«Всё это нужно пережить»

618

Описание

отсутствует



Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

Всё это нужно пережить (fb2) - Всё это нужно пережить 633K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Владимир Давидович Спектор

Владимир Спектор

Вс¸ это нужно

пережить...

Москва

«Вест-Консалтинг»

2016

Спектор В.

ОТБЛЕСК РАЯ

ВСЁ ЭТО НУЖНО ПЕРЕЖИТЬ… —

М.: «Вест-Консалтинг», 2016. — 218 с.

«Главного я ещё не сказал», — пишет Владимир Спек-

ISBN 978-5-91865-378-4

тор в одном из стихотворений сборника, и эти слова говорят

о многом. Опираясь на классическую традицию, автор все силы

прилагает на восстановление утраченной гармонии; другими

словами, его стихи — прорыв к гармонии, при остром чув-

стве невыразимости жизни, её полноты, невыразимости своих

Лирическое, философское осмысление жизни — характерная чер-

сложных душевных переживаний, невозможности высказаться

та творчества Владимира Спектора, известного поэта, лауреата лите-

полно и окончательно. Об этом когда- то замечательно написал

ратурных премий, среди которых — имени Юрия Долгорукого, Арсе-

Владимир Соколов: «Как я хочу, чтоб строчки эти / Забыли, что

ния Тарковского, Сергея Михалкова, «Круг родства» имени Риталия

они слова…» Автор понимает, что словами, вернее сказать —

Заславского…

В стихах автора прослеживается судьба поколения, родившегося

многословием, — полноты не достигнуть, поэтому стихотворе-

в 50-х годах минувшего века. Здесь и раздумья о своем месте в жизни, ния его, как правило, коротки; они — как правило, представ-

войне и мире, о любви и вечных нравственных ценностях.

ляют собой законченные миниатюры, раздумчивые, грустные.

Владимир Спектор — cопредседатель Межрегионального Союза

Пожалуй, ни одно стихотворение не дорастает до полного сча-

писателей и Конгресса литераторов Украины, член Президиума Меж-

стья, но только — до «призрака счастья» (так называется один

дународного Литературного фонда.

из разделов книги) или — счастья, которое «как лёд на сердце, Среди книг Владимира Спектора — сборники стихов «Старые дол-

тает»… Спектор — поэт мысли, часто тревожной, неуютной, ги», «Усталый караул», «Прямая речь», «Не по Гринвичу отсчитывая

однако всегда положенной на плавную, певучую мелодию (ино-

час», «Ничего не изменилось», «История любви забытой», «Призрак

гда cо сбоем ритма), щемящую и неторопливую.

счастья», «Степень свободы», «В дыхании пространства», «Время

предпоследних новостей», «В Луганске-Ворошиловграде…» и другие, а также книга очерков «Мальчик с улицы Английской».

Снегу не хватает белизны,

Миру не хватает тишины,

Злости не хватает добрякам,

Доброты — решительным рукам, —

пишет в одном стихотворении Спектор; в другом —

Не хватает света по утрам,

ISBN

978-5-91865-378-4

Схожего с улыбками на лицах.

Кажется, часы стучат: «Пора»,

© В. Спектор, стихотворения, текст, 2016

Несмотря на то, что время длится.

© Э. Сокольский, предисловие, 2016

© А. Медведенко, предисловие, 2016

© «Вест-Консалтинг», вёрстка, макет, 2016

Возможно, я привёл не самые лучшие строки, но важно то, что, отталкиваясь от этих слов, автор от стихотворения к сти-

3

хотворению добавляет в поэзию, а значит, и в мир, света и до-

НЕБЕСНЫЙ ЗНАК

броты. И пусть иногда «жизнь, как собака, воет на луну», —

Размышления над творчеством Владимира Спектора

жизнь, которая «внезапна, как игра», — Владимир Спектор

убеждает себя и нас: «Давай не будем думать о плохом, / Стра-

Впервые с Владимиром Спектором мы встретились ещё

ницы дней листая»; не обещая нам (в этом же стихотворении) в середине 70-х годов прошлого столетия на семинаре у извест-

утешения, он тем не менее утешает нас — и ободряет:

ного поэта Иосифа Курлата. Это был редкостный наставник, любивший «возиться» с творческой молодёжью. А потом было

И день пройдёт, и ночь пройдёт.

совещание молодых литераторов в Харькове, где я дал реко-

И вместо утешенья

мендацию своему другу и коллеге для вступления в Нацио-

Судьбы продолжится полёт

нальный союз писателей Украины. Уже тогда мне по душе была

Сквозь память и прощенье.

философская направленность его поэзии, идущая от жизни, а не «высосанная из пальца».

Строки произнесены негромким тоном, вполголоса, — а это

признак предельной искренности, полного доверия читателю, Всему свой срок. И снова листопад,

который поймёт и поверит… Ещё одно подтверждение пре-

Донбасский воздух терпок и морозен.

дельной искренности — строки о забытой любви: «Хоть горь-

Не так уж много лет назад

кая, обидная и злая. / Пускай не рай. / Но отблеск рая».

Неотвратимым был парад,

Что ж, и сама истинная поэзия — если не рай, то всегда —

И улиц лик — орденоносен.

отблеск рая. В стихах Владимира Спектора этот отблеск есть.

Всему свой срок. Кочевью и жнивью,

Закату и последнему восходу.

ЭМИЛЬ СОКОЛЬСКИй

Всему свой срок. И правде, и вранью,

И нам с тобой, живущим не в раю,

А здесь, среди дыханья несвободы.

Действительно, всему свой срок. Сегодня поэт Владимир

Спектор известен в Луганске, Киеве и Москве, он возглавляет

одну из писательских организаций, сохраняя порядочность, скромность и доброжелательность. Вообще, если посмотреть

на мир поэзии пристальнее, можно разделить его на две ча-

сти: для одних поэзия — дело чисто любительское, для дру-

гих — судьба. Трудно не согласиться с тем, что для Спектора

поэзия — это судьба. Какие бы волны не швыряли его, не били

о берег непонимания, зависти, равнодушия и пошлости, он

всегда оставался самим собой, шёл прямо и бескомпромиссно

к своей цели. А она у него одна: быть мастером поэтического

слова на территории любви, на территории борьбы за челове-

ческое счастье. Казалось бы, в его стихах всё сказано просто, 4

5

но в то же время и глубоко. Это глубокая простота не всем до-

До чего волнительно и правдиво! И потому веришь этим

ступна, отсюда и суровая ухабистость начала его творческого

словам, хоть понимаешь, насколько трудно в этом мире быть

пути, но и уверенное осознание того, что впереди — простор

искренним и правдивым. Но только так можно передать своё

непознаваемый, и назначение поэта — не только познать его, чувство, своё воззрение на жизнь и людей. И прав был Сергей

но и открыть людям.

Есенин, когда сказал:

Тот факт, что лишь в 39 лет вышла его первая книга «Ста-

Быть поэтом — это значит тоже, если правду жизни не на-

рые долги, мне говорит не только об издательских мытарствах, рушить, рубцевать себя по нежной коже, кровью чувств ла-

но и о том, что Владимир с самого начала свято относится

скать чужие души.

к Слову и, может быть, слишком требовательно. Хотя большая

А вот — стихотворение другой метрики. В нём до того тон-

требовательность к себе, как к поэту, ещё никому не навреди-

кие оттенки чувств, что невозможно их увидеть, постичь раз-

ла. Владимир Спектор вошёл в поэзию из конструкторского

умом. Они взрываются в душе и кажутся бесконечными:

бюро тепловозостроительного завода, где работал ведущим

конструктором, занимаясь мудрёными гидравлическими и те-

Не убавляя ничего, не добавляя,

плотехническими расчётами, а также изобретательским твор-

На волшебство и торжество не уповая,

чеством (которое в чём-то сродни поэзии). Пройдя закалку

А просто принимая, словно дар,

в прославленном трудовом коллективе, с первых стихов он

Пространство, где волненья и тревоги

не играл в рифмы, а корпел над художественностью и содержа-

Бредут, как пилигримы по дороге,

нием, поднимая планку мастерства от книги к книге. И упорный

А радость, будто солнечный удар,

труд увенчался успехом. Его поэзия обрела свой голос, чем-то

Внезапна, горяча и безрассудна…

похожий на тревожный гудок локомотива, мчащего по рельсам

Жить по любви, казалось бы, не трудно,

современной жизни, то легко, то натружено, преодолевая тяж-

Но души, что закрыты на замок,

кие перегрузки времени, где порывом чувств, а где — хладно-

Таят в себе ответы на вопросы.

кровной аналитичностью.

Не дождь на землю выпадает — слёзы,

И воздух чёрствый, хоть и весь промок.

Ярость разбитых дорог,

Старость забытых путей.

И это тоже Владимир Спектор. Здесь много того, что даёт-

Молча шагает Бог

ся, на мой взгляд, тончайшей проницательностью и воспри-

Среди своих детей.

имчивостью, как бы внутренним потоком сознания. С каждой

Музыка громко кричит,

книгой таких элементов у автора всё больше. Почти всё твор-

Сад это или ад?

чество поэта носит философский характер, но если бы в его

Не поминая обид, —

сознательное осмысление того или иного образа не врывалась

Только вперёд, не назад.

какая-то Божественная сила, действующая в подсознании, сти-

Только вперёд, туда,

хи были бы простой констатацией факта.

Где среди всех дорог

«Давно было замечено, — говорит Шиллинг, — что в ис-

В сёла и в города

кусстве не всё делается сознательно, что с сознательной дея-

Совесть идёт, как Бог.

тельностью должна соединяться и бессознательная сила, и что

только полное слияние и взаимодействие их создаёт великое

6

7

искусство». На мой взгляд, эти слова имеют прямое отношение

Самолёты летают реже.

к юбиляру. Да и сам В. Спектор этого не скрывает:

Только небо не стало чище.

И по-прежнему взгляды ищут

Я не знаю, за что и как,

Свет любви или свет надежды.

Я не знаю, зачем и где.

Самолёты летят по кругу.

Но сияет небесный знак,

Возвращаются новые лица.

Отражаясь в земной воде.

Но пока ещё сердце стучится,

Мы с тобою нужны друг другу.

Известно, что чаще всего настоящее творчество начинается

с ощущения своего детства, своей малой родины, своего вре-

Жизненный путь Владимира Спектора подошёл к новому

мени. Читая Спектора, по-настоящему окунаешься в эпоху вто-

рубежу, за которым талант подкрепляется зрелостью и мудро-

рой половины минувшего века, ощущаешь аромат луганских

стью прожитых лет. Он — автор более чем 20 книг поэзии и пу-

улиц, дворов, парков, который слышен в его стихах и сегодня, блицистики, лауреат нескольких престижных литературных

соединяя прошлое и настоящее, проявляя тревогу за будущее.

премий, среди которых — имени Юрия Долгорукого, Сергея

Михалкова, Арсения Тарковского, Николая Тихонова, «Круг

Запах «Красной Москвы» —

родства». В этом — признание мастерства и таланта. Он — со-

середина двадцатого века.

председатель Межрегионального союза писателей и Конгресса

Время — «после войны».

литераторов Украины, главный редактор альманаха и сайта

Время движется только вперёд.

«Свой вариант», член Президиума Международного Литера-

На углу возле рынка —

турного фонда.

С весёлым баяном калека.

Судя по его общественной и писательской деятельности, Он танцует без ног,

можно с уверенностью сказать, что Владимир Спектор — в рас-

он без голоса песни поёт…

цвете творческих сил, а, значит, впереди — ещё немало побед

Это — в памяти всё у меня,

и чудесных свершений. Желаю, чтобы долго-долго его вдохно-

У всего поколенья.

венное перо из конца строки переходило в начало, создавая всё

Мы друг друга в толпе

новые и новые произведения, радующие читателей.

Мимоходом легко узнаём.

По глазам, в коих время

мелькает незваною тенью

И по запаху «Красной Москвы»

АНДРЕй МЕДВЕДЕНКО,

В подсознанье своём…

поэт, заслуженный работник культуры Украины

Как у каждого настоящего поэта, у Владимира Спектора есть

и пронзительные, трогательные строки о любви, без которой

невозможно любое творчество. И ещё у этих строк есть такие

качества, как искренность и доброта. И поэтому им веришь.

8

9

НИЧЕГО НЕ ИЗМЕНИЛОСЬ

* * *

— Ты слышишь, как сердце стучит у меня?

— Нет, это — колёса по рельсам…

* * *

В душе — мерцающий, незримый свет,

— Ты видишь — дрожу я в сиянии дня?

Он с лёгкостью пронзает стены.

— Ты мёрзнешь. Теплее оденься…

Взгляни вокруг — преград, как будто, нет.

Но как тревожны перемены.

— Ты видишь — слезинки текут по щекам?

— Нет, это дождинки — к удаче…

Небесной тверди слыша неуют,

Беспечно дышит твердь земная.

— Ты чувствуешь — я ухожу к облакам?

И нам с тобой — вдоль перемен маршрут,

— Я вижу, я слышу… Я плачу.

Пока горит огонь, мерцая.

* * *

Было и прошло. Но не бесследно.

* * *

Память, словно первая любовь,

Выжить…

Избирательно немилосердна,

Отдать,

Окунаясь в детство вновь и вновь,

Получить,

Накормить.

Падая в случайные мгновенья,

Сделать…

Где добром отсверкивает зло…

Успеть,

Счастьем было просто ощущенье,

Дотерпеть,

Что осталось больше, чем прошло.

Не

сорваться.

Жизни вибрирует тонкая нить,

Бьётся, как жилка на горле паяца.

* * *

И, в самом деле, всё могло быть хуже. —

Выжить,

Мы живы, невзирая на эпоху.

Найти,

И даже голубь, словно ангел, кружит,

Не забыть,

Как будто подтверждая: «Всё — не плохо».

Не

предать…

Не заклинанье, не просьба, не мантра.

Хотя судьба ведёт свой счёт потерям,

Завтра всё снова начнётся опять.

Где голубь предстаёт воздушным змеем…

Это — всего лишь заданье на завтра.

В то, что могло быть хуже — твёрдо верю.

А в лучшее мне верится труднее.

10

11

* * *

* * *

Не изабелла, не мускат,

Природа танца — в танцах от природы.

Чья гроздь — селекции отрада.

Под ветром ива — будто балерина.

А просто — дикий виноград,

И человек под ветром несвободы

Изгой ухоженного сада.

Податлив, как танцующая глина.

Растёт, не ведая стыда,

Но танец, растворимый, словно кофе,

И наливаясь терпким соком,

У глины проявляет твердь гранита,

Ветвями тянется туда,

Когда любовь тождественна Голгофе,

Где небо чисто и высоко.

И память пляской ветра не сокрыта.

* * *

* * *

Яблоки-дички летят, летят…

Нет времени объятья раскрывать,

Падают на траву.

И — уклоняться некогда от них.

Жизнь — это тоже фруктовый сад.

И в спешке пропадает благодать,

В мечтах или наяву

Чужих не отличая от своих.

Кто-то цветёт и даёт плоды

Нет времени сравнить добро и зло,

Даже в засушливый год…

Не забывая в муках о добре…

Яблоня-дичка не ждёт воды —

От «было» до «проходит» и «прошло» —

Просто растёт, растёт.

Нет времени. Нет времени. Нет вре…

* * *

* * *

В раю не все блаженствуют, однако.

Лежит судьба, как общая тетрадь,

Есть обитатели случайные.

Где среди точек пляшут запятые,

Речь не о том, что в небе много брака,

Где строки то прямые, то косые,

И не о том, что ангелы печальные

И где ошибок мне не сосчитать.

Никак не сварят манну по потребности

Бежит строка в дорожной суете,

И шалаши с комфортом всем не розданы…

И я, как Бог за всё, что в ней — в ответе.

Но что-то есть ещё, помимо бедности,

А в небесах рисует строки ветер.

В чём чувство рая близко чувству Родины.

Он в творчестве всегда на высоте.

12

13

А у меня сквозь низменность страстей,

* * *

Невольную печаль воспоминаний

«Неделовым» прописаны дела,

Таранит, разбивая жизнь на грани,

А «деловым» — как водится, успех.

Строка любви, парящая над ней.

«Неделовые» пишут: «Даль светла»,

А «деловые» знают: «Не для всех».

* * *

Но где-то там, за финишной прямой,

На рубеже весны и лета,

Где нет уже ни зависти, ни зла, —

Когда прозрачны вечера,

Там только мгла и память за спиной,

Когда каштаны — как ракеты,

Но память — лишь о том, что «даль светла».

А жизнь внезапна, как игра,

Случайный дождь сквозь птичий гомон

* * *

Стреляет каплею в висок…

Какою мерою измерить

И счастье глохнет, как Бетховен,

Всё, что сбылось и не сбылось,

Приобретенья и потери,

И жизнь, как дождь, — наискосок.

Судьбу, пронзённую насквозь

* * *

Желаньем счастья и свободы,

Тёплый ветер, как подарок с юга.

Любви познаньем и добра?..

О Боже, за спиною — годы,

Посреди ненастья — добрый знак.

И от «сегодня» до «вчера»,

Как рукопожатье друга,

Как улыбка вдруг и просто так.

Как от зарплаты до расплаты —

Мгновений честные гроши.

Жизнь теплей всего лишь на дыханье,

Мгновений, трепетом объятых,

И длинней — всего лишь на него.

Впитавших ткань моей души.

Облака — от встречи до прощанья,

И судьба. И больше ничего.

А в ней — доставшийся в наследство

Набросок моего пути…

Цель не оправдывает средства,

Но помогает их найти.

14

15

* * *

* * *

Претенденты на победу в марафоне!

Ничего не изменилось,

Марафонский бег в отцепленном вагоне

Только время растворилось,

Предвещает не победу, лишь участье

И теперь течёт во мне.

В том процессе, что зовут

Только кровь моя сгустилась,

«борьба

за счастье».

Только крылья заострились

Претенденты на победу в марафоне!

Меж лопаток на спине,

Марафонский бег в оцепленном вагоне,

И лечу я, как во сне.

предвещает он победы вам едва ли,

Как цыганка нагадала:

Не для вас куют победные медали.

Всё, что будет — будет мало.

Быть мне нищим и святым.

Претенденты на медали в оцепленье

Где-то в сумраке вокзала

Цепь за цепью переходят

Мне дорогу указала.

в

наступленье.

Оглянулся — только дым.

Претенденты на победу в марафоне —

Где огонь был — всё дымится.

Это вам трубит труба в Иерихоне.

Крыльев нет. Но есть страница,

Не до жиру, не до бега, не до смеха…

Вся в слезах. Или мечтах.

Претенденты…

На странице чьи-то лица.

Претенде…

Небо, дым,

И

только

эхо…

А в небе птицы,

Лица с песней на устах.

Ветер временем играет.

* * *

Ветер кровь

Я не знаю, за что и как,

Мою смущает

Я не знаю, зачем и где.

Наяву или во сне.

Но сияет небесный знак,

Мальчик с узкими плечами,

Отражаясь в земной воде.

Парень с хмурыми очами —

Я не в вас. Но вы во мне.

И летит среди прочих миров

Мы с лопатой на ремне

Маршируем на ученье,

Мой, ничтожный, прекрасный, родной.

Всё слышнее наше пенье.

И скрепляется кровью кров,

Мы шагаем и поём.

И вопрос, как крыло за спиной.

О красавице-дивчине,

О судьбе и о калине,

И о времени своём.

16

17

КАЖДЫЙ ВИДИТ ЛИШЬ ТО, ЧТО ХОЧЕТ

* * *

Уходит время бескорыстных песен,

Всё реже слышно: «Друг, товарищ, брат»…

* * *

Всё чаще: неудачлив, значит — честен,

Запах «Красной Москвы» —

Зато нечестен — выгодно богат.

середина двадцатого века.

Время — «после войны».

Ты чувствуешь, дружище, как уходит

Время движется только вперёд.

Наивная застенчивость, и с ней —

На углу возле рынка —

Нелепое, как дым без парохода,

С весёлым баяном калека.

Теряет голос эхо наших дней.

Он танцует без ног,

он без голоса песни поёт…

* * *

Это — в памяти всё у меня,

Блеск хромовых сапог тогда,

У всего поколенья.

Как чудо электроники сейчас.

Мы друг друга в толпе

И неизменна лишь звезда,

Мимоходом легко узнаём.

Чей вечный взгляд сквозь время не угас.

По глазам, в коих время

мелькает незваною тенью

В нём — суета и маета

И по запаху «Красной Москвы»

Полузабытых дел, ненужных слов.

В подсознанье своём…

Не для души всё, но — для рта…

А для звезды небесной — лишь любовь.

* * *

Голос эпохи из радиоточки

* * *

Слышался в каждом мгновении дня.

Как живётся? — В контексте событий.

В каждом дыхании — плотно и прочно,

И, наверно, в контексте тревог,

Воздух сгущая, храня, хороня

Наслаждаясь луною в зените,

Как мерцаньем чарующих строк.

В памяти — времени лики и блики,

Эхо которых очнулось потом

Как живётся? — С мечтой о Карраре,

В пении, больше похожем на крики,

Невзирая на то, что труха, —

В радости с нечеловечьим лицом.

Повсеместно, не только в амбаре.

И лишь шаг — от любви до греха…

18

19

Но, взрывая нелепые будни,

* * *

Прорываясь сквозь дни и века,

Прощаемся пока не навсегда

И сквозь слёзы — любовь неподсудна,

Под ветром, что становится вдруг встречным.

И, как стих, иногда высока.

Сквозь память и года, как поезда —

Прощания и встречи не навечно.

Осваивая свой земной маршрут,

* * *

Встречая, забывая, провожая,

Открыта в комнату воспоминаний дверь,

Как уберечь небесный дар минут,

Хотя скрипит и поддаётся туго…

Не списки кораблей — находок и потерь —

Сверкнувших дальним отраженьем рая?..

Зовут, перекликаются друг с другом…

Тугие паруса и ветер молодой,

* * *

Солёный привкус встреч и расставаний…

Мой дед здороваться любил

И память, что наполнена живой водой,

И вслух читать газеты.

Не делит взмах — на «поздний или ранний».

Читал, покуда было сил,

Про жизнь на белом свете.

Где похвалы бутон, а где угрозы плеть —

Не разберёшь, не сыщешь пятый угол…

С машиной швейной был в ладу

И нелегко понять, тем более смотреть,

И с нашей старой печкой.

Как за любовью мрак идёт по кругу

А вот в пятнадцатом году —

Стрелял под Берестечком.

* * *

«Прицел такой-то… Трубка… Пли!..» —

Инерция…

Рассказывал он внукам.

И для души

закон Ньютона применим.

В работу верил. Не в рубли.

Никак мне не расстаться с ним.

И уважал науку.

Воспоминаний сила

опять меня сдавила…

Моим пятёркам был он рад.

Души моей потёмки —

Предсказывал победы.

потёмки кинозала.

Хотел, чтоб был я дипломат…

Замедленная съёмка.

А я похож на деда.

Смотрю, и всё мне мало.

20

21

ДЕТСТвО

* * *

Надо, чтоб всё, в аккурат, совпало,

Дед шил шапки и пел песни.

А иначе не получится ничего.

А я сидел на столе и ел картошку.

А иначе — всего будет мало,

Пахло кожей и тёплым мехом.

Как любви без греха у аббата Прево.

А на стене висела карта мира.

И два портрета висели рядом.

Через пыль и пространство желаний,

А на них — два моих дяди,

Боль умений, страданий, любви торжество

Одеты в солдатскую форму,

Чему-то задорно смеялись…

Вдруг проявится отблеск не ранний…

А иначе — не получится ничего.

Давно дед сшил последнюю шапку.

Давно дед спел последнюю песню.

А со своих портретов

* * *

Смеются геройски дяди…

Дышу, как в последний раз,

Смеются

Пока ещё свет не погас,

Из моего детства.

И листья взлетают упруго.

Иду вдоль Луганских снов,

Как знающий нечто Иов,

* * *

И выход ищу из круга.

Мама, всё получилось не так,

Как ты, пророча, говорила.

Дышу, как в последний раз,

То ли память, а то ли сквозняк

В предутренний, ласковый час,

То, что стало и то, что было,

Взлетая и падая снова.

И взлетная полоса,

Перемешав и разворошив,

В мои превратившись глаза,

Душу терзает и тревожит.

Следит за мной несурово.

Осень, швырнув листву, как гроши,

Стала мудрей, но не моложе.

* * *

Что ни случилось, а ты права,

Заскакивал в последний вагон,

Отрицание отрицая.

Выпрыгивал на полном ходу.

Кругом идёт, как жизнь, голова,

В небе считал не только ворон,

Несовпаденья все прощая.

Со всех сторон — не одну беду

22

23

Ждал, словно рыбу крючок в воде.

Но и разбив черепаший панцирь

Но таила улов свой вода…

дня или ночи, в осколках желаний

А счастье с бедой — вдвоём везде,

Отблески счастья найдёшь, между прочим,

Как день или ночь, в судьбе — всегда.

Словно последнюю мелочь в кармане.

* * *

От возраста находок вдалеке

* * *

Я привыкаю к возрасту потерь.

Не хватает не злости,

И где пятёрки были в дневнике,

Не нежности —

Пробелы появляются теперь.

Не хватает в судьбе безмятежности,

Не хватает улыбки крылатой,

А я в душе — всё тот же ученик.

Лёгкой детскости, не виноватой

Учу урок, да не идёт он впрок.

В том, что всё получилось

Хоть, кажется, уже почти привык

так странно,

К тому, что чаще стал звонить звонок.

Что в смятении люди и страны,

Что в конце благодатного лета

* * *

Все прозаики мы. Не поэты.

Приходили в комнату тени

И вели беспокойные речи

О потерях-приобретеньях,

* * *

О грядущих разлуках и встречах.

И бабка, что курила «Беломор»,

И та, что рядом с нею восседала,

И язык мне их был понятен,

Покинули, покинули наш двор.

И в крови стыла дрожью истома,

И на скамейке пусто стало.

Словно тенью солнечных пятен

И только девочка трех лет

Обожгло окна отчего дома.

Зовет беспечно: «Баба Сима!..»

Да белый свет. Да синий цвет,

Да желтый лист, летящий мимо.

* * *

Каждый видит лишь то, что хочет

Каждый знает лишь то, что умеет.

Кто-то отметит, что день — короче,

А для кого-то лишь ночь длиннее.

24

25

ПРИЗРАК СЧАСТЬЯ

* * *

Из поцелуев, слёз,

открытий

и объятий,

* * *

Любви, в которой по соседству

Упавшее небо давит на плечи,

«да»

и «нет»,

И мне оправдаться пред будущим нечем.

Вдруг возникает, словно

Цепляясь за небо, я падаю тоже.

снимок

в аппарате,

И только земля провалиться не может.

И, превозмогая чужое бессилье,

Судьбы мерцающий

Я в кровь раздираю

и

небесспорный

свет.

не

руки,

но

крылья.

В нём всё, что помнится,

и что, увы, забыто,

* * *

Отец и мать,

И тень в окне, и мысли озаренье —

что ищут правду в небесах,

Лишь кажется, что это невзначай.

И книг любимых

Как отблеск жизни — каждое мгновенье

беззащитная

защита,

Таится между «здравствуй» и «прощай».

И профиль счастья сквозь обман

любви

и страх.

Не стой под эхом — первые свиданья

Вдруг оглушают, приглашая вновь

Туда, где мимолётны расставанья,

* * *

Как тень в окне, как первая любовь.

Толстый и застенчивый «жиртрест»,

Гордый, в той же мере, что и жалкий…

* * *

Призрак одиночества воскрес,

С низкого старта — как в школе учили,

Выходя из школьной раздевалки.

Где стометровка — сквозь парк и печали.

Жизнь настоялась наливкой в бутыли,

Он меня узнал и подмигнул.

Но отстоялась ли? Это — едва ли…

Я — в ответ, сквозь время расставаний,

Где вдоль детства — вечный караул

Снова и снова — вперёд и по кругу,

Из надежд и разочарований.

Кто — наугад, ну, а кто-то — по карте.

Даль стометровки, как прежде, упруга,

И продолжение — с низкого старта.

26

27

* * *

* * *

Плотная парадная колонна —

Осень слышна едва-едва

Вдох и выдох — лишь на «раз и два».

В трепете крыльев, шорохе листьев.

Мысли и поступки — все синхронны,

На языке стынут слова

Словно улетевшие слова.

Из одинокой, предутренней жизни.

Марширует целая эпоха,

Над тишиной, как надо мной —

Не скорбя, рыдая и трубя.

Звёзды пространства мигают с укором.

Падая на половине вдоха,

Я обернусь — а за спиной

Отвечая каждый за себя…

Годы — сквозь листья, как тень разговора.

* * *

* * *

— Как называется это кино?

Не подсказываю никому,

Главная роль, словно шита по мне…

Потому что и сам не знаю.

— Ведать о том никому не дано.

Не пойму ничего. Не пойму.

И не кино это вовсе, и не…

Начинается жизнь другая.

— Как всё знакомо — улыбки и свет,

Может, время стихов ушло,

Впрочем, вон — тени, я их не узнал…

Время прозы суровой настало?

— Если досмотришь — узнаешь ответ.

Жизнь, как птица с одним крылом,

Жизнь, как кино — не скрывает финал.

Бьётся в каменной клетке квартала…

* * *

* * *

У первых холодов — нестрашный вид —

Мне все ещё как будто невдомёк,

В зелёных листьях притаилось лето.

Мне кажется, что я не понимаю…

И ощущенье осени парит,

Стучит будильник,

Как голубь мира над планетой.

но молчит звонок,

Звучит симфония,

И синева раскрытого зрачка

не первая — седьмая.

Подобна синеве небесной.

Какой сумбур!

И даже грусть пока ещё легка,

Какая

благодать!

Как будто пёрышко над бездной.

И первый день

похож на день последний.

28

29

О чём там говорить,

* * *

о чём молчать,

Символ-памятник исчезнувшей эпохи —

Когда уже ломают дверь

Тень огня, папаха, грозный вид…

в

передней.

Время кануло — от выдоха до вдоха,

И звезда погасшая молчит.

* * *

Идут незримые минуты,

Время кануло сквозь каменные латы.

но внятен их тревожный гул.

Не поймёшь — кто прав, кто виноват.

Не забирай мою цикуту,

Вереницей лица птицами сквозь даты…

Я всё равно уже хлебнул.

Как по небу, в памяти летят.

Не забирай, прошу, не трогай,

Ты видишь — нет на мне лица.

* * *

Я подышу перед дорогой,

Я это выпью до конца.

Почему сквозь годы густо льётся кровь,

Я всё равно уже отравлен,

Превращая время в поле брани?

Но мне отрава эта — всласть.

Господи! Струится вновь она и вновь,

Там, где от центра до окраин

Сквозь любовь и память, сквозь страданья…

Не слаще выжить, чем пропасть.

И пусть свеча почти задута,

Почему жестокость набирает вес,

Я и допью, и допою.

Злость усердно души рвёт и жилы?..

Не забирай мою цикуту,

Как же долго Тот, кто умер и воскрес,

Пускай отраву, но мою!

Набирает праведные силы…

* * *

* * *

Забывая время полицаев,

Бессмертие — у каждого своё.

Продлевая время подлецов,

Зато безжизненность — одна на всех.

Как НЗ, объятья раскрывая,

И молнии внезапное копьё

Уповаем только на любовь.

Всегда ли поражает лютый грех?

И когда приходит время сбора,

Сквозь время пограничной полосы,

Где, как камни, тяжелы слова,

Сквозь жизнь и смерть — судьбы тугая нить.

Лишь любовь спасает от позора

И, кажется, любовь, а не часы

Только тем, что, как всегда, права.

Отсчитывает: быть или не быть…

30

31

* * *

* * *

Всё перепутано и недосказано,

Остановка в пути

Не договорено, недоцеловано,

отозвалась в душе тишиной.

Так что слова разбираем не сразу мы

Не стучали колёса,

И забываем их разочарованно.

и что-то ещё не скрипело.

Только память беззвучно

Исповедимы пути? Нет, наверное,

и гулко шепталась со мной,

Там, где любовь, словно жертва напрасная,

Наполняя дыханием прошлого

Недоцелованная и неверная,

душу

и тело.

И перепутанная, и прекрасная…

Эхо сказанных слов

замирало средь шума дорог,

* * *

Силуэты родных

Он попал под автобус «Ростов — Мариуполь»,

проявлялись и таяли снова…

И кровавые пятна затмили стекло.

Остановку в пути

Как обычно, толпа хлопотала над трупом,

вдруг дарует, чарующе-строг,

И шофёра в тоске безысходной рвало.

Тот, кто учит,

что делом становится каждое слово…

Между двух городов, посредине дороги

Он лежал на земле. Не бывает чудес.

Но завыл верный пёс во дворе в Таганроге.

* * *

И упала слеза из развёрстых небес.

Над кабинетами, над приёмными,

И над мыслями потаёнными

Дух начальства, пузатый, грозный,

* * *

И просителей — слёзно-постный.

Звезда дороги — за окном,

Всё меняется — пьесы и роли,

И свет её — сквозь день и ночь.

Превращая диезы в бемоли,

Стучат колёса: «Что потом?

Вызывая то плач, то смех.

И как помочь и превозмочь?»

Но, как прежде, манящий грех

Вновь находит в постели у власти

Помочь, понять, найти, простить -

Не свободу, а призрак счастья.

Сквозь стук колёс и звёздный свет…

И я разматываю нить

Судьбы, скрывающей ответ.

32

33

ЗА ГРАНЬЮ ДЫХАНЬЯ

Бредут неведомо куда…

(У многих на спине — звезда).

И я иду за ними вслед,

* * *

И время тает, его нет.

Перпендикуляр в параллельных мирах…

Что он ищет? Какую родню?

Сквозь дальний плач — аккордеон,

Память детства на пионерских кострах,

И вдруг — обрыв. И кончен сон.

Догорает. Её не виню.

Недобрым утром, в тишине

Эта память — сама перпендикуляр

Я наяву, а не во сне

К параллелям гламурного дня.

Пионерский костёр похож на пожар,

Сквозь жертвенно-багровый свет

Догоревший в душе у меня.

Почуял жизнь, которой нет,

Сквозь явь и сон, сквозь «нет» и «да» —

* * *

Всё та же, желтая звезда.

Медальный отблеск крышек от кефира

Остался за границею веков.

* * *

Остались там же — очередь за сыром

Убивали, стреляли,

И пионерский лозунг «Будь готов!»

пытали

и вешали

Лишь за то, что — не свой,

Другая жизнь, хорошая, плохая,

лишь за то, что — чужой.

В которой по соседству — зло с добром.

И плевалась патронами

А для кого-то отраженье рая

ненависть

бешено

В той крышке с её мнимым серебром.

В час, когда состраданье

вели

на убой.

В муках корчилась совесть,

* * *

рыдало

отчаянье.

В последнюю минуту сна

Справедливость терпела

Вдруг ощутил, что мне видна

удары под дых…

Как сквозь годы, сквозь смерть

Чужая жизнь, где старики,

прорастало

раскаянье.

Своим желаньям вопреки

Только ненависть снова

живей всех живых.

34

35

* * *

Бессмертны имена познавших ад,

В Освенциме сегодня тишина.

И в небеса ушедших без ответа.

Не слышно стонов, выстрелов, проклятий,

За что и почему? Они молчат.

Хотя почти забытая война

И словно божий суд, молчанье это.

Не выпускает из своих объятий

И тех, кто обживает небеса,

* * *

И тех, кто на земле еще покуда.

Из-под снега выглянет асфальт —

А память воскрешает голоса,

Как лицо из-под белил.

Которые доносятся ОТТУДА.

Главного ещё я не сказал.

Хоть и много, вроде, говорил.

Они звучат сегодня и во мне,

Все старо, как прошлогодний снег.

Живые строки Ветхого Завета,

Да и нынешний уже не нов.

Где жизнь сгорает в бешеном огне.

Хоть и близким кажется успех —

За что и почему? — И нет ответа.

Дотянуться не хватает слов.

Поищу их в письмах фронтовых.

За что и почему? — Ответа нет.

Там про снег и про войну.

Да и вопросы забываются с годами.

В лица дядей вечно молодых

И, кажется, чернеет белый свет —

Сквозь их строки загляну.

Под бормотанье: «Было, но не с нами…»

Снег в тех письмах — вечно молодой,

Лучшие слова — одни на всех.

Потомки Геббельса — как сорная трава,

Время между мною и войной —

Напялившая незабудок маски.

Утрамбовано, как снег.

И кругом — от неправды голова

В Нью-йорке, и в Варшаве, и в Луганске.

* * *

Мол, там совсем не мучили, не жгли

Снегу не хватает белизны,

В тех лагерях, где жизнь страшнее смерти.

Миру не хватает тишины,

Но стон доносится из-под земли:

Злости не хватает добрякам,

Вы слышите: «Не верьте им, не верьте…»

Доброты — решительным рукам,

Теплоты — во взглядах на бегу,

В Освенциме сегодня тишина,

Паруса — на тихом берегу,

И не седеют волосы убитых.

Мира — в небесах и на земле…

Приходят и уходят времена

Только снега много в феврале.

И, проявляясь на могильных плитах,

Но и снегу не хватает белизны.

36

37

В феврале цветные снятся сны.

* * *

Не хватает пенья майских птиц,

Всё — как прошлой зимой,

Просто счастья для знакомых лиц.

то в окне, то в зрачках — непогода.

Полусонный покой —

на земле, в небесах… Лишь душа,

* * *

В небеса воспарив,

То ли тень, то ли облако,

до заветного звёздного брода,

В непогоду сквозь боль несвободы

То ли пыльный рассвет…

парит, чуть дыша.

Время — долго ли — коротко

От «пока» до «привет».

Всё, как прошлой зимой, но не так,

Словно облако — призрачна

хоть мгновенья похожи.

И прозрачна, как лёд, —

Снегом стала другая вода.

Тень всегда безошибочно

И другая беда

То берёт, то даёт…

Расцарапала память до боли другой,

и

до дрожи,

То ли с нею все связаны,

Всё, что было «сейчас», уводя из «всегда»

То ли тень вяжет всех —

в

«никогда»…

Фразой, что недосказана,

Захлебнулся успех.

* * *

Пустоцветом сквозь облако

Невзначай, ненароком, случайно —

Догорает закат.

Что такое, за что — не пойму.

Время — долго ли коротко —

Загляну в переулок,

Тешит тающий взгляд.

Как

в тайну,

Что живёт в обветшалом дому.

* * *

Там старуха сидит молчаливо,

Удача в профиль и анфас

Там старик смотрит хмуро в окно.

Сквозит сквозь «да» и «нет»,

Во дворе осыпаются сливы —

Как незатейливый рассказ

Их зимою не есть всё равно.

Сквозь красочный сюжет,

Ощутишь вдруг такое томленье

Как сквозь зеркальное стекло

Дней прошедших, и тех, что идут.

Сквозит то смех, то плач

Будто годы,

Во время счастья, что прошло

сжимая в мгновенья,

На сквозняке удач.

Призывает к себе Страшный суд.

38

39

* * *

* * *

Никого по отдельности нет.

Всё остаётся со мной —

Все впрессованы в родственный лёд —

Дети, судьба, мечты.

И повенчанный с ночью рассвет,

А птица над головой —

И закат, давший ночи развод.

Может быть, это ты.

Лёд, случается, тает порой,

Обнажая греховность обид.

Всё остаётся со мной,

Вновь скрепляет всё только любовь,

Как тихое наше «прости».

Даже тем, что внезапно молчит.

Выстрел чужой за спиной

Птицу не сбил с пути.

* * *

Несмотря и вопреки

* * *

Сквозь мгновение струится

В мои летящие песни

Тень руки или реки,

ты проникаешь сквозь воздух.

Взмах крыла или ресницы.

Ты приникаешь взглядом

к моим потаённым мечтам…

Вопреки и несмотря —

Но пересыхает в гортани

Сквозь шуршанье за спиною

осеннее слово «поздно»,

Ощущаю, что не зря

И память вскрывает пространство

Небу — свет, земле — земное…

на вечные «тут» и «там».

За гранью дыхания — тени

* * *

забытых воздушных замков.

Жизнь, словно пропитана пальмовым маслом,

Там — память и поцелуи,

И время скользит — то вперёд, то назад.

и нашей любви цветы.

Подмена взрывается миной фугасной.

Там — жизнь без волшебных сказок

Опасно! Где был дефицит — суррогат.

и скатерти-самобранки.

Но главное, что за гранью

Опасно, когда вместо крови — нейтральный,

дыханья — и я, и ты…

Как масло, пульсирует в венах раствор…

Опасно, что жизнь — словно рынок центральный,

Где кажется полным пустой разговор.

40

41

ВНЕ ВРЕМЕНИ И ВНЕ ПРОСТРАНСТВА…

Словно небо, словно воздух они с нами.

Греет душу их негаснущее пламя.

Даже если жизнь темна иль полосата.

* * *

Даже если ты уходишь без возврата.

Потаённый тает свет,

Отражаясь ближней далью.

Тени завтрашних побед

* * *

Гаснут в планке над медалью.

Оттепель бывает летом,

Когда на душе холода,

И который век подряд

Когда вдруг согреет светом

Насмехается над властью

Далёкая прежде звезда.

Жаркий, терпкий аромат

Ожидаемого счастья.

Не тает лишь тихий ужас,

Сковавший и глаз, и бровь.

А свет проступил сквозь стужу,

* * *

Как сквозь нелюбовь — любовь.

Параллелограмм перестраивается

в

круг

И спрямляет углы.

* * *

Бывший враг говорит тебе:

Незаконченность мира, любви, перемен,

“Друг”,

Неизбывность, но не обреченность.

А вратарь забивает голы.

Забываю, прощаю встающих с колен,

День темнеет и падает

Злобу их обратив во влюблённость.

в

ночь.

Улыбаясь, светлее мрак…

Облака из души воспаряют туда,

Тот, кто может, не хочет

Где им плыть, небеса укрывая,

помочь,

Где, рождаясь, надеждою манит звезда,

Тот, кто хочет, не знает, как.

Обретая законченность рая…

* * *

* * *

Говорят, надежды умирают.

Всё то, что было мелочным и зыбким,

Где их кладбище — никто не знает.

Вдруг обрело свой вес и очертания.

А другие говорят — надежды вечны,

Обрывок разговора, тень улыбки,

Даже если несерьезны и беспечны,

И песнею звучащее признание.

42

43

Полунамек — сквозь время и пространство,

Листья листаю, прильнув запоздало

Как полувздох, таинственный и нежный…

К строчкам судьбы, что от края до края,

Сквозь золото осеннего убранства —

Не разбирая, где много, где мало,

Из будущего — вдох и выдох снежный.

Ветер встречая и боль провожая…

* * *

* * *

А в детстве были витамины радости,

Надо учиться забывать,

И это не казалось странным.

Не потому, что не хватало сладости,

по небу памяти летать

Была вся радость в имени — «бананы».

свободно

и легко.

Примерно так, как в листопад

Сегодня всюду — спелые и ранние,

парит, взмывая наугад,

Бананы в будний день, и в воскресение…

как гений над строкой,

И, значит, правда, радость ожидания

Намного слаще счастья обретения…

Какой-нибудь кленовый лист,

или шальной парашютист

над миром и войной.

* * *

И я парю в твоих глазах,

Искать и находить слова,

забыв, что есть война и страх.

И превращать их в эхо взгляда.

А в небесах — весь мир со мной…

Наверное, любовь права,

Когда твердит — ей слов не надо.

* * *

Искать и находить ответ

Воспарил во сне, как наяву…

На тот вопрос, что вечно рядом,

В котором скрыты «да» и «нет»,

И проснулся. Дождь стучал по крыше

И то, что не расскажешь взглядом…

Неуверенно, как новую главу

Набирающий на клавишах Всевышний.

* * *

Облака заткали небосвод,

От перекрёстка тревог и сомнений

Но идёт набор главы полётов.

До поворота надежд и желаний —

Род проходит и приходит род…

Ветер весенний и вечер осенний,

И парит в мечтах всё время кто-то.

Замысел поздний и промысел ранний.

44

45

* * *

* * *

Непредсказуемость мозаики судьбы,

У дружбы и любви на страже —

Где каждый камешек — кровавый.

Отсутствие корысти и причин.

Где от бесславия до славы —

Иначе — купля и продажа

Пространство боли и надежд, любви, борьбы…

Друзей, неверных женщин и мужчин.

Пейзаж, в котором каждое дыханье дня

Знакомо всем и повсеместно

Рисует правду и неправду.

Предательство, то громкое, как джаз,

И где лишь кровь — основа смальты,

То скрытое мотивом мести…

Скрепляющей судьбу, и правду, и меня.

А вот меня спасали, и не раз

Друзья, нежданно, не картинно.

* * *

И ангел пел над заводской трубой…

Мы с тобой — в параллельных мирах.

А были и удары в спину,

Сквозь разорванность тени и света

И ангел плакал над моей судьбой.

Вижу, как догорает в кострах

Разделившее нас бабье лето.

* * *

Параллельного мира броня

Кленовых вертолётиков полёт,

От любви защитить не сумела.

Потом — паренье листьев под дождём.

И витает в мерцании дня

И осень полушепотом поёт,

Тень огня, обжигая несмело.

Как мы на разных улицах поём,

Встречаясь и прощаясь, находя

* * *

Забытый голос и случайный взгляд…

Среди потока людей и машин,

Под искрами кленового дождя,

Среди городской суеты

Идя вперёд и падая назад.

Острей ощущаешь, что ты — один,

Что ты — это только ты.

И, все же, оставшись наедине,

* * *

Пускай не сразу, не вдруг

Вхожу, как невидимка,

Любовь и дружбу ценишь вдвойне,

в людскую суету,

Как самый спасательный круг.

Не чувствуя обид,

не празднуя успех,

46

47

И рядом чьи-то души

* * *

на солнечном свету,

Телеэкранность автобусных окон.

Сквозь призму дня летя,

Мир за стеклом, говорящие лица…

являют смех и грех.

Вечер развёрнут сверкающим боком,

Меня не замечая,

Время блуждает, исходит и длится.

подлец и врёт, и бьёт,

Не ведая, что сам

Время стоит на пустой остановке,

висит на волоске…

По мониторам сверяя движенье,

Сквозь время негодяев

Листья срывая, как будто листовки,

тащу судьбу вперёд,

В лицах встречая своё отраженье.

Туда, где благодать

незрима вдалеке…

* * *

* * *

Восходить к абсолюту покоя

Вне времени и вне пространства

Сквозь тщету суетливого дня —

Порою мыслей бег тревожный.

Лишь в мечтах представляю такое,

Сквозь безобидность и тиранство,

Отпуская, прощая, храня

Сквозь всё, что каждый миг возможно,

На окраине памяти Слово,

Где жертва вновь стремится в сети,

Что взрывается Делом подчас…

Где поздний вдох и выдох ранний…

Восхожу и прощаю Вас снова.

Где мы с тобой в неясном свете

Что ещё могу сделать для Вас…

Вне времени и расстояний.

* * *

* * *

Неоновые многоточия гирлянд

Вращение велосипедных спиц

Венчают недосказанность аллей.

Кромсает воздуха сырое тело.

Сквозь тёмный вечер проявляется талант

Прозрачность и невидимость границ

Плакучих ив, берёз и тополей

Дрожит в пространстве света, и несмело

Раскрашивать безликий сумрак бытия

Зовёт и заполняет непокой

Наивной праздничностью фонарей.

Вращеньем спицы, как полётом птицы…

Щемящей тайной кажется судьба моя,

И пустота, волнуясь под рукой,

А память в цвете — ярче и острей.

Собою растворяет тень границы.

48

49

* * *

Мечты и скупой надежды,

Не хватает света по утрам,

И кровь ударяет в висок.

Схожего с улыбками на лицах.

Я рядом с тобой, я возле,

Кажется, часы стучат: «Пора»,

За что, почему — не знаю.

Несмотря на то, что время длится.

Но боль не слабей, чем прежде,

И путь к тебе так же далёк.

Не хватает праздника в душе,

Счастья, что как лёд на солнце тает.

Хочется «ещё», а не «уже»…

* * *

И тебя мне тоже не хватает.

Где-то вдалеке,

На пустой реке —

Надувная лодка, рыба плещет.

* * *

Радость ожидания родных,

И осенний пляж,

Маленьких чудес, больших подарков…

Тишины той страж,

Радость оттого, что в этот миг

Словно разорившийся помещик.

Даже сердцу становилось жарко.

Ты не береди

Радость ожидания любви —

Пустоту в груди.

И открытия, что это — рядом…

Вот уже и даль реки в тумане.

Годы, как мячи летят, — лови!

И ловлю. И провожаю взглядом.

Над пустой рекой

Дышится легко…

* * *

И судьба — как в матовом экране.

Я словно подключен к розетке,

И слышу пульсацию крови

* * *

На грани перезарядки,

Хрупкое равенство дня и меня,

На склоне любви и тревог.

И времени горький осадок.

А сердце грустит в грудной клетке,

А за спиною — всё та же возня,

И в такт ему у изголовья -

Где вкус равнодушия — сладок.

Тени былых идеалов,

Которых достичь я не смог.

Дней оголтелость упрячу в карман,

Тёплой ладонью согрею…

Всё вновь отложилось на после,

Тают обиды, и гаснет обман.

И вновь я шагаю по краю

И даже враги — добрее.

50

51

* * *

* * *

Небо сменило кожу, деревья меняют краску.

Где-то на окраине тревог,

Это — не новый имидж, это — возврат к судьбе.

Где живут бегущие по кругу,

Значит, почти что прожит этот подарок царский.

Вечность перепутала порог,

Снова небесный Китеж птиц призовёт к себе.

И в глаза взглянули мы друг другу.

Дождь превратив в чернила, раскрашивая неярко

Черствые сухарики мечты

Дни, и траву, и листья, осень дарует час.

Подарила, обернувшись ветром

Час для любви и света, посланье с небесной маркой,

В мареве тревожной маеты,

Где листья, как поцелуи, и всё — как в последний раз.

Где окраина так схожа с центром.

* * *

* * *

Сквозь солнечность надежд прощального тепла,

Снова повод похож на причину,

Где каждый день — с особой позолотой,

А причина со следствием в ссоре.

Незримая, как взмах небесного крыла,

Мимолётность вдруг кажется длинной,

Звезда любви мне прошептала что-то.

Словно паузы тень в разговоре.

Мне эхо донеслось тревоги и тщеты,

В разговоре вскипают вопросы,

И горькой правды, говорившей честно…

Но в ответах — как в паузе, холод.

И вместе со звездой над бездной я застыл.

О причинах судьба только спросит,

И подо мной застыла эта бездна.

А для следствия важен лишь повод.

* * *

* * *

Фотошоп не разгладил тревожные сны,

Отсверкали веселые дни,

Смоделировав швы бытия.

Словно скрылись за серою шторой.

Монитор — как глубокое небо весны,

Мы опять с тобой, осень, одни,

Подтверждает, что жизни края

И все те же ведем разговоры.

Растворяясь во всех мегабайтах тоски,

Недоступны для ложных звонков.

Кто, зачем, и откуда, и как,

Швы пространства, как прежде, близки и крепки,

И опять: “почему”? — нет ответа.

И не сны их сшивают, а кровь.

Это юности стертый пятак

Прокатился сквозь позднее лето.

52

53

УДАР ЗА УДАРОМ…

* * *

Как плахи нет без палача,

А без картины — отраженья,

Так целое — виднее в мелочах,

* * *

Словно подарок в день рожденья.

Удар за ударом. Спасибо, Луганск,

Ты учишь терпеть эту боль.

Подлец себя не видит подлецом,

И я, не успевший устать от ласк,

Он деликатен для себя в избытке,

Вживаюсь в судьбу, как в роль.

Себя жалея, хмурится лицом,

Смывая капли крови после пытки.

А жизнь так похожа на чёрный пиар,

А мир так насыщен войной…

За всё себя готов он оправдать,

И надо держать, держать удар

Он — просто выполняет своё дело.

И сердцем, и клеткой грудной.

Но Каинова светится печать

На мелочах, да и на жизни в целом.

* * *

Зачем всё это происходит?

* * *

Готовы оправдать любое зло,

Куда несётся мрак и свет,

Всё понимающие, светские…

Клубок несыгранных мелодий

Мне на таких всегда везло

И неотплясанных побед?

И в это время, и в советское.

Зачем стремится сделать больно

Понять их, в общем-то, легко.

Тебе и мне не друг, не враг,

Своя рубашка дольше носится…

Всего лишь хам самодовольный,

А то, чем пахнет твой покой, —

Без выгоды, а просто так?

Так это лишь с потомков спросится.

Зачем, куда — и нет ответа.

В ответе — каждый за себя.

* * *

Хоть много звёзд, но мало света…

Добро опять проигрывает матч.

И свет ласкает, не любя.

Счёт минимальный ничего не значит.

Закономерность новых неудач

Почти равна случайности удачи,

54

55

Чья вероятность близится к нулю,

Но простота тождественна печали,

Как вероятность гола без штрафного.

Как красота — любви, как ни крути…

Добро, проигрывая, шепчет: «Я люблю»,

И коль паденье суждено в начале,

И, побеждая, шепчет то же слово…

Подъём завещан таинством пути.

*

* *

* * *

Всё вокруг досадно и нелепо,

Среди чёрных и белых —

Как солдат, чихнувший на параде.

Расскажи мне, какого ты цвета…

Попадаю пальцем прямо в небо

Среди слова и дела,

Сквозь косые дождевые пряди.

Среди честных и лживых ответов

Я не знаю нового прогноза,

Да и старому, наверное, не сбыться.

Проявляются лица,

Говорят, что дождь похож на слёзы,

И — по белому чёрным скрижали.

Украшающие злые лица.

Время памяти длится,

Время совести? Вот уж, едва ли…

* * *

Среди кривых зеркал, где лишь оскал стабилен,

* * *

Где отраженье дня неравносильно дню,

Растекается, плавясь, не прошлое время, а память.

Всесильный бог любви не так уж и всесилен,

Не на глине следы — на слезах, на снегу, на песке,

Вскрывая, словно ложь, зеркальную броню.

Злые будни смывают легко их, как будто цунами,

И парит в небесах, налегке или на волоске

И впрямь прямая речь там ничего не значит.

Но кровь и там, и здесь — красна и солона.

Отражение эха, улыбки, любви, трибунала…

Пульсирует она, как в зеркалах удача,

Отражение правды в сухих, воспалённых глазах.

Чья тень хоть иногда и там, и здесь видна.

В этом зеркале времени память почти что узнала,

Как мутнеет от страха судьба, и как прахом становится страх.

* * *

Упасть намного легче, чем подняться.

* * *

Пропасть намного проще, чем найтись.

Приспособиться и быть, как все,

Потери и находки в ритме танца,

Не как белая ворона,

И блюз паденья — это тоже жизнь.

Мчаться не по встречной полосе,

Не на красный, — на зелёный.

56

57

Приспособиться, как дождь к зиме,

*

* *

Или как снежинка к лету.

Начинается новый круг.

Привыкать, как свет к полночной тьме,

Или дуга.

Даже, если нету света.

Ищет во мне старый друг

Привыкать к тому, что из мечты

Образ врага.

Вырастают новые загадки,

Да и круг за моей спиной

Что режим набора высоты

Полон вражды.

Горький в той же мере, что и сладкий.

Будто шумный ручей весной —

Талой воды.

И у осени в небесах —

* * *

Круговорот,

У разных мыслей — общая основа.

Где в любовь переплавить страх

И суть её — словарное кольцо.

Мой черёд.

И даже превращаясь в дело, слово

Меняет форму, сохранив лицо.

* * *

У разных слов — похожие обличья.

Сигаретный дым уходит в небо,

Хоть это ни о чём не говорит.

Тает в воздухе последнее «Прости»…

Охотник вдруг становится добычей,

Над дорогой, городом, над хлебом —

Храня при этом неприступный вид.

Божьи и житейские пути.

Жизнь зависла над чертополохом.

Только мир, по-прежнему большой.

* * *

Не хочу сказать, что всё — так плохо,

Венозной крови пенье под иглой —

Не могу сказать, что хорошо.

Мы все — немного радиолы.

В душе мотив какой-то заводной,

Назло страданиям, весёлый.

* * *

Пою, похрипывая, словно диск

Мне всё дается

Пластиночный, из той эпохи.

«с потом,

с кровью».

Пою, превозмогая страх и риск,

Шутя, играя —

Который ощущаю в каждом вдохе.

не

умею.

Хоть и завидую порою

Тем, кто ловчее и сильнее…

58

59

А всё ж судьбу свою

* * *

не

хаю.

Сувенирная резьба и позолота

В ней боль соседствует

Листьев, что разбросаны в пространстве

с

любовью.

Поздней осени, готовящей к полёту

Пусть песня лучшая —

Боль и маету непостоянства.

другая,

Каждый — лёгок, одинок и уникален,

Мне эту петь

Но костру привычней — общий ворох.

дано

по крови.

Вроде, и полёт судьбою был объявлен,

И в пустынно-сумрачных просторах

* * *

Шелестящее свеченье листопада,

Облака плывут с востока,

И весенний проблеск перспективы.

И державен их поток.

Это — память, раздающая награды

Безразлична им морока —

До последнего осеннего призыва.

Запад прав или Восток.

Им, наполненным дождями,

* * *

Важен только свой маршрут

Всё своё — лишь в себе, в себе,

Над полями, над вождями,

И хорошее, и плохое.

Что пришли и вновь уйдут.

В этой жизни, подобной борьбе,

Знаю точно, чего я стою.

* * *

Знаю точно, что всё пройдёт.

Сбой в системе координат.

Всё пройдёт и начнётся снова.

Видишь — нормою стало предательство.

И в душе моей битый лёд —

И не климат в том виноват,

И не личные обстоятельства.

Лишь живительной влаги основа.

Просто пала горизонталь,

Заменив содержание формою,

Где, устав от закалки, сталь

Утвердила предательство нормою.

60

61

ОЖИДАНИЕ ЧУДА

Сквозь эти струи дождевой воды

Мне слышится твой смех.

В раю иль на краю беды —

* * *

Мы далеки от всех.

Подожди, душа моя,

Слышишь, музыка струится,

То ли грусти не тая,

* * *

Гудки локомотивов маневровых,

То ли, как ночная птица,

Ночная перекличка поездов

Превращая ремесло

И мыслей, от бессонницы суровых,

В Божий дар и вдохновенье,

Как путешественник и командор Седов…

И мгновенье, что пришло,

Поднимая на крыло,

Но в мыслях, что суровы только внешне,

Вслед за прожитым мгновеньем…

Вопросов вязь, надежды и мечты.

И речь друзей, и лица их, конечно,

И много ещё разного. И ты.

* * *

Ожиданье чуда, как любви,

Ожиданье счастья, как прозренья.

* * *

Кажется, что только позови —

Не слова, не отсутствие слов…

От спасенья и до воскресенья

Может быть, ощущенье полёта.

Может быть. Но ещё любовь —

Пролетит эпоха, словно миг,

Это будни, болезни, заботы.

В отраженье звёздами врастая…

И готовность помочь, спасти,

Вслед за ней парю в глазах твоих,

Улыбнуться в момент, когда худо.

Хоть чудес давно не ожидаю.

Так бывает не часто, учти.

Но не реже, чем всякое чудо.

* * *

Душа моя, мне хорошо с тобой

* * *

И плохо без тебя.

Самолёты летают реже.

С тобою даже дождь другой —

Только небо не стало чище.

Ведь он идёт, любя.

И по-прежнему взгляды ищут

Свет любви или свет надежды.

62

63

Самолёты летят по кругу.

И день пройдёт, и ночь пройдёт,

Возвращаются новые лица.

И вместо утешенья

Но пока ещё сердце стучится,

Судьбы продолжится полёт

Мы с тобою нужны друг другу.

Сквозь память и прощенье.

* * *

* * *

И взгляд, как поцелуй, короткий,

История любви забытой,

Но, всё ж, пронзающий насквозь,

Растерянно, задёрганной,

И тень стремительной походки,

разбитой

И ощущенье, что «всерьёз»…

На тысячи осколочных ночей,

На тысячи житейских мелочей,

И тонкий луч, как стих Марины,

На крохи правды

Сквозь одиночества печать…

и мгновения обмана.

И жизнь — как клинопись на глине,

Любовь разбитая

Где мне не всё дано понять.

похожа

на тирана,

Пытающего душу, плоть и кровь…

Любовь забытая.

* * *

Но всё-таки, любовь,

Опять всё мелочно и зыбко,

Хоть горькая, обидная и злая.

И все заботы — об одном.

Пускай не рай.

И лишь случайная улыбка,

Но отблеск рая.

Перевернув в душе вверх дном

Всё то, что мыслями зовётся,

* * *

Отвлечь способна и увлечь,

Любовь, как поэзия, без дураков

Чтоб снова Пушкинское солнце

Не может парить и творить.

Смогло взрастить прямую речь.

Безумные чувства и магию слов,

Сплетая в суровую нить,

* * *

Суровая жизнь, где любовь и стихи

Давай не думать о плохом,

Легки, даже если всерьёз,

Страницы дней листая.

Дарует лишь тем, кто как все дураки,

Пусть даже, словно птица, в дом

Мечтают, не чуя угроз.

Влетает весть лихая.

64

65

* * *

* * *

Мамонтов сгубила доброта,

В небесную высь

Что была с их мощью соразмерна.

по наивности, видно, стремлюсь,

А мораль истории проста:

В пространство от счастья

Видимо, лишь сволочи бессмертны.

до пятого времени года.

И пусть заблужусь, ошибусь, ушибусь.

Я им шлю негромкий свой привет

Ну и пусть.

Прямо в дебри мусорного бака…

Но вдруг приоткроется

Мамонтов уже так долго нет,

тайна вещей и природы.

Вымирать и вам пора, однако.

Где вещая память пророчит,

пугая меня,

* * *

Там чьи-то следы — к облакам,

Зима обживает пространство

навека, сквозь погосты.

И делает призрачным время,

Там пятое время не года,

Прозрачность его сокращая,

а жизни, маня,

И свет умножая на мрак.

Зовёт и меня в эту высь,

И сквозь неизбежность прощаний

где не падают звёзды.

Я вместе с пространством, со всеми

Скольжу, как снежинка по краю,

От тайны всего лишь за шаг.

* * *

Заводской трубы погасшая сигара —

От тайны рожденья и смерти,

Это время «некурящих» городов.

В которой любовь без ответа,

Вместо дыма или пара — тень «пиара».

В которой вопрос, как надежда,

И ещё — майданный пар орущих ртов.

А память слоёна, как снег.

Справедливость ныне — в кошельке гордыни,

Зима, как воскресшая жертва,

А забывчивость наивностью зовут.

Вернёт свою призрачность лету,

В небеса восходят трубы в Украине,

Где эхом пространства забрезжит

Под безмолвный и бездымный свой салют.

Рассвет, как любовь, не для всех.

66

67

* * *

ЖИЗНЬ, КАК СОБАКА, ВОЕТ НА ЛУНУ

Понимаешь, какие дела —

Пахнут кровью чужие пророчества.

Хочет светлой прикинуться мгла,

* * *

А вот свету быть мглою не хочется.

Когда прилетают снаряды,

Понимаешь, забытые сны,

То ангелы — улетают.

Возвращаясь, не ведают промаха.

Эхо их хрупких песен

Мгла становится тенью войны,

Дрожит, отражаясь в кострах.

И витает над ней запах пороха.

Снаряды взрываются рядом,

И все мы идем по краю

Последней любви, где свету

* * *

На смену приходит страх.

Эта пуля не убила меня —

Снаряды летят за гранью,

Она потеряла силу,

Где нет доброты и злобы,

Словно пятак, что катился, звеня,

Где стало начало финалом,

И, вдруг, замолчал постыло.

Где память взметает сквозняк.

Вновь позднее стало ранним,

Пуля в аорту летела, и, всё ж,

И ангел взмолился, чтобы

Сердце стучится — промашка…

Вернулась в наш дом надежда,

Есть ещё ложь, как предательский нож,

Но, прежде, чтоб сгинул мрак.

И рядом — душа нараспашку.

* * *

Все уже не может быть, как прежде.

Смолкли прошлой жизни голоса.

Взорванной, расстрелянной надежде

Выпала дорога в небеса.

“До” и “После” — страхи и тревоги,

Как у деда, позже — у отца…

Тень войны — у самого порога.

Тень беды — с начала — до конца.

68

69

* * *

* * *

Город захвачен в плен

Поезда сюда не идут.

Временем сорванных крыш,

Время пятится в шепот: «Прости…»

Где от упавших стен

Это взорван былой маршрут,

Стонет подавленно тишь.

Это ранена память в пути.

Время нежданных мин

Только мины влетают в дом,

Взорвано крахом идей.

Где испуг — у друзей в голосах.

Город один на один

С эхом немых площадей.

Просто город пошел на слом

Вместе с эхом в немых небесах.

* * *

И никак не замкнутся в круг

Стихи не убеждают.

Обесточенные провода…

Побеждает

автомат.

Поезда, позабыв испуг,

И правда стремительно

Подъезжают к вокзалу «Беда».

теряет

силы.

Ты, кажется, верил в победу,

загадочный

брат,

* * *

Не зная, что память

Вот замысел, неведомый уму, —

расстреляна

с тыла.

Врагами назначать в своем дому

Друзей, соседей, отправляя всех

Прицелы не сбиты,

Прямой наводкой, позабыв про грех,

и тлеет огонь баррикад,

Прямой наводкой в злые небеса,

Не мёртвые души

Сквозь детские, бездонные глаза,

идут

на погосты.

Живые уходят туда,

Не ведая, что другом бывший враг

и пути нет назад.

Уже готовит твой небесный шаг.

И даже в стихах всё

И вновь, который век, кровит венец.

смертельно

не просто.

И стынет кровь под взрывами сердец.

70

71

* * *

Еще она учится лгать

Увидь меня летящим,

Ей правда — как в горле кость.

но только не в аду.

А злость ее злая мать.

Увидь меня летящим

Я ненавижу злость.

в том городском саду,

Где нету карусели, где только тьма и свет…

Увидь меня летящим

* * *

Там, где полетов нет.

Уже и небо почернело, как река,

На дне которой илом — наши даты.

И в черном небе — дети и солдаты,

* * *

Тень самолета или птицы, облака, —

И жизнь коротка,

И не вечно искусство,

Века, где Слово, падая, возносит тьму,

Под взрывом фугасным

И назначает черное быть белым.

Летящее вдоль бытия.

Где кровью пишется судьба. Не мелом.

Ушедшего времени

Где снова сумрачно и сердцу, и уму.

Мысли и чувства,

Музейную гордость

Калечит эпоха моя.

* * *

Разорваны в клочья

Добро и зло меняются местами.

Картины и люди.

Не разобрать, кто прав, кто виноват…

Послание ада

Из ненависти облако над нами,

Несет в себе каждый снаряд.

Из облака — не дождь на ниву — ГРАД.

Музеи не плачут

Откуда эти бешенство и злоба?

Под залпы орудий.

И гибельный, безжалостный сквозняк?

А люди сквозь вечность

Толпятся, забивая крышку гроба,

Беспечную в бездну летят.

Добро и зло, и бывший другом враг.

* * *

* * *

Чужая сытость пахнет кровью

Ненависть не учит любить,

Чужая кровь — фугасной миной,

Тем более, целовать.

Свечой, горящей в изголовье

Ненависть учится бить

В финале странной и недлинной

И, может быть, убивать.

Извечной драмы, где в начале

Взрывался только детский хохот…

72

73

Вся жизнь взорвалась и пропала

* * *

Как эхо выдоха и вдоха.

«Миру — мир» заменили на «Смерть врагам»,

И врагов стало пруд–пруди…

Говорят — поклонялись не тем богам,

* * *

Потому и кипит в груди

Вновь бесноватость назначает встречу.

Ярость, будто из моря вражды волна,

И ненависть, оскалив черный рот,

Человечий смывая лик.

Взрывает, убивает и калечит,

Несвященная губит страну война,

И, кажется, назад, а не вперед

Все слова заменив на крик.

Стремится время, как палач за плахой,

Как мракобес, лелеющий войну.

И прошлой смерти воскрешая страхи,

* * *

Жизнь, как собака, воет на луну.

Всему свой срок. И снова листопад,

Донбасский воздух терпок и морозен.

* * *

Не так уж много лет назад

Расстреливая села, города,

Неотвратимым был парад,

Взрывая школы, садики, больницы,

И улиц лик — орденоносен.

Как пьется-кушается вам, как спится,

Всему свой срок. Кочевью и жнивью,

Министры, генералы, господа?..

Закату и последнему восходу.

Не на бумагах, ведь, — на лбу печать,

Всему свой срок. И правде, и вранью,

Не ладаном, а смертью пахнут руки…

И нам с тобой, живущим не в раю,

За кровь, нечеловеческие муки

А здесь, среди дыханья несвободы

Когда-нибудь придется отвечать.

* * *

* * *

Война не мировая,

Тень Шекспира, пролетев над Украиной,

Но мир уже военный,

Не заметила ни Гамлета, ни Лира,

Хоть падают снаряды

Но увидела, что страсти роковые

Пока что вдалеке.

Разрушительны, как сотни лет назад.

Смертельная отрава

Пульсирует по венам,

Правят те же персонажи — Зло и Жадность.

И ненависти пепел —

И жестокое Коварство над Любовью

В зажатом кулаке.

Издевается, как прежде. И убийца

Торжествует. И никто не виноват.

74

75

Ещё полны кофейни,

И уже почти что не видна

И детвора хохочет,

Тень любви. А ненависть все длится.

Но где-то чьи-то руки

Нажали на курок.

Война не мировая

* * *

Мерцает между строчек,

В городе фонтанов

Но эхо дальних взрывов

жил рабочий люд.

Не слышно между строк.

Вроде, ничего не изменилось.

Только вот характер

Стал у жизни крут.

* * *

И фонтаны плакать разучились.

Когда закончится война,

В небе проплывают

И станут красными все даты,

Те же

облака.

Засохнет кровь, и брат на брата,

Равнодушно смотрит в реку ива.

Познав все ужасы сполна,

Кажется, вот-вот,

Зажмуришься

слегка,

Не будет наводить прицел,

И опять, как в детстве, всё красиво.

А наведёт мосты по-братски…

Только всё, что было —

Но в мире всё не так, как в сказке,

Не вернуть назад.

И потому для тех, кто цел,

Жизнь идёт, как поезд без стоп-крана.

Кто ты мне, —

Пока ещё, как мир нужна

Товарищ, волк иль брат,

Надежда, что случится чудо.

Город, что забыл свои фонтаны.

Воскреснет счастье ниоткуда,

Когда закончится война…

* * *

И мобильная связь —

* * *

лишь привычная часть

Все закончится когда-нибудь,

Повседневного быта.

Смолкнут позабытым эхом взрывы.

Я звоню в никуда, —

Жаль, что невозможно заглянуть

Чей-то голос, смеясь,

В будущее — как вы там? Все живы?

«Ваше время забыто».

Жаль, что продолжается война,

Повторяю звонок,

Проявляясь масками на лицах.

Но в ответ лишь гудок,

76

77

Холодок душит ворот.

ОТКУДА РОЖДАЕТСЯ ЗЛОСТЬ?..

Время шутит со мной

Или впрямь стал чужой,

Прошлым кашляя, город.

* * *

Я напомню ему,

Канонадное эхо кузнечного цеха

Как он жил по уму,

похоже на эхо войны.

Как он душу калечил.

Гулко ухает молот,

Я мобилен, как сон.

и пресс, словно пушка грохочет,

Как чужой телефон.

Наполняя кошмарами сны,

За себя я ответил.

заглушая дыхание мирной страны,

Где над смертью мучительной

кто-то безумно хохочет…

* * *

А не так далеко разрушает покой

Земля со множеством

канонадное эхо стрельбы.

пулевых ранений

Брат на брата идёт,

Не сходит с орбиты,

хмуро глядя в прицел автомата.

хоть ей очень больно,

Не судьбу выбирая, а словно рабы,

Но слёз дождя

погружаясь в болото борьбы,

удержать не в силах,

Забывая, что эхом витает

И смыть не может

над каждым расплата…

кровавый закат.

А люди думают —

жизнь будет вечной,

* * *

Бесстыжей, как будто

Отболев, появляется снова.

выстрел контрольный.

Разрывая планету на части,

И, вроде бы, не стреляют.

Вслед за делом бросается слово,

А пули — летят и летят…

И становится призраком счастье.

Свет распался на части света,

Мир с войной говорит несмело.

* * *

Есть вопросы, но нет ответов.

О солдатах столько песен и стихов,

И до них — никому нет дела.

Сколько стоптано солдатских каблуков.

Но тачаются, как прежде сапоги,

И не все еще написаны стихи.

78

79

* * *

Там смерть невероятна, как вчера.

Жизнь не похожа на ту, что была.

Там жизнь любви равна лишь и верна.

Она не хуже, не лучше.

И, если слышится там изредка «Ура!»

Всё так же вершатся судьба и дела,

То лишь от поцелуев и вина.

На солнце находят тучи.

Но волны все опасней и страшней.

И вновь продолжается круговорот,

И тает остров в утреннем дыму.

Мгновенье сменяет мгновенье.

Я знаю — «на войне, как на войне…»

И в каждом — внезапный уход и приход

Но сердцем эту мудрость не пойму.

В молчанье и в сердцебиенье.

* * *

* * *

Вновь жизнь пульсирует, как рана.

Мои друзья меня не понимают.

И, дернув за рычаг стоп-крана,

Мы говорим на разных языках.

Не знаешь — что там впереди.

И между нами бывшая прямая

Какие брезжут перспективы —

Вдруг превращается в зигзаг.

Убьют нас или будем живы

А раньше был язык мой

И веселы, как Саади.

всем

понятен,

Глаза пугают, как двустволка,

Как дровосек из сказок

Язык — колючий, как иголка, —

братьев

Гримм.

И это наш с тобой портрет.

Зато теперь как много белых пятен,

А мы себя и не узнали,

Когда мы слушаем и говорим.

Мы просто жали на педали,

Мы говорим: «Куда же нам

Но скорости все нет и нет.

деваться?»

Зато бывают перестрелки,

А слышим канонады дальний гул.

И это, право, не безделки —

И, заменив «Товарищи»

Поникнуть со свинцом в груди,

на

«Братцы»,

Где жизнь пульсирует, как рана…

Пугает нас все тот же караул.

О, боже, помирать нам рано,

Когда еще — все впереди.

* * *

А в море под названием «война»

* * *

Есть остров под названием «любовь».

Ружье висит и не стреляет,

Там ночью канонада не слышна

Хоть пьеса близится к концу.

И там под крик «Ура!»

По площади сквозняк гуляет,

не льется

кровь.

Как будто тени по лицу,

80

81

Вопросы, слышатся, советы —

* * *

Куда, зачем, откуда, как…

Вспоминаю армейскую жизнь.

Как тополиный пух, билеты

Как шептал я себе: “Держись!”

По площади несет сквозняк.

Как гонял меня старшина

Ружье молчит. Молчит зловеще.

И кричал мне: “А, вдруг, война?..”

Лишь гром грохочет, как в аду.

И как носильщик тащит вещи,

Как я песни в строю орал,

Тащу себя я сквозь беду.

Как потом в лазарете хворал.

Как до блеска я драил полы,

* * *

Как казался себе удалым,

Подобно рыбкам на сковороде,

Танцуют в шоу телеперсонажи.

Хоть и не был большим удальцом —

Маршрут проложен от «везде» к «нигде»

Хмурый воин с худущим лицом.

Сквозь жизнь, похожую на распродажу,

Но зато по команде “Отбой” —

Где тень креста затмила тень Христа,

Засыпал я, довольный судьбой,

Где, что ни день, — то пляски всё дороже…

Сквозь жизнь, где обжигает доброта.

Потому что служил стране,

И где от зависти — мороз по коже.

И светилась звезда в окне,

Потому что, как ни ряди —

* * *

Жизнь была еще вся впереди.

Если не слышать друг друга,

Можно оглохнуть от взрыва,

Где в динамите страсти

* * *

Клокочут гордыня и спесь…

Была шинель мне велика.

Погоны я пришил неловко.

Парящее эхо испуга

Не уронил все ж честь полка,

Когда “В руках у нас винтовка”

Рождается молчаливо.

Пел на плацу. Когда: “Не трусь”, —

И, кажется, злое счастье

Шепнул сосед. —

В судьбе «тяготеет доднесь»…

“Тяни носочки…”

У ягод был различный вкус.

А помнятся одни цветочки.

82

83

* * *

* * *

Пахнет армией зима.

Что это? Горьких вишен

Строевых занятий топот,

В этом году так много.

Песен свист (куда твой Сопот!),

Что-то в моих деревьях

Снега скрип и кутерьма

Сладость пошла на убыль.

Сводят вновь меня с ума.

Горечь дождей осенних

Пахнет армией зима.

Въелась в судьбу, в дорогу.

Сапогами из сушилки,

И пропитала землю,

Пирогами из посылки,

И перешла на губы…

И не ведает сама

Как на ту она похожа,

Ту, что строже и моложе,

* * *

Что растаяла в руке

У доброты — всегда в запасе

В том военном городке…

доброта,

Ее количество — неиссякаемо.

Но эта истина, хоть и проста,

* * *

Увы, так трудно познаваема.

В полковой библиотеке благодать.

Кулак, наган, ложь или грош —

Я шагаю вдоль родной литературы.

Вот аргументы нашей злости…

Далеко. Сержанта не видать.

А мир вокруг — по-прежнему хорош,

Рядом Пушкин и Белинский хмурый.

А мы — по-прежнему

безжалостные

гости…

Марширует с песней батальон.

Вместе с песней в небесах летаю.

В русскую поэзию влюблен,

* * *

Шагом строевым овладеваю.

Детство пахнет

цветами — майорами,

Я читаю, и мечтаю, и брожу.

Что росли на соседнем дворе.

Возвращаюсь на вечернюю прогулку.

И вишневым вареньем,

И стихов как будто не пишу,

которое

Только сердце бьется слишком гулко.

Розовело в саду на костре.

Детство пахнет

листвою осеннею,

Что под ветром

взлетает, шурша…

84

85

Что ж так больно глазам?

ЕСТЬ ЕЩЁ ДЛЯ СЧАСТЬЯ ВРЕМЯ

На мгновение

Запах детства узнала душа.

* * *

Взгляни в окно

* * *

И позабудь на миг

Бурьян пророс из детства моего.

Забот привычных бремя.

Я не узнал его.

За снежной дымкой

Он посерел от пыли.

Дальний путь.

Качаясь скорбно на ветру,

И есть ещё для счастья время…

Он шелестит. И шепчет мне:

“Мы были.

И ты играл со мной

* * *

В военную игру…”

Здесь все, как прежде,

“И с другом! —

все, как прежде.

Я кричу ему. —

Сквозь неизменное житье

И с другом!”

Наивный краешек надежды

И смотрит дочка на бурьян

Ведет сознание мое.

С испугом.

Враньем и правдой переполнен,

А он пророс из детства моего.

Искал я старые следы,

И, словно Людвиг Ван Бетховен,

Оглох в предчувствии беды.

* * *

Знакомых улиц душный вечер,

Откуда рождается злость?

И снятый с прошлого покров…

Из зависти или вражды,

Сквозь разговоры, лица, встречи

Как лёд — из прозрачной воды,

Невинная сочится кровь…

Как из ботинка — гвоздь.

Цепляется грех за грех,

ОБРЕТЕНиЕ

И холодно даже двоим…

От злости лекарство — успех.

Как трудно обрести уверенность в себе,

Зачем он приходит к злым?

Не потеряться, не раскиснуть, не сломаться.

И в трудную минуту не сробеть,

И, победив,

собой не восторгаться.

86

87

Не позабыть среди мороки дел

Хотя наивность и весна

Взглянуть на небо и вдохнуть всей грудью.

Шагали майскою колонной,

Услышать соловья.

Воспоминаньям свет зелёный

Запомнить, как он пел,

Дают другие времена.

Запомнить все. Такого уж не будет.

Не повторяясь даже в мелочах,

Я жил на улице Франко

Волнуя,

В Луганске — Ворошиловграде.

увлекая

Я отразился в чьём-то взгляде

и

тревожа,

Пусть не поступком, но строкой.

Зовет нас жизнь. В ней радость и печаль,

И все впервые. Хоть и с прошлым схоже.

А время кружит в вышине,

Перемешав дела и даты,

Как будто зная, что когда-то

* * *

Навек останется во мне.

Я жил на улице Франко,

И время называлось «Детство»,

С 20-й школой по соседству.

* * *

Всё остальное — далеко.

Город европейский мой

с неевропейской культурой.

Взлетал Гагарин, пел Муслим,

Со своей китайскою стеной

«Заря» с Бразилией играла,

и конною скульптурой,

И, словно ручка из пенала,

С пыльным небом

Вползал на Ленинскую «ЗИМ».

и промышленным ландшафтом.

Где к заводу примыкает шахта,

В «Луганской правде» Бугорков

Где над церковью — немым укором крест.

Писал про жатву и про битву.

Где на кладбище убогом

Конек Пахомовой, как бритва,

не хватает мест.

Вскрывал резную суть годов.

Город мой,

любимый

Я был товарищ, друг и брат

и

проклятый,

Всем положительным героям

Мы с тобою друг пред другом

И лучшего не ведал строя.

виноваты.

Но был ли в этом виноват?

Я виновен в том,

что грязный ты

и

серый,

88

89

Ну а ты — что мы живем без веры,

* * *

Погружаясь,

Отсутствие ветра и плохих новостей —

словно в Дантов ад,

Такое бывает нечасто.

В женский мат

Хороших и разных — нас много детей.

и в детский мат,

Бог ведает всю свою паству.

Совесть, как друзей своих теряя.

Незримое эхо грядущих тревог

Город мой, под звон твоих трамваев,

Как пыль вдоль дороги клубится.

Как когда-то под церковный звон,

Спокоен лишь всё понимающий Бог.

Жизнь проходит, как тяжелый сон,

А сердце-бедняжка, стучится.

Жизнь проходит, словно лотерея,

И от неудач своих дурея,

Ищем мы

* * *

виновных

Стараюсь не делать зла.

каждый

час.

И не обижаться на зло.

Город мой,

А спросят: «Ну, как дела?»

прости сегодня нас…

Жизнь моё ремесло —

Отвечу, и буду впредь

* * *

Жить, избегая обид.

Не хочется уходить,

Хотя и непросто терпеть.

даже проигрывая «под ноль».

Хотя и сердце болит.

Не хочется уходить,

даже превозмогая боль.

И даже обиды нож,

* * *

что режет всегда живьём

В чём-то похож на всех,

Он тоже бывает хорош,

В чём-то — лишь на себя,

словно команда «Подъём!»

Как прошлогодний снег

Не хочется уходить

На эталон дождя.

ни в тучу, ни в синеву,

Кто-то уходит в ночь,

А хочется просто жить.

Тень утопив в снегу.

Хотя бы так, как живу.

Мне ему не помочь.

Но, всё-таки, — помогу.

90

91

* * *

* * *

У воспоминаний — сладко-горький вкус.

Едем, едем… Этот кружит,

Проверяю старые пророчества,

Тот петляет по спирали.

Там, где я по имени зовусь.

И следит — не сесть бы в лужу,

Здравствуй, отчество!

Чтобы вдруг не обогнали.

А дорога-то — щербата.

Все, что было — здравствуй и прощай,

Проезжаем чьи-то даты,

Гордые надежды недобитые.

Чьи-то хаты, казематы…

Память настоялась, словно чай,

В небе скачет конь крылатый.

Не с лимоном, а с обидами.

А дорога — не цветами,

Вся усыпана камнями,

Изборождена следами,

Обижаюсь, впрочем, только на себя.

И пропитана веками и годами,

Полагаюсь тоже. И заранее

и

часами…

Принимаю то, что будет, не скорбя.

И слезами вся дорога,

То, что было, — до свидания.

Как святой водой, умыта.

Скользко. Смотрят все под ноги.

Сеют звезды через сито.

* * *

В спешке звезд не замечают.

Шаг за шагом познаю себя,

Звезды падают на землю.

Сравнивая то, что было, с тем,

А дорога мчится дальше.

Что стало.

А из звезд растут деревья.

Жизненную книгу теребя,

Продираюсь сквозь кварталы

И вокзалы.

* * *

Правила познавший назубок,

От мыса «Надежда» до города «Счастье»

Я не путаю, где красный,

Билеты в продаже бывают нечасто.

Зато остановку с названьем «Печали»

Где зеленый.

На нашем маршруте не раз мы встречали.

Но какой от этих знаний прок

В сантиметре от обрывистого склона.

Там суетно, зябко, тревожно, неловко.

Но, всё-таки, это своя остановка.

Идут поезда и туда, и оттуда.

В надежде на счастье, в надежде на чудо.

92

93

* * *

* * *

У каждого — свое,

В простоте старинной

И каждому — свое.

Месят руки глину.

Глянь — не над падалью

Месят, чтоб когда-то

кружится воронье —

Глина стала хатой.

Над Родиной. Уж в небе стало тесно,

Хоть жить, по-прежнему,

Да и мне досталась

тревожно — интересно.

Не такая малость.

Свое вдруг кажется

Горсть песка земного

совсем чужим.

Переплавить в слово.

Мечты сгорают, превращаясь в дым,

Не в журавлей, как думал я

когда-то,

И не в вороний след

* * *

на дне заката.

Не хочется спешить, куда-то торопиться,

А просто — жить и жить, и чтоб родные лица

Не ведали тоски, завистливой печали,

* * *

Чтоб не в конце строки рука была —

Притворяюсь веселым. Знакомое дело.

В

начале…

Несмотря ни на что, веселюсь и пляшу.

Что в душе наболело — скрываю умело,

И за то, что несмелый — прощенья прошу.

Открываю и вновь закрываю скрижали.

Паникую и вновь обретаю покой.

И удача внезапной сестрою печали

Вдруг бросается вслед за случайной строкой.

94

95

НОВЫЕ СТИХИ

Поёт под злыми каблуками,

Под равнодушными плевками.

Над нею — неба блеск живой.

* * *

И, ненавидеть не умея,

Я, к сожаленью, видел это —

Растёт, беспечно зеленея,

Плевок ракетный, роковой…

Растёт — то песней, то травой.

И стало окаянным лето,

А тень войны над головой

* * *

Накрыла сумраком смертельным

Не выкорчевываю корни — извлекаю.

Любви погасшие зрачки,

Любовь и дружбу не делю, не вычитаю.

Где отразился понедельник

Читаю мысли, что считают — повезло.

Началом траурной строки.

И умножаю, умножаю, умножаю

Печаль и слёзы на удачи. И не знаю,

Как вывести за скобки боль и зло.

* * *

Жизнь продолжается, даже когда очень плохо.

Гармонию и алгебру не разделяя,

Кажется — вот оно, время последнего вздоха.

Я цену правды познаю — не вычисляю,

И степень милосердия ценю сильней.

Кажется, кажется, кажется… Но вдруг, нежданно

Есть план решения, но нет пока ответа,

Ёжик судьбы выползает из злого тумана,

И доказательств теоремы тоже нету.

И длится, длится извлечение корней.

И открываются новые, светлые двери…

Так не бывает? Не знаю. Но хочется верить!

* * *

Условно делимы на «право» и «лево».

* * *

Как славно незримы «король, королева,

Всех ненавидящих — прощаю.

Сапожник, портной»…

Смотрю в упор — не замечаю.

Это со мною и с целой страной,

А вижу, как трава растёт.

Её ведь тоже — топчут, топчут,

Где всех поделили почти безусловно

Она в ответ растёт, не ропщет,

На «любишь — не любишь», на «ровно — не ровно»,

Растёт, как будто бы поёт.

А будто вчера —

Жизни беспечной была, как сестра,

96

97

Страна, где так быстро привыкли к плохому,

* * *

Где «эныки-беныки» вышли из дому,

Долгожданный, как в прошлые годы трамвай,

А следом свинец,

Проявляет себя интернет.

Хочешь — не хочешь, но сказке — конец.

Он кипит, словно круто настоянный чай,

Даже если заварки в нем нет.

* * *

На друзей и врагов поделил монитор

От поцелуев до проклятий

Всех, врастающих в злую игру.

(ты слышишь, Карл (или Аркадий?),

Приговором вдруг брезжит экранный простор

От канонадного разгула

На безлюдно-трамвайном ветру…

(с востока, кажется, подуло)

До чаепитий на диване

(с дрожащей ложечкой в стакане),

* * *

Сквозь эхо прошлых разговоров

Не радикулит мешает подняться с колен —

(и пересудов липкий ворох),

Просто леность завистливой злобы.

Сквозь дальний мрак и близость света

Кто-то плакал, а кто-то хотел перемен —

(летящего под вой ракеты)…

На коленях ползут нынче оба.

Везде ОНА — как в сериале,

(в землянке, во дворце, в подвале),

Запивая враждой каждый жизни глоток,

Везде ОНА — до слёз, до дрожи.

Не любя, не скорбя, забывая…

(Ты чувствуешь)? Я тоже, тоже…

Взгляд с колен никогда не бывает высок,

Даже в сторону ада и рая.

* * *

Обмену не подлежит

* * *

Дорога в один конец.

Всё бывает нежданно-негаданно,

Меняются миражи,

Непредвиденно и опрометчиво.

Меняется ритм сердец.

Даже если дорога накатана,

Даже если доказывать нечего.

Но этот незримый свет —

Он твой лишь. И в этом суть.

Лишь признанья в любви своевременны,

Нет смысла менять билет,

Даже если войной обесточены.

Когда не дано свернуть.

Даже если мигает растерянно

В такт разрывам звезда полуночная.

98

99

* * *

* * *

Не отключается кнопка «Прошедшее время»,

Абрикосов золотой запас

В чьих зеркалах отражение юности длится.

Съеден. Лишь остатки — вон, в пыли.

Вместе со всеми я тоже ловлю отраженье,

А остатки времени сейчас

Тенью своею врастая в любимые лица.

Делятся на дни и на рубли.

В будущем времени — только вопросы, вопросы…

Присмотрись — виднеется сквозь прах

Кнопка его каждый раз нажимается туго.

Абрикосовый нектар и цвет.

Что-то мешает глазам — то ли дождь, то ли слёзы,

И сгорает на моих кострах

Чтоб отразиться навеки, теряя друг друга.

Золотой запас угасших лет.

* * *

* * *

Суровый Бог деталей подсказывает: «Поздно».

Слова по поводу, без повода,

Уже чужое эхо вибрирует во снах,

То равнодушные, то страстные.

Где взрывы — это грозы, а слёзы — это звёзды,

И, как циркач идёт по проводу,

И где подбитый страхом, чужой трепещет флаг.

Так я — сквозь тёмные согласные…

Суровый Бог деталей оценит перемены,

Где предложение кончается,

Чтобы воздать детально за правду и враньё,

Неведомо словам-фонарикам…

Чтобы сердца любовью наполнить внутривенно,

Но вдруг надежда проявляется,

Чтоб излечить от злобы Отечество моё.

И мы идём, держась с ней за руки.

* * *

* * *

В промежутке между взрывами — война,

Захлебнулась одиночеством гармонь.

Между облаками — небосвод.

Память старика — сплошной простор.

Тишина нежна и не слышна,

За какую клавишу ни тронь —

А звезда мигает: «Перелёт».

Только эхо, а не разговор.

Почему-то оказались суждены

Только эхо старых песен в тишине

Нам с тобой дороги в никуда.

И улыбки мимолётной свет.

Ведь ни миру, ни войне мы не нужны,

Но ещё летит, летит ко мне

Как перегоревшая звезда.

Эхо взрыва всех ушедших лет.

100

101

* * *

* * *

Включалась «Ригонда» — и бодрость лилась через край.

А смысл разве в том, чтобы слаще поесть

«Маяк» был умелым художником «нежного света».

И выпить полней, через край?

«Кудрявая» слушала вместе со всеми «Вставай»!

…Под ветром на крыше вибрирует жесть,

И я подпевал про «борьбу роковую за это».

Трезвонит тревожно трамвай.

Но слышались в пении вовсе иные тона.

От смысла весьма и весьма вдалеке

«Ригонда» мигала своим заговорщицким глазом,

Толпятся неловко года.

Меняла пластинки, и с ними менялась страна,

Не пойманной рыбой скользит по реке,

И я просыпался, как все, как сегодня, — не сразу.

В глазах отражаясь, звезда…

* * *

* * *

На повороте визжат тормоза.

Посмотришь на небо — как будто ракета.

Модно быть «Против». Не модно быть «За».

Потом замечаешь — она неподвижна —

Звезда, от которой ни тени, ни света.

Модно награды давать палачу…

А лишь отражение призрачной жизни.

Модно быть гадом.

Но я — не хочу!

И, кажется, там, где ни дна, ни покрышки,

Где мрак настоялся на вечных загадках,

Там кто-то листает небесную книжку,

* * *

И наши страницы — в нежданных закладках.

Принимаю горечь дня,

Как лекарственное средство.

На закуску у меня

* * *

Карамельный привкус детства.

Тороплюсь, не поспешая,

Медлю тоже невпопад…

С горечью знаком сполна —

Солнце, как любовь большая,

Внутривенно и наружно.

Освещает всё подряд.

Растворились в ней война,

И любовь, и страх, и дружба…

То налево, то направо,

Наугад и напрямик…

Где-то деньги, где-то слава,

Я к ним так и не привык.

102

103

Даже плача, улыбаюсь,

* * *

Не хочу терять лица,

— Всё хорошо. Только небо сердито,

Постепенно продвигаясь

Гром, как внезапный разрыв динамита

От начала до конца.

Или как эхо ночной канонады…

— Может быть, хватит, об этом. Не надо…

* * *

— Всё хорошо. Только дождь без просвета.

Связаны по рукам и ногам

— Это преддверие бабьего лета,

Всем, что сказано и не досказано.

Дальней зимы и мужской непогоды…

«Аз воздам!» — И друзьям, и врагам,

— Капля за каплей, за годами годы

Что по жизни одним миром мазаны.

Всё хорошо, — повторяю я снова,

Мальчик из прошлого. Дедушка. Вова…

«Аз воздам!» — Эхо сквозь времена,

Где за Словом встаёт многоточие,

Где над миром витают война,

* * *

Тишина и бессвязные прочие…

Осень поспит еще,

Летний снимая стресс.

Под дождевым плащом —

* * *

Память цветных небес.

— Купить подешевле, продать подороже…

— И всё? Ты уверен?

Время уходит вспять,

— Конечно.

Сонно глотая свет.

— И, всё же,

Жаль, что учиться ждать

Зачем, почему, и опять нет ответа…

Времени больше нет.

— Ты чувствуешь осень?

— Я чувствую лето.

Но светлых надежд замечаю пропажу.

* * *

— Так, значит, всё правда, и всё — на продажу?

Кто они? Кем же себя возомнили?

— Не знаю. Но осень шуршит за порогом.

Сделаны так же — из праха и пыли,

Дороже — дешевле… Все ходим под Богом.

Страха, надежды, влюблённости, боли…

Все ходим под небом, любовью хранимы,

Или у них всё отсутствует, что ли?

Сквозь прошлые вёсны, грядущие зимы,

Влюбляясь, смеясь и надеясь до дрожи…

Судьбы людские вершат, не жалея.

Причём здесь дешевле? Причём здесь дороже?

Правда, — «ни эллина, ни иудея»…

104

105

Дни так ничтожны, мгновения — кратки,

* * *

И, исчезая, летят без оглядки…

Даже забегая вперед,

не увидеть того, что идет по пятам,

Вечное эхо вздохнёт: «жили-были».

Разделяя на этот и тот свет,

Кто они? Кем же себя возомнили?..

пронзающий душу и здесь, и там.

Даже зная в лицо весну,

* * *

мимо счастья возможно пройти без труда.

Невидимая тень идёт за нами вслед,

Забегая вперед, вздохну:

Быть может, след потерь скрывает свет побед.

Это просто дорога оттуда туда.

Мерцает силуэт в сквозных полутонах,

У тени свой ответ на каждый новый шаг.

* * *

Неверные шаги в тени ещё видней,

Как мне обнять то, что с детства любимо —

Неявные враги — как хор полутеней.

Улицу Даля, Советскую, мимо

Завода ползущий трамвай,

Сквозь тень и свет идём в обход и напролом,

Мимо родного Луганска… Вставай!

Шагая день за днём под ангельским крылом.

На остановке — знакомые лица.

Время Луганска упрямое — длится

Среди разрухи, страданий и ран.

* * *

Это история, словно таран,

Кажется, что смотрю в даль

Лупит, на прочность судьбу проверяя…

И вижу былой горизонт.

Здравствуй, сосед! Что ж так долго трамвая

Там закаляется сталь,

Нету и нету… — Не жди, не придёт.

Днем и ночью — трудовой фронт.

Год, считай, нету. Да, больше, чем год.

Значит, пешком, как нормальный влюблённый,

Но сквозь «ветер в ушах — БАМ»

Вдоль Карла Маркса и вдоль Оборонной.

Там другие слышны слова.

Вон — Дом со Шпилем, «Россия» и Пед,

«Люблю тебя» — тоже там,

И «Авангард», где «Зари» гаснет свет.

Видно, память всегда права,

В мыслях иду, как летаю по краю,

И, обнимая в душе, понимаю —

Забывая боль, как сон,

Тает слезинкой дорога назад…

Вспоминая тебя и нас…

Где ты, Луганск-Ворошиловоград?

Под небом былых времён

Я помню, я плачу сейчас.

106

107

* * *

ВСЁ МОГЛО БЫТЬ ХУЖЕ…

Всё это нужно пережить,

Перетерпеть и переждать.

Суровой оказалась нить

«Не только мужество и решительность

И толстой — общая тетрадь

могут подвигнуть на большие дела,

но и просто

лень…»

Судьбы, которая и шьёт,

Дж. Рескин

И пишет — только наугад.

Я понимаю — всё пройдёт.

Но дни — летят, летят, летят…

* * *

И, в самом деле, всё могло быть хуже. —

Мы живы, невзирая на эпоху.

И даже голубь, словно ангел, кружит,

Как будто подтверждая: «Всё — не плохо».

Хотя судьба ведёт свой счёт потерям,

Где голубь предстаёт воздушным змеем…

В то, что могло быть хуже — твёрдо верю.

А в лучшее мне верится труднее.

Конечно, всё могло быть хуже. Жизнь приучает к здоро-

вому пессимизму, и любое достижение, даже самое малень-

кое, становится возможным только преодолением мысли-

мых и немыслимых трудностей, плюс ещё и собственных

недостатков — лени, нерешительности, глупости, да мало ли

ещё каких… Но зато и очередное поражение (не глобальное, конечно, а в личных устремлениях, судьбе, карьере) вос-

принимается не как трагедия, а как закономерный резуль-

тат, изменить который можно только дополнительным тру-

дом, терпением, упрямством, в хорошем смысле этого слова.

«Невзирая ни на что» — этот девиз стал для меня (и для мно-

гих, кому довелось жить и выживать в данное время в данном

месте) путеводным и определяющим. А это значит — не ждать

помощи и поддержки ни от кого, а надеяться только на себя.

Ну, а когда помощь всё же приходила и приходит, это — до-

полнительный праздник. Очень люблю и ценю друзей, кото-

108

109

рых мало, уважаю приятелей и знакомых (их много), тради-

рями. Работал конюхом, как говорил сам — был при лошадях, ционно побаиваюсь врагов (их, как выяснилось, тоже много, и подрабатывал грузчиком (здоровье позволяло, с мешками

но, к сожалению, знаю их мало). Благодарен родителям, ко-

управлялся не хуже, чем с гирями). Такой себе местечковый

торые дали всё, что могли и считали нужным и полезным. И, биндюжник (дело происходило в Знаменке Черкасской губер-

конечно, дедушке, который очень любил меня, и я это ощущал

нии) с могучими кулаками и доброй душой. По воскресеньям

постоянно. Вплоть до школы я каждый день, за исключением

вместе с местной шпаной прогуливался туда и обратно вдоль

выходных, был на его попечении.

магазинчиков и питейных лавок, имея интерес на мир посмо-

треть и себя показать. Однажды на спор съел более двух десят-

* * *

ков пирожных, получив в качестве приза ещё два десятка. В об-

Мой дед здороваться любил и вслух читать газеты.

щем, видный парень с неоспоримыми достоинствами. Кстати, Читал, покуда было сил, про жизнь на белом свете.

одно из них, по его рассказам — умение приподнять лошадь, С машиной швейной был в ладу и с нашей старой печкой.

а когда надо — и телегу. Как он познакомился с дочерью зажи-

А вот в пятнадцатом году — стрелял под Берестечком.

точного торговца Соней, мне неизвестно. Он не рассказывал, а я спросить не догадался. Но — познакомились. И, видимо

«Прицел такой-то… Трубка… Пли!..» — рассказывал он внукам.

пришлись друг другу по душе. Такое бывает. Симпатия пере-

В работу верил. Не в рубли. И уважал науку.

росла в любовь, что совсем не понравилось семейству Сони. Тут

Моим пятёркам был он рад. Предсказывал победы.

Хотел, чтоб был я дипломат… А я похож на деда.

грянула первая Мировая война, и Борис отбыл на фронт, где

служил справным артиллеристом, участвовал в боях (особенно

В детском садике я не прижился, а бабушка, к сожалению, запомнилось ему сражение под местечком Берестечко, о кото-

ушла из жизни очень рано, когда мне было чуть больше трёх

ром часто рассказывал). Вернулся домой уже после революции.

лет. В садик я ходил два дня, принёс оттуда чудные, на тогдаш-

Война… Погромы… Сонина родня решила ехать в Америку

ний мой взгляд, строки «Из Москвы пришла программа какать

(сегодня понятно, что решение было мудрое). А Соня сказала: больше килограмма. Кто наложит целый пуд, тому премию да-

«Я люблю Борю и останусь с ним». Это — Поступок, и это —

дут», а также «Обезьяна Чи-чи-чи продавала кирпичи, за вере-

большая любовь. Всё так и вышло. Семья уехала. До середины

вочку дёргнула и немножечко… ». И ещё несколько подобных

30-х годов редкие письма ещё доходили из Филадельфии, где

шедевров (которые запомнились мгновенно и на всю жизнь).

обосновались ставшие очень дальними близкие родственники.

С гордостью вечером я их исполнил перед ошалевшей от моих

А потом связь прекратилась. И так и не возобновилась. В 60-е

талантов родительской аудиторией. Помню, папа сказал: «Хо-

годы мама пыталась найти следы невиданных ею американ-

рошая память у ребёнка». Больше я в детское дошкольное уч-

ских дядюшек и тётушек, но время смыло их, как всё на свете.

реждение не ходил. Полностью оценил, каким добрым и за-

Семейное предание гласило, что в одном из довоенных писем

ботливым был дедушка, только, став взрослым. И мне стыдно, оказались доллары. Не много, но всё-таки… Преданный делу

что я не сказал ему «спасибо», не поцеловал, не обнял лишний

партии беспартийный дед благоразумно решил, что самое спо-

раз. Действительно, дети жестоки. Между прочим, у дедушки

койное — утопить зелёные бумажки в уборной. Что и было

с бабушкой была история, достойная любовно-приключенче-

сделано под недоумёнными взглядами не столь стойких и иде-

ского романа в стиле Дины Рубиной. Он — красавец-здоровяк

ологически выдержанных родственников. Дед, между прочим, из бедной семьи, играючи жонглировавший двухпудовыми ги-

ещё успел послужить конюхом в Красной кавалерии, а потом

с молодой женой поехал искать счастье на Донбасс и нашёл его

110

111

в Луганске, где работал сначала в конном хозяйстве, а потом

ные лекала для всех размеров головных уборов, и среди соседей

в производственной артели, везде получая за доблестный труд

и знакомых он обрёл уважаемый статус шапочных дел мастера, Почётные грамоты. Он ими чрезвычайно гордился. И везде от-

(что в эпоху дефицита ценилось, как всё материальное). При-

мечали его честность, простодушие и доброту. Главным богат-

чём, денег за работу принципиально не брал. Но благодарно-

ством семьи были, как водится, дети. Два сына-погодка Давид

сти в виде конфет, или другого «продухта» принимал. Дедушка

и Иосиф, и младшая дочь Женя. Сыновья, так же, как их отец

был не очень грамотный человек, писал с чудовищными ошиб-

в прошлую войну, ушли на фронт в 1941-м. И не вернулись. По-

ками, да и читал с трудом. Но у него была хорошая память, он

тому, наверное, так рано покинула этот неласковый мир краса-

запоминал прочитанное, а поскольку чтение детских книг в его

вица Соня, ставшая моей бабушкой. Дед после её смерти боль-

исполнении было главным и любимым развлечением моего

ше не женился.

раннего детства, то уже повторное прослушивание народных

сказок (причём, были две книги — на русском и на украинском

ДЕТСТВО

языке), стихотворений Барто, Маршака, Чуковского и Ми-

халкова, а также «Приключений Незнайки» Носова (красиво

Дед шил шапки и пел песни. А я сидел на столе и ел картошку.

оформленной книжки на украинском языке) шло без запинок, Пахло кожей и тёплым мехом. А на стене висела карта мира.

да ещё и с житейскими комментариями. Может быть, из-за этих

И два портрета висели рядом. А на них — два моих дяди, книг, а может всё как-то предопределено Богом, но с детства

Одеты в солдатскую форму, чему-то задорно смеялись…

мне хотелось стать не военным, не космонавтом (ох, как это

Давно дед сшил последнюю шапку.

было модно в 60-е), не геологом, а писателем, или (как уступка

Давно дед спел последнюю песню.

реальности) — журналистом. В роду писателей не было, хотя

А со своих портретов смеются геройски дяди…

дядя, родной брат мамы, после окончания школы сочинил це-

Смеются

из моего

детства.

лую повесть под названием «Одноклассники» и послал её для

оценки Борису Горбатову. Но все оценки отменила война, похо-

* * *

ронившая и дядю, который после окончания педагогического

Из-под снега выглянет асфальт — как лицо из-под белил.

техникума пошёл на фронт, и его повесть. А ещё один мамин

Главного ещё я не сказал. Хоть и много, вроде, говорил.

брат окончил военное училище и сгинул в Брестской крепости.

Все старо, как прошлогодний снег. Да и нынешний уже не нов.

Мама писала Сергею Смирнову, просила помочь найти хотя бы

Хоть и близким кажется успех — дотянуться не хватает слов.

упоминание о брате. «Пропал без вести» — это всё, что на-

Поищу их в письмах фронтовых. Там про снег и про войну.

шлось. Пишу это в конце января 2015 года в родном Луганске.

В лица дядей вечно молодых сквозь их строки загляну.

Здесь снова идёт война. Жестокая, кровопролитная, беспощад-

Снег в тех письмах — вечно молодой, лучшие слова —

ная. Из двух областей сделали гетто, наподобие тех, куда фаши-

одни на всех.

сты загоняли евреев. Теперь здесь широкое представительство

Время между мною и войной — утрамбовано, как снег.

национальностей, но обзывают всех одинаково — «вата», «ко-

лорады», «сепары»… Откуда столько ненависти, злорадства?

О шапках я написал не просто так. Выйдя на пенсию, дед

Как быстро всё забывается… Гетто, блокада, война… С кем???

увлёкся изготовлением шапок и фуражек (можно, наверное, Со своим народом? Людям моего поколения (о тех, кто стар-

сказать, что это было своеобразное хобби, которым он зани-

ше — и речи нет) это не то, что понять трудно, представить

мался основательно и с удовольствием). У него были самодель-

невозможно. Но вот всего за пару десятилетий вырастили без-

112

113

думную, не знающую истории, дремуче-агрессивную моло-

и на всю жизнь. А потом я и сам научился читать довольно

дёжь, для которой «нация превыше всего», а убить — всё равно, рано, и уже никаких других занятий и развлечений не искал.

что «дёргнуть за веревочку». В середине 50-х годов, когда ещё

Среди первых прочитанных книг — «Приключения Карика

так свежи были воспоминания о кошмарах войны с не домо-

и Вали» Я. Ларри, «Борьба за огонь», Ж. Рони «Приключения

рощенными, а иноземными фашистами, даже самые матёрые

Буратино», А. Толстого «Приключения Незнайки» (на укра-

фантасты не могли до такого додуматься.

инском языке) Н. Носова, «Старик Хоттабыч» Л. Лагина,

«Кондуит и Швамбрания» Л. Кассиля… Лет в шесть начал

* * *

читать «взрослые» книги из тех, что стояли у родителей

Запах «Красной Москвы» — середина двадцатого века.

в книжном шкафу. Вспоминаю «Флаги на башнях» Макарен-

Время — «после войны». Время движется только вперёд.

ко, «Старую крепость» Беляева, «Белеет парус одинокий»

На углу возле рынка — с весёлым баяном калека.

и «Сын полка» Катаева, «Таинственный остров» Жюля Верна

Он танцует без ног, он без голоса песни поёт…

(перечитывал несколько раз с восторгом). Во втором классе

Это — в памяти всё у меня, у всего поколенья.

в школьной библиотеке попросил «Молодую гвардию». Библи-

Мы друг друга в толпе мимоходом легко узнаём.

отекарь Зинаида Яковлевна сказала: «Тебе ещё рано такие

По глазам, в коих время мелькает незваною тенью

книги читать». На что я ответил: «Это для папы». Она

И по запаху «Красной Москвы» в подсознанье своём…

с сомнением переспросила: «А что, папа разве не читал Фа-

Помню «Красную Москву», коробочку с кисточкой, за-

деева?» «Читал, конечно, — заверил я, — просто хочет ещё

пах, бывший тогда атрибутом похода в гости или на какое-то

раз перечитать». Враньё моё выявилось очень быстро — би-

торжество. Ставший для меня (наверное, не только для меня) блиотекарь поинтересовалась у моей мамы: «Как там, мол, своеобразным символом эпохи. И дело не только в аромате, супруг? Читает «Молодую гвардию»? Но наказан я не был, но и в названии. Но, всё же, запах книг был мне милей. Вот, и книгу прочитал очень быстро. Впечатление от неё было

как я ответил на вопрос областной библиотеки о том, что было

огромное. Таким же осталось на всю жизнь. Примерно тог-

определяющим для меня в годы детства.

да же прочитал «Чапаева» и «Как закалялась сталь». Что бы

сегодня ни говорили, это — хорошие книги. И полезные. По-

том пришёл черёд четырёхтомника Аркадия Гайдара, ше-

ОТРАДА МОЕГО ДЕТСТВА

ститомника Льва Кассиля, собраний сочинений Джека Лон-

дона, Николая Гоголя, Константина Паустовского. Вообще, Чтение стало моим любимым занятием, наверное, с рож-

мне тогда казалось, что плохих книг просто не бывает.

дения. Первые воспоминания детства — я сижу рядом с де-

Я читал запоем, одолевая подряд все книги из родительской

душкой, и он читает мне сказки, причём, и на русском, библиотеки, потом — из районной. Было время, когда мне

и на украинском языке. Очень хороший был сборник сказок

начали запрещать читать так много. И я читал поздним

народов мира на украинском языке, уже тогда весь потрёпан-

вечером под одеялом, включая фонарик (тогда только появи-

ный и затёртый до дыр. И рядом со сказками, конечно, стихи

лись китайские, в виде цилиндриков). А ещё вспоминаю, как

Маршака и Барто, Михалкова и Чуковского, Благининой…

на мой шестой день рождения бабушка с дедушкой подарили

А ещё была чудесная книжка «Стихи и сказки Пушкина» —

шикарный, толстый фолиант в кожаной обложке. Я с вос-

оттуда сразу запомнилось «У лукоморья дуб зелёный». Сразу

торгом разорвал прозрачную обёрточную бумагу и с ужасом

и разочарованием увидел, что это — лишь имитация кни-

114

115

ги. На самом деле под книжной обложкой был очень ориги-

компьютерные развлечения, даже «Дом-2» и прослушивание

нальный набор шоколадных конфет, привезенных из Риги.

мобильных рингтонов. Хотя, я и сегодня чтение предпочитаю

И я от обиды заплакал. И бабушка расстроилась тоже. Хо-

всему остальному. Правильный лозунг висит на входе в Юноше-

рошо это или плохо, но чтение было беспорядочным. Не было

скую библиотеку: «Читать модно!» Потому что всегда модно

магистральной линии — читать только классику или, на-

быть умным, эрудированным, разбирающимся не только в со-

оборот — только современную литературу. Кому-то, навер-

ртах пива и семечек, но и во многих других, не менее интересных

ное, покажется, что уж больно идеологизированным был вы-

вещах. А без чтения это невозможно.

бор книг. Что сказать… Тогда мне так не казалось. Но если

и присутствовал элемент идеологии, то в основе её — любовь

Моё дошкольное детство, как я уже писал, пришлось на се-

к Родине, понятия дружбы, порядочности. На мой взгляд, се-

редину 50-х и проистекало в семье, где скромный достаток обе-

годня именно такой идеологии не хватает. Поскольку я был

спечивался мамой-участковым педиатром, папой-инженером

отличник, то после первых четырёх классов в конце года

на тепловозостроительном заводе и дедушкой, о пенсии которо-

вместе с похвальной грамотой получал в подарок книги. Это

го лучше всего говорит ёмкая фраза «хорошая, но маленькая».

была хорошая традиция.

Тем не менее, главное ощущение тех лет — благополучие. Слово

Книги прочитывались с удвоенным вниманием — ну, как же, казённое, но смысл отражает. Может быть, экономика страны, награда! Кстати, они были интересными. Одна из них —

выстоявшая в войне и получившая в её процессе вынужденно

«Ноль-один в первом тайме» польского писателя Адама Богдая

мощное ускорение, продолжала, и перейдя на мирные рельсы, (тоже о дружбе и ещё о футболе) надолго стала любимой. Во-

по инерции двигаться уверенно. Застойное отставание в ком-

обще, читал всё, что попадалось на глаза. Был счастлив, ког-

пьютерных и генно-кибернетических технологиях было ещё

да у своего товарища обнаружил целую подборку книг Дюма, в будущем. А тогда «Советское — значит лучшее» было не пу-

Майн Рида. Был очарован «Тремя мушкетёрами». В начале 60-х

стыми словами, а просто отражением действительности. У ре-

подписаться на собрания сочинений было нетрудно, и у нас

бёнка ощущение мира, естественно, локальное — в границах

дома постоянно появлялись новые подписки. Новиков-Прибой

квартиры, двора, в уровне игрушек и разных вкусностей. Жили

(«Цусиму» перечитывал не один раз), Проспер Мериме, Сте-

мы в половине частного дома, отопление было печным, туалет

фан Цвейг, Александр Беляев, «Библиотека приключений»…

во дворе. Самой любимой комнатой была дедушкина спаль-

Всё это — из детства. Но особое место в те годы занимали

ня, в которой помню широкую кровать, заправленную, как он

«12 стульев» и «Золотой телёнок» Ильфа и Петрова.. Их я одно

говорил, солдатским одеялом. На нём мы лежали, и он читал

время знал, практически, наизусть. Да и мои друзья щеголяли

мне бесконечные сказки, и это было здорово! Радио работало

цитатами из этих книг. Конечно, нужно делать скидку на то, постоянно, что было привычно и не раздражало. По вечерам

что во времена моего детства и юности не было столь широ-

довольно часто транслировали радиоспектакли, в том числе

кого выбора развлечений. Две телевизионные программы, радио

оперы и оперетты, под рубрикой «Театр у микрофона». Оперы

«Маяк», да магнитофоны размером с добрый чемодан — вот

я пропускал, а спектакли, несмотря на малый возраст, слушал

и всё. Плюс кино и танцплощадка в саду имени Первого Мая, где

с удовольствием. Любили мы с дедушкой и ежедневные концер-

очередные гвозди сезона заколачивались в танцпол с регулярным

ты по заявкам. С того времени, наверное, у меня стойкая любовь

усердием. И потому чтение было вполне естественным время-

к мелодичным, задушевным, наивным, но добрым и оптими-

провождением. В какой-то степени заменяло нынешнюю твит-

стичным песням советских лет. Леонид Утёсов, Клавдия Шуль-

терно-фэйсбучную имитацию бурной деятельности, прочие

женко, Марк Бернес, Владимир Трошин, Нина Дорда, Гелена Ве-

116

117

ликанова, Леонид Кострица, Ружена Сикора, Карина и Рузанна

кой, чтоб, не дай Бог, не запылился. Продавались специаль-

Лисициан, Владимир Нечаев и Владимир Бунчиков… — все

ные накладки на экран из прозрачной разноцветной плёнки.

они и многие другие из детства людей моего поколения, из вре-

Внизу она была, по-моему, зелёной, потом — розовой, и ввер-

мени, где «человек человеку — друг, товарищ и брат». Безуслов-

ху — голубой. Ощущения цветного кино не возникало, папа

но, вижу некое лицемерие и несоответствие суровым реалиям

сказал, что похоже на сеанс в сумасшедшем доме, и больше

жизни во все времена этой прекрасной формулы. Но в том-то

плёнку к экрану не крепили. Телевышку возводили буквально

и дело, что она прекрасна, а в те годы хотя бы постоянно звуча-

через дорогу от нашего тогдашнего дома. Популярность пер-

ла из уст официальных деятелей и была начертана на многочис-

вых телеведущих, вернее, дикторов (ведущие появились по-

ленных лозунгах. Сейчас-то — и этого нет. Лётчик, считающий

том) была просто бешеной. Как говорится, Голливуд отдыхает.

себя военным, сбрасывает полутонные бомбы на мирные дома

Валечка, Зиночка (все называли их именно так) — определя-

соседней области бывшей общей страны, где живут женщины, ли моду и стиль для городских (и сельских) красавиц. Тогда

старики, дети, и не заморачивается, кто там «друг, товарищ…»

и в моём мозгу родилась мечта — работать телевизионным

Деньги платят за каждый вылет, и не малые, вот и вся дружба

диктором, и читать зрителям не только новости, но и свои

вместе с любовью. И музыка в большинстве своём звучит, со-

романы. Когда я поделился своей мечтой с папой, он с из-

ответствующая духу времени — жёсткая, с тяжёлым, подавля-

умлением и раздражением ответил: «Брось болтать ерунду».

ющим ритмом, обходящимся без мелодии, как без пережитка

Но в моей голове эта ерунда засела крепко. Интересно, что

прошлого.

в мечтах о писательстве места поэзии не было вовсе, хотя дет-

Но, слава Богу, слушать её никто не заставляет. И потому я —

ские стихи, в том числе и Пушкинские, в памяти были в изо-

по-прежнему во власти своих любимых песен. Да и не я один.

билии. Но это была, что называется, обязательная програм-

ма для домашнего употребления (как водится, рассказывал

* * *

стихи благосклонно жующим гостям за праздничными за-

О, эта музыка семидесятых. Пластинки, радио «Маяк».

стольями, на радость маме и папе). А в вольных фантазиях —

Всё то, что модно — лишь по блату.

сочинялись романы. В общем, рос мальчиком-фантастом.

Всё остальное — просто так.

«Прилетит вдруг волшебник в голубом вертолёте и бесплатно

«Весёлые ребята», Лещенко, «Скальдовы», «Битлс»,

покажет кино…» Как раз при помощи вертолёта соединяли

Джо

Дассен…

верхние части конструкции вышки, и потом показывали кино

За ритмом популярной песенки почти не слышен гул проблем.

по телевизору. Жизненная песня. Кинофильмы тогда в про-

Тухманов, «Пламя» с «Самоцветами», «Чикаго», «АББА»,

грамме располагались по моим меркам поздним вечером, ког-

«Верасы».

да детское время кончалось, и родители беспощадно гнали

С их музыкальными приветами ещё идут мои часы.

меня спать. Запомнились названия пропущенных тогда филь-

Сегодня трудно представить, как мы обходились без айпа-

мов: «Дело Румянцева», «Петерс», «Джульбарс», «Убийство

дов, смартфонов, планшетов, ноутбуков. Ни компьютерных

на улице Данте»… Всё это звучало заманчиво и недосягаемо, игр, ни развлекательных сайтов… Ближайший телефон-авто-

а запрет казался верхом несправедливости. Став взрослым, мат, как сказано в классике, «через два квартала». Так и было.

справедливость хоть в этом я восстановил и всё посмотрел.

Телевизор «Рекорд» появился в нашей семье в 1957 году, и это

Хорошее тогда кино снимали.

было чудо. Небольшой чёрно-белый экран накрывали салфет-

118

119

* * *

но и не грязный рынок Увы, необъявленная война, которую

Телевизор с маленьким экраном и с зелёным глазом радиола —

страна ведёт против своего народа, закрыла магазин, в кото-

Это нынче кажется всё странным, а тогда — и модным,

рый раз напомнив, что жизнь — не кино, но в памяти, пока мы

и весёлым.

живы, — всё остаётся.

Слушали мелодии эстрады (где они, — лишь в памяти моей), Эхо жизни, а не хит-парада, отголоски дней, людей, идей

* * *

Отзвучали и пропали в бездне. Новые мелодии в стране.

Инерция… И для души закон Ньютона применим.

Обижаться просто бесполезно на струну, звенящую во мне.

Никак мне не расстаться с ним. Воспоминаний сила

Опять меня сдавила… Души моей потемки — потемки кинозала.

Первый раз жизнь на большом экране я увидел в кинозале

Замедленная съемка. Смотрю, и все мне мало.

Дворца культуры имени Маяковского, куда пошёл вместе с де-

душкой. Для него поход в кино тоже был в радость. Я был по-

В каком-то фильме понравилась фраза «элементы сладкой

трясён. Цветной киножурнал о советских полярниках и фильм

жизни». Услышав её, подумал, что это — и о конфетах. Конфе-

«Тайна двух океанов» покорили детское воображение.

ты детства — это не только вкус натуральных продуктов плюс

А «Карнавальная ночь» осталась в памяти какими-то торже-

лишние килограммы (особенно если на ночь), но и реальные

ственными сборами, приготовлениями. В кинотеатр «Октябрь»

элементы счастья. Собирание фантиков было серьёзным увле-

шли как на праздник. Сам фильм мне тогда мало запомнился, чением. Глянцевая бумага, яркие, красочные картинки… Под

зато в фойе был фонтан, в котором плавали золотые рыбки, обёрткой — серебристая фольга, промасленный пергамент, и, и ещё эстрада. Там играл небольшой оркестр в белых пиджаках, только развернув их, ощущал пленительный запах настоящей

и пела певица. В буфете в громадных разноцветных конусах

шоколадной мечты. «Белочка», «А ну-ка отними», «Петушок», манили к себе соки, продавались плитки шоколада и любимые

«Садко», «Мишка на севере», «Трюфели», «Красная», а чуть

мною конфеты-пенёчки. Это были маленькие сладкие шайбоч-

позже — «Весёлые человечки», «Кара-Кум», «Ананас»… Это

ки с красной боковой поверхностью и красными же цифрами

всё — дорогие сорта. Были и подешевле, но такие же настоя-

или рисунками на белых основаниях. Позже эти конфеты куда-

щие — «Маска», «Ромашка», «Наталка-Полтавка», «Осенние», то исчезли. В принципе, как и многое другое вместе с киноте-

«Степные», «Лимонные», «Школьные», «Коровка», «Батончи-

атром. После 1991 года в его помещении одно время работала

ки»… Несколько раз родители покупали «Клюкву в сахарной

какая-то биржа. Это было модно. А потом лет двадцать зда-

пудре», она продавалась в особых коробочках и имела необык-

ние пустовало. Фонтан в фойе искоренили вместе с эстрадой, новенный аромат. Конфеты в коробках приобретались редко —

а первым делом сломали скульптуры на крыше — там были из-

это уже были элементы роскоши. Коробки не выбрасывались, ваяны фигуры мальчика, запускающего модель самолёта, и де-

в них вместе с воспоминаниями о съеденных фигурных кало-

вушки, хоть и без весла, но тоже очень оптимистичной. Кому

риях хранились фантики, марки, письма, пуговицы… Короче, они мешали? Вместо них так ничего и не появилось. Долгое

нужная в доме вещь. Какие-то сорта из детства сохранились

время вокруг одного из лучших когда-то кинотеатров стра-

и сегодня, но исчезло очарование праздничности и изыскан-

ны, словно подчёркивая, что жизнь — это не кино, копошился

ности. То же самое можно сказать и о шоколадных плитках.

мрачный стихийный «железный рынок» по продаже автозап-

«Сказки Пушкина», «Богатыри», «Гвардейский», «Театраль-

частей. Наконец, его убрали, навели порядок на прилегающей

ный», «Ореховый», «Соевый» (как по мне — самый вкусный)…

площади, а в здании открыли супермаркет. Не театр, конечно, И рядом — «Алёнка», «Чайка». В общем, сколько ни говори

120

121

«шоколад», жизнь не становится слаще даже для тех, кто любит

делал дедушка в громадной бутыли, обычно стоявшей в тём-

горькие сорта.

ном углу за его кроватью. Всё-таки, время, наверное, требова-

ло веселья. Всего лишь десять с небольшим лет прошло после

* * *

окончания страшной войны, завершилась эпоха террора, Хру-

А в детстве были витамины радости, и это не казалось

щёв со своей кукурузой и Кузькиной матерью вызывал скорее

странным.

недоумение, чем антипатию. Всё было ещё пока неплохо. Заво-

Не потому, что не хватало сладости, была вся радость в имени —

ды работали, и даже цены изредка на какие-то мелочи снижа-

«бананы».

лись. Мне доверяли роль современного диджея, и я с восторгом

Сегодня всюду — спелые и ранние, бананы в будний день, включал патефон, вернее, электрофон и с чувством понимания

и в воскресение…

возложенной ответственности ставил на диск пластинки с хи-

И, значит, правда, радость ожидания намного слаще счастья

тами тех лет. «Брызги шампанского», «Рио-рита», «Случайный

обретения…

вальс», «Песенка джаз-болельщика»… Иногда это сопрово-

Бананы были настолько редкими гостями нашего обеденно-

ждалось танцами, иногда — просто застольными тары-бара-

го стола, что и вспоминать, практически, нечего. А вот кусочек

ми с популярными анекдотами, которые всегда были в запасе

хлеба с насыпанным по его поверхности слоем сахарного песка

у громче всех хохотавшего папы. Завершал пиршество чаще

и смоченным сверху водой был привычным лакомством. По-

всего наполеон, после чего самый частый наш гость дядя Боря

пробуйте.

расстёгивал верхнюю пуговичку на брюках, пересаживался

Это, конечно, не заварное пирожное, но за неимением луч-

на диван и с наслаждением повторял коронную фразу: «Это —

шего становится им. Более изысканный вариант — свежий

от души». Другой дядя Женя, вероятно, тоже с чувством глубо-

белый батон, намазанный маслом и густо посыпанный саха-

кого удовлетворения (как часто тогда писали в газетах) вторил

ром. Лучше эклера. В памяти ещё один деликатес для тех, кто

ему: «Так, шутя, можно и накушаться». Наполеон, как и подо-

не любит сладкого. Специально для меня дедушка поджаривал

бает императору, был роскошным. Не помню, чтобы на столе

картофельное пюре до образования по всей поверхности ско-

был покупной торт. То ли их тогда пекли меньше, то ли мама

вороды румяной корочки, и это съедалось даже при отсутствии

предпочитала бабушкины рецепты магазинным. Впрочем, ка-

аппетита. Хотя, на него (отсутствие) редко кто жаловался. Под-

кая разница. И я (главный ценитель), и гости были довольны.

тверждали это и застолья с друзьями и родственниками, кото-

рые бывали у нас довольно часто. Молодость родителей, лёгкий

* * *

Уходит время бескорыстных песен, всё реже слышно:

характер (в то время) моего отца, наверное, этому способство-

«Друг, товарищ, брат»…

вали. С течением времени все эти походы в гости и ответные

Всё чаще: неудачлив, значит — честен,

визиты перекочевали в область воспоминаний. А тогда на стол

зато нечестен — выгодно богат.

выставлялась бутылка «Столичной» с контуром улицы Горько-

Ты чувствуешь, дружище,

го на этикетке, блюдо с селёдкой, обложенной колечками лука

как уходит наивная застенчивость, и с ней —

и солёного огурчика, тарелки с винегретом и салатом «Оливье».

Нелепое, как дым без парохода, теряет голос эхо наших дней.

Венчала изобилие баночка шпрот. В качестве горячего блюда

чаще всего появлялось пюре с пышными котлетами. Мне нали-

Время не уходит. Вместе с его приметами уходим мы. А при-

вали рюмочку сладкой вишнёвой наливки, которую виртуозно

меты эти разные. Для кого-то — моменты карьеры и любви, 122

123

прочитанные (или написанные) книги и песни, фильмы и кар-

о военных моряках «Морской охотник» и сказка «Война гри-

тины… А для кого-то, в соответствии с возрастом, — детские

бов», где бедные и скромные грибы побеждали богатых и над-

игрушки, походы в цирк или на ёлку, подарки ко дню рожде-

менных. Дедушка читал титры медленно, что называется, с чув-

ния, дружеские разговоры и невинные (а, может, и винные) ством, толком и расстановкой. Заканчивался сеанс обычно тем, поцелуи… В середине 50-х для меня естественно важнее были

что фильмоскоп перегревался, достигал температуры утюга, игрушки и дальше по тексту. Память сохранила не так много.

и фотолента начинала дымиться. Дед провозглашал: «Всё, кина

Главной видится башня с вращающимся коромыслом, к кон-

не будет, пошли кушать». И возразить ему было нечего. Кро-

цам которого подвешены дирижабль и самолёт. И вот они друг

ме игрушечного грузовика в памяти остался и настоящий, ко-

за другом летят, как на карусели, и пропеллер у самолёта вра-

торый заехал к нам во двор и простоял там пару дней. Скорее

щается. Так мне это нравилось… Вроде, незатейливая заво-

всего, это была «трёхтонка» «ЗИС-5», с удивительными крас-

дная игрушка. Но на крыльях и фюзеляже — красные звёзды, ными кожаными сиденьями в кабине. Мне разрешили сидеть

серп с молотом. Маленькому человечку даётся сигнал — этим

в кабине, сколько я захочу, и я там пробыл почти весь день, надо гордиться. Грамотный, в принципе, подход. Поражали

с перерывом на обед. Рулил, бибикал, пропитался запахом бен-

волшебными картинками калейдоскопы. Крутишь картонную

зина и вечером сказал папе, что надо купить такую машину.

трубочку у глаз — и такие чудные узоры появляются. Конеч-

На что он резонно ответил: «Вот вырастешь и купишь». Не ку-

но, в конце концов, калейдоскоп разламывался, и из трубочки

пил. Но запах бензина нравится по-прежнему. Я был домашний

выпадала горстка разноцветных стеклянных камешков. И всё.

ребёнок, наверное, даже чересчур. Это не помогло мне в даль-

Как превратить унылые камешки в сверкающую картину? Это, нейшем, скорее, наоборот. Но дружки на улице у меня были, наверное, задача всей жизни. Правда, тогда об этом не задумы-

хотя родители с сомнением хмурили брови — «неподходящая

вался. Но зарубка в голове осталась: внутри всякой красоты —

компания». Но, поскольку никакой альтернативы не было, пустота, камешки или труха (это уже после того, как удалось

разрешение на уличные игры я всё же получал. Дед говорил: препарировать плюшевого медвежонка).

«Иди-иди, твои босяки уже заждались». Босяки — это, пре-

Игрушек было немного, и, наверное, поэтому почти все они

жде всего Женька Нестеренко, которого все дошкольные годы

были любимыми. Замечательным был запах нового ярко рас-

считал лучшим другом (потом он пошёл в другую школу, по-

крашенного заводного грузовичка-самосвала. Это был запах

том его семья переехала в другую квартиру… Где ты, Женя, ау).

краски, резины (колёсные покрышки снимались, как насто-

Были ещё Нина и Сергей Шубины с соседнего двора, Валя Пре-

ящие) и чего-то ещё. Сейчас бы сказал — аромат странствий, ображенская. Но они были старше меня, а Женя — ровесник.

дальней дороги (в кабине сидел шофёр, и руль вращался, дви-

Именно с ним мы в нашем дворе нашли зелёный наган, немец-

гая колёса). А тогда это был запах новой игры, неизведанных

кую гофрированную фляжку и пишущую машинку с немецким

приключений. Что, в принципе, одно и то же. «Приключения

шрифтом. Всё это лежало в кустах сирени, которую мы с ним

Буратино» — так назывался диафильм, который мы с дедуш-

старательно обнюхивали в один из майских дней. Как более

кой часто смотрели, включая фильмоскоп и направляя его луч

предприимчивый, Женька забрал все находки, но по простоте

на белую простыню, приколотую к стенке. Перед этим занаве-

или дурости показал маме. Реакция была моментальной — всё

шивалось окно, и комната начинала напоминать зрительный

было изъято и, якобы, выброшено. В общем, потирая откручен-

зал кинотеатра. Диафильмов было много, среди них — сказки, ное мамой ухо, Женя предложил в следующий раз найденное

идеологически выдержанные истории о детях-героях, фото-

оружие взрослым не предъявлять. Но следующего раза, слава

монтажи кадров детских фильмов. Особенно нравился фильм

Богу, не было. С Женей мы совершали экскурсионно-ознако-

124

125

мительные походы по окрестным улица и переулкам. Это было

нажды нас назвала), вспоминаю, что застали мы с ним и кон-

время, когда бывшая окраина постепенно становилась центром

ный двор, на месте которого с течением времени появился

города. Наша улица Франко уже одним концом упиралась в те-

центральный рынок и прилегающая к нему «базарная» пло-

лецентр с громадной вышкой, которая появилась рядом с 20-й

щадь. Ряды «линеек» и подвод притягивали наше внимание.

школой, куда мне предстояло поступить и посещать ежедневно

Это было замечено извозчиками, и один из них благосклонно

в течение 10 лет. А с другой — в новую площадь, где на глазах

прокатил нас на своей телеге, сделав круг и покрикивая «Нно, сооружалось белокаменное роскошное здание будущего обко-

пошла, родимая!». Но подержаться за вожжи не дал. «Ну, так

ма партии (его сразу назвали Белым домом, и пусть Вашингтон

и не огрел» — благоразумно заметил Женька, уже имея в этом

недоумевает).

определённый опыт. Излюбленным нашим маршрутом было

посещение «синего» магазинчика, который располагался

* * *

на месте нынешнего русского драматического театра. Он был

Я жил на улице Франко, и время называлось «Детство»,

действительно синего цвета и, похоже, построен из фанеры.

С 20-й школой по соседству. Всё остальное — далеко.

Торговали в нём канцелярскими принадлежностями, бижуте-

Взлетал Гагарин, пел Муслим, «Заря» с Бразилией играла, рией и даже игрушками, что вызывало повышенный интерес.

И, словно ручка из пенала, Вползал на Ленинскую «ЗИМ».

Однажды, придя в очередной раз на свидание с его манящи-

В «Луганской правде» Бугорков Писал про жатву и про битву.

ми витринами, мы обнаружили лишь синие развалины, зато

Конек Пахомовой, как бритва, вскрывал резную суть годов.

рядом работал экскаватор, что было ещё интересней. Город

Я был товарищ, друг и брат всем положительным героям

строился и перестраивался, меняя свой облик, превращаясь

И лучшего не ведал строя. Но был ли в этом виноват?

из большой деревни в настоящий областной центр со сво-

Хотя наивность и весна шагали майскою колонной,

Воспоминаньям свет зелёный дают другие времена.

им неповторимым обликом и нравом. Причём, всё это про-

Я жил на улице Франко в Луганске — Ворошиловграде.

исходило достаточно быстро. Обретала реальные очертания

Я отразился в чьём-то взгляде пусть не поступком, но строкой.

нынешняя Театральная площадь, обрамлённая комплексом

А время кружит в вышине, перемешав дела и даты,

пятиэтажных жилых домов, где получали квартиры, в том

числе, семьи заводчан. Мы тоже ждали своего часа. Помню, Как будто зная, что когда-то навек останется во мне.

как однажды вечером пошли на эту площадь просто побро-

В памяти остаётся далеко не всё. Многое (даже слишком) дить, обсуждая какие-то животрепещущие вопросы. И вдруг

забывается. Но, видно, есть какая-то высшая логика в отборе

со страшным гулом обрушились четыре этажа нового дома, воспоминаний. Хотя, я жалею, что не вёл дневник. Начинал

расположенные над аркой, сделанной для прохода во двор.

один раз, в восьмом классе. Пару вечеров записывал в тетрадь

Зрелище было страшное. Никто не пострадал, потому что

то, что происходило днём. Но это было так натужно и ненату-

дом ещё не был заселён. Говорили, что при строительстве ис-

рально, что мне даже стало стыдно, и я с лёгкой душой плюнул

пользовали цемент не той марки, а, может, просто в раствор

на это дело. Больше к мыслям о создании былинной летописи

добавляли слишком много песка, в расчёте, что и так сойдёт.

«дней суровых» не возвращался. Тем более, через несколько

Не сошло. Но восстановили его очень быстро и благополучно

лет начал писать стихи, в которых старался быть искренним

заселили. Думаю, что мало кто помнит о том обрушении. Дом

и честным по отношению к себе. А, возвращаясь к нашим

стоит. По одну сторону арки — магазин «Кохана» (по-моему, с Женей будням «отпетых бездельников» (это так мама од-

очень удачное название), по другую — долгие годы был меж-

дугородный телефон-телеграф, а что будет — время покажет.

126

127

А вот, что было в нашем дворе, ещё есть время вспомнить.

* * *

Во-первых, там стоял турник, которого я откровенно боялся, Сирень парит над садом, взмывая в небеса.

особенно после того, как однажды папа подсадил меня, я мо-

И кажется, что рядом вершатся чудеса.

лодецки схватился руками за перекладину и… бессильно по-

И у судьбы в запасе — ещё пять лепестков.

вис, подёргиваясь и раскачиваясь.

В несбыточное счастье поверить я готов.

Папа не нашёл ничего лучшего, как при всём честном на-

роде (как назло, мои гимнастические изыски обозревали все

Летом, когда как в песне, «поспевали вишни в саду у дяди

соседи) пренебрежительно воскликнуть: «Висишь, как соси-

Вани», и не только у него, но и по всей округе, урожай соби-

ска!». Соседи посмеялись в тон этому шедевру педагогики, рался всем наличным семейным составом (взрослые собирали

а я на долгие годы заимел комплекс страха перед переклади-

в кошёлки, а я прямо в рот). Потом после мытья вишен и осво-

ной. Ещё во дворе были два столика с лавочками, где мож-

бождения их от косточек (тоже процедура, требовавшая терпе-

но было выпивать и закусывать, играть в домино или обсуж-

ния и определённых навыков), во двор выносился медный таз, дать внешнюю политику (внутреннюю из понятных опасений

между кирпичей раскладывался костёр, и уже вскоре над ро-

не трогали). Говорят, что соседи будут везде, даже в раю.

зовопенным, бурлящим вареньем, будоража весь двор, зависал

Я плохо помню наших соседей. Мы занимали половину дома, дымно-вишнёвый аромат (куда там «Баунти» и прочие псевдо-

а во второй — жила пожилая (по тем моим взглядам) жен-

райские наслаждения)… Пенку собирали на блюдечко, потом

щина с сыном, старше меня на несколько лет. Его звали Сеня

в неё макалась булочка, и всё это запивалось молоком. При том, Симкин, он, став взрослым, работал электриком на тепловоз-

что в другие жизненные периоды я молоко не переносил. Дед, остроительном заводе, слыл книгочеем, о чём даже было на-

тоже не пропускавший момента дегустации, удовлетворённо

писано в заводской газете. Друзья звали его Сэм, и я спустя

давал резюме: «Вот, и зимой будет фрухт, и Курчатову прият-

много лет вздрогнул, увидев стихи его полного тёзки Сэма

но». Почему Курчатову? Это он меня так называл. Дедушка был

Симкина. Сеня погиб молодым. Будучи в гостях, он с друзья-

уверен, что я тоже совершу какое-то открытие и буду большим

ми вышел на балкон, который неожиданно рухнул, похоронив

учёным. Не оправдал…

под обломками двух приятелей. Светлая память. А его мама

по каким-то причинам враждовала с моим дедом, да и роди-

* * *

теля её недолюбливали, называя «рыжей». Никаких сканда-

Детство пахнет цветами — майорами,

лов не было, но действия «рыжей», её кулинарные пристра-

что росли на соседнем дворе.

стия и фасоны одежды обсуждались без одобрения. Во дворе

И вишневым вареньем, которое розовело в саду на костре.

был маленький огородик, несколько деревьев и шикарный

Детство пахнет листвою осеннею,

куст сирени, который рос прямо возле забора, что создавало

что под ветром взлетает, шурша…

предпосылки для ежегодных покушений на целостность его

Что ж так больно глазам? На мгновение запах детства

узнала

душа.

композиции. Старшие пацаны бессовестно дарили охапки

«нашей» сирени своим барышням. Так что, сиреневый туман

Вообще, еду готовили на печке, которая находилась в ко-

был у нас обычно непродолжительным и сопровождался де-

ридоре и регулярно загружалась углём, а потом разгружалась

довыми угрозами в адрес «босяков», ломающих такой справ-

золой (или, как называл её дед «жужелкой»). Дедушка следил

ный куст на букеты своим «шиксам».

за печкой по очереди с папой. Но часто кастрюльки и сковород-

128

129

ки кипели и скворчали на керогазе (а у «рыжей» был примус).

скую форму. Мне достался китель с подписью «Фриц Вернер».

Бутылка с керосином стояла в коридоре на полке, привлекая

Помню, мой друг Игорь Сушко посмотрел на меня и сказал: своим мужественным авиационно-автомобильным ароматом.

«Ну, у тебя и видон». Действительно, представить меня в фа-

Родители рассказывали страшную историю, как чей-то малень-

шистской форме нелегко. Жаль, не осталось фотографий. Сей-

кий сын, очарованный этим запахом, щедро хлебнул из по-

час бы этих «селфи» наделали бы сотни. Потом нас вооружили

добной бутылки, и потом остался инвалидом на всю жизнь, автоматами «Шмайсер» (не настоящими, а искусно сделанны-

а мог бы и погибнуть. Рассказывалось это таким страшным

ми копиями) и повели на построение. Не было ни сверхзада-

тоном, что охота хлебнуть керосин даже не возникала. Как

чи, ни глубины проникновения в образ. Нужно было просто

я уже писал, в сотне метров от нашего дома располагалась теле-

пройти и прокричать песню: «Дойчланд шпацирен, зольдатен, студия. Однажды присутствие телевизионщиков проявилось

официрен». Только недавно узнал, что это означает «Германия

совершенно неожиданным образом. Это было на закате суще-

гуляет, солдаты, офицеры». А тогда думал, что шпацирен — это

ствования улицы Франко. Дома тут начали сносить, пересе-

что-то вроде танков. В общем, спели мы эту поганую песню.

ляя жителей в новые пятиэтажки. Улица выглядела, как после

Тем более, что опыт хорового пения уже был большой. Потом

бомбёжки, и это привлекло режиссёра документально-игро-

был обед — гуляш, пюре и компот. По сравнению с солдатской

вого фильма о войне, который затеяли снимать на телестудии.

столовой — очень вкусно. А после обеда несколько наших с ав-

У дома, уже покинутого бывшими обитателями, поставили

томатами должны были подталкивать жителей деревни к реке

указатель на немецком языке «Дранг нах остен», рядом пове-

с криками «Шнель» и «Цурюк». Я в эту группу не попал. Всё-

сили флаг с фашистской свастикой… Зрелище было даже для

таки, ассистент режиссёра был не дурак.

нас, детей, жуткое. И вот в один из дней утренняя тишина была

буквально потрясена серией взрывов. Мы с Женькой, не сгова-

* * *

риваясь, ринулись посмотреть, что происходит. За нами с про-

Бурьян пророс из детства моего. Я не узнал его.

клятиями спешил ошалевший от неожиданной канонады дед.

Он посерел от пыли.

Оказалось, пиротехники взорвали несколько зарядов для

Качаясь скорбно на ветру, он шелестит.

придания съёмочной площадке максимальной степени до-

И шепчет мне: «Мы были.

стоверности. Артист в военной форме с перевязанной го-

И ты играл со мной в военную игру…»

ловой штурмовал развалины соседского дома. «От раненые

«И с другом! — Я кричу ему. — И с другом!»

в … голову» — с досадой сказал дедушка, — «Напугали всех, И смотрит дочка на бурьян с испугом.

кому не лень». Съёмки закончились быстро. Наши победили.

А он пророс из детства моего.

А фильм тот по телевизору мы так и не посмотрели. Был в моей

жизни ещё один момент, связанный с киносъёмочным процес-

Возвращаюсь мысленно в наш двор, где кроме всего проче-

сом. Когда я служил в армии, к командиру батальона приехал

го была будка и овчарка Мальва. Взаимоотношения у нас с ней

ассистент режиссёра фильма «По чистую воду» и попросил вы-

были абсолютно нейтральные. Меня она, видимо, восприни-

делить на один день взвод солдат для того, чтобы они в немец-

мала как неизбежную часть своей территории, равнодушно

кой форме прошагали по деревенской улице, а потом загнали

давала себя погладить, что называется, без любви и ненависти.

местных жителей в реку. За это обещали всех покормить и вы-

Дед её кормил, пытался воспитывать (без всякого результата).

платить по 3 рубля. На наше счастье выбор пал на наш взвод.

А любила она папу, радостно встречала, когда он приходил

На следующее утро нас отвезли в деревню и выдали фашист-

с работы, и даже «через не хочу» выполняла какие-то команды.

130

131

Как я понял потом, время дрессуры было упущено, и Мальва

рые по дороге, не теряя времени зря, уже наяривали мар-

была, хоть и овчаркой, но необученной, в ранге дворняги. Ха-

ши и вальсы, под громкоговорители, которые занимались

рактер у неё оказался строптивый и вздорный, и демонстри-

тем же, плюс озвучивая какие-то лозунги и призывы. Из при-

ровала она его всем незнакомым людям, изредка заходившим

ветствий запомнил такое: «А вот идёт колонна корейских

по каким-то вопросам к нам во двор. Кому-то она порвала брю-

женщин! Поприветствуем её! Ура!» Почему корейских —

ки, а кому-то — плащ. Папе пришлось извиняться, компенси-

а кто его знает! Быстрый завтрак перед демонстрацией —

ровать убытки, что понравиться ему не могло в принципе. Как

он тоже праздничный. Холодец, оливье, наполеон… Папа

говорят сейчас, «от слова совсем». В конце концов, Мальва от-

«хлопал» для бодрости 50 грамм «Столичной», и мы «шли

правилась на ПМЖ к папиному сотруднику, который жил тоже

на парад», а заранее надутые воздушные шарики трепетали

в частном доме в Каменном Броде и очень хотел приобрести

в моей руке. Дедушка оставался дома, но надевал какой-то

овчарку. Первое время папа интересовался — как там Мальва?

праздничный китель и благоухал «Тройным» одеколоном.

Сотрудник был доволен — злая, сильная, настоящая хозяйка

Мама реагировала на это неодобрительно — «Завонял всю

своей территории, к тому же, у неё возник роман с соседним

квартиру». В ответ на эти претензии он перешёл на «Шипр», кобелём. Видимо, решение о смене собачьей прописки было

и мама безрадостно смирилась. Места сбора были разные.

правильным.

Поначалу — в районе Ленинской, и все колонны должны

были продемонстрировать верность вождю, пройдя мимо

* * *

его памятника, вокруг которого сооружалась трибуна. По-

Всему свой срок. И снова листопад,

том маршрут поменяли, и все шагали по новой и просторной

Донбасский воздух терпок и морозен.

Советской, где трибуна была намного больше, и вдоль неё

Не так уж много лет назад неотвратимым был парад,

трепетали флаги с портретами членов Политбюро, а также

И улиц лик — орденоносен.

знамёна союзных республик. Сейчас понимаю, что во всём

Всему свой срок. Кочевью и жнивью,

этом было много лицемерия, и радость во многом была по-

Закату и последнему восходу.

казная. И, всё же, она была, эта самая радость. Пока стояли

Всему свой срок. И правде, и вранью,

в ожидании начала демонстрации, начинались стихийные

И нам с тобой, живущим не в раю,

танцы под баян или духовой оркестр. Плясали краковяк

а здесь, среди дыханья несвободы.

и ещё какие-то мудрёные пасодобли. Дурачились, короче.

Улиц лик орденоносен в середине 50-х был, как мини-

Пели, хохотали… И выпивали (прямо из горла, а чё — празд-

мум два раза в году — 7 ноября и 1 мая. День Победы тогда

ник)! Настроение было весёлое, что ни говори. Наконец, был рабочим днём. Я ходил на демонстрации поочередно —

старшие колонн командовали построение, раздавали знамё-

то с мамой, то с папой. Мне нравилась атмосфера праздни-

на и плакаты — не с пустыми же руками идти мимо трибун, ка. «Утро красит нежным светом…», «Широка страна моя

и в рваном темпе, то ползком, то бегом, мы приближались

родная…» — Дунаевский создал музыкальное воплощение

к трибуне с местными небожителями. «Ура!» — кричали мы

радости и душевной бодрости. Перед демонстрацией на ука-

вместе с папой, и рядом все тоже орали, и музыка играла, занном месте собирались заранее. То есть, праздничное утро

и с трибун махали приветственно вожди. Чему радовались?

было ранним, не медленным и ленивым, как в воскресенье, Просто жизни. Миру, относительной свободе, весне и гряду-

а таким быстрым, весёлым, под духовые оркестры, кото-

щему лету в мае, наступающему Новому году в ноябре… Это

я так сейчас думаю. А тогда мне было не до размышлений.

132

133

Главное — громко крикнуть «Ура!» И папа, большой остряк, Они были так хороши, что их хотелось съесть. Как сказа-

видя, как я стараюсь, заботливо предупреждал: «Смотри, ла мама, шары были немецкими, и ей их после войны подарил

не пукни». И все смеялись.

какой-то ухажёр. Вообще, по её редким воспоминаниям, за ней

ухаживали многие, особенно в студенческие годы. Она была

*

*

*

яркой, смешливой, статной девушкой, похожей, как ей говори-

В городе фонтанов жил рабочий люд.

ли, на знаменитую актрису Дину Дурбин. Училась в Харьков-

Вроде, ничего не изменилось.

ском медицинском институте, и была врачом по велению души.

Только вот характер стал у жизни крут.

Причём, врачом — детским, отзывчивым и заботливым. Её на-

И фонтаны плакать разучились.

зывали очень хорошим диагностом — практически, не ошиба-

В небе проплывают те же облака.

лась, ставя диагноз. Старалась быть в курсе всех медицинских

Равнодушно смотрит в реку ива.

новаций, читала научные журналы (потом её новаторство вы-

Кажется, вот-вот, зажмуришься слегка, —

шло боком в моей судьбе, и журналы она читать прекратила).

И опять, как в детстве, всё красиво.

Из всех кавалеров (среди которых был и ставший потом мест-

Только всё, что было — не вернуть назад.

Жизнь идёт, как поезд без стоп-крана.

ным олигархом Аркадий Лесничевский) она выбрала симпа-

Кто ты мне, — Товарищ, волк иль брат, город,

тягу-морячка Давида (какую-то роль, видно, сыграло и то, что

что забыл свои фонтаны.

так же звали погибшего в войне брата). В глазах многих они, вероятно, были идеальной парой. По крайней мере, в 50-е годы

Забыто — не забыто… Что-то, всё-таки, остаётся в памяти.

это было недалеко от истины. Фраза Аркадия Гайдара из «Го-

Причём, хорошее запоминается легче и помнится лучше. Вид-

лубой чашки» о том, что «жизнь, товарищи, была совсем хоро-

но, человеческий мозг так устроен. И, может быть, это поможет

шая» в то время была и о нашей семье. Взаимная любовь делает

не только восстановить всё разрушенное, но сделать лучше, возможным счастье без богатства — это точно. Счастье отра-

удобнее, красивее… А как иначе? Большинство людей хотят

жалось в тех матовых шарах, оно сверкало в ёлочных гирляндах

того же, просто делают иногда совсем не то, что хотят. Но жела-

и вращало пропеллеры самолётиков и дирижаблей, украшав-

ют друг другу, особенно по праздникам — только счастья и бла-

ших нашу ёлку. Кроме них тогда среди модных ёлочных игру-

гополучия. На то и надежда. Особые пожелания всегда — к Но-

шек были ракеты, космонавты, початки кукурузы, солдати-

вому году. Вроде, и праздник такой, что больше грустного в нём, ки… Кстати, солдатики (и оловянные, и пластмассовые) были

чем радостного — все становятся на год старше. Что хорошего, и среди моих повседневных игрушек. Но любимыми они так

казалось бы… Но веселятся все от души и радуются в надежде, и не стали, не было во мне, видно, военной жилки. В общем, по-

что вдруг вместе с новым годом действительно придёт новое

явление ёлки (украшали её примерно за неделю до нового года) счастье. Для меня в те годы встреча нового года начиналась

знаменовала приближение праздника. Видимо, новогодними

с установки ёлки, которая помещалась в крестовину в углу зала.

подарками меня тогда не баловали, потому что память о них

Сначала на её ветвях появлялись конфеты и мандарины, их за-

не сохранилась вовсе. И сам новогодний вечер проходил в «ра-

пах смешивался с ароматом хвои, и это было первой приметой

бочем» режиме — спать я отправлялся по расписанию, а родите-

праздника. Но главное — ёлочные игрушки. Они были разные, ли, думаю, сидели за столом под радио и патефон, а с появлени-

мне нравились все, но особенно — какие-то просто волшебные

ем телевизора — под «Голубой огонёк». Праздник продолжался

матовые шары розового, жёлтого и салатного цвета.

ежедневными походами на городскую ёлку, которая работала

в режиме карусели, и устанавливалась на центральной площа-

134

135

ди. Но главным было посещение новогоднего представления

нятия не имел, но представлял его, как персонажа из журнала

во Дворцах культуры имени Ленина или Маяковского и полу-

«Крокодил», на страницах которого было полно карикатурных

чение вожделенного подарка. В ДК Маяковского было хорошо.

изображений кровожадных империалистов и прочих «поджи-

И Дед Мороз со Снегурочкой плясали в хороводе, и подарки

гателей войны». На одном из них страшный старик во фраке

за рассказанные стишки и спетые песенки давали (цветные ка-

и цилиндре с жутким видом сидел и грыз громадную куриную

рандаши и раскраски), и потом в зале был детский спектакль

ножку, олицетворявшую, видимо, то ли Африку, то ли Европу.

с мультфильмами. Но в ДК Ленина всё было интереснее и, что

Но, кстати, грыз настолько аппетитно, и натурально, что мне, ли, качественнее. Это как первый и высший сорт. Почему-то

к изумлению родителей, захотелось тоже попробовать (изумле-

мне родители чаще приносили приглашение именно в ДК Мая-

нию, потому что к отсутствию аппетита у меня в то время уже

ковского. Но огорчение, если и было, то — мимолётным.

привыкли). Папа сказал: «Полезный журнальчик». Повзрослев, я узнал, что Хаммаршельд был Генеральным секретарём ООН,

* * *

которого недолюбливал Хрущёв… Чомбе, Мобуту, Лумумба —

День короче на минуту, незаметную, как будто.

эти африканские фамилии были, наверное, на слуху у всех жи-

Незаметную, но все же, старше все, а не моложе.

телей нашей страны. Уж если я, ребёнок, запомнил их на всю

Старше на сердцебиенье, сам себе шепчу: “Держись!”

жизнь, это говорит само за себя. Как-то в очереди, в которой мы

Думаешь: “Прошло мгновенье…” А оно длиною в жизнь.

стояли с папой (за чем — уже не помню) кто-то сказал сокру-

шенно: «Убили Лумумбу, гады». И все с сочувствием вздохнули.

* * *

А дед говорил: «Лубумба и Чомба». И тон у него при этом был

Радость ожидания родных, маленьких чудес, больших

грозный. Короче, Хаммаршельду папа так и не пожаловался, подарков…

а вот пластинку «Эй, мамбо» поменял на другую, где Владимир

Радость оттого, что в этот миг даже сердцу становилось жарко.

Радость ожидания любви — и открытия, что это — рядом…

Трошин пел «Осенние листья» и «Тишину». Тоже очень хоро-

Годы, как мячи летят, — лови! И ловлю. И провожаю взглядом.

шая. Но я жалел, что «Мамбу» мы уже отпели. Кстати, поменял-

ся он со своим заводским товарищем Жорой (Георгием Захаро-

Ощущением праздника осталось в памяти возвращение

вичем Сиротенко), очень хорошим, добрым дядей, каким я его

отца из командировки в Москву в фестивальном 1957 году. Он

запомнил. Его внучка Таня стала впоследствии известна всему

привёз невиданные раньше конфеты, а также пластинки и кни-

миру, как Татьяна Снежина. Теперь памятник ей стоит в город-

ги. Главной пластинкой на несколько дней стала та, где на ита-

ском сквере Луганска, а её «Позови меня с собой» и по сей день

льянском языке пели «Эй, мамбо!» Помню, мы сидели на ди-

зовёт в мир музыки и стихов. Среди книг, которые привёз папа, ване и втроём подпевали что есть мочи. И смеялись. Вообще, было подарочное издание «Чапаева», ставшее подарком мне

в то относительно безоблачное в моей судьбе время мы пели

на день рождения, и роман Владимира Беляева «Старая кре-

(напевали) часто. Почему-то особенно полюбились нам строки

пость». Сегодня думаю, что роман — так себе, идеологии в нём

из радиоспектакля «Надя Коврова, честное слово, мы потеряли

чуть больше, чем литературы. И всё же… Папа читал его вслух, покой…» Дальше не помню. Но, как раз, именно покой тогда

а мы с мамой лежали на диване и слушали. И это было здорово.

мы не теряли. Потерян он был намного позже.

А то, что в голове у меня по-прежнему сидят имена героев этого

А тогда самым грозным замечанием из уст папы было: «Надо

романа — Петьки Маремухи и Витьки Тиктора, что-то да зна-

на тебя пожаловаться Дагу Хаммаршельду». Кто это такой, я по-

чит. Всё-таки, это — литература. А идеология… Так где её нет?

Став взрослым, я перечитал книгу, многое меня разочаровало, 136

137

но отдельные части написаны увлекательно и живо. А увлека-

* * *

тельность письма, как говорит хороший писатель Юрий Поля-

О чем это шепчет под ветром трава?

ков, это — вежливость автора. Вот так.

Глухи и невнятны чужие слова.

О чем это тополь мечтает? Никто никогда не узнает.

* * *

Никто, никогда… Но как вечный Улисс,

Прочитано так мало. Читается так трудно.

стремится в ладонь мою сорванный лист.

Дорога от вокзала уходит прямо в будни.

А мир вокруг великий. И снова зреет завязь…

И, всё же, здравницы, даже всесоюзного масштаба, в окру-

Читаю жизнь, как книгу. Никак не начитаюсь.

ге Луганска тоже были. Кременная, Новопсков, Весёлая Гора, Зелёная Роща (которая, кстати, во времена моего детства назы-

* * *

валась Лысой Горой). Зелёную Рощу можно смело назвать ку-

Ветер траву, словно прачка, полощет там,

рортным посёлком, где недалёко от пляжей Северского Донца

где Донец и Зеленая Роща.

расположены несколько детских оздоровительных комплексов

Где, как погоду, автобуса ждут и где до речки всего пять минут, (пионерских лагерей — звучит привычнее). Там же — Дом от-

Там, где не слышен промышленный дым, там,

дыха, построенный в 30-е годы по всем канонам военного ком-

где Донбасс так походит на Крым…

мунизма, и заводской санаторий-профилакторий, одно время

(в 80-е годы) вполне отвечавший представлениям о комфорт-

Всесоюзной кузницей, житницей и здравницей Луганск,

ном, беззаботном отдыхе, да ещё и с элементами лечения. Летом

конечно, никогда не был. Главные его отличительные приме-

1955 года родители взяли меня с собой в Дом отдыха на Лысой

ты, говоря современным языком, «брэнды» или «трэнды» —

Горе. Кое-что в памяти осталось. А именно то, что всё мне там

тепловозы, «Луга-Нова» (то есть, водка) и «Заря». Я бы до-

не нравилось. Своё недовольство я выражал, как умел. А умел, бавил ещё и конфеты. Но это было актуально в 60–70-е годы, как вспоминал папа, громко. Спустя 25 лет мы по совету врачей

когда местная кондитерская фабрика поставляла для нужд

повезли дочь, которой было столько же лет, сколько мне в том

членов Политбюро (!) такие прославленные сорта конфет, злополучном Доме отдыха, на оздоровление в Ялту. Там по сте-

как «Курочка Ряба», «Планета», «Футбол», «Шайба», «Гул-

пени громкости она определённо превзошла меня. Сказать, что

ливер», «Апассионата»… И качество у них было приличное, эта наследственность сильно порадовала, не могу. Но здоро-

и упаковка сделана с выдумкой (что для советских изделий, вье — превыше всего. На следующий год родители решили, что

надо честно признать, было не характерно). Потом всё куда-

я поеду с мамой в пионерский лагерь в ту же Лысую гору. Она

то исчезло, а фабрика стала филиалом для донецких хозяев.

там была врачом и жила в комнате при медпункте. Папа не воз-

Прямо, иллюстрация вечной истины: «всё проходит».

ражал. Меня определили в отряд для самых маленьких. Первый

день прошёл относительно спокойно, хотя отсутствие детсади-

* * *

ковых навыков и привычек сказывалось на настроении. Ночью, Из ниоткуда в никуда не может течь даже вода.

с тоской осмотрев палату с тридцатью спящими незнакомыми

Распутает событий вязь причинно-следственная связь.

А что неведомо уму — потомки все-таки поймут,

пацанами, я решил вылезти в окно и отправиться на поиски ма-

Найдя, быть может, в толще лет и наш с тобою слабый след.

миного домика. И сейчас помню тот ужас, с которым я, подвы-

Лишь время канет без следа из ниоткуда в никуда…

вая, носился в кромешной мгле по территории лагеря и никак

не мог найти медпункт. Слава богу, кто-то из вожатых вышел

138

139

в туалет и столкнулся со мной. По-моему, мы испугались в рав-

вали чердак, но спать не мог — «всё кружилось и вертелось».

ной мере. Узнав сквозь мой рёв, что я сын докторши, он от-

Промучившись до утра, зелёный и помятый еле дополз во главе

вел меня к потерявшей дар речи маме, где я и пробыл какую-то

отряда на линейку, и тут выяснилось, что пришла моя очередь

часть потока. Вместе с нами в лагере по маминой протекции

вести лагерь на пляж. Тропинка шла вдоль некрутого, но обры-

отдыхала моя старшая двоюродная сестра Майя. Она перешла

ва, и мне постоянно казалось, что пионеры прыгают туда вме-

в десятый класс и была, на мой взгляд, очень красивой девуш-

сте с мячами, горнами и барабанами. А вслед за ними — собаки

кой. То, что я не ошибаюсь, подтверждало повальное ухажи-

и кошки, которые прогуливались неподалёку.

вание за Майей старших «пионэров», как она их называла, Старшая пионервожатая подошла ко мне, посмотрела

и даже сотрудников лагеря. Один из них, недавно демобили-

с брезгливостью (и немного с жалостью) и сказала гениальную

зовавшийся из армии, показывал ей в моём присутствии, как

фразу: «Не можешь — не пей». Вот я и не пью. На прощальной

выполняется команда «упал-отжался». Сильное было зрелище.

вечеринке, которая завершала поток, уже после отъезда пио-

Но Майку оно не заинтересовало. В конце концов, сжалившись

неров, вино так же лилось рекой, но я, наученный печальным

надо мной, приехавший на родительский день папа забрал

опытом, отдавал должное салатам и котлетам, щедро выстав-

меня домой. Дедушка был доволен. «Нелагерный ребёнок» —

ленным на стол юными поварихами. Тут в полной мере про-

констатировала воспитательница отряда, куда я был прикре-

явилась моя инфантильность и, скажем так, неторопливость

плён. Ещё раз я попал в этот же лагерь после шестого класса.

общего развития. Вечеринка развивалась, как сказано в клас-

В окно не выпрыгивал, но считал дни и часы, когда закончится

сике, ступенчато. Возлияния, тосты, танцы… Я тоже танцевал, эта пытка. «Нелагерный», это точно. Опыт продолжился после

причём так получилось, что всё время с одной и той же пыш-

второго курса института, когда неизбежный трудовой семестр

ной, круглолицей девушкой. Она рассказывала про учёбу в ку-

обернулся работой вожатым в лагере «Ласточка». То есть, я ока-

линарном училище, о своих подружках… Спрашивала о моей

зался по «другую сторону баррикад», где тоже всё было не так

учёбе, плотно прижимаясь и крепко положив руку мне на пле-

просто. Приветствия, речёвки, ежедневные отчёты, дежурства, чо. А я рассказал о новинках журналов «Юность» и «Ино-

построения, линейки… Но я искренне старался, чтобы дети

странная литература», ощущая по её горячему дыханию, что

(а я вновь оказался в самом младшем отряде) чувствовали себя

команды «стоп, «биомицин» она в тот вечер не давала. После

комфортно. Мы играли, устраивали конкурсы и соревнова-

очередного танца она сказала: «Приходи через часок к нашему

ния, читали вслух, пели… Несколько лет ещё потом, случайно

домику». Я взволновался, смутился, ответил, что, наверное, встретившись на улице, ребята узнавали меня, останавлива-

не смогу, завтра рано вставать. Она на меня посмотрела, усмех-

лись, с теплом вспоминая лагерь. Не скрою, это было прият-

нулась, произнесла: «Ясно, малыш». Больше мы не танцевали.

но. Не помню точно, с каким номером выступал на «Консоле»

Я, проклиная свою застенчивость, поплёлся к нашему домику.

(концерт сотрудников лагеря)… Что-то мы пели, традиционно

Под утро явился мой друг, с которым мы делили на двоих во-

танцевали со швабрами. А вот вожатские посиделки после от-

жатский чердак. Он пришёл довольный, с загадочной улыбкой.

боя (не возле костра, а за столом) отпечатались в памяти бо-

На мой горестный рассказ о неудавшемся свидании он ответил

лее рельефно. После одной из них, на которой показавшееся

коротко: «Ну, и идиот же ты». Я не возражал. Всё ещё было впе-

поначалу безобидно вкусным «Рожеве мицне» и «Биле мицне»

реди. Конечно, ещё много чего случалось в жизни, но об этом

(«Биомицин» в народе) лились рекой, выполняя роль и вина, случае — и жалею, и не жалею. А в Доме отдыха «Зеленая роща»

и воды, я еле добрался до нашего отряда. С огромным трудом

потом бывали всей семьёй несколько раз, и в центральном бе-

поднялся на второй этаж, где под комнату вожатых оборудо-

локаменном корпусе с колоннами и лоджиями, который в от-

140

141

личие от жителей острова невезения был прекрасен снаружи

«В городе Сочи — тёмные ночи…» Звучит банально и несо-

и страшный внутри, со своими туалетами и умывальниками

временно (хотя — название неплохого фильма). Куда ближе

в конце коридора. Жили и в маленьких деревянных домиках, к истине — «в городе Сочи Олимпийские игры», потрясшие

где была иллюзия изолированности от коллектива, но не было

не только результатами, но и феноменальными церемония-

удобств — всё на улице. Зато работала чудесная библиотека, ми открытия и закрытия. А ещё Сочи — это реальная мечта

как говорили о ней — «не разворованная», где можно было

из жизни отдыхающих 50–70-х годов. «В Сочах» отдыхали все, взять почитать и редкую книгу, и последние номера литера-

в том числе, и мы. После двух не совсем удачных попыток оздо-

турных журналов. По утрам мы делали зарядку на спортивной

ровить меня в Зелёной Роще решено было везти «худорбу», как

площадке с чудным плакатом «Шире шаг от рекорда к рекорду, называла меня мама, на Кавказ, в Сочи. Набраться сил перед

выше знамя Советского спорта» (мы делали шаги шире, и во-

школой. Сказано — сделано. От поездки осталось сказочное

ображаемое знамя поднимали выше), а вечерами в летнем ки-

впечатление. Тёплое море, в котором я плавал с кругом, но это

нотеатре показывали кино. В общем, издержки коммунального

счастью не мешало, ароматы вечнозелёных деревьев, цветов…

проживания компенсировались другими прелестями и, конеч-

Хотелось всё время повторять: «Магнолия… Ривьера…

но, солнцем, воздухом и пляжем на Донце. Пару раз (спасибо

Дендрарий…» Мне купили тюбетейку, самшитовую палочку

профкому) мы отдыхали в заводском профилактории. Что го-

и дудочку. Мы ходили в столовую, где к нам регулярно выхо-

ворить… Свет и воздух. Повторю Остапа: «Как в лучших домах

дила тётя-повар и спрашивала: «Ну, как вам сегодня наш борщ?

Европы и Филадельфии». Номера с удобствами, столовая, похо-

Это же чудо-борщ». Но даже чудо-борщ не сделал меня «на-

жая на ресторан, зимний сад, бильярд и настольный теннис…

топтанным», как надеялась мама. Я оставался очень худым, что

Да и библиотека тоже — приличная. Там мы с дочерью написа-

меня совсем не беспокоило. А маме хотелось перемен. Они на-

ли первый сценарий для её телевизионной передачи «Класс!», ступили чуть позже и стали трагичными для меня. Но тогда, который главный редактор компании «Эфир-1» Николай Се-

в Сочи, всё было прекрасно. В том числе, и ресторан «Прибой», верин, быстро прочитав и не сделав никаких правок, запустил

куда меня взяли с собой (оставлять, слава богу, было не с кем).

в производство. Это было чудо. Через две недели программа

Официант заговорщицки посоветовал заказать «люлю». Я за-

вышла в эфир. Но это уже, как говорят, другая история.

интересовался. Оказалось, что это шашлык «люля-кебаб», ко-

торый я из уважения и любопытства отведал, но «чудо-борщ»

* * *

мне нравился больше. Домой мы вернулись в отличном настро-

Как трудно обрести уверенность в себе, не потеряться,

ении, и я действительно, почти полгода не болел, что было от-

не раскиснуть,

не сломаться.

мечено, как рекордный результат. Болел я часто, и не прошёл

И в трудную минуту не сробеть, и, победив, собой

мимо ни одной детской болезни, не считая всяких там про-

не восторгаться.

студ, бронхита и гриппа. Скарлатина, коклюш, ветрянка — всё

Не позабыть среди мороки дел взглянуть

было изведано и лечилось мучительно. В том числе, народными

на небо и вдохнуть всей грудью.

средствами, которые не шли мне впрок. Особенно настойчи-

Услышать соловья. Запомнить, как он пел, запомнить все.

во пытались меня поить адским коктейлем — молоком с со-

Такого уж

не будет.

дой, маслом и мёдом (часто добавляли туда сок алоэ и какао).

Не повторяясь даже в мелочах, волнуя, увлекая и тревожа, Зовет нас жизнь. В ней радость и печаль, и все впервые.

Результат был всегда один и тот же — рвота до изнеможения.

Хоть

и с прошлым

схоже.

Это озадачивало папу, поскольку ему этот напиток нравился.

После военного голода он уважал все продукты и не мог по-

142

143

нять, как это может быть не вкусно. Помню, когда в очередной

в широкую медицинскую практику вошло лечение антибио-

раз я лежал с температурой в постели, к нам пришли гости —

тиками — пенициллином и стрептомицином. О том, что чрез-

мамина подруга с сыном-крепышом, младше меня на год (он

мерное употребление этих препаратов чревато аллергически-

и во взрослой жизни остался крепышом, добившись успехов

ми осложнениями, видимо, тогда не задумывались. Лекарства

в тяжёлой атлетике). А тогда он подошёл ко мне, улыбнулся

были испытаны и на мне. Рука у мамы была тяжёлая, и уколы

и спросил: «Болеешь?». Я кивнул. Он нагнулся и, подмигнув, она делала ощутимо, хотя папа говорил: «Подумаешь, как пчёл-

сообщил, как самую ценную информацию: «А я стакан сметаны

ка укусит, и всё». «Ничего себе пчёлка» — думал я, потирая

съел». Потом я весь вечер думал, что надо начинать есть смета-

место укола и вытирая слёзы. Кстати, это не добавило любви

ну, иначе дело будет плохо.

ни к пчёлам, ни к мёду. Поначалу лекарства действительно

помогали очень эффективно. Но, видимо, поскольку приме-

* * *

нялись слишком часто, в награду за это я получил жестокую

До аптеки и обратно. На трамвае и пешком.

аллергию, первый приступ которой проявился после того, как

Принимаю аккуратно все таблетки с молоком.

я съел несколько ягод клубники.

От бронхита до ангины тот трамвайчик держит путь.

Сначала я покраснел, потом всё стало чесаться, потом ста-

В перерывах — час с малиной и горчичники на грудь.

ло трудно дышать, и только вовремя подоспевшая «скорая по-

От ступени — до ступени. В кулаке пирамидон.

мощь» спасла, сделав внутривенный укол хлористого кальция.

Кот садится на колени, а в ушах — трамвайный звон.

Как выяснилось, аллергия — это на всю жизнь. Теперь клубни-

Но лекарства помогают, и горчичники пекут…

ку только нюхаю.

От трамвая до трамвая. От простуд и до простуд.

Апофеозом моих дошкольных болячек стало подозрение

* * *

Я сижу на подоконнике. В небо синее смотрю.

на наличие лишая. На свою беду я поиграл с соседскими ко-

Словно в кадре кинохроники — лист плывет по октябрю.

тятами, после чего на голове у меня появилась сыпь, и мама

Дети в садике играются, бабка курит “Беломор”,

решила, что я заразился лишаём. То, что это было не так, вы-

Незнакомая красавица через наш проходит двор.

яснилось значительно позже. Мама не стала ждать, она решила

Все похоже на идиллию, и красавица идет.

действовать и повезла меня в Старобельск, в детскую инфек-

В небе, может быть, в Бразилию пролетает самолет.

ционную больницу. Там я перенёс пытку, достойную геста-

Ну а я с температурою им вослед, вослед, вослед…

повских застенков. Мне намазали каким-то клеем голову, на-

Только радио с бандурою музыкальный шлет привет.

мотали несколько слоёв марли, а потом, когда всё это засохло, оторвали эту шапку вместе с волосами. Сегодня, когда большая

Моя худоба по-прежнему не давала покоя родителям. Им

часть волос мною уже утеряна (кстати, не из-за той ли экзеку-

казалось, что я плохо развиваюсь. Хотя читать я научился

ции?), я, наверное, прошёл бы через эту процедуру не так бо-

в 6 лет и стишков знал на память целую кучу. В одном из жур-

лезненно. А в пять лет было ужасно больно. Уже когда мы вер-

налов мама прочитала статью о лечении гормонами и решила

нулись домой, пришли результаты анализов — лишая не было.

применить на практике полученную теорию. Случилось это

Но мама сказала: «Ничего страшного отрастут новые воло-

после окончания первого класса. Она сделала мне серию уко-

сы, и они будут ещё лучше». Не скажу, что это меня утешило.

лов, после которых я действительно начал поправляться, как

Боль непонимания осталась на всю жизнь. Как раз в те годы

на дрожжах. Потом выяснилось, что схема лечения предпола-

144

145

гала продолжение с постепенным уменьшением дозы лекар-

ШКОЛА НА ВСЮ ЖИЗНЬ…

ства. Это сделано не было. И я стал «жиртрестом» на долгие

семь лет. Только в восьмом классе после изнурительных трени-

ровок в секции велоспорта (спасибо тренеру Валентину Иоси-

* * *

фовичу Портнову, фронтовику, очень доброму человеку) я по-

Времена

и

падежи.

худел до почти приличного вида. Но это всё было потом. А пока

Лица чьи-то и глаголов…

школа превратилась для меня в подобие ада. Мама, конечно,

То ли школа на всю жизнь,

тоже переживала. Но худым я уже не был, это точно. Незадолго

То ли жизнь сплошная школа.

до своего ухода она мне сказала: «Прости меня, сыночек, за те

уколы». И заплакала. И я плакал вместе с ней.

«Школьные годы чудесные» начались для меня в сентябре

1958 года во дворе 20-й луганской средней школы. Ещё не так

* * *

давно посреди этого двора стоял памятник Сталину, потом он

Было и прошло. Но не бесследно.

исчез, и двор от этого стал казаться более просторным. Впро-

Память, словно первая любовь, избирательно немилосердна, чем, это сегодня так вспоминается и воспринимается, тогда

окунаясь в детство вновь и вновь, падая в случайные мгновенья, об этом думалось меньше всего. Летом был куплен большой

где добром отсверкивает зло…

портфель, деревянный пенал, ручки, карандаши, набор перьев, Счастьем было просто ощущенье,

чернила, чернильницы, тетради с промокашками (это — от-

что осталось больше, чем прошло.

дельная песня, сегодня забытая напрочь)… Были приобрете-

ны счётные палочки (и маленькие cчёты), кассы букв, слогов

и цифр (их надо было вырезать из плотной бумаги и вставлять

в бумажные же карманы). И ещё появилась серо-голубая во-

енизированная школьная форма с фуражкой. На кокарде фу-

ражки — позолоченная раскрытая книжка в обрамлении ду-

бовых листьев. Папа сказал: «Прямо, как в кадетский корпус

отдаём». Что такое «кадетский корпус» я тогда не знал, но на-

звание запомнил. Потом купили ещё один школьный мун-

дир чёрного цвета с жёлтыми металлическими пуговицами

и обязательным белым воротничком наружу. Точно не помню, но, по-моему, вплоть до пятого класса носил тот китель, уже

с красным галстуком и белой с красным крестиком повязкой

санитара на рукаве (была такая дурость). Но первого сентября

меня привели в школу в штанишках до колен и нарядной коф-

точке. Звучал «Школьный вальс» Дунаевского и Матусовского, нас выстроили по периметру двора, и началась торжественная

линейка… Здесь я сделаю отступление и помещу фрагмент ста-

тьи о замечательном земляке Михаиле Матусовском, многие

стихи которого, став песнями, воистину обрели бессмертие.

146

147

Многих ли авторов песенных стихов мы помним? Лебе-

мая её фраза: «В тихом омуте черти водятся» часто относилась

дев-Кумач, Исаковский, Рождественский… Забываются мно-

ко мне, когда я увлекался злободневной беседой с очередным

гие, весьма достойные фамилии. Но — остаются лучшие, и сре-

соседом по парте (нас часто пересаживали, чтоб все подружи-

ди них — Михаил Матусовский. И хоть его именем не названа

лись). В тот день я протиснулся к ней и стал рядом, как сказала

ещё улица в родном Луганске, памятник ему стоит у входа в ин-

мама. Учительница посмотрела на меня и спросила: «Как тебя

ститут культуры. А литературная премия Межрегионального

зовут?» Я ответил: «Вова». «Сразу вижу, Вова, будешь отлични-

союза писателей, которую вручают украинским поэтам за до-

ком. Только представлять себя надо не Вовой, а Владимиром, стижения в русской поэзии, так и называется — премия имени

как Маяковский» — неожиданно посоветовала она. На что

Матусовского. Но, самое главное, звучат песни на его стихи.

я добавил: «И как Ленин». Она взглянула на меня с изумлени-

А для поэта — это лучшая память.

ем и сказала: «Ну, посмотрим». Про Ленина я брякнул, потому

Буквально несколько слов об опыте моего общения (заоч-

что слышал о нём от мамы. На Евгению Наумовну это произ-

ного) с Михаилом Матусовским. В начале 80-х я набрался на-

вело впечатление, потом она об этом несколько раз вспоминала

хальства и послал ему в Москву свои тогдашние стихи. Исходя

и подчёркивала: «Не ошиблась». Против шеренги первокласс-

из неудачного результата переписки с двумя киевскими по-

ников, в которой стоял я, выстроилась шеренга выпускников, этами (они даже не ответили на мои письма), ожидания мои

и мы обменялись подарками. То есть, мы вручали им букеты

были пессимистическими. Но, считал я, послать стихи нужно, цветов, а они нам — заранее купленные игры и игрушки. Мне

ибо желание получить оценку своих творений от мастера было

повезло — «мой» десятиклассник подарил игру «Футбол». Это

очень велико. К своему удивлению (и радости!) ответ пришёл

было здорово! Игра оказалась простецкой — фигурки футбо-

довольно скоро. Ответ тёплый и деликатный. Навсегда запом-

листов в розовой, жёлтой и синей форме нужно было пере-

нил несколько строк: «Искра Божья в Вас есть. Но прежде, чем

двигать по игровому полю, а количество шагов традиционно

завоёвывать столицу, нужно завоевать Луганск, где очень хоро-

указывал подбрасываемый кубик. Но всё равно, это был фут-

шие литературные традиции». Конечно, он был прав. Его пись-

бол! Слово магическое для меня уже тогда, и оставшееся таким

мо очень помогло мне, придав силы и какую-то уверенность

на всю жизнь. Вот как я писал о своей любви к этой Игре: в себе. Спасибо Вам, Михаил Львович!

А сейчас вновь вернёмся в школьный двор, каким он был

О ФУТБОЛЕ С ЛЮБОВЬЮ

1 сентября 1958 года. Мама сказала: «Держись ближе к учитель-

нице». Ею оказалась решительного вида, не худая, как по мне

«Некоторые считают, что футбол — дело жизни и смерти.

тогда — очень немолодая (на самом деле — 40-летняя) тётя

Они ошибаются: футбол гораздо важнее»

с громким командирским голосом. Звали её Евгения Наумов-

Вадим Синявский

на Бекетова, и в течение четырёх лет, за исключением каникул

и выходных дней, мы встречались с ней ежедневно. Сегодня, Футбол воспринимаю, прежде всего, как борьбу характеров, характеризуя её, первым делом, хочется сказать: «Справед-

личностей, как отражение жизни с её духом азарта, атмосфе-

ливая», и это, наверное, самая важная (и высшая) оценка для

рой честного состязания (хотя, конечно, понимаю, что, как

учителя из уст учеников. Она, наверное, бывала разной, но, в жизни, здесь далеко не всё честно). Люблю стадион, ощуще-

главное, не была злой и вредной. И все это ощущали. Люби-

ние единства, сопереживание игры, особенно, когда футболи-

148

149

сты не «отбывают номер», а играют от души, стараясь ещё раз

давал мне свой абонемент на центральную трибуну, где собира-

доказать всем, и себе, в том числе, что ты — сильнее, лучше. Всё

лись знатоки и ценители игры. Их реплики, замечания по ходу

это — основа любительского спорта, где нет баснословных ста-

игры делали её для меня ещё более осмысленной. А Леонид

вок и премий, а есть просто желание победить. Но и профес-

Клюев был более похож на интеллигентного молодого учёного, сионалы получают большие деньги, в принципе, за это. За пре-

чем на спортсмена. Человек он был очень порядочный и скром-

доставленную возможность миллионам людей ощутить себя

ный. После окончания футбольной карьеры пошёл работать

способными на победу где-то там, на своём жизненном поле.

в шахту, где трагически погиб во время аварии. Один раз он, Первый раз попал на футбол вместе с отцом. Он взял меня, ещё

Михаил Иванов и Юрий Михайлович смотрели у нас по теле-

дошкольника, с собой на стадион имени Ленина, где «Трудо-

визору матч сборной СССР. Они так легко и точно, словно

вые резервы» принимали, по-моему, «Авангард» Жёлтые Воды.

изнутри, читали игру, отмечая и наигранные комбинации, Помню разноцветные флаги, красные футболки «наших»…

и симуляцию, и, только им ведомые нюансы, что футбол в оче-

В общем, ощущение праздника осталось на всю жизнь. Как все, редной раз для меня открылся с новой стороны. «Заря», мне ка-

собирал программки, справочники и буклеты, которые выпу-

жется, во все времена, за редким исключением, была командой, скали Борис Брусилов и Владлен Бондаренко (отличные, кста-

собиравшей личности не только с футбольной точки зрения, ти, были справочники). Естественно, что футболисты в моих

но и с общечеловеческой. Может быть, потому, что часто везло

глазах, да и всех моих друзей детства, были героями. Даже когда

с тренерами, а ведь в их числе кроме легендарного Германа Зо-

«Заря» выступала в классе «Б», большинство болельщиков зна-

нина, были не менее легендарные Константин Бесков, Евгений

ло игроков не только по фамилиям, но и в лицо. Может быть, Горянский, Всеволод Блинков, Олег Базилевич, Иожеф Сабо. Да

потому что развлечений было тогда меньше, а, может, как гово-

и луганчане Валентин Глухарев, Валерий Галустов, Вадим До-

рил Аркадий Райкин, такова волшебная сила искусства (а на-

бижа, Юрий Елисеев, Анатолий Куксов, Александр Журавлёв, стоящий футбол всегда сродни ему). Котенко, Костенко, Бала-

Владимир Кобзарев — все они люди выдающиеся, преданные

ба, Першин, Волченков, Гуреев, Галустов, Глухарев, Гришин…

футболу, вкладывающие в своё дело всю душу. О чемпион-

Фамилии можно продолжать долго. Мне повезло, в нашем дво-

ском составе написано уже много, хотя эти люди достойны ещё

ре жили Геральд Середняков, Михаил Иванов, Гюндуз Джафа-

большего внимания. Интересно, что все они, и завершив карье-

ров, Юрий Ращупкин, Леонид Клюев. А чуть позднее — Вла-

ру игрока, проявили себя, как замечательные специалисты, все, дислав Проданец, Владимир и Виктор Абрамовы. Не скажу, что

что называется, нашли себя, продолжают оставаться образца-

в глазах мальчишек это были небожители, но что-то особенное, ми для подражания. Очень хорошие футболисты подобрались

отличавшее их от всех остальных, в этих молодых людях было.

в «Заре» в 1986 году, когда она вышла в первую союзную лигу.

Может быть, ощущение успеха, уверенности в собственных

Горковенко, Юран, Ярошенко, Найденко, Тарасенко, Сорока, силах. Что характерно, они всегда были хорошо, модно одеты, Гусейнов, Волотёк, Колесников, Кобзарев… Это только те, кто

подтянуты, как говорится, спортивны. Не помню, чтоб я видел

вспомнились сразу. Чувствовалась во всех матчах того времени

их в тренировочных костюмах, чтобы вид их был небрежным

заряженность на борьбу. Не зря тогда «Зарю» называли ко-

или расхлябанным. Мои родители подружились с Юрием Ра-

мандой с бойцовским характером. Жаль, что потом не удалось

щупкиным и его женой Наташей, и они несколько раз были

удержать состав, да и характер испортился.

у нас в гостях. Не забыть спокойного обаяния Юрия Михай-

Кстати, в 80-е годы в Луганске появилась целая плеяда мо-

ловича, всей своей сутью подтверждавшего мысль о том, что

лодых талантливых игроков, из которых, к сожалению, только

сильные люди — обязательно добрые. Несколько сезонов он

единицы стали настоящими большими мастерами. Причём,

150

151

речь не о Заварове и Юране. Они сумели реализовать свой

время года. Даже осень. Но сентябрь — это ещё только пример-

талант и стать звёздами. Но ведь были ещё Гамула, Зубенко, ка к осени. Всё ещё только начинается. И школа в том числе.

Иванов, Попелнуха, Грицина, Яцык, Хромей, Гетьман, многие

* * *

другие… О них мне рассказывал Валерий Шиханович, замеча-

У первых холодов — нестрашный вид. В зелёных листьях

тельный тренер, чьи воспитанники и сегодня играют в коман-

притаилось

лето.

дах бывшего Советского Союза.

И ощущенье осени парит, как голубь мира над планетой.

В тот победный сезон мне и Алексею Жданову пришла

И синева раскрытого зрачка подобна синеве небесной.

в голову, как оказалось потом, счастливая мысль написать

И даже грусть пока ещё легка, как будто пёрышко над бездной.

гимн «Зари». Алексей вместе с Юрием Журавлёвым написали

Первый школьный день запомнился не самой школой (види-

музыку, а исполнила гимн группа «Привет». Правда, на тор-

мо, отпустили нас тогда быстро), а возвращением домой, жаре-

жественной церемонии во Дворце культуры имени Ленина он

ной картошкой, которую мы ели с дедом, и игрой в настольный

звучал в исполнении молодого солиста филармонии. Очень

футбол — подарок надо было опробовать. Интересно было бы

долго после этого гимн не был востребованным. «Заре» было

узнать судьбу того выпускника, 1941 года рождения. На долю

не до музыки.

его поколения пришлась война в самом раннем детстве, по-

Вообще, 90-е годы — это, по- моему, один из самых груст-

том — все прелести послевоенных этапов, распад страны, неза-

ных периодов в судьбе команды. Но в начале нового века она

висимость (в первую очередь, от совести) и на закуску — снова

обрела второе дыхание, и, когда мы с моим другом Родионом

война. Сурово обходится с нами жизнь. Тем не менее, первый

Дерием, известным композитором и аранжировщиком, пред-

класс прошёл без особых проблем и забот. Подготовлен я был

ложили гимн в новой, более динамичной обработке, он был без

хорошо, читать-считать уже умел, а главным предметом для

колебаний принят. И несколько лет звучал перед каждым мат-

меня стала тогда каллиграфия. Это был какой-то ужас. Наклон, чем, словно сигнал к атаке. Мы с Родионом, который тоже за-

нажим, тоненькие линии. Не дай Бог — клякса… По несколько

ядлый болельщик, постарались вложить в песню нашу любовь

раз переписывал домашние задания, постоянно вместе с па-

к футболу и к любимой команде. Её состав я и сегодня могу

пой (попутно посылавшим недобрые приветы творцам чисто-

назвать без запинки, и основной, и резервный. Написали мы

писания) вырывая испорченные страницы и вставляя новые.

и новый вариант гимна «Зари». Но, видимо, время для его ис-

Но в итоге моя тетрадь была представлена на выставке лучших

полнения ещё не пришло.

работ по каллиграфии. Родителям было приятно. Я, видимо,

* * *

важности события не осознавал. В конце концов, в средних

Марш футбольный — со всех сторон. Ветер первенства —

классах все перешли на шариковые ручки, это была настоящая

ветер

весенний.

революция в школьном письме. Каллиграфию отменили. А по-

Растворяюсь в тебе, стадион, сорок тысяч во мне твоих мнений.

черк у меня отвратительный. Ранние успехи в чистописании

Пас, обводка и снова пас. Вот удачи анфас и профиль.

не помогли (ничего, как говорила мама, главное, чтоб харак-

Стадиона неистовый глас — эхо греческой философии.

тер был хороший). В конце школьного года отличников учёбы

Свист, как птица, летит в облака над победой и над пораженьем.

и носителей примерного поведения, среди которых был и я, на-

А в ушах — от свистка до свистка — ветер первенства,

градили Почётными Грамотами и книгами. Мне досталась кни-

ветер

весенний!

га о животных, которую я, из уважения к подарку, прочитал

Как по мне, настоящий футбол превращает в весну любое

(без интереса), особое внимание уделив картинкам.

152

153

Дед торжествовал. Грамота была предъявлена всем соседям

В секции настольного тенниса, которая оказалась следующей

и родственникам, как законное обоснование того, что позывной

на нашем пути, тренер раздеваться не заставил, просто ска-

«Курчатов» мне присвоен не зря. Добавил масла в огонь и ди-

зал: «Приходи, занимайся». Но это приглашение совсем не по-

ректор школы Коломников, которого все называли «Боцман».

нравилось пацанам, старожилам этой секции. Конфликт был

Вручая мне Грамоту и книгу, он в присутствии дедушки (при-

бурным и завершился не в мою пользу, правда, без больших

шедшего на церемонию вручения наград) посмотрел на меня

и явных потерь. Но первая тренировка в итоге оказалась для

и сказал: «Что ж ты такой худой! Ну, ничего, мясо нарастёт

меня и последней. Больше попыток влиться в стройные и ор-

(знал бы он, как близок к истине), главное, вижу, что будешь

ганизованные спортивные ряды вплоть до восьмого класса

учёным. Будешь?» И я ответил: «Буду». А что я ещё мог сказать.

я не предпринимал. Занимался дома с гантелями, отжимался

«Боцмана» любили и уважали все — и двоечники, и отлични-

от пола, приседал. Папа купил изумительную книгу «Атлетизм»

ки. Он был добродушным и справедливым. И, как настоящий

Игоря Тенно, советам и наставлениям которой я пытался сле-

боцман, сильным. Поэтому, как говорил дедушка, «босва» его

довать, но, надо признать, без особых успехов. Не скажу, что

боялась и вела себя в школе прилично. К началу второго класса

жизнь была сплошным мучением. Нет, конечно. Внешне всё

я пришёл уже в новой весовой категории. Евгения Наумовна

было нормально. И даже с определёнными успехами. Папа как-

своё удивление выразила интеллигентно, заметив: «Во, какой

то сказал: «Запомни, с твоей фамилией тебе, чтобы получить

ты справный стал за лето», одноклассники тут же припечатали

«пятёрку», нужно знать на «шесть». Это стало нормой жизни.

меня «жиртрестом». Начались мои мучения и вживание в роль

Не во всём, конечно, но в учёбе — точно. «Синдром отличника»

«пузотёра и «мясокомбината».

сидит во мне по сей день. Одноклассники заметили его тоже,

* * *

и мои тетради с выполненными домашними заданиями пользо-

Толстый и застенчивый «жиртрест», гордый, в той же мере, вались большим спросом на переменках и перед началом заня-

что

и жалкий…

тий. По-моему, в третьем классе, когда кукуруза стала в СССР

Призрак одиночества воскрес, выходя из школьной раздевалки.

«царицей полей и лесов», а также главной героиней новостей, Он меня узнал и подмигнул.

кинофильмов, легенд и анекдотов, в школе затеяли актуаль-

Я — в ответ, сквозь время расставаний,

ную театральную постановку с изысканным и незатейливым

Где вдоль детства — вечный караул из надежд и разочарований.

названием «Король-урожай и королева-кукуруза». Мне (тол-

Моя двоюродная сестра сказала мне: «Теперь ты стал тол-

стому и красивому) досталась роль короля-урожая. Ни одного

стым и красивым» Её точка зрения меня абсолютно не утеши-

слова из этой роли я, конечно, уже не помню. Но творческие

ла. Самое главное, те скромные усилия, которые я прикладывал

поиски по созданию достоверного образа были натуральными.

к тому, чтобы избавиться от лишних килограммов, никакого

Из крашеной марли мама пошила мантию, а из принесенной

результата не приносили. Теперь понимаю, что нужно было ре-

с завода фольги папа вырезал корону. Дедушка выбор учитель-

гулярное посещение спортивной секции. Видимо, мама это по-

ницы одобрил горячо. А кому ж ещё быть королём! К выбору

нимала тоже и дважды водила меня записываться «на спорт».

королевы отнёсся придирчиво и скептически. Потом ещё долго

Первый раз это было в бассейне «Динамо». Мучительно стес-

спрашивал: «Как там твоя мадам «кукуруза»? — имея в виду

няясь, я разделся перед молодой тренершей, она посмотрела

школьные успехи девочки, шедшей со мной по школьной сцене

на мои складки на животе и спросила маму: «Женщина, как

под руку, с кукурузной короной на голове. В общем, культурное

вы это себе представляете? Кого вы привели? Мы здесь гото-

мероприятие было в духе времени, а кукуруза потом появилась

вим спортсменов, чемпионов». Всё было ясно без лишних слов.

во всех хлебобулочных изделиях наряду с горохом. Хлеб, осо-

154

155

бенно белый, стал дефицитом, и нам в школе выдавали по по-

Забыл — иди домой (очень хорошо), а потом приходи с роди-

ловине городской булочки со стаканом молока.

телями (очень плохо). На входе в школу стояли дежурные —

Булочку я приносил домой, а молоко, которое не любил, те же школьники, только с красными повязками (такие же сто-

отдавал одноклассникам. Потом скромное хлебное изобилие

яли вдоль лестниц — следили, чтоб не бегали, а нарушителям

было восстановлено, но уже без «главного кукурузника» Хру-

делали дружеский предупредительно-поучительный пинок

щёва. Взрослые обсуждали перемены во власти с оптимизмом

под зад). Отрава микроскопической власти действовала мгно-

и надеждами. «Кому на Руси жить хорошо? — Хрущеву и Бреж-

венно (правда, не на всех). Но на многих, и они самозабвенно

неву, остальным — по-прежнему». Этим четверостишьем

командовали, «вершили судьбы», пропуская или не пропуская

блеснула за ужином мама, а я запомнил сходу (действительно, в школу таких же, как они, только без повязок. В общем, но-

легче всего запоминается то, что нужно меньше всего). «По-

лики начинали ощущать себя крестиками, проявляя качества

прежнему» — так живётся большинству людей и сейчас. Ведь

будущих начальников из взрослой жизни. Помню, как учитель

очень многое зависит не от твоего таланта, умения, а от жиз-

литературы Алексей Михайлович сказал: «У школьных дежур-

ненных обстоятельств, стартовых условий. Но кое-что, всё-

ных порой заметен извечный комплекс «вертухая». Тогда я это

таки, зависит и от каждого из нас. В том числе, от здоровья.

не совсем понял, потом дошло. Так что, мешочки со сменной

Во втором классе в разгар зимы, после очередного обильного

обувью — это было важно, и я их не забывал. Сильным развле-

снегопада и последующей резкой оттепели, нас решили после

чением в начале и конце школьного года был сбор металлоло-

уроков повести в музей. Идея хорошая, но у меня на ногах были

ма и макулатуры. С макулатурой было попроще — газет и по-

войлочные ботинки, и не надо было иметь семь пядей во лбу, литических брошюр хватало, и процесс освобождения от них

чтобы понять, что ноги промокнут обязательно. Я и понял, в семье только приветствовался (тем более, в мои школьные

но сказать Евгении Наумовне постеснялся. Поскольку дорога

годы официальный обмен макулатуры на дефицитные кни-

к музею была одной сплошной лужей, промок мгновенно и по-

ги ещё отсутствовал). А вот в металлолом рисковали попасть

том страдал всю экскурсию, не слушая о чём там рассказывали, и нужные вещи, на которые ненароком упал горящий взгляд

мысленно переживая неминуемую простуду. Дед ахнул, когда

искателя металла. Тащили, упираясь и пыхтя, какие-то тяже-

я пришёл домой, продрогший, с мокрыми ногами. Он растёр

ленные конструкции с близлежащих строек, всю плохо лежа-

мне их скипидаром, сделал чай с малиной и даже включил свою

щую домашнюю утварь (помню, кто-то приволок швейную ма-

любимую синюю лампу (рефлектор), чтобы я согрелся. Но к ве-

шину, которую родители потом забрали назад). В общем, это

черу температура была около 40, и неделю я провёл в тёплой, было, конечно, полезное дело, которое всеобщим идиотским

но горькой компании пенициллина и прочих друзей-врагов

старанием доводилось до абсурда. А среди гор макулатуры мы

здоровья. Папа, приходя с работы, обычно с каким-то прене-

потом, подобно бриллиантам в навозе, тоже отыскивали лю-

брежением и сожалением повторял: «Эх, такая погодка миро-

бопытные книги, пополнявшие домашние библиотеки. У меня

вая, дети играются, на санках катаются, а ты тут валяешься…»

и по сей день стоит на полке второй том собрания сочинений

Конечно, он не хотел меня обидеть, но получалось именно так.

Гарина-Михайловского, изданный в конце 19 века и ставший

Спустя много лет, став отцом, я подобных фраз и интонаций

чьим-то трофеем в борьбе за макулатурные успехи. Если чест-

избегал. Всему учишься на своём опыте. А войлочных боти-

но, прочитать его я так и не смог. Но не выбрасывать же книгу.

нок мне больше не покупали. Вообще, обувь в школе, особенно

«Взвейтесь кострами синие ночи, мы пионеры — дети рабочих.

младшей, это — культовое понятие. У всех были свои особые

Пионер — всем ребятам пример! К борьбе за дело великого

мешочки для сменной обуви. Без них на занятия не пускали.

Ленина — будь готов! Как повяжут галстук, — береги его, он

156

157

ведь с красным знаменем цвета одного»… Это потом всё вос-

приземлением в районе расположения иголки, которая стреми-

принимается с иронией и сарказмом. А поначалу — с трепетом.

тельно проткнув пятку, погрузилась в неё полностью. Так, что

Принимали в пионеры на торжественной линейке, перед этим

из неё торчала только нитка. Зрелище было не для слабонервных.

учились отдавать салют и тренировались повязывать галстук.

Избежав потери сознания от ужаса происходящего, я не нашёл

Серьёзное дело. Потом на сборе отряда (классном собрании) ничего лучшего, чем достать плоскогубцы и приступить к опе-

выбирали звеньевых и председателя совета отряда. У них на ру-

рации по извлечению иголки. Ира, надо отдать должное, то ли

кавах были красные лычки (одна или две). Меня Евгения На-

от неполного понимания случившегося, то ли по безрассудной

умовна назначила санитарным дружинником (видно, вполне

смелости, держалась на удивление спокойно и зарыдала только, логично решила, раз мама врач, пусть сын будет дружинни-

когда я, нащупав окончание иголки, начал осторожно выдёрги-

ком). И я ходил с белой повязкой на рукаве. А посредине по-

вать её из пятки. Повезло, что иголка была с ниткой. Извлечение

вязки — вышитый мамой красный крестик. Моей задачей было

прошло удачно. Только после этого мы распространили инфор-

проверять чистоту рук. Проделал я это один раз — очень не по-

мацию среди домашних, которые, пройдя стадию потери речи, нравилось. Больше процедура не повторялась. Но с повязкой

высказали всё, что думают о пионерах, спортивных пристрасти-

не расставался года два или три.

ях Иры и моей рассеянности. О посещении торжественной ли-

Галстук (он мог быть ситцевым, который надо было гладить

нейки и думать было нечего, тем более, на неё уже опаздывали.

каждый день, или шёлковым, который мялся меньше) снимался

Зато в качестве утешительного бонуса мы насладились путеше-

по дороге домой, а пионерских значков носить и вовсе не требо-

ствием в травмпункт, где Ира получила заслуженную прививку

вали. Дважды я был на районных пионерских слётах, где всем

от столбняка. Учительница рассказу не поверила. Но пионер-

участникам дарили книги. Мне достались традиционные «Рас-

ский галстук выдала. «Ты комсомолец? — Да! Давай не расста-

сказы о Ленине» (в суперобложке) и «Пионерская энциклопе-

ваться никогда. На белом свете парня лучше нет, чем комсомол

дия», весьма информативное издание, которое я прочитал пол-

60-х (70-х) лет». В комсомол принимали в райкоме, перед этим

ностью. Из того времени вспоминается ещё «Пионерская зорька»

изучали устав и особенно понятие «демократический центра-

и «Пионерская правда». «Зорька» — утренняя радиопередача, лизм». Чем-то оно приглянулось нашим школьным деятелям.

которую я слушал с удовольствием. Она была бодрая, весёлая, Процедура приёма была быстрой и необременительной. Домой

задавала настроение (вот, что значит — делали её талантливые

вернулся с комсомольским значком на лацкане пиджака и с би-

люди). «Пионерская правда» особого внимания не привлека-

летом в кармане. Не помню, кто у нас был комсоргом класса

ла, использовалась для обёртывания завтраков и в дальнейшем

и школы, меня избрали в комсомольское бюро, что, в принципе, оставшиеся экземпляры благополучно отправлялись «на пере-

не требовало никаких дополнительных усилий. Комсомольская

плавку» в макулатуру. Перескочив во времени и пространстве

романтика уже в те времена осталась только в кино и романах.

четверть века, могу вспомнить, каким ярким событием стал при-

Немолодые, раздобревшие комсомольские лидеры симпатии

ём в пионеры дочери Иры. Эпоха была перестроечная, особого

не вызывали. Помню, как с изумлением прочитал строчку Есе-

трепета уже не наблюдалось, но торжественная линейка предус-

нина «Задрав штаны, бежать за комсомолом». Что сказать…

матривалась. Утром накануне церемонии к форме пришивался

Давно никто и никуда не бежит. Секретари райкомов, горкомов

новенький кружевной воротничок, и так случилось, что иголка

и т. д. стали бизнесменами, депутатами, хозяевами новой жизни, с ниткой в процессе пришивания случайно оказалась на диване, в которой главный идеологический принцип — «Урвать, как

который неугомонная Ира успешно использовала для трениро-

можно больше здесь и сейчас, невзирая ни на что». Рвут и мечут.

вок в стиле «прыжки на батуте». Очередной прыжок завершился

158

159

* * *

сандр Лямцев в отделе транспортёров. Позже он стал замести-

Крылатый унитаз над миром воспарил.

телем главного конструктора завода «Трансмаш». Для меня, как

Был трубен его глас, полёт тяжелокрыл

для болельщика, они сразу стали легендарными личностями, И на земле ему все те отозвались, кто жили по уму, по заднему.

которые своим примером только подтвердили истину: талант-

Всю жизнь.

Плывёт урчащий строй сквозь задних мыслей гром.

ливый человек талантлив во всём — и в футболе, и в работе, А тут и мы с тобой по их земле идём.

добиваясь успехов талантом, характером, трудолюбием. Но, футбол футболом, а прятки по популярности ему не уступа-

Безусловно, я не был похож на Вовочку из анекдота, которо-

ли. «На златом крыльце сидели — царь-царевич, король-ко-

му в школе нравились больше всего каникулы. Но, чего скры-

ролевич, сапожник, портной, кто ты будешь такой. Говори

вать, они радовали душу. Это было время не только запойного

поскорей, не задерживай добрых и честных людей». А можно

чтения (что само собой разумеется), но и общения, игр с ровес-

так: «Эныки-беныки, ели вареники, эныки-беныки, клоц. Вы-

никами.

шел пузатый матроц» (в мыслях — главное, чтоб не попало

на меня). Или: «Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кар-

* * *

мана. Буду резать, буду бить — всё равно тебе водить». Ещё ва-

Все снег да снег. Уже до первого апреля остались считанные дни.

риант: «Шла машина темным лесом за каким-то ин-те-ре-сом.

Ну где грачи твои, Саврасов? Улетели.

Инте-инте-интерес, выходи на букву «ЭС». Буква «ЭС» не нра-

На крыльях не несут они весны.

вится, выходи, красавица». Все эти считалки (а, если напрячься, Весны зеленой, молодой, веселой…

то ещё несколько штук вспомнятся, менее приличных) сидят

Да все равно перед дверями школы,

в голове прочно, хоть сейчас начинай игру, становись глазами

Сосульку пробуя разгоряченным ртом,

к стенке и кричи: «Раз-два-три-четыре-пять, я иду искать. Кто

Стоят каникулы в распахнутом пальто…

не заховался — я не виноват». И после этого — разворачивать-

Игра номер один — это, конечно, дворовый футбол. Пони-

ся, искать спрятавшихся и мчаться к стене, чтобы застукать!

мая, что с моей комплекцией шансов стать полевым игроком

Кого застукал первым, тот становится у стенки в следующем

было мало, я легко согласился быть вратарём в команде на-

кону. (Первая курица — жмурится). А ещё были кодовые фра-

шего двора, благо, ворота, обозначенные двумя кирпичными

зы. К примеру, «Топор-топор, сиди как вор и не выглядывай

столбиками, своими размерами не требовали звериной лов-

во двор» — это кричали «застуканные» другим игрокам при

кости и прыгучести. Я старался, и пару матчей что-то отби-

приближении «опасности» (сиди и не высовывайся). Или: «Пи-

вал и даже ловил. Но потом команда записалась для участия

ла-пила, лети как стрела» — это значит, что водящий отошёл

в городском турнире «Кожаный мяч», и вратарём стал кто-то

далеко, и можно выбираться из укрытия и бежать, чтобы за-

другой, наверное, более квалифицированный. А я вернулся

стукать себя самого. Короче, были дела… Отскакал я и свой

к чтению и наблюдал за командными результатами (не блестя-

квадратный километр в «классиках». Полезная во всех отно-

щими) со стороны. «Кожаный мяч» был очень популярен, тем

шениях игра. Правда, кричать при этом: «Кто не скачет, тот…

более, в Луганске, чья «Волна» стала вице чемпионом всесоюз-

не наш» — даже в голову не приходило. Национальный вопрос

ного турнира. С двумя игроками этой команды я встретился

не терял остроты ни в один из периодов, хоть социалистиче-

во взрослой жизни. Володя Неделенко (светлая память!) рабо-

ского, хоть капиталистического бытия, но со скаканием тогда

тал в заводском центральном конструкторском бюро, а Алек-

никак не соприкасался. В пятом классе Коля Кравченко в за-

душевной беседе сообщил мне, что я еврей и поинтересовал-

160

161

ся, знаю ли я это? С Колей мы были в хороших отношениях, Все что было — быльем поросло, но воюют добро и зло.

и я ответил, что знаю, добавив: «А чего тебя это волнует?»

Эту сказку читает дочь, добрым молодцам хочет помочь.

«Не, ничё, — ответил Коля, — просто мама сказала, что у Вовы

Не сомневаюсь, что и такие игры, как «в выбивного» или

Спектора мать еврейка, но хорошая, вылечила брата». Коля уже

«штандор» — тоже из любимого репертуара детства всех до-

тогда играл в футбол, как настоящий профессионал, и я был

брых молодцев. Что такое «штандор» — кто его знает… И тогда

уверен, что он им станет. Но впоследствии среди футболистов

понятия не имел, и сейчас. Какая разница! Бросаешь мяч вверх, его имени я так и не нашёл. После восьмого класса он посту-

кричишь «штандор», — и понеслась.

пил в ПТУ, и больше мы не встречались. Позже мы обсуждали

национальный вопрос с моим другом Толиком Нодельманом, Поймаю мяч и «штандор» крикну звонко, и,

как

от выстрела

замрут,

и это больное место не добавляло нам оптимизма. Но в классе

Бегущие мальчишки и девчонки и, затаясь, моей промашки ждут.

подобных разговоров больше не припомню. «Культурные дети, Но я не промахнусь, тверда моя рука, «осалю»,

у занавеску не шморкаются», — как говорил дедушка. А вот

как

ужалю,

я Коляна,

у моего брата Славика в его пятом классе были не только разго-

И снова мяч несется в облака и имя новое взлетает над поляной.

воры, но и выяснения отношений. Видно, дети были тоже куль-

Максим, Серега, Ида, Зульфия мелькают загорелые мордашки, турные, но некоторые ещё и сволочные. Брат принёс домой две

Игра — закон и мы — одна семья и все похожи,

записки, которые лежали на его парте, с оскорблениями и угро-

как

в траве

ромашки.

зами. Мама их взяла и пошла к директору. Фамилии авторов за-

Еще над всеми солнышко сияет, еще не знаем скуки бытия, писок были известны, они их не скрывали (видимо, дома у них

При крике «штандор» замираем и мчимся вновь, удачу торопя.

этот вопрос стоял ребром и обсуждался в духе записок).

Вот и автора этих стихотворных строк про «штандор» тоже

Но вся беда была в том, что родители их были весьма высо-

не знаю, но что-то мне подсказывает, что мы — из одного по-

копоставленными чиновниками, и перспектива дальнейшего

коления. И потому, наверное, знакомы ему ещё и такие уважа-

обращения мамы в обком партии (о чём она твёрдо сообщила

емые игры, как «ножички» и набивание «жёсточки». У меня

директору) не улыбалась ни им, ни директору школы («чело-

тоже был, как сейчас понимаю, убогий складной (перочинный) век человеку друг, товарищ и брат» — тогда это ещё офици-

ножик с одним тупым лезвием, который я втыкал в расчерчен-

ально не было отменено). И потому на следующий день роди-

ный на земле круг, пытаясь делать это метко и отжать (совре-

тели малолетних ревнителей национальной чистоты звонили

менный термин пришёлся кстати) часть территории у соперни-

нам и извинялись слащавыми голосами. Их отпрыски пришли

ка. Что сказать, мне эта игра нравилась меньше других. Но она

в школу, судя по виду, битые, и с хмурым видом предложили

была популярна. И в жонглировании ногой «жёсточкой» (ка-

Славику плохой мир вместо хорошей вражды. На том и по-

мешком, обшитым кусочком меха) я не преуспевал. А Женька

решили.

набивал раз пятьдесят, наверное. А, может, и больше, посколь-

* * *

ку так далеко мы тогда в счёте не продвигались. Зато нрави-

На вершине лесистого склона скрыто злобное сердце дракона.

лось запускать «дымовуху» и ракету-спичку, и получалось это

Ветер воет и тьма ворожит, и в испуге ребенок дрожит.

не плохо. «Дымовухи» делали на основе испорченной фото-

А дракону — чего? — Хороша бессердечная жизнь и душа.

плёнки, причём она была двух сортов — одна хорошо горела, За бессмертье не платят гроши, за бессмертье живут без души.

прямо вспыхивала сразу, а вторая — тлела, и для этой цели

Добрым молодцам головы рвать — бесконечная благодать.

не годилась. Плотно скрученный кусок подходящей плёнки

А в груди моей стук да стук. Вот я вырос, прошел испуг.

туго заворачивался в фольгу. Это была ракета. Из неё торчал

162

163

запальник — спичка или полоска плёнки. Запальник поджи-

пискнул: «А то…» Сказано — сделано. Люся легла на охапку

гался, огонь доходил до основного ракетного заряда, он вспы-

травы и проворно сняла трусики. Мальчик последовал её при-

хивал — и фольга с жутким дымным шлейфом и шипением

меру. Всё дальнейшее было видно плохо — мешали соседские

взлетала на несколько сантиметров. Радостное было событие.

затылки. Мелькали Люсины коленки и мальчишечья попа. Что

Упрощённый вариант — спичка, обёрнутая фольгой, установ-

у них там получалось, трудно сказать, но завершилось всё нео-

ленная на столе и поджигаемая недалеко от фольги. Кстати, жиданно быстро, поскольку кого-то позвали родители. Домой

иногда взлетала даже выше, чем «дымовуха». Но без шумового

я пришёл совершенно обалдевший, что было замечено мамой, и дымового эффекта, что резко снижало степень восторга. Как

тут же сунувшей мне под мышку градусник. Но температура

настоящие добрые молодцы, периодически мы вооружались

не отразила степень душевного смятения, и мама успокоилась.

луками, деревянными мечами или автоматами. Мне папа вы-

Не знаю, кто из присутствовавших на уроке жизни поделился

пилил автомат из толстой фанеры и покрасил его, как сказал, информацией со своими родителями, но реакция была молни-

«цапун-лаком» — получился настоящий «шмайсер». Пацаны

еносной — на следующий день шалаш был разобран и больше

меня зауважали.

не появлялся. Тем более, лето скоро кончилось, и пришла пора

Лук тоже получился могучий — стрела летела далеко и вы-

уроков школьных. Несколько раз я встречал на улице Люду, соко. В лягушку, как в сказке не попал. Да и вообще, слава Богу, она меня, естественно, не узнавала. А потом её семья полу-

ни в кого не попал. Царевны-лягушки не было, а вот простор-

чила квартиру, и след её на асфальтовых дорожках простыл.

ный шалаш (почти царские хоромы) в соседнем дворе был.

А в душе остался.

Одно время сборы «мелкоты» в нём (помещалось нас не мень-

Отсверкали весёлые дни, словно скрылись за серою шторой.

ше шести) носили абсолютно невинный характер. Рассказы-

Мы опять с тобой, осень, одни, и всё те же ведём разговоры.

вались несмешные анекдоты (а, может, я не понимал тогда их

Кто, зачем, и откуда, и как, и опять: «Почему?» — нет ответа.

скрытое остроумие) и нестрашные ужасные истории, почерп-

Это юности стёрты пятак прокатился сквозь позднее лето.

нутые из увиденных фильмов, с примесью небогатой авторской

фантазии. А потом в шалаше появилась и своя царевна (отча-

Один мой приятель говорит: «Что остаётся от жизни — шах

сти и лягушка). Ею стала Люда из соседнего квартала. Она была

и мат». Вот, кстати, о шахматах и других умных играх до сих

старше нас на год, но уже выглядела, как сказали бы сегодня, пор не сказал ни слова. Видно, неспроста. Передвигать фигу-

«секси». Сидела, чаще всего, молча. Но одну фразу как-то про-

ры в шашках и шахматах папа научил меня достаточно рано.

изнесла: «Я уже жизнь знаю, а вы ещё ссыкуны». Как сказал бы

Но на этом учёба, в целом, и завершилась. Любовь к этим играм

киногерой: «Люся, ты говоришь обидно, но говоришь смачно».

ограничилась уважением. А вот папа играл хорошо, среди его

Сколько лет прошло, а фраза помнится. Но, думаю, не в смач-

приятелей были два мастера спорта по шахматам — заводчане

ности дело, а в том, как она с нами этим самым знанием жизни

Юрий Зверяка и Олег Былино, он и с ними вёл шахматные ба-

поделилась. В тот день шалашное «ток-шоу» было посвящено

талии довольно успешно. И ещё о шахматах. Вернее, не только

теме загадочной и не познанной — интимным отношениям, о них. Начальник конструкторского бюро, где работал отец, говоря культурно. А некультурно говорить не будем. Многое

Иван Андреевич Грузков, как-то, комментируя один из шахмат-

из того, что я там наслушался, стало понятно лишь значительно

ных турниров, завершившийся победой молодого белорусского

позже. Ну, а то, что увидел… Эммануэль отдыхает. Кто-то пред-

гроссмейстера Виктора Купрейчика, произнёс: «В России надо

ложил Люсе попробовать, на что она пренебрежительно спро-

быть русским, в Украине — украинцем. А то вот Купрейчик…

сила: «А что, кто-то сумеет?» Самый смелый в тон ей небрежно

Сразу понятно — еврейчик. Так нет же — белорус…» Мудро.

164

165

Купрейчик, по-моему, услышал на уровне подсознания эту сен-

ми в студии. Вот с ним мы поняли друг друга с полуслова (или

тенцию и уехал туда, где он — такой же, как все. И, всё же, был

полузвука). Поскольку я главной задачей для себя в то время

у меня период, когда я брал в библиотеке книги по теории шах-

считал кардинальный сброс лишних килограммов, то учеб-

матной игры, изучил староиндийскую защиту, защиту Каро-

ник по культуризму лежал в сумке вместе с нотами. Владимир

Канн, Филидора, освоил терминологию, но… Играть хорошо

Дмитриевич (тоже весьма не худой) активно заинтересовался, так и не стал. Это же впрочем, касается и карт, да и домино.

и мы изучали книгу вдумчиво, с практическими занятиями.

Хотя, в подкидного дурака (как говорил дед, название — то, что

Он принёс из дома гантели, и мы старательно отрабатывали

надо) думаю, не разочарую своего партнёра, (не суперпрофес-

отнюдь не фортепианную технику. Ещё он показал, как надо

сионала, конечно). А в покер, преферанс — даже не научился.

поднимать стул, держа его за одну ножку. Увлекательное дело.

Позор.

Однажды в момент очередного упражнения со стулом в класс

заглянула завуч. Остолбенело посмотрела на нас с Совиным

* * *

и произнесла фразу из фильма «Добро пожаловать или По-

Тянут, тянут лямку короли и дамки.

Ход вперед и ход назад. Всюду чудится им мат.

сторонним вход воспрещён» — «А чего это Вы тут делаете, Пешек, шашек суета, чемпионов маета.

а»? Совин ответил, что я разрабатываю кисть, чтобы более

И угрозы: “Ну, держись!” Игры, злые, словно жизнь…

непринуждённо исполнять арпеджио. «Ага…» — задумалась

завуч и позвонила моей маме. Мама возмутилась педагогом, А, может, и не такой уже позор, если учесть, что я шесть

но, слава Богу, других мер не предприняла. А дед, провожая

лет отучился в музыкальной студии игре на пианино, но, меня в студию, благодушно говорил: «Иди, потягай гири

практически, играть так и не умею. Эта учёба была для меня

со своим пианистом». В общем, после шестого класса я благо-

сущей пыткой. Я очень люблю музыку. Очень! Но только слу-

получно ушёл из студии, но «Полонез Огинского» руки каким-

шать. Пианино же было конкретным наказанием. Но, видимо, то образом наигрывали ещё долгое время. Сейчас вспоминаю

родители решили, что с моей комплекцией заниматься музы-

только несколько первых нот. Мораль — надо делать то, что

кой — самое то. Было куплено пианино, и я несколько дней

дано от Бога. Насильно милым занятие не станет. Усвоив это

не без удовольствия беспорядочно стучал пальцами по кла-

на собственном примере, старался, чтобы дети занимались

вишам, напрягая невольных слушателей звуковой какофони-

именно тем, что им по душе. Но, видимо, в отличие от своих

ей. Потом надоело. И вот мама отвела меня в музыкальную

родителей я сделал воспитательный перекос в сторону спорта.

школу. Там я подтвердил наличие слуха, отбив коробкой

Музыкой дети не занимались. И, как выяснилось, напрасно.

спичек по столу заданный ритм, но, поскольку дело было

Повзрослевшая спортивная дочь не один раз сожалела, что

уже во втором классе, и я оказался староватым для первого

так и не научилась играть ни на одном музыкальном инстру-

музыкального, посоветовали пойти в музыкальную студию

менте. Слава Богу, на нервах не играет тоже. И это главное.

при клубе пожарников (почему туда — не знаю). Там нас при-

А внук (со знакомой тоской в глазах) учится играть на гитаре.

няли с распростёртыми объятиями, и я поначалу занимался

Это, по крайней мере, оценят потом знакомые друзья и под-

с какой-то строгой учительницей, не взлюбившей меня с пер-

ружки. В заключение музыкальной истории — два момен-

вого занятия. Я отвечал тем же искренним чувством (сейчас

та. В первый день армейской службы нас собрали в красном

даже её имя-отчество не могу вспомнить). Мука длилась, пока

уголке, и майор-начальник клуба строго спросил: «Кто уме-

я не оказался в классе Владимира Дмитриевича Совина — мо-

ет играть на пианино»? И я решил — была не была. Попёрся

лодого талантливого композитора, подрабатывавшего урока-

на сцену и «сбацал» коронные номера — начало «Полонеза», 166

167

«Цыганочку» и «Бухенвальдский набат» Его мы с Совиным

Не зря говорят, что друзья должны появляться в детстве, почему-то изучали весь последний год наших совместных

юности, молодости, а в зрелом возрасте возникает только ги-

музыкально-атлетических изысканий. Кстати, встречено это

пертония. Хотя, утверждение спорное. Я и, потеряв шевелюру, было благосклонно. И, если бы в одном призыве со мной

и расставшись с большинством иллюзий, тем не менее, иногда

не оказались выпускники Харьковской консерватории, слу-

приобретал друзей, искренних и добрых. Но, безусловно, друж-

жить бы мне в музвзводе. А так — это выступление стало

ба, рожденная в детстве, в школе, имеет корни более прочные

вершиной моей исполнительской карьеры. Неутешительные

и надёжные. Друзей ведь вообще много не бывает даже среди

итоги познания мною таинств диезов и бемолей, видимо, ох-

одноклассников. Но если уж так случилось, что судьбы и ха-

ладили родительский пыл в придании детям музыкального

рактеры зацепились друг за друга, то это — на всю жизнь. Пуш-

лоска. Мой брат в музыкальную школу (и студию) не ходил, кин, Пущин, Кюхельбеккер — это только подтверждают. А если

позанимался немного дома с учителем и всё. Но играл намно-

этого сцепления не произошло, остаются в памяти просто од-

го лучше меня, легко подбирая мелодии популярных песен. И, ноклассники, что тоже не плохо, судя по многомиллионности

кто знает, может, ему эти занятия были бы в радость, даже

посещений одноименного интернет-сайта. Во втором классе

без гантелей. Кто знает… В итоге и он не стал музыкантом.

я сидел за одной партой с мальчиком по фамилии Баженов.

Но, сомневаюсь, что сожалеет об этом. Совсем забыл. Неболь-

Папа у него был военный, и уже через год их семья по зову ар-

шой сценический опыт выступления в составе музыкально-

мейской трубы переехала в другой город. Но в памяти остались

го коллектива у меня, всё же, есть. Я играл в традиционном

его улыбчивость, дружелюбие и открытость. Не знаю, вспоми-

школьном ансамбле. И инструмент назывался «домра-бас».

нает ли он меня, да и вообще интересно узнать, кем он стал, как

Не без труда едва освоил его четыре струны, и создавал коря-

устроил свою жизнь, в которой мельком отразилась и частица

вый басовый фон в нескольких песнях, когда мы выступали

моей. Человек предполагает, а судьба — располагает. Сказано

перед бабушками на избирательном участке. Домру я прита-

точно. Судьбе угодно, чтобы случайное расположение роди-

щил домой (благо, нести недалеко) и репетировал. Это было

тельских семей способствовало многолетнему общению детей

похоже на звуки басовой трубы из «Волги-Волги» — бум-бум, в одной школе, в одном классе, и результатом этого общения

бум-бум. Папа так и говорил: «Заслушаешься…»

может стать возникновение дружбы, каким-то образом в даль-

Мне было интересно, льстило присутствие на сцене. Прав-

нейшем влияющей и на саму судьбу. Мудрёно, но правдиво.

да, длилось это музицирование недолго. Ансамбль распался

После Баженова я некоторое время сидел за одной партой с де-

(уж больно он был официальный, казённый, что ли), домру

вочками (педагогический эффект присутствовал, а отношения

я вернул в школьный красный уголок. Но артистические пе-

развивались в русле официальных церемоний). Дружба произ-

реживания (хоть и в микроскопическом масштабе) лишними

росла в общении с мальчиками, причём в основе её — не толь-

не оказались. В дальнейшей жизни всё пригодилось.

ко судьба, но и родительское слово. Конкретнее, материнское.

* * *

Помню, как мама, изучив списочный состав класса, настойчи-

Сопрано и альты, басы и тенора…

во порекомендовала дружить с Толиком Нодельманом, Игорем

Их помыслы чисты, а песня, как игра,

Семененко и Серёжей Мокроусовым. Как выяснилось потом, Влечет их за собой сквозь сутолоку нот.

в рекомендациях их мам присутствовала и моя фамилия. То-

Судьбой или трубой завещан поворот,

лик Нодельман появился у нас в третьем или четвертом классе, Как поворот ключа скрипичного в боку…

когда его папу, главного инженера пуско-наладочного управ-

По клавишам стуча, то вверх, то вниз бегу.

ления, перевели из Кировска в Луганск, где семья получила

168

169

квартиру в новом доме неподалёку от нас. Мне очень нрави-

сертацию и преподавать студентам «Детали машин» и «На-

лось бывать у них в гостях, где у Толика и его младшего брата

чертательную геометрию» (одни названия вызывают благо-

Лёнчика была отдельная комната с книжными полками на всю

говейный ужас). А ещё занимался карате в знаменитой школе

стену. Дюма, Майн Рид, библиотека приключений, альманахи

Штормина, но его жена Оля без всяких навыков в японской

фантастики, книги по истории — всё это удачно восполняло

борьбе положила его на лопатки. Думаю, что дружба — это

пробелы нашей домашней библиотеки. Кроме того, в комнате

не только приятное общение, взаимопомощь, но и взаимообо-

стоял магнитофон «Днипро» — здоровенная «бандура», кото-

гащение. Решительность, уверенность в себе, умение мыслить

рая качественно воспроизводила не только благословенные

парадоксально, присущие Толику, в какой-то степени переда-

хиты тех лет, но и наши голоса (микрофон работал хорошо).

вались и мне. Надеюсь, и какие-то мои качества не стали лиш-

Дружескую и доброжелательную атмосферу их дома создава-

ними для него.

ли (и украшали собой) родители — строгая и решительная,

* * *

но справедливая и мудрая мама-рентгенолог (просвечива-

Книгочей, бессребреник, простак…

ла всех одним взглядом) и добродушно посмеивавшийся

Жизнь — как схема без обратной связи.

папа, прошедший блокаду Ленинграда и потом воевавший

Шаг не так — и вновь запретный знак в направлении

до Победы. Толик мечтал стать археологом, а также изучать

от «князя

и до грязи».

глубины морей и океанов… Но поступали мы с ним вместе

Синева — в глазах и за окном, темнота — в делах, а, может, в душах.

на транспортный факультет машиностроительного инсти-

Почитаешь — пишут об одном, и совсем другое слышат уши.

тута. И на первый вступительный экзамен его папа (чтобы

Что ж готовит нам грядущий день? Чьи же роли в пьесе мы играем?

не дай бог не опоздать) привёз нас на час раньше на произ-

Ленского ль, Онегина ли тень задержалась над родимым краем?

водственном транспорте — микроавтубусе «Ниса» (который

А на кухне факел голубой чайник вновь довел до исступленья.

И плывут над нашею судьбой облака чужого поколенья.

все называли Нюсей). Помню, что в голове крутилась песня

«Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг», а волнение было, как

Часть учебного времени мы сидели за одной партой с То-

перед последним и решительным боем. С высоты прошедших

ликом, а часть — с Игорем Семененко, который во взрослой

лет можно сказать, что мы его, по большому счёту, выигра-

жизни стал выдающимся врачом-невропатологом, а мог бы —

ли, хоть и получили «четвёрки» (совершенно незаслужен-

талантливым писателем, журналистом или художником. Мы

ные — но именно так экзаменаторы решили оценить наши

жили, практически, в одном дворе, и когда мама Игоря при-

решения задач и примеров). Несправедливость я воспринял

гласила меня приходить в гости, я воспринял это, как руко-

тогда, как разгромное поражение (ведь мне пришлось сдавать

водство к действию. Считалось, что мне нужно было помогать

все остальные экзамены, от которых я, как золотой медалист, Игорю догонять школьную программу, поскольку он из-за по-

в случае получения первой «пятёрки» освобождался).

дозрений на ревматизм много времени лечился в санаториях, Но об этом расскажу чуть позже. А сейчас ещё раз побла-

пропуская учебный процесс. Я, конечно, приносил с собой те-

годарю судьбу за дружбу с Толиком, которая продолжилась

традки, но главным нашим занятием были беседы на вольную

и в институте, и после его окончания, и сейчас, когда он живёт

тему, рассматривание журналов, слушание музыки… В общем, совсем в другой стране, где оказались востребованы его знания

мне было очень интересно, и дедушка, очевидно, слегка ревнуя, и умения, где инженер — значит человек «не только изобрета-

ворчал: «Тебе дай волю — дорогу домой забудешь, только и зна-

тельный, но и обеспеченный». Перед этим он успел окончить

ешь, как по гостям шастать». Мама Игоря преподавала русскую

аспирантуру в Московском горном институте, защитить дис-

литературу, и любовь к ней передала сыну, который, к тому же, 170

171

легко и изящно рифмовал строки, поражая меня этим искус-

журнал, и мы (я уж точно) изучали его «от корки до корки».

ством. Иногда его мама, проверяя тетради, показывала нам

Даже производственные репортажи краем уха прослушивали.

самые жуткие ошибки. Запомнил в одном сочинении слово

А что же делало его столь желанным? Во-первых, там разме-

«маладёш». Сначала и не понял, что это. А потом прочитал всё

щались потрясающие звуковые корреспонденции Юрия Виз-

предложение — «За мир, совецкая маладёш!» Шесть ошибок

бора. То есть, это были отчёты о редакционных командиров-

в двух словах. Как сейчас сказали бы «Вау»! Слабым оправда-

ках, выполненные в стиле авторской песни. Само по себе это

нием было лишь то, что автор учился в вечерней школе.

необычно, а исполнение Визбора делало каждый такой отчёт

Потихоньку процесс рифмовки увлёк и меня, и мы начали

талантливым и неповторимым. Во-вторых, — звуковой клуб

сочинять вдвоём поэтический школьный эпос. Всё заносили

«Тридцать три с половиной оборота», который вёл неподра-

в особый блокнотик, который я сохранил. Бред, конечно, пи-

жаемый Зиновий Гердт, остроумно предварявший и коммен-

сали полный. Только одну строчку считаю возможным проци-

тировавший звучавшие на гибкой пластинке музыкальные

тировать из этого блокнотика: «На столе стоял штатив, соби-

новинки, причём, как отечественные, так и зарубежные (что

рался наш актив…» Штатив стоял на столе потому, что нашей

в то время было немаловажным). И, наконец, — отдельные

классной руководительницей была учительница химии Таисия

страницы советской и зарубежной эстрадной песни, причём

Ивановна, и все мероприятия проходили в кабинете со штати-

завершался журнал звуковой страницей «зарубежная звезда», вами. Школа считалась одной из лучших в городе, и кабинет-

и там было две-три песни в исполнении звезды, фото и крат-

ная система была объектом законной гордости. Украшением

кий рассказ о ней. Сегодня этого — даже больше, чем надо.

блокнотика были рисунки Игоря, выполненные чёрной ручкой

Тысячи интернет-страниц, сотни всевозможных глянцевых, в стиле юного Лермонтова. О Лермонтове рассуждал и Саша

«гламурных» изданий… А тогда — это был прорыв сквозь

Уманский, двоюродный брат Игоря, который читал на память

обыденность и серость. И пусть большинство представляе-

«Евгения Онегина» и «Мцыри», и был, как сказал бы киногерой

мых звёзд были из стран «социалистического лагеря» (уди-

«такой умный, аж страшно». Ещё один его двоюродный брат

вительное словосочетание), всё равно, это было интересно, Марик не вдавался в высокие литературные материи, но при

ведь среди них были Марыля Родович, Джордже Марьянович, этом своей доброжелательностью придавал разговорам заме-

Радмила Караклаич, Лили Иванова, Эмил Димитров, Янош

чательный оттенок задушевности. Много раз я сидел за име-

Коош, Жужа Конц, Рена Рольска, Карел Готт, Гелена Вондрач-

нинным столом на днях рождения Игоря, когда собиралась его

кова, «Червоны гитары»… А если учесть, что «загнивающий

довольно большая родня, и эта самая задушевность была глав-

запад» там иногда озвучивали Том Джонс, Энгельберт Хам-

ным и незабываемым блюдом семейного праздника. В середине

пердинк, Катарина Валенте, Рафаэль, Адамо и даже «Битлс», 60-х годов на горизонте самых «задушевных» средств массовой

то это было действительно потрясающе, тем более для таких

информации, на мой взгляд, выделялся журнал «Кругозор», начинающих меломанов, как мы. О Советской эстраде вообще

главной «изюминкой» которого было наличие гибких звуковых

можно говорить долго. Там, в «Кругозоре», появлялись новые

страниц-пластинок.

песни в исполнении Муслима Магомаева, Эдуарда Хиля, Ио-

Присутствовали там и идеологически выдержанные «ре-

сифа Кобзона (преданным их поклонником остаюсь и сегод-

портажи с полей и цехов», но было и то, что сделало журнал, ня), Эдиты Пьехи, Анатолия Королёва, Вадима Мулермана, практически, недоступным в подписке и продаже. Его нужно

Валерия Ободзинского, Льва Барашкова… Особенно нрави-

было «доставать» (слово знаковое и нелюбимое большинством

лась песня в ритме «хали-гали» под названием «В путь», кото-

населения). Папа Игоря несколько лет подписывался на этот

рую пел Магомаев. Там были строчки, которые мы напевали: 172

173

«Ванке ве драй, селено пен са мэ…». Что это означает — по-

* * *

нятия не имею. Но запомнил. В общем, кругозор мы действи-

Летучий дым болгарских сигарет — забытый символ

тельно расширяли, спасибо журналу и папе Игоря.

дружбы

и прогресса.

«Родопи», «Шипка», «Интер», «Стюардесса» — yе в небесах

* * *

клубится

лёгкий

след,

Откуда-то издалека доносятся трубные звуки —

А в памяти, где тень яснее света, uде хорошо быть просто молодым,

«Привет! До свиданья! Пока!» — ты слышишь, дыханье разлуки

С беспечностью вдыхая горький дым Отечества,

Вдруг стало твоим и моим, ты чувствуешь — через мгновенье

как

дым

от сигареты…

Вот тут, где с тобой мы стоим, где слышится сердцебиенье —

Останется лишь пустота, лишь след от летящего взгляда…

* * *

И вновь между нами черта, а прошлое — будто награда.

Сигаретный дым уходит в небо, тает в воздухе

последнее

«Прости»…

Ближе к старшим классам потребность погрязнуть в ро-

Над дорогой, городом, над хлебом — божьи и житейские пути.

скоши человеческого общения становилась всё более на-

Жизнь зависла над чертополохом.

сущной. Почти каждый вечер мы совершали прогулки вдоль

Только мир, по-прежнему, большой.

«стометровки», которая располагалась на Советской, либо

Не хочу сказать, что все — так плохо, не могу сказать, что хорошо.

«нарезали» круги по аллеям сквера имени «Молодой Гвар-

Пока ещё не растаяло последнее «прости», скажу, что друж-

дии». Новый центр города получился просторным, с широ-

ба с Игорем продолжилась и после школы, не потеряв теплоты

кими улицами, фонтанами и скверами. И нам это нравилось.

и искренности. Эта искренность, что называется, «вышла мне

Совершенно не помню, о чём велись вечерние беседы, но от-

боком» во время службы в армии. Игорь в то время ещё про-

голоски тех разговоров, их едва различимое эхо звучит в душе

должал учёбу в мединституте, и я почти каждый день расписы-

по сей день, а, значит, были они нужны нам и важны. Кто-

вал ему армейские будни. Расписывал, позабыв о бдительности, то сказал, что своим здоровьем он обязан тому, что ни разу

чересчур для тех времён раскованно и вольно. А соответствую-

не прикоснулся к сигарете и рюмке, пока ему не стукнуло де-

щая служба бдительности не теряла. Меня вызвали в первый

сять лет. Мы и после десяти, практически, не пили и не кури-

отдел, полковник потрясал перед моим носом письмами и кри-

ли. Хотя появившиеся в то время сигареты с фильтром при-

чал много и громко. Самым приличным было такое: «Что ж ты, влекали внимание своими упаковками. Больше всего было

сволочь такая, пишешь»? Я получил пять нарядов вне очереди

болгарских — «Трезор», «Аида» (на них была загадочная над-

и был направлен на самый трудоёмкий объект. И это называ-

пись: «соусировани»), «БТ», «Фемина» (длинные, дамские), лось «легко отделался». С тех пор писем писать не люблю. Про-

«Опал», «Интер», «Стюардесса»… Потом появились кубин-

сто терпеть не могу — всё время кажется, что кто-то стоит над

ские «Ким», «Лигерос», «Партагас»… В этих был сигарный та-

плечом, дышит мне в ухо и заглядывает — что там эта сволочь

бак, они были — крепчайшие. Я покупал все пачки, выставлял

ещё пишет…

их, как коллекцию, и думал, что это оригинально. Помню, как

угостил пришедшего в гости дядю Борю «Партагасом».

* * *

Он, не подозревая подвоха, привычно затянулся, и я уви-

Мне еще до увольненья далеко. Покупаю я в буфете молоко.

дел скупую мужскую слезу, и услышал… много чего услышал, Мой карман не тяготят рубли, и в погоны еще плечи не вросли.

До казармы и обратно я — бегом за сержантом,

кроме кашля. Больше дядя Боря сигаретами у нас не угощался.

за бывалым

«стариком».

«Разрешите обратиться», — говорю, обучаюсь уставному словарю.

174

175

По утрам на турнике вишу и веселое письмо домой пишу.

ко хорошее (в прошлом плохого почти не бывает). Зачастую

Вспоминаю вкус парного молока…

встречаемся на бегу, случайно. Но в памяти — встречи за сто-

И длинна, как путь домой, моя строка.

лом, одна из недавних была на дне рождения Сергея Мокроусо-

Игорю повезло поработать сразу после института под ру-

ва, который в очередной раз собрал своих друзей. Помню, как

ководством знаменитого невропатолога Бабченицера, который

мама сказала папе: «Племянник завуча не может быть невоспи-

сразу заметил одарённость молодого специалиста, и, уходя, по-

танным». Это она — о Сергее, дядя которого был завучем 20-й

рекомендовал на должность заведующего отделением именно

школы. Мама не ошиблась — Сергей оказался действительно

Игоря. По-моему, он стал если не самым молодым заведую-

воспитанным и добропорядочным (слово — не из сегодняшне-

щим, то одним из самых молодых, это точно. И уже очень скоро

го лексикона). Но, думаю, причина этого — не родство с зав-

к нему на приём записывалась длинная очередь. О таких, как

учем. Он такой от природы. От мамы и папы. И хорошо, что он

Игорь, говорят: «Врач от Бога». И друг — тоже. Всегда с благо-

не меняется. Хотя, в школе, если бы нужно было охарактери-

дарностью вспоминаю его надпись на обложке моего выпуск-

зовать его одним словом, я бы сказал: «Спортивный». И ещё —

ного фотоальбома (понадписывали тогда все — всем) — «Золо-

«поэтичный». Он писал стихи и показывал их одноклассни-

тому Спектору — ещё больших успехов». С моей заниженной

кам, и я запомнил строки о «20-м веке, как двадцатом этаже

самооценкой это было очень важно. Спасибо, Игорь.

современности». Это было интересно и необычно. Со своим

закадычным другом Юрой Шпаргалюком они были лидерами

* * *

всех спортивных игр и соревнований. Как эта его спортивность

Все из больницы видится желанней. И будний день в окне —

сочеталась с поэтическим романтизмом — трудно сказать. Тем

картиной в раме.

более, ещё труднее было предположить, что во взрослом воз-

И отступают схватки и победы, а наступают завтраки, обеды.

И день, и вечер, и тоска о доме халат на плечи. Строчка в томе

расте к ним добавятся прагматизм лидера и аналитический

Напомнит жизнь без суеты и позы,

талант просчитать ситуацию, сделав единственно правильный

в которой кровь соленая как слезы.

выбор. Что ж, видимо, это и помогло ему добиться самых зна-

чительных результатов в жизни из всего нашего школьного вы-

* * *

пуска. Вот, как о нём было написано в «Нашей газете»:

Где же наши с тобою друзья?

Сквозь молчанье идем, как сквозь строй.

Только память твоя и моя их улыбки ведет за собой.

Прошлых радостей, прошлых обид гаснет эхо. А может быть, нет?

ЭНЕРГИЯ ДВИЖЕНИЯ

Что же сердце болит и болит на исходе счастливейших лет.

На исходе счастливейших лет, на пороге неведомых зим,

В альбоме «Лучшие предприятия Украины», который издаёт-

Где все меньше веселых побед, что же мы все молчим и молчим…

ся Ассоциацией качества при поддержке Союза промышленни-

ков и предпринимателей, транспортную отрасль и одновремен-

Проходим сквозь жизнь иногда под аккомпанемент молча-

но Луганскую область представляет научно-производственный

ния, иногда — слыша грохот снарядов (чего быть не должно

центр «Трансмаш», ставший лауреатом Конкурса качества в но-

и не предполагалось)… Но чаще всего — в сопровождении буд-

минации «Крупные предприятия» и получивший сертификат

ней и будничных забот (что тоже хорошо). Нечасто встречаем-

Европейского фонда управления качеством «Признание совер-

ся с друзьями (что хуже), зато, встретившись, вспоминаем толь-

шенства в Европе». В чём причина успеха завода, занимающе-

176

177

гося производством подвижного состава и электронного обо-

— Чем на предприятии вы гордитесь больше всего?

рудования для железных дорог? Лучше других это, вероятно,

— Трудно быть оригинальным, отвечая на этот вопрос. Ко-

знает создатель и руководитель коллектива Сергей Мокроусов.

нечно, людьми, рядом с которыми работаю. Мы вместе пыта-

емся преодолевать трудности, стараемся всё делать так, чтобы

Из личного дела

не было стыдно перед нашими детьми. Вместе решаем пробле-

Мокроусов Сергей Дмитриевич, коренной луганчанин.

мы, стоящие перед нами. Их много, они возникают каждый

В 1973 году окончил Ворошиловградский машиностроитель-

день, но это — примета жизни. Среди нас — члены-корреспон-

ный институт по специальности инженер-электромеханик, денты Транспортной академии, специалисты с учёными степе-

кроме того, окончил и получил соответствующие дипломы

нями, люди, имеющие колоссальный опыт работы на лучших

Института патентоведения, а также Международных курсов

производственных предприятиях региона, бывшие офицеры, руководителей предприятий и организаторов производства

отличающиеся высокой трудовой дисциплиной и чувством от-

в Германии, Франции и Англии. Изобретатель СССР, кандидат

ветственности к порученной работе. Есть в коллективе и члены

технических наук, заслуженный работник промышленности

творческих союзов, таких, как журналистский и писательский, Украины, академик Транспортной Академии, автор нескольких

лауреаты премий. Всё это способствует повышению культуры

книг стихов и очерков, лауреат литературной премии имени

производства, стимулирует молодых коллег к профессионально-

Владимира Даля. С 1972 года по 1996 год работал в централь-

му росту, создаёт творческую атмосферу, в которой стремление

ном конструкторском бюро компании «Лугансктепловоз», где

к совершенству во всех его смыслах становится естественной по-

прошёл путь от инженера до заместителя главного конструк-

требностью. У нас есть свой гимн и флаг, учреждены почётные

тора. С 1998 года — председатель правления — генеральный ди-

знаки отличия «За вагомий внесок в розвиток підприємства”, ректор НПЦ «Трансмаш». Человек года по версии фонда «Благо-

которыми награждаются сотрудники за выполнение особо важ-

вест» в номинации «Лучший производственник».

ных заданий, за проявленную инициативу и самоотверженность

в труде. Регулярно определяются и поощряются лидеры трудо-

Без качества нет количества

вого соревнования. Важно, что «Трансмаш» оснащается и обо-

— Название предприятия раскрывает суть его деятель-

рудуется на достойном уровне без внешних инвестиций, исклю-

ности — объединение научных изысканий и производства

чительно за средства предприятия.

локомотивов, грузовых вагонов, тележек, узлов, механизмов

— Что вы вкладываете в понятие «качество», какие пробле-

и комплектующих деталей, а также электронных изделий для

мы приходится преодолевать, добиваясь поставленных целей?

рельсового транспорта. «Трансмаш» способен выпускать са-

— Идеал для потребителя — высокое качество и низкая

мую широкую в СНГ номенклатуру колёсных пар, обеспечи-

цена. Мы стремимся к тому, чтобы выпускать именно такую

вая заказы железнодорожников Украины и стран ближнего

продукцию. Тем более, что качество наших колёсных пар, кото-

и дальнего зарубежья. К совместной работе привлечён ряд за-

рые используются во всех видах подвижного состава, является

водов, научно-исследовательских и проектно-конструкторских

одним из показателей безопасности и надёжности железно-

институтов, а также высококвалифицированные специалисты

дорожного движения. И потому качество для нас — наибо-

отрасли, что позволило успешно осваивать производство ново-

лее полное соответствие всем требованиям, которые предъ-

го оборудования, участвовать в создании дизель- и электропо-

являются к выпускаемой нами продукции. Главная проблема, ездов, пассажирского и маневрового тепловоза.

на мой взгляд, лежит не в области высоких технологий или

дефицита финансов, а в человеческой психологии. Трудней

178

179

всего, преодолеть стереотипы мышления, воспитать в себе от-

которого аккумулируется в наших судьбах, реализуется в спо-

ветственное и творческое отношение к делу, способствующее

собностях и поступках. Каждая судьба, будучи неповторимой, ритмичной и стабильной работе всех технологических звеньев.

тем не менее, подтверждает эту закономерность. Не мыслю

А ведь именно в этом — в постоянном стремлении к совершен-

жизнь без спорта, особенно футбола. А ещё увлекаюсь поэзией.

ствованию каждого на своем рабочем месте — залог высокого

Стихи люблю и пишу. Правда, круг моих читателей ограни-

качества и успешной работы завода.

чивается близкими друзьями и родственниками. Любимые по-

эты — Шевченко, Пастернак и, конечно, Пушкин.

Миссия выполнима

Что касается личных планов, они связаны, прежде всего,

— Что дало вам участие в Национальном конкурсе каче-

с семейным благополучием, реализацией своих способностей

ства?

двумя дочерьми, которых, как всякий отец, очень люблю. Глав-

— Очень важно в своём движении «остановиться на мгно-

ное в жизни, конечно, здоровье, без которого невозможно всё

вение и оглянуться», проанализировать путь, сравнить до-

остальное. Кроме этого, считаю очень важным в полной мере

стигнутые результаты с европейским уровнем, поставить но-

реализовать способности, дарованные Богом и судьбой, причём, вые задачи. Много значит общение, обмен опытом с лидерами, реализовать честно, полагаясь на порядочность, дружбу и вза-

представителями лучших предприятий страны. А что касается

имовыручку. На этом основана и жизненная позиция. Стараюсь

выводов, которые мы сделали в процессе движения к совер-

не забывать, что удача — постоянная готовность использо-

шенству, то, во-первых, как это ни банально, ему нет предела.

вать предоставленный шанс. Последние годы у всех нас жиз-

Во-вторых, мало быть просто профессионалом, нужно быть

ненное кредо выражается словами «невзирая ни на что». Это

влюблённым в своё дело, реализуя в нём все свои способно-

очень трудно — добиваться успеха, преодолевая сопротивление

сти. В-третьих, руководитель должен быть лидером во всех

не только материала, но и субъективных материй, среди ко-

аспектах, задавая тон в работе, показывая пример отношения

торых зависть и озлобленность, эгоизм и чванливое самодур-

к труду, демонстрируя позитивные человеческие качества. Всё

ство. Но и жаловаться на судьбу — последнее дело. Ведь не зря

это отразится и на производственном процессе, и на качестве, говорят, что неудачники верят в удачу, люди удачливые верят

и на престиже предприятия. Миссия «Трансмаша» выглядит

в себя. Мне нравится фраза Пушкина о том, что несчастье —

в нашем понимании следующим образом:

хорошая школа, но счастье — лучший университет. Всем нам

«Выпуская широкую номенклатуру конкурентоспособной

посчастливилось родиться, а дальше каждый ковал свою судь-

продукции для железнодорожного транспорта, отвечающей

бу самостоятельно. Мне было интересно заниматься тем, международным стандартам и требованиям потребителей, что я делал на протяжении жизни. И когда мы организовыва-

обеспечивая заботу об окружающей среде и человеке, постоянно

ли совершенно новое предприятие, я вкладывал в дело не толь-

совершенствуясь и развиваясь, добиться международного при-

ко знания и опыт, но и все свои жизненные принципы. Моему

знания и способствовать развитию региона и страны».

поколению было особенно трудно перестроиться, найти себя

Считаю, что главное — чтобы работа приносила удоволь-

в реалиях нового времени. Ведь нас не учили бизнесу, менеджмен-

ствие, а не была повинностью, приносящей кусок хлеба.

ту. Но зато учили работать на совесть, быть справедливыми

и честными, ценить дружбу. Наверное, мне повезло в том, что

Вольная тема

рядом — надёжные друзья, хорошие специалисты, как принято

Не зря говорят, что жизнь — это вечное движение, энергия

сейчас говорить, сильная команда. Уверен, что высокая цель

в процессе её достижения способствует самосовершенствова-

180

181

нию, раскрывает новые способности, помогает творческому

цию, и сегодня уже известный во многих странах мира. Собрал

и профессиональному росту. Хотя всё это относится не толь-

коллектив, который ему поверил, пошёл за ним, причём, стал

ко к отдельным личностям, но и к государствам. На мой взгляд, настоящим лидером во всех отношениях. Постепенно к нему

перед Украиной сейчас тоже необходимо поставить задачу

пришли лучшие специалисты не только в области, но и в от-

максимально реализовать весь свой потенциал, природный, ин-

расли. Начал оснащать станками и другим оборудованием пу-

теллектуальный, технологический, чтобы в жизни общества

стовавшее несколько лет громадное здание бывшего автосбо-

наступили долгожданные и кардинальные перемены к лучшему.

рочного завода. Я видел, что там было вначале — горы мусора, Не сомневаюсь, что так и будет. Чтобы развивать производ-

битый кирпич… Сегодня — заводской цех, как с картинки за-

ство, повышать его уровень, необходимо новое оборудование.

падных производственно-рекламных журналов. С инженер-

На его приобретение нужны немалые средства, которых всег-

но-конструкторским центром, со столовой, больше похожей

да не хватает. Как говорится, деньги есть, но их нет. А кроме

на модное кафе, с медицинской амбулаторией, современными

оборудования нужны специалисты, профессионалы, относящи-

раздевалками и душевыми… Причём, всё — без инвестиций, еся к делу с полной самоотдачей.

вкладывая в создание завода всё, что удавалось заработать, Нужны энтузиасты. Кстати, в последнее время это сло-

оформляя кредиты, приобретая бывшее в эксплуатации обо-

во почему-то не в почёте. А без этого трудно рассчитывать

рудование и доводя его силами ремонтной службы до идеаль-

на победу в жёсткой конкурентной борьбе.

ного состояния. Каждый год осваивались новые и новые виды

А путь к успеху — через преодоление себя, обстоятельств, изделий, наращивались объёмы производства. Люди работали

объективных и субъективных трудностей. И всё это на фоне

с душой, и завод отвечал взаимностью — зарплата была одной

максимальной самореализации именно в том деле, которое

из самых высоких в стране. А какой был научно-исследова-

тебе дано от природы. Иначе даже успех будет вымученным

тельский центр, который разбомбили во время войны! Вместе

и недолгим. У счастья множество определений. Все они в чём-то

с ним попали под снаряды автоцех, отдел кадров, проходная.

правдивы. Кто-то сказал, что счастье — это удовольствие без

Если бы не война и связанный с ней кризис, «Трансмаш» уже, раскаянья. По большому счёту мне не в чем раскаиваться. А лю-

наверное, осваивал бы самолёты или, по крайней мере, обору-

бимая работа, общение с родными и друзьями удовольствие до-

дование к ним. Молодец Сергей. А в школе был такой скром-

ставляют. Хотя, пессимисты считают, что хорошо только

ный. Но сплав спорта, поэзии, сверхмощной энергетики, в кон-

там, где нас нет. Оптимисты при этом добавляют: «Но мы

це концов, проявился во всей своей многогранности именно

там будем». Хочется быть оптимистом. Не зря ведь поэт на-

в «Трансмаше». Причём, стихи он продолжает писать тоже. Вот

писал: «Есть у судьбы в запасе ещё пять лепестков. В несбы-

несколько из них:

точное счастье поверить я готов».

Ну, а можно ли назвать счастливым человеком меня — от-

* * *

вет не в настоящем. Он — в будущем, движение к которому

Учитесь быть счастливыми, друзья,

невозможно без выпускаемых нами колёсных пар. А энергия дви-

гармонию в свое вплетая эго.

жения придаёт сил на этом бесконечном пути под названием

Проникнув в личные покои бытия,

«жизнь».

добавьте кванты радости и смеха.

Действительно, то, что удалось совершить Сергею, — пора-

Контроль держите над энергией, друзья,

эмоциям своим даруйте равновесье.

жает воображение. Создал, практически, с нуля завод, выпу-

И чакр очищенных стезя раскроет истин поднебесье.

скающий достаточно сложную машиностроительную продук-

182

183

Умейте управлять сознанием, друзья,

* * *

чтоб мысли добрые вокруг парили.

Лежат премудрости в портфеле, тащу портфель я еле-еле, И разума животворящие поля

В дневник упрятана душа. В пенале ручка наливная,

успех и благоденствие дарили.

В кино картина неплохая, да и погода хороша.

О счастье — то мои друзья, семья, любовь.

Но я пройду две остановки, не нарушая установки.

Ты вне пространства, времени и моды.

Дневник открою и тетрадь. Ещё учиться и учиться,

И жизни смысл, и мироощущенья кровь,

Надеждам сбыться и не сбыться. И все еще решать. Решать.

и квинтэссенция праматери природы.

Есть такая пословица: «Вот тебе монетка, иди позвони

* * *

всем свои друзьям». Это к тому, что много друзей быть не мо-

— Заговори, чтоб я тебя увидел, — сказал Сократ

жет, даже среди одноклассников. Или, вернее, близких дру-

И он был прав стократ. Язык — он мыслей выраженье

зей. Всё же, общение в течение нескольких лет притирает друг

Иль искаженье, если разум ты обидел.

Ведь наши уши смотрят прямо в души,

к другу даже тех, у кого взаимные шероховатости. Думаю, могу

Зеркально отражая нас.

сказать, что со всеми в классе у меня были хорошие отношения.

А восприятье — истинный художник, рисует без прикрас.

Кроме тех, о ком написал, с кем судьба подарила дружбу на всю

жизнь, хочу обязательно вспомнить Алика Куценко (светлая

* * *

память), который даже на пионерском сборе требовал, чтобы

Мои друзья, в вас корни моей жизни.

обращались друг к другу не по фамилиям, а по именам («Мы же

Вы — почва благодатная для радости моей.

друзья, — говорил он, — а у друзей должны быть имена»). Я это

Стремленьем Вам добро дарить, желанье мое, брызни.

запомнил. И отношение к Алику изменилось, стало более тё-

Общенья с Вами сердцу нет милей.

плым, близким. Мы бывали друг у друга в гостях (жили-то

Мои друзья — основа общих планов,

Плечо надежи в буревеях дней.

рядом), но, всё же, интересы уже тогда были разные. Потому, Вы — замыслов неистребимых гамма

наверное, дружба осталась на уровне «боевой» готовности —

И коллективный взор, которому видней.

улыбнуться при встрече, откликнуться, помочь, если вдруг

Мои друзья — источник всех успехов,

понадобиться… Последний раз мы виделись, когда я учил-

Вы — гордость и ниспосланный судьбою дар.

ся на пятом курсе, а он уже отслужил армию, и при встрече

Души моей услада и утеха и блеск багряно-огненных стожар.

долго рассказывал о всех тонкостях и премудростях армейской

Мои друзья — Вы мой кумир. И дружба, что внутри и вне

службы. Я, конечно, слушал и запоминал слова бывалого во-

Вы — это мир. А он во мне.

ина (не пригодилось, правда, ничего, всё было по-другому).

А потом он утонул в Донце. Несчастный случай. А в моей душе

Интересно, что вместе с Сергеем на «Трансмаше» работа-

он так и остался добрым мальчиком. Аликом Куценко. Утонул

ют ещё два наших одноклассника. Слава Тригубенко, у кото-

в Донце и Гарик Плотников… Сейчас бы о нём сказали — «ма-

рого с детства были золотые руки и который умеет делать всё

жор» (его папа работал в обкоме партии, и это было заметно, и даже больше. Причём, делать хорошо. И Юрий Шпаргалюк, как говорят, без микроскопа). Но тогда он был просто уверен-

чей острый, аналитичный ум, помноженный на спортивную

ный в себе, спортивный (правда, уже тогда предпочитавший

реакцию, помог добиваться победы не только в спорте и КВН, пиво остальным напиткам), модно одевавшийся красавчик, но и в юридических баталиях.

к тому же, остроумный и, надо отдать должное, дружелюб-

184

185

ный. Гарик… По-другому его не звали, это было его желание.

в Москве, и, может быть, там какой-нибудь Шурик тоже гово-

Видимо, его мама тоже посоветовала ему дружить с Игорем, рил ему: «Надо, Федя, надо». Хотя, вряд ли. Время уже было

и потому мы иногда встречались у него в гостях. Близкими

другое. Впрочем, время как раз не меняется и никуда не ухо-

друзьями не стали, но уровень приятельских отношений осво-

дит. Меняемся мы, постепенно уходя и оставаясь в своей па-

или на твёрдую «четвёрку». Во взрослой жизни он был врачом.

мяти теми, кем были и остаёмся для себя и для самых близких.

К сожалению, недолго.

Во все времена бокс — занятие для сильных и мужественных.

В нашем классе такими были Павел Бритвин и Костя Фокин,

* * *

стройные, мускулистые, уверенные в себе. Бритвин перешёл

Простодушие первого класса, озабоченность выпускного…

в другую школу, и лишь спустя много лет мы возобновили

И взрастает критической массой то ли жизнь, то ли вещее слово.

общение, заочное, на «Одноклассниках» (привет, Паша!). Сте-

Снова прошлого слышится эхо — это в будущем тает дыханье

пенная осанка и солидная комплекция выдают в нём полков-

Расстояньем от плача до смеха сквозь молчанье,

прозренье,

прощанье…

ника в отставке, которому боксёрская школа, видимо, пошла

на пользу. А с Костей Фокиным мы готовились вместе к вы-

Говорят, жизнь похожа на кино, в той же степени, что

пускным экзаменам, выезжая на берег Луганки в парке имени

кино — на жизнь. Ну, смотря какое кино… Например, «Опе-

Горького, где в те годы был приличный песчаный пляж. В сво-

рация Ы» оказала заметное влияние на неокрепшие школь-

ём нынешнем виде парк — классический образец разрухи.

ные умы середины 60-х годов. И если у хунвейбинов в Китае

Странно, в тридцатые годы нашлись средства и силы, чтобы

был свой цитатник, то этот фильм стал лексическим кладом

превратить заброшенную лесополосу в один из лучших пар-

для большинства школьников от Москвы до самых до окра-

ков, с массой хорошо продуманных мест для отдыха. Там были

ин. Мы тоже смотрели его несколько раз, а наш друг и това-

аттракционы, фонтаны, несколько кафе, детские площадки, рищ Володя Козырев, мощный и добродушный, даже успешно

аллеи со скамейками, читальный зал с солярием на крыше, примерил на себя образ Феди. Он не только сыпал фразами

парашютная вышка…

из «Операции», но и ломал кирпичи, сначала о колено, а по-

том и об голову, правда, в фуражке. Секции отопительных

Мой приятель, прочитав часть этих записок, заявил, что

батарей не раздвигал, но и без этого был очень достоверен.

их главный недостаток в любви к СССР, и, следовательно, Иначе, как Федя, потом его не звали. И вот как-то мама Толи

я — адепт Советской власти. При Советской власти я прожил

Нодельмана, встретив маму Козырева, приветливо поинтере-

40 лет, и, естественно, успел разглядеть её достоинства и недо-

совалась: «Как там Ваш Федя»? Озадаченная мама героя по-

статки, коих было немало. Но и хорошего было много. И вспо-

шла разбираться, кто это в её семье Федя и почему. Об этом

минать об этом — не считаю признаком любви или ненависти, случае было рассказано на классном часе. Но, поскольку Во-

это — нормально. Нельзя же постоянно говорить только о том, лодя не обижался, и ему даже нравилось, когда его так назы-

что было плохо. Его и сейчас — больше, чем надо. И лживая

вали (он ведь ощущал, что это было, что называется, любя), демагогия — на каждом шагу. Почему на западе в своё время

то инцидент был исчерпан сам собой. Володя, сын офицера, не постеснялись перенять некоторые позитивные черты соци-

хотел быть моряком, поступал в Севастопольское училище, альной политики советского государства? А у нас — признак

но по каким-то показателям не прошёл конкурс. Стал инже-

хорошего тона — с кривой ухмылкой пинать прошлое, забы-

нером, долгое время работал на строительстве жилых домов

вая всё доброе и выпячивая только недостатки. И занимаются

этим те, кто при Советской власти были по-настоящему обла-

186

187

сканы, состояли в КПСС, защитили диссертации, сидели в ру-

большинство из нас намёка её не поняли. С Костей мы встре-

ководящих креслах, учили других быть верными ленинцами.

тились в «Трансмаше» (место встречи изменить нельзя), где он

Странный, конечно, отбор был у партии, особенно времён за-

после выхода в отставку недолгое время работал. Это был и ра-

стоя. Легко принимая подонков, нормальных людей боялась, достный, и грустный взгляд в потускневшее зеркало детства.

как огня. Потому, возможно, и финал такой. Вернее, не только

потому, но и поэтому тоже. Сегодня в моде — злорадство, ехид-

* * *

ничанье, пакостность. Я не стремлюсь быть модным. Я просто

Школьные красавцы, лидеры атак…

вспоминаю то, что было. И стараюсь не врать.

Будущее в их глазах сверкало.

И казался вечным юности пятак,

* * *

щедрой сдачей выпускного бала.

Что делать, если все, что было — было плохо?

Всё стареет в мире — лица и вино.

Винить себя, родителей, эпоху?..

Медь тускнеет и проходит мода.

Из красного сквозь красное течет мгновенье,

Мы, как Атлантида, падаем на дно,

и цвета крови — каждое сердцебиенье.

ощущая трудность перевода

Куда бежать, откуда, в чем причина?

Красоты и силы — в дряблость впалых щёк,

Чьи проявляются следы в житейской глине?

будущего — в памятные даты.

Искать в чужой судьбе ответ — напрасно.

Будто через годы слышится звонок,

Свой календарь, свой белый свет.

и часы спешат, спешат куда-то…

И красный.

Вспоминали мы «Трансмаш» и в разговоре с ещё одним на-

* * *

шим одноклассником — Юрой Скорченко, который и сейчас

В душе, и в округе — неравновесие.

в свои «после шестидесяти» — видный жених. Он интересо-

Над страной — словно тень мракобесия.

вался яркой дамой-сотрудницей «Трансмаша». Вспомнили

Все законы — на личных контактах, аргументы забывают о фактах.

«инте-инте-интерес, выходи на букву «С». Это и о нас с ним.

Все естественно и очень странно.

В конце десятого класса мы с Юрой решили участвовать в кон-

Все глубины — не глубже кармана.

курсе журнала «Журналист», победители которого принима-

лись на факультеты журналистики нескольких университетов

А Костя Фокин тоже стал полковником (бокс, видимо, рас-

без экзаменов. Выбрали тему «Сын века и дитя века — в чём

полагает к этому званию), потеряв, к сожалению, на карьерном

сходство и отличия». Сначала думали писать в соавторстве, пути свою осиную талию. Как он сам сказал, «служба была та-

а потом поняли, что в конкурсе — «каждый сам за себя», кая, что приходилось работать и печенью тоже». Помню, как

но помогать друг другу никто не запрещал. В-общем, написа-

учительница биологии Елена Владимировна, которая называла

ли и отправили. Никаких ответов не получили, но в майском

его стройным, как тростинка, спросила: «Фокин, как Вы наде-

номере журнала были опубликованы результаты конкурса.

ваете свои джинсы (у него они были настолько плотно приле-

И в них я читаю, что среди победителей — В. Спектор. Только

гающими, что казались продолжением кожи), мне кажется, вы

из города Кишинёва. Как я ему завидовал, этому, как выясни-

их натираете мылом». На что Костя ответил: «А я их вообще

лось, Виктору Спектору. Интересно, окончил ли он универси-

не снимаю». «Что ж, шагреневая кожа Вам ещё о себе напом-

тет, стал ли журналистом?.. Судьба. А мы с Юрой поступили

нит» — промолвила в ответ учительница, и, думаю, абсолютное

в машиностроительный. С ним и его сестрой связана интерес-

188

189

ная история, о которой я (всё же, став, в конце концов, журна-

жения, после окончания войны они смогли выехать не на Ро-

листом) написал:

дину, где их, по всей вероятности, ждали новые, теперь уже си-

бирские лагеря, а в Англию. Помогло то, что в паспорте Галины

местом рождения была обозначена Галиция, принадлежавшая

КРАТКАЯ ИСТОРИЯ БЕСТСЕЛЛЕРА ПО-УКРАИНСКИ

одно время Польше. Почти 60 лет сёстры и их семьи не имели

никаких вестей друг о друге. Иметь родственников за границей

Резонный вопрос — какая связь между автором романа, из-

в Советском Союзе было не менее опасно, чем гремучую змею

данного в Англии, ставшего лауреатом премии Вудхауз и во-

под боком. И потому о поисках родных не было и речи. В Ан-

шедшего в десятку наиболее популярных книг Европы прошло-

глии за это время появилась на свет ещё одна девочка Марина, го года, и провинциальным Луганском?

а в Луганске — её двоюродный брат Юрий. Только в 2004 году

Оказывается, связь самая непосредственная, ибо родители

интернетовский запрос Марины (уже успевшей написать и из-

автора книги «Краткая история тракторов по-украински» Ма-

дать свою «тракторно-семейную» сагу) был замечен ещё одной

рины Левицки до войны жили именно в Луганске. А потом…

родственницей — Ольгой Очеретько, жившей к тому времени

в Израильском Ашдоде (как изумлён был бы дедушка Митро-

фан, узнав об этом!). Марина попросила откликнуться всех, кто

ПОБЕДИТЬ — ЗНАЧИТ ВЫЖИТЬ…

что-нибудь знает о судьбах представителей семей Очеретько-

Они выжили в той страшной войне, две сестры Очеретько, Левицких. Интернет оправдал ожидания, и англичане с укра-

Оксана и Галина, дочери знаменитого подполковника Митро-

инскими корнями (Галины, увы, к тому времени уже не было

фана Очеретько, стоявшего у истоков Украинской армии, Геор-

среди них) узнали, что в Луганске живёт и здравствует тётя

гиевского кавалера, чьё имя после 1929 года страшно было про-

Оксана с сыном Юрием, которые уже, откровенно говоря, по-

износить вслух. Ведь он был тогда расстрелян, как бандит и враг

теряли надежду узнать что-либо об исчезнувших в войну род-

Советской власти. Но не зря говорят — всё меняется, и сегод-

ственниках. Победить — значит выжить — именно так говорит

ня о Митрофане Михайловиче пишут книги, а сам он, человек

в романе старшая сестра, вобравшая в свою судьбу ужас тру-

храбрый и не изменивший своим принципам, занял почётное

дового лагеря, (и от этого ставшая более замкнутой, жёсткой, геройское место в истории Украины. Но вернёмся к его доче-

прагматичной) младшей, рождённой уже после войны. Они по-

рям. Оксана вышла замуж за влюблённого в кино Александра

бедили. Но это была, воистину, победа со слезами на глазах.

Скорченко, который, пройдя войну, где стал инвалидом, всю

дальнейшую жизнь руководил киностудией в Луганске. Мужем

В РОМАНЕ, КАК В ЖИЗНИ

Галины стал Пётр Левицкий, талантливый инженер, работав-

ший и в авиационной промышленности, и в тракторостроении

Очень любопытно нам, живущим в Украине, познавать

(вот они, истоки истории тракторов). Кстати, отец Петра, Алек-

жизнь бывших земляков на новой Родине (бывает ли такое?).

сей Левицкий, был ректором Полтавского учительского инсти-

Нет, они и в Англии, решая бытовые и профессиональные про-

тута, и даже недолгое время министром образования при Ди-

блемы, нет-нет, и вспоминают о стране, где Днепр и Черно-

ректории. Война разлучила сестёр навсегда. Галина с маленькой

быль, Донбасс и Карпаты, Слобожанщина и Полесье создают

дочкой была вывезена на работу в Германию. В лагере (чудеса

неповторимое сочетанье (порой, и не сочетающееся), которое

бывают!) встретилась с мужем. Пройдя сквозь мучения и уни-

невозможно забыть, которое манит своим прошлым и настоя-

щим, озадачивает будущим.

190

191

«Мама (Галина) знала, что такое идеология и что такое

Он и о современной Украине говорит достаточно резко: голод. Когда ей был 21 год, Сталин решил, что голод можно ис-

«Сичас наша любима батькивщина у лапах преступников…»

пользовать, как политическое оружие против украинских кула-

На что дочь, прообраз автора книги, замечает:

ков. Она знала — и это знание никогда не покидало её все 50 лет

«У власти всегда стоят одни и те же люди. Они могут на-

жизни в Англии, а затем проникло в сердца её детей, что за ло-

зывать себя коммунистами, капиталистами или глубоко рели-

мящимися полками и изобильными прилавками по-прежнему

гиозными людьми, но их единственная цель — удержать власть

рыщет голод — скелет с вытаращенными глазами, только

в своих руках. Всей промышленностью в России сейчас владеют

и ждёт подходящего момента, чтобы сцапать тебя, едва за-

бывшие коммунисты. Вот они-то и есть алчные коммерсанты.

зеваешься. Сцапать и запихнуть в поезд, или бросить на те-

А профессионалам из среднего класса приходится тяжелее всего».

легу, или загнать в толпу беженцев и отправить в очередное

Слышать подобное из уст участников отечественных прямо-

путешествие с неизменной станцией назначения — смерть.

эфирных телепрограмм уже привычно и тривиально, но читать

За пятьдесят лет экономии, консервирования, стряпни и ши-

в книге, написанной в Англии, любопытно. Созвучие мыслей

тья она приготовила для голода ответный удар и по ночам чув-

полное. (Кстати, невзирая на эти нелицеприятные строки, книгу

ствовала себя в безопасности, поскольку могла отдать всё это

перевели на русский язык и издали в России. Украинских изда-

в дар своим детям — в случае, если голод всё же нагрянет».

телей этот роман пока не заинтересовал. Странно, не правда ли?) Согласитесь, достаточно необычное мироощущение для

жителя благополучной Англии. Но так устроена наша память,

ЖИЗНЬ, КАК СЮЖЕТ ДЛЯ НОВОГО РОМАНА…

что хранит не только хорошее, но и плохое.

И потому о страшных событиях начала 30-х годов в Украине

Роман о жизни украинской ветви фамильного дерева Оче-

говорят не только украинские парламентарии, но и герои кни-

ретько пока не написан. Хотя Юрий Скорченко, так же, как

ги, изданной в Лондоне:

Марина Левицкая, преподаёт социологию в университете.

«Мама говорила, что целью голодомора было сломить дух

Не в Оксфорде, как сестра, а в Восточно-украинском нацио-

народа и заставить его принять коллективизацию. Сталин

нальном, в Луганске.

считал, что крестьянский склад ума, отличавшийся узостью, Его мать всю жизнь проработала в управлении геологии, скупостью и суеверием, будет заменён благородным, товарище-

отец снимал документальные фильмы, но не о тракторах, а о те-

ским, пролетарским духом. («Шо за дурь! — говорила мама. —

пловозах и их создателях. А Юрий после армейской службы

Треба було спасать свою жизнь — от и весь дух. Исты и исты, в Туркменистане (это, как он говорит, отдельная повесть) по-

бо до завтра могло ничого не остаться»).

ступил на исторический факультет педуниверситета. Потом —

А вот, как вспоминает то время отец, инженер, всю жизнь

работа в школе, аспирантура и защита диссертации по теме: писавший историю тракторостроения, но за ней всё равно на-

«Комсомол Украины — помощник партии в повышении произ-

блюдавший историю человеческую:

водительности труда шахтёров» (трудно поверить в реальность

«Каки токо идиоты дорвались до власти! Когда конструк-

написанного, но это так). Защищался в Киеве, причём его на-

торы предложили заменить громоздкий чотырёхтактный

учным руководителем был известный историк Ярослав Кала-

движок маленьким двохтактным бензиновым двигателем, его

кура. Была и тема докторской диссертации — тоже связанная

запретили на том основании, шо переходить з чотырех так-

с методами повышения производительности труда в шахтёр-

тов сразу на два було слишком рыскованно. И розпорядились по-

ских коллективах Советского Союза. Но пришла перестройка, строить трёхтактный двигатель! Ха-ха!»

и Юрий Александрович поменял специальность. Говорят, что

192

193

только единицы способны начать всё с нуля. Он смог. Посту-

в окружающей действительности. Их пленил Киев монумен-

пил на юридический факультет университета, который окон-

тальностью Крещатика и Майдана Незалежности. Кстати, как

чил в 1998 году.

отметили гости, европейским оказался не только внешний вид

Говорит, что самым интересным было общение с дека-

города, но и цены на услуги. Отстаёт пока только уровень жизни.

ном Лидией Лазор, человеком самобытным и мудрым, уме-

Они побывали на Тургеневской, где когда-то жили родители, ющим не только рассказать, но и подсказать, как поступить

в Бабьем Яру, который и сегодня страшен, как памятник жесто-

в трудной ситуации. Потом 4 года работал начальником

кости. Гуляли по городу и разговаривали с людьми, и те их по-

управления юстиции Артёмовского района в Луганске (вот

нимали. Потом поехали в Полтавскую область, в родные места

там он, точно, насобирал много материалов для возможного

Митрофана Очеретько. Лубны, Дашев, хутор Николаевка, там

романа). Приходилось разбираться в самых разных ситуа-

нашли соседку, которая ещё помнила бравого Георгиевского ка-

циях — от неуплаты алиментов и невыполнения долговых

валера, помнила времена раскулачивания, когда поводом для ре-

обязательств до стрельбы по судебным исполнителям. После

прессий были наличие швейной машины или хороший урожай

«государевой» службы пришло время преподавания — сна-

яблок в саду… Очеретько не принял Советскую власть, которая

чала в институте культуры, а потом — в университете, где

лишила его звания, наград, всего, чего он добился верой и прав-

заведующий кафедрой социологии Борис Нагорный (тоже,

дой. Но в армии УНР под командованием Тютюнника он воевал

кстати, автор оригинальной книги рассказов) создал атмос-

не против неё, а за Украину. Только, чтобы это понять, нужно

феру творческого комфорта.

было, чтобы сменились несколько поколений. Время не только

— Мне интересно работать, общаться со студентами, на-

доктор, но и учитель. Оценки, правда, ставит с опозданием.

деюсь, это процесс взаимный, — говорит Юрий Александро-

Луганск не поразил воображения английских родственни-

вич, — думаю, и у Марины ощущения схожие.

ков. Но и не разочаровал. Радушие и гостеприимство Донбас-

В романе — в центре внимания семейная история и кон-

ской родни, терриконы на горизонте и дача на берегу Донца —

кретная ситуация повторной женитьбы овдовевшего отца ге-

всё это было из прежней жизни, которой они не знали наяву, роини. Семейная история Скорченко — тема будущего романа.

но которая была в них вместе с родительской памятью и рид-

Скажем только, что одна из его дочерей живёт не в Луганске, ною мовою серця. Кстати, о терриконах. Муж Марины Дэвид, а в Новой Зеландии. И это тоже примета времени, в котором

который в прошлом году приезжал в Украину по служебным

родственники за рубежом уже — не криминал, а лишь одна

делам, — член правления шахтёрского профсоюза. Он расска-

из возможностей познать окружающий мир.

зал, что английские шахтёры и сейчас с теплотой вспоминают

помощь советских коллег, посылки, которые им присылали

ВОНИ РОЗМОВЛЯЮТЬ НА МОВИ СЕРЦЯ

в конце 70-х, когда Маргарет Тетчер не дрогнувшей рукой про-

водила реструктуризацию отрасли.

Когда после телефонных разговоров и интенсивной перепи-

Шахтёрская солидарность дорогого стоит. Правда, в Англии

ски было решено, что Марина с дочкой Соней приедут в гости

уволенные шахтёры получали солидную компенсацию. Шахтё-

к украинским родственникам, вопрос о том, на каком языке они

ры Донбасса, узнав, как говорится на своей шкуре, что такое

будут изъясняться, не возник. Они, как и герои книги, «гово-

бездумное закрытие шахт, о компенсации и солидарности зна-

рять на мови серця», то есть, причудливой смеси украинского

ют лишь теоретически.

и русского языков, которые в их сознании за 60 лет переплави-

«Красивая страна, но бедные люди» — эта фраза младшей Ле-

лись в нечто неразъединимое, но понятное. Опять-таки, всё как

вицки — Сони, как бы подвела черту их пребыванию на бывшей

194

195

Родине. Они прощались, зная, что теперь уже не потеряют друг

Отчего ж так горько и обидно, словно порча губит часть души.

друга. Сейчас в письмах и телефонных звонках ведут речь о но-

А душа сама ведет дневник. Что-то помнит, что-то забывает.

вом визите, новой встрече. Марина пишет новую книгу. О чём

Страшно за меня переживает, что «пятерки» получать отвык.

она будет? Уже не о тракторах. О людях, о том, как не просто вы-

жить, найти общий язык, не забывая при этом мову серця.

«Как много девушек хороших…» Кто ж спорит с классикой.

В жизни бывает всякое, но не каждому достаётся. С этим

И у нас в 10-В их было много, и не просто хороших, а красивых

согласен и Юрий Скорченко, который со своей матерью, урож-

и умных (кстати, абсолютное большинство медалистов — де-

дённой Оксаной Очеретько, перечитывает изданный в Лондоне

вушки). Но мои отношения с лучшей половиной человечества

роман, находя в нём отголоски собственной судьбы. Кто знает, в отдельно взятом классном пространстве складывались му-

может быть, появится и украинское продолжение английского

чительно (для меня, конечно). Можно, наверное, оправдаться

бестселлера.

поздним развитием, но, если честно, то и с годами ситуация

мало менялась. Застенчивость никуда не делась, и подспудно

Не знаю, напишет ли Юра книгу или сценарий, но если ему

мозг и его окрестности терроризировала мысль о позорной

удастся оперное либретто, то музыку сможет сочинить ещё один

комплекции, парализуя активность и находчивость. Тем не ме-

наш одноклассник — Александр Харютченко, который окончил

нее, возраст брал своё, общение развивалось, хоть и ступенча-

Московскую консерваторию по классу Арама Хачатуряна, а сей-

то. Несколько раз я был приглашён на дни рождения (вероятно, час — преподаёт в академии культуры и искусств имени Ма-

по рекомендациям родителей, как отличник и положительный

тусовского. Александр — автор своего варианта оперы «Ромео

персонаж). Именинные застолья расширяли кругозор по части

и Джульетта», которую сам же поставил вместе со студенческой

горячих блюд и напитков (родительского дозволения удостаи-

труппой. Уже в школе было заметно, что Саша будет обязатель-

вались сладкие болгарские вина «Варна» и «Тамянка», а также

но профессиональным музыкантом — он окончил музыкальную

кислючий «Рислинг»). Но, в целом, оптимизма не добавляли.

школу, играл в городском оркестре (по-моему, на ксилофоне).

Отношения оставались сугубо товарищескими и дружески-

Помню, как учительница украинского языка Мария Ивановна

индифферентными. Хотя интерес, всё же, пробуждался и дал

сказала о нём: «Що з нього вимагати. Хлопець буде гарним музи-

старт первому несмелому чувству. Естественно, безответному, кою». Так и вышло. А вот Володя Мицык, который играл на пиа-

да ещё и информационно беспомощному. То есть, объект тай-

нино с той же лёгкостью, как мы разговаривали, профессиональ-

ных воздыханий о них и не подозревал. Зато у меня появилась

ным музыкантом не стал, хотя играл на танцах в легендарном

фотография девочки моей мечты (выпала из портфеля её под-

ансамбле в парке имени «Первого Мая».

руги, а я подобрал и не отдал). В общем, подобно Бальзаминову, Он стал учёным, доктором технических наук на кафедре

я тоже фантазировал на тему возможных (невозможных) вари-

«Технология машиностроения» в нашем машиностроительном

антов развития отношений. Но, не будучи фантастом от при-

институте, который теперь — университет имени Даля. Что ж, роды, трезво оценивал шансы и отдавал отчёт, что ничего мне

технология выиграла. Но музыка — проиграла.

не светит. Кто я, и кто она — красавица, спортсменка, комсо-

молка и т. д. Так оно и получилось. Каждый пошёл по зову своей

* * *

судьбы. Но в имени моей дочери — имя первой невинной и без-

Дневники с «пятерками» хранил, а в подвале было сыровато.

обидной любви. А ещё меня утешала поздравительная открыт-

Порчей дневники мои объяты, и забвеньем — все, что я учил.

ка, которую подарили девочки в десятом классе на день Со-

В дневниках — оценки хороши. А за ними ничего не видно.

ветской армии и военно-морского флота. В ней было лестное

196

197

пожелание, чтобы мои стихи радовали сердца людей. И напи-

с возможными неудачами. В то же время, невольно подстёги-

сано это было рукой той, которая являлась в мечтах. Открыт-

вало процесс совершенствования. Так что, во всём свой прок.

ку храню и по сей день. А лучшего пожелания даже придумать

невозможно. Во взрослой жизни с тремя одноклассницами ра-

* * *

ботал на заводе. Лена Соколик (светлая память) была врачом

Открыта в комнату воспоминаний дверь,

в заводской поликлинике, а Тамара и Катя Кузнецовы (тогда

хотя скрипит и поддаётся туго…

они уж перестали быть однофамилицами) — инженерами-

Не списки кораблей — находок и потерь —

конструкторами. С Катей связано очень тёплое воспоминание

зовут, перекликаются друг с другом…

из восьмого класса, когда я забыл дома карандаш, а без него

Тугие паруса и ветер молодой,

солёный привкус встреч и расставаний…

учитель черчения в класс не пускал. У меня был такой поник-

И память, что наполнена живой водой,

ший и расстроенный вид, что Катя (добрая душа) побежала, не делит взмах — на «поздний или ранний».

вытащила из портфеля свой и вручила мне. Это запомнилось

Где похвалы бутон, а где угрозы плеть —

на всю жизнь. Спасибо, Катя! Удивительные, трепетные ощу-

не разберёшь, не сыщешь пятый угол…

щения испытывал, когда работал в телекомпании «Эфир». Она

И нелегко понять, тем более смотреть,

располагалась в бывшем здании нашей школы, которую на год

как за любовью мрак идёт по кругу.

раньше меня окончила и директор компании Татьяна Коженов-

ская. Её кабинет был оборудован на месте бывшего класса био-

* * *

логии. Рядом когда-то был кабинет математики, украинского

Лежит судьба, как общая тетрадь, где среди точек пляшут запятые, Где строки то прямые, то косые, и где ошибок мне не сосчитать.

языка… Каждый день мы невольно возвращались в мир дет-

Бежит строка в дорожной суете, и я, как Бог за всё,

ства, и в синхронах молодых журналистов вдруг отзывались

что в ней — в ответе.

эхом школьные коридоры, а на экранах мониторов проступали

А в небесах рисует строки ветер. Он в творчестве всегда на высоте.

незримые тени любимых учителей и школьных друзей. У меня

А у меня сквозь низменность страстей, невольную

тогда был трудный период. Проблемы со здоровьем жены на-

печаль

воспоминаний

кладывались на издевательское неприятие некоторых чванли-

Таранит, разбивая жизнь на грани, строка любви, парящая над ней.

вых «широко известных в узких кругах» телегениев местного

масштаба. Я мучительно вписывался в замкнутый круг закля-

«Как быстро и грозно вертится земля, и школьные старятся

тых друзей. В какой-то мере преодолеть всё это помогала до-

учителя! Нет силы смотреть, как стареют они за мирные дни, брая аура школы. Я ходил по коридорам и вспоминал счастли-

за военные дни»… (Александр Межиров). Сегодня большин-

вые мгновения прошлой жизни. Становилось легче.

ство наших учителей живы лишь в воспоминаниях. Учат ли

И ещё по теме. Совсем недавно случайно разговорился с да-

они ангелов в небесной школе, или отдыхают от земных уче-

мой примерно моего возраста, которая признала во мне вы-

ников, кто знает… Но мы их помним и любим. Даже, исходя

пускника школы, в которой училась и она. Оказывается в том

из послужного списка выпускников только нашего класса, нам

году, когда мы её заканчивали, она перешла в шестой класс, повезло с учителями. Компания получилась внушительная.

и вместе с подружками обсуждала достоинства и недостатки

Среди нас доктор технических наук, четыре кандидата наук, ди-

мальчиков-выпускников. Так вот, как выяснилось, она из всех

ректор завода, два полковника, два заведующих отделениями

тогда выделяла меня. Как я ей благодарен за это признание. Я-то

медицинских клиник, завуч спортивной школы, заслуженные

думал, что интерес ко мне абсолютно нулевой, и это примиряло

работники промышленности и культуры, лауреаты литератур-

198

199

ных и отраслевых премий, писатели, композитор, экономисты, безрадостно. Потом, в середине десятого класса я написал оче-

врачи, инженеры, учителя… И это только то, что мне извест-

редное гениальное, как мне казалось, стихотворение о вечер-

но точно. С некоторыми одноклассниками не встречался по-

нем городе, дожде и душевном томлении и показал его Алек-

сле окончания школы ни разу, и возможно их карьера ещё бо-

сею Михайловичу. Он прочитал его, приобнял меня за плечи

лее утешительна и поучительна. Кстати, по партийной линии, и сказал неожиданную в тот момент фразу: «Ты, Володя, стихи

почему-то, никто не пошёл. Но это, может, и к лучшему. Дей-

не пиши. Ты прозу пиши». Я просто обалдел от этого. Но охота

ствительно, повезло, все учителя были хорошие, достойные.

сочинять рифмованные тексты действительно исчезла. Надол-

Но и среди них двое, на мой взгляд, — просто выдающиеся. Это

го. Впереди был машиностроительный институт, тракторный

учительница математики Анна Абрамовна Погорельская и пре-

завод, армия… И только там проза армейских будней способ-

подаватель русского языка и литературы Алексей Михайлович

ствовала реанимации поэтического осмысления окружающей

Ушаков. «Ручки к бою!» — этой фразой он, в прошлом боевой

действительности. Так что, совет был справедливый и мудрый.

офицер, прошедший войну, предварял контрольный диктант

Правда, прозу я тоже не писал. Но читал — изрядно. Алексея

или сочинение. В чём секрет его умения привить любовь к ли-

Михайловича после армии я встретил один раз — выглядел

тературе даже тем, кто до той поры чтение относил к разряду

он ужасно. Неухоженный, в застиранных спортивных штанах

не вредных, но не нужных привычек? Наверное, в обаянии сим-

и тапках… Он не стал разговаривать, кивнул и прошёл мимо.

патичной Личности, в человечном, уважительном отношении, А в моей памяти и сегодня — энергичный, артистичный, из-

умении создать свой образ и артистично вести его жизненную

лучающий обаяние и уверенность в правоте своего дела и всей

линию. Я его обожал. Литература и так была моим любимым

жизни. Светлая память. Анна Абрамовна с первого мгнове-

предметом, а с Алексеем Михайловичем и вовсе стала куль-

ния знакомства с нами давала уроки не только математики, товым занятием. Кроме того, он ведь был ещё и болельщиком

но и интеллигентности, воспитывая чувство собственного до-

«Зари», обсуждая с нами её результаты и перспективы. Это до-

стоинства, уважения к личности. Её уроки были похожи на ин-

бавляло баллы в нашем представлении и ему, и «Заре».

ститутские лекции и семинары с конспектами и обращением

Летом после девятого класса мы всей семьёй три недели

на «Вы». Любовь к ней, по-моему, была всеобщей. Соответ-

жили в деревянном домике на базе отдыха на Донце. Условия

ственно, и математику учили старательно. Знания оказались

были спартанские, но соседство с рекой и благоустроенным

настолько крепкими и хорошими, что и спустя 25 лет после

пляжем, наличие лодочной станции, столовой с телевизором, окончания школы, я смог быстро и правильно решить все три

близость остановки пригородного поезда делали отдых замеча-

варианта выпускного экзамена, который сдавал класс, где учи-

тельным. В соседнем домике обитал Алексей Михайлович с су-

лась моя дочь Ира. Класс был с углубленным изучением языка

пругой. Он с удовольствием вёл беседы с папой обо всём на све-

и литературы, и, следовательно, с полным незнанием матема-

те, пытался разговорить меня, но я от стеснения и волнения

тики. Я сидел в соседней комнате, а классная руководительни-

(как же, с самим Алексеем Михайловичем общаюсь!) терял дар

ца по мере решения мною задач и примеров способствовала

речи и ограничивался односложными предложениями и меж-

их успешной доставке на парты экзаменующихся. В общем, дометиями. Тем не менее, в мой адрес им было сказано, что ли-

экзамен сдали хорошо. Я был очень доволен. Спасибо Анне

тературу я знаю отменно, пишу без ошибок, но учиться лучше

Абрамовне. Если с математикой (той, которую называют эле-

идти в машиностроительный институт, получать нормальную

ментарной) отношения складывались на основе определённо-

специальность. Эти педагогические наставления родителями

го взаимопонимания (даже на городской олимпиаде был бли-

были восприняты с пониманием и одобрением. Я встретил их

зок к призовому месту), то с физикой — на уровне спецкласса

200

201

по литературе. Сказывалась, видимо, близость мироощуще-

Анатольевна. Прервав ответ кого-то из моих одноклассников, ния. И если механику, термодинамику и оптику я с трудом, она развернулась в нашу сторону, и на её лице я увидел отра-

но осваивал, то электромагнетизм даже в рамках школьной

жение своих переживаний. Наплевав на принципы педагогики

программы был за гранью познания. Тем не менее, благода-

и преподавательской солидарности, она свистящим шёпотом, ря учительнице физики, выпускнице МГУ Инне Анатольевне

в котором слышались отнюдь не соловьиные рулады, пере-

Софроновой, отношения с мудрёной наукой удалось поднять

спросила: «Что-что? Владимир Ефимович, Вы в своём уме, или

до небывалых высот. Она тоже вела уроки, как институтские

слегка переутомились? Мальчик идёт на золотую медаль, пра-

пары, её конспект делал законы и правила более доступными

вильно осветил все вопросы (значит, краем уха прислушива-

и понятными, а мои старание и усердие прокладывали маги-

лась и к моему ответу), что Вы выдумываете»? Изумлённый

стральный путь к твёрдой «пятёрке». Тем более, учитывая, что

столь эмоциональной реакцией старшего товарища, Владимир

каверзные задачи на трение и движение грузов по наклонной

Ефимович сдал позиции моментально: «Нет, я понимаю, без-

плоскости иногда решались с папиной подачи «заводской про-

условно, хороший ответ, всё правильно, можно ставить «пя-

фессурой» из бюро прочностных расчётов, я вообще приобрёл

тёрку». Дальнейшую часть беседы высоких сторон я не слы-

стойкую репутацию оригинально мыслящего физика-теорети-

шал, поскольку был отправлен за дверь. В коридоре первой

ка, достойного представлять школу на ученических олимпиа-

меня поздравила классная руководительница, учительница

дах. Успехов я там не снискал, чем озадачивал и расстраивал

химии Таисия Ивановна Марченко. Я не стал дожидаться окон-

добрейшую Инну Анатольевну. Она считала, что меня недооце-

чания экзамена и пошёл домой. Ещё издали увидел стоящих

нивают. Из шести выпускных экзаменов физика была послед-

на балконе маму и дедушку. «Ну, как?» — они крикнули хором.

ней. Первые пять я уже сдал на «отлично», и до золотой медали

И я вскинул руку вверх — «Золотая медаль»! Я не часто видел

оставался последний и решительный шаг. Конечно, я боялся

деда плачущим, но в тот день, когда он открыл мне двери, в его

сложной задачи, а все теоретические вопросы запомнил, как

глазах были слёзы. Он обнимал меня и повторял: «Бог всё ви-

магнитофон, включая электромагнитные засады и ядерные

дит». И я был счастлив. Но всё ещё только начиналось. А Инну

распады. На счастье, и задача попалась не трудная, даже сей-

Анатольевну потом я несколько раз встречал в городе. Она

час помню — нужно было дорисовать простейшую электриче-

с одобрением узнала, что я на заводе занимаюсь термодинами-

скую схему с лампочкой. В общем, ура! Но нельзя радоваться

ческими и аэродинамическими расчётами: «Всегда говорила, заранее. Тогда я об этой мудрости не думал. Бодро оттарабанил

что у тебя прекрасные знания по физике». Но и мои поэтиче-

всё, что вспомнил, второму преподавателю — молодому по тем

ские опыты встретила без разочарования. Подаренную мной

временам и амбициозному Владимиру Ефимовичу Шершеру,

книгу прочитала, потом позвонила по телефону и очень тепло

который снисходительно выслушал меня и решил задать до-

о ней отозвалась. Такой она была — не только хорошим учи-

полнительный вопрос — объяснить принцип работы двигателя

телем, но и человеком. Кто-то сказал, что науки делятся на две

внутреннего сгорания. Но и это не повергло меня в ужас. Объ-

группы: физику и собирание марок. Но есть же ещё и химия, яснил принцип работы, нарисовал схему рабочего процесса…

реакция на которую у меня всегда была положительной. Навер-

Предвкушая счастливое мгновение, смотрел на учителя

ное, и благодаря Таисии Ивановне, тоже. Её называли «Таечка», в ожидании вердикта. Тот не заставил долго ждать и пробор-

хотя иногда буква «е» пропускалась. Но всё равно это звуча-

мотал: «Ну что ж, неплохо. Твёрдую «четвёрочку» заслужил».

ло — любя. Она была доброй и заботливой. На родительских

Как я не потерял сознание от удивления и огорчения, даже сей-

собраниях подробно рассказывала о каждом ученике, делала

час не пойму. На моё счастье его бормотание услышала Инна

выводы и давала рекомендации. Поскольку на собрания чаще

202

203

ходил папа, возвращался он оттуда с двойственными чувства-

тоже повод для размышлений. Украинский язык в классе учи-

ми: во-первых, было приятно, что меня хвалили, а, во-вторых, ли не все, можно было получить от него освобождение, если

«твоя Таисия истомила совсем — оно мне надо, их чужое горе, родители переехали из других союзных республик. Избежать

как они учатся, что им надо делать…» Заботливой и доброй она

освоения «соловьиной мовы» можно было и по медицинской

и осталась в памяти. А знания катионов и анионов не пригоди-

справке — если для ослабленного детского организма это обо-

лись совсем. Хотя химия — это жизнь, тем более, генно моди-

значалось, как непосильная дополнительная нагрузка.

фицированная, с консервантами и антиоксидантами. Всё-таки, Но абсолютное большинство со второго класса приступа-

что-то в памяти осталось, и из химии, и из биологии, из кото-

ло к методичному и основательному изучению украинского

рой — гены, а также таинственные аденозин-трифосфорная

языка (помню на первых страницах учебника фразу «Евгэн

и дезоксирибонуклеиновая кислоты (вот оно, торжество школь-

грае») и достигало в этом процессе стабильно приличных ре-

ных знаний!) Елена Владимировна Пипко твёрдой рукой вела

зультатов. Для людей моего поколения писать, хорошо читать

своих учеников по извилистым тропам биологической науки, и сносно говорить на языке великого Кобзаря — сложности

лишь недавно избавившейся в то время от клейма «продажной

не представляет. И всё это достигалось без назойливой настой-

девки империализма» (точнее, так идеологические мракобесы

чивости и безумного стремления к тотальной украинизации.

называли генетику). В отличие от них Елена Владимировна

Мои родители тоже не сомневались в необходимости знания

сумела придать биологии в рамках школьной программы вес

украинского, и потому, учитывая старательный характер, я его

едва ли не главной науки. Спокойная, ироничная, уверенная

знаю, не как родной, но как родственный, это точно. Спасибо

в себе, она вызывала уважение даже у тех, чьи знания не же-

учителям Марии Ивановне и Александре Григорьевне — бла-

лали преодолевать обложку учебника. Помню, как вымачивал

годаря им не самый любимый предмет давался без видимых

в соляной кислоте куриные кости, чтобы продемонстрировать

проблем, а полученные знания оказались достаточными, что-

на практике наличие кальция и его роль в строении организма

бы не только общаться, но и работать журналистом в незави-

(Елена Владимировна отмечала, что кое у кого и мозги, схожие

симой Украине. Ещё немножко о языке и культуре. В тради-

с куриными, неплохо было бы продезинфицировать в кислоте).

ционно русскоговорящем Луганске украинская речь на улице, Это у неё шутка юмора была такая. Кости приобретали рези-

в повседневных разговорах слышится не часто и сейчас. А в на-

новую гибкость, что и становилось итогом эксперимента и ос-

чале 90-х — и того реже. Я её услышал (на уровне суржика) нованием для получения «пятёрки», которыми строгая Елена

из уст некоторых депутатов городского совета. Этим они, ве-

Владимировна никого не баловала. Уважение было (и оста-

роятно, утверждали свою бунтарскую «украинскость». Было

лось) всеобщее и искреннее. Наверняка, не все преподаватели

видно (вернее, слышно), что знают они мову, если не хуже, удостаиваются его. Елене Владимировне это удалось. Светлая

то и не лучше меня. По крайней мере, я постоянно улавливал

память. «Надо себя сжечь, чтоб превратиться в речь. Сжечь

допускаемые ими «русизмы», но их это не смущало. Представ-

себя дотла, чтоб только речь жгла». Красивый, но сомнитель-

ляю, как коробила эта суржиковая смесь утончённого знато-

ный совет классика советской поэзии сегодня пытаются вирту-

ка украинского языка и культуры Юрия Алексеевича Ененко, ально (и не только) реализовать, причём отнюдь не его поклон-

с которым мы были в одной депутатской комиссии. Он, кста-

ники. Сжигают, правда, не себя, но речь — как одна из причин

ти, начинал общаться на истинно певучем украинском языке

для испепеляющей ненависти присутствует. «Один язык, одна

только в случае, если слышал подобную речь из уст собесед-

нация» — это тревожное заклинание в далёкие тоталитарные

ника. А обычно говорил на прекрасном, литературном русском

времена моих школьных лет было просто немыслимо. И это —

языке. Это и есть образец интеллигентности, порядочности

204

205

и, как принято сейчас говорить, толерантности. Так же ведёт

сто здоровым человеком» — его слова подтверждаются каждый

себя и ещё один мой дорогой друг и литературный наставник

день. А он свою правоту доказывал собственной судьбой, пре-

Николай Данилович Малахута, знающий мову, возможно, как

одолевая астму, оставаясь до последнего в хорошей спортивной

никто другой в нашем крае. Уважая собеседника, он никогда

форме. Доброжелательным и очень достойным человеком был

не доставит ему затруднение, говоря на языке, который не яв-

и Павел Фёдорович, прошедший войну и не ожесточивший-

ляется для того повседневным, родным. А сам, кроме русско-

ся, а наоборот, проникшийся любовью к жизни, к детям. Хоть

го и украинского в совершенстве знает, практически, все сла-

и называл нас «зондер-командой», но относился к неумелости

вянские и вдобавок литовский. Но, чтобы так себя вести, надо

с пониманием, кое-чему научил, в первую очередь, порядку

быть Личностью, не только любящей родную речь, но и уважа-

и соблюдению чистоты на рабочем месте. По крайней мере, ющей все языки. Это, к сожалению, встречается редко, и по-

в его мастерских всегда был порядок, а запах стружки и столяр-

тому неприятности у нас случаются так часто. Говорят, что

ного клея в памяти — оттуда, из школьных уроков труда. «Пред

умение молчать на нескольких языках — это тоже искусство.

будущим мы не властны, но прошлое — в наших руках» — эту

И, всё же, учителя дали нам возможность говорить, причём

фразу как-то сказала наша учительница истории Лидия Еме-

не только на русском и украинском, но и на английском. И, как

льяновна, озадачив и посеяв сомнения в достоверности всех

выяснилось в дальнейшем, весьма неплохо для выпускников

исторических сведений.

средней школы. Майя Рафаиловна и Виктория Ивановна дей-

Она была молодая и, как сказали бы сегодня, сексапильная.

ствительно не выходили за рамки школьной программы, но их

По крайней мере, Коля Кравченко (о нём я уже тоже вспоми-

«пятёрки» легко конвертировались потом в репутацию знато-

нал) как-то сказал мне по дороге домой из школы, что Лидия

ков языка и в институтах, и после, когда возможность общения

ему снится по ночам. Мне, в силу моего неспешного развития, с носителями иностранной речи стала общедоступной. Так что, она не снилась, но интерес к изучению и осмыслению истории

фраза «знает русский со словарём, а иностранный с переводчи-

пробудила. За что искренне благодарен.

ком» — не про нас. Жаль, но на уроках физкультуры языковая

продвинутость никак не способствовала продвижению по по-

Событий в бытие сплетенье и быта шаткая основа —

лосе препятствий, главным из которых был пресловутый «ко-

И всё — лишь ветра дуновенье, что обернулось вещим словом.

зёл». Любимой четвертью была «игровая» — третья, и нелю-

А в мыслях времена и лица — на плюс и минус вновь разъяты..

бимой — «гимнастическая» — вторая (одна радость — самая

И вновь — страница за страницей слова, как памятные даты.

короткая). Брусья, кольца, перекладина — всё это было страш-

* * *

нее высшей математики и физики вместе взятых. С благодарно-

История начинается с географии, как судьба —

стью помню сочувственное отношение ко мне учителей физры

со строки

биографии.

Валентина Иосифовича (о нём уже писал) и Павла Антонови-

Как с глотка молока — сервиз. А строка ведёт вверх и вниз.

ча (его, естественно, называли «Полтонныч», а учителя труда

Мимо танков и мимо трамвая, в направлении ада и рая,

Павла Фёдоровича — «Полвёдрыч»). Павел Антонович как-то

Поминутно меняя маршрут и жонглируя «ТАМ» и «ТУТ».

провёл с нами формально классный час, а на самом деле — про-

сто дружескую беседу, в процессе которой поделился очень

Путь от «тут» до «там» при всей своей растянутости вдоль

хорошими жизненными советами. Рассказал о комплексах

жизненной параллели — весьма краток и ограничен. Неогра-

спортивных упражнений, о пользе закалки, умывания по пояс

ниченна лишь память, в которой некоторые события и даты

холодной водой, о диете… «Важно быть не спортсменом, а про-

не теряют свежести и спустя десятилетия. А некоторые — ис-

206

207

чезают, словно их и не было. Вечная загадка. Не о всех я вспом-

классов в тот год было шесть. Всех по очереди вызывали к пре-

нил, но всем учителям благодарен. И Николаю Иосифовичу

зидиуму, и директор школы Алексей Николаевич Стецюк (стат-

Петлицкому, в том числе. Он преподавал черчение, был строг, ный, с благородной сединой, настоящий директор!) поздравлял

пунктуален, ироничен, обладал своеобразным чувством юмо-

и вручал аттестаты. В нашем классе было двенадцать медали-

ра. Ученики звали его «Петлюрой» и боялись, как огня. Свою

стов! Три — золотых (Лариса Василишина, Лена Соколик и я),

«четвёрку» в аттестате, которую он мне влепил после восьмо-

и девять — серебряных. По-моему, коробочки с медалями выда-

го класса, я пересдавал в десятом. Нужно было сделать чертёж

ли под роспись в учительской спустя несколько дней. Но и без

болтового соединения. Проклиная всё на свете, я при активной

коробочек ощущение счастья было непередаваемым! Для меня

папиной поддержке со второго или третьего раза одолел общий

это была первая настоящая, выстраданная жизненная победа, вид, расставил в соответствии с требованиями единой системы

очень важная в процессе преодоления собственных комплек-

конструкторской документации размеры и даже технические

сов, неверия в свои силы и возможности. Я понимал, что впе-

требования (на которые потом Николай Иосифович с недоуме-

реди всё будет только труднее, но чувство радости и торжества

нием взглянул, видимо оценив степень родительского участия

в тот момент было всепобеждающим. В спортивном зале были

в создании чертёжного великолепия). «Ладно, — сказал он, —

накрыты столы с шампанским и пунцово-изумрудным поми-

всё равно чертёжником не будешь, ибо по складу ума — чистый

дорно-огурцовым изобилием.

гуманитарий. Ставлю тебе «пять». Но отцу — отдельное спаси-

Родители продумали (и оплатили) достойное меню, навер-

бо. Чертёж возьму на выставку школьных работ». Жизнь по-

ное, всё было очень вкусно, но я ничего не помню. Помню толь-

казала, что он и ошибся, и одновременно был прав. Черчение

ко вкус победы. Потом были танцы во дворе и подписи на па-

достаточно долго, серьёзно (и мучительно) изучал в институте, мять в фотоальбомах. Мне и сейчас стыдно — писал какую-то

да и работать с чертежами в конструкторском бюро пришлось

не к месту вспомнившуюся фразу на латинском языке (назы-

ещё долгих 23 года. А прав был в определении склада ума. Он, вается, выпендрился). Под утро пошли гулять в центр, на пло-

всё же, более гуманитарный. Но, думаю, аэродинамические

щадь Героев (идти-то было минут пять). Там выпили по глотку

и гидравлические расчёты от этого не пострадали. Говорят, что

вина (сладкая «Варна») и разошлись. Всё. Сладость выветри-

самая искренняя и преданная любовь к школе возникает после

лась. Школа закончилась. Надо было готовиться к приёмным

выпускного вечера. Наверное, это правда. Любить домашние

экзаменам в институт. Даже страшно подумать, как это было

задания и контрольные работы приятнее и спокойнее на рас-

давно. Прошла целая жизнь с приобретениями и утратами, стоянии, и пространственном, и временном. А выпускной

со сменой государственности и политического строя. С миром

вечер был хорош! Ряды сидений расставили во дворе под от-

и войной. Даже климат, и тот поменялся. И всё — в худшую

крытым небом, погода была соответствующая событию. Я был

сторону (это уже дань старческому брюзжанию). Я был кон-

в чёрном костюме, купить (достать) который оказалось нелег-

структором, журналистом, редактором… Поэтом. Меня часто

ко. Помог папин сотрудник «через завсклад, туваровед, и, со-

приглашали на творческие встречи в школы, техникумы, ин-

ответственно, через задний крильцо», как говорил гениальный

ституты. Но ни разу — в родную двадцатую, которая вскоре пе-

Райкин. Достали не в магазине, а на какой-то базе, без пример-

реехала в новое здание. Может быть, поэтому… Впрочем, нет, ки, но фигура у меня уже на то время была близкой к стандарт-

один раз — пригласила сестра Лены Соколик Галина, которая

ной. Чешский костюм сидел хорошо (я в нём ещё через пять

работала здесь учителем. Я поделился с ней своими грустны-

лет сходил и на институтский выпускной вечер). Выпускных

ми размышлениями, и она (добрая душа) тут же организовала

приглашение на встречу со своими учениками. Первые годы по-

208

209

сле окончания школы мы собирались в день встречи с выпуск-

С О Д Е Р Ж А Н и Е

никами в начале февраля. Но с каждым годом нас приходило

всё меньше. Заботы, семьи, работа, усталость… Несколько лет

Э. Сокольский. Отблеск рая ............................................................... 3

назад встретились на очередном юбилее школы, который от-

А. Медведенко. Небесный знак .............................................................5

мечался в зале областного драматического театра. Нас пришло

немного. А тех, что старше — ещё меньше, совсем мало. Увы, НИЧЕГО НЕ ИЗМЕНИЛОСЬ

к моему изумлению, вечер проистекал казённо и даже уныло.

В душе – мерцающий, незримый свет ................................................10

Немного теплоты и душевности (ещё и фирменного юмора) до-

Выжить… ..................................................................................................10

бавили лишь выступления знаменитых выпускников-ветера-

Ты слышишь, как сердце стучит у меня?...........................................11

нов, почётных граждан Луганска Бориса Локотоша (светлая па-

Было и прошло. Но не бесследно ........................................................11

мять!) и Владимира Гончарова. Ведущие вспоминали педагогов

И, в самом деле, всё могло быть хуже ................................................11

прошлых лет, хвалили и раздавали грамоты и подарки нынеш-

Не изабелла, не мускат ...........................................................................12

ним. До наших любимых учителей очередь не дошла. Их уже

Яблоки-дички летят, летят… ................................................................12

забыли. Я попытался восстановить справедливость, и когда

В раю не все блаженствуют, однако ....................................................12

Природа танца – в танцах от природы ..............................................13

предоставили слово, вспомнил их. И поблагодарил. Надеюсь, Нет времени объятья раскрывать .......................................................13

они меня там, на небесах, услышали.

Лежит судьба, как общая тетрадь .......................................................13

На рубеже весны и лета .........................................................................14

Когда уйдем со школьного двора

Тёплый ветер, как подарок с юга .........................................................14

под звуки нестареющего вальса,

Учитель нас проводит до угла,

«Неделовым» прописаны дела .............................................................15

И вновь — назад, и вновь ему с утра —

Какою мерою измерить ..........................................................................15

Встречай, учи и снова расставайся,

Претенденты на победу в марафоне ..................................................16

когда уйдем со школьного двора.

Я не знаю, за что и как ...........................................................................16

Пройди по тихим школьным этажам.

Ничего не изменилось ...........................................................................17

Здесь прожито и понято немало!

Был голос робок, мел в руке дрожал,

КАЖДЫй ВИДИТ ЛИШЬ ТО, ЧТО ХОЧЕТ

Но ты домой с победою бежал!

Запах «Красной Москвы» ......................................................................18

И если вдруг удача запропала, —

Голос эпохи из радиоточки ...................................................................18

пройди по тихим школьным этажам.

Уходит время бескорыстных песен .....................................................19

Для нас всегда открыта в школе дверь.

Блеск хромовых сапог тогда .................................................................19

Прощаться с ней не надо торопиться!

Как живётся? – В контексте событий .................................................19

Ну как забыть звончей звонка капель

Открыта в комнату воспоминаний дверь .........................................20

и девочку, которой нес портфель?

Инерция… ................................................................................................20

Пускай потом ничто не повторится, —

Прощаемся пока не навсегда ................................................................21

для нас всегда открыта в школе дверь.

Мой дед здороваться любил .................................................................21

(Алексей

Дидуров)

Детство .......................................................................................................22

Мама, всё получилось не так ................................................................22

Надо, чтоб всё, в аккурат, совпало ......................................................23

Дышу, как в последний раз ...................................................................23

210

Заскакивал в последний вагон .............................................................23

Удача в профиль и анфас .......................................................................38

От возраста находок вдалеке ................................................................24

Всё – как прошлой зимой ......................................................................39

Приходили в комнату тени ...................................................................24

Невзначай, ненароком, случайно ........................................................39

Каждый видит лишь то, что хочет ......................................................24

Никого по отдельности нет ..................................................................40

Не хватает не злости ...............................................................................25

Несмотря и вопреки ...............................................................................40

И бабка, что курила «Беломор» ...........................................................25

Жизнь, словно пропитана пальмовым маслом ...............................40

Всё остаётся со мной ..............................................................................41

ПРИЗРАК СЧАСТЬЯ

В мои летящие песни ..............................................................................41

Упавшее небо давит на плечи...............................................................26

И тень в окне, и мысли озаренье .........................................................26

ВНЕ ВРЕМЕНИ И ВНЕ ПРОСТРАНСТВА…

С низкого старта – как в школе учили ...............................................26

Потаённый тает свет ..............................................................................42

Из поцелуев, слёз .....................................................................................27

Параллелограмм перестраивается ......................................................42

Толстый и застенчивый «жиртрест» ..................................................27

Говорят, надежды умирают ...................................................................42

Плотная парадная колонна ...................................................................28

Оттепель бывает летом .........................................................................43

Как называется это кино? .....................................................................28

Незаконченность мира, любви, перемен ...........................................43

У первых холодов – нестрашный вид ................................................28

Всё то, что было мелочным и зыбким ................................................43

Осень слышна едва-едва ........................................................................29

А в детстве были витамины радости .................................................44

Не подсказываю никому ........................................................................29

Искать и находить слова ........................................................................44

Мне все ещё как будто невдомёк .........................................................29

От перекрёстка тревог ...........................................................................44

Идут незримые минуты .........................................................................30

Надо учиться забывать ..........................................................................45

Забывая время полицаев .......................................................................30

Воспарил во сне, как наяву… ...............................................................45

Символ-памятник исчезнувшей эпохи .............................................31

Непредсказуемость мозаики судьбы ..................................................46

Почему сквозь годы густо льётся кровь ............................................31

Мы с тобой – в параллельных мирах .................................................46

Бессмертие – у каждого своё ................................................................31

Среди потока людей и машин ..............................................................46

Всё перепутано и недосказано .............................................................32

У дружбы и любви на страже ...............................................................47

Он попал под автобус «Ростов – Мариуполь» .................................32

Кленовых вертолётиков полёт .............................................................47

Звезда дороги – за окном ......................................................................32

Вхожу, как невидимка ............................................................................47

Остановка в пути ....................................................................................33

Вне времени и вне пространства ........................................................48

Над кабинетами, над приёмными .......................................................33

Вращение велосипедных спиц .............................................................48

Телеэкранность автобусных окон .......................................................49

ЗА ГРАНЬЮ ДЫХАНЬЯ

Восходить к абсолюту покоя ................................................................49

Перпендикуляр в параллельных мирах… .........................................34

Неоновые многоточия гирлянд ...........................................................49

Медальный отблеск крышек от кефира .............................................34

Не хватает света по утрам .....................................................................50

В последнюю минуту сна.......................................................................34

Радость ожидания родных ....................................................................50

Убивали, стреляли ..................................................................................35

Я словно подключен к розетке .............................................................50

В Освенциме сегодня тишина ..............................................................36

Где-то вдалеке ...........................................................................................51

Из-под снега выглянет асфальт ...........................................................37

Хрупкое равенство дня и меня ............................................................51

Снегу не хватает белизны ......................................................................37

Небо сменило кожу, деревья меняют краску ...................................52

То ли тень, то ли облако.........................................................................38

Сквозь солнечность надежд прощального тепла ............................52

Фотошоп не разгладил тревожные сны .............................................52

Мамонтов сгубила доброта ...................................................................66

Где-то на окраине тревог .......................................................................53

Зима обживает пространство ..............................................................66

Снова повод похож на причину ..........................................................53

В небесную высь .....................................................................................67

Отсверкали веселые дни ........................................................................53

Заводской трубы погасшая сигара ......................................................67

Понимаешь, какие дела ..........................................................................68

УДАР ЗА УДАРОМ…

Эта пуля не убила меня ..........................................................................68

Удар за ударом ..........................................................................................54

Зачем всё это происходит? ....................................................................54

ЖИЗНЬ, КАК СОБАКА, ВОЕТ НА ЛУНУ

Как плахи нет без палача, ......................................................................55

Когда прилетают снаряды .....................................................................69

Готовы оправдать любое зло ................................................................55

Все уже не может быть, как прежде ....................................................69

Добро опять проигрывает матч ...........................................................55

Город захвачен в плен .............................................................................70

Все вокруг досадно и нелепо ................................................................56

Стихи не убеждают .................................................................................70

Среди кривых зеркал..............................................................................56

Поезда сюда не идут ...............................................................................71

Упасть намного легче, чем подняться ................................................56

Вот замысел, неведомый уму ................................................................71

Среди чёрных и белых ...........................................................................57

Увидь меня летящим ..............................................................................72

Растекается, плавясь, не прошлое время, а память ........................57

И жизнь коротка .....................................................................................72

Приспособиться и быть, как все .........................................................57

Ненависть не учит любить ....................................................................72

У разных мыслей – общая основа .......................................................58

Уже и небо почернело, как река ...........................................................73

Венозной крови пенье под иглой ........................................................58

Добро и зло меняются местами ...........................................................73

Начинается новый круг .........................................................................59

Чужая сытость пахнет кровью .............................................................73

Сигаретный дым уходит в небо ...........................................................59

Вновь бесноватость назначает встречу .............................................74

Мне всё дается .........................................................................................59

Расстреливая села, города .....................................................................74

Облака плывут с востока .......................................................................60

Тень Шекспира .........................................................................................74

Сбой в системе координат ....................................................................60

«Миру – мир» заменили на «Смерть врагам» ..................................75

Сувенирная резьба и позолота ............................................................61

Всему свой срок. И снова листопад ....................................................75

Всё своё – лишь в себе, в себе...............................................................61

Война не мировая ....................................................................................75

Когда закончится война .........................................................................76

ОЖИДАНИЕ ЧУДА

Все закончится когда-нибудь ...............................................................76

Подожди, душа моя ................................................................................62

В городе фонтанов .................................................................................77

Ожиданье чуда, как любви ...................................................................62

И мобильная связь ..................................................................................77

Душа моя, мне хорошо с тобой ............................................................62

Земля… ......................................................................................................78

Гудки локомотивов маневровых..........................................................63

О солдатах столько песен и стихов .....................................................78

Не слова, не отсутствие слов… ............................................................63

Самолёты летают реже ..........................................................................63

ОТКУДА РОЖДАЕТСЯ ЗЛОСТЬ?..

И взгляд, как поцелуй, короткий ........................................................64

Канонадное эхо кузнечного цеха ........................................................79

Опять всё мелочно и зыбко ..................................................................64

Отболев, появляется снова ...................................................................79

Давай не думать о плохом .....................................................................64

Жизнь не похожа на ту, что была ........................................................80

История любви забытой ........................................................................65

Мои друзья меня не понимают ............................................................80

Любовь, как поэзия, без дураков ........................................................65

А в море под названием «война» .........................................................80

Вновь жизнь пульсирует, как рана .....................................................81

От поцелуев до проклятий ....................................................................98

Ружье висит и не стреляет ....................................................................81

Обмену не подлежит ..............................................................................98

Подобно рыбкам на сковороде ............................................................82

Долгожданный, как в прошлые годы трамвай ................................99

Если не слышать друг друга ..................................................................82

Не радикулит мешает подняться с колен ..........................................99

Вспоминаю армейскую жизнь .............................................................83

Всё бывает нежданно-негаданно .........................................................99

Была шинель мне велика .......................................................................83

Не отключается кнопка «Прошедшее время» ..................................100

Пахнет армией зима ...............................................................................84

Суровый Бог деталей .............................................................................100

В полковой библиотеке благодать .......................................................84

В промежутке между взрывами — война .........................................100

Что это? Горьких вишен .........................................................................85

Абрикосов золотой запас ......................................................................101

У доброты – всегда в запасе ..................................................................85

Слова по поводу, без повода .................................................................101

Детство пахнет .........................................................................................85

Захлебнулась одиночеством гармонь .................................................101

Бурьян пророс из детства моего .........................................................86

Включалась «Ригонда» ...........................................................................102

Откуда рождается злость ......................................................................86

На повороте визжат тормоза ...............................................................102

Принимаю горечь дня ............................................................................102

ЕСТЬ ЕЩЁ ДЛЯ СЧАСТЬЯ ВРЕМЯ

А смысл разве в том, чтобы слаще поесть ........................................103

Взгляни в окно .........................................................................................87

Посмотришь на небо — как будто ракета .........................................103

Здесь все, как прежде .............................................................................87

Тороплюсь, не поспешая .......................................................................103

Обретение .................................................................................................87

Связаны по рукам и ногам ....................................................................104

Я жил на улице Франко .........................................................................88

Купить подешевле, продать подороже…...........................................104

Город европейский мой .........................................................................89

Всё хорошо. Только небо сердито .......................................................105

Не хочется уходить .................................................................................90

Осень поспит еще ....................................................................................105

Отсутствие ветра.....................................................................................91

Кто они? Кем же себя возомнили ........................................................105

Стараюсь не делать зла ..........................................................................91

Невидимая тень идёт за нами вслед ...................................................106

В чём-то похож на всех ..........................................................................91

Кажется, что смотрю в даль ..................................................................106

У воспоминаний – сладко-горький вкус ...........................................92

Даже забегая вперед ...............................................................................107

Шаг за шагом познаю себя ....................................................................92

Как мне обнять то, что с детства любимо .........................................107

Едем, едем… ............................................................................................93

Всё это нужно пережить ........................................................................108

От мыса «Надежда» до города «Счастье» ..........................................93

У каждого – свое ......................................................................................94

Притворяюсь веселым ...........................................................................94

ВСЁ МОГЛО БЫТЬ ХУЖЕ... ................................................................109

В простоте старинной ............................................................................95

ШКОЛА НА ВСЮ ЖИЗНЬ ...................................................................147

Не хочется спешить ................................................................................95

НОВЫЕ СТИХИ

Я, к сожаленью, видел это .....................................................................96

Жизнь продолжается .............................................................................96

Всех ненавидящих — прощаю .............................................................96

Не выкорчевываю корни .......................................................................97

Условно делимы .......................................................................................97

Литературно-художественное издание

Владимир Спектор

ВСЁ ЭТО НУЖНО ПЕРЕЖИТЬ...

Редактор Евгений Степанов

Верстка, макет Марина Кива

Корректура авторская

Бумага офсетная

Гарнитура Minion

Тираж ? экземпляров

Подписано в печать 25.12.2015

Издательство «Вест-Консалтинг»

109378, г. Москва, Есенинский бульвар,

д. 1/26, корп. 1, офис 34. Тел. (495) 978-62-75

Типография ИПК «Квадрат»

Белгородская область, г. Старый Оскол,

проспект Комсомольский, д. 73

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg

Комментарии к книге «Всё это нужно пережить», Владимир Давидович Спектор

Всего 0 комментариев

Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!

РЕКОМЕНДУЕМ К ПРОЧТЕНИЮ

Популярные и начинающие авторы, крупнейшие и нишевые издательства