,
В неунывающей такой,
Не уходящей на покой!
НАПУТСТВИЕ
185
ЕСЕНИН – РОССИИ
Январь 1996 год.
Ну, здравствуй, здравствуй, друг мой неизменный.
Моя Свирель – избушка на краю
Руси завьюженной, мой посох переменный,
С которым плачу, сетую, пою,
Иду в глуши по травам, смятым медью
Забвения, жестокости, вранья.
О, Русь моя, поистине медведи
Освоили беспутные края!
Я плачу и плачу за недоимки,
Которые при жизни допустил.
Но не по мне в благую ночь поминки
Справлять среди расчисленных светил.
Возьмёмся за руки, друзья, благое время
Грядёт, ей-Богу, это не враньё.
Я перед вами как и перед всеми
Родными в Космосе приветствую твоё,
О, Русь моя, святое продолженье
В Эпохе новой, славной и большой.
И поздравляю Родину с рожденьем
И с обновлённой юною Душой,
С сознаньем новым, восходящим к Богу
И с Храмом, возведённым на крови.
Пусть новый Мир пожалует к порогу
Надежды, веры, света и любви!
Я льюсь с потоком радостных флюидов.
Я новым цветом строчек восхожу.
Я не таю на Родину обиды
И сквозь легенды на неё гляжу.
Воспрянет Русь. Плоды любви литые
Развесить время в утренних садах.
Мелодии простые, но святые
Засеребрятся в ласковых годах.
И, по-былому затянув на память
Былых огрехов скромный узелок,
Наш росс уже, как пить, не будет падать
И застолбит на дереве урок.
Урок истории, тяжёлый и кровавый,
Отяжеливший шаг, и бег, и кров,
И не добавивший Руси высокой славы,
Убавивший и деток и коров.
Святое дело, русская Держава.
Держать в подоле милых сыновей!
Их ждёт, мой друг, совсем иная слава,
Достойная отеческих кровей.
186
О, Творчество, взошедшее как Знамя,
Как сполох вечности над Родиной моей,
Гори, гори над ней, святое пламя,
И внемли благозвучию церквей!
И ты, Свирель, мой радостный помощник,
Не забывай весёлое перо
И знай: к тебе вернулись не святые мощи, –
Живой Поэт из той зелёной рощи,
Где живы Буратино и Пьеро,
Где весь синклит артистов и поэтов,
Художников, учёных и крестьян
Живут и празднуют, благословляя лето,
Где всем хватает доброты и света,
И где не в почестях погибель и обман.
Ваш друг далёкий, я, Сергей Есенин,
Остановлю свой почерк на краю
Глубокой ночи. Закрывайте сени.
Постель расправь, не потакая лени
И слушай сна мелодию свою.
С 13-го на 14-е января 1996 года.
РОССИЯ
Россия, синеокая громада!
Ты набираешь силы, ты живёшь.
Народ – не население, не стадо,
И вряд ли где такой ещё найдёшь!
В нас дремлет сила верности к пространству.
В нас бродит воля, действует свинец
Дошедшего до края вольтерьянства,
Соединив бессмертье и конец.
Мы, перешедшие границы всех запретов,
Преодолев пространство и простор,
Соединив границы тьмы и света.
Рокочем глухо, как столетний бор.
В нас гул тысячелетий без остатка
Вобрал тончайший жизни эликсир.
Аскеты, мы едим и пьём несладко,
Зато у ног России дремлет Мир.
В ответе мы за Совесть и за Бога,
Живущего ещё в сердцах людей.
Мы набираем силы понемногу.
Боится нас подлец и лиходей.
Их много – стран. Они вольны судьбе
Божественной. И каждая по праву
Присвоила значение себе.
Своё пространство, век, историю и славу.
Их много на Земле. Но Родина одна.
187
Она в твоей крови растворена любовью.
Она тебе на век Мессией суждена.
И ты приник к её святому изголовью.
Прислушайся, о чём тебе Она поёт?
Наверное, не раз на Землю приходящий
Ты, с Русью обнявшись, отправишься в полёт
В космический, далёкий, настоящий!
Сергей Есенин, 2003 год.
НЕБЕСНАЯ МАГИЯ
Святы имена, иконы, мощи.
В них – живая прелесть бытия.
Аромат разнодеревной рощи,
Магия небесная своя.
Это значит, что святые вместе
В Тонком Мире совершают путь.
И Земле своей любимой вести
В сердце тщатся чуткое вдохнуть.
Не подвластен нынешней науке
Чудо-миро поднебесный знак.
С ним сумеют и сыны и внуки
Разогнать невежество и мрак.
Не лечился я в Нью-Йорке и в Париже,
Не мотался по госпиталям.
Из лекарств – всего милей и ближе
Стынь-воды устройчивый бальзам.
Сергей Есенин, 2000 год
РОДИМЫЙ КРАЙ
Родимый край… Всеобщее названье.
Родимым краем Родину зовут.
Родимый край – страна,
Родимый край – приют, где длится ожиданье,
Когда тебя родные позовут.
2003. декабрь.
КРУГ ДРУЗЕЙ
Везде есть угол сердцу и любви
Родной семье и самой тёплой встрече.
Ты имя лишь родное назови.
И будет день, и будет тёплый вечер.
И вы вдвоём. И самый нежный зов
Первоначальных чувств вам аромат подарит.
Ты будешь юным, друг, и будет общий кров,
И круг друзей при общем самоваре.
6. 12. 2003.
РАВНОВЕСИЕ МИРОВ
От тоски, от боли и от сплина
Лечит равновесие Миров
Каждого заблудшегося сына,
188
Говоря; «Будь счастлив и здоров!»
Третий Глаз откройте, не смущайтесь,
Восходите духом над собой
И поймите, что такое счастье,
Постигая вечную любовь.
Серёжа Есенин, 2000 год
ДЕКАБРЬ
Декабрь взошёл и мчится рысаком,
Теряя дни, растрачивая ночи.
Декабрь, постой, ты думаешь о том,
Кому стремительный такой же путь пророчишь?
Наверно, январю. Он из-за сизых туч
Уже глядит на нас, насупив брови.
Зима катится с круч. Мороз стремится, жгуч.
Декабрь идёт. Его никто не остановит.
МИР СЛОЖЕН
Могуществен и хрупок этот Мир,
Сквозной, многоступенчатый и сложный.
Ты сквозь него идёшь – больной и осторожный,
Взбираясь на невидимый Памир.
Не замечаешь ты, что Бог ведёт тебя.
И все движенья сердца и рассудка
Он направляет ввысь, надеясь и любя.
А ты порой уверен – жизнь – шутка!
.
Когда мы на Земле в неведеньи живём,
Мы слепы, если сердце не на месте.
Но если молим и зовём благие вести,
То слепоту, теряя, разорвём.
6. 12. 2003
СОНЕТ
Великих дней великие деянья
Ветшают исстари. Короток славы путь.
Бледнеют сны, года, воспоминанья.
Всё тише, в радости дыша, вздыхает грудь.
Всё тленно: почести, дары, чины и званья.
Всё чаще хочется забыться и заснуть.
О, сжальтесь надо мной, Души моей терзанья!
О, дайте мне свободнее вздохнуть!
Всё мчится вдаль, уничтожая юность.
По мне всё равно – солнечность иль лунность,
Лишь рядом бы родных не тронул рок.
Всё тленно. Лишь Душа всегда жива,
Когда в согласье с сердцем голова.
И ты бессмертен, хоть и изнемог.
6.12. 2003.
ГДЕ ИСТИНА?
189
Зима спешит и предлагает грёзы,
Метели, ветренность, позёмки да морозы.
А рядом с ней гнездится жизни суть:
Твой выбор, долг, – верши, не обессудь.
И что важнее в этой жизни странной:
Отечество в той формуле пространной,
Как конкуренция, бюджет, подсчёт?
А, может быть, совсем наоборот? –
Мечтанья, вера, тихий угол скромный,
Обед и ужин пред постом скоромный,
Любовь к ушедшим, к близким и друзьям,
И хлеб и воду с ними – пополам!
Не мысль и чувство ли, объединившись в детях,
Всего дороже нам на белом свете?!
В них наша Родина великая живёт.
Об этом и хлопочет Небосвод!
Нет, долг пред Родиной – коль надо – жизнь отдать,
Как Пересвет, отвергнуть невозможно.
Без этого и жить и думать сложно.
А дети Родины – святая наша рать!
6 декабря 2003.
НАС ЖДУТ ДЕЛА
Да, всё уйдёт в пространство прошлых лет.
Но не жалей – ты повторишься снова.
Взгляни – висит пегасова подкова.
То длится в Космосе Поэта звёздный след.
Он проникает, этот вечный свет,
В твой быт, в твой дом и в твой кабриолет,
Который нынче назван кадиллаком.
Тот свет дороже прибыли, похвал.
Он много лет встречал и целовал
Тебя стихом по просьбе Зодиака!
НОВЫЙ ГОД
Стынь, земля! Искрись до срока
Небо в звёздах декабря.
Тают во мгновенье ока
Лепестки календаря.
Год восходит в новом свете,
Ярок, молод и лучист,
При своих санях-карете,
Скандалист и гармонист,
Нежен, чуток и раним.
Ты сумей поладить с ним.
Несмотря на приключенья,
Мы Россию сохраним.
Серёжа Есенин, 6. 12. 2003.
*КЛЮЧ КАСТАЛЬСКИЙ
190
Слово, Слово – ключ кастальский
С Неба сыплется дождём.
Край мой искренний Уральский,
Мы дождя с тобою ждём.
Ключ кастальский Словом льётся
На простор родных Небес.
Стынь уральского колодца
Освежает дол и лес.
Водопад жемчужной влаги
Не даёт Душе грустить,
Словом веры и отваги
Засияла жизни нить.
21.11. 2015.
Примечание: *Ключ Кастальский – святой источник вдохновения на горе Парнас.
ПОЗДРАВЛЯЮ
На 690-летие Рязани
И я поздравляю Россию свою,
Родную Рязань поздравляю.
В ней черпаю силу былую свою,
Не плачу, не сплю, не зеваю.
Кричу на просторе гуляй-лебедей
Прозрачной позёмкою летаю.
Хочу достучаться до сердца людей
Вчерашнею льдинкою таю.
И в осень, листвой облетая с берёз,
Ложусь у подножия настом.
Не нужно печали, стенаний и слёз.
Я жив – не погиб и не распят.
Усилия смерти все тщетны, друзья.
Её изощрённость – пустая.
Убить Человека до смерти нельзя.
Слетают снежинки и тают…
Я рад, по проспектам твоим проходя,
Приветствовать новые храмы,
Москва, ты, былое моё бередя,
К иным временам сквозь огонь восходя,
Оплот мой единственный самый!
РАЗОГНАЛ ТОСКУ ЕСЕНИН
Пусть море Истины потоком разливанным
Святого Слова переполнеи чан
Сердец любимых волостей пространных:
Мордвы, казахов, коми и славян,
Евреев, мусульман, – не перечислить
Разнообразие наречий и племён
С Курильских островов до Вислы,
С Валдая до Египетских сторон.
Пусть льётся в Души Божеское Слово,
191
Живое Слово Матери- Руси.
Ведь Русь и вправду – матушка-корова:
Кто только молока ни попроси,
Тотчас нальёт тебе бадью до края.
Пей, но и друга также угости.
Бери бадью, других не выбирая
Оздоровляйся, Господи, спаси!
Пришёл и разогнал тоску Есенин,
Твой сын и стражник, воин и пастух.
Любовником захаживая в сени,
Лучом любви передавая Божий Дух,
Руси Небесной вечно верен странник.
И, сколько бы философ ни корил
Меня за наглость – Божеский избранник,
Я Русь свою любовью сохранил!
К сему, ЕСЕНИН, молодой и ранний.
10.45. 17. 11. 2015.
ЗАОБЛАЧНЫЙ ПАРНАС
Я древен, словно Мир. Во мне живёт Кончак
С его стремленьем к бегу иноходца.
Взлетая на Памир, я укрепляю стяг
Поэзии заоблачного Солнца.
Под стягом этим весь заоблачный Кавказ
С заоблачной Россией дышит в ритме,
Под стягом тем заоблачный Парнас
Спускает на тебя стихи-молитвы.
Сергей Есенин, 28.09. 2010.
Дорогие Сонечка и Майечка! Низкий вам поклон от всей России за ваш неоценимый труд!
Должна сказать, что вдруг обнаружила в одной из тетрадей стихи Серёженьки Есенина,
которые необыкновенно красивы и должны войти в нашу книгу.
Стала их читать и сразу от Серёжи пошли новые стихи, дающие точную оценку тому,
сколько любви, доверия, сердечного участия прилагаете вы, мои дрогогие друзья, чтобы вышла
эта столь долго ожидаемая всеми нами книжечка!
За стихами сегодняшнего дня идут стихи 2006 года, о которых я пишу. Вот оно, это
ПОСЛЕСЛОВИЕ
КОСТЁР ДОВЕРИЯ
Позвольте мне в костёр доверья бросить
Ещё вот эту горсточку стихов,
Как ветвь рябины в несгораемую осень,
Как неостывший звон серебряных подков.
Ваш Сергей.
Костёр доверья – вот как обозначил
Я эту книгу в ворохе удач.
И надо мной не будет больше плача,
Поскольку стих мой не похож на плач.
Он – торжество бессмертия и воли,
Любви и веры над окопами могил.
192
Он – повод для всеобщего застолья
И общего доверья заслужил.
К сему Есенин, друг ваш синеокий,
Свирели друг и друг всея Земли.
Дарю Руси Всевидящее Око,
Которое снега не замели.
Душа моя, Свирель, тебе послушен,
Я выдаю сегодня строчки на гора –
Шахтёр доверья, я великодушен,
Грустящий и бунтующий вчера, –
Сегодня бодр, опять любовью болен,
Лечу по Свету, вечный пилигрим,
Свирелью и бессмертием доволен
И рад, что мы с Россией говорим.
И слышат нас и Майя и София.
Я вижу и Нью-Йорк, и Вашингтон.
А с ними дружит нежная Россия
На этом Свете и на Свете Том.
НЕЖНОСТЬ
Сердце обожгла нежность.
Сердце обняла мудрость.
В сердце расцвела свежесть.
Снова завились кудри.
Брызнул водопад синий. –
Верой зацвели очи.
Нежность к моей России
Молодость мне пророчит.
Сергей Есенин, 11. 12. 2015.
ОКТЯБРЬ.
17.10. 2006.
Сегодня день прозрачен, яснолик,
И тонет Солнышко в лазури, веку внемля.
Октябрьский ветр шершавый свой язык
Замкнул устами, к озеру приник,
Полудремотно обнимая землю.
Упала половинка октября.
Не шатко и не валко осень длится.
И длится день. И грезится заря
Иного, золотого октября,
Где алый пламень разметала кобылица.
РОЗА НЕЖНОСТИ
Любил я Русь, да и сейчас люблю.
Она одна лишь – женщина святая.
Ульюсь стихом и рукавом утрусь,
Огрехи века на груди латая.
Стихом любви серебряную нить
Спускает Небо звёздным хороводом
193
В альбом Души, чтоб вечно сохранить
Мне Розу Нежности для своего народа.
Сергей Есенин.
СВИРЕЛИ
Свирель, Свирель, зачем нам ворошить
Лохмотья пепла в печке полумёртвой?
Я жить хотел. И нынче – только жить,
Охолонясь от жизни полустёртой
Громилой-веком. Надо мной кружась,
Лохмотья тени на меня роняя,
Он надо мной ещё имеет власть.
А я любуюсь, нежность сохраняя
Свой Рязанью, над страной кружась.
Сергей Есенин.
О ЛЮБВИ
Любовь моя рассыпана повсюду.
Задирой –ветром шевелит подол
Берёзки нежной, дорогому чуду
Беспечный малый, ваш Поэт седой.
Я лью дождями слёз на холки рыжих
И вороных рязанских скакунов
Свои стихи из Бонна и Парижа,
И тысячи серебряных подков
Дарю Пегасу. Он над речкой синей
Летит, роняя пену наших встреч
На грудь Руси, чьё совершенство линий
Дано Поэту Господом сберечь.
Сергей Есенин.
РОЖДЁН ПОЭТОМ
Поэтом я рождён. Я необычен.
Меня нельзя ронять, топтать и бить.
Я на Земле устал от зуботычин
И от того, что некого любить.
Зараза-ревность до конца съедала.
Зачем Господь ту ревность мне внушил?
Она во мне как женщина рыдала.
А я её, как женщину, душил.
Зачем по мне те женщины рыдали,
Которых этой ревностью убил?
Они во мне Поэта увидали.
Но ни одну, как Русь, я не любил.
Сергей Есенин.
ХОРОШ МОЙ КРАЙ
Треплет по ветру плат свой розовый,
Край Есенина, край берёзовый.
Осень скорая – красна девица
В шелка-бархаты разоденется.
194
Поднесёт она сыну Гоголя,
Сыну Пушкина гоголь-моголя.
Ой, ты, гой-еси, сын Святой Руси,
У Христа любви попроси!
А платком зари ты слезу утри
И вокруг себя посмотри –
Как хорош твой край!
Разве нужен Рай?
Если светится до зари?
А ночной порой – звёзды с месяцем,
И поют всю ночь глухари.
Сергей Есенин.
ХОЧЕТСЯ ЛЕТЕТЬ
Довольно думать о плохом. Лететь
Мне хочется на крыльях херувима.
Напрасно хмарь разбрасывает сеть. –
Душа Есенина неуловима!
Я улечу от тени и борьбы
в безбрежность Мира,
Лиры струны тронув.
Я запою о каверзах судьбы,
Затронувшей берёзовые кроны.
Сергей Есенин.
ГРЯДУЩЕЕ
Грядущее – во плоти перемен.
Грядущим веет из расщелин века.
Нет, никогда не взять Россию в плен,
Как не убить в Поэте Человека.
Грядущее громит по голове
Бандита, верхогляда, пустоцвета.
Россия -Навна по Москве-реке,
Рязань-Россия по реке Неве
Плывёт к Христу, пересекая Лету.
Сергей Есенин
ОСЕНЬ
Осень, осень, спозаранку
Ты узор восторгов шьёшь.
Только птичьему подранку
Свою скатерть -самобранку
Ты уже не развернёшь.
Вслед за розовой метелью
Студень-ветер закружит,
Вслед за мягкою постелью,
Поломав дуду свирелью
И работу завершит.
Сергей Есенин.
СТАЕЙ ЛИСТЬЯ…
Стаей листья с ветром – на восток.
У листочка каждого – свой срок.
Так же гибнет человечий род,
195
Ожидая с вечера восход.
Не наступит утром карнавал,
Если карнавальный дух увял.
Не приблизит к Солнцу солнцепёк,
Если ты себя не уберёг.
Не уронит ветер с ветки лист,
Пламенем пока не налились
Гроздья клёнов, тополей, берёз,
Не уронит чьё-то око слёз,
Не увянет утренний бутон,
Не отторгнуть от гитары стон.
Я тебя ценю не по годам.
Я за юность сердца вс отдам!
Сергей Есенин.
НЕЖНОСТЬ
О, нежность – хрустальная бабочка.
О, нежность, лазурная течь,
Не миф, не легенда, не сказочка!
Тебя мне бессрочно беречь!
Со мной рождена и завязана
В любовную тонкую нить,
Христом на бессмертье предсказана,
Тебя мне бессрочно хранить!
Сергей Есенин.
Отправлено 11 декабря 2015 года.
С любовь, Свирель.
Да будет свте над вашими головами!
ДУШИ ВСЕГДА ЮНЫ
Причём тут возраст? Души вечно юны.
И я встречаться целый век готов
Под перебор гитары семиструнной
При цокоте серебряных подков
С Цевницей нашей, проливая влагу
Стиха румяного и терпкий запах лип,
Души тревогу и сердец отвагу
На совестью хранимый манускрипт.
В соитье Душ сливается пространство
Земных дорог и тайных нежных чувств.
И царствуют любовь и постоянство
На паперти Божественных искусств.
Слиянье Душ подвластно только Богу.
Он правит нами и вершит процесс,
Нас приближая к Небу понемногу,
Где живы Геба, Велес и Зевес.
Божественно создание поэмы
И маленького нежного стиха,
196
Где развивается сюжет любовной темы.
А я Свирели – вроде жениха.
Любовь! Любовь! Да, без неё – ни шага
По этой зыбкой маленькой Земле.
Любовь и мужество, да дерзкая отвага
Пусть станут кольцами на родовом стволе
Великого разлапистого чуда –
Космического древа Иггдрасиль.
Ну, кто, – опять ты спросишь, и откуда?
Всё тот же, розы кто тебе носил
И оставлял к утру у изголовья,
Чтоб ты не забывала обо мне.
Но как же мы наказаны любовью,
Когда одни мечтаем в тишине!
И не прорваться к маленькой берёзке,
Которой летом ножку целовал.
И брошены как ветхие обноски
Слова бесценные: «Мой лотос, мой обвал,
Мой редкий звук из ангельского сада»
Моё родное Чудо на Земле,
Свирель моя, надежда и отрада
На розовом покинутом стволе!
СВИРЕЛЬ:
Серёженька! Как пить и не напиться
Струёй твоей серебряной строки?!
Нет, не напиться и не веселиться
Без этой ласковой космической руки
Родного, милого небесного рязанца!
Он вечно в сердце, хоть и далеко.
Руси не нужно никакого иностранца,
Лишь стон гармоники вместо рококо.
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Не выдохнуть слова, что задержались
На вздохе грусти. Мы опять с тобой.
Давно ли мы стихами целовались,
И нами правила небесная любовь?
Запомни, Таня, я всегда с тобою.
И мне необходима наша грусть.
Затем мы и повязаны любовью,
Чтоб знали все привычки наизусть:
Привычку лечь любимой к изголовью,
Оберегая драгоценный сон,
И ей внушать с надеждой и любовью,
Что можно петь с Россией в унисон
И прогуляться до звезды далёкой,
И долететь до Солнца самого,
Чтобы не жить темно и одиноко,
197
А лишь как требуют Любовь и Естество.
И вот что значит Пушкинская школа,
Которой покоряется Парнас,
Как стих для Пушкина от Барри Корнуолла,
Так стих Есенина и Пушкина для вас.
Примите и действительно поверьте,
Что все мы живы, и сомненья нет,
Что не страшны нам ни Игил, ни черти.
К сему Есенин, ваш родной Поэт. 12. 12. 2015.
198
Прилагаем собственные рисунки Татьяны Потаповой,
картинки природы и фотографии С. Есенина и его родных и друзей.
199
200
201
202
Береза символ Родины у С.Есенина
Село Константиново. Рязанская область. Дом Есениных.
203
Ока. Рязанские просторы.
204
Родители С.Есенина
С.Есенин с сестрами
205
С.Есенин. Начало творческого пути.
С.Есенин с друзьями.
206
С.Есенин. 1919 год
В гостях у матери. Первые издания.
207
Анна Изряднова, первая жена С.Есенина
Зинаида Райх с детьми С.Есенина Костей и Таней.
208
Надежда Вольпин с сыном С.Есенина Александром.
С.Есенин с А.Дункан
209
С Есенин и А.Дункан в поездке по Европе.
С.Есенин и С.Толстая
210
В.И. Качалов, Знаменитый артист России.
С.Есенин на фронте.
211
С. Есенин с поэтом Н.Клюевым
Юрий Сергеевич Есенин
(он же Георгий) старший сын С.Есенина
212
Дом музей С.Есенина в г.Москве
Сохранен и реставрирован по инициативе известного российского артиста Сергея
Никоненко
213
Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg
Комментарии к книге «Рязанский Вестник или небесная поэзия Есенина», Татьяна Петровна Потапова
Всего 0 комментариев